Корзина грибов [Александр Васильевич Чикарьков] (fb2) читать онлайн

А. ЧИКАРЬКОВ
КОРЗИНА ГРИБОВ

*

Рисунки И. СЫЧЕВА

© Издательство «Правда».

Библиотека Крокодила, 1978

Осечка

Придя на собрание с опозданием всего на час, Олег Павлович немедленно направил в президиум записку: «Прошу предоставить слово. Глушанский».

Получив слово, он преданно взглянул на сидящего в президиуме нового директора и хорошо поставленным голосом опытного оратора начал:

— В содержательном выступлении нашего нового директора Василия Васильевича было очень много правильных мыслей и четких указаний. Да, товарищи, совершенно верно, мы должны лучше работать. Намного лучше мы должны, товарищи, работать. И Василий Васильевич абсолютно прав, говоря, что в деле должны сочетаться крепкая, сознательная дисциплина с повышением качества работы. Да, товарищи, наша работа должна быть образцовой, стопроцентно эффективной…

Олег Павлович повернулся в сторону президиума собрания и увидел, что новый директор с большим интересом смотрит на него. Это придало оратору силы, и он вдохновенно продолжал:

— Очень правильное указание сделал Василий Васильевич по поводу того, что у нас не должно быть отставания, а для этого необходима, товарищи, точная взаимосвязь в работе отделов. И еще абсолютно прав Василий Васильевич, сказав…

Тут председатель собрания встал и несколько смущенно произнес:

— Извините, Олег Павлович, что я вас прерываю, но дело в том, что наш директор еще ничего не говорил. Видите ли, Василий Васильевич задержался в управлении и попросил его выступление перенести к концу собрания. Пожалуйста, Олег Павлович, продолжайте.

А счастье было так близко…

Он и она сидели в ботаническом саду. Благоухали цветы, сияло солнце, пели птицы.

— Когда мы теперь увидимся? — спросила она.

— Во вторник, — ответил он. — О, нет, прости, во вторник играют Динамо — Спартак. Тогда, значит, в среду. Хотя постой, постой… в среду играет Торпедо с Зенитом. Если в четверг… нет, в четверг передача с чемпионата мира по футболу, в пятницу тоже передача с чемпионата мира. Б субботу финал Кубка. Тогда, значит, в воскресенье. Да, но вот что… если в субботу будет ничья, то матч будет переигрываться в воскресенье. Таков закон Кубка. Тогда, моя дорогая, встречаемся в понедельник. Да, точно, в понедельник. Не в этот, а в тот.

— Хорошо, — ответила она, взглянув на него долгим взглядом. — В тот понедельник на этом самом месте. Ровно в восемь.

В назначенный день, ни на секунду не опоздав, он пришел, сел на ту же скамейку, закурил и стал вспоминать наиболее захватывающие моменты из виденных им футбольных матчей.

Неожиданно к нему подошла тонконогая девица с веселым взглядом, подала ему письмо, хихикнула и упорхнула.

В письме было написано:

«К сожалению, мы сегодня не сможем с Вами увидеться, так как я еду в ателье заказывать подвенечное платье. Во вторник мы также не сможем увидеться, так как мы с моим женихом едем в гости к его родителям. А в среду мы с ним едем в Большой зал консерватории на заключительный тур конкурса имени Чайковского, в четверг — на премьеру в Художественный театр. Так что увидеться мы сможем в пятницу, приходите в ресторан «Голубая бабочка», на свадебный ужин. Ровно в восемь».

Письмо выпало из его рук. Он закрыл глаза и глубоко-глубоко вздохнул.

А цветы продолжали благоухать, солнце сиять, птицы петь.

Извините, пожалуйста

Придя навестить своего племянника, доктор Василий Иванович внимательно взглянул на него и тревожно сказал:

— Коля, мне не нравится твой вид. Уж не болен ли ты?

— Да, болен, — уныло ответил Коля. — Вы не ошиблись.

— А что с тобою?

— У меня отсутствие няни.

— Что, что?

— Отсутствие няни, — грустно повторил Коля. — Скажу, дядя, откровенно: без няни мы с женой просто пропадаем. А наша Наташка стала просто невозможной. Она упрямая, непослушная, капризная — мучение, а не ребенок.

— Да, няня вам необходима, — задумчиво произнес Василий Иванович. — И, пожалуй, я вам тут могу помочь… Понимаешь, Коля, в больнице, в моем отделении, выписывается одна очень симпатичная женщина. Она меня благодарила за хорошее лечение и, не зная, что я старый холостяк, предложила в благодарность помочь в воспитании ребенка. Ну, теперь я воспользуюсь этим любезным предложением и приведу ее к вам.

— Дядя, вы наш спаситель! — воскликнул Коля. — Нина, — крикнул он жене, — ты слышишь? У нас будет няня.

— Не может быть! — обрадовалась и Нина. — Ведь сейчас легче найти снежного человека, чем няню…

— И тем не менее в пятницу дядя приведет ее к нам.

— Женщина очень симпатичная, — продолжал Василий Иванович, — но есть у нее недостаток — уж очень робкая и стеснительная…

— Приводите, дядя, вместе с этим ее недостатком, — сказала Нина.

В пятницу вечером Василий Иванович пришел вместе с аккуратно одетой, застенчиво улыбающейся пожилой женщиной.

— Вот, знакомьтесь, — сказал Василий Иванович, — моя милая пациентка, Ольга Павловна, любезно согласилась вас выручить. Прошу любить и жаловать.

— Будем любить и будем жаловать, — весело ответил Коля. — Познакомьтесь с нашей Наташкой.

— Меня зовут тетя Оля, — наклонилась Ольга Павлозна к неприязненно смотревшей на нее девочке. — А тебя как зовут?

— Никак, — мрачно ответила девочка.

— А меня прислали к тебе доктор Айболит и три поросенка, — продолжала Ольга Павловна. — Пойдем в твой уголок, и я тебе расскажу, что они велели передать.

Девочка подумала, затем подала ручку, и они вместе ушли в другую комнату.

— Первое впечатление она производит очень хорошее, — сказала Нина.

— Будьте покойны, — улыбнулся Василий Иванович. — Но помните, она очень застенчивая, очень-очень робкая. До свидания, дети мои, спешу в больницу.

Через полчаса, когда Ольга Павловна вошла в комнату, Коля спросил:

— Познакомились с нашей мучительницей?

— У вас чудесный ребенок, — сказала Ольга Павловна.

— Что?! — воскликнула Нина. — Наташка чудесный ребенок?!

— Да, очень милая девочка, — повторила Ольга Павловна и, робко взглянув на родителей, добавила: — Извините, пожалуйста, но я вас попрошу не называть ее Наташкой… Называйте ее Наташей или Наташенькой.

— Хорошо, Ольга Павловна, — переглянувшись с Ниной, сказал Коля, — будем называть ее Наташей или Наташенькой.

Просмотрев «Спокойной ночи, малыши», Наташа легла спать, а в девять тридцать Коля, поставив около себя на столе кофе и папиросы, уютно расположился в кресле и включил по телевизору хоккейный матч Спартак — Динамо. Но тут подошла к нему Ольга Павловна и застенчиво сказала:

— Я вас попрошу в комнате не курить.

— Что такое?! — воскликнул Коля.

— Да, пожалуйста, — умоляюще произнесла Ольга Павловна, — в комнате не курите. Ребенок и табачный дым несовместимы. В легкие ребенка не должен попадать воздух, отравленный табачным дымом.

Коля сердито взглянул на Ольгу Павловну, затем надел пальто и шапку и пошел курить на балкон.

На следующий день Ольга Павловна пришла в восемь утра, накормила Наташу и, увидев, что Коля собирает рыболовные принадлежности, подошла к нему.

— Извините, пожалуйста, — робко сказала она, — но вы обещали пойти с девочкой в зоологический сад.

— Но сегодня я сговорился с друзьями ехать на рыбалку, — ответил Коля.

— Но, простите, вы же обещали дочке, что сегодня пойдете с ней в зоологический сад.

— Да… гм… обещал… — несколько растерянно сказал Коля, — но, видите ли…

— Извините, пожалуйста, — повторила Ольга Павловна, — но на ребенка очень плохо действует, когда данное ему обещание не выполняется. Ребенок очень остро реагирует на обман, несправедливость. Пожалуйста, прошу вас — сдержите ваше обещание. Я сейчас ее одену.

Тяжело вздохнув, Коля позвонил по телефону, сказал, что неотложные дела его лишают возможности поехать на рыбалку, и повел свою дочь в зоологический сад.

Возвратилась домой Наташа веселая, оживленная.

— Я обезьянов видела, — сообщила она. — Они вот так вот прыгали, а слоник такой, как на картинке. И ослика я видела. А птичек сколько там было… Я их всех буду рисовать.

В это время позвонил телефон. Нина взяла трубку.

— Слушаю, — сказала она. — Леля, это ты? Здравствуй, дорогуша. Когда твоя свадьба? Как не выходишь замуж?! Да что ты говоришь! Вот гад! Я просто не понимаю, что он нашел в этой старой кошке… Да… да… Ну, и черт с ним. Если он мог предпочесть тебе эту ресторанную дрянь…

Ольга Павловна подошла к Нине. Осторожно взяла у нее телефонную трубку и положила на рычаг.

— Извините, пожалуйста, — тихо сказала она, — но ребенок это не должен слышать.

— Но Наташа еще маленькая и ничего не понимает, — возразила Нина.

— Да, пока не понимает, — шепотом произнесла Ольга Павловна, — но если будет это часто слышать, то начнет понимать… Ни в коем случае нельзя, чтобы такие разговоры доходили до ее слуха.

Снова раздался телефонный звонок. Нина взяла трубку и, покрасневшая, нервно сказала:

— Да, Леля, нас разъединили. Знаешь что — завтра в институте встретимся и поговорим. Пока, Лелечка.

После того как Наташа, пообедав, легла спать, Ольга Павловна подошла к ее родителям и застенчиво произнесла:

— Извините, пожалуйста…

Супруги вздрогнули. А Коля, затравленно взглянув на Ольгу Павловну, страдальчески произнес:

— Да, слушаю вас.

— Мне кажется, что у Наташи есть способности к рисованию, — задумчиво произнесла Ольга Павловна. — Я вас попрошу купить ей альбом для рисования и сделайте ей маленький столик, на котором она будет рисовать, и открыток ей покупайте побольше. Для начала покупайте ей открытки с растениями, птичками и зверюшками.

