Классный час-2 [Сергей Тамбовский] (fb2) читать онлайн

Сергей Тамбовский Классный час. Том 2

Настало время удивительных историй

— Понимаешь, Антоша, я тоже из двадцать второго года…

Я чуть не поперхнулся коньяком, но всё же выцедил рюмку до дна.

— Докажи, — предложил ему я.

— Путин, — выдал он мне в ответ, — достаточно?

— Мало, — прохрипел я.

— Ну тогда ещё Ксяоми, четыре-джи и сериал «Игра престолов» — хватит?

— Да, вполне… а как ты сюда попал из нашего 2022-то?

— Ты не понял, — отставил он рюмку в сторону, — я не из две тыщи двадцать второго, а из две тыщи СТО двадцать второго…

--------

Это был серьёзный удар — уж к чему-к чему, но к этому я готов не был. Некоторое время я сидел молча, хватая ртом воздух, как рыбка выброшенная на берег. Но потом собрался с мыслями и нанёс ответный удар.

— И как у вас там в 22 веке-то?

— Сложно, — поморщился Жменя, — гораздо сложнее, чем здесь.

— Сюда тебя послали за мной приглядывать?

— Ну ты уж не преувеличивай свою значимость, Антоша — приглядывать за тобой это дай боже пара процентов от остальных моих обязанностей.

— И тем не менее, обязанность-то такая есть… — констатировал этот факт я, — чёж так по-дурному ты её исполняешь-то?

— Объяснись, — попросил он, наливая ещё по одной рюмке.

— Игры эти голубые, идиотский случай в школьном сортире, зачем лишнего-то на меня навесил перед ментами? Это ж не я тебя стукнул тогда. Да и обвинение в мужеложестве совсем лишнее было…

— У нас к этим делам проще относятся, — лихо махнул он рюмку в рот, — у нас 38 разных гендеров… или 39… забываю всё время, сношения между ними это бытовая проза нашей жизни. Возможно, кое-чего я и неправильно сделал, когда работаешь в поле, разное случается.

— А что там вообще произошло, в этом сортире? — проявил любопытство я, — это и точно твой начальник тебя приложил?

— Я сам упал, — угрюмо ответил Жменя, — случилась разбалансировка поддерживающего поля, вот я и не удержался.

Про поле я уж не стал его спрашивать, всё равно же не пойму ничего.

— А этот… Сергей как его…

— Владимирович, — любезно напомнил мне он, — он позже зашёл, посмотрел на меня, да и сбежал от греха подальше.

— Надо было и мне так же, — задумался я, — минус одна проблема в жизни была бы. На меня-то зачем ты это дело повесил?

— Пришла установка из центра, — огрызнулся он, — поэтому и повесил. Сам понимаешь, надо мной в этом 22 веке много ещё разных инстанций висит.

— А с кассетой что? Я ж туда записал наш диалог, а потом там Тараканище оказался.

— Дистанционное воздействие опробовал, — сказал Жменя, — новая технология даже для нашего времени.

— А почему я таки нашёл этот диалог, но на другой стороне?

— Так я же и говорю, технология новая, неиспытанная — что-то там сбойнуло…

— А в Москве я тебя видел сначала в очереди, а потом в кабинке?

— Это фантомы были, — невозмутимо ответил он, — сбои в системе управления.

— И на трибуне за нами тоже фантом сидел?

— Да, тоже он. Техника сложная, бывает и не такое…

— А зачем ты вообще в Москву-то попёрся? — задал я наконец главный вопрос. — Опять за мной присматривать.

— В том числе. А так разные у меня дела в столице были, о них тебе знать преждевременно.

— А в будке этой трансформаторной — машина времени что ли спрятана?

— Была, — коротко бросил он, — пока её не спалил Волобуев. Шустрый парень, даже чересчур. Пришлось применять спецсредства и закрывать точку.

— И теперь, значит, ты без связи со своим миром остался?

— Временно. Обещали сделать запасной вариант через пару дней.

— А если в целом, — не унимался я, — какие сводки ты про меня в центр свой посылал? Справляюсь я тут или как?

— В целом положительные, — серьёзно ответил Жменя, — учитель из тебя вполне приличный вышел, с ребятами отношения наладил, с коллегами тоже более-менее. С женщинами своими грамотно разобрался, это пять. И творческие начинания неплохие, что магнитофончик этот, что квадрокоптер. Вот только с канадцами и с Леонидом Ильичём промашки вышли…

— В историю типа я вмешался и поэтому что-то пошло не так?

— Как раз вмешательство в историю было предусмотрено сценарием, но последнюю игру наши ребята должны были выиграть с разгромным счётом, это раз…

— А два что?

— А два то, что вместо Брежнева у нас по плану должен был прийти Пельше, а получился Косыгин.

— Косыгин же грамотный экономист, — заступился за него я, — а Пельше… ну что Пельше, комитет партконтроля плюс он же латыш — только красных латышей нам в генсеках и не хватало. И потом, я-то как мог повлиять на выборы главного человека в стране?

— Мог, Антоша мог, — вздохнул Жменя, — ну да ладно, хватит о грустном, поговорим теперь о весёлых вещах.

— Рассказал бы хотя бы в двух словах, какая там жизнь, в вашем 22 веке, — попросил я.

— Разная, — поморщился он, — если интересно, полетели ли мы на Марс и дальше, то нет, не полетели. Бестолковое это занятие, и на Земле есть чем заняться.

— А деньги у вас остались?

— Конечно, куда же без денег… только они совсем нематериальными стали, при рождении каждому младенцу вживляют специальный чип, туда и зачисляют начальный капитал.

— А войны… войны-то у вас есть?

— Конечно, как же без войн… только они тоже нематериальные в основном. У нас вообще в оффлайн мало кто выходит.

— А размножаетесь вы как, тоже через онлайн?

— У нас много способов размножения, через половой контакт среди них даже не в первом десятке будет.

— Ты что-то там говорил о весёлых вещах, — перешёл я к более предметному разговору, разливая остатки Двина по бокалам, — давай — о весёлых вещах гораздо приятнее говорить, чем о грустных. Мне просто интересно, что же мы дальше будем делать, дорогой Тимофей Андреич? — осведомился я, — жизнь ты мне изрядно испоганил, взять хотя бы эти две статьи уголовного кодекса… кстати-кстати, не далее, как несколько часов тому назад капитан из ментовки… ну который очередной раз с меня показания снимал… он был весьма озабочен вашим отсутствием. И просил меня сразу же сообщить им, когда ты появишься в поле зрения. Так мне что — сообщать или погодить?

— Не надо ничего сообщать, — хрюкнул инспектор, — всё равно не успеешь. Относительно же того, что мы будем делать дальше, тут всё по-разному. Что будешь делать ты, мне не очень интересно, а лично у меня срок командировки в 1972 год подходит к концу, осталось всего (он посмотрел на наручные часы… надо ж, Командирские)… всего шесть с половиной минут.

— А потом что? — быстро вычленил я главное звено из всего из этого, — инспектор Жменя пропадёт с концами?

— Тело останется, — любезно сообщил он мне, — а как оно будет себя вести, зависит от твоего поведения.

— Не, ну нормально, — возмутился я, — припёрся тут из своего 22 века, нагадил и назад сваливает, да ещё и кадавра своего мне подбрасывает. Так порядочные люди не поступают.

— У нас там другие понятия о порядочности, — уведомил он меня. — Абсолютно диаметральные вашим.

— Стой-стой, — сделал последнюю попытку я, — вы же там сильно продвинулись относительно нашего 2022 года. Не говоря уж про 1972-й… ты бы оставил тогда хоть артефакт какой-нибудь из вашего времени, наверняка же вам с собой выдавали какие-то такие штуки.

— Догадливый, — снова включил свою гаденькую ухмылку Жменя, — конечно выдавали и даже не одну, а сразу три. Они все у меня в этом чемоданчике.

— Погоди, первая штука это бутылка армянского коньяка что ли? — пронзила меня догадка.

— Ответ неправильный, — недовольно ответил он, — коньяк он и в 22 веке коньяк, это так, для укрепления доверия.

— А что тогда ещё? Чемоданчик же пустой, я туда специально заглядывал.

— Плохо смотрел, Антоша, — и он расстегнул невидимую молнию с длинной стороны дипломата.

Оттуда вывалились три предмета — зелёный шарик диаметром около трёх сантиметров, полосатая палочка в жёлто-синей гамме, где-то в десять см длиной, и красная пирамидка, тоже маленькая.

— И что это такое? — спросил я, тупо осмотрев сокровища. — Детские игрушки напоминает.

— Слушай сюда, Антоша, и запоминай, — перешёл на быструю речь Жменя, — у меня минута остаётся. Шарик это для перемещения в пространстве — чтобы мгновенно очутиться в другом месте, надо… — но договорить он не успел, а как-то разом обмяк в своём кресле и захрипел.

— Эй, постой, — начал трясти я его за плечо, — ты не договорил!

— Часы отстали наверно, время вышло, я ухожу, — выдал он, наконец, осмысленную фразу. — Пока, Антоша, может увидимся когда-нибудь… а с этими штуками сам разберёшься, там ничего сложного нет.

После чего он откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и отключился. Опять ведь кинул, попаданец поганый, подумал я… но додумать не успел, потому что тело Жмени пришло в движение, конвульсии какие-то по нему пробежали.

— Где я? — спросил Жменя-2, — открыв глаза.

— В квартире 25 дома номер 3 по улице героя Покрышкина, — сообщил ему я.

— А ты кто?

Совсем дело плохо, подумал я, но продолжил скармливать ему информацию:

— Колесов Антон Палыч, учитель математики.

— А я что здесь делаю?

— Сидишь на диване, — мне его вопросы уже надоели, поэтому я взял инициативу в свои руки, — а ты… вы то есть Жменя Тимофей Андреич, инспектор районного отдела народного образования, и сейчас пойдёте к себе домой… это в соседнем подъезде, могу проводить.

И я встал и подошёл к этому бывшему-нынешнему Жмене с целью помочь ему передислоцироваться подальше от моего дома. Но не тут-то было — Жменя вскочил на ноги с неожиданной прытью и попытался ударить меня в лицо. Не попал, потерял равновесие и растянулся на полу. Блять, да что происходит-то, подумал я, крыша что ли у него окончательно поехала на почве переноса личности?

— Спокойно, Тимофей Андреич, — попытался урезонить его я, — вы переволновались, вам надо лечь и полежать — а лучше всего это сделать в своей постели. Пойдёмте, я вас провожу.

Но уходить он не пожелал, а вместо этого резво вскочил на ноги и кинулся на кухню. Пить что ли захотел, озабоченно подумал я, заглядывая туда через дверной проём. Но пить Жменя и не собирался, а вместо этого он вытащил из подставки самый большой разделочный нож (так-то у меня их там целых четыре штуки торчало), выставил его перед собой и попёр на меня с устрашающим криком «аааааа!». Я немедленно отпрыгнул назад в зал, соображая, чем можно защититься от этого маньяка… но ничего подходящего на глаза не попалось.

Тогда я взял в руки все три жменевских артефакта, вдруг вывезут… а сам Жменя тем временем медленно придвигался ко мне, заливаясь истерическим смехом и поигрывая ножом в разных плоскостях. А я сначала покрутил между пальцев шарик, но ничего не добился, убрал его в карман и принялся за полосатую палочку… примерно с тем же успехом. И наконец, уже ни на что не надеясь, начал нажимать на все стороны красной пирамидки. При нажиме на третью по счёту сторону со значком, напоминающим букву тэт в иврите, со Жменей вдруг что-то произошло, он перестал двигаться и кричать, а вместо этого тупо оглядел зажатый в руке ножик, а затем взял и воткнул его себе куда-то в район грудной клетки.

— Стой! — вырвалось у меня, — ты чего делаешь?

Просто я живо представил себе капитана из ментовки, как он протоколирует место происшествия и опрашивает меня на предмет этого ножа, и прямо вот в реальном времени увидел себя в роли главного подозреваемого… особенно с учётом предыдущей истории вопроса. Но Жменя-второй слушать мои выкрики не стал, а подошёл к стенке, упёр в неё ручку ножа и довёл таки задуманное до конца — после этого он свалился вниз на ковёр, кровь с его груди обильно начала стекать на пол, а я… ну что я… проверил пульс у Жмени и не нашёл его.

А затем я сел на диван и попытался собраться с мыслями, получилось это откровенно плохо. И полушарии, мои неутомимые советчики в последний месяц, спрятались и не подавали признаков жизни… ладно, поговорю сам с собой, хотя это голимая шизофрения, как утверждал доктор Стравинский.

— Как ты оцениваешь свои дела, кэп? — спросил я сам у себя.

— Хреново, кэп, будто сам не видишь, — ответил я себе.

— И что будем делать?

— Валить отсюда надо, вот что…

— Почему?

— Потому что если ты сейчас ментуру вызовешь, то ни в жизнь не докажешь, что это он сам себя, а не ты его…

— Так отпечатков же на ноже нету…

— Ну как нету — ты ж им пользовался? Хотя бы раз? Вот видишь, есть там всё…

— Ладно, допустим ты меня убедил, свалю я… вот только куда, это первый вопрос…

— А второй какой?

— Всю жизнь же я не буду прятаться, либо найдут, либо когда-то придётся возвращаться — тогда что?

— Во-первых, есть такие места, в коих и за всю жизнь не найдут…

— Магадан что ли?

— Как вариант, хотя и других мест много.

— А во-вторых что?

— Во-вторых, дорогой Антоша, то, что за время твоих пряток могут произойти разные события, в том числе и положительные для тебя. И всё может наладиться само собой.

— Ой, не верю я в такие вот счастливые случайности, — честно признался я самому себе, — всякая херня сама собой регулярно происходит, а чтобы повезло, это очень редко бывает.

— И тем не менее такой шанс есть… а если ты останешься тут, шансов у тебя совсем никаких не будет ни на что, кроме следствия, суда и срока в местах отдаленных.

— То есть ты мне советуешь самому проследовать в эти отдалённые места, а не по приговору?

— То есть да, в Магадане за колючкой и в лагере жить гораздо хуже, чем там же, но вольняшкой на прииске.

— И как же мне прикажешь туда следовать, на эти прииски? Прямиком на вокзал или в аэропорт? Пока в розыск не объявили?

— Слушай… — задумался я-второй, — прямиком наверно не надо, а сделай-ка ты вот что…

И далее он продиктовал мне пункты моего спасения… а первый-я, то есть собственно Колесов Антон Палыч, кивнул головой и принялся их выполнять. Вытащил из шкафа дорожную сумку с ремнём через плечо, закинул туда тёплые вещи, принёс из ванной умывально-бритвенные принадлежности, вытащил всё, что было в холодильнике и в кухонном шкафу, не требующее горячей обработки. Подумал, и ещё туда же нож и ложку положил, нож не тот, естественно, который из Жмени торчал, другой. А сверху всё это закрыл одеялом жаккардовым метисным (как его именовали в таблицах выигрышей денежно-вещевых лотерей), еле-еле сумка застегнулась. И переоделся в спортивный костюм и кеды.

А теперь что… теперь в поход, труба зовёт… на улице давно уже стемнело, так что меня вряд ли кто увидит… стой, артефакты из будущего забыл — сунул три этих хреновинки в карман плаща. Теперь точно всё…

Двор был пуст и тёмен… хотя нет, где-то возле стадиона раздавались детские голоса. Аккуратно обошёл это место десятой дорогой и углубился всё в тот же районный парк, все дороги, похоже, сюда ведут. Мимо той самой трансформаторной будки проследовал с некоторой опаской, вдруг ещё чего выкинет, но нет, обошлось. Северный выход из парка в район соцгородка, миновать винный отдел гастронома номер два — злачное место, тут всегда оживлённо, даже после закрытия. И наискосок через гаражи и пустыри выходим на Калининскую дважды краснознамённую железную дорогу имени Кагановича. Шутка, без имени она, но когда-то была такой.

В полутьме одолевать ямы и колдобины, засыпанные строительным мусором, было не очень просто, но я справился. Примерно через полчаса моих странствий по задворкам Заводского района я наконец выполз к цели моего путешествия — к станции Новокалининск-Сортировочная. Здесь имело место огромное количество вагонов, ждущих очереди на ремонт, и вагонов, уже ничего не ждущих, а просто окончательно списанных. Когда-то в детстве я часто бывал здесь с друзьями, в войнушку мы играли или просто искали, чем поживиться в таком рыбном месте. Так что планировку этого места и примерное расположение подходящих ещё для временного пристанища вагонов я знал неплохо.

А искать здесь меня можно полгода, можно и год, если быть аккуратным и не вылезать куда не надо — охраны-то тут никакой. К тому же пути отступления замечательные — с одной стороны глухие болота и пустоши с Водяными и бродячими собаками, с другой — дремучий лес… с Бабами-Ягами и волками. Нет, сам-то я ни в Водяных, ни в Баб-Яг никогда не верил, но легенды такие ходили. Вот собаки с волками это реальность, сам видел не один раз.

Вагон я себе подобрал после длительных поисков — они или закрыты наглухо были, или представляли собой грустное зрелище — с разбитыми окнами, сломанными сиденьями и гигантскими кучами мусора. Нормальное обиталище нашлось на пятом по счёту подъездном пути рядом с развалинами сторожки для путейских работников. Вполне приличный зелёненький вагончик с целыми стёклами и с одной незакрытой дверью — то ли забыли её закрыть запиральщики, то ли замок оказался неэффективным. Так что внутрь я проник быстро и безболезненно.

Выбрал купе проводников, оно относительно чистым было, а в титане по соседству даже и воды немного осталось. Разложил вещи, осмотрел приборы (они все обесточены, естественно, были, но проверка всё равно не помешает), вытащил из пакета с едой бутерброд и начал перекусывать… жаль, костёрчик тут не разведёшь — мигом же вычислят. Сунул на автомате руку в карман и нашарил там три подаренных Тимошей артефакта. Вот-вот, подумал я, самое время заняться этим увлекательным делом. Жменя же сказал на дорожку, что тут всё просто… но лучше бы инструкцию оставил, сука.

Артефакты-артефакты

Артефакты

Итак, начнём с конца — красная четырёхгранная равносторонняя пирамидка красного цвета, длина стороны… измерить нечем, но на вид около четырёх сантиметров… на каждой грани выдавлен свой символ… непонятный. Про один из них я, кажется, уже заикался, он был очень похож на букву тэт из иврита, а три остальных… с чем бы их сравнить-то… ну хоть так — первый это круговой лабиринт, второй волнистая буква «твёрдый знак» из кириллицы, а последний более всего походил на советский знак качества, только внутри пентаграммы никакого СССР конечно не было и вместо стилизованного человечка, она же развёрнутая на 90 градусов буква К, имела место волнообразная кривая, касающаяся всех пяти углов. Хитро… на что уж я там нажимал-то, когда Жменя начал себя ножом пырять? Кажется на тэт… нет, туда я больше жать не буду, а испробую-ка знак качества.

Нажал, ничего не изменилось. Первые пять-шесть секунд ничего, а затем окружающий мир резко наклонился и начал закручиваться в воронку какую-то… а я вместе с ним. Я поскорее повторно нажал на картинку — закручивание остановилось, а потом развернулось назад, как пружина. Мир некоторое время покачался и застыл в своём изначальном устойчивом виде.

Ну её, подумал я, откладывая пирамидку в дальний карман своей дорожной сумки, ещё выкрутит тебя тут, как бельё после стирки. Давай остальные штучки проверим. Полосатая палочка, хм… волшебная поди… а чего, я парень рисковый, могу покрутить и понажимать её в разных местах. Но ничего у меня с ней путного не вышло — не реагировала она ни на нажатия, ни на потирания, ни даже на изгиб, из какого-то упругого материала была слеплена, так что гнулась хорошо, не в кольцо, конечно, но в дугу точно.

Когда я уже разочаровался в этой палочке и тоже собирался убрать её в дальний ящик, то ненароком задел одним её концом за железный край купейного столика. Тут же в лесу, который по правую руку от Сортировки располагался, что-то сильно громыхнуло. Возможно, связан этот грохот с палочкой, а может и нет, подумал я — надо проверить. Окончательно определил её в тот же карман, что и пирамидку и вышел из вагона.

Лес начинался практически от подножки, смешанный сосново-берёзовый с густым труднопроходимым подлеском. Почти тут же на опушке и грибы росли, в основном несъедобные, но три-четыре штуки вполне себе годные в пищу, как я отметил, надо будет запомнить — вдруг пригодится. Облако дыма от взрыва стояло чуть наискосок от вагона метрах в ста, я туда и направился немало сумняшеся. Потому что рисковый я парень.

А тут и верно что-то взорвалось, решил я, прибыв на место происшествия, имелась здесь приличных размеров воронка и куча выброшенной в стороны земли. Старый снаряд что ли… откуда он здесь, у нас последний раз военные действия происходили в гражданскую войну, да и их-то военными действиями сложно назвать. Воинских баз и полигонов здесь тоже отродясь не располагалось… не, они-то как раз в нашем регионе есть, но километрах в ста отсюда, а тут одни болота и овраги.

Отложил решение этой жгучей загадки на потом и спустился в воронку — взрывом разворотило какой-то сруб из вековых брёвен и в нём зиял здоровенный прогал. А чего, опять сказал я сам себе, ты же парень рисковый, чего б тебе в этот прогал не залезть? Взял и залез… видно там ничего, конечно, не было, ладно, что я фонарик догадался с собой прихватить, еще когда в квартире собирался.

По всей вероятности это был схрон староверов-раскольников, их тут очень много по нашей области в разных местах обитало — всё было покрыто толстым слоем пыли, но икону в углу я таки разглядел. И ещё сундук в другом углу, необъятных размеров. Ничего из этого я трогать не стал, а просто запомнил место и вернулся в свой родной почти уже вагончик. Там ничего не изменилось и это радовало. Ну чего, Антоша, давай уж мы с тобой и последнюю игрушку из арсенала товарища Жмени испробуем, зелёный шарик…

Жменя же начал чего-то про него говорить, но не успел — для перемещения в пространстве якобы эта штучка предназначена… хм… и чего с ним сделать надо, с этим шариком, чтобы переместиться? Покрутил его в руках, покатал по столику, бросил даже на пол — ничего не произошло. Ну давай повнимательнее рассмотрим этот шарик что ли… надписей на нём никаких, выступов и впадин тоже… хотя стоп, вот тут какая-то заусеница видна, давай-ка мы за неё зацепимся…

Шарик вдруг зажужжал и раскрылся по экватору (ну это если считать, что у него есть экватор) и с обоих боков из него заструилась такая синенькая дымка. Я на всякий случай отпрыгнул в дальний конец купе, но ничего страшного не случилось, а дымка эта взяла и застыла, образовав два экранчика, примерно пять на пять сантиметров каждый. А далее шарик спросил самым что ни на есть человеческим голосом:

— Начальная точка перемещения та, где вы находитесь?

— Дда, — с трудом выдавил из себя я.

— Введите координаты конечной точки перемещения и подтвердите выбор.

Заморгал правый экранчик — присмотревшись, я увидел на нём карту окружающей местности, примерно два километра в поперечнике.

— А если я дальше хочу переместиться? — сразу же задал я вопрос шарику, — а не в пределах этой карты?

— Это невозможно, — замогильным голосом просветил меня он, — дальность перемещения предметов данным устройством не превышает двух километров.

— Значит на Сейшелы не выйдет, — задумчиво начал размышлять я, — а жаль.

— Ну тогда давай выберем наугад что ли, — и я ткнул пальцем в точку где-то с правого края экранчика.

Шарик немного подумал, а потом сообщил:

— Перемещение невозможно, конечная точка занята.

— И чем же она занята? — поинтересовался я.

— Деревом типа берёза, — немедленно удовлетворил он моё любопытство.

— Тогда рядом где-нибудь, — и я сместил точку чуть выше.

— Подтвердите выбор, — предложил шарик, а по центру правого экрана всплыла надпись «Подтверждаю» в синем прямоугольнике.

Я, поскольку рисковый парень, взял и нажал на этот прямоугольник. Окружающая обстановка как-то поблекла что ли… как застиранное полотенце стало выглядеть, а потом и вовсе пропала. Добрых десять секунд я висел непонятно где, в абсолютной темноте, а далее тьма рассеялась и я оказался в грязной луже посреди пустыря. Вагоны зеленели где-то слева примерно в километре. Работает, сука, подумал я, а чего, штука полезная… вот только сам переместитель остался там, как бы его с собой забирать. Задам этот вопрос шарику, решил я, вылезая из грязи, он вроде разговорчивый… заодно и кое-что остальное может прояснит.

Почистил ботинки и забрался на своё уже обжитое место — ни одной души за это время даже на горизонте не просматривалось, правильное я убежище выбрал, правильное… Шарик тем временем свернулся и тихо себе лежал на столике. Я сначала спросил его в таком виде:

— Эй ты, поговорим?

Но он не реагировал никак, пришлось снова привести его в рабочее состояние, тогда он ответил:

— Выберите координаты конечной точки…

— Стой-стой, — остановил его я, — перемещаться мы сегодня больше не будем, а давай просто поговорим.

— Спрашивай, что тебе надо, — ответил тот, немного поморгав экранами, — отвечу в пределах своей компетенции.

— А какой физический принцип этого твоего перемещения, знаешь?

— В самых общих чертах, — ответил он, — основано на суперпозиции гравитационных полей.

— Так вы и с гравитацией справились?

— Конечно, у нас уже лет тридцать как люди могут управлять ей.

— Прямо вот и отключать можете?

— Да… но только не в рамках данного прибора.

— Хорошо, — задумался я, — а у вас на большие, чем 2 километра, расстояния можно перемещаться?

— Можно, только соответствующие приборы довольно громоздкие.

— Прямо вот и на Луну можно?

— Перемещение на Луну очень энергозатратно, потребуется четверть всей мировой выработки электроэнергии за месяц. Но в принципе возможно. Только непонятно зачем, на Луне делать совсем нечего.

— Ладно, про шарик мы более-менее прояснили вопрос, — сказал я, — а вот про остальные игрушки ты что-нибудь можешь сказать? Кстати, как тебя называть-то, а то неудобно, шарик да шарик, прямо как собака…

— Официально я именуюсь голосовой помощник пространственного транспортёра Эн-Ща-28, — представился он.

— Сложно, — поморщился я, — давай сократим до Гелика.

— Давай, — согласился тот, — так ты спрашивал про пирамидку и палочку?

— Точно, хотелось бы хоть в общих чертах знать, что это за чертовщина такая?

— Пожалуйста, — в голосе Гелика прорезались даже какие-то эмоции, но какие именно, я не разобрал. — Начнём с пирамидки, оно у нас проходит как «Универсальный центр решения вопросов Ы-А-15».

— А почему она красная? — задал я зачем-то глупый вопрос.

— Чтобы отличать её от другого похожего устройства «Универсального центра принятия решений А-Ы-15».

— И какого цвета это второй центр?

— Оранжевого, — любезно сообщил голос. — Как она работает, интересно или будем обсуждать цветовые гаммы?

А он, сука, еще и иронизировать умеет, с озлоблением подумал я.

— Конечно интересно, я внимательно тебя слушаю, — сказал я, поудобнее устраиваясь на полке.

— Он решает вопросы индивидуума, которому принадлежит, — произнёс он издевательскую фразу… как будто это непонятно из названия, но нарываться на конфликт я не стал.

— Каким образом он решает вопросы, это раз? И почему у него четыре стороны с четырьмя символами — он по-разному что ли может их решать, эти вопросы?

— Механизм работы этого устройства мне неизвестен, могу сказать только, что вопросы для владельца решаются в позитивном ключе. Но не всегда так, как владелец желал бы их решить. А почему четыре стороны? Потому что есть четыре разных варианта решения, от сверхлёгкого до тяжёлого…

Я поразмышлял немного, а потом спросил:

— А вот то, что я нажал в квартире, с буквой тэт (это не тэт, а базис, поправил меня голос, первая буква универсального мирового алфавита), ну пусть базис — он по какому варианту проходит, по тяжёлому?

— Почти, — отозвался Гелик, — по полутяжёлому. А то, что ты в вагоне нажимал, вот это тяжелый вариант.

Я решил не развивать далее эту тему и перешёл к палочке.

— А эта хрень что решает? — вытащил я её из сумки.

— Обращайся с ней осторожнее, — предупредил Гелик, — она может быть довольно опасной.

— А поподробнее можно? — попросил я.

Но ответить голос ничего не успел, потому что за вагонным окном раздался удивительно знакомый женский голос:

— Антон Палыч, вылезайте и пойдём домой, — было сказано оттуда, — все ваши проблемы разрешились сами собой.

Упала Алла

Я быстро свернул шарик (там надо было нажать на ту же заусеницу сбоку, от этого он немедленно закрывался), засунул его в сумку и вышел в тамбур. Алла Лосева (а это была она самая, ярко накрашенная и с модной причёской) стояла рядом с вагонной дверью и улыбалась во весь рот.

— Привет, Аллочка, — сказал я ей, — эта причёска тебе очень идёт.

— Спасибо, Антон Палыч, — поблагодарила она меня, — битых два часа в парикмахерской сидела.

— А как ты меня отыскала? — спросил я её, помогая подняться в вагон.

— Вот же загадку нашли, — фыркнула она, — Обручев видел, куда вы пошли, а в этом направлении кроме Сортировки ничего больше нету. Значит, тут вы и обосновались? — спросила она, обозрев моё временное место жительства.

— Угу, — подтвердил я, — но видимо ненадолго. Так что там насчёт моих проблем?

— Жменя этот ваш не до конца себя зарезал в квартире, — начала она.

— А ты-то откуда вообще про это знаешь?

— Дослушайте до конца, — рассердилась она, — а потом перебивайте. Выскочил он, короче говоря, на улицу почти сразу вслед за вашим уходом с большим ножом в руке. И начал гоняться за прохожими… никого особо поранить не сумел, а тут и скорая психиатричка подоспела. Обезвредили его и заперли в дурку… знаете наверно, которая на Июльских дней. Это весь наш микрорайон видел, я в том числе. А потом ещё и один знакомый санитар из дурки в красках рассказал — отсюда и знаю.

— Про Июльские дни я в курсе, конечно, — подтвердил я. — И что дальше было?

— А дальше все обвинения против вас, связанные с этим Жменей, развалились на части. Насколько мне известно — дело закрыто в связи с умопомешательством потерпевшего… посчитали менты, что он наговорил на вас лишнего, вот и всё.

— Это точные сведения? — решил уточнить я.

— Точнее не бывает, — весело отвечала она, — как в аптеке. Возвращайтесь, завтра вас все ждут на траурном митинге.

— Точно, — хлопнул я себя по лбу, — я ж и забыл про Леонида Ильича-то в горячке… уговорила ты меня, короче, пошли домой. Только знаешь что — давай не вместе, а по отдельности будем передвигаться, а то мало ли что люди подумают.

— Я не против — пойду вперёд, а вы подтягивайтесь, — и она спрыгнула из вагона на землю.

— Алла, — бросил я ей в спину, — подожди.

— Чего, Антон Палыч? — недоумевающе обернулась она.

— Спасибо тебе, вот чего, — ответил я, — и это… с меня теперь причитается. Считай, что я должен тебе одну услугу.

— Я знаю, — просто ответила она, — возьмите меня замуж, когда мне 18 стукнет, тогда и будем в расчёте.

И она опять показала мне язык и убежала вдоль рельсов в направлении Соцгородка… а я взял свою сумку, оглядел купе, вдруг забыл чего-то и подумал, что недолго же мои бега продлились. И ещё по краю сознания прошла мысль, что неплохо бы разобраться с убежищем староверов, которое вскрыл недавний взрыв — но это уж не сейчас. И с аллочкиными закидонами тоже хорошо бы что-то сделать… но это тоже позже.

В свою квартиру я вернулся уже почти что ночью, а там (сюрприз-сюрприз) сидел и ожидал меня тот самый ментовский капитан.

— Я уж думал, ты сегодня и не придёшь, Палыч, — запанибратски обратился он ко мне, — хотел уже домой идти.

— А я взял и пришёл, — зло ответил я, — и что дальше?

— Подпиши вот бумаги и живи дальше вольным человеком, — и он вытащил из папочки два листка, скрепленных обычной канцелярской скрепкой.

Я внимательнейшим образом прочитал оба, первый назывался «Постановление об отмене меры пресечения в форме подписки о невыезде», а второй «Постановление о прекращении уголовного дела». Всё тут было на месте, поэтому я подмахнул оба и спросил:

— Ещё что-нибудь?

— Не в службу, а в дружбу, — капитан и не собирался никуда уходить, а вместо этого поудобнее развалился на диване, — рассказал бы, что тут у вас произошло-то? Он сразу начал ножом махать?

— Нет, не сразу, — уселся в на кресло напротив дивана, — чаю или кофе может хочешь?

— Да какой уж тут чай в десять вечера, — отмахнулся капитан. — Продолжай.

— Он пришёл вполне нормальным, — начал я, прикидывая, какую дозу правды ему скормить, — сел вот туда же, где ты сидишь, и мы поговорили минут пять-семь…

— О чём? — немедленно уцепился за это капитан.

— Он всё больше на свою горькую судьбу жаловался, про семью рассказывал, да как он в роно очутился… — осторожно начал я, — а потом вдруг резко отключился, голова у него на спинку дивана свалилась, я уже собрался скорую вызывать, но он очнулся, метнулся на кухню и вернулся оттуда уже с ножиком.

— А как получилось, что он сам себе нож воткнул? — продолжал уточнять капитан, — или это ты ему помог?

— Не знаю, тщ капитан, как так вышло, но я точно не помогал, — достаточно честно ответил я, — что-то в голове у него наверно щёлкнуло не в ту сторону. А я вот за этим столом прятался, так мы и бегали вокруг него, пока у него не случилось… ну то, что случилось. А он действительно свихнулся? — задал я логичный вопрос.

— Его сейчас психиатры обследуют, по предварительным данным да, невменяемый он целиком и полностью. Ну хорошо, я пошёл, — и он поднялся и сделал шаг к двери.

А я зачем-то поставил свою сумку на крышку пианино, но видимо недостаточно удачно поставил, потому что она взяла и грохнулась на пол, а из неё вылетела банка сгущёнки и красная пирамидка… выкатились они, суки, обе на самый центр зала.

— В игрушки всё играешь? — прищурился капитан.

— Да это наглядное пособие по геометрии, — попытался я навести тень на плетень, — сработал на досуге.

— Интересное пособие, — капитан нагнулся, взял банку и пирамидку, банку поставил на стол, а пирамиду начал вертеть в руках.

— Ты только поосторожнее с ней, — вырвалось у меня.

— А что такое? — удивился он, — внутри взрывчатка что ли?

— Нет там никакой взрывчатки, — хмуро парировал я, — а просто я её снабдил некоторыми механизмами, может палец зажать…

— Покажи, как работает, — и он протянул пирамиду мне, попутно задев за значок твёрдого знака на одной грани.

Ну всё, подумал я, закрыв глаза, трындец капитану… но когда открыл глаза, всё оставалось на своих местах, и комната эта со шкафом, диваном и пианино, и капитан, протягивающий мне пирамидку. Осторожно взял её, стараясь не прикасаться ни к чему лишнему, а потом прогнал очередную пулю милиционеру:

— Игрушка новая, я её ещё до конца не отладил, так что ничего показать не могу.

— Ну тогда ладно, бывай, Палыч, — сказал капитан, но не удержался от шпильки, — сгущёнка-то просроченная, не боишься отравиться?

Я взял банку со стола, посмотрел на выдавленную дату на крышке — действительно срок её закончился ещё в июле месяце, усмотрел ведь чёрт глазастый.

— Нет, не боюсь, — ответил я, — у нас сроки годности с большим запасом ставят. К тому же в Госрезерве, насколько я знаю, такие консервы по десять и больше лет лежат и ничего.

— Это ты верно заметил про Госрезерв, — капитан наконец-то открыл входную дверь и убрался с моих глаз.

Но тут за окном упало что-то большое и с сильным грохотом, дерево, судя по всему. Я молча запер квартиру и спустился вниз, не ожидая ничего хорошего. Упал тополь высотой под сорок метров, как раз напротив входа в мой подъезд он стоял. Свалился чуть наискосок, задев краем скамеечки — если б оно днём случилось, могло бы и убить кого-нибудь. Дверь осталась свободной, а одну из скамеек накрыло. Капитан стоял возле тополя, почёсывая затылок, к нему подтянулось уже несколько жителей дома.

— Ну беда, — сказал капитан, — опять мне ночь не спать…

— Надо вызывать МЧС, — вырвалось у меня.

— Кого-кого? — переспросил тот.

— Ну этих… пожарных что ли, — поправился я, — у них все инструменты есть, должны справиться. А коммунальщики сейчас всё равно спят, не найдёшь никого.

Капитан ещё раз подозрительно посмотрел на меня, но сказать ничего не сказал, а отправился к будке телефона-автомата. А я перекинулся парой слов с вышедшими на огонёк жителями.

— От ить какая напасть, — сказала мне смутно знакомая тётка в пуховом платке, Мари-Ванна кажется её звали, — а если бы я на этой скамейке сидела?

— Ну так не сидела же, — ответил я, — значит что? Значит надо радоваться, что гроза мимо прошла.

— И то верно, Иванна, — вступил в разговор другой сосед в спортивном костюме с надписью СССР на спине. — За это можно и выпить.

— Тебе бы всё водку жрать, — внесла толику реализма в наш диалог Мари-Ванна, — кажинный день глаза заливаешь, ирод.

Но их захватывающей беседе не суждено было продолжиться и набрать нужный градус, потому что вернулся капитан.

— Сейчас пожарники приедут, а вы расходитесь по домам, граждане, ничего интересного тут больше не будет.

-----

И он как в воду глядел — больше ничего интересного тут не случилось… ну если не считать того, что на прощание, когда дерево уже распилили и сложили распиленное в палисаднике, капитан мне заметил с хитрой ухмылкой — «интересные у тебя игрушки, Палыч, аж дух захватывает». На что я ему ничего не ответил, а просто ушёл спать.

А наутро я захватил Васю Дубина с моделькой, и мы вдвоём потопали в школу на встречу с директором.

— Как дела, Антон Палыч? — так встретила меня в пустой школе Оксана Алексеевна.

— Дела идут, — отшутился я, — контора письма пишет. Всё более-менее в норме, включая уголовку. Мы тут с Васей принесли обещанное устройство, можем продемонстрировать, только плакаты нужны.

— Ираида все нарисовала, — ответила директорша, — вон оно там на стуле лежат.

Я посмотрел, что там такое лежало на стуле в углу — два полотнища красного цвета, на одном было написано «Леонид Ильич Брежнев 1906-1972», на другом красовался герб Советского Союза, окей, именно то, что надо.

— Класс, — так я выразил свои чувства, — только сверху бы на них планочку приделать и верёвку привязать.

— Щас сделаем, — немедленно откликнулся Вася, — я знаю, где это взять.

И Вася оказался человеком слова — через пять минут всё было исполнено в лучшем виде.

— Теперь пошли во двор, — скомандовал я, и мы дружно переместились на площадку, образованную тремя палочками в букве П, в виде которой и была выстроена наша школа.

Там имел место памятник погибшим в Великой Отечественной, а по бокам от него несколько флагштоков, на которых сроду никаких флагов не висело. Вася аккуратно сложил в несколько слоёв один из плакатов, поставил сверху квадрокоптер (Оксана долго моргала, взирая на эту каракатицу, но вопросов так и не сформулировала) и зацепил верёвочку за крюк внизу модели, это я специально настоял на такой опции.

— Начинай, — махнул я ему рукой, — у тебя лучше получится.

И он начал — моделька поднялась в воздух, утаскивая за собой разворачивающийся шлейф плаката. Хоть и с натугой, но она справилась с задачей. Далее Вася осторожно подвёл всю связку к флагштоку и зацепил верёвку за крючок сверху, к которому верхушка флага прикреплялась.

— Теперь назад сдавай, — не выдержал я с подсказкой.

— Сам знаю, — огрызнулся Вася, — не маленький.

И он аккуратно отвёл квадрокоптер в сторону спортивного зала, освободив зацеп верёвки. Плакат с Леонидом Ильичём остался на месте.

— Здорово, — не удержалась директорша. — Давайте второй вешать.

Вася повторил процедуру ещё раз — через минуту герб СССР красовался на правом флагштоке.

— А как мы это снимать будем? — поинтересовалась Оксана, — наверх лезть придётся?

— Зачем, — возразил я, — этот крючок же вниз опускается вот этой штукой, и я покрутил приспособление для подъёма-спуска флагов, плакат оказался у меня в руках.

— А не засбоит ваша штука на митинге? — засомневалась директриса.

— Давайте ещё раз повторим, — предложил я, — если опять всё нормально будет, значит и на митинге не подведёт…

Митинг

И мы повторили всю процедуру сначала. Была одна маленькая заминка с первым плакатом, только со второго раза Вася зацепил его за крючок флагштока, но директриса предпочла этого не заметить.

— Ладно, уговорили, — сказала она нам обоим, когда я снова смотал плакатики в рулоны, — сделаем именно так… когда гимн заиграет, тогда и начинайте. А тебе, — упёрла она палец в грудь Васи, — обещаю положительный аттестат по итогам восьмого класса. Как активному общественнику и рационализатору.

— Спасибо, Оксана Алексеевна, — он даже слегка покраснел, никогда бы не подумал, что Вася Дубин умеет краснеть.

— А сейчас свободны до половины двенадцатого, тогда подходите прямо сюда. И вот ещё что… — задумалась она, — спрячьте вы эту игрушку подальше с глаз, а то ученики будут отвлекаться от процедуры митинга… и с вас, Антон Палыч, речь — после меня выступать будете.

— Мне ж подготовиться надо, — взволновался я, — что ж вы раньше не сказали?

— А раньше вас милиция ловила, — подколола она меня.

— Кто от учеников будет выступать, определили? — хмуро уточнил я.

— Да вот Вася и выступит, — повторно ткнула она в него пальцем, — чтобы далеко не бегать.

— Я не умею, — растерянно ответил он, — никогда не выступал…

— Пойдём, я тебе слова напишу, — взял я его за рукав, — а модельку мы положим в картонную коробку, я видел, рядом с раздевалкой лежит парочка подходящих.

И мы с Васей вернулись в школу, коробку я по дороге прихватил, квадрокоптер в неё свободно влез и даже место осталось.

— Батарейки бы не сели, — задумчиво начал размышлять вслух Вася, — хорошо бы запасные, чтоб были. У меня дома есть — я сбегаю, а вы пока слова сочиняйте, — предложил он.

И я согласился с его планом — он убыл очень резвым шагом, а я зашёл в учительскую, там абсолютно пусто было, и уселся на своё рабочее место. Чего ж там написать-то, подумал я, почёсывая затылок, да ещё в двух экземплярах… с натугой вспомнил, что говорили наши боссы в реальной истории, получилось примерно так:

Товарищи!

Тяжелая утрата постигла нашу партию, наш народ, все передовое человечество. Сегодня мы провожаем в последний путь Леонида Ильича Брежнева — славного сына нашей Родины, пламенного марксиста-ленинца, выдающегося руководителя Коммунистической партии и Советского государства, виднейшего деятеля международного коммунистического и рабочего движения, неутомимого борца за мир и дружбу народов.

Леонид Ильич принадлежал к плеяде политических руководителей, которые выросли и закалились в годы самоотверженной борьбы советского народа за упрочение завоеваний Великого Октября, за осуществление заветов Ленина, за построение социализма в нашей стране, за ее свободу и независимость.

Рабочий и воин, выдающийся организатор и мудрый политический деятель, Леонид Ильич Брежнев был связан с народом кровными, неразрывными узами. Вся его жизнь и деятельность были подчинены служению интересам людей труда. Весь свой яркий талант, всю свою огромную энергию он отдал делу социализма — общества свободы и социальной справедливости, братства людей труда.

Прощай, дорогой Леонид Ильич! Память о тебе никогда не угаснет в наших сердцах. Дело твое будет продолжено в свершениях нашей партии и народа!

Вроде пойдёт… а теперь для Васи что-нибудь попроще…

Товарищи учителя и учащиеся!

Говоря от лицаподрастающего поколения Советской страны, хочу выразить чувства глубочайшей скорби по безвременно ушедшему от нас Леониду Ильичу.

Ну и ещё пара предложений в том же духе, а закончить бы так наверно надо:

Спи спокойно, дорогой Леонид Ильич! Молодёжь с честью продолжит начатые тобой дела.

А и хватит, подумал я, откладывая в сторону эти два листка, только надо показать их Оксане, а то вдруг не понравится. А тут и Вася с батарейками вернулся.

— Это чего, это мне? — удивился он, когда я сунул ему в руки его речь.

— Тебе, кому ж ещё, — ответил я, — выучи, а то если по бумажке будешь шпарить, нехорошо выйдет.

Но тут из коридора раздались невнятные звуки, как будто кто-то там задыхался и хотел при этом что-то сказать.

— Ты это слышал?— спросил я у Васи.

— Чего слышал? — не понял он.

— В коридоре кто-то бормочет…

— Ничего я не слышал, — хмуро отпёрся он, — но посмотреть наверно надо.

И мы оба вышли из учительской — направо шёл коридор, упиравшийся в стеклянные двери на лестницу, постоянно закрытые (открывали их только по большим праздникам или во время генеральных уборок), слева-справа кабинеты директора-завуча и физики с биологией, при этом вот последнем ещё и живой уголок имелся небольшой. Шум шёл как раз оттуда, из предполагаемого расположения живого уголка, плюс добавились глухие удары.

— Теперь услышал, — хмуро констатировал Вася, — там же эти… кролики с ёжиками живут, может они шумят.

— Пойдём посмотрим, — предложил я.

— Может Оксану Алексеевну с собой возьмём? — внёс он рациональное предложение, и я быстро согласился.

Но увы, не было никого ни в директорском, ни в завучском кабинетах.

— Значит не судьба, идём вдвоём, — сказал я и уверенным шагом направился к двери кабинета биологии.

Он оказался незакрытым — я осмотрел класс, ничего тут подозрительного не обнаружил, и тогда толкнул уже дверь направо. Там сначала шла небольшая кладовка для наглядных пособий и разных плакатов, а уж далее располагался самый он, живой уголок. Лично я в нём был всего один раз, запомнил только, что числились в его составе пара кроликов с облезлой шерстью, несколько канареек в большой клетке и упомянутый Васей ёжик, большой и суровый. Днём он всегда спал.

Этот ассортимент мне и предстал перед глазами, кролики молча смотрели на меня красными глазами, ёжик спал, а канарейки верещали без умолку. А кроме того в дальнем углу имела место англичанка Софья, связанная по рукам и ногам и прислонённая к стеночке, а во рту у неё ещё и кляп торчал, похоже из тряпки, которой доску протирают. Край юбки у неё задрался, обнажая подвязки чулков, и чулки, и подвязки были советскими и страшными на вид. Я быстро одёрнул юбку, чтобы Вася не увидел, чего ему не надо, и начал развязывать Софью.

— Я помогу, Антон Палыч, — присоединился ко мне Дубин, и мы в четыре руки начали распутывать узлы.

Верёвка, кстати, была очень похожей на ту, что недавно притащил Вася для плакатов. Через минуту мы справились, и я вспомнил, что надо кляп выдернуть… Софья закашлялась и кашляла добрых две минуты. Потом попыталась встать и не смогла, ноги видимо затекли. Я помог ей, зацепив за плечо, и тут её, наконец, прорвало:

— Суки-бляди-пидарасы, — внятно произнесла она, Вася аж остолбенел от такого фонтана эмоций.

— Софья Пална, — укоризненно заметил я, — выражайтесь поприличнее, тут же молодёжь рядом.

— А мне пох.., — заявила она, плюхаясь на стул рядом с канарейками, — воды принеси.

— Так, — начал распоряжаться я, — Василий, притащи водички, в учительской графин со стаканом должны быть, а мы пока побеседуем.

Васю как ветром сдуло, а я приступил к допросу потерпевшей.

— Так кто там суки-то с пидарасами? — спросил я, садясь на соседний стул, — может расскажешь.

— Все суки, — сумрачно ответила она, растирая руки с рубцами от верёвок, — а ты в первую очередь. Я в сортир выйду.

Когда она вернулась, я продолжил:

— Я тебя точно не связывал, у меня стопроцентное алиби и свидетелей куча. Так что давай про остальных сук.

— Не буду, — и тут она передёрнула плечами, а по лицу её прошла гримаса отвращения, — уж больно противно. Где там твой Васёк, я пить хочу.

Васёк был лёгок на помине, влетел в живой уголок буквально через секунды после этих слов и протянул полный стакан Софье. Та выпила его почти целиком, потом встала и твёрдым голосом сказала:

— Там ведь митинг, кажется, должен начинаться, надо идти.

— Подожди, — остановил я её, — у тебя кофта испачкалась сзади… да и юбка тоже… и один чулок порвался. Не хочешь себя в порядок привести?

— Где? — тут же начала она осматривать себя. — И точно, надо переодеться… время до начала митинга ещё есть?

— Да, — посмотрел я на наручную Славу, — целый час почти.

— Тогда я домой, а когда вернусь, тогда и поговорим, — сообщила она мне и унеслась по направлению к выходу из школы.

— Что это с ней было? — спросил меня Вася.

— Посттравматический стресс, — вытащил я из памяти этот термин, — бывает и не такое, если связанным пролежишь несколько часов.

— А кто её связал? — продолжил вопрошать он, — и главное зачем?

— Это большой вопрос, кто, — задумчиво отвечал я, — а вот зачем, можно придумать — наверно она кому-то помешала… или маньяк какой у нас в школе завёлся…

— Жуть как интересно, — у Васи зажглись глаза, — я про маньяков только в зарубежных детективах читал, а тут оказывается, они и у нас действуют.

— Это пока только предположение, — притормозил его я, — может всё гораздо проще и без маньяков обойдётся.

— В милицию-то заявлять будем? — перешёл на деловые рельсы Вася.

— Лично я нет, мне хватит вчерашнего общения с ними. Если Софья заявит, тогда уж никуда не денемся, свидетелями пойдём. Давай-ка мы вот что сделаем, давай пройдёмся по школе с осмотром, вдруг тут и ещё какие-то сюрпризы спрятались.

— Давайте, — обрадовался Вася, — вместе пойдём или разделимся?

— Вместе, — резко ответил я, — мало ли что, лишний свидетель не помешает.

И мы начали с этого второго этажа, где были учительская с живым уголком. Все три сортира, мальчиковый, девочковый и учительский я с особой тщательностью проверил, памятуя о недавних событиях, но ничего криминального там не нашёл. Далее мы подёргали двери в кабинетах, которые располагались в большой планке буквы П, и приблизились к спортивному залу — там все раздевалки были крепко заперты, а вот дверь в сам зал распахнулась сама собой, когда мы подошли к ней. Видимо нажали на половицу какую, которая соединялась с косяком.

— Не нравится мне это, — мрачно сказал я Васе, — но проверить всё равно надо бы.

И мы зашли, озираясь, внутрь… на первый взгляд всё тут было, как всегда — бревно, козёл и брусья в одном углу, куча матов в другом, волейбольная сетка протянута поперёк зала.

— Вон там что-то, — толкнул меня рукой Вася, — за матами.

И я тоже зацепил краем глаза непонятное шевеление за этими матами.

— Стой, — сказал я Васе, вытащил из-за шведской стенки перекладину от турника, и только тогда двинулся вперёд, скомандовав Васе держаться позади меня…

Барсик

И мы гуськом стали приближаться к наваленной куче матов, на них приземлялись ученики после прыжков и соскакиваний с гимнастических снарядов. Маты были древними, времен начала работы этой школы, и дырявыми во многих местах, набитая в них вата (или что там внутри было) торчала в разные стороны.

— По-моему это наш Барсик, — разочарованно произнёс Вася из-за моей спины, — кис-кис, иди сюда.

И верно, это оказался школьный кот, по утрам он обычно тусовался в районе столовой, днём гулял по прилегающей территории, а по ночам его пускали внутрь. Был он страшненьким, непонятной серо-бурой окраски и хромым на одну заднюю лапу, но школьники его любили и иногда подкармливали. В спортзал он на моей памяти не забирался ни разу.

— Вот блин, — опустил я перекладину, — котов нам только и недоставало для полного счастья.

Барсик коротко мявкнул и подбежал к Васе, а тот взял его на руки.

— Пойдёмте дальше, Антон Палыч, — сказал он довольным тоном, — теперь нас трое в этом дозоре будет.

— Стой, — остановился я на полушаге, — а в чём это он вымазан?

Вася осмотрел кота и доложил:

— Красное чего-то, всю рубашку мне испачкал, сволочь.

— А давай-ка мы с тобой сейчас проверим, что он там делал за матами, этот Барсик хренов.

И я заглянул в тот угол, где прятался кот — я конечно не слишком большой специалист по судебной медицине, но по-моему там была разлита кровь, причём недавно… свернуться ещё не успела. Как минимум поллитра её там налито было.

— А может это сам Барсик и поранился где-нибудь? — сделал попытку объяснения Вася, — и там раны зализывал?

— Непохоже, — буркнул я, — во всём этом Барсике столько крови не наберётся. Да и нет у него видимых ран, верно?

Но сколько я не осматривал это место, ничего подозрительного мне больше не попалось.

— Ладно, запишем в загадки, — сказал я, шагая к выходу, — а у нас ещё третий этаж на очереди. Да гони ты этого Барсика в три шеи, — добавил я, — толку с него никакого, только мешать будет.

— Хорошо, — согласился Вася и положил кота на подоконник, — пойдёмте актовый зал осмотрим.

Сразу же от лестницы на третьем этаже были две двери, налево кабинет пения, чуть направо — физики. Обе крепко заперты. А строго прямо был вход в огромный актовый зал, он же столовка в глубине помещения. Обычно ряды стульев, сколоченные в скамейки, тут сдвинуты были к окнам, а по центру стояли кривоногие обеденные столики, за которыми школьники поглощали положенные им калории. А по праздникам столы сдвигали к раздатку, а стулья выставляли в ряды — сейчас именно такое расположение имело место, траурный митинг же предстоял.

— Как будто ничего подозрительного, — сказал я, оглядев пространство, — пошли дальше.

Но тут за нами в зал забежал Барсик и резво потрусил к раздатку, мы с Васей переглянулись и последовали за ним. Но оказалось, что кот учуял остатки нераспроданных сосисек, под прилавком там их целый пакет притаился, он тут похоже третий день лежал и уже пованивал.

— Вот же гады, — возмутился Вася, — ни себе, ни людям, сколько товара испортили, — и я с ним согласился.

Обход первого этажа тоже не принёс никаких открытий, а тут и учителя начали подтягиваться, до начала митинга всего ничего оставалось. Я усадил Васю учить слова, а меня тем временем ошарашила завуч по воспитательной работе:

— К нам телевидение приедет, Антон Палыч, — сказала она, — я слышала, вы там речь будете говорить, так что не подведите уж.

— А почему к нам? — только и смог ответить я, — школ же в городе около двухсот штук, а ещё и вузы имеются…

— Это я не знаю, — развела руками завуч, — выбрали почему-то нас.

— Это местное телевидение будет?

— Да, вторая программа, вечером в новостях должны будут показать. Ой, а это Барсик что ли? — показала она на кота, который спустился из столовой.

— Да, он с утра тут бегает, — сказал я и повернулся к директорше, она как раз подошла.

— Антон Палыч, — взволнованно спросила она, — речь выучили? Дубина подготовили? Модель ваша не подведёт?

— Оксана Алексеевна, всё будет в лучшем виде, не волнуйтесь, — ответил я сразу на все три вопроса.

— Смотрите, а то нас снимать будут, — покачала она пальцем.

— Я уже в курсе, — скромно ответил я, — постараюсь оправдать оказанное мне высокое доверие.

Про англичанку Софью и про кровь в спортзале я уж не стал ничего говорить, время неподходящее… а тут и сама Софья подтянулась, в чистой одежде и целых чулках. Мне она просто кивнула, а потом директорша увела её в свой кабинет, зачем — трудно сказать.

— Василий, — спросил я у того, — ну как, запомнил слова?

— Тут немного, — отозвался он, — вроде запомнил.

— Вроде не годится, — укорил я его, — нас в телевизор снимать будут, слышал об этом?

— Учителя базарили между собой, слышал я кое-что краем уха…

— Стало быть ответственность у нас обоих теперь двойная — и речи сказать, не запнувшись, и плакаты чтоб эта штука с первого раза подвесила.

— Сделаем, Антон Палыч, — заверил он меня, — где наша не пропадала…

Во двор начали стекаться школьники, как я увидел в окно учительской, наверно пора спускаться.

— Василий, бери коробку, а я плакаты прихвачу, — скомандовал я, — и пошли к народу.

— Здравствуйте, Антон Палыч, — раздалось сразу из многих мест, а громче всего получилось у Аллы Лосевой.

— Привет, — сказал я им всем сразу, — не шумите тут, ведите себя спокойно. Сейчас съёмочная группа подъедет и начнём.

— Какая съёмочная группа? — немедленно поинтересовались многие.

— Обычная, — ответил я, — телевизионная. Наш митинг в новостях вечером покажут.

— А почему наш? — повторила мой вопрос Алла.

— Это я не знаю, кто-то так вот выбрал.

— А в коробке у вас что? — продолжила допытываться она.

— Наглядная агитация, — не стал я раскрывать карты заранее.

И тут подкатил оранжевый ПАЗик с надписью на борту «Телевидение», и из него начали выгружаться ответственные за съёмки товарищи. Директриса естественно встретила их в первых рядах, мило побеседовала с начальником всей этой команды, а потом передала ему бразды управления.

— Значит так, ребята, — громко сказал он, — выстраиваемся в две колонны вдоль дорожки, в камеру не смотреть, не сморкаться и не лыбиться, мероприятие серьёзное. Перед памятником будет учительский коллектив, сколько вас?

— Десять человек, — пояснила Оксана.

— Очень хорошо, а дальше всё по вашему распорядку, как вы там наметили…

— Сначала я скажу речь, — продолжила директорша, — потом Антон Палыч от учителей и Вася Дубин от учеников. А в конце гимн запускаем (готово? — крикнула она, обернувшись к окнам, — всё готово, — ответила пионервожатая из окна пионерской комнаты) вон из той колонки звук пойдёт.

— Надо проверить готовность, — предложил старший.

— Валя, включи на минутку, — крикнула она пионервожатой, из колонки на подоконнике полилось «Союз нерушимый республик свободных».

— Отлично, — обрадовался начальник.

— Но это ещё не всё, — остановила его Оксана, — напоследок у нас одна техническая новинка запланирована.

— Какая? — спросил он.

Оксана взяла его за руку, подвела к коробке, которую так и держал в руках Вася, открыла её и в двух словах пояснила суть… старший (а звали его, как выяснилось Вениамин Христофорыч, язык сломаешь) немного подумал, а потом махнул рукой — делайте, как знаете.

— Если с первого раза не получится, можно будет дубль снять? — вклинился в диалог я.

— Можно, — ответил этот Веня, — но только один дубль, у нас плёнки мало. Кто такую штуку придумал?

Я молча показал пальцем на Васю, а тот не стал отпираться.

— И напоследок мы с тобой коротенькое интервью тогда запишем, не испугаешься сказать на камеру пару предложений?

— Чего мне пугаться-то, — недовольно отвечал Вася, — я не из пугливых.

-----

И вы наверно удивитесь, но митинг прошёл без единой запинки и помарки, даже наша моделька вполне уверенно зацепила оба плаката за флагштоки. Вася, конечно, позапинался, когда на него камера вплотную наехала, но в целом справился с задачей. Про меня упомянул разок, мол это Палыч был инициатором идеи, а я её только реализовал в металле. Вениамин остался доволен, директриса тоже, а основной вопрос у школьников был — когда всё это по телевизору покажут?

— Вечерние новости смотрите по второй программе, — сказал старший группы, после чего они смотали провода и отбыли по направлению к центру города.

— Молодец, — сказали мы Васе одновременно с директоршей, а продолжила она одна, — может ты ещё чего-нибудь изобрёл?

— А как же, — ответил он переглянувшись со мной, — портативный магнитофон заканчиваю делать.

— А чего в нём такого нового? — удивилась она, — их же уже на нашем заводе делают, портативные.

— Этот будет совсем портативный, — вступил я, — чтобы в карман положить можно было. Прослушивание на наушники — очень удобно в поездках или прогулках, сидишь себе в поезде, к примеру, слушаешь Дип Пёрпл… ну или Магомаева… и никому не мешаешь. Можно его использовать и как диктофон…

— А это что такое?

— Ну разговор важный записать если понадобится… или песню с телевизора на худой конец.

— Любопытно, — хмыкнула она, — а сейчас можете по домам идти. Всех касается, — повысила она голос, — сейчас идите по домам, а завтра обычный учебный день с утра.

Вася убрал квадрокоптер в коробку, выдержал натиск наиболее любопытных учеников и очистил двор от своего присутствия, кивнув мне напоследок. А ко мне, можете себе представить, подошла Софья и коротко бросила:

— Разговор есть небольшой.

— Конечно, Софья Пална, — вежливо отвечал я, — я вас внимательно слушаю.

— Не здесь — проводи меня до дому, — упорно держалась она формы обращения на «ты», — по дороге и поговорим.

В школе мне больше нечего было делать, поэтому я взял её под ручку, и мы вышли за ограду.

— Понимаешь, какая штука, Антон, — начала она, глядя куда-то в сторону хоккейной коробки, но сбилась и замолчала на полуслове.

— Какая штука? — помог ей я, — давай уже выкладывай, а то мне загадки разгадывать третий день кряду приходится.

— Это я заложила тебя в роно…

Вольному воля

Я воспринял этот факт достаточно спокойно — всё же уже в прошлом, чего нервничать-то. Сказал только следующее:

— А почему не директорше, а в роно?

— Оксана слишком по-доброму к тебе относится, — ответила она, — она бы всё под ковёр замела без следов.

— А тебе, значит, следы нужны были… — задумчиво продолжил я, — тогда уж и второй вопросик — зачем тебе это было надо? Мы же даже не ругались ни разу…

— Понимаешь, Антон… — второй раз начала она свою запевку, — помнишь тот раз, когда я у тебя там помылась, а ты уходил куда-то?

— Помню конечно, — отвечал я, — провалами в памяти пока не страдаю.

— Так вот, я сильно обиделась на тебя, когда ты меня на диван повалил… не привыкла я к такому.

— Ой-ой, — отреагировал я, — живёшь-то ты в бараках, посреди алкашей и хулиганья — и к чему такому ты там привыкла?

— У нас спокойный барак, — хмуро ответила она, — не пьёт почти никто.

— Ладно, поехали дальше — ты обиделась и в тот же день пошла к этому Жмене, так?

— Не в этот, на следующий.

— А он начал на меня дело шить… зачем же ты второй-то раз ко мне приходила, через пару дней?

— Сама не знаю… — честно призналась она, — взяла вот и пришла. Ты меня уж извини, если сможешь…

— Ладно, проехали, — буркнул я, — а про того, кто и зачем тебя так хорошо связал в живом уголке, расскажешь или как?

— Помешала я кому-то, — коротко ответила она. — А кому, не разобрала, темно было.

— Опа, так ты, выходит, ночью в школу приходила? Где ключ взяла и зачем?

— Второй комплект ключей у нас в учительской висит, оттуда и взяла. А зачем — не скажу.

— В партизанов, значит, решила поиграть? — задумчиво отвечал я, — ну что же, вольному воля, как говорится. Про лужу крови в спортзале тоже ничего не знаешь?

— Знаю, — коротко бросила она, — но тоже промолчу.

А мы тем временем дошли и до её места обитания — барак этот, выкрашенный ядовитой зелёнкой, выглядел ещё более ободранным, чем раньше.

— Содержательный у нас разговор вышел, — сказал я на прощанье, — тут не знаю, там не скажу. Хотя бы пообещаешь больше на меня не стучать?

— Даю честное слово, — ответила она со слезами на глазах, развернулась и скрылась за ободранной зелёной дверью, такой же, как и весь этот барак.

Чего блин хотела, зачем откровенничать начала, думал я, перешагивая лужи с водой и грязью, хрен его знает, товарищ майор… капитан в смысле. Ну и пошли они в задницу, эти выяснения отношений, а я лучше займусь артефактами имени товарища Жмени, это гораздо более увлекательное дело, чем беседы с истеричками.

Но сначала зашёл в соседний магазин под оригинальным названием «Продукты». Он был типа самообслуживания, прогрессивные методы внедрял, и по центру зала тут даже холодильники стояли, бери чего хочешь в корзинку, но большинство товаров таки требовали взвешивания, этим и занимались продавцы по краям. И очереди конечно имелись, как же без них, родимых. Отстоял по очереди две очереди (каламбур блин), одну за колбасой, полкило Докторской мне отмерили, другую в молочный отдел, триста грамм сливочного масла. Хлеб, молоко в бутылке и пачку чая без очередей взял. Подумал, и ещё кулёк с конфетами присовокупил, «А ну-ка отними», дорогие, сволочи — по шесть-писят за кило.

Потом ещё и в кассу была очередь, но тут уже ненадолго мне пришлось зависнуть, всего минут на десять. Сложил всё это добро в сетчатую сумку типа «авоська» (смотрите все, люди добрые, что я домой несу). А винный отдел тут с отдельного входа был, заскочил и туда. На коньяк у меня уж денег не осталось, а бормотуху типа «Солнцедар» или «777» мне совестно брать было, так что прикупил обычный Коленвал за 3-62, весной подняли на него цену с привычных 2-87. Запас карман не тянет.

Дома разложил всё это добро по своим местам, сделал себе бутерброд с докторской колбасой и вытащил из потайного кармана сумки зелёный шарик… зелёный-презелёный, как моя тоска, так, кажется, в популярной песне пелось. Голосовой помощник выскочил из своего убежища как чёртик из табакерки — чего, мол, новый хозяин, надо?

— Мы с тобой остановились на жёлтой палочке, — сказал я, дожёвывая бутерброд, — ты уж поясни, что это за штуковина и почему она может быть опасной?

— Сожалею, — довольно издевательским тоном отозвался помощник, — но за это время я получил дополнительные инструкции и рассказывать про палочку теперь не имею права.

— А от кого инструкции пришли? — озадаченно спросил я.

— От моих создателей.

— Из 22 века? И как же у вас эта связь поддерживается?

— Это тоже запретная зона… могу только сказать, что поддерживается… в среднем раз в сутки.

— Да не очень-то и хотелось, — ответил я, покривив душой, хотелось-то довольно сильно, — может тогда расскажешь о жизни в 22 веке? Хотя бы в общих чертах — это не запрещено?

— Насчёт жизни у меня никаких указаний не было, — растерянно проговорил шарик, — спрашивайте.

— Сколько народу живёт на Земле в 2122 году?

— Около десяти миллиардов.

— Стой, сейчас же уже восемь — за сто лет всего на четверть увеличилось?

— Да, мы сумели ограничить рождаемость, поэтому увеличилось ненамного.

— Ядерная война была?

— Нет, ядерное оружие у нас уничтожено двадцать лет назад, но обычных много было, в среднем за десятилетие одна крупная и 5-6 мелких.

— Продолжительность жизни увеличилась?

— Увеличилась, но несильно — но до сотни лет почти все доживают.

— А вот насчёт гравитационных полей…

— Не могу ничего сказать, запрет.

— Деньги у вас там есть?

— Безналичные.

— На карточках?

— Карточки тоже давно отмерли, специальные чипы вживляют прямо в тело, на них и зачисляются денежные средства.

— Ну а школы-то, школы у вас там остались?

— Остались, конечно, но они сильно отличаются от ваших.

— Насколько сильно?

— Намного… — лаконично ответил голос, а я уж не стал настаивать на подробностях, а вместо этого перепрыгнул на новую тему:

— Вот такой ещё вопросик меня мучает — что вы там в трансформаторной будке спрятали? Жменя обмолвился, что, мол, машина времени там стоит, но что-то для вчерашнего переноса ему никакие приспособления не понадобились, прямо с этого дивана упрыгал в свой 22 век. И своего кадавра мне оставил… так что же в будке-то тогда?

Голос задумался на добрую минуту, возможно, спрашивал у хозяев дополнительные инструкции на этот счёт, но потом отмер и произнёс:

— В будке запасной командный пункт.

— Опа, — удивился я, — тут уже сразу два дополнительных вопроса возникает — чем он командует и где основной?

— Командует группировкой прогрессоров в этом времени, — немного погодя ответил он, — а про основной пункт я не имею права ничего говорить.

— Чем дальше в лес… — пробормотал я, — слово «группировка» подразумевает, что вас тут как минимум двое, а как максимум взвод. Про остальных прогрессоров тебе, конечно, тоже запретили выдавать информацию?

— Точно, — ответил голос, — эта тема под абсолютным запретом.

— Тогда, может, скажешь, почему и как я здесь оказался? Я же не из вашего века и в списке этих ваших прогрессоров не числюсь — что я тут вообще делаю?

— Это был эксперимент… — глухо отвечал голос, — группа сотрудников тестировала новые формы воздействия на окружающую среду.

— А я, выходит, тут в роли подопытной мышки очутился?

— Можно и так сказать…

Я посмотрел на часы и увидел, что вот-вот начнутся новости по второй программе.

— Давай на сегодня мы общение прекратим, — сказал я голосу, — у меня другие дела есть, а завтра, к примеру, продолжим наше увлекательное общение.

— Я не против, — отозвался он, а я зацепил ногтем край заусеницы и сложил всё это добро обратно в сумку.

Местные новости начались с ублюдочной заставки с крутящимся вокруг своей оси оленем, музыку же по случаю траура убрали совсем. Сначала, естественно, церемонию похорон на Красной площади показали, это добрых десять минут отняло, а затем уже перешли к локальным новостям. Сперва выступали какие-то сумрачные рабочие с Завода, потом влез в кадр колхозный механизатор, произнёсший пафосную речь на фоне тарахтящего трактора, ну а на закуску подрастающее поколение приготовили в лице школы 160. Нет, а что — мне даже понравилось, вполне достойную картинку сняли. И Васю в финале почти не вырезали, вышел, как живой. Квадрокоптер наш тоже красивым получился. И я пару раз промелькнул — когда речь говорил и когда рядом с Васей стоял на интервью.

Не успели новости закончиться, как в дверь позвонили. Я открыл — там стоял Васин папаша с бутылкой водки в одной руке и куском сала в другой.

— Ну ты дал, Палыч, — возбуждённо начал он, — мой пацан теперь на всю страну прославится.

— Пока не на всю, — автоматически поправил его я, — а только на нашу область, в других же местах нашу вторую программу не показывают.

— Всё равно здорово, — не унимался папаша, — это дело требует того… обмывки.

И он потряс водкой в воздухе — в виде разнообразия это был не Коленвал, а совсем даже Столичная, с панорамой гостиницы Москва на этикетке.

— Вишь, какую я водяру ухватил, — похвастался он, — элитную. Её на экспорт гонят.

— Ну заходи, — мысленно махнул рукой я, всё равно же не отвяжется.

— Чего там у вас на Заводе-то нового? — чисто для галочки спросил я, когда мы махнули по первой рюмке.

— Да чего у нас может быть нового? — меланхолично отвечал папаша, пережёвывая кусочек сала (белорусское, сказал он про него, вчера знакомый из Витебска подогнал), — знай выполняй план, сперва обычный, потом встречный — вот и все новости. Ты мне лучше расскажи, как такая идея тебе в голову пришла? С этим… с вертолётиком.

Рассказал и про идею, и как оно всё начиналось и чем должно бы закончиться, папаша на этом успокоился, но после третьей рюмки перепрыгнул на позавчерашние события.

— А этот хряк из первого подъезда, он в натуре сбрендил?

— Врачи говорят, что да — шизоидное расстройство личности вроде.

— Он ведь тебя сначала зарезать хотел, а уж потом на улицу побежал?

— Да, всё так и было, — отвечал я, — только сначала самоубиться попробовал, а когда не вышло, пошёл других убивать.

Папаша мне сильно надоел за эти полчаса, я уж не знал, как его спровадить, но он вдруг вспомнил о чём-то и засобирался сам.

— Спасибо тебе, Палыч, за сына, — со слезой в голосе сказал он на прощание, — да и ваще ты мужик с понятием, обращайся, если чо…

Остатки Столичной он таки с собой забрал, да и не жалко… а я посмотрел на часы — до ночи ещё много времени, а схожу-ка я в парк и посмотрю попристальнее на эту трансформаторную будку, что-то не нравятся мне хороводы, которые вокруг неё водят Жменя с голосом.

Налево пойдешь

Налево пойдешь…

На улице как-то неожиданно похолодало и не мудрено — октябрь уже на календаре. Ладно ещё, что не заморозки. Никого из знакомых я по пути в парк и по парку не встретил, добрался до искомой будочки без происшествий за пять минут. Она была прикрыта от пролегающей мимо асфальтовой дорожки и детского городка какими-то густыми кустами, так что я никого не видел и меня никто не видел. Дверь была закрыта… или прикрыта — я же ведь сломал её совсем недавно, вряд ли наши ремонтники умеют так быстро реагировать. Дёрнул за ручку, дверь и отворилась с неприятным скрипом… я на всякий случай оглянулся по сторонам, но никто, кажется, ничего не заметил. Тогда я включил карманный фонарик (не круглый, прямоугольный, в него ещё надо было вставлять такой же формы батарейку, как её… 3336Л, во как, её ещё на язык проверяли — если щиплет между двумя электродами, значит рабочая) и осветил все углы помещения…

А не было тут ничего необычного — трансформатор гудел в углу, закрытый железной сеточкой, а напротив него имел место натюрморт из пустых бутылок из-под портвейна и пустых же жестяных банок, в которых раньше лежала каспийская килька.

Хороший командный пункт у наших потомков, мысленно хмыкнул я, работа у них явно была захватывающей. Пнул ногой бутылки, они разлетелись по всему периметру, но при этом открыли лючок в полу. Квадратный, полметра на полметра и с ручкой для поднятия… понятно, бутылки тут для маскировки валялись, а пункт этот скорее всего внизу. Я человек рисковый, поэтому просто схватился за ручку и с натугой приподнял люк, он оказался неожиданно толстым и тяжёлым, на все двадцать кило. Посветил внутрь — там имела место самая обычная металлическая лестница, приваренная к стенке, и уходила она довольно глубоко. А чего нам, давай слазим, сказал я себе, взял в зубы фонарик за скобку на обратной стороне и начал спускаться вниз, подсвечивая себе в процессе.

Метров десять мне пришлось одолеть, пока лестница не закончилась — тут было расширение лаза с бетонным полом, круглая такая комната диаметром добрых три метра. По окружности она имела три двери, одна выкрашенная красной краской, другая жёлтой, а последняя соответственно зелёной. Светофор. И я оказался в положении былинного витязя на распутье — туда пойдёшь, нехорошо будет, сюда — ещё хуже, а если прямо, то совсем вилы, так кажется в сказках говорится.

Выбрал зелёную, всё поспокойнее цвет, но сначала подёргал остальные, конечно, все они были заперты, и красная, и жёлтая. А эта открылась, представьте себе, без дополнительных усилий. Посветил фонариком по сторонам, увидел выключатель сбоку от двери, включил его. Даааа, многого ожидал, но только не этого — здесь был макет обычного школьного класса, как бы не из нашей школы. Ряды парт, сбоку наглядные пособия по моей любимой геометрии, в дальнем конце доска и учительский стол. Окна были занавешены чёрными непроницаемыми шторами. Я как ни в чём не бывало подошёл к ближайшему окну и отдёрнул штору в сторону — надо ж было узнать, что там такое притаилось за этими окошками на глубине десяти метров-то…

Там была белёсая какая-то дымка, за которой просматривались очертания футуристических зданий во много этажей, в нашем Новокалининске точно таких не было в 72 году, самое высокое из того, что имелось, это 14 что ли этажка, управление местной железной дороги. Почти одновременно с отдёргиванием занавески откуда-то сверху раздался голос.

— Я бы на вашем месте закрыл бы окна, — сказал он глухим и демоническим тоном.

— Да пожалуйста, — я поставил занавески на место, — а вы кто?

— Конь в пальто, — перешёл на более понятный язык голос, — садись вон за парту, раз пришёл, будем тебя учить.

Я возражать не стал и уселся за последнюю парту у окна.

— Чему учить будете? — поинтересовался я.

— Как перестать создавать проблемы на ровном месте и начать, наконец, правильную жизнь.

— Очень своевременная тема, очень, — поддакнул я, — с удовольствием послушаю.

Освещение погасло, а вместо этого на доску начали проецироваться слайды с невидимого слайд-проектора.

— Значит, слушай сюда, Палыч, — обратился ко мне голос на фоне первого слайда с массой квадратиков и кружочков, соединённых залихватскими стрелочками, — первое, что ты должен уяснить, это вот что — сложные структуры управляются по своим внутренним законам, и бесконтрольное вмешательство посторонних и безответственных болванов в их функционирование не может приветствоваться никоим образом…

-------

А в итоге всего этого обучения, дорогие читатели, я очнулся на своём диване в полностью раздетом виде. Даже без трусов. А рядом мирно посапывала англичанка Софья, тоже без малейших признаков одежды.

Как, когда и зачем это произошло, у меня не было ни малейшего представления… это как наркоз перед операцией, была у меня парочка таких случаев в прошлой жизни — вот тут ты лежишь на столе и нарколог собирается вколоть тебе дозу усыпляющего, а через пару секунд тебя уже треплют за плечо и говорят, что можно проваливать, если операция несложная, или везут в каталке по коридору, если что посложнее.

Так и здесь — только что потусторонний голос объяснял мне, как правильно себя вести, а следующая картинка перед глазами, это диван и Софочка под боком. Приподнял простыню, дабы изучить внешний вид партнёрши, раз уж представился такой случай… до этого-то я её без одежды не видел… Ну чего, всё на месте, грудь второй номер, талия узенькая, ноги длинные и весьма привлекательные, а задница так и совсем идеальной формы, запах приятный… а тут и она открыла глаза — ну что же, будем действовать по обстановке и не создавать лишних проблем на голом месте, всё по заветам того голоса из подземелья.

