Союз Преданных [Lett Lex] (fb2) читать онлайн

Союз Преданных

Пролог

Дождь на стыке осени и зимы — это, пожалуй, самое малоприятное время в году. Особенно, ночью. Особенно, в горах. И особенно, когда ты привык к теплому климату, ласковому солнцу и песку, а вместо этого природа подкидывает тебе чавкающую грязь, мокрые камни и пробирающий до костей, липкий холод. В сравнении с этим забивающийся в обувь песок или горячий соленый летний ветер, типичный для юга, кажутся ласковым поцелуем, но понимаешь это слишком поздно: когда промозглый ветер навешивает тебе дождливые пощечины, а ноги уходят по колено в грязь.

Двое путников — юноша и девушка — одетые «тепло» по южным меркам, поднимались по выдолбленной в скале лестнице, проклиная каждый шаг своего пути. Плащи из плотной ткани промокли насквозь и тянули вниз мертвым грузом, обувь скользила по смеси грязи, воды и опавших листьев. Они проскальзывали назад, цепляясь друг за друга, и подставляли вымазанные грязью лица безразличному небу в безмолвном крике: «Север?! К черту ваш север!»

Они добрались до указателя и вцепились в него, как в мачту при шторме. В отблеске сверкнувшей молнии показалась надпись: «До Бернберга столько же и еще чуть-чуть». Юноша всхлипнул и сел на землю.

— Я больше не могу, Дом. Брось меня тут, ты прекрасно справишься сама. Если ты меня хоть немного любишь, то не заставишь меня идти дальше, пожалуйста, Дом, приведи помощь, — произнес он, шмыгая носом. Юноша посмотрел на свои тонкие ладони — раскрасневшиеся, изрезанные до мозолей веревками дорожных мешков. Он пощелкал пальцами, из-под ногтей брызнули слабые искры света.

— Передохни, — хмуро сказала девушка и привалилась плечом к указателю. Кажется, проливной дождь ее вовсе не смущал, разве что раздражал самую малость, наравне с нытьем спутника. — Не трать силы понапрасну, через пять минут попытаешься перенести нас наверх через портал.

— Я не могу больше, сил не осталось, — всхлипнул юноша еще раз. — Нам нужен источник энергии.

— Я знаю, — отрезала Дом, и юноша поник, как пристыженный ребенок.

Вот уже несколько часов они шли в гору, и чем ближе становилось небо — тем беспощаднее делался поливавший их дождь. Раскаты грома грохотали совсем рядом, словно пытаясь своим рыком спугнуть путников, в каждом камешке виделся предвестник камнепада. Часть пути они преодолели с помощью порталов, это сэкономило им несколько часов времени, но вскоре чародей выдохся и остатки энергии тратил на нытье, а Дом расточала силы на пинки и удержание спутника на ногах.

— Я хочу домой, — вздохнул юноша.

— Я тоже, и что теперь? Соберем манатки, съедем на задницах вниз, придем домой, постучим в ворота и сдадимся королевской страже? — скрестила руки на груди девушка. — Ты же не думаешь, что они настолько по нам скучали, что мгновенно дадут амнистию?

— Конечно нет, прости глупого Куно, ты права, — чародей совсем поник, и девушка ощутила укол совести. Она встала рядом с ним и накрыла его полой своего плаща, как крылом.

— Ты не глупый. Вот какой план: если ты совсем устал, то мы сейчас найдем пещеру, где посуше, и…

Договорить она не успела. Небо пронзила яркая белая вспышка, на секунду ослепившая их, затем что-то хлопнуло, затрещало совсем близко, Куно заверещал во всю мощь своих легких, а Доминика инстинктивно сделала шаг в сторону. В ушах зазвенело, и на секунду даже дождь перестал казаться таким мерзким, ведь если она его чувствовала, это значило, что они еще живы. Когда зрение прояснилось, девушка увидела, что указатель разнесен в щепки, а в остатки мокрой древесины жадно вцепилось тлеющее пламя, не готовое упускать добычу.

— Куно! Куно, вставай, — она бросилась к валявшемуся на земле спутнику. Юноша поднял голову, слепо заозирался, вцепился ладонями в плащ Дом, чуть не заваливая свою спутницу.

— Доминика, — проговорил он. Девушка обхватила его лицо руками и повернула в сторону остатков указателя.

— Черпай быстрее, пока искры не догорели.

Куно кивнул, сглотнул саднивший ком в горле и, неуклюже поднявшись, подошел к указателю. Потер ладони друг о друга и положил их на тлеющие угли. Из-под его рук повалил дым, юноша шипел, сквозь плотно сжатые губы, его била крупная дрожь. Через секунду все прошло. Он протянул ладони к Дом, на кончиках кальцев пульсировало красное свечение.

— Быстрее, — сдавленно проговорил он. Девушка вложила свои ладони в его и задержала дыхание. Вспыхнула еще одна молния, где-то совсем рядом, деревья отбросили резкие тени, а в следующую секунду путники исчезли. Их следы проглотил дождь.

Они вывалились из портала почти у самой вершины горы. Здесь дождя уже не было, но висела плотная пелена ночной промозглой влаги. Плотный туман пронзали несколько огней, зажженных в окнах замка. Путникам казалось, что они шли на этот свет целую вечность, еле переставляя ноги и подпирая друг друга. А когда из темноты показался мост, башни и выложенная камнем дорожка к замку Бернберг, они поднажали и, спотыкаясь, подошли к дверям, вцепились в металлические кольца и принялись колотить, готовые, если нужно, поставить на уши каждую живую душу.

Дверь приоткрылась, на них вытаращились два заспанных глаза. Пожилой сухонький мужчина в ночной рубашке недовольно смотрел на них, явно не понимая, на кой черт двое путешественников приперлись в их глухомань, да еще и в такую погоду.

— Простите, что без приглашения, — начал было стучать зубами Куно, но камердинер просто распахнул дверь и сделал шаг в сторону, пропуская их вперед.

— Я позову хозяина, — только и сказал он.

Странная парочка вошла в зал и застыла от — казалось — забытого ощущения тишины. Звуки природы остались снаружи, за толстыми каменными стенами, а вместе с дождем от них наконец отстал и ветер, и промозглая сырость. Одежда прилипла к телу и тянула вниз, и развалиться на вытертом грязном ковре казалось лучшей на свете идеей. Огромным усилием воли Доминика и Куно заставляли себя стоять прямо и прислушиваться к звукам внутри замка.

На лестнице раздались шаги.

— Зачем ты их пустил? — послышался недовольный порыкивающий голос.

— А как не впустить было? Ночь на дворе, Вы и сами велели принимать всякого путника, ежели таковой сможет в новолуние до нас добраться, — тараторил камердинер.

— Знаю, знаю, не напоминай мне то, что я сказал, — прорычал хозяин. — Они что-то сказали?

— Они еле ноги передвигают, но ежели вы скажете вон их выставить, ну что ж…

Они появились в начале лестницы. Сначала путники видели только два силуэта — семенящего, со вжатой в плечи головой, камердинера, и хозяина замка, высокого и статного мужчину, в его походке и движении плеч читалось крайнее раздражение, как будто его оторвали от важного занятия.

Чародей выпрямился и, предприняв героическую попытку приосаниться, сделал шаг вперед.

— Ваше Величество князь Ладвиг, позвольте представить вам принцессу Доминику Ост-Гаэльскую, у нее для Вас важное сообщение, мы…

— Ваша принцесса валяется на полу, как ветошь, — только и сказал князь. Чародей обернулся — получилось слишком резко, в глазах потемнело, а в следующую секунду Куно перестал сопротивляться охватившей его темноте.

1

Она помнила, как князь цокнул языком, а затем склонился над ней, поднес свечу к самому лицу, так что перед глазами заплясали цветные искры. Доминика была более, чем в сознании. Ее мозг продолжал работать, слух улавливал каждый звук, каждый вздох и слово. Горячие сухие пальцы коснулись ее лица, за подбородок повернули голову к свету, затем убрали налипшие на щеки волосы.

— Самозванка, хозяин?

— Не понятно, пока она вся в грязи, — хмыкнул склонившийся над ней мужчина. — Освободи гостевые комнаты и позови Эдвина, чтоб отнести этого задохлика. Девушку я дотащу сам.

— Будет сделано!

Доминика почувствовала, как князь подхватил ее под колени и спину и одним рывком поднял в воздух. Голова откинулась назад, и стало тяжело дышать, но только на секунду. В следующее мгновение князь наклонил девушку так, чтобы ее голова оказалась у него на плече, и продолжил путь со своей ношей.

— А их вещи? — раздался голос позади.

— Отнеси в их комнаты чуть позже.

Лучше было бы провалиться в сон, как это сделал Куно, но Доминика просто не могла расслабиться в чужих руках. До тех пор, пока ее не положили на застеленную кровать, она только и могла, что считать повороты, шаги и раздававшиеся над самым ее ухом вдохи. Если придется бежать, она найдет дорогу к выходу. Хозяин замка — князь Ладвиг Бернбергский — он же «Дикий князь», был известен как непредсказуемый и взбалмошный правитель. Говорили, что он многоженец и его замок забит красивыми женщинами, которых он собирал со своих земель, как дань. Доминика знала, что это, скорее всего, домыслы, но полностью выдохнуть смогла только когда князь, положив ее на кровать, вышел из комнаты. В конце концов, нормальная кровать, крепкие стены и крыша над головой дают хотя бы примерное ощущение защищенности, а в придачу к нему — надежду на лучшее. Девушка осторожно стянула с себя мокрую одежду и бросила ее на пол, забралась под одеяла и свернулась клубком. Следующие несколько часов она провела, паря у самой грани зыбкого сна, чтобы при любом шорохе выныривать из него, оглядываться и проваливаться обратно, навстречу роящимся на дне сознания сновидениям.

Ей все снилось, как неизвестные то и дело заходят в комнату, стаскивают ее с кровати и бросают на пол. Как за дверью раздается женский крик, а в ответ на него звучит только холодный безразличный смех. Доминика несколько раз просыпалась от этого, а в последний раз и вовсе поняла, что перемещавшаяся по комнате тень — не плод ее фантазии, а вполне реальный человек, выскользнувший из спальни, как только она открыла глаза.

Девушка поняла, что можно даже не пытаться уснуть дальше. Она выползла из кровати и принялась озираться в поисках своих вещей или хотя бы того мокрого комка одежды, который она сбросила на пол. Они обнаружились возле камина — неизвестный развел огонь и развесил вещи на стульях, давая им обсохнуть. Рядом стоял изрядно потрепанный дорогой вещмешок. Доминика бросилась к нему, осторожно ступая босыми ногами по каменному полу, и воровато оглядываясь по сторонам, как будто ее смущало, что кто-нибудь может в любой момент наведаться в комнату и застать наготу девушки. Вещи внутри остались нетронутыми: немного одежды, книги, свитки, украшения, запасная пара обуви, все было на своих местах. Водоотталкивающие чары и расширяющее заклятье сработали на ура. Куно все не понимал, почему бы им не наложить водоотталкивающие чары и на свою одежду, но Доминика сказала, что тогда по прибытии у них будет недостаточно жалкий вид, а образ опальной принцессы и ее чародея подразумевает некоторую потрепанность судьбой. «Как будто нас и так мало помотало», — фыркал Куно. Последний месяц они скрывались в лесах, перемещаясь от одной охотничьей лачуги к другой, а иногда и ночуя под открытым небом. Пока на дворе стояло бабье лето, все было хорошо, и их путешествие порой даже напомнало активный туризм, но как только начало холодать, Доминика поняла, что прохлаждаться в лесах и пугать белок голыми задницами больше нельзя. Пора было приступать к плану. Они достаточно долго скрывались от королевских ищеек, путали следы и даже несколько раз изображали собственную смерть в разных концах королевства, чтобы превратиться в призраков Ост-Гаэля. Пока король и его двор будут разбираться, есть ли среди самозванцев или замаскированных тел настоящие Доминика и Куно, изгнанники успеют прочно обосноваться в Бернберге.

Первая часть плана была пройдена, и даже лучше, чем Доминика ожидала. Они оказались на севере до первых заморозков и, что важнее, раньше отправленного в горы отряда. Они даже смогли дойти, не привлекая к себе внимания и не подцепив по пути воспаление легких, столбняк или еще какую заразу. Теперь нужно было сделать так, чтобы князь Ладвиг не выставил их вон в первый же день. Доминика достала из мешка сухую одежду и осмотрелась. Из-за приоткрытой двери в другом конце комнаты лился многообещающий свет. К своему удовольствию, принцесса обнаружила там ванну и несколько ведер с водой.

Дожидаясь, пока вода закипит, Доминика прислушалась. Хотя за окном все еще простиралась глубокая ночь, замок не спал. Откуда-то из глубины хитросплетения коридоров доносилась музыка и с десяток голосов. Тем лучше, на пирушке знакомиться проще, чем при допросе.

«Дикий князь» Ладвиг Бернбергский был той еще задачкой. Одни его обожали, другие пугали им детей, третьи рассказывали о нем совершенно невообразимые вещи, мол, он многоженец и людоед, — но никто не воспринимал его толком всерьез. Он был как будто наполовину ожившей сказкой, бродившей так далеко на просторах гор, что никого не интересовало, насколько он реален. Это был мужчина тридцати лет, светловолосый и синеглазый, как все северяне, крепко сложенный и покрытый шрамами, как все воины. Он должен был стать предводителем армии своего клана, но у эпидемии чумы были на него свои планы — старший брат князя умер, и Ладвиг стал первым в очереди на наследование. Его называли главной политической ошибкой судьбы: неопытный и вспыльчивый молодой человек получил в свои руки княжество с самыми большими запасами руд на всем континенте. Ему хотели быстренько подложить более подкованную в вопросах дипломатии принцессу, но и тут надежды правителей (даже старого князя) не оправдались. Вместо того, чтобы начать свое правление с какого-нибудь дурацкого закона или фестиваля, Ладвиг собрал дружину и направился в соседнее северное княжество Норпешт, чтобы отбить похищенную у него невесту, Элизабетту, у князя Фредерика. Невесту он тогда разукрал и месяц скрывался с нею в убежище в горах, пока его не настиг Фредерик со всей своей ратью. Похищенная невеста была возвращена мужу, по собственным признаниям Ладвиг к ней даже не прикасался, а молодой князь был захвачен в плен. Изначально Фредерик вовсе не хотел его выпускать и клялся сгноить заживо, но спустя два года все же согласился принять от старого князя щедрую компенсацию и выпустил Ладвига. В Бернберг юноша вернулся заматеревшим, мнительным и обросшим сомнительными связями. Старый князь не дожил одного дня до прибытия сына, и Ладвига сразу встретили как нового правителя, пусть и без особого энтузиазма, но его это несильно беспокоило. Только все понадеялись, что год в плену научил князя сдержанности и осмотрительности, как он в тот же день закрыл все границы, прекратил добычу руд из Бернбергских шахт, распустил Совет Кланов и со словами: «Возитесь, как хотите», прекратил все внешние отношения и закрыл границы, в том числе и для южан. На этом летопись Бернберга и других северных княжеств для многочисленных соседей закончилась, о государстве не говорили, из него не получали вестей — только информацию о периодически пропадавших без вести отрядах разведчиков. Опасный край, непредсказуемый князь и сомнительные шансы на успех — в этом сочетании была вся жизнь Доминики.

Она наполнила ванну и блаженно опустилась в воду. «В конце концов, все идет неплохо, хоть и далеко от сказки про принцесс», — подмигнула она своему отражению. В сказаниях князья, что подбирали прекрасных дев в лесу, были исключительно щедры и тут же одаривали загадочную первую встречную вечерними платьями, туфлями и фамильными украшениями в придачу, посылали служанок, чтоб те помогли искупаться и заплести волосы. В покоях, что Ладвиг отвел своей непрошеной гостье, все как бы намекало, насколько ей тут не место. Доминика нашла для себя только кусок мыла, мочалку и полотенце. Что называется, «и на том спасибо». Пока вода не остыла, девушка вымывала из волос дорожную пыль, то и дело сверяясь с отражением в зеркале.

Оттуда на нее смотрела молодая, двадцати лет от роду, девушка среднего роста. Недостаточно полнотелая, чтобы гарантировать рождение здоровых наследников в первый же год после свадьбы, но вполне наделенная прелестями, которые можно было упаковать в глубокое декольте и подчеркнуть корсетом. У нее была смуглая кожа, как у всех южанок, светло-карие глаза и каштановые волосы. По мнению людей, считающих себя наделенными вкусом, Доминика была «типичной», но вот лицом она не вышла — мол, ее физиономия лучше смотрелась бы на мужской голове, а все дело в волевой челюсти и широких бровях. При этом у принцессы были пухлые чувственные губы, аккуратный нос и густые темные ресницы. Возможно, все портила вечно недовольная гримаса и скверный характер. Доминика никогда не считала это недостатком, вот и теперь она решила не пытаться изображать бедную родственницу дольше, чем следует. В конце концов, она на севере, а этот край беспощаден к слабакам и лжецам.

Окончив банные процедуры, принцесса оделась, потуже затянула пояс платья, ослабила ворот, приоткрывая плечи, взяла в руки подсвечник и покинула комнату.

Холодные коридоры не освещались, поэтому в темноте замок, о котором чуть ли не легенды слагали, больше напоминал место из страшной сказки. Даже картины на стенах приобретали зловещий вид, хотя при более близком рассмотрении оказывалось, что на них изображены миловидные златокудрые дети в нежных объятьях пышногрудых женщин. Доминика никогда не видела столько изображений людей. Она двигалась вслед за отзвуками разговоров и музыки. То и дело по коридорам прокатывались взрывы хохота, и от каждого звука напряжение в руках и спине девушки постепенно отступало.

За очередным поворотом она увидела пятно света, падавшее на пол из приоткрытой двери. Доминика толкнула тяжелую створку и оказалась в светлом зале с высокими потолками и нагромождением доспехов вдоль стен. Посередине зала стоял стол, выпиленный из целого ствола дерева и уставленный различными блюдами. Вот только гостей, которые могли бы этим насладиться, почти не было, только за дальним концом стола кипел разговор. Там сидели двое — Куно, свежий и бодрый, как всегда безобразно-идеальный, словно последний месяц он провел, отдыхая на пляже, и мужчина в охотничьем костюме. Не нужно было гадать, чтобы узнать в нем хозяина замка. Как его и описывали, Ладвиг был ростом выше среднего, с острыми чертами лица, светлые волосы на висках были сбриты, тонкий нос и чуть нахмуренные брови выдавали недоверчивость. Но в целом его можно было бы назвать привлекательным, по крайней мере для Доминики, если бы он не смерил ее цепким взглядом, а после этого повернулся обратно к чародею.

— Покажи еще раз этот свой фокус, — сказал он.

— Конечно, — закивал чародей, тряся длинными золотистыми волосами. — Но сперва позвольте представить вам, и всем присутствующим, прекрасную и несравненную принцессу Доминику, наследную принцессу Ост-Гаэля и мою спасительницу.

Это было произнесено так помпезно, что присутствующие, все, кроме Ладвига, не удержались от хиленьких аплодисментов.

— Та самая принцесса-бастардка из башни? — раздался голос позади. Доминика обернулась и уткнулась носом в крепкую широкую грудь. Чтобы увидеть лицо говорящего, ей пришлось запрокинуть голову и даже привстать на носочки. На нее оценивающе смотрел рыжеволосый мужчина — почти великан — по его плечам раскинулся пламень длинных огненных кудрей, полноватые губы выглядывали из зарослей ярко-рыжей щетины. Он был настолько рыжим, что у Доминики зарябило в глазах. А еще, видимо, из-за роста на него не находилось достаточно одежды, поэтому мужчина был одет только в рубашку, и обмотанный вокруг бедер кусок клетчатой ткани, закрепленной брошью.

— Она самая, — подтвердила девушка.

— Добро пожаловать, твое высочество, — наконец сказал Ладвиг. — Эдвин, ты вовремя. Нашей гостье как раз нужен стул.

Великан кивнул. В каждой руке у него было по тяжеленному дубовому стулу. Он кивнул девушке в сторону Ладвига и водрузил стул под правую руку князя, напротив Куно. Доминика кожей чувствовала внимательные взгляды, князь рассматривал ее, даже не скрывая довольной ухмылки.

— Твой чародей много о тебе рассказывал, принцесса, — сказал он. — Угощайся, чем хочешь, все что есть на столе, в твоем распоряжении. А то ты совсем ничего не весишь.

— Это поправимо, — кивнула Доминика и бросила вопросительный взгляд на Куно. Юноша только пожал плечами, мол, «все нормально». — Я надеюсь, мы не доставили неудобств.

— О чем ты? — махнул рукой князь. — Здесь давно не было путников, а я изголодался по новостям с Юга. У тебя же есть в запасе парочка интересных историй.

— О, да, более чем, — кивнула девушка. — Я…

Договорить она не успела, справа от нее бухнулся рыжий великан Эдвин, придвинул стул так, что все вокруг затряслось и подпрыгнуло. Князь громко рассмеялся.

— Это Эдвин, мой близкий друг. Он знает каждую гору, каждый риф в Северном море. Родился и вырос на Гряде, что значит, что он может выжить где угодно.

— Очень приятно, — кивнула принцесса. Благородный контрабандист посмотрел на нее недоверчиво и принялся накладывать себе еду из большой тарелки. Затем протянул блюдо девушке, вопросительно выгибая бровь.

— Чуть позже, благодарю, — кивнула девушка. — Князь, я очень ценю ваше…

— Твое, — поправил Ладвиг.

— Тут нет субординации, — восторженно прошептал Куно. — Никаких тебе реверансов, наконец-то.

— Я очень ценю твое гостеприимство, — с нажимом, пересиливая себя, сказала принцесса. — Но я бы хотела обсудить с тобой кое-что важное и… конфиденциальное.

— Какое? — нахмурился князь. Вежливая полуулыбка слетела с губ Доминики, и князь расхохотался во все горло. — Я шучу. Валяй, рассказывай.

— Я бы хотела обсудить это наедине, — проговорила она.

— У меня от Эда секретов нет. Можешь сообщить свою конфиденциальную информацию сейчас либо занять свой благовоспитанный рот едой, — улыбка князя стала жесткой, даже грозной.

— Кстати, на сытый желудок любые новости лучше усваиваются, — попытался разрядить обстановку Куно.

— Сюда идет специально-обученный корпус Ост-Гаэльской армии. К утру они будут здесь, — отчеканила Доминика. Обычно при таких новостях люди паникуют, кричат, требуют подробностей, хватаются за голову или оружие, но Ладвиг попросил только передать ему соль и пиво.

— Не против, если я за тобой поухаживаю? — спросил он, ставя кружку с плотной пенной шапкой перед Доминикой. Принцесса удивленно сморгнула. — Не помню точно, что пьют принцессы — вино или пиво?

— К вам направляется почти полсотни умелых скалолазов, которые умеют брать штурмом крепости и вырезать в них всех живых. Они могут вести бой даже на отвесной скале, держась одной рукой за утес. У них дымовые бомбы, тараны, крюки, гарпуны и высокоточные арбалеты. Им достаточно одного дня, чтобы захватить крепость, а пленных они не берут, — попыталась разъяснить она.

— Это правда, — кивнул Куно. — Мы чуть сами не попались к ним, пришлось делать крюк через лес, но мы слышали разговоры.

— Хорошо, — кивнул Ладвиг. — Они не дойдут до замка, мы их встретим. Хочешь еще пива, чародей? — обратился он к Куно.

Доминика вцепилась руками в подол платья.

— Вы не будете поднимать дружину?

— Незачем, — покачал головой Ладвиг.

— Нас вдвоем более, чем хватит, — прочавкал Эдвин. — Встретим их возле перевала, там узкое место, есть плато.

— Не беспокойся, принцесса, — подмигнул ей князь. — Выдвигаться нам еще нескоро, успеем поболтать. Да?

— Конечно, — улыбнулась Доминика, чувствуя, как ее пробирает крупная дрожь. Но спорить она не решилась.

Ладвиг собственноручно наполнил ее тарелку, посетовав, что принцесса легче перышка. Но тут дверь открылась и в зал прошмыгнула худенькая миловидная девушка, пожалуй, даже младше Доминики. Ростом и телосложением она напоминала ребенка, у нее были непропорционально большие глаза в обрамлении длинных ресниц и слишком уж ухоженные для прислуги руки. Эдвин поднялся и обнял ее, приподнял над полом, пока она радостно не завизжала, а затем поставил обратно. Девушка поклонилась гостям, Доминика даже подумала, что она немая, но спросить не успела — девушка достала из нагрудного кармана костюма флейту и, бросив короткое «нашим гостям», принялась играть. Играла она неплохо, возможно, справилась бы еще лучше, если бы не метала игривые взгляды в сторону Куно.

Теплая еда согрела изнутри, а после пары глотков пива, унялась и нервная дрожь. Доминика откинулась на спинку стула и даже сделала лицо попроще, не мешая Ладвигу любоваться тонкой линией ее ключиц.

— Что-то не так? — спросила она.

— Да все интересно, зачем принцессе, пусть даже незаконно рожденной, признанной потом наследницей, бежать скрываться на Север. Не могла найти места с климатом помягче? — ухмыльнулся князь.

— А я уж думала, ты спросишь меня про переворот, в котором меня несправедливо обвиняют, — улыбнулась Доминика и прикусила язык. Слова вырвались как будто сами собой, помимо ее воли. Девушка бросила вопросительный взгляд на Куно, тот еле заметно стрельнул глазами в сторону музыкантши. «Значит, немного магии», — отметила про себя Доминика. Нужно быть осторожнее.

— Это тоже обсудим, если захочешь, — ухмыльнулся князь. — Так что?

— У Севера не лучшие отношения с моим отцом, как и у меня. Я думаю, в этом мы можем найти что-то общее, — проговорила она, аккуратно подбирая слова. — Куда бы я ни пошла на Юге — отец найдет меня. Если кто-то решит укрывать меня, отец либо подкупит, либо запугает, либо сотрет дом того в порошок.

— И почему ты думаешь, что на Севере тебе безопаснее?

— Никто не сунется в здравом уме на Север.

— И все же, ты здесь, — улыбнулся Ладвиг.

— Тебе говорили, что у тебя крайне изящно сочетаются комплименты и оскорбления? — она скрестила руки на груди, но на губах играла улыбка.

— Нет, обычно сразу давали пощечину.

— Запомню на будущее, — кивнула она, кусая губы. — Еще никто не победил Север в войне, так что я надеюсь, что отец хотя бы здесь не будет преследовать меня и займется произведением на свет новых наследников, пока его королева способна на это.

Ладвиг усмехнулся, глядя на нее исподлобья. Он внимательно изучал ее, затем бросил взгляд на флейтистку, та заиграла еще бодрее, мелодия вилась над полом, заполняя весь зал. Доминика почувствовала, что от звуков музыки пьянеет, как от вина. Она сделала глубокий медленный вдох, концентрируясь, как учили во Дворце придворные чародеи. Противостоять чарам мог и обычный человек, если силы воли было достаточно, а у Доминики ее было в избытке.

— И чего же ты хочешь на Севере, принцесса?

— Убежища, — слова давались с трудом. Из-за музыки она не могла сплести даже самую незначительную ложь. Оставалось осторожно говорить правду. — Я не хотела становиться королевой или участвовать в заговоре против короля Луиса. Мне жаль, что так вышло. Я бы хотела, чтоб все сложилось иначе. Если бы я могла все исправить…

Ей удалось выдавить из груди правдоподобный всхлип.

— А ты, чародей? — Ладвиг перевел взгляд на Куно. Тот встрепенулся, до того зачарованно наблюдавший за игрой музыкантши. Доминика еле заметно закатила глаза. Что ни говори, Куно был идеален для светской жизни, но как его не съели заживо при дворе оставалось загадкой столетия.

— О, ну, я в первую очередь неотступно следую за принцессой, как ее ближайший и вернейший помощник, а также единственный друг. Я еще в детстве поклялся ее покойной матушке, что буду защищать ее, и до сих пор справлялся, правда в основном это она меня спасает. А во-вторых, я слыхал, на Севере магия гораздо древнее, чем на Юге, нас очень сильно ограждают от магического знания, и я хотел бы заполнить свои пробелы прежде, чем меня когда-нибудь распнут за мой длинный и излишне умелый язык. А еще… — слова лились из него, как перебродившее вино из треснувшей бочки. По лицу Ладвига читалось, что князь и сам не рад, что спросил его. Куно никогда не был лжецом, и впервые Доминика была рада его вопиющей честности.

— К тому же, — перетянула разговор на себя принцесса, — я могу быть вам полезна.

— Каким образом?

— Я читала о… событиях недавних лет. И, думаю, моего образования будет достаточно, чтобы восстановить экономику Бернберга, наладить торговлю и…

— Меня это в общем-то не интересует, я отошел от политики несколько лет назад и не собираюсь туда возвращаться. И тебе советую, девочка, это самый страшный монстр, который даже не снился тебе в твоих снах.

— Да что вы говорите, ваше высочество? И чем же занимается «Дикий Князь», если не политикой?

— С девяти до полудня — свободное время, потом обед, затем — тоже свободное время. Встречи с друзьями, игры в карты, охота, вечеринки с бардами, в общем, все, что у меня отлично получается. Иногда, правда, приходится патрулировать границы, если обнаруживаются желающие получить пиздюлей.

— Увлекательно, — кивнула принцесса.

Повисло молчание, разбавленное музыкой. Гости выдохнули и продолжили есть, бросая друг на друга пристальные взгляды. Неожиданно, голос подал Эдвин.

— Как давно король тебя признал?

— Полтора года назад. Как только оправился от смерти своих законных наследников. А через полгода он же упек меня в башню.

— Увлекательная история, — хмыкнул князь. — Я ее слышал кусками. Мол, амбициозная девица решила столкнуть с трона родного отца и захватить власть.

— Это домыслы, — взвился Куно почти оскорбленно. Рядом издал полусмешок Эдвин.

— В Ост-Гаэле действительно готовился дворцовый переворот, но я совершенно не представляла, что его готовила моя мать, и что она собиралась передать власть мне. Если бы я знала, я бы отговорила ее и спасла ее от жуткой смерти на эшафоте, — произнесла она с горечью в голосе. — Потом меня заперли в башне и начали готовить к браку с каким-нибудь безопасным лордом или принцем.

— Чем не счастливый финал, принцесса? — ему нравилось тянуть ее титул. Каждый раз, слыша слово «принцесса», Доминика вскидывала голову, как от щелчка по носу.

— Уж лучше умереть от руки шпиона в награду за много лет службы, чем от родильной горячки, — отрезала девушка. Ладвиг присвистнул и подался чуть вперед. — Я просто считаю, что способна на большее. К тому же, особо желающих жениться на мне не было, — прибавила она с улыбкой.

— Не жалей о том, чего не исправить, — кивнул Ладвиг. — А как ты сбежала из башни? — спросил князь. Девушка смерила его недоверчивым взглядом, но все же не без гордости ответила.

— Подкупила проклятого рыцаря. Это долгая история, но если в двух словах — тот парень вырезал весь гарнизон и освободил меня в обмен на поцелуй.

— Проклятого рыцаря? Я думал, это байка, — усмехнулся Эдвин.

— Ну, в этой байке два метра роста и килограммов девяносто веса без учета доспеха, — повела плечами Доминика. — Приятный собеседник, очень милый… когда не жалуется на свою жестокую судьбу.

Истории о проклятом рыцаре без тени уже расползлись по всему континенту, одни считали это вымыслом, другие утверждали, что странный воин существует и все еще ищет способ избавиться от проклятья.

Флейтистка закончила игру, сложила инструмент под всеобщие аплодисменты, и села на свободное место рядом с Куно. Доминика с усмешкой заметила, как чародей окинул девушку взглядом, нежным, умиленным, затем развернулся к ней всем туловищем и, поймав худенькую ручку, сказал:

— Ты изумительно играла.

— Спасибо, — сказала она со вздохом облегчения. — Я Васса.

— Я очарован, — произнес чародей, и оставил невесомый поцелуй на тыльной стороне ее ладони. Рядом с Доминикой напряженно засопел Эдвин, и в этот раз принцесса не сдержала усмешки. Что бы ни происходило, Куно оставался верен себе, и его история каждый раз повторялась.

***

В жизни Доминики было много странных ночей: одни напоминали сказочный сон, другие — сущий комар. Но первая ночь в Бернберге, казалось, бесконечная, стала самой странной за долгое время. Странный допрос закончился также неожиданно, как начался. Трудно было сказать, удовлетворен ли Ладвиг ее ответами, но он продолжал наполнять ее стакан и разговаривать с ней обо всем: о дороге, о погоде, о Севере. Эдвин тоже то и дело вклинивался в разговор, и светская беседа текла плавно и ровно. Не верилось даже, что это те самые северяне, которых на юге считала неотесанными варварами. Оба мужчины были абсолютно спокойны, не отказывали себе ни в пиве, ни в вине, а вот Доминика, по мере того как приближалось утро, не могла оторвать взгляда от прояснявшегося горизонта.

Куно изо всех сил старался поддерживать беседу, но вскоре начал клевать носом, а прекрасная юная Васса просто уснула у него на плече, по-собственнически обняв руку.

Доминике не в первый раз приходилось коротать ночь в компании дурного предчувствия. С той ночи, когда к ним с матерью явились королевские гвардейцы, это состояние было с ней практически постоянно. Оно жило с ней и во время заточения в башне, и, хотя посетителей у нее не было, Доминика просыпалась в холодном поту каждую ночь, заслышав чьи-то шаги. Когда они с Куно выбрались из Ост-Гаэля и обосновались в лесу, эта тревога на время ушла. Принцесса не очень любила природу, но тут у лесов открылось неожиданное преимущество: там не было стен и запертых дверей, а все кроме них за препятствие Доминика уже не считала. И вот теперь снова: стены, крыша над головой, двери с замками, старая добрая тревога.

Из размышлений ее вырвал вопрос Ладвига.

— Куда будешь двигаться дальше?

— Я пока не думала об этом, — сказала она и оглядела спящих на столе разбойников. — Думаю, я вполне могла бы остаться здесь и приносить пользу Бернбергу. Если ты позволишь, конечно.

— Какую пользу, позволь спросить? — усмехнулся Ладвиг. Его рука оказалась как-то слишком близко к лежавшей на столе ладони Доминики. Принцесса склонила голову:

— Я всю жизнь изучала политику, международные отношения, экономику, иностранные языки, историю и культуру. Я знаю, что южные государства нуждаются в руде из бернбергских шахт, но слишком горды для того, чтобы попросить о них, поэтому они скорее развяжут войну.

— Которую им не выиграть, — самодовольно заявил Ладвиг.

— Поэтому можно до нее не доводить и договориться мирно. Я могу вам в этом помочь, наладить экономику, торговлю, внешние связи. Бернберг не должен быть изолирован от мира, — заговорила она с жаром.

— А ты думаешь, мы тут ничерта не делали, сидели и ждали, когда же явится прекрасная Доминика, чтобы спасти нас из экономической задницы? — вскинул бровь Ладвиг.

— Я считаю, что ты уже который год не выполняешь свои княжеские функции, твоим людям нечего есть, кланы тебя презирают, а правители просто ждут, когда подставится момент, чтобы выбить тебя отсюда. Ты живешь в глуши, как дикарь, и…

— А за твою голову назначена награда, — пробасил Эдвин. — Так что может мы просто выдадим тебя, сделаем Ост-гаэльцам ручкой и вернемся к своим делам? И все?

— Нет, — уверенно отрезала Доминика. — Вы этого не сделаете, потому что, во-первых, князь поклялся защищать всякий сброд, нуждающийся в укрытии, а я именно в таком положении, но не хочу оставаться должной. А во-вторых, что вы будете делать, когда вам все же понадобятся соседи? Напоминаю, что у вас сейчас производить ткани, готовить лес или орудия некому, значит, их придется покупать, и…

— Говорит, как пишет, — фыркнул Ладвиг, обращаясь к Эдвину.

— Я считаю, что ты во мне нуждаешься даже больше, чем готов признать сейчас. Ведь что бы ты ни говорил о свободе нравов и отказе от княжения — ты не готов отказаться от комфортной жизни в своем замке, — произнесла она с чувством полной победы.

Мужчины переглянулись, из-за гор выглянуло безразличное солнце.

— Нам пора, — сказал Эдвин. — Пойдем по-светлому, чтобы у них был шанс.

— Хорошо, — Ладвиг поднялся со своего места и обернулся к Доминике с игривой улыбкой. — А нашу беседу мы продолжим. когда я вернусь. Чувствуй себя, как дома, правил несколько: есть от пуза, спать сколько влезет и не шататься по ночам на улице, а то тут всякие твари бродят.

Доминика проводила их взглядом. Через окно она увидела, как два всадника с мечами наперевес выехали за ворота. Как только они превратились в две маленькие точки, девушка растормошила уснувшего сидя Куно.

— Как все прошло? — спросил чародей, с трудом разлепляя глаза.

— Приемлемо. Но не идеально.

2

У перевала земля была забрызгана алым. Комья дерна, пожухшая от холода трава, прелые листья — все приобрело насыщенный цвет подступающейся смерти. Благо, ожидаемый в скором времени первый снег должен был облечь землю в торжественный саван и скрыть шрамы кровопролития. Тела, облеченные в синюю Ост-гаэльскую броню, одно за другим Ладвиг с Эдвином скидывали в братскую могилу. Методично они подхватывали одного павшего воина за другим, за руки и за ноги, и сгружали к собратьям. В движениях мужчин не было ни трепетного почтения к отобранным жизням, ни раскаяния, ни уважения — только сытая усталость, едкая веселость и… скука, как будто все это им приходилось проделывать множество раз. В этом была доля правды, северяне давно — не скупясь на усилия — защищали свои границы от чужаков. Сунуться на земли горцев было чистым безумием. Казалось бы, Бернберг и подконтрольные ему территории составляли лишь небольшую часть континента, плевок земли, но завоевать его так никому и не удалось. Армии приходили и не возвращались, а северяне оставались, все мнительнее и злее от поколения к поколению, все более убежденные в том, что древнее пророчество не солгало, и им предстоит унаследовать землю. И свое предназначение северяне исполняли с молчаливой готовностью: плодились, размножались, обучались воинскому искусству и с будничным видом уничтожали следы кровавой резни.

— Скоро там выпадет снег? — фыркнул Эд, отбрасывая налипшие на лоб рыжие пряди.

— Скоро. Давай быстрее, я чувствую, как мерзнет земля.

Они расправились с последними телами, затем обернулись, взяли лошадей под уздцы и, по уши заляпанные алым, направились в сторону замка окольным путем — мимо Горячих Водопадов. Сеть мелких, но сильных водопадов питал один горячий источник в горе Бернберг, и зимой женщины приходили к водопадам стирать одежду и отмывать мужей, а иногда — даже отдыхать от тяжелой работы.

Мужчины подошли к каменной чаше, в которую с треском и грохотом обршивался один из водопадов, окружая все вокруг плотным парным туманом. На камнях, как граница, ощерилась кромка ледяных кристаллов, по ту сторону было мягкое, пропитанное соленым запахом тепло. Ладвиг первым стянул с себя куртку, рубаху и штаны и шагнул в мелкую чашу. Вода доставала ему до колена, зато быстро уходила, поэтому смытая кровь не задерживалась на виду. Князь подставил лицо обрушивавшимся со скалы струям, чувствуя, как они вонзаются в кожу и смывают южную кровь.

— Что, до замка не терпится? — Эдвин неторопливо снял рубашку и развязал ткань на бедрах. — Боишься испугать нашу южную принцессу, если будешь выглядеть как лесной зверь?

Ладвиг в ответ только фыркнул и принялся прочесывать слипшиеся светлые пряди.

— А я вот что хотел спросить — тебе в твоей юбке хер при езде верхом не натирает? — поинтересовался он.

— Ответишь на мой вопрос — и, может быть, я отвечу на твой. И вообще, это не юбка, а тартан, — сказал Эдвин и встал под струи воды. Вода, плескавшаяся у их ног, стала буро-алого цвета. Ладвиг фыркнул и тряхнул головой.

— Незачем пугать девчонку лишний раз, она и так храбрится изо всех сил.

— Какой ты у нас заботливый, — протянул Эдвин. — Попомни мое слово, от этой девчонки будут одни проблемы. Не удивлюсь, если и южные солдаты были тут по ее наводке.

— Стала бы наследная принцесса отправлять молодых воинов на верную смерть?

— Я почем знаю, она южанка, они там все с прибабахом, — пожал массивными плечами Эдвин.

— Я считаю, что она здесь не просто так, — уверенно заявил Ладвиг. — Она может нам помочь.

— Молодая девица, которая участвовала в дворцовом перевороте, сидела в заключении в башне и за чью голову назначена награда? Чем она может нам помочь? И кому это «нам»? — рассыпался вопросами Эдвин, при каждом улыбаясь все шире, будто выдавал шутки, одну успешнее другой. Ладвиг юмора не оценил.

— «Нам» — северу. Мы говорили об этом на днях, Север требует свежей крови.

— Но не такой же! Может, поищешь кого-то надежного, без попытки отчекрыжить голову папаше?

— Она подойдет.

— Очень сомневаюсь, — только и ответил Эдвин.

— И правильно делаешь! — раздался голос с берега. Мужчины повернули головы.

Привязанный к седлу солдат из Ост-Гаэля пришел в себя и теперь смотрел на них, как истинный южанин может смотреть на северян: пренебрежительно, как на диких зверей в загоне. Ладвиг ухмыльнулся и вышел из воды, Эдвин последовал за ним. Мужчины неторопливо оделись, выдыхая в воздух плотный белый пар.

— Эдвин, — лениво протянул князь. — Наш друг слегка обосрался, когда потерял сознание. Мне кажется, мы обязаны ему помочь и привести его в себя.

Эдвин молча кивнул и, покрепче затянув пояс, подошел к пленному, отвязал его от седла, схватил за шиворот и поволок к воде.

— Утопите меня! Я приму смерть как герой! — рявкнул солдат, перебирая ногами.

— Тут мелко, — фыркнул Ладвиг. — Даже ребенку будет сложно утопиться.

Эдвин сделал легкое движение рукой, и солдат полетел в воду, поднимая столпы брызг. Он перевернулся на спину и сел, с максимальным достоинством, как будто опустился в личную ванну. Эдвин и Ладвиг стояли над ним, скрестив руки на груди, и улыбались, точь-в-точь старые друзья.

— Вот мое тебе княжеское предложение, — проворковал Ладвиг. — Ты рассказываешь нам про вашу распрекрасную принцессу, а мы — отпускаем тебя восвояси. Сможешь передать королю Луису, что принцесса Доминика жива и здорова.

Солдат приподнялся над водой и начал громко хохотать. Он все пытался сдержать смех и сказать что-то осмысленное, но стоило ему сжать губы, как его грудь, шею и щеки начинало распирать от нового взрыва хохота.

— Королю плевать! Пусть эта гнилая ветвь его рода загнется на вашем гиблом севере, лишь бы не принесла свои гнилые плоды.

Эдвин шумно втянул воздух носом. Ладвиг выставил руку в предупреждающем жесте.

— Плоды-то гнилые, но в очередь на наследование встанут. У короля нет ни братьев, ни сестер, ни других деток, — спокойно сказал Ладвиг.

— Его Величество сейчас активно занимается решением этого вопроса, — осклабился пленный. — Такая дочь ему не нужна. Можете оставить принцессу себе. Хотя, возможно, король заплатит вам за ее голову, но не надейтесь наслишком высокую цену.

Он снова принялся хохотать, и тут уже у Ладвига закончилось терпение, он надавил ботинком на плечо солдата, опуская того на лопатки. На секунду южанин по самый кончик носа оказался под водой и затрепыхался, поднимая волны и пуская пузыри. Ладвиг отступил назад. Пленный побарахтался пару секунд и снова сел, глядя на них с детским испугом.

— Вы говорили, что тут неглубоко!

— Ну, кому как, — ухмыльнулся Эдвин. — Мне везде мелко.

— Я сообщу королю, что вы за звери, и тогда ваша песенка будет спета! — рявкнул южанин.

— Для этого тебе придется выполнить первую часть нашего уговора, — улыбнулся Ладвиг. — Расскажи мне, за какие такие прегрешения принцессу Доминику упекли в башню. Я слышал, что она была соучастницей в дворцовом перевороте, но не знаю деталей.

— Она… она была заточена в башню по обвинению в государственной измене. Ее мать придворная, изрядно похлопотала, чтобы дочка встала в очередь на наследование. Тут ей на руку сыграла катастрофа, в которой король потерял всех своих драгоценных детей. Хотя, говорят, дело было подстроено, ведь лодка потонула в полный штиль со всей командой. И вот, бастардка Доминика из будущих фрейлин становится наследницей. Ее знакомят с принцами, выводят в свет, берут на встречи с послами, она мила, улыбчива и весела. Король с удовольствием отмечает, что дочь от случайной фрейлины стоит десятерых сыновей. Дело за малым — выдать девушку замуж, чтобы она исполняла роль королевы-регента и рожала наследников. И тут началось, мол, ей не нужен мужчина, чтобы управлять королевством. Одной женщины более, чем достаточно, вся вот эта песня сильной и независимой, что прочитала половину библиотеки и уверовала в собственную исключительность. Королю это не понравилось, и он сказал, что отречется в пользу первого встречного, если девушка не выйдет замуж по его приказу. И тут ее матушка Калисса решила, что это отличный предлог свергнуть короля как сумасшедшего. И они в четыре руки принялись под него рыть, распускать сплетни, а потом начали и собирать союзников. Сформировали коалицию, распределили все места в совете, пообещали кому-то земли, составили программу — но их сдали. Принцесса прикинулась бедной жертвой материнских козней и отправила мать на плаху, а себе вымолила прощение и заключение в башне в качестве наказания. Король человек сентиментальный и согласился, подставил душу для очередного плевка, вот на этом-то и сказочке конец.

— Увлекательно, — хмыкнул Ладвиг.

— Прояви мудрость, князь, и прирежь ее, пока она спит, вот тебе мой совет, — сказал южанин. — Эта змея везде пустит свой яд.

— Я подумаю об этом, — сказал Ладвиг и одним движением руки поставил пленного на ноги. — Ты выполнил свою часть уговора, теперь я выполню свою — дам тебе уйти. Даже больше, я дам тебе один шанс из ста и пять минут форы — если скроешься от Эдвина, можешь спокойно вернуться домой.

В руке Ладвига сверкнула сталь. Князь разрезал связывавшие руки Ост-гаэльца веревки и подтолкнул пленника вперед. Тот сделал несколько неуверенных шагов, а затем побежал так быстро, как только позволяла дубеющая на холоде одежда.

Эдвин и Ладвиг посмотрели ему вслед с одинаковыми веселыми усмешками.

— Что думаешь теперь? — хмыкнул Эдвин.

— Что мы тем более должны обеспечить принцессе комфорт, безопасность и, при необходимости, выгодное супружество.

— Супружество? Ты рехнулся?

— Я же не для себя. Среди наших соседей мало кто откажется от первой, и пока единственной, наследницы Ост-Гаэля. Король Луис сколько угодно может говорить о том, что ему не нужна эта дочь, он скорее убьет ее, чем позволит, например, заключить династический брак без его согласия. А мы пощекочим ему нервишки.

— «Мы»? Я тут при чем?

— О, не будь занудой, — хлопнул здоровяка по плечу Ладвиг. — Ты, считай, мой придворный советник.

— Я охотник, а не князь.

— Но нам обоим свойственен азарт.

— В отличие от тебя, я не берусь за гиблые затеи, — смерил его тяжелым взглядом Эдвин. — Попомни мои слова, от нее будут одни проблемы.

— Да кто ж спорит-то? — хохотнул Ладвиг.

— Почему сам не заделаешь ей наследничков? — спросил Эдвин.

— Ты знаешь мои принципы.

Эдвин понимающе кивнул, перевесил поудобнее меч и бросился в погоню. Вскоре из леса раздались вопли, переходящие в нечеловеческий вой. С крон деревьев взмыла в небо стая перепуганных неперелетных птиц, а потом все стихло. Время клонилось к полудню.

***

Доминика провела пару часов в сладком полусне, спокойном и даже нетревожном. Ей снилась музыка и танцы, чужие руки на ее талии, сквозь сон ощущавшиеся так явственно. Она приоткрыла глаза и увидела, что сзади ее действительно обнимают, как подушку. Она вспомнила, как Куно упрашивал ее поспать в обнимку в последний раз, как во время их странствий, когда они были вынуждены греться друг об друга. Это пора было прекращать. Девушка улеглась поудобнее, обещая себе подумать об этом немного позже. Куно за ней тоже пошевелился, подсунул одну руку ей под голову, а вторую положил на талию — привычный жест, который больше не повторится. Доминика замерла от этого осознания, а Куно только пощекотал ее ухо носом и вкрадчивым шепотом спросил.

— Ты думаешь, Ладвиг позволит нам остаться надолго?

— А почему нет? — спросила принцесса. Самообладание вернулось к ней. — У нас есть общий враг, у меня есть знания, дисциплинированность и…

— Крепкая задница и острые ключицы. Тебе стоит подчеркнуть их в следующий раз, если хочешь надолго завладеть его симпатией, — сказал Куно. Доминика рассмеялась и выскользнула из его объятий.

— Я хотела сказать, что у меня есть необходимые навыки, чтобы исправить его ошибки.

— Только если ты сможешь объяснить ему, что он эти ошибки совершил, — Куно сел и посмотрел на нее с довольной улыбкой. — Мужчины очень не любят слышать это в свой адрес, тебе придется быть осторожной.

Доминика пожала плечами.

— Как-нибудь справлюсь.

Она принялась собирать с пола свою одежду и бросать на кровать одно за другим: нижнее платье, верхнее платье, пояс, чулки. Куно поднялся и принялся тоже подбирать свою одежду и сразу натягивать ее на себя, скрывая бледную кожу под тканью рубашки и кафтана. Когда он закончил одеваться, то переключился на Доминику. Та как раз шнуровала корсаж верхнего платья. Куно подошел сзади и подхватил многострадальные ленты, с которыми воевала принцесса.

— Князь уже смотрит на тебя крайне заинтересованно, ты на верном пути. Придется нам прекратить наши встречи. Мне не хотелось бы ощутить на себе его ревность.

— Значит, с сегодняшнего дня вернемся к рабочему партнерству, — пожала плечами Доминика. — Тебе тоже не помешает найти себе какую-нибудь благополучную леди, которая возьмется тебя содержать.

Она сказала это так легко, что Куно ощутил едкий укол обиды. Но он быстро взял себя в руки и продолжил затягивать шнуровку. Затем положил руки на талию девушки и сконцентрировался, собирая в ладонях ощущение щекочущего тепла. Доминика замерла и задержала дыхание, и в ту же секунду искры магии рассыпались по ткани платья: одеяние приобрело благородный зеленый цвет, по подолу зазмеились золотистые узоры, повторявшиеся на поясе и вороте. Вырез получился довольно глубоким, но в этом вопросе Доминика предпочитала полагаться на Куно.

Доминика затылком почувствовала его смешок.

— Что такое?

— Просто вспомнил, как старый добрый король Луис грозился выдать тебя замуж за всех тех дикарей из глуши и за Ладвига в том числе, если будешь вести себя паршиво. Как ты думаешь теперь, так ли князь похож на наказание?

— Не очень. Я вообще не вижу смысла расценивать династический брак как наказание, поощрение, величайшее благо или еще что-то в этом духе. Это просто одна из вещей, которые должен сделать монарх и не более, — помотала головой девушка.

— Ты скучная, — пропел Куно, сажая девушку перед зеркалом. Он достал весь свой арсенал расчесок и щеток для волос, ленты, и принялся заплетать волосы принцессы. — А ты не допускала мысли, что ты можешь… скажем, влюбиться в нашего князя?

— Не бойся, — усмехнулась принцесса. — Для этого нужно, чтобы хотя бы у одного из двоих было сердце. А у князя, как я слышала, его нет.

— Я не боюсь, — ласково промурлыкал Куно, собирая плетение. — Я просто надеюсь, что это рано или поздно случится. Если ты не влюбишься — я себе этого не прощу. Ты представь себе, каково это: жить с мыслью, что твоя жизнь настолько ужасна и уныла, что ты не встретила никого лучше меня?

— Я тебя поняла, — поджала губы Доминика.

— Пообещай мне, что хотя бы раз в жизни влюбишься для душевного здоровья или для моего спокойствия.

— Я не… Я подумаю об этом, — сказала она, глядя на свое отражение.

Она чуть не сказала: «Я не знаю». Для Доминики эта фраза была табу наравне с «Я не могу». Она не позволяла себе признавать эти вещи вслух и очень этим гордилась, ей казалось, что отказ от этих двух фраз не давал ей сдаться ни когда не посреди ночи выдернули из кровати и обвинили в государственной измене, ни когда ее отправили в башню, как участницу заговора. Только один раз за последние годы Доминика произнесла: «Я не знаю», и это стоило жизни ее матери.

Она поднялась с табурета и указала Куно на освободившееся место. Чародей сел перед зеркалом, доверяя свои длинные светлые волосы рукам Доминики. Он мог бы заплестись и сам, но слишком уж ему нравились эти мелкие ритуалы, которые они придумали, пока месяц кантовались по лесам.

— Может, сегодня не будем заниматься твоими важными политическими задачами, а просто осмотримся? Надо же знать, куда мы так долго тащились по горам и оврагам, — предложил он.

— Не вертись, — шикнула Доминика, концентрируясь на голосе друга, на его длинных и светлых, по-женски красивых, волосах, которые стоило бы отрезать по плечи, чтоб они не вызывали зависти у придворных дам. Но Куно не давал даже близко к себе подносить ножницы, как бы доказывая, что благородное происхождение — ничто в сравнении с выигрышем в лотерею у матери-природы.

— А то правда, я тебя знаю, сядешь в своей библиотеке и на свет не выйдешь. Истончишься и исчезнешь, как привидение. А нам еще князя соблазнять, Дом!

— Я не смогу успокоиться, ты же знаешь. Я поставила цель и хочу получить результат, — усмехнулась девушка. Куно устало цокнул языком и повернулся с таким выражением лица, слово Доминика только что нанесла ему личное оскорбление.

— Послушай, я расскажу тебе сказку. Одна шлюха решила перевыполнить план по этому самому и влезла на пиратский корабль. Ее нашли, пару раз пустили по кругу и сбросили за борт к акулам. Мораль: не важно, сколько раз тебя поимеют, если в конце ты сдохнешь.

— Ты сравнил меня со шлюхой?

— Нет, — закатил глаза Куно. — Я сказал, чтоб ты давала себе отдыхать. В конце концов, кто обо мне позаботится, если ты свалишься без сил?

— Назначу тебе опекуна, — пообещала Доминика. — Но разведать, где тут библиотека и кухня действительно стоит.

— Слава всем святым, а то я умираю с голоду, — вскочил с табурета Куно.

При свете дня замок выглядел не так уж жутко, скорее, уныло. Где-то лежал толстенный слой пыли, в большинстве комнат все было занавешено и укрыто простынями. Иногда Доминика и Куно натыкались на прислугу. Горничные в черных шерстяных платьях, как будто во сне, переставляли вещи, создавая видимость уборки, но как только они обнаруживали гостей — тут же выходили в смежные комнаты или скрывались в коридорах.

Замок Бернберг напоминал маленькую крепость, изнутри он оказывался больше, чем снаружи. На две трети он был выдолблен в теле горы, укреплен магией и снабжен сетью потайных ходов. Доминика не сомневалась, даже если замок окружат со всех сторон, обитатели смогут покинуть его незамеченными. Но отапливать и освещать «темную часть» было дорого, поэтому все обитатели замка жили в светлых комнатах, а в дальнее крыло даже не заходили. Куно и сам не очень хотел заходить в эти коридоры. Светлое крыло было выложено камнем и плиткой, украшено гобеленами и картинами, а темное крыло было мрачным, оттуда тянуло холодом, ни о каких картинах и фресках и речи не было. Куно утверждал, что его вера в прекрасное просто не позволяет ему заходить так далеко.

— Но библиотека наверняка там, — уговаривала его принцесса.

— Это не библиотека, а самый настоящий склеп, — проскулил Куно. — Самое то для тебя, зануды. Я не хочу туда идти, там темно и страшно.

— Ты что, боишься темноты? — вскинула бровь принцесса.

— Да не в этом смысле страшно, а как в цирке с уродцами. Когда смотришь на них и думаешь, что можешь сделаться таким же навсегда, если поцелуешь лягушку с обратным проклятием. Фу, — он замотал головой. — Вот что… — он прислушался. По коридору разливалось пение, угадывался нежный голосок вчерашней музыкантши. Куно оживился.

— Ладно, иди в свою библиотеку, — быстро переобулся он, схватил Доминику за руку и поднял ладонь. С кончиков его пальцев брызнул ослепительно яркий сноп искр, а в следующую секунду появился комочек света. — Это магический светильник. Он начнет мигать, когда тебе пора будет поесть и сделать перерыв. Не засиживайся.

— И ты, — подмигнула ему девушка.

Куно кивнул и с видом заплутавшего туриста побрел на голос Вассы.

Девушка обнаружилась рядом с картинами, изображавшими княжеское семейство. Васса внимательно изучала полотна, покусывая выбившуюся из косы русую прядку. Куно встал поблизости, как будто не желал мешать, и немного поежился от повеявшего сквозняка.

— Здесь всегда прохладно, но летом это даже к лучшему, когда повсюду стоит невыносимая жара, — сказала девушка и улыбнулась, заправляя прядь за ухо.

— Как жаль, мы привыкли к более мягкому климату, — улыбнулся Куно. — Мы вчера толком не познакомились, я…

— Куно, придворный чародей Доминики. Просто вчера все были чертовски уставшими, но я все помню, — улыбнулась девушка, хотя ее впору было бы назвать девчонкой, она словно застряла в пятнадцатилетнем возрасте. А может, ей столько и было? Куно улыбнулся, нервно закапывая эту мысль. — А я Васса.

— Значит, я правильно запомнил. Васса — тоже придворная чародейка? — спросил Куно, осторожно поцеловав тонкие пальцы.

— Просто Васса. Тут в плане титулов полная свобода, можно быть кем-то, а можно — никем.

— И тебе в удовольствие быть никем? — вскинул бровь чародей.

— В некотором роде. Видишь ли, мои старые титулы мне не нравились, сначала я была дочерью купца, потом самой завидной невестой, потом обузой и прислугой. Сейчас я, наконец, не являюсь ни одной из этих вещей. И это прекрасно, мне нравится. Я никто и никому нет дела, как меня назвать, — помотала головой девушка. Куно улыбнулся в ответ на ее слова, и на живом лице Вассы промелькнула искра чего-то недоброго. — Я, может, болтаю не так складно, и фокусов пальцами делать не умею, но не думай, что ты лучше меня.

— И в мыслях не было, — вскинул руки Куно. Девушка смерила его внимательным взглядом. — Кстати, ты же из правдовидцев? Которые чарами заставляют людей говорить честно.

Васса тут же сменила гнев на милость и даже польщенно улыбнулась.

— Ну да, не весть какая способность, но польза от нее есть.

— Это очень… — он не успел сказать и трех слов, как Васса схватила его за плечо и крепко сжала, пропуская магический импульс сквозь кожу.

— Ты думаешь, что сможешь сместить меня, потому что весь такой из себя чародей, а я — правдовидец?

— Нет-нет-нет, что ты? Я придворный чародей, умею только мази от похмелья варить и крема от прыщей, ну и простые чары для увеселения дам ткать, — хныкнул Куно. Васса отпустила его руку немного удивленно, посмотрела на него с жалостью, даже не зная, что сказать. А вот Куно не растерялся и перехватил ее руку.

— Но я кое-что знаю о правдовидцах — вы не умеете лгать. Ну, давай, я тебе симпатичен?

Девушка удивленно уставилась на него, в огромных глазах полыхало негодование, как праздничный фейерверк. Она напрягла запястье и дернула руку на себя с такой силой, которой не ожидаешь в таком маленьком теле. На губах расцвела самодовольная ухмылка.

— Лгать я не могу, но вот не отвечать — запросто, чародей.

— Как насчет прогулки? — попытался еще раз Куно.

— Охотно.

***

Пока Куно прогуливался по коридорам в компании Вассы, Доминика внимательно изучала содержимое княжеской библиотеки. Об этой части северного замка не упоминалось ни в одной книге или документе, так что складывалось впечатление, что северяне — необразованные варвары. Но при виде почти безупречной организованной библиотеки, конец которой терялся глубоко в скале, у любого южанина перехватило бы дыхание. Ну, если только он знает толк в книгах. Доминика знала, и в немом восторге брела вдоль стеллажей, изучая корешки обернутых в плотную кожу книг.

По внешнему виду библиотеки и по резко начинавшемуся слою пыли после первых трех рядов стеллажей, становилось ясно, что захаживали сюда редко. Прислуга, скорее всего, проводила уборку только для виду, и то, лишь поблизости с секцией любовных романов, сказаний и мифов.

«Тем лучше», — пользуясь чутьем, Доминика двинулась в сторону самой запущенной секции, по совместительству посвященной истории Бернберга. Там хранились летописи, фамильные древа и описания жизни князей. Рядом обнаружился рабочий стол, видимо, для летописца, который фиксировал историю на месте. Доминика сняла с полки несколько книг, достала из кармана платья карандаш и записную книжку и принялась делать записи.

О севере южане знали до прискорбного мало. Да и, к своему стыду, Доминика никогда не проявляла особого интереса к этой части света. В памяти девушки хранились основные даты истории севера, имена правителей в хронологическом порядке, названия важнейших договоров. Она помнила, кто на ком женился, кто принадлежал к какому роду и так далее — но в библиотеке на столкнулась с целым морем информации. Например, о том, что официальные летописи северян начинаются с того, что звери-прародители пришли в горы, взяли себе в жены человеческих женщин и основали пять маленьких княжеств. Это один из самых древних мифов, но авторы летописи, судя по всему, воспринимали его всерьез, также как и пророчество, что однажды северяне унаследуют весь континент.

Летописцы утверждали, что в сражениях звери-прародители воплощались в главах воевавших домов и наделяли их своей яростью и силой. Божественное вмешательство считалось причиной всех крупнейших побед и чудесных спасений. Доминика сделала несколько пометок и вернулась к изучению традиций северян. Долго дискутировать эти ребята не любили, поэтому все вопросы, которые требовали обсуждения и не решались компромиссом в течение часа, они переводили в формат поединка. Боем один на один решалось все: от введения налога до заключения брачного договора. Бились не насмерть, до первой крови, но поединки могли длиться от рассвета до рассвета. По крайней мере, так утверждали летописцы. Доминике особенно понравилось, что участвовать в поединках могли даже женщины, они могли выходить против своих мужей, чтобы отстоять свое слово и доказать свою правоту, например, о том, за кого выйдет замуж дочь. Но чаще между собой бились мужчины, возможно, потому что они хватались за мечи по совершенно любому поводу: кто первым въедет в городские ворота, у кого лошадь лучше, у кого дом лучше покрашен.

Доминика представила, как огромные лохматые северяне машут руками, выясняя, какой цвет дома лучше, и рассмеялась. Эхо ее смеха прокатилось по мрачному коридору, а затем растворилось в неподвижном воздухе.

Она оглянулась, как будто в этом всеми забытом месте кому-то пришло бы в голову ее подслушивать. Затем переписала исписанные страницы блокнота и устало потерла глаза. Магический светильник, оставленный Куно, светил все тусклее, и вскоре должен был начать мигать. Остаться в этой вырвиглазной темноте не очень хотелось, поэтому Доминика решила быстро пролистать еще пару томов, чтобы найти хоть какие-то упоминания о княжении Ладвига. Она перебирала самые новые книги, но везде находила лишь пустые страницы, как будто с правлением Ладвига история Бернберга прервалась.

«Или он просто уволил летописца», — фыркнула девушка. Она подняла голову, в очередной раз осматривая полки, как вдруг из просвета между книгами на нее фосфорно зыркнули два глаза. Доминика вскрикнула и отшатнулась назад, наступила на подол, и на секунду мир перед глазами завертелся. Она зажмурилась, готовая ощутить твердость каменных полов задницей, спиной и затылком, но за долю секунды падение прекратилось. Доминика почувствовала, что ее, как ребенка, одной рукой держат за талию, а второй придерживают ей затылок. Принцесса распахнула глаза, чтобы увидеть ухмыляющегося князя.

— Не бойся, принцесса, это всего лишь я. Осматриваешься? — он потянул ее наверх, словно в танце, помогая снова крепко встать на ноги.

— Да, я… решила взглянуть на книги и немного увлеклась, — кивнула Доминика, отступая в сторону рабочего места. — У вас замечательная библиотека.

— Благодарю, — слегка кивнул князь и окинул взглядом полку. — Обычно юные леди редко заходят дальше секции с любовными романами.

— Меня больше интересуют настоящие истории, — сдержанно улыбнулась Доминика. — Любовные романы подходят тем, кто не знает, чем занять свои мозги.

— Только при Вассе так не скажи, а то наживешь себе смертельного врага, — хохотнул Ладвиг. Магический светильник замигал.

— Пора уходить, — Доминика заправила выбившийся из косы локон за ухо и принялась ставить книги обратно на полку. — А то эта штука скоро погаснет, и мы останемся в полной темноте.

— Это не проблема, я тебя выведу. Я знаю здесь каждый угол, — Ладвиг забрал у нее книги и принялся расставлять в правильном порядке. Девушка подавала том за томом и впечатленно смотрела, как князь возвращает их на места, почти не глядя. Живя в башне, она точно также по памяти могла расставить все предметы в своей комнате.

— Ты голодна? — спросил князь, принимая из ее рук очередную книгу.

— Нет, не очень, — пожала плечами Доминика. Пока она была занята, она не задумывалась о том, чтобы поесть.

— Очень жаль, а я пришел, чтобы пригласить тебя на обед со мной, — Ладвиг улыбнулся с напускным сожалением, так, что сразу стало понятно, что отказы не принимаются.

— Не откажусь, — послушно склонила голову Доминика.

Ладвиг поставил на полку последние книги и протянул принцессе согнутую в локте руку.

— Тогда прошу проследовать в мои покои.

Принцесса еще раз благодарно кивнула и взяла его за руку. Освещенные тусклым светом догорающей магии, они направились к выходу. Ладвиг шел быстро, так что Доминике пришлось подобрать юбки, чтобы не отставать. В полумраке она чувствовала исходивший от Ладвига запах дубленой кожи, можжевельника и лошадиного пота. Она опустила голову, вспоминая о наставлениях Куно. Если князь захочет взять ее, отказывать ему будет глупо. Она напоминала себе, что рассматривала возможность соблазнить князя как можно скорее, но одно дело — когда ты кокетничаешь, зная, что на тебе сочетающееся белье, а в голове — никаких сомнений, и совершенно другое — когда тебя по темному коридору тащит явно немытый мужчина.

«Это просто нужно пережить», — напоминала она себе. В Ост-Гаэле каждый обязательно спал с кем-то ради выгоды: горничная с королевским портным, чтоб тот шил ее дочерям платья из остатков ткани, конюх с поварихой за остатки еды со званых ужинов, не говоря уже о министрах, секретарях и дипломатах. Каждый находил в чужой постели нечто большее, чем просто тепло. Полезные связи, интересные темы для разговоров, личную выгоду — все это волшебным образом можно было обнаружить между простынями.

— Как прошла ваша вылазка? — спросила она, когда они вышли в светлую часть замка. Небо уже подернулось предзакатной дымкой.

— Успешно, — ответил князь. — Мы встретили гостей, о которых ты предупредила, и… обезвредили. Меня никогда не перестанет удивлять самонадеянность южан.

— Вот как? — вскинула бровь Доминика.

— Они приходят на наши земли с оружием и предлагают заключить договор. Как иначе назвать их уверенность в том, что сейчас же все уберут ножи и будут с ними договариваться?

— И правда…

— Ты тоже самонадеянная, но по-другому. Сунуться черт-те куда, взять с собой в компанию друга, от которого одни проблемы, прийти ко двору человека с паршивой репутацией — это практически верх самонадеянности, — покачал головой Ладвиг, но в его голосе звучало одобрение.

— А что будет верхом? — повернула к нему голову Доминика, чувствуя, что ее щеки заалели, как от комплимента.

— Пытаться обмануть незнакомца, либо же слепо довериться ему.

— Ну, мы же не незнакомцы, — пожала плечами принцесса.

— По чьим-то меркам мы уже друзья, — осклабился Ладвиг. — Но не забывай, ты на севере. Здесь мы будем незнакомцами, даже если выпьем вместе целый подвал с вином. Тут придется попотеть, чтоб тебя приняли в круг.

— Пройти испытание или сдать экзамен? — вскинула бровь Доминика.

— Если бы все было так просто, принцесса, — помотал головой князь.

Ладвиг распахнул перед ней двери своих покоев и отошел чуть в сторону, пропуская девушку вперед. Доминика быстро скользнула взглядом по его лицу, пытаясь различить хоть какое-то намерение, может, угрозу. Но на скуластом лице князя было только внимательное участие, глаза принцессы снова столкнулись с цепким взглядом, таким сфокусированным, что сердце невольно пропустило удар.

Доминика опустила голову и вошла в комнату, двинулась тут же навстречу камину, в пятно ярко-оранжевого цвета, где тепло обещало защиту. Ладвиг проследил за ней взглядом и мягко затворил дверь. Принцесса старалась не смотреть в сторону огромной резной кровати с множеством одеял и подушек. Она была настолько большой, что столик на двоих, поставленный рядом, казался игрушечным. Ладвиг отодвинул стул и жестом гостеприимнейшего хозяина предложил Доминике занять место.

— Я отозвал слуг, так что сегодня за тобой поухаживаю я, — пояснил он, когда принцесса устроилась поудобнее.

— Это честь для меня, — склонила голову принцесса, глядя на накрытую салфеткой тарелку, стоявшую перед ней. На секунду ее голову посетила безумная мысль, что князь вовсе не собирался тащить ее на свое ложе, возможно, даже наоборот, он сейчас начнет допрос с пристрастием, а в тарелке окажется голова какого-нибудь Ост-гаэльского посла, но… Ладвиг убрал салфетку, большая глиняная тарелка оказалась до краев полна печеных овощей с мясом и специями. Доминика выдохнула.

— Нет, для меня. Гостьи вроде тебя здесь редкость, — сказал мужчина, занимая место напротив. В дрожащем свете камина его открытое, острое лицо приобретало привлекательность.

— Здесь так редко бывают женщины? — вскинула бровь Доминика.

— Не так редко, как хотелось бы, — осклабился князь. — Девицы бегут сюда со всех земель и обычно в двух видах: в мужском платье или в подвенечном наряде. Одни бегут от брака, другие — от казни, третьим растрепали, что я многоженец, и каждая из жен получает пуд золота за наследника.

— А это правда? — спросила принцесса, глядя, как Ладвиг разливает вино по бокалам.

— Не знаю, как на юге, — слукавил князь, — но у нас с семейными отношениями все строго: один муж, одна жена. По крайней мере, в княжеских семействах.

— Не хотела оскорбить, — ответила принцесса. — Я так понимаю, эта… уединенная атмосфера нужна, чтобы познакомиться поближе.

— И это тоже. Ты предпочитаешь обсуждать дела до или после еды? — спросил он.

— Мне непринципиально, — повела плечами Доминика. — Подстроюсь под тебя.

— Хорошо, тогда предлагаю совместить два полезных занятия. Расскажи, как долго ты собираешься оставаться на севере?

Доминика улыбнулась, подцепляя ложкой еду. Интересный способ начать знакомство, обычно ее просили подтвердить свое происхождение, рассказать, кто действительно стоял за тем переворотом, но Ладвигу ее прошлое как будто и не было интересно.

— Не дольше, чем ты позволишь. Не люблю злоупотреблять гостеприимством.

— А если я сейчас же прикажу тебе и твоему чародею собирать вещи?

— Я тут же это сделаю, а также передам приказ Куно.

— И куда вы направитесь?

— Дальше, — сдержанно улыбнулась принцесса. — Я не питаю надежд, прекрасно знаю, что мы с Куно — живая мишень, а еще создаем впечатление шпионов. Но мы просто два сказочных неудачника, которым по жизни суждено перебираться от двора ко двору.

— Хороший ответ, — мягко проговорил князь. — Ты не похожа на большинство южанок, о которых я слышал.

— А что ты слышал? — она немного подалась вперед, так чтобы свет упал на ее шею и декольте. Ладвиг едва обратил на это внимание и продолжил смотреть в глаза.

— Что они скудно образованы и воспитываются в подчинении и страхе, особенно перед мужчинами. Отчасти поэтому твоя слава тебя опередила, — он отсалютовал ей бокалом. — Поэтому я рад, что ты не строишь из себя глуповатую девицу или принцессу в беде.

— Я не являюсь ни тем, ни другим, — Доминика повторила его жест и едва пригубила вино.

— А что насчет твоего друга? — спросил он. — Что он умеет?

— Куно — придворный чародей. Ты наверняка слышал о южных боевых магах, так вот, он не из этих. У нас жестко следят за тем, чтоб чародеи не узнали лишнего, поэтому придворные умеют развлекать, ткать иллюзии. В общем, он безобиден.

— Вот как, — почесал щеку Ладвиг. — Вот что меня интересует… Что за дурацкое имя у твоего друга? Кто вообще таким словом назовет ребенка?

— Это сокращенное имя, — улыбнулась Доминика. — Полное ему идет гораздо меньше. Но когда мы с тобой станем по-настоящему хорошими знакомыми, обещаю, я скажу тебе его полностью.

— Придется до тех пор проявлять учтивость, без этой информации я умру от любопытства, — покачал головой Ладвиг. — Что до тебя… в нашу прошлую встречу ты обмолвилась, что у тебя ко мне есть какое-то предложение.

— Да, я хотела бы использовать свои знания и навыки во благо Бернберга. Я блестяще знаю историю, экономику, государственное управление, владею несколькими иностранными языками, среди моих контактов — послы крупнейших государств. Я могу быть полезной, если вы захотите наладить отношения с югом.

На последнем слове она запнулась, когда уловила довольную улыбку Ладвига. Князь откинулся на спинку кресла, запрокинул голову назад и рассматривал Доминику, всю из себя собранную, деловую, готовую что-то доказывать. Девушка чудом подавила недовольную мину, но от Ладвига не скрылось ее оскорбленное выражение лица, мелькнувшее на одну лишь секунду.

— И почему южане так уверены, что все непременно хотят с ними дружить? — поинтересовался князь, отхлебывая вино.

— Ближайшие соседи, как-никак.

— Не в обиду будет сказано, принцесса, но юг меня не очень интересует. У меня есть то, что им нужно — металл из бернбергских шахт, и я не собираюсь его отдавать. Южане могут прислать хоть тысячу армий и в десять раз больше посольств, но я не изменю своего решения, — сказал он жестко, не спуская взгляда с Доминики, а затем отсалютовал ей бокалом и мягко, вкрадчиво улыбнулся. — Что еще ты можешь мне предложить?

Доминика вздохнула, про себя считая до десяти и обратно. Затем подняла взгляд, вцепилась им в лицо Ладвига и, словно гипнотизируя его в пляшущих отсветах огня, приспустила рукав платья, обнажая плечо. Ладвиг заинтересованно вскинул бровь. Доминика застыла, глядя на него с вызовом. Выжидая, попросит ли он ее продолжить. Но Ладвиг только усмехнулся и откинулся на спинку кресла.

— Сделай ты лицо попроще, я бы задумался о таком варианте. Лучше остановись, — хохотнул он, подливая им обоим вина. Принцесса поправила платье и приняла пристойную позу.

— Это даже… оскорбительно, — признала она. — Но все равно спасибо, не хотелось бы продолжать этот фарс.

— Ты очаровательна, но не в моем вкусе, — отмахнулся он. — Ты не притронулась к еде.

— Я…

— Поешь.

Доминика поджала губы, придвинула стул и, чудом сдерживая остервенение, вонзила вилку в успевших остыть кусок мяса. Повисло молчание, наполненное лязганьем приборов, треском дров в камине и шипением сгорающих фитилей. То тут, то там на пол падали капли воска и застывали на холодном камне бесформенным месивом. Доминика ела, но вместо вкуса чувствовала только едкую горечь уязвленного самолюбия. В ее безупречном плане за одну минуту образовалось слепое пятно. Девушка подняла глаза и перехватила пристальный взгляд князя.

На приоткрытых губах играла задумчивая полуулыбка, в глаза пробрался хмельной блеск, Ладвиг склонил голову немного набок и как будто подмигнул принцессе.

— Образованная принцесса, это ведь редкость для Юга… — проговорил он, поднимаясь с места. Шаг, другой, и вот, он опирается на спинку стула Доминики. — А что твой народ? Как он относился к тому, чтоб ты стала принцессой?

— С опаской. И знать, и простые люди. Я хотела предложить несколько реформ в области женского образования, контроля над магами, но… моя мать не очень хотела, чтобы что-то менялось.

— Чего же она хотела?

— Мести и власти.

— А ты?

— Чтобы все было не зря. Чтобы закончилась война, которую развязал мой отец, чтобы люди жили спокойно и… чтобы некоторых людей перестали воспринимать как вещи, — добавила она. Губы Ладвига растянулись в довольной улыбке. Щеки принцессы вспыхнули, его усмешка ощущалась как пощечина. Под изо всех сил сдерживаемым внешним спокойствием бушевал ураган.

— Мне б твои мозги в твои же годы, — хмыкнул он, затем поднялся и подошел к стене, исписанной картой севера. Доминика проследила за ним взглядом, но не могла прочесть в его позе ничего, кроме холодной непроницаемой сдержанности.

Она вернулась к еде. Блюдо совсем остыло, непривычный вкус печеных овощей размазался по языку. Ей не хватало специй, пряностей, скрашивавших пищу. Вместо этого она чувствовала только застывший жир, которого не пожалела кухарка.

— Как тебе удалось сохранить прислугу и людей, при том, что шахты не работают и торговля стоит? Это невозможно, — спросила она наконец. Ладвиг повернулся к ней, выдернутый из своих мыслей, и улыбнулся.

— Не вся торговля прекратилась. У Бернберга есть союзники, просто на юге о них почти не говорят. Мы умеем помогать друг другу, несмотря на разногласия, — он смерил ее еще одним внимательным взглядом. — Значит, всю жизнь изучала языки, экономику, торговлю, говоришь?

Принцесса кивнула. Ладвиг уставился в огонь. Доминика видела, как напряженно ходят его желваки. Как сжимаются и разжимаются кулаки.

— Ну, ладно. Если горишь желанием помочь, будет тебе задачка, — усмехнулся он.

***

— Ты дала ему овладеть тобой?

— Пресвятые духи!

Мокрое полотенце хлестко ударило Куно по лицу. Чародей рассмеялся и скатился с кровати, чтобы вернуть принцессе предмет туалета. Доминика только покинула ванную, мокрые волосы змеились по плечам, напитывая ночную сорочку влагой.

— Ты не закрыла дверь, — оправдался чародей, не дожидаясь обвинений в грубом нарушении личного пространства. — Ждала посетителей? Или сама собиралась на прогулку?

— Ни то, ни другое, просто забыла запереть, — выдохнула девушка, падая на кровать. — Поужинали с князем…

— И как все прошло? У него и правда кукушечка в свободном полете или он нормальный?

