Заклинание [Юлия Викторовна Давыдова] (fb2) читать онлайн

Юлия Давыдова Заклинание

Лев и Матвей

Дождь был холодным. Вечером накануне стояла летняя жара, но сейчас ранним утром пространство города охватила осенняя стынь. Улицы заволок туман. По асфальту текла вода, казалось, следовала прямо за пятками, норовя схватить.

Лев Долин бежал по пустынной аллее. Сквозь серую пелену вырастали здания, высокая башня университета, стеклянные пирамиды на крыше кафе. Дороги исчезали вдали. Лев держал ровное дыхание. В прохладном влажном воздухе это было легко. Ритмично звучало сердце, упруго работали мышцы. В безветрии капюшон спортивной кофты не срывало с головы, и Долин бежал, не боясь, что кто-нибудь увидит его лицо. Ожог десятилетней давности, конечно, уже не был так уродлив, операции сделали своё дело, но Лев всегда помнил, что можно просто накинуть капюшон и не заставлять никого испытывать шок или неловкость.

Впереди аллея выходила на площадь у здания театра. Большую её часть занимал фонтан. Долин обычно делал остановку здесь и брал направление к дому. Вот и сейчас оббежал вокруг каменной чаши и встал напротив крыльца. Сквозь тонкую белую пелену проступила фигура человека, прислонившегося к одной из мраморных колонн.

Лев отвернулся, натянул капюшон пониже, но незнакомец неожиданно окликнул его:

– Не прячься, Лев.

Тот вздрогнул, обернулся. Туман возле человека таял, обнажая серые ступени, будто уходил с дороги перед ним. И теперь стало видно его лицо. Красивое, но странное – принадлежащее то ли женщине, то ли мужчине. Как и фигура – слишком высокая, сочетающая широкие бедра и мощные плечи.

Мгновение Долин собирался спросить, откуда этот человек знает его имя, но, может, это просто сосед, с которым он лично не пересекался? Так что…

В губах незнакомца незаметно появилась сигарета, и он поднёс ладони к ней, будто намереваясь прикурить. Язычок золотого пламени скользнул по пальцам, а Лев вздрогнул. Знакомый страх подразнил сознание, но и всё же огонь, добытый из воздуха, казался призрачным обманом.

– Ещё боишься? – спросил незнакомец. – А ведь с пожара, уничтожившего твою жизнь, прошло пятнадцать лет.

– Мы знакомы? – нахмурился Долин.

– Нет. Но я тебя знаю, – улыбка не сходила с лица человека.

Он выдохнул дым в холодный воздух, и тонкие серые полосы причудливо обернулись вокруг него, будто ласкаясь.

– Со слов твоего брата.

– Мой брат умер! – Лев шагнул к незнакомцу. – Кто вы?

– Зови меня Аралим, если имя имеет для тебя значение. Почему ты видишь его?

– Что? – поражённо прошептал Долин.

– Брат снится тебе. В тот самый момент.

– Хватит, – сглотнул Лев.

– Почему?

Вопрос прозвучал так естественно. Действительно, почему? Почему он никогда не забудет, что бросил Матвея в пламени?

Долин уже собрался уйти, но незнакомец вдруг усмехнулся:

– Тебе не хватило всего минуты, чтобы спасти его.

– Да что за?.. – Лев развернулся на полушаге, стиснул зубы, чтобы не выругаться. – Что вам надо?!

– Не казни посланника, – произнёс Аралим. – Я лишь передаю тебе, что начинаются большие игры. Ты их участник.

– Ты больной что ли? – не выдержал Долин. – Тебе бригаду из дурки вызвать?

Аралим выпустил дым, и белая летящая масса потянулась к земле, потяжелела, легла на мокрый асфальт серым туманом.

– Награда за победу больше всего, что ты можешь себе представить, – произнёс он. – Но и проигрыш будет солидным. Твоя ставка – жизнь. Хотя… – обманная улыбка тронула губы Аралима, – разве это цена для тебя? Ты ведь не живёшь. Брат и родители погибли в один день. Семейный дом сгорел, любимая женщина ушла, не выдержав твоего уродства. Не только физического. Ведь после смерти родных, ты перестал быть собой.

Лев молчал. Слова возмущения угасли. Этот человек говорил о его жизни так, будто видел её всю.

– А ты древний старик, – Аралим выдыхал дым, и вокруг всё больше оседал плотный серый туман, заволакивая площадь и фонтан, и здания вокруг. – Сорок четыре года, а сердце уже устало и не хочет ничего.

Пелена скрыла город, оставив малое пространство перед ступенями театра, слилась с небом над головой и плыла… безмолвная, слепая, влажная. Лишь нескончаемая сигарета незнакомца источала тёплое золотое свечение.

– Если выиграешь, получишь право спасти жизнь, – сказал он.

– Чью? – прошептал Лев.

Аралим смерил его насмешливым взглядом.

– Выберешь одну из потерянных. И лучше свою. Это мой тебе совет.

Долин молчал.

Незнакомец сделал последнюю затяжку, отбросил сигарету. Она исчезла в воздухе, расплескав золотые искры, опавшие на старую брусчатку.

– Жаль, – бросил он, – с тобой игра могла быть интересной.

– Подожди… – Лев ещё боролся с ощущениями. С недоверием, страхом и надеждой, внезапно схватившей душу. – Игра?

– Да.

– С кем играть?

– Ты гладиатор на арене, – засмеялся Аралим. – Противника увидишь, когда вступишь в игру. И у тебя будет помощник.

– Кто? – спросил Долин.

– Узнаешь.

– Что нужно делать?

– Побеждать. Если сможешь.

– А если не смогу?

– Никто не будет скучать по тебе, – Аралим окинул мужчину небрежным взглядом и сошёл со ступеней.

Серая пелена за его спиной рассеивалась, обнажая очертания кустарников и низких елей, окружающих театр и внезапно в этой завесе возникла человеческая фигура, но сразу отступила, следуя за туманом, прятавшим её всё это время. Чёрный дождевой плащ с капюшоном скрыл лицо тайного наблюдателя, только Лев отчётливо ощутил, что знает того, кто незаметно стоял рядом с ними весь разговор.

Он не успел подумать об этом, радужка глаз Аралима вспыхнула красным пламенем, и оно потекло по его щекам, мгновенно поджигая влагу в воздухе. Словно топливо вспыхнули лужи, оставленные дождём, взвились в пламени клубы тумана и пространства вокруг не стало. Его поглотил огонь…

Долин вскочил с криком. Боль раздирала лицо и руки, будто он снова горел, тело свела судорога. Мужчина на коленях добрался до ванной. Ледяная вода едва помогла справиться с этим огнём. Лев долго сидел под душем, приходя в себя после кошмарного сна.

Такого давно не случалось. Фантомная боль мучила его первые три года постоянно, но потом приступы ослабели, и в последнее время он почти не испытывал их. Но сейчас… Сердце, казалось, вырывалось из груди, казалось, хотело разбить рёбра в щепки и освободиться.

В спальне громко зазвонил будильник. Семь тридцать. Ночные кошмары, фантомные боли, но демона под именем «работа» никто не отменял. Чашка кофе была выпита залпом, телефон и ключи от машины лежали в барсетке ещё с вечера. Оставалось лишь одеться и выходить.

Лев спустился во двор, и едва оказавшись на улице, почувствовал запах гари. Ветер, гуляющий по детской площадке, был горячим, будто веял из пустыни, неся колкий песок. Выезжая по узкой дороге между высотными домами, Долин увидел источник запаха. Горела квартира на первом этаже в последнем доме его квартала. Пожарные машины стояли на газоне, окружённые толпой жильцов.

Лев выехал на широкую городскую улицу. На первом же перекрёстке колонна пожарных машин пресекла движение транспорта. Гражданские авто встали, пропуская несущихся на всех парах огнеборцев. Повернув, Долин снова заметил горящее здание. На сей раз пожар был серьёзнее. Горело здание банка и соседняя с ним аллея, ведущая к школе. Машины огнеборцев подъезжали со всех сторон, и движение на оживлённой улице стопорилось с каждой минутой. Лев не успел доехать до следующего перекрёстка, как на нём с грохотом влетели друг в друга две легковые машины.

– Твою ж мать, вот вы вовремя! – выругался Долин.

До светофора остались какие-то сто метров, но улица встала. Объехать аварию успела только пара машин, остальные остались перед красным сигналом. А впереди между многоэтажками заструился новый дым.

– Что происходит сегодня?..

Это спросил кто-то из пассажиров в соседней машине. Окна у многих были открыты и люди с удивлением оглядывались вокруг.

Лев включил радио. Без пятнадцати восемь должны передавать местные новости.

– За минувшую ночь зафиксировано беспрецедентное количество пожаров, – говорил диктор. – Причинами становятся неосторожное обращение с огнём и не выключенные электроприборы, однако, в большинстве случаев причина остаётся загадкой. Пожарная инспекция города рекомендует ограничить использование электроприборов в связи с нестабильной работой электросети.

Лев старался не смотреть на горящее здание банка, но краем глаза всё равно улавливал огненные потоки, вырывающиеся из окон. Дышать стало тяжело. Он закрыл окна, включил кондиционер. Температура в салоне быстро упала до двадцати градусов, а его так и бросало в жар.

– Чёртово пламя… – Долин выругался, взглянув на огонь. В тот самый момент, когда объятая пламенем крыша с грохотом сложилась, как домик из карт.

Из-под рухнувшей кровли мощно вырвалось огненное облако, втягиваясь в чёрный дым, и Лев замер. Сердце ударило с такой силой, что в глазах потемнело. Казалось, небо накрыла красная пелена, и воздух в салоне наполнил песок.

Но машины впереди внезапно двинулись, и Долин машинально нажал на педаль газа. До перекрёстка десяток метров. Ещё минута и всё. Лев сделал глубокий вдох, заставил себя собраться. Это всего лишь фобия – страх неосознанный, не основанный на реальной опасности. Нужно только отъехать от пламени.

Красная пелена перед глазами Долина спала, возвращая миру естественные цвета, но пространство внезапно дрогнуло от глухого хлопка. Светофор показал зелёный, только Лев не двинулся с места, потому что увидел грузовик. Кабина шла ровно, а прицеп с цистерной уже закручивало под девяносто градусов, и легковые машины на его пути сгребало в гармошку.

Визг тормозов едва прорывался сквозь грохот, бьющихся друг о друга металлических бортов. На миг показалось, что это снова сон. Так нереально огромную фуру с оранжевой цистерной и надписью во весь бок «огнеопасно» несло поперёк дороги к перекрёстку, забитому до отказа машинами.

Но уже в следующий миг сон стал совсем не реален. На пересечение четырёх направлений на полной скорости выехал троллейбус. Кабина фуры врезалась в него и оторвала пассажирский транспорт от контактной сети. Штанги сошли с проводов, осыпая цистерну дождём искр. Как пластмассовую игрушку, троллейбус провезло через весь перекрёсток до самого тротуара, снося ограждения. Словно на льду колеса фуры легли на бок, и вся платформа вместе с цистерной ударилась о землю, всё ещё двигаясь, всё ещё везя надпись «огнеопасно» по асфальту, будто специально пытаясь высечь искру. Крышку люка сорвало, и в воздух взметнулся фонтан топлива.

Красная пелена в одно мгновение пропитала воздух, застелив всё обозримое пространство перед глазами Льва. В ней почернело небо, ярко вспыхнули точки белых звёзд, и стало видно, что на цистерне сидит огромное существо – птица или дракон, с крыльями из удлинённых костей предплечья и чёрной перепонкой на них. Тварь перехватила штанги троллейбуса и ударила их о корпус цистерны, так и высекая искру.

Рёв довольного монстра причинил Льву тупую боль, и он закричал, закрыв уши ладонями. А существо внезапно взглянуло на Долина. Посмотрело прямо на него, сквозь стекло машины. Жуткая морда твари исказилась в улыбке, и красные, играющие пламенем глаза, прожгли Льва до костей. Он ощутил этот ожог всем телом. Казалось, кожу и мышцы обдали кипятком. Но это было лишь мгновение…

Крылатая тварь стремительно взмыла в небо, исчезая вместе с красной пеленой. Открылось взгляду серое от дыма небо и цистерна, и наклонённый троллейбус, прижатый к бетонному столбу. Штанги токоприёмники лежали низко, почти на асфальте. Плескаясь, как весенний ручей, к ним текло топливо, неся с собой синее, почти прозрачное пламя. Колеса троллейбуса с одной стороны уже горели, а в окно била руками молодая женщина, что-то крича. Сквозь запылённые стекла мелькали люди, но в салон уже поднимался ядовитый дым от горящей резины. Им остались минуты. А Лев, тяжело и судорожно дыша, дрожа от пожирающего его ужаса, видел только эту женщину, и её кровь, размазанную по стеклу. Она сейчас погибнет… Прямо сейчас!

Долин с хрипом втянул воздух в грудь. Он должен очнуться! Должен действовать! Он уже опоздал один раз! Больше никогда!..

Лев резко толкнул дверцу машины, выскочил на улицу. Казалось, сердца в груди не стало. Оно либо остановилось, либо билось так быстро, что он престал чувствовать его удары. Долин просто бежал. Запрыгнул с места на наклонённый борт троллейбуса, ногой ударил в створку двери. Механизм открытия разлетелся вдребезги, и вся дверца провалилась в салон. А вместе с ней и Лев. Он схватил ближайшего человека, подтолкнул его:

– К выходу, быстро!

Толчок неожиданно оказался такой силы, что солидный мужчина выскочил на ступени троллейбуса и скатился по ним на землю. Здесь его подхватили. Водители ближайших машин подоспели на помощь. Толпа окружила двери, образовав живую цепь, по которой в клубах дыма поднимались люди.

Лев выпихивал всех подряд, по двое, по трое. Дым всё больше заволакивал салон, с болью пролезая в глаза и горло, не давая дышать, но Долин, наконец, добрался до задней площадки. Девушка с окровавленными руками лежала на полу. Лев поднял её к себе на колени. Надо было встать, но тело налилось свинцом, и он не дышал, только кашлял.

Пламя с внешней стороны охватило днище троллейбуса, резиновое покрытие пола плавилось. Ладони и колени Долина обжигала боль, не давая ему потерять сознание. Сейчас эта адская подруга работала на него. Он полз к выходу. Там в клубах дыма виднелись фигуры людей и слышались голоса:

– А мужчина вылез?! Тот первый, в рубашке?..

– Нет! Нет!

– Кто-нибудь видит его?

– Дыма сколько!

– Эй, эй, парень, ты куда?! Стой!

В гаснущем свете Лев увидел стройную фигуру человека, легко прыгнувшего прямо в раскалённый салон. Кто-то в чёрном дождевом плаще и капюшоне подхватил его через грудь и поднял в объятия.

– Девушка, – прошептал Долин. – Спаси девушку…

Но свет сознания гас, и в наступающей тьме наконец растворилась боль, которую Лев больше не мог вынести. Сжимая горячую руку державшего его человека, Долин отключился.

* * *

– С двенадцати часов дня в городе введено чрезвычайное положение, но мы до сих пор не слышали ни одного официального заявления о причинах трагедий.

– Власти города заявили о непричастности террористических организаций к происходящему на наших улицах. По уверению руководителей пожарной службы, МЧС и санитарного контроля все случаи массовых пожаров, взрывов, нападений животных имеют естественные причины.

– Количество пострадавших, обратившихся за медицинской помощью, уже превысило десять тысяч…

Лев, наконец, осознанно прислушался к потоку информации из телевизора. Его было плохо слышно из-за гула множества голосов.

Долин лежал лицом к стене, так что, открыв глаза, не сразу понял, где находится. Мимо бегали, ходили, что-то перевозили, кричали. Лев повернулся на другой бок и его глазам открылся коридор больницы скорой помощи, заполненный от стены до стены людьми. Половина пострадавших сидели на полу, некоторые лежали на медицинских кроватях каталках, как и сам Лев. Его пиджак, рубашка и ботинки подпирали колесо.

Стоял сильный запах крови. Перевязки делали прямо здесь.

Через минуту Долин решил, что просто занимает место, так что слез с кровати. Едва встал на ноги, схватился за стену, потому что голова закружилась, но он наконец заметил, что его руки от пальцев до предплечий туго обмотаны бинтами. И ноги от стоп до коленей тоже.

Лев поднял ближайшего человека с пола, помог ему лечь на каталку и отправился дальше по коридору, всё также держась за стену.

Долин помнил, что обжог в троллейбусе руки, но не чувствовал боли. Похоже, это были последствия шока. Как и то, что он никак не мог сориентироваться в окружающем пространстве. Казалось, видит всех сразу, и слышит всё сразу. И собственное тело стало больше, чем обычно, но при этом легче.

Идущего по стенке парня внезапно поймала девушка в синей униформе с записным планшетом в руках:

– Стойте! Вы почему с каталки ушли?!

Лев растеряно взглянул на неё.

– Так, ладно, потом, – медсестре было некогда с этим разбираться. – Я записываю всех, чтобы карты потом оформить. Как зовут?

– Лев Алексеевич Долин.

– Год рождения?

– Семьдесят седьмой.

Девушка оторвалась от записи на мгновение:

– Чего?

– Семьдесят седьмой, – повторил Лев.

– Так, понятно. Брата как зовут?

Лев удивлённо взглянул на медсестру:

– Прошу прощения?

– Как зовут вашего брата? Он пошёл помочь девушке, с которой вас привезли. Сказал, сейчас вернётся, а я имя не спросила.

Долин так и смотрел на медсестру, ничего не понимая.

– Молодой человек! У вас шок, я знаю! Но у нас тут у всех шок! – окончательно рассердилась медсестра. – Давайте, соберитесь! Как зовут брата?

– Матвей, – машинально ответил Лев.

Проходящий мимо доктор окликнул девушку:

– Даша! Ты чего стоишь здесь? Пациенты!

– Виктор Фёдорович! Да тут ситуация! Парнишка вот пятнадцать человек из горящего троллейбуса вытащил…

– А, да! – врач быстро вернулся к Долину. – Сказали про вас.

Он без церемоний взял парня за подбородок, развернул лицом к свету, заглянул в глаза, проверил пульс.

– Всё в норме. Сердце, как пожарный насос, значки реагируют. А что не так?

– Говорит, что ему сорок четыре года и брата не помнит.

– А брат где?

– Вон стоит в начале коридора. Пошёл проводить пострадавшую до палаты, а то она тоже по стенкам ходит.

– Так, Лев, да? – врач ещё раз окинул Долина взглядом. – Всё у тебя в порядке, ожоги средней тяжести, на молодых заживают быстро. Дайте ему кислород, – это относилось уже к медсестре. – Надышался дымом, вот и бредит.

Врач побежал дальше, а Лев заворожённо посмотрел в начало коридора. Длинный проход выходил в холл третьего этажа с большими окнами. Их створки были закрыты наглухо, потому что на полную мощность работали кондиционеры, но сквозь прозрачное стекло было видно небо. Серо-фиолетовое, почти ночное, с красноватым свечением по кайме облаков.

У двери в первую палату стоял человек в коротком чёрном дождевом плаще. Он скинул капюшон на плечи, но стоял спиной к Долину, так что, шагая к нему, Лев видел только коротко стриженый затылок и худую шею явно молодого парня.

Подойдя к нему, Долин схватил его за плечо, развернул к себе лицом, но силы неожиданно не рассчитал. От его рывка парень отлетел в сторону, ударился лопатками о стену, а Лев поражённо замер. Казалось, он забыл лицо брата, ещё сегодня утром не помнил его черт. Но сейчас…

– Тихо, тихо, – засмеялся Матвей, поднимая руки, – не бей.

Долин так и стоял, застыв на месте. Собственное дыхание стало горячим, обожгло грудь.

– Ты кто? – наконец прошептал он.

Матвей улыбнулся. А Лев почувствовал слёзную резь в глазах. Такая знакомая улыбка… Та самая улыбка младшего брата, которую не забыть.

– Лев, это я, – произнёс Матвей.

– Нет… – Долин медленно водил головой из стороны в сторону, не веря. – Нет. Я видел, как ты умер.

– Да, я умер, – кивнул Матвей.

Лев замер.

– На твоих глазах. Прости меня, хотя нет, – улыбка сошла с лица Матвея. – Такое не простить. Просто прими меня. Аралим сказал, что у тебя будет помощник. Это я. Я твой помощник.

– Что происходит? – прошептал Долин.

Дрожь так и мчалась по мышцам, а в душе просто дрались между собой понимание невозможности происходящего и ещё совсем неуверенная радость.

– Пойдём, нам пора, – произнёс Матвей.

– Что? – Лев сейчас ничего не понимал. – Куда?

– К месту финального состязания, – усмехнулся младший брат. – Отборочный тур ты прошёл с блеском. Пересилил страх, спас людей, доказал волю.

Матвей взял Льва за руку так быстро, что тот не успел её отдёрнуть. Прикосновение оказалось реальным – не холодным призрачным, а горячим живым. Матвей отогнул бинты в разных местах, посмотрел, что под ними, удовлетворённо кивнул.

– Правила игр честные, – сказал он. – Тебя уравняли в возможностях с противником. Дана молодость, сила, сверхоружие. Если хочешь ударить как человек – бей кулаком, как сверхчеловек – бей ладонью, понял?

Долин с удивлением взглянул на свою руку. Было похоже, что кожа от пальцев до предплечья затвердела в корку из золота. Но это не мешало двигаться, и ощущение силы было непомерным.

Матвей отпустил его, посмотрел в глаза:

– Слышишь меня? Это важно. У нас нет времени, учись сразу. Это золотое покрытие – твоя броня. Она тебе понадобится.

Лев кивнул. А младший брат внезапно шагнул к окну:

– Иди сюда. Сейчас начнётся.

Долин последовал за ним и едва подошёл, как тёмно-фиолетовое небо за стеклом налилось красным. Завеса дыма от сотен горящих зданий прямо на глазах свернулась в чёрные облака, и сквозь них ярко вспыхнули россыпи белых звёзд. Их свет выхватил из кроваво-чёрного пространства крылатых существ, несколькими громадными потоками рассекающих небо…

Люди, находившиеся в коридоре, все, кто был на ногах, тоже подбежали к окнам. Сначала поднялся шум, но испуганные голоса быстро стихли. Удивление застыло на лицах людей. Кто-то опустился на пол, не в силах остаться на ватных от страха ногах, кто-то неподвижно стоял.

– Видел таких? – Матвей посмотрел на Льва. – Это легион. Демоны.

– Видел, – кивнул Долин, глядя не только на крылатых монстров, но и на своё отражение в стекле.

Медсестра не зря решила, что он не в себе. Собственное тело показалось ему больше и легче, потому что он снова был молод и в отличной форме, как пятнадцать лет назад, когда занимался рукопашным боем. Ткань футболки натянулась на мышцах. И ожоги больше не болели, потому что исчезли с лица.

– Ты теперь не старший, – усмехнулся Матвей, разглядывая брата. – При жизни бы так. А то гонял меня, как раба.

– Не было такого, – невольно улыбнулся Лев.

– Мелкий, подай, принеси, подвинься… – подразнил его Матвей, – выруби музыку, метнись до магазина…

– Всё, всё, вспомнил, – Долин взглянул на брата растерянно, но с улыбкой.

Несмотря на то, что творилось вокруг, радость заняла так много места в сознании. Казалось, всё, сколько его там было.

Матвей кивнул на пейзаж за окном:

– Город вводят в игру.

– Зачем? – спросил Лев.

– Аралим ставит декорации, – усмехнулся младший брат. – Часть его работы по организации игр. Но ещё – это твой стимул выиграть финальный бой.

Окно внезапно накрыла тень, и с оглушающим грохотом, стекло, вместе с рамой и частью стены, вынесла огромная крылатая тварь. Кричащих в панике людей смело, как пух. Кого-то ударило в стены, большинство покатилось по полу. Ураганный ветер ворвался в холл горячим потоком, перевернул больничные каталки, сорвал со стендов листки. Колкий песок закружился в воздухе. Небо, видимое сквозь огромный проём, стало царством тысяч крыльев. Монстры заполонили пространство, выныривая прямо из красного марева, сжигающего облака.

Лев и Матвей так и стояли, теперь на самом краю обрушенной стены этажа. Поток ветра, разметавшего людей, едва коснулся их. И крылатая тварь издала рёв в сторону братьев, клацнула мощными челюстями, оглядев обоих, но нападать не стала. Вместо этого резво выбралась на улицу через проделанную дыру и уползла вверх по зданию.

– Драться с тобой они не будут, – усмехнулся Матвей. – Но, если не выиграешь финальный бой, они уничтожат город.

– Такого уговора не было, – поразился Долин. – Я играю на свою жизнь.

– Ставишь не только ты, – заметил младший брат.

– Мой противник, – понял Лев.

– Конечно, – кивнул Матвей. – Раз легион демонов здесь, значит, он ставит на эту схватку жизни всех, кто находится в границах декораций. Сколько жителей в городе?

– Триста тысяч, – ответил Долин. – Ты знаешь с кем финальный бой?

Матвей покачал головой:

– Только Аралим знает.

Вокруг стало совсем тихо. Люди, кто не потерял сознание при атаке крылатого монстра, опускались на пол и засыпали. Прошла минута, и в здании смолкли голоса, а горячий ветер с улицы принёс лишь песок и ни единого звука. Город погрузился в полную тишину. Только шорох крыльев поднимался до небес.

Матвей огляделся, довольно кивнул:

– Хорошо, они будут спать до конца игр. Больше никто не пострадает.

– Ты скажешь, кто это устроил? – спросил Лев.

Брат усмехнулся, кивнул на проём в стене:

– Пошли здесь. Расскажу по дороге.

Долин не двинулся с места.

– Ты помнишь… ту ночь? – спросил он.

Матвей тяжело вздохнул, кивнул:

– Когда я погиб? Конечно.

Лев сглотнул ком в горле, а брат покачал головой:

– Думаешь, ты мог меня спасти?

Долин ощутил горячую дрожь. Каждое мгновение своей жизни, он хотел взглянуть Матвею в глаза и сказать: прости. И мучился, зная, что никогда не сможет этого сделать. Но вот брат стоит перед ним, живой, и это тот единственный шанс.

– Я тебя не бросил. Думал, что успею вернуться, – прошептал Лев. – Надо было чем-то убрать ту балку…

– Я знаю, – кивнул Матвей.

В его блестящих карих глазах не было обиды.

– Но я не успел вернуться, прости… – голос Долина пропал в пересохшем горле.

– Лев, я знаю, – Матвей улыбался.

– Прости меня, – хрипло договорил Долин.

Матвей вздохнул:

– Ты не отстанешь, я тебя знаю.

Он вдруг шагнул к брату и обнял. А Лев замер, ощутив, как множество тонких нитей лопнули в голове. Отчаяние, вина, одиночество, боль. Целая сеть, опутавшая сознание и волю на столько лет, вдруг разорвалась в клочья. Долин глубоко вздохнул. Казалось, сделал это впервые за долгое время. Будто выдернул трубку аппарата искусственного дыхания и попробовал снова дышать сам. И получилось.

Матвей отпустил его, с улыбкой спросил:

– Ну, всё? Порядок?

Лев утвердительно кивнул. Младший брат смотрел на него ещё мгновение, убеждаясь, что всё действительно хорошо, потом шагнул к проёму, встал на краю, усмехнулся:

– Смотри.

И оттолкнулся в пустое пространство. Лев с улыбкой проследил за тем, как Матвей легко слетел по вихрям горячего ветра на землю и прыгнул следом за ним. Приземлился тяжелее брата, но удара не почувствовал. Лишь окончательно слетели бинты.

Долин с интересом осмотрел себя. Он стоял на земле босиком. Штанины брюк на нём сгорели по колени, так что слой золотой брони, покрывшей обожжённую кожу на ногах, ничего не скрывало. Она была гибкой настолько, что даже не мешала шевелить пальцами.

– Да хорош любоваться, – засмеялся Матвей.

Лев усмехнулся, посжимал золотые кулаки. Хотел их попробовать. Не мог устоять. Так что присел на корточки и ударил в асфальт. Вибрация от удара приятно прошла по всей руке до плеча, а дорожное покрытие треснуло, как и земля под ним.

Долин засмеялся, меряя взглядом глубину трещины, но всё же испытал тревогу.

– Если Аралим дал мне такую силу, то какая должна быть у моего противника? – спросил он.

Матвей взглянул на брата, улыбнулся, но если черты лица показали улыбку, то глаза наполнил влажный блеск.

– Скоро узнаешь, Лев, – ответил он. – Пойдём. Я должен сам привести тебя к месту боя.

– И будешь там со мной? – спросил Долин, поднимаясь с корточек.

– Конечно, – уверенно ответил Матвей. – Я буду там с тобой.

Парни побежали по проезжей части улицы, заставленной машинами. Люди спали за рулём и у каждого столба догорали автомобили. Сегодня аварии не могли закончиться без пожара. Со всех зданий покрикивали крылатые создания, провожая братьев хищными взглядами.

– Так почему это происходит? – спросил Лев.

Говорить во время бега можно было свободно. Он едва чувствовал напряжение.

– Во что играют высшие силы, по-твоему? – ответил Матвей вопросом. – Люди играют в войны, а во что играют бог и дьявол? Оглядись.

– В апокалипсис, – уверенно ответил Долин.

– Да, – невозмутимо кивнул брат. – В макро и микро масштабах. Библейские сказания очень зрелищны, не замечал? Люди, превращённые в солевые столбы, пророк Иона, запертый в животе кита на три дня, всемирный потоп. Просто убить толпу обнаглевшего народа не интересно. А вот превратить воду в кровь, наслать неутихающий гром и молнию, или установить не проходящую тьму. Если бы не бесчисленное количество смертей, можно было бы назвать это высокобюджетными постановками. Режиссёр всегда кто-то из ангелов, исполнители демоны, меняется лишь автор сценария, которым может быть кто угодно, и герои.

– Значит, это вселенский конкурс на лучшее развлечение для высших сил, – кивнул Лев. – И как выбор упал на меня?

– А чем плох сценарий? – снова ответил Матвей вопросом. – Повергнуть город в пучину огня, наплодить тварей, обожающих пламя, и бросить против них героя с пирофобией и чувством вины за смерть брата. И подозреваю, что это не всё.

– Не всё? – удивился Долин.

– Твой противник.

– А он как связан?

– Он поставил триста тысяч жизней, чтобы сыграть с тобой. Думаю, не просто так.

Матвей остановился и Лев, соответственно, тоже. Впереди дорога выходила на мост и справа от него светились металлические конструкции купола нового стадиона, окружённого строительными кранами. Небо над этим местом было особенным. Красные вспышки озаряли тяжёлый облачный покров, будто подавая сигнал кому-то во вселенную. Вместо воды в речном канале вдоль подножия сооружения текла раскалённая лава, источая прозрачный жар и языки пламени. Но более всего поражало, что высоко в воздухе над игровым полем застыл огромный стеклянный диск, своим диаметром покрывающий весь стадион, и толщиной, наверное, несколько метров. Похоже, это была площадка финального состязания. И прямо с моста над рекой лавы на неё вела стеклянная лестница.

– Я не боюсь огня, – произнёс Лев, спокойно оглядывая реку лавы. – Но каждый раз, видя пламя, я видел, как ты погибаешь в нём.

– Больше такого не будет, – улыбнулся Матвей.

– Не будет, – кивнул Долин. – Аралим сказал, что можно выбрать жизнь за победу. Если смогу победить, я выберу твою.

– Нет, – Матвей вздрогнул, – выберешь маму или отца.

– Нет, твою, – уверенно повторил Лев и взглянул на брата.

Тот смотрел на него ещё мгновение и глаза почему-то блестели всё больше.

– Не трать своё право на меня, – наконец тихо произнёс Матвей. – Я этого не достоин.

Что-то в выражении лица Матвея на секунду смутило Льва. Но сейчас Долин не мог обращать внимания на свои сомнения, ведь у него есть шанс вернуть брата к жизни. Остальное не важно.

– Я не передумаю, – сказал Лев. – Идём.

* * *

Пустое пространство под ногами сбивало с толку. Матвей шёл впереди легко, а Долину потребовалась минута, чтобы привыкнуть ставить ногу на воздух. Внизу остались стены сооружения, и вот они шли по прозрачной поверхности уже над игровым полем, заставленным строительной техникой и бетонными блоками с торчащим вверх частоколом арматур.

Неплотный чёрный дым клубился под стеклянным диском площадки, а над ней играло вспышками небо, но никого не было. Никто не ждал своего противника. В пустоте собралась из воздуха фигура человека, и спустя мгновение Аралим ступил на прозрачную поверхность. Вместо чёрной одежды тело высокого ангела оковали белые доспехи.

– Он не готов, – строго произнёс распорядитель игр, оглядев парней, и Лев с удивлением понял, что эти слова адресованы Матвею.

– Ты не сказал ему, – добавил ангел.

– Подожди, Аралим, – голос младшего брата внезапно стал хриплым. – Подожди ещё мгновение.