— Антоша, это было незабываемо, — сказала она, обнимая меня за шею. — Долго ж ты упирался — и зачем, спрашивается?

— Ты тоже была великолепна, дорогая, — ответил я, незаметно высвобождаясь из её объятий, — кофе будешь?

— Что, прямо в постель? — спросила она, — буду, конечно… я про это только в книжках читала, как кофе в постель приносят.

— Мы рождены, — буркнул я, — чтоб сказку сделать былью, и чтобы кофе приносить в постель, — накинул халат и вышел в кухню.

— Стихи из тебя прямо поутру вылетают? — поинтересовалась она из-за дверного проёма.

— Дурное дело нехитрое, — отозвался я, засыпая порцию молотого кофе в маленькую кастрюльку, — пять минут и будет готово.

Блин, как бы детали-то у неё выяснить, почему и когда мы в одной койке очутились…

— А дальше что там в твоём стихе будет? — не унималась она, — не закончено как-то.

Я пораскинул мозгами, пока закипал чайник, и придумал вот что:

— С корицей, кардамоном и ванилью,

Всё это вам, моя мадмуазель.

— Здорово, — восхитилась она, обозревая прикаченное мною на каталке, — у меня такого в жизни никогда не было. А тут правда ваниль с корицей есть?

— Корица да, положил щепотку, а ваниль с кардамоном я для рифмы приплёл, не продаются они в наших магазинах.

Она тем временем тоже поднялась и набросила сверху мою рубашку, она длинная была, так что лобок прикрывался, но длинные красивые ноги были на самом виду. Разговор про вчерашнее она сама начала, без моих понуканий.

— Я прямо не поверила, когда ты меня вчера в моём бараке нашёл…

— Послушай, дорогая, — решил я сразу не темнить и брать быка за рога, — я не помню ничего про вчерашний день, у меня иногда случаются такие провалы. Может, расскажешь в деталях, что там было?

Она внимательно посмотрела на меня, убедилась, что я говорю серьёзно, и тогда продолжила:

— Бедняга, водки перепил, наверно. Ладно, слушай, раз такое дело…

Ничего необычного она мне не сообщила — я вытащил её из барака часиков в семь вечера, потом мы пришли ко мне на квартиру и пили тут вино с водкой, ну а потом что случилось, ты и сам всё понимаешь.

— Ты же не далее, как сегодня утром говорила, что не привыкла к такому обращению, — хмуро парировал я, — что изменилось за полдня?

— Да я сидела-сидела, — призналась она, — за проверкой домашних заданий и вдруг поняла, что если строить из себя недотрогу, то всю жизнь так и будешь проверять тетрадки в бараке.

— Не будешь, — автоматически поправил её я, — все ваши бараки снесут через два-три года.

— Я не о том, — с досадой отозвалась она, допивая кофе с коржиком (очень вкусно, кстати, с корицей, спасибо, Антоша), — ну перееду я в панельку на Южке, там ведь теперь новые микрорайоны строят… и буду так же сидеть в ней в полном одиночестве… а ты прогонишь эту свою продавщицу? — внезапно перепрыгнула она на следующую тему.

— Конечно, дорогая, — всё также хмуро отвечал я, — гаремы у нас не приветствуются законодательством.

— Ой, — вдруг вспомнила она что-то, — сегодня же обычный учебный день, а на часах… без пяти семь. Надо ж в школу собираться.

И она ускакала в ванную, немедленно сообщив оттуда:

— Я воспользуюсь косметикой твоей Маринки, можно?

— Бери всё, что видишь, — тупо сказал ей я, застилая постель и одеваясь на работу, — семь бед — один ответ, — а это я уже про себя произнёс.

Из подъезда мы по отдельности выходили — сначала я, убедился, что свидетелей нет, и махнул рукой приглашающим жестом, она стояла на лестничной площадке второго этажа, там, где почтовые ящики висят, и смотрела в окно. Кстати, почту надо вытащить, мелькнула у меня запоздалая мысль, ладно, после работы вытащу, не возвращаться же, примета плохая. А Софья выскочила из подъезда вся весёлая и румяная, чмокнула меня в щёку и далее мы уж вместе пошли — путь из её барака мимо моего дома пролегал, так что конспирация тут не нарушалась никоим образом.

Единственное, о чём я подумал по дороге к школе — так это о том, что там такого сотворили со мной в подземелье, что я в полный невменоз на полсуток отправился…

Классный час-2

Школа встретила нас привычным шумом и гамом, как будто и не было только что трёхдневного траура. Мы разделись в учительской раздевалке, следом за нами туда ввалился физрук Фирсов, ехидно ухмыльнулся и подмигнул мне за спиной Софьи. Но я на его ухмылки никак не реагировал, только этого мне недоставало.

И насчёт раздевалок всплыло из глубин долговременной памяти, что в 21-то веке тут по три контролёра сидеть будет, неустанно бдящих, чтоб чего не спёрли. А сейчас одна бабушка божий одуванчик, и то не весь день, а набегами. Вся одежда, короче говоря, в свободном доступе, но ничего не прут ведь… насколько же испортятся нравы за тридцать лет. Про охранников на входе я уж заикаться не буду.

— Антон Палыч, — сразу же пристала ко мне завуч по воспитанию, когда я вошёл в учительскую, — сегодня после шестого урока у всех намечен классный час.

— Вас понял, — коротко бросил я, — проведу, не волнуйтесь. А тема?

— Тема свободная. Касаться того, что случилось три дня назад, даже не надо, о чём-то позитивном поговорите.

— Ещё лучше, — ответил я, но вспомнил про аллочкины запросы и погрустнел, как пить дать же, придётся про любовь что-нибудь сочинять.

Но пока у меня алгебра в восьмом-Б классе, где сидят Вася Дубин с Ваней Красногоровым. Прямо с порога, поздоровавшись со всеми, я начал барабанить целыми заготовками из методички.

— Открыли тетради, пишем и ни на что не отвлекаемся — тема у нас «линейные уравнения с двумя неизвестными». Записали? Тогда продолжаем — уравнение вида ax+bу=c, где х и у неизвестные, называется линейным уравнением с двумя неизвестными. Каждая пара значений х и у, удовлетворяющая уравнению, называется решением уравнения с двумя неизвестными.

— Антон Палыч, — неожиданно перебила меня отличница Аня Сойкина, — а правда, что вы на хоккее с канадцами были? Я вашу фотографию в Известиях видела, вы там ещё вместе с Крамаровым сидите.

— Правда, Анечка, — не стал увиливать я, — Крамаров же мне и прислал билеты на эту игру.

— И как там в зале-то? — это уже Красногоров встрял, — интереснее, чем по телевизору?

— Никакого сравнения… это всё равно, что смотреть передачу про еду — сытым-то от этого просмотра не будешь, верно?

— А драка нашего с канадцем из-за чего началась? — это спросил мальчик с задней парты, забываю я всю дорогу, как его зовут.

— Мишаков с Жильбером дрались, да, — припомнил я этот момент, — сразу после гола Эспозито, когда он 5:4 сделал счёт. Началось всё с того, что канадец со всей силы саданул нашего клюшкой в бок.

И я показал условными движениями, как это было.

— Больно наверно, — предположил мальчик с задней парты, — если со всего размаха-то.

— Ну не будем забывать, что у хоккеистов там кругом щитки и протекторы, — напомнил я, — но всё равно наверно и больно, и обидно. Вот Мишаков и не выдержал.

— А потом же он предлагал канадцу продолжить драку, — это уже Вася высказался, — сбросил перчатки и приглашал, мол, выходи один на один — чего ж тот не пошёл-то?

— Испугался, наверно, — предположил я, — Мишаков парень здоровый и резкий, мог покалечить. Но это мы отвлеклись, давайте продолжим про уравнения.

Класс разочарованно вздохнул, но послушно заскрипел перьями по бумаге. А по окончании шестого урока (как-то долго они тянулись в этот день, уж и не чаял последнего звонка дождаться) начался обещанный с раннего утра классный час в десятом-В. Алла Лосева сидела на своей второй парте вся сияющая, как луна в полнолуние, наверняка сейчас выдаст на-гора всё, что у неё наболело, подумал я.

— Здравствуйте ещё раз, ребята, — так начал я общение с классом, я ж у них геометрию проводил четвёртым уроком, так что виделись уже.

— Здрасть, — на разные голоса раздалось в ответ.

— Сегодня у нас классный час на свободную тему, как мне тут подсказали старшие товарищи. О чём поговорим? — и я уселся на край своего стола.

— Про хоккей? — предположил Половинкин.

— Не-не, — выскочила Алла, которую давно уже распирало изнутри, — вы в прошлый раз обещали про любовь и дружбу.

— Я свои обещания выполняю, — твёрдо заверил я её, — можно и про любовь. Давай с тебя начнём, Алла, раз ты такая смелая — ты любила в своей жизни хоть раз?

— Ээээ… — Алла взяла и вся покраснела, как варёный рак, — а чего с меня-то начинать? Давайте лучше с вас.

— Думаешь, испугаюсь? — смело отвечал я, — да пожалуйста — любил, и не один раз. Впервые это в школе ещё случилось, была у нас в классе одна красивая девочка… на тебя, кстати, очень похожая, звали её Леной. На увы, поклонников у неё много было, на мои ухаживания она не реагировала, так что закончилось всё ничем.

— А потом? — не унималась Алла.

— Потом суп с котом, — прервал я её, — давайте начнём с теории, а практику уже в конце обсудим. Итак, любовь согласно большой советской энциклопедии это чувство глубокой привязанности и симпатии к другому человеку или объекту.

— Что значит «к объекту»? — спросили сзади.

— Любить можно не только человека ведь, — был готов у меня ответ, — но и другое одушевлённое существо, кота, например, или хомячка, верно? Да и неодушевлённое тоже — многие цветы любят, ухаживают за ними.

— А некоторые водку любят, — некстати прорезался голос Половинкина.

— Про водку в другой раз, — оборвал я его, — у нас тема не та. Про биохимию любви интересно?

— Да, конечно, рассказывайте, — раздалось с разных сторон.

— Любовь, ребята, на клеточном уровне нашего организма, это цепь строго определённых химическихреакций. И все симптомы человека, который влюбился, подозрительно напоминают болезнь… типа гриппа или ОРЗ — ладони потеют, аппетит теряется, лицо краснеет, даже температура у многих поднимается. Виноваты в этом нейромедиаторы из группы аминов…

— Чего? — растерянно спросила Алла, — каких аминов?

— Неважно, — продолжил я, — слушай и запоминай — допамин, раз, его увеличение в организме приводит к эйфории, серотонин, два, это главный двигатель любви, когда его не хватает, наступает депрессия, но когда слишком много — может поехать крыша, и норадреналин, три — это дело отвечает за учащенные сердцебиения и потение тела.

— Как-то у вас всё буднично и приземлённо выходит, — скривила губы Алла, — а как же чувства?

— Чувства это уже следующий уровень, чуть выше, чем допамин с серотонином. Ещё пара слов про них и перейдём… итак, допамин (он же дофамин в другой транскрипции) — изначально считалось, что он вызывает чувство удовольствия человека, ну типа вознаграждение за перенесённые беды и невзгоды. Однако последние исследования в этой области говорят о том, что непосредственного удовольствия допамин не приносит, а только создаёт ощущение предвкушения от удовольствия… что на мой взгляд почти то же самое…

— Это как от наркоты? — спросил Обручев, покосясь на Аллу.

— А ты-то откуда про это знаешь? — удивлённо переспросил его я, всё же начало 70-х годов это не дикие 90-е, сюда пока кокаиновые дилеры не добрались.

— Передачу одну недавно смотрел, — грамотно отбрехался он, поди проверь — была такая передача или нет.

— Да, некоторое сходство с употреблением наркотиков есть, — не стал спорить я и перешёл дальше. — Серотонин, это тканевый гормон, вызывает сокращение гладкой мускулатуры. А также определяет общее качество жизни человека. Чувство привязанности или попросту любви напрямую зависит от его количества в организме. Ну и норадреналин, наконец, принимает участие в регулировании артериального давления и отвечает за стрессоустойчивость организма. Может слышали про таких «адреналиновых наркоманов»?

— Не, не слышали, — на разные голоса отозвались десятиклассники.

— Ну это которым жизнь без риска как еда без соли, — вспомнил я цитату из известного фильма, — везде ищут приключения и переживания. Баланс этих трёх «аминов» в организме и определяет наличие или отсутствие так называемой «любви».

— Это всё понятно, — опять выступила Алла, — но не очень интересно, прямо как на уроке химии сидишь. Вы бы лучше чего-нибудь про чувства рассказали.

— Окей, давайте про чувства, — вздохнул я, — знаете, сколько лет было Джульетте, когда у них там случился бурный роман с Ромео?

— Шестнадцать? — предположил Обручев.

— Меньше, напрямую Шекспир про это не говорит, но по косвенным данным примерно 13-14.

— Ого, — восхитился кто-то сзади, — у нас Ромео под статью попал бы.

— Да, наверно, — согласился я, — но это я к тому, что любви, так сказать, все возрасты покорны. С другой стороны один итальянский поэт по имени Петрарка воспевал в стихах свою музу Лауру аж до 70 лет.

— И чего, — поинтересовалась Алла, — у них там сложилось в конце концов?

— Нет, так и смотрел на неё издали, а подойти не решился. А потом она умерла, говорят, от чумы, и остался Петрарка бобылём до самой смерти.

— Грустная история, — сказала Алла, — лучше бы что-нибудь повеселее рассказали.

— Держите весёлое, — охотно отозвался я, — мне не жалко. Владимир Владимирович Маяковский, знаете такого (знаем конечно, откликнулся класс), взял и полюбил Лилию Брик, хозяйку одного из самых модных салонов Петербурга.

— И что тут весёлого? — поинтересовалась Алла.

— А ты не перебивай, тогда узнаешь, — подколол её я. — Весёлое тут то, что Лиля была замужем за Осипом Бриком и расставаться с мужем не хотела… ну он был обеспеченный человек и в материальном плане всё у них было отлично. И тогда Лиля предложила всем им троим жить вместе, и Маяковскому, и Брику.

— И что дальше?— не выдержала Алла.

— Все трое пришли к взаимному согласию и жили под одной крышей дружной семьёй много лет.

— Даааа, — затаил дыхание класс.

— А застрелился он тоже из-за неё? — это Алла продолжила свой допрос.

— Там достаточно мутная история, достоверно не ясно, из-за чего он так… — ответил я, — по одной версии он проверял свой револьвер и случайно спустил курок. По второй — у Маяковского были большие долги и он не знал, как их отдать. Ну и третья, это естественно Лиля… хотя к тому времени их любовь вроде бы поугасла.

— А счастливая любовь часто встречается? — опять не выдержала Алла.

— Бывает, конечно, — вздохнул я, — но не очень часто. И вообще, как говорят умные люди — брак это три месяца безумной страсти, потом три года притирания друг другу и, если повезло и брак остался жив, тридцать лет взаимной жизни, основанной на системе уступок и противовесов.

— Ну нам ещё далеко до этого, — философски заметила Алла, — нам бы школу закончить.

— Закончите, куда вы денетесь, — отвечал я, — а если что, я помогу. А любовь что… это как острая приправа к еде — можно и без неё всё съесть, количество калорий от этого не изменится, но будет сильно невкусно. Или корица с ванилью в кофе, никто не пробовал?

Метод Илоны Давыдовой

— Я, я пробовал, — выскочил со своей репликой Пронин, обычно немногословный. — Ваниль недавно добавлял в кофе, очень вкусно получилось.

— Где взял? — сразу же среагировал я на неожиданное развитие ситуации.

— Не знаю, — пожал плечами он, — мать откуда-то принесла.

— Отсыпешь грамм десять?

— Конечно, Антон Палыч, мне не жалко.

— А наш классный час, друзья, тем временем плавно подошёл к закруглению. Ещё какие-то вопросы остались?

Классный час закончился, все быстренько собрались и вымелись, но Алла опять задержалась и удивила меня в очередной раз:

— Антон Палыч, — сказала она самым интригующим тоном, — а я слышала, что этой вашей игрушкой…

— Вертолётиком что ли? — уточнил я.

— Да, им… сильно заинтересовались заводские начальники. И по моим сведениям сегодня вас вместе с Васей пригласят на беседу.

— Спасибо, Алла, — поблагодарил её я, — если пригласят, поговорим. А откуда ты это знаешь?

— Отец рассказал, он у меня тоже начальник… небольшой правда.

И Алла как в воду глядела, из учительской меня сразу же выдернули в директорский кабинет.

— Антон Палыч, — сказала Оксана Алексеевна, строго глядя на меня поверх очков, — у меня для вас две новости.

— Дайте угадаю, — подхватил я, — одна хорошая, другая плохая?

— Не совсем так, обе нормальные, — продолжила она. — Начнём с первой — ваша это моделька… ну ту, что вы вчера с Дубиным запускали, вызвала интерес на Заводе…

— А у кого конкретно? — сразу уточнил я.

Она пошелестела бумажками и сообщила:

— У первого замдиректора Егорова, знаете такого?

— Что-то слышал, — пробормотал я, — он кажется секретным цехом заведует?

— Да, и им в частности. Сегодня после обеда к вам подъедут люди от него, поговорите.

— Конечно, — быстро согласился, — отчего не поговорить с компетентными товарищами.

— И второе… — она вытащила ещё одну бумажку из стопки, — из гороно сегодня прислали, читайте сами.

Я взял в руки лист А4 с шапкой «Городской отдел народного образования города Новокалининска» и прочёл примерно следующее — опыт школы 160 по концентрации обучения старших классов в руках одного-двух преподавателей заслуживает самого серьёзного внимания. Нашей школе, таким образом, предлагалось в виде эксперимента выделить один десятый класс и закрепить за ним двух кураторов, кои вели бы все предметы, а заодно присматривали за морально-этическим обликом подрастающего поколения.

— Это они на меня намекают? — спросил я, возвращая документ.

— А на кого же, — со вздохом сообщила Оксана, запихивая бумагу обратно в стопочку, — вы же и физкультуру у десятого-В вели, и литературу. Вот они и заинтересовались.

— Но Оксана Алексеевна, — приложил я руки к груди, — это ж нереально, физика и химия это ладно бы, но ту же географию с биологией я практически не знаю. Опять же английский и рисование…

— А вам в помощь выделим Софью Павловну, — сурово отвечала она, смотря всё так же поверх очков, — вдвоём вы точно справитесь. Соглашайтесь, если этот метод получит одобрение, далее возможны самые разные изменения в вашей судьбе. Положительные естественно.

— Можно я до завтра подумаю? — попросил я, — опять же с Софьей Павловной посоветуюсь.

— Думайте, конечно, — вздохнула она, — и советуйтесь… только желательно, чтобы не в одной постели, — подколола она меня на прощание.

А я ничего на это отвечать не стал, а только с горечью подумал, что ж у нас за городок-то такой, все и всё мигом узнают. Домой я с Софьей пошёл, конечно, не под ручку, а просто рядом.

— Я даже не знаю, — растерянно отвечала она на мой пересказ предложения директорши, — непривычно как-то…

— Время у нас до завтра есть, — сказал я, — можешь поразмыслить. А вечером я тебя жду… с нетерпением.

— Хорошо, приду, — озарилось её лицо счастливой улыбкой, — после восьми, как стемнеет.

А чуть позже ко мне домой и Пронин забежал, с кулёчком ванили.

— Спасибо, Валера, — поблагодарил его я, — если чего надо будет, обращайся.

— Модельку эту покажите ещё раз, — попросил он.

— Она у Васи, в 42 квартире — можешь зайти, — предложил я ему.

А сам в ожидании высоких гостей с Завода вытащил ещё раз жменевские игрушки и разложил их в рядок на крышке пианино. Слева шарик, справа пирамидку, а по центру палочку. Перемещаться мне более никуда не надо, подумал я и спрятал шарик обратно в сумку. Вопросы решать тоже… их за меня почти все решили — пирамида отправилась вслед за шариком. А вот относительно тебя, палочка, надо бы прояснить ситуацию.

Значит, что я о ней знаю… голосовой помощник отказался сообщать о тебе какие-то бы ни было сведения, это раз, и при ударе о металлическую поверхность в лесу что-то громыхнуло, это два. Не густо… оружие это что ли такое у наши потомков из следующего века? Достал восьмикратную лупу, была у меня такая штука в ящике стола, вот убей не помню, как она там появилась, и начал внимательно изучать поверхность палочки.

И представьте себе, нашёл одну зацепку. Точнее не зацепку, а выступ на боковой поверхности, совсем незаметный, если не приглядываться. И длинный, в половину всей палочки — с концов он плавно сходил на нет, так что заметить его можно было только при очень пристальном осмотре. С лупой.

Ну чего, подумал я, ты же рисковый пацан Антоша? Значит нажимай… или наоборот на себя тяни… но только вот это можно разве что тоненьким пинцетом сделать, которого у меня нет. Хотя стой, в марининой косметичке может и найдётся такое добро. Прошёл в ванную комнату, рассмотрел содержимое сумочки с косметикой, оставленной Мариной перед зеркалом (интересно, чёж она её с собой-то не взяла… а, наверно походный вариант какой-то имеется), и нашёл пицетик, всего-то в пять-шесть сантиметров длиной. С очень тонкими кончиками… забираем с собой. Заодно уж и медицинский скальпель взял, с рукояткой, обмотанной чёрной изолентой — у женского пола очень неожиданные вещи в сумочках можно встретить.

Нажатие на выступ, как я собственно и ожидал, никаких последствий за собой не потянуло. И в центре, и по обоим краям пробовал нажимать, и так, и так тухляк получался. Теперь перейдём ко второй стадии эксперимента… что, стрёмно, Антон Палыч? Есть немного, Антон Палыч. Но, как говорится в народной поговорке, назвался груздем — не говори «допустим». Аккуратненько подцепил центр выступа пинцетом и потянул на себя… а он взял и выехал из палочки на добрых пять сантиметров, и между его краем и собственно палочкой развернулся уже знакомый мне экранчик. Но не синенький, как в шарике, а на этот раз оранжевый.

А на экране отчётливо прочиталась надпись: «Выберите нужный коэффициент ослабления поля». Знать бы ещё, что за поле имеется ввиду, и в каких пределах можно варьировать этот коэффициент. Но если первый вопрос остался пока загадкой, то про коэффициент я всё узнал через пару секунд — внизу вывалилась подсказка с возможными вариантами, от полутора до сотни. Сто мы, допустим, Антон Палыч, сразу нажимать поостережёмся, сказал я сам себе, а вот десятку давай попробуем. И я без дальнейших раздумий ткнул в кнопочку с соответствующими цифрами.

Сначала ничего не произошло, я даже успел подумать, что опять, наверно, холостой выстрел. Но следом за этим я как-то перестал ощущать собственный вес — лёгкость во всех членах образовалась. Аккуратно подпрыгнул и едва-едва не врезался головой в потолок, в последний момент успел среагировать и упёрся туда рукой, отрикошетив обратно к полу.

Эге, смекнул я, а не зря ведь шарик мне совсем недавно втирал про управление гравитацией, мол, в 22 веке её под контроль взяли. Десятка, это очевидно степень ослабления гравитационного поля вокруг палочки. Попробовал шагнуть по направлению к кухне и мигом переместился на всё это расстояние, в последний момент только успев упереться в косяк руками. Десять многовато, решил я и изменил коэффициент на экране на двойку. Вот это совсем другое дело… интересно, что же будет, если сотню выбрать? Думать об этом не хотелось, а вместо того я проверил радиус действия палочки — оставил её на пианино и походил кругами, возле входной двери мой вес начал ощущаться вполне обыденным образом, так что для себя я принял дальнобойность за пять метров.

Так, на часах уже шесть вечера, подумал я, пролетая мимо настенных часов с ходиками, сейчас наверно люди с Завода придут, надо тормозить шарманку. И я лихорадочно начал тыкать в разные кнопки на палочковом экране, пытаясь привести её в нерабочее состояние. Получилось это, прямо так скажем, не очень — разные коэффициенты ослабления выбирать, это пожалуйста, а вот кнопочки «Выход» там не было. А тем временем в дверь уже зазвонили, ну делать нечего, нажал на минимальный коэффициент 1,5 и отнес палочку вместе с экраном в самый дальний конец второй комнаты, может не достанет до посетителей-то…

За дверью стоял вполне прилично одетый гражданин в фетровой шляпе (!), я и забыл, что такой головной убор существует в природе, у нас-то все в лыжных шапочках ходят или капюшон накидывают.

— Антон Палыч? — осведомился гражданин.

— Самый он, — хмуро ответил я.

— Я от Егорова насчёт ваших… механизмов (нужное слово он подбирал довольно долго).

— Заходите, — распахнул я дверь, — только сам механизм, он же квадрокоптер, сейчас у Васи Дубина, так что вживую показать не смогу.

— Ничего, — ответил он, быстренько переобуваясь в тапочки и вешая шляпу на гвоздик, — мы сейчас просто побеседуем.

И прошёл в зал, откровенно озираясь по сторонам.

— Чай, кофе? — чисто для проформы предложил я, а он взял и согласился на кофе.

Ну делать нечего, сунул ему в руки последний номер «Науки и жизни», чтоб не заскучал, а сам отправился сочинять кофе с корицей. Надеюсь, в дальнюю комнату он соваться не будет, а то объясняй потом, что это за гравитационные аномалии.

Когда вернулся с разлитым по чашечкам ароматным напитком, гражданин (он, кстати, представился — Виталием Палычем его звали) сидел на том же месте, где я его оставил, и лениво листал журнал.

Изобретатель и рационализатор

— Спасибо, — он взял в руки чашку и понюхал аромат, — корицу добавили?

— Так точно, — отвечал я, — садясь рядом. Ванили у меня, извините, очень мало, а то бы и её ещё присовокупил.

— Вкусно, — похвалил гражданин мои старания. — Так значит вы Колесов Антон Палыч? Учитель математики в школе 160?

— Да, всё верно, — осторожно ответил он.

— Закончили педагогический институт три года назад?

— Я смотрю, вы неплохо подготовились к встрече, — вместо ответа сказал я, — всю биографию узнали.

— Работа такая, — скромно ответил он. — И на досуге, значит, занимаетесь изобретательством?

— И рационализаторством, — ответил я, чтобы не молчать.

— Про этот вертолётик мы всё уже знаем, так что пояснять ничего не надо. Забираем мы вашу модель для изучения и возможного масштабирования.

Я чуть не подавился — а моего согласия при этом спрашивать как бы и не надо? Но вслух ничего этого говорить не стал.

— Да ради бога. А мне что-нибудь за это будет?

— Премию вам выпишем… и этому мальчику, как его…

— Дубину.

— Да, Дубину тоже. По стописят рублей хватит?

Я вторично чуть не подавился своим кофе, и тут уже слегка озвучил своё недоумение.

— Моя или васина помощь какая-то потребуется? — спросил я как можно более обыденным голосом.

— Если понадобится, мы к вам обратимся, — лениво ответил Виталик, отставляя допитую чашку на стол. — Но я слышал, у вас и ещё какие-то изобретения имеются?

— Да, конечно, — не стал спорить я, и тут уже выложил всё, что наболело. — Только я сначала зарегистрирую их по всей форме. В патентном бюро. А потом подумаю, кому их передавать — на вашем заводе свет клином не сошёлся.

— Обиделись что ли, Антон Палыч? — усмехнулся гражданин, — это вы зря. Я немного ознакомился с вашим делом по поводу этого… чиновника из роно…

— Что вы говорите? — воскликнул я, — а разве мент… милиция то есть имеет право выдавать на сторону следственную тайну?

— Отдельным категориям граждан имеет, — веско отвечал тот, — так на чём я там остановился-то?

Я ему помогать не стал, пусть сам вспоминает, а просто встал и подошёл к окну… во дворе мальчишки гоняли в футбол, я узнал пару своих учеников из восьмого класса.

— Вспомнил, — сказал сзади Виталик, — про дело я говорил… там очень много белых пятен в этом деле. И тёмных мест тоже достаточно. Так что при большом желании его можно бы было и возобновить. В связи с вновь открывшимися обстоятельствами.

— А откроются ли эти новые обстоятельства, зависит от моего поведения, — ответил я полу-утвердительно, полу-вопросительно.

— В точку попали, Антон Палыч, — довольно ухмыльнулся тот.

— Хорошо, я обдумаю этот вопрос, — сказал я после недолгого размышления, — дайте мне пару дней.

— Берите, мне не жалко, — ответил гражданин и тоже встал на ноги… а после этого сделал пару шагов по направлению к пианино. — Ой, а что это с моим весом? — испуганно вопросил он.

— Что с ним такое? — я сумел удержать эмоции внутри, наружу ничего не прорвалось.

— Я вроде бы стал легче возле вашего пианино, — продолжил он.

— Наверно показалось, — и я подошёл к нему вплотную (да, ослабление гравитации здесь было довольно заметным), — лично я ничего не чувствую. У вас ко мне всё?

— На данном этапе всё, — в третий раз ухмыльнулся Виталик, — если надумаете чего, звоните.

И он вытащил из нагрудного кармана визитку, где чёрным по белому было написано, что служит этот товарищ в первом отделе Завода… ясно по крайней мере, откуда у него такие манеры. Но напоследок он всё же не удержался и заметил:

— Теперь понятно, почему товарищ капитан из УВД обратил внимание на ваши игрушки… кстати, где они?

— Отдал ученикам, — отбрехался я, — я уже стар, чтоб в игрушки играть, а им в самый раз.

Он ещё раз изучил меня долгим и внимательным взглядом, после чего, наконец, покинул моё обиталище. Надо что-то делать с этим палочками-шариками, твёрдо сказал я себе, в квартире им не место.

С палочкой я решил все вопросы за пару минут — до этого впопыхах просто не обратил внимания на кнопку «Дополнительно», она очень маленькая была и на самом краю экрана. Так если её активировать, то там и обнаруживался требуемый «Выход». Экран скукожился, потускнел и пропал с концами, а длинный выступ заехал на своё первоначальное место, а тяготение снова вернулось на свой привычный уровень.

Так, куда бы мне вас определить, начал размышлять я… и неожиданно вспомнил, что ведь у каждой квартиры в хрущёвке по умолчанию должен быть сарай в подвале. Самое то место — и недалеко и никто на него не подумает. Ключи бы только найти…

На связке ключей, которую я таскал в кармане, два были знакомы (от квартиры и от кабинета математики), а ещё про два я понятия не имел, что это. Попробую, решил я, была не была… подошли оба, один от входной двери в подвал, второй от деревянного отсека с номером моей квартиры. Внутри было темно и пыльно, я включил фонарик и обнаружил большую кучу пустых трёхлитровых банок и какие-то фанерные ящики в углу. Поставил сумку с тремя артефактами на один из ящиков, который был на вид почище остальных, и запер за собой обе двери.

Как назло, при выходе наткнулся на Мари-Ванну всё в том же пуховом платке.

— Никак запасами на зиму решили заняться, Антон Палыч? — удивлённо спросила она, глядя, как я запираю подвальную дверь.

— Да, Мари-Ванна, — тупо ответил я, — варенья наварил и в подвал спустил.

— Из чего варил-то? — приняла она всё это за чистую монету.

— Из рябины, — ляпнул я, чтобы отвязаться.

— Да разве ж из неё варенье варят? — тут же спросила она, глупо хлопая глазами. — Горько же будет.

— Ещё как варят, Мари-Ванна, — горячо заверил я её. — Надо просто ягоды кипятком залить на полчасика, вся горечь и уйдёт. А можно отыскать сорт рябин, который совсем не горчит — у них ягоды покрупнее. В наших лесах она тоже встречается.

— Ну надо ж, — взволновалась она, — сколько лет на свете живу, а про рябиновое варенье первый раз услышала. Спасибо тебе, Палыч, прямо на этой неделе и попробую.

Навязалась на мою голову, карга старая, со злобой подумал я — так ведь и наварит она этого дела, а если горьким окажется, с претензией придёт.

— Когда начнёте варить, — на всякий случай добавил я, — меня позовите, проконтролирую процесс.

— Ага, позову, — заверила она меня и ушла куда-то вдоль нашего стадиона.

А я посмотрел на часы, понял, что до визита Софочки ещё битый час остаётся, и решил прогуляться по району. По микрорайону то есть… вот интересно, почему микро-районы есть, а милли— нету, непорядок, сразу через три порядка ребята перепрыгнули…

Посмотрел минут пять на футбольный матч — а чего, двое-трое парнишек вполне достойно играли, на уровне молодёжного состава нашего многострадального Локомотива. Но тут ко мне подошёл Волобуев, он же Бык, и у нас завязалась такая бессистемная беседа.

— Привет, Палыч, — запанибратски обратился он ко мне, а я не стал его поправлять, хрен с ним, а просто ответил:

— Здорово, Игорёк. Как жизнь?

— Бьёт ключом, — хмуро отговорился он и тут же перепрыгнул на более насущную тему, — я всё никак не пойму, что с нами в той трансформаторной будке случилось? Курить будешь? — и он предложил мне сигарету из пачки Родопи.

— Не курю я, — отмахнулся я, — а в будке видимо какая-то защита сработала. Ты где, кстати, очнулся после этого?

— Вот здесь вот, — махнул он рукой в сторону скамеечек перед сценой, — через два часа после этого…

— Что-нибудь помнишь из этих двух часов?

— Не, совсем ничего, — потряс он головой.

— У меня то же самое, — признался я и тут же добавил, — вот что я тебе скажу, Игорь — мы с тобой сдуру влезли туда, куда не следует. И самое лучшее, что мы можем сейчас сделать, так это забыть про ту будку, как про страшный сон.

— А больше всех Жмене досталось, — всё-таки добавил он свои пять копеек в тему, — теперь его из психушки до гроба не выпустят.

Это ещё бабушка надвое сказала, выпустят или нет, подумал я, но сказал другое:

— Так что давай прекращай разговоры про эту будку, а то за Жменей проследуешь…

На лице Волобуева явно обозначились следы понимания ситуации. Он кивнул и отошёл в сторонку, а его место быстро заняла Аллочка с неизменным Обручевым под ручку.

— Футболом заинтересовались, Антон Палыч? — игриво спросила меня она.

— Не так, чтобы очень, — отвечал я, — просто мусор выбрасывал, вот и задержался на улице… с целью воздухом подышать.

— А что, мусорка уже приезжала? — озабоченно переспросил Обручев. — Она же после семи обычно бывает…

Для читателей, незнакомых с советскими реалиями утилизации твёрдых бытовых отходов, напомню, что мусорных баков возле хрущёвок никогда не стояло, а обитатели этих хрущёвок выкидывали свои отходы в специальные мусоровозы. Они обычно дважды за день приезжали, утром и вечером, и к их приезду собирались приличные толпы местных обитателей.

— Я к соседнему дому ходил, — отговорился я, показав на такую же хрущёвку через дорогу, — там на час раньше мусорка приходит.

Обручев понимающе кивнул, но Алла всё никак не собиралась успокаиваться.

— Антон Палыч, — всё с теми же заигрывающими интонациями продолжила она, — я заметила, что Софья Павловна начала косметикой пользоваться…

— И что? — тупо отреагировал я на эти слова.

— А то, что влюбилась наверно, — сообщила она с радостным смешком. — Интересно, в кого это?

— Не знаю, Аллочка, — вздохнул я, — а гадать не буду. Ну я надышался воздухом, пока.

И я отправился домой решительным шагом, размышляя по дороге о том, что будет, если Алла окончательно расшифрует наши с Софьей отношения. Ничего не придумал, плюнул и налил себе полстакана водки типа Коленвал…

-----

Никто, насколько я смог проконтролировать, Софью не заметил, поэтому примерно через час я таки осуществил свою давнюю мечту и помыл её под душем… а потом она меня… а ещё через полчаса она задала мне неожиданный вопрос, уперев руку в щёку:

— Что-то многовато вокруг тебя странных событий происходит, Антоша, тебе не кажется?

— Креститься надо, если кажется, — попробовал увильнуть я, но не сумел, пришлось развернуть ответ в более подробном виде. — Бывают такие люди, которые буквальным образом притягивают разные неприятности. Как магнит гвозди. Я наверно из их числа.

— А что там у тебя с этим Жменей произошло? — продолжила допытываться она, — что он с ножом по улицам начал бегать?

— Не знаю, — достаточно честно отвечал я, — минут десять мы разговаривали спокойно, а потом у него что-то в мозгу, видимо, щёлкнуло, вот он и начал на людей кидаться.

— А о чём вы говорили эти десять минут? — никак не желала успокаиваться она.

— Да всё о том же, — вздохнул я, — про его заяву в ментовку и как жить дальше…

— А он правда что это… ну что он гомосек?

— Наверно, — ответил я, мне этот разговор уже начал надоедать, — я не проверял. Ты мне лучше расскажи, что там у тебя за отношения с нашей чертёжницей?

Лингафонные страсти

— Обычные рабочие, — мгновенно отреагировала она, — а почему ты спрашиваешь?

— Ну так ты же сама призналась, что рассказала ей про наши отношения…

— Могут же у меня быть подруги, — ощетинилась она, — хотя бы одна подруга… иногда хочется поделиться наболевшим.

— Ага, и потом эти подруги растрезвонят это наболевшее по всему белому свету, — буркнул я.

— Ираида не такая, — твёрдо отрезала Софья. — Ты бы лучше рассказал, что со своей продавщицей делать будешь?

— До её приезда ещё два дня, — лениво ответил я, — что-нибудь придумаю… или может случится чего, так что вопрос сам собой снимется. У меня бывало такое.

— Ну смотри, — с неопределёнными интонациями протянула она, немедленно сменив тему разговора, — а ты на мне женишься?

— Посмотрим на твоё поведение, — попытался подколоть её я.

— А чего на него смотреть? — приняла она шуточку за чистую монету, — поведение примерное. На своё поведение лучше смотри.

— Ладно, давай лучше отложим этот вопрос на те же пару дней, лады? — спросил я и, увидев понимание, продолжил, — а теперь лучше повернись вот так…

----

А на следующий день во время большой перемены Вася Дубин поведал мне, что вчера к нему заходил большой чин с Завода и реквизировал квадрокоптер с концами.

— Бумагу-то какую-нибудь он выдал взамен? — поинтересовался я.

— Да, начеркал что-то на листочке, — признался Вася, — и очень много спрашивал, нет ли у меня в загашнике ещё чего-нибудь интересного… но магнитофончик наш я не сдал, правильно?

— Целиком и полностью, — одобрил я его поведение, — хватит с них и одной модельки.

— Я там кстати одну закладочку сделал, — продолжил свою исповедь Вася, — так что моделька будет летать вкривь и вкось… до тех пор, пока меня не позовут.

— Ай да Вася, — восхитился я, — всё правильно ты сделал. У меня к слову ещё одна задумка имеется по электронной части, но об этом уж не сегодня.

