Триптих откровения [Юрий Андреевич Бацуев] (fb2) читать постранично

Юрий Бацуев Триптих откровения

САШКА «ПИРИНСКИЙ»

Сашка и я начинали работу в одной экспедиции. Мы оба попали туда по направлениям после окончания техникумов. Он учился в Старом Осколе, а я в Иркутске. В Казахстане разворачивались широкомасштабные геологические исследования недр, поэтому геологи направлялись туда со всего союза.

Экспедиция располагалась на берегу реки в 60-ти километрах от столицы в бойком рыболовецком посёлке. Два вокзала — речной и железнодорожный — собирали по вечерам в своих буфетах любителей бочкового жигулевского пива. С появлением геологов посёлок заметно повеселел. Особенное оживление было в конце каждого месяца, когда геологи съезжались с отчётами о проделанной работе. Тогда, освободившись от дел, молодёжь собиралась обычно в буфете железнодорожного вокзала, сдвигались столы, и начинался кутёж. Пиво пили на спор, кто больше опорожнит кружек. При этом все громко разговаривали и горланили под гитару песни.

Вообще-то Сашкина фамилия была Веприцкий. Возможно, его предки охотились за вепрями, дикими кабанами, а может, внешне чем-то смахивали на них, только к Сашке это не имело ни какого отношения. Здесь же коллеги-приятели называли его Пиринским из-за того, что курил он не папиросы «Беломор», как другие, а болгарские сигареты «Пирин». Сигареты только входили в моду и были без фильтра, а так как Сашка курил их очень много, пальцы рук его были покрыты налётом никотина. Что же касалось его внешности, то если топор-колун поставить на топорище, то профиль его будет напоминать силуэт Пиринского. Он был худощав, слегка сутулый, и голова его, немного сплюснутая с боков, заострялась к носу, напоминая колун. Оловянные глаза на фоне пергаментно-желтоватого лица сквозь светлые ресницы таили насмешку. Здешние парни, особенно длинноволосые, ходили без головных уборов, Сашка же стригся почти наголо под бокс и носил кепку, напоминающую опрокинутую лодку-плоскодонку. Мы с Сашкой сдружились и при встречах были предельно откровенны: рассказывали друг другу о прошлом и делились новыми впечатлениями. Поэтому, когда я вернулся из отпуска (я ездил к матушке в Чимкент), завидев меня, Сашка оказался рядом: — Привет, Юрец, — именно так он предпочёл меня называть, — как добирался: поездом или автобусом? — спросил он и тут же оговорился: — Впрочем, это потом. А сейчас, по сути: ты Гука видел? Он тебе ничего не говорил? — Да, мы пересекались, — ответил я, — но разговора не было.

Гук — это начальник экспедиции Гуков Дмитрий Николаевич. Личность весьма оригинальная. Будучи постоянно в тюбетейке и тёмной рубашке, с засученными рукавами, он смотрел на всех голубовато-стальным взглядом и производил странное впечатление. Во-первых, не поймёшь, какой он был национальности: похоже, дагестанец, хотя имя и фамилия русские. Женат был на казашке, у которой три дочери — все не его. Поговаривали, что он где-то на золотых приисках отбывал срок (правда, кто тогда из образованных людей не побывал в лагерях?). Во-вторых, на базе была отдельная пристройка к бане специально для него, так как он весь был в татуировках и скрывал это от любопытствующих взоров.

Я помню, как в первый раз после окончания техникума, зашёл к нему в кабинет с направлением в экспедицию. Он меня, ещё «зелёного салагу», встретил как министра: назвал по имени-отчеству, вывел из кабинета — показывает кухню, где мне надлежит питаться, поясняет, как пройти к общежитию, где буду жить. Да так помпезно и важно, наверное, посмеивался про себя.

Потом, когда я уже побывал в поле на буровой, вызывает и спрашивает: — А как там старший мастер пьёт или нет? — я опешил: — А вот это, говорю, не ко мне вопрос. А он: — ну, значит, пьёт!.. Так из меня «сделал» стукача. Старший мастер при встрече обиженно мне выговорил: — Ты зачем сказал про меня, что пью? Я возмутился: — Я вообще считаю ниже своего достоинства говорить про такие дела, это он на пушку вас взял. Интриган был Дмитрий Николаевич. Во всех отрядах у него были осведомители.

А когда я был у матушки в Чимкенте, то отправил на имя Сашки телеграмму: «Рубите лес, приеду через неделю». Гуков, видимо, всю почту просматривал. Вызывает Пиринского, протягивает телеграмму и спрашивает: — Какой лес рубить будете?.. А улица в посёлке называлась Казлесская, на ней и стояла наша экспедиция. Леса там никакого не было, и даже непонятно почему появилось такое название улицы. Кругом была степь, и лишь прибрежный кустарник окаймлял реку. Пиринский, прочитав телеграмму, расхохотался и говорит: — Это у нас поговорка такая — «Рубите лес, мы будем сплавлять его англичанам!». Гуков, пожав плечами, отпустил его.

— Странно, и Гук тебе ничего не сказал? — удивился Сашка, — что-то не похоже на него. — Да нет, ничего не сказал, — повторил я, — лишь как-то загадочно поглядел.

А вечером мы, как всегда, уже сидели в привокзальном буфете, и Сашка доверительно докладывал мне, что с ним произошло в моё отсутствие: