Порочный святой [Вероника Идэн] (fb2) читать онлайн

— Лукас?

Интенсивное желание наполняет его глаза. Вместо того чтобы закончить начатое, он отступает в тень.

Щелчок двери доносится до меня, и возмущенный вздох вырывается из моих распухших губ. Я прижимаю к ним пальцы. Мое тело зовет Лукаса, мои внутренности скручены и нуждаются в том, что он заставил меня почувствовать. Спустя некоторое время я поспешными движениями застегиваю пуговицы на рубашке.

Конечно, это была еще одна его подлая выходка.

Как я могла не заметить этого?

Хуже того, как я могла поцеловать парня, который был для меня чемпионом среди мудаков? Парня, который украл мой первый поцелуй и смеялся над этим?

Унижение жжет. Я играла прямо в его игру.

Я вытираю рот тыльной стороной ладони, не обращая внимания на то, что чувствую после поцелуя Лукаса.

Единственный, кто виноват в этом, это ты сама. Не твое тело. Ты поддалась. Ты позволила этому случиться.

Ты хотела этого, говорит мой разум.

Почему мне нравилось все, что он делал? Неужели со мной что-то не так?

Выпустив гневный вздох, я закрываю глаза и касаюсь горла.

14

ЛУКАС

Как первая трещина в стене, я проскользнул сквозь защиту Джеммы.

Я чувствую это по тому, как ее взгляд следит за мной в последующие дни после встречи в раздевалке. Это лишь вопрос времени, пока она не сломается. Я оставил ее кипеть. Было очевидно, как сильно ей нужно, чтобы я продолжал, когда я отстранился и оставил ее висеть на пороге оргазма.

Одна часть меня наслаждалась выражением ее лица. Я сделал это с ней, сломил ее высокий и могущественный настрой, пока она не превратилась в дрожащее месиво в моих руках. Ее капитуляция была прекрасна.

Другая часть меня боролась за то, чтобы уйти. Похоть на ее лице была как зов сирены, влекущий меня обратно, чтобы добить ее, сжечь себя в ее теле, чтобы никто не мог удовлетворить ее, кроме меня.

Я хочу, чтобы она приползла ко мне.

Власть над ней пуста, если она не хочет, чтобы я взял власть в свои руки, подчинившись мне. Она будет умолять меня дать ей больше.

Она ни за что не откажет мне сейчас. Я в ее голове, как и она в моей и я не планирую уходить.

Теперь, когда я попробовал ее, мне нужно больше ее идеального рта и ее сексуальных звуков. Ее вспыльчивость и упрямство делают ее капитуляцию намного слаще. Джемма —это зависимость. Я могу получить передозировку, потому что мне нужна еще одна доза.

Мое сопротивление длится четыре дня.

План переждать ее не удается.

Вместо того чтобы Джемма пыталась соблазнить меня, чтобы я имел ее до тех пор, пока слезы удовольствия не потекут по ее лицу, она делает все наоборот, чем я ожидал.

Я впервые почувствовал, что что-то не так, когда проходил мимо Джеммы во время обеда.

Она не делает вид, что избегает меня, только тайком наблюдает за мной, как это было в последние несколько дней. Она также не бросается ко мне в объятия. Нет, вместо этого она встречает мой взгляд, когда выходит из очереди за обедом. В наклоне ее рта, решительном изгибе бровей и яркости, пляшущей в ее глазах, чувствуется уверенность в себе.

Джемма направляется к столу, который она делит со своей странной подругой, уверенно шагая. Мое внимание падает на ее задницу и ладони покалывает от желания снова прикоснуться к этой идеальной попке.

Только к концу дня я понимаю, почему она встретила меня с ног до головы за обедом.

Я выхожу к своему джипу, чтобы взять сумку с оборудованием для тренировки. Погода сегодня хорошая, яркая и солнечная, поэтому я взял свою любимицу, чтобы показать ее, а не как обычно.

Может быть, я слишком много выпил за выходные или моя голова сегодня не в порядке, но когда я ищу классический белый Jeep Wrangler, по моей коже ползет дискомфорт.

Мой джип пропал.

Я мечусь взглядом туда-сюда в поисках своей машины.

Какого хрена? Где он?

На секунду я задыхаюсь. Сердце колотится в ушах, а нервы бьются с неприятной дрожью.

— Где, блядь, мой джип, — рычу я про себя, оборачиваясь, чтобы посмотреть в ряды, мимо которых я проходил.

Люди зовут меня по имени, пытаясь привлечь внимание. Их слова влетают и вылетают из моего уха на грани моего восприятия. Единственное, на чем я могу сосредоточиться, это на том, чтобы убить ту сволочь, которая угнала мой джип.

Подбегаю к месту, где, как я знаю, я припарковался, и на месте, где должен быть белый, мать его, джип 1990 года, нахожу лишь квадратик бумаги. Я потираю пальцы, глядя на записку. С ворчанием я достаю ее,разворачиваю, случайно порвав край от силы своих действий.

Смайлик, нарисованный черным маркером, смотрит на меня.

Мой желудок скручивается, за этим следует нарастающая волна возмущения. Он нагревает мою кожу, пока нарастает. Бумага трясется, как лист, в моем сжатом захвате.

Когда я узнаю, кто это сделал, я убью их. Они мертвы. Жизнь этого придурка официально закончена, как только я найду его.

Никто не трахается со мной или моим джипом.

Я восстановил его по частям в прошлом году. Гордость, которая расцветает в моей груди, когда я вожу его, не потому, что у меня хорошая тачка, а потому, что сам восстановил классику. В него вложены мой пот и кровь. Кроме Ланселота, это самая важная вещь, которой я владею. Кто-то знал это и точно знал, как глубоко меня задеть.

Несколько смешков раздаются вокруг меня, и я поднимаю взгляд. Они хотят, чтобы я ударил их кулаком в лицо. Возможно, они что-то знают или видели. После того, как я ударю их за смех, я выбью из них ответы.

Мне будет приятно выплеснуть энергию гнева, бурлящую в моем теле, выбив из него все дерьмо. Лучше лицо, чем кирпичная стена.

Я рычу, когда оборачиваюсь и вижу пару наркоманов, курящих на капоте машины. Они одаривают меня ленивыми улыбками и держат однобокие знаки мира.

— Вы видели джип, который был припаркован здесь? — Я едва узнаю свой голос, когда подхожу к ним.

— Да, черт возьми, мужик. Классная тачка, — говорит один, его веки опускаются.

— Ты видел, куда он делся, — сквозь зубы выдавливаю я, резко произнося слова.

Другой обкуренный пожимает плечами и почесывает нахлобученную на голову шапку.

— Это было как волшебство, чувак. В одну секунду он был там, а в следующую укатился.

Моя голова качается, и я моргаю. Когда я формирую кулак, мои костяшки трескаются. Я хватаю того, кто ближе, за лацкан его школьного пиджака, ткань задирается, когда я притягиваю его ближе.

— Подробности. Сейчас же. — Я ничего не делаю, чтобы остановить безумное растягивание рта, которое заставляет глаза наркомана расшириться. — Говори быстрее.

— Я не знаю, чувак! Но это было уморительно.

Хриплое веселье переходит в задыхающийся кашель, когда я грубо встряхиваю его.

— Если ты не хочешь, чтобы я разбил тебе лицо, ты скажешь мне, куда, блядь, делся мой джип!

— Остынь, чувак, — говорит другой. Он достает телефон и бросает его мне. — Смотри. Видишь, он больной, да?

Я ловлю телефон одной рукой, заслужив протяжное «ох» от их благодарности за мою ловкость.

Не успеваю я взглянуть на телефон, как ко мне подбегают Девлин и Бишоп. Они одеты в тренировочные майки и футбольные бутсы.

— Лукас, — кричит Девлин. — Тебе нужно срочно идти на футбольное поле.

У меня не хватает терпения разобрать прищуренное выражение его лица. Бишоп выглядит нервным, что странно для него. Со злобным рыком я отпускаю наркомана и следую за своими друзьями.

Я бросаю взгляд на свое пустое парковочное место.

— Мой телефон, чувак!

Закатив глаза, я бросаю его в парня. Он вскрикивает, когда телефон падает на землю. Мне плевать, что экран треснул, это не моя гребаная проблема.

— Сейчас, Лукас! Я серьезно.

— Ладно, иду, — ворчу я, следуя за ними.

Мы доходим до футбольного поля и толпа зрителей собралась у боковой линии, преграждая нам путь. Обычно за нашей тренировкой с трибун наблюдает горстка людей, но здесь их по крайней мере вдвое больше.

Я потираю лоб, протискиваясь сквозь толпу, чтобы попасть на поле. Тренер в ярости, топает взад-вперед, размахивая руками по дуге с зажатым в одной руке планшетом. Команда стоит вокруг с ошарашенным выражением лица. Он бросает блокнот на землю, его лицо краснеет, а глаза выпучиваются, когда смотрят на меня.

Величина гнева, который он направляет на меня, заставляет меня отступить на шаг в замешательстве.

— Сэйнт! — кричит тренер.

Я понятия не имею, что происходит, пока не почешу затылок и не отведу взгляд от него. Затем я вижу это, и моя кровь холодеет.

Я нашел свой пропавший джип.

Что. Блядь.

Мой желудок переворачивается, облегчение смешивается с тревогой.

Джип стоит на футбольном поле посреди вырванной травы, глубокие следы шин образуют неровную дугу. Повреждения от поездки растянулись по меньшей мере на тридцать ярдов.

Я делаю несколько шагов в его сторону, охваченный неверием. На капоте черной краской нарисован мой номер. Огромная цифра 14 вдруг заставляет мое обычное высказывание показаться глупым. Ничто в этой ситуации нельзя охарактеризовать как двойное везение.

На лобовом стекле огромными печатными буквами написано сообщение. Оно гласит: Король Мидас из Риджвью, прекрасный разрушитель.

Я сцепляю пальцы за головой и с трудом выдыхаю. Мой желудок похож на гнездо змей, свернувшихся, извивающихся и переплетающихся в постоянно движущейся массе.

— Святой, о чем ты, черт возьми, думал? — Тренер хватает меня за воротник и кричит. —Уничтожение школьной собственности — нам повезет, если мы сможем исправить это до игры в эти выходные. Ты думаешь, эта выходка смешная?

Облако смущенного дискомфорта поднимается достаточно, чтобы я смог рассмотреть, как все смотрят на меня. Они действительно...?

Я не могу сдержать резкий смех, который вырывается из моих легких. Все думают, что я сам это сделала. Они знают меня еще меньше, чем я думал, видя только образ, который я ношу, как рыцарские доспехи, рядом с этими людьми.

Зачем мне это делать? Это глупо. Слишком легко попасться. Шалости имеют смыл только тогда, когда мне это сойдёт с рук.

Конечно, золотой святой школы будет достаточно самоуверен, чтобы провозгласить себя королем Мидасом.

Я бросаю взгляд на Девлина и Бишопа, стоящих среди толпы наблюдающих. Несколько человек подняли свои телефоны, вероятно, записывая все это. Девлин поднимает брови и слегка качает головой.

Он не знает, как это произошло и кто это сделал.

— Я не могу поверить, что ты сделал что-то настолько глупое и безрассудное — это может закончить наш сезон раньше времени! Чемпионат! — разглагольствует тренер мне в ухо, брызгая слюной. Он тычет пальцем в машину. — Убери это с моего чертова футбольного поля, или ты вылетишь из команды!

Вена, пульсирующая на виске тренера, выделяется на фоне его багрового лица. Я беспокоюсь о его кровяном давлении, если не возьму это под контроль быстро.

Подняв ладони, я делаю овечье выражение лица. — Я позабочусь об этом. Мне жаль, что это случилось.

Надеюсь, школа не будет предъявлять обвинения за нанесенный ущерб. Папа позаботится об этом, он довольно дружен с полицией и воспользуется адвокатской терминологией, чтобы представить все как безобидный хаос молодости. Но он будет недоволен мной. Нет, если это означает досрочное завершение моей футбольной карьеры.

Я бы хотел, чтобы так и случилось, за вычетом вины за эту дерьмовую выходку.

Мой день становится еще хуже, когда я не могу найти ключи в рюкзаке. Я сую руку в каждый карман, глаза сужаются с каждой секундой.

— Сэйнта, — предупреждающе рычит тренер.

— Я знаю, я знаю! Клянусь, тренер, я разберусь с этим. — Мои мысли полностью сосредоточены на том, чтобы выйти из этой ситуации невредимым. Я провожу рукой по волосам. Где могут быть мои ключи? Поворачиваюсь к тренеру Гарсии, чтобы убедить его. — Не сажайте меня на скамейку, тренер. Я буду работать в два раза больше, чтобы загладить свою вину и я оплачу замену дерна на поле. Мы будем готовы к игре.

— Хорошо. — Губы тренера работают, и он скрещивает руки. — Сделай это, Святой, или у меня не будет выбора, кроме как обратиться к директору Бишопу. — Он обращается к команде. — Самоубийственные спринты. Сейчас же.

Их стоны заставляют меня прятать гримасу. Лучше бы тренер не вымещал на них свой гнев. Это может испортить наши игры, если они обидятся на меня за неделю изнурительных тренировок.

Неважно. Сейчас у меня нет времени разбираться с этим. Я бегу трусцой к Девлину и Бишопу, оттаскивая их от толпы, наблюдающей за драмой. Некоторые из них хвалят меня за это. У меня сводит челюсть, и я хриплю.

— Моих ключей нет в сумке, — бормочу я.

Брови Бишопа высоко подпрыгивают. — Кто-то серьезно тебя подловил.

— Не втирайте мне это дерьмо. — Я провожу рукой по лицу, щипая переносицу. — У кого-нибудь из вас есть идеи?

— Запасной комплект? — предлагает Бишоп.

— Нет, я думаю, что знаю кое-кого, кто может знать, — перебивает Девлин. Его губы сжимаются в тонкую линию, на лицо падает тень. — Пойди проверь команду девочек по легкой атлетике.

—Зачем?— Мне плевать на девчачьи спортивные команды, поэтому я не понимаю его логики. —Мне нужно доехать до дома, чтобы взять запасные ключи—.

Девлин хватает меня за плечо. — Серьезно. Эта маленькая сучка с липкими пальцами в команде по легкой атлетике.

— Подруга Джеммы с голубыми волосами? Та, которая залезла в карман Эдди, чтобы доказать, что она может? — Задумчивый взгляд пересекает лицо Бишопа. — Она вроде как горячая штучка в стиле «виноватого удовольствия». Я бы точно переспал с ней на заднем сиденье моей машины в ее трейлерном парке.

Из Девлина вырывается злобный рык, и он толкает своего лучшего друга. Мы с Бишопом оба смотрим на Девлина. Он такой беззаботный, что странно видеть его такую сильную реакцию на что-либо.

— Я тебе постоянно говорю, брат. — Бишоп хлопает Девлина по спине, направляя его в сторону футбольного поля. — Ты должен дать мне знать, когда захочешь заявить о себе.

— Заткнись.

Девлин подталкивает Бишопа.

У меня нет выбора, кроме как отправиться на тренировку по легкой атлетике для девочек. Это лучше, чем ехать домой. Тренер доведёт себя до бешенства, ведь это займёт столько времени.

Девлин оказался прав.

Когда я подхожу к площадке, где тренируется женская команда по легкой атлетике, я обнаруживаю Джемму, слоняющуюся неподалеку. У нее открыты два учебника, и она пишет в блокноте. Ее волосы цвета меда свисают через плечо в толстую косу, распущенные пряди обрамляют лицо.

Джемма зажала нижнюю губу между зубами и, кажется, погрузилась в раздумья. Она прекрасно выглядит в свете позднего вечера.

Мне хочется уничтожить ее на хрен, когда я подхожу к ней.

Ей требуется секунда, чтобы поднять глаза, когда моя тень загораживает ей свет. Я складываю руки и возвышаюсь над ней.

Когда она смотрит на меня, закрыв лицо от солнца и прищурив один глаз, я разгораюсь.

— Что ты сделала? — Я шиплю, тянусь вниз и поднимаю ее на ноги.

Джемма вскрикивает, когда ее вещи падают на траву.

— Какого черта? — шепотом кричит она, вцепившись когтями в мои руки.

Это не заставляет меня отпустить ее. Мои пальцы сильнее впиваются в ее руки.

— Как ты это сделала, Джемма? — требую я, приближая свое лицо к ее лицу.

Она смотрит на меня. Она чертовски хорошая актриса. Я почти верю в ее игру.

— Ты слишком сильно сжимаешь. — Джемма толкает меня в грудь, но я не отпускаю. —Лукас. Это больно.

— Ты это заслужила.

— Хватит быть таким пещерным человеком.

Я рычу ей в лицо. — Тебе нравится, когда я делаю тебе больно, помнишь?

Джемма хмыкает в ответ, издавая небольшой сердитый звук, который что-то возбуждает во мне, подталкивая к импульсивным инстинктам. Моя хватка на ее бицепсах разжимается, и я поглощаю ее дрожь, как возмездие за дерьмовый день, который у меня сегодня. Это шаг в правильном направлении.

Она такая чертовски упрямая и заставляет мои вены гореть огнем. Я собираюсь поглотить ее, пока не останется ничего, что не принадлежало бы мне.

— Как, черт возьми, ты достала мои ключи, а? Кто тебе помог? — Я пытаюсь понять, как она провернула свой трюк с моим джипом. Не может быть, чтобы она сделала это сама. —Я видела тебя только за обедом.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Джемма, клянусь, если ты мне не скажешь, я...

— Я сделала это в одиночку.

Она выплевывает это на одном дыхании, затем сжимает губы и пристально смотрит на меня, но ее глаза на долю секунды переходят на команду по легкой атлетике. Этого времени мне хватает, чтобы догадаться, что помогла ее подруга.

Девлин называл ее «липкими пальцами».

Я поднимаю глаза на команду по легкой атлетике. Несколько из них двинулись в нашу сторону. Даже их тренер смотрит на нас в полглаза. Подруга Джеммы заканчивает спринт, и ее внимание фиксируется на Джемме.

— Ты уверена, что работала одна?

Джемма поднимает подбородок. — Ты называешь меня лгуньей?

— Ты не лгунья. Ты гребаный демон.

Я сжимаю ее подбородок и заставляю поднять голову. Я накрываю ее губы своими и целую ее с неистовой силой, кусая ее губы, пока они не открываются для меня.

Она хнычет, извиваясь в моей хватке, и ей некуда деться. Джемма умна. Она расслабляется и предлагает мне сдаться.

Я пожираю ее рот на глазах у зрителей. Никто не будет отрицать, что Джемма Тернер —моя. Ее тело содрогается, когда я наклоняю голову в сторону и целую глубже. Как только она начинает целовать меня в ответ, я отрываю свой рот от ее рта.

Прижавшись к ее губам, я с рычанием заявляю: — Теперь ты принадлежишь мне. Ты моя, когда я захочу. Если ты откажешь мне, я разорву тебя на части за то, что ты прикасалась к моему джипу.

Пульс Джеммы бьется под моей ладонью, где я держу ее челюсть и шею. Ее глаза расширены и полны страха. Хорошо.

Я прижимаюсь лбом к ее лбу и сужаю глаза до стальных щелей.

— Ты только что уничтожила любую надежду на то, что я дам тебе пощаду. Ты моя, —повторяю я, — пока я не высосу из тебя кровь.

Горло Джеммы срывается на мою руку, когда она делает глоток.

— Иди и принеси мои ключи. Прямо сейчас.

Отпустив ее толчком, от которого она споткнулась, я сунул кулаки в карманы, чтобы не схватить ее обратно для еще одного дикого поцелуя. Джемма не сводит с меня глаз, как будто я представляю угрозу. Она права, глядя на меня как на хищника, готового уничтожить ее в любую секунду.

— Ключи, Джемма.

Небольшой звук застревает в ее горле, когда она опускается на колени, роясь в сумке, которую я когда-то украл. Когда она встает, она смахивает траву со своих черных колготок. Я уже подумываю взять ее с собой, когда получу свой джип, закинуть ее на заднее сиденье и разорвать ее колготки, чтобы добраться до нее.

Она поймет, что я здесь главный.

Мои ключи свисают с ее пальцев, и я вырываю их у нее. Она вскакивает и обнимает себя, переводя взгляд с меня на людей. Ее щеки розовеют, и дрожащей рукой она убирает с лица выбившиеся пряди.

Я хватаю ее за подбородок и возвращаю ее взгляд к себе.

— Я всегда получаю то, что хочу. — Я пригвоздил ее собственническим, опасным взглядом, желая, чтобы она поняла. — Не испытывай меня снова.

Проходит несколько секунд, но она поднимает на меня глаза. Они блестят от эмоций. Она смотрит на меня, втянув нижнюю губу в рот, и кивает в знак согласия.

Джемма Тернер наконец-то поняла, что никто от меня не отказывается. И она не сбежит.

15

ДЖЕММА

Лукас Сэйнт заберет все, если я ему позволю и не могу этого сделать.

Я больше не знаю, что я делаю. Я не собиралась позволять ему победить или добраться до меня... но не могу отрицать, что поцелуи безумно хороши. У него талант пробиваться сквозь все мои защитные механизмы, когда его рот оказывается на моем, заставляя меня на секунду забыть о том, почему я его ненавижу, когда меня уносит потоком его поцелуев.

Я застряла между ожиданием его и сопротивлением ему.

После того как Лукас пришел за ключами, он набрасывается на меня с поцелуями всякий раз, когда находит меня в школе. Каждое утро я укрепляю свою решимость, глядя на себя в зеркало и приказывая себе оставаться сильной.

И каждый день он прорывается вперед и заставляет меня разбиваться о его тело.

Я должна ненавидеть его всеми фибрами своего существа, но я не думаю, что у меня это получается.

В моей голове такой бардак. Возможно, нет смысла бороться с ним, кроме моей гордости. Все в школе уже думают, что я с Лукасом. Социальное доказательство летает вокруг через массовые сообщения, Snapchat и Instagram весь день. Люди записывают наши поцелуи, ставят стикеры и подписи, подробно описывающие последнее завоевание их драгоценного Святого.

Я слышу, как делают ставки на то, сколько я продержусь, прежде чем очередь дойдет до следующей девушки.

Сколько времени пройдет, пока ханжа не сломается.

Вот что они думают обо мне. Даже сейчас, когда студенты немного отступили, быть навязчивой идеей Лукаса — это обоюдоострый меч. Вместо того чтобы открыто говорить об этом, издевательства со стороны других девочек продолжаются исподтишка. Девочки, которых я никогда не видела, загоняют меня в угол в туалете и говорят двигаться дальше. Они с нетерпением ждут своей очереди.

Картер Бернс — единственный, кто достаточно смел, чтобы продолжать заявлять о своем праве, когда Лукас заканчивает со мной. Но он только такой смелый и ждет, пока Лукаса не будет рядом, чтобы загнать меня в угол.

От Картера у меня мурашки по коже. В отличие от Лукаса, который заставляет меня сомневаться в своем рассудке, потому что он залез мне в голову и отказывается отвалить, от того, как Картер смотрит на меня, мне становится не по себе.

Он представляет угрозу другого рода.

Мое единственное убежище от абсурда — это дом.

Я мою посуду после ужина, когда Алек хлещет меня полотенцем.

— Эй!

Алек отпрыгивает в сторону, когда я стряхиваю на него мыльную воду.

—Задница. — Я поднимаю два пальца вверх и провожу ими между моим и его лицом. — Я запомню это и слежу за тобой. Жди расплаты.

Алек фыркает и опирается локтями на стойку позади себя. Наши родители смотрят Netflix в гостиной. Если не считать моей драмы с Лукасом, все кажется таким, как раньше. Это обычный семейный вечер дома, и это заставляет меня улыбаться.

— Приятно видеть, что ты заводишь друзей. — Алек отвлекает меня от мыслей о нашем вечере в Роквелле.

— Что ты имеешь в виду?

— Лукас и все остальные. Ты ладишь со всеми. — Алек пожимает плечами и берет яблоко из миски рядом с ним. Он хрустит им и говорит с полным ртом. — Это груз с моих плеч. Я волновался.

Я закатываю глаза. — Да, ты действительно отстаивал мою честь или что-то в этом роде.

— Ага, ну... — У Алека хватает порядочности выглядеть овечкой за то, что он был придурком. — Я рад, что теперь мне не нужно беспокоиться о тебе.

Я поджимаю губы. То, что я сказала ему раньше, все еще в силе. Я не хочу портить ему жизнь в этой школе.

Если я расскажу ему обо всем, что Лукас сделал со мной, сомневаюсь, что он испытает такое облегчение.

— Неважно, — бормочу я, выключая воду. — Я пойду наверх, чтобы остыть.

Алек хмыкает и идет в гостиную, пока я поднимаюсь по лестнице.

Я убираю волосы в беспорядочный пучок и заплетаю их, плюхаясь на кровать.

На мой телефон приходит сообщение от Лукаса. С досадой я открываю его, как мазохистка, которой я и являюсь.

Лукас: Расскажи мне, в чем ты спишь по ночам. Я хочу знать, как я должен представлять тебя, когда дрочу, думая об этом. Ты ходишь в коммандо? Или у тебя есть милый маленький комплект для сна, который сведет меня с ума? Я приду к твоему окну сегодня вечером, чтобы узнать.

Фу. Чертов извращенец. Я бросаю телефон лицом вниз на свою кровать.

Ненавижу, что он может добраться до меня, даже когда я нахожусь в своей комнате.

Каждый дюйм моих стен покрыт фотографиями, которые я сделала с тех пор, как впервые обнаружила свой интерес к фотографии. За кроватью у меня висит вереница сказочных огоньков и квадратные отпечатки, которые я обновляю каждый месяц. Я провожу пальцами по тем, которые добавила после переезда в Риджвью.

В двух из них есть Лукас. Я не хотела его фотографировать, но он привлекает к себе внимание и его невозможно игнорировать.

Я фотограф, конечно, могу с неохотой признать, что Лукас привлекателен. Плоскости его лица, вероятно, соответствуют золотому сечению. Его лицо... эстетически привлекательно.

И это меня бесит.

Скривив губы, я сдираю со стены гравюры с изображением Лукаса и бросаю их в ящик тумбочки, беру подушку и закрываю лицо, чтобы заглушить стон.

Глупый Лукас.

Я и дальше так мучаюсь , пока не засыпаю.

Когда я резко просыпаюсь, в комнате темно, и я дезориентирована.

Думаю, что уснула с включенным светом, смутно припоминая успокаивающее оранжевое свечение моей лампы. Мама или папа, должно быть, проверяли меня перед сном. Они всегда выключали свет после того, как я засыпала, когда я была маленькой и боялась темноты.

Пока я лежала, сон возвращался то с начала, то с конца.

Через окно ко мне забрался незваный гость. Лукас. Это был он, и он мучил меня. Трогал меня. Целовал меня.

Моргнув несколько раз, я просунула ноги под одеяло. Моя кожа дрожит, а между бедер разливается жар. Я прикусываю губу и провожу рукой по телу, легкое прикосновение вызывает искру в нервных окончаниях, моя грудь вздымается от приглушенного вздоха. Я такая чувствительная.

Я погружаю пальцы во влажное нижнее белье и провожу ими по своим складочкам, выгибаясь дугой на кровати.

Пока я трогаю себя, мой сон заполняет мою голову.

Я облизываю губы и быстрее кружу пальцами по своему клитору, ища удовлетворения от разрядки, которую не дал мне Лукас.

Мои бедра качаются, и я задыхаюсь.

Я хотела, чтобы тот поцелуй в раздевалке зашел дальше. Я хотела большего.

— А...

Я сильно закусываю губу и утыкаюсь лицом в подушку, чтобы заглушить крик, когда оргазм прокатывается по моему телу, покалывающие импульсы вырываются из глубины моей сущности. Мои конечности падают на кровать.

Моргая на потолок, я выдыхаю. Не могу поверить, что мне снился Лукас. Не могу поверить, что я мастурбировала, думая о нем!

Я закрываю лицо рукой.

Я вообще не должна его хотеть. Он чудовище.

Но... я хочу его, даже если знаю, что это неправильно.

Такое ощущение, что я играю с огнем и если не буду осторожна, то получу сильный ожог.

16

ЛУКАС

То, что Джемма в моей голове, открывает что-то внутри меня и меня больше не устраивает наблюдать за ней издалека.

Когда я вижу, что она направляется в обеденный зал, я ударяю кулаком по плечу Картера и бросаюсь вперед, чтобы догнать ее.

Она идет с Дэвис, оживленно разговаривает, ее руки двигаются. Так легко получить то, что я хочу.

Я хватаю Джемму, притягивая ее к своему телу.

Дыхание вырывается из нее, и она откидывает голову назад, чтобы посмотреть на меня с ног до головы.

— Лукас. — это упрямый вздох.

— Милая. — Я ухмыляюсь. — Сядь со мной.

Ее глаза сужаются, но она не жалуется, когда я обхватываю ее руками.

— Я так не думаю.

— Да. Я так говорю.

Не дожидаясь ответа, я поднимаю ее с земли и несу к нашему обычному столику.

— Лукас!

Тело Джеммы извивается, и мне приходится сдерживать всплеск желания, подкатывающего к моему члену.

По обеденному залу разносится хор волчьих свистков. Я сажусь и усаживаю Джемму к себе на колени. Ее лицо нахмурилось.

— Что случилось?

— Об этом явно не может быть и речи. — Она маневрирует, пытаясь отползти в сторону. — Ты можешь хотя бы спустить меня со своих коленей? Господи.

— Нет.

Мятеж в ее взгляде слишком милый, весь взволнованный и боевой. Расчетливый взгляд проходит через ее выражение.

— Я останусь здесь при одном условии.

— Говори.

Картер садится напротив меня с глумливой ухмылкой. Девлин отступает на несколько футов. Он стоит перед лицом Дэвиса.

— Я начну сидеть с вами... если Блэр тоже разрешат прийти. — Джемма кивает подруге, отвлекаясь от созерцания подруги и Девлина. — Я не хочу оставлять ее одну.

— Конечно, как скажешь. — Я играю с волосами Джеммы. — Пока ты здесь, со мной.

Джемма слезает с моих колен. Я запускаю палец в заднюю часть ее юбки, прежде чем она успевает отодвинуться и она бросает на меня неприязненный взгляд. Ухмыляясь ей, я сгибаю палец в движении приближения.

Она вздыхает и наклоняется, а я обхватываю ее бедра и краду быстрый поцелуй, который оставляет во мне желание большего.

— Теперь ты можешь идти.

Джемма изображает фальшивый смиренный тон и хлопает на меня ресницами. — О, могу ли я? Боже мой, какой благородный господин.

— Не будь такой, милая.

Джемма закатывает глаза и идет поговорить с Дэвисом. Как только Джемма подходит, выражение лица Девлина закрывается, и он подходит к столу, опускаясь рядом с Картером. Джемма, похоже, убеждает Дэвис, делая движение в сторону стола с умоляющим выражением лица. Ей это удается, и девушки подходят.

Джемма пытается сесть рядом со мной, но я снова усаживаю ее к себе на колени.

— Вернись туда, где твое место, — бормочу я ей на ухо.

Джемма вздрагивает и переводит взгляд с меня на свою подругу. — Лукас. Черт бы тебя побрал.

Не раскаиваясь, я целую ее в щеку.

Дэвис садится рядом с нами с каменным выражением лица, ее плечи напряжены.

— Разве здесь не уютно, — легкомысленно говорит Девлин.

— Привыкай, — говорю я, пожимая плечами. — Мы меняем обстановку.

Девлин переводит взгляд на Дэвис, затем отводит его. Он и Картер встают и направляются к очереди за обедом.

— Ты не собираешься дать мне подняться? — спрашивает Джемма.

Ей не совсем удобно сидеть у меня на коленях, тело сгорбилось, чтобы стать меньше, и она вцепилась в стол.

— Ни за что. — Я глажу ладонью по ее спине. — Ты там, где я хочу.

— Ну, я хочу пойти купить обед, так что...

Джемма поднимает брови и я одариваю ее сардоническим наклоном рта и машу рукой. Она встает и дергает Дэвис за рукав. Девочки идут в очередь за обедом, а я следую за ними через несколько минут.

Вернувшись за стол, Джемма снова пытается занять свое место. Это длится целых две секунды, прежде чем я перетаскиваю ее обратно к себе на колени. Она вздыхает в раздражении, но ее тело слегка расслабляется. Хорошо. Она соглашается с тем, что я собираюсь добиться своего, и она должна принять это или оставаться в неудобном положении.

— Не лги себе, я не уступаю. Просто не хочу сейчас тратить бессмысленную энергию на борьбу с тобой. — Она делает пренебрежительный жест рукой. — Ты такой пещерный человек. Люди понимают это, но я твоя игрушка. Не трогай меня. Тебе не нужно сажать меня к себе на колени, чтобы донести до меня суть. Я же не твоя девушка.

Так не пойдет. Я прижимаю ее к своему телу. Наклонившись, прижимаюсь губами к ее шее и получаю острые ощущения от того, как она вздрагивает.

— Люди видели, как мы занимаемся и худшим, чем это, — дышу я, прижимаясь к ее коже.

— Нет, спасибо тебе, — бормочет Джемма. — Ты чертов эксгибиционист. Думаю, в этом есть смысл. Квотербек. Популярный. Ты любишь внимание и хочешь, чтобы люди знали, как тебе хорошо.

Смех прокатывается сквозь меня.

— То, что мы сделали, даже близко не похоже. Когда ты у меня есть, милая, никто не увидит этого, кроме меня.

Я слышу, как Джемма сглатывает от моих слов. У нее нет язвительного ответа для меня.

Некоторое время Джемма тихо разговаривает с Блэр, общаясь только со мной и иногда с Девлином. Я думаю, она пытается играть так, будто она не сидит у меня на коленях, делая вид, что все нормально, и игнорирует Картера и всех остальных за нашим столом.

Мы с Картером теряемся в разговорах о стратегии.

Я краду одну из картофельных долек с тарелки Джеммы, она рычит себе под нос и сжимает руку вокруг моего запястья. На самом деле рычит.

Это чертовски очаровательно.

— Что, не любишь делиться?

Я предлагаю ей оставшийся клин, и после долгого раздумья, она раздвигает губы и позволяет мне кормить ее, глядя на меня. Мне становится жарко.

— Ты меня бесишь.

— Вот моя девочка.

— Разве ты не знаешь, что лучше не красть картошку у девчонок? — язвит Девлин, полусерьезно вращая вилкой в тарелке с макаронами. — Ее картошка принадлежит ей. И твоя картошка тоже принадлежит ей.

— Моя сестра просто помешана на картошке, — соглашается Картер.

Девлин опирается локтями на стол и смотрит на Блэр взглядом, обещающим неприятности. Он зажимает поднос Дэвис, перетаскивая его через стол в недоступное место.

— Это все, что ты можешь себе позволить, липкие пальчики? Никакой картошки фри для тебя. Только программа бесплатного обеда для бедных.

Единственным признаком того, что Дэвис слышит Девлина, являются напряженные линии вокруг ее рта. Джемма застывает у меня на коленях. Я глажу ее по бедру под столом, чтобы успокоить ее и удержать ее внимание на мне.

Девлин берет с подноса Дэвис недоеденный кусочек брокколи и с презрением смотрит на него, прежде чем засунуть в рот.

— На вкус как печаль и талоны на питание.

Картер смеется, шлепает Девлина по плечу, пока тот жует и смотрит на Дэвис. Джемма сползает с моих колен, ударяя меня локтем в живот, когда я пытаюсь удержать ее на месте, а Блэр опускается, чтобы дать ей место между нами.

Джемма собирается сопротивляться. Дэвис может принять это, потому что она знает, какая у нас группа, но Джемма не из тех, кто это терпит.

Девлин берет случайные вещи из тарелки Дэвис и бросает их на пол и Блэр складывает руки на коленях.

Я бросаю на него взгляд, но не вмешиваюсь.

— Эй, Девлин. Ты можешь, блядь, не делать этого? — Джемма огрызается, готовая к драке.

Девлин не обращает внимания на Джемму и опрокидывает весь поднос на стол. Грохот раздается над какофонией разговоров в кафетерии.

— Ты привыкла есть с помойки, так какая разница, что ты ешь с пола? Ты не должна быть здесь. Тебе здесь не место.

Дэвис смотрит тяжелым взглядом через стол. Он ухмыляется и возвращается к поеданию своих макарон.

— Не все мы рождаемся с серебряной ложкой во рту и безлимитной кредитной картой, — язвит Дэвис.

Брови Девлина взлетают вверх, и он быстро закрывается маской.

Джемма вздрагивает, и я обхватываю ее за талию, прежде чем она ныряет через стол, чтобы отлупить моего кузена за то, что он маленький засранец.

— Да что с тобой такое? — кричит Джемма. Она поворачивается к своей подруге и подталкивает ее поднос ближе. — Вот, Блэр. Можешь взять остальное. — Она бросает грязный взгляд на Девлина. — У меня внезапно пропал аппетит. Запах напыщенного засранца тянется, как прогорклый пук.

Дэвис фыркает и берет картофельную дольку с тарелки Джеммы. — Именно так оно и пахнет. Олд Спайс и слезы привилегированного мужлана.

Джемма улыбается так, что мне хочется ее поцеловать. — Могу я купить тебе еще один поднос? У них сегодня была пицца. Хочешь?

— Нет, все в порядке.

— Ты уверена?— Джемма ткнула большим пальцем в Девлина. — Мы должны заставить его купить тебе еще за то, что он испортил твою еду.

Девлин кривит губы и пересаживается за стол на несколько мест, чтобы пофлиртовать с девушками на другом конце, а Джемма хмурится на него.

Это мило, что она заступается за своих друзей, но Девлин прав, Блэр не одна из нас.

— Осторожно, — предупреждаю я, бросая на Дэвис косой взгляд. — Не все здесь ценят, когда рядом ошиваются преступники. Мой джип не в порядке с тех пор, как к нему прикасалась твоя сообщница.

Упоминание об участии Дэвис в трюке с моим джипом заставляет Джемму расширить глаза. Ее шестеренки бешено вращаются в поисках чего-то, что могло бы отвлечь мое внимание от Блэр. Она скользит взглядом между моими глазами, а затем сжимает в кулак лацкан моего пиджака, притягивая вниз, чтобы прижаться своими мягкими губами к моим.

Что касается отвлечения внимания, это очевидная попытка. Немного небрежная для стиля Джеммы, но я не стану отрицать поцелуй.

На минуту я замираю и позволяю ей двигаться мне навстречу. Когда она впадает в отчаяние, ее язык проникает в мои сомкнутые губы, и я не могу сдержаться, обхватываю ее руками и беру свою порцию, проникая языком в ее рот. Это не утоляет мой голод по ней, а только разжигает пламя.

Когда я отпускаю, у нее остается ошеломленное выражение лица.

Звонок возвещает об окончании урока. Я еще не готов попрощаться с Джеммой. Когда они с Дэвис идут вынести ее поднос, я иду следом и поднимаю ее на руки. Она издает прерывистый звук удивления и бьет ногами.

— Что ты делаешь, пещерный человек? Я поняла, ты сильнее меня!

Я выхожу с Джеммой в оживленный коридор и несу ее по школе. Другие ученики окликают нас и хлопают меня по спине, как будто я выиграл приз.

Яростное зеленое чудовище, ревущее в моей груди, невозможно побороть. Мысль о том, что она может покинуть меня прямо сейчас, заставляет все тело сопротивляться.

Я никогда раньше не был таким собственником ни одной из своих подруг. Это немного безумно.

— Мне надоело, что все остальные могут смотреть на тебя весь день, — решаю я, с легкостью притягивая ее тело к своей груди. — Я не выпущу тебя из виду. Ты будешь со мной до конца дня. — Делаю паузу, чтобы одарить ее волчьей улыбкой. — Я в настроении похитить тебя снова.

— Что? — Джемма краснеет красивым розовым цветом. Она извивается, как разъяренная змея. — Ты такой надоедливый! Лукас, отпусти меня!

— Неа. — Я обхожу хлопающих зрителей и прижимаюсь губами к ее уху. — Ты принадлежишь мне, поэтому я говорю, куда тебе идти.

Челюсть Джеммы работает, ее нижняя губа надувается, сомневаюсь, что она осознает свое выражение, но это заставляет меня потерять логику. Я хочу прижать ее к стене шкафчиков и вогнать в нее свой член, пока я атакую этот сексуальный рот.

— Люди не могут принадлежать другим, — бормочет Джемма.

Меня пронзает рык. Я позволяю ей упасть на пол и прижимаю ее к шкафчику, от которого некуда деться, обхватив ее лицо, наклоняюсь, чтобы говорить ей в рот.

— Когда я говорю, что ты моя, я имею в виду не только то, что ты моя девушка, милая. Я имею в виду, что хочу владеть тобой все время.

Ресницы Джеммы трепещут, она смотрит на меня с упрямством, которое мне все больше нравится.

— Ты понимаешь, как сильно я хочу подкрасться ночью к твоему окну и посмотреть, как ты спишь? Проскользнуть в твою спальню и прикоснуться к тебе? Мне нужно постоянно следить за тобой. Если я не буду этого делать, то поддамся желанию увезти тебя и спрятать у себя дома. Я буду держать тебя на цепи в своей комнате и никогда не позволю тебе выйти.

У Джеммы перехватило горло. — Ты... сумасшедший.

Из меня вырывается глухой смех, и я провожу большим пальцем по ее губам.

— Может быть. Ты делаешь меня такой.

Я даю ей немного успокоиться, прежде чем поцеловать ее со всей жестокостью, которую я сдерживал. Она дрожит. Мне нравится ошеломленный взгляд ее глаз, когда я отстраняюсь.

Джемма может бороться со мной сколько угодно своими словами, но ее действия не лгут.Ее тянет ко мне. Ей нравится, когда я целую ее.

— Сейчас. Пойдем, пока я не опоздал на занятия.

17

ЛУКАС

Взять Джемму с собой в класс, возможно, было не самой лучшей идеей, но это стоило того, чтобы увидеть ее милый, обеспокоенный взгляд, когда она сидела рядом со мной на протяжении двух уроков. Тренеру было все равно, что я привел... гостью на всемирную историю, но, когда мы шли в северный корпус, один из учителей Джеммы заметил ее. Он тут же отчитал ее за прогул урока.

Тем не менее, я не чувствовал себя виноватым.

Джемма была зла на меня, ударила по руке и ушла, пока я хихикал.

Я послала ей несколько сообщений, но единственным ответом было абсурдное количество эмодзи со средним пальцем.

После тренировки я остался, чтобы увидеть ее в изоляторе, планировал подвезти ее до дома, так как видел, как Алек выходил из школы с горячей цыпочкой на заднем сиденье.

Джемма отказалась разговаривать со мной. Упрямство исходило от нее волнами, когда она наклонила голову, чтобы спрятать от меня лицо, когда я сел на парту напротив нее. Я откинул ее волосы в сторону, и она бросила на меня злобный взгляд.

— С меня хватит быть маленькой игрушкой для твоего личного развлечения, —прошипела она.

Мои брови сошлись, и я оставил ее в покое, зная, что ее брат уже ушел из школы.

Думал, что это будет достаточным уроком, чтобы не давать мне повода для беспокойства, но она игнорировала и избегала меня в течение нескольких дней. Это чертовски быстро надоело.

Возбуждение накатывало на меня каждый раз, когда мне казалось, что я вижу ее светло-медовые волосы, развевающиеся по коридорам, зуд зудел во мне от желания заставить Джемму понять зверя, которого она развязала во мне.

Когда зуд становится слишком сильным, чтобы его игнорировать, я нанимаю Бишопа, чтобы он помог мне оставить Джемме сюрприз.

Она сама попросила об этом, поэтому мой долг — исполнить наказание, которое она заслужила.

Я жду возле ее шкафчика между уроками, прислонившись к стене и скрестив руки. Мой взгляд был прикован к ней весь день, но я держался на расстоянии, достаточно далеко, чтобы не насторожить ее. Она появляется в конце коридора.

С ней Дэвис. Они о чем-то хихикают, и Джемма размахивает руками. Эта легкая улыбка тянет меня к себе, но я остаюсь на месте, ожидая, пока Джемма откроет свой шкафчик.

Когда она открывает шкафчик, оттуда сначала выскакивает вспышка красного кружева. Я ухмыляюсь придушенному звуку, который вырывается у нее. Прежде чем она успевает захлопнуть шкафчик, чтобы спрятать то, что я подложил, оттуда вываливается полоска презервативов и наручники, металл с лязгом ударяется об пол.

Джемма застывает на месте. Шкафчик открывается, открывая кружевное белье во всей его красе.

— Хм, — говорит Дэвис, поправляя концы своих голубых волос.

— Черт. — Джемма опускается на пол, чтобы забрать презервативы и наручники. — Это... это не мое. Я не знаю, как или кто...

— Черт, Тернер, ты действительно любишь пошалить! — Картер подходит и упирается своим весом в шкафчики, выхватывая презервативы у Джеммы. — Но нам этого будет недостаточно.

Черт. Я стискиваю зубы, и мне требуется весь мой самоконтроль, чтобы оставаться на месте.

Картер смотрит на Джемму, когда она выхватывает у него полоску фольги.

— Ты свинья, Бернс, — огрызается Джемма, запихивая все в свой шкафчик и захлопывая дверцу.

Ее лицо полностью совпадает по цвету с красным кружевом и она садится перед своим шкафчиком скрещивая руки.

— Да ладно тебе, малышка. — Картер дотрагивается до лица Джеммы, и она огрызается. Я сжимаю руки в кулаки. — Сэйнт не может иметь тебя каждый день. Ты можешь отдохнуть от его члена на ночь, чтобы остальные члены команды могли попробовать тебя, а я буду первый в очереди.

— Пошел ты, — рычит Джемма, отвешивая ему пощечину.

Уголок моего рта приподнимается от громкого эха ее ладони, встретившейся с его щекой. Оно заглушает бурный смех и болтовню в зале.

Это моя девочка.

Картер может быть одним из моих самых близких друзей, но я покончу с ним, если он еще раз тронет Джемму.

— Чертова заносчивая сука. — Картер держит лицо. — Ладно, Сэйнт может забрать твою дикую задницу. Держу пари, ему нужны наручники, чтобы связать тебя, чтобы ты не кусалась.

— Чертовски верно. — Джемма делает агрессивный шаг к Картеру, и он отступает от ее угрозы. — Я бы откусила твой чертов член, Бернс.

По коридору разносится хор негромких охов.

— Что угодно.

Картер пренебрежительно машет рукой и уходит.

Дэвис трогает Джемму за плечо и говорит слишком тихо, чтобы я мог расслышать, но Джемма смотрит на меня, и в моих венах разгорается огонь.

Время замедляется, и другие студенты, снующие по коридору, исчезают.

Мы заперты во взгляде, натянутая резинка грозит порваться. Ее грудь вздымается с каждым тяжелым вдохом. Мои руки сгибаются, мышцы на руках смещаются.

С яростным усилием воли я встаю со своего места и поворачиваюсь к ней спиной. Она ругается мне вслед, когда я ухожу на следующий урок.

— Что за… черт возьми! — кричит Джемма, когда я догоняю ее позже на студенческой стоянке, прижав к боку ее CR-V.

Ее рука инстинктивно вытягивается, чтобы защититься и я хватаю ее за запястье, прежде чем она успевает ударить меня, подхожу ближе, пока наши тела не оказываются вровень. Я поглаживаю большим пальцем нежную кожу ее запястья, приподнимая бровь.

— Готова играть по-хорошему?

Джемма недоверчиво моргает. Она проверяет, как я держу ее, и вздыхает, когда побег оказывается безуспешным.

— В твоих самых смелых мечтах, ты, титулованный ублюдок.

Мой рот кривится, и грубый смех покидает меня. Я сжимаю ее запястье, поднимая его над головой, так что ей приходится подняться на цыпочки, чтобы избежать напряжения и она вздрагивает, когда я наношу затяжной поцелуй на ее щеку.

— Будь хорошей девочкой, или мне придется продолжать наказывать тебя.

— Ты болен, Лукас. — Джемма отворачивает лицо и выдыхает рваный воздух. — Черт побери. Я серьезно собираюсь подать запретительный судебный приказ или заявление о преследовании, если ты еще раз выкинешь это дерьмо с моим шкафчиком. Придурок.

— Какая часть тебе не понравилась? Белье? Наручники?

Цвет заливает щеки Джеммы, и ее глаза отводятся в сторону.

— Ах. — Я прижимаюсь носом к ее щеке. — Тогда мне жаль, что я заставил тебя столкнуться с этим желанием в школе. Если бы я знал, что мысль о том, что я сдерживаю тебя, так возбуждает тебя, я бы держал это в секрете для себя. Ммм. — Мои зубы касаются ее нежной кожи, я усмехаюсь, когда она вздрагивает и издает слабый звук. Я крепче сжимаю ее запястье. — Мне тоже нравится эта идея. Ты от этого намокла?

Моя другая рука скользит по ее боку и задирает подол юбки. Сегодня на ней нет колготок. Джемма вздрагивает.

— Лукас...

— Как насчет прямо сейчас, а? Если я заполню тебя своими пальцами, твоя маленькая тугая киска пропитается ими?.

Джемма облизывает губы и издает еще одно тихое хныканье. Она смотрит через мое плечо, где другие студенты идут к своим машинам и кричат друг другу. Мы прячемся между машинами, ее CR-V припаркована в дальнем углу.

Отпустив ее запястье, чтобы подпереть подбородок, я возвращаю ее внимание туда, где оно должно быть. Мои губы смыкаются с ее, заставляя прижаться ко мне грязным поцелуем. Джемма вздрагивает и хватается за материал моей рубашки под школьным пиджаком.

Пока она отвлечена и податлива, я просовываю ногу между ее ног и раздвигаю ее ноги. Я глотаю шум, который вырывается из нее, заглушая ее слабый протест. Я целую ее глубже, проводя пальцами по ее бедру.

— Лукас, — торопливо говорит Джемма, оторвавшись от поцелуя. — Что ты...?

Она прерывается, когда я добираюсь до ее нижнего белья. Я держу ее широко раскрытыми глазами, пока дразняще провожу пальцами по ее киске, вверх и вниз.

— Хм, ты недостаточно мокрая, если я не могу почувствовать намокшие трусики. — Я проскальзываю за пояс ее трусиков и прикусываю губу, когда она задыхается. Она такая теплая и мягкая, что я скольжу пальцами по ее складочкам, издавая томный смешок, когда она пытается сомкнуть ноги, чтобы поймать меня в ловушку. — Слишком поздно, детка. Это твое наказание за то, что ты игнорировала меня.

— Лукас! — умоляет Джемма, хватая в кулак мою рубашку. Она оглядывается вокруг и шепчет: — Это... мы не можем... не здесь!

Джемма сильно прикусывает губу, чтобы заглушить себя, когда я тереблю ее клитор. Ее глаза трепещут, затем снова открываются, она качает головой, слова улетучиваются.

Я усмехаюсь и киваю, целуя неровную дорожку по ее щеке, двигая пальцами по ней. Она пытается сопротивляться, но я знаю, что ей от этого хорошо.

— Ты чертовски сумасшедший, — бормочет Джемма, зарываясь лицом в мою шею.

— Знаю. — Я заставляю ее снова посмотреть на меня. — Не прячься от меня.

— Я не могу! Ты не можешь ожидать от меня этого...

Я приспосабливаю свою руку к ее киске и она становится все более влажной с каждой минутой, издавая сладкие звуки, когда я дразню ее. Я провожу пальцем по ее дырочке и наблюдаю, как конфликт пляшет на ее лице.

Как только она сдается с крошечным кивком, я просовываю палец внутрь и крепко целую ее. Она сразу же открывается для меня, ее язык встречает мой. Она горячая, тугая и влажная.

Я приглушаю стон в ее рот и ввожу второй палец. Джемма вцепилась в мою рубашку, ее ногти впиваются в мои грудные мышцы.

Мой член твердый, напряженный в штанах. Тепло пульсирует во мне, вместе с разрушительной волной собственничества. Я требую Джемму прямо здесь, на парковке, на фоне ее машины, вокруг толпятся студенты, которые уходят.

Единственное, что скрывает нас, это мое тело, прикрывающее Джемму, и машины, между которыми мы зажаты.

Я сгибаю пальцы, и Джемма задыхается, горячий поток воздуха ударяет мне в шею, когда она отрывает свой рот от моего.

— Лукас. — Это сломанный шепот.

Она поднимает глаза на меня и они блестят от влажности слез. Я провожу большим пальцем под ее глазом, чтобы поймать слезу и втянуть ее в рот. Дрожащий вздох вырывается из нее, когда она прижимается бедрами к моей руке, желая большего.

— Эй.

Джемма замирает, глаза расширены от ужаса быть пойманной, но я не останавливаюсь. Я продолжаю погружать в нее пальцы, не пропуская ни одного удара, пока Девлин проходит мимо ряда машин, в которых мы находимся. Я не разрываю зрительного контакта с ней, крутя пальцами. Она сглатывает сдержанный стон, который не может сдержать.

— Как дела, чувак? — Дикая ухмылка пересекает мое лицо, когда я закрываю от Девлина вид того, что я делаю с Джеммой, когда я зову его. — Пиво на лодке позже?

— Да, звучит неплохо. Встретимся у твоего дома. — Голос Девлина удаляется, когда он идет дальше. — Позже.

Джемма поджимает губы, и слезы падают еще больше. Я трахаю ее пальцами быстрее, наслаждаясь румянцем на ее лице, блеском влаги в ее глазах, тем, как она дрожит и раздвигает губы для меня.

Ее киска сжимается на моих пальцах, и в моей груди раздается глубокий гул.

— Вот и все, милая. Ты готова? — шепчу я ей между поцелуями. — Ты собираешься развалиться на моих пальцах?

Джемма хнычет.

— Иди ко мне, детка.

Ее тело напрягается, и она обхватывает руками мою шею.

— Блять, блять, блять, — задыхаясь, выкрикивает Джемма.

Когда я ввожу свои пальцы в нее, она содрогается вокруг них и задыхается у меня во рту.

— Все твои звуки принадлежат мне и только мне. Никто больше не сможет их услышать.

Джемма кивает и прижимается ко мне, чтобы поцеловать. Я отдаюсь ей, снова выкручивая пальцы. Она замирает, когда наступает оргазм и я хочу продолжать, пока она не превратится в бредовый сверхчувствительный беспорядок, выжимать из нее оргазм за оргазмом, пока она не сможет больше кончать без рыданий.

Я подавляю свои желания. Скоро. Но не здесь, на школьной парковке.

— Хорошая девочка, — бормочу я, замедляя движения, наслаждаясь тем, какая она мокрая.

Джемма тяжело дышит, прислонившись спиной к машине, она раскраснелась, кончила и чертовски великолепна.

Я вытаскиваю руку из-под ее юбки и провожу языком по блестящим пальцам, пробуя ее на вкус. Голодный стон вырывается из меня, и я опираюсь своим весом на ее тело, прижимаясь своим членом.

Глажу ее лицо, касаясь губами ее губ. Она поднимает на меня взгляд из-под капюшона. И я глажу ее губы и проникаю внутрь ее рта. Она колеблется, затем закрывает рот вокруг моего пальца и всасывает свой собственный вкус, язык извивается вокруг моего пальца.

Еще один стон вырывается из меня, и я отрываю руку, чтобы поцеловать ее. Когда мы расстаемся, я прижимаюсь лбом к ее лбу.

— Ты моя, милая. Не забывай об этом.

18

ДЖЕММА

— Джемма? — Мисс Хуанг останавливает меня, когда я собираю вещи после уроков.

— Да?

Она улыбается и заправляет свои короткие черные волосы за одно ухо. — Могу я попросить тебя помочь с фотозаданием? Обычно у меня есть два студента из газеты и ежегодника, но они оба отсутствуют.

— Хорошо, конечно. — Я перекидываю сумку через плечо. — У меня есть с собой оборудование, и я свободна.

Мисс Хуанг озаряется облегченным взглядом и хлопает в ладоши.

— Замечательно! Ничего особенного. Сегодня после школы ты будешь освещать тренировку футбольной команды мальчиков. Школьной газете нужны ваши материалы к завтрашнему утру для статьи, если ты сможешь уложиться в это время.

Каким-то чудом я сохраняю спокойное выражение лица.

Я знаю, что только что согласилась, но я должна отказаться. Придумать какую-то важную встречу, о которой я только что вспомнила.

— Конечно. —Мой голос роботизированный. Иностранный. — Нет проблем.

Внутри у меня опускаются плечи. Как только я выхожу из комнаты, я испускаю большой вздох.

— Конечно, — бормочу я.

Закинув сумку на плечо, я отправляюсь навстречу своей гибели. Я останавливаюсь возле своего шкафчика и волочу ноги, чем ближе я подхожу к футбольному полю. По крайней мере, там будут другие люди и мне не придется подходить близко. Телеобъектив —величайшее изобретение, позволяющее избегать общения.

Припарковавшись у забора, окружающего поле, я укладываю вещи и занимаюсь настройками камеры, пока футбольная команда бежит разминочные круги.

Только когда Лукас пробегает мимо, и наши глаза встречаются, я признаю, что боялась оставаться с ним наедине с тех пор, как он прикоснулся ко мне на публике. Я впиваюсь зубами в щеку, когда он одаривает меня самодовольным взглядом.

— Привет.

Это все, что он говорит, голос глубокий и забавный. Одно слово, и мои внутренности пикируют, чтобы совершить аварийную посадку. Приятели Лукаса хихикают и игриво подкалывают его.

Лукас требует внимания, не прося его, заставляя меня следить за ним, когда он огибает изгиб дорожки. Меня словно гипнотизируют его мышцы, напрягающиеся с каждым шагом. Он делает бег легким, его ноги накачиваются без усилий, а кожа блестит от пота и выглядит при этом, как проклятый бог. Неудивительно, что все его боготворят.

Все остальные — низшие существа. Мы должны быть благодарны ему за то, что он одаривает нас своим присутствием.

Мне в лицо ударяет жар, и я отгоняю его. Да ладно, Джемма, нельзя же так волноваться из-за мальчика на пробежке.

Только вот я волнуюсь. Боже, я такая.

Стая снова огибает изгиб дорожки, Лукас возглавляет группу. Его внимание переключается на меня, и уголки его рта кривятся, когда он ускоряет темп и подмигивает мне.

— Поехали!

Все ребята отвечают ему криками, которые, должно быть, заставляют их чувствовать, что они могут одолеть весь мир и следуют за Лукасом, когда он убегает.

Алек — единственный, кто обгоняет Лукаса на прямой. Он вскидывает руки вверх, и я поднимаю фотоаппарат, чтобы сделать кадр. Задорная улыбка кривит мой рот, когда я проверяю заднюю крышку камеры.

Мой брат такой конкурентоспособный, что не может позволить капитану победить его в гонке.

Я настраиваюсь на быстрый ритм съемки. Команда проходит еще два круга, прежде чем выйти на поле для тренировки. После выполнения нескольких упражнений они начинают тренировочную схватку.

Не думаю, что сейчас достаточно тепло, но Лукас снимает свою футболку, в то время как половина парней проводят игру в кофтах и униформе.

Что? Разве у них нет тренировочных футболок для этого?

Лукас ищет меня. Он шлет мне воздушный поцелуй и разминается перед камерой, демонстрируя загорелую кожу, широкие плечи и рельефный пресс, когда он поправляет свои шорты, видна впадина мышц на его бедрах.

Боже мой.

Лукас смотрит на меня, прикрыв глаза, с наглым самодовольством. Я нажимаю на кнопку спуска затвора и выпускаю неровный вздох.

Невозможно отрицать его телосложение и атлетизм, пока идет игра. Лукас крутит мяч по спирали в воздухе и называет игры, пульсация мышц на его руках и плечах, когда он бросает мяч, притягивает. Я теряю счет тому, сколько снимков я сделала, поглощенная документированием грации и силы его тела, когда он двигается.

Я делаю перерыв, чтобы прокрутить то, что я уже успел запечатлеть. На моей карте памяти почти 350 фотографий.

Один снимок на карте вызывает у меня интерес и я увеличиваю его, уже зная, что сделаю его черно-белым. Лукас собирается бросить мяч, рука поднята, он ловко держит мяч.

Эти руки были на мне. Прикасались ко мне. Заставляли меня кончать.

Ты моя, милая. Не забывай об этом.

Тепло бомбардирует меня, моя кожа гудит от ощущения жара и холода, и когда я поднимаю глаза, вижу что Лукас наблюдает.

Как будто он знает все мысли, крутящиеся в моей голове.

Я глотаю воздух и вожусь со своей кожаной курткой, плотнее обтягивая ее вокруг своего тела.

Огонь не покидает мое тело. Он горит еще жарче, потому что Лукас продолжает смотреть на меня.

Ему даже не нужно обращать внимание на игру. Его команда выигрывает. Он настолько хорош.

Я делаю слабую попытку отвлечься, играя с выдержкой и диафрагмой. Это не помогает надолго, моргаю через видоискатель, когда Лукас перемещается на передний план.

Подняв голову, я обнаружила, что он бежит к забору, и в его глазах светится блеск, делая их голубыми. Этот блеск говорит об озорстве.

— Наслаждаешься шоу? — Лукас едва заметно взмок. От блеска пота и его беспорядочных волос у меня тянет живот. Он протягивает мне камеру. — Можно посмотреть?

— Эм...

Трудно сохранять самообладание, находясь так близко к Лукасу, когда он без рубашки. Сжав губы, я переворачиваю камеру, чтобы показать заднюю часть, и щелкаю по нескольким последним фотографиям. Это фотографии Лукаса. На большинстве снимков на карточке изображен он.

Я не могла удержаться.

Лукас выглядит довольным, но потом на его черты падает тень. Она видна всего секунду, прежде чем он снова светлеет.

Вспышка эмоций подстегивает мои инстинкты. Я хочу знать больше об этом Лукасе. Почему он выглядит почти... грустным, когда видит себя бросающим футбольный мяч?

— У тебя есть моя хорошая сторона.

— Это потому, что твоя плохая сторона не лежит на поверхности. — Я забираю камеру и кладу ее на сумку. Мои руки лежат на заборе. — Думаю, я единственная, кто знает об этой стороне.

Лукас поджимает губы и искоса смотрит на меня, подходит к забору и берет мое лицо в руки. Прежде чем я успеваю понять, что он задумал, его губы оказываются на моих.

Он целует меня посреди тренировки, вонючий и потный.

И я поддаюсь.

Наклоняюсь в поцелуе, мои пальцы взлетают вверх, чтобы запутаться во влажных волосах, вьющихся на его шее. Отдаленно я осознаю, что другие парни на поле воют, как дикие койоты и раздается свисток.

Лукас смеется мне в рот, и я роюсь пальцами в его волосах.

Он отстраняется, его дыхание обдает мои губы жаром. — Пойдем с нами после тренировки. Мы поедем на озеро, чтобы потусоваться.

— О. Я... я не знаю.

Лукас ласкает мое лицо, что в какой-то момент я разрываюсь между лицом моего титулованного мучителя и парнем, от поцелуев которого у меня туман в голове.

— Я действительно должна...

— Давай, — пробормотал он. — Это будет весело.

Я цепляюсь за нежелание еще минуту. Он дарит мне еще один поцелуй, от которого у меня перехватывает дыхание и я киваю, пока оцепенение не рассеялось.

— Это моя девочка.

— Святой! Тащи свою задницу любовника обратно на тренировку! — кричит тренер, прерывая момент.

Лукас подмигивает и убегает. Глядя ему в спину, я думаю, во что, черт возьми, я только что ввязалась.

Весь мой план на этот год — избегать всех, а общение с Лукасом и его друзьями полная противоположность.

Небо над озером пылает от угасающего послеполуденного света, музыка гремит из модной акустической системы на причале и я сижу рядом с Алеком из какого-то ошибочного чувства, что мне нужно защитное одеяло, чтобы не вибрировать.

Это больше не моя сцена. У меня нет никакого интереса вписываться в компанию девушек в бикини и толстых кардиганах с обрезанными шортами и кокетливых футболистов без рубашек. Все пьют и раскачиваются в такт, хихикая.

Это навевает неприятные воспоминания. Не так плохо, как в первый раз, когда я пришла в дом Лукаса, чтобы забрать Алека, когда там было полно народу и все происходило в избытке, но и воспоминания не совсем уходят.

Лукас исчез внутри некоторое время назад, и теперь я барахтаюсь в поисках причины, чтобы быть здесь. Я должна была сказать, что не могу прийти.

Мои ладони покалывают, кожу раздражает зуд, который я не могу утолить, сколько бы раз я ни царапала свои ладони.

Я бы предпочла расслабиться с милой собачкой Лукаса, которая рыскает от человека к человеку, чтобы посмотреть, кто ее погладит. Я щелкаю языком, подзывая собаку уже в третий раз с момента нашего приезда. Он спокойный, пузатый маленький пес, который помогает сдерживать мой страх, когда я глажу его шерсть.

Дальше по причалу Картер возится с девушкой, с которой пытается завести отношения, дразня ее, чтобы выбросить за борт. То, как его руки скользят по ее бокам, заставляет меня думать о Мэтте, и мое дыхание становится коротким, а горло пересыхает.

Елена Моралес с математики садится рядом со мной, ее гладкие черные локоны подпрыгивают.

— Давай, Джемма. Мне нравится эта песня! — Она хватает меня за руки, и на секунду мне приходится напрячься, чтобы подавить мгновенное желание выхватить их обратно. Не замечая моего изумленного выражения лица, она дергает меня за руки, как марионетка, пока крутит своим телом в такт музыке, смеется и прижимается к моему плечу. — Девочка, расслабься. Это же вечеринка! Давай зажжем.

Она едва успевает произнести эти слова, как уже держит в руках сигарету, распаляя.

Я слабо улыбаюсь и придвигаюсь ближе к брату. Алек бросает на меня взгляд, его брови взлетают вверх, едва заметно указывая на симпатичную девушку, сидящую у него на коленях. Вздохнув, я поднимаю руки и отодвигаюсь.

Ладно, я поняла. Сестра-близнец слоняется вокруг, как застенчивый карапуз, цепляясь за единственного знакомого человека. Полный отстой.

Виновата.

Картер появляется передо мной и протягивает руку вверх. — Потанцуй со мной.

— Мне и так хорошо.

— Давай, мы отлично проведем время, устроим конкурс. Покажем всем остальным. Я знаю, что у тебя есть движения, у тебя есть этот вайб.

Картер проводит рукой по моей руке и все мое тело кричит «нет». Я стряхиваю его с себя сильным движением, поворачиваясь обратно к Елене.

Она единственная милая из всей этой компании. Не было никаких изменений в злобных оскорблениях, обвинениях и предположениях, которые сыпались на меня от тех же людей, которые пытались вести себя так, будто мы все это время были друзьями.

Лукас возвращается снаружи с холодильником.

— Сладкое спасение, Святой, — говорит Картер.

Бицепсы Лукаса напрягаются. Он приветствует своих друзей, когда они аплодируют.

Невероятно, но я с облегчением смотрю на него, потому что Картер отходит в сторону.

— Принесли пайки. — Лукас опускает холодильник рядом со скамейкой, на которой сидим мы с Еленой. Он проводит рукой по волосам, когда встает. — Подойдите и возьмите.

Я хватаю свою сумку и отхожу от холодильника, пока не налетели стервятники. Небо сейчас очень красивое, поэтому я прохожу к концу причала и сажусь. Вытащив телефон, я делаю несколько снимков прекрасного пейзажа, выбираю один, редактирую его и отправляю в Instagram с подписью «мирные виды сегодня вечером» и несколькими хэштегами. Появляется несколько лайков.

Так приятнее. Я не обращаю внимания на веселый смех и разговоры под музыку, доносящиеся с безопасного расстояния позади меня, пока сижу одна.

Это длится совсем недолго, прежде чем Лукас опускается рядом со мной.

— Вечеринка вернулась к тебе.

— Не совсем мое место. — Я смачиваю губы и потираю ладони о колени. — У нас с вечеринками не самый лучший послужной список, наверное, поеду домой с Алеком, когда он будет готов уйти.

Лукас хмурится и смотрит на озеро. В нем отражаются фиолетовые и розовые тона неба и черные силуэты деревьев и вершин.

— Пока не уходи. — Лукас опирается рукой на согнутое колено и потирает подбородок. Он бросает на меня косой взгляд. — Пойдем покатаемся на лодке.

— На лодке?

— Да. Только ты, я и Ланселот.

На мой растерянный взгляд он издал короткий смешок и свистнул. Когти мопса стучат по причалу, когда он перепрыгивает через него с очаровательным лаем.

Лукас показывает на собаку, которая наклоняется к его лицу, фыркает и лижет его подбородок. — Ланселот.

Это очаровательно. Мой желудок разжимается от спазмов, вызванных тревогой.

— Ланселот. — Что ж, сэр рыцарь, — обращаюсь я к псу, почесывая его, отчего он ворчит и виляет задом, — полагаю, я могу согласиться прокатиться на вашем коне. Корабле? Как рыцари называли свои лодки?

Лукас пожимает плечами, усмехаясь. Он смотрит на меня сквозь ресницы, рот растянут в кривом изгибе и выглядит при этом несправедливо красивым.

— На самом деле я не знаю. Моя одержимость артурианской легендой длилась достаточно долго, чтобы я смог назвать свою собаку.

— Это хорошее имя.

— Пойдем.

Лукас поднимается на ноги и предлагает мне руку. Воздух застревает у меня в горле, когда я смотрю на него, освещенного золотыми лучами заката, которые отражаются в его волосах. Я позволяю ему поднять меня.

— Мы собираемся покататься, — обращается Лукас к группе, ведя меня в эллинг.

Лодка красивая, кремового цвета, с загорелыми сиденьями-подушками и хромированными деталями. Руль спереди обтянут белой кожей и окружен сверкающими элементами управления.

Ланселот запрыгивает на борт вслед за Лукасом, словно они делали это уже тысячу раз. Когда Лукас заводит двигатель, я оглядываюсь на причал.

— Идешь, милая? — Лукас протягивает мне руку. — Позволь мне показать тебе мой мир.

— Это та часть, когда девушки думают, что ты умеешь цитировать фильмы, когда приглашаешь их на борт для приватной вечеринки?

— Скорее, они впечатлены тем, что у меня есть лодка. А теперь ступай на волшебный ковер.

— Это лодка.

— Тогда прыгай со мной в кроличью нору.

Лукас берет меня за руку и тянет, ловя меня в свои объятия, когда я спотыкаюсь в лодке. Я чувствую довольное урчание, исходящее из его груди. После напряженной паузы, когда мы смотрим друг на друга, он ставит меня на землю и отчаливает от лодки.

Не зная, что с собой делать, я опускаюсь на мягкую скамейку, кладу сумку на колени и обнимаю ее.

Меня поражает, что я отправляюсь наедине с Лукасом. Могу ли я действительно доверять ему? Он не причинил мне вреда, когда увез меня на прогулку, но это был не самый приятный опыт.

