Одна из шестнадцати [Надежда Опалева] (fb2) читать постранично, страница - 13

отвертеться, то и возвращаться не придется. Понимаешь? — Сергей Сергеевич положил лицо на ладони.

— Ты подставишь ту, что помогла нам. Ей помощь нам с рук не сойдет, да и она сама может разозлиться. Бабы. — Талгат пожал плечами.

— Тоже верно.

— И потом, если я не сдохну в космосе, я не смогу посадить корабль. У меня в селе я как-то бидоны с молоком на лошади перевозил, так у меня и то телега в крапиву перевернулась, а ты хочешь, чтобы я звездолет сажал.

— Я не могу тебя заставлять ни лететь домой, ни оставаться здесь. Однако считаю, что, если есть шанс, мы должны его использовать, и рассказать все, что мы видели, все, что пережили.

— Тогда выходит, Сергей, что ты должен будешь завтра проголосовать за войну, лишь бы не выделяться? Так получается?

Шлепенков молчал.

Талгат исследовал корабль до глубокой ночи, пока не свалился от усталости, Шлепенков изучал записи в бортовом компьютере. Потом космонавт вышел. Пропадал он не долго, а вернулся уже с Саней.

— Огого! Саня! Дружище! Какими судьбами?

— Он научит тебя взлетать и садиться. — пояснил Шлепенков.

— Это тебе. Без них не обойтись. — Ящер протянул казаху ветки растения со своего корабля. Слова Сани прозвучали так ясно, что Талгат опешил.

— Ах, да, я же с переводчиком! Что ж, давай поболтаем.

Шлепенков сидел на своем спальном месте, наблюдал, как Саня бьется с толстой стеной непонимания Талгата. Как космонавту, ему было понятно с первого раза последовательность включения и выключения механизмов, пусть даже законы физики и действуют во всех уголках вселенной не одинаково, но Талгат не мог понять простых принципов. Саня немного позеленел от нетерпения.

На следующее утро Талгат застал Сергея в капитанском кресле.

— Ты рано. Не спалось?

— Нет. Слишком многое случилось, что бы пришел здоровый сон. Я сейчас уйду, и уже не вернусь… Хотя не так. Я сейчас уйду, а ты в это время должен поднять корабль, чтобы к тому времени, когда я смог бы вернуться, тебя уже тут не было. Ясно?

— Ясно, начальник. — мямлил Талгат.

— Не начальник. ТЫ теперь капитан. Так что, счастливого пути!

— Что ты им скажешь сегодня?

— Не знаю. Посмотрим по ходу. Я многое сегодня обдумал, смешные мысли лезли в голову. Представь, мы так далеко от дома, наверно в другой части галактики, а я словно иду на родительское собрание извинятся за разбитое окно.

— Ты не говорил, что у тебя есть дети.

— Нету. Я просто так чувствую. — Шлепенков подошел к воротам. — Чувствовать, как человек — это единственное, что я могу позволить себе сейчас. Я останусь один среди жаб и ящериц, камней и железа, а еще есть кто-то, там, в далеком космосе, которого так все испугались. Я понял, что куда бы нас ни перенес корабль, мы везде застанем жадность, страх и интриги. Они оказались крепче законов физики.

— Я расскажу о тебе дома такими словами, что дети снова станут мечтать быть космонавтами.

Они пожали друг другу руки.

Шлепенков вышел на пристань и увидел госпожу-медузу, которая на этот раз светилась белым.

— Почему вы не улетели? — строго спросила она.

— Это было бы проявлением крайней трусости — натворить бед и смыться. Земляне удостоились быть на Совете Шестнадцати, без нас он будет не полный.

— Вы понимаете, что можете не дожить до вечера? Держатель точит лезвие.

— Что ж, пусть так, но до вечера я буду жить. — Улыбнулся Шлепенков.

— Хм, мне нравится ваша глупейшая позиция. — Она улыбнулась. Охрана расступилась перед космонавтом, прекрасная медуза пригласила его в круг. — У меня есть к вам разговор. Кажется, я знаю, как окрасить шары в красный цвет.