— Будет сделано… — глубоко вздохнув, произнес Коля.

Когда через месяц Василий Иванович пришел в гости, Коля сказал ему:

— Ну, дядя, и няню вы нам выдали. Она нас буквально терроризирует.

— Не может быть! — воскликнул Василий Иванович. — Ольга Павловна такая робкая…

— Она нас тер-р-ро-ризирует, — повторил Коля. — Во-первых, в комнате не позволяет курить, не дает сказать слова, которое ей не нравится. Кидается на знакомых, когда приносят игрушки… Тер-р-ро-ризирует…

— Ну, тогда увольте ее, — растерянно произнес Василий Иванович.

— Попробуй уволить! — воскликнул Коля. — Попробуй уволить, когда девочка поздоровела, повеселела, попробуй уволить, когда Наташенька хорошо ест, хорошо спит, стала послушной… Попробуй уволить, когда она с таким увлечением рисует, попробуй уволить, когда она свою няню очень любит… Пойдемте, дядя, на балкон покурим.

Корзина грибов

Валентин Павлович приехал в санаторий утром. Комнату ему предоставили уютную, солнечную. Он аккуратно разложил свои вещи, погулял и пошел обедать.

Войдя в столовую, Валентин Павлович услышал, что его зовут, и увидел сидящих в углу за столом профессора Николая Ивановича с женой и старшего преподавателя Сергея Викторовича.

— Специально для вас есть хорошее место за нашим столом, — сказал профессор.

— К нам, к нам! — чирикнула его жена.

Сергей Викторович также дружелюбно кивнул головой.

Валентин Павлович раскланялся, сел за стол и спросил:

— Как вы отдыхаете?

— Санаторий хороший, — ответил профессор, — да вот здоровье, увы, неважное.

— Может быть, при хорошем отдыхе наладится, — утешил его Валентин Павлович.

— Может быть, может быть, — понурился профессор, — но пока похвастаться здоровьем не могу. И голова болит, и не нравится мне сердце…

— А у меня нервы… — пискнула его супруга, — и тоже голова болит.

— Меня мучает бессонница, — вздохнул Сергей Викторович, — и упадок сил. А вы как себя чувствуете?

— Вроде ничего, — ответил Валентин Павлович, — правда, устал… А так, в общем, ничего…

После обеда все четверо пошли прогуляться.

У цветочной клумбы они встретили медленно идущую, опрятно одетую, аккуратно причесанную старушку.

— Ольга Андреевна, добрый день, — приветливо поздоровался с ней профессор, — как самочувствие?

— Неважно, Николай Иванович, неважно. Головокружение, слабость.

— А доктор что сказал?

— Что он может сказать… Ах, Николай Иванович, ведь доктор свое здоровье мне не может отдать.

К ним подошел мрачного вида отдыхающий и пробасил:

— Ну, как дела?

— Болеем понемногу, — ответил профессор.

— А вы как?

— Я тоже не в лучшей форме, — сказал мрачный отдыхающий, — одышка, много ходить не могу, и еще отсутствие аппетита.

Пошел дождь, и все поспешили в здание.

— Дождь-то теплый, грибной, — констатировал Валентин Павлович. — На этом основании завтра надо идти за грибами.

На следующее утро Валентин Павлович встал пораньше, когда все в санатории еще спали, надел резиновые сапоги, плащ, взял корзину и направился в лес.

Дождя не было, но не было и солнца. Лес выглядел хмурым, неприветливым. Грибы не попадались. Лишь изредка встречались поганки.

— Сколько я в своей жизни сделал ошибок, глупостей, — уныло размышлял Валентин Павлович, бродя по лесу. — Ведь мне уже сорок лет, а что сделано? Что? Очень мало. А кроме того, и… Ах, ты мой дорогой, — воскликнул он. — Ах, ты мой красавец!

У большой березы стоял на толстой ножке большой белый гриб с коричневой шляпкой, и весь его вид выражал «а вот и я, здравствуйте, рад встретиться…».

Валентин Павлович благоговейно срезал гриб, положил в корзину, внимательно посмотрел вокруг и увидел невдалеке еще два белых гриба, а затем еще один, и чуть подальше пять маленьких крепышей-подберезовиков.

Уложив их рядом с белыми, Валентин Павлович заметил ярко-малиновые головки подосиновиков. Их было много, и они стояли, как гвардейцы на посту.

Корзина постепенно стала наполняться.

Часа через два Валентин Павлович сел на пень отдохнуть. Проглянуло солнце, и лес сразу повеселел.

С удовольствием глядя на заполненную грибами корзину, Валентин Павлович подытожил:

— Тридцать пять белых, не считая подосиновиков и подберезовиков… Для первого дня неплохо… — И, наблюдая за дымом папиросы, подумал:

— Собственно говоря, ошибок и глупостей я сделал не так уж много… И кое-чего достиг: защитил диссертацию, имеющую большое практическое значение, немало моих статей напечатано. В институте себя неплохо зарекомендовал. Я, правда, не первая скрипка, но и не последняя… Да… кое-что я собой представляю, кое-что сделал. Сколько мог. Но ведь я еще не стар.

Валентин Павлович тщательно затоптал окурок, взял корзину, которая стала весомой, и направился в санаторий.

Позавтракавшие отдыхающие грелись на солнышке. Увидев Валентина Павловича с полной корзиной грибов, они бросились к нему.

— Уважаемый, эта корзина достойна обложки лучшего иллюстрированного журнала! — восхищенно сказал профессор, любуясь грибами.

— Сколько белых? — спросил мрачный отдыхающий.

— Тридцать пять.

— Где искали?

— За речкой Вертушинкой, слева от деревни Воронцово, где березняк.

— Это далеко отсюда?

— Километров пять.

— Километров пять, — повторил мрачный, — далековато…

Выслушав много восторженных слов по поводу своей корзины с грибами, Валентин Павлович направился на кухню.

— Здравствуйте, — сказал он. — Попрошу вас белые грибы подсушить в духовке, подосиновики замариновать, остальные зажарить.

— Сделаем, — ответила очень полная и очень подвижная повариха, — уважим настоящего грибника.

Валентин Павлович в хорошем настроении пошел завтракать, а потом в своей комнате лег, мгновенно заснул и крепко спал до обеда.

Прекрасно отдохнувший, он вошел в столовую и, удивленный, остановился. В столовой никого не было. Ни одного человека.

— А где же все? — спросил Валентин Павлович официантку Валю.

— А они как посмотрели ваши грибы, так всем табором двинулись в лес, — ответила Валя.

— И профессор?

— И профессор вместе с женой… Она еще его торопила. Что вы будете обедать?

К трем часам отдыхающие стали возвращаться. Шли они бодро-весело с полными корзинами грибов.

— Вы оказались не только хорошим, но и порядочным грибником, — сказал Валентину Павловичу мрачный отдыхающий. — Место вы указали правильно… грибное место…

— Сколько белых вы нашли? — спросил Валентин Павлович.

— Сорок два, — ответил мрачный.

— Больше, чем я. Следовательно, вы король грибов.

— Нет, не я, разве тут будешь королем… Ольга Андреевна нашла шестьдесят два белых гриба!

— Она королева…

— Да с, молодые люди, — сказала аккуратная старушка, поднимая предельно заполненную грибами корзину, — шестьдесят два белых гриба! Шестьдесят два!.. Ну, надеюсь, теперь вы не будете недооценивать женщин?

— О великая, щедрая природа! — проговорил профессор, неся на три четверти заполненную грибами корзину. — Как она прекрасна! Как она добра! Как она нас одаривает!

— Точнее говоря, природа больше одарила меня, — сказала его жена, — я нашла двадцать два белых, а ты в общем и целом шесть…

— Но направление правильное брал я, — гордо произнес профессор.

Вечером после ужина Валентин Павлович пошел прогуляться по аллее. К нему подошел санаторный врач, полный, добродушный человек, и сердечно проговорил:

— Очень, очень вам благодарен.

— За что?! — изумился Валентин Павлович.

— За то, что вы излечили отдыхающих… — ответил доктор.

— Я излечил?!

— Да, дорогой мой, вы. Вы излечили отдыхающих от всех придуманных ими болезней. Кстати говоря: придуманные себе болезни — это одни из самых тяжелых и опасных. А сегодня с трех часов дня и до настоящего времени (а сейчас уже десять часов), я не слышал ни одной жалобы на головокружение, на слабость, на нервы… И ни одной просьбы снотворного от бессонницы… И все это сделала ваша корзина грибов!

Рыцари красоты

— Ну, друзья-новоселы, все собрались? — спросил председательствующий на собрании Семен Семенович.

— Все, за исключением Марии Павловны и Ивана Никаноровича из восьмой квартиры, — ответил секретарь собрания Олег Сергеевич.

— Значит, кворум есть, — сказал председатель. — Итак, начнем наше собрание. На повестке дня вопрос: озеленение нашего двора, посадка цветов. У кого, товарищи, какие по этому поводу есть мысли?

— Разрешите мне, — поднялся со своего места Валентин Аполлонович, мужчина средних лет, всегда очень элегантно одетый, всегда очень любезный. Несколько секунд он постоял полузакрыв глаза, собираясь с мыслями, а затем вдохновенно начал: — Уважаемые товарищи! Цветы — это радость жизни! Цветы — это ароматная красота жизни! Цветы — это прекрасная эстетика, цветы — это, наконец, здоровье! Так будем же, товарищи, рыцарями этой красоты! Будем сажать цветы, умело, дружно заботиться о них! И еще, товарищи, постараемся, чтобы это прекрасное дело послужило примером для других. Я кончил, товарищи. Благодарю за внимание.

— Я предлагаю сажать цветы по твердо продуманному плану, — взял слово Василий Васильевич, мужчина серьезный и несколько мрачноватый. — Надо продумать, где и что сажать, уточнить размеры и расположение клумб.

— А я предлагаю посадить цветочки в художественном беспорядке, — сказала тонким голоском Алла Константиновна, женщина лет сорока, очень заботливо причесанная, одетая в платье, более подходящее для подростка. — Я бы хотела, чтобы было как на лугу, такая, знаете ли, деревенская красота, травка и цветочки, цветочки и травка…

— А я настаиваю на своем предложении — делать все по плану, — пророкотал Василий Васильевич.

