КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706104 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272715
Пользователей - 124641

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Тень за троном (Альтернативная история)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах (ибо мелкие отличия все же не могут «не иметь место»), однако в отношении части четвертой (и пятой) я намерен поступить именно так))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

Сразу скажу — я

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Азъ есмь Софья. Государыня (Героическая фантастика)

Данная книга была «крайней» (из данного цикла), которую я купил на бумаге... И хотя (как и в прошлые разы) несмотря на наличие «цифрового варианта» я специально заказывал их (и ждал доставки не один день), все же некое «послевкусие» (по итогу чтения) оставило некоторый... осадок))

С одной стороны — о покупке данной части я все же не пожалел (ибо фактически) - это как раз была последняя часть, где «помимо всей пьесы А.И» раскрыта тема именно

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Полдень, XXI век, 2008 № 11 [Борис Антонович Руденко] (pdf) читать онлайн

Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Борис Стругацкий
представляет альманах фантастики

НОЯБРЬ
2008

ШАРАШКА

УДК 312.9

полдень, XXI век
ШАРАШКА
Главный редактор
Борис Стругацкий
www. rusf. ru/abs
e-mail: BStrugatsky@vokrugsveta.ru
Учредитель и издатель:

ООО «Издательство “ВОКРУГ СВЕТА”»
129515, Москва, а/я 6
e-mail: vokrugsveta@vokrugsveta.ru

Размещение рекламы РА «Видео Интернешнл-пресс»:
проел. Вернадского, 53, тел.: (495) 785 55 06,984 63 14, факс (495) 974 62 52.
Распространение продукции «ВОКРУГ СВЕТА» ООО «ВС-Торговая компания»:
тел.: (495) 781 69 47, тел./факс (495) 781 69 48, vs-d@vokrugsveta.ru.

Распространение и подписка
ЗАО «Межрегиональный Дистрибьютор Прессы «МААРТ»:
тел. (495) 744 55 12. e-mail отдела продажи: sl@maart.ru
e-mail отдела подписки: podpiska@maart.ru
Юридическое сопровождение
ООО «Правовое бюро «Омега»:
тел. (495) 232 49 51

Тираж сертифицирован
Национальной Тиражной Службой

Свидетельство о регистрации средства массовой информации
ПИ 77-16622 от 10 октября 2003 г.

Изд.лицензия ЛР № 065684 от 19.02.98

Подписано в печать 06.10.08. Формат 84 х 108 х/32
Гарнитура журнальная. Печ. л. 5.5. Тираж 23400

Заказ № 2681
ОАО «Типография “Новости”»

105005, Москва, ул. Фр. Энгельса, д. 46

ISBN 978-5-98652-219-7

Адрес редакции:

199053, Санкт-Петербург,
1-я линия В.О., д. 28

Тел./факс (812) 328 63 29
e-mail: polden@vokrugsveta.ru

9 785986 522197
Информационная поддержка:

Рукописи не рецензируются и не возвращаются.

Александр Сидорович

Тексты принимаются в формате RTF на дискетах

(«ИНТЕРПРЕССКОН»)

или по электронной почте: polden@vokrugsveta.ru

©Текст, составление, оригинал-макет - ООО «Издательство «ВОКРУГСВЕТА», 2008

Колонка дежурного по номеру
Мне очень интересно, что происходит сейчас с так называемым вну­
тренним цензором?
Раньше, примерно четверть века назад, внутренний цензор (на­
зовем его для краткости ВЦ, как вычислительный центр) был очень
детерминированным вычислительным центром. Область табуиро­
ванного в текстах — тематики, лексики, иронии и юмора — опреде­
лялась им безошибочно, а дальше писателю оставалось решать, как
себя вести. Писать ли снова в стол по принципу «не могу молчать!»
или же постараться обойти эту довольно обширную область, оста­
ваясь все же на поле литературы, то есть не занимаясь поделками
на потребу.
Мы все помним, как решали эту дилемму Стругацкие, баланси­
руя на границе дозволенного и недозволенного.
После победы пролетарской революции демократии и рыноч­
ных отношений цензура была официально отменена, и началась
мучительная борьба литераторов с собственным ВЦ, которая часто
приводила к тому, что писатель настолько смело вторгался в область
ранее запретного, что опять-таки исчезал с литературного поля, ибо
далеко не всё, находившееся под запретом, автоматически станови­
лось литературой при его описании и опубликовании.
Но вот государство, с которым и происходят эти игры, стало
укреплять вертикали и горизонтали, приструнивать оппозицию и
всячески показывать, кто в доме хозяин.
Но цензуру не вводит. Не вводит почему-то. А почему?
Да потому, что не просто надеется, а знает, что ВЦ никуда не
делся. Он охотно просыпается в рядах редакторов, издателей и са­
мих пишущих просто на всякий случай, как бы чего не вышло.
И опять чего-чего, а литературы не выходит.
К чему же я призываю?
Да ни к чему. Писать самым верным творческим методом — как
Бог на душу положит, ибо Бог всегда кладёт правильно, а ВЦ аран­
жирует фальшиво.
Значит ли это, что надо писать смело и лезть в-бутыяку на бар­
рикады? Да никоим образом! Лезть по-прежнему надо только себе в
душу, а опубликуют это или нет — ну разве в этом дело? Или кто-то
всё ещё рассчитывает жить на литературные гонорары?
Александр Житинский

3

«Издательство «ВОКРУГ СВЕТА»

Генеральный директор Леонид Наумов
Директор по производству Евгений Колесов

Главный художник Юрий Токарев

PR-директор Анна Холодова
Директор по распространению Вадим Иваненко

Художники: Николай Панин, Александр Лебедев
Иллюстрация на обложке Николай Панин

Дизайнеры: Елена Кузянина, Станислав Новиков
Технологи: Сергей Соловьев, Сергей Цветков

Координатор Ольга Капустина
Редакция:

Александр Житинский, зам. главного редактора
AZhitinsky@vokrugsveta. ги

Николай Романецкий, отв. секретарь
NRomanetsky@vokrugsveta. ги

Самуил Лурье, редактор отдела прозы

SLurie@vokrugsveta. ги
Елена Минина, редактор отдела критики

EMinina@vokrugsveta. ги

Надежда Бельская, зав. редакцией

polden@vokrugsveta. ги

Общественный Совет при журнале:
Андрей Измайлов
www.mo-nast.tu

Сергей Переслегин

Святослав Логинов

Вячеслав Рыбаков

www. rusf. ru/loginov

www. rusf. ru/rybakov

okh.nm.ru

Евгений Лукин

Михаил Успенский

www. rusf. ru/lukin

ivmv. list. krasline. ru/writers/uspensk

Сергей Лукьяненко

Александр Щёголев
www.litcenter.spb.su/seminar/schegolev

www. rusf. ru/lukian

ПОЛДЕНЬ XXI ВЕК
НОЯБРЬ (47) 2008

Истории
Образы

Фантазии

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ

Шарашка
Повесть

— Мам, не плачь, я заработаю для тебя денег, —
сказал Димка.
Заглянул мне в глаза — и наступил в
лужу; расстроился. Так старался, обходя
острова непролазной грязи, кучи серого снега и потоки талой
воды между ними... Чувствовал, что реально может сделать для
меня самую малость: не промочить ноги.
Нельзя было брать его с собой. Я надеялась, что шестилетний
ребенок не поймет. Хотя нет, ни на что такое я не надеялась, просто
боялась оставить его дома — я теперь панически боюсь отпускать
сына от себя. С тех самых пор, как он забрал его из садика. И вер­
нул — подбросил под дверь — через три дня, потому что у Димки
начался приступ астмы, и он не знал, что делать. Еще и трус.
Сегодня я в очередной раз убедилась, что ничего о нем не
знаю. Оказалось, что он числится замдиректора в своей подопеч­
ной отмывочной конторе и получает легальную, задеклариро­
ванную зарплату ровно на рубль выше прожиточного миниму­
ма. И алименты на Димку по решению сегодняшнего суда будет
платить именно с нее. Суд обязал меня также вернуть бывшему
супругу вещи, переданные мне во временное пользование (спи­
сок прилагается). О том, что он ведет учет своих подарков и кол­
лекционирует товарные чеки, я тоже не знала.
Он и Димку заберет. Рано или поздно. Не обращаясь, есте­
ственно, ни в какой суд. Только сначала даст мне время осознать

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

7

простую истину: я не в состоянии прожить без него. Ему же на­
верняка известно, что я до сих пор не нашла работу, за месяц за­
должала квартирной хозяйке, что золотые безделушки из списка
давно сданы в скупку и даже издержки суда мне не по карману.
Впрочем, подавать в суд было с моей стороны глупой ошибкой, —
это он уже дал мне понять.
И Димке.
— Я буду мыть машины, мам. Сегодня я видел, один мальчик
помыл... его машину, так он ему пять баксов дал. А это же нетруд­
но, только надо баллончик купить...
Снежная грязь расползалась под ногами; я тоже угодила в
лужу по щиколотку. Уже смеркалось. На той стороне улицы све­
тилась витрина гастронома, слева на стекле виднелась старомод­
ная надпись «Кафетерий».
— Да ну тебя, Димка... Пирожное хочешь?

Кафетерий слегка отдавал бомжатней. Но что делать—денег
на чистенький фаст-фуд у меня все равно не было. По крайней
мере, здесь запрещалось курить, и воздух портила только вонь
дешевого гриля и пережженного кофе. Я усадила Димку подаль­
ше от двоих алкашей, квасивших у окна, и подошла к стойке.
— Один чай с лимоном, один кофе. Пирожное корзиночку...
они свежие?
— Эклеры посвежее, — доверительно сообщила продав­
щица.
— Тогда эклер. И... — я поколебалась, — ...стаканчик крас­
ного вина. Кагора, если есть.
— Есть портвейн.
— Хорошо, давайте.
Вот так и спиваются. Сначала стаканчик красненького для
снятия стресса, потом два стаканчика покрепче, а там и по сто
грамм в каждой подвернувшейся «наливайке». А Димка будет
мыть машины. Своей никчемной матери на опохмелку.
Он всегда говорил, что я никчемная. Каждый раз, когда я про­
бовала критиковать его бизнес, о подробностях которого узнавала
из новостей. Он постоянно напоминал мне, на чьи средства я суще­
ствую. То бишь убиваю время по бутикам, саунам и салонам красоты,
пока он вкалывает, как проклятый, благородно рискуя здоровьем, не­
рвами и жизнью. И не сомневался, что без него я никак не смогу.
Но я же смогла! Я же ушла от него — с маленьким чемода­
ном в одной руке и сонным Димкой, виснущим на другой. Если

8

истории, образы, фантазии

и взяла подаренные им побрякушки, так ведь это только на пер­
вое время. Я собиралась устроиться на работу. Уверена, что до
сих пор у меня ничего не вышло не без его помощи; да и вряд ли
случайно нас утке четыре раза без предупреждения выгоняли со
съемных квартир. Конечно, я могу преувеличивать масштаб его
возможностей...
Но могу и преуменьшать. Я ведь до сих пор ничего толком
не знаю.
Нужно брать Димку и уезжать куда-нибудь подальше от его
«района», туда, где можно будет начать новую жизнь. С нуля.
Не может же быть, что я и вправду абсолютно ни на что не спо­
собна...
В институте,, помнится, я всей группе писала «бомбы» для
экзаменов. И по ядерной физике, и по электронике, и по сопро­
мату. Причем даже не по книжкам, — а так, из головы.
Хотя когда это было...

***
— Да точно, она!
Не ори. Быть не может.
— Она-она, разуй глаза. Алка!..
Димка вздрогнул и обернулся, положив мимо блюдца надку­
шенное пирожное. Я придвинулась ближе вместе с пластмассо­
вым стулом, положила руку на плечо сына. И только потом мед­
ленно повернула голову.
Двое бомжей у окна призывно махали руками. Третьим, мол,
будешь?.. Я нервно усмехнулась, все крепче стискивая Димкино
плечо. Если это его люди, то вряд ли нам сейчас будет до смеха.
— Да ну, тебе показалось.
— А я говорю... Алла!.. Алка!
Я непроизвольно оттянула веко к виску: жест, от которого
так и не смогла избавиться — даже в самых дорогих контактных
линзах. Он всегда говорил, что выгляжу я при этом полной иди­
откой. Ну и наплевать. И на то, что он там говорил, и тем более
на то, как я выгляжу.
Бомжи чуть ли не ликовали — особенно тот, что помоложе,
в бурой дерматиновой куртке с рыжими проплешинами и россы­
пью грязных пятен, похожих на архипелаг. Второй, бородатый,
вел себя сдержаннее; накануне он, похоже, ночевал в луже... Всетаки мы сели слишком близко. Но куда дальше — в кафешке на
четыре столика и одну стойку вдоль стены?
— Ты их знаешь, ма? — безразлично спросил Димка.

ЯНА ДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

9

Огромным куском пирожного зажевал панику. Измазался в
креме. Я промокнула ему губы салфеткой. Не смотреть.
— Нет, конечно... подожди, — обернулась через плечо, смор­
гнула, снова коснулась уголка глаза. — Женька?..
— Ну, Колька, теперь видишь?! Узнала!!!
...Очень-очень серьезный мальчик. Когда кто-нибудь описы­
вал его по памяти, то непременно говорил: «В очках», хотя очков
Женя как раз и не носил. Чуть ли не единственный в группе ни­
когда не пользовался на экзаменах моими «бомбами». Учился за­
очно где-то еще, кажется, на юридическом. Имел разряд по шах­
матам. Играл за городскую сборную в брейн-ринг...
Жизнерадостный алкоголик с рыже-сизой щетиной недель­
ной давности.
Такова жизнь. На тот случай, если я еще сомневалась.

***
А второй был Коля с параллельного потока. Только его очень
старила борода.
За их столик я, конечно, не пересела. Они сами перебрались
к нам, распространяя такие странные запахи, что и не назовешь
банальной вонью. Отдавало даже дорогим одеколоном... неуже­
ли внутрь? Чуть не рассмеялась вслух.
Димка методично четвертовал на блюдце оставшуюся поло­
вину эклера, не поднимая головы. Я похлопала его под столом
по колену: ничего, мы сейчас уйдем. Вряд ли они за нами увя­
жутся.
— ...в общаге заседали. Ну, помнишь, Колян, мы тогда с ре­
бятами еще на областном «брейне» всех сделали...
— Да нет, гонишь. Последний раз — это когда дипломы от­
мечали. Всем курсом.
— Ха! Так Алки уже с нами не было. Она с четвертого курса
замуж выскочила, забыл?
— Что, прям так и осталась без диплома?
— И правильно сделала. Кому он на фиг... Правда, Алка?
Я кивнула, соглашаясь неизвестно с чем и в какой-то степени
поддерживая разговор. Напрасно. Надо просто вставать и ухо­
дить. Уже.
— В общем, да, — философски изрек Коля. — Бабы ценны
для человечества другим местом. Вон какого парня произвела, а?
Как тебя зовут, огурец?
Ответный Димкин взгляд зацепил меня лишь по касатель­
ной, но я все равно вздрогнула, явственно почувствовав холод

10

заточенной стали. Он тоже умел так смотреть. И ничем хорошим
это не заканчивалось.
— Дима, — поспешно бросила я. — Ребята, нам пора идти.
Здорово было встретиться. Увидите кого из наших, переда­
вайте...
— Мы?!
— Увидим?!!
Одновременно высказавшись, бомжи переглянулись и за­
шлись нездоровым хохотом. Никакой логике их изумление не
поддавалось, но меня это волновало меньше всего. Поднялась,
сдернула с пластмассовой спинки стула сумочку за полторы с
чем-то тысячи долларов. Порезанную в автобусе, с потертой руч­
кой — не продашь...
— Я не доел пирожное, мама.
В Димкином голосе прозвучала все та же ледяная заточка.
Пирожное тут не при чем. Он не хочет бежать. Поджимать хвост
перед какими-то...
Я села, положив сумку на колени:
— Доедай.
— В школу ходишь? — продолжал допытываться Коля. Сквозь
наросшую на нем кору из самых разных составляющих Димкина
сталь, видимо, не пробивалась. — Ав футбол умеешь играть?
Димка сосредоточенно жевал. Чай у него кончился, запить было
нечем. Может, взять ему еще стакан сока?.. Тут, наверное, не очень
дорого... Черт возьми, неужели я не могу купить своему ребенку
стакан сока, не рассчитывая при этом бюджет на месяц вперед?!
— Папка играет с тобой в футбол?
Димка!!!
...Его нигде не было, ингалятора, ни в косметичке, ни в кар­
машке, — но я же никогда его не выкладываю!!! — вытряхнула
содержимое сумочки прямо на столик, на полупустые чашки и
пластиковые стаканчики, на крошки пирожного, до сих пор зал­
пами разлетавшиеся из Димкиного рта. Вокруг которого уже сгу­
стилась бледная синева.
Димка перегнулся пополам, надрывно кашляя, задыхаясь,
пытаясь схватить хоть капельку воздуха — и снова кашляя, каш­
ляя... Бородатый Коля неловко поддерживал его за плечи и еще
более неловко пытался постучать по спине. А Женька, нависнув
над стойкой, кричал что-то про телефон и «скорую» прямо в рав­
нодушную, как пустая витрина, морду продавщицы...
На самом видном месте. Прямо на блюдечке, перемазанном
эклеровым кремом.

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

11

Я схватила флакончик, запрокинула Димкину голову прямо
на руках у перепуганного Коли, прыснула спреем. Сейчас должно
отпустить. Сейчас...
Димка дышал.
А я, упав всем телом на шаткий столик, неудержимо, истери­
чески плакала.

***
— Козел. Ну надо же, какой козел!
Коля возмущенно перекинул стопарик. Женька присоеди­
нился. Я сглотнула; еще немного, и действительно выпью с ними
на троих. Мне уже предлагали. Поморщившись, помешала в ста­
канчике кофе пластмассовой палочкой, похожей на весло.
Димкина голова у меня на коленях была тяжелой и теплой.
Спал. Я ритмично гладила его мягкие волосы; пока не проснется,
я никуда отсюда не двинусь. Что бы там ни думала себе продав­
щица с пустой витринной мордой за стойкой. И ее отражение в
темно-синем ночном стекле.
Кофе тут был мерзкий, особенно когда начал остывать. Мне
его взял Женька. Кавалер в замызганном дерматине...
— Что ты теперь будешь делать, Алка? — негромко спросил он.
Я молча пожала плечами. За ножку столика закатился мой
косметический карандаш; осторожно, чтобы не разбудить Дим­
ку, наклонилась поднять.
— Не надо, — сказал сверху Женькин голос.
— А куда ей идти? — возразил Колин, более низкий и хри­
плый. — Этот козел все равно жизни не даст. Да еще с дитем.
— Я понимаю. Но как ты себе представляешь?..
— Ты же сам говорил, она умная баба. Разве нет?
-Да.
Я выпрямилась:
— О чем это вы?
Они молча перебрасывались через стол выразительными
взглядами. Не сговариваясь, сдвинули стопки, и Женька споро
наполнил их ровно по золотые ободочки. Выпили.
— Так вот, — медленно заговорил Коля. — Я, конечно, не
знаю, насколько это тебе подойдет, Алла... Наше дело предложить,
а решай сама. Есть одна контора, где можно заработать хорошие
бабки. И, главное, твой козел тебя там не достанет. Никогда.
— Интеллектуальная работа, — встрял Женька. — Ты же в нашей
группе лучше всех шарила сопромат, я помню. И физику. Черт, Алка,
если б ты тогда согласилась пойти к нам в команду, мы бы, наверное...

12

истории, образы, фантазии

— Подожди, — его ностальгия меня не интересовала. — Вопервых, что за контора? Во-вторых, какое вы имеете к ней отно­
шение?
Бывшие однокашники снова переглянулись. Грустными иро­
ническими глазами.
— Мы там работаем, — усмехнулся Женька.
— Понятно.
До чего надо было дойти, чтобы, пусть на полминуты, при­
нять всерьёз предложение работы, исходящее от двух бомжей —
вперемешку с одеколонным перегаром, впрочем, уже перебитым
нормальным, дешевоводочным. «Хорошие бабки»!., весело. Во
всяком случае, должно быть весело...
Без четверти десять. Вот-вот продавщица вступит в свои пра­
ва указать нам на дверь более убедительно, с помощью милиции.
Будут орать, материться, разбудят Димку... И правда, куда мы с
ним пойдем?!
— Ничего тебе не понятно, — сказал Коля.
— Ну так объясни ей! — почему-то раздраженно прикрикнул
на него Женька; Димка у меня на коленях вздрогнул, завозился.
— Все объясни.
— Мы оттуда сбежали, — усмехнулся бородатый. — Но, види­
мо, будем возвращаться. И можем прихватить тебя с собой. Там
действительно можно скрыться от кого угодно. Жить в абсолют­
ной безопасности. И в самом деле, ты на нас не смотри, зараба­
тывать очень неплохие деньги. Если мозги на месте, разумеется.
— Что это за контора? — сдержанно повторила я свой пер­
вый вопрос.
Женька усмехнулся тоже. Левой половиной рта:
— Шарашка.

***
— Я семь лет не открывала учебников. Если б вы дали мне
возможность повторить...
— Как, говорите, вас зовут?.. Да-да, Аллочка. Аллочка, мне
не нужно, чтобы вы за кем-то повторяли. Мне нужна ваша свет­
лая головка. Я верю, что она у вас светлая. Как у нас в народе
говорят? Доверяй, но проверяй. Загрузите тест номер восемь. Да­
да, с восьмерочкой на пиктограмке...
Этот человек мне не нравился. Точно в таком же балагурно­
задушевном стиле общался Толик, его телохранитель и «доверен­
ное лицо». Добрый дядя Толик, который носил Димке апельсины,
шоколадных зайцев и теплые стреляные гильзы. Он любил по­

лна ДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

13

вторять, что не хотел бы внезапно услышать за спиной Толиковы
шаги, и оба покатывались со смеху. Я тоже не хотела бы. Только
мне при этом не было смешно.
Женька и Коля узнаваемо описали мне его — директора «ша­
рашки», как они это называли. Но он совершенно не выглядел
большим начальником. Вернее, старался не выглядеть. Он ста­
рался казаться кем угодно, лишь бы не тем, кем являлся на самом
деле.
Кабинет директора больше всего походил на приемную в
средней руки офисе: в таких меня выдерживали по полчаса перед
тем, как предложить перезвонить на той неделе. Дерматиновое
кресло, в котором неформально развалился начальник, шаткий
фортепьянный стульчик подо мной, кушетка, где уже второй час
стоически скучал Димка. Компьютер с выпуклым монитором: от
мерцания строчек слишком мелкого шрифта начинали зудеть и
слезиться глаза.
Я кликнула на восьмерку. Перевернуть горизонтально — бес­
конечность. Никогда это не кончится...
Что я здесь делаю? Зачем оно мне нужно?
Секретное предприятие государственного значения... дей­
ствительно, не мог же и он называть свою контору «шарашкой».
Не в вывеске дело; кстати, ничего похожего на вывеску даже в
виде шапки на документации здесь не было и близко. Если верить
директору, они обеспечивают сотрудника и его семью (Димку!)
отдельным коттеджем на территории, охраняемой по специаль­
ному разряду. Гарантируют абсолютную конфиденциальность.
И готовы предложить оплату в размере...
Женька называл почти вдвое большую сумму. Наверное, надо
было торговаться. Нет, не надо. Главное, чтобы они правда...
Я понятия не имею, правда ли хоть слово из того, что говорит
этот веселенький человек с лысиной в полголовы и бородавкой
на левом крыле носа. Я не в состоянии разгадать его игру. И даже
подыгрываю ему как-то неловко и жалко:
— Я начинаю, да? Ну, поехали!
— Поехали-поехали, Аллочка. Да не волнуйтесь вы так.
Задачки по элементарной физике. Простенькие, для пер­
вого курса, да еще и с четырьмя вариантами ответов. Но с
каждой ступенью теста ускоряется ритм, мигая сумасшедшим
таймером в углу монитора, и вот уже невозможно что-то ре­
шить, только кликнуть на наиболее вероятный вариант... на
тот, который интуитивно кажется правильным... на ближай­
ший к курсору...

14

истории, образы, фантазии

Конечно, я им не подойду. Не с моим умением споро двигать
заедающей мышкой. И можно будет, наконец, забрать Димку —
кажется, он уже втихаря что-то рисует шариковой ручкой на ку­
шетке — и уйти. Куда-нибудь.
Кстати, везли нас довольно долго. В длинной дорогой маши­
не с затемненными стеклами. Неправильно затемненными, так,
что ничего не было видно — изнутри. К тому же была уже глубо­
кая ночь.
Машину вызвал Коля из автомата, стрельнув у какого-то
позднего прохожего телефонную карточку. Водитель ни капельки
не удивился, пуская в салон двух зловонных бомжей; короткий
диалог между ним и бывшими однокашниками прошел мимо со­
знания. Прогнувшись в пояснице под тяжестью сонного Димки, я
думала совсем о другом. О том, что сейчас придется возвращать­
ся на нашу съемную квартиру — а куда еще? — и что делать, если
под дверью нас встретят кое-как набитые чемоданы. Но не соби­
ралась же я, в самом деле, садиться в какую-то...
Если бы в нескольких метрах не остановился другой автомо­
биль. Тоже очень дорогой и длинный. И приветливо так не по­
сигналил в бодреньком ритме, по очереди мигнув передними и
боковыми фарами.
Димка плакал долго и безудержно, пока не заснул, вздраги­
вая не в такт плавному движению автомобиля. И я отключилась
следом, незаметно для себя самой, уверенная, что продолжаю
вглядываться в ночь за неправильными стеклами. Потом вроде
бы куда-то шла, и Димку кто-то, не помню кто, нес на руках...
А проснулись мы уже утром. В том самом «коттедже на террито­
рии». Кстати, ничего так коттедж.
И территория мне понравилась: чистый снег и огромные со­
сны, между их верхушками кружилось небо. Димка так и дошел
до административного помещения, запрокинув голову — подбо­
родок выше веснушчатого носика, — и пару раз ликующе вскри­
кивал, заметив белку на стволе. По утрамбованной тропинке
прыгала сойка с голубыми крыльями, она взлетела только тогда,
когда мы подошли вплотную. Провожала нас улыбчивая девуш­
ка, не отвечавшая на вопросы о Женьке и Коле, да и вообще ни
на какие вопросы.
...Безумное мельтешение на мониторе. Бездумные клики
мышкой: в белый свет как в копеечку. При чем тут элементарная
физика?.. Как больно глазам...
Зажмурилась:
— Все. Я больше не могу.

ЯНА ДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

15

— Вот и славненько. Еще пару-тройку тестов, и будем опре­
деляться с вами, Аллочка... Ну ладно, ладно, не смотрите так!
Завтра. Сегодня вы с сыном наши гости. Отдыхайте.
Из-под ресниц текли слезы, смешанные, наверное, с тушью.
Голос вероятного работодателя звучал мягко, как удобное крес­
ло. Сегодня мы его гости. А значит, нас никому не достать.
Сегодня.

***
— Смотри, мам, она прямо из пальцев берет!
Димка кормил белку засахаренными орехами. Предвари­
тельно обкусывая сахар, чтоб у белочки не заболели зубки». Бел­
ка терпеливо ждала, склонив головку набок и помахивая серым с
рыжинками хвостом. Дождавшись, зажимала орешек в лапках и
начинала деликатно грызть.
Нигде не было видно ни души.
А надо кого-нибудь найти. Желательно Женьку с Колей... а
впрочем, нет, лучше кого-то другого. Их версия о шарашке мне
известна, однако у других, менее экзотичных сотрудников может
быть и своя. Если эти другие вообще захотят со мной говорить...
Так или иначе попробовать необходимо. И еще хотя бы приблизи­
тельно определиться, где мы географически находимся. В общем,
понять, что она из себя представляет — внешне и по сути — эта
шарашка.
— Мам, —Димка поднялся с корточек, и белка ускакала. —
Хочешь, я пойду на разведку? Во-он там за лесом какие-то до­
мики.
— Коттеджи, — машинально отозвалась я. — Мы оттуда
пришли, забыл?
— Точно. Тогда неинтересно. А с той стороны, видишь?., тру­
бы. Одна, две... восемь. И еще две маленьких. Я сбегаю, узнаю,
что оно такое.
Я уже кивнула. Тоже машинально. И опомнилась лишь тог­
да, когда он сорвался с места, просыпав на снег пару орешков из
пакетика.
— Стой!!!
У него всегда была мертвая хватка, будто браслет наручни­
ков. А я достаточно долго прожила с ним. Не настолько, чтоб
научиться высвобождаться из захватов, но чтобы перенять тех­
нику — вполне.
— Никуда ты не сбегаешь. Сейчас мы вместе вернемся в кот­
тедж. Сказали, что обед подадут туда. Ты голодный?

16

истории, образы? фантазии

— Нет, — буркнул Димка — обиделся. Ничего. Я его от себя
не отпущу. Ни на шаг.
Между прочим, там, возле коттеджей, реально встретить
кого-нибудь из сотрудников. Особенно в обеденное время.
Было очень тихо. Никаких городских шумов: ни жужжания
отъезжающей машины, ни отголоска радио, ни единого ‘инду­
стриального звука с той стороны, где торчали над лесом трубы.
Ничего похожего на отдаленный гул шоссе или железной доро­
ги. В небе — сосновые лапы под шапками снега. Хоть бы самолет
пролетел, что ли.
Мелькнула безумная мысль взобраться на сосну и осмотреть
оттуда окрестности. Вид на шарашку с высоты сойкиного полета.
Я усмехнулась. В самый раз — в длинном пальто и сапожках на
каблуках; левый каблук, кстати, шатается.
Да и хорошенький был бы пример для Димки.

***
Димка категорически отказывался есть. Нельзя было хватать
его за руку, ни в коем случае, я же знаю... И чем острее прореза­
лось чувство вины, тем более — жизненно! — важным казалось
добиться, чтоб он поел. Какой идиотизм.
— Дим, ну посмотри, как вкусно: грибочки’ картошка...
Ты же любишь! Ну что с тобой?! Не пойдешь гулять, пока...
Ты слышал, что я сказала?
Он мрачно молчал, глядя мимо тарелки.
Я подошла к окну. У коттеджей, когда мы вернулись, тоже
никого не было: на стол успели накрыть раньше и, по-видимому,
только нам. Везде — глухие ставни, как если б здесь вообще ни­
кто не жил. Но от общей тропы к каждому крыльцу вела аккурат­
ная, словно геометрически вычерченная, тропинка, протоптан­
ная в снегу.
И вдруг я увидела человека. Высокого мужчину, бодро шагав­
шего из лесу по направлению к нам. Вернее, надо думать, к себе,
в один из соседних домиков.
Перехватить. Познакомиться. Срочно.
— Не хочешь — не ешь, — бросила я. — Но ты наказан!
Я сейчас ухожу, а ты останешься здесь и не смей с места тро­
нуться! И чтобы к моему возвращению все съел, понял, Дми­
трий?
Ни капли логики. Бедный Димка.
...Главное
успеть увидеть, в какой именно коттедж он
войдет. Потом постучаться, попросить соль или спички... нет,

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

17

пожалуй, лучше утюг. Если утюгами тут укомплектованы все
коттеджи, он объяснит. А я спрошу еще о чем-нибудь из области
местного быта. Так и разговоримся. Только бы увидеть, не ло­
миться же потом во все коттеджи подряд...
Мне повезло. Мужчина вообще не вошел в дом, а расположил­
ся на деревянной скамейке перед крыльцом, вытянув длинные
ноги и зажмурившись навстречу солнцу, как будто загорал. В ме­
новой шапке, сапогах и чуть старомодном укороченном пальто.
Легенда меняется. Просто поздороваться, а там по обстоя­
тельствам.
— Здравствуйте, — сказал он. Как будто разглядел сквозь
опущенные ресницы не только меня, но и мои намерения. —
Присаживайтесь. Скамейка совсем теплая.
— Спасибо, — я опустилась рядом.
— Не люблю зиму, — доверительно признался мужчина. —
И, знаете, она никогда не заканчивается вовремя. Во всяком слу­
чае, здесь.
Переспросить, где именно «здесь», было бы слишком. Я улыб­
нулась:
— Да... В городе уже почти все растаяло.
— Вы ездили в город?
Равнодушие в его голосе было таким всепоглощающим, что я
моментально в нем усомнилась. Ответила приветливо:
— Я только что оттуда.
Еще равнодушнее:
— Ну и как?
— Да ничего особенного. Холодно, сыро, грязь повсюду... Тут
гораздо лучше.
Внимание. Отследить его реакцию.
— Да, конечно же, лучше... Безусловно.
Он не изменил позы. Только теперь она почему-то казалась
противоестественной. Похоже, я допустила какую-то серьезную
ошибку. И ничего не остается, кроме как держать паузу.
Протянулось полминуты. Затем человек встал, зябко пере­
дернул плечами, поплотнее запахнулся в куцее пальто.
— Задувает, — сказал он. — Пойду я, пожалуй. Приятно было
пообщаться. Успехов.
Воздух был прозрачен и неподвижен, как хорошая водка в
тонком стакане. Солнце блеснуло на золотом ободке: обручаль­
ное кольцо. Коттеджами на территории обеспечивают сотруд­
ника с семьей. Мы соседи, будем видеться часто. Сегодня же я
познакомлюсь с его женой.

18

истории, образы, фантазии

Он ступил на крыльцо и внезапно, глядя мимо меня, спросил:
— Но этот невообразимый ужас на площади хотя бы снесли?
Точь-в-точь как на тесте. Мышка, курсор, варианты ответов.
Быстро. Еще быстрее:
— Что вы, до сих пор стоит. И, знаете, люди привыкли. Уже
не обращают внимания. Туристы даже фотографируются...
— Какое п-позорище, — это прозвучало как гораздо более
сильное слово. —Ладно, простите. Всего вам наилучшего.
Он прошел в дом. А я развернулась и медленно двинулась к
нашему с Димкой коттеджу.
Да, то, что стоит у нас на главной площади — действительно
позорище. Но меня это давно не волнует, равно как и подавля­
ющее большинство жителей города. А сначала общественность
действительно протестовала, интеллигенция писала коллектив­
ные письма, деятели искусства выступали в прессе... я помню.
Хотя лично мне и тогда было по большому счету все равно.
Вот-вот должен был родиться Димка.

***
— Мам, я поел, честно. Чуть-чуть осталось.
Не глядя на полную тарелку, прижала его к себе. Крепко. Еще
крепче...
— Мам, пусти, больно...
Пустила. Отошла в конец кухни, присела на скользкое клеен­
чатое сиденье углом. Надо подумать. Пока есть время, тайм-аут,
пока не приходится принимать решение в бешеном темпе бес­
смысленного теста...
Шесть лет. Шесть лет этот человек не был в городе. Что само
по себе ни о чем не говорит: каждый может вести такой образ
жизни, какой считает нужным. Но он шесть лет не имел доступа к
информации о происходящем там! Если б имел, то был бы в курсе
того, что до такой степени его волнует... наверное. Точно.
Ограничение свободы передвижения, если это входит в усло­
вия контракта, можно объяснить спецификой работы и, в прин­
ципе, принять — особенно в моем случае, в нашем с Димкой. Но
свобода информации?
Ее ограничивают только в тюрьме. И то далеко не во всякой.
«Шарашка».
«Мы оттуда сбежали».
Так что же, хватать Димку в охапку и бежать отсюда, пока
не поздно? Мимо коттеджей, по лесу, через ограду — надеюсь,
это не бетонная стена в два с половиной метра, колючей прово-

ЯНА ДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

19

локой сверху и автоматчиками по периметру? — и на трассу, там
поймать первую попавшуюся машину в противоположную от го­
рода сторону... если, конечно, удастся сориентироваться. Да и в
любом случае — что дальше?
— Мам, что мы дальше делаем? — спросил Димка. — Ты обе­
щала гулять.
Пожалуйста, без лишних резких движений. С чего это вдруг
я запаниковала? Ну, попался странноватый, возможно, не со­
всем адекватный сосед. Разве можно строить какие-то выводы
на основании сведений, полученных из одного, к тому же вряд
ли достоверного источника? Тем более что и сведений-то я, если
разобраться, не получила, в сущности, никаких.
До вечера масса времени, и желательно употребить его с поль­
зой. А если все, что мне удастся сегодня разузнать, будет работать на
ту же самую гипотезу... Я откажусь, только и всего. А еще лучше —
завалю ко всем чертям следующий тест, и добрый работодатель с
бородавкой на носу откажется от меня сам. И вот тогда...
И вот тогда подумаем вплотную, что делать дальше.
— Мама!
— Что «мама»? Хочешь сказать, ты уже одет? Не вижу.
— А куда мы идем?
— В гости.
Мгновенная заминка. Дернулись уголки губ, в глазах прыг­
нул страх — или показалось?
И нормальное детское:
— Уррра-а-а!!!

***
Пять коттеджей подряд оказались запертыми и безмолвны­
ми, словно кафешки на зимнем пляже. Ни дымка из трубы; ну
допустим, может быть, здесь везде электрокамины. Ни протали­
ны на окнах, сплошь затканных морозными узорами: намерзло
за день? Сотрудники на работе — а чем заняты члены их семей?
Или семьи тут не у всех? А может, штат шарашки недоукомплек­
тован, и многие дома стоят пустые?
Коттедж, куда вошел мой давешний собеседник, тоже не по­
давал признаков жизни. Ушел? Значит, все-таки живет один, не­
смотря на обручальное кольцо... бывает. Или, возможно, его жена
тоже работает здесь какой-нибудь поварихой или лаборанткой.
— Мам, смотри!
На дороге кто-то рассыпал зерно, и по снегу деловито прыга­
ли воробьи и синицы. При нашем с Димкой появлении они даже

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

21

не взлетели, только слегка откочевали в сторону для приличия.
Непуганые. Тут вообще есть кому их пугать?
С другой стороны, подкармливать-то есть кому.
Мы поравнялись с шестым коттеджем, и я без особой надеж­
ды повернула голову: равнение направо. И затормозила.
На крыльце стояла женщина. Пышная, морозно-румяная, с
красным ветастым платком на плечах. Увидев нас, она разулыбалась и призывно замахала руками:
— Поднимайтесь, поднимайтесь! Смелее!
— Мы к этой тете шли, да? — шепотом спросил Димка; я кив­
нула. Мы поднялись на крыльцо, свежеочищенное от снега, но
все равно скользкое, как паркет, натертый мастикой. Я придер­
жала Димку за руку.
— Сейчас самовар поставлю, — женщина широко распахну­
ла перед нами входную дверь. — Новенькие, да? Я и смотрю —
новенькие. Вы проходите, не стесняйтесь... Меня Марфой зовут.
— Алла, — машинально представилась я.
Дверной проем был занавешен густым тюлем. Когда я отвела
его в сторону, обнаружилась пестрая занавеска, под ней — что-то
вроде полога, плотного,
чуть ли не войлочного. Казалось, этим многослойным пре­
градам не будет конца, я даже удивилась, когда рука пробилась,
наконец, в пустоту. Втолкнув Димку перед собой, вошла в прихо­
жую, по-деревенски заставленную мешками, коробами и корзи­
нами. Впереди снова покачивался тюль, за ним угадывался силу­
эт стола и толстого самовара на нем.
— Разувайся, — шепнула я Димке.
— Я тебе тапочки дам, — с готовностью подхватила Мар­
фа. — Или лучше носки? Носочки хорошие, чистая шерсть, сама
вязала, в три нитки! Как тебя зовут, деточка?
— Дима, — ответил после паузы, решив «деточку» все-таки
простить.
Снял куртку и шапку, разулся, натянул носки. Пока хозяйка
за ними бегала, чуть-чуть отвел тюль и подглядел в щель, а затем
конспиративно отвернулся в сторону. Мне, если честно, тоже хо­
телось. Интересно. Ведь коттедж стандартной планировки, точно
такой же, как у нас, но глядя изнутри, никогда не скажешь.
Марфа широким жестом откинула занавеску, и мы прошли в
горницу... светлицу... что-то в этом роде, не называть же такую
комнату попросту гостиной. Пестрые дорожки и вывязанные кру­
гляши на полу, вышивки по стенам, сундуки, крытые кружевны­
ми покрывалами, кровать с высокой периной и горой подушек,

22

истории, образы, фантазии

иконы в углу, самовар, скатерть-самобранка, расписные чашки,
горки ватрушек и пряников на блюдах. Хозяйка с ее платком и
румянцем прекрасно вписывалась в интерьер.
— Аллушка, Димушка, садитесь! Самовар вот-вот закипит...
'Гут сахар, тут мед, варенье вишневое, абрикосовое. Есть еще ма­
лина с красной смородиной, я вам принесу, подождите...
— Спасибо, — я попыталась ее остановить, но женщина всетаки метнулась в смежную комнату, взмахнув очередным поло­
гом. Мы с Димкой переглянулись. Он тоже пока не знал, что об
этом думать.
Хозяйка вернулась, выложила в вазочку новое варенье и при­
нялась разливать чай. Я придвинула к ней чашку и с места рину­
лась в нужный разговор:
— Марфа, ваш муж работает здесь?..
Уточнить, где именно, показалось странно неуместным. Ни­
как не в стиль.
— Да, там, в шарашке, — беззаботно откликнулась она. Мах­
нула рукой в сторону окна с милыми деревенскими занавесочка­
ми. — Программист он у меня.
Я кивнула, как будто и ожидала услышать что-то подобное.
А разве нет?
— И дети ваши тоже тут?
— Деток Бог не дал, — виновато улыбнулась Марфа. Я сму­
тилась, и она спешно добавила: — Но вообще в поселке ребяти­
шек много, и такого возраста, как ваш, парочка есть. Будет, с кем
играть, не волнуйтесь.
— Мам, а почему они не гуляют? — шепотом спросил Димка.
Действительно, почему?
Марфа услышала:
— Так ведь в школе, наверное.
Хорошо, что здесь есть школа... Отпила чаю и поперхнулась,
поймав себя на ложном, неправильном течении мыслей: будто я на
все уже согласилась, прикидываю бонусы и удобства... Не рассла­
бляться! Я должна узнать как можно больше о жизни этой Марфы и
ее мужа тут, при шарашке. Как давно они здесь? Покидали ли хоть
раз ее территорию? Что вообще им дозволено, а что запрещено?
Сколько зарабатывает ее муж, и на что они тратят деньги? Как об­
ставляли и обживали свой коттедж? Из чего она варит варенье?..
Я прикидывала перечень вопросов, разглядывая печку с
изразцами. Дыма над коттеджем не было — видимо, электри­
ческая, стилизация. А выглядит, будто настоящая... как и все
остальное.

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

23

Димка уничтожал ватрушки с пряниками и поминутно тя­
нулся за добавкой; разумеется, дома же совсем не поел. Словоо­
хотливая Марфа подливала чаю и щедро удовлетворяла мое лю­
бопытство. Складно и логично, без малейшего прокола.
Они уже скоро пятый год как здесь живут и очень довольны.
Оно ведь совсем не то, что в городе. Там она, Марфа, жуть как ску­
чала, среди асфальта, лифтов и заносчивых городских соседок; да
и муж, даром что специальность хорошая, современная, все вре­
мя работу менял, нигде удержаться не мог, уже и пить начал, и ру­
гаться, мол все из-за нее, жены, дуры деревенской. Если б еще де­
тишки, оно бы, наверное, легче стало... да что говорить. Вовремя
она подвернулась, эта шарашка. Спокойно тут, привольно. И муж
подобрел да поздоровел, и хозяйство наладилось, а чего б ему не
наладиться, если денежки водятся, заказать в местном магазине
что хочешь можно, хоть хрусталь богемский, но в основном она
утварь из родительского дома привезла. Выпустили, конечно, а с
чего бы не выпускать-то? Муж — тот вроде бы не выезжал, точно,
а зачем ему? А вы, Аллушка, абрикосового вареньица еще не про­
бовали. .. Абрикосы здешние, тут знаете сад какой!..
— Очень хотелось бы познакомиться с вашим мужем. Он ско­
ро вернется?
Марфа безмятежно махнула рукой:
— А кто его знает. У них рабочий день... как это... не-норминированный.
— Ненормированный, — подсказал Димка.
— Да-да, ну и умненький же деточка! По-всякому бывает.
Если какой срочный проект ведут, может и неделю ночевать не
приходить. А могут и выходных несколько сразу дать, только мой
этого не любит. Работящий он!
— А сегодня? — решила все-таки допытаться я. — Неужели
он вас не предупреждает, если сверхурочная работа?
Хозяйка широко улыбнулась:
— А оно мне надо? Это в городе вечно названивал, если что,
а потом сидишь как дура и переживаешь, — покосившись на
Димку, интимно понизила голос, — правда, мол, работа у него
или по бабам? А тут мне и так спокойно. Шарашка! Ничего с ним
не случится, да и сам не учудит, начальство не даст.
— Начальство?
— Начальство — лучше не бывает, — убежденно изрекла
Марфа. — Если твой еще сомневается, так ему и скажи.
И я вздрогнула, и синхронно со мной вздрогнул Димка, рас­
плескав чай, к счастью, на блюдце, а не на белую скатерть, и надо

24

истории, образы, фантазии

было срочно взять себя в руки, ведь ничего не случилось: дей­
ствительно, не могла же деревенская женщина предположить,
что я сама — вероятный сотрудник шарашки, а не чья-то жена...
Ничья я не жена. Мы развелись. Он не имеет на меня ника­
ких прав. И никто не имеет. Я свободна. Если мне здесь не понра­
вится, мы с Димкой тут же уедем. Куда-нибудь.
— Мам, — прошептал он, тронув меня ногой под столом, —
пошли, а?
Я глянула в окно. Сквозь тюлевые узоры просвечивало густо­
синим. Вечер... уже? Однако мы и вправду засиделись. Пора.
— Спасибо, Марфа, — поднялась я из-за стола, и Димка под­
скочил следом. — Приятно было познакомиться.
— Если вдруг, что, заходи, Аллушка, не стесняйся, — хозяйка
окончательно перешла на «ты» и выглядела слегка разочарован­
ной: видимо, надеялась на мою ответную откровенность в жанре
семейной мелодрамы. Переживет.
Накинув пальто, я ждала в прихожей, пока оденется и пере­
обуется Димка; он, как всегда, копался, особенно с носками. От­
давая их Марфе, забыл про «спасибо», пришлось подсказать ка­
санием за плечо и выразительным взглядом. Красивые носочки,
толстой узорчатой вязки, точно Димкиного размера...
Откуда они в ее доме, если у нее нет и никогда не было де­
тей?

Димка шел по тропинке с запрокинутой головой, и приходи­
лось придерживать его, чтобы не оступился и не поскользнулся.
Голубоватый снег скрипел под ногами, вокруг была морозная
синь, а там, наверху, — звезды. Огромные и бело-желтые, как
россыпь неоновых лампочек.
— Мам, а вон Большая Медведица!
— Вижу.
— Сейчас Малую покажу. Там Полярная звезда, по ней всегда
можно дорогу найти.
— Было бы неплохо.
У меня остановились часы. Надо было спросить время у Мар­
фы, но у нее дома я еще об этом не знала. Во сколько сейчас тем­
неет? Уже, по идее, позже, чем в середине зимы. И как я могла
целых полдня провести за чаем...
А может,так и было задумано? Они же прекрасно знали — ру­
ководство шарашки, что я попытаюсь собрать информацию тут,
в поселке. И сделали мне подставу. Мягкую, обволакивающую, с

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

25

самоваром, ватрушками и бабьей откровенностью. Сомнитель­
ной, как электрокамин в дизайне русской печки.
Я глянула вдоль коттеджной улицы. Ни над одной крышей
по-прежнему не поднимался дым. Свет в окошках горел выбороч­
но, кое-где. Попробовать еще раз? Не исключено, что за каждым
из светящихся окон ждут именно меня. Передернула плечами и
покрепче сжала Димкину руку.
— Мам, я ее не вижу.
— Кого?
— Малую Медведицу! Может, ее тут вообще нету?
— Может... То есть нет, так не бывает. Она, наверное, гденибудь за крышами или за деревьями.
— А-a. Жалко.
Кроме звезд и редких оконных квадратов, никакого осве­
щения. Ни души, ни единого звука, если не считать наших крах­
мально хрустящих шагов. Видимо, здесь не принято шумно рас­
слабляться по вечерам. И гулять — тоже; что там говорила Марфа
насчет детей? Правда, возможно, для прогулок и отдыха тут отве­
дено какое-нибудь специальное место.
Поискать? Прогуляться, скажем, в сторону главного корпу­
са, где я сдавала утром тесты. Если не ошибаюсь, идти по тропе
мимо коттеджей и дальше, никуда не сворачивая, через лес...
В лесу водятся ручные белки. И не исключено, что кто-нибудь
еще... покрупнее и не столь ручной.
Димка оживленно выискивал в небе знакомые созвездия,
причем знал он их довольно много. Не помню, чтобы я ему по­
казывала. А кто? Неужели он?
Мы поравнялись с нашим коттеджем. Или наш следую­
щий? — засомневалась я.
И накатила злость, ярость, жгучая досада на собственную
неприспособленность, никчемность, бессилие. Даже сориен­
тироваться в считанных темных домиках!.. даже определить­
ся, наконец: вернуться ли к себе или стукнуть для пробы еще в
чье-нибудь окошко! Не говоря уже о том, чтобы действительно
оценить ситуацию, разобраться, принять решение. Оставаться
здесь, с блеском выдержав завтрашние тесты и радуясь неожи­
данно привалившей удаче, или прямо сейчас бежать куда глаза
глядят, сквозь черный заснеженный лес, наугад, ориентируясь
разве что по звездам... Он был прав: я не могу — сама. Не говоря
уже об ответственности за Димку.
Так, собраться, взять себя в руки. Вот этот коттедж — наш.
Точно.

26

образы, фантазии

— Мам, я не хочу, давай еще погуляем! — запротестовал
Димка.
— Нам с тобой завтра рано вставать, — я ступила в собствен­
ный след на деревянной ступеньке. — Очень важный день зав­
тра, Дим.
Он кивнул, со вздохом поднялся на две ступеньки выше.
И спросил:
— Мам, а что такое «шарашка»?

***
— Блестяще, Аллочка, просто блестяще! Честное слово, я
счастлив заполучить настолько перспективного сотру... Чтонибудь не так?
— Ничего. Глаза.
Я тщетно пыталась проморгаться, унять резь под веками; за­
предельная скорость теста — не сравнить со вчерашним! — про­
должала мельтешить в голове, и зрачки метались туда-сюда, не
желая остановиться. Почему у них тут такой плохой монитор?..
— Не волнуйтесь, это пройдет. Поздравляю, можете считать
себя принятой на работу в наше учреждение. С испытательным
сроком, разумеется.
— Разумеется. Только...
Я о чем-то забыла. О чем-то важном. О чем-то — мягко сказа­
но, вся моя хитроумная стратегия, тщательно продуманная вчера
в тиши и темноте, сереющей к рассвету, под ровное Димкино со­
пение и душный жар подушки, пошла прахом, выбитая из голо­
вы безумной тестовой программой. Рассчитанной, по-видимому,
именно на такой эффект. Никакой это вообще не тест, просто
глушилка для мозгов... Сейчас мне подсунут договор, и я подпи­
шу, не читая, не могу я сейчас читать. Все продумано. Включая
выпуклый мерцающий монитор на суперсовременной, судя по
скорости, машине.
— Вам что-то не нравится, — участливый голос над
ухом. — Как жаль. Высказывайте ваши замечания, попробуем
договориться.
— Не совсем замечания... Но мне хотелось бы более четко
представлять себе...
Из приемной высунулась секретарша:
— Шеф, вас там второй час добиваются.
— Ты сказала, что я занят?
— Он все равно звонит. Какой-то Анатолий, начальник при­
ватной службы безопасности...

ЯНА ДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

27

Рухнуло что-то большое и металлическое, хороня в грохоте
его имя. Я резко обернулась — навстречу затравленному Димки­
ному взгляду поверх поверженной этажерки в ореоле разлетев­
шихся бумаг.
Димка пробормотал «извините» и присел на корточки.
— Впервые слышу, — сказал начальник. — Аллочка, может
быть, вы знаете, кто это?
Я пыталась поставить на место этажерку, почему-то неров­
ную, шаткую. Обернулась через плечо, незаметно сжав Димкины
пальцы. И выговорила, почти не размыкая губ:
— Нет.
— Вот и славно, — улыбнулся он. — Танюша, передай этому
Анатолию, что мы с Аллой ни его, ни его босса знать не желаем.
А телефончик на всякий случай зафиксируй.
Повернулся ко мне, сияя тридцатью двумя зубами, маслены­
ми глазками, бородавкой, превосходством:
— На чем мы остановились?
Я молчала.
Молчала и думала о том, что здесь, наверное, вполне можно
жить. Что Марфа, жена программиста, весьма довольна и счаст­
лива. Что мне совершенно необязательно знать, какие еще мону­
менты возведут в нашей столице за последующие пять-шесть лет.
Что тут, кажется, есть другие дети Димкиного возраста и вроде
бы школа. И что свобода — это, в первую очередь, когда ты ниче­
го, никого и ни за кого не боишься. А уж этого человечка с боро­
давкой я бояться не буду. Никогда. Даже заключив с ним самый
кабальный договор.
За спиной снова хлопнула дверь, и знакомый голос произнес:
— Я уже. Не рано?
Мой новый начальник миролюбиво отозвался:
— Нет, Евгений, в самый раз.
Щурясь и мигая, я посмотрела. Женька стоял в дверях, он
был чисто выбрит, одет в безукоризненный костюм, и если опи­
сывать не глядя, непременно припомнились бы элегантные очки
в тонкой оправе. Хотя очков он как раз и не носил.
Чуть-чуть потупил глаза.

***
— Считаешь меня подлецом?
— Как ты догадался?
— Я редко догадываюсь. Предпочитаю логику.
— Правильно предпочитаешь.

28

истории. образы, фантазии

Мы шли по коридору. Слишком долго шли, никуда не сво­
рачивая, не поднимаясь и не спускаясь. Что это за здание такое,
длинное, словно гигантская коробка от лампы дневного света? Ни­
каких окон не было, только двери без просветов и табличек да кру­
глые плафоны над каждой третьей, я посчитала. Женька скользил
рядом со мной изящно и бесшумно, как хороший танцевальный
партнер, независимо от того, ускоряла я или замедляла шаги. Дим­
ка плелся сзади. Он устал. Он давно перестал что-либо понимать.
Я тоже.
— Я хотел бы тебе объяснить, Алла. Все не совсем так, как
т ебе кажется.
— Слушаю.
— Подожди, сейчас... Вот, — пройдя еще несколько метров,
он притормозил у двери, точно такой же, как все остальные. —
Здесь мы кофе пьем. Давай зайдем, посидим.
Толкнул дверь, легко подавшуюся внутрь. Небольшое пустое
помещение с голыми стенами, окном, завешенным жалюзи, че­
тырьмя пластиковыми столиками без пятен и пепельниц и кофей­
ным автоматом в углу: рационально. Действительно, не держать
же в шарашке богемную кофейню. Или кафетерий для бомжей.
— Тебе с молоком, без? — Женька занес над автоматом скриничные пальцы. — Мальчику какао возьму, хорошо? Кстати, ты
так и будешь его за собой таскать? Давай позвоню Коляну, пу­
скай в детскую комнату отведет, у нас есть.
— Нет!!!
Намертво вцепилась в Димкины плечи. Не отпускать от себя.
11ока не разберусь. Пока не... прекрасно понимая, что разбирать­
ся уже поздно. Но все равно.
— Как хочешь, — Женька поставил на стол два пластиковых
стаканчика. Придвинул один к Димке: — Пей, парень, и помал­
кивай, хорошо? У нас серьезный взрослый разговор.
— Воспитывать будешь своих детей, — бросила я; лишнее.
11одняла глаза: — Ну?
— Кофе пей. И успокойся. По крайней мере, попробуй.
— Попробую.
В условной кафешке было тихо и сумеречно. Глаза отдыхали,
постепенно проходили мельтешение и резь. Пожалуй, здесь хоро­
шо. Буду при каждом удобном случае забегать сюда на кофе.
— Конечно, мы с Николаем не могли тогда рассказать тебе
всего. Но мы не врали ни словом, это точно. И теперь, когда ты с
нами работаешь...
— Ты уверен? Я пока ничего не подписывала.

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

29

—Брось, Алка,—он держал пластиковый стаканчик изящно, слов­
но чашечку виндзорского сервиза.—Бумажки тут не имеют ни малей­
шего значения. Как, впрочем, и везде, только у нас честнее. Ты стала
сотрудником шарашки в тот момент, когда въехала за ворота.
— Хочешь сказать, отсюда никого не выпускают? — сощури­
лась, припоминая Марфу и ее фамильные вышитые подушки.
— Нет, почему... Выпускают. Тех, насчет кого известно точ­
но, что они вернутся.
— Откуда известно?
— Ну, причины у всех разные. Главное — моментально их
вычислить, а здесь это умеют. Даже если они спрятаны где-то глу­
боко, а уж тем более, когда лежат на поверхности.
Не смотреть на Димку. Не смотреть.
— У меня — на поверхности, правда?
-Да.
— Потому вы с Николаем меня и... — заманили, завлекли,
завербовали; как напыщенно, мелодраматично, тьфу, — ...сюда,
за ворота?
— Мы с Николаем хотели тебе помочь. И помогли.
Усмехнулась, отпила кофе. Кофе хороший, даже удивитель­
но, и не скажешь, что из автомата. На улице, похоже, выгляну­
ло солнце: стол перечеркнули ярко-белые параллельные полосы
из-под жалюзи. Отогнула пластину: на уровне глаз покачивались
заснеженные сухие травинки, ниже — глухо, черно. Почти под­
земелье. Но ведь мы никуда не спускались?..
Женька допил кофе и поставил стаканчик на стол.
— Ты не понимаешь, Алла... Вернее, все ты понимаешь,
только не хочешь сама себе признаться. Я тебе расскажу, как
оно было у меня. Пока универ, аспирантура — мне казалось,
будто жизнь прекрасно удается. Смешная стипендия, интриги
на кафедре, ВАК этот долбаный с его неограниченной властью...
сущие мелочи, так я их воспринимал. А зато любимая тема. На­
шел, знаешь ли, себя. Мне всегда это казалось более важным,
чем...
— Чем? — я уже догадывалась, куда он клонит.
— Чем все остальное. Защитился. И вдруг — пшик. На ка­
федре меня не оставили, работу, хоть немного близкую к специ­
альности, не нашел. Даже, поверишь ли, чуть в армию не загре­
мел, и загремел бы, если б не мама... Полгода жил у нее на шее.
А отом устроился в одну маркетинговую компанию при крупном
мобильном операторе, у меня же второе высшее — юрфак. Кста­
ти, Коля помог, у него там сестренка работала референтом. И, с

30

и v. р и. - ’ v х

и

г 5* ? и т*

точки зрения нормального обывателя, все наладилось: зарплата,
престиж, белый воротничок...
— И глубокий интеллектуальный кризис.
— Не язви, Алка... Ты, может быть, не почувствовала до та­
кой степени, ты женщина, у тебя ребенок... Понравилось, Дима?
Хочешь еще?
Димка молча отказался. Демонстративно — без единого
звука.
— А у меня — ничего... ни единой отдушины. Только пусто­
та, напыщенность и человеческая глупость вокруг. Наша коман­
да по брейну распалась где-то через год после универа... да нет,
вру, еще раньше.
— Трагично.
— Перестань. Когда разум не находит ни малейшего приме­
нения, жить становится невыносимо. Не хочу лезть в твою лич­
ную жизнь, тем более при сыне, но не сомневаюсь, что и ты взбун­
товалась в первую очередь из-за этого, уже потом все остальное.
11осмотри мне в глаза и скажи, что это неправда.
— Это неправда.
— Я же сказал, посмотри мне в глаза...
Я обернулась от окна. Сам Женька глядел в столешницу, ссу­
тулив плечи, уже не элегантный, а какой-то тусклый, усталый.
Димка искоса рассматривал его — кажется, с интересом. При­
кидывал, наверное, как мог настолько умный дядечка распивать
водяру в кафетерии на пару с таким же бомжом. Мне и самой лю­
бопытно.
— Ближе к делу, Женька. Я уже поняла, кто-то добрый про­
никся твоими проблемами и порекомендовал обратиться в ша­
рашку. И настало тебе счастье. В какой форме, меня интересует?
Вскинул голову:
— Что?
— Чем ты здесь занимаешься? Только, пожалуйста, покон­
кретнее.
Женька улыбнулся. Заговорил с готовностью, сначала тепло
и спокойно, затем, по нарастающей, все увлеченнее, азартнее.
И фразы становились все более многоступенчатыми, терминоло­
гия — все сложнее, и вот я уже не припоминала с ходу значения
некоторых слов, а каких-то, возможно, и вовсе не знала, застопо­
рившись на уровне четвертого курса... И вся эта абракадабра — с
точки зрения восхищенного Димки с уже распахнутыми в упор
глазами — звучала для меня ностальгически, словно полузабы­
тая, любимая когда-то мелодия.

ЯНА ДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

31

Редкие барышни-однокурсницы, благополучно повы­
скакивавшие замуж еще на первом-втором, без малейших
эмоций бросив учебу, изумлялись когда-то: и как ты его се­
чешь, Алка, этот сопромат?.. А преподаватели уважали. И с
каменными лицами подписывали потом, перед академкой,
обходной лист. Физику, Ивану Ильичу, я тогда поклялась не­
пременно вернуться... вот только не помню, смотрел^ ли при
этом в глаза.
А он... он никогда не упускал случая напомнить, кем я могла
бы стать, не встреть вовремя его. Сидела бы ассистенткой на ка­
федре в своем задрипаном универе — по сколько там у них зар­
платы? — и то если бы о-очень крупно повезло. А так — слоня­
лась бы со своим красным-распрекрасным дипломом по биржам
труда. Говорят, их там завались, дипломированных физиковматематиков. И поначалу их еще чем-то не устраивают вакансии
дворников и техничек.
.. .Женька рассказывал.
— Интересная тема, — прервала я.
Он вздрогнул, словно споткнувшись с разгону, однако тут же
просиял и предложил воодушевленно:
— Хочешь, я попрошу, чтобы тебя направили к нам в лабора­
торию? Нам как раз не...
— Что ты делал в городе?
Не стала уточнять, где именно и в каком виде. Поймет.
Он, конечно, понял. Воодушевление сошло с лица, располз­
лось, как талый снег под ногами. А затем его лицо словно подер­
нулось тонкой корочкой льда. Сказал отчетливо, с хрустом, будто
проламывая ее каблуком:
— Прости, но это мое личное дело. Шарашка тут не при чем.
Не проецируй на себя, это бессмысленно.
— А Николай?
— Николай... — Женькино лицо постепенно оттаивало. —
Ты, его, наверное, плохо помнишь по универу, он же не с нами
учился. Он такой. У него дружба всегда была на первом месте.
Все равно я не имел права его втягивать... Ладно. Не будем об
этом больше, хорошо?
— Один вопрос еще можно? — быстренько переглянувшись с
Димкой, я снова смотрела в упор. — Что вам за это было?
Пауза. Первая ощутимая пауза за все время нашего раз­
говора.
— Ничего, — наконец сказал он. — Ничего нам за это не было.
— Потому что вы в компенсацию привезли меня?

32

истории, образы, фантазии

Вторая минута молчания. Димка заерзал, закачался на стуле,
затем встал и подошел к аппарату; не сломал бы там что-нибудь.
Но прикрикнуть, отозвать его было нельзя. Я держалась взглядом
за Женькины глаза. Он должен первый. Заговорить, нарушить
тишину.
— А ты злая, Алла, — выговорил негромко, сквозь зубы.
— Да уж, не скажи.
— Ты так ничего и не поняла.
— А ты, бедненький, старался, объяснял... Мне одно любо­
пытно: а если б я оказалась полной дурой? Нулем без палочки по
результатам тех долбаных тестов?! Абсолютно бесполезной для
вашей шарашки — что тогда?!
— Ты не могла оказаться полной дурой.
— Почему? Как известно, женщины замужем стремительно
глупеют. Особенно во время беременности. И особенно если...
Димка что-то нажал в автомате, и тот отозвался утробным
свистом и бульканьем сифона. Я вздрогнула. Молчать. Не надо,
не продолжать, не позволять себе сорваться с катушек, не...
— Дим, не трогай ничего, ладно?
— Я только... — обернулся, напоролся на мой безумный
взгляд, понял. — Хорошо, мам.
Женька встал, подошел к нему, кажется, хотел потрепать по
плечу или погладить по голове, но Димка превентивно отступил
на шаг в сторону. Сотрудник шарашки, счастливый, в общем-то,
человек, если не считать некоторых невыясненных личных дел,
привычно пробежался пальцами по кнопкам и забрал с подстав­
ки дымящийся стаканчик кофе.
_.
— Куда теперь? — спросила я его в спину. — Покажешь мне
место работы?
Обернулся, отпил, поморщился:
— Да ну его... Обед скоро.

***
— Вечером выставляешься, — предупредил Коля. — Ты мо­
рально готова?
— Что? Ну, во-первых, я не готова материально...
Во-вторых, Димка опять ничего не ел. Возил полную ложку,
словно груженый корабль, туда-сюда по борщу, иногда чуть при­
поднимал над тарелкой, кренил набок, аккуратно сливая содер­
жимое, и за все время пару раз донес практически пустую до рта.
/(слать замечания, уговаривать, заставлять при посторонних
было категорически нельзя.

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

33

Из посторонних, кроме Женьки и Коли, за столиком на
шестерых сидели молодой человек, похожий на Женьку, как
родной брат, только действительно в очках, и маскулинная
девушка с короткой стрижкой и крупными руками. Ели энер­
гично, целеустремленно, переговаривались коротко, сплош­
ными профессионализмами. Столик был отгорожен от про­
чих белой ширмой полутораметровой высоты, и, если встать,
можно было бы разглядеть людей за соседним столиком и
даже, наверное, макушки тех, кто размещался дальше. Но я
не вставала.
— Насчет материально не волнуйся, — Николай смачно за­
глотнул ложку борща. — Руководство приветствует вхождение
нового сотрудника в коллектив и все такое. Ну, и мы не с пусты­
ми руками заявимся, будь спок.
Женька и его клон в очках синхронно кивнули. Девушка до­
ела первое и резким движением поменяла перед собой местами
тарелки. Димка проследил за манипуляцией тоскливым взгля­
дом. Я опустила глаза к своей тарелке, полной почти до краев;
хорошенький пример. Зачерпнула, поднесла ко рту. На вкус борщ
был как трава. Или мне так показалось.
Маразм какой-то. С чего это вдруг я должна «выставлять­
ся»? — не определившись еще, где я нахожусь, на каком свете, в
убежище или в ловушке, не дав, по сути, ни на что согласия! — со­
вершеннейший маразм...
— Корпоративная традиция, — в такт моим мыслям сказал
Женька. Или тот, второй.
В шарашке?!
— У вас для этого есть специально отведенное место? — по­
старалась вложить во фразу побольше сарказма, и вышло, по­
хоже, неуместно: все, включая большерукую девушку, подняли
головы и воззрились на меня. Димка сглотнул и наконец-то с>ел
полную ложку, поморщившись, как от уксуса.
— Для чего? — переспросил Коля. — A-а... Нет, мы после ра­
боты прямо к тебе. Не выгонишь?
Он смотрел на меня чуть искоса, прищурив глаза, в бороде
пряталась смешинка и висела пара тоненьких кусочков свеклы.
Заросший, в свитере грубой вязки, Николай гораздо меньше, чем
Женька, изменился с недавних пор загадочного бомжевания, а
потому иррационально вызывал куда больше доверия. Я улыбну­
лась в ответ:
— Посмотрим.
Девица на том конце стола серьезно кивнула.

34

истории, образы, фантазии

Димка спал.
Он отключился сразу же, как только мы вернулись до...
тьфу, какое там домой, в коттедж. Я пару минут недоуменно та­
ращилась на стол, где громоздились багеты и фрукты, баночки
с икрой, маринованными грибами и оливками, сыры и балыки
в вакуумной упаковке, колбасы и зелень, аккуратно стояли по
росту бутылки минеральной воды, вин, водки и коньяка. Потом
обернулась — а сын уже сопел наискось кушетки, одетый, в одном
сапоге. Разула, кое-как раздела и провела в спальню сонного, на
автопилоте. Бедный Димка.
Он таскался за мной стоически, без единого звука, хотя
вообще-то давно должен был начать потихоньку ныть и каню­
чить, еще в ближайших к выходу лабораториях, которые мы
пробежали галопом, не притормозив ни у одной конструкции,
представляющей жгучий интерес для мальчика шести лет. Затем,
дальше и ниже, уже не было дневного света, только длинные лам­
пы и медитативные картинки в ложных окнах, не было аппара­
туры, одни письменные столы с ноутбуками и небрежные кивки
в ответ на быстрое «здесь у нас такой-то», и так далее, далее, и
невозможно не то что сориентироваться — даже прикинуть хотя
бы приблизительно количество сотрудников... Там Димка совер­
шенно отрешился от происходящего, перестал чем-либо интере­
соваться, лишь экономно передвигал ноги и молчал, молчал...
Надо что-то с этим делать. С самой собой, со своим болезнен­
ным эгоистичным страхом. Предлагали же детскую комнату!., и
не однажды. Правда, так ее и не показали, что довольно стран­
но, — но, может быть, она где-то в другом корпусе, территория
большая, нереально успеть всюду за один день.
Продукты на столе выглядели аппетитно, особенно оливки,
мои любимые, с кусочками маринованной морковки вместо ко­
сточек. Корпоративная традиция, надо же. Все регламентированно и предусмотрено, ни малейшей возможности уклонить­
ся, спустить на тормозах. Темнеет. Скоро, наверное, начнут
сходиться.
Вздохнула, откупорила баночку и бросила в рот оливку. За­
тем положила полуметровый багет вдоль доски и взялась за нож.
...Первым заявился Николай в сопровождении маскулинной
барышни; у меня еще практически ничего не было готово. Пока
он, балагуря, выставлял на стол разнокалиберные бутылки — за­
пасы спиртного почти удвоились, — его спутница энергично взя­
лась за нож и принялась производить бутерброды со скоростью

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

35

конвейера на пищевом комбинате. Резала хлеб она толсто, икры
и масла намазывала, наоборот, маловато, — но, если разобрать­
ся, не все ли мне равно?
— Ну что, Алка, осваиваешься понемногу? — Коля выхватил
из-под ножа округлую попку багета и сунул в рот. — Сейчас наши
соберутся, перезнакомишься со всеми... А где твой парень?
— Спит.
— А, ну ничего, мы по-тихому. Дверь закрой поплотнее, тут
звукоизоляция хорошая.
В дверь снова постучали, ввалилась компания в пять-шесть
человек, у одного парня за спиной торчала гитара. Я послуша­
лась Колиного совета, мимолетно заглянув в спальню: Димка ды­
шал тихонько и ровно. Громко клацнул язычок дверной ручки;
меня передернуло, захотелось немедленно открыть снова, пере­
проверить, лишний раз убедиться... Нет, ну нельзя же так, это
уже похоже на паранойю.
— Девчата, накрывайте на стол! — громогласно командовал
Кто-то из вновь пришедших. — Живенько, живенько, время не
ждет, завтра всем на работу...
— Правда, давайте-ка уже по первой! — включился Нико­
лай. — Хозяйка, где стаканы?
— Кажется, были... одноразовые...
Крутнулась вокруг стола, разыскивая упаковку пластиковых
стаканчиков, безразмерно-длинную и чуть изогнутую, как бивень
мамонта; что за ерунда, не могла же такая закатиться, скажем, в
щель... нуда, конечно, лежит на самом видном месте, и тарелки,
и вилки, надо распаковать, а тем временем сходились все новые
и новые люди, моего личного участия во встрече гостей, похоже,
не требовалось. Может, они вообще перейдут на самообслужива­
ние, а я потихоньку проберусь в спальню, к Димке?..
— У всех налито? Ну, вздрогнули!
Я выпила и задохнулась: черт возьми, чего они мне налили?!.,
сама виновата, надо было отслеживать. Да и вообще — собраться,
сосредоточиться, поймать момент, действительно перезнакомить­
ся со всеми, разузнать как можно больше про эту... шарашку...
— А шеф будет? — спросила негромко, для затравки.
— Нет, зачем, — отозвался Женька; когда он пришел и как
оказался рядом, я не помнила. — У нас все вечеринки нефор­
мальные, без начальства. Меня Олег зовут.
Недоуменно вытаращившись на него, сообразила: тот па­
рень в очках, который сидел с нами в столовой. Потрясающее
сходство. Допустим, так даже лучше.

36

истории, образы, фантазии

— Чем ты тут занимаешься?.. Ничего, что я на «ты»?
Олег не возражал. Заговорил с готовностью, и если не об­
ращать внимания на очки, стал совершенно неотличим от
Женьки: пугающе те же интонации, лишь понятийный аппарат
чуть-чуть другой, побольше терминов, незнакомых недоучкечетверокурснице с другой специализацией; неважно. Этот тоже
счастлив. И остальные — наверняка.
— По-моему, пора налить.
— Ага, и пускай Леха скажет...
— Может, лучше хозяйка?
Этого еще не хватало. Заметалась взглядом по чужим лицам:
Коля, Женька?!.. Ненавижу произносить тосты, особенно...
— Стоп-стоп-стоп! Сейчас же третий!
— Третий, точно!
Странно, второй я, по-видимому, пропустила. Слегка рас­
слабившись, снова заскользила глазами по физиономиям толпы,
уже в поисках прекрасных дам: любопытно, есть еще кто-нибудь,
кроме меня и той стриженой, мазавшей бутерброды?..
И тут прозвучало хором раскатистое, громогласное:
— За шар-р-рашку!!!
— Корпоративная традиция, — подмигнул Женька. Правда,
Женька; его появление я тоже проморгала. Машинально отпила
все той же огненной отравы, впрочем, ничего на вкус. Ну да, ша­
рашка — она ведь тоже дама. Прыснула прямо в лицо кому-то из
аккуратно выбритых клонов, и он — кто?., а, без разницы, — по­
нимающе разъехался широченной улыбкой в ответ.
На возбужденное разноголосое гудение наложился пробный
звук гитарных аккордов. Ну вот, сейчас начнут орать песни. По­
косилась на дверь спальни: Николай говорил, что здесь хорошая
изоляция, да и вообще пора избавиться от навязчивого невроза
по поводу Димки, в первую очередь ради него самого. Позволить
себе расслабиться. Хотя бы чуть-чуть. Пускай в рамках чужих
корпоративных традиций.
На далекой Амазонке не бывал я никогда,
Никогда туда не ходят иностранные суда...

Старая-престарая, такая хорошая детская песенка, Димка был
бы в полном восторге... хотя почему детская, Киплинг все-таки, да
и Димка тут не при чем, сколько можно? И почти знаешь слова, и
подпеваешь, не слыша своего голоса в мощном хоре нестройных ба­
ритонов и теноров, и прерываешься, чтобы отпить еще глоточек —

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

37

прикольная штука, надо бы выяснить, что оно такое, — и закусить
оливкой с морковинкой вместо косточки, всегда было интересно,
как ее туда засовывают, не вручную же... Кто-то в порыве джентль­
менства придвигает пластиковую тарелку, полную бутербродов с
икрой, по четыре икринки на каждом, кто ж так намазывает?! — а,
да ладно... А песня уже другая, про физиков-лириков-романтиков,
когда-то слышанная, но не больше, так что можно перекусить в пол­
ную силу. От икры хочется пить, воды я имела в виду, а вы что нали­
ли? Нет, вино хорошее, верю, но ведь, если по науке, то градус надо
повышать... правда, я не уверена, опыта маловато...
Он не позволял мне пить. Хотя сам то и дело возвращался,
нализавшись как лошадь. У него это называлось «деловые пере­
говоры», хи-хи...
Смеюсь раскатисто и громко. Кажется, впервые за последние
восемь лет я позволила себе посмеяться — над ним.
За окном черно-синий холодный вечер излета зимы, а у меня
тепло и светло, ко мне в гости пришли в своем большинстве не­
знакомые, но такие милые, веселые, непосредственные люди,
они поют и пьют, хохмят и чокаются, и мне хорошо с ними, как
бывало разве что давным-давно, на студенческих вечеринках в
общежитии. Ничего в ней нет плохого и тем более страшного,
в этой шарашке, раз тут работают такие люди. Вон, кажется,
мелькнул мой сосед, ценитель стиля в архитектуре, и муж Мар­
фы, программист, наверняка тоже здесь, я же не знаю его в лицо.
Надо бы перезнакомиться со всеми... вот только никак не запом­
нить за раз столько имен... ну да еще успеется. Что мы доем?.,
уже ничего? Тоже правильно, надо же и пообщаться, поговорить,
ведь тут собрались умные люди, ученые, интеллигенты, все те,
кому не досталось мест под солнцем и даже в тени — там, за во­
ротами...
А я будто бы хотела кого-то о чем-то расспросить, что-то раз­
узнать, раздобыть какую-то там информацию... Хотела?
— Нет, ты мне скажи, — не уверена, обращаюсь ли к Женьке,
к Олегу или к кому-нибудь еще. — Честно скажи: на кого вы тут
работаете?., то есть мы. То есть шарашка. Шеф — он кто?
Мне объясняют, и всецело удовлетворенная ответом, я глубоко­
мысленно киваю. Детали услышанного тут же расползаются, как рас­
тревоженные муравьи, но детали — не главное, а главное то, что...
— Я хочу сказать тост. Вы слышите? Тост!!! У кого пусто —
налейте! Вот. Как здорово, что все мы здесь... конец цитаты...
Все смеются, тянутся ко мне пластиковыми стаканчиками,
чокаются без звона, вдогонку хором изображают звон, выпива­

38

истории^ образы, фантазии

ют, наливают снова, опять вступает гитара, но петь никому не
хочется, разве что подурачиться кошачьими голосами... Димку
разбудят... не разбудят, звукоизоляция...
Слишком громко. И вообще — я устала. На столе почти
ничего не осталось, только огрызки бутербродов и фруктов да
несколько оливок, раскатившихся по скатерти. Выпить, прав­
да, еще есть, похоже, каждый из гостей приволок с собой по
бутылке. Парочку нераспечатанных демонстративно прячу в
подвесной шкафчик, до следующего, мол, раза. Понятливые
гости тут же бросаются на помощь: разливают по стаканам
недопитое, сгребают в мусор посуду, хорошо, что одноразо­
вая, не надо мыть. Попеременно жму чьи-то руки, прощаюсь
до завтра — уже до сегодня — шуточка повторяется и повто­
ряется в ритме тиканья часов.
...На часах половина пятого. Я сидела, съежившись, на кле­
енчатом кухонном уголке. Пусто и очень холодно. Кажется, про­
водив гостей, я пооткрывала для проветривания окна и двери, а
сама задремала прямо здесь. Ничего себе.
Встала, позакрывала шпингалеты и дверной замок. В голо­
ве шумело, но руки вроде бы слушались, почти не дрожали. Что
ж, можно еще поспать по-человечески пару часов перед началом
первого трудового дня. Щелкнула выключателем на кухне и про­
шла в спальню.
После ярких кухонных ламп глаза не отличали рассеянный
свет ночника от темноты. Почти наощупь добралась до кровати,
широкой, смятой... совершенно холодной.
И на ней не было Димки.

***
Крахмальный скрип снега под ногами — отстает от стреми­
тельного бега.
Бледнеющие звезды над головой — обгоняют.
Морозное стекло, сотое по счету:
— Откройте!!!
Не открывают.
Последний коттедж в поселке, черном и мертвом, как забро­
шенное кладбище. Ни одного огонька. Ни одного движения в от­
вет на отчаянный барабанный стук в окна и двери. Глухая, будто
гранит, тишина отовсюду, даже из обжитого сельского домика
гостеприимной Марфы. Все эти люди, что каких-то несколько ча­
сов назад балагурили, пели и пили у меня на кухне, — куда они

ЯНА ДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

39

могли подеваться?!., если они вообще были, а не привиделись в
многоступенчатом кошмаре... который, наверное, продолжается
до сих пор...
Сначала я думала, Димка сам вышел на улицу, проснувшись
посреди ночи и не найдя меня рядом. Да, он должен был пройти
через кухню, но маленький ребенок со сна мог заметить в пер­
вую очередь не меня, прикорнувшую в углу, а как раз наоборот —
распахнутую дверь. Уже выбежав в ночь, сообразила: надо было
проверить, на месте ли его сапоги и курточка... но возвращаться
не стала. На перетоптанном снегу возле коттеджа не рассмотреть
никаких следов, а за резкими квадратами света от окон и дверно­
го проема — непроглядная темень... если б хотя бы фонарик!
Но не мог же он уйти далеко. Глаза привыкли к темноте
быстро, привыкли достаточно, чтобы увидеть движущуюся фи­
гуру на фоне снега... и даже неподвижную. Нелепо, но первые
несколько минут я металась вокруг коттеджа молча, не решаясь
почему-то потревожить абсолютную тишину, самым громким
звуком в которой был хруст моих собственных шагов. Где в пер­
вую очередь его искать? Куда бы он пошел искать меня — к со­
седним коттеджам или в лес?!
И наконец прорвало:
— Димка!.. Димка!!! Димка-а-а!!!
Я кричала, срывая голос в морозном воздухе, — а поселок
молчал, как будто нет ничего естественнее и полезнее для здоро­
вого сна, чем истошные женские крики в ночи. Но в тот, все еще
первый длинный момент, я не думала о том, спит ли кто-нибудь
под этими крышами, одинаковыми, словно грибки на зимнем
пляже. Я подумала: Димка отозвался бы, точно. И если он не от­
зывается, значит...
И тогда — начала тарабанить во все подряд окна, выбивая на
ледяных и гулких, как листовое железо, стеклах, призыв о помо­
щи, не знаю, о какой именно, однако необходимой, ведь с Дим­
кой могло случиться — случилось?! — что-то такое, с чем никак
не справиться одной...
Но коттеджи стояли темные и безмолвные. Все как один. До
последнего, уже почти на опушке леса, в который я по инерции
все еще пыталась достучаться. Не бывает настолько крепкого
сна. Так может молчать лишь пустота.
Никто здесь не живет. Ни Коля, ни Женька, ни Олег, ни
Марфа с мужем-программистом, ни любитель архитектуры, ни
стриженая барышня, да и никто из тех, кто собирался у меня на
«корпоративную вечеринку». И некогда постигать, кому и зачем

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

41

пришло в голову сфабриковать для одной-единственной меня
такую глобальную фальшивку. Потому что если возможно даже
это — значит, здесь, в шарашке, возможно все. И Димка... никуда
бы он ни пошел сам среди ночи. Я знала, с самого начала знала
совершенно точно.
Начинало светать: уже почти весна, солнце встает гораздо
раньше, чем в разгар зимы. Правда, до восхода как такового еще
далеко. И тем более далеко до начала рабочего дня... хотя кто его
знает. Прямиком через лес — к основному корпусу, где я проходи­
ла тесты, где кабинет шефа. Человека, с которым мне необходи­
мо поговорить. Срочно. И совсем в другой тональности, нежели
мы с ним беседовали раньше.
Я пыталась идти, просто идти, восстанавливая дыхание, —
но все равно срывалась на бег, то и дело теряла тропинку, прова­
ливаясь в снег, ноздреватый под ломкой корочкой наста. Кто-то
прошмыгнул в скрипучих ветвях над головой — белка, пти­
ца? — сверху посыпались хлопья, мазнули холодным по лицу.
Я буду разговаривать жестко, очень жестко. Димка — это была
их ошибка, непродуманная, фатальная. А если у него начнется
приступ?!..
А если у него начнется приступ?!!!
Быстрее, еще быстрее... Этот лес, он давно должен был кон­
читься, мы же проходили его за полчаса прогулочным шагом...
Может быть, я сбилась с пути? Может, тут вовсе не одна тропин­
ка? Как оно выглядело снаружи, это здание, похожее изнутри на
коробку от безразмерной лампы?!
Вот. Кажется. Если я ничего не перепутала, не пошла в пер­
пендикулярную или противоположную сторону. Уже почти свет­
ло, наверное, часов семь или даже полвосьмого, неважно, ктонибудь же должен там быть! Хоть кто-нибудь...
— Откройте!!! Откро...
— Ну что ты орешь? Достали уже, только-только приляжешь,
а оно орет ни свет ни заря... Как психи, так завсегда в мое де­
журство, нет бы Михалычу такое счастье... Кончай тарабанить,
стекло выбьешь, дура. Вот, не видишь, открываю уже...

***
— Где мой ребенок.
Получилось глухо и смазанно, даже, кажется, без вопро­
са. Все, что клокотало и металось во мне, скручиваясь в рас­
каленную пружину-смерч, способную смести любое, пускай
объективно непреодолимое препятствие, потухло, выдо­

42

истории, образы, фантазии

хлось, провисло, потеряло силу. За те два с половиной часа,
что пришлось провести в холодном пустом коридоре, в не­
подвижности, противоестественной, как жизнь без дыхания
или воды.
— Во-первых, доброе утро. Во-вторых, дайте мне раздеться. .
Директор прошел в кабинет, едва не задев меня широкой по­
лой расстегнутого плаща, слишком легкого для нынешней пого­
ды; впрочем, шеф же наверняка на машине, а возможно, никуда
и не выходил из этого непонятного здания... Господи, при чем тут
его плащ?!!
Бросилась следом... хотела броситься, но уже не было ника­
ких сил. Просто вошла, неловко прикрыв за собой дверь.
— Я хочу знать, где...
— А в-третьих, Аллочка, — он не оборачивался, разыски­
вая что-то у себя на столе, — вы у нас человек новый, поэто­
му я вам объясню, но учтите, это в последний раз. Так вот, я
не занимаюсь личными проблемами сотрудников. Если у вас
возникли вопросы по работе, можете их задать, но с личны­
ми, а тем более семейными делами, пожалуйста, справляй­
тесь сами.
Быть спокойной и твердой. Очень твердой... очень спокой­
ной...
— Я не приступлю к работе, пока мне не вернут сына.
Взгляд искоса, вполоборота:
— Жаль терять такого сотрудника. Но хорошо, что вы пере­
думали до того, как подписали контракт. После было бы сложнее
с юридической точки зрения. Что ж, я вас не задерживаю.
Я должна была ворваться, как горячий вихрь, схватить его
за плечи, этого невозмутимого подлеца, не дать опомниться,
бросить в кресло, нависнуть, прижав к его горлу ножик для рез­
ки бумаги. Или войти, держась независимо и даже вызывающе,
говорить с веской издевкой, последовательно нанизывая четки
неопровержимых аргументов с едва уловимым пряным запахом
шантажа. Или...
Но не стоять пришибленно, по-рыбьи ловя губами воздух
и бракуя одно за другим вроде бы правильные, убедительные,
сильные слова... совершенно беспомощные и бессмысленные.
Я стала сотрудником шарашки, как только оказалась за ворота­
ми, говорил Женька. Я — изначально подчиненная, слабая, го­
нимая, иначе и не попала бы сюда. Я не могу ни требовать, ни
угрожать, ни шантажировать. Только униженно просить... что,
скорее всего, тоже не имеет смысла.

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

43

— У него астма, — выговорила почти неслышно. — Если нач­
нется приступ, ему нужно немедленно дать лекарство...
— У нас прекрасное медобслуживание.
Он отозвался, не глядя и не отвлекаясь от своих бумаг, на ав­
томате. И тут же напрягся, словно осознав прокол, поднял голову
и встретился со мной взглядом.
И я сказала — в упор, прямо в его недовольно-никакие
глаза:
— Значит, мой сын все-таки у вас. Вы признаете.
— Я ничего не признаю и не отрицаю, я только хочу сказать
вам, Аллочка, — он скупо и неубедительно подпустил в голос
отеческих интонаций, — в порядке исключения, разумеется:
успокойтесь и ступайте на рабочее место. В нашем учреждении
не приветствуется синдром наседки. А для нужд сотрудников с
детьми оборудована специальная комната, вас должны были по­
ставить в известность.
— Где это?!!
Я подалась вперед — и вздрогнув, замерла.
В воздухе разлился звучный музыкальный звон. После се­
кундной тишины — снова, чуть длиннее, с переливчатыми мо­
дуляциями.
— Вы опоздаете, Алла, — сообщил шеф. — А ведь вы пока на
испытательном сроке. Вам не стоит начинать с опозданий.

***
По коридору двигались люди. Бесчисленные люди по нескон­
чаемому коридору. В обоих направлениях. Иногда сворачивали и
скрывались за какой-нибудь дверью. Поравнявшись со мной, здо­
ровались экономным кивком и кратким неразборчивым привет­
ствием. Сплошь незнакомые лица, никого из тех, кто вчера гулял у
меня на корпоративной вечеринке. Или я просто их не узнавала?
Двери по обеим сторонам коридора выглядели, как я замети­
ла еще вчера, совершенно одинаково, без номеров и других опо­
знавательных знаков. Надежды отыскать свое рабочее место не
было никакой. Обратиться к кому-нибудь за помощью? Странно­
ватая просьба, непонятно даже, как ее сформулировать: не зная
ни своей предполагаемой должности, ни отдела, где я, по идее,
должна работать. Идти, заглядывая во все подряд двери, пока не
наткнусь на Женьку или Николая?..
Женька говорил про детскую комнату. Он знает. И Коля тоже
знает. И я могла узнать еще вчера, а вместо этого... дура. Надо
было с самого начала позаботиться о Димке, не собиралась же я

44

в стер-и и, образы > фантазии

держать его каждый день возле себя, в рабочем кабинете. Син­
дром наседки... н-да, если разобраться, шеф где-то прав. Но по­
хищать ребенка среди ночи?! Зачем?!!
Димка, наверное, уже проснулся. И ему страшно. Каким бы
ни было у них медицинское и прочее обслуживание — ему очень,
очень страшно одному, без меня.
Вздрогнула, услышав очередное приветствие-скороговорку.
Не надо. Не думать, не воображать себе в красках, Димке это
не поможет. Просто усыпить бдительность, якобы приступить
к работе, потом как можно скорее выяснить, где она находится,
детская комната, — в этом же здании?., вряд ли, хотя все может
быть, — добраться туда и... и...
Приложить в£е силы к тому, чтобы снова оказаться за воро­
тами шарашки.
А коридор действительно не кончался и не сворачивал.
Перехода на нижний уровень, который мне вчера показыва­
ли, я тоже никак не могла найти; впрочем, вчера мы точно не
заходили так далеко. Идти было странно легко: по-видимому,
пол тут спускался вниз по незаметной наклонной плоскости.
Что-то вроде тоннеля метро, уходящего под землю на бог зна­
ет какие глубину и расстояние. Возможно, это и вправду был
раньше тоннель, не метро, конечно, скорее каких-то воен­
ных коммуникаций. Хозяева шарашки, разумеется, военные,
кому еще. Ну, или какие-нибудь международные спецслужбы.
Шеф, от которого я недавно пыталась чего-то добиться, вряд
ли в самом деле главный здесь, не исключено, что он вообще
подставная фигура.
Но все это совершенно неважно. Я не намерена больше
вникать, пытаться разобраться, что представляет собой ша­
рашка, с чем ее едят и почему ей с таким фанатизмом служат.
Мы просто сбежим отсюда. Я и Димка. Сразу же, как только
я его найду. Сбежим — оставив за скобками все сомнения,
страхи и опасности, от которых я будто бы избавилась, скрыв­
шись здесь. Да и не стоят они того. Подумаешь — страшная
месть бывшего мужа... который скорее всего и думать о нас
забыл, тот звонок в приемную явно был режиссерским ходом,
довольно простеньким на фоне последующих. Проехали.
Только найти Димку. И бежать. Все, что дальше, — неважно.
«Мы оттуда сбежали. Но, видимо, будем возвращаться...»
Вот только не надо. Есть другая цитата из того же источника
на ту же тему: «Шарашка тут не при чем. Не проецируй на себя,
это бессмысленно».