— Понятия не имею, — нахмурилась Доминика. — Я устала.

— Ты же ничего не сделала, — Куно моментально пожалел о своих словах, когда ему в лицо прилетела подушка, а под ребра — ощутимый тычок. Доминика подскочила к краю кровати и со всей яростью вцепилась в камзол чародея.

— Я весь день потратила, доказывая Ладвигу, что могу быть ему полезна, а он предложил… организовать праздник зимнего солнцестояния!

— То есть, тебе предложили непыльную работку, а ты, вместо того чтобы воспользоваться предложением и наслаждаться жизнью — выеживаешься?! — взвизгнул Куно и тут же рассмеялся. — Ты точно сумасшедшая!

— Ты думаешь, что нам действительно предложат остаться просто так? — нахмурилась Доминика, заползая под одеяло. — Ладвигу точно что-то от меня нужно, просто я пока не поняла что.

— Мой тебе совет: наслаждайся этим сладким моментом неведенья. В конце концов, лучшее время нашей жизни — это когда мы не получаем плохих новостей и не платим долги, — сказал Куно и, чмокнув принцессу в лоб, направился на выход.

— Не останешься? — спросила принцесса, словно проверяя его.

— Нет, не стану отпугивать твоих кандидатов, — подмигнул ей Куно. — К тому же, одному на двухместной кровати выспаться проще, а у меня завтра много дел. Обитатели замка попросили целебные мази, крем от прыщей и порошок от импотенции. Все строго конфиденциально. Если твои знания не удержат нас, то с моими навыками мы точно голодными не останемся.

— Я рада, что могу на тебя положиться, — с теплой улыбкой произнесла Доминика.

— Готов поспорить, это первая хорошая вещь за весь день, которую ты сказала, — усмехнулся чародей. Доминика ответила ему усталой улыбкой, ее глаза уже были плотно закрыты.

Куно щелкнул пальцами, и весь свет в комнате погас.

«Спи спокойно, принцесса. Спи и не беспокойся ни о чем

3

— Ты смогла что-то узнать? — в комнате Вассы Эдвину было тесно. Возможно, дело было в том, что Ладвиг то ли в шутку, то ли из соображений экономии, отдал девушке детскую комнату. Мол, с ее габаритами спать на детской кровати — самое то, а взрослые спальни можно отдать тем, кто отчаянно нуждается в пространстве. В спальне Вассы была маленькая кровать, крошечные стулья и даже игрушки, оставшиеся с детских лет Ладвига и его братца. Лишнюю кровать Ладвиг велел унести на чердак, а освободившееся пространство отдал на растерзание Вассе. Девушка поставила там сундук и складывала в него всякий милый сердцу хлам: бусы, платья, сломанные арбалеты. Все нуждалось в починке, но так и не было отдано в мастерские, потому что каждая дырочка, каждый скол и каждая трещинка хранили важные для Вассы воспоминания. Она знала, что когда их банде пора будет двигаться дальше и возвращаться к делам, все эти вещи будут выброшены или просто оставлены в замке. Васса клялась, что не привязывается к своему барахлу, но заглянувший к ней утром Эдвин обнаружил девушку на полу, перебирающей эти сомнительные «сокровища».

— Да, кое-что, — улыбнулась Васса, указывая Эдвину на невысокий стульчик. Мужчина обреченно вздохнул и все же, к восторгу подруги, уселся и даже попробовал устроиться с максимальным комфортом. Но как он ни раскладывал свою задницу, его колени все равно доставали до ушей. — Узнала, что крокодилы ходят лежа, а дельфины летом приплывают прямо к стенам Ост-Гаэльского замка. А ты знал, что дельфины на самом деле не спасают моряков, а играют с ними и иногда насилуют?

— Нет, — поморщился Эдвин. — И теперь мне все меньше хочется ехать на юг.

— Так что, по весне поедем дальше на север, к Диким Островам? — улыбнулась Васса. — Будет весело!

— Попридержи коней, красотка, — осадил ее Эдвин. — Ты вчера весь вечер прочирикала с чародеем принцессы. Он не рассказал тебе ничего интересного? Например, о цели их визита.

— Кстати, про дельфинов как раз Куно мне и рассказал. А я так хотела их погладить… А насчет их путешествия, я думаю, он уверен, что дальше Бернберга они не двинутся. Да и незачем им. Куно умеет столько полезных штук! Надо будет подкинуть ему работы и умаслить Ладвига, чтоб тот выделил лабораторию. Он может сделать пиротехнику, разные зелья, лекарства, а еще крем от облысения.

— Я тебе еще раз повторяю, это не лысина, у меня просто волосы так растут, — процедил Эдвин, вызывая у Вассы взрыв смеха. — Что еще? Что-то о нашей загадочной принцессе?

— Ничего особенного. Они очень близки, выросли вместе, Куно в ней души не чает, не представляет, как жить без нее, и даже вроде не жалеет обо всем этом приключении. Ее мать воспитала их обоих и пристроила ко двору, хотя ей там чуть ли в лицо не плевали. Ты представляешь? Зачем так делать? Могла бы спокойно жить себе в деревне, но нет, ей обязательно надо было закинуть своих детей в этот адский котел. Бессовестная женщина.

— Может, она боялась, что дочь-бастардку убьют сразу, как только они покинут двор, — пожал плечами Эдвин.

— И они еще называют вас зверями, — покачала головой Васса. — Хорошая версия, я о таком не думала, мне показалось, что эта женщина просто маньячка. Вот… Смерть матери Доминика пережила очень тяжело, Куно тоже долго скорбел, но о каком-то желании вернуться на юг с их стороны и речи нет. Хотя, ты знаешь, я же не разбираюсь ни в чем из этого…

— Но ты же у нас самая правдовидица, — польстил ей Эд. Васса улыбнулась.

— Я просто умею говорить, — скромно напомнила девушка.

— А еще ты отлично читаешь людей, — напомнил Эдвин. — И именно это я ценю в тебе больше всего, ты всегда знаешь, что нужно тому или иному человеку. Поэтому мне интересно, что еще ты смогла выяснить о нашей благородной гостье.

Васса поменяла позу, с подчеркнуто-задумчивым видом достала книжку, между страниц которой были засушены цветы, затем смерила Эдвина внимательным взглядом и вздохнула, заставляя мужчину покраснеть до самых корней волос от нетерпения.

— Ну!

— Ну, в целом она в твоем вкусе, так что можешь не бояться и познакомиться с ней прежде, чем это сделает Ладвиг. Ему она тоже может понравиться.

— Что? — вскинул брови Эдвин.

— А что, разве ты не за этим меня просил поразнюхивать?

— Нет, не за этим, — устало потер глаза контрабандист. — Мне важно знать, что им нужно, а вот это твое предположение… Я совершенно точно знаю, кто в моем вкусе, и Доминика туда никак не подходит.

— А почему нет? Ты же любишь упрямых и твердолобых женщин, таких же, как ты сам. А еще принципиальных, красивых и…

— Принцесса Доминика — это хитрая змея, от которой будут одни проблемы. Она коварна, считает себя умнее всех, и ни о какой привлекательности тут и речи быть не может. И Ладвиг, кстати, тоже, ни за что в жизни не позарится на южанку.

— О, конечно, — с усмешкой покачала головой Васса. — Что бы я ни сказала, сколько бы ни наблюдала, ты предпочтешь доверять своему нутру, а не моим глазам. Очень профессионально, Эдвин.

Мужчина беспомощно запрокинул голову, а затем, под оглушительный хруст коленей, поднялся со своего места. Васса посмотрела ему вслед и принялась складывать свои сокровища обратно в сундук.

— Прости, если я тебя задел, — сказал он после секундногоколебания. — Я знаю, что тебе понравился чародей и считаю своим долгом предупредить, чтоб ты не давала симпатии овладеть собой.

— Конечно, я позволю овладеть собой только чародею. Но без особой симпатии, — осклабилась Васса.

— Что?!

— Что? — рассмеялась девушка под полным укора взглядом Эдвина. — Я шучу. А ты познакомься с принцессой, может, сможешь прислушаться к моим словам после этого.

— Я и так знаю достаточно.

— Откуда? Я, конечно, понимаю, что ты мог что-то вынести из того, как ты пялился на нее при каждой вашей встрече…

— Я наблюдал! — вспыхнула Эдвин. Васса снова расхохоталась.

— Расскажи это кому-то, кто с тобой не знаком, — усмехнулась девушка и, сложив все свои пожитки, поднялась на ноги, захлопнула крышку сундука и направилась к выходу следом за Эдвином.

Топая по галереям замка, Васса то и дело выглядывала в окно. Внутренние часы подсказывали ей, что на улице должен быть самый разгар утра, а вот пейзаж твердил, что они застряли в самой безрадостной точке пространства и времени. Небо затянули свинцовые облака, чуть ближе к горизонту они были объемными, имели тени и форму, цеплялись своими длинными хвостами за стальные горы и чернеющие на склонах ели. Не было ни снега, ни дождя, ни единственного золотого лучика, чтобы развеять эту серость. Блеклый, сожранный облаками свет попадал в замок сквозь окна и с жадностью оголодавшего бедняка, кажется, выпивал все цвета, которые только имелись в замке. Складывалось впечатление, что от этой ужасной погоды разом выцвели картины, ковры и гобелены. И каждый шаг по этой унылой серости давался Вассе все с большим трудом, но рядом с ней шел Эдвин, а его рыжие волосы горели, как неугасающий пламень. Как всегда, Эдвин возвращал ей веру в то, что они с честью (или хотя бы со смехом) переживут очередной пасмурный день.

По-своему Васса любила Эда, он очень выручил ее, сделал то, чего обычно ожидают от рыцарей в сияющих доспехах. Но за годы, проведенные под его крылом, Васса отказалась от попыток разуть ему глаза и доказать, что она — вообще-то — красивая и соблазнительная молодая женщина. Даже если она появлялась перед вусмерть пьяным Эдвином, завернутая в одну лишь простыню, Эд мог только дать ей подзатыльник и сказать «балда, простудишься!». Но и этого Вассе было достаточно, из этой заботы в душе Вассы родилась уверенность, что Эд ее тоже любит. Не так, как ей бы хотелось, но крепче и преданнее, чем все люди, на чью любовь она когда-либо рассчитывала.

Она улыбнулась своим мыслям, но надолго остаться в их власти у девушки не получилось. Эхо разговора, катившееся по пустым коридорам, тут же захватило ее внимание. Внизу, в главном холле, велся оживленный разговор, практически готовый стать полноценным спором. В первом голосе Васса узнала Хейна, камердинера, а второй уверенный и шелковый голос принадлежал Доминике. Влекомая любопытством, Васса тут же взяла Эдвина на буксир и потащила к говорящим.

— Леди, обратитесь к князю. Он распорядится, и вам с вашим другом доставят все необходимое.

— Вы не слышите меня, Хейн, я хочу пройтись, осмотреться и купить себе зимние вещи.

— Я вас понимаю и считаю своим долгом предупредить, что в конюшне нет свободных лошадей…

— Я пойду пешком, — продолжала давить принцесса.

— А на дорогах небезопасно, — с нажимом процедил Хейн. — Вы здесь чужачка, нравы местных по отношению к иностранцам оставляют желать лучшего. Ваша невинная прогулка может закончиться плачевно. Подумайте об этом. Или дождитесь князя, он вернется к обеду. Либо попросите кого-то сходить с Вами.

— Мне не нужно сопровождение.

— Что за сыр-бор? — не выдержала Васса и выскочила на лестницу. — Что за шум?

Доминика бросила на девушку взгляд исстрадавшегося загнанного зверя, как будто теперь ее заставляют воевать на два фронта. Хейн же воззрился на Вассу, как на спасительницу. Эта проницательная девушка мастерски решала конфликты.

— Принцесса изъявила желание сходить в город, чтобы купить себе зимних вещей. Я предложил снять мерки и отправить кого-нибудь из слуг в лавку, но принцесса убеждена, что должна осуществлять свои покупки самостоятельно.

— Ну, Хейн, вам не понять, какая это радость, как следует порыться в барахле! — улыбнулась Васса и сделала шаг в сторону Доминики. — Я как раз тоже туда собиралась. Я думаю, мы вполне можем сходить вместе и замучить старого ворюгу до смерти! Что скажешь, принцесса? Мы можем взять с собой Эда.

Она обернулась в сторону лестницы, но там не было даже намека на присутствие рыжего великана. Васса обиженно надула губки, но тут же приободрилась.

— Или обойдемся без него. Что скажешь? — она улыбнулась принцессе.

— Я думаю, лучшего решения не предвидится, — сказала Доминика и, поправив свой плащ, выпростала из-под складок ткани руку и протянула ее Вассе. Девушка радостно вскрикнула и повисла у принцессы на локотке.

— Я покажу лучшую лавку с платьями, потом мы сходим в кабак и выпьем местного пунша!

— Пунш и на нашей кухне варят, — прогнусавил Хейн, но его никто не слушал.

***

Дорога к городу заняла целую вечность. По крайней мере, так казалось Доминике. Она предпочитала одиночество, в крайнем случае — молчаливую компанию Куно. Их давняя дружба прекрасно уживалась с характером принцессы, Куно знал все эпизоды ее жизни, поэтому не нужно было объяснять, что Доминика была рождена с недовольным выражением лица. Вассу же физиономия южной принцессы явно беспокоила, поэтому на каждом шагу разбойница пыталась развлечь угрюмую принцессу. Она рассказывала анекдоты, сыпала пошлыми шуточками, а потом, считая, что получила кард-бланш от доминикиного молчания, принялась рассказывать ей всю свою жизнь. О том, как она выросла в богатом доме торговца, работавшего с Озерным Краем, как их семья переехала на север в Норпешт, как они разорились из-за войны с западом и как отцу пришлось отдать ее в услужение своим друзьям, лишь бы те списали его долги. Девушка, выращенная, чтобы стать приличной женой, стала кухаркой и поломойкой, новые хозяева не испытывали теплых чувств ни к ее отцу, ни к ней, хоть и обещали быть добрыми. Особенно их пугал ее дар. От доброты остались только злобные шутки и напоминания, что они в любой момент могут продать Вассу в бордель, но не делают этого из-за своей исключительной доброты. А потом в один прекрасный день она помогла рыжеволосому бродяге не проиграться в пух и прах — и той же ночью он забрал ее в банду, предварительно натравив местное ворье на дом ее хозяев.

— Я всегда верила в сказки про принцев, но кто же знал, что меня спасет Эдвин! А что насчет тебя? Тебя же тоже спасли из башни? — тараторила Васса. Доминика с радостью поддержала бы с ней беседу, но принцесса едва ли умела говорить без цели что-то выяснить и сообщить. Она могла обронить пару фраз при светском разговоре, чтобы выяснить сильные и слабые стороны собеседника, могла поболтать о погоде, но говорить о себе просто затем, чтобы заполнить тишину — это было настоящей пыткой. Посылать собеседников прямым текстом было не в ее стиле, поэтому Доминика лишь язвила, отмалчивалась и другими способами отбивала у собеседницы желание продолжать разговор.

— Я не верю в принцев, предпочитаю говорить, что я спасла себя сама. Да, был Проклятый рыцарь, который вырезал охрану, но ему зачем-то нужно было поцеловать принцессу. Поцелуй ему ничего не дал, и мы разошлись. Я вернулась в замок отца, схватила Куно, мы обчистили кладовую и пустились в бега, пока не добрались сюда, — отчеканила она. — Вроде, ничего не забыла.

— О, мама дорогая! — глаза Вассы сияли так, будто она только что увидела красочное представление с фейерверками и драконом в натуральную величину. — А тот рыцарь был красивым?

— Красота — понятие субъективное, — пожала плечами Доминика и вперила взгляд в унылый пейзаж.

Серое небо, как хмурая мина, может испортить даже самый симпатичный вид. В солнечный день Бернберг создавал впечатление вполне себе милого края, обрамленного густой зеленью диких лесов. Хвоя блестела и радовала глаз, и даже грязь и слякоть поздней осени выглядела сносно. Но без солнца небо придавливало к земле деревья, людей и сам воздух, нанизываясь пузом на острые пики гор. В воздухе висела зябкая влажная дымка, готовая вот-вот насытиться дождем. Дорога под ногами расползалась, как старая ткань, и подошвы то и дело проскальзывали. Доминике не нравилась серость, не нравилась эта чавкающая грязь, но больше всего ее раздражало то, что она то и дело переставала чувствовать землю под ногами. Васса же с легкостью перепрыгивала с одного сухого участка на другой, не забывая припеваючи зазывать первый снег. А еще ей покоя не давал тот бедолага-рыцарь.

— Ну какие у него были глаза? Волосы? Нос? Он был в прыщах? Я слышала, что все рыцари ходят в прыщах и жутко воняют, потому что не выбираются из доспехов за все время походов. Я видела одного в Норпеште, когда мой хозяин хотел выдать свою дочку замуж, так ему пришлось отсадить молодчика на дальний угол стола, чтоб дочка не сбежала от его душка, — хихикала разбойница.

— Рыцарь как рыцарь. Волосы светлые, глаза голубые, — постаралась вспомнить Доминика. Лицо юноши практически стерлось из памяти, но Доминика точно помнила, что сперва приняла его за мальчишку и отказывалась воспринимать его всерьез. Может, поэтому ее поцелуй не смог разрушить лежавшее на несостоявшемся герое проклятье?

— Как Ладвиг?! — вдруг выпалила Васса. — А я смотрю, у тебя есть любимый типаж, неплохо.

— Что?

— Не переживай, подруга, это же неплохо, не будешь размениваться на каждого смазливого красавчика, как я. Сэкономишь время, — пожала плечами девушка. — Мне Ладвиг тоже нравился. Ну, насколько может нравиться мужчина, в чьем замке ты живешь, ешь, веселишься и не чувствуешь себя обязанной.

— Давно ты здесь живешь? — спросила Доминика, на секунду признавая, что завидует легкости этой девушки.

— Прилично. Я не считаю время, — отмахнулась Васса. — Кому важны часы, дни или месяцы, если я никуда не тороплюсь и живу в свое удовольствие. Теперь мне навсегда семнадцать, и это самая дивная часть жизни.

Доминика только кивнула в надежде, что Васса наконец достигла тех бесценных воспоминаний, которыми не хочется делиться с первым встречным.

— А чем ты занималась, когда тебе было семнадцать? — быстро вернулась к разговору контрабандистка.

— Училась быть тише воды, ниже травы, — процедила Доминика.

— Это полезный навык, между прочим. Мне он однажды очень пригодился, когда я…

К облегчению Доминики, когда они преодолели один виток серпантина и вышли на более-менее пологий участок, начался город. Бернберг стоял на двух горных площадках, соединенных в нескольких местах лестницами и мостами. Верхний город виднелся из замка, особенно хорошо из западных окон, Нижний город — терялся во тьме. Васса участливо предупредила Доминику, что в Нижний город они пока не пойдут, а в Верхнем прогуливаться — самое милое дело. Вскоре принцесса поняла, почему. Узкие витиеватые улицы были выложены камнем, высокие каменные дома безучастно смотрели на прогуливающихся девушек пустыми глазницами окон. В переулках завывал ветер, иногда путавшийся в кронах елей, росших в запущенных садах. Но жизнь тут била ключом: по улицам ходили женщины в ярких одеждах, носились слуги, от дома к дому перемещались торговцы: зеленщик сменялся мясником, и все выглядело таким новым, свежим.

Они вышли на главную площадь. Лавки ломились от товаров различных ремесленников, а вот лавки зеленщиков были пусты, здесь было не так многолюдно, пара человек сидела на бортике пересохшего фонтана. По правую руку от него стоял кабак, о котором говорила Васса, двое людей не самого трезвого вида под крики управляющего заносили в здание лоснившиеся от влаги деревянные столы. Из-за узких дверей доносился лязг посуды и крики: «Да куда ж ты ставишь-то! Ровнее! Правее!». По левую руку от фонтана, как старый попрошайка, горбился храм. Невысокое здание с толстыми стенами, покатой крышей и окнами-щелями, видимо, чтоб не терять с таким трудом добываемое тепло. Васса снова вцепилась в локоть Доминики и потащила ее за собой в один из узких переулков, змеившийся к обтесанному ветрами боку горы.

Они прошли мимо двух рядов плотно льнувших друг к другу домов, чтобы увидеть единственное здание, в окнах которого горел свет. Это был небольшой домик, задницей прилепившийся к утесу, а боками — к соседним домикам. Единственная входная дверь была такой узкой, что среднестатистическому человеку удавалось зайти туда только полубоком, предварительно оставив за порогом все оружие. Большое окно-витрина было плотно зарешечено, а над ним сияла чистотой вывеска: «Галерея платьев Ланса. Лучшая контрабанда и контрафакт». Название объясняло и неудобный вход, и решетки на окнах — если бы кто-то решился грабить или проверять владельца, ему пришлось бы сначала раздеться, а за это время Ланс уже давно успел бы сбежать, скажем, по крышам.

— Ладвиг не говорил, можно тебе называться своим именем или нет? — уточнила Васса.

— Он сказал лишь, что Бернберг — мое надежное укрытие, — пожала плечами принцесса.

— Ясно, просто…

— Но я не собираюсь звенеть об этом на все стороны, — подчеркнула Доминика и, пару раз стукнув в дверь, вошла в магазин.

Колокольчик бодро дзинькнул над ее головой. В нос ударил запах роз, лаванды и благовоний со всех концов света. Ароматические палочки курились в нескольких чашках, а на всех подоконниках, шкафах и тумбах были разложены пучки сухоцветов. Они были втиснуты там, где был хотя бы клочок свободного места, а такового было немного — все пространство занимала одежда. Целые горы платьев, юбок и блуз, плащей, чулок, поясов, покрывал заполняли собой пространство создавай пейзаж, вышедший из воспаленных снов какой-то безумной придворной дамы. Одежда лежала грудами на комодах, торчала из ящиков, валялась на столах под немым взглядом безликих стражников-манекенов. Все это буйство шелка, бархата и шерсти было таким ярким, что владелец — сухонький старик с белоснежными волосами и стянутым морщинами лицом, терялся среди своего товара. Если бы он не пошевелился, Доминика наверняка приняла бы его за очередной манекен. Но тот вышел к ним походочкой от бедра, чеканя шаг каблуками шелковых туфель. Вблизи стало видно, что его голова сильно напудрена, как будто его ткнули в мешок с мукой. Часть побелки скрывала морщины, а часть — скрадывала разницу между собственными волосами и париком.

— Ланс, старина! Сколько лет, сколько зим! — расхохоталась Васса и побежала было обниматься, но старик скривился и отшагнул назад, как будто хотел сделать реверанс, но передумал.

— Видимо, недостаточно, чтобы некоторые дамы научились читать. На двери написано, что свой дурной вкус нужно оставлять за порогом, — прогнусавил он, затем перевел взгляд на Доминику. — Хотя, возможно, у твоей подруги хватит хорошего вкуса на вас двоих.

— О, не сомневаюсь. Моей подруге как раз нужно… — она замялась и взглянула на принцессу, но Ланс ее опередил.

— Два зимних платья, один теплый плащ, теплые сапоги, пару теплых перчаток и, пожалуй, белье.

— Покупку я оплачу сейчас, одно платье заберу сразу, остальное можете прислать в замок, — ответила Доминика, исследуя магазин.

Глаза Ланса загорелись блеском алчности и уважения. Как любой человек, занимавшийся торговлей, он благоговел перед уверенностью и готовностью других людей тратить деньги, но еще больше он любил, когда люди тратили деньги со знанием дела. Конечно, он как все проныры, и дураков одаривал нежной любовью, но от тех были совсем другие ощущения. Ланс, хоть и был тем еще проходимцем, считал себя подлинным экспертом в области женского платья, стольких женщин ему пришлось одеть и раздеть, и ему было важно, чтоб покупатель мог по достоинству оценить его мастерство.

— Я могу предложить вам лавандовый чай и самодельные печенья, чтобы вы согрелись. Путь от замка неблизкий. А я пока подберу вам гардероб, — промурлыкал он. Глаза Вассы полезли на лоб.

— А мне ты никогда не предлагал чаю, старый пеликан!

— А ты и не делала ничего, чтоб мне хотелось тебе предложить что-то, кроме пинка, — сказал он и, отвесив девушке шутливый подзатыльник, разгреб небольшой столик и два стула возле витрины, водрузил на него чайник и тарелку с печеньем, а затем скрылся между горами одежды.

Васса рухнула на стул и тут же принялась за печенье, постанывая от удовольствия.

— Ты вот можешь представить, что Ланс — старый пират? — усмехнулась она.

— Кажется, я могу представить себе все, что угодно, — сказала Доминика и села рядом с ней. Ее хватило на пять минут активных поисков какой-то более-менее сносной одежды, но, судя по всему, такую Ланс прятал для особых покупателей. Доминика усмехнулась сама себе.

— Как ты это делаешь? — Васса смерила ее недоверчивым взглядом.

— Что именно? — не поняла Доминика.

— Тебе достаточно просто молча постоять, а все тут же кидаются тебе помогать и прислуживать. Ты как настоящая принцесса из романа, только улыбалась бы почаще — и цены бы тебе не было.

— Это называется «харизма» и «стержень», — послышался голос Ланса с другого этажа. — Этого не купишь милым хлопаньем глазок, с этим надо родиться и взращивать в себе с самого детства. А еще к этим качествам как правило в придачу идет паршивый характер, и большинство людей просто боятся отхватить леща. Но ты, мелкая, можешь и поучиться у подруги, вдруг кого достойного найдешь.

— Тебя не утомляет, что с тобой разговаривают в подобном тоне? — вскинула бровь Доминика. Васса улыбнулась немного смущенно.

— Все нормально, — отмахнулась она. — Ланс знает меня довольно давно, я проводила в его лавке все свое свободное время, так что считай, мы тут все семья.

— Уважение тоже лишним не бывает.

— Так это же в шутку, — улыбнулась Васса. — Ну, когда люди говорят друг другу вроде обидные вещи, а потом все смеются, потому что вспоминают, что и сами не лучше и поэтому держатся друг друга.

— Допустим, — кивнула Доминика.

— Но над тобой вряд ли бы кто-то рискнул прикалываться, — сказала разбойница. — Ты и убить можешь, наверное.

Лицо Доминики на секунду побелело, как снежная шапка на вершине горы, и только глаза блеснули болью застарелой раны. Плотные губы сжались в тонкую линию, как будто она только что нечаянно загнала себе занозы во все пять пальцев, а через секунду ее лицо снова стало спокойным и безучастным.

— Возможно. У меня печально с чувством юмора, поэтому я везде беру с собой Куно. Он подсказывает, когда нужно смеяться.

— Правда? — умилилась Васса, наливая себе вторую чашку чая. Доминика молча кивнула. — Куно ну очень милый, он такой внимательный и веселый. А еще он не стесняется всех этих женских штучек, вчера она даже починил мне платье.

— Вот как? — улыбнулась Доминика, чувствуя непрошеное напряжение в области шеи.

— Да, сказал, что он полностью занимается твоим гардеробом. Я еще удивилась, зачем тебе идти в магазин?

— Чародеи умеют менять форму, но не могут создавать текстуру ткани, — объяснила Доминика. — Но купи одно шерстяное платье, и твой друг-чародей сможет каждый день изменять его.

Глаза Вассы мечтательно заблестели.

— Чародей? — подал голос Ланс. На его вытянутых руках лежала целая гора платьев, плащей и шарфов. Мужчина с поразительной бодростью перемещался по магазину, вылепляя то тут, то там разные предметы гардероба. — Настоящий чародей? Откуда ему взяться на Севере?

— А почему бы и нет?

— О, они тут редкость. Всех, у кого был дар, старые князья обязывали служить духам, и это накладывало некоторые… ограничения. В общем, уже много лет, как чародеи тут выродились. Осталась только парочка вроде этой — правдовидцев, но у нас в целом лжецы не в чести, так что что есть — что нет… — пожал плечами старик, выгребая ворох платьев и раскланиваясь еще ниже. — Я и сам наделен своего рода даром, но мои способности исключительно энциклопедические. Максимум, могу пару настоечек смешать, но это в качестве увлечения, не более того. Рад, что моим услугам найдется достойная замена.

— Это пока неточно, — поосторожничала Доминика.

— О, поверьте старому опытному пройдохе, — ласково улыбнулся старик. — И позвольте дать вам совет на будущее: не противьтесь судьбе и не смотрите в глаза диким животным. По возможности, вообще держитесь от них подальше.

Доминика непонимающе нахмурилась, принимая из рук владельца лавки целый ворох платьев. Васса тут же встрепенулась, услышав это странное напутствие, и попыталась перетянуть внимание Доминики на себя.

— А ты можешь посоветовать мне какое-нибудь платье? — спросила она.

— Смотря какое, — пожала плечами принцесса.

— Ну, чтобы Куно понравилось, — покраснев до корней волос, сказала Васса. Доминика с трудом подавила снисходительную улыбку и желание сказать, что Куно нравится все, что блестит и легко снимается.

— Если леди будет нужна моя помощь… — подал голос Ланс.

— Я справлюсь, — Доминика улыбнулась слегка кокетливо и принялась за дело.

Она быстро перебрала все, что принес ей Ланс, про себя отмечая его недурной вкус. Доминика примеряла наряды один за другим, вспоминая похожие мероприятия при королевском дворе. Там ей бы никогда не позволили выбрать то, что нравилось ей самой. Сначала придворный портной присылал ткани, затем служанка приносила эскизы, затем мама — Калисса — выбирала то, что, по ее мнению, соответствовало последней моде. После этого следовала бесконечная череда примерок и подгонок, обязательно вдали от посторонних глаз, чтобы другие придворные не украли идею наряда, Доминика по несколько часов стояла перед зеркалами, придерживая ткань и вытерпливая уколы булавок. Если на первых порах ей еще нравилась эта суета, то к тому времени, как платье было закончено, девушка уже и смотреть на него не могла. В душе поднялось что-то давно забытое, бунтарское, выхолощенное придворным этикетом, который требовал, чтоб принцесса выглядела скромно, но уверенно, соблазнительно, но целомудренно, раскованно, но благонравно. Доминике нравилось быть уверенной, соблазнительной и раскованной без каких-либо «но». И в этот раз она могла себе это позволить.

По ту сторону ширмы Васса донимала Ланса. Девушка ходила за ним по пятам, как хвостик, и весело посмеиваясь, клянчила платья «как у принцессы».

— Мелкая, ты можешь выбрать любое платье, только отстань от меня, — стонал Ланс.

— Нет, я хочу хорошее, чтоб в меня принц влюбился.

— Ты живешь в княжеском замке вторую зиму, у тебя отдельная комната…

— Да не этот, ради всех святых предков!

— О, мама моя и пресвятая бабушка, — картинно простонал Ланс. — Ладно, я подарю тебе платье, но не просто так. Скажи, сперва, надолго ли тут принцесса и чародей?

— Какая принцесса? — удивленно вскинула брови Васса.

— Вот только не надо мне «ля-ля». Это та девчонка, о которой я думаю? Из башни? Как вы ее вывезли?

— Она сама пришла, — прошептала правдовидица. — Ты думаешь, она ненастоящая?

— Самая что ни на есть настоящая, — шипел Ланс. — У Ладвига будут очень большие неприятности, если он от нее избавится. Эта девушка…

Он мечтательно закатил глаза и улыбнулся. Васса устало посмотрела на него.

— Не заставляй меня использовать чары, чтобы узнать, в чем дело.

— Она может изменить судьбу всех, если окажется в правильных руках. Закинь ее в берлогу к медведям, она и их заставит по струнке ходить, понимаешь? — прошептал Ланс. В этот момент Доминика вышла из-за ширмы в костюме из кожаных брюк и туники из плотного красного тартана, задрапированного вокруг ладной фигуры.

— Я не очень знаю местные нравы, — слукавила она. — Но кажется, это похоже на наряды севера.

— Это я выкупил у театральной труппы, которая ставила местную легенду. О смелой деве, что явилась в замок заколдованного князя, обращенного чудищем, и своей любовью и смелостью она возвратила ему человеческий облик. Но наряд крепкий и сшит добротно, можете использовать его и в пир, и в мир, — сообщил Ланс. — Например, для охоты. Вы выбрали что-то еще?

— Да, — сказала Доминика, надевая новый плащ поверх наряда. — Зеленое и черное доставите в замок, а перчатки и сапоги я возьму сейчас. Могу я расплатиться?

— Вы… заплатите сами? За себя?

— Могу и за Вассу, если нужно, — ответила Доминика, кладя на прилавок кошелек с серебром. Она бросила еще один взгляд на зеркало. В наряде из северной ткани она едва ли стала больше походить на северянку, но по крайней мере ей будет тепло, и она сможет с легкостью перемещаться по грязи и снегу.

— Я думал, за вас всех заплатит князь, — поджал губы Ланс, словно ему нанесли личное оскорбление.

— Мои платья — это моя потребность, — произнесла с нажимом Доминика. Потом, немного подумав, она положила на прилавок еще несколько блузок, юбок и брюк в компанию к двум платьям. — Это на сдачу. Чтоб не ехать в гору ради двух платьев.

— Тут хватит и на Вас, и на леди Вассу, — произнес Ланс, пересчитывая монеты.

— Ты назвал меня «леди»? — выпучила глаза Васса.

— У Вас милый магазинчик, — неожиданно для самой себя сказала Доминика. — Как вы так хорошо научились разбираться в женской одежде?

— Ну, — Ланс покраснел, как схваченный за яйца девственник, то ли смущенно, то ли польщенно, — поживите с мое, и не так разбираться начнете. А можно, я Вас нарисую?

Ладонь Доминики тут же оказалась зажата в его мягких. Вкрадчивый взгляд впился в ее лицо, ища фальшь. Доминика улыбнулась и кивнула, изо всех сил скрывая внутреннее напряжение, легонько попыталась высвободить руку.

— Наверное, лучше в другой раз.

— У нас масса времени, пока леди Васса примеряет самые роскошные наряды, — подчеркнуто громко проговорил он, а затем подмигнул принцессе и достал из-под прилавка небольшой холст, мастерски исписанный маслом. Из густых теней на нее грозно смотрел большой медведь с пышной бурой шерстью, широким хмурым лбом и крепкой грудью, закрытой панцирем. А у его правой лапы стояла фигура с мечом. Она была не окончена, лица не было, но по общим очертаниям складывалось впечатление, что это была женщина.

— Это Великий Таиг, покровитель Бернберга, — заговорил Ланс, заметив любопытство в глазах Доминики. — И его жена Аеринн. Она вместе со своим братом, воином Адарисом, увела свой народ из центральной долины. Их преследовали разбойники и короли, которым не нравились нравы их племени. У врагов был приказ вырезать их всех, но Адарис вступил в бой с Южным Королем, и они убили друг друга у Красной реки, а Аеринн пришлось вести людей вперед, на Север, в неизвестность. Они не знали, что им есть, не умрут ли они в первую же зиму от холода и города, но смелая Аеринн, вооруженная мечом брата, вела свой народ вперед и вперед, пока они не пришли к владениям Великого Таига и попросили у него защиты. Но мудрый Таиг выставил условие — он позволит людям остаться и сделаться детьми его лесов, если хотя бы один из истощенных воинов Аеринн выстоит в поединке с ним. С утра до ночи воины один за другим бились с великим медведем, но скитания слишком измотали их, и с каждый товарищем, что ронял меч из рук, воины становились все слабее. А Таиг, кажется, и вовсе не уставал. И тогда последней меч в руки взяла Аеринн и вышла на поединок. Они с Таигом условились биться до первой крови, но вот, наступила ночь, ее сменило утро, а стальные когти Таига все звенели о сталь храброй девы. На рассвете они оба устали, хоть и не признавали этого. Тогда Таиг, впечатлений мужеством и силой Аеринн, а также верой и выносливостью ее людей, позволил им остаться. Но дева пленила его настолько, что Таиг обратился мужчиной, самым сильным и красивым из всех, и сделался мужем смелой Аеринн, и вместе они правили справедливо и мудро.

Он ткнул пальцем в пустое пятно, на месте которого когда-нибудь должно было появиться лицо героини. Причмокнул тонкими губами.

— Я Вас увидел, и сразу понял — Аеринн! Давайте хоть набросаю, может, и еще чего интересного расскажу. А то готов поспорить, князь и его приближенные держат вас в неведенье, ничего не рассказывают, а вы и не спрашиваете, потому что не знаете, о чем можете спросить…

— Хватит болтать, лучше помоги мне, старая пиявка, — раздался голос Вассы. Лицо Ланса побагровело. Старик кивнул и направился на помощь своей требовательной клиентке.

***

Под вечер серость сменилась фиолетовым сумраком, накатывавшим на мир вокруг, подобно волне. В сумерках Доминика и Васса вернулись в замок. Слуги готовили ужин, Куно нигде не было видно. Принцесса с облегчением распрощалась со своей спутницей и скрылась в своих покоях, чтобы сделать записи о прошедшем дне. На кровати ее уже ожидали аккуратно сложенные платья, присланные из лавки Ланса. Доминика осмотрела их еще раз и заметила вложенную между складок небольшую книгу. На тисненой обложке блестело золотом название: «Сказания и легенды Севера». Девушка довольно улыбнулась нежданному подарку и, отложив записную книжку, раскрыла том. Начинался он с легенды об Аеринн.

«…После смерти Аеринн, Таиг принял свое истинное обличье и оставил Бернберг во владение своим детям. Затем власть перешла их детям и так до наших дней. Но в темные дни, когда наследники мудрого Таига не справлялись с ношей, он являлся к ним и наставлял, как заботливый родитель, не оставляющий своих детей…»

В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, Куно приоткрыл створку и замер на пороге.

«Как ты?» — дежурный вопрос, даже не требовавший ответа. Одного выражения лица Доминики было достаточно, чтобы понять: оставаться или зайти попозже.

Девушка отложила книгу и пожала плечами.

— Присматривалась к городу? — спросил чародей, проскальзывая внутрь комнаты.

— Вроде того, — кивнула девушка и указала на купленный наряд. — Как тебе?

— Неплохо, — сказал он как-то неопределенно. — В этот раз я не буду воспринимать как личное оскорбление тот факт, что ты отправилась за шмотками без меня. Но смотри, мое терпение — не вечно.

— Я не планировала заходить за одеждой, но со мной увязалась Васса, и…

— А что ты тогда хотела в городе?

— Посмотреть. У нас ведь нет никаких данных о городах Севера, о том, на какие средства они существуют, на чем держится их экономика, кто там живет в конце концов. Только общие слова в духе: «экономика в упадке», «народ живет в нищете и умирает от сифилиса».

Куно прищурился.

— У кого «у нас»? Ты планируешь вернуться на Юг?

Доминика загадочно улыбнулась, как делала всегда, когда в ее голове вертелась какая-то новая, совершенно безумная идея. Куно почувствовал, как от предвкушения у него в животе все органы пустились в пляс.

— Я планирую подарить отцу Бернберг, взятый без войны.

На секунду Куно показалось, что его челюсть улетела вниз со свистом, пробивая пол до самого нижнего этажа. Он уставился на Доминику, на его «Дом», которая засыпала с ним в обнимку и плакала от усталости, пока он делал вид, что спит. Всю дорогу он думал, что Доминика стремилась прочь из Ост-Гаэля, чтобы начать жизнь с чистого листа, чтобы найти надежную крышу над головой, друзей, завести семью. Но вместо этого, даже на краю света ее притягивал к себе водоворот придворных страстей. Она бежала от него с такой яростью лишь затем, чтобы вернуться во всеоружии. Что-то в Куно оборвалось в этот момент, слова роились в голове, как мухи, а чародей не мог выцепить из своего мозга ничего более связного, чем:

— Ты уверена?

Доминика улыбнулась ласково и нежно, как влюбленная дева.

— Конечно, — прошептала она и прибавила совершенно будничным тоном. — Как прошел твой день?

— Да так, осваивал лабораторию, — он осмотрелся по сторонам, ища, за что бы зацепиться глазом. — Мы с Вассой тут хотели поужинать в гостиной. Присоединяйся, а то ты, наверное, ничего не ела весь день.

— Не беспокойся обо мне. Я сегодня провела с ней достаточно времени.

— Да ладно тебе, Васса — добрейшая душа! И она очень о тебе переживала!

Доминика смерила его пристальным взглядом.

— Не привязывайся к ней, Куно.

«Не привязывайся к ней, Куно! Не привязывайся, не привявивайфя, вявявя-вявяфя», — передразнивал чародей уже по дороге в столовую. Он очень ценил Доминику, что уж говорить — ради нее он бросил насиженное место и отправился непойми-куда. У Доминики не было ни магического дара, ни сверхъестественных способностей, зато была такая огалтелая смелость, граничившая со слабоумием, что Куно готов был простить ей многое, даже периодическое пренебрежение личными границами.

Они с Доминикой и раньше ссорились по мелочи, но тут он даже не нашелся, что сказать. Просто проглотил ее слова и вышел с таким лицом, словно ему под шапкой из взбитых сливок скормили навоз и с улыбочкой спросили: «Вкусно?». Он воссоздавал в своей памяти ее лицо, ее жесты, каждое слово, что она говорила, когда упоминала об отце или возвращении в Ост-Гаэль, и пытался понять, как так вышло, что он подумал, будто они никогда туда не вернутся. Куно настолько погрузился в собственные мысли, что не заметил, как одетая в вечернее платье Васса распиналась перед ним уже десять минут, рассказывая какую-то историю. Девушка, заметив его состояние, прекратила рассказ и уставилась на чародея с плохо сдерживаемой яростью во взгляде.

— Милое платье, прям глаз не оторвать, — выкрутился чародей, приведенный в состояние повисшим молчанием.

— Ага, конечно, — улыбнулась Васса. — Что случилось?

— Да мелочи, — отмахнулся он. — Меня немного беспокоит Доминика. Она… не чувствует себя здесь своей, ты понимаешь? Пытается сделать вид, что все хорошо, но…

— Ей одиноко, — понимающе кивнула Васса.

— Не совсем это, просто она не испытывает должной симпатии к Бернбергу и…

— Это другое лицо одиночества, — полные губы Вассы растянулись в улыбке. Она придвинула свой стул к Куно и обиженно зашипела, когда ножки чиркнули по расшитому бисером подолу. — Люди, когда чувствуют себя одинокими, творят вещи, о которых жалеют. Например, ругаются с самыми близкими друзьями, винят их в своих несчастьях, пытаются воссоздать свой дом. А иногда они чувствуют себя настолько чужими и отвергнутыми, что сами начинают избегать людей на новом месте, тем самым углубляют свое одиночество. Я сначала злилась на Доминику за то, как она поступила днем, но потом я подумала — это одиночество. Оно гложет ее, и мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы она знала, что она не одна.

— Но она не одна! В замке полно людей!

— Или ей надо влюбиться, — пожала плечами Васса. — Это тоже рабочая схема. Когда сохнешь по кому-то, перестаешь страдать из-за себя.

— Ты это проверяла на себе? — игриво вскинул бровь Куно.

— Множество раз. А что насчет тебя? Страдаешь от одиночества? — сказала она, аккуратно прикасаясь к нему.

— Как никогда, — сказал Куно и склонился к приоткрытым губам Вассы.

«Если жизнь дает тебе все — принимай и не вздумай плеваться, как бы тяжко тебе ни было», — еще один мудрый совет от матери, но эти слова принадлежали не овладевшей придворными интригами Калиссе, а родительнице Куно, Рейдже.

Рейджа в принципе была остра на язык и не слишком грамотна, благодаря этому сочетанию качеств практически каждая ее фраза становилась крылатой и расхожей. Она знала множество историй и скабрезных шуток, а еще обладала неугасающим оптимизмом. Именно это качество помогло ей вырастить Куно несмотря на все трудности ее работы. Рейджа была проституткой. Забеременела она еще в период своей цветущей красоты, и не видела в этом страшного предзнаменования и начала конца. Она работала в одном из лучших борделей Ост-Гаэля, и каждый рабочий день встречала с восторгом и улыбкой на лице просто потому, что на завтрак им давали горячий кофе в медных кружках, а на блюдцах каждое утро появлялись конфеты и мед. У них были повара и костюмеры, специально обученные девушки помогали одеваться и накладывать макияж, а по большим праздникам их приглашали в королевский замок. Рейджа была частой собеседницей Калиссы, она совершенно не умела хранить секреты и сдерживать эмоции, поэтому фаворитка считала, что по жизни девушка продвигалась на топливе из самого смысла фразы «дуракам везет».

Кем был отец Куно она не знала, но точно кем-то из придворных или послов. Девушка планировала выяснить это, когда ребенок родится, и сходство проявится вчертах, Рейджа прекрасно запоминала внешность. Но вскоре необходимость в этом отпала — на пороге объявился герцог, двоюродный брат королевы, признал неродившегося ребенка, забрал девушку в отдельные апартаменты, окружил слугами и врачами. Те относились к Рейдже с заботой и жалостью, как к выловленному из помойного ведра котенку, которого пригревает богатая вдова. Но Рейджа ни о чем не жалела, и для своей работы в борделе находила только добрейшие слова в попытках донести до своих слушателей, что только бордель и ее красота спасли ее от мучительных родов и верной смерти где-нибудь на сеновале. В свете такую чистосердечность оценила только Калисса, она долго защищала девушку и старалась помочь ей влиться в жизнь высшего общества, и с переменным успехом ей это удавалось. Несколько лет Рейджа провела при дворе, сделалась тихой и добропорядочной, она играла с маленькими детьми, не гнушалась помогать слугам, была щедра на улыбки и похвалу, а потом в один день просто сбросилась с башни, оставив после себя мальчика и трогательную записку к Калиссе с просьбой защитить ее ребенка. Что было тому причиной никто даже не попытался узнать, кроме Калиссы, которая привязалась к девушке и видела в ней более наивное и в каком-то смысле чистое отражение себя. А человек, которого Куно считал отцом, понабрал долгов и быстро отправился в военную кампанию, чтобы погасить их, но — вот незадача — умер и оставил все задолженности мальчику по наследству.

Все это вместе с подрастающей дочерью обрушилось на крепкие плечи Калиссы. Детям было по шесть лет, и они даже не задумывались, откуда у их «Кали» за одну ночь появились серебряные нити в волосах. «Волшебство», — пожимала плечами Калисса. Куно сказали, что он поживет немного с ними, и все это затянулось на добрых десять лет.

Для Куно это время было пестрой чередой игр и попыток избежать учебы. У него рано обнаружились магические способности, и чтобы обуздать их, мальчика практически приковывали к парте и заставляли зубрить чары, пассы, руны. Благо, в его жизни была Доминика, которая умела найти выход из любой ситуации, а к любому замку — подобрать ключик. Она вызволяла его из чародейской башни, и вместе, плечом к плечу, они шли шкодить, куролесить и просто веселиться. Они таскали пироги с дворцовой кухни, кормили уток в королевском пруду, бегали гладить новорожденных жеребят, но больше всего они любили возиться в гардеробе Калиссы, пока придворная была занята своими делами. Им, конечно, влетало по первое число, их оставляли без сладкого, Калисса рвала и метала, отправляла их работать на кухню, чтобы научить жизни, но для Доминики и Куно все это было лишь частью веселой игры. Поэтому вскоре их проказы повторялись.

Даже тогда Куно знал, что следовать за Доминикой — задача непростая и даже опасная. А если мыслить глобально, то быть другом тогда-еще-не-принцессы — это практически призвание, исполнение которого требует терпения, дисциплины и мастерства. Благо, кроме всего этого у мальчика была любовь. Огромная, во все сердце, любовь к Доминике, которую он испытал, кажется, с первого взгляда, и с которой маялся лет до шестнадцати. Основная проблема заключалась в том, что любил он ее, по своему мнению, как-то неправильно. Не как благородный рыцарь, который готов спасать ее, защищать и бросаться филейной частью на вилы, если того требует ситуация. Он скорее любил ее, как можно любить ураган: с восторгом смотреть на его грубую сокрушительную силу, вздрагивать от раскатов грома и вспышек молний, и думать, что вот сейчас он точно разнесет все, что тебе важно и дорого. Куно нравилось находиться возле этого урагана, так он чувствовал себя живым, настоящим.

Калиссе хватило прозорливости заметить его томные взгляды и тяжелые вздохи, и тогда между ними состоялся разговор. Придворная подробно и в красках объяснила, какой будет матримониальная жизнь Доминики, если она получит статус принцессы или если этого не случится. В обоих случаях место потенциального супруга было уже занято. И тогда Куно решил изменить стратегию, но не сдаваться. Просто быть рядом, подставлять при необходимости руку, плечо и другие части тела. Быть другом, и таким образом быть к Доминике ближе, чем любой из возможных мужей.

План Калиссы рухнул, они были далеко от Ост-Гаэля, но Куно не отпускало ощущение, что какая-то важная, настоящая часть Доминики, та, которую он любил больше всего, осталась далеко в прошлом. Он гонял эти мысли в своей голове, но не мог найти внятного ответа на терзавшие его вопросы.

4

«В соблазнении мужчин нет ничего сложного, нужно всего лишь дать им то, чего они хотят. А в демонстрации своих желаний они просты и понятны, как намеки старой девы: одни хотят, чтобы над их шутками смеялись, другие желают, чтоб никто не обращал внимания на их лысины. Сыграй одну партию по их правилам, и дальше тебе дадут полную свободу», — учила Доминику ее мать. В этой истине все было понятно и вполне применимо в реальной жизни, и Калисса много раз доказывала это на своем примере, вот только… Доминика совершенно не умела играть по чужим правилам.

Косвенно мать сама привила ей такое качество, но поняла это Доминика совсем недавно. Калисса, расчетливая и хладнокровная фаворитка, вдова богатого барона, делала все, чтобы закрепиться при дворе после смерти «обожаемого» мужа. Под этим «всем» подразумевали ее блестящую работу в организации празднеств и посольских приемов, а позже — рождение дочери от тогда еще принца Луиса. Калисса рассчитывала стать королевой, но осталась лишь придворной дамой, которую постепенно отстраняли ото всех дел и приглашали только блистать на балах. Но она была выдающейся советницей, даже наперсницей королевы, своей соперницы, великодушно позволившей Калиссе с дочерью оставаться при дворе. Калисса не могла смириться со своим унижением и воспитывала дочь так, чтобы она во всем превосходила всех четверых законных королевских отпрысков. Она была абсолютно уверена, что Доминика сделает то, чего ей не удалось — станет править Ост-Гаэлем.

Девушка тряхнула головой, отгоняя мысли о прошлом. Она отметила, что в Бернберге, где ничто не напоминало о доме, сделать это было гораздо проще. Здесь была только она и ее цель и еедолг — отомстить всем людям, кто превратили ее мать в злобную отверженную женщину. А для этого ей нужна была власть. И Бернберг.

Она с трудом верила своей удаче — прошла лишь неделя, а землю в горах уже покрыл толстым слоем первый снег, такой обманчиво-пушистый, кусающе-холодный. Потеряй они с Куно хотя бы пару дней в пути, и их дорога была бы в разы тяжелее. Казалось, путешествие было так давно… Они с чародеем окончательно освоились в замке. Доминика проводила основную часть времени в библиотеке, изучая Север, в то время как Куно пропадал в выделенной ему Ладвигом лаборатории. Доминика все искала возможности остаться с князем наедине — тот не возражал, но вел себя странно, настороженно, как дикий зверь. Он внимательно прислушивался к каждому ее слову. Вот и теперь, они прогуливались по замку, и Доминика решила заговорить с ним о «Сказаниях Севера».

— … просто меня удивляет, насколько подробны эти мифы.

— Это сказания, — исправил ее Ладвиг. Они зашли в одну из гостиных с окнами, выходящими на поросший лесом склон гор. Зелень хвои посеребрил осевший на ветвях снег. Глаза принцессы жадно впитывали это новое сочетание цветов, кожа не противилась цепкому холоду, все ощущения заставляли ее чувствовать себя такой живой.

— Северяне — молодой народ. Ты читала об этом в сказаниях. Большинство наших легенд не насчитывает и тысячи лет, так что они еще не успели забыться. Но, к сожалению, так случилось не со всеми. Карстан Оннад, правящий на крайнем севере, хранит все предания, вот с ним тебе стоит когда-нибудь пообщаться.

— Да, особенно интересно будет узнать, неужели все действительно верят, будто князья произошли от гигантских доисторических духов-животных, — рассмеялась Доминика, ожидая, что Ладвиг подхватит ее веселость, но лицо князя на секунду превратилось в неподвижную каменную маску. Доминика попыталась спасти ситуацию. — Просто, на Юге тоже раньше верили в духов, потом перестали, потому что поняли, что это бессмысленно.

— Или это духи разочаровались в людях и покинули их, — тяжело проговорил князь. — Надеюсь, на Севере этот день не настанет, мы слишком крепко связаны.

— Погоди, ты и сам в это веришь? — спросила Доминика. Изо всех сил стараясь звучать серьезно. Ладвиг мотнул головой, точно просыпаясь ото сна. Его губы тронула легкомысленная улыбка.

— Будем считать это разницей менталитетов. Надеюсь, она не помешает тебе в подготовке праздника.

— «Дэрбад», да, — она все еще с трудом выговаривала некоторые названия на горском. — Я читала о нем.

— Что ты читала? — поинтересовался князь. Доминика бросила на него едкий взгляд.

— Что это фестиваль, на котором собираются все кланы, пьют, дерутся, а князь Бернберга затем ведет их на охоту в горы, — отчеканила она.

— Отлично, но в книги не попала первая часть Дэрбада. Само название переводится с горского как «Доказательство». Сначала князь должен сразиться в поединке с главой самого сильного клана или любым желающим, чтобы восславить духов, — дополнил Ладвиг.

— Это нерационально. А если князя убьют?

— Никого ни разу не убивали, главное выстоять.

— И как это поможет восславить духов? На юге мы приносим в жертву животных, пищу, вино. Некоторые маги на Западе даже устраивают человеческие жертвоприношения.

— Не знаю, кто придумал, будто духи охочи до крови или до женщин. Жрецы говорили, что духи — есть воплощение жизни, ну и зачем им смерть? Они приходят туда, где все хорошо: где есть жизнь, надежда, радость. Кстати, это одна из причин, почему у нас на севере зимой проходит большинство праздников.

— А не потому, что больше зимой делать нечего? — усмехнулась Доминика.

— И это тоже, — пожал плечами Ладвиг. — Здесь в принципе неплохо, если привыкнешь.

— А ты когда-нибудь покидал эти горы?

— Нет. Мое место здесь, как и моя жизнь, — сказал князь, и по его лицу пробежала тень.

Доминика хотела сказать что-то еще, но в это мгновение небо потемнело, как перед грозой. Над горами прокатился раскат грома, от которого задрожали сами стены замка. Доминика вцепилась в подоконник, почувствовала, как крепкие руки Ладвига увлекают ее вниз, подминают под широкое тело. Князь сгруппировался вокруг нее, как живой щит, сжал ее в объятиях.

— Что происходит? — шум пульсировал в ушах, пробирал до самых костей. Она непроизвольно сжала руки на плечах Ладвига.

— Ничего хорошего.

На мгновение все стихло, и в повисшем безмолвии раздался истошный вой раненого зверя. Такой пронзительный, что от него шевелились волосы на затылке. По горам прокатилась еще одна волна грохота, как будто мощным потоком катились камни. Доминика еще сильнее вжалась в плечо Ладвига, закрыла глаза, считая секунды в ожидании, чтобы это прекратилось.

Когда тишина повисла плотным пологом, Ладвиг отпустил ее, помог подняться. На его лице не было ни кровинки, на лбу вздулась вена. Он и сам был похож на разъяренного зверя, готового броситься в атаку.

— Что это было? — спросила Доминика. Ладвиг бросил на нее пылающий яростью взгляд и криво усмехнулся.

— Поверишь, если скажу, что кто-то убил священное животное? Или на Юге и таких уже не осталось?

— Поверю, — кивнула принцесса. — Но зачем…?

— Потом.

Князь развернулся и размашистым шагом направился прочь, выкрикивая что-то на горском. Слуги тут же высыпали в коридор и принялись исполнять понятные лишь им приказы. Они запирали двери пустующих комнат, задергивали тяжелые шторы на окнах. Замок погружался в темноту, а его обитатели стали напоминать суетящиеся привидения. Доминика непонимающе стояла посреди всей этой толчеи, пока вдруг ее не подхватили горячие руки князя. До слуха донесся шипящий шепот.

— Принцесса, мне нужно, чтобы ты никуда не высовывалась из замка, ни с кем не разговаривала, пока я не вернусь. Лучше всего — оставайся в своих покоях, читай книги, разговаривай с чародеем, попроси Вассу помочь тебе с праздником. Он нам сейчас будет просто необходим.

Она активно закивала, позволяя увести себя дальше по коридору. Спустя несколько поворотов Ладвиг выпустил ее, и тут же на ее предплечье сомкнулась хватка другой — гигантской — руки.

— Эд? — окликнула она и чуть не вскрикнула, когда из темноты на нее уставились два светящихся желтых глаза. Вторая ладонь зажала ей рот, глуша рвавшиеся наружу возгласы. Эдвин увлек ее в ближайшую незапертую комнату и только там выпустил. — Что за…?

— Заткнись, и слушай, — прошипел он, нависая над ней, нарушая все мыслимые правила приличия. — Как только мы уедем, собирай свои вещи, своего прихвостня, и убирайся отсюда, если жизнь дорога.

— Что? Ты мне угрожаешь?

— Тебе все угрожает, принцесса. Ты здесь чужая, ты никому не нужна. С тобой никто считаться не будет. Так что избавь всех от ненужных жертв и убирайся, пока не запахло жареным, — рыкнул он и скрылся за дверью. Сердце колотилось где-то под челюстью. Доминика прислушивалась к суматохе в коридорах, а затем отошла к окну. Из-за плотно задернутых штор лилось слабое зеленое свечение. Доминика слегка отодвинула штору и увидела, как потемневшее небо исполосовали сияющие зеленые, пурпурные и синие линии. Они шевелились, как водоросли, подхваченные волнами.

— Дом! — в комнату сквозь приоткрытую дверь протиснулся Куно. — Ты видела? Это первородная магия!

Принцесса, воровато озираясь, задернула штору, схватила чародея за руку и вкратце пересказала события последнего часа. Куно внимательно слушал ее, но в его чертах не было переполнявшего Доминику страха, только восторг.

— Я о таком только в книгах по истории магии читал. Выходит, на Севере сохранилась самая древняя и сильная магия, — захлопал в ладоши он. — Дождемся, когда все стихнет, и пойдем смотреть.

— А если это опасно?

— Когда это тебя останавливало, а, Дом?

***

Ладвиг и Эдвин неслись сквозь заснеженный лес. Над головами вилось причудливыми небесными змеями сияние — прекрасное само по себе, если не слышать стоны древних духов, жалобные стенания, разливавшиеся по всему небу и выворачивавшие душу наизнанку. Мужчины неслись вперед, туда, где на снегу теплились следы, где с разодранной шеей лежал обычный медведь, ничем не заслуживший жестокой смерти. Из хребта торчало несколько пушистых стрел. Ладвиг подошел к зверю и внимательно изучил раны. Нанесенные яростно, почти бездумно, они словно отпечатались на его собственной коже. Эдвин посторонился, но взгляд его буквально прикипел к истерзанному зверю и к другу, на плечи которого словно в один миг упала целая скала.

— Ты же еще не рассказал ей?

— Тут становится опасно, — поцокал языком Ладвиг. — И она не склонна верить.

— Увидит — поверит, — хмыкнул Эдвин. — У нас нет времени, ты предложил рисковую затею, так что либо иди до конца, либо сдайся сейчас.

— Я знаю, — рыкнул Ладвиг.

— Или ты хочешь, чтобы у вас все было полюбовно? Не надейся, считай, ты оказываешь ей услугу. И всему миру, потому что от этой женщины одни неприятности. Стоило ей появиться, и у нас сразу все пошло по…

— Эд! — рявкнул князь. Эдвин опустил голову, скрежетнул зубами, сдерживая ответный рык. — Не ставь под вопрос мои решения. Я займусь этим, когда вернусь. Сейчас мы ищем того, кто убил медведя. Все остальное — потом.

— Как скажешь, старый друг.

***

Сияние в небе исчезло также неожиданно, как и появилось, но шторы на всякий случай оставили задернутыми. Куно успел сделать пару набросков из окна своей лаборатории, недавно выделенной ему Ладвигом, после чего они с Доминикой развели огонь в камине и сидели, слушая потрескивание дров, иногда перекидываясь шутками, как в старые добрые времена.

Ладвиг выделил Куно небольшую башню в самом дальнем, нежилом крыле замка. «В соответствии с требованиями пожарной безопасности», — сказал дворецкий. Фактически, лаборатория занимала один этаж, а еще три были отведены под склад всякого барахла: там была мебель, проеденные молью шторы, картины, посуда. Что-то Ладвиг отправил туда пылиться, чтоб головорезы не добрались, а что-то — просто чтобы не тревожить память. Наверху, под самой крышей, была голубятня. «Гадские птички», как их называл Куно, курлычили день и ночь, а гадили как будто все разом и вместо помета у них были артиллерийские снаряды — иначе юноша не мог объяснить стоявший на верхнем этаже грохот. Естественно, за птицами никто не прибирал, и как они не подохли — неизвестно, но брать на себя роль феи чистоты Куно отказывался. Лаборатория вызывала в нем смешанные чувства. С одной стороны, он всегда хотел собственное рабочее пространство, в котором он сможет ставить опыты, проводить эксперименты и не следовать дресс-коду. С другой стороны, дорога к лаборатории была терниста, проходила через завалы хлама, неосвещенные лестницы, да и кухня была далековато.

Несмотря на постоянные жалобы, Куно с любовью начал приводить рабочее место в порядок. Из своего бездонного ящичка он достал книги, фиалы, банки, декантеры и перегонный аппарат. Он даже успел (с разрешения Ладвига) совершить набег на княжескую оранжерею, чтоб нарвать себе необходимых трав для работы, а еще — пару букетов просто для красоты. Доминика не сомневалась, что скоро в своем стремлении к уюту Куно так разгуляется, что не заметит, как голубятня тоже начнет сиять чистотой.

— Я еще хочу расширить мастерскую на нижний этаж и там работать над костюмами, — с гордостью сказал чародей.

— Зачем?

— Затем, что мне же не только работой заниматься, — закатил глаза юноша. — Ну серьезно, мне же нужно какое-то занятие, чтобы справляться со стрессом от навалившихся обязанностей.

— У тебя уже есть два хобби — выпивка и секс, — напомнила Доминика.

— Мне нужно что-то, что не грозит преждевременной смертью.

— А как… я не хочу этого знать, — помотала головой девушка. — Я не понимаю, что они скрывают.

— Видимо, тут с сохранностью гостайн все хорошо, — хохотнул чародей, но, заметив выражение лица подруги, подался вперед и взял ее за руки. — Слушай, может, не стоит торопить события. Доверься судьбе и…

— «Не смотри в глаза диким животным», — едко усмехнулась прицесса.

— Что?

— Один человек мне это сказал, странный такой, — Доминика пересказала ему в подробностях встречу с Лансом. Куно слушал, не перебивая, уточнял детали, но в конце лишь пожал плечами и назвал причудливого старика городским сумасшедшим.

— Ты становишься мнительной, Дом, — только и хмыкнул чародей. — Так и до паранойи недолго.

— И что ты мне предлагаешь? — Спать побольше, суетиться поменьше… — он не успел договорить, Доминика схватила его за грудки и крепко встряхнула.

— Это не работает!

— Тогда вино, — пропищал чародей.

— Кто-то сказал «вино»? — из приоткрывшейся двери появилась голова Вассы.

5

Когда несколько людей пьют вместе по принципу «по одной — и разошлись», но разойтись все никак не получается, шансы, что кто-то проснется не в своей постели, возрастают с каждой новой рюмкой. Как правило, путешествовал по чужим кроватям Куно, а Доминика занималась его выковыриванием из всевозможных передряг, но в этот раз ситуация вышла из-под контроля. Еще не открыв глаза, принцесса поняла, что находится не в своей спальне. Более того, рядом с ней лежал кто-то, прижимаясь своей задницей к ее.

Доминика осторожно приоткрыла глаза еще раз, чувствуя, что вино той ночью было явно лишним. От каждого движения на спине и затылке выступал липкий пот, а мысли цеплялись одна за другую. Сквозь полуприкрытые веки Доминика увидела темно-синий полог, резные столбики кровати, по холодному полу были разбросаны комья одежды. В одном ворохе она даже узнала свой халат и с ужасом запустила затекшую руку под одеяло. Ночная рубашка задралась до самой шеи, но все еще оставалась на ней.

Со смесью облегчения и злости Доминика поняла, что находится в комнате Куно. Неудивительно, спальня чародея часто становилась ее прибежищем каждый раз, когда она теряла контроль. Шевеление на другом конце кровати заставило принцессу перевернуться.

— Ты можешь не клацать зубами так сильно, а? — послышался недовольный голос Вассы. Доминика подпрыгнула, когда растрепанная голова девушки высунулась из-под одеяла.

— Какого…? — и, не окончив предложения, Доминика рухнула на подушки со сдавленным стоном. — Я больше никогда не буду пить.

— Все мы так говорим, — беззлобно одно улыбнулась Васса. — Тебе плохо? Принести ведро?

— Нет, спасибо, — процедила Доминика. — Мне нужно пару минут, и я пойду.

— А записи заберешь сейчас или потом? — поинтересовалась Васса.

— Записи?

Доминика снова села на кровати и свесилась вперед. Пол вокруг них был усеян исписанными листами бумаги. На них были слова, схемы, рисунки, какие-то инструкции. Доминика подперла голову кулаком и попыталась припомнить, откуда это записи взялись.

Принцесса помнила, что когда вино закончилось, они завалились в комнату Куно, как подростки, оставленные без присмотра, и болтали без умолку практически до самого рассвета. Доминика помнила легкость на душе, когда рассказывала Вассе о напыщенных южных мужчинах и их представлениях о «правильных» и «истинных» женщинах. Васса оказалась благодарной слушательницей, она не пыталась перебивать и даже не использовала любимую многими фразу «посмотри на это с другой стороны». Потом, когда алкогольный дурман немного спал, Доминика потянулась за листами бумаги, которые Куно хранил в своих покоях, и продолжила набрасывать планы для праздника солнцестояния. Васса, уже знакомая с обычаями северян, предложила свою помощь.

Сейчас, в свете перевалившего за полдень солнца, Доминика видела, что они плодотворно поработали и даже разработали неплохой план. Конечно, его еще нужно было подчистить и проверить на предмет нестыковок, но… Доминика довольно улыбалась, несмотря на тонкую ниточку боли, впившуюся в ее голову.

— Ты такое чудо, когда пьяненькая, — Васса тем временем сползла с кровати и принесла принцессе полный стакан воды. — Даже не верилось, что это ты. Сдала Куно, кстати, с потрохами.

— Даже полное имя сказала?

— Да. Обещаю, что не буду его использовать, оно ему не идет.

— Вот уж точно, — кивнула Доминика и залпом осушила стакан. — Это вышло не нарочно.

— Конечно, я все понимаю, — разбойница села рядом с ней на кровать и, поджав под себя ноги, рассматривала принцессу внимательным взглядом. — Ты на самом деле хорошая, я это сразу поняла. Просто ты жертва этих… обстоятельств, что ли.

Доминика перевела на нее напряженный взгляд, но Васса не обратила на него внимания и продолжила.

— Куно немного рассказывал, что вас воспитывали очень строго, к тому же ты принцесса, а это же… ну… всегда нужно быть идеальной, волю чувствам не давать, быть правильной женщиной в глазах мужчин и других придворных. К тому же у тебя проблемы с доверием. Это нормально. Только чувства, когда ты их сдерживаешь, копятся-копятся, а потом раз — и взрываются, как бочка с перебродившим пивом. И все, конец всему.

— Никогда не сталкивалась с подобной проблемой, — отрезала Доминика, с громким шелестом перекладывая листы. — А где Куно?

— Он заходил под утро и сказал, что будет что-то доделывать в лаборатории, — пожала плечами Васса. — Я это к чему все. Вы оба такие хорошие. Вам бы найти себе место получше Севера.

— Что? — вскинула бровь Доминика. — Тебе Эдвин что ли подсказал?

— Не-е-ет, — замотала головой Васса. Она снова встала с кровати и наполнила еще один стакан водой. — Просто… тут все немного запутанно. Я бы хотела, чтоб все было понятно, но если я расскажу тебе лишнего, то ты узнаешь то, что знать не должна, и уехать уже не сможешь. Если только ты не хочешь остаться тут на всю жизнь, тогда да, возможно, тебе даже стоит задержаться тут навсегда, но что-то мне подсказывает, что ты не откажешься от амбиций и желания биться за Ост-Гаэльский трон, в общем…

— Конкретнее, — с нажимом проговорила принцесса. Васса кивнула и выпила воды. Пальцы сплелись на стеклянных боках стакана.

— В общем, у Севера есть свои секреты. Они охраняются сильной магией, вроде проклятья, но тут как посмотреть. Если ты узнаешь эти тайны, то ты на всю жизнь оказываешься связанной с Севером и не можешь его покинуть. Это все, что я могу тебе сказать. Пожалуйста, не спрашивай меня больше.

Доминика кивнула и принялась наводить порядок в покоях. В памяти блеклыми отражениями мелькали воспоминания о прошедшей ночи, давно забытом вкусе веселья, от которого на губах сама собой расцветала улыбка.

— Не знаешь, когда вернется Ладвиг? — спросила она перед уходом. Васса лишь неопределенно пожала плечами.

— В зависимости от того, как скоро они найдут нарушителя.

***

Ладвиг с Эдвином прочесывали лес всю ночь и все следующее утро. На след они напали быстро, но он то появлялся, то исчезал, скрытый выпавшим за ночь следом. Трудно было понять, путал ли преступник следы специально или просто заблудился и начал постепенно сходить с ума — это вполне могло быть платой за совершенное злодеяние. И все же Ладвиг надеялся настигнуть его раньше, чем кара от древних сил, защищавших Север, чтобы посмотреть в глаза безумцу, который решил предать их покой. Лес отзывался возмущенным воем ветра среди голых ветвей, шептал подсказки похрустыванием снега, и вскоре Ладвиг почувствовал, что знает дорогу. Его азарт передался и Эдвину. Они шли по занесенной снегом тропе среди деревьев, пока не оказались на пустыре, в центре которого оказалось перекрученное древо, расколотое посередине, как кокон, из которого выбралась бабочка. Вот только то, что обитало внутри мощного ствола было намного сильнее и опаснее.

В корнях, свернувшись калачиком, спал человек. Выпавший за ночь снег укрывал его, как саван, но человек словно не чувствовал холода и продолжал спать мирным сном младенца. На его губах играла довольная умиротворенная улыбка. Одного его вида было достаточно, чтобы Ладвига всего перекосило. Он в два прыжка преодолел разделявшее их расстояние и, схватив человека за ворот, дернул вверх, вырывая из объятий сна.

— Что ты натворил?! — рычал он. Эдвин стоял поодаль, неверящим взглядом осматривая древо. В последний раз, когда он видел его, оно было еще целым, хоть и успело истончиться. Это было много лет назад, когда ошибка Ладвига стоила Эдвину всего.

Человек распахнул глаза — это был обычный мужчина, не охотник и не браконьер, а из тех бедняков, кто ходят в лес с силками, одалживаются у соседей и радуются каждой крохе. При виде князя он закричал. Огромная тень скрыла его под собой, охватывая ужасом.

Звонкая пощечина обрубила его вопль. Мужчина запрокинул голову, тяжело дыша. Ладвиг встряхнул его еще раз, как тряпичную куклу.

— Что ты сделал? Зачем? — повторил он, цедя каждое слово.

— Я хотел как лучше, — выдавил мужчина. — Он сказал, что освободит нас всех. Весь Север. Поможет нам исполнить пророчество и унаследовать весь мир, как завещали великие духи, — в его глазах стоял безумный блеск, губы растянулись в улыбке. — Князь, ты видел знамение. Северное сияние исполосовало небо уже дважды. Осталось три, и мы все будем свободны, как и обещали духи.

— Мы будем беззащитны! — рыкнул Эдвин. Ладвиг с силой оттолкнул преступника, тот повалился в снег, не сводя глаз со своего князя. В его взгляде плескалось обожание и пугающая готовность принять заслуженное наказание.

— Кто такой «он»? — спросил князь, занося руку.

— Он приходит в самый черный час, в час нужды, — ответил человек. — Он говорил со мной во снах. Он говорил бы и с тобой, но ты не слушаешь. Я пришел, чтобы передать его послание.

В его руках блеснул нож. Ладвиг взмахнул рукой, чтобы защититься, но преступник точным движением вонзил лезвие себе в живот и, испустив сдавленный крик, повалился на землю. Ладвиг отступил назад, непонимающе глядя на эту картину. Лес наполнился скорбным воем ветра, волков, рыскавших в поисках добычи, заухали совы. Из-под рухнувшего на снег тела в разные стороны, как змеи, поползли тени. Вытянулись в разные стороны, встали в полный рост в защитном полумраке деревьев и побежали прочь.

— У нас проблемы похлеще Ост-Гаэльских солдат, — констатировал Эдвин.

— Надо собрать кланы раньше солнцестояния, — только и отозвался Ладвиг. Это было плохо. Торопить события еще никому не шло на пользу.

***

«У нас гости!» — радостно возвестила Васса. Доминика оторвалась от своих записей, чтобы удивленно взглянуть на правдовидицу, но та уже скрылась и на всех порах летела к лаборатории чародея, выкрикивая его имя так, что эхо разносилось по всем горам.

Принцесса окинула взглядом свой блокнот. На тонких страницах застыли все ее наблюдения и заметки о северянах, их странной культуре. Поля пестрили знаками вопросов, многократно обведенными, как будто в наслоении линий должен был рано или поздно открыться ответ. Между страниц лежало письмо королю Луису. Письмо, полное едкой издевки, насмешки и желчи, которое Доминика планировала отправить весной, но составила уже сейчас, чтобы не забывать о своей цели. Но чем дольше она сверлила взглядом тонкий лист, тем больше сомневалась — северяне настойчиво ограждали Доминику от своих тайн, ничего не рассказывали, не позволяли задать лишнего вопроса, а Доминика терялась в догадках и накатывавшей на нее тревоге.

Она спрятала блокнот в карманы платья и направилась вслед за Вассой к лаборатории чародея. Там их уже поджидал гость. Куно по такому случаю даже прибрался, заварил чай и постелил на рабочий стол цветастую скатерть, которая тут же побелела от облаков пудры, сыпавшихся с головы нежданного гостя при каждом движении.

— Господин Ланс? — удивленно вскинула брови Доминика. — Не ожидала встретиться с вами вновь так скоро.

Торговец почтенно поклонился принцессе. Васса сидела рядом с ним в новехоньком платье, чуть усовершенствованном Куно.

— Признаюсь, меня так впечатлили истории о чародее, что я не смог устоять и решил взглянуть на юношу своими глазами, — усмехнулся Ланс. — К тому же, мне было любопытно, как принцессе по вкусу мой скромный подарок.

— Подарок? — выпучила глаза Васса.

— Да, я решил, что ученая дама не откажется от легкой книги для чтения по вечерам. К тому же, в «Сказаниях Севера» столько полезного, чтобы лучше познакомиться с этими краями, — усмехнулся старик, потягивая чай. Васса бросила на него пылающий недовольством взгляд, но ничего не сказала. — Я также принес кое-что еще для вас.

На стол лег увесистый мешок из шелковой ткани. В очертаниях складок угадывались несколько толстенных книг. Глаза Куно загорелись любопытством.

— Готов поспорить, на Юге подобные книги держатся под строжайшим запретом, какое счастье, что здесь все не так жестоко и за стремление к знаниям никого не наказывают. Да, Васса? — ухмыльнулся Ланс. Девушка кивнула. Ее молчаливость заставила Доминику нахмуриться. — Но сперва я должен убедиться, что отдаю книги в достойные руки. Покажите, что умеете, молодой человек.

Куно охотно кивнул и соткал несколько иллюзий. Затем превратил чашки в красивую глиняную вазу, поставил в нее сухоцветы и заставил их ожить. Лепестки налились влагой и цветом, бутоны раскрылись весенней нежностью, так что даже Васса довольно зааплодировала. А вот Ланс разочарованно причмокнул губами.

— И это все? — он притянул книги поближе к себе. Куно потер ладони и направил их под линзу, стоявшую у окна. Вогнутое стекло собирало свет и направляло на металлическую пластину концентрированным лучом, чтобы чародей мог подпитывать свои силы время от времени.

В свете солнца и Луны были силы, которые могли черпать чародеи. На юге недостатка в солнце не было, а вот в Бернберге Куно готов был пить его свет, сохранять его какими угодно способами, лишь бы не чувствовать слабость без его мощи. Конечно, можно было напитаться огнем, но его разрушительный и неспокойный нрав был немногим по вкусу: пламя впивалось в кожу, оставляло раны, обжигало нервы, давало быстрый импульс чистой энергии, но почти половина полученных сил уходила на то, чтоб не дать огню уничтожить хрупкое человеческое тело. Свет Солнца и Луны сравнивали с объятиями: Солнце было похоже на веселого отца, который щедро одаривает подарками, а Луна — на чуткую мать, что успокоит и утешит вдали от посторонних глаз. Куно было сложно сказать, насколько точным было такое сравнение. Солнечный свет для него был как крепкий кофе с сахаром: он придавал сил, распахивал глаза, его энергии хватало на сильные чары, на превращения и искусные иллюзии, что обманывали глаза, а вот лунный свет был похож на ликер с полынью — его нужно было долго цедить и смаковать, но он идеально подходил, чтобы ткать сложные чары, что обманут не только глаза, но и слух, вкус, сами чувства.

Огонь же давал власть над всем, но лишь на короткое время. Овладеть им полностью было невозможно, он опьянял силой, но забирал взамен часть тебя. Многие военные чародеи буквально питались им, и пламя постепенно выжигало из них жизнь. В начале обучения всех будущих чародеев приводили в казармы, чтобы взглянуть на прикованных к кроватям «Сгоревших». Одни смотрели в потолок, другие — метались в агонии, солнечного света им уже не хватало, чтобы поддерживать в себе жизнь. Но, несмотря на этот жуткий пример и высокую смертность, «Сгоревших» меньше не становилось. Это была участь большинства боевых магов: они либо погибали на поле брани, либо сгорали заживо в душных казармах среди себе подобных. Куно радовался, что Калисса в свое время замолвила за него словечко, и мальчика забрали на обучение для придворных магов. Он был вхож в женские покои, умел разглаживать морщины, исправлять платья, наносить благородным дамам макияж и готовил настои ото всех видов мигрени. В этом у него был настоящий талант. Обычно придворные маги были глазами и ушами своих хозяев, но Куно не хватало для этого внимательности, да и язык был как помело. А может, он специально делал все, чтобы напомаженные фрейлины не могли использовать его в своих играх.

— Из света солнца, серьезно? — с издевкой поинтересовался Ланс, наблюдая, как Куно «подпитывается». Чародей непонимающе вскинул бровь. — Вам совсем на югах ваших мозги запудрили. Настоящий чародей в старые времена не был сосудом для силы, он был его источником.