Васины глаза загорелись неугасимым огнём, вот ведь энтузиаст своего дела, но я так и не раскололся — сказал завтра, значит завтра. А вечером я зашёл в кабинет английского языка, там где Софья командовала. Да, тот самый, лингафонный, в котором, впрочем, от лингафонности были только жестяные коробочки на партах.

— Ты когда заканчиваешь работу? — спросил я у неё.

— Через полчасика, — ответила она, оторвавшись от своих тетрадок.

— Эста бьен, кариньо (хорошо, дорогая), — на автомате почему-то вырвалось у меня.

— Ого, — удивлённо округлила глаза Софья, — знаешь испанский?

Я вздохнул и прогнал ей старую пулю об испанских эмигрантах в нашем классе (на самом-то деле я этот испанский немного выучил, когда у нашей фирмы появился серьёзный партнёр из Аргентины).

— У меня в инъязе испанский был вторым языком, — вздохнула она, — но преподавали нам его по остаточному принципу, так что пару сотен слов запомнила и на этом всё.

— Бывает, — ответил я, — могу добавить ещё немного незнакомых слов в твой лексикон. А вот эти коробочки, — и я показал на ближайшую жестянку, — они работали когда-нибудь?

— На моей памяти нет, — твёрдо ответила она, — знаю только, что в кладовке на первом этаже лежит что-то, связанное с ними.

— Тогда я пойду поинтересуюсь у завхоза, что там, — сказал я, — а ты подтягивайся туда, когда закончишь.

А я тем временем нашёл нашего завхоза и удивил его неожиданной просьбой.

— Ты хоть раз заходил в эту кладовку? — хмуро отреагировал он, — там чёрт ногу сломит. И есть ли в ней хоть что-то для английского кабинета, я понятия не имею.

— Я не чёрт, — отговорился я, — и переломов не боюсь.

Выдал он мне ключик на цепочке и сказал, что он уж туда не полезет, так что всё сам, всё сам… Кладовка эта располагалась аккуратно напротив туалетов первого этажа и по первоначальному замыслу очевидно предназначалась для школьного радиоузла. По крайней мере такая табличка была прикручена на внутренней стороне двери.

Завхоз не соврал, чёрт здесь и в самом деле мог сломать ногу. Даже обе ноги при большом желании. Чего только здесь не было навалено на стеллажи, два стола и просто на пол, это уму непостижимо. Но я сделал невозможное и отыскал то, что собирался. Это был пульт управления теми коробками и ящик с наушниками при нём. Пульт был выполнен из той же оцинковки, что и обычные колхозные вёдра, имел 20 переключателей и столько же зелёных лампочек, ну и плюс какие-то индикаторы и два больших верньера в верхней части. И что самое удивительное, рядом с пультом обнаружилась папочка с подробнейшими инструкциями по его эксплуатации.

Вот за это дело я и засажу Васю Дубина, подумал я, отряхивая ладони. Как раз по его части работа… а тут и Софья объявилась — сказала, что тетрадки проверила и можно идти домой. А я помыл руки под краном и повёл её провожать.

— Давай сегодня перерыв сделаем, — сказала она мне, когда мы уже подошли к её бараку.

— И ке пасо (а что случилось)? — спросил я и она даже поняла, про что я.

— У меня начались эти самые дни… ну понимаешь о чём я?

— Вполне, — ответил я, — это на неделю примерно?

— Да, может чуть меньше… а ты пока со своей продавщицей определись. И с лингафонным кабинетом тоже.

— А ты определись с предложением директрисы, — ответил я, — насчёт комплексного образования по методу… ну назовём его методом Софьи Павловны.

— Наверно я соглашусь, — неуверенно отвечала она, — хуже, чем сейчас, всё равно не будет. А лучше вполне может настать…

— Ну и ладушки, — я было повернулся уходить, но неожиданно для самого себя задал последний вопросик, — а кто тебя связал-то тогда… ну в день митинга, может расскажешь наконец?

Лицо у Софьи пошло какими-то нехорошими красными пятнами, так что я уже и сам пожалел, что поднял эту тему. Но она быстро собралась и таки выдавила из себя:

— Тебе лучше этого не знать.

— И чья кровь была в спортзале, мне тоже лучше не знать? — продолжил её мысль я.

— Почему же, — просто ответила она, — кровь была моя. И давай закроем на этом тему.

Я быстренько согласился с ней, и мы распрощались до завтра. А потом я решил зайти к Васе Дубину и нарисовать ему следующую цель в жизни. Но подняться на второй этаж не успел — он сам встретил меня возле палисадника с вишнями и черёмухами.

— Антон Палыч, — сходу приступил он к делу, — у меня тут одна мысль появилась насчёт магнитофончика… как его ещё больше уменьшить.

— Отлично, — обрадовался я, — пошли ко мне, там всё и расскажешь.

— Лучше ко мне, — предложил он, — когда под рукой макет, проще объяснять.

— Да легко, — согласился я, — папаша-то у тебя не дома случайно?

— Не, он сегодня во вторую смену, только что на Завод отчалил, — сообщил мне Вася. — Чай будете? — неожиданно сказал вдруг он.

— А какой у вас чай? — заинтересовался я.

— Индийский, — гордо ответил Вася, — со слоном на этикетке.

— Тогда можно, — согласился я, и он пошёл громыхать посудой на кухню.

Вернулся через пять минут, в течение которых я просмотрел «Комсомольскую правду» за сегодняшнее число… ничего выдающегося я там не увидел, если не считать отчёта о внеочередном пленуме ЦК КПСС, единогласно избравшем на высокий пост генсека Косыгина Алексея Николаича, 68 лет от роду, уроженца города Санкт-Петербурга, бывшего наркома лёгкой промышленности, а также заместителя Ставки ГКО по эвакуации. А тут и Вася вернулся с двумя чашками в одной руке и пакетом баранок в другой.

— Да, я тоже уже прочитал, — сообщил он мне, — теперь у нас Косыгин за главного.

— И что скажешь по этому поводу? — неожиданно заинтересовался я, прихлёбывая ароматный напиток из треснутой чашки.

— Да по-моему нормальный начальник, — осторожно ответил он, — не хуже предыдущего. А варианты-то там какие были? — поставил он меня в тупик последующим вопросом.

— Хм… — задумался я, — а действительно, кого там вместо него можно было назначить?

— Я вам помогу, — взял газету Вася, — в Политбюро у нас сейчас входят такие люди — Суслов, Подгорный, Полянский, Воронов, Кириленко, Шелепин, Шелест, Мазуров, Пельше, Щербицкий, Кунаев, Гришин…

— И всё?

— Нет, ещё Кулаков, — добавил Вася.

— И даже Громыки нету?

— Громыко кандидат.

— Ну я тогда даже не знаю… — задумался я, — из этих разве что Мазуров… может ещё Гришин. Суслов всегда был в тени и выходить оттуда не собирается. Подгорный…гм… недостаточно умный.

— А когда это мешало стать начальником? — задал логичный вопрос Вася.

— Ну он совсем уж неумный, таких к высшим постам у нас всё же не подпускают. Щербицкий с Кунаевым вряд ли, совсем недавно в Политбюро… Воронов, Шелепин и Шелест скоро уйдут, Кириленко с Пельше совсем старые.

— Про Полянского ещё не сказали, — напомнил Вася.

— Полянский умный мужик, но он в последнее время был замом Косыгина в правительстве, так что на первые роли пока не годится. А так-то он должен расти и расти ещё, правильно ты про него вспомнил.

— И что теперь изменится? — задал он наконец главный вопрос.

— Косыгин продолжит свои экономические реформы, если я всё правильно понимаю, — вздохнул я, — повышение самостоятельности предприятий, упор на прибыль и рентабельность, цены возможно повышать начнут…

— Так это давно уж начали, — вздохнул Вася, — мой папаша с мая месяца весь на говно изошел, когда водка стала 3.62 вместо 2.87.

— Это частности, — ответно вздохнул я, — а вот когда хлеб подорожает, тогда и посмотрим, что твой папаша скажет. И ещё наверно продолжится потепление в отношениях с Западом — Косыгин же прагматик, а прагматики хорошо знают, что худой мир куда лучше, чем добрая ссора… позиции ястребов в нашем руководстве, кстати, должны пошатнуться.

— Ястребов? — не понял Вася.

— Ну этих… военных, которые всегда хотят немного повоевать.

— Ладно, — буркнул Вася, — мы отвлеклись — смотрите, что я тут надумал. — и он выложил на стол плату управления уокменом, всю в проводах и торчащих во все стороны деталях.

Оставляй излишки не в пивной, а на сберкнижке

Надумал он там не сказать, чтобы что-то радикальное, но размеры устройства и правда сокращались при этом чуть не в полтора раза. Я посидел-поразмышлял и выдал, наконец, такое резюме:

— Молодец, Василий, растёшь прямо на глазах. Надо будет зарегистрировать это дело в патентном бюро, чтобы разные заводские ханыги опять себе не забрали всё это забесплатно.

— Институт же у нас ещё имеется, — осторожно напомнил мне Вася, — чуть подальше по Заводскому проспекту который. Он схожей тематикой занимается.

— Да-да, — задумался я, — как-то я про него забыл, а это заведение очень серьёзное. Только ведь туда подход потребуется — просто так не придёшь же на проходную с вопросом «кто тут у вас такими вопросами ведает?».

— Я знаю одного руководителя оттуда… — неожиданно сказал Вася, — точнее даже не так — знаю я сына руководителя, а уж он может и на папашу вывести.

— И кто же этот сын?

— Так Ваня же Красногоров из нашего класса, — посмотрел на меня, как на несмышлёныша, Василий. — А папаша у него то ли завотделением в Институте, то ли вообще заместитель начальника.

— Это которого ты в унитаз макал? — уточнил я.

— Дело прошлое, — посуровел Вася, — мы давно разобрались и теперь недоразумений у нас нет.

— Уговорил, чёрт красноречивый, — ответил я, — Ваню я беру на себя, завтра поговорим. А сейчас у меня к тебе такое предложение есть…

— Это то, про что вы намекали с утра? — спросил он.

— Не совсем… про что я намекал, пока отложим в сторону на недельку-другую, а сейчас про лингафонный кабинет.

— И что там можно сделать в этом кабинете? — разочарованно переспросил Вася.

— Восстановить оборудование, которое ржавеет в кладовке, вот что, — отвечал я, — а потом запустить обучение языку с применением технических средств, как и было предусмотрено, ещё когда нашу школу строили.

— И что там за оборудование? — с той же кислой рожей продолжил Вася.

— Вот я прихватил одну инструкцию, ознакомься на досуге, — и я вытащил из портфеля методичку с порядковым номером 1 и с заголовком «Пульт управления лингафонным кабинетом».

Вася взял её у меня, полистал для приличия, но напоследок всё же не удержался:

— Это всё замечательно, Антон Палыч, но хотелось бы всё же более серьёзными вещами заняться.

— Будет тебе, Василий, и дудочка, — ответил я от двери, — будет и свисток. Со временем.

А в своём подъезде я уже наконец выгреб всё содержимое почтового ящика, за три дня там много чего накопилось. Кроме Известий, Учительской газеты и журнала «Агитатор и пропагандист» там имела место квитанция за квартиру в сумме 7 рублей и 05 копеек… о, надо ведь заплатить — онлайн-сервисов тут пока не придумали, придётся ногами в сберкассу идти. Недолго думая, развернулся и направился в сторону государственной трудовой сберегательной кассы за номером 2413/827 на проспекте Героев, это буквально за углом было. Там, где на фасаде висел здоровенный завлекательный плакат «Накопил и машину купил».

В Советском Союзе почему-то сберегательные кассы всегда (ну или почти всегда) делили занимаемые помещения с почтовыми отделениями. Налево, например, почта, где сдают или принимают посылки, а еще забирают почтовые переводы на 10 рублей от тамбовской тётушки. А направо окошечки в стеклянных перегородках, где кладут на сберкнижку сэкономленную на обедах пятёрку и платят за коммунальные услуги. Или наоборот, почта справа, а сберкасса слева. Очереди, впрочем, и тут и там были одинаково длинные.

Я вздохнул и встал в ту, что направо ветвилась… полчаса ожидания и вот оно, свободное окошечко. Протянул туда квитанцию, напечатанную слепой машинкой на жёлтой бумажке, и оранжевый червонец. Без слов, тут и так всё понятно.

— А без сдачи нету? — сварливо огрызнулась из-за стекла дама очень преклонных лет.

— В магазине оставил, — ответно огрызнулся я. — Только пятак могу предложить.

— Ну давайте пятак, — не стала упираться дама, а после этого заорала на всё помещение, — Зина, у тебя трёшка есть?

Зина передала ей трёшку, после чего я получил её в окошко вместе с квитанцией, на которой стоял штампик «уплочено». Отошёл в сторонку, огляделся по сторонам и увидел, что за столами с перьевыми ручками и чернильницами сидит несколько граждан и что-то сосредоточенно заполняет. Пригляделся — оказалось, это они оформляли подписку на газетно-журнальную продукцию на следующий 1973 год. А рядом лежали каталоги того, что можно было выписать. Сентябрь-октябрь же это как раз те самые подписные месяцы.

Время есть, подумал я, надо бы тоже чего-нибудь выписать. Сел на свободное место, взял каталог и недолго думая подмахнул подписку на «Технику-молодёжи», «Юный техник» и «Изобретатель и рационализатор». А потом подумал и ещё «Знание-силу» присовокупил. Обошлось мне всё это добро в полноценных двадцать рублей с копейками — ладно, не жалко. Очередь к почтовым работникам быстрее прошла, всего за двадцать минут.

Вернулся домой полный сил и энергии, только-только поставил чайник на плиту, как в дверь зазвонили. А это телеграмму принесли с той же почты, откуда я только что. Телеграмма была от Марины… расписался и прочитал «Приезжаю 2 октября 22 10 встречай». 2 октября это сегодня, значит лежит моя путь-дорога на новокалининский железнодорожный вокзал через… через час с хвостиком лежит. И придётся что-то ведь придумывать, как быстро и безболезненно разрулить треугольник я-Марина-Софья…

Пока пил чай (не элитный индийский, который со слоном и погонщиком в чалме, а обычный грузинский, с ветками), ничего не надумал. Плюнул и собрался на вокзал в дурном настроении… из нашего микрорайона туда трамвай ходил за номером 12. Нет, ещё и автобусов парочка имелась, но на их остановку дальше было идти, да и по вечернему времени они ходили довольно редко. А двенадцатый трамвай курсировал как часы… которые двенадцать раз бьют.

В связи с полным отсутствием кондукторов билет в нём надо было самому приобретать, в железной такой кассе, привинченной к стенке. В приёмный лоток бросаешь три копейки в любом наборе, дёргаешь за рычаг сбоку и тебе вываливается отрезанный билетик. Всё механическое, никакой электрики, внутренне восхитился я, проверяя номер билета, вдруг счастливый. Но нет, цифирки слева и справа не сложились в одинаковую сумму, так что я уселся на заднее сиденье и всю дорогу, а это добрых сорок-пятьдесят минут заняло, город у нас немаленький, тупо просмотрел в запылённое окошко.

Трамвай звякнул последний раз на повороте в кольцо и насморочный голос объявил в микрофон, что ша, граждане, состав дальше не идёт, выгружаемся. Выгрузился вместе с небольшой группой граждан, отправлявшихся, видимо, в столицу — вечером от нас туда фирменный поезд уходил с поэтичным названием «Волжские зори». Поразился отсутствию сумок на колёсиках, в 21-то веке все поголовно с ними путешествовали… вот и ещё тебе, Антоша, одна незанятая ниша для творчества, сказал я сам себе.

Вокзал встретилменя приглушённым гулом, как будто на моём уроке дело происходило, запахами печёных беляшей и суетой возле касс. Зашёл в газетный ларёк, он тут чуть ли не круглые сутки функционировал, и приобрёл журнальчик «Юность» за полтинник — ничего особенно примечательного я в оглавлении не увидел, кроме смутно знакомой повести Альберта Лиханова, чисто для души, поностальгировать над Зелёным портфелем Галки Галкиной.

А тут объявили прибытие поезда из Ленинска, на третью платформу и первый путь. У нас очень оригинально они нумеровались, платформы эти — сразу возле вокзала была третья почему-то и чтобы попасть на неё, лезть в подземный переход было необязательно, прямо из зала ожидания выходи. А вот первая платформа была самой дальней… исторически так сложилось наверно. Через положенные пять минут поезд и причалил к этой третьей (а на самом деле первой) платформе. Вагон мне Марина не написала, так что я встал возле входа в вокзал справа, всё равно мимо него не пройдёт.

— Привет, Антоша, — чмокнула она меня в щёку, — не заскучал тут без меня?

— Ой, заскучал, — ответил я, — так что хоть в петлю лезь.

— Не, в петлю не надо, — рассмеялась она, — а что у тебя с этим… ну чиновником из роно? Разрешились проблемы?

И тут я понял, что она же уехала до всех этих событий с разанонимизацией и поножовщиной, придётся ведь объяснять… но делать мне этого категорически не хотелось, по крайней мере сейчас, так что ограничился коротким предложением:

— Да, все вопросы решились сами собой. Давай быстрее на остановку трамвая, а то у него скоро последний рейс будет, — и я выразительно посмотрел на часы — на них была половина одиннадцатого, а этот последний рейс, насколько я помнил, уходил ровно в одиннадцать.

На трамвай мы успели и даже заняли два свободных места в начале второго вагона.

— А у меня к тебе разговорчик один будет, — сказала вдруг Марина с самым серьёзным выражением лица.

— Правда? — ответил я, чтобы не молчать. — Ну давай разговаривай свой разговорчик…

— Понимаешь, Антоша, — проникновенно продолжила она, глядя на редкие огоньки за бортом, — я там в этом Ленинске встретила одного человека, — и тут она совсем замолчала.

— Так-так, — подбодрил её я, — ты там кого-то встретила, и что дальше? Он оказался заслуженным деятелем искусств РСФСР?

— Нет, немного не так, — поправила она меня, — он тоже учитель, только живёт в Ленинске, — и она опять замолчала.

— Давай я тебе помогу, — взял я руль управления в свои руки, — ты в него там влюбилась на этих курсах и…

— И наши чувства были взаимными, — на глазах у неё выступили слёзы. — И он меня замуж позвал, вот…

— А ты что? — спросил я.

— А я согласилась… ты же меня замуж не звал, только пользовался мной, — перешла она к упрёкам, — а он сразу позвал. А мне тридцатник скоро стукнет…

— Понятно, — вздохнул я, — в общих чертах. И что мы дальше будем делать?

— Я сегодня у тебя переночую, ладно? А завтра уже вещи заберу… только ты не обижайся — ты хороший… но не такой, как он, — и на её лице появилось мечтательное выражение.

— Слушай, — пришла мне вдруг в голову одна мысль, — а он случайно у тебя денег не просил? Мол тяжёлые жизненные обстоятельства, очень срочно надо на операцию, а я тебе всё верну после свадьбы?

— Не, — мечтательное выражение у неё сменилось на ожесточённое, — ничего такого не было. Денег у него своих достаточно.

— Ну значит ошибся, извини, — покаялся я, — а то знаешь, какие аферисты встречаются.

Переночевали мы и вправду в одной квартире, и даже на одном диване… я поневоле сравнивал маринины способности с софьиными и так и не пришёл к окончательному выводу, кто из них более сексуален и привлекателен…

Большой шмон

А утречком раненько я напоил Марину свежеприготовленным кофе, даже ванили щепотку не пожалел для любимой женщины… для бывшей любимой, конечно. А потом проводил её вместе с большой сумкой, куда загрузились всё её имущество. Напоследок она не удержалась от шпильки в мой адрес:

— Передай этой своей новой… — и она выразительно посмотрела в направлении моей школы, — благодарность, что не всю мою косметику на себя намазала.

Ничего я ей на это отвечать не стал, чтобы не ввязываться в бесполезную ссору, а просто тихонько притворил дверь и передохнул — одной проблемой меньше и на этом спасибо те, господи. А сам начал собираться на работу, время уже к семи подбиралось. Только-только вымыл чашки и поставил их на решётчатую подставку, как в дверь опять позвонили. Кого там ещё черти принесли с утра пораньше, внутренне чертыхнулся я — а черти на этот раз притащили двух сумрачных мужиков в одинаковых чёрных костюмах и такого же цвета плащах, у которых у каждого на роже было нарисовано, что они из органов.

— Лейтенант Трушечкин, — махнул перед моим носом ксивой видимо старший из них. — Комитет госбезопасности.

— Очень приятно, — заторможенно ответил я, — чем обязан?

— У нас есть ордер на обыск в вашей квартире, — достал он из кармана сложенную вчетверо бумажку, — ознакомьтесь.

Я автоматически взял у него эту бумажонку трясущимися руками и увидел, что и фамилия, и адрес мой указаны там абсолютно верно.

— Ну тогда прошу, — и я картинным жестом распахнул дверь до упора, — гость в дом это, как говорят, бог в дом.

Они прошли прямо в зал, не разуваясь, и там опять-таки старший из них громким командным голосом предложил мне самостоятельно выдать запрещённые к обороту в СССР предметы.

— Это какие же? — позволил себе я это уточнение.

— Огнестрельное и холодное оружие, — не заставил себя ждать лейтенант, — наркотические и отравляющие вещества, антисоветскую литературу, золото в необработанном виде, а равно и другие вещи и предметы, способные представлять опасность для окружающих или запрещённые законодательством.

— Увы, ничем таким обрадовать вас не могу, так что всё, что найдёте, будет вашим, — начал было я, но мой взгляд мельком зацепился за настенные часы, — кстати, мне же в школу надо идти, через двадцать минут первый урок — хотя бы предупредить надо начальство, что я задерживаюсь.

— Не волнуйтесь, гражданин, — ответил старший (о как, сразу уже и гражданин), — ваше руководство в курсе, что вы сегодня на службе не появитесь (о как, даже на весь день они мой распорядок распланировали). Миша, приступай, начни с той комнаты, — скомандовал он напарнику, а сам прошёл на кухню.

— А мне что делать? — спросил я из зала.

— Садитесь на диван и ждите наших распоряжений, — ответил мне этот перец из кухни, громыхая тарелками и кастрюльками.

-----

Битый час они потрошили моё скромное жилище, но ничего подозрительного, как это можно было предположить в самом начале, не обнаружили, хотя старались на славу. В итоге главный сел на диван рядом со мной, утерев пот со лба, и начал мучительно размышлять, что делать дальше, по его лицу это явно читалось.

— Он же два дня на Сортировке ныкался, — помог ему напарник, — может там спрятал?

— Точно! — оживился Трушечкин, — тогда мы сейчас проедем на Сортировку, и вы укажете место, где скрывались от органов правосудия.

— Всегда готов сотрудничать с правоохранительными органами, — встал с дивана я, — на чём поедем?

— У нас Волга стоит на Героев, на ней и отправимся, — флегматично заметил второй гэбист, — паспорт с собой возьмите на всякий случай.

Я вытащил из шкафа паспорт, засунул его в нагрудный карман и мы загрузились в чёрную-пречёрную Волгу 24-й модели, такую же, как костюмы этих товарищей. На Сортировку из нашего Заводского района проехать было не очень-то просто, это пешком через буераки и болота рукой до неё подать, а вот на транспорте пришлось делать приличный крюк по направлению к центру. А потом назад по рокадке.

— Вы бы хоть намекнули, что ищете-то, — попытался я прояснить ситуацию по дороге, — прямым текстом. А то получается как в русской народной сказке — пойди туда, не знаю куда, и найди то, не знаю что.

— Знаете вы всё, Антон Палыч, — буркнул старший, — так что кончайте придуриваться, иначе это дело для вас добром не закончится.

Ну не хотите, как хотите, сказал сам себе… я уже успокоился и уровень адреналина в крови упал до обычных отметок — ничего такого на Сортировке они найти не могли, а про подвальный сарай, была у меня такая надежда, они вряд ли вспомнят.

— Вот здесь я и просидел все двое суток, — показал я на зелёненький вагончик с почти не облупившимися боками, — в купе проводников. Вот мусор, который я выбпасывал, — показал я на яичную скорлупу и обёртки от конфет.

— Посмотрим, оставайтесь здесь, — бросил мне на ходу старший и споро нырнул внутрь.

Второй гэбэшник, которого вроде бы назвали Мишей, остался рядом со мной и даже предложил мне сигарету из пачки «Стюардессы». Я сказал, что не курю, довольно благожелательным голосом. Ждали мы недолго, через пять минут Трушечкин вынырнул из глубин вагона, тяжело спрыгнул на песок и произнёс следующее:

— Вот это что такое, Антон Палыч? — и он показал лежащий у него на ладони кубик, очень похожий на то, что через несколько лет придумает венгерский инженер Эрне Рубик.

— Понятия не имею, товарищ (сделал я упор на такой приставке) Трушечкин. Кроме меня, в этом вагоне кто угодно мог побывать, так что даже не пытайтесь пристегнуть эту игрушку ко мне.

— То есть вы в курсе, что это игрушка? — попытался подловить меня он

— Да я просто так её назвал, — пошёл в отказ я, — на вид очень похоже на игрушку, а так-то кто его знает.

— А вот мы сейчас её проверим, что это за игрушка, — неожиданно вступил в разговор второй, который Миша. — Дайте её сюда, Анатолий Абрамыч.

Опа, подумал я, а интересные люди у нас в спецслужбах работают… я-то думал их всех вычистили во времена Хрущёва. А Трушечкин, внезапно оказавшийся Абрамычем, протянул кубик Мише.

— Смотри-ка, у него грани вращаются, — тут же сообщил Миша, покрутив в руках эту штучку.

А я задумался — неужели же просмотрел четвёртый артефакт Жмени? Да не может быть, он их три штуки доставал, я ровно эти три штуки и засунул в сумку, когда на Сортировку собирался.

— И наверно все грани можно собрать, чтоб они одного цвета стали, — продолжил свои научные изыскания Миша, но тут в лесу что-то серьёзно громыхнуло.

— А это ещё что такое? — обернулся старший. — Антон Палыч, вы в курсе?

— Не очень, — честно признался я, — давайте вместе посмотрим.

И мы все втроём перепрыгнули глубокую канаву, которая тянулась вдоль железнодорожных путей, и углубились в лесок примерно в сторону шума, который только что раздался. Углубляться пришлось не слишком далеко, буквально через полсотни метров, которые мы одолели, с трудом пробравшись через густой подлесок, обнаружилась вывороченная наружу земля, песок пополам с глиной, и приличных размеров воронка.

— Снаряд что ли какой старый взорвался? — принялся размышлять вслух старший.

— Откуда здесь старые снаряды? — логично возразил ему второй, — тут военных действий с гражданской войны не было.

— Ну может у вояк склад какой был, да они забыли чего-нибудь, когда переезжали… — продолжил свою умственную деятельность Абрамыч, а Миша подозрительно прищурился в мою сторону и спросил:

— Ничего такого не случалось, когда ты здесь прятался? — исподволь перешёл он на более вольную форму общения.

Я решил ничего не скрывать на этот счёт (всё равно ведь найдут) и ответил честно:

— Случалось… ещё один такой же взрыв был, только с другой стороны путей, — и я рукой показал, где.

— Пойдём, покажешь, — скомандовал старший, и мы перепрыгнули через железку на другую сторону.

Землянка, кою разворотило три дня назад, когда я задел палочкой железную окантовку столика, была на месте. Ничего с ней не сделалось.

— Ого, — высказался Абрамыч, — а здесь взрывчик-то посерьёзнее был… а что это там за брёвна?

Тут уже я не выдержал и прокомментировал его высказывание:

— Скорее всего это схрон старообрядцев, их много в наших краях раньше жило. А потом они на север области откочевали.

— Надо посмотреть, что там в этом схроне, — решительно высказался Миша, снял плащ, отдал его старшему, а сам спрыгнул в яму.

— Ты это… — напутствовал я его, — поосторожнее там, мало ли что.

— Не волнуйся, Палыч, — бросил он мне через плечо, — мы и не в таких переделках бывали.

И он скрылся в темноте… вернулся на свет через минуту примерно, костюм его был испачкан в двух местах, а в руках у него был мешок с чем-то тяжёлым.

— Держи, Абрамыч, — протянул он мешок напарнику, — там ещё иконы есть, но я их уж не стал трогать.

Абрамыч помог ему выбраться из ямы, после чего мы все втроём заглянули внутрь мешка — там были старинные книги в тяжёлых переплётах, некоторые даже и железными застёжками.

— Стоит это дело, наверно, немалых денег, — предположил я.

— Да уж это как пить дать, — согласился Абрамыч, — но мы что-то отвлеклись. Поехали назад.

Мы загрузились обратно в Волгу, но Миша, который тут за водителя был, трогаться почему-то не поспешил, а вместо этого они оба обернулись на заднее сиденье, немного посверлили меня своими строгими взглядами, а затем Абрамыч выдал следующее:

— Вот что, дорогой Палыч, — сказал он проникновенным тоном, — мы ведь знаем, что игрушки эти у тебя где-то спрятаны. И даже их количество и примерное описание у нас есть?

— Ну и что же там описано в вашем описании? — угрюмо спросил я, — чисто из любопытства спрашиваю.

— Удовлетворю твоё любопытство, так уж и быть, — и Абрамыч достал из кармана чёрного-пречёрного пиджака ещё одну бумажку, сложенную так же вчетверо. — Шарик там у тебя должен быть, предположительно зелёный, а еще пирамидка и полосатая палочка. И у тебя сейчас ровно два выхода — или ты всё это дело добровольно нам выдаёшь, тогда можешь быть свободен, как птица… — и он показал на пролетающую над нами ворону, — как эта вот…

— А второй вариант какой? — хмуро осведомился я.

— По второму варианту ждёт тебя, касатик, длинная дорога в казённый дом, где ты будешь питаться казёнными харчами.

— А вот интересно, с какой формулировкой вы меня закрыть собираетесь? — решил уточнить я.

— Раз интересно, поясню — по обвинению в государственной измене. Статья 64 пункт А УК РСФСР.

— Ну ни хрена ж себе, — с трудом сумел восхититься я, — и как же я смог совершить измену в нашем закрытом от иностранцев городе и в полутора тысяч километрах от ближайшей границы?

— Органы разберутся,— флегматично заметил Абрамыч, — ну так как, Палыч, по какому пути пойдёшь? По первому или по второму?

Я закрыл глаза, вдохнул и выдохнул раз пять подряд, потом открыл глаза и заявил:

— По первому, конечно. Только вот этот кубик к моим игрушкам никакого отношения не имеет.

— А откуда ж он взялся в этом вагоне? — тут же уцепился за мои слова Миша.

— Честное пионерское — понятия не имею. Могу перекреститься, если надо.

— Ладно, поверим… — сменил Абрамыч выражение лица с волчьего на добродушное, — так где, говоришь, ты там их сховал? — употребил он почему-то такой украинизм.

— Обратно к моему дому подъезжайте, — хмуро ответил я. — Всё в подвале лежит.

— Давно бы так, — тоже предельно благожелательно сказал Миша, заводя мотор. — Про подвал мы с тобой, Абрамыч, как-то недопетрили…

Назад мы вернулись тем же кружным путём, и только я собрался вести их в подвал, как увидел двух кумушек на скамейке рядом с входом. Одна из них была та самая Мари-Ванна, которой я недавно скормил рецепт варенья из рябины.

— Вот что, парни, — сказал я им обоим, — вам ведь лишняя огласка не нужна, верно?

— Ну допустим, — с натугой согласился Абрамыч.

— Если мы втроём мимо этих бабусь сейчас проследуем, да сразу в подвал, это будет разговоров и пересудов на полгода.

— И что ты предлагаешь? — обеспокоенно спросил он.

— Я один захожу, делаю вид, что поднимаюсь по лестнице, а сам тихо возвращаюсь и открываю подвальную дверь. Через пару минут заходите вы, закрываете за собой дверь на улицу и тихо спускаетесь в подвал.

— А он дельную вещь предлагает, — подал голос Миша, — только учти вот что, Палыч — если ты вдруг сбежать решил, то это зря, мы тебя и на дне морском отыщем.

Процедура проникания в подвал прошла по моему плану за тем лишь исключением, что Мари-Ванна решила поинтересоваться, почему это я не в школе. Ответил, что заболел и отпросился до вечера. А далее я дождался двух гэбэшников, открыл висячий замок на двери своей дощатой клетушке, включил фонарик и сказал приглушённым голосом:

— Вон в той сумке всё и лежит.

— В какой сумке? — спросил Миша, — нет здесь никаких сумок…

Не укради у ближнего своего

— Да не может этого быть, — растерянно пробубнил я, — вот сюда же я её вчера поставил, желто-коричневую сумку из кожзама… — и я показал на нарушенный в виде прямоугольника слой пыли на одном из ящиков в углу.

— Значит она ноги приделала, твоя сумка, — на рожу Абрамыча вернулось волчье выражение, — и сбежала с этого ящика.

— И висячий замок изнутри открыла, — добавил Миша. — Ай, как нехорошо вводить в заблуждение органы правопорядка, Антон Палыч.

— Короче так, учитель, — продолжил Абрамыч, — либо ты сейчас в течение одной минуты вспоминаешь, где твои игрушки на самом деле…

— Либо что? — упавшим голосом уточнил я, хотя это и так было ясно, без уточнений.

— Либо мы на той же Волге следуем в СИЗО, знаешь, где это?

— Знаю, на Страже Революции, — ответил я.

— Вот-вот, и на этом Страже мы отдаём тебя под стражу, гы, — и они оба неприятно рассмеялись. — А дальше уж там как бог даст… время, кстати, пошло.

И Абрамыч картинным жестом поднёс наручные часы к моему носу… Полёт, автоматически отметил я, подарочные, с надписью какой-то. А мне, в общем, и полминуты хватило — когда такие ультиматумы ставят, мозги сами по себе вдвое быстрее крутиться начинают, так что через тридцать секунд высказал я им такую мысль:

— Видели бабку перед подъездом?

— Которую, их там две штуки сидело? — уточнил Миша.

— Ту, что мне вопрос задала.

— Допустим, и что дальше? — спросил Абрамыч.

— Когда я вчера сумку в подвал запихивал, она мне по дороге встретилась и долго расспрашивала, что я там делаю, в этом подвале. Кроме неё никто не знал и не видел, куда я это дело запихал…

— А ключи? — задал дополнительный вопрос Миша, — ключи от замков у неё есть?

— От входной двери в подвал точно есть, она тут варенья и соленья на зиму запасает, — ответил я, — а висячий замок можно и гвоздём открыть при желании.

— Хорошо, я твою мысль понял, — подобрался Абрамыч, как гончая собака, почуявшая зайца, — бабку мы сейчас раскрутим… но только учти, Палыч, что это твой последний шанс — если пустышка выйдет, считай, что ты уже на нарах сидишь.

Я сглотнул горькую слюну, а они отошли от меня на пару метров и тихо посовещались, видимо о деталях, как Мари-Ванну потрошить будут. Потом Абрамыч громко сказал мне:

— Мы тут вот чего придумали — чтобы лишнего шума не поднимать, ты сейчас выйдешь на улицу один и скажешь этой бабке, что в соседнем магазине дефицит выбросили.

— Какой? — тут же включился я.

— Что у нас сейчас в дефиците, Миша? — справился тот.

— Да всё у нас в дефиците, — рассеянно ответил Миша, но тут же собрался и дал точный ответ, — индийский чай со слоном пусть будет.

— Скажешь, что выбросили чай со слоном, — эхом повторил Абрамыч, — по две пачки в одни руки. Она побежит к магазину, там-то мы её и перехватим.

— А если у неё денег с собой нет? — спросил я, — она же домой сперва поскачет…

— Она в этом подъезде живёт?

— В соседнем, — и я мотнул головой в сторону её местожительства.

— Не беда, подождём, — уверенно сказал Миша, — пока она с деньгами выйдет.

— Тогда такой вариант — а если вторая бабка с ней побежит? Чай со слоном штука нужная… вы их обеих брать будете?

— Об этом я не подумал… — почесал нос Абрамыч, — у тебя какие-то другие предложения есть?

— Надо сообщить ей что-нибудь, что касалось бы только её лично, — предложил я.

— И что это может быть, ты знаешь?

— Знаю, — радостно ответил я, — рецепт варенья из рябины. Я вчера ей ляпнул, что варю такое варенье, а она заинтересовалась. Значит, меняем ваш план на такой — вы поднимаетесь ко мне в квартиру, а я выхожу и говорю, что начал, мол, варить очередную партию рябинового варенья. Если хочешь поучиться, то пошли ко мне. Мы поднимаемся в квартиру, и тут-то вы её и колете на предмет игрушек.

— Голова у тебя варит, Палыч, — благожелательно сообщил мне Абрамыч, но Миша внёс свою критическую ноту:

— Только запомни, если ты удрать от нас таким образом собрался, то мы тебя…

— Найдёте на морском дне, — закончил я за него, — я запомнил. Ну я пошёл?

— Стой, сначала мы поднимаемся к тебе в квартиру, ключ давай…

И я отцепил от связки квартирный ключ, подождал, пока они поднимутся на мой третий этаж, запер подвал, ну а далее было всё по разработанному нами совместному плану. За тем исключением, что вторая бабка, Полиной Андреевной её звали, тоже захотела научиться варить такое варенье. Блин, что же делать-то, уныло подумал я… и нашёл-таки выход.

— Полина Андреевна, — сказал я ей, — давайте по очереди. Пусть Мари-Ванна сначала вот поучится, а потом и для вас курсы проведу.

И она с трудом, но согласилась, а я даже открыл и подержал дверь перед этой старой каргой. Абрамыч же с Мишей уже ждали её с нетерпением…

----

Мари-Ванна раскололась очень быстро, и пяти минут не прошло, я даже кофе не успел до конца приготовить.

— Значит так, бабуся, — услышал я в кухне хорошо поставленный голос Абрамыча, — сейчас ты подпишешь эту бумагу о неразглашении, а потом пойдёшь к себе домой и вынесешь нам сумку Палыча со всем содержимым. Если оттуда ничего не пропало, то так и быть, дело на тебя мы заводить не будем. Всё ясно?

Бабусе было всё предельно ясно. Смотреть на неё было больно — шла учиться варить варенье, а попала в жуткий переплёт… а не надо было чужие вещи тырить, злорадно подумал я.

— Палыч, мы выходим вслед за бабкой, а ты за нами, — быстро проговорил Абрамыч.

— Что, даже и кофе не попьём? — поинтересовался я.

— Некогда, гаси плиту и пошли.

— Ну как скажешь, начальник, — пробормотал я, выключая газ.

Полина Андреевна куда-то испарилась со своего насиженного места, так что свидетелей того, как Мари-Ванна выносит во двор мою жёлтую сумку, не осталось ни одного. Миша подхватил сумку в одну руку, другой крепко взял бабку за локоть и повёл её по направлению к своей Волге. Я поплёлся за ними, а что мне оставалось делать?

— Шарик здесь, — Абрамыч вытащил его из бокового кармана сумки и положил на торпеду, — записывай, Миша.

Миша послушно достал блокнот с ручкой и начеркал там чего-то.

