КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706129 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124656

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Иноходец [Сергей Извольский Angel Delacruz] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Angel Delacruz Красный рассвет

Глава 1

25 марта 2023 года

Северная Америка, г. Санкт-Петербург, Народная Республика Флорида


Массивный широкофюзеляжный Ил-969 приземлился настолько мягко, что я даже не почувствовал момент касания полосы. Салон сразу наполнил громкий гул – створки двигателей разошлись, реверсивной тягой замедляя бег двухпалубного воздушного лайнера. Постепенно скорость падала, гул реверса смолк, и вот мы уже управляемо катимся по взлетно-посадочной полосе.

Раздалось несколько робких хлопков, большинство пассажиров сразу подхватили, и в салоне зазвучали бурные и продолжительные аплодисменты. Вот ведь – меняются реальности, а традиция русского человека хлопать при посадке остается неизменной.

– Уважаемые пассажиры, наш самолет совершил посадку в столице Республики Флорида, в аэропорту имени Кирова города Санкт-Петербург. Местное время шесть утра двадцать семь минут, температура воздуха двадцать три градуса по Цельсию. Благодарим за выбор авиакомпании Аэрофлот, будем рады вновь видеть вас на борту. Товарищи, просим вас оставаться на своих местах с застегнутыми ремнями до полной остановки самолета.

Голос старшей бортпроводницы приятно разбавил гомон в салоне после приземления. Ночной беспосадочный перелет Петроград – Санкт-Петербург на восемь с половиной тысяч километров, больше одиннадцати часов в воздухе, наконец подошел к концу. Пока некоторые пассажиры довольно громко выражали свою радость по этому поводу, я в задумчивости головой покачал.

«Из Петрограда в Санкт-Петербург»

Все никак привыкнуть не могу. Санкт-Петербург, где мы сейчас приземлились – это город во Флориде, в девятнадцатом веке основанный. В Северной Америке есть еще один Санкт-Петербург, в моей реальности гораздо более широко известный из книг про Тома Сойера, но он в другом штате находится. Этот же Санкт-Петербург, одним из основателей которого был русский промышленник Петр Дементьев, в моем прошлом мире совершенно не на слуху.

В салоне катящегося по взлетно-посадочной полосе самолета между тем началось активное движение. Не все товарищи послушались призыва бортпроводницы и остались на местах – люди вставали, разминали ноги, доставали с полок ручную кладь, толпились в широких проходах. В очень широких проходах: мне, привыкшему к другим самолетам – с сокращенными рядами для увеличения количества кресел, подобное в новинку.

Место у меня было у прохода, всегда так летаю если есть возможность. Плюсов гораздо больше, чем если сидеть у иллюминатора. Минус один – в окошко полноценно не посмотреть. Так что сейчас, чуть наклонившись, я с интересом разглядывал по чужим иллюминаторам как проплывает изумрудная трава поля вокруг взлетно-посадочной полосы.

С середины осени по конец марта в Питере (который в России и который здесь называется Петроград) можно снимать цветные фотографии и говорить, что снято на черно-белую пленку, все равно разницы никто не увидит. Здесь же даже через иллюминаторы поражают сочные цвета: чистое голубое небо, яркое солнце и изумрудная трава. Разительный контраст. Тем более что сегодня, когда мы вылетали ночью из Петрограда, температура была минус семь и дул порывистый ветер неся с собой то колкий снег, то ледяной дождь. Я поэтому и на рейс едва не опоздал, Пулковское шоссе из-за крупной аварии колом встало.

Люблю вот так прилетать из зимы в лето. И судя по возгласам, не только я: на двух рядах позади меня, полностью их занимая, по тому же поводу шумела обсуждением молодежь плюс-минус примерно моего возраста. Компания почти полтора десятка человек навскидку, парни и девушки. Мажоры из МГИМО – сами сразу громко представились таким образом, когда в Петрограде места занимали. И еще тогда вели себя довольно шумно, обещая в полете дать стране угля мелкой крошкой.

Впрочем, судя по услышанным при посадке разговорам, непосредственно мажоров из МГИМО в компании практически не было. Большая часть молодежи – только-только закончившие школу юноши и девушки. Была в этой Российской Федерации традиция, что сразу после школы выпускник проводил год в путешествиях. Причем добровольно-обязательная традиция, и в семьях где возможности самостоятельно отправить чадо посмотреть на мир не было, получали путевки в профсоюзе, парткоме или службе социальной опеки, отправляя чада по санаториям и туристическим маршрутам бескрайней и необъятной. На самом деле бескрайней и необъятной – границы Советского Союза здесь выходили за пределы одного континента, и над ним никогда не опускалось солнце.

Меня, к сожалению, подобная государственная щедрость обошла стороной по возрасту – я появился в этом мире всего полгода назад. И в процессе легализации (тайной, конечно же) был осчастливлен только трехмесячным курсом военной подготовки – обязательный для всего мужского и годного по состоянию здоровья населения «Курс молодого бойца».

Давным-давно, почти год назад, я – еще в другом мире, являясь гражданином неизвестной здесь Российской Федерации вернулся из Африки, где после срочной службы отслужил Отечеству еще один год по контракту. На фоне чего перспектива второй раз отправляться в армию мне, конечно, принесла бурю эмоций. Тем более что осенним призывом в Печенгу уехал, вот радость была. Впрочем, легальное получение паспорта конечно же того стоило. Тем более цена гражданства для меня уложилась всего в три месяца – все остальное сделало право по рождению и знание русского языка: паспорт я делал по программе репатриации соотечественников.

Между тем крики позади все нарастали, молодежь на рядах позади активничала все больше. Во время ночного полета угля мелкой крошкой «мажоры из МГИМО» может быть кстати и дали, не знаю – я почти весь перелет проспал и только перед посадкой проснулся, разбуженный на завтрак. И сейчас еще периодически позевывал, смаргивая выступающие на глаза слезы.

– Товарищи! Наш самолет находится в движении. Для вашей безопасности просим вас оставаться на своих местах до полной остановки самолета! – послышался усиленный динамиками голос. Бортпроводница говорила что-то еще, но активные студенты за моей спиной практически заглушили ее голос радостными возгласами.

Самолет между тем вырулил к терминалам, зеленое поле в иллюминаторах кончилось, ничего интересного больше не видно. Смотреть больше нечего, так что я откинулся на спинку кресла. И тут же почувствовал, что затылком уперся в чью-то руку. Причем после касания моей головы рука и не думала убираться.

Обернувшись, увидел молодого невысокого парня в массивных очках в роговой оправе. Невысокий рост свой он компенсировал прической – огромная и высокая кудрявая шевелюра. Похоже сейчас мода и на такие массивные очки, и на такие прически – я за последние недели на улицах Москвы и Петрограда много похожих видел, вместе и по отдельности.

Лохматый мажор по-прежнему стоял, беззастенчиво облокотившись на подголовник моего кресла, и что-то активно рассказывал двум симпатичным девушкам. Обе блондинки, обе одного типажа – как будто Скарлетт Йоханссон с Дженнифер Лоуренс рядом поставили. Красивые, но красота довольно типичная – в московском метро на красной ветке таких красоток в каждом вагоне иногда пальцев рук пересчитать не хватит.

Еще обе девушки даже с учетом шевелюры выше лохматого мажора, который полностью завладел их вниманием. Ну прямо сердцееед профессиональный: блондинки смотрели на него с обожанием и как раз сейчас громко и заразительно засмеялись после очередной шутки. Вот прямо ну очень натурально, лишь чуть-чуть переигрывая.

– Уважаемый, – тронул я парня за локоть.

Тот, удивившись столь бесцеремонному вмешательству, с крайним удивлением на меня обернулся. Глаза чуть навыкате, да и взгляд неприятный – как барин на холопа смотрит, буквально.

– Это же не теплый ламповый звук, приятель, – неожиданно сказал я, не сумев подавить резкую вспышку раздражения.

– Что? – крайне удивился лохматый мажор.

– Цифра, не аналог, ты разве не слышишь? – снова озадачил я его вопросом.

Одна из красивых девушек, кстати, прекрасно поняла о чем речь – бросила на меня короткий резкий взгляд, щеки ее мгновенно заалели. Я хотел было ей подмигнуть, но девушка уже отвернулась, показательно меня не замечая.

– Ты чего несешь, товарищ? С тобой все в порядке? – между тем поинтересовался у меня явно озадаченный лохматый сердцеед.

– Руку убери. Пожалуйста, – меняя тему, совсем другим голосом сказал я и показал на его локоть, лежащий на подголовнике моего кресла.

По-прежнему сохраняя крайне удивленный вид, мажор руку убрал и озадаченно поправил очки. Чувствуя внимательные взгляды остальной притихшей компании, смотрел он на меня теперь как на больного головой, причем делая это старательно-показательно. Всем видом демонстрируя, что не будь перед ним столь странный человек, так просто бы он просьбе не уступил.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил я и отвернулся.

Позади послышались вновь набирающие силу множественные голоса, судя по всему довольно громко и бесцеремонно обсуждающие мою персону – от компании молодежи произошедшее не укрылось. Мне было все равно – я уже не слушал.

Самолет между тем окончательно закончил рулежку и остановился, но трап пока не приезжал. Не, не трап будет, вон посадочный рукав подкатывают – заметил я мельтешение в иллюминаторах. В это время локоть лохматого мажора вновь оказался на подголовнике моего кресла, пару раз коснувшись моего затылка.

Ненавижу когда кто-то вот так нагло лезет в мое, как это называлось в моем мире, «личное пространство». Еще больше это напрягает, когда делается подобное явно специально.

Прикрыв глаза, я глубоко вздохнул, потом медленно выдохнул.

Сосчитал до десяти. Пока считал, по затылку локтем мне довольно ощутимо попало три раза. Снова глубоко вздохнул, подышал по схеме 4-7-8.

Спокойствие, только спокойствие. Я чужой, в чужом мире. У меня с собой приличная сумма денег и некоторые вещи не из этого мира, которые если привлекут внимание, могут вызвать вопросы. Например в подошве, в тайнике, несколько камешков на сотню тысяч рублей. Обнаружат если, будет неприятно.

Совсем сильно, впрочем, по этому поводу я не переживал. Здесь, в две тысяча двадцать третьем году не было Соединенных Штаты Америки, так что международный терроризм никто не экспортировал. И безопасность полетов, как и уровень досмотров, находились в удивительно непривычном для меня – по опыту иной реальности, состоянии.

При посадке в аэропорту на первый свой международный рейс в этом мире я еще подумал, что мог легко не только провезти с собой несколько бриллиантов, но и, наверное, оружие, причем безо всяких проблем. Нам сегодня даже завтрак подавали с нормальными металлическими приборами, что в моем старом мире и представить невозможно.

Кроме того, не хочу лишний раз паспорт показывать. Нет, паспорт получен легально, но вот новым человеком, приобретая непрожитые здесь двадцать лет, я становился с помощью мутной схемы в Узбекистане, это отдельная история. Так что не хочется лишний раз в поле зрения учетных систем показываться пока, особенно с перспективой административку получить за неподобающее поведение.

Параллельно этим мыслям наглый мажор еще пару раз специально ткнул мне локтем в голову. Я уже прекрасно понимаю, что он от меня ждет. Если обернусь, снова вежливо попросив убрать руку, студент спровоцирует всю свою компанию, попробовав сделать меня объектом коллективных насмешек – чтобы самому на первый план не выходить, сразу исчезнуть из фокуса внимания. Знаю я такую породу, очень хорошо: он просто сразу не сориентировался, а сейчас наверняка уже продумал как действовать.

В прошлой своей жизни – до тринадцати лет, когда мой отец неожиданно умер в СИЗО, я жил в Лондоне и учился в британской частной школе, так что прекрасно представляю, как залезть другим под кожу. Но потом, после смерти отца, я переехал к бабушке в Санкт-Петербург и доучивался уже в обычной общеобразовательной школе в Купчино. Так что отлично умею подобному противодействовать вне рамок принятых стандартов. Всесторонне развит, так сказать, в самых разных аспектах искусства многоуровневой дипломатии.

«У каждого из нас есть хороший план, но ровно до момента удара в зубы», – как говаривал старина Майк Тайсон.

Мажор между тем в очередной весьма ощутимо ткнул мне в голову локтем. Обиделся похоже. Раз в МГИМО учится значит неглупый, скорее всего догадался и про мой намек на цифровое звучание смеха девушек, и про то что они догадались что я имел ввиду. Определенно теперь яро реванша жаждет. Я еще раз вздохнул и прикрыл глаза, стараясь не обращать внимания на лохматого сердцееда, который уже чуть ли не навалился на меня, сознательно провоцируя.

«Нет-нет-нет, только не сейчас, не надо!» – мысленно взмолился я, чувствуя накатывающую волну абсолютного холода.

Вывести из себя студент меня все же сумел.

Вот только вспышки раздражения он не дождался. Потому что я, мягко говоря, немного отличаюсь от других людей. А если откровенно, то у меня присутствуют «психические отклонения от нормы»: в моменты, когда напряжение превышает условно-допустимые пределы, у меня словно тумблер перещелкивается.

К примеру, во время серьезной опасности на меня всегда накатывает практически абсолютное, ледяное спокойствие. Перед этим я могу серьезно нервничать, переживать и мандражировать, даже дрожать от страха. Но когда началось, все – никаких посторонних мыслей, мгновенная реакция и необычайная легкость в теле. Сейчас опасности никакой не было, но реакция оказалось схожей – подспудно копящееся раздражение словно перехлестнуло через край, трансформировавшись в холодную ярость, при внешне абсолютном спокойствии.

Если взять руки в снег и подержать, холод может начать обжигать. Вот и я сейчас оказался в состоянии ледяного осколка, который может вполне себе зажечь. Вернее, прямо нацеленным на это: и возможность административного разбирательства и неудобных вопросов отошло далеко на третьи планы.

«Самурай с целью подобен самураю без цели, но только с целью», – услужливо подсказал внутренний голос.

Посадочные рукава наконец подкатили, и стюардесса с усилием открыла дверь. Уже находящиеся на ногах пассажиры единой массой качнулись вперед, к выходу. Донимавший меня лохматый мажор тоже двинулся по проходу, обернувшись и что-то говоря взирающим на него с «обожанием» спутницам. В этот самый момент, поднявшись одним слитным движением я и встал в проходе, возникнув перед ним как из телепорта. Очень неудачно для него: студент врезался в мое плечо несильно, но неудачно – на полуслове, с открытым ртом, который захлопнулся с громким чавканьем и так, что аж зубы звучно лязгнули.

– Воу-воу, аккуратней пожалуйста, – с претензией попросил я, открывая багажную полку со своим рюкзаком.

Лохматый студент откровенно удивился – почувствовав себя пострадавшим, подобной наглости он явно не ожидал.

Я вдруг ощутил на себе чужой взгляд. Очень отчетливо ощутил, так что не удержался и сделал шаг в сторону, чтобы шевелюра озадаченного сердцееда не заслоняла обзор.

Смотрела на меня юная девушка из компании молодежи. При посадке я ее отдельно отметил; причем обратил внимание потому, что она почти единственная из остальной тусовки вела себя тихо. Но лицо тогда не рассмотрел – помешал накинутый капюшон плотной толстовки. Сейчас же капюшон девушка сняла и стояла в соседнем проходе между кресел, внимательно глядя на меня.

Удивительно красива. Темноволосая, кожа чуть смуглая или загорелая, из-за чего ярче выделяются огромные голубые глаза. Очень она похожа на актрису Меган Фокс в молодости, так как она выглядит в фильме «Трансформеры». Только над Меган трудилась команда стилистов и визажистов, а эта девушка выглядит как с картинки едва встав с кресла после ночного перелета.

– Чего смотришь? – беззвучно спросила у меня черноволосая красавица, недружелюбно глядя.

То, что она сказала «смотришь», я по губам прочитал, а вот насчет слова «чего» не совсем уверен. Похоже, что там было нечто похожее по смыслу, но грубее – созвучно с испанским именем Хулио.

Забавно. Сходство девушки с Меган Фокс усилилось: я слышал, что эта американская актриса не отличалась вежливостью, тактом и куртуазностью в общении, скорее даже совсем наоборот.

Подмигнув юной черноволосой красавице, я – не глядя, взялся за ручку своего рюкзака на багажной полке. Потянул на себя – так, что пальцы «случайно» соскользнули. Еще раз потянул, и снова пальцы ухватили воздух. Негромко выругавшись, игнорируя возмущенные комментарии лохматого мажора, я наконец взгляд от красавицы отвел, третий раз взялся за ручку рюкзака и наконец его вытащил с полки. Дернул только слишком сильно, не удержал – рюкзак полетел вниз.

Дальше все произошло в один момент. Рюкзак я «случайно уронил» так, что он упал прямо под ноги мажору-сердцееду. Тот машинально наклонился, глядя вниз, а я в этот момент наклонился в попытке поймать рюкзак. Ну и в результате общего поступательного движения вперед наши головы встретились.

Звук удара раздался такой, словно двумя деревянными колотушками друг об друга ударили. Я был готов, да и сам в общем-то бил целенаправленно; а вот для лохматого мажора произошедшее стало сюрпризом. Взвизгнув от неожиданности и боли, он отшатнулся и запнувшись каблуком упал назад, на руки двух блондинок, роняя при этом очки. Стало заметно, как из глаз у него брызнули крупные слезы.

– Товарищ, ну аккуратнее же надо! – показательно морщась, держась за лоб, сообщил я обескураженному студенту. – Что ж вы так на людей кидаетесь!

Упавшего мажора обступили озабоченные произошедшим спутники, ну а я под шумок сделал пару шагов назад. Успев заметить при этом внимательный взгляд темноволосой девушки. Смотрела она на меня сейчас изучающе, и судя по взгляду явно догадывалась, что роговые очки и их лохматый обладатель разлетелись сейчас по полу в разные стороны совсем неслучайно.

Я еще раз ей подмигнул, после чего подхватил рюкзак и направился к выходу, оставляя за спиной хлопочущую вокруг постанывающего пострадавшего большую компанию. Холодная ярость отступила как не было, оставив чувство огромного облегчения. Не от того, что ответил на провокацию, а от того что не убил никого: говорил же уже, что у меня с головой не все в порядке?

«По словам пациента, в результате влияния демонической сущности (на свою душу?), в моменты высокого психоэмоционального напряжения он склонен к девиантному поведению», – наверное так могли бы написать в истории болезни, если бы я врачам сдался. Но сдаваться врачам я пока не собирался.

Рано еще.

Спускаясь с трапа, уже вернувшись в обычное состояние, слегка пожалел о содеянном. Хорошо было бы остановиться, когда у лохматого друга челюсть лязгнула, а я явно переперчил. Но переживал недолго – что сделано то сделано, фарш обратно не провернешь.

В аэропорту, чтобы не маячить у ленты багажа – вдруг, когда лохматый мажор в себя придет, он с боевым настроем реванша захочет, я отошел в магазин «Союзпечати» неподалеку. Вроде буднично принял этот факт, но чуть погодя все же оценил момент:

«Дружище, ты во Флориде, в магазине Союзпечать!» – подсказал мне внутренний голос.

Да, за полгода в новом мире я на такие отличительные признаки уже почти не обращаю внимания. Но иногда меня все же перестегивает осознанием крайне непривычной реальности. Вот прямо до полного, так сказать, изумления.

В магазине прошел мимо стоек с газетами и направился к рядам книг, намереваясь просто поглазеть, убивая время. Но неожиданно на стойке с исторической публицистикой увидел зацепившее взгляд название: «Уроки Географии». Вытянув книгу с полки, прочитал первые предложения аннотации: «География всегда покажет то, о чем умалчивает История, а географические карты всегда расскажут о будущих войнах…»

Краем глаза отметил, что выбиравший на соседнем стеллаже утренние газеты пожилой благообразный старичок внимательно ко мне присматривается. Причем совершенно не скрывая этого: повернулся и смотрит над сдвинутыми вниз по носу очками прямо на меня. На самого настоящего каноничного профессора похож, кстати.

Не обращая внимания на столь пристальный взгляд, я открыл и бегло пролистал книгу, миновав разделы по истории мировых войн, и остановившись на развернутой карте современного мира с отображением трех основных военно-политических блоков. Постоял, полистал еще немного. Но сразу решил – книгу беру: это просто праздник какой-то, настоящий кладезь знаний.

Интернет в этом мире был, но был он, во-первых, со входом по паспорту (вне зависимости от страны проживания), во-вторых количество просветительских сайтов было ограниченным и контролировалось государством. К тому же если товарищ майор бдит, не хотелось бы мне пока привлекать его внимание.

Кроме того, утренние газеты здесь, в этой реальности, совсем не ушли в прошлое, а черпать новости только в сети здесь еще не стало мейнстримом. Более того: людей сознательно выдергивали из сети за знаниями и общением в реальный мир, здесь это явно было политическим решением. Для меня, видевшего другую модель социума, подобное выглядело очевидным. А те, кто другой реальности не видел, сравнить не могли, поэтому в большинстве происходящее не замечали.

Я еще раз перелистнул страницы на привлекшую мое внимание карту. Если с материалами по истории проблем не было, то полной и актуальной публицистики я до этого момента не находил. Здесь же, в этой книге, самая настоящая компиляция тех знаний, что я по крупицам собирал, пытаясь понять местные расклады в геополитике.

– Hello. How mach is this book? – обратился я к дородной чернокожей продавщице за кассой.

– Пять писят. Три тридцать, если по студенческому.

– Нет, студенческого нет, – покачал я головой, доставая пятирублевку и выбирая из кармана мелочь.

– Пакетик нужен?

– Не-не, спасибо.

Я во Флориде, но я сейчас в Народной Республике Флориде – как-то не свыкнуться мне с этим фактом. Да и вообще никак не привыкнуть к обложкам моих новых паспортов – если на общегражданском российском привычный двуглавый орел, то на загранпаспорте – серп и молот со звездой.

«…а на фуражке на моей, серп и молот и звезда», – мысли словно триггером запустили воспоминания, сформировавшиеся в голос Егора Летова.

– Все? – поинтересовалась дородная продавщица.

– И все идет по плану, – кивнув, едва слышно пропел я себе под нос.

– Что-что? Куда идет?

– Это я сам с собой, не обращайте внимания, спасибо.

Попрощавшись с продавщицей и оставив ей все же выданный к книге бесплатный пакет, направился к выходу.

– Юноша! Юноша, постойте! – послышался позади голос.

Обернулся – тот самый благообразный старичок-профессор, который так внимательно смотрел на меня, когда я книгу выбирал. Он ускорил шаг и подошел, перехватив меня на выходе. Смотрел он все также наклонив вниз подбородок, глядя на меня поверх очков.

Самый настоящий профессорский взгляд. Ростом он пониже меня, и подбородок почти в грудь уперт, но все равно смотрит из-под густых седых бровей таким образом, что ощущение что сверху-вниз взгляд.

Очки, кстати, выглядят дорого. Но вот дужки сзади стянуты простой резинкой, как от трусов. Хотя, вполне может резинка от трусов и есть, судя по виду этот профессор мало заботится о внешнем виде, явно все больше витая в облаках размышлений о старых и новых знаниях.

– Молодой человек, простите мою бестактность, но разрешите украсть у вас минуту парой вопросов?

Я открыл было рот ответить, но моего ответа профессор похоже даже и не ждал.

– Скажите пожалуйста, а сколько вам лет?

– Двадцать один.

«Скоро двадцать два уже», – это мысленно, про себя.

– Двадцать один… а еще раз простите великодушно, вы эту книгу кому-то в подарок купили?

– Нет, для себя.

– Для себя? Вы ее читать собираетесь?

На этот вопрос я даже не сразу нашелся что ответить.

– Я в том смысле, что не на полку поставить для красоты?

– Да, читать, – недоуменно кивнул я.

– Вам это интересно?

– Да.

– Вам интересна География и История?

– Да.

– Удивительно! – распахнул глаза благообразный профессор. – Просто удивительно! Молодой человек, еще вопрос, последний. Скажите, а вы даже может быть даже слышали что-то про Жукова?

– Жуков? Конечно слышал: Сергей Жуков, поэт-песенник, кто же его не знает! – не удержался я. – Или вы про хоккеиста спрашиваете?

Старичок-профессор приоткрыл было рот, но я снова его перебил.

– Или вы может Георгия Жукова имели ввиду?

Судя по взгляду, благообразный дядечка догадался, что предыдущими вариантами я, как бы сказали в моем мире, его потроллил. В этом мире такого понятия (еще) не было, а явление называлось легкой социальной провокацией. И похоже, профессор обиделся.

– Если вы про Маршала Советского Союза, то я не только про Жукова слышал. Я и про Рокоссовского слышал, и про Черняховского, и про Маргелова, и даже представляете, про Тухачевского с Уборевичем.

В глазах профессора что-то мелькнуло. Похоже он понял, что я не хотел его обидеть, а так резко отреагировал на его пренебрежительный тон вопроса.

В этот момент раздался голос диктора, объявляющий о прибытии из Анкориджа рейса авиакомпании Северный Ветер. С географией нового мира, в отличие от геополитики, я давно ознакомился, благо карты мира в свободном доступе. И знал, что Анкоридж сейчас – столица Автономной области Аляска в составе Российской Федерации. Видимо именно этот рейс и ожидал благообразный профессор, сейчас внимательно прислушивающийся к объявлению.

– Спасибо, молодой человек. Большое вам спасибо, – едва голос диктора смолк, как протянул собеседник мне руку для рукопожатия.

– Всегда рад, – кивнул я, и мы с благообразным профессором разошлись по разным сторонам. Он пошел встречать рейс из Анкориджа, ну а я – начинать наконец готовиться к тому, что подготовить этот мир встречать меня.

Полгода уже целых прошло, времени все меньше и меньше.

Впрочем, я думал, что у меня в запасе еще есть несколько лет. Как оказалось, я ошибался – у меня оставалось всего несколько дней.

Глава 2

Багаж еще задерживался, так что я приметил укромный уголок, куда и отошел с книгой. Магазин «Союзпечати» во Флориде – это конечно удивительно, но когда видишь полную картину такого удивительного знакомого и в то же время столь чужого мира, поражаешься гораздо больше: впервые в этом мире я наконец увидел полную картину настоящего (и будущего) военно-политического противостояния.

Местная политическая картина сильно отличалась от той, к которой я привык в прошлой жизни. Но особенно сильно отличалась картина противостояния военно-политических блоков, которых в этом мире на две тысяча двадцать третий годы было три: Советский Союз, Трансатлантический альянс и Британское содружество.

Закусив губу от неожиданности столь полных знаний, я смотрел на карту. Все полученные ранее знания об истории и географии сейчас складывались в цельный образ. Я сейчас чувствовал себя человеком, который искал в темной комнате кошку, а нашел выключатель, и комната перестала быть темной.

Этот мир отдельными картинками был неуловимо похож на привычный мне, но в тоже время отличался до крайности. Неудивительно: Третья мировая война здесь случилась в августе сорок девятого года. Окончательным поводом, как понимаю, послужили сведения об успешных испытаниях советской атомной бомбы.

В четыре часа утра, как водится, бомбардировщики Военно-воздушных сил Соединенных Штатов Америки пересекли границу Советского Союза и подвергли Москву ядерной бомбардировке.

Я был в Кремле, около месяца назад – сгонял посмотреть Москву на знаменитой Красной стреле. Выглядит Кремль также, как я его и помню. Вернее, почти как я его помню – Кремлевский проезд, Собор Василия Блаженного, памятник Минину и Пожарскому, здание ГУМа, Васильевский спуск, башни Кремля со звездами – все прежнее, глаз не находит никаких отличий. Кроме одного, самого главного: Мавзолея больше нет.

Какая ирония – в Российской Федерации моего мира Мавзолей есть, а в Российской Федерации этого века, которая является стержнеобразующим государством Советского Союза образца двадцать первого века – нет. Но за этой иронией скрывалась страшная трагедия: район Красной площади восстанавливали даже не так как Петродворец после ухода немцев и американцев, а восстанавливали практически с нуля, из состояния выжженной и покрытой радиоактивным пеплом поляны.

Но если крепостные стены и башни, соборы и дворцы можно поставить заново, то вот тело Ленина, которое испарилось во вспышке ядерного взрыва, восстановить оказалось затруднительно. Полагаю, советские ученые генетики, которые к двадцать третьему году третьего тысячелетия достигли самых настоящих чудес в освоении науки, могли бы создать клона если бы правительство поставило задачу. Но такую задачу, к сожалению, или к счастью, им не ставили.

Глядя на красные территории по всей карте мира, я смотрел на карту через ретроспективу Третьей мировой: после ядерной бомбардировки Москвы Советский Союз был атакован сразу с нескольких сторон – как плацдармы для нападения использовались территории Западной Германии, Финляндии, Швеции и Японии.

Ленинград снова оказался в блокаде – только теперь вокруг города вместе с финнами стояли не немцы, а американский Корпус морской пехоты. С территории Швеции и Финляндии, через Литву в Союз вторгся британский экспедиционный корпус, вместе с Армией Крайовой молниеносным броском захватив Варшаву – отрезая от путей снабжения Группу советских войск в Германии, на которую одновременно было начато наступление с американской и британской зон оккупаций. Одновременно с этим Япония объявила войну Советскому Союзу, после ядерных бомбардировок американцами Дальнего Востока высадив десанты на Сахалине, во Владивостоке и Хабаровске.

В общем ситуация сложилась, очень мягко сказать, крайне непростая. В многочисленных официальных источниках, с которыми мне удалось ознакомиться, максимально широко озвучивалась точка зрения, что только немецкий солдат мог хорошо – в плане стойкости, воевать с советской армией. Судя по дальнейшим событиям, точка зрения эта оказалась недалека от истины – наземное вторжение в СССР, несмотря на тяжелый удар с потерей столицы, откровенно не удалось.

Через год блокады Корпус Морской пехоты США вокруг Ленинграда там и остался, навсегда. Прорыв блокады случился в августе, и Петроград теперь по традиции два раза в год меняет название на Ленинград – летом на три дня, и зимой в январе – в память о первом прорыве блокады во время Второй мировой.

Группа Советских войск в Германии, вместо того чтобы капитулировать, выдержала удар и перешла в наступление – действуя вместе с созданной в этом мире намного раньше германской армией. Только в этом мире называлась она не Фольксарме, Народная армия, а Volksbefreiungsarmee, Народно-освободительная армия. НОАГ, если по-русски.

Объединившиеся с советами восточные немцы, еще не успевшие научиться безропотно сглатывать унизительный позор поражения, захватили западные зоны оккупации, объединяя Германию на сорок лет раньше. Сразу после этого Великобритания получила неиллюзорную опасность ядерной бомбардировки Лондона – в Токио советские летчики к пятидесятому году уже прилетали, превратив в выжженную ядерную пустошь самую населенную часть страны, токийскую городскую агломерацию.

Советский Союз не сломался после внезапно сокрушительного удара, и умывшись кровью, с трудом поднимался, готовясь размахнуться для удара ответного. Но через год начавшейся Третьей мировой войны перспективы победы все равно были довольно туманными – истощенные Второй мировой Союз и побежденная Германия (тогда больше территория, а не страна), на которую теперь опирались Советы, не обладали бесконечным запасом прочности. Особенно учитывая превращенные в выжженные пустоши столицы и многие индустриальные центры.

В этот критический для всех момент, не дожидаясь перелома в войне, каким бы он ни был, совершенно неожиданно выступили британцы. В который раз традиционно подтверждая, что гораздо опаснее иметь Британию в союзниках, чем в противниках: британская корона заключила сепаратный мир с Советским Союзом, объединенной Германией и Коммунистической партией Китая, которая к пятидесятому году наконец вышвырнула Гоминьдан из материковой части страны и была готова вступить в мировую войну.

С восемнадцатого по двадцать первое августа пятидесятого года советские бомбардировщики с ядерными боеголовками на борту вылетали с аэродромов Исландии и Канады, направляясь к Восточному побережью Северной Америки. Бостон, Вашингтон, Нью-Йорк, Филадельфия, Балтимор, Детройт и Чикаго были стерты с лица земли ядерными ударами. После этого части 1-й Краснознаменной армии высадились на Аляске, а британцы аннексировали западное побережье Соединенных Штатов, дойдя до границы с Мексикой в Калифорнии.

Народно-освободительная армия Китая в это время, избавленная от сдерживающего фактора в виде исходящей опасности от США и подготовленных британских (индийских) дивизий в Бирме, захватила Тайвань. Я немного знал историю своего мира и помнил, что именно эти дивизии стали тем фактором, которые в моем мире, одним фактом своего наличия, помогли Индии выйти из-под прямого подчинения британской короне. В этой же реальности они вступили в дело – принимая участие в аннексии Японии. Что больше являлось уже актом не войны с США, а элементом борьбы за саму Индию, в ходе которой Корона трансформировала свою Империю с Содружество. Индийцы, потерпевшие за время Второй мировой несколько чувствительных поражений от Японии, в этой реальности без своей войны не остались и довольно сильно выступили на Тихоокеанском фронте, при этом оставшись в составе нового британского союза.

Осенью пятидесятого года, пока превращенные в ядерный пепел крупные индустриальные города США понемногу остывали, дивизии 20-й гвардейской ударной армии высадились во Флориде, а германский экспедиционный корпус занял все выжженное бомбардировками восточное побережье Соединенных штатов. Немцы в этой реальности отыгрались и вернули долги американцам, которые во время и после Второй мировой вели себя на территории Германии как самые настоящие варвары, беззастенчиво пользуясь статусом победителей.

В общем, Третья мировая война здесь продолжалась чуть более двух лет, но неузнаваемо изменила весь мир. Больше всех выиграла Франция: за десять лет, в которые уместились две мировые войны, умело отсидевшаяся в стороне Четвертая республика получила едва ли не самые большие дивиденды. Французы сохранили собственную колониальную империю и постепенно создали вокруг себя Трансатлантический альянс. Примерно то же самое, что сделали в мое время американцы с НАТО, только в меньшем масштабе.

Кроме того, в отличие от американцев французы вне своих границ не вели себя как слон в посудной лавке, превращая мир в огромную Либерию. Которая что в этом мире, что в моем старом является территорией настоящей свободы и одним из самых темных пятен на карте. Французы, образно говоря, не разрывали в клочья булки, чтобы выковырять из них изюм, как это постоянно делали американцы.

Британцы, как и во время Второй мировой, прошли по самому краю – пусть и трансформировавшись в Содружество, но не только сохранив главную жемчужину короны – Индию, за счет вступления той в войну на Тихоокеанском фронте, но и преумножили зоны влияния за счет раздела США на оккупационные зоны.

Я помню, что в моем мире Рузвельт заявил Черчиллю: «У вас больше никогда не будет империи». Англичане это хорошо запомнили. В моем мире они тоже целенаправленно под американцев копали, но не так активно – опасаясь ядерной войны. В этом же варианте реальности, когда начали подниматься ядерные грибы, британцы отыгрались на полную, в финале пиная упавшего американского кузена до талого. И с полным, так скажем, остервенением.

Но самые, конечно, значимые для меня изменения произошли в России.

Ядерная бомбардировка уничтожила Москву, практически стерев город с лица земли. Вместе со всем партийным руководством – во вспышке ядерного взрыва, погиб и товарищ Сталин. Вот только уничтожение Москвы кардинально изменило политический путь страны: вместо линии партийного соперничества Берия – Маленков – Хрущев, к власти пришел широко известный в узких кругах ленинградский обком.

Моя бабушка по матери – коренная ленинградка. И она рассказывали мне про известные ей обстоятельства Ленинградского дела, которое не прошло и мимо ее семьи. Так что я примерно представлял кто именно взял власть в стране.

После уничтожения Москвы в дело вступили люди из кузницы кадров Кузнецова – первого секретаря Ленинградского обкома, который после Победы сорок пятого года усадил своих ставленников на множество должностей по всей России. И который предложил учредить русскую коммунистическую партию, а Ленинград сделать столицей РСФСР, что его в итоге и сгубило.

В сорок девятом году, когда американские бомбардировщики под покровом ночи летели на Москву, Кузнецов уже сидел. Но основные аресты в моем мире проходили осенью, да и смертную казнь ради ленинградцев еще не вернули. Американцы ударили раньше – и большинство людей Кузнецова, как и он сам после расстрелянных или отправленных за решетку, на тот момент еще оставались на своих местах. И эти люди, уже выигравшие одну Отечественную войну, взяли власть в стране в свои руки и выиграли еще одну.

Впрочем, без референдума о сохранении СССР здесь, как и в моем мире, не обошлось. Происходил он в восемьдесят пятом году, голосование показало желание граждан СССР сохранить, вот только закончился референдум чередой локальных конфликтов по всей границе красной империи – девяностые здесь тоже не сильно удались, проклятое время похоже.

В результате, как и в моем мире, правопреемником СССР стала РСФСР, Российская Федерация – только став президентской республикой, а не президентско-парламентской, как в моем мире. И произошло это не так катастрофично, как это было в моем мире. Более того, в результате турбулентности девяностых, в ответ на активно начавшееся расширение французского Трансатлантического Альянса, Советский Союз сохранился в виде военно-политического блока, объединяющего огромное количество государств по всему миру.

Штаб-квартира Советского Союза находилась в Москве, и когда я прибыл в этот мир очень долго думал, что же мне вся эта система напоминает. Потом понял – тот же блок НАТО, только в профиль.

В моем мире советский военно-политический блок назывался странами Варшавского договора, но в этом мире Варшава находилась в зоне влияния англичан, как столица Речи Посполитой. Но несмотря на потерянную (в очередной раз) Польшу, русские здесь проецируют свое влияние довольно широко, в числе прочего и на Латинскую Америку, где появились новые места силы.

В Петрограде и Москве за последние два месяца я видел очень много кубинцев и кубинских заведений, представленных довольно широко – от многочисленных кафе и лавок с сигарами, до толп курсантов с кубинскими флагами на рукавах.

Кубинцы и в моем мире жару давали, настегав по щщам американцам и воюя в той же Анголе вместе с советскими военными советниками; Ангола, кстати, на политической карте влияния здесь тоже в красный цвет окрашена, являясь частью Советского Союза. Куба же, не задавленная санкциями огромного соседа, стала жандармом в регионе и вообще вошла в состав Российской Федерации на правах широкой автономии. Не как Флорида и Аляска – которые в этом мире стали новыми русскими территориями безоговорочно.

Глядя на границы нового мира, я вдруг заинтересовался, как нас здесь в быту называют оппоненты. Будет весьма забавно, если что-нибудь про красное. Красная угроза, например. Стоило об этом подумать, как в голове сразу же зазвучал слова песни про советского медведя под аккомпанемент марша из игры «Red Alert».

В этом мире медведь все же вышел на охоту. Правда, как обычно после того как выбора не оставалось. Причем в этот раз ему в берлогу не просто копьем ткнули или выстрелили, а бросили гранату – самую мощную в истории. И ответ оказался соразмерный.

Сейчас, глядя на карту, я думал о том, что фраза в аннотации книги: «географические карты всегда расскажут о будущих войнах», вполне соответствует действительности. Глядя на точки соприкосновения трех военно-политических блоков, я понимал, что ключевых места противостояния сейчас – Африка и Северная Америка.

Северная Америка, разделенная на протектораты, международные территории и несколько государств, место относительно спокойное. Нефть здесь чистая и легкая, сланцевую добычу уже освоили. Газа огромное количество – даже в моем мире США газа добывали больше, чем в России, ну а здесь сама ситуация велела. Большинство газовых месторождений контролировали или британцы, или немцы, которые хорошо поучаствовали в разделе материка.

Как в моем мире сбор трофеев сначала после падения Российской Империи, а потом Советского Союза обеспечил Европе много лет благоденствия, так произошло и здесь – только делили здесь трофеи после раздела США.

Судя по отзвуку новостей, в европейских протекторатах трофеи после краха США делились относительно спокойно, по цивилизованному. Чтобы как понимаю интересы уважаемых людей не беспокоить. За исключением нескольких отдельных территорий, находящихся вне юрисдикции ООН, живут на материке вполне достойно. Штаб-квартира ООН, кстати – тоже ирония, в этом мире находится также в Нью-Йорке, который в этом мире официально называется «Зона Нью-Йорк» и является международной зоной контроля.

В отличие от условно спокойной Северной Америки, в Африке гораздо горячее. На черном континенте сходятся точки фокуса интереса и Британии, и Франции, и России, и там сейчас идет целый ряд тлеющих локальных конфликтов. Которые вполне могут вылиться во что-то большее. Или не смогут: из-за моего прибытия в этот мир, на фоне грядущих проблем, гибридные войны в Африке могут отойти даже не на второй план. Я ведь не просто так сюда пришел, за мной следом придут…

Мысль оборвалась на середине – периодически поднимая взгляд от карты я заметил, что на ленте наконец-то поехал багаж рейса из Петрограда и захлопнул книгу. Студентов из компании мажора видно не было, так что закинул книгу в рюкзак и двинулся квыдаче. Подхватив с ленты свой чемодан – сдавал одним из последних, получаю первым, направился к выходу из аэропорта.

– Зина! Зинаида, ты просто не представляешь, чему я только что стал свидетелем! – на ходу услышал совсем неподалеку знакомый голос.

Замедлив шаг, словно невзначай обернулся, делая вид что ручку чемодана поправляю. Ну да, знакомый благообразный профессор, быстрым шагом идет навстречу аккуратной пожилой женщине.

– Зинаида, милочка, это не потерянное поколение! Не потерянное! Я только что встретил юношу, который купил мою книгу просто потому, что она ему интересна! Интересна, Зинаида, ты представляешь!

Надо же, автора встретил. Я.Г. Горбачев, вспомнил я мельком увиденную фамилию с инициалами на корешке обложки. Седовласый Я.Г. Горбачев уже подхватил у супруги сумку и забрав чемодан, двинулся вместе с ней к выходу из аэропорта, в одну со мной сторону.

Я шел неподалеку и улыбался, слушая экспрессивную реакцию автора-профессора. Имя у его супруги еще такое непривычное – Зинаида, Зина, в моем мире редкое. В голове сразу же зазвучали строки похабной песни Сергея Шнурова «Зина» – никак не могу удержаться, почти каждую местную вещь соотношу с прошлой жизнью, за которую цепляюсь якорем привычных воспоминаний.

И под мысленный речитатив «дымит резина, кончает Зина» мне вдруг стало неприятно и за себя, и за свой мир. Ощущение, как будто завалился на чинный семейный праздник похмельный и помятый – несмотря на пекло войны, и пусть не до конца, но состоявшийся здесь развал Союза, люди тут сумели сохранить себя в приличном состоянии. И юмор, например, здесь заключается в умении шутить, а не в умении разбавить монолог неожиданным грязным ругательством или сортирным юмором.

Когда меня здесь будут спрашивать о моем старом мире, я, наверное, на большинство вопросов буду отмалчиваться с загадочной, как у Алисы Селезневой, улыбкой. Она ведь прибыла к советским школьникам из будущего со знанием о страшных событиях, и явно видела некоторое дерьмо, по результатам которых двадцатый век был назван «тихим и спокойным».

Вот и я тоже, наверное, не найду в себе сил рассказать о многих вещах, до которых мы докатились там, у себя. А вот об остальном, как и об обстоятельствах моего сюда прибытия, мне рассказывать будет нужно, причем без вариантов – с такими мыслями я и сел в подъехавшее в порядке очереди к выходу такси.

– Добрый день, куда едем? – на русском, но с заметным акцентом, поприветствовал меня таксист-латиноамериканец.

– В гостиницу, желательно не очень дорогую, но более-менее приличную.

– Как скажете, – кивнул таксист, выруливая со стоянки аэропорта. – Из Петрограда, утренний рейс? Отдыхать к нам? В Петрограде сейчас холодно, у-у-у, – таксист картинно поежился. – Я был в Петрограде, по профсоюзной путевке, в санатории в Сестрорецке, в августе. Мы ездили на экскурсию к шалашу Ленина, а на улице шел дождь и было плюс восемь градусов, плюс восемь, Дева Мария! Август месяц…

В Питере и в августе, и в декабре плюс восемь в порядке вещей – подумалось мне. Таксист между тем от избытка чувств перешел на испанский, активной жестикуляций сопровождая непереводимую игру слов. Но чуть погодя снова перешел на русский:

– Богом клянусь, я думал я там и останусь, как американцы под Петроградом! Очень, очень холодно. Сейчас в марте месяце даже не представляю, что у вас там сейчас творится!

– Мы улетали было минус семь и шел снег с ледяным дождем.

– Ужас! Ужас! Это же нечеловеческий холод! – экспрессивно вскидывая руки таксист снова перешел на испанский.

– Да, у нас три месяца холодно, а остальные девять очень холодно, – сказал я для поддержания беседы. Таксист сначала на понял, а потом как понял и громко засмеялся.

– Так вы сюда отдыхать, или по работе, учебе?

– Совместить, – ответил я обтекаемо. Но подумав, немного, добавил: – Хочу машину взять и с Востока на Запад проехать. По следам старой Америки – Красный пояс, Техас, Калифорния.

Хорошо, что не промолчал. Таксист оказался просто находкой – и когда мы доехали до отеля, к которому он меня привез, я из машины не вышел. Дал ему двадцатку сверху, и он еще минут пятнадцать вываливал на меня просто массивы полезной информации, которую без интернета в привычном виде просто так здесь не получишь.

Когда я узнал все, что мне было нужно, попрощался с таксистом и пошел заселяться. Гостиница, как и просил, оказалась недорогая и приличная, видимо пользующаяся популярностью у командировочных. Оплатив номер на сутки, я поднялся и быстро принял душ, смывая с себя усталость после перелета. И глядя в отражении в зеркало, задумался.

– Здравствуйте. Меня зовут Максим…

На этом фантазия заканчивалась. Сколько раз я пытался потренироваться, но так и не понял, что именно мне нужно говорить, чтобы не выглядеть ненормальным.

– Здравствуйте, меня зовут Максим, – вновь сказал я и продолжил деловым тоном: – Я прибыл во Флориду сообщить о том, что здесь в скором времени должен открыться первый портал, откуда хлынут готовые захватить этот мир искусственно созданные мутанты и разная демоническая нечисть.

Как прелестно звучит. Да, отличная подача, прямо представляю всеобщую готовность мне поверить и принять мои слова всерьез. Взъерошив мокрые волосы, я хмыкнул и пошел одеваться – сегодня еще много дел.

Предыдущие полгода, пока я легализовался – получал паспорт и проходил обязательные военные сборы, были лишь подготовкой к этому моменту. К тому, чтобы освоиться в этом мире и попробовать найти возможность получить нужные знакомства, после чего заставить людей меня выслушать. Выслушать, и потом не уехать на лечение в психушку или куда похуже.

Не знаю, как я это реализую, но я это сделаю. Выбора у меня иного нет, не получится отсидеться в стороне – ведь демоны придут в этом мир по моему следу.

Глава 3

Я не считаю себя сильно умным человеком. Я, наверное, как хороший журналист – среагировав на любую тему, могу ненадолго и не слишком глубоко стать похожим на профессионала. И еще вовремя с темы уйти, чтобы избежать возможного разоблачения.

Единственное, что научился делать очень хорошо за свой двадцать один прожитый год – убивать нечисть. Правда умение это пока применять мне негде.

В остальном я всесторонне недоразвитый дилетант, как в шутку охарактеризовала меня в прошлой жизни одна моя хорошая подруга. Но даже не будучи сильно умным и мудрым, я прекрасно понимаю, что постучаться к представителям власти и заявить, что в ближайшее время откроются ведущие из иного мира порталы и из них хлынет демоническая нечисть – не совсем приемлемый вариант.

Да, у меня есть чуждые этому миру два смартфона, паспорт гражданина неизвестной здесь Российской Федерации, водительские права, электронная книга, золото-драгоценности на очень внушительную сумму, личные вещи опять же – городской рюкзак, например, сделанный не в этом мире. Но вместе со всем этим, а также вместе с аргументами, я представляю совсем неиллюзорный для себя шанс залететь в небольшую изолированную камеру и начать отвечать на заданные в резкой форме вопросы, а в будущем следить за вторжением по новостям из редко появляющихся газет. Если еще принесут эти газеты.

Есть, конечно, вариант что мне сразу поверят и отреагируют как полагается по требованию ситуации, относясь ко мне доброжелательно и оставив личную свободу, но этот шанс представляется настолько мизерным, что похож на лотерею. А в лотереи я не играю.

В общем, мне сейчас нужны хорошие знакомства. С серьезными людьми, которые смогут меня выслушать и не отреагировать стандартно по протоколу – ведь ситуация нестандартная. Проще говоря, мне нужны самостоятельные во власти или обладающие влиянием люди, отнюдь не ответственные исполнители среднего и нижнего звена. Мне нужны те, кому я смогу показать доказательство своего иномирового происхождения и желательно сделать это в обстановке для меня благоприятной.

Где найти таких людей и завести с ними знакомства? Я много об этом думал.

Самый первый вариант, конечно, армия. Причем вариант самый верный – в России этого мира офицерский корпус составляет неотъемлемую часть элиты страны. Без службы в армии невозможно занимать важные государственные должности, но даже не в этом дело. Всеобщая воинская повинность приводит еще к тому, что в деловых кругах не служившему гораздо сложнее налаживать контакт; к примеру, одним из первых вопросов при знакомстве, наряду с погодой, является вопрос где служил, и где раз в два года проходишь обязательные трехнедельные военные сборы. Об этом мне рассказывал замполит, агитируя продолжить службу после Курса молодого бойца, выдав направление на трехмесячные лейтенантские курсы офицерской школы.

Направление было действительно в течении двух лет, но в учебную часть сдаваться я пока не собирался. Во-первых, это все же для меня долго, а во-вторых обязательный курс молодого бойца я проходил в арктической бригаде. И направление получил по профилю – в учебную часть в Киркинесе, который в этом мире после Третьей мировой стал частью Российской Федерации.

Я совсем не хотел возвращаться на север – меня за последний год напрочь заколебала стужа, причем стужа не только этого мира. Если бы я служил хотя бы в Туркестанском военном округе, или даже попал сюда, во Флориду… тогда бы еще подумал, причем крепко подумал.

В общем, оставив армейский способ на потом, как запасной, я сосредоточился на двух вариантах занятий из того, что немного умею. Первый – парусный спорт, второй – стрельба. Именно вращаясь в этой среде, в яхт-клубах и на стрельбищах, я собирался попытаться завести знакомства и попробовать уже начать делиться информацией о скором будущем этого мира.

В России проблем с парусным спортом не было, тем более в Петрограде. Сезон, правда, начинался только ближе к майским праздникам. С огнестрельным оружием все было сложнее – чтобы получить лицензию на короткоствол и нарезное, нужно было стать членом стрелкового клуба, пройти курс теоретических и практических занятий, в течении полугода посещать стрельбище не реже раза в месяц и получить рекомендацию. Под мои намерения – практически идеал, вот только проблема в том, что нужно было это делать по месту прописки, которая у меня аж в Узбекистане. Да, так получилось.

Поэтому, закончив с оформлением гражданства, я решил за границы России и вообще Союза выехать и направиться в Конфедеративные Штаты Америки. Вторая поправка там действует в полный рост, ну и с парусными клубами и соревнованиями думаю проблем не будет. К тому же в КША со всего Советского Союза идет плотный поток туристов, так что там можно будет встретить соотечественников, отвечающих заданным моей принятой миссии параметрам. Да и таксист недавно подкинул несколько хороших вариантов, о которых я раньше даже и не думал.

Приведя себя в порядок и бросив вещи в гостинице, я направился в салон автомобилей с пробегом. Походил по рядам, рассматривая ряды подержанных машин.

Крайне интересное зрелище – автопром здесь, в двадцать третьем году третьего тысячелетия, заметно отличался от привычного мне. Меньше электроники, меньше почти одинаковых моделей, косметически обновляемых едва ли не каждый год для удовлетворения потребительского инстинкта.

Привлекали взгляд более широкие и угловатые линии в дизайне – если в моем мире квадратный мерседес Гелендваген выделялся в потоке, цепляя взгляд рублеными очертаниями корпуса, то в этом мире наоборот подобное внимание привлекали обтекаемые машины.

– Матерь божья! – воскликнул я, приостанавливаясь.

В самом конце ряда на меня посмотрел круглыми фарами форд мустанг. Вернее, нечто похожее на форд мустанг года шестьдесят седьмого, наверное. Ну да, выглядит как машина героя из фильма «Поворот не туда». Цвет только не льдисто-голубой, а более глубокий, цвет морской волны.

И еще это был не совсем мустанг. На радиаторной решетке изображена не лошадь, а бегущая хищная кошка, надо же. Подойдя поближе, я посмотрел на бумагу под лобовым стеклом. Машина называлась «Cougar», Кугуар. Отличия были, но в целом – все тот же мустанг.

Год, кстати, не шестьдесят седьмой, а восемьдесят восьмой. Некоторые процессы здесь, из-за Третьей мировой, похоже немного отставали. Прочитав информацию о машине, посмотрел цену: «11.383 рублей».

На объявлении стоял значок гарантии качества предпродажной проверки, но я все равно направленно обернулся к маячившему поодаль продавцу, который ненавязчиво за мной наблюдал краем глаза и сейчас сразу же подошел.

– До Анкориджа довезет?

Продавец даже не сразу даже нашелся с ответом.

– До Москвы и обратно довезет, молодой человек! – после короткой паузы выдал он.

– Движок как у вашей Сони? – едва слышно произнес я. Не сдержался, вспомнив сцену из фильма Брат-2, со знаменитым «Мы, гусские, не обманываем дгуг дгуга».

Продавец моего комментария не услышал. Ну или сделал вид, что не услышал, заговорив дежурным тоном:

– Двигатель после капиталки, пробег всего две тысячи. Проблем нет, состояние сел и поехал. Но эту машину, я если честно не советовал бы, – вдруг дежурный тон превратился во вполне обычный, человеческий.

– Почему?

– Что кугуар, что ягуар – очень легко купить. Но очень сложно продать, – усмехнулся продавец. – Здесь движок кливленд на пять и восемь литров, механика четырехступенчатая. Бензин жрет как настоящая лошадь, странно почему вообще кугуаром назвали. Налог просто нереальный, я даже сумму говорить не буду чтобы не пугать. Но вообще, конечно, здесь вопрос зачем покупаете: если девушек катать от пляжа до кабаре, тогда вполне подойдет, если же для повседневной езды, так лить нужно будет почти как в мой Урал армейский.

– Два солдата из спецназа вырубают роту сразу, а один водитель-дух вырубает этих двух, – улыбнулся я продавцу.

– О! – несмотря на наши разные миры, безошибочно почувствовал тот родственную душу военного водителя. После пары дежурных шуток насчет яиц, мешающих взлететь, продавец продолжил рассказывать про кугуара.

– В техническом плане машина – конфета. Но если тебе нужно прокатиться по побережью и обратно, реально не советую. Возьми вон форд этот например, если по упрощенке оформим, его и продать легко будет без налога, а с этим кошачьим монстром намучаешься и деньги потеряешь. За него все равно налог платить придется, потому что нормы выхлопа прошлого века и он как предмет роскоши числится, а не как средство передвижения.

В словах продавца резон был. За сумму вдвое меньшую можно взять двух-трехлетний седан. Но у меня не было проблем с деньгами, да и собирался я в городок Галфпорт, о котором узнал вчера у таксиста. Как оказалось, туристов из стран Союза привлекала туда не только рыбалка, но и, что совсем не афишировалось, многочисленные казино. Эдакий мини Лас-Вегас, живущий за счет туристов – не только из Флориды, но и из центральный областей материка, где обитало немало немцев. В общем, если учитывать ближайшие цели, то такая машина мне точно не помешает и лишней не будет.

– Короче не стоит его брать, за такие деньги можно даже Волгу посмотреть двухлетнюю, в состоянии муха не сидела, – подытожил продавец.

– Уговорил. Беру, – кивнул я, похлопав по капоту замаскировавшегося под кугуара мустанга.

Из Санкт-Петербурга выехал на следующее утро. Путь до Галфпорта составлял около тысячи километров, которые я решил не гнать, а спокойно проехать за два дня с ночевкой. Проехать неторопливо, глядя по сторонам и начиная привыкать к месту, где собрался теперь жить и готовится к вторжению нечисти.

Покинув столичную агломерацию, некоторое время двигался вдоль побережья Мексиканского залива, после дорога от воды ушла. И если сначала вдоль дороги встречались пальмы и непривычные пихтовые, то через сотню километров пейзаж уже мало чем отличался от средней полосы России.

Обычная трасса, по сторонам зеленые поля или стена лиственного леса. Как будто из Питера куда-нибудь во Псков еду. Или из Москвы куда-нибудь в сторону Казани. Березок только нет, а так не отличишь.

Я не торопился и не гнал, наслаждался дорогой. Мимо проплывали указатели и небольшие городки: Галф-Хаммок, Оттер-Крик, Чифленд, а потом бац – указатель на Жданов, в сторону побережья. Пейзаж вокруг тоже не менялся – по-прежнему Россия средней полосы за окном.

Еще до полудня проехал через поселки Вознесенский, Салем (это здесь ведьмы живут, интересно?), Атену, и остановился на… обед, второй завтрак? В общем, встал перекусить на большом перекрестке в Перри, заметив придорожный ресторан. Пообедав и выехав с парковки, повернул в сторону Нового Орлеана, отметив что в другую сторону синий указатель показывает на «поселок Советский», до которого было 77 километров.

– Наш Советский, Союз покарает, Весь мир от Европы, Медведь на Восток! – не включая шипящее радио начал напевать я, под вновь заигравший в голове марш игры Red Alert. Мелодия прилипла намертво, как язык зимой к забору детского садика и вот уже второй день никак не могу от нее избавиться.

– Над землей, везде будут петь: Столица, водка, Советский медведь!

Да что ж такое, да как с этим бороться!?

Поля и зеленка скоро кончились, дорога вновь вернулась на побережье Мексиканского залива и вдоль обочин потянулась типичная одноэтажная Америка. Ехал я вдоль залива, а не по федеральной трассе, что было бы гораздо быстрее и удобнее по скорости. Но мне именно поглазеть хотелось, как люди живут. Проехал за сегодняшний день я всего пятисот километров – вообще никуда не торопился.

На ночевку остановился в городе Панама, который проезжал по Новоорлеанскому шоссе А-98, он же «SUHwy 98» в местной двойной классификации, сохранившейся для удобства по всему материку.

Был я уже совсем недалеко от границы с КША, но переходить ее решил завтра, чтобы не осматриваться в соседнем государстве на ночь глядя. На ночевку остановился в типичном придорожном отеле, двухэтажном здании в виде буквы «Г», оставив машину прямо под окнами номера.

Встал совсем рано, еще семи утра не было. Позавтракал неправославным гамбургером, прожаренной до состояния пластика яичницей глазуньей и выпил весьма странную жидкость, которую в Америке, хоть старой из моего прошлого мира, хоть в местном советском ее штате, по какому-то недоразумению называют кофе.

На КПП границы никаких проблем не возникло. У Российской Федерации и КША при наземном пересечении границы через Флориду действовал безвизовый режим, так что получив штамп в загранпаспорт с серпом и молотом я покинул территорию Союза.

Здесь я намеревался, все также не выезжая континентальную скоростную магистраль I-10, не торопясь и дальше ехать вдоль побережья. Мне предстояло миновать сотню километров по земле штата Алабамы, после которой начинался штат Миссисипи. Именно в этом штате находился нужный мне город Галфпорт. Находящийся чуть дальше Новый Орлеан, на который я во время езды ориентировался по всем указателям, был уже частью штата Луизиана. Да, вот так – на побережье Мексиканского залива на участке в несколько сотен километров находились территории сразу трех штатов и советской республики.

Это я к чему: Луизиана – это что? Правильно, самая что ни на есть земля Дикси.

Когда я об этом вспомнил, от меня сразу после отстала мелодия марша Красной Угрозы. Зато, снова намертво, прилипла другая, так что теперь я ехал и напевал знаменитый гимн конфедератов, в этом мире ставший официальным:

– I wish I was in Dixie, Hooray! Hooray!

Помнил я правда всего две строчки, но они у меня и заели:

– Look away! Look away! Look away! Dixie Land!

Так и рулил вдоль побережья, в теме тексту песни осматриваясь из окна на землю Дикси. Ну, что сказать… бедненько, но аккуратно. Все же Красный, религиозный пояс Америки, здесь в основном приличные люди прилично живут. И даже без (работающего в моем мире) денежного дождя от печатного станка, выглядит пейзаж за окном вполне прилично. На удивление – если честно, я ожидал что будет хуже.

Но так симпатично все здесь, на Юге; как мне таксист рассказал на Севере, особенно на восточном побережье, ситуация в некоторых местах такая себе, если не сказать плачевная. Особенно в протекторатах территорий по линии Детройт-Чикаго-Миннеаполис. Настоящий фаллаут, как его фантасты рисовали: гетто на руинах городов, колючая проволока, резервации и районы, куда полиция или солдаты миротворческих миссий даже не суются.

Отдельно выделялся Нью-Йорк, имеющий статус международного протектората. Несмотря на благополучный сеттльмент со штаб-квартирой ООН на Манхеттене, остальной город, похоже, целенаправленно сделали отхожим местом материка, как зеркало-антипод американской мечты.

Я смотрел недавно документалку про мертвые американские города, весьма удручающее зрелище – но со слов таксиста в протекторатах еще терпимо, в Нью-Йорке гораздо хуже. Криминальное гетто на два миллиона человек. Так что здесь, на земле Конфедерации, все еще очень хорошо – высунул я руку в окно, подставляя ладонь упругому потоку встречного воздуха.

Большую часть пути проехал вчера, границу прошел на удивление быстро, так что в Галфпорт приехал даже не к обеду, как рассчитывал, а гораздо раньше. Как раз повод для второго завтрака. Так что, когда заехал в город вдоль побережья и увидел вдали краны порта, остановился на парковке придорожного ресторана.

Интересное здание, построенное на сваях из бревен, и с разноцветными зонтиками на галерее второго этажа. Здесь, как заметил, на побережье вообще почти все дома стоят высоко на голых сваях, без первого этажа.

Плотно перекусив с упором на морепродукты, решил не откладывать дела в долгий ящик: прошелся по району и заселился в отель неподалеку от порта и яхт-клуба. Потом загнал машину на третий этаж паркинга напротив здания федерального суда. Это Америка все же, не хочется здесь надолго машину на неохраняемой парковке оставлять – вполне могут бензин слить, дворники снять или даже колеса скрутить. Так что оплатив парковку на две недели вперед и получив пластиковый пропуск, я отправился в яхт-клуб с мыслью осмотреться насчет аренды лодок.

В идеале хотел взять что-то по типу четырнадцатиметрового Призрака – как у Джеймса Бонда в исполнении Даниэла Крейга. Та самая яхта, на которой он в фильме «Не время умирать» на Ямайку приплыл. Для одного если, особенно для сильного и независимого, самое то. Ну, не только для одного, компанию покатать тоже можно.

Подобная яхта вполне в стиле дорого-богато, настоящее лухари. Да и практичная – на такой вполне реально поучаствовать в какой-нибудь регате выходного дня, а после принять участие в традиционном банкете с целью завести нужные знакомства.

«То, что вредно для спортсмена, все полезно для яхтсмена» – как говорил наш тактик, закуривая сразу после финиша очередной гонки. А банкеты после регат отдельная тема, бывает что неподготовленный организм сразу отлетает как недееспособный.

Правда, есть проблема – сразу к управлению такой большой яхты я не готов. Очень уж давно последний раз ходил под парусом. Поэтому, чтобы вспомнить как оно вообще работает, для начала собирался взять небольшой спортивный швертбот-одиночку, чтобы снова почувствовать ветер и вернуть уверенность на руле.

С лодкой проблема решилась быстро. Пятьсот рублей, три тысячи залога, и на четыре дня, включая сегодняшний (как бонус) я взял в аренду швертбот «Лазер». Совсем небольшая и легкая одиночная гоночная яхта длиной всего в четыре метра. Тяжелого киля у этой лодки нет, есть шверт – выдвижной плавник кинжального типа. Который, когда лодка на воде, вставляется в швертовый колодец. Шверт по-немецки «меч», кстати, отсюда и название лодки – швертбот.

День выдался погожий, ветер дул средний, для первого выхода после перерыва отличный – так что не откладывая дело в долгий ящик, я переоделся в приобретенные здесь же в магазинчике при яхт-клубе вещи. Погода стоит отличная, так что купил себе яхтенные шорты, обтягивающую футболку из лайкры с длинным рукавом, страховочный жилет и солнцезащитные очки. После вооружил лодку – поставил мачту с парусом, сделал все красиво, довольно быстро вспоминая назначение всех снастей.

«Помнят ручки-то!» – удовлетворенно прокомментировал результат внутренний голос.

Выкатил лодку на телеге на песок пляжа, развернул и закатил телегу прямо в воду, вкатывая лодку кормой вперед. Запрыгнул в швертбот не замочив кроссовки, оттолкнувшись от оставшейся в воде телеги и заметив одобрительные взгляды пары случайных зевак-туристов. Отъехав по инерции от берега, закрепил пристежной руль на корме и воткнул плавник шверта в колодец на полную. Подтянул шкот, заставляя парус поймать ветер, и лодка быстро и довольно резво устремилась прочь от берега.

Как круто, я уже забыл, как оно бывает.

Лазер – швертбот спортивный, не прощающий простых ошибок. Из особенностей – легкая возможность перевернуться если зазеваться, а также необходимость во время поворотов низко нырять под гик – нижнюю перекладину, к которой снизу крепится парус. При хорошем ветре, когда при поворотах парус перекидывает с одного борта на другой быстро, гик над головой просто летает со свистом, что придает перчинки процессу. Головой если поймать, хорошего мало.

Кроме того, для хорошей скорости на курсах против ветра необходимо лодку откренивать – зацепившись ногами за специальный ремень, вывешиваться наружу почти полностью, стараясь своим весом держать ее на воде ровно.

Когда я отошел от берега и разогнался на небольшой волне, ветер засвистел в ушах, а в лицо полетели мелкие соленые брызги. Я прямо возрадовался – уже забыл напрочь как это, когда выходишь в море под парусом. Подумав немного, я двинулся в сторону открытого моря, где у линии горизонта виднелся один из барьерных островов.

Ветер дул встречный, к берегу, так что шел я, периодически меняя галсы. Прямо против ветра яхта ходить не умеет, а вот под небольшим острым углом вполне свободно с тех самых пор, как древние люди придумали косой парус. И двигаясь навстречу ветру зигзагом, что называется лавировкой, я летел по волнам. Настроение стало просто чудесным – у меня давным-давно такого не было, я словно в беззаботное детство вернулся.

Постепенно ветер менял направление – с южного на юго-восточный, а после еще и посвежел, усиливаясь, хорошо так задувая с востока. Я теперь шел курсом галфвинд – так, что ветер дул прямо перпендикулярно ходу лодки.

Усиление и изменение направления ветра мне не очень понравилось. Но кто ж знал, что именно этот заход ветра, с востока вдоль побережья, уже меньше чем через час спасет мне жизнь.

Примечания к главе 3

Описываемый швертбот, схема:

Он же, картинкой (фото из интернета, до момента как появится нарисованная к книге иллюстрация):

Глава 4

На порывах задувало уже весьма хорошо, так что мне периодически приходилось вывешиваться далеко за борт, повисая на откреночном ремне и рывком корпуса возвращая лодку на прямой киль.

Ветер упруго посвистывал в ушах, а я по-прежнему наслаждался моментом. И уже хорошо видел ближайший остров, который был километрах в десяти от берега. Хорошая такая офшорная тренировка получается, сходить двадцаточку километров туда-обратно.

Вообще, если думать трезво, как-то я… немного опрометчиво конечно в море вышел, особенно учитывая неожиданное усиление ветра, которого в прогнозе не было. Ну да ладно – телефон с собой, номер местной экстренной службы знаю, деньги на оплату работы спасателей тоже есть. Они тут, если не стихийное бедствие, бесплатно не работают. Это я в полученной на границе памятке советскому туристу прочитал.

Зеленая полоса берега была совсем рядом и я, погасив скорость, осмотрелся. На следующем барьерном острове неподалеку, как знал из путеводителей, находится Форт Массачусетс. Историческая достопримечательность – именно здесь произошел едва ли не первый акт гражданской войны Севера и Юга. Но до него еще столько же по расстоянию. Я повернул лодку и пошел в ту сторону, но после нескольких минут хода задумался – идти туда, или уже возвращаться обратно.

Изначально, по накатившей эйфории возвращения под парус, разогнался и хотел на этот форт с воды посмотреть. Вот только сейчас как-то склонялся все больше к возвращению. Ветер уже хорошо так усилился – над волнами то и дело мелькают белые барашки. Да и мышцы на задней поверхности бедра начинают побаливать, очень уж часто на кромку борта приходилось наваливаться, далеко вывешиваясь за борт.

Первый остров между тем остался за спиной – я сейчас шел через широкий пролив между островами. Не, все же хватит на сегодня, пора домой – бросил я последний взгляд на открытую воду Мексиканского залива.

Чистую линию горизонта нарушали очертания массивного сухогруза. На его фоне почти терялись несколько яхт, рыбачат наверное – здесь это одно из популярных развлечений. Еще одна моторная яхта, блистающая под лучами солнца, приближалась – на приличной скорости двигаясь в сторону берега.

Приняв решение – хватит на сегодня, я развернул лодку и тоже направился обратно к берегу. Через несколько минут мимо, поднимая высокую волну, проскочила на скорости блестящая под солнцем яхта. Дорогая лайба – с зеркальным остеклением рубки, площадкой для купания на корме, с отдельным местом для загара на носу. Которое не пустовало – там лежало сразу три девушки в купальниках.