Он с сожалением покачал головой, изучая юношу придирчивым взглядом, словно ему принесли уголь вместо копченого окорока. Затем поджал губы и с видом величайшего одолжения выложил из мешка единственную тонкую книжицу.

— Ознакомьтесь, для начала, молодой человек. А то с вашими навыками вы никак не справитесь с тем, что вам уготовано, — усмехнулся старик.

— А что мне уготовано? — вскинул голову Куно, стараясь сохранить спокойствие. Старик вместо ответа достал из кармана потрепанную колоду карт, потряс ею над самым ухом и выудил одну карту. На ней было изображено солнце и всадник в черном одеянии, уводящий толпы людей из-за горизонта.

— Освободить всех, мой юный друг.

При виде карт Васса оживилась и забарабанила ладонями по столу.

— А мне? Что там у меня?

Ланс обреченно вздохнул, вернул карту из колоды на место, перетасовал и снова вытянул изображение. На этот раз карта изобразила девушку, обнимающую пронзенное мечами сердце. От количества алого цвета зарябило в глазах.

— Кто-то тебя очень сильно разочарует, — хмыкнул Ланс и, не спрашивая разрешения, еще раз перетасовал карты и выложил последнюю перед Доминикой. На изображении была растянутая во все стороны фигура, над головой которой повис меч. — Принцесса так сильно старается управлять своей судьбой, что не замечает, как становится марионеткой в собственной игре.

Он это произнес нежно, как будто говорил с ребенком, который не понимает сами собой разумеющиеся вещи. Доминика нахмурилась и подтолкнула пальцем карту в сторону Ланса.

— Я во все это не верю. Мы можем сами создавать свою судьбу, если смелости хватает.

— Может быть, но говорить, что ваша судьба — в ваших руках, исключительно наивно. Все события с определенной долей вероятности были распределены по пространству и времени, как рисунок звезд. Кажется, что хаотично, но стоит отойти подальше, и все становится упорядоченно. Но этого не понять, пока все не свершится. Хотите, я вам это докажу?

Ланс заулыбался, словно предложил им исключительно увлекательную игру, и принялся отсчитывать карты, приговаривая «Смотрите-смотрите!». На стол легли картинки. Дева, рыдающая в темноте, затем пара влюбленных, слившихся в страстном поцелуе, а на третьей картинке еще одна пара, но на ней женщина в короне вонзает нож в спину падающему мужчине. Доминика лениво вскинула бровь.

— И что же? У меня пока не намечается ни любовника, ни повода для рыданий, ни…

— Предательства, — закончил за нее Ланс. — Конечно, карты можно трактовать по-разному, но когда события свершаются…

— Мы подстраиваем их под то, что уже знаем, — ответила Доминика. — Именно поэтому гадание — так себе дар. Но неплохое решение. А теперь, если вы позволите, я хочу пройтись.

Ее никто не стал останавливать. Васса и Куно провели оставшийся день в компании Ланса, рассказывавшего о древней магии. Старик даже пытался научить Куно повторять какие-то магические пассы, но юноше все не удавалось ни пальцы сложить, ни нащупать течение силы где-то кроме привычных ему источников. Поэтому весь оставшийся день они развлекались с картами, пока Ланс не решил, что ему пора уходить.

Доминика же накинула теплый плащ и вышла прогуляться. В замке ее преследовали навязчивые мысли, словно что-то идет не так. К тому же, вчерашний грохот и дрожь земли осели в ее воспоминаниях липким страхом, что это может повториться. Что задрожат стекла, как при взрыве, в коридор хлынут осколки, а затем весь замок своей многовековой громадой обрушится ей на плечи. Она пыталась отгонять эти мысли, но они возвращались и вились вокруг нее, лишая способности спокойно работать.

Принцесса бродила по двору замка, пытаясь скрыться от мрачного взгляда окон замка. Каждое из них, как глаз, с подозрением отслеживало ее шаги. В попытках скрыться, Доминика добрела до дальних ворот, за которыми простирались заросшие деревьями склоны. Немного подумав, принцесса решила, что никто не спохватится, если ее не будет в замке пару часов. Натянув капюшон, она пустилась вперед по вытоптанной дороге.

Она мало знала о северных лесах. На юге подобную густую растительность можно было увидеть разве что в оранжереях. В городах же и окрестностях все чахло от жары. Иногда на помощь приходили маги, по приказу богатых господ они могли разбивать роскошные сады или создавать оазисы вдоль торговых маршрутов. Здесь же все было иначе. Природа сама щедро одаривала людей объятиями зелени. В пушистых еловых лапах путался ветер, сбивал с иголок хлопья снега. С ветки на ветку перепархивала невзрачная птичка, то и дело оглядывавшаяся по сторонам. Доминика никогда не испытывала тяги к природе, но здесь впервые ощутила странный, почти противоестественный для нее покой. Лес словно говорил с ней на своем языке, увлекая дальше, показывая то пестрые гроздья рябин, то танцующих неперелетных пташек, то цепочку лисьих следов. Доминика позволяла вести себя в чащу, каждый шаг давался ей все легче, и даже ледяной воздух перестал обжигать легкие холодом при вдохе.

Вдруг рядом хрустнула ветка. Треск прокатился по чаще, отскакивая от каждого камня. Доминика обернулась на звук, но стоило ей это сделать, как за спиной послышались шаги. Еще один поворот — и ничего, пустота тихого, но не безмолвного, леса. А еще чей-то взгляд. Доминика чувствовала его затылком, но стоило хоть немного повернуть голову, как неизвестный наблюдатель ускользал. Но не исчезал. Он хотел быть замеченным, но оставался невидимым. Принцесса чувствовала, как ее начинает охватывать страх. Она слышала истории о похожих пустынных духах, которые заставляют людей теряться в песках, а затем натягивают на себя их кожу и под чужой личиной возвращаются домой, чтобы устроить себе пир. Не желая искушать судьбу, Доминика побежала. Вперед, за цепочкой следов, мимо деревьев и брошенных гнезд. Лес смазался перед глазами в вытянутое пятно, платье намокло от налипшего на подол снега. Мир то и дело ухал вниз, когда нога попадала в ямку или цеплялась за корень, но Доминике удавалось устоять на ногах. Ее преследователь не отставал. Он двигался вслед за ней бесшумно, быстрыми скачками, и как Доминика ни пыталась петлять, чтобы сбросить его, он не отставал.

Она бежала уже достаточно долго, а шпили замка так и не появились. Только лес простирался все дальше, утопая в наползающих сумерках. Тьма сгущалась, а неведомая тварь кровожадно улыбалась в спину принцессе, изматывая, издеваясь. Она не торопилась нападать, наслаждалась ужасом, наполнившим все тело принцессы.

Доминика двигалась неровными рывками, руки до побеления стиснуты в кулаки. В горло с каждым вдохом как будто попадало все меньше воздуха, все больше удушающего привкуса железа. Она чувствовала чужое дыхание на своей шее, когтистые руки, хватающие подол платья, тянущие вниз. Лес окружил ее плотной стеной, ветви сплелись куполом. Доминика повернула голову, чтобы осмотреться, нога поехала в сторону на мерзлой земле, мир закружился и понесся на нее. Принцесса увидела приготовившийся к прыжку черный силуэт и закричала.

В ту же секунду свет над ней закрыла огромная тень. Исполинских размеров медведь с широкой грудью, закрытой плотным наростом, как пластиной, взмахнул огромной лапой. Раздался истошный писк и шипение. Запахло дымом. Доминика сжалась на земле, накрыла голову руками. Сквозь пальцы она смотрела, как медведь огромными лапами прижимает к земле что-то скользкое, извивающееся, как клубок из разъяренных змей. Гигантский зверь рвал чудовище из тени, терзал зубами, а существо шипело, дымилось, визжало, пока в одно мгновение не превратилось в бесформенную массу.

Медведь отпустил свою жертву и обернулся к Доминике. Взгляд холодных серых глаз скользнул по принцессе. Зверь сделал осторожный шаг в ее сторону. Затем еще один. Доминика замерла, не сводя с него глаз. Все тело била крупная дрожь, но она не могла пошевелиться, позвать на помощь, отвести взгляд. Медведь приблизился почти вплотную. Шумно втянул морозный воздух, приоткрыл зубастую пасть.

— Тебе же было сказано не покидать замок, — произнес он. Доминика распахнула глаза и отклонилась назад так, что чуть не упала.

— Ладвиг?

В этот момент из чащи вышел еще один зверь. Крепкое мощное тело на коротких лапах изучало силу, острые уши прижаты к округлой голове. Зверь напоминал огромного льва с коротким туловищем и слишком уж острыми клыками, торчавшими из-под черных губ. На загривке дыбом встала полоска короткой рыжей шерсти.

— А я говорил, что проблем не оберемся, — рыкнул он голосом Эдвина. Взгляд Доминики метался от одного зверя к другому, пока в глазах не потемнело. Лес закрутился перед глазами в последний раз, а затем все померкло.

6

Снег повалил, как только они вернулись в замок. Пушистые хлопья скрывали под собой землю, редкие жухлые листья и запутанные нити следов, как сон смывает остатки тревог тяжелого дня. Снегопад продолжился и хмурым утром и не прекращался до самого вечера, когда Доминика, наконец, выбралась из объятий тяжелого сна. Перед глазами мельтешили образы из прошедшего дня: гигантские звери, странные предсказания, тайны, игры. Они соединялись в причудливый хоровод и вприпляску двинулись сквозь дебри ее памяти, как дети, пущенные в кладовку с платьями. Они вынимали все самые яркие воспоминания и подбрасывали их в воздух, как конфетти: сказки, которые рассказывала мать, театральные представления, мифы, легенды. Духи, в которых всерьез верили только сумасшедшие, были перед ней, говорили с ней голосами ее знакомых. Доминика дернулась и резко села, вырывая себя из этого странного хоровода, разрушавшего все, к чему она привыкла.

В ее мире были истории, творимые людьми, события, становившиеся следствиями решений, действий. Если объяснений не хватало или кто-то умышленно избавлялся от источников, то дыры «заделывали» мифами. Здесь мифы смешались вместе, и Доминике было страшно. Она готова была посостязаться в остроумии с князем-самодуром, с необразованными варварами, но с… потомками древних духов? Гигантскими зверями в коронах? Она с трудом представляла, что делать теперь. Поэтому она не нашла ничего лучше, чем накрыться одеялом с головой и свернуться калачиком на кровати, слушая свое бешено колотящееся сердце.

Хватило ее, правда, ненадолго. Закипевшая под кожей нервозность взяла свое и заставила принцессу отбросить одеяло. Пол холодил босые ноги, каждый шаг отдавался дрожью. Нужно было что-то делать. Доминика с необычайной придирчивостью начала наводить порядок на рабочем столе, зажгла свечи, раскрыла блокнот и принялась записывать все, что произошло с ней за минувший день. Слова ложились на листы плотными рядами, тугими петлями с хлесткими хвостами, словно насмехаясь над самой Доминикой, как будто она сама это придумала, перепив накануне. Письмо отцу, зажатое между страниц, выскользнуло на пол и с шелестом опавшего листа, подхваченное сквозняком, упорхнуло в центр комнаты. Доминика поднялась, чтобы схватить его.

Скрипнула открываемая дверь, и аккуратно сложенный листок оказался ровно под сапогом у вошедшего в комнату Ладвига. Доминика застыла, глядя на него, словно увидала впервые. Он был все тем же в меру симпатичным мужчиной, как и при их последнем разговоре. Чуть отросла щетина, жестче стали черты лица, челюсти плотно стиснуты, но стоило его взгляду столкнуться с взором девушки, как холодные льдистые глаза потеплели.

— Очнулась? Как самочувствие?

— Как будто меня ударили по голове, — ответила принцесса, стараясь сохранять будничный тон. Ладвиг сдавленно усмехнулся.

— Ты чудом не рассекла голову о камень, когда упала. Хотя, могло случиться и что похуже, — добавил он уже серьезно. Сделал шаг в ее сторону, еще один, пока не оказался вплотную. Доминика отшатнулась назад. На секунду перед ее глазами пронесся облик медведя с человеческим голосом, воспоминание о чудище из леса. Тело снова объяла дрожь. Ладвиг поднял руки, и Доминика инстинктивно отвернулась и закрыла глаза, но ничего страшного не последовало. Только мягкое прикосновение легших на плечи ладоней.

— Что же ты натворила, Доминика, — вздохнул Ладвиг. Он чуть надавил ей на плечи, заставляя сесть в кресло. Принцесса удивленно взглянула на него.

— Что я натворила, князь? Это почему ты меня не предупредил, что вы тут все… у вас… Что у вас тут какая-то чертовщина творится!

— Я не мог, — ответил Ладвиг. — Есть такой момент с древней магией — пока ты о ней не ведаешь, ты не обязана хранить ее тайны. Но стоит тебе хоть случайно увидеть ее проявление, и ты становишься, так сказать, соучастницей.

— И что это значит?

— Теперь ты связана с Севером. Древние духи закляли север сильными чарами, которые защищают наши границы от врагов, но дают приют всем, кто в нем нуждается. Наследники духов обязаны хранить установленный прародителями порядок, который они создали, чтобы защитить первых людей, обосновавшихся на Севере.

— Тех, кого привели Аеринн и Адарис, — вспомнила принцесса.

— Вслед за ними пришли еще люди, их приютили хранители других территорий Северного края. Их наследники стали основателями пяти главных кланов. Но у безопасности была цена — о чарах, о магических договорах не должна знать ни одна живая душа. А если чужак узнает, он либо остается на Севере навсегда, либо платит жестокую цену. Так или иначе тайна остается с ним в могиле.

Нервный смешок Доминики прервал его речь. Ладвиг с пониманием взглянул на принцессу, изо всех сил зажимавшую себе рот ладонью. Лежавшее на полу посреди комнаты письмо смотрело на нее, как издевка. Князь не обратил внимания на ее взгляд, просто оглядел стол и прикроватные тумбочки.

— Я понимаю. Где у тебя тут вино? — вместо ответа она лишь помотала головой. Князь удивленно вскинул бровь. — Что за принцесса без припрятанной бутылочки чего-нибудь?

И, не дожидаясь ответа, достал из-за пазухи плоскую металлическую флягу. Доминика приняла ее и сделала несколько быстрых глотков, не разбирая вкуса. Только на третьем глотке она поняла, что вцепилась в руку Ладвига мертвой хваткой, и князь наблюдает за ней с мягкой, понимающей улыбкой.

— Если тебе нужно время, чтобы все обдумать и осознать…

— Я не тупая, — отрезала Доминика, отстраняясь. — Я просто… давай проясним… Ты действительно потомок доисторического медведя,превращаешься в него и об этом никто не должен знать.

Еще один смешок непроизвольно вырвался сквозь ее плотно сомкнутые губы, но Ладвиг только склонил голову, соглашаясь с каждым словом.

— И из-за этого никому не удалось взять Север штурмом, его защищает магия.

— Защищала, — поправил Ладвиг. — Сейчас барьеры истончились. Мир изменился, мы сами стали другими. Разлад между княжескими кланами подточил магию, так еще и наши люди… они уже не верят так сильно. Жрецов, кто занимался бы их связью с прошлым, почти не осталось, зато есть легенды о том, что на Юге можно на огромных кораблях преодолевать пустыню, как море. Люди хотят видеть мир, но когда защищающая нас магия падет, то нас ждет то же, что и Юг — выжженная земля и бесплодная пустыня, остатки былой магии.

— А ты не думаешь, что дело в климатических условиях? Это называется «географическим фактором», — натянуто улыбнулась принцесса.

— Раньше Юг был зелен, как поле в летний день. Но духи покинули его после множества кровопролитных войн. Они не любят, когда уничтожается жизнь, — покачал головой Ладвиг и снова протянул ей флягу. Доминика кивнула, принимая питье. — Я хотел бы оградить тебя от пребывания в плену тайн Севера, но судьба распорядилась иначе.

— И что теперь?

— Теперь ты можешь считать Север своим домом, — ответил он.

Доминика поджала губы. В груди заворочалась злость. На Север за его тайны, на древних духов, на Ладвига за этот фатализм. Но она проглотила горечь, смыла ее крепким вкусом браги и спросила:

— А все князья превращаются в медведей?

— Нет, — усмехнулся Ладвиг. — У каждого дома свой предок, и его образ унаследовался каждой линией потомков.

— А у простых людей такого дара нет?

— Простые люди хранят эту тайну и питают наш дар верой в Предков. Это своего рода Договор.

— Тогда Эдвин — тоже князь?

— Он из княжеского рода Ортир, с Гряды, но его изгнали, там сейчас правит его брат, — ответил Ладвиг. — Спроси его сама, может, он расскажет эту историю.

— А Куно? Ему тоже нужно?

— Он уже в курсе, — ответил князь. — Ему пришлось все объяснить, когда мы вернули тебя в замок. Он был в восторге.

Доминика фыркнула и выдавила из себя усмешку. Куно всегда реагировал на все события по-своему. Тревога, притупленная алкоголем, схлынула. Доминика откинулась на спинку кресла и уставилась на сидевшего на краю кровати Ладвига. Князь внимательно изучал ее, искал в лице признаки надвигающейся истерики. Но паники не было, только покой накатывал мерными волнами, а на губах начинала играть едкая усмешка. Такая же, наверная, украшает безразличное лицо самой судьбы.

Вот и все, ее путь оборвется здесь, на севере. Среди снегов, пасмурных дней, древних духов и странных тварей, населяющих лес. Доминика встрепенулась, вспоминая ощущение чужого взгляда у себя на затылке.

— Та тень в лесу…

Ладвиг кивнул, улавливая нить разговора.

— Об этом не беспокойся, скоро лес снова будет безопасен. Нужно как можно скорее провести праздник, чтобы поднять дух людей, — Ладвиг подался вперед, его ладонь легла поверх руки Доминики. Принцесса вскинула брови.

— Как ты себе это представляешь? Приблизить солнцестояние?

— Скажем, сделаем это праздником начала зимы, — улыбнулся князь.

Доминика раскрыла блокнот на новом развороте и принялась набрасывать новые планы для торжества, тут же обсуждая их с Ладвигом. Работа успокаивала. Если не брать во внимание то, что она сидела рядом с мужчиной, который мог обращаться в гигантского медведя, то не так уж все и изменилось. Но стоило ей начать задумываться об этом, руки начинали дрожать.

Перо оставило неровный росчерк и упало на стол, стоило ей в очередной раз унестись вслед за своими мыслями. Ладвиг осторожно тронул ее за плечо.

— Тебе надо отдохнуть, — мягко посоветовал он.

— Все в порядке, — помотала головой Доминика. Она подобрала перо и поставила жирную точку, готовая начать писать, но Ладвиг уже поднялся со своего места, подхватил ее руки и заставил подняться следом.

— Поверь мне, я видел, что происходит с умом людей, когда они сталкиваются с истинной сущностью севера. Тебе любой целитель сейчас пропишет постельный режим и как можно больше вина. Флягу оставлю здесь, можешь занести потом.

Вдруг он оступился. Нога проскользила по аккуратно сложенному листку, лежавшему посреди комнаты. Князь наклонил голову, чтобы рассмотреть помеху, но Доминика опередила его, выбросила вперед руку, словно для удара, но пальцы лишь аккуратно коснулись небритой щеки, мягко заставили повернуть и склонить голову. Доминика подалась вперед и с обманчивой невинностью коснулась его губ своими. Ресницы затрепетали, она молилась, чтобы он принял нервозность за смущение. Она почувствовала его улыбку на своих губах и уже готова была решить, что все пропало, как вдруг его руки сомкнулись на ее талии, привлекая к себе, ближе, вплотную. Поцелуй стал жадным, насытился привкусом крови из прикушенной губы. Доминика отстранилась, чтобы перевести дыхание, но воздух тут же выбило из ее легких, как только губы Ладвига коснулись ее шеи. Принцесса стиснула руки на его плечах, положила ладонь на его затылок, не давая отстраниться, требуя продолжения, и Ладвиг принялся послушно осыпать ее шею и плечи горячими поцелуями, жгучими укусами, заставляя запрокидывать голову, открываясь навстречу ласке. Она закрыла глаза, плавясь в ощущениях, позволяя им захватить себя, и готова была просить Ладвига о том, чтобы он не останавливался. Каждое прикосновение, каждое развязное движение языка и губ, отдаляли ее от мыслей о письме. Доминика могла думать только о том, как взять ситуацию в свои руки и начать теснить Ладвига к кровати.

Князь поддавался. Он послушно сел на край постели и с усмешкой следил за ее движениями, позволяя ей вести, принимая жар, с которым она собственническими движениями принялась избавлять его от рубашки. И все же, когда она дернула ткань вверх, стягивая с него такую лишнюю одежду, он перехватил ее руки и сжал, не давая продолжить. Ее разочарованный, капризный стон наполнил комнату.

— Что ты делаешь? — спросил он, внимательно заглядывая в ее глаза. Так сосредоточенно, словно это не он секунду назад с упоением целовал ее, наплевав на какие-то принципы.

Доминика смерила его пристальным взглядом и неожиданно для самой себя расхохоталась. Так смеется человек, просидевший в заточении долгие годы и, выбравшись на свободу, хохочет, сотрясаясь всем телом, не зная, что с этой свободой делать. Внезапно все слова Вассы стали для нее ясны, как день. Как будто с нее сняли старые ржавые кандалы, и теперь Доминика была свободна. Она больше не принцесса, она не наследница, она часть Севера, принадлежащая только ему, и больше от нее не требуется быть благопристойной девицей, следовать протоколам и не хамить принцам, оправдывать надежды и ожидания. Ей не надо больше бороться ни за трон, ни за одобрение умершей матери.

— То, что хочу, — сказала она, не понимая, в какой момент от смеха у нее на глазах выступили слезы. Ладвиг смотрел на нее с сочувствием. Он поднес ладонь к ее лицу, вытер скатившуюся против воли девушки слезу, и не заметил, как злополучное письмо было отправлено под кровать изящным па. Доминика чуть улыбнулась, наклонила голову, прижимаясь щекой к его ладони.

Ладвиг запустил руки в ее волосы, осторожно сжал пальцы и притянул к себе, усадил на колени. Горячие руки скользнули ниже по ее шее, к плечам, убирая волосы назад, открывая поцелуям тонкую шею. Доминика запрокинула голову, подставляясь под ласку, и Ладвиг с готовностью внял ее немой просьбе. Он с жаром целовал шею, острые ключицы, прикусывал нежную кожу, и на каждое прикосновение девушка отвечала коротким сдавленным стоном, раззадоривая еще больше. Ладвиг проложил дорожку из влажных кусачих поцелуев вверх по шее, к ушку, прикусил аккуратную мочку, заставляя Доминику вздрогнуть всем телом и прижаться к нему крепче, оставить ответный поцелуй-укус на мощной шее. Князь коротко рассмеялся и поцеловал еще раз, щекоча дыханием. Принцесса стиснула кулаки на его плечах и дернула на себя, втягивая его в еще один долгий, жадный поцелуй.

Ладвиг провел руками по ее спине, ища, где начинается шнуровка платья. Аккуратно подцепил кончики ленты и потянул их в стороны, ослабляя корсаж. Доминика завела было руку за спину, чтобы помочь ему, но князь перехватил ее запястье и вернул руку вперед, положил себе на плечо. Зацелованные губы Доминики растянулись в хитрой улыбке.

Хлопок двери и пронзительное: «Дом, ты проснулась!» заставили принцессу вздрогнуть и взвиться, как будто ей под юбку попала пчела. Она с поразительной ловкостью соскочила с колен князя и плюхнулась на кровать, одновременно поправляя корсаж и пытаясь сделать непринужденное лицо. Замерший в дверях Куно смотрел на нее с глуповатой улыбкой, уголки губ почти закрывали его уши. В повисшем молчании было слышно, как звенят натянутые нервы.

— Погода сегодня отличная, — выдавил, наконец, чародей, с огромным усилием заставляя себя выглянуть в окно. — Может, пойдем, снеговика слепим?

Ладвиг рухнул на постель и хохотал до тех пор, пока в легких не кончился воздух.

***

— Ну и надо было от них все скрывать, если они так и так все бы узнали? — фыркала Васса, ходя из угла в угол. Эдвин сидел в кресле, скрестив руки на груди. Лицо мрачнее тучи, челюсти стиснуты, зубы готовы вот-вот раскрошиться от давления.

— Ладвиг надеялся отослать ее в Ост-Гаэль, как только король Луис разродится сколько-нибудь достойными условиями, но обстоятельства изменились.

— Ну, зато теперь Куно и Доминика останутся здесь, и мы заживем веселее, — улыбнулась Васса, но Эдвин не ответил на ее улыбку. Он продолжал хмуро смотреть в стену.

Ему все это чертовски не нравилось. Идея Ладвига восстановить действие древних договоров вызывала в нем отторжение вплоть до тошноты. Да, печально, что магическая защита северных краев слабела, но их народ столетия провел взаперти, среди гор и волшебных барьеров. Мир менялся и, может, духи поняли, что им пора выйти на свободу и стать его частью. Но Ладвиг отказывался его даже слушать. Он говорил о стабильности, как в старые добрые времена, до того, как кланы начали грызьться, и, кажется, его не беспокоило ничего, кроме возобновления старого порядка. А вот Эдвину хотелось свободы. Раз уж его избавили от необходимости греть задницей княжеское кресло на Гряде, он мог потратить время своей жизни на путешествия. Но вместо этого его лучший друг собирался запереть их всех навеки. А он, связанный с севером древнейшей кровью, только и может, что подчиниться.

— Мне Ланс погадал, — мечтательно улыбнулась Васса. — Сказал, что мы с моим избранником всегда будем вместе, если я того захочу.

— Я это тебе мог бы сказать и без карт, — хмыкнул Эд. Васса нахмурилась.

— Но ты же сам понимаешь, когда человек иностранец — никогда не знаешь, что у него в голове. Может, он вообще считает, что у нас все несерьезно, — пожала плечами девушка.

— Так проверила бы его.

— Я не проверяю тех, кто мне дорог, — обиженно надула губки Васса. — Это называется «доверие». Интересная вещь, кстати, никогда не пробовал?

— Регулярно, — хмыкнул Эдвин. Васса устало закатила глаза. Эдвин явно не был расположен слушать рассказы о ее делах сердечных, и хоть ее это и оскорбляла, Васса старалась оставаться понимающей и позитивной. И все же…

— Ты переживаешь из-за встречи с братом?

— Нет. Я не переживаю, я жду ее.

— Ну, просто ты сам говорил, что Ирвин сместил тебя с места наследника, изгнал без гроша в кармане, так еще и подкупил Норпешт, чтобы они не смели тебя приютить. Вот я и уточнила, вдруг ты планируешь…

— Я ничего не планирую. Планирует у нас Ладвиг — очередную глупость. А я хочу только оградить его от последствий его действий. Ты проверила Доминику, как я просил? Чего она хочет?

Васса склонила голову и обреченно вздохнула. Она не любила использовать свой дар на людях, которые были ей симпатичны. Стоило ей прикоснуться, и они отвечали на все ее вопросы, и порой из них правда лилась отвратительная, как помои из перевернутой бочки, а Васса чувствовала себя так, словно ее окунули в это вонючее месиво с головой. Доминика не была исключением. К счастью, в ней было достаточно алкоголя, чтобы не помнить потоки слов, заполнившие всю комнату болью, одиночеством, страхом, злостью и бесконечной усталостью. А вот Васса помнила все, каждую историю, которую Доминика выудила из своих воспоминаний. Васса поежилась, пытаясь обернуть правду в самые прозрачные и мягкие слова.

— Она хочет, чтобы ее просто оставили в покое, — сказала она. — Все.

— Это вряд ли, — покачал головой Эдвин.

***

Когда Ладвиг ушел, Куно тут же занял его место на кровати и с удовольствием растянулся, как пригревшийся на солнце кот. Его не смущал ни поздний час, ни интимность прерванной им сцены, и Доминике огромных усилий стоило не надавать ему по шее со всей любовью и обожанием.

— У тебя должна быть очень веская причина, чтобы так ворваться и…

— Ты не просила, я сделал, можешь благодарить! — Куно вскинул руку, в воздухе что-то блеснуло зеленым. Доминика инстинктивно выставила руку и поймала гладкий стеклянный предмет. В ее лад

— Ты не просила, я сделал, можешь благодарить! — Куно вскинул руку, в воздухе что-то блеснуло зеленым. Доминика инстинктивно выставила руку и поймала гладкий стеклянный предмет. онь аккуратно лег красивый зеленый кабошон из неизвестного ей камня. Он был чуть теплый, как прикосновение руки.

— Что это? — устало спросила принцесса.

— Талисман для потеряшек, сильноокрашенное стекло с чистой магией внутри. Это мне Ланс подкинул книг по магии, ну, я и сделал. Получилось грубовато, но хоть что-то, и вообще…

Он пустился в рассказы о книгах по древней магии, оставленных ему Лансом, о том, как он последние сутки не ел и не спал, а изучал трактаты, которые на Юге давно бы назвали ересью, источником опасности и спрятали бы в какой-нибудь потайной библиотеке. Доминика присмотрелась к подарку — под толстым слоем стекла действительно двигалась магия, похожая на грозовое облако или на песчаную бурю.

— И что оно делает?

— А где «о, пресвятые святые, как красиво!»? — обиженно фыркнул Куно, но все же ответил. — Я сделал два таких медальона, второй буду носить сам. Если с одним из нас что-то случится, медальон потемнеет и начнет вибрировать. Например, если тебя опять похитят, будут пытать, душить, поливать водой или чем похуже. Ну или если ты потеряешь сознание, подвернешь ногу на лестнице или у тебя просто случится паническая атака. Тогда я отправлюсь искать тебя и по мере приближения медальон начнет светлеть. Радиус действия несколько километров, так что даже если на тебя нападет медведь, мы будем знать, в какой стороне искать твои останки!

— Очаровательно, — сказала принцесс В ее ладонь аккуратно лег красивый зеленый кабошон из неизвестного ей камня. Он был чуть теплый, как прикосновение руки.

— Что это? — устало спросила принцесса.

— Талисман для потеряшек, сильноокрашенное стекло с чистой магией внутри. Это мне Ланс подкинул книг по магии, ну, я и сделал. Получилось грубовато, но хоть что-то, и вообще…

Он пустился в рассказы о книгах по древней магии, оставленных ему Лансом, о том, как он последние сутки не ел и не спал, а изучал трактаты, которые на Юге давно бы назвали ересью, источником опасности и спрятали бы в какой-нибудь потайной библиотеке. Доминика присмотрелась к подарку — под толстым слоем стекла действительно двигалась магия, похожая на грозовое облако или на песчаную бурю.

— И что оно делает?

— А где «о, пресвятые святые, как красиво!»? — обиженно фыркнул Куно, но все же ответил. — Я сделал два таких медальона, второй буду носить сам. Если с одним из нас что-то случится, медальон потемнеет и начнет вибрировать. Например, если тебя опять похитят, будут пытать, душить, поливать водой или чем похуже. Ну или если ты потеряешь сознание, подвернешь ногу на лестнице или у тебя просто случится паническая атака. Тогда я отправлюсь искать тебя и по мере приближения медальон начнет светлеть. Радиус действия несколько километров, так что даже если на тебя нападет медведь, мы будем знать, в какой стороне искать твои останки!

— Очаровательно, — сказала принцесса, надевая медальон на шею. — То есть, стоит мне немного понервничать, и ты об этом узнаешь?

— Ну, для этого друзья и нужны, — пожал плечами Куно. — Вообще я думал отдать второй медальон Ладвигу, чтоб он больше не боялся выпускать тебя из замка, но, сдается мне, ты и так не собиралась от него сбегать.

Он гордо улыбнулся, демонстрируя свой великолепный оскал так, что руки чесались проверить, нет ли у Куно лишних коренных. Доминика сделала глубокий вдох и выдох.

— Ты же в курсе, что мы теперь никуда отсюда не денемся?

— Я предлагаю нам выпить за это! Чистый лист, свежая страница, — Куно тут же вытащил из-за пазухи пузатый бурдюк с вином.

Доминика вскинула брови, пытаясь понять, как такая объемистая тара оставалась незамеченной. Куно ухмыльнулся еще шире.

— Это я тоже в книге Ланса вычитал. Там столько всего! Это тебе не кремы от прыщей смешивать, — присвистнул он. — Ты только подумай… здесь столько возможностей. Я смогу учиться древней магии, написать трактат, а когда-нибудь он изменит всю традиционную магическую школу и отношение к магам. Мы не будем опасным оружием, слугами или аналогом диванных собачек и секс-игрушек. Ты только представь, Дом. Звучит как сказка.

— Куно, — принцесса устало терла виски. Хоть с момента пробуждения прошло не так много времени, а ее уже подташнивало от количества визитеров. — А в твоих книгах нет ничего о том, как бы нам преодолеть эту древнюю магию и послать весточку домой?

— Зачем?

— Затем, что информация об этой магии — наш обратный билет ко двору, — пожала плечами принцесса с деланым безразличием. — Подумай только, мы сможем вернуться и…

Куно взглянул на нее с искренним испугом, как будто она держала в руках оторванную голову младенца. Он отступил к двери, сверля ее тяжелым взглядом и сказал только:

— Ты ведешь себя также, как твоя мать.

И вышел, хлопнув дверью.

7

Куно старался не выходить из лаборатории без необходимости. Он даже поставил себе там кушетку, жестковатую, но вполне пригодную для сна. Иногда все же приходилось выбраться, чтобы помыться и привести себя в порядок, но это чародей старался делать незаметно, бесшумно, как тень, скользящая в полумраке. В покоях он старался не задерживаться — окунался в ванну, выскакивал, разбрызгивая воду, и тут же скрывался в переплетеньи коридоров, пока не оказывался в безопасности стен лаборатории. Мази и снадобья он выставлял на столике рядом с дверью, рядом была коробка с прорезью, в которую слуги могли бросать заказы. За пару недель жизни в Бернберге слава о его кремах от облысения ушла далеко за пределы замка, и теперь Куно был по уши завален работой. И, каким бы он ни был лентяем, теперь чародей был рад своей занятости. Основной причиной тому была Васса.

Из-за всех планов Доминики, о которых теперь чародей был в курсе, он не очень хотел попадаться на глаза правдовидице. Васса обожала их обоих, и его, и Доминику, и в своем обожании буквально не давала лишний раз продохнуть. И если изначально Куно боялся случайно разрушить ее впечатление неуместной правдой, то недавно в почти бездонную чашу его терпения упала предпоследняя капля. Васса вроде как ушла ночевать к себе, а с первыми лучами солнца снова оказалась на пороге его комнаты, да еще и с ворохом барахла в руках. Она звонко чмокнула его в щеку и, напевая, прошла в комнату, открыла шкаф, одним движением сгребла все вещи Куно в кучу, а на освободившееся место бросила свои. Затем стянула с себя одежду и рухнула на кровать, оставляя чародея только дивиться такой наглости.

Конечно, он поцеловал Вассу. Сначала игриво, покусывая то верхнюю, то нижнюю губу. Затем перешел к шее, зарылся носом в волосы, провел ладонями по бокам и мягкому животу, а потом закинул ее ноги себе на плечи, и… В общем, сделал все, чтобы не обидеть ее. А потом закрылся в своих покоях, надеясь, что эта ситуация, как сезонный насморк, пройдет как-нибудь сама. Он не раз оказывался под огнем страсти придворных дам, и его стратегия всегда срабатывала, но в этот раз ему было особенно жалко Вассу. Несмотря на то, что она была правдовидицей, она так яро верила во все, что ей нравилось. Но Куно не врал, когда ночами напролет говорил ей, что обожает ее. Вот только всю правду, особенно о Доминике, открыть он не мог. Это было сильнее его.

Первая неделя добровольного заточения прошла продуктивно, ему даже нравилось. По утрам он работал над заказами, а после обеда читал оставленные Лансом трактаты. Даже пытался кое-что повторить. Он научился слушать камни, улавливать эхо мыслей, читать воспоминания воды. Все это было так увлекательно и захватывающе, что в нем проснулась невиданная до того жажда знаний. Поэтому, когда книга закончилась, Куно едва сдержал недовольный стон.

Потом принялся перечитывать книгу и отрабатывать пассы руками, создавать все новые и новые иллюзии. У них теперь был запах, звук, текстура. Он создавал миражи, которые невозможно было отличить от оригинала до тех пор, пока не протянешь руку, чтобы коснуться — тогда-то они рассеивались, как туман. Он был в восторге. Даже посадил в углу копию Доминики, чтобы было кому хвастаться, но под конец второй недели почувствовал, что начинает потихоньку сходить с ума. Тогда-то он впервые собрался и отправился в город, держа под мышкой уже зачитанный до дыр гримуар.

Под ногами весело хрустел совершенно зимний снег. Колкий, ощерившийся снежинками, слишком мерзлыми, чтобы сцепляться в комья. Куно еще не понимал разницы между осенним, зимним и весенним снегом, но северяне знали и с удовольствием хрустели настом. Куно же скользил и изо всех сил старался сохранять равновесие. «Обратно только через портал», — пообещал он себе.

В городе уже во всю готовились к предстоящему празднику. Доминика взяла себе в помощницы Вассу, и теперь девушки в четыре руки управляли неповоротливой махиной праздника: утверждали музыкантов и развлекательные программы, организовывали рассадку гостей, украшение площадки. И вот, на глаза уже попадались первые плоды их работы: объявления, венки из еловых лап, которыми украшали площадку посреди леса, а остатками — дома. Запах хвои перебивал остальные, не столь приятные ароматы города, так что Куно на ходу вспоминал, что Бернберг ему, вообще-то, нравится.

Магазин Ланса, как затаившийся в пещере хищник, подмигивал ему огоньками из переулка. Куно устремился в сторону его многообещающего тепла, на ходу задыхаясь от пара, застревавшего в глотке.

Звякнул колокольчик над входом, на нос буквально обрушился водоворот запахов благовоний, цветов и духов. Ланс, напудренный так, что вокруг его головы при каждом движении повисало белое облако, возился со счетными книгами. Его руки порхали вдоль полок, перекладывая выписки и документы, параллельно протирая пыль, а ноги успевали пританцовывать под бодрую мелодию, которую он насвистывал. Куно осторожно кашлянул, привлекая к себе внимание, но старик так и не обернулся.

— Брось на столик у входа, а если твой хозяин еще раз заикнется про деньги, скажи ему, что в следующий раз он не отделается просто чередой невезений, я ему кровавый понос и гнойные сопли нагадаю.

— Я не… — закашлялся Куно. Ланс подскочил от неожиданности и наконец обернулся к своему посетителю.

— А-а-а, очаровательный, славный, юный чародей, — проворковал торговец. — Что ж вы без предупреждения, без весточки, я бы хоть прибрался, чай заварил, а теперь все впопыхах придется.

Он вышел из-за прилавка и тут же бросился обнимать Куно. Чародей слегка опешил от повисшего у него на шее старика, но все же похлопал того по плечу, задыхаясь от аромата роз и нарциссов. Через несколько бесконечных секунд Ланс все же отлепился от него и принялся носиться по магазину, как ураган, на ходу щебеча комплименты и последние сплетни о положении звезд на небесах.

— Астрологию пусть и не признают самостоятельной наукой, но это неправильно. Южные и западные маги возгордились своим знанием и решили отречься от старых истин, уверенные, что могут сами вершить судьбу, но мы-то с вами знаем, что ничего в этой жизни не происходит просто так. И если кому-то суждено влюбиться, умереть или, скажем, совершить нехороший поступок — он никуда от этого не денется. Так ведь?

На прилавке вместо кипы документов показалась цветастая скатерть, тонкие фарфоровые чашки и чайник, уже источавший аромат засушенных цветов.

— Возможно, — сказал Куно, принимая приглашение сесть. Ланс устроился на высоком табурете напротив него. — Я принес Вашу книгу.

— О, так скоро? Вы еще более жадны до знаний, чем я мог подумать, — старик погрозил ему узловатым пальцем, а затем принялся листать протянутую ему книгу, проверяя, на месте ли все страницы и не загнуты ли уголки. — Как понравилось? Увлекательное чтиво?

— Весьма. А есть у Вас что-то похожее? — осторожно поинтересовался чародей. Ланс улыбнулся одними глазами и довольно потер руки.

— Я вам скажу, у меня тут целая библиотека. Когда местный храм прикрыли после несчастного случая, я вытащил все, что могли по незнанию выбросить или пустить на растопку. А там оказались просто бесценные памятники культуры, которые не имеют права доставаться кому попало.

— Но я не кто попало.

— Конечно. Я просто старый одинокий старик, который старается не растерять веру в людей. Вам, молодой человек, я готов дать доступ к своей коллекции в любое время дня и ночи. Но сперва я хочу убедиться, что Вы сможете использовать эти знания. Я, знаете ли, в свое время стремился охватить разумом весь мир, а духи взамен лишили меня всех сил и наградили легким слабоумием, — смущенно, как нежная девица, рассмеялся старик. — Мне бы очень не хотелось, чтоб Вы повторили мои ошибки, молодой человек.

— Что я должен сделать?

— Покажите мне, чему Вы научились? — скромно попросил он. Куно кивнул и прижал ладони друг к другу, концентрируя на кончиках пальцев солнечное тепло.

Он положил руки на стол и представил образ, знакомый с детства, яркий. Он вспомнил каждую деталь, каждый ракурс, и принялся воссоздавать. Воздух в комнате задрожал, как при грозе, запахло озоном и мокрой землей, а в следующую секунду мягкая свежесть сменилась ароматом меда и тертых орехов, сладким и одновременно терпким. На столе, рядом с Лансом, появилось серебрянное блюдо, на котором возвышалась гора пахлавы. Сладкие прямоугольники из теста и орехов сочились медом и сиропом, казалось, схватишь один — и все руки по самые локти будут липкими и пахучими. Ланс довольно засмеялся, протянул руку, чтобы схватить лакомство, но пальцы прошли сквозь мираж. Старик, словно не обращая внимания, сунул пальцы в рот и блаженно закрыл глаза. Куно не сдержал смешка.

— Как я Вам подыграл! А все потому что я Вам верю, — рассмеялся Ланс. — Но почему же я не смог схватить этот прекрасный десерт? Не услышал хруста теста?

— Так ведь это иллюзия, — объяснил Куно.

— Это плохая иллюзия, — покачал головой старик. — Очень подробная, но хорошей она будет, если я съем все блюдо и пойму, что не наелся, хоть от сладости мне будет казаться, что мне склеило и рот, и зад.

Он подтянул к себе принесенную Куно книгу и распахнул ее на нужной странице, указал тонким ногтем абзац.

— Вот же формула, ну… постарайтесь повторить, молодой человек.

Куно до хруста размял пальцы, наклонил голову вперед-назад, сбрасывая напряжение, и попытался еще раз. Он впился взглядом в блюдо с десертом, пытаясь напитать его воспоминаниями: хруст тонкого теста, крошки, липнущие к пальцам, сочащийся сироп, льющийся прямо в рот, такой сладкий, что зубы сводит. На секунду ему показалось, что даже цвета иллюзии стали насыщеннее. Ланс попробовал схватить десерт еще раз, но пальцы снова прошли сквозь иллюзию, рассеивая ее. Старик покачал головой:

«Еще!»

***

— Серьезно? Ты все это написала за одну ночь? — Ладвиг с благоговейным ужасом оглядывал стопку бумаг. Готовые программы праздника, планы рассадок, регламенты, вплоть до набора фраз, которыми можно пользоваться, чтобы предупреждать друг друга о внештатных ситуациях.

— Часть была написана сегодня утром, это самое продуктивное время, — ответила Доминика. Для Ладвига все еще оставалось загадкой, когда южная принцесса шутила, а когда — говорила всерьез. В ехидно сощуренных глазах можно было уловить намек на шутку, но это мог быть и недосып, если она действительно провела всю ночь за написанием писем.

— Я не ошибся, когда попросил тебя помочь с праздником, — ухмыльнулся князь.

— Но я все еще не понимаю, зачем. Васса сказала, что раньше она была распорядительницей.

— Проверка, — его улыбка потеплела. — Ты так много говорила о своем образовании и способностях к управлению, что мне стало любопытно. Как говорится, «родиться принцем может каждый, но не всякий сможет управлять гостиницей».

— И как, справляюсь? — вскинула бровь Доминика.

— В целом, да. Хоть иногда и бываешь чересчур напориста.

Принцесса опустила взгляд, польщенно краснея. Ладвиг не мог оторвать взгляд от ее шеи. По смуглой коже плясали отсветы огня, подчеркивая нежные изгибы. Аромат ее духов наполнял комнату, оседал на языке приятной пряной сладостью. Она заполнила собой все пространство и князь едва ли мог ей сопротивляться.

— У нас есть еще немного времени. Хочу тебе кое-что показать.

Принцесса кивнула, позволяя князю вести ее по коридорам замка, мимо хлопочущих слуг, выполняющих приказы Вассы. Доминика доверила ей все, связанное с комфортом гостей, и, к собственному удивлению, обнаружила, что не делать все самолично — очень удобно. Теперь горничные и слуги в накрахмаленных передниках стирали пыль, мыли окна, и на глазах замок преображался из захолустной дыры в символ княжеской власти. С чердаков были принесены шкуры животных, гобелены, щиты, картины — в общем, все признаки статусности, и замок буквально ожил, демонстрируя истории рода Таигов.

Ладвиг вывел ее на улицу, на задний двор. Не сбавляя шага, он направился к плотной поросли деревьев, где лежал свежий, неразвороченный чужими шагами снег.

Перед ними оказалось невысокое круглое каменное здание, ребрившееся тонкими колоннами. Вытянутые окна начинались от земли и стремились вверх, к высокой конусообразной крыше. Сперва Доминика приняла это здание за склеп, но быстро исправилась: постройка была новой и очень уж отличалась от массивной и тяжелой архитектуры замка.

— Это оранжерея, отец подарил ее моей матери в качестве свадебного подарка.

— Такие строят в Озерном Крае, — отметила Доминика. Озерный Край славился почти невесомыми, точно сотканными из воздуха домами и дворцами.

— Да, мать была из их обедневшего рода, свадьба с отцом позволила ее семейству поправить свои дела, но не сказать, чтобы я когда-то с ними общался. Отец говорил, что матери постоянно казалось, что в замке «мало воздуха», поэтому сделал для нее эту оранжерею. Здесь тепло даже зимой.

Ладвиг быстро пересек занесенную снегом площадку и распахнул двери перед Доминикой. Теплый и влажный воздух тут же ласково обнял девушку, смывая колкий холод улицы. Доминика шагнула навстречу теплому полумраку, всматриваясь вглубь оранжереи.

Пол внутри был выложен каменными плитами с широкими зазорами, а в пространстве между камнями была насыпана плодородная земля, из которой бурно росли цветы, стены и окна увивал плющ, а в центре росло невысокое, но ветвистое дерево. К самой толстой ветке были привязаны качели. Солнечный свет едва пробивался через густую растительность, поэтому в оранжерее царили легкие сумерки.

— Как это все растет здесь без ухода? — спросила Доминика. Вторым ее вопросом было, как столько растений поместилось в таком маленьком пространстве — оранжерея была небольшой, примерно, как ее комната с ванной.

— За этим ухаживает призрак моей покойной матушки, — усмехнулся Ладвиг. Он провел ладонью по закрытым бутонам лилий и прошел дальше, к дереву. Раздался шорох и треск — Доминика обернулась и увидела, как князь голыми руками рвет плющ, облюбовавший каменную скамью. Освободив место, мужчина принялся открывать окна, чтобы впустить побольше дневного света.

— На самом деле, — заговорил он, — это все зачаровано какой-то магией для жизни и роста. Специальные чары из Озерного края. Местные изобрели их, чтоб им всегда хватало еды, даже в неурожайные годы. Они же в основном травой питаются, не то, что мы. Здесь даже где-то росли водяные яблоки, можешь попробовать их. Правда, говорят, от таких зачарованных продуктов люди начинают заводить детей на раз-два.

— Может, дело в том, что они победили голод и могут не беспокоиться о том, выживут их дети или нет, — пожала плечами Доминика.

— Да нет, — отмахнулся Ладвиг, кивая ей на скамью. — Это магия такая, из-за нее все растет, плодится — и люди тоже. Один род с Гряды так долго не мог решить вопрос с наследниками, так они у нас на приеме получили в подарок от матушки целую корзину водяных яблок, и в результате Ортиры заимели себе двух сыновей-близнецов, а потом еще дочерей-тройняшек, — добавил он. — Из-за этого даже чуть не началась братоубийственная война, потому что вдвоем править у Эда с Ирвином не получалось, но Эдвин просто сдался.

— Поучительно, — сказала Доминика, садясь на скамью и раскладывая рядом с собой блокнот и письменные принадлежности. Ладвиг этот жест проигнорировал и продолжил ходить дальше, предаваясь воспоминаниям.

— Мы с братом обожали здесь играть. Если мы бесились, мама грозила накормить нас пирожными с зачарованными цветами, от которых влюбляешься в первого встречного. И мы с воплями убегали, — рассмеялся он.

Доминика с интересом рассматривала его лицо, и незаметно для себя тоже начинала улыбаться. Под ребрами разливалось непривычное чувство покоя, и даже князь не казался ей таким уж неотесанным мужланом. В какую-то секунду она даже подумала о том, что могла бы понять его и начать испытывать какую-то… симпатию. А может, дело было просто в том, что он впервые начал говорить так серьезно о чем-то кроме себя и военного плена.

— Ты бы хотел, чтобы твой брат княжил вместо тебя? — спросила она. Все знали, что Эрдвиг, старший брат, должен был стать правителем Бернберга, но у прошедшей по континенту чумы были свои планы.

— Все этого хотели, — почесал голову Ладвиг. — Особенно я. В том, чтобы быть младшим — куча преимуществ. Можешь жениться по любви, развлекаться где угодно, никому до тебя нет дела. Почти как признанный бастард.

— Не сравнивай, — поджала губы Доминика. — Бастард всегда останется бастардом, и об этом никто не забудет.

Ладвиг смерил ее внимательным взглядом и чуть улыбнулся.

— Что бы ты сделала, если бы стала королевой Ост-Гаэля? Если бы все тогда получилось?

Доминика выдержала его испытывающий взгляд, но с ответом помедлила.

— Давай, не тушуйся. Ты с самого начала говоришь, что не знала об этом, но если тебя готовили к статусу принцессы, ты должна была рассчитывать, что однажды станешь королевой.

— Королевы на юге лишь украшают собой высшее общество, заваривают чай и рожают наследников, — пожала плечами Доминика. — Участь чуть лучше, чем у среднестатистической женщины, королев не бьют по видимым участкам тела. Но если бы я могла, я бы защитила женщин от мужчин.

— Каким образом? — вскинул брови Ладвиг.

— Это требовало бы обширной правовой реформы. По-хорошему, все законы целиком нужно было бы переписать, построить новое общество, это был бы долгий процесс и не все бы с ним согласились. Но это дало бы свои плоды.

— Ты ведешь себя, как завоевательница, — продолжал улыбаться Ладвиг, из его уст это звучало, как комплимент, но во взгляде застыл лед. — Но тебя бы, скорее всего, сожгли сразу, как только ты начала бы что-то делать. Спроси потом у Аверии, как она смогла править Долиной единолично, ты узнаешь, что она не сразу стала несгибаемой княгиней, к которой прислушиваются другие князья. А пока вот тебе задачка для размышлений: что ты сделаешь с домом, в котором живет множество семей, но один этаж засрали голуби?

— Выгнать голубей, заделать окна, помыть полы и развесить пучки лаванды, — ответила Доминика, понимая, к чему идет разговор.

— Именно. Ты же не будешь ломать стены и выгонять людей?

— Я тебя поняла, — быстро ответила девушка, стараясь предотвратить лекцию. Ей меньше всего хотелось слушать метафоры, косвенно намекавшие на ее некомпетентность.

— Пока у тебя неплохо получается, — приободрил ее Ладвиг. Его горячая ладонь легла на ее плечо. — Север может научить тебя многому, если ты позволишь. Мне кажется, ты была рождена для него.

— Это мы еще выясним, — кивнула Доминика, придвигаясь чуть ближе. Ладонь князя скользнула по ее спине, поперек позвоночника, чуть задевая голую кожу в вырезе горловины, и удобно улеглась на другом плече.

— Никто не торопит, — сказал князь чуть тише, поворачивая голову к девушке. — Я хочу, чтобы ты запомнила еще одну вещь. Сегодня, что бы ни случилось, я на твоей стороне.

И, не давая ей задать вопросов, Ладвиг привлек ее к себе, запустил руку в волосы и крепко поцеловал. Доминика удивленно вскинула брови, но тут же поддалась ему, прикрыла глаза, позволяя себе отвечать на мягкие движения губ и языка. В этот раз Ладвиг целовал ее неспешно, без голодного жара, наслаждаясь каждым мгновением. Доминика сцепила пальцы у него на затылке, требуя большего, но князь лишь слегка укусил ее, аккуратно, чтобы не оставить следа, и отстранился. Доминика смотрела на него с хитрым прищуром, всеми силами стараясь контролировать дыхание. Но следующий же поцелуй выбил землю из-под ее ног, заставляя провалиться в горячие объятия, навстречу каждому прикосновению.

***

— Ты необучен, — осадил его Ланс после очередной попытки. — Твои мысли и чувства рвут тебя на части. Отдаляют от твоей силы, не дают ее использовать, держат в ловушках, которые для тебя построили трусливые люди. Ты можешь больше.

Куно уже не мог ничего. За окном давно стемнело, а они все бились над несчастной пахлавой. У Куно тряслись руки, рубашка прилипла к мокрой от пота спине, сил почти не осталось, и чародей с опаской поглядывал на огонь. А злосчастные десерты ни в какую не хотели становиться хоть чуть-чуть осязаемыми. Он хотел уйти в замок, запереться в лаборатории и сидеть там до самой весны, но покинуть магазин ему не позволял разыгравшийся, как голод, азарт.

— В Ост-Гаэле к образованию чародеев относятся… с осторожностью. Не как в Озерном Крае, где они с помощью магии смогли победить голод и болезни. В Ост-Гаэле власти очень боятся повторения Чародейского бунта, поэтому не дают учиться лишнему.

— Ты единственный сильный чародей на Севере. От тебя зависит его будущее, не от князей и не от принцессы, — говорил Ланс. — Если ты хочешь, чтобы твоя жизнь перестала быть бессмысленной, ты должен научиться слушать.

— О, я слушаю тебя, очень внимательно, — ответил юноша, чувствуя, что этот разговор начинает утомлять. Это не ускользнуло от его собеседника.

— Если будешь делать то, что я говорю, для тебя не будет преград, Север перестанет быть твоей темницей, а принцесса — кукловодом. У тебя никогда не будет хозяев. Только научись слушать.

— Я умею слушать, я..!

— Ты не слышишь, — Ланс шипел ему в самое ухо. — Тебя всю жизнь учили отрекаться от своей силы, игнорировать ее. Ты должен понять истинную суть магии. Она не в свете и не в огне, она повсюду, ты должен научиться черпать ее и направлять. Попробуй. Найди источник.

Куно устало потер виски. Поморгал в надежде, что рано или поздно его глаза увидят что-то новое, но ничего не менялось: все те же горы тряпья, остывший чай, зеркала, стеклянные светильники со свечами внутри. Как бы ему ни хотелось сохранять достоинство, Куно пошатнулся и плюхнулся на стул возле прилавка, чувствуя разливающуюся по телу усталость.

— Я больше не могу.

— Все ты можешь, парень, — хлопнул его по плечу Ланс. — Закрой глаза, чтобы они тебя не отвлекали и слушай. Держи в голове, что твоя магия — зеркало того, что есть вокруг. Ты как линза. И слушай.

Куно послушно прикрыл глаза, сжал губы, даже задержал дыхание. Сперва он слышал только звон крови в ушах, потом бурчание живота. Затем потрескивание лампад и сопение Ланса. Юноша стиснул зубы, пытаясь расслышать что-то еще. Что-то новое. Что-то, что было всегда вокруг него и что он игнорировал, привык не замечать. Что-то, похожее на музыку ветра, шелковый шарф, трепещущий на бризе, хлопанье крыльев, песню птицы, стон северного сияния, разлившийся по небу в тот день, когда он увидел Ладвига и Эдвина в истинном обличии. Этот звон врезался в его слух, и Куно ухватился за него, как за путеводную нить. Или за руку. Звук был живой, он двигался и менялся, и Куно следовал за ним, позволяя переливам и полутонам извиваться перед его внутренним взором, рисуя новый мир.

— Ты слышишь? — прошептал Ланс. Куно закивал, чтобы не спугнуть чувство, затрепетавшее под ребрами. — Звук подскажет тебе ближайший источник. Следуй за ним.

Куно открыл глаза. Все цвета заиграли ярче, заплясали перед глазами ослепительными пятнами, и впереди, прямо в центре этого буйства, было самое громкое, оглушающе пылающее пятно. Куно приблизился, чтобы рассмотреть его получше — это оказалась небольшая фиалка в горшке. Чародей протянул руку, чтобы коснуться нежных лепестков, и тут же ощутил легкое теплое покалывание, попавшее в руку, поднявшееся к локтю. Цветок тут же рассыпался в песок. Куно испуганно обернулся в сторону Ланса.

— Я не хотел, простите! Я…

— Отлично, — только и сказал старик. Его глаза горели жадным огнем, как у невезучего игрока в кости, приблизившегося к заветному выигрышу. — А теперь сделай, как я учил.

Куно кивнул и сконцентрировался на тарелке со сладостями. Закрыл глаза, сложил руки и направил энергию, этот звук, звеневший в его венах, на иллюзию. На мгновение оглушительный звон наполнил его уши, выбил землю из-под ног. Перед глазами заплясали цветные пятна, и все тело прошила боль, как будто что-то вырывалось наружу. Словно вскрыли застарелую рану. А затем комнату наполнил запах свежей пахлавы.

Куно открыл глаза. На серебряном подносе все также лежала гора десерта. Ланс потер руки и схватил кусочек, лежавший на самом верху. Аккуратно обхватил его узловатыми пальцами — захрустела корочка. Ланс поднял лакомство в воздух иотправил его в рот. На уголках тонких губ остались крошки и кусочки орехов, а в глазах — удовольствие. Бесцветные брови взмыли вверх, старик схватил еще один кусочек, потом еще.

— Вот это я понимаю, мой друг! Вот это уровень! Ради такой вкусноты стоило расстаться с любимой фиалкой.

Куно вернулся в замок за полночь. Просто материализовался в своих покоях с легкостью, которой никогда не испытывал. Энергия, сама магия, стала вдруг осязаемой, как вода, в которой паришь и не чувствуешь веса. А еще она опьяняла. Чем больше он впитывал ее, тем сильнее себя чувствовал, голова становилась легкой, и ноги сами просились в пляс. Он не чувствовал ни страха, ни тревоги, все вокруг было правильно и ровно так, как нужно. Поэтому, когда из-под одеяла показалась встрепанная голова сонной Вассы, Куно не завизжал (как сделал бы в любой другой день). Вместо этого он сел на край кровати и втянул ее в долгий, ласковый поцелуй, прерываясь только затем, чтобы сказать, как он соскучился.

Потом они долго сонно обнимались, наслаждаясь каждым прикосновением кожи к коже. И, балансируя уже на самой грани сна, Васса пробормотала: «Ладвиг ждет тебя завтра утром».

8

«Раз-два-три! Раз-два-три! Шаг-два-три! По-во-рот», — звучный голос Ладвига резонировал от стен и наполнял все пространство зала. Доминика высвободила свои руки из его крупных ладоней и отступила, тяжело дыша. Она была хороша в южных танцах, прекрасно знала всю бальную программу, помнила, какие наряды и разговоры соответствуют каждому танцу, а в каких случаях разговоры не нужны. Высокое искусство рассказать целую историю одним поворотом головы и движением глаз вбивали в нее долгими годами тренировок, и вот — она снова была вынуждена учиться. Хотя, по ее мнению, северные пляски — бесконечная череда хороводов, прыжков и хлопков — требовали разве что развитой выносливости, но никак не выразительности или чувственности. И все же Ладвиг сказал, что она должна показать себя князьям и княгиням с лучшей стороны, поэтому последнюю неделю они скакали по залу, как майские кузнечики. Доминика, скрипя зубами, терпела эту пытку, тренироваться приходилось и в зале, и на утоптанной скользкой снежной площадке, в снегопад и в темноте. Танцы и все, что связано с местными забавами, теперь по распоряжению Ладвига занимали все ее время. Утром Васса учила Доминику местным песням, сложенным по мотивам легенд, вечером — танцы, днем принцесса изучала историю княжеских домов, пополняла собственные записи.

Ладвиг то и дело оказывался рядом с ней, оставлял словно случайно оброненные прикосновения, поцелуи. Как вор в ночи пробирался в ее покои и также незаметно ускользал. Рано или поздно нужно было поставить вопрос об их отношениях ребром, но Доминика не торопилась. По мере приближения празднества, которое перенесли на две недели вперед, все время уходило на подготовку. Сил хватало лишь на то, чтобы просыпаться по утрам, а вечером доносить себя до постели. Иногда она встречалась в коридорах с Куно. Взгляд чародея потеплел, но на глубине глаз читалась обида и нежелание начинать очередной неприятный разговор. Сам юноша целыми днями пропадал то в лаборатории, то в городе, отчего бедная Васса чахла на глазах и отдавала всю себя подготовке к празднеству. Доминика не могла подобрать для нее верных слов поддержки, все, что касалось Куно с ее точки зрения помещалось в одну фразу: «Я знала, что так будет».

Доминика тряхнула головой, смахивая налипшие на вспотевший лоб волосы, взглянула на Ладвига. Он отошел к столику, где слуги очень вовремя оставили графин с водой и пару кубков, и наполнял их, не сводя с Доминики веселого взгляда.

— Не устала? У тебя только начало получаться.

— Откуда у тебя столько знаний о танцах? — слова давались трудно, приходилось втискивать их между тяжелыми вздохами. Ладвиг запрокинул голову назад и захохотал.

— Не ожидала? — вместо ответа Доминика лишь помотала головой. — А ты думаешь, только на юге людей голубых кровей учат ножками под музыку махать?

Доминика неопределенно пожала плечами и с благодарностью приняла стакан с водой из рук Ладвига. Сделала несколько глотков, запрокинула голову назад, заново вспоминая, как дышать. Она открыла глаза и неожиданно столкнулась с пылающим взглядом Ладвига, впившимся в ее шею. Доминика провела рукой по коже, там, где глаза князя, казалось, оставили ожог.

— Я уже хочу, чтобы это все закончилось, — сказала она, снова провела рукой по лбу. Она почувствовала, как дрожат пальцы.

— С празднествами всегда так: сперва устаешь до смерти и хочешь, чтобы все прекратилось, а потом тебе все мало и хочется, чтобы это веселье длилось вечность, — вздохнул Ладвиг. — Не переживай, сегодня финальная репетиция. Скоро приедут гости.

Доминика согласно кивнула и снова заняла позицию для танцев, позволяя мужчине обхватить ее одной рукой за талию и прижать к себе, а второй — держать ее ладонь и вести в такт музыке. В Ост-Гаэле такая близость, взгляд глаза в глаза, прикосновения кожи к коже, стала бы поводом для скандала или скорой женитьбы, осуждающих шепотков, сальных шуточек и быстрого ухода из высшего света. Но здесь все было иначе. Здесь быть рядом, говорить на равных, было так естественно, что Доминика не понимала, как могло быть иначе.

Она собрала волю в кулак и вложила все силы в последние три круга танца. Ладвиг вел ее уверенно, но легко, так что в конце концов ей и самой удалось расслабиться и даже получать удовольствие от всех этих бесконечных поворотов и подскоков. На губах заиграла улыбка, и Ладвиг подхватил ее веселость, из его горла то и дело вырывались порыкивающие смешки. Доминика все хотела спросить, в чем дело, но дыхания едва хватало. Наконец, они остановились. Со всем своим перфекционизмом Доминика могла уверенно сказать, что в этот раз получилось идеально.

— Ты их покоришь, — кивнул Ладвиг. Доминика благодарно кивнула. Слова Ладвига отозвались смущенной улыбкой на губах и трепетным румянцем. Даже сердце начало биться быстрее, хотя, возможно, это было лишь реакцией на быстрые движения.

— Я делаю все, что в моих силах, — скромно опустила голову принцесса, но Ладвиг удержал ее за подбородок и заставил смотреть прямо. В его глазах горела довольная гордость.

— Я попрошу тебя сегодня присутствовать на совете князей. Что скажешь? Отчасти, князья приезжают сюда ради тебя. Новость о южной принцессе уже разошлась достаточно далеко, и теперь им надо будет убедиться, что ты не представляешь угрозы и не пытаешься… скажем, захватить власть в Бернберге, чтобы подчинить север Ост-Гаэлю и передать своей родине ресурсы для дальнейшего ведения войн.

— И в мыслях не было, — на одном дыхании сказала Доминика. Ее взгляд застыл на высоко повисшем над горизонтом солнце. Вскоре должны были прибыть князья, дозорные уже сообщили о приближающемся караване. Доминика чувствовала, как начинает копиться волнение.

Видение начало дрожать и расходиться кругами, дальнейший их разговор превратился в бесконечный поток прерывистых звуков, пока совсем не утих, а перед глазами не разверзлась темень. Куно тряхнул головой и стянул с глаз повязку. В принципе, он увидел достаточно, хотя изображение все еще было нечетким, зато звуки — он слышал даже стук их сердец. Перед чародеем лежала развернутая книга, еще одна из коллекции Ланса. Юноша старательно учился, исследовал древнюю магию, Ланс внимательно следил за его прогрессом, помогал в трактовке текстов, но учеба все равно не шла так близко, как ему бы хотелось. А теперь, когда он увидел, что отношения Ладвига и Доминики стали достаточно близкими, в нем теплилась надежда, что вскоре Доминика забудет о своей просьбе найти способ разрушить чары.

***

Встречей гостей полностью занималась Васса. Она же общалась со слугами по всем вопросам размещения и, стоило сказать, ей это отлично удавалось и даже приносило удовольствие. Годы работы в доме торговцев, где она оказалась из-за долгов отца, не прошли даром (хоть и не обошлись без неприятных воспоминаний), теперь Васса могла угадывать желания других людей наперед, а слуги видели в ней свою и становились сговорчивее, даже пожилой камердинер с ней не спорил. Поэтому, когда колокол возвестил о прибытии гостей, девушке не составило труда выстроить прислугу у главного входа и торжественно встретить князей и княгинь.

Двор быстро наполнился гномоном голосов и фырканьем лошадей. Князья въезжали верхом, некоторые везли с собой прочные сани: в основном со звериными шкурами и бочками видами, обычными вещами, которые подразумеваются при подобных «визитах вежливости». В одних санях сидела молодая светловолосая женщина, укутанная в длинную шубу, так что сначала не было видно округлости новой жизни, что теплилась в ней. Рядом с санями ехал верхом темноволосый мужчина с ледяными глазами и аккуратной бородкой, холодный и напряженный — князь Фредерик. Он то и дело бросал пристальные взгляды на беременную жену, будто боялся, что ее вновь похитят, стоит им переступить порог Бернберга.

Васса кивком направила конюхов помогать слугам гостей, а следом за ними выпустила вперед служанок с подносами теплого вина. Напиток помог бы гостям расслабиться после дороги, а Вассе этот жест давал возможность лучше узнать их гостей. О князьях она слышала в основном со слов Ладвига и Эдвина, и лести в их рассказах было мало, да и вообще чего-то хорошего там почти не было. Но по реакции гостей сейчас Васса могла хотя бы примерно предположить, с какой стороны ждать беды.

Князь Фредерик помогал Элизабетте выбраться из саней, придерживая ее за локти и нетерпеливо указывая, куда поставить ногу. Княгиня пыталась переводить его напряженность в шутку, но у нее не очень получалось. Казалось, супруги не были довольны приездом. И все же, когда Элизабетта оказалась на твердой земле, Фредерик сам подозвал служанку и снял с подноса два стакана с клубившимися над ними облачками пара. Он отпил из обоих по маленькому глотку, а затем передал один стакан жене и, поддерживая Элизабетту за локти, повел ее к лестнице замка.

«Их княжество находится севернее Бернберга, но гор там почти нет, только холмы, леса и реки, поэтому в основном они занимаются ловлей, чтобы прокормить себя, и продают древесину. Фредерик знает, что через Бернберг можно продавать гораздо больше леса, это интереснее торговли с соседями, поэтому так или иначе, он выслушает Ладвига», — рассказывала Доминика несколько дней назад. Принцесса настояла, чтобы все причастные к балу прошли политический ликбез. Из него мало, что отложилось в голове у Вассы, она в основном баловалась и складывала под столом животных из бумаги, которых с помощью чар оживлял Куно.

Следующей на глаза Вассе попала Авериа Кимне. Старая княгиня прибыла верхом, как будто ни подступившая стужа, ни годы, не смогли сломить ее дух. Владелица самых плодородных долин в этом жестоком крае, она связывала все княжеские дома и буквально кормила их из своих рук. За свое долгое княжение Авериа успела нежить семерых детей и почти тридцать внуков, но до сих пор даже не заикалась о том, чтоб уйти на покой и передать свои дела кому-то из наследников. Она вырастила большинство ныне царствующих князей, и к ее советам прислушивались все, даже самые твердолобые правители. Когда к ней подошла служанка, Авериа спешилась и, тепло поблагодарив девушку, приняла из ее рук вино и принялась пить, довольно улыбаясь и посматривая по сторонам. Когда рядом с ней спешился высокий рыжеволосый мужчина, на ее лице проступила строгость, до того почти незаметная.

Ирвин Ортир как будто не заметил перемены ее настроения. А вот Васса заметила, как вокруг мужчины, слишком похожего на Эдвина, буквально сгущался воздух. Сейчас Васса с трудом бы признала, что Эд и Ирвин — близнецы. Эдвин был холоден и сдержан, вытащить из него улыбку могли только избранные, которых Эд сам решался подпустить достаточно близко. Эд больше молчал, чем говорил, а еще смотрел только в глаза. Ирвин не скупился на улыбки и смех, а когда к нему подошла девушка с вином, то он не отказал себе в удовольствии изучить ее грудь с нескольких ракурсов. Васса нервно втянула воздух. Она уже давно не испытывала к Эдвину каких-либо сильных чувств, кроме безграничной дружеской привязанности, но на контрасте с Ирвином ей даже почему-то захотелось расцеловать Эда, как в старые-добрые времена. «Просто за то, что у него на лице не написано, что он козлина», — прошипела про себя Васса, продолжая изучать гостей. Клану Ортир принадлежали самые восточные земли — прибрежные скалы под названием Гряда, на юге уже принадлежавшие Бернбергу, из-за чего была масса споров. Ортиры имели возможность торговать с югом по морским путям, используя острова и нейтральные воды, вот только погода на море стояла такая, что на торговлю решались бы самые отчаянные моряки.

Последними в замок взъехали представители еще одного прибрежного клана — Оннад. Их земли находились на самом краю континента, там, где снег не сходит даже летом, как на горной верхушке. Их соседями в основном были белые медведи и тюлени, пару раз в год можно было увидеть китов. Земли Оннадов были самым суровым краем на всем Севере, но представители клана продолжали княжить. Карстан Оннад — мужчина пятидесяти с лишком, олицетворял свой край. Он был сух и крепок, сила воли и самоконтроль читались во всех чертах его лица, в густых темных волосах застывшей морской солью и наледью серебрилась седина. Карстан был жестким и уверенным правителем, не прощавшим слабости ни себе, ни другим, принципиальный, холодный, верный идеалам, он помнил предания прошлого и никак не мог доверить будущее «детям». Даже его собственный сын не вызывал у князя доверия. Сиршен — пухлый и мягкий юноша лет двадцати, приехал с отцом, чтобы учиться княжескому делу. По его лицу было видно, что он больше всего хочет слезть с треклятого коня и размять отбитые долгой ездой ноги и задницу. Когда служанка подошла к ним, Карстан осушил свой стакан, с благодарностью поклонился девушке и забрал с подноса второй. Сиршен было обрадовался, понадеявшись промочить горло, но Карстан осадил его коротким взглядом и выпил второй стакан за сына.

«Дамы и господа! — голос Вассы заставил всех отвлечься от приветствий и обернуться к девушке, стоявшей на лестнице. — Меня зовут Васса и сегодня я отвечаю за ваш комфорт и удобство. Слуги Бернберга находятся в вашем распоряжении, как и я. Проходите в замок, ваши комнаты уже ждут вас».

Толпа немного побурлила, и все же начала плавно течь вверх по лестнице, как река, повернутая вспять. Авериа остановилась возле Вассы и, смерив ее теплым взглядом, спросила.

— А где же князь?

— Вы увидите его с минуты на минуту, — ответила Васса. От одного взгляда княгини ей перехватило дыхание, а от ощущения, что она смеет сама ей отвечать, знает что-то, что неведомо этой женщине, у нее чуть земля не ушла из-под ног. Пожалуй, никогда раньше Васса не чувствовала себя такой значимой. Она окинула взглядом копошащихся слуг, разгружающих сани, и улыбнулась, почти светясь от гордости. Правда, это чувство промыло с ней всего лишь пару секунд, а потом перед ней вырос Ирвин Ортир.

— Что делать, если мне понадобятся ваша помощь? — спросил он, хитро поблескивая глазами.

— Обратиться к слугам, — ответила Васса. — Если они не смогут справиться, то вашу просьбу передадут лично мне.

— Боюсь, с моими просьбами не справится простая служанка. Дорога была долгая, кровать наверняка холодная, а я обычно невыносим, когда надо ложиться в ледяную постель, — с этими словами из его ладони появился золотой браслет, который Ирвин демонстративно вложил в руку Вассы и еще раз подмигнул девушке. С трудом подавив возмущенный румянец, Васса все же ответила.

— Что-нибудь придумаю, — и, немного подумав, подмигнула. Правда, выглядело это так, словно ей парализовало лицо.

Миновав двери замка, толпа снова застыла, все взгляды устремились вперед, на лестницу, где стоял князь Таиг. Уверенный, твердо держащийся на ногах, с расправленными плечами и заведенными назад руками, он даже показался Вассе на полголовы выше, чем обычно. Возможно, все дело было в торжественном наряде и холодной сдержанности, которую Ладвиг проявлял крайне редко. Рядом с ним, как всегда безупречная и собранная, стояла Доминика. Она устроилась на пару степеней ниже, то ли чтобы гости могли рассмотреть ее получше, то ли еще зачем-то. Определенно, для такого выбора положения существовал придворный протокол, этикет и так далее, но знала его только Доминика и блюстители традиций, вроде Карстана Оннада. Гости рассматривали южанку, как экзотическую зверушку, слуги приехавших господ тихо перешептывались, плодя слухи со скоростью нарастающей лавины. Васса обратила внимание на Элизабетту — беременная княгиня смотрела мимо принцессы, она буквально впилась в Ладвига пытливым взглядом, в котором, к удивлению девушки, плескалась нежность, готовая пролиться слезами.

«Это та самая принцесса-мятежница?» — поинтересовался громким шепотом князь Фредерик. Авериа стрельнула в него укоризненным взглядом и кивнула.

— Друзья, — поприветствовал всех собравшихся Ладвиг. Уже это обращение заставило нескольких мужчин хищно ухмыльнуться. — Рад видеть вас здесь. Надеюсь, дорога была легкой и вы вскоре присоединитесь ко мне в большом зале. Нам предстоит многое обсудить.

Он развернулся было, чтобы уйти, как вдруг его окликнула Ирвин Ортир.

— Ладвиг, ты снова решил наполнить свой дом благородными девицами? — хохотнул он, указывая на Элизабетту. — Нам не стоит бояться, что сюда скоро заявится очередной разгневанный жених?

— Когда тебя останавливали чужие женихи? — хмыкнул князь. По залу прокатились короткие смешки. Ладвиг кивнул, торжественно сообщил гостям, что они могут располагаться в своих покоях, чтобы через час присутствовать на собрании.

Авериа выловила в толпе копошащихся слуг Вассу и осторожно, с теплой улыбкой, тронула ее за плечо.

— Милая моя, а подскажи, Эдвин сегодня появится?

— Он очень этого не хотел по очевидным причинам, — девушка кивнула в сторону его брата. — Но я могу сказать, где его найти.

— Это будет замечательно.

***

Доминика и князь проводили последнюю подготовку. Принцесса, как маленькая девочка, нетерпеливо ерзала на стуле в попытках найти способ держать спину еще прямее. Ладвиг то и дело поглядывал на нее, не скрывая усмешки. В уголках его губ Доминика видела тепло поцелуя, настойчивую нежность, и каждый раз, как их взгляды встречались, принцессе казалось, что она видит в его глазах искорки желания. Но князь умело держал себя в руках, и Доминике только и оставалось, что подыгрывать ему, перебрасываться заговорщическими улыбками, слегка краснеть. Со стороны могло показаться, что ее лицо приобретает пунцовый оттенок от смущения, но на самом деле это было приятное возбуждение, хищный азарт. Все эти недели в Бернберге она осторожно расставляла и передвигала свои фигуры, заручалась симпатией и помощью Ладвига, и теперь, наконец, она добилась своего. Князь не скрывает своего влечения, он готов защищать ее перед другими князьями, и любое свободное мгновение использует, чтобы поцеловать ее. Доминика чувствовала себя так, словно она смогла укротить огромную волну, что держала в страхе все побережье.

— Волнуешься? — шепот Ладвига раздался над самым ухом. Доминика неопределенно пожала плечами и словно случайно задела его руку своей. Мужчина тут же перехватил инициативу, обхватил ее ладонь, не позволяя разорвать прикосновение. Затем поднес ее пальцы к губам и аккуратно поцеловал. Из груди принцессы вырвался взволнованный вздох. Довольный собой, Ладвиг отпустил ее ладонь.

— Уже нет, — улыбнулась она. — Разве что немного.

На секунду лицо князя оказалось совсем рядом с ее, дыхание обожгло губы, а за ним последовал мягкий, аккуратный поцелуй. Доминика с готовностью приняла ласку, отзываясь на каждое движение губ и языка. Такой она Ладвигу нравилась: нежной, чувствительной, страстной. В этом было что-то экзотическое, увлекавшее настолько, что заставляло его забыться и послать к демонам все свои попытки быть хорошим, правильным князем. Ладвиг с большим усилием отстранился и, еще раз заглянув ей в глаза, произнес:

— Доверься мне сегодня. Это все, о чем я прошу.

Стоило ему отстраниться, двери открылись. В зал начали заходить гости. Первой на собрание величественно и спокойно вошла Авериа Кимне. Женщина сменила дорожное платье на торжественный наряд из тяжелой шерсти, окрашенной в цвет льда, и меховую накидку. Ее волосы украшала вышитая речным жемчугом повязка. Она окинула Ладвига теплым взглядом и, распахнув объятия, направилась ему навстречу.

— Как я рада, что ты взялся за ум, мальчик, — проворковала она, когда Ладвиг поднялся ей навстречу и позволил себя обнять.

— Радостно видеть тебя в этих стенах, княгиня, — ответил мужчина.

— Кто-то же должен быть на твоей стороне, — сказала она и прохлопала его по плечу. Затем Авериа отстранилась и взглянула на Доминику. — Принцесса Доминика, я полагаю?