ЯНА ДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

45

Я и не проецирую. У нас все будет по-другому, у меня и Дим­
ки. Мы сбежим из этой инфернальной шарашки, забудем ее, как
мрачное недоразумение, а там посмотрим.
Я шла, скользя взглядом по редеющему потоку встречных
лиц. Впрочем, теперь это уже нельзя было назвать потоком,
скорее нечастые прохожие, не успевшиерассосаться по каби­
нетам. Останавливалась глазами на каждом: как вы могли, на
что вас поймали, чем держат, почему вы такие слабаки?!..
Один из слабаков вдруг шагнул ко мне:
— Алла? Вам сюда.

***
За дверью оказалось примерно то, чего я и ожидала, судя
по вчерашней экскурсии. Только гораздо скромнее, беднее, не­
притязательнее. Четыре стола прямоугольником, словно кости
домино, старенькие компьютеры (по крайней мере, мониторы),
совсем уж допотопная чертежная доска в углу, несколько стелла­
жей с дисками, потрепанными книгами и хаотичными кипами
бумаг... Чуть на отшибе — низкий столик с электрочайником и
грудой немытых чашек, застеленный листом бумаги формата
А-2, кольчатым от кофейных следов. Правильно, до официальной
кафешки, где мы сидели с Женькой, отсюда далековато. Окон не
было — какие окна под землей? — не было даже ложных карти­
нок для отдыха глаз, как в кабинетах поближе. Зато в противопо­
ложной стене имелась еще одна дверь. Интересно. Заглянем.
— Это Алла, наш новый сотрудник.
Седенький старичок за левым столиком мимолетно приподнял
голову, буркнул неразборчиво. Встретивший меня в коридоре уже
успел назваться не то Антоном, не то Андреем, а может, и как-нибудь
еще; внешность у него тоже была абсолютно незапоминающаяся. А
третьим оказался мой сосед по коттеджу, тот, что переживал из-за
реконструкции площади, и я обрадовалась ему, как родному.
Привстал и представился сдержанно:
— Александр Исаакович.
Ничего похожего на узнавание на его лице не отразилось. Кив­
нул и вернулся к работе, скрывшись за дырчатым затылком монито­
ра. Странно; ну допустим, ему почему-то не хочется афишировать
наш разговор у коттеджа (действительно ли он там живет?) — но
как же вчерашняя корпоративная вечеринка, ведь он тоже на ней
присутствовал, я помню... или мне кажется, что помню?..
Впрочем, мой рабочий стол — единственный не занятый —
оказался рядом с его. Еще поговорим.

46

исторг .

•фзэет&зи <

Антон-Андрей уже вернулся на свое место по другую сторону ка­
бинета: похоже, в его обязанности входило только встретить меня и
представить, а вовсе не ввести в курс работы, что было бы по меньшей
мере логично. Ладно. Лично мне это нужно в последнюю очередь.
Села на стул; потертое сиденье качалось, пришлось встать и
поставить его на место в деревянную рамочку с закругленными
краями и закрепить из-под низу вращающимися брусочками. Бог
весть сколько не видела таких стульев. Шарашка экономит на ме­
бели... и на компьютерах тоже, да.
Он грузился целую вечность. До появления на выпуклом мо­
ниторе первого окошка я успела полностью исследовать свою
новую территорию: письменный стол с тремя выдвижными ящи­
ками (два пустые, в нижнем — несколько листков бумаги и не­
подписанная новогодняя открытка). Под столом, не предназна­
ченным для оргтехники, теснились системный блок и провода,
так что некуда было девать ноги. Справа на расстоянии вытяну­
той руки стояла этажерка, наверное, тоже моя, на ней не было
ничего, кроме нескольких пустых картонных папок с завязками.
Компьютер догрузился и спросил пароль. Вот и замечательно.
— Александр Исаакович, — позвала пробно, негромко.
— Да, Алла Васильевна? — он почти не повернул головы.
— Я не могу войти. У кого мне узнать пароль?
— Нажмите единицу.
Нажала. Минуты через две компьютер переварил информа­
цию и неспешно двинулся дальше.
— Спасибо.
Александр Исаакович не отозвался. Кстати, откуда он знает
мое отчество?
По экрану рассыпались смутно знакомые пиктограмки:
смутно — потому что последние восемь лет я подходила к ком­
пьютеру лишь изредка, в гостях, его машина всегда была наглухо
запаролена. Если правильно помню со студенческих времен, со­
вершенно стандартный набор. Интернета, как я и предполага­
ла, не было. Нажала одну наугад: открылось зеленое поле с кар­
точной лесенкой «солитера». Говорят, самое распространенное
офисное занятие... Шарашка — не исключение?
— Александр Иса...
— Да?
На этот раз он обернулся — раздраженно, нервно: человек,
оторванный по пустяку от важного и любимого дела. Ничего,
переживет. Постаралась улыбнуться как можно дружелюбнее и
беспомощнее:

ЯНА ДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

47

— Боюсь, произошла накладка, Александр Исаакович. Я думала,
меня введут в курс дела, очертят круг обязанностей... Может быть, вы...
— А вы уже сдавали тест на прохождение?
— Что?
Он повторил раздельно, кажется, немного успокаиваясь:
— Тест на прохождение.
— Да... То есть не знаю. Я сдавала несколько тестов, когда
устраивалась сюда, в кабинете у шефа.
— Вряд ли... Хорошо, тогда ознакомьтесь пока с нашей те­
мой по отделу, я вам покажу, если позволите.
Порывисто встал и навис надо мной, как арка, опершись на
ладони по краям стола. Втянув голову в плечи, я отозвалась:
— Конечно-конечно.
Окна на мониторе разворачивались медленно, с ленцой. Мой
фиктивный сосед снова нервничал; ну, разумеется, если его до
сих пор выводит из себя городская реконструкция шестилетней
давности... Нетерпеливо дергалась костистая рука на мышке, по­
блескивало обручальное кольцо.
— Ваша супруга тоже работает здесь?
Прикусила язык. Хорошенький, а главное, тактичный пере­
ход на личные темы. Рука на мышке замерла. Сейчас он психанет
и больше не скажет мне ни слова. Ну что ж, есть еще Андрей...
Антон?., потом старичок за столом напротив...
— Да, — коротко донеслось сверху. — Вот автореферат по ба­
зовой монографии, прочитайте. Так вам будет легче включить­
ся, если, конечно, не сдадите прохождение на собственную тему.
Еще вопросы, Алла Васильевна?
— Если можно, — я чувствовала, что говорю не вовремя и не
то, но не могла остановиться. — У вас дети есть? И куда вы их...
на время работы...
— У нас нет детей.
Я вскинула глаза и беспомощно огляделась. Оба других со­
трудника молчали, не желая принимать на свой счет переадре­
сованный им вопрос. Переспрашивать каждого лично не было
смысла. Нет у них детей. Ни у кого.
Во всей шарашке.

***
Часики в углу монитора показывали 22.33. Я сморгнула: 22.34.
Не может быть.
— Вам чаю или кофе, Алла Васильевна? — донесся голос с
того конца кабинета. — Долго еще планируете работать?

Я вскинулась:
— Нет. Уже заканчиваю. Чаю.
Прокатилась курсором вниз по тексту: далеко ли до конца
раздела?.. Похоже, что далеко. Хорошо, дочитаю до конца стра­
ницы ... абзаца... Черт!!!
...Сначала я хотела сделать вид, будто читаю этот долбаный
автореферат, притвориться, усыпить бдительность, дотянуть до
обеда. В общей столовой разыскать Колю или Женьку, прижать
к стене, узнать месторасположение детской комнаты — и, раз­
умеется, больше сюда не возвращаться. Затем, поразмыслив —
буквы на выпуклом экране мерцали перед глазами, складываясь
максимум в знакомые слова, но не больше, — решила, что резких
движений совершать нельзя. Только добыть информацию, а по­
том вернуться в кабинет, якобы к работе, отметая подозрения,
повышая наши с Димкой шансы на побег...
Надо было чем-то себя занять. Мелькнула хулиганская
мысль о «солитере» — а что, монитор же развернут спиной к со­
камерникам, — однако тут вполне могли иметься камеры сле­
жения, да и какие мозги выдержат несколько часов идиотского
пасьянса подряд? И, сделав над собой усилие, я сфокусировала
взгляд на мерцающих буквах. «Базовая монография» — это во­
обще как? Когда отдел работает над темой — это понятно, но
чтобы всем вместе штудировать какой-то автореферат... Проч­
ла вступительный абзац в претенциозном «диссертабельном»
стиле. Усмехнулась: восемь лет не брала в руки ничего подобно­
го, — и двинулась дальше.
И сперва было тяжело, словно читаешь текст на подзабытом
иностранном языке, спотыкаясь о грамматические конструкции
и додумывая значение незнакомых слов. Но вот проскочил про­
блеск узнавания: да, когда-то меня интересовали именно эти идеи и
аспекты, я даже выбрала похожую тему курсовой, так и не дописан­
ной тогда, на четвертом... И невыразимое ощущение, когда мысли,
словно давно не тренированные, но сильные мускулы, разминаются,
концентрируются, становятся четкими, быстрыми, эластичными.
Внезапное удивление: не поняла, это что-то новенькое! — и
дальше-быстрее, с нарастающим любопытством, которого, ко­
нечно, не в состоянии удовлетворить сухой и краткий авторе­
ферат, но внизу документа, к счастью, обнаружилась ссылка на
файл с полным текстом монографии, грузившийся так долго, что
никакое терпение не выдержало бы, хотя конечная цель — убий­
ство времени — достигалась вполне успешно. Только я на тот мо­
мент уже о ней забыла.

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

49

Я забыла обо всем. Об обеде; время от времени Александр
Исаакович или Антон-Андрей предлагали мне кофе, я машиналь­
но соглашалась и так же машинально выпивала. Кажется, мне
подсовывали и какие-то бутерброды, а вот прерваться и пойти в
столовую вроде бы не предлагали, не помню. О времени; часики
в углу монитора перестали быть актуальными, уступив приори­
тет разделам и параграфам монографии. С ее автором я была во
многом не согласна, кое-что бы ему посоветовала, вообще, с удо­
вольствием пообщалась бы, выразила б свое уважение и местами
даже восторг, жаль, что в электронном тексте не оставишь заме­
ток на полях, тем более если файл «только для чтения»...
...О Димке?!!
Без двадцати одиннадцать. Идти его искать?., куда?!
— Алла Васильевна, вот ваш чай.
— Спасибо.
Принимая горячую чашку, я наконец-то осмотрелась по сто­
ронам. Позднего вечера в помещении без окон, конечно, не чув­
ствовалось. Ни Андрея-Антона, ни старичка в кабинете не было.
Из-за приоткрытой двери выглядывала темнота, и я никак не
могла сориентироваться, дверь ли это в коридор — или другая, в
стене напротив? По какую руку от выхода располагался мой стол,
я решительно не помнила.
Александр Исаакович пил чай, придвинув табурет к своему
столу с тыльной стороны. Сосредоточенно дул в чашку и на меня
не смотрел.
— Поздно уже, — сказала я.
Никакой реакции.
— Вы меня проводите?
— Куда?
Его искреннее удивление подтверждало мои худшие мысли.
Не подавать виду. Пояснила как ни в чем не бывало:
— Мы ведь с вами соседи.
— Да, конечно, — согласился с вежливой осторожностью.
— Только мне надо будет по дороге зайти за сыном, — поста­
ралась сглотнуть как можно незаметнее, — в детскую комнату.
Хорошо?
Зависла пауза. Я отпила чаю, обожглась, закашлялась. Отпи­
ла еще, уже аккуратнее, длинным глотком свозь полусомкнутые
губы. Спокойно. Нет ничего особенного в том, что на тебя смо­
трят в упор недоуменным взглядом, как если бы ты предложила
по-быстрому смотаться куда-нибудь на Красное море или в си­
бирскую тайгу. Пускай вникает. Перетерпеть, подождать.

50

истории, образы, фантазии

—Вот оно что,—наконец медленно выговорил он.—Простите,
я сразу не понял. Вы, конечно, имели в виду соседство коттеджей.
— Разумеется. А разве что-нибудь не так?
— Вы же сами сказали: уже поздно. Корпус давно закрыт.
— Попросим сторожа открыть. Я с ним познакомилась.,, се­
годня утром, — стоп-стоп-стоп, держать себя в руках, не позво­
лять прорываться истерическим ноткам! — Не предлагаете же
вы ночевать здесь?
— Но ведь это вполне естественно.
— А ваша жена?!
Его жена наверняка привыкла. Как Марфа, чей мужпрограммист далеко не каждый день ночует дома... если вообще
ночует, если хоть кто-нибудь когда-нибудь ночует в тех мертвых
темных коттеджах... Неважно. Вот только рушится на глазах моя
слабосильная идея завербовать союзника, попутчика, проводни­
ка в поисках Димки, которых мне никак не потянуть одной...
— Почему вы все время спрашиваете о моей жене? — резко
бросил Александр Исаакович, и я вздрогнула. — Я интересую вас
как мужчина?
— Что?..
Вскинула глаза: он отставил чашку и глядел на меня с оскор­
бленным обвинением. Узкое лицо с провалами под скулами,
угловатые плечи, высокая ссутуленная фигура. Как мужчина он
меня не интересовал.
Усмехнулась:
— Нет.
Кивнул:
— Хорошо. Вы тоже не интересуете меня как женщина, Алла
Васильевна, и за наших коллег я также могу поручиться. Рад, что
мы откровенно обсудили данный вопрос, это многое упрощает.
Смело располагайтесь в спальне, ваша кровать у левой торцовой
стены, постель свежая. Душ там, — неопределенно махнул ру­
кой. — А я, с вашего позволения, еще немного поработаю.
Он встал, поднял табурет и обогнул стол, выставив перед со­
бой четыре металлические ножки, словно оборонительное ору­
жие. Опустил его, сел и пошевелил мышку, пробуждая к жизни
компьютер.
Я отставила недопитую чашку, поднялась и заглянула за
дверь. В темной комнате чуть побольше кабинета просматрива­
лись силуэты четырех кроватей, две из них горбатились спящи­
ми сокамерниками... именно так, без малейшей иронии. Вполне
естественно, как заметил еще один из них. Это шарашка.

ЯНА ДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

51

Я прикрыла дверь и обернулась:
— Александр Исаакович...
Нетерпеливый взгляд поверх монитора:
-Да?
В конце концов, я ничем не рисковала. Все самое худшее уже
случилось, и вряд ли в моих силах было усугубить происходя­
щее.
— У меня похитили ребенка. Спрятали, чтобы привязать
меня к шарашке... Я должна его найти. Помогите мне. Хоть чемнибудь. Пожалуйста.
Он смотрел на меня без всякого выражения почти минуту,
потом опустил глаза. Вздохнул:
— Я понимаю вас, Алла Васильевна... Идите спать.

***
— Я просто хочу получше разобраться в нашем распорядке.
Вот, например, завтракать вы ходите в столовую или как?
— Если б вы были по-настоящему настроены на работу, де­
точка, вы не задавали бы глупых вопросов. Жаль, вчера вы по­
казались мне такой увлеченной...
— Я и правда увлеклась.
Мы пили утренний кофе в кабинете вдвоем со старичком из-за
стола напротив. Как ни странно, я отлично выспалась и чувство­
вала себя отдохнувшей и бодрой... первые несколько секунд по­
сле пробуждения, пока не вспомнила о Димке. Но застопорила эту
мысль в точке, не позволив ей развиться, вырасти, заполнить со­
бой начало нового дня. На который у меня были большие планы.
Александр Исаакович, по-видимому, сова — не знаю, до
скольких он накануне работал, — когда я выходила, еще спал, за­
бавно закинув на спинку кровати длинные волосатые ноги, ниже
колен обделенные одеялом. Четвертого сокамерника ни в спаль­
не, ни в кабинете не было.
— А где Андрей?
Старичок недоуменно вскинул брови, и я срочно поправи­
лась:
— Антон?
— A-а, Андрон, — закивал старичок (его имени, кстати, я
вчера вообще не расслышала). — Увы, он не докладывает нам с
Сашей о своих перемещениях. Андроша на особом положении,
у него своя тема... — он понизил голос. — И, хочу вас предупре­
дить, несколько более широкие полномочия, нежели...
— Какие именно?

52

истории, образы, фантазии

Он посмотрел на меня с упреком. Как будто я употребила за
столом не то чтоб неприличное, но очень уж неуместное слово.
Ладно, проехали.
— А чем занимаетесь вы?
Старичок просиял, подобрался, выпятил грудь, отставил чаш­
ку кофе. И стало очевидно, что говорить он будет долго.
Он говорил долго. И если в первые минуты вывела из себя
знакомая, восторженно-азартная Женькина, Колина, Олегова,
всеобщая шарашкина интонация — ну сколько можно, они тут
свихнулись все, но уж я-то не дамся в который раз, не попадусь на
все ту же удочку интеллектуальной ностальгии! — то чем дальше,
тем становилось любопытнее, ведь его речь напрямую касалась
прочитанного вчера в автореферате и монографии, и кое-какие
моменты хотелось прояснить на месте, кое-что оспорить, кое о
чем подискутировать, выдвинуть встречные положения, и вот я
уже опять втянулась, увлеклась, повысила голос, отодвинула на
край столика недопитую чашку...
А потом в речи старичка проскочило нечто странное. Я даже
не уловила сразу, что, а просить вернуться к спорному месту было
неловко, оставалось только вслушиваться дальше внимательнее,
скептичнее. И вот опять: очевидный логический прокол, игно­
рирование одного из основных законов — сознательное? — но
не может же он не знать таких простых вещей... Не перебила,
продолжала слушать, уже не пытаясь вступать в дискуссию. С
изумлением отмечая, как собеседник все больше зарывается, за­
говаривается, громоздит одну нелепость на другую...
Полный наукообразный бред. Старый маразматик.
— Простите, — вклинилась между очередными абсурдными
сентенциями. — А где вы работали... до шарашки?
Старичок умолк и глянул неприязненно:
— Это имеет значение?
Я пожала плечами.
— В научно-исследовательском институте, — отчеканил он.
— В каком?
Он сердито молчал. Взялся за свою надщербленную чашку
и отхлебнул холодного кофе; несколько коричневых капель ска­
тились в острую седенькую бородку. Типичный старый чудакпрофессор из классического романа. Слишком типичный.
— Почему-то там считается, — буркнул он, коротким жестом
указав направление «там», — будто самое главное — это место
работы, научные степени, образование и так далее. А вовсе не
идеи как таковые! Не мысль!! Не разум!!!

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

53

Он заводился все больше, и я торопливо кивнула.
— Здесь, как вы изволили выразиться, в шарашке, слава богу,
рассуждают иначе. Тут ценится интеллект, научные труды, ори­
гинальные разработки, аналогов которым не было и нет в миро­
вой науке! И ни у кого не требуют этих мерзких корочек. Вот у
вас, деточка, признайтесь, наверняка нет никакого диплома?
— Нет.
— Вот и славно. Зато сразу чувствуется мысль, я, знаете ли,
с первого взгляда определяю мыслящую личность. Как вы вчера
зачитались нашей базовой монографией...
Его близорукие глазки за круглыми очочками разгорелись
еще ярче. Наверное, сам ежедневно читает эту монографию от
корки до корки. Потому и излагал поначалу довольно-таки связ­
но. Кем он, интересно, был на самом деле — там? Может быть,
сторожем... в научно-исследовательском институте?
И в таком случае — зачем он шарашке?
— Скажите, пожалуйста, а кто автор, — я взглядом указала в
сторону компьютера, — этой потрясающей работы?
— Вам действительно понравилось?
Я обернулась на голос. В проеме спальни стоял Александр
Исаакович. Уже при костюме и галстуке, но в тапочках и с мо­
крыми после душа волосами, топорщащимися ежиком.
— Доброе утро.
— Утро, — ехидно усмехнулся старичок. Поставил чашку на
стол и демонстративно двинулся к компьютеру. Завтракать он,
по-видимому, не собирался. Похоже, питаться чем-то кроме кофе
с бутербродами тут вообще не принято.
А я во что бы то ни стало должна выйти отсюда. И во что бы
то ни стало — под железно благовидным предлогом. Если в каче­
стве такового не подходит завтрак, то как же тогда?!
— Правда?
— Что?
Александр Исаакович смотрел на меня в упор, чуть подавшись
вперед, словно собирался подхватить на лету мой ответ. Вот толь­
ко я совершенно не помнила вопроса. Отмотала нить разговора
назад: проверенный прием, спасающий в таких вот идиотских си­
туациях. Мы говорили о все той же монографии, больше ни о чем.
Наверное, он спрашивает мое мнение. Вернее, переспрашивает.
— Да, конечно, — подтвердила я. И внезапно догадалась: —
Это ваша работа?
— Нет, — ответил он.
Но все равно просияй. Внутренне, почти без улыбки.

54

истории, образы, фантазии

И полез в банку с растворимым кофе.
— Кончается, — предупредил из-за компьютера старичок,
якобы по уши погруженный в работу. — А вчера вечером еще пол­
банки было. Нет бы спать по ночам, как все нормальные люди...
Мой сосед нерешительно крутил жестянку в руках. Помор­
щился, но ничего не ответил.
— Александр Исаакович, — предложила я. — А пойдемте вы­
пьем кофе из автомата.
Он вскинулся, поставил банку на столик. Старичок что-то
пробормотал себе под нос, видимо, комментируя и мое нездо­
ровое пристрастие к кофе в неприличных количествах. Однако
вслух не возмутился, а значит, его недовольство можно было иг­
норировать.
— Пойдемте.
Так просто.

***
Пока он переобувался, сложившись втрое угловатой фигу­
рой, похожей на кронштейн, и протянув безразмерные руки по
всю длину к шнуркам на ботинках, меня трясло, как если б мой
сообщник по побегу одну за другой подбирал к замку лягзающие
отмычки или со скрежетом перепиливал последний прут решет­
ки. Хотя, конечно же, на самом деле все совсем не так, сотруд­
ники шарашки свободно ходят по территории, при желании но­
чуют в коттеджах — правда, зачем, если можно и не отрываться
от интересной и любимой работы? — и еще они весело гуляют
на корпоративных вечеринках, а дети, у кого они есть, играют в
детской комнате и даже учатся в школе...
Я увижу Димку. Сегодня. Вот-вот. Все это было просто не­
счастливое стечение обстоятельств, в которых я пока плохо ори­
ентируюсь... но потом, когда получше разберусь...
Александр Исаакович вынул из кармана маленькую расческу
и без зеркала провел по влажным волосам:
— Я готов, Алла Васильевна.
Он открыл дверь, и я переступила порог. Точно так же, как
переступают любые пороги.
Мы пошли по коридору.
Коридор уходил вперед светло-кремовой стрелой, освещен­
ной люминесцентными лампами, очень длинной, поскольку под­
нимался вверх, открывая дополнительную ширину горизонта.
Впрочем, подъема на ходу почти не ощущалось. Было пустынно,
как и позавчера, когда мы ходили пить кофе с Женькой. Видно, в

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

55

такое время вся шарашка ударно трудится, а мы вот бездельнича­
ем — и ничего. Пользуемся полной свободой передвижения.
— Александр Исаакович...
— Да? — отозвался он.
— Расскажите мне о распорядке нашей работы. Чисто прак­
тические моменты: где мы питаемся, например? В котором часу
закрывают корпус... и открывают? — я заторопилась, прикусила
язык, боясь сболтнуть что-то не то. — А то наш с вами коллега не
захотел мне помочь.
Они со старичком явно недолюбливали друг друга, и такой
ход показался мне удачным и дипломатичным. Но почему-то сра­
зу стало неловко. Вспомнилась моя вчерашняя откровенность до
предела — с тем же самым человеком. Из деликатности, наверное,
не указавшим мне тогда на мою очевидную неадекватность.
— Я, конечно, введу вас в курс, Алла Васильевна, — сказал
он. — Только, боюсь, сейчас это не имеет смысла. Вам же сегод­
ня, в крайнем случае завтра, сдавать тест на прохождение, и если
сдадите, распорядок у вас будет совершенно другой. Скорее все­
го, вас вообще переведут из нашего отдела.
Снова этот тест на прохождение.
— Что за тест? Можно поподробнее?
Мой спутник замедлил шаги:
— Я постараюсь... но не уверен, что не дезинформирую вас.
Видите ли, тест на прохождение моделируется индивидуально,
в соотвествии с личностными параметрами тестируемого. Если
вкратце, суть сводится к выявлению максимального потенциала
сотрудника, в том числе латентных резервов, которые раскрыва­
ются в ультрастрессовой ситуации... во всяком случае, сам я по­
нял это именно так. Но могу и ошибаться, — на худой шее прыг­
нул кадык. — Поскольку я его не прошел.
— Почему?
Мое изумление было таким искренним, что я даже притор­
мозила. Александр Исаакович тоже на мгновение остановился,
пожал плечами и двинулся дальше.
— Почему, — я догнала его короткой перебежкой, — вы тог­
да остались в шарашке?
— Так вопрос не стоял. И в моем случае, и вообще никогда
не стоит.
— А как?
— Очень просто. Тест на прохождение помогает руководству
определить место сотрудника в системе. Каждый человек должен
занимать свое место, а не чье-то еще. Разве не справедливо?

56

Muiof,

-..ь-*зы, фантазии

Казалось, разговор начинал его напрягать. Пора бы сменить
тему, раз уж я решила поиграть в дипломатию. Однако не выдер­
жала, спросила вдогонку:
— Это было шесть лет назад?
Глянул искоса, не без удивления:
-Да.
— И вы с тех пор ни разу не попробовали еще раз?
— Чего не попробовал?
— Пересдать.
Еще не договорив, я уже осознала, что ляпнула несусветную
глупость. Студенческое словечко из юности звякнуло в коридоре
шарашки диссонирующим звуком, неуверенно сошедшим на нет.
Александр Исаакович вздохнул; к безмерной снисходительности
вздоха примешивалось чуть-чуть горечи:
—Алла Васильевна, у каждого человека есть свой потолок. Это не­
приятно, но с этим приходится смириться и жить. В каком-то смысле
оно и легче: жить, зная, на что ты способен... и на что не способен.
— И каким же образом они это определяют?
— Самым обыкновенным. Тестируют. На компьютере.
Он умолк, и я молчала тоже. Мы уже прошли изрядный отре­
зок коридора, так никого и не встретив. Наверное, здесь, ближе к
выходу из корпуса, за дверями уже стоит дорогая оргтехника, а в
окна видно чуть-чуть солнца и сухих травинок из-под снега. Для
привилегированных сотрудников шарашки, успешно сдавших
этот самый тест, вроде Женьки и Коли. И в этом вся разница?
Спрашивать Александра Исааковича не хотелось. Может
быть, потом, за кофе.
Нет. За кофе я буду решать, что же делать дальше.
Внезапно в нескольких метрах перед нами слева открылась
дверь. Мой спутник тут же замер на месте, но это я заметила поз­
же, а пока, наоборот, ускорила шаги навстречу вышедшему из-за
двери человеку. У него было знакомое лицо — корпоративная ве­
черинка? — однако окончательно я его идентифицировала лишь
после того, как он сказал укоризненно:
— Алла!.. Саша!
— Кончился кофе, — глухо послышалось у меня за спиной.
От этого странного, почти незнакомого голоса по ней прошур­
шали мурашки.
— У меня в шкафу еще целая банка, — отчеканил человек,
имя которого я уже запомнила. Как и слова старичка о том, что
он на особом положении здесь, в шарашке. И обладает какими-то
там полномочиями.

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

57

Допустим.
— Андрон, — улыбнулась я как можно ослепительнее. —
Идемте с нами. 1уг ведь уже недалеко, правда? Заодно познако­
мимся получше.
На мой локоть сзади легла рука. Цепкая и холодная, как же­
лезо на морозе.
Я оглянулась через плечо. У Александра Исааковича было со­
вершенно серое лицо и чуть подергивались уголки губ. Он сделал
мне знак глазами, непонятный, отчаянный.
— Целая банка, — дружелюбно повторил Андрон.

***
Время тянулось. Четвертая циферка на часах в углу монитора
никак не хотела меняться. Я отвела глаза, сосчитала до десяти,
снова глянула: цифра осталась все та же, восьмерка. Ее бы еще
перевернуть горизонтально.
На мониторе была открыта вчерашняя монография, строч­
ки мерцали на выпуклой поверхности, а отдельные слова, за ко­
торые периодически цеплялся взгляд, являли собой совершенно
нелепый набор букв. Иногда смешной, например, «итого» или
«целесообразно». Странно, как у меня вчера получалось вылав­
ливать из этой мути какой-то смысл.
Нервозно усмехнулась, прикусила язык. Сдвинула текст
мышкой ниже. Как будто читаю.
Значит, выйти из кабинета на чашку кофе — все-таки пре­
ступление. Но тогда почему Александр Исаакович («Саша» ему
категорически не шло, хотя тут все так его называли, да и никто
больше в шарашке не рекомендовался по имени-отчеству) легко, с
готовностью на него пошел? Почему ничего не объяснил мне: ведь
мог же дать знать, предупредить, да хотя бы просто отказаться!.. И
потом, если наш поступок так разительно не вписывался в устав
шарашки, почему нам позволили уйти на довольно приличное
расстояние? Получается, никто за нами не следил, и если б мы слу­
чайно не напоролись на Андрона... или все-таки не случайно?
Сейчас Андрон, сидя за столом у противоположной стены,
наискось от моего, быстро-быстро барабанил пальцами по кла­
виатуре, его сосредоточенный безликий профиль время от вре­
мени кивал в такт напряженной работе. Строчит докладную за­
писку? Или в чем там заключаются его особые полномочия...
За то время, что мы возвращались в кабинет (под конвоем?)
по бесконечному коридору, он не ответил ни на один мой вопрос.
Хотя спрашивала я всего лишь о завтраке-обеде, о моих вещах,

58

оставшихся в коттедже, о сроках теста на прохождение, если, ко­
нечно, они ему известны...
Не о Димке. О Димке не рискнула.
Александр Исаакович каждый раз при звуке моего голоса
сглатывал так громко, что этот звук сдваивало гулкое эхо кори­
дора. Чего он, хотелось бы знать, до такой степени боится? — не­
ужели всего лишь присутствия штатного стукача? Или все-таки
последствий нашей самоволки? Но почему тогда не боялся рань­
ше, если, в отличие от меня, знал, на что идет?
Сплошные вопросы.
Глянула в его сторону искоса, не поворачивая головы. Алек­
сандр Исаакович тоже работал, правда, на порядок медленнее,
касаясь клавиш редко и неритмично, словно заторможенная
птица клевала рассыпанные веером зерна. Мгновенно отследил
мой взгляд, вздрогнул, съежился. Кто он мне: союзник или... не
то чтобы враг, просто одна из безотказных деталей направлен­
ного против меня механизма шарашки? Если в его действиях,
поступках, словах невозможно отыскать ни мотиваций, ни даже
элементарной логики... Наверное, самое правильное — вообще
не принимать его больше во внимание.
Я одна. Совершенно одна.
Возле коврика для мышки стоял полупрозрачный пластико­
вый судок с запотевшими изнутри стенками: черт его знает, ког­
да он там появился. Надо полагать, мой сегодняшний обед. Во из­
бежание новых попыток легально и ненавязчиво выйти отсюда.
А если просто встать — и... Что, интересно, тогда произой­
дет? Остановят уже в дверях или дадут уйти — как далеко? Лю­
бопытно было бы прощупать территорию своей относительной
свободы. Вот только я не знаю цены подобного любопытства. Ко­
торая может оказаться и непомерно высокой.
Тогда что?! Сидеть и ждать?!
Четвертая циферка на часах уже другая — ноль. И третья тоже,
соответственно, изменилась. Но как медленно... невыносимо.
Случайная фраза, .выхваченная с монитора, ни с того ни с
сего обрела что-то похожее на смысл. Вчиталась внимательнее:
да нет, чепуха какая-то. Не настолько, разумеется, как в интер­
претации старичка с его полетом разума без диплома, но все
равно... Жалко, что файл только для чтения, я бы им сформули­
ровала... а почему бы и нет?
Открыла новое окно. И решительно, почти в темпе Андрона,
застучала по клавишам.
Может быть, время пройдет быстрее.

ЯНА ДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

59

— Интересно.
Я вздрогнула, резко оборачиваясь от белого листа (вернее,
монитора), где достраивался уже третий из столбиков формул,
разделенных, точно перекладинами, длинными строчками тек­
ста. Наверное, нет на свете человека, который бы спокойно отно­
сился к тому, что у него читают через плечо. Тем более — недописанное, неоконченное, недодуманное, а потому, как ни странно,
ценное. Хотя казалось бы.
— Что вам, Андрон?
— Очень оригинальный ход мыслей.
— Спасибо.
Нажала на «энтер» и не отпускала, пока текст не уехал вверх,
оставив на мониторе девственно белое поле. И лишь потом дога­
далась закрыть окно, не сохранив, конечно, никаких изменений.
— Зря вы так. Жалко.
Я и сама успела пожалеть. Не об уничтоженных формулах, раз­
умеется; в конце концов, восстановить их по памяти не составля­
ло ни малейшего труда. Пожалеть о демонстративном движении
пальца на кнопке мыши заставил голос Андрона. Неуловимые, как
ультразвук, интонации в голосе. Человека, которого боялся Алек­
сандр Исаакович. Которого, наверное, стоило бояться и мне.
Я ведь решила во всем подчиниться шарашке. По крайней
мере, удачно создать такое впечатление. Стать тише компьютер­
ной мыши: ну чего мне стоило?! Дура. Такая мелкая, ребяческая
дерзость... и Димка.
Андрон продолжал стоять сзади, нависая над моим плечом.
Отвернулась. Зачем-то глянула в сторону Александра Исаакови­
ча. Тот сидел неподвижно, уставившись в монитор; что у него там
было открыто, я со своего места не видела. Не пошевельнулся.
А чего ты от него хотела?., помощи?
Старичок напротив крякнул и придвинул к себе пластиковый
судок с обедом. Я покосилась на часы: убит один час сорок минут,
поздравляю. Единственное, с чем себя можно поздравить, да и то
сомнительно.
Андрон не уходил.
— Если вам это и вправду показалось интересным, — у меня
запершило в горле, пришлось сглотнуть и откашляться, прежде
чем продолжить сдавленным голосом, — ...то я могу восстано­
вить.
— Оно вам надо, Алла? — усмехнулся он. — Все равно, шеф
сказал, завтра с утра на прохождение сдаете. Но мыслите и

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

61

впрямь нестандартно. Забыл вам с утра передать, держите. И во­
обще, обедать пора.
...Я следила, как он медленно-медленно пересекает комнату,
плавно поднимая и опуская то правую, то левую ногу, перекаты­
ваясь с пятки на носок, слегка наклоняясь и вновь выпрямляясь
на каждом шагу. Потом так же медленно начала придвигать к себе
остывший судок, неторопливо скользивший по гладкой поверх­
ности стола, расчищать ему место, отстраняя ладонью клавиатуру
и коврик с мышью... На мертво сдвинутых коленях мелко подра­
гивал конверт. Подняла взгляд, словно миску с молоком, полную
до краев. Время на часах опять заканчивалось на восьмерку, и это
уже, наверное, навсегда... на горизонтальную восьмерку...
Конверт был заклеен старательно, наглухо, с рельефными ка­
плями клея по треугольному контуру. Естественно, листок вну­
три тоже приклеился, и я никак не могла высвободить его под
столом из раскромсанных бумажных краев. Наконец, извлекла,
мятый, с дыркой посередине.
«Мамочка, здравствуй. Мы играли в мячик и на компьютере.
Дядя Женя приходил. Ты не волнуйся. Я в пришельцев до четвер­
того уровня дошел. Я кушаю хорошо. Дима».
Без единой ошибки.
Сколько раз его заставляли переписывать?

***
Душ казался чуть теплым, как я ни подкручивала холодный
кран. В конце концов, закрутила его полностью. Обожглась, при­
шлось приотвернуть. В кабинке клубился непроглядный белый
пар, плечи саднило под горячей струей, но все тело по-прежнему
бил озноб. Жуткий. Непобедимый.
Я должна пораньше лечь спать. Я должна отдохнуть. Я долж­
на сдать этот самый тест на прохождение, раз они этого хотят.
Я должна сделать все, что от меня зависит, и все остальное тоже.
Я должна... должна...
Хотя бы согреться.
Я сидела под душем, наверное, уже больше часа. Вот и хоро­
шо: время, прошедшее от обеда и до шести, когда я позволила
себе встать из-за компьютера, вспоминалось с содроганием —
стылое склизкое желе, откуда невозможно выбраться и где не­
возможно находиться. Не могу точно сказать, чем я занималась
все это время. Может быть, перечитывала монографию... может,
Димкино письмо... Димкино?., кажется, я уже успела пройти все
стадии сомнения и перебирания разнообразных версий, а может,

62

истории, образы. фашазо

и вообще не думала об этом. Я должна согреться. Я должна быть
сильной. Я должна подняться выше потолка, который есть и у
меня, если верить...
Ворвалась струя свежего воздуха, и я судорожно глотнула ее:
оказывается, еще чуть-чуть, и задохнулась бы в белом тумане.
И сразу — холодно!!!
— Дверь! — крикнула раньше, чем что-либо сообразила.
— Уже закрыл, — отозвался голос Александра Исааковича.
Не через дверь. Тут же, из-за клеенчатой занавески.
Оригинально; я нервно усмехнулась. С другой стороны, может
быть, человеку просто надо вымыть руки или, скажем, сполоснуть чаш­
ку, а кабинка с единственной раковиной битый час как занята. И по­
том, помнится, он утверждал, что я не интересую его как женщина.
— Сделайте немного слабее напор.
— Что?
— Напор воды ослабьте. Чуть-чуть.
Так и есть, претендует на раковину. Я привернула краны и
съежилась от холода. Скорей бы он там.
— Скажите что-нибудь.
— То есть?
— Теперь слышно. Мне нужно с вами поговорить. Только не
выключайте воду.
Н-да, выключать воду я додумалась бы в последнюю очередь.
Представила со стороны: вот я, голая, свернулась в позе эмбрио­
на и судорожно вожу по плечам тонкой струйкой душа, — а вот
мужчина за занавеской, которому приспичило со мной погово­
рить. Наверняка полностью одетый, даже при галстуке. Пар по­
тихоньку рассеивался, и я уже могла разглядеть темный силуэт,
длинный, невероятно высокий, если смотреть с корточек.
— Может быть, подождете? Я скоро выйду.
— Нет, прошу вас, здесь. И не выключайте воду, — повторил
он, как заведенный. Я приоткрыла посильнее горячий кран: ско­
рее демонстративно, чем чтобы согреться.
— Хорошо, давайте поговорим.
Вот тут-то он и замолчал. Вода стекала в слив, закручиваясь
маленьким смерчем. Как оно тупо и бессмысленно — продол­
жать сидеть в душе, когда вымылась давным-давно. Правда, ми­
нуту назад казалось, что у меня никогда не хватит сил вылезти
отсюда... полный бред.
— Пожалуйста, помогите мне, Алла Васильевна, — сказал
силуэт за полупрозрачной занавеской. — Больше мне никто не
поможет. Только вы.

ЯНА ДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

63

Потрясающе. Особенно в устах человека, к которому я всего
лишь вчера вечером обращалась с аналогичным текстом. Прав­
да, без шумового фона льющейся в слив воды.
— Смеетесь? — осведомилась я.
— Нет, что вы, — было слышно, как он звучно сглотнул. — Вы
можете. У вас же завтра тест на прохождение.
— Ну и что?
Хотелось грубее. Например: а вы-то какое имеете отноше­
ние к моему тесту? Или с ядовитой ехидцей: замолвить словечко,
ага? Или просто послать открытым непечатным текстом, изли­
вая, выбрасывая залпом все то, что накопилось там, внутри, под
тяжеленным волевым прессом, за последние дни... И резко за­
крутить кран.
— Вы спрашивали о моей жене, — проговорил Александр
Исаакович. — Я расскажу.

***
Он рассказывал долго. Хотя можно было и покороче.
Старые добрые времена, НИИ, двое молодых перспективных
ученых. Он любит ее, она любит науку, но замуж все-таки выхо­
дит, удобно же, без отрыва от процесса. Добрые времена заканчи­
ваются, НИИ в руинах, кому-то надо все бросать и зарабатывать
на жизнь, и это, естественно, он, ведь она любит науку. У него
получается не очень, но кое-как живут. Времена снова меняются,
она начинает ездить по международным конференциям и сим­
позиумам, выигрывает гранты, его функция кормильца семьи
становится фикцией, а ничего другого у него не осталось. Но он
любит ее, свою жену. Детей у них нет, причину смотри выше.
И тут им предлагают работу в шарашке. Обоим.
— С вами понятно. Но она-то почему согласилась?
— Если б вы ее знали... — мечтательные нотки сквозь шум
воды. — Все это был не ее уровень. Не буду о нашем институ­
те, это вообще смешно, но она поездила по миру, несколько раз
стажировалась в крупнейших профильных лабораториях... в бо­
гатых, развитых странах... Возвращалась и говорила: не то. Она
была на голову выше всех. Ей не хватало мощностей, ресурсов,
толковых сотрудников, а больше всего — понимания. То, что она
готова была разрабатывать, так называемые коллеги и потенци­
альные партнеры не могли постичь даже на уровне идеи. Ей все
время приходилось опускаться до них.
Пауза. Дробный звук капель душа о занавеску.
Со вздохом:

64

— И до меня тоже.
— Не вижу логики. Неужели тут, в шарашке, ей предложили
большее? И она поверила?
— Наверное, большее. Должно быть, поверила, они умеют
убеждать. Но дело не в этом. Она согласилась из-за меня.
— А вы — из-за реконструкции площади, да?
Не удержалась. Просто они уже достали, вывели из себя,
патологические неудачники, прячущие за красивыми словами
собственную импотенцию. Выслушанная только что история
рвалась по швам, расползалась, не выдерживала ни малейшей
критики. Интересно, как оно было на самом деле. Уже немоло­
дой, но из года в год подающий надежды ученый — типичная
посредственность — в конце концов бросает науку, найти нор­
мальной работы, в отличие от юриста Женьки, не может, обви­
няет в своих бедах весь окружающий мир с городскими властями
включительно... А рядом — успешная женщина. Которой инте­
ресуется некая шарашка. Интересно, он сам ее им сдал, собствен­
ную жену, или только поспособствовал, так сказать, морально­
психологически?
Хотя, может, и по-другому. Романтический образ гениаль­
ной научной дамы — фантом, выдумка, в которую он, возможно,
и верит. А его жена дура и стерва, именно такие чаще всего и
присасываются к кормушкам в виде грантов-конференций, но в
серьезных институтах ее быстро выводили на чистую воду, при­
ходилось становиться в позу и уезжать; рано или поздно кормуш­
ка должна была закрыться... Тоже неудачница, чья карьера была
обречена рухнуть, если б не шарашка.
А вообще-то, какое мне дело и до него, и до его жены?!
Александр Исаакович молчал. Слишком долго для паузы, так
что разговор можно считать оконченным. Кстати, не без пользы:
я успела согреться. Закрутила краны, выпрямилась во весь рост и
высунула руку из-за занавески:
— Дайте полотенце.
— Возьмите... Алла Васильевна!
Снова полилась вода. Теперь сплошной струей в раковину.
— Кажется, вы меня не поняли... жаль, конечно. Но все-таки,
если позволите, я сформулирую свою просьбу. У меня просто нет
другого выхода. Единственная надежда... что вы подумаете и
поймете.
Я вытерлась и завернулась в полотенце; куцее, оно держа­
лось на груди кое-как. В пространстве между занавеской и две­
рью два человека могут разойтись, только крепко прижавшись

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

65

друг к другу в процессе... и падающее на пол полотенце, спасибо.
Пускай формулирует, а потом откроет дверь и выйдет первым, а
я уже за ним.
Представила себе Андрона, а особенно старичка, наблюдаю­
щих эту сцену: запертая второй час кабинка наверняка уже успе­
ла возбудить их интерес. Громко прыснула.
— Что?.. Вы что-то сказали?
— Наоборот, я вас слушаю, Александр Исаакович.
Его фигура по-прежнему маячила за занавеской, теперь, ког­
да я встала, уже чуть менее ирреальная. Заговорил:
— Тест на прохождение... утром я не сумел вам как следу­
ет объяснить. Мобилизуются все резервы, какие только есть в
человеке: интеллектуальные, психофизиологические, подсозна­
тельные. Это достигается за счет абсолютного моделирования
реальности... и сильнейшей стрессовой ситуации, подобранной
индивидуально под конкретную личность.
— Как это?
— Они знают, как. Они все о нас знают.
Я хотела усмехнуться,усомниться: прямо-таки все, да неуже­
ли?.. но вспомнила приемную шефа, звонок бандита Толика (не
важно, сфальсифицированный или нет) после того теста на из­
мор. Корпоративную вечеринку и пустую Димкину кровать. Мя­
тую бумажку с кривыми, но правильными буквами...
В общем, да. Знают. Все.
— Я искал ее... там, — глухо произнес мужчина за занаве­
ской. — Я пытался ее спасти. Точно зная, что это в принципе воз­
можно. Если бы получилось — наверное, мы были бы сейчас вме­
сте.. . Но я не смог. Не прошел.
Он умолк и, кажется, ждал от меня вопроса. Я догадывалась,
какого. И тоже молчала.
Но он все же ответил:
— Я не видел ее шесть лет.
Я переступила с ноги на ногу; внизу было скользко и уже
холодно. Плечи подернулись гусиной кожей, влажное полотен­
це противно липло к телу, сползая с груди. Захотелось снова за­
браться под душ. Шесть лет... шесть лет назад родился Димка...
еще через шесть ему будет двенадцать... взрослый парень, изме­
нится, наверное, до неузнаваемости... Что за несусветная муть
лезет в голову!!!
Темный силуэт все еще маячил на расстоянии даже не вытя­
нутой как следует руки. Сколько можно?!!.. Чего он от меня хо­
чет?..

