КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 710800 томов
Объем библиотеки - 1390 Гб.
Всего авторов - 273984
Пользователей - 124950

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

serge111 про Лагик: Раз сыграл, навсегда попал (Боевая фантастика)

маловразумительная ерунда, да ещё и с беспричинным матом с первой же страницы. Как будто какой-то гопник писал... бее

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Aerotrack: Бесконечная чернота (Космическая фантастика)

Коктейль "ёрш" от фантастики. Первые две трети - космофантастика о девственнике 34-х лет отроду, что нашёл артефакт Древних и звездолёт, на котором и отправился в одиночное путешествие по галактикам. Последняя треть - фэнтези/литРПГ, где главный герой на магической планете вместе с кошкодевочкой снимает уровни защиты у драконов. Получается неудобоваримое блюдо: те, кому надо фэнтези, не проберутся через первые две трети, те же, кому надо

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Влад и мир про Найденов: Артефактор. Книга третья (Попаданцы)

Выше оценки неплохо 3 том не тянет. Читать далее эту книгу стало скучно. Автор ударился в псевдо экономику и т.д. И выглядит она наивно. Бумага на основе магической костной муки? Где взять такое количество и кто позволит? Эта бумага от магии меняет цвет. То есть кто нибудь стал магичеть около такой ксерокопии и весь документ стал черным. Вспомните чеки кассовых аппаратов на термобумаге. Раз есть враги подобного бизнеса, то они довольно

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Stix_razrushitel про Дебров: Звездный странник-2. Тропы миров (Альтернативная история)

выложено не до конца книги

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Михаил Самороков про Мусаниф: Физрук (Боевая фантастика)

Начал читать. Очень хорошо. Слог, юмор, сюжет вменяемый.
Четыре с плюсом.
Заканчиваю читать. Очень хорошо. И чем-то на Славу Сэ похоже.
Из недочётов - редкие!!! очепятки, и кое-где тся-ться, но некритично абсолютно.
Зачёт.

Рейтинг: +2 ( 2 за, 0 против).

Спасти СССР. Часть 3 [Александр В Маркьянов Александр Афанасьев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Александр Афанасьев Спасти СССР, Часть 3 (Антисоветский попаданец — 3)

Не думай о секундах свысока.

Наступит время, сам поймешь, наверное, -

свистят они, как пули у виска,

мгновения,

мгновения,

мгновения.

У каждого мгновенья свой резон,

свои колокола, своя отметина,

Мгновенья раздают — кому позор,

кому бесславье, а кому бессмертие.

Мгновения спрессованы в года,

Мгновения спрессованы в столетия.

И я не понимаю иногда,

где первое мгновенье, где последнее.

Р Рождественский

12 августа 1985 года

Нью-Йорк, США
— Михаил Сергеевич, садимся. Пристегнитесь…

Я пристегнулся и уставился в иллюминатор, жадно смотря на до боли знакомый — и в то же время незнакомый, чужой силуэт Манхэттена. Вон, стоят. Два небоскреба, близнецы. Многих знакомых мне небоскребов еще нет, не построено — но они есть. Стоят, переливаются на солнце как символ старых добрых времен…

Американцы счастливы — хотя они сами не понимают, насколько. Они живут в старые добрые времена, имеют нормальную работу, причем в большинстве случаев жалования отца достаточно, чтобы содержать семью с детьми. В те времена, когда я тут был — нормой было, чтобы работали и мать и отец и то ни на что не хватает. Все в кредитах — сейчас, кстати, они тоже есть, но в самых простых формах. У них есть заводы — в Америке все еще есть промышленность — и большинство вещей, которые они используют — сделаны американцами же.

Их дети ходят в школу, где их учат любить свою страну, а не стыдиться ее прошлого. И дома у них есть папа и мама, а не родитель-1 и родитель-2. И в школах им не рассказывают на уроках сексуального просвещения о том, как хорошо стать педерастом и не подсовывают книжки типа «Два папы», «Детство педераста» или «Четырнадцатилетний голубой».

Всего этого скоро не будет. После падения СССР — Америка сгниет буквально в течение жизни одного поколения. Мерзости не будет никакого предела. BLM, антифа, гомосексуальные браки, Хиллари Клинтон…

Америка, Америка. Моя вторая родина. Страна, которую я научился любить — хотя должен был против нее воевать. И сейчас должен.

Все, садимся. Надо собраться.


В аэропорту — все было уже готово.

Кавалькада заранее привезенных через океан черных ЗИЛов, Кадиллак посла Бессмертных, который сменил Добрынина на своем посту. Фигура не случайная — в США он провел много лет и сейчас он американец не меньше чем русский. Рядом Сельва Рузвельт, начальник протокола Белого дома[1], которая сменила на этом посту не менее легендарную Леонору Анненберг.