Может, я какая-то сумасшедшая?

Может быть, я обманываю себя, настаивая на том, чтобы держаться подальше, когда я все время натыкаюсь на Лукаса и все опасности, которые он представляет.

Может быть... я пытаюсь воссоздать то, что случилось со мной с Мэттом, из какой-то неправильной, подсознательной попытки контролировать свое прошлое и изменить его. Как будто сопротивляюсь.

Но это ничего не изменит. Мое сердце пропускает удар, когда мотор урчит. Если я хочу покинуть лодку, то сейчас у меня есть шанс. Я впиваюсь пальцами в сумку и делаю размеренный вдох.

Я не сойду с лодки.

Лукас сматывает веревку, затем садится за руль. Ланселот радостно лает и запрыгивает на капитанское кресло, прижимаясь к Лукасу.

Они оба расслаблены. Это помогает мне ослабить свою когтистую хватку на сумке и успокоиться после короткого ментального виража.

Он ведет нас по озеру без особых усилий, выглядя совершенно по-домашнему. Как только мы огибаем эллинг и выходим на более глубокую воду в нескольких футах от берега и причала, Лукас открывает мотор, и мы летим по воде.

Неловкий скрип вырывается у меня от резкой скорости, и я вцепляюсь в кожаное сиденье. Передняя часть лодки рассекает гладкую поверхность воды, пока Лукас везет нас все дальше от своего дома и я смотрю, как развеваются его волосы.

Озеро огромное, гораздо больше, чем я поняла, глядя на карты Google. В берегах есть углубления, поскольку все озеро огибает часть горы.

Беспокойство, обрушившееся на меня, уходит постепенно, пока красота озера не погружает меня в гипнотическое удивление.

Когда Лукас замедляет ход, и я уже не боюсь выпасть из лодки, и достаю фотоаппарат. Некоторое время мы оба молчим, пока я делаю снимки. Озеро становится еще прекраснее из центра.

В центре озера Лукас заглушает мотор и садится рядом со мной. У меня в видеоискателе есть ястреб, который отслеживает его дугу в ярком небе. После спуска затвора я откидываюсь на сиденье и любуюсь пейзажем.

— Здесь очень красиво.

— Да.

— Должно быть, было приятно расти с таким задним двором.

Лукас хмыкает, рассеянно играя с моими волосами. Ланселот запрыгивает на скамейку, устраивается между нами и я глажу Ланселота по ушам, пока Лукас протягивает руку за мной.

Здесь все в нем словно растворяется в безмятежном состоянии. Его ноги раздвигаются, а лицо теряет напряжение. Я не замечала, что оно задерживается по краям его рта и в уголках глаз, пока не спадает, думаю, что это озеро может быть его счастливым местом.

Здесь, втроем, гораздо спокойнее, чем на вечеринке в его доме. Мои непостоянные демоны — воспоминания, которые преследуют меня — отступают в тень моего разума.

Мы сидим в удивительно комфортной тишине, природа окружает нас, птицы щебечут на деревьях, рыбы и лягушки плавают в воде, далекий койот зовет приближающиеся сумерки.

Лукас запускает пальцы в мои волосы, и мои веки трепещут, когда он расчесывает пряди, массируя кожу головы.

— Что ты будешь делать после школы?

Вопрос выводит меня из мирного транса.

— Колледж. В области фотографии есть разные степени, но я не знаю, на чем хочу сосредоточиться. Мне нравятся пейзажи и спокойствие ожидания момента.

Лукас хмыкает в знак признательности, возвращая свою руку к моим волосам. Еще больше мыслей проносятся перед тем, как я решаю, можно ли ему об этом сказать или нет.

— Мне также нравится фотографировать людей, но я не думаю, что хочу ими режиссировать — модные и студийные портреты мне не по душе. Мне нравится наблюдать и выжидать нужный момент... нужную эмоцию.

— Значит, ты пробуешь кучу разных вещей, чтобы найти то, что покажется тебе правильным выбором?

Я пожимаю плечами. — Думаю, да. Было бы здорово пройти практику в новостном издании, чтобы освещать марши и протесты, или, может быть, я смогу наладить контакт с местными фотографами дикой природы. Кто знает, может, в итоге я буду снимать для NatGeo.

Я смеюсь над своими амбициями.

— Или так, или ты можешь стать сезонным фотографом для Санты в торговом центре.

Я ударяю Лукаса в грудь без всякого тепла. Он выхватывает мою руку и подносит ее к губам.

— Боже, надеюсь, что нет. В торговом центре рядом с моим старым домом в Колорадо-Спрингс фотографов заставляют одеваться как эльфов.

— Спорим, ты будешь выглядеть мило в красно-белых полосатых колготках.

Лукас ухмыляется и пробегает глазами по мне и я отталкиваю его, он обхватывает меня руками за плечи, чтобы прижать ближе, пока возится с моими волосами.

— Ты всегда фотографировала?

Лукас на мгновение затягивает руку в мои волосы после вопроса, а затем отпускает ее с напряженным выдохом.

— Ну, не всегда. Мне нравилось фотографировать с самого детства. Однажды родители подарили мне игрушечный одноразовый фотоаппарат, — объясняю я, качая головой с кривой улыбкой при воспоминании об абстрактных снимках, которые попадались мне на глаза, когда я собирала вещи в своей комнате, готовясь к переезду. — Но более серьезно я занялась этим только в последние пару лет. Это было не то, о чем я задумывалась, кроме приложения камеры на телефоне во время семейных отпусков или селфи. А потом...

Я прервалась на секунду, не готовая полностью признаться ему, насколько исцеляющей оказалась для меня фотография после Мэтта и той вечеринки. Фотография позволила мне отстраниться от ситуации и в то же время пережить ее. Я могу запечатлеть происходящее, не будучи вовлеченной в него.

Это надежный барьер между мной и окружающим миром.

Поковырявшись в молнии на куртке, я продолжаю. — Я больше понимаю, почему люди любят это делать и предпочитаю смотреть со стороны.

Пока у меня в руках камера, я буду счастлива.

Я бросаю взгляд на Лукаса. Его выражение лица замкнуто и непостижимо, но я различаю вспышку боли в его глазах.

— А что насчет тебя? Полагаю, ты собираешься делать себе имя в футболе. — Я похлопываю фотоаппаратом по подушке рядом с собой. — Ты хорошо выглядишь. С точки зрения фотографа.

Лукас не отвечает. Его челюсть работает, он открывает рот, как будто хочет что-то сказать, но потом выдыхает и взъерошивает волосы. Он не так откровенен о своих будущих устремлениях, как я.

— Да. Мы с папой скоро отправимся в путешествие, чтобы посетить Университет Юты и Университет Вашингтона. Он говорит, что хочет для меня самого лучшего.

— Круто.

Лукас поднимает бровь и смотрит на меня краем глаза. — У них впечатляющие футбольные программы—.

— ...Круто?

Его недоуменное выражение лица заставляет меня расхохотаться. Я быстро теряю контроль над ним, задыхаясь от спазмов в мышцах моего желудка, мой смех эхом разносится по спокойной глади озера и отражается в верхушках деревьев.

Она резко обрывается, когда Лукас наклоняется и целует меня. Он прижимается к моему лицу, большим пальцем проводит по щеке, а его губы скользят по моим. Я обхватываю его шею руками и приоткрываю губы, чтобы он провел по ним языком.

В отличие от других наших поцелуев, которые обжигают землю, как лесной пожар, этот светится, как теплый уголек.

Как будто он пытается сказать этим поцелуем что-то, что не может выразить словами.

Ланселот лает, прерывая нас, положив свои маленькие лапы мне на бедро.

— О, ты тоже хочешь немного любви? — спрашиваю я, отстранившись от Лукаса.

Я глажу Ланселота, пока Лукас что-то бормочет. Все, что я улавливаю, это шутки и ревность, когда он трет свой рот.

— Может, пойдем обратно? — предлагаю я. — Уже совсем стемнело.

Часть меня сомневается, стоит ли так скоро отказываться от этой стороны Лукаса. Здесь он... другой. Так вот кто он на самом деле под жестоким ублюдком и самоуверенным квотербеком?

— Ты боишься темноты, милая? — Лукас прошептал этот вопрос мне на ухо, взбудоражив мои внутренности. — Я покажу тебе свет. Ты не должна волноваться.

— Я не боюсь.

Я чувствую, как изгиб рта Лукаса тянется к моей мочке уха. Его голос опускается ниже, и меня пробирает дрожь, когда он говорит: — Значит, я недостаточно стараюсь.

19

ЛУКАС

Когда я проходила мимо компьютерного класса после последнего звонка, я увидел одинокую Джемму, очерченную в искусственном сиянии компьютера. Отлично, я как раз собирался написать ей сообщение.

Я направляюсь и забегаю в лабораторию. Увеличенные фотографии заполняют экран в программе редактирования, должно быть, она работает над заданием.

Схватив подкатной стул, я подхожу к ней, я опускаюсь на него, облокачиваюсь на спинку и складываю руки на спинке.

Джемма не обращает на меня внимания и продолжает работать.

Уголок моего рта приподнимается. Если она не усвоила урок игнорирования меня в прошлый раз, я с удовольствием повторю его. Мое внимание падает на ее зелено-белую клетчатую юбку, и в голове возникают образы того, как я снова заставлю ее кончить.

Я хотел этого, когда она была у меня на яхте. Очень сильно.

Я опираюсь подбородком на руки. — Ты идешь на вечеринку в эти выходные?

Джемма не отвечает. Я протягиваю руку и щекочу ей бок, заставляя ее пискнуть и выскочить из зоны досягаемости. Она бросает попытку игнорировать меня и бросает на меня взгляд, который только лает, но не кусает.

— Нет.

Она все еще не сдается под моим контролем. Не могу сказать, что меня это злит. Это захватывающе, когда она бросает мне вызов.

— Нет? Так не пойдет. Я думаю, ты хочешь сказать «да».

— Я серьезно.

— Нет, не серьезно.

— Да!

Джемма хмыкает и возвращает свое внимание к компьютеру, перебирая фотографии. Там есть черно-белая фотография здания в центре города. Это моя любимая. Я рисовал его несколько раз. Высокая контрастность фотографии подчеркивает четкие линии здания.

— Что я буду делать без моей девочки на моей вечеринке?

Я запускаю руки в ее волосы. Сегодня она не заплетает косу, и я этим пользуюсь. Она хмыкает и на секунду склоняет голову на мою руку, наслаждаясь прикосновением.

— Я запомню, что тебе нравится, когда с твоими волосами играют. Это доставит тебе удовольствие в будущем. А как насчет выдергивания волос? Меня это очень заводит.

—Фу. — Джемма отмахнулась от моей руки. — Я не твоя девочка.

Я отбрасываю игривость и сажусь.

— Ты — да—

Когда Джемма насмехается, я хватаю ее за подбородок и притягиваю ее лицо к своему. Я смотрю на нее свирепо, скрежеща челюстями.

— Я хочу, чтобы ты была там. Если ты не придешь, я буду в бешенстве.

Я ничего не могу сделать, чтобы сдержать собственнический рык в своем тоне и не стал бы беспокоиться, в любом случае. Джемма моя. Самое время ей перестать бороться со мной по этому поводу.

— Жаль разочаровывать.— Джемма вырывается из моей хватки и нажимает несколько клавиш на клавиатуре. — Тебе придется смириться с этим.

С этими словами она хватает свои вещи и поспешно уходит, прежде чем я успеваю отцепиться от подкатного кресла. Я стою там в одиночестве, дыша сквозь раздражение.

Когда часы на стене привлекают мое внимание, я отправляюсь на тренировку.

Она узнает, что она моя. Я позабочусь об этом.

От света на поле у меня пульсирует голова. Или, может быть, это удар, который я получил от массивного придурка из другой команды в нападении, перевернувшего меня.

Картер должен был прикрывать меня, но он не успел вовремя поймать парня.

Болельщицы подбадривают толпу на трибунах, Марисса возглавляет свою группу. Я бегу по боковой линии и выплескиваю свой напиток в рот, задыхаясь, когда глотаю его.

Я закончил, но впереди еще две четверти. Марширующий оркестр заканчивает свое выступление на поле. Хотелосьбы, чтобы тренер ввел наш резерв. У меня даже ногти болят.

Я застрял здесь, играя того, кем все хотят меня видеть.

Алек кивает мне, проходя мимо, чтобы сесть на скамейку.

Я смотрю на трибуны и ищу Джемму. Девочки-койоты свесились через перила так далеко, как только могут, чтобы покричать игрокам школы Сильвер-Лейк. Гордые родители, ученики и местные болельщики поддерживают нас до победного конца. Единственный человек, которого я хочу видеть, отсутствует.

Она никогда не приходит на игры. Я не надеюсь ее найти, но что-то в моем теле зовет ее прямо сейчас.

Возможно, это мое испорченное сердце.

Я должен смириться с этим, как она сказала раньше. У меня не может быть всего, чего я хочу.

— У нас все в порядке, кэп. — Картер хлопает меня по спине. — Извини за последнюю игру, брат. Этот чувак — чертов танк.

— Это еще больше чувствуется, когда он тебя валит.

Картер хихикает, как будто я шучу. А я не шучу.

Я так устал. Как бы я хотел быть дома, с моим этюдником и Ланселотом, сидящим у моих ног.

Вместо этого я застрял здесь, и все ждут, что я принесу его домой. Если я не принесу нам победу, мы потеряем шансы на плей-офф чемпионата. Для всех остальных парней в команде эта цель серьезная. Это видно по их глазам, яростная потребность в победе кипит под поверхностью. Я вижу это, когда они смотрят в мою сторону.

Мне плевать, но это все равно ложится на мои плечи как капитана команды.

Я жажду пьянящего облегчения от того, что я умываю руки и ухожу. Что-то останавливает меня и держит на привязи каждый раз, когда думаю, что набрался достаточно смелости, чтобы выбрать то, что я хочу, а не то, чего от меня ждут.

Раньше эта игра была забавной, когда я перебрасывал мяч на пляже у озера со своими друзьями. Я играл, потому что мне было хорошо. Груз растущих предположений о том, что я должен продолжать побеждать — стремиться произвести впечатление на скаутов и стать профессионалом — медленно раздавливает меня во влажную траву под моими бутсами.

Никого не волнует, чего я хочу. Они видят мой потенциал только потому, что я хорош в игре. Это высасывает из меня все удовольствие, когда на меня давят, требуя сделать карьеру.

Что говорит обо мне то, что я иногда желал, чтобы серьезная травма вывела меня из игры, чтобы я не играл навсегда? Но судьба была ко мне доброй сволочью, оставив решение в моих руках. Я просто должен быть достаточно сильным.

Я прислоняюсь к ограждению, а Картер стоит рядом со мной, заигрывая с девочками-койотами, воркующими над нами на трибунах.

— Помаши болельщикам. — Картер подталкивает меня. — Смотри, какие они обожатели. Легкая добыча для послематчевого минета. Намочи свой член, чувак, ты сейчас похож на гребаного мрачного жнеца.

Я прячу гримасу и полусерьезно машу девушкам, просто чтобы Картер отвязался от моей задницы. Джемма снова заполняет мою голову. Я окидываю взглядом трибуны, хотя знаю, что это бессмысленно. Ее здесь нет.

— Ты уже потрогал этот сладкий кусок задницы? Мм, она такая хорошенькая.

— Почти. — Я прикрываю свой натянутый тон наглым смехом. — Я заставил ее стонать от удовольствия.

— Так где же товар? Собери доказательства, пока кто-нибудь другой не влез и не отобрал у тебя банк. — Картер вздергивает брови и откидывает потные волосы с головы. Он загорается и хватает мою майку, чтобы притянуть меня ближе, как будто у него есть секрет. — О! У меня есть отличный способ спрятать твой телефон, чтобы ты мог записывать, пока трахаешь ее. Я опробовал его на прошлых выходных, работает как шарм. Напомни мне показать тебе его после того, как мы сегодня выиграем. — Он сверкает непристойно ухмылкой и у меня сводит живот. — Клянусь, эта цыпочка обрызгала весь мой член.

Я искренне в этом сомневаюсь, на собственном опыте убедился, каков Картер с девушками.

— Да, чувак. Круто.

Мы охотились за лягушками на берегу озера, перепрыгивали камни и скребли коленки на тропинках. Где-то по пути я моргнул, и Картер превратился в того парня, с которым я подружился в средней школе.

— В чем дело? Ты теряешь хватку. Обычно ты бы отлупил ее и закончил в течение недели. Я слышал, как Марисса жаловалась Елене. Она начинает волноваться, что ты все еще избегаешь ее.

Я понятия не имею, какое отношение к этому имеет Марисса.

Картер наклоняется ближе. — Каков твой следующий план, как сбить спесь с этой цыпочки?

Я колеблюсь, ища ответ, которого у меня нет. Других планов нет. Я уже давно не думал о пари, которое начал, слишком поглощенный Джеммой. Меня больше не волнует ее уничтожение. Я просто хочу ее.

Я смотрю на Алека, сидящего на скамейке, сжимаю зубы и терплю, как чувство вины перекатывается в моей груди. Я чувствую себя немного дерьмово, говоря о его сестре с ним рядом. Надеюсь, он нас не слышит.

— Я не тороплюсь с ней. Заставляю ее влюбиться в меня.

Картер захихикал. — Больной, брат. Ты безжалостен. Ты не просто сломаешь эту ханжу, ты уничтожишь ее. Она больше никогда не подумает дважды о том, чтобы переступить через тебя.

Тень сомнения ударяет меня в живот. Я все это начал. Это я виноват в том, что натравил на нее своих друзей.

Но я не могу сожалеть об этом.

Не тогда, когда это привело Джемму в мои объятия.

Теперь она моя, и я ее не отпущу.

Тьма глубоко сидит во мне. Это не просто желание обладать ею. Это нечто большее.

Хочу постоянно держать ее при себе. Я не шутил, когда признался ей, что фантазировал о том, как наблюдаю за ней через окно ее спальни.

— Да... — Моя челюсть работает, и я отталкиваюсь от забора. — Пойдем, давай разберем с тренером следующую игру, пока не закончился перерыв.

Картер следует вплотную за мной, раздражаясь на мое нарастающее возбуждение.

Мне нужно, чтобы все отвалили к черту.

Что еще важнее, мне нужна Джемма. Я неспокоен, как черт, и она — единственное, что может это вылечить. Она как мой наркотик, и я принимаю удар за ударом, не контролируя себя.

Это немного пугает, как глубоко она забралась под мою кожу и стала моей навязчивой идеей. Я думал, что знаю, где прохожу черту. Когда дело доходит до Джеммы, я переступаю через все, чтобы добраться до нее.

Я бросаюсь в оставшуюся часть игры, чтобы выкинуть Джемму из головы.

20

ДЖЕММА

Шины хрустят по гравию, когда я подъезжаю к дому Лукаса. Отчетливая волна дежавю заставляет меня остановиться рядом с жемчужно-белым Escalade. Сцена такая же, как и раньше: люди высыпают на участок из каждой щели дома — с палубы, с крыльца, спускаются к причалу.

На этот раз никаких отважных (сумасшедших) любителей понырять, над Риджвью прочно поселилась осенняя прохлада.

Всю эту неделю то и дело шел дождь. Когда я выхожу из машины, земля мокрая, сырость задерживается в воздухе, как гнетущий туман. Влажный холод пробирает до костей, обволакивая меня, как неотвратимые нити льда.

Кажется, что дождь может усилиться в любую секунду, небо зловещее и затянуто тучами, звезд не видно.

Несмотря на то, что я часто чувствую себя крутой в своей кожаной куртке, сегодня она была не самым подходящим вариантом верхней одежды. Дрожа, я обнимаю свое тело.

Спасибо, что заставил меня вылезти из моих уютных треников, придурок.

Это уже вторая вечеринка, на которую меня отправляют, чтобы я могла дотащить Алека до дома.

Я с нетерпением жду тошнотворного бульканья в животе, но оно не такое сильное, как в первый раз, когда я была здесь. Интересно, имеет ли это какое-то отношение к прогулке на лодке с Лукасом, которая не дает мне покоя с тех пор, как это случилось.

Пробираться сквозь толпу пьяных посетителей вечеринки все еще нелегко, расстройство желудка или нет. Я быстро осматриваю палубу и ничего не обнаруживаю в : « Операции: Возращение Алека».

Все празднуют трехдневные выходные.

Елена играет в пивной понг с тем же футболистом, его руки на ее бедрах, он подпрыгивает под хип-хоп ритм, звучащий из звуковой системы. Она убивает это. Бросок, который она отбивает, чертовски приятен.

— Джемма! — Елена замечает меня и бежит ко мне, оставив игру. — Джексон, это все ты, детка!

Футболист машет рукой. — Я справлюсь.

— Я так рада, что ты пришла!

— Не заводись. Я здесь, чтобы забрать Алека, вот и все.

Елена драматично надувается. Это не заставит меня передумать.

— Ты его не видела?

— Внутри, я думаю. Или проверь крыльцо, он недавно сблизился с Сашей Пирс.

Я думаю, так зовут девушку, которая сидела у него на коленях, когда мы все тусовались в доке Лукаса на прошлой неделе. Та, вокруг которой он кружит каждый раз, когда я его вижу.

— Круто. Увидимся позже. Удачи в игре.

Елена держит руки высоко в воздухе, как в позе поддержки. — Джекс и я правим безраздельно. — Она ударяет себя в грудь и произносит глубоким голосом, похожим на голос пижона. — Непобедимы.

Я фыркаю и даю ей пять, прежде чем отправиться в дом на поиски Алека.

На этот раз я нахожу его в гостиной, танцующим между двумя девушками — одной из них, той самой чирлидершей, Мариссой. Она перекинута через его спину, ее наманикюренные ногти блуждают по его груди, а он смотрит на сводчатый потолок стеклянными глазами. Я не вижу рядом Сашу, но лицо Алека искажается в кислом выражении. Он сильно раскачивается из стороны в сторону, не в такт музыке.

— Ты пьян? — Обвинительные слова вылетают из меня прежде, чем я успеваю осознать то, что вижу.

Он еще хуже, чем я когда-либо видела. Я не пила после ночи с Мэттом, не желая терять бдительность, но Алек никогда не был так неряшлив.

Он выглядит чертовски грязным.

— Алек.

Марисса морщит нос, усмехаясь: — Остынь. Ты что, его мама?

Тяжелый вздох шипит между моих зубов.

— Неужели ты не видишь, что ему сейчас нужно, чтобы вы двое его поддержали? — Я тянусь к Алеку, но он издает воинственное невнятное мычание и отпихивает меня. — Алек, какого хрена, чувак? Мама тебя убьет. Она снисходительна, но это слишком.

— Нет, — бормочет Алек, обращая свой взгляд на меня. — Давай!

— Ладно. Тебе нужно, типа, очень много воды. И прилечь. — Я нюхаю алкоголь, исходящий от него. Он просачивается из его пор вместе с потом. — Фу. И чертов душ. Зачем ты это сделал?

Марисса и другая девушка впиваются в меня когтями.

— Не будь такой ханжой, — огрызается подруга Мариссы тоном злобной девчонки. Она — точная копия Мариссы, одета в такую же черную кожаную мини-юбку и фиолетовый свитер. У них даже волосы собраны в одинаковый высокий хвост с веселым бантиком. Я решаю называть ее Марисса-2. Она щиплет моего брата за щеку. — Алек в порядке. Правда, малыш?

И тут у меня в животе бурлит, чего я так долго ждала. Я кривлю губы и оттаскиваю брата от них.

— Если в твоем понимании хорошо — это бессознательное состояние и неспособность дать согласие! — Сила моего собственного травматического опыта вливается в мой гнев. Девушки отступают назад. — Идите танцевать с кем-нибудь другим. Я собираюсь помочь брату.

— Неважно, — бормочет Марисса. Большая часть ее внимания прикована к парням в углу, где Лукас и его когорта крутятся вокруг бочонка. — Пойдем, Кел. Там охота за членами получше.

Марисса и Марисса 2 держатся за руки и оставляют меня поддерживать весь вес Алека, когда они толкают его в меня. Я стискиваю зубы и неловко маневрирую на диване. Никто не подает мне руку и не делает ничего, чтобы убраться с моего пути.

— Нужна помощь?

Я подпрыгиваю от голоса Лукаса, не ожидая, что он материализуется позади, когда я только что видела его в другом конце комнаты. Пытаюсь пожать плечами, но это невозможно, когда мой брат тяготит меня.

— Вот. — Лукас берет другую руку Алека, и мы вместе устраиваем его на диване. Алек стонет. — Да, я слышу тебя, приятель. — Лукас похлопывает Алека по плечу. — Я принесу ему бутылку воды.

— Спасибо.

Я вожусь с толстовкой Алека, стягивая ее через голову, чтобы помочь ему остыть.

— Если тебя стошнит на меня, ты официально останешься моим пожизненным должником.

Алек издает невнятный стон. Его лицо раскраснелось, и он не может долго смотреть в одну точку. Я вытираю пот с его лба его толстовкой.

— Во что ты ввязался?

Алек ворчит бессвязные фразы под нос. Может быть, в его голове эта тирада имеет смысл, но я слышу только тарабарщину. Я не могу забрать его домой в таком состоянии. Мама с папой перестанут доверять нам в плане ответственности и вернутся к роли родителей-вертолетов.

Наши родители убьют его, а потом, возможно, придут за мной.

Может, Алек сможет переночевать здесь. Этот дом огромный, здесь должно быть много свободных спален.

Убедившись, что о нем позаботились, я могу уйти отсюда и вернуться к трехдневному марафону Netflix, который я запланировала.

Руки обхватывают меня за талию, и на секунду я думаю, что это Лукас, но мой взгляд падает на него на кухне, достающего бутылку воды из холодильника.

Мои мысли сбиваются с ритма, когда горячее дыхание с запахом пива покрывает мою шею.

— Привет, малышка Тернер, — говорит Картер. Он тоже пьян. Едкий запах его дыхания заставляет мой позвоночник напрячься. — Ты пришла к нам на вечеринку?

— Нет. Просто помогаю брату.

Картер бормочет что-то, что я не могу расшифровать, слишком хорошо осознавая, что его руки сжимают мой живот. Я делаю вид, что танцую, чтобы освободиться от его рук, но он крепко сжимает их вокруг меня и издает ободряющий звук.

— Да, девочка. Покажи мне, на что ты способна.

Дрожь пробегает по каждому сантиметру моего тела, моя кожа ползет по коже от рук Картера. Руки, которые прокладывают тот же путь, что и руки Мэтта. Это вызывает странное чувство воспоминания, и я задыхаюсь.

Картер принимает это за удовольствие и прижимает свой полутвердый член к моей заднице, насаживаясь на меня.

— Н-нет, — хриплю я.

Мой испуг переходит в висцеральную реакцию, когда Картер пытается расстегнуть пуговицу на моих джинсах. Я впечатываю локоть ему в брюхо, нанося хороший удар. Он падает вдвое, и мои ноги несут меня прочь, а слезы затуманивают зрение.

Не могу дышать, даже когда попадаю на холодный, влажный воздух снаружи. Я не перестаю бежать, резкое эхо моего болезненного дыхания громко звучит в моих собственных ушах.

Мои природные инстинкты держат меня в удушающем захвате, пока я бегу. Я почти не осознаю, что делаю, пока не мчусь на своей машине по дороге, ведущей из Силвер-Лейк-Форест-Эстейтс. По моему лицу катятся слезы, а горло перехватывает от напряжения. Мои фары прорезают потоки дождя, который снова начался, когда я была внутри.

Беги, беги, беги, — кричит мне мозг.

Боже, я оставила Алека там. Ему нужна была моя помощь, а я просто ушла.

Костяшки пальцев болят от того, как крепко я сжимаю руль. Сколько бы я ни кричала на себя, чтобы повернуть назад, потому что я слишком остро реагирую, я не могу ни развернуться, ни затормозить.

Машина зловеще шатается, когда я слишком быстро вхожу в следующий поворот. Я втягиваю воздух и заставляю себя сбавить скорость, чтобы не погибнуть на горных дорогах под проливным дождем.

— Давай, Джемма, — уговариваю себя неровным голосом, который звучит так натянуто, что кажется чужим.

Я сбрасываю газ, борясь со всеми своими мышцами, заблокированными на месте, и кричу, чтобы вырваться.

На следующем повороте я жму на тормоза и испускаю дикий крик. Огромное поваленное дерево преграждает мне путь, его выкорчеванное основание тянется ко мне, как шишковатые пальцы, готовые поймать меня в ловушку.

Мои глаза болезненно расширились, и я сильнее нажимаю на педаль тормоза, чтобы остановиться и не врезаться в дерево, к которому несется CR-V.

— Нет, черт, нет, нет, нет, нет!

Шины визжат, затем прокручиваются. Я вскрикиваю, когда машина срывается в стремительный рыбий хвост, неминуемая смерть прямо передо мной. Я либо врежусь в огромный ствол дерева, либо машина покатится по склону горы.

По какой-то больной счастливой случайности колеса скрежещут по гравию на узкой обочине, и меня трясет, когда CR-V скребет по стволу дерева и наконец останавливается.

Моя грудь поднимается и опускается вместе с хриплыми вздохами, когда звук крупных капель дождя без устали бьет по капоту передо мной, дымчатый туман клубится в свете фар.

Я не умерла.

Святой. Твою мать.

Я фыркаю так сильно, что мой нос горит от резкого дыхания, и разжимаю руки на руле, чтобы протереть глаза.

Адреналин, кажется, разом покидает меня. Я начинаю плакать сильнее, ударяясь лбом о руль. Мои руки болят от смертельной хватки, а мое сердце бьется так сильно и быстро, что я даже немного беспокоюсь, что у меня может произойти остановка сердца.

Я должна позвонить маме и спросить. Она знает, как медсестра. Но тогда мне придется обрести голос, а я не думаю, что это произойдет в ближайшее время. Рыдания царапают мне горло.

Мне требуется несколько минут, чтобы выплеснуть большую часть этого, взрыв эмоций — сочетание всего, что произошло за последние двадцать минут. Немного успокоившись, я протираю глаза и вглядываюсь в унылый шум дождя.

По обе стороны от дерева на дорогу хлынул поток мутной воды и мусора. Черт. Должно быть, оползень выкорчевал дерево.

Дорога полностью заблокирована. Это единственная дорога от дома Лукаса у озера.

Это значит, что все остальные тоже застряли.

На трясущихся ногах я выхожу из машины и, спотыкаясь, как новорожденный олененок, иду к дереву, которое могло лишить меня жизни. Ледяной дождь в считанные секунды промочил мою одежду, обдавая меня крупными каплями. Я моргаю сквозь них, мои ресницы слипаются. Волосы прилипают к лицу, когда я пытаюсь стряхнуть дождь с глаз.

На краю ручья я останавливаюсь, боясь подойти слишком близко. Похоже, что худшая часть оползня уже пронеслась по склону и пересекла дорогу, но я не хочу рисковать.

Когда я поворачиваю назад к машине, меня ослепляют фары, проносящиеся за поворотом дороги.

Страх снова охватывает меня, иррациональная мысль, что кто-то пришел, чтобы выследить меня и закончить то, что началось еще на вечеринке, парализует меня.

Фары — эти ярко-синие галогенные ублюдки, которые бьют в глаза, как ножи. Я поднимаю руки вверх и жмурюсь, когда машина замедляется до остановки.

— Ты в порядке?

Водитель, который кричит мне, выходя из машины, — Лукас.

— Я... да.

Остальные слова застревают у меня в горле, мешает комок эмоций, застрявший там. Я благодарна Лукасу, что он все еще находится в нескольких футах от меня, когда я издаю хныканье, пытаясь сдержать еще больше нахлынувших эмоций.

— Господи, Джемма. Что, черт возьми, заставило тебя уехать под дождем в таком виде? — Он сокращает расстояние между нами, держа плащ над головой, как будто он спешил с вечеринки слишком быстро, чтобы надеть его и пытается накрыть им нас обоих и касается моего лица. — Боже, ты всех до смерти напугала. Разве ты не знаешь, насколько опасными могут быть эти дороги?

Лукас выехал в этот проливной дождь. Ради меня.

Мое сердце переполняет грудь, и мне трудно дышать по совершенно другой причине.

Он смахивает капли и мокрые волосы с моего лица. Мои губы дрожат, а над головой нависает угроза того, что в любую секунду я снова могу сорваться.

— Ты в порядке?

Я пожимаю плечами, затем механически киваю, но он обращает внимание на мое вздрагивающее дыхание. Лукас смотрит через мое плечо на поваленное дерево.

— Похоже, сегодня ты никуда не пойдешь.

— Я хочу домой. — Мой голос звучит жалобно, совсем по-звериному. Ничего не могу с этим поделать. Я только что пережила травмирующий опыт и столкнулась с двойным ударом нежелательных воспоминаний о чувствах, за которыми последовала едва не случившаяся автокатастрофа. — Я не должен был быть здесь.

— Пойдем. — Лукас тянет меня за собой. — Ты собираешься подхватить неприятную простуду. Пойдем.

Я стою на своем, мое тело напряжено.

— Нет. Я хочу домой.

Логически я понимаю, что у меня нет способа вернуться в свой дом, кроме как стать Беаром Гриллсом и спуститься с горы в долину. Вернуться к Лукасу — значит быть в тепле и сухости.

И все же я сопротивляюсь, когда он пытается вести меня к своей машине.

— Нет!

Лукас останавливается и выдыхает. — Джемма. Садись в эту чертову машину.

— Нет! Я хочу домой прямо сейчас! Я должна!

Мои иррациональные крики частично заглушает дождь, бьющий по земле.

Он проводит рукой по лицу. — Я отвезу тебя домой!

— Нет! Ты отвезешь меня туда! Я не хочу!

Все, что я говорю, не имеет никакого смысла, пока я бью кулаками по его груди в бесплодной попытке заставить его слушать. Как будто мой разум ассоциирует его дом с моим прошлым, хотя я знаю, что это не так. Все во мне сопротивляется мысли о возвращении туда. Возвращение — это плохо.

На лице Лукаса появляется выражение недовольства. Кажется, он в две секунды готов покончить с моим дерьмом.

— Дождь льет, Джемма! Здесь небезопасно ночью.

Я размахиваю руками. — Это закрытый поселок! У тебя есть своя частная охрана!

— Садись в машину, — повторяет он, указывая на свой Range Rover. — Если ты не сядешь сама в ближайшую минуту, я тебя заставлю.

Дикий крик вырывается из меня, и я поворачиваюсь, чтобы убежать. Лукас ругается и хватается за меня, но я вырываюсь.

— Джемма, какого черта?!

Он гонится за мной. Я задыхаюсь, карабкаясь прочь, не представляя, что мне делать. Грязная вода хлюпает по моим ботинкам, и я прыгаю на поваленное дерево, и кора грубо царапает мои ладони.

Рука смыкается на моей лодыжке и тащит меня назад.

— Ты что, блядь, спятила?— рычит Лукас, пытаясь схватить меня. Я вскрикиваю от разочарования и боли, когда у меня крадут свободу, а мои руки упираются в острую кору. Лукас издает вопль удивления, поскальзываясь в грязи.

Мы падаем в кучу, перевешиваемые весом двух промокших людей. В падении я ловлю его случайный удар локтем в живот, который выбивает ветер из моих легких. Лукас тоже шипит от боли, его пальцы впиваются мне в бедро. Кажется, мое колено приземлилось ему на яйца.