– О чём вы? – Лев взглянул на Матвея.

– Сейчас, – прошептал тот, – дай запомнить этот момент. Пока ты ещё не ненавидишь меня.

Небо над ареной внезапно дрогнуло. Свет озарил облака изнутри и двинул их навстречу друг другу, и со всех сторон потекла тьма. Будто две неведомые силы вошли в атмосферу планеты и столкнулись над облачным покровом.

– Вот и они, – вздохнул Матвей. – Наши главные зрители.

– Матвей! – зарычал Долин.

– Я тебе не врал, – покачал головой тот. – Лишь не сказал с кем надо биться.

Он сделал шаг к брату:

– Ты хочешь меня спасти?

– За этим и пришёл, – не понимая, что происходит, ответил Лев.

– Тогда ты должен меня убить, – произнёс Матвей.

– Что? – Долин поражённо замер.

И от услышанных слов и от того, что увидел. Матвей шёл к нему медленными шагами, и… менялся.

– Аралим вернул меня на время игры, – говорил он, пока его плащ увлажнялся, и капли чего-то чёрного стекали по нему. – Но ты не знаешь откуда. Я в аду.

Одежда растворялась на Матвее, стекая по уже голым рукам и груди.

– Почему? – поражённо прошептал Лев.

Злая и болезненная улыбка исказила влажные чёрные губы Матвея.

– Потому что я убил маму, отца… и себя, – ответил он.

Лев молчал, в ужасе глядя, как разрастается на теле Матвея та самая рана. Балка, проткнувшая его сердце, оставила именно эту дыру насквозь через рёбра. Тогда, стоя на коленях рядом с братом в огне, Долин держал её, а она проседала под тяжестью крыши и медленно, медленно продавливала грудь Матвея.

– Ты не мог никого спасти, – произнёс тот. – Тогда вечером я вернулся домой раньше тебя, пьяный, злой. Мы с отцом поссорились накануне. Было холодно, я включил котёл и уснул на полу.

– Это была случайность, – прошептал Лев.

– Нет, – покачал головой Матвей, – не была. Я был зол. Я хотел, чтобы дом сгорел, хотел погибнуть в нём всем назло. И я не знал, что родители не уехали.

– Потому что не было машины, – Долин замер. – Потому что уехал я.

Одежда стекла с младшего брата, оставив тело, покрытое грязью и кровью. И Лев вздрогнул, увидев красное сияние в радужке его глаз.

– Нельзя выйти из ада, не взяв его с собой, – усмехнулся Матвей. – Я демон легиона, Лев, но всё ещё твой брат. Только ты можешь меня спасти.

Долин молчал.

– Видишь, какой сценарий? – усмехнулся Матвей. – Я знал, им понравится.

– Это ты? – понял Лев, чувствуя нарастающую злость. – Ты предложил нас.

– Да.

– Зачем?! – Долин зарычал.

– Затем, что ты сильный, – также ответил Матвей. – Всегда был сильнее всех. Человек с большим сердцем, которого хватало даже на плохого брата. И затем, что я не хочу возвращаться в ад. Есть лишь один способ – убей меня ради спасения этих людей, и тогда я стану жертвой. Мою душу отпустят.

– Нет, – прошипел Лев.

– Нет? – Матвей внезапно засмеялся. – А так?

Его тело пропиталось чешуёй изнутри, раздвинулись кости, за спиной раскрылись чёрные крылья, и огромная тварь взревела, сдвинув воздух горячей волной:

– Помнишь меня?!

Долин отступил лишь на мгновение. Гнев взорвал мысли, опустошив голову. Он не забыл монстра, сталкивающего грузовик с топливом и троллейбус, полный людей.

– Ты!.. – рычание вырвалось из горла. – Маленький ублюдок!

Лев врезал ладонью в длинную челюсть крылатого монстра с такой силой, что кость треснула, и вместе с кровью из пасти вылетело с десяток острых зубов. Матвей круто развернулся, ударил брата под колено крылом. Долин упал, но вскочил в то же мгновение:

– Не туда целишься!

Он ухватил монстра за плечо и дёрнул его на себя, другой ударил ладонью в грудь, и ещё раз, и ещё, чтобы наверняка!

– Вот сюда! Где сердце! Если оно есть!

Хрип вырвался из горла Матвея с кровью, ведь каждый удар ломал ему рёбра. Он крутанулся всем телом, сбрасывая руку брата, ударил зубастым клювом в подбородок. Лев отлетел на несколько метров, пробил трещины в прозрачном полу при падении. Монстр ринулся на него снова, но Долин уже вскочил и бросился навстречу. Обхватил Матвея и вместе с ним рухнул на пол, пропахал стекло его спиной, прижал длинную шею коленом.

– Стал демоном, демоном и останешься! – проревел Лев. – Ты всех нас уничтожил! За что?!

Он ударил монстра головой о стекло, выбивая вихрь сверкающих осколков.

– Из-за ссоры с отцом?! Твоё величество не поддержали?! Ах, ты гад!

Долин бил ещё, и с каждым ударом стекло площадки трещало и разлеталось в блестящую пыль. А брызги крови проникали сквозь трещины, пропитывая прозрачную толщу. Но Лев не мог перестать, не хотел! Жизнь уничтожена! Потому что этот ублюдок обиделся! Убил маму! Отца! Убил себя! И разорвал в клочья жизнь брата просто так!

Чешуя сползла с тела монстра, опали и растеклись крылья, и в озере крови на стеклянном полу в руках Льва остался Матвей.

– Тебя любили, тебе доверяли! – с хрипом ревел Долин в его лицо. – Как ты мог?!

Он замер, занеся над разбитым лицом брата ладонь. Красное пламя вспыхивало в глазах Матвея, стекая с его век на щеки, будто слёзы. В прозрачной толще под ним тонко потрескивали разломы, наполняясь его кровью, и от этой тонкой преграды откалывались куски, падая на заваленное железом поле.

Стеклянный пол разрушался. Ещё один удар, и демон провалится на острые штыри арматуры. Туда, где ему самое место, туда, где истечёт кровью до смерти…

– Я не могу просить прощения, – прошептал Матвей, – за то, чего нельзя простить.

Лев смотрел в его залитое тонким пламенем лицо.

– А хочешь? – Долин едва совладал с охрипшим голосом и гневом.

Матвей молчал.

– Ответь мне! – в бешенстве крикнул Долин, едва не ударив брата снова.

– Каждый миг, – прошептал Матвей.

Остановился ветер, гонящий облака, и купол красного неба застыл в предвкушении. Рядом с противниками возник Аралим, молча ожидая исхода схватки. А в душе Льва, или в том, что осталось от неё, наконец, истекла последняя капля боли. И он замер над братом.

– Каждый миг… – Матвей сел перед ним на колени, обняв руками бока и низко наклонив голову.

Тишина охватила мир погасшего города, и даже вездесущий шорох крыльев растворился в ней.

– Смотрите, да? – Лев поднял глаза к облакам. – Хотите увидеть, как брат убьёт брата?

Матвей дрожал всем разбитым телом.

– Не насмотрелись ещё?! – в ярости крикнул Долин.

Мрачные небеса наливались тьмой и озарялись светом, внимая его голосу, и каждая крылатая тварь ждала.

– Значит, не хочешь в ад? – тяжело дыша Лев взглянул на брата. – Хочешь выйти из легиона демонов? И куда попадёшь?

– Туда, где больше не сделаю зла, – прошептал Матвей.

Долин думал ещё мгновение, потом покачал головой:

– Тогда у меня другой финал. Для вас, для всех!

– Что ты задумал? – Матвею вернулся голос, и он с удивлением смотрел, как Лев бьёт ладонью в пол.

Долин ударил несколько раз, прежде чем облако сверкающего стекла обрушилось в пропасть, и открылась бездна, затянутая чёрным дымом.

Матвей с трудом встал.

– Что ты делаешь? – повторил он.

Лев стоял на самом краю.

– Я десять лет жил с мыслью, что не смог тебя спасти, – ответил он, – а теперь ты предлагаешь мне жить, зная, что я тебя убил. Матвей, как ты был избалованным гадом, так и остался, так что…

Долин посмотрел на брата:

– Я тебя спасу, скотина, в последний раз. Всё-таки я твой старший брат, но в этом аду снова, я не останусь.

Матвей протянул к нему руку:

– Стой…

Лев схватил его ладонь, сразу дёргая брата к себе в крепкие объятия, и в тот же миг оттолкнулся стопой от края, таща Матвея в пустое пространство. Ещё в воздухе перехватывая его за лопатки, чтобы не дать вырасти крыльям за спиной.

Горячий ветер удержал их на мгновения, и жадная бездна поглотила обоих, растворив голоса. Сквозь чёрную пелену прошла вибрация от удара о землю, посыпались камни, и звон металла рассеялся в тишине.

Красное небо, затаившее дыхание на это мгновение, ожило. Снова заструился ветер, потянулись за ним облака. Везде на зданиях демоны издали прощальный рёв и, раскрыв крылья, устремились прочь. Представление окончено, гладиатор и воин их легиона погибли.

– Какой финал, – покачал головой Аралим. – Красиво.

Силы, спрятанные за облачным покровом, ответили согласием.

– Что мне делать? – спросил распорядитель.

– Верни декорации на места, – прозвучало в небесах.

– А с игроками? – спросил ангел.

Силы думали ещё мгновение:

– Игра понравилась нам. Награди.

Дым, покрывающий бездну, развеялся перед взглядом Аралима, обнажив кровь и тела. Удар о бетонные блоки разорвал объятия братьев, но они лежали рядом, друг к другу лицом.

– На твоё усмотрение, – растворилось в облаках.

* * *

Лев очнулся за рулём. За лобовым стеклом две дорожки света фар и тьма. Машина мчалась по дороге. Долин нажал на тормоза в тот же момент. С визгом колёс отцовский УАЗик остановился на пустой трассе.

Лев сидел, пытаясь понять что происходит, пока не заметил впереди указатель: «с. Новогорское». Он за рулём отцовской машины, на часах одиннадцать ночи. Впереди небо над низкими крышами озарилось светом пламени. Ещё мгновение и Долин понял. Он не поверил, но уже нажал педаль газа.

Пожар было видно издалека. Летняя кухня, совмещённая с котельной, загорелась первая. Дым сочился из-под крыши и на окнах горели мамины кружевные занавески. Подъезжая к воротам, Лев утопил педаль в пол. Нет времени останавливаться! Тогда он потерял почти тридцать секунд, чтобы открыть их.

От удара засов разлетелся на половинки, и створки распахнулись настежь. Долин выскочил из машины, но бросился не к горящему дому, а к сараю за топором. В любом из сценариев, годами отработанных в мыслях, был этот инструмент.

С грохотом рухнула часть крыши над котельной. Лев сорвал с себя футболку в тот же момент, мокнул её в бочку для полива, прижал к лицу и распахнул дверь в дом. Коридор был затянут дымом, но пламя в котельной освещало рухнувшую балку, прижавшую Матвея к полу. Он держал её обеими руками, пытаясь убрать со своей груди. Лев подскочил к брату, и одним мощным ударом топора сместил деревянную конструкцию. И потолок рухнул! Но за мгновение до этого Лев молниеносно дёрнул Матвея с пола и вытащил его из котельной.

Только брат почему-то упирался.

– Мама, – сквозь его кашель Долин услышал это слово. – Мама… Ты помнишь? Они дома.

Едва оказавшись на улице, Матвей побежал через сад к окнам спальни. Лев догнал его. Брат высадил стекло кулаком, толкнул раму и перепрыгнул через подоконник в комнату. Долин собрался было следом, но Матвей уже поднёс к окну спящую маму:

– Держи её!

Лев мгновение смотрел в её лицо. Пятнадцать лет он не видел её, пятнадцать лет… Долин схватил маму, быстро отнёс её от дома, положил на землю.

Калитка в сад распахнулась, забежали Михаил Петрович с женой – соседи из дома напротив.

– Толя! Ольга! – кричал Михаил Петрович, но увидев парней, сразу махнул жене: – Мальчишки дома! За медсестрой беги!

– За мамой посмотрите! – крикнул ему Лев и побежал назад к окну.

В густом дыме Матвей уже дотащил отца, поднял на подоконник, но спустить не мог, сам едва дышал. Лев перехватил отца под мышки, вытянул его на улицу. Брат сполз следом, держась за стену. Долин не смотрел на него, прощупывал пульс у отца. Слабое сердце могло не дать шансов.

В сад забежала медсестра Вера Васильевна с аптечкой в руках.

– Ой, господи, Анатолий! – она подскочила к нему, прижала стетоскоп к груди и крикнула соседке: – Тоня! Найди шприц мне!

Матвей подоспел первым. Нашёл Вере Васильевне шприц и ампулу, заодно взял пузырёк нашатырного спирта и побежал к маме. Тоня подложила ей под голову свёрнутую кофту. А Лев стоял как во сне. Не мог понять, что емуделать. Матвей опустился перед мамой, поднёс к её лицу нашатырь, и едва она очнулась и закашляла, прижал к себе:

– Всё хорошо, мам, всё хорошо…

– Толя… – прошептала она, и в этот момент отец тоже открыл глаза.

– Так, молодец, Анатолий! – Вера Васильевна сразу приподняла его. – Ну-ка, вдохни!

За шумом огня они не сразу услышали сирену пожарных машин. Долин вызвал их ещё по дороге, так что пламя не уничтожило центральную часть дома, когда они начали тушить. Летняя кухня сгорела, с ней пристрой и крыльцо, но кирпичное строение осталось целым.

– Всё снимать теперь, – сокрушался отец, держась за сердце и расхаживая вдоль стен. – Обои обдирать. Всё в копоти…

Мама стояла с Тоней и Верой, капала корвалол в чай, принесённый подругами, и плакала.

А Лев, наконец, придя в себя, нашёл взглядом Матвея. Тот сидел на земле, в крови и саже, живой. И это был не сон. Они только что спасли родителей. Долин только сейчас вспомнил, что так и не сказал Аралиму, чью жизнь спасти. Ангел сделал этот выбор за него – спас его жизнь. Вернул утраченное время с теми, кого он любил. Приз, достойный победителя игр высших сил. Приз, который невозможно было представить.

Лев сделал глубокий вдох, посмотрел в ночное небо. Тёмное, почти чёрное, полное застывших вихрей звёзд.

– Спасибо, – прошептал он, искренне надеясь, что слово долетит до адресата, и громко позвал: – Матвей!

Тот вздрогнул, вытер серый пепел, смешанный со слезами, со щёк, поднялся, но в глаза брату не посмотрел. Обнял бок окровавленной рукой. Наверное, чисто машинально. Ладонь легла на ещё недавно сломанные рёбра.

– Боишься, – понял Лев. – Что, крыльев больше нет?

Матвей взглянул на него, и было заметно, как сбилось дыхание при этом взгляде.

– Похоже, из легиона выгнали, – Долин ждал ещё мгновение, потом не выдержал, шагнул к брату.

Матвей замер, не зная чего ждать, глаза блестели. А Лев наконец крепко обнял его. Из десяти лет новой жизни он не собирался тратить ни минуты впустую.

– Порядок? – спросил он вместо долгих объяснений.

Матвей выдохнул с облегчением, улыбка вернулась на чумазое лицо.

– Мы дома, – прошептал он. – Порядок.

Заклинание

Густой аромат ладана делал воздух тяжелее. Даже у самых дверей, где сквозь щели струился холодный ветер с улицы, он невесомо окутывал собой.

В углу церковного притвора располагались полочки с иконами, упаковками церковных свечей и разной утварью. Здесь же за стойкой восседала матушка. И лики святых, несмотря на традиционную серьёзность своего изображения, явно были добрее старушки в платке.

Скромное убранство маленькой церкви привлекало внимание Анны. Верующие, наверное, давно перестали обращать внимание на стены. Опущенные головы старушек, набившихся в средний зал, всем видом показывали: Ой, как мы грешны!

И это обстоятельство, конечно, волновало верующих больше, нежели образы, украшающие своды над ними. Так что Анна в одиночестве разглядывала стену, где сидел Иисус, широко разведя руки, и весьма рисковала привлечь к себе внимание матушки. А судя по доброте старушки, это могло закончиться плохо. К её помощнице подошла пожилая женщина с просьбой разрешить ребёнку попить воды, и зычный голос матушки перекрыл пение церковного хора:

– Ну, нельзя! Нельзя до причастия! Пусть потерпит!

Расстроенная помощница и бабушка ребёнка отошли.

– Вот ведь, строгая какая, – тихо засмеялась Маша.

Анна покачала головой.

– Осуждаешь? – уточнила её жест Маша.

– Нет.

– А я да!

– Да? – Анна взглянула на неё вопросительно.

– Что уж ребёнку нельзя воды попить? – невозмутимо пожала плечами Маша.

Она отыскала взглядом бабулю с внучкой и направилась к ним. Подойдя, опустилась на корточки, дёрнула девочку за руку. Та повернулась, и Маша протянула ей бутылочку со святой водой.

– Пей скорей, – зашептала она, – пока не видит никто.

Девочка обрадовано сделала глоток, а Маша, крадучись на цыпочках, вернулась обратно к Анне. Весело подмигнула на её удивлённый взгляд.

– Ну, ладно, – улыбнулась Анна. – Тебе виднее.

Служба продолжалась. Пели, конечно, из рук вон плохо, но старались. Разве что голоса священников, вступающих в означенные моменты службы, отличались ровностью и низким звучанием.

– Ты молитвы за здравие закажешь? – поинтересовалась Маша.

– Ах, да, – Анна вытащила кошелёк и подошла к матушке: – Можно молитвы заказать?

– Можно, – отреагировал церковный цербер. – Вот бланк.

– А кому можно заказать молитву за здравие, какому святому? – уточнила Анна.

– Всем можно, – отмахнулась матушка.

– Богородице закажи, богородице, – Маша ткнула Анну пальцем в бок, и та невольно засмеялась.

Матушка восприняла это как личное оскорбление, насупилась, протянула бланк заказа молитвы за здравие.

Анна взяла ручку, начала писать.

– Поют плохо, но стараются хорошо, – заметила Маша о церковном хоре, явно следя за выражением лица матушки.

Но та уже не услышала это замечание, потому что пошла в средний зал, пробираясь через верующих с той же верой, что и танк Т-34 через сопки. Толпа прямо раздвигалась перед ней.

– Ну, всё, затыкай уши, – сказала Маша.

Анна вопросительно взглянула на неё.

– Сейчас запоёт!

И точно. Горловой вопль матушки разнёсся под куполом церкви:

– Святый боже, святый крепкий…

– Ой, ё… – Анна зажала рот рукой. – Прости, господи.

– Это тебе испытание, – смеялась Маша. – Иди свечки ставь и слушай.

Анна пошла в средний зал. Но уверенности ей не хватало, так что она искала пустые местечки среди людей и двигалась по ним, как по воздушным карманам. В центре зала ощущения стали ещё страшнее. От обилия людей, от выражения их лиц.

Анна опустила голову.

– Маша… – прошептала она, и обернулась, ища её взглядом.

Та стояла в дверном проёме и ободряюще махала рукой:

– Иди, иди! Почти дошла!

И, правда, Анна уже стояла рядом с высоким напольным подсвечником.

– Простите, извините, разрешите пройти… – Анна протиснулась между двумя широкими бабками, загородившими собой подход, и, оказавшись у подсвечника, с облегчением вздохнула. Дошла!

Она зажгла первую свечку от центрального огонька, поставила. Зажгла вторую. Первая свечка от непосредственной близости соседней горящей начала изящно клониться вниз. Анна зажгла ещё три и с сомнением смотрела, как они все друг за другом загибаются от горящего рядом племени.

Так, и что же делать? Непродуманная система! Тонкие свечи, расстояние небольшое.

Анна выпрямила все загогулины, и теперь стояла, держа свои свечи пальцами. Может, соседние затушить? Нет, чужие свечки! За здравие горят!

Анна беспомощно оглянулась назад. Маша уже гуляла по залу среди верующих, несмотря на их косые взгляды и шёпот:

– Нельзя ходить во время службы…

Анна вернулась к своей проблеме. Огонь уже начал опасно полизывать рукав куртки.

«Может, оставлю как есть и уйду», – подумала она и сразу отмахнула эту идею.

Внизу под стойкой стояла пустая купель, накрытая материей, лежали книги. Не хватало только пожар устроить.

Анна вздохнула. Ну, значит стоим, ждём, пока догорят поставленные свечи. Всё, смирились. Ждём.

Внезапно, впереди стоящая бабуля, резко обернулась, оглядела девушку. Ничего не говоря, пальцами затушила почти догоревшие свечки, собрала их со стойки, подхватила загогулины Анны, распрямила, оплавила на огне и чётким движением установила каждую в держатель. Анна с восхищением следила за её действиями.

– Спасибо, – неуверенно произнесла она.

И тут очередной вопль матушки разбил всё волшебство момента. То ли на бабушку, то ли на ребёнка, но громогласная старушка вопила во все возможности голосовых связок:

– Нельзя себя так вести! Вы в церкви! Нельзя так!

«Зато от тебя оглохнуть можно», – подумала Анна.

В толпе появилась Маша, умирающая от смеха, схватила Анну за руку и потащила к выходу.

– Что случилось? – спросила та.

– Ничего!

– Ну, правда?

– Да ничего! – смеялась Маша. – У матушки припадок вон, умрёт от злости, карга старая! На исповедь пойдёшь?

– А надо?

– Конечно! Что ж мы пришли тогда?

Девушки остановились в притворе, где перед ликами икон теперь сидела добрая помощница матушки.

– И причаститься надо, – сказала Маша.

Она посмотрела в зал, послушала пение и кивнула:

– Вот как раз сейчас… Поберегись!

Один из священников вышел из алтаря и направился в притвор. Здесь, перед столом со свечками за упокой, стояла небольшая ширма и, видимо, здесь причащали и исповедовали.

Толпа из среднего зала потянулась за святым отцом, как ниточкой привязанная. Сразу стало шумно, стали толкаться. Все на исповедь и причастие! Всем строем! Видимо, надо было торопиться, а то тело и кровь Христа остались в небольшом количестве и новые на склад пока не завезли.

– Ой, – Анне стало стыдно за такие мысли, и она смущённо посмотрела на Машу, – знаешь, о чём я подумала сейчас?

Та отмахнулась:

– Иди в очередь.

Анна вздохнула, толкаться не стала, встала где-то, не понятно где, где было место, и приготовилась терпеливо ждать.

Ладан так витал в воздухе, и аромат погасших свечек приятно наполнял пространство. Иисус наверху сидел с распростёртыми объятиями, и со стороны казалось, что вся толпа пришла именно к нему.

– Мне так стыдно, – прошептала Анна, глядя на него.

Пока медленно тянулась очередь, она всё пыталась сформулировать, зачем пришла, но мыслей было так много.

– Я в церковь никогда не ходила, и не исповедовалась, и не причащалась, а набрала на себя, наверное, столько, что меня в чане со святой водой не отмоешь…

Иисус наверху смотрел весьма понимающе.

– Я даже к иконам боюсь подойти, – думала Анна, – вот с тобой на стенке мне проще поговорить, чем у иконы. Там строгие все…

Она заглянула в зал. Но почему-то сейчас лики икон не показались такими уж осуждающими. Вроде, стали посветлей.

– Не зря говорят, не делай того, чего сама себе не хочешь, а я делала. И обманывала, и сквернословила, и прелюбодействовала и даже… убила.

Анна замолчала в своих мыслях, снова взглянула на Иисуса.

– Но ты ведь знаешь…

И вдруг заплакала. Вдруг не осталось больше сил. Будто краник открыли и все они, что были на обман и браваду, все, что позволяли молчать, и ни с кем не делиться, все вдруг вылились одним потоком, а в пустом сосуде души остались только самые сильные демоны – боль, стыд и отчаяние.

Глаза Анна застелила дымка, слёзы потекли так, что и утирать смысла не было. Ручьём.

– Как я к батюшке подойду? – навзрыд зашептала она.

А Маша уже потянула её за руку и поставила прямо перед священником.

Тот глянул на молодую женщину:

– Грешна?

– Да, – выдала Анна.

– Чем грешна?

– Ребёнка убила, – совсем тихо прошептала Анна, – не рождённого.

Бородатый батюшка чуть задержался со словами, посмотрел на девушку внимательно.

– Раскаиваешься, – произнёс он.

Не спросил, утвердил.

Анна не смогла ответить, головой закивала, слезы так и не проходили. Священник наложил на неё крестное знамение, потом поднёс к губам ложечку с вином и хлеб. И отпустил.

Девушку мгновенно снесла напирающая за ней толпа, и Маша за руку повела её из исповедальной очереди.

– Меня что-то ноги не держат, – прошептала Анна, когда они остановились у стойки с иконами.

Маша радостно утирала слезы с её щёк:

– Ну? Как ты? Легчает?

– Ага… – Анна шмыгнула носом.

Слёзная дымка проходила, дыхание выравнивалось. Тело становилось лёгким, и всё в нём дрожало, словно слабый ток проходил через органы.

– Иисус, наверное, до сих пор в шоке… – прошептала Анна.

– Он всегда в шоке, – отмахнулась Маша. – Ещё побудем?

– Да, – вздохнула Анна.

Девушки дождались конца службы и с последними верующими вышли из церкви. За ними и закрыла дверь матушка, уже недовольная, уже с веником и тряпкой. На улице было по-осеннему сыро, прохладно. Но стояла такая тишина, и почему-то так ощутимо витали вокруг тепло и аромат ладана. Словно прозрачное облачко окутало Анну.

– Ну, дело сделали? – спросила Маша.

– Сделали, – Анна дышала, как в сказке.

Легко, легко.

– Спасибо, я без тебя не справилась бы, – сказала она.

Маша покачала головой:

– Справилась бы. Но и то, что меня позвала, тоже хорошо! Мы с тобой раньше пришли, одна ты ещё полгода собиралась бы. Я тебе ещё нужна?

– Конечно… – Анна смутилась, – ты всегда мне нужна.

– Так я всегда с тобой, – улыбнулась Маша.

– Я знаю. Прости меня, – вздохнула Анна. – Не знаю, что на меня нашло, попалась в руки та книжка, там все заклинания такие смешные, я не знала, что подействует!

Маша только отмахнулась, закатала рукав:

– Вот до неприличия много у вас теперь умных книжек. Отвязывай меня.

На запястье женщины красовалась тонкая линия, будто начертанная красным маркером.

Анна быстро закатала свой рукав, поднесла запястье к губам, и три раза прочла заклинание. Всего три строчки из книги «Магия» под названием «Как призвать богородицу себе на помощь».

Маша всё ворчала:

– И заклинания-то до неприличия простые. Взяла, привязала меня к себе. А всего-то боялась в церковь идти. Дурочка, ни дать, ни взять.

Но она не сердилась. Красная линия с её запястья исчезла, и Маша только небрежно тряхнула рукой.

– Не верю я тебе, – вдруг улыбнулась Анна, – ты же могла в любой момент от этой ниточки избавиться.

Маша сняла платок с головы, поправила пышные светлые волосы и посмотрела в небо. В непроглядном облачном покрове вдруг прорезалась трещинка, и солнечный поток устремился сквозь неё к земле.

– Конечно, – невозмутимо улыбнулась она, – но ты очень просила, как я могла отказать?

Свет солнца уже бежал по соседним крышам.

– Мы ещё увидимся? – прошептала Анна.

– Так я тут! – засмеялась Маша. – Всегда! Смотри на мир, я здесь!

Золотой луч наполз на дорогу, зажигая блики воды на мокром асфальте, и в его сиянии мягко растворилась фигура Марии. А в небе то тут, то там разошлись облака, выпуская россыпи лучей света, и осеннее утро вдруг потеплело и раскрасилось в яркие цвета. Анна стояла счастливая, счастливая.

Из церкви вышла суровая матушка, осмотрелась и вдруг заулыбалась:

– Неужели солнышко? Благодать. Наверное, ангел над нами пролетел.

– Нет, – улыбнулась Анна.

Богородица приходила. И все её видели, и никто не узнал. Ведь она не хочет, чтобы её узнавали, просто приходит, когда нужна.

Все писатели попадают в рай

Представление закончилось в десять часов вечера.

– Новомодные постановки ни к чёрту! – думала Настя, покидая вестибюль театра. – Так испортить пиковую даму! Это надо суметь! Одеть актёров в простые чёрные платья, вместо декораций установить белые полотна. Чёрно-белое кино со странными фантазиями! А где вся красота? Где время действия? Где история? Где костюмы, наконец?

Некоторое недовольство всё равно не мешало Насте чувствовать приятную атмосферу живого действа. Театр был для неё заветным островком среди серого моря жизни. Но на сегодня опера закончена, и пора ехать домой.

Настя вызвала такси. Ждала машину на улице у центрального входа, дыша морозным воздухом. Днём было не так холодно, ещё моросил дождик, а сейчас лёгкий ноябрьский морозец подложил под каблучки лёд.

Машина такси подъехала, Настя уселась на заднее сидение и кивнула водителю:

– Поехали.

В салоне было тепло, играла тихая музыка, и светлые огни улицы исчезли за тёмной плёнкой тонировки. Озябшая девушка уже через пять минут начала дремать.

Сквозь лобовое стекло было видно дорогу и лёгкую метель, мчащуюся на встречу. Настя закрыла глаза. Какой-то звук внезапно нарушил тишину, и машину, словно что-то толкнуло. Яркий свет на мгновение пробился через тёмное стекло, но тут же исчез.

– Что это было? – спросила Настя.

Водитель посмотрел на неё через панорамное зеркало:

– Ничего страшного, мадам, не волнуйтесь, занесло немного. Дорога скользкая.

– А что за свет был?

– Газель летела. Разошлись.

– А.

Настя тоже взглянула на водителя. Со спины было видно, что он одет в тёмный свитер и джинсы. Волосы короткие, светлые. Телосложением явно хорош. Красиво рисовалась шея и худые крепкие плечи. Настя посмотрела в зеркало и внезапно встретилась с глазами молодого мужчины. Он с интересом сощурился.

Девушка невозмутимо отвернулась в другую сторону, но подождав минуту, снова обратила взгляд в зеркало. Сейчас водитель следил за дорогой, и Настя рассматривала его глаза. Потрясающие! Такой красоты она не видела давно. Линии век чётко очерчены густыми чёрными ресницами, ровные брови с изящными уголками. Радужка глаз, кристального серо-голубого цвета, мерцала.

Заметив, что девушка опять на него смотрит, мужчина засмеялся:

– Да, мадам, чего изволите?

– Почему вы зовёте меня мадам? – спросила Настя.

– Вы похожи на мадам, – засмеялся водитель. – Красивая причёска, серёжки, кольца поверх перчаток.

Настя всегда ходила в театр исключительно красивой. На бальные платья, конечно, не приходилось рассчитывать, обычно публика посещала театр в джинсах и кроссовках, но Настя всё равно оставалась верной классике: высокая причёска, украшения, красивая одежда. Хотя бы коктейльное платье.

Так что ответ мужчины ей понравился.

– А почему вы одна? – внезапно спросил он. – Где месье?

Настя при этом слове хохотнула.

– Зачем мне месье? – отшутилась она.

– Ну как же? А кто же будет исполнять желания мадам?

– Ах, да. В наше время месье спят и видят, как бы им исполнить желания мадам.

– А давайте я буду вашим месье? – вдруг предложил мужчина.

Настя улыбнулась и вежливо отказалась. Но, посмотрев в зеркало, опять не смогла отвести взгляд от красивых глаз. Молодой прекрасный водитель явно улыбался.

– Ну, давайте! – подбодрил он. – Не бойтесь, выполню любое ваше желание. Чего вы хотели бы сейчас?

– Вот прямо сейчас? – Настя развеселилась. – Подушку. Я бы на неё облокотилась.

– Так она рядом с вами, – мужчина показал большим пальцем назад. – Лежит на сидении.

Девушка с удивлением уставилась на большую подушку, одетую в чехол из лохматого красного меха.

– А ведь не было…

– Была, – откликнулся мужчина, – вы, наверное, её не заметили.

Настя отмахнулась, пристроила подушку под бок.

– Что ещё, мадам? – серьёзно спросил водитель.

Облокотившись на подушку, девушка оказалась напротив зеркала, так что необычные глаза удивительного мужчины стало видно лучше. Бесподобно. Разрез век изящный, и кожа, будто слегка блестит.

Настя невольно улыбнулась.

– Что? – последовало мгновенно. Тон голоса выдавал игривое настроение: – Что увидели?

– Ничего.

– Совсем ничего?

Девушка отвернулась, пряча улыбку.

– Так что ещё, мадам? – не отставал водитель.

– Кофе. Хочу кофе.

– Рядом с вами термос, откройте.

Настя не поверила:

– Серьёзно?

Она осмотрелась и увидела на спинке сидения водителя полочку из лакированного дерева, на которой стоял термос, оформленный, как золотой кувшин. Рядом фарфоровая кружка с изящной позолоченной ручкой.

– Невероятно. Вы всегда возите с собой термос с кофе? – удивилась девушка.