— Пирамидка вот, — продолжил тот, обращаясь с ней предельно аккуратно, за две верхушки держал пальчиками, видимо в курсе был, что это такое. — Палочка тоже на месте. Палыч, больше ничего ты от Жмени не получал?

Оказывается, они знают больше, чем я предполагал, подумал я.

— Нет, больше ничего.

— Тогда так сделаем — Мари-Ванна забывает всё увиденное, как страшный сон… забудешь, Мари-Ванна? — потребовал он подтверждения.

Бабка бешено закивала головой, соглашаясь с предложением Абрамыча.

— И отправляется к себе домой, — он открыл дверь Волги и вытолкал её наружу. — А мы все вместе прокатимся на Галкина-36. Знаешь такой адрес? — это он уже у меня справился.

— Ну ещё бы не знать, — буркнул я. — Поехали, если так надо.

И мы опять вырулили на ту же самую трассу, по которой совсем недавно катались на Сортировку. Через полчаса машина притормозила возле полосатого шлагбаума, Миша показал в окно свою ксиву, и мы медленно вкатились во двор управления КГБ по Новокалининской области.

— Вылезай, — скомандовал Абрамыч, — и вперёд вон в ту дверь. Миша, а ты мешок с книжками захвати.

И далее мы проследовали по двум длинным коридорам, куда выходили зелёные двери с номерками, но без табличек, и одной лестнице. Абрамыч отпер свой, надо полагать, кабинет, и жестом предложил заходить нам с Мишей.

— У тебя нам не удалось попить кофейку, — сказал он сразу же самым благожелательным тоном, — а здесь никто не помешает.

И он поднял трубку телефона без диска и сказал туда что-то неслышное, а Миша тем временем свалил мешок в угол.

— Сейчас нам кофе принесут, — продолжил Абрамыч, — а потом мы всё это добро опишем и каталогизируем.

Как будто они тут по два раза на неделе сталкиваются с артефактами из будущего, подумал я, никаких эмоций вообще… а тут и кофе подоспел — принес его, против моих ожиданий, не усатый прапорщик с погонами, а совсем даже молодая и красивая девушка в гражданской одежде.

— Спасибо, Милочка, — сказал Миша, принимая у неё поднос с чашками.

— А можно, пока мы тут кофе пьём, я на книжки гляну? — показал я глазами на мешок.

— Смотри, конечно, — не стал противиться Абрамыч, — нам не жалко.

В мешке, как я и ожидал, была в основном церковная литература — Ветхий завет хрен знает каких годов выпуска, Псалтырь, Катехизис и ещё что-то такое же. Всё в очень неплохой сохранности. А на самом дне обнаружился вдруг свифтовский Гулливер издания 1773 года под заковыристым названием «Путешествия Гулливеровы в Лилипут, Бродинягу, Лапуту, Бальнибарбы, Гуигнгмскую страну или к лошадям». С картинками и с переводом почему-то с французского Ерофея Каржавина… ну ни хрена ж себе какие широкие интересы были у наших старообрядцев…

— Нашёл чего-то интересное? — справился Абрамыч, заканчивая с кофе.

— Да вот, одна книжонка любопытная, — показал я издали форзац Гулливера, — не подарите?

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался он, забирая книгу у меня из рук, — я в детстве читал про этого Гулливера… ну что, Михаил, презентуем Палычу подарочек?

— Если он будет сотрудничать, то почему бы и нет, — отозвался Миша. — Давайте уже приступать.

----

Заняло описалово моих игрушек никак не меньше двух часов, а проверка их работоспособности так и ещё больше.

— Значит, гравитацией управляет эта самая палочка? — в третий раз уточнял диспозицию Миша. — А не шарик?

— Точно не шарик, — заверил его я. — И даже не пирамида.

— А сколько раз ты перемещался в пространстве с помощью этой хрени? — Абрамыч повертел в руках шарик.

— Один раз, я же уже рассказал — когда в вагоне сидел.

— А уровень тяжести во сколько раз уменьшал?

— Сначала в десять, потом в полтора, я же говорил.

— А пирамидка что ещё умеет, кроме того, что ты рассказал?

— Честное слово, не знаю, — прижал я руки к груди. — Можете сами проэкспериментировать.

— Сам давай экспериментируй, — и Миша сунул мне в руки оную пирамиду. — А мы посмотрим.

— Ну смотрите, ребята, — вздохнул я, — я конечно человек рисковый, но случиться может разное… не боитесь?

— Мы своё давно отбоялись, — ответил, подумав немного, Абрамыч, — крути свою машинку.

И тут я взял и нажал на ту грань пирамиды, про которую вспомнил, что она решает проблемы по самому экстремальному варианту.

Шарашкина контора

Сначала ничего не произошло, я уже успел подумать, что испортился артефакт, пока Мари-Ванна его туда-сюда таскала. Но через несколько секунд я вдруг перестал видеть свои руки, а вместе с ними и пирамидку.

— Так и запишем, — ничуть не удивился Абрамыч, — грань с твёрдым знаком активирует инвизибилизацию.

Миша накарябал что-то в своём блокнотике, а я сделал осторожный шаг по направлению к двери.

— Дверь на замок закрыта, — сообщил в пространство старший, — окна тоже, так что сбежать можешь даже пытаться — всё равно не выйдет. Жми уже второй раз на эту грань.

Я вздохнул и нажал — всё вернулось на круги своя.

— Теперь еще лабиринт попробуй и на этом закончим, — подал голос со своего места Михаил.

Я вторично вздохнул и нажал на требуемый значок… а тут и на самом деле ничего не произошло.

— Записывай — лабиринт требует доработки, — скомандовал Абрамыч. — А ты давай сюда эту штуку и садись вон на тот стул.

— Может объясните, — попросил я, плюхнувшись на обычный жёсткий венский стул в углу, — что всё это значит и при чём тут инспектор роно Жменя Тимофей Андреич. Человек из 22 века…

— Да пулю он тебе прогнал про 22 век, не понял разве ещё? — начал пояснения Абрамыч, — он из шарашки, которая под Институтом находится. Там и разработаны все эти штучки.

— А почему он не в шарашке сидел, а свободно по нашему Заводскому району гулял? — спросил я. — Да ещё и под видом инспектора.

— Задание у него такое было, — ответил с умным видом он, — а детали этого задания тебе знать совсем необязательно.

— А моя-то роль во всём этом какая? — задал я наконец самый насущный вопрос. — Я вообще детей в средней школе учу, нахрена мне все эти ваши артефакты сплющились?

— Ай-яй-яй, Антон Палыч, — укоризненно покачал головой старший, — что за лексикон для примерного учителя средней школы?

— Извиняюсь, — буркнул я, — это я сгоряча. И что мне сейчас делать прикажете?

— Учить детей, что же ещё — у тебя это неплохо получается, — сказал из своего угла Миша.

— А с этими вот пирамидками чего?

— Ничего, забудь про них, как про страшный сон, — повторил он слова, которые недавно сказал бабке. — Занимайтесь квадрокоптерами и магнитофонами вместе с этим… с Дубиным что ли, мы поможем, если что.

— Поздно, квадрокоптер у меня секретчик с Завода отобрал, — мстительно ответил ему я.

— А мы его поправим, — обнадёжил меня Абрамыч, — всё равно все секретчики по нашему ведомству числятся.

— Хорошо, я вас понял, — угрюмо пробормотал я, но не смог не задать ещё один вопросик, — а этот Жменя, он что, действительно умом тронулся?

— Действительно, — вздохнул Абрамыч, — но надеюсь, его поставят на ноги. В любой работе бывают сбои — что, у тебя самого всегда всё по плану идёт?

— Да, иногда случается всякое разное, — согласился я, — тогда уж совсем последний вопросик — а что вы там в трансформаторной будке такое устроили?

— А вот это, Антон Палыч, вам знать не полагается, — снова перешёл он на официальный язык. — Можете быть свободны, вот пропуск, — и он протянул мне кусочек бумажки с печатью, — если что понадобится, мы вас найдём.

----

Я ещё и на свой последний шестой урок успел, там по расписанию значилась алгебра в 10-В классе. Но сначала доложился директорше.

— Это хорошо, что у вас всё хорошо, — сказала она, изучая меня поверх роговых очков. — Постарайтесь больше не попадать в непредвиденные ситуации.

— Оксана Алексеевна, — возразил я, — на то они и непредвиденные, что спланировать и спрогнозировать их вряд ли выйдет. Так что твёрдо обещать не могу, но постараюсь…

— Да, — добавила она, полистав свой блокнот, — тут звонили с нашего телевидения, знаете где это?

— Конечно, кто ж не знает — на улице Белинского-110…

— Вот-вот, вас там ждут сегодня в пять вечера… вместе с Василием Дубиным, не знаю уж, что там они с вами делать будут.

— Спасибо, обязательно подойду туда в пять вечера. Васю с собой возьму.

— И ещё одно… — она сняла очки и начала их протирать фланелькой, — узаконьте как-то свои отношения с Софьей Павловной…

— Не совсем понимаю? — сделал круглые глаза я.

— Да всё вы понимаете, — с досадой продолжила она, — она у вас которую ночь ночует, район у нас маленький, так что об этом практически все знают. Нехороший пример для учеников получается…

— Хорошо, — вздохнул я, — обязательно что-нибудь придумаю в кратчайшие сроки.

А урок в десятом-В против ожиданий прошёл у меня без запинок и без неожиданностей. Даже всегда бойкая на язык Алла сидела смирно и скрипела пером, записывая мои мудрые мысли относительно производных от разных функций, почерпнутые в методичке.

Я ещё и Васю успел поймать перед тем, как он домой убежал, и рассказал ему о неожиданном вызове.

— Надень чистую одежду, без дыр желательно, — проинструктировал я его, — почисть ботинки и это… голову что ли помой. В четыре выдвигаемся на остановку сорокового.

— Сделаю, Антон Палыч, — отсалютовал он мне, — а чего там будет, на этом телевидении-то?

— Интервью у нас будут брать, чего.

— Тогда бы и модели наши надо бы взять, чтобы было чего показать, — логично продолжил он.

— Точно, ты магнитофончик приведи в божеский вид, а я коптер постараюсь выцарапать с Завода.

А чуть позже у меня ещё и с Софьей разговор случился…

— Как там у тебя с продавщицей этой? — спросила она, приперев меня к стенке возле кабинета физики.

— Распрощался, — коротко осветил вопрос я, — нет больше никаких продавщиц.

— Это хорошо, — и её лицо осветилось изнутри лёгкой улыбкой, — это хорошо.

— Хорошо-то хорошо, — внёс в разговор я трезвую нотку, — только мне вот не далее, как час назад, намекнули прямым текстом, что нам надо либо как-то легализовать наши отношения, либо расстаться. А то неправильный пример молодёжи подаём.

— Это кто же, например, так намекал?

— Кто-то, Оксана свет Алексеевна.

— Надо же, какой у нас район маленький, все обо всём мгновенно узнают, — задумалась она, — и что же ты выбрал?

— Первое, конечно, Софочка, — тут же ответил я, — давай сегодня… нет, сегодня не получится… завтра давай сходим в загс.

— Это предложение? — спросила она.

— Ага, — ответил я, — предложение… сложносочинённое.

— Я согласна, — обрадовала она меня. — А почему сегодня не получится?

— Сегодня у меня интервью на телестудии.

— Как интересно, — зажглись у неё глаза, — может и меня с собой возьмёшь?

— Боюсь, это будет непросто, — буркнул я, — пропуск только на одно лицо.

— Ладно, — вздохнула она, — буду тогда тетрадки проверять и готовиться к завтрашнему походу в загс.

— Вот и ладушки… я тогда пошёл, надо кое-какие вопросики ещё порешать. Да, — вспомнил я один насущный вопрос, — как там твои критические дни-то?

— Ещё идут… но завтра похоже закончатся.

А перед уходом из школы я ещё и заводскому сотруднику позвонил, тому, что из первого отдела. Его визитка так и пролежала у меня в кармане всё это время. Он выслушал меня, потом взял мхатовскую паузу и наконец обрадовал меня тем, что я могу забрать требуемое через полчаса на главной проходной. Я и получил там назад свою модель, благо, что пешком от нашей школы туда идти не более четверти часа. Физиономия у сотрудника была кислая и сморщенная, из чего я вывел тот факт, что ребята с Галкина-36 работать умеют. Когда захотят.

А ровно в четыре часа мы с Василием выдвинулись в центр нашего закрытого для всех иностранцев города на автобусе сорокового маршрута. По случаю вечернего времени салон был полупустым — у нас ведь как, утром все едут из нашего района в центр, а вечером обратно, а мы в противоход этим потокам, значит, попали.

На Васю было страшно смотреть, как он волновался и нервничал, я счёл нужным его подбодрить:

— Да не тушуйся, ты, боец — это ж разве проблема. Ну спросят у тебя, как ты в школе учишься и почему вдруг придумал эти штуки. Ну ответишь ты им чего-нибудь, что в этом такого страшного-то? А если с первого раза не получится, так они и второй-третий дубль снимут, пока гладко не пройдёт…

Но помогало это слабо… и я понимал Василия — сам когда-то так мандражировал, когда первый раз меня на камеру снимали. На проходной всё прошло без задержек, и вот мы уже сидим в гримёрке, а гримёры замазывают нам ненужные детали и пудрят носы, чтобы не отсвечивало это дело в горячем свете софитов.

— Значит ты Колесов, — сказал мне набежавший помреж, немолодой уже товарищ в сильно помятом пиджаке, — а ты Дубин. Вот вам примерный перечень вопросов, — и он сунул нам по листочку одиннадцатого формата, — составьте примерные ответы, чтобы не экать и не мекать в эфире. Через десять минут в третьей студии, — это он уже бросил на бегу, улетучиваясь из этого помещения.

— А чего они тут все такие задёрганные? — тихо спросил меня Вася.

— Работа сложная, — ответил я ему, — и нервная. Вот и дёргаются.

Беседовать с нами отрядили совсем даже не молодую и красивую дикторшу, которая иногда мелькала в выпусках местных новостей, а старого и лысого редактора по фамилии Циркулев, а по имени-отчеству Аполлон Автандилович.

— Добрый день, дорогие телезрители, — сказал он в камеру, растягивая рот в подобие улыбки, — сегодня у нас в гостях учитель и ученик средней школы 160 Заводского района эээ Антон Палыч Колесов и Вася ээээ Дубин. Многие, наверно, видели их придумку на позавчерашнем траурном митинге. А теперь мы побеседуем с ними в прямом, так сказать, эфире и узнаем все детали придуманного. Антон, можно я так буду вас называть? — обратился он ко мне.

— Да, конечно, — любезно разрешил я.

— Я вижу, вы принесли собой макеты этих… эээ… изделий, покажите их телезрителям.

— Пожалуйста, — с готовностью отозвался я и выложил на стол наш неказистый квадрокоптер, а Вася положил рядом магнитофончик, приведённый в божеский вид, ничего наружу не торчало. — Это вот, — показал я налево, — модель мини-вертолётика, управляемого по радио, мы между собой называем его квадрокоптер.

— А почему квадрокоптер? — немедленно поинтересовался Автандилыч.

— Квадро это четыре на латыни, у него 4 винта, а коптер это собственно вертолёт на английском.

— Понятно… — глубокомысленно заметил редактор, — а почему винта четыре, а не один, например?

— Это просто, — не выдержал и ворвался в беседу Вася, — если винт будет один, то модель будет просто непрерывно вращаться вокруг вертикальной оси из-за момента инерции. У всех же вертолётов минимум два винта…

— Правильно, — поддержал его я, — но тут вы наверно зададите вопрос — почему у нас не два винта и не три? Это тоже просто — при четырёхвинтовой схеме сильно облегчается управление моделью по всем осям. Если надо вперёд, немного ослабляем скорость переднего винта.

— А если вверх?

— Тогда увеличиваем скорость всех четырёх винтов. При повороте одновременно увеличивается скорость одного бокового винта и ослабляется — другого. Не надо заморачиваться с затратной схемой перекоса…

— Сложно, но интересно, — задумчиво продолжил редактор, — может вы нам покажете на практике, как он работает?

— Конечно покажем, — опять вклинился Вася, — для того и принесли. Смотрите…

Гейм энд Вотч

И тут он достал пульт управления, а я отодвинул коптер на край стола, чтобы упаси боже не задеть лысину этого редактора.

— Запускаем, — прокомментировал свои действия Вася, нажимая на центральную кнопку, винты начали одновременно вращаться.

— Поднимаем, — продолжил он, вертолётик взмыл в воздух и завис на высоте примерно в пару метров.

— А теперь манёвры, — и Вася лихо провёл модель по кругу, а потом посадил на пол перед камерой.

— Здорово, — только и смог вымолвить потрясённый редактор, но потом собрался и продолжил. — И какая же практическая польза может быть от этой модели?

Я переглянулся с Василием и решил, что ответить лучше мне.

— К коптеру снизу можно прикрепить фотоаппарат или кинокамеру — получится съёмка с высоты птичьего полёта. В кино можно использовать или при составлении, например, карт местности. А ещё можно доставлять грузы в труднодоступные места. Про военное применение, я так понимаю, мы говорить не будем?

— Правильно понимаете, — отозвался редактор, — этот кусочек всё равно при монтаже вырежут. Давайте лучше перейдём ко второму вашему эээ изделию — что это такое?

И он показал пальцем на магнитофончик. Я взглядом передал микрофон Васе.

— Это миниатюрный магнитофон, — начал он, — мы между собой назвали его уокмэн…

— Как-как? — переспросил редактор.

— В переводе с английского «бегущий человек», или точнее «идущий», — подсказал я Васе, а продолжил уже он сам:

— С помощью этой штуки и наушников можно слушать любимую музыку в любом месте, не раздражая окружающих. Например в поезде или в самолёте. Или при прогулке пешком или во время занятий спортом — бежишь трусцой по улице, магнитофон в кармане куртки, наушники на голове, в наушниках например ансамбль «Лейся песня», тебе никто не мешает, и ты никому не мешаешь.

— А это рабочая модель? — осведомился редактор.

— Конечно, — позволил себе немного обидеться Вася, — у нас всё работает, как часы, можете сами убедиться.

И он вставил наушники в нужное отверстие, нажал на Пуск и протянул их Циркулеву. Тот надевать их не стал, а просто приложил к уху… у нас там, естественно, не Лейся песня была записана, а Дип Пёпл.

— Да, всё работает просто замечательно, — вернул Васе наушники редактор. — Лично мне кажется, что у этого… эээ… устройства есть будущее. Просто удивительно, дорогие товарищи телезрители, — повернулся он лицом к камере, — какие таланты таятся на нашей новокалининщине. А может, вы и ещё что-нибудь придумали? То, что находится, например, в стадии разработки?

Я опять переглянулся с Васей, но тут уж он жестом показал, что это моя тема, а не его.

— Знаете, да, — ответил я, — ещё одна модель сейчас проходит обкатку, мы между собой называем её Гейм-энд-Вотч.

— Как? — опять переспросил редактор.

— Игра и часы, значит, — пояснил я. — Это будет такая карманная игрушка небольшого размера, с помощью которой можно поиграть в развивающие игры или посмотреть, сколько сейчас времени.

— А какого типа игры там предполагаются? — продолжил интересоваться редактор.

— У нас готова концепция двух игр, — вдохновенно начал сочинять я, — первая по мотивам популярного мультфильма «Ну погоди», там волк должен будет ловить яйца, скатывающиеся с четырёх разных лотков, а заяц будет ему мешать…

— А вторая какая?

— У неё условное название «Весёлый повар», — продолжил врать я, — там неунывающий повар ловит сосиски, чтобы они не упали на пол, а ему соответственно мешает кот. Всё это будет сделано на жидкокристаллических экранах на базе отечественных микросхем не позднее, чем через месяц-два.

На этом наше интервью плавно закруглилось, но редактор Циркулев на прощание высказал желание первым приобщиться к таким необычным игрушкам. Я твёрдо ему пообещал один из первых экземпляров.

— Ну вот, — сказал я Васе когда мы вышли на свежий воздух, — а ты боялся.

— Спасибо вам, Антон Палыч, — отозвался он, — наставили вы меня на путь истинный. А игрушку эту нам теперь просто до зарезу надо будет сделать, не позднее нового года…

— Сделаем, куда мы денемся, — ответил я, — сегодня уж не до этого, а завтра я точно иду в Институт по этому поводу. Хочешь, вместе прогуляемся?

— Я не против, — зажглись у Васи глаза, — про этот Институт в народе разные страшные байки ходят, так я бы посмотрел на него вживую.

— Это какие например байки? — поинтересовался я.

— Ну например, что там атомные бомбы в подвале собирают… — начал Вася.

— Бред, — отозвался я, — их собирают в закрытом ящике где-то на Урале… и там колючая проволока по периметру высотой в четыре метра. А ещё что про него говорят?

— А ещё то, что там изобрели какие-то специальные лучи, подавляющие волю человека… ну с помощью этих лучей можно заставить его делать что хочешь, хоть руки на себя наложить.

— А вот это вполне может быть, — задумался я, — здесь колючая проволока без надобности.

И Вася отправился к своему папаше, а я было дёрнулся к себе домой, но вспомнил, что завтра у меня ответственное мероприятие и надо бы провести инструктаж сбудущей невестой… кстати — визит в институт по этому поводу наверно отменяется, ну да перенесём, не беда.

Я ни разу ещё не заходил внутрь барака, где проживала Софья, так что всё здесь мне в диковинку было. Деревянные лестницы, узенькие-узенькие лестничные площадки, меньше, чем в хрущобах, хотя казалось бы — куда уж меньше. Таблички на каждой двери, сколько звонков каждому жильцу надо выдать. Против фамилии «Соколова С.П.» значилось «два звонка». Я и нажал два раза.

— Ой, — испугалась она, увидев меня, — а я не одета.

На ней был миленький домашний халатик из фланельки и тапочки с пушистыми помпонами.

— Да ладно, — попытался купировать я ситуацию, — не чужие же мы люди. Да и одета ты вполне себе достойно. Я насчёт завтрашнего…

— Слушай, подожди на улице, а я сейчас переоденусь и выйду.

Я пожал плечами — как скажешь, мол, начальник — и молча спустился во двор. Первый раз за последние годы пожалел, что не курю — сейчас как раз неплохо бы было затянуться сигареткой, так, глядишь, и время быстрее бы прошло. Софья вышла через четверть часа примерно.

— Слушай, — сразу взял я деловой тон, — а я ведь с твоими родителями не знаком ещё — непорядок же, да?

— Не надо тебе с ними знакомиться, — взяла она меня под руку, — да и не получится это, даже если сильно захотеть.

— Это почему же? — уточнил я.

— Мать где-то на Урале потому что, а отец лежит в отключке… пузырь после смены уже засосал.

— Мда… — сокрушённо покачал головой я, — есть у нас ещё кое-где определённые недостатки.

— Ты там, кажется, хотел что-то насчёт завтрашнего сказать? — перевела разговор она, — так говори.

— А пошли в ресторан сходим, — неожиданно для самого себя предложил я, — там и поговорим.

— Пошли, — сразу загорелась она, — только ведь у нас на весь район их две штуки, Волна и Салют, и в обоих никогда свободных мест нет.

— А мы попробуем убедить швейцаров, — не очень уверенно отвечал я, — знаешь, наверно, такую поговорку — добрым словом и червонцем можно сделать вдвое больше, чем одним добрым словом.

— По-моему, там вместо червонца пистолет упоминался в этой поговорке, — поправила она меня.

— Наверно, — ответил я, — но в СССР пистолетов в свободной продаже не бывает, так что червонец надёжнее.

Салют был ближе, мы и отправились к нему неспешной походкой. Перешли Лоскутова и через три квартала вот и он, пристрой к новенькой девятиэтажке. На нём и правда висел грязный листочек с надписью «Мест нет». Постучал в стеклянную дверь, оттуда показалась свирепая физиономия охранника в синей форме — открывать нам он не собирался, а вместо этого широко разевал рот, говоря неслышные слова про то, какие мы болваны, не умеющие читать. Я показал сложенную вдвое оранжевую купюру с портретом Ильича, и взгляд его мгновенно смягчился.

— Столик в углу слева, — сказал он мне, забирая деньги, — но мы ещё подсадим к вам кого-нибудь, стол на четверых рассчитан.

Я кивнул в знак согласия, и мы прошли в зал. Тут было шумно, весело и накурено, а в дальнем углу разыгрывалась молодёжная группа, как уж они в этом времени-то называются… да ВИА же. Официантка почти сразу же принесла меню в толстой кожаной папке, я его перекинул Софье.

— Ничего себе, — вчиталась она в строчки, — меньше двух рублей тут и нет пунктов.

— Не волнуйся, дорогая, — успокоил её я, — деньги у меня пока есть. Так что заказывай, что хочется… но в пределах разумного, конечно.

Она заказала какое-то мясо с картошкой, салатик и красное вино, а я подумал и повторил её заказ за исключением вина, вместо него попросил сто грамм коньяка — всё это вылилось в сумму в районе пятнашки… ладно, переживу.

— Так вот, — вспомнил я, зачем мы, собственно, сюда пришли, — в загсе же дают время на подумать… две недели кажется.

— Четыре, — поправила она меня. — Регистрация через месяц после подачи заявления.

— Надо провентилировать вопрос со свадьбой… — продолжил я.

А тут вино с салатами принесли — мы отвлеклись на некоторое время, а потом она ответила.

— Никогда я не понимала этих свадеб, незнакомые пьяные рожи за столами, дурацкие конкурсы, похищения и выкупы не менее дурацкие. Платье опять же в пол на один раз, больше его никогда не наденешь ведь…

— Ты к чему клонишь? — спросил я, — что не надо свадьбы?

— Ну да, — просто отвечала она, допивая бокал с вином, — обычно девочки же таким образом хотят похвастаться перед подружками — мол вот я какая, раньше вас замуж выскочила. Родители опять же хотят похвалиться перед родственниками, какую партию их дети нашли. А у меня и подруг-то никаких нет… ну Ираиду не считаем… да и с родителями у нас с тобой не очень…

— Убедительно, — ответил я, а тут и мясо приехало, здоровенный такой кусок, жареный на гриле, — тогда хотя бы в свадебное путешествие давай съездим.

— В отпуск нас с тобой вряд ли отпустят, — ответила, подумав, она, — а вот в осенние каникулы вполне можно было бы и скататься куда-то. Да в ту же Москву…

— Договорились, — ответил я, — поднимаю тост за самую прекрасную учительницу английского языка на свете…

Ресторан Салют

Софья улыбнулась и лихо осушила бокал до дна.

— Свидетели же ведь ещё потребуются, — сказала вдруг она. — По одной штуке с каждой стороны. Я наверно Ираиду позову, а ты кого?

А действительно, кого, надолго задумался я… у меня в этом времени и друзей-то особенных нет, не считать же за таковых вечно пьяного папашу Васи или ребят с улицы Галкина. А ученики не годятся, им всем меньше 18 лет.

— Физрука приглашу, — буркнул я, — не откажется поди.

И в это время почти одновременно произошло два события — ансамбль на подиуме грянул «Не надо печалиться» и за наш стол привели ещё одну пару, женщина ещё туда-сюда была, но мужик мне сразу не понравился. Одного взгляда на его рожу было достаточно, чтобы уверенно определить его в проблемную область. Жлоб он был и хамло, судя по роже, если коротко. И он тут же подтвердил мою догадку, начав немедленно распоряжаться.

— Мы на ваши места сядем, — сказал он с неприятной ухмылкой, — там ближе к окну.

— Не связывайся, — тут же шепнула мне Софья, — я его хорошо знаю, это местный хулиган.

Но меня почему-то заело — чего это разное местное быдло так беспардонно свои условия выкатывает.

— С хера ли это вы на наши места будете садиться? — ответил я с расстановкой, — кто раньше пришёл, того и тапки.

— Чего? — с повышением интонации в конце ответил он (ладно ещё, что музыка громко играла, и на нас пока особого внимания никто не обратил). — А ну сдрисни, прыщ, — так продолжил он свою речь.

Далее слов никаких уже не требовалось, далее должны были последовать действия, я и встал собираясь выйти с этим наглецом для дальнейших разборок. Но нас остановил тот самый синий швейцар, мигом почуявший неприятности для заведения.

— Спокойно, ребята, — возник он из ничего прямиком между нами, — никаких драк в нашем заведении — понятно?

Наглый хмырь как-то сразу поувял, а швейцар взял его за руку и отвёл вместе с подругой (та молчала, как рыба, но по её лицу было видно, что происходящее ей сильно нравится) в другой угол ресторана, там был полностью свободный стол. А я сел на своё место.

— Ой, зря мы сюда пришли, — сказала мне Софья, — он ведь теперь тебя запомнил и будет мстить.

— Пусть попробует, — ответил я, отрезая кусок от мяса, — там посмотрим, кто кого.

— У него разряд по боксу, насколько я знаю, — продолжила она, а я пригорюнился, у меня-то никаких разрядов ни по чему, кроме шахмат, никогда не имелось. — И живёт он в соседнем бараке… на первом этаже.

— А ты-то откуда знаешь, где он живёт? — спросил я.

— Ираида рассказывала, — произнесла она универсальную отмазку — поди проверь, что она там ей говорила.

Настроение у меня испортилось окончательно, и не только у меня, поэтому я предпочёл побыстрее закруглиться и рассчитаться. Назад мы шли, периодически оглядываясь по сторонам, но ничего страшного с нами не произошло.

— Ну до завтра, любимая, — сказал я перед входом в её барак, — сразу после шестого урока выдвигаемся.

— Конечно, дорогой, — поцеловала она меня в щёку, — завтра и мои критические дни должны закончиться.

А когда я почти дошёл до своей хрущобы, из тёмного угла выскользнули две тени и перегородили мне дорогу.

— Ну шо, пацанчик, — сказала одна тень, оказавшаяся тем самым наглым хмырём из ресторан, — поговорим?

А вторая тень, раза в полтора больше первой и по весу и по габаритам, жадно затянулась цигаркой и добавила:

— Ща он у нас землю жрать будет, — после чего оба они гулко заржали.

Я машинально сунул руку в карман, сам не знаю зачем, ведь не было у меня там ничего подходящего, но рука моя неожиданно нащупала какую-то гладкую грань. Вынул эту штуку из кармана — это оказалась пирамидка. Но не та, что у меня сегодня реквизировали КГБ-шники, а другая, размером поменьше и цвета какие-то не те. И символы на гранях незнакомые были, ни тебе твёрдого знака, ни лабиринта, ни знака качества, а совсем уже что-то закрученное и изломанное.

— Дай сюда, — скомандовал боксёр и протянул руку за пирамидкой, но я, как вы наверно все уже догадались, ничего ему давать не стал, а резво отодвинулся на метр назад и надавил что было силы на первый попавшийся символ.

— Ну ты сам напросился, — взревел боксёр и прыгнул в мою сторону с одновременным выносом кулака вперёд.

Но не допрыгнул он до меня, сначала кулак его смялся о какую-то невидимую преграду, а затем он и сам в неё врезался со всей дури… и похоже, что сломал нос, судя по рёву и обильному кровотечению. Второй соперник оказался умнее, хотя по его габаритам сложно было подумать, что у него есть мозги — он сначала осторожно проверил, что там между мной и ними и наткнулся на непреодолимую преграду. А после этого он обошёл меня с пирамидкой по периметру, но прохода внутрь нигде не нашёл.

— Санёк, — взревел он дурным голосом, — валим отсюда, тут походу засада!

И он подхватил боксёра под мышки, и они вдвоём тяжело уковыляли куда-то вдаль. А я чего, я взял и ещё раз нажал на ту же грань, потом тихонько проверил окружающее пространство на предмет преград (ничего не обнаружил) и так же тихо проскользнул в свой подъезд, размышляя над тем, как у меня в кармане оказалась эта пирамида…

И ничего не придумал, кроме того, что возможно эти штуки размножаются делением… по дороге проверил на всякий случай свой почтовый ящик, а там кроме стандартных Известий оказался ещё и листок из тетрадки в клеточку, сложенный вчетверо. Поднялся к себе, тут уж и развернул его, на лестнице свет слишком слепой.

А было написано на этом листочке следующее: «Приходи завтра в восемь вечера к трансформаторной будке в парке, узнаешь много интересного». Подписи, естественно, не было. Почерк незнакомый и вроде бы не ученический… и вроде бы женский, аккуратный и округлый.

Ладно, решил про себя я, о завтрашних проблемах я подумаю завтра, а пока надо пожрать чего-нибудь да телевизор что ли включить, сейчас же программа Время начнётся — вдруг что-то полезное узнаю. Пирамидку аккуратненько вынул из кармана, стараясь ни к чему не прикасаться, и положил её на верхнюю полку пианино. Откуда у тебя пианино взялось, можете задаться вопросом вы, и я вам отвечу — мать всю жизнь сама хотела выучиться нотной грамоте, но не сложилось, так она своего единственного сына в музыкалку отдала. Так я и проходил туда полных шесть лет, а пианино что… пианино прилагалось к музыкалке, благо проблем с этими инструментами в наших магазинах не было.

Соорудил бутерброд из завалявшихся в холодильнике ингредиентов, вскипятил чайник и выдвинулся к телевизору УЛПТ Чайка-4, как раз разгоревшемуся к началу программы «Время».

— Добрый вечер, дорогие телезрители, — сказала Анна Шатилова, — сегодня 6 октября и мы начинаем обзор новостей, случившихся в Советском Союзе и в мире.

Далее пошла нарезка, чего там случилось в мире, две трети из этого заняли, как вы сами понимаете, новые трудовые свершения строителей коммунизма, а оставшееся уж было про жуткие гримасы капитализма. Однако сразу по окончании этой нарезки Шатилова зачитала кратенькое информационное сообщение о внеочередном пленуме ЦК КПСС. А в нём кроме обычной словесной шелухи о руководящей и направляющей содержалась очень интересная информация об изменении расстановки в верхнем эшелоне власти.

— По состоянию здоровья и в связи с личными просьбами из состава Политбюро выведены товарищи Подгорный, Шелепин и Шелест, а на их место единогласно избраны товарищи Громыко, Гречко и Романов.

Ну а следом сразу пошли достижения хлеборобов (хотя год-то был засушливый и никаких особенных достижений не наблюдалось… по-моему в 72-м мы в первый раз должны купить зерно в Канаде) и доменные печи с шахтами. А вот Романов это любопытно… если мне не изменяет память, в той версии истории его избрали в состав Политбюро на 3-4 года позже.

Что за название, кстати, у высшего органа нашей власти — Бюро блин… на ум почему-то приходят такие обыденные вещи, как справочное бюро, бюро находок и похоронное бюро. Не говоря уж о том, что по первому замыслу это французское слово обозначало вид мебели, письменный стол с закрывающейся верхней крышкой. А как надо назвать коллегиальный орган, управляющий страной, спросите вы? Да тысяча разных вариантов — кабинет, совет, совещание, меджлис, наконец. А бюро это как-то… по-бюрократически что ли…

Больше ничего интересного в программе «Время» я не услышал, а по её окончании нашему вниманию был предложен второй почему-то тайм футбольного матча Торпедо-Москва — Динамо-Тбилиси. Это было чересчур, потому что первого тайма я не видел, да и советский футбол, если честно, в те времена представлял из себя печальное зрелище. Перещёлкнул на второй канал — там начинался музыкальный телефильм «Кола Брюньон» по Ромену Роллану. С Георгом Отсом в главной роли. Послушал минут десять, зевнул и выключил — классическая музыка меня всю жизнь в сон вгоняла…

-----

А утро началось с того, что у нас воду отключили. Холодную, а учитывая, что горячая вода в хрущевках изготавливалась из холодной с помощью газовой колонки, то никакой воды в квартире вообще не было. Взял эмалированное ведро, оно в ванной комнате наверно на этот случай имелось, и побрёл к водоразборной колонке — рядом с бараками их у нас несколько штук стояло. Там же ведь водопровод далеко не везде проведён был, вот барачные обитатели и ходили по воду с коромыслами. А теперь и нам пригодились эти штуки.

В очереди за водой (да, не я один такой умный оказался) повстречался с Ваней Красногоровым и вспомнил, что у него же папаша какой-то большой чин в Институте.

ЗАГС

ЗАГС

— Здравствуйте, Антон Палыч, — поприветствовал он меня, — у вас тоже воды нет?

— Как видишь, — покачал я ведром, — а у меня к тебе небольшой разговор есть.

— Слушаю, — весь превратился во внимание Ваня.

— Твой отец же какой-то начальник в нашем Институте?

— Точно, замдиректора по АХЧ, — подтвердил он.

— Тогда у меня небольшое дело к нему имеется — не устроишь встречу?

— В чём вопрос, конечно устрою, — обрадовался Ваня, что моё дело совсем не обременительным оказалось. — Прямо сейчас вот пойдемте со мной, он через десять-пятнадцать минут выйдет из дома, там и поговорите.

— А где ты живёшь? — уточнил я.

— Да через дом от вас, на другой стороне улицы только.

Очередь к колонке подошла быстро, и вот мы уже идём обратно. Я своё ведро оставил в кустах возле подъезда (не украдут же его в самом деле), и мы пересекли нашу улицу.

— Вон же он выходит, — обрадованно сказал Ваня, указывая на мужчину в хорошем костюме и шляпе, выходящего из дому. — Папа, это Антон Палыч, наш учитель математики, у него к тебе какое-то дело есть.

— Колесов? — подал он мне руку, — слышал-слышал… ничего мне объяснять не надо, а лучше сегодня… нет, сегодня уже не выйдет, завтра часов в пять подходи на проходную, там всё и обговорим.

— А можно со мной один мальчик придёт? — вспомнил я о просьбе Васи.

— Мальчик? Ну можно и с мальчиком, подходите оба — а я побежал, у меня смена начинается.

— Ну видишь, как всё удачно устроилось, — сказал я Ване, — спасибо тебе большое.

— Спасибо карман не тянет, — весело ответил он мне.

— Понял… — задумался я, — считай, что в кармане у тебя положительные оценки по моему предмету, так годится?

— Вполне, — залился он радостным смехом, а потом добавил, — ой, скоро ж первый урок начинается.

Я посмотрел на часы и понял, что времени осталось в самый обрез, только-только, чтоб воду занести и скорым шагом до школы добежать.

----

А после шестого урока вместо того, чтобы в загс выдвигаться, меня с Софьей зазвала к себе директриса и долго нудела на предмет нового метода обучения.

— Завтра крайний срок, когда мы ответ должны дать… ну то есть вы мне должны его дать, а я уж наверх оттранслирую.

— Оксана Алексеевна, — наконец взял я нить разговора в свои руки, — мы сегодня с Софьей Павловной идём подавать заявление в загс, так что можно уж о новых методах обучения мы завтра поговорим.

— Что, решились наконец? — улыбнулась она, — дело хорошее… ну идите в свой загс и это… на свадьбу пригласить не забудьте.

Софья переглянулась со мной и выступила с ответным словом:

— Так мы же, Оксана Алексеевна, совместно решили свадьбу не устраивать — времена сейчас трудные, поэтому есть такое мнение, что веселиться не время.

— Ну это дело ваше, — директорша надела очки, давая понять, что разговор закончен.

А мы собрали недопроверенные тетрадки в портфели и гуськом вышли из школы по подземному коридору.