Не слишком мягко оттолкнув меня от себя, Лукас поднимается на ноги. На его лице застыл жесткий оскал. Не теряя времени и не оставляя мне выбора, он взваливает меня на плечо, как пожарный. Я слабо сопротивляюсь, в основном из принципа, но все, что одолевало меня раньше, испаряется, логика возвращается.

Измученный, промокший до костей и весь в грязи, Лукас затаскивает меня в свою машину. Мои горящие ладони пульсируют от царапин. Я смотрю в окно сквозь дождь.

— А как же моя машина?

Мышцы подпрыгивают в его челюсти, когда он рывком застегивает ремень безопасности. Он накрывает меня курткой от дождя, заправляя ее вокруг меня. — Я позабочусь об этом.

Он захлопывает мою дверь и садится с другой стороны, переключая машину на передачу, разворачивает нас, не говоря мне ни слова.

На обратном пути по склону он нажимает кнопки на приборной панели, чтобы включить высокую температуру. Это помогает мне справиться с дрожью и стуком зубов. Он также звонит Девлину, чтобы тот приехал за моей машиной, а затем сообщает о перекрытой дороге сотрудникам службы безопасности общины.

Когда мы уже подходим к его дому, он бросает на меня острый взгляд. Его лицо превратилось в маску, которую я не могу пробить.

— На этот раз я думаю, что похищаю тебя по-настоящему. Я тебя не отпущу.

Я глотаю и ерзаю на сиденье, моя мокрая одежда тяжелая и дает мне странное ощущение ловушки.

Когда мы приехали, он появился у моей двери еще до того, как я расстегнула ремень безопасности. Большинство людей, которые были на улице, столпились на крыльце и зашли в дом, чтобы укрыться от дождя. Я не сопротивляюсь, когда он берет меня за руку и ведет в дом.

— Отличные новости! — объявляет Лукас громким голосом, проходя через весь дом. На лестнице он останавливается, чтобы обратиться к собравшимся. — Дорога наружу перекрыта. Давайте продолжим вечеринку всю ночь!

Раздаются одобрительные возгласы, и музыка становится громче.

Лукас сжимает мою руку и тащит меня наверх. Я больше не вижу Алека на диване.

— Где Алек?

— Девлин помог мне отнести его в комнату сразу после того, как я пошёл принести ему воды и сказал, что он отсыпается. С ним все будет в порядке. — Он бросает узкоглазый взгляд через плечо. — Я спустился вниз, чтобы найти тебя, но тебя здесь не было.

Я зажимаю губы между зубами и отвожу глаза. Лукас ведет меня вверх по двум лестничным пролетам. Мы проходим мимо семейных фотографий в рамке на стене, на которых Лукас широко улыбается во время отпуска по всему миру, с Ланселотом и Девлином, в своей футбольной экипировке. Он был милым ребенком.

На лестничной площадке Лукас делает паузу. Его плечи вздрагивают. Одним плавным движением он прижимает меня к стене и зажимает мое лицо между ладонями.

— Никогда больше не пугай меня так.

Я смотрю ему в глаза, мое сердце колотится и слегка киваю ему.

Затем он целует меня, сжимая наши губы с дикой силой, от которой у меня нет защиты.

21

ДЖЕММА

— Как только потеплеет, залезай, — инструктирует Лукас. — Нельзя, чтобы ты подхватила пневмонию.

Ванная, соединенная с его комнатой, похожа на гостиничный люкс: мраморные полы, столешницы из темного гранита со стеклянной чашей для раковины и деревянные полки с живыми краями. Он принимает душ и достает из потайного шкафчика аптечку. Лукас бросает мягкий футляр на стойку и снимает с себя рубашку, роняя ее с влажным шлепком перед корзиной для белья.

Я перемещаю свой вес. Мои ладони нежные.

Лукас делает паузу и поднимает на меня бровь, когда видит, что я не сдвинулась с середины комнаты.

— Тебе вода в уши попала?

Я качаю головой.

Лукас указывает на занавеску. — Тогда иди в этот чертов душ.

Он снова поворачивается ко мне спиной, что-то бормоча про себя. Похоже, он не собирается оставлять меня здесь одну. Я слежу за ним ястребиными глазами, пока он кладет несколько пушистых серых полотенец на вешалку рядом с душем.

— Эм... — Мои руки обвиваются вокруг моей середины, когда я привлекаю его внимание. Я могу сказать, что его терпение находится на грани срыва. — Ты... Ты собирался принять душ после меня?

Горячая пульсация распространяется от моего живота, когда он буравит меня взглядом, защитная забота переписывается откровенным желанием.

— Я не уйду, пока ты не примешь душ. — Он расстегивает пуговицу на своих грязных джинсах и стряхивает их, демонстрируя мускулистые бедра и вьющиеся золотистые волосы на ногах. — Теперь полезай. Или тебе нужно, чтобы я снова взял контроль?

— Нет. — Я прикусила губу. — Ты не можешь повернуться или что-то в этом роде?

Лукас шагает через ванную, прямо мне в лицо. Он выдыхает через нос, затем снимает с меня куртку. Он дергает за подол моего тонкого, влажного свитера, и он поднимается над моей головой. Мои губы сжаты вместе, я дрожу в черном хлопковом бюстгальтере и рваных узких джинсах.

Единственный звук в комнате — это шипение душа и наше дыхание, когда пар заполняет комнату, и мы смотрим друг на друга.

— Дальше сапоги.

Я сглатываю, проглотив толстый язык, и вынимаю носок из сапог. Его пальцы идут к моим джинсам. Когда я замираю, расчетливый взгляд Лукаса перемещается по моему лицу. Он наклоняет голову в сторону, затем поворачивается, чтобы прислониться к стене.

— Поторопись.

Прищурившись на Лукасa, чтобы убедиться, что он не подглядывает, я выворачиваюсь из остатков одежды. Немного странно стоять голой, когда он отвернулся. Я обхватываю руками свои груди и провожу рукой перед влагалищем. Заходя в душ, я понимаю, что это совершенно бессмысленно, но в голове это помогало.

Как только горячая вода попадает на меня, я издаю слабый стон облегчения. Затем я понимаю, как холод прижимается к моему телу.

За шумом душа я слышу, как Лукас передвигается.

Неужели он собирается остаться в ванной, пока я принимаю душ?

22

ЛУКАС

Белый шум работающего душа успокаивает меня, и страх увидеть ее боль исчезает.

Я не спешу раздеваться до трусов, давая ей минуту, чтобы согреться. Моя кожа кажется склизкой после снятия грязной одежды, к шее и волосам прилипли мазки грязи и мертвых листьев. Я хватаюсь за края стойки раковины.

Джемма так меня бесит, но в то же время я никогда раньше не чувствовал такой ледяной хватки ужаса.

Когда мы были под дождем, и она боролась со мной, я просто... отключился. Я никак не мог сдержать свою плотскую потребность контролировать ситуацию — контролировать ее. Все, что я знал, это то, что мне нужно было обеспечить ее безопасность. Лучший способ сделать это — взять ее с собой домой.

Я никогда не позволю ей уйти, пока не буду уверен, что она в безопасности.

В глубине моего сознания шепчут, что единственное, что обеспечивает ее безопасность, — это я. Это заставляет меня придумывать опасные, безумные идеи.

Беззвучный смех сотрясает мои плечи.

Я действительно какой-то извращенный король, который держит похищенную принцессу в красивой клетке.

Мой желудок сжимается, и я не могу больше ждать ни секунды. Мне нужно увидеть ее, почувствовать ее в своих руках, чтобы знать, что она вне опасности. Я отодвигаю занавеску и залезаю в душ вместе с ней.

— Что, Лукас! — возмущение и ярость Джеммы встречают меня. Это восхитительно, как ее рот открывается и закрывается, ее брови нависают над зелеными глазами. Она пытается прикрыться, хватаясь за маленькую мочалку, которая ничего не скрывает. Грязная вода стекает с ее тела и закручивается вокруг слива. В ее волосах запуталась ветка.

Мое сердце учащенно бьется, пока мы стоим там. Я держу глаза на одном уровне с ее глазами, но желание заставляет меня посмотреть вниз и взять ее в руки.

Удерживая зрительный контакт, я разворачиваю ее за плечи так, чтобы она стояла лицом к брызгам.

— Мойся.

— Но...

— Мы просто принимаем душ. Я не собираюсь ничего с тобой делать. Расслабься.

Издав неровный звук и взглянув на меня уголком глаза, она неуверенно возвращается к мытью. Когда жесткое сжатие в ее плечах ослабевает, я беру мыло и протягиваю руку через ее плечо, чтобы намочить его. Я улавливаю изгиб ее щек в профиль, и мои губы подрагивают.

— У тебя в волосах палка.

— О. Ты можешь...?

Мои пальцы проникают в ее влажные пряди, чтобы освободить ее. Пока я отвлекаю ее от удаления палки, я провожу бруском мыла по ее спине, куда она не может дотянуться. Она издает слабый звук, но не мешает мне мыть ее.

Душ наполняется свежим ароматом. Она будет пахнуть как я. Эта мысль о собственничестве проникает глубоко в мой пах, и мне приходится сжать челюсти, чтобы не прижать ее к стене и не тереться о ее гладкую кожу.

Джемма расслабляется для меня, ее голова опускается вперед, когда я массирую ей спину. Я не спеша провожу пальцами по всей ее спине, дразняще приближаясь к выпуклости ее попки. У Джеммы перехватывает дыхание.

— Какой из них шампунь?

— Вот этот. — Указываю на него и беру из ее рук. — Я сделаю это, не шевелись и закрой глаза, чтобы в них не попало мыло.

Набрав немного мыла в ладонь, я намыливаю ее волосы, действуя медленнее, чем со спиной. Ее дыхание неровное, но тело расслабляется.

Джемма впадает в тихий транс, когда я забочусь о ней. Каждую минуту, когда мои руки находятся на ней, каждая фибра моего существа поет от удовлетворения.

Закончив, я направляю ее под душ, чтобы ополоснуться.

— Повернись, — урчу я ей в ухо, когда она откидывает голову назад.

Джемма выходит из расслабленного транса.

Ее нерешительность ощутима. Я провожу кончиками пальцев по изгибу ее плеч и стою достаточно близко, чтобы почувствовать поцелуй ее раскрасневшейся кожи на своей груди.

— Повернись и посмотри, что ты делаешь со мной.

Джемма поворачивается ко мне лицом и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Это занимает у нее несколько секунд. Я вижу, как мысли проносятся по ее лицу, пока она набирается смелости. Затем ее глаза опускаются вниз, чтобы посмотреть на мою эрекцию. Они расширяются еще больше, и ее губы раздвигаются.

Я начинаю хихикать.

— Вот что ты делаешь со мной, детка. — Я касаюсь ее подбородка. — А теперь дай мне свои руки.

Ее глаза переходят на мое лицо. — Я не буду тебе дрочить!

Фыркнув, я обхватываю рукой член и лениво потягиваю его.

— Я не это имел в виду.

Джемма наблюдает за движением моей руки на члене, застыв на том, как я сжимаю и поглаживаю его. Она втягивает нижнюю губу в рот, вызывая желание поставить ее на колени и трахнуть ее пухлые губки. Я не могу сдержать легкий стон. Еще один рывок, и я высвобождаю свой член.

— Дай мне свои руки.

Джемма кладет свои израненные руки в мои, и я поворачиваю их. Я удерживаю ее внимание, пока тщательно очищаю царапины. Джемма шипит, когда я вытираю более глубокий порез, но сохраняет храброе лицо. Когда я заканчиваю, я целую обе ее израненные ладони.

— Моя очередь.

Джемма открывает рот, чтобы поспорить со мной. И снова она полагает, что мне нужно только одно. Я не безмозглый засранец, и умею работать в нескольких направлениях.

Я отодвигаю ее в сторону и с довольным гулом шагаю под струю. Мои ладони скользят по телу, быстро смывая грязь.

Джемма кашляет и опускает взгляд. Я ухмыляюсь и поворачиваю лицо в воду, проводя пальцами по волосам.

Правильно, милая. Мы просто тянем время.

Джемма наконец сдастся, и все будет хорошо. Я еще раз докажу, что никто мне не отказывает. Более того, что она не может мне отказать.

Джемма — единственная, кому я хочу донести эту мысль. Она может продержаться так долго.

Мой рот наполняется дразнящим вкусом успеха. Он висит в воздухе, сладкий аромат ее предстоящего подчинения моему контролю. Я собираюсь взять ее.

Вымывшись, я выхожу из душа.

— Оставайся там столько, сколько захочешь. Я поищу для тебя одежду.

Я пинаю ее грязную кучу одежды посреди пола. Высушившись, я натягиваю пару трусов.

Вода плещется о кафель, когда Джемма снова стоит под душем. Она напевает, и это привлекает мое внимание. Занавеска прозрачная. Я вижу ее силуэт, изгиб бедер и сисек, когда она проводит руками по волосам.

Тихо выдохнув, я сажусь на закрытую крышку унитаза.

Через минуту душ выключается.

— Можешь подать мне полотенце?

Я опираюсь локтями на колени. — Выйди и забери, они рядом с душем.

— Я голая, — ворчит Джемма.

— В курсе. — Я фыркнул, представив выражение ее лица. — Я уже видел. Ты меня не удивишь. Черт, занавеска практически прозрачная, так что я все еще могу видеть тебя всю. Каждый сексуальный дюйм.

Из-за занавески доносится возмущенное бормотание. Затем Джемма выходит, прикрывая свое тело руками. Ну, пытается.

Я все еще могу видеть практически все. То, что она прикрывает соски, не меняет того, что я знаю, как они выглядят, затвердевшие и покрытые капельками. Я облизываю губы от желания, разгорающегося в моем паху.

Она обертывает вокруг себя полотенце, щеки пылают, а глаза избегают меня. Я язвительно качаю головой и направляюсь к двери в свою спальню и останавливаюсь, чтобы помахать рукой на груду одежды на раковине.

— Здесь есть что надеть. Принеси аптечку туда, я буду ждать там.

Замок щелкает, когда дверь закрывается.

— Я умею взламывать этот замок с двенадцати лет. — Ворчливый ответ Джеммы приглушен. — Нам с Девлином было скучно. Мы посмотрели видео на YouTube, чтобы научиться.

— Оставайтесь снаружи!

Я поднимаю руки вверх в знак сдачи, хотя она не видит, сажусь на пол и прислоняюсь к стене рядом с дверью в ванную.

На Джемме только одежда, которую я ей дал.

Мои внутренности трепещут, когда она выходит из ванной с аптечкой. Моя футболка свисает с ее плеч, обнажая ключицы, боксеры похожи на мешковатые шорты. Она так хорошо выглядит в моей одежде.

Она выглядит моей.

Волна чувства собственничества, захлестнувшая меня, — неудержимая сила.

— Черт, — простонал я. — Иди сюда.

Я хватаю ее за запястье и тяну вниз, чтобы усадить к себе на колени. Она приземляется с тихим «ой», раскинув ноги по обе стороны от моего тела.

Аптечка падает на пол рядом с нами, но никто из нас не двигается, чтобы взять ее. Мы слишком поглощены друг другом.

В моей груди нарастает гул. Я хочу сделать все сразу — поцеловать ее, провести руками по бокам боксеров, трахнуть ее.

— Лукас, — шепчет она после напряженного ритма.

Я знаю, она чувствует, как я напряжен. Мне нравится легкий румянец, который ползет по ее шее.

— Теперь ты не сможешь сбежать, милая. Я запру тебя в своей башне.

Ресницы Джеммы трепещут, когда я толкаю в нее свой член. Я вхожу снова, когда она не протестует, жадно скольжу ладонями по всему телу, обхватывая ее сиськи через футболку. Я вдыхаю ее теплую кожу, испытывая прилив возбуждения от того, что она так хорошо пахнет моим запахом на ее теле.

На нас опускается тишина, окутывая комнату. Сильный гнев и страх, которые я испытывал в течение последнего часа, в сочетании с тем душем с ней, привели меня в состояние пьянящего возбуждения.

Мы двигаемся медленно, бедра покачиваются время от времени. Я провожу пальцами по ее ногам и зарываюсь в ее шею. Джемма издает хриплый полустон, когда я направляю ее бедра вниз, чтобы встретиться с твердым гребнем моего члена через тонкий барьер одежды. Я удерживаю ее там и трусь о ее клитор.

Ее рот открывается, и я наклоняюсь, чтобы поймать его.

Когда она запускает пальцы в мои влажные волосы, я чувствую, что она отдается мне.

Мы прижимаемся друг к другу и целуемся небрежными поцелуями. Это медленное развитие событий, которое сводит меня с ума.

Мир может разлететься на куски за дверью, а я не остановлюсь или мне будет все равно, лишь бы мы продолжали.

Мои руки сжимают ее задницу, когда я прижимаюсь к ней. Джемма вздрагивает надо мной. Она близка к тому, чтобы кончить от этого. Черт, я тоже. Она сводит меня с ума. Я ухмыляюсь ей в рот.

Будь моей, думаю я.

— Если мы будем продолжать в том же духе, нам понадобится второй душ, или я стяну эти боксеры в сторону и проникну в твою мокрую киску.

Джемма замирает. Она молчит долгую минуту, пока я целую ее челюсть.

— Не надо, — дышит Джемма.

Из меня вырывается рык. — Что?

Почему она все еще говорит «нет»?

Мой член пульсирует, когда она бьется об меня, ее тело ищет разрядки, в которой она себе отказывает. Я стискиваю зубы и крепче сжимаю ее бедра, сильнее вдавливая свой член в Джемму. Она стонет, задыхаясь на моей шее.

— Пожалуйста. Я хочу остановиться.

Тяжелое напряжение, окутывающее комнату, становится удушающим, и мы оба сидим, тяжело дыша. Я сбрасываю ее со своих колен, и она падает рядом со мной на пол, я переползаю через нее, закрывая ее своим телом.

Рот Джеммы сжимается в уголках.

По моему позвоночнику скользит лед. Она все еще думает, что я какой-то гребаный насильник. Это ясно написано на ее лице: она думает, что я проигнорирую ее и все равно возьму то, что хочу.

Это не я.

Она вздрагивает, когда я двигаюсь, как будто ожидает худшего. Я смотрю на нее, хватая аптечку.

— Покажи мне свои ладони.

Джемма моргает, на ее лице появляется тень замешательства. — Ты не...?

Все мое лицо искажается, а ногти впиваются в ковер.

— Нет, блядь, нет, Джемма! Господи!

Грудь Джеммы вздымается, ее губы подрагивают. На ее лице на секунду промелькнуло сожаление. Она поворачивает голову в сторону, не в силах смотреть на меня, когда я сажусь на нее и ухаживаю за ее ранеными руками. Это комичное зрелище с моим ноющим членом, обтягивающим трусы. Я наношу мазь и поднимаюсь на ноги.

Одеваюсь, не обращая внимания, и в итоге оказываюсь в паре серых треников и старой футболке Национального парка Скалистых гор.

Ничего больше не сказав, я выхожу из комнаты. Дверь захлопывается за мной, когда я задвигаю ее и стою в коридоре, разминая руки.

Почему она все еще думает обо мне самое плохое? Разве я не спас ее чертову жизнь сегодня вечером?

Я вишу в коридоре, ожидая, пока моя эрекция пройдет. Наверху доносятся дикие звуки веселящихся людей.

Прижимаю ладони к дверной раме и, повесив голову, слушаю, как Джемма шуршит по комнате. Когда все стихает, я предполагаю, что она забралась в мою кровать, чтобы лечь спать.

2 3

ДЖЕММА

Когда я просыпаюсь от того, что солнце проглядывает сквозь ветви деревьев за окном, становится тепло.

Голова на секунду плывет, и я борюсь с дезориентацией, обнаружив, что нахожусь в чужой кровати и в чужой комнате. Полка с футбольными трофеями заставляет меня в спешке вспомнить прошлую ночь. Я втягиваю воздух и плюхаюсь на синие простыни.

Все мои мышцы дергаются в знак протеста.

Солнце ярко светит, выглядывая из-за горизонта, а грозовые тучи ушли в ночь.

Ланселот свернулся калачиком у моего бедра и храпит. Улыбка вырывается на свободу, когда я тянусь погладить его по спине. Он потягивается и снова засыпает.

Другая сторона кровати теплая и неухоженная, но пустая. На краю кровати висит выброшенная футболка Rocky Mountain State Park.

Я прикусываю губу, помню, как проснулась в какой-то момент, когда было еще темно. Не знаю, был ли это один из тех снов, которые кажутся реальными или нет, но сильные руки окружили меня, прижимая к твердой голой груди.

Лукас спал со мной?

На мне все еще все, что он дал мне прошлой ночью. Я скольжу ногами по мягким простыням и тревожу зубами губы.

В моем теле все еще что-то колючее. Это беспокойство, которое ищет удовлетворения. Даже простыни на моей коже приятны.

Прошлой ночью было много всего.

Я не знаю, что заставило меня остановиться. В тот момент мне было хорошо. Глубокая потребность поселилась в моем нутре, и я хотела поддаться ей, но когда Лукас озвучил это... я не знаю, это было похоже на то, как если бы мы снова попали в бурю, когда на нас обрушился дождь.

Ланселот ворчит, когда я встаю с кровати.

— Я бы обнималась с тобой весь день, если бы могла, дружище. — Я вытягиваю руки над головой, и мой позвоночник выпрямляется с удовлетворительным хлопком. В моем теле задерживается нежная боль. На самом деле я спала очень хорошо для такой безумной ночи. Кровать действительно удобная и я могла бы спать и дольше, но не здесь. — Мне пора домой.

На минуту замираю на краю кровати. Моей одежды нет на полу в ванной, я вижу голую плитку через открытую дверь и не знаю, стоит ли мне спускаться вниз в том, что на мне есть, или попытаться найти что-то другое.

Мое внимание привлекает зеркало в другом конце комнаты. Я решаю, что, черт возьми, да, мне нужно больше одежды прямо сейчас. Боже, я даже не хочу думать о том, как я выгляжу в безразмерной футболке и боксерах Лукаса.

Мало того, на моих бедрах и руках видны легкие синяки.

Мои ладони все еще красные, но уже не так болят, как вчера вечером, когда царапины были свежими. Я не знаю, какие из синяков — от попытки перелезть через поваленное дерево или от того, что Лукас впился пальцами в мою кожу.

Пока я ищу, что надеть, я осматриваю его комнату. Она такая же большая, как главная спальня в моем доме, с кедровыми акцентами и в деревенском горном стиле. Деревянные полы в основном покрыты большим серо-голубым плюшевым ковром, а под большим окном стоит скамейка, на которой лежит несколько книг.

Рядом с окном, под полками с трофеями, стоит письменный стол. Там лежит несколько блокнотов для набросков. Я наклоняюсь, чтобы поближе рассмотреть снимки Instax, прикрепленные к пробковой доске. На одном из них Лукас на своей лодке с Девлином и Коннором, Бишопом. Есть и несколько других — Лукас и Ланселот на вершине во время похода, Лукас и Марисса в спортивной форме на пляже у озера.

Во мне проскакивает скручивающее чувство. Нахмурившись, я читаю таблички с трофеями, чтобы отвлечься. На всех написано Лукас Сэйнт, квотербек и год. Они датируются тем временем, когда он был ребенком.

В углу я нахожу большую толстовку, чтобы натянуть ее вместе с парой серебристых баскетбольных шорт. Мне приходится туго завязывать шнурок и несколько раз подворачивать их, чтобы они не спадали. Большинство синяков скрыты. Толстовка доходит мне почти до колен и свисает над руками, но она теплая и приятно пахнет. Поскольку я одна, я прижимаю вырез к носу и нюхаю, улыбаясь.

Чувствуя себя на сто процентов лучше, когда на мне больше одежды, я спускаюсь вниз и иду на кухню за кофе. В доме тихо и спокойно.

Я люблю утро. Тишина, которая наступает, когда мир просыпается, умиротворяет.

Люди спят повсюду в щенячьих кучках. Я спускаюсь с нижней ступеньки и рассматриваю остатки вечеринки. Это похоже на картину Тициана, изображающую вакханалию.

На цыпочках я прохожу через комнату и останавливаюсь, когда за углом оказываюсь у открытой кухни. Лукас там, без рубашки. Он единственный, кто поднялся, и он держит перед лицом кружку с паром, наблюдая за мной.

Кажется, что мир вокруг нас замирает, когда я смотрю на него, а мое сердце бьется в такт.

Аромат свежесваренного кофе зовет меня.

Собравшись с силами, я шаркаю на кухню. Внимание Лукаса переключается на его толстовку SLHS Coyotes, которая на мне. Его толстовка.

Совсем другое дело, когда мне приходится смотреть ему в лицо в его одежде. Мое лицо наполняется жаром.

Когда я проскальзываю мимо него в поисках кружки с кофе, он играет с кончиками моих волос.

Поиски кружки прекращаются, когда Лукас со звоном ставит свою чашку и прижимает меня к стойке. Я поворачиваюсь к нему лицом, он кладет руки по обе стороны гранита, его предплечья сгибаются, когда он наклоняет голову.

Лукас смотрит на меня, прикрыв глаза капюшоном, и издает грубый, сонный гул, который проникает в мой живот и вызывает там тепло.

Благодаря капюшону и тому, что Лукас находится рядом со мной, его запах окружает меня. Я потерялась в туманной воде, не имея выхода. Единственный путь вперед —прижаться к Лукасу и надеяться, что он не утопит меня.

Сон-воспоминание, витавший на грани реальности, проясняется. Он точно держал меня в своих объятиях прошлой ночью.

— Доброе утро, — говорю я в тишине. — Ты взял мою одежду?

Он ворчит и прижимает свои бедра к моим, прижимая меня к стойке. Голова и сердце тянут меня в разные стороны.

— Мне нравится, как надуваются твои губы, когда ты спишь.

Он следит за моим ртом, когда говорит мне это. Одно — это маленькое прикосновение вызывает пульсацию между ног.

Стук моего сердца отдается в ушах, моя кожа все еще жива от этого неудовлетворенного ощущения, и все вокруг словно подзаряжено. От этого у меня немного кружится голова.

— Ты моя? — спрашивает Лукас низким звенящим голосом. — Я хочу, чтобы ты отдала мне всю себя.

Дыхание покидает меня так быстро, что скребет в горле, кажется, что я заперта в притягивающем луче, который тянет меня все ближе и ближе к поцелую Лукаса.

Это идет вразрез со всем моим планом. Я не знала, что будет так трудно бороться с Лукасом. Я не знала, что он может так сильно повлиять на меня.

На секунду представила, как его губы накроют мои в очередном приступе собственничества, если сдамся, если бы я была с Лукасом, это прекратило бы эти нелепые издевательства. Меня бы втянули в его круг.

Картер Бернс не сможет со мной связываться, потому что я буду неприкасаемой. Под защитой Лукаса.

Я была бы его.

На эту короткую секунду я счастлива, когда представляю. Пока не наступит реальность.

— Нет, — отвечаю я хриплым шепотом.

Лукас напрягается, его большой палец все еще проводит по моим губам. На его щеке дергается мышца.

От него волнами исходит дикость, которая заставляет меня напрячься. Я не знаю, что он собирается делать.

Высокое напряжение между нами разрывается громким звонком телефона.

Некоторые люди в гостиной ворчливо стонут, протестуя против того, что их сон прерван, и их тянет на поверхность, чтобы встретиться с похмельем.

Лукас отходит от меня, чтобы ответить на звонок, и я остаюсь одна, пытаясь успокоить бешеный ритм своего сердцебиения.

Его голос глубокий и прямой, когда он говорит по телефону. Я поворачиваюсь и краду его недопитый кофе, вместо того чтобы найти кружку в многочисленных шкафах, наполняю кружку кофе из модной кофеварки и налетаю на его холодильник в поисках сливок.

— Спасибо. Я пошлю людей, как только ты сообщишь мне, что все благополучно убрано.

Лукас кладет трубку и автоматически тянется за своей кружкой, но вместо этого она оказывается в моих руках, когда я делаю глоток. Его глаза сужаются. Без слов он достает новую из шкафа над кофеваркой и наливает кофе, запивая его черным.

— Они работают над расчисткой дороги. Кто-то позвонит, когда по ней снова можно будет ездить.

— Значит... все застряли здесь до тех пор?

Его рот дергается.

— Ага. — Лукас произносит «р» и смотрит на меня поверх ободка своей кружки, пока пьет. — Ты застряла здесь со мной.

Тот побег в стиле Беара Гриллса через дикую местность, о котором я подумала вчера вечером в горячке, сейчас выглядит очень неплохо.

24

ЛУКАС

Дорога расчищается примерно за восемь часов. Новизна вынужденной остановки быстро прошла для большинства людей. Кроме Девлина, который всегда болтается поблизости, пока мне не понадобится переправить его обратно через озеро.

По крайней мере, когда это происходит после метели, есть очарование свежего снега и бои снежками, чтобы занять себя.

Прием сигнала в горах может быть нестабильным. В поселке есть усилители сотовой связи, но я не раздаю свой WiFi всем, кто устраивает вечеринки у меня дома.

Большинство людей весь день толпились вокруг моего участка. Около пятидесяти человек застряли, болтаясь возле тех, где был лучший прием, чтобы связаться с родителями и развлечься в социальных сетях. Местный хэштег стал трендом: #SOSatSaints.

Моя лента Instagram пестрила множеством постов с этим тегом.

У меня не было достаточно еды в доме, чтобы накормить всех. В лодке тоже закончился бензин, поэтому я не мог поехать к Девлину за добавкой. У нас есть гребная лодка, но я ее ненавижу.

Люди действовали мне на нервы. В собственном доме, когда не было вечеринки, мне было труднее держать маску на месте.

Все, чего я хотел, это вернуться в свою комнату к Джемме, но она вместе со своим братом оставалась вне поля зрения.

К тому времени, как они разобрались с оползнем и поваленным деревом, все разъехались по машинам.

Рад, что все они уезжают. Все, кроме одного человека.

Я обнимаю Джемму за талию, когда Алек говорит, что у него все готово, они здесь последние двое, даже Девлин ушел.

Она все еще в моей толстовке и шортах, когда солнце поздним вечером прорезает озеро. Мы сидим на задней террасе и едим замороженную пиццу, которую я засунул в духовку час назад. Алек откусывает еще кусочек.

— Это уже устарело, — бросает Джемма через плечо.

— Не для меня. — Я затаскиваю ее к себе на колени в кресло Адирондак и предлагаю ей кусочек своей пиццы, она вздыхает, но соглашается. — Я думаю, тебе стоит остаться.

Брови Алека взлетают вверх. Джемма последовала его примеру. Забавно, что у них обоих иногда одинаковые выражения.

— Эм, — тянет Джемма. — Сумасшедший, что ты сказал?

Она выглядит как возмущенный мем парня, моргающего в неверии.

— Оставайся здесь со мной.

— Почему?

Я бормочу ей на ухо, чтобы Алек не услышал. — Потому что, если ты этого не сделаешь, я просто пойду за тобой домой и притащу тебя обратно сюда. Я не готов тебя отпустить. Держи свое окно незапертым для меня, хорошо?

Джемма ударяет меня по плечу без особой силы, и я погружаю пальцы в штанину баскетбольных шорт и провожу по ее коже.

Когда она вздрагивает от моего прикосновения, на кончике моего языка появляется возбуждение от успеха.

Джемма пытается молча возразить, и я отвечаю ей тем же. У нас целый разговор, в котором нет ничего, кроме наших лиц и рук.

— Ого. — Алек обращается к нам с обвинительной интонацией. — У вас, ребята, молчаливое общение. Как давно ты трахаешь мою сестру, чувак?

— Алек! — Джемма пытается вырваться из моих коленей, хмурясь на меня, когда я не отпускаю. Я отпускаю ее, подняв руки вверх. Она бросается на брата, отталкивая его назад, несмотря на то, что он выше ее. Она — маленькая вертихвостка, и это заставляет угольки гореть в моей груди. — Я не буду с ним спать, мы просто целовались.

Это не все, но я не собираюсь признаваться в этом ее брату. Я точно не расскажу ему о том, как ласкал ее пальцами на студенческой стоянке, я уже чувствовал себя дерьмово из-за того разговора с Картером в присутствии Алека.

— После того, как мы доставили тебя в комнату вчера вечером, Джемма ушла. — Мое внимание на секунду переключилось на нее. Я все еще хочу знать, что, черт возьми, произошло, что привело ее в состояние ужаса. — Я пошел за ней под дождем. Так мы узнали о перекрытой дороге. Джемма чуть не врезалась в дерево на твоей машине.

— Ты мне ничего из этого не рассказывала, — говорит Алек Джемме, положив руки ей на плечи. — Святое дерьмо, ты в порядке?

— Я в порядке. Это было... да. Лукас привез меня сюда.

Джемма замолкает на секунду, погрузившись в размышления. Она проводит рукой по синяку на ноге, выглядывающему из-под шорт и смотрит на меня.

Вот оно. Она не знает, как объяснить это своей семье. Я поймал ее.

Я едва заметно киваю ей.

Она нахмурилась и зажмурила глаза. — Хорошо. Алек, скажи маме и папе, что ты подбросил меня к Блэр на выходные.

— Что? Почему? — Алек отшатнулся от нас. — Они прочтут тебе лекцию о твоем безумном вождении, но пока ты не пострадала, они не будут слишком строги к тебе. — На его лице промелькнуло предчувствие ревности. — Кроме того, они больше никогда на тебя не кричат.

Интересно. Может быть, именно поэтому он сначала согласился с тем, что мы преследуем Джемму. Если бы у меня была сестра, я уверен, что умер бы за нее, прежде чем позволил бы парням домогаться ее так, как это делали парни из школы Сильвер Лейк.

— Просто сделай это! Прикрой меня, и я буду у тебя в долгу.

Алек бросает на Джемму подозрительный взгляд и переводит его на меня. — Если ты обидишь мою сестру, ты труп. Ты ведь знаешь это, верно?

Я чуть не фыркнул. В Джемме достаточно огня, чтобы раздавить мои яйца, прежде чем Алек узнает о чем-либо. Я бы никогда не причинил ей вреда, в любом случае, по крайней мере, ни в коем случае, если она меня об этом не попросит.

Джемма закатывает глаза и подталкивает его к ступенькам, ведущим вниз, на открытый двор.

— Ладно, мистер неуместное рыцарство. Хватит ходить вокруг да около, убирайся отсюда.

Она наклоняется и что-то бормочет ему, чего я не слышу.

Когда Алек уезжает, Джемма оборачивается. Я похлопываю себя по коленям, и она проходит мимо меня, чтобы рухнуть в другое кресло Адирондак.

— Дай мне еще пиццы. — Она возится с нитками капюшона и двигается в кресле. Солнце отражается от воды внизу и окрашивает ее в золотистые оттенки. — Я не могу тебе поверить, это похоже на ловушку.

— Ты сама выбрала это.

— Только потому, что ты угрожал вломиться в мое окно, чтобы снова похитить меня, как психованный монстр, которым ты и являешься.

— Критическое повреждение. — Я прижимаю руку к груди и притворяюсь, что умираю.

— Да, да. Ты как последний босс. Ты никогда не падаешь духом.

Мы обмениваемся легкомысленными препирательствами, пока солнце опускается ниже.

Следующие два дня Джемма принадлежит мне.

Мы не спим допоздна.

Я не выпускал ее из виду весь день, даже когда она спустилась вниз, чтобы посидеть на конце причала и сделать фотографии после того, как мы закончили пиццу. Ланселот следует за ней, прислонившись к ее боку.

