КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706317 томов
Объем библиотеки - 1349 Гб.
Всего авторов - 272771
Пользователей - 124662

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

DXBCKT про Калюжный: Страна Тюрягия (Публицистика)

Лет 10 назад, случайно увидев у кого-то на полке данную книгу — прочел не отрываясь... Сейчас же (по дикому стечению обстоятельств) эта книга вновь очутилась у меня в руках... С одной стороны — я не особо много помню, из прошлого прочтения (кроме единственного ощущения что «там» оказывается еще хреновей, чем я предполагал в своих худших размышлениях), с другой — книга порой так сильно перегружена цифрами (статистикой, нормативами,

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Миронов: Много шума из никогда (Альтернативная история)

Имел тут глупость (впрочем как и прежде) купить том — не уточнив сперва его хронологию... В итоге же (кто бы сомневался) это оказалась естественно ВТОРАЯ часть данного цикла (а первой «в наличии нет и даже не планировалось»). Первую часть я честно пытался купить, но после долгих и безуспешных поисков недостающего - все же «плюнул» и решил прочесть ее «не на бумаге». В конце концов, так ли уж важен носитель, ведь главное - что бы «содержание

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
DXBCKT про Москаленко: Малой. Книга 2 (Космическая фантастика)

Часть вторая (как и первая) так же была прослушана в формате аудио-версии буквально «влет»... Продолжение сюжета на сей раз открывает нам новую «локацию» (поселок). Здесь наш ГГ после «недолгих раздумий» и останется «куковать» в качестве младшего помошника подносчика запчастей))

Нет конечно, и здесь есть место «поиску хабара» на свалке и заумным диалогам (ворчливых стариков), и битвой с «контролерской мышью» (и всей крысиной шоблой

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
iv4f3dorov про Соловьёв: Барин 2 (Альтернативная история)

Какая то бредятина. Писал "искусственный интеллект" - жертва перестройки, болонского процесса, ЕГЭ.

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
iv4f3dorov про Соловьёв: Барин (Попаданцы)

Какая то бредятина. Писал "искусственный интеллект" - жертва перестройки, болонского процесса, ЕГЭ.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Почта СССР [Матвей Лодыгин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Матвей Лодыгин Почта СССР

Алексей Владимирович Лодыгин, плотненький русоволосый бородатый колобок тридцати пяти лет от роду, пребывал в состоянии благостного покоя.

Недавние заботы после передачи дел коллегам отошли в прошлое, а новые еще не обозначились. Мозги осознавали общее умиротворение.

В купе больше никого. От общения можно отдохнуть. Ехать предстояло почти сутки. Позвякивали ложечки в двух стаканах крепко заваренного чая. На столе Алексей постарался организовать скромный натюрморт из стаканов в подстаканниках, пирогов, купленных перед отъездом, небольшой бутылки с коньяком и бутербродов. Пироги и бутерброды — на тарелках, любезно предоставленных проводницей.

Замечательно. Теперь можно насладиться «уютом империи». Под термином «уют империи» Алексей понимал спокойное созерцание проплывающих пейзажей родной страны из окна вагона с надлежащим уровнем комфорта.

Алексей приступил к трапезе и одновременно к анализу предшествующих странных событий.


Итак. Двадцать второе июля. За полторы недели до отправления поезда. Алексей за монитором. Поиск ошибки в собственной программе пятилетней давности. Анализ исходного текста. Пятый уровень вложения.

— Ну кто так пишет?!

Телефонный звонок. Алексей берет трубку с чувством глубокого возмущения.


Голос секретарши технического директора:

— Алексей Владимирович, Сергей Матвеевич назначил техническое совещание на завтра, на 11:00, он просил вас присутствовать и предварительно, сегодня, подготовить список работ, в которых задействованы Вы лично и ваша лаборатория.

— Хорошо. Бузделано. Отбой.

«Странно, обычно совещания созываются в пожарном порядке без предварительного предупреждения и, тем более, без требований подготовки каких-либо материалов. С чего бы это?» — подумал Алексей и громко объявил:

— Народ! Минуту внимания! К семнадцати часам, пожалуйста, напишите каждый бумажку, кто чем занят. Начальство желает знать. Завтра меня требуют к Матвеичу.

— A что за вопрос?

— Чегой-то вдруг?

— Не знаю. Я так полагаю, что наградят… Или уволят.


Двадцать третье июля, 11:01. Совещание в кабинете технического директора. За длинным столом сидели всего три человека. Во главе стола — Матвеич — седой крепкий старик в изящном светло-сером костюме при галстуке. Шевелюра пышная, абсолютно седая, лицо чисто выбрито. На носу очки в серебристой металлической оправе.

По левую руку — Алексей, облаченный в весьма демократическом стиле.

По правую руку, напротив Алексея, — неизвестный мужик интересной наружности. Одет в джинсовый костюм. Росту выше среднего, сухой, жилистый, без бороды и усов, с гладко выбритым черепом. Загорелый. Черты лица твердые, резкие. Возраст — на вид чуть за пятьдесят. Офицер?


Матвеич внимательно изучал сквозь очки записочку с перечнем работ. Завершив чтение, положил записку на стол и придавил пятерней:

— Ннн-да… Итак, Лешенька, вот какое дело. Надо сделать работу для одного хорошего человека…

Мужик бросил вопросительный взгляд на Матвеича, Матвеич продолжил:

— Точнее, не для одного человека, а для м…м… коллектива энтузиастов. Речь идет об изъятии тебя из нашего славного коллектива на два-три месяца. Вопрос первый: что будет со сроками сдачи по проектам «Ирга», Д-180 и с прочими в случае выбытия тебя лично из процесса на указанный срок?

Алексей задумался.

— «Ирга» не пострадает. Семен сделает, только не забудьте вознаградить за форсаж. Что касается Д-180, то тут я на критическом пути, сроки сместятся вправо на эти самые два-три месяца. Другие проекты надо анализировать, но общее впечатление таково, что сроки можно выдержать.

Матвеич повернулся к мужику.

— Поможешь перенести срок?

Мужик посмотрел на бумажку с полным названием проекта и атрибутами заказчика и кивнул.

— Вопрос второй: согласен ли ты? На этот вопрос ты мне ответишь завтра утречком. А сейчас препоручаю тебя Александру Юрьевичу, полномочному представителю этого самого коллектива энтузиастов.

Матвеич выдвинул ящик стола, пошарил и положил перед мужиком ключ.

— Саша, это от кабинета главного инженера. Он сейчас в отпуске. Секретаря зовут Татьяна. Она предупреждена.

Мужик и Алексей встали, кивнули Матвеичу. Мужик положил ключ в нагрудный карман, взял в руки небольшой дипломат, и они оба вышли из кабинета. В коридоре Александр Юрьевич похлопал себя по карманам, извлек пачку сигарет и поинтересовался:

— Где здесь курят?

— Если невтерпеж и быстренько, то на лестнице. Окурочки — в кулечек. Ежели с соблюдением ритуала и в полное удовольствие — то во дворе на скамеечке под навесом среди зелени и птичек разных.

— Пойдемте во двор.

На скамейке сидели две девицы с тонкими длинными сигаретами и «трындели». Алексей кивнул им и отошел на почтительное расстояние, предполагая разговор. Александр Юрьевич встал рядом c Алексеем. Закурили. Александр Юрьевич с удовлетворением окинул взглядом двор, усаженный самыми разными растениями. Помолчал и произнес короткий монолог:

— Алексей, мне рекомендовал Вас Сергей Матвеич, как хорошего инженера и постановщика задач. Я знаю его давно, и знаю, что в кадровом вопросе он почти никогда не ошибается. Поэтому кастинг я тут устраивать не буду. Теперь мне необходимо убедить Вас принять мое предложение. Чтобы Вы приняли решение осознанно, я сейчас сообщу Вам некоторые сведения, разглашать которые не надо. То, что можно сообщить родственникам и знакомым, я отмечу особо. Никаких подписок о неразглашении от вас не требуется. Просто полагаюсь на Ваше слово. Продолжать?

— Э-э, если то, что Вы мне предложите, не является противозаконным, то продолжайте.

— Не является. Продолжаю. Существует организация. Официальное ее название неброское — ООО «Испытательный центр». Образовалась она в 93-м году в результате «перестроечных процессов приватизации» испытательного полигона номер… впрочем, номер вам ничего не скажет. В результате такой приватизации удалось утаить от расхищения серьезное оборудование, сохранить костяк кадрового состава нескольких закрытых НИИ и фактически воссоздать лабораторию экспериментальной физики. Что касается финансирования, то это отдельная история, которую оценят потомки. Сейчас я на эту тему распространяться не буду.

Итак, на сегодняшний день существует лаборатория. Финансируемая лаборатория. Хорошо финансируемая. Мы никого не догоняем, никого не опережаем. Исследования проводятся в области, которой в мире никто не занимается вообще. И слава Богу.

— Какое-нибудь жуткое оружие?

— Нет. Министерство обороны ни при чем и не в курсе. Понятно, что оружие можно сделать из всего… Однако некоторые результаты экспериментов вызывают оторопь и недоумение. Мы даже приблизительно не можем себе представить, как это можно использовать. И надо ли. Поэтому, собственно, и соблюдается режим секретности. Не государственный режим секретности, но, скажем так, корпоративный.

— И зачем вам я?

— В грядущем году планируется эксперимент. Дорогой эксперимент. Требуется управлять процессом испытаний и зафиксировать большое количество измерений. Нужна автоматика. Хорошая надежная автоматика. Я хочу, чтобы ее сделал Сергей Матвеич со товарищи. Чтобы автоматика получилась такая, как нам надо, надлежит сформулировать технические требования и сделать эскизный проект. Вот эту работу я и хочу Вам предложить.

Алексей округлил глаза.

— То есть Вы хотите сказать, что сначала нужно четко сформулировать задачу и способ ее решения и только потом приступить к воплощению? Потрясающе. Если бы не семья — за харчи бы работал.

— Я вижу, что Вы не отвергаете мое предложение и даже близки к согласию. Давайте через час встретимся в кабинете главного инженера и обсудим харчи и прочие условия.

Александр Юрьевич затянулся, загасил сигарету о каблук, закинул в урну.

— Жду через час.

И двинулся ко входу в здание.


Алексей остался стоять в некотором недоумении. Он не мог припомнить в своей практике подобного общения с заказчиком.


Ровно через час Алексей появился в предбаннике кабинета главного инженера. Татьяна — рыжее «чудо в перьях» лет семнадцати — вскинула на него серые глазищи.

— Алексей Владимирович, Вас ждут. Александр Юрьевич просил сварить две чашки кофе. Вам с сахаром?

Алексей не мог отказать себе в эстетическом удовольствии и протянул Татьяне маленький симпатичный подсолнух.

— Мне без сахара.

Татьяна мгновенно смутилась и покраснела.

— Татьяна, Вы прелестны, — изрек Алексей и вошел в кабинет.

В просторном кабинете окно было открыто настежь, на подоконнике — пепельница, у окна Александр Юрьевич стоял «и в даль глядел…». Он обернулся к Алексею.

— Ага. Продолжаем разговор.

Александр Юрьевич подошел к столу для совещаний, щелкнул замками дипломата и вытащил несколько листов — документов.

— Присаживайтесь, Алексей Владимирович. Вот проект контракта. Ознакомьтесь, если что не так — исправьте. А вот заявление на отпуск за свой счет по основному месту работы. Если мы с Вами договоримся, то Вы это заявление отдадите Сергею Матвеевичу.

Алексей уселся за стол, придвинул к себе бумаги и, прежде чем приступить к чтению, сказал:

— Александр Юрьевич. Вы старше меня лет на пятнадцать-двадцать. Обращайтесь ко мне на «ты», пожалуйста. Иначе я тушуюсь. И Вам будет удобнее.

— Ммм… Пожалуй, да. Алексей, ты почитай спокойненько, а я покурю.

ААлексей углубился в чтение. Дочитав до конца, поднял глаза на Александра Юрьевича.

— Вы с нулями не ошиблись?

— Нет. Все верно. Там и сумма прописью указана.

Алексей поежился.

— То есть, выполнив эту работу, я смогу купить квартиру?

— Не шикарную, но приличную. Да. Я считаю, что такая работа этого стоит. И почему бы не заплатить, коли такая возможность есть? К тому же я знаю, во что выливаются убытки, когда проект строится на кривом фундаменте.

Если возражений нет, то предлагаю тебе еще подумать, посоветуйся с супругой и завтра, с окончательным решением подходи в кабинет Сергея Матвеевича, я буду там в одиннадцать. А сейчас расскажу, где предстоит работать и как туда добраться.

Дверь открылась, и появилось «чудо в перьях» с подносом.

— Вот. Кофе без сахара, как просили. И печенье, погрызть.

Александр Юрьевич с восторгом наблюдал за Татьяной и улыбался:

— Спасибо Вам большое.

Когда Татьяна вышла и закрыла за собой дверь, Александр Юрьевич изрек:

— Чудо какое потрясающее.

Алексей кивнул в знак согласия.

— Вся контора восхищается. Берегут ее и обращаются с ней очень деликатно.

Алексей Юрьевич сел за стол напротив Алексея, поставил рядом пепельницу, взял с подноса чашку с кофе.

— Можно курить. Татьяна разрешила.