66

истории, образы, фантазии

— Александр Исаакович, — выговорила ровно и устало.
— Я не понимаю, чего вы от меня хотите. Выпустите меня, по­
жалуйста.
Поправила полотенце и резким движением отдернула зана­
веску.
Он стоял ко мне лицом. Чересчур близко. И не подумал по­
сторониться.
— Вы сдаете завтра тест на прохождение, Алла Васильев­
на, — сказал он. — Я не знаю ваших возможностей. Вы сами их
не знаете. Но если вы сумеете... если... я прошу вас сделать то,
что не получилось у меня. Найдите ее. Выведите оттуда.
Псих, тоскливо подумала я, встретив на мгновение его умо­
ляющий взгляд и тут же опустив глаза. Свихнулся тут, в шарашке.
Ничего удивительного.
Я тоже здесь рано или поздно свихнусь.
— Где я ее вам найду? В виртуальном тесте? В компьютере?
Он досадливо мотнул головой:
— Вы не совсем поняли... Я плохо объяснил. Эта реальность,
нельзя сказать, что она полностью смоделирована, там более
гонкая программная конструкция, в которой виртуальные эле­
менты микшированы с трансляцией извне в прямом онлайновом
режиме... Вы разберетесь, сами увидите, попав туда.
— Допустим. Но вы же говорили, что тесты индивидуальны.
— Индивидуальна ситуация, но ведь реальность та же са­
мая! Шарашка, за ее пределы ничего не выходит. Вероятность
того, что вы встретитесь, довольно велика. Только не пройдите
мимо... не пройдите, я прошу вас.
Он по-прежнему преграждал мне путь. В кабинке было уже
совершенно нечем дышать. Зеркало запотело так, что казалось
глухой стеной жемчужного цвета.
— Я же никогда не видела вашу жену.
— У меня есть ее фотография.
Александр Исаакович замялся, явно решая, стоит ли гово­
рить что-то еще, оставшееся невысказанным, в запасе. Я вздох­
нула, сгребла в горсть края полотенца на груди и сделала шаг
вперед, протягивая руку к дверной защелке. И тогда он выдал
скороговоркой:
— Это ее работа. Базовая монография нашего отдела. Вам
было интересно, я же видел!.. Вам с Олей будет о чем погово­
рить... потом, — он судорожно сглотнул. — Вы поможете ей?..
Вы обещаете?
— Хорошо. Я постараюсь. Откройте дверь.

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

67

Он закрутил кран, щелкнул шпингалетом и отпрянул от
меня, метнувшейся мимо него в обжигающую холодом темноту
спальни. Наощупь добралась до кровати, откинула одеяло вместе
с покрывалом, нырнула внутрь и укрылась с головой, прижав ко­
лени к подбородку. Забыть обо всем. Спать. Во что бы тони стало
выспаться сегодня, потому что завтра...
Сильнейшая стрессовая ситуация, подобранная под конкрет­
ную личность.
Димка.

***
На этот раз компьютер был суперсовременный, годный для
оснащения телевизионной студии с международной трансляци­
ей или, скажем, центра управления космическими полетами. Мо­
нитор, ширину которого я не смогла бы охватить раскинутыми
руками, на ребре казался не толще книги. Непривычная клавиа­
тура с большим раза в полтора набором клавиш, перламутровая
мышь о пяти кнопках. Если б я разбиралась в оргтехнике, навер­
няка была бы впечатлена и чем-нибудь еще.
— Вас может удивить формат этого теста, — говорил шеф,
странно серьезный, без намека на псевдоотеческое сюсюканье. —
Но, поверьте, это оптимальная форма, разработанная нашими
специалистами. Мы должны иметь всестороннее представление о
возможностях наших сотрудников. От успешности прохождения
зависит ваша будущая должность, уровень заработной платы и...
Микроскопическая пауза. Чтобы я поняла.
И я поняла.
— ...Короче, от этого зависит все.
По громадному монитору кружилась заставка: концентри­
ческие круги и спирали, перетекающие друг в друга, меняющие
форму и цвет, гипнотизирующие, если смотреть, не отрываясь,
хотя бы с полминуты... должно быть, так и задумано. Отверну­
лась, поискала взглядом директора:
— Я могу приступать?
— Не торопитесь. Тест запустится автоматически. Можете
пока задать вопросы, если они у вас есть.
Вопросов у меня накопилось немало, и, стараясь не смотреть на
втягивающий монитор, я перебирала их, словно вечерние платья
в шкафу-купе. Ни одного такого, который имело бы смысл задать
ему здесь и сейчас. Совершенно нечего надеть... подумать только,
в моей жизни не так давно закончились времена, когда именно это
было главной проблемой, которую мне приходилось...

68

истории, образы, фантазии

Вспомнилось с содроганием — даже сейчас. Передернула
плечами. Спросила:
— Правда, умных людей легко делать счастливыми?
— Простите?
— Дать им возможность заниматься своим делом, только и
всего. Работать мозгами. А больше им ничего и не нужно. Даже
не поинтересуются лишний раз, на кого они работают и зачем.
— Вам не объяснили цели и задачи нашего учреждения?
Странно. Я распорядился.
—Да вроде бы объясняли... Ваши распоряжения выполняют­
ся беспрекословно. Зачем счастливым людям свобода?
— Вам что-то осталось непонятным?
— Много чего.
— Ну, на много чего у нас, извините, нет времени. Програм­
ма запустится через сорок секунд.
— Хорошо. Тогда самое главное, — я развернулась, нашла
его лицо. — Если нас так легко осчастливить, почему же вы этого
не делаете? Нелогично, знаете ли. Я могла бы сейчас быть благо­
дарна вам по гроб жизни. Вкалывать интеллектуально, получать
удовольствие от процесса и благословлять шарашку. Зачем вам
понадобилось...?!
Он поморщился:
— И откуда у вас такой лексикон? Казалось бы, интеллигент­
ная женщина... Шарашка!
Больше я ничего не слышала.

***
Чтобы выйти из закрытой комнаты, надо найти тринадцать
предметов: флакончики, коробочки, кольца, кассеты, ключи
от запертых ящиков стола, где могут обнаружиться еще какиенибудь коробочки, диски, шнурки, ключи... В такую игру я игра­
ла в гостях у его компаньона по бизнесу, мне запустил ее тринад­
цатилетний компаньонов сын, и я весь вечер не вылезала из-за
компьютера — он потом долго припоминал мне тот визит. Со­
брала целых двенадцать, а потом игра застопорилась, и условная
комната бесконечно поворачивалась по кругу, показывая все те
же ракурсы согласно движениям мышки...
Знакомое начало.
Я взялась за дело методично: проверить все незапертые
ящики, полки, щели между мебелью и стенами и так далее. Все
это выглядело настолько же реальным, как интерьеры вирту­
альных телестудий или компьютерная графика в кинофильмах:

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

69

все восхищаются, присуждают премии за спецэффекты, однако
отличить подобные художества от настоящих съемок можно не­
вооруженным, даже близоруким глазом. И еще один ключик под
ковриком. Открываем нижний ящик письменного стола, нахо­
дим дискету. Теперь подсоединить обнаруженный ранее шнур и
включить компьютер.
Женская рука на мышке — там. Парадоксально-философская
модель мироздания с повторяющимися элементами, вложенными
друг в друга, и так до бесконечности в ту и в другую сторону...
Наверное, я просто сморгнула. На какое-то мгновение поте­
ряла контроль над происходящим, выпала буквально на миг из
несложного и, в общем-то, предсказуемого рисунка теста... Сидя
за компьютером, ждала, пока он закончит проверку на вирусы
и откроет дискету. Нетерпеливо шевелила мышью. Обыкновен­
ной, с двумя пупырчатыми кнопками.
Кажется, мне говорили, что, попав сюда, я пойму. Не помню,
кто, когда и где...
Шарашка. Мой сын. Я должна его найти. Мне дают шанс.
Все остальное совершенно не обязательно помнить и пони­
мать.

***
Единственная строчка цифр в открытом файле — чересчур
длинная для кода замка. Может быть, код зашифрован с помо­
щью какой-нибудь известной последовательности? Вспоминай,
ну!., когда-то же знала, могла запросто оттарабанить без шпар­
галки все эти фибоначчи... Самое неприятное, что для провер­
ки каждого из множества вариантов приходилось метаться от
компьютера к двери и назад. А если распечатать? Принтер есть,
и понятно теперь, для чего на верхней полке стеллажа нашелся
чистый лист бумаги.
Выхватив теплый, вкусно пахнущий озоном листок, верну­
лась к двери. Коробка замка светилась внимательным красным
глазом. Кстати, довольно хлипкая на вид. Может, получится
просто вышибить дверь плечом?.. Тоже вариант. Расправила
распечатку на стене возле замка; верхний край все время закру­
чивался, черт, надо было сдвинуть строчку вниз на несколько ин­
тервалов, — и вдруг увидела сверху серую линию колонтитула.
Пять цифр.
Замок сдвоенно клацнул, словно затвор винтовки, и я очути­
лась в коридоре. Куда теперь? Двери по обе стороны, плафоны на
потолке. Ни единой подсказки.

70

истории, образы, фантазии

Если исходить из того, что Димка действительно в специаль­
но оборудованной при шарашке детской комнате, — а больше
мне не из чего исходить, — необходимо хотя бы приблизитель­
но вычислить, где она может находиться. Думай. Вряд ли детская
воткнута среди рабочих кабинетов и лабораторий. Скорее всего,
подобные помещения где-то сгруппированы: рядом какой-нибудь
клуб, спортзал, библиотека, а возможно, и школа, о которой го­
ворила Марфа... и еще медпункт. Медпункт, во всяком случае,
должен быть обязательно. Отыскать схему, скажем, эвакуации в
случае пожара, и ориентироваться на красный крест...
Вообще, оно не помешало бы — найти схему. Карту ша­
рашки.
Не стоять на месте, идти. Наклон пола едва ощущается, но
он есть, и двигаться логичнее вверх: не станут же держать детей
глубоко под землей. Не исключено, что вся вспомогательная ин­
фраструктура вообще расположена в другом, наземном корпусе.
Но прежде чем выйти отсюда, я должна убедиться, что здесь Дим­
ки нет.
Коридор поворачивал направо. Странно, там, в реале (в реа­
ле? — мысль была нездешней, будто отголосок забытого сна) мне
так и не удалось обнаружить ни единого поворота. Свет стал вро­
де бы тусклее. Подняла голову: плафоны на потолке горели через
один, чем дальше, тем все реже и реже. Пошла медленно, тщатель­
но осматривая двери по сторонам и промежутки между ними. Хо­
телось бы знать, что будет, если постучать в какую-нибудь дверь.
Есть ли там люди? Если есть, как себя поведут?.. Особенно если
я на полном серьезе объясню, что сдаю виртуальный тест. Да и
люди ли они — или тоже компьютерные программы?
...А Димка?!
Кажется, мне рассказывали о микшировании разных эле­
ментов... виртуальных, реальных, онлайновых... Если думать об
этом сейчас, пытаясь отделить одно от другого, ни на что больше
мозгов уже не хватит.
Два пропущенных плафона, дверь тонет в глубокой тени. По­
стучала, сначала коротко, пробно, и тут же отодвинулась к стене,
так, чтобы очутиться за открываемой створкой. Уже оттуда по­
стучала еще раз, ритмичным стуком, каким часто, да почти всег­
да сигнализируют друг другу «свои».
Никто не открыл. Я затарабанила еще, стук звучал глухо, буд­
то в сплошную стену. Прислушалась: тишина. Пошла дальше.
Никаких табличек на дверях, никаких схем на стенах. В де­
сятке метров впереди светился последний плафон, за которым

ЯНА ДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

71

постепенно начиналась темнота. Идти стало легче, шаги понево­
ле ускорялись, и я поняла, что снова спускаюсь. Но как это может
быть, я же пришла снизу, а поворот не был ответвлением основ­
ного коридора, свернул сам коридор... или я опять чего-то не за­
метила, как тогда, в реа... ?
Стоп. Тупиковый ли он, путь, по которому я сейчас двигаюсь,
еще неизвестно, а вот подобное направление мыслей стопроцент­
но заведет в тупик. Реальность одна, говорил некто, о ком сейчас
не к месту и не ко времени вспоминать. Реальность — шарашка.
Притормозила под последним светящимся плафоном. Впе­
реди — темный коридор-тоннель, по бокам — двери-клоны друг
напротив друга. Для очистки совести постучала в обе. Одна ото­
звалась все тем же глухим, недверным звуком.
А другая скрипнула и отворилась.
Никто ее не открывал, сообразила я, все еще ежась от шока,
просто отворилась от прикосновения, незапертая и даже не за­
щелкнутая на язычок. Внутри было светло, и я вошла в комнату
без колебаний. Ну, почти.
В помещении оказалось совершенно пусто. Пол, потолок и
стены одинаково спокойного светло-желтого цвета. Люминисцентные лампы, встроенные в потолок, просто светящиеся ква­
драты по периметру. Стены гладкие: я прошла в конец комнаты,
попутно исследовав их все на предмет тайников или скрытых
дверей. Пустота. В этой комнате при всем желании ничего не
спрячешь. И, соответственно, никак не соберешь достаточно
предметов, чтобы выбра...
Раздался скрип, и я обернулась.
Дверь закрывалась! Плавно, как бы не очень и быстро, — нель­
зя было понять, закрывает ли ее человек, программа, сквозняк, — и
стремительно, как мышеловка. В один миг нарисовалось отчетли­
вое: ничего страшнее, чем остаться здесь, в пустой комнате с люминисцентными квадратами, не может произойти никогда и ни с кем.
Я метнулась к выходу с отчаянной скоростью, споткнулась, упала
навзничь, едва успев в падении выбросить вперед вытянутую руку.
Дикая боль в прищемленных пальцах — но застопорила, не дала
захлопнуться!.. Подтянулась на животе, другой рукой приоткрыла
створку, тяжеленную, как у бронированного сейфа — минуту назад
эта же дверь открылась сама собой от легкого стука?! Я просочилась
в щель, зажмурилась и содрогнулась от грохота за спиной.
За веками была темнота. Я открыла глаза: плафон напротив
двери не светился. Не светилось ни одной лампы во всем коридо­
ре. И я никак не могла вспомнить, с какой стороны пришла.

72

истории, образы, фантазии

Только не стоять на месте, это бессмысленно. Выбрала на­
правление наугад и пошла, стараясь определить, идет ли кори­
дор вверх или вниз: даже это почему-то стало проблематичным.
Тьма стояла непроглядная, глаза и не думали к ней привыкать,
а может быть, тут просто нечего было видеть. Наверное, стоило
держаться стены, возможно, пересчитывать двери... но от мысли
о дверях меня бросало в дрожь.
Запахло влагой, грибами. Погреб какой-то? В шарашке?..
Хотя почему бы и нет. А может, черный подземный ход. Вдруг
отчетливо припомнилось, что среди тринадцати предметов, со­
бранных в первой комнате, был фонарик. Точно, был, и почему я
не взяла его с собой?! В тестовых программах не бывает ничего
случайного, лишнего...
Неадекватная, дичайшая мысль.
Рискнула все же дотронуться до стены. Плесени на ощупь не
чувствовалось, только гладкий холод и капли воды, стекающие
под пальцами в ползучие струйки. Боль в прищемленных поду­
шечках понемногу отступала, отнимать руку не хотелось, и я поскользила кончиками пальцев по стене, вычерчивая на ней, на­
верное, пять мокрых дорожек, невидимых в темноте.
Ожидала вот-вот ощутить под пальцами пустоту — и отдер­
нуть руку. Но вместо этого натолкнулась на преграду. Небольшой
порожек не выше сантиметра. Сначала я решила, что это неплотно
прикрытая дверь. Спустилась пальцами чуть ниже: порожек исчез.
Тогда повернулась лицом к стене и, как слепая, начала ощупывать
неизвестный предмет. Прямоугольная плита размером где-то с мо­
нитор, гладкая, с чуть выступающими краями... в рамке?
А под ее нижним краем нащупала что-то маленькое, высту­
пающее под углом. Рубильник?.. Точно, рубильник.
Щелк!
Свет ударил по глазам, и только как следует проморгавшись,
я оценила, какой он слабый. Квелый лучик подсвечивал рамку
под стеклом. Прямоугольники, линии, значки, стрелки...
То, что я искала. План шарашки.

***
Теперь все будет легко. Гораздо легче выполнить задуманное,
чем пытаться задумать выполнимое. Но второе, кажется, у меня
уже получилось.
Я оказалась права. В шарашке действительно имелся от­
дельный рекреационный корпус, и располагался он среди леса,
на берегу маленького озера, где-то в полукилометре за коттедж­

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

73

ным городком. Мы с Димкой могли обнаружить его еще в пер­
вый день, если б отправились гулять в ту сторону... Значки на
плане, расшифрованные мелким шрифтом внизу, демонстриро­
вали ассортимент инфраструктуры: ресторан, несколько баров,
кинозал, дискотека, бассейн, сауна, тренажерный зал... детская
комната. Стилизованная кукла с мячиком. И в самом деле по со­
седству с красным крестом.
Любопытно, какая часть сотрудников шарашки пользует­
ся всеми этими благами. И по какому принципу отобранная...
нервно усмехнулась. Я пользуюсь. Там присматривают за моим
ребенком, пока я занята по уши интеллектуальным трудом и, в
частности, прохождением теста...
Снова дикая, некстати вклинившаяся... даже не мысль: так,
промелькнуло.
Ладно, к делу. Прежде всего, надо определиться, где именно я
нахожусь. Рабочий корпус шарашки на плане представлял собой
нечто разветвленное, извилистое, похожее на осьминога или схему
метро. Вспомнился прямой, как стрела, единственный коридор...
н-да. Впрочем, такая планировка здания с самого начала казалась
мне малореальной. Наверное, тут использованы какие-то оптиче­
ские технологии, скрадывающие повороты и перекрестки коридо­
ров. К сожалению, на плане никак не отображался уровень поме­
щений над и под землей. Хотя не уверена, что это помогло бы.
Теоретически я могла находиться где угодно. В любой точке
схемы.
Обнадеживало одно: выходов на карте было много. Любой
коридор, если держаться направления и не ходить по кругу, дол­
жен рано или поздно привести к выходу. А выбравшись из корпу­
са, на местности я уже как-нибудь сориентируюсь.
Очень хотелось взять схему с собой. Но рамка была привин­
чена к стене, а разбивать стекло — кулаком, локтем? — я не ре­
шилась, тем более что план могли и наглухо приклеить к заднику
рамки. Оставалось запомнить. Лес, коттеджный городок, снова
лес, озеро. Никаких других строений возле озера нет, никаких
других озер на территории шарашки:— тоже. Добраться туда. А
сначала выйти отсюда.
С сожалением отпустила глазами слабенький огонек под схе­
мой и двинулась в темноту. Держаться стены. Отслеживать пово­
роты. Попытаться все-таки выяснить, спускается ли пол вниз —
или поднимается вверх?., или тут уже идет прямо... ступеньки.
Ступеньки застали меня врасплох. Последней лестницей,
которую я видела в шарашке, было крыльцо в коттедже, а рабо­

74

истории, образы, фантазии

чий корпус, казалось, уходил под землю только наклонными пло­
скостями, вкрадчиво, незаметно. Разумеется, я споткнулась, не
устояла на ногах, ушибла колено. Не вставая, ощупала лестницу:
узкая, каменная, не совсем ровная, ведущая вверх... черт!
Влезла во что-то липкое, жирное, грязное. С отвращением
поднесла к носу ладонь: пахло, слава богу, просто землей, гли­
ной. На ощупь вытерла руку о ребро ступеньки и пробно потыка­
ла пальцем в разных местах: глина была не везде, местами, пят­
нами. Чьи-то следы. Кто-то спускался по этой лестнице в обуви
с нечищенными подошвами, и грязь не успела с них как следует
поотваливаться, а значит...
Вверх по лестнице. Быстрее. Быстрее!
Свет.
Пятнышко фигурной формы замочной скважины. И серый луч.
Успела в который раз вспомнить о фонарике, забытом в
той первой комнате, он существенно облегчил бы поиски клю­
ча в темноте. Заодно и о нескольких разнокалиберных ключах
от ящиков, оставшихся там же, — какой-нибудь из них мог бы и
подойти! Лестница, несмотря на обманчиво близкий свет, оказа­
лась длинной, и вот уже свистело дыхание, но скорость — нет, не
замедлялась ни на ступеньку в секунду. На всякий случай я вы­
ставила вперед раскрытые ладони...
Въехала с разгону в шершавое дерево. Оно вздрогнуло от
толчка и подалось с натужным горестным скрипом.
Я увидела туман.

***
Никогда в жизни не видела настолько густого тумана. Из
жемчужной взвеси выступал тонкий силуэт сучковатой ветки...
и все. Потянувшись к ветке, я не рассчитала расстояния до нее,
оцарапалась об острый сучок, а затем моя рука исчезла. По ло­
коть.
Как же сориентироваться, найти дорогу в таком тумане?!
Разведя невидимыми руками невидимые ветки, я вылезла
наружу. Сразу же пробрало холодом: как-никак, еще зима, а мое
пальто осталось... даже и не вспомнить, где именно оно оста­
лось; неважно. Температура плюсовая, потеплело, иначе не было
бы никакого тумана. Надо больше и быстрее двигаться, идти, не
сбиваясь с какого-то одного направления, отмечать дорогу и ори­
ентиры — а туман, он же никогда не держится долго...
Отошла на несколько шагов и заломила ветку кустарника:
она повисла углом и стала похожа на японский иероглиф. Под

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

75

нргами то чавкала грязь, то поскрипывал слежавшийся снег, ку­
сты иногда расступались, но большей частью преграждали до­
рогу, цеплялись за одежду, неожиданно, из засады, хлестали по
лицу. Какая-то незнакомая местность, между рабочим корпусом
и коттеджами, насколько я помню, не было зарослей кустарни­
ка, только светлый лес из корабельных сосен. По идее, я должна
скоро туда попасть, и тогда продвигаться станет легче... если, ко­
нечно, не иду сейчас в противоположную сторону. Чего никак не
определить — только идти вперед, надламывая каждый десяток
шагов ни в чем не повинные ветки.
Я сделала уже семь-восемь меток, когда на меня спикировала
первая птица.
Услышав прямо над головой ее резкий гортанный крик и за­
прокинув лицо, я не разглядела в тумане даже смутного силуэта,
а в следующую секунду птичьи когти уже вонзились в плечи, и
счастье, что я именно в тот миг нагнулась, подныривая под ку­
старниковой аркой. И еще не успела сообразить, что происходит,
а птицы уже орали со всех сторон. Невидимый голос тумана,
мгновенно материализующийся в острую боль — в спине, пле­
чах, руках, затылке... Лицо! Спрятать лицо!!!
Я упала на колени, сжалась в комок, попыталась отползти
под куст, в самое сплетение веток, но птицы с легкостью прони­
кали туда, где я лишь оцарапывалась и ломала все вокруг себя,
слишком большая, неповоротливая. Птицы... что это за птицы?!
Какие они?!! Только крики, когти и клювы — больше ничего,
ведь никогда в жизни я так крепко не зажмуривала глаза...
И когда стало ясно, что не спрячешься, не переждешь, не за­
кроешься, что склюют заживо, до костей, — я извернулась, низко
держа голову, сама заорала по-птичьи (нет, не испугались, не уле­
тели, ни одна!) и схватила обеми руками что-то теплое, мягкое,
бьющееся... это что-то надо было раздавить, порвать, обездви­
жить...
Стая взлетела. Разом, как по выстрелу.
Прошла минута, две, а может, и намного больше, когда я на­
конец поднялась. Медленно разлепила глаза. Поднесла совсем
близко и разглядела сквозь туман свои руки, окровавленные,
сжимающие комок темных перьев... совсем небольшой комо­
чек... Разжала пальцы, и он исчез, словно утонул в мутной воде.
Я никогда раньше не убивала птиц.
Побрела дальше, забыв поставить метку, — да и зачем, по­
пробуй не узнать это место с переломанными кустами и, навер­
ное, кровищей на талом снегу. Действительно, потеплело. Сад­

76

истории, образы, фантазии

нило плечи и затылок, влажныи воздух совершенно не холодил
раны. Заявлюсь к Димке в таком виде, он, конечно, испугается, а
я не смогу объяснить... нельзя же допустить, чтоб он боялся еще
и птичек.
Сломался каблук. Давно уже шатался, а теперь, наконец, от­
ломился, застрял в грязи. Я присела — приблизившись, на зем­
ле обнаружилось овальное пятно ноздреватого снега, — сняла
второй сапог и долго воевала с каблуком, который не хотел от­
ламываться по моей воле. За это время успела снова промерз­
нуть насквозь, какое там потепление... Обулась, встала. Идти без
каблуков оказалось ничуть не легче, наоборот, привыкла же к
другому центру тяжести. Сквозь стельки на пятках моментально
просочилось мокрое, ледяцое, хлюпая на каждом шагу.
Вдруг кусты кончились, застав меня в тумане врасплох: еще
несколько метров я недоверчиво выставляла руки перед собой.
Ни кустарника, ни деревьев; под ногами, кажется, был снег,
причем довольно мягкий, а не слежавшийся или перемерзлый.
Странно, на открытом месте должно было растаять прежде всего.
Может быть, сюда падает тень от какого-то высокого строения, в
таком тумане его не разглядишь и в полутора шагах...
Запахло водой, рекой. Озеро? Прикрыв глаза, я попыталась
как можно подробнее припомнить схему: никаких других водое­
мов на территории шарашки нет, это точно. Значит, я практиче­
ски пришла?! Миновав коттеджи, лес... почему бы и нет? Я же не
знаю, с какой стороны выбралась из рабочего корпуса. А нужное
мне здание где-то совсем близко.
Димка. Если б не туман...
Туман уже не был сплошным. Я заметила это, глянув под
ноги и вдруг отчетливо увидев свои бескаблучные сапоги,
оставляющие непривычные следы на снегу. Огляделась по сто­
ронам: туман клубился сгустками, тянулся полосами, то полу­
прозрачными, то молочно-белыми, — словно облака высоко в
горах. Никакого корпуса в рваном поле видимости не было, но
он мог располагаться и по другую сторону озера. Нужно спу­
ститься к воде, а дальше двигаться вдоль берега. Ошибиться
невозможно.
В просвет между клочьями тумана впереди показалась равни­
на. Белая и пушистая, будто дорогое ковровое покрытие. Озеро до
сих пор подо льдом?.. Я усомнилась, но не слишком сильно. Если
оно за зиму промерзло до дна, вполне может быть. И снег на льду
лежит дольше, чем на земле. Подойти ближе, найти кромку...
Я шагнула и провалилась. По колено.

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

77

Не в воду.
Ногам стало мягко и тепло, и поначалу эти тепло и мягкость
усыпили страх. Недоуменно глянула вниз: а как же тогда снег?
Снег перекатывался мелкими волнами, как если б под белым
покрытием шевелилось громадное животное. Вокруг ног, выше
икр, не защищенных сапогами, пульсировало густое, желеобраз­
ное, живое. Попыталась выдернуть ногу; но опоры не было, я
только погрузилась еще глубже. В полуметре слева вздулся, тем­
нея, пузырь размером с футбольный мяч — и лопнул фонтаном
красно-бурой студенистой массы; по снегу протянулась ко мне
пятипалая клякса, похожая на щупальце. Я огляделась в пани­
ке: сквозь ошметья тумана было видно, как все вокруг бугрится,
вспучивается, плюется бурой слизью, густой, тягучей, с запахом
гнилого мяса...
Но самое жуткое было там, внутри. Шевелилось, ритмично
сокращалось, втягивало. Уже до середины бедра.
Нахлынуло мутное, неуправляемое: рвануться, забиться всем
телом, как муха в паутине, как олень в болоте... и тогда — все. Но
если сдержаться, не двигаться, замереть, то произойдет то же са­
мое, только медленнее, страшнее...
Прямо передо мной набух громадный пузырь — близко,
практически вплотную! — и взорвался, забрызгав меня зловон­
ной массой. Теплые брызги побежали, как живые, по одежде, в
разных направлениях, будто норовя отыскать складку, отвер­
стие, проникнуть ближе к голому телу. Я закричала тонко и прон­
зительно, задергалась, замахала руками, сбивая студенистые ко­
мочки, — и провалилась почти по пояс.
Вокруг растекалась грязно-бордовая лужа, словно рана с рва­
ными краями, резко темнеющими на снегу, теплом и ворсистом
на ощупь... никакой это, конечно, не снег.
Но я же шла по настоящему снегу! Я стояла на твердой по­
верхности. И сделала только шаг... один шаг...
Бурая рана брызгалась слизью, курилась запахом падали.
Рискнуть. По-другому никак.
Я зажмурилась.
Крутанулась рывком мышц спины и пресса, ввинчиваясь еще
глубже в живой студень, но все же развернувшись на сто восемь­
десят градусов. И упала на грудь, распластываясь по липкой мас­
се, запрокинув голову и выбросив руки далеко вперед...
Ледяное и твердое. Пальцы скользили, пропахивая борозды в
земле, льду и снегу, пытаясь найти опору, зацепиться, удержать­
ся, — а теплая зловонная субстанция подкатывалась к лицу, за­

78

истории, образы ? фантазии

хлестывала подбородок, взбиралась по щекам ложноножками
капель. Не стряхивать. Не совершать лишних движений. Раз­
меренно дышать немыслимой вонью. Закрепиться онемевшими
пальцами за камень и медленно, очень медленно и экономно
подтягиваться на руках.
Оно заволновалось. Судорожно запульсировало изнутри,
пошло волнами, лопнуло еще несколько пузырей, захлестнуло
спину. Изо всех сил я рванулась вперед и вверх, под отчаянную
вспышку последней мысли: не соскользнут ли пальцы с опоры?!!
...Я сидела на холодной земле, согнув ноги в коленях, опу­
стив голову на скрещенные руки с обломанными и содранными
ногтями, а вокруг не было ничего. Ни тумана, ни корпуса, ни
кустов, ни озера, ни запаха воды. В нескольких метрах впереди
ровно белел снег, точь-в-точь как настоящий.
Надо идти.
Вдали между пегой землей и серым небом виднелся черный
бобрик леса. Наверное, туда.
Куда-нибудь.

***
Идти до леса оказалось долго. Слишком долго, вразрез с мои­
ми представлениями о масштабах здешней территории. Безраз­
мерный дикий пустырь тянулся и тянулся, залежи серого снега
перемежались проплешинами земли, черной, рыже-глинистой
или поросшей жухлой прошлогодней травой, — зачем шарашке
столько бесхозной, бесполезной земли?
Всякий раз, когда приходилось ступать на снег, меня бросало
в дрожь. Хотя, если разобраться, опасность могла скрываться и в
земле, и в траве, и в глине. И в том, что за все время надо мной не
пролетело ни единой птицы, тоже не было ничего хорошего.
Лес все-таки приближался. Уже было видно, что он не чер­
ный, а темно-зеленый, сосновый. Над молоденькими сосенками
опушки возвышались корабельные стволы с тяжелыми кронами,
похожими на грозовые тучи. Может быть, именно в этом лесу не­
сколько дней назад мы с Димкой кормили белочку. И черт его
знает, кто или что еще может обитать там, в лесу...
Но гораздо хуже, если это совсем другой лес.
Уже на опушке голая земля начала сдавать позиции снегу.
А в лесу по-прежнему стояла зима, белая, нарядная, несмотря на
то, что снег был обильно притрушен сухими сосновыми иглами.
Я скользила по ним, шепотом заговаривая безумное предчув­
ствие жути — и провалилась, и дико закричала...

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

79

Всего лишь в сугроб, проломив корку наста.
На мой крик отозвалась какая-то птица. Далеко.
После нескончаемого пустыря казалось, что идти через лес
тоже придется не один час. И вдруг совсем скоро я вышла на тро­
пу. Не на тропинку — на широкую, хорошо утоптанную тропу с
длинными проталинами посередине, точно такую же, как та, что
вела от рабочего корпуса к коттеджному поселку. Или на ту са­
мую.
Если бы!..
Цепочку моих следов на снегу тропа пересекала наискось.
Если развернуться под острым углом, наверняка выйдешь назад
на тот непонятный пустырь... а что, если под ним как раз и рас­
положен подземный корпус шарашки? Тогда все сходится. В об­
ратную сторону — коттеджи, а чуть дальше озеро... Быстрее!
Пробежав по стволу сосны, на тропу выскочила белочка с
зимним дымчатым хвостом. Сложила лапки, уставилась пытли­
выми бусинами. Меня передернуло.
...К коттеджам я вышла через четверть часа. Спокойные де­
ревянные домики, аккуратные подтаявшие тропинки к каждому
крыльцу — ничего не изменилось с тех пор, как мы с Димкой...
Вон тот, если не ошибаюсь, наш. Может быть, зайти на несколь­
ко минут, умыться, обработать раны, снять заскорузлую одежду,
провонявшую гнилью? Там, наверное, найдется, во что перео­
деться, в крайнем случае можно постучаться к хозяйственной со­
седке Марфе. А уже потом, приняв человеческий вид, — в рекреа­
ционный корпус, к Димке.
Все будет хорошо.
Уже на верхней ступеньке крыльца я заметила краем глаза
что-то знакомое, уже виденное, дежа-вю. Обернулась. Человек в
меховой шапке и коротком пальто сидел на скамейке у соседнего
коттеджа, вытянув безразмерные ноги. И пока меня не видел.
— Александр Исаакович!
Вскочил, огляделся по сторонам. Я призывно махнула рукой
с крыльца.
И в этот момент началось.
Передо мной распахнулась дверь. Резко, широко, как будто
кто-то толкнул ее изнутри.
Крыльцо оглушительно заскрипело. Я обернулась: лестница
поднималась, словно разводной мост, вставала дыбом, нацелив­
шись на меня перевернутым зигзагом ступенек, похожих на ряд
акульих зубов, с которых, как слюна, капал подтаявший снег.
Верхняя площадка крыльца затряслась под ногами, я потеряла

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

81

равновесие — только не внутрь, не в черную пасть дверей! — от­
катилась вбок, поднырнула под дощатые перила и, зажмурив­
шись, спрыгнула вниз.
Рыхлый снег внизу амортизировал падение, но щиколотку
все равно прошило болью. Я вскочила и, припадая на левую ногу,
побежала прочь от того, что притворялось коттеджем. На бегу
вспомнила об увиденном с крыльца человеке на скамье. Навер­
няка мираж. Приманка.
— Алла!
Он несся ко мне со всех ног. Я попыталась прибавить ско­
рость, но боль с каждым шагом становилась все острее, невыно­
симее. И вдруг прямо на пути выросла бревенчатая стена. Чего
не могло быть, ведь коттеджи, они же стояли в ряд, а я...
— Алла!!!
Тяжелое дыхание за плечом. Оглянулась, мельком увидела
совсем близко лицо Александра, а сразу же за ним — зубчатую
челюсть вертикального крыльца.
— Давайте руку. Бежим!
Схватив мою руку выше запястья, он потянул меня вправо,
вдоль преградившей дорогу стены, мимо хищно нависшей че­
люсти. Я едва успевала переставлять ноги, прочерчивая темные
борозды в снегу, от боли перед глазами плыло и мерцало, и я уже
не знала, действительно ли вижу, как еще один коттедж тяжело и
лениво, но уверенно движется нам наперерез...
— Там, — выдохнула почти беззвучно, указывая свободной
рукой.
Мой спутник притормозил, крутанулся на сто восемьде­
сят градусов, и рванул с места так, что я не успела среаги­
ровать, не удержалась на ногах, пропахала снег всем телом,
повиснув на вытянутой руке. Александр остановился, поднял
меня за плечи и встряхнул, резко, будто хотел выбить из моей
одежды пыль:
— К лесу! Там они не смогут... Ну?!!
Я кивнула:
-Да.
Мы взялись за руки и побежали, лавируя между наступающи­
ми со всех сторон углами и стенами, вздыбленными лестницами и
скамейками, распахнутыми оконными рамами, плюющимися би­
тым стеклом, кренящимися карнизами, лопающимися трубами...
Вспомнились вышитые подушки и кружевные покрывала в комнате
Марфы, такие домашние, подобранные по-хозяйски и с любовью...
... —Алла! Что с вами? Вы меня слышите?!

82

истории, образы, фантазии

Приоткрыла глаза. Увидела серое небо, по которому медлен­
но кружились сосновые кроны. Это было красиво. Пока все не за­
слонило лицо, темное против света, с неразличимыми чертами.
— Алекс...
На этом его имя кончилось. Вполне достаточно для имени.
— Пожалуйста, постарайтесь встать, — сказал он. — Мы
должны ее найти.
— Кого?
Я села, и его лицо обрело детали: темные глаза, брови доми­
ком, тонкий нос, впалые щеки. Откуда он здесь взялся?
— Ольгу, — ответил он. И пояснил для непонятливых: —
Мою жену.

***
— Тест, — повторила я, — тест.
Слово перекатывалось на языке, ничего не значащее, упру­
гое, бесформенное. Тест, тест... тесто.
— Как же вы тогда здесь оказались?
— Вошел с компьютера Андрона. По внутренней сети.
— Как это?
— Обыкновенно. Он часто выходит из кабинета, а на старика
мне плевать, пусть стучит.
— Я не о том. Как чисто технически?
Смутно, словно что-то литературное или киношное, припо­
минались громадный широкоэкранный монитор, гипнотическая
заставка, мышь о пяти кнопках. Внешние эффекты. А на самом
деле сюда можно было войти с любого компьютера, Андрона, на­
пример... вроде бы знакомое имя, кто он такой, этот Андрон?
— Гораздо проще, чем вам кажется. Но я вряд ли смогу адек­
ватно объяснить, у меня другая специализация. Да и у вас тоже.
— Если оно так просто, почему же вы не попробовали
раньше?
Мы шли через лес, без всяких троп, стараясь по как можно
большему радиусу обогнуть коттеджный поселок. Я скользила
по насту, подволакивая ногу, зернистая корка слегка подламы­
валась, но в целом выдерживала мою тяжесть. Алекс же прова­
ливался на каждом шагу, выдергивая длинные журавлиные ноги
из снежных ям с ломаными краями. Собственно, поэтому я и не
опиралась больше на его локоть, как поначалу: передвигаться са­
мой оказалось гораздо легче.
— Я вам уже говорил, — бросил он после паузы. — Дело не в
этом. Дело в том, что у каждого есть свой потолок.

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

83

Что-то подобное он действительно говорил, я плохо помнила,
но просить его повторить не было ни малейшего желания. Сосно­
вые иглы скользили под ногами, сильнее даже, чем слежавшийся
снег. Где-то вверху перестукивались дятлы. Компьютер? Тест?
Пикирующие птицы, студенистое чудовище, взбесившиеся
коттеджи. Да уж.
— А если бы мы от них не убежали, — спросила я, — что
тогда?
Пожал угловатыми плечами:
— Ничего. Непрохождение.
— То есть погибнуть по-настоящему здесь невозможно?
Ничего не сказал. Чуть больше ссутулился и ускорил шаги. Те­
перь я едва поспевала за ним: нога в подвернутой щиколотке болела
вполне реально. На шее, плечах и затылке саднили раны от птичьих
клювов, обоняние давно отключилось под натиском вони от заско­
рузлой одежды, а такие мелочи, как обломанные и прищемленные
почерневшие ногти, уже получалось не принимать во внимание.
А вот мыслить виртуальными категориями — нет, не полу­
чалось.
Он запоздало ответил:
— Я не знаю.
— А куда мы идем, вы знаете?
Оглянулся, посмотрел мне в глаза:
— Лично я иду за вами.
Вот оно что! А мне казалось — наоборот. Притормозила и
нервно захихикала. Алекс тоже остановился в двух шагах впере­
ди и глядел вопросительно, серьезно.
— Зачем? — я все еще давилась смехом.
— Я уже говорил. Чтобы разыскать свою жену.
Его жена. Звучало опять-таки знакомо, кажется, у них там
имела место какая-то мелодрама. А если даже ничего такого
раньше и не было, то чего стоит само по себе: ради жены человек
проникает в чужой виртуальный тест, где спасает от хищных кот­
теджей, что характерно, другую женщину...
И правда же, спасает. Больше было и некому.
— Вы первый человек, которого я здесь встретила, — сооб­
щила я. — Почему вы думаете, что здесь должны быть еще какието люди?
— А почему вы так думаете?
— Я?
Осеклась. Я действительно думаю именно так... не думаю
даже, а просто верю. Что здесь, в тщательно смоделированной

84

истории, образы, фантазии

кем-то виртуальности, имеющей мало общего с реальной ша­
рашкой — даже чисто топографически, не говоря уже о коттед­
жах, птицах или живом болоте под фальшивым снегом, — что
где-то здесь ждет меня мой настоящий Димка. Мой сын, которого
я могу найти, вывести отсюда, спасти. Но это же бессмыслица.
Тест на прохождение. Все, что со мной сейчас происходит, —
продумано, запрограммировано в гипертекстовом многообра­
зии вариантов. И все они, в сущности, сводятся к двум основ­
ным: пройду или не пройду. Ничего кроме. Нельзя переиграть
шарашку, находясь в созданном ею же компьютерном мире.
А Димки здесь нет. Программный слепок с него — может быть,
но не Димка...
Остановилась. Прислонилась спиной к сосне и медленно,
ощущая каждой клеточкой разлитую по телу боль и слабость,
сползла вниз.
— Алла?!
Приоткрыла и подняла глаза. Неправдоподобно высоченная
фигура... кажется, я уже видела когда-то этого человека в таком
ракурсе. Не помню... неважно.
— Вставайте! Надо идти.
— Никуда не надо идти, — устало растолковала я. — Ну по­
думайте сами, откуда здесь возьмется ваша жена? В лучшем слу­
чае — виртуальная фальшивка. И то вряд ли, это же не ваш тест.
Так какой смысл...
Алекс оперся на сосновый ствол — ладонями и лбом, навис­
нув надо мной аркой. Ничего, сейчас до него дойдет.
— У каждого есть потолок, — произнес в ...надцатый раз. —
Жаль. Я думал, вы сильнее.
Пожала плечами.
— Я виноват, — глухо продолжал он. — Напомнил вам о
тесте, и вы теперь не можете сконцентрироваться, мобилизо­
вать все силы... а ведь у вас хорошо получалось. Я в свое время
сломался гораздо раньше, на одном из первых же испытаний.
А Оля, она ждала меня. На самом деле ждала, в реальности.
Я знаю точно.
— Откуда?
— Та монография, вы читали... Оля написала ее уже здесь.
И зашифровала в автореферате письмо ко мне.
Я громко хмыкнула.
— Не смейтесь! — взвился он обиженно, как ребенок. — Она
великий ученый и потому могла себе позволить быть несерьез­
ной. Например, подписывалась в первых буквах каждого абзаца

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

85

статьи... просто так. Знал только самый близкий круг... Вас не
удивило, откуда мне известно, что это именно Олина работа,
если мы не виделись столько лет?
Голос звучал раздраженно, знакомо. Алекс выпрямился, от­
пустил сосну и принялся ходить туда-сюда, взламывая снег. Чтото исходило от него — нервное, будоражащее. Я поднялась на
ноги и спросила:
— И что она вам написала?
— Не скажу.
— Ваше дело.
Он стоял наизготовку, словно лыжник в ожидании стартово­
го пистолета. Вот только команду к старту должна была дать я, и
указать направление — тоже я, и... Никому я ничего не должна.
Я никуда не собиралась идти. Зависну здесь. Хотя бы из любо­
пытства: посмотреть, что будет. Каким именно образом шараш­
ка меняподстегнет. Ожившие сосны с раскаленными шишками?
Бешеные белки?..
— Вы все воспринимаете слишком буквально, Алла, — загово­
рил Алекс. — По-вашему, мы с вами сейчас персонажи тупой бродилки на компьютере. На самом деле тест на прохождение гораздо
сложнее... микс виртуального и реального... я уже пробовал вам
объяснить. Вы должны сделать все, на что способны, иначе будете
жалеть всю жизнь. Не останавливайтесь ниже своего потолка.
—Я все понимаю, — конечно, я понимала далеко не все, но хо­
тела сказать ему о другом. — Знаете, в чем ваша главная ошибка?
Вы считаете, что шарашка способна на честную игру. Будто вам по­
зволят соединиться с вашей женой по-настоящему, если... А я в это
не верю. Ни секунды. Мы в их власти — независимо от того, в виртуале или в реальности. А значит, с нами не обязательно вести себя
честно, —я заводилась все больше. — Шарашка с самого начала ма­
нипулирует мной через сына, больше им не на что меня взять!.. Так
с чего это вдруг, если я сдам их долбаный тест, они остановятся?!!
— У вас есть выбор?
Я уже почти кричала, поэтому расслышала его задним чис­
лом, отголоском негромкой фразы. Прикусила язык, глубоко
вдохнула:
— Извините.
Он подошел ко мне, протянул руку. Я помотала головой.
Имела в виду, что идти с ним за руку, проваливаясь в снег на
каждом шагу, не очень-то удобно, особенно с подвернутой щи­
колоткой. Но он, кажется, не понял, решил, будто я отказываюсь
вообще. Выговорил:

86

истории, образы, фантазии

— Я скажу вам, что зашифровала Ольга там, в авторефера­
те. Одно слово. Это могла написать только она, шарашке уже не
было смысла... Я скажу, и вы пойдете дальше.
Кивнула.
Проговорил совсем тихо:
— Трус.