— Паспорт-то не забыла? — спросил я у неё.

— С самого утра в сумку положила, — показала она мне этот документ. — А ты?

— Аналогично, — вытащил я серпастую книжечку из нагрудного кармана. — Фамилию менять будешь?

— Обязательно, — твёрдо ответила она, — что это за семья с разными фамилиями.

— Детей сколько заводить будем? — продолжил диалог я.

— Двоих, — ответила, подумав, она, — мальчика и девочку. Но не сразу.

— Буэно (хорошо), — отозвался я, — даже эспутендо (замечательно).

— Сабиа э те иба а густа (я знала, что тебе понравится), — выдала она такую сложную фразу, что я долго соображал, что это… но сообразил.

— А говорила, что тебя плохо испанскому научили, — только и смог ответить я.

— Еще два десятка расхожих фраз помню и всё, — сказала она, — а мы, кажется, пришли.

Да, это был он самый, отдел записи актов гражданского состояния Заводского района города Новокалининска о чём гордо сообщала чёрная доска с золотыми буквами рядом с дверью. А внутри была, как вы наверно уже и сами догадались, длинная очередь — родовое проклятие социалистического образа жизни.

— Кто последний? — сразу же спросил я и занял очередь за семейной, судя по возрасту, парой.

— Тут, похоже, почти все разводиться пришли, — сказала мне на ухо Софья, растерянно обозревая людское скопление.

— Да не, — ответил я, — вон те граждане свидетельство о смерти выправляют (и я показал направо), а эти скорее всего ребёнка регистрируют (и я ткнул налево), так что разводящихся не особо много…

И тут я увидел знакомые лица в самом начале этой очереди — это была моя бывшая подруга Мариночка под руку с каким-то мутным гражданином неопределённого возраста.

— Так, — загородил я тот угол от Сони, — ты не хочешь за мороженкой прогуляться? Тут всё равно битый час ещё ждать.

— Не особенно, — внимательно посмотрела она на меня, — случилось что-нибудь, Антоша?

— Случилось… возле самой двери моя продавщица стоит.

Она осторожно выглянула из-за моего плеча, но по-моему ничего не увидела.

— И что такого плохого в этом?

— А то, что только вот сцен ревности мне… нам то есть сейчас не хватало.

— Так может тогда ты прогуляешься за мороженым? — резонно возразила она, — меня-то она всё равно в лицо не знает, а я её — так что никаких сцен в этом случае не возникнет.

— А ведь и верно, — решил я, — тогда я за мороженым, заодно журнальчик какой-нибудь прикуплю.

— Крокодил, — попросила она, — мне картинки из него нравятся. И раньше, чем через полчаса не подходи.

А на дворе тем временем стояло бабье лето, плюс пятнадцать и жёлто-красные от опавших листьев газоны. Ближайший киоск с мороженым тут был на углу Октября и Пионерской, там же недалеко и газеты продавали. Туда я и направился неспешным шагом, размышляя по пути о превратностях бытия…

Уткнулся носом в киоск и некстати вспомнил, что Марина же именно этот товар и продавала… настроение у меня окончательно испортилось, не предвещая ничего хорошего от сегодняшнего вечера. Но я взял себя в руки и отдал сорок четыре копейки за два брикета Ленинградского. А Крокодила к сожалению в соседнем киоске не оказалось.

— Разобрали, — развела руками продавщица, — возьмите вот Пшекруй, там тоже юмор есть.

Юмор на польском, подумал я, это чересчур и попросил вместо Пшекруя тоже польский, но под названием Урода, красота то есть в переводе. Обошлось мне это аж в восемьдесят копеек. Потом посмотрел на часы — в загс рановато ещё было, поэтому я прогулялся вдоль Пионерской и в соседнем гастрономе прикупил торт «Прага» и бутылку Советского полусладкого шампанского… хорошо, что я пакет с собой прихватил, туда всё это аккуратно и поместилось.

А ещё по соседству стоял овощной магазин под завлекательным названием «Дары природы», я и туда заглянул на всякий случай. И не прогадал — отстояв совсем маленькую очередь, ухватил ещё и кило апельсинов с наклейками «Maroc». Подумал при этом — в том же Египте этих апельсинов, как у нас яблок в августе, стоят они при этом копейки. В Сирии, во Вьетнаме, на Кубе их тоже полно, всё это дружественные страны, почему не обеспечить Союз полезными фруктами, всё равно же туда оружие эшелонами гоним… так нет, давись тут в очередях.

А тут настало время возвращаться в загс — предварительно заглянул в окно, не увидел в очереди ни Марины, ни её спутника и смело зашёл внутрь.

— Ну как ты тут, дорогая? — спросил я у Софьи, — не скучала?

— Было немного, — призналась она, — поначалу, но потом здесь скандал начался и скука сама собой развеялась.

— А что за скандал? — поинтересовался я.

— Да твоя Марина разругалась со своим хахалем прямо на пороге. Что-то они не поделили там и ушли, так ничего и не зарегистрировали по-моему… порознь ушли…

— Бывает, — философски заметил я, — надеюсь, что мы с тобой дойдем до регистраторов без проблем.

— Я тоже на это надеюсь, — спокойно ответила она, — Крокодил-то прикупил?

— Крокодила, извини, не осталось, я тебе вместо него модный журнальчик взял, — и я протянул ей Уроду.

— Ого, — сказала она, полистав её, — да тут сплошная порнография.

А там и правда попадались картинки довольно фривольного содержания.

— Не-не-не, — тут же возразил я, — никакой порнографии, одна сплошная эротика. Знаешь, в чём отличие?

— Догадываюсь, — улыбнулась она, — а вот от такой шляпки я бы не отказалась, — перешла она к разделу мод и дизайна.

Мы только успели доесть мороженое, как наша очередь подошла — вошли друг за другом внутрь комнаты, где за столом сидела тётка самого что ни на есть унылого советского толка со сжатыми в куриную гузку губами.

— Вы сочетаться или разводиться? — спросила она самым сварливым голосом, который только можно придумать.

— Сочетаться, — ответил за нас обоих я. — Разводиться это попозже, если не сложится.

— Давайте паспорта, — продолжила она, — и пишите заявления.

Мы сделали требуемое, она подслеповато изучила наши каракули, шлёпнула на них штампик и выдала нам набор бумажек.

— Регистрация у вас будет через месяц, 6 ноября. Здесь будете регистрироваться или во дворце?

Я знал, что это за дворец — бывшая станция детской железной дороги под названием «Счастливая» шикарная сталинская архитектура. Детскую дорогу упразднили после войны, а вот вокзал пригодился.

— Во дворце, конечно, — сказал я.

— Тогда в 14-00 во Дворце если не передумаете, вот с этим документом, — и она указала на первую бумажку.

— А если передумаем? — немедленно поинтересовался я.

— Тогда можете не приходить. Но если уж придёте, то не забудьте двух свидетелей захватить. Теперь так, это вот пропуск в магазин для новобрачных, на Дружаева, там можете купить себе недостающие предметы для свадьбы. А это талон на обручальные кольца, по нему скидка 50 процентов в любом ювелирном магазине. Невеста фамилию менять будет?

Софья согласно закивала головой.

— Тогда пишите заявление в РОВД, после свадьбы получите новый паспорт. Всё, кажется… а, нет, не всё — ещё совет вам да любовь, — вспомнила она универсальную фразу.

— А что там у тебя в пакете? — поинтересовалась Софья, когда мы вышли на улицу.

— А, ерунда, — отозвался я, — торт, шампанское и апельсины.

— Класс, — восхищённо ответила она, — я обожаю апельсины, жалко, что их у нас почти не продают. В магазин для новобрачных когда поедем?

— Да хоть и сейчас, — сказал я и мы сели на троллейбус четвёртого маршрута, который имел кольцо как раз на нужной улице Дружаева.

Трансформаторная будка, вид сбоку

Магазин (вообще-то салон, но ладно) для новобрачных притаился на самом краю нашего района, там, где новостройки плавно перетекали в окружающий ландшафт, состоящий в основном из болот и густых кустарников. Называлось оно поэтичным названием «Весна».

— Надо ж, сколько лет здесь живу, а про такое место никогда даже не слышала, — сказала Софья, когда мы зашли за стеклянные двери, перепрыгнув пару луж по пути.

— Я тоже, — признался я, — ну а теперь давай выбирать.

У нашего пригласительного билета внизу имелось штук десять отрывных купонов — на одежду и обувь, отдельно мужскую и женскую, на посуду, постельное бельё, украшения в смысле кольца и даже на электронику, это уж без разделения по гендерам.

— Ого, — восхищённо сказала Соня, — да тут прямо, как в Берёзке.

— А ты была в Берёзке? — тут же уцепился я за этот момент.

— Была один раз, — вздохнула она, — вместе с отцом… он раньше, когда не пил ещё, где-то раздобыл несколько бон, вот мы их и отоварили — ему индийские джинсы купили, а мне туфли югославские.

— Джинсы тут тоже есть, — заметил я, — и вроде бы не совсем плохие. Но придётся выбирать, либо костюм-платье, либо джинсы, талончик один.

— Так я могу купить на свой талон платье, а на твой джинсы, — практично заметила она, — а костюмчик у тебя и этот неплохой.

Я чуть не подавился — а у Софочки-то зубы похоже, как у акулы. Но спорить не стал…

— Выбирай, короче говоря, дорогуша, — сказал я ей вместо этого, — но можно не торопиться, у нас месяц впереди. Вдруг что-нибудь совсем уже дефицитное привезут, а у нас талончики к тому времени закончатся.

— Точно, — затуманилось её лицо, — хорошо бы своего человека здесь иметь, чтоб он сообщил нам, когда этот дефицит приедет, а то далековато сюда каждый день-то мотаться.

— Сейчас попробую что-нибудь придумать, — пообещал я и внимательно осмотрел наличный состав продавщиц.

Народу в магазине совсем мало было, видимо по случаю середины рабочего дня, поэтому продавщицы откровенно скучали. Я выбрал самую скучающую и за три минуты договорился об установлении линии связи… телефон дал учительской, сказал, чтоб позвала меня. Пятёрка её вполне устроила, да я ещё добавил, что дам столько же, когда дефицит прикуплю.

— Всё в порядке, Сонечка, — сказал я подруге, — договорился. На следующей неделе тут большой завоз будет, тогда и отоваримся.

— А можно я вон ту кофточку куплю? — попросила она.

Я присмотрелся — ничего особенного в ней не было, кроме оригинальной расцветки, да и состав только наполовину из шерсти, но мысленно махнул рукой.

— Ни в чём себе не отказывай, — сказал я ей и мы пробили восемнадцать-шестьдесят в кассу, минус один купончик.

— И хорошо бы вон ту магнитолу заиметь, — показала она на Шарп, притаившийся на верхней полке в углу.

— Цена кусается, — ответил я, изучив ценник, — триста тридцать… но ладно. У меня сейчас таких денег нет, надо со сберкнижки снимать — на следующей неделе наверно прикупим.

Потом мы с ней, когда до дому добрались, ещё и торт с шампанским уговорили, кофточку она, кстати, немедленно на себя надела. А после шести она собралась до своего барака, а я начал готовиться к рандеву с неизвестным лицом (или неизвестными лицами, кто знает, сколько их там меня встречать будет) возле парковой трансформаторной будки. Пирамидку первым делом, конечно, в карман определил, мало ли что — выручила один раз, выручит и другой. Ещё немного подумал и засунул в другой карман складной нож, а в третий карманный фонарик. Да и хватит, наверно, на первый-то раз…

На место встречи выдвинулся очень осторожным образом — ни в коем случае не по прямой от своего дома, а по очень замысловатой траектории, включавшей в себя проспект Героев, гастроном номер три и скверик на улице Ватутина. Подошёл, таким образом, к будке с противоположной стороны, для этого пришлось продираться сквозь заросли колючей акации. А вот и она, будочка…

Осмотрелся — вокруг ни души, подёргал дверь — заперто. Обошёл будку по периметру и обнаружил надпись на уровне моих колен, чёрным углем наверно писали, а написали вот что «Посмотри под камнем справа». Глянул сразу же направо, там лежало два здоровенных булыжника. Приподнял первый, пусто. Перешёл ко второму — под ним оказался самый обычный советский ключ с бородкой. Надо примерить к висячему замку на двери, со вздохом подумал я.

Ключ подошёл, дверь с мерзким скрипом отворилась, и я вкатился внутрь, не забыв включить свой фонарик… а другую руку я на всякий случай держал на вершине пирамидки, страхуя себя от разного и непредвиденного…

Но ничего и никого необычного я в этом уже знакомом помещении не увидел — слева за сеточкой гудел трансформатор, а справа была всё та же куча пустых бутылок и консервных банок. Люк они, кстати, прикрывали полностью… а ведь в последний раз я сдвинул бутылки в сторону — значит кто-то сюда заходил с тех пор, сделал я глубокомысленный вывод.

Посветил фонариком по стенам и увидел очередную надпись углем, гласила она следующее — «залезай в люк». Ну что же, наверно надо лезть, иначе я не увижу того или тех, кто собирался рассказать мне много интересного. Взялся за ручку люка и с натугой откинул его в сторону — внутри, как и можно было ожидать, было темно и пыльно. Спустился по железной лестнице до конца, тут имелись всё те же самые три разноцветные двери, запах только не совсем обычный стоял. Но открылась на этот раз не зелёная, а жёлтенькая… нащупал выключатель справа на стене, закрыл глаза, чтобы не ослепило, и включил свет. Когда открыл глаза, то увидел интерьер моей собственной хрущёвки-двушки, а на диване, развалившись и закинув ногу на ногу, сидел бывший заведующий отделом РОНО Жменя Тимофей Андреевич. Собственной персоной. Он ещё и курил — наверно запах табака я и уловил в коридоре.

— Не ожидал, Антоша? — довольно ухмыльнулся он.

— Если честно, то не очень, — отозвался я, усаживаясь на стул возле окна (в окне был незнакомый пейзаж с небоскрёбами), — тебя же в психушку заперли, нет?

— Запиралка у них ещё не выросла, — продолжил ухмыляться он, — чтобы меня запереть. Как жизнь? Я слышал, ты жениться собрался?

— Есть такое, — ответил я, — но ты меня наверно не за этим позвал, чтобы про мою жизнь расспрашивать — давай лучше о деле.

— Ну давай о деле, — немедленно согласился он, — у тебя, возможно, вопросы ко мне накопились, так что в начале нашего разговора ты можешь их задавать и не стесняться.

— Окей, — отозвался я, — главный вопрос — ты действительно из 22 века или ближе к действительности версия этих ребят с улицы Галкина?

— Что за версия? — спросил Жменя, — ты не забывай, что меня тут не было целую неделю и я немного не в курсе ваших событий.

— Ну они считают, что ты числишься в секретном секторе нашего Института, который в подвале, и просто немного подвинулся рассудком от напряжённой работы.

— Брехня от первого и до последнего слова, — недовольно бросил он, — в Институте конечно есть режимные зоны… да что там скрывать, весь этот Институт одна большая режимная зона, но во-первых в подвале у них ничего нет, кроме складов и подводящих коммуникаций…

— А во-вторых что? — помог я ему.

— А во-вторых, я там никогда не служил… нет, бывать-то я бывал, конечно, и даже не раз, но в штат ни одного отдела не входил.

— Значит ты всё-таки из нашего далёкого будущего? — продолжил допрос я.

— Значит оттуда… ну сам посуди, откуда бы я, на твой взгляд, знал про 2022 год и про смартфоны Сяоми?

— Хорошо, убедил, — не очень уверенно ответил я, — последний вопрос и переходим к делу.

— Задавай.

— Нахрена ты представление с этим кадавром состряпал? Как-нибудь по-тихому нельзя было из нашей реальности ускользнуть?

— Нельзя, — сурово отрезал он, — всех деталей я тебе рассказать не могу, так что просто поверь на слово.

— Хорошо, тогда переходим к делу — ваше слово, товарищ Маузер… то есть Жменя или как тебя там.

— Так же, — вздохнул он, — в 22 веке меня зовут Тимофей-Андреичем Жменей. А дело у меня к тебе вот какое…

И он буквально в трёх предложениях за минуту вывалил всё, что хотел. Я немного посидел, слегка ошалевший от такого объёма новых вводных, а потом спросил:

— То есть мне продолжать жить, как жил?

— Абсолютно, — отрезал он.

— А если ребята с улицы Галкина докапываться будут? Или эти… из РОВД, они же не совсем со мной закончили?

— Не будет до тебя никто докапываться, — меланхолично отвечал Жменя, — живи спокойно, сам только никуда не влезай. Да, и пирамидку эту тебе придётся отдать.

— Какую пирамидку? — попытался я включить дурака.

— Которую ты в правом кармане постоянно нащупываешь.

— А зачем мне её отдавать? Она мне, можно сказать, жизнь вчера вечером спасла… ну если не жизнь, то здоровье точно.

— И всё равно отдавай, — протянул руку Жменя.

— А остальные артефакты, которые ты тут бросил неделю назад, тебя не волнуют? Их же кгб-шники реквизировали.

— Это им показалось, что они что-то реквизировали, — уверенно парировал он.

— А если я не отдам эту штуку, то что?

— Не выйдешь отсюда… или выйдешь, но вперёд ногами.

А я взял и нажал на ту самую грань, которая меня вчера защитой обеспечила, но ничего не произошло…

— Здесь она не работает, — просто сказал мне он, — так что можешь не дёргаться, а просто давай её сюда.

Я пожал плечами и протянул пирамиду, тот сразу спрятал её в ящик шкафа, а потом продолжил:

— Да, если у тебя значится в планах пункт «спасти СССР», то забудь — ничего и никого ты не спасёшь.

— Но ведь история-то слегка изменилась, — возразил я, — Брежнев умер на 10 лет раньше, вместо него Косыгин заступил, а не Андропов… да, и наши ребята выиграли суперсерию у канадцев, а не проиграли.

— Мелочи всё это, недостойные внимания, — обрезал меня Жменя.

А сразу после этого подёрнулся дымкой и начал медленно исчезать, а с ним и весь интерьер моей хрущёвки.

— Гнида ты всё же, Жменя, — сказал я ему на дорожку.

— А я и отпираться не буду, — сказал он, совсем почти исчезнувший, — у нас по-другому не выживешь.

Ну, погоди

После чего он испарился вместе с моим продавленным диваном и шкафом, куда он так шустро сунул вторую пирамидку. А что осталось? Голые бетонные стены остались… да, и выключатель с лампочкой тоже, больше ничего. Вместо окна теперь значилась грубо намалёванная всё тем же куском угля надпись «Удачи, Антон Палыч!».

Я вздохнул и повернулся было к выходу в виде железной лестницы, а потом вдруг подумал, что неплохо бы и третью комнату обследовать, с красной входной дверью — в зелёной был класс и обучение, как жить дальше, в жёлтой мне только что выдали инструкции, а что же в красной может притаиться? Дверь была крепко закрыта, но замок, как я сумел разглядеть в неверном свете фонарика, был английский, и запирающая защёлка у него захлопывалась сама собой.

Попробовал открыть защёлку с помощью складного ножа, но увы, ничего не вышло, слишком узкой была та щель. Плюнул и вылез по лесенке на первый этаж, а там аккуратно сгрёб бутылки обратно на люк, закрыл за собой входную дверь на висячий замок и даже положил ключ под тот же самый камень, где он с самого начала обретался.

Ну много-не много, но кое-что интересного я сегодня узнал, думал я, выбираясь из парка всё тем же кружным путём. Все-таки полностью уйти от случайных встреч мне не удалось — на углу скверика на Ватутина и проспекта Героев натолкнулся я на Аллочку Лосеву, весёлую, румяную и со стаканчиком мороженого в руках. В виде разнообразия на этот раз она была без своего Обручева.

— О, Антон Палыч, — обрадовалась она встрече, — а я слышала, вы жениться собрались, правда?

— А что, нельзя? — сварливо ответил я вопросом на вопрос.

— Ну почему же, — чуть не подавилась она пломбиром, — можно, только как-то неожиданно всё это случилось.

— Жизнь штука сложная, — философски заметил ей я, — и хороша тем, что в ней иногда такие неожиданности происходят.

— Что ж вы не подождали, когда мне 18 стукнет, — перешла к упрёкам она, — тогда бы меня замуж взяли… вы ж обещали на этой… на Сортировке.

— Ничего я не обещал, — вздохнул я, — я сказал «подумаю». И потом, знаешь такую поговорку — «сердцу не прикажешь»?

— Знаю, — сердито отозвалась она, — и ещё другая поговорка есть, «любовь зла, полюбишь и козла»… козу в данном случае.

На этом мы с ней и прекратили беседу, потому что всё уже было сказано. А я только-только поднялся на свой третий этаж, разделся и поставил чайник на плиту, как заявился Вася Дубин… в окно что ли меня караулил?

— Поздравляю, Антон Палыч, — так начал он разговор.

— С чем? — переспросил я.

— Ну как же, вы же женитесь скоро.

Не город, а какой-то посёлок городского типа, все новости за полдня расходятся.

— Вас же видели в ЗАГСе с этой… с англичанкой, — пояснил он свою осведомлённость, — а туда за другими делами люди не ходят.

— Ходят, Вася, ходят, — поправил я его, — развестись, например. Или свидетельство о смерти выправить.

— Ну до этого вам пока далеко, — залился он радостным смехом, — и до развода, и до смерти.

И он тут же перевёл тему разговора в рабочую плоскость:

— Вот посмотрите, я набросал тут примерную блок-схему новой игрушки… — и он раскрыл тетрадку в клеточку.

— Это «Ну погоди» которая что ли? — уточнил я, проводя его в зал, — подожди, я чайник выключу.

— Ага, «Ну погоди», — подтвердил он, — с волком и яйцами… кстати, а почему яйца? Такого эпизода, вроде, в мультиках не было.

— А ты что-то другое можешь предложить? — ответил я, — что волк ловить бы мог… причём бьющееся — иначе как объяснить его метания по экрану?

— Ну я даже не знаю, — задумался Вася, — яйца это ближе к теме «Курочка Ряба» например, а волк мог бы ловить… хоть те же шайбы — хоккей у нас после серии с канадцами очень популярный стал…

— Шайбы потребуют полной смены концепции игры, — начал размышлять я, — волк, значит, вратарём будет, а зайцы будут пулять по нему из разных углов экрана. Мысль интересная, но давай её следующим этапом пустим, а пока остановимся на яйцах.

Вася с некоторой задержкой кивнул, и мы погрузились в изучение его каракулей в тетрадке.

— Ну что, ты, кажется, ничего не упустил, — похвалил его я после получасового обсуждения темы, — теперь дело за малым осталось — выцыганить в Институте детали, в основном это жидкокристаллический экран и микропроцессор, остальное мелочи, и перенести эту программу в коды процессора.

— ПЗУ ещё понадобится, — напомнил Вася, — программу же где-то хранить придётся.

— Точно, — хлопнул я себя по голове, — это ты молодец, что напомнил. И к этому ПЗУ программатор какой-то потребуется, как туда эти коды заносить?

— Да, и программатор тоже, — согласился Вася. — Если все детали нам завтра выдадут, я за неделю управлюсь, — пообещал он.

— Светлая у тебя голова, — похвалил я его, — одного не пойму — чёж ты меня травил-то целый год до этого?

— Так скучно же в школе, — логично объяснил он, — а тут хоть какое-то развлечение.

— А почему ты именно меня выбрал для травли, а не англичанку, например? Или Ираиду?

— Так они же шуток не понимают, а вы понимаете, — разъяснил он всё до конца.

— Чай будешь? — предложил я ему для проформы, а он так же дежурно отказался, и тут я, наконец, остался один.

И начал размышлять над тем, что мне сказал Жменя в будочном подземелье… по уму выходило, что это самый логичный выход из всей моей круговерти, но сердце почему-то говорило, что делать этого не надо ни в коем случае. Прямо, как в комедиях Мольера — долг боролся с сердечным влечением, и победить никак не удавалось никому, в сухую ничью они сыграли. Ладно, подумаю над этим завтра — с этой мыслью я и лёг спать. Снились мне всякие и разные страсти типа Фила Эспозито, играющего в одной команде с Савелием Крамаровым в дворовый футбол на нашей спортплощадке…

----

А утром нас с Софьей поздравляла уже практически вся школа — сарафанное радио сработало на полную катушку. Я сначала отнекивался, мол подождите хотя бы до дня регистрации, а потом плюнул и просто благодарил за поздравления.

— Мы с тобой сегодня просто какие-то звёзды телеэкрана, — сказал я Софье, когда мы наедине остались, — в центре внимания большого творческого коллектива.

— Если честно, — призналась она, — меня это напрягает.

— Терпи, дорогая, — отвечал я, — слава это штука такая, двусторонняя — с одной стороны розы, с другой шипы торчат.

— Ты что вечером делаешь? — перешла она к деловому разговору.

— Иду в Институт, это примерно до 7 часов. Потом ничего.

— Давай в кино сходим, — неожиданно предложила она, — в нашей Родине Солярис начинается.

— Это по Станиславу Лему который? — зачем-то справился я, хотя прекрасно знал, что это и по кому это.

— Да, по нему. Банионис в главной роли, мне сильно нравится этот артист.

— Пойдём, конечно… только билетами надо озаботиться, если это премьерный показ, могут и все раскупить.

— Вот и озаботься, — показала она зубы, — кто у нас мужчина в семье, я или ты?

Во как, с удивлением подумал я, у нас уже и семья имеет место быть… но вслух сказал, что конечно, озабочусь. Сам я в кинотеатр не побежал, а нанял субподрядчика — Васю Дубина, мол, сгоняй за билетами.

— А взамен что? — спросил он.

— Сдачу себе оставишь, — разъяснил я, — по 45 копеек не бери, лучше по 35, в середину желательно, с рубля тебе останется три гривенника. Годится?

— Вполне, — удовлетворённо ответил он, — а когда мы в Институт-то идём?

— Через час примерно, как раз успеешь сбегать за билетами и перекусить.

------

Институт встретил нас весёленьким газоном у входа и монументальной чёрной доской с золотыми буквами «Институт изучения проблем АН СССР». Очень информативно — поди догадайся, что за проблемы тут изучают. В вестибюле я оставил Васю на скамейке возле доски почёта, а сам подошёл к вахтёру. Через пять минут изучения моего паспорта и поиска разных документов, нашлись пропуска и на меня, и на Василия.

— Подождите, — сурово сказал молодцеватый вахтёр, явно бывший военный, — сейчас к вам провожатыйвыйдет. У нас посетители сами по себе гулять не имеют права.

И точно, буквально сразу же из коридора, примыкающего к вахте, выскочил маленький невзрачный человечек в роговых очках, он и принял нас с рук на руки от вахтёра.

— Меня зовут Николай Иваныч, — представился он, — я референт заместителя директора по АХЧ.

— Красногорова? — уточнил я.

— Да, Ираклия Антоновича. А вас я уже знаю, вам представляться не надо, — и он по очереди ткнул в нас пальцем, — Антон Палыч и Василий, верно.

— Так точно, — только и смог ответить я.

— Пойдёмте побеседуем о ваших проблемах, — и он завёл нас в конференц-зал (судя по табличке), располагавшийся на втором этаже прямо над входом.

Тут было много-много рядов стульев и сцена справа, а на ней стол с зелёным сукном и ряд стульев. Мы и прошли к этой сцене.

— Значит, вы хотите сделать электронную приставку с развивающими играми? — заглянул он куда-то себе в блокнотик.

Только я собрался отвечать, как за стеной, к которой примыкала эта сцена, послышались глухие удары и громкие, я бы даже сказал, истерические крики.

— Что это? — опередил меня с вопросом Вася.

— Не обращайте внимания, — спокойно отвечал Николай, — очередной эксперимент какой-то.

Я сделал, как было велено — внимания ни на что больше не обращал, а взял и вывалил ему кратенькую концепцию линейки наших игрушек. Ну, погоди, Весёлый повар и то, что вчера Вася предложил про хоккей, назвал его, недолго думая, «Суперсерия».

— А что, — задумался Николай (при этом в соседнюю стену начали колотить вдвое чаще, а крики перешли уже в ультразвук), — мне нравится. Что вам потребуется для реализации идеи?

Тут уже на первый план вышел Вася, он, оказывается, записал все свои потребности на листочке, и сейчас просто раскрыл его и передал нашему куратору.

— Так, — наморщил лоб тот, — ПЗУ и микропроцессоры мы, конечно, найдём, но вот с жидкими кристаллами пока не очень… матрицу такого размера, как у вас указано, точно не отыщем.

— А какую отыщете? — спросил я.

— В полтора раз меньше по обеим сторонам, — отрезал он.

Я кинул вопрошающий взгляд на Васю, а тот подумал и кивнул головой — пойдёт мол.

— Как говорил Карлсон, — резюмировал разговор я, — поживёшь с вами, научишься есть всякую гадость. Давайте то, что есть, как-нибудь выкурутимся.

— Хорошо, — улыбнулся Николай, — посидите здесь некоторое время, я сейчас решу вопрос.

И он испарился… а удары сбоку тем временем не прекращались, а как бы не усилились.

— Слушай, они сейчас эту стенку пробьют, — шепнул я Васе, — что мы тогда делать будем?

Как сумасшедший с бритвою в руке

— Не пробьют, — обнадёжил меня он, — стена толстая, в два кирпича точно.

И в этот момент как по команде удары с криками стихли, но ненадолго, сразу же всё возобновилось, но уже в коридоре, примыкающем к нашему залу. А вслед за этим дверь распахнулась и сюда вбежал мужик в окровавленном белом халате, а в руках у него был топор с красным топорищем… я на автомате подумал, что с пожарного стенда наверно взял. Но быстро прогнал эту мысль и шепнул Васе, чтоб он под стол лез. Тот спорить не стал и мигом очутился на полу, закрытый зелёной скатертью.

— А вы как же, Антон Палыч? — тихо спросил он меня оттуда.

— Щас разберёмся, — ответил ему я и тихонько приподнялся со стула, постоянно фиксируя телодвижения этого психа.

— Ага! — заверещал тот, — вот ты-то мне и нужен, кааазёл! — это он ко мне так обратился.

— Спокойно-спокойно, — начал увещевать его я, стараясь не делать резких движений, — всё образуется, всё наладится, а я простой школьный учитель, случайно здесь оказался.

И ещё что-то успокаивающее пробормотал, что обычно бормочут в таких случаях, сам же думал — вот же какие гады в этом Институте работают, психов в одиночку напускают на посетителей. Санитары-то где? Но не было видно ни одного санитары… псих же тем временем неумолимо приближался к сцене и к столу, за которым стоял я.

— Ща мы выясним, кто из нас учитель! — орал он по дороге, — ща я тя научу жизни, сука ты рваная!

Чёж делать-то? Оглянулся по сторонам и не нашёл никаких подручных средств для обороны… откуда они в обычном актовом зале-то… наклонился и взял в руки стул, всё какая-то защита. А псих уже и на сцену вспрыгнул и находился в паре метров от моего носа. Он всё время размахивал своим топором влево-вправо, при этом проделывал это очень легко, из чего я заключил, что силы в нём немало — топор добрых 3-4 кило весил.

И вот, когда я уже мысленно попрощался с жизнью, распахнулась, наконец входная в зал дверь и из неё появился тот самый референт в очках. А в руках он держал двустволку, да, обычное охотничье ружьё.

— Иннокентий, — вежливо и спокойно обратился он к психу, — положи топор на пол…

А потом слегка повысил голос:

— Положил, блять, топор и руки в гору задрал, а то башку щас отстрелю!

Псих тут же прекратил свои угрозы, боязливо оглянулся на референта, а потом уронил топор на сцену и поднял руки вверх. Тут из двери набежали ещё двое довольно крепких паренька, заломили психу руки за спину и исчезли вместе с ним из поля моего зрения.

— Вася, вылезай, — скомандовал я напарнику, — всё закончилось, — а потом добавил этому очкастому херу, — что это вообще сейчас было-то?

— Ничего особенного, Антон Палыч, — ответил он мне, — эксперимент немного вышел из-под контроля, а сейчас мы его вернули в привычные рамки.

— Слушайте, дорогой Николай Иваныч, — с трудом припомнил я его ФИО, — а можно мы с Васей сейчас покинем стены вашего научного заведения с тем, чтобы не попадать больше ни в какие эксперименты.

— Успокойтесь, Антон Палыч, — повысил голос он, — сейчас вы подпишете бумагу о неразглашении и можете быть свободны. А детали мы к вам домой завезём.

— А что это за эксперимент такой был? — подал вдруг голос Вася, — мне просто интересно…

— Не имею права разглашать, — сурово отрезал референт, — могу только намекнуть (и он подвёл нас обоих к окну, занавешенному чёрной шторой) — вон там, через дорогу, находится психоневрологический диспансер номер два…

— Намёк понял, — отрапортовал я, — разрешите идти?

-----

Всю дорогу до дома Вася приставал ко мне с расспросами, что это было, да почему, да зачем. И что было бы, если… ну что я мог ему на это ответить…

— Понимаешь, Вася, мы похоже влезли туда, куда нам влезать не надо было. А сбои и непредвиденные ситуации случаются у всех, от этого не застрахуешься.

— Сбой сбою рознь, — шмыгнул он носом, — одно дело если электроника вдруг перегорела какая, и совсем другое — псих с топором, отпущенный гулять на волю.

— Короче говоря, — отрезал ему я, — забудь всё это, как страшный сон. Было и прошло, тем более, что мы с тобой оба страшную бумагу подписали — ты видел, что там мелким шрифтом в конце написано?

— Не, — признался он, — я только заглавие прочитал.

— Так вот, ответственность нам пришьют в случае чего по статье 75 УК РСФСР.

— И чем это нам грозит?

— От двух до пяти лет, вот чем, — осведомил его я, — а если с тяжкими последствиями, то вообще до восьми.

— Сурово, — вторично шмыгнул носом Вася, — но ПЗУ-то они нам выдадут в конце концов?

— Куда они денутся, — ответил я, — я сразу тебе всё передам, что они принесут.

— А если б этот очкастый не успел? — задал всё-таки напоследок свой вопрос Вася, — тогда что?

— Но он ведь успел, — логично ответил я, — так что забудь про всех психов и занимайся электроникой, для здоровья это гораздо полезнее будет.

А дома меня ждала Софья, одетая в новое какое-то платье, зелёненькое, с накладными карманами и пришитыми погончиками, стиль милитари просто какой-то. А я в запарке и забыл, что запасной комплект ключей ей вчера выдал.

— Ну мы идём в кино? — спросила она меня с порога. — Или мы не идём в кино?

— Конечно идём, — отозвался я, — билеты вот они.

И я продемонстрировал два синеньких билетика со штемпелем «Кинотеатр Родина».

— А что, уже пора?

— Да, до начала сеанса полчаса остаётся, так что самое время выходить.

— Классная одежда, — сделал я ей комплимент, — сама шила?

— Да, — смущённо ответила она, — меня мама научила на швейной машинке работать.

По дороге она кратенько расспросила меня о визите в этот страшный Институт, а я что… не рассказывать же в самом деле было про этого психа с топором — сказал, что всё прекрасно и обо всём мы договорились, и вообще там работают милейшие и отзывчивые люди. Через дорогу, правда, у них психдиспансер расположен, но это нисколько не портит общую картину.

----

Кинотеатр «Родина» был сразу за парком, большой и красивый, со скульптурами рабочих, колхозниц и почему-то лётчиков по всему фасаду. Мне нравились его просторные фойе, в одном из которых перед началом основного фильма даже иногда прокручивали документальную хронику. И ещё у него имелся балкон, на который надо было подниматься по фигурчатой лестнице. Видно, правда, с этого балкона было не очень хорошо, но всё равно он считался престижным местом, и билеты туда раскупались в первую очередь.

И первыми же зрителями, с которыми мы столкнулись возле билетёрши, оказалась Алла со своим Обручевым.

— О, Антон Палыч! — обрадовалась она, — Софья Пална, вы тоже на премьерный показ решили сходить?

— А что, нельзя? — самым сварливым тоном ответил я.

— Не, можно конечно, — немного смешалась Алла. — У вас куда билеты?

— На пятнадцатый ряд, — посмотрел я на них. — А у вас куда?

— А у нас на балкон, на первый, — и она гордо продемонстрировала свои билеты, мол, обошли они нас, как стоящих.

— Поздравляю, — сказал я ей, и мы разошлись в разные стороны.

— По-моему эта Алла имеет на тебя какие-то виды, — сказала мне Софья, когда мы купили по стаканчику пломбира.

— Не обращай внимания, — отмахнулся я, — обычная подростковая дерзость. Вырастет, обломается.

— Ну-ну, — с непонятной интонацией процедила Софья, — кажется второй звонок дают, пошли в зал.

А дальше был журнал «Новости дня», где на заставке крутятся часы на Спасской башне под весёленькую музычку. Старый, причём, выпуск, двухнедельной давности, так что все эти новости дня основательно полежали и испортились… в 21-то веке вместо таких журналов показывают надоевшую рекламу, так что неизвестно ещё, что хуже — старые новости или новая реклама.

Ну а потом пошла заставка киностудии Мосфильм с крутящимися рабочим-и-колхозницей и электронная музыка Артемьева. Ну и всё прочее, что тут пересказывать-то, фильм классический. Софье вроде бы понравилось, по крайней мере желания уйти в процессе она не высказала. А после финальных титров она таки высказалась:

— Жалко мне эту Хари — хоть и не человек она, но всё равно создание божье…

— Вообще-то не божье оно создание, — поправил её я, — а этого Соляриса, но что жалко, согласен.

— И конец я не совсем поняла — где там происходит встреча Криса с отцом?

— Да на Солярисе и происходит, — пояснил я, — он считал мысли Криса и смоделировал эту ситуацию специально для него. Отсылка, кстати, к картине Рембрандта, знаешь наверно такую.

— Возвращение блудного сына? Да, знаю, конечно… но кино сильное, этого не отнять.

— Я слышал, что Тарковский снял Солярис в пику «Космической одиссеи»…

— Что за фильм?

— Стенли Кубрик сделал лет 5 назад… там тоже сплошной космос, инопланетный разум и нравственные метания… и сбрендивший главный компьютер космического корабля.

— И ты видел это кино?

— Нет, — вздохнул я, — где ж я его увижу, читал описание в каком-то журнале… с картинками.

И тут мы опять натолкнулись на Аллу со своим хахалем, они шли по парку по параллельной аллее, но увидев нас, перестроились.

— Антон Палыч, ну как вам киношка? — спросила она с задорной улыбкой.

— Класс, — меланхолично ответил я, — не такой, как ваш 10-В, конечно, но близко.

Она похлопала глазами, въезжая в шутку, но довольно скоро залилась счастливым смехом — въехала таки.

— А тебе как? — спросил я у неё.

— Если честно, я там половину не поняла, но красиво… и у Хари шикарное платье, я бы от такого не отказалась.

Оперативная комбинация

— У Софьи Палны тоже платьице ничего себе, — тут же добавила она, — сами шили?

— Ну да, сама, — как-то смешалась она, и я ей помог:

— Тебя-то наверно шить никто не научил?