Итак, рассказываю. Полигон находится в костромских лесах… Э…э, там, где Сусанин… Жизнь за царя… и все такое прочее. Но пугаться не надо. Площадь полигона около тридцати гектаров. Все обнесено, понятное дело, проволокой. Через территорию протекает речка. Впадает в Волгу. В трех километрах от полигона поселок Аргуново. Есть хорошая грунтовая дорога от КПП полигона до поселка. Регулярное сообщение — фургончик-«буханка» 6 раз в день, бесплатно. Семейные сотрудники полигона проживают, как правило, в поселке. Не обремененные семьей — на территории полигона. Полигон является для поселка «градообразующим предприятием», это наследие СССР. Полигон фактически финансирует инфраструктуру поселка (скромненько) и контролирует действия властей. До Аргунова можно добраться из районного центра по плохим дорогам на автомобиле либо на автобусе два раза в неделю.

Алексей отхлебнул из чашки и сказал:

— В Аргунове я был. Давно. Лет двадцать назад. Полтора месяца с другом в гостях у его отца. Очень красиво.

— Да. Там хорошо. Мне тоже очень нравится. Но вернемся к теме.

Как добраться? С Московского вокзала каждый день в семнадцать часов одиннадцать минут отправляется фирменный поезд «Текстильный край» с прицепными вагонами, следующими до Костромы. Обычно их четыре. Но в понедельник и в четверг их пять. Билеты в кассах в этот пятый вагон не продаются. Их нет. Но они есть. Вот, — Александр Юрьевич положил перед Алексеем распечатку электронного билета.

Алексей взял билет в руки. Дата отправления… августа… фамилия, имя, отчество… паспортные данные… вагон купейный… место… станция назначения Кострома. Он поднял глаза на Александра Юрьевича.

— И?..

— В Нерехте, как это и положено, все костромские вагоны отцепят от состава, четыре вагона уйдут в Кострому. Вам в пятом вагоне придется немножко подождать. Подойдет тепловозик, ваш вагон прицепят и малой скоростью, часов за шесть привезут прямо на территорию полигона. Этот билет фактически является пропуском на полигон.

— Шикарно, — восхитился Алексей.

— А также удобно и без лишней огласки, — подтвердил Александр Юрьевич.

— А обратно?

— Тем же маршрутом в обратном порядке. Для экстренных случаев есть менее комфортабельный, но быстрый способ сообщения. Да, для вашей работы, вероятно, будут нужны Мировая паутина и телефонная связь. Так вот, на территории поселка и на полигоне действуют только проводной доступ к интернету и только проводная телефонная связь. На обороте билета я записал номера телефонов, которые можно передать родственникам для экстренных сообщений.

Ну вот, собственно, и все. Теперь, Алексей, давай выпьем еще по чашечке этого замечательного кофе, покурим и я отвечу на твои вопросы, ежели таковые возникнут.


Разошлись через час. Алексей пошел готовиться к передаче дел. Разговор с женой Натальей и с сыном Вовкой был краток:

— Приеду сегодня вечером, «волнуйтесь, подробности письмом».

Алексею предстояло навестить своих дачников в Орехово и вернуться в Питер утром к началу работы.

На следующий день, с благословления жены, пятилетнего Вовки и тещи, Алексей выразил полное свое согласие с предложением и получил неделю сроку на передачу дел.


На этом под странностью номер один Алексей мысленно подвел предварительную пунктирную черту и решил выпить еще рюмочку. За окном шел дождик, просторы выглядели грустно и располагали к дальнейшему размышлению.

Двадцать восьмое июля, вторник, девятнадцать тридцать. Алексей после суетного рабочего дня медленно шел по правой стороне безлюдного Костромского проспекта в сторону метро «Удельная». Навстречу попадались редкие прохожие. Один из встречных заступил ему дорогу. Алексей, не выходя из прострации, попытался автоматически разминуться и услышал:

— Леха, очнись!

Алексей включился, поднял глаза. Перед ним стоял Ник Николс. Вообще-то, его звали Колькой, но при фамилии Николаев и внешнем сходстве с Банионисом, это прозвище прилепилось к нему — не оторвешь. Впрочем, он не обижался, ему нравилось. Алексей знал Ника Николса с третьего класса и учился с ним в одной группе в институте. У Николса были потрясающие мозги. Он почти мгновенно разбирался в написанных текстах, никогда ничего не забывал и был наикруглейшим отличником. Мальчишками Алексей и Николс дружили, однако во студенчестве как-то медленно разошлись «по интересам». Алексею стал претить прогрессирующий прагматизм Николса.

Сейчас перед Алексеем стоял импозантный располневший «взрослый дядя». Сходство с Банионисом усугубилось. Алексей даже слегка оробел, пока не смог совместить прошлый образ Николса с этим, стоявшим перед ним человеком.

— Привет. Ты откуда здесь? — наконец ответил Алексей.

— Я здесь из Калифорнии. Из Силиконовой, понимаешь, долины.

— Расскажешь интересного?

— Обязательно, только сидя и за рюмкой. И я бы поел. Здесь есть где?

Алексей повертел головой.

— Как по поводу грузинской кухни?

— Нормально. Язвы нет.

— Тогда пошли вперед. Есть одно место. Был там трижды, без последствий.

Грузинское кафе в полуподвальчике было чистеньким и безлюдным. Алексей с Николсом обосновались за отдельным столом в закутке и, в предвкушении подачи вожделенного, подняли бокалы «за встречу».

Беседа была длинной. Алексей поначалу больше слушал, изредка задавая провокационные вопросики. Выяснилось, что Николс плотно обосновался недалеко от Сан-Франциско, женился, доволен жизнью «до потолка» и, как он выразился, «процветаем помаленьку». Живет в своем доме c женой и тремя детьми и с матушкой своей. Два года назад получил паспорт гражданина США (в паспорте была указана фамилия Nicols).

Алексей на свой вопрос «А делаешь-то чего?» рассчитывал получить развернутый рассказ о каком-либо удивительном проекте, однако выслушал описание, как он «работу работает», «программы программирует» и по иерархической лестнице продвигается. Ответ на вопрос «А как там вообще живут?» оказался не менее скучным и сводился к перечислению «что почем» и «где и как отдыхали».

Когда Николс немножко приутомился, Алексей спросил его о цели визита на родину. Николс несколько погрустнел и рассказал следующее:

— Понимашь, Леха, надо мне окончательно перебираться туда. Три года назад я отчима похоронил и забрал мать к себе. Она с внуками. Год назад похоронил отца.

— Федор Петрович умер? Ты чего не сказал?

— Мне самому поздно сообщили, я приехал только к девятому дню.

— Н-да… Надо помянуть, мудрый был дядька и интересный. Наливай.

Николс и Алексей выпили не чокаясь, помолчали.

Через минуту Николс встрепенулся и продолжил:

— Так вот. Недвижимость я тут продаю. Две квартиры уже загнал. Попытался отцов домик продать — так не надо никому. А через неделю улетаю, дела.

Алексей вспомнил, как в девяносто третьем летом он с Николсом гостил у Федора Петровича. Матери сговорились и отправили двух оболтусов от греха из города в глушь на все лето. Алексей — безотцовщина, отец погиб еще в восьмидесятых, — прикипел к Федору Петровичу, и вечерами они беседовали до полуночи. Николс больше читал, смотрел «ящик» и в беседах участие принимал редко.

— А почему умер? Болел?

— Нет. Соседи сказали: мгновенно. Вышел дрова колоть. Инфаркт, и сразу насмерть.

— Ну, хорошо хоть так.

Алексей порылся в сумке, достал блокнотик с пружинкой и карандаш, пододвинул к Николсу.

— Нарисуй, где могила. Я в понедельник туда отправляюсь в командировку. Цветы положу.

Николс принялся рисовать. Изобразив планчик, отдал его Алексею со словами:

— А чего там тебе делать в командировке?

— Пока не знаю, но зовут.

— На полигон, что ли?

— Угу.

— Ладно, больше спрашивать не буду. Меньше знаешь — крепче спишь. Слушай, так мне тебя провидение послало. Вот тебе ключи от домика, погляди, поживи, может, купишь. Все-таки не чужой человек. И мне спокойнее. Вещи его там. Погляди, возьми себе, что понравится. А то если чужие люди купят — так выбросят, и все.

C этими словами Николс положил перед Алексеем большой старый ключ от навесного замка.

— А я пока приторможу продажу через агентство. Через полгода опять приеду. К тому времени решишь — покупать или нет.

— А дорого возьмешь?

— В агентстве говорят, что больше чем за пятьсот тысяч не продадут.

Алексей взял в руки ключ. Повертел в руках.

— Понял. Спасибо. Только ты уж мне хотя бы для соседей напиши бумагу рекомендательную, что, мол, податель сего Алексей Владимирович Лодыгин никакой не вор-домушник, а лицо, облеченное доверием наследника… и т. д…

— Ежели для соседей, то это махом.

Разошлись часов в десять вечера, обменявшись всеми возможными контактами для связи. Николс погрустнел. Чувствовались в его настроении какие-то ностальгические нотки. Чего-то ему все-таки не хватало в заморских райских кущах.


Поезд замедлил ход. Алексей взглянул на часы — двадцать два ноль-ноль.

Бологое. Стоянка полчаса. Вспомнил: курить, курить, курить, курить…

Дождик кончился, по платформе прогуливаются пассажиры. Тихо. Фонари освещают здание безлюдного вокзала. Несмотря на разрешение проводницы курить в тамбуре, Алексей предпочел потерпеть до станции — и здоровье побережешь, и удовольствие другое.

У двери пятого вагона стояла проводница Людмила и беседовала со вторым проводником — плотным парнем ростом около ста восьмидесяти. У парня под форменной курткой топорщилось что-то под левой подмышкой. Сбруя с пистолетом, предположил Алексей.

Алексей с удовольствием закурил, стал прохаживаться по перрону и обдумывать третье странное событие. Точнее, не третье, а скорее самое первое, которое произошло раньше совещания у Матвеича. Событие это — сон с четверга на пятницу, которому Алексей, как человек рациональных взглядов на мироздание, поначалу никакого значения не придал, но хорошо запомнил.

Снился тот самый поселок, дом Федора Петровича, сам Федор Петрович стоял на правом берегу реки и показывал рукой на середину — мол, там… Алексей с Николсом (почему-то уже не мальчишки, а взрослые дядьки) отвязывали лодку. Алексей взял весла, ступил в лодку, уселся на банку и вставил весла в уключины. Николс остался на берегу и помотал головой — плыть не хотел. Алексей, работая веслами враздрай, развернул лодку и направил ее к противоположному берегу. Река была почему-то очень широкая — метров двести. Ровно на середине нос лодки с шорохом выскочил на мель. Алексей перестал грести и встал, раздумывая, что делать далее. Принялся разуваться и закатывать брюки — дабы столкнуть лодку. В это время откуда-то сзади набежала большая волна, приподняла лодку и перетащила ее через мель. Алексей продолжил путь. Ближе к левому берегу обернулся и увидел на левом берегу Федора Петровича и Николса. И совершенно не понял, как они туда попали. На том проснулся.

Алексей загасил сигарету и пошел по платформе покупать мороженое.

Людмила напомнила:

— Еще двадцать минут. Не потеряйтесь.

Алексей купил две сахарные трубочки. Одну тут же надкусил, а вторую донес до вагона и под суровым взглядом крепкого парня вручил Людмиле. Разговору мешать не стал, а продолжил дефилировать и размышлять.

Все три события, если сон тоже считать таковым, странным образом указывали Алексею на поселок, и, самое главное, не было ни одного противопоказания относительно поездки именно туда. То есть было ощущение какого-то потока, который несет Алексея именно туда, и противиться этому не было ни причин, ни желания.

Что ж, придется на некоторое время занять позицию наблюдателя (до выяснения причин и обстоятельств), подумал Алексей. И, не теряя хорошего расположения духа, даже приподнятого в силу природного любопытства, продолжил поглощение мороженого. Как говорит коллега Семен Львович — «Будем посмотреть — не сложатся ли указующие персты судьбы в известную комбинацию».

Алексей прихлебывал чай, кажется, уже четвертый стакан, и наблюдал за проплывающими за окном полустанками. Он запретил себе строить гипотезы о грядущей работе и взаимоотношениях. Такие гипотезы только мешают чистому, незамутненному изучению вопроса. Вместо логических построений на песке он думал об обитателях проплывающих мимо него домов.

Живут без суеты? Не толкаются, не гонятся за «успехом»? Хорошо. Только где работать? Где детей учить-лечить? Алексей, сталкиваясь в командировках с жителями «провинции», часто испытывал к этим людям огромное уважение с примесью зависти к устойчивому, очень правильному мировосприятию. Чем дальше от столиц и больших городов, тем чаще ему встречались такие симпатичные люди.

Мимо проплывали леса и редкие огоньки в одиноких домиках, излучающие свидетельство «мы тут живем».

Алексей разделся, улегся в постель и взял в руки ретродетективчик в мягкой обложке. Хватило четырех страниц.

Утро. Около семи часов. Алексей, бодренький, одетый, пытался разглядеть за окном хоть что-нибудь. Мимо проплывали размытые пятна. Плотный туман. Поезд замедлял ход перед станцией Нерехта.