После долгого спора решено было сажать цветы по плану.

— Так и запишем в протокол, — сказал председатель. — А теперь выберем две комиссии: одну — по составлению плана посадки цветов и другую — по составлению цветочного рисунка клумб. У кого, товарищи, есть кандидатуры?

После выдвижения кандидатур, отводов комиссии наконец были избраны.

— Ну, что же, товарищи, — удовлетворенно оглядел присутствующих Семен Семенович, — мы сегодня хорошо, плодотворно поработали, эффективно подготовились к дальнейшим действиям по посадке цветов. Благодарю всех за проявленную высокую активность. На этом собрание объявляю закрытым.

Присутствующие на собрании шумно вышли во двор и увидели сидящих на скамеечке Марию Павловну и Ивана Никаноровича.

— Нехорошо, уважаемые, не выполнять свой общественный долг, — мягко произнес Семен Семенович, — у нас было сейчас очень важное, очень деловое собрание, а вы не пришли…

— А мы с Иваном Никаноровичем за это время цветы посадили, — застенчиво проговорила Мария Павловна.

— Да, посадили цветы, — кивнул головой Иван Никанорович, указывая на преобразившийся двор.

Все взглянули вокруг и увидели аккуратно возделанные клумбы с посаженными цветами, увидели красоту: заходящее вечернее солнце золотило последним блеском своих лучей чуть покачивающиеся от ветерка веселые голубые колокольчики, нежно-розовую кларкию, белую, как платье невесты, петунию, лиловую годецию. А в центре каждой клумбы гордо возвышался высокий голубой бальзамин.

Увидев это, присутствовавшие на собрании покраснели и молча разошлись по своим квартирам.

Жених под столом

Из Дворца бракосочетаний молодожены Соня и Петя, их родные и друзья приехали в квартиру молодых и в чудесном настроении сели за прекрасно сервированный стол.

Когда все уселись и было разлито шампанское, сослуживец Пети Виктор Романович встал и, высоко подняв бокал, торжественно провозгласил:

— За счастье молодых! Пусть в течение всей их совместной жизни у них не будет ни одного мрачного дня!

Все встали, с доброжелательными улыбками чокнулись, выпили до дна и принялись за закуску.

Вино снова было налито, и двоюродный дядя Сони Назар Назарович, поднявшись со стула, заявил:

— Что такое?! Сардины горькие и колбаса горькая!

— Горько! Горько! — подхватили догадливые гости.

Молодые охотно поцеловались.

И в третий раз наполнились бокалы, и подруга молодой — изящная Любочка предложила тост за родителей, так хорошо и чудесно воспитавших молодую пару.

Присутствующие поаплодировали, чокнулись с родителями той и другой стороны, выпили и принялись за горячий пирог. Затем по предложению Петиного двоюродного дяди Иллариона Николаевича выпили за хорошую, крепкую, нерушимую дружбу.

В десять часов вечера родители Сони и Пети, дальний родственник, приехавший чуть ли с Курил на эту свадьбу, три подружки Сони распрощались с молодыми, пожелали им счастья и ушли.

Но кое-кто еще остался.

Родственник Петр Степанович, у которого душа просилась наружу, подошел к Пете и предложил ему выпить за всех милых женщин. Петя с Петром Степановичем выпил за всех милых женщин.

Подошел Назар Назарович и предложил выпить «за тех, кто в море». Петя выпил за тех, кто в море, затем посмотрел на всех присутствующих долгим взглядом и полез под стол.

— Эт-то куда же? — озадаченно произнес Назар Назарович.

— Спа-ать, — ответил молодой супруг. — Желаю спать…

И, уютно устроившись под столом, он захрапел.

— Соня, обрати внимание, твой красавец задрых под столом, — возмутилась жена Назара Назаровича Надежда Павловна.

— А это его квартира, — не моргнув глазом заявила молодая. — Он может спать где угодно. Хоть на люстре.

— Стра-анно!.. — И, высоко подняв брови, Надежда Павловна отошла.

Тут Петр Степанович, в котором взыграло все выпитое им вино, выпил еще и темпераментно затанцевал. Танец его представлял что-то среднее между лезгинкой и леткой-енкой.

— Кто тут полы ломает? — прокричал из-под стола пробудившийся Петя. — Кто мне спать спокойно не дает? Пр-рекратить немедленно! Не желаю шуму! Пусть будет тишина!

Петр Степанович прервал свой бурный танец, сумрачный сел за стол, молча налил, молча выпил и мрачно задумался.

Назар Назарович тем временем налил себе еще, осушил бокал и во всю силу своего баса, приводящего в трепет соседей по дому, заорал:

— Горько! Горько!

— Я под столом не целуюсь! — с достоинством произнесла молодая супруга Пети.

Назар Назарович махнул рукой, встал и, дирижируя маринованной миногой, взревел:

— Ку-уда веде-ошь, тррропинка милая?!

Но тут из-под стола снова раздался голос молодого хозяина:

— Соня, это что такое? По телевизору «В мире животных» передают? Немедленно выключи! Я спать желаю. И чтобы в доме была тишина.

— Это почему же тишина? — надувшись, возразил Петр Степанович. — На свадьбе, тезка, тишины не полагается.

— Вот на своей свадьбе и орите, — стоял на своем Петя, — а моя свадьба уже кончилась. И что б было тихо!

— Это возмутительно! — взорвалась Надежда Павловна. — Да еще животными назвал… Назар, домой! — скомандовала она супругу. — Немедленно домой! Назар, кому я говорю?!

— Иду, Наденька, иду, — покорно ответил Назар Назарович и, хлопнув на дорогу стопку коньяку, ушел вместе с женой.

Виктор Романович, несколько раскрасневшийся от выпитого вина, водки и прочих горячительных, решил сделать последнюю попытку. Приподняв скатерть, он сказал лежащему там Пете:

— Слушай, Петь, ты знаешь мое отношение к тебе. То есть я хочу сказать, что я к тебе весьма расположен и на работе ценю. Так что вылезай из-под стола и выпьем. Довольно тебе кочевряжиться!..

— Отказать! — твердо проговорил из-под стола Петя. — Водка — это яд. Пьянство — это преступление. Печень алкоголика И печень непьющего человека. Алкоголизму — бой!

— Готов! — сумрачно произнес Виктор Романович. — С ним уже каши не сваришь. Надо идти до дому, до хаты.

И, осушив чей-то бокал неизвестно с чем, он не совсем твердой походкой направился к двери.

Илларион Николаевич, человек мыслящий, часто выступающий на собраниях, решил провести с Петей разъяснительную работу. Крепко уцепившись за стол, он голосом опытного оратора начал убежденно и проникновенно:

— Петя, друг мой, послушай! Конкретно и логично сообщаю тебе, что ты в данный момент находишься под столом. Это вовсе не подходящее место для молодого супруга. Кроме того, это плохо влияет на гостей. Такое поведение иначе как аморальным назвать нельзя. Я настоятельно требую, чтобы ты вышел из-под стола, и мы с тобой выпьем за трезвость. Ну, вылезай!

— Сонечка, — позвал жалобно молодой супруг, — надо мной комар жужжит, спать не дает. Прихлопни его, будь другом!

Илларион Николаевич опешил, потом возмущенно прогудел:

— Аморальная личность. И хулиган вдобавок… — и величественно направился к выходу.

За ним ушли и остальные. Их никто не задерживал.

Когда за последним гостем захлопнулась дверь, Соня подошла к столу, наклонилась и, хихикая, позвала:

— Можешь вылезать! Убрались наконец. Вот надоели!

— Ушли? Ну и чудесно, — констатировал Петя, выбираясь из-под стола. — И теперь у нас, слава богу, тишина и покой.

— Ты, Петруша, чудесно сыграл свою роль под столом, — сказала Соня. — Тебе бы артистом быть, а не химиком. Ну, до чего естественно и непринужденно! Талант, да и только.

— А ведь я, Сонюшка, откровенно говоря, мечтал о театре, — вздохнул Петя, — но мама с папой наотрез…

Подметая около стола, уставленного подарками, Соня улыбнулась и доверительно сказала собиравшему посуду со стола Пете:

— А некоторые гости свои подарки унесли с собой обратно.

— Иди ты! — захохотал Петя. — Ну, мы с тобой и без них прекрасно проживем. Просторнее будет в квартире. А то натащат всякого хламу — не повернуться…

На следующее утро молодожены вышли погулять.

У подъезда грелись на солнышке две старушки. Они ласково улыбнулись молодой паре, и одна из них сказала:

— А свадьбу, знать, в ресторане отмечали?

— Нет, почему же? Дома, — ответила Соня.

— Доо-ма?! — удивилась вторая старушка. — Вот как интересно! Никакого шуму, никакого безобразия. Выходит, и не подрался никто?

— Ну зачем же нам драка? — улыбнулся Петя. — Все было тихо и мирно.

— А мы-то думали, — сказала первая старушка, — суток двое будет у нас стук и гром в доме. А вы вон как… интеллигентно и культурно…

— Мы вообще и жить так будем, — хвастливо пообещал Петя, — тихо, мирно и… без драки.

— Совет вам да любовь, — сказали старушки в унисон.

Симпатичные, в сущности, люди

СЦЕНКА

Действующие лица: Маня — жена, Коля — муж.

Комната в обычной квартире. Зимний вечер. Пятница.

Маня. На рыбалку ты не поедешь.

Коля. Дорогая моя, почему?

Маня. Потому что у других женщин мужья как мужья. Они свой досуг проводят дома, в семье. А мой повелитель сидит на льдине с удочкой и превращается в сосульку. Потом у него на неделю насморк. И это еще в лучшем случае.

Коля. Дружочек мой, уверяю тебя, что на этот раз я не замерзну. Я возьму с собой чего-нибудь согревающего.

Маня. Знаю я, как ты там согреваешься. Но на этот раз пусть твои дружки-рыболовы наклюкаются без тебя и за свой счет.