— Что это, — взвилась Алла, — я и вручную умею и на машинке. Не хуже профессионалов из ателье.

А надо бы заметить, что дорога наша пролегала именно мимо той самой будки, в которую я залезал уже как минимум три раза. Буквально в десятке метров от асфальтовой дорожки, по которой мы сейчас шли, она стояла. Я глянул на неё искоса и у меня как-то нехорошо засосало под ложечкой — в кустах возле будки лежал человек… судя по неподвижному виду, в глубокой отключке, если вообще не труп. Отвёл глаза в сторону в надежде, что больше этого никто не заметит, но тщётно — глазастая Алла первой закричала:

— Ой, а кто это там лежит, алкаш какой-нибудь наверно? — и она указала пальцем именно на это неподвижное тело.

— Надо посмотреть, — вздохнул я, надеясь что это будет не Жменя.

Мы все вчетвером подошли к нему, я опустился на корточки и перевалил тело с живота на спину — на моё счастье это оказался совсем даже и не инспектор, а капитан из районного отдела милиции, забыл, как его зовут… ну тот, что раскручивал меня на две статьи, а потом снял их обе.

— Я его знаю, — тут же заявил я обществу, — это милиционер из нашего РОВД. И по-моему пьяный, запашок от него соответствующий.

— Надо скорую вызвать, — подал озабоченный голос Обручев, — тут недалеко будка есть, я сбегаю.

Но капитан вдруг взял и принял сидячее положение.

— Стоять, — скомандовал он Обручеву, — никуда бежать не надо. А вы, граждане, проходите и не задерживайтесь, — сказал он далее абсолютно трезвым голосом, — вы нам срываете оперативную комбинацию.

— Есть, товарищ капитан, — козырнул ему я, — проходить и не задерживаться.

— И забудьте всё, что вы тут видели, — сказал он нам на дорожку, а сам опять пристроился в кустах.

— Ничего себе, — сказала Алла с совершенно круглыми глазами, когда мы отошли подальше, — чего только в нашем парке не увидишь.

А я в душе порадовался, что они эту оперативную комбинацию не разыграли вчера, когда я сюда по призыву Жмени приходил. Доказывай потом, что ты не верблюд.

— И чего они там комбинировать собрались? — спросила вдруг Софья. — В нашем парке комбинируй, не комбинируй, всё равно, кроме алкашей, никого не найдёшь.

— Значит, надобность у них такая возникла, — угрюмо ответил я, и на этом разговор сам собой затих.

— А у меня эти дела закончились, — шепнула мне Софья, когда мы уже подошли к нашим домам.

— Значит идём ночевать ко мне? — уточнил я, хотя это и так было ясно.

Совсем уже ночью, когда мы успокоились после бурного секса, Софья задала мне таки свой контрольный вопрос.

— А что всё-таки делал в этом парке твой капитан? Даже предположить не берусь…

— Ну сама смотри, — отвечал я, — допустим, у нас в районе завёлся какой-нибудь серьёзный преступник. Или упаси господи банда. Или ещё хуже — маньяк сексуальный. И в милицию пришла оперативная информация, что у этого бандита встреча с другим бандитом возле этой будки. Или что маньяк выйдет на охоту в этом районе.

— Страсти какие-то ты рассказываешь, — затуманилась Софья, — только маньяка для полного счастья нам тут и не хватало. Одного Жмени достаточно за глаза.

----

А назавтра в школе с самого раннего утра к нам опять пристала директриса со своим стандартным вопросом — надумали мы с Софьей заниматься новым методом или не надумали?

Я переглянулся с подругой и твёрдо ответил, что нет — не подписываемся мы на это дело. Потому что других забот хватает, а тут ещё и непонятный результат на выходе ожидается. И старое расписание ломать придётся. И ученики из того самого 10-В класса не сказать, чтобы были сильно рады новым методам.

— Ну-ну, — с непонятной интонацией ответила Оксана Алексеевна нам обоим, — я вас поняла… кстати в гороно замолчали на этот счёт, а мы тоже о себе напоминать не будем, может и пронесёт.

А чуть позже пришла совсем нехорошая новость — пропала с концами красавица и отличница Зоя из 10 класса. Вчера вечером вышла из дома в магазин и больше её никто не видел. Накаркал я, похоже, с этим маньяком, старый дурак…

Свой 10-В класс мне пришлось успокаивать целых пять минут, настолько все были встревожены и расстроены. Но потом с горем пополам довёл я этот урок до конца. А когда пришёл на перемене в учительскую, там уже сидел милиционер из РОВД, нет, не вчерашний капитан, а какой-то незнакомый старлей, и он старательно записывал показания сотрудников насчёт Зои.

— Да вот же её классный руководитель пришёл, — показала на меня завуч по воспитательной работе, — он больше всех про неё знать должен.

Старлей бросил на меня хмурый взгляд, а потом сказал, что хотел бы побеседовать со мной с глазу на глаз. Софья тут же предложила ключ от своего кабинета, там не будет уроков в ближайшее время. Старлей взял ключ и мы направились на первый этаж в самый конец коридора, напротив столярной мастерской.

— Значит, вы у нас будете Колесов? — спросил он, усевшись на учительское место.

— Да, — отозвался я, — Антон Палыч, классный руководитель Зои Мамоновой.

— Очень хорошо, — чиркнул что-то в своём блокноте он ( старший лейтенант Андронов, так он представился, без имени-отчества). — Расскажите, когда вы в последний раз видели Зою.

— Вчера и видел, — сказал я, — у меня алгебра была в её классе, пятым уроком… значит где-то около двенадцати я и видел её, как она собрала портфель и вышла из класса.

— После этого не сталкивались?

— Не припоминаю такого…

— Что вы вообще про неё сказать можете — с кем дружила, не было ли у неё ссор в последнее время?

— Хорошая девочка, отличница, поведение примерное, — начал я, — с кем дружила… да я собственно к этому не приглядывался, сидела вместе с Олей Фроловой, к неё наверно лучше про это спросить. Ссор и неприязненных отношений с кем-либо я не замечал, характер у неё незлобивый…

— Понятно, — буркнул старлей, — вот тут у меня записано, что она ходила на занятия гимнастикой, которые вы во дворе проводили.

— Когда ж это было, — присвистнул я, — больше месяца назад. И точно, приходила она на эти занятия раза два-три, а потом я забросил их, другие дела навалились.

— И ещё у меня есть сведения, что вас вместе видели в нашем парке…

— Что вы говорите? — взволновался я (не помнил такого категорически), — и когда нас видели?

— Вчера во второй половине дня, около шести часов.

— Не может этого быть! — воскликнул я, — сразу после уроков я вместе с Васей Дубиным ходил в Институт, вернулись мы уже после шести. У меня куча свидетелей есть — вы меня что, в чем-то подозреваете?

— Ну-ну, не волнуйтесь так, Антон Палыч, — успокоил меня он, — никто вас ни в чём не подозревает… пока.

Не понравилось мне это «пока» в контексте предыдущего.

— Ещё что-то можете сказать о Зое?

— Кажется больше ничего… да, у неё бабушка есть в деревне, не могла она просто к ней сорваться?

— Проверим, — буркнул старлей, — подпишите вот здесь, — и он сунул мне протокол.

Я прочитал, потом подписал, всё там было записано верно. А далее мы вышли из класса — старлей отправился в учительскую, а я предупредил Софью, потом забрал портфель и вышел на улицу, хватит с меня на сегодня. Но далеко уйти мне не удалось, там стояла Алла, Обручев и Половинкин, специально меня дожидались что ли.

— Антон Палыч, что ж это такое делается? — запричитала Алла.

— Спокойно, — остановил её я, — а может она просто взяла и сбежала из дому, такое иногда случается с подростками. Никаких конфликтов в семье у неё не было?

— Я не слышала, — ответила Алла, а двое других учеников подтвердили её слова, ничего мол не видели и не слышали.

— И никто её не видел после уроков? — продолжил допытываться я.

— Я её провожал до дому, — признался Половинкин, — но на этом и всё. Расстались мы около часа дня.

— Ну тогда будем надеяться на нашу милицию — ничего страшного пока не произошло, должна найтись ваша Зоя, — успокоил я ребят.

А возле подъезда меня караулил Вася…

— Слышали? — спросил он меня.

— Если ты про Зою, то не только слышал, но и был допрошен на этот счёт, — хмуро ответил я. — А ты можешь что-нибудь нового сообщить?

— Могу, — так же хмуро ответил он, — только не здесь.

— Пошли ко мне, — вздохнул я. — заодно пообедаем.

Сортировка

И мы поднялись на мой третий этаж. Я без слов поставил на плиту сковородку с картошкой, подождал, пока она разогреется, залил сверху сметаной и разложил на две тарелки.

— Ну давай, ешь и рассказывай, — предложил я Васе, а тот уговаривать себя не заставил и тут же взял в руку ложку.

— Вчера я в окно видел, как эта ваша Зоя уходила по направлению к Сортировке. В тренировочном костюме и со спортивной сумкой на плече, — это он добавил уже с набитым ртом.

— Так-так-так, — отложил я ложку в сторону, — во сколько это было?

— Где-то незадолго до того, как мы с вами в Институт пошли.

— Значит, будем считать, что в половине пятого… а почему ты решил, что она на Сортировку собралась? — продолжил расспросы я.

— Так в том направлении больше ничего и нет, — логично предположил Вася, — разве что магазин на болоте, но от нас туда никто не ходит, два гастронома же рядом.

— Она одна была?

— Нет, — Вася тоже закончил есть и положил ложку на стол, — вдвоём.

— Ну говори тогда, кто этот второй был, чего я из тебя слова клещами тащу? — возмутился я.

— Бык… — ответил он, глядя в сторону, — Игорь Волобуев то есть.

— Тоже в спортивном костюме?

— Тоже… и с сумкой в руке.

— Ай-яй-яй, — сокрушённо заметил я, — кто бы мог подумать, такая хорошая девочка, отличница, и связалась с первым хулиганом на районе.

— Хорошим девочкам часто нравятся плохие мальчики, — буркнул Вася.

— Ну чего, — я встал из-за стола, — давай чаю что ли попьём и пошли искать их обоих.

— Только я переоденусь сначала, — сказал Вася, — а потом пойдём. И чай я не буду.

И он исчез, а я тоже вытащил из глубин одёжного шкафа старые вещи и нашёл треники и майку, оба с эмблемой спортивного общества Динамо почему-то. Сверху ещё старую куртку набросил, в карман положил традиционные фонарик и ножик. Подумал, и ещё записку Софье накатал. А то вдруг мы там задержимся в этой спасательной экспедиции-то. Выглянул в окно — Вася уже ждал меня там на доминошной лавочке.

— Куда точно они пошли? — это было первое, что я спросил у него.

— Да вон, — и он показал пальцем в обход нашего парка, — между парком и озером.

— А ты ни с кем её не перепутал? — продолжил спрашивать я.

— С кем её перепутаешь, — обиделся Вася, — она да Алла — две самые красивые девочки в нашей школе.

Далее мы шли без слов до самой до Сортировки. Нет, вру — я пару раз выругался, когда через ямы и мусорные завалы перебирался. А вот и скопище вагонов, официально именуемое «Сортировочная станция Новокалининской ордена Трудового Красного знамени железной дороги». Имени Кагановича ещё она когда то была, наша железная дорога, а теперь просто безымянная.

— Я вон там прятался, — показал я на свой вагон, пристроившийся немного отдельно от всего остального. — Очень удобное место, давай сначала его и проверим.

Вася посмотрел на меня с большим сомнением, а потом спросил:

— Это когда у Жмени крыша поехала что ли?

— Точно, сразу после этого, — ответил я, размышляя, стоит ли ему говорить про артефакты и помощь Аллы, и решил, что не сейчас. — А через два дня перестал прятаться, потому что всё само собой разрулилось.

— Ой, — перебил меня Вася, — я там какое-то движение заметил, — и он указал рукой в направлении, совсем даже противоположном моему вагону.

— Может заяц или лиса? — предположил я.

— Вы смеётесь что ли, Антон Палыч? — удивился Вася, — откуда здесь зайцы? Рядом с городом-то…

— Да в жизни всякое может случиться, в том числе и зайцы в городе, — вздохнул я, — пойдём проверим, что это.

И мы перепрыгнули через десяток путей, обогнув по ходу дела несколько облезлых вагонов без стёкол.

— Ну, где тут у тебя что-то двигалось? — спросил я, обозревая груды щебёнки вперемежку с битым стеклом.

— Здесь, — уверенно указал Вася на стоящий отдельно старинный-престаринный вагон, на таких ещё наверно в гражданскую катались товарищ Сталин с товарищем Троцким.

— Показалось наверно, — не слишком уверенно начал я, но тут же замолчал, потому что из окна этого вагона вылетела бутылка и разбилась о ближайший рельс со страшным грохотом.

— Не, — шмыгнул Вася, — совсем даже и не показалось, — а после этого громко добавил, — Зоя, выходи, мы знаем, что ты там прячешься.

Некоторое время стояла тишина, а потом в дверном проёме показалась она самая, Зоя Мамонова. В дешевом спортивном костюме из магазина «Спорттовары», с вытянутыми коленками. И с зарёванным лицом.

А сзади неё замаячила физиономия Игорька Волобуева по прозвищу Бык.

— Ну что, поговорим? — предложил я Зое, она согласно кивнула и спустилась на насыпь, а за неё прыгнул и Игорь. — Не, с глазу на глаз, а ты пока погуляй, — отсёк я его.

И мы прошли в мой практически родной уже вагончик, там она тяжело опустилась на деревянную полку и утёрла остатки слёз на щеках.

— Рассказывай уже, горе ты моё, — предложил её я. — А давай, если хочешь, я сам угадаю, почему ты сорвалась…

— Угадывайте, — предложила она мне… совсем как в Угадай-мелодии через двадцать лет, подумал я и начал угадывать.

— У тебя признаки беременности и ты решила сбежать от такого позора.

— Угадали с первого раза, — опять залилась она слезами. — Задержка две недели уже.

— От Игорька, я так понимаю, этот подарочек приплыл?

— От него, — продолжила лить слёзы она.

— Значит, вот как мы поступим, дорогая гражданка Мамонова, — перешёл я на официальный тон, — во-первых, задержка это ещё не окончательный приговор. Надо в женскую консультацию сходить — ты ведь там не была, как я понимаю?

— Не, только этого мне ещё не хватало.

— А придётся, — сурово отрезал я, — лично я ставлю на то, что это случайность, не имеющая к беременности никакого отношения. Но даже если оно и подтвердится, то ничего страшного я тут не вижу — знаешь, во сколько лет в русских деревнях начинали рожать? Не знаешь — в 15-16 лет запросто. А на востоке вообще замуж до сих пор выходят в 14. Организм у тебя уже сформировался, так что…

— А что люди-то скажут?

— Поговорят и забудут, другие темы для пересудов найдутся. Теперь про Игорька — он ведь от ребенка не отказывается, так?

— Говорит, что женится… — пробормотала она.

— Это он молодец, уважаю — вот, значит, и свадьбу сыграете… вместе со мной почти одновременно.

— А вы что, женитесь?

— Похоже, что в нашей школе ты одна про это не знаешь — да, женюсь, через месяц. Пошли теперь с женихом поговорим.

Зоя встала и задела ногой за край лавки, и из-под неё выкатилась давешняя моя полосатая палочка… выручалочка.

— Ой, а это ещё что такое? — спросила она, поднимая её.

— Не трогай, — вырвалось у меня, но поздно, она её подняла и видимо нажала там на что-то, и палочка заработала — мы оба подвисли в воздухе, как воздушные шарики.

— Я же сказал, не трогай, — я дотянулся до неё и отобрал палочку, — это опытный образец, еще не отлаженный.

Я нажал ещё раз на тот выступ, и мы оба грохнулись на пол. Ничего вроде не сломали себе и на том спасибо.

— Что это было, Антон Палыч? — от удивления Зоя даже забыла про свои печали.

— Экспериментальная разработка Института, — смело соврал я (хотя может и не соврал — КГБ-шный же капитан мне именно такую версию скормил), — её надо обратно сдать, а то мало ли что. А ты прекращай реветь и отправляйся в женскую консультацию.

Она согласно кивнула, но заметила, что надо бы собрать вещи, а на это уйдёт некоторое время. И опять залезла вместе с Игорьком в тот старинный вагон.

— Ну чего, кажется всё в порядке? — полуутвердительно спросил меня Василий.

— Ага, договорились…

— А о чём договорились?

— Извини, Вася, но тебе лучше этого не знать.

Он немного надулся и отошёл в сторонку, я же вдруг вспомнил про старообрядческий схрон, это совсем в двух шагах же отсюда.

— Пойдём клады искать, пока они там собираются, — предложил я Васе, и он сразу повеселел.

— Конечно пойдём, — ответил он, — это гораздо интереснее, чем искать полоумных истеричек.

Ничего я ему на это отвечать не стал, а просто перепрыгнул глубокую канаву, окаймляющую крайние пути, и углубился в чахлый лесочек.

— Что-то вы слишком уверенно идёте, — заметил Вася, следующий хвостом, — как будто у вас карта этих кладов имеется.

— Карты у меня нет, зато есть кое-что другое, — туманно ответил я, — вон за той кочкой оно и должно быть.

И мы оба уткнулись в давешнюю вывороченную землю, окружающую вход в землянку.

— Ничего себе, — восхитился Вася, — я догадался — вы в прошлую свою отсидку это место раскопали, но проверить, что там внутри, у вас времени не было.

— Угадал, — сказал я, — значит, я первым иду с фонариком, а ты за мной, если хочешь. Ничего там не трогай и ни к чему не прикасайся, понял?

— Не тупой, — шмыгнул носом он, и мы нырнули вниз…

Библиотека Ивана Грозного

Фонарик выхватывал небольшой кусочек окружающего пространства, но в принципе всё было видно. Крыша у этого схрона была бревенчатая, а стены и пол земляные. Общую площадь помещения я оценил в двадцать квадратов. По краям стояли лавки, в центре стол, и то, и это очень увесистые даже на взгляд, в дальнем левом углу имел место тяжёлый кованый сундук, а справа висели две иконы в металлических окладах… видимо, не всё забрал гэбэшный капитан.

— Сундук надо проверить, — подал Василий голос сзади, — там всё и лежит, наверно.

— Не тупой, — злорадно возвратил я ему его же реплику, — щас проверим.

И я поставил фонарик на стол так, чтобы он освещал угол с сундуком, а сам опустился на колени и начал осматривать запоры. На сундуке висел один замок, но здоровый и крепкий, я попробовал его подцепить, но толку от этого никакого не было.

— Там петли у этого сундука проржавели все, — сообщил мне Вася, — проще наверно с ними разобраться.

И мы отодвинули сундук от стены… петли и в самом деле были в плачевном состоянии, труха одна вместо металла.

— Ну-ка, — сказал я, — избушка, поворотись к лесу задом, а ко мне передом, — и одновременно долбанул ногой по ближней петле, она и развалилась на две запчасти.

— А теперь Горбатый, — почему-то выскочило из меня воспоминание о будущем сериале — вторая петля оказалась не крепче первой.

— Поднимаем крышку, — сказал Вася, освещавший всё это моим фонариком.

— Ясен пень, поднимаем, — согласился с ним я, и мы в четыре руки откинули крышку сундука в сторону.

— Я думал, тут драгоценности будут, — разочарованно сказал Вася, осматривая открывшиеся богатства, — а тут вона чего…

Весь сундук был доверху наполнен книгами в старинных переплётах, с жестяными застёжками сбоку, а драгоценностей увы, но видно не было ни одной.

— Ты вот что, Василий, — твёрдо сказал я ему, — ты не спеши расстраиваться, некоторые книги бывает, что стоят гораздо больше золота и побрякушек. Слышал, например, про библиотеку Ивана Грозного?

— Слышал, конечно, — шмыгнул носом Вася, — её жена Грозного из Византии привезла, свадебное приданое типа… но это ведь в Москве и очень давно было… легенда типа такая.

— Иногда легенды становятся былью, — философски заметил я, — давай возьмём по паре книжек и вернёмся к нашим Ромеам и Джульеттам, они там поди уже собрались.

Вася подчинился, взял две самые толстые книжки, а я тоже две, но поменьше по всем измерениям, и мы вылезли через провал наверх. Игорь с Зоей уже были готовы к возвращению домой и переминались с ноги на ногу возле своего вагона.

— Где вы там ползаете? — укорил меня Игорёк, — мы тут заждались уже.

— Ой, а что это у вас в руках? — спросила Зоя, — книжки какие-то древние.

— Библиотека Ивана Грозного, — очередной раз шмыгнул носом Вася, — слышала про такое?

— Я слышал, — угрюмо вклинился Игорь, — пропала с концами после смерти Ивана Грозного. Скорее всего сгорела она в одном из московских пожаров, вот и всё…

— А вот мы и проверим это дело, — это уже я сказал, — вот я сейчас держу под мышкой один из томов истории Тацита, а согласно товарищу Дабелову, он входит в ту самую библиотеку. А у тебя чего? — спросил я у Васи.

— У меня… — он раскрыл самую толстую книгу и попытался прочитать её заглавие, — хрен тут разберёт эти буквы…

Я помог ему:

— У тебя «Жизнь двенадцати Цезарей», автор Светоний… вполне могло бы быть в той библиотеке, почему нет?

— И сколько могут стоить эти книжки? — наконец-то задала правильный вопрос Зоя.

— Ой, много, — тут же откликнулся я, — но ещё больше будет стоить слава первооткрывателя библиотеки, на всю страну… да что там страну, на весь мир прославимся. Но мы что-то заговорились, давайте двигаться ближе к дому.

----

Как я и предполагал, беременность Зои оказалась ложной — она расцеловала меня прямо возле женской консультации, после того, как врач поставил ей диагноз. Пришлось ещё довольно длительное время писать объяснительные по поводу пропажи и нахождения Зои, мы с ней и с Игорьком договорились, что это была просто прогулка в экстремальных условиях. Родители Зои были счастливы, милиция осталась удовлетворена нашими объяснениями, то есть всё прошло без запинок и остановок. А что касается старых книжек, то я забрал у Васи его добычу и пока что складировал у себя в квартире, в кладовке. Подождёт до лучших времён.

— А ты доводи до кондиции «Ну погоди», — сказал я Васе, — к нам скоро придут с вопросами — обещали же, мол, так где?

— Сам знаю, — в очередной раз шмыгнул он носом, — дня три это у меня займёт, а потом покажу результаты.

Книжки я все забрал у Васи — кто его знает, что его папаша с ними сделает, у меня целее будут, и сложил на нижнюю полку книжного шкафа в дальней комнате. А вечером пришла из школы Соня и начала меня пытать на предмет сегодняшних приключений.

— И где она была, это Зоя? — первым делом спросила она меня.

— Где-где, — попытался отшутиться я, — у козла на бороде, — но она шутки не поняла.

— У какого ещё козла?

— У обычного… с рогами который и с этой… с бородой, — но видя, что шутка не прокатывает, я перешёл с аллегорического на простой язык, — на Сортировке пряталась. Там мы и нашли её с Василием.

— А от чего она пряталась? — продолжила пытать меня Софья.

— Знаешь, я как-то не стал прояснять этот вопрос — зачем мне лишние знания, которые только приносят лишние печали, верно? От чего-то или от кого-то пряталась, а теперь перестала… всё прекрасно, жизнь легка и замечательна, у нас скоро свадьба — чего ещё надо?

Она не нашлась, что ответить на такой простой вопрос и ушла готовить ужин из того, что имелось в холодильнике.

— Слушай, — сказала она оттуда буквально через минуту, — а у нас вся соль закончилась. Сходил бы в гастроном, пока он открыт….

— Си, сеньора, — вспомнил я подходящий оборот из испанского, — а больше ничего не надо? Ну чтоб два раза не бегать.

— Заодно и пачку сахару прикупил бы, — выглянула она из кухни, — и батон с печеньками, чтобы чаю было с чем пить.

— Уже иду, — я взял дырчатую авоську, проверил, на месте ли кошелёк, и спустился со своего третьего этажа во двор.

Тут было тихо и пустынно, даже обычных старушек на лавочках ни одной не было видно… и даже в хоккейной коробке никто не бегал с гиканьем и хыканьем. Ну и хорошо, приставать никто не будет, подумал я и свернул на проспект Героев. Очередь ко входу гастронома тянулась аж от угла этого дома, куда он был встроен.

— Что дают? — спросил я у бабульки, стоявшей последней.

— Дык наборы дают суповые, — ответила она, поморгав глазами, — суповые, и говорят, костей там почти что нету.

Я смутно помнил такие товары из своей предыдущей жизни — обычного-то мяса в советских магазинах не стало со времён Никиты Сергеича, только на рынках или в коопах, а вот такие заменители-эквиваленты иногда выбрасывали в свободную продажу. Костей в нём обычно бывало сильно больше половины, но стоило это счастье удивительно дёшево, рубль с копейками за кило…

За набором я в очередь становиться не стал, а протолкнулся в дверь и пошёл налево, где бакалея с хлебным отделом располагались. Соль с сахаром, слава богу, у нас пока без очередей можно было приобрести. Взял ещё свежий нарезной батон, полкило овсяного печенья, потом подумал и попросил взвесить 200 грамм конфет с завлекательным названием «А ну-ка отними» и с девочкой на этикетках, которая дразнила собачку. Всё вместе мне обошлось в трёшницу.

А когда уже выходил из дверей, опять проталкиваясь через говорливую очередь, столкнулся нос к носу с Аллочкой Лосевой, без своего ухажера… удивительное дело — куда не пойду, везде она оказывается.

— Ой, Антон Палыч, — расцвела она в улыбке, — у вас тоже сахар закончился?

— Как видишь, — буркнул я, махнув авоськой.

— А что там с Зоей-то приключилось? — тут же перескочила она на более близкую её тему.

— Нашлась живая и здоровая, — продолжил я, — между прочим, ты могла бы и помочь в поисках.

— Как это? — округлила она глаза.

— Вы же подружки, неужели ты не знала, с кем она гуляет последнее время?

— Мы с ней полгода уже не общаемся! — фыркнула она, — буду я ещё следить, с кем она гуляет.

— А чего ж перестали общаться? — поинтересовался я, — что там произошло полгода назад?

— Не скажу! — гордо ответила она и наконец-то зашла в магазин и скрылась с моих глаз.

О-хо-хо, подумал я, маленькие детки — маленькие бедки, а большие детки соответственно сами понимаете что…

А вечером меня ещё вызвал на лестницу Вася (в квартиру он постеснялся заходить при наличии Софьи) и продемонстрировал на подоконнике первый прикидочный вариант игры «Ну, погоди» — не всё там конечно гладко было, работать и работать надо, но я его похвалил.

И ещё перед самым сном я почему-то вдруг вспомнил эпизод в школе, когда я связанную Софью обнаружил в живом уголке, и зачем-то начал её пытать на этот предмет.

— Может расскажешь всё-таки без пяти минут супругу, что там с тобой приключилось-то? А то я никак не могу даже приблизительно сложить этот паззл в картинку…

— Какой паззл? — не поняла она.

— Ну это… — изобразил я на пальцах, — интеллектуальное занятие такое, когда картинку сначала разрезают на мелкие кусочки, потом их смешивают, а дальше ты уже должен собрать из кусочков целое.

— Бред какой-то, — так она выразила своё отношение к интеллектуальности такого занятия, — больше людям заняться нечем. А про связывание расскажу, так уж и быть… только сначала поужинаем.

Библиотека Ивана Грозного-2

Сели ужинать на нашей сиротской кухне, четыре с половиной квадрата — вот же нормальные бытовые помещения делали в дохрущёвские времена-то, зачем всё это обнулили? И лестничные площадки тоже минимизировали так, что дальше некуда, лбами соседи сталкиваются при одновременном выходе из дверей. Экономия, если посчитать, копеечная, а неудобств масса… сиди вот и упирайся локтями и коленками в соседа, а если семья из четырёх человек, к примеру, так это совсем уже в две смены ужинать приходится. А совмещённый санузел? Да и колонки эти газовые на стенке раздражают, если уж отопление центральное, почему и горячую воду не взять из той же системы? Не жильё, короче говоря, а сплошное мучение. Но лучше, чем бараки, конечно — с этим я спорить не буду, там и вообще никакой воды иногда в квартирах не течёт, всё на улице.

— Моя вилка куда-то подевалась, — сказала Софья.

— Бывает, — заметил я, — найдётся со временем, а пока возьми из набора — в дальней комнате на верхней полке шкафа.

Она встала и ушла в эту дальнюю комнату, но что-то долго её назад не было, я уже было забеспокоился, но тут она наконец вернулась, и вместо вилки у неё в руках была одна из книжек, которые мы с Васей в схроне обнаружили.

— Это что такое? — спросила она со строгим выражением лица.

— Но лё се хефе (не могу знать, начальник), — автоматом вылетело у меня на испанском.

— Кончай придуриваться, — села она на табуретку, — всё ты знаешь.

— Пока Зою искали, — решил расколоться я, — обнаружили вот это дело вместе с Василием.

— Ты хоть представляешь, что это такое? — продолжила она строгий допрос.

— Жизнь 12 Цезарей, — включил дурака я, — автор Светоний.

— Это-то понятно, — протянула она, — я немного копалась в этой теме, когда ещё в педе училась… так вот, самая древняя из сохранившихся книг этой серии, она датируется 9 веком и найдена в немецком монастыре, как его… в Фульде кажется, а у тебя здесь минимум на триста лет более раннее издание. И том совсем другой… а вы и ещё что-то обнаружили со своим Василием? — спросила она.

— Да, конечно, — отложил я вилку в сторону, — там на полке ещё три книги лежат.

Она немедленно метнулась обратно в дальнюю комнату, откуда через полминуты раздалось:

— Ничего себе… Тацит, Энеида и комедии Аристофана, — и она вернулась в зал, разложив всё это добро на моём письменном столе. Всё в прекрасном состоянии — ты не представляешь себе, откуда эти книги могут быть!

— Прямо так и не представляю, — отговорился я, — из библиотеки Ивана Грозного они могут быть, из так называемой Либереи.

— Это хорошо, что ты в курсе, — задумчиво проговорила она, — слушай, а вы ведь наверняка не всё взяли оттуда… ну где вы это нашли, верно?

— В корень смотришь, Софья Павловна, — буркнул я, — не до того было, Зою выручали, а книги так… фоном шли.

— Мы сейчас оденемся и пойдём за остальным добром, — сказала она, — а то я не засну сегодня.

— Да куда мы пойдём, — попытался урезонить её я, — вечер на дворе, через час темно уже будет.

— Хорошо, — задумалась она, — завтра же у нас воскресенье? Вот с самого утра и выдвинемся в экспедицию… и не надо мне возражать.

— Я и не собирался, — пожал плечами я, — а что ты собираешься делать с этими находками, можно поинтересоваться?

— Можно… — ответила она, — мой преподаватель по истории в пединституте, Николай Иваныч Скрынников…

— Помню такого, — перебил её я, — старенький и седенький, забывал постоянно всё.

— Да, был у него такой грех, — согласилась она, — так вот, он натуральный фанатик всего, что касается древней русской истории — город у нас почти такой же древний, как и русская история, в 11 веке заложен, так что кое-что и у нас найти можно. Так я ему покажу пару этих книжек, а дальше он подскажет, что с ними надо делать.

— Хороший план, — одобрил софьины слова я, — а раз уж ты так глубоко в теме, может расскажешь в двух словах про это ивано-грозную библиотеку? А то я кроме названия, которое у всех на слуху, ничего про неё не знаю.

— Легко, — быстро согласилась она, — по общепринятой легенде эта Либерея принадлежала византийским императорам и хранилась в Константинополе вплоть до его занятия османами.

— Это 1453 год кажется, — блеснул познаниями я.

— Точно. Так вот, библиотеку как-то сумела вывезти племянница последнего императора Византии Константина 11-го, звали её, кстати, Софьей, как и меня, фамилия Палеолог у неё была. Она вывезласокровища в Рим, а затем её просватал Иван 3-й, и библиотека, опять же по легенде, переместилась в Москву, как приданое Софьи.

— Обычно в приданое драгоценности давали, — заметил я, — или бельё там какое кружевное, а тут вон чего…

— Да, другие времена были, другие нравы. После смерти Ивана 3-го библиотека некоторое время была в распоряжении Василия 3-го, а потом перешла по наследству и к Ивану Васильевичу 4-му, которого за суровый нрав прозвали Грозным. Якобы описание библиотеки составил немецкий пастор по фамилии Веттерман, которого Грозный специально выписал для этой цели из Германии.

— И когда же она пропала, библиотека эта таинственная? — спросил я.

— Где-то после того, как Иван уехал в Александровскую слободу, посде 1571 года то есть… существует мнение, что сгорело всё в больших московских пожарах, они тогда в среднем раз в 5-7 лет случались. Но есть и другое мнение, что её вывезли из Москвы и спрятали в другом месте. Александров кстати совсем недалеко от нашего города находится, так что ничего невероятного в том, что она могла бы сохраниться где-то здесь, я не усматриваю.

— И сколько сейчас может стоить вся эта музыка? — чисто для справки осведомился я.

— Она бесценна, — начала Софья, но глядя на мой скептический вид, тут же поправилась, — я думаю, что миллион, возможно и не один.

— Рублей? — уточнил я.

— Нет, блин, долларов, — зло ответила она, — чего тупишь-то?

— Да, — ответил я в некотором замешательстве, — это я немного расслабился, моя дорогуша… а вот опять же для справки — если ты так глубоко в теме, расскажи про этого Светония, кто такой, чем знаменит, почему его книги так дорого стоят?

— Да пожалуйста, — пожала плечами она, — Гай Транквилл Светоний, жил в конце первого и начале второго века нашей эры. Личный секретарь императора Адриана…

— Стой, — сказал я ей, — давай совместим полезное с приятным.

— А это как? — озадаченно спросила Софья.

— Переместимся в горизонтальное положение и уберём излишнюю одежду… в Древнем Риме кажется так беседовали о прекрасном?

— Уговорил, чёрт красноречивый, — ответила она, смеясь и снимая с себя лишнюю одежду.

— Ну так вот, — продолжил я, пристраиваясь сзади, — я что-то слышал про вал Адриана, это в Англии, кажется.

— Ну да, построил он такой, — ответила, громко дыша, Соня и тут же добавил, — ой, не так быстро!

— Извини, слишком увлёкся, — сказал я, настраиваясь на нужную волну, — дело в том, матрона Софрония, что ваши формы действуют на меня чересчур возбуждающе. Как было сказано в Энеиде Вергилия — потому что нельзя быть на свете красивой такой. Особенно прекрасна у тебя попа, если это интересно, — поделился я с ней таким откровением.

— Попа как попа, — озадаченно ответила она… — да, что-то я не помню такого поворота у Вергилия, — отвечала она, всё громче и быстрее дыша. — Ты главное не останавливайся на полпути, Антоний. А вал Адриана… да хрен с ним, и с валом, и с Адрианом, если честно, — завершила она свои исторические изыскания.

— Абсолютно с вами согласен, матрона Софрония, — сказал я, переждав немного. — Но книжки эти таки можно было бы загнать за очень приличные деньги.

— Спасибо тебе, матрон Антоний, — обняла она меня, — вот так бы каждый день было… а книжки мы загоним, это я тебе обещаю.

— Йо интентаре, сеньора (я постараюсь, госпожа), — ответил я, и мы почти одновременно провалились в глубокий сон без сновидений.

----

А разбудила она меня ранним утречком, даже слегка темновато за окном было.

— Вставай, Антоний, — сказала она, тряся меня за плечо, — нас ждут великие дела.

— А кофе будет? — поинтересовался я сквозь сон.

— Глаза открой — на подносе всё стоит, — просветила она меня.

Через пятнадцать минут мы уже были одеты и готовы к дальнейшим приключениям. На улице свежо, конечно, было, но не как в ноябре — устойчивый плюс. Слава ещё богу, что по причине раннего утра никого нам не встретилось по дороге на эту грёбаную Сортировку… вот ей-же-ей, проторил я сюда торную дорожку, четвёртый что ли раз за неполный месяц сюда мотаюсь.

— Вот вагон, в котором я прятался, — ткнул я пальцем в эту сторону, — а вот там Зоя с Волобуевым ховались.

— Так значит она от этого хулигана залетела? — связала концы Софья.

— Во-первых, не залетела, нет у неё ничего, как сказали в женской консультации, — начал возражать я, — а во-вторых, Игорёк прямо на глазах перевоспитывается и превращается в полезного члена общества.

— Ну не буду спорить, — опустила глаза она, — ты мне лучше покажи, где вы книжки откопали.

— Это вот там, в глубине леса, — показал я направление, — раскольнический схрон там оказался, ну а в нём сама понимаешь, что…

И мы направились в ту сторону, перепрыгивая на ходу ямы с канавами и огибая густой валежник, тут его много нападало.

— Тааак, — протянула Софья, оглядывая развороченный вход в убежище, — только не надо мне впаривать, что оно само собой так разворотилось.

— Я и не собирался, — пожал плечами я, — это дело разворотилось тут, когда я в том вагоне сидел… взяло и взорвалось, может снаряд какой сдетонировал.

— Какой ещё снаряд? — возразила Софья, — у нас тут последний раз боевые действия случались во время гражданской войны, с тех пор все снаряды сто раз протухли бы.

— Ну может вояки обронили, — вяло парировал я, — с тем, что у нас тут сплошные военные базы и лагеря, спорить не будешь?

— Ладно, будем считать, что убедил, — сказала Софья с большим, впрочем, сомнением в голосе, — заходим?

— Конечно, — согласился я, — за эти и пришли, — и мы гуськом занырнули в прохладную темь схрона, а я сразу включил предусмотрительно захваченный фонарик.

— Вон там иконы висели, — показал я направо.

— Что-то я не вижу никаких икон, — ответила Софья.

— А в этом сундуке книжки лежали, — направил я свет фонарика налево.

Сундук был распахнут и на первый взгляд абсолютно пуст.

— Я так и знала, — зашипела Софья, — надо было вчера идти.

— Стой, тут в углу ещё что-то есть, — остановил её я, — сама смотри.

Я направил свет фонарика в дальний правый угол, и он выхватил из окружающей тьмы две раскрытые книги, явно из числа тех, что лежали в сундуке. Софья немедленно метнулась в этот угол, взяла обе книги под мышку и скомандовала мне выбираться на свет божий. Что я и сделал с большим облегчением — всё же схрон этот угнетающе действовал как на моё сознание, так и на подсознание тоже… на воздухе оно как-то спокойнее всё же было.

Договор дороже денег

Мы быстрым шагом отошли от этой землянки, остановились же только, когда рельсы пересекли, на которых уныло доживали свой срок древние пассажирские вагоны.

— Давай вон на ту шпалу сядем, — предложила Софья, указывая на большой завал справа от нас, — там спокойно можно будет и книжечку полистать.

Я пожал плечами — можно и сесть, почему нет?

— Таааак, — протянула она, разглядев, наконец, форзац книжки, — это что, шутка чья-то?