Весь вечер я постепенно ослаблял ее настороженность, пока она не разрешила мне свободно прикасаться к ней. Джемма позволила мне осмотреть ее исцарапанные ладони, чтобы нанести еще мази. Они выглядят хорошо, краснота исчезает вместе с заживающими ссадинами. Синяки, усеивающие ее тело, потребуют больше времени, некоторые из них имеют сердитый фиолетовый цвет с желтыми краями. Там, где я ее схватил, есть синяки в форме пальцев.

Я приготовил ей блинчики поздно вечером. Это одно из немногих блюд, которые я умею готовить. Она сидела на столе, свесив ноги, и танцевала под плейлист Spotify, который я включила на заднем плане. Моя требовательная малышка требовала каждый маленький блинчик, который получался из лишнего теста, разбрызгивающегося по сковороде, когда я наливал его. Я скользил между ее раздвинутыми коленями и кормил ее, дразня своими пальцами ее губы, пока держал зрительный контакт.

Она выглядела чертовски мило, сидя на столешнице в моей толстовке, ее волосы цвета меда были собраны в беспорядочный пучок, и она покраснела, потому что облизала мои пальцы, когда я предложил ей детские блинчики.

Чувство правильности поселилось в моей груди, когда она здесь. Как будто что-то встало на место, чего не хватало.

Уже за полночь. Мы удалились в мою спальню после того, как я гонялся за ней по дому, ухмыляясь ее протестам и блеску в ее глазах перед тем, как она вынырнула из-под контроля. Ей нравилась эта игра так же, как и мне. Ей нравится, когда я охочусь за ней. Я выиграл, когда поднял ее и перекинул через плечо, она вскрикнула, когда я шлепнул ее по заднице, когда нес ее к лестнице.

Джемма ничего не сказала о ситуации со сном. Если она попытается спорить о том, чтобы провести еще одну ночь в моей постели, то окажется привязанной к столбикам кровати моим школьным галстуком.

От этого мысленного образа у меня в паху поднимается жар. Боже, как я люблю ее связывать. Это ее лицо, упрямый подбородок.

После того, как я усадил ее, я рухнул на пол перед телевизором и включил игровую систему, она переступает босыми ногами по комнате, и я хватаю ее за запястье, чтобы затащить к себе на колени.

Джемма поворачивается и смотрит на меня через плечо. — У тебя есть какой-то фетиш, когда я сижу у тебя на коленях?

На ней все еще моя одежда, и это сводит меня с ума, руки обвивают ее талию, проникая под толстовку, чтобы прижаться к теплой коже ее живота.

— Ты скажи мне. — Рисую узоры на ее коже, и ее ресницы трепещут, я прижимаюсь лицом к ее плечу. — Call of Duty или Mario Kart?

— Mario Kart. Приготовься к тому, что тебе надерут задницу, — ворчит Джемма. — Я действующий чемпион в семье Тернер.

— Это мы еще посмотрим.

Я вручаю ей один из контроллеров и начинаю игру. Оказывается, она знает, что делает, о расставляет ловушки, получает удары, от которых моя машина разлетается на куски.

— О, так вот оно как, да?

— Ты знаешь это.

Джемма играет всем телом, смещаясь на моих коленях, следуя движениям своего плеера.

Это. Блядь. Пытка.

Я решаю, что мне нужно играть грязно, чтобы выиграть и обхватываю ее руками, опираясь подбородком на ее плечо, пока поворачиваю тумблер, чтобы перевести машину в режим увеличения скорости.

— Черт возьми, — бормочет Джемма.

Мои губы изгибаются, и я пытаюсь отвлечь ее, целуя заднюю часть ее шеи. Она извивается, издавая слабый звук.

— Это нечестно.

— Кто сказал, что я забочусь о справедливости, — говорю я, касаясь ее кожи. Мой язык щелкает мочку ее уха, и она задыхается. — Я сделаю все, что потребуется, чтобы выиграть.

Марисса никогда не хотела играть со мной во что-нибудь. Ближе всего она подходила к игровым системам, когда сосала мой член, пока я вполсилы играл в Battlefield.

Это заставляет меня возбуждаться. Джемма поглощена игрой и не огрызается, чтобы я перестал ее трогать.

Я впиваюсь в нее, царапая зубами стык ее шеи и плеча, пока смотрю на телевизор, чтобы следить за происходящим. Мой член напрягается в моих трениках, и я прижимаюсь к ее заднице.

Она все еще пересекает финишную черту первой.

Я издаю стон и отбрасываю контроллер в сторону, чтобы обхватить ее за талию.

— Что? — Джемма насмехается. — Ты думаешь, девушки не играют в видеоигры?

— Нет, я знаю, что играют.

Я кладу еще один поцелуй на ее шею.

— У нас с Алеком было ограниченное время для игр, поэтому мы собирали его вместе и договаривались с родителями о том, сколько времени нам разрешат. — Джемма откидывает голову назад, чтобы лечь на мое плечо. Это дает мне лучший доступ для того, чтобы атаковать ее кожу своими губами. Она издает тихий звук, и ее руки накрывают мои на ее животе. — Мы часто играли вместе, разрабатывали стратегии и по очереди выходили против больших боссов.

— Мило. — Я покусываю ее кожу. — Пора бы уже перестать говорить о твоем брате.

— Ага.

Я двигаюсь к ее попке и скольжу пальцами по внутренней стороне боксеров, чтобы коснуться бедер, она выгибается, когда между нами нарастает жар. Мои прикосновения блуждают по ее телу, и она теряет бдительность.

Я подчинил ее своим чарам, повелевая ее удовольствием.

— Хочу заставить тебя кончить снова. — Мой голос полон гравия и темных обещаний. —На этот раз я хочу заставить тебя кричать обо мне.

Джемма вздрагивает, раздвигая ноги, когда я подталкиваю ее колени, чтобы они опустились по обе стороны от моих коленей. Мои руки ныряют под пояс баскетбольных шорт и дают то, что ей нужно, крепко потирая. Не теряя времени, я скольжу пальцами по ее скользким складочкам и ввожу один в нее.

— Ах! — Она кивает, выгибая спину. — Хорошо. Да.

Мне нравится, что ее тело послушно распласталось передо мной, на моих коленях и во власти того, сколько я хочу ей дать. Я кусаю ее шею, всасывая зачатки синяка в ее кожу, когда погружаю палец глубже.

— О Боже!

— Вот так, детка. Расскажи мне обо всем. Тебе приятно?

Джемма улавливает придушенный полувскрик и я обхватываю другой рукой ее горло, наклоняя ее голову к себе. Моя рука замирает, и она бьется о мое запястье, безмолвно умоляя о большем.

— Не сдерживайся. Здесь только ты и я. Не скрывай от меня ничего. Я хочу все.

Дыхание Джеммы сбивается, и она слабо кивает. Я целую ее в щеку.

— Хорошая девочка. Вставай на кровать.

Джемма встает, нерешительно присаживаясь на край кровати. — Эм...

Я ползу к ней через всю комнату, словно большая горная кошка в поисках добычи. Когда я достигаю ее, я раздвигаю ее ноги и проскальзываю между ними, упираясь коленями в пол.

Глаза Джеммы расширились.

— Ты будешь кричать из-за меня, милая.

Цепляюсь пальцами в края шорт и тяну их вниз, и она позволяет мне подтолкнуть ее на место и устроиться между ее ног. Я удерживаю ее взгляд в течение минуты, впитывая ее очевидное желание, затем переключаю свое внимание на ее влагалище. Она обнажена для меня, и это великолепно. Я слегка касаюсь ее влажных складок.

— Кто-нибудь еще пробовал тебя здесь?

Надо мной раздается хныканье. Я смотрю на нее сверху. Она качает головой в ответ.

Всепоглощающая потребность владеть каждой ее частью, стереть все прикосновения, кроме моих собственных, поднимается.

— Хорошо. Это, — я медленно взял ее в руки, — все мое. Теперь ложись, чтобы я мог полакомиться твоей киской.

— Ох, — вздыхает Джемма, прикусив губу.

Ее лицо пылает красным и ей требуется некоторое время, но она делает то, что я говорю. При первом прикосновении моих губ к ее губам, она приподнимается на локтях и смотрит с непоколебимой бдительностью. Я облизываю ее длинным мазком, и ее губы размыкаются на вдохе. Мой взгляд устремляется на нее, пока я лижу и сосу ее киску.

После этого ноги Джеммы раздвигаются без сопротивления, расширяясь, чтобы вместить мои плечи. Я закидываю ее ноги на них и свожу ее с ума своим ртом, просовываю руки под нее и хватаю за задницу, чтобы дать рычаг, пока я терзаю ее клитор.

Меня удивляет, как она принимает удовольствие. Она не борется с ним, как это делают другие, стесняясь того, что ей хорошо. Вместо этого Джемма с наслаждением овладевает им, когда я поднимаю ее все выше и выше.

Она потрясающа во всех отношениях.

Брать на себя ответственность, требовать ее удовольствия и склонять ее к подчинению —это просто рай, когда я разрываю ее на части своим языком.

Не думаю, что она осознает это, когда она начинает двигаться, ее бедра бьются о мое лицо в плотской мольбе дать ей то, что ей нужно. Я сжимаю ее задницу, наслаждаясь ее ртом.

Джемма звучит дико, ее стоны и крики достигают такого накала, что мой член пульсирует. Мне нравится вот так брать ее на части. Она впивается когтями в кровать, раздвигая ноги шире, умоляя со стонами: медленнее, подожди, еще, вот здесь, прямо здесь, и, о боже, да, сильнее. Я узнаю, что ей нравится, и то, как безудержно она говорит мне, что приблизит ее к оргазму, разжигает во мне огонь.

— Черт, о боже, Лукас, я кончаю!

Джемма выгибается на кровати с резким криком, прижимаясь к моему лицу. Я щелкаю языком и глажу ее бока, натягивая балахон повыше, чтобы я мог обхватить ее сиськи, когда она кончает в беспорядке дрожащих конечностей и прерывистых вздохов. Ее бедра сжимаются вокруг моей головы, и я продолжаю, отстраняясь, чтобы помочь ей справиться с этим.

Ввожу два пальца в ее киску, и ее тело замирает, ноги сжимаются на моей голове, а затем раздвигаются шире, когда я медленно ввожу их глубже, выгибая их. Я нависаю губами над ее клитором, переводя дыхание. Тело Джеммы содрогается, и я вижу, что очередной оргазм нарастает.

Он наступает быстро, вздымание ее груди говорит о том, что он приближается. Ее киска сжимается на моих пальцах, и я посасываю ее клитор.

— О Боже, — стонет Джемма, когда она снова кончает в меня.

Я высвобождаю пальцы и вжимаюсь лицом в ее живот, задыхаясь и так чертовски сильно, что у меня немного кружится голова. Ее дрожащие руки зарываются в мои волосы, держась за них, пока ее тело бьется на волнах наслаждения.

— Боже, боже, боже, — шепчет она сдавленным, разбитым голосом.

Ленивая ухмылка растягивается по моему лицу. — Это то, что мне нравится слышать. Можешь называть меня так с этого момента.

Джемма беззлобно хлопает меня по плечу, ее рука падает обратно на кровать. Я поднимаюсь, чтобы забраться на кровать, падаю рядом с ней и закидываю ногу на ее бедра, упираясь членом в ее бедро. Опираясь на локоть, я наклоняюсь, чтобы глубоко поцеловать ее.

Я знаю, что она чувствует вкус себя на моем языке.

Пока мы целуемся, я хватаю ее за запястье и тяну ее руку через мои треники к своей эрекции. Джемма толкает меня спиной к кровати и садится. Ее взгляд сосредоточен, и она пожевывает уголок губы. Она переводит взгляд с моего лица на промежность.

Я скрещиваю руки за головой и даю ей возможность разобраться.

Джемма спускает мои брюки и смотрит на мой член. Она видела его в душе, но мне нравится решительный наклон ее рта. Она обхватывает его пальцами, и я издаю вздох, мои веки закрываются.

Когда ее губы касаются кончика, мои глаза распахиваются и из меня вырывается стон.

Джемма выглядит идеально, ее волосы взъерошены, зеленые глаза яркие, губы припухшие, когда они целуют мой член. Мне требуется все, чтобы не ворваться в ее рот.

— Только если ты этого хочешь. — Мои слова не соответствуют тому, как сильно я хочу ее рот на моем члене. — Я не собираюсь заставлять тебя делать это.

— Я бы не предлагала, если бы мне это не нравилось. Я хочу, — пробормотала Джемма, затем взяла мой член в рот и стала сосать.

Блядь.

Влажный жар ее рта восхитителен, и я хочу жить в нем вечно.

Втягиваю воздух через нос и кладу руку ей на затылок, мои пальцы копаются в эластичных завязках, пока ее волосы не освобождаются, чтобы я мог за них ухватиться. Я держу свое слово и не трахаю ее лицо в своем темпе, но все время держу пальцы в ее волосах, пока она работает моим членом.

Когда она смотрит на меня сквозь ресницы, я стону, крепче сжимая ее волосы. Она стонет вокруг моего члена, и это разжигает спираль огня.

— Черт, вот и все, детка, почти у цели. — Я слежу за ее губами, которые растягиваются вокруг моего члена, и, черт возьми, она раздвигает их еще больше, чтобы принять его полностью — член и пальцы. — Боже, посмотри на себя. Ты собираешься проглотить всю мою сперму, когда я заполню твой рот?

Она кивает.

Мои бедра начинают трястись, когда я опрокидываюсь на край и кончаю ей в рот. У меня нет времени предупредить ее, кроме как сжать кулак в ее волосах. Она издает изумленный звук, когда моя сперма попадает на ее язык, но хватает меня за бедра и глотает.

— Хорошая девочка, — прохрипел я, когда мой член запульсировал.

Мой оргазм наэлектризовывает меня, рассыпая искры по коже в ярком свете раскаленного удовольствия.

Когда я возвращаюсь на землю, я делаю рваный выдох и хватаю Джемму, притягивая ее к себе. Наши губы смыкаются, и я переворачиваю ее на спину, накрывая ее тело своим. Пока мы целуемся, я раздеваю ее, снимая с нее топы.

Когда мы оба обнажены, мы сталкиваемся, как соединяющиеся звезды.

Между нами ничего нет, наша кожа скользит друг по другу. Ее соски затвердели на моей груди, и я закидываю ее ногу себе на бедро. Мне нужна вся она, голод еще далеко не утолен.

Поцелуй — это уже не я, пожирающий ее, а стремительная река, которая топит нас обоих, пока мы не уничтожим друг друга.

Я принимаю разрушение, которое приносит Джемма.

Нет ничего лучше, чем это.

Мой член твердеет для очередного раунда, и я провожу головкой по ее складочкам. Она становится такой жёсткой, что я боюсь, как бы она не разлетелась на мелкие кусочки.

Если я сломаю ее, эти кусочки уже никогда не соберусь вместе. Сила уничтожить и защитить одновременно сидит в моих руках, взвешенная на каждой стороне, как на весах.

— Подожди. — Джемма впивается ногтями в мои плечи, и я хриплю. — Подожди, Лукас. Я не хочу. Я не готова к этому.

Я прижимаюсь лбом к ее лбу и рычу, двигаясь к ее киске еще минуту.

— Лукас, — резко говорит Джемма.

— Расслабься. Я не буду, просто чувствую себя чертовски хорошо. — После последнего движения моих бедер к ней, я падаю на бок. — Когда ты позволишь мне, ты получишь это. Я собираюсь трахнуть твою киску так хорошо.

— Уверенна, — замечает Джемма, когда я откидываю одеяло.

Она скользит в кровать, а я иду выключать телевизор, впускаю Ланселота в комнату, а затем ухожу в ванную, чтобы успокоиться. Когда я выхожу обратно, Джемма держит Ланселота на спине, поглаживая его живот.

Моя девочка и моя собака вместе в моей постели. Будет ужасно, когда ей придется вернуться домой. Я бы хотел навсегда запереть ее в своей комнате.

— Ты заставляешь меня ревновать, — говорю я.

Джемма поднимает голову и ухмыляется. — И это все? Ух ты, какой ты хрупкий.

— Загладь свою вину и дай мне голову снова. Мне тебя сегодня не хватило.

Она фыркает и обращается к Ланселоту. — Ты слышишь этого парня?

Выключив свет, я скользнул в постель и притянул ее к себе. Она теплая, а ее кожа мягкая. Ланселот перемещается в нижнюю часть кровати, обходит ее несколько раз, прежде чем лечь.

— Спасибо, — шепчет Джемма.

Я прижимаюсь губами к ее плечу. — За что?

— Я думала, ты сошел с ума, заставив меня остаться здесь на выходные. Но все оказалось не так плохо, как я думала. С тобой весело проводить время, даже если в школе ты полный мудак для всех, кто не спрашивает, как высоко ты прыгаешь.

Я глажу ее грудь и прижимаю ее к себе поудобнее, просовывая ногу между ее ногами, я мог бы спать с ней вот так вечно.

— Ты так думаешь только потому, что не знаешь меня, но ты становишься теплее.

— Ну, ты не такой как я думал. Прости, что обвинила тебя. Ты выводишь меня из себя своим нахальным поведением и чрезмерной навязчивостью, но, когда это имеет значение, ты знаешь, что не стоит переходить все границы.

— Поверь мне, милая, — улыбаюсь, шепча ей в волосы, — я хочу, чтобы ты умоляла меня трахнуть тебя. Я беру только то, чего, как я знаю, ты хочешь. И не трудись отрицать это, я знаю, что ты меня возбуждаешь.

— Я… — Джемма задыхается. — Может быть. Но ты не прощен за то, что украл мой первый поцелуй.

Признание прозвучало глумливым шепотом, но оно не могло бы быть громче, если бы Джемма прокричала его в мегафон. Первый поцелуй.

Ошеломленное возбуждение пробегает по моему позвоночнику при этом признании. Если я ее первый поцеловал и первый, кто почувствовал ее вкус на своем языке, то меня ждут и другие первые поцелуи. Мой член пульсирует, когда я бьюсь о ее задницу, фантазии о траханье ее девственной киски заполняют мой разум.

Это возбуждает во мне звериное желание обладать ею во всех отношениях. Похоже, я уже владею ею. Мои мысли скользят к тому времени, когда я ласкал ее пальцами на парковке, к тому, как она всегда отвечает так красиво и открыто.

Так будет и впредь. Никто больше не получит Джемму.

Она моя. Я буду требовать каждую ее частичку и никогда не отпущу ее.

Джемма ерзает в более удобной позе, не замечая моих стремительных мыслей. — Но ты все равно меня бесишь.

— Вот что делает это забавным. — Я провожу кончиками пальцев по ее телу, пока они не задевают мягкие завитки между ее бедер. — Но скоро ты перестанешь сопротивляться. Ты отдашь себя мне, и когда ты это сделаешь, тебе лучше подготовиться.

2 5

ЛУКАС

— Лукас, подойди на секунду, — зовет папа из своего домашнего кабинета, когда я прохожу мимо него по лестнице.

Я останавливаюсь на ступеньке со своей поздней ночной закуской из хлопьев. Он сияет в оранжевом свете лампы, папки разложены на его бюваре, очки для чтения опустились на нос.

Позади него висит в рамке футболка с автографом команды «Бронкс» — подарок одного из клиентов его фирмы.

— Я нашел рейсы на две недели вперед. — Отец смотрит вверх через оправу очков. Его галстук брошен на портфель, две верхние пуговицы рубашки расстегнуты. — Мы можем поехать на длинные выходные в Сиэтл. В понедельник у «Хаскис» игра, мы можем сходить на нее. Звучит неплохо?

— О, эээ... — Я чешу затылок и пожимаю плечами, зависнув в дверном проеме. —Наверное.

Избегание идет мне на пользу. Теперь у меня нет веревки. Скоро мне придется сделать выбор.

Мой этюдник лежит открытым на столе в моей комнате, полузаконченная концепция в процессе.

Папа сидит, сняв очки. Он приглашает меня войти двумя пальцами.

— Что у тебя на уме?

— Ничего, папа.

— Тогда где же твой энтузиазм? Это потому, что ты услышал, что скауты «Утеса» будут на твоей следующей игре?

Я выдохнул. Я не знал этого. Тренер держит нас в неведении на этот счет. Он считает, что, если мы узнаем о скаутах, это расшатает наши нервы и выбьет нас из колеи. По его мнению, мы должны играть каждую игру так, чтобы произвести впечатление на скаутов.

Папа кивает мне мудрым кивком, как будто мой вздох подтверждает это. — Я могу проверить доступные рейсы в Юту. Тебе не обязательно ехать в мою альма-матер только потому, что я болею за их команду.

— Папа...

Он не слышит мой слабый протест, покачивая беспроводной мышью, чтобы разбудить монитор, снова надевает очки и делает лицо старого человека с технологиями — слегка щурится, откидывает голову назад, поджимает губы и беззвучно повторяет слова на экране.

Я крепче сжимаю миску с хлопьями. Она, наверное, уже размокшая и портит мое поздневечернее лакомство. Если не начать есть хлопья в течение первых нескольких минут после насыпания в миску, они превращаются в заурядное, пропитанное молоком месиво.

— Вот! — Папа с энтузиазмом стучит по экрану. — Рейс в четверг вечером. Мы осмотрим кампус в пятницу.

Я сажусь него папы, осторожно отодвигая его папки в сторону, прежде чем поставить свою миску.

Однажды он злился на меня целую неделю, когда мне было десять лет, и пролил газировку на ходатайство о прекращении дела, которое стоило ему клиента. Я не знаю, правда ли, что из-за моего несчастного случая он потерял дело и клиент его уволил, или у окружного прокурора просто было более сильное дело, но с тех пор я с осторожностью обхожу его кабинет. Даже в восемнадцать лет эта привычка сохранилась.

— Папа.

На этот раз я привлек его внимание. Я делаю вдох и вскакиваю.

— Ты всегда говоришь мне следовать за своей мечтой.

— Это верно. — Папа улыбается. — Я хочу, чтобы ты гордился тем, что добиваешься того, чего хочешь.

Дергая себя за мочку уха, я продолжаю. Мои внутренности пульсируют, как лодка, игнорирующая знаки «не будить», взволновавшая воду неровными волнами.

— Дело в том, папа... — Я сглатываю, чтобы смочить пересохшее горло. — Ты поощряешь меня к этому, но футбол — не моя мечта.

Вот так. Я сказал это, ясно как день. Никаких отговорок.

Я опускаю глаза и пристально смотрю на деревянную поверхность его стола. Ненавижу, что не могу смотреть на него. Как будто у меня едва хватает смелости честно признаться в том, чего я хочу. Мне кажется, что мое сердце сейчас выскочит из груди. Это первый раз, когда я говорю об этом вслух.

Заявление на поступление в колледж Оук-Ридж было заполнено и пряталось в ящике моего стола уже несколько месяцев.

Отец складывает пальцы на столе. — Продолжай.

Мои ладони липкие, я вытираю их о свои треники. Это намного сложнее, чем я представлял, когда продумывал, как должен пройти этот разговор.

— Это мечта, которую все остальные навязали мне. Все ждут, что я буду играть в футбол. — Я провожу пальцами по волосам и дергаю их. — Я пытаюсь сказать тебе об этом с лета, не хочу продолжать играть. Я даже не хочу получать спортивную стипендию.

Когда я собираюсь с силами, чтобы поднять глаза, остатки изумленного выражения омрачают лицо отца.

— Лукас, — печально говорит он. — Я не знал, что твое сердце не в игре, сынок.

Мое горло перехватывает от неприятного привкуса вины, и я опускаю взгляд на свои колени, невидяще глядя на свои пальцы, закручивающие шнурок на брюках.

Если отец прочтет мне лекцию о том, что нужно доводить дела до конца и брать на себя обязательства, я не знаю, что мне делать. Признаться, ему, что его мечта обо мне не совпадает с моей, достаточно сложно. Я не сказал ему, что хочу изучать.

— Я горжусь тобой.

Тихий звук вырывается из моих легких, когда мое внимание переключается вверх. Папа обходит стол, чтобы сжать мое плечо. Накопившаяся тревога выплескивается, как из сита, при облегчении, которое приносят эти слова.

— Ты... ты?

— Конечно. Я горжусь тем, что ты поговорил со мной начистоту. Я всегда хочу, чтобы ты следовал своим мечтам и верил в себя.

Мне кажется, что я могу взлететь к потолку, потому что с моих плеч сняли груз. Все то время, что я беспокоился о предположениях, которые сыпались на меня со всех сторон, теперь кажется глупым.

— Спасибо, папа.

Он еще раз сжимает мое плечо и опускается в свое кожаное кресло и собирает свои файлы с задумчивым выражением лица.

— Помоги мне убедить твою маму приехать в Сиэтл на выходные. Если ты не будешь играть, она будет строгой. — Он поглаживает свой заросший седой щетиной подбородок. — Было бы проще представить это как поездку, чтобы навестить и поболеть за тебя.

Мой смех эхом отдается в комнате. Я боялся, что отец будет странно реагировать на то, что я не хочу идти в тот же колледж, в котором учился он.

— Это зависит от тебя. Просто сбалансируй это с классным вечером свидания, и она будет согласна. — Я зачерпнул свою размокшую кашу и направился к двери. — Спокойной ночи, папа. Удачи тебе в твоем деле.

Папа машет в знак благодарности, когда я выскальзываю из дома.

Есть огромное удовольствие, которое приходит с положительным результатом от долгого беспокойства,которое тебя мучило. Я не могу стереть свою глупую улыбку.

В своей комнате я бросаю миску с хлопьями на стол и беру свой альбом для набросков.

Теперь проблема только в том, что я не могу оправдаться тем, что все остальные давят на меня, заставляя соответствовать ожиданиям.

Я смотрю на ящик, где лежит мое заявление, которое ждет, когда я подам его в колледж моей мечты. Я заполнил его по собственной прихоти, потратив несколько часов на виртуальную экскурсию по кампусу и просмотр учебных программ. Теперь, когда шанс отправить свое портфолио стал реальностью, я должен решить, хочу ли оставаться в своей зоне комфорта или выйти из нее.

Мне предстоит набраться смелости и выбрать то, чем я хочу заниматься. Если я смогу это сделать, я стану тем, кто я есть в своем сердце. Маска, которую я постоянно ношу, спадет.

26

ДЖЕММА

Проходит несколько недель, и я теряюсь в водовороте противоречивых чувств.

Я думала, что знаю, кто такой Лукас, с того первого украденного поцелуя на его вечеринке, думала, что он безмозглый качок и избалованный засранец, которого интересует только то, чтобы переспать с как можно большим количеством девушек, прежде чем получить футбольную стипендию.

Он доказывает, что я ошибалась, но смогу ли я простить его за те трюки, которые он со мной проделывал? Он угрожал мне, дважды похищал меня, и я позволила ему опуститься на меня. И даже отплатила ему тем же, потому что незаконная горячность момента взяла верх, разжигая во мне потребность, настолько сильную, что я не могла ее отрицать.

Может быть, это означает, что во мне что-то не так, раз мне это нравится в каком-то извращенном смысле. Его грязные слова всегда действовали на меня.

Готова ли я пройти путь от любимой мишени Лукаса Сэйнта до прыжка в постель с ним? Я не знаю.

После того как Алек забрал меня с тех длинных выходных в доме Лукаса, где мы провели больше времени голыми в его постели с нашими ртами друг на друге, чем одетыми, в школе я держалась особняком, чтобы избежать Лукаса. Тяжесть осуждающего взгляда Алека, когда мы выходили из дома у озера, заставила маслянистое чувство вины скользнуть по мне, пока я шла к машине, руки Лукаса приклеились ко мне.

Невозможно было определить, какие синяки были от ночи шторма, а какие от Лукаса в остальные гедонистические выходные.

Алек перестал изображать из себя защищающего брата, как только я поинтересовалась его поведением в пятницу и тем, что заставило его так много выпить.

Почему я должна чувствовать себя плохо из-за того, что делаю то, что делают мальчики? Лукас заставлял меня чувствовать себя хорошо. И он не стал снова переходить мои границы. То, что я с ним переспала, не делает меня шлюхой, а его героем. Двойные стандарты — это архаичное дерьмо.

Единственное, что было плохо в эти выходные, это ложь родителям о том, где я была и что случилось.

Они поверили мне, когда я объяснила, что мы с Блэр пошли в поход и попали в грозу на тропе. Я убрала волосы, чтобы скрыть засосы на шее, сделанные Лукасом. Это были не единственные засосы, которые он оставил на моей коже.

Должна ли я быть более открытой с родителями? Возможно. Но все же я не могу заставить себя начать с ними неловкий разговор о мальчиках.

Мне пришлось врать не только о Лукасе, но и об аварии.

Лукас предложил заплатить за царапину на пассажирской стороне CR-V. Он сказал, что у Девлина есть парень, который хорошо делает кузовные работы. Я не хотела быть ему обязанной, но у меня также не было возможности заплатить за повреждения, и мне нужно было скрыть это от родителей.

Доброта, которую он предлагает, рисует картину другого человека, чем тот, которого я вижу в школьных коридорах. Я не знаю, кто из них настоящий Лукас, но я знаю, с кем предпочитаю быть рядом.

В те несколько раз, когда он видит меня, он не преследует, как я ожидаю. Однако в его глазах снова появился взгляд охотника. Теперь он более интенсивный, думаю, что на этот раз он ждет, когда я приду к нему.

Клянусь сосредоточиться на школе и своем фотопроекте, пока не разберусь со спутанными мыслями в своей голове.

Я возвращаюсь со съемок после наступления темноты. Машины мамы и папы уже уехали. У мамы ночная смена в больнице, а папа уехал на выходные в поход. На подъездной дорожке стоит незнакомая машина, которая, должно быть, принадлежит одному из друзей Алека.

— Я дома, — говорю я, входя в дверь.

— Я заказал пиццу, — кричит Алек.

Похоже, он в подвале, где превратил готовое помещение в свою пещеру.

Я забегаю на кухню, беру теплый кусок пепперони и грызу его, пока поднимаюсь по ступенькам в свою комнату, локтем открываю дверь, ворчу, когда перекидываю через голову сумку с фотоаппаратом и ставлю ее у стола, поворачиваюсь, чтобы взять ноутбук с кровати, где я его оставила, и замираю.

Лукас сидит на краю моей кровати в джинсах и черной толстовке.

— Господи Иисусе. — Я хватаюсь за грудь, где мое сердце пропустило пятьдесят ударов при неожиданном виде его. — Ты мог довести меня до сердечного приступа. Почему ты сидишь здесь так тихо?

— Ждал, когда ты вернешься, я здесь недолго. Может, минут десять.

Он выглядит рассеянным. Тише, чем обычно. Его внимание перемещается по моей комнате, осматривая ее.

— И тебе пришлось делать это в моей комнате? — Я запихиваю остаток коржа пиццы в рот. — Кто тебя сюда впустил?

— Алек. Я пришел к нему, и он сказал, что могу подождать тебя здесь.

Мои глаза сужаются. Моя комната — мое убежище, и я не люблю, когда в нее входят без моего разрешения. Алек мертв.

Раздражение исчезает, когда Лукас переключается, играя с карманом своей толстовки. Мне кажется, что он выглядит менее уверенным в себе. Это то, что не нравится в нем, напрягает мои ожидания и инстинкты.

Я оставляю его, чтобы достать свой ноутбук и загрузить свои снимки со съемок. На несколько минут воцаряется комфортная тишина.

Когда Лукас снова заговорил, это заставило меня подпрыгнуть. Не от страха, а потому что я была поглощена выбором изображений для добавления в свой проект.

— Мне нравятся жирные линии на твоих фотографиях.

Глубина его голоса омывает меня своей близостью. Он стоит за моим письменным столом, наклонившись ко мне, чтобы видеть экран, его знакомый лесной аромат окутывает меня, и я немного ошеломлена тем, что он понимает некоторые понятия о композиции.

— Ты искал в Интернете, чтобы сказать мне?

— Нет, я уже знал это. — Лукас нежно дергает за конец моей косы. — Мне нравятся такие вещи.

Приятное покалывание в животе. Я откидываю голову назад, чтобы посмотреть на него.

— Я думала, ты футбольный болван.

Лукас смотрит на меня с открытым выражением лица. — Вообще-то, я хочу изучать архитектуру в колледже искусств Оук-Ридж.

Мои губы раздвигаются, а желудок вздымается. Я была права. Я совсем не знаю Лукаса.

Все студенты и преподаватели говорят о профессиональных перспективах Лукаса Сэйнта в футболе.

Я просто предположила...

Как и все остальные.

Это действительно хороший колледж, и я рассматриваю его для получения степени по изобразительному искусству в области фотографии.

— У них там нет футбольных стипендий.

Лукас долго молчит. Он прослеживает мой нос от кончика до переносицы и обхватывает мое лицо.

— Я знаю, — бормочет он.

Чувствую, что Лукас подарил мне частичку себя и теперь, когда у меня есть ключ, чтобы открыть дверь, я вижу его лучше.

Это тот парень, которого он показал мне на лодке, когда там были только мы и его собака мопс.

Это тот, кто может мне понравиться. Может быть, даже влюбиться.

Электрический разряд наполняет воздух.

Я позволяю Лукасу побудить меня встать со стула. Он прижимает меня к столу, закрывает мое лицо руками, прежде чем поцеловать меня.

Поцелуй Лукаса превращается в бурю.

Стук моего сердца отдается в ушах, как дождь, настойчивость его языка — гром, отдающийся в моих костях, наше резкое дыхание — удар молнии, освещающий то, что нам нужно.

Лукас проводит меня через всю комнату, и мы падаем на кровать. Он весь во мне, шквал жара, губ и рук, которые разрывают меня на части, и он освобождает мою косу.

Мои ноги обхватывают его талию, мы прижимаемся друг к другу, удовольствие заглушается нашей одеждой, и я хочу снова раздеться догола, снова почувствовать его кожу на своей без всяких барьеров, чтобы спрятаться друг от друга. Лукас, должно быть, тоже чувствует эту потребность. Он задирает мой свитер и осыпает поцелуями живот, пока не добирается до джинсов.

Лукас издает грубый звук, его горячее дыхание омывает мою чувствительную кожу, когда он стягивает мои джинсы, не расстегивая их, забирая с собой нижнее белье. Он проводит по ним губами, а затем спускается вниз в порыве совершенного влажного жара.

— Да, — вздыхаю я, когда его рот оказывается на мне.

Лукас рычит, и в мгновение ока я превращаюсь в натянутую проволоку, которая вот-вот оборвется, его язык неотвратим, а в животе нарастает жар.

Мое тело словно подстроилось под его, готовое рассыпаться при одном его шепоте.

Лукас поглаживает мои складочки, и когда он просовывает пальцы внутрь, я замираю. Нарастающее давление взрывается хором наслаждения за моими закрытыми глазами.

Потом он рядом, целует меня, пробует на вкус приглушенные крики моего оргазма, который накатывает на меня ударными волнами.

— Вот так, — бормочет он в поцелуе. — Мне нравится заставлять тебя издавать эти звуки. Твоя киска скучала по моему рту? Я жаждал снова попробовать тебя на вкус с той минуты, как ты ушла от меня.

Я тянусь вниз, чтобы взять в ладони его член, и он стонет, снова набрасываясь на мой рот.

Мы с трудом освобождаемся от оставшейся одежды, и все словно встает на свои места, когда наша обнаженная кожа скользит вместе.

Он снова входит в меня пальцами. Моя спина выгибается дугой, и я скачу на них, вращая бедрами при каждом движении. Мое тело горит, и я не готова остановиться.

Я настолько мокрая, что при каждом толчке раздается хлюпанье.

— Это очень приятно, — задыхаюсь я.

— Готова кончить еще раз? Я не остановлюсь, пока ты этого не сделаешь.