– Да, – невозмутимо пожал плечами мужчина, – конечно. Мало ли сколько пробуду в дороге. К тому же, вдруг придётся угостить пассажирку.

Он снова посмотрел через зеркало на Настю. Удивительные глаза мужчины сверкали, и, казалось, вспыхивали всё ярче с каждым отражённым фонарём.

Девушка налила кофе, вдохнула аромат:

– М-м-м, какое чудо. Жаль, нет коньяка.

– В мини-баре.

– Что?!

Мужчина рассмеялся:

– Между сидениями мини-бар. Откройте.

– Боже, как в волшебном сундучке! – воскликнула Настя, неожиданно наталкиваясь взглядом на мини-бар.

За дверцей из полированного дерева оказалась бутылка коньяка Henessy Extrta Old и позолоченная ложечка.

Капнув в кружку алкогольный напиток, девушка перемешала кофе и удобно разлеглась на подушке. Салон наполнили ароматы душистых ванили и корицы. Настя прикрыла глаза. Тепло пряного вкуса коньяка помчалось по груди, прогоняя холод, оставшийся с морозной улицы.

– И это всё? – спросил мужчина. – Так мало желаний? А что ещё? Чего изволите, мадам?

– В Париж! – в тон ему ответила Настя.

Водитель засмеялся:

– И дался всем этот Париж, в России полно приятных мест, так нет же! В Париж!

– Хочу в Париж, – вздохнула Настя, – никогда там не была.

– Хорошо, – согласился мужчина, – я отвезу вас в Париж. А что там, кстати? Почему именно туда?

– Не знаю, – пожала плечами девушка, сделав глоток кофе, – почему-то у меня в голове при этом слове рисуется картина старого города, годов так тридцатых, с улицами, мощёнными камнем, автомобилями марки испано-сюиза, женщинами в шляпках.

– Да, – мужчина кивнул, – красивое время. Поедем туда. Расскажите мне что-нибудь, дорога не близкая.

Настя расстегнула сапоги, сняла их и забралась на сидение с ногами, устраиваясь удобнее.

– Что вы хотите знать? – спросила она.

– Чем вы занимаетесь? – спросил мужчина.

– Я… – и Настя остановилась. – Ничем.

Внимательный взгляд водителя был насмешлив:

– Ничем. Почему?

Девушка вздохнула. А чем она занимается? Работа, увлечения. Всё так мелочно и не важно. Лишь одно бередит душу и мешает жить.

– Я пишу, – сказала она.

– Как интересно, – улыбнулся водитель, – что пишите?

– Фантастику, в основном, – отмахнулась Настя. – Люблю сбегать от реальности, грешна.

Мужчина невозмутимо покачал головой:

– А почему же вам это не нравится?

– Почему же? – удивилась девушка. – Нравится.

– Но вы так грустно вздохнули.

– Ах, это… – Настя отвернулась, подпёрла подбородок кулачком и уставилась в окно машины.

Там, по странным пустынным улицам скользила ночь, и звёзды, казалось, летели между крышами невысоких зданий. Украшенные фигурными скульптурами и барельефами дома плавно перетекали друг в друга, рисуя всё более величественные сооружения с выступающими фасадами и круглыми куполами.

– Просто, это мешает мне жить, – наконец решилась Настя, – творчество.

Она невольно улыбнулась:

– Мне, кажется, оно делает это специально. Сижу за компьютером до пяти, шести утра, потом опаздываю на работу, сплю на ходу, постоянно думаю, что будет дальше с моими героями. А моя работа? Я никогда не хотела быть юристом, а теперь уже поздно переучиваться. И каждый день приходится сосредотачиваться, гнать от себя ненужные мысли. В который раз в жизни, я делаю выбор совсем не тот, который нужен мне на самом деле.

Настя замолчала, вздохнула:

– Зачем я это вам говорю? Простите.

– Ну что вы, мадам, – улыбнулся мужчина. – Мне интересно. А можно вопрос?

– Конечно.

– Если вдруг кто-нибудь попросит у вас отдать ваш дар, вы отдадите?

– Какой дар? – непонимающе просила Настя.

– Дар создавать новые миры.

– Вы так к этому относитесь…

Мужчина снова посмотрел на девушку через зеркало:

– В ваших фантазиях рождаются персонажи, проживают свои жизни, иногда умирают, в угоду вам. Там случаются события, грандиозные, или едва заметные, опять же, по вашей воле. Там формируется своя природа, вселенная и даже погода управляется фантазией создателя. То есть, вашей. Фантазией человека, наделённого космическими правами по отношению к своим мирам.

Настя покачала головой:

– Красиво и пафосно.

– Так отдали бы? – мужчина, казалось, вообще забыл о дороге и смотрел только на девушку.

В отражении на стекле она видела его красивое лицо, но оно словно принадлежало призраку, исчезая и появляясь от встречного света. Черты было видно лишь мгновения, и они снова рассеивались.

– Оно мешает вам, не даёт спать по ночам, не даёт работать, заставляет бежать от реальности, чувствовать себя неприспособленной к жизни, так? – продолжал мужчина. – Так отдали бы?

И Настя покачала головой:

– Никогда. Это самое ценное, что у меня есть.

Мужчина обернулся, чтобы коснуться девушки взглядом. Его профиль, был словно рисован рукой мастера: идеальные пропорции, правильный нос.

– Мне кажется, мы знакомы с вами, я точно вас видела, – произнесла Настя.

Мужчина улыбнулся:

– Если это так, вы обязательно вспомните, мадам. Мы приехали.

Он грациозно повернул руль, и машина мягко остановилась.

Настя с сожалением вернула пустую кружку на полочку, обулась, оделась. А водитель вдруг вышел из машины, но уже через секунду дверь пассажира открылась, и он подал девушке руку:

– Прошу, мадам!

Ноги Насти встали на каменную брусчатку. Она удивлено огляделась:

– Где это мы?

Её окружали великолепные здания с богато украшенными наличниками на высоких прямоугольных окнах и чёрные столбы фонарей, выполненные изящными узорами. За невысоким каменным парапетом бежали воды реки, отражая золотой свет незнакомой улицы. Небо светлело на горизонте, проявляя фигурные флигели на крышах старинных зданий большого города. Было на удивление тепло.

Позади раздался негромкий гудок и мимо проехал чёрный, отполированный до блеска автомобиль сигарообразной формы с блестящей фигуркой журавля на крышке радиатора. Машина остановилась на углу здания, где в утреннем ветре покачивалась вывеска какого-то магазинчика или кафе. Перед входом стояло несколько кованых столиков с лакированными деревянными столешницами.

За окном-витриной вспыхнул свет, открылась дверь, и на улицу выбежал мужчина в белом фартуке.

– О, месье Ламбер, – поприветствовал он человека в машине, – вы как раз вовремя!

И вручил ему коробку, обвязанную розовой лентой:

– Сладости для вашей мадам. Могу я предложить вам позавтракать со мной?

– Месье Алев, вы – душка, – месье Ламбер вышел из машины. – Так говорит моя жена, конечно же, – засмеялся он. – И вы правы, почему бы нам не позавтракать?

Повара кафе, в таких же белых фартуках, как и хозяин заведения, накрыли мужчинам стол. Настя наблюдала за ними.

– Пойдём, – водитель такси взял её за руку, и девушка, наконец, обернулась посмотреть на него.

Какое лицо… Не отвести взгляд. И очень знакомое.

– Пойдём, – весело повторил мужчина, и повёл девушку к кафе.

Месье Алев обрадовано поднялся им навстречу:

– Мадам Анастасия, какая честь, присаживайтесь! Луи! Мартини и горячий шоколад для мадам и её спутника!

Хозяин кафе усадил новых гостей за стол, сам поставил перед ними хрустальные бокалы с прозрачным напитком и кружки горячего шоколада:

– Мадам Анастасия, сначала глоток кристального мартини и сразу шоколад! Вы не устоите!

– Что происходит? – тихо спросила Настя у своего спутника.

– Выпей, – засмеялся он.

Настя сделала глоток мартини, пригубила горячего шоколада. Ощущение было сказочным. Вкус стал чувственнее в десятки раз.

– Повторить, мадам? – спросил месье Алев.

– Да! – без сомнений ответила Настя.

Светлое утро не торопилось никуда, лишь кое-где вдоль улицы открылось ещё несколько магазинчиков и первые прохожие направились по своим делам. Дамы в удлинённых юбках и велюровых пальто с пушистыми воротниками, мужчины в строгих костюмах.

– Нравится? – спросил водитель Насти, следя за тем, с каким восторгом она смотрит вокруг.

– Очень, – ответила девушка.

– Это Париж, – улыбнулся мужчина, – осень одна тысяча девятьсот тридцать первого года. Мы на улице Скриб. Чуть подальше отсюда здание Гранд Оперы Гарнье. Сегодня премьера оперы Джакомо Майербера «Роберт-дьявол». Самая первая премьера.

Настя сидела, молча глядя на мужчину. Чувств было так много и, кажется… она всё поняла.

– Я знаю, кто ты, – сказала девушка. – И я знаю, чей образ ты выбрал.

Теперь она вспомнила. Лицо, так понравившегося ей однажды молодого актёра по имени Себастьян. Сейчас актёру было уже за пятьдесят, а молодой мужчина перед ней, разве что миновал тридцать. Но он был так невероятно похож.

– Себастьян, – прошептала Настя.

– Мне нравится, – кивнул он. – Можешь звать меня так.

– Чего же ты хочешь? – неуверенно прошептала девушка.

– Я могу отвести тебя домой, – Себастьян взял руки Насти в свои, нежно поглаживая пальцами её ладони, – но тебе не понравится то, что ждёт тебя там. И я ничего не могу с этим сделать. Поэтому я предлагаю тебе остаться здесь. Это место я создал для тебя.

Настя молча смотрела на Себастьяна. Она действительно поняла кто он. И не поверить ему не могла.

– Я останусь, – ответила девушка. – Ты пойдёшь со мной на премьеру?

Себастьян очаровательно улыбнулся:

– Безусловно.

* * *

– Всё, прекратили массаж сердца, – хирург стянул маску с лица. – Время смерти двадцать три часа пятьдесят минут.

Доктора отключили оборудование, накрыли тело девушки тканью. Хирург снял окровавленные перчатки, выбросил их в ведро и вышел в соседнюю комнату.

Лейтенант отдела расследований ДТП заглянул через минуту:

– Доктор?

Тот покачал головой:

– Не выжила.

Мужчины вышли в коридор.

– Водитель в сознании, можете допросить, – сказал врач.

– Уже, – ответил лейтенант, – пока вы оперировали. Он сказал, что пассажирка спала, когда в них врезалась газель. Она в себя так и не пришла?

– Нет. Что и к лучшему. Ничего не почувствовала. Был шанс, – хирург покачал головой, – но, если честно, с такими травмами… Если бы она выжила, ей бы жизнь была не в радость.

Лейтенант с пониманием кивнул:

– Ясно, доктор. Ну что, тогда оставлю вас пока, завтра поговорим.

– Да, спокойной ночи.

* * *

Золотое солнце окрасило небо в насыщенный голубой цвет, и осенний воздух стал совсем тёплым.

– Пойдём, – Себастьян подал Насте руку.

– Куда? – спросила девушка.

– По магазинам. Надо купить тебе платье. Женщины в тридцать первом во Франции посещали театр в бальных платьях.

– Ура! – Настя быстро ухватилась за предложенную ладонь.

– О, мадам Анастасия, месье Себастьян! – Алев выбежал на крыльцо. – Вы ещё зайдёте сегодня?

Девушка вопросительно взглянула на Себастьяна и тот, смеясь, пожал плечами:

– Это твой мир. Я лишь его хранитель.

Месье Алев ждал ответа, так что Настя обернулась к нему, счастливо улыбаясь.

– Безусловно, – уверенно ответила она.

Белый лебедь

– Игорь, их там шесть человек. Как мы их уместим, если снимать на натуре поедем? Они ещё в этих своих полотенцах будут.

– Это поясные украшения, – засмеялся режиссёр.

– Всё равно полотенца, – отмахнулся водитель Сергей. – И тридцать три подвески. Я это к тому, что надо было Сураева предупредить о съёмках на натуре, хоть бы транспорт подготовил.

– А то нет у него, – ответил Игорь. – Как он их по сёлам-то возит? Лёха, ты жив там?

Он обернулся к новому оператору группы. Алексей дремал, положив голову на сумку.

– Вот ты лошадь пожарная, – покачал головой Игорь, – только сел, сразу спать.

– Убаюкивает меня в машине, – улыбнулся парень. – Ничего поделать не могу.

– У меня племянник такой же, – поддержал Сергей. – Сестра замуж за военного вышла, первые пять лет по гарнизонам ездили. Так она, чтоб ребёнок в дороге душу не вынул, убаюкивать его научилась. И не разбудишь! В поезде спит, в самолёте ещё до взлёта вырубается. Как-то это связано с восприятием однотонных звуков… О, табличка!

Сергей повернул к селу мимо дорожного указателя с наименованием населённого пункта.

– Приехали. Лёха, просыпайся! – Игорь умел быстро настроить на работу. – Сураев должен нас встретить. Поснимай сразу для пробы.

– Есть, товарищ режиссёр, – уверенно кивнул Алексей, похлопав по сумке с камерой. – Мы всегда готовы.

За окном служебной Нивы Шевроле тянулась главная улица села. Миновали памятник советским солдатам, павшим в Великой Отечественной Войне и мемориальный сквер. Впереди справа сверкнули золотые купола церкви на главной площади, а слева потянулись деревья старого парка за железным забором.

– Налево, – показал рукой Игорь.

Сергей свернул, и в конце короткой улицы съёмочная группа увидела дом культуры – старинное здание пятидесятых годов с колоннами. А у входа Сураев Григорий Иванович вместе с ансамблем народной мордовской песни в составе шести женщин в национальных нарядах встречали дорогих гостей.

Быстро поздоровались, повспоминали, как в прошлом году работали вместе на мероприятии. Заметили, что число поющих участниц ансамбля Григория Ивановича – бессменного руководителя местного дома культуры, выросло, их теперь шесть, и на подхвате второй гармонист. Первый – он сам. Катерина Сергеевна – его супруга, идейный вдохновитель и собирательница мордовского фольклора перешла сразу к делу.

– Что от нас требуется? – спросила она Игоря.

– Снимаем короткий этюд, минут на десять, – объяснил режиссёр, – будет от каждого района. Потом объединим всё в большой фильм-презентацию культуры Мордовии. Он откроет первый день финно-угорского фестиваля. Официально просили собрать древнее мистическое народное творчество – заговоры, заклинания. Будет много посвящено этой теме. Ну, что? Может, сразу за дело? Сделаем пробную запись?

Сураевы оказались готовы как пионеры к торжественному поднятию флага:

– Конечно! Мы уже распелись и гармонь разогрели!

Игорь позвал Алексея.

– Вот наш новый оператор – представил он его. – Настоящий профессионал, хотя только с институтской скамьи. Талантлив не по годам опыта работы.

– Сколь же лет тебе? – удивился Григорий Иванович, оглядев высокого крепкого парня с серьёзными серыми глазами. – Вроде, не студент уже.

Алексей только улыбнулся. Все его об этом спрашивали.

– Это у меня второе высшее, – ответил он. – Наконец нашёл дело по душе.

– А, это хорошо, – кивнул Сураев. – Ну, с богом, сынок, давайте поработаем.

– Леха, осмотрелся? – спросил Игорь. – Свет нормальный?

Алексей уже водрузил камеру на плечо и кивнул:

– В самый раз.

Катерина Сергеевна вдруг спохватилась:

– Ой, Игорь! С чего начать? С прошлогодней программы?

– Вы мне зазыв дождя обещали, – весело ответил режиссёр.

– Ну, это сейчас нельзя петь.

– Почему?

– Это ведь заклинание.

– И хорошо! Жара-то какая, – засмеялся Игорь. – Давайте.

Участницы Сураевского отряда были женщинами опытными, так что ровно построились, вдохнули и запели. Акапелла пока, без гармони.

Алексей переводил камеру с одного лица на другое, менял план, улавливал блеск монеток на украшениях, движения рук при пении. За работой не сразу заметил, что стало прохладнее. Вроде ветер подул, сметая летнюю жару.

– Леха, – внезапно позвал его Игорь, – стоп камера.

Парень оторвался от видоискателя. Мордовочки ещё пели, а над ними с удивительной скоростью наливались серой тьмой облака.

– Ого, – успел сказать Алексей, – бежим!

И на него обрушился ливень. Сразу. Без всяких предупредительных капель.

– Вот тебе и зазыв дождя, – удивлено произнёс Игорь, глядя в небо.

А мордовочки весело допевали песню, не обращая внимания на погодные условия.

Алексей сел в машину, протёр камеру сухой ветошью, всегда припасённой на такой случай. Женщины закончили петь, пошли под навес крыльца, а Сураев с женой к телевизионщикам.

– Это на весь день теперь, – засмеялась Катерина Сергеевна.

На горизонте вдали было светло. Похоже, туча стояла только над селом, но была такая тёмная, что вокруг наступила ночь.

– Нет, ребята, сегодня съёмки отменяются, – покачал головой Сураев, – давайте ко мне домой.

– Да мы в гостиницу собрались, – сказал Игорь.

– Какая гостиница? – возмутилась Катерина Сергеевна. – У нас дом большой. Сыновья разъехались, теперь все кровати свободны. Мы вот с Григорием Ивановичем, как царь с царицей из комнаты в комнату ходим, не находимся. Вам удобно будет. И щи в печке с утра вас дожидаются.

Женщина довольно улыбнулась, заметив, как заинтересовалась молодёжь при слове «щи».

– Проголодались ведь, – точно попала она. – Сураев, зови! Чего стоишь?

Так их и заманили.

До большого дома руководителя ансамбля добирались по кругу всего села. Алексей оглядывал окрестности профессиональным взглядом. Хотя Игорь собирался снимать мордовочек в поле, для разбивки нужны были виды села. Старинные дома с деревянными узорами, пыльные дороги без асфальта, яблоневые сады, древние колодцы.

На изгибе улицы в роскошном кустарнике виднелась крыша дома, ушедшего в землю почти до середины окон. Древнее строение привлекло внимание Алексея. Шифер густо зарос мхом, бревна пересекли глубокие трещины, в тени веток и листьев внутренние помещения были таинственно темны. Следом за обветшалыми стенами росло несколько деревьев, а потом тянулась пустая территория, отделённая от дороги канавой.

– Болото тут, – произнёс Григорий Иванович, заметив интерес парня. – Дом уж лет пять, как утонул, а ещё раньше двор. Все сараи с крышей ушли. И дорога в этом месте всё время проваливается. Каждый год по весне яма.

Через полчаса съёмочная группа сидела за столом в просторной горнице. Дом Сураевых был довольно старый, бревенчатый, но стоял на мощном фундаменте из бутового камня, стены были отполированы и обработаны осветляющими растворами, пахло деревом и чистотой. Везде чувствовалась рука хозяйки. Ночные занавески подобраны в цвет к скатертям и плетёным салфеткам, покрывающим каждый предмет в доме. И главное – сохранилась печь. И не просто сохранилась, Катерина Сергеевна в ней готовила.

На осовремененной кухне, конечно, была и газовая плита и электрический чайник, но хозяйка дома, усадив гостей, открыла заслонку печи, вынула чугунок и поставила его на стол. Аромат томлённых в настоящей печи щей одурманил. Алексей вспомнил выражение «слюнки потекли» в тот момент, когда они действительно потекли.

Катерина Сергеевна разлила угощение по тарелкам, нарезала свежеиспечённый хлеб с румяной корочкой, тоже из печи, и под первую порцию ничего не говорила. Сейчас никто не услышал бы, парни кушали за обе щеки. Наконец, под добавку, хозяйка, с интересом глядя на Алексея, заметила:

– Вот Игоря я с прошлого раза помню, и Сергея, а оператора вашего первый раз вижу. Ты ведь мордвин. Говоришь без нашей певучести, но точно мордвин.

Сказала она это очень уверенно, так что Алексей удивился. Ни в его имени, ни в фамилии ничего мордовского не было. Да и по внешности мордвов от русских почти ничего не отличало. Ну, по крайней мере, при неопытном взгляде.

– Наполовину только, – ответил он.

– А кто? – заинтересовалась хозяйка. – Кто половинка?

– Мама. Отец русский.

– Живая она?

Алексей покачал головой:

– Нет. Я ещё маленький был, когда умерла.

– Ой, жалко, – покачала головой Катерина Сергеевна. – А мама откуда была?

– Вроде с этого района.

Теперь Сураева удивились:

– Как это вроде? А отец не говорил ничего?

– Ему некогда было, – пожал плечами Алексей. – Он служил. Они, как из Мордовии уехали, так сюда и не вернулись. Это только я поступать на второе высшее сюда приехал. Тётя по отцовской линии здесь живёт.

– Вот оно как, – Катерина Сергеевна явно была возмущена. – Папка у тебя суровый.

Парень засмеялся:

– Нет, просто военный.

– Надо поискать родных твоих по матери, – покачала головой хозяйка. – Должен же кто-то быть у тебя ещё помимо отцовской родни. Может, двоюродные, троюродные.

Алексей отмахнулся:

– Ладно, Катерина Сергеевна, полжизни уже прожил. И не нужен вроде никто.

– Полжизни. Сколько это тебе?

– Двадцать семь.

– Да это третья часть, и то не полная, – засмеялась женщина. – Ладно, родню не хочешь, а невеста есть?

Парень отрицательно покачал головой.

– Да что как не спросишь, ничего нет, – всплеснула руками Сураева. – А невесту-то куда дел?

– Не сложилось, – усмехнулся Алексей.

– В отца он пошёл, – отмахнулся Игорь. – Пашет сутками, иногда за троих. Ему некогда отношения заводить.

– На родину вернулся через столько лет, значит, и невесту себе здесь найдёшь, – кивнула Катерина Сергеевна. – Вот увидишь. Это тебя хранители рода домой привели, добрые духи мордвы. Чтобы ты от своего народа не отрывался.

Парень только усмехнулся. Что на это скажешь?

За столом с гостеприимными хозяевами просидели до самого вечера. Дождь так и лил, и темнота на улице подсказывала, что спать придётся лечь пораньше. Работать нельзя, а впереди два дня командировки. Игорь с Алексеем ещё потрудились над сценарием и раскадровкой, ещё телевизор посмотрели, поужинали, помаялись, и наконец, все разбрелись по комнатам.

Только перед этим, пока сидели в горнице, Алексей спросил:

– Катерина Сергеевна, а можно мне на печку? Ни разу не спал.

Вопрос вызвал общий смех, но хозяйка покачала головой:

– Там у нас Кудатя спит, на его место нельзя ложиться.

Алексей не понял, взглянул вопросительно, а женщина засмеялась.

– Катерина Сергеевна, скажите ему кто такой Кудатя, – попросил Игорь, уходя в комнату, – а то он всю ночь будет кота ждать.

Хозяйка кивнула Алексею на кровать у большого окна, выходящего в яблоневый сад:

– Если он тебя ночью с печи спровадит, то вон на кровать переходи. А Кудатя – это мордовский домовой.

Но том и договорились.

В доме стало тихо. Двери в спальни закрыли, и Алексей остался в горнице один. Он удобно устроился на печи. Там лежал добротный матрас, а к нему хозяйка дома выдала перьевую подушку и белые простыни.

Пространства под потолком оставалось немного, зато в ширину можно было руки свободно раскинуть. Алексей полжизни провёл в плацкартных вагонах, так что умел разместиться и не на такой лежанке.

Он задремал сразу. Звуки ночного дома поначалу были незаметны, но чем больше тишина остужала слух, тем яснее и громче скреблись где-то мыши, скрипели полы под лёгкими шагами. Неожиданно звякнули глиняные тарелки и деревянные ложки, будто их положили на стол. И внизу возле печки кто-то тихо и грустно вздохнул:

– Эх, выгнали старика на лавку. Пенякудава, это что за гости у нас?

– Махни его оттуда, – засмеялся приятный женский голос, – я его к столу позову.

– Катерина их кормила, – опять вздохнул кто-то.

– То Катерина, а я тоже гостя угостить хочу. Раз уж с нами остался.

Алексей удивлённо открыл глаза. В горнице было светло, будто горело много, много свечей. Брёвна стен поблёскивали золотыми нитями в рисунке дерева.

Две маленькие руки зацепились за край постели, а следом и лохматая голова с плечами подтянулась. Белые волосы спадали на лицо маленького старичка.

Алексей замер. Руки увидев, испугался, а как в лицо посмотрел, так и растерялся: уж больно улыбка добрая и несчастная была у лохматого дедушки, и белая борода торчала в разные стороны, будто током его стукнуло.

Парень невольно улыбнулся, а старичок, взглянув на него светящимися глазами, крикнул кому-то вниз:

– Пенякудава! А он не спит!

– Локсти! – раздалось сразу. – Спускайся, я стол накрыла!

Алексей ясно понял, что это ему. Дедушка уже сполз вниз по стенке печи, и оставалось только следовать за ним. Парень спрыгнул на деревянный пол. Легко получилось, будто слетел.

Вся горница освещалось золотым светом. Но ничего не горело, просто всё светилось само по себе. И пространство было тёплым. На столе сияла тканая скатерть, на ней горшки и кувшины разных мастей, а на лавке сидела красиваямаленькая женщина, ростом по пояс взрослому человеку. Ногами, обутыми в лапти, до пола не доставала. Одета была в белое платье с вышивкой из разноцветного бисера и красный фартук. Волосы убраны под жёлто-золотой платок, завязанный на голове, как восточный тюрбан.

– Вай, какой… – она оглядела Алексея, – какой гость у нас, а Кудатя? Богатырь!

Дедок обошёл крепкого парня кругом, осмотрел и кивнул:

– Хоть в сани запрягай.

Алексей улыбнулся, но сомнение на лице проявилось: а вдруг и правда?..

Маленькая женщина засмеялась:

– Не бойся, Локсти, в сани не запряжём. Сейчас лето. Как поедем-то? Тыкву кушаешь?

– Да. Нет… – Алексей не сразу сообразил, – не знаю, не пробовал.

– Адя, – женщина поманила его к столу. – Адя, кашу мою попробуй, очень вкусна.

Парень без возражений сел, взял деревянную ложку.

– Пенякудава, – произнёс он. – Сложно говорить, а можно просто Пеня?

– Можно, – кивнула маленькая хозяйка. Захватила полный черпак каши из горшочка, положила на тарелку и подвинула Алексею.

Тот просить себя не заставил. И правда, тыквенная каша оказалась вкусна. Пеня налила парню полную кружку кваса, и себе налила и Кудате. И наконец, убедившись, что угощения съедены и понравились, сказала:

– Я сегодня о тебе слушала, теперь ты слушай. Ты о предках своих ничего не знаешь. Это плохо. Если рода своего не знаешь и традиций не имеешь, то и будущего не получишь.

– Почему это? – удивился Алексей.

– А почему невесты нет у тебя? – спросила маленькая хозяйка. – Такому парню и невесты не нашлось? Две руки, две ноги, голова на плечах, плечи широкие, ум на месте. Всё это добро твоё – мужа, но без жены пропадёт! За ненадобностью пропадёт, как кусок ткани атласной в грязь выброшенный. Вместо рубашки с вышивкой, только нитки гниющие останутся.

Алексей покачал головой:

– Не нашлась пока.

– А ты не ищешь, – строго сказала Пеня. – Ничего не ищешь. Как перекати-поле мчишь. Донесёт тебя ветер до обрыва и сбросит. А невеста твоя несчастной останется. Она ведь ждёт тебя.

Алексей вздрогнул. Маленькая хозяйка, будто тонкой струны в душе коснулась. Казалось, он и звук услышал.

– Откуда знаешь? – спросил парень. – Откуда знаешь, что ждёт?

Пеня запустила руки в карман своего фартука и вытащила на свет нитку красного бисера.

– Возьми-ка, – сказала она.

Алексей подставил руку. От бисера исходило тепло и едва заметное свечение. От него по ладони побежали красные искры, а нитка притянулась к линии сердца и легла точно в ложбинку.

Пеня улыбнулась:

– Видишь? Есть невеста. Искать её надо. Проснись теперь, завтра договорим. Помощника тебе поищем пока.

Алексей удивлённо взглянул на маленькую хозяйку.

Она засмеялась и вдруг дунула на него:

– Проснись.

Ветерок сдул парня на печку. Звуки утра нагрянули со всех сторон.

– Я с института так не просыпал! – возмущался Игорь. – Это ж надо, время восемь утра, солнце светит прям в лицо, а я сплю!

Все уже собирались к завтраку. Катерина Сергеевна наливала чай, накладывала глазунью по тарелкам, Сураев нарезал хлеб.

Алексей едва не слетел с печи, как торопился спросить. Надо было «доброе утро» сказать, а он выдал:

– Что такое «локсти»?!

– Ой, кто нарисовался, я уж забыл про тебя, – засмеялся Игорь, пропустив мимо ушей вопрос. – Спрятался там. Иди, умывайся. Утреннее солнце проспали, начнём теперь часов в десять.

– Лебедь. На мордовском языке, – ответила Катерина Сергеевна. – А чего это вдруг?..

– Меня во сне так назвали, – ответил Алексей.

– Да, созвучно, – улыбнулась хозяйка, – Алексей – Локсей – Локсти. Ещё можно к тебе «акша» добавить. Фамилия твоя Беляев? Будет Акша Локсти – белый лебедь.

После завтрака съёмочная группа и Сураевы отправились в дом культуры. Мордовочки вскоре пришли. Записали несколько песен на крыльце здания и поехали в поле, как и планировал Игорь. Бежевая «буханка» местного ансамбля и Нива Шевроле с логотипом телекомпании промчались по улицам, привлекая внимание жителей. Сураев привёз свой творческий коллектив и съёмочную группу в живописное место недалеко от села. К чистой речке с пологим бережком.

– Ну, что? Повторим зазыв дождя? – спросил Игорь.

Полдень подступал, и солнце припекало нещадно. На небе ни облачка.

– Катенька, – позвал Сураев, – зазыв дождя просят.

Женщина засмеялась:

– А вчера не намокли? Или не напились?

– Давайте, давайте, – настоял режиссёр. – Языческие заклинания актуальная тема на фестивале. Финны точно привезут саамские песни, нам надо чем-то ответить.

– Игорь… – укоризненно покачал головой Григорий Иванович, – не серьёзно вы по молодости лет смотрите на языческие обряды. Вызов дождя ответственное действие.

Но режиссёр настоял, и мордовочки, тяжело вздохнув, всё-таки запели. Алексей, не отрываясь от камеры, уже почувствовал знакомый прохладный ветерок с неба, когда раздался голос Игоря:

– Да быть не может!

Тень облаков легла на землю. Казалось, их огромная масса, наполненная водой, просто просочилась из верхних слоёв атмосферы, и грянул ливень. Даже не дождь, а водяная буря с ветром ворвалась в пространство над полем.

Мордовочки, допев зазыв, поспешили к машине, Алексей тоже – камеру спасать. Пока вытирал её ветошью, смеялся над Игорем. Тот стоял на улице, глядя в небо и, похоже, матерился.

– Вот как так? – долетали его слова. – Совпадение во второй раз?

Темнота накрыла село. Чёрные тучи прямо на крыши легли. Съёмочная группа вернулась в дом Сураевых, пообедала, поговорила и от нечего делать все вышли на крыльцо. Катерина Сергеевна занялась уборкой, а Григорий Иванович с парнями сели покурить, на село посмотреть. Вскоре к ним соседские мужики подошли. Незаметно появилась и самогоночка. Алексей отказался, Сергей тоже. Но мужики не обиделись. Катерина Сергеевна вынесла бадейку солёных огурцов, чем обрадовала собравшихся вдвойне.

Народ дружно беседовал, а напротив Сураевского дома распахнулись ворота. Седой дед, суровый на вид, выгнал машину тех же лет, что и сам, что-то серьёзно приказал молодому парнишке, видимо внуку, и уехал. А пацан начал колоть дрова, не обращая внимания на дождь. На вид ему было лет шестнадцать, роста не большого, худой, но с топором управлялся так, что Алексей перестал слушать разговоры мужиков, следя только за тем, как здоровые полена разлетаются на аккуратные дрова.

– О, Витя вышел, – тоже обратили внимание мужики. – А где друг его?

Все вытянули шею, заглядывая куда-то в край двора.

– А вон, сидит.

– Сюда глядит?

– Конечно! Ждёт. Кто первый пьяный мимо пройдёт…

Тут мужики тянуть шеи перестали, потому что в воротах показался волк. Алексей даже присвистнул.

– Настоящий? – спросил он.

– Настоящий, – подтвердили мужики. – Дед у Вити охотник. Сходил как-то на охоту, принёс вот этого. Совсем маленький был, лапы капканом перебиты. Отдал внуку. Думал пацан его не выходит, сдохнет волчок, а нет. Его Витя на руках долго носил. Даже когда большой стал, всё равно носил по старой памяти.