На форзаце этом значилось «Проблемы попаданческой литературы первой половины 21 века», а автором этого труда числился некто Тимофей Жмур. Датой же выпуска сего труда значился 2121 год… симметрично, ничего не скажешь.

— А внутри чего? — попробовал потянуть время я.

Софья полистала книгу, задержалась на оглавлении, но ненадолго.

— Муть какая-то… «феномен спасения СССР как признак расщепления сознания»… и ещё подсчитывается количество литературных трудов со словами «СССР» в названии. Так это шутка? Зачем кому-то спасать СССР, он и без спасателей неплохо себя чувствует.

— Да, наверно шутка, — попытался я уйти от объяснений, но не тут-то было.

— Ты же знаешь что-то об этом? — тут же вцепилась в меня клещами Софья, — давай колись уже, а то меня тут все втёмную используют, как я посмотрю.

— Баш на баш, — предложил я, — ты мне в подробностях ведаешь, кто и зачем тебя связал в школе… обещала же совсем недавно… а я сделаю попытку объяснить, что это за книга и как она здесь оказалась.

Софья некоторое время покусала губы, вытащила платочек из кармана, промокнула вспотевший лоб и тогда уже ответила:

— Договорились… только смотри не обмани — я первой же начинаю.

— Вы не в церкви, сударыня, — гордо парировал я, — так что не бойся, не обману.

— Ну тогда слушай и не говори потом, что не слышал… может пойдём поближе к дому, а я и на ходу могу всё рассказать…

Я согласился, и мы дружно запрыгали по ямам и канавам, в изобилии представленным на Сортировке.

— Начну издалека, — предложила Софья, а я не стал возражать, всё равно путь длинный. — Дело в том, что папаша-алкаш, с которым я сейчас в бараке живу, мне не родной отец…

— Индийская мелодрама прямо начинается, — усмехнулся я, — а ещё у тебя есть сестра, с которой тебя разлучили в детстве.

— Перестань, — сдвинула брови Софья, — никакой сестры у меня нет, а вот настоящий отец имеется, звали его Антоном, как и тебя.

— И куда же он делся, отец твой? — спросил я уже без подковырок.

— Умер, — просто ответила она, — когда мне три года было.

— Извини, — буркнул я, — я ничего плохого ввиду не имел.

— Ничего, бывает, — ответила она и продолжила, — так вот, мой отец работал в милиции, вот в том самом нашем отделении, которое на Старых производственников. И он не сам умер, убили его… на работе убили…

— Кто и за что, выяснили? — спросил я.

— Нет, дело повисло, — ответила Софья, — а потом его в архив скинули… я сама маленькая была и ничего этого помнить конечно не могу, но мне мама всё рассказала, когда я подросла.

— А потом твоя мама ещё раз замуж вышла, — констатировал я.

— Точно… я не могу её осуждать, одной в четырёх стенах сидеть тяжело, но нашла она вот только такого алкоголика… у нас на районе что-то другое найти сложно.

— Это я уяснил, — ответил я, — но что-то слишком уж далеко от сегодняшнего дня.

— Сейчас будет гораздо ближе, — сказала она, — дело в том, что главным подозреваемым по делу моего отца был некто Спиридон Лосев…

— Лосев-Лосев, — пробормотал я, — родственник нашей Алки что ли?

— Отец он ей, — поставила меня в известность Софья, — родной, в отличие от меня.

— И что дальше? — спросил я.

— Дальше, Антоша, то, что связала и закинула меня в живой уголок именно она, Алла Лосева…

Это был сильный удар, я некоторое время хватал воздух раскрытым ртом, и только потом сформулировал следующее предложение, даже целых два:

— А зачем она это сделала? Это как-то связано с делом твоего отца?

— Как оно связано, я понятия не имею, — быстро ответила она, — а зачем… я ей в чём-то помешала, когда пришла в школу с раннего утра — она там не одна, кстати, была…

— А с кем?

— С физруком, да, с Фирсовым — но по мне работала только Алла. Чисто и быстро вырубила, как будто тренировалась в этом деле. Очнулась я только, когда ты меня развязывать начал.

— Одни загадки у тебя, — сказал я, — и ни одной отгадки. А почему ты, кстати, не заявила на неё, когда всё кончилось?

— Только этого мне не хватало, — передёрнула плечами она, — свидетелей не было, мои слова против её, ничем хорошим это не закончилось бы. Ну я свою часть договора выполнила, рассказала всё, что со мной было, на голубом глазу. Теперь твоя очередь.

— Хорошо, — не стал чиниться я, — выполняю свою часть уговора. Дело в том, что инструктор этот из РОНО…

— Жменя который? — уточнила она.

— Да, он… дело в том, что он никакой не инструктор и не из какого РОНО…

— Это я в общем и целом давно поняла, — сказала Софья. — А кто он тогда? Шпион что ли засланный?

— В точку попала, Сонечка, — ответил я, — только заслан он не из какого-то иностранного государства…

— А откуда, с Марса что ли?

— Не тупи, на Марсе ни воздуха, ни воды нет, некого оттуда засылать. Он из нашей страны, только не нынешней, а той, что будет через 150 лет…

— А ты не врёшь? — посмотрела она мне в глаза, — какая-то ненаучная фантастика пошла. Путешествия во времени невозможны, это давным-давно ясно всем вменяемым людям.

— На данный момент да, полностью согласен с тобой — это невозможно, — ответил я, — но ты же не будешь отрицать, что наука не стоит на месте, технологии тоже развиваются с приличной скоростью. Лет 20 назад и путешествия в космос считались невозможными, однако ж сейчас туда, как на работу, летает народ.

— Ну допустим, — с видимой натяжкой согласилась она, — через 150 лет люди получили эту возможность. Но где прекрасные снаружи и внутри люди будущего и где эта харя ублюдочного Жмени? Не вяжется одно с другим как-то…

А мы тем временем добрались до нашего подъезда, миновали шеренгу бабушек на скамейке и молча зашли в мою хрущёвку.

— То, что ты там навоображала о прекрасном будущем, — прямо сказал я ей, — это твои личные проблемы. А мне лично этот Жменя, например, сообщил, что у них там в 22 веке то ли 35, то ли 37 разных гендеров…

— Гендеров? — не поняла Софья.

— Ну да… — пошевелил пальцами я, — это от латинского слова «генус», то есть род — грубо говоря, у нас есть только мужчины или женщины, ну может быть плюс гомосеки с лесбиянками, да и то их у нас крайне мало… кто это, знаешь или пояснить?

— Знаю, — махнула рукой она, — давай дальше.

— Так вот, а вот у них в промежутке между мужским и женским гендерами толпится ещё вагон с тележкой разных промежуточных сексуальных формаций — трансгендеры, гендерквиты, бигендеры, андрогины, демигендеры, мультигендеры, нонгендеры и маверики.

— А маверики-то это кто? — спросила она, — с английского это переводится, как индивидуалист или независимый человек.

— Знаешь, мне так же тошно вникать во всё это, как и тебе — давай обойдёмся без уточнений. И ещё этот Жменя заикнулся, что традиционный способ продолжения рода у них не то что неглавный, но даже в первую десятку не входит.

— Ужас какой-то? — приложила руки к щекам она. — И зачем им это надо?

— Не знаю, не спрашивал… — ответил я, — про Жменю продолжать или тебе этого достаточно?

— Продолжай, конечно, — согласно кивнула она, — а я пока чайник поставлю.

— Так вот, — усилил я голос, чтоб она и на кухне услышала, — зачем конкретно его заслали к нам, он не раскололся, сказал только, что наблюдателем, в том числе конкретно за мной. А ещё он оставил, зачем не знаю, но оставил три артефакта из своего времени…

— Дай угадаю, — выглянула с кухни Софья, — это были пирамидка, полосатая палочка и шарик.

— Откуда знаешь? — хмуро спросил я.

— Не скажу, — улыбнулась она, — но ты продолжай, это всё очень интересно…

— Хорошо, — вздохнул я, — продолжаю…

Но ничего больше мне сказать не удалось, потому что погас свет во всей квартире.

— Пробки, наверно, перегорели, — предположил я, — дай спички, я посмотрю на счётчик.

Софья наощупь выбралась из кухни и сунула мне в руки коробок.

— Только вряд ли дело в наших пробках, — добавила она, — потому что за окном тоже никакого света нет.

Я посмотрел в окно — действительно из всех источников света там имела место только круглая Луна на небе.

— Ну я всё-таки проверю — мало ли что, — ответил я и чиркнул спичкой.

Как и следовало ожидать, пробки были в норме, у всех красная кнопочка была утоплена, как положено. Я погасил спичку и крикнул в зал:

— Пойду ещё на подъездный агрегат посмотрю — вдруг там чего не то…

— А ты знаешь, где он находится? — удивлённо спросила Софья.

— Делов-то, — фыркнул я, — как спустишься в подвал, так слева возле стенки шкаф стоит. Ключ от подвала у меня есть… а шкаф, я надеюсь, не заперт — последний раз, когда я мимо него проходил, он нараспашку стоял.

И я открыл дверь и вышел на тёмную лестницу, на полу был белый прямоугольник от полной Луны — это было последнее, что я запомнил… очнулся не знаю, через сколько, всё на той же лестнице, залитой уже светом тусклой подъездной лампочки. На лицо мне лилась струйка холодной воды.

— Хватит, — сказал я в пространство, — я уже очухался.

Струйка перестала литься, и вместо неё раздался софьин голос:

— Господи, как ты меня напугал, — сказала она, — я уж и на улицу бегала, и скорую хотела вызывать — как тебя угораздило так ловко свалиться?

Я огляделся по сторонам, лежал я на ступеньках головой вверх, на спину больно давили рёбра.

— Походу это меня не угораздило, а угораздили, — сказал я, пытаясь принять вертикальное положение, — помогли мне в смысле.

Софья подставила мне плечо, и там мы доковыляли до дивана.

— А что это за листочек? — вдруг спросила она, беря в руки обычный клетчатый лист со стола, — я сюда ничего не клала, а ты?

— Я тоже нет, — сказал я, предвидя, впрочем, что там могло быть написано, — зачитай.

— Тут написано «Спасибо, Антоша, за книги. Надеюсь, больше не встретимся. Пока».

— А подпись?

— Нет никакой подписи, — упавшим голосом сказала Софья, после чего метнулась к книжному шкафу. — Все старинные книжки пропали, — сообщила она оттуда.

Такой хоккей нам не нужен

— Жменя, сукин сын, забрал, больше некому, — сказал я, держась за голову.

— Он же в психушке должен сидеть, на Июльских дней, — начала размышлять Соня, — я была там один раз по школьным делам, решётки у них очень надёжные и санитары крепкие ребята — как он оттуда выбрался-то?

— Он из 22 века, — напомнил я, — наверно у них там свои методы есть.

— Жалко книжки… — продолжила она, — мы озолотиться с ними могли.

— Я одну запрятал очень далеко, — сказал я, — предвидел такую ситуацию.

— И где же она?

— Извини, но не скажу — сдам с рук на руки нужным людям, — хмуро заметил я, — а то опять всё пропадёт.

— Ты меня что ли подозреваешь в пособничестве этому Жмене? — упёрла она руки в бока.

— Упаси боже, — отбоярился я, — конечно нет, но как говорилось в одном сериале, сегодня даже у стен есть уши.

— Ладно, — расслабилась она, — а что насчёт этих игрушек… пирамидки и всего остального — он их тоже забрал.

— Значит так, — начал вспоминать я, — изначально их три штуки было, я запрятал всё это дело в подвальном сарае, но у меня их почти тут же реквизировала госбезопасность…

— Ты и с КГБ успел пообщаться? — удивилась она.

— Ага, было дело, — ответил я, — милые ребята, обошлось без мордобоя. Но далее обнаружилась ещё одна пирамидка и ещё одна палочка… боюсь ошибиться, но, кажется, они размножаются делением.

— А что они такого делали, эти игрушки? — поинтересовалась Софья.

— Палочка активировала режим невесомости… на гравитацию как-то воздействовала, — начал объяснять я.

— Ничего себе, — удивилась она, — и ты лично это наблюдал?

— Даже и в воздухе парил, — заверил её я, — как космонавты на орбите. Шарик перемещал объекты в пространстве, недалеко только, на пару километров. А пирамида… пирамида решала проблемы.

— Как это? — перемещения с помощью шарика Соня пропустила мимо ушей, а за этот пункт зацепилась. — Решать проблемы в принципе каждый может, и ты, и я в том числе, зачем тут какая-то игрушка из будущего?

— Ну, видимо так, как она работает, мы ни за что не сможем, — предположил я, — например Жменю в психушку я упрятал именно с её помощью…

— Ясно, — бросила она, — и у тебя что-то осталось из этого или они всё забрали, как книги?

— Сейчас посмотрю, — и я произвёл ревизию всех мест, где могло таиться искомое оборудование. — О, пирамидка осталась, — и я показал её Соне, аккуратно взяв за кончики. — Граней лучше не касаться, во избежание. Тут их четыре штуки, каждая решает проблемы по-своему.

— Так в чём же дело? — спросила Соня, — возьми сейчас и реши все наши проблемы.

— Я, конечно, человек рисковый, — ответил я, — но то, как эта штука поступила со Жменей, мне не очень понравилось. Да и особенных проблем у нас я не вижу, так что…

— Ну тогда я это сделаю, — сказала Софья решительным голосом и ловко выхватила у меня из рук пирамиду, а я не смог противостоять, потому что в глазах немного двоилось после давешнего удара на лестнице.

— Не делай этого, — только и смог сказать я, но она слушать меня не стала и нажала на ребро со знаком качества, как я помнил, это был самый радикальный из способов решения проблем…

Свет вторично померк… а когда сумерки рассеялись, я оказался в 10а классе на учительском месте, а на меня уставились 35 пар встревоженных глаз.

— Антон Палыч, что это с вами? — спросила Алла Лосева, — может медсестру позвать?

— Нет-нет, — тряхнул головой я, — всё уже наладилось — не надо медсестры.

Я осмотрелся по сторонам, потом заглянул в классный журнал, там последней датой, в которой имелись оценки, стояло 3 сентября… ну Софья, подумал я, ну сукина же дочь…

— Сегодня 3 сентября? — уточнил я у Аллы.

— Да, Антон Палыч, сегодня хоккейный матч с канадцами, — тут же ответила она, — может, всё же позовём врача?

— Не надо, — твёрдо отвечал я, — мне и в самом деле не очень хорошо, так что я вас отпускаю — только ведите себя тихо… по возможности, а то мне попадёт.

Класс тихо, надо отдать ему должное, собрался и испарился, осталась всё та же Алла.

— Антон Палыч, — сказала она, — хотела вас о помощи попросить, но теперь уже и не знаю…

— Говори, я тебя слушаю, — меланхолично ответил я, собирая вещи в портфель.

— Ко мне пристаёт Игорь Волобуев, — выдала она.

— Это Бык что ли?

— Да, он… не могли бы вы помочь мне? А то он, по-моему, до конца готов пойти…

— В милицию не пробовала обратиться? — спросил я.

— Толку-то от нашей милиции, — с вызовом ответила она, — когда изнасилуют, тогда и приходи, вот всё, что они могут сказать.

— Вот, значит, как, — тупо ответил я, — когда и где он тебя будет ждать?

— Возле северного конца футбольной трибуны, сегодня в три часа, — ответила она.

Я встал и посмотрел в окно — никакой хоккейной коробки там не имелось, а вместо неё был маленький футбольный стадион с маленькой же трибуной, рядов десять, не больше.

— Слушай, — вспомнил я сонины слова про неё, — а отец у тебя где работает?

— Нет у меня никакого отца, — обиделась Алла, — он десять лет назад умер — несчастный случай на заводе случился.

Значит, и это тоже поменялось, подумал я… надо и всё остальное проверить.

— А как наши ребята в Канаде сыграли? — спросил я, — что-то у меня из памяти вылетело.

— Ну вы ваще, Антон Палыч, — протянула она, — одна ничья и три поражения. Самое обидное в первом матче — вели же 7:3 и сумели пропустить пять шайб в последнем периоде, такое трудно забыть.

— Да, что-то это вылетело у меня из памяти, — признался я, — а кто у нас голы забил в том первом матче?

— Харламов же, — удивлённо ответила Алла, — а ещё Якушев, Зимин и Мальцев три штуки. У вас точно всё в порядке?

— Да, я в норме, — ответил я, — иди, Лосева, следующий урок вот-вот начнётся, встретимся в три часа у северной трибуны.

И она послушно исчезла из кабинета математики, а я с тоской ещё раз поглядел в окно и побрёл в учительскую комнату. Там меня встретил… угадайте кто… правильно, завуч по воспитательной работе с непонятной улыбкой.

— О, Антон Палыч, — сказала она, — вы не забыли, у вас сегодня мероприятие?

— Какое мероприятие? — не понял я.

— Я так и думала, что забыли — к нам приезжает съёмочная группа фильма «Джентльмены удачи», а мы с вами назначены встречающими и обеспечивающими.

— И точно забыл, — тупо отреагировал я, — а во сколько это дело назначено?

— Так в три часа же, в нашем актовом зале всё будет проходить. Я жду вас в два часа здесь, в учительской.

Вот блин, подумал я, а как же обещание Алле на три часа… ааа, как-нибудь выкручусь. А тут из соседней комнаты и Софья Павловна подтянулась.

— Антон Павлович, — сказала она с обидой в голосе, — что же это вы про меня забыли.

— Ничего я не забыл, — ответил я, не понимая, в общем и целом, о чём речь.

— Ну а раз не забыли, то тогда встречаемся в четыре в физкультурном зале, — и она вышла из учительской, гордо подняв голову.

Совсем плохо, сокрушённо подумал я, ни хрена я не понимаю в этом новом сверкающем мире, который создала Соня, нажав не на ту сторону пирамидки. Для полного счастья не хватает ещё Тимоши Жмени из районного наробраза…

И ведь накаркал — следующим человеком, с коим я столкнулся нос к носу, выйдя из учительской, был именно он, товарищ Жменя.

— О, Антон Палыч, — сказал он мне, растягивая губы в приветливой улыбке, — что же это вы не заходите на огонёк? А я всё жду-жду…

— На какой огонёк? — это всё, что я смог сформулировать в ответ.

— Как на какой, на зелёный, — всё с той же улыбочкой продолжал Жменя, — мы же с вами в одном спектакле задействованы, в нашем районном ДК.

— Да, совсем что-то заработался, — машинально пробормотал я, — завтра обязательно загляну.

— Не завтра, а сегодня, у нас же репетиция назначена на пять часов, — назидательно сообщил мне Жменя, — заходите обязательно, а то без вас всё разваливается.

— А что за спектакль-то? — спросил я, — извините, из головы совсем вылетело.

— Мастер и Маргарита же, — внимательно посмотрел на меня Жменя, — вы поэта Бездомного там играете, а я Коровьева.

— Вспомнил, — сделал деловой вид я, — непременно сегодня приду. А, я извиняюсь, что вы в нашей школе делаете? Вы же в РОНО работаете?

— Ушёл я оттуда, месяц уже как ушёл, — отвечал он с ехидной ухмылочкой, — и теперь у вас завучем числюсь. Что-то вы заработались совсем, Антон Палыч, что таких вещей не помните.

— Да, заработался, — согласился я, — пойду прилягу на часик, — и без задержек направился на выход.

Надеюсь, что место моего жительства Соня с помощью этой грёбаной пирамидки не изменила, думал я, заходя в подъезд своей хрущёбы. И надежды мои оправдались, ключ к 28 квартире на третьем этаже подошёл, и через две минуты я уже лежал на своём продавленном диване, пялясь в экран разгорающегося телевизора Чайка-4. А по нему транслировали настроечную таблицу, по обоим доступным в 72 году каналам, по второму и десятому…

Очнулся я через час примерно, не заметил, как и заснул. Посмотрел на часы — без пяти три, надо идти выручать Аллочку… быстро поднялся, сполоснул лицо и двинулся в строну северной трибуны. Успел почти вовремя, Алла стояла там, припёртая в угол двумя здоровенькими пареньками, и жалобно что-то бормотала.

— Эй вы, двое, — перешёл на командный голос я, — быстро отошли на два метра.

— А ты ещё кто такой? — с угрозой в голосе спросил Волобуев.

— Атас, Бык, — дёрнул его сзади за рукав второй парень, — это учитель из школы, Колесом его зовут.

Волобуев сразу сбавил тон, но не сдался сразу.

— Да хоть велосипедом, мне пох, — гордо ответил он этому второму, а потом добавил мне, — катись, пока цел, Колесо, — и громко заржал своей немудрящей шуточке.

— С хера ли мне валить, Бычара? — перешёл я на более понятный язык, — это ты щас свалишь, причём очень быстро.

И я поднял кстати валявшийся тут рядом прут от арматуры, а затем поигрался им в воздухе вправо-влево, так что воздух засвистел.

— Не связывайся, Бык, — угрюмо продолжил второй парень, — про этого Колесо разное рассказывают, будто у него с мозгами не всё ладно…

— Мы ещё увидимся, — сплюнул сквозь зубы Бык, и они оба быстрым шагом очистили место действия.

Финита ля трагедия

А я подошёл к Алле, которая всё это время прохлопала глазами.

— Ну ты как, — спросил я, — если в целом?

— В целом хорошо, — ответила она, вышла из ступора и впечатала мне в губы протяжный поцелуй.

— Спасибо, конечно, Аллочка, — с трудом отодрал я её от себя, — но больше не надо такого, что люди вокруг скажут?

— А мне всё равно, что они скажут, — гордо ответила она, — всё равно я вас люблю.

— Ну окей, — смешался я, — люби себе на здоровье, только веди себя более прилично… да, мне же в школу надо, там Крамаров же приезжает.

— Да вы что? — округлила она глаза, — Савелий? Это ж мой любимый артист — можно я с вами.

— Пошли, только в темпе, время поджимает, — посмотрел я на часы… на этот раз у меня они стали Командирскими, хотя раньше всю дорогу были Славой.

Успели мы тютелька в тютельку, как раз к подъезду двух чёрных Волг двадцать четвёртой модели. Обе они заехали во двор и остановились напротив чёрного входа, который вёл к спортзалу.

— Антон Палыч, — возмущённо воскликнула завуч, — где вы гуляете?

— Виноват, Валентина Игоревна, больше это не повторится, Валентина Игоревна, — сделал под козырёк я.

— Ладно, — смягчилась она, — идёмте Крамарова с Видовым встречать, а то они без нас заблудятся.

Алла всё это выслушала, стоя неподалёку, а потом хвостом поплелась за нами во двор. Приехали, кроме упомянутых двух персон, ещё и Георгий Вицын с Эрастом Гариным, а с ними незнакомый мужчина, которого я условно назвал режиссером.

— Добрый день, товарищи, — громко сказала завуч, — прошу следовать за мной.

А Алла быстренько достала из сумки листок бумаги с ручкой и попыталась взять автограф у Савелия, но тот грубо ей отказал, мне даже жалко стало девочку. Поднялись мы на второй этаж и сразу проследовали в актовый зал — по дороге нам встретилось с десяток учеников, но они, по-моему, никого даже и не узнали.

А в зале тем временем собралось под сотню зрителей, четверть из которых были преподавателями. Собрание сдержанно зашумело, увидел известных личностей.

— Спокойно, — гаркнула в микрофон завуч, — крикунов будет выводить из зала, — а потом её тон резко смягчился, — сегодня, дети, у нас в гостях съёмочная группа нового художественного фильма «Джентльмены удачи». Кто-то видел уже его?

Раздалось пара голосов, свидетельствующих о том, что да, кое-кто видел.

— Вот и прекрасно, — продолжила завуч, — слева от меня режиссёр картины Александр Серый, — и он показал налево, — а справа артисты, сыгравшие главные роли, Савелий Крамаров, Георгий Вицын, Эраст Павлович Гарин и Олег Видов, встречайте их аплодисментами, — добавила она для совсем уже тупых.

Похлопали не так уж, чтобы совсем громко, но вполне достаточно, а потом слово взял режиссёр.

— Здравствуйте, ребята, — так незамысловато стартовал он, — вы наверно знаете, почему мы приехали именно в вашу школу?

Из зала донеслось довольно невнятное эхо, из которого можно было заключить, что нет, далеко не все об этом знают.

— Ну тогда я вам расскажу, — продолжил Серый, — дело в том, что вчера после премьеры фильма в кинотеатре Октябрь нам очень помог учитель вашей школы Антон Колесов, вот он, — и Серый ткнул в меня пальцем.

— А как он вам помог? — выкрикнул из зала кто-то самый смелый.

— Защитил нас от местных хулиганов, — коротко пояснил Серый, — поэтому мы всем творческим коллективом решили выступить в вашей школе. В знак признательности Антону Колесову.

В зале снова похлопали, на этот раз погромче, а Серый продолжил.

— А теперь в двух словах про наш фильм…

И он в двух — не в двух, но довольно коротко рассказал, про что кино, где снималось и какие встретились трудности.

— А можно вопрос? — вытянул руку мой кореш Вася.

— Конечно, задавай, — позволила ему завуч, сделал строгое лицо — мол, в пределах допустимого спрашивай, а не то…

— Правду говорят, что вы сами сидели в тюрьме или это враки?

Александр Серый хитро прищурился и раскрыл было рот, чтобы отвечать, но не успел — открылась дверь, ведущая на чёрную лестницу, и оттуда под ручку вошли товарищ Жменя и Софья Павловна, оба улыбающиеся и счастливые.

— Прошу минуту внимания, — громко сказал Жменя, все обернулись на них с немым вопросом в глазах, а он продолжил всё тем же торжественным тоном, — мы на минутку похитим Антона Павловича, а вы продолжайте, продолжайте.

У директорши в глазах появились первые признаки атаки ярости, но сказать она ничего не успела, потому что эти двое взяли меня под белы руки и препроводили на лестницу.

— Ну и в чём дело, драгоценные мои? — задал им обоим сразу логичный вопрос, — что, нельзя было подождать до конца выступления артистов? Так загорелось?

— Да, драгоценный вы наш Антон Палыч, — проговорил Жменя, спускаясь на первый этаж, — загорелось так, что потушить сложно. Без вас, конечно — с вами проще тушить будет.

— Ну я слушаю, — ответил я в немалом раздражении, — куда вы меня, кстати, тащите?

— Угадай с двух раз? — задала риторический вопрос Софья.

— Даже и с третьего вряд ли выйдет, — пробормотал я, — говорите уже прямо, без увиливаний.

— Садись в машину, — перешёл на командный тон Жменя, мы уже тем временем вышли на улицу, и рядом со входом в школу стоял… ну что бы вы думали?... нет, не угадали — чёрный-пречёрный Мерседес там стоял в 107 кузове, шикарная тачка, особенно для 72 года.

Я пожал плечами и сел в открытую заднюю дверь, Жменя уселся за руль, а Софья с ним рядом, машина тронулась и вывернула на проспект Героев… самое удивительное, что ни у одного прохожего Мерседес этот не вызвал ни капли удивления, хотя должен бы был.

— И куда мы едем? — спросил я, глядя в затемнённое окно на свою хрущобу.

— Мог бы и сам догадаться, — ответила Софья, повернув ко мне голову, — на Сортировку.

— А зачем? — продолжил тупые вопросы я.

— Там увидишь, — это уже Жменя бросил мне через плечо.

Я успокоился и решил отдаться на волю волн судьбы — всё равно ведь от неё не убежишь… хотя это конечно вопрос дискуссионный. Мы объехали кругом огромную промзону, которая раскинулась прямо в центре нашего города, выбрались на Московское шоссе и через десяток минут сворачивали с неё к отстойнику старых списанных вагонов.

— Вылезай, — опять скомандовал Жменя, я подчинился, захлопнул за собой дверь Мерседеса, а когда обернулся, увидел у него в руке пистолет, направленный мне прямо в живот… Макаров, кажется, промелькнуло у меня в голове.

— И что дальше? — упавшим голосом спросил я.

— Дальше, драгоценный Антоша, ты нам сейчас подробно расскажешь и покажешь раскольнический схрон… где книги лежали.

— Пистолетик-то, может, уберёшь? — справился я у него, — я и без него никуда не убегу.

Жменя переглянулся с Софьей и засунул ПМ куда-то за пазуху, наверно кобура наплечная у него там, автоматически подумал я.

— Вот место, в котором я отсиживался, — показал я на старый проржавевший вагон на отшибе, — вон там взрывом открыло часть землянки, — я показал рукой, где.

— Пошли, ты впереди, мы за тобой, и не вздумай сбежать, — сказала уже Софья… не, как они спелись-то.

— Пошли, — вздохнул я, — а бежать тут всё равно некуда, ноги только в буреломе переломаешь.

Через сотню метров, чертыхаясь и спотыкаясь, я вышел к нужному месту — ничего тут, кажется, и не изменилось с момента последнего моего визита.

— Вот землянка, — показал я на неё, — вон там в неё залезть можно. Что дальше?

— Лезь, — коротко приказал Жменя.

— Там темно, — напомнил я, — ни хрена не видно.

— Вот тебе фонарик, — он вынул из кармана длинный тубус и включил его, — мы за тобой спустимся.

Я пожал плечами и осторожно спустился в яму… внутри как будто тоже всё оставалось неизменным — сундук в одном углу и образа… ну то есть пустые прямоугольники на стене, где раньше висели образа, в другом. Сзади копошились эти двое граждан.

— Книжки в сундуке лежали? — спросил Жменя.

— А где ж ещё? — ответил я ему вопросом на вопрос.

— Сколько их было?

— Порядка двадцати-двадцати пяти, — ответил я.

— Где они сейчас?

— Это ты у меня спрашиваешь? — задал я недоумённый вопрос. — Сам упёр их из моей квартиры, сам спрашивает…

— Я? Упёр? — изумление Жмени было довольно искренним, так что я даже поверил на секунду.

— Ну хорошо, будем считать, что упёр их Жменя из параллельной реальности, — не стал упираться я, — пять штук. Ещё десять забрали гэбэшники, и одну я заныкал. Здесь ничего не должно остаться, но проверить всё равно надо.

— Открывай сундук, — сказал Жменя.

Я выполнил приказ и посветил внутрь — а ведь не всё мы вытащили в последний раз, одна книжонка, тощая и потрёпанная, завалилась у самой кромки. Я достал её, отряхнул от пыли и отдал Жмене.

— Остальное, видимо, уже недоступно.

— Так-так-так, — пробормотал он, — «Энеида», автор Вергилий… пойдёт. Сейчас мы возвращаемся в твою квартиру и ты отдаёшь нам заныканное, — продолжил он.

— А что мне за это будет? — перешёл я на капиталистические рельсы.

— За это мы тебя живым оставим, — сказала Софья. — А так пристрелили бы, как собаку.

— Ничего себе заявочки, — смог удержать равновесие я, — и за что же меня стрелять?

— За то, что суешь свой длинный нос, куда не надо, — кратенько объяснил мне Жменя, — надо бы обыскать тут всё на всякий случай…

И они в четыре глаза обшарили всё помещение, отобрав у меня фонарик… ничего не нашли, кроме нательного крестика, по-моему из серебра. Вернулись назад мы как-то очень быстро, пробок-то в том времени совсем на дорогах не было. Народ по-прежнему не обращал никакого внимания на Мерседес, что было очередной загадкой. Зашли в мою квартиру гуськом, я впереди, они чуть поодаль — и на скамеечке-то у входа в подъезд как назло никто не сидел.

— Давай свою заначку и на этом наше общение на сегодня будет закончено, — сказал Жменя, опять расчехлив свой пистолет.

— Да пожалуйста, — пожал я плечами и вышел на балкон.

Там у меня стояла древняя тумбочка, заваленная всяким ненужным барахлом, в ней я и спрятал один из томов «Истории» Тацита.

— Забирайте и проваливайте, — протянул я книгу Жмене. — Напоследок рассказали бы хоть, что вы с этой макулатурой собираетесь делать…

— Расскажем? — вопросительно глянул он на Софью, та молча кивнула, тогда Жменя продолжил, — каждая из этих книжек в 22 веке стоит миллион талонов, если не больше…

— Стоп, — остановил я его, — что такое талон и какой у него курс?

— Талон, Антоша, — со вздохом начал меня просвещать он, — это денежная единица Свободной Независимой Конфедерации… это то, что на место России и СНГ пришло, если не понял…

— И чего можно купить на один талон? — продолжил вопросы я.

— Дополнительный час жизни, например, — это Софья вклинилась в диалог.

— А если что-то более привычное? — поморщился я, — из еды например или напитков.

— Еда и напитки у нас остались в далёком прошлом, — сказал Жменя, — мы не питаемся, а подзаряжаемся.

— Ну ладно, — не стал спорить я, — подзарядка на один день сколько стоит?

— Два с половиной, правильно, Софочка? — зачем-то уточнил этот момент Жменя, — но это если у тебя есть связи или прямой доступ в сеть…

— А если нет доступа? — продолжил задавать я тупые вопросы, сам не знаю почему.

— Там разные варианты возможны… вплоть до тысячи талонов, если не повезёт.

— Ясно в общих чертах, — буркнул я, — вы, короче говоря, — загоните книжки на аукционе и оплатите ещё лет десять жизни на каждого. Надеюсь, больше я никого из ваших ребят не увижу?

— Я бы не стал утверждать это так категорично, — ухмыльнулся Жменя, — но в ближайшие пару месяцев точно нет. Нам пора..

— Да, время поджимает, — согласилась с ним Софья, — скоро вход заблокируют.

— Вход куда? — решил я уже идти до конца со своими вопросами.

— В трансформаторную будку, Антоша, куда ж ещё, — рассеяно ответил он, и они оба быстро покинули мою хрущёвку.

Я подошёл к окну, вышел на балкон и проконтролировал их отход — не соврал Жменя, оба они направились к парку именно в той его части, где стояла эта пресловутая будочка. На стадионе играли в футбол две команды пацанов, а на бортике сидела, весело болтая длинными ногами, Аллочка.

— Антон Палыч! — обрадовалась она, увидев меня на балконе, — что же вы со встречи-то ушли?

— Щас я спущусь, — ответил я и вышел из квартиры — не хватало ещё орать на весь микрорайон.

— Дела срочные образовались, — сказал я ей, — вот и ушёл. А там что-то интересное было?

— А то как же, — весело продолжила она, — вам почётную грамоту должны были вручить, за помощь правоохранительным органам. Режиссёр передал через директоршу, вручать-то некому было.

— Ясно, — ответил я, — а ещё что было?

— Крамаров с Вицыным смешные случаи со съёмок рассказывали, а Видов потом дал автографы всем желающим…

— И тебе тоже?

— И мне тоже, — ответила она, и в этот момент в парке что-то конкретно так жахнуло — в небе появился столб чёрного дыма.

— Ой, что это? — испуганно спросила Алла.

— А пойдём посмотрим, — предложил ей я. — Может снаряд какой старый сдетонировал…

— Да у нас тут военных же действий сроду не было, — отвечала Алла, — откуда там снаряды?

Пацаны, гонявшие мячик, тоже остановились и примерно половина из направилась туда же, куда и мы…

— Ничего себе, — потрясённо сказал я, увидев масштабы разрушений — деревья полегли примерно в радиусе 50 метров от той самой будочки, а на месте неё была здоровенная воронка.

— Здесь, кажется, трансформаторная будка стояла, — задумчиво сказала Алла, но тут раздалась сирена и одновременно с двух сторон прямо по парковым дорожкам прикатила милиция справа и военный грузовик слева. Из грузовика посыпались солдатики внутренних войск, они оперативно оцепили место взрыва, а милиционеры начали разгонять любопытствующих.

— Расходимся, граждане, больше ничего интересного тут не будет, — говорили они народу.

— А ведь я видела, как вы в эту будку заходили, — сообщила мне Алла с задумчивым видом.

— Что ты несёшь? — попытался обидеться я, — зачем мне туда соваться, я что, электрик?

— Электрик-не электрик, но как вы заходили, я видела, — стояла на своём она, — вот как выходили, не дождалась… что там хоть внутри-то было?

— Много будешь знать, — буркнул я, — скоро состаришься. Ты же не хочешь быстро состариться?

— Ладно, не хотите говорить, не надо, — обиделась она, — и ещё я видела, как тут в засаде сидел один мент… караулил кого-то…

— Вот и докараулился, — завершил разговор я, — пойдём, менты правильно говорят — ничего интересного здесь больше не будет.

— Да, а у меня для вас посылка есть, — вдруг вспомнила Алла такой вот момент.

— Что за посылка, почему она у тебя? — задал я сразу 2 вопроса.

— Вот вы про ментов сказали, я и вспомнила — капитан из нашего отделения попросил передать… утром ещё — вас не застал, отдал мне, потому что знает, что я в вашем классе учусь.

— И где она?

— Сейчас принесу, — и она мгновенно испарилась, а я не торопясь прошёл к своему дому и сел за доминошный столик, пустующий по случаю середины рабочего дня.

— Вот, держите, — и Алла протянула мне фанерную коробку, у которой верхняя крышка была заколочена гвоздиками.

— Надеюсь, там не бомба лежит, — пробормотал я для себя, но Алла услышала.

— Да какая бомба, что у нас тут, Ближний Восток какой, у нас бомб не бывает.

— Ну давай тогда откроем и посмотрим, что там мне передал этот капитан из отделения, — предложил я.

И она согласилась, а я поддел верхнюю крышку, благо закреплена она была еле-еле, и мы вдвоём уставились внутрь.

— Что это, Антон Палыч? — с недоумением спросила Алла.

В ящике лежал смартфон Ксяоми, судя по надписи Redmi на задней крышке… рядом там, естественно, значился шильдик Made in China.

— Какая-то электронная штучка, — выдал я Алле то, что в голову пришло.

Она тут же взяла её в руки, покрутила и сообщила, что сбоку есть кнопочки:

— Можно я их понажимаю?

— Делай, что хочешь, — сказал я сквозь зубы.

Она нажала сначала на длинную клавишу, регулирующую громкость, ничего, естественно, не произошло, а потом и на маленькую — появилась заставка со временем и земным шаром, снятым из космоса.

— Это часы электронные что ли? — спросила она, водя пальцем по экрану… и доводилась — заставка пропала, но вместо иконок там высветилиськрупные русские буквы, сложившиеся во фразу «Я ещё вернусь, сука!».

Конец второй книги

Nota bene

С вами был Цокольный этаж, на котором есть книги. Ищущий да обрящет!

Понравилась книга?

Наградите автора лайком и донатом:

Классный час-2

Оглавление

Настало время удивительных историй

Артефакты-артефакты

Упала Алла

Митинг

Барсик

Вольному воля

Налево пойдешь

Классный час-2

Метод Илоны Давыдовой

Изобретатель и рационализатор

Лингафонные страсти

Оставляй излишки не в пивной, а на сберкнижке

Большой шмон

Не укради у ближнего своего

Шарашкина контора

Гейм энд Вотч

Ресторан Салют

ЗАГС

Трансформаторная будка, вид сбоку

Ну, погоди

Как сумасшедший с бритвою в руке

Оперативная комбинация

Сортировка

Библиотека Ивана Грозного

Библиотека Ивана Грозного-2

Договор дороже денег

Такой хоккей нам не нужен

Финита ля трагедия

Nota bene