Они лежали на животе и болтали ногами в ходе разговора, как я успел заметить. Яхта прошла совсем рядом, так что я хорошо рассмотрел лица (и не только лица) девушек, и даже смог разглядеть двух парней в рубке.

– Double ять, – только и прокомментировал я, увидев знакомую лохматую шевелюру. Мажор меня тоже увидел – когда яхта проезжала мимо, мы несколько секунд смотрели друг на друга.

Ну вот надо же такому случиться, а? Огромный континент, широкое побережье, большая вода. И ведь мало того, что встретил этого лохмача-сердцееда, так еще встретил в заведомо невыигрышных условиях.

Яхта уже обогнала меня, но я увидел, как лохматый мажор улыбнулся, поправив неизменные массивные очки в роговой оправе – только уже солнцезащитные. Я смотрел вслед и видел, как он двинулся в рубку. Почти сразу яхта погасила скорость, а чуть погодя начала разворот, полого накренившись и блеснув остеклением рубки под солнечными лучами. Явно мой лохматый друг управление на себя взял.

Громко хлопнул парус. Это я тоже уже повернул – обратно, в сторону острова, и шел теперь курсом прямо по направлению ветра. Лодка теперь летела, так что нос приподнялся над волной. Стало непривычно тихо, свист в ушах пропал – я теперь шел не против, а вместе с ветром, исчез и его бьющий в лицо напор.

Мне нужно успеть вернуться обратно к острову, там начинается мелководье. Мне пройти прямо к берегу хватит, а этим господам будет проблемой. В том, что лучше уходить, я не сомневался – я конечно чту заветы Господа нашего, что нужно подставлять под удар щеку, но у меня сейчас нет никакой возможности уйти под атакующую руку и со всем христианским смирением накинуть ответную двоечку в корпус.

Так что в этот раз лучше бы без меня.

Вот только вернуться к острову я не успевал – яхта развернулась, и уже летела в мою сторону. Серебристая лайба снова пронеслась совсем рядом. Опасно рядом, заставляя лодку ощутимо закачаться. Мелькнули мимо веселые лица девушек, устроившихся на носовой площадке для загара.

Одна из них – одна из блондинок «воздыхательниц» мажора, перевернулась с живота на спину, глядя на меня приподнявшись на локтях. А вот двое уже стояли у лееров: вторая блондинка и привлекшая мое вниманием в самолете похожая на Меган Фокс темноволосая красавица. Она сейчас прижимала бюстгальтер к груди рукой – видимо, загорала развязав тесемки на спине.

Интересно, что ж так юная красотка воспылала интересом к моей персоне, раз в таком виде к лееру подошла? Ответ на этот вопрос я получил, когда черноволосая красавица с пьяным криком размахнулась и кинула в мою сторону бутылку из-под шампанского. Почти попала – бутылка звучно чиркнула совсем рядом со мной по корме и улетела дальше в по воду. Почти попала. Я беззвучно выругался, поглядывая в сторону берега и оценивая расстояние.

Далеко. Реально далеко еще.

Яхта между тем снизила скорость. Серебристая лайба начала кружить вокруг меня словно акула, постепенно сужая круги. Поиграть захотели, надо же. На рубке какая-то суета, что-то готовят похоже. Блондинка и брюнетка на носу прыгают и что-то кричат в охотничьем азарте, третья девушка так и лежит, приподнявшись на локтях и наблюдая за происходящем.

Во время очередного сужающегося круга яхта снизила скорость с намерением перегородить мне путь. Я ждал этого: повернул руль и пригнувшись, перескочил под свистнувшим над головой гиком – поменяв галс и довернув вправо. Получилось, прошел у яхты под кормой. За спиной сразу же загудел двигатель, и поднялись буруны воды – серебристая лайба разворачивалась, чтобы снова меня догнать.

Похоже, умения в управлении лохматому рулевому недостаточно, что для меня приемлемо. Если дальше таранить и совсем жестить студенты не будут, в принципе у меня может получится скоро дойти до мели уже недалекого острова, куда серебристая лохань не зайдет. Дальше уже посмотрю, что делать. Хоть пару часов на острове пересижу, сейчас главное из этой поганой ситуации выбраться, выйти из этого крайне невыгодного положения.

Часто оглядываясь то на очень медленно приближающийся остров, то на разворачивающаяся яхту, чей рулевой видимо настроился снова разогнаться и пройти совсем рядом пугая меня, я почти не смотрел по сторонам в попытке набрать скорость. Но услышав испуганный девичий возглас, повернул голову – очень уж пронзителен крик был, на такой сложно не обернуться.

Посмотрел в сторону приближающейся яхты, потом глянул по направлению руки так и оставшейся лежать на площадке для загара девушки. Она сейчас, опираясь на один локоть, второй рукой показывала в сторону открытого моря.

– Ох ты ни…чего себе! – в полный голос произнес я.

На нас надвигалась огромная волна цунами. Еще неблизко, но даже отсюда высота водяного вала поражала. Десятиэтажный дом, не меньше. И волна уже подхватывала поднимающий корму сухогруз, который сейчас выглядел совершенно беспомощным во власти беспощадной стихии.

Лохматый мажор за штурвалом яхты волну заметил. Отреагировал мгновенно – набравшая скорость и летевшая в мою сторону яхта резко накренилась в повороте. При этом девушки на носу завизжали: лежащая поскользила, неуклюже извернувшись и схватившись за крышку люка, вторая блондинка упала на палубу.

Третьей, пьяной черноволосой красотке, не повезло больше всех. Она, обернувшись в сторону волны, не удержала равновесие: девушка стояла боком, держась за натянутые леера одной рукой, второй так и прижимая бюстгальтер к груди. Во время крутого разворота она невольно навалилась на натянутые стропы лееров, высотой едва доходящие ей до середины бедер, и через мгновение только длинные ноги выше головы мелькнули. Краткий миг падения, и подняв столб брызг красотка исчезла под водой. Плавать надеюсь умеет… ну да, держится вроде.

Серебристая яхта не снижая скорости продолжала разворот. Им подбирать эту вывалившуюся пьяную дуру, а мне пора бы уже спасать свою жизнь – меняя курс я повернул к надвигающейся волне и вывесился за борт, набирая скорость. И почти сразу громко выругался – серебристая яхта развернулась и полетела в сторону берега, оставив позади барахтающуюся в воде девушку. Подбирать ее они, похоже, даже не собирались.

Вернее, лохматый не собирался – я услышал отголоски криков, заметил прыгающую у рубки блондинку, явно привлекающую внимание к выпавшей за борт. Но яхта скорость не сбавляла, так и летя стремительно к далекому берегу.

Вопрос только – зачем? Огромную волну лучше попробовать преодолеть на открытой воде, до того момента как начнет появляться заворачивающийся гребень. Попробовать убежать от надвигающегося цунами и найти укрытие на берегу… спорное решение, мягко говоря. Если бы я был за рулем скоростной серебристой яхты, я бы тогда уж под защиту острова лучше двинул, пробуя его обойти.

Все эти мысли у меня промелькнули за считанные мгновения. Проводив взглядом удаляющуюся в сторону берега серебристую лайбу и высказавшись в духе министра иностранных дел Российской Федерации другого мира, я повернул руль, направляясь к барахтающейся темноволосой дуре.

В отличие от того лохматого существа, которое сейчас за рулем скоростной яхты, я как-то не могу пересилить себя и просто бросить человека на смерть. Пусть даже этот человек в меня бутылкой шампанского недавно кинул с оскорбительными криками, а сам я сейчас из-за этого пьяного тела рискую жизнью.

Теоретически я знал, что на швертботе и спортивной яхте можно тормозить, если быстрым движением повернуть руль до упора, резко поставив его плавник перпендикулярно ходу движения. На спортивной яхте – с экипажем из четырех человек, давным-давно во время тренировок сколько ни пробовал, у меня так ни разу не получилось. Тогда я бы юн и мне не хватало уверенной резкости движений – яхта не тормозила, а всегда начинала круто поворачивать. Сейчас же, на удивление, у меня получилось: плавник руля встал поперек хода движения, а яхта сразу же снизила скорость, словно педаль тормоза вжал. Парус заполоскало на ветру, а я протянул руку барахтающейся девушке.

– Быстрее!

Глаза у нее и так огромные, а сейчас от ужаса и вовсе как блюдца стали. В несколько гребков она оказалась рядом, попыталась забраться на борт. Ладони заскользили по гладкому пластику корпуса, зацепиться и самой забраться внутрь у девушки не получалось. Я, недолго думая, (да вообще почти не думая), подхватил ее одной рукой подмышкой, второй взялся за шикарные волосы и одним движением выдернул из воды как морковку из грядки.

Пронзительный крик боли полетел над водой. Мало того, что ей наверняка голову болью ожгло (дергал я ее со всем сочувствием), так она, вылетая из воды, еще и коленом о кромку борта ударилась. Очень больно, не спорю. Но как-то перед лицом надвигающейся смерти высотой с десятиэтажный дом, как мне кажется, это не очень существенно.

Воющая от боли черноволосая красавица сжалась в углублении кокпита, поджав ноги к груди. Я на нее почти не смотрел – внимательно наблюдая, как неотвратимо приближается высокая волна. Небольшая лодка сейчас показалась малюсенькой белой щепкой перед столь пугающе огромной массой воды – ну точно этажей восемь-десять, если с домом сравнивать.

Я конечно удивлялся, но время не терял – уже подобрал поймавший ветер парус и висел за бортом, откренивая лодку. Набирая скорость, я работал корпусом и шкотом с такой отдачей, как, наверное, не работают спортсмены в медальной гонке олимпийских игр. У них на кону медали, а у меня вероятность того что если не успею забраться на волну, то окажусь в мясорубке падающего гребня.

Если бы ветер продолжал дуть с юга, к берегу – как в тот момент, когда я выходил в море, у меня бы ничего не вышло: высокая волна закрыла бы от меня ветер и лодка потеряла бы скорость и управление. Но ветер сейчас дул вдоль надвигающейся огромной волны, причем ветер хороший, свежий. Так что сейчас, едва не зарываясь острым носом в воду, мой лазер уже оказался у подошвы волны и поднимался по крутому склону все выше и выше.

Мы шли вверх под все увеличивающимся углом. Выловленная из моря неожиданная попутчица, которая билась в истерике от страха и боли, начала понемногу сползать вниз, наваливаясь на мои ноги.

В одной руке у меня была палка удлинителя руля; в другой веревка шкота, который я использовал для удержания паруса в нужном положении. Сам я далеко за бортом, и в лодке у меня сейчас только ноги, которыми я цепляюсь за натянутый под моим весом ремень откренивания. И мне неожиданную спутницу не пнуть даже, приводя в чувство.

Пришлось кричать. Используя несколько экспрессивных выражений, я добился того чтобы подобранная невоспитанная красавица озаботилась сохранением устойчивого положения. После этого я снова закричал, уже без использования волшебства резких побудительных выражений:

– Держись, дура, или упадешь! За оттяжки возьмись, вон веревки синяя и зеленая!

Послушалась, хотя не сразу. Ах вот оно что, вот в чем причина – похоже, когда она падала за борт у нее бюстгальтер улетел. Поэтому и сползала потихоньку, потому что грудь руками закрывала.

Да, мне вот сейчас делать больше нечего, как ее сиськи рассматривать. Хотя посмотреть есть на что – поинтереснее, чем у Меган Фокс и до, и после пластики, мимолетно отметил я.

Невоспитанная красавица, кроме всего прочего, была хорошо пьяна. Меня она послушалась, но при этом послушалась не до конца: схватилась совсем не за те веревки. Не за жестко закрепленные в стопорах оттяжки, а взялась за резинку держателя на шверте. Картина, как она вместе с вытянутым из корпуса лодки швертом вылетает из вставшей сейчас на дыбы лодки и улетает вниз, у меня как вживую появилась.

– Нет-нет-нет! – снова заорал я. – Синяя и зеленая веревки! Да, да, за эти! И держись!

Послушалась. И кстати, замолчав было, она снова подала голос. Только если недавно девушка кричала от боли, сейчас завизжала от страха – когда обернулась и посмотрела вниз. Ну, в принципе, будь я здесь один я бы тоже может покричал, хотя бы из азарта – лодка уже близка к вершине волны, смотреть сейчас вниз точно не занятие для слабонервных.

Сам я к слабонервным не отношусь, но вниз все равно не смотрел, а смотрел вперед, на приближающуюся вершину волны. А вот пьяная полуголая попутчица, скорчившаяся в небольшом углублении кокпита и схватившаяся за пару веревок, смотрела вниз как зачарованная. Зря – находясь в маленькой лодочке на высоте пяти-семи этажей, без страховки, это очень страшно. Как будто сел на спокойный аттракцион, а тебя вдруг понесло далеко-далеко вверх в самое небо и безо всякой страховки.

Под громкий визг девушки мы перевалили через огромную волну и устремились вниз, словно по горному склону; гора только водяная. Скорость выросла невероятно – лодка летела, оставляя за собой белый пенящийся след. Травить парус я даже и не думал – к нам приближался второй вал волны. Пониже первого, но если его завернет в гребень и меня начнет там перемалывать, думаю это утешением совсем не станет.

Когда мы спустились с первого вала и оказались перед вторым, находясь в самой нижней точке, я вспомнил картины как Моисей переводилевреев через Красное море. Когда оно расступилось, и процессия шла между двух водяных стен – вот примерно так я себя сейчас и почувствовал, между двух огромных водяных валов. Только земли под ногами не было.

Вторую волну мы преодолели легче, чем первую. Нет, я все также висел на откреночном ремне, стараясь поймать побольше ветра и не дать лодке перевернуться, но происходило все чуть-чуть спокойнее. Все же во второй раз уже понятно, что это можно сделать; да и подниматься вверх уже было не так круто и далеко.

Третьего вала не было, мы просто преодолели несколько остаточных и относительно невысоких (после увиденного) волн. После этого я сел на борт и отпустил шкот, поставив лодку в дрейф против ветра. Парус сразу заполоскало, затрепало с громкими хлопками. Я выдохнул и посмотрел на руку, выставив ладонь перед собой.

Не дрожит, надо же.

Съежившаяся в углублении кокпита в позе эмбриона попутчица попыталась что-то мне сказать, но я из-за хлопков паруса ее не услышал. Сильно все же дует – ветер уже не просто посвежел, а серьезно крепчает. В прогнозе такого буйства не было – до вечера обещали три-пять метров в секунду, с усилениями до семи. Но сейчас поддувает очень прилично и явно больше, хороший такой крепкий порывистый ветер. Вот сейчас как бы и не на десятку дунуло – парус вообще хлопает непрерывно, ветер его треплет как Тузик грелку.

Громкие хлопки паруса заглушили голос неожиданной попутчицы, но не смогли заглушить иные звуки. И я сейчас обернулся на далекий остров и молча смотрел на сухогруз. Огромная махина корабля, который совсем недавно был довольно далеко, вместе со второй волной оказался выброшен на берег. Скрипящую сминаемым металлом тушу корабля перевернуло и только сейчас он замер, словно выброшенный на берег Левиафан.

Вдруг ощутил касание за локоть. Надо же, выловленная попутчица в себя от страха пришла. Пока я смотрел на погибший сухогруз, девушка выбралась из углубления кокпита, где до этого лежала скрючившись, упакованная как кошка в банку. Села на борт напротив, одной рукой прикрывая грудь, второй тронула меня еще раз и что-то сказала. Негромко, я опять не услышал.

У меня возник соблазн зеркально вернуть ей запомнившуюся фразу из самолета, с упоминанием испанского имени Хулио. Но я пусть и не отличаюсь тактом и приличным воспитанием, все же не такое хамло как она, поэтому сдержался. Просто посмотрел в глаза и вопросительно дернул подбородком. Пьяная красотка снова что-то спросила, я снова из-за хлопков трепещущего под ветром паруса не понял и показал на ухо.

– Не слышу!

– Ты можешь мне одежду дать? – громче переспросила девушка.

Я еще сильнее удивился.

– Тебя хоть кто-нибудь воспитывал вообще? – вопросом на вопрос ответил я.

Черноволосая красавица мой вопрос даже не поняла.

– Ты хоть одно волшебное слово знаешь? – задал я еще один вопрос.

Судя по взгляду, смысл поняла. И даже показала, что знает волшебные слова:

– Дай мне что-нибудь на себя одеть, пожалуйста!

Одеть – аж слух резануло. Надеть одежду, одеть Надежду – ну это же просто!

– Спасибо, Максим, что ты спас меня, рискуя жизнью! – громко сказал я девушке.

Попутчица даже вздрогнула. Похоже, мысль поблагодарить меня ей даже близко не приходила. Вот ведь – ни школа, ни родители элементарному не научили, приходится мне за них все делать.

«Причем безвозмездно, то есть даром», – с интонацией совы и мультика про Винни-Пуха подсказал мне внутренний голос.

Спасенная невоспитанная красавица на меня словно новым взглядом посмотрела. Опьянение, несомненно приличное, у нее уже улетучивалось, взгляд терял маслянистый блеск. Но вообще обстановка соответствующая, организм мобилизуется – если встретить вал цунами в море на небольшой лодке, бодрит весьма и весьма, гарантирую это.

– Спасибо, Максим! – раздельно произнесла темноволосая красавица.

– Пожалуйста, – преувеличенно вежливо ответил я.

Скинул страховочный жилет, бросив его в углубление кокпита и прижав ногой, потянул с себя гидрофутболку. Тонкая ткань плотно облегала тело, так что снял я ее вывернув наизнанку. Вывернул обратно, встряхнул и отдал девушке. Она, стараясь повернуться ко мне спиной, попыталась надеть плотную футболку.

Мокрая ткань слушалась плохо, девушка запуталась и едва не выпала за борт в попытке и удержать равновесие, и одновременно грудь от меня прикрыть. Нет, грудь конечно стоит внимания, но не понимаю зачем так активно ее закрывать – я уже и так рассмотрел вроде бы все-все-все с самых разных ракурсов.

К тому же когда гидрофутболка оказалась надета, отличий от голого тела практически не было – мокрая белая лайкра обтягивала ее грудь так, что в принципе ничего и не скрывала. Пока невоспитанная красавица поправляла плотную гидрофутболку, растягивая ее на себе, я вновь потянулся за страховочным жилетом.

И замер, осматривая собственные плечи и руки. Невоспитанная красотка меня о чем-то спросила, но я даже не слушал. Отпустив парус и руль, давая лодке возможность дальше дрейфовать по ветру, я в чувстве близкому к состоянию шока смотрел на свои руки. На кожу, совсем еще недавно чистую, и на которой сейчас проступали черно-багряные очертания агрессивной вязи татуировки.

Да не может такого быть. Этого просто не должно случиться – у меня еще как минимум несколько лет в запасе, – мысли в голове заметались, как шарик в автомате для пинбола.

На коже у меня сейчас проступала вязь рунного орнамента, созданного с помощью стихии адского пламени и защищающего от большинства видов агрессивных физических, магических и физико-магических повреждений.

В обычном мире – в моей прошлой реальности, как и в этой, татуировка просто не может работать – здесь нет Сияния. Сияния, или в просторечии магии, если грубо обобщать. А если я сейчас вижу татуировки, то это значит, что в этот мир открылся портал… нет, даже не портал, а скорее всего разлом.

Я примерно представлял, как возникает цунами – после того как на дне происходят тектонические сдвиги, взрывы, извержения вулканов и еще какая-нибудь хтоническая неприятность. Также я примерно знал, что первые порталы демонов должны открыться в районе Флориды. Кто б еще подсказал, что «район Флориды» – это плюс-минус тысяча километров.

Исходя из увиденного, я понял: сегодня произошла попытка открыть Разлом – многокилометровое ущелье, в глубине которого при накапливании энергии хаотично открываются порталы. Вот только прицел оказался взят не очень точно, и первый блин вышел немного комом, судя по всему. Разлом открылся на дне морском.

И это хорошо.

Понемногу приводя в порядок мысли, я внимательнее смотрел на татуировку.

В активном состоянии рунный орнамент антрацитово-черный, и окантовка агрессивной вязи должна заметно поблескивать отсветом багрянца. Сейчас же рисунок едва-едва виден. И это, хоть немного, но успокаивает – татуировка проявилась, но чуть-чуть, после эха Сияния, после несильного его отзвука.

Если рунный орнамент не начнет наливаться силой, значит можно будет пока выдохнуть – значит первый разлом, на дне моря, не удался. А одновременно несколько разломов открыть невозможно – слишком много энергии нужно для подобного. И если рунный орнамент не засияет, значит время на передышку и оповещение у меня еще будет. Если же орнамент оживет, это значит, что…

– Что? – не понял я того, что мне уже повысив голос сказала невоспитанная красотка.

– Мог бы мне жилет отдать. Я плохо плаваю! – сообщила мне она.

– Что отдать? – все еще витая в отголосках мыслей не до конца понял я, что она вообще от меня хочет.

– Жилет! Мне! Я плаваю плохо!

Подруга, то что ты плохо плаваешь – это совершенно маловолнующий меня фактор, мог бы сказать я. Но не стал. Мазнул по девушке безразличным взглядом, и не выходя из состояния глубокой задумчивости снова посмотрел на проявившиеся под кожей блеклые очертания рунного орнамента.

Ладно, пора делать что-нибудь – встряхнулся я. Недавний вопрос, как и вопросительный взгляд невоспитанной красотки, я проигнорировал.

– Голову, – произнес я, обращаясь к девушке.

Во ответном взгляде удивление и полное непонимание.

– Голову пригни! – рявкнул я.

Послушалась, склонилась вниз, вжимаясь в корпус лодки. Я повернул руль и подтянул шкот. Лодка, поворачивая, легла на курс к берегу. При этом гик стремительно перекинуло на другую сторону, так что он просвистел над моей головой – я тоже предусмотрительно пригнулся. С громким хлопком парус поймал ветер и остановился, удерживаемый натянутым шкотом.

Ветер задувал все сильнее и сильнее. Нахождение на лодке давно перешло из статуса «легкая прогулка» в «выход в море под парусом», теперь же находилось совсем близко к тому, чтобы перейти в следующий статус: «выживание».

Я сейчас даже к берегу по оптимальной прямой не могу лодку направить – дует так сильно, что я не удержу лодку. Ну или удержу, особенно если рядом с собой невежливую красавицу посадить, добавив веса возможности откренивания, но тогда есть неиллюзорный шанс получить сломанную мачту и порванный парус на сильном порыве.

После этого только грести, что мне не очень хотелось. Поэтому я шел приближаясь к берегу не по прямой линии, а двигаясь наискось, забирая все больше влево и удаляясь от Галфпорта.

Несколько долгих минут, ощущаемых гораздо растянутее обычного времени в обычных обстоятельствах, прошло в молчании. Я приноравливался держать лодку так, чтобы движение не превращалось в аттракцион выживания, но чтобы при этом мы все же приближались к далекому берегу.

Невежливая красотка сидела молча, и судя по всему представляла котел эмоций – от панического страха до злого раздражения по поводу моего молчания. Нижняя губа закушена, смотрит на меня со смешанными чувствами – то как барыня на холопа, то как преданная собачка на хозяина.

– Видела как гик над головой свистнул? – спросил я ее.

После вопроса девушка вздрогнула, но поняла о чем речь и кивнула почти сразу.

– Да.

– Если что-то случится, например мне попадет по голове, вырубит и я упаду за борт без жилета, тогда конец настанет нам обоим. Если вырубит тебя, то я не только тебя достану обратно, но смогу привезти на берег нас обоих. Это понятно?

– Да, понятно. Меня Алиса зовут.

Лиса-Алиса, надо же. Уж насколько внешне на Меган Фокс похожа, так и по имени совпало.

– Да мне плевать как тебя зовут. Ты уже отлично представилась, когда кинула в меня бутылкой. Была бы мальчиком, давно бы отхватила по лицу, может быть даже с ноги. Поэтому чтобы я не пожалел, что тебя подобрал, сиди тихо и делай все что я скажу. Ясно?

– Ясно, – пряча взгляд, ответила уже почти полностью отрезвевшая девушка.

Ну вот и хорошо, что ясно.

Была бы нормальной, кстати, могла бы и прощения за бутылку и за пьяные крики попросить.

Впрочем, мое отношение к невоспитанности красотки уже переходило на второй план. Ветер задувал все сильнее и я, если честно, уже начинал серьезно переживать за возможность без проблем добраться до берега.

Вернее, не «без проблем» добраться, а вообще добраться.

Глава 5

Алиса то и дело пристально на меня посматривала. Девушка определенно желала или поделиться мнением, или же задать много-много вопросов по ряду интересующих ее проблем. Но сдерживалась. Похоже, моя недавняя отповедь произвела на невоспитанную красавицу серьезное впечатление.

Вот часто так бывает, что вежливость за слабость принимают, а стоит жестко всечь один раз, как сразу уважение у собеседника появляется.

Алиса продолжала с немым вопросом смотреть на меня огромными глазами, но не отвлекала. Я на нее поглядывал периодически, мельком. Был занят управлением лодкой – ветер скучать не давал, периодически поддувало очень хорошо. Вскоре невоспитанную спутницу я посадил рядом с собой на борт, чтобы не висеть в откренивании. Сразу почувствовал, как она дрожит от холода.

Отвлекшись немного от паруса, внимательно посмотрел на девушку. Бледная, губы синюшные, зубы стучат. Ну да, как-то тридцать градусов на солнце к вечеру совсем уже совсем не тридцать, что в комплексе с повышенным ветром и мокрыми брызгами вот прямо бодрят-бодрят.

Температура воды была двадцать градусов, когда выходил в обед из яхт-клуба. Но одно дело, когда светит жаркое солнце, а другое как сейчас – к вечеру, под холодным дождем брызг. И если я еще с парусом работаю, мне почти не холодно, даже жарковато иногда, то ее явно морозит.

Снова отвлекся, отработав шкотом порыв ветра. Любая ошибка сейчас и яхта перевернется, а купаться ну очень не хотелось. А мне предлагали в яхт-клубе взять «лазер 4.7» с гораздо меньшим парусом. Нет, уперся, давайте стандартный – площадью семь метров. И думай теперь что с этой огромной простыней делать.

Будь я на другой яхте, даже более крупной, срубил бы грот, оставив один небольшой стаксель, еще и скрутил бы его, уменьшая площадь. Здесь такой возможности нет, парус всего один и никак его размер не отрегулировать. И если ветер будет дальше усиливаться, я рискую почувствовать себя как подросток, у которого на поводке массивный кавказский овчар решил пробежаться по полю и уже совершенно непонятно кто с кем гуляет.

По мере того как мы пусть не по прямой, но все же двигались в сторону берега, я периодически смотрел на предплечья, наблюдая за татуировками. Выглядели очертания рунического орнамента по-прежнему как застарелые и выцветшие партаки, что меня не могло не радовать.

Значит, даже если часть нечисти и демонов пришла в это мир, постоянной связи в виде действующего разлома или открытых больших порталов нет. А то, что у меня на коже – просто эхо Сияния.

– Максим, прости… – видимо молчать Лисе-Алисе стало невмоготу.

Говорить ей приходилось громко. Я травил парус максимально – до такой степени, что ветер ловил только задним его краем. И неработающая часть паруса уже давно громко хлопала, трепеща на ветру.

Понимаю беспокойство Алисы – если не понимать, что происходит, в таком шуме и вообще в такой обстановке находиться явно неуютно. Мягко сказано. Но если пробовать использовать площадь паруса полностью, то учитывая мои навыки лодку может просто унести как ураганом унесло домик вместе с Элли из Канзаса.

– Максим! – видимо решила, что я ее не услышал.

Реагируя на вопрос, посмотрел на девушку. В этот момент вспомнил, что на мне сейчас солнцезащитные очки и порадовался. Предсказать ее реакцию сейчас, если она увидит мои изменившиеся из-за Сияния глаза – демонические, с черной радужкой и красным вертикальным зрачком, я не берусь. Выпрыгнет из лодки от страха, и что с ней дальше делать?

Хотя не факт, что глаза у меня изменились – эхо Сияния довольно слабое. Но все равно хорошо, что я в темных очках – факт изменений лучше в одиночестве проверить.

– Что хотела?

– Мы можем прямо к берегу идти?

– Нет, не можем.

Глаза у девушки стали у кота из мультика про Шрека, поэтому я все же продолжил, поясняя:

– Ветер слишком сильный. Если идти прямо к берегу я лодку не удержу, давно под парусом не ходил. Или переворачиваться часто будем, или мачту сломает, тогда только до Нового Орлеана по ветру дрейфом. Мы сейчас по диагонали идем, видишь парус по заднему краю только ровный? Только тут в этом месте ветер ловит, его поэтому и треплет так. Лучше медленно, но верно, тем более что не люблю воду когда она холодная и мокрая. Через час, по идее, до берега дойти.

– Ясно, спасибо что объяснил.

«Как меня удивляют эти русские!» – как любил говаривать один мой знакомый конголезец. Когда я его однажды спросил почему, он мне ответил: «Вы как настоящие архангелы, вы даже убиваете с добротой и милосердием!»

Да, доброта моя просто безгранична. Настолько, что сейчас даже жалко стало эту бедняжку, которая меньше часа назад пьяно крича пыталась попасть в меня бутылкой из-под шампанского.

– Ты можешь позвонить? – снова спросила меня Алиса.

Конечно я мог позвонить – у меня телефон с собой. Причем телефон из местных реалий – небольшой кнопочный, противоударный и влагозащитный. Артефакт этой реальности, в моем старом мире ничего подобного нет. Нет не в плане исполнения, а в плане предназначения: у меня с собой телефон, обязательный к наличию и ношению любым гражданином стран Советского Союза.

Сим-карт здесь не было, как таковых, вместо них выдавался подобный базовый мобильный телефон, причем выдавался вместе с паспортом, в паспортном столе. И только с помощью этого телефона, работающим как электронный ключ, или в случае с электронным планшетом как точка доступа, был возможен выход в местный интернет. И позвонить я сейчас конечно мог, но…

Нам с Алисой, чтобы слушать друг друга, говорить приходилось громко, почти кричать. Поэтому я сначала немного подумал, но потом все же чуть наклонился к девушке и ответил так, как захотелось по первому импульсу.

– Сельская местность, разбитая дорога, моросящий дождь. Чавкая сапогами по грязи, впрягшись вместо лошади, по дороге тянет телегу утомленный похмельный мужичок. Оскальзывается, падает иногда. Мимо проезжает дорогой представительский автомобиль. Обгоняет, потом притормаживает и сдает назад, опускается стекло. За рулем молодая красивая девушка, и она спрашивает у мужичка: Do you speak English? Мужичок выпрямляется, вытирает пот со лба и говорит: Йес, ай ду. А хули толку?

Алиса сначала не поняла.

– Ты думаешь, нет сети? – догадалась она наконец.

– Мобильная по-любому упала, ты же видела какая волна прошла. Наверняка есть возможность экстренного вызова, но придется висеть на линии и ждать. И не факт, что принявший звонок оператор местной службы спасения сможет переадресовать твой звонок в Россию. Спутниковой связи нет, у меня общегражданский телефон, не как у мажоров из МГИМО. К тому же звонить придется тебе, я занят лодкой – а тебе телефон в руки я давать боюсь, или сломаешь, или потеряешь. До берега дойдем, там хоть обзвонись.

– Ясно, – на удивление покладисто кивнула Алиса, пропустив обе шпильки мимо ушей.

Я вдруг, несмотря на шум вокруг, отчетливо услышал, как выбивают дробь ее зубы. И внимательно посмотрел на девушку – у нее мало того, что алкогольная абстиненция, так и замерзла как цуцик. Может быть ей…

Зря отвлекся – пока рассматривал взъерошенную спутницу хорошо так дунуло, причем с заходом. Парус наполнился ветром, я не вовремя затупил и через пару мгновений лодку аж подкинуло кормой вверх и положило парусом вниз на воду. Причем так сильно и резко, что едва через нос не бросило в кувырке.

Я соскочил с борта вниз в воду спокойно, почти контролируя ситуацию. Даже перо удлинителя руля не отпустил, погрузившись с головой, но руку оставив над поверхностью воды. Так я аккуратно спрыгнул вниз с поднимающейся лодки, что даже очки не потерял. Алиса же завизжала, и не сгруппировавшись рухнула в воду неуклюже. Упала она спиной вперед и головой вниз, погружаясь полностью.

Вынырнув, девушка запуталась в веревке шкота, забилась в панике, пришлось на нее немного покричать.

– Не паникуй! Все в порядке! – отплевываясь, добавил я более спокойно.

Лодка лежала на боку, парус полоскался по волнам. Я потянул Алису за собой, проплыли к корме. Здесь оставил ее держаться за руль, а сам проплыл уже вдоль днища, к тому месту где в центре из корпуса торчал широкий плавник шверта. Дальше дело техники – забрался и встав на шверт, своим весом как рычагом заставил лодку вернуться в нормальное положение.

Мачта поднялась над водой как маятник, мокрый парус сразу же громко захлопал, а я рывком закинул себя в лодку. Помог выбраться из воды испуганной Алисе (аккуратно, не как в прошлый раз). После чего не торопясь расправил запутавшийся шкот, и мы вновь направились в сторону берега.

Алиса еще громко застучала зубами от холода и вскоре, уже совершенно наплевав на гордость и находящиеся между нами предубеждения, крепко прижималась ко мне в поисках капельки тепла.

Ветер, к счастью, больше не усиливался. Галфпорт, где у меня остался Кугуар на парковке, а также вещи и документы в отеле, давно скрылся из вида – высокие краны его порта даже не угадывались на горизонте, оставшись далеко справа.

Но берег был уже близко – я добрался, горжусь собой.

Левее нас виднелось широкое горло залива. Я помнил карту – это залив Сент-Луис, относительно небольшой, километров на семь углубляющийся в береговую линию. В иной ситуации я бы зашел в него и прошел дальше – чтобы на берег высаживаться уже в относительно нетронутых волной цунами районах. Но время уже к семи вечера, солнце уверенно катится к закату, раскрасив небо в стороне Нового Орлеана в кроваво-красные цвета. Вода еще под лучами закатного солнца бликует – багряная, как кровь.

Целое море крови.

Скоро совсем стемнеет, поэтому я направил лодку сразу прямо к берегу. Под громкие хлопки трепещущегося по ветру паруса подошел к пляжной линии, вытащил шверт, отстегнул руль. Спрыгнул в воду – здесь уже совсем неглубоко, вода ниже пояса. Потащил лодку к линии прибоя на пляже, но до конца не дошел.

– Вылезай, – махнул я рукой, после чего Алиса без задержки и без вопросов выпрыгнула из лодки. Надо же, какой покладистой стала.

Девушка хотела было направиться к берегу, но я ее жестом остановил: лодку, чтобы не испортить, нужно было вынести на берег на руках. Понятно конечно, что царапины на днище не самая главная проблема сейчас, когда берег захлестнуло волной цунами. Но все же трагичная катастрофа не повод плевать вообще на все.

Лазер, в теории, на руках можно переносить вдвоем прямо с мачтой. Вот только в Алисе я не был уверен – во-первых она босая, мало ли наступит на что запнется и уронит, во-вторых ее колотит по-прежнему, может и просто не удержать. Поэтому я попросил ее подержать лодку на воде, а сам высвободил из стопоров все веревки и поднатужившись, достал мачту. Перехватив ее, покачиваясь под тяжестью от напора дующего ветра, отнес ее и положил на песок пляжа.

После этого аккуратно вынесли лодку. Я отстегнул от мачты гик, вдвоем с Алисой быстро скрутили парус вокруг мачты. Невоспитанная красотка конечно образцовое хамло, но вроде сообразительная – ни разу не затупила, и все что я говорил выполняла быстро и четко. Не переставая дробно стучать зубами от холода.

И только после этого, под ее просящим взглядом, я достал из кармана телефон и разблокировал экран. Мобильной сети, ожидаемо, не было, доступна только опция экстренных вызовов. Но я, на самом деле, и туда звонить я сейчас не собирался – Алисе я солгал на воде, только чтобы ее успокоить.

Мы оба живы и здоровы, из повреждений – только ссадина на коленке Алисы, которая возникла во время экстренной эвакуации из воды в лодку перед лицом надвигающейся волны. Тысячи людей сейчас в гораздо более худшем положении чем мы, поэтому я не собирался занимать линию экстренной помощи только для того, чтобы девушка попробовала связалась с родителями. И этим, возможно, отняла бы у кого-то золотое время для спасения жизни. Когда я сообщил об этом Алисе, она открыла было рот, но чуть погодя подумала, и закрыла. Спорить даже не стала.

Аккуратно сложили парусное вооружение рядом с лодкой, которую поставили в неглубокую ложбинку на пляже. И только после этого я принялся предметно осматривается по сторонам.

Мы сейчас находились на большом пустынном пляже. Чуть дальше – идущая вдоль побережья двухполосная дорога, вдоль которой без аллейного порядка растут одинокие пальмы, а также большие и раскидистые дубы. Не такие густые как у нас в России, листва гораздо реже. И среди окружающей зелени то тут, то там белеют одинокие дома, не выше трех этажей. Хорошие такие дома, солидные особняки, выстоявшие под ударом стихии.

В престижный район похоже приплыли. Дома устояли, почти все деревья тоже, лишь несколько завалено. На дороге асфальт почти скрыт нанесенным песком. Далеко слева, ближе к горлу залива куда я не пошел, виднеется четырех или пятиэтажный кондоминиум, как называется это здесь. Кондоминиум, или жилой комплекс, как называлось это у меня в России иной реальности. Как здесь это называется, пока не знаю.

Ни в домах поблизости, ни в жилом комплексе неподалеку ни одного очага света. Ну, ожидаемо. Но в целом выглядит все не так плохо, как я ожидал. Дело, наверное, в барьерных островах – к берегу рассеченная ими огромная волна пришла уже не такой огромной, и не снесла здесь вообще все до основания.

– Пойдем, – бросив снятый жилет в лодку, махнул я Алисе.

Еще причаливая к берегу приметил удивительно как уцелевшую сине-белую вывеску магазина спортивных товаров неподалеку, на нее сейчас и ориентировался.

– Максим, – окликнула меня Алиса, догоняя. – Может посмотришь, появилась связь?

Это у нее от холода, интересно? Десяти минут не прошло, как вместе смотрели в телефон, который предлагал только экстренные вызовы.

Я остановился и выразительно глянул девушке в глаза. Потом вздохнул, достал телефон, посмотрел. Связь, ожидаемо, не появилось, что я и продемонстрировал Алисе.

Хотел было сказать, что опция глупых вопросов в общении со мной более не предусмотрена, но удержался – очень уж жалко девушка выглядит. Растерянная, босая, обхватила себя руками и трясется вся крупной дрожью.

– Пошли, – махнул рукой и не оборачиваясь, двинулся в сторону спортивного магазина.

Пересекли дорогу, осмотрелись. Здесь совсем недавно стояла пара придорожных построек – обе на сваях. Вот только одну смыло, остались лишь бревна с разным раскиданным вокруг мусором торчать. Второе здание, сам магазин, частично уцелело – только одной боковой стены не было, которая вместе с выломанными бревнами свай лежала поодаль.

– Is anybody here? – громко крикнул я, глядя наверх. – Есть кто-нибудь? – также громко повторил на русском.

Ответа не было. Или людей, вместе с продавцом, унесло вместе с частью здания, либо же они сами ушли отсюда после прохода волны. Лестницу наверх смыло, но совсем рядом, впечатанная потоком воды в крупные выстоявшие бревна свай, лежала на боку машина, частично заваленная мусором и плетками водорослей. С нее вполне можно перепрыгнуть на сохранившуюся часть внешней галереи магазина.

Поставил ногу на глушитель, залез наверх. Через открытое пассажирское стекло заглянул в салон. Как здесь в полицейских сводках говорят: «Крупный белый мужчина, на вид около пятидесяти лет». Мужчина на водительском месте, определенно мертвый – в машине набралось достаточно воды, так что голова его полностью скрыта.

Обернувшись, подал руку Алисе. Помог ей забраться наверх, показал пройти вперед. Девушка вместо этого заглянула в салон и коротко взвизгнула.

– Не надо туда смотреть, – запоздало произнес я.

Потянув за руку, я поднял Алису на ноги и поддерживая, провел ее вперед, так что она твердо встала на переднем крыле.

– Допрыгнешь?

Отвечать Алиса не стала. Качнулась, прыгнула – легко перелетев отделяющий нас от галереи метр расстояния. Невоспитанная, но сообразительная и спортивная.

Я собрался было прыгнуть на внешнюю галерею магазина следом за ней, но не стал. Осторожно присел, через приоткрытое пассажирское стекло просунул руку в салон, пошарил по обивке двери. Надо же, ручка стеклоподъемника есть. Покрутил, открывая стекло до упора. После лег на дверь и пролез внутрь машины, так что голова и плечи оказались в салоне. Аккуратно открыл бардачок.

– God bless the Second Amendment, – уважая традиции местных территорий, не удержался я от благодарности Господу за Вторую поправку, увидев матово-черную беретту с коричневыми щеками рукоятки.

Ни кобуры, ни запасного магазина в бардачке не было. Но и так в хозяйстве пистолет лишним совершенно не будет. Вылез из машины, достал магазин. Стандартный, на пятнадцать патронов, наполовину пуст. Вот такой я пессимист. Оттянул затвор, посмотрел наличие патрона в патроннике. Не было. Впрочем, если бы был, я бы не удивился. Америка же, южные штаты.

Перепрыгнул на галерею, после убрал пистолет за пояс шорт сзади и повернулся к ожидающей меня Алисе.

– А зачем тебе пистолет? – подрагивающим от страха голосом спросила девушка.

Смотрит на меня при этом как кролик на удава. Похоже, из тех людей, которые боятся оружия. Просто боятся оружия, даже если оно на них не направлено.

– Ты на каком факультете учишься?

– Я не… я школу только закончила.

– А на каком учиться будешь? В МГИМО же собралась?

Так и спросил: «будешь». Судя по риторике компании «мажоров», они предопределенно поступают куда родители скажут, а вопрос сдачи экзаменов для них вовсе не вопрос.

– Д-да. На факультет Международно-правовых отношений, – моментально ответила Алиса. Похоже, наличие у меня пистолета добавило ей плюс десять к скорости и полноте ответов.

– Ясно. Так вот скажи мне, товарищ Алиса, как будущий правовед-международник, чему ты только что стала свидетелем?

Губы девушки задрожали. Точно у нее иррациональный страх перед оружием, и ее сейчас потрясывает уже не от холода. Ответа на вопрос у нее, кстати, не оказалось.

– Ты только что наблюдала акт мародерства в моем исполнении, – произнес я. – И сейчас ты сама будешь совершать подобный акт, если смотреть на вопрос из юридической плоскости. Поэтому пока ты пойдешь искать одежду, чтобы прикрыть свои голые булки, я пойду вон туда к кассе, найду бумагу с ручкой и напишу записку, где кратко изложу обстоятельства нашего визита и пообещаю занести деньги за одежду, как только появиться возможность.

– Но ведь…

– Подожди, я еще ликбез не закончил. Оглянись и скажи, чего ты не видишь. Особенно туда посмотри, где Новый Орлеан должен быть.

Алиса оглянулась по сторонам. Солнце еще не ушло, готовясь нырнуть за горизонт, но на улице уже все залито багрянцем заката, и то что я хочу показать заметить вполне можно.

– Нигде не видно электрического освещения? – спросила девушка. – Темный берег?

Невоспитанное хамло, но все же сообразительная, я не ошибся в оценке.

– Правильно. Причем мы с тобой находимся в штате, где преобладает чернокожее население, среди которых много местных негров, что по-русски расшифровывается как не-гражданин. Конкретно сейчас, если ты обратила внимание на особняки и кондоминиум неподалеку, мы находимся в престижном районе, где похоже проживает в основном белое население. Дубы эти видишь вокруг? Южный дуб называется, символ старого Юга. Такие высаживали вокруг хлопковых плантаций, на которых рабы трудились. И есть вполне неиллюзорный вариант, что именно сюда уже совсем скоро придут банды лутеров-мародеров, с которыми нам лучше не сталкиваться, чтобы не попасть под выплеск исторической памяти черной классовой ненависти к белым. Хотя, абстрагировавшись от расовых проблем, я думаю не исключен вариант встретить и не озабоченную подобными вопросами бандитствующую шваль. И, если подобной встречи избежать не получится, то в таком случае лучше иметь при себе пистолет, чем не иметь. Именно поэтому я и взял оружие из бардачка машины, мне с ним спокойнее, чем без.

На самом деле я не только и не столько банд лутеров-мародеров опасался. Но сказать девушке честно о том, что из-за активизации татуировок боюсь встретиться не только с лутерами, но и со стаями нечисти или отрядами демонов, значит поставить под сомнение свое психическое здоровье.

– Но полиция…

– Какая полиция?! Тут побережье на береговой линии километров в двести к черту вымыло, в Новом Орлеане в ближайшие пять дней как минимум филиал апокалипсиса настанет, до таких районов где мы сейчас никакой полиции дела не будет. FEMA, или как тут у них федеральное МЧС называется, за пару дней точно ситуацию не исправит. Национальная гвардия раньше завтрашнего дня не появится, и то я в этом оптимист. Наши проблемы только начинаются, в море это еще цветочки были. Андестенд?

– Да, я поняла. А что такое МЧС?

Я мысленно выругался. Штирлиц из меня не очень, вообще не контролирую озвучиваемую информацию.

– По чрезвычайным ситуациям министерство.

– Понятно.

– Иди одежду себе ищи, только давай в темпе. Магазин точка притяжения, надо бы свалить отсюда побыстрее.

Не обращая больше внимания на девушку, я пошел к развороченному прилавку, у которого на полу валялась касса. В столе, в одном из ящиков, нашел пухлую тетрадку с записями и ручку, быстро набросал записку на русском и английском насчет взятых вещей. После этого сам двинулся в сторону завалов вешалок и стеллажей.

Все было мокрое, перемешанное, но я довольно быстро выудил себе футболку на вешалке-плечиках с моим размером. Хм, интересная двойная картинка-пиктограмма изображения людей, как на дорожных знаках. На первом изображении мужчина и женщина занимаются любовью, причем леди стоит наклонившись вперед, а джентльмен пристроился сзади. На второй картинке леди в платьице, а мужчина перед ней на коленях, протягивая разлетающиеся купюры. И текстом вопрос на английском: «Ты счастлив или женат?», причем слово «счастлив» написано под первой картинкой, слово «женат» под второй.

Старая добрая Америка, узнаю тебя без грима.

– Какая сексисткая мерзость! – совершенно искренне возмутился я, надевая футболку.

После этого вытащил из груды вещей непродуваемую и непромокаемую куртку с высоким горлом, на флисовой подкладке. На ночь погреться пойдет – на улице тепло, градусов двадцать. Если не на ветру ночевать, то просохнуть и будет вполне комфортно.

– Не смотри, я переодеваюсь, – произнесла откуда-то сзади Алиса, про которую уже забыл.

Вот не сказала бы, нужна бы она мне сто лет в обед была. А как сказала, так сразу появилось желание обернуться и посмотреть, что же там происходит под шуршание одежды.

Пока Алиса переодевалась, я нашел в куче аксессуаров ремень. Шорты у меня не пляжные, а для яхтинга – плотные и до колен, с карманами, есть петли для ремня. Без ремня держатся отлично – на боках стягивающие резинки, но вот чтобы убрать за него пистолет ремень лишним точно не будет. Помню как-то в юности шел по Купчино, мимо ехала патрульная машина, и у меня ровно в этот момент пистолет сзади из-за пояса выскочил и свалился вниз, в шорты. У меня тогда получилось удержать его между ног, причем почти не меняя шаг – и все это под пристальным взглядом полицейского. Запоминающийся, надо сказать, момент, повторять даже без патрульной машины не хочется.

– Все, можешь оборачиваться, – произнесла Алиса, про которую с воспоминаниями и настройкой ремня чтобы пистолет держал я опять забыл.

Обернулся, посмотрел. Ну, стандартный для побережья вид – короткие джинсовые шорты, белоснежный топ, белоснежные же кроссовки, в руках плотная толстовка с капюшоном.

С белым цветом она, конечно, погорячилась. Ну да не мои проблемы, говорить о том, что на сером и черном грязь хуже видна я ей конечно же не буду.

– Держи, – протянула мне мокрую гидрофутболку девушка. Футболку я оставил в магазине – по улице в такой ходить не очень удобно, это ведь для того чтобы по волнам рассекать, на швертботе или на доске. Как повседневная одежда не очень.

Выбрались из магазина спортивных товаров, пошли по размытому газону, обходя глубокие лужи и кучи мусора. Откуда его столько взялось здесь, непонятно. Хотя если подумать – волна прошла вперед, продвинувшись далеко вглубь побережья, а после отступала обратно в море, забирая с собой много всего разного.

Пройдя метров триста от побережья, я остановился под сенью дуба, раздумывая куда дальше. Слева, совсем неподалеку, белеет в подступающей темноте особняк. По виду дворцовая усадьба самая настоящая, как Белый дом, только в миниатюре. Справа два вполне обычных дома – один, судя по всему, снесло со свай и проехавшись вместе с волной, он врезался во второй. Вокруг громоздились кучи мусора, несколько перевернутых машин.

Солнце уже зашло, но видно все отлично – на небе уже появилась полная луна, освещая все вокруг призрачным серебристым светом. Знаменитые южные дубы, кстати, в лунном свете выглядят необычно: на многих деревьях с ветвей вниз свисают клочья или лиан, или плюща, черт знает как это называется. И раскидистые деревья в разбавленной лунным светом темноте выглядят живыми. Впечатление, словно мы в оживший фильм ужасов попали. Нуар вокруг, самый настоящий.

Судя по тому, как темноволосая невоспитанная красавица вцепилась в мой локоть, у нее это впечатление гораздо сильнее. Мне-то что, я с темной нечистью нос к носу сталкивался, мне что катаклизмы, что эти дубы…

– Туда, – махнул я рукой в сторону нагромождения из двух простых домов.

– Почему не туда? – спросила Алиса, показав в сторону белого особняка.

Вопрос ее я проигнорировал. Хотел было ответить, но в памяти появилась картинка воспоминаний, как эта сейчас такая испуганная и дрожащая от холода и страха девушка совсем недавно кидалась в меня бутылкой с катера. С ругательствами, которые вслух в приличном обществе не произнесешь.

– Ты идешь?

– Да, – не стала девушка задавать больше вопросы.

Бутылку шампанского я не забыл, но морально топтаться на ее чувствах сейчас не собирался. Когда оппонент слаб и жалок, в этом нет никакой чести.

«По прошествии времени преступник забудет причину своего преступления, поэтому лучше всего сразу его казнить», – тут же озвучил внутренний голос цитату из кодекса самурая.

Ой да заткнись ты, умничать тут будешь, – мысленно выругался я сам на себя, направляясь к заваленным намытым хламом домам. Обойдя остатки смытого волной и частично сложившегося дома, зашли во второй, устоявший на сваях. Я опасался найти здесь мертвых людей, но дом оказался пуст. Все же волна ударила после обеда – в то время, когда жители еще в основном не дома, а еще на работе.

Этот уцелевший дом не стоял на сваях словно на куриных ножках – как большинство домов у самого берега. Но первый этаж здесь был хозяйственным – гараж, беседка, мастерская. Все завалено мусором, в пустом гараже на две машины стоит вода. На втором этаже несколько стекол выбито – от удара второго дома, но с обратной от берега стороны обнаружилась уцелевшая сухая комната. Судя по розовому одеялу и плакатам на стенах, принадлежит девочке-подростку.

– Располагайся, – взял я за руку Алису, проводя в комнату. Девушка в коридоре была явно дезориентирована, шла выставив руки и глядя невидящим взором широко раскрытых глаз. Тыкалась бы как крот, если бы я ее не провел.

– Как ты здесь видишь вообще? Еще и в очках? – не выдержала вдруг она.

Хм. Интересный вопрос, я как-то не обратил внимания. Ну вот так, вижу: во мне, похоже, вместе с эхом Сияния проснулась частичка демонической сущности. Поэтому темнота для меня как для кошек, серыми красками раскрашена.

Или же это дело не во мне и не в Сиянии, а у этой слепошарой подруги просто куриная слепота, или как там называется неумение быстро привыкать к изменению естественного освещения. Хотя я в темных очках, так что без некоторых изменений моих возможностей точно не обошлось.

Оставив Алису в «розовой» комнате, прошел в соседнюю, с разбитым окном. Вытащил оттуда в коридор комод и небольшой стеллаж, и сбросил их на лестницу вниз по ступеням вниз так, что они встали в распорку. Выбитое окно комнаты смотрело прямо на остатки разломанного и сложенного дома, по которому в принципе сюда можно было забраться. Поэтому разбитое окно я перегородил большим шкафом, уронив его, так что через это окно влезть без шума не получится.

Полностью мои манипуляции конечно возможность попасть на второй этаж не перекроют, но, если кто-то ночью попытается подняться к нам, я хотя бы заранее это услышу.

Кухня в доме была на первом этаже – куда я с трудом спустился через свою же баррикаду. Холодильник не работал, да и продуктов там оказалось мало. Взял пару готовых гамбургеров в магазинной оберточной бумаге, молоко, нашел в кухонных шкафах кукурузные хлопья, бросил в пакет с едой глубокую тарелку, ложку.

Когда нашел внизу зеркало, снял очки – глаза нормальные. Отлично, просто отлично. А то ориентируясь в темноте в солнцезащитных очках внимание привлекаю и вопросы провоцирую, не без этого.

Возвращаясь на второй этаж, перелез через баррикаду, отметив места куда надо еще хотя бы кресло бросить, вернулся в «розовую» комнату. Алиса уже забилась в угол между стеной и кроватью. Сидела на полу, поджав колени к груди и обхватив их руками.

От еды девушка отказалась. Подойдя к окну, я задернул занавески наполовину и сел на подоконник, начиная ужин. Так чтобы и за улицей следить-наблюдать, и чтобы мой силуэт вдруг не увидел никто.

Неспокойно мне как-то – отметил я, жуя холодный гамбургер. Потому сюда и пришел, а не к людям. Понятно, что гораздо комфортнее было бы переночевать в жилом комплексе кондоминиума, который с берега видели, или попробовать попроситься на ночлег в дворцовый особняк неподалеку. Массивное здание, наверняка там на втором этаже все в порядке.

Но предчувствие меня от этого останавливало.

Вроде бы здесь другой мир, совсем другие соединенные, вернее в этом мире разъединенные штаты, но все же чувствую, шестым чувством, назовем это так, что добром случившееся не кончится.

Американцы парни увлекающиеся – золотой середины у них нет. Они, даже в благополучном своем обществе, то исполнившую в Унесенных ветром роль Мамочки актрису на премьеру не пускают, потому что для черных по законам штата должен быть отдельный зал, то Унесенных ветром из списков к показу вычеркивают, как расистский фильм, при этом вводят обязательные культурные расовые квоты.

Здесь же, в этом мире, где под эгидой ООН существует институт негров, не-граждан, вообще опасаться уличных беспорядков велело само Провидение, как тут говорится. В общем, в особняке или кондоминиуме было бы комфортнее, но по моему разумению лучше перебдеть, чем недобдеть.

Послушав немного тишину за окном, я повернулся к Алисе и заговорил негромко. Хотя голос мой звучал пусть и негромко, но в полной тишине был хорошо слышен:

– В особняк тот мы не пошли, потому что он со всех сторон такой красивый виден. И если в этом месте появятся мародеры, вооруженные мародеры, то именно туда они придут в первую очередь. Может быть это перестраховка, но мне кажется лучше провести ночь пусть не в очень комфортных условиях, зато в относительной безопасности.

– Вот это время отклика у тебя, – прокомментировала Алиса, намекая на то, что вопрос свой задавала еще четверть часа назад, когда мы под сенью дуба стояли осматриваясь.

Голос у нее уже не дрожит, похоже понемногу в себя приходит. На едкий комментарий приходящей в себя девушки я внимание не обратил, продолжил:

– Километрах в десяти от берега проходит десятая федеральная магистраль.

Дорогу эту я помнил – мог по ней сюда добраться, если бы через Таллахасси поехал.

– Это самая крупная дорога наюге, идет из Флориды до Техаса и дальше. Надеюсь трасса в порядке – и тогда на ней наверняка мы найдем пусть не помощь, но попутку до Орлеана, или лучше до Мобайла.

– Почему лучше?

– В Орлеане наверняка задница сейчас. Там водохранилище большое, если волной затворы разрушило, уровень воды поднимется и город надолго затопит. В Орлеане нам по идее надо в советское посольство, но, если они сами будут на крыше сидеть, нам вряд ли помогут.

– В Новом Орлеане нет посольства, только торгпредство.

– Да без разницы, все равно думаю лучше в Мобайл направиться.

– В Мобил.

– Что?

– На русском он Мобил называется.

– Как скажешь. Там наших думаю нет, но если проехать вглубь материка в Джексон, в столицу штата, скорее всего найдется хоть какое-нибудь советское представительство. А из Мобайла… ничего что я на английском, ду ю андестенд? Из Мобайла до Джексона полтора часа езды. Так что завтра как рассветет, пойдем на север к магистрали.

– Почему ты так уверен, что Новый Орлеан затопит?

Отвечать я не стал. Был в этом мире здесь разрушительный ураган Катрина, не был – не знаю. А если даже и был, Катриной он вряд ли назывался. Зато знаю точно, что тогда бедствие парализовало город, вернув его в средневековье – полиция самоустранилась, а спасательные службы показали свою несостоятельность. Как в этом мире было и будет, точно предсказать не берусь, но смотрю без оптимизма.

Алиса ничего больше не спрашивала, сидела молча. Так и забившись в уголок. Доставать ее оттуда или укладывать на кровать я не собирался. Симпатии к ней не испытываю, чтобы ухаживать, на дворе не зима, температура комфортная – как ягодицы на полу отсидит, самостоятельно на кровать залезет.

Сам же я спать не собирался. Если только подремать, сидя на подоконнике в состоянии готовности, когда мгновенно просыпаешься от любого постороннего шороха и звука. В полной тишине прошло минут, наверное, десять. Я уже не смотрел на улицу, а прикрыл глаза и отдыхал, освободив голову от мыслей.

– Ты видел вертолет?

Услышав вопрос Алисы сначала не понял, правильно ли я понял сказанное.

– Видел ли я вертолет? – переспросил на всякий случай.

– Да, видел ли ты вертолет? – в голосе девушки послышались нотки раздражения. Опять ее хамская натура проявляется. У нее похоже на холоде активность снижена, а как только становится теплее, сразу расцветает цветочек аленький.

– Видел ли я вертолет когда и где? – так и не понял я, чего она от меня хочет.

– Когда мы на большой волне были и потом, позже. Из порта Галфпорта вертолет не взлетал, ты не видел случайно? – пояснила Алиса.

Вот оно что! – понял вдруг я причину того, что лодка так резво развернулась в сторону берега.

– То есть твой лохматый друг не стал за тобой возвращаться, потому что в порту вас ждал вертолет и он, увидев приближающуюся волну, поторопился спасти свою шкуру?

Отвечать Алиса не стала. Несколько минут просидели в молчании.

– Да, мы на вертолете прилетели вчера, – вдруг сказала она, когда я уже забыл о ней и снова прикрыл глаза. – В порту вертолет нас должен был ждать, чтобы забрать после морской прогулки. Когда мы возвращались, как раз незадолго до…

Девушка замялась.

– Незадолго до того, как вы увидели меня, и ты красиво показала свой уровень воспитания и культуры, – помог я ей с определением.

– Да, до того момента, как тебя увидели, мы сообщили что подходим к берегу, и вертолет должен был быть готов к взлету.

– Ну да, имеет смысл, особенно если у твоего лохматого друга на тот момент еще как ты говоришь связь была. Да, а вертолета в небе я не видел. Хотя это не значит, что его не было, и твой друг туда не успел.

– Альберт мой брат.

– Брат? Какая прелесть. У вас прекрасная семья.

– Сводный брат. Мой отец…

– Божечки, да мне все равно кто твой отец, можешь дальше не рассказывать, – я сладко зевнул. – Посиди пожалуйста молча до утра если можешь.

Алиса замолчала. Потом засопела громко, обиженно.

Мне на чувства девушки было наплевать – свои человеческие качества в мою сторону она уже отлично продемонстрировала.

Так, стоп.

Со всем этим стихийным бедствием я как-то упустил, зачем я вообще здесь, зачем сюда приехал. И отец девушки, которая может себе позволить летать в яхт-клуб на вертолете, пригодился бы как тот человек, который готов выслушать меня хотя бы из чувства благодарности.

Опять я импульсивно выступил, ну да фарш обратно не провернешь.

Да и ладно, черт бы с ним. Завтра будет новый день, будет и новая пища. Как говорится, если вы на всеобщем обозрении в гостях пролили соус на белоснежную скатерть и желаете, чтобы все поскорее забыли об этом конфузе, встаньте и громко назовите хозяйку тупорылой дурой.

Это я к тому, что раз тут вокруг столь нездоровая канитель начинается, что может быть ночная обида лисички Алисы завтра станет для нее совсем малозначимым фактором.

Глава 6

Ночь прошла тихо и спокойно. Настолько спокойно, что я расстроился – думая о том, что сильно перебдел с этими заваливаниями лестниц с окнами.

Солнце взошло около семи утра. Я к этому времени – еще когда темноту разбавили предрассветные сумерки, уже позавтракал, умылся и даже зубы почистил. Щетки зубной правда не было – вернее, в ванной комнате были, но чужие, пользоваться ими не стал. Так, пасту пальцем по зубам потер, после рот прополоскал.

Насыпал в глубокую миску хлопьев, залил молоком, сунул ложку и отнес в комнату. Алиса с пола на кровать все-таки ночью перебралась и не раздеваясь залезла под розовое покрывало. Заснула она далеко после полуночи, до этого долго ворочалась.

Девушка еще спала, но беспокойно – я слышал, как еще она негромко постанывает. Не исключено, что кошмары снятся. Да и дышит с трудом, явно насморк после вчерашнего.

Поставил тарелку на тумбочку рядом с кроватью, постучал по краю ложкой. Никакой реакции.

– Wakey wakey, eggs and bakey, – приспустив покрывало, потрогал я девушку за плечо.

Алиса вздрогнула так, что аж подскочила. Замолотила ногами, подталкивая себя к изголовью кровати, подтянула покрывало к груди. Ошалелым взглядом посмотрела на меня, заозиралась вокруг, пытаясь понять где находится и что вообще происходит.

Заговорил я, когда судя по взгляду девушка поняла кто она и где, а также вспомнила, что случилось вчера.

– Завтрак, – показал я ей на тарелку. – Давай умывайся в темпе, завтракай и пойдем.

Кивнув, Алиса еще раз, уже осмысленно осмотревшись по сторонам, соскочила с кровати. Пошла в ванную, быстро умылась (молодец), вернулась в комнату.

– Я готова, пойдем.

– Поешь.

– Я не хочу.

– Дело не в желании. Дело в самом необходимости завтрака. У тебя и так характер проблемный, а от голода все неприятные черты могут обостриться. Давай, как в садике ела, ложечку за…

– А ты не охамел?

– Воу-воу. Что, прости?

– Ты нормально разговаривать можешь?

– С кем? – я осмотрелся по сторонам. – С тобой?

– Ну а с кем еще?

– Так я с тобой вообще предельно вежливо разговариваю! Гораздо лучше, чем ты этого заслуживаешь, между прочим.

– Знаешь, что? Пошел-ка ты на…

Сказав куда, Алиса даже рукой направление показала.

– … нашелся тут мне (уточняющее междометие), вежливый моралист-воспитатель (уточняющее междометие), учить он меня тут будет, (уточняющее междометие)! – выдала совсем некрасящую юную девушку тираду Алиса.

Более того, на этом она не закончила, и все еще продолжала. Только волнение и возмущение чернобурой лисички было уже настолько сильным, что если сначала она использовала обсценную лексику для связки фраз в предложениях, то после непечатная форма в ее экспрессивном монологе начала преобладать. Сейчас же Алиса и вовсе перешла на личности, выдавая мне и моим поступкам довольно грубые оценочные суждения и характеристики.

– А ты не боишься, что я тебе сейчас нос сломаю? – спокойным тоном поинтересовался я, поймав паузу в ее ярком монологе.

Девушка запнулась на полуслове и принялась лихорадочно размышлять.

– Нет, – чуть погодя покачала она головой, внимательно глядя мне в глаза.

Ну да, сообразительность у нее никто не отнимал.

– Правильно не боишься, – вздохнул я. – Но когда ты сейчас пойдешь по пути к людям, помни что не все такие как я, и всего одно неосторожное слово тебе может стоить здоровья, как физического, так и психологического. А может быть даже и жизни, так что береги себя. Юг там, – ткнул я за спину на стену в сторону моря, а потом показал на противоположную: – Я пойду на Север, это туда. А нахер, это на все остальные стороны света.

Не говоря больше ни слова, зло сверкнув взглядом, Алиса выскочила из комнаты и направилась к выходу. Лестницу я так и не освободил от завала из мебели, поэтому услышал, как она с совсем неблагозвучными комментариями пытается выбраться. Судя по вскрику боли и звонкому шлепку падения, не очень удачно. И сразу после этого в мой адрес снова полетели приветы и проклятия.

Я только посмеивался, сидя у приоткрытого окна.

Найденного молока в пачке было совсем мало, так что разделив его на две порции, завтраком я себя обделил. Сейчас наверстывал, решив заточить и предназначенную девушке порцию кукурузных хлопьев. Она, как я и полагал, покинув дом направилась в сторону особняка – сейчас хорошо видному среди деревьев на расстоянии примерно метров в триста-четыреста. Шла девушка, огибая лужи и груды нанесенного мусора, слегка прихрамывая.

Сам я в этот момент думал. Наличие гири в виде спутницы исчезло, поэтому я могу вернуться в Галфпорт, забрать свои деньги и документы. Если гостиница уцелела, в чем я очень надеюсь. А после, например, двинуть в Новый Орлеан – в то же советское торговое представительство. Да, вчера я туда не собирался, но. В городе сейчас явно непросто, и наверняка в торгпредстве будут собираться простые советские люди, как волонтер там точно лишним не буду. И, чем черт не шутит, может получится найти нужные знакомства.

Хотя сейчас это второстепенное, я прежде хотел бы предложить в помощь свободную пару рук. С такими мыслями я уже почти доел кукурузные хлопья, как вдруг со стороны особняка послышались выстрелы: сначала громыхнуло дуплетом, потом протрещало пара коротких очередей, захлопали пистолеты.

Алиса, которая проделала до особняка три четверти пути – среди дубов я видел ее белую толстовку, остановилась.

– Спрячься где-нибудь, дура! – прошептал я, как будто она могла меня услышать.

Мысль передать не получилось – девушка замерла, оцепенев то ли от страха, то ли от поражения секундной тупостью, победившей всю ее прежнюю сообразительность. Ну да, она же только одного вида оружия боится, а тут звуки выстрелов и сразу столько – наверняка сейчас смотрит стеклянным взглядом как кролик на расправившую капюшон кобру.

– Хана котенку, – негромко прокомментировал я.

С бокового крыльца особняка появился чернокожий парень – в шортах, красно-белой растянутой майке и с бейсбольной битой в руке. Он что-то крикнул Алисе, и только после этого она попятилась. Не побежала, именно попятилась. При этом она что-то спрашивала приближающегося парня, он ей отвечал. Вроде дружелюбно, улыбаясь и широко разводя руки.

При этом фактор биты в руках оба игнорировали. Молодой чернокожий парень улыбался как ни в чем не бывало, а молодая дура как ни в чем не бывало оставалась на месте.

Вот сообразительная вроде девушка, неглупая. Но сейчас действительно как кролик перед удавом вообще ум потеряла – ей бы бежать, причем в мою сторону, были бы шансы. А так, когда чернокожий парень подошел ближе и без замаха двинул девушке в печень, я даже не удивился.

По-моему, в этой ситуации из нас троих я единственный не удивлялся: упавшая на колени Алиса, судя по положению тела явно безуспешно пытаясь вдохнуть, определенно поражена случившимся. Чернокожий парень, судя по жестикуляции, также удивлен, но приятно – наверняка думал, что за девушкой придется бежать.

Схватив Алису за волосы, он рывком поднял ее на ноги и пинком направил в сторону особняка. Пока дошли до бокового крыльца, он успел пнуть ее еще несколько раз – причем два раза заставляя быстрее вставать, когда девушка падала.

Я за это время доел кукурузные хлопья, облизнул ложку и понес миску на кухню. Мыть не стал, в раковине оставил.

– Спасибо этому дому, – произнес я вслух и направился к выходу.

Выходил на улицу не с той стороны, которую можно рассмотреть из особняка. Внизу, на разломанной летней кухне, перемешанной с полками мастерской, немного задержался. Мое внимание привлекли разбросанные инструменты, среди которых я выцепил взглядом и выудил из кучи красную монтировку.

Тяжелая – а тяжесть, это как известно не только хорошо, но и надежно. Сразу стрелять мне не хотелось, и, если появится возможность решить дело тихо, монтировка для этого пусть не лучший, но вполне подходящий аргумент.

Оказавшись на свежем воздухе осторожно осмотрелся. Пользуясь кучами нанесенного водой мусора как укрытиями, направился в сторону особняка – двигаясь не по прямой и чистой поляне, по которой шла Алиса, а обходя здание по широкой дуге.

Перебежками, стараясь не привлекать внимания, добрался до невысокого, но массивного каменного забора. Перелезать не пришлось – целые секции вымыты и валяются неподалеку.

Еще одна перебежка, и я оказался у лежащего на боку грузового контейнера. Стандартного, коричневого – как на фурах и на кораблях возят. С корабля, наверное, он сюда и приплыл; либо же с какого-нибудь грузовика-большегруза, которого с дороги вчера волной снесло. Не суть важно – главное, что контейнер сейчас закрывает меня от чужих взглядов.