– А не боитесь? – спросил Алексей. – Всё-таки волк.

– Витя добрый, – отмахнулись мужики.

– Так я про волка.

– Ну и мы тебе о нём! Он пацана слушается, как мамку. Ни на шаг от него без разрешения. А Витя добрый. Витя!

Повеселевшие от самогонки мужики окрикнули парнишку. Тот услышал, вогнал топор в пень одним ударом, обернулся к компании.

– Адя сюда!

Витя пошёл. И волк за ним следом пошёл.

– Видишь, какие люди приехали? Из города, с телевидения, – похвастались парнишке мужики. – Иди, про тебя кино снимут.

Витя поднялся на крыльцо, а его зверь остановился на верхней ступеньке, обвёл всех взглядом. И как-то все сразу тише говорить стали, но, правда, один смелый стакан волку протянул:

– На, брат.

Зверь чихнул, отвернулся. Мужики, конечно, засмеялись:

– Руку-то не тяни, а то и закусит заодно.

Витя недолго с ними постоял. Мужики всё к волку норовили пристать, а тот на пацана поглядывал, будто спрашивал:

– Можно палец на ноге откусить? Ну, хоть мизинец? Ну, хоть одному кому-нибудь?

Катерина Сергеевна вынесла Вите кулёк конфет и отпустила вместе со зверем домой.

Дождь так и лил, и сегодня заканчиваться не собирался. К восьми часам хозяйка спровадила с крыльца соседей, собрала своих гостей на ужин. А ещё через час Алексей первым покинул стол. Забрал стакан с чаем с собой, поставил его на низкий подоконник, и едва улёгся головой на подушку, уснул. От безделья устал, больше чем от работы.

Повеяло теплом. За чугунной заслонкой печи весело затрещал огонь. Аромат свежеиспечённых пирогов с яблоками окутал горницу. Маленькая хозяйка достала противень с румяным горячим угощением.

– Локсти! – позвала она.

– Иду, – улыбнулся Алексей, вставая с кровати. – Здравствуй, Пеня.

– И тебе не хворать, – засмеялась маленькая хозяйка. – Нашли мы тебе помощника.

Дверь в комнату открылась, вошёл Витя. Алексей не удивился. Чему можно удивиться во сне? Точно не соседскому мальчику.

– Пенякудава, звала? – спросил он.

– Да! – маленькая хозяйка поманила Витю, подала ему пирожок с белой тарелки. – Помощь Локсти нужна.

Парнишка откусил пирожок, пожевал, подумал, потом кивнул:

– Почему бы хорошему человеку не помочь? А дело у него какое?

– Невесту он потерял, найти надо.

– Да-а-а? – Витя заметно оживился, снова откусил пирожок.

– Да я не терял её, – усмехнулся Алексей. – У меня её и не было. Это вот Пеня говорит, что она есть где-то.

– Нитку достань, – усмехнулась маленькая хозяйка.

Парень вынул из кармана нитку бисера, протянул Вите. Парнишка засунул в рот остатки пирожка. Сосредоточенно жуя, поднёс нитку к носу, сильно вдохнул.

– Пенякудава права, – сказал он. – Есть невеста. Пахнет бисер ею, сладкой травой пахнет, молодая девушка, красивая. Только…

Витя потянул воздух снова, нахмурился. Маленькая хозяйка заволновалась:

– Что чуешь?

Лицо парнишки стало совсем серьёзным.

– Спасибо за угощение, матушка, – сказал он. – Локсти, идём со мной.

Парень вопросительно взглянул на Пеню. Та закивала:

– Иди, иди.

Алексей вышел за Витей на крыльцо и замер. Ворота были открыты настежь, всю улицу видать, все дома и сады. А над ними в небе плыли рядом солнце и луна, и много, много звёзд догоняли друг друга по тёмному своду. Далеко за пределами прозрачного купола атмосферы, в синей дымке многих слоёв воздуха, окружающих Землю, виднелся ствол огромного дерева, занявшего собой полнеба. По линии горизонта рисовались его изогнутые корни, повыше тянулись нижние ветки, а вся крона уходила дальше в космос и отсюда – с места на котором стоял Алексей, уже была не видна.

Голова парня закружилась. Всегда такая огромная земля стала игрушкой на ветке дерева. Под ногами ощущалась теперь не мощная твердь, а скользящий в пространстве вселенной маленький шар.

– Выдохни, выдохни, – засмеялся рядом Витя. – Лопнешь же. Давай нитку.

Во двор зашёл его волк, окинул Алексея взглядом.

– Что-то не так с твоей невестой, – покачал головой парнишка. – Но одним человеческим духом в таком деле не обойтись.

Он повернулся к своему зверю:

– Давай, серый брат, силы свои объединим. Твоя мудрость нужна.

Волк тряхнул головой, потянулся и вдруг прыгнул! Прямо на Витю. Передними лапами встал на грудь и будто провалился, как призрак исчез в теле человека. В тот же момент вспыхнула светом кожа парнишки, мышцы под ней вздыбились, кости изогнулись в волчий скелет, и густая шерсть покрыла тело. Вместо простого зверя встал зверь особенный, ростом с человека. Но глаза цвета бирюзы и добрая улыбка на морде подсказали, что бояться его не надо.

– Зови меня Вргез, – рычащим голосом произнёс он.

– Ты сам волк, – понял Алексей. – А Витя?

– Мы одно целое, – усмехнулся оборотень. – Кто в душе не ребёнок, если тело как зверь сильно? Давай нитку.

Вргез потянул носом вокруг бисера, помрачнел заметно.

– Что, что скажешь? – теперь уж и сам Алексей почувствовал волнение.

– Беда, – уверено ответил волк. – Смертью пахнет, угрозой. Искать надо девушку прямо сейчас. Времени у нас мало. Садись!

Вргез встал боком. Алексей легко запрыгнул на его широкую спину. Волк вышел за ворота Сураевского дома, поглядел направо, налево, носом потянул. Невдалеке у дороги виднелся старый колодец. Крыша над ним покосилась, а деревянная крышка из досок поросла мхом и прогнила до дыр.

Вргез сильно вдохнул, чихнул, даже сплюнул.

– Нашёл, – кивнул он. – За уши держись, а то слетишь, шагнуть не успею.

И оттолкнулся в прыжок. Мелькнули дома, а деревья Алексей и заметить не успел. Только крышка колодца на мгновение перед глазами показалась, но и она исчезла, когда волк пробил её мордой и устремился в чёрный каменный тоннель. Отовсюду торчали корни и били струи воды. И грязной и чистой, и светящейся, словно в блёстках, и зелёной жижи, будто отрава. Вргез бежал вниз, перелетал огромные пустые пространства. Их было много, разных, где-то совсем тёмных, где-то светлых, где-то горящих синим пламенем, словно облака газа в толще земли.

Миновали узкий проход, и тоннель внезапно закончился. Оборотень выпрыгнул на открытое пространство под тёмное небо. Место открылось мрачное, но красивое. Всё вокруг занимали чёрный лес и зелёная вода. Стволы деревьев скручивались в причудливые формы.

Впереди на высоких кочках стояла бревенчатая избушка. В маленьком оконце без стекла виднелся свет.

– Туда, – кивнул волк. – Поплывём.

Болотистая почва на берегу просела под ногами, а впереди была настоящая зелёная топь. Алексей спрыгнул со спины оборотня, чтобы не давить своим весом. Вргез вошёл в воду, утонул по грудь и поплыл к избушке. Парень ухватился за его холку.

Они выбрались на кочки возле строения, встали на венец и заглянули в окно.

– Ух, ты… – невольно прошептал Алексей и сразу получил лапой по затылку.

И не зря. Позволить себя обнаружить было сейчас не самым верным поступком. Внутри небольшого помещения набралось монстров от пола до крыши, от угла до угла. Все не влезали даже, кто-то в дверях стоял. Хорошо, что дверь была на противоположной стороне. Подойди они с Вргезом с другого бока к избушке, сейчас бы их уже доедали.

Существа были разные, но все мощные, с торчащими зубами, у кого клыки и до носа доставали. Руки длинные, с загнутыми или прямыми когтями. Кто совсем голый, кто в моховой шубе и таких же штанах. Глаза светились и зелёным светом и синим, и все смотрели на центр комнаты, где стоял открытый гроб. А в нём на соломенной подушке лежала девушка в белом платье. Длинная светлая коса спадала на пол, на сырые доски, меж которых проглядывала тёмная гладь болота и тянулись грибы.

Рассмотреть лицо было сложно, но Алексей видел длинные чёрные брови и красивые красные губы, будто кровью смазанные. Он потыкал волка локтём в бок, вопросительно кивнул на девушку. Оборотень спрыгнул на кочки, поманил парня.

– Никогда не видел её, – быстро прошептал Алексей, когда они сели спиной к старым брёвнам. – А почему она в гробу? А вокруг кто?

– Жить среди людей ей осталось совсем чуть-чуть, – ответил Вргез, – а вот вокруг чьи, не пойму… – он снова прыгнул лапами на окно, присмотрелся.

– В смысле чьи? – Алексей потянулся за ним, и шёпот оказался чуть громче, чем можно. Понял он это сразу. Рычание в избушке затихло на миг, потом дружно, дружно десяток носов вдохнули, и бревенчатая стена треснула от мощного удара изнутри. Кто-то хорошо приложился кулаком.

– Людской дух! – проревел голос.

Алексей подскочил, успел увидеть в окошке оскаленную, то ли в улыбке, то ли в ярости морду, а в следующий миг она вынесла собой центр стены. Парень улетел в топь в облаке щепок, глотнул воды, схватился за ствол утонувшего дерева. С обеих сторон избушки нагрянули монстры. Алексей мгновение не мог пошевелиться, глядя на «стенку» чудовищ, идущую на него, а потом ринулся из болота. Он выбрался на ствол за секунду до того, как через головы монстров прыгнул Вргез, толчком усадил парня на спину и длинными прыжками помчался по торчащим из топи кочкам.

Погоня за ними подняла болото, как океанское цунами. Брызги воды и кусочки мха обрушились на беглецов в тот самый момент, когда они добрались до твёрдого берега. Руку Алексея догнала оскаленная пасть самого большого чудовища и сомкнулась от кисти до локтя. Клыки впились в плоть, причинив острую боль. Монстр сдёрнул парня со спины волка, швырнул на землю. Но Вргез уже развернулся и врезался всей грудью в чудовище. Брызнула зелёная кровь.

– Проснись! Быстро! – взревел волк.

– А ты?! – крикнул Алексей.

Вргез оттолкнул монстра. Тот налетел широкой спиной на остальных, смяв их круг, но сразу вскочил и в ярости ударил мощными кулаками по воде. Алексей уже не увидел его атаки, потому что волк толкнул парня в грудь:

– Проснись!

Алексея вынесло из сна в то же мгновение, будто ветром вышвырнуло с болот в постель. Он подскочил на кровати, даже не сразу почувствовал боль, сначала увидел кровь на белой простыне. Из руки торчало что-то, будто обломились и застряли клыки. Только отдышавшись, парень разглядел разбитый стакан, понял, что смахнул его во сне и раздавил рукой. Это было стекло.

Кровь так и капала. Пришлось быстро встать и бежать на улицу к машине. Алексей достал дорожную аптечку, повыдёргивал стекло щипцами, прижёг ранки йодом. Потом перебинтовал. От нервной дрожи походил кругами по двору, вышел за ворота, встал посреди улицы. Небо над головой было рассветным, ясным. Ни одного облачка. Линия горизонта окрашивалась в оттенки красного. Парень глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, но тревога всё равно не прошла. Вргез остался на болоте!

День оказался суматошный. Алексей поднял группу вовремя, но на съёмки всего, что было запланировано, остался один день. Ведь два других водой залило. Так что отработали по полной. В поле, в самом селе, в доме культуры. Бедный ансамбль едва успевал за приказами режиссёра.

– Встаньте. Идите. Пойте, нет, постойте. Ещё разок! А похлопать руками на припеве можете? Молодцы, поехали дальше. Нет, здесь снимать не будем, там кладбище на заднем плане видать. Алексей!

И так раз восемьсот. Алексей при своём имени уже вздрагивать начал.

Солнце палило, влага испарялась, дышать было тяжело, предплечье у парня болело нещадно. Он даже думал, что стекло в ранах осталось, но потом понял, что это от тяжести. Камеру приходилось часто снимать со штатива и носить в руках.

Наконец, когда весь материал отсняли, довольный Игорь вздохнул с облегчением и у него, конечно, родилась мысль:

– Ну что? Зазыв третий раз пробуем? Вот спорим, не будет дождя.

Ясное небо и яркое солнце не давали повода усомниться в этом.

На этот раз Катерина Сергеевна вздохнула, подумала и вдруг кивнула:

– А вот споём!

– О, да… – Алексей, услышав это, выключил камеру и отнёс её в машину сразу.

И сам в салоне остался.

– Вот споём, и больше ты, Игорь Станиславович, никогда без дела серьёзные заклинания не попросишь. Договорились? – добавила Сураева.

Сергей тоже, не торопясь, и будто между делом сел в машину, посвистел песенку, кивнул Алексею:

– Окно закрой там у себя.

– Конечно! – уверено ответил Игорь Катерине Сергеевне, также уверенно глядя в чистый небесный свод над собой.

И… зря сказал. Спели. Небо в этот раз подумало. Минуты две. А потом подул ветер. Невдалеке наклонились кроны деревьев, будто трава под ступней великана. И ударил гром. Казалось, земля разломилась где-то невдалеке, наверное, до самого ядра треснула.

Присели все. Женщины быстро поднялись в кузов машины, и едва захлопнулись за ними дверцы, хлынули небесные воды. И мира вокруг не стало. В шуме бури даже не было слышно, как Сураев завёл «буханку», только мелькнули в водной завесе габаритные огни. Игорь за секунду, будто в реку окунулся, в Ниву заскочил уже насквозь мокрый, но радостный:

– Финны, идите в пень! Наши заклинания покруче будут!

– Поехали, поехали! – торопил Алексей. – На сегодня закончили, Сураев вон уехал уже.

Они добрались до дома первыми, ждали ещё полчаса в машине. Григорий Иванович женщин по домам развозил. За окнами ничего не было видно. Радио ловить перестало. А ветер бушевал с такой силой, что каждый его поток, ударяющий о борт, по звуку напоминал удар кулака. Наверное, того самого великана, под стопой которого наклонились деревья в поле.

Сергей с Игорем о чём-то говорили, но Алексей не слушал их. Ведь напряжённый день не заставил его забыть о своём сне, и сейчас он хотел только одного – быстрее добраться до кровати.

Сураевы, наконец, приехали. Все быстро заскочили в дом, развесили мокрую одежду в сенях. Катерина Сергеевна накормила мужчин и Алексей, поблагодарив хозяйку, сразу отправился спать. Отвернулся к окну, завернулся в одеяло, и уставился на потоки воды на стекле, в надежде, что этот вид быстро его убаюкает.

Непроглядная поначалу дождевая завеса постепенно рассеялась, отцепились от верхушек яблонь тучи и потянулись в небо. Открылась луна, низко стоящая над самым домом. Её голубоватый свет растёкся по стеклу окна, слился на подоконник и с него закапал на пол. Маленькая хозяйка подскочила с метлой, размела серебристую лужу. Истончившись, она вспыхнула в облачко голубых искр, полетевших по всей горнице.

Алексей поднялся в тот же момент:

– Пеня! Вргез вернулся?

– Здесь я.

Парень обернулся на голос. Оборотень вошёл в комнату. Сейчас он был человеком. В чертах лица Алексей узнал Витю. Но из-за того, что парнишка до сих пор оставался в связке с волчьим духом, глаза его были бирюзовыми, рост высоким, а фигура мощной.

– Живой, – с облегчением выдохнул Алексей.

Оборотень был весь в перевязке – листьями подорожника облеплен от лодыжек до самых щёк. Пеня отложила метлу, подошла к столу, где стояла чаша, полная воды и лечебной травы, поманила Вргеза:

– Давай свежих приложим. Расскажи пока Локсти, что узнал.

Оборотень встал на колени перед маленькой хозяйкой, чтобы та смогла дотянуться.

– Невесту твою Виряватя присмотрел себе, – сказал он. – Тот, что за руку тебя цапнул. Силён очень, мне с ним не справиться. А человеку тем более.

Пеня отлепила листья с груди оборотня, и Алексей даже взглянуть побоялся. Поразился только тому, что Вргез живой ещё. Кровь по его ногам на пол ручьём стекала.

– Помощь нам нужна, – произнёс оборотень. – Нечисть дух девушки поймала на воде. И тащить к себе, значит, тоже через воду будут.

– Утонет она, – пояснила маленькая хозяйка, – но не просто так, не купаясь, а как-то заставят её захлебнуться.

– Как их остановить? – напряжённо спросил Алексей.

– К Ведяве нам надо, – ответил Вргез.

– Ты прав, – согласилась Пеня. – А путь осилишь?

– Далеко, – усмехнулся оборотень. – Но попробуем. Локсти, готов?

– Да, – уверенно кивнул Алексей.

Они вышли на улицу. В мире царила ночь. Древо в космосе подсвечивалось так, будто солнце спряталось за ним и играло в грандиозных ветвях.

Вргез обратился в волка, потянулся.

– Далеко сегодня пойдём, – сказал он, – всю свою землю посмотришь.

– Что за Ведява? – спросил Алексей, садясь на его спину.

– Мать всей воды, – ответил оборотень. В его голосе звучало много, много уважения. – Держись, Локсти!

И Вргез оттолкнулся с такой силой, что перелетел высокие ворота и дорогу, и крыши домов следующей улицы. Там едва коснулся лапой печной трубы и взлетел ещё выше, будто стал больше чем дома, больше чем деревья. Под лапами оказались холмы и деревни, и вот уже мир людской исчез из виду, став совсем маленьким. Покров тумана и облаков спрятал землю, зато открылась глубокая чёрная ночь, и древо, растущее в космосе. Теперь его не скрывали слои атмосферы. Теперь Алексей, едва дыша от восторга, видел, что вокруг него разливается река. Сверкающие скопления звёзд были её водой. И этот поток стекался к древу отовсюду.

Волк оттолкнулся лапой от шара планеты, взлетел к ближайшей из ветвей, и как только встал на неё, они оказались на берегу. Вокруг цвели сады, ветвь древа стала земной твердью. Вдоль неё мчался сверкающий поток реки, широкой до бескрайности, исчезающей во мраке космоса очень, очень далеко.

– Живой, человечишка? – усмехнулся Вргез.

Парень даже ответить ему не смог.

Далеко впереди среди удивительных изгибов ветвей светилось водами огромное пространство – бухта в звёздной реке. И чем ближе подходили к ней Алексей и оборотень, тем яснее был виден остров в её центре. Там было много народа. Молодые мужчины с длинными волосами и синими глазами встретили волка и человека на берегу.

– Ведяте, здравствуйте, – поприветствовал их оборотень.

– Вргез… – ребята осмотрели его, потом Алексея. – И человек. Зачем прибыли?

– Дело у него, – оборотень кивнул на парня. – Скажите Ведяве, что невеста Акша Локсти в беде. Виряватя её дух украл, скоро и тело заберёт. Без помощи матери ему не справиться.

Мужчины переглянулись, и старший кивнул:

– Хорошо, идите за нами.

Ведяте привели их к беседке в центре острова. В кресле, сплетённом из ветвей, сидела женщина. Высокая, выше Алексея на метр и очень красивая. Радужку её огромных глаз наполовину заполняла синяя вода, а вторая половина была голубым небом, в котором сияли диски луны. Будто глаза женщины были зеркалом, в котором отражался безбрежный океан. Её волосы сверкали так, словно их усыпали изумрудами, и тело обнимала одежда, сплетённая из множества её же кос.

– Акша Локсти, – позвала Алексея Ведява и улыбнулась: – Лебедь белый пару свою ищет.

Парень взглянул на Вргеза, тот ободряюще кивнул.

– Невеста моя скоро погибнет, – произнёс Алексей. – Я пришёл просить тебя, матушка, не позволить этого.

– Духи лесные на неё покушаются… – покачала головой Ведява. – Против Вирявати я не пойду. Он сестре моей служит – Виряве, матери лесов. Он её сын, к ней вам надо идти.

Вргез внезапно шагнул вперёд:

– Прости матушка, но Вирява откажет нам. Ведь если её сын невесту себе выбрал, разве она не на его стороне будет?

– Верно, – согласилась Ведява. – Жаль, Локсти, но я тебе не помогу. Сразись с Виряватей сам.

– Матушка, человеку с лесным духом не справиться, – вкрадчиво сказал Вргез.

– А, вот зачем ты его привёл, – поняла Ведява, – хочешь силы белому лебедю.

Алексей вопросительно взглянул на оборотня. Тот уверенно кивнул:

– Биться за невесту будет сам. На сколько воли хватит, столько и будет биться. Но чтобы силы хватило, надо бы ему воды живой.

Ведява долго не раздумывала, сразу поманила парня:

– Подойди, если посмеешь.

И правда, подойти к прекрасной великанше оказалось не так просто. Казалось, махни она сейчас ладошкой и сломаешься как тростник, но Алексей подошёл, посмотрел в глаза. Отражения его там не было, только гладь океана безбрежного, и вода его вдруг насквозь потекла. Синий поток увлажнил белые щёки Ведявы.

– Подставь ладошку, – шепнула она.

Парень сложил руки «чашечкой». Слеза упала со щеки женщины, и медленно, будто в невесомости опустилась к нему на ладони.

– Пей, – сверкнула глазами Ведява.

Алексей сделал глоток. Сразу застучало сердце, тело охватил жар, и дыхание стало быстрым. Словно искра в кровь попала и по венам пламя разнесла.

Вргез оказался рядом в то же мгновение.

– Проснись! – кивнул он. – Пора! Я с тобой буду.

И Алексей упал из космоса на постель.

– Проснитесь! Григорий Иванович! – раздался крик с улицы.

Сураев с женой одновременно на кровати подскочили. В дом забежал сосед Захар, продолжая вопить:

– Григорий Иванович! Заводи буханку!

Алексей вскочил в то же мгновение, в одежду запрыгнул в следующее, обувался в сенях уже через секунду. Сураев выбежал в горницу:

– Чего? Захар, чего случилось?

– Авария! Машина в дерево врезалась и в канаву уходит, трос бери!

Игорь и Сергей выскочили на шум, на ходу надевая штаны.

– У тебя мужиков нынче полон дом, поэтому к тебе побежал!

– Понял я, понял, – Сураев оделся как солдат, за тридцать секунд. – Где авария?

– Да вот, рядом с тобой, чёртова канава.

Все выскочили на улицу. Алексей уже завёл машину, двери открыл. Они домчались до места за минуту. Фары осветили сломанное дерево. Оно ещё горело.

– Отродясь такого не видел! – говорил Захар. – Молния ударила, дерево в щепки понизу разлетелось, а ствол прямо в них попал. Прям, как бросил кто-то!

Выглядело удивительно и пугающе – ветвистая крона насквозь прошла через салон легковой машины, выбив окна, и словно гигантская лапа зацепилась за неё, а толстый ствол лежал на склоне канавы, прямо на глазах сползая вниз. И тащил «добычу» за собой. Вокруг места аварии не было дороги, она провалилась в жидкую грязь.

– Размыло к чертям! – ругался Захар. – Дожди три дня, а тут и так вечно проваливалось. Там яма под водой.

Сураев побежал доставать трос, чтобы зацепить машину и не дать ей сползти в канаву, остальные пошли к ней, утопая в вязкой жиже по колено. Водитель в салоне был в сознании, но смотрел на людей мутным взглядом, а по его виску текла кровь. Пассажир на переднем сидении лежал без движения, головой на приборной панели, и меж веток на заднем сидении две женщины, тоже без сознания.

Игорь с Сергеем остались на одной стороне, Алексей с Захаром обошли машину. Тяжело пришлось, земля сливалась с дождём по склону канавы, норовя за ноги утащить. Переднее колесо уже подтянуло к краю.

Одна дверь открылась быстро. Алексей вытащил пассажира, и Захар, взвалив его на плечо, зашагал к твёрдой земле. Игорь и Сергей возились с другой стороны, вытащили водителя и пассажирку с заднего сидения. В машине осталась одна девушка.

– Лёха, с твоей стороны можно? – крикнул Игорь. – С нашей никак.

Переднее колесо уже вышло за край канавы, зависнув в пустоте над пропастью, и взглянув вниз, Алексей замер. Здесь было глубоко. Метров пять, наверное, резко вниз и дно залито водой. Три дня ливневого дождя заполнили канаву. Обломанный ствол до сих пор не скатился только по одной причине – упёрся. В самом низу попал в сваленные в кучу старые доски, но они уж трещали.

Алексей попытался открыть заднюю дверь, не получилось. Замок заклинило. Он залез в машину через переднюю, и в этот момент отчётливо почувствовал, что передние колеса зависли в пустом пространстве, а задние вот, вот оторвутся от земли. Из пропасти шёл треск. Сейчас пробьёт! И точно. Сергей дёрнул Игоря за секунду до того, как дерево резко ушло в канаву.

– Лёха! – закричали оба.

Но ствол дерева уже соскочил по скользким деревяшкам, повернулся вокруг себя и вместе с машиной рухнул в воду. Удар головой о стенку внутри салона на мгновение оглушил Алексея. Жидкая грязь заливалась через разбитые окна, дерево тонуло, словно намеренно вдавливая легковушку бортом в самую топь. А парень, чуть придя в себя, начал сражаться с ветками. Но протащить девушку сквозь них оказалось невозможным! Они словно вцепились в неё, держали за плечи, за колени. Алексей пытался сломать их, налегал всем телом, со всей силы бил рукой. Даже боли не чувствовал, не заметил как размотался окровавленный бинт.

Машина тонула. Где-то далеко остались голоса и свет, а здесь в холодной тяжёлой грязи остывало и замедлялось сердце, и тьма опустошала разум. Алексей понял, что выбраться отсюда…

– Локсти! – знакомый голос, как гром сотряс сознание. – Долго ещё возиться будешь?!

Алексей мгновенно пришёл в себя и увидел… Вргеза! Оборотень был в салоне машины, прямо здесь! Рядом! Всё переднее сидение занял. Длинные мокрые волосы прилипли к его голой груди, будто он только что приплыл по вязкой топи канавы. Вргез протянул Алексею мощную руку:

– Чего застыл? Давай, спасай невесту!

Парень ещё мгновение думал, что это явь! И оборотня не может здесь быть! А потом крепко схватил его ладонь.

– Ногой толкнись, – приказал Вргез. – Ну! Сильно!

Алексей изо-всех сил оттолкнулся носком стопы от пола, всем телом прорываясь через воду, тиски сидений и ветки дерева. И будто неведомая сила протащила его через все препятствия вместе с девушкой, которую он ни на секунду не выпустил из объятий.

Игорь принимал на выходе:

– Лёха, держу!

Он схватил Алексея за плечо, помогая пройти через окно.

В канаву уже спустились Захар, Сергей, и даже сам Сураев.

– Слава богу, живой! – Григорий Иванович схватился за сердце.

Сверху светили фонарями и бросали верёвки. К месту аварии подоспели другие соседи.

Алексей обернулся. Лишь мгновения видел, что на крыше утонувшей машины стоит Вргез, а по противоположному склону съезжают к нему знакомые монстры. Прыгнул здоровый Виряватя, подняв облако брызг, хищным взглядом прожёг парня до горячей дрожи. Оборотень оглянулся на Алексея.

– Иди, – усмехнулся он. – Дальше я сам.

И пелена дождя рассеялась, забрав видение с собой. Вода исчезла из воздуха, успокоился ветер, над головами людей разошлись облака. Чистый лунный свет наполнил пространство. Все даже замерли от того, как тихо стало вокруг, и как быстро наступила эта тишина.

Наверху было слышно только сирену скорой помощи. Когда Алексея и девушку подняли, машина уже подъехала. Фельдшер обработала парню рану на голове прямо на ступеньке скорой, потому что девушку он занёс в салон и положил на носилки, а сам вернулся на улицу. Хотелось воздуха вдохнуть, и побольше.

– Ну, ты молодец, – Игорь курил, не переставая, несмотря на недовольство фельдшера. – Машина, когда со склона ушла, там удар такой был. О воду, наверное. Я думал, тебя расплющит этими ветками.

Алексей всё смотрел в сторону канавы, и жалел только об одном: что он не спит. Иначе он видел бы, что происходит там! И может, стучал бы каким-нибудь поленом по морде Вирявати! Если бы, конечно, ещё жив был к этому моменту. Но Алексей не спал, и за его спиной дышала девушка.

– Как она? – спросил он фельдшера.

– Хорошо. Пульс, давление, всё в норме. У вас голова не кружится?

– Не очень.

– Всё равно едете с нами, садитесь. Документы пусть ваши кто-нибудь привезёт.

Фельдшер крикнула водителю, который стоял с мужиками:

– Поехали!

В больнице Алексей ходил по коридору мимо палаты, в которую определили пострадавшую, до самого утра. Перевязку ему сделали, куда лечь показали, но он не мог уснуть. В итоге, вместе с утренней сменой пошёл проведать девушку. Долго сомневался, стоя у дверей. Ведь он её вообще не знал. Имя, правда, подсмотрел в паспорте: Ксения. Но даже представить не мог, что ей сказать. Так что когда вошёл, просто встал в дверях.

Медсестра проверила самочувствие пострадавшей, а та взглянула на незнакомого молодого человека. Алексей улыбнулся, Ксения тоже. В тонущей машине он не мог разглядеть её, но сейчас, при свете утреннего солнца, золотящего стёкла окон, понял, что уже видел её. С длинной косой и красными губами она была в его сне. Сейчас растрёпанные светлые волосы лежали на плечах, лицо девушки было бледным, но она всё равно была прекрасна.

– Привет, – произнёс Алексей.

– Привет, – улыбнулась Ксения.

– Как себя чувствуешь?

– Хорошо. Это… ты меня вытащил?

– Да.

– Спасибо.

Алексей почувствовал, что это легко. Что они знакомы целую вечность, но давно не виделись и успели соскучиться. Надо просто вспомнить друг о друге то, что уже знаешь.

– Ты какие фрукты любишь? Апельсины любишь? – спросил он.

– Да, – заулыбалась Ксения.

– А конфеты?

– Очень.

– Тогда сейчас вернусь.

Девушка засмеялась, кивнула:

– Давай, жду.

– Никуда не уходи.

– Ну, что ты? Куда я без тебя?

Алексей вышел из палаты. Казалось, тело стало лёгким, лёгким, как в его сне. Казалось, можно прямо сейчас оттолкнуться и взлететь. И не хуже чем у Вргеза получится добраться до космического древа. Да зачем ему туда? Парень даже засмеялся. Сейчас надо добраться до апельсинов. Невеста ждёт.

Звёздная пыль

– Артёмка, спишь?

– Не-а.

– Ты что там?

– В игрушку играю.

– Какую?

– Ну, мам…

– Где твоя вода?

– Мама!

Наташа втиснулась меж передних сидений, грозно оглядела сына:

– Где вода? Пора таблетку пить.

Артём пошарил рукой по полу машины, поднял бутылку.

Пока они разбирались, Алексей осматривал окрестности. В принципе, почти приехали. Но взять верное направление в череде улиц, застроенных разновеликими домиками без единой таблички с номером дома, было не реально.

– Летом проще, – недовольно вздохнул мужчина.

Густой белый покров лежал на всех крышах и садах, стирая грани различий.

Наташа, убедившись, что Артём справился с лекарством, вернулась на место.

– Вон, кажется… – показала она рукой.

По левой стороне между домами пустовало пространство. Все строения по улице выстраивались в ровный ряд, а вот дом Варфоломеевых был возведён в глубине территории, впереди располагался сад.

– Аминь! – Алексей добавил бы и пару слов погорячее за прекрасную, в кавычках, зимнюю дорогу, семь часов в машине за рулём, и нервную жену. – Доехали!

На бетонном заборе с фигурными вставками играли огни. Огромная гирлянда расцветила всю длину ограждения.

Артём заинтересованно сел, отложил телефон. Несмотря на усталость, ребёнок начал активно натягивать куртку, пихать ноги в ботинки.

– Где шарф? – запаниковала Наташа. – Артём, сидеть! Куда?!

Но мальчишка, перекатываясь, как снеговик в своей трёхтонной дублёнке и зимних сапогах тридцать пятого размера, на вырост, уже вывалился из машины.

– Ах, ты!.. – Наташа выскочила следом.

Алексей вышел из машины, в блаженстве потянулся, достал телефон, набрал номер.

Из-за ворот раздалась мелодия и радостный голос Саши:

– Иду! Иду! Фары вижу издаля!

Калитка распахнулась, и мужчины, наконец, обнялись.

– Санёк. Сто лет!

– В засос только не бросайся целовать!

Оба расхохотались.

Наташа не сразу улыбнулась. Сначала поймала Артёма, завязала шарф через всё лицо, оставив открытыми только глаза и нос.

– Наташка! – Саша обнял её. – Чего какая? Устала?