Коля. Маюшка, во-первых, это неостроумно, а во-вторых, поклеп. Ну, откуда ты взяла, что рыболовы обязательно пьют водку? Если он немного хлебнет, чтобы не простудиться…

Маня. Что бы там ни было, а на рыбалку ты не поедешь. Что же это такое! Я тут сиди одна, как васнецовская Аленушка над омутом, а он там будет, видите ли, согреваться! А дома работы невпроворот. Утюг надо починить, в ванной полочку прибить, кран исправить в кухне…

Коля. Ну, как ты, милушка, не понимаешь! Каждому человеку иногда хочется немножко поэзии. Хочется побыть тет-а-тет с природой. И это в городских условиях почти невозможно. Вот почему мы, мужики, так кидаемся на рыбалку. В ней есть немало поэзии. Морозный воздух, тишина… Какое это удовольствие!

Маня. Тишина? Ты намекаешь на то, что я чересчур много говорю?

Коля. Что ты, Манюша, я всегда слушаю тебя с удовольствием… Да. Так вот, о поэзии рыбалки… И в этой тишине, понимаешь, сидишь, любуешься белоснежной пеленой снега, внимательно смотришь на поплавок и мысленно напеваешь любимую мелодию. И вдруг поплавок задергался, запрыгал, затрепетал…

Маня. Ну и пусть трепещет сколько влезет, а на рыбалку ты не поедешь. Хватит. Тебя рыбалка развлекает, а меня она раздражает, действует мне на нервы, подтачивает мое здоровье…

Коля. Ах, даже вот так! Подтачивает здоровье! Ну, в таком случае я никуда не поеду (пристально смотрит на жену). Здоровье — это самое важное. Здоровье — это главное условие нормальной жизни (после паузы). Тем более что и мне сегодня здорово не по себе. И чем дальше, тем хуже.

Маня. Ну, вот и хорошо (опомнившись). Позволь, а что с тобой такое? Что у тебя болит?

Коля. Да вот в районе печени. Крутит, щемит, ноет, колет…

Маня. Но ты раньше никогда не жаловался на печень.

Коля. Не хотел тебя беспокоить.

Маня. Коленька, может, тебе горчичники поставить?

Коля. При чем тут горчичники? Это же печень, печень, понимаешь? Не бронхит какой-нибудь… Вот лучше сними с меня туфли. Я просто не могу нагибаться. И выключи, пожалуйста, телевизор.

Маня (нерешительно). Но, Коленька, сегодня будет «Лебединое озеро»…

Коля. А хоть гусиное. Я, понимаешь, серьезно болен. Поэтому мне не до лебедей (телефонный звонок. Коля берет трубку). Слушаю. Марья Власьевна не может подойти к телефону, у нее муж болен… Да, да, да. А вы еще успеете поговорить, когда он поправится. А сейчас ему необходимы тишина и покой. До свидания (положил трубку). Серафима Владимировна звонила.

Маня. Николай, как ты с ней разговаривал!

Коля. Я болен, и мне не до фиглей-миглей… А ты вот что сделай. Принеси мне пару подушек да прикрой мне спину пледом.

Маня. А какое тебе дать лекарство?

Коля (капризно). Ну, какое лекарство без предписания врача! Ты мне лучше приготовь бифштекс. Да не пересуши, как прошлый раз (телефонный звонок). Слушаю. Да. Кто? Нина Андреевна? Ну, и что вам нужно? Нет, она дома, но подойти не может. Да потому, что ухаживает за своим больным мужем. Что, что? Послушайте, Нина Андреевна, кто там на ком женится — это нам абсолютно неинтересно. Когда человек болен, ему не до чужой женитьбы, особенно если он сам уже женат (положил трубку).

Маня (прибегая из кухни). Нина звонила? Кто женится?

Коля. Узнаешь, когда я поправлюсь.

Маня. Может быть, ты ляжешь в постель и постараешься заснуть?

Коля. Какой может быть сон, когда вот тут так и крутит. А зачем ты верхний свет включаешь?

Маня. Хочу поштопать твои носки.

Коля (плаксиво). Неужели это нельзя сделать потом… когда меня не станет?..

Маня (подходит к мужу. Пристально глядит на него, вздыхает). Коленька, знаешь что? Поезжай-ка ты на рыбалку. Мне почему-то кажется, что тебе это будет полезно. Я имею в виду… для твоей печени. Свежий воздух, знаешь…

Коля (полузакрыв глаза, тихим голосом). На рыбалку? Не знаю, смогу ли я… в таком состоянии. Не было бы хуже…

Маня. Сможешь. Поезжай. Ну, а если будет хуже, вернешься.

Коля. Хватит ли у меня сил?

Маня. Хватит. Мне думается, что в рыбалке действительно есть что-то очень хорошее. Поэзия, что ли, романтика, или… Поезжай, голубчик ты мой, умоляю тебя, поезжай!

Коля. Ты знаешь, моя лапушка, я тебя всю жизнь слушаюсь. Послушаюсь и сейчас, пусть даже это будет мне вредно. Ладно, поеду, уговорила. Еду. Только вот не знаю, смогу ли я сам собрать все, что нужно.

Маня. Я тебе все приготовлю, ничего не забуду. Все, что полагается, положу (уходит в кухню, потом возвращается оттуда со сковородкой). Ты сейчас садись ешь свой бифштекс, вот и горчичка, опа очень полезна при болезни печени, а я сейчас все соберу. И ради бога отправляйся (уходит в другую комнату).

Коля (разрезая бифштекс). Очень хорошо! Ты у меня самая мудрая из женщин, самая… (телефонный звонок) Слушаю! Что? Как здоровье мужа? Да это я у телефона, Наталья Карповна! Мне гораздо лучше! Позвать вам Манюшу? Сию минуту! (кричит веселым, звонким голосом) Манюшка-а-а! Тебя к телефону! Беги скорее!..

Сюрприз

У подъезда нового дома стояли, дожидаясь, такси, украшенные разноцветными шарами и лептами, а на передней машине, на бампере, восседала веселая кукла-младенец.

Вскоре из квартиры вышла торжественно красочная процессия: невеста, молодая, изящная, в белом подвенечном платье, жених в новом элегантном костюме, чисто выбритый, тщательно причесанный. За ними гордо выступали весьма солидные родители невесты; взволнованные, суетящиеся подружки невесты и более спокойные молодые люди с баками и без.

Все с веселым шумом уселись в машины, и свадебный кортеж направился в загс.

В машине, влюбленно глядя на свою невесту, жених таинственным полушепотом сказал:

— Алечка, послушай-ка, что я скажу тебе. У меня для тебя, вернее, для нас обоих — сюрприз!

— Сюрприз? Интересно! Ну, говори скорее, какой сюрприз, — заинтересовалась невеста.

— Чудесный, радостный и очень важный… Несколько дней тому назад министерство удовлетворило мою просьбу.

— Какую просьбу? Я ничего об этом не знаю, — насторожилась невеста. — Да говори же!

— Меня освобождают от должности директора комиссионного магазина. Я теперь могу заняться научной работой.

— Миша, ты, надеюсь, шутишь? — недоверчиво улыбнулась невеста.

— Нисколько, — ласково, но твердо сказал жених, — уже есть и приказ, я перехожу в институт народного хозяйства, в аспирантуру. Наконец сбылась моя мечта! А в перспективе мы…

— В институ-ут? — переспросила невеста, широко открыв глаза.

— Ну да. Разве это не замечательно? Теперь я вместо осточертевшей мне возни с чужим тряпьем буду в институте работать над давно увлекающей меня научной проблемой. И та проблема станет темой моей диссертации.

— Да ты, кажется, в самом деле серьезно! — воскликнула невеста. — В своем ли ты уме? Нет, он, кажется, рехнулся!

— Аля! Алина Васильевна! — растерянно пролепетал жених. — Что с тобой? Почему ты так странно реагируешь?..

— Ему странно! — вне себя ответила Алина Васильевна. — Нет, это не странно, что в последнюю минуту мне преподносят такой, с позволения сказать, сюрприз да еще рассчитывают на мое восхищение!

— Но, дорогая моя Алина!

— Никакая я вам не дорогая! — взвизгнула Алина Васильевна. — Это же надо — такую глупость отмочить! И еще радуется, как ненормальный! Кретин, другого слова не нахожу!

Жених побледнел как полотно. Но тут машина остановилась у самых дверей загса. Алина быстро выскочила из машины и, пунцовая от ярости, хрипло сказала, обращаясь к своим родителям, вышедшим из другой машины:

— Все отменяется! Мы возвращаемся домой. Свадьбы не будет!

— Как? Почему?! — в один голос закричали папа с мамой.

— Этот шизофреник ушел со своей работы. Он, видите ли, переходит в институт. На аспирантуру. Будет писать диссертацию.

— Не понимаю, — бледнея, произнес папа Алины. А мама прижала руку к тому месту, где за толстым слоем жира у нее находилось сердце.

— Да, да. Его, видите ли, увлекают проблемы народного хозяйства. И он будет писать диссертацию. А это лет восемь — десять. И мы все это время будем жить на 180 рублей в месяц… Ну, пусть ищет себе другую дуру, а я…

— Позвольте, Михаил Акимович, — заговорил несостоявшийся тесть, ухватив несчастного жениха за пуговицу пиджака, — этот ваш шаг неверный и необдуманный, и если есть возможность «сыграть отбой», то вы, конечно…

— Нет, Василий Афанасьевич, — покачал головой бледный от стыда и горя Михаил, — ничего я предпринимать не буду. Я счастлив, что моя мечта наконец близка к осуществлению.

— Ну и ладно, пусть мечта останется мечтой, но ведь, кроме мечты, есть еще и реальная жизнь, — втолковывал Василий Афанасьевич, — и вы, конечно, как разумный человек, стоящий на пороге семейной жизни, поймете это, откажетесь от своей легкомысленной затеи и останетесь директором такого прекрасного, большого магазина. Ведь нельзя сбрасывать со счетов и материальную сторону вопроса. Еще Маркс говорил, что…

— Да, да, Мишенька, ради счастья Алечки и нашего спокойствия, — прогудела мама невесты, вытирая глаза носовым платком.

— И не подумаю, — твердо заявил Михаил, — да к тому же туда уже назначен другой директор.

— Вот! Вот теперь вы видите, какой это кретин! — прокричала Алина Васильевна. — И после этого он еще воображает…

— Но это подлость! — закричал и Василий Афанасьевич. — Мелкий эгоист! Ты же меня подвел! Ведь я из-за тебя подал заявление об уходе, рассчитывая стать твоим заместителем! А дяде Грише пообещал место Товароведа, а племяннику Вите — должность оценщика. Что я им теперь скажу?!