Девушка кивнула. На юге обычно за девушек говорили их матери, братья, мужья или замужние сестры. И хоть она знала, что на севере дела обстоят иначе, обращение напрямую застало ее врасплох. Доминика поднялась со своего места и учтиво поклонилась. Авериа махнула рукой и взяла ладони девушки в свои, заглянула ей в глаза, так пристально и тепло, словно обнимая взглядом. В ее властных волевых чертах была мягкость любящей матери, преданной и готовой защищать своих детей, несмотря ни на что.

— Доминика, — с трудом выговорила девушка.

— Ты проделала долгий путь, чтобы оказаться здесь, — улыбнулась Авериа.

— Вы знаете обо мне?

— Птички то и дело рассказывают о делах южан, — пожала плечами княгиня. — Ты выбрала хорошее место, чтобы обосноваться. Бернбергу, да и князю, не хватало уверенной женской руки, уж я-то знаю.

— Постараюсь не разочаровать, — улыбнулась принцесса, пытаясь выискать в лице Аверии недоверие или лукавство, но ничего не находила, только ослепительную прямоту.

— Это будет непросто, но ты справишься. Главное, не будь с ними слишком мила, а то все князья решат, что ты им в жены набиваешься, — усмехнулась Авериа.

— Так ли плохи северные мужья? — вскинула бровь Доминика, княгиня довольно кивнула, наливая себе вина из пузатой бутылки, стоявшей посередине стола.

— В целом, неплохи. Но всех твоих кандидатов, которые соберутся сегодня за столом, я застала еще крохотными, красными, кричащими и измазанными всем, чем только можно. И, признаться честно, с тех пор мало, что изменилось.

— Что уж говорить, мальчики остаются такими, пока из них песок не начнет сыпаться, — усмехнулась Доминика, Ладвиг издал короткий смешок.

— Кстати, о мальчиках, — Авериа бросила грустный взгляд на Ладвига. — Где Эдвин?

— Отправился на охоту, — ответил князь. Княгиня понимающе кивнула.

— Если он решит объявиться, скажи ему, что я буду рада его видеть.

Затем, как ни в чем не бывало, княгиня снова обернулась к принцессе и заговорила с ней. Она спрашивала, как Доминике природа, как ей нравится местная кухня и нравы, сожалела о том, что никогда прежде не бывала на юге. Она давала девушке советы о том, как не замерзнуть в самые сильные холода, сколько специй добавлять в горячее вино, а под конец и вовсе пригласила девушку погостить при дворе Кимне весной, когда в долинах зацветут первые дикие цветы. Доминика с радостью приняла приглашение, а затем бросила взгляд на Ладвига, как бы прося разрешения. Тот удивленно вскинул брови, но все же кивнул. Возможно, при дворе Аверии ей будет лучше всего. Там полно девчонок, все время какие-то праздники и куча работы даже для такого… книжного червячка. Князь усмехнулся этому сравнению, но открывшаяся дверь тут же стерла улыбку с его лица. В зал вошли остальные князья.

Во главе небольшой процессии шествовал Ирвин. Ладвиг сжал челюсти практически до скрипа, как только их взгляды встретились. Но вот самого князя Ортира хозяин замка мало интересовал, его глаза буквально впились в Доминику, вставшую со своего места в знак приветствия. Ирвин в два шага преодолел разделявшей их расстояние и крепко поцеловал принцессу в обе щеки, и расхохотался. Затем отодвинул стул по соседству и сел по левую руку от Доминики. Девушка взглянула на него с едва сдерживаемым раздражением.

— Князь Ортир, каждое место подписано и отведено соответствующему человеку. Ваше — там, — она указала на стул по диагонали, недалеко от Аверии Кимне.

— А тут у нас кто? — нахмурился Ирвин и взял в свои огромные пальцы крошечную полоску бумаги. — «Фредерик»? А, это не проблема. Фред, ты не против поменяться местами? С тобой и так приехала красивая женщина, так уступи эту мне.

Князь Фредерик стиснул челюсти и сдержанно кивнул, видимо, не желая продолжать дискуссию. Доминика обреченно посмотрела на Ладвига и в ту же секунду резко втянула воздух — стул Ирвина проехался по ее платью.

— Ой, извините, — усмехнулся князь Ортир без малейшего следа раскаяния. Он развернулся к Доминике почти всем корпусом и принялся ее рассматривать, как кобылу на ярмарке. — А я слыхал, что на юге девушек учат с детства прислуживать мужчинам, выполнять все приказы и команды. Говорят, что из них выходят идеальные жены. Ты из таких, да?

— Была б такой — оставалась бы на юге, — сухо ответила Доминика, вызывая у Ирвина довольный смешок. Вмешалась Авериа.

— А ты все никак не найдешь себе жену, да, Ирвин?

— Зачем ему жена, если наследников уже пруд пруди? — подал голос с другого конца стола Сиршен и тут же получил звонкий подзатыльник от отца. Сам Карстан усмехался в свои пышные усы.

— А ты смотри, умник, договоришься, и на твою шею такое несказанное богатство упадет. Князь Ладвиг в переписке не спрашивал, не успел ли тебя подженить твой папаша? Я вот такой вопрос получил, но если речь идет о принцессе, то я готов и пересмотреть свои планы, — приосанился князь Оннад, бросая дружеский взгляд на Ладвига. — Кстати, а где мой бедолага-братец?

— На охоте, — ответили одновременно Авериа, Ладвиг и Доминика. Князь Бернберга откашлялся и поднялся со своего места.

— Еще раз благодарю, что приехали. Предлагаю начать как можно скорее и покончить с этим, чтоб потом перейти к пиру, вину и музыке. Принцесса Доминика, как вы уже поняли, моя гостья, как и вы. Она оказала Бернбергу большую услугу, поучаствовала в организации сегодняшнего собрания и помогла подготовить возможные решения вопросов, которые беспокоят север.

— Ты пустил южную девицу в государственные дела севера? — нахмурился Карстан, сверля Доминику недовольным взглядом. — Что дальше? Наймешь себе Ост-Гаэльскую армию или сразу отпишешь им шмат земли?

— Ладвиг-Ладвиг, — покачал головой Ирвин, откровенно забавляясь. Но княз проигнорировал эти нападки. Он сложил руки за спиной и, поднявшись со своего места, принялся расхаживать по залу.

— Север сегодня сталкивается лицом к лицу с небывалой опасностью, и вы все знаете о ней. Знаете, но не говорите, потому что боитесь признать — сила древних Договоров подходит к концу. Наш дар начинает ослабевать, а вместе с ним осыпаются наши границы. Все больше людей, в том числе со злыми намерениями, могут пройти на Север, а способность князей защищать свои земли снижается. Звериная суть становится неуправляемой, она живет своей жизнью, пытается вырваться из-под контроля, — он смерил их пристальным взглядом. Авериа смотрела на него с грустной понимающей улыбкой, Фредерик и Карстан глядели с горечью, исподлобья. И только Ирвин усмехался, словно все происходящее его искренне забавляло.

— Карстан, ты лучше всех знаешь предания и историю Севера, — Ладвиг махнул рукой, указывая на князя Оннада. — Я описал тебе ситуацию, скажи, удалось что-то выяснить?

Карстан огладил посеребренную сединой бороду, слегка откашлялся и положил перед собой несколько плотно исписанный листов. Он окинул присутствующих еще одним внимательным взглядом и произнес глубоким грудным голосом.

— Мы успели немного обсудить эту тему в письмах, я внимательно изучил твои версии и готов подтвердить их. Договор ослаб, потому что все меньше северян верят в силу Духов и их потомков. То есть в нас.

— Стоит срочно построить новые храмы? Тогда все вернется? — спросил Ирвин таким тоном, будто рассказывал шутку. Все присутствующие хмуро посмотрели на него и отвели взгляды.

— Нет, дело не только в силе веры. Людей тоже стало меньше, — объяснил князь. — Они умирают от голода, болезней, старости, в море и в стычках между княжествами. И рано или поздно, Договоры полностью утратят силу, и мы останемся без покровительства предков. Если вам интересно, что это значит — то мы окажемся беззащитными, а наши границы будут открыты не только для тех, кто просит у Севера защиты, но и для тех, кто желает ему зла.

— Но это же значит, что мы и сами сможем покинуть Север? — спросил Ирвин. Карстан кивнул. Его густые брови съехались на переносице, как бы подчеркивая, насколько ему не нравится такой курс разговора.

— У всех нас хоть раз возникало такое желание, будем честны, — подхватил речь Карстана Ладвиг. — Но мы здесь собрались не для того, чтобы решать свои вопросы, а чтобы определить судьбу всего Севера и людей, что вверили нам свою безопасность. Ты готов пожертвовать всеми своими жителями, чтобы один разок увидать южные пляжи?

Ирвин равнодушно перевел взгляд. Ладвиг кивнул, принимая это в качестве ответа. Он продолжил медленно обходить зал по широкому кругу. Доминика следила за ним взглядом, пока князь не оказался слишком близки, так что приходилось выворачивать шею.

— Но, к счастью, духи привели к нам принцессу Доминику, а вместе с ней пришло и решение.

Все взгляды устремились к ней. Доминика выпрямила спину, сложила руки перед собой, кончиками пальцев касаясь стопки документов. Она лишь ждала, когда Ладвиг даст ей заговорить, но вместо этого князь положил ладони на ее плечи в успокаивающем жесте.

— За время пребывания в замке принцесса поделилась со мной множеством идей об улучшении жизни на Севере. Это действительно может усилить княжескую власть, но не решит главной проблемы — Северу нужна свежая кровь, иначе он захлебнется в собственной. Я долго думал над этим вопросом и у меня появилась идея, но для нее нам также понадобится принцесса.

Если бы не руки на плечах, она бы взвилась в ту же секунду, но ее словно приковали к креслу, а князья теперь решетили ее взглядами.

— Моя идея может показаться вам неожиданной, даже странной, но со слов Доминики и ее спутника я успел достаточно узнать о южанах, чтобы убедиться, что игра стоит свеч. Мы позволим им поселиться на севере, как в свое время духи позволили то же самое нашим предкам.

Зал взорвался возмущенным воем. Князья, как дикари, принялись корчить гримасы, бить кулаками по столу, свистеть. Только Авериа сидела неподвижно и смотрела на Доминику и Ладвига. Принцесса попыталась развернуться, чтобы взглянуть князю Бернберга в глаза, спросить, что все это значит, но в ответ на усилие тут же почувствовала, как князь чуть сильнее сжал ее плечо, словно прося подождать.

— Тебе совсем мозги засрали, а, Ладвиг? Может, ты еще предложишь их королю возвести тут свой замок? — присвистнул Эдвин.

— Пусти сразу всю армию и сдай им крепости, — поддержал Фредерик.

Карстан просто сидел, насупившись, и смотрел на Доминику недоверчивым взглядом. Рядом с ним неуверенно жался Сиршен. Его быстрые внимательные глаза следили за бурной реакцией Ирвина и Фредерика, было видно, что он тянулся к ним, но огромным волевым усилием заставлял себя сидеть неподвижно, повторяя позу отца. Наконец, Аверии это надоело и она звонко свистнула, призывая всех к порядку.

— Я думаю, Ладвиг хотел бы продолжить свою речь, раз уж он не побоялся предложить свою идею на общее обсуждение, — проговорила она, когда мужчины стихли. Князь благодарно кивнул.

— Ост-Гаэль, хоть и зовет себя цивилизованным государством, относится к людям небрежно. Женщины у них находятся в положении, чуть лучше домашних животных или прислуги. Свободы Севера могут прийтись им по вкусу.

— Ты хочешь заполнить Север южанками? — заинтересованно вскинул бровь Ирвин. — Это уже другое дело. Если они все так хороши собой, как твоя принцесса…

— Ради всего святого, дай ему договорить, — шикнула Авериа.

— У Юга есть не только женщины, — продолжил Ладвиг. Он хлопнул в ладоши, и в зал вошел Куно. Глаза Доминики удивленно распахнулись.

Гладко выбритый, по-южному нежный Куно с длинными полураспущенными волосами, одетый в роскошный длинный кафтан, со своей поступью танцора, окончательно покорил северян. Не остался в стороне Ирвин, он подскочил, освобождая место, галантно поклонился и протянул Куно руку. Чародей готов был ответить на рукопожатие, но вместо этого Ирвин запечатлел на тыльной стороне его ладони щекочущий щетиной поцелуй. Затем бросил на принцессу насмешливый взгляд, мол, «смотри, кого теряешь» и сказал:

— Твое высочество, представишь меня своей спутнице?

— С удовольствием, — осклабилась Доминика.

— Ирвин, тебе женщин мало, ты решил облобызать чародея? — усмехнулся Ладвиг. Час от часу он выглядел все бодрее и энергичнее, так что это даже начинало настораживать.

— Это Куно, придворный чародей, — подтвердила Доминика, с упоением глядя, как округляются глаза Ирвина, а рот сжимается в попытках сдержать рвотный позыв. — Один из самых талантливых чародеев Юга и мой давний друг.

Губы князя растянулись в кислой ухмылке.

— Что это за имя такое?

— Сокращенное, — ответила Доминика, пресекая дальнейшие расспросы Ирвина.

— Вот как, — улыбнулся он и обернулся к Ладвигу. — То есть ты собрал полный набор: южную принцессу, придворного чародея… только этого не хватает… когда женщин много.

— Гарема, — игриво подсказал Куно и щелкнул пальцами. Зал тут же наполнился красивыми женщинами в полупрозрачных одеждах. Они ходили вокруг гостей, плавно качая бедрами, точно поглядывая из-под вуалей, поднимали руки, маня прикоснуться. Краем глаза Доминика заметила, как отвисла челюсть юного Сиршена Оннада, и как строгий Карстан отвесил ему легкий подзатыльник, хотя сам не скрывал подобревшей улыбки. Княгини смотрели на это, словно им бросили вызов.

— Да, именно… именно так, — осклабился Ирвин. Его взгляд довольно быстро переполз с волшебных красоток на Куно, задержался на тонких руках чародея. — Что еще ты умеешь?

— Всему свое время, князь, я и не такое покажу, — проворковал чародей и послал ему воздушный поцелуй. Среди гостей раздались едкие смешки. Ладвиг вернул их в колею разговора.

— Чародеев на севере почти не осталось из-за неосмотрительности наших предков, но на Юге их более, чем достаточно. Король призывает их служить и подавлять свою силу. По словам Куно, чародеи юга тратят свою жизнь на выполнение мелких поручений, вроде подлатки доспехов, починки крыш, покраски стен, еще есть целители, гримеры. Но их боятся и не дают развивать собственную силу. На Севере магия может спасти множество жизней. Чародеи могут построить теплые дома, плотины, они могут лечить наших больных, обучать детей. То, что Юг считает опасным, может спасти нас и сделать великими.

— Но южане используют чародеев как оружие, — заговорил Фредерик, обращаясь к Куно. — Это ведь так?

— Да, — кивнул юноша. — Но я знал мало тех, кто хотел бы умереть за пару лет службы. Не от ран, так от истощения. Но если будущий боевой маг откажется, его убьют на месте, так что многие… выбирают жить, как пушечное мясо.

— А насколько сильны боевые чародеи? — спросил Ирвин.

— Весьма. Достаточно одного умелого бойца, чтобы выстоять против отряда в сотню человек. Это будет короткая битва, но в ней не выживет никто.

— Даже сам чародей? — спросила Авериа. Куно кивнул.

Повисло напряженное молчание. Слышно было, как чародей отодвигает единственный свободный стул и занимает место между Ладвигом и Доминикой. Принцесса бросила на Куно быстрый взгляд, но в его глазах было такое же слабое понимание происходящего, а еще надежда.

— И кто же будет ими править, этими южанами? — поинтересовался Ирвин. Ладвиг слегка хмыкнул, выдавливая на губы улыбку, а затем указал в сторону Доминики.

— Наша прекрасная южная принцесса. Южане с куда большей готовностью последуют за своей законной принцессой, которая также, как и они сами, пострадала от действий короля, и которая нашла дом здесь.

Князья неопределенно переглянулись.

— Это все стоит обсудить, — заговорил Карстан. Доминика с готовностью закивала, чувствуя, как в ушах от напряжения шумит кровь, а горло сдавило волнением, словно на него поставили тяжелый сапог.

— Идея неплохая, я бы даже сказала, отличная, — улыбнулась Авериа. — Север и правда требовал свежей крови.

— Я не соглашусь, — хмыкнул Ирвин, скрещивая руки на груди. — Я так понимаю, речь о том, чтобы восстановить Договоры, границы снова станут нерушимыми, а ко всему прочему, Ладвиг получит себе еще и принцессу со свитой и целой армией чародеев.

— Никто не говорит об армии, — вмешался Куно.

— О, конечно, и он конечно не попытается ее себе организовать, если у него будет такая возможность, — вскинул руки князь.

— Говори за себя, — сдержанно произнес Ладвиг.

— А то что, правда глаза колет?

Слово за слово, зал снова погрузился в галдеж. Доминика смотрела на это сквозь застлавшую глаза пелену, будто ничто из происходящего ее не касалось. Ни мужчины, обсуждавшие ее судьбу и жизнь ее народа. Ни чародей, активно размахивавший руками в попытках призвать всех к порядку. Она смотрела сквозь них и чувствовала, как на ее губах расцветает легкая, глуповатая улыбка. Она была сухой травинкой, подхваченной потоком. Чего бы она ни желала для себя, как бы ни старалась, волны все равно несли ее вперед, а ей оставалось лишь повиноваться. В конце концов, все ее желания исполнялись и разбивались о берег. Она хотела стать принцессой — она стала ею после смерти остальных наследников, она хотела править на севере — хитрый князь дал ей такую возможность, вложил в руки, как обоюдоострый нож, скрытый под шелковым платком. Доминика откинулась на спинку стула, готовая принять любой исход этого собрания.

— … У нас всех есть долг, и я просто хочу его выполнить. Нам нужно работать сообща, а не враждовать, — с нажимом произносил Ладвиг.

— Чтобы работать сообща нужно доверять друг другу или хотя бы испытывать уважение, а ты его не достоин, — брызгал слюной Ирвин.

— Ах, вот в чем дело? И как бы нам это исправить?

Вместо ответа в стол вонзился клинок, вдоль лезвия тянулся мелкий выгравированный узор. В тот миг, когда сталь вошла в древесину, все звуки словно утекли в образовавшуюся щель. Взгляды присутствующих впились в металл, а затем устремились к Ладвигу.

— Значит, поединок. Да будет так. Сегодня. На этом все.

Он развернулся на каблуках и уже готов был покинуть зал, но Ирвин его окликнул. Ладвиг неохотно повернул голову.

— Если я выиграю, то протекторат над принцессой перейдет ко мне.

— Это уже не тебе решать, — холодно произнес князь.

9

Элизабетта не присутствовала на общем совещании. Глубоко беременная княгиня осталась в своих с мужем покоях. Перед началом совета Фредерик аккуратно коснулся руки Вассы.

«Вы могли бы распорядиться, чтобы моей жене принесли поесть в покои. Она хотела отдохнуть с дороги, но сейчас наверняка уже проснулась», — попросил он. Васса кивнула и, подмываемая любопытством, решила самостоятельно оказать князю эту услугу.

За пределами зала совещания даже дышалось легче. Васса ускорила шаг и шаровой молнией прокатилась через кухню, закидывая в корзинку лепешки, сыр, немного мяса и сладкие булочки. Она видела достаточно женщин на сносях, чтобы знать, что в вопросах еды для них действовал принцип «всего и побольше».

Просиявшее лицо Элизабетты, распахнувшей дверь покоев по первому стуку, заставило Вассу в очередной раз убедиться в правдивости этого принципа.

— Княгиня, — девушка поклонилась, на вытянутых руках выставляя свое подношение. — Ваш муж попросил принести вам что-нибудь из еды. Совещание немного затягивается, так что ужин будет еще нескоро.

— Спасибо, — улыбнулась Элизабетта. Васса знала о ней из историй Ладвига и Эдвина — похищенная невеста, жертва непримиримой мужской гордыни, заложница слепой княжеской любви — Элизабетта представлялась ей хрупкой заплаканной девушкой в изорванном свадебном платье. Но сейчас перед ней стояла смешливая молодая женщина, веселящаяся от своей неуклюжести и разве что немного уставшая.

— Если я могу сделать еще что-то…

— Ты можешь составить мне компанию, — Элизабетта жестом пригласила девушку пройти в покои. — Я так давно не бывала здесь, и мне очень хочется поговорить с кем-то.

Васса с готовностью кивнула. На маленьком столике она расставила тарелки с едой, выложила приборы и придвинула поближе к Элизабетте свежие сдобные булочки с вареньем. Молодая княгиня радостно вскрикнула и принялась за сладкое, свободной рукой поглаживая живот.

— А вы оба сладкоежки? — улыбнулась Васса. Элизабетта блаженно закатила глаза.

— Княгиня-мать запрещает мне есть сладкое, пока ребенок не родится. Боится, что из-за большого количества ягод и меда, у меня получится девочка, а княжеству нужны сыновья, — объяснила она. — Хотя их у меня и так двое, куда больше?

— Непростая задача, — покачала головой Васса. — А князь..?

— Князь только недавно признал в старшем сыне своего ребенка, — поджала губы молодая княгиня. Васса с сожалением вздохнула.

— Это из-за той истории с похищением? — проговорила она, с трудом сдерживая любопытство. — Когда Ладвиг держал вас…

— Ладвиг меня нигде не держал, — оборвала ее Элизабетта. — Это был его… свадебный подарок. Мы не надеялись, что у нас будет много времени, и все же, когда он предложил сбежать, я его не остановила. Мне и самой хотелось, чтобы у нас все получилось. Мы провели славные дни вместе.

— То есть он вас не… склонял к… ну…

— Скорее было наоборот, — усмехнулась Элизабетта, откусывая новую булочку. — Я знаю, что о таком не принято распространяться, но какие секреты могут быть в этих стенах? А Ладвиг заслужил того, чтобы о нем говорили правду. Особенно теперь, когда рядом с ним такая… принцесса, — в ее словах чувствовалась горечь.

— Вы с ним любили друг друга?

— Насколько это было возможно, да. Но с Севера не убежать, ты же знаешь? — грустно улыбнулась княгиня. — Поэтомувскоре Фредерик и Ирвин со своими дружинами нашли нас. И я… уговорила Ладвига сдаться. Я не знала, что Фредерик засунет его в темницу, равно как не знала, что наш с Фредом брак окажется не таким уж и плохим, если не считать его матушку. Но я рада, что Ладвиг смог жить дальше и выполнять свой долг. В конце концов, ради этого я и спасала его жизнь.

Она продолжила говорить о том, каким Ладвиг был безбашенным, смелым, отчаянным, как он рвался в бой с Фредериком и Ирвином, и как она сама отговаривала его от кровопролития. Затем она быстро перескочила на рассказы о детях и супружеских обязанностях, начала делиться советами, как будто из паршивых книжек о женской мудрости в духе: «Стерпится-слюбится» и «если любишь — отпусти», а Васса смотрела на нее и пыталась представить, что было бы, если бы Элизабетта и Доминика оказались в одной комнате.

Вдруг княгиня посмотрела на Вассу полными надежды глазами и спросила:

— Ты могла бы устроить нам с ним встречу?

***

Доминика вернулась в свои покои, словно одурманенная. Она не обращала внимания, шел ли кто-то за ней, просто брела по ставшим уже привычными коридорам, то и дело касаясь камня стен рукой. Только в своих покоях она огляделась и увидела, что все это время за ней следовал Куно, как молчаливая тень. Когда дверь за ним закрылась, он не дал Доминике сказать и слова, тут же порывисто обнял и запрыгал на месте, звонко вереща.

— Ты представляешь! Пресвятые духи, я не могу поверить, что это случится! Князь даст тебе править, создаст убежище для чародеев! Ты станешь нашей королевой! Он точно тебя хочет, раз уж так расщедрился, Дом! Климат тут, конечно, ни к черту, но какая разница, если у нас всех будет настоящий дом, в котором мы будем под защитой! Дом, я тебя обожаю, ты самая мудрая, самая дальновидная, самая… — он не сдержался и принялся целовать ее в щеки, довольный, как ребенок. Доминика попыталась отвернуться, уперлась ему в плечи и, наконец, вывернулась из его объятий.

— Тебя, что, это правда радует? — спросила она. В ее глазах плескался гнев. Куно удивленно отступил назад.

— А тебя нет? — спросил он. Его губы задрожали. Все восхищение Доминикой испарилось в одно мгновение, на его месте осталось только непонимание и болезненное разочарование. — Разве не этого ты хотела? Править справедливо и достойно. А тут еще не надо никого подставлять и…

— План был другой, — проговорила она, с трудом подбирая слова. Ее душили чувства, в первую очередь беспомощность, с которой она боролась всю сознательную жизнь, и только принцессе казалось, что одерживает победу, она вновь оказывалась на лопатках. Теперь к беспомощности примешивалась ярость. Хотелось бросать вещи об пол и стены, рвать бумаги и платья, но вместо этого Доминика замерла, до скрежета стиснула зубы, контролируя каждое движение, каждый вздох.

— Все должно было получиться иначе, — повторила она наконец. — У меня почти… мне почти удалось!

Она рухнула в кресло и вцепилась в собственные волосы, потянула, кожу пронзила отвлекающая боль. Куно тут же бросился к ней, схватил за запястья, вынуждая разжать пальцы.

— Дом, посмотри на меня. Послушай. У тебя просто шок. Ты не понимаешь. Ты… мы все… только что получили самый крупный подарок в своей жизни. Наконец все наладится, — прошептал он, чуть ли не прижимаясь своим лицом к ее щеке. Он был так близко, что Доминика могла чувствовать его успокаивающее тепло Куно начал слегка покачиваться вперед-назад. — Ты просто не привыкла получать подарки, милая. Ты привыкла бороться. Ты несколько месяцев дергала на себя дверь, думая, что она заперта, а на самом деле ее просто нужно было толкнуть. Но подожди немного, и ты увидишь… нет смысла злиться на Ладвига за то, что он не дал себя обмануть. Напротив, он…

— Заткнись, пожалуйста, — выдавила она наконец, пытаясь отвернуться, чтоб скрыть раскрасневшиеся глаза и нос. Куно нехотя отпустил ее руки и отстранился.

— Все будет хорошо, — повторил чародей. Доминика криво усмехнулась и повернулась к окну, пытаясь выровнять дыхание. Куно долго смотрел на нее, пытаясь понять, что происходит в ее голове. Его взгляд случайно скользнул дальше, на медальон, чуть мерцавший на туалетном столике.

— Ты не носишь его?

Принцесса повернулась, быстро поняла, о чем он говорит.

— Думала, ты обиделся. Не хотела тебя беспокоить.

— Дом… — простонал он. — Я могу сколько угодно на тебя обижаться, но я всегда приду на помощь, когда буду нужен.

Еще одна кривая усмешка вместо ответа. Девушка сцепила руки до побелевших костяшек и снова уставилась в окно.

— Мне нужно немного времени, чтобы привести мысли в порядок. И себя.

— Позови, если нужна будет помощь, — попросил он.

— Конечно.

Она бросила короткий взгляд ему вслед. Не тратя дыхания на лишние слова, Куно кивнул и покинул комнату, а Доминика вся сжалась, легла грудью на колени и принялась с силой выдавливать из себя застрявшие в горле рыдания. Злость, обида, гнев ощущались на языке привкусом крови и желчи. На секунду у нее даже закружилась голова, показалось, что вот-вот стошнит, но через пару вдохов это прошло. Осталась только усталость от невидимой борьбы, которую она вела все это время, которую готова была вести. Ей сделали подарок, да, но лишили боя, который стал ее сутью.

Принцесса наспех приняла холодную ванну, умылась, приводя мысли в порядок, и теперь принялась за внешний вид. Она аккуратно наносила румяна и помаду, оттеняла, подкрашивала — пока из зеркала на нее не смотрела идеальная по меркам южного двора девушка. Кожа ровная, как будто сияющая жемчужным блеском, нежные губы, глаза с загадочным блеском. Хотя фаворитки успели научить ее носить в рукаве фляжку с ромом, чтобы вовремя добавлять образу загадочности и игривости.

Она усмехнулась, вспоминая балы в Ост-Гаэле. Фавориток и приближенных благородных девиц запускали в специальную гримерную, где целая армия швей и модисток помогала им собраться. Младшие девочки сперва помогали благородным дамам наносить макияж и затягивать корсеты, а уже через несколько лет и сами пудрились под их придирчивыми взглядами. У них была только одна задача — выглядеть пристойно, улыбаться и делать все, чтобы мужчины рядом с ними чувствовали себя королями мира. Такие указания получали большинство девушек: многие из них в результате удачно выходили замуж, еще больше — совершали ошибки и потом искали, куда пристроить детей, если благородные мужи не собирались заключать брак. Калисса же учила Доминику поражать, восхищать и ни в чем не уступать мужчинам. Это была тяжелая ноша, но будущая принцесса справлялась с ней. Оказалось, что если говорить с мужчинами на их языке, то спесь с них мгновенно сбивается, и никто уже не назовет тебя «хорошенькой», «бутончиком» и не положит как бы ненароком руку на колено. Правда, десертами за такое поведение не угощали и на танцы не приглашали.

«Ты же не думаешь, что бал — это только танцы и демонстрация платьев? — требовательно спрашивала Калисса. — Это может быть так для пустоголовых девок, которым большее и не светит. Но ты должна понимать, что любой праздник — это лишь фасад для настоящих игр. Пока герцог мацает за грудь молоденькую дебютантку, герцогиня передает послу секретные данные, а генерал в корсете официантки отправляет лорду тайное поручение.»

Доминика смотрела на свое отражение, будто ища что-то потерянное, отнятое у нее раньше времени. Ей бы тоже хотелось веселиться на танцах, подобно пустоголовой девке, мечтающей лишь об удачном замужестве. Получать цветы, комплименты и восторженные взгляды, а не бороться за свое место в мужском мире — по крайней мере, не все время. Но годы расставляли все на свои места, через несколько лет вчерашние дебютантки закрашивали оставленные мужьями синяки или делали вид, что не узнают в хорошеньких горничных любовниц.

Доминика мотнула головой. Возможно, Ладвиг был прав, и ей не стоило думать о доме больше, чем необходимо. Она достала свою записную книжку и принялась листать, пробегая глазами по записям, которые уже успела выучить наизусть: отношения между княжескими домами, устройство экономики, численность княжеских армий. Затесавшиеся посреди блокнота чистые листы заставили ее сердце пропустить удар. Доминика еще раз раскрыла страницы: там, где раньше были расположены записи о звериной сути князей, с иллюстрациями и пометками, теперь были чистые страницы. Сердце забилось сильнее, к горлу подкатила тошнота. Доминика взяла карандаш и написала несколько строк о перевоплощении Ладвига. Стоило ей поставить точку, как текст впитался в бумагу и растворился. Доминика прикрыла глаза, а затем одним движением смахнула блокнот со стола. В висках запульсировала добела раскаленная ярость, но слез и крика, чтобы ее выплеснуть уже не осталось. Принцесса, пошатываясь, подошла к кровати и рухнула на спину, устремила невидящий взгляд в потолок и лежала так несколько минут, загоняя чувства глубже, в клетку собственных ребер.

Стук в дверь заставил ее поднять голову. Два быстрых удара костяшками, затем створка открылась. На пороге стоял Ладвиг в своем истинном обличии — расчетливый и холодный правитель, настоящий хищник. Принцесса смотрела на него так, словно видела в первый раз, и в груди змеей сворачивалась едкая обида, в первую очередь на саму себя. Как она могла позволить так легко себя провести?

Он вопросительно склонил голову, прося разрешения войти. Она кивнула и безразлично отвела глаза. В комнате словно стало слишком мало воздуха для двоих.

Ладвиг аккуратно, бесшумно закрыл дверь за собой, прошел вглубь комнаты и устроился в кресле.

— Как тебе мой сюрприз? — поинтересовался он. В его руке блеснул металл. На секунду Доминика вздрогнула, затем поняла, что это просто плоская фляга, та самая, которую она вернула ему совсем недавно. — Вижу, ты была удивлена.

Доминика впилась взглядом в его лицо, пытаясь понять, не издевается ли он. На губах князя была только мягкая улыбка, как перед поцелуем.

— Не ожидала.

— Возможно, это не совсем то правление, на которое ты рассчитывала, но я уверен, ты справишься.

— Ты все это сразу спланировал? — спросила она, с трудом контролируя тон голоса. Она сдвинулась на край кровати. — Давно решил использовать меня? «Принцесса, ты можешь считать мое княжество своим убежищем, тебя здесь никто не тронет».

Ладвиг не спешил ее перебить, только откинулся на спинку кресла и медленно потягивал содержимое фляги, то и дело прикусывая металлическое горлышко.

— Нет, — ответил он, когда принцесса закончила. — Я ничего подобного не планировал, но карты сами так легли. Это ли не судьба? Принцесса, которая хочет править, народ, который нуждается в надежном доме, государство, которому нужны люди. Мы с чародеем придумаем, как привести их на Север.

— Он помогал тебе?

— Просто ответил на пару вопросов с формулировкой «А что, если…?» Он не знал, что я собираюсь пустить сюда несколько тысяч беженцев, попросить чародеев организовать тут целые колонии. И что я попрошу тебя их вести. Но я был уверен, что ты согласишься. Может, даже откажешься от идеи завладеть Севером, взяв меня за яйца.

Доминика метнула в его сторону быстрый взгляд, и на губах Ладвига расцвела еще одна нежная улыбка. Он протянул руку к девушке, мягко провел кончиками пальцев по ее щеке и шее до самого воротника. Доминика замерла, словно зажатая в угол, в ожидании, что сейчас он сожмет пальцы на ее плече и с силой толкнет виском об туалетный столик, не до смерти, но до кровоподтека. Однако жестокости не последовало.

— Это было бы очень смело, Доминика, но давай начистоту — заговорщица из тебя так себе. И злой королевы из тебя не выйдет. Ты слишком юна, многого в этой жизни не пробовала. Ты готова вынести любую боль и жестокость, но покажи тебе немного нежности, доброты и заботы — и ты теряешься. Это мило, но так переворот не устроишь.

Доминика дернула плечом, сбрасывая его руку.

— Я вижу в твоих ошибках себя, — улыбнулся князь.

— Мне не нужна твоя жалость.

— А что тебе нужно? Мое безграничное доверие, чтобы предать его? Или ощущение, что ты самая умная? — спросил он, склоняясь ближе к ней, так, что его дыхание щекотало ее кожу. Губы почти касались щеки. — Или все же возможность показать, что ты не так плоха, как пытаешься казаться? Один неосторожный шаг, принцесса, и ты лишишься всех, кто еще испытывает желание верить тебе.

Доминика опустила взгляд, чувствуя, как затрепетало сердце, как затряслись руки. Ладвиг точно знал толк в издевательствах. Как паук, загнал ее в свою паутину, и теперь осторожно дергал за ниточки, все туже затягивая узлы. Доминика предприняла еще одну попытку разрубить их одним вопросом.

— И что я теперь, пленница? Твоя пешка?

— Ты можешь стать вассалом, — улыбнулся князь. — Иметь свой надел земли, обеспечивать безопасность своим людям, даровать им свободы, о которых мечтала. Но до тех пор, пока твои решения способствуют благополучию Севера.

— Ты мне угрожаешь?

— И в мыслях не было принцесса. Если ты не захочешь мне помогать, мне придется выработать какое-то новое решение. Ты останешься здесь или переедешь в какой-нибудь замок подальше. Если захочешь — даже в другое княжество, — спокойно, безучастно перечислял Ладвиг. — Если тебя это устраивает, я не стану препятствовать. Но ты столько говорила об общем благе, долге и преданности идеалам, что я смею надеяться, что ты выберешь то, что будет лучше для всех.

— Это было бы правильно, — хмыкнула принцесса, встречая его улыбку безразличием. Ладвиг смотрел на нее так, словно не даже не жалел, а… умилялся. — Ты правда думаешь, что можешь мне довериться?

— Я верю, что если дать хорошему человеку возможность показать себя с лучшей стороны, он ею воспользуется. А ты хороший человек, даже если будешь пытаться доказать обратное.

— О, да…

— Доминика, — окликнул он ее строже, чем когда-либо. Принцесса неохотно взглянула на нее. — Я никогда тебе не врал. Не стоит превращать меня в злодея просто потому, что меня не удалось обдурить.

***

— Она славная, — отметила Авериа Кимне, удобно располагаясь на единственном стуле в комнате Эдвина. Мужчина продолжил шнуровать наручи, стараясь не показывать, насколько ему некомфортно от присутствия княгини. Авериа пришла без приглашения и без слуг, просто вошла в комнату, как хозяйка, и заговорила.

— Принцесса-то? — хмыкнул мужчина почти безразлично. — Умная. Смышленая. Опасная.

— Слишком молодая, чтобы быть опасной. Южане ее переоценили, но, возможно, именно такой свежей крови и не хватает северу, — довольно кивнула Авериа. — Как Ладвиг с ней обходится?

— Позволил копаться в государственных делах, — неопределенно пожал плечами мужчина. — Вроде, она не жалуется.

— Ей нельзя попасть в руки Ирвина, мальчик, — серьезно проговорила княгиня. — Его жадность теряет всякие границы. А с такой девушкой, с ее знаниями, Ирвин станет серьезной проблемой.

— То есть пока он не проблема?

— Пока что он — заноза в заднице, — отчеканила женщина. — И делает все, чтобы его недооценили. Не дайте ему обмануть вас.

— Свою голову я всем остальным не приделаю, — раздраженно проговорил Эд. — Но за предупреждение спасибо.

— Ты знаешь, что я пришла не за этим, — тяжело вздохнула княгиня, отбрасывая назад седые волосы. — Эдвин, я знаю, что ты поставил на княжении крест, но то, что сделал Ирвин, не отменяет твоего права на правление. В тебе столько же княжеской крови, сколько и в нем. Ты все еще можешь, обязан, бросить ему вызов. Гряда воет от голода, люди умирают от болезней, и Ирвин ничего с этим не делает. Только вербует больше солдат в дружину, но что толку от голодной и босой армии?

— Зачем ему армия? — вскинул брови Эдвин. — С кем он собрался воевать?

Авериа лишь устало развела руками.

— Подумай, вариантов масса. Но с кем бы он ни планировал войну, это не усилит Север, а лишь погрузит его в хаос. Его нужно остановить.

— И оставить Гряду без правителя.

— Ты все еще можешь стать правителем Гряды, Эдвин, — с нажимом проговорила княгиня. — Только скажи, и мои воительницы встанут на твою сторону.

— И это, по-вашему, не погрузит Север в хаос?

— Не больше, чем бессмысленная война, которая может разлиться по княжествам, как лесной пожар. Ирвин точит зуб на Бернберг, и он попытается получить его любой ценой, — сказала она еще тише. Затем подошла к Эдвину и слегка коснулась его щеки. — Ты возмужал, и все же ты так похож на мою милую Ингрид.

Имя матери резануло по памяти, как старая ржавая пила. Эдвин поморщился, но все же вымучил благодарную улыбку.

— Спасибо за предупреждение, я должен отдать пару распоряжений, — кивнул он.

— Обещай подумать над моим предложением, — попросила Авериа.

Эдвин поцеловал ее руки и почтительно поклонился. Затем придержал дверь, выпуская княгиню вперед.

10

«Самой важной чертой придворного, и вообще светского человека, является чувство такта. Даже в ситуации скандала или вооруженного конфликта представители сторон-участниц должны помнить о взаимном уважении и не отказываться ни от одной встречи на мирной почве и других проявлений вежливости, будь то даже поздравление друг друга со свадьбой или рождением наследника», — Калисса обожала наставлять таким образом южных фрейлин, которые могли месяцами вспоминать друг другу стащенный из-под носа кекс или украденную идею наряда. Южанки были особыми мастерицами в соблюдении видимости приличий: на лицах их, несмотря ни на что, были милейшие улыбки, а между слов сквозили пожелания скорейшей мучительной смерти. К недоумению Доминики, Калисса была довольна. Она говорила, что даже подобной видимости достаточно, чтобы двор не погрузился в кромешный хаос.

Видимо, того же мнения придерживались и северяне. Князья собрались в главном холле, одетые в торжественные наряды с символами своих родов. Что бы ни происходило между ними несколько часов назад — все были подчеркнуто вежливы, улыбались, кивали, окидывали друг друга оценивающими взглядами. Княгиня Авериа быстро заняла место подле Элизабетты и с мягкой улыбкой делилась с ней женской мудростью. Эдвин и князья Оннады стояли в углу, подпирая стену, а Фредерик расхаживал по залу, пытаясь ненавязчиво избежать общества Ирвина Ортира. Доминика и Куно спустились к гостям, и все взгляды мгновенно устремились к ним. Почти как дома, только в их глазах не было желания убить молодых людей как можно скорее.

Ладвиг подошел к Доминике и протянул ей согнутую в локте руку.

— Окажи мне честь, — Куно с готовностью отступил.

— Не лучше ли нам разделиться, чтоб на время маршрута к площадке…, — она не успела договорить, Ладвиг приблизился к ней вплотную и, практически прижавшись губами к шее, прошептал:

— Принцесса, время политики настанет завтра утром, а сейчас — время бала, — сказал он и подмигнул ей. Она непонимающе посмотрела на него, но все же согласилась. В его словах как будто был тайный шифр, который она никак не могла разобрать.

Как только она коснулась его руки, перед глазами вспыхнули воспоминания о его прикосновениях, жгучих, страстных, о его затуманенном желанием взгляде. Щеки Доминики вспыхнули румянцем, а в следующую секунду замок погрузился во тьму. По холлу пронесся удивленный возглас, гости принялись собираться в тесный круг. То тут, то там вспыхивали огни глаз. Два желтых круга мелькнули прямо перед Доминику, а в следующую секунду ее ладони коснулось что-то шуршащее. Доминика сжала пальцы, и глаза тут же исчезли. Раздался щелчок пальцев — и в воздухе разлилось голубоватое свечение. Оно выхватило из темноты силуэты столпившихся костей и Куно, одиноко стоявшего в центре зала. Свет начал сворачиваться в парящие огоньки, они пульсировали и перемещались, как маленькие медузы, принесенные к берегу поздним летом. Куно направлял их своими руками, а они послушно устремлялись к гостям и дальше, помечая путь. Двери распахнулись, и гости увидели, что весь двор и уходящая с него тропа освещена такими же фонариками. Княгиня Авериа восхищенно зааплодировала, Элизабетта и Васса повторили за ней, а следом неохотно захлопали в ладоши и мужчины. Куно размашисто поклонился.

— Дамы и господа, пора отправляться на празднество. Народ уже ждет.

Ладвиг протянул руку и крепко сжал ладонь Доминики. Принцесса оглянулась — позади нее начали выстраиваться пары: Карстан под руку с Аверией, Фредерик с Элизабеттой, позади них шли Сиршен и Ирвин, за ними слуги. Замыкали процессию Эдвин и Васса. На лицах гостей было радостное предвкушение, как будто это не им предстояло стать свидетелями поединка, который решит судьбу Севера. Только Эдвин был мрачнее тучи. Сейчас Доминика чувствовала к нему чуть ли не… понимание.

Процессия двинулась вперед, по освещенной светильниками Куно дороге. Чародей то и дело совершал пассы руками, подгоняя огоньки вперед. Под ногами серебрится и похрустывал снег, изо рта вырывались клубы пара, но холода Доминика не чувствовала. Она словно замерла в собственном теле и позволяла вести себя все дальше и дальше, за ворота замка, под кроны деревьев, где переплетение веток сформировало туннель.

Посередине пути князь перехватил ее руку, накрывая ладонь своей. Доминика удивленно посмотрела на его пальцы.

— Ты замерзла, — произнес князь, скосив глаза на нее.

— Наверное.

— Я не хочу чувствовать себя виноватым за то, что исполнил твое желание, — заговорил он, понизив голос.

— Тогда не извиняйся.

— И в мыслях не было.

— Правильно, сейчас тебе стоит думать о другом, — кивнула Доминика. Ладвиг чуть повернул голову, впился взглядом в ее равнодушный профиль, пытаясь разобраться, действительно ли она так спокойно и все нормально, или его ждут адские пытки и очередные ножи в спину. Доминика не выглядела как человек, готовый устроить сцену, но не стоило недооценивать разъяренную женщину. Такие были способны на куда более изощренные методы. А Ладвигу не хотелось, чтобы она ему мстила.

За то время, что он обдумывал свой план, он успел неплохо ее изучить: одинокую, самонадеянную принцессу, которая даже о других знала больше, чем о себе. Она могла по кивку головы сказать, настроен ли человек на переговоры или тянет время, но даже не догадывалась, что от смущения у нее вся шея покрывается алыми пятнами. Она делала вид, что ее ничто не может тронуть или впечатлить, но удивлялась каждому новому прикосновению во время поцелуя. Она вела себя как умудренная опытом и раскрепощенная, но от малейшего касания к коже ее пробирала дрожь. Ладвигу это нравилось. Он слишком часто ловил себя на мыслях о юной принцессе. Хотелось одновременно показать ей, какой он ее видит, вовсе не такой угрюмой и коварной, какой она хочет казаться. И при этом хотелось ее защитить. Но принцесса бескомпромиссно делала вид, что ей ничего не нужно. Ладвиг усмехнулся собственным мыслям.

— Что?

— Верь мне, — вдруг сказал он. — И я помогу тебе стать хорошей правительницей.

— Ты сам не очень-то оброс достижениями за время правления, — напомнила она, скептично закатив глаза.

— Будет повод сделать друг друга лучше, — немного погодя он добавил. — И будь осторожна с Ирвином.

Доминика кивнула.

Вскоре они вышли на плато, на которой традиционно проводили праздники и фестивали. Оно называлось «Щербиной» — плоская каменная площадка пролегала ровно между замком и городом. А в центре через нее проходила неширокая трещина, за которую площадка и получила свое название. По легенде, именно на ней впервые сошлись Таиг и Аеринн.

Снег на площадке был утрамбован множеством ног, по кромке пылали несколько костров, создавая круг тепла и света. С одной стороны стояло множество столов, ломившихся от еды, над разломом был построен широкий помост, там играли музыканты, еще дальше, по другую сторону, располагался вытянутый стол для князей. Когда правители появились на площадке, жители Бернберга разразились аплодисментами, криками и свистом. Как бы ни шла их жизнь в обычные дни, на праздники они забывали обо всем и веселились от души, щедро делясь своей любовью со своим князем и его гостями.

Ладвиг занял место в центре стола. По правую и левую руку от него сели Авериа и Карстан, как самые старшие и опытные князья. Рядом с Аверией расположились Фредерик с женой, а на краю столы, подальше от Ладвига, Ирвин. Рядом с Карстаном занял место сын, рядом с ним расположилась Доминика. Не говоря ни слова, с краю занял место Эдвин.

— Надо же, ты все-таки вышел, — спросила Доминика. Эдвин непонимающе уставился на нее. — Ладвиг говорил, ты не очень хотел видеть брата.

— Бывало и хлеще, — хмыкнул он. — Раньше мы с братом не расцеплялись, пока у кого-нибудь хотя бы пинта крови не вытечет.

— Ясно. Неплохо. Надеюсь, в этот раз все обойдется.

— К сожалению, — хмыкнул Эд.

За столом начали нарастать разговоры. Карстан, Авериа и Ладвиг активно обсуждали формирование новых торговых путей с расчетом на присутствие чародеев. Доминике хотелось бы присоединиться к ним, но за общим гомоном и музыкой до нее долетали лишь обрывки разговора. Она напрягала слух, пытаясь уловить хоть что-нибудь, но чем сильнее она старалась, тем, казалось бы, меньше слышала. И злилась. Вдруг она заметила пристальный взгляд Сиршена. Юноша вот уже несколько минут сверлил принцессу внимательным, изучающим взглядом. На губах Доминики тут же появилась дружелюбная улыбка.

— Позвольте за Вами поухаживать, — проговорил юноша, указывая на бокал принцессы. Доминика благосклонно кивнула. Княжич, сияя от удовольствия, наполнил ее бокал теплым вином с пряностями. — Как Вам на Севере?

— Непривычно, — ответила девушка. — Но это вопрос времени. Люди тут другие.

— В большинстве своем хорошие, — сказал Сиршен и добавил. — Вы не беспокойтесь о Ладвиге, он обязательно победит. Таиг никогда не проиграет Ортиру. Духи всегда на стороне сильных и преданных.

— Ирвин не выглядит слабым, — хмыкнула принцесса.

— Но он отказывается исполнять свой долг и нести службу духам. А за это они наказывают. Не в этот раз, так в следующий, — объяснил княжич. — Север жив традициями и клятвами, их нельзя игнорировать.

— А в чем заключена главная клятва?

— В том, что князья будут хранить свои земли и мир на них любой ценой. Но со временем память об этом стирается. Всегда будут те, кому больше по вкусу хаос. Но, может, с Вашим правлением все изменится.

— Моим правлением?

— Вы станете великой княгиней. Я знаю это.

— Может, королевой?

— На севере нет королев, — улыбнулся Сиршен и тут же задумался. — Хотя, многое может измениться. Но некоторых вещей не избежать. Главное, будьте готовы, когда придет время.

— Время для чего? — взволнованно спросила принцесса. Но вместо ответа княжич только поджал губы.

— Расскажите мне о Юге. Там правда никогда-никогда не бывает снега?

Доминика позволила увести разговор в сторону мирной беседы. Она рассказывала Сиршену о городах, построенных магами посреди пустынь, об оазисах — природных и искусственных — в которых находят прибежище путники и странствующие торговцы, а иногда и разбойники. О песчаных бурях и ночных холодных ветрах, а также о море, теплом и ласковом. Юноша слушал и мечтательно улыбался, жадно ловя каждое слово принцессы. Доминика же то и дело оглядывалась на площадку.

Музыканты на помосте разошлись и теперь играли веселую музыку для плясок, жители Бернберга понемногу хмелели и нахватались за руки, начинали водить хороводы и петь. Доминика прервала рассказ и повернулась к сидевшему рядом Эдвину.

— А когда начнется поединок?

— Когда все достаточно напьются. Чтоб не подумали, что дело серьезное.

Доминика понятливо кивнула и поежилась от пробежавших по позвоночнику мурашек.

— Не беспокойся, сперва еще танцы будут.

— Ты танцуешь? — вскинула бровь принцесса. Эдвин недоверчиво на нее посмотрел. — Просто звучит так, будто ты ждешь-не дождешься, чтобы поплясать от души.

— Конечно, можно отдавить ноги всем, кто бесил этим вечером, — скрестил руки на груди здоровяк. Доминика скосила взгляд на его тарелку. Весь вечер Эдвин не ел и не пил. Какой-то порыв заставил Доминику схватить его бокал и налить туда уже остывшее вино. В ответ на возмущенный взгляд она лишь пожала плечами:

— Тебе это все равно, как слону дротик.

— Ладно, что бы это ни значило.

Вдруг музыка стихла и, кажется, даже пламя костров поубавилось. Только вошедшие во вкус хороводы недовольно загудели. Ладвиг поднялся со своего места и хлопнул в ладоши.

— Вы ждете веселья, да? Я тоже. Нас ждет долгая и сложная зима в этом году, и нам нужно как следует ее встретить, чтобы духи были милостивы к нам и дали каждому дому тепло и защиту, — толпа взревела довольным гомоном. — Сегодня мы будем веселиться до упаду, пить, даже когда захмелели, до тех пор, пока не поднимется солнце!

Еще одна волна гула, топтания ног и аплодисментов. Под крики толпы на площадку вышел Куно и принялся театрально раскланиваться перед всеми, пока музыканты давали ему место на помосте. Как всегда, любопытные взгляды прилипли к нему намертво, а зрители жадно ловили каждое движение. Куно кивнул музыкантам, те немного неуверенно начали наигрывать медленный, непривычный для них мотив. Куно вскинул руки над головой, сделал аккуратный поворот. От его кожи начало исходить еле заметное сияние, а в следующую секунду целые снопы искр сорвались с кончиков его пальцев. Снег у помоста как будто зашевелился, начал бугриться и блестеть, как освещенные луной волны. Это они и были! Волны, нежно касающиеся песчаных берегов, плещущиеся о помост, как о борта корабля. Вдруг из объятий волн показались гладкие спины. Быстрая стая дельфинов принялась играть, выпрыгивать, огибать площадку, подставляя свои блестящие бока зрителям, так и маня погладить. Куно же вился на помосте, размахивал руками, как дирижер, и вслед за его движениями дельфины послушно выпрыгивали из воды, поднимая столпы брызг, стрекотали и весело свистели.

Зрители восторженно зааплодировали, и вскоре иллюзия развеялась, но музыка продолжала звучать. Куно вытер пот с висков, сделал еще один пасс, и перед зрителями из снега выросли пальмы с тонкими и гибкими стволами. Под ними сидел погонщик в ливрее и старомодном тюрбане, а поблизости играла молодая слониха со своим детенышем. Гиганты двигались резво, несмотря на свои неаккуратные тела. Слоненок обежал площадку, весело махал хоботом глазевшим на него людям, тянулся к ним и то и дело оглядывался на свою маму.

Затем Куно воссоздал шумную рыночную площадь, танцовщиц, глотателей огня. Толпа довольно гудела и даже князья восторженно аплодировали, хотя в начале старались сохранять бесстрастные выражения. Доминика слегка скосила глаза на Эдвина. Тот хмуро рассматривал иллюзию танцовщицы, крутившуюся рядом в костюме, расшитом звенящими монетами.

— Тебе не нравится? — спросила принцесса.

— Это все не настоящее, — хмыкнул мужчина.

— Но это весело.

— Возможно, если любишь блестящие фальшивки, — пожал плечами Эдвин, почесывая бороду. — Но фальшивка хороша, ничего не скажешь.

— А ты мастер по распознаванию фальшивок?

— Я обязан разбираться в таких вещах, — ответил он. — Ты не посмотрела записку?

Под его ухмылкой, словно на мушке, Доминика полезла в карман и сжала смятый листок бумаги, но Эдвин перехватил ее запястье.

— Посмотришь потом, тогда поговорим.

Под оглушительные аплодисменты Куно спустился с помоста, покачиваясь, будто пьяный. На его губах играла довольная улыбка. Музыканты снова подхватили быстрый и бойкий мотив. Начались танцы.

Сиршен тут же поднялся со своего места и, покраснев до кончиков ушей, пригласил Доминику на танец. Принцесса умиленно кивнула и вложила руку в липкую ладонь юного княжича. Вслед за ними стол покинули еще несколько гостей, вместе с жителями Бернберга они потянулись к центру площадки, где стоял помост, пары сцепились руками и замерли, выжидающе глядя на музыкантов.

Зазвучал новый, быстрый мотив. Ритм был Доминике знаком, но играла музыка бодрее, чем она разучивала с Ладвигом. Не оставалось даже времени на размышление, толпа грянула довольным гомоном и закрутилась кипящим водоворотом по площадке. Пары передвигались широкими скачками, кто успевал — добавлял движения, вроде хлопков, разворотов и наклонов, но большинство танцоров просто старались не отставать, чтобы не быть снесенными другими парами. Сиршен заметно волновался, то и дело совершал ошибки, они постоянно подрезали другие пары, а дыхания юноша хватало только на обрывистые извинения и вращение головой в поисках новых угроз. Доминика же старалась просто вовремя перебирать ногами и всеми силами не менять выражение лица. Сколько раз ей приходилось танцевать с юными принцами, нежными герцогами, только входящими в пору мужественности — и где бы они ни родились, особых различий между ними не было. Только про себя Доминика заметила, что со временем начала относиться к ним… снисходительно. Не как к тем, кто порочит образ принца на белом коне, а как к мальчишкам, которые хотя бы пытаются быть лучше, чем они есть на самом деле.

Послышались несколько ритмичных ударов, толпа ухнула, пары распались. Доминика сделала шаг назад, они с Сиршеном обменялись короткими поклонами, и в ту же секунду юноша отскочил в сторону, а его место занял мужчина с развеселыми серыми глазами и длинными волосами, перехваченными тонкой лентой на лбу. Он широко улыбнулся Доминике и протянул руки в приглашающем жесте. Танец возобновился. Новый партнер был куда более умелым: он вел танец мягко и уверенно, без спешки, но идеально пропадая в бешеный ритм пляски. Он даже успевал вращать принцессу, приподнимать ее над землей или обмениваться с ней хлопками в ладоши, так что вскоре на губах принцессы заиграла веселая улыбка, а тревоги забылись, был только танец и толпа, которая веселилась вместе с ними. Мимо Доминики раз или два проскакали высокопоставленные гости: Карстан и Авериа, Фредерик вместе с молодой девицей. На секунду Доминике даже показалось, что она уловила в толпе ледяной и насмешливый взгляд Ладвига, но его нигде не было, как бы она ни присматривалась: ни за столом, ни в толпе. Вдруг партнер плотнее стиснул пальцы на ее талии, провел ладонью по спине, оглаживая, оценивая, и начал теснить Доминику к краю площадки. Туда, к таинственному полумраки рощ, тянулись все, кто пресытился танцем: разрумяненные парочки, смеющиеся девицы. Веселье точно начало выходить из берегов. Доминика протестующе замотала головой, уперлась ногами в снег и — к ее собственному недоумению — мужчина разомкнул руки, слегка поднял раскрытые ладони к голове, поклонился и в одиночестве покинул площадку. Доминика непонимающе уставилась ему вслед. Можно было, конечно, списать такое поведение на разницу в менталитете, в конце концов на юге ни одна девушка не могла отказать мужчине, слишком громкий протест заканчивался для нее позором, потеря так называемой «чести» — тоже заканчивалась стыдом. А здесь мужчина сам отступился, возможно, это было в порядке вещей, защищать себя и не чувствовать себя виноватой или нарушающей общественное спокойствие. Но стоило ей повернуться, как стало понятно, что дело не в разнице культур.

Перед глазами блеснул отсверк огненно-рыжих волос. Эдвин продирался сквозь толпу, как айсберг сквозь бушующие волны, почти не обращая внимания на танцующих, а на его лице было отрешенное и немного раздраженное выражение. Наконец, он приблизился к Доминике и тихо спросил:

— Все нормально?

— Вполне, да, спасибо. Мило, что ты поинтересовался…

— Тебе одно слово, а ты — десять, — устало потер виски мужчина.

— Почему не танцуешь? — перевела разговор Доминика. Они отделились от толпы и отошли к столам для горожан. Усталые ноги принцессы и взмокшая спина благодарно заныли, согретые кострами и наложенными Куно чарами. «Сколько сил он потратил на все это колдовство? И как он умудряется вообще стоять на ногах?» — подумала про себя принцесса.

— У меня здесь другая задача: смотреть, чтобы ни с тобой, ни с Ладвигом ничего не случилось. Мне показалось, что у тебя были проблемы.

— Все в порядке, мы просто танцевали.

— После пляски Ойдше проснуться в чужой койке проще простого, — хмыкнул Эд. — Ладвиг не предупреждал?

— Должно быть, забыл, — поджала губы Доминика. — Ты его не видел?

— Хотел спросить о том же.

— А я тут при чем?

— При том, что ты трешься при нем, — едко произнес он.

— А ты его друг, — стиснула зубы принцесса, затем сжала кулаки и обернулась к нему. — И вообще, все, что произошло на совете…

— Я просто издеваюсь, — вдруг усмехнулся Эд и положил руку на ее плечо. — Ладвиг всегда делает все по-своему, и раз уж он решил на тебя положиться… Надо сделать так, чтобы ему это не вышло боком.

— Ладно, — хмыкнула Доминика. — Не знаю, с чего ты решил сменить гнев на милость…

— Я все еще тебе не доверяю, ты здесь чужая. Но у нас есть проблема похуже тебя — мелкой сучки нигде не видно.

— Кого?

— Княгини Элизабетты, — выплюнул Эд.

— Ты ко всем женщинам относишься так уничижительно?

— Нет, только к тем, от кого проблемы. А от нее их более, чем достаточно. Ты же знаешь историю с похищением? Она сама его подстроила, уговорила Ладвига увезти ее, клялась в любви и говорила, что боится за свою жизнь, а потом сдала его Ирвину и Фредерику, как трофейного кабана, вместо того, чтоб признать свою блядскую натуру.

— Я эту историю слышала немного иначе.

— А какой князь допустит, чтоб его жену величали шлюхой? Хотя Фред бы так и так на ней женился, на ее приданое можно было целую армию вооружить, чтобы не брать солдат Ирвина. Но бабенка и ему мозги запудрила, никто не знает, куда те деньги делись.

— Поэтому армия Фредерика зависит от Ирвина, и он вынужден соглашаться с твоим братом, — закончила Доминика.

— Это уже политика, тут я не силен.

— Ну да, конечно. Эдвин, — ее рука легла на его плечо, — у нас с тобой много общего. Ты — несостоявшийся князь, я — опальная принцесса. Но как бы мы ни пытались бежать от правления, от нашего предназначения, оно будет преследовать нас, как проклятье.

— Мое держится от меня подальше. А вот ты от своего не очень-то и стараешься скрыться. Может, тебе дать пару уроков?

— И чем я, по-твоему, буду заниматься?

— Для начала можно сидеть тихо и не высовываться. Затем можешь попробовать заниматься чем-то новым. Никогда не пробовала носки вязать? Или расшивать гобелены?

Доминика усмехнулась и слегка ткнула его под ребра. Эдвин ответил сдавленным смешком и остановился возле одного из костров, от которого тянулась цепочка из двух пар шагов. Мужчина напряженно прислушался: на секунду его глаза сверкнули желтым, уши заострились, из-под губ показались острые клыки. Через мгновение он принял свой обычный вид.

— Он там не один, — напряженно проговорил Эд и направился в заросли деревьев. Доминика подобрала юбки и последовала за ним. Снег хрустел под ногами, за пределами поляны их тут же сковал мороз, но Эдвин его словно не замечал и продолжал пробираться дальше, в темень, гнездившуюся в переплетении ветвей.

На очередном шаге он замер и поднял руку. Доминика остановилась — поблизости раздавались шаги, тяжелое дыхание, голоса…

— … Фред, я могу и ошибаться, ты же меня знаешь. Это мог быть и не Ладвиг, а кто-то из слуг, но я был уверен, что видел его с твоей женой, они шли в рощу.

— Элиза сказала, что ей плохо, слуги должны были отвести ее в замок, — торопливо отвечал Фредерик. Эдвин рядом с Доминикой скрежетнул зубами.

— Может, он решил помочь. Ты же знаешь Ладвига, он не оставит даму в беде. Да и чего тебе бояться, Элиза носит твоего ребенка. В этот раз уж точно…

«Сукин сын», — прошипел Эдвин и развернулся в сторону идущих, но Доминика тут же повисла на его руке и жестами приказала ему идти в сторону Ладвига. Эд недоверчиво помотал головой, но принцесса, не дожидаясь его согласия, развернулась и побежала вперед, туда, где сквозь лес пробирались Ирвин и Фредерик.

Шаг, другой сквозь глубокий снег и низко свисающие ветви. Вскоре Доминике показалось, что она видит сияющие пятна двух пар глаз, как у сов. Она оступилась и упала на землю, пронзительно взвизгнув, и принялась громко, тяжело дышать. Глаза уставились на нее. Доминика выждала несколько секунд и, наконец, позвала на помощь. Мужчины двинулись в ее сторону. Принцесса села, подобрала под себя ноги, стараясь не обращать внимания на мокнущее от снега платье, и громко крикнула в темноту:

— Кто здесь? Ладвиг? Ладвиг, это ты?

Шаги приблизились, раздался короткий смешок.

— Нет, принцесса, я лучше. Но мы можем пойти его поискать, — хмыкнул Ирвин, остановившись в паре шагов от нее.

— Князь Ирвин, князь Фредерик, — она смущенно заозиралась по сторонам, попробовала подняться, но вскрикнула и снова упала обратно в снег. Фредерик сделал шаг вперед.

— Что случилось? Больно?

— Немного, — отмахнулась принцесса. — Нога. Я не заметила корягу, немного зацепилась.

— Убегала от кого-то? — хмыкнул Ирвин.

— К кому-то, — невинно хлопнула ресницами девушка. — Кажется, я пришла не к тому дереву. Никак не привыкну к разнообразной природе здесь, на юге с этим проще, у нас сплошная пустыня.

Мужчины переглянулись. Фредерик расстегнул свой плащ и накинул его на плечи принцессе.

— Обопритесь на мое плечо, вас надо вернуть на площадку, там чародей или целитель осмотрят.

— Давай я, — подал голос Ирвин и, не дожидаясь согласия, поднял Доминику на руки, зачерпнув вместе с ней добрую горсть снега. — Иди ищи жену.

— Разве княгиня не со всеми гостями? — подала голос Доминика.

Фредерик бросил гневный взгляд на Ирвина. Тот лишь усмехнулся.

— Не смущайте нашего князя, он очень переживает и не хочет потерять свою верную супругу, — промурлыкал он. — А дама в положении может и натворить дел.

— Давай вернем принцессу к гостям, — пресек его Фредерик. — Я доверяю своей жене. А вот тебе с твоей ношей нужен кто-то, кто будет вместо тебя смотреть под ноги.

Ирвин усмехнулся и кивком предложил Фредерику вести их небольшую процессию. Они двинулись обратно, к мерцающему между деревьями свету костров. Ирвин шагал тяжело, Доминика чувствовала, как у нее начинает кружиться голова от качки и кислого запаха пива, исходившего от Ирвина. Возможно, стоило предложить ему еще вина — при южном дворе наложниц часто подсылали, чтобы напоить одного из дуэлянтов. Она одернула себя. Пока ситуация была не самой ясной, и поддерживать кого-либо из князей по умолчанию было бынедальновидно. Но вся эта ситуация с княгиней попахивала попыткой устроить Ладвигу еще больше проблем, пользуясь его дурной славой.

— Я слыхал, что южные девы исключительным образом пекутся о своей чести, — нарушил тишину Ирвин. — А ты прямо живое опровержение: ускользнуть с пира, отправиться на тайное свидание…

— На севере и дышится легче, что уж говорить о соблюдении приличий, — уклончиво ответила Доминика.

— А уж с нашим Ладвигом поблизости ни одна женщина не устоит, — поддакнул князь Гряды. — Но если я могу дать тебе один совет, то вот он: Ладвиг — тот еще лис в медвежьей шкуре. Он хитер, находчив, и любую ситуацию может обернуть так, чтобы оказаться в ней жертвой. Если ему не понравится, что ты делаешь, то ты навсегда станешь его врагом. Я это знаю, как никто. Я был его другом, но когда я попытался помешать ему с Эдвином вернуть Фреду его законную жену, то я стал самой последней тварью по его мнению. Правда же, это несправедливо?

— Неприятный финал для дружбы, — кивнула Доминика. Фредерик бросил на нее быстрый взгляд через плечо, но ничего не сказал.

— Вот, поэтому я тебе рекомендую в поисках друзей обратить свой взгляд на Гряду. Конечно, это не обязательно, если наш князь может соблазнить тебя шайкой головорезов под своим крылом и наделом земли для твоих чародеев.

— А что можешь предложить ты?

— Самую сильную армию севера. А если все будет хорошо, и Ладвигу не удастся запереть нас тут на ближайшие сотни лет, то я со своей армией смогу предложить тебе и твой родной Юг. Цветку лучше пускать корни в родной почве, разве не так?

— Пришли, — бросил Фредерик. После темени рощи освещенная площадка казалась ослепительно яркой. Ирвин опустил Доминику на землю и придержал за локоть.

— Сможешь идти?

— Постараюсь, — ответила принцесса, мастерски прихрамывая на правую ногу. Ирвин позволил ей опереться на свою руку и повел ее к княжескому столу через опустевшую танцевальную площадку. Музыканты играли ленивый мотив, со стороны столов горожан лились пьяные песни, то и дело раздавались тосты в адрес каждого из гостей.

Вокруг стола собрались князья. Доминика с облегчением увидела Ладвига, беседующего с Карстаном Оннадом, рядом, словно тень, стоял Сиршен. На столах стояли остывшие блюда, не было слуг, которые следили бы за наполнением бокалов, Куно и Вассы тоже не было видно. Как только небольшая процессия приблизилась, Карстан издал едкий смешок.

— Что за вечер! С каждым что-то да приключилось! Принцесса, что с вашей ножкой?

— Неудачное па, — виновато улыбнулась Доминика прежде, чем Ирвин или Фредерик успели что-либо сказать. Карстан провел рукой по усам, удовлетворенный таким ответом. Принцесса поймала взгляд Ладвига, они обменялись еле заметными кивками. Ирвин и Фредерик помогли усадить принцессу на стул.

— Где все слуги? Ей нужна помощь, — обратился Фред к Ладвигу.

— Тут такое, дело, слуги немного заняты твоей женой. Она направилась в замок и решила, не добираясь до покоев, подарить жизнь вашему ребенку, — усмехнулся князь и крепко хлопнул Фредерика по плечу. Князь Норпешта пошатнулся и осел на соседний стул, рядом с Доминикой. Принцесса тут же протянула ему стакан с остывшим вином. Фредерик принялся жадно пить.

— Она уже в замке, с ней Авериа, Васса и чародей на всякий случай тоже. Хотя он навряд ли понадобится, но я попросил. Можешь отправиться к ним, но там правда хватает людей, опытных в вопросах рождения детей, — продолжил Ладвиг. — Поэтому я бы попросил тебя поучаствовать в качестве судьи на поединке, вместе с Карстаном. Одна пара глаз — хорошо, но две все-таки лучше.

Карстан согласно кивнул.

— Пора бы начать!

11

В руках сам собой оказался бокал вина. Пряное, насыщенное специями, оно уже остыло, и теперь оседало горечью на языке, но Доминика продолжала делать глоток за глотком, пока князь Карстан торжественно объявлял начало поединка. Эти все высокопарные речи с наигранной веселостью, мол, это их шанс восславить предков и отдать дань традициям, вызывали у Доминики едкую усмешку. Такие же ухмылки, азартные, хищные, вылезли на лицах Ладвига и Ирвина, вставших со своих мест и под одобрительный гул толпы принявшихся готовиться к поединку.

Блюда с остатками закусок были сдвинуты в центр, на освободившееся место легли кинжалы, ножи. Следом упали кафтаны, пояса, наручи, рубашки. Мужчины остались в одних штанах и сапогах. Послышались довольные возгласы женщин.

«Сегодня среди нас есть дева благородных кровей, — тягуче произнес Карстан, указывая на Доминику. — По старой традиции она может выбрать фаворита и подарить ему свой знак внимания. Кого вы выберете, принцесса?»

«Никого», — если бы такой ответ был возможен, Доминика дала бы именно его. Ей бы хотелось, чтобы время повернулась вспять, насколько это возможно, и перестало утягивать ее в пучину решений и их неконтролируемых последствий. Но гудевшая толпа хотела голосовать за победителя. За руку, что ее кормит. За меч, что ее защищает. Поэтому Доминика послушно поднялась со своего места, высвободила из прически одну ленту и с улыбкой протянула ее Ладвигу. Князь улыбнулся и склонил голову, как довольный пес, приложил руку к сердцу. Толпа ликовала от радости, что незнакомая им чужестранка угадала их желание. Князь протянул жилистую руку, позволяя принцессе повязать свой знак внимания на крепком запястье. На секунду кожа коснулась кожи, взгляды встретились. Ладвиг еле заметно шевельнул губами:

«Я делаю это и ради тебя», — прошептал он так, чтобы услышала только Доминика. Принцесса чуть заметно сжала его руку, опустила глаза. В груди снова всколыхнулась злость. Гнев на него, за эти бесконечно красивые фразы, которые он щедро источал, затуманивая ее ум. Она отчаянно искала подвох и злилась, понимая, что больше всего хочет, чтобы эти слова оказались искренними. Это бесило еще сильнее. Калисса тоже говорила, что делает все ради нее. И где она оказалась?

Ладвиг отпустил ее руку, повернулся к толпе, демонстрируя им серебрящуюся ленту вокруг своего запястья. Зрители отреагировали радостным свистом, воодушевляющими напевами. Доминика вернулась на свое место.

— Ладвиг — отличный выбор, — коснулся ее плеча Карстан. — Он обрел верность традициям и предназначению, как и подобает князю. Духи оценят твою мудрость.

— Я просто не люблю тех, кто всеми силами пытается разжечь рознь, — ответила Доминика. Карстан покачал головой, в целом удовлетворенный ответом. Затем повернулся к толпе и принялся декламировать правила поединка.

Соперники бьются до тех пор, пока один из них не сдастся или не сможет подняться.

Соперники не имеют права использовать запрещенные приемы, проводить атаки, которые могут привести к потере конечностей или жизненно-важных органов.

Убийства запрещены.

Мужчины слушали вполуха. Они разошлись по разным сторонам площадки, помост для музыкантов убрали, и теперь соперников разделяла чертой раскрывшая свою ненасытную пасть Щербина. Им нужно будет проявлять осторожность, чтоб ненароком не сорваться в пропасть. Но мужчины как будто не беспокоились об этом. Они лучились игривым азартом, подначивали друг друга, щурились, кивали. Но не говорили ни слова.

«Мальчишки», — подумала принцесса, наблюдая за ними. Взгляд то и дело цеплялся за обнаженную спину Ладвига, по крепким мышцам плясали отблески света костра. «Соблазнить его, сделать пешкой в руках Ост-Гаэля», — как наивна она была. Теперь она сама была в его руках. Единственный выбор для нее — решить, сделает ли она Ладвига своим врагом или избежит этого, насколько возможно. Был еще Ирвин, воинственный, самоуверенный, такой… раздражающий. Доминика откинулась на спинку стула и принялась массировать виски. Думать в такой поздний час насыщенного дня было ужасно утомительно.

— Даже не сомневайся, Ладвиг его сделает одной левой, — раздался голос Эдвина рядом. Мужчина, раскрасневшийся после пробежки, плюхнулся на стул рядом с нею.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спросила Доминика. — Ты бежал…

— Я не мог пропустить, как моему брату надерут задницу, — осклабился Эд. Доминика выдавила из себя улыбку, наблюдая, как рыжий великан, наплевав на протоколы, вольготно располагается за княжеским столом и обшаривает тарелки в поисках остатков закусок. — Спасибо за изящный финт в лесу, — вдруг добавил он.

— Не за что. Как все прошло у тебя?

— Ну, относительно спокойно, — он понизил голос и приблизился к Доминике. — Когда я добрался до них, маленькая сучка всеми правдами и неправдами пыталась заставить Ладвига хотя бы поцеловать ее. Благо, ее детеныш первым не выдержал и решил выйти. Я бы на его месте сделал также.

— Ирвин знал, что они там будут, — задумчиво проговорила Доминика.

— И хотел, чтобы Фредерик увидел, что Ладвиг снова «возжелал» его жену, — кивнул Эдвин, закидывая в рот кусок вяленого мяса. — Но проблема предотвращена, все счастливы.

— Надо быть осторожнее, кто знает, что еще мог задумать Ирвин, — проговорила Доминика.

— Ирв, конечно, горазд в уши ссать, но когда Ладвиг надерет ему задницу, он уползет в свою нору, и еще полгода мы о нем ничего не услышим, — отмахнулся Эд, подтягивая к себе блюдо с остывшими перепелами.

— Не нравится мне это.

— Ты слишком много думаешь, лучше расслабься.

— Ого, это забота? — едко усмехнулась принцесса.

— Нет, просто ты меня опять начинаешь раздражать, — Эдвин придвинул к ней ближе графин с вином и указал на площадку.

Там князья под гул и гомон зрителей начали обращаться. Они сделали шаг, другой навстречу друг другу, подались вперед, словно одновременно споткнулись. Спины вытянулись, черты лиц исказились. Тело Ладвига вытянулось, покрылось густой косматой шерстью, грудь расширилась, и через секунду из нее вырвался боевой рев — зверь оказался на свободе. Ирвин в тот же момент выгнулся; его лицо вытянулось, из-под потемневших губ показались острые клыки, все тело покрылось жесткой короткой шерстью цвета огня. Крепкое поджарое тело, короткие мощные лапы, черта чуть более темной шерсти, вставшая дыбом от загривка до короткого хвоста. Зверь был Доминике не знаком, но напоминал рысь-переростка без единого пятна. Размером он был с целого пони, но в каждом движении угадывалась неизмеримая сила, скорость, хитрость.

— Скальный лев, — пояснил Эдвин. — В древности они жили по всей Гряде. Сейчас уже вымерли, оставили после себя жалкое слабое подобие.

— Ты выглядишь также? — спросила Доминика.

— Естественно, мы же братья. Одной крови, одного дома, — хмыкнул Эд. — Скальный лев хитрее и быстрее медведя, но медведь сильнее и мудрее.

— А какие воплощения у остальных? — поинтересовалась принцесса. Эд вздохнул, не желая отрываться от зрелища, но все же ответил.

— Кимне — речные леопарды. Они были родственниками тем духам, что жили на Гряде. Они одними из первых разделили между собой земли севера и без преград охотились на них. Фредерик и его дом — что-то похожее на огромную росомаху. Ужасно неуклюжие, ненавидят превращаться. Оннады — ужасные волки. Им проще всего. Если на этом — все, то будь добра, смотри туда.

Прямо перед ними в напряженном молчании медведь и скальный лев кружили друг перед другом. Ирвин то и дело подскакивал, делая выпад то в одну, то в другую сторону, порыкивая, дразня. Ладвиг повернулся к нему полубоксом и внимательно следил, изучая. Ирвин еще раз пружинисто оттолкнулся от земли и бросился вперед. Ладвиг сделал короткое движение лапой, будто отмахнулся от назойливой мухи, но лев лишь чуть пригнулся и тут же оказался у него за спиной. Ладвиг обернулся. В то же мгновение лев прыгнул, попытался схватить за загривок, но медведь слегка отклонился, и рыжие лапы взрыли снег. Огромный кот неуклюже развалился, но тут же поднялся. Ладвиг все также не торопился атаковать, изматывал Ирвина, заставлял плясать. И как бы князь Гряды ни хотел, ему приходилось поддаваться, и он продолжал скакать, выискивая слабое место.

На каждый его бросок Ладвиг отвечал незаметным полушагом в сторону. То влево, то вправо, то чуть назад. Толпа, до того потешавшаяся над пляской скального льва, теперь начинала недовольно гудеть, требуя зрелища. Доминика мерно потягивала вино, как вдруг заметила — с каждым шагом Ладвиг теснил все больше распаляющегося Ирвина к Щербине, к ее коварно приоткрытой пасти. И вот, когда до расщелины оставалось полпрыжка, он атаковал.

Не было ни замаха, ни какого-либо движения, предупредившего бы удар. Только быстро выброшенная вперед лапа, ударившая льва по морде. По сути, не удар, а хлесткая жесткая пощечина. Ирвина повело немного в бок, из горла вырвалось гневное рычание. Лев припал к земле, а затем быстро метнулся вперед. Но Ладвиг уже поднялся на задние лапы и, когда острые зубы клацнули совсем рядом с его шеей, он свел передние лапы, заключая Ирвина в стальных объятиях. Лев заметался, изогнутые когти заскребли по косматым плечам, жилистое тело извивалось, в попытках выскользнуть, но медведь не ослаблял хватки. Со стороны Ладвиг был похож на младенца, крепко обнимающего дворовую кошку, пока та на своем языке проклинает его род до седьмого колена, а неразумное дитя все равно стискивает зверя в объятиях от умиления. Вот только тут на нежность не было ни намека. Медведь сводил передние лапы все ближе, как тиски, оставляя Ирвина все меньше места, а тот лишь продолжал остервенело рвать почти черную шерсть, рычать и кусаться. Задние лапы скребли по косматому животу, путались в шерсти, пока лев не начал сдавать. Передавленная грудная клетка давала о себе знать, зверь стремительно слабел.