***
Озеро стояло темно-сизое, с желтоватыми глинистыми бере­
гами: снег местами еще лежал на траве, но нигде не подступал к
самой воде. Белый корпус на том берегу был декоративен, словно
киношная вилла миллионера. Но, отраженный в озере мелкими
штрихами, он ничем не отличался от городской пятиэтажки.
— Там никого нет, — сказала я. — Вот увидите.
— Посмотрим, —' отозвался Алекс.
К аккуратному корпусу со стороны леса не вела никакая до­
рога, не виднелось даже тропинки в непролазной грязи. Ничего
похожего на прикрытие, под которым можно было бы подобрать­
ся к нему поближе, тоже не было. А в озере наверняка обитает
какой-нибудь монстр. Или же грязь замешана на концентриро­
ванной кислоте. Или... что они еще могли придумать, креатив­
ные программисты шарашки?!
Хватит.
Я рванула с места так резко и стремительно, что Алекс за­
мешкался, отстал. Желтая грязь килограммами липла к подо­
швам, каждый раз отпускала ногу с натужным чмоком, снижая
скорость, — раздражала. Я торопилась, потому что мне надоело.
Как можно скорее ворваться в эту белую виллу, перевернуть ее
верх дном, вывернуть наизнанку и покончить разом со всем.
С тестом на прохождение, со случайным спутником, сопящим за
плечом, со всеми своими страхами и надеждами. Навсегда. Од­
ним махом.
От крыльца к озеру спускалась белая дорожка, выложенная
фигурной плиткой. Мои размашистые следы с кусками отвалив­
шейся грязи определенно придали ей шарма. Сопение за спиной
прекратилось и, оглянувшись, я увидела, как Алекс неловко пы­
тается очистить свои ножищи о бордюр; обхохочешься. Но мне
некогда.
К резной двустворчатой двери так и просился швейцар в
мундире; я распахнула эту дверь ударом ноги, оставив на светлой
резьбе отпечаток цвета приозерной глины. Щиколотка заболела
с новой силой, но все равно приятно. Однако мне везет на не­

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

87

запертые двери: лимит на ключи и кодовые замки исчерпался,
видимо, еще в первой комнате. А вот и план корпуса в пол стены,
и не схематично-топографический, а зрелищный и доступный,
все раскрашено и подписано для удобства отдыхающих: вот вам
стрелочка к бассейну, там сауна, этажом выше — бильярд. Только
где они, сливки шарашки, предающиеся культурному отдыху?!
Послышались быстрые гулкие шаги, в спину ударило сбивчи­
вое дыхание. Догнал.
— Здесь пусто, — громко сказала я, и голос звучно разнесся
по вестибюлю. — Никого.
— Вы уверены?
— Можете проверить. Сауна, бар, фитобар — с чего начнете?
Я же не знаю вкусов вашей жены. Димка, тот, конечно, торчал бы
в бассейне, да кто ж его пустит. Детская у них аж на третьем эта­
же, высоковато, — я ступила на светлую дорожку поверх мрамор­
ной ступеньки; задрала голову. —Димка! Ди-и-имка-а-а-а-а!!!
Закричала скорее с вызовом, чем с отчаянием или надеждой.
Послушала отзвук собственного крика, замирающий где-то
под высоким потолком. А затем—тишину. Секунду, две, десять...
целую минуту тишины.
Сесть на ступеньку и заплакать. И чтобы кто-нибудь обнял за
плечи. И резким движением сбросить с них чужие руки. И все.
Алекс по-прежнему стоял позади меня. Просто стоял, не пы­
таясь коснуться.
— Давайте все-таки поднимемся, — предложил он.

***
— Поздравляю, — сказала женщина.
Она оказалась гораздо красивее, чем я думала, чем пред­
ставляла себе по формальной паспортной фотографии. Она была
безупречно элегантна, истинная леди от шпильки до булавки.
Прямая спина и гордая голова, причесанная волосок к волоску.
Французский маникюр. Легкий дорогой запах.
А я топталась в дверях, оставляя грязные следы на ковровом
покрытии, сама себе противная в провонявшей насквозь заско­
рузлой одежде, со спутанными волосами и засохшей кровью на
лице, не зная, куда деть руки с обломанными черными ногтями.
Контраст не для слабонервных. Не для меня.
За моей спиной шумно задышал и завозился человек, выгля­
девший, кстати, немногим лучше. После длинной-предлинной
паузы выдохнул:
— Оля...

88

истории, образы, фантазии

Женщина брезгливо сдвинула брови:
— Саша, сходи умойся.
Робкий утвердительный звук за спиной. Дверной скрип и
шаги вниз по лестнице.
...А Женьку я сразу и не заметила. Только тогда, когда он
тоже сказал:
— Поздравляю, Алла.
Не скажу, чтоб я была особо удивлена. Женька весьма орга­
нично здесь смотрелся: среди дорогих ковров и мебели с жемчуж­
ной обивкой, при даме в изящном деловом костюме под цвет его
собственного элегантного пиджака. Как всегда, примерещилась
тонкая оправа очков... смешно.
— С чем? — бросила я, усаживаясь на софу. Обивку, видимо,
придется менять, и пусть.
Улыбнулся:
— С прохождением, конечно.
— С успешным прохождением, — уточнила женщина. Не без
иронических ноток в голосе.
Она меня раздражала. Если б не она, я могла бы сейчас ска­
зать Женьке: наконец-то я тебя нашла, мы все-таки не совсем
чужие люди, я прошу тебя, в память нашей студенческой юно­
сти, твоего брейн-ринга... пожалуйста... И совсем тихо: где мой
Димка?!
При ней — не могла. Вызывающе закинула ногу на ногу, по­
шевелила бескаблучной подошвой, сбрасывая на ковер подсо­
хший кусок глины. В этих чертогах, наверное, убирают по четы­
ре раза на дню. Кстати, судя по дизайну, никакая это не детская
комната.
Они оба молчали. Смотрели вежливо и пусто.
— Приятно познакомиться, Ольга... м-м? — мой голос про­
звучал ужасающе развязно; она не подсказала отчества, но я все
равно продолжила в том же тоне: — Читала вашу монографию,
любопытно, да, любопытно. Я не со всем согласна, мы могли бы
подискутировать. В частности, Александр Исаакович вовсе не
трус. Напрасно вы с ним так.
Леди усмехнулась кончиками неярко накрашенных губ:
— Саша всегда нравился женщинам.
Я хохотнула. Громко, фальшиво.
— Ну вы даете, — Женька вздохнул, — дамы.
Кажется, на языке у него крутилось другое, более популярное
слово для обозначения женского пола. И в целом он был прав.
Вдруг он резко обернулся ко мне и бросил:

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

89

— Закрой глаза!
Я закрыла. Разумеется, только на пол секунды: затем сообра­
зила, возмутилась, обернулась за пояснениями... Женька кивнул
навстречу моему вопросительному взгляду. Как если бы я в точ­
ности исполнила его распоряжение и он остался доволен резуль­
татом.
Ольги рядом с ним не было.
Прежде чем поинтересоваться, куда она подевалась, я слу­
чайно опустила глаза к собственным ногам. Сапоги на шпильках.
Совершенно сухие, давно не ступавшие по чему-либо грязнее
паркета. Посмотрела на руки: ухоженные, с чистыми ногтями.
Не болела щиколотка, не саднили затылок и шея. И что-то неуло­
вимо изменилось вокруг... запах?., звук?
— Теперь действительно все, — сказал Женька. — А ты боя­
лась.
— Что — все? — спрашивая, я уже угадала ответ и прибавила
поспешно: — Ничего я не боялась.
— Прошла же. И совсем неплохо прошла.
Он подошел к стильному серванту, распахнул дверцы бара.
Обернулся:
— Чем отметим? Есть виски, коньяк... нет, коньяк так себе,
а вина хорошие: шардоне, бордо восемьсот какого-то... Или тебе
все-таки покрепче?
— Прекрати. Где мой сын?
— Детская этажом ниже. Не слышишь, что ли? Тут правда у
многих дети... неужели я, когда был маленький, тоже так орал?
Все в порядке с твоим Димкой. Вопрос в том, хочешь ли ты пого­
ворить при нем или все-таки наедине.
— Нам есть о чем говорить?
Ответила машинально, словно отбила мяч. И в этом момент
услышала: снизу действительно доносились детские голоса!
Я метнулась к двери, распахнула створку, прислушиваясь отча­
янно, будто радист терпящего бедствие корабля, отлавливающий
в эфире ответный сигнал. Готова была броситься вниз, не считая
ступенек, если бы...
— О шарашке.
Притормозила. Оглянулась через плечо:
— Зачем?
— Затем, что тебе здесь работать. И жить.
Ты так в этом уверен?! Сарказм повис на губах, судорожно
дернув их уголки. Женька прав. О шарашке надо поговорить.
— Хорошо. Но сначала я должна его увидеть.

90

истории, образы* фантазии

Кивнул:
— Легко.
Мы спустились по лестнице; мягкая дорожка глушила перестук
каблуков. Свернули налево, чуть-чуть, всего на пару шагов. Веселый
детский шум усилился. А ведь меньше получаса назад мы поднима­
лись тут с Алекс... андром Исааковичем, и не было ни ребячьих го­
лосов, ни смеха, ни громадного Микки-Мауса на двери...
— Не открывай, — негромко сказал Женька. — Так посмо­
три.
Я подошла вплотную. Микки-Маус оказался прозрачным, ве­
роятно, в одну сторону, как пленка на стеклах автомобиля. Там,
за дверью, в странном, приглушенно разноцветном простран­
стве, играли дети. Немного, человек шесть... или семь... комна­
та, кажется, просматривалась отсюда не вся... Димка!!!
Он сидел на ковре, в четверть оборота: плечо, тонкая шейка
из-под воротника, плавная линия щеки и нестриженые завит­
ки надо лбом. Серьезный, сосредоточенный. Строил на полу
какую-то грандиозную архитектурную конструкцию, она до­
ходила ему уже до груди — сложная, многоступенчатая, кру­
жевная. Чуть развернулся к противоположной стене; теперь я
видела его спину, затылок, уши. У всех мальчишек одинаковые
затылки. А если...
— Димка!.. — шепотом, почти без звука.
Вздрогнул, обернулся, задел локтем свое сооружение, и верх­
ний ярус, покосившись, посыпался на ковер. Я успела разглядеть,
как задрожали Димкины губы.
Снова отвернулся, принялся собирать, восстанавливать,
строить дальше.
Женька тронул меня за локоть:
— Пошли.
Мимо Димкиной постройки пронеслись две девчонки со ска­
калкой, хоть бы не зацепили, не сломали!., и почему не видно
воспитателя, должен же кто-то смотреть за детьми... Нет, я не
верила. Очередная фальшивка. Более-менее удачно спрограммированная виртуальная реальность. В шарашке это умеют.
Тем более я должна как можно полнее и глубже разобраться
в ней, в шарашке. Собрать всю информацию, какую только воз­
можно. Пока эта возможность есть.
Димка. Распахнуть дверь, ворваться, обнять. Поверить.
Нет. Лучше не надо.
Обернулась к Женьке:
— Пошли.

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

91

— Садись. Ты так и не ответила, что тебе налить?
— Давай сначала ты мне ответишь. По порядку. Зачем все
это было?
— Тест? Тебе же, кажется, объясняли. Чтобы определить твой
по...
— Потолок, ага.
— Ну, это грубо. Я бы выразился — потенциал. Хотя по сути,
пожалуй, верно. Согласись, принимая на работу сотрудника, мы
имеем право знать...
Женькино «мы» прозвучало забавно. И давно он отождест­
вляет себя с руководством шарашки? Много ли у него оснований
для этого? Разлил по бокалам что-то золотистое, прищурившись,
посмотрел на свет. Эстет, хозяин жизни. Я усмехнулась:
— И много вы обо мне узнали? Насколько здорово я умею
бегать, отмыкать и вышибать двери, отбиваться от всякой гадо­
сти... Это имеет прямое отношение к научной работе?
— Имеет. Не стоит понимать буквально.
— То есть в ваших виртуальных фишках скрывается высший
философский смысл? Птицы, тварь болотная, коттеджи... Знакисимволы, да? Кодировка?
— Примерно так.
— На досуге попробую расшифровать.
— Не знаю, что именно тебе запрограммировали, но поверь,
так было нужно. Структуру теста разрабатывают лучшие специали­
сты по психоанализу. Индивидуально. Дотестовой подготовки тоже.
И то, и другое всегда жестко, сама понимаешь, почему. Но теперь,
после прохождения, ты можешь забыть, — он подошел ко мне, дер­
жа на ладони серебряный поднос с выпивкой. — Забудь, Алка.
— А если бы я не прошла?
Брать бокал у меня не было ни малейшего желания. Женька
некоторое время подержал поднос на весу, нелепо, словно непожатую руку, затем поставил на журнальный столик.
— Да в принципе, тоже ничего страшного. Ну, меньше зар­
плата, ну, старый комп, кабинет черт-те где... да что я рассказы­
ваю, ты же проработала пару дней во втором секторе. Вместе с
этим, как его, — махнул рукой в неопределенном направлении.
Я невольно повернула голову. Как будто и вправду рассчиты­
вала кого-то там увидеть.
Выпрямилась. Ровно, с сарказмом:
— Без права выйти на кофе. И вообще выйти. И... — голос
все-таки дрогнул. Димка.

92

истории, образы, фантазии

— В рабочее время шастать на кофе везде моветон, — ото­
звался Женька. — А мальчишку в любом случае вернули бы, кому
он нужен? Тебе просто помогли проявить себя по максимуму.
И ты проявила. Ты молодец.
Я ему не верила. Но на данный момент не это было самым
важным.
— Допустим. Так какие у вас на меня планы теперь?
— У нас? — он удивился; похоже, слияние с сильными мира
сего было временной позой.
— У шарашки.
Женька улыбнулся. Уселся в кресло, закинул ногу на ногу,
отпил, смакуя, длинный глоток, удовлетворенно причмокнул,
кивнул на второй бокал, в который раз предлагая мне присоеди­
ниться. Я ждала. Протянув паузу до предела, он заговорил как ни
в чем ни бывало:
— Шарашка... Перестань ее демонизировать. Просто круп­
ное научно-исследовательское заведение широкого профиля, и
ты только что доказала свое право заниматься здесь чем хочешь.
Чем угодно, понимаешь, Алла? Планы — у тебя, а не на тебя. Ша­
рашка же предоставляет тебе все возможности для их реализа­
ции. И полную свободу.
— Свободу?
— Да ладно тебе иронизировать. Когда ты можешь брать лю­
бую тему, разрабатывать ее так, как тебе хочется, когда к твоим
услугам шикарнейшая база данных, библиотека, аппаратура, ма­
териальное обеспечение... По-твоему, это — не свобода?
— Любую из списка предложенных.
— Представь себе, нет! Вообще любую. Если ты думаешь, что
шарашка использует наши мозги для достижения своих гнусных
целей — абсолютное оружие, сверхобогащение, власть над ми­
ром... ты ведь себе насочиняла чего-то подобного, правда? — так
это полная ерунда. Никакой военщины или коммерции от нас
не требуют. Чистая наука, фундаментальные разработки. То, что
в принципе не может принести быстрой отдачи, независимо от
того, в чьих оно руках.
— Тогда зачем...
Перебил:
— Затем, что больше это никому не нужно! Затем, что наука
вырождается, переходит в чисто прикладную плоскость, даже в
развитых странах! А у нас... ты сама знаешь, что у нас. Интел­
лект как таковой, в чистом виде, перестает, уже перестал быть
ценностью, авторитетом, даже личной гордостью. Еще два-три

ЯНАДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

93

поколения — и по-настоящему разумные люди, люди интеллекта
исчезнут как биологический вид. Шарашка, если хочешь, — за­
поведник для таких людей. Для нас с тобой.
—Я спрашиваю, зачем это шарашке? Судя по всему, — широ­
ким жестом обвела вокруг, — организация не бедная. И не имея,
как ты говоришь, отдачи...
— То есть, тебя интересует, откуда у них бабки, только и все­
го. А меня, представь себе, не очень. Запущен крупный, систем­
ный меценатский проект, по сравнению с которым все грантовые
программы в поддержку науки — даже не капли, а так, мелкие
брызги, пылинки. Лично мне все равно, на чьи деньги это делает­
ся и с какими мотивациями.
— И какими способами.
— Алла! Я же объяснил: это была дотестовая подготовка. Не­
обходимая. Только в ультрастрессовом состоянии человек рас­
крывает все, на что способен.
— Мне говорили.
— Знаю. Ольгин муж. Кстати, вот: мужик откровенно не тя­
нет, извлечь из него какую-либо пользу проблематично. Однако
живет здесь на полном обеспечении, работает... ну, как бы. По­
тому что он все же один из нас, людей интеллекта. В шарашке
находится место и для таких.
— В этом, как ты сказал... втором секторе?
— Разумеется, а как же иначе? Нельзя же давать собственные
темы всем подряд. Ладно бы просто слабым ученым, а то ведь по­
падаются совершенно колоритные персонажи из числа самород­
ных гениев... Но если человек, пусть даже без оснований, делает
ставку на разум — он уже наш. Мы не можем от него отказаться.
— И выпустить за ворота.
Женька встал, поставил на столик недопитый бокал. Задним
числом я отметила: он опять говорит «мы». Человек, который со­
всем недавно пытался бежать из этого меценатского заповедни­
ка для интеллектуалов. Напомнить?
Заговорил:
—Да. В проекте такого масштаба нельзя превышать допусти­
мый риск. Но подавляющее большинство сотрудников и не по­
мышляют о том, чтобы покинуть шарашку. Ты еще не имела воз­
можности убедиться, но здесь объективно гораздо лучше, чем...
там.
— На свободе?
— Да брось ты. Какая там свобода...
Я тоже поднялась:

94

историк, образы? фантазии

— Получается, вы с Колей тогда оказались в меньшинстве?
Он резко повернулся. Глаза в глаза:
— Я же тебя просил. Не надо. Это было мое личное дело.
Пожала плечами:
— Хорошо, не буду.
Женька снова взял со стола бокалы, теперь уже без подноса,
шагнул ближе, почти вплотную, и протянул мне мой нетронутый
прямо в руки, так что не взять не было никакой возможности.
Улыбнулся дружески и чуть устало:
— Все в порядке, Алка. Я знал, что все будет в порядке. Ты
еще не отошла от всего этого, тебе пока трудно... ничего, прой­
дет. Сейчас заберешь малого, вернетесь домой, отдохнешь. Ну, и
начинай потихоньку думать над темой. Только не торопись, спе­
шить тут некуда.
— А тебе не кажется, что все может быть наоборот?
Посмотрел недоуменно:
— Что?
— То, о чем ты рассказал. Суть шарашки. Все то же са­
мое, только с обратным знаком, — я глотнула вина, не почув­
ствовав вкуса, и заговорила все быстрее, горячее: — Да, здесь
собирают разумных людей. Людей интеллекта, исчезающий
вид. Собирают целенаправленно, отслеживают, заманивают
самыми разными методами... не перебивай, я же тебя слуша­
ла... в резервацию. Здесь, на месте, тестируют, сортируют,
подбирают индивидуально для каждого надежную привязь.
Ну, и позволяют заниматься ерундой. Без малейшей, как ты
сам сказал, отдачи! И все это делается ради того, чтобы там,
на свободе — да!!! — этот вид действительно исчез. Полно­
стью. А потом...
— Что потом?
Я вздохнула. Запал вдруг кончился, словно потух огонек на
середине бикфордова шнура, не добравшись до взрыва. Допила
до дна большими глотками, будто воду.
— Что потом, уже совершенно не важно.
— Ты несешь чепуху.
— Может быть.
Поставила бокал на поднос, подошла к двери, распахнула
створки. Детский шум под лестницей поутих, но все-таки звучал
еле слышным фоном, словно плеск моря в штиль. Только бы он
оказался настоящим. Только бы...
Тогда решение придет само, и оно будет правильным.
А все правильное — выполнимо.

ЯНА ДУБИНЯНСКАЯ ШАРАШКА

95

Димка держался крепко. Так, что онемели пальцы — на холо­
де, без перчаток.
Ни о чем не спрашивал. Молчал.
Но я отвечала. Быстрой, успокоительной (кажется) негром­
кой скороговоркой:
— Уже недолго. Заграждения с той стороны быть не должно,
ну, может, какая-нибудь сетка... а скорее просто лес, и все. А за
лесом — шоссе. Проголосуем, поймаем машину... Только не бой­
ся. Ты же ничего не боишься, правда?
Помотал головой. Еще крепче стиснул руку.
На нашей стороне была внезапность. Стремительный старт,
которого никто от нас не ожидает. Вместо долгих объятий и по­
целуев, вместо бесконечных расспросов и рассказов, вместо рас­
слабляющего чая на кухне, вместо естественного человеческого
сна, вместо основательных размышлений о будущем. Даже вме­
сто того, чтобы зайти в коттедж за вещами. Если б мы сделали
хотя бы это, нам бы уже не дали уйти.
Но мы свернули с тропинки сразу, как только углубились в
лес; Женька сослался на дела и не пошел провожать, не сознавая,
какой дает нам шанс, — а может, и сознавая, не важно. Это озеро,
оно располагалось на самом краю схемы... виртуальной, но вряд
ли та шарашка по территории слишком отличалась от настоящей.
Выбраться на шоссе. Раньше, чем нас успеют хватиться, раньше,
чем обработают результаты моего теста на прохождение, рань­
ше, чем обо мне в принципе вспомнят, раньше, раньше...
Димкины пальцы, сросшиеся с моими. Здесь, со мной. И это
главное. Меня ничего тут не держит.
Возможно, если б я сделала паузу, взяла тайм-аут, дала слаби­
ну — они нашли бы, чем и как привязать меня к шарашке. Воз­
можно, через день, два, неделю, месяц я уже чувствовала бы себя
удачливой и счастливой, как все они, мои потенциальные колле­
ги, «люди интеллекта», с которыми и вправду было здорово петь
Киплинга под гитару и говорить на одном языке. Никого из них я
больше никогда не увижу, а жаль. Даже несостоявшейся дискус­
сии с элегантной стервой Ольгой — все-таки она зацепила меня
некоторыми моментами своей монографии...
Интересно, как поступит Алекс... Александр Исаакович те­
перь, когда они встретились — в виртуальном пространстве, да,
но ведь он именно того и добивался изо всех сил, преодолевая соб­
ственный потолок. Что-то же он должен был вынести из этой встре­
чи, понять, переосмыслить, переставить акценты, избавиться от

96

истории, образы, фантазии

ложной привязи, на которой его держали шесть лет! Может быть,
он когда-нибудь тоже... хотя это его личное дело. Как и Женьки с
Колей, ценных и полноправных сотрудников шарашки — все-таки
совершивших пускай неудачную, но попытку бегства.
— Мам, ты слышала? Вроде бы машина.
Остановилась, прислушалась. Тишина — и вдруг отдален­
ный гул, нарастающий и тут же слабеющий вновь. Потом еще...
Я никак не могла определить, откуда идет звук, Димка сориенти­
ровался раньше и точнее, указал направление. Чуть правее, чем
куда мы шли до сих пор. Но, кажется, довольно близко. Близко!..
«Не проецируй на себя», — посоветовал мне когда-то Жень­
ка, говоря об их с Николаем побеге. Не буду. В отличие от них, у
меня все получится. Теперь-то я знаю точно. Не суть важно, какую
информацию рассчитывали добыть психоаналитики шарашки из
символов и кодов моего теста — я кое-что узнала о себе сама. Да,
если придется, я упаду лицом в живую зловонную грязь, но не
дам себя засосать. Я среагирую молниеносно на все что угодно,
пусть даже домашний очаг вдруг обернется чудовищем. Я свои­
ми руками сверну шею любому, кто попробует меня заклевать. И
я больше никогда, ни при каких условиях не выпущу Димкиных
пальцев. Я не отдам его никому, и шарашке — в первую очередь.
Мы уедем подальше и начнем новую жизнь. С большим и
светлым местом под солнцем для нас двоих. Мой сын никогда не
будет неудачником, способным только жаловаться на неправиль­
ное устройство жизни, от которой лучше всего спрятаться — хоть
в заповедник, хоть в резервацию, хоть к черту в зубы. Никогда.
— Мам, вон там, видишь?
Тень пронесшегося мимо низкого силуэта за сосновыми
стволами. Уже отчетливый шум мотора и визг колес — притор­
маживают на скользкой дороге. И опять затихло: все же тут не
самый оживленный участок шоссе. Быстрее! Остановить когонибудь, нет разницы, в каком направлении, и денег у меня тоже
нет, ни копейки, но признаться в этом можно будет позже, потом,
далеко...
И уже там, все равно где, придумать, что делать дальше. Вряд
ли это будет намного сложнее, чем найти выход из запертой ком­
наты с тринадцатью спрятанными предметами и зашифрован­
ным кодом замка. В конце концов, если б я, «человек интеллек­
та», ничего не стоила там, то есть уже здесь — на свободе! — то
не представляла бы интереса и для шарашки.
Выбраться из сугроба на укатанный снег шоссе, скользкий с
краю, коричневый и подтаявший ближе к середине. Помочь вы­

ЯНА ДУБИНИНСКАЯ ШАРАШКА

97

лезти Димке, а параллельно, не теряя времени, свободной рукой
проголосовать приближающейся машине...
— Мама!!!
Длинный дорогой автомобиль с затемненными стеклами и
залепленными снегом номерами. Визг тормозов. Нет. Так не бы­
вает. Не может быть никогда.
Шагнуть вперед, бесстрастно волоча за собой заходящегося
в истерике Димку. Обернуться, резко прикрикнуть через плечо:
молчи. Нагнуться к медленно, очень медленно опускающемуся
стеклу...
— Подбросьте до города.

ИЛЬЯ КАПЛАН

Сказочник
Сказка

ил-был на свете один человек. Он жил, как живет­
ся. Не хуже и не лучше, чем миллионы подобных
ему молодых людей. Учился, работал, ходил в кино.
И даже едва не женился. Но — не сложилось.
А еще он постоянно врал. Врал по мелочи, просто так, из
спортивного интереса. Врал по-крупному — тоже из интереса,
но никогда — ради личной выгоды... Врал вдохновенно и оченьочень правдоподобно. И даже сам порой верил в то, что говорил,
настолько, что потом трудно было самому разобраться, что же
он придумал, а что было на самом деле.
Постепенно в компании друзей забылось его настоящее имя,
и все стали называть его неизвестно кем и когда придуманной
кличкой: «Врайтер».
А однажды ему позвонила на мобильник ужасно расстро­
енная женщина. И звонила-то она вовсе не ему, а просто но­
мером ошиблась, как это часто бывает, однако же сразу, как
только он принял вызов, начала сбивчивый рассказ о своих
бедах. Совсем другому человеку, лучшей ее подруге предна­
значался этот надрывный монолог. Вот только было ей все
равно в тот момент, кому излить свое горе. Она говорила
долго. О том, как плохо складывается ее семейная жизнь, о
том, как трудно ей ладить с подросшими уже детьми, о том,
что вечно не хватает денег, а с работы ее скоро уволят... Да
мало ли что еще может на одном дыхании сказать в трубку

Ж

ИЛЬЯ КАПЛАН СКАЗОЧНИК

99

доведенный до отчаяния частыми беспощадно-сильными уда­
рами судьбы человек.
Но даже самому длинному рассказу рано или поздно прихо­
дит конец, и она замолчала. В трубке слышны были только ред­
кие всхлипы.
А он не сбросил звонок, как вначале собирался, а тоже начал
говорить.
И, к собственному удивлению, сочинил для своей случайной
собеседницы сказку. И были в этой сказке такие добрые, такие
светлые и такие близкие уму и сердцу женщины слова, что про­
блемы, одолевавшие ее, на время отступили. А потом и совсем
исчезли...
Она была первой.
Никому она не смогла впоследствии рассказать, что именно
говорил ей голос из телефона. Потому что не помнила этого. И не
смогла вспомнить, как ни старалась. Она запомнила только одно —
после этого звонка все наладилось. Вернулся в семью ушедший
было к своей секретарше муж, исправился несносный характер де­
тей, и с работы ее не выгнали. Даже прибавили зарплату.
И когда через пару недель ей позвонила лучшая подруга и
принялась привычно жаловаться на судьбу, женщина, порыв­
шись в памяти мобильника, дала подруге тот самый номер, раз­
говор с обладателем которого так повлиял на ее жизнь...
Подруга стала второй.
Через две недели ему позвонили снова. И снова произошло
необъяснимое. Вместо того чтобы прервать поток слов, льющий­
ся на него из трубки, он выслушал все до конца и снова, как и
в первый раз, рассказал собеседнице сказку... Совсем иную, чем
та, что была рассказана две недели назад. Но не менее интерес­
ную и, как потом выяснилось, действенную.
Он удивлялся себе. Никогда в жизни не было у него способ­
ностей к сочинительству, и уж тем более не умел он никогда гово­
рить так красиво и гладко, как делал это сейчас... Врать—да. Это
он мог делать безо всяких ограничений, но сказки?
А что делать: позвонили — рассказал... Не мог он бросить
трубку. Не позволяло ему сделать это что-то внутри. Когда со­
беседница, удовлетворенная услышанным, отключилась, он по­
думал, что все это просто совпадение. Ошибался. Через неделю
ему позвонили опять. Мужчина на этот раз. И снова — исповедь.
И снова — сказка...
Его номер быстро разошелся среди жителей Города. Не про­
ходило и дня, чтобы ему не позвонил кто-то и не попросил о по­

100

истории, образы, фантазии

мощи. И он никому не мог отказать. Вот просто не мог — и все.
Силился сказать, что «помощь — не по его части», но — не по­
лучалось...
Для каждого он сочинял сказку. Особенную, предназначен­
ную для единственного в мире человека — того, кто был на связи
в данный момент. И собеседник мог быть уверен, что услышав
свою сказку, сможет обрести то, чего так недоставало, либо изба­
виться от того, что так хотелось, но не получалось забыть... И что
все у него наладится в ближайшее время.
А потом звонить стали чаще.
Вскоре ему звонили по нескольку раз в день, и оказалось,
что он уже только и делает, что отвечает на телефонные звонки.
И без конца рассказывает сказки... Длинные и короткие, страш­
ные и не очень. Волшебные и не совсем.
Никто не решался поговорить с ним вживую. Только теле­
фон. И только мобильный...
Он пробовал менять номера. На пару дней это помогало, но
потом люди каким-то чудом снова находили его. И все начина­
лось сначала. Тридцатый, тридцать первый, тридцать вторая...
Он всегда знал, какой по счету страждущий ждет от него помо­
щи... И втайне очень ждал тысяча первого звонка... Надеялся,
что все кончится вместе с тысяча первой сказкой. Но вот прошло
полтора месяца, позвонил тысяча первый... А за ним, через двад­
цать минут — тысяча второй. Вернее, тысяча вторая...
Его уволили с работы... Всем, и начальству, и коллегам смер­
тельно надоело его обыкновение часами говорить по телефону.
Он не стал ничего объяснять, и увольнение воспринял спокойно,
хотя знал точно, что половина его коллег, да и сам начальник от­
дела успели услышать от него свою сказку.
В тот день он впервые выкинул мобильник. Просто так, про­
ходя по мосту, с размаху зашвырнул в реку ставший уже нена­
вистным аппарат. А на другой стороне моста его догнал какой-то
мужчина и протянул свой заливающийся полифонической тре­
лью мобильник со словами: «Кажется, это вас...».
И все сначала. Девушка на связи. Девушке пятнадцать. У де­
вушки — проблема. Куда же без проблем в таком возрасте. Как,
впрочем, и в любом другом. А ей говорили, что вот именно по
этому номеру можно найти Сказочника...
Сказочник. Девушка была первой из «клиентов», кто назвал
его так. Только теперь это была не кличка уже, а профессия, что
ли. Помнится, счет «клиентам» тогда пошел на сотни. А она была
триста двадцать восьмой по счету...

ИЛЬЯ КАПЛАН СКАЗОЧНИК

101

Закончив с ее сказкой, он обернулся, чтобы отдать телефон
хозяину (трубка была модная и очень дорогая), но того уже не
было рядом. Тогда он просто положил телефон на каменный па­
рапет. Подумал еще, что кому-то сегодня повезет.
И пошел дальше.
А через четверть часа его снова окликнули. На этот раз из
припаркованной у обочины машины. Из приоткрытого окна ему
протянули телефон. И он снова взял его и поднес к уху, четко зная,
что ничего изменить уже нельзя и что это его судьба — отвечать
на звонки. И рассказывать сказки. Всю оставшуюся жизнь. Ему
стало грустно.
Закончив сказку, он выкинул телефон. Зачем хранить труб­
ку, если в случае необходимости всегда найдется новая. В конце
концов, не ему же нужны эти бесконечные и утомительные теле­
фонные разговоры.
Подумал, что хорошо было бы уехать куда-нибудь далеко.
Туда, где еще не протянули свои невидимые щупальца башни
компаний-операторов. Но он знал, что никуда уехать не сможет,
а если и получится, то только туда, где его найдут в любую мину­
ту, чтобы привычно протянуть мобильный телефон...
Он пробовал запираться в квартире, выбросив предваритель­
но мобильник и отключив на всякий случай городской телефон.
Но в положенный срок — минут через двадцать — служба спасе­
ния взломала металлическую дверь и один из спасателей молча
протянул Сказочнику очередную трубку.
Тогда он смирился. Во избежание повторных инцидентов с
дверью держал в доме дежурный аппарат.
Он не стал искать новую работу. Понимал, что даже если
и найдет ее, долго продержаться на ней не сможет. Средства к
существованию получал, сдавая презентуемые ему на улице мо­
бильные телефоны в ломбард. Все равно забирать у него мобиль­
ник после очередной сказки никому не приходило в голову, ну не
коллекционировать же их. Трубки были разные, зачастую очень
и очень дорогие. Сначала он тяготился таким своим положени­
ем, а потом привык. Стал рассматривать это, как своеобразную
плату за услуги. Услуги Сказочника...
Работал он по двенадцать часов в сутки. Всю неделю, кроме
среды. В среду никто не звонил ему. Первый раз он даже подумал,
что все закончилось, и очень огорчился, когда на следующий
день, в четверг, услышал звонок и привычную уже просьбу...
Время шло. Он рассказал уже более полутора тысяч сказок, а
люди все звонили и звонили ему. Звонили утром. Звонили днем.

102

истории? образы, фантазии

Вечером тоже звонили. Он начал уставать. С нетерпением ждал
семи часов, когда, наконец, прекращались звонки и наступала в
его квартире и душе долгожданная тишина. Ждал среды — знал,
что в этот день его никто не побеспокоит.
В среду он звонил сам. Уже давно, где-то после пятисотой
сказки, он решил, что нужно найти своего Сказочника. Он ниче­
го не знал наверняка. Просто предположил, что если его сказки
помогают людям жить, должен же найтись кто-то, чья сказка по­
может жить ему... Очень хотелось найти того, кто сможет расска­
зать ему сказку. Единственную и неповторимую историю, после
которой он, Сказочник, перестанет быть Сказочником.
Он садился в кресло и набирал номер наугад. И задавал в
трубку один-единственный вопрос: «Вы не хотели бы стать Ска­
зочником?». И каждый раз, получая разной степени удивленности и дальности «посыла» отрицательный ответ, думал, а что бы
стал делать, если бы собеседник согласился...
Со временем желание избавиться от «сказочной повинности»
стало его навязчивой идеей. Днем он отвечал на звонки, снова и
снова слушал рассказы о проблемах, в общем-то, совершенно чу­
жих ему людей, а ночью, лежа в постели, ломал голову над тем,
что же ему нужно сделать, чтобы избавиться от неизвестно кем
навязанной роли...
Горожане начали узнавать его в лицо. Мобильный теле­
фон — еще и маленький фотоаппарат, так что фото Сказочника
разошлось по десяткам тысяч телефонов едва ли не быстрее, чем
номер его первой симкарты.
Но подходить к нему народ почему-то опасался. То ли пора­
жала людей сама его способность, то ли побаивались, что рас­
сказанная вживую сказка не даст нужного эффекта... Да и сам
Сказочник был рад тому, что ему не приходится видеть своих «по­
допечных».
И вот однажды на улице к нему подошла девочка.
Девочке было на вид лет десять, и у нее было очень серьезное
лицо. И неизбывно-печальные, недетские какие-то, глаза.
Сказочник сидел на одной из скамеек, в изобилии расстав­
ленных вдоль набережной.
Наслаждался тишиной, покоем и летним солнышком. До оче­
редного звонка оставалось еще минут пять или семь. Он успел по­
любить это время передышки и научился использовать его по пол­
ной программе, чтобы расслабиться перед очередным разговором.
— Вы Сказочник, правда? — спросила девочка. И, наклонив
голову, критически оглядела его с ног до головы. Оглядела так

ИЛЬЯ КАПЛАН СКАЗОЧНИК

103

пристально, что он даже смутился немного. И машинально на­
чал поправлять прическу. Потом опомнился, тряхнул головой и
тоже оглядел девочку.
— Нет, — хмыкнул он, — я просто тут отдыхаю.
В разговор вступать не хотелось. Совсем. Хотелось провести
оставшиеся до следующего звонка минуты с максимальной поль­
зой. Расслабиться, успокоиться. Девочка начала его раздражать
уже одним своим присутствием.
— А вот и врете! Я видела, как какой-то дядя вам телефон
принес, а потом быстренько испарился! Скажете — нет?
И улыбнулась. Лукаво так. По-доброму. Как улыбаются толь­
ко влюбленные и дети. Первые потому, что их, в силу влюблен­
ного состояния, вдруг начал радовать окружающий мир, а вто­
рые — потому что мир еще не успел их серьезно огорчить. В силу
малости возраста.
Вот только глаза на улыбающемся лице по-прежнему остава­
лись серьезными.
— Ну хорошо. Ты меня поймала. Я — Сказочник! — сказал он.
Отдохнуть не удастся, это понятно. Что же ей все-таки от
него нужно?
— Хорошо, — удовлетворенно кивнула девочка. И присела
рядом.
— Ничего хорошего, — протянул он, — поверь мне на слово.
Абсолютно ничего.
Сказочник откинулся на спинку скамейки, вытянул вверх
руки и потянулся.
Как же он от всего этого устал... Как же хочется нормальной
среднестатистической жизни, банального семейного счастья.
Созрел-таки. С удовольствием поменял бы свою «сказочную»
профессию на простые радости семейной жизни...
И главное, чтобы никогда никому ничего не нужно было рас­
сказывать...
Интересно, сколько он так протянет? Ведь не может же не
сказаться на психике эта его вынужденная роль «всеобщей жи­
летки». .. Два варианта: либо желтый дом в скором времени, либо,
что вероятнее, прыжок с крыши вниз. Очень уже хочется...
— Расскажи мне что-нибудь, Сказочник, — подала голос де­
вочка. — Пожалуйста!
Все время, пока он размышлял о своей не сложившейся судь­
бе, девочка сидела на скамейке в двух шагах от него и сосредо­
точенно разглядывала ее край с вырезанной ножиком фразой:
«Здесь был Вася». Слово «здесь» начиналось почему-то с буквы

104

истории, образы,

-чк

«с». Сказочник нашел это забавным, а в иной ситуации и сам бы
с удовольствием посвятил некоторое время исследованию ска­
мейки, которая несла на себе множество следов ножа и других
режущих предметов. Не отличались надписи ни особой грамот­
ностью, ни разнообразием. А вот имена попадались очень даже
экзотические... Интересно, а как ее зовут?
— Что тебе рассказать?
— Сказку!
— Что, девочка, и у тебя проблемы?
— Нет...
— Тогда зачем тебе моя сказка? Ведь если я расскажу ее тебе,
она может не принести пользы...
Девочка обиженно поджала губы .
— Ну и что? Я ведь не затем тебя прошу, что мне плохо...
Просто твои сказки очень красивые. Я хочу услышать одну. И за­
помнить. Ведь никто не помнит, что ты им рассказываешь...
Я спрашивала. Говорят — сказки... А какие — никто не знает.
— Не смогу я тебе ничего рассказать. Времени у меня нет.
И желания.
— Тогда я тебя спрошу, можно?
Он усмехнулся.
— А если я скажу, что нельзя, ты не будешь спрашивать?
Девочка задумалась.
— Буду!
Сказочник улыбнулся. И ведь возразить нечего на такую на­
глость.
— Спрашивай...
— Почему ты рассказываешь сказки?
Пришел его черед задуматься. И правда — почему? Хороший,
черт возьми, вопрос! Почему он рассказывает сказки? Потому
что не может их не рассказывать. А почему не может? Все. Логи­
ка отказывает. Не знает он, почему. Рассказывает, и все. И ведь
несчетное число раз пытался соврать собеседнику, мол, не туда
попали, Сказочника ищите по другому номеру. Да, в последнее
время ему все труднее становится врать... Ему, неспроста нося­
щему характерную кличку Врайтер! Хотя, это как посмотреть
еще: «Сказка — ложь...»
Подумалось, что так мало в его жизни осталось простых ра­
достей. Он перестал смотреть на ночное небо, что часто делал
раньше, стихи писать перестал, хотя раньше писалось, да и по­
святить их было кому. А потом как-то все усложнилось. Сам вино­
ват — заврался. А она не простила ему вранья...

ИЛЬЯ КАПЛАН СКАЗОЧНИК

105

Ему разонравились ежедневные прогулки по городу. Он не
мог сходить ни в кино, ни в театр, ни на балет, вообще никуда,
где собиралось большое количество народа, ведь там он всем на­
чинал мешать своими телефонными переговорами. Да и сложно
было бы сосредоточиться на спектакле или фильме, рассказывая
очередную сказку очередному жаждущему утешения человеку.
По той же причине не посещал он и ночные клубы...
Все, что он мог себе позволить, — почитать в перерывах
между звонками книгу или газету... Он все время был один...
И так почему-то захотелось ему вынуть из кармана перочин­
ный ножик и вырезать что-то свое на этой видавшей виды ска­
мейке. Но вместо этого пришлось извлечь из кармана противно
заголосивший мобильник.
Сказочнику все труднее было нажать на мобильнике нуж­
ную кнопку. Нет, у него не отнимались руки, и с подвижностью
суставов все было в порядке. Дело было в каком-то внутреннем
шестом, седьмом, ну, или каком-то там еще чувстве. Он пытался
не нажимать кнопку, чтобы избежать разговора, перед очеред­
ным ответом на вызов выдерживал все большую паузу. Пауза до­
ходила до пяти минут, однако потом воля слабела, и Сказочник
нажимал-таки на кнопку. Прислонялся к ближайшей стене, стол­
бу, дереву, слушая очередного «клиента».
Слушал он впол-уха. В долгую бытность свою сказочником
наслушался всякого и в самом невообразимом количестве.
Вот и сейчас он наперед знал, что скажет ему мужчина на дру­
гом конце линии, знал даже лучше, чем сам собеседник. Знал, как
знает опытный игрок в бильярд, как и куда покатятся шары после
удара. Ведь по большей части проблемы у людей, звонивших Ска­
зочнику, были одинаковы.Всем, ну абсолютно всем, даже семей­
ным людям, которые, по их словам, были счастливы, не хватало
общения, теплоты и самое главное — понимания. Все «клиенты»
Сказочника были одинокие, просто до ужаса одинокие люди.
Сказочник давно понял, что степень одиночества не измеряется
количеством живых родственников. Можно быть очень одино­
ким, даже будучи окруженным самыми нежно-заботливыми и
любящими людьми. А можно — безмерно, безгранично счастли­
вым, если рядом находится всего один человек. Да и не обяза­
тельно рядом. Просто нужно знать, что где-то на свете есть тот,
кто понимает тебя так, как ты сам себя не понимаешь. Человек,
которому ты сможешь простить даже то, чего никогда не простил
бы себе. Потому что знаешь — он на непростительное просто не
способен.

106

историк, образы, фантазии

Именно к этой проблеме — поиска понимания и умиротво­
рения — сводились все просьбы и жалобы людей, звонивших ему
на мобильный. И не было еще случая, чтобы услышав свою сказ­
ку человек оставался в том же безысходном состоянии, в котором
пребывал до звонка.
Вот только одна беда — Сказочник был самым одиноким из
всех одиноких людей, искавших решения проблем в его сказках.
Именно сейчас, рассказывая Бог знает какую по счету исто­
рию, Сказочник понял, понял очень ясно и отчетливо, что как
только он перестанет быть один и найдет свою половинку, тут же
распрощается со своим даром-проклятием. Просто потому, что
перестанет понимать одиноких людей. Он перестанет быть ска­
зочником. Ему станет не до сказок. И тогда в Городе обязательно
появится новый Сказочник — самый одинокий из всех оставших­
ся пока одинокими жителей Города. И он тоже будет сказочни­
ком до тех пор, пока не поймет, что человеку противопоказано
существовать в одиночку. И этого прозревшего Сказочника сме­
нит новый, из оставшихся... И так — без конца, пока не пройдет
каждый одиночка через «пытку сказками». Так будет до тех пор,
пока не переведутся в Городе одинокие люди.
Правда в том, что каждый из нас, в большей или меньшей
мере, — Сказочник. Просто одним дано рассказывать сказки, а
другим — просто врать.

***
— А что было дальше, папа? — спросила дочка. — Что сделал
Сказочник?
Папа вздохнул. Посмотрел на дочку и сказал:
— Он, не глядя, набрал номер на своем мобильном телефоне.
Он почти уже не помнил эти одиннадцать цифр, но пальцы пом­
нили их, номер набрался безошибочно. Ведь раньше он набирал
его так часто...
— А чей это был номер?
Он улыбнулся.
— Это был номер твоей мамы...
Дочка замерла и, посмотрев на него удивленными глазами,
спросила:
— Так это ты был Сказочником?!
Девочка была поражена. Она всего-то попросила папу рас­
сказать что-нибудь интересное, а тут — такое!
Он кивнул.

ИЛЬЯ КАПЛАН СКАЗОЧНИК

107

— Ух ты! — поразилась она. — Ис тех пор он... ты не расска­
зывал никому сказок? Никому-никому?
Мысль о том, что папа и есть Сказочник, о котором она столь­
ко слышала, плохо укладывалась в ее маленькой головке.
Зато, как и у каждого ребенка в ее возрасте, возникало мно­
жество вопросов.
— Никому, кроме тебя, — сказал папа. — С того самого дня,
как я позвонил твоей будущей маме, меня никто не просил рас­
сказать сказку. А все те, что слышала ты, придуманы мной имен­
но тогда.
Дочка смотрела на него снизу вверх. Глаза ее светились удив­
лением. Ей хотелось так много спросить у папы. Спросить, кто
была та девочка на скамейке, которая задавала ему вопросы, хо­
тела узнать, что такое «ломбард», «симкарта», и сколько же всего
сказок он успел рассказать, и какие из них она успела уже услы­
шать. Но ничего не спросила.
В каждом человеке живет мудрец, и пик его мудрости при­
ходится именно на пятилетний возраст. Девочка поняла, что не
стоит спрашивать ничего сейчас. Поняла, что сама знает ответы
на многие из своих еще не заданных вопросов... А про то, чего не
знает, — успеет еще спросить. Она просто взяла папу за руку, и
они двинулись вдоль набережной.
Они возвращались домой с прогулки. Медленно шли мимо
расставленных вдоль ограждения скамеек. Он вспомнил, что на
одной из них проглядывает сквозь несколько слоев краски выре­
занная перочинным ножиком фраза: «Здесь был Врайтер». И что
этой надписи сегодня исполнилось ровно шесть лет...
Летний вечер медленно опускался на город. Легкий ветерок
шевелил кроны деревьев. Городской шум растворялся в шорохе
листвы, и казалось, что на набережной стоит тишина. Они уско­
рили шаг. Нужно было успеть домой к ужину, пока мама не нача­
ла волноваться. Мама могла бы позвонить, чтобы узнать, где они,
если бы у папы был мобильный. Но у папы его не было, и теперь
дочка точно знала, почему.
А еще она знала, что у папы никогда не закончится запас ска­
зок. Потому что он — Сказочник, и ему ничего не стоит приду­
мать новую, самую интересную и волшебную сказку.
Она знала, что все будет хорошо.