И вот — тот, кого я ожидал. У трапа худая фигура в длинном пальто. Вице-президент Буш — Рейган в аэропорт не приехал, на что я и не рассчитывал.

Вошла Раиса Максимовна, придирчиво оглядела мой костюм. Шили мне его в Москве, в ателье — но ткань британская, самая дорогая. Модель Принц Уэльский.

— Ну?

— Миша…

Я улыбнулся

— Знаю. Пошли.

Нью-Йорк, Нью-Йорк…


Говорят, что воздух Америки — это воздух свободы. На самом деле там сильно пахнет выхлопными газами, а в Нью-Йорке — еще и гниющим мусором, и весь этот знакомый запах ударил мне в нос, едва я только вышел на трап. В Москве уже отвык от такого — там воздух не в пример чище.

Спускаюсь, машу рукой. Немногочисленные допущенные журналисты слепят меня вспышками, как только я ступаю на американскую землю — оркестр ВМФ США начинает играть советский гимн. И эта музыка… кстати, когда СССР не было, я почему то совсем не помнил слова российского гимна, даже когда они появились. А вот советского — помнил всегда.

Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки Великая Русь.
Да здравствует созданный волей народов
Единый, могучий Советский Союз!
Славься, Отечество наше свободное,
Дружбы народов надёжный оплот!
Партия Ленина — сила народная
Нас к торжеству коммунизма ведёт!
Не знаю, куда мы идем, к коммунизму ли, и куда придем — но то что дружба народов на одной шестой есть оплот и условие свободы, порядка и вообще нормальной жизни — это факт. И это надо сохранить. Вражда народов — выглядит куда хуже и омерзительнее, это тупик, из которого нет выхода. Уж я то знаю.

Оркестр начинает играть американский гимн, мы прослушиваем его, потом идем принимать построение почетного караула родов войск. Буш справа от меня, около нас никого — ни переводчиков, ни охраны. Я специально иду медленно, кашляю, прикрываю рот рукой — нас снимают, и у них точно есть специалисты, способные читать по губам

— SeЯor director? — негромко спрашиваю я — Hablas espaЯol?

— SМ — удивленно ответил Буш. Как и почти все техасцы он говорил по-испански

— Yo sСlo quiero saludarte.

— De quien?

— De Lee Harvey Oswald.

— MuИstrame algunos lugares de interИs. Necesitamos hablar[2]


Рональд Рейган, сороковой президент США — в аэропорт не поехал, он ждал своего советского визави на Гавернорс-айленд, небольшом, примерно семьдесят гектаров острове в Нью-Йорк Харбор. Гражданских строений тут не было, это была база береговой охраны США. Сейчас она была полностью блокирована как с моря, так и с воздуха, шесть вооруженных катеров Береговой охраны, четыре боевых вертолета и отряды SEAL, охраняющие все подходы с моря. Прошла информация, что южноамериканские наркобароны — решили совершить покушение на Рейгана во время его встречи с советским визави. Сам Рейган считал это чушью.

Сейчас Рональд Рейган сидел на скамейке на пирсе рядом с одним из помещений базы береговой охраны и ел гамбургер, правда ел странно — бросая большую часть хлеба промышляющим тут чайкам. Справа и слева от него сидели Джордж Шульц, госсекретарь США и Кондолиза Райс, главный специалист по Советскому союзу, бывший сотрудник ЦРУ, доверенное лицо Джорджа Буша, старший аналитик Совета национальной безопасности. В ЦРУ она входила в «команду Б» — группу которая должна была перепроверять оценки штатных аналитиков и предоставлять директору ЦРУ то что врачи называли «другим мнением» или «вторым мнением». Рейган любил ее за простоту суждений и отсутствие попыток выглядеть чересчур умной. Она выросла на Юге и говорила как человек, а не как ученый, подчеркивающий свое интеллектуальное превосходство над собеседником за счет незнакомых слов.

Рейган бросил чайкам очередной кусок булки и стал наблюдать, как они дерутся

— Итак… что мы должны бросить русским? — спросил он

— Сэр у русских есть два основных вопроса к нам — ракеты средней и меньшей дальности и милитаризация космоса — начала Конди

— Я спросил не это. Я спросил, что мы можем им бросить.

— Из раза в раз — начал Рейган, смотря в сторону далеких, едва видных отсюда небоскребов — я убеждаюсь в том, что американская государственная служба выстроена далеко не лучшим образом. Любой человек, занимающийся делами в этой стране, знает о том, что такое сделки и как их заключать. Ты даешь то, что нужно твоему партнеру и берешь то, что нужно тебе. Любой — но только не сотрудник дяди Сэма. Итак, что нужно русским?

— Зерно — неуверенно сказала Конди

— Отлично, они могут купить его и в другом месте?