— Скучно! — завыл Эдвин. Доминика встрепенулась, оглушенная грохотом его голоса.

— Он хочет победить малой кровью, — прошептала она.

— Тогда никто не поймет, что он победил. И что они вообще сражались.

В этот момент скальный лев еще раз уперся лапами в медведя и сделал сильный рывок. Ладвиг покачнулся и неуклюже повалился набок, увлекая соперника за собой, погребая его под своим телом. Из-под косматой туши то и дело мелькали рыжие лапы. Ладвиг прижимался к земле, пытаясь усмирить беснующегося зверя, словно предлагая ему сдаться.

Вдруг раздался рев. Львиная лапа полоснула по медвежьему уху. Комок лап расцепился, звери отстранились друг от друга, чтобы через секунду снова схлестнуться, не уступая друг другу по ярости. Ладвиг наносил широкие хлесткие удары. Ирвин то бросался, то отскакивал. В нем не было кошачьей грации, только напряженная злость. Он окончательно отрезвел после удушья, Доминика видела, как его атаки становятся все быстрее. Ладвиг отбивался. Ирвин нападал так быстро, что медведь едва успевал подняться во весь рост, чтобы ударить сверху. Взгляд Доминики прикипел к двум фигурам, рука машинально подносила бокал к губам, а вино все никак не исчезало, подливаемое рукой Эдвина.

В какой-то момент Доминика почувствовала, что мысли становятся тягучими, как патока. Взгляд расфокусировался, будто глаза больше не в силах были наблюдать за ожесточенным боем. Усталость прошедшего дня навалилась на нее огромной волной и понесла за собой куда-то вдаль. В реве зверей, наносящих друг другу болезненные раны, она словно слышала отзвуки стонов и вскриков Элизабетты, выпускающей на свет новую жизнь в стенах замка. В возгласах, вырывающихся из ее рта, она слышала предсмертный вздох Калиссы, эхом перетекавший в сонное бормотание Куно, навсегда отпечатавшееся в ее памяти. Образы цеплялись друг за друга и плясали сквозь ее мысли плавным хороводом: жизнь и смерть, привязанности и предательства, сцепленные намертво и преследующие ее на каждом шагу. Люди, которым она хотела верить. Люди, которые использовали ее доверие. Лица, которые она видела, словно окружили ее и ехидно ухмылялись, а затем схлынули, как призраки, оставив после себя гнетущее одиночество. К горлу подкатил ком, вырвался сиплый вздох.

— Не паникуй, — подал голос Эдвин, не отводя взгляда от схватки.

— Все нормально, — отозвалась Доминика. Она прикрыла глаза и сделала медленный вдох. Аккуратно отодвинула бокал от себя и, собрав все силы, продолжила смотреть.

Сложно было сказать, кто выигрывает. Ирвин снова начал уставать. Он метался вокруг Ладвига, быстрыми перебежками уходил от его атак. Вдруг он припал к земле и сделал еще один бросок. Ладвиг не растерялся и широко махнул лапой, отбрасывая льва назад. Когтистые лапы заскребли по снегу, проскальзывая к краю щербины. Раздался крик — задняя лапа попала в разлом. От неожиданности лев потерял равновесие, вторая лапа соскользнула в темную пасть расщелины, а следом за ней начало сползать все тело. Доминика поднялась со своего места, обзор не изменился, но ей казалось, что она видит, как когтистые лапы скребут по гладким обледенелым камням в попытках предотвратить падение.

Все застыло. Только пламя костров безразлично плясало, пируя трескучим хворостом. И Ладвиг зашевелился в повисшем безмолвии, неторопливо приблизился к краю обрыва, смерил Ирвина внимательным взглядом. Лев смотрел на него, и в глазах его полыхала ярость, но все же он склонил голову, подставляя Ладвигу загривок. Медведь склонился ниже, схватил Ирвина зубами и вытянул обратно на площадку под громовые аплодисменты толпы. Доминика сама не заметила, как начала хлопать и кричать вместе со всеми, только замеченная краем глаза ухмылка Эдвина заставила девушку взять себя в руки. Ладвиг поднял голову и окинул толпу взглядом. Поднялся на задние лапы, чтобы помахать зрителям.

Он обернулся к княжескому столу. Доминика готова была поклясться, что взгляд холодных глаз был направлен на нее. Лапа, обвязанная лентой, взмыла в воздух, и Доминика повторила этот жест, чувствуя на губах глуповатую улыбку.

На сердце стало легко. Как в те моменты, когда они с Ладвигом танцевали, или когда разговаривали, и он словно случайно касался ее обнаженных плеч, запястий. Девушка прикусила губу, злясь на себя за то, что после всех событий она могла думать только о прикосновениях этого мужчины. Что-то сломалось. Контроль, который она так долго отстраивала, рассыпался о воспоминаниях его горячих рук на коже, и при каждой попытке восстановить его продолжал распадаться на осколки. И вместе с этим испарялась злость, оставляя после себя… свободу.

Вдруг перед Ладвигом мелькнуло смазанное рыжее пятно. Оно повисло на поднятой лапе медведя, увлекая его вниз, на землю. Раздался хруст кости и рев, оглушительный, полный ярости. Рядом, словно переводя со звериного, выругался Эдвин. В этот раз Доминика схватила его за руку, хотя у нее самой все внутри перевернулось от вида того, как лежащий на сломанной лапе Ладвиг пытается перевернуться, а снег под ним окрашивается алым. Князья повскакивали со своих мест, Карстан пытался призвать соперников к порядку, но его голос потонул в воплях толпы. На площадку полетели комья снега и ледышки. Народ пытался отбить князя, но Ирвин словно не замечал. Он обходил Ладвига по короткой дуге, милостиво позволяя ему подняться. Медведь неуклюже раскачивался из стороны в сторону, сгребал под собой снег. Наконец, ему удалось найти опору, подняться на три лапы. В этот момент Ирвин бросился вперед, и Ладвиг, не мешкая поднялся на задние ноги. Лев подскочил, чтобы вцепиться в шею. Ладвиг сделал короткое движение корпусом, здоровая лапа взметнулась, как плеть. Не было ни хруста, ни скрежета, только вой, с которым рыжий зверь упал на землю. Снег возле его головы окрасился красным.

— Сломай ему ребра! — рявкнул со своего места Эдвин.

— Руку за руку! — вопила толпа.

Но лев не двигался. Только то и дело выпускал когти, скребя снег. Карстан поправил кафтан, смерил взглядом присутствующих.

— Поединок завершен! Победил Ладвиг Таиг!

Толпа, словно забыв о жажде крови, радостно закричала, и вскоре ее нестройный гул превратился в чеканное: «Лад! Виг! Лад! Виг!». И Доминика кричала вместе с ними.

***

— Останется шрам, ну и хрен с ним. И так не красавец был, так хрен ли теперь переживать, — хмыкнул Эдвин, наливая себе еще вина из бутылки, припасенной в княжеских покоях.

Они с Доминикой в четыре руки вернули обернувшегося человеком князя в замок и теперь ждали, когда Куно освободится из покоев Элизабетты. Рука Ладвига словно попала между мельничных жерновов, Эдвин не придумал ничего лучше, кроме как накинуть поверх нее чистой ткани, и продолжить возлияния до прихода чародея. Доминика сидела рядом и изо всех сил делала вид, что все нормально.

Ирвина, потерявшего сознание, отнесли в его покои. Серьезных ран у мужчины не было, если не считать следа от медвежьих когтей, тянувшегося через все лицо. На удивление, оба глаза остались на месте, только верхнюю губу чуть задело.

— Везучий ублюдок, — фыркнул Эд.

— И не говори. Ему вечно все сходит с рук, — усмехнулся Ладвиг. Доминика улыбнулась, сидя у камина и потягивая вино. Ей стоило бы остановиться, извиниться перед мужчинами и пожелать им спокойной ночи, но она слишком хорошо знала, что не сможет уснуть и до самого рассвета будет носиться по замку, как беспокойное привидение. К тому же никто до сих пор не мог уснуть. Фредерик остался в обеденном зале, дожидался, когда на свет явится еще один его наследник. Карстан и Сиршен из солидарности составляли ему компанию. Ладвиг и сам горячо доказывал, что не уснет, пока не увидит новорожденного.

— Эд, принеси еще вина, — попросил Ладвиг, когда его бокал опустел в который раз. Рыжий великан услужливо кивнул и поднялся с места. Когда дверь за ним закрылась, Доминика оторвала расплывчатый взгляд от пола и перевела его на Ладвига, смотревшего на нее в упор.

Он сидел на кровати, парадный кафтан накинут на голые плечи, на губах неизменная ухмылка, на рассеченной брови запеклась кровь.

— Больно? — спросила девушка.

— Выносимо, — цокнул языком Ладвиг. — Но если Эд не поспешит за вином, то я буду просить тебя отрезать мне руку фамильным мечом.

— Не лучшая идея.

— Тогда тебе придется меня отвлекать, чтобы я не сделал этого сам, — тепло улыбнулся он и похлопал по кровати рядом с собой. Доминика аккуратно встала и украдкой, как будто ее могли поймать, перебралась на кровать, села рядом с Ладвигом и замерла.

— Ты уверен, что в твоем состоянии тебе… — она не договорила. Князь подался вперед и впился в ее губы своими. Жадно, почти отчаянно, словно целовал ее в последний раз. Доминика почувствовала, как сердце скакнуло вверх, под самое горло, а затем кубарем скатилось вниз, оставляя приятное головокружение.

Мужчина оторвался от ее губ и уткнулся носом в шею, вдыхая аромат нежной кожи, щекоча щетиной. Доминика застыла. Затем аккуратно провела ладонью по его здоровому плечу, вверх по шее, стиснула пальцы на затылке — такое собственническое движение, что ей стало не по себе. Ладвиг ответил на это коротким поцелуем под ушком. Принцесса чуть дернулась и коротко рассмеялась от щекотки.

— Я действительно считаю, что духи послали тебя нам в подарок. Мне хочется… — быстро зашептал он, — я буду рад, если ты останешься здесь. Если ты захочешь остаться…

Здоровая рука стиснула ее талию, еще один крепкий и настойчивый поцелуй, от которого перехватило дыхание, а перед глазами замерцали звезды. Вот только вкус отдавал горечью от мысли, что Доминика впервые слышала подобное. А первой ее мыслью все равно был вопрос: «Сколько правды в этих словах?». Она осторожно надавила на плечо князя, вынуждая отстраниться. Ладвиг понимающе взглянул на нее из-под полуопущенных ресниц.

— Принцесса привыкла, что всем от нее вечно что-то нужно. Настолько, что перестала верить даже себе, что уж говорить о других, — цокнул языком он и откинулся назад, на подушки.

— Не говори так, будто знаешь меня, — предостерегла она.

— Ни в коем случае. Но я знаю себя. И я был на твоем месте очень долго. И знаешь, что я понял? Выбирая, доверять кому-то или нет, мы даем шанс не этому человеку, а себе самим. Этому противному голосу в голове, который в случае чего снова скажет: «а я говорил», когда все пойдет не так. Но он может и не прозвучать.

— Почему ты так уверен? — горько усмехнулась девушка.

— Понятия не имею, — рассмеялся Ладвиг. — Что ты хочешь услышать? Что ты особенная? Что мы предназначены друг другу судьбой? Что нашу встречу предсказали древние мудрецы? — улыбка на его губах разгоралась все ярче. — Это глупо. На Севере множество красивых женщин, у одной Аверии внучек хватит на несколько поколений князей и благородных воинов. Но ты — одна. Упорная, местами наглая, слишком высокого мнения о себе, но умная и неугомонная. Ты яростная. Ты мне нравишься, и я хочу, чтобы ты была рядом, стонала мое имя по ночам и под утро, помогала мне приводить дела в княжестве в порядок. Чтобы мои люди смотрели на тебя, как сегодня, с обожанием и восхищением. Чтобы ты знала, что ты на своем месте. Единственный вопрос: чего хочешь ты, Дом?

Она прижала пальцы к вискам. Спокойный тон Ладвига, его уверенная речь, все его поступки, слова и взгляды за прошедший день снова обрушились на нее потоком. Доминика зажмурилась и замерла, словно эта лавина должна была сбить ее и похоронить под собой. А затем из ее груди вырвалось сиплое: «Я устала». Рука Ладвига оказалась на ее плече, слегка надавила, укладывая ее на колени, пахнущие дубленой кожей, снегом и звериной шерстью.

— Я верю, Дом.

Ей казалось, что она прикрыла глаза лишь на секунду, чтобы выровнять дыхание, сбившееся от слов Ладвига и подкативших к горлу непрошенных всхлипов. Но когда она распахнула веки, то увидела, что лежит на кровати князя одна, по горло укрытая одеялом. Ладвиг обнаружился в кресле у камина, напротив него Эдвин, над рукой князя склонился Куно — бледный, словно истончившийся от усталости. Доминика села, мир перед глазами закачался, как будто они были на корабле. В этот момент раздался хруст вправляемой кости, Ладвиг вскрикнул и злобно зашипел.

— Я почти закончил, осталось мелочь, — проговорил Куно.

— А ты на все руки, — довольно хмыкнул Эдвин.

— Не на все, но кое-что могу, — устало смахнул волосы с лица чародей. С кончиков его пальцев срывалось белое свечение, и под ним рана Ладвига начала стягиваться, покрываться бурой коркой. — Кость уже срослась, но нужно будет время, чтобы она окончательно восстановилась. Руку не напрягать, по возможности.

Ладвиг все еще сидел, запрокинув голову назад, и сипел сквозь плотно сжатые зубы, точно скалился. Лица Эдвина Доминика не видела, но была уверена, что он усмехается.

Принцесса откинула одеяла и поежилась от накатившего холода.

— Который час? — спросила она. Взгляды трех пар глаз устремились к ней.

— Ты проспала с полчаса, — ответил Ладвиг. — Мы собираемся выпить по одной и пойти поприветствовать нового отпрыска Фредерика.

— Все прошло хорошо? — спросила Доминика у Куно. Чародей устало улыбнулся и кивнул.

— В целом да, но… вам надо будет это увидеть.

— Он сказал, что нас там ждет сюрприз, — осклабился Ладвиг.

Они захватили принесенную Эдвином бутылку вина и, шикая друг на друга, отправились к покоям Элизабетты. Там в коридоре стоял бледный, как полотно, Фредерик, рядом с ним дремал Сиршен, усевшийся прямо на полу. Карстан бормотал что-то себе под нос, и лишь Авериа стояла у дверей, строгая и подтянутая, как сам страж врат жизни. Доминика окинула взглядом всю собравшуюся компанию. Меньше всего они были похожи на благородных князей, так, ряженый сброд, изрядно подпитый, наплевавший на все протоколы.

— Мы пришли поздравить князя и княгиню, — провозгласил Ладвиг, оказавшись достаточно близко. Он обратился к Фредерику. — Кто?

— Мальчик, — ответила Авериа вместо него. — Здоровый, замечательный мальчик. Элизабетте нужно немного времени, чтобы привести себя в порядок, потом вы сможете зайти.

Из-за двери послышался звон упавшей металлической чаши, заплакал разбуженный громким звуком ребенок. Фредерик подорвался с места и направился к дверям. Авериа выставила руку.

— Дай ей немного времени. Разрешиться от бремени — дело нелегкое, — проговорила она стальным тоном.

Из-за двери послышались прерывистые всхлипы. Авериа чуть повернулась и Фредерик воспользовался этим, чтобы мягко, но настойчиво, оттеснить ее и пройти в покои. Княгиня жестом приказала остальным ждать в коридоре.

— Чует моя задница… — прошипел Ладвиг. Словно в подтверждение его слов тишину в покоях нарушили нарастающие всхлипы и причитания. Элиза давилась слезами и пыталась выжать из себя хотя бы пару слов, но получалось только: «Фред! Фред!».

Через секунду Фредерик вылетел из покоев. Все еще бледный, но глаза горели лихорадочным блеском. Он смерил присутствующих взглядом, а затем бросился вперед по коридору быстрым шагом, практически переходящим на бег.

— Кто-нибудь, остановите его, — приказала Авериа. Ладвиг и Эдвин тут же направились следом. Разбуженный ее голосом Сиршен распахнул глаза и сонно заозирался. По коридору все громче разносились рыдания Элизабетты и плач новорожденного.

Доминика сделала едва заметный шаг в сторону, чтобы заглянуть в приоткрытую дверь. Элизабетта лежала на подушках, лицо раскраснелось от рыданий, а на руках у нее лежал младенец. Даже издалека были видны его огненно-рыжие волосы.

***

Фредерик быстро двигался по коридорам, словно не замечая, как за ним следуют Ладвиг и Эдвин. В общем-то, ему было все равно. Сердце бешено колотилось в глотке, звериная суть рвалась наружу. Под веками словно отпечаталось зареванное лицо Элизабетты с рыжим ублюдком на руках. Память вероломно подкидывала сцены из прошлого, когда Ирвин был желанным гостем в их замке, за их столом. Когда Элиза брала на себя все хлопоты по развлечению князя Гряды. Он вспоминал, с какой нежностью и трепетом она говорила об Ирвине, и как он даже не задумывался, что между ними может быть что-то кроме симпатии. Элизабетта, остервенело доказывавшая, что их первенец действительно его — Фредерика — сын. Князь стиснул кулаки и повернул в сторону покоев Ирвина.

— Попытаться его остановить? — неохотно поинтересовался Эдвин, угадавший, куда направляется Фред.

— Придется, — неохотно согласился Ладвиг.

Фредерик добрался до дверей, распахнул их ударом ноги. Мужчины поспешили за ним, чтобы предотвратить кровопролитие, но стоило им войти, навстречу им вылетела ваза. Следом еще одна. И металлическая статуэтка. И еще кое-какое нехитрое убранство покоев. Сам Ирвин испарился, не оставив и следа.

12

Долгий день празднества закончился, но его эхо звенело во всем теле Куно тяжелой, как колокольный набат, усталостью. Он не помнил, чем закончилась история с Фредериком, как назвали новорожденного малыша и куда делся Ирвин. В его памяти едва отпечатался сладостный момент, когда он рухнул на свою постель, блаженно потерся щекой о подушку и уснул сном младенца, пуская слюни и периодически корча рожицы. Темнота окутала его непроницаемым покровом, а затем на него словно уронили наковальню. Тело рассыпалось на миллион осколков и впиталось в одеяла, как влага после дождя. Чародей провалился в тяжелый сон без сновидений и провел там почти сутки, плавая в непроглядной темени, будто запертый в колодце собственной головы.

Но он не мог полностью отключиться и отдохнуть, даже сквозь сон он чувствовал, как по его телу курсирует нерастраченная энергия. С тех пор, как он научился ее вбирать, она копилась в нем, требовала действия, лишала покоя. Ему казалось, что во время праздника он растратил все, что в нем было, как неопытный юнец. Он творил самые мощные и правдоподобные иллюзии, и казалось, что от недостатка сил он вот-вот потеряет сознание, но стоило ему случайно коснуться укрытого снегом дерева, как энергия вновь наполнила его бодростью. Еще один глоток силы он урвал украдкой во время танца. Ему снова начало казаться, что он выдохся, ему уже хотелось отойти к столу и как следует поесть, расслабить ноги, но его руку вдруг схватила очаровательная рыжеволосая жительница города. Она улыбнулась и потянула его обратно к танцорам, и Куно обхватил ее руку крепче. В это мгновение по всему его телу пробежали толпы мурашек от ощущения тепла, мягкого, покалывающего, живого. Это было что-то среднее между ощущением, которое давал свет и тем жаром, что жег изнутри, если ты берешь на себя риск напитаться огнем. Но эти мысли сдуло из его головы, потому что девушка тут же пошатнулась и упала в снег. Со смущенной улыбкой она сказала, что у нее потемнело в глазах. Куно осторожно помог ей подняться и провел ее к столам и больше старался ни с кем не взаимодействовать.

Это было сложно. Каждый норовил пожать ему руку, прикоснуться к нему, потрепать за плечо. Куно не хотел показаться невежливым, но магия внутри него поднимала голову, как ненасытный зверь, когда кто-то протягивал руку, тело стремилось снова впитать это тепло. Когда его позвали на помощь с Элизабеттой, он каким-то образом смог совладать с собой, но стоило ему вернуться к остальным гостям, жажда проснулась с новой силой. И достаточно было одного прикосновения к Ладвигу, когда чародей вправлял ему руку, чтобы все повторилось. Но князь будто не заметил. Силы в нем было так много, что Куно самого чуть не отбросило назад.

Жажда мучила его даже во сне, воспоминание ползало под кожей, как паразит. И когда вернувшаяся в покои посреди ночи Васса попыталась устроиться в его объятиях, Куно, проснувшийся на долю секунды, отодвинулся как можно дальше, отвернулся, чтобы не прикасаться к ней, и снова забылся тревожным сном.

Он проспал весь следующий день и пропустил то, как все обитатели замка искали Ирвина. Как Фредерик, несмотря на уговоры, собрал жену и новорожденного и спешно покинул замок, напоследок пожав руку Ладвигу. Вдали от чужих глаз он сказал правителю Бернберга что-то настолько тихо, что услышал только князь Таиг. В ответ тот горько улыбнулся и крепко обнял Фредерика, как давнего друга, после долгой разлуки.

И все же в какой-то момент темнота сна без сновидений расступилась. Куно знал это чувство, оно стало его новой привычкой. Как будто в колодце, где он парил в безвременьи, кто-то отодвинул крышку, и огромная невидимая рука вытащила его на поверхность.

Внутри него в ту же секунду все перевернулось, он взмывал все выше и выше, желудок сгруппировался где-то под челюстью, чтоб в случае жесткого приземления выйти первым. Чародей отчаянно хватал ртом воздух, весь сжался в ожидании удара о землю, но его не последовало. Юноша просто резко открыл глаза и сел на кровати, бешеный пульс эхом отдавался в ушах, простыни прилипли к мокрой спине, и в целом все тело ощущалось так, будто его окунули в бочку с холодной водой. Его била крупная дрожь. Куно ощупал кровать — Вассы не было рядом. За окном уже сгустились сумерки нового дня, и несколько свечей разгоняли по углам комнаты полумрак. Чародей немного поворочался, затем на подкашивающихся ногах прошел в ванную и, не чувствуя холода, рухнул в наполненную водой ванну, не чувствуя ни холода, ни тепла.

Вода успела уже остыть, чародей устало посмотрел в сторону потухшего очага, затем опустил руки под воду и представил исходящее от них тепло. Он закрыл глаза, чтобы лучше сконцентрироваться на ощущениях, начал представлять, как жар костра согревает лицо и руки на трескучем морозе, как жгучее солнце палит в знойный летний день, как песок обжигает пятки и забивается между пальцами. Он чувствовал это так явно, ассоциации уносили за собой, и Куно отпустил их в полет, они взвились перед глазами ярким хороводом, а в следующую секунду вода в ванне забурлила. Ошпаренный чародей с визгом выскочил, подставляя алую обожженную задницу прохладному воздуху.

Магия сочилась из него, как перебродившее вино из треснувшей бочки. И все же он вытянул руки над водой, впитывая тепло обратно. Затем, когда вода стала приятной температуры, залез обратно. Нужно было высвободить терзавшую его силу, но как?

Тратить энергию на что-то мощнее вечернего макияжа или лечения ран? В первую очередь на ум приходили жуткие разрушения, которые могли устраивать пропитавшиеся огнем «Сгоревшие». Они могли уничтожить половину армии, разнести в пыль каменный дом, наложить ужасные чары, стиравшие с лица земли целые поселения. Куно поежился от всплывших в памяти историй. Нет, он не будет делать ничего подобного.

«Может, в книгах есть примеры какого-то достойного использования сил», — не успев толком отмокнуть, юноша вылез из ванны, наспех вытерся и залез в прикроватную тумбочку, где хранил изучаемый фолиант. Ветхие страницы отозвались на прикосновение приветственным шуршанием. Куно быстро пролистывал гримуар в поисках чего-то достойного. Он нашел чары для призыва урагана, для создания големов, различные боевые заклятия, знаки для дробления гор. Все так или иначе связанное с разрушением. Он чуть не взвыл, как вдруг на глаза ему попался маленький раздел в самом конце книги, исписанный мелким почерком, как примечания. В самом верху страницы, многократно подчеркнутая, красовалась надпись: «Любовные чары». Чародей хищно облизнулся, не понимая, как он мог пропустить это раньше, и принялся читать.

***

Доминика собралась с духом и постучала в дверь покоев Ладвига, а затем привалилась к косяку так, словно это стоило ей всех сил. Отчасти это было так. Она оказалась в постели с первыми лучами солнца, но сон толком ее так и не настиг. В полдень она вместе с другими гостями замка спустилась в обеденный зал. Остальные вяло переговаривались, создавалось впечатление, что все покинули свои покои только чтобы подать признаки жизни и разойтись дальше спать, но даже после обеда Доминика не могла уснуть. Она ворочалась, прокручивая события прошедшего дня, вспоминая слова Ладвига и пытаясь понять, что делать дальше. Предложение стать вассалом все еще не укладывалось в ее, как ей раньше казалось, идеальный план. Это было слишком просто, слишком… бескровно и честно. Хотя, если задуматься, легкости в решении Ладвига тоже не было, король Луис не оставит без внимания отток магов из королевства, но если мощная древняя магия сможет защитить их, то все вполне может получиться. Эта мысль вилась в ее голове, и Доминика отчаянно искала подвох. Зачем Ладвигу идти на этот шаг? И действительно ли все дело в симпатии? И есть ли у него эта симпатия на самом деле, или он просто создавал видимость, чтобы усыпить ее бдительность?

Доминика гнала эти мысли, напоминая себе, что это не так уж важно, но каждый раз возвращалась к этим вопросам. В конце концов, она решила, что проще всего будет просто спросить Ладвига напрямую. Понимая, что она ведет себя, как неразумная девчонка, она оделась и добрела до покоев Ладвига.

Князь позволил войти. Он обнаружился сидящим в кресле у камина, на коленях — раскрытая книга, но взгляд лениво блуждал среди танцующих языков пламени. Когда Доминика вошла, он кивком предложил ей сесть напротив. И вот, уже несколько минут они сидели, каждый окутан своим молчанием. Затем принцесса аккуратно попыталась начать разговор.

— Как рука?

— В порядке, — Ладвиг продемонстрировал ей перемотанную конечность. — Ты сама как? Набралась сил?

Он перевел взгляд с пламени на ее лицо, и теперь внимательно изучал принцессу. Что-то изменилось в ней, может, усталость вымыла из ее черт заносчивость. Девушка только неопределенно пожала плечами, не желая врать.

— Я хотела извиниться за вчерашнее. Мне не стоило давать волю эмоциям, а затем и терять сознание, — проговорила она и выдавила улыбку. — Так себе поведение для вассала.

— Не переживай. Когда я узнал, что буду князем, я два часа колотил стены, — отмахнулся Ладвиг, изучая ее лицо еще внимательнее. — Так ты согласна?

— Лучше варианта не будет, — кивнула принцесса.

— И только поэтому?

Этот же вопрос она задавала себе всю ночь, но так и не нашла ответа. А теперь, когда он прозвучал от Ладвига, под взглядом льдистых глаз, Доминика вдруг нащупала правду, которую прятала от себя же.

— Когда мать готовила меня к правлению, я слабо верила, что у меня что-то получится. Она и сама вряд ли представляла какие-то перспективы кроме бесконечных совещаний с министрами и закапывания балов. А сейчас, мне кажется, у меня есть шанс сделать что-то правильное для людей, которым это необходимо.

Ладвиг кивнул, удовлетворенный этим ответом.

— Одного я не могу понять, — продолжила Доминика. — Обычно короли дарят женщинам наделы, когда хотят избавиться от них, чтобы чем-то занять, пока сами развлекаются с новыми фаворитками. А ты…

— Симпатии — отдельно, дела Севера — отдельно, — взмахнул рукой князь. — Когда ты станешь вассалом, у тебя появится масса обязанностей, которые будет невозможно решать из Бернберга. Но я не отказываюсь от своих вчерашних слов.

— От…

Щеки обожгло румянцем от всплывших на поверхность воспоминаний. Доминика не смогла сдержать улыбки. Не посмела опустить глаза. Несколько мгновений они с князем смотрели друг на друга, словно прикованные друг к другу взглядами. В памяти Доминики вихрем пронеслись все правила приличия, предписывающие хранить честь, проявлять скромность, отстраненность, думать о политических выгодах — все они пошатнулись и оказались погребены под тяжелым, как скала словом «плевать».

В следующее мгновение они с Ладвигом бросились друг к другу. Не помешал ни разделявший их столик, ни раскиданные по полу подушки. Доминика подхватила юбки и просто перешагнула через мешавший предмет мебели, и села на колени князя. Тот тут же обхватил ее лицо ладонями и притянул к себе для медленного, ласкового поцелуя.

Пока князь разбирался со шнуровкой, она принялась освобождать его от жилета, затем вытянула заправленную под пояс рубашку и положила руки на ремень. Еще один сдавленный смешок от щекочущего прикосновения холодных пальцев к холодной коже. Доминика, чуть подразнивая, потянула за свободный конец ремня, но через секунду отпустила, провела рукой ниже, массирую его через плотную ткань штанов. Ладвиг запрокинул голову, впиваясь пальцами в ее плечи. Принцесса сильнее вжалась в него бедрами. В этот момент Ладвиг вцепился в ворот ее платья и потянул, высвобождая девушку из крепких объятий парчи. Доминика стянула рукава, затем встала, позволяя платью скользнуть на пол, оставляя ее в тонкой нательной рубашке. Ладвиг поднялся следом, сбрасывая с себя смятую рубашку, подцепил подол доминикиной, сжал в кулаке и потянул за собой, в сторону кровати. Принцесса с готовностью следовала за ним, на каждом шагу перехватывая короткие жадные поцелуи, пока князь не развернул ее спиной к себе и, наконец не стянул с нее последний предмет одежды. Холодное касание воздуха пощекотало обнаженную кожу и тут же сменилосьжаром рук. Ладвиг провел пальцами по ее животу, крепко сжал бедра и потянул на себя, прижимая ближе, одновременно стискивая грудь и покусывая кожу. Доминика прогнулась, требуя большего, но князь отступил, рукой указывая на кровать. Принцесса только хищно улыбнулась, села на край постели и схватилась за край брюк, отточенными движениями лишая мужчину одежды. Она уже видела его обнаженным, но теперь даже не пыталась скрывать, насколько ей нравится такой вид. Она провела руками по горячей, исчерченной шрамами коже, поцеловала след рваной раны на боку, хотела опуститься ниже, но Ладвиг не позволил. Он подхватил ее бедра и потянул на себя, наклонился вперед, чтобы отвлечь мягкими, дразнящими поцелуями, пока медленно, растягивая удовольствие, проникал в желанное тело.

Доминика простонала ему в губы, сцепила ноги на его талии и подтолкнула вперед. Еще раз. Требовательно. Жадно. На грани безумия. Ладвиг усмехнулся и начал двигаться, вырывая из ее горла рваные стоны. Она стиснула пальцы на его затылке, не позволяя прервать поцелуй, и начала двигать бедрами в такт, усиливая удовольствие, показывая, как ей нравится. Мужские руки блуждали по ее телу, стискивая, лаская, царапая. Тонкая шея принцессы покрылась пурпурными следами поцелуев и укусов, но девушка продолжала требовать еще и еще, и Ладвиг с охотой выполнял ее просьбы, пока их обоих не начала бить крупная дрожь, и неожиданно крепкая хватка принцессы не ослабла.

Они оба упали на подушки, уставшие, со сбившимся дыханием. Казалось, стук сердец наполнил комнату и заставил воздух дрожать. Ладвиг лег рядом с Доминикой и положил руку ей под голову. Принцесса посмотрела на него немного удивленно, но ничего говорить не стала и послушно улеглась на его плечо. Вторая рука мужчины удобно устроилась на ее бедре. Иногда он подавался вперед, чтобы поцеловать обнаженное плечо или шею, но не прерывал молчания, накрывшего их, как теплое одеяло.

— И что будет дальше? — хрипло спросила она, когда смогла выровнять дыхание.

— Что-угодно, — прошептал ей в ухо Ладвиг. — Чего ты хочешь?

Доминика, к собственному удивлению, в этот момент была как никогда уверена в своих желаниях:

— Тебя.

***

Васса вернулась в покои, когда за окном уже смешала темные краски ночь. Как и все гости, она легла спать на рассвете, а к полудню уже была на ногах и носилась по замку, пинками подгоняя слуг убирать последствия гулянья. Новые обязанности так быстро вошли в привычку, что девушка с трудом представляла, как жила без этого раньше. Ей нравилось отдавать команды, придумывать решения, видеть результат. Это напоминало их летние путешествия на корабле в составе банды контрабандистов, только ветер не хлестал в лицо, в ботинки не заливалась вода, и орать имела право только она. Васса даже задумывалась о том, чтобы поговорить с Эдвином и остаться в замке и на лето, раз уж благодаря ей княжеская берлога стала напоминать человеческое жилье. Тем более, в покоях ее ждал Куно.

Она вошла и застыла от удивления. Повсюду горели свечи, от масляной лампы исходил тонкий и пряный аромат. Чародей сидел на постели в одной рубашке и игриво улыбался ей.

Васса в два прыжка преодолела разделявшее их расстояние, готовая накинуться на Куно с поцелуями, но тот ловко увернулся, не давая коснуться себя. Щелчок пальцев — и одежда растаяла прямо на Вассе.

— Это что-то новенькое? — улыбнулась девушка, кладя руки на талию, позволяя чародею полюбоваться открывшимся видом.

— О, да, я хочу попробовать одно новое колдовство, — усмехнулся чародей. Он щелкнул пальцами еще раз, и Вассу впечатало в кровать. Девушка взвизгнула и перевернулась на спину, глядя на Куно, все еще державшегося на расстоянии вытянутой руки.

— И что же это?

— Верь мне, — прошептал он и сделал еще одно движение рукой. Глаза девушки застлала пелена, словно кто-то повязал ей на глаза плотную шелковую ленту. Васса издала еще один нервный смешок, а затем рассмеялась от ощущения легкой щекотки. Как будто по ее животу невесомо плясало самое нежное перо.

Оно двигалось ниже, очерчивая изгибы тела, к бедрам, коленям. И вдруг к этим касания прибавились новые ощущения — прикосновение рук, разминавших уставшую шею и плечи. Еще одна пара таких же рук занялась ее ногами и спиной.

— Погоди, что?! — вскрикнула девушка, резко садясь. Зрение тут же прояснилось.

Кровать была пуста, Куно стоял скраю и не скрывал удовольствия от зрелища. Чужаков в комнате не было.

— Как ты это сделал?

Куно лишь улыбнулся и начертил в воздухе круг, поместил в центр руку и сделал небольшое поглаживающее движение. В тот же момент Васса почувствовала нежное касание пальцев к своей щеке. Они двинулись ниже, задели губу, прошлись по шее, к плечу, с нажимом заставили снова лечь на спину.

— С закрытыми глазами ощущения ярче, — объяснил чародей. — Ты не против, если я продолжу?

Васса кивнула и послушно закрыла глаза. Прикосновения продолжились. Невидимые руки мяли, гладили, щекотали, не оставляя без внимания ни один сантиметр кожи. Она плавилась под этими прикосновениями, не сдерживая стонов, раскрываясь навстречу ласкам, становившимся все более чувственными, задевавшими те точки, которые Куно прекрасно знал. Она не сдерживала стонов и нежно просила еще, и Куно подчинялся, стоя у края кровати, едва сдерживая желание прикоснуться.

И вдруг Васса резко подалась вперед, схватила его и притянула к себе для требовательного поцелуя. Куно опешил от прикосновения кожи к коже, по телу пробежала волна жара такой силы, что его тряхнуло, как от удара молнией. Чародей пошатнулся, упал вперед, провалился в поцелуй, позволяя утянуть себя с головой, а когда отстранился, Васса сидела на кровати неподвижно, сжавшаяся от ужаса, как напуганный ребенок. Она смотрела перед собой, и на глаза ее наворачивались слезы.

— Что ты сделал?

— Что я…?

— Я не вижу! Что ты сделал? Верни обратно! Верни мое… — но вместо слов из ее горла вырвались только всхлипы.

— Сейчас, — заторопился Куно. Он обхватил ее лицо руками, сконцентрировался на ощущениях, попробовал почувствовать, как крошечные импульсы пробегают по ее нервам, но… ничего. Была только тишина и темнота. Куно непонимающе выпустил Вассу из объятий и отстранился. Чары забрали всю его силу, он был как опустошенный сосуд, не было даже капли магии.

В душе нарастала паника. Куно испуганно взглянул в окно — Луну затянуло плотной пеленой облаков. Камин погас, свечи догорали. Даже огнем сейчас было не напитаться. Можно было, конечно, выбежать, позвать слуг, попросить принести огня, но ему не хотелось оставлять Вассу, а при мысли, что кто-то это увидит, что князь узнает, что маги могут быть опасны, все внутри у него похолодело. Он не мог этого допустить.

«Перестань быть сосудом и стань источником», — вспомнились слова Наставника. Куно сделал глубокий вдох. Выдохнул и снова взял Вассу за руки. Та тихо плакала, пытаясь разглядеть хоть что-то вокруг себя.

— Все будет хорошо, — проговорил Куно, стараясь звучать хоть сколько-то уверенно. Он крепче сжал ее кисти и закрыл глаза. Прислушался к собственному дыханию, к тому, как кровь бежит по венам. Жизнь — это тоже своего рода магия, чудо. Куно осторожно попытался выделить из этого потока, наполнявшего его, тонкую нить, словно ручей, подбежавший через его руки к Вассе.

Девушка всхлипнула.

— Жжется! — но руки не отняла. Куно ласково погладил ее ладонь пальцем.

— Все будет хорошо, — повторил он, мысленно прокладывая ручью путь вверх по венам, к голове, к глазам. Он представил, как светящаяся нить наполняет глаза Вассы сиянием, выводит девушку из темноты. Но в то же время он пытался сдержать оставшуюся, клокочущую от напряжения энергию в своем теле.

Васса не сопротивлялась. Не плакала. Она молчала, и Куно начинал чувствовать не только страх, но и злость — на нее, но в большей степени он злился на себя. Он никому не хотел причинять вреда, но все равно все пошло не по плану. «Что ты вообще умеешь делать нормально?» — он тряхнул головой, отгоняя эти мысли и, почувствовав, что отданная энергия прижилась, разомкнул трясущиеся руки. Васса открыла глаза.

— Ну как?

— Все в порядке, — она едва шевелила бескровными губами. Не решалась посмотреть на чародея, а когда все же подняла глаза, ее взгляд резанул по Куно, как острое лезвие. На дне огромных, некогда веселых, глаз поселился страх. За доли секунды он успел пустить корни глубоко, в самое сердце, и Куно ужаснулся, понимая, что он сам виноват в этом.

Куно подскочил с кровати. Принялся одеваться, одновременно пытаясь подобрать слова, хоть какие-то, чтоб разбавить это ужасное молчание.

— Я… пойду пройдусь. Если захочешь, расскажи о случившемся Ладвигу, а лучше — Доминике. Они определят наказание. Если хочешь жить отдельно…

— Куно… — она протянула руку, но чародей дернулся, избегая прикосновения.

— Не надо, — проговорил он. — Не хочу, чтоб с тобой еще что-то случилось из-за меня.

И он ушел в непроглядную темень ночи, растворяясь в разлившейся в воздухе черноте.

13

— Я уверен, что множество магов смогут подкрепить защищающие нас чары не только верой, но и магией, — говорил Карстан, набрасывая какие-то схемы на листе бумаги.

— Остается только решить, как мы привезем их сюда, — напомнила Авериа.

— Чародей говорил, что у него есть какие-то соображения на этот счет, — хмыкнул Ладвиг, бросая вопросительный взгляд на Доминику. Та уверенно кивнула.

Время близилось к полудню, заседание длилось уже несколько часов, а Куно все не появлялся. Они успели обсудить все основные вопросы, связанные с размещением приезжих, адаптацией экономики и торговли под чародеев, затронуть вопросы безопасности. Оставалось только решить, как послать весточку на территорию Ост-Гаэля, чтоб она не попала не в те руки, Куно обещался разработать решение, но этим утром Доминика так и не смогла достучаться до его покоев. Каким бы соней он ни был — это выходило за все рамки, и теперь принцесса могла разве что лелеять мысли о том, как надерет его тощий зад, когда наконец-то начнется перерыв. Его она тоже не могла дождаться. Сидеть в зале, под слишком уж доброжелательными взглядами было невыносимо. Ей казалось, что теперь, зацелованная, то и дело касающаяся руки Ладвига под столом, она обманывает благородных гостей больше, чем когда-либо. Но Ладвигу было достаточно слегка провести пальцем по тыльной стороне ее ладони, чтобы мрачные мысли схлынули.

Наконец основные вопросы закончились, двери распахнулись, впуская слуг, несших закуски и напитки. Правители радостно отступили от стола, разминая затекшие ноги и спины. На место документов встали ароматные пироги и соленья. Сиршен Оннад с готовностью схватил несколько пирогов и, отступив к окну, принялся блаженно жевать. Доминика устроилась рядом, на подоконнике, чувствуя, как по телу растекается приятная усталость. Рядом с юным княжичем было приятно сидеть молча, он не требовал внимания и, если не знал, что сказать, просто держал рот закрытым. Этот талант Доминика особенно ценила в нем. Еще ей хотелось избавиться от назойливой компании старших князей, которые теперь были как никогда заинтересованы в беседе с ней. То ли статус вассала, который собрался предоставить ей Ладвиг, играл свою роль, то ли пурпурные следы поцелуев на ее шее вынуждали гостей проявлять избыточный интерес. Вот и теперь Авериа, как королева всего сущего, пристроилась рядом, точно не замечая сжавшегося в ее присутствии Сиршена Оннада.

— Поздравляю, принцесса. Свое поселение — это очень ответственно. К счастью, у вас есть могущественный покровитель, но многое все еще зависит от вас. Стоит обзавестись собственными связами и друзьями, — проворковала она, поднося к губам чашку травяного чая. Доминика кивнула.

— Я рассчитывая на плодотворное сотрудничество с домом Кимнэ. Уверена, мы сможем быть полезны друг другу.

— Конечно, — тонкие губы княгини растянулись в улыбке. — Но не все ограничивается только… кхм… экономическими выгодами. Знаешь, что связывает сильнее взаимных обязательств? Кровь. Договоры можно порвать, расторгнуть, сжечь, но вот кровные узы связывают нас на всю жизнь. Они нерушимы. Даже в час самого большого разлада они заставляют нас вставать на сторону друг друга.

— Расскажите об этом Ортирам, — усмехнулась Доминика.

— Исключения подтверждают правила. Просто, их время еще не пришло, — ответила Авериа. — Но ты увидишь, что я права. Кровь открывает многие двери. Так что тебе стоит задуматься о том, чтобы укрепить свои позиции.

— Но я…

— Ни для кого не секрет твоя тонкая связь с Ладвигом. Это само собой. Я ее даже одобряю. Он славный человек, хоть временами и бывает вспыльчивым, упрям как осел, но сердце у него доброе. Но, знаешь, на Севере негоже выходить замуж за первого встречного. Можно и присмотреться в поисках лучших вариантов, семей. У меня самой пятеро племянников и внуков, еще не женатых. А род наш силен и богат…

— Вы сосватать меня пытаетесь? — мягко улыбнулась Доминика. Княгиня сощурила свои холодные, как талая вода, глаза, а затем немного скосила их в сторону. Доминика проследила ее взгляд и заметила Ладвига, его губы изогнуты в шутливой улыбке, но в глазах застыл острый лед. Он проверял их наглость или ее решимость?

— Просто знакомлю с местными обычаями, — улыбнулась Авериа.

— Ваши племянники не единственные кандидаты, — внезапно подал голос Сиршен, вся его поза выдавала готовность к бегству, но пылающий взгляд Карстана из другого конца комнаты пригвоздил юношу к месту. Княгиня рассмеялась, тонкие морщинки вокруг глаз замерцали от выступивших слезинок. Она осторожно смахнула их, перевода дыхание.

— Воистину, ты сын своего отца, — проворковала она. — У меня среди внучек найдется невеста и для тебя…

Доминика бросила аккуратное «извините» и воспользовалась шансом прошмыгнуть в сторону дверей. Ее и раньше заманивали в узы брака различными способами, но уверенности Аверии Кимнэ могли позавидовать все свахи Ост-Гаэля вместе взятые.

Она обернулась, ища глазами Ладвига. Его тень проскользила по стене коридора и переползла за угол, подрагивая в плавном танце огоньков свечей. Доминика последовала за ним. По спине побежали толпы мурашек, стоило только вспомнить, как они провели в объятиях друг друга всю ночь, до самого утра. Как разбавляли разговоры ленивыми ласками. Но не только это вызывало в Доминике желание проводить рядом с князем каждую свободную секунду. Была еще одна маленькая деталь, которую Доминика старательно скрывала ото всех — клочок бумаги, полученный ею в ночь празднества. Она развернула его, как только оказалась вдали от посторонних глаз, и достаточно было одного взгляда, чтобы узнать в ровных строках, пропитанных гордостью и сарказмом собственное неотправленное письмо. Правда, вернул Эдвин только половину письма, а вместо второй оставил принцессе только сводящее с ума беспокойство, обещание поговорить наедине и эти насмешливые взгляды. Он преследовал ее, как тень, спрашивал, как у нее дела, как ей спится, не чувствует ли она недомогания. А затем с подчеркнутым безразличием приглашал Ладвига на дружеский поединок или какой-нибудь разговор «не для женских ушей», вынуждая все ее внутренние органы делать сальто. Так не могло продолжаться вечно, но что делать Доминика не знала, поэтому действовала как всегда: делала вид, что ничего серьезного не происходит, но при этом старалась не оставлять Ладвига надолго в компании Эдвина, чтоб рыжий великан не сболтнул лишнего.

Ладвиг обнаружился в небольшом алькове соседнего коридора в компании Вассы и Эдвина. Девушка выглядела болезненно бледной, ее плечи то и дело вздрагивали, когда она пыталась сдержать рвавшиеся наружу рыдания. Эд и Ладвиг стояли рядом с ней, скрестив руки на груди. Заметивший Доминику Ладвиг кивнул, приглашая присоединиться.

— У нас проблемы?

— Куно нигде нет, — всхлипнула Васса. Непослушная слеза сорвалась с ее ресниц и побежала вниз по щеке. Доминика осторожно коснулась ее плеча. Это стало последней каплей, Васса обхватила ее за талию и зарыдала.

— Я правда думала, что он у себя, но его нигде нет. Он ушел ночью, я думала, он в лаборатории, а он… он… Что, если его похитили? Вдруг его держат в заложниках? Он может быть в опасности, а я не стала его останавливать, когда он решил уйти.

— Тихо-тихо, — похлопала ее по плечу Доминика. — Вы поссорились?

Васса всхлипнула и отрицательно покачала головой.

— Но он даже записки не оставил. Я сердцем чувствую, с ним что-то случилось.

— Он должен был присутствовать сегодня на совете, — проговорил Ладвиг, исподлобья глядя на плачущую девушку.

— Все будет в порядке, Куно не даст себя в обиду, — постаралась поддержать Вассу принцесса. — Он же занимается древней магией, это вам не фокусы показывать.

— Он из-за нее стал сам не свой, — шмыгнула носом девушка. Доминика гладила ее по волосам, параллельно обмениваясь напряженными взглядами с мужчинами. Уголок губ Эдвина нервно дернулся в сторону.

— Я проверю ближайшие кабаки и за шкирку его притащу, — сказал он, наконец. Доминика помотала головой.

— Я с тобой, — вспыхнула Доминика. Ладвиг настороженно вскинул бровь. — Вдруг с ним что-то случилось?

Эдвин на это лишь кровожадно усмехнулся и упер руки в бедра.

— Позволь спросить, какой у тебя опыт охоты, принцесса? Может, ты умеешь читать следы? Или преследовать добычу часами напролет?

— Куно, конечно, тот еще дурак, но точно не олень, так что моих навыков будет достаточно, — съязвила принцесса.

— Эд, дай ей сказать, — осадил его Ладвиг.

— О, прошу прощения, — он шаркнул ногой и согнулся в шутливом поклоне. — Так какую пользу Вы стремитесь принести, Ваше Высочество?

— Куно может перемещаться с помощью магии, не оставляя следов. Так что твои таланты следопыта могут не пригодиться. Зато у нас с ним есть парные медальоны. В случае, если с одним из нас что-то случится — второй укажет путь.

Эд недовольно хмыкнул.

— Давай его мне и дело с концом.

— Он работает только в моих руках.

— Тогда что ты стоишь? Жду внизу через пять минут.

С этими словами он круто повернулся на каблуках и направился вниз, седлать лошадей. Васса еще раз стиснула Доминику в объятиях, бормоча бесконечные «спасибо», а затем улизнула, не дожидаясь, пока принцесса додумается задать неудобные вопросы. Доминика взглянула на Ладвига, пытаясь разгадать суровое выражение его лица.

— Ты был прав, праздник — это самое простое.

— Авериа уже пытается сделать тебя своей невесткой? — усмехнулся он. Шутливо. Добродушно. Язвительно. Словно испытывая.

— А как же, — повела плечами принцесса, а затем подалась вперед, оставляя дразнящий поцелуй на его щеке, рядом с губами. — Но меня не так просто заинтересовать.

— Даже так? — усмехнулся князь, перехватывая ее руку и оставляя поцелуй на тыльной стороне ее ладони. — Я польщен. Но если появится достойный кандидат… постарайся не следовать примеру Элизы.

Доминика чуть улыбнулась.

— А если не появится? Если, скажем… у тебя будет невеста.

Ладвиг усмехнулся.

— Хотел бы я на это посмотреть, — он окинул ее оценивающим взглядом и нехотя выпустил ее ладонь. — Тебе следует поторопиться. Эдвин ужасно не любит ждать. Постараюсь прикрыть твое отсутствие, сколько смогу.

***

Куно проснулся от хлесткой пощечины. Резко сел, хлопая глазами в попытках собрать мир вокруг себя в четкую картинку, но все усилия были тщетны. Пронзительная головная боль размыла окружающие предметы в цветные пятна. Чародей поднялся с кушетки, на которой и провел ночь, накрывшись платьем, размял шею, спину, ноги.

Ему достаточно было подумать о лавке Ланса, чтобы тут же оказаться посреди нее. Его била крупная дрожь, паника свернулась комком в горле, а как только под ногами почувствовался каменный пол лавки, силы оставили его. Куно повалился на пол и, превозмогая охвативший его ужас, принялся звать Ланса. Владелец лавки не ответил, а Куно, как мучимый кошмаром ребенок, просто свернулся калачиком и уснул, в надежде, что его спасут от объявшего его ужаса. Но никто не приходил, и Куно провалился в беспокойный сон.

Он не слышал, как Ланс вернулся. Просто на рассвете старик растолкал его и со словами «постарайся не блевать» сунул ему под нос чашку крепкого сладкого чая. Чудом переборов готовый вот-вот взбунтоваться желудок, Куно сделал несколько мелких глотков, чувствуя, как тепло льется по горлу, снимая болезненный спазм. Он отставил чашку и вытянулся на кушетке. Ланс, устроившийся поудобнее в кресле у камина, тряхнул напудренной головой.

— Вот та-а-ак, мальчик. Отдохни и попей еще.

— Мне так неловко, что я заявился посреди ночи, еще и без приглашения, — всхлипнул Куно. — Просто мне было очень плохо. Я сперва думал, что дело в похмелье, но я… не мог я так сильно отравиться печенькой.

— Нет, не мог, — понимающе кивнул Ланс. — Дело вовсе не в алкоголе. Это все ты. Твоя сила. Она требует выхода, чтобы ты использовал ее в соответствии со своим потенциалом, а не страхами. И если ты не дашь ей выход, то она сама его найдет. Ключевой вопрос: «когда?».

— А нельзя было как-то предупредить об этом? — нахмурился Куно. Голову тут же снова сжало раскаленными тисками. Ланс только нежно улыбнулся, наблюдая за его мучениями.

— Прислушивался бы к своей силе — этого бы не случилось. Но ты опять пошел на поводу у страха.

— Но я делал все, что мог. Ты видел мое выступление на празднике, я был на высоте! Оно требовало концентрации, сил и…

— Тебе пора делать что-то настоящее, — прервал его Ланс. — Твоей силы сейчас достаточно, чтобы поворачивать реки вспять, обращать камни в песок. Ты можешь больше, но вместо этого тратишь свою силу на развлечения.

Куно устало откинулся назад. Магия в его теле отзывалась на каждое слово Ланса, подтверждая его правоту. Чародей издал еще один вымученный вдох.

— Что мне делать?

— Нужно найти твоим силам разумное применение. Собирайся.

Куно не стал спрашивать, куда они идут или зачем. Сила, курсоровавшая внутри его тела, сама подняла его на ноги и заставила двигаться за Лансом, словно он был марионеткой. Чародей поплотнее укутался в плащ и поплелся за торговцем на улицу.

Утро уже вступило в свои права, но город еще спал, окутанный послепраздничной дремой. Куно осторожно осматривался по сторонам, наслаждаясь тишиной, нарушаемой только хрустом снега под ногами. Он словно очутился в Ост-Гаэле, когда холодными, пронизанными ветрами сумерками добирался в замок после бурной ночи в каком-нибудь кабаке. В часы, когда город еще спит и не полнится дневными запахами пота, прогорклого масла и нечистот, в душе появляется какая-то особая любовь ко всем сонным улицам, безмолвным домам и кошкам, спящим на заборах. Хоть Бернберг слабо напоминал Нор-Гаэль, Куно ощутил в груди отголосок знакомого нежного чувства и даже смог выдавить из себя улыбку.

Ланс бодро вел его за пределы города, к густому лесу, укрытому полумраком. Чем дальше они забирались от человеческих жилищ, тем легче чувствовал себя Куно. Головная боль отступила. мышцы наполнились силой, с груди как будто сняли каменную плиту, до этого мешавшую нормально дышать.

— Чувствуешь, да? — хмыкнул Ланс, когда юноша поравнялся с ним. — Город кишит символами, сигналами, магией в том или ином масштабе. Ее иногда так много, что хочется залить себе уши воском и запереться в подвале. Именно поэтому в давние времена маги жили на отшибах или в лесах, чтобы лучше концентрироваться и раньше времени не сойти с ума.

— А разве жизнь вдали от людей помогает сохранить рассудок?

— А жизнь в переполненном городе, где вся улица в курсе каждого твоего чиха и шага — помогает? — усмехнулся Ланс. Куно неопределенно пожал плечами. Он всегда любил город, но сейчас слова наставника заставили его задуматься. Если его сила будет расти, возможно, он действительно будет вынужден стать отшельником, покинуть всех и обосноваться в какой-нибудь хижине, чтобы до конца жизни пугать медведей и нерадивых охотников.

— Но я люблю людей…

— Повтори это через пару лет, когда они будут считать тебя жестоким чудовищем, которое играется с их жизнями. Я тебе клянусь, твоя сила сперва их очарует, а потом приведет в ужас.

— А когда нас станет больше… — пробормотал чародей.

— «Больше»?

— Да, только это пока секрет. Но сюда прибудет еще несколько чародеев. Мы разместим их в поселение, будем учить древней магии. Ваши знания бы нам пригодились, кстати. Не думаете о том, чтобы стать наставником для целого поколения.

— Зачем мне это?

— Вы так хорошо разбираетесь в магии, — сказал он в попытках увести разговор в более позитивное русло. — Особенно для не-мага. Южанам бы у вас поучиться.

— Их тоже можно понять. Когда в твоей жизни есть что-то, что ты страстно желаешь, но не можешь получить, ты либо бежишь от этого, либо всеми возможными способами пытаешься приблизиться, — хмыкнул Ланс. — Но, что бы ты ни делал, ты не найдешь покоя, оно будет дразнить тебя и мозолить глаза. Мы почти пришли.

Лес неохотно расступался перед ними, и Куно, словно завороженный, позволял увести себя дальше.

***

На самой поверхности почерневшего медальона неторопливо колыхалась золотистая стрелка. Она слегка поворачивалась то влево, то вправо, указывая направление, но сколько бы Эдвин с Доминикой ни скакали через лес, магический компас не светлел. Словно Куно сбегал от них, путал следы или какая-то другая сила не давала им выйти на него. Они в очередной раз выехали на поляну, и тут Эдвин не выдержал, выскочил из седла и принялся изучать снег.

— А твоя хреновина точно работает, принцесса?

— Как она может не работать, она волшебная?

— Тогда как ты объяснишь, что тут все покрыто нашими следами, — с торжествующей улыбкой Эдвин указал ей на разрытый лошадьми снег. Доминика спешилась и подошла к Эду, изучая следы. Разбитый копытами наст мало ей сказал, а вот хлесткая усмешка и пылающая в глазах несостоявшегося князя ненависть были красноречивы.

Они кружили по лесу уже добрый час. От холода и усталости ныло все тело, морозный ветер надавал жгучих пощечин, но Доминика старалась не жаловаться и вообще не говорить без причины. Эдвин испытывал ее терпение, испепелял ее пристальными взглядами. Доминика же тратила все силы на сохранение хладнокровия.

— Лес, должно быть, водит нас кругами, — пожала плечами принцесса. Мужчина издал короткий смешок и присвистнул. Лошади тут же настороженно подняли головы.

— Что еще расскажешь, а? — фыркнул он. — Что тебе ноги мешают ходить ровно? А рот говорит за тебя всякие глупости?

— Так уже было, когда я оказалась тут в первый раз, когда было северное сияние в небе, — попыталась объяснить принцесса, но Эдвин только сочувствующе покачал головой. Доминика отмахнулась и повернулась к мужчине спиной, направилась к лошадям.

— Или ты выманила меня из замка, чтобы разделаться из-за этой маленькой штучки, — проговорил он. Послышался шелест расправляемой бумаги. Доминика повернула голову, не сомневаясь, что увидит в его руках половину своего письма. — Или это тоже само написалось?

Ветер подхватил ее усталый вздох и разнес по всему лесу. Доминика взяла лошадь под уздцы и осторожно осмотрелась. Если Эдвин решит напасть — она обречена. Даже в охотничьем костюме она не сможет убежать далеко, а нож, спрятанный в рукаве, подойдет разве что для легкой смерти, чем для самозащиты. Эдвин не торопился. Просто скрестил руки на груди и выжидал. Обрывок письма трепетал на ветру, дразня.

— Сейчас действительно не время для этого, — сказала она, с трудом глядя в глаза мужчине. — Куно может быть в опасности, от него зависит, получится ли у Ладвига осуществить свой план с чародеями.

— А от этого зависит, получится ли у тебя стать снова обожаемой дочерью своего отца, — обманчиво-ласково улыбнулся Эдвин. — Ты же за этим сюда явилась. Не помогать, не искать защиты, а подставить нас всех.

— Я не знала, что все так обернется, — честно сказала она, изо всех сил стараясь не выглядеть так, будто оправдывается. — Не представляла, что Север окажется лучшим из мест, где мне доводилось бывать. Все так запуталось.

Она тут же взяла себя в руки и бросила на Эдвина колкий взгляд.

— Письмо у тебя уже давно. Почему ты ничего не сказал Ладвигу?

— Хватит с него и Элизабетты. Я решил, что если ты сделаешь что-то подозрительное, я утоплю тебя в ванне и выставлю это как несчастный случай. Ладвигу не за чем получать еще один нож в спину.

— Это так мило с твоей стороны, — безучастно проговорила Доминика. — А если честно, чего ты хочешь?

Эдвин сделал шаг, другой в ее сторону. Морозное дыхание обожгло кожу, презрение ощущалось как пощечина, хлесткая и жгучая. Доминика шумно выдохнула, заставляя себя смотреть ему в глаза.

— Хочу, чтобы ты не забывалась, принцесса. Повторю, если ты решишь выкинуть какую-то глупость, я лично сверну тебе шею. И меня не остановит ни один чародей, ни целая армия, ни сам Ладвиг, если ему хватит глупости попытаться. Ты меня поняла?

Доминика кивнула.

— Не слышу.

— Поняла.

— Вот и славно. Я не буду напоминать тебе лишний раз о нашем уговоре, тебе должно хватить мозгов действовать осмотрительно.

— О, не стоило. Но спасибо. Чесать себя за ушком дашь?

— Только через мой труп.

— Меня устраивает, — улыбнулась она.

Эдвин не ответил. Он уставился вглубь леса, изучая тени, мелькавшие между стволов. В загустевшем вокруг них молчании все звуки казались громче: хруст веток, треск сонных деревьев, щелканье клювов птиц. Эдвин напрягал слух, хмурился, а Доминика, глядя на него, старалась не издавать лишних звуков. Но замереть не получалось, она продолжала вращаться, пытаясь понять, куда указывает крутящаяся на медальоне стрелка. Она описывала один круг, замирала и начинала двигаться в обратную сторону. Доминика вспоминала все магические уловки, которым ее учил Куно: успокоиться, выровнять дыхание, сконцентрироваться. Она представляла чародея, пыталась вызвать в памяти его выражение лица, но ничего не получалось.

Ум взрывался от чувства вины. Доминика не могла даже представить, что сейчас происходит с Куно, как он себя чувствует и что могло стать причиной для странного исчезновения. За несколько недель ее самый близкий друг сделался совершенно чужим, и Дом винила в этом только себя.

Из размышлений ее вырвала крепкая рука Эдвина. Великан схватил ее за плечо и удержал на месте, сквозь зубы проскрежетав:»Не вертись, сбиваешь». Как только его рука коснулась ее, стрелка на медальоне замерла, указывая вперед. Доминика вскрикнула и крепче уцепилась за руку Эдвина.

— Какого…?

— Держи меня за руку.

— А колыбельную тебе не спеть?

Вместо ответа она указала на медальон. Великан обреченно вздохнул и смиренно кивнул.

— Дальше пойдем пешком.

Они привязали лошадей и двинулись вглубь леса, словно расступавшегося перед Эдвином.

***

— Можно перерыв, пожалуйста? — взмолился Куно.

Он потерял счет времени, замерз, устал и готов был грызть кору и выедать из-под нее личинки насекомых, лишь бы как-нибудь успокоить разнывшийся желудок. Но Ланс, стоявший над ним, и не думал останавливаться.

Он привел Куно в небольшую рощу, где спали укутанные снегом деревья. На фоне окружавших их елей и сосен, они выглядели совсем уж голо и лысо. Но Лансу именно они и были нужны. Он подвел чародея к ближайшему дереву, показал правильную постановку ног и рук, и заставил Куно по нескольку раз пробуждать дерево ото сна, вдыхать в него весеннюю живость, чтобы на тонких ветвях распускались белые цветы, опадали лепестки, а следом за ними — и пожелтевшие листья. Как и с тарелкой пахлавы — Куно попытался повторить фокус с иллюзией, но Ланс затопал ногами, требуя, чтобы в этот раз чародей колдовал «по-настоящему». Куно понял, что тот имел в виду, но сколько бы он ни старался, у него не получалось растормошить дерево дальше набухания почек. От интенсивных упражнений его тело начала окутывать долгожданная блаженная усталость, сила нашла выход, текла свободно, как горная река, но Ланс был недоволен и требовал результата, и его азарт каким-то образом передавался Куно, не давал остановиться и уйти.

— Как только закончишь с этим деревом — можешь пойти домой, — сжалился Ланс. — Смотри, это нужно тебе, а не мне. Вам предстоит каким-то образом кормить десятки приезжих, без магии не обойдется. Вам понадобится, чтобы плодовые деревья цвели раза три за год. Без магии не обойдетесь.

— Я понимаю, просто я устал.

— Я вижу, но как ты объяснишь то же самое голодной топле, а?

Куно с трудом перевел дыхание и снова положил руки на обледеневшую кору. Зарылся ногами в снег для устойчивости и прислушался к дереву, к сонной мелодии, что текла внутри его ствола. Он попытался подхватить ее мотив, ответить на него своей магией, добавить ему ритма и скорости, и дерево отозвалось. Вода побежала быстрее вверх, к веткам, корни принялись жадно искать жидкость в мерзлой земле, в то время, как само дерево начало расточительно тратить свои ресурсы на то, чтобы зацвести. Как старая фаворитка не жалеет пудры, чтобы с обреченным достоинством показаться на последнем балу и навсегда покинуть двор. От осознания, что, распустившись сейчас, дерево не застанет следующую весну, Куно отдернул руки. Колдовство прекратилось.

— Я не хочу его губить.

Ланс закатил глаза и устало потер переносицу.

— Тебе жалко деревце, серьезно?

— Оно живое, — пожал плечами чародей.

— Как же ты по земле ходишь, если тебе жалко даже траву помять?

Куно только бросил на него недовольный взгляд и скрестил руки на груди, засунул кулаки в подмышки.

— Я хочу домой.

— Отлично, возвращайся.

Он закрыл глаза, подумал о доме, о своей комнате в Бернберге, о лаборатории, запахе трав. Мышцы налились пульсацией, но напряжение тут же схлынула, задавленное усталостью. Чародей встряхнулся, кожей чувствуя ухмылку Ланса, и, насупившись, двинулся к выходу из рощи.

— Этот лес не так прост, — крикнул Ланс и последовал за юношей в чащу.

Некоторое время они шли молча. Куно упрямо двигался вперед, не очень понимая, какая перед ним сторона света. Просто он надеялся рано или поздно выйти куда-нибудь. Они же с Дом умудрялись жить неделями в лесах, ориентироваться по солнцу и звездам. Но небо на Севере опять затянуло пеленой облаков, и вместо светил он опять видел давящий на глаза сумрак, так что ему не оставалось ничего, кроме как идти.

— Иди-иди, — дразнил его наставник. — Скажи, когда устанешь, я выведу тебя.

— Почему ты так со мной обращаешься? — прогнусавил чародей. — Неужели я делаю недостаточно.

— Ты делаешь много, но и можешь больше, — сжал губы в тонкую линию Ланс. — Ты мне потом «спасибо» скажешь, когда поймешь, что я тебе дал. Знания — это огромная мощь. Радуйся, что я готов еще некоторое время терпеть твое поведение, такие талантливые ученики даются раз в жизни, как последний шанс. Ты должен быть готов.

— Готов к чему?

— К моменту, когда судьба всего севера будет зависеть от тебя. О, смотри-ка, ты вывел нас к местной достопримечательности, — улыбнулся старик.

Из-за деревьев показалась совершенно голая поляна. В центре нее стояло одинокое дерево с широченным стволом, волны коры были покрыты окаменелыми струпьями. Ветки раскинулись широко, переплетаясь сучьями, то тут, то там виднелись вороньи гнезда.

— Вот это дерево не должно быть жалко, — ухмыльнулся Ланс, заходя под сень ветвей. И без того щуплый напудренный старик казался рядом с этим древом крошечным кузнечиком. Он положил руку на ствол и похлопал мозолистую кору, как старого друга. — Оно померло уж лет триста назад, а все держится. Подари-ка ему второй шанс, оживи.

Куно неуверенно взглянул на исполина. Корни змеились по земле, скованные снегом и холодом. Вокруг быстро сгущались сумерки и казалось, что ночь питает дерево своей чернотой.

— Как только оно умерло, в лесу стала твориться всякая чертовщина, — продолжил Ланс. — Понимаешь. Звуки всякие. Тени. А люди начали пропадать. Это древо требует жизни, и пьет ее из других. Своего рода древний дух, который существовал тут еще до предков наших прекрасных князей. Давай, успокой его, и он тебя в благодарность отпустит.

— Откуда…?

— Это было в книге сказок, которую я отдал принцессе, — пожал плечами старик и снова похлопал по коре. — Ну же, Куно. Одна простая задачка, и после этого, если пожелаешь, я от тебя отстану. Ты же помнишь, что случилось с Доминикой, когда она заблудилась в лесу. Не хочется ведь, чтобы подобное случилось с кем-то менее удачливым?

Куно неуверенно пожал плечами. Стоило ему неосторожно ступить на корень, как все его тело пронзило новым незнакомым звучанием. Как будто в ушах отдавалось течение мощной подводной реки, вот только двигаться свободно она не могла и закручивалась водоворотом. Быстрая, но заключенная, мощная, но сдерживаемая какой-то неведомой силой. Она звала его. Она просила о помощи. И чем ближе Куно был к древу, тем сильнее становился этот зов. Куно коснулся коры и закрыл глаза.

— Сконцентрируйся. Вот та-а-ак…

***

— Сконцентрируйся, — тряхнул ее за плечо Эдвин. — Долго еще?

— Медальон чуть-чуть посветлел. Или мне кажется…

— Конкретнее, — рыкнул он.

— Как только ты меня выпускаешь, все сбивается, — ощерилась в ответ Доминика.

Сумерки незаметно подкрались, оставляя их в полной темноте. Глаза Эдвина светились ярко-желтым, и теперь мужчине приходилось смотреть за двоих. Доминика, пытавшаяся поспевать за ним, то и дело поскальзывалась и спотыкалась, но не выпускала его огромной ладони из своей. Это было той еще пыткой — пальцы заледенели на холоде, кисть то и дело сводило, и даже небольшое шевеление приносило боль, как будто десяток ледяных иголок впивался в нежную кожу. Доминика пыталась отвлечься, как могла.

— Этот лес тоже окружен древней магией?

— Вроде того. Просто прими, что она повсюду. Ты знаешь, как дела тут обстоят — чем больше узнаешь, тем больше жалеешь.

— А ты никогда не хотел покинуть Север?

— Это не твое дело, — даже Эдвин уже дышал с трудом, сквозь плотно стиснутые зубы, чтобы лишний раз не растрачивать драгоценное тепло.

— Я же просто спросила.

— А я просто ответил. Это тебя не касается, и не пытайся даже заманить меня этими вашими южными закатами и дельфинами.

— И в мыслях не было, просто…

В этот момент небо пронзила ярко-зеленая вспышка. За ней потянулась еще одна и еще. К ней добавилась лиловая, синяя, красноватая. Как в тот день, когда Доминика узнала, как выглядят князья.

Эдвин коротко чертыхнулся и отпустил руку Доминики.

— Стой!

Но мужчина не слушал. Он подался вперед, выставил руки, и тут же обернулся скальным львом. Рыжая шерсть на загривке встала дыбом, мощные лапы взрыли снег. Он повернул массивную голову на Доминику и рыкнул.

— Залезай. И только попробуй кому-нибудь рассказать об этом.

Доминика послушно забралась к нему на спину, схватилась за загривок и, как могла, обхватила впалые бока ногами. А в следующую секунду тени понеслись перед ней мощным вихрем, снежинки вонзались в лицо, и только сияние в небе безразлично светилось, разгораясь все ярче.

Она все хотела спросить, что происходит, но понимала, что ответом будет что-то в духе: «Ничего хорошего». Эдвин стрелой летел через лес, его сиплое дыхание разрывало тишину. А вскоре к нему добавился еще один звук — человеческие голоса. Доминика пыталась прислушаться, но в ушах звенел ветер. До Эдвина тоже долетели обрывки речи — он прибавил ходу, пока они не вылетели на поляну, в центре которой стояло одинокое массивное древо.

Сияние врывалось прямиком в исполинскую крону, текло по ветвям к стволу. А у корней копошились два крошечных силуэта. В одном из них Доминика узнала Куно. Он стоял неподвижно, держась обеими руками за ствол, а вокруг суетился еще один человек, мелкий, подвижный, юркий. Доминике казалось, что он пытается помочь чародею, пока не расслышала:

«Давай еще! Еще! Ты можешь, мальчик мой!»

В ответ ему донеслось протяжное: «Больно!».

Доминика соскочила со спины Эдвина и бросилась вперед, но мощная лапа придавила ее подол к земле. Острый снег вонзился в руки и лицо.

— Он в опасности! — громко прошептала Доминика, негодующе глядя на Эдвина.

— А ты собралась ему помочь? — рыкнул в ответ оборотень. — Жди. Когда я отвлеку их, отцепи его от дерева и уводи в лес.

— А ты…?

Но он не ответил и бросился к древу. В вспышках сияния он выглядел смазанным пятном, скользившим от тени к тени. Он подбирался все ближе к плясавшему вокруг древа Лансу. Тот хватался за ветви, скреб кору, как сумасшедший, пока один из кусочков не поддался, и из дерева не заструился зеленый свет. Старик припал к нему лицом, как путник, нашедший ручей с питьевой водой, и принялся жадно пить, глоток за глотком, постанывая от удовольствия.

А в следующую секунду удар лапы отбросил его назад. Ланс кубарем отлетел в сторону, раскинув руки и ноги, как сломанная кукла. Парик остался в снегу, талая вода смыла многочисленные слои пудры. С неестественной для старого тела прытью, Ланс встал. Сияние в небе осветило его лицо — старое, морщинистое, бугристое, как кора древа. Глаза лихорадочно сверкали из впалых глазниц, окруженных глубокими рытвинами. Узловатые пальцы сжимались в кулаки. Старик испепелял взглядом Эдвина, тонкие губы растянулись в белозубой улыбке.

— А-а-а, наследник клана Ортир. Давно я не видал никого из вашего вида. Какая жалость. Славная была семья. Сильная. Мудрая. Не то, что сейчас.

Эдвин мотнул головой и бросился на старика. Тот сложил пальцы в причудливый знак, и в морду Эда брызнул сноп искр. Ланс тихо выругался.

— Повезло тебе. Они должны были сжечь тебя заживо. Будь славным котенком и убирайся отсюда, пока хуже не стало. Процесс начат уже давно, его не остановить.

Эдвин гулко зарычал и снова бросился в атаку. Ланс закатил глаза и снова сложил пальцы странным образом — тени в лесу пришли в движение и начали осторожно, как выманенные летним солнцем змеи, выползать на поляну.

Доминика увидела их краем глаза, пока огибала дерево по широкой дуге, в защитном полумраке. Все тело прошил ужас, оставшийся в памяти с того странного дня, когда сияние исполосовало небо в первый раз. Она старалась не смотреть на тени, становящиеся все плотнее и подвижнее, и перебежками приближалась к Куно. Тот стоял, вжавшись в дерево, руки сведены судорогой, сломанные ногти понзились в размякшую от магии кору. Доминика подскочила к Куно,обняла за талию и, приложив весь вес, потянула на себя. Чародей всхлипнул сквозь плотно сжатые зубы.

— Больно, Дом.

— Пошли домой, — только и смогла сказать она. Схватила его за руку, попыталась разжать пальцы, но руку тут же пронзила боль, как от ожога.

— Я не могу. Оно… — он замотал головой, плотно зажмурившись. Доминика, не зная, что делать, с размаху ударила его по щеке. Куно удивленно распахнул глаза — они переливались зеленым и лиловым, отражая сияние в небе.

— Куно, пошли домой, — проговорила она, занося руку для еще одной пощечины. В другой руке она сжала медальон, как оберег. — Смотри на меня. Ты видишь?

Чародей кивнул.

— Дом, я сделал что-то ужасное.

— Мы вернемся домой и со всем разберемся, — она ласково погладила его по щеке, заставляя повернуть голову туда, где Эдвин кружил по поляне, отвлекая Ланса. — Сейчас нам нужно вернуться. Отпусти дерево.

— Я не могу. Оно меня… оно…

Доминика схватила его за запястье обеими руками. Медальон вспыхнул от контакта кожи к коже. Куно взвизгнул и отдернул руку. Сияние тут же ослабло. Ланс издал сдавленный возглас. «Быстрее!» — Доминика коснулась второй руки медальоном, высвобождая и ее. Свечение начало угасать. Куно сделал шаг, другой, покачнулся и рухнул в снег. Доминика склонилась над ним, принялась лупить по лицу в попытках привести в сознание. Тени вокруг поляны стали таять. Ланс отчаянно заверещал, обернулся на древо.

— Ты-ы-ы! Что ты наделала?! — он вцепился узловатыми пальцами в обрывки волос, а затем издал пронзительный визг, от которого заложило уши, и даже спящие птицы покинули свои гнезда. Эдвин припал к земле, закрывая голову лапами.

— Ну ничего! Вам уже не остановить то, что начато, — пророкотал он, а затем поднес пальцы ко рту. Воздух прорезал свист.

Доминика пригнулась, закрывая собой Куно. Выставила вперед руку с оберегом, молясь всем, кого только знала, чтобы ее защитили. Раздалось фырканье и цокот копыт. Лошади, которых Эд и Доминика оставили, выбежали на поляну и послушно встали перед Лансом. Старик ласково огладил их бока и легко влез в седло. Окинул троицу презрительным взглядом.

— Передай Куно, что если ему дорога жизнь, то ему стоит разыскать меня как можно скорее.

И, звонко щелкнув языком, он скрылся во мраке, оставляя их посреди леса без сил, лошадей и малейшего понимания о том, что произошло.

Доминика еще пару раз отвесила Куно пощечину, пока тот не издал недовольное мычание. Убедившись, что он жив, принцесса подняла голову в поисках Эдвина. Огромный скальный лев стоял, словно оглушенный, в десятке шагов от них. Его бока тяжело вздымались, на плече темнела жуткая рана, окрасившая лапу и снег в бурый цвет. Девушка бросилась к нему, на ходу отрывая подол, чтобы хоть как-то остановить кровь.

— Эд, ты как? Нам нужно вернуться в замок.

— Да что ты говоришь, — прохрипел он, безразлично наблюдая, как Доминика пытается замотать его разодранное плечо.

— Пожалуйста, скажи, что делать, — пробормотала принцесса. — Ненавидеть друг друга будем потом, обещаю.

Эдвин неохотно повернул голову в ее сторону и сказал:

— Туже.

Принцесса послешно обмотала его плечо тканью и затянула, налегая всем весом.

— Закинь чародея мне на спину. Если надо, примотай тряпками, только жопу не застуди. Пойдем медленно.

14

— Не дергайся ты так, умоляю, — всхлипнула Васса, в очередной раз неудачно ткнувшая в рваную рану на плече Эдвина. Великан тряхнул головой и до хруста сжал подлокотники, но просьбу выполнил. Вся рубаха и ковер были заляпаны кровью, но с помощью пары банок чародейской мази кровотечение вскоре удалось остановить. Теперь оставалось только сшить края рваной раны, но у Вассы тряслись руки и мысли витали где-то вокруг Куно, так что она то и дело ошибалась, чертыхалась и торопливо извинялась, чтобы через секунду снова заставить Эда извиваться от очередного неосторожного движения.

— Дай я сам, — сказал он наконец.

— Прости, пожалуйста, — шмыгнула девушка, передавая ему иглу. Эдвин недовольно дернул губами и, прищурившись, глядя на отражение в зеркале, сделал глоток вина и принялся зашивать себя.

— Может, подождем, пока Куно проснется? — осторожно спросила Васса. Эдвин помотал головой.

— Справлюсь.

Скрипнула дверь. На пороге показалась Доминика. Бледная, уставшая, но в глазах горела решимость. Она кивнула Вассе и спросила, нужна ли помощь. Эд только устало закатил глаза.

— И тебе не спится?

— Вроде того, — сказала она и, не спрашивая разрешения, забрала у Эдвина иглу, села рядом. Смочила тряпку в остывшей воде и аккуратно стерла скопившуюся на краях раны кровь.