Алексей допил кофе, похлопал себя по карманам, достал пачку сигарет и направился к выходу из вагона. На этой станции, по словам Александра Юрьевича, вагон будет стоять часа полтора-два.

Поезд остановился. Людмила открыла дверь и подняла крышку, освобождая ступеньки.

— С добрым утром. Далеко не отходите, а то потеряетесь.

— И вам доброго утра.

Алексей спустился по ступеням в «молоко».

Вокруг бродили «ежики» с размытыми очертаниями. Рядом с вагоном стоял фургончик «Газель» и мигал всеми желтыми лампочками. Дверь фургончика открылась, и какие-то сосредоточенные мужики стали таскать коробки и ящики к вагону. Людмила руководила погрузкой. Ее напарник внимательно читал надписи на коробках, сверял с какими-то бумажками, отмечал карандашиком и кивал, мол, можно.

По окончании погрузки мужики забрались в фургон. Машина, осторожно бибикая, развернулась и растворилась в тумане.

Минут через тридцать костромские «ежики» по зову проводников стали залезать в вагоны. Подошел тепловоз, бухнул в головной вагон, по составу пробежал звон сцепок. Через некоторое время головные вагоны тронулись и медленно, по мере удаления, растворились. Последний вагон остался недвижим. Проводники (Людмила и ее коллега) пребывали около вагона в состоянии спокойного длительного ожидания. Туман стал редеть. Алексей прошелся вдоль путей уже без опасения заблудиться и потеряться. Нашел обрезок рельса около метра длиной. Организм требовал плановой утренней зарядки. За неимением штанги и гирь Алексей аккуратно потягал ржавую рельсу и вроде как исполнил ритуал утренней гимнастики. Вернулся к вагону.

В тамбуре появился худощавый угловатый персонаж в больших роговых очках. Шевелюра в художественном беспорядке. Персонаж спрыгнул на землю, повернулся и протянул руку. Далее по лестнице, оперевшись на руку кавалера, сошла потрясающая молодая женщина в сарафане. Почти на голову выше своего спутника. Персонаж дернулся вперед, однако был остановлен и тщательно причесан. После этого пара чинно направилась в сторону Алексея. Алексей с интересом наблюдал за ними. Когда пара приблизилась на дистанцию учтивого разговора, персонаж слегка поклонился Алексею и сказал:

— Здравствуйте. Меня зовут Евгений. Штольц. Я социолог. Можно просто Гена. А это — это моя супруга. Анна. Она математик.

Женщина улыбнулась и изобразила книксен.

Алексей был приятно удивлен таким представлением. Указания профессии ему всегда не хватало при разговоре с новыми знакомыми. Возникали трудности с выбором стиля общения, и приходилось довольно долго прощупывать словарный запас и область интересов собеседника.

— Алексей Владимирович. Лодыгин. Я ээ… автоматизатор, инженер-программист. Можно просто Алексей. Я к вам в командировку. Месяца на три. Александр Юрьевич пригласил.

Штольц и Алексей пожали друг другу руки. Из дальнейшей беседы стали ясны некоторые подробности из жизни пары Штольц. Обоим на вид лет по двадцать пять — двадцать семь. Свадьбу сыграли менее двух лет назад.

Супруги возвращаются из отпуска, который провели у родителей жены в Ярославле. Оба работают на полигоне по объявленным специальностям. Штольц, несмотря на возраст, фактически — тридцать два, оказался кандидатом наук и весьма известным. Три года назад был приглашен на полигон и теперь, как он выразился, «Уйду, только если прогонят».

Если необходимость математика на полигоне Алексея не удивила, то полезность социолога вызвала некоторые вопросы. В ответ на недоумение Алексея Штольц произнес следующее:

— О… о, батенька мой. Это, пожалуй, главное и основное. Вы оба, — он посмотрел на Алексея и на жену, — в конечном счете призваны работать на меня. Впрочем, Вам, Алексей, это, наверное, объяснит Александр Юрьевич, если сочтет уместным.

Подошел небольшой маневровый тепловозик, сцепился. Из кабины машиниста показался солидный дядька в железнодорожной форме. Спустился по лесенке, разгладил пышные седые усы и произнес, обращаясь к проводникам:

— Приветствую вас, коллеги.

Все обернулись к нему, включая собеседников Алексея, и вразнобой поздоровались, величая машиниста Константином Семеновичем.

Машинист подошел к проводникам, о чем-то поговорил с ними и направился к пассажирам.

— Значится так: придется нам постоять часик-полтора, пока спутники улетят, облака, понимаешь, прилетят. Сейчас прошу занять свои места. Мы подъедем вон к той платформе, которая под крышей. Будем стоять там не менее часа. Чтобы не скучать, предлагаю сходить искупаться. Тут недалеко есть озерцо. Валера вас отведет. А через час возвращайтесь. Людмила обещала завтрак в кают-компании.

После купания завтрак казался божественным. Вагон катился по одноколейному полотну, постукивая на частых стыках. За окном проплывал темный дремучий лес. По завершении первичного насыщения, за чаем с оладушками завязалась приличествующая обстановке беседа.

Алексей поинтересовался историей трудоустройства своих спутников.

История Анны оказалась прямой как стрела. Ее пригласили на работу сразу после защиты диплома, по рекомендации заведующего кафедрой прикладной математики. Что касается Гены Штольца, то история его появления на полигоне была изложена в следующем монологе:

— Начало моей профессиональной деятельности мне понравилось: гранты, неплохо оплачиваемые заказы на социологические исследования… Энтузиазм бил ключом. Кое-что я умею делать лучше всех. Моя область — сравнительная социология на стыке собственно социологии, психологии и математического моделирования социальных процессов. Когда заработал крепкую репутацию, стал получать заказы от крупных корпораций, которые работали на российском рынке. В общем, работа интересная, но заказчики скучные: в голове один мотив — деньги. Попробовал работать в сфере политики — прогноз уровня поддержки кандидатов на выборах, консультации по формированию имиджа кандидата. Однако заказчики-политики — это еще хуже, чем заказчики-бизнесмены. Если первые просто скучны и убоги по устремлениям своим, то вторые — умные, циничные, «креативные» подонки, по крайней мере, те из них, с кем мне довелось общаться.

В общем, овладевши профессией, я стал задумываться о целях. Думал, думал и понял: я же за деньги взращиваю национальную идею. И идея эта формулируется просто и примитивно «АППЕТИТ!». Представляете себе целую страну, на государственном флаге которой крупными буквами написано «АППЕТИТ — УМ, ЧЕСТЬ И СОВЕСТЬ НАШЕЙ ЭПОХИ»? Короче, постигло меня разочарование и вспомнил я коронную фразу Мышлаевского «Если сейчас не выпить, то повеситься нужно». То есть наступил у меня «творческий кризис». Благо продлился он недолго, а пришел ко мне посланник — известный тебе Александр Юрьевич. Не один раз приходил, беседовали мы долго. Поверил я ему. Сначала потому, что больше никаких других вариантов не видел. Потом понял, что правильно поверил. И три года уже как не разочаровался. Работаю и буду работать, пока не выгонят.

«Мечущийся интеллигент» — это редкий случай по нынешним временам, подумал Алексей. Безотчетная симпатия к собеседнику теперь получила конкретное обоснование.

За разговорами время пролетело незаметно. Приблизительно за час до прибытия компания разошлась по своим купе. Алексей упаковал все свои разбросанные вещи обратно в большую сумку, сверху положил букет, завернутый в мокрое полотенце, и уставился в окошко. За окном медленно проплывали пейзажи Шишкина: нетронутый дремучий лес, огромные ели, сосны… никаких признаков жилья. Вагон качнуло на стрелке, и он ушел влево от основного пути. Лес подступил ближе к окну. Минут через двадцать движение замедлилось, поезд миновал КПП с открытыми воротами и, видимо, въехал на территорию полигона. Бурелом и мелкий кустарник пропали, лес поредел. Через некоторое время поезд подошел к короткой крытой платформе и плавно остановился. На платформе прямо против окна стоял Александр Юрьевич в прежнем узнаваемом обличье.

Алексей выбрался на платформу и подошел к Александру Юрьевичу. У дверей вагона происходила разгрузочная суета. Людмила регулировала очередность:

— Сначала гастрономический отдел! Седьмое купе — консервы, восьмое (купе-холодильник) — скоропортящиеся продукты…

На платформе в нетерпении топталась группа разнополой молодежи с тележками и какими-то бумажками-списками.

Алексей поставил свою поклажу на платформу и поздоровался. Александр Юрьевич взглянул на рюкзак и большую сумку.

— Ого. Солидно.

— Так ведь надолго. Одежда на осень нужна.

— Ну да. Пошли в гостиницу?

Алексей замялся.

— Александр Юрьевич. Мне тут предложили в поселке остановиться. Это допустимо?

— Почему же не допустимо? Допустимо. А кто предложил?

— Жил тут в поселке человек один, Федор Петрович Корулин, так вот, сын его — мой хороший знакомый — ключ мне передал.

Александр Юрьевич вскинул брови.

— Интересный сюжет. А кроме ключа — ничего?

Алексей вынул из нагрудного кармана верительную грамоту Ника Николса и протянул Александру Юрьевичу. Александр Юрьевич углубился в чтение.

Алексей внимательно наблюдал за его лицом. По мере чтения по лицу пробежала тень изумления, после чего лицо выразило спокойное удовлетворение.

— Ну что можно сказать? Все честь по чести. Однако, бытом придется заниматься самому. Надоест — переедешь в гостиницу… А я ведь тебя помню. В девяносто третьем летом два шкета у Федора Петровича обитали. Один из них ты?

— Ага. А другой — этот самый Николай, сын его.

Александр Юрьевич взглянул на часы.

— Через десять минут «буханочка» поедет в поселок, пойдем, я тебя погружу. Доедешь быстренько.

По дороге к фургончику Александр Юрьевич, помявшись, сказал:

— Алексей. Федор Петрович — мой учитель. После его смерти я в его доме не бывал. На поминках, на девятый день, я пытался получить разрешение у его сына, разговор не получился. Объективно я обязан был провести ревизию, но духу не хватило. Ты вот что, ежели найдешь в доме чего-нибудь… э… э… непонятное — не выбрасывай, если мне покажешь — буду благодарен.

Подошли к «буханке». Алексей остановился.

— Я лучше пешком. Надо на кладбище.

Александр Юрьевич посмотрел на Алексея, кивнул. Повернулся к водителю.

— Петя, вещички мы тебе погрузим, у дома Федора Петровича остановись, на крыльцо поставь, пожалуйста.

Алексей вынул из баула букет, небольшую сумку с «самым необходимым» и закинул баул и рюкзак в салон.

По пути к проходной Александр Юрьевич произнес следующее:

— Телефон и интернет я тебе включу только завтра утром. Домой позвонить можно с почты — на другой стороне улицы наискосок, метров двести, впрочем, помнишь, наверное. До понедельника никаких дел. Обживайся, сходи на рыбалку, баньку истопи…

Алексей вопросительно поднял глаза. Александр Юрьевич на немой вопрос ответил:

— Мне нужно, чтобы у тебя образовался сенсорный голод. Так что скучай пока. В понедельник приходи к девяти ноль-ноль… Нет, к десяти… в корпус 7-А — это вон тот желтенький деревянный домик, — Александр Юрьевич показал пальцем.

Алексей шагал налегке по дороге к поселку. Дорога шла вдоль речки. Слева — смешанный лес, справа уклон к берегу реки с ивами фантастических конфигураций. Солнышка не видно на светло-сером небе, ветра нет. Листва абсолютно неподвижна, как на театральных декорациях. Время от времени появлялось ощущение узнавания знакомых мест. До поселка — три километра, до кладбища — два. Дорога — ровная, грунтовая с едва заметной колеей. Алексей топал по самой середине. Под ногой что-то звякнуло. Алексей поискал глазами и поднял старый, слегка потемневший советский пятак. Монета была массивная и вызывающая уважение, несмотря на скромное достоинство.

Алексей покрутил ее, потер, разглядел герб и год выпуска, 2007-й.

Некоторая неувязочка получается, подумал Алексей, еще раз подивился, засунул монету в нагрудный карман под пуговицу и зашагал далее. Слева показалась ограда кладбища. У ворот прислонились два велосипеда. Вероятно, кто-то навещал родных. За оградой стояла скромная деревянная часовенка. Алексей вспомнил, что на этом месте раньше были остатки фундамента какого-то строения. Он достал из кармана клетчатый план, нарисованный Николсом, еще раз посмотрел и двинулся по тропинке вглубь кладбища. Строго в указанном месте он обнаружил могилу за чугунной литой оградой. Калитка была приоткрыта. За оградой — невысокая гранитная стела с гравированным портретом и надписью «Инженер— полковник Федор Петрович Корулин, 1943–2014». На портрете Федор Петрович был изображен в мундире с погонами полковника и с артиллерийскими петлицами.

Алексей удивился: он никогда ни от кого не слышал, что Федор Петрович — военный.

У памятника стояла латунная снарядная гильза с увядшими цветами и пустая граненая стопка.

Не далее как неделю назад кто-то навещал, прикинул Алексей.

Алексей слегка прибрал могилу, сменил воду в гильзе, поставил в нее свой букет, налил коньяку Федору Петровичу и себе и с рюмкой в руке сел на скамеечку напротив памятника.