Последние метров тридцать до особняка, на торец которого я сейчас смотрел, незамеченным из окон не преодолеть никак. Ну, раз уж сюда пришел, не уходить же. Рывок, и я уже у двери, в которой совсем недавно скрылись Алиса и чернокожий парень. Поднявшись по крыльцу, аккуратно приоткрыл дверь, заглянул. Никого. Но поодаль слышны девичьи крики и шум борьбы.

Бесшумно зашел внутрь, скользнув в приоткрытую дверь. Оказался я сейчас в служебном помещении, совмещенном с кухней, скорее всего. На полу лужи воды, сдвинутая мебель, раскиданные коробки и ящики – судя по всему помещение хозяйственное, что-то вроде кухонного склада.

Девичьи крики стали тише, зато громко послышался характерный мужской вой; почти сразу же раздался дробный перестук шагов, потом звук удара, оплеухи вернее, теперь уже сопровождаемый девичьим взвизгом.

На меня никто не выскочил, но картина ясна: Алиса смогла вырваться, скорее всего сумев ударить коленом в уязвимое мужское место, попыталась убежать, но получилось это у нее плохо.

Я прошел к следующей двери, держа в правой руке найденную в машине беретту, в левой монтировку. Заглянул – эта дверь ведет в жилое помещение для персонала особняка, похоже. Комнаты находятся с обратной стороны дома, волна сюда не заходила, даже луж на полу почти нет.

Мокрая Алиса, которую по полу как раз-таки и протащили, бьется на диване, пытаясь сопротивляться. Руки перехвачены за спиной, мычит, уткнувшись лицом в грязную подушку. Но дергается активно, чернокожий молодой парень в растянутой длинной майке удерживает ее с трудом. Колоритный персонаж: длинные дреды, красно-белая баскетбольная футболка «Хьюстон Буллз», приспущенные на середину задницы шорты и высокие кроссовки-сникеры от фабрики «Динамо».

Настоящий нигга-бразза, как с картинки.

Я не зря осторожничал – совсем рядом с борющейся парочкой, у стола, стоит прислоненная штурмовая винтовка неизвестной мне модели. Очень похожая на FN FAL (я таких в Африке повидал на руках у местных), но с неуловимыми отличиями. Выглядит винтовка по состоянию также, как и привык видеть Африке: деревянные приклад и цевье потемнели от времени до грязно-коричневого цвета. Не была чистой с момента поступления в войска, похоже. Обратил внимание на магазин, несуразно маленький – похоже патронов на десять всего.

Винтовку я осмотрел мельком – сам уже, бесшумно ступая, приближался к дивану, где сейчас двое молодых людей спорили за возможность полного доминирования самца над самкой.

На меня сейчас привычно, как бывает во время серьезной опасности, накатило абсолютное ледяное спокойствие. Совершенно никаких посторонних мыслей, мгновенная реакция и необычайная легкость в теле.

Чернокожий парень уже почти сломил сопротивление выдыхающейся Алисы и сейчас тянул с нее вниз шорты. Я, на ходу переложив монтировку в правую руку, без затей размахнулся и ввалил ему по ребрам. Упал черный парень как подкошенный, сначала на диван, потом скатившись на пол, раззявив рот в бессильной попытке вздохнуть. Чтобы он пока так и продолжал молчать, я еще добавил ему ногой в живот.

Сразу после этого бросил монтировку на диван, собрался перевернуть Алису, но она уже отползла, почувствовав, что удерживающая ее хватка пропала. И сейчас ошалело смотрела на меня. Из вещей на ней остался только один кроссовок и спущенные на бедра джинсовые шорты, которая она сейчас безуспешно пыталась надеть. Руки крупно дрожат, даже ткань пояса зацепить не может.

Прислонив палец к губам, добавив взглядом просьбу молчать, я подобрал валяющийся на полу совсем недавно белоснежный топ девушки. На нем грязный отпечаток подошвы, думаю надевать она его больше точно не будет.

Выдернув из штанов молодого гангстера ремень, перехватил парню руки, сильно стягивая запястья. Белоснежный топик, скомканный, почти целиком влез ему в рот, как здесь и жил. Потом я потянулся, взял с дивана монтировку и несильно похлопал черному брату по ноге. После чего поймал взглядом его глаза и заговорил негромко:

– Do you hear me? Yes… – одновременно с этим словом я медленно кивнул, показывая ответ «да». - Or not, – покачал я головой отрицательно. И в этот момент, вырабатывая реакцию у допрашиваемого, ударил его монтировкой по уху. Не сильно, но ощутимо – по хрящу, крови совсем немного брызнуло.

Алиса в это время уже пришла в себя от шока, наконец-то натянула обратно шорты. Сейчас она спрыгнула с кровати и надела толстовку, скидывая с головы капюшон и глядя на меня во все глаза.

– Ты меня слышишь? – снова повторил я на английском вопрос, обращаясь к молодому гангстеру. – Да, или нет…

Снова после отрицательного кивка я ударил гангстера монтировкой, уже по плечу, в этот раз сильнее. Со следующей попытки все заработало – стоило мне только повторить вопрос в третий раз и занести монтировку для удара, как гангстер активно закивал, постанывая то ли от боли, то ли от страха.

Профессор Павлов был бы мной доволен.

– Я спрашиваю. Ты отвечаешь. Понятно? Да, или…

«Да, да, понятно!» – мимикой и активными кивками принялся подтверждать услышанное гангстер. Так, что не залезшая ему в рот одна бретелька недавно белоснежного топа активно заметалась.

– Сколько вас здесь?

«Ммм, ммм», – замычал гангстер и попробовала помахать стянутыми ремнем руками.

– Ты здесь один?

«Да, да!» – голова активно закивала.

– Подушку дай, – поднял я взгляд на Алису. Девушка очень быстро схватила грязную и мокрую подушку, в которую совсем недавно упиралась лицом в борьбе и подала мне. Я уже перевернул гангстера на бок, и плотно накрыл ему подушкой голову.

– Подержишь так?

Алиса села, руками прижимая и подушку, и голову гангстера к полу. Действовала она резко, уверено – надо же, как ее злость побеждает страх. Мимоходом это отметив, я поднялся и ударом монтировки, взмахнув ей как гольфист, сломал чернокожему бандиту ногу. Из-под подушки раздался глухой утробный стон. Алиса побледнела как полотно, но не отшатнулась, хотя я ожидал. По грязному лицу (видимо хорошо ее тут по полу таскали) текут дорожки слез, губа закушена. Но осознавая, чего только что избежала, она явно зла, причем очень зла.

– Это был неправильный ответ, – убрав подушку, сообщил я гангстеру. – Прежде чем ответить снова, подумай хорошо. Итак, сколько вас?

Гангстер замычал и задергал связанными руками. Я увидел, что он показывает четыре пальца.

– Зачем вы сюда пришли?

«Мм?»

– Я сейчас достану это, – подергал я за лямку топика, вставленного ему в рот. Слово кляп на английском я не знал, поэтому пришлось сказать «это». – И ты, не повышая голоса, мне скажешь, зачем вы сюда пришли. Окей?

«Да, да!» – закивал гангстер, у которого уже от боли и страха текли сопли и слезы.

– Если он начнет орать, сразу же визжи громко, чтобы его крики заглушить, – быстро глянул я на Алису, которая тут же активно закивала, аж черные локоны глаза закрыли.

– Итак, зачем? – достал я кляп изо рта гангстера.

– Это дом прокурора Мэйсона, он столько наших братьев в тюрьму отправил! – негромко, со страхом на меня глядя, простонал гангстер.

– Ах дом прокурора… – понимающе произнес я.

Что дальше делать, думал недолго.

– Выйди в коридор и посмотри, чтобы никто не шел, – сказал я Алисе. – Быстро! – шепотом рявкнул я, когда она замешкалась. Кивнула, вышла из комнаты.

Поднявшись, я нанес удар словно настоящий самурай, освоивший баттодзюцу – искусство выхватить меч и убить человека, пока он ничего не подозревает. У меня, правда, вместо катаны монтировка была. После взял обмякшего гангстера за длинные дреды и за пояс коротких штанов, вытащил из комнаты как мешок, протащил по хозяйственному помещению и на улице аккуратно спустил с крыльца в большую и глубокую лужу.

Столько людей погибло во время цунами, ужас просто. Вот и этот безымянный гангстер утонул, мир его праху, аминь – вернулся я в дом и позвал с собой Алису, которая все это время дисциплинированно стояла на страже.

Сам я уже забрал и рассматривал винтовку. Патрон в патроннике, похоже парни были готовы к самым разным приключениям. Достал магазин, выщелкнул пару патронов, вроде полный.

– А где… – шепотом спросила Алиса.

– Что где?

– Тот ублюдок?

– Я ему сказал, чтобы он больше не безобразничал и отправил домой.

Алиса сначала оторопела, а потом закричала (шепотом), даже зашипела, активно жестикулируя:

– Зачем? Он меня изнасиловать пытался! Ты вообще нормальный, зачем ты это сделал? Мой отец если этого урода поймает, он его в порошок сотрет на морковной терке! Скажи, ты специально это сделал, чтобы мне насолить?

– Если.

– Что? – не поняла Алиса.

– Если. Изначально это вырванная из контекста цитата царя Филиппа, отца Александра Македонского. Он пообещал спартанцам стереть их в порошок на морковной терке, если завоюет Спарту, а они прислали ему ответ с одним словом: «Если».

Чернобурая лисичка-Алиса конечно невероятно сообразительна и красива, но чем дальше в утро, тем сильнее она меня даже не просто раздражает, а уже слегка подбешивает. И это при моей холодной северной выдержке-то. Просто не могу себя остановить, машинально ей шпильки вставляю – я ей завтрак в постель принес, а она меня в ответ послала, причем заковыристо.

Возмутительно.

Под громкий шепот злющей как черт Алисы вывел ее на крыльцо. Здесь она почти сразу заметила торчащие из лужи ноги гангстера в высоких кроссовках от фабрики «Динамо» и заткнулась. Девушка теперь смотрела на меня с немым вопросом, но на ее взгляд я даже внимания не обратил. Пощелкав пальцами, привлекая внимание, показал путь до дома, где мы ночевали. Не так, как она шла – по прямой, а так, как сюда пришел я – через контейнер, и через мусорные кучи.

– Беги быстро, но старайся чтобы тебя не заметили. Если я не вернусь в течении часа, уходи прочь, к большой дороге. На, держи, – протянул я ей пистолет.

В ответ Алиса только головой замотала.

– Нет-нет, я не пойду.

– Слушай, я уже три с половиной раза серьезно пожалел, что мимо не проплыл и тебя из воды вытащил. Сделай хоть что-то позитивное, очень тебя прошу, – крайне выразительно посмотрел я девушке в глаза.

Она в этот момент вздрогнула. Надо же, может даже понимать начала, что мне стоит сказать искреннее спасибо.

– Хорошо, я пойду в дом и буду ждать тебя там.

– Отлично. Повторим: если я не вернусь в течении часа, уходи в сторону большой дороги. Туда. Держи, – протянул я ей свой общегражданский телефон. – Если на трассе не найдешь спасателей, попробуй дозвониться в экстренные службы и узнать про точки сбора. В общем, по ситуации.

– Х-хорошо.

– Отлично. Пистолет возьми.

– Я не умею.

– Никто сначала не умел. Дело ни в умении, ни в желании, вообще ни в чем. Дело в том, чтобы в сложной ситуации быстро снять с предохранителя, вот так это делается, направить ствол от себя в сторону противника и нажать на спусковой крючок. Вот так, – показал я ей как. – Понятно?

– Понятно.

– Смотри, сейчас опять на предохранителе, патрон в патроннике. Нажать сюда, поднять, совместить направление ствола с положением противника, нажать сюда. Понятно?

– Д-да, но я никогда раньше не…

– Когда это будет нужно сделать в первый раз, ты сразу почувствуешь. Если сделаешь так, умрет враг. Если нет, умрешь ты, но перед этим тебя наверняка отлялябрынзят в разных позах. Это понятно?

– Да.

– Все, беги.

Алиса взяла пистолет – держа его на отлете так, словно он ее укусить мог, посмотрела на меня ошалелыми глазами и пригибаясь, побежала в сторону контейнера.

Молодец.

Ну а меня ждали прокурорские дела.

Вновь полное ледяное спокойствие и легкость в теле. И прагматичные размышления, как же без них: с этой невоспитанной красавицей определенно каши не сваришь. Как и с ее отцом, уверен – яблоко от яблоньки недалеко падает… «Натрет он его в порошок на морковной терке», надо же. Думаю, папаша у лисички такой же припадочный, с подобными водиться себе дороже. Вот если у меня получится сейчас спасти местного прокурора…

В моей старой Америке в таких особняках частенько жили люди, которые из прокурорского кресла могли отправиться в губернаторское. И для моих целей это едва ли не самый подходящий вариа…

Мысль оборвалась, когда из глубины дома послышались выстрелы. Продолжая двигаться по коридорам особняка, я беззвучно выругался.

Размечтался. Как в древней песне, не помню уже кто автор, пелось про случаи, которые вокруг летают словно пули. Кто-то прячется, а кто-то под них подставляется – и или в почет, или в могилу.

Вспомнить не могу, как именно там пелось, но прозвучавшие выстрели сбили мысленный настрой на то, что в поиске подходящего случая как бы мне вместо него злую пулю не словить.

Глава 7

Монтировку я оставил в комнате. С собой взял только винтовку – массивная, тяжелая. Приклад деревянный, с металлической щекой, таким как аргументом хорошо можно оппоненту заявить свою позицию, если умеешь. Я умел. Не потому, что отслужил год в Армии России, а потом год работал на Минобороны РФ по контракту в Африке. А потому, что совсем недавно прошел Курс молодого бойца в Российской Федеральной армии, являющейся частью вооруженных сил Советского Союза. И выдвигать аргументы с помощью приклада я умел лучше, чем обычной монтировкой, работе с которой меня никто не учил.

Двигаясь вперед по помещениям, я не спешил и не торопился. Передвигался крайне осторожно и аккуратно, чтобы не становится павшим героем раньше времени.

Особняк поражал размерами. Камины, картины, гостиные, библиотеки и все пустое – черт его знает где тут вообще люди все. Одно знал точно: стреляли недавно на втором этаже. Но если убитый мною нигга-бразза сидел в торце здания, заметив Алису (если он не просто там проходил), значит возможно он сидел там на стреме. А это значит, что в другом торце здания тоже может сидеть аналогичный дозорный – поэтому я через весь первый этаж и прошел в другое крыло.

Никого на первом этаже не нашел. Живых не нашел – у парадной лестницы лежал чернокожий мужчина в брюках и белой рубашке. Явно дворецкий, застреленный, судя по развороченной груди, тем самым выстрелом-дуплетом, который я слышал. Обрез, кстати, валялся совсем рядом – видимо выбросили, забрав другое оружие.

У парадной двери следы крови, отметины от пуль – стреляли из глубины здания. Дворецкий скорее всего забрал кого-нибудь из нападавших с собой, а выжившие забрали его оружие. Нигга-бразза сказал, что кроме него здесь еще четверо. Вопрос – еще четверо живых, или их всего четверо было? И не переспросишь ведь.

Двигаясь дальше, на первом этаже я нашел еще и двух убитых женщин-горничных, тоже чернокожих. Вот же ж твари, их-то зачем? Вообще ничего человеческого.

Больше на первом этаже никого не было. Но как я и предполагал дозорный в этом торце здания все же оказался: поднявшись на второй этаж по небольшой хозяйственной лестнице, явно для прислуги, я почувствовал характерный сладковатый запах. Подошел к приоткрытой двери, собрался было заглянуть, но в этот же момент из глубины здания, откуда-то из центра, послышались пронзительные женские крики.

Я замер. В комнате кто-то зашевелился, лениво забормотал на английском. Крики из глубины здания повторились снова. И еще раз. Это не ситуативное разовое насилие, это целенаправленная пытка, определенно.

Код от сейфа с золотом-бриллиантами выпытывают? Да скорее всего, даже гадать не надо – уверен.

Подождав еще десяток секунд, аккуратно заглянул в комнату. Спальная, скорее всего гостевая, очень уж стандартизированное убранство. Вода сюда не заходила, но стекла разбиты – один из дубов упал на стену особняка так, что ветви разбили окно. Здесь даже несколько ветвей осталось, листья по полу разбросаны.

Перед разбитым окном, качаясь на кресле, сидит молодой гангстер. Дредов в отличие от первого у него не было, а так один в один – шорты, растянутая баскетбольная майка быков из Хьюстона, высокие кроссовки-динамки. В одной руке пистолет, во второй самокрутка, из-за которой вся комната плавает в дыму.

Из глубины особняка вновь послышался пронзительный женский крик. Я, пользуясь моментом, прошел по комнате и прикладом ударил гангстеру в основании шеи.

Не очень удачно получилось. Хотя как посмотреть – с другой стороны если, то вообще в яблочко: в момент удара гангстер качнулся на кресле вперед и получив импульс от приклада упал кадыком прямо на раму разбитого окна, из которой торчали осколки стекла. Специально так не сделаешь – кровь как из шланга брызнула, фонтаном, едва отскочить успел.

Я чертыхнулся – этого убивать вообще не хотел. Первый, с ним понятно все – насильник, его не жалко, как таракана прихлопнул без рефлексий. Вот с этим неприятно вышло. Молодой гангстер неприятно хрипел, пытаясь взяться руками за подоконник, но явно не жилец. Оставив его так, я только выроненный пистолет подобрал.

– Ну офигеть! – невольно удивился я.

В моих руках сейчас был MAC 50, он же «PA MODELE 1950». Производится (в моем мире) по настоящее время, но этот конкретно выглядит таким же старым, как и винтовка, прикладом которой я только что гангстера к праотцам отправил.

Но самое главное в находке, что у меня в прошлой жизни было два точь-в-точь таких же во время командировки в Африку, я их у миротворцев ООН купил себе как неучтенку. И на стрельбище стрелял из них много и часто, знаю, чего от старичка ждать.

Магазин полный – девять патронов. Второй, тоже полный, обнаружился в кармане убитого. Винтовку я забросил за спину, дальше пошел с пистолетом в руках – в помещениях с коротким стволом мне все же сподручнее. Служил до этого я везде водителем, демонов убивал в основном без применения огнестрела, штурмовые действия в здании никогда не отрабатывал. И такую простую вещь в теории не постигал, своим умом сейчас дошел.

Нет, понятно, если бы в здании были серьезные парни в средствах индивидуальной бронезащиты, винтовка сподручнее. Но гангстерам в баскетбольных майках-алкоголичках тупоносой пули калибра 9×19 хватит за глаза. Главное попасть, а из пистолета я умею делать это лучше.

По второму этажу двигался быстрее, чем по первому. Все же женские крики заглушали шум, я не боялся быть услышанным. Источник криков обнаружился в большом кабинете – огромный, прямо министерский.

– Скажи, скажи им, Дэвид! – услышал я истошный, сквозь плач, крик.

Насчет пыток я не ошибся. Только пытали не женщину: в фокусе внимания пожилой белый мужчина, с блестящей лысиной и с архаично выглядящими седыми бакенбардами. Дэвид, связанный хозяин особняка – думаю не ошибусь что это он, сидел привязанный скотчем к большому креслу во главе массивного стола. Качественно, как к электрическому стулу: ноги к ножкам, руки к подлокотникам, голова к подголовнику, скотч прямо на лоб намотан.

За его спиной – сорванная картина, за которой виден встроенный в стену сейф. Дэвид стоически терпел – нож, судя по заметным мне следам, в него втыкали уже далеко не первый раз. Но он лишь стонал и ругался, а громко кричала пожилая женщина, тоже примотанная к креслу и поставленная напротив наблюдать за происходящим.

Несколько мгновений мне потребовалось, чтобы осмотреться.

В помещении больше десятка человек, не все из них живые. Несколько недвижимых тел в лужах крови, у стены, уткнувшись в нее лбами, сидят на коленях трое белых мужчин, руки у всех связаны скотчем за спиной. Один из них ранен, по полу виден кровавый след как именно его к стене тащили. Это, наверное, было после совсем недавней стрельбы.

Как раз в тот момент, когда я заглянул в кабинет, в ноге у хозяина особняка снова оказался воткнут нож. Сделал это явно старший в банде: единственный возрастной гангстер – высокий, жилистый и худой как остальные, но выглядит лет на сорок.

Еще двое бандитов стоят с винтовками наперевес неподалеку от меня. Контролируют ситуацию. Ну как контролируют – должны были бы, по замыслу, контролировать. А так – с интересом смотрят на то, как главарь вытаскивает из ноги седого прокурора нож и спрашивает, какое ему ухо дороже, правое или левое.

Мягко толкнув плечом дверь, я бесшумно переступил порог.

Два хлопка выстрелов почти слились в один – оба рядовых гангстера, пораскинув мозгами, уже валились на пол. Главный успел обернуться – ему я сначала всадил две пули в грудь, пресекая желание схватить со стола пистолет, а после, когда гангстер попятился в удивлении опустив взгляд, третий выстрел прилетел ему в голову.

«Хочешь стрелять метко? Вступай в стрелковый клуб ДОСААФ», – вспомнил я рекламу, виденную совсем недавно в тире в Петрограде, куда пострелять заходил периодически.

В воздухе повис стойкий запах сгоревшего пороха. Катились, подпрыгивая по явно недешевому паркету гильзы. Я уже поменял магазин на полный и быстро прошел вглубь комнаты. Подобранным окровавленным ножом торопливо срезал с кресла скотч, которым был примотан господин прокурор.

Какой бодрый дядечка – несмотря на ножевые и непредусмотренные природой отверстия в теле, подхватил оружие старшего гангстера и контролировал дверь, пока я освобождал остальных. Первым делом конечно мужчин у стены. Первые два, едва получив свободу, похватали доступное оружие. Третий, раненый, просто развернулся и привалился спиной к стене.

Последней я освободил жену прокурора, которая сразу с громким криком кинулась к мужу. Так, если подходить к делу прагматично, лучше бы ей было спокойно пока посидеть. Зря развязал, в общем.

– Всем здравствуйте, – негромко поздоровался я сразу со всеми на английском. И на английском же спросил, показывая на тела с простреленными головами: – Сколько их было?

– Живых оставалось пятеро, – ответил мне один из недавно стоявших у стены на коленях.

Пятеро их было. Надо же, не соврал мой нигга-бразза, мир его праху, аминь.

Ответивший мне парень уже подобрал винтовку одного из убитых гангстеров. Мельком глянул на него. Белый мужчина, лет двадцать, не больше.

Рожа противная. Вот до самой крайности, до зубовного скрежета, прямо сапога просит – широкие скулы, породистое лицо, голубые глаза, белые, прямо до сияния, белоснежные зубы. Короткая стрижка ежиком, на подбородке несколько мелких шрамов; морда протокольная, выражение как в дембельский альбом. Курсант что ли? Скорее всего – здесь на юге в богатых и влиятельных семействах своих чад часто отдают в военные школы, без последующего продолжения службы.

– Дэвид Мэйсон-джуниор, – протянул мне руку парень.

Даже сейчас, даже в такой ситуации и антураже, выглядит он как-то слащаво, что ли. Как подстриженный и чисто выбритый Арамис в советской версии Трех Мушкетеров – никогда он мне не нравился. Но девушкам, наверное, наоборот. Хотя я не девушка, точно не скажу.

– Максим, – представился я, пожимая руку Мэйсону-младшему.

Передо мной сын значит прокурора Мэйсона, вокруг которого хлопочет жена, и который сейчас понемногу уходит в себя. Именно что уходит – напряжение момента отступило, лицо побледнело, на лбу и лысине уже заметны крупные капли пота.

– Внизу оставалось еще двое, – полувопросительно произнес Дэвид-младший, выглядевший явно настороженно.

– Были двое.

– Окей. Окей, мужик, хорошая работа, – закивал парень.

Сразу после этого Дэвид вдруг развернулся и вышел из комнаты. Н-ну… неожиданно. Ладно, попробуем с другими что-то порешать. Раненому мужчине у стены как раз сейчас второй освобожденный бинтовал ногу. Я мельком глянул – артерия цела, но кровопотеря серьезная, вовремя я сюда пришел.

Раненый – высоколобый мужчина с проседью на висках, несмотря на ситуацию выглядит харизматично. Начальник большой, похоже, даже сквозь болезненную гримасу бледного лица заметно. Рядом определенно суетится помощник или секретарь – довольно представительный в миру мужчина, что тоже заметно несмотря на заплывший глаз и засохшие потеки крови на лице. Явно прикладом прилетело.

Я изучающе оглядел этих двух пленников, но и раненый посмотрел на меня очень внимательно. Стараясь делать это незаметно, из-под опущенных ресниц. Пусть он и попытался сделать это незаметно, но от меня не укрылось – недолгое время хотел стать профессиональным игроком в покер, так что чужие лица и эмоции считываю моментом, уже непроизвольно.

«Это что за хер?» – услышал я, как на великом и могучем негромко спросил раненый мужчина секретаря-помощника, который его бинтовал.

Реагировать, или не реагировать на вопрос, я решал считаные мгновения. Обернулся, подошел и присел рядом с раненым высоколобым.

– Меня зовут Максим, фамилия моя Царев, турист из Петрограда. А вот вы, дипломатично переадресовывая ваш же вопрос, кем будете?

Высоколобый чиновник слегка усмехнулся. Лицо у него от потери крови бледное, но держится довольно бодро. Поморщившись, то ли от боли, то ли от понимания ситуации, он произнес:

– Меня зовут Дмитрий Родионов, я сотрудник торгпредства в Новом Орлеане.

Как сотрудник советского торгпредства оказался в доме окружного прокурора Мэйсона, мне было интересно, но спрашивать я об этом конечно же не стал. Понятно, что на дружеский обед заглянул, что в этом такого.

В кабинет между тем вернулся Мэйсон-младший. И не один – он привел с собой несколько женщин. А молодцы ребята – спрятали, надо же. Успели.

Одна из забежавших в комнату девушек была копией прокурорской жены, только моложе лет на двадцать. Белокурая, широкоплечая, высокая – выше меня на полголовы. В руках у нее, что интересно, пистолет-пулемет MP-5, причем в таком удивительном обвесе, что тактическая тактикульность просто с дульного среза капает.

Впрочем, машинпистоле, утяжеленный наверное вдвое самыми разными свистиперделками, быстро оказался на столе, а широкоплечая девушка с причитаниями начала помогать матери бинтовать раны отца. Кроме нее и двух молоденьких чернокожих горничных, тоже вооруженных, в кабинет зашла еще одна приметная дама – лет тридцать на вид. Или тридцать пять; или даже сорок пять, а может и двадцать восемь. Не понять: выглядит довольно молодо, но в то же время сколько ей лет, для меня тайна.

Красива, причем холодной, «высокомерной» британской красотой. Длинные золотые – реально золотого цвета, волосы. Чуть опущенные вниз уголки глаз, высокие скулы, узкое лицо – такие девушки в юности выглядят или легкомысленными пончиками, если даже не гадкими утятами, но потом превращаются в лебедей, с возрастом все больше и больше расцветая.

Взгляд у последней появившейся в кабинете цепкий, я его на себе прямо очень хорошо прочувствовал. Но без оружия в руках, что характерно – точно англичанка и скорее всего финансист.

Да, судя по отзвуку событий компания тут вчера на обед, пока волна не пришла, собиралась невеликая, но крайне респектабельная. Окружной прокурор конфедератов, советский торгпред и британский финансист (чуйка у меня, точно она англичанка). И еще что-то мне сейчас активно подсказывает, что если я при ближайшей возможности не сообщу об увиденном в МГБ, то чуть погодя МГБ может не очень вежливо взять меня за самые разные мягкие места.

Или об этом не в МГБ полагается сообщать, а в ФСБ? Я в этом мире не родился, мне такие очевидные для граждан вещи еще недостижимы без вопросов, которые вызовут вопросы. С другой стороны, я ведь служил в арктической бригаде постоянной готовности, могу ведь и с козырей пойти – в ГРУ попробовать постучаться, через замполита если, контакт которого остался. Неочевидное решение, минусы есть, зато сколько можно нарубить плюсов…

Да, дилемма. Нет, это ведь три варианта, это уже трилемма.

Размышления об этом, впрочем, я пока отложил – нужно было сориентироваться в происходящем, может раненый торгпред что объяснит для начала. Но перед тем как попробовать задавать вопросы, прошел в восточное крыло дома и открыв одно из высоких окон, помахал Алисе. Как знал, что наблюдает за особняком – девушка довольно быстро выскочила из перекошенного дома, в котором мы ночевали и побежала в мою сторону.

Когда я привел ее на второй этаж, здесь меня ожидало два сюрприза.

– Дмитрий Михайлович! – в удивлении воскликнула Алиса, подбегая к раненому высоколобому чиновнику. – Дмитрий Михайлович, здравствуйте!

Возможно, в иной ситуации она бы и близко к нему не подошла, увидев. Но на чужой земле, особенно во время катаклизма, соотечественников, тем более знакомых, встречаешь всегда с неподдельной радостью. Дмитрий Михайлович, кстати, девушку не узнал.

– Алиса Станкевич, вы к нам домой в гости приходили несколько раз! – помогла она ему.

– Ах, Алиса! Да, вспомнил-вспомнил, здравствуй моя хорошая…

Хм. Судя по тону обоих, я мог ошибиться – не она в иной ситуации к нему бы не подошла, а совсем наоборот.

Второй сюрприз оказался в том, что Дэвид-младший, явно вскрывший домовой арсенал, протянул мне компактный МР-5. На удобном ремне трехточке и без жуткого количества обвеса как тот что у белокурой валькирии. Кроме того, младший Мэйсон угостил меня модной разгрузкой с подсумками, где уже находилось шесть снаряженных длинных тонких магазинов. Хорошо, что мне вот «это» непредложили – мельком глянул я на монстра на столе.

– Не смотри так, это я в шутку на него столько позавчера накрутил для шуточной фотосессии, и снять еще не успел, – вдруг немного смущенно прокомментировал Дэвид-младший, заметив мой взгляд на лежащего на столе монстра.

– Бывает, – кивнул я с некоторым облегчением.

Все же приятно, когда на первый взгляд очень странным вещам находится логичное и стройное объяснение.

К трофейной винтовке, так на FN-FAL похожей, в доме тоже нашлись магазины – причем стандартные, по двадцать патронов. Но винтовку я оставил одной из горничных в восточном крыле особняка, где оборудовали наблюдательный пункт – таскаться с такой дурой мне непривычно, так что я МP-5 с удовольствием себе взял.

Вообще с оружием в доме оказалось все совсем неплохо – и не повезло местным только потому, что их врасплох застали. Хотя, тут вопрос скорее не в «не повезло», а чуть в другой плоскости – я, например, всю ночь булки держал твердо сжатыми в кулак и даже не думал расслабляться.

В отличие от, не буду пальцем показывать.

Следующие несколько часов забрала рутина. Нужно было обустроить раненых, наладить дежурство во избежание появления еще одной банды, отправить гонцов в соседний кондоминиум – узнать, как там организовались люди. В экстренные службы пробовали дозвониться не переставая. Трубку, ожидаемо – когда получалось услышать гудки, никто не брал.

У сотрудника торгпредства Дмитрия Михайловича Родионова, вопреки ожиданиям Алисы, с собой не оказалось телефона с доступом к спутниковой связи. Я же отсутствию телефонов не удивился вовсе – на такие встречи, учитывая состав участников, такие вещи просто не берут. Видимо, не так уж и прост этот сотрудник торгпредства.

Когда Дэвид-младший вернулся из жилого кондоминиума, приведя с собой группу из четырех охранников, я, вместе с помощником-секретарем высоколобого торгпреда Дмитрия Михайловича, отправился вглубь от берега, к десятому хайвею. Секретарь представился мне как Александр Николаевич, после чего я его про себя иначе как «Поскребышевым» не называл.

Шли осторожно, но не сильно скрываясь. Передвигались с трудом – у побережья было как-то много чище. Здесь же черт ногу сломит. Хотя улочки тихие, зеленые, домов очень мало. Но волна, уходя обратно, несла с собой мусор, обломки домов, машины – и все это громоздилось местами самыми настоящими баррикадами. Несколько раз по пути видели тела погибших. Банд не встретили, только озадаченных местных, которые узнавали кто мы, откуда. Местные, впрочем, произошедшим были озадачены, но не сильно, люди уже активно самоорганизовывались. О гангстерах и мародерах тут никто не слышал и не видел, кстати – похоже, вылазка в дом прокурора это разовая и направленная акция.

Ожидания от хайвея не оправдались – дорога оказалась совсем не в тонусе. Здесь прошла волна и ограждения частично снесены, дорожное полотно местами напрочь завалено – расчищать не один день уйдет.

Обратно возвращались быстро, не задерживаясь – все же дорога известная. Это и сыграло злую шутку: взволнованный спутник поймал ногой гвоздь. Хороший такой, сотку точно, который пробил ему ступню. И «Поскребышев» сейчас, отведя в сторону ногу с пришпиленной к подошве доской, сидя на заднице с ужасом смотрел на ботинок, из верха которого торчал гвоздь вверх острием. Плохой гвоздь – старый, ржавый.

– У тебя прививка от столбняка есть? – перешел я на «ты» машинально.

– Что?

– Прививка сделана от столбняка, говорю?

– От столбняка? – задумался «Поскребышев».

В этот момент я и вытащил резко, потянув за доску, гвоздь из его ноги. Крик раздался весьма громкий.

– Да не ори ты, не умер еще никто, – негромко проговорил я. – Можешь не кричать?

– Мм-могу.

– Вот и не кричи. А насчет столбняка не переживай – ты гражданин Советского Союза, через эту броню ни один столбняк не пройдет.

Ботинок сняли, ногу быстро перемотали оторванным от рубашки куском ткани, после чего я похлопал спутника по плечу.

– Давай, вставай, теряем время.

Вопреки ожиданиям Александра Николаевича, помогать идти я ему не собирался. Впрочем, попрыгивал он за мной довольно бодро, успевая – шел я быстро. Посматривал осуждающе, но мне было все равно. Не переломится, пусть хромает – вдруг война, а я его тащу, не вижу ничего по сторонам.

Несмотря мои на опасения, вернулись довольно быстро, проблем больше не было.

Когда подходили к особняку, в окнах заметил золотоволосую британку. Она стояла у одного из окон, чуть отогнув штору и наблюдала за нашим приближением. Прямо я на нее при этом не посмотрел, сделал вид что не заметил столь пристального внимания.

Неожиданное продолжение этого взгляда последовало уже в здании: оставив «Поскребышева» на первом этаже на попечении захлопотавших вокруг него горничных, я двинулся наверх, в библиотеку. Именно туда из кабинета, в котором и постреляли, и вообще неаккуратно неубранно, переместился «оперативный штаб». При этом золотоволосая англичанка успела встать на моем пути, сделав все идеально. Если бы я не почувствовал взгляд и не заметил ее в окне, то наверняка подумал бы, что все так случайно получилось.

– Максим твой бойфренд? – поднимаясь по пролету, услышал я голос золотоволосой англичанки. Спрашивала она у Алисы, на английском – причем стояли они сверху сейчас так, что мы друг друга не видели.

– О, нет, конечно нет! – судя по эмоциям, Алиса даже руками замахала. – Мы просто случайно вместе оказались.

– Да? И как же так получилось?

Тут я невольно замедлил шаг.

– Н-ну… он мне помог немного.

«Помог немного», надо же. Вот значит теперь это так называется.

– Ты говоришь о нем с пренебрежением в тоне, мне кажется. Он какой-то… ненормальный?

Вопрос, конечно, интересный – я уже поднимался совсем медленно и совершенно никуда не торопясь.

– Эм. Эм… нет, я не знаю, но… – Алиса, судя по голосу, явно в замешательстве.

– Ладно, не парься. Главное, что он не твой бойфренд. Так же?

– Да…

– И это отлично.

– Да, я тоже…

– Нет-нет. Отлично, что он не твой бойфренд. У меня дочь твоих лет, все голову себе морочит, не может нормального парня найти. Максим же явно способный, к тому же лидер, это ясно видно, а значит я с удовольствием попробую их познакомить. Вдруг у них что получиться, я буду рада.

Выдерживать паузу более не имело смысла, ступеньки кончались, как вариант только совсем остановиться и продолжать слушать. Но так отмораживаться я не стал и вышел на площадку пролета.

– О, Максим. А мы как раз говорим о тебе, – подарила мне идеальную улыбку золотоволосая финансовая акула.

– Да? Надеюсь, что-то хорошее? – на английском спросил я.

– Конечно. Конечно. Хотела бы пригласить тебя в гости на уик-энд, как все вокруг, – сделала неопределенное движение рукой британка. – Как все вокруг придет в норму. Ты как?

– В целом положительно.

– Отлично. Просто отлично. Я Кэрол Шиэн. Можем встретиться у меня дома в Европе, либо же на Гавайях, у меня там вилла, – протянула она руку для рукопожатия.

Ирландка. Не британка. Вот это я ошибся, ничего себе залет – за такое в ирландском баре можно и канделябром по башке отхватить.

– Максим Царев, я из Ленинграда.

Золотоволосая дева пожала мне руку и широко улыбнулась, беззастенчиво изучая меня взглядом.

Вот и думай теперь, зачем она это вообще сделала. Причем так филигранно, дав мне как будто бы «случайно» услышать о себе лестное мнение, от которого кто другой воспылал бы горячей надеждой. И она ведь видела меня всего пару минут за сегодня. Да, пусть в неординарных обстоятельствах, но черт побери.

Это ж-ж-ж неспроста, так просто не бывает, что-то здесь я не понимаю пока.

– С радостью приму приглашение. Прошу простить, мне нужно найти остальных, сообщить новости.

– Конечно-конечно, – посторонилась Кэрол.

Выходя с лестницы и идя к библиотеке я думал о том, что вариаций рассказа сотрудникам федеральной или государственной безопасности у меня становится все больше, а при этом опасность уехать куда-нибудь лес валить все выше. Кэрол, кстати, словно забыла об Алисе и оставив девушку на лестнице уже шла рядом со мной.

– Надеюсь, новости хорошие?

– Не сказал бы: хайвей в плохом состоянии, транспорт по нему еще нескоро проедет. В небе ни самолетов, я имею ввиду спасательных, ни вертолетов. Плюс на обратном пути мой спутник наступил на гвоздь. Мелочь, но ходит теперь с трудом.

– Да, неприятно, – согласилась со мной Кэрол.

В библиотеке и рядом, кроме знакомых лиц, собралось еще несколько крепких парней. Джинсы, клетчатые рубашки, простые эмоции на лицах, узнаваемый южный тягучий акцент. В руках оружие – у одного дробовик, у второго румынский Калашников (не думаю, что столь приметную деревянную тактическую рукоять и складывающийся вниз приклад в этом мире родил другой оружейный гений). Местные простые ребята: country-boys, или деревенщина если по-русски. Колхозники, короче. Еще было пару мужчин из близкого окружения прокурора, похоже коллеги. Один даже в костюме, по такой-то жаре.

Как оказалось, все присутствующие были лишь часть немалой группы знакомых окружного прокурора, которые, частью вместе с семьями, прибыли к нему домой как в точку сбора.

Я быстро изложил итоги разведывательного похода, после чего довольно бурно началось обсуждение. Колхозники предлагали пригнать транспорт и увезти всех в гольф-клуб неподалеку. Один из мужчин из кондоминиума звал всех к себе, а широкоплечая Ребекка, дочь прокурора, высказывалась за то, чтобы никуда отсюда не уходить, просто быть готовыми и держать ухо востро.

Перебинтованный во многих местах прокурор, судя по всему, был с ней согласен.

Обсуждение проходило уже активным многоголосьем, и в этот момент меня в сторону отозвал высоколобый торгпред Дмитрий Михайлович. Бледный, хромает на костыле. Двигаясь следом за ним, я вышел в другую комнату.

Здесь торгпред остановился и замер, изучающе на меня глядя.

– Максим, я тебе не все сказал, – наконец выдал он результат размышлений.

– Что я еще должен услышать?

– Я не рядовой сотрудник торгпредства. Если называть мою должность полностью, то звучит она как специальный представитель Отдела по экономическому сотрудничеству со странами и протекторатами в Северной Америке.

– Это что-то на уровне… – я сделал неопределенное движение рукой. – На уровне министерского влияния?

– Чуть ниже, если подходить формально. Если брать влияние на политические процессы, тем более региональные, то чуть выше, – пояснил Родионов.

В принципе, уже зная вчерашний состав гостей, довольно ожидаемо. Поэтому я, не откладывая дело в долгий ящик, пошел с козырей:

– И вы здесь по поручению партии и правительства выполняете сверхсекретную задачу по привлечению элит южных штатов на нашу сторону в пику Техасу, где сидит контролируемое британцами компрадорское правительство?

Отрицать Родионов не стал, только поморщился.

– Надо же, какой догадливый. Не зря на тебя Кэрол сразу глаз положила. Мне нужно как можно скорее сообщить в торгпредство в Новом Орлеане, что я сейчас нахожусь здесь, запросить эвакуацию. Из Панамы сюда час полета, организовать можно быстро.

«Из Панамы?» А, ну да, из города Панама где я ночевал – там или спасатели, или военные по-любому есть.

– Проблема в том, что сообщить об этом нужно в Новом Орлеане лично, открытой связи я доверять совсем не хочу. Если меня здесь обнаружат, не наши люди, – выделил последние слова Родионов, – то сам понимаешь, последствия будут крайне печальными. И я не о скандале в прессе, и не о собственной карьере – в тартарары может полететь многолетняя работа. Ты готов помочь? Если все получится, то сам понимаешь, перед тобой откроются самые широкие перспективы.

Подумав немного, под пристальным взглядом высоколобого чиновника, я только плечами пожал.

– Партия сказала: надо. Комсомол ответил: есть!

– Отлично. В торгпредстве найдешь Сергея Петрова, передашь ему где я нахожусь, и скажешь, что здесь сейчас не происходит ничего хорошего. С тобой пойдет младший Мэйсон, он знает местность и местных. Только…

Вот это «только» мне совсем не понравилось.

– Только имей в виду, что Новый Орлеан может стать отнюдь небезопасным местом, так что тебе нужно быть предельно осторожным.

А, ну это понятно, зря волновался.

– Чего ждать? – больше для проформы спросил я, потому что по опыту прошлого мира ожидал, чего мне ждать в Новом Орлеане. Но Родионов неожиданно сумел удивить:

– Скорее всего активизацию уличных беспорядков, повальное мародерство, столкновения полиции с бандами. Девятого апреля – годовщина капитуляции Конфедерации в Гражданской войне, двенадцатого – дата начала войны, плюс в конце месяца у них День Памяти. К этим датам в Ми-6 готовили провокации и раскрутку массовых протестов, но я полагаю, что повод упускать не будут и начнут раньше, сейчас, раз повод есть. Найдут какого-нибудь красавца, пристрелят на камеру, Би-Би-Си быстро подхватит раскручивая сюжет и начнется жара. Если уже не началась.

– Понял. Хорошо, мне тогда будет нужна ваша помощь.

– Я же тебе сказал, что…

– Это не вопрос морально-материального поощрения, я сейчас о другом. Я знаю причину возникновения цунами. И когда это все закончится, мне будет нужна ваша помощь и содействие.

– Ты знаешь, почему возникло цунами?

– Да.

– И что я могу для тебя сделать?

– Для начала выслушать.

– Просто выслушать?

– Да.

Родионов наградил меня долгим взглядом.

– Как насчет объяснить в пару слов?

– В пару слов никак.

– Хорошо, когда это все закончится, мы с тобой встретимся и поговорим.

Глава 8

Вышли мы с Мэйсоном-младшим из особняка сразу после обеда. Пошли вдоль побережья в сторону города, а залив Сент-Луис пересекли по прекрасно сохранившемуся мосту. Мост сохранился, а вот признаков жизни вокруг или хотя бы какой транспорт мы не нашли. А именно на это, на возможность найти катер или подходящие колеса, у нас и был расчет. Нет, машины в округе были, но обычные, на таких по той измененной волной местности, где мы сейчас шли, далеко не проедешь.

Почти только что мы с Дэвидом не сговариваясь остановились. Заметили несколько столбов черного чадящего дыма, которые были видны далеко на линии горизонта, где-то в предместьях Нового Орлеана. Глядя на дымы, я вдруг вспомнил о том, что во время урагана Катрина день за днем шли дожди. Поэтому ситуация усугубилась и на улицах долго стояла вода, затопив некоторые районы. Сейчас же ситуация иная – дождя не было.

– Что? – не понял Дэвид-младший.

Хм, я это вслух сказал?

– Дождя говорю нет. И это хорошая новость. Больше у меня хороших новостей нет, – выкрутился я простым объяснением.

– А, ты про это. Знаешь, лучше бы дождь был.

– Думаешь?

– Да, мужик, – покивал Дэвид. – Без дождя плохих парней на улицах будет больше.

Спорить я не стал, и мы замолчали. Так и стояли, вглядываясь вдаль. Пусть не полноценно отдохнуть, а просто дух перевести минутку – шли мы уже четвертый час. Ноги, надо сказать, гудели: я еще утром километров десять от берега до хайвея кабанчиком метнулся, и сейчас мы с Мэйсоном-младшим километров двадцать в темпе отмахали совсем не по ровной и удобной дороге.

Другое дело, что к пешим маршам я привычный, так что состояние еще вполне бодрое. Как и у Дэвида – он, как я узнал, действительно совсем недавно был курсантом. Именно что был – Мэйсон-младший учился в Военном колледже в Камдене, на последнем курсе, откуда его отчислили буквально на днях, практически перед самым выпуском.

За что отчислили, Дэвид говорить не стал, ну а я не стал спрашивать. Не знаю, срывают ли у них здесь погоны перед строем, но даже если нет, все равно это наверняка не та тема, которую ему приятно обсуждать. Не стал я у него спрашивать и о том, как небольшая банда смогла захватить их в особняке врасплох – результат я видел, ну а как получилось, уже не суть важно.

Минута спонтанного отдыха прошла, началась следующая. На дымы на горизонте я уже не смотрел, а смотрел на карабин за спиной Дэвида. В его очертаниях проглядывает нечто совершенно незнакомое, но в то же время неуловимо притягивающее взгляд. Когда вышли еще приметил, но тогда спрашивать не стал, а сейчас вот снова глаз зацепился.

Дэвид увидел мое внимание и продлевая паузу незапланированной передышки, сбросил ремень с плеча, протягивая мне оружие. Я взял карабин и всмотрелся в удивлении на это чудо технической мысли.

Ничего не понимаю.

Нет, я привык, что здесь в мире оружия совсем не чувствуется американское влияние. Просто потому, что его нет, как сказал бы майор Пэйн, и немедленно бы расхохотался. Или в другой версии: «Да нет больше вашей Америки!», – как кричал ракетчик из анекдота, выясняя кто бросил валенок на пульт. Старый анекдот из моего прошлого мира, в этом таких просто нет – тут Третья мировая была а-ля натурель, о ней шутить здесь совсем непринято.

В общем, американского влияния в оружейной промышленности здесь не было, хотя стрелкового оружия в разъединенных американских штатах было традиционно много. На Юге преобладало советское, немецкое и китайское, на Севере – бельгийское, итальянское и французское.

С тяжелым вооружением у американцев все было гораздо сложнее: у конфедератов нет армии, только милиция и Национальная гвардия, а у Североамериканского Союза еще до недавнего времени имелась лишь Территориальная оборона – до того момента, как солдаты Севера не начали принимать участие в войсковых операциях в составе коалиции Трансатлантического альянса.

Решение об этом, как я знал, проходило одобрением через Совет безопасности ООН, в котором место почивших США в этом мире занимала Германия. И похоже, имел место договорняк – серьезные державы конкурентов себе не растят, а значит одобренную через Совбез возможность возродить армию Северу продал кто-то кому-то в обмен на что-то. Это для меня совершенно очевидно, вот только дальше уже темно – мое знание политики этого мира пока не настолько широко, чтобы по обрывкам общедоступных новостей понять кто кому и за что именно это продавал.

Ладно, это лирика – вернулся я вниманием к карабину.

Несмотря на недавнюю службу в легендарной и несокрушимой, в которой произошло мое знакомство с основным стрелковым оружием вероятного противника, происхождение карабина в руках я никак не мог понять. Внешне похоже на смесь бульдога с носорогом, вернее на симбиоз русского Калашникова и каноничной американской Арки. И именно похожесть на чисто американский AR-клон и вызвало у меня столь противоречивые чувства.

В недоумении я сейчас рассматривал нескладной телескопический приклад, прямой коробчатый магазин – с полосой прозрачного пластика для контроля остатка патронов, зацепился взглядом за узнаваемую форму газовой трубки со ствольной накладкой из темно-зеленого пластика.

На карабин установлена цифровая оптика день-ночь с четырехкратным увеличением и… тут я присмотрелся к прицелу. И с возможностью записи видео, надо же. Рядом – сбоку, под углом, коллиматор. Выглядит претенциозно, конечно, но…

Вскинул к плечу, приложился. Н-ну, что сказать, вполне удобно.

Тяжеловато конечно, но теоретически универсальное решение: если требуется стрелять далеко и точно, а в перерывах работать на ближней дистанции, при этом далеко и быстро не бегая, самое то. Другое дело, что с таким набором практиковаться надо. Мэнсон-младший, думаю, тренировался – бросил я на него короткий взгляд. Он, кстати, мой взгляд принял за вопрос.

– Это самозарядный карабин Симонова образца сорок пятого года, экспортный вариант в тюнинге от Вархаммер Армс.

«Чего?» – крайне удивился я, повторив мысленно интонацию девушки-мема из рекламы языковой школы в Балашихе.

Закусив губу, чтобы не выразить вслух состояние крайнего удивления, вытащил магазин, посмотрел. Прямой и без своеобразного «клюва», какой имеют отъемные магазины привычного мне СКС.

– Сколько здесь?

– Двадцать.

– Это шесть с половиной калибр?

– Да, мужик, именно он. Нравится? – вновь появилась широкая улыбка на лице Мэйсона-младшего.

Не обращая внимание на это белоснежно-отвратительное в своей идеальности зрелище, я воткнул магазин обратно и задумчиво покивал, начиная все более понимать и принимать увиденное. У меня здесь очень часто такое происходит: мир очень похожий на мой старый. Настолько, что я иногда даже забываю, что чужой здесь и когда вижу что-то из ряда вон выходящее, меня настигает состояние крайнего изумления, намешанного с отрицанием.

Сейчас же, когда осмотрел этот СКС образца сорок пятого года, уже держал его как неотъемлемую часть этого мира. С новым пониманием: раньше думал, что точка развилки реальностей случилась почти семьдесят пять лет назад после бомбардировки Москвы; похоже, я ошибался и случилось это гораздо раньше, а ядерные грибы лишь ознаменовали полный курс смены вектора истории.

Определенно изменения от привычной мне реальности случились задолго до сорок девятого года – я и раньше размышлял, как это у нас американцы не начали Третью мировую, узнав о появлении у Советов ядерной бомбы, а здесь – при прочих равных, вдруг начали. Теперь понимаю, что привели к этому какие-то иные исторические процессы, один из отголосков которых как раз этот СКС образца сорок пятого года, который выглядит совершенно не так, как СКС из моей реальности.

Нераспространенный в моем мире калибр шесть с половиной, кстати – основной сейчас в армиях стран и территорий Британского Содружества, для меня сюрпризом не стал. Подобному несоответствию реальностей я еще на КМБ успел удивиться. Но здесь уже давно понял в чем дело.

Вторая половина двадцатого века, как и в моем мире, здесь была периодом многочисленных локальных и пограничных конфликтов. Вот только происходили они как правило в виде прокси-войн с привлечением военных специалистов всех соперничающих военно-политических блоков. И в результате большинство локальных конфликтов здесь проходило между равными и зачастую высокотехнологичными противниками.

В моем же мире армии больших держав в ходе конфликтов двадцатого века слишком долго сталкивались с более технологически отсталым противником. Здесь ничего подобного не было – все же три, а не два явных центра силы, генерировали слишком много точек горячего взаимного соприкосновения.

Одним из результатов подобного расхождения реальностей стало то, что цикл жизни малоимпульсных патронов в этом мире оказался совсем коротким, отвечать на улучшение индивидуальной защиты бойца путем смены основного калибра здесь пришлось гораздо раньше. В странах Советского Союза вообще от калибра 7,62 далеко не отходили, эксперименты закончились на тестовом оснащении некоторых отдельных родов войск. В странах Трансатлантического Альянса основным патроном остался продавленный французской оборонной промышленностью калибр семь с половиной в различных вариациях.

Ну а в Британии калибр шесть с половиной стал основным после недавней реформы, широко обсуждаемой сейчас во многих узких кругах. Я, когда служил, во всех трех свежих номерах Военного Обозрения – ежемесячного армейского журнала, об этом пространные статьи читал. Отчасти потому, что кроме Военного Обозрения из интересного читать мне тогда было почти нечего. Вздохнув, отгоняя воспоминания, я примерился еще раз к карабину, после чего отдал его Дэвиду.

– Пойдем?

– Да, пойдем. Сама гора к Магомету не идет, как известно, – кивнул Мэйсон-младший и дежурно улыбнулся во все свои тридцать два.

Преодолев еще несколько километров, вскоре мы вошли в небольшой городок. Типичный одноэтажный – как по мне, деревня-деревней. То тут, то там сквозь окружающий дорогу редкий лес заметны самые разные постройки. Центром городка оказался перекресток, образующий широкую площадь. Чуть ли не полкилометра в диаметре – за счет многочисленных паркингов у одноэтажных коммерческих строений по всем углам перекрестка.

Осматриваясь, я увидел неподалеку аптеку и хозяйственный магазин; по нашей стороне дороги чуть дальше видны забегаловка и еще дальше продуктовый маркет, у которого заметно движение. Несколько машин там, люди мельтешат.

Совсем вдали, на противоположном конце пустынной площади огромного перекрестка, заметил узнаваемые красно-желтые цвета шелловской автозаправки. Вот там-то и виднелось нечто выбивающееся из пейзажа. Дэвид как раз сейчас разглядывал АЗС в прицел. Почувствовав мой взгляд, он передал карабин мне.

Приложившись к окуляру прицела, я рассмотрел большой синий автобус со спутниковой тарелкой на крыше. Передвижной пункт связи похоже. За автобусом, спереди, угадываются очертания внедорожника. Еще заметен стоп-сигнал белой будки едва выглядывающего из-за кормы автобуса автомобиля скорой помощи. Похоже, военные или спасатели из чрезвычайной службы взяли под контроль заправку. Только движения там никакого не видно, словно машины поставили и ушли.

Странно, очень странно.

В этот момент от продуктового маркета послышались выстрелы. Лезть туда и спрашивать кто в кого стреляет мы не стали – бегом пересекли четырехполосную дорогу и углубились в редкий лесок вдоль обочины. Обошли площадь по широкому кругу, огибая огромную, как у больших торговых центров, парковку – легкий самолет без проблем приземлится.

Парковка есть, но никакого молла и в помине не видно, а сквозь неиспользуемое широкое асфальтовое поле местами прорастала трава.

От магазинов и кафе, которые мы огибали, вновь послышалась стрельба. Похоже, кто-то с кем-то продукты не поделил. Вопрос, почему военные или национальные гвардейцы с заправки на это не реагируют. Ответ на это мы получили, когда подошли ближе к АЗС. Автобус с тарелкой на крыше до этого момента закрывал общую картину, но теперь видно: машины в дырках от пуль, витрины на заправке разбиты, внутри все раскурочено.

Рядом с каретой скорой помощи два убитых парамедика, у автобуса несколько мужчин в разномастной военизированной одежде, двое в форме чрезвычайной службы. Также все мертвы, живые так не лежат. Кадровые спасатели и мобилизованная национальная гвардия, похоже. Оружия ни у кого нет, на погибших заметны следы мародерства.

Стрельба у магазинов на другой стороне площади между тем утихла. Как раз сейчас оттуда отъехало несколько пикапов, удаляясь от нас, поэтому мы сейчас осматривались относительно спокойно.

– Макс, – позвал меня Дэвид.

Младший прокурорский сын сейчас стоял с другой стороны автобуса, в котором имелась выдвижная секция. Насчет предназначения я не ошибся – передвижной пункт связи, такие здесь во время ураганов используют.

– Смотри, – показал мне внутрь автобуса Дэвид.

Посмотрел, не очень понял.

– На что смотреть?

– Аппаратуру разбили.

– И?

– Сюда теперь посмотри, – показал Дэвид на убитых гвардейцев.

– Дэвид, я не понимаю. Давай так: ты умный, я тупой, говори, что хочешь сказать.

– Я конечно не спец, но мне кажется здесь поработали профессионалы. Понимаешь, здесь семеро парней и два медика, они лежат вместе, то есть их застали врасплох. Если бы это была банда, просто так к ним бы не подошли. А издалека – прости, мужик, но на дистанции в бандах так хорошо стрелять не умеют. Я думаю работала как минимум пара умелых марксманов, расстреляли парней вот оттуда, – показал мне Дэвид на крыши далеких таунхаузов. – И только после этого сюда пришла банда мародеров, затоптав здесь все. Возможно управляемо пришла, сразу после того как парней расстреляли.

– Ты хочешь сказать, что здесь специально обученные люди специально отработали?

– Да, нечто такое я и подразумеваю. Скорее всего вокруг города сейчас несколько групп, которые хорошо стреляют, и они стреляют первыми. Ты же слышал, что Дерек говорил про банду у нас дома?

– Эм… Дерек?

– Начальник криминальной полиции. Ну, большой парень в стетсоне, – Дэвид даже показал мне как шляпу приподнимает.

Точно, помню, был такой – черный высокий дядька в ковбойской шляпе, видел его мельком в толпе в библиотеке. Начальник криминальной полиции, надо же. Я слышал, что он что-то говорил, причем говорил громко и уверенно. Но, если честно не вслушивался – у него был такой жуткий южный акцент, что понимал я его через слово. Тот как будто на другом языке разговаривал – не на английском, а на каком-то непонятном, причем одновременно с горячим чаем и жвачкой во рту.

– Дерек сказал, что к нам домой пришли совсем не наши гангстеры, не местные. Или из Техаса, или вообще с Севера. Чужие совершенно, ни один ни по одной сводке не проходит.

– Отпечатки смотрели?

– Да, у Майкла… это помощник Дерека, – отреагировал на мой взгляд Дэвид. – У Майкла был с собой служебный лэптоп, они делали проверку.

Хм. Если в особняке прокурора Мэйсона были неместные «гастролеры» – не из Конфедерации, то это действительно выглядит до крайности странно. И версия мести за посаженных братьев после этого как-то не сильно стыкуется с реальностью. Нет, понятно, что для рядовых исполнителей такое проходит идеально – пусть даже это была месть за неизвестных южных братьев, но в остальном…

Дэвид между тем продолжал:

– Если расстрелять несколько таких постов, оставив следы мародерства, представляешь, как парни с черными злыми винтовками начнут реагировать на группы энси в зоне видимости?

«ЭнСи?» А, да – здесь так не-граждан называют. Негры, если по-русски, и речь совсем не о цвете кожи.

Дэвид внимательно на меня смотрел. В иной ситуации его предположение показалось бы мне конспирологией, но после услышанного недавно от Родионова про возможную активизацию беспорядков я серьезно задумался.

– Вот значит как, – негромко протянул я.

– Да, мужик, вот так.

Дэвид, кстати, после того как увидел убитых парней, больше не улыбался.

Осматриваясь вокруг, я прошел на порог магазина при заправке. Внутри все разгромлено, одна из касс разбита, валяется на полу. Стеллажи завалены, внутри заметен лежащий убитый заправщик. Подходить смысла нет, и так видно – ничем не поможешь.

На стенах размашистые надписи черной и красной краской. Почерк корявый, многое не разобрать, но преобладают крупные и короткие надписи: «Fuck 12», «F12», еще вот «1312».

– Это что? – спросил я у Дэвида.

– Это все ACAB.

– ACAB?

– Да, мужик, ACAB, только цифрами, а не буквами. «Эй» – первая по счету буква алфавита, «Си» – третья, потом снова…

– Все, понял, понял.

– За такую надпись у нас дают реальные сроки, а недавно вот так начали везде писать. За это пока наказания никакого нет, вот и лезет грязная пена. Такие дела, мужик.

Точно, я мог бы и сам догадаться. Ребус-то прост: знаменитый лозунг маргиналов о том, что все копы – ублюдки, «All cops are bastards». Если взять первые буквы каждого слова, то «1312» и получается.

Интересно, этот ребус – народное творчество или продукт социальной инженерии?

Бросив еще раз взгляд на неаккуратную настенную живопись, вышел из здания заправки и подошел к разбитым машинам. Кроме автобуса и кареты скорой помощи, здесь стояло еще два пинцгауэра.

Весьма приметные машинки – австрийский военный вездеход, внешне похожий на наш УАЗ-буханку. Только оба пинцгауэра на высоких рубчатых колесах, и из-за угловатых очертаний кузова агрессивней чем буханка выглядят. Хотя если смотреть спереди, то фары тоже круглые, придают машине слегка простецкий вид.

Один пинцгауэр расстрелян как решето, причем стреляли из дробовиков. Второй внешне выглядит почти бодрячком, только стоит криво. Колеса с одной стороны прострелены – подкачка не поможет. На морде тоже следы картечи, одна фара разбита, водительская дверь открыта. На стекле, изнутри, смачный такой плевок.

В первой, в щедро расстрелянной машине, обнаружился убитый нацгвардеец. Вернулся ко второй – в ней никого не было. Как-то не вижу логики в действиях. Хотя…

– Да они ее завезти не смогли! – вдруг догадался я.

Найденной промасленной ветошью очистил от плевка стекло, выкинул ее под машину. После запрыгнул за руль, осмотрелся на приборной панели. Вроде все простенько, но мало что понятно.

Замок зажигания, впрочем, нашелся. Намертво вставленный в него ключ на месте. Повернул – ноль реакции. Ну да, ну да.

Мне потребовалось меньше минуты на то, чтобы за водительским сиденьем найти кнопку включения массы. После этого снова повернул ключ. Движок заскрежетал как гремящие в мешки кастрюли, с первого раза не завелся. Выключил зажигание, подождал немного. Со второго раза тоже толку никакого.

– Ну же, Боливар, не капризничай! – пробормотал я.

Помогло – с третьей попытки пинцгауэр затарахтел довольно бодро.

Посмотрел – бак почти полный, судя по ожившему датчику. Не глуша мотор выпрыгнул на асфальт. Наверху, на рамном багажнике, снял запаску, еще одну Дэвид уже снял и притащил со второго пинцгауэра.

Меняли колеса по очереди – один работал, второй наблюдал, чтобы не повторить судьбу убитых здесь парней. Потратили не больше двадцати минут, справились быстро. Под конец скорости способствовала возобновившаяся стрельба на другой стороне площади – похоже битва за магазин началась снова, и уже серьезно началась, возможно даже с новыми участниками.

Когда колеса встали на место и последние гайки были протянуты, я сел за руль, Дэвид-младший запрыгнул на пассажирское место. Порыкивая двигателем, пинцгауэр вырулил с заправки, и мы поехали по шоссе в сторону Нового Орлеана, оставляя позади все нарастающую перестрелку.

– Люк, – показал я Дэвиду наверх.

Он сначала не понял, но поднял голову и увидел круглый люк в крыше для стрелка. Открыл его, встал на сиденье. Люк для его широких плеч оказался несколько неудобен, но в него Дэвид пролезал, если что стрелять сможет.

Ехали мы не быстро – на отдельных прямых участках я разгонялся километров до пятидесяти в час (примерно, спидометр не работал), но ненадолго. Дорога была завалена нагромождениями принесенного волной мусора, обломков и даже целых деревьев. Периодически встречались разбитые и перевернутые машины. Но проехать все же было можно везде, пусть где-то и по обочинам.

Через десяток километров выехали на десятый хайвэй. И увидели, что здесь явно прошло что-то либо по типу гусеничной БРЭМ с отвалом, либо гражданская техника вроде бульдозера. На одну полосу движения как минимум дорога была полностью расчищена.

Более того, сразу после перекрестка мы подъехали к блокпосту национальной гвардии. Несколько баррикад, грузовик на высоких рубчатых колесах, и один пинцгауэр. Не как у нас, а трехосный, с бронекапсулой, решетками на стеклах и пулеметом сверху. Смотрелось серьезно, особенно когда ствол пулемета в нашу сторону посмотрел.

Вот только когда мы медленно подъехали, стало заметно что стоящие на блокпосте парни выглядят немного потерянно. Нас встретили довольно буднично и совсем без настороженности. Впрочем, настроение у бойцов изменилось, когда Дэвид показал какое-то удостоверение и рассказал об убитых на заправке.

Парни оказались национальными гвардейцами из Алабамы и нашим рассказом были серьезно взволнованы. Связи у них не было, прибыли они сюда с самого утра сразу после расчистки участка дороги, и с той поры вообще не представляли, долго ли им здесь оставаться. Пару раз, как сказали, видели вертушки спасательных служб, периодически катались по дороге самоорганизовывающиеся группы местных, но в остальном – информационный вакуум.

Неприятной для нас новостью стало то, что мосты через озеро Пончартрейн пришли в негодность. Получается, для того чтобы теперь попасть в Новый Орлеан озеро нам нужно объехать. Это точно до ночи растянется – крюк примерно на сотню километров получается.

Хорошими новостями оказалось то, что дорога туда, во-первых, расчищена – а в основном и вовсе нетронута, так как проходит за Новым Орлеаном, волна до нее просто не дошла. Во-вторых, дорога эта идет через аэропорт, откуда парни из Алабамы сюда утром прибыли. Аэропорт же контролируется милицией конфедератов и там царит закон и порядок.

Осталось добраться только.

Попрощавшись с гвардейцами – которые теперь выглядели более собранными и настороженными, поехали дальше. Сотню километров, огибая озеро и город по широкой дуге, преодолели за три часа, проехав еще несколько блокпостов. На одном из них встретили автобус передвижного пункта связи – аналогичный тому, что был на расстрелянной заправке. Кроме того, встретили первого кадрового офицера, который услышанной от нас информацией о расстреле на АЗС серьезно озадачился, и явно решил озадачить этим командование – связь у него была.

Когда уехали от последнего блокпоста, уже вечерело, понемногу спускались сумерки. Дорога была пустынна, зато в небе началось активное движение – вертушки в цветах национальной гвардии, а также синие с эмблемами агентства по чрезвычайным ситуациям сновали над нами туда-сюда. Похоже, эвакуацией заняты.

На самом подъезде к Новому Орлеану я начал понемногу нервничать. Обогнув город, мы теперь приближались к нему с запада. Местность здесь болотистая, а дорога – виадук, приподнятый над землей. Если хоть один пролет разрушен, дело дрянь – либо возвращаться, либо дальше пешком. Мои подозрения подогревало то, что со стороны города довольно давно мы не встречали ни одной машины.

К счастью, опасения не подтвердились и к Новому Орлеану проехали без проблем. На широкой развязке на въезде в город наткнулись на КПП милиции конфедератов. Здесь Дэвид снова показал удостоверение, опять, в очередной раз, рассказав об увиденном на АЗС. О нас сообщили дальше по рации, после чего мы – миновав КПП, выехали к аэропорту и встали среди большого скопления машин и самой разной техники. Как оказалось, проезд дальше, как и въезд в город, в котором ближе к вечеру уже начались серьезные беспорядки, был закрыт.

Вполне следовало ожидать. Мысленно я уже попрощался с возможностью двигаться на колесах, и собрался дальше идти нелегально – пешком, ножками.

Но нарушать ничего не пришлось – Дэвид оказался на высоте. Блистая (в сумерках это особенно заметно) улыбкой, он нашел одного знакомого прокурора Мэйсона, который помог ему найти другого знакомого прокурора Мэйсона, который помог найти третьего знакомого прокурора Мэйсона. И уже через полчаса Дэвид запрыгнул в машину, и дежурно осветив все белизной зубов показал мне необходимый для въезда на закрытую территорию пропуск. Объезжая многочисленные машины, я порулил к шлагбауму пропускного пункта.

Впереди нас ждала жилая застройка Нового Орлеана, над которым поднимались многочисленные дымы, а в нескольких местах виднелись яркие в сумерках отсветы пожаров.

Глава 9

Пока Дэвид выполнял квест «найди знакомых знакомых отца и получи пропуск для проезда за оцепление», солнце уже опустилось за горизонт. Но здесь, на участке скопления военной и спасательной техники темно не было – все вокруг освещено прожекторами и яркими люстрами на машинах.

Когда ехал к границе оцепления, иногда даже щуриться приходилось, когда лучи света прямо в глаза били. Но стоило только проехать за шлагбаум и покинуть высвеченную прожекторами полосу безопасности, как стало темно – уличное освещение не работало.

Едва мы выехали за пределы света, я сразу остановился у обочины. Пинцгауэр техника военная, но как отключать свет стоп-сигналов, пока ждал Дэвида, на приборной панели я так и не нашел, не разобрался. Поэтому вышел из машины и просто разбил задние фонари прикладом. После этого сел и поехал дальше.

– Ты ничего не забыл? – поинтересовался через некоторое время крайне озадаченный Дэвид, поглядывая то на меня, то напряженно всматриваясь в темень дороги перед нами.

– Да мне нормально, не переживай. По сторонам лучше смотри.

– Я-то смотрю, вот только я не вижу нихрена!

– Ну просто внимательно смотри в это нихрена. Главное, чтобы если там что-то появится, ты это увидел раньше, чем оно нас.