– Ага, – отмахнулась она.

– Так. Бери пацана, иди в дом. Все уже там, и Лата тебя ждёт. Мы тут пока припаркуемся, покурим.

Спровадив Наташу с сыном, Саша серьёзно посмотрел на Алексея.

– Ну как дела? – без прелюдий спросил он.

– Пойдёт, – ответил Алексей, но лицо сразу испортилось, улыбка угасла.

– Забыл обо всём, – внезапно приказал Саша. – Вот так взял, и забыл. Новый год, праздник, дай отдых мыслям.

– Ты, смотрю, как Лата заговорил.

Саша засмеялся:

– А ты как хотел? Муж и жена одна сатана.

Артём шёл по дорожке сада медленно. Даже Наташа не торопилась, уж слишком красиво было вокруг. Везде на деревьях сверкали разноцветные фонари, и стояла потрясающая тишина. Снег летел на освещённом пространстве, завораживая блеском.

– Мама, – Артём окончательно остановился возле садового фонтана.

Каменные бортики украшали изваяния птиц и лягушек. А в чашах, поднимающихся друг над другом, казалось, в одно мгновение замёрзла вода. Толща льда была прозрачной и светилась изнутри, от спрятанной под ободком фонтана светодиодной ленты.

Ребёнок такое пропустить не мог.

– Иди, ладно, – Наташа отпустила руку сына, и Артём полез по невысоким сугробам.

Глядя на то, как он ползает по бортику, разглядывая бронзовых птиц, Наташа невольно улыбнулась, но сердце снова сжал страх, и ком подступил к горлу. Сколько они ещё продержатся вместе? Пока болезнь окончательно не возьмёт своё?

Дверь дома открылась, вышла Злата, набрасывая на плечи тёплый платок.

– Ага, застряли по дороге! – весело крикнула она.

– Да у тебя тут такая красота! – откликнулась Наташа, быстро вытирая слёзы.

Когда Злата подошла, она уже проморгалась и состроила улыбку:

– Такой сад, сама всё сделала?

– Конечно, – засмеялась Злата и позвала: – Артёмка!

Мальчик посмотрел на неё, и женщина расхохоталась:

– Ты бы ещё нос замотала, мамочка! Чем он у тебя дышит?

– Дышит, – насупилась Наташа.

– Ну, всё, идёмте! Вы последние прибывшие! – Злата подняла мальчика из сугроба и поставила на дорожку: – Беги в дом!

– Благины приехали? – спросила Наташа.

– Конечно!

– Сто лет никого не видела.

Закончив вместе институт, друзья остались дружными. Староста группы Света и остальные неизменные подружки Злата и Наташа. И парни, потом ставшие мужьями Александр и Алексей. Светкин муж Сергей попал в компанию, так сказать, со стороны, но «прижился». Их пара всё время ездила к Злате с Сашей в гости, и только Наташа с мужем переехали в другой город несколько лет назад.

И вот, наконец, Злата собрала всех вместе. Несмотря на горе Наташиной семьи.

– У Светы девчонки совсем большие, – рассказывала она по дороге в дом, – младшая старше Артёма всего на год, должны поладить. Вика и Оля. Артём, запомнил?

– Только девочки? – разочарованно произнёс ребёнок, вызвав у женщин смех.

– Да, вот так тебе повезло.

На крыльцо вышла Света.

– Наташка! – заголосила она.

Женщины бросились целоваться.

– Так, ну вас, замёрзнем! Заходим! – скомандовала Злата.

Дом встретил гостей настоящей новогодней красотой. Наташа потребовала экскурсию по комнатам, а две девочки, уже в нарядных платьях с интересом обступили Артёма. Они с мамой и папой приехали ещё утром, так что успели осмотреться во владениях тёти Златы, и поэтому быстро утащили мальчика на свою экскурсию.

Напрасно Наташа звала сына с собой. Едва сняв ботинки и шапку, Артём умчался за девочками в гостиную, смотреть ёлку.

– Узнаю везде тебя, – было первое, что произнесла Наташа, сев за стол в нарядной кухне. – Твой стиль.

Злата любила всё красивое, блестящее, изящное, и даже безвкусное, если это можно было органично вписать в интерьер. Небольшой дом напоминал сейчас особняк Деда Мороза. Множеством украшений, гирлянд, свечей, конфет и пирожных, развешанных по всем углам в варежках и носках. Просто детский рай.

Пока женщины дорезали ингредиенты в салаты, они всё же уговорили Наташу рассказать об Артёме. Та не хотела портить всем праздник, отнекивалась, но потом сдалась.

– Боремся, – коротко сказала она, – сражаемся изо всех сил. То лучше, то хуже. Сейчас вот легче. Из больницы нас отпустили, но это потому, что я процедуры дома провожу. И уколы и капельницы. Иначе, мы не выбрались бы.

– А что врачи?

Наташа покачала головой:

– А что врачи? Что они сделают? Чудо? Заведующий наш сказал, полное излечение под вопросом.

– А Лёшка как?

– Никак, – отмахнулась Наташа, – плохо ему. Мужик. Не справляется. На сына почти не смотрит, если смотрит, то, как на обречённого. Думает, Артём этого не понимает.

– Отчаиваться нельзя, – сказала Злата. – Вам, прежде всего. Посмотри на Артёма, у него веры в будущее больше чем у вас, а надо хотя бы поровну.

– Знаю, – вздохнула Наташа, – только это не просто.

С улицы вернулись мужья, теперь все трое, помогли на кухне и через полчаса в большой гостиной, среди нарядных ёлок гости сели за стол. Играла музыка, и старые друзья на несколько часов забыли обо всём. Новый год наступал стремительно. Казалось, только проводили старый, а часы уж начали подбираться к двенадцати.

Злата пригласила всех выйти на улицу. Прямо во дворе запустили с десяток бумажных фонариков. Под бой курантов, разлилишампанское.

– Загадываем желания! – весело сказал Саша.

Алексей обнял Наташу, она поймала Артёма, прижала к себе.

– Ну что, все вместе одно и то же желание? – спросила она.

Муж кивнул и оба посмотрели на улетающие в звёздное небо фонари.

– Ну, мам… – мальчик не мог так стоять, – я уже загадал папе машину. Всё, я пошёл!

Взрослые засмеялись, а дети умчались на гору снега, откуда было лучше видно золотые точки, устремляющиеся в тёмную высь.

Морозная ночь быстро отправила людей назад в тёплый дом. После двенадцати посидели совсем не долго. Взрослые устали больше, но детей надо было уложить первыми, и Злата взяла это дело на себя.

– Все собрались вокруг тёти Латы, – призывно начала она, – сейчас будем рассказывать историю на ночь. После неё все пойдут спать. И папы с мамами тоже пойдут.

Тётю Лату дети слушались с невероятной скоростью. Вокруг неё мгновенно образовался кружок на подушках. Взрослым осталось только занять места у барной стойки в углу гостиной.

– Все повернули уши ко мне, настроили локаторы… – Злата даже изобразила – потянула себя за уши, вызвав смех.

– История о звёздной собаке! – огласила она.

И все затихли.

– Давным, давно, жил на земле охотник, по имени Орион, – начала Злата.

На стене за её спиной вспыхнуло звёздное небо.

Дети восторженно вздохнули.

– Санёк! – Злата показывала пальцами. – Второй слайд, второй… два, два!

Взрослые хохотнули, а Саша быстро сменил картинку диапроектора на раскрасавца охотника.

– И была у него собака, – продолжила Злата. – Огромная! Белая! И светилась в темноте!

У барной стойки взрослые, отчаянно пытаясь сдержать смех, начали тихо похрюкивать.

– Откуда ж он её взял такую? – наконец прорвало Алексея. – Из Чернобыля?

– Ша, тихо! Саня, слайд!

Дети обхохатывались, а на стене, наконец, возникла картинка, изображающая большого белого пса.

– Орион был смелым охотником, – красиво выравнивая голос, продолжила Злата. – Но однажды с ним случилась беда. На охоте он был сильно ранен, и рядом с ним не было никого, кто бы мог ему помочь. И тогда его собака отправилась на небо к богам. Её путь был долгим и трудным, через леса, поля, и бурные реки, но она шла, чтобы спасти своего друга Ориона.

Комната постепенно вернулась в тишину, и голос Златы стал звучать таинственней:

– Она преодолела множество трудностей в пути, но всё же добралась до небесного чертога на горе Олимп, где жили древние боги. Услышав историю собаки, они поспешили на помощь Ориону. Когда его нашли, он был так слаб, что едва дышал. Он был почти при смерти. Ему нельзя было помочь!

Злата внушительно повысила голос, и дети с волнением застыли: как же так?!

– Боги сказали, что кто-то должен пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти Ориона, и тогда его верная собака предложила свою. Боги были потрясены…

У взрослых за барной стойкой опять начались колики, но дети уже не заметили.

За спиной тёти Латы на стене восседали грозные греческие боги, и перед ними сидела грустная, несчастная, собака, молящая о жизни хозяина. Вика с Олей почти плакали и только Артём, сидел, хмуро глядя на самую большую фигуру Зевса.

– И в награду за этот пример верности и доброты, боги решили вылечить Ориона, – торжественно произнесла Злата.

Дети облегчённо вздохнули.

– Что, без жертв обошлись? – засмеялся Алексей.

– Уймись! – весело шикнула Злата. – Они же боги! Повыпендривались маленько…

– Так спасли? – недовольно перебил всех Артём. – Ориона спасли?

– Да! – воскликнула Злата. – Орион оправился от ран, стал лучше и сильнее, чем прежде. Но боги на этом не остановились. В награду, они подарили его собаке чудесный дар – дар исцелять. Ну, чтобы она не бегала каждый раз на Олимп. Стоило ей коснуться своим носом раненого или больного человека, он начинал излечиваться от своих ран и болезней. Собака спасла много жизней. А когда пришло время охотнику Ориону уходить на небо…

– Когда он умер? – смело уточнила Оля.

– Да, когда он умер, боги решили, что его собака пойдёт с ним. И вознесли большого пса на небо. И теперь, иногда, очень редко, когда собака видит с неба больного человека, она украдкой убегает на Землю, чтобы снова помогать людям.

С лица Алексея медленно сошла улыбка.

– Большой удачей считается и просто увидеть этого пса, – продолжала Злата. – Он светится ярко, как звезда, и окружён звёздной пылью небес. Но уж если он коснётся тебя, то никогда больше не будешь болеть!

Алексей резко брякнул стакан на стойку, и стремительно вышел из гостиной.

– Вот такая история, – наиграно задумчиво сказала Злата. – О верной собаке Ориона.

Комнату окутала тишина.

– Всё! – засмеялась Злата. – Конец. Это была история на ночь, все обещали спать.

Вика и Оля недовольно повздыхали, но уговор есть уговор, так что все, нехотя, отправились за мамами в детскую спальню.

Через полчаса, когда детей уложили, гости тихо прибрались на кухне.

– Злата, праздник удался, – шёпотом говорила Света, – давно так не отдыхали.

Женщины вымыли тарелки, собрали мусор и, наконец, отправились по комнатам. Маленькая стрелка часов в гостиной только переползла за цифру два, но взрослые, конечно, уже валились с ног. Долгая дорога сказывалась.

Алексей, с момента, как ушёл, больше в гостиную не спускался. Наташа, зайдя в спальню, увидела его у раскрытого окна с сигаретой.

– История о собаке? – спросила она.

– Она не имела права… – произнёс Алексей, – это рассказывать.

– Это просто сказка.

– Да? – Алексей затушил сигарету, резко отвернулся от окна. – Это хорошая идея Артёму, чтобы он начал собирать бездомных дворняг на улице в надежде найти волшебную собаку.

Наташа покачала головой:

– Артёму не знаю… а вот ты, по-моему, как раз собрался начать.

Алексей вздрогнул, сглотнул, молчал ещё минуту.

– Давай спать, – наконец, вздохнул он.

В детской спальне было тихо первые две минуты. Потом, все конечно сели на кроватях, ещё поговорить.

– Мама обещает мне щенка второй год, – расстроено сказала Вика, – и на день рождения, и на новый год, но я, наверное, не доживу…

– Не тебе, а нам, – откликнулась Оля.

Артём в разговоре не участвовал, потому что ему собаку вообще никто никогда не обещал, но он с интересом слушал девочек.

В комнате было очень красиво, горели ночные лампы и тонкие линии гирлянд под потолком. Спальню окутывало прозрачное золотое свечение. В доме царила тишина, и сон всё же опускал голову на подушку. Артём засмотрелся на огоньки…

Бух!

Звук с улицы привлёк его внимание. Будто что-то тяжёлое упало на крышу.

– Слышали? – спросил он.

Девочки отвлеклись от беседы. Артём сел на кровати. Звук повторился, и на сей раз ближе, будто, прямо над головой.

Бух!

Дети затаились. Звук шествовал по крыше, удаляясь, и вдруг пропал. Кто бы ни был наверху, он, кажется, спрыгнул.

Артём смотрел в окно. Во дворе было тихо, по ночному светло, летели снежинки. Мальчик внезапно замер. Потому что в прозрачной тьме за стеклом, вдруг увидел… большую белую собаку.

На крыше оранжереи в саду. Ещё секунду назад её не было, и вдруг она просто возникла под синим небом.

Мальчик стремительно спрыгнул с кровати и затаился у подоконника.

– Ты чего? – спросила Вина.

– Идите сюда! – прошептал Артём.

Посмотрев в окно, девочки мигом оказались рядом. И в комнате стало тихо.

Собака шествовала по крыше, словно большой белый фонарь. Её шерсть ярко светилась, и ночной ветер выдувал из неё серебряные блёстки.

– Собака Ориона! – восхищённо прошептал Артём.

Он думал ещё секунду, и помчался к стулу, на котором лежала одежда.

– Надо взять куртки! – громогласно шептала Вика, уже натягивая штаны.

– А если взрослые не спят?

– Мы тихо…

Все трое выскочили в коридор и на цыпочках побежали в прихожую.

В гостиной всё также красиво сияла ёлка, валялось множество игрушек и разноцветной упаковочной бумаги от подарков. Здесь было тихо и ни души. Схватив куртки, дети бесшумно открыли дверь…

* * *

Они пошли, конечно, не по дорожке. Утопая по колени, все полезли по снегу вдоль стены дома, прячась от света фонарей. Успели добраться до оранжереи, как раз, когда светящаяся собака спрыгнула во двор. Пёс, оказавшись внизу, обнюхивал снег.

Дети затаились, но зря. Собака подняла голову, потянула носом воздух и навострила уши. Артём подался вперёд, девочки схватили его за руки, и дети, отчаянно боясь, вышли на открытое пространство.

Пёс с интересом наклонил голову, рассматривая маленьких людей перед собой, приоткрыл пасть, дохнул теплом в морозный воздух. Собачью морду раскрасила улыбка.

Все стояли.

– Ты собака Ориона? – прошептал Артём.

Он сделал шаг навстречу. Пёс тряхнул головой, и вдруг тоже сделал шаг.

– Иди! – зашептали в два голоса Вика и Оля. – Дотронься до него!

Обе девочки прижались друг другу, с трепетом глядя на огромную собаку.

И Артём снова шагнул, а пёс игриво поскрёб лапой по снегу.

– Он тебя зовёт! – Оля начала пританцовывать на месте от волнения.

Артём, набрав воздуха в грудь, снова шагнул.

Ветер прошёлся по бокам собаки, взъерошив шерсть, и на мальчика полетела метель сверкающего блеска. Он с восторгом подставил руки, собирая в ладони холодную, как снежинки звёздную пыль.

Пёс призывно гавкнул, и Артём, уже ничего не боясь, сел перед ним на колени.

Всего какой-то сантиметр, а мальчик всё не решался дотронуться, но пёс вдруг сам наклонился к его приподнятой руке. Холодный нос прошёлся по ладони, приятно пощекотав, тёплый язык согрел руку. И Артёму показалось, что чей-то голос прошептал прямо в голове:

– Я собака Ориона, и ты, мой охотник, будешь здоров.

* * *

Алексей ворочался какое-то время, пока, наконец, Наташа не выгнала его из кровати:

– Иди, покури! Чтоб тебя! Успокойся.

Так что он, зевая, отправился на кухню. В потёмках пошарил по столам, зажигалку не нашёл, включил плиту, чтобы прикурить от газа. Наклонил голову к синему пламени и оказался взглядом напротив окна на улицу.

Сигарета выпала изо рта Алексея, огонь обжёг губы и мужчина отскочил от плиты.

– Крыша едет! – зашептал он, прижавшись спиной к холодильнику, и тут осознал, что увидел – там его ребёнок с громадным животным. – Артёмка!

Алексей ринулся к окну, но… уже никого не увидел. Он побежал в прихожую, в темноте наступил на чужие ботинки, успел удариться раза два о стенки, чудом миновав зеркало, прежде чем нашёл выключатель. Всунув ноги в какие-то тапки, Алексей распахнул дверь и замер на пороге, потому что Артём и девочки налетели на него.

– Папа! – закричал мальчик.

– Всё в порядке? – Алексей бросился его осматривать.

Руки, лицо, шею.

– Ты цел?

– Ну, да… – не понял этого вопроса ребёнок. – Папа, звёздная собака! Она была здесь!

Алексей больше ничего не мог сказать. И следующие полчаса тоже, когда проснулся весь дом и толпа взрослых, пыталась что-то понять, слушая сбивчивую историю детей о чём-то невероятном. О том, что на крышу во дворе приземлилась звёздная собака, она сказала, что она от Ориона, и коснулась Артёма!

Наташа, услышав, что сын ночью нараспашку бегал на улице с какой-то псиной, раскричалась на Алексея, но тот стоял с таким лицом, что Наташа испугалась, и кричать перестала. Остальные же просто недоумевая, слушали. Только Злата радостно бросилась обнимать Артёма:

– Это же здорово! Поздравляю!

– Да! – вторил тот. – Она огромная, как ты говорила! И светится в темноте! И пыль звёздная с неё летит! Всё, как ты говорила!

– А Ориона не было? – спросила Злата.

– Был! – в один голос ответили дети.

– Господь милосердный… – невольно произнёс Алексей.

– Но мы его не видели! – добавила Оля.

Взрослые начали понимать общую картину. Дети решили устроить вылазку в красивый сад и придумали много интересных причин. Только Алексей, глядя на смеющиеся лица друзей, испытывал всё большую тревогу, поглядывая сквозь окно во двор.

А дети ещё рассказывали в три голоса, что после того, как собака коснулась Артёма, раздался свист. Красивый! Далёкий! Прямо с неба! И собака запрыгнула на крышу и исчезла! А там, где она стояла, была вспышка и много звёздной пыли.

– Ну, всё, всё, – успокоила страсти Злата, – времени до утра осталось совсем чуть-чуть. Взрослым надо отдохнуть, смотрите, папы с мамами совсем устали.

Мгновенно уговорив детей, Злата отправила их по кроватям. Шум, наконец, стих, и взрослые тоже отправились отдыхать.

Алексей проводил Наташу в спальню, но сам не лёг.

– Лёша, – позвала она, – спать идёшь?

– Ага, сейчас приду, ты ложись, – Алексей накрыл жену одеялом, поцеловал.

А когда в доме снова стихли все звуки, он оделся и вышел во двор.

Страх отпустил Алексея, но в сознании всё ещё буйствовало что-то. Он долго разглядывал следы на снегу, понимая, что это не мираж, и ему это не кажется. Это действительно следы огромного пса и его Артёмки. Они действительно сидели здесь. И вокруг этого места снег сиял отчаянно ярко. Проведя рукой, мужчина с удивлением увидел на своей ладони… блёстки! Настоящая звёздная пыль!

Осознав это, он ещё долго не мог подняться с колен, пока тихие голоса за гаражом, внезапно не привлекли его внимание. Алексей вздрогнул. Это явно были Злата и Саша.

– Эй, хозяева, – Алексей обозначил своё присутствие.

Из-за сарая выглянул Саша:

– Ты один, Лёха?

– Да.

– Чего бродишь?

– Думаю, с какого лекарства начать лечить белую горячку.

– А. Иди сюда.

Алексей зашёл за гараж и остановился, как вкопанный.

– Да стой ты спокойно! – возмущалась Злата, вычёсывая из огромного белого пса клубы сверкающих блёсток.

– Это, то… – Алексей еле вздохнул, дыхание спёрло и в жар бросило. – Господи, я думал и, правда…

– Лёха, познакомься, это Малыш, – огласил Саша. – Малыш, это Леха.

– Да я чуть с ума не сошёл! Два раза за ночь! – нервы у Алексея сдали окончательно. – Вы что?!

– Тихо ты! – шикнула Злата. – Заходи в гараж. Вон дверь.

Алексей, наконец, огляделся и понял, что находится «за кулисами» всего ночного представления. Саша сматывал кабели осветительной системы, убирал ультрафиолетовые лампы, прикреплённые к крыше, и динамики. В стене гаража оказалась потайная дверь, сквозь которую все попали внутрь. А здесь уже стояли бидоны блёсток «звёздной пыли», и ванна, куда Злата немедленно затащила собаку.

– Это ваш? – Алексей смотрел на пса.

Большой белый самоед умным взглядом окинул человека, потянул носом.

– Свои, свои, – Злата уже мыла собаку тёплой водой, смывая остатки макияжа.

– Наш. Но если ты кому расскажешь, убью!

– Как? Как вы это сделали?! – Алексей не мог говорить шёпотом. – Дети же просто немыслимое описали!

Злата улыбнулась:

– Психика человеческая очень интересная. В нашем сознании столько механизмов заложено.

– Началась лекция, – отмахнулся Саша.

– Можно дать лишь часть информации, вроде истории у камина, – сказала Злата, – потом добавить немного материальной части, – она кивнула на пса – Подкрасить, подучить, световых эффектов добавить. А дальше сознание схватит идею и доведёт до совершенства.

– Так они сами себе придумали? – поразился Алексей.

– Это разочарование в голосе? – засмеялась Злата. – Нет, они просто видели то, что хотели видеть. Фантазия сама подсказывает нужные варианты.

– Зачем ты это?.. – Алексей не договорил, замолчал, подумал.

Белый пёс вытряхнул воду из шерсти, накрыв гараж остатками блёсток, и отправился на одеяло, где Саша выкладывал мясные косточки горкой.

– Заслужил, звезда, – произнёс он, ласково потрепав собаку за холку.

– Невероятно, – вздохнул Алексей. – А ведь и я поверил…

– Не мудрено, – кивнула Злата. – Мы это представление два месяца готовили.

Алексей молчал ещё мгновение и, наконец, произнёс:

– Думаешь, это поможет моему ребёнку выдержать болезнь?

Глаза его сразу выдали, и он опустил голову.

– Звёздная собака сказала, что он будет здоров, – кивнула Злата. – Значит, он будет. Должен. И тебе тоже об этом подумать не помешало бы.

Алексей покачал головой:

– Ну, вы даёте.

– Я не знаю… – вздохнула Злата. – Не знаю, чем ещё вам с Наташей помочь. Кроме веры дать нечего.

Алексей внезапно улыбнулся:

– Вот за неё и спасибо.

* * *

– Василий Геннадиевич, Соевы вернулись! – громко сказал молодой врач, входя к заведующему детским онкологическим отделением.

На лице играла улыбка.

– А чему радуешься? – хмуро спросил Василий Геннадиевич. – Вернулись ведь. В какую палату положил?

Врач сел напротив недовольного старичка в белом халате:

– В ту же, где и был. К старым друзьям. И там уже фурор, знаете ли.

Василий Геннадиевич отложил документы, вопросительно взглянул на коллегу.

– Артёмка чувствует себя хорошо, мама его на плановое лечение привезла после праздников, – начал рассказывать молодой врач. – Отдыхали у друзей. С ним там случилось чудо – прилетала звёздная собака и вылечила его.

Седой заведующий вопросительно поднял бровь.

– Поэтому, на следующий новый год вся палата уже собирается в гости к тёте Злате, – засмеялся коллега, – которая сама, то ли волшебница, то ли фея, я так и не понял, посмотреть на звёздную собаку охотника Ориона. Артём обещал всех взять с собой.

Василий Геннадиевич, наконец, улыбнулся:

– Ах, вот оно что.

Молодой врач поднялся:

– Ну, вот такие новости, Василий Геннадиевич. На следующий новый год все наши пациенты будут здоровыми.

Заведующий опустил седую голову:

– Дай ты бог, детки. Дай ты бог.

Прозрачные стены

Там сейчас ночь. Я чувствовал это очень отчётливо. Краски и свет совсем другие. В небе фиолетовый смешивался с чёрным, вдруг желтел и опять темнел, наполняясь грязно-розовым, и вот снова фиолетовый. А в сумраке моего мира было видно, как в стволах деревьев течёт сияющий сок их жизни. Также росла трава, освещая собой землю, несла мерцающие воды река, и ходили люди.

Но сейчас люди были далеко. Я сидел на вершине холма прямо под телевышкой. У подножия ютилось множество домиков. Электрический свет почти не разгонял темноту сумеречного мира, поэтому казалось, что слепые глазницы окон затянуты серо-фиолетовой дымкой.

Ветер закружился над моей головой и по спирали опустился рядом.

– Где был? – усмехнулся я.

– Купался.

Ветер стряхнул с себя капли речной воды. Выглядел как полупрозрачный туман, уплотнившийся в размытую человеческую фигуру. Угадывались черты лица. Но они исчезали и появлялись, менялись. Даже здесь он не мог обрести окончательную форму. Ветер – волна энергии, бесформенная и сильная, свободно струящаяся между миром живых и мёртвых.

Он расположился вокруг меня и созерцательно уставился вниз. В нескольких местах сияли яркие точки. Могила, а точнее моя могила, отмеченная чистейшим белым светом, наша деревенская церковь, окружённая тёплыми золотыми кругами, и ещё один сияющий огонёк в домиках у подножия, рассеянного голубого цвета с искрами серебра.

Ветер разлёгся на пространстве, вытянув ноги и закинув руки за голову, покачался в воздухе, будто в невидимом гамаке:

– Ну что, пойдём?

– Пойдём.

Наверное, у меня получилось слишком мрачно.

– Что ты Вик, опять отчаялся? – посочувствовал ветер. – Арим сказал надо держаться.

– Уточнил бы за что, – хмыкнул я.

Прозрачная человеческая фигура повернулась на бок, лицом ко мне. Проявились черты, будто нарисованные на полиэтилене. Уголки губ потянулись верх. Ветер улыбался.

Вот кто никогда ни о чём не тревожится. Люди всю жизнь говорят о свободе, понятия не имея, что это, стараются найти определение этого состояния, хотя стоит взглянуть на ветер и вот она – самое простое и гениальное её воплощение. Не иметь тела, и при этом обладать чудовищной силой – ломать и вырывать деревья с корнем, не иметь дома и спать, свернувшись в невесомых листьях среди ветвей, направлять птицу в полете, гнать по воде рябь. Но самое главное – скольжение, то чего делать не может никто, кроме ветра. Даже ангелам, при всей их силе трудно выходить из сумрачной тени мира в свободный слой света – туда, где сияет наше солнце, и обитают живые люди. А ветру открыты все миры, самые светлые и тёмные.

Мы где-то посередине между вечной ночью и светом – основанием и верхушкой пирамиды мироздания. Даже избавившись от телесной оболочки, мы всё равно продолжаем оставаться в средних слоях. И только после сорока дней отбываем в высший свет, либо уходим во тьму, если собранный за всю жизнь груз трагедий и расстройств слишком велик.

Мне повезло. Я всегда был тёмной душой, но два года назад исправился. Не знаю что случилось, только однажды мимо меня прошла девушка по имени Таня. Тоже не ангел, сказал бы я, но с потрясающим умением гасить все мои плохие начинания.

Я вздохнул при мысли о ней. В сумрачной средней тени дыхание было явлением необычным, я словно втягивал в себя часть воздуха, если это был воздух, прямо через грудь. Но не успел я вздохнуть, как вокруг меня потемнело. Конечно, ведь при выдохе вышла моя печаль.

Нельзя так. Мы с Таней связаны. Связь настолько тонкая, что невидима даже здесь, но ощутима потрясающе. Стоит мне расстроиться, как на неё дома нападает такое…

Арим объяснил мне это в первый день. Первый день…

Помню первый миг и первый призрачный вздох уже здесь – в средней тени. Но это произошло в больнице, после тридцати минут в коме, а до этого…

– Виктор, вдохни, твоя последняя вспышка не будет яркой.

За секунды до удара со мной уже говорили. Я видел приближение грузовика, я его ощущал, вибрация двигателя ударила раньше, чем он сам. Водитель Максим повернул голову, в его глазах мелькнуло удивление, потом страх. Он что-то закричал.

– Всё хорошо, Виктор, боль ненадолго…

И удар!

Боль ненадолго, но, боже, как больно. Наверное, в один миг до потери сознания влилась она вся. Всё, что испытывает человек, когда его перемалывает вместе с машиной. Тридцать две секунды ломания костей, разрывания мышц и сухожилий и…

– Боль ушла, Виктор, всё хорошо.

Глаза застилает туман. Я сижу в машине, как и был на заднем сидении. Впереди стонет Максим, свидетель Роман без сознания. Одни размытые очертания, будто смотрю сквозь сильные очки под водой. Кажется, вокруг сотни прожекторов, всё тонет в ярком свете, даже звуки приглушены, словно не могут пробиться сквозь этот слепящий ком.

– Ром… – тянусь к другу рукой, – Рома…

Что-то светящееся рядом с ним и с Максимом с другой стороны. Оно двигается, перемещается. Ничего не могу понять. Роман мне не отвечает.

– Всё в порядке, Виктор, он жив.

Меня подтолкнули, и я оказался на улице в то же мгновение. Наша покорёженная «Волга» стояла на дороге. Врезавшийся в неё грузовик, проехав метров пятьдесят на тормозах, остановился на обочине.

– Что случилось? – поражённо спросил я.

Мне никто не ответил. Над мостом, который мы только что проехали, вращался гигантский шар. При каждом обороте из него выплёскивалось что-то похожее на смолу, такое же чёрное и вязкое. Источая дым, жижа медленно растекалась в разные стороны.

И я вдруг заметил, что повсюду вокруг движение. Трудно было понять это сразу из-за яркого света, но, наверное, мои глаза привыкали и я различил множество чёрных фигур, со всех сторон стекающихся к шару. В небе вокруг него полыхали вспышки, чертились линии света, стремительно пролетало что-то светящееся, оставляя за собой след реактивных самолётов.

В гладкой поверхности шара внезапно прорезалась трещина, раскрылась, и я увидел за ней коридор. Он был прямо напротив меня – страшный, глубокий, и словно образованный кишащими змеями. Его круглые стены вращались. А там, в самой глубине…

Не знаю что именно я увидел, но с приближением того существа я почувствовал, что всё во мне растекается, и я просто перестаю существовать от ужаса. В воздухе нарастала дрожь, а вместе с ней густел и наливался мощью окружающий звук. Рычание, вой, множество голосов и странный звон. Мост и небо над ним сотрясало сражение.

Сквозь слепую дымку перед моими глазами казалось, что тёмные фигуры перемалывают друг друга. В воздух взвивалось белое пламя и чёрные брызги. И над всем этим безумным коктейлем вращался зловещий шар. Но свет всё больше завладевал им, покрывая собой, словно плёнкой.

Мимо промчался Виталий Андреевич – мой тесть, его брат и все мои друзья.

У машины кричали:

– Рома! Вик!

– Серёга, лезь в окно, ты мелкий!

Я смотрел на них и понимал – они не видят того, что вижу я. Рядом со мной даже не было света, который окружал моих друзей в машине. Я был совершенно один между ними и картиной апокалипсиса с разломом пространства глубиной до самого ада на переднем плане.

Сергей пролез в окно, начал отстёгивать ремни.

– Роман жив! – кричал он. – Жив, чёрт, вытащить не могу!

– Не трогай! Проверь Вика!

Серёга перелез на заднее сидение, и я глянул туда.

– Тихо, тихо… – только этот настойчивый, очень мягкий и властный в то же время шёпот и помог мне не сойти с ума.

Свет возник позади меня и обнял, нашёптывая спасительные слова. А я смотрел на то, как Сергей трясёт меня на заднем сидении, всего залитого кровью.

– Вик! Да что ж ты!.. Ты не можешь! Не сейчас!

Виталий Андреевич тоже просунулся в разбитое окно машины:

– Виктор, сынок, держись!

Я повернулся к шару. Его вращение замедлялось, трещина склеивалась, будто её заливали чем-то жидким, прозрачным. Существо, лезущее из глубин, ударилось о преграду. Звук даже не сравнить с громом. Это был беззвучный удар, одной вибрацией, и в то же время я слышал его – звук чистой, абсолютной ярости.

Шар начал быстро уменьшаться. Казалось, свет просто растворял его, сам постепенно угасая.