— И с каких пор ты в целительницы заделалась?

— Это все равно, что крестиком вышивать. Есть пожелания по орнаменту?

Эдвин только усмехнулся и отвернулся, не испытывая желания сопротивляться. В комнате царило молчание, только огонь с удовольствием пожирал поленья. Собравшиеся молчали, каждый думал о своем, но в один момент их мысли вернулись к сцене, случившейся около часа назад. Эдвин, Доминика и Куно встретили князей уже на подходах к замку. Ладвиг помог дотащить Куно. Карстан и Авериа с двух сторон поддерживали Эдвина, помогая ему, хромая, дойти до замка. Доминика в двух словах пересказала случившееся на поляне, и стоило ей упомянуть имя Ланса, как Куно встрепенулся и сел, словно вырванный из кошмара. Он окинул собравшихся в его покоях безумным взглядом, затем схватил Ладвига за ворот и принялся кричать: «Кого заперли в том древе? Кто это был?». А затем он снова потерял сознание, оставляя старых князей бледными, как полотно.

Карстан и Авериа просовещались с Ладвигом добрых полчаса, шепотом, оставив за дверьми Доминику и Эдвина. А затем собрались и уехали в нервной спешке, напоследок посоветовав Ладвигу не затягивать с выполнением своего плана. Доминика пыталась с ним поговорить о произошедшем, но князь только мягко сказал, что ему нужно немного времени, и заперся в своих покоях. Как только в двери щелкнул замок, из покоев раздалось рычание и звон бьющейся посуды. Доминика попыталась привести себя в порядок и уснуть, но у нее не получилось. Она проведала Куно — чародей спал. Комнату наполнял аромат целебных благовоний. Казалось, весь сон замка сконцентрировался в стенах его покоев, а вот остальным достались жалкие крохи.

— Так кто это все-таки был? — спросила Доминика, закрепляя последний стежок и закрывая рану свежей тканью.

— А я откуда знаю? — хмыкнул Эдвин.

— Эд, — предупреждающе протянула Васса.

— Все князья быстро сообразили, в чем дело, — наседала принцесса.

— Не вынуждай меня вытягивать из тебя правду, — поддакнула Васса. Эд закатил глаза и откинулся на спинку кресла. Зашитая рана чесалась и злила. Сон не шел, и это злило еще сильнее. Так еще и эти разговоры.

— Это детская сказка, понятно? — предупредил он. — Древние духи хранили мир и покой. Но был другой дух, его имя уже никто не помнит. Он занимался тем, что ссорил себеподобных, наводил беспорядок, вызывал камнепады, лавины. Весело ему было. Потом на Север пришли люди, Таиг первым дал им защиту, вслед за ним это сделали другие предки. Тогда этот дух решил сделать людей своими новыми игрушками. Очень ему нравилось, как они ссорились, убивали друг друга, ненавидели. И чем больше было хаоса, тем сильнее он становился. Тогда Предки лишили его сил и запечатали в темнице, повесили на нее множество замков, а еще скрепили это древней магией. Главным гарантом был мир — чем дольше он хранился на Севере, тем слабее был дух. Он не мог выбраться и изнывал от голода. Но пока действовали Договоры, ему было нечем кормиться.

— А что будет, если он выберется? — спросила Васса. Эдвин неопределенно пожал плечами.

— Получается, Ланс был этим духом? — пробормотала Доминика. Голова шла кругом от этих ностей. — Но как вы не признали в нем своего?

— Об этом мы спросим чародея, когда он придет в себя.

— Куно не виноват, — вступилась принцесса.

— Да, но это твой друг освободил самое худшее, что могло случиться с этой землей. Даже ты по сравнению с этим — ребенок.

— Довольно об этом, — вспыхнула Васса. — Если Карстан сказал, что все будет хорошо, значит — так и будет. Дом, вы придумали, как послать весточку чародеям?

— В целом, да…

***

Несколько дней прошли в напряженном ожидании худшего. Так бывает, когда в небе сверкнет одинокая молния, а наученные опытом люди тут же начинают прятать свои пожитки, не дожидаясь, когда на землю упадут первые капли дождя. В замке царило тревожное оживление. Слуги сновали подо всеми дверями, а вот обитатели замка, наоборот, старались вести себя подчеркнуто-нормально. Не хватало еще и самим сеять панику. Почти неделю спустя практически всем начало казаться, что жизнь снова стала нормальной: небо было привычным уныло-серым, мороз щипал за щеки, то и дело безнадежно сыпал снег, вытравливая из памяти остальные времена года.

Доминика целыми днями пропадала в библиотеке в поисках какой-либо информации о том, кем или чем мог быть Ланс на самом деле. Она пыталась поговорить об этом с Куно, но тот только виновато пожимал плечами и бормотал слова извинения. Как только он более-менее окреп, он рассказал Ладвигу и Дом о своем плане. Он полчаса скакал журавликом, рисовал схемы и наброски, объясняя гениальность и тонкость своей работы, пока князь и принцесса в конце концов не кивнули, делая вид, что все поняли. Если коротко, то охарактеризовать идею Куно можно было как: «Ничего не понятно, но лучше вариантов не предвидится». Нужно было действовать быстро, а магические способности Куно позволяли каким-то образом провернуть дело с размахом, но тихо.

В назначенный день Доминика постучала в дверь лаборатории Куно. Чародей приоткрыл дверь и, одобрительно хмыкнув, впустил Доминику в свою обитель. Он так и продолжал большую часть времени проводить в лаборатории, говорил, ему так проще думать. Периодически к нему наведывалась Васса, но разговор у них не клеился, и с каждой встречей девушка становилась все понурее и понурее. Слушать ее причитания приходилось в основном Эдвину, и по всему его виду было понятно, что его небезграничное терпение вот-вот лопнет.

Доминика огляделась. Лаборатория сильно изменилась с ее последнего визита к чародею. Стены он покрыл причудливыми знаками, рунами, перенес одному ему известные заговоры на каменную поверхность. Окна были плотно закрыты, так что ни один случайный луч света не попадал в комнату. Свечи он тоже не зажигал, и перемещался в потемках, ориентируясь по памяти. Доминика осторожно протиснулась в помещение, выставила руки перед собой и аккуратным мелким шагом продвигалась вперед, пока глаза окончательно не привыкли к полумраку. Тогда-то она смогла рассмотреть друга: взвинченного, напряженного, с порывистыми отточенными движениями. На лице не было ни глуповатой улыбки, ни привычного кокетства, только собранность, как будто все свои внутренние силы он тратил на то, чтобы держать себя под контролем. Доминика вдруг поняла причину тревожности Васссы. Ей и самой было бы страшно засыпать под боком у такого человека, но Васса старательно ждала его каждый вечер, относила ему еду и надеялась, что в какой-то момент все придет в норму.

— Как ты? — спросила она, пытаясь вложить максимум смысла, горечи, усталости в эти слова. Куно поднял на нее глаза и понимающе улыбнулся.

— В порядке. Привыкаю понемногу.

Он знал, что они заметили, как его перебило с той ночи. Может, они даже догадывались, что он толком забыл, как спать. Что любой звук заставляет его голову раскалываться, словно с каждым звуком молния бьет в землю у самых его ног. Что каждое прикосновение обжигает. Но что они никогда не узнают, это что в ту ночь его голову наполнила не только странная злобная разрушительная сила, но и знания. Неупорядоченные, как будто переданные ему наспех, оставленные в его памяти ураганом и требовавшие применения. И Куно старался обуздать эти знания, рвавшиеся наружу, но так, чтобы никому не навредить. Но рассказать кому-нибудь, даже Доминике, он не мог. Стоило ему только попытаться, слова застревали в горле и душили его до бессильных слез. Иногда ему казалось, что он видит в глазах Доминики понимание, словно стоит ей дать небольшую подсказку, и она поймет, что с ним происходит. Но она только жалела и боялась лишний раз его потревожить.

— Ты похудел.

— А вот тебе регулярный секс пошел на пользу. Задница однозначно подтянулась, — осклабился Куно. — Повезло Ладвигу. Или Эдвину? Я немного запутался. Половина прислуги убеждена, что Эдвин не вылезает из твоей постели, другая считает, что ты с причиндала Ладвига слезаешь только затем, чтобы сделать пи-пи.

— Какая гадость.

— Формулировка не моя, цитирую автора. Как бы там ни было, я очень за тебя рад, если и ты рада. Так все-таки Ладвиг?

— Да.

— Славненько, вы мило смотритесь вместе. Очень… гармонично. Да и стоите друг друга. Так ты всерьез планируешь отказаться от своих грандиозных планов и посвятить себя служению на благо Северу?

— От этого теперь зависит и твоя жизнь, — только и ответила она. Куно благодарно улыбнулся и приобнял ее за плечи, вдохнул тонкий аромат волос, с огромным усилием перебарывая желание потереться о нее щекой, взять за руку. Но стоит ему это сделать — его опять переполнит эта странная жуткая энергия.

— Я надеюсь, когда мы со всем разберемся, дела снова пойдут нормально, — вымученно улыбнулся он. — Мы же и не рассчитывали, что в нашей жизни что-то будет легко.

— Конечно, нет. Ладвиг показал, где будет поселение. Ты сможешь построить себе отдельный дом, если тебе тяжело… быть среди людей. Ладвиг даст строителей и камень.

Куно махнул рукой.

— Я один смогу отстроить тебе небольшой городок. Личную башню не гарантирую, но особнячок на десять комнат — вполне.

Комнату наполнил терпкий аромат сушеных трав, которые Куно распаривал, пока не получился насыщенный лиловый отвар. Он еще раз проверил субстанцию и скомандовал Доминике готовиться. Принцесса послушно села возле зеркала и принялась накладывать макияж. В потемках результат был не очень виден, но она старалась. Пока она приводила себя в порядок, Куно поставил за ее спиной еще одно зеркало, зажег несколько свечей. В отблеске желтоватого пламени его лицо стало напоминать восковую маску, вылепленную нетвердой рукой. Доминика, как могла, заставляла себя не смотреть. Вместо этого она впилась взглядом в глаза своему отражению. То ли макияж удался, то ли Куно был прав в своих замечаниях, и отношения с Ладвигом шли ей на пользу, но что-то однозначно изменилось. Из глаз пропал страх быть раскрытой. На его место пришла спокойная уверенность, и она украшала лучше, чем корона или скипетр.

Куно щелкнул пальцами. Отражение пошло волнами, по кромке зеркала рассыпались искры, а затем центр зеркала затянуло дымкой, в которой то и дело угадывались лица спящих людей. На Юге уже была глубокая ночь, и чародеи (почти все) мирно спали в своих кроватях. Видели сны. Именно этим и хотел воспользоваться Куно.

— Ты помнишь все, что нужно сказать?

Доминика кивнула, с недоверием поглядывая на зеркала. Куно ответил ей таким же кивком и поднес к ее губам настой. Принцесса сделала несколько глотков, Куно буквально влил остатки в ее горло. Каждая мышца сопротивлялась терпкому горькому вкусу, а затем все тело застыло, словно каменная статуя, только мозг охватило пламенем. Сознание, запертое в теле, как в клетке, металось, просилось наружу, и вдруг почувствовало путь. Словно кто-то звал ее, указывал дорогу.

«Тише, тише», — голос Куно звучал внутри ее головы. Доминика замотала головой, пока зрение не прояснилось. Она увидела себя, сидящую неподвижно между двух зеркал. Глаза открыты, глядят неподвижно в отсутствующее отражение, словно в попытке рассмотреть конец зеркального коридора.

«Я здесь», — принцесса повернулась и увидела Куно, глядевшего прямо на нее с вымученной улыбкой. Не на ее тело, оставленное в скованной дреме, а на нее.

— А как обратно? — спросила Доминика, чувствуя нарастающую волну паники.

— Все в порядке, я тебя верну, — успокаивающе проговорил чародей. — Сейчас тебе нужно будет сконцентрироваться и пройти в зеркало. Ты окажешься в лабиринте, и я покажу тебе путь. Главное, никуда не выходи, слышишь?

— Хорошо.

— Это очень важно, Дом. Что бы ты ни увидела. Зеркальные лабиринты — это очень древняя вещь, мне нужно, чтобы ты понимала, там может быть что угодно, и это может быть опасно.

— Как мило, что ты сказал мне об этом после того, как душу из меня вынул.

— Я предупреждал об этом, но ты меня не слушала, — пожал плечами Куно. На кончиках его пальцев замерцал волшебный светильник. Он несколько раз подбросил шарик света в ладони, пока тот не повис в воздухе, как маленькое солнце. Чародей аккуратно подул, направляя светильник к дрожащей поверхности зеркала. Огонек коснулся стекла, вызвав рябь, а затем исчез внутри.

— Следуй за ним, а когда окажешься в зеркальном зале — сделай то, о чем я говорил.

Доминика кивнула и, подобрав юбки, нырнула в зеркальный коридор. В глазах зарябило от ослепительного белого света. Эхом прокатился голос Куно.

— Ничего не трогай, следуй за светляком.

— Почему ты не полез в эту штуку?

— Так проще. Всегда нужен взгляд со стороны. К тому же, они должны увидеть в своих снах тебя.

Доминика оглянулась через плечо. За дрожащей пленкой зеркала на нее с усталой улыбкой смотрел Куно. В груди защемило от желания протянуть руку, провести ладонью по его щеке, стереть с лица эту замученную гримасу. Доминика поджала губы, но тут перед глазами замелькал светильник, маня за собой. Принцесса направилась вслед за сияющим шаром.

Каждый шаг отдавался стеклянным звоном. Сперва она ступала осторожно, боясь, что от неловкого шага зеркальный коридор разойдется трещинами и похоронит ее в горе осколков, но через два поворота она осмелела и перестала красться. Как раньше глаза привыкали к темноте, так теперь они привыкли к яркому белому свету. Она заметила, то за пределами тела все цвета были ярче, а очертания — отчетливее, как будто с глаз спала пелена. И в целом все движения были свободнее и на душе было легче, как будто тело было мертвым грузом, ограничивавшим каждое чувство. Ей вдруг стало интересно — а что еще она не видела?

Доминика сбавила шаг и обернулась к зеркальной стене. Всмотрелась в отражение: в непослушные пушистые пряди у висков и лба, в родинку на челюсти и еще одну на груди, в небольшой шрам на груди, оставшийся с детства. Но не увидела ничего нового, кроме пары прыщей. Она остановилась и подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть их, как вдруг отражение растаяло, как дым, а за ним оказался Ладвиг. Он смотрел ей прямо в глаза, так пронзительно, что она отшатнулась от неожиданности. Окно начало затягиваться зеркальной пленкой, и Доминика, не в силах совладать со своим любопытством, чуть ли не припала лицом к стеклу, чтобы уловить еще хоть фрагмент видения.

Князь сполоснул лицо водой, мокрые пряди прилипли ко лбу. Он устало вытер щеки и лоб ладонью и снова уперся взглядом в зеркало. Позади, немного смазано, мелькнула ярко-рыжая голова Эдвина. Мужчина развалился в кресле и наблюдал за Ладвигом. Локти упирались в колени, ноздри раздувались.

— Ты уверен?

— Мы продолжим действовать согласно плану, — раздраженно бросил Ладвиг, прикладывая холодную ладонь к разгоряченной шее.

— У тебя из-под носа сбежало само воплощение хаоса. Ты уверен, что тебе не нужно пересмотреть некоторые шаги? — хмыкнул Эд. Ладвиг бросил на него еще один испепеляющий взгляд.

— Если будем действовать быстро — можно надеяться, что пронесет.

— А знаешь, когда ты в последний раз говорил? Когда похищал Элизу из-под носа Фредерика. И чем это закончилось?

— Сейчас все по-другому.

— Да, сейчас ты просто похищаешь толпу магов из-под носа короля Луиса и собираешься дать им дом на севере. А у нас в это время по полям и долам рассекает чокнутый бессмертный старик, который может заговорить зубы любому колдуну и превратить его в свое орудие, — выпалил Эдвин, издевка в его голосе обернулась едким гневом.

— Маги будут на нашей стороне.

— Ты так в этом уверен? Думаешь, принцесса сможет запудрить им мозги настолько, чтоб они не стали выть от холода?

Доминика стиснула кулаки, ногти вонзились в ладони, оставляя полукруглые борозды. На губах Ладвига мелькнула мягкая усмешка. Доминика впилась в нее взглядом, пытаясь расшифровать до того, как он скажет хоть слово. Обычно ей это удавалось неплохо, она научилась его понимать, предугадывать следующее действие по одному движению глаз. Но в этот раз все в ней сопротивлялось, заставляло отвести взгляд, чтобы не узнать лишнего.

— Она справится. Я верю в нее.

Шумный выдох вышел таким сильным, что Доминика пошатнулась. Голова закружилась от слабо знакомого, но такого желанного теплого чувства. Голос Куно, раздавшийся внутри ее головы, словно чародей был рядом с ней, выдернул ее из оцепенения.

— Я верю, что это безумно интересно, но мне очень нужно, чтобы ты двигалась дальше, Дом. Ночь коротка, а в чертоге снов время движется вообще по-другому.

— Почему ты сам не пойдешь? — встряхнулась Доминика, следуя за световым шариком, сотканным Куно.

— Во-первых, они должны увидеть тебя, — улыбнулся Куно. Доминика ощутила легкое покалывание в тыльной стороне ладони, невесомое успокаивающее поглаживание. — А во-вторых, в одиночку предпринимать такое путешествие опасно. Лучше, чтоб тебя направлял кто-то знающий и, если что, мог вытянуть обратно.

— А как я пойму, что я на месте?

— Если ты захочешь найти чертог снов, он сам позволит тебе оказаться там. Постарайся крепко задуматься о нем, а то чем дальше ты бродишь, тем слабее связь.

— Что я могу сделать, если эти зеркала показывают мне только Бернберг? — словно в подтверждение своих слов, она приблизилась к еще одному зеркалу. Оно выходило в ее комнату. Там было все, как она оставила. Оставленные на кровати платье, огарок свечи — на загнувшемся черном фитиле плясал огонек, приближая собственное угасание.

— Перестань думать, — фыркнул Куно. — Это сложно, особенно для тебя, но я умоляю, постарайся, милая. Представь, что мозг — это мышца, и ты его расслабляешь. Не думай ни о чем. Просто представь, что там белое облачко.

Доминика послушно закрыла глаза и попыталась расслабиться. Темнота перед взором была как холст, и мысли рассыпались по нему цветным мерцающим бисером. Доминика стряхнула их, пока они не сложились в окончательный рисунок. Еще и еще раз, пока Куно не шепнул:

— Теперь представь Юг. Усыпанное звездами ночное небо. Холодный ветер. Десятки закрытых окон, за которыми, в своих постелях, спят люди. Дети, женщины, мужчины. Представь чародейский барак. Помнишь, как ходила ко мне туда?

— Готова поспорить, его за годы так и не перестроили, — улыбнулась принцесса. Память услужливо рисовала картинки из прошлого.

— В лучшем случае подвели канализацию, — хмыкнул чародей. — А теперь сконцентрируйся. Попробуй представить, что ты видишь каждого спящего. Что ты связана с каждым из них землей, общим домом.

Доминика кивнула, пытаясь нащупать эту связь. Она вспоминала, как играла в городе, сбежав из-под надзора матери и слуг, как без особого восторга отправлялась с Куно на вылазки в кабаки, переодевшись юношей. Как смотрела на уличные выступления чародеев. Как чародеи сплетали иллюзии прямо на улице, а холодный ночной ветер подхватывал радостные крики ребятни и уносил все выше и выше, в непроглядное бархатное небо. Она ощутила еще один порыв ветра на своем лице и распахнула глаза.

Вокруг нее изгибались стеклянные стенки в мелкую сетку. Каждая ячейка — крохотное зеркало, в котором виднелось лицо спящего чародея. Доминика подошла поближе, рассматривая причудливую мозаику. На ее губах непроизвольно заиграла улыбка.

— Сейчас тихо, — предупредил Куно, — постарайся не шуметь. Слушай меня. Сконцентрируйся и действуй.

Она кивнула и несколько раз хлопнула в ладоши. Эхо прокатилось вокруг нее волной, всплеснулось до самого купола. Десятки голов с закрытыми глазами повернулись в ее сторону. Доминика сделала шумный вдох, с трудом представляя, видят ли они ее или только слышат, но на всякий случай выпрямила спину и запрокинула голову, как на выступлениях перед толпой.

— Маги Ост-Гаэля. Это принцесса Доминика. Вопреки всем усилиям нашего короля, я жива. Я на севере. И я не собираюсь оставлять свой народ. Король Луис правит уже много лет, последние десять он удерживает Юг в состоянии жестокой войны, на которой маги — вы — всего лишь оружие. Слишком опасные, чтобы давать свободу. Слишком сильные, чтобы давать вам в руки знания. Вам даже жить толком не дают. Прямо как в свое время не давали мне. Я покинула Юг, потому что мне не дали особого выбора, — на языке защипало, как будто ее снова заставили в наказание есть лимон и повторять ложь. — Но теперь он есть у вас. Позвольте мне показать вам север, который готов стать вашим вечным и единственным домом.

Она взяла в руки волшебный светильник и потрясла, наполняя пространство светом с вплетенными в него воспоминаниями о снеге, праздниках, лесах, людях. Доминика концентрировалась, чувствуя присутствие Куно, по ту сторону зеркала направлявшего ее, делившегося с нею своей силой.

— Уже много лет мой отец расхищает наш дом, разрушает семьи, разделяет близких и превращает живых людей в вещи, даже не владея магией. Я не буду требовать от вас восстания, мы все знаем, чем это заканчивается, милосердия не дождаться. Но вы можете найти его здесь вместе с надежными защищенными границами и человеческим отношением. Вместо смерти в чужой бессмысленной войне вы можете выбрать нормальную жизнь с теми, кому вы нужны. Если вы готовы на это, я укажу вам путь…

***

Куно прикрыл глаза и сконцентрировался. Каждое слово Доминики отражалось эхом в его голове, как в пустом зале. Он чувствовал, как оживает чертог снов, словно каждое ее слово каплей дождя падает на струну давно позабытого инструмента, из которого еще можно извлечь звук. И принцесса играла на нем, смело и уверенно, осторожно, как умела только она. Губы Куно безмолвно двигались, шепча слова, которые он уже успел выучить наизусть.

«Через лес, рассейтесь, идите дикими тропами к приграничным рекам. Помогайте друг другу, пока не дойдете до Ничейной дельты. Там вас будут ждать лодки. Как только вы сядете в них, вы будете под защитой Севера. Под нашей защитой»

«Под нашей защитой», — еще раз пробормотал Куно, смахивая непроизвольно выступившие слезы. Порой ему становилось не на шутку страшно. Ему никогда не хотелось ничего грандиозного в своей жизни. Он разве что мог представить, как до конца жизни будет завивать локоны, выпрямлять кудри и кормиться сплетнями. И он точно не мог подумать, что освоит древнюю магию, станет помогать в спасении всех магов Юга, да еще и…

Шепоток в темноте заставило его отвлечься от размышлений. Он обернулся, навострил слух, взгляд впился в коптящие свечи. На фитиле одной из них приплясывал человечек. Куно не надо было присматриваться, чтобы узнать его.

— Ланс, — прошипел он.

— Называй меня, как хочешь, мальчик. Это не мое настоящее имя, — улыбнулся он. В этот раз на нем не было ни парика, ни тонны пудры, он напоминал туго обтянутый кожей скелет в дорогих одеждах. — Ты украл кое-что мое, Куно. Как честный и славный человек, тебе стоило бы это вернуть.

Куно похолодел. Он знал, что новая сила, пронзившая каждую клетку его тела, чужда ему. Она мощнее, полна знания, и похожа на строптивого коня, который вот-вот норовит тебя скинуть, но к собственной гордости юноша научился прислушиваться к ней, направлять ее. Отдать ее сейчас, когда от этого знания зависело будущее всех чародеев?

— Что такое? — проворковал Ланс. — Ты ощутил вкус мощи? Жалко стало, маленький гаденыш?

— Я верну…

— Я сам могу забрать ее, когда мне заблагорассудится. Не веришь мне? — он щелкнул пальцами. Рука Куно сделала то же самое. Зеркальный коридор, через который юноша мог видеть Доминику, начал затягиваться дымкой. — Хочешь, чтобы принцесса на всю жизнь застряла в лабиринте?

— Нет!

Доминика в отражении обернулась на его возглас. Куно слышал, как она торопливо договаривает речь.

— А ведь она может застыть там на всю жизнь. Это будет долгая бесконечная жизнь вне времени и пространства, пока я не вытащу ее. Или это сделает кто-то вроде меня.

Куно ринулся к зеркалу, прижал ладони к мягкой податливой пленке на месте стекла. Сконцентрировался снова, призывая всю силу, что была в его руках. Зеркальный лабиринт осветился, собрался в прямой путь.

— Дом, скорее, — крикнул Куно. Он видел ее, крошечную, невесомую, на том конце лабиринта.

— Такой ты милый, Куно, — промурлыкал Ланс. — Когда-то и мне такое колдовство давалось легко, а теперь я должен жечь себя огнем, чтоб преподать тебе урок. Ну что за несправедливость?

Куно старался не слушать. Он припал лбом к зеркалу, взгляд прикован к Доминике. Она бежала изо всех сил, он видел, с каким трудом ей дается каждый вдох. И все же расстояние до него почти не изменялось.

— Дом, ты сможешь, — проговорил он. — Представь, что это выход приближается к тебе.

— Очаровательно. А что, если принцесса столкнется со своими страхами, — Ланс еще раз щелкнул пальцами. Куно вскрикнул, пытаясь удержать руку от такого же движения, но кисть тут же пронзила обжигающая боль. Он ударил по раме. В этот момент перед принцессой возник Ладвиг.

Улыбающийся. Живой. Такой влюбленный в нее. Она замерла, сбитая с толку видением. А князь подошел к ней, нежно заправил за ухо выбившуюся прядь. Доминика склонила голову, пытаясь заглянуть ему за плечо. Куно чувствовал, как ему перехватило дыхание, как темнеет перед глазами.

— Дом… — только и смог выдавить он. В руке «Ладвига» блеснула сталь. Губы склонились к губам, а клинок направился к беззащитно бьющемуся сердцу. Из груди Куно вырвался жуткий крик и в то же мгновение «Ладвиг» обернулся в дым. Осталась только Доминика с окровавленным клинком в руке.

— А она хороша, — хмыкнул Ланс. — Но не думай, что другие твои близкие будут такими же.

— Я все верну, — сказал Куно, взгляд прикипел к движущейся фигуре. — Скажи где и когда. Я все верну.

— Все не так просто, мальчик. Нужно знать своего адресата, а мое имя украли. Похоронили. Найди его. А когда разыщешь — я сам к тебе приду.

Огоньки свечей вздрогнули и продолжили гореть ровным светом. Куно припал к зеркалу, принялся несвязно шептать, умолять Доминику выйти из зеркального лабиринта, пока поверхность стекла не задрожала, выпуская ее наружу. Принцесса дрожала, губы плотно стиснуты. Если бы она не была бесплотным духом, она наверняка ударила бы его, но вместо этого просто скомандовала:

— Верни меня.

Куно кивнул и указал ей на ее тело.

— Устраивайся поудобнее, — он попытался выдавить из себя улыбку, но собственное тело не слушалось. Доминика подобрала юбки и шагнула к своему телу привычным движением, как будто делала это много раз. Огоньки свечей колыхнулись еще раз и погасли. Принцесса сделала глубокий вдох и открыла глаза. Взгляд вонзился в Куно, как метко пущенная стрела, пригвождая к месту.

— А теперь расскажи мне, во что ты вляпался. Со всеми подробностями.

Она достала из кармана блокнот.

***

В первое утро они толком ничего не заметили. Людей на рынке было негусто, списали на дождь, укрывший город плотной пеленой. На следующий день небо прояснилось, а магов на улице почти не было. Только на центральной площади неизменная парочка в пестрых костюмах давала представление, да пожилой целитель продолжал принимать детей и бедняков, наводнивших его дом. Не вышли на занятие и ученики чародейского корпуса — учителя сказали, что все дружно отравились несвежей едой из столовки. Когда на третий день дело дошло до министра и он поехал сам проверить, что дают есть чародеям-ученикам, его никто не встретил. Он простоял под проливным дождем с полчаса, дожидаясь, когда перед ним распахнут двери и, рассыпаясь в тысячах извинений, директор приведет его в зал, наполненный здоровехонькими сопляками, благоговеющими перед его властью. Но никто не шел, и министр, объятый праведным гневом, сам дернул незапертые двери. Они распахнулись, впуская его в запустелый коридор. Не было слышно ни занятий, ни шагов, ни детских игр. Только крысы хозяйничали во всю, забыв про опасность. Министр схватился сперва за голову, потом за сердце, и послал за придворным чародеем. Тот тоже как сквозь землю провалился.

Стараясь не вызывать панику, министр приказал солдатам прочесать каждый дом, где были зарегистрированы чародеи или их семьи. Или пропадали целые семейства, или никто ничего не знал, а на следующий день такие же клявшиеся в неведении колдуны исчезали, так что приходилось прибегнуть к тем, кто уже не мог сбежать. Кто вообще ничего не мог.

— Что это такое? — хрустнул суставами король Луис, указывая пальцами на человека, прикрепленного к креслу на колесах.

Человек похож был на кусок воска, брошенный наигравшимся ребенком. Его лицо было болезненно-желтым, глаза вот-вот должны были провалиться в очерченные темными кругами глазницы, зубы почти все выпали и складывалось впечатление, что весь остальной скелет человека вот-вот последует за ними. Чтобы он мог сидеть и держать голову ровно, пока смотрит на короля, его туловище обвязали ремнями и прикрепили к спинке кресла. Костяной воротник, как ошейник, помогал держать голову. Тонкие руки приковали к подлокотникам, и большую часть времени они лежали неподвижно, как мокрая ткань, но при виде короля Сгоревший заскреб ногтями по ручкам. Взгляд прояснился.

Король выглядел хорошо для своих лет. Его крепкая фигура дышала здоровьем настолько, что становилось тошно. Он бодро двигался, легко поднимался по лестницам, не обладал хитростью, зато решимостью (даже когда дело касалось самых отвратительных решений) ему было не занимать. Король Луис тряхнул седеющей головой и с отеческой улыбкой еще одним взглядом окинул Сгоревшего.

— В чем дело? Зачем вы подняли с постели бедолагу? Неужели во всем Ост-Гаэле не осталось ни одного чародея, способного перемещаться на своих ногах?

— Нет, и в окрестностях их тоже становится все меньше. Весть разносит сам ветер.

— Весть?

— Чародеи идут на Север. Так? — министр словно ищу подтверждения, пнул каталку, в которой сидел Сгоревший. Тот неопределенно замычал.

— Что им делать на Севере? — с нажимом спросил король. Еще один пинок, скрежет хлипкой катающейся конструкции.

— Доминика… дом… — промычал Сгоревший. Он открыл рот слишком широкок, и еще один зуб, не удержавшись в десне, выпал на мраморный пол. Король отшатнулся, глядя себе под ноги так, словно увидал таракана.

— Доминика на Севере?

Вместо ответа Сгоревший растянул губы в жуткой улыбке. Блаженной. Непонятной. Король взглянул на министра.

— Как она смогла призвать на свою сторону всех чародеев в королевстве?

— Ваше Величество, — засеменил министр. — Может, нам-то и так хорошо было? Вон сколько всего было сделано, чтоб эти твари почем зря не размножались? Давайте, может…

Ладонь рассекла воздух и со звоном впечаталась в щеку чиновника. Щупленького мужчину отбросило на пару шагов назад, пола длинного кафтана попала между его ногой и скользким мраморным полом. Министр пискнул и повалился на спину. Улыбка Сгоревшего стала только шире.

— Что ты смеешься, уродец? — рыкнул король, подходя ближе к иссушенному чародею. — Я бы и тебе треснул, да вижу, ты и без того скоро помрешь. Для тебя честью будет умереть легко. Где моя дочь? Как она с вами связалась? Что обещала?

Чародей растянул губы до скрипа сухой истрескавшейся кожи и отчетливо проговорил:

«Дом».

Король рыкнул и с размаху опрокинул кресло, в котором сидел мерзкий человек, когда-то считавший, что может укротить силу огня. Теперь его тело, раньше достаточно сильное, чтобы сдерживать мощь природы, неуклюже перевернулось, хрустнуло и затихло. Король безразлично прошел мимо и занял место за своим рабочим столом.

Он устало тер виски, глядя сквозь стекло окон на проясняющийся горизонт, на волны, с гневным шепотом наползающие на берег. Словно они расслышали имя Доминики и теперь тянули свои пенистые лапы к замку, чтобы собрать последние сплетни. Министр скромно дался в углу. В его голове вились десятки мыслей, но он не решался озвучить ни одну из них, пока король находился в раздумьях. В последнее время все попытки повлиять на короля заканчивались отрубленными головами и громкими скандалами. А все началось из-за этой малолетней гадины и ее матери. Или еще раньше, когда король потерял всех законнорожденных детей и несколько месяцев не покидал покоев? Оставалось только гадать, в какой момент началось помутнение его рассудка, почти незаметное, но бросающееся в глаза, как кривой шов или шрам.

— Стянуть войска и направить их на Север, — наконец скомандовал король. Министр сдавленно пискнул.

— Может, отправим небольшой развед-отряд, — мягко проговорил он.

— Нет, мне нужны все люди. Стяните их с западного театра боевых действий, если нужно, — рявкнул король. — Обучите и отправьте маршем на Бернберг. И никаких магов, обойдемся без диверсантов.

15

— Ланс! Открывай, твою мать! — грохот двери под напором тяжелого кулака вывел старика из раздумий. Он уже час смотрел на догорающие свечи, подпитываясь после разговора со своим учеником.

Чужое имя, пусть он и пытался с ним сродниться, хлестнуло, как пощечина, на которую он не мог ответить. Ланс поднялся из мягкого кресла, чувствуя, как ноет спина и ноги. Больше, чем необходимость пользоваться не своим именем, его раздражало только дряхлое тело, ставшее его темницей. Оно было слабым, ноги и вовсе норовили вот-вот отвалиться, от кожи воняло уже не старостью, а разложением. Силы в этом теле оставалось ровно столько, чтобы передвигаться и не разваливаться на части от каждого неосторожного чиха. Он надеялся, что, высвободив часть силы из своей темницы, сможет восстановить и оболочку, но впитанных сил было недостаточно, процесс старения зашел слишком далеко. Эти гады слишком хорошо все продумали. Даже если он вернет себе былую мощь, его разорвет на части. Но он не был бы собой, если бы не нашего решения и для этой задачки.

Он клялся себе, что осталось немного потерпеть. Он ждал уже много столетий, и теперь, наконец, счет перешел на месяцы — даже недели — если его прогноз верен. Но это время ожидания оказалось самым невыносимым. Но сложнее, чем ожидание, оказалось выдерживать только вспыльчивого князя Гряды, с которым они нашли некоторое взаимопонимание и который теперь при любой возможности совал свой любопытный нос в его дела. Ланс в этот раз решил не щадить его нервы париком и гримом, и показался на пороге в своем истинном обличье.

— Наконец-то, — буркнул Ирвин и вошел в теплый просторный флигель на территории замка, который он выделил своему неожиданному гостю. Странный чародей обещал ему власть и открытие путей на Юг, уничтожение Договоров. Естественно, Ирвин согласился. И теперь он чуть ли не каждый день наведывался к Лансу, чтобы узнать, как продвигается работа. Но в этот раз, стоило ему сделать пару шагов, он застыл, будто напоролся на невидимую стену.

Нестерпимая вонь ударила в нос, выбрила из глаз слезы, налипла на язык и горло, душа до рвоты. Князь прижал нос к сгибу локтя и проморгался.

— Добро пожаловать, князь, — размашисто поклонился Ланс. По взгляду Ирвина он понял, что вместе с париком и пудрой он позабыл даже о вставной челюсти. — Чаю?

— Чем воняет? — нахмурился Ирвин, заглядывая дальше в комнату. — И где все слуги?

— Испускают столь впечатлившие тебя ароматы, — улыбнулся старик, жестом приглашая Ирвина зайти в просторную комнату.

В одном углу стояла кровать, совсем рядом находился обеденно-рабочий стол, на котором горели несколько сальных свечей. Окна были плотно закрыты, так что мерцающие огоньки, весело пляшущие на фитилях, были единственным источником света. Их желтые отблески то и дело выхватывали из плотного полумракам бурые пятная на полу и бесформенную кучу в дальнем углу: руки, ноги, плечи, закрытые глаза, все в беспорядке, сваленное в кучу. Ирвин видал такое на поле боя, но не в доме. Тошнота резко подкатила к горлу, заставляя все тело напрячься в попытках сдержать позыв. Князь Ортир с трудом отнял взгляд от горы тел и уставился на Ланса.

— Что ты с ними сделал? — процедил он. — Я дал тебе слуг не затем, чтобы ты их убивал.

— Извините-извините, надо было уточнять наше с тобой понимание фразы: «мои люди полностью в твоем распоряжении», — хмыкнул старик. — Да и к тому же, ты и сам грешишь подобным. Зачем ты набрал себе целую армию?

— Это другое.

— Но они же в результате тоже умрут, в том или ином количестве и «полностью в твоем распоряжении».

— Они это сделают ради великой цели, исполняя пророчество…

— А, — махнул рукой Ланс. — Тогда, считай, твои слуги тоже исполняли своего рода пророчество. Я же говорил, что мне нужен помощник для колдовства, человек, который смог бы справиться с моей силой. Но твои правдовидцы оказались слабоваты. Должен сказать в свое оправдание, они умерли сами, я ничего руками не делал.

— Тогда что ты хочешь?

— Мне нужен чародей. Я думал, что смогу обойтись без него, но он взял у меня кое-что важное. А все из-за твоего братца и принцессы…

— Моя армия может тотчас отправиться в Бернберг и взять его штурмом, — хмыкнул Ирвин. Ланс смерил его снисходительным взглядом и указал на дверь.

— Сходи, продышись, а то ты вообще не улавливаешь нить.

— Сначала разберемся с телами.

— Да пришли просто пару горничных, чтоб прибрались, — махнул рукой старик и выпихнул князя на улицу. В бледном свете дня лениво порхали пушистые снежинки. Они провисали в воздухе, а с новым порывом ледяного соленого ветра, налетавшего с моря, принимались виться бешеным роем, вонзаясь в лицо, глаза, руки. Ирвин с облегчением вдохнул ледяной воздух. Старик, чародей, явился к нему несколько дней назад, залечил его раны и пообещал сделать так, что древние договоры рухнут, и Ирвин сможет направить свою армию на юг, как и было завещано детям севера. Вырваться из ледяного плена, из круга одних и тех же лиц, получить славу и самостоятельно написать будущее своего народа — одна мысль об этом будила в Ирвине азарт. Тем более, если Ладвиг собирался населить север чародеями, действовать нужно было быстро. Поэтому он без вопросов пустилстранного старика в свой замок, дал ему все необходимое, но тот лишь чертил какие-то схемы и объяснял все события положением звезд. Ирвин и так слабо понимал, что происходит, а заумный вид ходячей мумии и вовсе раздражал его до скрежета зубов.

— Полегчало? — участливо поинтересовался Ланс, набившая трубку табаком. Ирвин скрипнул зубами.

— Я не вижу результатов твоей работы.

— Так мы и не обсуждали, что они должны быть прям сразу, — пожал плечами Ланс. — Магия, а особенно древняя — дело тонкое. Но ты не слишком хочешь в это вникать, и, честно говоря, так даже лучше для тебя.

— Откуда мне знать, что ты не кормишь меня обещаниями?

— Начнем с того, что у нас общая цель, мальчик мой. Мы оба хотим стать великими, чтобы нас знали, — промурлыкал старик. — Но для этого нужно время и терпение. А еще мне нужен чародей, я уж говорил.

— Мои люди приведут его тебе.

— О, нет-нет. Попридержи коней, дорогой. Твоим людям найдется применение, лучше займись пока своими делами. Например, узнай у прекрасной маленькой княгини, как там поживает твой сын, — осклабился он.

От напоминания Ирвин вспыхнул. Скрежетнули зубы, словно его хлестнули плетью по обнаженным нервам.

— Я встречусь с ней, когда дело с договорами будет сделано и мы сможем покинуть Север, — проговорил он, как будто Ланса это вообще как-то казалось. Старик только одобрительно хмыкнул.

— Советую придумать достойное объяснение для разъяренной женщины, которая с тех пор, как разрешилась от бремени, не получила от тебя ни строчки.

***

Кровать была настолько мягкой, что невозможно было выбраться из ее теплых уютных объятий. Доминика переворачивалась с одного бока на другой, пытаясь найти в себе силы подняться или хотя бы открыть глаза. По губам растеклась блаженная улыбка — ей не удавалось как следует поспать вот уже много ночей, вместо сна она отправлялась в зеркальный лабиринт под чутким руководством Куно, а при свете дня занималась обустройством поселения вместе с Ладвигом. Он выделил ей небольшой участок земли на восточном склоне горы, так что за полдня верхом можно было добраться до Бернберга, и теперь принцесса проводила там целые дни, наблюдая за тем, как идет строительство.

В основном командовал парадом Куно. За один день он умудрялся превратить три телеги поваленных деревьев и камней в пару домов со всем необходимым. Несколько зодчих объясняли ему, как строить дома с учетом северного климата, проливных дождей весной и тяжелых снегопадов зимой. Мастера из Бернберга изготавливали мебель, присылали ткани, и даже какие-то старые вещи, с которыми готовы были расстаться, лишь бы посмотреть, как чародей на пустом месте создает жилье, а кучу хлама превращает в посуду, игрушки и новую добротную одежду. Местные звали Куно в гости, спрашивали, все ли чародеи могут так же и, в принципе, были вполне довольны предстоящим соседством.

За две недели чародею удалось отстроить небольшое поселение, а в центре — аккуратный особняк для Доминики. Его трудно было сравнить с замком Ладвига, но дом получился просторным и достаточно вместительным для гостей или приемов. Доминика как раз зашла посмотреть на свое новое жилище, но стоило ей опуститься на кровать, как в глазах потемнело и сон мгновенно захватил ее в сладкий плен.

Она проснулась только на следующее утро, вернее, вскочила, как ужаленная внезапным приступом тревожности. Мысли в голове свалялись в один невнятный комок, а внутренний голос вопил, что она забыла обо всем на свете. Принцесса заозиралась по сторонам, пытаясь вспомнить, где она и что вообще происходит. Память нехотя подкинула ей осознание, что дубовый пол, покрытый мягким ковром, выбеленные дощатые стены, кровать с тяжелым одеялом — это ее дом. И то, что находится за дверью — кабинет, гостиная, столовая, несколько спален, гардероб, кладовая и комната для слуг — это тоже ее. Сама мысль «дом» пробирала дрожью до костей. Не верилось, что такое вообще возможно. Доминика накинула свободное домашнее платье и вышла из комнаты.

С глуповатой улыбкой на губах, она выставила руку и, прикрыв глаза, провела кончиками пальцем по стене, дверным ручкам, кое-где висевшим гобеленам. Затем под рукой оказались перила, лестница привела ее в столовую, где на столе уже стоял завтрак, накрытый салфеткой. Доминика оглянулась — слуги из Бернберга еще не отправлялись в новое поселение.

— Куно? — осторожно позвала она. Чародей сам проводил ей экскурсию по новому дому. Как в лучшие времена, словно оставшиеся без присмотра дети, они пили вино, носились по комнатам и смеялись, жадно впитывая каждую свободную минуту вечера. Словно завтрашнее утро, когда Куно предстоит снова стать важным чародеем, а Доминике — принцессой беженцев, может и не наступить.

— Он ушел с полчаса назад, — раздался хриплый улыбчивый голос из гостиной. На душе потеплело. Доминика пригладила волосы и вошла в соседнюю комнату к расположившемуся на диванчике Ладвигу. Князь окинул девушку оценивающим взглядом и довольно заключил. — Все-таки ничто не красит человека так, как здоровый сон.

Он протянул руку и привлек ее к себе для поцелуя. В груди принцессы все сжалось от того, насколько привычным было это действие и с какой силой она каждый раз желала этого мягкого касания губ.

— Что ты здесь делаешь?

— Решил проведать, — ухмыльнулся он. — К тому же, мне надо знать, как продвигается строительство. Группы беженцев уже приближаются к границе. А еще, я соскучился.

Еще один многообещающий поцелуй, крепкая рука сжимает ткань платья на ее плече, немного оттягивает вниз, открывая нежную покрывающуюся мурашками кожу. Доминика прикрыла глаза, молясь, чтобы это не оказалось сном. Ладвиг оставил еще один дразнящий поцелуй на ее шее, вырывая из груди девушки довольный стон.

«Расслабься», — прошептал он, щекоча кожу дыханием. И Доминика послушалась, отклоняясь назад, на мягкий диван, отпуская все мысли.

В это время Куно отошел достаточно далеко от города, чтобы бросить оценивающий взгляд на проделанную работу. Лицо горело от щипавшегося кожу мороза, по телу разлилась приятная усталость. Он, наконец, нашел то «большое дело», о котором говорил Ланс. Из-под его рук родился целый небольшой городок. Аккуратные Доминики стояли вплотную друг к другу и ждали своих обитателей. В каминах были сложены дрова, на полках стояла аккуратными рядами посуда. А в груди самого чародея трепетало волнение. Не верилось, что они успели сделать так много за такое короткое время. Что практически все это — его заслуга. Становилось горько и больно за Ост-Гаэль, дом, который им пришлось оставить. Каким бы красивым и славным было то место, если бы магам только дали возможность использовать его по уму.

«Теперь мы все будем здесь, в безопасности», — одернул он себя. Теперь эта мысль уже не казалась какой-то дикостью. Даже наоборот, она отвлекала, утешала, не давала думать обо всем безумии, которое творилось в целом в его жизни.

С того случая с зеркалами Ланс больше не объявлялся. Они с Доминикой в общих чертах объяснили Ладвигу ситуацию. Князь поручил Эдвину найти старика, где бы тот ни скрывался, но что с ним делать и кем на самом деле был Ланс он не знал. Доминика попыталась внести в это дело ясность и со свойственной ей дотошностью проштудировала все летописи Севера, какие только можно было найти в библиотеке Бернберга — и ей даже удалось найти легенду, вроде той, о которой рассказывал Эдвин. О мятежном духе, что развлекался, наблюдая за хаосом, он был одним из первых духов и учил людей магии. Уроки его были жестоки, полны боли, и если ученики — будущие маги — были слабы, то нередко умирали. Затем появились более молодые духи, вставшие на сторону тех, кто был слаб — людей и чародеев, не наделенных особым талантом — и они заковали духа-наставника в вечное древо. А имя его вычистили из всех летописей, мифов и легенд, чтобы никто не мог воззвать к нему и призвать его. Этот тупик чуть не обернулся катастрофой, Доминика буквально трясла Ладвига, требуя все книги, которые только были в замке. И если бы у нее не было других дел, она наверняка заперлась бы в библиотеке, пока не докопается до истины, но Ладвиг каким-то ведомым только ему образом заставил девушку вернуться к подготовке поселения для южных чародеев.

Куно было страшно это признавать, но втайне от себя он был рад, что история с Лансом так и зависла в ожидании решения или какого-то чуда, которое даст ответ на все вопросы. Он сам не очень хотел искать истинное имя древнего духа, не хотел он и расставаться с древней силой, что теперь слушалась его, вела за собой. В ней было что-то живое, Куно готов был поклясться, что он слышал даже настроение этой магии, как будто это была отдельная живая сущность. И этой сущности нравилось, когда он создавал новое, когда наводил уют и превращал камень в дома для целых семей. Он словно смог приручить мощь, которая упоминалась в страшных сказках.

А еще — и это тоже стало его огромным секретом — он был рад на время оказаться достаточно далеко от Вассы. С одной стороны, он скучал по ней, по ее внезапным вспышкам нежности, по тому, как она льнула к нему ночью, хотя ему было до невозможности жарко от ее объятий и до стука зубов холодно от прикосновения ее ледяных ног. Несколько раз она приезжала, чтобы издалека посмотреть, как он строит городок, пока местные отгружают лес и камень. Но в ее глазах застыла такая страшная жалость, желание ему помочь, на которое он не знал, как ответить. Он не был болен, он не был прокаженным, но Васса глядела на него так, словно у него уже отвалились все пальцы, нос и ухо. Да и в глазах Доминики он то и дело ловил что-то подобное, хотя ее взгляд больше напоминал осуждение. Словно, не говоря ни слова, она спрашивала: «Во что ты втянул нас, Куно?»

Поэтому все больше времени чародей начал проводить в своей лачуге. Он собрал ее, как укрепленный шалаш, еще в первые дни, из валявшихся на земле веток и остатков леса. Выстлал крышу досками и еловыми лапами, выложил пол обломками камня, как мозаикой. Сваял не самый изящный очаг, а потом в несколько ходок с помощью порталов перевез туда всю свою библиотеку и лабораторию. Пешком до городка от его лачуги был где-то час прогулочным шагом, и особо желающих совершить прогулку по мрачному и окутанному дермой лесу не было. Чародея это устраивало. Он начал заваривать хвойные чаи, вязать носочки, а в свободное время печь пироги, прям как сказочная ведьма. Время в его лачуге как будто остановилось, там не было ни проблем, ни политики, ни оглушающего шума чужих мыслей и эмоций. Был только сладкий запах пирога и горечь диких трав.

Но в этот раз возле своей лачуги он увидел огромные следы звериных лап. Куно огляделся по сторонам, пока не увидел массивное рыжее тело, лежащее рядом с входной дверью. Пара кошачье-зеленых глаз уставилась на него из-под косматых бровей.

— Ты б хоть предупредил, я бы оставил дверь открытой, — хмыкнул Куно, выпуская из рук схваченную впопыхах ветку. Скальный лев тряхнул головой, встал на задние лапы и обернулся Эдвином.

— Я не должен никому из вас отчитываться, — фыркнул он. Чародей лениво передразнил его и, поправив многочисленные шарфы и шали, выпростал из-под них руку и отпер дверь.

— Почему ты не греешься с помощью магии? — нахмурился Эд.

— А почему ты даже посреди зимы ходишь в юбке?

— Это тартан. Так удобнее.

— И мне так удобнее. Как будто вышел из дома, завернувшись в одеялко, — улыбнулся Куно, пропуская Эдвина вперед.

Чародейское обиталище было великану впритык. Между макушкой Эда и сводом крыши в лучшем случае втиснулась бы пара пальцев, но Эдвин заблаговременно пригибался. Мебель рядом с ним выглядела игрушечной, и даже самая большая чашка Куно была размером с наперсток. Чародей протянул ему чай и пододвинул поближе самый крепкий табурет. Эд кивнул и сел, то и дело с опаской поглядывая на потолок.

— Ну, чего? Какие новости?

— Ланс на Гряде, — сказал Эд.

— С твоим братцем. Замечательно, славная парочка, — вздохнул Куно. — Тогда точно жди беды. А как твоя болячка? Больше не беспокоит?

Эд покраснел до корней волос и выдавил еле слышное «нет». Куно только кивнул.

— Безотказное средство, — улыбнулся он. — Дам тебе на всякий случай про запас…

— Обойдусь, — процедил Эд. Чародей пожал плечами и уселся на кресло, поджал ноги и уставился перед собой, обхватив обеими руками кружку с чаем.

— Скоро они уже будут?

— Меньше недели, — хмыкнул Эдвин.

— Я смогу доставить туда нас вчетвером за час.

— А Васса? — нахмурился Эд. Куно взглянул на него так, словно Эдвин был последним, от кого он ждал подобного вопроса. — Я не лезу в ваши дела, но тебе бы…

— Я знаю, — торопливо проговорил Куно. Он выловил из-под рубахи парный медальон — тот мерцал ярко-зеленым. — Я думаю, мы можем дохлебывать и направляться к нашим благороднейшим как бы назвать их по-приличнее.

— Порталом?

— Лучше пешком. На всякий случай, — ухмыльнулся Куно. Эдвин неохотно, но понимающе кивнул. Чародей бросил на него пристальный взгляд. — Я, конечно, не правдовидец, но надеюсь, ты ответишь честно. Ты никогда не хотел занять место братца на троне?

— Ни один человек в здравом уме, имея выбор, не полез бы на трон.

— А все-таки?

— А я в здравом уме.

***

— Привыкаешь к новому месту? — пальцы Ладвига пробежались по ее плечу, отбивая каждое слово, не давая Доминике провалиться обратно в сон. Принцесса поднялась и, оставив на его щеке быстрый поцелуй, принялась одеваться. Без слуг и посторонних глаз все ощущалось по-новому, по-настоящему. Жаль, что так дела могли оставаться только временно.

— Более-менее. Мне кажется, я привыкла к этому месту, как только оказалась здесь.

— Придумала название для своего поселения?

Принцесса повела плечами:

— Монте-Маджи.

— Смесь местного и твоего языка? Неплохо, — ухмыльнулся он. — Местные оценят.

— Это меня беспокоит больше всего, — призналась она. — Что на нас будут смотреть, как на чужаков с другой стороны горы, от которых нужно держаться подальше и не подпускать слишком близко к своим домам.

— Ну, мы можем подать им хороший пример, — усмехнулся-нуля Ладвиг и, перехватив ее руку, оставил на тыльной стороне ладони невесомый поцелуй. По тонкому пальцу скользнуло кольцо. Глаза Доминики распахнулись, все слова, которые она знала, рассыпались в песчинки непонятных звуков. Принцесса смотрела на свою руку так, словно туда посадили огромного лохматого паука со светящимися глазками: вроде жутко, но в то же время мило.

— Это…

— Не обязательно прямо сейчас, но я бы хотел знать ответ заранее, — он потянулся к дорожной сумке и вынул несколько исчерпанных планами листов. — В этой горе есть старые пустые шахты. Их можно будет укрепить и сделать путь напрямую в Бернберг. Что думаешь?

Она кивнула, чувствуя, как щеки заливает румянец.

В дверь постучали. Доминика на секунду спрятала руку с кольцом за спину, затем отдернула себя и, как ни в чем не бывало, открыла дверь. На пороге стоял лучащийся удовольствием всеслышащий Куно и Эдвин.

— Не помешали? — улыбнулся чародей. Доминика жестом пригласила их войти.

— Миленький домик, — хмыкнул Эдвин.

— Надо же, раз уж тебе понравилось… — пожала плечами принцесса.

— Мы обсуждали строительство тоннеля в Бернберг, — сообщил Ладвиг, указывая на планы. — Куно, что думаешь, сколько времени на это может уйти, если делом займутся чародеи?

— Неделя в лучшем случае. Но понадобятся очень опытные камнеломы, в Ост-Гаэле таких немного. Пока сложно говорить, мы еще толком не знаем, кто приедет и что у них получается лучше всего. И первое время их надо будет обучать…

Беседа потекла в обычном русле. Они обсуждали, как будут поставлять продукты в поселение, Куно показал планы будущих теплиц и мастерских, школы. Доминика расслабленно улыбалась, предвкушая новое начало. Оно будет не из легких, но если все пройдет хорошо… если только все будет, как надо. Ее мысли зацепились за это «если», плечи опустились, улыбка померкла.

— У нас есть новости насчет границы и, может быть, Ланса?

— Ланс сейчас развлекает своим обществом Ирвина, — хмыкнул Эдвин.

— А он в курсе, кто у него в гостях?

— Навряд ли, но оно и к лучшему, — ответил Куно. — Пока имя и суть Ланса скрыта ото всех, он не может набраться сил.

— Но если Ирвин узнает…

— То ничего и не поймет. Для него древние договоры — пустой звук, а древнейший демон — тем более, — отмахнулся Эдвин. — Но надо быть наготове, как бы Ланс не надоумил моего братца на какую-нибудь глупость.

— Не хочешь отправиться на переговоры? — спросил Ладвиг. Эдвин только криво усмехнулся.

— И пропустить все веселье здесь? Птички нашептали, что король Луис стянул армию обратно в Ост-Гаэль.

— Будет проще, если беды нужно будет ждать только с одной стороны, — ответила Доминика.

— Как только сюда прибудут чародеи и примут это место, как свой дом, я уверен, Юг больше не будет проблемой, — ответил Куно, доставая из-под складок одежды ветхую книгу. — Тиснул у Ланса в последнюю встречу. Там есть защитные чары. Мы сможем укрепить древнюю магию более новой.

Он раскрыл книгу на странице с причудливой схемной и показал остальным, будто они могли что-то понять. Все закивали, украдкой переглядываясь друг с другом.

Ладвиг перехватил взгляд Эдвина, а затем сказал:

— Пока вы будете обустраивать город, я хочу, чтобы ты взял на себя заботу о безопасности принцессы. И чародея.

Доминика вскинула бровь, словно вместо признания в любви услышала смертный приговор. Эд смерил ее холодным взглядом, губа чуть дернулась вверх, обнажая клыки. Затем льдистый взгляд плавно перетек обратно на Ладвига.

— Даешь мне весомую причину не возвращаться на Гряду? Умно. Пойдет.

— Я могу доверить ее безопасность только тебе, — с нажимом проговорил Ладвиг. Эдвин смерил Доминику еще одним взглядом, на этот раз задержавшись на руках. Губы изогнулись в едкой улыбке.

— Как пожелаешь, князь.

Куно захлопнул книгу и вдруг обернулся к окну, словно услышал что-то. На его губах заиграла улыбка.

— Они близко.

***

Лейне пятнадцать. Уже достаточно взрослый возраст, чтобы выходить замуж, вести хозяйство и воспитывать детей, но никак не подходящий для слов в духе: «я устала», «я больше не могу», «у меня нет сил». И все же теперь ей приходилось прикладывать все усилия, чтобы не дать этим словам вырваться наружу. Особенно, когда рядом шли родители: такие же угрюмые и уставшие, как она. Они почти не разговаривали в последние дни, по крайней мере, во время переходов.

После того странного сна они проснулись почти одновременно, собрали все самое необходимое и покинули дом. Внутри остались ковры, любимая мамина посуда, платье, которое должно было достаться Лейне в приданое, картины. А вместе со всеми вещами как будто остались забыты и долгие разговоры. Вместе с ними покинула дома вся улица и обитатели нескольких соседних кварталов. В предрассветный час толпа, вместе с чародеями-караульными, покинула город и направилась на север, через пустыню, пестрой рекой из мешков и котомок. Лейла никогда не представляла, что так много чародеев жилой в Ост-Гаэле. В толпе она замечала и знакомых: торговок, фокусников, владельцев лавок, жрецов и целителей, и тех, кто раньше никогда не попадался ей на глаза. Были чародеи из богатых домов, слуги влиятельных господ с тонкими белыми пальцами, не знавшими тяжелой работы. И все они двигались в одном направлении, поддерживая друг друга, обмениваясь едой и теплой одеждой. У них было всего понемногу, меньше всего было сил. По ночам они останавливались на привалы, разводили на песке магические костры, которые светили, но не согревали. Дети помладше плавали и просились домой, а родители утешали их, обещая, что скоро они уже будут дома. Лейна не очень понимала, откуда в них столько уверенности и доверия к принцессе, которая просто несколько раз привиделась всем во сне и позвала за собой, понаобещав с три короба. Она пыталась поговорить об этом с родителями, но папа только отчитал ее за такой вопрос.

«Видимо, ты слишком хорошо жила, раз не понимаешь, что это значит для всех нас», — сказал он тогда. Лейна и правда не очень понимала. Но еще больше она не понимала, почему никто не пытается даже усомниться в принцессе. Словно их недоверие может разрушить надежду на дом, что вела их вперед через пустыню.

Они прошли уже неделю, когда, обернувшись назад, увидели, как их нагоняют песчаные парусники — маневренные плоскодонки, на которых чародеи из королевской армии быстро перемещались по пескам. Мужчины и женщины, кто еще был в силах колдовать, кого долгий переход не успел истощить, выстроились в линию, готовые отбиваться всеми возможными способами. А остальные побежали вперед, врассыпную, пригибая головы, растекаясь по пескам россыпью выцветших на солнце платков и шалей. Преследователи приближались с каждой секундой, на фоне хлопающих на ветру парусов начали вырисовываться силуэты людей, машущих руками. Они срывали с себя армейские куртки и размахивали ими, затем поджигали и бросали в песок. Лейна, застывшая плечом к плечу рядом с отцом, пыталась вспомнить хоть один защитный знак, но ее словно парализовало.

— Не верьте им, — папа вертел головой на истончившийся шее, пытаясь обратиться одновременно ко всей толпе, что растянулась в попытках хоть как-то противостоять обученным военным. — Они пытаются нас обмануть.

— Они машут белыми тряпками, — сказал кто-то зоркий.

— Они замедляют парусники.

Плоскодонки остановились в нескольких шагах от них, и никто из беженцев не нашел в себе сил поднять руки, сложить их в атакующий знак и направить на солдат волну ветра и песка. Всех сковал привычный, вбитый в самые кости страх. Ужас при виде своих же. Капитан парусника, шедшего впереди, спрыгнул на песок. Темные кудри, пропитанные потом, прилипли к высокому лбу. Светло карие глаза окинули собравшуюся толпу, парализованную при их виде.

— Я капитан Кайрис, — ладонь легла на широкую грудь. Из-под воротника и манжета были видны тонкие бледные линии шрамов-ожогов. Словно его целиком бросили в костер, так что уцелела только голова. — У нас три парусника, в трюмах вода и немного еды. Мы сможем взять на борт полсотни женщин, стариков и детей.

— Мы с вами! — раздалось с других лодок. И, сколько бы ни пытался образумить толпу папа, люди бросились к кораблям, протягивая руки за водой и мисками с кашей.

Военные сопровождали толпу дальше на север. Брали на борт тех, кто совсем ослаб, а на привалах раздавали еду. Многие относились к ним с опаской, но не Лейна. Она неожиданно для себя открыла желание помогать другим: разносить кашу в деревянных мисках, кормить детей, заворачивать стариков в одеяла, припасенные на кораблях, а днем помогать ставить паруса капитану Кайрису. Он, казалось, знал все о жизни в пустыне. А когда он улыбался, и в его глазах трели золотистые искорки, Лейна понимала, что будет молиться всем духам, чтобы только на глаза молодому капитану не попалась больше ни одна красивая девушка. Она пыталась стать ему ближе, как могла. И Кайрис каждый раз искренне улыбался, когда видел, что она не опасается его.

— Ты тоже веришь, что на севере будет лучше? — спросила она как-то вечером, кутаясь в шаль. Теперь холодно было не только по ночам, но и в самый разгар дня. Ледяной ветер пронизывал до костей.

— Мы все сделали выбор, — только поджимал плечами Кайрис. — Приятно, когда он есть, хоть какой-то. И приятно иметь дом, в котором тебя ждут. И помогать своим тоже отличное занятие, вместо того, чтобы умирать на чужой войне.

— Но она говорила, что пути обратно не будет.

— А из наших никто и не хочет возвращаться туда, где ты сам себе не хозяин, — он смерил ее оценивающим взглядом и улыбнулся. — Вырастешь — поймешь.

— Я уже взрослая!

— Тогда иди, помоги другим взрослым, — сказал он. На секунду его лицо ожесточилось, но в следующее мгновение на тонких губах снова появилась светлая улыбка. — Потом будем разносить ему тем, у кого маленькие дети.

Чем дальше они продвигались, тем холоднее становилось. Песок начал сменяться камнями, то тут, то там пробивались мелкие растения. Дальше песчаные парусники двигаться не могли, с них сняли все самое необходимое и дальше отправились пешком. Кто-то с помощью порталов отправлялся назад, чтобы запутать их следы, но большая часть чародеев двигалась вперед пешком, экономя силы на случай, если надо будет защищаться. Небо затянули плотные облака, и силы брать стало неоткуда. Пар вырвался из ртов плотными клубами и окутывал толпу туманом.

Показались первые низкие кустарники, а за ними — деревья. Из-за горизонта начали выступать горы севера, как неровные острые зубы. Лейне с трудом верилось, что тот край будет хоть сколько-то дружелюбен к ним. Больше всего ей хотелось вернуться домой, жить свою незамысловатую жизнь и готовить сладости для еженедельных ярмарок. Она скучала по запахам патоки и специй. Казалось, она начала забывать, как пахнут корица и бадьян, вместо этого в носу застряли запахи пота, износившейся одежды и каши на воде. А еще холод, от которого казалось, что из носа вот-вот тонкой струйкой польется кровь.

Она старалась не говорить, чтоб от усталости не бросить какие-нибудь обидные слова маме, папе или Кайрису. Она старалась не смотреть в глаза другим — ее раздражала надежда, что слепо вела их вперед. А еще Лейна боялась увидеть таких же, как она. Сомневающихся, что дальше будет лучше. Это значило бы, что она права, и весь путь был проделан зря.

А потом они вышли к дельте реки. Там берег мерцал от кристаллов льда, а над водой висела дымка, точно сотканная из света. А на другом берегу они увидели людей, немного. Они варили что-то в котлах и грели у костров десятки теплых одеял. Высокий рыжий великан бродил между костров, командуя, чтобы люди вовремя подкидывали дрова. А у самой кромки воды стояла принцесса из снов. За руку ее держал красивый светловолосый мужчина.

Толпа загудела и бросилась через реку вброд, к котлам, к кострам и теплым одеялам. И Лейна бросилась вместе с ними, позабыв обо всех сомнениях. Кайрис поддерживал ее за плечи, не давая упасть в ледяную воду. Но холода она не чувствовала.

16

Все валилось из рук. Если Доминике казалось, это просто выражение такое, то теперь она понимала, что это скорее диагноз, к которому прилагаются дёргающийся глаз, раздражительность и способность уснуть в любое время суток и в любом месте. Уже добрых пару недель они с Куно занимались адаптацией людей. И если раньше она наивно полагала, что при подготовке Монте-Маджи к приезду новых поселенцев они учли все, то теперь она понимала, что город был совершенно не готов. Что-то постоянно ломалось, домов не хватало катастрофически, запасов еды, присланных долиной, хватило на две недели, а она рассчитывала, что южане протянул на них целый месяц. К тому же кто-то постоянно болел, рожал, а при переходе одни встретили любовь всей своей жизни и стремились как можно скорее сочетаться браком, и теперь донимали Доминику вопросами, как бы это сделать в ближайшее время. С утра до вечера в ее кабинет текла река прошений, жалоб, предложений. Даже Куно на время переехал в ее особняк и покинул свою лесную берлогу, чтобы быть рядом на случай, если нервы не выдержат. Доминика старалась держать ситуацию под контролем, но периодически она с тоской вспоминала времена, когда просто жила при дворе Ладвига и так наивно отказалась от блаженного ничегонеделания в пользу своих амбиций. Теперь покой ей только снился, и то, если звёзды сходились, и хотя бы во сне ее переставали преследовать письма и задачи.

Куно помогал, как мог. Он взял на себя все вопросы, связанные с магией, сам выходил преподавать в школе, занимал детей, нанимал себе помощников и учителей, а в перерывах следил за тем, как отстраиваются теплицы и учил взрослых основам древней магии, чтобы сделать их менее зависимыми от света солнца и луны, которых в это время года было почти не видно из-за толстой пелены облаков. Учеба давалась магам тяжело. Куно старался учить их мягко, не загоняя их до седьмого пота, как это делал Ланс, но порой так хотелось стукнуть по столу и истязать их до тех пор, пока они не выдадут результат. Потом юноша вспоминал, что им предстоит еще долгий путь к привыканию и обретению себя на новом месте. Он с пониманием смотрел, как бывшие ост-гаэльцы (кого-то из них он даже знал лично) отстраивают заново свой быт. Кто-то занимался привычными вещами вроде готовки и уборки, не прошло и двух дней, как у домов начали собираться кумушки, открылся кабак и чайный домик, по старым традициям эти места все еще делились на мужскую и женскую половины, но Доминика довольно быстро приказала отменить это разделение. Люди покряхтели, но последовали ее воле. Вскоре выяснилось, что ничего особо страшного не происходит от того, что женщины обедают вместе с мужчинами.

Доминика часто выходила в город, чтобы осмотреть изменения, проверить новые дома, поздравить жителей с заселением, пополнением, свадьбой. Она посещала открывающиеся заведения, мастерские. Вскоре, вопреки всем страхам, ей стали рады в каждом доме, ее приглашали на ужины и расспрашивали о причудливой жизни на Севере. Она даже наняла девушку-чародейку, чтобы та под диктовку написала небольшую брошюру с основными правилами жизни в новом доме. Куно своими глазами видел, как некоторые женщины читали эту книжицу детям вместо сказок.

Сам Куно, если у него появлялось свободное время, занимался поиском чар для усиления защиты на Севере. Он пригласил самых опытных чародеев, среди них даже были его наставники, сбежавшие из дворца и теперь блаженно гревшие старые косточки у камина, чтобы разбирать тексты, доставшиеся ему в наследие от Ланса. Ученые мужи ничего не знали о древней магии и духах, но как могли, помогали юноша в изысканиях. В шутку они называли Куно «верховным чародеем», а уже через несколько дней так к нему обращался весь город. Куно сначала не верил своим ушам, а потом привык и к обращению, и к поклонам, и к восторженным взглядам. Они ночами напролёт изучали древние тексты, сравнивали их с южными трактованиями и пробовали создать нечто новое, безвременное, вечное. Работа продвигалась медленно, но каждый день на крошечный шаг приближал их к желаемому результату. Куно старался радоваться вместе с мудрейшими чародеями, но он затылком чувствовал пристальный взгляд Ланса. Охотника, следящего за своей жертвой. Юноша не отказывался от попыток узнать его истинное имя. Он отправил официальное письмо Карстану Оннаду, как главному хранителю традиций Севера. Тот ответил коротко: «Не могу обсуждать такое в переписке». Куно оставалось только выразить надежду на скорую встречу. И возможность предоставилась.

Ладвиг предложил построить тоннель к празднику.

— К какому, нахрен, празднику? — процедила Доминика. На ее лице не дрогнул ни один мускул, но пальцы, стиснувшие перо, побелели, как раскалённый металл. Сидевший в углу Куно еле сдержал усмешку, смешавшуюся с жалостью к недальновидному мужчине. Хоть Доминика и предложила начать их встречу с обсуждения деловых вопросов, князю Бернберга стоило подумать головой и сперва поинтересоваться, как у неё дела. Теперь они с Доминикой виделись редко, и как бы принцессе ни хотелось проводить дни его визитов, не вылезая из постели, выполнение обязанностей вассала всегда брило верх.

— День Середины Неба, — ответил князь. Куно поспешил объяснить:

— Редкий день полуденного солнечного затмения. Очень сильный день, когда энергии в воздухе так много, что она буквально искрит. В этот день можно устроить праздник и привлечь магов, чтобы наложить новые защитные чары. Тогда Юг перестанет быть проблемой на целые сотни лет.

Доминика тяжело вздохнула и перевела взгляд на бумаги: счета, смены, прошения, договоры. Цифры плясали перед глазами пьяным хороводом. Она прикрыла глаза и тяжело помассировала виски.

— О чем еще вы договорились за моей спиной?

— Ну… — Куно сплёл пальцы и выдал свою самую невинную улыбку. — О том, что приедут остальные князья и вы с Ладвигом объявите о помолвке.

— Где нам их разместить?

— В замке, как и в прошлый раз, — ответил князь. — Если тоннель откроется, дорога займёт от силы пару часов. К тому же, князья очень хотят посмотреть магическое поселение, чтобы в будущем построить у себя такие же.

Беглый взгляд за окно, тяжелый вздох. Значит, к приезду князей в городе должна будет кипеть жизнь, работать мастерские, а в теплицах — зреть первые урожаи. Мягкое прикосновение к руке заставило ее вынырнуть из размышлений.

— Тебе не обязательно справляться со всем в одиночку, — напомнил Ладвиг. На его губах распустилась такая привычная тёплая улыбка. Доминика вдруг поняла, что слишком соскучилась. — Тем более, ты справилась с организацией праздника зимнего солнцестояния. Я уверен, и в этот раз все пройдёт хорошо.

— Только если обойдётся без семейных драм, — закатила глаза принцесса, в памяти каруселью промелькнул тот бесконечный день. Ладвиг продолжал держать ее руку, большой палец очерчивал успокаивающие круги на тыльной стороне ее ладони, не давая утонуть в забивших голову мыслях.

— Все пройдёт идеально, — усмехнулся князь и, перехватив ее запястье, потянул на себя, вовлекая в долгий мягкий поцелуй. Куно умилённо улыбнулся и бесшумно вышел из кабинета, прикрыл дверь, наложил заглушающие чары. Одного взгляда на слуг было достаточно, чтобы они ретировались из коридора и не мешали Куно вприпрыжку пронестись через весь особняк.

В окна лился свет солнца, как подарок в честь его прекрасного настроения. Куно напевал под нос песенку, пока фантазия рисовала ему близящийся счастливый финал их истории. Доминика, отказавшаяся от притязаний на кровавый южный трон, станет княгиней. Когда зацветут деревья, они с Ладвигом сыграют пышную свадьбу, а уже следующей зимой чародей будет возиться с малышами, которых станет называть не иначе, чем племянниками. Жители Монте-Маджи разъедутся по всему северу, станут почётными жителями всех княжеств, превратят этот край в настоящее райское место. А он сам посвятит себя магии и изучению колдовства, станет обучать юных чародеев. Это звучало, как сказка, которую они каким-то образом умудрились соткать собственными кривыми руками.

Куно выглянул в окно — у дверей особняка стоял, окружённый стайкой юных чародеек, Эдвин. Некоторых из этих девушек Куно знал уже давно: с красавицей Лу он как-то целовался в королевском саду добрых пять лет назад, теперь они делали вид, что ничего подобного не было. Улыбчивая Рене помогала ему в магической школе и вскоре готовилась принять на себя обучение самых юных чародеев. А дочь торговца тканями Лейна решила открыть магазин готового платья при мастерской отца, чтобы самостоятельно нашить себе приданого к свадьбе, которую они с капитаном решили сыграть весной. Кайрис был хорошим человеком, он быстро организовал своих людей для патрулирования улиц и поддержания безопасности, и он один из немногих с особым усердием изучал древнюю магию — ради красавицы-невесты (пусть и не с самым простым характером) он старался вернуть годы жизни, которые забрала у него служба в рядах Сгоревших.

Стоило ожидать, что между Монте-Маджи и Бернбергом быстро образуется взаимное притяжение, которому не помешают ни заснеженные тропы, ни угроза схода лавин. Молодые маги и чародейки сбегали в Бернберг, чтобы как следует погулять и покататься на санях, а жители города приходили в поселение, чтобы поглядеть на пропитанный магией быт. На чары для мытья посуды, на зачарованную одежду. За юными чародейками быстро выстроились очереди из завидных женихов, не отступали и чародеи, находившие смелых и беззастенчивых северянок ужасно привлекательными. Куно завернулся в многослойную одежду и выпорхнул на улицу, радуясь хрусту снега под ногами и звону голосов в морозном воздухе.

— Надеюсь, юные леди, вы проводите исследовательскую работу, а не проверяете на господине Эдвине свои женские чары, — весело прощебетал он, врываясь в разговор. Эд посмотрел на него с нескрываемым облегчением. Было видно, как его обычно угрюмая мирно буквально трещит от попыток и дальше удерживать дружелюбную улыбку.

— Конечно, — опустила глаза Лу. — Мы… хотели больше узнать о Празднике середины неба, чтобы лучше продумать концепцию украшений.

— Действительно, солнечное затмение, тема солнца и луны, это очень сложно. Даже ничего на ум не приходит, — покачал головой чародей. — А кто подписал вас на украшение города?

— Госпожа Васса, — ответила Рене. Куно похолодел и бросил вопросительный взгляд на Эдвина. Тот лишь пожал плечами. Чародей откашлялся.

— А где она сейчас?

— Осматривается.

— Дружище, не составишь мне компанию? — обратился он к Эдвину. Тот кивнул и, не тратя времени на вежливость, принялся буквисровать Куно дальше по улице. В спину ему летели милые любезности чародеек. Куно, как мог, старался поспевать за рыжим великаном, но в результате сдался и просто повис на руке, позволяя тащить себя дальше.

«Васса в городе», — это не предвещало ничего хорошего. Конечно, Куно надеялся, что с ней все выйдет иначе, но он все никак не мог простить себе тот инцидент. Поэтому он выбрал свою излюбленную стратегию: бежать и делать вид, что все в порядке. Расстояние и время должны были сделать свое дело. Через пару лет он рассчитывал вернуться заматеревшим, овладевшим своей силой, извиниться перед Вассой и рассчитывать на прощение. Теперь ему оставалось только скрываться и внимательно заглядывать за повороты.

— Она меня убьет, — проскулить он, наконец. Эдвин сбавил шаг, но лишь затем, чтобы как следует встряхнуть чародея, поставить его на ноги и заставить идти самостоятельно.

— Все с ней будет нормально.

— Да, а мой труп обнаружат прокопанным где-то в лесу, с выеденными внутренностями и сожженным лицом. Скажут, что несчастный случай и забудут, будто и не было!

— Да ничего тебе не будет. Просто сделай вид, что все хорошо, — хлопнул его по плечу Эд. — Я всегда так делаю. Если что-то не выходит в отношениях, значит, нужно выходить из отношений.

— Теперь я понял, в чем твоя проблема с братом, — хмыкнул Куно. — Кстати, если задумаешь закрутить с чародейской девушкой, обрати внимание на Олив.

— Это та повитуха?

— Ага. Она прекрасно разбирается в чувственных делах, а еще руки всегда тёплые. Но советую при ней следить за языком, эта женщина лучше всех делает кесарево. Вскроет тебе живот — даже почувствовать ничего не успеешь.

Они шли по улице, болтая обо всем подряд. Эдвин оказался очень приятным человеком, если его не выводить из себя. Куно даже осмеливался предположить, что жизнь в Монте-Маджи, где никто не обращал внимания на его благородное происхождение, шла великану на пользу. Хоть его и не впечатляла роль телохранителя Доминики, пока никакой опасности не было, он мог делать все, что хотел. В основном он должен был следить, разве что, чтоб принцесса не вработалась до смерти. А такие ситуации были. Буквально несколько дней назад Эд в очередной раз обнаружил ее уснувшей щекой на документах. Растормошить принцессу оказалось просто, сложнее было увернуться от брошенного спросонья канцелярского ножа.

— Который час? — спросила она тогда.

— Пора баиньки, — буркнул Эдвин и принялся гасить свечи, лишая ее возможности сопротивляться сну. Девушка все равно помотала головой.

— У меня еще есть работа. Мне нужно убедиться, что мои люди не останутся голодными этой зимой.

— Долина пришлёт еще продукты.

— И мы увязнем в долгах.

— Никто не говорил, что будет легко. Но сейчас тебе нужно отдохнуть, чтобы твои люди видели принцессу, по зову которой они отправились сюда, а не упахавшуюся лошадь. Тебя они видят каждый день, а вот это вот все, — он махнул рукой в сторону документов. — Их не беспокоит.

— С твоими управленческими знаниями ты бы неплохо справился с Грядой, — хмыкнула принцесса, нехотя раскладывая документы, чтобы вернуться к ним завтра.

— У меня нет твоих яиц, — только и ответил Эд. Доминика удивленно посмотрела на него, но ничего не сказала. Решила принять это за комплимент. Эд тоже ничего не сказал. На том и разошлись, но общаться с тех пор стали как-то теплее. Хотя, конечно, момент с письмом никому не забылся.