Выпили. Алексей закурил. Вспомнил лето 93-го и более поздний визит, когда они с Николсом, студенты, приезжали на неделю. Тогда Федор Петрович не допустил праздного времяпрепровождения и заставил ремонтировать крышу, что, впрочем, выполнено было в охотку и без особой усталости. И разговоры вечером после работы получались интереснее. Говорили обо всем: о физике и мироустройстве, о политике внешней и внутренней, о том, что делать инженеру-созидателю, когда у власти не пойми кто, вообще о том, «как должно быть».

Алексей встал, молча попрощался, вышел за оградку и аккуратно полуприкрыл калитку. Далее следовал по кладбищу, разглядывая надписи на памятниках. Фамилии почти ничего ему не говорили. Выйдя на дорогу, зашагал в сторону поселка. До дома осталось идти менее километра.

У поселка дорога свернула от реки чуть влево. По обе стороны от дороги появились деревянные нарядные домики с витиеватыми наличниками. Домик Федора Петровича, седьмой по правой стороне, ничуть не изменился — одноэтажный, темно-зеленый, обшитый тесом, с белыми резными наличниками на два окошка, стоял в глубине сада-огорода, метрах в тридцати от ворот и калитки. Одно окно — широкое (из гостиной-передней), другое узкое — из спальни. Фундамент домика — шесть валунов. Крытое крылечко-терраса с правого боку. На крылечке — баул и рюкзак (как приказано). Справа от домика гараж-мастерская из бруса. В глубине сада-огорода, ближе к речке — поленница, ладная банька и деревянный длинный стол со скамейками. На заборе, рядом с калиткой — металлический почтовый ящик с символическим запором из гнутого гвоздика.

Алексей миновал домик и двинулся далее — к почте. «Надо позвонить, что добрался».

Почта ничуть не изменилась. Только покрашена наново в те же цвета. У двери на стене по-прежнему висел старый синий почтовый ящик с гербом СССР. Алексей открыл дверь и вошел. За конторкой сидела пожилая женщина в модных очках и сосредоточенно записывала что-то в амбарную книгу. Зовут, кажется, Евгения Сергеевна, вспомнил Алексей.

— Здравствуйте, Евгения… Сергеевна?.. — полувопросительно приветствовал ее Алексей.

— Здравствуй, добрый мОлодец. С чем пожаловал? — Евгения Сергеевна посмотрела на него поверх очков.

— Позвонить надо.

— А далеко ли звонить будешь?

— В Питер.

— В Питер — это не далеко, в Питер — это можно.

Евгения Сергеевна выдвинула ящик стола, вынула жестяную коробочку, высыпала из нее на конторку горсть советских пятаков и указала пальцем на телефон-автомат в антивандальном исполнении, висящий на стене.

— Каждый пятачок по курсу — десять рублей; это две минуты разговора. Когда наговоришься — заплатишь. В карманы не прятать. Пятаки мне нужны. Телефон только пятаками питается. Разберешься с кибернетикой?

— Постараюсь, — сказал Алексей, сгреб пятаки и приступил к сеансу связи.

Все пятаки оказались «нормальными», то есть с 1953 по 1976 год выпуска.

Разговор много времени не занял. Выслушав описание прекрасно организованного питания, cупруга успокоилась. Алексей рассчитался, поблагодарил и собрался было уходить, однако был остановлен.

— А тебя, добрый мОлодец, как звать-то? И где ты остановился? Это я к тому, что, может, тебе депеша какая придет.

Алексей назвался, указал на дом Федора Петровича, еще раз поблагодарил «тетю Женю» и отправился устраивать свой быт.

На подходе к дому Алексей встретил колоритных рыбаков — двое босоногих мальчишек — один лет восьми, с удочками, второй постарше, с ведром, топали навстречу. Хором поздоровались. Алексей с удовольствием ответил, поинтересовался уловом, заглянув в ведро. Там плавали три довольно крупных окуня.

На счет рыбалки Александр Юрьевич, пожалуй, прав, подумал Алексей.

Ни ворота, ни калитка не запирались никогда. Алексей взошел на крыльцо и обнаружил на двери амбарный навесной замок. Гигантский ключ, врученный Николсом, справился с задачей, Алексей ступил за порог, прошел в переднюю, брякнул на середину свой багаж и огляделся.

Все знакомо. Стены — тесаные изнутри бревна — почти все скрыты за стеллажами с книгами. В середине комнаты — дровяная печь-плита. Письменный стол — торцом к окну. На столе — письменный прибор, лампа-«кузнечик» на струбцине, черный древний крепкий телефон с диском, клавиатура, «мышка» и монитор. У стены — обеденный стол. Все очень аккуратно расставлено, прибрано, ни пылинки. Из нового — открытая приборная 19-дюймовая стойка у письменного стола, на полках системный блок компьютера, принтер и три старых ламповых радиоприемника, по виду 50—60-х годов выпуска. Все три чистенькие, питание подведено. К одному из приемников подключена внешняя антенна — провод, натянутый под потолком.

Воздух застоявшийся, полумрак.

Алексей отдернул занавески и распахнул окно. Стало повеселей.

Остаток дня вторника и следующие четыре дня, до субботнего вечера, Алексей осваивался на новом месте пребывания. Все хозяйство было подвергнуто ревизии. Электричество, средства связи, водопровод, мастерская — все оказалось в хорошем рабочем состоянии. Банька функционировала как положено. Поход на рыбалку оказался не напрасным — уха удалась. К субботнему вечеру стал нарастать предсказанный Александром Юрьевичем сенсорный голод. К столу Федора Петровича все это время Алексей не подходил, отодвигал до окончания суеты.

Восьмое августа, субботний вечер. Алексей не торопясь чаевничал в передней, поглядывая на рабочий стол Федора Петровича и аппаратуру. Кажется, настал момент для знакомства с содержанием ящиков письменного стола и с антикварной аппаратурой. За окном — полная темнота и тишина, небо со звездами. Алексей вышел на крыльцо, окинул взглядом вечную вселенную, покурил, убедился,что спутники, как и положено, «бороздят», и вернулся в дом. Подошел к письменному столу, уселся в кресло с колесиками и развернулся к приборной стойке с приемниками. Рядом с приемником стояли механические настольные часы. Алексей завел их и выставил точненько по своим наручным. Секундная стрелка побежала.

Далее, как положено по всем инструкциям, — внешний осмотр. Снял заднюю стенку, заглянул — ни пылинки, все в ажуре. Из новья — электролитические конденсаторы, остальное — первозданное, оригинальное. Закрыл. Вернулся к лицевой панели. Ручки настроек не трогать — пока не поймешь, почему они установлены именно так. Всего два диапазона — длинные и средние волны.

Вид лицевой панели — как в кино конца пятидесятых.

Алексей осторожно щелкнул выключателем. Огонек «зеленый глаз» сощурился. Средние волны … метров. Ждем.

— «В Москве двадцать три часа… Новости».

Алексей убавил звук и повернулся к столу. Выдвинул верхний средний ящик. Множество разных штучек-фитюлек: провода, радиолампы, компас в латунном корпусе, карандаши, резинки и прочее. Поверх всего — тонкая ученическая тетрадка. На бледно-зеленой обложке от руки синим карандашом крупная надпись «Эфирные изыскания».

Алексей вытащил тетрадку, положил на стол, открыл на первой странице. Текст, написанный твердым почерком Федора Петровича, разными карандашами и ручками, гласил:


Эффект «Левые голоса»

Эффект обнаружен случайно местным радиолюбителем Денисом Константиновичем Сойкиным 27 ноября 1989 года. Настоящий журнал наблюдений не является результатом тотального наблюдения за радиоэфиром. Время начала и окончания каждого прослушивания, длина волны выбирались спонтанно. Документированы только удачные попытки.

Слушаю — потому что интересно.

Записываю — потому что кому-то пригодится (и самому почитать).


03.01.1990 начало 21:07 — оконч. 22:10 дл. волн. 810 м

21:31:

«…ский комбинат химических волокон выпустил первую партию продукции. Инженеры, рабочие комбината, строители, а также ряд партийных и хозяйственных руководителей области удостоены государственной премии имени Менделеева»

20 секунд.


25.03.1990 начало 21:10 — оконч. 22:11 дл. волн. 435 м

21:40:

«…Генеральный секретарь ЦК КПСС Дмитрий… по приглашению Президента Франции посетил»

15 секунд.


Алексей прочитал первую страницу дважды, полистал тетрадку — исписано было плотным текстом страниц десять. Последняя запись датирована 25 июня 2014 года:


25.06.2014 начало 23:27 — оконч. 00:20 дл. волн. 830 м

23:55:

«…серийное производство новой пятиместной модели вертоплана запланировано на начало…»

17 секунд.


Свои впечатления не смог выразить иначе, как сын Вовка после посещения океанариума:

— Крутяк!

Повернулся к приемнику уже совершенно с другим интересом.

— «…скидка десять процентов, если позвоните прямо сейчас».

Cигнал стал затихать, затих до нуля, после чего стал нарастать:

— «…пятью космонавтами на борту… мягкую посадку… стационарной базы Луна — Полярная…»

Cигнал затих и снова стал нарастать.

— «…сникерсы… памперсы… фьючерсы…»

Алексей смотрел на аппарат в совершенном обалдении. Взглянул на часы, открыл тетрадочку на последней записи, достал свою шариковую ручку и дополнил: «Я, Лодыгин Алексей Владимирович, волею случая продолжил "Эфирные изыскания" и свидетельствую: … и далее зафиксировал услышанное по всей установленной форме». Из динамика продолжали изливаться призывы коробейников и глубокомысленные рассуждения политологов.

В этот вечер Алексей не стал более изучать наследие Федора Петровича, а только вместо детектива на ночь взял почитать «Эфирные изыскания».


Всю следующую неделю Алексей был поглощен изучением объекта автоматизации. По его собственной терминологии, «снимал верхний слой неопределенности» на пути к общему пониманию задачи. Эта стадия приносила ему массу впечатлений от общения с разными специалистами, и интерес к проекту только возрастал. На «Эфирных изысканиях» Алексей поставил мысленную отметку «Радиохулиган, действующий целенаправленно в течение двадцати пяти лет». Такая трактовка самого Алексея не вполне удовлетворяла, однако позволяла сохранить рациональный подход к основной своей работе, отодвинув концептуальные размышления на тему «Левых голосов» на некоторый период в сторону будущего.

Что касается объекта автоматизации, то рисовалась схема гигантского сооружения. На площади около квадратного километра прокладывались витки огромной катушки индуктивности, трубы большого диаметра, возводились высоковольтные вышки с изоляторами. Все это хозяйство планировалось оснастить самыми разными датчиками для измерения всех известных физических величин, причем с принципиально разными способами измерения.

Как только Алексей осознал масштабы эксперимента, он явился в корпус 7-А, в тот самый желтенький деревянный домик, где располагался кабинет Александра Юрьевича, и потребовал аудиенции.

Алексей вошел в кабинет и собрался было изложить свои сомнения.

Александр Юрьевич сосредоточенно смотрел в экран компьютера. Он поднял указательный палец и, не отрывая глаз от экрана, сказал:

— Алексей. Ты проходи, садись. Чаю налей. Я щас.

Алексей повернулся, увидел на полке самоварчик. Тронул пальцем — горячий; принялся колдовать со стаканами и заваркой.

— Мне тоже. Без сахара. Покрепче, — пробубнил Александр Юрьевич.

Через некоторое время Александр Юрьевич сделал несколько пометок в блокноте и отвалился от экрана.

— Вот. Да. — Александр Юрьевич посмотрел на Алексея отсутствующим взглядом, после чего лицо и глаза пришли в некоторое движение, видимо, контекст общения с Алексеем восстановился.

Александр Юрьевич вынул из тумбы письменного стола вазочку с печеньем и сушками, оттолкнулся ногой, на кресле с колесиками переместился к небольшому столу для совещаний, оказавшись ровно напротив сидящего Алексея. Поставил вазочку, схватил свой стакан и осторожно отхлебнул горячего чая.

— Излагай.

— Александр Юрьевич. Я еще далек от каких-либо конструктивных предложений, но то, что я уже узнал, требует объяснений. Я не понимаю необходимости такого циклопического эксперимента. Неужели нельзя выполнить все это в меньших масштабах и не тратить огромные деньги и труд на сооружение этого варварского великолепия?

— Значит варварское, говоришь, великолепие? Это да. Это мы умеем. Но ты не расстраивайся. Здесь никто бюджеты не пилит, не ворует и в землю миллионы не закапывает, кроме как для любопытства. Насчет меньших масштабов — это мы уже.

Александр Юрьевич замолк на некоторое время, выбрал себе печенье и с удовольствием стал прихлебывать чай, сощурившись глядя на Алексея. Тот последовал примеру хозяина кабинета и молча ожидал продолжения. Через некоторое время Александр Юрьевич продолжил:

— Вернемся к основной задаче грядущего эксперимента, в самой общей формулировке. Следует выполнить определенные манипуляции с электрическими, магнитными полями, с движущимися материальными объектами, измерить и зафиксировать множество всяческих физических величин и… эээ… попытаться объяснить результаты с помощью известных нам законов физики. Если такое объяснение окажется состоятельным, то это означает, что мы ничего нового не увидели и остается запротоколировать эксперимент, чтобы его никто в будущем не повторял, по крайней мере, c такими затратами. Однако есть основания предполагать, что объяснить не получится. Такую надежду, и даже можно сказать убежденность, дают результаты прошлых экспериментов, выполненных, как ты и предлагаешь, в меньших масштабах и с меньшими затратами.