И чёрная масса сражающихся стремительно потекла в разные стороны. В мою, в том числе. Из пелены света возникла фигура. Я успел увидеть очертания головы с огромными рогами. Загнутые чёрные когти выплыли прямо к моим глазам, хищно нацеливаясь. Но внезапно за спиной этого монстра возник кто-то ещё. Я пока не пришёл в себя после шара, так что распростёртые крылья меня не впечатлили. Атака крылатого существа была свирепой и мощной. От него прямо изошла ударная волна, а рогатый монстр провалился под асфальт, наверное, в преисподнюю.

И все исчезли. Все разом. Небо и видимое пространство моста очистилось. Тишина наконец позволила мне услышать голоса друзей и начать соображать.

Первой осознанной мыслью было мчаться ко второй машине. Ведь там Таня! Я не успел сделать и шага, как увидел её. Она сама неслась к нам, в белом платье, окружённая красивым голубовато-серебристым сиянием. Мария Фёдоровна – её мама успела что-то крикнуть, за ней кинулись подруги, но поймал её Виталий Андреевич буквально за метр до машины.

– Таня, дочка, тебе туда нельзя! – говорил он, отчаянно пытаясь её удержать, а та вырывалась, как загнанная в охотничью яму тигрица.

– Виктор! Вик! – она звала меня, всё пыталась заглянуть в машину.

– Таня, не смотри туда!

Но она всё-таки увидела меня. Застыла, медленно, опуская руки, а потом…

Я никогда не забуду этого крика – чёрную молнию, прожигающую пространство раскалённым сломанным лезвием. От её удара волна чёрного пламени разорвала воздух и огненным покрывалом накрыла Таню.

Потом уже кричал я.

Она горела так страшно, безумно воя от боли. Свет вокруг неё трескался, осыпаясь обожжёнными обломками, и оставалась только мёртвая прогоревшая пустота.

Нас везли в больницу на разных машинах, но я сидел возле Тани. Пытался что-нибудь ей сказать, ещё не осознавая, что никто меня уже не слышит и не видит. Её серебристо-голубое сияние меркло с каждой секундой, словно в него заливалась грязная вода. На белой коже вспыхивали язычки чёрного пламени, прожигали и уходили под неё, а я ничего не мог сделать.

– Это боль, – шептал мой свет позади, – она родилась только что, поэтому такая сильная, такая обжигающая.

– Сделай что-нибудь! – я просил, сам не зная кого от отчаяния.

Таня мучилась страшно. Я всё пытался обнять её, но как ни странно, меня отталкивал свет:

– Не надо, Виктор, ты делаешь хуже, Сафэн справится.

– Кто? Кто справится? Она умирает!

– Нет, страдает, но не умирает.

* * *

Больница. Пространство перед глазами стало немного чётче, когда мы приехали, но краски и цвета ещё больше поблекли. Я мельком взглянул, как санитары скорой вытаскивают из машины меня, и помчался за Таней.

Страшное место. Пока её везли в травматологию, я шарахался из стороны в сторону от чего-то чёрного, стремительно летящего по коридору, растопырив утыканные шипами щупальца. Полы тонули в жидкой грязи, кишащей змеями, правда, то тут, то там вспыхивал неяркий свет.

– Осторожно! – доносилось до меня. – Виктор! Вик! Да подожди ты! Арим, останови его! Он же без щита!

– Ещё рано.

– Сейчас его сеть поймает! Глянь вон, летит за нами, голодная, голодная.

Поначалу я вообще не обратил внимания на эти голоса.

– Уворачивайся! – требовал кто-то, и меня отклоняло от курса движения лёгким толчком в бок.

Но краем глаза я видел, как свет позади меня короткими вспышками отгоняет чёрных «осьминогов» и, поджав щупальца, они уползают на потолок.

Таню катили вперёд под шапкой белого сияния. Оно и правда защищало её. Новые молнии вспыхивали, но ударяли в него, впитывались и растворялись.

Мой свет вдруг придержал меня:

– Ты должен пойти со мной.

– Что?! О чём ты?! Оставить её сейчас?! Я не могу!

– Виктор, остановись. Её ангел справится, ты сейчас должен вернуться к себе.

В раскрытые двери операционной как раз завозили меня.

– Не упирайся, – второй голос прямо взвился вокруг, – это важно, последний удар.

Они оба развернули меня, и мы влетели следом за каталкой. Врачи трудились надо мной, тело было опутано трубками.

Бух…

Глухой звук, приятный, но тревожный. Пространство покачнулось.

– Что происходит? – зашептал я.

Бух…

– Это твоё сердце.

Моё сердце, последние удары моего сердца.

– Разряд! Разряд!

Чем больше кричали доктора, тем яснее становилось моё зрение, только совсем и окончательно пропали все краски. Осталось объёмное, прозрачно-серое повторение предметов, такие же стены. А вот люди…

Вот, что значит видеть человека насквозь! Несколько оболочек друг в друге, как матрёшки. Самая первая похожа на просвечивающую серую ткань, а дальше тонкие прозрачные слои, сквозь которые проходит сеть тонких светящихся нитей.

От ступней ног к животу поднимаются большие трубки, по которым мчится свет. Они идут через грудь вдоль позвоночного столба, который, кстати, тоже видно, в голове сливаются воедино и выходят открытыми прямо через затылок.

А я?..

На столе осталась первая внешняя оболочка, пустая, безжизненная. Меня же словно протянуло через прозрачную преграду назад, при этом, не сдвинув с места. Я тут, на том же самом клочке пространства, но уже в другом слое тени, уже в среднем. Там, где и положено быть душам.

– Здравствуй, Виктор.

Я обернулся к белой светящейся фигуре. Такой яркой, что свет едва давал возможность разглядеть развивающиеся полы одежды, красивые черты лица и крылья. За сверкающими перьями плыло что-то прозрачное, бесформенное. Пока я поражённо разглядывал светящееся существо перед собой, это бесформенное стало человеческой фигурой. В ней тоже был свет, но он тёк не по сетке сосудов, а просто клубился, то тая, то нарастая.

Я молчал. Чтобы говорить, надо хоть что-то понимать.

Белое создание с крыльями очень напомнило мне ангела и он, похоже, читал мысли, потому что утвердительно кивнул и сказал:

– Так и есть, Виктор, Меня зовут Арим, я твой страж и проводник.

Я по-прежнему молчал.

– Всё в порядке, Виктор, я здесь, чтобы помочь тебе, – добавил ангел.

– Что с Таней? – спросил я.

– Она жива.

– Пострадала?

– Если ты о её теле, то нет.

– Хорошо. А со мной что случилось?

– Ты умер Виктор.

Я не поверил. Так просто? Я умер и всё? Стою в странном месте, вокруг всё прозрачно, напротив меня ангел и…

– А ты кто? – наконец спросил я.

– Я? – на лице прозрачного существа проявились черты. – Я ветер.

– Что? Кто?! – поразился я.

– Ветер, – насмешливо повторило существо. – Ты же чувствовал меня в свободном свете.

– Свободный свет?

– Да, слой, в котором вы обитаете, пока живёте в телесной оболочке, счастливчики.

– Почему счастливчики? – не понял я.

– Единственный слой, в котором рождается свет.

Ветер, кажется, возмутился этим:

– Вы и не подозреваете, каким богатством обладаете. В остальных слоях только тени и отражения света. Ангелы в средней тени дарят своё сияние лишь некоторым, а в основном везде сумрак.

Я собрался с мыслями и уточнил:

– В основном? Это где?

Ветер отвечал мне с потрясающей готовностью.

– Везде за свободным светом и до глубокой ночи на последнем этаже пирамиды, – произнёс он. – Сразу за вашим светом расположен слой светлой тени – обитель снов. Потом глубокая светлая тень – то место, в котором вы существуете, когда в коме, ты как раз был там сейчас. А дальше средняя тень – временное пристанище освобождённых душ. Вообще-то, мало кто попадает в светлые слои тени. Последний удар сердца даёт вспышку света, которая пробивает прямой коридор прямо сюда. Но ты был в коме, а в этом слое свет буквально высасывается из всего, что туда попадает. У твоего сердца просто не хватило сил на вспышку, поэтому я втянул тебя сюда так, без неё.

– А так можно?

Это я не в смысле что-то понял, просто надо было что-то спросить.

– Это, конечно, против правил, но только для них… – ветер махнул на ангела. – Для меня нет, так что всё в порядке.

Наверное, моё лицо выражало всю степень непонимания происходящего.

Мы помолчали. Я стоял, не зная, что же мне делать сейчас.

– Не пытайся осмыслить всё сразу, – успокаивающе произнёс ангел. – О чём ты думаешь?

– Таня…

– Конечно, – вздохнул он.

Впервые я почувствовал полноценное прикосновение ветра. Он обнял меня и поднял над полом.

– Там, наверное, сейчас крику… – заметил ангел. – Сафэн был в бешенстве на мосту.

– И не говори, – согласился ветер.

Мелькнули двери операционной, коридор, полный прозрачных людей, стены. Мы оказались в помещении, где осматривали Таню. За её головой стоял высокий ангел, держа руки на её щеках. С его белых пальцев струился свет, проникая под её кожу. Это было похоже на переливание, только вместо крови ангел вливал свет.

Я уже шагнул к Тане, но меня остановили слова Арима:

– Если приблизишься, ей станет хуже.

– Почему?.. – начал было я и замолк.

Потому что заметил, что в комнате есть ещё кое-кто. Тоже ангел, только с кожей чёрно-фиолетового цвета и мощными крыльями в гладких, сверкающих, как снег на морозе перьях. Его одеяние разительно отличалось от лёгких туник его белых собратьев. Грудь закрывал панцирь доспех. Казалось, чёрная пластина, чётко повторявшая рельеф тела, была просто приложена к нему и намертво приклеена к коже, потому что её ничего не держало, никаких ремней или перевязок. Отдельные пластины облегали плечи и бедра. А за спиной ангела, под правым крылом поблёскивали рукоять и лезвие полутораметрового меча. Похоже, впаянного в его спину также, как и пластинки. Хотя сразу было видно, что это не доставляет ему никаких неудобств. Я мог бы принять его за ангела смерти, но своим, внушающим дрожь в коленях видом, он больше походил на ангела разрушителя.

Однако, страшней всех был всё-таки Танин ангел, уже хотя бы потому, что он бешено срывался на тёмного:

– Где вас носило?!

– Прости, Сафэн, – оправдывался тот, – место было чистейшим буквально за секунду до прорыва, заметить что-то было невозможно.

– Дисбаланс света в десяти местах возле дороги! – совсем раскричался ангел. – А вы не поняли что это прорыв?!

– О чём это он? – шепнул я своему.

– Десять предотвращённых бед, – ответил Арим. – Когда идёт давление на внутреннюю оболочку тьмы, то есть, когда что-то идёт на прорыв, темнота выделяется во внешние слои. Из-за этого происходят разломы света. Когда на них наезжает машина, случается авария. За несколько секунд до вашей, стражи предотвратили десять таких бед.

Я даже замер. Как я в этот момент понял Таниного ангела. Предотвратили десять возможных аварий и не догадались, что будет что-то серьёзное!

– Ты же знаешь, это невозможно, – продолжал оправдываться чёрный ангел, – на то и несчастный случай, нельзя узнать заранее, где граница света будет нарушена.

– Павел! Вы стражники! Вы должны ощущать колебания света и тьмы!

– Мы ощутили…

– Только поздно! И не там где надо!

Павел замолчал, внимательно глядя на разъярённого Сафэна.

– Не смотри на меня так! – отрезал тот. – Из-за того, что вы опоздали к месту прорыва, мы не спасли охраняемых.

– Ты успел, – заметил тёмный ангел.

Сафэн вместо ответа кивнул на меня. Павел обернулся. Секунду его напряжённый взгляд скользил по мне и сразу смягчился.

– Прости, Виктор, – произнёс он.

Вот так просто, да? Прости и всё? За то, что я теперь… А что я теперь вообще такое?

– Тёмные создания проделывают это каждую минуту, – сказал Павел. – То, что ты видел на мосту – это прорыв из самого глубокого слоя тьмы – абсолютной, самой опасной. И все твари, оказавшиеся рядом, ринулись защищать его отчаянно. Мы не справились бы сами, поэтому ангелы-хранители покинули вас.

– Что? Что значит, покинули? – я опешил.

Павел пристально посмотрел на моего ангела.

– Арим, ты не сказал ему?

Тот стоял, опустив крылья.

– Прости, Виктор, – прошептал он, – мне пришлось, иначе…

– Ты что… бросил меня там? – крикнул я, не дослушав.

Арим сдавлено ответил:

– Да.

– Почему?

Я почувствовал слабость во всём своём призрачном теле.

– Во время таких прорывов в свободный свет выходят не простые тёмные существа, выходят демоны, а это куда серьёзней, чем…

– Вот как! Значит я – это не серьёзно!

– Ты не понимаешь, Виктор, – в голосе моего ангела слышалось отчаяние, – если бы мы не бросились к месту прорыва, вышел бы один из демонов. А это новая война или новый смертельный вирус или катаклизм. Таких, как ты…

– Таких, как я?! – я почувствовал злость. – Таких, на которых можно наплевать?!

Арим посмотрел так обиженно, что я разъярённо отвернулся. Он ещё обижается!

– Не кричи, Виктор, – попытался Павел, – выбор у ангелов был совсем не велик: либо оставить охраняемых и помочь нам спасти свободный свет, либо остаться на местах и содействовать проникновению демонов.

Даже здесь, в этой странной средней тени я чувствовал, что дышу взволнованно, зло. Мой ангел меня бросил! Помчался спасать мир ценой моей жизни! А почему, интересно, тогда Роман жив? И Максим тоже. Их ангелы, значит, остались на месте! А этот!

– Прости, Виктор, – прошептал Арим.

– Отвали, – бросил я через плечо.

– Прости.

– Отвали!

– Прости меня…

– Вот ты гад, а!.. – я развернулся в бешенстве, намереваясь заорать в лицо ангелу какая он сволочь, но вся моя злоба вдруг иссякла.

Он стоял передо мной на коленях, низко опустив голову. По щекам текли сверкающие слезы.

– Прости меня, но я действительно не мог остаться с тобой, – прошептал Арим, – я буду оплакивать этот миг все столетия, отпущенные мне, прости меня…

Я поражённо молчал, созерцая лицо ангела. Сколько сожаления, боли, сколько искренности и чистоты. Я невольно ужаснулся своей угасшей злобе. Кто я такой по сравнению с этим сияющим существом? Кто я, что бы обвинять его в чём-то?

– Что это было? – спросил я. – Что выходило из этой абсолютной тьмы, или как её там?

Павел, наблюдавший за сценой, ответил:

– Нельзя сказать наверняка, что этот демон нёс сюда, но судя по размеру прорыва…

– Нет, не надо.

Я вдруг понял, что не хочу этого знать. Вспомнил ощущения, которые испытал в тот момент, когда увидел лезущее из преисподней существо. Ни лица, ни морды, ни глаз, одно лишь месиво из уродств и желчи. Оно источало отравляющий ужас, как радиацию, готовясь жестоко убивать. Этих воспоминаний более чем достаточно.

Арим всё ещё стоял на коленях. Павел, сложив мощные руки на груди, ждал развязки. Даже Сафэн отвлёкся от Тани, чтобы посмотреть, чем закончится моё знакомство с ангелом хранителем. Наверное, обычно всё протекало не так, как у нас с ним.

Но я, наконец, осознал то, что Арим пытался мне сказать – если бы он остался со мной, я был бы жив, но завтра в мире погибли бы сотни тысяч других людей, чьё время уходить, ещё не пришло.

– На то и несчастный случай, – мрачно сказал я.

Павел кивнул, окинув нас обоих примирительным взглядом. И мы не разговаривали с Аримом следующие три дня. Сидели напротив друг друга рядом с Таней и оба смотрели на неё. Сафэн то появлялся, то куда-то исчезал, но жаловаться на него было грех. Он сделал возле Тани такой щит света, что чёрные сетки, курсирующие по коридорам и палатам, к нам даже не совались. Вокруг неё светился настоящий белый шар.

По сути, щит должен был питать Таню ангельским светом, но уже на третий день он просто перестал в неё проникать. Она менялась. Её собственный свет густел, замедлялся, разрывался тёмными тромбами, которые образовывались и разрастались с ужасающей скоростью прямо на глазах, и вопреки всему с ангельским светом не смешивался.

В палату всё время заходили родители и друзья. Из их разговоров я узнал, что Роман пришёл в себя, у него всё хорошо. Его ангел тоже заглянул к нам. Оказалось, это его я увидел первым, когда удар грузовика вышиб меня в глубокую светлую тень. Это он тогда был светом. Молодец! Заодно мне помогал и за Максом смотрел, пока остальные были у шара.

Павел больше не появлялся. Наверное, был слишком занят, гоняясь за монстрами. Трудно было принять то, что чёрные ангелы на самом деле те же белые, только специально впустившие в себя тьму, чтобы уметь бороться с ней. То, что они словно ртуть в градуснике чувствуют повышение уровня тьмы в общем балансе и предугадывают место и время очередного прорыва с самого дна пирамиды.

А сама пирамида – структура, вместившая в себе вселенную, разделённая на три этажа и огромное количество прослоек на каждом из них, изолированных прозрачными стенами. Верхний свет, средний свет и тьма – это вертикаль, разделённая абсолютными барьерами для таких, как я. Я могу пройти только в определённое время, выделенное для прохода, через специальный коридор.

Среди множества тех, кто обитает в разных слоях света, пожалуй, лишь ангелы могут беспрепятственно путешествовать между этажами пирамиды.

Я дней десять путался, что можно, а что нельзя, какие стенки и для кого прозрачны, какие не очень, пересечение каких вообще под запретом. Хотя о том, что стена между внешней светлой тенью и свободным светом для меня более чем закрыта наглухо, я догадался сразу. Мёртвые не воскресают.

Моя зависть к ветру после этого возросла. К нему и всем остальным стихиям. Они были сами по себе, ни от кого не зависели, для них не было ни одного правила, ни одного ограничения. Они существовали в том слое, в каком хотели, и даже перейти прямо с места на следующий этаж для них не составляло никакого труда.

Как много всего надо было понять. Арим не торопил меня. Унас с ним было сорок дней. Сорок дней на то, чтобы он передал мне новые знания о мире, помог завершить все дела и уточнить неясные вопросы.

Единственное, что он попросил усвоить сразу – у меня почти нет своего света. Моя вспышка ничего мне не дала, её ведь практически не было, меня спас ветер. Так что я теперь был полностью на обеспечении ангела. К роли кровососа на его шее пришлось привыкать уже с первого дня. Арим дотрагивался до моей спины, подключался к позвоночнику, и его свет наполнял меня, словно пустой сосуд. Поэтому он и сделал метку с его светом на моей могиле для экстренных случаев.

На пятый день Таню выписали из больницы. Но лучше ей не стало. Даже врач, провожавший их с Марией Фёдоровной по коридору, тихо сказал последней, что у её дочери очень плохая кардиограмма и нужно провести полное обследование. Но Таня слишком хотела домой, она же просто ненавидела больницы.

В тот момент Арим предупредил меня:

– Тане будет хуже.

Тогда я даже не мог представить себе насколько.

– Просыпайся, Вик, что делать будем? – весело спросил ветер, возвращая меня из воспоминаний в среднюю тень.

Я усмехнулся:

– Что и всегда.

У меня не осталось не законченных дел в свободном свете. Я ушёл в самый главный и счастливый момент жизни, без горя, без ненависти, без мести. Посетил друзей и всех, кого хотел увидеть за первые девять дней и простился с ними как раз на девятый, когда они собирались, чтобы помянуть меня. А мои родители ушли гораздо раньше. Их могилы тоже были на нашем кладбище, но я, конечно, не чувствовал никакой связи с железными крестами и могильными плитами за красивой низкой оградой. Мама и отец ушли в верхний свет через сорок дней после своей смерти десять лет назад. Встреча с ними ещё впереди, так что…

Ветер подхватил меня, едва я поднялся.

– Полетели, друг, у нас с тобой только одно дело, – сказал я.

* * *

Улица, на которой жила Таня, была совсем новой. Красивые кирпичные дома, ухоженные сады. Здесь всё сверкало. В тонких жилках листьев тёк свет, распыляясь при дыхании растений в воздух. Даже самую малой травинку окружало сияние, а с яблонь и черноплодной рябины, да и вообще с любого большого куста невесомо струился зелёный туман. Там кружили стаи ночных бабочек. Серые и бесцветные для человеческого взгляда, здесь они легко набирали блеск и разные оттенки.

В сумрачном пространстве прошла вибрация. Гром. Над крышами домов небо разломили его серебряные полосы. Сама гроза ещё далеко, но эхо её шагов летит перед ней. Здесь это видно, а в мире живых людей только ощущается. Тяжелеет воздух, приятно давя на плечи, стихают звуки, и лишь зелёная листва отчаянно шепчется, волнуясь перед грозой.

Чёрные облачка, проплывающие по улице, пугливо прилегли к земле. То ли ещё будет, когда начнётся дождь. Но это минут через двадцать, а пока улица ещё полна. Чёрные лужицы повсюду – это оставленное на улице горе и мрачные размышления людей. Чёрные облачка опасные твари, если собираются вместе, но поодиночке – это просто грусть. Когда вдруг нападает что-то, вспоминается плохое, страшное или напомнит о себе старая боль. А на самом деле, ты всего лишь наступил ногой на заснувшее облако или въехал в него лицом. Надо быстро отвести от себя эти мысли, и оно отстанет, а если захочешь себя помучить, высосет всё и загонит в депрессию. Но убить оно не может. В принципе, даже вампиры не могут. Тёмная фигура как раз маячила впереди.

Дух-вампир. Тело без главных сосудов, только тёмно-прозрачная оболочка, и внутри чёрная дыра. В общем и целом ребята не злые. Обитатели тонкой ночи – слоя света за средней тенью, где живут тёмные грешные души и большинство тёмных существ. Но в основном всякая мелочь. По-настоящему злобствующие создания находятся далеко под слоями тонкой и глубокой ночи в самом низу пирамиды.

Духи-вампиры – простые работяги, собиратели света и тьмы для тонкой ночи, без которых она не сможет существовать и поддерживать свои границы. А если тонкая ночь не сможет существовать, то все существа, её населяющие, выйдут сюда к нам и, собственно, кто от этого больше пострадает?

Вампир с интересом окинул меня взглядом. Мы с ним, конечно, по разные стороны, но и всё же я кивнул в знак приветствия. Он не ответил, зато наклонил голову. Рассматривал печать Арима на моей груди. Она была отпечатана чистым ангельским светом, так что для любого тёмного существа была лакомым куском, но при всём желании дух-вампир не мог прикоснуться к ней и ко мне, охраняемому этим светом, тоже. Это был ангельский щит, так что из нас двоих опасней для другого, пожалуй, я.

– Ты зачем здесь? – поинтересовался я, не особо ожидая ответа.

Тёмный кивнул в сторону Таниного дома.

– И чего спрашиваю, да? – усмехнулся я.

Вампир снова кивнул.

Сверху вернулся ветер.

– Ничего себе, – сказал он, – там не протолкнуться.

Мы вышли к дому. Здесь было светло – светился щит, накрывший прозрачным куполом даже окружающий сад. Зато перед самой оградой покачивались в воздухе огромные куски плотного чёрного тумана – облака. Длинной уже метра три и высотой с метр. Они были такие большие, что особо никуда не плыли, так на месте туда-сюда. Это кольцо нарастало с каждым днём. На облачках сидели птицы в чёрных перьях, с мощными клювами, и когтями, загнутыми и заострёнными, как персидские сабли. Навьи, птицы ночи, охотники за душами, чтоб им пусто было! Под забором копошились чёрные змеи, то и дело, поднимая безглазые, безротые головы и тыкаясь между досками забора в свет.

Ветер приподнял меня:

– Полетели Вик, не обращай на них внимания.

– Не обращаю, на змей точно. Да и вампир здесь, похоже, не из-за Тани.

– Из-за купола. Ждёт, может ему ангельского света обломится.

– А вот птицы меня беспокоят.

Мы перелетели через навий, злобно глянувших на нас. Эти твари точно Таню ждут. Не успел я об этом подумать, как две «синички» одним рывком оказались в воздухе…

Ничего себе прыжок!

Я резко повернулся к ним, правда, руку перед собой не выставил. Одна ударила меня когтями прямо в лицо, вторая по груди. Ангельская печать вспыхнула, показалась граница щита, закрывавшего меня. Я даже увидел рваные полосы, оставленные в нём когтями. Но полюбоваться ими не успел – полосы затянулись мгновенно, и щит угрожающе засиял. Птицы испустили злобный свист, отлетая подальше.

– Что, клюв погнули? – засмеялся я, пролетая сквозь щит дома.

Птицы взбесились, ринулись следом и на полном ходу врезались в тонкую преграду. Три огромные кляксы сползли по прозрачной стенке, измазав всё чёрной жижей. Совсем разбились, в кровь.

– Молодец! – хохотнул ветер.

Навьи могут долго сидеть, если их не разозлить, а разозлить их ничего не стоит.

Мы влетели в сад. Здесь всё сияло. Танин ангел постарался. По траве стелился сияющий белый туман. Ветви яблонь мерцали венами, ведущими их свет по всей длине ствола и до самых листьев. Можно было не переживать о всякой швали за оградой. Из-за щита все деревья в саду были сильны как никогда, могли до тла сжечь нарушителей. Гораздо опаснее гадские твари, уже засевшие в самом доме. Щит их не доставал. Мелкие чёрные облачка вечно прятались куда-нибудь в щели между досками вагонки в прихожей, в рамки моих фотографий на серванте, в карманы моей одежды, оставшейся у Тани дома, даже в подушку, на которой я спал. А она всё время перебирала мои вещи. Вот тогда они и нападали – грусть, отчаяние и боль.

На садовой дорожке, растянувшись во всю ширину, дремал Дорф – немецкая овчарка. Второй пёс – Дени, доберман, дежурил у входа в дом.

– А это у тебя лежачий полицейский? – спросил я его, кивая на Дорфа.

Дени улыбнулся, понимая, что я шучу. Первые дни я сильно удивлялся, что меня видят и слышат собаки, да и не только они. Оказалось, что их зрение и слух пронизывают несколько слоёв, даже за средней тенью. Чем дальше от свободного света, тем сильнее их сознание. Так что здесь, я уже говорил с псами, как с людьми. Единственное, чего они не могли делать даже в средней тени – это говорить. Их речь была даром тонкой ночи, и только в её слоях они его обретали, а мне как-то ещё не пришлось там побывать.

– Сафэн был? – спросил я.

Дени кивнул.

– Когда?

Ветер озвучил ответ:

– Недавно. Зарядил щит дома и умчался по делам.

Хорошо ветру, он слышит псов, потому что может проникать в слои света глубже средней тени, туда, где они уже могут говорить.

Из кустов выплыло светящееся очертание собаки. Сам Дорф дрых без задних лап на садовой дорожке, а его тонкая оболочка вышла в светлую тень и бродила по окрестностям. Следом за ней тянулись едва видимые серебристые линии – пуповина, связывающая с живым телом.

– Где был? – спросил я.

Спящий Дорф и Дени переглянулись.

– Ребят, в чём дело? – спросил я, предчувствуя ничего хорошего.

– Тани дома нет, – сказал ветер.

– Что?! – честно, я испугался.

За щитом дома Таня в опасности.

– И где она?

– Скорее всего, снова у тебя, – озвучил ответ собак ветер.

– На кладбище? Ночью? – я сомневался всего секунду. – Хорошо, полетели, проверим.

Ветер уже подхватил меня. Знал ведь, что Таня вполне может умчаться ночью на кладбище. Сама, как ветер – вздохнула и понеслась тенью по темноте.

Едва мы вылетели из-под щита, как в воздухе полетели первые капли дождя. Не зря чёрные облачка, витающие вдоль дороги, заметались. Первые же бисеринки воды прожгли их насквозь. Капля упала на землю, а в средней тени осталось её отражение – тонкая линия света, прорезанная в пространстве. Задетые облачка вспыхнули синим пламенем. А дождь, меж тем, начинался. Наконец-то, дождь.

Небесная вода выжигала чёрные облачка и змей, растворяла ядовитые лужицы, уничтожала обронённые людьми мрачные мысли, очищала от всей этой скверны пространство и обновляла саму жизнь, вливая силы и свет во всё, что попадало под неё.

Вампиры застыли в трансе, раскрыв рот и раскинув руки. Они прямо превратились в губки, поглощая свет небесной воды. Вот сейчас по улице можно было ходить совершено спокойно. Всё, что могло прицепиться к человеку либо спряталось, либо погибло, либо дико занято.

– Так кладбище, кладбище, – сориентировался ветер, – погнали.

Его движение в средней тени было таким быстрым, что я не увидел улиц, над которыми мы пролетели. Просто пространство вокруг растеклось на мгновение и снова стало чётким. Из сумрака выплыли очертания старых вётел, за которыми уютно пряталось кладбище. Здесь тоже было светло. И обычно… тут куда больше народа. Я огляделся. Что-то пустовато. Никто не бродит по аллее, да и на оградах никто не сидит.

Мы устремились вниз к моей могиле, почему-то светившейся на всё кладбище. Свет слишком яркий…

А, ясно, почему так пусто. Мой ангел расположился на лавочке, наблюдая за Таней. Она сидела на могильной плите, вынимала увядшие тюльпаны из пластмассовой вазы.

Таня, Таня… Какой красивой она была в средней тени, у неё был совершенно особый свет, такой нежный. Только с каждым днём он истекал. Её ожоги очень быстро превратились в воспалённые раны. Я так надеялся, что они заживут, но они начали светоточить, сначала по чуть-чуть, а теперь…

В средней тени всё было прозрачно, кроме Тани. Она от макушки до пальчиков ног была залита собственным белым светом, сочащимся из глубоких ран. Потом воспаление пошло дальше – чёрные сгустки перекрыли основные светотоки, окружили сердце, проникли в голову, и когда боль переполняла её, новая чёрная слеза, густая и вязкая медленно стекала по белой щеке.

Всё время сердечные боли, мигрени, депрессия, упадок сил, всё время давящее отчаяние – вот что чувствовала Таня. А я не мог ей помочь. Её внутренний щит был нарушен, и поэтому она воспринимала и поглощала тьму беспрепятственно.

– Как не боится ночью на кладбище? – вздохнул я.

Арим покачал головой:

– Она знает, что ты здесь. Чего ей бояться?

– Я бы не смог.

Ангел смерил меня насмешливым взглядом, и я отвернулся. Стало так тяжело. Я бы смог, ещё как смог.

Арим вздрогнул:

– Вик, не дави.

Но он не успел, всё уже передалось. Таня задышала быстро, отрывисто, по её щекам потекли слёзы, и лицо исказилось болью. Её свет внезапно померк во всём теле, будто сгорающая светодиодная лампа. Я перелетел через ограду к ней.

– Таня, услышь меня, – шептал я. – Не плачь обо мне.

Сколько раз я уже просил об этом.

Ангел вздохнул. Серебряный свет, похожий на шарик воды в невесомости, скользнул по его крылу:

– Держи.

Он кинул его мне. Я раздавил шарик на мелкие капельки, брызнул их на лицо Тани. Ангельский свет чуть озарил её тёмные глаза. Таня вздохнула спокойней, опять начала возиться на могиле. Выдернула две травинки, убрала камушек на другое место, потом вернула на своё. Я тихо вздохнул, и Таня тут же вздрогнула.

Арим грустно улыбнулся:

– Она не может отпустить тебя. В этом вся наша беда.

Да уж. Души, связанные друг с другом, не могут уходить одна без другой. Пока Таня мысленно держит меня рядом, живёт наша связь, и по этой тонкой ниточке я тяну её к себе в тень.

Поэтому она и умирает. Её свет всё больше затвердевает, по нему расходятся трещинки, и маленькие кусочки Таниной души откалываются от неё. Если появятся настоящие трещины – это будет означать конец. Свет сломается на обломки, и тогда только от силы ангела будет зависеть, сможет ли она вообще попасть в среднюю тень или её утащат по кускам в темноту.

– Ты должна жить, – прошептал я, глядя на Таню, – ты должна.

Как я хотел, чтобы она услышала меня, но нас с ней разделяли самые непроницаемые, самые глухие стены, которые только можно было создать.

Ангел покачал головой:

– Твоё время между мирами заканчивается, сорок дней на исходе. Если не перестанете тянуть друг друга к себе, потеряетесь окончательно.

– Я помню, ты говорил.

Таня опустила голову на камень и, кажется, задремала вот так, прижавшись щекой к холодному надгробию. Она спала, как каменное изваяние, не двигаясь и почти не дыша. Как мне хотелось обнять её…

Только одно прикосновение, просто чтобы почувствовать, что она жива. Я наклонился над ней, запустил руку в волосы. Таня вздрогнула, просыпаясь, приподнялась. Моё прикосновение для неё было обжигающе холодным.

Ветер пролетел над нами, сбросив ворох листьев, и она замерла, зачарованно глядя, как в свете луны, они причудливо летят над ней.

– Виктор… – прошептала Таня.