Я прикусываю губу и киваю. Он смотрит на меня совершенно диким взглядом, как будто не будет удовлетворен, пока я не распадусь в прах.

— Сегодня вечером я сделаю тебя своей навсегда. Я хочу, чтобы эти пальцы были моим членом, зарытым в твое тело прямо сейчас.

Он выгибает их, и звук застревает в моем горле, когда наслаждение вырывается наружу. Лукас прижимается своим лбом к моему. Его рука замирает, и я вцепляюсь когтями в его руку.

— Не останавливайся.

— Ты же знаешь, что тебе нужно сделать. — Он целует меня один раз, жестоко и грязно. —Умолять.

Мой живот сжимается и переворачивается.

До этого момента я позволяла ему командовать. Он заставлял меня чувствовать себя хорошо, и я не мешала ему прикасаться ко мне. Я была инициатором только поцелуев и нескольких случаев орального секса, когда была его пленницей на выходные.

Лукас смотрит на меня пронизывающим взглядом, полным вожделения. Его рука остается полностью замороженной, как бы я ни крутила бедрами, пытаясь заставить его двигаться. Из меня вырывается взволнованный выдох, и я опираюсь на локти.

Он сказал мне, что не примет этого. Что он хочет, чтобы я кончила добровольно.

Кровь бросилась мне в ухо, мои чувства переполнены тем, как сильно я хочу догнать оргазм, к которому была близка.

Чувствовать себя хорошо сейчас — значит сдаться.

Лукас ждет, когда я прыгну с обрыва вместе с ним.

Он убирает пальцы и целует меня, шепча грязные поощрения и обещания на мою кожу, пока он мучает меня. Мое сердце бешено колотится, и я прижимаюсь к нему. Он превращает мое тело в провод под напряжением, по которому струится нечестивое наслаждение.

Каждый раз, когда я подхожу ближе, он останавливается, пока я не сдерживаю слезы разочарования. Я стою на краю обрыва.

Все это время я сдерживался, больше так не могу.

Не хочу, чтобы мое прошлое диктовало мне, как жить дальше. Я сама за себя отвечаю и Лукас предлагает мне это прямо сейчас.

Я могу плакать и целовать его за одну только эту маленькую доброту.

Каким-то образом, он понимает это. Он знает, что я должна сделать этот выбор для себя.

Я прыгаю с обрыва вместе с Лукасом в свободное падение.

Я хочу этого.

— Пожалуйста, — шепчу я, когда он снова приближает меня к себе, рука между моих ног, когда он сосет мою шею. — Пожалуйста, Лукас. Ты мне нужен.

— Скажи мне, что тебе нужно, детка.

Его голос грубый и необработанный. Он чувствует это так же сильно, как и я сейчас.

— Ты мне нужен, — повторяю я. — Я хочу, чтобы ты трахнул меня.

— Правда? Ты уверена? — Он наклоняется и самодовольно ухмыляется. — Не похоже, что ты этого хочешь.

— Да! — Я хватаю его за волосы и прижимаю его губы к своим. — Да, я хочу тебя. Я хочу кончить. Пожалуйста, трахни меня.

Мы целуемся, и его пальцы проникают в мои волосы, слегка потягивая их, чтобы откинуть мою голову назад.

— Ты такая красивая, милая. — Лукас целует мое горло. — Я собираюсь пометить твое тело, даже когда мои засосы исчезнут, ты будешь чувствовать меня там.

Я дрожу от его слов. Он снова целует меня, затем встает, чтобы покопаться в своих джинсах, и возвращается с презервативом и пошлой улыбкой.

Предвкушение гудит по моей сверхчувствительной коже, каждый дюйм покалывает от голодной потребности, которую может удовлетворить только Лукас.

Он разрывает обертку и наматывает презерватив на свой член, садится на подушки и поглаживает свое бедро.

— Иди сюда, Джемма. Ты так умоляешь мой член, что должна оседлать его, чтобы заставить себя кончить.

Мои внутренности разрываются, и жар заливает мое лицо. Он точно знает, что делает со мной. Я встаю на колени и, опираясь на дрожащие бедра, опускаюсь на его бедра, мои руки лежат на его плечах, пока он гладит мои бока.

— Я держу тебя, — урчит он.

Кивнув, я облизываю губы. Его большой палец проводит по ребрам, а он поддерживает меня рукой за бедро и целую его, когда он направляет свой член вверх. Когда я опускаюсь на его член, он сглатывает мой сдавленный вздох, позволяет мне задавать темп, и я иду медленно. Чувство наполненности переполняет меня, и я думаю, что еще не приняла весь его член.

Тихий стон вырывается сквозь зубы Лукаса, а его руки скользят повсюду, дразня мои соски и клитор слишком мягкими прикосновениями, заставляя меня желать большего.

Его член заполняет меня, растягивает, сжимает. Моя грудь вздымается от дыхания, когда я полностью устраиваюсь на его коленях.

Лукас подается вперед, прижимаясь лицом к моей груди и шее. Его губы двигаются по моей коже, и он массирует мою задницу. Я чувствую, как его член дергается внутри меня. Это странное пьянящее ощущение.

Когда Лукас снова показывает мне свое лицо, на его брови появляется морщина, а губы разъезжаются. Темнота заполняет его глаза, зрачки широко раскрыты.

Он смотрит на меня так, словно я какая-то богиня.

Его спасение.

— Джемма. — Лукас держит меня за талию. — Двигайся. Сделай так, чтобы нам обоим было хорошо.

— Кто теперь умоляет, — шучу я с хриплым бормотанием.

Лукас шлепает меня по заднице, затем сжимает ее. Его рот находит мою шею, и я откидываю голову назад.

Он не чувствует себя таким тугим, когда я кручу бедрами, я немного приподнимаюсь, и его член скользит в меня, как будто ему там самое место, когда я снова опускаюсь на него. Мы подходим друг другу. Я начинаю медленно, концентрируясь на новых ощущениях и интенсивности, которую они вызывают.

Мне становится хорошо, так хорошо, как пальцы еще не достигали. Пот покрывает нашу кожу, когда я начинаю двигаться быстрее. Лукас издает дикий звук и опускает большой палец на мой клитор.

— Кончи на мой член, — требует он у моего уха. — Я хочу почувствовать его. Давай, детка.

Мои бедра двигаются быстрее, пока Лукас подгоняет меня.

Когда накал страстей становится слишком сильным, я наклоняюсь вперед и кусаю Лукаса за плечо, кончая от его члена, зарытого глубоко внутри меня.

— О, Боже!

В один момент Лукас обхватывает меня руками. С рычанием он меняет наши позиции. Я вскрикиваю, когда моя спина ударяется о кровать. Одной рукой он сжимает мои запястья над головой, другой поднимает мою ногу и плавным движением вводит свой член обратно внутрь. У меня вырывается вздох, и я выгибаюсь в его руках.

— Черт, — стонет он. Его хватка сжимает мои запястья. — Ты ощущаешься чертовски хорошо.

Я обхватываю его ногами, пока он двигается. Жар разгорается с новой силой, пламя разгорается от слов, которые Лукас произносит на моих губах.

— Ты моя, Джемма. Каждый дюйм. Твое тело, твой разум, твое сердце.

Он захватывает мой рот в кусачем поцелуе, я сжимаюсь на его члене, и он щелкает бедрами, попадая в точку, которая зажигает мое тело. Лукас отпускает мои запястья, и мои руки летят к его спине, удерживая меня, пока он трахает меня.

— Ты будешь принадлежать мне вечно, — урчит Лукас. Он кусает мою шею достаточно сильно, чтобы оставить еще одну отметину. — Никто другой не получит этого — не получит тебя. Только я.

— Д-да, — задыхаюсь, отчасти потому, что он вытягивает из меня ответ, и потому, что я распадаюсь на части.

Я не могу сдержать стон, мои внутренности разрываются и зарождаются заново с каждой волной удовольствия, разливающегося по мне. Я выгибаюсь, когда он снова бьет в эту точку, вызывая у меня очередной оргазм.

— Вот и все, детка.

Голос Лукаса едва различим, поскольку он теряет себя в муках собственного забвения. Шум, который он глушит о мою шею, превращается в стон, когда его бедра запинаются, и он глубоко вгоняет в меня свой член.

На минуту мы оба затихаем, только пыхтим, пытаясь отдышаться. Ощущения от секса рикошетом отдаются в моем теле. Из меня вырывается тихий звук, и я обнимаю его за шею.

Лукас заключает меня в свои объятия, перекатывается на бок, увлекая меня за собой. Его член выскальзывает, что является странным ощущением, но я не обращаю на это внимания, пока он проводит ленивые поцелуи по моей щеке.

— Ты была идеальна, — бормочет он сонным голосом.

Он встает, чтобы выбросить презерватив и зарывает его в корзину для мусора у моего стола,а сажусь и подтягиваю колени к груди. Мое влагалище болит от пустоты.

Странная уязвимость охватывает меня. — Останешься ненадолго?

— Да.

Лукас возвращается в кровать и гладит мои волосы, он целует мой лоб и ложится, наполовину притягивая меня к себе.

Это приятно, лежать вот так. Он ласков со мной, массирует мои плечи и ласкает мою ногу. Неожиданно, насколько он внимателен, но это успокаивает меня.

Лукас все еще рядом, когда я выхожу из удовлетворенной дремоты. Не знаю, как долго я была в отключке, но он тоже спит. С мягкой улыбкой я встаю, чтобы взять одеяло с нижней части кровати и накрыть им нас, прижимаясь к его боку. Во сне он обхватывает меня руками, крепко прижимая к себе.

Когда я просыпаюсь в следующий раз, в моей комнате темно, а Лукаса нет. На мне футболка, и я лежу под одеялом. Трусов нет. Я протираю глаза и проверяю свой телефон. 3:42 утра.

Там сообщение от Лукаса, отправленное после полуночи.

Он прислал его со своей фотографией, с тем же открытым выражением на лице, когда он сказал мне, что хочет стать архитектором.

Лукас: Мечтай обо мне, дорогая.

27

ДЖЕММА

Выходные прошли как во сне. Лукас писал мне полусладкие-полу грязные односложные сообщения в воскресенье и селфи с Ланселотом с одиночной прогулки на лодке.

Я нахожусь на головокружительном подъеме, чувствуя, что могу забыть о прошлом и начать все с чистого листа, но как только я приезжаю в школу, все рассыпается в прах между моими пальцами.

Я испытываю смешанные чувства. Должна ли я ожидать, что все изменится?

Мы встречаемся?

Мы с Лукасом не обсуждали этот вопрос. Я забыла спросить в перерывах между нашим негромким кокетливым секстингом.

Но секс означает, что я его девушка, я думаю. Он сказал своим собственническим хрипловатым голосом, что я его. Надеюсь, это значит, что он тоже мой.

Прогулка по парковке с Алеком теперь имеет другой оттенок. Люди, которые дают ему пять, также приветствуют меня и просят запланировать время для совместного времяпрепровождения. Это заставляет меня быть на грани, ощущать треск чего-то нездорового в воздухе.

Это именно то, о чем я говорила Алеку — те же придурки, которые издевались надо мной, изменят свое отношение ко мне и будут вести себя приветливо, когда я стану девушкой Лукаса. Официально.

Мне от этого не по себе.

Мы находим Лукаса и остальных, собравшихся вокруг блестящей красной спортивной машины Девлина.

— Да, я хотел в последний раз прокатиться на ней в этом сезоне, — говорит Девлин одной из девушек с юбками намного короче, чем положено по дресс-коду. Он подмигивает ей. — Они говорят о скорой метели, пойдешь согревать меня? Мы можем попасть в снегопад и покататься на коньках на озере.

Девушка воркует со своими друзьями. Двое из них стоят рядом с Лукасом.

— Мы устроим из этого вечеринку, — добавляет Лукас, обнимая ту, что слева, с ярко-красной помадой. — Снежная беря — вот как мы это назовем. Запустите хэштег.

Картер охает.

Мы с Алеком подходим, и я немного отступаю назад. Внимание Лукаса проходит мимо меня. Он не принимает меня с распростертыми объятиями, как будто я его девушка, и не бросает на меня ненавистные взгляды.

Как будто я невидимка.

Замечательно. Это то, чего я хотела все это время. Чтобы меня игнорировали, и я летала под социальным радаром.

А теперь мне это больше не нужно.

— Эй, парень, — приветствует Лукас, сталкиваясь кулаками с Алеком.

— Привет. — Алек кивает остальным членам группы. — Что это насчет вечеринки в снегу? Я не против.

— Я надеюсь, что у нас будет снежный день, — говорит одна из коротких юбок, закручивая волосы, когда прислоняется к Лукасу.

— Мы напьемся до чертиков и поедем кататься на санках. — Лукас одаривает всех ленивой ухмылкой, когда они поддерживают его предложение. — И турнир по снежкам. — Он бросает непристойный взгляд на девушку, которую обнимает. — Горячие коктейли и горячая ванна.

Девлин взмахнул бровями и поцеловал девушку, с которой флиртовал над машиной. —Вечеринка в моем вкусе.

Я кривлю губы. Что это, черт возьми, такое?

Лукас Сэйнт, который посетил мою комнату в субботу и рассказал мне о колледже искусств Ок-Ридж, и этот придурок — не одни и те же люди. Маска, которую он носит в школе, снова на месте. Я была глупа, когда думала, что то, чем мы поделились, заставит его измениться в кругу друзей.

Лукас все еще играет со мной, с удовольствием изображая собственника, но боясь решиться на большее. Мне это не нравится.

— Считайте, что я не участвую, — обхватываю себя руками. — я больше люблю киномарафон под одеялом во время снежной бури.

Лукас поднимает бровь и качает головой в сторону.

— Как хочешь. Думаю, мне нужно найти несколько новых партнеров для объятий. Как насчет тебя, дорогая? — Он обращается к девушке, которая хлопает ресницами, прижимаясь грудью к его боку. — Да, ты согласна составить мне компанию, верно?

Я огрызаюсь, скрежеща зубами. Лукас игнорирует кинжалы, которые я бросаю в его сторону.

— Конечно, Лукас.

Я почти задыхаюсь от ее придыхательного тона. Господи. Это школьная парковка, а не съемочная площадка порнофильма.

Вы бы никогда не заметили разницы из-за сиропа в ее тоне.

Лукас усмехается и уходит со своей компанией, держа руку на плечах кокетки, и я держусь в стороне от группы, когда они направляются к ступенькам школы.

Алек бросает обеспокоенный взгляд в мою сторону, но я не обращаю на него внимания.

Достаю телефон и даю Лукасу понять, что со мной это не пройдет.

Джемма: Что это было?

Его ответ не заставляет себя долго ждать, мой телефон жужжит, пока я пробираюсь к своему шкафчику.

Лукас: Что?

Джемма: ??? Бимбо 1 и Бимбо 2 висят у тебя на руке? Обнимашки? Извини, если мне не нравятся вечеринки, но не думай, что ты можешь быть гребаным мужеложцем, и я не буду против.

Лукас: Остынь, все было не так. Я играл роль второго плана, ничего не могу поделать, если девчонки ко мне стекаются. Тебе придется смириться.

Мои брови взлетают вверх. Этот ублюдок...

Джемма: Не делай вид, что ты не наслаждался вниманием. Я не буду твоей, если это дорога в один конец.

Лукас: Ты моя. Это мило, что ты ревнуешь.

— Фу!

Несколько человек с любопытством смотрят на меня, я наклоняю голову, пытаясь успокоиться.

Мне не нравится фальшивый Лукас, которого он представляет всем остальным. Думала, он впускает меня, показывает мне, что он кто-то другой, а не вся эта ерунда. В таком состоянии я не могу понять его, кроме как по неоновой вывеске, объявляющей его огромным мудаком.

Несмотря на свой утренний гнев, во время обеда я на автопилоте занимаю место рядом с Лукасом. Блэр сегодня нет в школе, и я чувствую себя выброшенной на берег среди безжалостных акул. Слиться с толпой лучше, чем рисовать на спине мишень, сидя в стороне от Лукаса.

Все за столом смотрят на меня так, будто знают что-то, чего я нет. В их взглядах пляшет та же тошнотворная жажда крови. Это раздражает мои чувства, как будто они втыкают в меня иголки, чтобы препарировать.

Я была начеку с самого начала учебы. Почти два месяца ежедневных издевательств, непристойных шуток и глупых выходок не стираются открытым разговором и страстью, которую мы с Лукасом разделили. Это резкий контраст с невнятным приветствием сегодня утром и нашей ссорой после него.

Лукас потерялся в разговоре с Картером о том, что они будут делать, если игра плей-офф на этой неделе будет перенесена. Они жестикулируют руками, обсуждая возможные варианты.

Это больше похоже на фальшивого Лукаса. Могу сказать, а он ещё даже обратился ко мне.

Напряженные линии вокруг его глаз выдают его. Эти складки исчезают, когда мы остаемся наедине.

Хотела бы я сидеть за своим старым столом у окна. Все остальные люди в школе сегодня были милыми, но я чувствую холод в воздухе. Что-то приближается. Предвкушение — это провод под напряжением, пускающий ток по моему позвоночнику.

Я снова включаюсь в разговор, когда понимаю, что они перестали говорить о футболе. Тема сменилась на то, о чем я никогда не хотела слышать, чтобы Лукас так нагло говорил в школе.

Лукас ерзает, дергая себя за ухо. — Не, чувак, ты же знаешь, что я не целуюсь и не рассказываю.

— А вот ты целуешься, — говорит кто-то за столом.

— Это по-настоящему. Лукас наконец-то выиграл пари, чтобы трахнуть нашу постоянную ханжу. Он действительно это сделал, смотрите, — хвастается Картер перед Девлином, предлагая свой телефон. — Зацени этого мастера с его селфи после секса.

Лед покрывает меня с головы до ног. Что?

Глаза Картера перебегают на меня, когда я жестко сажусь рядом с Лукасом.

Девлин делает то же самое, его брови сгибаются. — Тебе нужно в спортзал, брат.

Лукас отмахивается от него через стол. — Заткнись, я много поднимаю в тренажерном зале.

Все лемминги смеются, пока я терплю унижение. Должно быть, это какой-то кошмар.

— Могу я посмотреть? — Я сглатываю, когда они все обращают на меня внимание. Как будто они забыли, что я здесь и прочищаю горло и вожусь со своей вилкой. — Я хочу это увидеть.

Я поджимаю челюсть, когда Лукас кладет руку на мою шею, щипая, чтобы я успокоилась.

— Ты знаешь, что произошло в эти выходные, милая. — Его тон легкий, но предупреждение ясно.

О, Лукас не хочет, чтобы я видела? Я бросаю на него мятежный взгляд. Очень жаль.

Если меня хотят унизить, то я, черт возьми, стану свидетелем того, как сильно Лукас предал мое доверие. Ледяная капсула вокруг меня трескается трещинами. Они видят мое храброе лицо, но внутри я кричу во всю мощь своих легких.

— Неужели? Думаю, мне нужны фотографические доказательства, как напоминание. Я не думаю, что это было настолько запоминающимся без маленького сувенира. Ты, видимо, тоже так думаешь.

Глаза Лукаса скачут между моими, в них мелькает тень опасности, которую предсказывали мои инстинкты, его челюсть сжимается, и он поднимает руки.

— Делай, что хочешь.

Ледниковая река разливается по моим венам, кристаллизуя кровоток, когда Девлин, нахмурившись, протягивает мне телефон Картера.

Картер: Братан, где ты, у меня билеты на DJ Smokescrn сегодня вечером. Ты с нами?

Лукас: Немного занят.

Картер: Точно, брат!!! [100 эмодзи] Наконец-то засадил этой плаксивой сучке по сосиске. Она плакала?

На этом разговор заканчивается. Слова дрогнули, когда мои глаза затуманились от непролитых слез. Укус глубоко вонзается в меня, когда я вижу, что сделал Лукас.

Лукас прислал Картеру нашу фотографию. Мы в моей постели. Видно, что он все еще голый, так как я сплю на его голой груди. Я — то, что поддерживает его скромность на фотографии, но изгиб моей задницы виден у нижнего края кадра.

Нет никаких сомнений в том, как мы дошли до такого состояния.

Картер шлепает на стол пачку денег, несколько других людей делают то же самое. Девлин выдерживает мой дикий взгляд, хмурится, доставая деньги из бумажника и добавляя их.

Лукас издает принужденный смех, от которого у меня закладывает уши. Мне хочется хлопнуть по ним ладонями, чтобы вытолкнуть все наружу, а потом дать ему пощечину. Сильно.

Сначала я не понимаю, как будто наблюдаю за крушением со стороны. Мой разум все еще задерживается на текстовом сообщении, не в состоянии понять, что здесь происходит. Когда раздается щелчок, мое зрение плывет от головокружения, и проходит минута, прежде чем я понимаю, что хрупкий хрипящий звук — это я борюсь за воздух.

Сомнения, возникшие ранее, превращают мои внутренности в осадок, пока деньги обмениваются на руки.

— Позируй со своим выигрышем, чувак, — инструктирует Картер, протягивая свой телефон. — Я размещу это в своем Insta story. Хештек играй.

Трещины расползаются по моему сердцу, как трещины в замерзшем озере, и каждый новый разрыв слышен только мне. Люди видят во мне образ крутой девчонки, они не думают, что могут причинить мне боль, потому что я им этого не позволяю.

Но мне больно. Очень больно.

Лукас заставил меня поверить, что я ему нужна.

Это была ложь.

Ни один из его поступков не был искренним. Я ничего для него не значила. Просто пари, которое нужно было выиграть, чтобы похвастаться.

Все, чего Лукас хотел от меня, — это использовать.

Каждая новая правда ударяет в разные точки моего тела, этот холодный лоток для вскрытия распарывает меня, чтобы мир увидел, какой доверчивой я была и как легко было меня разбить.

Я так зла на себя за то, что повелась на его соблазнительные пустые слова после всего того дерьма, через которое он заставил меня пройти. Лукас — худший вид змеи в траве, его яд активизируется только тогда, когда он оказывает наиболее смертоносный эффект.

В конце концов, для Лукаса я трофей. Завоевание и ничего больше.

Охотник поймал свою добычу, и игра окончена.

Я подпрыгиваю, когда Лукас обхватывает меня за плечи, мои внутренности сжимаются, когда его губы касаются моей щеки.

— Я была для тебя просто пари? — Они замолкают, услышав несдержанный тон, мой голос грубый и суровый.

Откажись от этого, мысленно умоляю я. Будь моим Лукасом. Скажи мне, что это не по-настоящему.

— Это было просто ради забавы, милая, — успокаивающе бормочет Лукас. Для пользы остальных он продолжает. — Это ничего не значит. Просто парни остаются парнями.

Слишком поздно, Лукас.

Гнев и боль сливаются воедино, создавая ужасный поток в моей груди.

— Парни есть парни, — бормочу я, — точно.

Пора отключаться. Я не могу просидеть с ним до конца урока, не хочу находиться рядом с ним ни секунды.

Когда он получает похвалу за свой успех, я с ворчанием отталкиваюсь от него. В попытке встать из-за стола я спотыкаюсь и падаю на линолеум.

В комнате воцаряется тишина. Стервятники учуяли запах свежего мяса, чтобы полакомиться им, а вот и ягненок для жертвоприношения, доставленный рукой их золотого святого.

У меня болит колено, когда я поднимаюсь, потирая горящие глаза. Боль глубже, чем ушибленное колено.

Моя гордость. Мое доверие. Мое сердце.

Все они пострадали от Лукаса и от того, как жестоко он со мной играл.

— Джемма? — Лукас протягивает ко мне руку, на его лице прочерчены жесткие линии, в маске есть трещина, но он не позволяет ей упасть. Сквозь трещину проглядывает намек на сожаление. Даже вины. Этого недостаточно. — Ты в порядке?

Как я могу быть в порядке?

— Да, — рычу я, бросая на него взгляд. Его челюсть напрягается. — Оставь меня в покое.

Мои ноги несут меня из кафетерия. При каждом болезненном вдохе горло саднит, как будто меня режут ногтями. Я бегу в туалет.

Там пусто. Маленькая милость.

Запускаю кран и крепко держусь за раковину.

Я знала лучше, я не должна была позволить втянуть себя в мир Лукаса Сэйнта, я не могу вписаться в толпу.

Лучше наблюдать со стороны. Это защитит меня и мое сердце.

Наклоняюсь и брызгаю прохладной водой на свое покрытое пятнами лицо, зеркале я выгляжу как черт. Выбившиеся пряди из моей косы мокрые, глаза налиты кровью, из носа течет.

Хуже всего то, что в глазах у меня тот же предательский взгляд, что и в шестнадцать лет.

Я назвала его, когда написала те слова на лобовом стекле Лукаса, чтобы вернуть его за все.

Прекрасный разрушитель. Вот что такое Лукас. Чума на сердце, жаждущая разрушения ради своих больных игр разума.

28

ЛУКАС

Джеммы нет до конца дня.

Когда я выгнал ее из кафетерия, она исчезла слишком быстро, чтобы я мог уследить за ней, не думал, что Картеру придется говорить, чтобы он не распространял фотографию. Все вышло из-под контроля.

Как только эта тема всплыла, я не знал, как ее закрыть. Это не то, что я делал раньше. Моя маска сползала, и было трудно удержать ее от падения.

Смеяться с друзьями за обедом было самым трудным, что я когда-либо делал. Мне было не по себе за счет Джеммы, не так, как я мечтал в начале года.

Напряжение не покидало меня после обеда.

Глупо было думать, что я смогу сохранить Джемму и свою маску. Эти два понятия не сочетаются. Она видит меня насквозь.

Мне нужен способ все исправить, но я не могу понять, как объяснить Джемме, как все изменилось с тех пор, как я все это затеял.

Проведя пальцами по волосам в последний период, я отправляю еще одно сообщение. Сегодня Джемма проигнорировала все мои сообщения, она заблокировала меня в своем Instagram. Я узнал об этом, когда отправила ей сообщение.

Лукас: Детка, поговори со мной. Могу я увидеть тебя перед тренировкой?

Готов сорваться с урока пораньше, чтобы найти ее, одному Богу известно, что творится у нее в голове.

Я сажусь, когда на экране появляются три серые точки, потом они исчезают и возвращаются дважды. Я дергаю себя за мочку уха, ожидая ее ответа.

В передней части комнаты учитель английского языка прерывает урок, чтобы прищуриться и посмотреть на меня. Я сутулюсь на своей парте в последнем ряду и кладу телефон на колени, чтобы она не забрала его у меня. Она поднимает подбородок и продолжает говорить о существительных, аналогиях или еще о чем-то.

Я отключаюсь от урока, чтобы Джемма ответила мне.

Через несколько долгих минут мой телефон вибрирует у меня на бедре.

Джемма: Попроси одну из твоих других девушек отсосать тебе сегодня. Не чувствую. Остальные могут взять тебя.

У меня морщится бровь. Другие девушки? Это из-за тех девушек Койота с парковки сегодня утром?

Я стискиваю зубы. Черт побери. Это ничего не значило. Это я был ведомым для Девлина. Ему не терпелось переспать.

Если уж на то пошло, я продолжал действовать, когда появилась Джемма, потому что мне было интересно, будет ли она ревновать. Я хотел увидеть, как она ревнует из-за меня, как я ревную всякий раз, когда другой парень смотрит в ее сторону. Видеть ее ревность доказывает, что она нуждается во мне — хочет меня так, как я хочу ее.

Лукас: Для меня нет других девушек. Только ты.

Она отвечает немедленно.

Джемма: Оставь это, твой член не будет расти, чем больше ты врешь. С меня хватит. Уходи.

Она не может держать меня на расстоянии.

Раздраженный тем, что не могу до нее достучаться, я засовываю телефон в карман.

Она мне не верит. Ладно. Я не буду приводить свои доводы в уши, которые ни хрена не хотят слушать. Она может остыть, а я попробую позже.

Ты сам виноват, трус, — ворчит голос у меня в затылке. Я извиваюсь, словно физически могу убежать от ускользающих мыслей.

Было легче, когда я ненавидел ее, когда она не заставляла меня смотреть в лицо тому, кто я есть, и тому, кем я притворяюсь.

Все пошло наперекосяк, как только я начал испытывать чувства к Джемме Тернер.

Моя жизнь превратилась бы в торт, если бы я просто поставил ее на место и пошел дальше. Оставить ее какому-нибудь другому идиоту, если он окажется достаточно смелым, чтобы приручить ее.

Даже думая об этом, я реагирую очень остро. Я проглатываю нахлынувшее чувство собственничества. Мой разум кричит: моя, моя, моя.

Джемма в моих гребаных венах и я не могу вытащить ее так просто.

Или позволить кому-то другому заполучить ее.

Мои кулаки сжимаются, кожа на костяшках натягивается.

Звенит звонок, рассекая мои мечущиеся мысли. Я собираю свои вещи и иду за остальным классом в коридор, пока учитель кричит нам о возможной контрольной работе.

Марисса находит меня у моего шкафчика пять минут спустя, когда я запихиваю туда книги. В моей голове раздаются тревожные звонки, я не готов к еще большему дерьму в завершение дня.

— Привет, детка, — говорит она хриплым голосом, который разносится по всему коридору, когда она приближается.

— Я действительно не в настроении.

Не останавливаясь, Марисса проскальзывает в мое личное пространство, вклиниваясь между мной и шкафчиком, ее руки обхватывают мою шею, и она дуется на меня.

Напрягаясь, я кричу: — Марисса, какого черта?

— Ты готов вернуться ко мне? Ты знаешь, что у тебя хорошо, когда мы вместе, ты можешь получить это, — она берет мою руку и прижимает ее к юбке, — в любое время, когда захочешь.

Я открываю рот, чтобы сказать ей, что я никогда не вернусь к ней. Придушенный смешок слева от меня привлекает мое внимание.

Черт. Этого не может быть.

Какого кармического бога я разозлил?

Алек и Джемма стоят там, вероятно, направляясь к своей машине. Джемма держит руки на бедрах и изучает нас с жестким выражением лица, брови приподняты.

— Не лжец, да? Да. Я так и думала.

После того, как произносит эти слова, она поворачивается ко мне спиной и спешит уйти.

— Черт побери, — пробурчала я. — Джемма, подожди!

— Почему ты возишься с простой Джеммой, когда у тебя есть я? — Настойчивость Мариссы разрушает мое терпение.

— Джемма! Это не то, что ты думаешь! — кричу я, Марисса встает у меня на пути, когда Джемма огибает угол и я беру ее за плечи и отодвигаю в сторону. — Марисса, убирайся с дороги!

Марисса отпускает меня,она знает, как работать с толпойв этих залах. Она устраивает сцену только тогда, когда это работает в ее пользу.

Меня все это не волнует, я хочу только добраться до Джеммы.

Алек останавливает меня на моем пути, положив руку на мою, не давая последовать за поспешным отступлением Джеммы. — Хватит. Оставь мою сестру в покое, парень.

Защитный вызов в его глазах вызывает у меня горький привкус во рту. Я не хочу причинять боль Джемме. Я достоин защитить ее. Или стану им снова, после того как разгребу беспорядок, который я устроил.

— Слушай, я просто хочу поговорить...

— Похоже, она закончила с тобой разговаривать. Отвали.

Толкнув, Алек отпускает меня и уходит в том же направлении, что и Джемма. Ошеломлённый, я стою посреди зала, а люди обходят меня стороной, их шепот летит свободно, пока я пытаюсь заставить свои ноги двигаться.

Я словно закован в цемент, не в силах заставить себя упасть на меч ради Джеммы —потому что именно это потребуется, чтобы вернуть ее. Я должен выбрать: моя маска или девушка, которая держит в своих ладонях мое все еще бьющееся сердце?

К тому времени, как я добираюсь до парковки, серебристый CR-V уже уехал, и я выдыхаю рваный воздух, откидывая голову назад.

С пасмурного неба падают хлопья. Вот почему мне легче жить, когда я играю на том, кем меня хотят видеть люди. Если я окутываю себя своей богоподобной персоной золотого короля школы Сильвер-Лейк, мне не приходится иметь дело с этим страхом и болью.

Позже вечером мой телефон вибрирует на столе.

Я бросил его туда, когда бросился вниз после возвращения из дома Джеммы, Алек встретил меня у двери и не пустил внутрь, чтобы оправдаться. Я вытаскиваю один из наушников, прерывая музыку, заглушающую мои мысли, когда делаю набросок, а Ланселот свернулся калачиком на скамейке под окном.

Все равно ничего хорошего из этого не вышло. Моя голова слишком забита Джеммой, чтобы сосредоточиться на концепциях рисования. Я привык к тому, что у меня природный дар бросать мяч. Мои руки никогда не подводили меня так раньше. Страшно подумать, что у меня могут быть настолько плохие дни, что я не смогу рисовать.

Наклонившись, чтобы взять телефон, я обнаруживаю кучу пропущенных сообщений. Сначала мое сердце подпрыгивает. Но это не Джемма. Это моя кузен.

Последнее сообщение привлекает мое внимание.

Девлин: Это может быть проблемой.

Прилагается ссылка на Instagram. Аккаунт Мариссы. Насторожившись, я открываю ее.

Это видеопост. Я сжимаю телефон в руке так сильно, что он может сломаться.

На видео — клип о глупой ошибке, которую я совершил с Мариссой, когда думал, что люблю ее.

Однажды мы записали себя. Чертово секс-видео. Это была ее идея.

В клипе Марисса хихикает, когда я целую ее живот. Я отмечен в посте. Господи. Я вытираю лицо и читаю надпись.

@MightyRissa: Вернули моего мужчину, сучки.

Это не полное видео, слава богу.

Я набираю номер Мариссы еще до того, как успеваю переварить свой ошарашенный гнев.

Она берет трубку на втором звонке.

— Привет, детка. — В ее голосе звучит лукавая улыбка. — Готов расплачиваться за то дерьмо, которое ты устроил раньше? Это тебе дорого обойдется.

Мне нужно унижаться, но мне нужно заслужить не милость и прощение Мариссы.

— Марисса, — рявкаю я. — Прекрати это дерьмо.

— Ты сам навлек это на себя тем, что оставил меня в пыли сегодня! — ворчит она в трубку. — Не могу поверить, что ты погнался за какой-то никому не нужной шлюхой, когда я стояла...

— Марисса, достаточно! Хватит!

На моем виске пульсирует вена, и я встаю, чтобы пройтись по своей комнате в возбужденном темпе.

— Ты зашла слишком далеко. Я больше не твой парень. Ты сама так решила и это ты хотела перерыва. А писать, чтобы выглядело так, будто мы снова вместе, — самое нелепое дерьмо, которое ты когда-либо делала.

— Лукас...

— Нет! С меня хватит, Марисса. Я, блядь, закончил! Не испытывай меня снова, или я обрушу на тебя такой адский дождь, что твоя репутация в школе будет уничтожена. — Бишоп собирает грязные секреты каждого, и я без колебаний выдам ему твой, приказав отправить тебя на тот свет.

— Господи, Лукас. В чем твоя сделка?

— Моя сделка заключается в том, что я закончил играть с тобой в эту игру. Мы уже давно закончили. Все чувства, которые я когда-то испытывал к тебе, угасли, я думал, что мы друзья, но ты пошла и все испортила.

Я не говорю ей, что она, вероятно, сильно подвела меня, объясняя все Джемме. Поступков Мариссы в школе было достаточно, чтобы Джемма поверила, что я лгу.

Марисса начинает говорить, но я вешаю трубку и ставлю ее номер в режим «не беспокоить», чтобы она не звонила мне. Я опускаюсь на кровать и кладу голову на руки.