ВЛАДИМИР ЮРЧЕНКО

Фимка
Рассказ

ом был старый, такие, Алексей точно знал, строили
Д
L
в конце девятнадцатого века переселенные из западных губерний мужики. Крепкий, невысокий сруб, с
навесным крыльцом и подклетью. Маленькие окон­
ца, чтовы зимой меньше тепла уходило, небольшой палисад
перед домом и мощный забор из лиственных досок. Алексей
с облегчением вздохнул — в доме явно кто-то был, ветер при­
жимал к крыше струйку дыма, вьющуюся из трубы. Обидно
было бы прошагать почти двадцать километров от станции
и уткнуться в заброшенный дом. В местном отделе милиции,
куда обратился Алексей, сразу после приезда в Партизанск,
дежурный лишь пожал плечами. Был такой участковый —
Захар Романов, да сто лет назад уволился по инвалидности,
живет где-то отшельником, за Партизанском, может и умер
давно, кто его знает. И если бы не старушки, бойко торговав­
шие кедровым орехом на станции, он не смог бы вообще най­
ти сегодня этот дом. Калитка открылась без натуги и скрипа.
Алексей постоял, дожидаясь, когда выскочит собака, знал, что
в этих местах без здорового кобеля, а то и двух, ни один част­
ный двор не обходится. Однако, вопреки его ожиданиям, со­
бака так и не появилась. Удивленно хмыкнув, Алексей зашел в
ограду. Обычный двор, чисто выметенная земля, под навесом
у небольшого сарайчика поленница березовых дров. Под тен­
том автомобиль — судя по всему, какой-то древний «газик».

ВЛАДИМИР ЮРЧЕНКО ФИМКА

109

Ничего необычного, кроме разве натянутой над всем двором
старой, местами рваной, рыбачьей сети. С таким Алексей уже
встречался. Один из знакомых уфологов в его родном Томске
увлекался разведением перепелок и также натягивал сети по
всей ограде, чтобы не дай бог, какая-нибудь из драгоценных
птиц не улетела. Невольно оглядывая ограду в поисках птич­
ника, Алексей вдруг заметил странный силуэт на стене сарая.
Постоянно общаясь с контактерами, он насмотрелся всяких
чудаков, большинство из которых были либо просто сумасшед­
шими, либо чрезвычайно впечатлительными людьми, любой
предмет в небе принимавшими за летающую тарелку. Видел
он и множество рисунков этих оригиналов. Диски в небе, ино­
планетные чудовища, зеленые человечки, визитеры и контак­
теры, абстрактные фигуры и апокалиптические картины буду­
щего. Но то, что было нарисовано на стене сарая здесь, в этой
глуши, Алексей увидеть никак не ожидал. Схема ребристого
крыла Леонардо да Винчи — нарисованное с удивительной
точностью, крыло один в один походило на оригинал, хранив­
шийся в библиотеке Института Франции в Париже. Несколько
странный рисунок для дедули-контактера. Может, письмо в ре­
дакцию было чьей-то глупой шуткой, а дед просто оригинал,
каких по необъятной России великое множество. Ладно* раз­
беремся. Алексей обернулся к крыльцу и обмер. Прямо перед
ним стоял мальчишка. Как он смог подойти? Никаких шагов,
стука открывающейся двери, даже шороха не было слышно.
— Привет, — Алексей улыбнулся, — дед дома?
Мальчишка ничего не ответил, лишь пожал плечами. «Немой,
что ли,— Алексей чертыхнулся про себя, — не хватало еще на
пальцах объяснять мальчишке, чего ему требуется». Паренек был
явно болен. Худоба, граничащая с дистрофией, резко бросалась в
глаза. Тонкие руки с длинными пальцами, неестественная блед­
ность кожи, бесформенный балахон из мешковины — видимо,
игравший роль пижамы, — не скрывал тщедушное тельце.
— Дед где? — стараясь посильнее открывать рот, по слогам
проговорил Алексей.
Мальчик вновь ничего не ответил, лишь отступил на шаг, как
бы приглашая Алексея пройти в дом.
В том, что Алексей нашел того, кого искал, не оставалось со­
мнений. Дед сидел у стола и мял в чугунной ступке, судя по тре­
ску, сухую траву. К культе правой руки был привязан деревянный
пест, которым он ловко орудовал в чугунной ступе. Сидевшая ря­
дом старушка перебирала высушенные ягоды.

110

остерии^ образы, фантазии

— Ну, здорово, — глухим голосом произнес старик, — долго
шел до меня, знаю. У поворота от Малиновки не туда свернул и
потерял два часа.
Алексей удивленно взглянул на старика. Обезображенное
лицо, криво сросшиеся лиловые шрамы на лице. Единственный
глаз озорно погладывал на него. «Может, и действительно контак­
тер, — сумасшедшая мысль пронеслась в голове, — ведь никто не
видел, как я не туда свернул и почти час прошагал в Малиновку
и еще час обратно к развилке, ни одного человека по дороге не
встретил».
— Меня зовут Алексей Пригожин, я корреспондент журнала
«Мир непознанного», — Алексей почувствовал себя совсем не­
уютно, — к нам в редакцию письмо пришло из вашего городка.
Автор, имя его называть не буду, написал, что вы, как бы это по­
проще сказать... — Алексей слегка замялся, чувствуя себя совер­
шенно глупо.
— С инопланетянами встречался, что ли, — хмыкнул дед, —
ну так это я и без тебя знаю. А то, что Васька Сидоркин письмо в
журнал ваш написал, так этот юродивый и в ООН, и президенту
постоянно пишет.
Алексей судорожно сглотнул образовавшийся в горле комок.
Дед-то и вправду не так прост. Про Ивана Сидоркина-то он откуда
мог знать? Если только сам Сидоркин не сказал о письме.
— Ты бы, Алексей Пригожин, — старик убрал ступку в сторо­
ну, — садился за стол, чаю попьем. Егоровна, а ну-ка сооруди-ка
нам чего по-быстрому. Гость-то издалека ехал, устал. Аты, Фимка,
сбегай во времянку, там на печке наливка стоит.
Старушка достала из шкафа посуду и стала расставлять ее на
столе. Мальчишка исчез за дверью. Изначально ожидая от хозяи­
на в лучшем случае от ворот поворот, Алексей невольно растерял­
ся от такого приема
— Мальчик, наверное, немой? — спросил он у старика.
— Фимка? — Старик смахнул со стола остатки перетертой
в пыль травы. — Внучок-то немой, понимает все, шкодник, а
вот говорить не может. Сирота, живет со мной, в город-то ему
никак нельзя. Затюкают его там, а здесь он как у Христа за па­
зухой.
Через полчаса, разомлевший от обильного угощения и налив­
ки, Алексей наконец-то решился спросить:
— Сидоркин написал, что лет тридцать назад вы ловили пре­
ступников в тайге, и там вас похитили инопланетяне. С тех пор у
вас и способности необычные появились.

ВЛАДИМИР ЮРЧЕНКО ФИМКА

111

— Болтун твой Сидоркин, — старик ухмыльнулся, — видел
я кое-чего, а способности эти на лице у меня, вернее, на том, что
от него осталось. Есть желание — слушай, только разговор наш
долгий будет.
Я в то время участковым служил. Дело в конце мая было,
только-только теплая погода установилась. Тогда на окраине леса,
у Большой Салбы, что верстах в пятидесяти отсюда в тайге, нашли
трех человек. Обыкновенные шабашники, без роду без племени,
подрядились настил на местном коровнике крыть. Как обычно
бывает: неделю работали, другую пили. Видимо, когда возвра­
щались на станцию, в лесу, на краю тайги их и настигли. Я долго
понять не мог, что с ними произошло. Двоих нашли сразу. Лиц не
узнать, ни глаз, ни рта, ни носа — одна кровавая мешанина. Я на
фронте всякого насмотрелся, и то меня воротить стало. По следам
крови на траве, по обломанным веткам кустов видно было, что
бежали, не разбирая дороги, то ли ослепшими уже, то ли от ужаса
помешались, а может, от того и другого сразу. Затылки у обоих
были пробиты, будто кто-то хорошо приложился чем-то тяжелым,
потому и смерть наступила быстро. Третьего нашли только к ис­
ходу дня. Сам умер, сидел под сосной, в версте от двух других. Как
прятался в корнях, так и умер. Лицо перекошенное, будто лешего
перед смертью увидел.
Приехало тогда из города множество начальников. И проку­
рорские, и сыскари городские. Походили, посмотрели, почесали
затылки, да и пррешили, что медведь из лесу вышел, а мужики
ненароком на него напоролись. Один, видимо, убежать смог, да
с перепою долгого сердечко не выдержало, от страху да от бега
непомерного помер. Следов медвежьих и шерсти много было, де­
нег у мужиков никто не взял, карманы полны новехоньких чер­
вонцев, что председатель за коровник дал. Время такое было, что
показатели никто портить не хотел. Мужики чужие, плакать по
ним некому, вот и списали все на медведя. Благо, что потом, уже
недели через две, местные охотники шатуна завалили.
Только вот карябалась у меня в голове мысль одна, не давала
покоя. Уж больно точнехонько медведь по затылку бил. Не бывает
такого. Сыскари городские — они, конечно, парни тертые, не нам
чета, да вот медведя только в зоопарке видели. А я местный, уж
чего-чего, а этого добра насмотрелся. Медведь, он ведь, если мять
начнет, то ребра сломает, спину погнет, а если кровь человеческая
его задурманит, то на куски тело растерзает. А тут... будто человек
постарался. А что денег не взял, так, может, и мотив другой был:

112

истории, образы, фантазии

ревность или месть какая. Третьего дня, похоронив мужиков, за­
вел я свой старый газик и поехал в Большую Салбу. А места те
странные, народ у нас не из пугливых и то старается салбинские
места стороной обходить. Там при Берии лагеря стояли, кое-где
развалины бараков до сих пор видны. Искали там в свое время то
ли уран, то ли воду тяжелую. Кругом вся земля шурфами изрыта.
На вид они страшные, почти все водой залиты, а вода эта черная.
Перво-наперво я тщательно осмотрел место, где нашли двух
мужиков, и окончательно убедился, что медведь ни при чем. Был
он тут, к мужикам подходил, да только мертвые они уже были, по­
тому как следов потаска не было. Если б живых бил, то хоть ма­
ленько, но протащил бы, а так обнюхал их, убедился, что мертве­
чина, и ушел. Убийцей был человек. Только вот загвоздочка одна.
Следов, кроме как самих мужиков и медведя, не было. Вообще
никаких. Я вокруг на брюхе все проползал, досконально весь путь
мужиков по этому участку прочитал по следам, но ничего не на­
шел. Понял только, что убегали они от кого-то, кто не оставляет
следы или так искусно передвигается по земле, что я не мог их
найти. Оставив решение этой задачи на будущее, пошел к месту,
где обнаружили третье тело. Рассудив, что мужик перед смертью
увидел что-то или кого-то страшного, я стал внимательно изучать
все мельчайшие следы вокруг дерева. Старая сосна стояла над
берегом небольшой речушки. Со стороны двухметрового обры­
ва свисали корни дерева. Между ними в образовавшейся в песке
естественной нише и прятался шабашник, пытаясь от кого-то
укрыться. Меня мучила одна мысль. Если с двумя другими мужи­
ками убийца расправился совершенно изуверски, то почему не
тронул последнего. Тот умер сам, на нем не было ни единой ца­
рапины. Вывод напрашивался один. У мужика было что-то, и он
то ли отдал это убийце, либо убийца сам забрал уже у мертвого
шабашника это что-то и, не имея больше смысла так жестоко рас­
правляться с ним, ушел. Только вот как ушел?
Первый след я обнаружил возле сосны. Он был едва разли­
чим, и я, когда, наконец, понял, что передо мной, остолбенел. На
песке был след голой ступни человека, примерно сорокового раз­
мера. Точно сказать было нельзя, след был слишком размытым.
Второй след, вернее цепочку следов, я обнаружил метрах в ста от
сосны, на песчаном берегу речки. На оставшейся после разлива
реки мягкой и влажной почве четко были видны следы человека,
те же самые, что и у сосны. Первое, что мне пришло в голову, —
след оставила женщина или подросток, так как отпечаток был
очень узким. Но каким образом в лесу могла оказаться женщина,

ВЛАДИМИР ЮРЧЕНКО ФИМКА

113

да еще босиком? Этот вопрос поставил меня в тупик, но еще боль­
шее удивление вызвал резкий обрыв следов. Они кончились так
же резко, как и начались. Просто тянулись среди влажного песка
и... оборвались. Единственным объяснением мог стать прыжок
человека в речку, с целью сбить след. До реки было около полуто­
ра метров. Прыгнуть с места в реку, да еще без разбега — конеч­
но, при желании возможно, да уж больно мудрено, почему бы не
зайти просто в реку. Столкнулся я с той же проблемой, что и возле
места гибели двух других шабашников, что-то было не совсем чи­
сто со следами убийцы.
Я хоть и милиционер, но за прогрессом следил, выписывал
«Науку и жизнь». Напрашивающуюся версию о снежном чело­
веке сразу отбросил. Оставалась еще одна. Кто-то из сбежавших
зеков, среди которых, возможно, есть женщина или подросток,
осели в старых лагерях. Опять же — почему не взяли деньги? Во­
просов слишком много, а ответов нет. Выхода у меня не было, и
я, бросив свой газик, пешком пошел к лагерям. То, что один был,
не слишком тяготило. Во-первых, войну прошел и всякой швали
не боялся в принципе, а во-вторых, помимо табельного «Мака­
рова», прихватил старый «ТТ», которому доверял больше. Пока
шел, странность одну отметил. Тишина стояла непривычная. Нет,
ветер, как всегда, в верхушках пел, сосновый треск раздавался,
только вот птиц не видно и не слышно было. Как будто вымерли
все. Время уже клонилось к вечеру, и нужно было найти место для
ночлега. Обычно я с удовольствием ночую в тайге. Раньше, еще
до войны, с отцом ходили охотиться на глухарей, всегда ночевали
в лесу, чтобы с утра настрелять побольше птицы. Все премудрости
ночевки в лесу освоил еще в детстве, поэтому за себя не боялся.
Только вот к вечеру появилось у меня знобящее чувство, что ктото за мной наблюдает. Чувство это опасное. Я еще на фронте такое
испытал, когда на перёдовой немецкий снайпер появился. Вроде
и нет ничего, а чувствуешь, там он, смотрит за тобой. Вот и здесь,
нутром ощущаю, что кто-то наблюдает. Несколько раз останавли­
вался, осматривался, но ничего подозрительного не увидел. Уже
подходя к заброшенному лагерю, решил к баракам не соваться.
Сумерки не самое лучшее время для задержания. Да и в шурфы
в темноте попасть тоже дело не из приятных. Лагерь я обошел с
западной стороны, поближе к скалам. Там же отыскал место для
ночлега. Небольшая узкая щель в скале, на мое удивление, метра
через два в глубину начала расширяться. Смущал несколько не­
приятный запах, но пережить его можно было. Фонарик я вклю­
чать не стал, боялся, что можно увидеть свет со стороны бараков.

ВЛАДИМИР ЮРЧЕНКО ФИМКА

115

Наскоро ощупав руками Стены, понял, что особой сырости здесь
нет и переночевать, хоть и без особого комфорта, можно. Сходив
к ближайшим соснам, нарезал ветвей для подстилки и лег неда­
леко от выхода, чтобы в случае чего открыть огонь на поражение,
если кто появится в проеме.
Началось все часа в два ночи. Весенняя прохлада заснуть
не давала, поэтому странный звук я услышал почти сразу. Че­
реда негромких хлопков около входа в мою небольшую пещер­
ку заставила вскочить на ноги. Я буквально нутром ощущал,
что кто-то стоит перед щелью в скале. Было такое чувство, что
этот кто-то раздумывает, заходить ли в пещеру. Я аккуратно,
как можно тише поставил пистолеты на боевой взвод и стал
ждать. Минуты три — полное отсутствие каких бы то ни было
звуков. В абсолютной темноте казалось, что тишина струится
сквозь меня, и в это время я услышал совсем тихий щелчок. Ктото, приближаясь ко мне, наступил на сухую веточку. В панике я
присел и лихорадочно стал искать фонарик. Благо положил его
рядом с собой. Резко выпрямившись, нажал на кнопку. Метрах в
двух от меня стоял человек. Вернее, что-то похожее на человека.
У существа было человеческое тело, женская грудь, абсолютно
лысая голова и огромные, острые на кончиках уши. А главное,
у существа были крылья. Длинные, свисающие почти до земли
кожистые отростки. Очевидно, испугавшись яркой вспышки,
существо взмахнуло руками, и я, прежде чем нажал на курок,
успел рассмотреть, что кожа покрывала все пространство между
раскинутыми руками и туловищем. В следующий миг раздался
жуткий вопль. Пули, выпущенные из пистолета, попали в цель.
Закладывающее уши верещание и неимоверная боль в теле —
последнее, что запомнилось мне. Очнулся я утром. Очевидно,
находясь в умопомрачении от увиденного и боли, одним лишь
усилием воли я пытался выбраться из своего убежища. Когда
окончательно пришел в себя, то увидел, что у меня раздроблена
правая рука, кость полностью перебита. Лицо разрывала жут­
кая боль. Недалеко от меня, на камнях лежало еще шевелящее­
ся существо. Крылья трепетали, хотя тело уже было бездыхан­
ным. Превозмогая боль, мне удалось рассмотреть его. Ростом
существо было чуть ниже обычного человека, около 150 санти­
метров. Крылья с прожилками вен чем-то напоминали крылья
летучей мыши. На лице и на голове был легкий пух, который из­
далека почти не был виден, поэтому сначала мне и показалось,
что голова существа лишена растительности. Существо было
женщиной. В руке она сжимала обработанный камень. На кра­

116

фантазии

ях крыльев у нее были татуировки, целые композиции. Какието круги, лабиринты и цветы, похожие на женьшень. Я в сорок
пятом, в Манчжурии, во время боев с Квантунской армией, уже
видел такие татуировки у одного китайца. Дождавшись, пока
она умрет окончательно, я левой рукой, которая хоть немного
шевелилась, закидал тело камнями и пошел в сторону Большой
Салбы. Видимо, от большой потери крови недалеко от деревни
потерял сознание. Нашла меня Егоровна. Привела мужиков, и
уже потом меня откачали в поселковой больнице. Руку и глаз я,
правда, потерял.
В больнице я сказал, что на меня напал медведь. Уже потом,
в палате, сопоставив все факты, я пришел к выводу, что шабаш­
ников убило это существо. Эта женщина с крыльями. Очевидно,
они наткнулись на нее совершенно случайно. Двоим она проло­
мила головы камнем. А третий умер просто от страха, что совсем
не мудрено.
Через два месяца меня списали вчистую. А всю правду толь­
ко Егоровна и знает. Так что, Алексей Пригожин, не было ника­
ких инопланетян. Я потом долго еще о летающих людях пытался
узнать, да вот только информации-то никакой. Однажды у Ар­
сеньева — это тот, который про Дереу Узала написал,— что-то
подобное прочитал, да и то только намеками. Думаю, где-то в
Приморье нечто летающее водится, а вот как оно к нам в Сибирь
попало, не знаю. Да и мало ли тайга тайн хранит. А теперь давай
спать.

Утром следующего дня, уже в дороге, возвращаясь в Парти­
занск вместе с Егоровной, Алексей вдруг с опустошающей ясно­
стью понял, что вся его затея с командировкой — полная ерунда.
Не к тому человеку он приехал и не туда. Захар Романов всю эту
историю просто придумал. В свое время он, может, и на самом
деле жертвой медведя стал. А уже потом обросло все это леген­
дой, кто-то инопланетян присочинил, а сам он, чтобы дураком не
выглядеть, историю про летающих людей придумал.
— А что Егоровна, транспорт тут вообще не ходит, — решил
Алексей разговорить идущую рядом старушку.
— Отчего же, ходит. Академики к Захару постоянно ездят.
— Так уж и академики, — усмехнулся Алексей наивности Его­
ровны.
— А то. Да, дай Бог памяти, вспомню название института.
Авиационный называется.
— Какой, какой, ты ничего не путаешь?

ВЛАДИМИР ЮРЧЕНКО ФИМКА

117

— А что путать-то, так и называется авиационной, там само­
леты делают.
Алексей от неожиданности остановился и тут же чуть не упал
от резкого толчка в спину. Обернувшись, он увидел Фимку, кото­
рый протягивал ему сумку.
— Вот, елки-палки, я со своей рассеянностью голову гденибудь забуду, — Алексей со злости хлопнул себя руками по бо­
кам. — Все свои бумаги оставил. Спасибо тебе, Фимка!
— А что Захаровы дети, — через минуту, распрощавшись с
Фимкой, Алексей от нечего делать, вновь стал допытываться у
Егоровны, — совсем Фимку не хотят воспитывать?
— Какие дети. У Захара их никогда и не было.
— А откуда Фимка, он же внук его, — искренне удивился
Алексей.
— Кто, Серафим, что ли? Да какой же он ему внук, — бабка
рассмеялась. — Так ты что, сынок, так ничего и не понял? Фимкуто он при той летающей бабе и нашел. Она ж тех шабашников за
то и убила, что они ребенка ее сперли и на станцию несли. Ему уж
тридцать лет, просто маленький такой, а как же иначе летать ему,
легкий должен быть, так академики сказали.
Алексей остановился как вкопанный. Резко обернулся. Над
дорогой, в сторону Захарова дома, летел Фимка. Это был стран­
ный, подпрыгивающий и бесшумный полет. Стояла звенящая ти­
шина. Не слышно было даже птиц.

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ

Перед взрывом
Повесть

Тучи летели на меня быстро, низко и страшно, как в кино.
Май — вообще холодный и мокрый месяц в наших местах.
Слава Богу, хоть дождя не было, просто тучи. И, как в кино
про гражданскую войну полуторавековой давности, по пер­
рону сновали люди со зловещим выражением лиц. Были здесь даже
комиссары, правда, смысл этого слова сильно изменился за сто пять­
десят лет. Эвакуация — вот еще одно неприятное слово! Просто не­
навижу его!
Подошел дядя Витя с пачкой каких-то бумажек и сказал:
— Вот. Все, все, собирайтесь, лайнер уже подходит.
Выражение лица у него было остервенелым, мама испуган­
но на него смотрела — все наши компенсации были положены
на его банковский счет, и ей было очень страшно, что он возьмет
и бросит нас без рубля. К тому же он явно приложился «к бокаль­
чику» в местном ресторане «Лечебный», пока ждал оформления
документов — глаза блуждали.
— Мы готовы, — сказала мама.
А я почему-то взорвался — тучи, что ли, подействовали?
Я сжал кулаки и сказал дяде Вите, тоже придав лицу злобное вы­
ражение:
— Вот только попробуй нас бросить, ты даже не представля­
ешь, что будет!
(Честно говоря, я и сам не очень-то представлял.)
—Уйми своего щенка,—сказал дядя Витя. — И давайте пойдем.

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

119

Мама погрозила мне пальцем, нажала кнопку на тележкеносильщике, и мы пошли.
На самом деле я тут же пожалел о своих словах. К дяде Вите
я относился очень неоднозначно. Терпеть его не мог, смерти ему
желал, но одновременно и уважал, признавал за ним нехотя не­
которые достоинства. Я, например, не боялся, что он нас бросит,
я даже хотел этого, но знал, что такого в случившейся ситуации
он никогда себе не позволит. Признавал за ним ум редкостный,
правда, какой-то чересчур ядовитый, любовь к чтению книг, мало
кто сейчас этим увлекается, а напрасно. Насчет чувства юмора я
не знаю, как к этому относиться, — у дяди Вити было очень своео­
бразное чувство юмора, и за это я его не любил тоже. Но вот злоб­
ность его, нахрапистость, совершенно несъедобный характер, да и
то, что он маму под себя подмял, как игрушку какую, — вот за это я
его ненавидел. И еще эти волосики рыженькие из носа!
Подъехал лайнер. Это было не то, что я часто видел в компью­
тере. Лайнер был, что да, то да, голубого цвета, но очень уж грязно­
голубого, не мыли его давно. Бустер явно скоростной, мощный, об­
текаемых форм, хотя при таком составе они ему были вроде и ни к
чему. Вагоны совсем не такие, чтоб на каждого человека по штуке
или хотя бы по апартаменту, то, к чему я привык, сидя в своей де­
ревне и поглощая виртуальный мир, будто это такие семечки. Нет,
это были устрашающие двухэтажные уродины с отвратительными
окошками и единственной дверью. Вагоны общего пользования,
слышал о них и никогда о них не мечтал.
Народ стал метаться туда-сюда в поисках своих вагонов, кри­
чали, где-то вдруг стрельба началась, а кого-то прямо перед нами
ограбили — дядька с окровавленной мордой сидел на перроне без
пальто и тяжело дышал, вытаращив глаза. Наш носильщик оста­
навливался перед каждой преградой и вежливо бибикал, чтоб про­
пустили. Дядя Витя (наверное, он очень хорошо приложился «к бо­
кальчику») с каждой минутой все синел и синел от злости.
Наконец, нашли свой вагон, встали в очередь, очередь вызы­
вала ужас, но все молчали. А тут дядя Витя заговорил.
— Идиоты выбирают идиотов, себе подстать, — громко начал
он своим самым скандальным тоном, — а те начинают выделывать
всякие идиотства, но уже не только над идиотами, а и над всеми
остальными, кто хоть чего-то стоит, например, такими, как я. А?
Он агрессивно оглянулся, с жадностью ожидая возражений,
но все, конечно, молчали. На фоне всеобщих перронных криков.
Началось то, что мама почему-то называла кухонными энциклопе­
диями, ей нравилось слово «энциклопедия». Мы с мамой испуган­

120

истории образы, фантазии

но переглянулись, раньше дядя Витя позволял себе энциклопедии
только на кухне, получилось, что сорвался спьяну наш дядя Витя.
Кто-то от греха подальше сразу же ушел из очереди, решил пере­
ждать в сторонке, контролер напрягся и стал еще медленней про­
верять документы на проезд.
— Все молчат! — злобно щерясь, накручивал себя дядя
Витя. — Все так и надо! Всем дали по копейке и отправили черт
те куда из родных мест, от родных могил, а они стоят и молчат.
А почему? Вот вы скажите мне, почему? А?! Так ясно же, у нас же
с вами глобальное потепление! Вот, глядите, какой у нас с вами
май жаркий вышел, шапку не снимешь! Мы, дескать, чем-то по­
ступиться должны ради этого ихнего глобального потепления, нам
мир спасать надо!
Ярым глазом он оглядел мертво молчащую очередь. Мама смо­
трела умоляюще и качала головой, почти плакала — боже, боже.
Подступиться к нему в таком его состоянии было нельзя. А он про­
должал:
— А вот нет никакого глобального потепления, я лично его
не вижу! Есть глобальное охренение, и его я на собственной шку­
ре чувствую да-воль-на-та-ки отчетливо. Вы что, не понимаете,
что происходит? Они всех эвакуируют, а тундру нашу забросают
атомными бомбами, чтоб на шарике наступила маленькая ядерная зима, и тогда, мол, глобальное потепление кончится. Есть оно,
это потепление, или нет, им до этого никакого дела, у них свои,
па-лли-ти-чские соображения. Они его вместо внешнего врага вы­
ставили, чтоб всех идиотов сплотить, на какую-нибудь цель напра­
вить... Они...
Тут дядя Витя осекся.
Толстый дядька с окладистой бородой и встревоженными гла­
зами вел к нам двоих — по коричневым кожаным шляпам было
видно, что комиссары. Те стремительно к дяде Вите. Грозно так
ему:
— Господин, на секундочку отойдемте!
Мама закрыла рот руками, глаза — круги. Дядя Витя тоже пе­
репугался.
— Шт... Шт. ..Ав чем дело?
— Отойдемте на секундочку, поговорить надо.
И повели его под руки за вокзал. Мама сказала очереди: «Мы
тут стояли!», — и побежала за ними. Я тоже. Носильщик покатил
следом, вежливо обтекая встречных. Мама что-то умоляюще гово­
рила комиссарам, они не слушали.
Завели за угол, там моментально опустело.

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

121

Тот комиссар, что постарше, с лицом, как у волка, развернул
дядю Витю к себе лицом.
— Документы, пожалуйста.
Дядя Витя, бледный и трезвый, отдал ему с перепугу все бу­
мажки, какие у него были. Он все пытался что-то объяснить, но
голос не слушался.
Комиссар поглядел на них, сунул себе в карман и сказал:
— Короче, так, Виктор Никитович. Вы нарушили пункт пятый
Чрезвычайного уложения. Сами понимаете, какие времена, чело­
вечество спасать надо, не что-нибудь. А вы тут клевету разводите,
панику. Отвечать надо.
— Я... — сказал дядя Витя и беспомощно посмотрел на маму.
Комиссар кивнул второму, тот со спины обхватил дядю Витю
левой рукой, а правой полез в карман.
— Но послушайте, погодите, я все объясню! .
— Короче, так. Именем спасения человечества, — скучно ска­
зал комиссар, глядя вбок.
Без всякого выражения дядя Витя почему-то бросил взгляд на
меня, не на маму.
Второй достал какую-то черную штуку наподобие телефона и
радостно провел ею по дядивитиной шее. Голова отвалилась. Она
стукнулась об асфальт и покатилась во вчерашнюю лужу. Ребята
говорили, но я не верил, а тут убедился — действительно, крови
совсем не было. Мама страшно крикнула, дядя Витя упал.
Молодой сказал:
— Действительно, так короче.
Комиссар постарше, с лицом волка, обернулся к нам с мамой.
— Вам что?
Мама мотала головой, плакала, но она была сильная женщи­
на, поэтому сказала ему:
— Там у него на счету... наши компенсации положены были.
Как бы их...
— Теперь они конфискуются как деньги родственников врага
человечества, — сказал комиссар.
— Но мы не родственники. Мы не женаты!
— Еще хуже тогда. Тогда вы проходите как пособники. Проезд­
ные документы, кстати, мы тоже изымаем. И личные вещи также.
— Но... да что вы! Так нельзя. На что же мы будем жить? Здесь
же нельзя оставаться! Здесь же... скоро...
— Вас отвезут на другом лайнере. Не таком комфортабель­
ном, как этот, зато бесплатно. Посидите в зале ожидания, за вами
придут.

122

истерий, свразы, фантазии

— Ox, — сказала мама и с ненавистью посмотрела на дядю
Витю. Я тоже посмотрел — с жалостью. И чувством неизгладимой
вины, ведь я ему смерти желал когда-то.
Ни я, ни мама на голову не смотрели.
Носильщик скрипнул, развернулся и без всякой команды бы­
стро покатил в сторону багажного отделения.

Мы долго сидели в зале ожидания, но за нами так никто и не
пришел. Я все рвался посмотреть на дядю Витю, мама не пускала и
говорила сидеть спокойно. Она все время плакала, а я помнил не­
нависть в ее глазах, она не должна была смотреть такими глазами
на дядю Витю. Только это была моя мама.
Мы всё сидели и сидели там, где нам было велено, — на мяг­
ком, узком диванчике темно-зеленого цвета, в самом углу зала. Вот
интересно, никто нас не сторожил, никто даже не следил издали, а
мы все равно сидели смирно на том диванчике, сидели и всё.
Подальше от нас, у окна, что на перрон, тоже на диванчиках,
чего-то ждали такие же, как мы, люди, несколько человек. Не знаю,
почему они там сидели. Может, тоже кому-нибудь из их родствен­
ников оторвали голову, может, просто ограбили, а, может, еще что,
но они, так же, как и мы, ждали и тоже не убегали.
То, что они ждут того же, чего и мы, было ясно по их лицам.
Мне показалось, что они очень напряженно и внимательно смо­
трят себе внутрь, иногда с тревогой быстро оглядываются, а потом
снова начинают смотреть внутрь, я не знаю, как объяснить.
Еще два лайнера прошло. На нас стали поглядывать. Мне
очень хотелось пить. Я, наконец, не выдержал, вскочил с диванчи­
ка и сказал маме.
— Я сейчас.
— Только недалеко, — попросила мама. — А то...
Она все время плакала, очень тихо и покорно. А я не плакал,
ни даже одной слезинки. И не потому, что я мужчина и теперь
главный в доме, которого у нас уже не было, а просто так — не
хотелось.
Я выбежал на перрон, повернул за угол, туда, где дядю Витю
казнили, но его там уже не было, ни тела, ни головы в луже. Лужато осталась, а вот головы не было. Убрали куда-то.
Я стоял и смотрел на лужу, когда раздалось мелодичное трень­
канье и лайнер — уже третий после того, на котором должны были
ехать мы,—тронулся к югу. Изо всех окон смотрели люди. Их лица
были как нарисованные. Я помахал им рукой, никто не помахал
мне в ответ.

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

123

Народу на перроне поубавилось, но все-таки оставалось еще
прилично. Одни смотрели вокруг с испугом, другие озабоченно
разглядывали свои бумаги, третьи просто куда-то мчались, растал­
кивая — все суетились.
Я вернулся к нашему диванчику и сказал маме, что дяди Вити
за углом нет — ни тела, ни головы. Мама, кажется, не услышала,
она все плакала в сторону от меня.
Наверное, ч£с прошел или два, еще один лайнер к югу отпра­
вился, и вокзал почти опустел. Наконец к нам подошли двое в ко­
жаных шляпах и спросили, что мы тут делаем. Я, как увидел их,
испугался прямо до судорог.
Мама к тому времени плакать уже перестала, просто злобно
думала что-то, как и раньше, в сторону от меня. Она не сразу по­
няла, что это к нам обращаются, а когда поняла, то сказала с об­
легчением:
— Ну, наконец-то!
Она, наверное, подумала, что это те, что дяде Вите голову от­
резали, а теперь за нами пришли.
Один из комиссаров, старик лет сорока с ярко-рыжими воло­
сами, спросил:
— Не понял, что «наконец-то»?
Мама сначала заговорила что-то такое вроде «ну, как же, ведь
вы же!», но потом быстро поняла, что это не те комиссары и что
про нас они ничего не знают, и тогда она стала в подробностях
объяснять им про дядю Витю, и рыжий комиссар заохал, сочув­
ственно зацокал языком, вот, мол, беда-то, а второй, толстенький
и суровый, с бровями, сказал:
— Опять Мишняки орудуют, их почерк. Прямо у нас под но­
сом.
Рыжий тогда достал аппаратик, похожий на телефон, и я рва­
нул прочь, ой, ребята, я рванул так, что меня самая быстрая ракета
догнать бы не смогла, только меня и видели.
А куда я рвану? Побегал-побегал по перрону и назад вернулся,
потому что некуда мне было бежать.
Мама сидела и говорила с тем рыжим дядькой в кожаной шля­
пе. Тот как взялся с самого начала охать и цокать, так и не пере­
стал. И маму еще упрекал:
— Ну, как вы могли такое про нас подумать?! Чтобы мы, госу­
даревы люди, вот просто так, без приговора, за каким-то грязным
углом, да еще так бесчеловечно, прилюдно! Это, госпожа, конеч­
но, были бандиты, банда тут орудует, мы давно за ними гоняемся.
А вы взяли и бандитам поверили. Да разве мы на такое способны?

124

истории» образы, фантазии

Мы-то с мамой знали, что они и не на такое способны.
Мама тогда говорит:
— А как же наши вещи? А деньги? Я имею в виду, с компенса­
циями нашими как же? Витя же их в свой банк положил, на свой
счет. Вот как тут?
Я чуть не стошнил. Но все-таки это моя мама. Тут уж извиняй­
те — не извиняйте, но это моя мама, и, кроме нее, у меня никого
нет. Но все-таки я чуть не стошнил.
— Насчет вещей, конечно, не обещаю, — сказал рыжий, — а
вот счет банковский мы сейчас заблокируем, и если Мишняки еще
не успели туда наведаться, то и ваши компенсации, и вашего со­
жителя, и вообще все, что у него на счету, все это вам, конечно, до­
станется. В общем, все наладится, вы, пожалуйста, не тревожьтесь.
Как вы говорите, сожителя вашего звали?
Мама сказала. И номер счета тоже сказала, на память пом­
нила.
Рыжий достал свой телефон, и я снова со страху чуть было не
убежал. Но не убежал, а даже набрался храбрости и сказал тол­
стенькому, пока рыжий банковский счет по телефону блокиро­
вал:
— Тут еще такие, как мы, сидят.
Рыжему-то я все равно не очень-то доверял, не люблю рыжих,
у нас соседский Тимурка такой был, жуть пройда. А толстенький
ничего показался, вроде серьезный.
— Где? — спрашивает.
— А вон, видите?
— Видим, — ответили комиссары. — Вы тут посидите, а мы
скоро.
Они уже отвернулись и вроде как собрались уходить, когда
мама вдруг забеспокоилась.
— Постойте, — говорит, — а как же мы теперь отсюда уедем?
Ведь наш лайнер давно ушел, а на другие и мест нету!
Рыжий остановился, кивнул толстенькому, чтоб к другим ди­
ванчикам шел, и снова зацокал языком.
— Туг, конечно, небольшая проблема нарисовалась, — сказал
он маме. — Т\т не только что мест в лайнере, тут и самих лайнеров
не осталось, чтоб с этой станции уходили, все эвакуационные уже
в пути. Но мы, конечно, эту проблему решим. Сейчас формируется
служебный состав, он, конечно, не такой комфортабельный, как
тот, на который у вас были билеты, зато доедете без помех и под
хорошей охраной. Что в наши времена небесполезно. Видали, как
активизировался бандитизм?

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

125

После этих слов насчет некомфортабельного состава рыжий
еще больше мне не понравился. Я был в тот момент просто уверен,
что в одном из его карманов обязательно завалялась та штука, ко­
торой они людям головы отрезают. Совсем мне не понравился этот
рыжий.
Вы поймите. Наша деревушка Пестимьяново, в общем-то,
так себе была деревушка. И жили в ней почти сплошь старики да
младенцы, да еще один геморрой жил, заносчивый и богатый, мы
все гадали, за каким чертом его к нам занесло, а из молодых были
только я да Тимурка. Да еще дядя Витя жил, теперь вот его убили.
Жила там еще одна козочка по имени Валя, через два дома от нас с
мамой и бабушкой, но это, как говорил дядя Витя, вообще не под­
дается никакому логическому обсуждению. Вот жила и жила. Мы
жениться собирались, как только возраст позволит, только не го­
ворили никому, а потом эта эвакуация. И все. И нет никакой Вали.
В разные вагоны, в разные стороны.
Так-то я даже и обрадовался бы, что эвакуация. Если б не Валя.
И не все эти ужасы с дядей Витей.

Не знаю, как насчет комфорта в том вагоне, в котором мы
должны были ехать с дядей Витей, но в служебном с этим делом
по-любому было намного хуже, потому что еще хуже просто и при­
думать нельзя. Гнутые пластиковые лавки вдоль стен, между ними
узкий проход через вагон — вот тебе и все удобства. Окна были
такие грязные, что даже в хорошую погоду через них не разгля­
дишь ничего, да и разглядывать не получится, потому что не про­
тиснешься к окнам — народу в вагоне было просто жуть много. Да
еще вонь.
Лавки-были широкие, сидели на них в два ряда. Лучшие места,
наверно, у стенки, там сидишь себе, скрестив ноги, и никто не про­
гонит, только если в туалет захочется, фиг вылезешь, а и вылезешь,
назад уже не вернуться, поэтому делать приходится под себя. Да и
туалетов в служебных вагонах, как я понял, не полагается, не было
там ничего похожего, только вонь стояла. Так что и вылезать не­
зачем.
Когда мы садились, вагон уже был переполнен, но маме какимто чудом удалось сесть. Сначала-то она меня на то место ладила, но
я что, маленький? Почти насильно воткнул ее между толстенными
бабищей и мужичищей. Мужичище, хоть в вагоне совсем не жар­
ко было, а просто даже и холодно, потел ивонял, а бабища сидела
смирно, только она в сто раз хуже была, чем тот мужичище, пото­

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

127

му что глядела на нас так, будто жалела, что и нам тоже головы не
поотрывали заодно с дядей Витей.
— Иди ко мне на колени, — сказала мама, я просто даже на
нее засмеялся, хотя и совсем не до смеху было. Потом, когда ноги
устали, взял и сел на пол. Пол был жуть грязный, но мама ничего
не сказала про только что стиранные штаны, ничего, даже и не об­
ратила внимания, все вбок смотрела.
Сначала лайнер долго стоял, потом поехал, уже вечером. Мама
сказала безнадежно:
— Ну, слава Богу.
А какой-то лысый геморрой неподалеку от нас все волновался,
все спрашивал, когда взрывы взрывать намечено. Ему ответили:
— А как только всех вывезут, так сразу и начнут. Чего ждатьто? Не бойсь, не раньше.
— С них и раньше станется, — буркнул геморрой, и все во­
круг него сразу испуганно замолчали, но геморрой энциклопедий
устраивать не стал, заткнулся, сам себя испугался. Он потому что
нервничал очень, вот и ляпнул.
А другой геморрой, вежливый такой, но строгий, с умной про­
тивной мордой, он сидел по другую сторону, сразу видно, что из
бывших ученых, а то даже и из технологов, услышал слова про
взрывы и как бы вроде проснулся. Проснулся и красивым голосом
начал нам лекцию про глобальное потепление излагать.
— Вот вы говорите, глобальное потепление, — сказал он, хотя
никто таких слов при нем даже и близко не говорил, еще чего.
—А знаете ли вы, что уже больше ста лет наука всего мира, сколько
ни бьется, не может дать четкий, окончательный ответ на вопрос,
что на самом деле вызывает глобальное потепление и так ли уж
парниковы основные парниковые газы. Физика атмосферы, дол­
жен вам напомнить, очень сложна, она настолько перенасыщена
неизвестными факторами, взаимно друг на друга влияющими и,
соответственно, влияющими на климат в ту или другую сторону,
что даже самый квантовый из существующих компьютеров пока
не может адекватно просчитать все возможные варианты и пред­
ложить нам верный ответ. Позже? Да, конечно, согласен с вами, лет
через тридцать, а то и двадцать, правильный ответ будет получен,
потому что технологии не стоят на месте, это так же верно, как
и то, что меня зовут Адальберт, но помилуйте, мы не в состоянии
ждать тридцать лет в тот момент, когда по всему миру уже воцаря­
ется состояние катастрофы, мы должны, мы просто обязаны что-то
предпринимать. Мы должны решиться на шаг (тут он поднял вверх
указательный палец, и слово «шаг» у него получилось всё заглав­

128

^стор^и, образы, фантазии

ными буквами — ШАГ), и пусть этот шаг окажется рискованным
или даже вообще неверным, но в данной сложившейся ситуации,
я полагаю, это будет оправданный риск, единственное правильное
решение. Теперь рассмотрим влияние на климат множественных
локальных ядерных взрывов, одновременно произведенных в уда­
ленной лесистой местности. Не могу спорить — риск катастрофи­
ческого сценария налицо. Однако физика ударных атмосферных
процессов намного проще, при подобных силовых воздействиях
большинство факторов, нелинейно влияющих на состояние кли­
мата, становятся пренебрежимо малыми, так что ими мы в своих
уравнениях можем со спокойной душой пренебречь...
Тут ему сказали:
— Заткнись, ученый, а то в морду дам. И без тебя тошно.
— Вот вы говорите заткнуться, — сказал геморрой с умной
мордой и красивым голосом учителя русского языка. — Что ж, я
заткнусь.
И в самом деле заткнулся. А мне понравилось. Хоть я и не все
понял.
Лайнер шел как бы и быстро, но на самом деле медленно, по­
тому что все время останавливался — то ссаживал кого-то из дру­
гих вагонов, то новую партию таких же, как мы, неприкаянных
принимал. А иногда останавливался и стоял уже совсем не по делу.
Просто так, станет и стоит, и никто не понимает, зачем.
А потом, когда он еще раз остановился, уже совсем темно
было, дверка в дальнем от нас конце вагона разъехалась, и в нее
вошла компания рослых, наглых таких, накачанных чемоданов.
Меня сразу обдало страхом, потому что впереди чемоданов
шел тот самый молодой комиссар, который отвалил дяде Вите го­
лову. Я его сразу узнал, хоть он был без кожаной шляпы, да и во­
обще одет по-другому. Хохотал, веселился, выставлял себя — смо­
трите, мол, какой пуп к вам пришел.
Весь вагон на чемоданов тех головы повернул, а я от ужаса
сжался в комочек и нырк под лавку.
Потом слышу, Молодой весело закричал:
— Внимание, внимание, внимание! Всем смотреть на меня!
Сейчас вам будет агромадный сюрприз!
Все сначала загалдели, кто с интересом, а кто с тревогой, а
потом вдруг наступила полная тишина, так тихо стало, как в том
кино, когда на тебя быстро летят тучи и ты ничего не можешь с
этим поделать.
Тишина была ненадолго, секунды на две, от силы на три. По­
том начался грохот.