— В принципе да, сэр, кроме того…

— Что?

— Секретарь Горбачев начал реформы в области сельского хозяйства, предоставив больше самостоятельности крестьянам и разрешив горожанам иметь свой участок для выращивания продукции для себя.

Рейган усмехнулся

— Коммунисты становятся умнее?

— В какой-то степени да, сэр.

— Кто он? Я имею в виду Михаил Горбачев?

— Молодой технократ — ответил Шульц — поднялся на самый верх довольно быстро. До этого он работал в Ставропольском крае, это самый юг.

— Мы что-то знаем про него? Конди?

— Моложе практически всех в Политбюро. ЦРУ считает, что это компромиссная фигура, прикрывающая противоборство нескольких группировок. Главные из них — это ретрограды во главе с Романовым, русская партия во главе с Лигачевым и региональные боссы в основном с юга во главе с Алиевым. Мы считаем, что наихудший для США вариант — победа Алиева, это потенциально второй Сталин. Ретрограды, судя по всему, потерпели поражение, но Алиев остается. Восстановление сталинизма будет означать катастрофу и скорее всего войну.

— А наилучший?

— Вероятно сохранение неустойчивого статус-кво, сэр.

Рейган снова бросил хлеб чайкам

— Мне звонила Мэгги. Она хорошо отзывается о этом… Горби.

Шульц и Райс переглянулись. Мэгги Тэтчер была в Вашингтоне нежелательным гостем, она имела на президента влияние, и это было плохо. Обладая определенной женской привлекательностью, изощренным умом и фанатической верой в то что она говорила и делала — она легко нашла ключ к пожилому и не слишком то умному Рейгану, заразив его своей верой, но никогда не показывая своего превосходства над ним. События 1982 года насторожили в Вашингтоне многих. Это было нарушение доктрины Монро. А Аргентина на тот момент была вполне лояльна США и антикоммунистически настроена. И вдруг на весь мир показали, что США своего клиента защитить не могут. А все она — Мэгги. Звонком в Вашингтон она разрушила всю игру Госдепа[3].

— Сэр, миссис Тэтчер подчас судит весьма поспешно.

— Но она может предложить решение в нескольких словах. А от вас я так ничего и не услышал — что нам делать с Советами. Что мы можем получить от них и что можем дать им взамен. В чем должна заключаться сделка?

— Сэр…

— А если сделки не будет, то какого черта мы все тут делаем

От пирса на материке мигнул проблесковый маяк — сигнал того что катера с советской делегацией вышли…


От воды в Нью-Йоркском заливе пахло не лучше. Чайки пикировали в воду, собирая многочисленные объедки, которые бросали с паромов их пассажиры — кстати, паромы никто и не подумал останавливать и люди с паромов смотрели на меня и махали руками — а я махал им в ответ. Многие из них видели русского первый раз. Медведев настоятельно посоветовал мне не стоять на виду, потому что у любого человека на пароме может быть пистолет — но я категорически отказался. Буш ушел в каюту и старался близко не подходить.

Что с ним делать? Налаживать отношения. Агентурить его глупо, он не из тех, белая кость. Еще с собой покончит. Потом, когда Рейган сойдет со сцены — он станет президентом и откроет СССР, как Никсон открыл Китай. И закроет Китай.

Это уже дело техники, а мне надо подумать, как устроить горбоманию, особо ничего не сдавая. Это надо для какого-то налаживания отношений с Конгрессом. Налаживать отношения с Конгрессом важнее, чем с президентом США — в Белом доме больше восьми лет не усидишь, а в Конгрессе есть и те, кто по тридцать — сорок лет сидит.

Россию, начиная со времен еще Николая II, преследует в отношениях с США один и тот же провал — она не видит разницы между Белым домом и Конгрессом, не понимает роли Конгресса и не работает с Конгрессом. В 1912 году, несмотря на наличие в Белом доме очень дружелюбного к России Тафта — Конгресс США почти единогласно разорвал с Россией договор о статусе наибольшего благоприятствования в торговле и ввел экономические санкции за нарушение прав евреев и преследование евреев по признаку нации — это были, кстати, первые экономические санкции, введенные США исходя из ценностей. Тафт был категорически против санкций и предложил смягчить их или отменить на следующий год в обмен на какие-то видимые уступки России в вопросе еврейства. В ответ Дума ввела заградительные торговые пошлины на американский хлопок, а министр иностранных дел произнес в Думе речь о том, что Россия суверенная держава и никому не позволит вмешиваться в ее дела. Редчайший случай — речь царского министра думцы неоднократно прерывали аплодисментами.

Санкции стали постоянными.