Вскочив с матраса, я с воплем выбрасываю кулак. Он врезается в стену. Ланселот выбегает из комнаты с пронзительным воем мопса. Моя грудь вздымается, я задыхаюсь, внезапный инстинкт исчезает. Я смотрю с дыры, которую оставил в стене, на свои красные, потрескавшиеся костяшки пальцев.

Сожаление тут же поселяется в моем нутре. — Черт.

Я осторожно разгибаю руку. Она не сломана. По крайней мере, я нанес хороший удар. Будет синяк, но, кажется, все в порядке. С другой стороны, моя стена... не очень.

Слава богу, мои родители уехали на свидание в Денвер.

— Черт меня побери, — простонал я.

Мне нужно исправить это, пока они не увидели. Я хватаю плакат с противоположной стены и наклеиваю его на повреждение, чтобы скрыть его. Пока сойдет.

Необходимость услышать голос Джеммы прямо сейчас неотвратима. Я набираю номер и прижимаю трубку к уху.

— Возьми трубку, возьми трубку...

Линия щелкает, и мое сердце замирает.

— Это Джемма. Оставьте сообщение, и я вам перезвоню. — Ее голос — бальзам, которого я не заслуживаю.

— Я действительно облажался, — говорю я автоответчику, когда раздается сигнал и потираю лоб. — Хотел бы пережить сегодняшний день заново, и я не хотел причинить тебе боль.

Для извинения это не слишком удовлетворительно. Жалко, на самом деле. Но мои слова улетучиваются, и я вешаю трубку. Я набираю номер снова, только чтобы услышать ее голос.

Мой этюдник лежит открытым на столе, но мне кажется неправильным делать еще одну попытку использовать его.

Я не обязан знать ответ на вопрос, который крутится у меня в голове, когда речь идет о чем-то важном в моей жизни.

Достаточно ли я хорош?

Я уверен, что ответ — это гребаное «нет».

2 9

ДЖЕММА

Ванна, которую я приняла с ароматической бомбочкой для ванны, прочистила мне мозги.

— Все в порядке, милая? — спрашивает мама, доставляя набор сложенных полотенец в шкаф в прихожей.

— Да. Конечно.

Я выпускаю волосы из пучка, и они падают мне на плечи, мама делает шаг вперед и прижимает руку к моему лицу, слегка нахмурившись.

— Ты выглядишь раскрасневшейся. У тебя красные глаза. Ты простудилась?

Я отмахиваюсь от нее. — Нет, это просто перепад температур. Наверное, я слишком долго пробыла в горячей воде. Обещаю, я в порядке.

Мы с мамой никогда не были из тех женщин, которые сплетничают о влюбленности. Рассказа ей о Мэтте в общих чертах было достаточно, чтобы я завязала с этим и не собираюсь начинать сейчас. Я и сама с этим разберусь. После переезда сюда мои родители выглядели счастливыми, и я не собираюсь разрушать это своей драмой.

Кроме того, какой смысл говорить ей, что да, я думала, что у меня снова есть парень, но упс, оказалось, что он был большим лжецом, так что теперь все кончено? Не мое представление о веселом времяпрепровождении.

— Хочешь, закажем что-нибудь из тех мест на вынос, которые мы еще не пробовали? — Мама вздергивает брови, и это заставляет меня смеяться, она любит еду на вынос и уже давно определилась с ротацией любимых блюд. — У меня настроение для карри. А ты?

— Конечно, мам. Все, что угодно, хорошо.

Я проверяю свой телефон, когда в полотенце вхожу в свою комнату. На моем последнем посте в Instagram несколько лайков и прямое сообщение.

Подумав, что это уведомление о публикации истории, я провожу пальцем, чтобы открыть его. Меня встречает сообщение от незнакомого аккаунта.

Я нажимаю на имя пользователя, чтобы увидеть профиль, и морщу лоб. Там есть тонкая биография, но имя говорит о Девлине Мерфи. В первых трех сообщениях — его дорогая красная машина. Я возвращаюсь к сообщению, которое он мне отправил.

@DeviousDev: [эмодзи с глазами].

Это единственное объяснение, которое он дает, вместе с постом от другого аккаунта. Когда я перехожу к нему, мое сердце падает с обрыва.

Аккаунт Мариссы.

Вернули моего мужчину, сучки.

Я смотрю видеоклип три раза. Каждый раз, когда Лукас целует живот Мариссы, мое сердце скручивается в тугой узел.

Прими это. А потом возьми себя в руки.

Я повторяю свою надежную мантру, которая помогла мне пережить и худшее. Желаемый эффект запаздывает, как волшебное заклинание, у которого закончилась энергия.

Я одеваюсь и сворачиваюсь калачиком на кровати, в груди поселяется пустота.

Чего я ожидала?

Лукас — наглый футболист, который носится по школе, как король-резидент.

Он не тот парень с большими мечтами, чем люди думают, что он способен осуществить, не тот парень, который позаботился обо мне, когда я испугалась и осталась одна под дождем, не тот, кто целовал меня так, будто я значила для него весь мир.

Нет. Все это была самая старая ложь в мире, на которую я купилась, хотя знала, что лучше.

Пока я лежу здесь, я не могу сильно злиться на Мариссу за то, что она добивается того, чего хочет. По крайней мере, она честна в этом, все это время говорила, что планирует вернуть Лукаса. Лукас — тот, кто лгал мне, и тот, кто бежал прямо к ней.

То, что я ослабила бдительность по отношению к Лукасу, было неправильным выбором. Теперь я знаю, что не повторю эту ошибку.

Марисса и вся школа могут получить своего самодовольного спасителя. С меня достаточно.

Я буду защищать себя единственным способом, которому научился. Я буду оставаться в безопасности по ту сторону объектива камеры. Вовлеченность означает упустить общую картину. Это приводит только к боли и предательству.

Школа стала отстойной на несколько дней. Люди, которые когда-то называли меня ханжой, потому что я злилась из-за того, что Лукас украл мой первый поцелуй, теперь активно пускают слухи, чтобы доказать, какая я шлюха, благодаря распространению селфи, которое Лукас послал Картер.

Милые двойные стандарты, не правда ли?

Они все абсолютные идиоты.

Но не их бред меня раздражает, а то, что у меня щемит в груди, когда я вижу Лукаса в коридоре.

Даже когда я решила быть сильной, это легче сказать, чем сделать. Контролировать тоскливый позыв моего сердца, когда я вижу его, невозможно.

Мое гнилое сердце не принимает расставания с Лукасом. Маленький буйный ублюдок.

К сожалению, мне придется терпеть его до конца недели. Выпавший снег вскоре растаял, когда потеплело. Никаких снежных дней, чтобы хоть на минуту отдохнуть от Лукаса. Он бросает взгляд в мою сторону, но как только видит меня, на его лице появляются ворота, не позволяя мне проникнуть в его мысли. Лукас опускает челюсть, возвращая свое внимание к шуткам с Девлином и Коннором.

Думаю, он не так уж сильно хотел поговорить со мной. С его стороны было галантной попыткой притвориться на пять минут, что он порядочный человек. Похоже, я была права, заблокировав его номер.

Единственный плюс — это наблюдать издалека, как Лукас обходит Картера стороной.

Дома я могу притвориться, что все в порядке. Мама с папой увлекли нас с Алеком каким-то сериалом Netflix, загадкой убийства, которая заставила всех нас прильнуть к телевизору после ужина. Когда они оба засыпают на диване, мы с Алеком поднимаемся наверх и идем в свои комнаты.

— Привет. — Алек останавливается у своей двери. Он ковыряется в дверном косяке. —Подожди секунду.

— Что?

Алек следует за мной в мою комнату. — Ты теперь крутая?

— Крутая? Ты, о чем?

Я беру стопку квадратных отпечатков с тумбочки и опускаюсь на кровать, чтобы приклеить свои новинки на стену. Фотографии, на которых изображен Лукас, все еще лежат в ящике.

Кровать сдвигается, когда Алек садится.

— В школе, дело с Лукасом.

Я пожимаю плечами.

— Он приходил как-то ночью, когда ты плакала в ванной. Я не пустил его. — Когда я ничего не отвечаю, Алек продолжает. — Должен ли я ударить его?

Я смотрю на него через плечо. — Зачем тебе бить своего друга, Алек?

Он пожевал губу, его лицо озабочено.

— Я был дерьмовым братом.

— Предупреди СМИ, — невозмутимо я говорю.

— Серьезно, Джем. — Он придвигается ближе и тыкает меня в лодыжку, пока я возвращаюсь к своей задаче. — Мне хочется ударить его каждый раз, когда я вижу, как он смеется с парнями. Он обращался с тобой как с дерьмом, и ему все сходило с рук.

— Богатый, популярный, защитник. — Я отмечаю каждое из них на пальцах. —Привилегированный до невозможности. По сути, неприкасаемый бог среди людей.

— Ладно, можешь отложить сарказм крутой девчонки на пять минут? Я хочу знать, что поможет тебе почувствовать себя лучше, видел, как ты все еще смотришь на него.

Мои плечи опускаются. — Почему ты хочешь помочь именно сейчас? Ты был то горячий, то холодной с тех пор, как мы переехали. Я говорила тебе, Мэтт никогда не спрашивал...

Мой голос трещит, и я останавливаюсь.

— Я знаю, — торопливо говорит Алек, голос хриплый. — Я знаю. Я хуже всех. Я должен был поверить тебе. Я думаю...

Бросив свои отпечатки, я поворачиваюсь к нему лицом. Одна рука запуталась в его волосах, а его широко раскрытые глаза смотрят в пустоту.

— Я не знал, как с этим справиться. — Он поднимает ладонь вверх, когда я открываю рот, чтобы бросить еще одну язвительную реплику. — Я знаю. Это не очень хорошее оправдание. Нет никаких оправданий. Очевидно, что для тебя все было хуже, ведь это действительно случилось с тобой. Не знал, что сказать, и не хотел, чтобы все изменилось. Нам всем было весело вместе. Он был моим лучшим другом. Я не знал, как переключиться на ненависть к нему в одночасье от твоего имени.

Я хмуро поджимаю губы. Алек поднимает свой измученный взгляд, чтобы встретиться с моим.

— Сейчас я прошу прощения за то, что был придурком из-за этого. И за этот год, с тех пор как мы переехали. — Алек вытирает лицо. — Я возмущался, что нам пришлось покинуть наш дом. Я был оторван от всех. Но здесь классно и я не должен был ненавидеть тебя.

Эмоции переполняют меня и смыкаются в горле. Я фыркаю, и он поднимает глаза.

— О боже. — Он выглядит потерянным, но искренним. — Не плачь. Пожалуйста.

Я хлопаю в ладоши, когда текут слезы, Алек вытирает их рукавом.

— Не плачь. Все будет хорошо.

Водянистый смех покидает меня. — Крутые люди тоже плачут.

— Да. Ты права. — Он обнимает меня. — Мне жаль.

Слезы бегут сами собой, пока я прижимаюсь к Алеку. Я отступаю с противным хлюпаньем, вытирая нос рукавом.

— Все в порядке. — Я стучу кулаком по его колену. Это не сотрет его действия и бездействия, но теперь он извиняется. — Спасибо, что извинился. И за то, что понял, что ты задница.

Алек фыркнул.

— Да. Я действительно такой, Джем. Боже, когда я увидел, что ты прошла через то же самое, только в этот раз еще хуже... это съело меня, но я боялся.

— Ты не хотел, чтобы после того, как они приняли тебя, они приравняли тебя ко мне?

Он пожимает плечами. — Я обещаю, что теперь буду лучше, буду лучшим братом.

Услышав его слова, у меня потеплело на сердце. Я скучала по нему. У нас было так много общих веселых вещей, но, когда мы переехали сюда, они исчезли.

— Круто. — Я предлагаю ему улыбку. — Знаешь, как ты можешь по-настоящему загладить свою вину?

— Клубничный молочный коктейль и картофель фри?

— Да. Большой картофель фри. Может быть, две большие картошки. — Я делаю хватательные движения когтистыми руками. — Дай мне всю картошку.

Алек фыркает и пихает меня. — Хочешь пойти сегодня вечером?

— Конечно.

Я скатываюсь с кровати, чтобы натянуть джинсы и найти свою куртку.

— Знаешь, сегодня вечером будет вечеринка. — Алек встает с кровати, пока я роюсь в своей одежде. — Единственный способ показать Святому, что ты не хрупкая вещь, которую он сломал, — это появиться.

— Я не знаю, Алек. Мы с вечеринками до сих пор не разговариваем, и я начинаю волноваться в такой атмосфере.

— Но ты можешь показать им, что тебе наплевать на то, что они о тебе думают. Я прикрою тебя.

— Мне и так на них наплевать.

— Знаю, но они все думают, что переиграли, собираешься позволить им сломить тебя?

Я размышляю над этим, складывая и перекладывая свитер, который я достала. Он не ожидал, что я появлюсь на его вечеринке после того, как я боролась за то, чтобы избежать их.

— Ладно. Ты прав.

Алек ворчит. — Отлично. Встретимся внизу через двадцать минут? Я проверю маму и папу и отправлю их спать.

— Договорились.

Пока он уходит, я раскладываю другой наряд. Тот, который прежняя я бы точно надела. Это будет моей броней сегодня.

Я сильнее Лукаса. Пора доказать ему это.

30

ЛУКАС

Странное настроение вцепилось в меня своими когтями, когда я расставлял на кухонном острове бутылки с алкоголем для вечеринки.

Если честно, это облако висело надо мной уже несколько дней.

Джемма заблокировала мой номер, когда я попытался связаться с ней снова. Хотел объяснить ей свою позицию, но не знаю, увидела ли она ее, пока я не смог до нее дозвониться. Я забрался на дерево за ее окном посреди ночи, чтобы подглядывать за ней в слабом свете фонариков, развешанных над ее кроватью.

Меня бесит, что мы расстались, так и не начав, из-за очередного недоразумения.

Если бы она просто позволила мне сказать ей правду, все сложилось бы по-другому.

Сожаление сидит у меня в животе, как масло на воде. Я привлек Джемму так же, как и оттолкнул ее.

В этом виноват только я сам. Это я отправил фотографию Картеру, прекрасно понимая, что он может проболтаться об этом в школе. Наверное, часть меня ностальгировала по парню, которого я когда-то знал.

Возможно, если бы я был лучшим человеком, то не сделал ничего, чтобы причинить ей боль. Но я не хороший человек.

Мой большой палец гладит этикетку на бутылке виски с прикольной иллюстрацией.

Не могу рисовать уже несколько дней, и это меня пугает, я чувствую, что меня загнали в угол и единственный выход — это футбол. Я выбросил свое заявление в колледж Оук Ридж, наконец-то открыв ящик, где я его спрятал.

Я гожусь только для одного и пришло время принять это.

Раздается стук в современную стену из стеклянных панелей на палубе. Картер стоит там с овечьим выражением лица и тем, что, как я предполагаю, должно было быть «извини». Какой же он мудак.

— Я тебя не приглашал, — говорю я в качестве приветствия, открывая дверь.

— Да ладно, мужик, правда? Я же сказал, что мне жаль, не знаю, почему у тебя трусики натягиваются из-за какой-то цыпочки. Но что поделаешь, брат.

Девлин поднимается по ступенькам следом за ним. Я закатываю глаза, отворачиваясь от Картера. Он воспринимает ледяной прием как приглашение войти. Они оба следуют за мной, Картер ставит упаковку с шестью бутылками в холодильник.

— Дев, включи музыку. — Я хочу выбраться из собственной головы.

Он показывает мне пальцем пистолет и оставляет меня на кухне с Картер.

Я открываю пиво и выпиваю половину. Как только оно попадает в желудок, мое тело бунтует. Я сдерживаюсь — едва справляюсь. Может быть, я слишком напряжен, чтобы пить, это не сулит ничего хорошего моему плану напиться и онеметь. Лучше бы Бишоп принес сегодня хорошую траву.

Картер висит на краю моей периферии, ему нужно отойти, иначе я сойду с ума и когда приходят другие люди, я отмахиваюсь от него.

Вечеринка быстро начинается, музыка включается, и шлейфы едкого дыма от сигарет, травки и вейпов вьются в воздухе с моей задней террасы.

На какое-то время я бросаюсь болеть за игру в пивной кальян, когда это не заполняет пустоту в моем желудке, я беру сигарету у человека, с которым никогда не разговаривал, и опираюсь на перила, покуривая.

Вдалеке гремит гром, может быть, пойдет град. Сегодня утром было солнечно, но приближающаяся гроза висит в воздухе тяжелым грузом.

Это соответствует моему настроению. Как бы я ни старался наслаждаться вечеринкой, быть тем парнем становится все труднее.

Я общаюсь с Девлином и Бишопом, когда к нам подбегает Картер. Он пьян. Я потерял легкий кайф, над которым работал, и не чувствовал желания выпить еще после брошенного пива.

— Не могу сдержаться! — бессвязно разглагольствует Картер. — Не хотел пропустить жизнь вечеринки.

Я чувствую, как Девлин и Бишоп смотрят на мою реакцию, и моя челюсть болит от скрежета зубов.

— Может, перенести вечеринку туда, — негромко предлагает Девлин. — Слишком много вечеринок в этом углу, не очень хорошо для кровяного давления.

Картер уклоняется от руки Бишопа на своем плече и попытки отвести его от меня. Рука Картера обхватывает мои плечи, он наклоняется к моему лицу с пивным дыханием.

Бишоп низко свистит. — Ходячий мертвец.

— Слушай, Лисен. — Картер тычет меня в щеку, не зная о растущей опасности, когда мои плечи напрягаются. — Я спрашиваю только потому, что мы друзья. Братья.

— Да? — Мой тон угрожающий. — Я не знаю, в последнее время ты не был хорошим братом.

— Нет, нет, — продолжает Картер в полной пьяной логике. — Ты закончил с Джеммой, так что теперь я могу проскользнуть прямо сейчас.

Все нервные окончания в моем теле подпрыгивают от его слов. Картер подходит критически близко к тому, чтобы встретить кулак у своего лица. Мне требуется все мое самообладание, чтобы не ударить его холодным членом.

Игра на выпускной уже скоро, а игра чемпионата в следующем месяце. Если я наебу Картера сейчас, мне все равно придется хорошо с ним играть и доверять ему быть моим охранником.

Я выдыхаю и ухожу, но останавливаюсь на месте, когда в дверь входят Джемма и Алек.

На минуту я теряю сознание, комната кружится, когда ось выпрямляется. Она здесь, и она выглядит греховно сексуально.

На Джемме черные кожаные брюки и облегающий золотой топ с разрезами на плечах. Волосы обрамляют ее лицо. У нее уверенное выражение лица, она смотрит на всех, кто смотрит в ее сторону. Включая меня.

Она — ходячее искушение.

Мой разум пустеет, за исключением одной-единственной яркой мысли: Я облажался.

31

ДЖЕММА

Моя бравада длится целых пять минут, как только мы прибываем на вечеринку.

Какого черта я делаю?

Люди оглядывают меня с ног до головы, в их глазах читается осуждение. Мне здесь не рады, чувствую это в воздухе, когда Алек подталкивает меня в дом.

Я борюсь с сожалением и дискомфортом от того, что меня окружает громкая музыка и текущая выпивка, а люди развлекаются на полную катушку.

Марисса стреляет в меня кинжалами с другого конца комнаты, где стоят она и Картер. Она говорит Картеру на ухо, и его лицо пересекает глупая ухмылка, когда он качает головой в знак согласия. Мне жаль ее. Драма, которую она раздувает, сделает ее плохо подготовленной к реальной жизни, когда мы закончим школу.

Алек наклоняется, чтобы его было слышно из-за музыки. — Ты сильная, Джем. Покажи им всем.

Он похлопывает меня по спине, и сожаление уходит.

Все верно. Я пришла сюда, чтобы доказать свою правоту, и я твердо киваю ему.

Я позволяю Алеку подтянуть меня к другим танцорам, и после нескольких песен я начинаю вытирать пол, танцуя лучше, чем он. Мы смеемся над его «главным» движением.

Елена присоединяется к нам, дико радуясь: — Близнецы Тернер!

— Привет, Елена! — У Алека с ней секретное рукопожатие. — Покажи нам, что ты умеешь.

Мы втроем танцуем в однобоком кругу. Веселье с ними помогает прогнать затянувшееся влияние атмосферы вечеринки на мою психику, удерживая плохие воспоминания, пока я создаю новые.

Несколько смелых парней подходят, но Алек прикрывает меня. Он смотрит им вслед и отталкивает их, когда они пытаются подтанцовывать ко мне. Я отпускаю их, сосредоточившись на получении удовольствия. Музыка льется через меня, поднимая настроение.

Единственный человек на вечеринке, который по прошествии часа не признал моего присутствия, — Лукас. Но я чувствую тяжесть его взгляда на себе, который сопровождает меня каждый раз, когда я прохожу через комнату.

У него был шанс.

Посмотри внимательно, — говорю я ему мысленно. Это мой большой «fuck you» для тебя.

Делаю перерыв в танцах, когда умираю от жажды, я колеблюсь на краю кухни, где другие студенты наливают себе алкоголь на острове.

— Хочешь один? — Парень протягивает бутылку рома. — Я делаю лучший ром с колой.

Я качаю головой. Обойдя парня, который предложил мне выпить, роюсь в холодильнике в поисках бутылки с водой. Там не осталось ни одной. Лукас, должно быть, положил их в один из кулеров, которые я видела на палубе.

Вздохнув, я поворачиваюсь и Лукас привлекает мое внимание. Марисса стоит рядом с ним, похожая на кошку со сливками, но он не разговаривает с ней. Кажется, он погружен в размышления, его рот недовольно наклонен.

Я решаю вернуться и найти Алека и Елену, пробираясь сквозь толпу людей, чтобы попасть на кухню. Вечеринка переполнена.

Елены нет там, где я видела ее в последний раз. И Алека тоже нет. Я хмурюсь и ищу их,думаю, что это она на палубе, разговаривает с футболистом, с которым она всегда рядом. Я хватаю случайного человека, который танцевал с тех пор, как мы туда пришли.

— Эй, ты не видел Алека?

Чувак пожимает плечами. — Он сказал, что ему нужно отлить.

— Спасибо.

Без Алека и Елены, отвлекающих меня, я чувствую себя на виду и занимаю место в углу, чтобы наблюдать за людьми.

— Привет, — говорит Девлин, облокотившись на стену рядом со мной. — Как дела? Ты выглядела одинокой.

Он осматривает комнату и ухмыляется, когда его друг Коннор делает стойку на руках, с другой стороны.

— Лукас ведь не посылал тебя сюда?

Девлин бросает взгляд на меня. — А если бы послал?

— Скажи ему, пусть идет в жопу. Тьфу! — Я стиснула зубы и отвернулся. — Он слишком труслив, чтобы поговорить со мной самому? Неважно. Я даже видеть его не хочу.

Я начинаю уходить, но останавливаюсь, когда Девлин снова заговаривает.

— Так вот зачем ты сюда пришла?

— Я пришла, потому что это вечеринка. Здесь половина школы.

Девлин хмыкает. — Это скучно.

Я моргаю, ошеломленная. — Ну, мне очень жаль, что мой фактор развлечения упал, я займусь этим.

Переполненная раздражением, я топаю прочь. Мне нужно срочно снять напряжение.

Я возвращаюсь на остров и смотрю на бутылку водки, моя голова борется с моим сердцем. Хочу выпить, но не могу заставить себя налить рюмку. Как бы мне хотелось, чтобы Алек вернулся. Я готова уйти, я была на вечеринке достаточно долго, чтобы доказать свою точку зрения.

Грубые руки ложатся на мою талию, а жесткое тело прижимается ко мне сзади. Прогорклое пивное дыхание обдает меня прежде, чем я поворачиваю голову.

— Эй, красотка, — говорит Картер мне в ухо, его губы влажные.

По моей коже ползут мурашки, когда я пытаюсь отползти в сторону. — Отвали.

Картер либо не слышит меня, либо ему все равно. Это еще хуже, чем последние несколько раз, когда он пытался подобраться ко мне, как будто у него есть свободный пропуск. Его руки блуждают, лаская мою грудь. Любой может увидеть, как это происходит.

— Отвали, — выплюнула я. Я прижата к стойке его размерами и весом и мое сердцебиение учащенно бьется. — Картер, остановись!

— Ты была легкой для Святого, теперь моя очередь прокатить тебя.

Он пьян? В его движениях чувствуется вялая несогласованность. Картер целует меня в шею с открытым ртом, и это вызывает во мне отвращение.

Он продолжает бормотать, прижимаясь к моей коже. — Он выиграл банк. Полагаю, ты должна мне уступить. Ты жаждала моего члена с начала школы, знаю, что ты хочешь его.

Я борюсь с ним, когда он хватает меня, поднимая с земли, словно какой-то больной свадебный ритуал.

— Нет!

В отчаянии я бешено ищу брата, кого угодно, хоть Лукаса, чтобы остановить это.

Никто не обращает внимания на мои очевидные протесты. Все пьяны и обкурены, счастливы, хорошо проводят время со своими друзьями и громкой музыкой. Единственные люди вокруг — такие же ничтожные засранцы на внешних границах популярного круга. Те, кто издевался надо мной по щелчку пальцев Лукаса.

— Оседлай его, — говорит кто-то со злобным смехом.

— Лучше заверни свой член, Большой К. Ты не знаешь, где она была.

Как я могу одновременно быть школьной ханжой и школьным велосипедом? Да, ты меня раскусил.

Они не видят, что это такое. Я явно не даю согласия на всякую херню, но нет, они хлопают Картера по спине за хорошую охоту, как будто я — приз, который он выиграл.

Скрежещу зубами, и мои глаза встречаются с глазами Лукаса, я открываю рот, чтобы позвать его, но то, как его лицо искажается в гневе, заставляет меня сделать паузу, чтобы Картер поцеловал меня. У него кислый вкус во рту, когда он проводит языком по моим губам.

Я отворачиваюсь от со сдавленным криком, и когда он требует еще, я кусаю его.

Картер затаскивает меня в комнату для гостей внизу. — Сегодня ты моя, сладкая.

Дверь закрывается за нами. Я кричу, брыкаюсь и бьюсь, Картер сильнее Лукаса, его большие мышцы позволяют ему легко удерживать меня в плену.

— Картер, отпусти меня, мать твою!

— Ни за что.

Он швыряет меня на кровать и подтаскивает к краю, крепко схватив за лодыжку, и я вцепилась когтями в покрывало, потянув за собой половину постельного белья.

Как Лукас мог смотреть на меня так, словно это он был в ярости? Как он мог бросить меня на растерзание своему ужасному другу?

— Алек! — кричу я во всю мощь своих легких. — Помогите!

— Никто не придет, детка. — Картер хватает меня за задницу, и я извиваюсь, пытаясь вырваться. — Веди себя тихо. Они не могут услышать тебя из-за музыки. Я хочу, чтобы ты приберегла эти крики для того момента, когда я разорву тебя своим членом.

Паника, овладевающая моим телом, разрывает меня изнутри, и я бьюсь в конвульсиях.

— Кто-нибудь! Пожалуйста!

Картер прав. Никто не придет меня спасать. Я должна спастись сама.

32

ЛУКАС

Игнорировать Джемму более двух секунд — это невозможный подвиг. Я так и не смог его совершить за всю ночь.

Мой взгляд постоянно возвращается к ней.

Она хорошо выглядела, танцуя, ее руки были подняты вверх, а из динамиков лилась музыка в стиле EDM. Она ожила, сбросив защиту, которую она использует, чтобы постоянно держать всех на расстоянии десяти футов.

Невидимый крючок дергает меня, заманивая подойти к ней.

Сначала у меня была мысль вышвырнуть ее вон, но теперь, когда она здесь и улыбается, я хочу броситься к ней и обнять ее, хочу выложить ей все, что думаю, чтобы она посмотрела на меня вот так.

Наблюдение за тем, как парни пытаются придвинуться к ней, жгло меня, как кислота, шипя и клокоча в моем нутре. Мои руки болят от сжатия кулаков. От тупых ногтей на моих ладонях остались полумесяцы.

Когда она ненадолго исчезает из моего поля зрения, я не могу игнорировать инстинктивное желание найти ее.

Я делаю шаг от своего места в углу, наконец-то набравшись смелости заговорить с ней.

Марисса проскальзывает передо мной, преграждая мне путь.

— Что? — Я сплюнул.

Я все еще не простил ее за ее мелкий пост в Instagram. Как будто я перевернусь и засуну свой член обратно в ее ядовитый рот, потому что она опубликовала это в социальных сетях? Чертовски глупо.

Она смотрит на меня холодным взглядом, взгляд полон решимости.

— Куда это ты собрался? Разве ты не хорошо проводишь время? — Она кладет руки мне на грудь. — Нам нужно подняться наверх, и я помогу тебе почувствовать себя лучше.

Я слишком сильно сжимаю ее руки, от чего она вздрагивает.

— Что может заставить тебя поверить, — процедил я сквозь зубы, — что мне это интересно? Сколько раз я должен повторять тебе, что с меня хватит?

Я отпускаю ее, толкнув. Она отступает на шаг и потирает руки, ее губы обиженно выпячиваются. Это работает, чтобы заставить парней делать то, что она хочет, но она больше не может управлять мной таким образом.

— Если ты не уберешься с моего лица, Марисса, я заставлю тебя покинуть вечеринку.

— Просто послушай, — огрызается она. Ее рот искривляется в жестокую кривую, когда она рассматривает свои ногти. — Я подумала, что тебе нужно плечо, чтобы поплакать. Я видела твою малышку Джемму вчера в школе, может, ты на ней и зациклен, но она неравнодушна к Картеру. Она все говорила и говорила о том, как сильно она хочет...

Моя рука мгновенно движется, обхватывая горло Мариссы. Она прерывается с шоком в широко раскрытых глазах.

— Господи. Ты жалок, — шипит Марисса, нахмурив брови.

— Не такой жалкий, как ты. Я не верю в твое дерьмо. Ты ведешь себя как кошка, потому что не добилась своего. — Я приближаю свое лицо к ее лицу и рычу: — Джемма не такая, как ты. Она не манипулирует людьми.

Взгляд Мариссы метнулся в сторону. — О да? Так, о чем это?

Я отпускаю ее, поворачиваясь в указанном направлении, Картер держит Джемму на руках.

Красная дымка застилает мое зрение, кровь бурлит от ярости при виде того, как он целует ее шею, ее руки лежат на его груди, тело выгнуто дугой.

Ни за что, блядь.

Джемма ни за что не обманет меня.

Но я не могу отрицать, что все выглядит именно так, как сказала Марисса. Мой желудок завязывается узлом, а грудь сдавливает теснота.

Он весь в ней.

Взгляд Джеммы находит мой, словно она хочет убедиться, что я вижу, прежде чем Картер поцелует ее.

Мое дыхание становится тяжелым, в нем чувствуется напряжение от нарастающего гнева.

Затем она отрывает свой рот от рта Картера с криком, который пробивается сквозь дымку. Его трудно расслышать за тяжелым ритмом EDM, но я различаю страдание, исказившее ее лицо, она в отчаянии и с мольбой протягивает руки к людям, пока Картер оттаскивает ее.

Черт.

Сцена перестраивается, представая в суровом свете правды.

Я ищу в комнате Алека и Девлина, пока мои вены застывают от горячего прилива гнева.

— Эй! — кричит Марисса, когда я прохожу мимо нее.

Мое сердце колотится в такт музыке, пульс учащается, пока я срочно ищу помощи.

Неважно, ненавидит ли меня Джемма, но не собираюсь ее бросать. Она получит мою помощь, нужна она ей или нет.

Все кричит мне. Мне нужно увезти Джемму подальше от Картера.

33

ДЖЕММА

Все повторяется, как в прошлый раз. Картер накрывает своим телом мою спину.

Болезненные крики застревают у меня в горле, когда он наваливается на меня, а слезы хлещут как из колодца.

— Пожалуйста, не делай этого!

Картер бормочет про себя бессвязные слова. Он слишком пьян, чтобы я могла его переубедить.

Его руки переплетаются с руками Мэтта в моей голове, когда он прикасается ко мне, мое нападение в прошлом сходится с тем, что происходит сейчас.

Я едва могу набрать воздух в легкие, так как у меня начинается гипервентиляция. Паника сталкивается с ужасными воспоминаниями о Мэтте, оставляя меня почти в ката тоническом состоянии.

Я должна что-то сделать! Если я не спасусь сама, никто другой не спасет меня. Алек где-то там и даже не подозревает, что я в беде. Опять.

Это требует огромных усилий, но пока Картер бесполезно дергает за пояс моих узких кожаных штанов сзади, я беру дыхание под контроль. Мое горло болит от крика. Я сжимаю кулаки на одеяле, думая, что смогу на долю секунды сбить Картера с толку, прикрыв ими его пьяную задницу.

Моя возможность выпадает, когда он ворчит и переворачивает меня. Я подпрыгиваю на матрасе и, не дожидаясь, начинаю действовать и бью коленом в его пах.

— Ауч! — кричит Картер, переваливаясь через край кровати.

Это мой шанс!

Я извиваюсь в путанице постельного белья, пытаясь вырваться. Затем он снова хватает меня.

— Нет!

Мой пульс выходит из-под контроля, шанс вырваться ускользает от меня, когда Картер прижимает меня к кровати. Трудно дышать, когда весь его вес придавливает меня.

— Сука! — рычит Картер.

Должно быть, удар пришелся ему по яйцам. Разочарование скользит по моему позвоночнику, и я моргаю, сдерживая слезы.

Картер просовывает руки под мою рубашку и лифчик, причем делает это так грубо, что рубашка рвется по швам. Он впивается пальцами в мою грудь до боли. Я жалобно хнычу, слезы текут по моим щекам.

Его дыхание обдает мое лицо. — Ты еще пожалеешь, что затеяла это дерьмо. Лукас любит, когда его девушки играют грубо, но мне нравится, когда они принимают это.

Тихий всхлип сотрясает мое тело, драгоценный воздух с шипением прорывается между стиснутыми зубами.

Ужас наполняет меня. Это не похоже на то, что случилось с Мэттом. Это намного хуже.

Он жестоко щиплет мои соски, черные глаза-бусинки смотрят на меня, наблюдая за тем, как мое лицо искажается от боли и ужаса.

Я отворачиваю голову, больше не могу смотреть на Картера. Я закрываю глаза на короткую передышку, размышляя, правда ли, что в некоторых статьях говорится о способности разума отключаться в экстремальных травматических ситуациях. Может быть, я получу ментальную паническую комнату, чтобы отгородиться от всего этого.

Это было бы удачей.

Тошно, что подобные мысли приходят мне в голову.

Картер ласкает мою грудь и тянется своими грубыми губами к моей шее. Я дергаюсь, не в силах сидеть и терпеть, какую бы угрозу он ни представлял.

Теперь мне все предельно ясно. Лукас совсем не такой. Насильник. Мое сердце разрывается на части, содержимое вытекает на пол, и я желаю, чтобы Лукас появился. Он никогда бы не причинил мне такой боли, какую собирается причинить Картер. Самые ужасные игры разума, в которые играет Лукас, не режут так глубоко, как эта.

Но даже если он не такой опасный монстр, каким является Картер, Лукас здесь не для того, чтобы защитить меня.

Хочу, чтобы он был здесь. Мне нужны сильные руки Лукаса и его нежные прикосновения. Я бы все отдала за то, чтобы Лукас похитил меня прямо сейчас, я бы с радостью вошла в его клетку и запела, как красивая канарейка.

Если бы только он пришел за мной. Если бы только я не защищала свое сердце, воздвигая вокруг себя стены. Ради чего? Своей гордости? Посмотрите, до чего это меня довело.