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

129

Я сперва даже и не понял, что за грохот — тоже жуть страш­
ный, он двигался ко мне, как волна, все громче и громче, от того
конца вагона, где вошли чемоданы. Даже и не грохот, дробные сту­
ки и шлепки, не знаю, как еще объяснить, один за другим, трррр,
и совсем не громкие, но от страха у меня будто громы в ушах бу­
хали.
Что-то слева рядом вдруг пискнуло, что-то мягкое дотронулось
до ноги, но я не обратил внимания, потому что как раз в этот мо­
мент, наконец, разобрался, отчего грохот.
Это падали люди — те, что в проходах стояли, и некоторые,
которые с лавок сползали, не удержавшись. Начали падать от две­
ри, а потом падали все ближе и ближе и, наконец, западали около
моей лавки.
Вот старуха старая, она все время громко орала, пока жива
была, ей никто места не уступил, она сложилась, как та наша стремяночка, коленки к потолку, мелькнули на секунду ее лицо темное
и затылок с редкими волосиками. Вот лысый геморрой, который
все сроками взрывов интересовался, а потом ляпнул против вла­
стей, — он бухнул лицом вниз, показал мне лысину, и выходит,
что не взрывов ему надо было бояться. Вот дамочка, почти совсем
молодая, штаны в клеточку, она рядом стояла, упала передо мной,
будто хрюкнула, и загородила мне свет. Туг же ее всей своей тушей
придавил толстенный мужичище, тот, что рядом с мамой потел.
Он как-то не очень ловко, боком, соскользнул с лавки на дамоч­
ку, ее тело опять хрюкнуло, и стал удивленно меня разглядывать,
я даже подумал сначала, что он не мертвый. Но он, конечно, был
мертвей некуда.
Потом грохот кончился, и Молодой сказал деловитым тоном:
— Так, работаем!
Ничего не произошло, и тогда он добавил:
— Арбайтен, арбайтен, мать вашу!
Застучало, зашуршало, затрещало, зазвякало, чемоданы крях­
тели, матюкались вполголоса и чего-то там такое работали, гроз­
ный голос Молодого их подгонял, я никак не мог понять, что они
там работают, а высунуться боялся. Работали они, я так думаю, изо
всех сил, но работа шла медленно, и Молодой злился. Но медленно
или не медленно, а работа их постепенно все-таки приближалась
ко мне, в точности как тот грохот, только что не с такой скоро­
стью.
— Время, время, скоты!
Опять что-то пискнуло и мягко дотронулось до ноги. Я чуть не
вскрикнул. Осторожно протянул руку и натолкнулся на круглое,

130

истории, образы, фантазии

твердое и волосатое, вроде бы голова. Оно замерло и задышало.
Девчонка, коза! Так и есть! Я вспомнил, что видел какую-то маляв­
ку, когда маму усаживал, а потом она или куда-то делась, или я ее
после просто не замечал, словом, стояла какая-то козявка рядом с
той бабищей толстенной, а потом уже не стояла. Лет двенадцать,
самое большее. Совсем малявка сопливая, куклы-бантики.
Я все еще трогал ее за голову, когда она вдруг перестала ды­
шать. Я понял, что она сейчас заорет со всей своей малолетней
дури, стукнул ее по затылку и зашептал страшно:
— Молча-ать!
Она заткнулась, так и не заорала, только еще крепче прижа­
лась к моей ноге. Вот ведь!
А чемоданы со своей работой подбирались к нам все ближе
и ближе. Я уже догадался, чем они занимались — они раздевали
трупы, обшаривали карманы и складывали добычу куда-нибудь
в какие-нибудь громадные грязные сумки, вроде той, что у бабки
Изабеллы была, когда она в город ездила. Те самые Мишняки, вот
кто они были, они сначала убивали, а потом грабили. Только я не
мог понять, как они убивали. Они ведь ничего не делали. Просто
сначала молчание, а потом все попадали, вот это меня очень инте­
ресовало. А еще больше мне интересно было понять, почему я-то
вместе с ними не умер, если все остальные умерли, мне это надо
было понять, чтобы и дальше не умирать. И еще — я очень наде­
ялся, да нет, я просто уверен был, что с мамой все хорошо. То есть,
все плохо, конечно, но я не то что уверен был, а просто даже и знал,
что мама умерла не до смерти. И что когда все кончится, я ее обя­
зательно разбужу. Может, и пожалею после о том, что разбудил,
но обязательно это сделаю. Сам прекрасно понимал, что сплошная
глупость, но уверен был тогда в этом гранитно-титаново!
Козявка эта изо всех сил прижималась к моей ноге, и я чув­
ствовал, как она дрожит. Иногда она вдруг начинала попискивать,
и тогда я бил ее по шее, чтоб замолчала.
Когда чемоданы уже почти подобрались к нам, я взял козявку
за руку и тихонько потащил вперед, туда, где уже лежали раздетые
догола трупы. Я до этого вообще никогда трупов не видел — жуть
неприятное зрелище, какие-то они не такие. Тут самое главное, я
понял, было угадать так, чтоб незаметно проползти границу меж­
ду голыми и еще одетыми. Мишняки, когда раздевали труп, они
скидывали его потом на пол, чтоб не мешал раздевать других, и
вот в этот момент, когда голый труп на пол скидывают, я должен
был мимо него проползти вперед, чтоб он меня заслонил, иначе
точно бы засекли.

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

131

Козявка мешала будто нарочно — и ныла, правда, тихонько, и
пищать пыталась, и замирала, когда надо было ползти, и, наобо­
рот, вдруг такая прыть в ней появлялась, что вперед меня уползала,
а один раз даже головой стукнулась об лавку, да так громко, я уж
подумал, что всё, пропали. Кое-как все-таки пронесло, и мы про­
лезли мимо Мишняков как раз тогда, когда они скидывали труп
на пол. Трупов голых было жуть много, все уже холодные, когда
только успели, и ничего из-за них не было видно. Но это и хорошо,
потому что и бандиты засечь нас с козявкой тоже не могли.
Потом Молодой сказал:
— Смотри-ка ты, знакомая барышня, я ее сегодня уже видал.
Ишь какая! О, гляди! И не подумал бы никогда, что такое прячется
под ее одежонкой паршивенькой. Не, ты погляди, ну хоть прямо
сейчас в журнал. Только с ней малец еще был, где он?
Ему сказали, что мальцов в вагоне всего ничего, может быть,
вон тот?
— Нет, — сказал Молодой. — Это не он. Тот был белобрысый
такой, тощий гаденыш, а этот жирненький, да и по возрасту не
подходит. Тот хмыренок щуплый был, совсем доходяга. Где-то он
здесь, не могла же она без него уехать. Надо искать.
—А чего это не могла? — сказал кто-то из чемоданов. — Очень
даже могла. Иной бабе ребенка бросить — что клопа раздавить.
Чего это она не могла?
— Да не верится как-то, — раздумчиво ответил Молодой тому
чемодану. — Не по-людски это, сына маленького бросать. Хотя...
Нас спасло то, что искать меня и переворачивать для этого
кучу трупов никому не хотелось, да их и время поджимало, спе­
шили они куда-то. Договорились на том, что я наверняка помер
с остальными вместе, а потом меня в спешке случайно либо под
лавку затолкали, либо под другими трупами прикопали и не заме­
тили, я ж маленький по размеру, а одежонка моя наверняка сло­
ва доброго не стоит, да и ценного товара при мне никак не могло
быть, так что нечего и искать. Молодой сначала ни в какую, а по­
том согласился, потому что времени у них оставалось совсем не­
много, он так сказал. Он сказал:
— Ладно, действительно некогда прохлаждаться, время идет,
а нам еще один вагон обрабатывать. Давайте, давайте, работайте,
еще совсем чуток поднажать. У-у-у, прелестница!
Это он, наверно, про мою маму говорил, что она прелестница,
она и правда очень красивая, когда не плачет и не злится ни на
кого. Хотя слово глупое какое-то, прелестница. Хорошо, хоть лест­
ницей не назвал.

132

истории, образы, фантазии

Прошло еще сто лет, и они, наконец, убрались. Я немножко
выждал и вылез из-подлавки, раздвигая голые трупы. Про козявку
совсем забыл, словно ее и не было.
Мама лежала на спине, она лежала очень красивая, даже еще
красивей, чем в жизни, я сразу понял, что ни за что не смогу ее раз­
будить, что все это жуть глупости были насчет ее разбудить. А если
б даже и мог разбудить, то что? Она ведь злиться начнет и плакать,
и красота вся пропадет. Ой, как же я хотел тогда, чтоб она снова
злилась и плакала. Я даже и сейчас тоже хочу. Только вспоминаю
все реже и реже, потому что незачем вспоминать.
Выползла козявка, вся дрожит, разглядывает вокруг и не го­
ворит ничего. Потом увидела бабищу толстую, которая рядом с
мамой сидела и злющими глазами на нас смотрела, а теперь тоже
рядом с мамой лежала, попой кверху, целая гора дряблая, очень
было смотреть противно. Козявка ее как увидела, запищала, мор­
дочку искривила, что-то хочет сказать, а не может, заклинило у нее
с речью. И с дыханием у нее что-то случилось, с выдохами вроде
и ничего, а вдыхала трудно, прямо каким-то почти басом. Только
все глядит и пищит, и вдыхает. Ей та бабища родственница какаянибудь была, я сразу догадался, что родственница.
Я козявку за руку взял, еще раз по шее стукнул, чтоб не пи­
щала, и через трупы стал пробираться к той двери, через которую
чемоданы в вагон вошли — она так раскрытая и стояла. Когда до­
брались, выглянул наружу, смотрю, а там никакого другого вагона
нет, а наш-то был не последний, я точно помнил.
Я осторожненько спрыгнул вниз, козявку руками принял, а в
ней никакого весу. На спине у нее, только тут заметил, рюкзачок
был маленький, детский, розовый, с картинками малолетними.
Я тут же про него и забыл, козявку между рельсов поставил, прика­
зал никуда не деваться и не пищать, а сам по-шпионски выглянул
из-за вагона посмотреть, что там делается.
Там ничего не делалось. Там, среди тундры, стояли два ваго­
на — наш и еще один, в котором, я знал, такие же, как мы, ехали, у
которых проблемы с эвакуацией. А больше ничего. Ни лайнера, ни
бустера, одна тундра вокруг, да рельсы ржавые под ногами, совсем
не такие блестящие, как те, по которым лайнеры ездят. Да еще об­
лака сверху, грозные и быстрые, как в кино.
Почему так вышло, что мы сюда попали и не заметили, как
лайнер свой потеряли, я, хоть убейте, не понимаю. Ведь должны
были быть стуки, скрипы, толчки, а ничего этого никто не заме­
тил. Я вообще многого не понимаю, что происходит. Не понимаю,
как это можно убить человека, не тронув его ничем, ничего не сде-

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

133

лав ему, чтобы просто только одно молчание на две секунды, и ко­
нец, и даже никакой крови. Как можно отрезать голову человеку,
тоже без крови, и не ножом, а просто коснувшись до шеи прибор­
чиком, похожим на телефон, вот не понимаю, и всё. Не понимаю,
что мама в дяде Вите нашла и чего она так за него держалась, не
понимаю, какая радость дяде Вите была от того, что он так ее под
себя подмял. Не понимаю, почему компьютер работает, почему со­
баки не такие, как мы, и что это за такое глобальное потепление,
которое надо взрывами отгонять. Не понимаю, куда люди дева­
ются после смерти, ведь не может же быть так, чтобы они просто
исчезали со всеми мыслями внутри головы. Я долго перечислять
могу, чего я не понимаю.
Мне говорят, это оттого, что я маленький и дурак. Но, вопервых, я совсем не маленький, если жениться собрался, пусть
даже и не получилось пока жениться, потому что уволокли неве­
сту, разлучили, но все-таки. Во-вторых, я не дурак, я книжки чи­
таю, и сетевые, и даже бумажные попадались, да мне и дядя Витя,
хоть у нас с ним были отношения просто жуть никуда, тоже иногда
говорил, что я хоть и сволочь, а все-таки не дурак (я-то себя своло­
чью не считаю), и что даже хорошо, что я не понимаю многого, и
что те, кто всё и обо всем понимают, что вот они-то самые дураки
и есть.
Словом, я, как дядя Витя иногда любил говорить, пребывал в
полном недоразумении. Единственное, что я понимал четко, так
это то, что нам с козявкой надо срочно ладить лыжи отсюда куда
подальше, пока чемоданы свою работу во втором вагоне не закон­
чили, даже думать было страшно о той работе, и нас не отловили
на ржавых рельсах.
Я козявку в охапку — и к лесу что было мочи. Мочи, правда,
было не очень много, потому что я, хоть и не маленький, но еще
окончательно не развился и мускулов как следует не набрал, да и
день был очень тяжелый, утомил меня этот день. Утомил и физиче­
ски, и психически — я имею в виду убийство мамы и дяди Вити.
Сначала бежали, потом шагом пошли. Козявка больше не пи­
щала, она рядом шла, не отставала, хотя я видел, что ей трудно за
мной угнаться, дышала тяжело, но вдыхала уже не басом, немнож­
ко успокоилась после того вагона с голыми трупами.
Потом, когда уже далеко отошли, вдруг голос у козявки про­
резался. Говорит:
— А меня Ликой зовут. А тебя?
— Лешка, — сказал я. — Молчи теперь, береги дыхание, нам
еще далеко.

134

истории, евразы, фантазии

— Ага, — сказала козявка и замолчала. Правда, ненадолго.
— Это меня мама так назвала, Ликой. Вообще-то я Анжелика.
А кто Анжеликой назвал, я не знаю. Наверное, Бог. Мне такое имя
не нравится, Анжелика. Длинное.
— Молчи, сказал! Задохнешься.
— Ага.
Минут через пять снова:
— А эти дяди в поезде, которые хулиганили и Вассу убили.
У них трудное детство было, да?
— Да, — твердо ответил я. — У них было очень трудное дет­
ство. И у тебя будет, если ты сейчас же не замолчишь.
— Ага. А Васса... я сейчас быстренько скажу, чтоб ты понял, а
потом опять замолчу, честное слово! Васса — это тетя, у которой я
живу, потому что папа с мамой в командировку уехали. Мы в горо­
де живем, а она в деревне. Она мне даже не тетя, а так, родственни­
ца. Я ее не люблю, потому что злая, но все равно жалко.
Я даже остановился. Чтоб не как-нибудь, походя, по шее ей вре­
зать, а по-настоящему, от души, чтоб надолго в память запомнила.
Лицо у нее было маленькое, растерянное и очень серьезное, и она
немножко себе внутрь смотрела — не как те, которые на вокзале, а
так, немножко, но мне все равно очень не понравилось.
Козявка тоже посмотрела на меня и тоже остановилась.
— Все-все, я молчу. Все сказала, что хотела, а теперь буду мол­
чать.
Я сказал:
— Привал.
И мы одновременно рухнули в мокрый мох, потому что очень
устали. Козявка сказала:
— Мне что-то холодно. Все-все, я молчу.
— Когда холодно, это значит, что требуется сугрев, — повто­
рил я одно из идиотских дядивитиных изречений, придвинул ее к
себе и обнял. Она тоже прижалась. Сразу стало теплее. Правда, не
так, чтоб намного, ночи в мае жаркими не бывают, но все-таки.
— Во как, — сказал я.
— Ага, — сказала козявка, — Здорово.
И хотя мы с ней жуть продрогли, хотя голод и жажда вдруг
стали мучить, раньше как-то не до них было, заснули сразу. Про­
снулись, когда светать начало, в это время всего холодней, прям
колотун.
Я стал ладить костерок, потому что вечная зажигалка всегда с
собой, это закон. Потом сходил, насобирал морошки, принес:
— Угощайся.

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

135

— Спасибо, — говорит, — я не буду. Я лучше конфетки.
— Конфетки, конечно, лучше, — говорю, — да где ж их взять?
Тут она меня огорошила.
—А у меня их целый мешок, в дорогу насобирала. И вода есть,
хочешь? Только она не сладкая, сладкой не было.
— Чи-вооо?!
Я покачал головой — ну и дура! Целый мешок конфет у нее, да
еще и вода «несладкая», а она молчала. Взял ее рюкзачок, расстег­
нул посмотреть — и правда! Гора конфет разных и баклажка пла­
стиковая с водой. Хотя она маленькая была, баклажка эта, грамм
на сто пятьдесят. Но это неважно, с водой в лесу проблем нет, да и с
едой тоже, если умеючи, а для меня он сызмальства дом родной, не
пропаду. Тем более конфеты, они хоть и не еда, но аппетит здорово
отбивают.
Пожевал конфет с морошкой, пару глотков воды сделал, вста­
ли, пошли.
Козявка помолчала-помолчала, потом говорит:
— А я вопрос задам, можно?
— Можно, сейчас не задохнешься, ведь мы сейчас не быстро
идем, так что задавай свой вопрос, — отвечаю.
— А куда мы идем?
Это был самый главный вопрос, и отвечать мне на него совсем
не хотелось. Но я ответил:
— Мы в деревню ко мне идем, называется Пестимьяново. Там
и еды полно, и огороды, и скотины всякой хватает. Собаки, правда,
злые, но они меня знают. Проживем, не бойся, очень хорошо про­
живем.
— Как же это? — спрашивает козявка. — Ты ехал-ехал от сво­
ей деревни, на поездах всяких или, там, на машинах...
— На автобусе. Тьфу ты, черт, в автобусе ехал, а не на авто­
бусе.
— Вот я и говорю — все равно долго ехал, а теперь пешком
дойти собираешься. Как это? Ведь машины же быстрее, а ты мед­
ленней.
—А они нас везли на перрон как раз с той стороны, куда потом
мы на том вагоне служебном ехали, я сразу заметил. Мы как раз
в сторону к Пестимьяново ехали, мы же к югу живем от станции.
Так что дойти можно, но идти, конечно, придется долго.
Я говорил ей чистую правду, только не всю. Это очень
удобно — говорить правду, но не всю. Вроде бы и не соврал,
но и серьезного ничего не выдал. Я не сказал ей, что вообще
не знаю, сколько километров — пятьдесят? сто? двести? — до

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

137

моей деревни и в какую сторону к ней надо идти. Я не сказал
ей, что заблудился и нахожусь в полном недоразумении, что у
нас никаких шансов выбраться, разве что чудом наткнемся на
какую-нибудь дорогу, что деревни в этих местах — редкость,
уединенно живем. Я не сказал ей, что мы даже как следует за­
болеть от холода и голода не успеем до этих взрывов, ну а уж
после взрывов тут вообще ничего не останется. Я в детстве с
папой, когда он еще от нас не сбежал, однажды на разработ­
ки поехал, так что видал я собственными глазами, что взрывы
делают. И это были обычные взрывы, а атомные, я думаю, еще
посильнее будут.
— А взрывы? — спрашивает козявка. — Они нас не убьют?
— Еще чего? — говорю. — Там у нас геморрой один жил бога­
тенький. Когда о взрывах заговорили, так он в пять секунд смыл­
ся. У него дом остался — громадный, каменный, а в доме подвал
с припасами, тоже каменный или даже железный, его никаким
взрывом не возьмешь, годами жить можно.
Я опять не соврал и не сказал правды — сам-то я не видел того
подвала, только слышал, как болтали о нем в деревне. А могли и
соврать, чего только о том геморрое в нашей деревне не сочиняли.
Но это было неважно, я понимал, что все равно не дойдем мы с
козявкой до Пестимьяново.
— Нам бы только на железку выйти! — вдруг, ни с того, ни
с сего, сказал я правду, хотя и не собирался. Найти железку — в
этом была единственная и почти невозможная надежда на спа­
сение. По железке при очень большой удаче можно выйти на
Литвиновку, там была станция, на которой поезда почти никог­
да и не останавливались, а дорогу от Литвиновки я хорошо знал,
сколько раз и с Тимуркой, и с папой, и с Валей, а один раз даже с
дядей Витей ходили.
— А железка, это рельсы? — вдруг спросила козявка.
— Ага, рельсы.
— А ржавые рельсы — это тоже железка?
— Тоже. Тебе зачем?
— А совсем-совсем ржавые?
Я вздохнул.
— Тоже. Чего спрашиваешь?
— А я недавно такие видела. Ты мимо прошел и в сторону за­
вернул. Я сначала хотела сказать, а потом подумала, что раз они
такие ржавые, значит, никому не нужны, и нам тоже.
Представляете, что за дура? Я чуть на попу не сел.
— Где, — кричу, — ты их видела?! Когда?!

138

истории, образы, фантазии

— Да вот только что, недавно совсем. Они вон в той стороне
были, откуда мы идем. Пойдем, покажу!
Вот дура! Ну и дура!
Рельсы оказались и вправду недалеко, только мы их искали
долго, может час, а, может, даже и два. Кружили-кружили, пока
нашли, а когда нашли, жуть устали, что я, что козявка. Я сел на
рельсы и заплакал.
— Отвернись, — говорю.
— Да ладно, я ж понимаю, — сказала козявка и отвернулась.
Старая железка, пусть она хоть какая ржавая, обязательно
приведет к нормальной железке, по которой лайнеры ходят, это
такой закон. Только тут надо правильное направление выбрать,
а то придешь к тупику. Посомневавшись, я направление выбрал,
все-таки не первый день на свете живу, и мы пошли.
Идти пришлось долго, и козявка в кровь сбила ноги, а я
простудился. Козявке хоть бы что насчет простуды, а я рас­
чихался, рассморкался, расслезился, кадыхать начал, словно
городской заморыш какой-то, а не северный человек, даже
стыдно.
А козявка про ноги ничего мне не говорила, держалась, хрома­
ла, старалась не отставать. А потом она об корягу споткнулась, да
так неудачно, лодыжку то ли растянула, то ли вообще вывихнула.
Села на землю и говорит:
— Ой, ты меня извини, но я, кажется, идти не могу.
Я посмотрел ее ноги, она еще коленку ссадила здорово, гово­
рю же — дура городская, даже ходить толком не умеет, а чего де­
лать, не знаю, я хоть и взрослый почти, но во всяких там вывихах и
растяжениях не очень разбираюсь. Видел, как мама их лечила, но,
дурак, не запомнил. Знать бы!
Делать нечего, взял ее на закорки, поплелись дальше. Теперь
она совсем не такой легкой казалась, чем когда я ее из вагона на
руки принимал. Медленней стали идти, все время привалы. Если б
не простуда, я бы побыстрей шел и привалов поменьше бы делал,
но голова очень болела.
А козявка прижалась к моей спине, за шею обхватила своими
ручками-спичками и говорит:
— Вот, мы опять с тобой обнимаемся. Как ночью. И теплей,
как ночью, правда?
Я только покряхтываю.
Вообще ее, когда я ее на спине нес, будто прорвало — все
болтала и болтала, как болтанка какая-то. А что такое глобальное
потепление? А почему оно взрывов боится? А почему, если поте­

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

139

пление, то у нас так холодно? Я ничего не отвечал, только кряхтел
выразительно.
Когда она поняла, что спрашивать без толку, потому что я не
отвечу, то про себя стала рассказывать, про маму, про папу, про
подружек, про какой-то пароход на речке, с одного на другое пере­
скакивает, глупая мне попалась коза, у меня от нее еще больше го­
лова разболелась.
В тот день до нормальной железки мы так и не добрались, я уж
и беспокоиться начал. Вечером нашли ручеек какой-то, напились
вдосталь, а то козявкиной баклажки хватило ненадолго, я опять
развел костерок, потом пошел, нарвал трав, которым меня мама
учила, чаек заварил из них. Слава тебе Господи, всемилостивейший
Господь наш, баклажка оказалась старая, из огнеупорного пласти­
ка, сейчас такие делать нельзя, сейчас все о спасении природы за­
ботятся, нет, чтоб о людях, так что я в той баклажке чаек заваривал.
Вкус у чая жуть дрянной оказался, но знакомый, не забыл я, стало
быть, мамочкины уроки, я и сам попил, и козявку попить заставил,
не хватало еще, чтобы она и простудилась вдобавок к своей ноге.
А самое главное — я ногу козявке вправил. Сам! Смотрел я
ее ногу и так, и так, а нога распухла, уже и в сандаль не влазит.
Я подумал-подумал, пощупал осторожненько и решил, что это не
растяжение, а вывих, и, значит, надо вправлять, то есть дергать.
Почему я так решил, сам не знаю, решил — и всё, боялся только,
что там перелом, а тогда, если дерну, вообще девчонку могу без
ноги оставить. То есть убить.
Но ничего, все обошлось. У меня сначала не получалось, она
от боли пищала в тысячу раз хуже, чем в том вагоне, так я разо­
злился, дернул изо всей дури, что-то там щелкнуло — и порядок!
Ф-ффуух, я чуть опять не заплакал от облегчения.
А козявка сразу обмякла.
Или ночь была теплее, чем первая, или приспособились мы к
холоду, я не знаю, но как-то легче было, чем в первый раз. Может,
из-за костерка? В первый-то раз я только утром его развел.
Словом, сидим на бревне, отдыхаем, на огонь смотрим, гото­
вимся опять обниматься для утепления, а козявка вдруг говорит:
— Так можно я тебе вопрос задам, который утром не задала?
— Ты мне тысячу вопросов назадавала, и все глупые, — отве­
чаю.
— Не, я тебя спросила, куда мы идем, когда ты сказал, что мы
идем, а спросить я хотела совсем другое.
— Ну, задавай, — я тогда немного размяк и подумал себе,
пусть спрашивает, почему бы и нет.

140

истории, образы, фантазии

— Вот смотри, — сказала она, — глобальное потепление, да?
И край наш выбрали, чтоб против него взрывы устраивать, поте­
пление отгонять. Так?
— Ну, так.
— А перед взрывами всех людей отсюда вывозят.
— Эвакуация называется.
— Да, эвакуация. И, значит, никого здесь не останется из лю­
дей, правильно? И, я по компьютеру слышала, после взрывов тоже
никого не пустят, очень долго пускать не будут, может, сто лет, а
может, и двести. Так?
— Ну, так.
— И тогда получается, что мы с тобой здесь будем совсемсовсем одни. Только ты и я, и больше никого вообще на свете не
будет. Правильно?
• — Нет, ну как же не будет? В других местах будет сколько
угодно.
— Не, я говорю про эти места. Как будто эти места и будут для
нас вместо целого света. Ведь ни лайнеры, ни пароходы, ни само­
леты здесь ходить больше не будут, нам никуда отсюда будет не вы­
браться, эти места будут для нас словно как целый свет, так?
— Ну... вроде, так.
— А, значит, если повезет, мы останемся здесь...
— Да, это если нам очень крупно повезет.
—.. .останемся здесь одни, как Адам и Ева из той книжки.
Я не понял.
— Кто-кто?
— Ну, бабушка мне еще читала. Там их кто-то выгнал, они
остались одни и стали рожать ребеночков и народили целое че­
ловечество. А раз мы остались одни, то нам тоже надо народить
человечество.
Не нравился мне такой разговор. Единственное, чего мне хоте­
лось в тот момент, — это побыстрей обняться для тепла и заснуть.
— Тебе что, — сказал я козявке, — одного человечества мало?
Ты еще одно такое же родить хочешь?
Она ответила сразу, не думая:
— Конечно! Только это будет человечество не еще одно такое
же, а просто одно. Здесь же человечества нет, правда?
Я тоже ответил сразу, причем на полном серьезе:
— Не, я так не играю. Мне не надо ни одного человечества.
Козявка немного подумала и рассудительно сказала:
— Ну и ладно. Не надо, так не надо. Но хоть одного ребеночка
нам все равно придется родить. А то лучше еще и двух. Или трех.

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

141

Этот дурацко-кретинский треп про Еву, которая родила чело­
вечество, и про всех этих ребёночков меня начал злить. Малолет­
ки все-таки утомляют.
— Хорошо, — сказал я. — Трех, так трех. А сейчас давай спать.
Я устал.
— Спи, пожалуйста, — сказала козявка. — Но сначала ты мне
воткнешь.
Я даже спать расхотел от неожиданности.
— Я не понял, что я сделаю?
— Воткнешь. Чего тут непонятного?
— Что значит «воткну»? Что, куда?
— Ну, вставишь. Остальных слов я не знаю, остальные
плохие.
Я понял, но не поверил, что понял.
— Вставлю? Тебе?!
— А кому же еще? Без этого ребеночки не родятся.
— Ни фига себе, какая продвинутая молодежь пошла! — ска­
зал я. — Тебе ж сколько годков, деточка?
Тут она меня снова жуть огорошила.
— Четырнадцать, — говорит.
— Врешь!
Я на нее посмотрел при костре — какие там четырнадцать! И
двенадцать много сказать! Но смотрит серьезно, даже от обиды на­
дулась.
— Я, — говорит, — неправды не говорю никогда. Иногда,
правда, не всю правду говорю, но иначе молодой женщине и про­
жить нельзя. А маленькая, потому что расту плохо. Мне в апреле
исполнилось. У меня месячные уже два года как начались. Так вот­
кнешь?
— Нет.
— Ну и ладно, — сказала козявка. — Нет, так нет. Значит,
завтра.
Вы не подумайте, что я ангел какой-то небесный с крылышка­
ми. Я как раз в том возрасте, когда очень хочется с девочками, про­
сто даже иногда снится. Просто даже иногда... а, ладно. Я и Вале
хотел «воткнуть», мы с ней и договорились уже. Но у меня вчера
маму убили и дяде Вите голову отвалили, и Валя, хоть и потерял я
ее, но она ж невеста моя, а я буду там кому-то «втыкать». Тем более
козявке. Нехорошо. Она малютка еще, пусть хоть что говорит про
возраст, а сюсюкает так, будто ей не четырнадцать, не двенадцать,
а все восемь, не больше, там и втыкать-то еще некуда. И потом,
я ведь в ее слова насчет того, что мы одни в мире остались и что

142

истории, образы, фантазии

теперь нам вдвоем жить до самой смерти, серьезно поверил, поэ­
тому как же я такой малявке «втыкать» буду, еще испорчу ей чтонибудь, и тогда детей вовсе у нас не будет — нет, так нельзя. Да и
стеснялся я, если честно.
— Все равно ребеночков надо делать. Хочешь — не хочешь, —
сказала козявка.
Она придвинулась ко мне, обняла и тут же заснула. И я сразу
после нее.

Назавтра мы пошли по ржавой железке дальше. Нога у козяв­
ки все равно болела, хоть я и вправил ей вывих-то. Я ей тогда пал­
ку толстую отломал, но она и с палкой сильно хромала — ойкала,
морщилась, еле шла, так что я ее все равно почти все время на за­
корках тащил. Устал — жуть, еще больше, чем в прошлый день.
Чай травяной, если и пбмог, то не очень сильно — сморкался, каш­
лял, да и голова болела. Да еще дождь пошел.
К полудню рельсы вдруг кончились, я немножко даже расте­
рялся, но потом увидел впереди просвет между деревьями, прямо
там, куда рельсы вели, пошел на просвет, а тут лес и кончился.
Смотрю, а поперек еще рельсы положены — настоящие, блестят
как новенькие, и, как положено, на высокой насыпи, по обе сторо­
ны от них лес стоит, а вдоль никаких деревьев.
Мы просто жуть обрадовались, хохотать стали и обниматься, я
ведь на самом деле не верил, что к железке выйду.
— У меня уже и нога не болит! — кричит под дождем козявка.
— А у меня голова!
Сели, смотрим, радостные.
— А теперь куда? — спрашивает.
Я так солидно ей отвечаю:
— Это еще надо решить, в какую сторону Литвиновка. Вроде
бы, в эту, — и я махнул налево рукой.
Как раз наоборот была Литвиновка, направо, в другую сторо­
ну, это я чуть потом понял, как отдышался, потому что, хоть солнца
не было, я все равно умел находить, где запад, а где восток, меня
дядя Витя как-то научил. Сначала-то отец учил, да я не запомнил.
Пошли. У нее нога болит, у меня голова.
Идем вдоль рельсов примерно уже час, как вдруг слышим —
впереди шум какой-то. И приближается, как тот грохот. Мы в ку­
сты попрятались, смотрим.
Это была дрезина, маленький такой бустерочек, который гоня­
ют по рельсам рабочие железки, я один раз видел ее в Литвиновке.
Но та была старая, некрасивая, с бензиновым мотором и вообще

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

143

еле-еле бегала, а эта — просто куколка, похожа на прошлогодний
спортивный «крайслер S14-80» открытого типа, чистенькая, свер­
кает, а в ней два каких-то геморроя сидят, издали я не рассмотрел.
А когда подъедут поближе, рассматривать побоялся. То есть не за
себя побоялся, за козявку, конечно, я же за нее вроде как отвечал,
поэтому уползли поглубже в лес, там, где кусты гуще. Стали ждать,
когда проедет.
А она не проехала. Мотор электрический, почти не слышно,
так, шипит, они взяли и остановились прямо напротив нас.
Потом слышим — шаги. И кто-то говорит:
— Ну, и где он, этот твой аппарат? Не видно что-то.
А голос-то знакомым мне показался. И от голоса того мне
почему-то жуть страшно стало. И козявке тоже. Я это понял, пото­
му что она по-другому задышала, быстро как-то. Я ее голову рукой
прижал к траве, молчи, дура! Она еле слышно пискнула.
А другой отвечает:
— А ты хотел, чтобы видно? Посмотри, это место само по себе
заметное. Здесь лес редкий, да и помоложе, там дальше старая
колея есть заброшенная, около той колеи и аппаратик прикопан.
Хороший аппаратик, сработан по технологии «хрен увидишь». Вот
его и не видно.
Вот где мне страшно-то стало! Прямо ноги отнялись, до того
страх забрал. Это были те комиссары, что дядю Витю убили. Оба, я
голоса их узнал. Старший говорит:
— Сейчас пойдем туда. Ты мне только еще раз обскажи все,
что сделал, не намусорил ли чего? Сам понимаешь, как важно
здесь не намусорить.
Тот, Молодой, начинает ему рассказывать о том, что «обрабо­
тал» оба вагона, даже и одежду забрал.
— Только я не понимаю, — говорит, — зачем нам эти шмотки?
На рынке ими торговать, что ли? Товар бы взяли, и ладно.
— Вот поэтому я и главный, — говорит старший, — что я по­
нимаю, а ты нет. Почерк у них такой, нужно, чтоб только на них и
думали. Парней-то аккуратно убрал?
— Спрашиваешь, — Молодой ему отвечает. — Целое пред­
ставление нарисовал, будто они товар не поделили, да и пере­
били друг друга. Одного так положил, другого так, оружие в
руках, у кого пушки, у кого световухи, рядом шмоток навалил,
да и из товара набросано — все как надо. Такую картинку об­
ставил, аж смешно стало. Я потом дрезинку вызвал, товар на
ней отвез, куда договаривались, выждал, сколько надо, потом
сразу к тебе. Всё.

144

истории, образы? фантазии

— Эх, световух, может, и не надо было. Как бы по световухам
на нас не вышли. Смешлив ты, да не сметлив.
— Сам же велел.
— Сам велел, сам и засомневался.
— А чего там сомневаться? Никто ничего и не увидит, разве с
самолетов сфотографируют. Завтра взрывы, а под взрывами какое
расследование?
— Это так, это так, — сказал старший. — Но все равно мусор.
Нехорошо. Больше нигде не намусорил?
— Да вроде нигде. Мишняки, сам знаешь, ничего никому не
скажут, если только что на Страшном суде показания давать ста­
нут, а больше... А, да, вспомнил! Мы же там и дамочку ту убрали,
которая на перроне.
— Какую дамочку?
— Ну, помнишь, на перроне, позавчера, мы еще мужика ее по­
ложили. В натуральном виде такая красотка оказалась, я тте дам!
Даже и не подумаешь.
— Дамочка, — говорит старший. — Это хорошо. Паренька ее
тоже положили?
— Да наверняка!
— Что?! Ты что, не знаешь, положили или не положили?
—Да что ты волнуешься? Если он в том вагоне был, то положи­
ли без вопросов, просто где-нибудь под трупами затерялся. А если
не был, то и тоже вопросов нет.
— То есть ты его не нашел, — говорит старший. — Что ж не
искал?
— Так времени не было, сам знаешь.
— Знаю, — сказал старший. — Так, короче. Сейчас давай ото­
льем, что-то я... потом аппаратик пойдем вытаскивать.
— Аппаратик-аппаратик, — задурачился, запел Молодой.
— А вот я сейчас свой аппаратик вытащу!
И подходит прямо к тем кустам, где мы с козявкой попрята­
лись. Козявка задохнулась, дышать перестала, чувствую, сейчас за­
орет. Я ей изо всех сил рот зажал, чтоб не заорала, она подергаласьподергалась и вдруг обмякла. И не дышит вроде, только Молодой
рядом журчит.
Все, думаю, удавил я козявку, и так мне что-то нехорошо стало,
что я и про комиссаров этих забыл, или кто они там.
А они стоят, журчат. Потом старший говорит:
— Да, нехорошо вышло. Намусорил ты. Особенно со световухами. Теоретически они вполне могут на тебя выйти.
Молодой до того обиделся, что даже журчать перестал.

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

145

— Световухи — твоя проблема! Это ты приказал со световухами, я, что ли?
— Моя проблема, мне ее и решать. Так, короче!
— Эй, ты что? — испугался вдруг Молодой. — Ты чего это?
Не... не надо! Да я тебе сей...
Бряк! И еще чуть погодя — бряк! И уже голова к нам сквозь
кусты катится. И снова без крови.
А старший тогда говорит неизвестно кому:
— Прав ты оказался, брат. Действительно, так короче.
Козявка вдруг ожила, да как заорет!
Старший кусты раздвинул, смотрит на нас своим ли­
цом волка, удивляется, козявка тут же заткнулась. Оба от
страха двинуться не можем и на него, как кролики на удава,
пялимся.
— Вот так-так! — говорит он и улыбается, скотина, при
этом. — Вот так удал молодец! И от бабушки ушел, и от дедушки
ушел. И девицу-красавицу с собой прихватил. Девица-то откуда?
Неужели в лесу нашел?
И аппаратик для отрезания рукой подкидывает, дядя Витя точ­
но так же с зажигалкой любил играть.
Я козявке глаза ладонью заслонил, а сам смотрю на него, ниче­
го не говорю, молчу. Козявка дрожмя дрожит, но держится и мою
руку не убирает. Чувствую, веки сплющила.
А в самый такой момент, когда почувствовал, что сейчас меня
не станет, в носу засвербило, и я чихнул. Стыдно стало, досадно,
такой героический момент чихом испортил, но все равно, сопли
текут, а смотрю прямо ему в глаза.
Он еще раз улыбнулся — и оскал-то у него волчий, ей-богу! —
потом помрачнел и говорит:
— Нужны вы мне больно убивать вас, это уж как-нибудь без
меня.
Не так он говорил, но смысл был такой.
И в лес ушел вразвалочку, к ржавым рельсам, аппаратик свой
вытаскивать. Даже не обернулся.
Нашел он его быстро, потому что очень скоро со стороны ржа­
вых рельсов зажужжало что-то и поднялось в воздух. А потом и
звук пропал.
— Во как, — говорю. — А чего это он нас не убил?
— Пожалел, наверное, — сказала козявка.
— Непохоже, чтоб пожалел. А чего это ты обмякла, когда я рот
тебе зажимал? — спрашиваю.

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

147

— А чтоб тебя испугать. Чтоб ты подумал, будто я умерла, и
меня пожалел. Теперь-то ты уж точно ребеночков со мной станешь
делать.
Дура — она дура и есть.
Решил я тогда вмазать ей как следует по ее тощей дурацкой
шее, но не вмазал. Потому что как раз в этот момент на меня на­
шло вроде как просветление. Даже не знаю отчего — то ли от силы
чувств после всего, что мы с козявкой пережили, то ли от чего-то
еще, но в этот момент я почему-то враз вспомнил то место, где мы
тогда с козявкой сидели. Мы с Тимуркой как раз на этом месте вот
так же сидели и домой думали идти, а чтоб крюка через Литвиновку не давать, угол срезать решили и пошли к деревне наискосок, я
и сейчас прекрасно помнил дорогу.
Поэтому и не вмазал.
Я в ту сторону рукой козявке показываю, куда мы с Тимуркой
шли, и говорю:
— Я вспомнил. Вот туда нам надо идти.
Козявка упрямится.
— Да ты что, — говорит. — У нас же теперь эта штука есть, на
которой они по рельсам ехали, мы же вмиг на ней до твоей Литвиновки доберемся. Так же быстрее!
Я отвечаю:
— А так — короче!
На самом деле я не знал, короче или не короче, вроде одина­
ково пешком, что отсюда, что от Литвиновки, но от Литвиновки
дорогой идти, а здесь дороги никакой нету, еще когда на дорогу
выйдем. Так что получилось, что права козявка, а не я, и надо про­
бираться к Литвиновке на дрезине. Но я опятьповторяю:
— Так короче.
И дурацким смехом смеюсь.
— Так короче, так короче, так короче!
Заклинило меня на этих словах, я уж и сам не хочу их повто­
рять, да и вообще решил на дрезине, но смеюсь и все повторяю:
— Так короче, так короче, так короче!
Уже и смысл их потерялся, уже кажутся те слова мне какойто фамилией иностранной, то ли Таккороче, то ли Такко Роче, а
я все говорю их и говорю, а как скажу, мелькает на секундочку
какая-нибудь картинка — или дядивитина голова в лужу катится,
или моя мама прекрасноголая на полу вагона лежит. И никак не
остановлюсь.
Я рукой козявке показываю, мол, пойдем к дрезине, а сам все
смеюсь и повторяю со смехом:

148

истории, образы, фантазии

— Таккороче-таккороче-таккороче!
Словно заклинание какое-то дьявольское.
Козявка смотрит испуганно, но держится за меня и ведет меня
к дрезине, хромает. А я уже и себя не помню.
Немного я очухался, когда мы на дрезине уже к Литвиновке
подъезжали, задом наперед. Козявка молодцом, сама разобралась
с управлением, без меня. Правда, там и разбираться-то нечего,
простой пульт. Вкл-выкл, взад-вперед, быстрее-медленнее, и тор­
моз, вот и все кнопки. Там еще другие были, но мы на них не об­
ращали внимания.
— Нормально? — говорит козявка.
— Нормально.
Но в голове еще долго стучало, спасибо, что без картинок:
— Таккороче-таккороче-таккороче...

Когда к Пестимьяново шли, голова уже не болела, но и насморк
остался, и озноб, и кашель, и в груди хрипело, а главное, слабость,
и так хотелось в постельку и чего-нибудь горячего выпить, да хоть
бы и на дороге прилечь, на дороге такая мягкая пыль была, но ни­
чего не поделаешь, мы же помнили, что взрывы — завтра.
Да и по-любому нельзя было не идти, потому что у козявки
еще хуже нога разболелась и сильно распухла, так что той ногой
она босиком шла. Я не знал, что у нее с ногой, подозревал, что там
трещина кроме вывиха или вывих не до конца вправил, ну, ма­
ленький я еще и в медицине не разбираюсь. Так что слабость — не
слабость, а все равно время от времени ее на закорках нес, хоть
она и говорила «не надо, ты сам больной». Упрямая такая! Но нога
у нее, кажется, очень сильно болела.
Пестимьяново я узнал по церкви, та около кладбища стоит, от
домов через поле. Попа-то у нас не было, пустая церковь стояла,
мы туда с Тимуркой рыжим играть ходили в монаха и разбойника,
это он такую игру придумал.
Я козявку на землю спустил, смотрю.
— Вон оно, — говорю — наше Пестимьяново. Дошли мы.
Туг мы сели на дорогу и в голос заревели, как маленькие.
Когда мы, наконец, дошли до деревни, оказалось, что ее ктото сильно пограбил. Хотя у нас и грабить-то нечего, если только у
того богатого геморроя. Двери выломаны, замки сорваны, иногда
окна разбиты — кто-то на славу здесь погулял. И всех собак постре­
ляли, так и лежали, кто на улице, а кто во дворах. Лошадей и коров
не было, увели. Куры, правда, остались.

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

149

Я — домой, а дома полный разгром, и компьютер наш боль­
шой утащили. Маленький-то еще на перроне бандиты отняли. Я к
тайничку своему под порогом, второй ножик оттуда взял, а медаль
оставил (у меня там медаль лежала, нашел), потом в доме порылся,
миску нашел, пару ложек, котелок солдатский от папы, картошку
с полу собрал, луковку. Трав маминых с подоконника взял и разо­
рванную упаковку бинта. Всё. Если б я себя хорошо чувствовал, то
и по другим бы домам прошелся, потому что теперь в деревне все
наше стало — мое и козявкино, только сил не было, завязал все в
узел из старой маминой юбки и пошел к дому богатого геморроя,
где меня козявка ждала.
Сидит на пороге и кричит мне издали:
— Есть подвал! Хороший!
Подошел ближе, она уже тише:
— Только еды там никакой нет. И свет не включается почему-то.
Я говорю:
— Разберемся. Деревня большая, что-нибудь да найдем. Взры­
вы же только завтра.
И плюхнулся рядом с ней на ступеньку. И чувствую, сил совсем
нету.
А козявка все понимает, надо же. Взяла меня за руку, подняла,
повела внутрь, хоть и сама хромает.
— Вот, — говорит, — подвал.
Я зажигалкой посветил, смотрю — а подвал-то винный, толь­
ко вино из него забрали. Полки для бутылок рядами, да и на полу
кой-где бутылки валяются, разбитые и пустые, а еще там был гро­
мадный диван, а перед диваном стол, зеленым сукном оббитый. Да
еще стулья поломанные вокруг стола. И правда, на припасы даже
никакого намека. В холодильниках, наверное, наверху он припасы
свои держал. Но те, я по дороге в подвал заметил, стояли оба рас­
крытые и пустые.
Я — на диван, и словно бы отключился. То есть не заснул, все
вижу, но ничего не понимаю, лежу. Слышу вдруг через какое-то
время:
— Вот, попей.
Стоит передо мной козявка, в руках у нее чашка, а в чашке
чай. Как она ухитрилась тот чай сварганить — загадка.
Я чаю отхлебнул, говорю:
— Это... А как тебя зовут? Я забыл.
— Лика.
— А меня Леша.
— Я знаю.