Александр Юрьевич снова замолк и продолжил чаепитие. Из состояния нирваны его вывел телефонный звонок. Александр Юрьевич отъехал от стола к телефону и взял трубку.

— Да, посмотрел данные. Четвертый и шестой канал вызывают сомнения. Надо проверить тракты и повторить… Что значит Фима требует? Скажи — пусть требует у меня. …Передавать математикам надо только достоверные данные. Иначе будет, как в прошлый раз. Фима свою математику об ваши данные чуть не сломал, весь нервный ходил, на людей бросался, а потом оказалось, что четыре канала перепутали при подключении… Короче, проверить и повторить… Будь здоров, — Алексей Юрьевич вернулся на прежнее место.

— Извини. Продолжаю. Теперь о циклопическом. Такие размеры не следствие гигантомании. Дело в том, что проявление некоторых эффектов, которые мы хотим наблюдать, не линейно по отношению к геометрическим размерам экспериментальных установок. То есть сегодня мы наблюдаем слабые проявления этих эффектов на грани возможностей измерительной аппаратуры. Зависимость СУЩЕСТВЕННО нелинейна. На новой установке мы рассчитываем получить очень хорошо наблюдаемые результаты.

Александр Юрьевич замолчал, уставившись в пространство. Потом встрепенулся.

— Кстати, когда приступишь, собственно, к проекту, учти, что некоторые планируемые форсированные режимы эксперимента могут привести к разрушению аппаратуры внутри периметра и даже к физическому разрушению основного оборудования. Посему все регистрируемые данные должны сохраняться на аппаратуре, расположенной вне периметра.

Я ответил на твои вопросы? Ты удовлетворен?

Алексей помолчал. Кивнул.

— Да… психологическое препятствие устранено.

— Тогда вперед, осуществляй.

Алексей встал, потоптался.

— Есть еще сообщение.

— Излагай.

— Вы просили показать, ежели найду что-либо непонятное. Так вот — нашел.

Александр Юрьевич посмотрел на Алексея.

— Налей еще чайку, садись обратно, рассказывай.

— Нет, спасибо, лучше вы приходите ко мне домой вечером или в субботу.

— В субботу к двум приду. Обедом накормишь?

Алексей кивнул.

— Обязательно. До свидания.


Разговор состоялся в пятницу. Вечером того же дня произошло еще одно событие, трудно поддающееся рациональному объяснению.

Алексей уже в сумерках подошел к калитке дома и углядел через дырочки в почтовом ящике корреспонденцию. Он вынул запирающий гнутый гвоздик и достал из ящика пачку каких-то бумажек. Разглядывать сразу не стал, а пошел в дом. Пачку бросил на письменный стол и занялся приготовлением ужина. Мысленно он был еще на полигоне, ворох новых сведений топорщился в голове и порядка пока не обрел. Впрочем, Алексею это состояние было знакомо и не пугало. Завтра утром все уляжется и «муть голубая» осядет. А сейчас нужно сосредоточиться на трапезе и отвлечься.

По готовности ужина Алексей расположился за обеденным столом и, воздав должное своим кулинарным стараниям, налил себе чайку. Чего-то не хватало. Алексей подошел к приемнику, включил. А вдруг повезет… Покрутил ручки настроек. Взгляд упал на письменный стол с корреспонденцией.

Алексей забрал все бумажки и вернулся к чаепитию. Прихлебывая, стал разбирать почту. Пачка каких-то рекламных бумажек, явно костромских, письмо из администрации на имя Федора Петровича (адрес: Кострома, почтовое отделение номер… а/я номер…), письмо от какого-то Смирнова на тот же адрес…

Алексей прикинул: вероятно, этот адрес использовался для переписки, чтобы не раскрывать фактическое место жительства и место работы.

…конверт со штампом «Местное»… в графе «Кому» от руки синими чернилами: «Костромская область… район, село Аргуново, улица Центральная, дом 11, Лодыгину Алексею Владимировичу».

Алексей уставился на конверт, еще раз прочитал адрес. В графе «От кого» прочитал тот же адрес, Лодыгин А.В. и в скобочках «Л».

— Шутки шутим?

Алексей повертел конверт.

— Ну, если написано, что мне, тогда вскрываем.

Взрезал. Вынул пожелтевший с одного края листочек, плотно исписанный теми же чернилами:


Здравствуй, Леша.

Пишу тебе в третий раз. Первые два письма вернулись. Но не теряю надежды, что ты здесь.

Кратенько о себе:

Дата рождения … место …

Образование: средняя школа … ЛЭТИ, специальность…

Семейное положение: женат, жена Наталья…

Дети: сын Вовка родился … (рыжий).

Полагаю, что основные параметры совпадают.


Теперь, во избежание подозрений в розыгрыше, вынужден изложить тебе две истории, известные только тебе. Эти истории по сей день, как я полагаю, вызывают у тебя чувство стыда. Собственно, поэтому ты никогда никому о них не рассказывал. Трудно и стыдно. Однако необходимо…


Далее следовало изложение двух эпизодов из жизни Алексея: одна история произошла с ним в семилетнем возрасте, другая — в двенадцатилетнем.

Алексей прочитал и почувствовал, как запылали уши.


Теперь краткая история моего здесь появления.

Год назад я получил от Николса известие о смерти Федора Петровича.

Приехал на похороны, встретился с Николсом. Он теперь в Москве в больших начальниках. Через год снова встретились здесь же. Получил я от него ключи от дома и предложение купить дом, если понравится. Сам он интереса к вещам и документам Федора Петровича не проявил, а всучив мне полномочия разобраться и распорядиться, уехал. Пока разбирался, навестили меня, как я думаю, известные тебе Александр Юрьевич и Сергей Матвеевич.

Познакомились, разговорились о том о сем, о моих профессиональных устремлениях.

Перед самым отъездом они пришли ко мне снова и сделали предложение, от которого я не смог и не захотел отказаться.

Итог — с начала августа я здесь, влез в проект по самую макушку. Теперь кое-что о наследии, которое я успел обнаружить:

1. На чердаке металлический ящик с защелками 400х600x400 — там бифуркатор и конструкторская документация к нему.

2. В тумбе письменного стола — толстая коленкоровая папка — там несколько тетрадей с изложением истории эксперимента (фактически дневник) и некоторые теоретические выкладки, в которых я пока ничего не понял.

Вот пока и все. Не пожалей времени на ответ. Алексей Владимирович Лодыгин (Левый).

Аргуново. 10 августа 2015 года.


P.S.

Старые почтовые марки кончились. Пришлось прилепить новую. Надеюсь, что на вероятность доставки повлияет несильно.


Алексей уставился в пространство. Дичь какая-то, «несвязуха объективная».

Повертел конверт — формат старый, советский. Марка: изображен какой-то дивный пассажирский самолет. Написано «ИЛ-596», внизу надпись «Почта СССР 2014 г. 4 коп.».

Приплыли. К доктору завтра сходить? Нет. Сначала к Александру Юрьевичу. Впрочем, он завтра сам обещал прийти. Придет. Прочитает. Нет. Интимные подробности следует подвергнуть цензуре.

Алексей выдвинул ящик стола, нашел там склянку с чернилами и авторучку, заправил и тщательно замалевал весь компромат. Потом открыл дверцу тумбы стола, разгреб всякую ерунду и убедился в наличии толстенной папки с завязанными тесемками. Трогать не стал.

Поднялся на чердак, огляделся. В углу стоял металлический ящик с защелками. Крышка пыльная.

Вероятно, никто не открывал несколько лет.

Алексей внимательно оглядел весь чердак. Кроме собственных следов, никаких признаков недавнего вторжения не заметил. Спустился, сел за обеденный стол, налил себе еще стаканчик чаю и принялся есть варенье. В душе нарастало раздражение. Алексей всегда считал, что шутки должны быть изящными, однако этот розыгрыш по тщательности подготовки ни в какие рамки «хи-хи» не вписывался.

Завтра потребую объяснений.


Со следующего позднего утра Алексей занялся подготовкой к званому обеду. Чувство раздражения его не покидало, однако он постарался, чтобы это не отразилось на качестве блюд. Алексей не делал из кулинарии культа, но кое-что умел. Процесс приготовления помог ему пригасить эмоции и настроиться на спокойный разговор, приличествующий приему гостя.

Без четверти два стол был готов. Алексей вышел на крылечко с пустой консервной банкой, уселся и закурил в ожидании. На улице было прохладно, накрапывал дождик. Людей — никого. Вдалеке послышался звук мотора знакомой «буханки». Через некоторое время машина подъехала к калитке, остановилась, из нее вышел Александр Юрьевич, «буханка уехала». Александр Юрьевич кивнул Алексею, отворил калитку и направился к крыльцу, на ходу доставая сигареты. Подошел к Алексею, тот встал. Поздоровались. Сели рядом. Александр Юрьевич закурил. Некоторое время молчали.

— Чего нашел?

Алексей расстегнул нагрудный карман, вынул странный пятак и протянул Александру Юрьевичу. Тот взял, покрутил, рассмотрел.

— Занятная штука. Давно нашел? Где?

— В первый же день. На дороге, у кладбища.

— Это все, что нашел?

— Не…

Алексей вяло махнул рукой в дом.

— Вам как? Сначала артефакты, а потом обед или наоборот?

— Мне бы сначала кратенько ознакомиться с перечнем и, перед подробным изучением, поесть. Очень кушать хочется. Я бы даже сказал «жрать».

— Это сейчас. Это махом.

Алексей встал и пошел в дом. Гость — следом. Алексей подошел к письменному столу, достал тетрадку с «Эфирными изысканиями» и положил на стол. Александр Юрьевич прошел следом, покосился на обеденный стол, сглотнул и занялся тетрадкой. Открыл, пробежал глазами вводную часть, полистал. У Алексея создалось впечатление, что Александр Юрьевич видит эту тетрадку не впервые. Александр Юрьевич пролистал до последних записей, внимательно прочитал. Поднял глаза на Алексея.

— Вот это, последнее, сам слышал?

Алексей кивнул.

— Везунчик… Еще что-нибудь?

Алексей набрал воздуха, выдохнул. Достал из кармана конверт, положил на стол.

— Это получил вчера вечером.

Александр Юрьевич внимательно изучил конверт.

— Можно прочесть?

— Теперь можно.

Александр Юрьевич вынул из конверта листок и углубился в чтение.

— Судя по э…э… изъятиям, идентификация прошла успешно?

— Угу.

Александр Юрьевич встал и в некотором возбуждении зашагал по комнате. Остановился. Повернулся к Алексею:

— Папка, ящик…

— Есть. На указанных местах. Не вскрывал.

Александр Юрьевич продолжил двигаться из угла в угол. Остановился.

— Лешенька. Ты в некотором смысле влип…

— В каком таком смысле?

Александр Юрьевич взглянул на накрытый стол.

— Что у тебя на первое?

— Уха.

— Разговор обещает быть длинным. Подожди меня пять минут.


Александр Юрьевич быстрым шагом вышел на улицу. Алексей проводил его взглядом, сел за обеденный стол и замер в ожидании.

Минут через пять-семь Александр Юрьевич вернулся. В руке у него была заиндевевшая бутылка водки. Подошел к буфету, взял две стопки, сел напротив Алексея.

— Давай уху. Сейчас примем, и я тебе постараюсь… все обстоятельно.

Александр Юрьевич налил водки в обе стопки. Подождал, пока Алексей подал первое. Поднял рюмку.

— С Днем пограничника.

Алексей вопросительно взглянул, однако протянул рюмку и чокнулся. Выпили. Александр Юрьевич схватил ложку и хлебнул ухи.

— Сейчас-сейчас. Немножко подожди, и я начну…


— Ввиду полученного тобою письма я хочу и обязан объяснить некоторые обстоятельства…

— Да. Объясните, пожалуйста… Может, мне в поликлинику пока не надо…

— В поликлинику с этим делом не надо. С этим делом надо ко мне.

Далее последовал монолог, прерываемый комплиментами в адрес повара:

— Могу себе представить несколько твоих рабочих гипотез… Самая вероятная — глубокий гипноз с применением разных препаратов. Всю эту ересь отставить. Попытаюсь объяснить, по возможности не расшатывая твое материалистическое мировосприятие и рациональность мышления.

Александр Юрьевич налил по второй.


— Итак. Вернемся в год тысяча девятьсот восемьдесят третий. Вашему покорному слуге было тогда двадцать два года, и был он свежеиспеченным инженером-электриком, присланным на полигон по распределению.

Попал я тогда в подчинение к Федору Петровичу. О тематике работ его лаборатории рассказывать не буду — прямого отношения это к настоящему вопросу не имеет. Одно важно: сработался я с ним хорошо и он ко мне относился с доверием. Так случилось, что я был посвящен в тему его собственных научных изысканий и привлечен в качестве… ээ… соучастника.

Федор Петрович серьезно изучал теорию вероятностей применительно к физическим процессам. Он сформулировал несколько фундаментальных правил, которые впоследствии подтвердились экспериментами. Я участвовал в некоторых таких экспериментах. Правила эти в популярном изложении звучат приблизительно так… Впрочем, это потом.