— Прохвост! — поддержала супруга мать невесты. — Чтобы ноги вашей не было у нас в доме!.. А ты, дурища, чего раньше смотрела? — повернулась она к дочери. — Растрепа! Простофиля!

— Откуда же мне было знать? — ответила та. — Ведь Ото он приберегал как сюрприз ко дню свадьбы. Думал, что мы все придем в неописуемый восторг. — И она с непередаваемым презрением отвернулась от бывшего жениха.

— Какие же бывают на свете злодеи! — не унимался папаша и, переходя на деловой тон, заявил Михаилу:

— Вы, гражданин, полностью уплатите и за заказанный в ресторане свадебный ужин, и за машины, и за украшения, и за мой вынужденный прогул. Счет вам будет послан по почте.

Развенчанный жених тяжело вздохнул и повернулся к водителю такси, с интересом ожидающему конца этой сцены:

— Снимите, пожалуйста, все украшения, шарики, ленты и куклу-голыша, спрячьте все это в багажник, а меня отвезите как можно скорее на мою квартиру.

Под негодующими взглядами всего общества он втиснулся в машину и в печальном одиночестве поехал по шумным улицам города. Неожиданно водитель такси, немолодой уже мужчина, с суровым, но добрым лицом, вступил с ним в разговор:

— Это тебе, считай, крупно повезло, браток. Ты легко отделался. Надо же, попасть в лапы такой семейке! Да они бы тебя, милок, за одну неделю за решетку упрятали… Ты уж мне поверь, я в своей жизни всякое видал. А другой раз невесту ищи не по морде, а по душе. Так легкомысленно больше не хватай что попало.

И отставному жениху от этих простых, сочувственных слов стало легче на душе. «А ведь верно он говорит!» — подумал он и облегченно вздохнул.

Прыжок за счастьем

Жизнь младшего научного сотрудника Павла Васильевича протекала интересно, содержательно. Коллеги к нему хорошо относились, дружелюбно называя его Павлушей. Дома в его уютной квартире хозяйничала тетя Ганя, очень любившая своего племянника сироту и на этом основании строго его воспитавшая. Павлуша старательно работал, собирал книги, разводил цветы, писал статьи по своей специальности, философски относясь к тому, что обычно из трех написанных статей принималась одна, зимой с удовольствием смотрел по телевизору фигурное катание и хоккей, а летом футбол.

Так все было тихо, мирно до встречи у друга детства Нового года. На этой встрече Павлуша за новогодним столом оказался рядом с Диной. Довольно скоро Павлуша пришел к выводу, что Дина очень красива. Протанцевав с ней вальс, Павлуша решил, что она очаровательна, протанцевав танго, решил, что предельно обаятельна, и робко попросил разрешения проводить ее домой.

Разрешение было дано, и они медленно пошли по удивительно прекрасным в зимнюю ночь улицам Москвы. Но Дина и Павлуша не замечали этой красоты. Ведь только первая встреча. Ведь еще ничего не сказано, а так много нужно сказать… И они шли, целиком поглощенные тем, что говорили друг другу, ничего и никого не замечая вокруг.

У дома Дины Павлуша, задержав в своей руке тонкие пальцы спутницы, тихо спросил:

— Когда мы увидимся?

Девушка задумалась.

— Вся неделя у меня напряженная, — сказала она. — Днем работа, вечером зачеты на курсах.

— А завтра? — произнес Павлуша.

— Завтра у меня заплыв в Москве-реке…

— Где?!

— В Москве-реке. Я морж.

— Кто?

— Морж. Увлекаюсь зимним купанием. Нас называют моржами. Павлуша, знаете что? Приходите завтра в двенадцать часов к пристани у Каменного моста. Там мы и увидимся. Придете?

— Приду, — ответил Павлуша.

Без пяти двенадцать Павлуша, поеживаясь от двадцатиградусного мороза, стоял у громадной проруби около моста и увидел приближающегося высокого, пожилого человека. Он шел босиком, в одних трусах. Павлуша внимательно взглянул на него. С виду человек выглядел вполне нормальным. Он похлопал себя по груди и не задумываясь прыгнул в воду. Затем появился полный, усатый человек, действительно похожий на моржа, и, бодро-весело сказав «раз-два-три!» — очутился в проруби. Еще несколько моржей кинулись в ледяную воду, а затем появилась в купальном костюме Дина. Изящная, стройная, как газель, она улыбнулась Павлуше и легко прыгнула в прорубь.

Моржи весело плескались в воде, а затем выкарабкались на берег и бегом, обгоняя друг друга, побежали в кабинки одеваться, и вскоре Дина, разрумянившаяся, в белой шубке, похожая на снегурочку, подошла к Павлуше и ласково произнесла:

— Как хорошо, что вы пришли. А сейчас пойдемте, проводите меня, пожалуйста, к подруге. Завтра зачет, и мы с ней будем заниматься. Я плохо подготовилась, а она еще хуже. Ах, Павлуша, если бы преподаватели так же мило относились, как вы… Но, увы… они смотрят сурово… Когда же мы с вами увидимся? Знаете что? Приходите на то же место в воскресенье, будет опять купание моржей. Павлуша, вы придете, да? Очень, очень хорошо. Значит, в воскресенье, в двенадцать, у воды.

Взволнованный Павлуша направился домой и по дороге высчитал, что до встречи с Диной ему осталось сто восемнадцать часов двадцать шесть минут.

В воскресенье без пяти минут двенадцать Павлуша был на своем посту у проруби. Мороз кусал еще крепче, да к нему еще добавился ветер. Павлуша поправил свое теплое кашне, поднял воротник пальто.

Появились моржи и один за другим, без колебаний попрыгали в воду. И Дина тоже. А перед прыжком она ласково улыбнулась Павлуше.

И тут вдруг совершенно неожиданно появился новый морж. Высокий, молодой человек, модно причесанный. Он постоял около проруби с таким видом, как будто находится на коктебельском пляже, а затем, высоко прыгнув, очутился в проруби рядом с Диной.

Павлуша нахмурился, услышав, как она спросила:

— Гена, а почему ты в прошлый раз не пришел?

— Двойку схватил, — ответил Гена, — пришлось, не щадя сил, не считаясь со временем проявить титанические усилия, чтобы сменить ее на тройку.

— Да, причина уважительная, — сказала Дина.

И Павлуша увидел, что ока улыбается Гене и что-то весело говорит ему.

В один миг Павлуша принял решение. Он побежал в кабину, быстро сбросил с себя одежду и, оставшись в трусах, решительно пошел По снежной земле к проруби, где купались моржи.

Холодная земля как иголками колола ноги, мороз клещами схватывал его, но Павлуша твердо и непреклонно шел к проруби и, постояв около нее несколько секунд, решительно прыгнул в ледяную воду и очутился рядом с Диной, удивленно воскликнувшей:

— Павлуша?! Вы тоже морж?!?

— Да-а! Я т-тоже мор р-рж… — ответил Павлуша, чувствуя, что коченеет в ледяной воде.

— Что же вы раньше это не сказали?

— Не-е сказа ал… да… Я… я… в-в вам м-миогое… д да… м-многое н-не сказал…

Разбрызгивая воду, Дина сказала:

— Правда, здесь чудесно?

— Ч-чудесно… да… — согласился Павлуша. — Оч-чаровательно.

— Ну что ж, друзья, как здесь ни хорошо, а выбираться на берег надо, — сказал усатый морж.

Павлуша возражать не стал, помог Дине выбраться из воды, прибежал в кабину и носовым платком стал вытирать лицо.

— Вы забыли полотенце, — несколько удивленно произнес Гена. — Разрешите вам предложить мое.

— Очень благодарен, — ответил Павлуша.

— Давайте ка я вам спину протру, — сказал Гена, — вот так, вы, наверное, начинающий морж. Ну, а теперь мне надо быстренько сматываться.

— Что вы так спешите? — спросил Павлуша.

— Свидание у меня, — ответил Гена. — А моя барышня — девушка с характером. Тут уж не опаздывай. До свидания.

— Всего хорошего, — сердечно произнес Павлуша. — Самый искренний привет вашей милой барышне.

— Спасибо, — приятно улыбнулся Гена и умчался.

Дина спешила к подруге добывать литературу, потому что, как объяснила она Павлуше, преподаватель литературы черствый, нечуткий человек, ничего не желающий слушать, кроме хороших ответов.

У дома подруги Дина сказала Павлуше:

— Предполагается большой заплыв моржей. Сегодня будет известно, когда состоится этот заплыв. Я вам позвоню, скажу.

Придя домой, Павлуша не стал обедать. Разболелась голова, появилось ощущение, что внутри все замерзло, его начало знобить, хотелось скорее лечь, согреться.

— Что-то ты мне, Павлуша, не нравишься, — тревожно сказала тетя Ганя. — Ну-ка, измерим температуру.

Термометр показал тридцать восемь и две.

— Ты сейчас же ляжешь, — сказала тетя Ганя. — Я тебя горячим чаем напою.

Но теплая постель и горячий чай не согрели Павлушу, озноб усилился. Голова болела еще сильнее, тело ломило.

Тетя вызвала врача, а затем, сев около Павлуши, спросила:

— Где же ты простудился?

Павлуше в детстве внушили, что всегда надо говорить правду, поэтому он ответил:

— Я, тетя, простудился в проруби.

— В проруби?! — повторила тетя Гаия. — Как это ты сумел провалиться в прорубь?

— Я не провалился, я туда прыгнул, — сказал Павлуша.

— Прыгнул? Зачем?

— Там была Дина. Она купалась в проруби.

— Ку-упалась? В про…руби?!

— Да, Дина — морж.

— Боже! У него бред! — взволнованно произнесла тетя.

— Тетя Ганя, никакого бреда нет, — сказал Павлуша. — Моржи — это которые зимой в несколько холодноватой воде купаются… Так вот, Дина — морж, ну и я, значит, стал моржом…

Раздался телефонный звонок.

Тетя взяла трубку, внимательно выслушала, а затем ледяным голосом произнесла:

— Видите ли, мой племянник не сможет участвовать в большом заплыве моржей, потому что он от малого заплыва заболел. Должна вам сообщить, что, во-первых, мой племянник не рожден моржом, а во-вторых, он лежит в постели… Да, в постели… сильная простуда, озноб, высокая температура. Да, доктор вызван, с минуты на минуту должен прийти. Вот звонок, это, наверное, доктор.