150

истории, образы, фантазии

— Знаешь, Лика, — говорю, — если ты еще не раздумала, то я
тебе сегодня воткну.
— Конечно, — говорит. — А как же иначе.
— Только не сейчас. Сейчас я чего-то... не очень. Ладно?
—Да ладно, — говорит. — Так уж и быть. До вечера ребеночки
подождут. Алешенька.
А меня еще никто не называл так.
После чая мне как будто бы легче стало, я ей ногу туго перевя­
зал (и как раньше не догадался? Ведь знал, что перевязка нужна!),
и наружу выбрался, на порог. Небо к вечеру почти совсем проясни­
лось, и так это было приятно, что даже объяснить не могу.
Лика с палочкой прихромала тоже, сидим, на закат любуемся,
грызем сырую картошку с солью. Я весь в соплях, глаза красные,
но такое облегчение на меня нашло, что я даже про маму вспоми­
нать перестал.
Говорю Лике:
— В деревне-то, хоть ее и пограбили, всего навалом, надо бу­
дет насобирать, пока взрывы не начались. И воды в ведра набрать
вон из того колодца. Потому что непонятно, сколько нам в том
подвале сидеть.
— А я уже еды набрала, пока ты спал, — говорит Лика. — Туг,
и правда, много еды осталось. И вода есть, правда, пока немного,
она тяжелая. И по огородам сейчас пройдемся, а как же!
Вдруг смотрю — точки высоко в небе. Много. Мигают и по
небу передвигаются. В нашу сторону. И что-то наверху загудело.
— Смотри, — говорю, — самолеты. А ты говорила, что не бу­
дут летать.
— Правда, — говорит, — самолеты. Да так много! А чего это
они здесь?
— Не знаю.
— Ой, Алешенька, а вдруг это с бомбами самолеты? Чтоб нас
бомбить, а?
— Не, они завтра будут бомбить, ты ж сама слышала.
— А вдруг они перепутали и сегодня начнут? Давай мы пока
на всякий случай в подвальчик, подождем там, пока они улетят, а?
И мы спустились в подвал.
Закрыли крепко-накрепко люк, а он железный, тяжелый, мы с
ним так намучились, пока закрывали. И ощупью на диван забра­
лись. И обнялись там для тепла, потому что холодно было в под­
вале.
— Смотри, — говорю, — какая тяжеленная крышка. Она лю­
бой взрыв выдержит, хоть атомный-переатомный. Здесь и фунда­

ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ ПЕРЕД ВЗРЫВОМ

151

мент каменный, и стены из кирпича, никакой пожар их не возь­
мет. Здесь любой взрыв переждать можно.
— Ага, — говорит Лика. — Ты втыкать мне сейчас будешь или
подождем?
— Подождем, — говорю. — Я еще очень слабый.
— А ты умеешь?
— Я-то? Да я... нет, не умею. Слышал только, рассказывали.
Аты?
— Я тоже не умею. Но мы же справимся?
— Ну, конечно.
Лика помолчала и говорит:
— Потому что нам ребеночков просто обязательно надо. Ког­
да все закончится и мы вернемся домой, мы им ребеночков наших
покажем и скажем: «Вот!».
Я сразу ей:
— Ты, конечно, как хочешь, но я к ним никогда не вернусь. Ни
за что на свете.
— Ну да, ну да, — говорит Лика. — Конечно. Это я так.
Мы еще крепче обнялись и стали ждать, когда кончатся само­
леты. А они все не кончаются и не кончаются, их так много, все
летят и летят, все гудят и гудят, даже в подвале слышно.

БОРИС РУДЕНКО

Подвиг
капитана
Иванова
Рассказ

о всех управлениях ФСБ о капитане Иванове ходили легенды. Он лично задержал сто двадцать шесть крупных
агентов зарубежных спецслужб. Агенты были глубоко
законспирированы, они маскировались под известных
ученых, писателей и даже участковых милиционеров, но Ивано
их всех разоблачил и арестовал. За это его много раз награждали
почетными грамотами и ценными подарками.
Когда в Горах снова началась война, капитан Иванов выполнял
важное задание за границей. Внедрившись в ряды разведки враж­
дебного государства, он быстро продвигался по службе, узнавая мно­
жество секретных сведений, которые тут же передавал рапортами
своему руководству в Москве. Работал Иванов в одиночестве, без по­
мощи товарищей, потому что буквально за неделю до его внедрения
вражеские контрразведчики сумели разоблачить нашего резидента,
который фактически уже почти полностью руководил разведкой
враждебного государства. Они случайно заметили, что на следую­
щий день после 1 мая, 8 марта и 7 ноября тот приходил на службу в
состоянии похмелья, а 22 апреля всегда брал отгул и бесплатно под­
метал тротуар перед зданием Разведывательного центра.
Но Иванов блестяще справлялся с трудностями и Родина це­
нила его за это. Руководство враждебной разведки тоже очень
ценило способного сотрудника. Здесь капитан Иванов уже но­
сил погоны полковника, и скоро ему обещали присвоить звание
бригадного генерала. Но война в Горах складывалась для наших

В

БОРИС РУДЕНКО ПОДВИГ КАПИТАНА ИВАНОВА

153

не очень удачно, и тогда капитан Иванов написал рапорт руко­
водству в Москве с просьбой немедленно отправить его в зону
боевых действий.
Руководство к просьбе отнеслось положительно. Тем более
что, работая на враждебную спецслужбу, Иванов два года подряд
не был в отпуске.
Иванов быстро переоделся и вылетел в Москву. Его встречали
у трапа самолета, и скоро мощная «Волга» с Ивановым уже въез­
жала во двор родного управления. Начальником Иванова был се­
дой генерал, тоже разоблачивший в молодости немало шпионов.
Подчиненные его уважали. Он запер дверь своего кабинета на
ключ, задернул на окнах шторы и подвел Иванова к карте.
— Проблема в том, что мы никак не можем поймать Глав­
ного Главаря бандитов, — сказал генерал, водя указкой по кар­
те. — Он очень ловко прячется в горах, используя складки ре­
льефа и оставаясь недоступным для визуального наблюдения.
Высшее руководство решило направить туда пять лучших сотруд­
ников с заданием выйти на след и ликвидировать бандита.
— Я вас не подведу, товарищ генерал, — заверил Иванов.
— Между прочим, —добавил генерал, — командование оце­
нило голову Главаря в один миллион долларов.
Капитан Иванов быстро посчитал в уме и попросил:
— Товарищ генерал, разрешите мне отправиться на задание
в одиночку.
— Ну что ж, именно на это я и рассчитывал, — удовлетворен­
но сказал начальник.
Быстро переодевшись, капитан Иванов вылетел в Горы. На­
чальником штаба, руководившего боевыми действиями, был
генерал, за всю жизнь не поймавший ни одного агента. Он за­
видовал Иванову и ненавидел его, но виду не показывал и даже
помог ему собрать рюкзак с едой и боеприпасами, а также под­
вез на своей машине до ближайшей горы. Дальше Иванов по­
шел один.
Задание оказалось трудным. Несколько месяцев Иванов вы­
слеживал Главаря бандитов, возвращаясь к своим лишь для того,
чтобы сменить оружие, быстро ржавеющее под дождем и снегом.
Наконец ему повезло. Он обнаружил основную базу бандитов,
где скрывался Главарь. База располагалась в глубокой пещере,
и Главарь, окруженный хорошо вооруженной охраной, практи­
чески никогда оттуда не выходил. Иванов был вынужден целую
неделю стеречь у входа. Еда у Иванова кончилась, он страшно
устал, и поэтому, когда Главарь один раз вышел из пещеры по

154

истории, образы, фантазии

нужде, Иванов проспал его появление. Лишь проснувшись, он
обнаружил свежие следы Главаря у своей засады.
Пришлось ждать еще неделю. И в следующий раз Иванов не
промахнулся. Как только Главарь появился, Иванов его схватил.
Вначале он хотел доставить его в штаб живым, но сил на это со­
всем не оставалось. К тому же сообщники Главаря, обеспокоен­
ные его долгим отсутствием, уже начали поиски. Иванову при­
шлось поспешно отрезать Главарю голову, которую он собирался
представить в качестве доказательства выполненного задания, и
положить в рюкзак, совсем к этому времени опустевший.
Через два дня, усталый, но довольный, он входил в штаб.
Завистник-генерал встретил Иванова очень приветливо, налил
водки и дал закусить, после чего отпустил спать, предложив оста­
вить голову Главаря в своем сейфе для лучшей сохранности. Не
подозревая худого, капитан Иванов так и поступил.
А ночью его разбудили. Вооруженные сотрудники военной
прокуратуры объявили Иванову, что он арестован за хищение
в особо крупных размерах и государственную измену. Ивано­
ва обвинили в хищении десяти бочек чистого спирта, которым
танкисты промывали гусеницы своих боевых машин, из-за
чего сорвалась важная военная операция. Его отвели в гарни­
зонную тюрьму. На самом деле Иванов ничего не делал. Все
подстроил завистливый генерал. Это он сам похитил спирт и
выпил его с подхалимами-адъютантами и радистками легко­
го поведения. Теперь же он свалил вину на капитана Иванова,
чтобы присвоить себе его заслугу в ликвидации Главного Гла­
варя бандитов.
Радостно потирая руки, генерал достал голову Главаря из
сейфа и поехал в Москву за наградой.
Но в тюрьме Иванов не пал духом. Он выбирался и не из та­
ких переделок. Нужно сказать, что из тех десяти бочек он дей­
ствительно взял две и закопал неподалеку от штаба. Но не для
того чтобы потом выпить, а как неприкосновенный запас для
танкистов на случай наступления. Иванов сделал это потому, что
его богатый опыт подсказывал: спирт обязательно украдут.
Теперь же Иванов попросил позвать начальника тюрьмы и
рассказал, где спрятаны бочки. Начальник со всей охраной тут
же побежал их откапывать. Бочки принесли в тюрьму и как-то
незаметно начали пить найденный спирт. При этом камеру Ива­
нова и главные ворота тюрьмы закрыть забыли, чем Иванов и
воспользовался, чтобы незаметно уйти. Этот план он составил
заранее.

БОРИС РУДЕНКО ПОДВИГ КАПИТАНА ИВАНОВА

155

Добирался Иванов до Москвы долго, но все же успел к тому
дню, когда обманщику-генералу должны были вручить награду
в Георгиевском зале Кремля. Награду вручал лично Президент,
поэтому охрана Кремля была усилена. Но капитана Иванова хо­
рошо знали и уважали многие сотрудники спецслужб. Один из
охранников отдал Иванову свою форму и служебное удостовере­
ние, по которому тот беспрепятственно прошел в Георгиевский
зал.
Как раз в этот момент Президент готовился вручить генералу
миллион долларов и почетную грамоту.
— Стойте, товарищ Президент! — воскликнул Иванов и вы­
шел вперед. — Знайте, что Генерал — обманщик и вор, а Главно­
го Главаря на самом деле ликвидировал я.
— Чем вы можете это доказать? — спросил Президент.
— Прикажите принести сюда голову Главаря, — попросил
Иванов.
Президент послал нескольких министров, и голову скоро
принесли.
— Ну и что? — спросил Президент.
— А проверьте: оба ли уха у Главаря на месте! — предложил
Иванов.
Президент подошел, потрогал и удивился.
— Действительно, правого уха почему-то нет. Куда же оно
делось?
— Вот оно! — громко сказал Иванов, доставая из кармана
правое ухо, с которым он не расставался даже в тюрьме.
А из другого кармана он достал собственноручные показа­
ния радисток легкого поведения о том, что спирт украл и практи­
чески самостоятельно выпил генерал-обманщик.
Генерала тут же арестовали, доллары передали Иванову и
переписали почетную грамоту на его имя. Президент даже хотел
пригласить его на обед в свою квартиру, но Иванов отказался: у
него уже заканчивался отпуск, и нужно было срочно возвращать­
ся на службу в разведку враждебного государства.
Он быстро переоделся и уехал.

Личности
Идеи

Мысли

ЮЛИИ БУРКИН

Гибель
Высокого
Искусства

озможно, я буду сообщать сейчас очевидные вам вещи.
Возможно, вы все это знали давно, а я, дурак, не знал. Но
сам я ощущаю нижесказанное как открытие. Вот Маркс,
например, открыл закон прибавочной стоимости, хотя и
до него люди знали, что «деньги приносят деньги». Но он показа
МЕХАНИЗМ того, как они липнут, чем перевел это знание из раз­
ряда мистики в разряд закона. И знали люди, что яблоки падают,
но только Ньютон объяснил ПОЧЕМУ...
Думаю, всем нам периодически кажется, что искусство мельчает
(а вместе с этим духовно деградирует общество, и эти процессы под­
стегивают друг друга), но мы говорим себе: «Старею, видно... Стари­
кам всегда все вокруг не нравится, особенно нравы...» Но я понял ПО­
ЧЕМУ, понял МЕХАНИЗМ, и знание этого механизма дает мне право
утверждать: в данный момент искусство, точнее, то, что мы называем
искусством, действительно гибнет. Это нам не кажется.
Итак...

В

Введение
(а точнее, «брюзжание»)
Сначала не механизм, а конкретизация тезиса: искусство гибнет.
Всегда были книжки хорошие и не очень. Всегда было кино хорошее,
среднее и совсем уж плохое. ..Нов последнее время, лет этак десять,
ощущается тенденция к полной деградации всего и вся. Идешь в

ЮЛИЙ БУРКИН ГИБЕЛЬ ВЫСОКОГО ИСКУССТВА

159

кино, расхваленное не только рекламой прокатчиков, но и, казалось
бы, умными критиками, и заранее знаешь, что это будет не глубокое
произведение, которое будет вспоминаться тебе годы, помогать по­
нять жизнь, помогать жить (как вспоминаются многие российские и
зарубежные киношедевры прошлого). Нет, это будет в лучшем слу­
чае «Пираты Карибского моря» — красивая картинка с кучей спец­
эффектов, а в худшем — «Бойня бензопилой в Техасе». Чаще нечто
среднее вроде «Молчания ягнят» или «Парфюмера», где все «сделано»
безупречно, но в основе простенькая и противненькая история.
Нет сейчас в широком, во всяком случае, прокате таких умных
драм, как «Полет над гнездом кукушки» или таких тонких комедий,
как «Берегись автомобиля». Нет ни зарубежных, ни отечественных
фильмов глубоко психологичных, изящных, сделанных настоящи­
ми мастерами и по самым высоким современным критериям... Во
всяком случае, нет такого умного и захватывающего МАССОВОГО
кино. Если то кино — середины и конца XX века — можно было бы
назвать продолжением театра, но создаваемого более совершенны­
ми техническими средствами, то нынешнее — растянутые на часы
клипы... И, кстати, раньше в кино приходили именно театральные
режиссеры со своим видением мира, а сейчас в основном клипмейкеры, привыкшие за большие деньги заказчика из чего угодно де­
лать конфетку... Вы можете себе представить рекламный клип, сня­
тый Германом? Я — нет. А Бондарчуком-младшим? Легко.
Литература. Покупаешь книгу, расхваленную критикой, пре­
подносимую и превозносимую, как современная классика, и обна­
руживаешь или полное убожество вроде детективов г-на Шитова,
или довольно средние с точки зрения высокой литературы, но хоро­
шо сбитые развлекаловки с налетом философии — Коэльо, «Код да
Винчи» и т. п. Нет нового Толстого, нового Достоевского, нового Че­
хова в современной российской литературе, нет нового Хемингуэя и
нового Маркеса за рубежом. Если они есть, то они не востребованы,
не популяризированы, и мы о них не знаем, а то, что мы знаем, —
«ничего...», «нормально...», «читать можно...».
Будучи фантастом, скажу отдельно и о фантастике. Нет сейчас
в России автора, равного по таланту братьям Стругацким (это не
расшаркивание перед издателем, а факт). Равные по популярности,
даже более раскрученные есть, но равных по таланту—нет. А на За­
паде? Что, действительно, «Гарри Поттер»—лучшая детская книжка
всех времен и народов?.. Деградация фантастики очевидна даже на
уровне жанров: на смену научной фантастике—литературе дерзкой
мечты о будущем—пришла жвачка фэнтези—литература о никогда
це существовавшем прошлом... Из всего изобилия функций литера­

160

личности/идеи» тысли

туры на первый план вышла «иллюзорно компенсаторная». То есть
люди читают не для того, чтобы стать лучше, умнее, что-то понять,
а для того, чтобы сделать свое существование комфортней, забыть­
ся... И это еще те, кто читает. Большинство смотрит телевизор.
Телевидение никогда не было искусством. Но раньше телевизор
хотя бы был «домашним кинотеатром». А что мы видим на экране
сейчас: непрерывные убогие сериалы, всяческие «Дома-2» и «Ка­
меди Клабы»... Все это делают отнюдь не бесталанные люди. Но
специфика нынешнего ТВ состоит в том, что оно даже не пытается
приподнимать вкус зрителя, а наоборот — в погоне за рейтингом
ТВ-каналы откровенно соревнуются в том, кто опустится ниже, еще
ниже, до самых низов...
Музыка. Нет современной классики, когда при жизни компози­
тора было ясно, что это пойдет в века, как было с Чайковским или
Стравинским. Что касается «массовой культуры»: нет сейчас в мире
рок-группы уровня «Битлз» — развивающейся, творящей очень раз­
ные, все более сложные и интересные, но обязательно шедевры. Кого
из современных будут помнить так же долго, как «Битлз»? Не помнят
уже никого из 70-х, 80-х, 90-х годов... Были однодневки, были те,
кто просуществовал многие годы, сев на какого-то своего конька, и
штамповал одинаковые альбомы... Но гениев со времен «Битлз», да
еще и всемирно популярных, на этом поле не было...
Ничего не знаю о живописи, но боюсь, там то же самое. Ибо это
всеобъемлющая мировая тенденция...

Суть
Теперь прекращаю брюзжать и расскажу о причинах возник­
новения этой тенденции. Мне кажется, причина состоит в неожи­
данном удешевлении всех НОСИТЕЛЕЙ произведений искусства,
отсюда — его демократизация, тиражирование и как следствие от­
сюда — ориентация на массовый спрос.
Подробнее. Искусство всегда требовало финансовых вливаний.
Чтобы достичь совершенства, художник должен заниматься только
своим искусством, значит, кто-то должен плоды его трудов покупать,
и покупать дорого. Кто? На протяжении целых веков основными по­
требителями, покупателями продукта были представители высшего
сословия — дворянство. А дворянин обязательно был высокообра­
зован, высококультурен, к этому его обязывало происхождение. Он
должен был разбираться в литературе, в музыке, в поэзии, в живопи­
си. .. Сам он вряд ли становился настоящим художником (за редки­
ми исключениями), так как у него не было нужды в специализации,

ЮЛИЙ БУРКИН ГИБЕЛЬ ВЫСОКОГО ИСКУССТВА

161

не было нужды зарабатывать искусством, но он был меценатом и
инвестором. Он строил оперные театры, он заказывал полотна Рем­
брандту. .. А художник всю жизнь старался достичь максимального
мастерства, чтобы удовлетворить самый тонкий, самый изыскан­
ный вкус, соревновался с себе подобными в совершенстве...
Такое положение вещей делало потребление высокого искусства
престижным. Продукт (картина, билет в оперу, книга...) был дорог,
но именно поэтому образованный, но небогатый человек «среднего
сословия» тянулся к высокому искусству. Простой человек, побывав
однажды в опере, мог рассказывать об этом внукам... Десяток книг
передавались из поколения в поколение, семейные библиотеки рос­
ли понемногу, но состояли из дорогостоящих шедевров... Простой
человек не мог купить картину-подлинник большого художника, но
он мечтал об этом...
Но вот наступила середина XX века. Середина научнотехнической революции. Полиграфия сделала книги не такими уж и
дорогими, музыка стала качественно записываться на грампластин­
ки, картины качественно репродуцироваться, театры заменились
кинотеатрами... Искусство «пришло к народу». Настоящее, Высокое
Искусство, которого народ жаждал века. На пластинках записыва­
лась симфоническая и оперная классика, книги тиражировали ми­
ровые шедевры и т. д. Так было до тех пор, пока потребителем было
поколение, воспитанное на идее престижности искусства...
Но параллельно шли еще две тенденции. Первая — появление
новых «странных» форм искусства, изначально рассчитанных на
массовое потребление, на тиражирование на носителях. Например,
музыка «Битлз», например живопись Дали и Пикассо... Это совсем
другое искусство, формы его не столь изысканны и изящны, в нем
много эпатажного, «крикливого»... Но сами художники пока что
оперируют понятиями Большого Искусства: они ищут новые прие­
мы, стараются достичь в этом совершенства, стараются быть самы­
ми интересными, самыми-самыми. И потребитель модернизма пока
что еще хочет видеть, пусть и странное, но высокое искусство.
Однако понемногу зреет и вторая тенденция. Зачем художнику
быть каким-то особенным, если ценителей, способных понять его,
совсем немного?.. Ни один меценат-эстет не заплатит за оригинал
столько, сколько заплатят тысячи дураков за копии на дешевых но­
сителях. Нужно только убедить их, что за это надо платить. А это уже
вопрос маркетинга, вопрос рекламы... Главное, чтобы все было «сде­
лано» качественно, «высокобюджетно», чтобы ясно было, что «вам
тут не фуфло втюхивают»... И надо избавлять людей от «рабского
желания возвышаться». Кто платит деньги, тот и музыку заказыва­

162

личности, идеи, мысли

ет... А, не дай бог, пипл поумнеет, замучаешься искать художника,
способного удовлетворить его высокие потребности...
Мало-помалу поколение сменилось, и вот нынешний потреби­
тель уже и не понимает, зачем, собственно, ему учиться постигать
высокое искусство, когда есть шоу-бизнес? Мало-помалу именно по­
следняя тенденция стала основной, так как именно она коммерчески
оправдана. И телесериалы соревнуются—кто глупее, кино—кто высокобюджетнее и зрелищнее, литература—кто эпатажнее и доходчи­
вее. .. Сиськи-письки, насилие, фильмы-комиксы, лубок, балаган...
Этот лубок был всегда, но на задворках цивилизации, не в него
вкладывались гигантские суммы, не он считался вершиной того или
иного вида искусства... А сейчас дело обстоит именно так. Менедже­
рам, стоящим у руля нынешней культуры, не нужны произведения
искусства, им нужно, чтобы просто до тупости, ярко до аляпистости
и чтобы грамотный маркетинг заставлял потребителя этого лубка
уважать себя, считать себя образованным тонким эстетом. Нужен
«Титаник», другое кино — ни к чему.
Всё, крандец. Высокое Искусство’классическое ли, модернистское
ли, практически не существует, так как оно не нужно заказчику—мас­
сам. Значит, его не берется продвигать менеджер. Значит, его не станет
создавать художник. И откуда он, кстати, возьмется, этот художник, он
ведь уже тоже из нового, глухого к высокому, поколения?..

Заключение
(отнюдь не оптимистическое)
«Наша молодежь любит роскошь, она дурно
воспитана, она насмехается над началь­
ством и нисколько не уважает стариков.
Наши нынешние дети стали тиранами;
они не встают, когда в комнату входит по­
жилой человек, перечат своим родителям.
Попросту говоря, они очень плохие».
Сократ (470-399 гг. до н. э.)
«Яутратил всякие надежды относительно
будущего нашей страны, если сегодняшняя
молодежь завтра возьмет в свои руки
бразды правления, ибо эта молодежь невы­
носима, невыдержанна, просто ужасна».
Гесиод (ок. 720 г. до н. э.)

«Наш мир достиг критической стадии.
Дети больше не слушаются своих родите­
лей. Видимо, конец мира уже не очень далек».

ЮЛИЙ БУРКИН ГИБЕЛЬ ВЫСОКОГО ИСКУССТВА

163

Изречение принадлежит одному египетско­
му жрецу, жившему за 2000 лет до н. э.

«Эта молодежь растленна до глубины
души. Молодые люди злокозненны и не­
радивы. Никогда они не будут походить на
молодежь былых времен. Младое поколение
сегодняшнего дня не сумеет сохранить
нашу культуру».
Запись обнаружена на глиняном горшке,
найденном среди развалин Вавилона. Воз­
раст этого горшка — свыше 3000 лет.

На самом-то деле, это очевидно. Все имеет начало и все имеет
конец. И эпохи — тоже. Что ж тут странного, что эпоха пронизанно­
го тонким психологизмом и наполненного гуманистическим пафо­
сом Высокого Искусства когда-то началась, а теперь заканчивается?
Нам, конечно, больно это сознавать, ведь мы выросли в момент ее
особенно яркого «предсмертного взлета»: когда Высокое Искусство
еще было всем нужным и уже стало всем доступным...
Вынесенные в эпиграф заключения цитаты, казалось бы, долж­
ны убеждать нас в том, что подобные сетования стары, как мир, а он,
как видите, стоял, стоит и стоять будет... Но, во-первых, кто сказал,
что мир действительно не меняется к худшему уже давно? Возмож­
но, то, что сегодня нам кажется нормой, когда-то было низостью?
Или другое: человек действительно мог жить в момент падения
какой-то эпохи. Нам ли, заставшим крушение коммунизма, развал
страны, инфляцию, дефолт и прочее, не знать, как это бывает? Разве
нам, а особенно нашим старикам, не казалось тогда, что мир катится
в тартарары? Это было неправдой? С какой стороны посмотреть...
Да, нам противно, что сегодня все духовно мельчает. ..Нов при­
роде не бывает трагедий. Люди будут жить дальше. Не такие, как нам
хотелось бы, хуже, как нам кажется, но это лишь наша с вами оцен­
ка. Еще неизвестно, каковы мы с точки зрения наших предков. Ска­
жи, например, лет двести назад дворянину, что его потомки будут
считать глупостью защиту чести на дуэли, он бы ответил, что такой
мир будущего отвратителен и недостоин существования... А нам и
впрямь кажется дикостью, что нравственные разногласия когда-то
решались дракой: кто лучше стреляет тот и прав, тот и хороший...
Вот и потомки наши просто не будут понимать, чего мы так но­
сились с этим искусством... Кстати, любой вид искусства не вечен:
нам, например, уже не понять высокого искусства изготовления бое­
вых клинков.

ВЛАДИМИР ЦАПЛИН

Зачем человек?

опрос: «зачем человек» — разновидность вопроса: «в чем
смысл жизни». Но он гораздо более риторический, менее
буквальный, не наполнен никаким мистическим содер­
жанием, а лишь отражает крайнее удивление тем, что
природе невольно удалось породить невиданное противоречи
между бесконечностью сознания с его же конечностью, неизбеж
ной ввиду временности жизни! И индивидуальной, и как явления
природы. Радостным осознание этого противоречия никак не на­
зовешь, а то, что человек вынужден жить с ним почти всю жизнь,
становится трагедией, иногда выливающейся и в крайние фор­
мы. Поэтому закономерен риторический вопрос-размышление
о том, зачем природа создала существо, наделенное сознанием
и поэтому априорно обреченное на трагедию осознания времен­
ности собственного существования, сколь гармоничной бы ни
удалось организовать жизнь цивилизации? Трагедию, которая
начинается в момент бессознательного появления в какой-то
точке бесконечной стрелы времени, развивающуюся в процессе
осознания существования этой стрелы, с одновременной способ­
ностью приспособиться к тому ничтожному по длине участку
стрелы, в течение которого мы существуем, невольно накопить
огромный опыт, осознать бесконечное величие и разнообразие
природы, получить невероятные знания, и в этот момент исчез­
нуть навсегда! И принципиально не важно — произойдет это
через тридцать, сорок, сто или пятьсот лет после появления, по­

В

ВЛАДИМИР ЦАПЛИН ЗАЧЕМ ЧЕЛОВЕК?

165

тому что произойдет неизбежно, и как бы ни велика была про­
должительность жизни, она все равно будет исчезающе малой по
сравнению с бесконечностью времени. А если даже когда-нибудь
с этим и справятся, то все равно однажды все исчезнет в бушую­
щем и раскаленном вихре взорвавшейся сверхновой или апока­
липсисе сталкивающихся галактик.
Человек представляет собой лишь одну из форм организа­
ции материи, среди миллиардов других форм, созданных при­
родой вследствие слепого и случайного чередования причинноследственных связей, комбинируемых в бесконечном числе
сочетаний. Однажды эта случайная комбинация привела к не­
представимо сложному устройству — человеку, да еще располо­
жив «кирпичики» так, что «устройство» получило способность
осознавать свое собственное существование. То есть человек
никогда не появлялся «для счастья, как птица для полета». Но и
не для того, чтобы вечно страдать и метаться в бессилии. Не по­
являлся для дружбы, любви и преданности. Но и не для эгоизма,
предательства, обмана, несчастья и прижизненных мучений.
Человек никогда не появлялся для познания природы, влияния
на нее или для того, чтобы «сказку сделать былью». Не для того,
чтобы одержимо произнести: «мы не можем ждать милостей от
природы — взять их у нее наша задача». Но и не для того, чтобы
смиряться с капризами и несовершенствами природы или угро­
зами, порожденными той же природой или собственной жизнью.
Не для того, чтобы покорять и подчинять окружающих и «вла­
деть миром», но и не для того, чтобы стать бескончно гуманным
и дружелюбным. Не для того, чтобы, однажды сформулировав
понятие «доход», потом всю жизнь стремиться к нему с паранои­
дальным упорством. Но и не для слепого альтруизма, чтобы уме­
реть преждевременно, отдав свою пищу другому и совершенно
не проявляя заботы о собственных желаниях и комфорте. Не для
того, чтобы гордиться своей случайной принадлежностью к слу­
чайно же образовавшемуся племени — нации или другой чепухе,
но и не для того, чтобы со всем смириться, заниматься самоуни­
чижением и умерщвлением своей плоти. Не для того, чтобы быть
пышущим здоровьем и гордо произносить, что «в здоровом теле
здоровый дух», но и не для того, чтобы постоянно испытывать
физические мучения, недомогания и свою физическую неполно­
ценность...
Не для того... не поэтому... не затем... не для... не... не... не...
Поэтому ответа на вопрос «зачем» никогда не было, нет и не бу­

166

личности, идеи, мысли

дет, сколь бы продвинутым, знающим и совершенным человек
ни становился. Потому что с точки зрения существующих пред­
ставлений он не имеет смысла.
А с точки зрения не существующих — пока! — представле­
ний? Тогда ответ на вопрос «зачем?» до удивления прост!
Чтобы «обмануть» природу!
Тем более что она, природа, не злонамеренна, а просто сле­
па! А раз так, то «сам Бог велел» ее обмануть, злорадно показав
вдогонку язык! Предварительно разобравшись в том, как она
устроена и подчинив ее себе! Во всех мыслимых масштабах! От
планеты, где человеку удалось по недосмотру природы появить­
ся, до скопления галактик! От собственного организма и до взры­
вов сверхновых! Нужно бы сказать себе и другим, что раз она,
природа, по недоразумению наделила нас разумностью, то надо
использовать этот «промах» природы для собственной пользы:
развив для начала собственное сознание до появления полноцен­
ного мышления, на что, увы, «щедрости» у природы не хватило!
Но устройство разумности, судя по всему, оказалось случайно та­
ким, что это возможно!
Может ли механизм, мощность и необратимость природных
процессов оказаться далеко за возможностями их осознания, по­
нимания и управления ими?
Может!
Но может и не оказаться. До сих пор, рано или поздно, че­
ловеку удавалось понять все, все приспособить и все себе под­
чинить. А ведь прошло меньше каких-то десяти тысяч лет с тех
пор, как человек только булыжники и умел приспосабливать: ну,
там мозговую косточку раздробить — или в качестве аргумента в
дискуссии с соседом! А ведь в течение 10 тысяч лет человек чемто осмысленным — с точки зрения познания природы и управле­
ния ею — занимался гораздо меньше одного процента времени:
остальное посвящал либо физическому выживанию, либо — для
разнообразия — занимался выяснением отношений с племенем,
живущим в соседнем лесочке или за пригорком. Да! Еще напридумывал себе духов, прародителей, богов, сказок про загробную
жизнь и каких-то диковатых и далеко не всегда безобидных и
безопасных ритуалов, преданно принося себя им в жертву и при­
служивая! Тоже изрядное время уходило! И так это продолжается
до сих пор! Таким образом, даже одного процента, т. е. 35 000
дней — мгновения на бесконечной стреле времени! — хватило,
чтобы пройти путь от булыжника до полетов на планеты Солнеч­

ВЛАДИМИР ЦАПЛИН ЗАЧЕМ ЧЕЛОВЕК?

167

ной системы, мобильного телефона и интернета. Почему этот
принцип не мог бы действовать и в дальнейшем?
Непредставимо?
А вы считаете, что кроманьонец мог себе представить, до­
пустим, принцип действия и конструкцию современного внедо­
рожника? Поэтому, если на интересные и перспективные дела
тратить чуть больше времени, чем один процент, то, кто знает, —
может, в обозримом будущем осуществится многое из того, что
сегодня представляется невероятным и фантастическим. А там
посмотрим — неизбежно ли все «предначертанное и непредначертанное природой» и можно ли практически до бесконечности
отсрочить или даже совсем избежать трагедии существования!

Каждый надеется, но никто не знает, наивна ли эта надеж­
да. Может быть, уже завтра, еще при нашей жизни, умники чтонибудь придумают!
Маловероятно?
Согласен! Но ведь речь идет не о плане мероприятий на бли­
жайшую декаду, а о глобальнейшей цели, которую человек может
поставить перед собой! А уж дальше дело техники! Вы помните
логику многоумного Ходжи Нассреддина, когда в его дом забрал­
ся вор? Он сказал жене: веди себя тихо и не выдавай нашего при­
сутствия. Пусть он что-нибудь найдет, а уж отобрать мы у него
сумеем! Пусть умники разберутся, главное — им не мешать, а уж
использовать результаты их находок для того, чтобы покончить с
трагедией разумного существования, мы сумеем!
...Но сначала все-таки ограничимся более скромной задачей:
формированием у пока смертных и невсесильных людей полно­
ценного мышления!

Информаторий

«Филигрань» —
2008
«Филигрань» — единственная в России литературная премия,
присуждаемая за лучшие фантастические произведения литера­
турными критиками.
Литературная премия «Филигрань» учреждена журналом
«Если», издательством ЗАО «Мануфактура», сетевым журналом
«Руссюй Удод» и МЦОС ЮНЕСКО.
«Филигрань» вручается ежегодно за фантастическое произведе­
ние на русском языке, изданное на территории РФ в предыдущем
году, по единственному критерию: за литературное совершенство.
В рамках «Филиграни» выделяются два приза: «Большая Фи­
лигрань» и «Малая Филигрань». По решению оргкомитета они
могут быть вручены либо двум произведениям крупной формы,
набравшим наибольшее количество голосов жюри, либо одному
произведению крупной («Большая Филигрань») и одному произ­
ведению средней («Малая Филигрань») формы, (с 2003 года «Ма­
лых Филиграни» стало две — за повесть и за рассказ).
Жюри состоит из критиков и литературоведов в области
фантастиковедения числом не менее 9 и не более 13 человек. В
обязательном порядке должны быть представлены разные горо­
да России. Состав жюри определяется Оргкомитетом. В день вру­
чения призов состав жюри публично оглашается.
Порядок голосования следующий: член жюри называет в по­
рядке убывания три фантастических произведения (или же три
произведения крупной формы и три средней). Первое из них по­
лучает 3 очка, второе — 2, последнее — 1. Победителями стано­
вятся произведения, набравшие наибольшее количество очков.
Премия вручается с 2000-го года на ежегодных чтения памя­
ти Аркадия Стругацкого, проходящих в Москве.
29 августа 2008 году лауреатами премии «Филигрань» названы:
Большая Филигрань — Марина и Сергей Дяченко «Vita nostra»;
Малая Филигрань (повесть) — Евгений Лукин «Бытиё наше
дырчатое»;
Малая Филигрань (рассказ) — Олег Дивов «Стояние на реке
Москве».
Источник информации: http://fandab.ru/award32.

Редакция нашего альманаха поздравляет лауреатов и желает
им дальнейших творческих успехов.

«ФИЛИГРАНЬ» — 2008

171

«ЗВЕЗДНЫЙ
МОСТ» -2008
С 11-го по 14-е сентября 2008-го года в украинском городе Харьков
прошел очередной Международный фестиваль фантастики «Звезд­
ный Мост 2008».
Это десятый, юбилейный фестиваль фантастики, проводимый
в Харькове. Будучи впервые проведенным в 1999 г., фестиваль вско­
ре стал событием международным, активно освещался средствами
массовой информации Украины и России. Отличительной чертой
фестиваля является участие в его работе не только писателей, из­
дателей и любителей фантастики, но и известных ученых и деятелей
культуры. В последующие годы «Звездный Мост» собирал все боль­
ше участников (по 300-400 человек и более). Помимо участников
из всех стран СНГ, его посещали гости из США, Германии, Италии,
Франции, Великобритании, Израиля, Польши, Грузии, Литвы, Лат­
вии, Эстонии, Молдовы.

Приводим список лауреатов премий «Звездного моста» — 2008.
ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ ПРЕМИИ
(вручаются по результатам голосования участников фестиваля)
НОМИНАЦИЯ «ЦИКЛЫ, СЕРИАЛЫ
И РОМАНЫ С ПРОДОЛЖЕНИЯМИ»

1 место («Золотой Кадуцей»): Ярослав ВЕРОВ (Донецк), Игорь МИ­
НАКОВ (Москва) за книгу «Десант на Европу» (2-я книга цикла «Триксте­
ры», начатого книгой «Десант на Сатурн, или Триста лет одиночества»).
2 место («Серебряный Кадуцей»): Александр ГРОМОВ (Москва)
за книгу «Русский аркан» (завершение дилогии, начатой книгой
«Исландская карта»).
3 место («Бронзовый Кадуцей»): Ольга ГРОМЫКО (Минск) за
книгу «Белорские хроники»(цикл повестей и рассказов).
НОМИНАЦИЯ «КРУПНАЯ ФОРМА» (РОМАНЫ)

1 место («Золотой Кадуцей»): Дмитрий КАЗАКОВ (Нижний
Новгород) за книгу «Охота на сверхчеловека».
2 место («Серебряный Кадуцей»): Святослав ЛОГИНОВ (СанктПетербург) за книгу «Россия за облаком».

172

информаторий

3 место («Бронзовый Кадуцей»): Марина и Сергей ДЯЧЕНКО
(Киев) за книгу «Медный король».
НОМИНАЦИЯ «ДЕБЮТНЫЕ КНИГИ»

1 место («Золотой Кадуцей»): Ярослав ВЕРОВ (Донецк), Игорь
МИНАКОВ (Москва) за книгу «Десант на Сатурн, или Триста лет
одиночества» (дебютант — только Игорь МИНАКОВ!).
2 место («Серебряный Кадуцей»): Дмитрий КОЛОДАН (СанктПетербург) за книгу «Другая сторона».
3 место («Бронзовый Кадуцей»): Иван НАУМОВ (Москва) за
книгу «Обмен заложниками».
НОМИНАЦИЯ «КРИТИКА, ПУБЛИЦИСТИКА
И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ»

(премиявручается по результатам голосования
профессионального жюри):
1 место: Ант СКАЛАНДИС (Москва) за книгу «Братья Стругац­
кие».
2 место: Михаил НАЗАРЕНКО (Киев) за цикл статей «За преде­
лами ведомых нам полей...».
3 место: Дмитрий ВОЛОДИХИН (Москва) за сборник статей
«Интеллектуальная фантастика».
КОНКУРС «ЭПИГРАММА-Ф»

(лучшая эпиграмма на современных фантастов)
1 место: Александр ЗОЛОТЬКО (Харьков)—за эпиграмму номер 33.
2 место: Федор ЧЕШКО (Харьков) — за эпиграмму номер 8.
3 место: Александр МЕШАЙКИН (Харьков) — за эпиграмму но­
мер 97.

«АВТОРИТАРНЫЕ» ПРЕМИИ
(вручаются по решению их учредителей)
ГРАН-ПРИ ОТ ХАРЬКОВСКОГО ИНСТИТУТА ЧУДАКОВ

(«Философский камень»):
Николаю ЧАДОВИЧУ и Юрию БРАЙДЕРУ (Минск) (Юрий Брай­
дер — посмертно)
ПРЕМИЯ «ХАРЬКОВСКИЙ ДРАКОН»

(вручается многократным лауреатам «Звездного Моста»):
Евгений ЛУКИН (Волгоград) (1 золотой и 2 серебряных кадуцея; лауреат «Философского камня»);

«ЗВЕЗДНЫЙ МОСТ» -2008

173

Федор БЕРЕЗИН (Донецк) (1 золотой, 1 серебряный и 3 бронзо­
вых кадуцея);
Дмитрий СКИРЮК (Москва) (1 золотой, 1 серебряный и 1 брон­
зовый кадуцей; лауреат «Пальмы Первенства»).
ПРИЗ «МОНСТРУ СОВРЕМЕННОЙ ФАНТАСТИКИ» —

В ЧЕСТЬ ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТИЯ ЖИЗНЕННОГО ПУТИ!

Василий ГОЛОВАЧЕВ (Москва).
ПРЕМИЯ ТВОРЧЕСКОЙ МАСТЕРСКОЙ «ВТОРОЙ БЛИН»

журналу «МИР ФАНТАСТКИ» (Москва) — за целый мир фанта­
стики!
ПРИЗ ЧИТАТЕЛЬСКИХ СИМПАТИЙ

ОТ КНИЖНОГО МАГАЗИНА «ЛЕКСИКА»:

Андрею ВАЛЕНТИНОВУ (Харьков) за романы «Даймон» и «Ка­
питан Филибер».
ПРИЗЫ ОТ ХАРЬКОВСКОЙ ФИРМЫ «КАРНЕОЛ» —
ЗВЕЗДАМ ФАНТАСТИЧЕСКОЙ ЖИВОПИСИ:

Художникам Владимиру БОНДАРЮ (Харьков) и Елене ГОНДИК
(Харьков).
ПРЕМИИ ЖУРНАЛА «МИР ФАНТАСТИКИ» (Москва):

Первое место: Инна ГОЛДИН (Франция, Париж) — за рассказ
«Никогда не разговаривай с незнакомыми планетами».
Второе место: Сергей ТОКАРЕВ (Новосибирск) — за рассказ
«Моление о ките».
Третье место: Наталья ЕГОРОВА (Москва) — за рассказ «Три к
одному».
ПРЕМИЯ «ПАЛЬМА ПЕРВЕНСТВА» ОТ КЛУБА
ЛЮБИТЕЛЕЙ ФАНТАСТИКИ «СТРАННИК» (Донецк):

За самое яркое фантастическое произведение: Нике РАКИТИНОЙ
(Гомель) — за роман «Гонитва» (издательство «Снежный ком», Рига).
Также на закрытии фестиваля были вручены тридцать юбилей­
ных медалей «10 лет ’’Звездного Моста"».

Источник информации: http://star-bridge.org.
Редакция нашего альманаха поздравляет лауреатов и желает им
дальнейших творческих успехов.

174

информаторий

Наши авторы
Юлий Буркин (род. в 1960 г. в Томске). Школа, армия, отделение журна­
листики филфака университета. Известность среди любителей фантасти­
ки принесла повесть «Бабочка и Василиск» (1991 г.). По повести «Сегодня,
мама!», написанной в соавторстве с С. Лукьяненко, поставлен художествен­
ный фильм «Азирис Нуна». Роман «Осколки неба, или Подлинная история
Битлз» (в соавторстве с К. Фадеевым) инсценирован театром «Скоморох»
(Томск). Роман «Цветы на нашем пепле» отмечен премиями «Странник» (С.Петербург) и «Урания» (Томск). Известен также как автор и исполнитель по­
пулярных в фэндоме песен. Сайт в Интернете: burkin.rusf.ru. В нашем альма­
нахе печатался неоднократно.
Яна Дубининская (род. в Крыму, г. Феодосия). Закончила Крымское худо­
жественное училище и Киевский институт журналистики. Автор семи ро­
манов, а также многочисленных рассказов и повестей, опубликованных в
авторских сборниках, антологиях и периодике. Книги издаются на языке
оригинала в России, а на родине — в украинских переводах. Лауреат жанро­
вой премии «Портал» (Киев, 2005), мейнстримной «Русской премии» (Мо­
сква, 2008). Живет в Киеве, обозреватель общественно-политического еже­
недельника «Зеркало недели». В альманахе «Полдень, XXI век» произведения
Я. Дубинянской печатались неоднократно.

Илья Каплан (род. в 1984 г. в Казани). Там же закончил школу и строи­
тельный университет. В настоящее время живет и работает в Москве по спе­
циальности, архитектором в строительном холдинге. Писать начал в конце
2006 года, почти все, что написал, публиковал в своем блоге на mail.ru.
Владимир Покровский (род. в Одессе в 1948 г.). Закончил МАИ, работал
в Курчатовском институте, после чего стал журналистом. Публикуется с
1977 г. Большая часть произведений вывешена на сайте http://www.lib.
ru/RUFANT/POKROWSKIJ/. Автор двух книг и множества публикаций в
журналах и сборниках. Живет в Москве, работает научным обозревателем
в «Независимой газете». В нашем альманахе печатался рассказ «Человексаламандра» (июнь 2008 г.).

Борис Руденко (род. в 1950 г. в Москве). Окончил МАДИ, работал в мили­
ции, затем ушел в журналистику. В настоящее время работает в журнале
«Наука и жизнь». Автор тринадцати книг в жанре детектива, приключений
и фантастики. Живет в Москве. В нашем альманахе печатался рассказ «Усы
Сталина» (июль 2008 г.).
Владимир Цаплин (род. в 1941 г. в Москве). Окончил физический факультет
МГУ. Работал в НИИ ядерной физики МГУ. С 1991 года живет в США. Был
главным редактором и издателем газеты «Взгляд» в Нью-Йорке. Автор трех
книг и множества статей в журналах. В альманахе «Полдень, XXI век» эссе В.
Цаплина печатались неоднократно.

Содержание
КОЛОНКА ДЕЖУРНОГО ПО НОМЕРУ. Александр Житинский.
3
ИСТОРИИ, ОБРАЗЫ, ФАНТАЗИИ
Яна Дубинянская «ШАРАШКА». Повесть
7
Илья Каплан «СКАЗОЧНИК». Сказка
99

Владимир Юрченко «ФИМКА». Рассказ
109
Владимир Покровский «ПЕРЕД ВЗРЫВОМ». Повесть
119
Борис Руденко «ПОДВИГ КАПИТАНА ИВАНОВА». Рассказ
153
ЛИЧНОСТИ, ИДЕИ, МЫСЛИ
Юлий Буркин «ГИБЕЛЬ ВЫСОКОГО ИСКУССТВА». Эссе
159

Владимир Цаплин «ЗАЧЕМ ЧЕЛОВЕК?» Эссе
165
ИНФОРМАТОРИЙ
«Филигрань» - 2008
171

«Звездный мост» - 2008
172
Наши авторы
175

Борис Стругацкий
представляет альманах фантастики

полдень
XXI ВЕК
Читайте в декабрьском номере:

Повесть
Дмитрия Смоленского
«Складка»
а также произведения
Сергея Карлика,
Майка Гелприна,
Сергея Бережного
и других авторов

1861

ВОКРУГ СВЕТА
www.vokrugsveta.ru