Дэвид попробовал было приложится к прицелу, но в кабине и на ходу это оказалось явно неудобно. Посмотрел на люк, явно задумавшись, но вылезать не стал. Отрыл окно только со своей стороны на полную. Впрочем, скоро он вроде пригляделся – глаза привыкли к темноте, да и луна на небе светит, озаряет все вокруг слабым призрачным светом.

Удалившись от аэропорта, мы уже ехали в черте города. Но окружающий пейзаж, в моем привычном понимании, город ну никак не напоминал. Нескончаемая одноэтажная Америка среди многочисленных бетонных заборов и пустырей паркингов. Огромный коттеджный поселок, только ни леса, ни речки – одни промзоны изредка пейзаж разбавляют.

Колорита местности добавляли отсветы пожаров в некоторых местах; близко мы не подъезжали, но все равно заметно. Периодически слышалась стрельба, иногда вспыхивая довольно активно – в городе объявили комендантский час, отряды милиции и национальной гвардии охотились на банды и отряды мародеров. Ну или наоборот, тут дело такое: когда тореадор быка, а когда и бык тореадора.

Мы, к счастью, ни на мародеров, ни на ополчение милиции пока не наткнулись. Для последних у нас был оформленный пропуск-разрешение, но все равно мало ли. Есть же люди с привычкой сначала стрелять, а потом спрашивать, с такими точно знакомится не хочется. К тому же милиция нервная сейчас, лучше нам вообще никого не встречать, как мне кажется.

Широкий проспект с разделительной полосой газона, ведущий нас по одноэтажной жилой промзоне, вскоре сузился и поднялся виадуком. После этого проехали вроде совсем ничего, но уже оказались почти в самом центре города – совсем недалеко уже видны высотки даунтауна. В некоторых окнах небоскребов горел свет, над домами заметны опознавательные огни и мечутся лучи прожекторов вертолетов. Район даунтауна, как Дэвиду сказали, под контролем и защитой милиции. Нелишняя для нас информация – чтобы знать, если что, куды бечь.

Сейчас никуда бечь нам не нужно было, так что такой типичный для всех американских городов деловой район мы объехали. После этого выехали на огромную многоуровневую развязку. Здесь увидели перегораживающий магистраль блокпост, возле которого стояло сразу несколько машин национальной гвардии, причем пара из них довольно серьезные колесные броневики. Нас встретили направленными стволами автоматических пушек, но благодаря пропуску никаких проблем не возникло, почти сразу поехали дальше.

Куда дальше рулить на этой многоуровневой развязке без Дэвида я бы вряд ли нормально и быстро сориентировался. Но он подсказывал, так что вскоре мы съехали на широкий проспект. Здесь вид по сторонам уже напоминал традиционный город:тесно стоящие трех-четырехэтажные дома, некоторые современные, некоторые старые – в колониальном стиле. Высокие пальмы на разделительной полосе, витрины, вывески. Темное только все, многие витрины закрыты деревянными щитами или опущенными тяжелыми ролл-ставнями.

Миновали несколько перекрестков и въехали в старый город – французский квартал, как сообщил мне Дэвид. Улицы здесь потеряли размах широты, выглядит все вполне по-европейски. Один из приличных районов «в этом сраном городе», как Дэвид мне сообщил. Похоже Новый Орлеан Мэйсон-младший немного недолюбливает. Еще он сказал, что до советского торгпредства уже совсем недалеко.

– Так, стой, – сразу после этой хорошей новости тронул меня за плечо Дэвид.

– Что? – обернулся я к нему, останавливая пинцгауэр прямо посередине дороги.

– Да похоже не туда. Сейчас, погоди… можешь чуть дальше проехать, посмотрю где мы вообще.

«Т-та Таллина т-талеко? Т-теперь т-талеко-о-о!», – невольно вспомнил я подходящий к случаю анекдот.

Впрочем, когда Дэвид посмотрел название улицы, он с возгласом «бинго» щелкнул пальцами и заставил меня развернуться. Место для разворота я искать не стал, а направил машину прямо через засаженную газоном разделительную полосу, прицелившись между двумя декоративными кустами. Пинцгауэр легко перепрыгнул бордюры, и мы поехали в обратную сторону.

– Да-да, теперь налево. А вон там давай направо, – повел меня новой дорогой Дэвид.

Повернув в очередной раз, я сразу же негромко выругался. Попали: дальше, метрах в полутораста от нас, улицу перекрывала баррикада из двух полицейских машин, одна из которых сейчас догорала, чадя пламенем.

Рядом еще несколько автомобилей, кучей сгрудились – как будто кто-то скопление припаркованных машин протаранил. Но это все далеко, а самое неприятное происходило совсем неподалеку – метрах в тридцати, на противоположной стороне дороги увидел помятый и перевернутый на бок белый седан, а также сгрудившихся возле него людей. С оружием.

Если бы я не видел так хорошо в раскрашенной серыми красками темноте, понять что это за люди оказалось бы проблематично. Если бы – а так я увидел, что один из них за ногу тянет за собой безжизненное тело к тротуару, торопливо убирая его с дороги. И одеты все характерно.

Звук двигателя пинцгауэра несомненно был услышан заранее, потому что нас готовились встречать. Как раз выруливая на перекресток я успел заметить, как двое бандитов (ну не выглядят они на приличных людей) залегают с другой стороны разделительной полосы с оружием наготове. Еще один, бросивший тело которое волок, укрылся за перевернутым белым седаном, а четвертый, последний, убирая за спину автомат вышел нам наперерез, поднимая руку с открытой ладонью. На фоне догорающей в конце улицы полицейской машины его силуэт было хорошо видно, а вот лицо – нет.

Останавливаться, разворачиваться или сдавать задом не вариант – вдарят со всех стволов вдогонку и не факт, что безболезненно уехать получиться. Я поморгал единственной фарой, притормозил немного. Переключившись на первую скорость выжал сцепление, так что машина медленно покатилась к ожидающему нас человеку с поднятой рукой.

Сразу стрелять по нам не стали. Мы пусть и на военной машине, но на разбитой, едем по городу без фар и в одиночестве, так что похоже нас сейчас принимают за своих. Другое дело, что это совсем ненадолго.

– Этот парень твой, я скажу когда, – обратился я к Дэвиду, имея ввиду «парламентера».

Из карабина в кабине стрелять проблематично, но Дэвид вопросов не задавал – поставив СКС между ног, он уже достал пистолет, будучи по виду в полной готовности. Отличный напарник. Особенно когда не улыбается во все свои тридцать два.

Медленно подкатывая к стоящему посередине дороге бандиту, я выдержал паузу. Очень долгую – Дэвид, наверное, мысленно меня десять раз проклял. Долгую, но нужную паузу – и когда оказался совсем неподалеку от парламентера и от перевернутого седана на другой стороне дороги, я бросил сцепление и выкрутил руль. Пинцгауэр зарокотал мотором и ускоряясь, легко перескочил через бордюры разделительной полосы, сминая невысокие кусты.

Двое залегших у бордюра гангстеров крайне удивились, когда прямо над ними нарисовался наш кургузый автомобиль. Пинцгауэр бодро перепрыгнул через обоих, снизу раздались пронзительные крики, загремели выстрелы. Краем глаза увидел оранжевые хвосты со стороны Дэвида – высунув руку в открытое окно, он сейчас расстреливал «парламентера». Потянувший из-за спины оружие бандит не успел среагировать, сложился на асфальте.

Черт, выкручивая руль я совсем забыл сказать Дэвиду, чтобы он начинал стрелять – хорошо тот сам сообразил.

– Держись! – крикнул я.

И снова я поздно среагировал. Дэвид просто не успел вытащить руку из окна, когда пинцгауэр врезался в крышу перевернутого на бок автомобиля: устраивать перестрелки в духе контр-страйк на дистанции ножевого боя я не собирался, поэтому решил вопрос со спрятавшимся за машиной последним вооруженным человеком кардинально.

Сидел в момент столкновения Мэйсон-младший боком, и прилетел в лобовое стекло плечом, успев даже сгруппироваться. Без травм, похоже – до космических скоростей я на такой дистанции не разогнался. А вот насчет отсутствия травм у укрывшегося бандита не уверен – белый седан после удара хорошо проволокло вперед по асфальту.

Сам я уже выскочил из пинцгауэра, с машинпистоле в руках – и в каждого из перееханных гангстеров всадил по короткой очереди. После оббежал упавший от удара на колеса седан и присел на колено, высунувшись из-за капота. Действовал быстро, колено ощутимо ожгло болью – похоже, содрал об асфальт. В шортах все же воевать в городе, где никакой травы и везде асфальт – так себе затея. Да и не в городе тоже.

Я не ошибся, четвертого бандита ощутимо приложило. Откинуло от удара назад, но упавшей на колеса машиной не накрыло – так что сейчас он неуклюже пытался подняться, и одновременно тянулся к отлетевшей винтовке. Не успел ни то, ни другое – короткой очередью я его успокоил.

Поменяв магазин на полный, так и оставаясь за капотом разбитого белого седана – Волга, надо же, осмотрелся. Движения рядом больше нет. Заглянул в салон Волги – на светлой обивке сидений следы крови, осколки стекла. На зеркале – красная советская ленточка; салон машины пуст.

Еще раз посмотрел вокруг. Убитых – гражданских, двое. Один на тротуаре за высоким жестяным мусорным баком. Как раз тот, которого на моих глазах пытались прятать. Второй чуть подальше, под стеной магазинчика с вывороченной ролл-ставней и разбитой витриной. Рядом валяется массивная камера, а сам мужчина в синем бронежилете с надписью «Пресса» на русском. Черт, наши.

– Макс! Макс! – окликнул меня Дэвид крайне взволнованным голосом.

Коротко обернувшись, сразу понял причину его беспокойства – чадящую полицейскую машину объезжал черный фургон микроавтобус с выключенными фарами.

– Дэви, помогай! – крикнул я, уже подхватывая тело оператора.

Мужик был здоровый, помощь Дэвида оказалась кстати. Торопясь, схватили его вдвоем за руки – тело еще остыть не успело, потянули и затащили в пинцгауэр через боковую дверь.

Второго погибшего затаскивал я один – Дэвид, присев на одно колено и укрываясь за разбитой Волгой, уже стрелял по черному фургону. Вот вроде бы СКС совсем иной, даже калибр другой, а звук выстрелов очень уж знакомый, с характерным металлическим лязгом затвора.

Стрелял Дэвид точно и убийственно. Массивный черный фургон уже остановился, и сейчас припал на левую сторону – как раз только что несколько пуль выбили искры в районе колеса. Я это заметил уже через лобовое стекло – затащив через боковую дверь второго погибшего журналиста, не выходя на улицу перевалился через сиденья, свалившись на водительское место.

Вот в иной ситуации, спокойной, даже без болтающегося на ремне на груди машинпистоле так не сделаю, чтобы и быстро, и точно. Если с автоматом, так вовсе велик шанс отстрелить себе что-нибудь. А когда вокруг недобрые вооруженные люди, готовые тебя убить – поди ж ты, прямо ловкость кошки просыпается.

Крикнул Дэвиду, одновременно со скрежетом втыкая заднюю передачу. Он сначала попятился от Волги задом, не переставая стрелять. Я увидел, как у него встал на задержку затвор, после чего Дэвид развернулся и бегом запрыгнул на пассажирское место. Не опуская при этом карабин и не закрывая пока до конца дверь – положив ствол в раму полностью открытого стекла.

Я уже с завыванием коробки ехал назад. В зеркалах темно, назад не обернуться – куда еду, черт вообще знает. Когда выруливал обратно на перекресток, заметил мельтешение и желтые вспышки у баррикады рядом с горящей машиной. По нам оттуда стреляли – услышал со стороны Дэвида сочный жестяной звук попадания, потом сразу второй, мелькнуло прямо перед капотом пара росчерков трассеров.

Из-за баррикады, под вспышки выстрелов, объезжая черный фургон появились еще две машины – серый неприметный универсал и пикап, в кузове которого видны головы и торчащие стволы. Кто-то оттуда по нам даже стрелял – но вспышки я отметил мельком, потому что мы уже заехали за угол дома.

Разгоняя пинцгауэр задом, я повернул руль и круто развернулся – заскочив на тротуар и врезавшись задним бампером в витрину магазина. Звонко посыпалось стекло, я громко выругался, но уже воткнул первую передачу и жал на газ, вновь поехав передом.

Проскочил полсотни метров, свернул в ближайший переулок. Педаль я давил в пол, но после торможения разгонялась машина весьма натужно – она, конечно, по грязи и лесу хорошо тащит, но для городских гонок не очень подходит. Если пробовать бежать на скорости, то скоро нас догонят – что подтверждали заметные лучи фар позади.

– Надо рубить! – крикнул я.

– Да-да, мужик, согласен!

– Будь готов!

– Vsegda gotov! – в азарте прокричал Дэвид.

Надо же, шутник какой. И похоже, у него с головой как и у меня не все в порядке. Но если у меня в моменты опасности ледяное спокойствие, то у этого веселый азарт. Да, нашли друг-друга, что еще сказать.

Я чуть притормозил перед следующим перекрестком, наблюдая в зеркало за пляшущими позади отсветами фар. Пара секунд, и вот уже машины преследователей вырулили следом за нами. Дав себя заметить, я ускорился и круто повернул в очередной переулок.

Дорога здесь оказалась значительно у́же, дома стискивали улочку буквально с двух сторон. Еще и сверху балконы нависают, закрывая и так скудный лунный свет. Проехав пару десятков метров, я остановился – вжав педаль тормоза в пол, до визга резины. Пинцгауэр потащило, а я повернул руль – гася скорость, врезался в большой пластиковый мусорный бак, который отлетел и из него рассыпались плотные черные мешки.

Вместе с Дэвидом выскочили из машины практически одновременно, разбегаясь по сторонам и занимая позиции. Я присел за высоким крыльцом с золотым колокольчиком и белыми фигурными перилами, Дэвид с другой стороны улицы укрылся за углом дома. Едва успели – мазнуло по стенам домов светом фары и первая машина, пикап, вошел в поворот с визгом резины. Стрелять я не начинал, ждал пока повернет вторая тачанка преследователей.

Зато Дэвид открыл огонь сразу – лобовое стекло пикапа напротив водителя покрылось паутиной трещин, расходящихся от пулевых отверстий. Ну, пошла жара – я выпустил короткую очередь по переднему колесу. Быстро едущую машину повело, потерявший управление и водителя пикап наехал на поребрик под углом.

Вырванное от сильного удара переднее колесо взорвалось; пикап подскочил и практически не теряя скорости врезался в стену дома и перевернулся – сидящие в кузове посыпались на дорогу как горох. Прямо перед нами.

Я прочертил по груде упавших длинной очередью. Затвор на задержке, пустой магазин попытался убрать в подсумок, промазал. Услышал, как он упал на асфальт, не обращая внимания быстро достал и воткнул в приемник следующий. Дэвид уже стрелял в едущий следом за пикапом универсал – водитель которого затормозил, так что красные отсветы стоп-сигналов ярко осветили стены зданий. Послышались жестяные звуки попаданий, но сдать обратно назад водитель серого универсала успел – я только выругался грязно.

Добивая, короткими очередями расстрелял всех вывалившихся из кузова гангстеров, один из которых страшно кричал на одной ноте. Длинной очередью зарядил в крышу перевернувшегося пикапа. Если там пассажир уцелел, чтобы он там и остался.

– Уходим, уходим! – снова меняя магазин, на ходу крикнул я Дэвиду.

Пустой магазин в этот раз в подсумок засунул не потеряв, достал снаряженный. Предпоследний. Патроны, это совсем как мед по заветам Винни-Пуха: «Если он есть, то его сразу нет».

Вот что мне мешало еще магазинов попросить, наверняка в особняке Мэйсонов были же? Ленивая скотина, нет тебе прощения – ругал я сам себя. Не очень, впрочем, активно. Зато активно двигался – мы с Дэвидом почти одновременно запрыгнули в пинцгауэр, одновременно хлопнули дверьми.

Когда тронулся с места, заскрежетал опрокинутый недавно мусорный бак по асфальту – его сейчас толкало бампером прямо перед нами, и бак не думал отваливать в сторону. Только когда я повернул налево, раскидывающий плотные мешки мусорный бак исчез из вида.

Уходя от места перестрелки, проскочили по сузившимся улочкам – Дэвид в карусели поворотов по переулкам потерялся, и совершенно не мог понять где мы находимся. После третьего поворота он крикнул, что вообще теперь не понимает даже куда мы едем.

Я собрался было остановиться и присмотреться к домам, чтобы понять адрес. Остановиться не успел – с перекрестка прямо перед нами выскочил серый универсал. Сейчас он ехал без света, а сквозь лобовое стекло я увидел характерный зеленоватый отблеск на лице водителя – рулил тот с активным прибором ночного видения.

Времени на раздумья не было, так что я действовал без лишнего ума и сообразительности – не только не сбавил скорость, а еще и вжал до упора педаль газа, направляя пинцгауэр в хромированную радиаторную решетку. Вдруг понял, что все это время я еще и орал Дэвиду начинать стрелять. А он действительно взял и начал, причем почти сразу – прямо через лобовое стекло, уперев приклад в сиденье.

Я видел как-то, что американцы таким образом маленьких детей стрелять учат – если не хватает силы удерживать оружие при выстреле, прислониться спиной к дереву и использовать его как упор для приклада, держа ружье под мышкой. Может и Дэвида такому учили; а может не учили и он после моих криков просто сориентировался по-быстрому.

Главное, что водитель универсала под звуком бьющих в машину пуль замешкался, и не успел уйти с линии карающего пинцгауэра – грубый швеллер бампера уже встретился с красивой радиаторной решеткой. Дэвид при этом, с возмущенным воплем, налетел на приборную панель. Не очень удачно – ударился головой в разбитое пулями стекло, выбивая его окончательно. При этом он бровь рассадил, похоже – на вылетевшем лобовом аж клякса осталась.

Сам я в момент удара крепко держался за руль. Об руль и приложился, потеряв и пока не находя дыхание. Но способность двигаться не утратил – вывалился кулем на улицу, упав левым плечом на асфальт, и принялся сразу стрелять по видимым мне передней и задней двери универсала.

Патроны кончились удивительно быстро. Замена магазина – причем этот уже последний. Я по-прежнему лежал плечом на асфальте, и увидел, как из машины с другой стороны кто-то выскочил. Очередь по ногам, пронзительный крик: выскочивший из машины человек упал, держась за раздробленную пулями щиколотку.

Еще короткая очередь, крики стихли. Я же, отпустив лязгнувший по асфальту машинпистоле, достал пистолет и на четвереньках, широко открывая рот – все еще в попытках поймать пропавшее дыхание, подполз к подбитой только что машине. Поднялся на одно колено (больно, по асфальту прямо ссадиной о которой забыл) и не целясь, подняв пистолет над головой, выпустил все пули в салон не глядя. Сначала в сторону передних сидений, потом назад, в пассажиров – если они там еще живые были.

Проблема с патронами – их теперь почти нет. Два неполных магазина к машинпистоле, один к пистолету, едва тридцать всего не наберется. Слезы.

Проблема со временем. Нужно решить – или забирать трофейное оружие, или сразу валить отсюда. При этом мне определенно нужен водитель универсала – пусть он уже и не живой. Кажется мне, что простые ребята с приборами ночного видения за людьми, а тем более за советскими журналистами, не охотятся.

Дэвид, кстати, уже находился на улице и наготове. И был в порядке, о чем меня и оповестил возгласом: «I'm OK! I'm OK!».

Насчет «Окей!» я бы поспорил – лицо все в крови, из разбитой брови щедро заливает, даже футболка на груди мокрая; но омерзительно-белоснежная улыбка по-прежнему на месте, словно приклеенная. Бесит меня этот сраный ковбой, смотреть на него не могу, аж скулы как от лимона сводит.

Пока Дэвид контролировал обстановку, я распахнул водительскую дверь универсала. Внутри – месиво, хорошо пострелял. Схватил за воротник и выволок труп водителя, потащил его в пинцгауэр. Обратил внимание что не ошибся – на голове, на широких резинках крепления, прицел ночного видения. Уже не рабочий – ни голова ни уцелела, ни прицел. Сам наш преследователь был чернокожий мужчина, лет тридцати – и совсем не рядовой уличный гангстер на вид, если смотреть на сохранившуюся часть лица. Серьезный парень, если конечно отбросить то, что мертвый.

Когда серьезный мертвый парень оказался в пинцгауэре, я бросил туда еще найденный в салоне универсала клон АК с парой магазинов, и мы с Дэвидом запрыгнули в машину. Я порулил просто вперед, но почти сразу мы выехали к набережной реки. Закрывающий марлевым тампоном разбитую бровь Дэвид сразу прокричал что-то невнятно, но с интонацией как Архимед кричал: «Эврика», и уже уверенно показал направление к советскому представительству.

Проехав полкилометра по набережной, мы повернули и снова углубились в городские кварталы. Теперь только дома здесь были по большей части двухэтажные, причем встречалось немало деревянных. Центр города, надо же, а выглядит как улочка провинциального курорта.

Проскочив мимо зеленого сквера, с одной стороны которого располагались два пятиэтажных офисных здания из стекла и бетона, подъехали наконец к воротам советского торгового представительства. Располагалось оно не в одном, а сразу в целом комплексе из нескольких двухэтажных зданий, огороженных высоким забором. Ворота были закрыты, и подъехав почти вплотную, я посигналил. Потом еще раз посигналил.

– Свои, открывайте! – высунувшись из окна, на русском крикнул я громко.

– Свои в такое время дома сидят, – почти сразу послышалось откуда-то из-за ворот.

– Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз! – крикнул я в ответ машинально. – Открывайте, у меня важная информация для товарища Петрова!

Последовала некоторая пауза, использованная явно для переговоров.

– Как заезжаешь, сразу останавливаешься, выходишь из машины. Руки на виду, оружие не трогаешь.

– Сэр, есть сэр!

Автоматические ворота пришли в движение, почти бесшумно отползая в сторону. Едва заехали на территорию, как я сразу остановился. Держа руки на виду, как и было сказано, вышел из машины. Дэвид, толкнув свою дверь локтем, и по-прежнему прижимая ко лбу окровавленный марлевый тампон, тоже спрыгнул на брусчатку двора. Его СКС остался в салоне, а вот у меня машинпистоле так и болтался на груди, на таком удобном ремне.

К нам уже подошел сотрудник охраны. Усатый, причем хорошие такие усы, густые; белая рубашка, на которой чужеродно смотрелись бронежилет и разгрузка с магазинами. Оружие усатый держал наготове – надо же, «Вал», автомат специальный, кучеряво живем. Серьезный дядька – простым охранникам такое не дают, в Союзе с бесшумным оружием крайне строго.

– Кто такие? – спросил усатый охранитель представительства.

– Я Максим Царев, турист из Петрограда. Это Дэвид Мэйсон-младший, сын Дэвида Мэйсона, окружного прокурора штата Миссури. В машине двое убитых – похоже наши, журналисты, подобрали по дороге. Но не уверен, документы не смотрели.

– Чего так? – поинтересовался усатый.

– Стреляли, – пожал я плечами.

– Это вы только что шумели неподалеку?

– Получается да.

Усатый опустил оружие, заглянул в боковую дверь пинцгауэра – мы ее даже не закрывали, так и ехали.

– Тут трое, – сразу отметил он.

– Сверху там еще один странный товарищ, который охотился за нами, а скорее всего и за ними, в приборе ночного видения.

– Какое у тебя сообщение для Петрова? – отвел взгляд от погибших в салоне усатый охранник торгового представительства.

– Важное.

– Конкретно, какое? – вкрадчиво переспросил усатый.

– Вы Петров?

– Да.

– Документы, будьте добры. С разворотом, чтобы я фотографию и фамилию увидел.

– Я тебе сейчас, (уточняющее междометие), небо в клеточку покажу, с разворотом! – возмутился собеседник, добавив что-то про охамевшую молодежь, у которой еще молоко на губах не обсохло.

– Слушай, дядь, – я уже понемногу начал раздражаться. – Мы с тобой оба по итогу сегодняшней ночи объяснительные будем писать товарищу генерал-майору, и я уже почти готов писать все с натуры, как есть. И ты не поверишь, но у меня настолько важное сообщение, что если ты сейчас будешь мне небо в клетку показывать вместо того чтобы к Петрову проводить, то после моей объяснительной не торгпредство на теплом побережье, а в Анадырь поедешь, сортир на Угольных копях охранять. Я тебе русским языком сказал, что мне Петров нужен, какого Хулио Иглесиаса ты мне тут мозг компостируешь?

Усатый, до этого момента невозмутимый, немного в лице поменялся. Я же удивился, как в напряженных ситуациях мой мозг выдает просто убойные аргументы. Ведь сейчас, для того чтобы сориентировать направление в сторону «дальнего гарнизона» совершенно не думая привел в пример Анадырь. В моем мире информация что там, неподалеку от поселка Угольные копи, находится аэродром подскока для базирующихся в Энгельсе стратегических бомбардировщиков, была в общем доступе; здесь же, полагаю, подобные сведения под грифом секретности, или как минимум для служебного пользования и точно не в свободном доступе.

В общем, сразу после моей вспышки холодной ярости усатый дядь (пусть и сверкнув зло глазами), приложил руку к уху. У него там гарнитура миниатюрная, надо же, я только сейчас заметил. Усатый коротко доложил, что прибыли два студента, привезли тела журналистов и еще говорят, что есть важно сообщение.

– Да, да, для вас. Нет, сообщить отказываются.

В общем, почти сразу после этого разговора мы направились к Петрову.

Прошли по зеленой аллее с фигурно выстриженным кустарником, зашли в самое большое здание. Дэвида тут почти сразу приняли две женщины, одна из которых явно была медработником. Здесь же я после предельно вежливой просьбы (тоном, не допускающим отрицания) оставил оружие.

Когда отдавал одному из охранников машинпистоле и пистолет, по лестнице сбежала молодая миловидная девушка. Коса до пояса, никакой косметики – что красоту даже подчеркивает. Одета удобно, но по-деловому – по местной погоде так не ходят. Джинсы, сапожки на невысоком каблуке, водолазка с горлом и пиджак. Работница торгпредства, похоже.

– Юрий Семенович, это правда? – дрожащим голосом спросила девушка.

Отвечать усатый не стал, кивнул и по-отцовски взял ее за плечо. Светловолосая девушка, до этого момента сохранявшая видимость невозмутимости, всхлипнула. Красивое лицо исказилось, но почти сразу она закрыла лицо руками, отходя в сторону. Похоже, что информация об убитых журналистах дошла. И судя по форме одежды, светловолосая незнакомка может быть и не местный сотрудник, а коллега погибших. Даже скорее всего.

Оглянувшись последний раз на плачущую девушку, которая прислонившись спиной к стене съехала вниз, закрывая лицо руками, я следом за усатым Юрием Семеновичем пересек холл и поднялся на второй этаж. Дверь нужного кабинета оказалась совсем неприметная. Но внутри – несмотря на нейтрально-стандартную обстановку, заметно что рабочее место далеко не последнего сотрудника.

Верхний свет в кабинете не горел. За столом, за монитором с максимально убранной яркостью, сидел усталый на вид человек в твидовом клетчатом пиджаке. Был он неуловимо похож на Новосельцева из кино «Служебный роман». Прическа только аккуратней. Ну и взгляд, конечно – за этими прозрачными голубыми глазами явно угадывалось масштабное личное кладбище. Я в этом знаю толк, нутром стоящую за людьми смерть чую.

– Доброй ночи. Я Сергей Петров. Говори, что за сообщение.

Голос тихий, вкрадчивый. Вроде ничего такого, а не очень уютно, когда слышишь.

Спрашивать документы у усталого человека в старомодном пиджаке я не стал. Если с усатым дядем можно еще спокойно препираться, даже громко обложить друг друга – но чувствуется что свой человек, с ним все в рабочем порядке. Поссорились, помирились. Этот же… я его не боюсь, ни капли, но ссориться с ним совсем не хочется.

– У меня конфиденциальная информация от Дмитрия Родионова, – коротко глянул я на усатого.

– Все свои, – отреагировал на мой взгляд Петров.

Ну, свои, так свои.

– Меня зовут Максим Царев, я турист из Петрограда. Катался вчера на парусной лодке, в открытом море попал в волну цунами, переночевал в разрушенном доме вместе со случайной попутчицей Алисой Станкевич.

Послу упоминания фамилии невежливой красотки заметил, как едва приподнялась бровь Петрова.

– Сегодня утром в соседнем доме, принадлежащему окружному прокурору Дэвиду Мэйсону, услышал выстрелы…

При упоминании фамилии прокурора бровь поднялась еще выше.

– …Зашел в особняк на звук стрельбы, обезвредил банду гангстеров – которые, по их словам, пришли в дом прокурора в целях личной мести. Там же в доме я обнаружил Дмитрия Родионова. Он ранен в ногу, без опасности для жизни. Сейчас Родионов находится там же, вместе со своим помощником, прокурором Мэйсоном, а также с…

Я сделал паузу, взглядом еще раз показав на усатого охранника. Петров кивнул нетерпеливо, при этом прикрыв глаза.

– А также вместе с некой Кэрол Шиэн, занимающейся финансами. Дмитрий Михайлович просил вам передать, что у него ситуация в статусе ничего хорошего, и попросил считать это запросом на экстренную эвакуацию.

После моих слов усатый едва слышно хмыкнул. Похоже, я сказал что-то забавное. Петров же в лице совсем не изменился. Не глянув даже на монитор, он достал из ящика стола карту, бумажную, развернул.

– Здесь? – безошибочно показал он на точку на побережье, где находился особняк прокурора.

– Да.

На карте было нанесено большое количество пометок от руки, но почти ничего из них рассмотреть я не успел – Петров карту сложил и убрал. Потом он подумал немного и задумчиво покивал.

– Хорошо. Хотя ничего хорошего. Ты останешься здесь? – поднял Петров взгляд от карты.

– У меня есть выбор?

– Стрелять умеешь? – вопросом на вопрос ответил Петров.

– Так, факультативно.

– Это они шумели недавно в соседнем квартале, тела журналистов у уличной банды отбили, – вдруг произнес усатый. Причем тоном таким произнес, я бы даже сказал одобрительным.

– Хорошо, – снова кивнул Петров, потерев лицо руками. – Хотя ничего хорошего, – добавил он чуть погодя.

Понял я теперь, почему усатый только что негромко хмыкал. Похоже, что «ничего хорошего» – это не только характеристика ситуации от Родионова, но и прозвище этого местного резидента. Думаю, сам Петров об этом прекрасно знает, но судя по всему по этому поводу совсем не волнуется. Волновало его сейчас явно совсем другое:

– Вокруг нас уже который час происходит нездоровое движение. И мы тут, полагаю, уже скоро окажемся на осадном положении. Если стрелять умеешь, лишним точно не будешь.

Глава 10

Из кабинета Петрова вышли вдвоем с усатым дядем, прошли по коридору и спустились на один лестничный пролет, встав между этажей. Здесь в стене было окно, в которое можно наблюдать задний двор представительства и высокий забор, ограждающий советскую территорию от соседней улицы.

– Меня звать Юрий Семенович, – представился усатый.

– Так и звать? Юрий Семенович, на шесть часов вижу группу танго…

– Щ-щегол, – уже беззлобно фыркнул Семенович. – Почему танго?

– Таргет, он же цель.

– Ты где служил?

– Писарем в штабе.

– Конкретнее.

– У меня подписка о неразглашении. Но я если что так, не специалист. Слону в задницу метров с пяти попаду, не более того.

– Хорошо. Хотя ничего хорошего, – цокнул усатый, явно спародировав Петрова. – Если видишь группу танго, меня можешь звать Семёныч. Семёнович – это мое отчество, а фамилия если что Семено́вич, – добавил он, сделав ударение на букву «о».

Юрий Семёнович Семено́вич, надо же. Интересно, где таких креативных родителей берут? Я не про родителей этого Юрия, в честь Юры Гагарина скорее всего названного, а про родителей его отца Семёна Семено́вича. Который еще и Семёнович наверняка был по отчеству.

Вдруг я озадачился: то есть получается, что Анна Семено́вич в моем мире – это почти Анна Семёнович, только всего без двух точек на «е»? Забавно, вроде буквы одни, а какие разные слова.

– Что? – не услышал я усатого.

– За мной говорю пошли!

Что-то я да, потерялся в мыслях. Следом за усатым Семенычем вышел из здания, прошли по небольшой аллее между двумя зданиями, подошли к главным воротам. Пинцгауэр здесь уже переставили – поставив его боком впритирку к воротам, подпирая створку. Чтобы не протаранили с наскока, мы в Африке тоже так делали.

Так, а это мы сейчас вообще куда? Меня уже выгоняют за излишнюю дерзость что ли?

Как оказалось, догадка была недалека от истины. Поманив меня за собой, Семеныч взялся за металлическую дугу рамного багажника и легко забрался на крышу пинцгауэра. Присев, так чтобы не маячить сильно над створкой ворот, он показал мне через сквер в сторону двух офисных стеклянных пятиэтажек, темнеющих силуэтами на фоне светлого лунного неба.

– Дома видишь?

– Да.

– У меня здесь всего три своих человека, я имею ввиду специалистов. Еще четверо – дежурная смена охраны, американцы. Еще есть беженцы, тут собралось почти полсотни гражданских, семерым оружие уже выдал. Но там… – Семеныч поморщился. – Двое только доверие вызывают, остальные так, соу-соу. Слушаешь?

– Ну да, я вроде не ушел.

Усатый дядь посмотрел на меня внимательно, но комментировать не стал, продолжил.

– Мне нужно, чтобы ты занял позицию на крыше. Вон там, – показал он на темнеющие пятиэтажки. – Для того, чтобы если здесь окажется совсем жарко, выступил. Просто так не встревай, от обычных гастролеров мы отобьемся. Но если поймешь, что дело реально дрянь, тогда уже начинай работать. Будешь джокером, раз такой шутник.

Спрашивать, как понять если дело будет дрянь, я не стал. И так ясно, что смотреть по обстоятельствам надо будет, ничего нового не услышу. Спросил о другом:

– А есть вариант, что дело будет дрянь?

– Мы еще четыре часа назад запросили эвакуацию гражданских.

– Но?

– Пока отказать. Есть информация, что вокруг нас прямо сейчас могут крутиться непростые ребята, ждут именно вертушки, чтобы обратно приземлить их на взлете. Полагаю, когда поймут, что винтокрылых не будет, через пару часов нас попробуют попугать. Думаю, пошлют пострелять по окнам и пошныряться вокруг каких-нибудь шаромыжников. Если и после полуночи эвакуации не будет, зуб даю – пойдут на серьезный штурм, кость в кость. Мы сейчас здесь объект для провокации, это даже без шестого чувства понятно.

– Есть кого провоцировать?

– Не кого, а зачем.

– И зачем? – переспросил я.

– Если убитых советских граждан уличные банды будут таскать за машинами по улицам, определенно в некоторых кругах возникнут некоторые сложности с обсуждаемым сейчас соглашением об ассоциации Конфедерации с Союзом.

– Точно! – даже щелкнул я пальцами от неожиданной догадки.

– Фуле щелкаешь, ты-то откуда об этом соглашении слышать мог?

– А я и не о нем щелкал.

– А о чем тогда?

– Сюда, в представительство, самая удобная дорога из центра города и из даунтауна перегорожена баррикадой. И именно там мы погибших забрали, чуть сами в замес не попав. Там похоже целенаправленно засада была – хоть на журналистов, хоть на кого, главное чтобы на советских.

– Да? На какой улице это было?

– А я не знаю, я ж не местный. Меня товарищ Мэйсон со стороны аэропорта вел, короткую дорогу показывал.

– Хм. Похоже, что ты прав, – задумчиво вглядываясь вдаль, протянул Семеныч.

«Еще бы я не прав был», – мысленно фыркнул я, но вслух озвучивать не стал. Усатый прикольный дядька, похоже из тех кто громко злится и быстро отходит. Но тут все равно меру знать надо. Семеныч, между тем продолжил мне объяснять по сложившийся вокруг ситуации:

– Ничего хорошего уже связался с местной милицией, они готовы пригнать колонну и эвакуировать гражданских, но только ближе к утру. Сейчас у них и так проблем выше крыши. Но к утру и Севастополь подойдет, наши морпехи тоже здесь будут. Вот только до утра, сам понимаешь, еще дожить надо. Общая ситуация ясна?

– Более чем.

– Сейчас сходим в оружейку, потом поужинаешь, возьмешь сухпай, своего товарища Мэйсона и проваливай. Ты из СВД как?

– Я лучше АК возьму. Но СВД лишним не будет, у Мэйсона спросим, может возьмет.

– Он умеет?

– Конечно умеет, он ж американец!

– Ну да, эт верно. Но рожа у этого красавчика конечно… – очень точно характеризовал интонацией впечатление от младшего Мэйсона Семеныч. – Не-не, я не в обиду, – заметил он мой взгляд.

– Да я так-то согласен, у каждого ведь свои недостатки.

– Пойдем, – поднявшись, спрыгнул Семеныч с крыши пинцгауэра машины. И негромко выругался.

– Ой! – сразу после этого сказала русоволосая девушка с длинной косой. Та самая, в пиджаке и сапожках, которую я недавно видел в здании.

Неслышно и незаметно подойти к нам она не могла. Значит уже была здесь, в пинцгауэре или рядом, когда мы на крышу машины забирались. И, похоже, сейчас решила показаться. Или, скорее всего, просто тихо вышла из салона – тела из машины уже убрали, но там же пол весь в крови, неприятно находиться. И видимо светловолосая девушка все время разговора так и стояла под нами почти не дыша, чтоб внимания не привлекать.

Семеныч, оглядев неожиданно появившуюся тут слушательницу с головы до ног, снова негромко чертыхнулся.

– Ты что здесь делаешь?

– Я за камерой пришла.

– Ее Никифоров унес.

– Я поняла уже, что ее здесь нет.

– Много слышала?

– Все слышала.

– Рассказывать остальным об этом будет не лучше идеей.

– Я поняла.

– Давай в здание, раз поняла. Нечего тебе здесь делать.

Кивнув, светловолосая девушка развернулась и быстрым шагом направилась в сторону ближайшего здание представительства. Семеныч покачал головой, глядя ей вслед. Я тоже посмотрел, невольно обратив внимание на обтянутые джинсами ягодицы, особенно привлекательные на контрасте узкой талии, которую не скрывал облегающий ладную фигурку пиджак.

– Корреспондентка с телеканала Флорида. Освещать праздники приехали по редакционному заданию – это ты ее коллег привез. Поперлись за жареным, картинку красивую с пожарами захотели.

– И вы так спокойно их отпустили?

– А они спросить забыли, прикинь?

– С собой ее брать не стали?

– Они могли. Но это дочка большого начальника из московской ГТРК, ее сюда на университетскую практику, считай что на экскурсию привезли, – покачал головой Семеныч. – Как началось, папаша еще вчера сразу позвонил, попросил, чтобы дочку берегли.

– Прямо так и сказал? – удивился я.

– А как он еще может сказать? – в свою очередь удивился Семеныч.

Я только плечами пожал. Подумал, что если большой начальник, то будет что-то типа: «чтобы волос с головы не упал, иначе…» и далее по тексту, а Семеныч похоже такой вариант даже не рассматривал.

В общем, не поняли мы друг друга.

– Ну вот за что мне это все, а? – со вздохом посмотрел Семеныч в темное небо. – Ладно, пойдем за твоим рейнджером-марксманом, потом в оружейку.

Дэвида, с забинтованной головой, нашли в комнате отдыха. Он уже жевал бутерброд, запивая чаем и сверкая белизной – как улыбки, так и свежих бинтов на лбу, спускающихся на левую бровь. Когда я махнул ему подниматься, он глотнул горячего чаю, на ходу запихнул в себя остатки бутерброда и мы пошли в оружейку.

Я, если честно, полагал что оружейная комната может удивить, но не ожидал такого разнообразия! Глаза разбегаются: больше полусотни только АК в разных модификациях двухсотой серии, ровными рядами. Два РПК, причем явно видно, что раньше их стояло больше. Короба с лентами – похоже, здесь и ПКМ недавно были. Сейчас на крышах зданий уже наверное.

Еще было два Винтореза, десяток Валов, заметил пару СВД – одна обычная, и одна в компоновке булл-пап, пистолетов вообще хватит всю конную полицию Канады вооружить. Бронежилеты, каски – как массивные шлемы с забралом, так и легкие арамидные, без ушей для активных наушников. Наушники, кстати, тоже имелись.

Дэвид сразу забрал СВД и принялся изучать, примериваясь.

– Ничего себе, – не удержался я от реакции.

– Ты чего удивляешь? – не понял Семеныч.

– Размеру арсенала.

– Ой ладно, я вот когда после школы милиции в районное ОВД пришел работать, вот там арсенал был. А здесь, так, мышкины слезы, – усмехнулся сквозь усы Семеныч. – Даже гранат нет.

– Как гранат нет? – удивился я.

– Вот так. Умные люди с большой головой решили, что гранаты нам не положены. Черемуха только.

– Не, Черемуху не надо.

– А Черемуху я и не предлагал.

– ПБС есть? – поинтересовался я, беря в руки один из АК. – Или обычная банка, хотя бы? – добавил я, увидев как Семеныч покачал головой.

– ДТК нет. Глушители есть, но это спецоснащение. Так что ПБС, ребята, я вам не дам. Иначе меня потом на него же и посадят нижним природным технологическим отверстием…

Я посмотрел в сторону специального оружия. Ничего не спрашивал, да и Семеныч только головой покачал.

«Вы бесшумных автоматов продаете? Нет, только показываем. Красивое», – подсказал тут же внутренний голос.

АК я поставил на место. Машинпистоле у меня с небольшой банкой, то ли родной для его модификации, то ли кастомной, я пока не присматривался и Дэвида не спрашивал, как-то не до этого. Пламя она пусть не полностью, но гасит, так что лучше МР-5 себе оставлю. Привычный, ухватистый, тем более что мы вроде на позицию тайного секрета выдвигаемся. Только патронов побольше взять и магазинов бы еще неплохо – одни я потерял, пять всего осталось.

Патроны нашлись, и я уже кидал коробки в рюкзак Дэвида. Магазинов для моего машинпистоле в оружейке не было, но Семеныч сказал что у него есть у одного из парней в заначке, обещал еще штук пять подогнать. Вот это дело, это прям не масло, а уже майонез, я даже обрадовался.

– Рации? – поинтересовался я.

– Если я тебе одну из служебных гарнитур выдам, могу без пенсии потом из конторы вылететь, это спецсвязью считается.

– Да мне обычную гуляй-болтай хотя бы! – не очень понял я, почему мне не дать простую рацию.

– Уоки-токи? – теперь уже почему-то не понял моего запроса Семеныч.

– Ну да.

– У тебя телефона что ли нет?

– Есть.

– Так переключишь в режим рации, номер базовой станции я тебе запишу.

– Это как? – еще сильнее удивился я.

– Что как? – еще сильнее удивился и Семеныч.

– Как звонить в режиме рации?

– Ты давно технологического прогресса касался? Или ты к нам с Луны свалился?

– Н-ну… – замялся я, даже не зная что ответить. Не так уж Семеныч в своем предположении и неправ, по сути.

Усатый дядь между тем требовательно протянул руку. Я вытащил из кармана свой телефон, разблокировал экран и передал ему. Семеныч, показывая мне последовательность действий, глубоко зашел в меню настроек, отключил гражданскую мобильную связь, выбрал использование в режиме рации и набрал номер.

Дэвид, кстати, тоже достал свой телефон – внешне отличающийся от моего, но тоже кнопочный и противоударный, и сейчас делал примерно все то же самое. И когда Семеныч показал номер базовой станции, он тоже его набрал, подглядывая в экран моего телефона.

В кармане у Семеныча несколько раз тренькнуло оповещением, он достал свой телефон и что-то нажал несколько раз, похоже разрешая подключение.

– Все, – прокомментировал закончивший настройку Семеныч, когда на экране моего телефона появилась информация об установке связи. Теперь кнопку вызова зажимаешь, говоришь. Громкость регулировать как обычно, вот, я на минимум поставил.

– Частоты?

– Тебе не надо.

– Почему?

– Я настроил связь с базовой станцией, она работает в режиме постоянной перестройки рабочей частоты. Ты в школе на НВП вообще ходил? – с крайним удивлением посмотрел на меня Семеныч.

– Скорее всего да, – пожал я плечами.

– Это как?

– У меня частичная амнезия.

– Что?

– Головой ударился сильно, было дело, некоторые элементарные вещи забыл. Так иногда бывает. С рацией я все понял, спасибо. Позывной?

– Я Папа, ты – Иноходец, ты Иноходец-два, – ткнул пальцем Семеныч в Дэвида.

Если честно, думал что Семеныч даст мне позывной Джокер – запомнилось, когда он недавно на воротах говорил о козырном применении нашего НП. Но над позывными для нас усатый дядь совсем не задумался – похоже не первый раз уже кого-то далеко в похожем режиме «прочь с глаз» отправляет.

– Кто-нибудь кроме нас за забором будет? – сразу же заинтересовался я.

– Нет. Если будет, сообщу.

– Спроси, может есть у них батарейки для прицела или прибор ночного видения? – обратился вдруг ко мне Дэвид на английском, отвлекаясь от изучения СВД.

– Батареек нет, но поискать можно, – на английском же ответил Семеныч, который прекрасно понял Дэвида. – У тебя сели?

– Не-не, я на всякий случай, – только помахал головой Дэвид, сверкнув своей белозубой улыбкой. Семенычу его улыбка эта, кстати, как и мне похоже тоже сильно не нравилась.

– Шлем, уши? – показал на легкие шлемы Семеныч, проигнорировавший часть вопроса про ПНВ. – Тут гарнитура с проводом есть, можно к телефону подключить.

Подумав немного, я отрицательно покачал головой.

– Почему? – спросил Семеныч.

Дэвид промолчал, но тоже на меня с удивлением посмотрел.

– Много там за забором парней в таких модных шлемах или активных наушниках? Мы в них сразу как мишени будем, а без них за своих можем сойти.

– Ничего, что вы оба белые?

«Я чувак, который играет чувака,замаскированного под другого чувака!» – на английском, с интонациями актера Дауни-младшего, раскрашенного под чернокожего из фильма «Солдаты неудачи», мог бы сейчас сказать я. Не сказал – в старом-то мире не каждый бы прикол понял, а в этом тем более.

– Маски или балаклавы есть? – вместо этого спросил я.

– Есть, как не быть.

– Черные?

– Темно-зеленые есть.

– Ну и нормально. Мы загорелые оба, в масках если что за своих сойдем.

Дэвиду маска-балаклава, прикрыть его белоснежные бинты на голове совсем не помешает.

– К тому же мы по плану вроде как на большую войну и не собираемся, как понимаю, – добавил я.

– Да, по тебе заметно, – кивнул Семеныч.

– Чего это по мне заметно?

– Шорты, – показал он мне на ноги.

Я только руками развел. Так-то согласен, но пока сюда ехали нормальные штаны нигде почему-то ни разу по дороге не валялись.

– Есть предложения по одежде? Я бы не отказался.

Штаны нашлись. Принес их неразговорчивый специалист из команды Семеныча, вместе с обещанными магазинами для МP-5. Штаны хорошие – темно-зеленые, карго, с боковыми карманами, переоделся быстро.

Но кроме штанов и патронов – как к машинпистоле, так и к карабину, несмотря на количество всего разного в оружейке мы почти не прибарахлились – Дэвид тоже свой СКС менять не стал.

Я оставил здесь французского старичка, себе взял пистолет Ярыгина в жесткой пластиковой кобуре, набрал магазинов к нему. Забрали пару бронежилетов – легких, для скрытого ношения. Взял парочку фальшфейеров, красных и зеленых, еще прихватил с полки приличный бинокль, пока Семеныч отвернулся. Спрашивать как-то не стал, вдруг у него бинокли тоже под учет, а нам лишним совсем не будет.

«Оу-оу, теперь ты в армии, н-на!» – зазвучали в голове строки несуществующий здесь песни. Дело такое, сам себе не поможешь, никто тебе не поможет. Дэвид, кстати, увидев как я беру с полки бинокль, почти мгновенно оказался рядом, встав ко мне спиной с открытым рюкзаком на ней. Красавчик.

Когда поднялись из оружейной, оставили бронежилеты, разгрузки и оружие в комнате охраны, чтобы людей не пугать. Потом Семеныч ушел обходить посты по крышам, а мы прошли в столовую. Здесь нас ждал накрытый отдельный стол с плотным ужином, который оказался совсем не лишний – у меня с обеда во рту не было ничего, кроме пары перехваченных по пути шоколадных батончиков. Дэвид хотя бы бутерброд недавно заточил, а у меня при мысли о еде прямо живот тянет.

За соседним с нами столиком сидели двое мужчин, у каждого рядом к столу прислонено по АК, явно из оружейки. Внешность разная – один бородатый, второй полностью лысый, лица совсем разные, при этом выглядят они как-то одинаково. Руки рабочие, это заметно, одежда вроде и цивильная, но в такой и тяжело трудиться можно – штаны карго, ботинки из нубука, рубашки плотные. Точно не туристы, хотя… есть у них что-то такое, совсем негородское в облике. Мысль об этом меня натолкнула вдруг на предположение, что это геологи.

Мужчины разговаривали довольно громко, и я невольно прислушался к обсуждению.

– …ну вот смотри, Семеныч сказал стрелять во всех вооруженных негров и особенно в англичан, которые полезут через забор.

– И, в чем проблема?

– С англичанами понятно, но как быть с неграми? Как я их увижу, темно же?!

Лысый в ответ на это только хмыкнул и руками развел, в одной из которых была вилка с насаженной котлетой. Борода же продолжал:

– Миша, ты не хмыкай н-на, я реально не врубаюсь! У этих охламонов-вохровцев тут в загашнике даже два АГС нашлосьь, а вот приборов ночного видения – нет, н-на! Это нормально вообще? С какой планеты нахрен они прилетели, тут вообще кто-нибудь думал об охране как таковой, н-на?

АГС в оружейке я кстати не видел ни одного. Значит, они уже не в оружейке, а на оборудованных позициях. Вот интересно – гранат нет, а АГС есть. Хотя, готов поставить что АГС здесь – просто временно, и скорее всего для передачи какой-нибудь группе товарищей.

Еще теперь я хорошо понял, почему морщился недавно Семеныч после вопроса Дэвида о батарейках и ПНВ. Не столько из-за отвратительной белоснежной улыбки младшего прокурорского сына, сколько из-за самого неудобного вопроса он морщился.

– Простите, уважаемые, – не выдержал я, обращаясь к соседям.

– Да? – оба обернулись одновременно.

– Извините, я случайно услышал фрагмент разговора. Вы говорили, что стрелять нужно если что в вооруженных англичан и негров…

– Да-да, – кивнул Борода.

– С неграми понятно, но вот англичане? Как вы их отличаете?

– В смысле как? – усмехнулся Борода. – Если по-английски говорит, значит англичанин, н-на.

– Так ведь… могут же молчать.

– Ты молчал, когда к воротам подъехал?

Интересно, он похоже видел, как я к воротам подъезжал. Скорее всего эти двое на крыше ближайшего к воротам здания сидели, сейчас на ужин сменились.

– Да я вроде почти сразу крикнул что «свои».

– Ну вот, – развел руками Борода.

– Так если молчит, это же может быть не англичанин, а американец.

– А какая разница? – поинтересовался вдруг Лысый. После этого оба соседа громко и заразительно засмеялись. Я же подумал, что точно геологи, без вариантов.

– Вы тоже в отряд местной, прости Господи, самообороны? – поинтересовался у нас Лысый.

– Да, типа того, – кивнул я.

– Мы на крыше третьего корпуса н-на, а вы? – это уже Борода спросил.

– Не, мы за забор.

Поговорили еще несколько минут, после чего геологи собрали пустую посуду и направились на выход. Мы же с Дэвидом полностью уделили внимание еде. Я бы, если честно, не отказался бы от душа и теплой кровати, но вариантов похоже нет. И осознавать это было довольно грустно.

Дэвид вдруг поднял взгляд и смотрел сейчас над моим плечом. Судя по звуку шагов, кто-то к нам идет, а судя по взгляду Дэвида этому кому-то что-то от нас нужно.

– Привет, – раздался позади негромкий, но не все равно звонкий девичий голос.

Почти сразу на место напротив, выходя у меня из-за спины, присела уже знакомая девушка-корреспондент с телеканала Флорида.

– Не помешаю?

– Нет, но мы вроде как уже уходим, – пожал я плечами.

– Туда, – махнула рукой девушка, безошибочно (в помещении) указав направление в сторону домов, которые мне как наблюдательный пункт назначил Семеныч.

– Туда, – кивнул я.

– Меня Ульяна зовут. Ульяна Машкова.

– Очень приятно. Я Максим, вот этого сударя зовут Дэвид. По-русски он плохо понимает.

– Понимаю карашо. Говорить плохо, – отреагировал Дэвид своей неизменной белозубой улыбкой.

– Вы можете мне рассказать, как и при каких обстоятельствах нашли… моих коллег? – сглотнув комок, поинтересовалась Ульяна.

– Да, можем. Но не сейчас, нам уже идти пора, – завел я руками.

– Хорошо, надеюсь увидимся. Удачи, ребят.

Кивнув девушке, я забрал недавно принесенный буфетчицей пакет с сухпайком и направился к выходу. Ульяна, кстати, молча прошла за нами и наблюдала, как мы с Дэвидом доснаряжали пустые магазины, потом надевали бронежилеты, разгрузки, подтягиваем ремни. Девушка явно хотела что-то сказать, но не находила слов.

Да, после того что она случайно услышала у ворот, просто для нее сегодняшняя ночь точно не пройдет. Я хотел было ей что-то сказать ободряющее, но сколько не думал, что именно я могу сказать ободряющего, так и не придумал.

Заканчивая сборы, закрепил телефон на разгрузке – на плече в специальном кармане, так чтобы можно было удобно зажимать кнопку вызова.

– Не волнуйся, все будет хорошо, – прощаясь, последний раз посмотрел я на девушку. – Но пасаран! – приподнял я кулак в интернациональном жесте.

Ульяна несмело улыбнулась, а я ей смело подмигнул. Вот, а если не думать, все сразу получается.

Вывод – много думать вредно.

Выпустил на улицу нас один из охранников торгового представительства через неприметную калитку черного хода, со стороны огороженной территории противоположной от главных ворот. Мы с Дэвидом быстрым шагом прошли вдоль стены и углубились в кварталы. Напрямую через сквер не пошли – мало ли кто в этих пятиэтажках сидит уже, и мы такие как на ладони к ним шуруем. Осторожность не помешает.

Так что, чтобы выйти к офисным зданиям, мы по широкой дуге обошли здание торгового представительства, двигаясь аккуратно и стараясь не привлекать внимания. Пока шли, периодически в ночной тиши раздавались звуки выстрелов. Стреляли довольно далеко от нас, по разным сторонам и с разной частотой.

Вот так – вроде еще вчера утром город жил спокойной благополучной жизнью, а сейчас, погруженный во тьму, стал царством анархии. Причем люди-то в большинстве дома сидят, просто не показываются. Пока не показываются – пока еще еда, и самое главное вода есть.

До офисных пятиэтажек мы добирались около получаса. Двигались медленно и предельно осторожно, постоянно осматриваясь. Я волновался, как мы будем проникать внутрь, но все оказалось удивительно просто – днем первые этажи явно пострадали, и огромные ростовые стекла на первых этажах обоих зданий были во многих местах разбиты.

Охраны в выбранном нами здании не было, стоянка – за исключением десятка машин, две из которых перевернутые, пустовала. Все выключено, полная темнота. Когда зашли внутрь, Дэвид пошел следом за мной, положив руку на плечо. Явно не видел ничего.

Мне же отлично, все в серых красках; в полной темноте конечно возникнут проблемы, но здесь почти все здание стеклянное, полной тьмы нет, а в густом полумраке для меня ориентироваться вообще не проблема.

Поднявшись по лестнице на последний этаж, сбили замок и вышли на крышу. Не ровная как стол, что хорошо. Некоторое время потратили на осмотр, после чего обустроили позицию у одного из выходов вентиляционной шахты рядом с лестницей.

Разведали два нижних этажа – пятый сплошные коридоры и кабинеты, парочку из которых мы вскрыли на всякий случай. Четвертый этаж – большое открытое пространство, с многочисленными огороженными рабочими местами. Для каждого работника отдельный загончик.

Здесь, на четвертом, если что, удобно прятаться будет. Если кто решит к нам по лестнице подняться – наблюдательный пункт у нас рядом, дверь на первом этаже мы невзначай подперли типа упавшим пожарным щитом с ведрами. Сразу не откроют, так что гостей услышим. А дальше уже свалить с крыши или гостей встретить – по ситуации, сумеем. Вторую дверь на крышу – лестница с другой стороны здания, подперли так, что с обратной стороны только тараном выбивать. В общем, подготовились как умели.

Вскоре Дэвид уже наблюдал за окрестностями в прицел, я же, пользуясь минуткой спокойствия, собрался опробовать телефон как рацию. Надо же, как неожиданно оказалось, что вполне обычный общегражданский телефон является продукцией двойного назначения. Нет, я помню, что в Союзе даже у папирос «Беломорканал» был калибр 7.62, но вот к продолжению подобной практики в двадцать первом веке оказался не очень готов. Но вообще хорошо, я совсем не против.

Ладно, попробуем. Зажал кнопку вызова, чуть повернул подбородок к телефону, заговорил негромко.

– Папа-один, здесь Иноходец, как слышите меня, прием.

– Иноходец, здесь Папа один, слышу тебя хорошо, прием.

Голос раздался так громко и четко, что я даже вздрогнул. Не-не, надо это дело тише настраивать, так не пойдет. Усатому дядю, то есть уже Папе, я сообщил, что мы на месте. После того как закончил сеанс связи, вытащил телефон и в меню рации нашел настройку громкости, поставив на самый-самый минимум. Ночь, темно вокруг, даже малейшие шорохи звучат очумелым набатом.

– Макс, – негромко поинтересовался Дэвид, когда я с рацией-телефоном закончил.

– Я.

– Слушай, давно хотел спросить. А почему у тебя глаза в темноте светятся как у кошки?

Хм. Вот и что ему ответить?

– Побочный результат секретного эксперимента, если грубо говорить.

– Побочный?

– Да.

– Воу, мужик, тогда какой-же был основной результат?

– Лучше не спрашивай.

– Окей… окей, мужик, понял тебя, – покивал головой Дэвид, и более к этой теме не возвращался.

Вокруг было тихо и спокойно, и мы решили наблюдать по очереди. Дэвид спать не хотел, а вот я с удовольствием воспользовался возможностью. Все же совсем недавно был ночной перелет с акклиматизацией на плюс восемь часов к продолжительности дня, потом бессонная ночь в домике – за последние несколько суток я и режим сбил и недоспал немного.

Пусть не сильно тревожит, но если есть возможность, почему бы не воспользоваться? И когда я завалился на расстеленный плед, захваченный с четвертого этажа, вырубился практически моментально.

Проснулся, когда Дэвид аккуратно тронул меня за плечо. Открыв глаза, увидел его озабоченное лицо и сразу весь сон с меня слетел. Жестами Дэвид мне показал, что вокруг заметно нездоровое движение.

Подхватив машинпистоле, я помотал головой, сделал пару глотков воды из заранее приготовленной бутылки и аккуратно подбежал, пригибаясь, к парапету. Да, действительно, в сторону торгпредства по скверу двигаются фигуры. Пара десятков как минимум, стараются делать это скрытно, в руках заметно оружие.

Двигаются плохо, некрасиво, неумело. Шныряющиеся шаромыжники – очень похоже охарактеризовал Семеныч то, что сейчас происходит. С другой стороны, у этих ребят оружие не игрушечное, настоящими пулями стреляет.

Так, а вот это уже серьезнее – из проезда между домами послышался звук двигателя и на аллею сквера, ломая металлическое ограждение и кусты, выкатился тяжелый пикап-эвакуатор. Ехал он без света, и сейчас направлялся прямо к воротам торговой миссии.

Ну, похоже началось. Короткий взгляд на часы – половина двенадцатого, я и двух часов не поспал. Ну вот что за козлы, могли бы и попозже движения свои начинать.

Глава 11

Громкий звук двигателя пикапа-эвакуатора ясно раздавался в ночной тишине. Направляясь к воротам, тяжелая машина ломилась через кусты сквера словно большой железный зверь.

Укрывающиеся за деревьями многочисленные тени перебежками двигались следом, держась за пикапом. Почувствовав взгляд, я обернулся. Дэвид, только что вроде приникший к прицелу, внимательно смотрел на меня.

Я только головой покачал отрицательно. Точно не наша тема – не думаю, что у охраны торгпредства возникнут проблемы с таким количеством гостей. Хотя с той стороны пока никаких действий не предпринималось. Здания торгпредства погружены в темноту – выключили весь свет, пока я спал, похоже. Периметр за забором тоже больше не освещен, хотя был совсем недавно, когда мы на крышу только пришли.

Двигатель тяжелого пикапа вдруг утробно зарокотал, машина начала разгоняться. Я, затаив дыхание, ждал каких-либо действий со стороны охраны торговой миссии, но ничего не происходило, хотя к стенам уже бежали группы вооруженных бандитов.

Видимо есть четкий приказ первыми огонь не открывать, а разговор в столовой – просто специфический геологический юмор. Хотя Лысый и Борода все же может и не геологи, есть и такая вероятность. Но совсем небольшая.

Пикап между тем проломил поросль густых кустов, своротил с лязгом две металлические секции забора и разгоняясь на прямой, врезался в ворота советского торгового представительства. Полагаю, не будь там с обратной стороны пинцгауэра, ворота бы эвакуатор пробил. А так створка пусть и вмялась на метр-полтора внутрь, но устояла – а пикап от удара даже чуть подлетел вверх, так что задний мост поднялся высоко над кабиной.

С громкими криками группа нападавших ускорилась, уже в полном составе выбегая из тени деревьев и направляясь к воротам торгпредства. По плану, полагаю, они должны были сейчас забегать в снесенные ворота, но план уже оказался нарушен. Что нападающих озадачило: несколько групп примерно по десятку человек сгрудились большими компаниями, пара деятельных бандитов забирались на пикап, чтобы перелезть через ворота, еще несколько пытались командовать и мотивировать остальных, потрясая оружием. Ну бандерлоги, как есть – возникла вдруг у меня аналогия.

Выглядело происходящее достаточно жалко – в этот момент даже одна граната могла бы полностью сбить атакующий порыв. Но ни гранат, ни даже выстрелов с территории торговой миссии не раздавалось. Свет по периметру забора тоже до сих пор не включали.

Несколько человек уже перескочили через вмятую створку на пинцгауэр и спрыгнули во двор, оттуда раздавались их громкие возбужденные крики. Этот маневр послужил словно катализатором – остальные, сгрудившиеся в кучу, как муравьи облепили пикап, торопясь как можно скорее оказаться на территории торгпредства.

Раздались первые выстрелы – причем стреляли именно те мотиваторы-командиры, кто остался у стены снаружи, причем стреляли в воздух. Что делается внутри, отсюда мне непонятно; хотя ничего особо там пока и не происходило – нелепое какое-то движение, как часто бывает в возбужденной, но неорганизованной толпе.

У ворот вдруг ярко заплясало пламя, озаряя все вокруг – похоже, кто-то из нападавших запалил коктейль Молотова, но бутылка вспыхнула у него в руках и огонь расплескался по кузову пикапа. Оттуда как раз выпрыгнула и побежала прочь фигура – снизу до пояса объятая пламенем. Прямо как лошадь с горящими копытами, забыл как называется, пегас вроде. Или нет, пегас с крыльями. В общем, выглядело бы это зрелище красиво и даже забавно, если бы речь не шла о живом человеке – до меня уже донеслись истошные вопли боли.

С территории в это время раздались длинные очереди – похоже, вспыхнувшее пламя перебравшиеся через забор бандерлоги восприняли как нападение и начали палить по всем сторонам. Звуки заполошной стрельбы почти сразу разбавили несколько коротких очередей. И еще несколько. И еще. Буквально через полминуты из-за забора послышались громкие и испуганные крики, и вскоре над воротами появились перелезающие обратно и убегающие с территории миссии фигуры.

Происходящее я прокомментировал коротко, крылатой фразой министра иностранных дел несуществующей здесь Российской Федерации. И поджав губы покачал головой, наблюдая крики, шум, гам – от стен советского представительства веером начали разбегаться неудачники в атаке; подожженный своим же огненным коктейлем уже затих, догорая.

Я посчитал навскидку – от забора представительства сейчас разбегалось несколько десятков человек. Потерь они серьезных не понесли. Из тех, кто остался за забором, может быть даже сами себя по большей части перестреляли, обороняющимся даже особо выступать не нужно было.

Вообще, при желании, охрана представительства могла положить всех бандерлогов очень быстро. Но тут ведь дело в политике, все как обычно: «Скажут, что их было четверо!» Главное не кто прав – тут рассказывай не рассказывай про вооруженных людей, пока они убивать и резать никого не начали, ситуация как ни крути и не доказывай останется в статусе «ну они же дети, просто хулиганят».

Уверен даже, что первые из шныряющихся за забором бандерлогов еще и устные предупреждения получали. Выстрелов, правда, предупредительных я не слышал, но там после вспыхнувшего пламени все как безумные палить начали, там уже при желании предупредительный выстрел не исполнишь, так чтобы услышанным быть.

Кстати насчет вспыхнувшего пламени – пикап-эвакуатор как раз сейчас ярко полыхнул, огонь добрался до бензобака. Никакого взрыва – как в кино, чтобы полквартала в труху, не случилось, просто пламя стало выше и ярче. На пинцгауэр через вмятую створку ворот огонь пока не перекинулся. И, если честно, этого не хотелось бы – жалко этого железного парня, так нас выручил.

После нелепой атаки прошло четверть часа, и прошло относительно спокойно. Ни о каком сне речи больше не шло – отступившие от представительства ребята собрались совсем неподалеку от нашей пятиэтажки – с другой стороны, на парковке отдельно стоявшего одноэтажного здания магазина. Магазин был закрыт, но это никого не остановило – зазвенело разбитое стекло, и сразу десяток бандерлогов зашло внутрь за покупками со стопроцентной скидкой.

Мы с Дэвидом изрядно волновались, как бы на крышу они не полезли. Тогда придется со свежего воздуха уходить, а из кабинетов здания за обстановкой сильно не понаблюдаешь, стены из толстого стекла. И видно не очень хорошо через такое, да и стрелять тоже никак, не обозначив позицию – такое стекло просто так не выбьешь по-тихому, а окон или форточек там нет.

Если гомонящая снизу публика полезет к нам наверх по лестнице, не помешали бы растяжки – пожалел я об отсутствии гранат. С другой стороны – ну нарвутся бандерлоги на растяжку, ну потеряют несколько человек. Зато будут уверены, что в здании кто-то есть и пойдут чесать все помещения. Тем более что лестниц и выходов на крышу тут два, перекрыть их – как два пальца о поребрик.

Суета у магазина между тем все нарастала, несколько раз подъезжали и отъезжали машины. Мы внимательно наблюдали не только за улицей, но и за лестницей. Движение вокруг нашего здания было, но наверх к нам никто не поднимался. Снизу на лестнице тихо, пожарный щит на месте. Сбоку – со стороны второго выхода, тоже тихо. Но через полчаса мы все равно с крыши свалили, спустившись в открытый офис на весь четвертый этаж. Лучше раньше, чем позже – когда начнется вторая попытка штурма крышу без внимания не оставят, уверен. А мы здесь вроде как не защитники, а скорее наблюдатели.

С крыши ушли не зря – еще примерно через полчаса снизу раздался грохот. Не очень понятно, что это… а, понятно, бьют все стекла на первом этаже. Чуть погодя выбили дверь на лестницу снизу, загремели пожарные ведра по полу, послышались крикливые голоса. Еще чуть погодя грохот раздался и сверху, с другой стороны – это выбили вторую дверь выхода с крыши на лестницу, которую мы не вскрывали.

Получается, по обеим лестницам одновременно поднялись две группы, отправляясь на крышу. К счастью, ни перекрывший вход на первом этаже пожарный щит, ни отсутствие замка на одной из дверей ни у кого вопросов не вызвало. Полностью обыскивать здание бандерлоги не стали, а на наш этаж только заглянули, мельком просветив фонарями. Поволноваться при этом пришлось, правда.

На крышу, судя уровню шума поднялось около десятка бандерлогов, вели они себя довольно крикливо. Мы пока так и оставались в открытом пространстве офиса четвертого этажа. Окна с одной стороны выходили и на сквер, за которым расположилось торговое представительство, и на улицу у разграбленного магазина, где кучковались несколько недавно прибывших групп.

Соседняя пятиэтажка все это время стояла тихо и спокойно, рядом с ней никого. Вот почему мы туда не пошли? Может быть еще не поздно? Хотя рисково, лучше сидеть как сидим.

Парковка и улица под нами периодически освещалась фарами машин. За той стороной следил Дэвид, как раз сейчас он меня позвал жестом. Подойдя и присев рядом с ним, я увидел, что на проезжей части расположилась большая группа бандитов. В свете фар они явно готовились разливать коктейли Молотова. На асфальте выстраивается батарея пустых бутылок – тащили их из магазина, выливая содержимое прямо на асфальт.

Рядом из микроавтобуса выставляют разномастные канистры, только что бросили груду тряпья. Посмотрев и сообщив о происходящем Папе по рации, я вернулся к противоположной стене, через неоткрываемые окна от потолка до пола продолжая наблюдать за темным сквером.

Движения с этой стороны вообще никакого. Пусто, безлюдно, темно – в торгпредстве свет тоже не включали. Снизу, с улицы, вдруг заиграла музыка. Я опять перешел к Дэвиду, посмотрел. Пока часть бандерлогов разливала огненные коктейли, кто-то танцевал в кругу машин; реагируя на это, с крыши пару раз раздались громкие подбадривающие и возбужденные крики.