Александр Юрьевич покончил с ухой, откинулся на спинку стула и, сощурившись, спросил:

— Вот скажи, Алексей. Как ты можешь определить понятие «случайное событие» с точки зрения инженера?

Алексей убрал тарелку, взял чистую и, задумавшись, принялся накладывать Александру Юрьевичу жареную картошку и отбивные. Поставил перед Александром Юрьевичем. Потом встал по стойке смирно и по-военному отчеканил:

— Всякое случайное, то есть неожиданное событие в нашем деле есть результат недомыслия!

— Блеск! Грубо, но доходчиво. Надо запомнить. На плакат просится.

Александр Юрьевич заразительно захохотал.

Принялся за второе. Жестикулируя — дирижируя вилкой, продолжил:

— Да. С вами, товарищ инженер, все понятно и определенно. Однако в квантовой механике наблюдаются некоторые чудеса… Там все случайное, совсем все… И из этих случайностей по закону больших чисел складывается практический детерминизм на макроуровне. Теперь некоторое отступление в сторону теории множественности вселенной… или вселенных… Согласно Хью Эверетту, всякий случайный исход квантового процесса реализуется во всех возможных вариантах, но каждый из вариантов в своей вновь образованной вселенной. То есть вселенные множатся с ужасающей скоростью. Федор Петрович как-то сказал, что это не изящная и расточительная гипотеза. По его мнению, факт разветвления вселенной на квантовом уровне таки происходит, но вселенная обладает упругостью. То есть стремится прийти к исходному течению. Упругость эта возрастает при увеличении размера частиц, молекул, предметов. На нашем макроуровне упругость очень высока. Таким образом некоторые флуктуации и турбулентности, происходящие на квантовом уровне, практически не проявляются на макроуровне… Наливай.

Алексей послушно наполнил рюмки.

— Вникаешь?

— Ага.

— Итак — на макроуровне детерминизм. Но не всегда. Иногда, очень редко, особо крупные турбулентности проникают на макроуровень. Такие случаи называются чудесами. Тут я тебя отсылаю к разным байкам о вещих снах, поразительных совпадениях и прочей аномальщине. В общем — к нынешней желтой прессе. Понятно, что девяносто девять и девять десятых процента всей этой ерунды просто выдумано, но дыма без огня не бывает. Напоминаю, что в восемьдесят третьем году всей этой задокументированной шизофрении в Союзе издавалось очень мало. Тем не менее Федор Петрович собрал довольно большой архив с описанием таких чудес. Кстати, этот архив где-то здесь, в доме. Поищи. Там интересно. Давай компот.

— Компота нет. Есть чай с печеньем и вареньем.

— Годится. Продолжаю историю. Поскольку Федор Петрович, как тебе известно, был не историком и не созерцателем, а именно естествоиспытателем, то замыслил он экспериментально проверить свои теоретические выкладки. То есть сотворить чудо. И весьма в этом преуспел. А я ему помогал. Идея эксперимента, в общем-то, проста. Сделать надо было некий прибор, который выполняет некоторый квантовый эксперимент с двумя равновероятными исходами, регистрирует фактический результат и зажигает одну из двух лампочек. То есть генератор истинных случайностей. Я его собрал под чутким руководством Федора Петровича. Испытали — четко пятьдесят процентов вероятности любого из исходов.

— Это и есть бифуркатор?

— Точно. Это он. То есть мы научились поднимать квантовую случайность на макроуровень в первозданном виде.

— А смысл?

— А смысл не в самой случайности, а в том — какие действия на макроуровне предпринимать по этому самому случайному выбору. Чем бОльшие изменения на макроуровне выполнять… или не выполнять по случайному выбору, тем ощутимее будет флуктуация или турбулентность вселенной на макроуровне. Вплоть до разделения на два разных потока, по крайней мере в районе эксперимента.

— И как? Разделили?

— Все тебе сразу доложи… Давай чайку попьем. Эта история требует обстоятельного, неспешного рассказа…

Александр Юрьевич откинулся на спинку стула и, прихлебнув чаю, принялся за печенье.

Некоторое время сотрапезники сосредоточенно молчали. Алексей «жрал» вишневое варенье, закусывая горбушкой от батона. Александр Юрьевич прикрыл глаза, видимо, погрузился в прошлое.

— Экспериментов мы сделали уйму… Эксперименты разрушительного характера, взорвать что-нибудь, сразу отмели. Расскажу о двух самых эффектных.

Итак, первый эксперимент.

Весной 84-го председатель сельсовета озаботился покраской крыши почтового отделения на вверенной ему территории. Поскольку основной кадровый источник и база снабжения — это полигон, то Дмитрий Кузьмич, так звали председателя, обратился в административно-хозяйственную часть полигона и «воззвал». В результате я, как «молодой и шустрый», получил указание сверху через посредство своего начальника: «осуществить!». То есть получить на складе краску и покрасить.

В распоряжении цвет был не указан, что было подмечено Федором Петровичем с некоторым лукавством. Я сходил на склад, после чего сообщил, что краски по металлу там «дофига» и двух разных цветов — красная и зеленая.

Вечером того же дня мы развернули бифуркатор и разыграли цвет крыши.

Выпало — зеленая. Покрасил я крышу зеленой краской. Справился за три дня. А на четвертый день, утром, выхожу из калитки и сталкиваюсь нос к носу с Дмитрием Кузьмичем, свирепым до невозможности.

— Я, — говорит, — тебе покажу супрематизм! Казимир доморощенный!

Я в недоумении. Он пальцем на крышу показывает.

— Шутки шутим? Закрасить немедленно эту похабщину!

Смотрю на крышу: действительно похабщина — что-то среднее между сеятелем, крестьянином с серпом и прочим авангардом. Все это намазано красным, зеленым и коричневым. Я прямо расцвел. «Не извольте гневаться, — говорю, — сей момент, исправим. В темноте, — говорю, — докрашивал. Банки с краской перепутал».

Поехали с Федором Петровичем на полигон. Я за краской, он в фотолабораторию. Вернулись, тщательно все сфотографировали — задокументировали. Я, заручившись письменным указанием председателя «красить зеленой краской», восстановил гармонию, правда, не за день, а за два.

Вот такая вот эстетическая коллизия получилась. Федор Петрович от этого эксперимента был в восторге. Полное, говорит, подтверждение гипотезы, и с минимальным ущербом для населения. Пока я красил, он шашлычок замариновал, и мы отметили успех с полным удовольствием.


Александр Юрьевич спохватился, налил себе еще чаю и зачерпнул ложку варенья.

— Вишневое. Мой любимый цвет, вкус и… — посмотрел на двухлитровую банку, — и размер.

— Теперь эксперимент номер два. Не такой смешной и безобидный. Здесь недалеко, в десяти километрах, есть озерцо. Рыбалка там отличая, красота, пляж. Однако, чтобы до него добраться, надо через речушку переправиться. И решили мы мостик через речушку соорудить, если бифуркатор на этакое мероприятие разрешение даст. Собрались, удочки взяли, поесть-попить, пилу, топоры и бифуркатор. Решили полный эксперимент прямо на берегу совершить. Добрались до речушки, встали лагерем. Костерок… картошечка, то-се. Развернули бифуркатор, все действия запротоколировали в тетрадочку, включили, запустили, выпало — строить.

Свалили пару сосен, два дня строили — красота получилась. Не просто переправа — мост. С перилами тесаными. Воплотили. Двинулись к озеру. Там тоже два дня. Рыбалка, уха, понятное дело, водки немного. На третий день утром двинулись к дому. Подходим к речушке — нет моста. То есть вообще нет. И следов стройки тоже нет. И те две сосны, которые я лично спилил, стоят на месте…

Сели на травку. Федор Петрович достал тетрадочку… Русским по белому написано «строить» и краткий отчет о фактическом выполнении. Опять посмотрели: нет моста. Некоторое беспокойство образовалось. Делать нечего — разоблачились, переправились. Осмотрелись. Кострище наше на месте, остального нет. Девственная природа. Снова все записали, сфотографировали, двинулись к дому. Метров пятьсот от речки отошли по лесной тропинке. Тут Федор Петрович останавливается, рюкзак долой и налегке обратно к речке. Я за ним. Вышли из леса — есть мост. Тот, который построили, тот и есть.

Короче говоря, сотворили мы «аномальную зону», «плохое место». Два года она просуществовала. Грибники, охотники, рыбаки стали странные истории рассказывать. Ходить туда народ перестал, только молодежь особо любопытная иногда появлялась. А через два года паводком сильнейшим мостик снесло, после чего гроза и пожар. Выгорело леса немного, но от моста и сосен вокруг никаких следов не осталось.

Вот такие вот дела. Эксперименты мы приостановили, до выяснения: зачем они нужны нам и всему человечеству. Бифуркатор убрали с глаз долой. Работы на полигоне прибавилось. В общем — забыли на некоторое время.

Алексей глянул на Александра Юрьевича.

— И что? Все эти артефакты — проявление той самой аномальной зоны?

— Нет. Зона затянулась. Федор Петрович сказал: за счет естественной упругости мироздания. Но был еще один эксперимент. Я бы сказал — спонтанный. А дело было так. В августе 84-го приехал к Федору Петровичу погостить его старый друг. Назовем его… э-э… Евгений Янович. По профессии — особист какой-то. При серьезных погонах. Приехал, понятное дело, в штатском. Как и положено при таком событии, стол накрыли. На открытом воздухе. Вон там — у баньки. Погода прекрасная, вечер. Сергей Матвеич подошел, твой нынешний начальник.

Алексей вопросительно посмотрел на Александра Юрьевича. Тот кивнул.

— Да, Сергей Матвеич тогда работал здесь и дружили они с Федором Петровичем крепко. Сергей Матвеич был в курсе наших частных изысканий и помогал, чем мог.

Меня пригласили, чем обозначили высокую степень ко мне доверия. Я, как и положено младшему за столом, выпивал поменьше, а слушал побольше, поэтому подробности этой встречи помню хорошо.

Компания собралась интересная. Сначала выпили «бурдунского» — это самодельное вино из всего, что уродилось в саду и в огороде. Потом — чего покрепче. Разговорились. Федор Петрович хвастался бифуркатором. Сергей Матвеевич — адаптивными системами управления. Евгений Янович улыбался. У меня сложились впечатление, что друзья с их энтузиазмом вызывали в нем восторг и восхищение.

Потом речь зашла о техническом прогрессе вообще и плавно перетекла к политике. Евгений Янович подбородком в ладони уперся и смотрел на них как на детей несмышленых. Потом произнес монолог. И сказал примерно следующее:

— Вот что, граждане-товарищи. Про физику и технику — здорово. Я вас уважаю безмерно и восхищаюсь. Завидно даже. Что касается политики, внешней и внутренней, должен вас огорчить. То, что начальство не понимает ваших устремлений, идей и перспектив, — это нормально. Это всегда было и всегда будет. То, что вы двигаетесь как в болоте, — это тоже не новое явление. И не самое страшное. Сейчас самое страшное другое. Впереди перемены.

Старики наверху утомились. Кто придет на смену и куда поведет — вот основной вопрос. В любом случае — перемены. А это, особенно для вас, созидателей, очень плохо. Это значит, что созидать вам не дадут, а вынудят бороться за это самое право — созидать.

То есть трясти начнет. Через год-полтора. Вокруг стариков хороводы водят, интриги плетут, душат-давят друг друга. Поворот неизбежен.

Предотвратить его нереально. А вот на направление поворота повлиять можно.

Чем ближе человек к верхушке власти, за редким исключением, тем больше за ним грехов. Обращаю ваше внимание: не «грешков», а «ГРЕХОВ» — то есть поступков мерзких и постыдных. За власть расплачиваются душой. И уж где-где, а в нашем департаменте это отлично знают. Посему, на всякий случай, выполняется сбор компромата на ВСЕХ кандидатов во власть грядущую, потому что случаи бывают всякие. И ваш покорный слуга — один из исполнителей этого деликатного поручения…

Евгений Янович из-за стола встал, ушел в дом и вернулся с чемоданчиком. С красивым таким чемоданчиком — крокодиловой кожи, с латунными замками. Тарелки отодвинул, положил чемоданчик на стол, открыл. В чемодане два пакета в плотной оберточной бумаге с сургучными печатями. Вот, говорит, две компрометирующие бомбы. Материал отсортирован — это на одну, мягко выражаясь, «компанию», это — на другую. Кто из них более мерзкий — судить не берусь. Все хороши. Если я дам ход обоим пакетам, то принципиально ничего наверху не изменится. А я лично, как лицо осведомленное, огребу по полной программе от тех, кто в итоге победит.

Тут Евгений Янович нервно прошелся туда-сюда, рюмочку взял, налил армянского и опрокинул без закуски. В пакеты пальцем потыкал и говорит:

— Этот — гирька на правую чашу, а этот — на левую. И какая гирька лучше — я не знаю. Собрался уже монетку подбросить, а тут… этот ваш «бифуркатор»…

Мужики на него уставились. Лбы наморщили.

— Экая у тебя ломка, — говорят, — ты остынь. Щас мы под шашлычок выпьем по пятьдесят грамм, мозгами раскинем — может, чего и придумаем.

Поуспокоили Евгения Яновича — утро, мол, вечера мудренее, всяко в России бывало, а жива до сих пор… Беседа нехотя развернулась и потекла другим ручьем.