— …и вот мне кажется, что нужно сделать какую-то специальную организацию, которая будет защищать магов в других княжествах, если идея с расселением все-таки получит добро. Ты как считаешь? Эд!

Перед глазами мелькнуло темное пятно. Эдвин машинально отшатнулся назад, утаскивая за собой Куно. Оба вжались в стену, позволяя роскошным саням пронестись мимо, оглушая грохотом и звоном. Куно вытаращил глаза и издал жалобный сиплый вздох. Сначала он решил, что ему показалось, но стоило присмотреться, и он понял, что в открытых санях, укутанная в меха, несётся Васса собственной персоной. На мгновение их взгляды встретились, и Куно увидел в огромных глазах искорки узнавания. А уже через секунду она пролетела мимо под свист ребятни, пока не остановилась у особняка Доминики. Подкрашенные губы, густо подведённые ресницы, роскошный мех — Васса превратилась в настоящую придворную, ничего общего с резвой девочкой-флейтисткой.

— Ладно, ты прав, она сожрет тебя с потрохами, — констатировал Эдвин.

***

Доминика только успела поправить платье, когда в дверь постучала служанка, чтобы сообщить о прибытии гостьи. Принцесса перевела вопросительный взгляд на Ладвига. Тот с невозмутимым видом раскладывал по местам разлетевшиеся опавшими листьями документы. Через приоткрытую дверь Доминика попросила накрыть на стол в гостиной и выделить новоприбывшей гостевую комнату.

— Я решил, что тебе будет приятно увидеть знакомое лицо, — улыбнулся Ладвиг. — К тому же с вашим отъездом Васса стала…

— Невыносима? — вскинула бровь Доминика. — Так, конечно, плохо говорить, но я видела достаточно пассий Куно и знаю, чем это заканчивается.

Ладвиг слегка нахмурился, но в целом признал ее правоту. Васса с отбытием Куно и Доминики стала вести себя, как настоящая придворная. Она стала игрива, откуда-то обрела выхолощенные манеры и целый гардероб платьев, стала вникать в дела замка и даже упросила Ладвига дать ей в ведение самое заброшенное крыло его обители. За пару недель она навела там порядок, организовала библиотеку, сделала перестановку, даже с согласия князя заказала туда новые гобелены и картины, часть из них даже делали новоприбывшие чародеи. В общем, она всеми способами не давала себе скучать, и это почти никого не удивляло,все списывали на болезненное расставание. И все же Ладвиг предпочел держаться подальше от маленькой правдовидицы. Ее вопросы становились все откровеннее, а собственная честность в ее присутствии пугала даже тех, кому было нечего терять. Поэтому, когда Васса попросилась поучаствовать в подготовке очередного праздника и заодно проветриться, князь с легким сердцем отпустил ее.

Теперь Доминика через окно наблюдала, как Васса, придерживая юбки, идет по дорожке к особняку, а за ней тянется вереница слуг, тащущих свертки и сундуки.

— Она основательно подготовилась к поездке, — хмыкнула Доминика.

— Этого у Вассы не отнять, — ответил князь. Его рука обвила талию Доминики, губы оставили еще один поцелуй на сгибе шеи. Он припал к нежной коже, вдыхая ее аромат. Даже спустя месяцы она не утратила сладковатого запаха южного солнца. Ладвиг прикрыл глаза, Доминика чуть повернула голову в его сторону, кожей чувствуя его улыбку. Пальцы переплелись, чтобы через секунду они с Ладвигом отстранились друг от друга и покинули кабинет. Идеальный порядок, как немой страж, надежно скрыл следы их короткого свидания, и только следы ладоней, оставшиеся на столешнице позволяли предположить, куда их с князем завело обсуждение организационных вопросов.

Васса уже ожидала их в гостиной. В тонких ручках покоилась чашка с травяным чаем. На лице под скучающей миной возилось беспокойство. Она словно привыкала к новому образу, не имевшему почти ничего общего с добродушной девчушкой из замка, жившей в обнимку с любовыми романами. И все же, когда Доминика и князь вошли в комнату, она позволила себе сорваться с места и заключить Доминику в объятия.

— Дом! Как же я соскучилась, — выпалила она, повисая на шее принцессы. Доминика улыбнулась, проводя ладонью по ее волосам.

— Тебя не узнать, — только и сказала девушка.

— Я старалась, — улыбнулась та. — Когда ты уехала, я поняла, насколько замку не хватает кого-то вроде тебя. И вот…

Она указала на себя, на расшитое серебром платье и собранные в тугой пучок волосы. Она была похожа на дебютантку, которая уже вот-вот выпорхнет в свет и теперь изо всех сил старается быть замеченной. Доминика улыбнулась. Васса схватила сверток яркой ткани и сунула его в руки принцессы.

— Небольшой подарок. Заказала специально для тебя, как только узнала, что здесь появились хорошие мастера.

Доминика аккуратно развернула подарок — платье из мягкой струящейся ткани, расшитое орнаментом из солнца и луны — расправилось в ее руках. Принцесса кивнула и жестом пригласила гостью пообедать. За столом они продолжали обсуждать дела, связанные с праздником. Как всегда, времени на подготовку почти не было, но Васса с гордостью сообщила, что гуляя по городу уже успела отдать кое-какие распоряжения по части празднества.

— …так что тебе останется только контролировать строительство туннеля. О, это будет просто замечательный день!

— Сделаем все возможное, — кивала принцесса, под столом сжимая руку Ладвига. Все и правда шло славно. Так хорошо, что даже поднимало свою змеиную голову беспокойство.

За окном воровато мелькнула тень Куно. Доминика уловила движение краем глаза и слегка повернула голову. Взгляды встретились, в глазах Куно читался страх и немая мольба, чтобы Доминика хоть немного обнадежила его. Принцесса кивнул, и уже в следующую секунду чародей показался на пороге. На его лице играла немного нервная улыбка, руки стискивали букет цветов прямиком из теплицы в попытках скрыть дрожь пальцев.

— Васса! — окликнул он ее, стараясь сохранять свою обычную непринужденную манеру. Девушка обернулась, обжигая безразличным взглядом.

— А, это ты, — скучающе произнесла она и протянула руку для поцелуя. — Давно не виделись.

Куно сделал шаг, другой в ее сторону, выставляя перед собой цветы, как щит, но Васса на них даже не взглянула. Ее глаза впились в лицо Куно, она наслаждалась его замешательством. Красные губы тронула легкая сытая улыбка.

— Как твои успехи в служении тем, кому ты нужен?

Доминика бросила настороженный взгляд на Ладвига. Тот покачал головой, предостерегая принцессу от попыток вмешаться. Рука под столом успокаивающе стиснула ее ладонь, как якорь, не дающий закипающим эмоциям унести с собой ее благоразумие.

— Неплохо, — закивал чародей. — Лучше, чем я боялся. Ты уже видела школу? И-и-и-и… теплицы? Там скоро вырастут первые кабачки. И вот еще там растет, — он взмахнул букетом, пытаясь хоть как-то оттянуть от себя ее испепеляющий взгляд.

— Что это?

— Кориандр, фенхель и немножко амброзии. Можно засушить и потом сделать очень ароматный чай. С пользой, так сказать, — выдавил он. Васса кивнула, указывая на стол. Куно положил букет на столешницу и встал поодаль, но девушка демонстративно отвернулась и вернулась к разговору с Доминикой.

— Я думаю, что можно провести гулянье на главной площади, это гораздо удобнее. Не ехать на Щербину, как в прошлый раз. Чародеи же могут создать что-то необычное? — она бросила издевательский взгляд на Куно. Верховный чародей приосанился и хотел было ответить, но перемены в его облике было достаточно, чтобы уголки ее губ съехали вниз. — Конечно, глупый вопрос.

Доминика помотала головой.

— Я думаю, делами можно заняться завтра, — мягко проговорила она. — Ты, должно быть, устала с дороги. Я прикажу приготовить для тебя ванну.

— Это так мило, — отозвалась Васса. — Никогда бы ни подумала, что ты умеешь заботиться о ком-то, но, видимо, собственный дом творит чудеса.

— Ты уже виделась с Эдвином?

— Мельком, — пожала плечами Васса и, осушив чашку, указала на свой подарок. — Я думаю, на празднике платье будет смотреться просто восхитительно.

С этими словами она направилась наверх, оставляя хозяйку дома, князя и чародея наедине, скованных неловким молчанием.

— Кто-нибудь понял, что это было? — проговорил Куно. Отчаянное желание загладить вину сменилось едкой злостью.

— Васса всегда говорит то, что думает, — пожала плечами принцесса. — Но ты ее, видимо, сильно разозлил.

— Вот теперь действительно нужно надеяться, что праздник обойдется без кровопролития.

***

Васса еще раз окинула взглядом свои вещи. Гостевая комната за считаный час превратилась в настоящий склад — повсюду теснились сундуки, свертки, лежали платья, блузки, белье, украшения. Но ее внимание прикипело к зеркалу в костяной раме, лежавшему на туалетном столике. Девушка подняла его, присмотрелась к своему отражению, зажгла черную свечу. Рука сама нашла румяна и помаду. Красные пятна ложились на кожу тонким, известным только ей узором. Черты менялись, на губах распускалась нежной розой улыбка.

Вдруг отражение зарябило, подернулось дымкой. Черты поплыли, расплавились, и с той стороны стекла на нее уставилось старческое, высушенное годами лицо. Взгляд оценивающе скользнул по лицу девушки.

— Замечательно выглядишь, моя дорогая, — хмыкнул Ланс. — И королевские наряды тебе как никогда к лицу. Даже подумать не мог, что такое слабое создание может превратиться в настоящее сокровище. Мне жаль нашего бедного чародея.

Васса отвела взгляд, зачерпнула кончиком пальцев густой комок помады и принялась размазывать его по губам на ощупь. Она чувствовала, как чужие невидимые пальцы оглаживают ее лицо. Невесомо, почти неощутимо.

— Ты станешь заметной, моя маленькая звездочка. Станешь по-настоящему видимой и незабываемой. Станешь яркой. Ведь ты достойна самого лучшего.

Васса кивала, продолжая наносить макияж. Ланс что-то хотел от нее, она это знала. Но какой бы ни была цена, она согласилась на сделку. Она устала быть незаметной, той, кого воспринимают как данность, как стул или стол. Она хотела быть той, кто приходит в мечтах или снится в кошмарах, и Ланс учил ее, наставлял, требуя только одного: быть твердой, быть честной — с последним ни у одного правдовидца не было проблем.

— Повтори за мной, моя дорогая: «Я самая опасная женщина в этом городе, никто не может меня остановить».

— Я…

Резкий стук заставил ее распахнуть глаза. Васса села на кровати. Подушка пропиталась влагой от мокрых волос, красивое домашнее платье помялось. Зеркало в костяной раме лежало на столе, рядом с открытой баночкой помады. Девушка аккуратно коснулась губ кончиками пальцев. На коже остался алый след.

— Не спишь?

На пороге возникла Доминика. В руке она держала бутылку вина, как трофей. Васса предвкушающе улыбнулась, поймав ее игривый взгляд.

— Я решила, нам стоит повторить тот легендарный мозговой штурм, — принцесса потрясла бутылкой вина и вошла в комнату с позволения своей гостьи. Васса прикрыла дверь.

— А где все? Ладвиг, Эдвин…

— Куно перенес Ладвига обратно в замок, а Эдвин… я не знаю, чем он занимает свое свободное время.

— Жалостью к себе, — пожала плечами Васса. Доминика посмотрела на нее удивленно, словно в нее только что плюнули. — Что? Я так долго старалась видеть в дорогих мне людях только хорошее, закрывать глаза на недостатки, но, знаешь, это совсем не вяжется с моим даром. Правдовидцы не должны обманывать себя. Я рада, что я поняла это хотя бы сейчас и смогла принять вещи такими, какие они есть.

— И что же ты поняла?

— Что я все время хотела быть похожей на тебя. Чтобы со мной считались, видели во мне личность, а не человека, которого можно водить за нос. Я долго думала, как тебе это удается, и поняла, что дело в тебе. Ты всегда говорила то, что хочешь, озвучивала свои желания, не молчала…

— Тебе кажется, — поджала губы Доминика, откупоривая вино.

— Ты хотела править — у тебя получилось. Ты хотела делать это самостоятельно, делать чужие жизни лучше — и ты смогла, — щеки Вассы раскраснелись, в глазах загорелся алчный блеск. — Я хочу даже меньшего. Просто чтобы со мной считались.

— А кто этого не делает?

Васса схватила ее запястье и крепко сжала. По предплечью побежали толпы мурашек, челюсть свело, как будто Доминику как следует схватили за горло.

— Давай честно, сколько раз ты вспоминала обо мне и нашей дружбе, пока была здесь? Сколько раз Куно заговаривал обо мне? Может, Эдвин поминал меня добрым словом?

К горлу подкатили слова, как тошнота. Доминика впилась взглядом в лицо Вассы, пытаясь совладать с вихрем фактов, смешанных с объяснениями и оправданиями.

— Было такое. Пару раз, — выдавила она. Васса едко усмехнулась и отпустила ее.

— Всегда обожала то, как ты умудрялась выкручиваться, — помотала головой девушка. — Но я не злюсь на тебя, принцесса. Я рада, что ты наконец увидела меня.

— Васса, мне жаль, — только и смогла произнести Доминика. Девушка резко взмахнула рукой.

— Не надо меня жалеть. Со мной все в порядке. Лучше, чем когда-либо. И я здесь, чтобы помочь тебе сделать самый лучший праздник.

Она осторожно обогнула ее и достала из сундучка два звонких бокала. Доминика вскинула бровь.

— Это походные бокалы. Я слышала, у каждой леди есть такие, — пожала плечами Васса. Следом за бокалами появился рулон пергамента. Васса расстелила его на столе и прижала бокалами, как пресс-папье. В стекло потекло густое тягучее вино, комната наполнилась терпким ароматом перебродивших фруктов. Васса взяла карандаш и начала рисовать круги на бумаге.

«Ну, рассказывай, что у нас в планах», — на ее лице сияла улыбка. Светлая, как раньше.

Свечи догорели, вино было выпито до капли. За окном пушисто сыпал снег, тяжелые хлопья оседали на земле. Служанки-чародейки вереницей безмолвных теней покинули особняк. Васса смотрела на цепочку их следов, отпечатавшуюся на свежем снеге, и усмехалась про себя. Каждая из этих девушек была наделена особым даром, но именно на Вассу и Доминику, самых что ни на есть обычных людей, они смотрели с обожанием и трепетом, как смотрят на вступивших в пору женственности старших сестер. Доминика уже вернулась в свою комнату, а Васса вытянулась на кровати, с глуповатой улыбкой глядя в потолок.

Она немного поворочалась, глядя на блеклые очертания своих вещей в темноте. В какой-то момент все в ее жизни стало таким настоящим и материальным, все подтверждало, что она есть. И все же ей было мало. Ей хотелось чего-то настоящего, подтверждающего ее место в этом мире. Например, подарок возлюбленного. Но у нее были только роскошные платья, которые могла позволить себе любая женщина, желающая выдать себя за даму благородных кровей.

В темноте мелькнула вспышка, с тихим шелестом надорвался воздух. Васса резко села, поджимая ноги под себя. Подслеповато огляделась, выхватывая копошащийся в темноте силуэт. Забрезжило сияние магического светильника. Мягкое свечение выхватило острые черты, светлые волосы, тонкие руки, протянутые к Вассе.

— Только не кричи, я тебя прошу, — проговорил Куно. Одним прыжком он оказался на кровати, рядом с ней. Васса и не думала кричать, но теперь всем своим видом старалась показать, что именно это и сделает. Тягучая тоска сменилась закипавшей на медленном огне злостью.

— Зачем явился?

— Поговорить, — бледные руки сжали покрывало рядом с ней. Если она захочет выставить Куно за дверь, то придется попрощаться и с постельным бельем. — Мне жаль, Васса. Правда, я… Я себя не контролировал. Я не хотел причинять тебе боль, но еще больше я не хотел подвергать тебя опасности, я…

— «Я», «я», «я», — махнула рукой девушка и завалилась на другой бок. — Ты всегда думаешь только о себе.

Она картинно зевнула, но все ее тело напряглось. Она внимательно прислушивалась к каждому его движению. Куно осторожно подобрался ближе. Лег совсем рядом с ней, так что дыхание щекотало затылок. В груди Вассы разлилось приятное теплое чувство, как было, когда они засыпали в объятиях друг друга. И снова вспыхнула злость.

— Теперь все будет по-другому, — прошептал Куно куда-то в недра одеял и подушек. Вместо ответа он услышал только прерывистый вздох. — Дай мне еще один шанс, мне очень жаль, я…

— Докажи, — скомандовала Васса. Он не видел, как по ее губам расползлась едкая улыбка.

— Что угодно, — тряхнул головой чародей.

— Откажись от силы, которую получил от Ланса, — сказала она и чуть торопливо добавила. — Это из-за нее все пошло наперекосяк.

— Но я научился с ней справляться, я приручил ее.

— Значит, второй шанс тебе не нужен, — повела плечами девушка. Рука Куно легла поверх ее плеча, осторожно, словно исследуя на ощупь причудливый узор вышивки.

— Ладно, — хмыкнул Куно. — Но мне нужно время, чтобы вызнать его настоящее имя.

— В этом я могу помочь, — сказала Васса и повернула голову, позволяя Куно сорвать с полных губ поцелуй.

***

Кайрис вызвался добровольцем, как и добрая половина его людей, чтобы помогать камнеломам в прокладывании тоннелей. Тело ныло, напряжение до боли выкручивало мышцы, а при виде открытого пламени, пляшущего на углях, капитан чувствовал, как во рту пересыхает, и все его существо тянется к этой болезненной силе. Он, как мог, старался себя сдерживать. Огонь был жесток, и его хватка на тех, кого он коснулся, была крепка, но он не был непобедим. Кайрис старался впитать в себя все, что говорил Куно, учился правильно дышать, слышать пульсацию магии, черпать ее. Но стоило поблизости оказаться зажженной лампе, Кайрис точно пьянел.

По прошествии нескольких недель стало легче. Учеба стала давать плоды. К тому же он так уматывался за день, что старался не перенапрягать себя даже простым колдовством. Работа на шахтах была для него чем-то новеньким. Это вам не огонь глотать и изрыгать из себя шаровые молнии. Вместе с камнеломами они находили тонкие места и подтачивали их также, как это делала бы горная река. Они аккуратно вели поток воды, песка и мелких камешков через породу, направляя ее магическим напевом, и постепенно скала истончалась, пропуская их все дальше вперед. С той стороны доносился звон инструментов — жители Бернберга расширяли проход своими силами. Если бы кто сказал когда-то раньше Кайрису, что простые люди будут махать кирками, чтобы быстрее побрататься с ними, а не чтобы замуровать заживо, он бы, наверное, посмеялся.

Напев, шорох, шелест стачиваемового камня. Звуки эхом разносились по скале, отскакивали звонким эхом от нервов Кайриса. Как древняя, вековая песнь, дремавшая долгие столетия, заключенная в неподвижном камне. Кайрис вторил ей стройным ритмом ударов сердца, хриплым дыханием. По шее и спине текли струи пота, под каменными сводами вился клубами пар. Мужчины стягивали с себя рубашки, обнажая шрамы ожогов, плату за самые мощные чары. Кайрис ни с кем из них не обсуждал жажду, которая пробуждалась в нем при виде открытого огня, но в каждой паре глаз он видел такой знакомый голод. Они, как могли, пытались поддерживать друг друга этим всепонимающим молчанием. Плечом к плечу, как раньше, но как никогда живые, они вгрызались в камень, прорубали в нем путь навстречу новой жизни.

С той стороны все отчетливее доносились звуки. К звону металла о камень прибавились голоса. Бернбергцы кричали, свистели, подбадривали их с той стороны, и сами крепче налегали на орудия. В какой-то момент они нашли один общий ритм и быстрыми шагами продвигались навстречу друг другу. Скала стонала и дрожала, но поддавалась, пропуская их дальше. Чародеи пробирались вперед, дальше и дальше.

В ту ночь, когда вековая порода истончилась до толщины паутины, воздух стал вязким от запахов пота, мускуса, усталости. мужчины не ели и не пили уже несколько часов, они довели себя до изнеможения, но не могли остановиться, чувствуя, что скоро откроется проход. Вот, откололся тонкий пласт камня и разбился у их ног, как глиняный черепок. В открывшееся отверстие полился свет факелов и фонарей. Кайрис, уставший, изможденный, отшатнулся и закрыл глаза. Словно дикарь, впервые увидавший огонь.

— Ребятки, вы там как? — раздался хриплый голос с той стороны. К отверстию прижался пронзительно-синий глаз. Кайрис поднялся, стряхивая с себя неожиданно накатившую нервозность.

— Немного осталось, — крикнул он в ответ. Обладатель глаза довольно кивнул, пару раз ударил по истончившемуся камню, расширяя отверстие, чтобы туда могла протиснуться рука с полным бурдюком медовухи. Чародеи с радостным гоготанием перехватили угощение и принялись жадно пить, как вдруг весь свет погас.

С обеих сторон одновременно встрепенулись и потухли и факелы, и волшебные светильники. Кайрис насторожился, собрал последние остатки сил, сконцентрировал их на кончиках пальцев огненными искрами. Вдруг в темноте зажглись два ярко-зеленых огонька. Шахзту наполнило тяжелое звериное дыхание. Воздух пропитался запахом мускуса.

— Эй, парни! Что там? — человек с той стороны прижимался глазом к отверстию в каменной стене. — Ежели там дух, так вы попросите у него благословения, и он уйдет с миром. Дайте ему меда там…

Кайрис напряженно кивнул и, смяв в руках бурдюк, кинул его в сторону сверкавших огней. На мгновение они погасли, кожаный мешок с глухим бульканьем ударился о камень. Кайрис тихо выругался и растер руки привычным движением. От ладоней запахло паленой плотью. Остальные замычали, попытались его остановить, но неведомые гигантские глаза вспыхнули ярко, и Кайрис ударил.

Сноп искр сверкнул, разрезая темноту, упал вниз сияющим снегопадом. В оранжевом отсвете мелькнула вытянутая клыкастая морда с прижатыми к шее ушами, затем раздалось грозное шипение. Кайрис слышал, как гигантский зверь топтался рядом, пока остальные силились развести огонь, но уже через секунду все погрузилось в тишину. Бесшумной поступью зверь покинул шахту.

— Вы там как, нормально? — спросил Кайрис у шахтеров с той стороны.

— Пошел бы ты отсюда, парень. Ты всех нас проклял, — хныкнул старший. — То был дух. Они часто встречаются в горах, а ты… жди беды.

— Тоннель должен быть закончен, — поджал губы Кайрис и, выстроив своих людей, из последних сил затянул напев.

С той стороны донеслось раздраженное:

— Южане…

17

Праздник подкрался вместе с наполненными снегом облаками. Как будто над городом кто-то разорвал пуховые подушки, и теперь Монте-Маджи был усыпан толстым слоем гулко скрипящего под ногами снега. Дети, переболевшие первой волной простуд, с радостью носились по сугробам, забыв о соплях и кашле. Если взрослые еще ворчали из-за снега, набивавшегося в ботинки похуже песка, то дети быстро приняли его и подстроили под погоду все свои игры. Их было не остановить, а Доминику и остальных — тем более.

Куно обещал, что к полудню небо прояснится, но даже если бы этого и не произошло, праздник бы все равно состоялся. С самого утра над городом дымкой висел аромат травяных чаев и пряного вина, напитки раздавали прямо на улице вместе с традиционными южными сладостями. Правда, сахар пришлось заменять медом, а неприжившиеся фрукты — кисловатыми и терпкими ягодами, но получилось все равно по-особенному вкусно. С самого рассвета на улицу высыпали музыканты, женщины надели свои лучшие наряды, причесали детишек и стали прогуливаться, обмениваясь последними новостями.

«Как дома», — думала наблюдавшая за ними из окна Доминика.

Тоннель достроили, вход украсили лентами и фресками с изображениями магов и людей, работающих плечом к плечу. Вот только с момента, когда несговорчивая порода была побеждена, жители Бернберга в округе перестали появляться. Только Ладвиг прогуливался под каменными сводами, иногда беря с собой Доминику, если у той выдавался свободный день. Дел было невпроворот, и принцесса была безгранично благодарна Вассе, которая в результате взвалила на себя все обязанности по подготовке праздника. Как и в прошлый раз, ее руководство пришлось всем по душе. Маги видели в юной правдовидице «свою», а девушка наслаждалась их добрым отношением. По вечерам она подолгу сидела в гостиной вместе с Доминикой. Иногда они разговаривали, но чаще проводили время в тишине, обернутой в шелест страниц. Доминика разбирала документы и летописи, Васса читала труды, взятые из библиотеки Ладвига.

Как-то вечером Доминика даже предложила ей стать ее правой рукой, помогать с письмами и счетами. Васса жадно закивала. По ночам она шепотом переговаривалась с зеркалом, а днем, в свободную минуту, находила Куно, чтобы узнать, как проходит подготовка к установке защиты. Они даже начали разговаривать более-менее дружелюбно, и с каждым днем Вассе стоило все больших усилий держать расстояние между ними. Она видела, как уставший чародей хочет к ней прикоснуться, чувствовала, как собственные руки чешутся, требуя объятий. И все же она, как могла, заключала себя в саркофаг из ледяного самообладания, напоминая, что время еще не пришло. Она еще не получила все, что хотела.

И вот, все дни скомкались в бесконечную череду приготовлений и лопнули, превратились в пушистый снегопад, сыпавшийся из-под низкого купола неба. Доминика смотрела на людей, теребила рукав подаренного Вассой платья, уговаривала себя успокоиться. Она сделала все, что могла, чтобы этот день прошел славно. Но все тело ныло от напряжения, требуя, чтобы она бежала, двигалась, делала что-то еще. Доминика уговаривала себя дышать, чувствуя, как под горлом копится болезненный тянущий комок. Медальон на груди мерцал, выдавая ее бешеный пульс. Рядом, в кабинете, сидел Куно. Растирал руки, разминал пальцы, то и дело подходил к книгам, пробегался ногтями по корешкам, а затем падал обратно в кресло.

— Ты можешь не мельтешить? — попросила Доминика. Чародей фыркнул.

— А ты — не стой над душой.

Слуги уже ушли в город, чтобы принять участие в гулянье. Даже Эдвин с утра пораньше собрался и, обернувшись зверем, направился в обход вместе с людьми Кайриса. Ему нравились эти чародеи. Закаленные огнем, каждый как хороший меч, смертоносный, но хрупкий. Он тренировал их, учил бороться с такими, как он. Ладвиг был не очень доволен, но Эдвин словно знал, что их ждет.

Мрачное предчувствие терзало и Доминику. Без молчаливого присутствия Эдвина особняк казался совсем пустым. Раздулся до размеров замка. Она скакала с одной мысли на другую, как бельчонок по веткам: празднество, чародеи, другие князья, Васса и Куно, притаившийся где-то в тенях Ланс, Ладвиг, при каждой возможности сжимающий ее руку, словно возвращая в реальность. Она словно выдумала это все и поверила в каждого из них так сильно, что они зажили собственной жизнью.

— Они скоро будут там, — сказал чародей и стряхнул невидимые пылинки с кафтана. Во имя праздника он отказался от полюбившихся ему многослойных накидок и снова вырядился городским щеголем. Вот только в светлых глазах теперь плескалась скука. Он словно сгорел, напитавшись всем огнем мира.

Доминика кивнула и поправила смявшийся подол. Затем протянула Куно руку и завела его за свою спину, как всякий раз перед праздником, когда в суете приготовлений им удавалось остаться наедине. Чародей улыбнулся немного смущенно, согретый воспоминаниями, и запустил руки в ее волосы, принялся перебирать густые тяжелые пряди, ткать их в косы, укладывая на голове причудливой короной. В каштановых переливах блеснули серебряные заколки, словно ледяные иглы. Казалось, секунда — и они расплавятся от тепла кожи. Куно провел еще раз ладонями над ее головой, приглаживая непослушные пушки и улыбнулся, довольный своей работой.

— Я буду скучать, — вдруг сказал он. Доминика понимающе кивнула и сжала его руку, позволяя чародею перенести их к тоннелю.

Время близилось к полудню, и небо действительно давало надежду увидеть в этот день затмение. Пелена облаков истончилась, стала напоминать трепещущую на ветру кисею. Солнце светило через нее белым пятном, и после сумрака прошедших дней даже немного слепило. Расписанный туннель разверзся пастью, из которой то и дело долетал утробный рокот и клацанье, в которые превращались раздававшиеся под сводами разговоры и шаги. Доминика снова сцепила руки перед собой, свела лопатки до ноющей боли. В животе затянулся болезненный узел, и она сжала губы до посинения, чувствуя, как за ней начинают скапливаться чародеи, готовые к встрече гостей.

Она оборачивалась к каждому, ловила их взгляды, улыбалась, здоровалась. Кто-то все еще считал ее поведение блажью и искал подвох, кто-то радушно махал в ответ. Она знала их всех: семейство ткачей, уже успевшие неплохо наладить быт, женщины и мужчины, работающие на плантациях, несколько целителей, три сестры-повитухи, с десяток солдат, а еще дети. Столько детей. Громкие, звенящие пятна, комки ног, пальцев, щек, припорошенные снегом и исходящие визгом. Даже они вызывали у Доминики улыбку, заставляли тревогу отступить.

Из темноты туннеля вышла княжеская процессия: Ладвиг, Карстан, Авериа, Сиршен и Фредерик. Ни княгини Элизабетты, ни Ирвина. Доминика окинула взглядом толпу, пока не заметила в дальней стороне огненную голову Эдвина, его недоверчивый взгляд, стиснутые челюсти. Он кивнул ей, и Доминика двинулась вперед, встречать гостей с улыбкой радушной хозяйки. Она не дрожала, не пыталась понравиться. Взгляды князей метнулись от нее дальше, к кубикам домов с нахлобученными на них покатыми крышами, к чародеям. Они были довольны. Даже больше — восхищены. Страх, с петлей которого на шее каждый уехал в прошлый раз, наконец покинул их.

Завидев ее, Ладвиг чуть ускорил шаг. На его губах заиграла теплая улыбка. Он отделился от процессии, чтобы как можно скорее взять ее замерзшие ладони в свои, на секунду опалить тонкую кожу дыханием, а затем встать с ней плечом к плечу. Князья понимающе улыбались.

Следом за ними из каменной пасти потек ручеек людей. Доминика с трудом удерживала невозмутимое и дружелюбное выражение, встречаясь взглядом с каждым из них. Их было мало. Они были хмуры, как осеннее небо и скованные снегами горы. Они сверлили взглядом пеструю чародейскую толпу и, кажется, были готовы зажать носы, лишь бы не вдыхать запах специй, висевший в воздухе плотным туманом. Доминика протолкнула в легкие еще одну порцию воздуха.

Затем потекли слова приветствия, теплые и тягучие, как карамель. Чародеи расступились, пуская гостей в свое прибежище. Напряженное молчание разорвалось, и город наполнился звуками, песнями, музыкой, разговорами. Северяне бродили по улицам, рассматривали построенные с помощью магии дома, глядели на теплицы, играющих детей, фокусников на площади. Доминика водила их по главным улицам, рассказывая о том, как спокойно и размеренно течет тут жизнь, а чародеи то и дело прибивались к их компании, неся скромные подарки: угощения прямиком из зимних садов, тончайшие ткани, изящные украшения. Доминика улыбалась, но в глазах князей то и дело замечала, как приливной волной в глазах князей появляется беспокойство.

«А что, если они направят эту силу против нас?»

«А что, если она не сможет сдерживать этих чародеев?»

Бесконечные «а что, если…?». Доминика чувствовала их кожей и могла только молиться, чтобы сегодня все прошло хорошо и сомнения развеялись. Ладвиг то и дело подхватывал ее руку и тепло сжимал замерзшую ладонь.

— Так когда вы планируете расселить Монте-Маджи? — спросила Авериа. Доминика прервала рассказ о мастерах-ткачах и вопросительно взглянула на княгиню. Та мягко улыбнулась. — Я так понимаю, что город был построен как перевалочный пункт, чтобы в дальнейшем чародеи могли осесть повсюду на Севере. Такой был уговор.

— Но прошло всего несколько недель. Людям нужно привыкнуть, — ответила Доминика. Княгиня поджала губы в еще одном подобии улыбки.

— И сколько времени это займет? Полгода? Год?

— Не исключено. Если кто-то захочет уехать раньше, то я не стану мешать, но пока таких не было.

— Мало ли что может произойти за полгода, — хмыкнула Авериа и бросила взгляд на огненную голову Эдвина. — Твой брат вот успел целую армию набрать.

— Вы хотите расселить людей насильно? — поставила вопрос ребром Доминика. — Как рабов?

Авериа встрепенулась. Князья расступились на полшага, словно пристыженные, как будто Доминика прочитала мысли каждого из них. Фредерик принялся искать достойный ответ под подошвами своих сапог. За эти недели он похудел, под глазами залегли глубокие тени. Видимо, семейная жизнь выпила из него все соки.

— Конечно, нет, — вскинула руки княгиня.

— Возможно, нам стоит разработать дополнительные меры, чтобы обеспечивать безопасность магов, — осторожно добавил Карстан. Доминика стиснула зубы от их предельной осторожности. Она изо всех сил держалась, чтобы не бросить взгляд на Ладвига, чтобы никто не подумал, будто она испугалась их недоверия.

— Мы обсудим это после праздника.

На площади уже полным ходом шло веселье. Люди угостились пряным вином и теперь с благодушными физиономиями наблюдали за выступлениями чародеев. Одни ткали иллюзии, другие плясали, третьи дышали огнем. Южное гостеприимство распускалось пышным цветом: столы ломились от угощений, музыка разливалась все громче и шире, заполняя все пространство от земли и до неба. В памяти Доминики все всплывал прошлый праздник, где были и пляски, и угощения, и музыка, но в этот раз все было как-то ближе, роднее. Не было ни новых танцев, ни чужих обычаев. Было «как дома» в своем лучшем значении.

Забавно, как за эти месяцы память участливо подчистила все плохое, что было связано с воспоминаниями о Юге, оставляя только то, о чем можно было тосковать. Оказавшись среди чародеев, еще не успевших растерять свой запал и память под морозными ветрами, она вдруг почувствовала, как соскучилась по запаху раскаленного песка, смешанному с горечью кофе. Она истосковалась по протяжным песням, несшимся над пустыней и по танцам, о которых на Севере и не слышали. По жарким дням. По соленому запаху моря. Воспоминания обо всем этом хранились в ней, запечатанными, спрятанными, и тут вдруг они прорвались наружу. И глаза принцессы заблестели, на губах заиграла немного печальная улыбка.

Доминика нашла глазами Куно. Чародей сидел на опустевшей бочке из-под вина, поджав одну ногу, и наблюдал за кипевшей на площади толпой с тем же выражением легкой тоски на лице. Как дома уже не будет, — он понимал это. Но они постараются сделать еще лучше на новом месте.

«Как только все закончится», — обещал он себе. На секунду он поймал взгляд Доминики и взмахнул стаканом с горячим вином в немом тосте. Девушка улыбнулась и продолжила заниматься своими вассальскими делами. Куно надлюдал за ней краем глаза, и его грудь распирало от гордости за каждое ее движение рук, поворот головы, смену эмоций на лице. Она скорее всего не осознавала, насколько уверенно и величественно смотрелась со стороны. Она словно танцевала одной ей известный танец, заставляя зрителей прятать за ладонями раскрытые от удивления рты и, распахнув глаза, следить за каждым следующим движением.

Куно улыбался, как не улыбался никогда. Того и гляди от легкости на душе его должно было подбросить в воздух, как праздничный фонарик. Но стоило ему перевести взгляд на пеструю веселящуюся толпу, все его тело наполнилось тяжестью свинца. Из груди клубами белого пара вырвался выдох, пронизанный дурным предчувствием. Он щелкнул пальцами, и по протянутым над площадью цветастым лентам расселись мерцающие светлячки. Люди радостно загикали, не прерывая пляски. На секунду их веселость передалась и Куно, но лишь на мгновение. Ему повсюду виделись холодные кровожадные взгляды. Словно кто-то наблюдал за ним из толпы, как охотник, держащий наготове нож. Сила под его кожей замерла в напряжении. Затаилась до поры. Куно прикрыл глаза и вполголоса повторял слова и пассы, нужные для ритуала. А Солнце и Луна безразличными пятнами ползли по небу навстречу друг другу.

Васса тоже не теряла времени. Она танцевала на площади так, что земля под ее ногами начинала искрить. Она принимала благодарности за организацию празднества и болтала с девушками. За время подготовки она близко познакомилась почти со всеми, знала, кто и когда выходит замуж, у кого родители привезли с собой целые пригоршни драгоценных камней, а кто страдает ночными кошмарами. К ее удивлению, многие чародейки живо интересовались древними духами Севера. Девушки, которые могли превратить солому в золото, все еще находили что-то чудесным и волшебным. Им-то Васса и поручила поиск имени давно позабытого всеми духа. В отличии от Куно она знала, что если перед девушкой поставить цель, она не остановится, пока не добьется ее. А если много девушек сплотятся, то авантюра обречена на успех. Она пообещала им встречу с духом, который в свое время дал людям самую первую магию. Они нашли ритуал и танец, нашли древний напев, который помнили еще сама земля и деревья. Единственное, что они так и не смогли раскопать, было имя. Истинное имя Ланса. Но стоило Вассе отчаяться, она увидала Карстана. Старика Оннада, древнего, как само время. Знавшего каждую традицию, исток каждого ритуала.

Она подобралась к нему, неслышно ступая по снегу. Прицеливаясь, как бы ненароком схватить старика под руку. Может, споткнуться и ненароком ухватиться за руку, похожую на воронью лапу? Может…

— Можешь гордиться собой, — раздался голос Эдвина где-то над головой. Все напряжение, скопившееся в ее теле, выстрелило в один прыжок. Васса вспыхнула под его как всегда добродушной улыбкой и ткнула его в плечо.

— Как человек с твоими габаритами умеет так бесшумно ходить?

— А как такая крошка умудряется быть такой незаменимой помощницей? — сверкнул глазами Эд. Васса стушевалась.

— Не такая уж и незаменимая. Уехала из Бернберга, никто и не заметил.

— Что поделать, если теперь вся страсть Ладвига тут, — хмыкнул здоровяк.

— Такое ощущение, что сюда ринулись вообще все, кому не лень.

— Все рассчитывают на новое начало.

— Даже ты? — вскинула бровь Васса.

— Я считаю, что все это «новое начало» — чушь собачья. Просто красивый праздничек, после которого все с новыми силами пойдут решать свои проблемы. Или позволят себе закрыть на них глаза. Но ничего «нового» в этом нихрена не будет, — пожал плечами он.

— Посмотрим, — поджала губы Васса, глядя на него даже с жалостью. — У меня была к тебе просьба…Можешь потанцевать со мной, как в тот раз? Давно, когда ты только вытащил меня из того ужасного дома?

Воспоминания пробежали по лицу Эда, как рябь по поверхности воды. Он улыбнулся и с готовностью кивнул. Васса бросила напряженный взгляд на Карстана Оннада, черной птицей прохаживавшегося по площади. Его ледяные глаза были прикованы к ней.

Казалось, Луну и Солнце стянули золотой нитью. Чем ближе они становились, тем труднее было продолжать беззаботное веселье. Воздух загустел, наполнился напряжением, и невозможно было оторвать взгляд от двух сближавшихся сфер. В груди зарождался страх. Они были так близко, казалось, вот-вот столкнутся и осыпят землю дождем из раскаленных камней. Сколько ни пытались создать атмосферу музыканты, вскоре площадь была скована неподвижным молчанием. Сотни глаз напряженно следили за тем, как планеты начинают свой танец. Небо между ними раскалилось добела, и по небосводу до самого горизонта побежали зеленые и лиловые вспышки, тонкие, как паутина.

Доминика смотрела на это с помоста, и ей казалось, что она на самом краю земли или в зеркальном лабиринте. Что ее глаза раскрыты шире, чем когда-либо еще в жизни. И только ладонь Ладвига, крепко сжимавшая ее руку, не давала ей потеряться в этом бесконечном пространстве. Голос Куно вывел ее из транса.

— Пора начинать, — прошептал чародей. Остальные маги с нетерпением смотрели на Доминику. Девушка кивнула и, подобрав юбки, обернулась к присутствующим.

— Мы собрались сегодня, чтобы еще раз прославить духов, попросить у них защиты и доказать, что мы…

— О каких духах речь! — раздался скрипучий голос из толпы. Доминика застыла. Сфокусировалась. — Что ты знаешь о них? Ты тут чужая!

Недовольный рокот прокатился по толпе. Первый голос дополнился новыми.

— Вы все тут чужие!

— Каждый из вас!

— Вы порочите наш край!

— Духи уже отвернулись от нас из-за таких, как вы!

Она надеялась их сдержать. Но чародеи решили не оставаться в долгу, защитить себя и ее. Они начали вопить в ответ, трясти кулаками, посылать северян с их духами куда подальше. А Доминика смотрела на это, пытаясь хоть как-то словом или жестом привлечь их к порядку, но все звуки поглотил шум у нее в ушах. Словно десятки пушек взорвались вокруг нее, и теперь не осталось ничего, кроме звенящей тишины и запаха дыма.

Огня?!

Доминика оглянулась. Позади них в небо тонкой нитью прошивал распухавший на глазах столп дыма. Доминика медленно закрыла глаза. Открыла еще раз. И что есть сил сжала руку Ладвига, чувствуя, что вот-вот рухнет. Через секунду кто-то закричал: «Пожар!», кто-то даже предположил, что горит мастерская. Доминика встрепенулась и нашла глазами Кайриса. Одним кивком передала ему командование. Тот звонким кличем созвал своих людей и направил их к горящем зданию до того, как пламя разрастется. Доминика же снова приняла на себя град из взглядов-стрел.

— Благополучие Севера держится на мире, что царствует в этом крае уже много десятилетий. Мир и согласие — это то, к чему мы все должны стремиться и что мы все обязаны хранить.

Еще одна волна смешков-шепотков. Доминика почувствовала, как щиплет глаза, не то от дыма, не то от плохо сдерживаемой ярости. И даже рука Ладвига, все еще сжимающая ее, ощущалась по-другому. Она видела это по его стиснутым челюстям. Теперь он держался за нее изо всех сил, чтоб не совершить ошибки, не наговорить глупостей. Доминика цеплялась взглядом за чародеев. Те в свою очередь смотрели на нее с укором, ожидая чего-то решительного, чтоб она, как всеобщая мать, поднялась и закрыла их всех собой. Она видела их упрек, и видела хладнокровное любопытство, затаившееся в глазах прибывших князей.

— И нам придется научиться жить в мире и согласии, хотите вы того или нет, — она бросила эти слова, чувствуя, как страх начинает забираться ей под кожу, сковывать до самого сердца. Она отпустила руку Ладвига и шагнула навстречу толпе, расслоившейся на магов и северян, готовых вот-вот напасть друг на друга. — Однажды Ладвиг мне сказал, что духи оставили своим наследникам самую сложную задачу — хранить мир под сводами неразрушаемых чар. Вот только мир и спокойствие хранили Север и делали его непобедимым. Теперь все иначе, можете говорить, что духи покинули вас — пожалуйста. Я все еще не очень верю, что они до конца осознавали, что творят. Но вот сейчас здесь есть мы. Вы, потомки людей, что нашли здесь прибежище по милости духов много столетий назад. Мы, что благодаря вам надеемся назвать это место своим домом. Может, и духи-предки были не первыми обитателями этого края? Вы не задумывались?

Толпа притихла, расступилась, давая дорогу ей и ее голосу, заглушавшему даже рев огня, с которым через пару улиц боролись люди Кайриса.

— Духи давно не являлись вам, — продолжила она. — Многие даже думали, что вас покинули. Это лишь значит, что нам всем нужно научиться защищать Север самостоятельно. А сегодня это нужно как никогда. Поэтому давайте уже начнем, а когда Юг перестанет нам угрожать, займемся решением наших с вами проблем. Никто же не хочет здесь видеть толпу солдат?!

Она сверкнула глазами. Злобно. Хищно. Так что Куно едва сдержал довольное фырканье и рвавшееся наружу: «Доминика всегда останется Доминикой». Высокопарная речь сменилась сухими фактами, поданными жестко в лоб, как нежные и радушные поцелуи сменяются пинком под зад, когда времени на любезности не остается. Толпа вздрогнула и потекла, начала смешиваться и прислушиваться, отрезвленная ею, как пощечиной. Доминика кивнула Куно.

— Духи были правы в одной вещи, — заговорил чародей, скача по площадке, как кузнечик, расставляя магов по местам. — Веселье и песни — тоже своего рода магия. Поэтому нужно петь. Всем, сколько есть сил и голоса.

Он вместе с другими чародейками раздавал листы с записанным туда напевом. Затем сам Куно влез на помост и, набрав полные легкие воздуха, затянул долгое «а-а-а», отбивая ритм. Он ждал, пока все откроют рты, зазвучат (пусть даже нестройным) хором. Искрящий от магии воздух стал вязким, как кисель. А затем он запел. Слова плавились в воздухе и повисали, неразделяемой массой. Сперва подхватили чародеи. Они повторяли за Куно набор согласных и гласных, кивали головами, меняя тембр и тон. От звучания по коже пробегали толпы мурашек, звуки пения пронизывали до самого спинного мозга, отдаваясь жужжащей вибрацией. Рядом с ней подал голос Ладвиг, а следом за ним и остальные.

Куно дирижировал ими, направлял голоса то вверх — к небу, то заставлял разлиться по земле талой водой. И в такт их напеву, по небу разливалось серебристое сияние. Сперва незаметное в пряснившейся синеве, оно становилось все виднее и плотнее. Оноискрилось, наслаивались плотным куполом, застилая все небо. Чародеи схватились за руки и принялись петь ещё громче, сильнее. Сперва казалось, что они делают это вразнобой, но спустя несколько секунд их голоса снова сложились в гармонию. Доминика поддерживала их всеми силами своего голоса. Потщекам текли слезы усталости, недостатка кислорода и какой-то свободной детской радости.

А затем прозвучал взрыв. И за ним все стихло.

На мгновение не было ни пения, ни шипения ткавшейся в небесах магии. Только люди на площади, провалившиеся друг на друга в попытках защитить своих близких. В щеку Доминики впился снег. Сверху ее голову прикрывала рука Ладвига. К горлу подкатила тошнота. С огромным усилием Доминика заставила себя приподняться. Одновременно с ней зашевелились и остальные. Как дикие ночные животные, они поднимали глаза к небу, всматривались в затягивающийся облаками небосклон. Солнце и Луна, обменявшиеся краткими поцелуями, снова расходились в стороны, а между ними тлел только сотканный покров.

«Нет! Это все из-за вас! Обязательно было яйца перекатывать?! Нужно было просто выполнить одно простое действие», — множество голосов вопили как один. Чародеи или северяне — неважно, кто начал и кто нанес первый удар, но две толпы схлестнулись. Жестоко и озлобленно. А небо над ними вспыхнуло, будто занавеска, возле которой оставили свечу. Доминика во все глаза смотрела, как магия над их головами тлеет, оставляя после себя только эхо отсверков.

Мир покачнулся, когда Ладвиг поднял ее с земли и поставил на ноги. Перекинул ее руку себе через шею. Над ними обоими гигантской тенью навис Эдвин. Доминика озиралась по сторонам.

«Где Куно?» — она шарила взглядом по толпе. Глазами то и дело натыкалась на расползавшихся под защитную тень навесов людей, чародеев. Среди них были и князья. Мужчины помогали женщинам подняться, уводили их подальше. Целые семьи растекались по улицам прочь. Нестройная толпа потекла к тоннелю. А в центре площади осталась одинокая фигура Куно. Он невидящим взором смотрел на небо, пытаясь выдавить из себя хоть звук. Но оглушенный, он едва мог себя контролировать. Доминика дернулась в его сторону, но две пары рук удержали ее.

«Эд, забери его», — скомандовал Ладвиг. Эдвин нехотя отпустил их и развернулся, но тут его взор привлекло множество мелких точек, рассыпавшихся по небу, словно птицы. А в следующую секунду он, что было легких, завопил: «Стрелы!».

Свистящий град обрушился на площадь, вонзаясь в снег, навесы и людей без разбора. Люди кричали, вопили, стонали. А Куно все стоял, не замечая ничего. Стрелы усеяли землю вокруг него, проходили сквозь тонкое тело, не оставляя даже царапин. Толпа пришла в движение, обернулась мощным потоком и принялась растекаться по улицам. Прочь. Прочь. Куда-нибудь, главное, подальше отсюда. Чародеи, забыв обо всей доступной им магии, бежали наравне с простыми людьми, с опаской поглядывая на небо. А вокруг разгоралось пламя домов, которое так и не удалось унять людям Кайриса.

Доминика встряхнулась, вывернулась из рук Ладвига и, взобравшись на ближайший помост, закричала, чтобы все направлялись в тоннель. Толпа нехотя повернула. Ладвиг взобрался на помост поблизости и принялся выхватывать людей из толпы и направлять их в нужную сторону, пока поток вжатых в плечи голов не потек, куда нужно. Доминика пыталась докричаться до Куно, застывшего, как немая статуя. Она увидела мелькавшую в толпе голову Вассы, перехватила взгляд огромных глаз. А в следующую секунду Ладвиг подхватил принцессу и потащил за остальными под защиту горных сводов, на ходу повторяя: «Все будет в порядке». Доминика упиралась, звала Куно, пока ее голос не утонул в рокоте обезумевшей толпы.

Васса торопилась. Сердце билось где-то под горлом. Она цеплялась за людей, пробираясь против потока, пока не увидела его. Карстан Оннад стоял в стороне и направлял людей, бежавших прочь от пожаров. Его черные с проседью волосы трепал ветер, а сосредеточенное лицо словно сбросило маску старости. Девушка сбавила шаг. Ею вдруг овладело неестественное спокойствие. Она знала, что ей не страшны ни князья, ни огонь. Она подобралась близко, почти вплотную, как невидимая тень, и откашлялась.

— Князь Оннад, — мелодично позвала она, словно собираясь пригласить на танец. Князь обернулся и злобно сверкнул глазами.

— Отправляйся в тоннель. Сейчас же. Кыш!

— Сперва Вы назовете мне имя того, кто был спрятан в древе, — расплылась в улыбке девушка. Князь застыл, смеряя ее холодным взглядом.

— Брысь отсюда. Быстро. Захвати пару малых и уводи их.

— Я никуда не пойду. И вы не пойдете, если не скажете, — усмехнулась она. Карстан взглянул на нее недоверчиво, а затем просто отвернулся. Продолжил направлять пробегавших мимо людей. Васса вспыхнула от злости. — Я все еще здесь!

— Либо приноси пользу, либо уходи, — отозвался мужчина. — Я ничего не знаю.

— Ой ли…? — усмехнулась девушка и бросилась на него, как дикая кошка. Повисла на руке, вцепившись пальцами в голую кожу. Она впилась взглядом в его глаза и повторила вопрос. Карстан побледнел, сжал губы, клацнул зубами, пытаясь сдержать рвавшиеся наружу слова. Васса еще сильнее сжала его руку, по буквам выдавливая имя. В небе эхом отозвался грохот еще одного взрыва.

***

Куно стоял неподвижно. Скованный, будто запертый в собственном теле. Мир вокруг подернулся плотной дымкой, из которой то и дело выныривали знакомые лицы, отзвуки слов. Он не чувствовал ни холода, ни страха. Все ощущения в нем словно выжглись изнутри. Как расходился в небе трещинами волшебный барьер, защищавший Север множество столетий, так и в нем таяло то, что когда-то было им самим. Сила, которую он носил в себе, которую он (думал, что) приручил, взметнулась вверх и вширь, она распирала его, уничтожая все, что ей мешало. Она плескалась в нем, как океан. А Куно только и мог стоять, упираться каждой клеткой своего тела в попытках сохранить контроль.

На секунду его взгляд прояснился, он увидел продвигающуюся по улицам толпу. Сперва он хотел улыбнуться, но в отсверках огней блеснули мечи. Впереди них шел гигантский скальный лев, а за ним, еле передвигая ноги, плелся старик, укутанный во множество платков и одеял, так что на холодном воздухе оставалась только костлявая рука с длинными пальцами. Из-под тугого капюшона показалось лицо мумии, тонкие губы растянулись в улыбке.

— Ма-а-альчик. Как бы ты ни был талантлив, она тебе не по зубам, — покачал головой Ланс. Он огляделся по сторонам и довольно прикрыл глаза. — Напоминает мне старые времена, когда Север полнился чародеями. Но вам с ними все равно не сравниться. Древние ни за что бы не стали спасаться бегством и прятаться за спину человеческой девчонки. Пусть и умненькой.

— Сколько можно трындеть? — рыкнул скальный лев. Он оттолкнулся от земли и встал на задние лапы, на ходу перевоплощаясь в Ирвина. Белесые шрамы тянулись через бровь до самого уха. В глазах застыло нетерпение. Ланс поцокал языком и сделал шаг в сторону Куно.

— Отдай, — прошелестел он. Куно развел руками и покачал головой.

— Отдай, — с нажимом повторил Ланс, сжимая его плечо. Куно вскрикнул. Магия внутри обожгла, прорываясь к хозяину через кости и плоть.

— Я не знаю имени, — пробормотал Куно, чувствуя подкатывавшую к горлу тошноту. Ланс ухмыльнулся и щелкнул пальцами. Солдаты Ирвина вывели из переулка перебиравшую ногами Вассу. Растрепанная, с застывшими в глазах слезами, она рухнула на снег между двумя мужчинами. Губы дрожали, сдерживая рвавшийся наружу плач.

— Не трогай… — заговорил было чародей, но Ланс предупреждающе цокнул языком и схватил девушку за подбородок.

— Я всегда считал правдовидцев тупиковой ветвью эволюции магов, правда-правда. Где это видано, из всех возможных даров им достался один сомнительный талант и обязанность все время говорить правду. Но они оказались очень живучи и полезны, если дать им правильную цель. Да, моя славная крошка? — он погладил ее по щеке. Васса слабо, испуганно улыбнулась. — Для них нет никаких преград вроде лжи или блефа. Так скажи мне, старый принципиальный князь сказал, как меня зовут?

Васса кивнула и шепотом произнесла:

«Дарий».

— Да-рий, — протянул старик, смакуя каждую букву. Глаза блаженно закатились. Куно почувствовал, как ему перехватывает дыхание. Вся магия в его теле устремилась к старику, откликаясь на имя, как на зов. Он осуждающе взглянул на Вассу.

— Ты правильно думаешь, мальчик мой. Она мне помогала. Такая очаровательная юная леди. Но теперь от тебя зависит, будет она жить дальше или ты пожертвуешь ей? Отдай мне силу по-хорошему, и она будет жить. Не захочешь — она умрет, потом я вытащу из тебя свою силу, но прежде выну из твоего щуплого тельца все жилы и выпью всю кровь, как в старые добрые времена.

Куно задрожал. Одна его часть страстно желала, чтобы все это закончилась, а другая отчаянно цеплялась за древнюю силу, как вор, ни в какую не желающий расставаться с добычей. Он бросил усталый взгляд на Вассу. В ее глазах был непроницаемый холод и гордость. Она была довольна собой и даже не пыталась этого скрывать. Солдаты Ирвина расступились, отошли на несколько шагов, закрывая собой князя.

Чародей кивнул и протянул Лансу руку. Тот кивнул и хищно вцепился в его ладонь. Прошипел: «Повторяй за мной. Дарий… пожиратель хаоса, наставник и учитель… возвращаю тебе то, что по праву твое и освобождаю тебя»

Непослушные замерзшие губы слабо шевелились, язык неохотно выталкивал в морозный воздух нужные слова. Тело пробила дрожь, голову пронзила боль. Над головами, застилая небо, вился дым, а в нем плясали искры. «Интересно, — подумал вдруг Куно. — Что стало с людьми Кайриса?» Он пытался напрячь слух, чтобы услышать пульсацию их сил в реве огня, но его тело, безупречный инструмент магии, изменило ему. Он чувствовал себя бессильным. Пустым. Голову словно набили ватой.

«Сконцентрируйся», — одернул его Дарий. Куно заглянул ему в глаза и оторопел. Вместе с силой к Дарию вернулся и облик. Он в целом походил на человеческий. Кожа разгладилась, пропала стянувшая дряхлое тело сеть морщин, куцые пряди отпали, а на их месте появилась густая шевелюра. Глаза сверкали, как молнии, а кожа, до этого бесцветная, как бумага, словно напиталась смолой. Дарий даже как будто прибавил в росте, или Куно так только показалось, потому что его ноги в ту же секунду подкосились и он рухнул на снег.

Наблюдавшая за этим Васса встрепенулась.

— Хватит! — вскрикнула она. Дарий перевел искрящий сытый взгляд на нее, обнажил белоснежные зубы в улыбке. Он медленно разжал пальцы, позволяя чародею осесть на землю. По лицу Куно растеклась слабая улыбка, словно закончилась борьба, продолжавшаяся в нем день и ночь. Он перевел тяжелый взгляд на Вассу. Та вышла вперед, встала между ним и Дарием.

— Ты получил, что хотел, — уверенно проговорила она. Смелая, как никогда в жизни.

— О, да, — цокнул языком дух и снова схватил Вассу за подбородок, привлек к себе для жаркого и жадного поцелуя. Так человек, потерявшийся в пустыне, делает первый глоток воды. Но через секунду Дарий отшатнулся и отвращенно поморщился. — Ладно, будет время поразвлекаться потом. Пора воздать всем должное.

Он хлопнул в ладоши и оглядел собравшихся, как фокусник перед представлением.

— Начнем, пожалуй, с правдовидицы. Если бы не она и ее бесполезная сила… — мурлыкнул он. — Ты желала, чтобы тебя видели, чтобы запомнили, чтобы ты была самым ярким воспоминанием. Что ж…

Он хлопнул в ладоши. В воздухе заплясали вспышки, кожа Вассы заискрилась. Девушка уставилась на свои руки, растопырила пальцы, оглядывая их со всех сторон.

— И что мне прикажешь с этим делать? — нахмурилась она. Но Дарий только шире улыбнулся.

— О, не переживай. Колдовство еще не закончено.

Куно прислушался. По воздуху разлилось гудение. Оно собиралось вокруг Вассы, становилось все громче и сильнее, оглушало, а ее сияние в то же время становилось плотнее, так что за ним вскоре не стало видно ни черт, ни глаз. Она шумно задышала, вцепилась пальцами в корсет платья, словно оно перекрыло ей кислород. А потом — хлопок! И она взмыла вверх с оглушительным свистом, под самый купол неба, и распалась на сотню сияющих искр с таким грохотом, что содрогнулась земля.

Куно сжался, закрыл глаза. Одинокая слеза скатилась по щеке. Все тело напряглось в немой ярости, но он не мог даже подняться. Подать голос. Он перевернулся на спину и во все глаза смотрел, как в небе догорают последние искры той, которую когда-то звали Вассой. Той, что устала быть милой для всех. Той, что в последние минуты своей странной жизни заставила Куно испытывать одновременно вину, жалость и злость. Как можно было так распорядиться своей жизнью? Хотя, чем он лучше…?

Дарий, же забыл о Вассе ровно в тот момент, когда яркая вспышка обратилась в пепел. Он с удовольствием втянул воздух, набрал полные легкие, а затем подпрыгнул, взвился под самый небосклон. Небосвод сотряс радостный вопль.

— Эй! — Ирвин очнулся, словно ото сна, сделал пару шагов, пытаясь докричаться до старика. Он задрал ярко-рыжую голову, пытаясь высмотреть Дария среди клоубов дыма.

— Я здесь, — Дарий тронул его за плечо. Ирвин дернулся, скрежетнул зубами.

— Если ты наигрался…

— То у нас есть дела, я помню, — довольно кивнул Дарий и схватил Ирвина за плечи. — Пора исполнить твое желание. Ты хотел быть легендарный воином, подальше от беспорядка, который устроил.

Острые пальцы с длинными ногтями впились в крепкие руки, а затем Ирвин почувствовал, как из легких выбило воздух. Лицо расплющилось по черепу, все внутренние органы сбились в дрожащий комок под горлом, в ушах засвистело, а через секунду его мягко опустили на землю. Приземление отдалось толчком в коленях.

Ирвин замжмурился, загоняя поглубже рвавшуюся наружу тошноту. Он уперся руками в колени и на пару секунд застыл, пережидая головокружение. Затем поднял голову, прожигая взглядом невозмутимого Дария.

— Какого хрена…

— Я принес тебя в место, наиболее соответствующее твоим желаниям, — хмыкнул Дарий, указывая куда-то рукой.

Ирвин проследил за его жестом. Он прекрасно знал эти заросли орешника и можжевельника, эту мягкую землю, усыпанную иглами и мелкой галькой. Впереди тянулась широкой рябящей лентой река. Ирвин недоверчиво сделал шаг, другой. Под ногами с недовольным шелестом проминался берег, а Ирвин все шел и шел. Вот, он уже был по колено в воде, а река так и не усилила течения, пытаясь вытолкнуть его обратно на берег. Еще шаг. Ледяная вода заливается в ботинки, промокшие штаны колко и морозно липнут к коже, густой молочный туман наполняет легкие. А он все идет вперед. Мелочь, казалось бы, но никто из жителей Севера еще не забирался так далеко. Берег за ним затянуло туманом. но Ирвин и не думал оборачиваться.

Он шел и шел, пока холодне схлынул вниз с морозным жжением. Пологое дно начало все круче уходить вверх. Ирвин оступался, размахивал руками, но все шел навстречу берегу, вырисовавшемуся впереди.

Он выполз из воды. Ноги сводило от холода. Глаза жгло от яркого света, лившегося на мелкие, припорошенные снегом кустарники. Впереди, насколько хватало взора, тянулась пустыня. Ирвин сипло рассмеялся. В уголках глаз скопились довольные слезы.

А в следующую секунду небо ответило ему таким же свистом. Мужчина качнулся в сторону. Песок у его ног пронзила стрела. Ирвин шагнул назад и вдруг из кустарников поднялась… нет, выросла, толпа людей. В кожаных доспехах. С мечами наизготовку. С южными гербами на груди. Ирвин обернулся в сторону родной земли, но на том берегу уже никого не было.

Князь Гряды развернулся всем корпусом. Медленно, невообразимо медленно (как ему показалось) южные лучники вскинули свое оружие. Ирвин подался вперед, обращаясь. Из груди вырвался оглушительный рев, а в следующую секунду он ринулся на опешивших чужаков. Сердце отмеряло секунды.

18

Снег смешивался с пеплом. Упал саваном на кожу, запечатал веки, забился в нос и рот, словно пытаясь прорваться к изодранному дымом горлу. Куно не мог сказать, сколько пролежал так на безлюдной площади, на утрамбованном сотнями ног снегу. От затмения в небе не осталось и следа. Дым рассеялся и тут же сменился чернилами сумерек. Солдаты в ожидании командира обчищали поселение — выносили ковры, ткани, ели фрукты и овощи из теплиц, даже чайники и кухонную утварь закидывали в обозы. Периодически кто-то из них подходит к Куно, слегка пинал его или просто осматривал на манер местной достопримечательности.

— Может, его это… добить? — спросил один. Еще совсем мальчишка. Даже борода еще не пробилась.

— Не. Вот ежели он сопротивляется или страдает — тогда можно и укокошить. А так он просто валяется.

— Так он ж сбежать может!

— Так не бежит же! Даже не шевелится. Эй, братец, — легкое похлопывание по плечам и щекам заставило Куно открыть глаза.

Веки поднялись чуть ли не со скрипом. Юноша с сожалением осмотрел обветренное и складчатое лицо, склонившееся над ним. Простой мужик. Дядька. Куно выдавил из себя смешок и вопросительно вскинул подбородок.

— Ты это… хоть посопротивляйся, чтоль… нам князь обещал битву с армией чародеев-захватчиков и Ладвигом-предателем.

— Ну надо же, — чародей махнул рукой и закрыл глаза.

— Эй, братец! — снова затормошил его Дядька. — Ты это… не думай… Мы толпой на одного не полезем!

— Какое облегчение.

— И не умничай мне тут! Ходай со снегу! Давай, жопу в руки и ат-два. У меня племянник твоих годков так покувыркался с девкой на снегу, потом полгода кровью ссал, пока не высох насмерть. Давай, шуруй, а то я скажу молодцам тебя поднять!

С другой стороны послышался недовольный гомон «молодцев».

— Да цыц вы! — гаркнул Дядька. — Он ж безобидный. Положим в тепло, дождемся князя, а там, ежели что…

Губы Куно тронула слабая улыбка. Он не чувствовал ни холода, ни боли, ни страха (а ведь когда-то он был соткан из этих трех чувств). В его состоянии какой-нибудь рыцарь кинулся бы геройствовать, махать мечом и биться до конца, лишь бы встретить славную смерть. Но Куно хотел всего лишь закрыть глаза и уснуть покрепче, а по пробуждении узнать, что все произошедшее оказалось лишь его сном. Ну какой из него великий чародей? Предводитель? Специалист по древней магии, носивший в себе силу духа хаоса?

Он обыкновенный трус. Из тех, кто в первых рядах с воплями убегает при виде опасности и надеется, что его кто-нибудь спасет. Вот и сейчас ему больше всего хотелось, чтобы кто-то забрал его из этой катавасии и утащил куда-подальше. «Так наивно», — подумал он, и все его тело затрясло мелкой дрожью от нахлынувшего нервного смеха.

— Чего это он? Проклинает что ли? — пробормотал один из солдат.

— Не, это истерика, — фыркнул Дядька. — Крышу ему рвет. Давай, я под руки, ты — под ноги, и потащили.

И он тут же принялся исполнять собственную команду. Куно почувствовал, как его тянут вверх две пары рук, но он даже не пытался облегчить им задачу. Державшему его за щиколотки солдату пришлось закинуть чародейские ноги себе на плечи, чтоб Куно просто не бороздил задницей снег, пока они его несут.

— Тощий какой, а весу-то!

— Не манди, а двигай, — пропыхтел Дядька. — Тащи его в какой-нить дом, а там уж…

Не успел Куно подумать, что это тоже своего рода спасение, как вдруг державшие его руки исчезли, и чародей повалился в снег гремящим мешком костей. Он поднял голову и всмотрелся в полумрак. Разрубая темноту бликами меча, к ним приближался огненно-рыжий здоровяк с повязкой на глазу.

— Ваш’ княсское величство, — прогремел Дядька и резко вытянулся так, словно его в один миг парализовало. Остальные повторили за ним, и даже Куно нехотя подобрался, сел. На этом силы закончились.

— Отставить, — сказал вышедший из темноты князь и скосил глаз на чародея. — Пленника оставить мне для допроса.

— Как будет угодно, вашство, — кивнул Дядька. — Но вы уж с ним это… грешно добивать такого… юродивого, что ли. Не сопротивляется, не брыкается.

Он бросил на Куно еще один жалостливый взгляд и отступил. Прочистил горло под тяжелым взглядом своего правителя.

— Так мы… этого… строимся и маршируем дальше на Бернберг? А то битвы-то толком не было.

— Становитесь лагерем, — безо всякого интереса проговорил князь. — И передайте остальным — награбленное вернуть.

— Так мы ж!

— Что неясно? — спросил он, глядя на них исподлобья. Мужчины еще раз вытянулись и понятливо кивнули. Князь же взял Куно за шиворот и потащил за собой. Ворот впился в горло, ноги волочились по земле. Стоило им сделать пару шагов, как темнота тут же сожрала лица нашедших его солдат.

Куно немного подумал, а затем сложил перед собой руки в замочек и сделал шумный выдох. В воздухе тут же закружились светильники-медузы, заполнившие улицы рассеянным молочным светом. Не так ярко, как днем, но довольно комфортно. Солдаты повскакивали и принялись уворачиваться от парящих в воздухе огоньков, а Куно смеялся. Едко. Зло. В этот момент князь встряхнул его, так что ворот еще сильнее врезался в горло. Чародей закашлялся, подавившись собственным смехом.

— Не нарывайся, — предупредил князь. И ровно в этот момент Куно захотелось сделать что-то наперекор. Он осмотрелся по сторонам.

— Допрос, значит? Я знаю очаровательный домишко тут как раз по пути. И если эта солдатня его не разгромила, то под половицей найдется непочатая бутылка самогона. Если только особнячок не сгорел…

— Ты можешь не трындеть? — рыкнул мужчина, с размаху опуская его на землю и пинками подгоняя вперед. Проходившие по улице солдаты почти не оборачивались на них, но краем уха Куно слышал, как они посмеивались, шептались. Это было так непривычно. С силой Дария он мог расслышать, как на другой стороне гор падает булавка, как кто-то повторяет старый магический напев или страдает от любви. А теперь ему словно уши ватой забили и сверху запечатали воском. Это раздражало.

— А куда делся наш бессмертный друг? Помнится мне, вы исчезли вдвоем, — заговорил он снова. Вместо ответа последовал острый тычок под ребра. Еще один пинок, и чародей приземлился на дорожку перед особняком Доминики. На секунду на сердце полегчало — дом выглядел неприкосновенным. Куно выдохнул, меньше придется ремонтировать, когда все это безумие закончится.

Мужчина протолкнул его за тяжелую дверь, на ходу рыча:

— Ты вообще не понимаешь, что происходит?

Куно расхохотался, глядя на своего провожатого сверху-вниз.

— Я прекрасно понимаю, что Ирвин слишком гордится своими шрамами, чтобы скрывать их, — с этими словами он выбросил руку вперед и стянул повязку с абсолютно здорового глаза. За что получил легкий, но ощутимый тычок в солнечное сплетение, от которого его отбросило к стене. Чародей охнул и осел на пол, тихо посмеиваясь, пока Эдвин закрывал окна и запирал двери.

Затем вернулся, чтоб поднять чародея на ноги и надавать ему пощечин. Светлые спутавшиеся волосы взметнулись вверх, туда-сюда, вслед за откидывавшейся к плечам головой. Куно охнул и отшагнул назад, приложив ледяные ладони к горящим щекам. Можно было признать, что он это заслужил, но у него вырвалось только:

— Смотри, с третьего раза я могу и попросить еще.

— Ты дебил, — произнес Эдвин, вытирая ладонь о тартан. — Приходи в себя и уноси нас отсюда.

— Я не могу, — отрезал Куно и, опустившись на колени, принялся простукивать половицы в поисках той самой, под которой хранилась заветная бутылка. — Правда, Эд, не серчай. Сил сейчас немного. Да и я тут понял, что не мое это. Вот все ваши геройства, политика. Не мой профиль. Давай я лучше тебя куда-нибудь в безопасное место переправлю. А ты скажешь Ладвигу, Доминике о произошедшем, и они как-нибудь тут все сами решат. О, или…

— Ты охренел? — рыкнул великан. Его сапог ударил по половице в миллиметрах от пальцев Куно. Чародей прижал руку к себе и весь скукожился.

— Она умерла из-за меня, Эд. Из-за всей этой истории с магами и Дарием. Я не переживу, если умрет кто-то еще, я не хочу в этом участвовать.

— А сколько умрут, если ты будешь сидеть сложа руки в своей норе?

— Именно благодаря этому сидению я этого, к счастью, не узнаю, — цокнул языком Куно и победно взвизгнул, подцепив ногтями нужную доску. — Знаешь, что я понял в этой всей политике? Какая бы гадость ни творилась, в конце все равно все будут делать вид, что ничего не было, улыбаться и жать друг другу руки. Это называется «начать с чистого листа».

— Чародей, — Эдвин предупреждающе хрустнул пальцами. Куно посмотрел на него снизу-вверх с таким безразличием, что Эду одновременно захотелось отшатнуться и ударить его посильнее. Он словно впервые его увидел таким… пустым.

Мужчина потер затылок и отошел на полтора шага. Кивнул своим мыслям. Через щелку в ставнях выглянул в окно. Солдаты околачивались по улицам.

— У нас есть немного времени, — он неуклюже развел руками и взглянул на чародея. — Можешь вкратце рассказать, что случилось.

— А ты не видел?

— Помогал чародеям вытащить людей из пожара. Застал только салют.

Куно то ли всхлипнул, то ли взвыл, и тут же зажал себе рот рукой. Эд понимающе кивнул и притащил из кухни стаканы. Со звонким плеском жидкость побежала по стеклянным стенкам. Куно выпил, перевел дыхание, и принялся рассказывать, почти не глядя Эдвину в глаза. Его взор застыл на одной точке в углу, где в непроглядной темноте мелькали призраки этого дня. Немного запинаясь, пытаясь сгладить и задавить свое изначальное очарование милым и умным стариком, он потихоньку подбирался к событиям сегодняшнего дня.

— Погоди минуту, я не понял, то есть вот это чучело из леса на самом деле — Дарий? — нахмурился Эдвин. В темноте даже невооруженным глазом было видно, как он роется в своей памяти в попытках найти это имя.

— Грубовато, но в целом верно, — проворковала темнота, а затем из нее выпорхнул Дарий собственной персоной. Он успел навести марафет, соорудить на голове причудливую прическу и облачиться в что-то, отдаленно напоминающее одеяние танцовщицы: несколько кусков летящей тонкой ткани, при каждом движении распахивавшихся и демонстрировавших крепкие ноги, поджарое тело и мощные плечи. Дарий наслаждался обретенным телом, силой, он словно был на празднике имени самого себя и, как настоящий именинник, щедро делился своим настроением.

Эдвин подскочил и тут же встал в боевую стойку, закрывая собой Куно. Дарий не уделил и крупицы внимания этому жесту. Куно же осторожно дернул Эдвина за рукав рубашки.

— Эд, не надо. С его силой сейчас ничего не поделаешь.

— О, это так мило, Куно. Ты так хорошо меня знаешь, что мы даже могли быть друзьями.

Он щелкнул пальцами и бутылка со свистом вылетела из рук Куно, оказалась в ладони Дария. Дух пару раз мотнул бутылкой, закручивая воронку, запрокинул голову и вылил содержимое себе в рот до последней капли. Зажмурился, рыкнул, взвизгнул. Стекло полетело на пол и рассыпалось по углам десятком осколков.

— Должен сказать, я благодарен тебе за возвращение этого тела и силы. Пусть ты и пытался побыть негодником и захапать себе чужое, но с кем не бывает. Все мы хотим чужого, правда, Эдвин? Понравилось командовать солдатами своего брата? Понравилось жить под одной крышей с женщиной своего лучшего друга? О-о-о, а как она, должно быть…

Он не договорил. В руке Эдвина блеснул нож. Серебряной молнией, с хрустом и треском, он вонзился под ребра Дарию. Дух удивленно уставился на торчащую у него из бока рукоять, положил на нее ладонь и потянул. Удивленно взглянул на Эдвина и потянул еще раз.

— Ты в курсе, что это, вообще-то больно? Не смертельно для меня, но в целом неприятно, — нахмурился он. — У тебя вообще чувства юмора нет, что ли? Куно, будь другом, научи его манерам в свободное время.

— С тобой у меня разговор только такой, — хмыкнул Эд, доставая из голенища еще один нож. Дарий рванул нож из своей раны — на пол не пролилось ни капли крови, на коже не осталось и следа — и одним броском воткнул его в пол. Затем щелкнул пальцами, и Эдвина отбросило назад, с грохотом впечатало в стену, повезло в сторону и ударило об еще одну.

— Не надо! — закричал Куно, вскочил прямо перед Дарием и застыл под его насмешливым взглядом. Чуть тише произнес. — Пожалуйста…

— Не хнычь, терпеть не могу, когда хнычут, — закатил глаза Дарий, но Эдвина все же отпустил. — И запомни, князек с горы, я вытерпел твою грубость дважды. На третий раз я найду способ убить тебя так, чтобы ты даже на том свете мучался. Все понял?

Эдвин стиснул зубы, глядя на Дария испепеляющим взглядом. Куно чувствовал, что весь воздух пропитался магией Дария. Если сам юноша направлял эту энергию тонким потоком, то Дарий позволял ей простираться вширь, подобно океану или паутине. Теперь, насколько это было возможно, действовала и питалась его магия, а они увязли в ее путах, словно мухи.

— Впечатляет, правда? — хмыкнул дух и подмигнул Куно. — Уверен, лет через десять и у тебя бы так получилось, но… не судьба.

— Что будет дальше?

— О, ну, сегодня у меня официально что-то вроде дня рождения. Поэтому я позволю тебе и… этому лохматому недоразумению вернуться домой. А с завтрашнего дня я вернусь к исполнению своих обязанностей.

— Каких… обязанностей? — спросил Куно, хотя у него в тот же момент заныло в груди от предчувствия, заломило кости и зубы от осознания. Он держал в руках эту силу, он знал, чего хочет этот хищный зверь.

— Хаос, детка. Измены, предательства, отцеубийства, война всех против всех, — улыбнулся Дарий и потрепал чародея по все еще красной от ударов щеке, задел кончиком пальца рассечению губу. — Если пожелаешь, можешь продолжить обучение у меня. И друзей приводи. Я люблю исполнять желания. Как сказала бы твоя ненаглядная Доминика: «безопаснее всего в логове льва».

Куно отступил назад. Дарий повторил его движение и понимающе поднял руки.

— Раньше ты был куда решительнее. Ну что ж, как пожелаешь. Советую вернуться к друзьям как можно скорее и поделиться новостями, пока не стало слишком поздно.

Еще шаг назад, и он исчез. Растворился в темноте, из которой и вышел. Куно даже для верности подошел к темному углу и попинал его носками ботинок, но безрезультатно. С уходом Дария даже дышать стало легче.

Чародей помог Эдвину подняться. Проверил, целы ли кости, не ушиблен ли мозг. Сказать наверняка было сложно, потому что единственным, что мог выдавить из себя Эдвин, было: «вот же хрень».

— Эд, надо возвращаться в Бернберг.

— Да что ты, гений?

— А утром надо будет вернуть тебя сюда, чтобы ты увел солдат обратно на Гряду и…

Остальные его слова увязли в гулком звоне Бернбергских колоколов, многократно усиленном магией. Даже горы, кажется, встрепенулись и подняли сонные головы на зов, но только на первый взгляд.

— Вот же хрень.

— Что такое?

— Вторжение с Юга.

***

Доминика уже больше получаса сидела неподвижно у окна. Голоса колоколов уже стали привычными и отошли куда-то на фон. Смазанными пятнами вспыхнули воспоминания из детства, когда в Ост-Гаэле били тревогу из-за магических пожаров. Тогда их всех — и богачей, и бедняков, — заперли в городе, запретили выезжать, и обыскивали каждый дом по очереди на предмет запрещенных книг, свитков или чародеев, которые не состояли на учете у королевской магической коллегии. Тогда все дни были пронизаны страхом. Он теплился под кожей, даже если разум напоминал, что в их собственном доме ничего подобного нет и обвинить их не за что. Но Калисса тогда заставила Доминику выучить все тайные переходы под замком и зазубрить «правильные ответы» на случай допроса.