– Как ты это можешь? – спросил я. – Как чувствуешь, что я здесь?

Я не смог удержаться, прикоснулся пальцами к её тёплым губам, и снова она вздрогнула, почувствовав мой страшный холод.

Арим с тревогой смотрел на меня:

– Виктор…

Таня закрыла глаза.

– Я знаю, – прошептала она, – знаю, что ты здесь, я тебя чувствую.

Таня подняла ладонь прямо ко мне. Её тепло прошло сквозь меня, накатилось, словно волна на берег, так приятно согревая, а Тане стало неимоверно холодно, и её ладонь тут же онемела.

– Один поцелуй, – прошептал я, – и я отойду…

Но едва я коснулся Тани, как живое тепло опять проникло в меня и я замер, не в силах сопротивляться этому. Губы Тани посинели, за ними щёки, по её спине побежала дрожь.

– Виктор, отпусти её!

Неровные удары слабеющего сердца эхом отозвались в моей глупой голове, и в тот же миг всё во мне потемнело от страха:

– Что я на-де-лал?!

Таня медленно наклонялась на бок, теряя сознание.

– Арим! – завопил я в ужасе.

Ангел оттолкнул меня и обхватил её, накрывая крыльями. Над нами мгновенно полыхнула вспышка. Сафэн опустился на землю, источая волны праведного гнева.

– Дурак! – бросил он мне.

Можно подумать я этого не знал!

Арим передал Таню ему в руки.

– Почему ты позволяешь ему это делать?! – рявкнул на него Сафэн. – Я не могу одаривать своим светом не свободную душу! А приходится!

– Да что ты! – меня просто убивали эти фразы. – Столько силы, а тебе жалко каплю! Заколебали вы с вашими отговорками! Это вы не можете, это вам не положено, это вам не разрешено! Ты же сделал щит возле Таниного дома!

– Щит вокруг дома в средней тени! А сама Таня в свободном свете, у неё ещё нет полной связи со мной, я не могу сделать ей личный щит, как сделали тебе.

– Тогда питай её напрямую, как сейчас!

– Ты соображаешь, идиот?! – совсем разъярился ангел. – Без щита она не удерживает мой свет, он распыляется. Да её с таким сиянием сожрут навьи, едва она выйдет с кладбища!

Я замолк.

– Прекрати, понял? – сказал Сафэн.

– Да.

– Ещё раз к ней прикоснёшься, и я лично сделаю дырку в твоём щите.

– Я всё понял.

Ангел смерил меня ещё одним не довольным взглядом, и вдруг грубо бросил:

– Отдай!

– Что? А, да…

Я сам догадался. Жизненное тепло Тани осталось внутри меня. Сквозь моё прозрачное тело было видно, как внутри вьются светящиеся спирали её света. Я попытался вытолкнуть их из себя, но не получилось. Ни у кого бы не получилось, наверное. Это так трудно – исторгнуть из себя жизнь, пусть и чужую.

Сафэн, я думаю, в этот момент очень хотел меня придушить. Но он, молча приложил руку к моей груди и одновременно поцеловал Таню. Свет потянулся из меня по его руке и шее к его губам, и он вдохнул его в губы Тани.

Она улыбнулась, открыла глаза.

Таня всё ещё была в объятиях ангела, но двигаться ей это не мешало. Так что она взглянула сквозь меня, огляделась, видимо пытаясь понять, сколько проспала, потом торопливо поднялась на ноги и отряхнула одежду.

– Иди, – прошептал Сафэн.

Таня послушно сделала шаг, а я почувствовал отчаяние, потому что в этот момент ещё один светящийся кусочек её души оторвался и соскользнул вниз, затухая в воздухе. Она судорожно вздохнула, прижимая руку к сердцу.

– Уходи, – шептал Сафэн, подталкивая Таню, – уходи.

Она побрела вдоль могил к выходу с кладбища, не оглядываясь.

– Твои сорок дней на исходе? – ангел повернулся ко мне.

– Осталась эта ночь и день, – сдавлено ответил я.

– Аминь, – произнёс Сафэн и стремительно исчез во вспышке света.

Надо сказать, я очень его понимал.

– Он не от злости, – произнёс Арим.

– От злости, – вздохнул я.

– Таня погибает, ему больно.

– И виноват в этом я, – я повернулся к Ариму. – Я тяну её сюда. И я ничего не смог сделать за это время, чтобы спасти её.

Мой ангел улыбнулся:

– Когда охраняемый погибает, а мы, как бы ни старались, не можем ему помочь, и лишь наблюдаем за его страданиями…

Свет Арима померк. За тридцать девять дней я видел это впервые. Обычно ангелы светились, как лампочка вольт под пятьсот, но сейчас я наконец смог рассмотреть его без этого покрова слепящего света. У Арима была белая просвечивающая кожа. Сквозь неё виднелась сплошная сетка мелких сосудов, и ровно светились основные светотоки.

Внутри тела человека эти огромные трубки проходили от ног к голове и испускали свет вовне, равно как и набирали, а у ангела они были полностью замкнуты внутри тела. Эти создания сами создавали свет. И в отличие от человека в груди ангела билось сердце. А сейчас я смотрел, как оно раздувается и спадает, как вспыхивают огоньки и устремляются в основные сосуды. Но свет угасал, сосуды пустели, потухали.

Мне стало страшно. Если смерть ангела такова, то нет ничего прекраснее и страшнее её, словно беспомощно смотреть, как умирает добро.

– Что с тобой? – спросил я.

Арим, конечно, улыбнулся:

– Такова наша боль. Мы гаснем. Именно это случится с Сафэном, если он потеряет Таню.

– Я этого не знал, – прошептал я.

Свет ангела снова родился и ринулся по погасшим крыльям, и вот он уже весь сиял, освещая сумрачный мир.

– А ты чего болеешь? – спросил я. – Твой охраняемый в норме.

– Мы все чувствуем, – покачал головой Арим, – особенно мы с ним. Мы ангелы связанных созданий и сами связаны, как вы.

Мы долго сидели молча. Ветер гонял сквозь нас листья. Было так интересно ощущать, что твоё тело проницаемо. И, тем не менее, оно существует. Лёгкое, многослойное, пронизанное сетью сосудов, в которых течёт свет.

Арим сегодня никуда не спешил, как это бывало обычно, о чём-то думал. Наверное, об одном и том же со мной. Времени почти не осталось, а ситуация ухудшилась на порядок.

– Ночь заканчивается, – сообщил нам ветер.

Таня сейчас дома, спит. Когда проснётся, у неё снова будет приступ боли.

– Я должен быть с ней, – сказал я.

Арим отвлёкся от собственных мыслей, внимательно посмотрел на меня. Нет, такого взгляда я определено раньше не замечал.

– Как ты думаешь Вик, почему? – спросил он.

Я каждый день спрашивал себя о том же. Почему Таня не может смириться с моей смертью? Почему ищет меня ночью на кладбище, ждёт каждый день? Я знал почему.

Чтобы понять и принять расставание, нужно сказать и услышать в ответ: прощай. Тогда кажется, что чувство потери не так велико.

Даже выходя из дома в тапочках, на пять минут, мы произносим: сейчас вернусь. Мы говорим это, не задумываясь, где-то в душе зная, что должны дать это маленькое обещание. Чтобы другие ждали тебя, а ты сам понимал, что тебе есть куда и зачем вернуться. Каждое слово в нашей жизни имеет значение, а я не сказал Тане ничего. Ни о том, что люблю её, ни о том, что не нужно плакать обо мне. И сейчас у меня даже не было возможности объяснить ей, что её смерть разлучит нас окончательно.

– Зачем тебе? – спросил я вместо ответа.

Ангел сидел, глубоко задумавшись.

– Я не могу, – вдруг произнёс он, – не могу сказать тебе напрямую, каким образом можно поговорить с живым человеком из средней тени.

– Что?! – я действительно удивился. – Это возможно?! Арим!

И он молчал всё это время! Я мечтал поговорить с Таней хотя бы минуту, да хоть тридцать секунд! Только сказать, что люблю и ей надо жить, боже, а этот!..

Я был готов броситься на ангела с кулаками. Арим взглянул на меня и ему, конечно, стало смешно. Он расхохотался. Это было примерно то же самое, что разбегаться и биться головой о скалу. Я против ангела. Мне тоже стало смешно.

– Ты мне так и не веришь, – покачал Арим головой, и его улыбка сразу потяжелела. Похоже, он опять вспомнил, почему я здесь. – Думаешь, я просто так не говорю тебе о чём-то?

Теперь молчал я.

– Общение с живым человеком может тебя убить. Если ты погибнешь, толку от этого не будет, – сказал ангел.

– Если я не попытаюсь, погибнет Таня, – заметил я. – Толку тоже не будет. Так что надо делать?

Арим усмехнулся:

– Дружи с ветром. Он может проникать через границы всех слоёв, может переносить свет, может изменять его, менять концентрацию. Прозрачные стены для него не существуют.

Повисло молчание.

– И это всё? – уточнил я.

– Да.

– А обо всём остальном я должен догадаться сам?

– Да.

Теперь усмехнулся я. Ангел не может говорить и делать то, что хоть чем-то грозит его охраняемому, то есть мне.

– Спасибо, – кивнул я.

Арим смерил меня взглядом, улыбнулся:

– Отправляйся.

– Ты со мной не пойдёшь?

– Нет, у меня много дел.

– Каких?

– Подготовка к открытию коридора перехода. Твоего, между прочим.

– Ах, да, переход… – вздохнул я, вспомнив о том, что мне предстоит.

Арим растаял в сиянии, и после его ухода сразу потемнело. Хотя сквозь сеть листьев в сером небе угадывались прозрачно-светлые скопления золотого оттенка. В мире живых людей встало солнце.

У светлых душ, вроде меня, солнечный свет силы не отнимал. Обитатели же тонкой ночи обгорали на нём легко и быстро. Поэтому все злобные духи творят дела свои только в темноте, в тёмное время суток или в тёмных помещениях. Выдержать дневной свет почти никому из них не по силам.

Тонкая ночь. На нашем кладбище вход в её границы располагался на южной стороне у старой могилы. Чёрная дыра прямо в воздухе над покосившемся крестом. Там всегда кто-нибудь дежурил, охрана из парочки вампиров, две, три тёмные грешные души…

О, вышли…

Не зря я посмотрел в ту строну. Приближались две тёмные души, с пустыми серыми сосудами в прозрачных телах.

После ангела вокруг могилы остался купол света, так что им при всём желании не удастся приблизиться ко мне больше, чем на его границу.

– Здорово, мужики, – сказал я первым.

– Здорово, – отозвались они хором.

– Что случилось?

– Ничего. Поговорить надо.

– А чего раньше не подошли?

– Ангел был.

– А…

Не люблю общаться через преграду. Я вылетел за пределы купола.

– Насчёт Тани твоей, – начал один и замялся.

Я сразу напрягся:

– А что насчёт Тани?

– Она у тебя умирает.

– Я знаю.

– Ты заметил, какая она внутри?

– О чём ты? – не понял я.

– У неё чернота. Откуда в ней столько?

– Её щит нарушен.

– Это мы заметили, – усмехнулся один, – такие раны, её издалека видно.

– Ребят, в чем вопрос?

Раз они сами всё видят, зачем спрашивают? Ясно же, Таня набирает темноту через открытые раны. Любое чужое горе, любое случайно оброненное плохое слово, чужие мысли, всё это втягивается в неё.

– Ты знаешь, столько не набрать и за десять лет, – заметил второй. – Это не извне.

Я похолодел. Да, даже здесь я мог ощутить, как по моему прозрачному телу прошла холодная судорога.

– Она не только набирает, но и рождает сама, – тёмный говорил вполне уверенно. – Это не набранная темнота, а чисторождённая, от её собственного отчаяния. Она утянет её не в тонкую ночь, а ещё дальше. И не просто в качестве тёмной души, поверь мне.

Я молчал, осознавая, что мне говорят. Люди, умеющие рождать темноту любого рода, бесценны для тонкой ночи. Их забирают в качестве создателей, то есть в её строители. Это путь в бездну.

– Почему он мне не сказал? – вырвалось у меня.

Арим, конечно, знал об этом. Не мог не знать. Наверное, боялся, что это добавит мне боли. А даже с самым малым тёмным пятнышком в моём прозрачном теле верхний свет мне закрыт. Перед входом я должен быть чистым, светящимся и счастливым духом.

Тёмные стояли, удручённо молча. В их глазах отражался свет ангельского купола. После ухода Арима, его печать на моей могиле сияла ярко, источая вокруг себя плотное сферическое сияние.

Я много раз представлял себе такой взгляд. Такой, каким будешь смотреть, выйдя из холодного зимнего леса на горячий костёр, как будешь жаждать его живительного тепла, дрожать и мучительно ждать, потому что подойти можно, только если тебя позовут. Свет ангела даётся в руки с разрешения, иначе он смертельно опасен. А разрешить мог только сам ангел или я, поэтому…

Я отодвинулся с дороги и кивнул на купол:

– Берите, сколько возьмёте.

Тёмные посмотрели на меня благодарностью. Для них это была роскошь. Они собирают свет по крупицам, потому что сияние ангелов для них не предусмотрено, а без него здесь, как в том зимнем лесу без костра.

– Ну? Чего ждёте? – поторопил я.

Тёмные неуверенно приблизились к куполу, начали сгребать свет руками. Я не удивился, что смогли забрать весь, даже мелкие облачка поймали.

– Спасибо, – сказал один, уходя и радостно улыбаясь, – ты настоящая светлая душа.

– А толку-то… – отмахнулся я.

Ветер опустился по спирали, подхватил меня.

– Ну, всё, поговорили? Наконец-то.

* * *

Через мгновение мы влетели в окно спальни, чуть пошевелив занавески. Таня сидела на полу, раскладывая наши фотографии. Дени дремал рядом. Он приоткрыл один глаз, едва заметно пошевелил хвостом.

– Тихо, – шепнул ветер, хотя пёс и сам прекрасно знал, что когда Таня рядом, не надо показывать, что он кого-то видит.

Полы комнаты по щиколотку покрывала чёрная вода. Она сочилась из стен, капала с потолка, и над всем этим морем Таниного горя, как невесомые кораблики парили чёрные облачка. Это была самая страшная комната из всех. В остальных по стенкам и мебели тоже расплывались чёрные пятна, оттого, что страдания Тани намертво впечатывались во всё, что попадалось ей на пути, но такого, как здесь…

Она ненавидела всё в этой комнате, и в тоже время пряталась в ней. Здесь плакала по ночам, здесь пела, перебирала мои вещи. Стены комнаты дышали её болью и сливали её, как переполненные водой губки, постепенно затопляя дом.

Я быстро собрал гуляющие облачка, скатал их вместе и выбросил в окно, прямо в ветки яблони. Дерево сожжёт их. Потом сел напротив Тани, заглянул в лицо, в глаза, в душу. В ней было темно, как в затонувшем Титанике. В ногах до самых бёдер света нет вообще, в руках по плечи тоже, а на животе появилась новая трещинка.

– Общайтесь пока, слетаю вниз, – ветер выплыл из комнаты в коридор.

Дени проводил его взглядом. А с потолка опять спустилось несколько чёрных облачков. Вот ими я и занимался дни напролёт. Я уже было встал собрать их, как внезапно снизу раздался звон трубок фэн-шуй. Облачка задрожали, сразу начали рассеиваться. Хорошо на них действует пение ветра. Жаль, что нельзя всё время это использовать. Звенящие днём и ночью трубки свели бы всех с ума, и в итоге фэн-шуй сняли бы. Это нам не на руку.

Ветер внизу старался изо-всех сил. Таня удивлено прислушалась. С закрытыми окнами этот звук мог и напугать. Я быстро просочился сквозь пол на первый этаж.

– Ветер, ты чего?.. – начал было я, и замолк, оглядевшись.

Плющ разросся. Ещё вчера побеги в шипах окутывали только две стены, а сейчас зал напоминал беседку сада. Пол застелили корни, окна исчезли, закрытые чёрными листьями и повсюду нависли странные бутоны.

Кот и кошка – Бася и Тося, сидели на полу. Увидев меня, дружно мяукнули.

– Обалдеть… – отозвался я. – Давно так?

– Утром, когда она проснулась, – сказал ветер.

Плющ отчаяния рос прямо из комнаты Тани сквозь пол. Места ему там было мало, потому что рос он хорошо, кушал вкусные слёзы в огромном количестве, так что теперь, не помещаясь в четырёх стенах, осваивал новые территории. Значит, Таня скоро почувствует, что этот дом ей ненавистен, потому что везде будет натыкаться на шипы.

– Глянь, – ветер кивнул на бутоны плюща.

Я присмотрелся:

– Твою мать!

Страшно-то как! Это были не бутоны! А круглые головы с крыльями вместо ушей, мелкие, уродливые, с чёрными глазами и мощными челюстями из которых высовывались заострённые клыки.

– Что за уроды? – поразился я.

– Следующая стадия, – ответил ветер. – Дети отчаяния. Если нападут на Таню, она покончит с собой.

– Чупакабры… – выругался я.

Надо же было как-то назвать эту нечисть.

Только их сейчас не хватало для общего счастья. Несколько уродиков поднялись с побегов плюща и полетели по комнате, быстро маша крыльями. В глазах кота и кошки, пристально наблюдавших за ними, загорелся злобный жёлтый огонёк. Ветер усмехнулся:

– Вам, ребята, помочь?

Он подплыл под Басю и Тосю и стремительно взмыл в воздух, помогая их прыжку. Вот это был звук, когда зубы кота и кошки сомкнулись на пойманных чупакабрах. Те завопили, и тишину сумеречного мира прорезали не человеческие, а жуткие свиные визги. Остальные головы, услышав их, ринулись врассыпную.

– Что можно сделать? – устало спросил я. – Они хоть чего-нибудь боятся?

Ветер пожал плечами:

– Как и все остальные – положительных эмоций.

– На складе закончились, – вздохнул я.

Причём у всех. Обитатели дома перестали спать по ночам из-за моих с ветром посещений. Все трясутся и протирают пыль только святой водой. Какие уж тут положительные эмоции? Ветер же не думает, что вообще-то людям страшно становится, если сами по себе открываются двери и окна, листы газеты на столе переворачиваются, будто кто-то невидимый перечитывает статьи, или в тишине дома по ночам вдруг раздаются разные звуки, шелест, а утром везде полно листьев и лепестков, занесённых из сада.

Бася загнал стайку ушастых голов в угол и, издав победный рёв, принялся раздирать их когтями. Внутри кота образовался большой тёмный шар – ненависть, совсем человеческая – осознанная, пульсирующая и получающая удовольствие от того, что под твоими когтями гибнут мерзкие твари.

В дверях комнаты появился Дорф и кивнул мне в направлении лестницы. Оттуда раздался стук когтей. Дени спускается, значит, Таня тоже идёт.

– Эй, эй, всем стоп! – крикнул я.

Тося нырнула через меня, поймала визжащую голову, и ветер поставил кошку на пол как раз, когда вошла Таня.

– Ого… – удивлено произнесла она.

Взъерошенные, будто от удара током, домашние любимчики, стояли, выгнувшись в дугу и злобно шипели, провожая взглядом уцелевших чупакабр. Ушастые уроды уже пролетели было в коридор, но всё-таки притормозили около косяка, злобно глядя на котов и одновременно жадно на Таню.

– Что с вами? – спросила та.

Бася ответил:

– Мяу.

А Тося промолчала, у неё во рту ещё трепыхалась чупакабра. Кошка слегка сжала челюсти. Свисающие с обеих сторон крылышки, взметнулись под отчаянный визг. Ушастые собратья у двери сбились в кучу и тоже что-то возмущено проорали.

– Заткнитесь! – рявкнул я.

И стайка монстров умчалась на кухню, едва вписавшись в дверной проём.

Таня обвела взглядом комнату.

– Вик, – позвала она, глядя на трубки «фен-шуй».

В её взгляде было столько надежды.

– Ветер, – не выдержал я, – звени ещё.

Тот мгновенно толкнул трубки, они качнулись и зазвенели.

– Ты здесь, – улыбнулась Таня.

– Ветер, тихо, – сказал я.

Трубки замерли.

– Ты часто приходишь?

Ветер ответил, не дожидаясь меня, и приятный звук снова потёк по пространству сумеречного мира. Таня улыбнулась, но при этом по белым щекам потекла смола слёз.

– Мне так плохо без тебя, – зашептала она, оседая на пол.

– Таня… – с болью прошептал я.

На поверхности чёрной воды, покрывающей пол, вспыхнуло пламя. О, нет! Это нам как раз не надо. Боль вернулась!

– Ветер! – крикнул я. – Звени!

Трубки взметнулись в воздух, отчаянно звеня, и вращаясь под потолком. Таня подалась назад. Испугалась. Хорошо, не будет плакать. Чёрный огонь погас, не дойдя до неё всего пары сантиметров.

Зато стая чупакабр заинтересованно вернулась в комнату. Тося, заметив их, выплюнула голову, которую всё ещё держала во рту, взялась зубами за крыло и демонстративно отгрызла. «Враги» послушно взмыли на прежнее место.

Ветер успокоил трубки, расположился возле открытого полочного шкафа, снова качаясь в пространстве, как в гамаке. Я невзначай оглянулся на него и вдруг увидел на нижней полке пластмассовую коробку. Хранилище кубиков, оставленных с детства Тани. И меня осенило.

– Ветер, коробка, столкни её!

Тот взглянул на названный предмет, пожал плечами, протянул руку и вытащил коробку на пол. Таня отпрянула назад, увидев это. Для неё мощный поток ветра вытолкнул предмет и привёз к её ногам.

– Давай, давай, Танечка, – я уже стоял возле неё.

Нужно было, чтобы она открыла коробку.

Таня сомневалась ещё секунду, но сделала это, и высыпала кубики с буквами на ковёр.

– Вик, что ты хочешь сделать? – спросил ветер.

Если б я знал. Помнится, Арим говорил, что я могу коснуться своего прежнего мира, только выйдя в светлые слои тени. Самостоятельно я, конечно, на такое не способен, но вот ветер… Ветер может проникать через все границы, они для него не существуют. Значит, он может перенести и меня. Так, кажется, мне объяснили.

– Нам надо выйти из средней тени как можно ближе к свободному свету, насколько сможешь меня пронести.

Впервые на моей памяти прозрачный не ринулся сразу в бой. Он помолчал, а потом серьёзно спросил:

– Вик, ты знаешь, что значит выйти из средней тени в светлую?

– Теоретически, – усмехнулся я.

Ветер не торопился.

– Успокойся, я знаю, – вздохнул я. – Но ты ведь со мной, моя страховка.

– Угу…

Ничего хорошего ветер в моей затее не видел, да в ней ничего хорошего и не было.

– Нам с тобой надо смешаться, – сказал он, – по-другому никак.

– Понял.

Ветер кивнул:

– Шагай в меня.

Интересное чувство – входить в тело ветра. Никакой преграды, будто входишь в голограмму, но ощущения сразу изменились. Моё тело словно растворилось в нём… Я разрушающий смерч и лёгкий бриз над волной у самого берега одновременно. Сколько силы! Бесконечность!

Перед глазами поплыли картинки чужой памяти.

– Эй! – ветер сразу напомнил о себе. – Хватит мои воспоминания читать.

– Ты видел рождение Земли?! – поражённо произнёс я, просматривая его память. – А пирамида…

На мгновение я увидел и её, словно много миллиардов световых лет назад пролетел сверху над вселенной.

– Вик, тебе рано это знать, – вкрадчиво заметил ветер, – это знания верхнего света.

– Погоди, – прошептал я зачарованно.

Передо мной раскинулся круглый лабиринт. От пульсирующего, словно сердце шара расходились круги, но светящееся пространство между ними по мере удаления от центра меркло.

– Это ведь слои, да? – прошептал я. – И свободный свет тоже здесь?

Ветер улыбнулся:

– Это вид из-под потолка, самый верх второго этажа пирамиды. Хватит, Вик, вернись.

Таня так и сидела с широко раскрытыми глазами и смотрела как раз в нашем направлении. Наше слияние заняло секунду по времени свободного света.

– Не передумал? – спросил ветер.

– Нет, – уверено ответил я.

Я почувствовал, как он концентрируется, собирает свет.

– Готов? – спросил ветер.

– Да. Кажется, – я волновался. – А я увижу прозрачную стену?

Ветер даже хмыкнул:

– А куда ж она денется?

Мне показалось, что пространство вокруг нас двинулось вперёд, хотя мы остались на месте. Невесомо вспыхнули серебристые нити. Тонкие, едва заметные, но они были везде, словно толстое полотно воздуха было соткано из них. Прямо передо мной они образовали незнакомый знак. Он был прозрачен полностью, но, тем не менее, объёмен и отчётливо виден. Его грани вращались вокруг себя.

– Это запрет на пересечение, – шепнул ветер, – если бы ты попытался без меня, этот замок никогда не открылся бы.

Пространство продолжало надвигаться, а я вдруг заметил, что это уже не всё пространство, а только часть его движется. Словно с поворотом граней замка из трёхмерного мира отделилось ещё одно измерение. Надвигалось кривое зеркало, отражавшее с искажением сам воздух.

Зеркало, в котором светится знак и сверкают нити – стена!

Она надвигалась, и вместе с ней становилось светлей. Зеркало прошло сквозь нас, или мы сквозь него, но в то же мгновение меня словно придушили строгим собачьим ошейником шипами внутрь. Я еле вздохнул.

– Это потеря света, – быстро объяснил ветер, – она будет продолжаться всё время пока ты здесь.

Я огляделся. Предметы обрели подобия цветов и перестали быть прозрачными. В воздухе глубокой светлой тени плыли цветные ленты.

– Хватит осматриваться! Ты здесь долго не протянешь! – торопил ветер.

Я опустился перед Таней, потянулся к кубику. И мои пальцы наткнулись на него. Надо же! Это было как во сне. Я снова ощутил прикосновение, а не прошёл насквозь, и с упоением толкнул кубик. Он послушно встал, как надо. За ним последовали следующие.

«ТАНЯ» – появилось на полу.

Та сидела, как статуя.

«НЕ БОЙСЯ» – выстраивались перед ней слова.

Таня с трудом сглотнула:

– Я не боюсь.

В ответ:

– Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.

Улыбка тронула её губы.

– НАДО ПОГОВОРИТЬ.

Таня кивнула. А я уже дрожал. Моих сил явно не хватало на перемещение материальных предметов. Ветер это чувствовал.

– Вик… – начал он, – быстрей.

– НЕ ПЛАЧЬ, – составил я кубики, правда, гораздо медленнее, чем первые слова.

– Не плачу, – с готовностью закивала Таня.

– ОБМАНЩИЦА, – сложил я, – Я ЖЕ ВИЖУ.

Я знал, что эти слова её обрадуют. Она заулыбалась, засмеялась. Чёрные облачка вокруг неё сразу стали прозрачными. Искренняя радость убивает печаль.

– НЕ ПЛАЧЬ, ТЕБЕ ПЛОХО И МНЕ, – сложил я.

– И тебе тоже? – прошептала Таня удивлённо.

Всё. Ещё пару усилий и я, наверное, вообще перестану существовать. Как это сказать покороче? Как телеграмму пишу.

– Не уходи, не уходи, – торопливо зашептала Таня. – Почему плохо? Скажи!

Я молчал, строгий ошейник, который поначалу ощущался только на горле, теперь опутал меня всего, больно давя и протыкая шипами. Я вдруг не смог пошевелиться.

– Всё, хватит, – ветер потянул меня.

– Нет, нет, ещё не всё…

– Всё! – ветер резко вытащил меня обратно в родной сумрак средней тени.

Я судорожно задышал, будто только что тонул. Таня всё ещё водила рукой над кубиками:

– Вик, ты здесь?

Ветер дождался, пока её рука зависнет над буквой «Д» и сильно нажал. Она ощутила, взяла кубик, поставила перед собой и снова занесла руку. Ветер повторил свой манёвр над буквой «А». Получилось «ДА» и Таня вздохнула:

– Если я плачу тебе плохо?

Ветер нажал на её руку.

– Больше не буду, – прошептала она.

Я подполз к ней. Дело ведь не в этом, опасность не в слезах. В сумраке я ощущал, сколько сил потратил на пребывание в слое светлой тени. Нужно было вернуться на кладбище, взять свет с печати Арима и возвращаться снова.

– Ветер, – прошептал я, – уходим.

Он поднялся с Таниной руки, и она мгновенно спросила:

– Ты здесь?

Боже, как мне хотелось сказать ей «да», но ветер снова был умней. Он уже подхватил меня и понёс прочь. Мелькнули стены и деревья, сквозь которые мы пролетели, и вот уже он нёс меня под ярким солнцем к моей могиле на кладбище. Под вётлами дневной свет исчез и мы, наконец, оказались в полутьме. Сиял только символ Арима, отпечатанный на моём надгробии. Я припал к нему лицом. Белый ангельский свет потянулся в меня. Сразу стало легче. Я словно опять обрёл моё прозрачное тело. Хоть и прозрачное, но тело.

– Почти получилось, – прошептал я.

Ветер сел рядом:

– Она теперь будет думать, что ей нельзя расстраиваться, но…

– Знаю, этого мало, – кивнул я, не поднимаясь, – я всего лишь дал понять, чего не нужно делать, но не сказал почему.

– Тем же способом сказать не получится, – заметил ветер.

– Попробуем… – возразил я.

Пока это единственный способ. И, чёрт возьми, ни Арим, ни ветер не сказали мне о нём раньше! Поганые правила! Несмотря на гнев, я понимал, что мой ангел и так пошёл на серьёзные нарушения. Он же показал мне, что будет с ним самим, если охраняемая душа погибнет. Арим тоже потеряет свой свет. Так что, подсказав мне способ общения с Таней, он поставил в опасность и себя.

Не знаю, сколько времени я пролежал лицом вниз. Похоже, прошли часы прежде, чем я почувствовал, что могу двигаться. Что-то Арим совсем про меня забыл.

Сверху внезапно полыхнула вспышка. Но это оказался не мой ангел. Сафэн присел рядом со мной на ограду.

– Ты что скажешь? – спросил я, наконец поднимаясь на ноги.

Ангел подпёр руками подбородок:

– Хорошая была попытка. Арим надоумил?

– Нет, – ответил я.

Нельзя сдавать ангела.

– Откуда знаешь? – спросил я.

– Забыл, с кем говоришь? – покачал головой Сафэн.

Верно, забыл. Ангелы знают всё, что происходит с их подопечными.

Сафэн молчал, напряжено о чём-то думая.

– Гораздо легче общаться с человеком, если находишься с ним в одном слое, – наконец выдал он.

Я даже засмеялся. Конечно легче, кто спорит-то? А вот как мне попасть в другой слой? Вернее, не просто в другой, а в свободный?

– Эта стена не проницаема, – отмахнулся я, – если только ты не знаешь способа вернуть меня к жизни.

– Тебе не обязательно возвращаться к жизни, чтобы оказаться в одном слое с Таней, – заметил Сафэн.

Я покачал головой:

– Её сон? Это ещё более не проницаемая стена. Она же спит внутри себя, забыл?

Мы с Аримом сразу обсудили этот вопрос. Таня не выходила в светлую тень во время сна. Темнота в ней образовала сеть,сквозь которую ничего не проходило. Сеть держала её сон внутри воспоминаний. Так что каждую ночь она просматривала события нашей жизни, как бесконечное кино. Переживала заново прогулки в парке, игры с собаками, строила замки из песка на берегу реки…

Сафэн покачал головой:

– Нет, это не то, что я имею в виду. Этот способ слишком опасен.

Я вздохнул:

– Тогда забудь.

– Забыл бы… – произнёс Сафэн.

Я отчётливо понял: что-то не так. Ангел никогда не пришёл бы ко мне с предложением, опасным для жизни его охраняемой, тем более Сафэн.

– Что случилось? – спросил я. – И где Арим, кстати?

– Он с Таней, я попросил его, – ответил Сафэн.

Ангел поднялся с ограды:

– Пойдём.

* * *

Окна дома Тани были темны, у ворот стояла машина скорой помощи. А когда мы приблизились, и я различил, что делается вокруг дома, у меня возникло чувство, что ад совсем рядом.

Прямо в границах щита, прямо в саду под окнами стояло несколько созданий тонкой ночи. Я бы с закрытыми глазами их узнал, хотя видел всего один раз. На мосту в день своей смерти. Эти ребята происходили из гораздо более глубоких слоёв. Их тела были не прозрачными, а чёрными, мощными, покрытыми шерстью от пояса до самых копыт. У них была бешеная сила, они могли переносить темноту тонкой ночи, минуя все стены, все слои, вплоть до свободного света. Вот и сейчас вокруг каждого увивалась принесённая тьма – змеи из чёрного дыма, парящие в воздухе. Рогатые головы с горящими глазами повернулись к нам.

– Спокойно, – предупредил меня Сафэн, – пока ещё всё под контролем.

– Черти? – спросил я. – Зачем они здесь?

– Заявить права на Таню.