Слезы обжигают мои щеки и щиплют глаза, горячие, они текут по щекам непрерывной рекой. Все мое тело напрягается, пока Картер пытается спустить мои кожаные штаны.

Я не могу решить, является ли это маленьким благословением, что я надела их сегодня. Они не дают ему изнасиловать меня, но в то же время продлевают волны пытки, когда Картер расстраивается и кусает меня за шею.

В комнате раздается удар, от которого мы с Картером вздрагиваем. Это дверь ударяется о стену достаточно сильно, чтобы оставить вмятину, когда в комнату врывается Лукас. Алек и Девлин следуют за ним.

— Отвали от нее, Бернс, или я убью тебя на хрен! — рычит Лукас.

С моихгуб срывается облегченный всхлип — не человеческий.

Он здесь. Он пришел. Каким-то образом он знал, что мне нужен.

Картер отрывается от меня. Я сворачиваюсь в защитный клубок, мое тело так напряжено, что я дрожу и вздрагиваю от звука ударов кулаков по плоти и истошного ворчания Картера, когда Лукас бьет его.

— Она хотела этого! — стонет Картер. — Уж простите, она одета так!

— Ты действительно пытаешься оправдаться, почему ты это сделал, ублюдок? — Голос Лукаса почти неузнаваем, он полон беспричинной ярости. — Ты напал на нее! Ты собирался ее изнасиловать!

Его кулаки летят до тех пор, пока лицо Картера не становится опухшим и красным, из губы течет кровь, а над глазом — порез. Лукас не перестает нападать на него, нанося дикие удары. Это должно меня пугать, но я не боюсь Лукаса. Его жестокость по отношению ко мне говорит о чем-то глубоко внутри меня.

Алек и Девлин помогают мне подняться с кровати мягкими, медленными движениями.

Алек берет меня под руку, держа свои руки так, чтобы я могла их видеть, а затем берет мои руки в свои. На его лице написано хрупкое напряжение, вероятно, он корит себя за то, что оставил меня одну.

Я качаю головой, пытаясь сказать, что это не его вина.

Алек протягивает мне ключи, я прижимаю их к груди, как спасательный круг. Они означают свободу. Оружие самозащиты. Контроль.

— Оставь их себе. Мы пойдем через минуту. — Его голос мягкий, вразрез со звуками Лукаса, рвущегося к Картер позади него. — Ты в порядке?

Я нерешительно киваю, глотая воздух. Он снова берет мои руки в свои и прижимается к ним лбом.

— Мне жаль, Джем. Теперь все будет хорошо. Ты в безопасности.

Алек встает и пытается оттолкнуть Лукаса в сторону, но тот слишком далеко зашел в буйстве своей защитной ярости. Ему приходится оттаскивать Лукаса с помощью Девлина. Лукас, задыхаясь, отступает в сторону. Алек на секунду застывает над Картером. Затем в порыве движения он ударяет Картера кулаком в живот.

— Никогда больше не подходи к моей сестре! Слышишь меня?

Лукас сжимает окровавленные руки, готовый снова вскочить. Его глаза опасны, челюсть в ярости. Он бросает взгляд на меня, и через мгновение тени разлетаются в стороны.

— Ты хочешь выдвинуть обвинение? — Его голос тверд. Он едва может держать себя в руках. — Мой отец может помочь.

Мне требуется минута, чтобы обрести голос, мой язык вялый, тело все еще находится в состоянии повышенной готовности, когда я сажусь и обнимаю себя.

— Нет. Я просто хочу, чтобы это закончилось.

Лукас хмурит брови, но кивает. Он снова поворачивается к Картеру и, схватив его за воротник, тащит наверх.

— Если ты еще хоть раз прикоснешься к Джемме, заговоришь с ней... черт, если ты даже посмотришь в ее сторону, — Лукас вцепился ему в лицо, — я приду за тобой. Я покончу с тобой.

Мне кажется ироничным, что Лукас на одном дыхании предлагает мне услуги адвоката своего отца, а на другом — угрожает Картеру.

У Картера опухший глаз, который позже превратится в черный синяк. Его голова дергается, когда он кивает в знак признательности.

В один момент меня охватывает потребность выбраться из комнаты, включается режим —бой или бегство.

Я ускользаю, пока парни демонстрируют свой тестостерон. Музыка слишком громкая, смех раздражает. Я должна выйти из дома.

Мой желудок угрожает вернуться к моему ужину, когда я спотыкаюсь на почти пустой террасе, а дождь гонит всех внутрь. Этого недостаточно. Я должна уйти. Прямо сейчас.

Тошнота усиливается, когда я, ковыляя, спускаюсь по ступенькам во двор. В небе сверкает молния, затем раздается раскат грома.

Дождь поливает меня, холодные капли стекают по шее на рваную рубашку. Я вздрагиваю.

В моей голове преследующие воспоминания о Мэтте сливаются с тем, что только что произошло, в тошнотворную амальгаму. Я добираюсь до машины и приваливаюсь к борту, борясь с сухими рыданиями.

Счищаю слизь с кожи, но оно не проходит. Я хочу уехать как можно дальше от Картера. Я распахиваю дверь и запрыгиваю в CR-V, дрожащими руками включаю зажигание. Каждая тень, каждый скрип сучьев деревьев, каждый отзвук дождя заставляют мое сердце сжиматься.

Я проверяю зеркала на наличие своих демонов пятьдесят раз, прежде чем выехать из машины.

Думала, что возвела свои стены после Мэтта, думала, что стала сильной, но мой режим бей или беги сильно перекосился в сторону бегства.

Гроза заставляет меня нервничать, пока я еду по извилистой горной дороге. Каждый громовой хлопок заставляет мое сердце сбиваться с ритма, и я надеюсь, что не будет еще одного затора на дороге, как в прошлый раз.

Я вскрикиваю, когда руль борется со мной, управление вырывается из моих рук на несколько остановившихся секунд, когда машина рыскает по скользкой дороге.

Когда я восстанавливаю контроль, и слезы затуманивают мое зрение, в зеркале заднего вида появляются фары.

Я поднимаю глаза, чтобы посмотреть на отражение, когда мое тело холодеет, ледяная дрожь пробегает по нервным окончаниям.

Меня тошнит, я задыхаюсь от страха.

Картер идет за мной.

Я закрываю его. Я не могу быть у него.

34

ЛУКАС

Как только я заканчиваю командовать Девлину выгнать Картера и Мариссу, я поворачиваюсь и обнаруживаю, что Джемма пропала.

Она исчезла.

Ледяной кулак прорывается в мою грудь, чтобы задушить мое сердце, когда я мчусь через всю вечеринку, преследуя ее, с кровью Картера на моих израненных костяшках.

Моя ярость не утихает. Картер заслуживает большего, чем побои за прикосновение к Джемме. Я пылаю от желания отомстить, в моей голове звучит кровожадный фокус. Придется подождать. Джемма — мой главный приоритет.

— Ты ищешь грустную девушку?

Я приостанавливаю свое беспокойное сканирование мокрой от дождя палубы. Под навесом сидит одинокий курильщик, сигарета болтается между его пальцами.

— Да.

Курильщик кивает на ступеньки. — Отъехала минут пять назад.

— Черт.

Я уже спускаюсь по ступенькам по двое за раз, похлопываю по карману, посылая благодарность любой силе, которая меня слышит, когда нащупываю контур ключей. У меня нет времени, чтобы схватить Алека или других.

Когда я бросаюсь в машину и включаю передачу, я прижимаю руку к колотящемуся в груди пульсу. Мое сердце еще не полностью успокоилось за последние тридцать минут. Как только я обеспечиваю безопасность Джеммы в одной ситуации, она идет и ныряет в другую.

— Черт возьми, Джемма.

Я вцепился в руль и переключил дворники на более быструю настройку. Надеюсь, я не опоздал. В последний раз, когда она выехала на незнакомую дорогу под дождем, все было очень плохо. Дважды такой участи ей не избежать.

Трудно регулировать скорость, когда мое беспокойство нарастает. Я знаю, что лучше, но все равно пролетаю повороты быстрее, чем следовало бы.

Страх бурлит в моем нутре.

Пожалуйста, позвольте мне догнать ее. Пусть она будет в безопасности.

Сладкое облегчение наступает, когда я замечаю задние фары CR-V.

— Вот ты где!

Джемма не сбавляет скорость, а наоборот ускоряется. Я ругаюсь и следую за ней, нажимаю на клаксон, чтобы привлечь ее внимание, думая, что она может не понять, что это я. Это только усугубляет ситуацию.

Ее машина виляет, слишком быстро преодолевая поворот дороги.

— Нет! Джемма!

Вспышка молнии ослепляет меня на секунду.

CR-V виляет, шины теряют сцепление с мокрой дорогой. Я втягиваю воздух и жму на тормоза, когда CR-V заканчивает вращение. Мы выстроились в линию для лобового столкновения.

Я превращусь из ее спасителя в того, кто заберет ее жизнь. Моя нога вдавливает педаль тормоза, и я слишком напуган, чтобы говорить, в моей голове звучат мольбы.

CR-V заносит и останавливается, весь автомобиль раскачивается от силы удара. Джемма сделала это, она остановилась!

Моя эйфория рассеивается, когда я вижу, что машина все еще раскачивается. Мне удается полностью затормозить в нескольких футах от машины, Range Rover едва успевает припарковаться, прежде чем я выбегаю из машины.

Заднее колесо CR-V отрывается от края дороги, болтаясь над грязным склоном без сцепления с дорогой. Это слишком далеко от комфорта.

— Джемма! — Мои легкие горят от силы моего крика.

Я добегаю до CR-V и открываю дверь ключом, кровь размазывается по моей руке, так как дождь бьет меня, тянусь внутрь, чтобы заглушить двигатель, затем вытаскиваю ее из машины под проливной дождь.

Ей повезло. Еще несколько сантиметров, и ее машина могла бы перевесить и скатиться вниз по склону. Думаю, мы в безопасности.

Молния освещает нас, освещая ее разбитое лицо и мое сердце сжимается.

— Джемма. — Я прижимаю ее к себе. — Ты в порядке. Ты в порядке.

Она вся дрожит. Я крепко прижимаю ее к себе, пока нас поливает дождь. Гром заставляет ее подпрыгнуть.

— Ты нарушила свое обещание. — Я прижимаюсь губами к ее макушке. — Ты обещала больше никогда не пугать меня так, а потом сделала то же самое.

Джемма начинает плакать, захлебываясь икающими вздохами у меня на груди. Я прижимаю ее тело к своему, нуждаясь в том, чтобы окутать ее безопасностью, я защищу ее.

Даже если я ее не заслуживаю.

— Шшш, милая. — Я глажу ее волосы. Слова проливаются наружу. Я бессилен остановить признания, которые льются из меня. — Мне так жаль, Джемма. За все. Я должен был бороться сильнее. Говорить. Защищать тебя лучше. Я не должен был причинять тебе боль. Я не хочу этого делать, я только хочу сделать тебя счастливой. Я хочу, чтобы ты всегда улыбалась.

Ее руки зарываются в мою рубашку, цепляясь за материал. Я обхватываю ее лицо и наклоняю голову, чтобы увидеть ее глаза.

— Теперь я всегда буду оберегать тебя.

Джемма кивает, ее лицо изображает муку, которая пронзает мое сердце. Непокрытой рукой я смахиваю дождь и слезы. Губы Джеммы подрагивают, и она смотрит на меня большими зелеными глазами.

Я целую ее, мои губы мягко прижимаются к ее губам, я обнимаю ее лицо, как будто оно хрупкое.

Знаю, что она не хрупкая. Она сильная. Яростная.

Девушка, которая подкралась ко мне, которая бросила мне вызов, которая заставила меня посмотреть в лицо маске, которую я так долго носил.

Джемма — единственная душа, которая когда-либо пела в полной гармонии с моей. Я люблю ее.

35

ДЖЕММА

Опасный стук сердца постепенно замедляется, чем крепче Лукас обнимает меня, он успокаивает всю боль, разрушающую мое сердце и разум. Его рот движется мягко и медленно.

Все исчезает, когда мы целуемся.

Мы расстаемся на вдохе, его лоб прижат к моему. Его большие пальцы проводят по моим щекам легкими движениями.

— Лукас, — шепчу я.

— Ты мне так дорога, что это меня пугает. — Его признание еще не закончено. Ему еще есть, что излить. — Скажи мне, что тебе нужно. Если ты хочешь, чтобы я встал перед всей школой и сказал правду, я скажу.

Сморщенный смешок покидает меня.

— Я серьезно. — Лукас прижимается губами к моему лбу. — С Мариссой ничего не было, я был только с тобой с сентября. — Он отступает назад, чтобы встретиться с моими глазами серьезным взглядом. — Это видео старое. С тех пор, как мы встречались.

— Мне тоже жаль. — Я выдохнула и обвила руками его талию, зарываясь в его тело в поисках тепла. Одна из его рук обхватывает меня, и это кажется правильным. — Я была так твердо намерена верить в то, что думала о тебе в своей голове, что поспешила с выводами. Так было проще, потому что это давало мне повод вернуться туда, где мне было комфортно.

Грустное выражение пересекает его лицо.

— Знаю, это грустно, но мне было легче справляться с жизнью, когда я оставалась снаружи. Например, фотография. Моя гордость заставляет меня отталкивать людей. Это был единственный способ, который я знала, как защитить себя. Если бы я поверила в худшее, я могла бы вернуться к тому, чтобы быть на воле в одиночестве, где ничто не могло бы причинить мне боль.

— Я не хочу, чтобы что-то снова причинило тебе боль.

Лукас дарит мне поцелуй, который заканчивается слишком быстро.

— Это невероятно. Что ты собираешься делать, преследовать меня до конца моей жизни и заключить меня в пузырчатую пленку? Наносить удары по всему, что попадется мне на глаза?

— Я хочу попробовать, только хочу все исправить. Если это означает, что ты больше никогда не захочешь говорить со мной, что ж, — Лукас нахмурился, но продолжил, — я пойму и все сделаю, никто больше не будет беспокоить тебя или шутить с тобой.

Я наклоняю голову в сторону, изучая его раскаянное выражение лица. Я вижу настоящего Лукаса — моего Лукаса. Не того фальшивого, который притворяется для школы, скрывая себя от всех.

— А если я хочу, чтобы ты со мной возился? Мне вроде как нравится с тобой ругаться.

Лукас моргает, затем расслабляется. Его выражение лица меняется на смесь облегчения и счастья.

— Мне тоже нравится ссориться с тобой, милая.

— Это очень весело.

Лукас делает вдох. — Джемма.

Молния высвечивает силуэты деревьев над головой, и на секунду яркость делает его похожим на своего тезку, потустороннего святого. Его взгляд пристален.

— Единственная девушка для меня — это ты. Я никогда никого не хотел так, как тебя.

— О.

Когда он говорит это так, мой пульс учащается, а желудок подскакивает. Мое непокорное сердце бежит по кругу.

— Ты в моих венах. Ты проходишь через меня, даешь мне жизнь. — Он приближает свое лицо к моему, тепло его дыхания трепещет над моим ртом. — Ты первая, кому я рассказал об архитектуре, и я хочу, чтобы ты была первой, кому я расскажу обо всех своих мечтах и страхах.

В моей груди нарастает волна эмоций. Я смотрю на него, потеряв дар речи.

— Я клянусь, что ничто и никогда больше не причинит тебе боли. Я позабочусь об этом. — Лукас гладит меня по щеке. Я провожу рукой по его руке, обводя костяшки пальцев. — Ты будешь моей, Джемма? Если ты сможешь простить и принять меня, позволишь ли ты мне любить тебя так, как ты этого заслуживаешь?

С первой встречи с Лукасом он требовал от меня всего.

Крал у меня все без пощады.

Держал меня под своим контролем.

Он брал то, что хотел. В прошлом он пытался добиться моей преданности.

Это не то.

Это Лукас просит меня. Он предлагает свое сердце на блюдечке, если я согласна. Я могу сказать, что, если я скажу «нет», он примет его.

— Да.

Я задыхаюсь, когда его рот накрывает мой в обжигающем поцелуе. Нежная неуверенность сгорает в приливе жара, который заставляет меня вцепиться когтями, чтобы быть ближе к нему. Капли дождя покрывают нас, и гром повторяет наши звуки, когда наш поцелуй превращается в бурю.

Феникс взлетает в моем теле, белое пламя поднимается из пепла демонов, которые преследовали меня, чтобы переписать новые воспоминания, укрепляя меня.

Мое разбитое сердце исцеляется в этот момент, когда я соединяю свою душу с душой Лукаса поцелуем.

Дрожь пробегает по моему позвоночнику, когда мы расстаемся. Я не знаю, от чего это происходит: от эпического поцелуя или от ледяного дождя.

— Нам, наверное, лучше уйти отсюда, иначе ты можешь заболеть. — Он ведет меня к своему Range Rover, тепло салона — это теплые объятия. Он помогает мне сесть на пассажирское сиденье и достает из багажника одеяло, чтобы завернуть меня в него, аккуратно подоткнув края вокруг моего тела. — Могу я похитить тебя по старой памяти? Я согрею тебя и накормлю. Ты можешь взять Ланселота в компаньоны.

— Ты придурок. — Я качаю головой, улыбаясь.

Лукас подмигивает и закрывает дверь. Он стоит под низко нависшей веткой сосны, разговаривая по телефону.

Когда он садится, он берет меня за руку. — Общественная охрана заберет твою машину и привезет ее ко мне. Я бы попросил Дэва сделать это, но он занят в доме.

Киваю, когда Лукас разворачивает нас и едет по дороге и занимаю себя тем, что провожу подушечками пальцев по его костяшкам. Кожа не кажется разбитой, она лишь испачкана кровью того, кто пытался причинить мне боль. Это уже второй раз, когда он возвращает меня после дождливой спасательной операции. Я сжимаю его руку и улыбаюсь ему, когда он возвращает ее.

Дождь начинает стихать. Машины проезжают мимо нас по дороге, спускаясь от дома Лукаса. Когда мы подъезжаем, больше половины уже уехали.

— Где вечеринка?

— Какая разница, я не в настроении для нее. А ты?

— Не совсем.

Мы выходим из машины и видим, как Девлин, Алек и Коннор загоняют людей в его внедорожник. Ланселот танцует вокруг их ног, лая на всю эту суматоху. Когда мы подходим, Ланселот оставляет их и кружит вокруг нас, садясь на мои ботинки.

— У тебя получилось? — загадочно спрашивает Лукас у Девлина.

— Да. Они устроили драку, но у Коннора есть шантаж Бернса, который заставил его замолчать. Как только мы выгнали его и Мариссу, вечеринка закончилась. — Девлин поднимает палец. — Но не волнуйтесь. Я щедро открываю свой дом для тех, кто слишком пьян, чтобы идти домой, несколько других людей, живущих здесь, делают то же самое.

Лукас поднимает брови. — Это на тебя не похоже.

— Ты можешь поблагодарить меня позже. — Девлин пожимает плечами и смотрит на меня. — Мы не хотели, чтобы ты вернулась на буйную вечеринку.

— Спасибо, — говорю я.

Люди стонут, выходя из дома.

Алек подходит ко мне. — Ты в порядке?

— Да, — заверяю я его.

Алек вздыхает с облегчением. — Хорошо. — Он обнимает меня. — Хочешь, я отвезу тебя домой?

Я качаю головой. — Я останусь здесь.

Моя рука находит руку Лукаса, и я переплетаю наши пальцы.

— Хорошо. Я переночую у Девлина после того, как отвезу всех туда.

— Сюда — да, ты тоже. Пойдем.

Коннор машет руками, словно управляет самолетом, направляя людей к веренице бегущих машин с открытыми дверями. Туманные фары шикарных марок делают их похожими на несочетающиеся гусеницы дорогих пропорций.

Девлин видит мое растерянное выражение лица и жестом показывает на машины, в которые набиваются люди. — Пьяная маршрутка.

Меня дергают за руку.

— Пойдем. — Лукас кивает на палубу.

Я поднимаюсь следом за ним, Ланселот забегает внутрь, пробегает через всю комнату и плюхается на мягкую кровать. Дом опустел, и мы остались одни.

Пар заполняет ванную.

Лукас спрашивает, прежде чем снять с меня рваную рубашку, голос глубокий.

Забавно, что в первый раз, когда я была в этой комнате, чувствовала себя в состоянии повышенной готовности, а теперь я чувствую себя в безопасности и в покое.

— Все в порядке. Я доверяю тебе.

Он прижимается ко мне, осыпая мою щеку перьевыми поцелуями.

Лукас стягивает через голову мою испорченную рубашку и смотрит на мое лицо, чтобы я не протестовала, прежде чем расстегнуть лифчик. Он обнимает меня. Моя грудь прижимается к его обнаженной груди. Его кожа теплая.

Он несколько минут массирует мою спину, пока из меня не вытекает вся жесткость. Я прижимаюсь к нему со слабым звуком.

— Я держу тебя, детка. Позволь мне стереть все твои обиды.

Мы заканчиваем раздеваться, и оба смеемся, борясь с кожаными штанами, которые прилипли к моему телу после дождя. Всплеск юмора приятен. Лукас опускается на колени у моих ног, чтобы стянуть их, пока я не освобожусь, и проводит языком по моему бедру, обнажая его.

Поцелуй душа, когда мы входим в него, — это рай. Я откидываю голову назад, и Лукас поддерживает мой вес сзади. Горячая вода омывает мою кожу каскадом, который я принимаю.

Поднимаю его руку и стираю кровь, пока вода не станет прозрачной, затем подношу ее к губам, чтобы погладить. Кожа красная и нежная, скорее всего, на ней будет синяк.

Лукас заключает меня в объятия, и я обхватываю его. Пар окутывает нас, а вода бьет по моей спине.

— Это не в первый раз, — шепчу я ему в грудь.

Его объятия крепче, но он молчит. Я выдаю все свои секреты, готовая отдать Лукасу все свое сердце.

— Мне было шестнадцать. Он был... лучшим другом Алека, знали его с детства. Мы все были на вечеринке, и мы с Мэттом много флиртовали. Я была влюблена в него по уши.

В груди Лукаса раздается гул. Его руки сгибаются на моей спине.

— Я думала, что Мэтт собирается пригласить меня на свидание. Вот почему я пошла с ним в комнату, подальше от вечеринки. Дешевое пиво подействовало на мою голову. Я не понимала, пока... — Задыхаясь, Лукас прижимает меня к себе. Это дает мне якорь, необходимый для продолжения. — Он никогда не целовал меня, только прижимал к себе и пытался...

Последнее мое предложение обрывается, когда Лукас наклоняет мою голову и прижимается своими губами к моим. Его плечи вздрагивают, и я вдавливаю в них пальцы, чтобы вернуть его к себе. Он прижимается к моему рту.

— Никто и никогда больше не причинит тебе боль. Позволишь ли ты мне заботиться о тебе?

Я хмыкаю и обхватываю его шею руками.

— Могу я.…? — Лукас скользит ладонью по моему бедру. — Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

— Да. Пожалуйста.

Я крепче прижимаюсь к его шее, когда его пальцы прочерчивают дорожки по моей коже. Он целует мою шею, а его пальцы проникают между моих ног, прослеживает каждую тропинку, где мне было больно и неприятно, делая меня своей снова и снова.

Мое неглубокое дыхание превращается в низкие стоны, когда я выгибаюсь навстречу его пальцам.

Лукас ободряюще шепчет мне на ухо. Он опускается на колени, подпирая одну из моих ног, чтобы дать ему лучший доступ и поглощает меня с медленной, методичной сосредоточенностью, которая сводит меня с ума.

Наслаждение взлетает вверх, пульсируя в моем клиторе. Мои крики эхом отражаются от плитки, я держусь за его волосы, мои бедра содрогаются.

Затем я расходилась по швам, боль вырывалась наружу, как мерцающий звездный свет.

Лукас стоит, прижимая меня к себе глубоким поцелуем.

— Мне нужно больше.

Он делает паузу, изучая меня тяжелыми глазами. — Ты в порядке, чтобы продолжать? Мы не обязаны делать то, чего ты не хочешь.

Я вижу тень его члена.

— Пожалуйста, Лукас. — Я вся горю от мурашек, которые может вызвать только Лукас и зарываюсь пальцами в его волосы. Мой голос хриплый. — Я хочу, чтобы ты заставил меня забыть. Я хочу знать только твои прикосновения.

Лукас стонет и снова целует меня.

Он выключает душ и приподнимает меня, положив ладонь под мою попу. Я обхватываю его ногами, а он не спешит выходить из душа, чтобы мы не потеряли равновесие. Все это время его губы не покидают моих.

Он пробирается в спальню, делая паузу, чтобы достать презерватив из тумбочки.

Когда Лукас усаживает меня к себе на колени, время словно замедляется, синхронизируясь с нашим дыханием. Бисер воды прохладен на нашей коже. Я провожу по ним взглядом, завороженная тем, как они скатываются с его плеч, спускаются по грудным мышцам и животу. Он надевает презерватив и ласкает мое бедро.

— Возьми от меня все, что тебе нужно, милая. — Лукас обнимает меня, когда я облокачиваюсь на него. Он прильнул для поцелуя, запустив пальцы в мои влажные волосы. — Не останавливайся, пока тебе не станет хорошо. Потом сделай все снова.

Я вдыхаю, опускаясь вниз, приветствуя ощущение соединения с Лукасом. Мы качаемся вместе в спокойном ритме. Лукас поглаживает мою спину вверх и вниз.

Его губы раздвигаются. Я провожу губами по уголкам его рта.

Мы — две части, которые подходят друг другу, неразрывные, как матросский узел. Мы соединились под звездами, окруженные любовью, вместе плывем к небу на волнах совершенного наслаждения.

Я делаю то, что сказал мне Лукас, владея своим телом, беру страницу из его книги и довожу себя до края снова и снова, пока больше не могу.

Когда я достигаю этого пика, Лукас прижимает меня к себе, овладевая мной. Он шепчет мне, пока мы вместе идем к разрядке. Мы дрожим и трясемся, погружаясь в небытие.

Лукас нежно целует мое плечо, перекладывая нас в постель и заботясь обо мне. Он притягивает меня в свои объятия, и моя ладонь находит его грудь, накрывая биение его сердца, пока я погружаюсь в мирный сон.

Две недели спустя музыка на вечеринке заставляет меня подпрыгивать и раскачиваться.

Бывать в доме Лукаса становится привычным делом, которое сопровождается вечеринкой по выходным, когда его родители уезжают из города.

Вечеринка не приносит мне прежнего горя. Со мной рядом мой парень, мои друзья и мой брат.

— Я вызываю тебя на танцевальный поединок. — Алек показывает на меня и исполняет диско-движение, которое противоречит музыке. — Победитель получает право на хвастовство и контроль над аккаунтом Netflix на месяц.

Яркий смех вырывается из меня, когда я кружусь с бликами. — О, Алек. Это так в точку.

Он делает над собой усилие. Елена кричит и подбадривает его кулаками.

Алек ловит взгляд той симпатичной девушки, вокруг которой он вальсировал несколько недель, подмигивает ей, и она машет рукой.

Я выбиваю его из колеи, когда заканчиваю свой поворот сплитом. Все вокруг аплодируют, а я поднимаю руки вверх.

— Что! О, да ладно. — Алек пытается сплотить толпу, осуждая нашу битву. — Половина девушек здесь может сделать сплит!

— Нет, чувак, — сокрушается Елена. — Моя девочка убила его.

Я ухмыляюсь ей. — Наслаждайтесь часами документальных фильмов о путешествиях.

Алек драматически застонал.

Я ускользаю от танцоров, чтобы найти Блэр. Она моя официальная подруга на сегодняшней вечеринке, и ее пришлось долго уговаривать прийти. Она выпивает и встает рядом с Ланселотом.

— Я вижу, ты познакомилась с собакой.

Блэр смотрит на него сверху вниз. — Собаки лучше, чем люди.

Я хихикаю. — Не спорю.

Ее внимание пролетает мимо моего плеча. Я поворачиваюсь и вижу, что Девлин смотрит на нее и закатываю глаза.

— Не позволяй ему беспокоить тебя. Тебе здесь рады.

— Эти люди никогда не принимали меня раньше.

— Ну, давай изменим это. Они не все плохие.

Блэр пожимает плечами. Она жестом указывает на Ланселота. — Пока я могу тусоваться с этим милым, идеальным парнем, которого я нашла, я не против остаться.

— Рада, что ты здесь, — говорю я ей с широкой улыбкой.

Я постепенно понимаю, что участие в жизни общества — это не смертный приговор, которого я когда-то боялась. Какое-то время мне удавалось оградить себя, но теперь, когда я перестала держать всех на расстоянии, я чувствую себя самой собой, как никогда.

Я по-прежнему не даю слова придуркам, которые надо мной издевались, но Лукас и его самые близкие друзья принимают меня. Все, кто создавал мне проблемы в последние пару недель, получают по зубам, вместе с моим братом и Лукасом, стоящими по бокам от меня.

Теперь меня никто не трогает. Я не слабая ханжа, как они меня называли. И никогда ею не была.

Я подпрыгиваю, когда руки хватают меня за бедра. Меня кружит, и теплые губы сталкиваются с моими в лучшем виде дежавю. В нос ударяет аромат лесной свежести. Я улыбаюсь в знакомом поцелуе с Лукасом.

Он проводит пальцами по моим волосам, а его язык дразнит меня. Я открываюсь для него, мои пальцы на ногах подгибаются, когда он заявляет свои права на глазах у всех.

Люди вокруг нас воют, как койоты.

Я засовываю руки в его задние карманы в зеркальном отражении того, как он впервые поцеловал меня. Он хихикает у моего рта, а я сжимаю его задницу.

Я требую Лукаса обратно. Я — его, а он — мой. Мы принадлежим друг другу.

36

ЭПИЛОГ

ДЖЕММА

Марширующий оркестр подбадривает толпу со своей секции на трибунах во время игры на выпускной. Меня охватывает волнение, я прыгаю вверх и вниз, когда команда выходит на поле.

— Кто бы мог подумать, что ты такая фанатка-маньячка, — поддразнивает Девлин, толкая меня локтем.

Они с Коннором нашли меня на трибунах и присоединились ко мне.

Я бросаю на него хитрый взгляд. — Раньше я была в группе поддержки.

Его брови взлетают вверх. — Я бы никогда не догадался.

— А что не так с моим уровнем бодрости?

Девлин фыркнул на мой сарказм.

Официально я здесь, чтобы сделать фотографии игры для мисс Хуанг и школьной газеты. Моя камера висит у меня на шее, пока я аплодирую группе.

Когда диктор объявляет имена Алека и Лукаса, а также их позиции, я аплодирую.

Это так волнующе — быть окруженной сотнями других людей, кричать, слушать музыку, и любовь наполняет твое сердце, когда ты поддерживаешь свою команду.

Сегодня я болею за Алека и Лукаса.

Его глаза устремлены на меня, когда команда подходит к скамейке запасных. Алек хлопает его по плечу.

Выражение лица Лукаса стоит всего. Оно расплывается в огромной, гордой ухмылке и он поднимает кулак вверх, указывая прямо на меня. Я машу в ответ.

На мне его номер. Девлин подарил мне его запасную майку. На моей спине печатными буквами написано Сэйнт, чтобы все знали.

Я поднимаю фотоаппарат, чтобы вовремя запечатлеть его лицо, и щелкаю затвором.

В начале игры не хватает одного заметного игрока. На позиции, которую раньше занимал Картер Бернс, играет другой парень. Он вне команды.

Лукас уговорил своего отца помочь мне на общественных началах, когда я передумала, решив сделать так, чтобы Картер больше никогда ни на кого не смог напасть. Я выдвинула обвинения под руководством мистера Сэйнта. Картер получил пять лет тюрьмы. Все будут знать, что он хищник.

На этот раз я поборола свой страх и рассказала маме и папе все, даже правду о Мэтте. Мама заплакала и обняла меня, а папа коснулся моего плеча. Мне было приятно быть честной с ними.

Родители Лукаса и мои родители сидят выше на трибунах, вместе с родителями других команд.

Игра идет близко. Половину времени я отмахиваюсь от Девлина, пока наши ребята доводят мяч до конечной зоны. Осталось всего несколько минут, таймер быстро истекает. Другая команда впереди. Койотам нужна эта игра, чтобы победить.

Мой палец на спусковом крючке горит, и я снимаю кадр за кадром. Как обычно, Лукас занимает центральное место на моих фотографиях. Я ничего не могу с этим поделать —его грация, когда он бросает мяч, не имеет себе равных.

Будет забавно заставить его бросать мяч в поле для фотопроекта, который я задумала для своего портфолио. Мы собираемся в поход в эти выходные, и он сказал, что знает идеальное место.

Лукас посылает мяч по спирали в воздух, и он летит прямо к Алеку, который с крыльями на ногах перебегает на открытую позицию.

Мы кричим во весь голос, пока Алек бежит, чтобы сделать тачдаун. Зуммер объявляет об окончании четвертой четверти через несколько секунд после того, как Алек проходит в конечную зону. Он ударяет мяч о газон, и его товарищи по команде хватают его. Трибуны сходят с ума.

Голос в громкоговорителе объявляет. — Койоты побеждают Бульдогов со счетом 28:26!

Марширующий оркестр врывается в праздничную песню, а игроки на поле празднуют победу.

Я сжимаю руки в кулаки, когда вижу, как 14-й и 19-й номера направляются к скамейке запасных, за ними следуют остальные члены команды. — Вперед, Лукас! Вперед, Алек!

Лукас перелезает через ограждение и направляется к трибунам. Он подбегает ко мне, ухмыляющийся и потный.

— Поздравляю!

Другие люди вокруг нас на трибунах вторят моим чувствам.

— У меня был талисман на трибунах. — Лукас берет мою камеру и убирает ее в сумку. Он поднимает меня, обнимая за талию. — Я бы не смог проиграть, даже если бы попытался. Не тогда, когда ты была здесь, на тебе мой номер. Он тебе очень идет.

— Каково это — играть свою последнюю игру?

— Охуенно. — Он наклоняет голову. — Но я все равно буду играть для удовольствия. До тех пор, пока мне не придется вступать в официальную команду.

Лукас планирует уступить свое место запасному игроку. Когда он говорил мне об этом, он сказал, что пришло время передать факел для игры в чемпионате. Он хочет дать шанс тому, кто будет усердно работать и с душой бороться за победу.

— Как ты собираешься праздновать?

Лукас ухмыляется. — Сначала это.

Он целует меня, и от этого поцелуя я таю в его объятиях.

У меня над ухом раздается звук затвора телефона. Мы расходимся, и Девлин качает головой с язвительным выражением лица.

— Я обновляю твою контактную информацию в своем телефоне. Вы оба всегда сросшиеся у лица. Это фотография, которую я покажу полиции, если вы пропадете.

Лукас качает головой. — Очень смешно.

Коннор фыркает и берет Девлина. Они направляются к выходу вместе с другими людьми, стекающимися с трибун. Лукас подхватывает мою сумку и берет меня за руку, ведя меня обратно к скамейке, где он собирает свои вещи и бросает на меня дерзкий взгляд.

— В чем дело?

— Я просто думал о том, как я был прав.

— В чем?

Лукас останавливает наш поход в сторону школы. Он бросает на меня свирепый взгляд.

— Я сказал тебе, что к выпускному вечеру ты будешь моей.

Я закатываю глаза и игриво пихаю его. Лукас притягивает меня к себе и дарит мне поцелуй, от которого мое сердце трепещет.

Он не ошибся.

КОНЕЦ

Серия «Грешники и святые» продолжается в книге Девлина и Блэр «Соблпзнительный дьявола».

Перевод группы : https://t.me/ecstasybooks