Доминика пыталась выдернуть себя из этого состояния, вернуться в реальность, сконцентрироваться на происходящем в этот самый момент. Но как только от нее отступались призраки прошлого, ее разум оказывался в плену цепенящего ужаса. Сперва нападение Ирвина, спешная эвакуация, потом жители Бернберга, вставшие в позу и решившие, что чародеям не место в их домах. Пока они смогли разместить часть чародеев в замке, а большинство — в окрестностях (не без скандалов и конфликтов), сгустились сумерки. Прошел экстренный совет, во время которого практически каждый воспользовался возможностью высказать свое «фэ» в отношении организационных способностей Доминики и о ее «неоценимом вкладе в жизнь Севера». Доминика стояла, сцепив руки за спиной. Не спорила, не сопротивлялась, глотала всю злость и обиду. А потом в чашу ее терпения упала последняя капля — колокола. Они возвестили о подобравшихся вплотную южанах. И практически вместе со звуком тревоги к ним явился посыльный от короля Луиса, несший в руках плетеную корзину. Внутри была голова Ирвина.

Вот тут Доминика не выдержала и потеряла сознание. Очнулась она уже в покоях Ладвига, на гигантской кровати. Такой огромной, что кружилась голова. Она чудом отползла на край и свесила голову над ведром. Нос разодрало от едкого кислого запаха, кровь шумела в ушах, а тело колотило от озноба. Ладвиг оказался тут как тут, подал ей воду. Сказал, что отпустил всех слуг, чтобы они могли быть рядом с близкими, так что готовить придется как-то самостоятельно. При мысли о еще Доминику вывернуло опять, после чего она снова провалилась в зыбкую полудрему. Так повторялось несколько раз, пока она не разозлилась на себя окончательно и не заставила свое измученное тело напрячься, вылезти из-под одеяла и сесть. Следующим шагом было принять вертикальное положение, но вот уже полчаса она уговаривала себя сделать это, перебарывая тошноту и головную боль, от которой чуть ли не лопались глаза.

Все чувства перетасовались, как карты в колоде, и теперь принцесса не могла выдавить из себя ни слов, ни слез. Даже если ей и хотелось это сделать, природное упрямство не позволяло, заставляло держать спину прямо и постепенно делать хоть какие-то движения. В голове копошились мысли: нужно было оценить риски, сосчитать войска, проанализировать вероятность победы в лобовом столкновении или в случае, если две армии возьмут их в кольцо. И вообще, если Ирвин мертв, то кто будет руководить солдатами с Гряды?

— Тебе бы еще полежать, — сказал появившийся в дверях Ладвиг. Руки стучали по бокам чистого ведра. Князь с улыбкой кивнул на принесенный им предмет. — Кажется, вы не успели как следует познакомиться. Принцесса Доминика, к вашим услугам Господин Ведро.

Принцесса выдавила из себя улыбку и приветственно кивнула. Небольшое движение потребовало огромных усилий, и уже через секунду вся веселость исчезла с ее лица. Доминика заставила себя подняться, трясущимися от озноба руками натянуть на плечи халат и прошлепать босыми ногами к камину.

— Ты уже решил? — она впилась в него взглядом лихорадочно горящих глаз. «Лобовая атака или осада», — слова повисли в воздухе, продавливая его своим весом. Ни того, ни другого никому из них не хотелось, но что-то одно было неизбежно.

— Атака может и быть успешной, особенно при помощи чародеев, — покачал головой Ладвиг. — Они, может, и захотят надавать по шее королевской армии, но…

— Общий настрой оставляет желать лучшего, — хмыкнула Доминика. Она помнила их глаза, их разочарованные взгляды, пока принцесса вместе со слугами раздавала горячую еду и помогала людям устроиться в палаточном городке. Она говорила каждому, прямо в лицо, что это на время, но чем чаще она это повторяла, тем сомнительнее ей самой казались эти слова. Она подвела их.

— Думаешь, осада поможет?

— Благодаря чародеям мы будем обеспечены продуктами и переживем несколько месяцев. За это время князья смогут стянуть свои силы к Бернбергу и дать настоящий бой единым фронтом, — пожала плечами Доминика, потирая ощутимо нагревавшийся лоб.

— До чего ж меня пугают женщины, которые могут разобраться в войне, — хмыкнул князь и, не удержавшись, склонился, чтобы оставить на высокой скуле мягкий поцелуй. Доминика выдавила из себя еще одну улыбку и, устало потерев глаза, спросила:

— Пока никого не отправляли искать оставшихся в Монте-Маджи?

— Эдвин отправился на поиски Куно, — понял ее вопрос Ладвиг. — Пока никаких новостей.

Принцесса тяжело вздохнула, и словно в ответ на это весь воздух в комнате задрожал и с хрустом надорвался, как старая затертая бумага. В комнату с хлопком и грохотом вывалились Эдвин и Куно пинающимся комком рук и ног. Доминика, забыв о головокружении, подскочила к ним и принялась обоих по очереди то обнимать, то трясти, глотая непрошеные слезы.

— Ради всего святого, Дом, и так тошно, — простонал Куно, но сопротивляться не стал.

Когда объятия поутихли, и все расселись по креслам, кровати и даже полу, Куно принялся в общих чертах объяснять, что произошло во время праздника. В очередной раз пересказывая смерть Вассы, он вдруг почувствовал укол вины, но не из-за ее бесславного ухода, а из-за того, что боль от этого так быстро притупилась. Хотя что-то ему подсказывало, что скоро она вернется с новой силой. Доминика с понимающей улыбкой сжала его руку.

— Вот… — отмахнулся Куно. — Потом пришел Эдвин. Я не знаю, как он это сделал, но ему удалось несколько раз обдурить солдат, притворившись Ирвином. Он просто повязку на глаз напялил, и ни у кого даже вопросов не возникло.

Ладвиг и Доминика переглянулись. Затем синхронно посмотрели на Эдвина.

— Что? — процедил он.

Ладвиг просто махнул рукой, предлагая другу следовать за ним. В красноречивом молчании, они вышли из покоев, клацнула отпирающаяся неподалеку дверь, этаж тут же наполнился плотным запахом благовоний. Затем послышался глухой удар по стене. И еще один. И еще один, сопровождаемый утробным рыком.

— Я так понимаю… — проговорил Куно. Доминика кивнула. Чародей виновато потупил глаза и тихо прошептал. — Двое.

— Что, «двое»?

— Двое умерли из-за меня.

— Куно… — Доминика снова взяла его руки в свои. У чародея глаза подернулись пеленой слез. Пожалуй, она впервые его так утешала. — Ты не виноват. Никто не мог предвидеть.

— Было б у меня достаточно мозгов… он предупреждал меня, и… если случится что-нибудь еще, я не знаю, что с собой сделаю.

— Мы со всем разберемся, — сказала принцесса и привлекла его к себе, заключила в крепкие объятия и держала так, пока не открылась дверь покоев и показавшийся на пороге Ладвиг не сообщил, что совет готов собраться второй раз по вопросам, связанным со смертью Ирвина и освобождением древнего духа.

Доминика кивнула и, наспех приведя себя и Куно в порядок, направилась в зал.

***

Несмотря на глубокую ночь, никто не спал. Да и как уснешь под гомон колоколов, который не стихал, хоть и стал привычным? Зал для совета наполнился быстро. Эдвин неохотно занял пустующее место брата. Напротив него села Авериа, соизволившая на секунду сбросить свою недовольную мину и улыбнуться. «Наконец-то ты на своем месте», — произнесла она и тут же перевела испепеляющий взгляд на Куно, с отрешенным выражением усевшегося рядом с Доминикой. Принцесса же выглядела сдержанно, спокойно, словно ни один осуждающий и разочарованный взгляд не причинял ей боли, не вызывал беспокойства или тревоги.

Куно практически не перебивал, пока Доминика пересказывала полученную от них информацию по состоянию дел в Монте-Маджи. Нападение Южан — это острая проблема, которая требует решения, армия без предводителя по другую сторону горы — тоже. Но древний дух, который способен появиться из ниоткуда и из-за которого уже погиб один князь и одна приближенная, и который заинтересован в создании еще большего хаоса — это просто катастрофа.

— Не вижу особой проблемы, — сказала Авериа. — Эдвин может взять командование на себя и привести армию Гряды на защиту Бернберга.

— Не может, — процедил Эд. — Правление перешло к старшему сыну Ирвина.

— Он еще ребенок, — фыркнула княгиня. — К тому же бастард.

— Ирв признал всех своих детей.

— Это не дает семилетке распоряжаться сотнями жизней, — закатила глаза женщина.

— Эд может снова провернуть фокус с повязкой, — пожал плечами Куно. Княгиня скользнула по нему острым взглядом.

— Фокусы, это по твоей части, да. Если бы ритуал прошел по плану, одной проблемой было бы меньше.

— О, конечно, мадам, давайте найдем одного виноватого и будем игнорировать кучу разрозненных факторов, которые я не мог контролировать, — ощетинился юноша.

— Давайте вернемся к обсуждению, — попросила Доминика, устало потирая переносицу.

— Конечно, давайте, это ведь твой отец встал лагерем недалеко от Бернберга, — согласилась Авериа. Тут уже вспыхнул Ладвиг. Слово за слово, и все присутствующие единым мнением согласились, что каждый из них — позор рода, ужасные правители и мелочные твари, но все остальные еще хуже.

Первым не выдержал Карстан. Он устало покосился на сонного Сиршена, а затем хлопнул по столу, призывая к спокойствию или хотя бы тишине.

— Принцесса права, лучше всего, если Бернберг выйдет на переговоры с королем Луисом. Если не удастся договориться, придется выдержать осаду. К этому времени мы сможем собрать войска и привести их сюда, чтобы выступить единым фронтом и выбить Южан обратно.

— А потом всю жизнь провести в ожидании нового нападения? Магической защиты у Севера больше нет, — напомнила Авериа. — И какой Долине прок от этого? Южане не перейдут через горы и снег. Удивительно, что они вообще смогли сюда добраться.

— Ни один дом на севере не должен принадлежать южанам, — медленно проговорил Фредерик. — Мы можем собачиться сколько угодно, но это наш дом, и мы должны его защищать.

— Почему король вообще должен идти дальше Бернберга? — закатывала глаза княгиня.

— Потому что он провел больше пятнадцати лет, ведя безуспешную войну с Западом. Теперь ему нужна быстрая и абсолютная победа, чтоб запомниться хоть чем-то, — пояснила Доминика. Повисла неприятная тишина. Карстан продолжил.

— Эдвин, я предлагаю тебе прислушаться к чародею и продолжить изображать брата. К сожалению. Когда все закончится, можешь прекратить и отправиться, куда глаза глядят, хотя, я уверен, наследникам Ирвина понадобится близкий человек рядом. Я слабо представляю, кем он себя окружил на Гряде.

Эдвин стиснул челюсти, но все же согласно кивнул.

— Остается только наша главная проблема. Древний дух, Дарий, силу которого Предки заключили в древе, — вздохнул князь. — Чем дольше он на свободе, тем больше сил он набирает. Чем больше о нем известно, тем он сильнее. Его невозможно убить, только на время лишить силы. Он может создавать хаос, но есть некоторые ограничения. Он не может убивать по своей воле, только если его просят или он сам находит лазейку.

— Ты так хорошо осведомлен, — покачала головой Авериа.

— Настолько, что мне стоило бы отрезать себе язык и руки, чтобы его имя не подкинуло моей памяти, — покачал головой мужчина и бросил на Куно один красноречивый взгляд, чтобы тот все понял.

— Это от Вас она узнала… из-за Вас…

— Мне жаль, юноша.

Куно рванулся вперед, но Доминика удержала его за руку, притянула обратно мгновенно обмякшее тело. Чародей повалился на кресло и просто смотрел перед собой.

— Что сделано, то сделано, как бы ни было печально, — повела плечами Авериа. Остальные неохотно закивали.

— Есть еще что-то, что нужно знать? — спросил Ладвиг. — Я правильно понимаю, что мы говорим о Хитреце из сказок?

— Легенд, — исправил его Карстан. — Его имя вычистили отовсюду, куда дотянулись руки. Последние я сам вырезал из томов легенд и летописей. В старину люди приходили к нему за советом и помощью. Он любит исполнять желания, но всегда поворачивает дело так, чтобы в результате получилось еще больше хаоса. Одна дева так попросила у него нетленной красоты, и из-за этой проклятой красавицы гибли целые города, а правители сходили с ума. Девушка пыталась исцарапать себе лицо и покрыть его шрамами, но на следующий день все раны затягивались без следа, так что ей пришлось сжечь себя заживо, чтоб развеять колдовство.

— Ближе к делу, — попросил Эдвин. — Эту сказку мы слышали.

— Он мстителен. Если кому-то удавалось его перехитрить, он превращал его жизнь в сущий кошмар. Гнал по всему свету, преследовал новыми сделками. А наши Предки заперли его сущность именно хитростью, и теперь он будет мстить им.

— И начнет с потомков, — проговорил Фредерик.

Из угла раздались вальяжные ленивые аплодисменты. Все обернулись в сторону камина, где весь вечер копошились терзаемые отблесками свечей тени. Каждый был уверен, что еще секунду назад угол был пуст, но теперь там стоял, облокотившись на каминную полку, Дарий собственной персоной. На его губах играла польщенная улыбка.

— Благодарю за это исчерпывающее представление, старый знакомый, — улыбнулся он и вышел на свет. — И тебе приветик, Куно.

Он провел кончиками пальцев по волосам чародея и подмигнул ему так, словно они были тайными любовниками, не меньше. Куно вспыхнул, чувствуя, как на его шее петлей затягивается удушающая ярость. Но Дарий уже прошел мимо и принялся обходить стол, внимательно заглядывая в глаза каждому из присутствующих.

— М-да, я надеюсь, вам хватит мозгов не браться за ножи, это сэкономит нам кучу времени. Я не могу по своей воле убить вас, вы не сможете убить меня. Нам придется держать это знание в голове, чтобы построить гармоничные отношения.

Присутствующие сидели неподвижно, обмениваясь напряженными взглядами. Каждый старался не смотреть в глаза духа. Каждый нет-нет, да бросал на него взгляд и тут же отводил в сторону.

— У меня, конечно, были определенные разногласия с вашими предками, но нельзя же винить детей за грехи отцов, правда? — проворковал Дарий, обращаясь к Сиршену. Юноша вопросительно посмотрел на Карстана, но тот вместо ответа только сильнее сжал челюсть и придвинулся вперед, закрывая собой сына. — Я могу быть очень полезен, если соблюдать договоренности. Да, Карстан? Я помню тебя еще совсем молодым, когда ты разыскал меня. Непростая была задачка, но он справился, представляете? Как же это было… Ах, да! Его княжеский род загибался. И он решил обратиться к древней магии, чтобы получить наследника. А что остается, если в детстве не хватило ума, чтобы не прыгать яйцами на забор? И вот, я предложил ему выбор: пополнение в семье или долго и счастливо с его обожаемой женой. Вы же помните прекрасную княгиню Ольдру? Волосы, как Вороново крыло, глаза, как звезды, кожа — чистый снег, а уж этот короткий нрав! Еще я предупредил, что за свою работу попрошу услугу — мое имя…

— Ты его получил, — буркнул Карстан.

— Да, но от девчонки. А ты получил все выгоды и скрылся, каков подлец!

— Ну и чего ты хочешь теперь? — устало спросил князь.

Дарий перебрал пальцами многочисленные косички, зазвенели уплетенные в волосы бусины-талисманы. Затем он вскочил на стол и, полулежа, уставился на Сиршена. Откуда-то в его руке взялось увеличительное стекло, с которым демон изучал каждую ресничку и родинку на лице юноши.

— В мамочку пошел сынуля, — цокнул языком дух. — Жаль, здоровье ни к черту, да и воин из него никакой, надеюсь, хоть умом вышел.

— Он мой сын.

— Стоил того, чтобы заплатить за него жизнью жены, даже не посоветовавшись с нею?

Тишина застыла льдом. И только Дарий танцующей походкой подошел к окну и влез на подоконник.

— Вот твое наказание, старик. Два разбитых сердца. Но вы не вините его, — вдруг обратился он ко всем. — Со всяким может такое случиться. Ну, разве что, кроме него, — длинный палец указал на Ладвига, а затем плавно переместился на Доминику. — Постарайтесь не сильно волноваться, а то малыш родится с характером хуже, чем у вас обоих вместе взятых.

***

— Скажи, пожалуйста, сейчас удачный момент, чтобы я сказал, что я тебе соболезную? Я просто понимаю, что вы с братом были не в самых лучших отношениях, но кто знает, может, тебе будет важно услышать, что ты не один и…

— Куно, ради всего святого, просто скажи и заткнись, — проскрежетал Эдвин. Чародей кивнул и пискнул короткое «извини». Они уже час сидели над корзиной с головой Ирвина, и юноша кропотливо переносил на лицо Эдвина все мелкие морщины и шрамы брата. На первый взгляд казалось, что рыжие великаны похожи, как две капли воды, но при более подробном рассмотрении выяснялось, что различий между ними было предостаточно. Например, у Эдвина на лбу были глубокие борозды, оставленные его привычкой ходить с мордой кирпичом, а у Ирвина от фирменной ухмылки один угол губ остался навсегда выше другого.

Работа шла медленно, как Куно ни старался, у его собственной магии не было прыти Дария. Но было в этом что-то успокаивающее. Как будто после долгих недель самозванничества ты занимаешься своим делом, хотя, признаться честно, часть его тосковала по этой силе.

— А что ты будешь делать, когда вся эта история закончится? Будешь и дальше притворяться Ирвином, вырастишь его детей, нарожаешь ему официальных наследников?

— Сначала нужно, чтобы все это закончилось, а потом посмотрим, — хмыкнул Эд. — Я не собираюсь красть жизнь своего брата.

— Ну, по сути это не кража, а наследование… Но я тебя понял. Очень благородно. Так держать. Готово, — он наконец отступил и предложил Эдвину зеркало. Куно превзошел сам себя, он почувствовал это сразу, как только Эд скривился, глядя на свое отражение.

— Это отвратительно.

— Это временно, — напомнил чародей.

— И очень правдоподобно, — заметила появившаяся в дверях Доминика.

— Тебе бы рядом с трупом не стоять, — осторожно заметил Куно. Доминика бросила на него злобный взгляд, давая понять, что сама решит, как и где ей стоять. Чародей понятливо кивнул и принялся мыть руки, гудевшие усталостью после ткания чар.

Девушка подошла к Эдвину и протянула ему сложенный вчетверо документ.

— Что это?

— Мирное соглашение между Бернбергом и Грядой, — улыбнулась она. — Можешь прочитать условия. По ним Гряда может построить у себя поселение для магов, если будут соблюдены определенные требования. Ну и перспектива династического брака для наследников разного пола, а также мелочи в виде торговых льгот.

— Не уверен, что на Гряде примут магов. Они собирались с ними воевать.

— Ты можешь дать им куда более достойную цель, — улыбнулась принцесса, указывая на окно.

Эд пробежался глазами по документу, затем принял из руки Доминики перо и поставил внизу подпись, всем своим видом показывая, что никакого удовольствия ему это не приносит.

— Так-то лучше, князь, — улыбнулась Доминика. Эдвин вздрогнул, словно она со всей силы залепила ему пощечину, но принцесса только рассмеялась. — Предназначение, Эдвин. Если ты рожден для этого, оно будет преследовать тебя, как проклятье.

— Я не…

Она резко посерьезнела и положила ладонь на его щеку. Прожгла взглядом.

— Я рассчитываю на тебя, Эд. Ты, Ладвиг и Куно — единственные, кто есть у всего Бернберга и Севера. Отправляйся к своим людям и приведи их сюда. Мы подготовимся к долгой осаде, но нужно понимать, что возможно нам придется выбивать южан своими силами.

С этими словами она отступила и, кивнув Куно, вышла в коридор. Темная ночь сменилась пасмурным днем. В развеявшихся сумерках стали видны шатры лагеря у подножья горы и перевала. Король Луис не торопился с наступлением. Он умело выматывал нервы чародеев, видевших развевающиеся стяги и прибывающие толпы солдат. Князья воспользовались этим, чтобы отправиться в свои земли и собрать войска. Маги подходили к Доминике и спрашивали, что будет дальше, и принцесса со всей выдержкой раз за разом повторяла, что они будут защищать свой дом. От этих слов в их глазах загоралась надежда и готовность действовать, но принцесса пока с трудом представляла, как они могут помочь. Она пыталась уговорить Ладвига не натачивать мечи, пока не прошли переговоры, но князь жестко и уверенно дал понять, что не позволит застать себя врасплох. Теперь Доминика призраком шаталась по замку, перебирая в голове различные варианты развития событий, все вероятные реплики, каждое слово, которое могло быть сказано. И всюду она находила изъян.

Она то и дело останавливалась у окон и зеркал и поворачивалась чуть боком, пытаясь рассмотреть хоть какие-то изменения. Возможно, Дарий ошибся… Хотя, если верить легендам, духи и демоны в вопросах жизни и смерти предельно точны. Она гнала эту мысль, злясь на собственное предательское тело, которое не могло повременить до тех пор, пока не наступят более подходящие времена. И снова ее мысли возвращались к Дарию. К легендам, что она прочитала в ночи. Она гоняла эту мысль еще несколько часов, пока ноги сами не привели ее в кабинет Ладвига. Там князь, Куно и Кайрис, а также воевода, решали, как укрепить город на случай, если король не дождется переговоров. Из окон уже было видно построившиеся баррикады.

— А что, если мы обратимся к нему за помощью? — выпалила она, дождавшись, когда все выйдут. Ладвиг скрестил руки на груди и с опаской посмотрел на девушку.

— Это риск, — только и ответил он.

— Любой шаг — это риск, — кивнула Доминика. — Но он может по щелчку отправить армию короля обратно в Ост-Гаэль, и никто не умрет.

— Только попробуй, — ворвался в кабинет Куно. Под вопросительными взглядами он пригладил волосы и закатал образовавшиеся под глазами мешки. — Да, я подслушивал, и что? Я тебя знаю, рано или поздно у тебя должна была появиться эта мысль. Не надо.

— Но это может быть выходом, — сказала Доминика и сложила руки на живот, а в следующую секунду вытянула их вдоль тела. Она еще не могла смириться с тем, что ее картина будущего резко повернула в сторону, где она держит на руках маленькое существо и умиляется, что у него «ее глаза».

— Ни в коем случае, — повторил Куно после быстрого обмена напряженными взглядами с Ладвигом. — Это только усилит влияние этого демона, и даже если мы разберемся с одной крупной проблемой, у нас останется одна и огромная. Хотя… Когда вы отправляетесь на переговоры?

***

Княгиня Элизабетта отошла от колыбели. Ребенок только уснул. Рыжий пушок горел пламенем в пятне солнца, упавшем на подушку, терзая глаза Элизы. Она уже несколько раз сбривала мягкие волоски, но буквально через несколько дней рыжина пробивалась снова, лишая ее покоя. Фредерик отселил ее в отдельное крыло с горсткой слуг и больше почти не навещал. Зато к ней регулярно захаживала княгиня-мать со своими бесценными советами по материнству только затем, чтобы потешить свое самолюбие виноватым видом невестки. Она любила подолгу сидеть в гостиной, попивая чай, и если Элизабетта под всяческими предлогами отказывалась составить ей компанию, болтала со служанками. Теперь ребенок заболел. Он все время плакал и, как ей ни было жалко малыша, Элизабетта была рада, что у нее есть веский повод не общаться со свекровью. И все же княгиня-мать не отказывалась от вошедших в привычку визитов и продолжала каждый полдень восседать в кресле, говоря о традиционных ценностях и долге жены князя. У этой женщины, несмотря на почтительный возраст и трясущиеся руки, был такой громкий голос, что слышно его было во всем замке.

И вот, в этот день к громогласному голосу княгини Хельги добавился еще один, мягкий, вкрадчивый, рокочущий. Мужской. Сперва Элизабетта подумала, что это недавно вернувшийся Фредерик, но, прислушавшись, поняла, что голос ей незнаком. Она тихо прикрыла дверь и на цыпочках приблизилась к гостиной. Несносная старуха снова заняла всю прислугу своими прихотями: чаем, кексами, чем-то соленым, сладким и необходимостью срочно протереть несуществующую пыль, так что даже если невестке что-то понадобится, ей придется дожидаться когда освободится хотя бы самая неумелая горничная. Но сейчас Элизабетта даже была рада, что в коридоре нет лишних ушей и глаз.

— Я так понимаю, что Вы пригласили меня неслучайно, княгиня, — промурлыкал мужской голос. — Однако я удивлен, что мое имя было скрыто даже от Вас. Люди Вашего поколения обычно осведомлены куда больше…

— Ужасное упущение, да, каюсь. Но мне известны некоторые детали. В частности, Ваши способности исполнять даже самые заветные желания.

— О, не только заветные. Еще и темные. Запретные. Тайные. У такой яркой и сильной женщины, как Вы, их должно быть немало, — хмыкнул мужчина. Чашка из тонкого фарфора тихо звякнула о блюдце. — Но Вы, скорее всего, пригласили меня из-за одного… чего-то несколько деликатного. Я вижу это по Вашим глазам.

— Видите ли, господин Дарий, мой самый младший внук — если уж будем честны, то кровного родства со мной он не имеет, но я все равно люблю его — очень болен. И я бы хотела на время отослать его куда-нибудь, где он не будет опасен для нас. У моего сына есть еще дети, не хотелось бы, чтобы они заразились. Знаете же, как это бывает. Кашлянул один, а через месяц хоронят семью.

— Почему же Вы не пожелаете ему здоровья? — с издевкой проговорил мужчина. Элизабета старалась не дышать, лишь бы в не упустить очередного лживого слова Хельги.

— О, магические исцеления коварны. Я в курсе, как это происходит. Вылечишь его от простуды, а через год он помрет от холеры. Нет-нет, тело должно само научиться противостоять заразе. Просто хотелось бы, чтоб он оказался в каком-нибудь уединенном месте.

— А как на это смотрит мать ребенка?

— Я Вас умоляю! Ну что она может сказать толкового? Она слишком юна и наивна, верит, что сможет помочь, если будет дольше держать его у себя. Если хотите, можете переместить их обоих. Куда-нибудь на Хребты.

Хребты были длинной мертвой полосой скал, окруженной только ледяной морской водой. Там не останавливались лодки, не причаливали корабли, даже косатки и моржи обходили эту адскую каменную цепь стороной, чтобы не напороться на острые зубья камней, устилавшие дно. Элизабетта похолодела, а в следующую секунду бросилась обратно, в комнату, к спящему младенцу. Схватила плащ, теплое покрывало, корзину. Она словно собиралась на пикник.

— Но тогда за двоих я попрошу и двойную плату.

— О, я в курсе, — металл звякнул о деревянную столешницу.

— Нет-нет, украшения — это прекрасно, но у меня нет в них нужды. Мне нужно кое-что другое.

— Что же?

— Ваш внук. Слыхал, у вас их несколько. Одним больше, одним меньше? Насколько это близко Вашей логике? — Элизабетта слышала ухмылку в его голосе, и дрожь пробила все ее тело. Она опустила спящего младенца в выстланную покрывалом корзину и закрыла лицо руками в ужасе от осознания, что она делает. Бросить остальных своих детей с этой сумасшедшей ради одного? Или позволить безумной старухе довести до смерти невинного младенца? Как бы Элиза ни относилась к Фредерику, при мысли о детях ее сердце разрывалось от любви.

Она бросила еще один взгляд на младенца и крепко поцеловала его в лоб. Затем взяла в руки зеркало. Обернула его в плащ и несколько раз наступила на него, пока не раздался хруст стекла. Отражение распалось на десяток кусков. Элиза взяла осколок подлиннее. Руку обожгло, и по стеклу заструилась алая дорожка крови. Элиза вышла в коридор.

— …Мой внук? — рассуждала вслух Хельга, перебирая узловатыми пальцами рассыпавшиеся по столу кольца. — Это уже другое дело.

— Разве Вы не любите всех детей равно, как хорошая бабушка? — подначивал ее мужчина. Элизабетта встала у приоткрытой двери. Сердце ныло. На секунду ее взгляд столкнулся с глазами цвета грозового неба.

— Ну, тут другое дело. Это вопрос будущего для княжества.

— Одного наследника вполне достаточно, вспомните, что творилось на Гряде и чем это закончилось.

— Ладно, — махнула рукой женщина и в деланной стыдливости прикрыла лицо рукой.

— Скрепим же уговор, — протянул свою ладонь «господин Дарий». Княгиня кокетливо протянула ему кисть, до этого костлявым веером прикрывавшую ее «стыд». А в следующую секунду с воплем отдернула. Из ее запястья алым ручьем сочилась кровь. Перед ней стояла бледная, судорожно хватающая ртом воздух, Элизабетта. Дарий покачивался на стуле и аплодировал, хохоча во всю глотку. Княгина схватила себя за вспоротое запястье и истошно закричала, бледнея на глазах. А через секунду ее крик оборвался, застрял у нее в глотке, словно ее тонкогубый рот заткнули вонючей тряпицей. Дарий опустил руку и с усмешкой посмотрел на Элизабетту. Молодую женщину всю трясло. Она дернулась в сторону, подобрала с пола окровавленный осколок.

— Хватит, — махнул рукой Дарий. Стекло вылетело из ее руки и раскрошилось в песок. — Изящно и смело, княгиня. Вот таких женщин я люблю. Желаете повременить с помощью, пока она не истечет кровью?

— Что…? Я… Нет, — выдавила она наконец.

— Тогда я советую не тратить времени зря и взять из конюшни самую хорошую лошадь, — сказал он. — Убирайтесь, пока я не передумал.

19

Переговоров так и не случилось. Это даже было ожидаемо, но Доминика все равно злилась каждой клеткой своего тела. Хотя все условия переговоров были согласованы, и первые дни гонцы сновали между замком и королевским лагерем, растянувшимся в лесу, на сколько хватало взора, все равно, стоило Доминике в сопровождении небольшого отряда показаться за воротами — к ней устремился град стрел. Дубовые, укрепленные железом, ворота тут же обросли пернатыми древками. Принцессу тут же втянули обратно и так началось ее очередное заточение. Естественно, никто этого не говорил вслух, но Доминика чувствовала, как день за днем меняется ее положение. Она ловила на себе настороженные взгляды людей. Если раньше она была южной принцессой-бунтаркой, то теперь она стала дочерью врага. Окружающие благородно закрывали на это глаза или делали вид, что не помнят этого крошечного факта, но Доминика чувствовала себя так, словно ей делают одолжение.

Подготовиться к осаде было верным решением. Монте-Маджи быстро восстановили, но Ладвиг приказал оставить магов в Бернберге, а поселение немного расширить, чтобы разместить там войска, присланные другими княжескими домами. Уже прибыли воительницы из Долины, несколько отрядов из Норпешта, прибывала оставшаяся часть армии Гряды. Там же разместил своих людей Кайрис. Ладвиг приказал Эдвину подготовить бойцов гряды и тренировать их вместе с чародейскими солдатами. Сперва дело шло не очень гладко, люди и маги друг другу не доверяли, но после того, как южане начали обстреливать Бернберг из катапульт и перебрасывать через городские стены бурдюки с горящим маслом, бывшие враги нет-нет, да и сработались. Надо было отдать должное, Эдвин быстро понял, как они могут усилить друг друга, и уже через несколько дней у него получился мощный авангард, который даже несмотря на скромное количество мог перевесить своим потенциалом три сотни вооруженных воинов.

Основная часть чародеев осталась в городе. Они помогали восстанавливать разрушенные после обстрелов дома, лечили раненых, продолжали выращивать продукты в защищенных теплицах. Благодаря ним можно было сказать, что Бернберг находился в хороших условиях. У них была еда, вода, а благодаря целителям пока еще получалось сдерживать эпидемии, которые неизменно следуют за осадами.

Шпионы сновали день и ночь, изучая движения южан. Ладвиг и Эдвин периодически сами отправлялись в леса, чтобы предотвратить заход южан с флангов. Они устанавливали ловушки, рыли ямы и ставили капканы, где непривыкшие к снегам солдаты то и дело оставляли руки, ноги и головы.

Так прошел почти месяц. Хотя зима перевалила за середину, не казалось, что она вообще планирует заканчиваться. Сперва Доминика думала, что каждый день наполнен событиями: то южане пытались выбить городские ворота, то обстреливали город из катапульт, то обманным маневром пытались выманить защитников из города. Доминика жадно следила за всеми новостями, и от имени каждого погибшего и пострадавшего ее сердце сжималось до невыносимой боли, а затем начинало биться раненной птицей. Она навещала каждую пострадавшую семью, чтобы принести соболезнования и разделить их горе. Целыми днями она наравне со служанками раздавала горячую еду то на площади, то во дворе замка, и, заглядывая в глаза каждому, обещала, что скоро все закончится.

Но закончились только силы искренне оплакивать каждого. Вскоре павшие стали лишь числом, следовавшим за количеством разгромленных и восстановленных домов. Доминика слушала эти сводки каждое утро в кабинете Ладвига, после чего князь отправлялся на очередной совет в компании Куно, Эдвина и вернувшихся князей, а Доминике находили очередное занятие, чтобы она помогала людям и успокаивала народ. Она знала, что эта работа была не менее важной, она знала, что Ладвиг прекрасно справляется и без нее, но как же ее все злило. Ее пытались мягко отвадить от участия в советах и решения военных вопросов. Если она пыталась протестовать, то в ход шла избитая фраза: «Подумай о ребенке» и пристальный взгляд на ее живот. Эта аргументация злила ее еще больше. Словно маленькая жизнь, еще никак не проявившая себя жизнь, вдруг затмила ее собственную. Ребенок никак не подтверждал и не опровергал это заявление, так что злиться на него Доминика не могла, а срываться на окружающих не смела. Просто глотала обиды и, вспоминая все уроки Калиссы, старалась вникнуть в дела двора, от которых ее держали подальше. И все же, сколько бы ей теперь с улыбкой ни говорили, что она больше не одна, Доминика еще никогда в жизни не чувствовала себя настолько одинокой.

Возможно, именно это одиночество в конце концов привело ее в утренний час к покоям Эдвина. Живущий под личиной брата, Эд каждый день занимался войсками. Солдаты не только не заподозрили подмены, они даже заобожали предводителя, хотя прежде относились к нему с опаской. Он был уверен, хладнокровен, требователен и справедлив. Но стоило ему оказаться вдали от посторонних глаз, как его начинала сжигать злость. Она отравляла его кровь, пускала по венам едкий стыд. Хотелось взять осколок зеркала и срезать созданные Куно чары, достать собственное лицо из-под маски брата, но в следующую же секунду он останавливался. Ему нравилась власть. Ему нравилось командовать. И даже получать пропитанные обожанием письма из дома, которые составляли жившие под одной крышей дети его брата, ему нравилось. И от этого становилось еще паршивее.

Доминика застала его сидящим неподвижно перед догорающим камином. Он даже не обернулся на звук ее шагов, только сказал:

— Должно быть, совсем дело плохо, раз ты решила поболтать со мной по душам.

— Просто хочу поговорить.

— Ах, да. Дружеские беседы у нас с тобой общее увлечение, и как я мог забыть? Желаешь обсудить погоду или рюшечки?

— А у тебя, я смотрю, очередь из желающих пообщаться под дверью стоит, — хмыкнула Доминика. — Ну так я встану в конец и номерочек возьму, если нужно.

— Кончай паясничать, — фыркнул мужчина и махнул рукой на соседний стул. Как гостеприимный хозяин, Эд положил на сиденье пару подушек и еще одну под спину. Доминика нахмурилась.

— Я беременная, а не немощная.

— Так всяко приятней, чем жопой занозы цеплять, — отрезал Эдвин и повернулся к огню. — Даю руку на отсечение, в твоей голове засела какая-то «гениальная» идея, которую ты почему-то не можешь обсудить ни с Ладвигом, ни с чародеем. А я теперь единственный, кто, по логике, должен тебя остановить.

— Вроде того, — вздохнула принцесса, устраиваясь на стуле.

Несколько минут они сидели молча, то и дело поглядывая друг на друга, будто издалека.

— Ну… — Эд взглядом пытался нашарить достойную тему для разговора.

— Какие новости из совета? Скоро планируют наступление?

— А я наивно полагал, что ты будешь трещать о радостях материнства.

— Меня тошнит. Во всех смыслах и постоянно, — процедила девушка. — Почему-то об этом никого не предупреждают, а от меня теперь все ждут, что я буду пританцовывать, вышивать одеяльца и сочинять колыбельные. Знаешь, сколько детских одеял, пинеток и шапочек мне уже подарили…?

— Я слыхал, что беременность меняет женщин. Но я рад, что твой отвратительный характер все еще при тебе, — хохотнул Эдвин. — Хоть кто-то из вас двоих не превратился в наседку с яйцами.

— Ладвиг пытался сам сделать колыбель, — устало потерла лоб Доминика. — Пришлось в ночи отдавать это недоразумение мастерам, чтобы они к утру сделали что-то нормальное.

— Возможно, поэтому Ладвиг и пытается тебя защитить от всех военных собраний, — подытожил Эдвин. — Ты делаешь все по-своему, а он сейчас изо всех сил пытается доказать князьям, что ты не пересылаешь тайную информацию королю.

Она со стоном откинулась на спинку стула и потерла переносицу. Как же это все надоело. Хотелось просто щелкнуть пальцами, и чтобы все это прекратилось. Чтобы чужая армия обернулась в пыль или просто вернулась восвяси. Жаль, чародеи так и не добрались до таких заклинаний. Хотя… Доминика снова повернулась к Эдвину и спросила:

— Ты тоже думаешь о демоне?

Имя Дария старались не произносить вслух. Он теперь стал «духом», «демоном», «этим». Все прекрасно понимали, о ком речь.

— Постоянно.

Эд набрал полную грудь воздуха, чтобы сказать, что Дарий бродит по его мыслям, словно призрак. Что Эдвин в своих грезах каждый раз приказывает демону призвать многотысячную армию, сделать его князем Гряды. И что он всякий раз до крови прикусывает себе язык, когда с него готово сорваться проклятое имя.

Он взглянул в глаза Доминике и понял, что она знает.

— Я тут слыхал, что женушка Фредерика сбежала вместе с младшим ребенком.

— На Гряду? — со светским любопытством поинтересовалась Доминика.

— Кто знает. Надеюсь, теперь она научилась как следует заметать следы.

***

Дарий занимал мысли Куно. Если раньше чародей опасался его, с замиранием сердца ждал, когда древний дух явится за своей силой, и одновременно боялся и ждал этого дня, то теперь юноша буквально стал одержим им. Он прокручивал в памяти каждую секунду разговора с ним, каждое движение его силы, пытаясь понять, что его кормит, что делает сильнее, а что способно ослабить. Он снова и снова обсуждал это с приехавшими с юга магистрами, которые теперь только и были заняты тем, что разрабатывали новые защитные чары, чтобы предотвратить масштабные разрушения города после очередного обстрела. К сожалению, южане были хороши в изобретении новых чар, но с трудом могли взаимодействовать с чем-то древним. Они словно никак не могли поверить в существование чего-то настолько могущественного, пусть даже им пришлось столкнуться с этой силой лицом к лицу.

Практически сразу начал действовать негласный запрет на призыв Дария. Любое упоминание его имени каралось ударами палкой. Кто-то предложил лишать за это голоса, но Доминика предложила отказаться от этого варианта — к чародеям все равно относились с опаской, и магические наказания не улучшили бы ситуацию, а вот удары палкой были бы одинаково болезненны для всех.

Куно дали одну задачу: найти способ обезвредить Дария до того, как он сможет соблазнить всех князей и погрузить Север в хаос, а затем распространить свое влияние дальше, на весь мир. Стоит ему добраться до Юга и на Запад, где живут чародеи, его уже будет не остановить. И Куно старался, искал ответы в древних книгах и летописях, но имя Дария вычистили оттуда, а упоминания о нем сожгли. Помощь пришла, откуда не ждали.

Как-то вечером, под конец первого месяца осады, он наведался к Доминике. Принцесса часто уходила в свои старые покои. Там не топили и уже давно не зажигали свечей, а она все равно сидела в холодном полумраке, читала и писала, как в самые первые дни своего присутствия в Бернберге, словно пыталась обернуть время вспять и снова оказаться там. Ее можно было понять. В старых покоях ее не разыскивали горничные и приставленные к ней целительницы, обязанные следить за здоровьем и ее, и ребенка. Девушка сидела в кресле, поджав ноги, на коленях у нее лежала толстая истрепанная книга. Карандашом Доминика делала небольшие пометки на полях, а если места было совсем мало, то она вкладывала между страницами небольшие листы с записями. Куно думал, что это очередной политический или философский трактат, но когда он увидел обложку, его брови резко взмыли вверх.

— Сказки? Ты все-таки смирилась и готовишься к материнству? — усмехнулся он. Куно до последнего думал, что новость о беременности Доминики воспримет с умилением, но сейчас это было так невовремя, что у него для неродившегося ребенка и будущей матери находился только едкий сарказм.

— Он дал ее мне, помнишь? — помотала головой Доминика. — В тот день, когда мы оказались заперты здесь.

Куно кивнул и, усевшись рядом, ткнул пальцем в переплет.

— Дай угадаю, тут все о нем?

— Нет. В целом, старинные легенды про всех древних духов, магов, демонов. Но есть неплохие идеи. Тут есть сказка о хитреце, который запер одного нашего знакомого в бутылку из закаленного стекла и утопил в море. Правда, когда бутылку откупорил рыбак через много десятилетий, демон сжил со свету всех потомков хитреца.

— Еще что-то есть в этом духе? — с надеждой в голосе проговорил Куно.

— Да, но все сказки сходятся в одном — любые меры против него временные. Что неудивительно, если мы говорим о бессмертном существе, — покачала головой Доминика. — Но есть кое-что еще. Он очень азартный и принципиальный. Ему очень важно всегда быть самым умным, хитрым и так далее. Не успокоится, пока не докажет, кто тут самый сильный.

— Ты бы с ним подружилась, — усмехнулся Куно. Он протянул к ней руки и бережно, как ребенка, взял книгу, переложил к себе на колени.

— Я думала об этом, — улыбнулась принцесса, уступая ему сказки.

Пока Куно читал, они неторопливо переговаривались о сегодняшних событиях. Чародей снова присутствовал на совете, просчитывал, какие действия северной армии смогут с наименьшей вероятностью привлечь внимание Дария. К сожалению, любая война несет в себе хаос и будет манить кормящихся ею стервятников. Поэтому Ладвиг и остальные князья решили не затягивать и выиграть одним маневром: просто бросить на южан сперва авангард из солдат и чародеев, а затем, ряд за рядом, отправлять войска одного дома за другим. Теперь основным вопросом было, в какой последовательности пойдут армии. Никто не хотел быть первым и вокруг этого вопроса разгорались яростные споры. Ладвиг с Эдвином тщетно пытались объяснить необходимость более сложной стратегии, но Авериа, обладающая самой многочисленной армией, и слушать не хотела. Сиршен, которому Карстан зачем-то дал право голоса на совете, во всем поддакивал старой княгине, а Фредерику вообще, кажется, было все равно, мыслями он преследовал сбежавшую жену и плавно отходившую на тот свет княгиню-мать, назло всем не желавшую расставаться с жизнью.

— А они хотя бы немного понимают, что раз король смог столько лет вести войну против Запада и сохранить многотысячную армию, значит, атака чародеями в лоб не сработает? — насупилась Доминика.

— Ладвиг — да, но не остальные, — тяжело вздохнул Куно. — Иногда мне кажется, что единственное, что поможет Северу — это духи-предки.

— О, если отец узнает, что в мире существует что-то мощнее чародеев, он с ума сойдёт, — усмехнулась принцесса. — Он же уверен, что человек рождён, чтобы контролировать магию и бороться с ней.

— Ему бы экскурсию устроить, — хмыкнул чародей.

— Вы даже не представляете, насколько вы можете быть правы, — раздался голос в дверях. Молодые люди повернулись и увидели Карстана. За месяц князь словно постарел на десять лет. Тяжёлые брови нависли над ямными глазами непосильным грузом, щеки впали, плечи опустились. Его словно сжирала неведомая болезнь, но что-то подсказывало, что ответ кроется в заледеневших взглядах, которые Сиршен теперь бросал на отца.

Доминика поднялась со своего места и предложила князю присесть. Куно сделал то же самое. Мужчина прошел в покои и запер за собой дверь. Затем, не тратя лишних слов, движением руки попросил Куно передать ему книгу. Он любовно провёл пальцами по выцветшим страницам.

— Я думал, она утеряна. Видимо, старый знакомый надеялся, что с ее помощью вы освободите его быстрее, — он прикрыл глаза и по памяти перевернул несколько страниц, пока не остановился на развороте с мрачной иллюстрацией. Там несколько гигантских доисторических зверей собрались вокруг древа, к которому были привязаны двое. Один человек отрешённости смотрел на восходящее солнце, а другой, словно его тень, изогнулся в спазме.

— Это история о том, как его заточили, — с благоговением провёл по гравюре Куно.

— Человеческую жертву вычеркнули из истории, но на иллюстрации она осталась, — кивнул Карстан, указывая на человека, глядевшего на восходящее солнце. — Говорят, то был один из первых потомков духов. Он был хитрецом, каких поискать, не уступал демону, и духи попросили его о помощи, не сказав о цене. На крови его построили и защиту, оберегавшую Север и державшую демона здесь, как в клетке.

— Зачем было это все прятать и скрывать? — простонал Куно.

— Потому что иногда страшная, разрушающая сила должна быть скрыта от неокрепших умов, иначе она разрушит их, — проговорил князь, и на его губах появилась горькая улыбка. — Но сейчас это именно то, что нам нужно. Если все будет сделано правильно, то мы сможем убить двух зайцев одним махом.

Куно и Доминика переглянулись, но все же подались вперед, позволяя старому князю объяснить свою идею.

***

Они надеялись, что у них будет больше времени. Пары недель было бы достаточно, чтобы все подготовить, просчитать, заручиться поддержкой. Но, к сожалению, когда решения принимаются коллективно, часто бывает так, что выигрывают самые неудачные варианты. Так случилось и в этот раз, Доминике с помощью Куно почти удалось убедить военный совет, что лобовая атака с участием чародеев — плохая идея, Ладвиг поддерживал эту позицию, Эдвин поддерживал Ладвига, но остальные князья просто хотели быстро победить и разъехаться по своим княжествам. Их слишком избаловали короткие междоусобные войны, заканчивавшиеся всегда одинаково: каждый оставался при своём, десять лет таил обиду, а потом обе стороны конфликта весело пили на чьей-нибудь свадьбе, как будто ничего не было. Поэтому буквально через несколько дней после того, как Доминика, Куно и Карстан обсудили план, князья объявили о наступлении.

И все.

Бернберг наводнили размещённые в Монте-Марджи воины. Они выстраивались на главных улицах, каждый под стягами своего княжества, а Доминика из своего окна смотрела, как город оперился флагами и знамёнами. Хотелось закрыть глаза, а открыв, увидеть, что ничего этого нет. Что все эти толпы — просто дурной и очень правдоподобный сон. Но ничего подобного.

«Они же все погибнут», — проговорила она, чувствуя, как закипает слепая клокочущая ярость. Принцесса повторяла эти слова снова и снова, пока неслась по коридорам, когда обнаружила Ладвига и начала его трясти, схватив за ремни нагрудника. Князь не сопротивлялся, позволял ей терзать его, и только в его глазах что-то застыло, как талая вода. Он тоже понимал, что потери будут огромными. И знал, что в том числе это будет его вина. И что он скорее всего не переживет это. Доминика видела готовность умереть в его глазах. Также смотрят Сгоревшие, которых король благословлял перед каждым боем, а они молились о быстрой смерти, пока никто не видел. Принцессе хотелось тряхнуть Ладвига еще и еще раз, пока голова не оторвется, пока до его дурьей башки не дойдет, что нужно еще время, пересмотреть стратегию, перераспределить ресурсы, пере…

Но он с тяжелой, невыносимо нежной улыбкой поцеловал ее и попросил беречь себя. И ушел, грохоча и лязгая доспехом. Доминика смотрела ему вслед, а в ушах шумела кровь. Обычно женщины падают на колени, просят не бросать их, орут во все горло, а у Доминики откуда-то проснулось знание всех нецензурных слов. Их набилось во рту так много, что она в первые секунды даже не могла выбрать, с которого начать. А потом Ладвиг обернулся, чтоб бросить на нее тот самый последний взгляд, и единственное слово слетело с ее губ:

«Дарий»

20

Эхо его имени прокатилось по замку ледяной волной, от которой, казалось, застыло само время. Ладвиг замер в дверях, и в его глазах открытой раной зияло разочарование. Он сделал шаг, другой в сторону Доминики, словно в попытках перехватить произнесенные слова, похоронить их в себе, сделать вид, что ничего не было. Но на втором шаге, буквально из ниоткуда, перед ним появился Дарий собственной персоной. На полных губах играла неизменная улыбка, пальцы, уши и волосы искрились от украшений. Просторные ткани одеяния развевались при каждом движении.

— Убирайся, — процедил князь. Дарий махнул рукой, отбрасывая волосы назад, нахмурился, словно обдумывал этот приказ, а затем расплылся в едкой улыбке.

— Прости, не ты меня пригласил, потомок Таига. Тебя на улице ждут твои солдатики. Давай, топ-топ, поддержи их моральный дух. Принцесса! — он обернулся и распахнул объятия. — Должен сказать, беременность тебе к лицу. Даже отеков нет, да и живота толком не видно. Прекрасно держишься. Зато решимости стало, хоть отбавляй.

— Перенеси меня в королевский лагерь, — приказала девушка. Дарий понимающе улыбнулся, бросил еще один якобы извиняющийся взгляд на Ладвига и, взяв принцессу за руку, исчез.

Ладвиг замер, несколько секунд просто глядя перед собой. Затем шаг, другой, и на каменный пол опустились когтистые медвежьи лапы, а своды замка содрогнулись от медвежьего рева.

В ответ ему зазвенели стекла, с елей в лесу посыпался снег, и сонные птицы взмыли в небо. А там, среди марева тяжелых облаков, то и дело вспыхивало зеленым северное сияние.

Куно и Карстан, бродившие по пояс в снегу, обернулись на рев. Они неторопливо прочесывали лес, оставляя под самыми старыми деревьями корзины с подношениями. Вино, мясо, свежий хлеб — они обнесли королевские кладовые, и теперь впопыхах расставляли подношения, молясь, чтобы это сработало.

— А Вы уверены, что стоило оставлять Сиршена с советом? — спросил Куно, выныривая из очередного снежного завала под вековой сосной. Наблюдавший за ним Карстан пожал плечами.

— Мальчику пора всерьез браться за обязанности князя. Он последний из нашего рода, и вскоре ему предстоит возглавить княжество, — хмыкнул он. — К тому же, он и сам недавно изъявил желание. Решил, что его руководство будет надежнее.

— А Вы пытались с ним поговорить об этом… откровенииш? О Вас и Вашей супруге. Это, конечно, не мое дело, но вдруг это важно и Вам хотелось бы обсудить, и…

— Все нормально. Мои демоны гложут меня больше и дольше, чем разочарование сына, — усмехнулся Карстан. — Теперь лучшее, что я могу сделать, это защитить его будущее. И я это сделаю.

Он сжал трясущуюся руку в кулак и указал на заснеженную тропу, что вела на Щербину. Не верилось, что всего несколько месяцев назад там было торжество. Тогда казалось, что хуже скандала с Элизабеттой уже ничего не случится, а жизнь, как всегда, достала из рукава козыри.

Куно и Карстан расставили корзины на пустынной скалистой площадке. Внизу, в разломе, гулко шумел поток. Даже в разгар зимы река не застывала, и в свете дня виднелся расползавшийся по камням пар. Он оседал ледяными кристаллами, те с хрустом ломались под ногами, когда чародей и князь расставляли подношения. Вдали грохотали голоса солдат.

— У нас маловато времени, — с опаской покачал головой Куно.

— Остается надеяться только на Доминику, — вздохнул Карстан и тут же собрался. — Начинай вечеринку. Духи должны быть уверены, что тут веселье и пир горой.

Куно хлопнул в ладоши, и с кончиков его пальцев соскочил сноп искр. Через секунду они превратились в крошечных бабочек и полетели во все стороны. Они были зачарованы и каждый, кто их увидит, резко испытает желание петь, плясать и веселиться. Древняя магия, раньше дававшаяся ему легко, как пение, теперь за одно движение выпила из него все силы.

— Ветер хороший, отнесет их в нужную сторону достаточно быстро, — Карстан мечтательно улыбнулся. Куно вдруг заметил, как в его руке мелькнула сталь. — Теперь осталось, чтобы наша птичка спела свою песенку, как следует.

***

Доминике не раз приходилось перемещаться с помощью магических порталов, и обычно это было форменное мучение. Земля уходила из-под ног, голову словно набивали свинцом, а руки и ноги вырывали из суставов. Ощущение от перемещения с помощью Дария напоминало танец. Шаг — и они уже в новом месте. Каменные своды над головой сменились мягким красным шатром с золотой вышивкой. Ткань извивалась под порывами северного ветра, на складках плясали отблески огня в жаровнях. На тяжелом столе (как он его вообще потащил в такую даль) были разостланы карты Севера — старые, можно даже сказать древние. Но проблема была в том, что Север не слишком изменился за столетия, и даже сейчас по старым картам можно было найти перевалы, через которые получится вполне успешно провести армию. А рядом лежали схемы, наброски всевозможных маневров. Король просчитывал все: и лобовое столкновение, и обманки, с помощью которых северяне попытались бы раздробить армию и взять ее в капкан.

За спиной раздался протяжный свист Дария. Демон осмотрелся и с удовольствием плюхнулся в тяжелое кресло. Видимо, при дворе не шутили, говоря, что у короля был обоз с любимой мебелью для комфортной войны.

— И так, малышка, расскажи мне, в чем твой план? Хочешь выиграть войну одна, с моей скромной помощью, и утереть носы всем князьям, которые месяц потратилина чес языками? — он игриво пошевелил бровями. — Это можно устроить. Я не могу толком убивать, только если защищаю человека, который попросил меня об услуге. Но оставить их в смертельной опасности — тоже отличная затея. Если выившие и останутся, они будут в таком ужасе… м-м-м-м…

— Это крайняя мера, — сказала Доминика, усаживаясь в кресло по соседству. Она оглянулась в поисках чего-нибудь, чем можно было занять руки. Дарий тут же перехватил ее взгляд и щелкнул пальцами — в руках принцессы оказалась чашка ароматного кофе и тарелка со сладостями. Доминика улыбнулась, вспомнив, как Куно создавал похожие иллюзии.

— Эти — настоящие, — усмехнулся Дарий и заглянул в глаза принцессе. Его рука накрыла ее ладонь. — Я не такое уж и чудовище. Это люди попытались упихать нас, духов, в понятные категории, вроде добра и зла. Так Предки стали по умолчанию хорошими просто потому, что периодически появлялись из ниоткуда и решали проблемки своих детей. Хотя когда они на самом деле нужны, их не дозовешься. Отличные родительские навыки, ты так не считаешь? Так еще и это убеждение, мол, они не любят кровь, а откликаются только на праздник и веселье. Конечно, три раза! Все любят повеселиться, но когда дело серьезное, в ход пойдет только кровь. А я появлялся по первому зову, предлагал быстрые и эффективные решения, и в результате меня заточили в дерево, так еще и с мертвым княжичем в обнимку, а он был моим любимым учеником. Это не справедливо.

— Но ты же создаешь хаос, — покачала головой принцесса с обескураживающей светской улыбкой. Дарий ответил ей такой же, повел плечами, словно получил комплимент.

— Хаос нельзя создать, милая. Еще одна вещь, которую люди извратили. Хаос и порядок — это две стороны баланса, из которого рождается все. Даже этот мир. Даже ты и твой ребенок. Хаос событий создал такого гармоничного, хоть и немного невротичного, человека, как принцесса Доминика. Хаотичные поступки княгини Элизабетты и вовсе повлияли на весь Север. Хаос и покой не противостоят друг другу, они были и будут всегда. Одно не существует без другого.

— А как насчет войны? Это же тоже хаос.

— В некотором роде, хотя и там есть обе эти составляющие. Но ты опять уходишь в частности, принцесса. Я вообще не очень люблю насилие, честно. С войной очень много мороки. Я люблю говорить, что это запретный плод хаоса, который рождается от глупости и недостатка слов. Ты так не считаешь?

Принцесса повела плечами и перевела взгляд на вход в шатер. Ее глаза то и дело сползали на Дария. Его безупречные светские манеры и умело подвешенный язык опьяняли и, хоть Доминика знала все, что он говорил и делал раньше со страниц старых книг и слов Куно, сейчас он казался ей славным. Просто жертвой обстоятельств, которому хотелось верить и помогать. Но все ее тело напряглось, и нервы звенели от нараставшей тревоги. Что бы ни говорил демон, его слова слабо согласовались с действиями, а это значило лишь одно — быть настороже.

— Так чего мы ждем? — поинтересовался Дарий, перекидывая ногу на ногу и то и дело меняя их местами.

— Отца.

— О-о-о, ты решила пожертвовать счастливым браком с князем, чтобы выяснить отношения с папочкой? Как же мне везет на отчаянных женщин, — улыбнулся он и подпер щеку ладонью. — Что ты хочешь у него спросить? За что он истребляет чародеев? Почему он обезглавил твою мать, но оставил тебя в живых? Любил ли он когда-нибудь тебя отеческой любовью?

— Уже как-то плевать, если честно, — хмыкнула Доминика. — Я хочу раз и навсегда отбить у него желание лезть на Север.

— Интересно, каким образом, — раздался насмешливый голос позади. Дарий и Доминика обменялись взглядами. В глазах Демона читалось что-то в духе: «ах ты, хитрая негодница», а взгляд принцессы сообщал, что теперь начнется веселье.

Принцесса неторопливо обернулась и бросила на короля скучающий взгляд, будто это он ворвался в ее пространство, а не она по-хозяйски развалилась в его шатре. Король Луис не изменял себе: несмотря на разгар боевых действий, на нем был идеальный парадный мундир, словно он не вел войну, а приехал на смотр войск, и скоро солдаты отсалютуют и уступят место танцорам и фокусникам. В его ярких, как море в солнечный день, глазах, плескалась пренебрежительная насмешка. У бедра сверкал меч.

— И Вам не хворать, Ваше Величество. Благодарю за ответы на мои бесчисленные письма с предложениями о переговорах и перемирии.

— Письма? — угол тонкогубого рта поехал в сторону, скрывая еще один рвавшийся на свободу смешок. — К сожалению, мне не сообщали о письмах. Может, почта в этих краях затруднилась из-за снега. Но это и не удивительно, северянам нас еще долго будет не догнать в вопросах благоустройства.

— После того, как твои катапульты разнесли весь город — конечно, — хмыкнула Доминика, потягивая кофе. Король смерил ее нетерпеливым взглядом, а затем хмыкнул и прошел к рабочему столу.

— Ты могла бы убедить своего князя сдаться, и никто бы не пострадал. Я возлагал на тебя большие надежы, — покачал головой король. — Надеюсь, ты пришла, чтобы сообщить мне это.

— Что, даже о здоровье дочки не справитесь? — хмыкнул Дарий, уставший от того, что ему не уделяют внимания.

— Прикажи своему шуту молчать, пока к нему не обращаются.

Доминика улыбнулась и похлопала Дария по сжавшемуся кулаку.

— Я пришла предупредить тебя, что тебе стоит сейчас же приказать своим солдатам отступать. Северяне собрали огромную армию, к ним присоединились чародеи, а на помощь пришли древние духи.

Дарий издал короткий смешок. Луис бросил на него еще один едкий взгляд.

— Духи? Не думал, что примитивные верования забьют твою умную голову, — хмыкнул мужчина.

— Я знала, что ты не поверишь, поэтому попросила одного из них продемонстрировать свои способности. Дарий, будь любезен, — она улыбнулась ему с холодной нежностью. С таким выражением лица обычно любовнику подливают в вино яд.

Дарий тут же с готовностью вскочил и размял плечи, взмахнул руками, немного покрутился на месте.

— Я должен предупредить, что я в восторге от вашей семейки. Чем больше вы разговариваете, тем сильнее фамильное сходство. Не думал, что скажу это, принцесса. на надеюсь, что твоя крошка будет больше похожа на нашего князя, — он звонко пощелкал суставами пальцев и встал перед королем. — Думаю, нам стоит начать с небольшой демонстрации.

Он очертил в воздухе круг и развел руки в стороны. В ушах засвистело, что-то ухнуло в воздухе, пламя в жаровнях встрепенулось вверх, а затем все стихло. Король смерил духа безразличным взглядом. Осмотрел себя и шатер. Криво усмехнулся.

— Не вижу изменений.

— Тогда зовите охрану, — предложил Дарий. Король взял со стола колокольчик и лениво позвенел. Звук повис в воздухе и рассеялся по тишине. Король позвонил еще и еще раз. — Позвольте, я продемонстрирую.

С этими словами Дарий поднял полотно шара. Перед ними, насколько хватало взора, простиралась снежная пустыня. Ледяной воздух тут же ворвался в шатер и погасил огни, стремительно вгрызся в остатки тепла. Изо ртов повалил пар, но король не изменил лица, только снова обратился к Доминике:

— Ты нашла какого-то талантливого мага и пытаешься запугать меня им?

— Мага? — вспыхнул Дарий. Он хлопнул в ладоши, и в ушах снова засвистело. В следующую секунду тишина сменилась гомоном военного лагеря.

Дух щелкнул пальцами, и полотна взметнулись вверх, открывая солдатам обитателей шатра. Дарий сделал еще одно движение, издал звук, напоминающий пенье птицы, и копошившиеся в лагере военные замерли, словно приросли к земле. Их лица исказились гримасами страха. Солдаты хватались друг за друга и слипались в ком рук и ног, чем сильнее они пытались помочь друг другу выбраться, тем сильнее срастались.

— Они так противно кричат, не находите? — нахмурился Дарий и издал еще один звук, на этот раз на вдохе, словно втягивая все голоса разом и проглатывая их. — М-м-м,, Искренний, неподдельный ужас. Сладенький.

— Красиво, но ничего выдающегося. Я слыхал предания о магах, которые могли также, — проговорил король. Дарий вскинул брови и обернулся к принцессе.

— Если у тебя оба родителя такие, то я только что вообще все про тебя понял.

Вместо ответа Доминика только кивнула.

— Я могу дать тебе нож, и ты его просто убьешь, — с невинной улыбкой предложил дух. — Уверен, тебе силенок хватит.

— И хватит ума этого не делать, — усмехнулся Луис. — Если она оставит Юг без короля, то ей придется отправиться туда править. Иначе начнутся споры, гражданская война, а кому это нужно. А если она одержит победу здесь одна, то северяне навсегда испугаются ее, и ей снова придется пуститься в бега. В любом случае, расклад не из приятных.

— Ну и семейка, вы меня с ума сведете, многоходовочники, — простонал Дарий. — И что нам тогда делать? Сидеть и ждать, пока вы не договоритесь?

— У тебя все еще есть время передумать, — сказала Доминика, пытливо глядя на отца.

— Позволь напомнить, что я играю в эту игру подольше твоего, — улыбнулся король и сел за стол, закинув ногу на ногу. — Шут, покажи, что еще ты можешь.

***

— Я должен признать, иногда Доминика меня пугает. Хотя, если честно, я уже смирился. Мне везет на людей, которые действуют за моей спиной, вредят себе, а я потом живу с последствиями и чувством вины, — проговорил Куно.

— Самое печальное, что иногда эти поступки совершаются из лучших побуждений, — ответил Карстан. Они расставили последние подношения. Получилось, что корзинами они пометили дорогу от расщелины к Бернбергу, а дальше духи должны были найти дорогу к месту сражения.

— Не «иногда», а постоянно. Как правило, люди хотят, чтобы их любили настолько же сильно, насколько они жертвуют собой, и теряют берега, — поправил чародей.

— А ты никогда не хотел так собой пожертвовать?

— А толку? Зачем отрезать себе руку или ногу, язык или часть мозга? Потерянную часть тела любовью не заменишь.

— Порой жертвы необходимы.

— Порой, но не так часто, как мы привыкли думать, — ухмыльнулся Куно. Карстан довольно кивнул. На его губах заиграла умиротворенная улыбка. Он подошел к разлому Щербины и заглянул туда. Затем перевел взгляд на заснеженные горные вершины.

— Забавно, что каждый раз, когда нам кажется, что хуже уже быть не может, жизнь просто продолжается. Идет себе, как ни в чем не бывало, когда мы изо всех сил перекатываемся в новый день. А потом, в какой-то момент, мы и сами осознаем, что на самом деле все было и не так страшно.

Куно застыл. Он слишком хорошо знал этот тон, эти улыбки и внезапное философствование в совершенно не располагающих условиях.

— Княже…

— Я был рад познакомиться с тобой, верховный чародей Куно. Наставляй будущих князей со всей мудростью, на которую способен. И передай моему сыну…

— Карстан!

— …я делаю это ради него тоже.

Нож, которым он чертил руны на деревьях, блеснул и вонзился в солнечное сплетение. На черном одеянии не было видно крови, на секунду даже показалось, что это шутка. Вот, сейчас, согнувшийся мужчина выпрямится и с сиплым смехом похлопает Куно по плечу, а потом они вместе призовут древних духов, направят их по пути из подношений вперед, вслед за армией. Но Карстан только качнулся и непроницаемой тенью скользнул в разлом в скале.

Куно бросился вперед, выставил руку, пытаясь поймать, удержать, и рухнул на колени возле разлома, глядя в поглотившую Карстана черноту. Он сжал кулаки, мелкие камешки, ногти и лед впились в кожу, царапая до крови. А затем он закричал, молотя землю руками от бессилия. И разлом ответил ему рокотом и ревом неведомых тварей.

***

— Еще раз, — проговорил Эдвин, устало растирая пальцами переносицу. Конечно, повторять не требовалось, он все услышал с первого раза: и что Доминика снова начала творить беспредел, и что Ладвиг зол, как тысяча демонов. Единственное, ему нужно было немного времени, чтобы решить, как относиться к этой информации.

— Доминика…

— Я понял, — тут же прервал его рыжеволосый мужчина. — Послал бы за ней чародея.

— Его нигде нет. Как нет и Карстана.

— Твою ж мать… — вздохнул Эд. — И что, отменить наступление?

— А ты можешь парой слов остановить лавину или камнепад? — горько усмехнулся Ладвиг. Эд покачал головой.

— Знаешь, я как никогда надеюсь, что она знает, что делает, — он усмехнулся собственным мыслям. — И даже верю в нее.

— Если мы все это переживем, я построю ей отдельную башню, — с горькой усмешкой сказал Ладвиг и расхохотался.

— Ну да, конечно. И это ее удержит, ага.

— Тоже верно.

В этот момент над ними, звеня крылышками, пролетела стайка полупрозрачных бабочек, но пока что на них никто не обратил внимания.

***

Дарий выдохся. Он прерващал солдат короля в мышей, в лошадей, в лягушек. Сам превращался то в великана, то в ребенка, то в старика. А король только хмыкал и дергал ртом. Доминика смотрела на них и тихо смеялась, вспоминая все свои попытки впечатлить отца. Но, если уж он смог довести до нервного рыка даже древнейшее живое существо, значит, все-таки проблема была не в ней. От этой мысли в душе разлилось живительное спокойствие. Принцесса незаметно приоткрыла полу шатра.

Дарий к тому моменту сжалился над несчастными солдатами и вернул им изначальный вид. Теперь они, уставшие и напуганные, сидели вокруг шатра и старались лишний раз не шевелиться, молились, чтоб король и принцесса разобрались как-нибудь сами. Несколько раз в шатер пытались пробиться командиры, чтобы сообщить о дезертирующих, потом о надвигающейся армии, но король только махал рукой.

— Если ваши духи похожи на это, — он смерил презрительным взглядом Дария. — То я тем более не собираюсь отступаться.

— Нет, — покачала головой Доминика. Ее цепкий взор выловил в воздухе мерцающее облако, несшееся в их сторону. — Большинство духов не привлекает война. Их больше интересует радость и жизнь.

В этот момент в воздухе разлился визг, свист и гул труб. Южане закричали, и их вопли утонули в рычании и хрипе гигантских животных. Между колышущимися полами шатра, Доминика видела, как первыми в лагерь ворвались гигантский медведь и скальный лев. Они разбрасывали врагов, обагряя снег кровью.

Доминика метнулась к Дарию.

— Останови это, — приказала она. Дух картинно вздохнул и снова вскринул на вдохе. Все замерло. Только князья тяжело дышали.

— Прости, золотце, на князей моя магия не очень действует, все-таки древняя кровь. Оу…

Сухая, стянутая кожаной перчаткой ладонь короля отпихнула Дария в сторону. Дух сделал пару шаг и рухнул, не столько от изнеможения, сколько пораженный этой наглостью. В антрацитовых глазах засверкала ненависть, какой он давно не испытывал и своего рода восхищение. А затем появился азарт.

— Принцесса, — позвал он, но король уже схватил девушку за плечо, к шее прижался нож для бумаг. Луис выволок дочь на улицу, демонстрируя ее князю, как трофей.

— Ну что, князь, готов пожертвовать наследничком? — прикрикнул он, прижимая лезвие к нежной коже.

Доминика заглянула в глаза Ладвигу и на секунду виновато улыбнулась. Чуть пожала плечами и посмотрела вверх. Собравшиеся в лагере князья застыли и проследили за ее взглядом. В этот момент на их головы посыпался мерцающий серебром дождь.

Он словно растворил колдовство Дария, люди поднимали головы и руки, собирали искрящуюся влагу в ладони и, повинуясь неведомому порыву, пили ее, а через секунду начинали хохотать и обниматься. Король на секунду опешил, и этого хватило, чтобы Доминика оттолкнула его руку, вырвалась из хватки и отскочила в сторону. В тот же момент гигантский медведь обрушился на короля всем своим весом и впечатал в землю. Послышался вопль и хруст ломаемых костей, но ответом на это был только смех опьяненных колдовством людей. Доминика и сама начала чувствовать эту чудесную веселость, но сомневалась, что дело было только в чарах. Она подошла к медведю и почесала его за ухом. Тот недоуменно повернулся к ней и наклонил голову. Его глаза были ей незнакомы.

Доминика повернулас направо и увидела еще одного гигантского зверя. Они смотрели друг на друга, словно два отражения. А люди вокруг пили и веселились и среди них громче всех свистел Куно.

Принцесса поправила складки платья и опустила голову в самом изящном поклоне.

— Великий Таиг.

Медведь благосклонно кивнул.

— Ты натворила дел, дитя, — тяжело произнес он и перевел взгляд на остальных потомков. — Но и вы не лучше.

— О, только не говорите мне, что все это представление было устроено только за тем, чтобы развести тут полемику отцов и детей, — простонал вывалившийся из шатра Дарий. — Таиг! Кимне! Ортир! Оннад! Росомаха-как-там-тебя! Раз уж мы все здесь, то можно и обняться!

Все без исключения звери ощерились, глядя на него. Дарий замер, а затем прокрутился вокруг своей оси, превращаясь в крупного черного дракона.

— Хорошо, будет по-вашему, если вам так комфортно, — поцокал языком он.

— Дарий… — процедил гигантский черный волк. Рядом с ним немного нервно жался волчонок, Доминика с улыбкой узнала Сиршена.

— У меня тут предложение — что было, то прошло. Давайте начнем все заново, как старые друзья, — проговорил он и хныкнул. — Я не хочу расставаться со своей силой. Не хочу в дерево. Это вы проспали сотни лет, а я покоя не знал. Вы вообще представляете, что это такое.

Молчание.

— Ну пожалуйста, — пискнул он. Звери подступили на шаг ближе, единой стеной.

— Хорошо, другое предложение. Давайте вы оставите себе Север с его покоем, а мне — Юг. Там сейчас все равно некому править, — он поддел лапой распластавшегося по снегу короля. Тот сдавленно простонал в ответ. — М-м-м, тоже неудачно, я понял. А может, мы с вами вместе установим порядок? Вы поймете, что не такая я уж и гадость и мы…

Стоявший в центре Таиг ударил по земле лапой, и по всему лесу прокатилась дрожь, от которой ухнули даже горы. Звери повторили за ним. Еще и еще раз. А затем они раскрыли рты, и возврух надорвался от грохочущего рыка и рева. Дарий попытался взмыть в небо, но его тут же припечатало обратно к земле. Краем глаза Доминика увидала Куно и остальных чародеев, удерживавших демона с помощью напева. Звери раскрыли пасти еще сильнее, и Дарий в ответ завизжал, истошно, переходя на писк, но было поздно. Его искрящееся чешуей тело начало обрастать каменными пластинами, тяжелеть. От лап к длинной вытянутой шее, к увенчанной рогами голове. Дарий извивался, покуда хватало сил, пока не застыл, и крик не замер в его глотке.

И все стихло.

Эпилог

Тяжелая зима подошла к концу. Из прогалин выглядывали первые цветы. Они были такими белыми, что казались последними слезами уходящей зимы. Куно смотрел, как они поднимают свои увенчанные лепестками головки к солнцу и словно улыбаются его лучам. Он копался в памяти, но никак не мог припомнить такого солнечного дня за последнее время. Он сидел, укутанный в шали и пледы на ступеньках своего домика в лесу, собираясь с силами, чтобы отправиться в свое маленькое путешествие.

Сперва его ждал особняк Доминики в Монте-Маджи. Городок разросся после того, как южные солдаты решили остаться тут. Их никто не принуждал, просто сами согласились, хотя Доминика связывала это с долгосрочным действием чар. Город рос вширь, вокруг него появлялись маленькие поселения и плантации, где чародейские семьи строили теплицы и выращивали скот. Скоро Монте-Маджи должен был соединиться с Бернбергом, и в тоннеле бы отпала необходимость. Но все же им пользовались. Проще было пройти напрямую, чем обходить по кругу, заглядывая в гости к каждому семейству.

Доминика осталась на Севере. Она, конечно, наведалась на Юг вместе с Ладвигом, но только затем, чтобы выяснить, что измучанные войной придворные водрузили на трон еще одного бастарда Луиса. Юноша был еще старше Доминики, красив и, к счастью, не унаследовал отцовской жажды крови. Новый король по имени Маттео был сыном еще одной фрейлины, вышедшей замуж за герцога, так что он неплохо разбирался в государственном управлении. Они с Доминикой неплохо пообедали, договорились состоять в переписке и сотрудничать, и, к удивлению принцессы, свое обещание Маттео сдержал.

Она же осталась подле Ладвига, управляла Монте-Маджи и посещала все магические поселения, появлявшиеся дальше на Севере. Ближе к лету у них с Ладвигом должен был родиться первенец, тогда же планировали провести свадьбу по всем правилам: с множеством гостей, фейерверками и недельными гуляньями.

Как вы поняли, духи не стали восстанавливать защитный барьер вокруг Севера. Они даже не стали задерживаться после победы над Дарием и просто исчезли в лесах, пусть потомки и упрашивали их остаться и поделиться мудростью. Как и многие уставшие родители, они сказали: «Дальше сами» и, если честно, многим от этого стало легче. Ладвигу так точно. Он, конечно, долго дулся на Доминику, но долго делать это ему не удалось. Уже на следующий день после победы, когда король, которому чародеи из милосердия облегчили последние часы, испустил последний вздох, Доминика явилась к князю с планами по восстановлению городов. Он понял, что никакие стены ее не удержат от умения делать так, как она хочет.

Ирвин вернулся на Гряду. Похоронил останки брата, а также взял на себя заботу о его детях. Сперва он думал о том, чтобы оставить при себе его лицо до конца жизни, но все же решил, что пора жить своей жизнью. Он помогал младшему княжичу править, поддерживал его советом и делом с отеческой теплотой, но не забывал навещать и Бернберг, надолго ставший для него домом.

Сиршен унаследовал княжение на самом краю света. Он одним из первых (не без помощи Куно) обустроил чародейское поселение, и жизнь там закипела с новой силой. Городок назвали Карстфельд. А в каждый приезд в Бернберг юный князь оставлял подношение у Щербины, но об отце старался не говорить. Вопреки страхам отца, он прекрасно справлялся с княжением.

Авериа с неизменным достоинством продолжала наставлять более молодых князей. Она старалась помогать советом и делом Доминике, но будущая княгиня мягко отстранялась. Куда охотнее она завела дружбу с внучкой Аверии, Ланой, способной и умной молодой женщиной, которой пророчили стать наследницей, если когда-нибудь старая княгиня соизволит отойти в мир иной.

Фредерик женился второй раз на одной из дочерей Аверии. На первый взгляд она показалась всем спокойной и тихой девушкой, но как только отгремели свадебные колокола, новая княгиня отселила княгиню-мать с ее скопом прислуги в башню, где держали Элизабетту. Она заботилась о старших детях князя и яростно защищала как их, так и своего будущего ребенка.

Хаос каким-то волшебным образом превратился в порядок. Куно довольно кивнул и бросил взгляд на книги Дария, которыми он зачитывался по ночам. Он смог восстановить и переписать многие схемы из древней магии, адаптировать их, но жажда знаний в нем не утихала. Он нашел новый способ утолить его — учить молодых чародеев. В их смелой фантазии рождалось то, чего не могли придумать ни древние маги, ни духи и демоны. Куно поправил одежду и сделал шаг — воздух перед ним расступился, провожая его по незримому тоннелю прямиком к дому Доминики.

Будущая Доминика сидела на диване, обложенная со всех сторон подушками. Уже ставший заметным живот служил подставкой для книги.

— Прививаешь любовь к чтению с малых лет? — хмыкнул чародей.

— «Ха-ха-ха», — закатила глаза девушка и поднялась, чтобы крепко обнять старого друга. — Ладвиг тоже так говорит. А я считаю, что это не самое худшее пристрастие.

— Так никто и не спорит, — улыбнулся Куно. — Доставить тебя прямиком в замок, или именинница предпочтет немного задержаться?

— Предлагаю сделать крюк.

Чародей понимающе кивнул и, мягко поддерживая принцессу, шагнул с нею в открывшийся портал. Он выбросил их на широкой поляне. Земля тут повернулась к солнцу боком, как кошка, и почти весь снег растаял, обласканный лучами. Утопая когтистыми лапами в начавшей пробиваться траве, посреди поляны стоял каменный дракон. Доминика и Куно подошли к нему по чавкающей от влаги тропинке. В руках у принцессы была корзина с угощениями, небольшая фляга вина.

Она оставила все это у его ног и провела рукой по шершавой каменной шее. Куно сделал то же самое и с усмешкой обернулся к принцессе.

— Мне кажется, или мы должны его ненавидеть?

— Возможно. Но часто люди, которые делают нам больно, дают нам самые ценные уроки. И спустя время мы даже готовы их простить.

— Только прощения они не просят.

— Именно. И считают, что все сделали правильно.

Они постояли еще немного и направились к замку. Доминика, словно сама была ребенком, училась заново ходить и держать баланс. Куно не мог перестать смеяться при виде того, как будущая княгиня придерживает живот, чтобы заглянуть к себе под ноги.

Если бы они оглянулись, они заметили бы, как на секунду в каменных глазах появился мерцающий отблеск. Но направлен он был не на них и не на подношение, а на женщину, что вспоминала его в своих странных молитвах. Рядом с ней возился рыжеволосый малыш, которого она называла Аароном и просила защитить.

Конец.

Оглавление

Союз Преданных

  Пролог

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  Эпилог