Счастливцы с острова отчаяния [Эрве Базен] (fb2) читать постранично

Эрве Базен Счастливцы с острова отчаяния

Я богат богатствами, без которых могу обойтись.

Л. Ж. Вижэ

Наши современники, при случае спрашивающие, что подумали бы о них предки, теперь получили ответ на свой вопрос. Крохотная отсталая община, всплывшая из глубины времен, оказывается заброшенной в промышленный XX век, два года удивляется его людям и чудесам, желая только одного — вернуться в свое далекое прошлое. Всем нам, кто верит в абсолютную ценность прогресса, Тристан-да-Кунья преподал суровый урок.

«Нувель обсерватер», 1965

О чем свидетельствует отказ от цивилизации общины тристанцев, вернувшихся (около 15 % из них все-таки остались в Англии) на свой опустошенный скалистый остров, сегодня, когда повсюду молодежь выражает несогласие с нашим обществом? У тристанцев неприспособленность к современной жизни, тоска по родине переплелись с требованиями свободы, склонностью жить ближе к природе, неприятием наших излишеств. Но самое поразительное, что островитяне, отвергнув наше общество, все-таки смогли, не изменяя себе, сказать технике «да» и стать мудрецами наших дней!

Си-би-эс, 1969

СТАРЫЙ ТРИСТАН

Нед Глэд и его сыновья — старший, Ральф, и младший, Билл, — устав от беготни и крика, как по команде остановились перевести дух. Они никак не могли понять, что происходит. На два часа раньше обычного стадо вдруг стало спускаться с пастбища, сперва шагом, потом трусцой. Осел и бараны смело сталкивали с дороги странно обмякших собак. Бараны ушли уже далеко, когда испуганные овцы, подталкивая головами ягнят, бросились следом, не задерживаясь даже, чтобы щипнуть на ходу какой-нибудь крохотный пучок травы.

Погода для августовского дня стояла прекрасная, хотя и было довольно прохладно. Небо было чистое, только пик Мэри, как всегда зимой, охватывало кольцо облаков; вокруг острова, насколько хватает глаз, простирался океан, волн почти не было, и потому так легко скользили, возвращаясь домой, два баркаса, один задержался за Готтентотской косой, а другой находился уже совсем близко от причала Малого пляжа. Берега, усеянные черной галькой, которую без устали перетасовывали шторма, слегка обрамляла кружевная каемка белой пены, точно соответствующая коричневой кайме прибрежных водорослей. А из труб сорока домов деревни, рассеянных среди зарослей папоротника, тянулись прямые струйки дыма, словно длинные фиолетовые нити от сгорающего хвороста, смешивающиеся с черными от керосина, который жгли в упаковочном цеху.

— Смотрите-ка, — закричал Ральф, который отдыхал, опершись на палку, — они бегут со всех сторон!

Нед взглянул на сына, но ничего не сказал: его самого крайне удивляло это бегство животных. В долину действительно со всех склонов валом валили стада, глухие к окрикам пастухов. С полсотни животных, которых, преграждая им дорогу, сдерживал старый Стивен Гроуер, в ужасе метались на небольшом выступе. Повсюду в других местах они неслись вниз по оврагам, сбившись в такие плотные, тесные кучки, что передние животные несли бегущих сзади, чьи головы лежали у них на крупах.

— И что это на них нашло? — пробормотал Билл, задирая голову, чтобы получше разглядеть гору.

«Королева Мэри» выглядела так, как он привык ее видеть в это время года: обложенная снегом, словно ватой, у вершины, где склоны теряются в облаках; украшенная посередине, как эмалью, пятнами мха, пучками зеленоватой травы вперемежку с серыми плешинами камней; сплошь заросшая папоротником внизу, на отрогах плато, — этого восьмисотметрового скалистого цоколя, изрезанного горными потоками, который служил ей фундаментом на береговой полосе земли. Гора от моря до облаков, от подводных прибрежных скал до самых уступов кратера, где в базальтовом чане лежало незамерзающее озеро с иссиня-черной водой, — мало кто из островитян мог похвастать, что любовался им в погожие январские или мартовские деньки, — никогда не казалась столь крепкой, неколебимо спокойной.

— Отец, ты что-нибудь чувствуешь? — спросил Ральф. — Чувствуешь дрожь в ногах?

— Да, — ответил Нед, — похоже, лавина идет.

В топоте бегущих животных и грохоте камней, выбитых из горных троп тысячами копыт, все ощутимее различался какой-то смутный гул. В свой черед и птицы — не только альбатросы и крачки, но и зяблики с дроздами, — громко хлопая крыльями и крича, пулей взмывали с горы; одни парили высоко в небе, другие исполняли какой-то стремительный, ослепительный танец белых крыльев, метаясь среди прибрежных камней. И вдруг произошло неожиданное.

— Ложитесь! — крикнул Нед, толкнув сыновей на землю.

Но сам остался стоять как завороженный. Громовой удар, потрясший холм, сменился чем-то вроде стука молота о наковальню, треска раздробляемого камня, перешел в неясный гул, который менее чем через минуту угас, подобно