Но вскоре крики с крыши смолкли, музыка тоже – а несколько танцоров получили в бубны от громких и возбужденных командиров, размахивающих оружием. После, растеряв веселье и, возможно, зубы, танцоры вернулись к бутылкам и канистрам.

Несколько часов вокруг нас ничего серьезного больше не происходило. Ну как не происходило – к разбитому магазину пару раз подъезжали машины, обычные и микроавтобусы, высаживали группы подкрепления.

Вскоре среди вооружения прибывших Дэвид срисовал связку одноразовых гранатометов. Я подбежал к нему, посмотрел. Из кузова стоящего прямо посередине улицы микроавтобуса выгружали уже несколько рюкзаков с выстрелами. Так, там похоже не только одноразовые трубы, вон длинные супербазуки видны, четыре штуки валяются на асфальте перехваченной стропой связкой.

Присмотрелся – раз такое дело, может и ПЗРК привезли. Но нет, ничего похожего на руках у крутящихся бандерлогов не заметно. Да и я полагаю все же, что им подобное никто не даст. Если есть поблизости расчет плохих парней с британским акцентом, о которых подозревал резидент Сергей «Ничего хорошего» Петров, то наверняка они не в составе уличных банд ждут вертолеты для эвакуации. Такие дела тихо делают, без лишних свидетелей.

– Папа-один, здесь Иноходец, прием, – зажал я кнопку вызова.

– Папа здесь, слышу тебя, – почти моментально услышал в ответ.

– Папа, тут грузят гранатометы бочками, двадцать плюс-минус штук.

– Принял.

Судя по короткой паузе перед ответом, информации Семеныч не обрадовался.

Наблюдение продолжалось. Мы с Дэвидом сидели как на иголках – сверху группа бандерлогов, снизу их уже вообще толпа, крики не смолкают. Надо было все же в соседнее здание пытаться пробраться.

По стеклам в очередной раз мазнуло светом фар, еще несколько машин подъехало. Похоже, подготовка ко второй попытке полным ходом. На моей стороне, в сквере, темно и тихо, по-прежнему никакого движения.

– Макс-Макс-Макс! – шепотом закричал вдруг Дэвид, поднимаясь и привлекая мое внимание.

Пригибаясь, в очередной уже раз перебежав через широкий офисный зал, лавируя между отдельными кабинками, я оказался рядом с Мэйсоном-младшим. И сразу выругался: не обмануло предчувствие Семеныча.

К магазину, судя по всему только что, подъехало два пикапа. Не таких ярких, красивых и хромированных по кругу как массивный эвакуатор, которым недавно пытались выбить ворота. Эти были явно рабочие лошадки, довольно потрепанные жизнью. И у обоих на дугах безопасности – нормальных, судя по виду, а не декоративных, закреплены крупнокалиберные пулеметы.

Узнаваемые очертания – старик Браунинг.50 калибра. 12,7 если на наш.

Это плохо. Это очень плохо, даже совсем-совсем плохо. Что будет дальше, предположить совсем нетрудно: сначала в два ствола сейчас начнут разбирать верхние этажи зданий представительства. Даже не обязательно подавляя огневые позиции, а просто выкуривая оттуда стрелков и наблюдателей. В это время бандерлоги беспрепятственно подойдут через сквер к забору миссии, откуда накидают по первым этажам гранат, потом – судя по открытию мастерской кустарных коктейлей, попробуют здания представительства поджечь, выкуривая оттуда людей.

Это уже не попытка попугать, как была недавно. Это уже серьезная атака, кость-в-кость, как Семеныч и полагал.

– Папа, здесь Иноходец, прием, – уже вызывал я его.

– Здесь Папа, слышу тебя.

– Папа, тебе крупный калибр подвезли, две штуки на тачанках, уже едут встречай!

Заканчивал фразу я, повышая голос: пикапы с пулеметами отстаиваться не стали и погасив фары, уже тронулись с места, разъезжаясь в разные стороны и объезжая наш дом.

Первый уже повернул в сторону сквера, второй – с другой стороны, как раз поворачивал. Из магазина и прилегающего здания на другой стороне улицы под нами бежали десятки фигур – многие из них тащили гранатометы. Забегали они сейчас в наше здание, на котором уже на первом этаже выбиты все стекла, превращая первый этаж в полностью проходной.

Минуты даже не прошло, как по сторонам гулко застучали выстрелы – пикапы-тачанки выехали на позиции, в темноте стали заметны яркие росчерки. В сквере полетели ветки, упало пара молодых деревьев, срезанные словно циркуляркой.

Жестами я показал Дэвиду, что настало наше время. Похватав оружие, мы пробежали через офис и аккуратно выглянув – пусто, выскочили на лестницу. Как это обычно и бывает, на меня уже накатило ледяное спокойствие, отключая полностью страх и вообще все эмоции. Дэвид же, как я заметил, закусил губу с кровожадной полуулыбкой. Ну, точно с головой не дружит, нормальные люди в такой ситуации себя по-другому ведут.

В здании – сквозь гулкие выстрелы, ясно слышен шум, но к нам никто не поднимается. Видимо координатор штурма счел, что группа наблюдателей здесь достаточна. Тихо поднявшись по пролету, я выглянул на крышу. И увидел сгрудившуюся у парапета группу чернокожих парней, около десятка – вся толпа в одном месте.

Никто из них в нашу сторону не смотрел – собрались у края крыши, наблюдают за работой пулеметов, которые продолжали косить деревья в сквере и выбивать каменную крошку из зданий торгпредства.

Кричат, подбадривают – ну прямо болельщики на матче. Весело им.

В этот момент кто-то из бандерлогов снизу в сквере не выдержал – послышался характерный хлопок выстрела, почти сразу же второй. Одна граната попала в забор, взлетел вверх искрящийся и яркий сноп пламени, вторую не услышал – похоже выше ушла и к реке улетела.

Ладно, настало наше время: я зарядил длинной очередью на весь магазин, прямо по спинам наблюдателей. Захлопал СКС Дэвида, после попаданий которого несколько фигур сбросило вниз, перекинув через парапет. Я уже, отпустив упавший на ремне машинпистоле, пригибаясь шел вперед и держа пистолет двумя руками, добивал последних собравшихся на крыше.

Хорошо, что у них ни ума, ни опыта, а слово «рассредоточиться» они даже на родном языке не знают. Дэвид остался у двери, контролируя лестницу. Я же, пригибаясь все ниже и ниже – уже гусиным шагом подбежал к парапету крыши.

Аккуратно выглянул, осмотрел сквер. Пикапы пока далеко не выезжали, чтобы не подставляться – отсюда, с направленного на сквер фасада здания ни одного не видно. Так, значит оба стоят с торцов здания. Скрывшись за парапетом, присев на одно колено и низко пригнувшись, жестами показал Дэвиду что машин отсюда не вижу.

После быстро осмотрел тела убитых. Ни гранат, ни одноразовых гранатометов. Зато у невысокого парапета рядком стоит небольшая батарея бутылок с коктейлями Молотова. Кустарно сделаны, неаккуратно, горлышки замотаны скотчем. От тряпок резко соляркой несет.

Почти полминуты мне потребовалось, чтобы по карманам убитых найти зажигалку. Торопился – полминуты сейчас, это очень много. Особенно учитывая, что стрельбу на крыше могли не просто услышать, а правильно понять. Зажигалку я наконец нашел, бензиновую Зиппо. Отщелкнул крышку, щелкнул, увидел огонек, захлопнул крышку с металлическим лязгом – работает.

Сунул зажигалку в карман, подхватил две бутылки.

– Работаем! – негромко крикнул я Дэвиду и показал на один из торцов здания. Потом, пригибаясь, побежал в другую сторону. Коротко оглянулся – Дэвид все правильно понял.

Подбежал к парапету у торца здания я, затормозив прыжком, проскользив последние метры на коленях. Коротко выглянул, на пару мгновений – да, тачанка стоит почти вплотную к стене, пулемет прицельно долбит короткими очередями. Умеет-могет, простой бандит так точно стрелять не научен. Рядом с пикапом беснуются фигуры группы поддержки, реагируя криками на звуки гранатометных взрывов со стороны сквера; похоже, некоторым бандерлогам понравилось стрелять по забору издалека.

Я уже поставил бутылки рядом и поджег сразу обе пропитанных соляркой тряпки. И одну за другой, высунувшись и перегнувшись через парапет, прицельно бросил обе бутылки вниз, целясь в кузов пикапа. Сразу же рухнул на крышу, откатился и пригибаясь, устремился обратно.

Контролировать попадание не стал – мишень из меня на фоне чистого неба отличная, так что смотреть на дело рук своих в такой ситуации верный путь в Валгаллу. Впрочем, судя по визжащему многоголосому крику снизу и ярким всполохам пламени приземлилось все как надо. И пулемет замолк.

С другой стороны крыши пулемет тоже замолк, зато слышался звук двигателя. Дэвид, низко пригибаясь, уже бежал навстречу, в мою сторону – у второго выхода на лестницу, ближнего к нему, мы и встретились.

– Минус пулеметчик! – блестя в темноте белыми зубами, сообщил мне Дэвид.

– А пулемет? Пулемет надо было, не пулеметчика…

– Не учи папочку, в пулемет я полмагазина высадил! – сообщил мне Дэвид, явно довольный собой.

– Уходим! Уходим, быстрее, быстрее! – подогнал я его, побежав к лестнице.

Все – мавры, а вернее Макс и Дэвид сделал свое дело, можно уходить. Причем уходить быстро и резко, потому что наши художества незамеченными точно не остались.

В этот момент в сквере послышались многочисленные, накладывающиеся друг на друга звуки разрывов – АГС работает очередями. Это теперь без нас, с парнями в сквере сами разберутся – мы уже на лестницу выбежали.

Едва спустились на один пролет, стало понятно что дело дрянь – снизу раздались громкие крики и шум поднимающейся толпы. Дэвид, высунувшись в отверстие между перилами, начал стрелять в поднимающихся наверх мародеров. Оттуда сразу же раздались крики и вопли.

Так, уходить, уходить, есть же вторая лестница! Я, перескакивая через несколько ступенек сразу, поднялся и выбежал было обратно на воздух. Стоило мне только открыть дверь, как на крыше дома напротив увидел вспышки выстрелов. Свистнули совсем рядом пули, одна из них выбила штукатурку совсем рядом с головой. Я упал и откатился за стену.

– Контакт! Контакт! – крикнул я Дэвиду. – Держи лестницу, пять секунд, сейчас вернусь!

Идея что делать, родилась очень быстро.

Снизу к нам поднимаются явно недружественные парни, сверху крыша простреливается. Если бежать ко второму выходу на другую лестницу, с соседней крыши мы будем как на ладони. Так что я, прижавшись к черному рубероиду, вдоль пересекающего крышу бетонного ребра, поднятого почти на полметра, ползком добрался до парапета, до места расстрелянной группы бандитов.

Прихватил оставшиеся три коктейля Молотова, закинул машинпистоле за спину, и прижимая к себе резковонючие бутылки, пополз обратно к выходу на лестницу. Запах солярки теперь со мной надолго. И от рук, и от грязной футболки – отметил я машинально.

Над головой все это время посвистывали пули, но меня сейчас не достать.

Подполз к цели, приоткрыл дверь – движение с соседней крыши заметили, по металлу створки и по стенам рядом застучали пули, меня осыпало штукатурной. Заполз в приоткрытую дверь на верхнюю лестничную площадку. Здесь Дэвид, сильно не высовываясь, то и дело постреливал вниз, откуда неслись громкие и угрожающие крики. Ну и стреляли, тоже – периодически пули в потолок над нами попадают, летят со взвизгом после рикошетов.

Я запалил один из коктейлей и не высовываясь, бросил его в проем. Послышался звук бьющегося стекла, полыхнуло пламя, крики стали громче. Бросил вторую бутылку, в этот раз кто-то громко завизжал, следом полетела третья.

– Давай, давай, на этаж! – негромко крикнул я Дэвиду.

Вновь даже не глядя вниз чем закончилось огненное представление, скатился по лестнице следом за Дэвидом, который уже выскочил в коридор пятого этажа – длинный, идущий через все здание.

Вдруг Дэвид с предупреждающим криком упал на колено и начал стрелять. Я в этот момент увидел фигуры – далеко, с другой стороны коридора, причем толпа там похоже приличная.

Черт, как-то мы совсем неудачно попали. Дэвид быстро расстрелял весь магазин, менял на новый. Я, стреляя короткими очередями, не давая разбежавшимся (тем, кто успел) гостям высунуться, потащил его вперед. Дэвид шел, но неохотно – он что-то говорил, что нам бы вниз надо, а не сюда. Не слушая, я уже подошел к открытой заранее двери одного из кабинетов. Тут метров пять пройти было, успели пока никто не додумался из-за угла пострелять по нам вслепую и не высовываясь.

Кабинет я еще рано вечером приметил, как только сюда пришли. Как чувствовал, что такая свистопляска будет, оставляя подобное оригинальное решение об эвакуации на потом. Вместе с Дэвидом, который громко протестовал, но все же шел за мной, ввалились в дверной проем.

В коридоре с той стороны раздался пронзительный боевой клич и загремели выстрелы – похоже, у кого-то там ручной пулемет. Ну да, как начал стрелять, так и стреляет. Пули пробивали картонные перегородки офисов насквозь, парочка прилетела почти к нам, срывая со стены мотивационный плакат и разбивая стеклянные рамки с флагом Конфедерации и портретом президента.

– Вниз, нам надо вниз, – снова попытался сказать мне Дэвид, показывая обратно в коридор.

– Точно, бро! Нам надо вниз! – крикнул ему я, и зарядив длинной очередью разбил стекло, осыпавшееся водопадом осколков вниз.

Сорвал с себя ремень машинпистоле, взяв его просто в руку и махнул Дэвиду.

– Делай как я! Давай-давай, за мной! – разбежавшись, выпрыгнул я в проем разбитого окна.

«Ты вообще нормальный?» – примерно с таким смыслом заорал Дэвид мне вслед.

Я вылетел наружу с мыслью о том, что до сегодняшней ночи никогда бы не подумал, что мне придется делать такое снова. Первый раз был в пятнадцать лет, когда, так получилось, я прыгал тоже с пятого этажа, на березу. Только я из хрущевки прыгал, а не из такого офисного здания. И в этот раз под окном была не родная береза, но тоже что-то лиственное – на раскинувшиеся ветви этого дерева я и приземлился.

Верхние, тонкие ветви прогнулись подо мной легко. Раз-два-три-четыре, я даже посчитал, и тут же налетел – на уровне этажа третьего-второго, на толстую ветвь. От удара из груди вышибло весь воздух, реальность вокруг крутануло вокруг своей оси, и спиной вперед я рухнул на газон. Открывая рот как рыба, смотрел как на фоне неба по ветвям следом за мной мечется второе тело.

«Я вообще нормальный?» – несколько мгновений еще слышалось эхо крика, оборванное, когда неподалеку в газон мешком ударился Дэвид.

Дыхание ко мне пока не вернулось, но попробовал перекатиться на живот. Считанные секунды остаются до того момента, как находящиеся в здании могут понять где мы. Если кто-то сейчас выглянет в окно есть шанс, что нас расстреляют как в тире.

Мы приземлились со стороны сквера, в котором совсем неподалеку продолжали рваться гранаты. Мимо – отступая, пробежало несколько гангстеров, с матерными испуганными криками. Нас заметили, но внимания не обратили – ну корячатся двое под деревом, похоже раненые, ну так сейчас много кто в сквере на земле лежит, некоторые вообще не шевелятся. Тем более что мы в раскатанных на лицо масках, на нас не написано, что это мы – диверсанты с крыши.

Я с сиплым стоном наконец перекатился на живот, поднялся на колени, потом на ноги и потянул Дэвида вверх за плечевой ремень разгрузки. Он что-то сипло пытался мне сказать. Скорее всего, что не может идти – но выбора у него не было, вопрос так не стоял. Нам нужно было идти, поэтому встать ему пришлось.

– Вставай, Дэвид, ты же комсомолец! – с натугой выдохнул я, наконец поднимая его на ноги.

«И вновь застрочил пулемет!», – подсказал внутренний голос окончание анекдота.

Подхватили оружие и поковыляли под стену здания. С трудом переставляя ноги, но при этом двигаясь насколько возможно быстро. Зашли внутрь, двигаясь по разбитому стеклу. Мимо пробежало еще несколько орущих бандерлогов, совершенно не обращая на нас внимания.

Чуть поодаль раздались громкие крики. Не испуганные, даже почти уверенные. Надо же, гранатометчики, целый расчет – трое. Один с супербазукой на плече, второй с выстрелом к ней в руках, третий командует. Как раз сейчас он что-то громко крикнул, авторитетно размахивая руками.

Стрелок повернулся к нему на крик и в этот момент явно случайно нажал на спуск. Яркий сноп выхлопа из раструба ударил прямо в стоящего за его спиной заряжающему – я увидел, как густые курчавые волосы факелом полыхнули; граната же пролетела над плечом орущего командира, влетела в дальнюю стену и взорвалась. Заткнувшийся командир расчета только кровью плюнул, когда ему осколок в спину прилетел.

Озадаченный стрелок, единственный оставшийся невредимым, рухнул на четвереньки и уронив дымящуюся трубу, в недоумении смотрел на воющего заражающего, который катался по полу, хватая руками воздух перед обожженным лицом.

«Не зовите меня на штурм советского представительства, если ваша вечеринка не похожа на эту», – снова подсказал внутренний голос.

Пока рядом разворачивалось такое веселье, мы уже, хрустя стеклом под ногами прошли сквозь здание и вышли на освещенную фарами машин улицу. Здесь крики, активно движение – бегают бандиты с оружием, лежат раненые, кто-то пытается оказывать кому-то первую помощь.

Я шел уже более-менее, да и Дэвид расхаживался – сипло на ходу высказывая мне все, что он думает по поводу прыжков с пятого этажа. Совсем не улыбался кстати при этом – может ему почаще так прыгать?

Мы почти бегом перешли улицу и заскочили в проход между двумя заборами неподалеку от магазина, ставшим центром притяжения бандерлогов. Пробежались через узкий проулок, направляясь на параллельную улицу. Выскочив на тротуар широкого проспекта, вдруг увидели потрепанный пикап с крупнокалиберным пулеметом. Похоже, после стрельбы Дэвида водитель пикапа от испуга загнал его аж сюда, уходя из-под огня.

У машины суетилось сразу несколько человек. Один – белый, в маске-балаклаве как и мы, осматривал побитую пулями ствольную коробку Браунинга, двое гангстеров вытаскивали из кузова убитого пулеметчика. Тоже белого, отметил я, увидев безжизненно болтающуюся руку.

Белый парень из кузова посмотрел на нас очень внимательно и явно вознамерился что-то спросить. Я среагировал первым, вместо слов начав стрелять – убив его, а также одного из тех, кто вытаскивал раненого.

Дэвид застрелил третьего, а четвертый – молодой гангстер, успел выскочить из кабины. Он был без оружия и улепетывал так, что пятки сверкали. Причем буквально – правда только одна пятка: он, когда выпрыгнул из машины, один кроссовок потерял. Дэвид вскинул СКС, прицелился, но стрелять не стал, опустив оружие.

«Милосердие – грань тупости», – как говорила одна моя хорошая подруга.

Хотя я не был с ней полностью согласен. И сейчас, наверное, Дэвида бы больше поддержал, чем нет. Сам Мэйсон-младший, судя по закушенной губе, опустив СКС и провожая бегущего взглядом явно погрузился в короткие, но глубокие рефлексии – куда там героям русской классики.

Отвлекая, я хлопнул его по плечу и быстро прошел к пикапу. Машина на ходу, а значит пора бы уже отсюда уехать – мавры сделали еще одно большое дело, экстренно покинув здание, маврам определенно пора отсюда сваливать.

Дэвид мою идею понял и уже заскочил на пассажирскоесиденье. Двигатель пикапа работал, но я завис – сразу не понял, где тут рычаг коробки передач. Помог Дэвид, показал – рычаг оказался на руле, надо же. Все у этих американцев не как у людей, ну почему нормально не делать?

Так, а где здесь задняя? – поискал и подергал я рычагом. В ходе поиска воткнул что-то переднее, движок загудел, разгоняя машину. Ладно, вперед так вперед, тоже вариант. Воткнув уже вторую передачу, разглядывая под рулем систему переключения, я развернулся, перепрыгнув через разделительную и помчал прочь от пятиэтажек, в которых мы столь замечательно провели время.

Едва миновали один перекресток, как на другой стороне изгибающегося в плавном повороте проспекта, вдали, я увидел двигающуюся нам навстречу колонну машин. Нажав на тормоз, присмотрелся. Ну да, дело к утру, национальная гвардия конфедератов выдвинулась к советскому представительству, как и было обещано.

Ну, все хорошо, что хорошо заканчива… а чего это Дэвид так орет?

Ледяное спокойствие сыграло со мной злую шутку. Я как-то очень уж серьезно затупил: совсем не подумал, что пикап-тачанка с пулеметом на силовых дугах может быть идентифицирован конфедератами как цель. А парни, которые двигались сейчас колонной по улице нам навстречу, в переделках в городе уже явно побывали. И сейчас, я это очень хорошо заметил, в нашу сторону двигалось жерло тридцатимиллиметровой пушки. Также нас прицелом искал ствол крупнокалиберного пулемета на идущем вторым рейдовом лендровере, который сейчас отвалился и выехал наискось из колонны.

Проблема еще заключалась в том, что с этим рычагом на руле я пока так и не понял, как включать заднюю передачу. Выбора особого не было, поэтому я сильнее втопил педаль в пол, бросая машину вперед и вправо – прямо, так уж получилось, в витрину свадебного салона. Находился он в современном здании – тоже, как и офисная пятиэтажка, ровная коробка из стекла и бетона.

Вслед нам загрохотали выстрелы, загремело молотом по обшивке сзади. Машину повело как на ледяной дороге, когда колеса сцепление теряют – корму ощутимо в сторону откинуло, но мы уже уходя с линии огня влетели в свадебный салон.

Посыпалось стекло, полетела белая фата; сминая манекены в красивых платьях, мы проехали сквозь магазин и разбив еще одну витрину, вылетели на параллельной улице. Я повернул руль, но пикап слушаться меня отказался – и переехав через разделительную, со звуком взорвавшихся о бордюр колес, мы врезались в глухую стену между витринами соседнего здания.

Дэвид что-то кричал, но я не слышал – вокруг вдруг как-то громко задуло тяжелым ветром с неба, который понес прочь мелкий мусор по тротуару. Подняв взгляд, я увидел, как опустив нос в нашу сторону из-за крыш боком выползает по воздуху огромный летающий крокодил – светло-серый Ми-24 с красными звездами. И с белой акулой – эмблемой морской авиации Карибской флотилии.

Звезды на машине, впрочем, я заметил краем глаза, потому что основное внимание было приковано к блокам с НАРами, неуправляемыми ракетами, на подвесах. Понятно, что ракетами по нам садить не будут, для этого автоматическая пушка есть, но вот как-то от пусковых блоков под пилонами я оторваться взглядом никак не мог.

Дэвид что-то кричал, явно обращаясь к богу, а я сделал единственное, что могло спасти нам жизнь. По-прежнему не выходя из состояния полного, ледяного спокойствия выскочил из машины. Сорвав с головы маску-балаклаву, вытащил из подсумков два фальшфейера и перехватив их крест-накрест, одновременно рванул оба шнура.

Со сдвоенным хлопком все вокруг окрасилось в зеленый и красный цвета – я поднял и расставил в стороны руки, глядя на поблескивающий под рассветными лучами плексиглас кабины, за которыми виднелись светлые шлемы пилотов.

Ми-24 повисел над нами еще несколько секунд, после чего туша вертолета аккуратно ушла вбок и вверх, показывая нам хвост и поднимаясь над кварталом. Огненным фейерверком отстрелись тепловые ловушки, и летающий железный крокодил исчез из поля зрения.

Дэвид в это время снова громко орал – с другой стороны на нас выехала машина конфедератов, и он сейчас жестами пытался показать, что мы свои. По нам вроде не стреляли – и я, отбросив исходящие ярким дымом фальшфейеры, отошел к стене и со стоном сел, сползая по ней спиной.

Ребра у меня точно сломаны, может быть сломана еще и рука – сейчас, когда ледяное спокойствие боя отступает, это чувствуется очень уже явно. Да, это конечно была славная охота, но я бы лучше на происходящее со стороны посмотрел, не встревая.

– Are you OK? – появилось рядом закрытое маской с белым черепом лицо конфедерата.

– Лучше не бывает, мужик. Лучше не бывает, – покивал я, прежде чем закрыл глаза.

Устал я что-то, ночка та еще была.

Глава 12

– Товарищ военный, вы же наверняка знаете, кто такой Генрих Станкевич. Скажите честно, вы хотите заполучить себе личного врага в лице его любимой дочери? Я вам карьеру конечно не сломаю, не доросла еще, но крови при случае попью, уж поверьте.

Капитан 2-го ранга Кирсанов, замполит флагмана Карибской флотилии – Универсального десантного корабля «Севастополь», заиграл желваками. Кто такой Генрих Станкевич он прекрасно знал. И теперь Кирсанов прекрасно понял, почему именно его капитан отправил к этой девице.

– Гражданка Станкевич, из Москвы поступил приказ обеспечить ваше…

– Простите-простите, подождите пожалуйста…

Резкий жест и слова Алисы прервали кавторанга. Извиняющееся улыбнувшись, девушка пожала плечами. Кирсанов, обернувшись по направлению ее указующей руки и взгляда, увидел заходящий на посадку палубный истребитель с красными звездами на двойном киле. Уже перейдя в режим вертикального полета, периодически чуть покачиваясь, угловатая машина медленно опускалась с неба.

Вскоре свист двигателей заглушил все звуки вокруг, и светло-серый истребитель приземлился, довольно сильно ударив колесами шасси в палубу. Щиток за кабиной пилота, открывающий верхний воздухозаборник, медленно опускался, к самолету уже бежали операторы зоны посадки из палубной команды.

– Товарищ… вы же подполковник, да? – отвлекаясь от крайне интересного зрелища, внимательно посмотрела на погоны замполита Алиса, считая количество звезд.

Капитан 2-го ранга исправлять девушку не стал, но глаз у него непроизвольно дернулся.

На Севастополь для прохождения службы Кирсанов прибыл всего месяц назад, и с капитаном корабля сразу не нашел общий язык. И сейчас понимал, что попал в откровенную подставу – можно было послать двух матросов, погрузить эту пигалицу в вертолет и забыть как страшный неприснившийся сон. Вместо этого… Кирсанов на краткий миг прикрыл глаза, выдыхая. Алиса между тем продолжала:

– Товарищ подполковник, я понимаю, что из Москвы вам прилетел почтовый голубь с требованием срочно отправить меня домой. Но я же не прошу многого, мне всего лишь нужно остаться на вашем прекрасном корабле еще на денек другой. Остальные же эвакуированные пока здесь у вас сидят, никуда не собираются.

– Гражданка Станкевич. Насчет вас получено недвусмысленное указание…

– Товарищ подполковник, я не вижу проблемы, – глядя в глаза Кирсанову, произнесла Алиса в недоумении разводя руками. – Так и сообщите: Станкевич А. корабль покидать категорически отказывается, бьется в падучей и кусается, для выполнения указания необходимо санкционировать применение грубой силы, мягкая не работает. Сразу после этого вам или разрешат меня спеленать и отправить отсюда, или же мой любимый, но такой занятой папочка наконец сам мне соизволит позвонить, а я ему все объясню. Это же так просто! Как вы вообще политинформацию у своих солдат ведете с таким навыком дипломатии?

Фыркнув, Алиса развернулась и отошла от замполита, показывая, что разговор окончен. Кирсанов поиграл желваками – эта девица меньше чем за пару минут довела его до состояния холодной ярости. Хотелось взять ее за ноги, шваркнуть о стену и забросить в Ка-29, отправляя в Пенсаколу. Или хотя бы за борт ненадолго выкинуть, чтобы на душе полегчало.

Постояв еще десяток секунд, замполит развернулся и отправился к капитану докладывать о состоявшемся разговоре. Алиса, не оборачиваясь, только усмехнулась едва заметно.

«Надо же, прокатило», – фыркнула она себе под нос едва слышно. Но почти сразу о собственной маленькой победе забыла. Оперевшись на леера перил, она стояла и смотрела вдаль, в сторону берега – где широко раскинулся Новый Орлеан.

Между городом и кораблем без перерыва курсировали огромные катера на воздушной подушке – на каждом из которых умещалось по четыре бронеавтомобиля морской пехоты. Обратно с берега катера везли эвакуированных граждан Союза, вывозя их из зоны стихийного бедствия, в которое превратилось все Мексиканское побережье.

Как раз сейчас два катера удалялись от корабля, направляясь к берегу и широко расходясь по разным сторонам – к разным точкам эвакуационных сборов, где национальная гвардия конфедератов собирала многочисленных туристов, не только советских.

В томительном ожидании прошло около получаса. Вскоре Алиса заметила, что над водой в сторону корабля двигаются сразу три серо-синих военно-транспортных вертолета. Точь-в-точь такой же прилетал вчера поздно вечером за ней и Родионовым в особняк прокурора Дэвида Мэйсона, и именно такие совсем недавно – как Алиса подслушала, отправились для эвакуации граждан из советского торгового представительства в Новом Орлеане.

Покинув смотровую площадку, Алиса поднялась по трапу и смотрела, как приземляются вертолеты. С замиранием сердца она наблюдала, как из раскрытых дверей начинают выпрыгивать люди. Увидела знакомое лицо – офицер безопасности Юрий Семенович. Именно он инструктировал их три дня назад по правилам поведения, когда они всей компанией после пересадки в Санкт-Петербурге прилетели в Новый Орлеан.

Воспоминание обо «всей компании», а также о тех четверых, кто ее бросил в воде перед волной, вызвали у Алисы вспышку ярости. В этот момент из ближайшего вертолета выпрыгнула какая-то блондинистая девица в джинсах и пиджаке, лицо которой показалось Алисе неуловимо знакомым. Откуда она ее знает, Алиса так и не поняла. Но почти сразу о деловой блондинке забыла, всматриваясь в других появляющихся на палубе людей, которых провожали подальше от машин матросы.

С каждым новым человеком сердце Алисы замирало все сильнее, но Максима, которого она ожидала увидеть, среди прибывших не было.

Все. Все вышли.

Девушка подождала, пока всех прибывших уведут с палубы, после затесалась в общую группу и направилась в столовую, где уже были накрыты столы для эвакуированных. У дверей столовой расположилось двое матросов, которые переговаривались. Алиса, пока их обходила, невольно прислушалась и притормозила.

– …так и что тебе это напоминает?

– Короче, слушай: пошел генерал со внуком в цирк, причем сам в цирке первый раз. И смотрит как медведь дрессированный на велосипеде катается, клоуны орут и валяются, гимнасты под крышей мельтешат. Генерал сидит красный весь, прям закипает, а потом встает и как заорет командным голосом…

Алиса знала, что именно кричал генерал из этого анекдота, но все равно улыбнулась. Оба матроса в этот момент, как только фраза прозвучала, дружно рассмеялись.

Девушка, которая выросла в семье военного, причину их веселья прекрасно понимала: отдельный 1303-й батальон морской пехоты почти в полном составе уже высадился на берег для помощи дружественному правительству Конфедеративных Соединенных Штатов, отправляясь выполнять спасательную гуманитарную миссию и обеспечивать безопасность в назначенных районах. Занимаемые морскими пехотинцами жилые помещения опустели и сейчас активно заполнялись эвакуируемыми из Нового Орлеана и окрестностей гражданами стран Советского Союза – туристов из которого на побережье Мексиканского залива всегда было большое количество. И не только гражданами Союза – на палубах десантного корабля звучала русская, немецкая, испанская, английская и даже китайская речь – как раз сейчас ошалевший мичман пытался жестами объяснять что-то недавно доставленной с берега группе китайских туристов.

Один только Севастополь принял на борт уже более тысячи гражданских, которых везли со всего Мексиканского побережья – которое не только стало зоной стихийного бедствия: сразу в трех штатах Конфедерации вспыхнули беспорядки, во многих городах раздавалась стрельба, в некоторые населенные пункты по примеру Нового Орлеана уже вводили национальную гвардию на бронетехнике.

Алиса замечала и видела, что подобная практика приема столь многочисленных гражданских в опыте команды первая и мельком отмечала некоторую растерянность части экипажа корабля. Было отчего: на Севастополе оказалось уже немало чиновников, дипломатов и прочих влиятельных людей – которых среди прочих строем по палубе не погоняешь, собирая в ровные шеренги. И бесконечно сменяемый поток таких пассажиров постоянно громко что-то выяснял, узнавал, просил, требовал. Так что генеральский возглас «Прекратить херню!» – Алиса мысленно озвучила его в облагороженном варианте, не как в оригинале рассказанного матросом анекдота, к ситуации на десантном корабле вполне подходил.

Девушка уже была в столовой, осматривалась проходя между заполненных столов. Сотрудника службы безопасности Юрия Семеновича Алиса здесь не нашла; где он, никто не знал. Но в ходе расспросов она выяснила, что во время ночной осады торгового представительства глава советской миссии на месте отсутствовал, а функции руководителя выполнял его заместитель – Сергей Петров, и Алисе посоветовали задать вопросы ему. Причем Петрова ей показали – в компании нескольких офицеров корабля он сейчас явно решал какие-то рабочие вопросы.

Человек это был со вполне ординарной, даже серой внешностью. Совершенно обыденно выглядящий – но, когда Петров закончил с офицерами, и Алиса его отвлекла, остановив по пути, мужчина ожег ее довольно неприятным взглядом.

– Добрый день, меня зовут Алиса Станкевич. Помогите пожалуйста.

– Станкевич? – поднял брови Петров, глядя на девушку.

– Да-да, дочь того самого Генриха Станкевича, – покивала Алиса, пытаясь скрыть раздражение.

Она уже давным-давно привыкла к привилегированному статусу – доставшемуся ей по праву рождения от своего отца. Последние несколько лет практически везде к ней относились так, как полагается относиться к дочери далеко не последнего в Москве и вообще в России человека. Потому что практически везде где Алиса появлялась знали или чья она дочь, или же видели ее социальный статус. Но сейчас, когда почти каждому в этом дурдоме приходилось объяснять кто она и почему ей стоит уделить повышенное внимание, делать это с каждым разом становилось все нервозатратнее.

– Вы мне поможете? – справившись со вспышкой раздражения, вежливо спросила Алиса.

– Чем могу. Говорите, – довольно холодно произнес Петров.

Судя по неприятному взгляду, информация о родстве с Генрихом Станкевичем его совершенно не впечатлила.

– К вам в представительство вчера днем от залива Сент-Луис пешком отправились двое: сын американского прокурора Дэвида Мэйсона и наш соотечественник, Максим Царев. Оба молодые парни – один блондин, постоянно улыбается, а второй темноволосый, в солнцезащитных очках часто ходит, даже в темноте иногда. Скажите, они дошли до вас?

– Вроде были похожие. Здесь где-то недалеко должен быть начальник охраны, Семенович его фамилия, найдите и спросите, – ответил Петров и не прощаясь двинулся прочь.

– Эй! Стойте, а… – Алиса так удивилась его поведению, что даже не сразу поняла, что происходит. Она сделала вслед пару неуверенных шагов, но Петров уже прошел между двумя плотными группами собравшихся в очереди на раздачу еды гражданских и ускорив шаг, скрылся из вида.

– Ах ты… мышь серая, да я отцу пожалуюсь, в Кувшинскую Салму поедешь работать!

Где находится Кувшинская Салма Алиса не знала, но именно это название периодически употреблял ее отец по памяти службы в штабе Краснознаменного Северо-Западного пограничного округа – упоминая место, куда, бывало, грозил отправлять проштрафившихся подчиненных. И не только грозил.

Раздражению Алисы сейчас не было предела. Тем сильнее ее брала злость, что связи с отцом никакой не было. Вернее, связь была, но отец сейчас отсутствовал в зоне прямого доступа, дозвониться до него не получалось – участвует в каком-то собрании или мероприятии, как обычно. Так что опция «решить проблему одним звонком» у нее сейчас просто отсутствовала.

А значит, в ближайшее время не просто наказать, а даже вразумить этого плюгавого штрайбикуса в таких модных сейчас очках не было никакой возможности. Выругавшись негромко, Алиса гоняться за Петровым все же не стала, а отправилась искать упомянутого Семеновича. Девушка оббегала всю доступную к посещению палубу, два раза едва не устроила скандал, но Семеновича все же нашла.

– Да-да, Царев, был такой, – покивал усатый и устало выглядящий сотрудник безопасности торговой миссии. – Только я не знаю, где они.

– В смысле?

– Они оба за стенами торгпредства находились, когда у нас самая война началась. Есть надежда что выжили, не волнуйтесь. Когда мы эвакуировались, тела точно не обнаружили.

Алиса, ошарашенная, сделала несколько шагов назад.

– Но как же…

– Девушка, не волнуйтесь. Я держу руку на пульсе, как только будет информация, могу сообщить. Вы где расположились? Могу посыльного отправить.

– Я… я…

Алиса не сразу нашлась, что сказать. Потом сбивчиво объяснила, где находится выделенная ей каюта, в которой разместили еще двоих кроме нее. Оставив ошарашенную Алису, Семенович отвлекся. Девушка же отошла в уголок столовой и присела прямо на пол, прислонившись спиной к стене и невидящим взглядом глядя на мельтешение людей.

Это было странное чувство.

Пару дней назад, когда она увидела, как какой-то наглый хам спровоцировал и практически избил в самолете ее сводного брата Альберта, она испытывала к этому наглецу только отвращение и злость.

Когда вскоре она увидела этого хама на парусной лодке – одного, посреди моря, поняла: вот она, справедливость, и сейчас он сполна ответит за свой низкий и наглый поступок. Но дальнейшие события выбили Алису из колеи, случившееся потом захватило ее в какой-то невероятный водоворот событий. Событий, в которых она по большей части была лишь наблюдателем.

Поворотная точка случилась вчера днем, в особняке Мэйсонов: во время беседы с этой золотоволосой змеей Шиэн, у Алисы в восприятии будто что-то словно перещелкнуло. Слова Кэрол, что она с удовольствием познакомит Максима со своей дочерью, просто совершенно перевернули ситуацию в глазах Алисы. Она вдруг поняла, что Максим – тот самый человек, которого она ждала и о котором мечтала. Пусть она его и сразу не узнала, не поняла, но теперь он – ее. И точка.

Мысли о том, что Максим мог погибнуть, наполняли Алису тянущей горечью – она не готова была верить в это. Она не была готова к тому, что Максим не узнает и не поймет, как сильно она сейчас хочет сообщить ему о своей ошибке.

Сколько Алиса так просидела в мыслях, она даже не поняла. На нее навалилась усталость – со времени прилета во Флориду она спала совсем мало, а последние две ночи так и вовсе полнились переживаниями с напряжением опасности. И Алиса частично отключилась – проваливаясь не в сон, а в частичное беспамятство из-за усталости. Из этого странного плавающего состояния ее выдернуло ощущение прикосновения к плечу, и почти сразу рядом с девушкой присел усатый и все такой же усталый Семенович.

– Ты здесь до сих пор, – удивился он. – Нашлась пропажа, можешь встречать.

Алиса, выныривая из полубеспамятства, попробовала встать. Все тело затекло, во рту пересохло, мысли с трудом собирались в кучу.

– Что? – хрипло переспросила она.

– Ты же про Царева спрашивала? Привезли, живой.

Проморгавшись, Алиса вдруг поняла и осознала, о чем речь. Поправила волосы и мельком посмотрев в карманное зеркальце, вышла вместе с провожатым Семеновичем в коридор. Мелькнули серые переходы, гулкие металлические трапы – спустившись на другую палубу, уровнем ниже, она практически нос к носу столкнулась с Максимом. Он шел в сопровождении двух матросов, опираясь на них и прихрамывая. На лице следы засохшего медицинского геля, рука в шине на перевязи, под чистой свежей футболкой заметны бинты повязок.

– Максим, привет! Я рада что ты…

Алиса осеклась, не зная, что сказать. Сказать «в порядке», так он не в порядке…

«Рада что ты… рада что ты… чему ты рада-то, ну думай же, ну!» – заметались мысли.

Пока Алиса думала, Максим кривовато улыбнулся, подмигнул ей и уже прошел мимо, даже не оглянувшись. Алиса обернулась, снова открыла рот окликнуть, промолчала и потом закрыла. Двинулась было следом, но из кабинета лазарета – куда привели сопровождающие Максима, военный доктор ее вежливо, но убедительно попросил выйти.

У двери нервничающая и проговаривающая в голове разные сценарии диалога Алиса прождала около четверти часа. После вдруг опомнилась и решила быстро привести себя в порядок. Почти бегом вернулась в отведенную ей каюту, сходила приняла душ и помыла голову, переоделась. Вот только когда она снова пришла в лазарет, едва не заблудившись, оказалось, что Максима от врача уже увели.

Он нашелся совсем неподалеку – в общем зале уже больше чем наполовину заполненного госпиталя. Здесь сновал военно-медицинский персонал, прибывшие с берега гражданские медсестры, переговаривались раненые – практически все эвакуированные с берега туристы, над потолком висел гомон голосов. Максим лежал не в общем помещение, а в ряду с отдельными койками, огороженными ширмами в виде небольших отсеков. Место, куда его определили, Алисе показал ассистент судового врача.

Но когда Алиса дошла до нужного отсека с огороженной ширмами койкой, ее ожидало серьезное потрясение: рядом с Максимом сейчас находилась незнакомая девушка. Со знакомым лицом – Алиса вспомнила ее: это была та самая деловая блондинка в джинсах и пиджаке, которая прилетела из эвакуированного советского торгпредства.

– Добрый день. Вам что-то нужно? – вежливо поинтересовалась у Алисы эта наглая белобрысая швабра.

– Нет-нет, я попозже… зайду, – негромко пробормотала Алиса и сделала два шага назад, уходя под прикрытие ширмы. Максим ее появления даже не заметил – он лежал, прикрыв глаза.

Пару минут Алиса приходила в себя, прокручивая в голове самые разные варианты. Его девушка? Возможно, но вряд ли. Здесь познакомились, вчера или сегодня? Скорее всего, а это значит, что возникшую проблему устранить можно несложно.

Можно и нужно.

«Главное, чтобы не его девушка», – мелькнуло было опасение. «Да вообще наплевать, подвинется», – тут же перебило все волнение понимание уверенности в себе.

Приняв решение, Алиса озадачилась как позвать деловую блондинку для разговора. Потом, недолго думая, снова подошла к огороженной отдельной секции с койкой. Увидела, что Максим так и лежит с закрытыми глазами, и после призывно помахала рукой белобрысой, которая сейчас расставляла что-то в тумбочке у его койки.

Незнакомка в некотором недоумении поднялась и подошла к ней.

– Пойдем отойдем на пару минут, туда, там потише, – потащила ее за собой Алиса. Белобрысая швабра попыталась что-то сказать, но Алиса ей не дала, мягко взяв за руку и потянув за собой.

– Пойдем-пойдем, пара слов буквально.

Девушки пересекли зал госпиталя и встали в более-менее тихом закутке. На несколько долгих секунд повисла тишина, постепенно превращаясь в неудобную паузу.

«Красивая, с-сучка», – нехотя признавая очевидное отметила Алиса, глядя в большие, как у олененка, голубые глаза этой белобрысой швабры.

– Привет. Меня зовут Алиса Станкевич, живу в Петрограде, учусь в Москве, по Америке путешествую перед поступлением в МГИМО, куда меня отправляет учиться мой папа, Генрих Станкевич. А тебя как зовут, ты кто?

– Меня зовут Ульяна Машкова, я корреспондент канала Флорида, живу в Москве, работаю в Санкт-Петербурге, – ответила явно озадаченная подобным началом беседы деловая блондинка, принимая предложенную форму разговора.

Теперь Алиса наконец вспомнила, где это лицо видела – в новостной передаче по телевизору, в местных новостях пару дней назад.

– Очень приятно. Вот что, Ульяна Машкова, корреспондент канала Флорида. У меня к тебе небольшая просьба. Сейчас вернешься в палату и скажешь Максиму – это мой молодой человек, мы встречаемся, если ты вдруг еще об этом не знаешь…

Алиса внимательно смотрела в глаза неожиданной сопернице. По взгляду поняла: это его новая недавняя знакомая, не старая. Отлично, просто отлично, – поднялась в груди волна удовлетворения.

– Так вот, Ульяна, – уже со внутренней уверенностью в успехе продолжила Алиса: – Ты скажешь Максиму, что тебя срочно вызвали неважно куда, попрощаешься и больше здесь рядом с ним появляться не будешь. Если ты сейчас так не сделаешь, – неприятно улыбнулась Алиса, – то в самое ближайшее время отправишься в Большие Березняки, внештатным корреспондентом в газету «Мокшанская правда», где будешь постигать отличия мокшанского и эрзянского народного творчества. А если повезет, тебе может быть получится даже снимать сюжеты в «Играй гармонь» для регионального канала. Поняла, моя хорошая?

Алиса отметила, что голубые, почти синие глаза Ульяны неприятно блеснули.

– А будешь на меня так смотреть, поедешь еще дальше, – убирая с лица улыбку, негромко произнесла Алиса. Некоторое время девушки стояли и смотрели друг на друга.

Первой отвела взгляд Ульяна.

– Я ничего не могу ему сказать. Максиму укололи обезболивающее, он уже крепко спит.

– Значит ты сейчас отсюда просто исчезнешь. Если после случайно встретишь Максима, попытаешься максимально быстро разорвать дистанцию и скрыться за горизонтом. Все поняла?

– Да.

Бледная Ульяна, с ярко горящими от румянца щеками, сделала шажок назад. Алиса по ее взгляду прекрасно видела, что хотя оппонентка на словах «все поняла», но с происходящем совершенно несогласна. Просто так не отступится, но в лоб пытаться не будет – это Алиса по глазам читала мысли деловой блондинки как открытую книгу.

– Отлично. Вали отсюда, раз поняла, – фальшиво улыбнулась ей Алиса.

Ульяна «валить» сразу не стала – подтверждая догадки, осталась стоять на месте. Но Алиса уже не обращала на нее внимания – зашла в огороженный закуток «палаты». Посмотрела на Максима, послушала дыхание – убедилась, что спит он крепко. После этого покинула госпиталь и отправилась на поиски замполита Кирсанова. Офицер встретил ее не очень дружелюбно – Алиса это хорошо почувствовала. Хотя при этом замполит явно старался выглядеть невозмутимо.

– Товарищ подполковник, простите пожалуйста мое недавнее упорство, я готова лететь домой. Есть только одна просьба – вы можете вместе со мной отправить одного из недавно прибывших эвакуированных граждан?

– Кого?

– Максим Царев, сейчас в госпитале находится.

– Не могу, – неожиданно для Алисы отрицательно покачал головой Кирсанов.

Пару минут замполит с удовольствием слушал возмущение Алисы, пользуясь хотя бы таким способом зацепить за эмоции эту отвратительно наглую невыносимую пигалицу. И только когда Алиса выговорилась, Кирсанов пояснил:

– Гражданка Станкевич, ваша просьба лежит не в пределах моей компетенции. По поводу Максима Царева поступило указание обеспечить его доставку спецбортом в Петроград завтра к обеду по московскому времени. Вы же, если есть желание, можете к нему присоединиться.

Глава 13

После короткого, но весьма яркого заезда на тачанке, закончившегося столкновением со стеной, нас с Дэвидом подобрал мед-эвак и быстро домчал в развернутый неподалеку полевой госпиталь. Сначала я было хотел попроситься в советское торгпредство, но конфедераты из траумы-тим действовали так слаженно и четко, что перехотел.

В торговом представительстве вроде только медсестры, плюс кто его знает, как у них там с ранеными сейчас. А здесь – военная медицина, все быстро и четко. При этом все переговоры с конфедератами взял на себя Дэвид, я даже краем уха не слушал, что он там рассказывает сопровождавшим нас парням-гвардейцам в масках с черепами.

В госпитале меня осмотрели и подлатали на скорую руку, угостили обезболом, после чего я собрался было начинать разбираться с ситуацией. Но оказавшись на койке, решил закрыть глаза на пару секунд и просто банально вырубился. Разбудили меня только к обеду, во время сортировки – как оказалось, к берегу еще утром подошла группа кораблей Карибской флотилии и большинство шатающихся в зоне бедствия советских туристов эвакуировали туда.

С Дэвидом попрощались тепло, даже его омерзительная белоснежная улыбка теперь почти не раздражала. Он взял с меня обещание не пропадать и зайти в гости, а я попросил его – как дороги подрасчистят и все устаканится, забрать мой кугуар со стоянки в Галфопорте. Ключи от машины я оставил в номере гостинцы, ключ от номера оставил в особняке Дэвида вместе со всей мелочевкой из карманов, так что думаю разберется. Главное, чтобы кугуар на месте оказался.

Когда на распределительном пункте узнали мою фамилию, за мной подогнали отдельную машину. И отвезли меня не на пристань как сначала обещали, а на посадочную площадку на крыше здания неподалеку от госпиталя – над которой уже снижался, судя по серой раскраске и эмблеме на борту, транспортно-боевой вертолет.

Пока летели из Нового Орлеана до корабля, куда доставляли эвакуированных из зоны бедствия советских граждан, я снова немного подремал. Рядом со мной переговаривалось несколько человек, обсуждая бедствие и обстоятельства спасения. Мне даже задавали вопросы, но я особо не реагировал. Я не спал, а именно дремал, причем с открытыми глазами – в сон не получалось свалиться от возвращающейся боли. Все же прыгать с пятого этажа на дерево может быть вредным для здоровья. О таком Минздрав меня не предупреждал.

Пришел я в себя, полностью возвращаясь к ощущению реальности, когда вертолет довольно жестко ударил колесами в посадочную площадку, что ощутимо откликнулось в ушибленных ребрах. В сопровождении пары матросов покинул полетную палубу и по металлически гремящим трапам спустился в корабельный госпиталь.

По пути, что оказалось весьма неожиданно, меня встретила невоспитанная красотка Алиса. Довольно приветливо улыбнувшись, поздоровалась она удивительно вежливо и что-то спросила. В окружающем гомоне я ее не услышал, но кивнул приветливо, подмигнул и прошел дальше. В госпитале матросы передали меня санитару, и я отправился под око корабельного лекаря.

Рука оказалась не сломана. Деятельный, но немногословный доктор быстро сделал рентген, определил сразу в разных местах растяжение с разрывом связок и упаковал руку в жесткую повязку. С ногой все оказалось в порядке, просто ушиб – хотя болело сильнее, чем рука. Вот ребра да, сразу два с трещинами, поэтому давящую повязку наложили. Ну и некоторые ссадины заклеили пластырем, а содранную многократно коленку даже помазали зеленкой. В общем, могло быть и хуже. С другой стороны, могло быть и лучше, но после прыжка с пятого этажа на дерево без страховки – грех жаловаться.

После лечения доктор угостил меня набором таблеток и что-то мне после этого так хорошо стало. Из кабинета меня вывели в госпиталь – ряды коек на пару сотен пассажиров. Правда провели мимо общих рядов и выделили отдельное – огороженное с двух сторон ширмами, место.

В этой «почти палате» меня неожиданно сразу нашла девушка репортер, которой я еще в торгпредстве что-то обещал, и мы с ней даже поговорили. Не помню точно, о чем – вроде бы сначала договаривались об интервью в Санкт-Петербурге, потом об обеде в ресторане, а потом и вовсе решили все совместить. Причем таблетки так подействовали, что всего за несколько минут мы вроде бы даже договорились до того, что обед в планах поменялся на ужин, а как подходящую локацию для интервью мы уже обсуждали загородный спа-отель. Вот дальше вроде бы разговор не пошел – меня похоже быстро сморило в сон, так что я напрочь отрубился.

Проснулся не сам. Кто-то касался моей руки, аккуратно поглаживая.

Не открывая глаз, проанализировал состояние. Побаливает в самых разных неожиданных местах, но вроде ничего критичного. Ощутил вдруг на лице легкое, неуловимое касание – чужие локоны, похоже. И почти сразу мне в ухо зашептали.

– Максим. Максим, проснись пожалуйста…

Открыв глаза, увидел перед собой незнакомую девушку.

– Ты ангел? Или валькирия? – в полном недоумении поинтересовался я.

– Максим, это я, Ульяна. Ульяна Машкова.

Зажмурившись, я попробовал моргнуть. Сразу же захотелось зевнуть, но усилием я сдержался. Открыл глаза, чуть потряс головой (побаливает при этом) сгоняя сон, присмотрелся.

– Я помню чудное мгновение: передо мной явилась ты…

Ульяна выглядела обворожительно прекрасно. Вчера, да и позавчера вечером, когда я ее видел, она была без капли косметики, с туго стянутыми в хвост волосами. Красивая девушка, но обстоятельства и антураж как-то мешал рассмотреть ее именно с такого оценочного ракурса. Сейчас же светлые чуть вьющиеся локоны рассыпались по плечам, глаза едва подведены – намеком на египетские стрелки, по последней моде, так что смотрю я сейчас словно на обложку глянцевого журнала.

Да, очень интересное зрелище. Особенно учитывая, что пиджак и водолазку под горло сменило летнее платье с довольно интересным декольте – до того, как Ульяна отпрянула от меня и выпрямилась, я успел посмотреть не только в ее удивительные голубые, практически синие глаза.

– Максим, ты помнишь, о чем мы с тобой вчера договаривались?

«Ага, десять раз»

– Конечно, – сказал я, и лихорадочно принялся соображать, как бы заставить ее напомнить о чем мы вообще по итогу договорились.

– Прежде чем звать меня на свидание, мог и предупредить, что у тебя девушка ревнивая, – неожиданно удивила меня Ульяна.

– Не понял, – в недоумении помотал я головой.

Выражение лица Ульяны на краткий миг изменилось. Было время и я очень плотно учился играть в покер, желая сделать его средством заработка. Хорошо играть и зарабатывать миллионы не научился; научился не проигрывать – уже результат для подавляющего большинства игроков недостижимый. И после этого опыта, пусть неудачного, но не минусового, я теперь умею считывать в мимике и поведении людей теллсы – неконтролируемые, практически неуловимые жесты, которые свидетельствуют об эмоциях. Глаза вообще зеркало души, именно поэтому очень многие игроки в покер, зная свои особенности, прячут их за солнцезащитными очками.

Глаза Ульяны – это вообще отдельный разговор. Удивительные, неестественно огромные, темно-голубые до по-настоящему фантастической синевы. И эмоции, во время прямого взгляда в них читались вполне легко – сейчас я уверен, что увидел во взоре девушке удовлетворение. И еще, похоже, радость – когда она увидела мое недоумение сказанным.

– Вчера, когда ты заснул, ко мне подошла Алиса Станкевич, представилась твоей девушкой и высказала пожелание к тебе не приближаться.

– Эм. Сюрприз, надо же, – даже немного оторопел я. – Неожиданно. Ладно, когда с этой проблемой разберусь, я позвоню тебе.

– Не-не-не, не надо мне звонить, я не хочу с ней связываться, – замахала руками Ульяна.

– Слушай, я ее знаю всего один день, мы случайно познакомились, причем не в дружелюбной форме. Может она обозналась, или еще что. Блинчиков где-то с перебродившей клюквой съела, я даже предположить не могу что вообще произошло…

– Максим, она грозила мне своим отцом, Генрихом Станкевичем. Это довольно влиятельная персона, с ним совершенно не хочется связываться – он без шуток может попортить кровь и мне, и даже моему отцу, который сам не последний человек.

– Я разберусь с этой проблемой и позвоню тебе. Договорились?

Во взгляде Ульяны снова мелькнуло удовлетворение.

– Ты только пожалуйста не говори этой… гражданке Станкевич, что я тебе все это рассказала, иначе у меня проблемы будут, это не шутки.

– Не дурак, не переживай. Я разберусь и перезвоню.

– До встречи.

Наклонившись, Ульяна быстро и легко поцеловала меня в щеку, потом поднялась и вышла из отсека палаты – только полы платья мелькнули. Практически сразу я услышал перестук каблуков.

– Воу, – негромко пробормотал я.

Покрутил головой – нет, вроде не сон был. Хотя если задуматься – дичь полная, похоже на бред сновидений в полубессознательном состоянии. Прислушался к ощущениям. Нет, ну точно не сплю!

Время сейчас сколько, интересно? Так, вокруг почти все спят; «людей нет, и птицы не поют». Талалаева поблизости не видно, а значит сейчас вряд ли больше пяти часов, похоже самое раннее утро.

Мысль между тем, полностью отцепившись от воспоминаний о виде Ульяны сзади (там такие ножки, огонь), вернулись к анализу произошедшего. И не только к заявлению Алисы. Ульяна пришла ко мне в симпатичном платье; простом, но за этой простотой часто скрываются четырехзначные ценники. Макияж опять же, вроде и неброский, но который сделал из нее просто девушку с обложки.

Похоже, задача была произвести впечатление и задачи она явно добилась.

Интересно, в ее поступке больше чего было – симпатии к Максиму Цареву, или желания насолить Алисе Станкевич? Все же в женских разборках накал соперничества иногда такой, что никакое противоборство между военно-политическими блоками рядом не стояло. А если девушки-соперницы еще и подруги… Хотя здесь точно не тот случай.

В общем, мне нужно мир спасать, а тут рядом такое действо происходит. Не к добру это, ой не к добру. Кстати узнать бы еще, что это за черт… простите, кто же это товарищ такой Генрих Станкевич, что его именем всех так легко пугают.

Глава 14

Ульяна, как оказалось, приходила ко мне четко выгадав время. Я даже не успел обратно заснуть, как за мной пришли – с указанием освобождать койко-место и собирать вещи. Которых не было, конечно же. На летной палубе меня уже ждал транспортный вертолет – не военный, а черный пассажирский, с правительственной эмблемой Народной Республики Флорида.

– У меня с собой никаких документов нет! – перекрикивая шум винтов сообщил я ожидающему меня товарищу в форме без знаков отличий. Вслух тот отвечать не стал, только жестом показал, что это не является проблемой. Ну, телефон у меня с собой, по нему тоже идентифицировать можно.

Как оказалось, вместе со мной лететь должна была и Алиса Станкевич – заспанная невежливая красотка прибежала по палубе на посадку позже меня, в сопровождении провожатого матроса. Недавно разбудили, похоже.

Моя девушка, надо же.

Алиса приветливо поздоровалась, улыбнулась и что-то явно хотела сообщить, но мы почти сразу взлетели – в салоне стоял довольно громкий гул, разговаривать неудобно. Да и я отвернулся к окошку, сделав вид что сплю.

Полет до Санкт-Петербурга занял совсем немного времени. Большую часть пути я провел, сквозь полуоткрытые глаза глядя в иллюминатор на поблескивающую под призрачным светом луны водную гладь. Летели мы навстречу солнцу, на восток, но до рассвета еще далеко. Вскоре показался берег и освещенная городская застройка, но вертолет пошел дальше над городом не снижаясь скорости.

Мы пролетели над безлюдными в столь ранний час кварталами Санкт-Петербурга, увидел я в стороне и аэропорт, в который прилетел всего четыре дня назад; потом снизу расстелилась водная гладь залива, а после мы оказались над городом Тампа.

Всего в воздухе мы провели около часа и приземлились на территории то ли ведомственной базы, то ли какого-то правительственного учреждения – понять сложно. Солнце еще не взошло, освещение здесь довольно скудное, но темноту уже разгоняли предрассветные сумерки, можно оглядеться.

Все вокруг аккуратное, но безликое – конструкции из стекла и бетона, газончики, тротуарные дорожки и узкие проезды, никаких вывесок и пояснений. Вообще ничего, никакой навигации и явных выделяющихся признаков, по которым можно идентифицировать профиль места, где мы оказались.

Сотрудники, встретившие нас на посадочной площадке, несмотря на ранний час были в солнцезащитных очках и деловых костюмах – светло-серых, в черном по местному солнцу ходить все же тяжело. Если бы не Алиса рядом, я бы почувствовал себя неуютно. Но вместе с ней думаю меня в допросную камеру секретного объекта бы не везли. А ни на что другое, кроме как на секретный объект, странная территория не походила.

Зайдя в одно из зданий неподалеку, мы прошли через пустое просторное помещение с зеленью и парой фонтанчиков – похоже на зал ожидания аэропорта. Сопровождающие молчаливые сотрудники привели нас в лифт, который поехал на минус пятый этаж, и в этот момент я несколько озадачился. Алиса при этом, на удивление, выглядела совершенно спокойно. Разговаривать с ней мне не хотелось, так что спрашивать где мы я не стал.

Молча мучился неизвестностью.

Лифт привез нас глубоко под землю. Когда с мягким звуком створки открылись, я увидел еще один «зал ожидания». Это уже точно: зона отдыха, стойка информации с девушками в форменных костюмах, небольшой буфет, правда без буфетчицы. Неподалеку небольшое табло вылетов, на котором всего четыре рейса: «Пекин (Běijīng) 07:00, Москва (Moskow) 8:00, Анкоридж (Anchorage) в статусе „задержан“ и Петроград (Petrograd) в статусе „специальный“».

Мимо табло к посадочным воротам мы и прошли. Две симпатичные девушки в форменной одежде работников Аэрофлота за стойкой внимания на нас не обратили – кроме дежурных улыбок и приветствий.

Я же продолжал недоумевать – миновав стойку информации, мы проехали пару сотен метров по уходящему под небольшим наклоном вниз траволатору. Логика и восприятие у меня в голове не состыковывались – я как-то не мог понять, зачем спускаться под землю, а ощущения меня вряд ли обманывали, и причем здесь Аэрофлот.

Как-то смотрел фильм «Вспомнить все», так там рабочие из Северной Америки добирались до Австралии (вроде бы) на подземном поезде через центр Земли. Здесь что, подобное тоже реализовано, причем по всем сторонам света? Да ну, ересь какая-то.

Все время пока мы шли на посадку что Алиса, что сопровождающие нас серьезные парни в черных очках сохраняли невозмутимость. Прошли через шлюз посадочных ворот, оказались в посадочном рукаве. Причем это был не туннель, а именно рукав как в аэропортах, явно навесная конструкция. Под землей.

Что вообще происходит?

Проход рукава вильнул, и мы оказались у двери.Самолета? Подземного поезда? Да под землей же мы, как так? – я до сих пор не понимал происходящее. Или «минус пятый этаж» это было чтобы враг не догадался?

– Здравствуйте, – поприветствовала нас стюардесса в форменной одежде Аэрофлота и провела в салон. В переднюю его часть, где все было оборудовано по высшему разряду – комфортабельные кресла, всего несколько штук, стол для переговоров. Как будто не салон самолета (самолета ли?), а апартаменты. Или царский вагон – появилась у меня ассоциация. Действительно что ли поезд подземный?

Осмотрелся и не заметил ни одного иллюминатора. Сопровождающий нас молчаливый товарищ – он уже один остался, кивнул прощаясь, и так и не сказав ни одного слова покинул салон самолета. Или все же подземной лодки? Или подводной?

Несмотря на бурлящее любопытство, внешне я сохранял полную невозмутимость.

Кресел в отдельном салоне куда нас привели было немного, всего шесть. Из них пары по два друг напротив друга, и еще два кресла чуть впереди. Алиса, которая шла первой, уже заняла понравившееся место, явно не впервые на таком транспортном средстве перемещается. Села она у стенки, словно оставляя мне свободное место с краю.

Рядом с ней я садиться не стал и прошел к паре кресел напротив. И только усевшись понял, что получается сижу я сейчас против хода движения.

– Первый раз? – поинтересовалась вдруг Алиса.

– Первый раз что?

Алиса собралась было уточнить, но тут зазвучал голос старшей бортпроводницы.

– Уважаемые пассажиры, авиакомпания Аэрофлот приветствует вас на борту суборбитального корабля «Владимир Петляков», готового выполнить рейс до Петрограда. Ориентировочное время в пути три часа пятнадцать минут. Капитан сообщил, что наш корабль готов к взлету, поэтому просим вас пристегнуть ремни безопасности и выпрямить спинки кресел в вертикальное положение. Пожалуйста, выключите все личные электронные устройства.

– Кнопка вызова, если вам что-то понадобится, – вдруг добавила к речи старшей бортпроводницы стюардесса, которая незамеченная подошла ко мне со спины и сейчас прошла мимо и уже контролировала ремни и угол спинки кресла у Алисы. После этого стюардесса сделала пару шажков в мою сторону, и я встретился с ней взглядом.

Симпатичная, улыбчивая, в кокетливо сдвинутой набок пилотке. «Жанна», – гласил аккуратный бейджик на кителе. Красивое имя, вроде даже как-то связанное с полетами и почему-то мне кажется, что именно со стюардессами. Вот только как связано, никак вспомнить не могу, хотя в голове что-то крутится совсем рядом.

– Вы первый раз летите на суборбитальном корабле? – вежливо поинтересовалась у меня Жанна. И тут же добавила, предваряя ответ: – Если впервые, вам будет лучше пересесть, взлет спиной по направлению движения некомфортен. Или же я могу перекинуть спинку кресла, но тогда вы не сможете общаться друг с другом.

Заметив мое непонимание, Жанна сделала шаг в сторону и показала на примере соседних кресел – оказалось, несмотря на внушительно-комфортабельный вид, спинки кресел легко перекидывались, так что можно было менять положение по направлению движения. Садиться спиной к Алисе я не стал, поднялся и пересел на кресло рядом с невоспитанной красоткой.

Жанна улыбнулась и проговорив короткий набор дежурных фраз про напитки и другие приятности в полете, покинула салон. Я прислушался – постепенно нарастал гул работающих двигателей. Глухой, как будто далекий – шумоизоляция в салоне все же серьезная.

Пол под ногами и ручки кресел ощутимо задрожали. Салон вдруг пришел в движение – я сначала не понял, что происходит, подумал было что мы уже взлетели. Как оказалось, нет – просто пол мягко наклонился.

Летательный аппарат, в котором мы находились, менял положение в пространстве, готовясь ко взлету. Вскоре корабль встал практически вертикально, носом вверх. Теперь я понял, что имели ввиду и Алиса, и стюардесса насчет первого раза – сиди я сейчас напротив, было бы не очень комфортно висеть в кресле на ремнях. Сейчас же как космонавт в ракете, в сторону невидимого неба смотрю – понятно теперь почему «минус пятый этаж», похоже из шахты взлетаем.

Одновременно с этими мыслями на панели с пиктограммами помигала желтым, а после ярко засветилась надпись «ВЗЛЕТ». Я вдруг почувствовал, как Алиса взяла меня за руку. Посмотрел на нее – лицо бледное, глаза закрыты, губа закушена до белизны.

Да она летать панически боится! – догадался я. Когда из Петрограда вместе одним рейсом вылетали, я ведь ее отметил и запомнил как раз потому, что в компании шумных мажоров она вела себя тише всех. Оказывается, поэтому так и вела – из-за тихой паники.

Послышался предупредительный сигнал, Алиса сжала мою руку еще сильнее. И вдруг негромко ойкнула: одновременно с тем, как в животе появился невесомый комок – ощущения очень похожи на те, которые испытываешь в скоростном лифте в небоскребах.

Набор высоты продолжался гораздо меньше, чем в обычном, привычном самолете. Ощущения довольно странные, но закончилось все довольно быстро и вскоре перед нами уже появилась стюардесса с предложениями горячих напитков. От кофе я не отказался, и уже через минуту сидел с небольшой кружкой. Когда Жанна уходила, невольно посмотрел ей вслед, задержавшись взглядом на туго обтянутых форменной юбкой ягодицах.

Очень приятное зрелище, надо сказать. Стюардесса Жанна. Ну вот знакомое что-то, а что это и к чему в памяти мысль болтается – убей не помню. Да где же я такое слышать мог?

– Так и будешь молчать и делать вид что меня здесь нет? – вдруг поинтересовалась Алиса.

От нее, судя по тону, мой взгляд вслед стюардессе, причем акцентированный на нижних девяносто взгляд, не укрылся.

Алиса больше не паниковала явно, хотя была заметно напряжена. Я, кстати, теперь понял почему она так удивительно свежо выглядела после посадки во Флориде – просто не спала все восемь часов полета. Наряженный человек, который бодрствовал всю ночь, очень часто свежо и бодро утром выглядит, по себе знаю.

– Молчать о чем?

Мой прямой взгляд Алису почему-то смутил. Глаза, впрочем, она не опустила, только румянец на щеках появился.

– Увидел. Наконец-то! – всплеснула руками девушка. – Ну здравствуйте!

Как-то она уже заметно взволнована. Комментировать ее слова я никак не стал, просто продолжал внимательно смотреть.

– Скажи, у тебя действительно столь заниженная планка качества, или ты просто из тех кому третий сорт не брак? – поинтересовалась Алиса, дернув подбородком и коротко глянув в сторону, явно намекая на ушедшую в служебный отсек стюардессу.

Ух ты, как она неожиданно.

Я за последние несколько суток мало спал, зато много бегал и стрелял. И если бы не Ульяна, которая утром рассказала об угрозах Алисы, я бы, наверное, ничего не понял и сидел бы хлопал глазами в недоумении. Но сейчас прекрасно догадался, о чем идет речь. Впрочем, виду не показал.

– Я не очень понял, о чем ты.

– Скажи, я красивая девушка?

– Безо всякого сомнения.

«А еще невоспитанная, невежливая и похоже крайне беззастенчивая»

– Тогда почему ты как медведь на мед смотришь на жирную задницу какого-то ходячего антиквариата, а на меня сейчас даже внимания не обращаешь?