А через два дня, перед отъездом Евгения Яновича, опять собрались, на посошок. Федор Петрович и говорит:

— Поскольку душевный кризис у Генки так и не рассосался и ходит он смурной, то предлагаю снять с него бремя ответственности за будущее отчизны, а возложить его, это бремя, на истинное воплощение провидения. Шура, говорит, пока мы тут употребляем, сделай милость, разверни и проверь бифуркатор и в мангале разожги дровишки.

Про бифуркатор я понял, про мангал не очень, но сделал все, как просили. Аппаратура — на «товьсь», огонь горит.

Федор Петрович и говорит:

— Гена, неси свой чемодан, щас мы тебе большое облегчение сделаем…

Евгений Янович чемодан принес, открыл. Федор Петрович продолжил:

— Вот, доставай свои пакеты, клади насупротив лампочек. Один против левой, другой против правой… Положил? Теперь подождем, когда загорится табло «ГОТОВ»… Вот. Загорелось. Шура, время засеки и все запомни для отчета. Теперь, Гена, предложение у меня следующее: ты нажимаешь на вот эту красную кнопку, и мы ждем. Приблизительно через двадцать секунд загорится одна из лампочек. Ты, Гена, возьмешь тот пакет, который под этой лампочкой лежит, и бросишь его в мангал. Оставшийся пакет — положишь обратно в чемодан. Согласен?

Евгений Янович обвел нас глазами и нажал кнопку. Все уставились на бифуркатор, кроме Федора Петровича. Тот наливал всем по полстакана «Ахтамар»…

Загорелась правая лампочка… Евгений Янович без раздумий взял правый пакет и бросил в мангал. Пламя занялось.

— Вот, — сказал Федор Петрович. — Прости меня, Господь, за уклонение мое от собственного решения. Но не по слабости моей, а любопытства ради.

Мужики взяли стаканы и, глядя на горящий пакет, выпили.

Вот такая вот история.

Александр Юрьевич встал. Похлопал себя по животу.

— Спасибо тебе, Леша. Уважил.

Прошелся по комнате, оглядывая.

— Вот. Теперь основное тебе известно. Исходя из услышанного сегодня и воспринимай артефакты. Одна просьба — заведи списочек, тетрадочку какую-нибудь, и записывай туда все, что обнаружишь. Не исключено, что потребуется срочная эвакуация всех этих материалов.

Алексей поднял глаза.

— Насчет Дня пограничника я не понял.

— А… Ну да. Пошли на крылечко. Покурим, и я продолжу.

Вышли на крыльцо. Уселись. Закурили. Дождик усилился, но на крылечке под навесом было сухо и уютно. Александр Юрьевич продолжил:

— Полгода-год после отъезда Евгения Яновича все шло по-прежнему. Все процессы на полигоне и в стране проистекали заведенным порядком. А потом началось. «Новое мЫшление», «Перестройка» без чертежей… Это в стране. А у нас, кроме метаний начальства, стали происходить события странные…

Три участника крайнего эксперимента стали иногда получать по почте удивительные газетки: «Правда», «Известия» и прочие, которые выписывали, но с прямо противоположным идеологическим содержанием. У Федора Петровича подшивка должна быть. Газеты с одним и тем же названием, от одного и того же числа, но с антагонистическим содержанием. Таких пар в подшивке — штук десять. Дальше — еще круче, письма вроде твоего. Переписка началась.

Известных мне участников такой переписки всего трое: Федор Петрович, Сергей Матвеич и я. То есть — непосредственные соучастники и ты — четвертый. Первое письмо пришло аккурат в День пограничника.

Вероятность доставки такого письмеца гуляет от одного до пятнадцати процентов. Условия есть: писать надо на старой бумаге, старыми чернилами от руки, заклеивать в старый конверт. У Федора Петровича должен быть запас. Ты его береги.

Кроме корреспонденции, другие странные казусы стали случаться. Самый жуткий случай с Матвеичем произошел, точнее с его семьей. В восемьдесят восьмом младшенький сынишка у них утонул по весне. Ромка. Пяти лет от роду. Тело нашли, похоронили. Все как положено. Даже батюшку пригласили отпевать. И Матвеич, и жена его, Наталья, месяца три после этого ходили как манекены, ничего вокруг не замечали. Благо старшенькие дети заботы требовали, стали супруги к жизни возвращаться, оттаивать. А через полгода, в середине сентября, среди бела дня прибегает этот самый Ромка, весь взмыленный, домой и кричит:

— Мама! Мы с дядей Колей и с Артемкой костер развели, хотим картошку печь. Я возьму маленько? — в ларь с картохой залез, напихал за пазуху и вон из избы.

Минут через пятнадцать Матвеич домой пришел обедать. Заходит, — жена не в себе. По дому ходит, шепчет чего-то. Обернулась.

— Ромка, — говорит, — прибегал.

У Матвеича сердце провалилось. Ну, все, подумал. Приехали.

А Наталья улыбается как-то странно и протягивает Матвеичу револьвер. Деревянный «Смит-Вессон». Любимая Ромкина игрушка. Тут Матвеич решил, что точно «приехали», причем оба сразу. Револьвер этот Матвеич для Ромки вырезал и раскрасил еще зимой. А на похоронах сам лично при свидетелях Ромке в гроб положил.

Такие вот дела.

А что касается эксперимента, то основная его задача — управляемый переход в левый поток и обратно. Сначала посылочка — тонны на полторы, потом человек.

Александр Юрьевич поерзал.

— Но вообще-то не нравится мне все это. Не знаю почему.

Алексей задумался. Посмотрел на лужи у крыльца. Вытащил пачку с сигаретами, протянул Александру Юрьевичу. Тот кивнул и закурил вторую. Алексей — тоже.

— Может, не делать ничего?

— Нет. Отменять тоже не хочу. Не могу сформулировать объективных к этому решению аргументов. Да и не только от меня такое решение зависит. Короче, делаем, что решили. А далее — как бог даст. А по поводу того, что и как там происходит, завтра я тебе книжечку одну дам. Называется «Сравнительная новейшая история». Известный тебе Гена Штольц написал. Собрал все доступные материалы и попытался реконструировать события левого потока. Тираж — пять экземпляров. Для «очень служебного» пользования. Почитай.

***
До середины ноября Алексей работал «как дизель». Эскизный проект получился страниц на 250, плюс плакаты, схемы. Вложил всю душу. Домой на побывку съездил единожды. По вечерам разбирал архивы Федора Петровича и запоем читал «Сравнительную новейшую историю». Оказалось, что это три увесистых тома. На письмо ответил дважды. Второе не вернулось. В ноябре получил еще одно от левого с подтверждением.

На защиту проекта приехал Сергей Матвеевич. Защита прошла успешно.

Алексея немножко поклевали, но в целом прозвучал «одобрямс». Начальники возрадовались и ударили по рукам на предмет рабочего проекта и физического воплощения. Первый эксперимент назначили на середину июля.

Алексей собрался, привел дом в состояние «консервация», вручил опись архива Александру Юрьевичу и, утвердившись в мысли купить дом, уехал в Питер выполнять материализацию проекта.

***
К середине августа 2016 года, ровно через год от начала проекта, прошли испытания и первый управляемый «беспилотный» переход (отправили «посылку» и получили ответную). Алексей ходил по полигону в приподнятом настроении. Оказалось, что вокруг масса интересного, не относящегося к его непосредственной работе. Нанес визит Штольцам. Гена тоже был в состоянии эйфории. Разбирал посылку и чуть не бегал по потолку от восторга. Техника работала как надо. Данные для физиков и математиков текли рекой. В общем, апофигей технического прогресса и именины научной мысли.

В конце августа был запланирован переход с человеком. Александр Юрьевич несколько раз ездил на Костромскую ТЭЦ, договариваться насчет энергии, и в Москву, к каким-то серьезным людям. Общего ликования не разделял. Ходил серьезный и сосредоточенный.

А 27 августа собрал у себя в кабинете совещание, на коем присутствовали: Гена Штольц, Сергей Матвеевич, Алексей, два физика, сисадмин Костя (длинный, молчаливый парень в светло-сером полотняном костюме) и начальник службы безопасности, Георгий Иванович — человек лет пятидесяти, среднего телосложения, в строгом костюме, при галстуке и с очень убедительным лицом.


Александр Юрьевич сел во главе стола. Подождал, пока все присутствующие займут свои места, встал и произнес следующее:

— Коллеги, товарищи. Я собрал вас потому, что мне предстоит принять решение о дальнейшей судьбе проекта «Переправа». Вы знаете, что такое решение я должен согласовать с некоторыми известными вам лицами в столице. Однако они не готовы взять на себя ответственность. Посему решать буду я.

Поскольку решение я хочу принять мудрое, а не абы какое, то сегодняшнее совещание будет долгим. С перерывом на обед и с возможностью пошептаться. Первым делом я изложу свое понимание сегодняшнего состояния дел, а вы меня поправите, если я навру.

Александр Юрьевич задумался и зашагал по комнате: три шага влево, поворот, три шага вправо… Остановился.

— Итак. Что мы имеем на сегодня? Первое. Расчеты оправдались. Основное оборудование функционирует в общем в соответствии с теоретическими выкладками. В левом потоке — аналогично. То есть, на сегодняшний день мы имеем возможность перебросить в левый поток массу до полутора тонн и получить ответную, если таковая посылка будет нам отправлена, — АлександрЮрьевич повернулся к физикам, те синхронно кивнули. — Второе. Отправлена посылка массой около восьмисот килограмм. Содержание — это информация о нашем социальном житье-бытье и мироустройстве, понятное дело, с изрядной долей субъективизма. Подбор информации выполнялся под руководством Евгения Николаевича, — Александр Юрьевич повернулся к Гене Штольцу, тот утвердительно наклонил голову. — Основной объем данных — на цифровых носителях. Чтобы облегчить получателю расшифровку, отправлены устройства-конверторы в форматы, известные до 1984 года. Спасибо Константину и его людям.

Для некоторой компенсации субъективизма мы опустошили половину киосков Роспечати в Костроме и Ярославле и всю эту похабень тоже присовокупили к основному набору информации.

Третье. Получили ответную посылку массой девятьсот семнадцать килограмм. Содержание — аналогичное. Выполняется расшифровка. Успешно, — Александр Юрьевич снова повернулся в сторону сисадмина.

Тот утвердительно кивнул.

— Расшифровали около десяти процентов. Материалы передаются в группу социологов.

— Отлично. Продолжаю. Печатные материалы уже изучаются. Насколько я осведомлен, вновь полученные материалы не противоречат известному вам документу, я бы даже сказал, монографии «Сравнительная новейшая история».

Александр Юрьевич повернулся к Гене Штольцу и вопросительно взглянул на него. Гена подтвердил:

— Есть некоторые расхождения, однако основное содержание пока подтверждается. Новых материалов очень много. Сразу не охватить.

Александр Юрьевич опять прошелся туда-сюда. Помолчал.

— Если у кого есть дополнения по этим трем пунктам, прошу высказать.

Подождал.

— Тогда перекур. Пятнадцать минут. После перекура Евгений Николаевич доложит нам о возможных социальных последствиях.

Все гурьбой двинулись на выход, на просторное крыльцо. На улице — мелкий моросящий дождик. Алексей и один из физиков закурили. Остальные, облокотившись на перила, созерцали непогоду. Только Гена вышел под дождь и с отрешенным выражением лица циркулировал по лужам. Тишина. Никто ни с кем не обсуждал услышанное. Чувствовались какое-то напряжение и настороженность.

После перекура все расселись по местам и Александр Юрьевич жестом пригласил на «лобное место» Гену.

Гена вышел вперед и произнес речь:

— Итак. Констатирую, что известный вам всем документ под названием «Сравнительная новейшая история» новыми данными в основном подтверждается. Как вы, надеюсь, заметили, в «Сравнительной истории» практически нет субъективных оценок путей развития и каких-либо выводов об успехах и неудачах в правом и левом потоках. По крайней мере, мы очень старались избегать оценок.

Теперь настал момент принятия решения. Поэтому считаю необходимым сейчас и здесь довести до сведения присутствующих некоторые результаты наших исследований и мою личную оценку ситуации… Да, напоминаю, что все выводы и количественные характеристики основаны на статистических данных, поэтому прошу на свой личный счет некоторые нелицеприятные оценки не принимать и не обижаться.

Потоки разделились примерно тридцать лет назад. На сегодняшний день социальное устройство в левом и правом потоке отличается весьма сильно, я бы сказал, принципиально отличается. Вот в этой папке — отчет, с численными характеристиками отличий, — Гена ткнул пальцем в лежащую перед ним на столе папку. — Этот отчет я передаю Александру Юрьевичу. А сейчас о характеристиках левого потока, которые представляются мне существенными, на человеческом языке без лишних цифр.

Государственное устройство — Союз Советских Социалистических Республик. С некоторыми утратами и некоторыми приобретениями.

Формы собственности: государственная, кооперативная, личная. Частная собственность фактически отсутствует. Средний уровень жизни по стране, подчеркиваю, по стране, а не по Москве, около восьмидесяти процентов от нашего. Но при этом доходы десяти процентов самых богатых граждан соотносятся к доходам десяти процентов самых бедных граждан как 5 к 1. То есть, грубо выражаясь, академик получает в пять раз больше дворника.