– Почему они внутри щита? Я думал, для них он не проницаем.

– Он не проницаем, – тихо ответил Сафэн.

Мы опустились на землю в паре метров от группы чертей, пристально наблюдавших за нами.

– Тогда в чём дело? – не отставал я от ангела. – Как они?..

– Я их пустил.

– Ты что?!

Я притормозил Сафэна:

– Ты псих, что ли?

Один из чертей отделился от группы. Шагнул нам навстречу и встал, сложив руки на груди. Его дьявольские глаза пожирали ангела. Ещё бы, столько света! При нашем приближении чёрные губы обнажили клыки, и лицо исказила своеобразная улыбка. Я невзначай взглянул на него и после этого уже не захотел получать ответ на свой вопрос. Тут есть от чего рехнуться!

Взгляд, направленный на Сафэна, был раздевающий в самом плохом смысле этого слова, словно вместе с белыми одеждами он вырывал и каждое пёрышко по отдельности, а следом и кожу, а потом вгрызался в белую обнажённую плоть чёрными клыками. И вся эта радость неожиданно переместилась на меня. У меня и перьев то нет…

Я отвернулся, но через секунду ощутил покалывание на щеке, быстро сменившееся на… боль. Боль! Здесь! Я обернулся к черту. Его змеиный язык, извиваясь, скользнул по губам, а на кончике ярко сверкнув, исчез белый огонёк. Чёрт зафырчал, словно гигантская кошка.

И тут я понял, что он сделал! Ненависть во мне вспыхнула с такой силой, что возле сердца тут же собрался чёрный шар. Сафэн ощутил мгновенно. Он развернулся стремительно, едва не ударив меня крылом:

– Краин!

Я всё ещё не мог поверить. Чёрт вытянул из меня свет на расстоянии! Удар Сафена свалил мощного монстра, как травинку. Ангел взял его за горло:

– Не смей так делать!

Казалось, это была мёртвая хватка. Но чёрт, продолжая улыбаться, начал вставать. Сафэн напрягся, удерживая его в прежнем положении. Остальные с издевательским смехом направились к нам.

– Что с тобой, Сафен? – насмешливо спросил Краин. – Это же не твой охраняемый?

– Ты на моей территории, – прошипел ангел, – я могу тебя выкинуть за подобное, чтобы больше такого не было!

– Конечно, мой ангел, как скажешь, – чёрт поднял руки.

Было ясно видно, что он так шутит. Рогатые монстры взяли нас в кольцо, с улыбками наблюдая за схваткой. Похоже, они находили это забавным. Кое-кто смотрел на меня, также как Краин на Сафэна, облизывая губы. Особенно одна морда. Взгляд бензопилы на мясо. Моя щека болела, не хватало, чтобы заболело что-нибудь ещё. Так что я развернулся к нему:

– Только попробуй…

У черта была отменная улыбочка – во весь огромный, клыкастый рот. Он вдруг шагнул ко мне, наклонился к самому лицу.

– Ронахт… – угрожающий голос ангела остался незамеченным.

– Перестань, Сафэн, – засмеялся Краин, – он не касается его, так что ты не вправе вмешиваться.

«Очередное идиотское правило, – мелькнула у меня быстрая мысль, пока чёрт кончиком длинного языка рисовал в воздухе позы из камасутры в отношении меня.

– Развлекаетесь? – знакомый голос заставил всех обернуться.

От дома к нам медленно шёл Павел. На поверхности гладких доспех чёрного ангела плыли отражения сада. На его губах играла лёгкая полуулыбка, не настоящая, угрожающая. Даже походка – мягкая, пружинистая, словно всё тело, как пригнутая ветка, готовая ударить в любой момент.

Краин, которого Сафэн наконец отпустил, поднялся на ноги. В его взгляде, брошенном на чёрного ангела, было недовольство. Похоже, к нему он такой «любви» не испытывал.

Павел, подойдя, посмотрел на меня, задержался взглядом на щеке и перевёл взгляд на Ронахта. Тот издевательски улыбнулся, но отступил, даже с поклоном. Черти с неохотой отошли от нас.

Павел посмотрел на Сафэна с улыбкой.

– Вот за это я тебя и боюсь иногда, – произнёс он. – Отчаянный, один против Краина. Он бы тебя заживо проглотил.

– Сейчас не рискнул бы, – усмехнулся ангел, – не упускать же такой шанс врезать ему безнаказанно.

Мы направились к дому. Дорф и Дени сидели на крыльце, пристально следя за чертями. Они бы вмешались в ситуацию, но Павел видимо, приказал им не покидать пост. Сафэн тихо шепнул, проходя мимо:

– Оба здесь не сидите, один к Таниным окнам на другую сторону.

Дени едва заметно кивнул. Мы вошли в дом, разминувшись с выходящими на улицу Марией Фёдоровной и врачом скорой помощи.

– Собирайте вещи, мы её забираем, – говорил последний.

Услышав это, я замер. Ангелы тоже остановились, обернулись ко мне.

– Сейчас, – сдавленно прошептал я, – иду…

Со всей очевидностью я понял, что произошло самое худшее. Мы опасались этого, мы ждали этого, и вот оно случилось. Я заглянул в зал. Алексей Андреевич стоял у окна, нервно стряхивая пепел сигареты прямо на подоконник, сестра Марии Фёдоровны с мужем сидели в креслах. В комнате царила тишина, едва прерываемая их шёпотом:

– Такая молоденькая…

– И сердечный приступ…

Перед диваном сидел Арим, низко наклонившись над лежащей на подушках Таней. Когда мы вошли, он поднялся навстречу, не отпуская её руки. С обеих сторон от двери и возле окон зала стояли чёрные ангелы. Всего шесть, Павел седьмой.

– Это охрана, Вик, – ответил на мой немой вопрос Арим. – Они здесь из-за Тани.

Я подошёл к Тане и сел рядом. От её сверкающей души почти ничего не осталось. Только несколько белых кусочков в груди и на лице, а остальное – сплошная чёрная масса.

– Из-за меня? – прошептал я. – Из-за того, что мы сегодня поговорили?

– Нет, – Сафэн подошёл к нам. – Ты ни при чём. Всё шло к тому, что свет Тани погибнет. Появилась больная трещина.

Я вздрогнул.

– Свет просто хлынул из неё, – тяжело вздохнул Сафэн. – Мы только вдвоём с Аримом сумели заблокировать его на выходе основного светопотока, но это ненадолго. Её темнота скоро вытеснит его.

– И всё-таки, почему ты пропустил их? – прошептал я.

Сафэн помолчал, наверное, собираясь с мыслями.

– Таня переходит, – наконец произнёс он. Его голос дрогнул. – Темноты в ней много, поэтому представители тонкой ночи должны присутствовать. Это их право.

– Право присутствовать?

Эти слова придавили меня к полу. Сафэн имеет в виду, что они имеют право забрать её немедленно.

– А как же Таня? – прошептал я.

– Именно поэтому здесь мы, – подал голос Павел, – будем помогать ангелу-хранителю справляться с претензиями тонкой ночи.

Я невольно окинул взглядом чёрных ангелов. Кое-кто ободряюще мне улыбнулся. Вид у них и правда был довольно внушительный. Фигуры не намного мощнее, чем у чертей, но зато покрыты броней, плюс крылья, плюс мечи за спинами. Серьёзные ребята. В какой-то степени меня это успокоило. Хорошо уже то, что ангелы решили без боя Таню не отдавать. Мне давно пора было у них в ногах валяться за это.

Таня зашевелилась на диване. Алексей Андреевич крикнул доктору скорой, тот сразу пришёл с улицы, сел рядом с ней:

– Танечка, слышите меня?

Та кивнула.

– Мы отвезём вас в больницу.

– Нет, – она покачала головой, – не надо.

– Но…

– Без "но", – спокойно сказала Таня. – Я совершеннолетняя, в здравом уме и в сознании, и я остаюсь дома. Отведите меня в спальню.

В её голосе звучала такая уверенность, что доктор остановился в нерешительности. К уговорам присоединились все, кто был в комнате, но это, конечно, ни к чему не привело. Таня решила умирать дома. Я это знал.

Врач и Алексей Андреевич повели Таню в её комнату. Здесь помогли лечь на кровать, накрыли одеялом и вышли. Они направились вниз, тихо говоря о том, что самый крайний срок, когда нужно решить вопрос о лечении уже в условиях стационара, – это завтра. Рано утром. Сердце девушки не выдерживает.

Мы остались с Таней в спальне.

– Я уйду ненадолго, – сказал Павел, – вернусь перед последней вспышкой. Мои братья пока подержат ситуацию под контролем.

Сафэн кивнул:

– Хорошо, потому что нам тоже надо отлучиться.

– Вам куда? – спросил я.

– Подготовим твой переход в верхний свет, – ответил Арим. – Ты же сегодня уходишь.

Оказывается, даже в сумрачном мире может быть тошнота, или что-то очень похожее. Мне стало вдруг так темно, всё сдавило. Наверное, впервые за всё время я ощутил себя отчаянно мёртвым. Конечно, сороковой день истекает в полночь, осталось…

– Сколько время?

Ветер, влетевший в окно, ответил:

– Девять часов вечера.

– Когда она?.. – я замолчал не в силах произнести это слово.

Но Сафэн меня понял:

– Через три часа и семь минут.

– Сразу после моего ухода.

Таня умрёт через семь минут после того, как я окончательно покину этот мир, мы не увидимся.

Я без сил опустился на пол перед кроватью, на которой она лежала.

– Мы её встретим, – тихо сказал мой ангел, – скажем про тебя.

Я невольно представил это. Таня встанет с кровати в сумрачном мире и узнает, что какие-то семь минут назад я расстался с ней навсегда.

– Идите, – прошептал я ангелам. – У вас много дел, а я хочу попрощаться.

Они не двинулись с места.

– Не вздумай, – прошептал Сафэн.

Я усмехнулся. Ангел не зря боится. Я обниму Таню, поцелую и этим убью. Она перейдёт в мои объятия тёмная, как сама ночь, и сразу после этого нас заберут те самые черти, которые ждут в саду. Её – в глубокую ночь, меня в тонкую, как и всех убийц. Ронахт будет в восторге.

– Я этого не сделаю, – прошептал я.

Я причина её горя, её темноты и смерти. И я больше не отниму ни секунды оставленного ей времени.

Сафэн смотрел на меня ещё мгновение, но всё-таки кивнул. Поверил мне.

Ангелы растаяли в сумрачном воздухе. Я повернулся к Тане. Можно было сказать, что она спит, если бы не её темнота. Во сне она должна была сверкать. Именно так я мог бы найти её потом.

Всё дело в этом свете, живущем в каждом существе. Каждый рождает и набирает свою неповторимую радугу цветов и оттенков, под многими слоями себя, а когда умирает, когда освобождается от внешней оболочки, свет изменяется. Последняя вспышка прижигает его, делает другим. Поэтому живой человек и освобождённый имеют абсолютно разное сияние. Даже зная изначальное сияние, найти его обладателя потом почти невозможно. Всё равно, что искать человека по фотографии сорокалетней давности.

Только если Таня останется жить, только тогда, даже через много лет, я смогу увидеть её из верхнего света, смогу найти её и прийти за ней. Но она умирает, а я даже не буду знать, удалось ли ангелам спасти её от глубокой ночи.

Моё отчаяние всколыхнуло черные облачка. Они снова зашевелились, стягиваясь под потолком. Я поднялся. Надо выйти на улицу, справиться с отчаянием. Иначе я действительно ускорю Таню на пути сюда.

Под кустом в саду дежурил Дени. Пёс постучал хвостом по земле, увидев меня. Ветер спустился, принял форму человека и сел напротив.

– Вот и всё, осталось три часа, – прошептал я.

Ветер молчал.

Я запрокинул голову. Над прозрачным куполом щита плыло фиолетово-чёрное небо. Красивое бесконечно, как и всё здесь. Несмотря на вечную полутьму, царящую в средней тени, она мне нравилась. Странное небо, меняющееся на глазах, тяжёлые облака над головой, деревья, трава и бесконечное течение сверкающего света в каждой жилке зелёных листьев, прозрачность любой преграды, моя собственная лёгкость и невесомость. Даже постоянные обитатели средней тени – грешные души и духи-вампиры вызывали у меня симпатию. А, может?.. Ради сорока дней…

– Что если я останусь? – прошептал я. – Не перейду в верхний свет?

– Ты что?! – возмутился ветер. – Даже не думай об этом. Если ты останешься, лучше от этого не будет никому.

Я это знал. Но во мне говорило отчаяние. Ангелы заботятся о своих подопечных все сорок дней, но ещё до того, как охраняемый уходит в верхний свет, ангелу приписывают нового. У Арима наверняка уже есть какой-нибудь малыш в животе мамы, к которому он периодически наведывается. По окончании моих сорока дней он приступит к исполнению обязанностей в отношении нового охраняемого. И если я остаюсь, мне придётся существовать самому. Без ангела. Без его света и защиты. Может, Арим, конечно, меня и не бросит, но возиться, как сейчас не будет точно. Моё существование станет существованием тёмной души, лишённой своего света и собирающей его по крупицам. Когда закончатся сорок дней Тани, она тоже не захочет уйти. Она останется со мной, чтобы вместе бродить по Земле в поисках света. У меня нет права обрекать её на это, нет права оставить обитать в тени, лишённую покровительства ангела. Нет, я не могу остаться. Это принесёт больше бед, чем я могу себе представить.

Ветер в ожидании смотрел на меня.

– Вик, не надо… – тихо сказал он.

Я утвердительно кивнул, и ветер вздохнул с облегчением. Мы помолчали, каждый погруженный в свои мысли. Мне казалось, что внутри всё тяжелеет и сжимается, не давая дышать. И с каждой, прошедшей впустую минутой, это ощущение всё больше усиливалось. Дени вдруг поднял голову, странно посмотрел на меня. Ветер тоже оторвался от своих размышлений.

– Вик, – позвал он.

Я даже не сразу отреагировал:

– Что?

– У тебя отчаяние.

В моей груди расплывалось большое чёрное пятно. Оказалось, что не казалось, когда я ощутил тяжесть.

– Я позову Арима, – быстро сказал ветер.

– Не надо.

– Вик, это серьёзно! Отчаяние перед самым уходом!

– Справлюсь, – резко оборвал я.

Ветер вздохнул, но всё же остановился.

– Справлюсь, – я старательно дышал, – дай минуту.

– Виктор, с такой чернотой тебя не пропустят, – ветер волновался. – Ты это понимаешь? Тебя остановят прямо у коридора.

– Понимаю.

Я продолжал медленно вдыхать и выдыхать. Помогало, правда, слабо. Пятно стало совсем чёрным, но хотя бы не росло. Чтобы растворить его, мне надо было успокоиться, а я не мог!

– Чёрт! – выругался я в сердцах, бросив пятидесятую попытку. – Если бы только Таня не спала внутри себя! Если бы она вышла во внешнюю тень, ты смог бы протащить меня туда, и мы поговорили бы хоть две минуты.

– Две минуты… – пожал плечами ветер. – Это ничего не изменит. Сколько можно сказать за это время?

Слова Сафэна сами собой всплыли в моих мыслях. Какой-то способ, опасный для Тани. Что он всё-таки имел в виду?

– Ангел пытался мне что-то подсказать, – я взглянул на ветер, – можно пообщаться, если оказаться в одном слое с Таней, но это не в свободном свете и для неё опасно. Ты знаешь что-нибудь подобное?

Ветер задумался.

– В одном слое и для Тани опасно? – наконец переспросил он.

– Вокруг неё и так одна угроза, – вымученно сказал я. – Что может быть ещё опаснее?

Дени как-то странно покосился на меня, а ветер внезапно ответил:

– Есть кое-что.

– И это?..

– Ты внутри Тани.

Ветер сказал это так спокойно, что в первую секунду я даже не понял, что он имеет в виду, а потом до меня дошло так стремительно, что я подскочил до второго этажа.

Таня – тоже пространство, она матрёшка, а внутри матрёшки тоже слои. Оказаться в одном слое с ней я мог только одним способом – войти прямо в неё, в её душу, в её сознание и подсознание. Но если я это сделаю? Ох! Вот и опасность! Даже здесь – я «губка», не могу подойти так, чтобы не впитать несколько капель её света, а внутри? Внутри я буду качать, как пожарный насос. Минута, две максимум моего присутствия внутри Тани и свет её жизни иссякнет.

Я лихорадочно оценивал все минусы этого варианта. Проигрышный во всех отношениях, если не считать одного неоспоримого плюса – находясь в сознании человека, я стану ощущаем. Это не будут мои голос и тень, это буду я, и я буду править сном. Но как обойти основную проблему?

Ветер не сможет делать всё одновременно – пронести и держать меня внутри, в это же время набирать свет и питать Таню. К тому же он должен куда-то подключиться, чтобы качать свет из мощного источника, но откуда его взять? Позвать ангела? Им некогда. Чёрные ангелы? Эти прибьют, как только я заикнусь про такой способ общения. Ведь Сафэн сказал мне об этом по секрету, чтобы я сделал всё сам. Не заставив никого нарушить правил.

Дени в ожидании смотрел на меня.

– Дени… Вот же!

Ответ лежит напротив меня!

– Зови Дорфа! – крикнул я псу. – И в комнату! Быстро!

Я взмыл в окно. Таня лежала на кровати в той же позе, вся увитая чёрным плющом. Летучие головы наконец добрались до спальни и теперь кружились вокруг неё, присматриваясь к добыче. При виде меня зашипели.

– Заткнитесь! – рявкнул я.

«Чупакабры» смылись мгновенно. Да я лучше «фэн-шуя».

Дверь тихо открылась – её толкнул носом Дорф. Оба пса зашли в комнату.

– Я знаю, как мне поговорить с Таней, – сказал я, – но мне нужна помощь, вернее, ей нужна. Я войду в её сон, но если пробуду там чуть дольше, чем можно, она умрёт. Поэтому ей нужен ваш свет. Я соединю вас, и во время контакта, вы будете её запасными батарейками, согласны?

Дени и Дорф вместо ответа прыгнули на кровать.

– Ветер, – позвал я.

– Я всё понял, – торопливо сказал тот.

– Ты ведь умеешь это делать?

– Да.

Я осторожно запустил руку в Дорфа. Его свет послушно потянулся навстречу. Теперь в грудь Тани – направить и отпустить. Конец светящегося потока ушёл в глубокую тьму под её сердцем. Та же процедура с Дени отняла ещё пару драгоценных секунд. Наконец, все стали связкой. Ветер застыл в ожидании.

Я не мог просто войти в Таню, я оказался бы в её теле, а мне надо было в сон, отделённый от управляемого сознания морем мрачных мыслей. Но ветер мог перебросить меня.

– Хорошо, – вздохнул я, внутренне набираясь мужества, – Таня, услышь меня.

* * *

Ветер скользил между деревьями тёмного парка. Ночь или день. В нём не было времени. Сквозь ветки уставших деревьев плыли тонкие белые облака. На траве сидела девушка, водила рукой над пеленой серого тумана, стелющегося по земле, собирала его в ладонь и подкидывала. Кусочки медленно поднимались вверх, долетали до проходящего облака, прилипали и улетали вместе с ним.

– Таня…

Она повернулась на зов. Маленький парк тонул в густом тумане. Очень странно. Раньше в этом сне всё выглядело по-другому. Ни тумана, ни травы под ногами, была лишь голая земля, усыпанная острыми камнями и скрипящие в полном безветрии сухие деревца. А сейчас, тёмная, всегда не подвижная листва, вдруг затрепетала, разбуженная сильным ветром, наполнившим парк.

Рядом засверкала в лунном свете река. Кажется, звали оттуда. Таня поднялась. Тёплый живой ветерок потянул подол её белого платья.

– Таня… – знакомый голос летел под ночным небом сна.

В лунном свете через реку перебросился широкий каменный мост, а сама река поплыла дальше, теряясь за горизонтом, и вот уже стала морем, холодным серым морем. Ступени моста достроились в воздухе и встали на берег. Таня оглянулась. Позади не было ничего, только бесконечное море. Шумящее и пустынное.

Девушка невольно посмотрела под ноги. Оказывается, она уже стояла на ступеньке, а в сантиметре от её босых ног, тёмный камень омывала морская вода.

– Таня… – вздохнул тёплый ветер, разбудивший деревья в парке.

Он обернулся вокруг её ног, и осторожно потянул наверх по ступенькам:

– Пойдём.

Конец моста терялся в кромешной тьме грозовых облаков, накрывших море. С другой стороны кто-то шёл. Тёмные джинсы, белая футболка, кроссовки, как всегда с наполовину завязанными шнурками. Светлые волосы, непослушно спадающие на лоб, широкая улыбка и серо-зелёные, светящиеся в полутьме грозового моря глаза.

Тихий вздох Тани всколыхнул не спокойные волны. Она отступила, не веря. Но Виктор остановился в одном шаге от неё.

– Таня…

Его голос был так похож на голос ветра, сливался с ним и протяжным эхом плыл в пространстве серого океана. Таня вдохнула, но не смогла ничего сказать. Только отчаянно заблестели глаза.

– Я сплю? – прошептала она.

Виктор наклонился к её губам:

– Да.

Таня тяжело дышала.

– Так тепло… Будто ты рядом.

Виктор целовал её, нашёптывая:

– Я рядом.

Таня едва вздохнула сквозь слезы:

– Ты не должен был уходить.

– Я не уходил, – улыбнулся Виктор, – я всё время был с тобой.

Таня прижалась к его груди, наконец согреваясь, впервые за долгое время холода. Небо прекрасного сна мягко синело, на сверкающих волнах моря вспыхнули лунные дорожки.

– Прости меня, – прошептал Виктор. – Я должен был прийти раньше. Не знал, как это сделать. Мне надо кое-что сказать тебе.

– Конечно, я помню, не плакать, – закивала Таня.

– Нет, – Виктор обнял её, – иди сюда.

Из сияющего моря поднялись скалы, деревья и вот уже раскинулся белоснежный пляж, а каменный мост медленно опустился в волны. Ветер нёс снежинки тополиного пуха по тропическому лесу. Над пустынным островом плыли несколько лун.

Виктор посадил Таню на белый песок.

– Я должен уходить, – произнёс он.

– Куда? – она уткнулась в его плечо.

– Это далеко, но я смогу наблюдать за тобой оттуда, – улыбнулся Виктор. – И мне хочется многое увидеть. Как ты выйдешь замуж, как будут расти твои дети и внуки, как ты будешь счастлива.

Таня молчала.

На пляже у самых волн резвились две большие собаки. Совсем не похожие на себя в прозрачном свете затерянного острова. От них исходило сияние, и среди поднятых ими в воздух песчинок вспыхивали искры.

– Ты меня очень напугала, – шептал Тане Виктор. – Из-за твоего отчаяния, сегодня я мог потерять тебя навсегда. Никогда больше так не делай.

Таня вздрогнула, глаза переполнили слезы, и сверкающая капля упала щёку девушки.

Виктор сжал её ладони в своих руках, тепло и сильно:

– Пока ты жива – сияет твоя душа, – произнёс он. – И я вижу тебя со всех окраин вселенной, но если хоть на мгновение погаснет твой огонь, я никогда, никогда не найду тебя.

– Почему?.. – поразилась Таня.

Виктор остановил её вопрос поцелуем, и вдохнул свои слова в губы девушки после него:

– Когда придёт время, я вернусь за тобой на этот пляж. Я назначаю тебе свидание здесь через много-много лет.

– Через много-много?.. – глаза Тани заблестели.

– Очень много, – Виктор улыбался. – Пообещай мне, что придёшь.

– Я буду скучать, – прошептала Таня.

– Как и я, – ответил Виктор.

Девушка с любовью смотрела на него. Живого, настоящего.

– Обещай мне свидание, Таня, – улыбнулся Виктор.

По щекам девушки потекли слёзы, но она тоже улыбалась:

– Хорошо… обещаю.

Тёплый ветер поднял пляжный песок в стремительные смерчи, на берег накатилась сильная, сверкающая волна.

* * *

– Так… ясно. Таня, моё время на исходе, я должен идти.

Она хрипло вздохнула, но кивнула.

– Да? – спросил я. – Да? Ты меня отпускаешь?

– Да, иди…

Я поднялся, сделал шаг. Таня сидела на песке, тяжело, прерывисто дыша. Глаза мокрые, но на губах улыбка. Настоящая, счастливая, улыбка самой жизни. Мне удалось, удалось!

Я бегом ринулся к морю, остановился, уже добежав до воды, и закричал:

– Таня, я люблю тебя!

– Торопись! – крикнула она.

Я ринулся в волну, и меня понесло от прекрасного берега.

– Вик! – это был уже ветер.

– Я возвращаюсь!

Он поймал меня, одним рывком выбросив из сна. Я скатился с кровати, оглушённый жутким рёвом и грохотом, сотрясавшим дом. С потолка сыпались листья плюща, острые осколки засохшего горя и даже, кажется, штукатурка. Ветер завис надо мной:

– Получилось?

– Да!

На улице ослепительно ярко блеснула вспышка, раздался яростный вой. От мощного глухого удара завибрировала крыша.

Я подбежал к кровати. Таня спала, но как!.. Кусочек света в её сердце сверкал! И от него уже пошли первые отростки, освещая её изнутри.

– А-а-а! – я ликовал.

Корни света утолщались прямо на глазах, в одном месте уже образовался новый шарик и тоже дал отростки.

За окном промелькнула фигура ангела с распростёртыми крыльями и мечом, заляпанным чёрной жижей. Её капли, попав в комнату, шипя распластались на полу комнаты. Кровь чертей!

– Ветер! – я наконец понял, что вокруг дома идёт бой. – Что там?

– Черти решили не ждать, – невозмутимо ответил тот.

По крыше что-то покатилось, посыпались искры, и следом мохнатый монстр рухнул вниз в охапку с ангелом, вцепившись когтями в основание крыла у лопатки.

Я быстро обрубил связующие светопотоки между Таней, Дени и Дорфом. Ничего, от этого никто не пострадает.

Псы подняли головы.

– Вернулись? – спросил я на всякий случай.

Оставить кого-нибудь в коме совсем не хотелось. Дорф и Дени кивнули.

– Вы молодцы! Прощайте! – успел сказать я, и сквозь грохот боя раздался звон часов.

Полночь! Нет! Часы внизу торопятся на три минуты!

Ветер ринулся ко мне:

– Летим!

Но я задержал нас ещё на мгновение, припал к губам Тани поцелуем. Последний раз! И меня внезапно отбросило вспышкой. Голубое сияние с искрами серебра прокатилось по телу Тани волной и вырвалось из окон. Нас с ветром буквально вынесло на улицу этим потоком.

Мы попали под полные ярости и досады вопли чертей. Они были повсюду! Сияние сада померкло за их злобными мордами. Но толпу монстров прорезали мечи ангелов и белое пламя, реющее с лезвий, выжигало темноту.

В последнее мгновение я увидел Павла на залитой чёрной кровью крыше. Он стоял в окружении чертей с поднятыми крыльями, огромными в размахе, рваными полосами на броне и обнажённым мечом.

– Спасибо! – крикнул он мне. – Прощай!

И в следующий миг ветер уже перенёс меня на кладбище.

– Что так долго?! – Арим дежурил на моей могиле. – Коридор открывается!

– Он справился! – сразу ответил ветер.

– Знаю, – радостно сказал ангел.

– Знаешь?!

– Конечно! Сафэн был секунду назад. Смог уйти из схватки, потому что черти тоже видели вспышку рождения света. Сейчас Павел их оттуда выставит. Таня им более не принадлежит!

Арим быстро оглядел меня с головы до ног:

– Молодец! Весь светишься.

– А то!

Чёрного пятна в моей груди не было и в помине.

– Полетели! – поторопил ангел.

Мы взмыли над кладбищем и только оказались на открытом пространстве, как я увидел… Это было нечто. В темноте ночи бесконечно белым светом сиял огромный смерч, стягивая в себя облака.

– Это он? – восхищённо прошептал я. – Это коридор?

Мы торопились. Летели так быстро, что не видели ничего кроме света впереди. Больше всего я опасался, что мы доберёмся поздно, и я не успею ничего сказать. Но на сей раз кто-то на небесах решил дать мне дополнительное время доиграть мой последний тайм.

Сафэн встретил нас под основанием облачного смерча высоко в небе. Отсюда средняя тень была ещё прекрасней. Тонкий слой серого тумана укрывал её просвечивающей пеленой, сквозь которую вся ночная Земля до самого горизонта и дальше мерцала светом огней. Сверкающие линии рек образовывали живые рисунки, словно вся поверхность планеты была огромным экраном кинотеатра, а может грандиозной картой мира или маяком во вселенной для тех, кто ждёт…

От облачной трубы кругами исходило сияние, освещая тысячи духов, летящих к ней – людей, перешедших ровно сорок дней назад. Они направлялись в коридор и у меня остались какие-то секунды на всё.

– Ветер… – произнёс я и замолчал.

У меня не было слов, чтобы выразить ему всю мою благодарность. Безграничной стихии, помогающей неспокойным человеческим душам, вроде меня.

Ветер улыбнулся:

– Я знаю, Вик, знаю. Всё будет хорошо.

– Виктор… – позвал Сафэн. – Спасибо.

– Нет, спасибо тебе, – ответил я.

Ведь действительно нет существа, более влюблённого в тебя, чем твой ангел-хранитель. Знающий каждую частичку твоей души, оберегающий каждый удар твоего сердца. Незаметный охранник, всегда и везде невидимо следующий за тобой.

– Я очень люблю её, – произнёс я, – никогда не думал, что смогу её оставить, но… Я знаю, что ты будешь оберегать Таню лучше, чем кто-либо.

Прозрачная дымка заволокла мои глаза. Неужели я чувствовал слезы? Глаза Сафэна сверкали, как и мои.

– Обещаю, – произнёс он.

Лёгкая дрожь прошла сквозь пространство, и Арим торопливо кивнул на смерч:

– Всё, пора!

– Да… – я уже летел вперёд, но обернулся. Потому что не простился с тем, кто сделал для меня больше всех.

– Арим! – позвал я.

Мой ангел смотрел на меня.

– Ты сказал, что будешь оплакивать момент, когда оставил меня, все отпущенные столетия.

Арим опустил голову:

– Я буду.

– Нет, – улыбнулся я. – Не будешь. Прости меня за мои слова при нашем знакомстве. Ты ни в чём не виноват.

Арим покачал головой, выражая несогласие, но я знал, как убедить его.

– Ангелы знают мысли и чувства своих охраняемых? Ведь так? – спросил я.

– Конечно, – ответил ангел.

Сияющие потоки смерча охватили меня и потянули в облачную трубу, быстро поднимая. Я чувствовал, с чем ухожу.

– Тогда ты знаешь, почему оплакивать тебе нечего! – крикнул я Ариму.

И ангел понял меня.

– Да, Виктор, – прошептал он.

Множество светлых душ летели вокруг. Не знаю, о чём думали они, не знаю, что чувствовали, но меня переполняла радость. Настоящая светлая радость и безграничная благодарность моему ангелу, ветру и всему миру, за всё. За каждую минуту прожитой жизни, за каждый солнечный луч, каждый дождь, за каждую секунду объятий Тани, за каждое услышанное и сказанное слово, за каждый вздох, за первый и за последний, за моё рождение и смерть…

Эпилог

Мария Фёдоровна стояла у плиты на кухне, когда ещё перед рассветом спустилась Таня в ночной рубашке, потёрла глаза и заявила:

– Хочу завтрак.

Женщина едва не выронила чайник, поражённо глядя на дочь. На впалых щеках появился заметный румянец, ещё вчера потухшие глаза сверкали.

– Хочу банан, а где банка с ананасами? – говорила Таня, шаря по холодильнику. – Вчера была гроза? Да? Ночью? Дом ходуном ходил. И в саду всё полегло, ни одного стоячего цветка. Как стадо слонов прошло!

– Дочь, ты как себя чувствуешь? – держась за сердце, прошептала Мария Фёдоровна.

– Прекрасно.

– А вчера?..

– Вчера прошло, – улыбнулась Таня, – и никогда не вернётся.

После обеда она собрала фотографии и вещи Виктора, сложила всё в большую коробку, заклеила её скотчем, прилепила бумагу со словами «до встречи» и унесла в чулан.

Дорф и Дени целый день ходили, как во сне, тыкались носами в углы, а потом вообще завалились спать в саду.

– Полный упадок сил, – с пониманием смеялась над ними Таня. – Конечно, так отрываться на пляже…

Только вечером, щурясь от уходящего за горизонт солнца, Дорф наконец потянулся и встал осмотреться. В саду царили тишина и покой. В кое-то веки!

Ветер закружился в яблонях, насмешливо бросил в собаку ворох сорванных листьев. Дорф приветственно махнул хвостом, зевнул и снова разлёгся на садовой дорожке, безмятежно отправляясь в сон.

Оглавление

Лев и Матвей

Заклинание

Все писатели попадают в рай

Белый лебедь

Звёздная пыль

Прозрачные стены