«Да какой антиквариат, Жанне даже тридцати нет!» – возмутился внутренний голос. С такими приятными леди и время проводить очень приятно. После одного неудачного опыта с большой и чистой любовью к сверстнице в восемнадцать лет я это понял сначала бессознательно – путем практики после неприятного открытия что любовь была чиста только с одной стороны; потом, когда служил уже, старшие товарищи словами просветили, на пальцах объясняя те плюсы и минусы противоположного пола в контексте примеров разных отношений, о которых в школе не рассказывают. НВП есть, то есть рассказывать как убивать можно, а учить грамотно строить отношения – от постоянных до необязательных… С другой стороны, это должны делать родители, но у меня-то не было родителей. Ладно, это лирика уже.

Алиса, кстати, с каждым разом меня удивляет все больше. И если безотносительно остального, то ее прямота мне, надо сказать, уже начинает нравиться. Это настолько плохо, что даже хорошо.

– Ты хочешь поговорить о моих вкусах?

– Хоть о чем-то поговорить, если других тем предложить не можешь.

Я бы, на самом деле, вообще бы никаких тем не предлагал – поспал бы еще. Но у меня сейчас проблема, как у черепахи, которая на себе змею везет – сбросишь, укусит.

Не знаю какая молния девушке Алисе в голову ударила, но похоже она ко мне теперь неравнодушна. Можно конечно рубить жестко, но дело такое – от любви до ненависти один шаг. А что случается после таких потрясений в голове у семнадцатилетних девушек – это вариативная загадка посложнее тайны Бермудского треугольника.

– У тебя было нормальное детство? – поинтересовался я.

– Что?

– Ты росла как обычный ребенок? Семья, родители, семейные праздники? Я к тому, что другие дети к тебе в гости приходили?

– Если в общем, то да.

– Ясно.

– Ты это к чему?

– Ты видела госпиталь, в котором я лежал?

– Мм… ну да, конечно видела, я же приходила тебя проведать.

– Там все на виду, считай большая деревня в миниатюре. И ночью меня два раза как бы совершенно случайно разбудили добрые люди для того, чтобы рассказать как ты вчера отводила в сторону девушку, которая со мной об интервью договориться пыталась. Не помню, как ее зовут, мы с ней в Новом Орлеане встретились при очень неприятных обстоятельствах. Так вот сразу два человека, вахтенный матрос и один раненый сосед, поочередно ночью мне об этом сказали типа по случаю, все равно ж проснулся. Причем упирали оба на то, что эта журналистка после беседы с тобой имела бледный вид и прозрачно намекали, что это была разборка девушек за понравившегося парня.

Алиса закусила губу. Я смотрел на нее спокойно и видел, что моя слепленная на коленке версия насчет получения знания о ее беседе с Ульяной прокатила. Была конечно опасность разоблачения – вдруг Алиса всю ночь у моей койки сидела, и только утром ушла, но этой опасностью я рискнул пренебречь и не ошибся.

– При каких же обстоятельствах вы познакомились? Она тебе кроме интервью еще что-нибу…

– Я привез в торгпредство тела ее убитых коллег.

Алиса осеклась. Некоторое время помолчали, потом я продолжил.

– Так вот, насчет детства. Если ты росла плюс-минус как все, значит у тебя скорее всего было нечто похожее на… Вспомни, когда к тебе приходили дети в гости, и кто-то из них начинал играть твоей старой и давно забытой игрушкой. Ты, наверное, помнишь вдруг возникающее желание немедленно эту игрушку отобрать. Ведь это твоя игрушка, пусть только что ненужная, но это уже неважно. Прямо внутри все полыхает, как хочется ее забрать себе обратно, да? С пришедшими в гости детьми даже ссорилась, наверное, а родителям потом приходилось мирить.

– Родители не мирили, но что-то примерно было такое, да. В детском садике, со скандалом и дракой, – неожиданно призналась Алиса после паузы.

– Экстраполируй.

Судя по блеснувшим глазам, Алиса скорее всего не знала определение экстраполяции, но догадалась что я предлагаю ей перенести вывод из одной ситуации на другую, масштабируя.

– Я конечно понимаю, что ты девушка неотразимо красивая, умная, сильная и независимая и так далее. Если делить людей на сорта, по совокупности факторов ты окажешься на самом верху пищевой цепи и социальной стратификации. Ты красивая девушка и завидная невеста, но у нас с тобой разный социальный статус, ты для меня почти недосягаема, как звезда на небе. Понятно, что увидев даже намек на крупицу интереса с твоей стороны, в твоем понимании я должен переполниться счастьем и начать вилять хвостом как собака…

В том, что я сейчас говорил, с моей стороны была условно-правдивая картина, но не было ни капли истины. Все эти слова можно было заменить на: «Подруга, ты мне просто не нравишься и не интересна», получив примерно тот же итоговый результат. Но совершенно иные его последствия, поэтому я продолжал плести словесные кружева:

– За свои почти двадцать два года я узнал довольно много об этой жизни и прекрасно знаю, что в момент, когда желанная по краткому импульсу игрушка оказывается в руках, к ней теряется весь интерес. Подумай над этим. А я, если позволишь, немного посплю, мне как-то не очень хорошо после вчерашнего.

Несмотря на утверждение что собираюсь поспать, я не отвернулся и продолжал смотреть невоспитанной красотке в черные глаза. Она моргнула первой.

– Что у тебя было вчера? Хотя бы в двух словах, – голос Алисы изменился. Ровный, демонстративно спокойный.

– Долго шли, долго ехали, потом немного постреляли в других людей. Потом долго ждали в темноте. Знаешь, когда ждешь неприятностей, это иногда утомительнее чем сами неприятности. Потом снова пришлось стрелять, в процессе я несколько раз разодрал себе коленку, было не сильно больно, но неприятно. Потом я выпрыгнул из окна пятого этажа на дерево и немного ушиб себе вообще все, – приподнял я руку в стягивающем корсете.

Больше вопросов не последовало. Отвернувшись от внимательного взгляда Алисы, я сделал последний глоток такого хорошего, крепкого ароматного кофе, откинулся на спинку комфортного кресла и сразу же заснул.

Проснулся от легкого касания руки – как оказалось, мы уже сели. Надо же, во время посадок я обычно просыпаюсь. Зевнув, посмотрел на небольшое табло с уточнением информации непосредственно по нашему рейсу. На экране сейчас было:


29.03.2023

«Владимир Петляков»

Пункт прибытия: Петроград, Пулково, местное время 17:06

Пункт отправления: База Флорида-13, местное время 09:06


Вылетали с палубы Севастополя мы в пять утра с копейками. Получается, что даже меньше чем три часа летели из Флориды в Питер. Неплохо, очень неплохо. Еще более неплохо, что передо мной уже стояла чашка горячего кофе. На блюдечке, через салфетку. Взяв чашку, я зацепился взглядом за салфетку под ней, где мелким убористым почерком был написан телефон и снизу имя: Жанна. Причем буква «Ж» была написана своеобразно, в виде двух положенных набок сердечек.

Прелестно.

Сама стюардесса Жанна, так разносторонне поразившая меня приятной улыбкой и не только, стояла в дальнем конце салона и внимательно смотрела на меня. И улыбнулась, когда увидела что салфетку, так чтобы Алиса не обратила внимание, я забрал и сунул в карман.

Надо будет позвонить, как получится.

Никаких иллюзий насчет своей неотразимости я сейчас естественно не питал. Полагаю, что у Жанны – работающей на столь удивительном средстве передвижения, суборбитальный корабль, надо же, есть рабочие инструкции не только от компании Аэрофлот. Поэтому не позвоню по этому телефону, придется звонить по-другому – поводыря от МГБ ко мне без вариантов приставят. Или от ФСБ, или еще от какого-то ведомства, в Советском союзе в общем и в Российской Федерации в частности довольно много пересекающихся силовых ведомств.

Наверняка ведь меня уже проверили и раскопали как именно я получал гражданство. И наверняка раскопали обо мне большое и поразительное «ничего». Что совсем неудивительно, ведь у меня нет никаких следов в этом мире, а так просто не бывает.

Думаю, это уже стало предлогом для более чем пристального внимания к моей персоне, результат чего сейчас и наблюдаю. Когда проходил на выход мимо стюардессы Жанны, подмигнул ей, она в ответ еще раз улыбнулась. Это не укрылось от Алисы, хотя в этот раз невоспитанная красотка сохраняла каменное лицо.

О чем думает – загадка.

Открытая дверь вывела нас в телескопический рукав, пройдя по которому мы оказались в отдельном, явно для важных лиц, зале прибытия аэропорта Пулково. Понять где мы несложно, знакомый пейзаж за окном: Пулковские высоты с белым шаром обсерватории видны во всей красе промозглой серо-коричневой мартовской весны. Мутной красе – размытой потеками дождевой мороси с внешней стороны панорамного остекления обзорного зала.

Но больше знакомого пейзажа меня привлекла удивительная картина рядом – я наконец увидел корабль, на котором мы летели. Причем он был не один – второй стоял неподалеку, с другой стороны приподнятого над землей рукава выхода из терминала. И именно второй аппарат мне было удобнее рассматривать.

Напоминал суборбитальный корабль… суборбитальный корабль. Корпус с эмблемой Аэрофлота, только не в бело-синей, а в серо-красной окраске. Похож на Буран, но как-то выглядит пошире и более обтекаемый, что ли. Еще хвостовой киль не один как у Бурана, а два – буквой V. Массивные шасси из четырех пар колес, ни стекол кабины не видно, ни иллюминаторов. По приборам летает, что ли?

Алиса стояла рядом, причем молча. Мы с ней сейчас и как-бы вместе, и как-бы уже по отдельности, похоже. Она молчит, я тоже не горю желанием с ней разговаривать.

– Максим Станиславович Царев? – услышал я позади голос.

Обернулся. Несколько человек в строгих костюмах, в солнцезащитных очках – словно братья близнецы тех, кто встречал нас в аэропорту отправления. Как там на табло было написано, «База Советский-13». Только там серьезные парни были в светло-серых костюмах, по погоде, здесь в черных.

– Я.

– Максим Станиславович, прошу вас проехать с нами, вас ждут.

– Поехали, – пожал я плечами.

Прежде чем уйти, посмотрел на невоспитанную красотку. Алиса было качнулась в мою сторону, собираясь что-то сказать, но промолчала. Я тоже ничего говорить не стал, просто кивнул ей, прощаясь, развернулся и двинулся прочь в сопровождении эскорта людей в черном.

Далеко идти не пришлось – мы спустились вниз безо всяких проверок по зеленому коридору. На выходе, отдельном выходе из терминала, нас прямо у дверей ждала колонна из трех автомобилей. Первая экипаж ГАИ – машина напоминающая гибрид двадцать четвертой Волги и Мерседеса в сто двадцатом кузове. Черная, с синей полосой по борту и ярким гербом ведомства на передней двери. И с яркими проблесковыми маячками-стробоскопами, которые добавляли признаки привычной мне современности в облик машине.

Вторым стоял представительский автомобиль той же модели, только без маячков и раскраски. Туда меня и пригласили, иначе открытую дверь истолковать было сложно.

Подходя к двери глянул на третий автомобиль – тонированный по кругу микроавтобус-фургон сопровождения, в который уже грузились люди в черном.

– Здорово, Иноходец! – когда я сел на заднее сиденье, приветствовал меня усатый Юрий Семенович.

Смотрел он внимательно – похоже, уже в курсе насчет моего «нулевого» прошлого в этом мире.

– Доброе утро.

– Дело к вечеру уже.

– Я проснулся недавно, у меня утро еще.

– Ну да, справедливо, – кивнул усатый дядь. И пояснил, видя вопрос во взгляде: – Да мы на одном корабле с тобой сюда летели, просто я в другом салоне был.

– Вот как…

– Вот так, – еще более пристально посмотрел мне в глаза Семенович.

Он явно ждал каких-то объяснений, но я молчал – не спрашивают пока ничего, и говорить смысла не вижу. Кортеж между тем тронулся. Проехав по территории аэропорта, покинули мы его через служебный проезд и выскочили на кольцевую автодорогу.

Глядя в окно, я заметил знакомые коровники. Что демократическая Российская Федерация дикого капитализма, что социалистическая Российская Федерация планового госкапитализма, окружающей реальности без разницы, потому что коровники в Старо-Паново – вечны. Константа бытия, усмехнулся я.

Впрочем, когда мы выехали на кольцевую дорогу, стало не до усмешек – с воем и блеском мигалок кортеж полетел с такой скоростью, что я прямо заволновался. За сто пятьдесят километров точно на спидометре, как бы и не к двум сотням ближе.

Не то чтобы я не люблю скорость, но довольно неуютно ехать пассажиром в такой процессии. Собака на дорогу выбежит, колесо взорвется, бутылка прикатится – и привет семье. У меня, правда, семьи никакой нет, но все равно неприятно будет взлетать обратно в космос, откуда только что прилетел.

К счастью, чудеса на виражах продолжались всего несколько минут – проехав, вернее низко пролетев десяток километров по кольцевой, кортеж свернул на развязке на Пулковское шоссе. Ехали без светофоров – по выделенной полосе, проезжая на красный свет со спецсигналами.

Миновали площадь Победы с монументом, в этой реальности выглядящим заметно отлично от мне привычного, выехали на Московский проспект. Практически сразу за площадью Победы кортеж повернул направо и по служебному проезду подъехал к знаменитому монументальному Дому Советов на Московской площади.

В моем мире сюда предполагалось переместить правительство города из Смольного, но потом что-то пошло не так, от идеи отказались, а в XXI веке здание стало бизнес-центром. Здесь же здание явно осталось правительственным учреждением. И кстати, памятник на площади незнакомый – не Ленин здесь указывает в сторону Ленинского проспекта. Но вот кто, не рассмотрел. Вернее рассмотрел, но не узнал: кепки нет, лысины тоже, так что точно не вождь мирового пролетариата; а вот кто – загадка.

Миновав неприметный пост охраны, машины заехали в подземный гараж. После чего я в сопровождении так и молчавшего Семеныча направился к лифту.

Ну, похоже начинается.

Напрягает только, что если сейчас разговор пойдет не так, то в этот раз выпрыгнуть в окно на дерево и скрыться у меня определенно не получится.

Глава 15

– Пятого сентября две тысячи двадцать второго года в паспортном столе Андижанского района Республики Узбекистан, взамен утерянного получил паспорт гражданина Узбекистана Максим Станиславович Царев, две тысяча первого года рождения, национальность русский.

Дмитрий Михайлович Родионов поднял на меня взгляд от докладной бумаги. Там у него целая стопка листов – неплохо так на меня накопали за краткие сроки.

В кабинете мы сейчас находились не одни. Я сидел на гостевом месте, прямо напротив Родионова. Он, судя по виду, чувствовал себя не очень хорошо. Неудивительно – его все же подстрелили вчера утром, а он уже на рабочем месте. Бледный, у висков с проседью видны капельки пота. Но держится, только высокий лоб периодически хмурит.

По сторонам от стола устроились еще двое. Неподалеку секретарь Родионова – «Поскребышев» Александр Николаевич, не помню я его фамилию. На лице его уже лиловый синяк, один глаз почти полностью заплыл. Я тоже весь забинтованный. Один только Семенович – с другой стороны стола справа от меня, свеж, бодр и невредим.

В общем, компания была невелика, но зело респектабельна.

Родионов между тем, поняв что ничего в моем ясном взоре не увидит и ничего я пока говорить не собираюсь, снова опустил взгляд к докладу на нескольких листах. Или на нескольких десятках листов, стопка действительно приличная.

– Уже седьмого сентября в паспортный стол Ломоносовского района Ленинградской области от имени Максима Царева было подано заявление о приеме в гражданство Российской Федерации по программе репатриации русских. Заявление было удовлетворено в установленные сроки, и двадцать третьего сентября две тысяча двадцать второго года Максим Царев был принят в российское гражданство, после чего практически сразу ушел по призыву на военную службу, получив распределение в Арктическую бригаду постоянной готовности Береговых войск Военно-морского флота Советского Союза.

Пауза. Я опять комментировать не стал, пока все верно.

– При этом… – Родионов снова поднял взгляд от докладной записки. – Никаких следов существования Максима Царева в республиках Средней Азии найти не удалось. Вообще. Более того, до осени две тысяча двадцать второго года не удалось найти следов Максима Царева вообще нигде в Советском Союзе. За исключением факта того, что Максим Царев был опосредственно причастен к незаконному сбыту изделий из драгоценных металлов, после чего попал под наблюдение соответствующих служб.

На стол легла фотография большеносого и лохматого парня, сделанная явно без его ведома и скорее всего из окна машины. Ну здравствуй, Доктор Ливси – глянул я на фото.

– Лев Эйхман, уличенный в незаконной продаже золота и драгоценных камней на сумму в пятьдесят четыре тысячи рублей. В ходе оперативной разработки на допросе признался, что ценности получил от Максима Царева не только на перепродажу, но кроме того частично в качестве оплаты посреднических услуг за легализацию новой личности в Узбекистане. Так?

Отпираться смысла не было, поэтому я просто кивнул. Да, я конечно предполагал, что продавать золото через улыбчивого «да все будет как доктор прописал» Леву – не очень хорошая идея, но других на тот момент у меня не было. Из-за широты улыбки (располагающей, а не такой как у Мэйсона-младшего), и из-за постоянной присказки «как доктор прописал», Леву Доктором Ливси кстати и называли.

Возможно, меня еще тогда сразу взяли под наблюдение и дальше вели в разработке, как возможного шпиона, а не сейчас все это выплыло. И даже скорее всего так. Родионов между тем продолжал:

– За время прохождения службы Максим Царев показал себя с лучшей стороны, получив направление на лейтенантские курсы офицерской школы Береговых войск Северного флота. Но на курсы не пошел: после прохождения КМБ февраль и март сего года Максим Царев провел в Мурманской области, Москве и Петрограде в ознакомительных поездках, посещая значимые достопримечательности. В порочащих связях замечен не был. Двадцать пятого марта отправился в Республику Флориду, в заявленную как туристическую поездку с билетом, купленным в один конец. В этот же день в салоне автоцентра на улице Седова города Санкт-Петербурга за наличный расчет приобрел подержанный автомобиль форд Кугуар, на котором, как сообщил специалисту по продажам, а также подвозившему его из аэропорта таксисту, собрался совершить ознакомительную поездку с Востока на Запад через Североамериканский континент. Двадцать седьмого марта на купленном автомобиле пересек границу Советского Союза и КША, и в этот же день прибыл в город Галфпорт штата Миссисипи, где снял апартаменты на Третьей улице, оплатив гостиничный номер на две недели вперед. В яхт-клубе Галфпорта взял напрокат парусный швертбот и отправился в открытое море. Тебя там искали, кстати, – вдруг сбился с дежурного тона Родионов, поднимая взгляд.

– Кто? – удивился и не очень понял я.

– Альберт Черный, если опустить имена непосредственных исполнителей поиска.

– Альберт Черный это… кличка что ли такая?

Родионов даже поморщился, а мне немного стыдно стало. Совсем немного.

– Альберт Черный – это старший сын от первого брака Татьяны Черной, нынешней жены Генриха Станкевича. Сводный брат Алисы Станкевич.

Ясно, мой лохматый друг.

Татьяна Черная, Генрих Станкевич – наверное, если бы я был до конца местным, я бы знал кто это. Но сейчас – пустота. И понимание, что совсем не совпадением была наша удивительная встреча в море. Мне конечно стало интересно, что же это за семейка Черных-Станкевичей, но на далеком заднем плане – сейчас все же совсем иные вопросы в приоритете. Тем более что Родионов вернулся к хронологии событий.

– Во время надвигающейся волны цунами ты по случаю спас… спас ведь, да?

– Да.

– По случаю спас Алису Станкевич, дочь Генриха Станкевича, второго секретаря московского обкома.

Второй секретарь московского обкома? Вроде и внушает, а вроде и как-то кисловато, не звучит совсем – если учитывать пробивную уверенность невоспитанной красотки Алисы.

– Об этом расскажи поподробнее, пожалуйста, – вдруг впервые заговорил Семенович, который до этого момента молча слушал Родионова.

– О чем об этом?

– О Черном, и о Станкевич. Почему он тебя искал, и как ты ее спас.

Родионов при этом промолчал. Хм, от него аурой власти и харизмы на несколько метров прет, но спокойно воспринял что усатый дядь так в разговор влезает. Значит, Семенович здесь не просто как рядовой исполнитель, а похоже как доверенный член команды.

– Утром двадцать пятого марта наш рейс из Петрограда приземлился в Санкт-Петербурге. На выходе у меня произошел небольшой конфликт с товарищем, который еще при посадке в Петрограде представился как мажор из МГИМО. Позже, со слов гражданки Станкевич, я узнал что это ее сводный брат Альберт. В следующий раз мы встретились через два дня, в условно-открытом море перед самой волной цунами.

– Условно открытом?

– Рядом барьерный остров был, и берег в дымке видно.

– Ясно, продолжай.

– Товарищ мажор Альберт с другим товарищем, а также двумя девушками и гражданкой Станкевич проходил мимо на яхте, заметил меня. Захотел, пользуясь преимуществом нахождения на быстроходной моторной яхте надо мной поглумиться, изображая попытки взять на таран, но вскоре пришла волна. Увидев надвигающееся цунами, товарищ мажор дал полный ход в сторону берега, в результате чего гражданка Станкевич выпала за борт яхты. Возвращаться за ней никто не стал, ну а я ее подобрал, так получилось.

– Ах вот оно что, – задумчиво протянул Родионов, глядя на Семеновича. – Вот почему Генрих такой напряженный и загадочный, у них получается разлад в семье намечается.

После этих слов усатый дядь кивнул, Родионов хмыкнул, а «Поскребышев» сделал пометку в блокноте, я услышал как ручка по бумаге зачирикала.

– Ладно, revenons a nos moutons, или вернемся к нашим баранам, – между тем посмотрел на меня Родионов. – У Сергея Венедиктыча скоро будет готово представление на тебя к государственной награде за действия при обороне торгового представительства.

– У кого простите?

– Ничего хорошего, – подсказал мне Семенович. – Сергей Венедиктович Петров.

– А, понял.

– Сергей Венедиктыч тебе орден организует, мы же тебя по своей линии к «Отваге» представим. За утро, за какое ты сам понимаешь. Не орден, но «Отвагу» шаркунам за блеск ботинок никогда не…

– Я понимаю.

– Кроме того, я совсем недавно разговаривал с Дэвидом Мэйсоном. Старшим. Прямо не упоминал, но думаю, что камрады конфедераты тебе тоже что-то торжественно вручат в знак благодарности за спасенного окружного прокурора. Когда свою вспученную грязь приберут у порога, конечно.

Я только пожал плечами молча.

– Скоро все это будет, если ты конечно сможешь внятно объяснить, откуда вообще взялся и что конкретно тебе нужно. Причем объяснить так, чтобы мы поверили.

– Я уже сказал, что мне нужно чтобы вы меня выслушали.

– Именно поэтому мы сейчас разговариваем с тобой здесь в относительно комфортных условиях, а не в другом месте. Я, если что, сюда из больницы приехал, даже с доктором пришлось немного поругаться, – усмехнулся Родионов. Глаза, его, впрочем, никакого веселья не отражали.

– Произошедшее цунами – это искусственное созданное стихийное бедствие, и это только начало. Возможно, будет хуже. Я могу подсказать, как с этим бороться.

– И как же?

– Для этого нужно начать рассказ с самого начала.

– Начинай.

– Вы Карельский перешеек знаете? – посмотрел я на Семеновича, после на Родионова. На секретаря его неудобно смотреть, он слева и чуть позади сидит, так что к нему не оборачивался.

– Да.

– Хорошо ориентируетесь? – посмотрел я на ответившего Семеновича.

– У меня дача там, у Комсомольского озера, – во взгляде немой вопрос. – Какое это имеет отношение к делу?

– Комсомольское это за Лосево?

– Да.

– Ясно. Нижние Осельки знаете?

– Мимо проезжаю иногда.

– Нужно туда съездить. Сейчас.

– Зачем?

– Забрать несколько артефактов, которые в моем объяснении будут весомыми аргументами. Иначе наш разговор просто не получится.

– Я отправлю сейчас людей, ты пока рассказывай.

– Это должны быть такие люди, кому вы доверяете как себе.

Семенович посмотрел на Родионова, который сохранял молчание и бесстрастный вид. Я же заговорил, объясняя.

– Если с севера проехать Нижние Осельки в сторону города, с левой стороны стоят километровые столбики. Нужен двадцать первый километр. В сторону города смотрим, еще раз. Напротив этого столба нужно свернуть в лес направо…

– Подожди, – поднял руку Родионов. – Давай сначала объясни почему содержимое этого тайника так важно, что без него не начать.

– Внутри несколько технологических девайсов, можно назвать их секретными. Только после того как вы ознакомитесь с содержимым рюкзака, только после этого, в этом и заключается моя просьба, я хочу, чтобы вы меня выслушали и попробовали критически осмыслить информацию, которую я вам доведу.

Видя уже удивленный взгляд Родионова, который не скрывал эмоций, я поднял руки с открытыми ладонями.

– Понимаю, как это звучит, но давайте вопросы и комментарии вы будете формулировать тогда, когда содержимое тайника будет доставлено сюда. Именно об этом я и просил вас позавчера днем в качестве, так скажем, оплаты за оказанную помощь. Также, есть еще одна просьба: нужен технический специалист, которому вы можете доверять, и который может выдать вердикт, или даже характеристику тем устройствам, которые привезут.

Родионов задумался, потом повернулся к Семеновичу.

– Есть кого отправить? Так, чтобы как себе.

– Есть, но быстро не будет.

– Тогда сами сгоняете?

– Без проблем.

Усатый дядь сразу поднялся, я двинулся следом – прихрамывая чуть-чуть. Из Дома Советов выезжали в молчании. Семеныч вопросов не задавал, я тоже молчал и с интересом глядел по сторонам, оглядывая улицы такого знакомого, и в то же время незнакомого города.

Строго. Сдержанно. Холодно-красиво – смотрел я на проносящиеся мимо дома, расчерченные яркими, но вписывающимися в нормы городского оформления вывески. Впрочем, рассмотреть особо не получалось – летели мы по выделенной полосе, периодически игнорируя светофоры.

Машин в городе было не так много – въезд в центр города платный или по пропускам, пробок почти нет. Так что поехали не по кольцевой, а почти по прямой – через Московский, потом по Лиговскому на Невский, дальше по Литейному на Большой Сампсониевский переходящий в проспект Энгельса.

Здесь я смотрел по сторонам уже внимательней – стоило только покинуть старые районы, как облик города разительно поменялся. По генплану в Петрограде было запрещено строить дома выше пяти-восьми этажей, в зависимости от района. И здесь не было масштабных человейников, так что город я уже не узнавал.

Тем более не узнавал на такой скорости – мелькали пейзажи росчерками. Тридцати минут не прошло, как мы уже перескочили развязку у кольцевой автодороги и помчали по Новоприозерскому шоссе.

В самолете я летаю совершенно спокойно, а вот сейчас нервничал – на такой скорости вполне можно сразу в небо уехать, без шуток. Так что сидел, терпел – задремать не получалось. До Новых Осельков доехали быстро и здесь я похромал в лес, где с помощью Семеныча раскопал тайник с иномировыми артефактами. Земля сверху мокрая и грязная, но ниже еще промерзшая – копать пришлось с усердием.

Саперных лопаток в машину перед выездом бросили сразу две, так что вскоре выкопали холщовый мешок, в котором было несколько плотных полиэтиленовых пакетов. Открыл, заглянул – вроде все целое, никем не погрызенное. Семеныч явно горел интересом, но молчал, ничего не спрашивал.

Вышли из мокрого серо-коричневого голого леса, погрузились в машину, поехали обратно. В этот раз не через город – время около шести вечера, улицы понемногу заполняются. Так что обратно возвращались по кольцевой автодороге, объехав, вернее низко облетев город по широкой дуге и снова заехав к Дому Советов на Московской с юга, с развязки у Пулковского шоссе.

Родионов так и сидел в кабинете, работая с бумагами. Помощника – «Поскребышева» Александра Николаевича не было, но он зашел быстрым шагом следом за нами почти сразу. Видимо было у секретарши указание позвать как мы вернемся.

В кабинете, кроме Родионова, в кресле в углу я увидел сонного и клевавшего носом мужчину лет около пятидесяти, в сером костюме и с профессорской лысиной. Мужчина откровенно дремал в глубоком кресле, держа при этом на коленях кожаный портфель.

Видимо, запрошенный мною технический специалист. Когда мы зашли, незнакомец открыл глаза и посмотрел на нас сквозь дрему и без особого интереса.

– Андрей Геннадиевич, доктор технических наук, руководитель Специального конструкторского бюро аналитического приборостроения, прошу любить и жаловать, – представил нам незнакомца Родионов. – Думаю, в качестве запрошенных параметров подойдет. В том числе и насчет упомянутого тобой уровня доверия.

Я только кивнул и занял свое прежнее место, с которого встал чуть больше полутора часов назад. Андрей Геннадиевич тоже поднялся, подошел ближе и тоже молча нам кивнул, приветствуя сразу всех. Вид у него усталый, утомленный. Странно, вроде среда еще только, середина недели всего лишь.

– Андрея Геннадиевича ждут дома на семейный ужин супруга и тесть с тещей, поэтому Максим, давай без долгих предисловий сразу к делу, – произнес Родионов.

Вот почему у профессора вид такой, ясно-понятно. Не усталый, а заранее утомленный, я бы так с новым знанием охарактеризовал этот состояние.

– Как скажете, – кивнул я. – Андрей Геннадиевич? – обернулся я к доктору технических наук.

Раз такое дело – семейный ужин с тестем и тещей, нужно сразу с козырей заходить.

– Да-да, я готов воспринимать информацию.

Сдержав зевок, профессор крепко зажмурился на секунду, после открыл глаза. Ни следа утомления и усталости, все, в рабочий режим вошел. Но смотрит так, с некоторым… покровительственным пренебрежением. Явно не понимает, чем я его сейчас могу удивить.

Увидев такое преображение, я уже смело открыл привезенный мешок и начал один за другим выкладывать артефакты другого мира – свои личные вещи. На столе появились запечатанная коробка с двенадцатым айфоном, мой личный китайский смартфон, электронная книга; отдельно легла стопка документов: водительские права, паспорт, удостоверения – все мои документы из другого мира. Сюда же положил стопку разных купюр – немного долларов, чуть больше евро, рубли. Да, вот такой вот я запасливый: «Всегда держите при себе запас налички, маленькую фляжку хорошего алкоголя и свое сраное мнение», – как учил меня еще во время службы в армии России другого мира сержант Петренко.

Закончив и молча рассортировав под перекрестьем внимательных взглядов иномировые вещи, я взял смартфон. Включил. Дождался, пока загрузится, разблокировал экран введя графический ключ. Потом заблокировал экран, и снова разблокировал.

– Отпечатком пальца, – вслух прокомментировал я.

Андрей Геннадиевич только кивнул. Он сохранял молчание, но смотрел уже заинтересованно, цепко. Все покровительственное нетерпение из его облика ушло, семейный ужин похоже оказался напрочь забыт.

Я поднялся, подошел к окну, сделал несколько фотографий. Продемонстрировал Андрею Геннадиевичу увеличение, потом включил запись видео в замедленном режиме, уронил на журнальном столике под камеру пустую кружку. Запустил воспроизведение, показывая, как медленно-медленно падает и катится кружка по столу.

Вообще, эта опция – запись в замедленном режиме, по-моему прекрасно подходит только для того, чтобы снимать как легонько хлопаешь по ягодице своей загорающей подруге, а потом наслаждаешься этим зрелищем в замедленном воспроизведении. Такие видео в памяти телефона у меня были, только вот показывать доктору технических наук я их сейчас конечно же не стал.

Но галерею все же открыл, нашел видео где я взлетаю с трамплина на сноуборде, в меню выделил из видео несколько покадровых картинок, показывая фотографический результат – вплоть до летящего на объектив снега. Потом отрыл несколько приложений, показал пару мобильных игр, акцентируя внимание на меню, на исполнение продуктов, а не на процессе игры.

Андрей Геннадиевич по-прежнему внимательно и цепко наблюдал за моими действиями, не задавая вопросов. Он начинал мне определенно нравится – явно ждет, когда я начну объяснять сам, на лишние слова не разменивается.

Родионов, Семенович и «Поскребышев» (надо наконец его фамилию спросить, стыдно даже становится что не знаю) также наблюдали за происходящим с явным интересом. Но поглощенный ознакомлением с возможностями китайского смартфона Андрей Геннадиевич даже не замечая несколько раз оттеснил их то по отдельности, то всех сразу. Поэтому остальная троица, сейчас уже примерно понимая что может смартфон, рассматривали выложенные мною на стол деньги и документы.

Я же отложил свой телефон в сторону и все также молча вскрыл коробку с айфоном. Вскрывал медленно, показывая, что избавляюсь от заводской упаковки. Продемонстрировал содержимое. И в процессе сам немного удивился.

Айфон был «трофейным», в прошлом мире он мне не принадлежал, по случаю незапечатанным достался. Яблочной продукцией я раньше не пользовался и изучая (вместе с Андреем Геннадиевичем) содержимое упаковки удивлялся. Только профессор удивлялся в общем, а я удивлялся тому, что зарядки нет – это как так, интересно? Скрепка, документы, кабель. И все.

Телефон я включил, начал настройку. И почти сразу закончил – без доступа к интернету айфон не активировать. Полагаю, впрочем, что в этом мире и с доступом к интернету я его не активирую. Но, как мне кажется, показал я уже достаточно – выключенный айфон отправился обратно в коробку.

Все, пора начинать.

– Андрей Геннадиевич, мне от вас нужен ответ на вопрос: возможно ли силами советской или иной высокотехнологической промышленности производство подобных девайсов.

– Девайсов?

– Технических устройств.

– Теоретически – да. Ничего принципиально нового и невозможного я здесь не вижу. Но вот форма исполнения…. Теоретически без сомнений возможно, но практически… разрешите, молодой человек? – протянул он руку к моему китайскому смартфону.

– Да-да, конечно.

Покрутив телефон в руках, разблокировав пару раз экран и посмотрев меню, Андрей Геннадиевич поднял взгляд на Родионова:

– Дим, если практически – это иная реальность. Я даже не знаю откуда и как это могло сюда попасть, и кто вообще такое мог сделать.

Надо же, насколько точно технический специалист выразил то, что я ожидал от него услышать. Стопроцентное попадание, лучше просто не бывает.

– Большое вам благодарю за экспертное мнение, – склонил я голову в уважительном полупоклоне перед доктором технических наук, и повернулся к Родионову. – Вот теперь я готов рассказывать то, о чем просил меня выслушать.

Родионов, который сейчас держал в руках мои водительские права, положил их на стол и кивнул. После этого посмотрел на профессора.

– Андрей, мы побеседуем и после я тебе…

– Не-не-не, дружище, – сделал отрицательный жест профессор. – Ты думаешь показал мне конфету, и все? Я тоже послушаю.

– Но…

– Дим, Серафима Антоновна, ее рыба в кляре и суп с клецками сегодня обойдутся как-нибудь без меня, я ведь уже написал что задержусь. Рассказывайте, молодой человек, мы все во внимание. Я во внимании, Дмитрий Михайлович с Александром Николаевичем во внимании, и как я вижу даже Юра нас внимательно слушает, а не как обычно о своих бабах думает. Рассказывайте-рассказывайте.

Хм, похоже тут собралась довольно спаянная компания знакомых, которых связывают не только рабочие отношения – подумал я, когда Семенович негромко хмыкнул.

Ладно. Начнем.

– После того, как вы услышали вердикт уважаемого Андрея Геннадиевича, думаю информация о множественности миров для вас большим сюрпризом не станет.

Сказал и замолчал, выдерживая паузу. Остальные не комментировали, ждали продолжения.

Ладно. Ладно. Продолжаем.

– Меня зовут Максим Царев, и я родился в две тысяча первом году в городе на Неве, в городе Санкт-Петербурге Российской Федерации. Переименован из Ленинграда Санкт-Петербург был в девяносто первом году, после случившегося в августе того же года развала Советского Союза, который в моей реальности полностью прекратил существование. Точка бифуркации, когда наши реальности разошлись, случилась в сороковых годах. В моем мире не было Третьей мировой, и история двадцатого века там прошла совершенно по-другому.

Снова замолчал. Меня по-прежнему ни о чем не спрашивали, все трое смотрели крайне внимательно. Понятно, что не верят пока, но после увиденных артефактов явного отторжения озвученной информации нет.

– Теперь перехожу к тому, о чем я просил меня выслушать. Попробую кратко и для начала общей картиной. В этот мир я попал в августе месяце прошлого года, в окрестностях города Ленинграда, тогда как раз в честь годовщины прорыва блокады дорожные знаки меняли. Свой мир я покинул в мае месяце двадцать первого года. Несколько месяцев я прожил в месте, которое называется Осколки, или Отстойник. Конец двадцать первого года и первая половина двадцать второго у меня просто потерялась. В ходе перемещения между мирами – это естественная аномалия, такое иногда бывает.

Так, что-то я уже кашу какую-то несу, не могу сообразить с чего начать и куда двигаться. Мне определенно нужна точка опоры.

– Ручку и бумагу можно?

Родионов, который слушая меня делал пометки в блокноте, молча достал из принтера лист бумаги. С ручкой возникла проблема – у Родионова своя, у секретаря своя. В органайзере на столе ручек не было, Андрей Геннадиевич повернулся было к оставленному на кресле в углу портфелю, но я с комментарием: «И так сойдет», взял со стола голубой маркер-текстовыделитель.

Потом посмотрел на чистый лист, задумался.

– Если брать вопрос множественности миров, то есть теория Колеса, которая подразумевает что обитаемых миров тысячи тысяч.

Я нарисовал сначала один круг, потом нарисовал практически наложенный на него второй, третий, четвертый, пятый… Замолчав, я продолжал рисовать круги, накладывающиеся друг на друга. Много кругов, собирая их в общую большую окружность, в колесо. Аккуратно не нарисовал, большую часть колеса отобразил грубой круговой штриховкой.

– Вот эта самая конструкция, очень условно отображенная, называется Колесо миров. Все миры Колеса отдалены от друг от друга. Отдалены временем: каждый из этих миров – это наша планета Земля. И, опять же условно, это колесо движется – во времени.

Я нарисовал несколько стрелок, показывая, что колесо вертится в движении.

– Иногда миры отделяют друг от друга минуты или даже секунды, – ткнул я на два наслаивающихся друг на друга круга, а потом провел линию через всю внутреннюю часть окружности на противоположную сторону: – Или же, если миры на разных сторонах Колеса, их отделяют друг от друга миллионы лет. Кроме того, скорее всего во Вселенной есть еще другие обитаемые миры, много таких мировых колес, никак не связанных с нашей… с нашими планетами.

Пытаясь подкрепить слова рисунком, я начал рисовать еще одно колесо из накладывающихся друг на друга окружностей, но глядя на заполненный каракулями лист быстро понял, что полная фигня получается.

– Можно еще лист?

Родионов молча достал из принтера следующий лист, положил передо мной. Я отвел в сторону расчирканный с двумя «Колесами». Ну, не художник я, умение рисовать не входит в число моих достоинств.

На втором чистом листе, решив больше не удивлять каракулями, я изобразил один простой и аккуратный небольшой круг.

– Представим, что это часть Колеса. Планета Земля. Тот мир, из которого пришел я. – Давайте чтобы не путаться, назовем ее планета Зэ, Зета – нарисовал я букву «З» внутри круга. После этого в стороне от планеты «З» нарисовал второй круг.

– Мир Зета, мой родной мир, оказался связан с неведомой планетой, – постучал я маркером по второму кругу. – На Землю эта планета не очень похожа. Скорее всего, это вовсе не копия нашей планеты, а часть другого Колеса миров, хотя утверждать не буду. В том месте где я был, на Осколках, этот мир называют Валлирант. Давайте я для простоты назову эту планету «В», Вита. Эти два мира, эти две планеты, связаны не напрямую, они связаны через пространственно-временную аномалию, через Осколки, о которые я уже упоминал.

На листе бумаге, пока говорил, между двумя планетами я попробовал нарисовать конструкцию, схожую с группой летающих островов. Получилась задумка плохо, выглядел результат словно плотная гроздь грибов-поганок в пространстве. Ну ладно, и так сойдет. Подумав, прерывистой линией соединил все три элемента: сначала мир «З» с Осколками, и после уже Осколки с миром «В».

– Связь этих миров, этих двух планет, возможна только через Отстойник, он же Осколки. Осколки миров, как я уже сказал, – это аномалия, возникшая на месте небольшого взрыва на стыке реальностей. Это части сразу нескольких погибших миров, которые заселены людьми, попадающими туда самыми разными способами. Сейчас Осколки соединены с планетой «В» постоянными порталами, а также с планетой «З», из реальности которой пришел я, порталами непостоянными. И, что немаловажно, связь с моим миром на Осколках уже постепенно теряется. Помните, я упоминал о том, что Колесо миров движется? Так вот, все планеты движутся во времени и пространстве. И если с планетой Вита Осколки связаны прочно, якорными порталами…

Росчерк связи мира «В» и Осколков я сделал непрерывным и выделил жирным.

– Здесь связь постоянная, заякоренная, а вот с моим родным миром Зета такой связи нет, и сейчас он от Осколков отдаляется. Теперь мы подходим к самому главному.

На рисунке после этих моих слов у мира «З» сначала нарисовалась стрелочка указывающая движение вправо, а после слева от «З» появилась третья планета. Через миг размышления внутри третьего шара появилась буква «А».

– Мы здесь, – сообщил я. – Пусть это будет называться мир Альфа. Да, думаю вы догадались, что в Колесе миров Альфа и Зета находятся рядом друг с другом, но если планета Зета отдаляется от Осколков, то планета Альфа к ним приближается.

На рисунке появилась еще одна стрелочка вправо, словно мир «А» замещает мир «З».

– Скажу сразу, я сюда к вам попал в результате цепи случайностей, пока мой путь не повторить. Но скоро, очень возможно, у этого мира появится связь с аномалией Осколков. Вернее сказать, она еще не появилась, но уже проявилась: разлом на дне Мексиканского залива, я полагаю, открыт именно с этой стороны, – показал я на обитаемые Осколки миров в центре между тремя планетами.

Меня слушали по-прежнему в полном молчании. Профессор смотрел то на меня, то на рисунки в глубокой задумчивости, при этом не выпуская из рук смартфон. Семенович крутил в руках мой паспорт, Родионов, как и его секретарь, постоянно делал пометки в блокноте.

– У меня есть все основания полагать, что разлом открыт с той стороны, – еще раз повторил я. – И когда постоянная связь установится, у нас здесь начнутся реальные проблемы.

– Почему? – подняв взгляд от заметок коротко спросил Родионов.

– Вот этот мир… – показал я на планету «В». Сделал паузу, подумал немного и заштриховал планету «В» так, что она стала наполовину темной. И постучал маркером по этой полутемной планету.

– Этот мир, так получилось, населен не только людьми. Люди там называют сами себя «Цивилизация живых» и они проигрывает в борьбе с нечистью, чуждой человеческой природе. Если ничего экстраординарного не произойдет, жить варианту их цивилизации осталось не более полувека. И элита этого мира решила отправить нечисть со своей планеты прочь, избавившись от нее. Да, с представителями нечисти в некотором смысле можно вести переговоры, поэтому исход в иной мир, не готовый ко вторжению, сторонами согласован. Если говорить конкретно, нечисть собирается прямо сюда, к нам. Как только с миром Альфа можно будет установить связь.

На рисунке от планеты «В» протянулось две жирные стрелки – сначала к Осколкам, потом к планете «А».

– В твой родной мир отправлять нечисть они не намереваются? – показал Родионов на планету «З».

Как-то он сразу по делу вопросы задает. Странновато, даже не ожидал.

– Собирались. Им не удалось, поэтому теперь мишенью выбран это мир, – я показал маркером сначала на планету «А», а после себе под ноги.

– Что за нечисть?

– Это довольно размытое определение. Если в общем, то в основном это гуманоидные существа, искусственно созданные путем мутаций на основе скрещивания генома человека и иных животных. Например, крыс. Или змей. Довольно широкая номенклатура, много самых разных тварей.

Я сделал паузу, вспоминая эту самую «широкую номенклатуру». Даже плечами передернул, но быстро взял себя в руки.

– Это они сами с экспериментами доигрались? – постучал вдруг Родионов ручкой по планете «В».

Очень странно. Он не то, чтобы мне верит, но реально задает дельные вопросы по теме. Как-то даже не верится, что так может быть.

– Вот этого точно не знаю, но мне кажется этот вариант один из самых вероятных, – кивнул я. – Кроме широкого спектра самых разных мутаций, на разнообразие нечисти влияет наличие в мире Вита и на Осколках так называемого Сияния, особого рода излучения. Выплески его сопровождает небесное свечение, подобное нашему Северному сиянию, только гораздо сильнее и активнее. Это Сияние не убивает, как радиация, но оно… можно сказать, что оно изменяет человеческую природу.

Это объяснение я только что сам придумал и сразу сам себе удивился, как смог по-человечески и понятно сформулировать для людей то явление, которое можно было назвать просто: магия.

– Кроме того, в зоне действия Сияния не действуют не только электрические приборы, но и некоторые относительно простые технические системы – например стрелковое оружие, такие как помповые ружья вполне работают, а вот попытка воспользоваться автоматическим или даже полуавтоматическим оружием может оказаться смертельной для стрелка. Не всегда реальность Осколков подчинена законам физики, поэтому для борьбы с нечистью…

Хотел сказать: «И демонами», но не стал. И так слишком много непростой к восприятию серьезно информации, не стоит пока усложнять.

– Для борьбы с нечистью нужно знать некоторые вещи. Так получилось, что большую часть времени проведенную на Осколках я как раз убивал нечисть, и хотел бы вам об этом подробно рассказать и показать. Понимаю, как это звучит, но…

Кивнув, Родионов вдруг остановил меня жестом и задумчиво всмотрелся в нарисованные мною схемы. Потом коротко глянул на своего товарища-профессора, после перевел взгляд на Семеновича.

– Ты Кэрол Шиэн помнишь? – вдруг спросил он у него.

– Конечно, – кивнул усатый дядь.

– Позавчера вечером она, в форме почти анекдота, но при этом серьезно, рассказала мне примерно о том же – в общих чертах, что мы только что услышали от нашего загадочного гостя из иного мира. До Кэрол, не знаю уж как, хотя в принципе догадываюсь, дошла информация что в британском правительстве в секретной службе сейчас обсуждается практически все то же самое, что ты мне сказал, – заканчивая фразу, уже на меня смотрел Родионов. – Как такое может быть?

– Вместе со мной с Осколков в этот мир пришло еще двое. Женщина по фамилии Крамер, и мужчина по фамилии Бергер.

– То есть ты здесь не один.

– Именно так.

– Вас всего трое, или мы имеем место с целым десантом?

– Не могу знать точно. Есть основания полагать что всего трое.

– Ты пришел сюда действуя вместе с этими… Бергером и Крамер? – посмотрел Родионов в блокнот. Надо же, вообще все записывает, и фамилии тоже записал.

– Нет. Мы оказались здесь по отдельности. Где они сейчас я не знаю. Это долгая история, но, если мы с ними встретимся, не исключен вариант что попытаемся друг друга убить. Мы, мягко скажем, из разных лагерей.

– Из разных лагерей?

– Да. Из разных военно-политических союзов, которые сошлись здесь в рамках горячей фазы конфликта, – показал я на Осколки между тремя планетами. – В этом замечательном месте я оказался, когда меня выдернуло против воли из моего родного мира, и сразу в самую… ну, в общем, в самое активное движение.

– Выдернуло?

– Да. Весной двадцать первого года я возвращался домой на своей машине, ехал как раз мимо Нижних Осельков. Миг, и я вместе с машиной переместился в другой мир, ну после сразу и завертелось. В общем, долгая история.

– Очень интересно, – произнес вдруг Семенович и обернулся к Родионову, объясняя: – Обрати внимание, что во Флориду он приехал когда, тоже у него сразу все… завертелось.

Родионов хмыкнул, посмотрел на меня, я только руками развел. Ну а что сказать, я же не специально.

– У меня есть для тебя предложение, – уже серьезно посмотрел на меня Родионов.

– Внимательно слушаю.

– Мы сейчас отправляем тебя в санаторий. В Сестрорецк, на лечение и восстановление после пережитого. Я имею в виду после пережитого в Новом Орлеане, – уточнил он. – Апрель-май, два месяца реабилитации. За это время ты расскажешь и опишешь мне и Юрию все, что знаешь о так называемой нечисти…

– И мне, – перебил Родионова профессор. – В ваши сказки о других мирах я, чес-сказать, верить отказываюсь, но у меня определенно будут вопросы по технической части.

Андрей Геннадиевич приподнял мой смартфон, который так и держал в руке и похоже отдавать его не собирался.

– Ответственным за описание… гипотетической опасности, так скажем, будет Юрий, – посмотрел на Семеновича Родионов, который на слова профессора не обратил внимания. – Также, ты выступишь консультантом по техническим вопросам. Если Андрей Геннадиевич согласится возглавить направление…

– Андрей Геннадиевич согласится, Дим, не крути волу хвоста! – даже похлопал ладонью по столу профессор. – Ты мне только фонды выдели, я уже считай копытом бью.

Родионов только устало посмотрел на друга-профессора. Капелек пота у него на высоком лбу, кстати, стало уже больше. Ну да, он же должен в больничной койке лежать, а сколько времени уже тут с нами сидит.

Достав платок, Родионов вытер лоб и посмотрел на меня.

– Технику, так скажем чуждую нашей высокотехнической промышленности, мы видим. Нечисть, о которой ты говоришь – пока нет. Цунами, тектонический разлом, ну ты сам понимаешь, это бывает, но вот угрозы из других миров – это из разряда неосязаемого, на веру безоговорочно принять невозможно. НЛО, считай. Да, во время катаклизма действительно было зафиксировано странное излучение, но оно сошло на нет и сейчас следов его обнаружить не получается. Так что будет это вторжение, о котором ты говоришь, или не будет, пока неизвестно. Но с учетом… – Родионов показал и на документы, и на мои каракули на столе.

– Ты, сам понимаешь, слишком ценный кадр, чтобы отпускать тебя в свободное плавание. В общем, предложение: ждать у моря погоды и обещанного вторжения для проверки услышанного мы не будет, а отправим тебя на повышение квалификации. Как пройдешь двухмесячный курс лечения и реабилитации в Сестрорецке, за время которого мы законспектируем и структурируем все то, что можешь сообщить, ты отправишься на четыре месяца в Офицерскую школу Береговой Охраны во Флориду…

– В учебную часть Разведывательной службы Береговой охраны, – поправил Родионова Семенович. Тот исправляться не стал, просто кивнул, соглашаясь.

– Отправишься в Ки-Уэст, это недалеко от Майами. Там готовят не только офицеров Береговой охраны, но и, неофициально, это школа подготовки специальных агентов, оперативников ФСБ. Которым, если анонсированного тобой вторжения не случится, ты можешь потом стать. Как сложится. Твой куратор Юрий Семено́вич, по прямой рекомендации которого ты попадешь в школу подготовки, прошу любить и жаловать, – показав на Семёновича, добавил Родионов.

ФСБ, значит. Не МГБ и не ГРУ, а также не иные известные и неизвестные мне силовые и надзорные ведомства. Сейчас это особого значения не имеет, у меня просто нет выбора, но на будущее полезно знать, к какой группе силовой поддержке элит страны я присоединяюсь.

Подумав немного, я кивнул.

– Согласен.

– В общем-то опция отказаться у тебя отсутствовала, но я рад что мы понимаем друг друга. Значит так, планы. Для начала, сегодня мы все вместе выдохнем и обдумаем услышанное. Андрей Геннадиевич заберет технические устройства, для изучения которых создаст рабочие группы. Юрий Семенович подумает, как обеспечить тебе восстановительный, а себе образовательный процесс в ближайшие два месяца. Ну а я решу, как и в какой форме вынести все сегодня услышанное на министерский уровень и выше. Помягче и, наверное, поделикатнее, чтобы черную метку не получить по подозрению в слабости ума. Фундаментальные вопросы у кого остались? Частностями не грузите, я и так немного в шоке от услышанного и увиденного, подумать надо.

Все молчали. Подумав немного, я все же решился спросить.

– В суборбитальном челноке, когда я летел сюда, одна стюардесса по имени Жанна оставила мне свой телефон.

– И? – поднялись брови Родионова. Но судя по взгляду, мой вопрос его совсем не удивил.

– Девушка мне понравилась. Но… Она определенно приятная леди, явно знающая себе цену. И дело в том, что я как-то не чувствую себя неотразимым и подумал, что она работает на какой-либо государственный орган безопасности. Вопрос конечно не фундаментальный, но… хотел бы узнать, нужно ли мне ей звонить, можно ли мне ей звонить или же лучше делать этого совсем не стоит.

– Максим, – фыркнул в усы Семенович.

– Да?

– Знаешь, как говорил один человек: «Иногда банан – это просто банан». Я видел эту стюардессу Жанну, красивая девчонка. Если понравилась, звони и даже не думай, в Сестрорецке ты в санаторий едешь, а не на строгий режим.

– Понял.

Судя про реакции Родионова и Семеновича, этот банан все же далеко не просто банан. Даже, думаю, совсем наоборот – слова Семеныча вкупе с мимикой звучат больше даже как указание. Тем более вот не верю я, что просто так сразу понравился стюардессе Жанне.

Стюардесса по имени Жанна, да где я это слышал-то?

В общем, оттого что попью с ней кофе или поужинаю, мне же не убудет, так? Так. А там и вопрос с опасно влюбленной Алисой можно будет закрыть, если он уже не закрыт, и после уже встретиться с Ульяной – на которую я посмотрел сегодня утром, и как-то если честно даже вдохновился.

Это все конечно реализовывать можно будет в перерывах между важными делами по спасению мира – мысленно сделал я необходимую ремарку.

– Все, закончили на сегодня. Давайте тогда, на связи. Дверь если что там, – нарушил молчание Родионов и показал нам на выход.

Да, вроде закончили.

Причем как-то удивительно все закончилось сегодня, я даже не ожидал такой конструктив. И информацию – вот и Бергер с Крамер проявились. Не знаю пока насчет Крамер, с ней пока не знаком, но вот господин Бергер – это очень плохая компания.

Очень плохая, и этот вопрос тоже как-то решать надо будет.

Глава 16

– Значит, как ты говоришь, важна воля, – глядя мне в глаза, произнес Семенович.

– Именно так, – согласно кивнул я. И добавил чуть погодя: – Критически важна.

Семенович нахмурился. Я хорошо заметил, как он собрался было почесать затылок то ли в задумчивости то ли в недоумении. Но не стал, так как в руке у него был пистолет, причем довольно необычный: Глок-17. На вооружение ни стран Советского Союза, ни силовых ведомств Российской Федерации этот пистолет не стоял, поэтому я удивился, когда только что Семенович его из наплечной кобуры достал.

Мы с ним сейчас на ведомственном стрельбище неподалеку от Сестрорецка. Перед нами – выставленные на разные дистанции несколько ростовых мишеней для практической стрельбы. Вокруг пусто и тихо: суббота, выходной день. У меня тоже по плану выходной, но утром Семенович позвонил и попросил приехать. Сюда подъехал я совсем недавно и еще не очень понимал зачем.

Усатый дядь между тем, положив пистолет на сваренный из металлического профиля стрелковый стол, где уже лежало два одинаковых оружейный чехла, кейсы практически, затылок все же почесал. Я в этот момент поежился; погода весенняя, апрельская – градусов восемь, мелкий моросящий дождик и резкий порывистый ветер. От мороси спасал навес, а вот от промозглого ветра не помогал даже поднятый воротник куртки.

– Давай, так скажем, повторим пройденное, – произнес Семенович, скрестив руки на груди. – Ты пару раз упоминал, что Сияние позволяет управлять стихиями.

Когда человек скрещивает руки на груди, как я слышал, он или ментально закрывается от собеседника, или просто замерз. На улице промозгло и холодно, но по виду Семеновича не заметно, что это приносит ему неудобства. Скорее всего закрывается – во время наших встреч по сбору информации, когда я рассказывал про нечисть и демонических тварей, всегда прекрасно чувствовал исходящий от него скептицизм.

– Стихиями. Управлять, – еще раз повторил Семенович.

Несколько последних дней мы с ним с утра до самого вечера составляли каталог тварей нечисти, упоминая конечно и огнестрел как способ воздействия – не зря же сейчас на стрельбище приехали. Понятно, что здесь мы не просто так, практика явно впереди по плану. Но вот повторять «пройденное», на мой взгляд, было бы лучше в тепле и уюте. Тем более что в здании буфет есть. Буфетчица по случаю субботы отсутствует, но зато там в наличии кофейный аппарат, столы и стулья, а самое главное – нет ветра.

Я еще раз поежился от холода и тяжело вздохнул.

– Да. Стихиями можно управлять, только не всем это доступно.

– Не всем. То есть те люди, у которых под воздействием излучения произошли изменения в… ауре, так скажем, могут повелевать стихиями.

– В разной степени. Кто-то свечку с трудом погасит, кто-то здание как такие, – кивнул я на административные постройки неподалеку, – легко разнесет на кирпичи.

Семенович кивнул. Все последние разговоры о «магии» – я избегал этого слова, и так сквозь барьеры недоверия приходится пробиваться, мы вели в основном не под запись и в контексте классификации нечисти. Сияние по плану было нашей темой на следующую неделю. Сейчас же, похоже, Семенович решил пересказывать своими словами все что понял до этого момента, ища места где мог неправильно воспринять информацию.

– Базис владения, суть умения повелевать стихией, состоит из трех факторов. Первый – это наличие самой Стихии, которую можно ощутимо взять и направить. Так?

– Да.

– Второй фактор – это наличие у оператора ауры, которая изменена под воздействием Сияния.

– Да. Аура. Она же астральная проекция. Она же пятый элемент, квинтэссенция – можно назвать по разному. Есть физическое тело, а есть его ментальная оболочка. Именно на нее воздействует Сияние. Можно сказать еще, что это душа. Так даже понятнее и проще звучит.

– Теологичненько, – фыркнул Семенович.

– Не без этого, – пожал я плечами и вновь поежился.

Когда лето уже? Еще и Семенович, как назло, вообще на промозглый холод внимания совершенно не обращает.

– Наличие Стихии. Наличие непонятной ауры, – повторил он сейчас задумчиво.

– Не непонятной ауры, а измененной души.

– Мутировавшей, ты хочешь сказать? – вдруг расширил глаза Семенович, явно начиная понимать суть.

– Лучше сказать прокачанной.

– Хорошо. Стихия. Измененная Душа. И во…

– Слово «измененная» можно опустить. Когда мы говорим об операторе Стихии, мы по умолчанию подразумеваем, что у него измененная Сиянием душа.

– Макс, ты иногда бываешь душный, как финская сауна!

– Во-первых сауна так и так финская, других видов саун нет, а во-вторых душно это когда недостаток кислорода, а в сауне кислорода достаточно, просто воздух горячий, так что в сауне не душно, а просто жарко.

Семенович тяжело вздохнул, глянул зачем-то на небо – которое не видно из-за навеса над нами, потом снова посмотрел на меня.

– Стихия. Душа. И воля.

– Да. И воля, которая выступает катализатором между Стихией и Душой. Без которой стихиями управлять невозможно, горшочек варить не начнет. Это Базис владения.

– Ты несколько раз упоминал какие-то базовые Стихии. Это Огонь, Вода, Земля и Воздух, я же правильно понимаю?

– Н-ну… – я сделал неопределенный жест рукой.

– Нет?

– Вообще базовых стихий восемь, но это долгая история если рассказывать так, чтобы было понятно. Мы же сейчас собрались поговорить об опасности Адского пламени в контексте использования огнестрельного оружия?

Мне уже было реально зябко, поэтому долгие разговоры совершенно не привлекали, хотелось побыстрее все решить. Семеновичу не холодно, потому что он выглядит как настоящий сибиряк, которому «не холодно не потому, что не мерзнет, а потому что тепло одевается». Я же после стрельбища собирался доехать до ресторана, так что одет довольно легко. Тем более что когда Семенович сказал «встречаемся на стрельбище», я почему-то подумал что мы будет в крытой галерее, а не на открытом воздухе.

– Да. Я собирался поговорить об… именно об этом.

Определение «Адское пламя» Семенович так и не произнес. Ему вообще было сложно вслух произносить что-то, связанное с реалиями иного мира. Чувствовал себя, наверное, как взрослый человек, который в детские игрушки на полном серьезе играет.

Нет, так-то я его прекрасно понимаю, но мне все равно тяжеловато с ним общаться из-за этого. Да и ему непросто. Хоть бы какой-нибудь демон мимо проходил, что ли, чтобы мне наконец безоговорочно поверили.

– Ладно, восемь так восемь, – согласился было Семенович, но потом все же не удержался: – А какие еще четыре?

Я вздохнул и поежился от очередного резкого и стылого порыва весеннего ветра, который принес под навес немного промозглой мороси.

– Круг Стихий, слева направо: Огонь, Воздух, Свет, Жизнь, Вода, Земля, Тьма, Смерть. Если отображать Круг Стихий графически, то получается, что Огонь противоположен Воде, Свет Тьме, Смерть Жизни, Воздух Земле. Также есть дихотомия школ владения по группировкам Смерть-Огонь-Воздух-Свет и Жизнь-Вода-Земля-Тьма.

– Дихотомия, слова то какие знаешь.

– Ну дак, школу не прогуливал.

– Мм… – Семенович нахмурился и сделал вид что не обратил внимание на шпильку. – Визуально проще было бы, но ладно, потом все нарисуешь, покажешь и расскажешь. Мы сейчас здесь действительно о другом поговорить.

После этих слов усатый дядь взял со стола отложенный было пистолет и сделал пару выстрелов в ростовую мишень неподалеку. Между каждым выстрелом он выдерживал интервал в несколько секунд, и в процессе смотрел больше на меня, чем на мишень. Я под это дело начал говорить то же, что довольно бегло упоминал вчера. И позавчера, и три дня назад:

– Сгорающий порох, инициирующий выстрел – на краткий миг по своей природе становится крайне схож с Адским пламенем, одной из ипостаси Огня…

Наверное, информативнее было бы еще рассказать, что Адское пламя изначально – явление иных миров, схожих с мирами классификации Инферно. Но таких уточнений в разговорах с Семеновичем я избегал максимально, стараясь и упрощать, и не нагружать лишнего.

– Любое автоматическое или самозарядное огнестрельное оружие в режиме скоростной стрельбы становится локальным источником стихии, которую можно в кратком моменте классифицировать Адским пламенем. На противодействие Адскому пламени заточен практически любой владеющий даром оператор из людей, многие представители нечисти, а также все без исключения демоны. Так что тот, кто начинает стрелять из автоматического или самозарядного оружия, рискует как минимум потерять оружие, а как максимум стать частью небольшой, но глубокой оплавленной воронки.

– Но этого не происходит, если каждый следующий патрон подается в режиме ручной перезарядки. Даже если стрелять максимально быстро, и связано это с волей.

– Да. Потому что во время единичного выстрела горения пороха недостаточно для взятия процесса под контроль. А вот в процессе даже быстрой стрельбы, но с ручной перезарядкой, волевой импульс стрелка блокирует возможность взять энергию сгораемого пороха под свой контроль. Воля стрелка в этом случае первична, потому что оружие в его руках. Грубо говоря, волевой импульс во время стрельбы роднит оружие и стрелка, так что адское пламя выстрела не сможет контролировать или погасить даже могущественный владеющий.

Семенович, судя по виду, глубоко озадачился.

– Семеныч, ты не задумывайся как это звучит. Это надо просто принять: магия работает не спрашивая разрешения ни у логики, ни у законов физики.

Мне эту фразу сказала одна хорошая подруга, которая и рассказывала мне про влияние человеческой воли в контексте использования огнестрельного оружия. Я эту фразу про магию, логику и физику хорошо запомнил, и наконец получил возможность ею козырнуть. Но как оказалось, Семенович думал совсем о другом:

– Макс, я во все эти твои рассказы все равно до конца не поверю, пока своими глазами не увижу. Мне партия и правительство задачу поставили, я как профессионал ее выполняю, стараясь не задумываться над… ну, ты понял, над реалистичностью. Ты мне скажи лучше, в каком интервале надо стрелять, чтобы руки не лишиться. Секунда, две, три?

– А я не знаю.

– Как это?

– На Осколках не было пистолетов.

– Вообще не было?

– Вообще не было, только дробовики.

– Так… но ведь, судя по тому, что ты говоришь, теоретически револьверы, да и винтовки с болтовым затвором вполне подходят под безопасное применение?

– Элита «цивилизации живых» состоит в подавляющей части из тех людей, кто обладает способностью к управления стихиям. Они все сплошь измененные. Или, даже лучше, назовем их владеющие. Пистолеты и револьверы – оружие скрытого ношения, они дают преимущество обычным людям, не могущим повелевать стихиями. Из болта же, сам понимаешь, за километр любого оператора стихий к праотцам отправить можно. Никто в здравом уме не создает себе ни проблемы, ни конкурентов, так что на Осколках только дробовики.

– Хм. Ну, так-то логично. Ладно, смотри какой еще вопрос.

Семенович повернулся к мишени, взял глок двумя руками и сделал две пары выстрелов в ближайшую мишень. Посмотрел на меня.

– Ты понял разницу?

Несведущий человек разницы бы не понял – просто две пары выстрелов, каждая уложилась менее чем в секунду. Но у меня в отличие от других выросших мальчиков была возможность свои игрушки апргейдить, пострелять я любил, так что разницу понял.

– Сначала была контролируемая пара, потом – дабл тап.

– Как-как? Дабл тап?

– Yeah. Double tap. Ничего что я по-английски?

– По-русски это бам-бам называется.

– Так то по-русски, а я ж не местный.

Семенович только головой покачал и фыркнул громко.

– Ладно. Смотри, когда делаю контролируемую пару, я прицеливаюсь, нажимаю на спуск, жду возврата картинки на линии прицеливания, снова прицеливаюсь, снова нажимаю на спуск. Контролируемая пара, обрати внимание в этой фразе на слово «контролируемая». И на то, что в момент выстрела я считай весь сконцентрирован на оружии и цели. В этом же участвует воля? Я просто к тому, что два выстрела всегда лучше, чем один, особенно если оба в цель.

При работе над классификатором нечисти мы с Семеновичем много говорили об останавливающем действии; я при этом очень часто упоминал, что для нечисти нужно гораздо больше смертельного воздействия, чем для человека. Человек – венец творения, создан для жизни. Нечисть – в большинстве создавалась чтобы нести смерть, поэтому живучестью по сравнению с homo sapiens рядом не стоит, вырвавшись далеко вперед. И Семенович это, похоже, хорошо уловил.

Приятно иметь дело с профессионалом.

– Хм, – уже я почесал затылок, обдумывая услышанное. – Теоретически, думаю да. Но это теория, насчет практики я не в курсе. Пробовать надо. А вот насчет дабл тапа я не уверен…

– А насчет дабл тапа смотри, я специально поэтому глок и принес. Видишь у него на скобе шпора снизу?

– Вижу, – обратил я внимание на угловатую спусковую скобу, которая была не плавной формы, что встречается гораздо чаще у пистолетов.

– Обрати внимания на хватку оружия, – повернул руки Семенович, поворачивая ко мне пистолет, так чтобы я увидел хват с левой его стороны. – Да слева лучше меня обойди, так удобнее.

Я обошел. Посмотрел.

Семенович держал пистолет так, что указательный палец левой руки лежал как раз на угловатой шпоре закрывающей спусковой крючок скобы, а большой палец левой руки был под большим пальцем правой руки.

– На указательный палец левой руки сейчас смотри.

После этого Семенович выдержав паузу сделал еще два дабл тапа и опустил пистолет, глядя на меня. Я же мельком посмотрел на мишень, отметив кучность попаданий.

– Когда я делаю бам-бам, я выполняю прицеливание и нажимаю на спуск два раза так быстро, насколько могу это сделать. Корректировку прицела я не делаю, но…

Семенович сделал паузу и даже показал пальцем левой руки в небо, намекая на важность дальше сказанного:

– Если есть навык, отдача не отклоняет второй выстрел слишком далеко от первого, поэтому бам-бам на небольшой дистанции эффективен. Но я сейчас специально показал тебе левый указательный палец на скобе. Именно им я, зацепившись за шпору, дополнительно стараюсь удерживать оружие в прежнем положении. Я… как бы это объяснить. Я одновременно работаю обеими руками, и пистолет в момент сдвоенного выстрела неотделим от меня, я с ним… сродняюсь, что ли, а это именно то, о чем ты говорил. Это подойдет под воздействие воли, блокирующей… негативное воздействие на сжигаемый порох?

Определение «Адское пламя» Семенович произнести пока так и не мог.

– Чему мне людей учить? – добавил он еще вопрос.

– Ты уже будешь людей учить противодействию нечисти? – удивился.

– Ну, не нечисти. Будет факультативное обучение нескольких специальных групп быстрого реагирования для противодействия противнику, превосходящему человеческие возможности в силе и скорости при условии ограниченности ресурсов. Не знаю как оформим пока легендой, может броню инновационную подведем – возможность появления у вероятного противника, может еще что придумаем.

– Умно. Насчет контроля – Семеныч, я не знаю, честно. Ты спрашиваешь, а у меня пустота полная. Ну не было там пистолетов, так что я только догадываться могу на основе знаний, в большинстве полученных с чужих слов. То, что ты показал, в принципе под определение контролирующей воли подходит, но когда нечисть придет…

– Если придет.