Тетя Ганя шумно положила трубку телефона и побежала отворять.

Доктор, пожилой человек с усталыми глазами, внимательно прослушал и простукал Павлушу и успокоительно произнес:

— Ничего страшного. Воспаления легких нет и бронхита тоже. Простуда. Сделайте ему добрые, вернее, злые горчичники, чтобы они выгнали эту простуду, затем аспирин и горячий чай с малиновым вареньем. От кашля я пропишу микстуру. И попрошу вас, молодой человек, денька три-четыре побыть дома.

— Попросите его, доктор, еще не прыгать в прорубь.

Доктор удивленно поднял брови. Тетя Ганя, переполненная негодованием, все ему рассказала. Доктор внимательно выслушал и убежденно произнес:

— Все правильно.

— Как правильно?!!

— Абсолютно правильно, — повторил доктор. — Это молодость. Да, молодость. Ведь и мы с вами были молоды. Вы недавно… (доктор галантно поклонился), я давно… И в молодые годы мы начинаем искать золотую рыбку. За золотой рыбкой он прыгнул в воду. И правильно сделал. — Подойдя к Павлуше, доктор несколько торжественно произнес: —Дорогой товарищ морж, разрешите пожать вашу руку от имени всех влюбленных и когда-то любивших мужчин. Завтра я еще зайду.

Проводив доктора, тетя, взволнованная, села около Павлуши и сказала:

— Ох, мужчины, мужчины… И молодые и старые… Пойми вас! Ты, Павлуша, лежи спокойно, а я сбегаю за горчичниками.

Раздался звонок. Тетя Ганя пошла открывать и вскоре вернулась сердитая, с плотно сжатыми губами. За ней шла встревоженная Дина.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она, подойдя к Павлуше.

— Как только вы вошли, мне стало гораздо лучше, — ответил он, радостно улыбаясь.

Дина тоже улыбнулась в ответ и раскрыла сумку, из которой начала вынимать какие-то свертки и баночки.

— Вот это горчичники. Мне сказали в аптеке, что они совершенно свежие… А это — малиновое варенье. Моя мама сама варила его нынешней осенью.

Затем Дина вынула из сумки букет завернутых в целлофан разноцветных мелких зимних астр и, протягивая их тете Гане, робко произнесла:

— А это вам. Возьмите. Они очень милые.

Тетя Ганя ничего не сказала. Но цветы взяла и, взяв вазу из серванта, отправилась в кухню, откуда послышалось журчание воды.

Дина села около Павлуши и наклонилась к нему. И Павлик впервые в жизни увидел, какими прекрасными могут быть глаза девушки, когда она… ну, в общем, когда она смотрит на молодого человека, который ей не безразличен.

— Это значит, что ты меня так сильно любишь? — тихо спросила она.

— Еще сильнее, — так же тихо ответил юноша.

Вошла с цветами тетя.

— Ну, а сейчас я поставлю тебе горчичники, — сказала она уже совсем ласковым голосом.

— Можно, я вам помогу? — спросила Дина.

— Можно, можно, — ответила тетя, — Они тогда сильней подействуют.

Итоги месячника

— Товарищи продавцы, с завтрашнего дня мы проводим месячник культурного обслуживания, — загробным голосом сообщил директор продовольственного магазина. — Мероприятие это важное, ответственное и прошу к нему отнестись со всей серьезностью. Это значит, чтобы, во-первых, у нас в магазине была чистота, полный порядок и чтобы внешний вид каждого работника магазина был образцовым, культурным. Понимаете? А то вы иногда выглядите так, будто ночь провели в канаве. Прошу завтра быть приодетыми, причесанными и чтобы халаты у всех были как у профессора в больнице. Ну, и, конечно, вежливость, вежливость. На покупателей смотреть не как удав на кролика, а уважительно. С добротой. И говорить с ними не грубо, ни в коем случае не орать. Это особенно тебя, Зина, касается. — Директор повернулся к молодой, небрежно одетой продавщице. — Твое обращение с покупателями на весьма низком уровне. Сегодня мне уже пришлось выслушать о тебе от одного гражданина.

— Я этого зануду знаю, — зло ответила Зина, — высокий такой идиот, в клетчатом пиджаке и в очках. Вечно придирается. Орангутан чертов! Ишак! Все ему не так.

— Придержите язык! — вспылил директор. — Попрошу не выражаться, особенно теперь, когда месячник культурного обслуживания. Так вот, значит, товарищи продавцы, мы должны провести этот месячник на отлично. На отлично, понимаете?!

На следующий день Зина, тщательно причесанная и несколько скованно чувствующая себя в ослепительно белом накрахмаленном халате, стояла на своем месте за прилавком и увидела подходившего к ней того самого покупателя, который жаловался директору. Неприязненно взглянув на него, Зина приготовилась к бою.

— Триста граммов ветчины и выберите попостнее, — отрывисто сказал покупатель.

Зина хотела было ему сказать, что выбирают невесту, а в магазине берут, что дают, но, вспомнив про месячник культурного обслуживания и наставления директора, сказала — Сейчас. — Вас такая устраивает? — спросила она, показывая положенную на тонкую бумагу ветчину.

— О да. Очень далее устраивает. Видите ли, у меня не в порядке печень, и жирное мне абсолютно противопоказано.

Зина сочувственно взглянула на него.

— У моей мамы тоже печень больная, — сказала она, — и она совсем не ест жирное, соленое, острое. Готовит только то, что врач разрешил.

— Правильно делает, — кивнул головой покупатель.

Подавая завернутую ветчину, Зина приветливо произнесла: — Пожалуйста.

— Благодарю вас, — поклонился покупатель и ушел.

Через три дня он снова пришел и, увидев Зину, сказал:

— Сегодня я у вас попрошу докторской колбасы.

— Сколько желаете? — спросила Зина.

— Граммов двести, — ответил покупатель.

— Нарезать?

— Да, пожалуйста.

Взглянув на нарезанную колбасу, покупатель сказал:

— Как бы я ни старался, а так прекрасно не сумел бы нарезать.

— Так я уж пять лет этим делом занимаюсь, — усмехнулась Зина, — напрактиковалась. А вы, наверно, на своей работе отличаетесь.

— О нет, — несколько грустно возразил покупатель. — Я в институте всего-навсего младший научный сотрудник, нахожусь в окружении блестящих специалистов, замечательных работников. Они, а не я отличаются своими знаниями, эрудицией, работой большого масштаба…

— Ну, и хорошо, что вас такие окружают, — убежденно произнесла Зина. — С ними поработаете и вровень станете, а у дурака чему научишься? Только глупости.

Худой человек не приходил очень долго. Целых два месяца. А потом появился — веселый, загорелый, даже чуть пополневший.

— Здравствуйте, — улыбнулась ему Зина. — И где это вы пропадали?

— В санатории был, — ответил покупатель. — Подлечился, как видите… А как ваша мама?

— Ничего, держится… Я вам советую взять молочные сосиски. Только что привезли. Свежие, как роза. И рулет неплохой…

Перед закрытием магазина кассирша Феня, хихикая, сказала:

— Месячник-то кончился, а ты все еще перед этим брюзгой выламываешься.

— Какой месячник? — удивилась Зина. — Ах да, а я уж и забыла… А этот дядечка вовсе не брюзга. Очень порядочный человек, аккуратный, образованный.

— А этот аккуратный на тебя директору капал аж два раза, — ухмыляясь, сказала Феня.

— Ну, и что же, — задумчиво сказала Зина. — Значит, стоило. Но только один раз, а не два.

— Нет, два! — стояла на своем Феня и, увидев, выходящего из кабинета директора, обратилась к нему:

— Иван Акимыч, ведь правда, тот тощий зануда два раза к вам бегал на Зину ябедничать?

— Два раза? — переспросил директор. — Да нет. Второй то раз он ей благодарность написал. А я как-то не удосужился отреагировать… Ну, ладно. Успеется. К празднику отметим тебя, Зинаида…

Феня только захлопала глазами. А Зина тихонько сказала:

— Вот он какой. Видно, как мы к людям, так и они к нам. Доброе никогда не пропадает. Так моя мама говорит.

На пути к славе

Сценка

Действующие лица:

Александр Васильевич Аметистов — режиссер

Варвара Дмитриевна Комарова — посетительница

Кабинет режиссера. Аметистов один. За сценой раздается шум.

Аметистов. Подходит к окну, смотрит, затем, вздохнув, говорит: — Опять кто-то стремится прорваться к славе… О господи!

Дверь с шумом широко открывается. Стремительно входит Комарова, женщина лет под пятьдесят, кричаще, ярко одетая. В руках пестрый зонтик.

Комарова. Это вы режиссер Аметистов?

Аметистов. Да, я.

Комарова. А я мать Танечки.

Аметистов. Очень прия… Простите, какой Танечки?

Комарова. Танечки Комаровой. Которая вчера у вас была и вы с ней очень грубо разговаривали…

Аметистов, А, вспоминаю, вспоминаю. Такая невысокая блондинка… Да. Был у меня с ней разговор.

Комарова. Как можно назвать это разговором, когда вы просто-напросто грубо заявили, что у нее нет таланта.

Аметистов. Простите, но я сказал ей это вежливо… Да, увы, сценического таланта у вашей дочери нет.

Комарова. У моей дочери?!

Аметистов. Да, у вашей дочери. Нет таланта. Чего нет, того нет.

Комарова. Вы соображаете, что говорите?

Аметистов. Да, немножко соображаю.

Комарова. Ничего вы не соображаете и ничего не понимаете. У моей дочери есть талант. Я не боюсь этого слова, но моя дочь создана для сцены. И для кино тоже…

Аметистов (мягко). Послушайте меня. Я, конечно, понимаю материнское сердце, но что поделаешь, если ваша дочь не рождена для сцены. Пожалуйста, поймите меня. Вот я не умею играть иа виолончели, нет у меня музыкальных способностей, и я не требую, чтобы меня приняли в оркестр Большого театра.

Комарова. Тому, что нет способностей у вас, я могу поверить. Но моя дочь очень талантлива. Еще совсем крошкой она сыграла в школьном спектакле попрыгунью-стрекозу, и это было замечательно. А на дне рождения моей сестры, а ее тети Зины опа так живо прочла стихотворение, что…

Аметистов. Ах, но это же совсем не то. Детский лепет всегда умиляет. Но тут дело серьезное, большое искусство, профессионализм. Лучи театральных прожекторов могут освещать только тех, кто талантлив. Но, к сожалению, ваша дочь талантом не обладает. Лучи прожектора не могут ее освещать.