Позиция на международном уровне — по разным параметрам колеблется от первого до десятого места.

Школьное образование и… воспитание вызывают истерику и ненависть у всех геополитических… этих… конкурентов. То есть я оцениваю его как отличное, или на четыре с плюсом.

Теперь самое интересное — некоторые характеристики мировоззрения граждан, повторяю, это статистические параметры. Среди факторов мотивации к труду материальное вознаграждение занимает только третье место. Первое — это уважение коллег и друзей, второе — это профессиональное самолюбие и амбиции.

Численные характеристики отношения общества к религии пока не ясны, государство светское, со стабильными общепринятыми правилами поведения, понятие о моральных принципах устойчивое.

О такой характеристике, как «уверенность в завтрашнем дне»: уровень накоплений граждан в несколько раз меньше, чем у нас. И не по причине меньших доходов. Основная причина — уверенность в социальной ответственности государства.

Тут один из физиков, который постарше, пробормотал:

— …Сен-Симон, Фурье, Оуэн, сон Веры Павловны…

Гена посмотрел на него, сбросил с лица серьезную сосредоточенность.

— Да, все очень симпатично, такое беречь надо. Однако, идиллия не абсолютна. Есть место несовершенству. Социальная атмосфера похожа на нашу конца семидесятых… с некоторыми вариациями. Только тенденции не отрицательные, а положительные.

Теперь о социально-уязвимых точках левого потока.

Первая — крайняя степень наивности большинства населения касательно устройства капитализма.

Вторая — значительный слой общества критически настроен по отношению к власти по причинам… тем же самым, которые были в семидесятые.

Третья — есть серьезные идейные разногласия в ЦК и в правительстве.

Мы попытались построить модель развития левого потока при условии неконтролируемого обмена информацией и материальными объектами, сиречь товарами, между левым и правым потоком. Результаты удручающие. Что касается информации — то мы отравим левый поток своим цинизмом и стяжательством и размоем понятия о моральных нормах. Предсказать последствия неконтролируемого перемещения материальных ценностей и научно-технической информации мы не в силах. Изобретательность дельца, одержимого жаждой наживы, беспредельна и моделированию не подлежит. Могу только привести некоторые экспертные оценки. При неконтролируемой коммуникации с вероятностью более пятидесяти процентов в левом потоке на территории СССР граждане получат что-то, похожее на наши девяностые, причем с абсолютно непредсказуемым исходом. Если переправ будет несколько, в разных странах, а того хуже, под контролем криминала, то всю мировую экономику ждут тяжелые времена. Это если отбросить теоретическую возможность военных столкновений между потоками…

Вот, собственно, все, что я имел сообщить. На вопросы отвечу… Если смогу.

Наступила тяжелая длинная пауза. Александр Юрьевич в задумчивости щелкал кнопкой шариковой ручки. Щелк… щелк… щелк.

Встрепенулся.

— Теперь физики. Рубен Ашотович, просветите аудиторию.

Физик, который постарше — солидный мужик с посеребренной бородой, — встал, оглядел всех, повернулся к Александру Юрьевичу.

— Саша-джан, у нас тоже мысли грустные. Один переход между двумя потоками посчитать можем. Если будет два, три, десять переходов, пять, десять потоков — не сможем. Спонтанные переходы вообще не понимаем. Что будет с причинами и следствиями, когда вот он, факт, отвернулся на секунду, а факт уже совсем другой? Все точные науки закрывать надо? Страшно мне, дорогОй. Не доросли мы еще до такой музыки.

— Спасибо, Рубен Ашотович. Я понял, — Александр Юрьевич поднялся.

— Если у кого есть контраргументы, прошу высказать.

В ответ — гнетущая тишина…

— Тогда на сегодня все. Завтра в полдень жду всех здесь.

***
На следующий день, к полудню, собрались без опозданий, в прежнем составе плюс главный энергетик.

Александр Юрьевич поднялся. Вид суровый и решительный.

— Прежде, чем огласить свое решение, хочу уточнить некоторые детали. Георгий Иванович, какова обстановка с фактической информированностью сотрудников полигона о сути проекта «Переправа», наблюдаются ли утечки информации?

Начальник службы безопасности встал и кратко, по-военному, доложил:

— С технической документацией — порядок, нарушений не зафиксировано. Что касается самой идеи проекта, в общем понимании, то есть утечки. Проводятся профилактические мероприятия.

— Спасибо. Теперь по электроэнергии. Станислав Николаевич, какой максимальной мощностью мы располагаем?

Главный энергетик одернул робу, достал из нагрудного кармана блокнотик и доложил:

— С Костромской ТЭЦ согласовано полное потребление в течение двух часов, с часа ночи 4 сентября. Если отключить всех потребителей на полигоне и поселок и дать всю энергию на переправу, то запас мощности пятнадцатикратный. Мероприятия по повышению аварийных уставок подготовлены.

— Благодарю. Итак… Довожу до вашего сведения свое решение: в ночь с третьего на четвертое сентября, в час пятнадцать, выполняем отправку капсулы в обитаемом исполнении, но без человека. Фактически отправляем только одно письмо. До двух ноль-ноль ждем обратной переброски и завершения сеанса переправы. По содержанию ответа, если таковой состоится… или не состоится, я принимаю решение о следующих действиях. Наиболее вероятное решение таково: включить оборудование переправы в форсированном режиме с расчетом уничтожить безвозвратно основное оборудование и, возможно, разрушить переход и прекратить эффекты спонтанного взаимодействия с левым потоком. Все технические материалы по проекту изъять, законсервировать, работы прекратить. Все базы данных, архивы полигона, переписку по проекту «Переправа» зачистить. Удалить либо заместить легендой. Все приборы, повторяю — ВСЕ, разработанные и изготовленные для реализации проекта, физически уничтожить. Группу социологов вместе с уже полученными материалами эвакуировать. Засекретить до предела, обработку и изучение продолжить.

Алексей и все присутствующие выслушали Александра Юрьевича молча, лица угрюмые. Физики синхронно вздохнули. Алексей взглянул на Сергея Матвеича. Тот сидел с каменным лицом, только бледный как полотно.

***


В ночь с третьего на четвертое вся команда по местам стояла к переходу. В бункере на краю периметра — человек пять. В том числе Александр Юрьевич у перископа, Алексей за пультом и Матвеич у телевизионного экрана. На расстоянии около шестисот метров, в центре периметра на бетонной площадке, освещенной прожекторами, стояла капсула — этакий сортирчик, обшитый медными листами. Все на «товьсь». Ожидание.

Александр Юрьевич оторвался от перископа, сел за стол, положил на него большой конверт из плотной бумаги, надписал:


«А.Ю. Веденееву (Левому) от А.Ю. Веденеева (Правого)

04.09.2016

Капсулу будем держать в левом потоке 35 (тридцать пять) минут».


Взял конверт и вышел на поверхность. Сел за руль газика и поехал к «сортирчику». На экране машину было видно хорошо. Остановился, зашел в капсулу. Через открытую дверь было видно, как положил конверт на сиденье внутри капсулы и придавил ремнем. Вернулся. Опять приник к перископу, изредка поглядывая на часы.

На экране рядом с капсулой показался спортивного вида парень. Как пробрался — непонятно. Александр Юрьевич, не отрываясь от перископа, скомандовал по громкой связи:

— Уберите дурака!

Вероятно, охрана заметила его раньше. Через несколько секунд подлетел газик, бравые ребята взяли парня за руки и настойчиво усадили в машину.

— Кто это? — спросил Алексей у соседа за пультом.

— Никита Гусев, один из кандидатов в пассажиры.

Все снова успокоились. Ожидание.

За минуту до перехода все операторы доложили о готовности. Александр Юрьевич взглянул на часы, подождал: 01:14:49… 01:14:59, 01:15:00.

— Пошел влево!

Ничего особенно эффектного не произошло, только возник натужный звук трехэтажного трансформатора и изображение капсулы задрожало, как в мареве при жаре. Мигнули прожекторы, капсула исчезла. Звук продолжался. Все напряглись.

— Переход влево выполнен! Ждем сорок минут. Режим не снимать.

Сорок минут все напряженно смотрели на индикаторы пультов и экраны.

Исправно… исправно, режим — норма… режим — норма.

Ровно через сорок минут Александр Юрьевич, не отрываясь от перископа, скомандовал:

— Пошел вправо!

Картинка опять задрожала, мигнули прожекторы, и капсула появилась на прежнем месте.

— Переход вправо выполнен! Режим снять!

Натужное гудение прекратилось.

— Всем оставаться на местах. Ждать. Десятиминутная готовность.

Александр Юрьевич быстрым шагом пересек бункер, отдраил дверь, выскочил, опять сел за руль и погнал машину к центру периметра. У капсулы затормозил, выскочил, открыл дверь. Народ приник к экранам. В капсуле, кроме Александра Юрьевича, — никого. Александр Юрьевич внимательно все осмотрел, забрал с сиденья какие-то конверты, вышел, закрыл дверь и погнал машину обратно. Через минуту вернулся в бункер. В руках — два конверта. Один — очень похож на отправленный, второй — поменьше, обыкновенный, почтовый.

Александр Юрьевич подошел к Матвеичу и вручил ему второй конверт.

— Это персонально вам.

Сам торопливо вскрыл большой конверт, вытащил листок и стал читать.

Через некоторое время немножко расслабился, сел в кресло, откинул голову назад и закрыл глаза, держа в руках письмо.

— Полный консенсус.

Потом открыл глаза и стал пристально смотреть на Матвеича. Тот держал в руках фотографию и читал письмо. Пальцы у Матвеича дрожали, чего никогда не бывало. Письмо было длинное — страниц пять или семь мелким почерком.

Все затихли и тоже смотрели на Матвеича. Минуты шли, Александр Юрьевич замер. Через некоторое время по громкой связи послышался недоуменный вопрос:

— Пятнадцать минут ждем. Может, отбой?

— Ждать! — рявкнул Александр Юрьевич.

Вопрошающий затих.

Матвеич закончил читать, снял очки, рукой стер выступившие слезы, губы скривились в судороге. Потом несколько раз вздохнул глубоко, справился с собой и посмотрел на Александра Юрьевича.

— Письмо от Ромки нам с Наташей. Вот он какой.

Матвеич показал фотографию — молодой подполковник морской пехоты с орденом Красной Звезды. На лицо — Матвеич, только молодой.

Александр Юрьевич смотрел и не шевелился.

Матвеич обернул к себе фотографию, взглянул и сказал в пространство:

— Нам туда пути нет. Ты, Саша, не комплексуй. Делай, что должен. Благословляю.

Александр Юрьевич поднялся, подошел к перископу, поглядел и скомандовал:

— Все защиты отключить. Форсированный режим. Переменное направление перехода. Минутная готовность…

***
Через неделю после рукотворной катастрофы, после заметания всех следов самоуправства и вредительства, за столом у баньки во дворе дома Федора Петровича сидели трое: Алексей, Александр Юрьевич и Сергей Матвеевич. На столе — изобилие. Настроение — невеселое, но ощущение верного поступка не давало места унынию.

— Как бы тебя не посадили, Саша, — молвил Матвеич.

— Нет, не посадят. Физики говорят: мы, говорят, естествоиспытатели, говорят, мы, говорят, исследуем неизведанное, кто ж знал… говорят. А с науки какой спрос. Это тебе не инженеры, которым по должности положено предвидеть.

Есть другая проблемка. Кое-какая информация по сути проекта протекла. Как бы кто не взялся повторить. Вот этого уж совсем не надо бы. Но я тут посоветовался с Георгием Ивановичем и появилась идея — дискредитировать уже протекшую информацию и будущие протечки, ежели таковые случатся.

— А как? — Алексей изумленно взглянул на Александра Юрьевича.

— А так. Ты у нас, Леша, пером владеешь отменно, слог у тебя хороший и фантазия. Задание тебе будет от нас, от пограничников. Напиши-ка ты рассказ фантастический или, к примеру, повесть с изложением всех событий, связанных с известным тебе феноменом. Под псевдонимом. Ты правду напиши, все как было. Только мы с Георгием Ивановичем потом отредактируем, дабы запутать дело. И издадим, причем задним числом. Таким образом, утечки превратятся в байки.

— Вы это серьезно или шутите?

— Более чем серьезно. Это очень нужно. Еще и гонорар получишь.

— Я подумаю.

— Подумай. Только недолго. И в нужную сторону.

***
Алексей Владимирович Лодыгин, плотненький русоволосый бородатый колобок тридцати шести лет от роду, пребывал в состоянии благостного покоя. Недавние заботы после передачи дел коллегам отошли в прошлое, а новые еще не обозначились. Мозги осознавали общее умиротворение.

В купе больше никого. От общения можно отдохнуть. Ехать предстояло почти сутки. Позвякивали ложечки в двух стаканах крепко заваренного чая. На столе Алексей постарался организовать скромный натюрморт из стаканов в подстаканниках, пирогов, купленных перед отъездом, небольшой бутылки с коньяком и бутербродов. Пироги и бутерброды — на тарелках, любезно предоставленных проводницей.

Алексей достал из сумки новенький блокнотик в клеточку, с пружинкой, фломастер и вывел на обложке название: «Почта СССР»…


Нерехта — Ленинград, 2016 год.