– Когда нечисть придет, надо понимать, что эксперименты нужно будет в поле проводить, а в случае неудачи прощаться со здоровьем или сразу с целиком испытателями.

Словно подтверждая мои слова, с воем налетел стылый порывистый ветер, забрасывая под навес капли моросящего дождя. Я поежился – да, не май месяц.

– А что ты на это скажешь, мой дорогой инопланетный гость? – спросил Семенович и наконец-таки открыл принесенные с собой жесткие оружейные чехлы.

– Ух ты!

А что мне на это еще сказать: в первом чехле лежал «Винчестер 1873» рычажного действия, та самая знаменитая по кинематографу «винтовка, завоевавшая Запад». И судя по виду, это была не современная реплика.

– Это не то. Это потом, сейчас сюда смотри, – жесткий кейс с раритетом отодвинулся в сторону, и передо мной появился второй, с помповым дробовиком. Тоже винчестер; деревянная ложа, ствольная коробка. Родственнички. Этот дробовик выглядел посовременнее, но тоже немолодой явно.

– Винчестер восемнадцать-девяносто семь. Использовался американцами во время Первой мировой, в результате немцы даже ноту заявляли, требуя запретить его как негуманное оружие.

– То есть нервно-паралитический газ они…

– Ой ладно, я не об этом. Смотри.

Достав из выемки чехла помповый дробовик, Семенович по одному зарядил пять патронов через окно в нижней части ствольной коробки. Взглядом предупредил меня и один за другим высадил все пять в мишень, которая после этого осталась без головы.

– Это безопасный способ стрельбы, так? Воля стрелка глушит враждебное воздействие гарантированно.

– Так.

– А вот теперь самое интересное.

Один патрон Семенович положил в окно выбрасывателя и возвращая цевье вперед загнал его в ствол. После этого снова зарядил в магазин пять патронов и взял винчестер наизготовку.

Шесть выстрелов раздались практически без пауз. Точность оставляла желать лучшего, ствол заметно водило, но скорость поражала.

– Это как? – не понял я.

– Здесь есть такая конструктивная особенность: если зажать спусковой крючок, то можно вести огонь только передергивая цевье. Чем быстрее двигаешь, тем быстрее стреляешь.

– Да ладно.

– Это винчестер называли «окопная метла». Именно за эту особенность.

– Попробовать можно?

– Конечно. Даже нужно – ты молодой, так что цевье передергивать быстрее меня наверняка умеешь.

Пропустив шпильку мимо ушей, я перезарядил дробовик. Сначала, как и Семенович, пострелял обычным способом, потом уже попробовал с зажатым спусковым крючком, высадив все жесть патронов практически одной очередью. Да, с прицеливанием в таком темпе непросто, но дело практики. Понятно, почему метла.

– Ну да, я и дергаю быстрее, да и стреляю получше, – глядя на мишень, оценил я кучность попаданий.

– Щ-щегол, – беззлобно фыркнул Семенович.

– А этот зачем? – показал я на рычажного старичка «1873». – По идее, он конечно под задачи подходит, но с нечистью помпа гораздо лучше…

– Во-первых, в твоих мирах, если они есть, есть еще и обычные люди, их тоже приходится убивать по приказу, знаешь ли. Правда, для этого лучше винчестер восемнадцать-девяносто четыре подойдет. Тоже рычажный, и там семь шестьдесят два калибр.

– А здесь?

– Здесь сорок четвертый.

– Я про такой и не слышал.

– В школе не рассказывали?

Запомнил и вернул шпильку, надо же.

– Да, промолчали. А во-вторых?

– А во-вторых, у меня сегодня официальный выходной, так что плевать уже я хотел на всю твою нечисть. Этого старичка я просто пострелять взял, раз возможность появилась. Когда еще получится за казенный счет к истории прикоснуться. Я еще и патронов к нему две сотни забрал.

– Ах вот как.

– Ах вот так. У тебя, кстати, как сегодня со временем?

С Семеновичем у меня сегодня по плану занятий не было, у него выходной. Андрей Геннадиевич выходные игнорировал, но сегодня-завтра он на научной конференции в Арзамасе, так что сегодня у меня практически свободный день. Практически, потому что без присмотра меня конечно не оставили.

– Через полтора часа с Жанной на обед иду.

– Да? Позвонил все-таки?

Семеныч сделал вид что удивился, хотя сам же мне вчера намекнул два раза, что такой красивой девушке стоит позвонить.

– Да, решился.

– И куда идете?

– В Морские Мелодии.

– Это на Ласковом пляже?

Снова дунул пронизывающий ветер, и я подумал, что ласковый пляж сегодня ну никак ласковым быть не может.

– Да, там.

– Хорошее место.

Я только плечами пожал. В этом мире на Ласковом пляже я еще не был; место и время Жанна назначала сама. И думаю, что если бы я не позвонил ей вчера вечером, то она сама бы сегодня мне «случайно» позвонила.

«– Добрый день, Такой-то Такойтович? – Да, я. А вы из ФСБ? – Как вы догадались? – А вы мне на выключенный телефон звоните».

– Такая девушка-красавица, даже завидую немного, – нахмурил лоб Семенович. – Удачи, что сказать.

Глава 17

Я было обернулся и собрался уходить, но решил озвучить еще один вдруг взволновавший меня вопрос.

– Слушай, Семеныч, а можно мне себе вот это вот богатство взять? – показал я вроде только на пистолет, но одновременно и на кейс с дробовиком.

– Зачем?

– Ну мне спокойней будет. Из вариантов «есть оружие» и «нет оружия» я всегда выберу первый вариант. Кушать не просит.

– Ты кого стрелять собрался?

– Из пистолета никого, пусть лежит в тумбочке. Из вот этого вот потренируюсь, когда будет возможность, – похлопал я по «метле».

– Так ты и то и то что ли хочешь забрать? Бери или пистолет, или помпу!

Вот. Всегда просить надо больше – уже вопрос не стоит «да или нет», уже решаем пистолет или дробовик.

– Жалко что ли?

– Не жалко, но есть же какие-то правила приличия! Одно дело если ты мне из отделения позвонишь, попав туда из-за пистолета или из-за дробовика, а другое – если из-за всего в комплекте.

– Не надо ниоткуда меня забирать будет. Я пьяный вечером в небо палить не собираюсь, а ситуацию, когда будут обыскивать меня или машину, я даже не представляю, у меня и не было такого ни разу в жизни.

– Ты в этом мире полгода, из которых половину в армии провел.

– Да и в прошлом мире ни меня ни машину ни разу не обыскивали, а у нас там не такой коммунизм и счастье для всех, уже поверь. И даже если такая фантастика вдруг произойдет, – повысив голос перебил я Семеновича, – то я скажу, что разрешение просто дома забыл и тебе позвоню. А ты уже прямо не отходя от кассы вопрос решишь, чтобы мне поверили, поняли и простили. Решишь ведь, ты же можешь?

– Как у тебя все просто.

– Семеныч, без оружия в темной комнате ночью мне страшно и неуютно, я боюсь бабайку из-под кровати. Ты же знаешь, что я квартирую в одиночной каме… ну, в одиночной палате.

– Да ты охамел, у тебя апартаменты люкс на одно лицо!

– Вот. Там много комнат, мне в них пусто и страшно. У меня портится сон и постепенно теряется работоспособность, что влечет сложности для всего нашего проекта. Темболее я же не автомат или пулемет прошу. И даже о бесшумном оружии скрытого ношения не заикаюсь, попрошу обратить внимание.

Семеныч нахмурился, цыкнул, а после некоторого размышления только рукой махнул. О ситуации, когда он не смог мне дать полезные штуки из номенклатуры спецоснащения, а мне потом из-за этого подвиги совершать приходилось, я ему намекал не стесняясь, а он вину свою определенно чувствовал. Хотя и не виноват он ни разу, по сути, просто потому что «не положено». Но мне конечно от этого – прыгая из окна пятого этажа, легче не было.

– Забирай и проваливай с глаз долой, – только махнул рукой Семенович. После этого он расстегнул куртку и снял наплечную кобуру для глока, в которой я заметил еще один дополнительный магазин. – Дробовик только не потеряй, очень тебя прошу.

– Как я его потеряю, это же не пакет с орешками!

– Вот и постарайся пожалуйста.

– Мне бы патронов еще пару сотен.

– К чему?

– И к этому и к этому.

– Ты войну собрался устраивать? Пистолет же в тумбочку ты сказал, чтобы лежал?!

– Так если я с метлой буду иногда на стрельбище кататься, то я и дабл-тапы потренирую.

Семенович тяжело вздохнул.

– Будешь сюда приезжать, здесь и получишь под роспись, я дам указание, – кивнул он в сторону административного здания.

Ладно, наглеть пока не стоит, так что решил, что вопрос патронов лучше сейчас продавить не пытаться. В чехле вижу коробку пулевых, еще две картечных из которых одна открытая. Полсотни, для внутреннего спокойствия достаточно – час назад и этого не было. Плюс полтора магазина к глоку.

– Большое вам благодарю, – я уже снял куртку и поеживаясь от продувающего ветра накинул на себя наплечную кобуру. Потом подхватил чехол с окопной метлой и помахав Семеновичу, направился к выходу.

Пока шел, прикинул по времени и решил, что заехать переодеться не успеваю. Так что собрался сразу на место, к Ласковому пляжу. Да и переодеваться мне не нужно, вполне прилично вроде одет – темные кеды, голубые джинсы, синий свитер с высоким горлом. В моем мире можно было назвать это стилем «кэжуал», как здесь это можно назвать не знаю.

Но если в общем, то перед встречей с Жанной душевных волнений никаких не испытываю. Так что, если бы даже был одет неприлично, по этому поводу не переживал бы.

Вышел через проходную административного здания стрельбища, направился к машине. Среди серых и черных автомобилей на стоянке моя ласточка конечно выделялась. Спортивного облика красный мерседес, с непривычно вытянутыми лупоглазыми фарами. «А мужских машин не было?» – спросил я Семеновича, когда он мне подогнал его на прошлой неделе, чтобы за мной не заезжать, когда ему где-то встретиться нужно.

Мерседес по его объяснению оказался не из ведомственных, а из конфискованных, причем даже из списанных – по ошибке. Поэтому Семенович этот мерседес для меня и выцепил, чтобы не грузить себя лишней бумажной волокитой. Я, в принципе, не расстраивался – дареному коню, во-первых, в зубы не смотрят, а во-вторых покатался немного и мерседес даже начал нравиться. Стильно, модно, молодежно.

Забросил кейс с дробовиком на заднее сиденье, сел в машину и съежился, включив печку на максимум, благо до конца остыть машина не успела, относительно недавно только приехал.

Зябко. Не май месяц, и до мая еще ох как далеко, почти две недели. Да и в мае, думаю, раньше середины месяца сильно теплее не станет – это ж все-таки город-герой Санкт-Петербург-Петроград-Ленинград, здесь комфортный климат не относится к числу приятных плюсов.

Так и сидел в машине, отогреваясь, слушая как Семенович неподалеку стреляет. Особо я не торопился, времени в запасе еще много. Потом решил все же не высиживать, а покататься – включил музыку и поехал прочь с закрытой ведомственной территории.

Сдав пропуск, миновал раздвижные автоматические ворота высокого забора и несколько минут ждал возможность повернуть налево. Вереницы машин с обеих сторон, суббота все же. И вроде не так много, но то с одной стороны едут, то с другой.

Наконец, поймав небольшой разрыв в потоке, с ревом двигателя выскочил на Скандинавское шоссе. Пролетел несколько километров, проехал по памяти крупную развязку (и даже с первого раза нужный съезд нашел), съехал на Зеленогорское шоссе. На следующей развязке – с Приморским шоссе, ради интереса сделал несколько кругов. В прошлом мире здесь было все накручено так, что я путался пару раз, здесь вроде попроще. Но тоже сделано, чтобы никому жизнь медом не казалась.

Навигатор я не включал, чтобы примерно представлять местность где нахожусь – мне здесь, в Курортном районе, все-таки еще почти полтора месяца обитать. Сделав третий круг на знакомой-незнакомой развязке, выехал на Приморское шоссе и не превышая – ограничение в пятьдесят километров в час, поехал вдоль залива в сторону от города.

Ехать мне было совсем недалеко, и уже через пару километров я повернул налево, в сторону Ласкового пляжа. Несмотря на премерзкую погоду, у берега здесь было красиво – сосны, которые зимой и летом одним цветом, желтый песок, аккуратные дорожки и даже свинцовые темные воды залива неподалеку симпатично смотрятся.

Сурово, но есть в этом своя прелесть.

В моем мире здесь совсем рядом находился ресторан «Атлантис», в этом – тоже в отдельном здании с панорамными стеклами, расположилось заведение под названием «Морские мелодии».

На парковку прямо перед входом в ресторан машину я ставить не стал, пожадничал – здесь она не бесплатная. Объехал по кругу, оставил мерседес на стоянке за зданием. Глок вместе с кобурой бросил в бардачок, чехол с винчестером опустил на пол между передними и задними сиденьями. Машина не тонированная – тонировка тут гражданским лицам запрещена, даже задней полусферы, так что нечего характерному чехлу внимание привлекать.

Быстрым шагом прошел со стоянки к зданию ресторана, кутаясь в воротник куртки от шквалистого ветра. Да апрель месяц, да как ты так-то!? Холодно, как в декабре. Зато внутри оказалось приятно тепло, и я сразу расслабился, сдавая куртку в гардероб.

Столик был забронирован заранее, у окна. Я осмотрелся: суббота, место популярное и людное – народа в зале прилично, почти полная посадка. Пары, компании, большие компании со сдвинутыми столами – праздники, юбилеи.

Хм, судя по количеству народа и популярности места, похоже забронирован столик Жанной был сильно заранее. Приехал я на час раньше, и, если наш стол еще не… А нет, судя по мимике смотревший в экран администратора, стол был уже свободен и меня обещали усадить туда, где и было заказано.

Когда администратор повела меня вглубь зала, с интересом осматривался. Название ресторана себя вполне оправдывало; оформление неброское, сдержанное, но в зале сразу несколько аквариумов в которых плавает живая рыба, а кроме этого в некоторых местах видны стойки со льдом, где разложена не только разнообразная рыба, но и морские гады.

Неподалеку от входа, у первого такого стеллажа, я даже задержался полюбоваться весьма впечатляющим ассортиментом – устрицы, гребешки, морские ежи, россыпи мидий, разные членистоногие по типу осьминогов.

У второго и третьего стеллажей со льдом, расположенных рядом, тоже задержался. Здесь были не гады, а рыба. Помимо стандартной форели, стерляди, угрей, дорады и прочих тушек я увидел и примечательные экземпляры. Здесь была даже акула – небольшая, но узнаваемая. Лежала отдельно, что неудивительно – все же в кулинарном плане приготовление акулы непростой процесс, учитывая специфику мяса. Но на акулу я почти не смотрел, разглядывал странные и заинтересовавшие меня существа.

– Это что такое? – спросил я у администратора, которая увидев что меня потеряла, уже вернулась.

– Это морской черт, он же европейский удильщик. Видите? – показала девушка на давшую название этой рыбе особенность.

Я видел: у переднего плавника небольших, но страшных и уродливых тварей удлиненный передний луч нависал усом прямо над мордой, действительно походя на удочку.

– Это донная рыба, залегает и на эту удочку приманки ловит добычу. Мясо крайне полезное и очень вкусное, а наш повар готовит его просто великолепно. Если заказывать, то не упустите момент: у этой рыбы с мая начинается нерест, и из-за гормонов вкус меняется не в лучшую сторону. В нашем ресторане рыба только свежая, так что через неделю-две, если придете к нам в гости, морского черта уже не попробуете.

– Ясно, спасибо, – отошел я от собрания удивительных тварей.

Сел за стол, попросил воды и принялся ждать. Не напрягаясь ожиданием: развлекать себя самому мне не было нужно – мыслей и событий вокруг столько, что всегда есть возможность обдумать и подумать над происходящим.

Жанна приехала точно в срок – в «14:58» я увидел подъезжающую машину. Приметная: ярко-красная двухдверная «Волга» заметно выделялась в серой весенней мороси. Поставила машину Жанна неподалеку от входа.

Одета не по погоде – полусапожки на высоком каблуке, легкое пальто, без головного убора – волосы рассыпаны по плечам. Морось уже превратилась в мелкий дождик, но Жанна на несколько мгновений даже остановилась, подняв лицо к нему и явно наслаждаясь. Не понимаю.

Я сидел так, что мне было видно вход и гардероб – и как раз сейчас, когда Жанна с улицы уже подходила ко входу, обратил внимание что гардероб пуст. Вспомнил тут же, что минуту назад все сотрудники ушли провожать на второй этаж нескольких стареньких бабушек. Чтобы Жанна не стояла у входа в ожидании, я поднялся и лавируя между столами быстро прошел через зал к гардеробу, где мы и встретились.

Не здороваясь, молча помог снять пальто – под которым оказалось темное плотное платье с высоким горлом и длинными рукавами. Закрытое, но плотно облегающее фигуру – а облегать было что, я оценил.

Гардеробщиков так и не было, так что я сам повесил пальто на вешалку и выдал Жанне номерок.

– Подрабатываешь?

– Да, на полставки.

– Привет, – сразу после оказался я в коротких объятьях и был награжден за помощь поцелуем в щеку. – Как хорошо, что вчера позвонил, у меня как раз два свободных дня образовалось.

Ну да, ну да. Сначала столик был здесь заказан за пару дней, а после случайно два выходных.

– Ну, мы где? Веди, – уверенно взяла меня Жанна за руку.

Вместе прошли через зал. Как только я отодвинул спутнице стул и сел напротив сам, практически сразу же рядом материализовался официант.

– Добрый день, меня зовут Александр, и я сегодня буду вашим официантом. Готовы сделать заказ, или мне подойти чуть позже?

– Позже, я позову.

Официант Александр исчез также быстро, как появился. Я же – не открывая пока меню, посмотрел на Жанну.

– У меня есть к тебе просьба.

– Да?

– Давай не будем притворяться, я еще со школы прелесть театральных кружков не понимал. Я готов на присмотр и совместное времяпрепровождение, тем более вместе с такой красивой девушкой как ты. Только не готов играть роль увлеченного ухажера. Ты как?

Жанна довольно умело изобразила непонимание и крайнюю степень изумления. Она даже закусила губу в раздумьях, а я поднял руки с раскрытыми ладонями.

– Давай сейчас для начала выберем что здесь можно вкусно покушать, раз уж пришли, а за это время ты подумаешь, что мне ответить. Договорились? – поинтересовался я, положив перед Жанной меню.

– Это довольно странная игра, но весьма интересная, – хмыкнула она, сохраняя недоуменный вид. – Я, наверное, попробую с тобой в нее поиграть.

Несколько минут изучали меню, советуясь насчет вкусов как ни в чем не бывало. После этого подозвали официанта делать заказ. Жанна сослалась на фигуру и выбрала легкий салат и стейк из тунца, я же после холодрыги на стрельбище был голоден, так что решил все же попробовать морского черта на гриле, кроме него заказав еще буйабес – суп из морепродуктов.

В описании этот суп из морепродуктов звучит модно и красиво, но по факту – как и немалая часть французской кухни, возникло блюдо в результате того что в котел кидали все что удалось найти съедобного под ногами. Трюфели, лягушки, луковый суп – съедобные ингредиенты зависят от регионов происхождения блюда. Буйабес родом с юга Франции, так что там находили в основном рыбу и морских гадов, добавляя в похлебку еще и помидоры.

– Вино? – поинтересовался я у Жанны.

Отвечать вслух она не стала, но кивком дала понять, что вино будет к месту. Зато не промолчал принимающий заказ Александр:

– У нас большая линейка выбора вин Миллеровского винзавода, но к морскому черту бы порекомендовал вам белое сухое Шато де Фьезаль, как раз недавно привезли несколько бутылок восемнадцатого года.

– По бокалу или сразу бутылку? – снова посмотрел я на Жанну. И снова она не произнесла ни слова, ограничившись кивком и пожатием плеч, которые в комплексе ясно дали понять ответ.

– Давайте одну бутылку для начала, – посмотрел я на официанта.

Цена у этого Шато де Фьезаль, правда, совершенно несоциалистическая, но я вроде пока не последние трачу.

Вино принесли быстро, но сразу после того как пробка покинула горлышко, я попросил Александра не волноваться, сообщив что с бокалами справлюсь сам. Не люблю, когда наливают, некомфортно. Проще самому.

Но был и еще момент – вот уже несколько раз за последние полчаса я чувствовал неприятный взгляд, мажущий по спине. И если сначала это было едва уловимым ощущением, ну бывает – не понравился я кому-то, то последние полминуты примерно я чувствовал чужой направленный взгляд весьма и весьма ощутимо.

Я уже превратился в объект внимания, меня держат взглядом. Как будто наблюдающий за мной из режима сна перешел в режим действия. Предчувствиям своим я привык доверять безоговорочно, поэтому разливая вино по бокалам улыбнулся Жанне и произнес, почти не двигая губами.

– Только не пей вино пока.

После моих слов Жанна вдруг обаятельно улыбнулась. Глаза ее при этом стали ледяными – явно заметила и почувствовала мое напряжение.

– Почему? – также почти не шевельнув губами, чтобы по ним прочитать затруднительно было, поинтересовалась она.

– Не знаю, предчувствие плохое, – почесал я нос, словно невзначай закрывая рот во время фразы. – Ты можешь с Семенычем связаться? – поднял я бокал, предлагая чокнуться.

Еще раз лучезарно улыбнувшись, Жанна аккуратно коснулась своим бокалом моего, потом поднесла его к губам. Сделала совсем небольшой глоток – я было возмутился мысленно, но потом понял, что приложилась она к бокалу с плотно сжатыми губами.

Понятно, что вряд ли в вине что-то намешано, но если готовиться чему-то противодействовать, то уж на полную, без лишних допусков. Жанна между тем, едва приложив бокал к губам, почти сразу встрепенулась, очень реалистично делая вид как будто что-то вспомнила срочное. И отставив вино, полезла в сумочку, копаясь в ней. Телефон она не доставала, но явно в процессе «поисков» или открыла меню, или даже попробовала совершить вызов.

– Не могу. Нас глушат, – с прежней обаятельной улыбкой подняла Жанна взгляд от сумочки.

Столик наш был у окна. Жанна сидела напротив – так что панорамное окно у нас обоих было сбоку. У меня у левого плеча, у нее у правого. И если Жанна смотрела в глубь зала, а также наблюдала часть уходящего в сторону города пляжа с окружающим его сосновым лесом, то я над ее плечом видел вход в ресторан. Мне в окно вид не очень, на улице я наблюдал совсем немного сосен и окраину пляжа.

Зато хорошо видел подъездную дорожку к ресторану. По которой сейчас довольно быстро – на самой грани приличий, к парадному входу заведения уверенно подкатил массивный микроавтобус с затонированными стеклами.

Черт, ну вот как так-то, почему хотя бы покушать не дали?

Глава 18

Боковая дверь микроавтобуса – он еще даже остановиться до конца не успел, отъехала в сторону и из нее на ходу выпрыгнуло два человека. Еще один выскочил из пассажирской двери, когда микроавтобус остановился после удара по тормозам.

Черные костюмы, черные очки, прячущие индивидуальность внешности – все трое одинаково выглядят, как близнецы. Бежать им метров семь – двери у входа заставлены припаркованными машинами, вплотную подъехать не получилось.

Увидев, как изменился мой взгляд, Жанна обернулась. И сразу же развернулась обратно ко мне.

– У тебя машина где? – обаятельная улыбка у нее с лица пропала.

– Сзади, на стоянке.

– Уходим! – это она сказала уже после того, как мы оба вскочили из-за стола.

На меня вновь, как это обычно и бывает, накатило чувство абсолютного, ледяного спокойствия. Легкость в теле, легкость принятия решения, мгновенная реакция. И значительно обострились чувства: если взгляд в спину до этого просто чувствовался ощутимо, то сейчас даже направление угадывается. Так что, поднимаясь из-за стола, я перехватил бутылку с вином за горлышко и широко замахнулся, разворачиваясь.

Обладатель неприятного взгляда обнаружился через три столика – я сразу и безошибочно его заметил. Обычный неприметный мужчина в деловом костюме, сейчас он тоже поднимался с места и лез во внутренний карман пиджака. Либо там удостоверение, либо что-то совсем компактное, обычного оружия точно не вижу. Впрочем, рисковать я не стал, швырнув бутылку – что такому богатырскому замаху пропадать.

«Двести пятьдесят два рубля!» – с кратким приступом тоски оценил я бросок по рублевой шкале, провожая взглядом импровизированный снаряд. На такие деньги в магазине продуктов на две недели можно купить и ни в чем себе не отказывать.

Бутылка вошла удивительно точно, горлышком прямо в лоб поднимающемуся наблюдателю. Он как стоял, так и завалился назад, мягко опадая на чужой стол.

К Жанне в этот момент уже бежала какая-то женщина, которая вроде бы только-только просто шла мимо через зал.

«Место напротив наблюдателя было пустое!» – мелькнула догадка.

Я чувствовал взгляд одного человека, но за столом-то там сидели двое, два комплекта приборов и тарелок с едой. И в вазе одинокая роза еще, как будто у них свидание – скорее всего именно из-за этой розы, осматриваясь в зале, я совершенно не обратил внимание на эту пару.

У меня нет никакой агентурной подготовки и я, оглядываясь по сторонам подспудно ожидаю увидеть плохих парней или шпионов в шляпах и плащах. А вот то, что слежка будет осуществляться совершенно обычными и приятными на вид людьми я как-то автоматически не воспринимаю.

«А может быть это случайный человек, и он просто за носовым платком потянулся?»

Впрочем, даже если он случайно за носовым платком потянулся, вскочив со стола стремительно, уже ничего не изменишь, как раз голова о пол стукнула. Тем более что случайно или нет, но дама из этой парочки очень уж вовремя проходила рядом с нами – шла она в сторону дамской комнаты.

Вполне возможно, что оба они ни при чем, а ускорилась дама сейчас, двигаясь в нашу сторону, потому что увидела как я в ее кавалера бутылку швырнул. Да, может быть это вообще непричастная к происходящему дама. Это все теперь неважно – Жанна уже плеснула ей вино из бокала в лицо, удивительно точно на таком расстоянии, и сразу же швырнула стулом, так что даму буквально смело на стол с большой и шумной компанией юбиляров.

В зале ресторана одномоментно возник громкий гомон. Юбиляры закричали, вскакивая с мест – маневр с вином и стулом произошел так быстро, что многие просто не поняли, что вообще произошло, и почему у них на столе сейчас лежит женщина и стул.

Жанна уже схватила меня за руку и тянула за собой. Быстрым шагом – внимания намного меньше, а скорость в полном зале почти такая же как бегом, мы лавировали между столами, проходя сквозь группы поднимающихся с мест людей.

– Кухня! – на ходу сказала Жанна.

Она молодец, идет в сторону выхода на кухню, чтобы покинуть ресторан через служебный вход. Я-то не удосужился обратить внимание где находится дверь, откуда выносят еду официанты. Зато порадовался, что имею предусмотрительную привычку – сдавая в гардероб куртку, всегда забирать ключи от машины и документы.

Серьезные парни в черном между тем уже забежали в ресторан. Администратор замерла на месте, глядя то на них, то на разрастающуюся суету в зале – кричали уже не только со стола юбиляров, но и в том месте, где опал как озимый наблюдатель, получивший бутылкой в лоб.

«Двести пятьдесят два рубля!»

В момент, когда первые двое людей в черном заскочили в ресторан, мы с Жанной как раз проскакивали между ледяных стеллажей с рыбой. Я на ходу подхватил акулу за хвост, и в несколько скользящих шагов разворачиваясь, как метатель молота, швырнул большую рыбу.

Как бы ни была серьезна подготовка сотрудников, но когда в тебя летит настоящая акула – наверное это вызывает удивление. Причем попала акула хорошо, сначала в грудь одному – откинув его метра на полтора спиной в стену, сбив попытку достать оружие (или удостоверение), при этом шлепнула хвостом по лицу второму.

– Граната! – закричал я, на ходу подхватив с ближайшего стола бутылку и швырнув ее в потолок, где сложная конструкция светильников сразу заискрилась ярким фейерверком.

– Не стреляйте, не стреляйте, я не хочу умирать! – вдруг пронзительно завопила Жанна, срываясь на истеричные визги.

Когда через три секунды мы уже вломились в дверь кухни, в зале началась паника. Мы с Жанной пробежали мимо столов из нержавейки, расталкивая поваров в белоснежных халатах, выскочили в подсобку склада – здесь я, почти не останавливаясь, завалил стопку коробок на закрытую за нами дверь. Пробежав через курилку, провожаемые удивленными взглядами, мы выскочили на улицу и устремились к машине.

Я воткнул ключ в замок зажигания еще до того, как на сиденье приземлился. Взревел мотор, и выкидывая из-под колес гравийную крошку мерседес развернулся задом, начертив передними колесами почти ровный полукруг. Педаль я топнул в пол, и машина буквально прыгнула вперед. Приемистая техника, мне нравится. Мелькнули заборы, указатели, отлетел в сторону легкий пластиковый шлагбаум.

Мерседес этот, несмотря на «дамскую» внешность, традиционно полноприводной, и чувствовал себя на мокрой асфальтово-гравийной дороге хорошо. Ну и я конечно красавчик, так вывернул со стоянки в боковом заносе.

Я вообще не любитель так гонять, но рулить умею, прямо горжусь собой.

Двигатель гулко рокотал, а мы – все ускоряясь, летели по узкой дорожке проезда к пляжу между лесом и высокими заборами дач. Здесь километр до трассы примерно.

– Едут! – сообщила Жанна, которая обернулась и наблюдала за выездом от ресторана.

Впереди за пологим поворотом показалась идущая перед нами машина, через секунду я увидел, что навстречу ей едет вторая. Как раз в момент моего приближения едущая с нами в одном направлении машина начала прижиматься к забору, чтобы разъехаться, а вторая начала ее объезжать.

На раздумья у меня были считанные мгновения. Скорость я снижать не стал, проскочил по неширокой обочине – частично проехав по канаве. Это едва не стоило мне глушителя – внизу что-то очень уж громко хрустнуло, а машина аж подскочила. Но, на удивление, ничего не отлетело – и выскочив из канавы на дорогу, я поймал управление завилявшей было машиной. Была бы скорость меньше, на брюхе бы там в канаве и остались.

Вслед нам неслись протяжные гудки – видимо водители машин, мимо которых с ревом двигателя мелькнул красный росчерк, запоздало испугались. Поздно уже, ребят, раньше бояться надо было. В простенькие звуки клаксонов вклинился вдруг уверенный гул – явно преследующий нас микроавтобус просит дать ему дорогу.

Я уже подъехал к Приморскому шоссе. Скорость практически не снижал, и только за десяток метров топнул по педали тормоза.

– Налево! Налево! – вдруг закричала Жанна.

Сам я бы поворачивал направо – поток машин по субботнему плотный, так банально вывернуть проще. Да и в городе уходить от преследования лучше. Но, с другой стороны, если мы сумеем быстро повернуть налево и скрыться из поля зрения, может получится обмануть преследователей. Вдруг они решат, что мы направо повернули.

Неудачно получилось, неудачно подъехали – поток машин шел такой, что с ходу вклиниться и повернуть не получится. Это я увидел и оценил, пока меня юзом, заворачивая мордой машины влево, в торможении к выезду на трассу тащило. Поэтому останавливаться я и не стал, а вновь притопил педаль – мерседес вцепился всеми четырьмя колесами в мокрый асфальт, и выходя из заноса выскочил прямо на обочину встречной полосы.

Обочина здесь узкая, едва вполовину от ширины машины. Но проскочить впритирку со встречными хватило, хотя над дорогой и повис гул клаксонов. Совсем рядом возник фонарный столб, объезжая который я потерял с хлопком свое зеркало. Но и так для этого мне почти полностью на встречку пришлось выскочить рискованно.

Почти сразу увидел и понял, что одна из машин впереди от такого зрелища – несущийся навстречу бешеный красный мерседес, притормозила. Воспользовавшись подарком, я резко крутанул руль и выскочил в просвет на свою полосу.

Двигатель вновь утробно зарокотал, разгоняя машину. Едва утвердившись в своей полосе, я тут же снова выскочил на встречку, обгоняя сразу три машины. Зеркала слева больше нет, на обгон выходить немного неуютно, но с другой стороны – вряд ли сзади меня будет подпирать такой же гонщик.

– Куда?

– В Зеленогорск, у нас там база в одном из санаториев.

Жанна говорила сдержанно, напряженно. Сидит вполоборота, смотрит назад выглядывая преследователей. А вот этой ее подачи я не очень понял: почему надо ехать сейчас километров десять до Зеленогорска, когда в нескольких километрах в сторону города санаторий, где я живу? Тоже ведомственный и тоже там есть специально обученные и вооруженные сотрудники, как мне Семенович прозрачно намекал.

На пару секунд я отвлекся, проскочив во время обгона впритирку между несколькими машинами, так что позади с опозданием возмущенно загудели клаксоны.

– А в том где я живу, туда же ближе!?

– Там где ты живешь, нас могут ждать на подъезде!

Ну да, Жанна определенно соображает в этом деле. Она, кстати, по-прежнему не обращала внимания на чудеса на виражах (железная выдержка), так и сидела обернувшись назад.

– Едут! – воскликнула вдруг она.

– Да чтоб вас, черти… – только и выругался я.

Мало того, что удильщика морского даже попробовать не дали, так еще и правильно сторону угадали. Хотя я, выезжая, на перекрестке серьезный затор создал – скорее всего кто-то из водителей задержался, выдыхая, могли и показать, куда я поехал.

Если бы я такого дурака на перекрестке увидел и потом понял, что за ним кто-то гонится похожий на сотрудников силовых ведомств, я бы точно показал куда этот отморозок поехал. Да, визуально сейчас я точно не похож на того, кто играет на стороне «хороших парней». Больше как настоящий д’Артаньян выгляжу, который решает свои проблемы без оглядки на спокойствие и интересы добропорядочных буржуа.

Уже серьезно рискуя, я совершил парочку обгонов, двигаясь бешеной красной кометой на сонно-спокойном и даже пасторальном Приморском шоссе. Дорога полого виляла, я гнал как сумасшедший и микроавтобус преследователей сейчас вроде бы исчез из вида. Но в то, что ребята решили остановиться и поехать обратно, не верилось. Есть вариант, что они в ДТП попали, но эту возможность я тоже серьезно не рассматривал.

Мы сейчас ехали, низко летели вернее, приближаясь к Репино. Мимо, слева и справа, среди серо-коричневых стен голых по-весеннему деревьев, разбавленных черно-оранжевой корой сосен, росчерками пролетают красивые заборы, вывески и ворота – мы едем вдоль санаториев и фазенд разных уважаемых людей. Из одного из таких прилегающих подъездов, на выезде одной из таких фазенд, вдруг выскочил на дорогу красный, почти как у нас, мерседес. Я только росчерк волос успел увидеть в открытом водительском стекле – девушка, молодая.

Подъехала к выезду, посмотрела, что я к ней лечу и поехала. Мо-ло-дец. Знаю эту манеру выехать: «Ой, ребят, я уже на дороге, так что вы давайте притормозите».

Только вот эта юная мадам оценив расстояние до меня, совершенно неверно оценила мою скорость.

– Держись! – успел крикнуть я, предупреждая Жанну.

Вжав педаль тормоза в пол, я сам вжался в спинку кресла. Юзом пролетел десяток метров, источая комплименты и глядя как стремительно приближается красная машина. Не так стремительно, как рассчитывал – девушка за рулем похоже быструю езду любит, и с места в карьер взяла, разгоняясь как на гоночном треке.

Тормоз я отпустил и крутанул рулем – чтобы не терять скорость, выскочил на обочину – встречка занята была. Молодая автолюбительница заметила мой маневр и явно подумала, что я хочу ее нагло обогнать и сообщить, что она крайне невнимательна как водитель. Нет, в другой ситуации вполне возможно, но сейчас у меня чуть другие задачи – мне ее просто обогнать надо, без всего вот этого вот.

Жанна, кстати, обернувшись и оценив обстановку, не отказала себе в комментариях, в пару фраз емко сообщив что думает о водителе красного мерседеса перед нами. Было отчего: выскочившая на дорогу перед нами девушка совершенно не желала, чтобы ее обгоняли. Она явно придавила педаль, набирая скорость и даже агрессивно вильнула, не пуская меня на обгон с обочины.

«Она на такой же как и у меня машине»

– Видно их? – крикнул я.

– Нет! – тут же обернулась назад Жанна.

Встречный поток шел плотный, но наша полоса была свободна насколько видно за изгибом дороги. Обе наши красные машины, разогнавшись, летели довольно быстро. Дорога здесь петляет полого и считанные секунды остаются до того момента, как микроавтобус покажется из-за изгиба дороги позади, после чего мы снова окажемся в зоне видимости преследователей.

Решение я принял мгновенно, краем глаза увидев впереди открытые ворота какой-то базы отдыха. Резкий удар по тормозам, руль в сторону, снова газ до упора – и соскочив с дороги, мы залетели в ворота практически не потеряв скорости.

«Северная сказка» – я даже название успел увидеть.

Мелькнула мимо массивная арка ворот, разлетелся брызгами задний стоп-сигнал, не вписался я совсем точно. Машину понесло юзом – гравийная дорожка почти сразу закончилась, расходясь почти под прямыми углами вправо и влево, а мы выскочили на газон. Удивительный, изумрудно-зеленый; похоже сорт травы, которая под снегом не чахнет и не желтеет. А еще трава была мокрая – на ней мерседес стал просто неуправляем.

Жанна запоздала завизжала, а мы стремительно, росчерком, проскочили через зеленую лужайку, снесли часть кустов живой изгороди и оказались на прелестной площадке: здесь был бассейн с подсветкой и с красивой голубой водой, над которой стояло облако пара.

Парящий бассейн стремительно приближался. Газон уже кончился, под колесами оказалась тротуарная плитка, но управление ко мне вернуться так и не успело. Несколько пустых шезлонгов разлетелось по сторонам, а я только смог чуть в сторону вырулить. Так, что мы не спрыгнули целиком в бассейн, а въехали в него только одной стороной.

Левые колеса остались на кафеле у бортика бассейна, а вот правые оказались в воде. Запас скорости еще сохранялся приличный, так что подняв тучу брызг, машина проехала почти половину бассейна. Изображение перед глазами начало плавно переворачиваться – окружающий мир ложился набок. Вернее, мир остался на месте – это наш мерседес правой стороной погружался в воду.

Я нажал на кнопку стеклоподъемника и мое стекло быстро поползло вниз.

– Кобура в бардачке! – бросил я Жанне.

Она висела на ремне снизу, навалившись на дверь, но сохраняла удивительное спокойствие, моментально отреагировав и открыв бардачок. Я высунул руки в окно, зацепился за переднюю стойку кузова и расстегнув ремень, рывком вытащил себя наружу.

Жанна уже подавала снизу мне наплечную кобуру с глоком, которую я на себя накинул. Краем глаза заметил, что нахожусь в прицеле взглядов несколько компаний в купальниках; похоже, мы оказались в спа-зоне.

Ну да, тепло здесь, комфортно, люди в бассейне с подогревом купаются. Вон панорамные стекла, за которыми виден еще один бассейн, крытый, где уже собираются в группы люди, наблюдая за мной. Несколько человек сейчас направлялись к нам, но когда я одним движением накинул на себя кобуру, остановились.

Почему-то я в этот момент вспомнил розу на столе наблюдателей в ресторане, и особенно как эта роза отвлекла мое внимание на себя. Подумал, что способ рабочий, и что нужно бы тоже что-нибудь такое придумать – что-то такое, что сконцентрирует внимание на себе, чтобы мое лицо не запомнили. Надо, чтобы запомнили что-то такое, необычное, сместить фокус внимания с моей внешности.

– Don't worry! The launch and landing were successful! – крикнул я громко, оповещая присутствующих что запуск и посадка прошла успешно. Пусть думают, кто понял. А кто не понял, пусть думают почему я на английском говорю.

Не знаю, сработает или нет, но я хотя бы попробовал. Умных идей у меня в моменте пары секунд не появилось, приходится пользоваться теми, что есть.

– Кейс, на заднем сиденье, – это уже на русском сказал, обращаясь вниз к Жанне. Одновременно крутил головой по сторонам – микроавтобуса преследователей не видно, похоже мимо проскочили. Но даже если сработало, и они сейчас гонятся за другим красным мерседесом, у нас всего пара минут, не более.

Жанна в это время – молодец, не задавая вопросов, отстегнулась и извернулась как кошка. Я при этом машинально отметил приятное взгляду бедро и ягодицы, приоткрытые задравшимся платьем.

С заднего сиденья Жанна достала жесткий чехол и подала мне. Выбросив кейс с винчестером на край бассейна, я подал девушке руку. Запястье тонкое, ладонь изящная и тонкая, пальцы как у пианистки, но хват оказался крепким – Жанну я вытащил одним рывком.

Когда мы с ней одновременно перепрыгнули с двери на кафель у бассейна, мерседес перевернулся, пуская пузыри и собираясь тонуть колесами вверх.

– Вы кто такие? – услышал я ошарашенный голос.

К нам направлялся охранник, в черной форме. Держится за дубинку.

– Don’t move! Secret Service! – ответил я ему, похлопав рукой по кобуре, а после подхватил кейс с винчестером и взял одернувшею платье Жанну за руку.

Хотел сначала сказать: «Полиция Майами, отдел нравов», чтобы как в кино, но вовремя опомнился – мне все же во Флориду возвращаться, не нужно лишних привязок к местности давать. Да и кино здесь вряд ли такое есть. В моем мире такое точно есть, хотя сам я его не смотрел, просто фразу слышал.

С Жанной, кстати, мы уже бежали вглубь территории базы отдыха – а охранник смотрел нам вслед и был настолько ошарашен, что замер на месте. А нет, тоже побежал уже, кричит вслед что-то.

Хотя он может и не ошарашен совсем, а наоборот умный дядька – у него ведь только дубинка, у меня пистолет. И бежит он сейчас отнюдь не за подвигом, а просто чтобы премии за бездействия не лишили, догонять нас вовсе не собираясь.

База отдыха, кстати, была ну очень приличных размеров – мы сейчас бежали по аккуратным дорожкам между разнесенных по сторонам коттеджей. Симпатично здесь, прямо лухари самое настоящее. Luxury as is, если по-русски.

– Красота какая, – не удержался я от оценки на бегу.

Жанна промолчала, но на ходу подарила мне весьма говорящий взгляд. Пробежав по действительно удивительной красоты – даже сейчас, в серой апрельской гамме моросящего дня, территории, мы оказались у высокого забора. Я сцепил руки в замок, Жанна моментально поставила сапожок и взлетела вверх. Мелькнули длинные ноги, послышался треск ткани – похоже платье не совсем приспособлено к таким упражнениям.

– Кейс, бросаю! – предупредил я, перекидывая чехол с винчестером через забор.

Сразу после сам прыгнул, подтянулся и легко перескочив через забор, осмотрелся по сторонам. Мы оказались в аккуратном мокром леске. Довольно ровно, ни бурелома, ни кустов, только несколько еще не растаявших снежных прогалин виднеются.

– Помоги! – остановилась Жанна и держась за дерево, согнула ногу, придерживая ее рукой, словно подошву рассматривая.

– Каблук!

Поняв, что она хочет, я сначала отбил ей один каблук, потом поменяли ногу и сразу отлетел второй. Вот заметил – взять обычную одежду и попробовать порвать руками, сразу не получится. Но в безобидных даже детских драках рукава только так отлетают. Вот и сейчас каблуки с подошвы просто унесло, хотя в обычной обстановке, спокойной, я бы их долго мог пытаться сбить или отковырять.

Мы с Жанной уже бежали между деревьев, направляясь дальше и дальше от берега залива, двигаясь через лесок к Зеленогорскому шоссе, идущему параллельно к Приморскому. Здесь недалеко – километр-два. Жанна на бегу достала телефон.

– Стой! – окликнул я ее.

– Что?

– Ты уверена, что это не свои нас сдали?

– Свои нас у тебя в номере взяли бы вечером безо всяких танцев с акулами! – посмотрела на меня Жанна с недоумением.

Ну да, это я затупил что-то. А акула, кстати, классно полетела, хорошо что Жанна напомнила: я прямо отлично сработал, точно и красиво. Очень точно и очень красиво, прямо я молодец, безо всяких оговорок: меня редко кто хвалит, так что сам научился это делать и теперь совсем не страдаю без положительных оценок.

– Есть связь! – сообщила мне Жанна.

В два нажатия, явно настроенный экстренный вызов, она набрала номер. Ждала ответа всего несколько секунд.

– Юра! Юра, мы в жопе! – торопливо заговорила в трубку Жанна.

Вот прямо так, безо всяких кодовых таблиц и сменяемых позывных. Зато доходчиво и быстро, уважаю.

– Попытка захвата, в Мелодиях. Кто, не знаю. Мы в лесополосе, двигаемся ногами к Зеленогорскому шоссе от Приморского неподалеку от Репино, от санатория… Сказка какая-то.

– Северная сказка, база отдыха, – подсказал я, вспомнив вывеску над воротами, о которые задний стоп-сигнал разбил.

– База отдыха Северная сказка. Поняла, на связи.

– Быстрей, быстрей, – махнула рукой с зажатым телефоном Жанна и мы побежали. Проскочили через лесок, вышли к Зеленогорскому шоссе – широкая прямая дорога, затаились на обочине. Несколько минут тяжелого ожидания и над головой послышался шум винтов – прямо на шоссе, перекрывая движение, снижался вертолет санитарной авиации с красным крестом.

Машины тормозили, останавливались. Мы выскочили на дорогу, замахав руками, и вертолет боком подлетел к нам. Дверь отъехала в сторону, два человека показались в проеме, и мы с Жанной заскочили внутрь. Машина сразу пошла вверх и в сторону, наклоняясь в пологом развороте.

Всего пара минут полета, и мы приземлились на территории закрытого санатория. Здесь нас встретили молчаливые сотрудники в обычной форме охраны – хотя, судя по уверенности движений, охранять они могли и золотой запас страны, например.

Жанне накинули на плечи пальто, после этого нас повели к одному из отдельных коттеджей у берега залива. А красиво здесь, ничуть не хуже, чем в Северной сказке, по которой мы совсем недавно бежали.

Никто ни о чем нас пока не спрашивал, похоже ждали начальство. То единственное начальство, которое я знаю, сейчас как раз было на связи – пока шли по дорожкам базы отдыха, Жанна коротко, но емко рассказывала в трубку обстоятельства нашего бегства. Опустив такие моменты как акулий бросок и посещение бассейна, например. Просто основное, кратко и по хронологии.

В коттедже нас оставили, сказали располагаться. Жанна уже закончила разговор, но все еще держала телефон в руке, я осматривался. Интерьер мне нравится, все по высшему разряду – за свои деньги я бы в такой отдыхать не заехал, что-нибудь поэкономичнее бы выбрал.

– Максим, я переодеться и душ принять. Приведу себя в порядок, – обратилась ко мне Жанна, со звучным щелчком положив телефон на стол.

Я внимательно посмотрел на неожиданную в бегстве спутницу. Впервые на нее смотрю вот так предметно, когда она в новой ипостаси, уже раскрывшаяся как специальный агент. Волосы мокрые, растрепанная, платье сбоку слева порвано почти до талии, надо же, я и не заметил пока бежали. Это получается тогда, когда через забор прыгали, трещало.

Но вообще прелестное зрелище, мне нравится.

– Юра здесь на связи, если что, – постучала ногтем по столешнице Жанна.

– Понял.

Кивнув, Жанна вышла из комнаты, я же – после того как проводил ее взглядом, подошел ко столу и взял телефон.

– Семеныч, на связи?

– У аппарата, – голос сдержанный, но напряженный. На заднем фоне шумы, шелест бумаг. То ли его телефон на громкой связи на столе валяется, то ли с чувствительной гарнитуры разговаривает и сейчас чем-то занят параллельно.

– Есть минутка?

– Говори.

– Слушай, я тут потерял кое-что…

Шелест бумаг и посторонние шумы смолкли.

– Ты просрал винчестер?! Максим, ну я же тебя как человека просил…

– Не-не-не, дробан со мной.

– А что ты потерял?

– Мерседес.

– Как ты его потерял? Это же тебе не пакет с орешками!

Надо же, запомнил, как я недавно на стрельбище выражение про «пакет с орешками» использовал.

– Ну, я его не совсем потерял. Я его на базе отдыха оставил, как раз в «Северной сказке».

– Макс, вот не надо сейчас мне делать голову! На стоянке? Заберем, это не первоочередная сейчас зада…

– В бассейне.

– Что?

– В бассейне. Мерседес я оставил в бассейне. Внутри.

– Прямо в бассейне? С водой?

– Да, там большая спа-зона и открытый бассейн с подогревом, знаешь как красиво, прямо сказка.

«Черт, вот зачем я сейчас сказал про красиво и про бассейн с подогревом?»

– Как ты его там оставил?

– Ну вот… так получилось.

– Он еще там? – задал глупый вопрос Семенович.

– Ну я не думаю, что они за двадцать минут к бассейну автокран уже подогнали.

В трубке я услышал протяжный выдох, явно сквозь зубы. Очень протяжный выдох.

– Потерял, значит. Ладно, ждите меня, скоро буду. Ничего больше не потерял?

– Нет.

Я конечно еще куртку в гардеробе оставил, жалко ее, хорошая куртка. Но Семенович сейчас немного нервный, думаю ему лишняя это информация.

– Ждите, скоро буду.

Глава 19

Рабочая суета закончилась только к позднему вечеру. Коттедж наконец опустел, стало тихо и спокойно.

Мы с Жанной по плану так и оставались здесь. И не только на сегодняшнюю ночь – Семенович сообщил, что мы здесь посидим ориентировочно неделю безвылазно. Для страховки: о том, кто именно нас пытался взять, информации – опять же с его слов, до сих пор не было вообще никакой.

Может быть, конечно, от меня это скрывают, но мне все же не верилось. Не чувствовал я недоговоренности. Но ситуация действительно неординарная, просто потому что вышли на меня непосредственно через Жанну. Вслух это никем не проговаривалось, но подразумевалось – жесты, мимика, недоговоренности пауз.

Для меняфакт, что именно через Жанну выследили, не вызывал сомнений. Да, сидя в ресторане я несколько раз чувствовал неприятный направленный взгляд. Но он по мне просто едва ощутимо мазал – думаю, если кто другой в зале обладал схожим чувством эмпатии, он также этот взгляд чувствовал. Я поэтому и не беспокоился по этому поводу – сейчас, анализируя свои ощущения, понимал, что взгляд этот не был направлен конкретно на меня.

Наблюдатель явно ждал, не будучи уверенным, что я – это я. И операция «по приему» началась ровно в тот момент, когда Жанна подъехала и сев за стол идентифицировала меня как объект интереса окончательно.

Это сужало возможный поиск направлений где в конторе «протекает», но мне конечно о предположениях или перспективах разбирательства никто не говорил. Зато мне неоднократно вслух повторяли, чтобы сидел в коттедже и желательно даже на улицу лишний раз не высовывался. Чтобы меня разные дикие гуси, мимо пролетающие, не украли.

И меня не украли, и Жанну – она тоже здесь оставалась. Я сначала думал, что в соседнем коттедже поселят, но оказалось нет, в одном. С другой стороны, здесь целых три спальни, так что на двух человек два коттеджа – довольно расточительно, спорить не стал.

Сама Жанна, кстати, по поводу недельной перспективы заключения на базе отдыха не возмутилась. Человек системы – надо на неделю остаться в незнакомом месте без заезда домой, без проблем: служба, все просто. Это не возмущение от свободолюбивого наемного работника, которого на час попросили задержаться, и он для того чтобы принять решение сначала выясняет, какова будет доплата за переработку.

Вечер наступил, и развалившись в кресле я понял, что за прошедшее время после несостоявшегося обеда и бегства я серьезно устал. Разговоры, вопросы, снова разговоры, повторяющиеся вопросы – утомляет, голова трещит, я бы лучше физическим трудом занялся.

Приличная толпа опрашивающих нас специалистов рассосалась совсем недавно. Последними закончили с фотороботами; серьезных парней в черном я вспомнить не смог, они для меня были как трое из ларца, одинаковы с лица. Тем более что в памяти больше отпечаталась летящая к ним акула. Зато довольно хорошо у меня получилось описать наблюдателя, который получил бутылкой в лобешник, решив после этого прилечь отдохнуть.

С нами пока оставался в холле коттеджа только Семенович, как и мы с Жанной устроившись в кресле у камина. Усатый дядь был при костюме, серьезный и деловой, мы же с Жанной уже переоделись в спортивные вещи, которые нам привезли для комфортного здесь пребывания. И если мне привезли «казенное», явно из магазина согласованным утвержденным набором, то у Жанны вещи похоже личные – без бирок. Передавал их Семенович ей лично в руки, при этом они перебросились парой фраз, что от меня не укрылось. Как-то это… ну не выглядело отношениями служебными. Вот ни разу не выглядело.

Муж с женой что ли? У них вроде разница по возрасту лет двадцать. Ну, не двадцать, поменьше. Да даже и двадцать если, вроде не помеха, все же нередкое дело. Да нет, какие муж с женой, Семенович же меня на свидание к ней сам отправлял, это так не работает.

Бывший муж? Вот это возможно.

Сам Семенович, кстати, уже минуту назад вроде как попрощался, отставив в сторону кружку с кофе. Попрощался, но с кресла подниматься пока не торопился. Явно было видно, что он о чем-то серьезно задумался.

– Самый главный вопрос, – вдруг посмотрел мне в глаза Семенович.

Вот о чем он думал, понял я все: похоже, усатый дядь думал-думал и все-таки решился выйти за границы игрового поля, предусмотренного собственным служебным положением. Так что я уже догадывался, что это будет за вопрос. Но, если честно, пока еще не знал, что отвечать.

– Внимательно слушаю.

– Ты знаешь мотивы тех, кто пытался тебя принять?

– Знаю, – просто ответил я.

Семенович и Жанна молчали. Но оба выразительно смотрели на меня. Я же в этот момент посмотрел на Семеновича, разведя руками. Мой немой вопрос он понял и сразу пояснил:

– Нет, Жанна не в курсе, откуда ты и почему. Но я ей доверяю.

Жанна в этот момент глянула на меня с нескрываемым интересом. Я же напряженно думал. Мне, кровь из носу, нужны союзники. Здесь, в этом мире. Другой вопрос, нужны ли мне такие союзники как Семенович и Жанна.

– Ребят, без проблем, – выпрямляясь в кресле, развел я руками. – Давайте для начала скажу вот что: важная информация, скорее информация о возможностях, которыми я обладаю… Информация, так скажем, которая послужила триггером к началу операции по захвату, могла попасть на чужую сторону двумя путями. Первый – через Родионова, которому я эту важную информацию довел четыре дня назад в личной приватной беседе. Он, думаю, выводя ее на узкий высокий уровень, поделился с кем-то по служебной вертикали, и этот кто-то, или знакомый этого кого-то, решил меня прибрать к себе. Вернее даже не прибрать к себе, а скорее забрать из-под крыла вашей организации.

Я сделал паузу, и дождался пока Семенович покачал головой согласно.

– Второй путь: информация в границы страны могла прийти вообще не отсюда, а через моих заклятых друзей, с британского берега.

– То есть важна не информация, а твои возможности? – после недолгой паузы спросил Семенович.

– Да.

– И ты нам об этом расскажешь?

– Если хотите. Но это знание может быть опасным, так что я бы поостерегся на вашем месте. Другое дело, что я не на вашем месте. Хотите, слушайте.

Семенович переглянулся с Жанной. Как-то они… на самом деле очень близки, не только коллеги. Не муж с женой, но любовники? Бывшие, или просто любовники без обязательств? Вот это совсем близко, мне кажется. Очень уж у них близкая связь, судя по взглядам и жестам. Я, когда чужие эмоции научился улавливать и считывать, начал в этом деле саморазвиваться, уже неосознанно.

Но если подумать, а чего я молчу?

– А вы… ну, не женаты случайно? Вы просто так смотрите друг на друга, что…

– Сестра!

– Брат!

Ответили мне оба разными словами, но в один голос.

Хм, ну да. Действительно связь близкая, потому что родственная, я совершенно не подумал об этом. У меня-то ни сестер, ни братьев не было, поэтому даже вариант такой не держал в уме. Не то что близко не держал, а как-то даже не рассматривал.

– Что? – произнес вопросительно Семенович, видя мой взгляд.

– А вы родные?

– Да, а что?

– Ну… не похожи просто. Жанна ведь и красивая, и умная, а…

Жанна обаятельно улыбнулась, благодарно мне кивнув на миг прикрыв глаза, у Семеновича же лицо слегка вытянулось.

– Щ-щегол, – прочитал я по губам.

– Ладно, давайте лучше к делу. Так, подождите… а фамилия у тебя тоже Семенович?

– Да, – кивнула Жанна.

Жанна Семено́вич, надо же. Шутка юмора, в этом мире понятная только мне одному. Есть правда вариант, что не только – со мной в этот мир ведь пришли еще двое, но вариант этот довольно призрачный.

Бергер точно не поймет: он, как в этом мире их немцы называют ласково, «inselaffe» – островная обезьяна. Англичанин, в Германии их в этом мире ну очень не любят.

Насчет Крамер не знаю, я ее еще даже не видел. И не знаю, русская она или нет, и из какого она мира и времени. Хотя вполне вероятно, что мы соотечественники – вот только Крамер может шутку и поймет, но вместе мы с ней точно не посмеемся: во время конфликта со мной, при моем участии, погибли ее муж и племянник.

– Макс, давай к делу, – окликнул меня Семенович.

Я кивнул, но жестом попросил его подождать немного, пытаясь распутать клубок мыслей, в котором почувствовал спрятавшуюся догадку. Так, что у меня мелькнуло: Семеновичи – брат и сестра, значит. Причем изначально Семенович ведь не хотел ставить меня об этом в известность. Я помню его сегодняшнюю оговорку на стрельбище про «завидую немного», о сестре так не говорят, и он явно не собирался ставить меня в известность о родстве. А это значит, что за минувшие несколько часов он поменял точку зрения.

Почему? А потому что увидев, как меня попытались упаковать неизвестные парни из серьезного ведомства, которых еще не только ни нашли, но даже и не идентифицировали, он в гораздо большей степени чем раньше мне поверил. Вряд ли безоговорочно, но понял, что все более чем серьезно. И еще похоже он решил, что Жанна тоже готова к распространяемому мной знанию о множественности миров.

– Вы хотите поставить жизнь и здоровье под угрозу, став носителями закрытой информации?

– Макс, не валяй дурака, – фыркнул Семенович. – Как будто у тех, кто может представлять нам эту угрозу, будет знание что мы не в курсе. На тебя вышли через Жанну, а я твой непосредственный куратор. Если мы в чьей-то разработке, то мы по умолчанию уже считаемся как вероятные носители этой самой важной информации.

Ну да, в общем-то, тоже верно.

– Осколки миров – временна́я аномалия. Не вре́менная, а именно временна́я, – уточнил я еще раз. – Если грубо, то время там стоит на месте. Это если очень грубо. И каждый, кто пробыл на Осколках больше месяца, словно выпадает из реки времени, покидает ее течение. Вернувшись в обычный мир, в реку времени вернуться сразу не получается: процесс более долгий. Предположительно – двадцать лет. То есть теоретически, установив связь с Осколками и периодически их посещая, можно обеспечить себе вечную жизнь. Это важная информация номер раз. Важная информация номер два: связь с Осколками не установить просто так. Это не дверь, которую можно открыть, и даже не самолет в которой можно сесть. Каналы связи сложно открыть и легко разрушить, и они могут быть открыты и заякорены только при взаимном согласии хотя бы двух соперничающих на Осколках фракций. Я, так уж получилось, далеко не последний человек в иерархической структуре одной из договаривающихся сторон, и мое мнение имеет серьезный вес и авторитет. Ну а самое главное во всем этом в том, что доступ к порталам на Осколки – это, если решить вопрос вторжения, доступ если не к вечной, то к очень долгой жизни для избранных. И это стоит того, чтобы попытаться забрать меня из-под вашего крыла и попробовать договориться. Договориться со мной, – добавил я, уточняя.

– Или тебя использовать. Или убить, – неожиданно произнесла Жанна.

– Или использовать. Или убить, – легко согласился я.

Надо же, Жанна совершенно не в курсе происходящего, но нюансы чувствует, как никто другой. Сейчас она, кстати, уже смотрела на брата – в ее взгляде явно читался вопрос о наличии доли шутки в сказанном, моей нормальности или же достоверности сказанного. Семенович все еще молчал, и Жанна явно заметила, как он напряженно обдумывает услышанное. Посмотрела на меня, я покивал и пожал плечами. Мол да, бывает что shit happens, и мы сейчас в центре процесса.

Некоторое время стояло молчание.

– Но… как это может… – Семенович выглядел явно сбитым с толку.

– Семеныч, я тебе уже говорил насчет этого. Не нужно задумываться, как это звучит. Это надо просто принять: то, о чем я говорю, работает не спрашивая разрешения ни у логики, ни у законов физики.

Жанна, закусив губу, по-прежнему поглядывала на нас огромными глазами. Подобные разговоры явно находились за гранью ее понимания, и она просто не могла осознать, как ее старший и усатый брат спокойно и доверительно слушает подобные вещи.

– Ясно. Ясно, – покивал Семенович. – Ладно, пошел я. Вы главное дома сидите, и на связи будьте постоянно. Даже в душ с телефоном.

Попрощавшись по второму разу, он поднялся и вышел, крайне озадаченный. Жанна, с удобством развалившаяся в кресле, уже вернула облику спокойствие и сейчас с интересом разглядывала меня, словно новым взглядом. Я прямо на нее не смотрел, но конечно наблюдал краем глаза. И поймал момент, когда она собиралась было заговорить, своим вопросом опередив ее на доли секунды.

– Слушай, а ты специальный агент прямо из серии пиу-пиу ганфайтер, или дипломированный специалист-психолог, исключительно острым умом работаешь?

Жанна в ответ на мой вопрос улыбнулась так нравящейся мне обаятельной улыбкой.

– Как насчет обмена? Ты мне рассказываешь о себе, я рассказываю о себе.

Судя по подачи Семеновича, он так и так собрался ее в дело посвящать. Так что по идее, я бы ей и без обмена рассказал. Но раз предлагают, грех не воспользоваться.

С другой стороны, если Жанна дипломированный специалист-психолог, она же может об истине тактично умолчать и мне левую легенду задвинуть. Но она и так об этом умолчать может, что я кочевряжусь?

– Началось все с того, что в мае месяце две тысяча двадцать первого года я возвращался на своей машине с корпоративного праздника, и вдруг перед глазами появилась снежная белая пелена, а я оказался на заснеженной поляне ледяных пустошей чужого мира…

Я рассказывал долго. Больше часа, говорил и говорил. Жанна слушала внимательно. Не перебивала. Несколько раз ловила паузы и задавала уточняющие вопросы.

Внешне спокойна, но во взгляде – целая гамма чувств. Но я видел, что хотя разумом она еще не готова поверить, то сердцем уже мне доверяет. Просто потому, что видела реакцию брата на мои слова. И еще видела из первого ряда, как нас пытались забрать непонятные товарищи, которых половина питерской конторы сейчас усердно ищет и найти никак не может.

После моего рассказа, когда я закончил, довольно долго стояла тишина.

– Сложно принять. Легко понять. И невозможно забыть, – подытожил я сказанное после того, как пауза совсем уж затянулась. Жанна только кивнула и усмехнулась.

– Теперь твоя очередь, – напомнил я ей.

– У меня есть в анамнезе базовый спецкурс, также каждые четыре месяца я подтверждаю нормативы по физической и стрелковой подготовке. Но от роли агента… как ты сказал?

– Пиу-пиу ганфайтера.

– От роли агента пиу-пиу ганфайтера я далека также, как Туманность Андромеды от нашей галактики. Я дипломированный психолог, ты правильно догадался.

– Какова была твоя задача насчет меня?

– Вполне стандартная: привлечь, вызвать влечение, привязать к себе. В идеале – влюбить, чтобы контролировать максимально полно.

– Ты так легко об этом говоришь.

– Это сделать гораздо проще, чем тебе кажется. Я специалист, напомню, меня этому в институте учили.

– Вот прямо ты пришла в институт и тебя сходу начали учить контролю над…

– Вообще-то еще в средней школе у меня уже были профильные факультативные занятия с куратором, практика в том числе. Да-да, тренироваться подчинять чужие сердца я начинала с тринадцати лет, с одноклассников. Ты вообще в курсе, что наша организация ведет иногда прямо с начальных классов?

– Откуда я могу быть в курсе?

– Ну мало ли. Вообще, если ты вдруг не заметил, у нашей страны на этой планете в противниках сразу два могущественных военно-политических блока, и здесь до сих пор продолжается Большая игра. Слушал про такую?

– Я школу не прогуливал.

– Раз слышал, не понимаю удивления. Отбор способных детей силовыми и научными ведомствами в нашей системе образования происходит как можно раньше. Через школу, олимпиады, зарницы, спорт, секции, даже через дворовые уличные разборки малолетних преступников – где только не ищут. Как находят, сразу ведут в нужном направлении, помогая и подталкивая. Об этом же на каждой второй кухне судачат.

– Я как-то видимо только в первые и третьи кухни заходил, прости.

Жанна усмехнулась, а после снова подарила мне свою обаятельную улыбку. Но почти сразу вернула серьезный вид и продолжила.

– Юра старше меня на четырнадцать лет, его в старшей школе приметили, так что у меня в принципе выбора даже не было, я под крылом тоже в средней школе оказалась.

– Ничего себе, как все… масштабно. У нас такого нет.

– Сочувствую. Вам.

Вопросительно подняв брови, я глянул на Жанну.

– Для того, чтобы сохранять сильное государство, в первую очередь надо воспитывать младшее поколение, иначе его будут воспитывать чужие люди, – пояснила она.

– Ты прямо как наш майор замполит говоришь. Замполит этого мира, имею в ввиду, когда я здесь служи… - я осекся, увидев искру веселья в глазах Жанны. – Ты серьезно?! Товарищ… капитан? Нет? Реально товарищ майор?

Жанна отвечать не стала, просто не скрывая удовлетворения прикрыла глаза на секунду, подтверждая.

– Бо-о-ожечки-кошечки, какое удивительно дело.

Жанна снова комментировать не стала, только улыбнулась. Смотрела она на меня сейчас уже из-под полуопущенных ресниц. Взгляд ее неуловимо изменился, поза незаметно поменялась, и сейчас как-то вдруг все в комплексе действовало на меня весьма и весьма – до мурашек по позвоночнику.

– Жанна, у меня еще вопрос есть… ты, только, пожалуйста заранее попробуй меня простить, если он покажется неэтичным…

– Для того, чтобы привязать к себе человека, а тем более влюбить, необязательно заниматься с ним любовью, если ты об этом. Более того, при работе более чем с половиной мужских психотипов этого делать не стоит категорически. Прощать мне тебя не за что, вопрос неэтичным не кажется, а ответ на него: нет, у меня совершенно отсутствует рабочая необходимости спать с теми, кого я беру в разработку. Мое образование, внешние данные, умения и способности вполне позволяют выполнять задачи без этого.

Голос Жанны звучал очень и очень приятно. Глубокий, он при этом лился мягким ручейком, обволакивая и обещая. Настолько явно обещая, что у меня внутри поднималась горячая волна. И вдруг все оборвалось, тон Жанны стал предельно деловым:

– Другое дело, что полученное задание по твоему сопровождению я планировала превратить в мини-отпуск, давно я не отдыхала и не расслаблялась. Если бы все получилось, как планировала, мы бы с тобой провели незабываемые пару недель ко взаимному удовольствию. Сейчас же… ты мне такого нарассказывал, что голова кругом, я просто даже не знаю, что и делать.

С этими словами Жанна потянулась как кошка, закинув руки за голову, и сдержала зевок – причем это у нее получилось весьма изящно. После, глядя на меня поблескивающими глазами, Жанна поднялась с кресла. Причем оттолкнулась руками от подлокотников так, что тонкая ткань футболки снова натянула все там, где нужно.

– Спасибо за информацию. Спокойной ночи, – негромко сказала она и не дожидаясь ответа, двинулась к лестнице на второй этаж.

Когда Жанна поднималась по ступенькам, конечно же я с интересом наблюдал за ее покачивающимися бедрами. Очень, очень захватывающее зрелище. Причем она ведь не только приятная внешне леди, с ней точно «есть о чем потрахаться», как однажды выражение слышал.

Жанна наконец поднялась по лестнице и скрылась из вида, так что я вздохнул спокойно. Не, не святой Антоний я, вот ни разу, тем более накат такой более чем взрослый только что был.

И полагаю, что дело не только в образовании и умении; кажется мне, что почувствовал я во взгляде собеседницы ведьминскую сущность. Здесь, в этом мире подобное никак не оценить, но когда Жанна окажется в зоне действия Сияния, у нее наверняка появятся вполне серьезные способности.

Очень уж характерный у нее взгляд, думаю в ближайшие дни мне будет непросто сохранять голову. Но думаю, с искушением справлюсь. Тем более поможет держать себя в руках тот факт, что я понимаю: сказанное сейчас Жанной явно сознательная игра логических порядков.

Она ведь усложнила все настолько, что даже скорее всего умелый эмпат-менталист, заточенный на умение чувствовать правду или неправду в словах проверяемого, не сможет точно понять истинного замысла Жанны. Ведьминская сущность и практика психолога могут дать совершенно непробиваемый эффект.