Комарова. Я пришла не для того, чтобы выслушивать ваши глупости. Подобную ерунду может изрекать только тип, ничего в искусстве не понимающий. (Стучит зонтиком по столу.) Вы меня слышите? Моя дочь очень талантлива, и она должна сниматься в кинокартине!

Аметистов. Я бы попросил вас разговаривать без помощи зонтика.

Комарова. Я буду разговаривать так, как сочту нужным. Я вас серьезно спрашиваю: будет моя дочь сниматься в вашей картине?

Аметистов. Я вам уже сказал. Могу повторить; нет, нет и нет. Для того, чтобы стать артисткой, у нее нет никаких данных.

Комарова. Я вам скажу, кто вы. Вы угроза обществу. Вы спекулянт от искусства. Вы… вы невежда! Сказать такую нелепость про Татьяну Комарову, мою дочь! Поймите наконец, что моя дочь, во-первых (стучит зонтиком по столу), обладает незаурядным, оригинальным талантом. Во-вторых, она (стучит зонтиком), она удивительно изящна. В-третьих (стучит), она очень элегантна. Одевается с колоссальным вкусом. Правда, у нее есть с кого брать пример (самодовольно оглядывает себя). В-четвертых…

Аметистов (кричит). Но таланта! У нее! Нет! Нет! Нет! Артистического! Таланта! Нету!

Комарова. Ах, боже мой, какой же он тупица!.. Ну, будем говорить спокойно и серьезно. Ну, посудите сами, кто лучше знает, есть ли талант у Тани Комаровой, вы, совершенно чужой ей человек, или я, ее мать? А? Ага! Молчите! Нечего сказать. Тогда я скажу. Я буду писать, жаловаться на вас во все инстанции. Я буду…

Аметистов. Стоп! Довольно! (Пристально смотрит на нее.) Помолчите немного. (Встает, подходит к ней. Снова внимательно оглядывает ее. Говорит торжественно и серьезно.) Приглашаю сниматься в моей картине…

Комарова. Ну, наконец-то! (Облегченно вздыхает.) И поверьте, вы не раскаетесь. Ведь моя Танюша…

Аметистов. Вы меня не поняли. Я приглашаю сниматься в моей картине не Танечку, а вас. Вас лично. Поняли?

Комарова. Меня?!

Аметистов. Да. Вас. Вас. Ваше имя-отчество?

Комарова. Варвара Дмитриевна.

Аметистов. Пожалуйста, Варвара Дмитриевна, выслушайте меня спокойно и внимательно. Для картины, которую я ставлю, нужна исполнительница на роль склочницы и скандалистки.

Комарова. Да… Да как вы смеете? Вы издеваетесь надо мной?

Аметистов. Варвара Дмитриевна, я говорю совершенно серьезно и отвечаю за свои слова. Дело в том, что как раз у вас есть талант… Да, да, не перебивайте. И талант и сценический темперамент… И, пожалуйста, поймите меня правильно, без обиды, но у вас весьма рельефные данные, чтобы сыграть эту роль с блеском. И уверяю, вас ожидает успех. Сейчас мы с вами подпишем договор.

Комарова. Но, послушайте, но, видите ли, я никогда и не мечтала о сценической карьере. Я скромная закройщица, жена, хозяйка, мать. Я думала, что моя Танюша…

Аметистов. Ох, как вы меня замучили со своей Танюшей! Я еще раз вам говорю, у нее таланта столько же, сколько у маринованной миноги.

Комарова. Вы опять грубости говорите!

Аметистов. Извините. Но я говорю правду. Не рождена ваша Танечка ни для сцены, ни для экрана. А вот вы весьма яркая индивидуальность. У вас необычайная характерность и талант налицо. Как говорит моя соседка-старушка — все при вас. Попрошу вас в студию, снимем пробу. Затем директор картины подпишет с вами договор.

Комарова. А Танечка?

Аметистов. Скажете ей все то, что сказал вам я о ней.

Комарова (после раздумья). Хорошо. Я согласна сыграть эту скверную бабу, эту склочницу. Но только в том случае, если будет сниматься и Танечка.

Аметистов (вздыхая). Не зря говорится, что искусство требует жертв… Ладно. Дадим ей рольку. Есть у меня там лицо бессловесное. Развозит на тележке по ресторану цветы, конфеты, шоколад… Вот пусть и сыграет Танечка.

Комарова. Как?! А говорить она совсем не будет? Ну, пожалуйста, хоть немного дайте ей поговорить!

Аметистов. О нет! Если ваша дочь заговорит или, еще того хуже, запоет, то картина с треском провалится. И даже вы ее не спасете.

Комарова. Вы снова хамите! (Хихикая.) Какой наглец!

Аметистов. Ну, пошли на пробу! Зонтик, зонтик не забудьте, Варвара Дмитриевна! (Берет ее под руку и уводит.)

Непробиваемый

Ревизор приехал ровно в девять. Руководителю предприятия он не понравился с первого взгляда. Не понравился Сергею Сергеевичу независимый, самоуверенный вид ревизора, пронзительный, острый взгляд, спокойные манеры, невозмутимость и выдержка.

Но мало ли что кому нравится или не нравится. Ревизор есть ревизор. Ему был предоставлен кабинет главного бухгалтера и отданы ключи от шкафов.

Спустя час главный бухгалтер вошел в кабинет директора с совершенно расстроенным видом:

— Плохи наши дела, Сергей Сергеевич!

— А что такое?! — встревоженно спросил тот.

— Этот ревизор — жох-мужик, дотошный, въедливый. Свое дело знает до мельчайшей детали. Тонкая штучка Его, как видно, на тюрлюлю не проведешь.

— А я, Виктор Андреевич, это сразу почувствовал, как только он появился, — сказал директор предприятия. — А как вам нравится университетский значок на его пиджаке?.. Что же делать? А?

— В конверт надо положить сотни две, — подумав, предложил Виктор Андреевич. — Одну — за знание дела, а другую — за высшее образование…

— Да, видимо, придется, — согласился Сергей Сергеевич и вытащил из бокового кармана бумажник.

В кабинет быстро вошел заведующий производством и, заикаясь от волнения, выпалил:

— Эт-тот подлец рр-ревизор до самого корня добрался. Все липовые… то есть критические документы немедленно распознает и… к себе в портфель спихивает…

— Олег Константинович, не волнуйтесь, мы принимаем меры, — успокоил его Сергей Сергеевич. — Но, может быть, для точности и большей надежности добавить в конверт еще сотенку?

Зав. производством кивнул головой и начал отсчитывать деньги.

— Слушайте, что это вы пятерки суете? — возмутился директор. — Да еще засаленные Идите-ка и найдите три сотенные купюры, поновее. Чтобы было элегантно и культурно.

— А теперь надо обсудить, как бы так же элегантно и культурно проявить наше гостеприимство, — внес предложение главбух.

— Ну, это просто, — заметил Сергей Сергеевич. — Не впервой. Стол сервировать как полагается, по высшей категории.

— Э, нет, тут еще подумать надо, — возразил Виктор Андреевич. — А особенно насчет напитков. Ведь он с высшим образованием, может, ему не «старку» и не «столичную», а какие-нибудь виски или там кальвадос.

— Это мысль! Олег Константинович, пошлите там кто понадежнее в гастроном да дайте ему список, а то напутает.

…Когда стрелки часов приблизились к цифре «1», все трое подошли к ревизору.

— Не желаете ли перекусить!? — с широкой улыбкой любезно спросил Сергей Сергеевич.

Ревизор взглянул на часы:

— Да, уже время обеда, — сказал он.

— Тогда просим с нами что бог послал.

— Благодарю вас, нет, — отказался ревизор. — Я предпочитаю домашнюю еду. И кое-что, как всегда, прихватил с собой из дому.

Он вынул из саквояжа салфетку, аккуратно постелил ее на стол, положил на салфетку пирожки и бутерброды в целлофановых мешочках, затем поставил на стол термос и отправился мыть руки.

Гостеприимные «хозяева» с отвращением и злостью смотрели на пирожки и бутерброды, с невинным видом лежащие на беленькой салфетке.

— И… и что же! — растерянно спросил главбух.

— Идемте ко мне в кабинет, — твердо сказал Сергей Сергеевич. — там обсудим.

Но, уже войдя в кабинет, уже сидя в креслах, они еще не скоро начали разговор. Наконец заговорил зав. производством.

— Странное поведение? А может быть, с его стороны это просто намек? — гадал он. — Вроде того, что, мол, интересуюсь только денежными знаками, а выпить и закусить — это, мол, мелочь, недостойная внимания?

— Может быть, вы и правы, Олег Константинович, — задумчиво сказал директор. — Тогда поступим вот как. Сейчас он поест, насытится, так сказать, и вы, Виктор Андреевич, интеллигентно и культурно, с тонкой улыбкой и легким полупоклоном отдадите ему этот конверт… Ну, действуйте! Ни пуха вам…

Виктор Андреевич плюнул, чертыхнулся согласно обычаю, глубоко вздохнул и вышел.

Минут через десять он вернулся, бросил на письменный стол пакет с тремя крупными купюрами и страдальчески произнес:

— Не узял!

— Не взял?! — в один голос воскликнули Сергей Сергеевич и Олег Константинович.

— Не узял, — повторил главный бухгалтер. Он трясущимися руками налил в стакан воду и залпом выпил. — Да еще сообщил мне, что, мол, Писарев сказал: «быть честным очень выгодно», а Ибсен сказал: «чистая совесть — лучшая подушка».

— А кто они такие? Эти? Писарев и еще другой? — осведомился завпроизводством.

— Я думаю, это новые работники министерства, — осторожно сказал Сергей Сергеевич. — И вот дают такую установку… Да. Новая метла чисто метет…

Воцарилось тягостное молчание.

— Что же теперь делать? — горестно воскликнул главбух. — И что это за специалист такой, что к нему на козе не подъедешь!

— Да, видно, придется сдавать дела, — уныло сказал директор, — сдавать дела и идти на понижение.

— Это в лучшем случае, — подкрепил его догадку главбух. А зав. производством молчал как воды в рот набрал. И в данном случае это молчание было знаком полного согласия.