Для этого всего-то нужна лишь малая капелька искренности и беседа превращается в замкнутый круг антиномий, из которых просто не выбраться: любая версия Жанны сейчас для меня становится равно истинной и ложной.

Сегодня, еще утром, она могла действительно собраться совместить служебное с личным, затащив меня в постель для, или помимо закрепления результата, на самом деле решив расслабиться. С другой стороны, она могла сказать об этом как раз в рамках стратегии «приблизить и влюбить», заставляя меня думать о том, чего я лишился из-за своего максимально делового подхода, продемонстрированного в начале беседы в ресторане. Причем напоминая мне об этом постоянно, и не только словами: мимикой тела она владеет виртуозно, я уже заметил. Простой проход с кресла до второго этажа заставил меня смотреть не отрываясь, а нам ведь здесь еще неделю жить.

При этом опять же, полагая что скорее всего я понимаю эту ее задумку, раз сразу начал беседу сейчас с подачи о «дипломированном психологе», Жанна вполне может маскируясь под попытку манипулирования, без утайки говорить правду про искреннее желание затащить меня в постель развлечься. И каждый день начиная следующий круг игры, нагромождать все новые уровни.

В общем, непросто все. Посидев немного, думая о насущных проблемах этого мира (совсем немного, больше конечно перед глазами совсем другое было), я поднялся и пошел спать. Завалился на кровать с удовольствием – не каждому дано целиком и полностью понять настоящую прелесть сна на чистом и свежем постельном белье на хорошей кровати. Я понимал, поэтому такими моментами дорожил. Вытянувшись, я с удовольствием потянулся и прокатился по широкой кровати.

Вот все сегодня хорошо было бы, если бы эти черти покушать мне дали. Не знаю, кто у них операцию планировал или приказ отдавал, но этот кто-то точно по пояс деревянный. Да, стояла задача меня забрать и куда-то доставить для разговора, это определенно ясно. И более чем вероятно, что работали свои, смежное ведомство – это я тоже по оговоркам Семеновича сегодня догадался. Рабочий процесс, служба идет, ничего личного, на кону новые горизонты – я это прекрасно понимаю.

Но почему было не подождать до конца обеда и не принять меня культурно на выходе из ресторана? Нормально делай, нормально будет – ну это же так просто! Почему эта простая истина так сложна к пониманию?

Вот никак не понимаю.

Глава 20

Заснуть не успел – только улегся, едва слышно щелкнул замок и дверь чуть-чуть приоткрылась.

– Максим, это я, – услышал я негромкий голос Жанны.

Молодец, с пониманием – помнит, что пистолет у меня есть. Держит в уме ситуацию, что вдруг я заснул уже и сейчас могу пальнуть в нее с перепугу. Только после предупреждения дверь открылась, и Жанна появилась в проеме. С босыми ногами, закутана в тонкое белое одеяло – на римлянку похожа.

Отвечать я ей не стал, просто приподнялся на локтях и оперся на изголовье кровати. Показывая, что не сплю. Жанна пошла вперед, оставив дверь приоткрытой. У меня плотно опущены шторы, а в коридоре свет неяркий, горит слабое дежурное освещение, так что она сейчас явно с трудом ориентируется в темноте комнаты. Мягко и осторожно ступая, Жанна подошла и присела ко мне на кровать.

– Юра позвонил, – неожиданно сообщила она.

– Что сказал?

– Сказал, что через четыре дня летим в Москву.

– Зачем?

– Принято решение отправить тебя во Флориду, там спокойнее. Но прежде, это политический вопрос, тебе надо будет посетить прием в посольстве Конфедерации. Там тебе в торжественной обстановке хотят вручить орден за спасение прокурора.

– Оперативно.

– Дэвид Мэйсон далеко не последний человек, так что да, оперативно. Но есть и еще кое-что.

– Что?

– С тобой хочет поговорить Генрих Станкевич.

– Насчет чего?

– Я не знаю. Но это согласовано с Родионовым, так что можешь сильно не переживать, на съедение не бросят.

– Да я и не переживаю.

– Это хорошо.

Жанна поднялась с кровати и замерла, глядя на меня сверху вниз. Глаза ее поблескивали (для меня, в моем спектре зрения), контур закутанной в одеяло фигуры четко очерчен на фоне светлого проема двери.

– А ты знаешь, что у тебя в темноте глаза как у кошки светятся? – вдруг спросила Жанна.

– Знаю.

– Отчего так?

– Воздействие Сияния, я тебе про него рассказывал.

Жанна постояла еще немного, потом ткань с ее плеч мягко соскользнула на пол. Если закутанная в одеяло она была похожа на обычную римлянку, то без одеяла глядя на нее я легко представил римскую богиню. В обычной ситуации, обычный человек, кроме очертаний фигуры мало бы что рассмотрел – темно, но я-то в темноте хорошо вижу. Так что сравнение с римской богиней проводил вполне полно и экспертно.

Жанна между тем скользнула под одеяло, прижавшись ко мне неожиданно горячим телом. Я так и сидел оперевшись плечами на изголовье, так что Жанна перевернулась на спину и положила голову мне на грудь, глядя снизу-вверх.

– Помнишь я упоминала, что рассчитывала устроить себе небольшой, но незабываемый отпуск?

– Помню.

– Ты как насчет поучаствовать?

Глава 21

– И кто же такой Генрих Станкевич?

Родионов в ответ на вопрос только хмыкнул и отвернулся, глядя в иллюминатор.

Наш Ил-108, небольшой административно-служебный самолет, как в этом мире в России бизнес-джеты официально называли, только что набрал высоту и под ровный гул двигателей направлялся в сторону Москвы.

Посмотрев на проплывающие снизу облака, Родионов еще раз усмехнулся невесело себе и своим мыслям, после чего наконец поднял на меня взгляд.

– Кофе будешь?

– Не откажусь.

– Сахара сколько?

– Три ложки.

Родионов воззрился на меня в состоянии крайнего удивления, я же недоуменно плечами пожал. Кофе пью раз в несколько дней, иногда даже раз в неделю, но, если уж пить, так чтобы со всех сторон бодрило.

Смотрел Родионов крайне удивленно, но комментировать мой запрос не стал и зажал кнопку связи со стюардессой.

– Лидочка, мне как обычно, а Максиму положи три ложки сахара. Только не размешивай, он слишком сладкий не любит.

А нет, все же не удержался от комментария.

Через минуту стюардесса Лидочка принесла кофе, поставила на столик и приветливо нам обоим улыбнувшись, удалилась. Только после этого Родионов заговорил.

– Генрих Станкевич – экстраординарный человек великих возможностей. Человек, который сделал себя сам, яркая звезда на политическом небосводе и эталонный пример для подражания.

Родионов смотрел на меня, во взгляде виделась грустная насмешка.

– Также можно сказать, что Генрих – удачливое ничтожество и самый настоящий эталонный мудак. В принципе, обе характеристики одинаково верны. Тебе с какой стороны рассказывать?

– Мне бы крупицу истины.

Родионов в удивлении поднял брови, но комментировать не стал.

– Мы с Генрихом в одном училище учились, предпоследний выпуск перед началом реформы.

Под взглядом Родионова я понимающе кивнул. В этом мире служил в бригаде постоянной готовности, и у нас – со слов замполита, была более обширная образовательная программа чем в других частях. И на лекциях наш майор много и подробно рассказывал, как после вспыхнувших в девяностых по всем границам Союза кровопролитных конфликтов, по итогу их опыта, изменялся не только облик армии под новые вызовы и правилась идеология в ходе видоизменения Союза, но и была кардинально реформирована модель военного образования.

– Классификацию офицеров по Манштейну слышал?

– Это про четыре типа офицеров? Глупые и ленивые, трудолюбивые и умные, трудолюбивые и глупые, а также умные и ленивые?

– Да. Самый страшный взрыв знаешь какой?

– Взрыв энтузиазма у деятельного идиота?

– Откуда ты взялся такой эрудированный?

– Из другого мира.

– А, ну да. В общем, нынешняя модель позволяет энергичных и тупых, самый опасный тип по Манштейну, отсекать с порога. Но Генрих, он как спящий агент – он бы и в нынешней системе не сразу себя показал, у него ведь энергичные вспышки случались приступами.

– Настойчивость, энтузиазм, инициативность – это всё отрицательные качества, если человек тупой.

– Вот-вот. Я чуть было не вылетел из училища из-за него, потом общение свел к минимуму. Как он до выпуска дотянул – уму непостижимо, просто повезло. Сейчас бы он не только сетку психологов не прошел, ты же про рекомендательную систему слышал?

– Да.

– Про коэффициенты?

– Да.

В стране сохранилась всеобщая воинская повинность, но службу в армии все начинали с Курса молодого бойца, и начинали с двадцати одного года. Дальше некоторым, не всем, предлагалось заключить контракт, манящий самыми разными льготами и плюшками от государства. Если же к началу КМБ у бойца имелось в наличии законченное среднее-специальное образование – техникум, училище или колледж, то тогда можно было получить направление на четырехмесячные лейтенантские курсы. И каждый офицер-рекрутер, в частях это были в основном замполиты, получали повышающие коэффициенты по результатам значимых вех карьеры тех, кого склонили к продолжению службы в вооруженных силах. Или понижающие коэффициенты. Они применялись не только к премиальным частям и надбавкам денежного довольствия (не трогая оклады), но и к расчету будущей пенсии. В общем, заинтересованность в хороших кадрах у непосредственных исполнителей была мотивирована не только идеей.

– Мало кто стал бы давать ему рекомендацию, а из офицерской школы он бы гарантированно вылетел. Но в то время в ряды кто только не просачивался, еще более удивительные кадры, так что и Генрих смог. Потом пару раз ему откровенно повезло, тем более он ведь себя каждый раз на новом месте не сразу показывал. Ну а когда показывал… Знаешь самый быстрый и надежный способ в то время, как избавиться от деятельного и опасного идиота в своем подчинении?

– Откуда?

– Ну мало ли, ты парень сообразительный.

– Не всесторонне.

– Самый верный и быстрый способ избавиться от неудобного подчиненного в то время – отправить его на повышение. Через четыре года после выпуска я еще глотал пыль в Йемене, а Генрих уже служил в штабе Северо-Западного пограничного округа на непыльной должности. А потом он нашел в сети картинку.

– Что?

– Картинку, на рабочий стол. Имен называть не буду, но один седовласый адмирал поставил задачу настроить ему персональный компьютер. Генрих не только вызвался, но и кроме прочего поставил ему на рабочий стол картинку с ракетным крейсером, на котором адмирал службу начинал. Моментально премия, почет и уважение, это история уже байкой ходит. Адмирал, когда пошел на повышение, забрал Генриха с собой в Москву, где он познакомился с Татьяной Черной. Это был для него уже второй брак, как и для нее. Татьяна старше Генриха почти на десять лет, и его взяли в семью… знаешь, бывают такие человек-функция? Человек под определенные задачи. Отец Черной тогда – серьезный человек в Госстрое, а сама Татьяна уже работала заместителем по Москве и Московской области. После девяносто восьмого, когда Новая Москва стала столицей обновленного Союза, регион так развивался, что золотая антилопа нервно курит в сторонке. Генрих нужен был, чтобы его подкачать должностями и званиями, а потом отправлять решать вопросы туда, куда сам Черный прямо зайти не мог насчет ведомственных земель. После Генриха перенаправили в политику, в партийный аппарат. Внешность, харизма, да и красивая история в анамнезе – простой человек из рабочей семьи, герой-орденоносец…

– Герой чего?

– Безупречной службы, чего еще?

– Понял.

– Генрих не просто высоко поднялся, он удивительно высоко взлетел. Правда, его посадили словно в стеклянную клетку – без возможности самостоятельных серьезных решений. Человек-функция, я тебе уже говорил. Умнее Генрих за эти годы не стал, но опыта у него поднакопилось, так что он понимает, как к нему относятся окружающие. И Генрих такой человек… он старается отыгрывается на всех, кто ниже его. Мало куда может дотянуться в рамках выделенных ему границ самостоятельности, где по рукам линейкой не щелкнут, был прецедент – он ведь тупой, но исполнительный и когда надо осторожный. Но если имеет возможность – очень любит наказывать и ломать карьеры тем, кто посмеет показать что умнее его. Также сам при любой возможности любит продемонстрировать власть, показать что он здесь главный. Сейчас, правда, у Генриха возникли серьезные проблемы.

– Адмирал на почетной пенсии, а главный в семье отошел от дел? – предположил я.

– Откуда ты такой… а, ну да. У вас там все так в политике разбираются?

– У меня отец сначала общался с большими деньгами, потом пошел в политику. Так что я прекрасно знаю, что во время штурма лестницы власти первое и главное командное качество – лояльность. Ум, интеллект, опыт и мудрость отходят далеко на второй и даже на третий план. А если нужно что-то быстро и качественно сделать, всегда найдется амбициозный студент, который шарит в вопросе, но который никогда не узнает, что ограничен в карьерном росте чужим правом по рождению и критериями отрицательного отбора.

– Это тебе отец говорил? – внимательно посмотрел на меня Родионов.

Сам я вдруг немного смутился. Обычно больше молчу, а тут неожиданно разговорился. И вот странно: когда отец мне все это, в детстве еще, повторял раз за разом, у меня ведь в одно ухо влетало, из другого вылетало – я не обращал внимания и не принимал его слова всерьез. А сейчас надо же, всплыло, как и многое другое из его тогдашних «нудных» как мне казалось и ненужных нравоучений. Мне эта политика глубоко по банану была, я хотел гонщиком Формулы-1 стать.

– Да, изначально мне отец об этом говорил, потом я поработал немного в структуре правления крупной компании, насмотрелся. Там, правда, был частный капитал, но происходило примерно то же самое. Так что боюсь представить, как это происходит где деньги по умолчанию есть, потому что они государственные.

– Тем не менее. Умный у тебя отец.

– Умный, но ему не хватило удачи. Мне тринадцать лет было, когда его посадили, а после он неожиданно умер в камере.

Комментировать Родионов не стал, просто взял небольшую паузу, во время которой допил кофе и попросил еще. Я же от добавки отказался – у меня и так после полученной дозы кофеина и сахара с восприятием все хорошо стало.

– Адмирал действительно отошел от дел, только не ушел на почетную пенсию, а его туда демонстративно вышибли. Совсем недавно. Черный умер три года назад, но у Татьяны все в порядке, она курирует все московские городские и областные стройки, кресло под ней не качается никак. Другое дело, что Татьяна уже давно избавилась от нужды в Генрихе. Даже более того – на своей должности он ей теперь скорее даже неудобен, чем полезен. Ну а ситуация с его дочерью накалила их отношения до предела.

– Какая ситуация? А, когда ее типа брат бросил?

– Да.

– Кстати, как там брат? Добрался до вертолета?

– А ты не знаешь?

– Нет, откуда?

– Ну, мог бы спросить.

– Да мне как-то неинтересно было.

Родионов еще раз многозначительно хмыкнул, с удивлением глядя на меня.

– Вообще-то Альберт затаил на тебя злобу, и я бы не стал этого сбрасывать со счетов.

– Да на меня много кто злобу затаил, я просто постоянно ударов ожидаю и не сильно запариваюсь по этому поводу. Но он выжил, как понимаю, да?

– Да. Добраться до вертолета они не успели, но закрылись в каюте. Волна вынесла катер далеко на берег, где вертолет через несколько часов их нашел и подобрал. Поломало ребят и девчат немного, но живые все.

– Повезло.

– Согласен.

– И между Черных и Станкевич сейчас начался предметный спор о качестве воспроизведенного потомства?

Родионов негромко рассмеялся.

– Это у вас так называется? Но в общем, ты прав. Только она не Черны́х, а Чёрная.

– Понял. Альберт сын Черной от первого брака?

– Да.

– То есть между ним и Алисой вообще никакой кровной родственной связи нет, только бумажная?

– Именно.

– А эта… Алиса Станкевич. Как она вообще такой… получилась?

Родионов после моего вопроса заметно помрачнел и вздохнул.

– Ты про ее крайнюю степень невоспитанности?

– Я бы по-другому это назвал, но если в общем, то да, об этом.

– Генрих был видным парнем, ну а то, что клинический идиот – заметно не сразу, девушки велись. И в первый раз он женился довольно рано. Его жена погибла в автокатастрофе через два года после рождения дочери. Ходили устойчивые слухи, что погибла в машине любовника, когда он ее домой подвозил. Не справился с управлением на гололеде. Генрих после этого дочь не то что не воспитывал, но и практически не видел – она лет до четырнадцати, плюс-минус не знаю точно, жила у бабушки в Саранске. Когда бабушка умерла, Генриху пришлось забрать дочь к себе. В Москве отправил он ее в сто пятьдесят первую школу. Слышал про такую?

– Нет.

– Образцово-показательная школа, хотя на первый взгляд вполне обычная. Но в каждой параллели классов учатся дети непростых родителей, никак не пересекаясь с обычными. К тому времени как Генрих забрал девочку, у него или проснулись отцовские чувства, или отношение поменялось, в общем он ей потворствовал и несколько раз выгораживал из серьезных скандалов. Очень серьезных – ее даже из школы два раза выгоняли.

– Из одной и той же?

– «Сто пятьдесят первая школа» – это собирательное название, таких школ по стране много, в Москве чуть меньше десятка.

– Ясно. Он анализ ДНК сделал?

– Что?

– Тест на отцовство я имею ввиду.

Родионов снова крайне внимательно на меня посмотрел, но вопрос комментировать не стал.

– Да, это его дочь.

«Интересно, а откуда Родионов знает, что Станкевич тест ДНК делал?»

– Ясно.

Углубляться в дебри отношений отцов и детей я не стал, не мое дело. Тем более что после объяснения Родионова мне действительно стали ясны и полностью понятны и поведение Алисы, и природа ее воспитания.

– Генрих в общении человек сложный, как ты понимаешь, – после долгой паузы снова заговорил Родионов, заказав у Лидочки уже третью (куда столько?) чашку кофе. – Не исключен вариант, что он начнет на тебя давить.

– Каковы разрешенные рамки возможностей моего ответа?

– Если драться полезет, мне позвони.

– Может прямо драться полезть?

– Я образно.

– Хорошо, понял.

Остаток пути проделали в молчании, да и скоро уже снижаться начали, заходя на посадку в Шереметьево. Здесь, прямо на взлетно-посадочной полосе, меня ожидала машина с эскортом сопровождения. Только меня, чтобы довезти до места встречи с Генрихом Станкевичем.

Родионов летел дальше, куда точно – не сказал. «По служебной необходимости».

Ладно, неважно это. Сейчас более интересно, как сложится разговор со вторым секретарем московского обкома. Уже прямо горю желанием увидеть этого удивительного своими личностными качествами человека.

Глава 22

Покинув Шереметьево, везущий меня кортеж низко полетел по Ленинградке. Мимо замелькали привычно-непривычные московские пейзажи, после – когда мы свернули на Садовое кольцо, Москва и вовсе стала почти неотличима от себя прежней. Чисто, аккуратно, местами ярко, много людей и машин.

Петроград в этом мире был столицей Российской Федерации, а Москва с относительно недавних пор, с девяностых – всего Советского Союза. И здесь, хотя въезд в старый город как и в Питере платный, днем и ночью без перерыва кипела жизнь. Москва никогда не спит и в моем старом мире, а здесь сам статус города располагает – практически столица мира. Французы с британцами правда пока с этим не согласны, но местные мои соотечественники как понимаю серьезно работают над решением этого вопроса.

Совсем скоро машины съехали с Садового кольца и подъехали к одной из «сталинских высоток» – неподалеку от Белого дома, на площади Восстания, как я увидел табличку с названием. В моем мире эта площадь как-то иначе называлась, точно не «Площадь Восстания», но как – я не помнил, а скорее всего даже и не знал.

Подъехали мы прямо к одному из входов в здание, и дальше я уже пошел только в сопровождении Семеновича, который явно собирался не отходить от меня ни на шаг.

– Ты и со Станкевичем со мной разговаривать будешь? – спросил я у Семеновича, когда мы в лифт зашли.

– Нет, рядом просто буду, за дверью. Если что, кричи.

– Есть вариант, что надо будет кричать?

– Ну вдруг он драться полезет.

– Ты сейчас серьезно?

– Серьезно что?

– Что драться полезет.

Родионов тоже на нечто подобное намекал совсем недавно, и второе упоминание об этом меня честно сказать напрягло.

– Не то чтобы совсем серьезно, но такой вариант я бы не исключил.

Хм. Семенович, в отличие от своего руководителя, в шутку сказанное не переводил.

В этот момент раздался мягкий звуковой сигнал, двери лифта открылись. Мы вышли в коридор, и оба не сговариваясь остановились, чтобы закончить обсуждение. Я посмотрел вопросительно, Семенович продолжил:

– Генрих несколько раз срывался на подчиненных. Там… в общем, увидишь его, поймешь, у него на лице все написано. Благодарности ты от него точно не дождешься, скорее ушат помоев получишь. Насчет рукоприкладства… я поэтому и здесь, с тобой. Конечно подобное у него совсем давно в последний раз было, он уже себе такого не позволяет, но ты же сам понимаешь, как на людей действуешь.

– А как я на людей действую?

Вот теперь Семенович удивился.

– Тебе не говорили?

– Нет.

– Ты всегда держишься крайне отстраненно. От этого большинству кажется, что ты смотришь сильно свысока. Для многих это невыносимо, а уж как для Генриха будет… Если будешь в разговоре с ним держать свою морду лица как обычно, думаю ему это очень не понравится. К тому же ты улыбаешься часто, причем делаешь это так, что очень сильно раздражает.

– Даже тебя?

– Меня не очень часто, но бывает.

Вот это ничего себе. Услышанное меня серьезно озадачило: я раньше как-то не думал об этом. То есть получается, что на многих людей я действую так же, как и Мэйсон-младший со своей белозубой улыбкой?

«Значит я также, как и прокурорский сын окружающих раздражаю?»

Неожиданно. Очень неожиданно. Для меня услышанное оказалось самым настоящим сюрпризом.

– Ладно, не расстраивайся, – заметил как изменилось мое лицо Семенович. – Ты щ-щегол еще, просто жизнь до конца пока не понял. Ты ведь почти не обращаешь внимания на других, это серьезно задевает. Но вообще, тебе раньше этого не говорили ни разу?

– Нет.

– У тебя друзей не было что ли?

– Нет.

Семенович только что явно забавлялся. Но сейчас увидел, что я говорю серьезно и подтрунивать перестал.

– Ладно, пойдем.

Квартира Генриха Станкевича занимала сразу два этажа. Гулко, пусто, местами ярко и кричаще дорого-богато. Прямо музей самый настоящий, настоящая резиденция барства с вкраплением сусального золота к месту и не к месту. Нет, я понимаю отсутствие вкуса, но такое…

К недавним словам Родионова про «клинического идиота» я отнесся довольно скептически, но сейчас мне кажется, что он не просто не сгущал краски, а наоборот даже где-то недоговаривал.

Семенович остался в холле, австретивший нас охранник отвел меня в кабинет, где ожидал Генрих не-знаю-как-по-отчеству Станкевич. Кабинет также впечатлял, в первую очередь размерами – тут в футбол играть можно. Еще и панорамные окна, оттого немного неуютно. Очень просторно, даже слишком. Здесь, скорее, место не для работы, а место для того чтобы слушать отчеты о чужой работе.

Генрих Станкевич встретил меня сидя за столом в «директорском» кресле. Это был импозантный мужчина с благородным профилем, волевым подбородком и пристальным взглядом близко посаженных глаз. Прическа – зачесанные вверх и назад густые черные и влажно поблескивающие волосы. Последний крик политической моды. Да, Родионов очень верно подметил: «…ну а то, что идиот, видно не сразу». Внешность образцовая – прямо на предвыборный плакат, голоса собирать.

Когда я зашел, господин Станкевич не просто не поздоровался, даже головы не повернул, глядя на панораму Москвы за окном. И только выдержав паузу, дав возможность рассмотреть его профиль, обернулся ко мне и принялся внимательно разглядывать. Я тоже здороваться не стал, прошел через (длинный как взлетная полоса) кабинет и остановился неподалеку от стола.

По-прежнему не было сказано ни единого слова. Станкевич рассматривал меня, а я его. Думая о том, что не похожа на него Алиса, совсем; единственное что роднит – черные как смоль волосы. В остальном – совершенно чужое лицо, даже близко нет похожих черт. Понятно, почему он ее подальше от себя столько лет держал. Особенно учитывая, что его первая жена, мать Алисы, погибла в автокатастрофе вместе с любовником.

Сесть Станкевич мне так и не предлагал, но я не расстраивался – рассмотрев его, уже с интересом скользил взглядом по оформлению кабинета. Как-то слишком уж дорого-богато, даже давит обстановка. Я бы в таком работать не смог. Но поглазеть интересно. Как в Эрмитаже оказался. Картины еще такие… такие… Как бы это помягче выразиться… Так, а это что, реально его портрет?

Посмотрев на изображение мужчины в полный рост в античном наряде среди парящих ангелов и зеленых древ, я увидел в его лице смутно знакомые черты. Перевел взгляд на хозяина кабинета, потом снова на портрет. Ну да, точно он.

Обалдеть.

Испанский стыд самый настоящий – когда делает что-то кто-то другой, а стыдно почему-то тебе.

– Моя дочь в тебя влюблена.

Отвлекшись от портрета – на котором Генрих не-знаю-как-по-отчеству Станкевич был отображен в полный рост в римской сенаторской тоге с пурпуром, я посмотрел на него оригинального. Говорить ничего не стал – все еще не в силах отойти от удивления портером, оказался еще и огорошен таким нетривиальным началом беседы.

– Так и будешь молчать? – поинтересовался хозяин кабинета.

Станкевич сейчас сидит и смотрит на меня снизу. Но он вальяжно развалился в кресле и положил руку на столешницу так, что возникает ощущение как будто взгляд сверху-вниз.

Да, так смотреть уметь надо.

– Это был вопрос? – пожал я плечами. – Если вопрос, то я не знаю, влюблена или нет в меня ваша дочь.

Уголок рта у собеседника после моих слов заметно дернулся. Он явно хотел сказать что-то резкое, но в последний момент передумал.

Помолчали еще немного. Я вернулся вниманием к удивительному портрету, Станкевич сел прямо и буравил меня взглядом. Прошло около минуты, после чего он вдруг открыл ящик стола и одну за другой выложил на стол десять пачек сторублевых купюр в банковской упаковке.

Хорошие такие пачки, красивые. Каждая – десять тысяч рублей, быстренько прикинул я. Большие деньги, почти десять мустангов, вернее кугуаров, подобных тому какой я себе во Флориде купил.

– Здесь сто тысяч рублей. Еще двести тысяч я переведу тебе на счет.

Может быть, Семенович слишком предвзято к Станкевичу относится. Триста тысяч – хорошие деньги. На квартиру в престижном районе Петрограда конечно не хватит, но можно купить приличную квартиру в хорошем районе, или две отличных квартиры в приличном районе.

В общем, серьезно ошибся Семенович в утверждении, что благодарности я не увижу. Понятно, что оценивать деньгами жизнь дочери – моветон, со своим положением Генрих Станкевич мог бы что другое предложить. Но, наверное, благодарит как умеет.

– Я даю тебе триста тысяч чтобы ты близко к моей дочери больше не подходил и вообще забыл о ее существовании.

«Ноги мне в рот, вот это поворот!» – как говорила одна моя хорошая подруга.

Правота Семеновича вернулась во всей красе: это совсем не благодарность. Деньги – просто решение возникшей в их семейке проблемы.

На самом деле, триста тысяч – в иной ситуации, я бы взял. Приличная сумма, такая лишней в хозяйстве никогда не будет. Я и за одним рублем-то наклонюсь, если увижу, что на земле валяется меня ждет. Это ж деньги. Но. Генрих Станкевич явно своеобразный человек, и, если я сейчас возьму у него деньги, он наверняка воспримет это так, как будто мне их в долг дал. Либо же, что даже вероятнее, как будто я их у него украл.

Наверняка так и будет, и по возможности он мне или всегда об этом будет напоминать, как возможность появиться – пусть даже и не лично, или вовсе возненавидит. Действительно передо мной деятельный и опасный идиот, несмотря на удивительно располагающую внешность.

Правильнее было бы сейчас мне отказаться и уйти. Но мудрый Семенович оказался прав не только в том, что я здесь благодарности не дождусь. Прав он оказался и насчет ушата помоев. А я не люблю, когда на меня выливают ушат помоев.

– Вы можете все триста тысяч безналичным расчетом перевести?

– Могу.

– Вы про такой фонд «Справедливая помощь» слышали?

– Да. Какое это имеет отношение к делу?

– Переведите все триста тысяч на его реквизиты, пожалуйста. Я туда сегодня позвоню, предупрежу что будет перевод и скажу им сколько денег на какие проекты адресно распределить.

Станкевич молча и с удивлением на меня смотрел. Подобного захода он точно не ожидал, и сейчас не справившись с эмоциями даже хватанул пару раз воздух как брошенная на лед рыба.

– Это все? – спросил я и встав вполоборота показал в сторону двери. – Я могу идти?

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – разродился Станкевич довольно странным вопросом.

О-о-о. Я многое хотел бы ему сказать. Как говорится, если зовете меня на корпоратив и упорно уговариваете выпить с вами, будьте готовы услышать о себе много нового и интересного.

Ладно, это я сам с собой шучу, просто настроение почему-то хорошее. Триста кусков настоящих денег в благотворительный фонд – приятно делать добрые дела. Без шуток, реально настроение улучшилось. Поэтому как бы много всего не хотел я сказать господину Станкевичу, делать этого конечно же не буду.

Так что я лишь развел руками, жестом показывая, что не понимаю чего от меня хотят.

– Тебе настолько безразлична моя дочь?

– Это вопрос, не имеющий никакого отношения к делу.

– Почему?

«Ты дурак что ли, как это почему? Кто из нас второй секретарь обкома, ты или я?» – так и захотелось ему сказать. Сдержался, заговорил ровным тоном, объясняя вроде бы очевидное.

– Потому что мы с ней из разных социальных групп. Речи о мимолетной интрижке как понимаю не идет, а вы заранее планируете хорошее замужество для своей дочери. Для этого нужно выбирать ей жениха из своей социальной страты, причем такого жениха, который как минимум или имеет крепкое положение и перспективы в высоком обществе, или умение грамотно управлять деньгами. Большими деньгами, а не такими как… – показал я на стопки на столе. – Иначе дети Алисы, ваши внуки, будут вынуждены ходить на работу пять дней в неделю, зарабатывая себе на жизнь. У меня нет ни положения в обществе, ни умения управлять большими деньгами. Это же любому дураку очевидно, или вы меня сейчас просто на сообразительность проверяете?

Хм, похоже последняя подача оказалась явно лишней. Я уже как-то имел неосторожность испортить отношения с одним директором, еще в другом мире. Тоже тогда речь шла о вполне очевидных вещах, и я не думая произнес фразу: «Это же любому дураку очевидно».

Как тогда оказалось, не любому.

Понятно, что нюансы воспитания и пристройства наследников состоятельных семейств – не общественное достояние, но я никак не думал, что господин Станкевич так удивится сказанному сейчас. Мне об этом отец с момента первых проблесков разума периодически долдонил, усилив громкость наставлений особенно когда у меня первые подруги появляться начали.

Или Станкевич сейчас не от этих моих слов удивляется? Вообще не могу понять по его лицу, чего он от меня ждет, и чего хочет услышать.

– Жениху вашей дочери не в последнюю очередь необходимо будет принять на себя обязательства по сохранению накопленного вами семейного капитала, я под это просто не подхожу. Очевидно, что стоит вам выйти на покой, как меня тут же сожрут.

Здесь я немного лукавил, конечно – не договаривая, что у меня в этом мире есть немного важных дел, которые не предусматривают возможной роли кавалера Алисы, боже упаси.

Станкевич молчал, по-прежнему очень странно на меня глядя. Даже не могу понять его эмоции, каша какая-то. В покер я бы с ним точно играть не сел, вообще непонятно ничего, просто не прочитать его. Как будто настройка радиоприемника взбесилась, сплошное шипение и мельтешение нескольких голосов накладываются.

Ладно, надо закачивать уже.

– В общем, под роль жениха не подхожу, так что обсуждать эту тему не вижу смысла. У меня нет положения в обществе, у меня нет грамотности в управлении большими потоками денег, кроме того мне это неинтересно. Теперь я могу идти?

– Тебе неинтересна Алиса?

– Речь сейчас была об управлении большими потоками денег. Это мне не интересно.

– А она совсем тебе не нравится, правильно понимаю?

Ну вот опять почем за рыбу деньги. «Дядь, ну хорош, прекращай!» – захотелось уже мне повысить голос. Но я сдержался.

– Ваша дочь красивая и умная девушка, но нравится она мне или нет, еще раз: не имеет отношение к делу.

– Она в тебя влюблена без ума.

– Это пройдет, – успокаивающим тоном, как доктор на приеме, произнес я. – Если является проблемой, отправьте ее на несколько месяцев куда-нибудь подальше, а еще лучше – волонтером в госпиталь или приют для животных.

– Это все, что ты можешь сказать?

Господи, какой же он тупорогий. Просто никак его не пробьешь: похоже, у него лобовая броня плавно переходит в затылочную кость, как Артур Волков из логистики любил говорить, когда кто-то жестко тупить начинал. Единственный нормальный человек в том вертепе различных совещаний, которые я имел счастье посещать в прошлом мире во время своей недолгой карьеры. Он еще много такого хлесткого говорил, я за ним иногда даже записывал.

Генрих Станкевич между тем продолжал смотреть на меня с вопросом ожидания. Наверное, лучше бы мне было сейчас промолчать. Но все же – на волне хорошего настроения от трехсот тысяч на благотворительность (легко пришли легко ушли) и от удивления его непробиваемостью я не удержался.

– Знаете, когда я спасал жизнь вашей дочери, совершенно не думал о том, чья она дочь. Я даже этого не знал. А если бы знал, тоже не думал бы. Более того, вытаскивая ее из воды я совершенно не думал о том, что она в отношении меня вела себя крайне невоспитанно и невежливо…

Вот почти не соврал – там ведь такие сиськи были, что я в тот момент на них немного отвлекся даже несмотря на надвигающийся на нас вал цунами.

– …и сейчас, видя величину и размер вашей оценки жизни и спокойствия своей дочери, хочу сказать: я просто сделал то, что сделал бы каждый на моем месте. Не стоит таких огромных благодарности. Теперь все, я могу идти?

– Пшел вон, – с гримасой отвращения махнул рукой Станкевич.

Вот тут-то у меня планка моей девиантной, частично демонической сущности и упала. Причем одномоментно – буквально краткий миг повело морозцем по плечам, и в груди уже возник ком обжигающе-холодной ярости.

– С зеркалом так общайся, дегенерат.

– Что? – свистящим шепотом выдал ошарашенный Станкевич.

– Что слышал. Вежливости для начала возьми пару уроков, прежде чем к людям из норы вылезать, животное ты тупое.

– Ты что сейчас сказал, молокосос? – загремел голосом Станкевич, поднимаясь из-за стола и буквально нависая надо мной.

На других, наверное, это действовало.

– Ты глуховат или туповат? – вопреки его ожиданиям, я сделал мягкий шаг вперед.

Говорил я негромко, спокойным тоном. Но, видимо (это я краем обычного сознания отметил), Станкевич что-то увидел в моем взгляде, интуитивно почувствовал опасность. А опасность была, реальная – я ведь сейчас уже не совсем человек, демоническая сущность в моменте берет вверх; мне сейчас убить его как кашлянуть, я собой вообще не владею.

Станкевич инстинктивно почувствовал опасность, но недооценил свои предчувствия – у него, как понимаю, тоже сейчас в груди клокотала ярость, только горячая, а не ледяная как у меня.

– Сученок, я тебе сейчас колено прострелю и посмотрим, как ты запоешь…

Интуиция опасности подвигла этого дурака только на то, чтобы повысить градус угрозы. Частично подтверждая слова делом, Станкевич даже демонстративно выдвинул ящик стола.

Был там пистолет действительно, или просто пугает, проверять я не стал – сделал длинный скользящий шаг вперед, и что было сил ударил подошвой в край столешницы. Стол от удара проехался назад около метра, ударил Станкевича в район бедер и заставил его отшатнуться. Я уже – прыжком, запрыгнул на стол, схватил Станкевича за волосы высокой набриолиненной прически, и спрыгнул обратно со стола задом и назад, рывком потянув голову за собой.

«Второго секретаря московского обкома головой об стол, безо всякой вежливости и такта», – подсказал в этот момент внутренний голос.

Нос Станкевича встретился со столешницей с неприятным звуком. Он заорал, выпрямляясь – волосы его я уже отпустил, отбросив вырванный клок. Станкевич ревел от боли и ярости, замахал руками, а я схватился за край стола и могучим рывком подбросил его, опрокидывая. Станкевич снова получил столешницей по лицу и отшатнулся. Он запнулся о ковер каблуком, заваливаясь назад – и с глухим стуком, с размаха падения вошел затылком в стекло панорамного окна. Стекло оказалось крепким, не разбилось. По нему Станкевич и сполз вниз – не потеряв сознание, но явно потеряв ориентацию.

«Нет-нет-нет, стой!» – это уже мой голос разума истошно закричал, обращаясь к самому себе. Было отчего кричать – проходя мимо опрокинутого стола с пола я подхватил бронзовую статуэтку красивой девы, перехватывая ее за голову на манер булавы – с боевой частью в виде тяжелого основания.

Жить Станкевичу оставались считанные секунды. Я сопротивлялся демонической сущности как мог, но у меня просто не получалось взять свои действия под контроль. Пока не получалось – я почувствовал, что бездушный холод отступает, еще немного и…

– Пожалуйста, не надо! – раздался за спиной девичий голос.

Обернулся я резко, готовясь атаковать. И увидел Алису – девушка стояла прислонившись спиной к дальней стене, закрывая лицо руками.

Вот почему Станкевич так себя вел. Алиса все это время находилась здесь, слушала нашу беседу. Слушала, а не наблюдала – взгляд бы я почувствовал; зато чувствовал какое-то иное внимание, вот это и не давало мне покоя.

Это оказывается не у Станкевича такой тяжелый взгляд и раздрай эмоций, это просто не только мы с ним в кабинете были. И понятны теперь вопросы его вроде на первый взгляд такие тупые и повторяющиеся. Все потому, что ответы на них предназначались не для него совсем.

Как просто.

После прозвучавшего только что возгласа Алисы ледяная жажда убийства меня практически отпустила. Но обжигающий холод ярости из груди еще не ушел, поэтому, чтобы не доводить до греха, я швырнул бронзовую статуэтку прямо в голову портрета на стене. Четко попал, аж в стене вмятина появилась заметная, на все лицо – только лавровый венок теперь четко виден остался.

Желание убивать как рукой сняло, а от осознания того, что могло только что произойти, окатило волной жара.

– Прошу понять и простить. Был напуган, – поднял я открытые ладони обращаясь к Алисе. Какой у меня удивительно ровный и спокойный голос.

Глянул на пытающегося подняться Станкевича, на перевернутый стол – он лежит ножками вверх, и, если там все же есть пистолет в ящике, быстро его не достать. Ладно, здесь уже ничего не исправишь, последняя подача с ноги в голову второму секретарю московского обкома тоже, наверное, будет лишней, так что пора сваливать отсюда.

– До свидания, – вежливо попрощался я с ворочающимся на полу хозяином кабинета и направился к выходу. Девушка Алиса в этот момент отлипла от стены – а вот теперь вижу там рядом ширму, за которой она стояла.

Алиса быстрым шагом направилась в мою сторону. Лицо все в дорожках слез, но вид сосредоточенный. Я притормозил чуть, думая что она собралась мне что-то высказать, но Алиса просто пошла рядом, вместе со мной направляясь в сторону выхода.

– Алиса! – прохрипел от стены Станкевич, пытаясь подняться.

– Пошел ты! – пронзительно, едва не срываясь в истерику, крикнула Алиса у самой двери. – Ты мне не отец!

Я только вздохнул мысленно. Вот что бывает, когда не воспитываешь своих детей – они просто перестают быть твоими.

Крикнула Алиса, кстати, как раз в тот самый момент, когда я открывал дверь. Охранник Станкевича, да и Семенович столь неожиданному появлению девушки серьезно удивились. Они и так были взбудоражены шумом из кабинета, по виду обоих заметно.

– Семеныч, у нас большие проблемы, – буднично сообщил я.

– Руки назад, – Семенович в момент нашего с Алисой появления уже держал пистолет, направив его на охранника. Вжикнули пластиковые браслеты на запястьях и щиколотках – пара секунд, и охранник Генриха Станкевича остался сидеть на диване.

– Ничего личного, дружище, – похлопал его по плечу Семенович.

После этого посмотрел на меня крайне выразительно – вот в его взгляде, в отличие от бездны в глазах Станкевича, я прекрасно увидел легко читаемые эмоции, а также невысказанные матерные конструкции. После столь короткого и мимолетного, но выразительного обмена взглядами мы быстрым шагом направились к выходу из квартиры.

Алиса, шмыгая носом и вытирая льющиеся градом слезы, шла с нами. Что с ней делать теперь, ума не приложу. Впрочем, это не самая главная сейчас проблема. Вопрос стоит, что вообще теперь делать – о чем Семенович, когда мы, игнорируя лифт сбежали по лестнице и погрузились в машину, спросил чуть-чуть иными словами.

Алиса в машину села вместе с нами. Вроде как-то странно, что девушка едет с нами (зачем?), а вроде и не прогнать ее, оставляя наедине со случившейся семейной катастрофой.

Наша машина резво тронулась с места и проскочив по дворовым проездам повернула налево, на широкую улицу. Как называется не знаю, но для меня улица особенная и узнаваемая – в моем мире именно здесь разворачивались одни из основных событий путча девяносто первого года. Основные уличные события, конечно же, а не предшествующие им кабинетные. В окно машины я увидел Белый дом, чуть погодя мы выскочили на Новоарбатский мост. По этим улицам я гулял и в моем мире, и в этом, когда недавно Москву посещал.

Это все я обдумывал и глазел я по сторонам потому, что все в машине молчали. Я сначала недоумевал, почему Семенович ничего не говорит, ничего у меня не спрашивая, но очень быстро понял причину: ехать оказалось всего несколько минут.

После того как мы перескочили через Москву-реку и съехали с моста, машина сразу же повернула к гостинице «Украина» – еще одной «сталинской высотке». Заехали во двор под шлагбаум, подъехали к служебному входу.

Быстрым шагом прошли, почти пробежали через холл, поднялись на двадцать девятый этаж. Здесь, в просторном номере, нас уже ждал Родионов. Неожиданно, он же вроде улетел. Похоже или планы поменялись, или кто-то меня, мягко говоря, слегка обманул.

Родионов явно был сориентирован примерно о произошедшем, потому что мерил шагами гостиную номера и когда мы вошли, взглядом и жестом показал всем рассаживаться.

– Рассказывай, – обратился он ко мне.

Глава 23

Генрих Станкевич сидел, откинувшись глубоко в кресле. На лице он держал гипотермический пакет холодного компресса. Когда щелкнул замок и открылась дверь, он чуть повернул голову, посмотрев кто пришел, после чего принял прежнее положение.

– Если в деревне ночью выйти из танцевального клуба и посмотреть на звезды, из носа перестает идти кровь, – вместо приветствия произнес Родионов, после того как закрыл за собой дверь.

Станкевич отвечать не стал. Он больше не шевелился, так и продолжая сидеть запрокинув голову. Родионов прошел по кабинету направляясь ко столу, но задержался на середине пути – зацепившись взглядом за ростовой портрет Станкевича в античной тоге, на котором на месте головы была заметна глубокая вмятина.

– Серьезно, – прокомментировал Родионов увиденное. – Наконец-то кто-то это сделал, – добавил он немного погодя.

Генрих Станкевич чуть повернул голову, глядя как Родионов рассматривает испорченную картину, но снова комментировать ничего не стал. Родионов же опять хмыкнул, отвел взгляд от портрета и прошел ко столу.

– Нос не сломан?

Ответа вслух не последовало, только неоднозначное движение плеч.

– Зубы целы?

– Да, – ответил Станкевич, выпрямляясь и убирая от лица пакет компресса.

– У-у-у… – прокомментировал зрелище Родионов. – Споткнулся, Генрих?

– Не смешно.

– А это и не шутка. Генрих, твоя задача была до ужаса банальной и элементарной: сыграть эталонного мудака. Это совсем несложно – тебе всего лишь надо было быть самим собой. Переигрывать совершенно не было нужды.

Отвечать сразу Станкевич не стал. Дернул уголком губ, вновь поднял пакет компресса, прислонил к лицу и откинулся на спинке кресла.

– Ты пришел надо мной издеваться? – не глядя на Родионова глухо поинтересовался он.

– Нет, я пришел удостовериться, что ты жив-здоров, а также сделать вид что договариваюсь с тобой о решении вопроса. Сглаживаю, так скажем, твой конфликт с моим подопечным. Как он тебе, кстати?

В ответ Станкевич только выругался глухим голосом.

– Я знал, что понравится, – улыбнулся Родионов. Взгляд его, впрочем, оставался при этом холодным как лед.

– Он совершенно безразлично относится к Алисе.

– В числе прочего поэтому она и потеряла голову. Не волнуйся, я решу вопрос.

– Дима, я не уверен, что это сработает.

– Генрих. В отличие от тебя, я отвечаю за свои слова и выполняю свои обещания. И я тебе гарантирую, что когда ты умрешь, я смогу сохранить для твоей дочери твои накопленные капиталы, большую их часть которую не конфискуют, а также уберечь твою дочь от мести семьи Черной.

– С помощью этого…

Дальше последовала негромкая, но емко характеризующая Максима Царева тирада.

– Да, с помощью этого крайне способного молодого человека. Не забывай, что он уже один раз спас ее, не проплыв мимо, не сможет бросить и во второй раз. Мы его давным-давно просчитали, и я тебе гарантирую, что все будет хорошо. Не обещаю, что он в нее влюбится, женится и у них будет мал-мала детишек, но как минимум он поможет ей сохранить твое наследство, статус и обеспечить защиту. Тебе для этого всего лишь надо будет вовремя пустить себе пулю в голову. Или ты собрался в окно прыгать? Я к тому, что если так, то прыгай пожалуйста на чистую улицу, чтобы никому на машину не приземлиться, ты и так проблем в этой жизни достаточно создал, скольким жизнь испортил.

– Ты сейчас специально так жестоко себя ведешь? Отыгрываешься на мне?

– А ты всю свою жизнь специально себя как конченый ведешь? Отыгрываешься на других людях? Генрих, вот с кем с кем, а с тобой миндальничать я бы в последнюю очередь стал.

– Ты зачем сейчас пришел?

– Я же тебе уже сказал. Сделать вид что договариваюсь с тобой. Ну и, конечно, не в последнюю очередь проверить, что наш договор в силе. Терпеть ненавижу мартышкин труд, знаешь ли. Так что, если ты решил спрыгнуть не из окна, а с наших договоренностей, сообщи заранее.

– У меня к тебе будет просьба.

– Какая?

– Дим, можно я не сам?

– Что не сам?

– Не издевайся, ты все прекрасно понял. Можно оформить как несчастный случай? На охоте, например.

– Генрих, ты вертишься как уж на сковородке! – даже удивился Родионов. – Не-не-не, прости, у меня легиона душегубов нет. А даже если бы и были… Знаешь, всегда должен быть не только пример лучшего из лучших, но и эталонный образец того, кем не надо быть. Когда ты пустишь себе пулю в голову, в узких кругах это будут весьма широко обсуждать, а грамотные люди сделают грамотные выводы. Так что давай сам, все сам, друг дорогой.

– Сколько у меня времени?

– Все также, еще несколько месяцев я могу попридержать прокурорских. Но это не просто, там парни борзые, уже когтями землю цепляют, готовы тебя рвать начать на британский флаг. Я поэтому спрашиваю еще раз: у нас все в силе?

– Да, – ответил Генрих после небольшой паузы.

– Генрих. Друг. Я слышу некоторую неуверенность в твоем голосе. Скажи честно, ты настроен меня обмануть?

Вместо обмануть Родионов использовал иное слово, гораздо более емкое по звучанию.

– Нет, – сдавленно ответил Станкевич.

– Понимаю, – покивал Родионов. – Понимаю… Генрих, ты сейчас все еще ищешь пути спрыгнуть с поезда? Ты еще не понял, что таких путей у тебя просто нет? Ты серьезно намереваешься меня обмануть?

– Нет, ты не так понял.

– Я все так понял, друг. Это ты ничего до сих пор так и не понял своей тупой головой! Ты либо можешь купить своей дочери достойную жизнь, получив забвение и даже похороны с воинскими почестями, либо же окажешься в позорной яме навсегда, отправившись зону топтать и мундиры для родной милиции шить остаток жизни. Мне даже ничего не нужно будет делать, тебя не преминут смешать с грязью все те, кто не забыл как ты вел себя, когда была возможность показать свое истинное лицо. Отыграются на тебе, и на твоей дочери. Тебе напомнить хотя бы пару фамилий?

– Я все понял, Дим. Я обещаю, что сделаю как договорились.

Родионов долгим взглядом посмотрел на отнявшего от лица пакет со льдом Генриха, после чего кивнул.

– Вот и отлично. Не хворай.

Родионов поднялся. Посмотрев еще раз на вмятину на месте лица у портрета, он покачал головой, после чего не прощаясь и не оборачиваясь направился к выходу из кабинета.

– Генрих? – обернулся он от самой двери.

– Да?

– Ты название благотворительного фонда запомнил?

– Что?

– Генрих, ты реально придурок или сейчас притворяешься?

– Справедливое что-то.

– «Справедливая помощь»

– Да, запомнил.

– Выполняй. Хоть что-то хорошее в своей жизни сделаешь, – с этими словами Родионов закрыл за собой дверь.

Станкевич убрал подтаявший, но еще холодный пакет от лица и долго смотрел Родионову вслед. Несколько минут, не меньше, после чего открыл ящик стола. Таким же долгим взглядом он посмотрел на свой наградной пистолет, потом резко захлопнул ящик и снова откинулся в кресле, вновь прислонив к лицу холодный компресс.

По лицу второго секретаря московского обкома от подтаявшего пакета стекали капли воды. И слезы.

Глава 24

Еще буквально минуту назад все было просто великолепно.

Вчера вечером Родионов довольно быстро решил вопрос со Станкевичем, так что никакого продолжения история с избиением, удивительное дело, второго секретаря московского обкома не получила.

Сегодня утром я попрощался с Алисой. Нормально попрощался, да и общались мы с ней вчера вечером нормально, даже пару серий нового сериальчика вместе посмотрели. Девушка притихла, характер и воспитание свое не показывала, даже улыбалась иногда немного застенчиво. Увидит кто ее в таком состоянии, до сей поры незнакомый, может даже подумать, что хорошая девушка.

С первыми лучами солнца Алиса покинула гостиницу – Родионов отправил ее на ведомственную дачу, обещав через неделю свозить и помирить с отцом. Время до обеда забрало ленивое ничегонеделание, два завтрака и подготовительные хлопоты, но сейчас я уже был готов к выходу из отеля – надев привезенную парадную форму, наводил последний лоск перед зеркалом.

Сегодня меня ждали в посольстве Конфедерации, чтобы возвести в статус кавалера ордена «Легион Почета» – вручаемого за выдающиеся заслуги. Орден мне полагался четвертой степени – статуса «легионер», предусмотренного для награждения младших чинов, но зато с литерой «V», подразумевающей проявленную в боевой обстановке отвагу.

Красавчик я, конечно – парадную форму до этого момента надевал всего один раз, больше поводов не было. Сейчас же, когда к знакам отличия на правой стороне груди добавились планки государственных наград – медали «За Отвагу» и орден Богдана Хмельницкого четвертой степени, так и вовсе отлично выгляжу.

Горжусь собой.

Даже прямо сейчас, несмотря на накатывающую как девятый вал новую проблему, краем глаза смотрел на себя в зеркало и не мог об этом не думать. «Вид имел лихой и придурковатый», – подсказал внутренний голос, после чего я полностью вернулся в реальность и перестроился на рабочий лад.

Снова посмотрел в глаза недавно ворвавшемуся в комнату Семеновичу, и наконец убрал руку от заломленного берета, который только что поправлял, выверяя положение кокарды.

Так, что он только что спросил. Что я знаю о мобилизационных мероприятиях и порядке их проведения в Российской Федерации? О, это прекрасная история. Если глядя на себя в зеркало в парадной форме я невольно гордился собой, то проходя Курс молодого бойца, вникая в действующую в этом мире мобилизационную систему, я гордился страной.

Три месяца обязательной службы, девяносто дней – каждому, чтобы никто не ушел обиженный. Если служба проходила в гвардейских частях или подразделениях штата «А» – частях постоянной готовности и быстрого реагирования, то каждый год на протяжении следующих пяти лет проходили обязательные сборы по три недели, с назначением в штат кадрированной части. Три недели в год, еще сто пять дней к первым трем месяцам. Военнослужащий первой очереди готовности, так это называлось – в запас после КМБ не отправляли.

Были те, кто привлекался на сборы не следующие пять лет, а шесть и более, но – раз в два года. Как в этом случае происходит и сколько дней проходят сборы, не знаю – не узнавал; я служил в Арктической бригаде постоянной готовности, еще и получил после КМБ направление на офицерские курсы. Которые, кстати – в случае их окончания, подразумевали оплату высшего образования от государства.

Государство вообще всем тем, кто оставался неподалеку от вооруженных сил, серьезно помогало. Первая сторона вопроса – идеологическая, она же по факту практическая: без службы в вооруженных силах просто невозможно было занять сколь-нибудь серьезную должность на госслужбе, да и в обществе приходилось выглядеть белой вороной. Вторая основная сторона вопроса – экономическая. Слишком много преференций давали вооруженные силы – от приличного денежного довольствия, до налоговых льгот и той же оплаты высшего образования.

В общем, в результате проведенной на исходе девяностых годов двадцатого века реформы, крайне тесно интегрировав общество с армией, государство теперь имело возможность в краткие сроки развернуть вооруженные силы приводя их к штатам военного времени. Причем сделав это не в авральном режиме, а во вполне рабочем порядке – потому что мобилизационные процессы из-за постоянных пусть коротких, но массовых сборов работали как часы. Иногда работали армейским способом, конечно, но всегда работали в рамках отлаженной системы, исключающей необходимость личного подвига.

Это я все к чему – за мной только что пришли. По-взрослому пришли: вокруг гостиницы все выезды перекрыты массивными внедорожниками с красными полосами военной комендатуры, не меньше полутора десятка машин, и сразу два автобуса. Думаю, несколько сотен человек собралось, чтобы вручить мне повестку.

Сильный ход. И бежать некуда, никто меня уже от возвращения в армию не спасет. Даже санитарный вертолет не прилетит, как недавно в Сестрорецке – недавно слышал гул винтов, над гостиницей две машины сразу кружат, с крыши забрать меня не дадут.

Все предусмотрено.

Всех людей Семеновича, что были снизу у лифтов, или уже, или вот-вот просто сомнут массой, так что совсем скоро комендачи окажутся у нас наверху. Об этом только что Семенович мне и рассказал, сразу после вопроса о мобилизации.

Похоже, закончилась моя карьера в Федеральной Службе Безопасности, так и не успев начаться. Жалко, жалко. Учебная часть Береговой охраны в Ки-Уэст, во Флориде, проекция и пригляд Родионова – я уже настроился на комфортное пребывание в ожидании прорыва демонов, причем ожидание неподалеку от места действия грядущего.

Сейчас же, когда меня заберут по повестке и отправят… куда? В том-то и дело. Понятно, что задача моя скорее всего будет примерно та же, что и под эгидой у ФСБ, но вот надеяться на удовлетворительное свое положение – как здесь и сейчас, да и за последние недели, уверенно я не могу. Сопротивляться же призыву сейчас – это как бежать по путям навстречу локомотиву и кричать: «Я тебя задавлю».

– Лбами с парнями вы стукаться не собираетесь? – на всякий случай спросил я, взглядом показав вниз.

– Не можем. Они сейчас полностью в своем праве, ты же в списках части.

– Но? – уловил я интонацию в словах Семеновича.

– Но ты еще не получил повестку.

Я выразительно на Семеновича посмотрел. Мнется он как-то, явно волнуется и даже усы теребит – никогда он этого не делал, первый раз вижу.

– Я не могу тебе приказать, но…

– Что?

– Есть вариант.

– Какой?

– Опасный вариант. Я могу дать тебе парашют.

Арктическая бригада, в которой я служил, является частью Береговых войск, но мы проходили и воздушно-десантную подготовку, Семенович об этом знал. Но прыгать из этого здания, высотой едва метров двести…

– Прыжок с принудительным раскрытием, я ассистирую, купол тебе вытяну. Со смотровой площадки по прямой, к речке.

– Семеныч, ты серьезно? У тебя здесь есть парашют?

– Макс, это двадцать девятый этаж, номер иногда используется как конспиративная явка. Конечно здесь есть парашют.

– Зачем на конспиративной явке парашют?

Своими вопросами я пытался отсрочить принятие решения. Хотя чего тут отсрачивать – я уже решил, просто боюсь пока себе в этом признаться.

– На всякий случай, как зачем? – между тем пожал плечами Семенович.

Хотел было я ему напомнить о том, что в торговом представительстве в Новом Орлеане были пулеметы, но не было гранат и ПНВ. Не стал, промолчал.

– Если ты готов сейчас спрыгнуть с повестки, то самолет будет ждать тебя в Шереметьево или во Внуково, куда доберешься.

– Подъезды к аэропортам же перекроют.

– Да, перекроют, – задумался Семенович, так и продолжая теребить усы. Но вдруг вскинулся: – Знаешь, что? А давай в посольство Никарагуа. Здесь рядом, у Круглого дома на Довженко, его любой таксист знает.

– В посольство Никарагуа? – выделил я интонацией название страны.

– У конфедератов тебя ждут наверняка, с кавалерией.

Ну да, точно.

– Ясно. Давай парашют.

– Систему знаешь?

– Рассказывай.

– Пошли, по пути расскажу.

– Куда пошли?

– На выход, пошли-пошли, – показал мне на дверь Семенович. Сам он уже подбежал и распахнул один из шкафов, откуда достал яркий небольшой ранец, по виду рюкзак спортивный. Выбежали из номера, сразу же столкнулись с одним из людей Семеновича. Никифоров его фамилия, еще по торгпредству в Новом Орлеане помню.

– Мы вырубили лифты, но…

– Понял Леха, понял, – махнул рукой Семенович.

Пробежав по коридору мы с ним, перепрыгивая ступеньки, поднялись на несколько этажей вверх по лестнице, едва не снеся по пути небольшую замешкавшуюся компанию. Сегодня весенний погожий денек, светит солнце – и на открытой к посещению площадке тридцать третьего этажа много народа, да и ресторан работает.

Не выходя с лестницы на смотровую площадку, я снял берет, надел ранец с парашютом, затянул и проверил все ремни под приглядом Семеновича. После этого он уже сам подтянул мне грудную перемычку, дернул ремни ножных обхватов, проверяя натяжение.

– Что-то мне надо знать? – спросил я у него.

– Парашют я тебе принудительно выдерну. Петли управления красного цвета, не ошибешься. Лети прямо, при приземлении ноги вместе, купол сразу гаси. На набережной как можно скорее лови такси, тебе в посольство Никарагуа. Все.

– Погнали.

Выскочили с лестницы на смотровую площадку, осмотрелись по сторонам. Здесь стеклянное ограждение в половину человеческого роста, прыгать с такого никак – только если как через барьер. Поэтому уже через пару секунд мы пододвинули к ограждению несколько пустых столов.

В ресторане были люди, многие уже вставали, смотрели на нашу суету с удивлением. Бежал в нашу сторону официант, но на него мы не обращали внимания. Заскочили на столы, я подошел к самому краю. Под ногами – светло-зеленый парк, чуть дальше изгибающаяся набережная Тараса Шевченко, по которой едут немногочисленные машины. Гул винтов слышен, но машин не видно – с другой стороны здания сейчас.

Солнышко светит горячо, по-весеннему, какой прелестный день. Но ветерок свежий, сейчас с порывом даже стылый – я поежился.

– Готов?

– Готов.

– Пошел.

Разбежался в три шага по белоснежной скатерти и прыгнул. Нога в последний момент проскользнула по поехавшей скатерти стола, оттолкнулся неудачно – прямо чтоб красивый полет, с раскинутыми в сторону руками в прыжке веры, не получился.

Вытягивающей стропой меня еще отклонило чуть назад, после купол вырвался на свободу закрывая небо, плечи сильно дернуло, замелькали стропы и яркая желтая ткань купола-крыла. Я зацепился взглядом за петли управления – красные, яркие, как Семенович и обещал. Но тут понял, что у меня перекрутило стропы, и я падаю неуправляемо.

Несколько неприятных мгновений – в моменте длящихся отдельную вечность, после чего стропы раскрутило, при этом меня разворачивая. Вот только теперь я летел совсем не прямо – не по плану в сторону сквера и дальше к набережной за которой возвышается Белый дом. Меня развернуло, и сейчас по пологой дуге я снижался в обратную сторону. Не прямо к фасаду гостиницы, чуть вбок – в стену примыкающего к высотке гостиницы десятиэтажной пристройки крыла здания.

– Воу-воу-воу!

Обхватил петли управления сверху, даже не успев просунуть в них руки, потянул, меняя направление полета.

Угол здания я практически миллиметрами облизал, но купол при этом задел за стену дома, слегка заворачиваясь. Скорость спуска (падения) увеличилась, мелькнули мимо деревья вдоль Кутузовского проспекта, за ветви одного из которых парашют и зацепился. Меня рвануло за плечи, останавливая полет, мелькнули в поле зрения земля, небо, купол, ветки и машины на Кутузовском; совсем рядом тротуар еще заметил, люди по нему идут.

Показалось, что увидел себя со спины, а после с треском ткани и криком «полундра!» я приземлился на зеленый газон, который вдруг прыгнул мне прямо в лицо.

Упал ровно и красиво – широкой грудью прямо в траву. Как оловянный солдат.

Полежал немного. Приятно, мягко; еще хорошо, что в этом мире беспощадные штрафы за выгул собак на газонах и за мусор в виде окурков, так что я на чистое место приземлился.

Живой, надо же. О таких мелочах еще думаю. Хотя, если бы приземлился в собачьи экскременты, мелочами бы мне это не показалось – мысли метались в голове хаотично, при этом появилось понимание, что еще нечего не закончено, все только начинается.

Эта мысль помогла даже поймать дыхание и наконец-то сделать вдох. Сразу после этого я поднялся, расстегивая ремни парашютного ранца. Немного повозился с одним из ножных обхватов, после сбросил ранец не оглядываясь.

Вокруг собралось несколько десятков людей – стояли по одному и несколькими группками поодаль по разным сторонам. Поэтому сразу я не побежал никуда – я ж в парадной форме. Достал берет, надел, выровнял и проверил положение кокарды, вроде четко все. Стряхнул невидимую пыль с плеч (хорошо в Москве весна уже, не в грязь и не в мерзлую землю упал), после чего быстрым шагом направился в сторону проезжей части Кутузовского проспекта.

На полосах разгона уже притормозило несколько машин, чьи водители видели мое приземление. Пользуясь этим, я прошел перед ними, после бегом пересек четыре полосы проспекта, добравшись до разделительной. Здесь, подняв руку и заставляя машины притормозить – движение перед мостом плотное, тут медленно катятся, а не летят, перебежал на другую сторону Кутузовского. Теперь уже помчался быстрее северного оленя и углубится во дворы девятиэтажек.

Бежал я быстро и стремительно, буквально перелетая через появляющиеся препятствия – только мелькали мимо парковки, машины, детские площадки, заборы школы. Мне нужно подальше от гостиницы сейчас, а потом такси поймать.

Пробежал несколько сот метров по дворам, выскочил на X-образный перекресток узких проездов, притормозил. Оглянулся, переводя дыхание. Услышал короткий звуковой сигнал, обернулся – белая волга, которое недавно проехала мимо, сейчас сдавала задом. Посмотрел и только сейчас черные шашечки на двери заметил.

Едва я сел, машина тронулась с места, довольно быстро поехав прочь по узкому проезду.

– Это за тобой комендачи, брат? – вместо приветствия поинтересовался с едва уловимым кавказским акцентом таксист, поглядывая на меня в зеркало.

– За мной.

– Тебя куда?

– Где Круглый дом на Довженко знаешь?

– Конечно, – мы уже вырулили на набережную, и водитель разогнался, двигаясь вдоль Москвы-реки. – Три минуты, брат.

Круглый дом оказался действительно недалеко. Поблагодарив таксиста, я отдал ему всю наличку, что у меня была. А было у меня достаточно – все по заветам сержанта Петренко, который учил нас молодых всегда держать при себе запас налички, маленькую фляжку хорошего алкоголя и свое сраное мнение. Фляжку хорошего алкоголя, которая у меня с собой тоже была, также оставил на сиденье.

– Э-э, брат, я же не за деньги.

– Так я и не тебе деньги даю, брат. Жене цветы купишь, детям мороженое. А тебе вот, – похлопал я по фляжке.

Таксист рассмеялся, после мы быстро попрощались, и он уехал. Я же осмотрелся на месте где оказался. Круглый дом на круглый похож совершенно не был: если смотреть с дороги, обычная непонятной формы панельная девятиэтажка. И только зная, что он «круглый», можно было догадаться что построен он в форме ровной окружности.

Было бы лето,вообще бы его не увидел – между ним и дорогой столько деревьев, что летом и нормальной весной, когда листва полностью окутывает кроны деревьев, здесь вообще все зеленое, думаю.

Зато посольство Никарагуа увидел сразу – небольшое аккуратное здание на другой стороне дороге. Зашел, представился, прошел через проходную на территорию, где меня даже не заводя в здание посадили в темную тонированную машину с посольскими номерами и куда-то повезли. В аэропорт, полагаю, куда меня еще можно везти?

По Университетскому проезду проехали мимо здания МГУ – самой большой «сталинской высотки», глядя на которую я поежился, вспоминая недавний полет. Ребра, кстати, только сейчас заныли – до этого просто не чувствовал боли.

После того как проехали МГУ, повернули на Ленинский проспект и уже скоро заезжали во Внуково через служебный подъезд. Меня привезли прямо к трапу самолета – уже знакомый небольшой Ил-108 в бело-голубой раскраске, на котором мы с Родионовым из Питера в Москву вчера летели.

У трапа меня ожидали две стюардессы. Уже знакомая Лидочка, и – надо же, сюрприз – Жанна.

– Добро пожаловать на борт, – приветствовала она меня.

Жанна обаятельно улыбалась, но я хорошо почувствовал ее внутреннее напряжение. Спрашивать ничего не стал, поднялся по трапу и прошел в салон. Здесь никого не было, никто меня не ждал. И пилот никого не ждал – самолет уже начал рулежку.

Жанна подошла ко мне, дежурно проверяя спинку кресла и ремень.

– Куда летим? – поинтересовался я.

– Нью-Йорк.

– А где садиться будем для дозаправки?

– В Нью-Йорке. Потом в Майами по плану, но…

– Но?

– Но пока это предварительный план.

– Вот как.

– Вот так.

– Все в порядке? Ты явно напряжена, это заметно.

Вообще вроде на первый взгляд довольно глупый вопрос. Жанну явно выдернули и отправили вместе со мной в Нью-Йорк и возможно далее в Майами, конечно она будет напряжена. Но как оказалось, причина волнения Жанны была совсем в другом. Она жестом показала мне подождать и села с другой стороны прохода.

Самолет уже начал разбег и когда оторвался от земли, набирая высоту, она пересела на место рядом со мной. Достав планшет, Жанна включила его и показала мне на экране несколько фотографий.

– Это прямо сейчас, над Мексиканским побережьем в районе Нового Орлеана. Из Флориды тоже видно.

Перелистывая фото на экране планшета, я смотрел на расчерченное красным сиянием небо. Красиво. Почти как Северное сияние, только не зеленое, а в самой разной гамме оттенков красного – от ярко-алого до багрянца.

– Это то, о чем ты говорил? – негромко спросила Жанна.

– Да. Красный рассвет.

– И что это значит?

– Это значит, что уже в скором времени в районе Нового Орлеана откроются порталы и в наш мир хлынет демоническая нечисть.

– Разлом же под водой.

– Нечисть – это мутанты. Осколки, где обитает нечисть – это временна́я аномалия. У нас с момента появления Разлома и месяца еще не прошло, а там уже может пройти несколько лет, за которые выведены новые твари, способные некоторое время жить под водой без воздуха. Чтобы дать возможность Разлому открыться, Сияние должно набрать силу. Это еще от нескольких недель до полугода здесь, а там… Не исключен вариант, что к этому времени там уже будут легионы нечисти, которые могут появиться под водой и добраться до берега.

Жанна озадаченно смотрела на картинку багряно-алого небесного сияния, после как-то неоднозначно пожала плечами. Она все еще не верила.

– Жанна. У этого мира начинаются очень большие проблемы.

– И что делать?

– Работать над этим, – уже я плечами пожал.

И после этого снова посмотрел на фотографию алой зари красного рассвета. Мне очень понравился вопрос Жанны: «Что делать?» Понравился вернее сам факт того, что именно этот вопрос задан, и пока не звучит обычно предваряющий вопрос: «Кто виноват?»

Ведь как ни крути, а демоны идут в этот мир по моему следу.


Конец первой книги

Небольшое послесловие

Уважаемые читатели, всех приветствую.


Книга закончена, но это будет (как минимум) история в двух томах, поэтому без обширного послесловия.


Традиционно:

И да пребудет с нами сила,

Amen


Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  •   Примечания к главе 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Небольшое послесловие