…В шесть часов ревизор появился в кабинете и сухо произнес:

— К сожалению, проверенные мною документы значительно расходятся с истинным положением дел. Я вынужден сообщить об этом руководству.

Он отвесил общий поклон и удалился.

— Вот так, — сказал завпроизводством.

— Да-с, вот эдак, — добавил главбух.

— Пойдемте к столу, — предложил директор. — Не пропадать же добру.

Но ии изысканные яства, ни заморские напитки не радовали, как обычно. Все трое пили без настроения, ели без аппетита и вскоре мрачно разошлись по своим рабочим местам.

Сергей Сергеевич долго смотрел на письменный стол, на телефонный аппарат светло-салатового цвета, на кресла, обитые настоящей кожей, а потом с болью прошептал:

— А как хорошо было до этого змея! Какая светлая, обильная была жизнь! Никто не придирался, не цеплялся. Все было гладко, тихо, мирно. А вот явился какой-то ненормальный ревизор, непьющий, неберущий, непробиваемый. Не ревизор, а Робеспьер… И вот всему конец. Не знаю, как кто, а я с таким ревизором работать не смогу. Кто-то на нас должен уйти из системы нашего министерства.

Как вы думаете — кто?

Нарушительница

Резкий свисток заглушил все шумы улицы: стройный, подтянутый лейтенант милиции направился к женщине, нарушившей правила уличного движения.

— Гражданка, — сказал он и замер. Рука его, взметнувшаяся было к козырьку, остановилась на полпути.

— Ну, что ты свистишь, как Соловей-разбойник? — весело улыбаясь, произнесла нарушительница.

— Гражданка, я на посту, и прошу вас мне не тыкать, — строго сказал лейтенант и, вздохнув, добавил: — Есть подземный переход, а вы пересекаете улицу там, где не положено. Придется, гражданка, принять административные меры.

— Например?

— Ну, для первого раза оштрафовать.

— У тебя так много денег, что ты можешь бросать их на штрафы?

— Почему у меня? Штрафуетесь-то вы…

— А зарабатываешь ты…

— А нарушаете правила вы.

— Из-за тебя.

— Из-за меня?!

— Я спешила купить к ужину лангеты.

— Это не имеет никакого значения, ибо вы подвергаете свою жизнь опасности, вносите дезорганизацию…

— Долго я буду слушать твои глупости?

— Попросил бы без оскорблений! Мало того, гражданка, что вы нарушаете правила, так еще вдобавок оскорбляете работника милиции при исполнении служебных обязанностей. Витя пришел из школы?

— Пришел.

— Что принес?

— Три пятерки и две четверки.

— Ну что ж, цифры неплохие. Куплю ему конструктор… Ну, а с вами, гражданка, что делать?

— Смотреть как можно ласковее. Да, вот еще что: пришла посылка от родных. Тетя Таня связала тебе носки, чтобы ноги не замерзали на дежурстве, а дядя Сережа прислал какую-то особую удочку, называется «радость рыболова». Лешенька, ты, наверное, устал?

— Работникам милиции говорить «устал» не полагается. Да. Так вот, в отношении вас принимается такое решение: по первому разу строго предупреждаетесь.

— Даже строго?

— Попрошу обойтись без иронических интонаций. Пойдемте, я вас отведу к подземному переходу. Эти лихачи-черти несутся как на пожар!.. Аленушка, будь осторожна… Итак, помните, гражданка, — строгое предупреждение…

Вокруг театра

Режиссер Лебедев-Красовицкий стремительно влетел в кабинет директора театра Разумова и радостно воскликнул:

— Иван Осипович! Приятное событие, чудесная новость! Нас обругал в своей рецензии критик Флюгеров!

— Да что вы говорите! — просиял директор.

— Да, да, обругал! — с восторгом повторял Лебедев-Красовицкий. — И как обругал! Вот тезисы его рецензии.

«Театр поставил легкую комедию, в которой нет глубоких философских мыслей, высокого накала страстей, серьезных обобщений… Публика смеется, это правда. Но каким смехом?! Смехом простым, вульгарным. Смехом, в котором нет мысли, нет сатирических высот. Кому это нужно? Зачем, к чему все это? Что хотел сказать театр своей постановкой? Видимо, театр хотел только одного: развлечь публику, хотел, чтобы зритель, сидя в театре, отдохнул, посмеялся, обрел хорошее настроение.

Но в этом ли цель искусства, его животворящая сила? Мы в своих статьях неоднократно подчеркивали, что театр должен звать зрителя вперед, к высоким целям. Театр должен стремиться, должен бороться… А что мы видим в нашем театре? Просто веселый спектакль, на котором зритель просто весело смеется и больше ничем себя не утруждает. Не мыслит, не анализирует. Такую тенденцию театра мы поддерживать не станем».

— Как раскупаются билеты? — спросил директор.

— О, да, да! — ответил режиссер. — На первые пять спектаклей уже все билеты проданы.

— Спасибо и земной поклон этому Флюгерову, — прочувствованно сказал директор. — Может быть, в благодарность ему презент послать? Приобрести в антикварном какого-нибудь Родена или Гудона, а может, Гогена?

— Ни-ни! — отверг это предложение режиссер. — Он может растрогаться и накатать на нас похвальную рецензию. А уж тогда в наш театр зрителей калачом не заманишь. Они-то уж знают, как эти рецензии стряпаются и чего они стоят.

Урок футболо-арифметики

— Митя, ты сделал к завтрашнему дню задачу по арифметике? — спросила мама.

— Сейчас сажусь делать, — хмуро ответил Митя.

Он сел за стол, взял задачник, но затем, подумав, взял приложение «Футбол — хоккей» и стал сосредоточенно считать.

— У киевского Динамо тридцать шесть очков, у московского Торпедо двадцать семь, так что киевляне обгоняют москвичей на девять очков, и если они даже четыре матча проиграют, то все равно — чемпионы. Команда классная. И если она за двадцать три игры проиграла всего две, то за оставшиеся семь игр, конечно, четыре не проиграет. Значит, получается, что киевляне на первом месте. А теперь подсчитаем, кто будет вторым и третьим. У Торпедо двадцать семь очков, у Шахтера, московского Динамо и Зари по двадцать шесть, но у Шахтера одна игра в запасе, и если он выиграет, то будет двадцать восемь очков. Так. Теперь, значит, у московского Динамо лучшее соотношение мячей плюс пять, а у Зари плюс три, но игра Зари мне больше нравится. Так что, пожалуй. Заря обгонит московское Динамо. Правда, еще Карпаты и Днепр имеют по двадцать пять очков.

Митя глубоко задумался.

— Ты, сынок, решил задачу? — спросила мама.

— Ясное дело, решил, — ответил сын. — На первом месте будут киевляне, на втором Шахтер или Заря, на третьем — Торпеда или московское Динамо. Все цифры правильны.

Но пришедший с работы отец с решением не согласился. Он назначил штрафной:

— В воскресенье телевизор будет выключен. Матч Спартак — Торпедо обойдется без тебя…

— Это уже пенальти! — глухо прошептал побледневший Митя. Но с судьями, как известно, не спорят.

Более подробно о серии

В довоенные 1930-е годы серия выходила не пойми как, на некоторых изданиях даже отсутствует год выпуска. Начиная с 1945 года, у книг появилась сквозная нумерация. Первый номер (сборник «Фронт смеется») вышел в апреле 1945 года, а последний 1132 — в декабре 1991 года (В. Вишневский «В отличие от себя»). В середине 1990-х годов была предпринята судорожная попытка возродить серию, вышло несколько книг мизерным тиражом, и, по-моему, за счет средств самих авторов, но инициатива быстро заглохла.

В период с 1945 по 1958 год приложение выходило нерегулярно — когда 10, а когда и 25 раз в год. С 1959 по 1970 год, в период, когда главным редактором «Крокодила» был Мануил Семёнов, «Библиотечка» как и сам журнал, появлялась в киосках «Союзпечати» 36 раз в году. А с 1971 по 1991 год периодичность была уменьшена до 24 выпусков в год.

Тираж этого издания был намного скромнее, чем у самого журнала и составлял в разные годы от 75 до 300 тысяч экземпляров. Объем книжечек был, как правило, 64 страницы (до 1971 года) или 48 страниц (начиная с 1971 года).

Техническими редакторами серии в разные годы были художники «Крокодила» Евгений Мигунов, Галина Караваева, Гарри Иорш, Герман Огородников, Марк Вайсборд.

Летом 1986 года, когда вышел юбилейный тысячный номер «Библиотеки Крокодила», в 18 номере самого журнала была опубликована большая статья с рассказом об истории данной серии.

Большую часть книг составляли авторские сборники рассказов, фельетонов, пародий или стихов какого-либо одного автора. Но периодически выходили и сборники, включающие произведения победителей крокодильских конкурсов или рассказы и стихи молодых авторов. Были и книжки, объединенные одной определенной темой, например, «Нарочно не придумаешь», «Жажда гола», «Страницы из биографии», «Между нами, женщинами…» и т. д. Часть книг отдавалась на откуп представителям союзных республик и стран соцлагеря, представляющих юмористические журналы-побратимы — «Нианги», «Перец», «Шлуота», «Ойленшпегель», «Лудаш Мати» и т. д.

У постоянных авторов «Крокодила», каждые три года выходило по книжке в «Библиотечке». Художники журнала иллюстрировали примерно по одной книге в год.

Среди авторов «Библиотеки Крокодила» были весьма примечательные личности, например, будущие режиссеры М. Захаров и С. Бодров; сценаристы бессмертных кинокомедий Леонида Гайдая — В. Бахнов, М. Слободской, Я. Костюковский; «серьезные» авторы, например, Л. Кассиль, Л. Зорин, Е. Евтушенко, С. Островой, Л. Ошанин, Р. Рождественский; детские писатели С. Михалков, А. Барто, С. Маршак, В. Драгунский (у последнего в «Библиотечке» в 1960 году вышла самая первая книга).

INFO

…………………..

FB2 — mefysto, 2023

Оглавление

Осечка

А счастье было так близко…

Извините, пожалуйста

Корзина грибов

Рыцари красоты

Жених под столом

Симпатичные, в сущности, люди

Сюрприз

Прыжок за счастьем

Итоги месячника

На пути к славе

Непробиваемый

Нарушительница

Вокруг театра

Урок футболо-арифметики

Более подробно о серии

INFO