Причина в том, что у нас нет по сути нормального парламента и нет горизонтальных связей между их штатами и нашими республиками и областями. Нет даже одного сенатора или конгрессмена, который был бы зависим от голосов русских или от отношений его родного штата или избирательного округа с русскими. А вот наши враги — тут есть. И достаточно одного — двух конгрессменов чтобы привести в действие систему взаимных услуг и ударить по СССР — России, если это никого другого из Конгресса не задевает.

А мы потом клянем Белый дом, что они предатели. Но они часто не предатели — они вынуждены искать компромисс с Конгрессом в пределах возможного. Особенно если Белый дом и Капитолий держат разные партии.

Договорись с Рейганом, договорись с Бушем — ничего не выйдет, если Конгресс настроен враждебно.

Бросили трап…


Первое впечатление — всегда самое важное, и я постарался произвести его — улыбка, чисто американская, энергичное рукопожатие.

Я пожимал руку самому Рональду Рейгану. Многие считают — и не без оснований — что это последний великий президент США. Основы современной Америки заложил именно он.

Что было до него? Поражение во Вьетнаме. Инфляция 20 % в год. Студенческие бунты. Он прекратил все это, заложив основу Америки как лидера 21 века. Но парадокс — при нем же, при нем и при Буше был совершен гигантский косяк с развитием производственной базы в Китае. США просто не просчитали к чему это все может привести и в какие сроки и не скорректировали курс после распада СССР и лишения в связи с этим Китая хоть какого-то противовеса. Ну и поражение в Ираке и Афганистане обошлось очень дорого — США истекали кровью, в то время как Китай рос.

Но все же это великий президент.

— Мистер Рейган — сказал я — я рад, что мы все же нашли возможность встретиться лично и посмотреть друг другу в глаза. Давайте теперь попробуем о чем — то договориться.

— Не коммунистический подход к делу — ответил он

— Коммунисты деловые люди — ответил я — просто наша компания это вся страна в целом.


По плану у нас был поздний ознакомительный завтрак, потом первая короткая встреча. Потом будут работать эксперты — а мы вместе должны будем присутствовать в мэрии на торжественном ужине, который давал мэр Нью-Йорка Эдвард Кох и нью-йоркский Ротари-клуб.

После чего мы уединились с переводчиками, и я сломал весь план работы, просто отложив рабочую папку с заранее согласованными вопросами по ракетам в сторону.

— Товарищ Рейган, как вы считаете, военные смогут обсудить лимиты по ракетам и места их размещения без нас?

В глазах Рейгана мелькнуло непонимание, а потом заплясали веселые чертики

— Не уверен — сказал он — но возможно. А что вы хотите обсудить, товарищ Михаил.

— Я хочу обсудить, как нашим странам перестать играть пусть даже в Холодную войну и начать делать бизнес, товарищ

Рейган взял небольшую паузу

— В какой-то мере бизнес мы уже делаем. Что касается всего остального. Не мне вам рассказывать, товарищ, сколь различны наши системы. Наша система — система капитализма и свободы, ваша система совсем иная…

Я перебил

— Как думаете, что делает советский человек, когда встает утром?

— Он пьет кофе и ест бутерброд. Потом идет на работу. Американец делает что-то иное?

Рейган снова взял паузу

— Интересный подход к делу — сказал он — да американец делает то же самое. И я не считаю, что война между нами обязательна или неизбежна. Но вы должны понимать, товарищ, мы совершенно разные.

— Вы не верите в теорию конвергенции?

Рейган покачал головой

— Нет, товарищ секретарь. Не верю.

Я подумал — и зря не веришь. Вот ты тут сейчас сидишь, уверенный в своей правоте — и ты понятия не имеешь, чему учат сейчас твоих внуков в американских университетах, куда проникли троцкисты и дети 1968 года, как им там засирают мозги.

Американская профессура — она левая насквозь, но левая совершенно иначе, чем у нас. Если у нас крестьянство метнулось влево от голода и безысходности — то тут левизна от дури и сытости. Чем более богат штат — тем больше в нем левых. Уже через тридцать лет — в США, по сути, сформируется предсоциализм по Марксу. Классический, а не как у нас в 1917 году. Социализм, основанный на таком развитии материального производства, что труд уже почти и не требуется.

Только Маркс и Энгельс и понятия не имели, что будет с обществом, которое не знало в жизни горя и не нуждается в труде. Как быстро и как фатально все сгниет.

— Хорошо. Представим, что у вас есть, скажем, хлеб, а у меня канистра бензина и мы встретились на дороге. У вашей машины кончился бензин. То, что у нас разные взгляды на жизнь помешает нам заключить сделку, если вы не хотите стоять на обочине?

Рейган снова неспешно подумал. Я понял — он сознательно снижает темп разговора. Игрок

— Вы действительно готовы договариваться и затем выполнять сделки?

— СССР всегда выполнял заключенные сделки

— Вы должны понимать, что между нами есть политические вопросы

— Предлагаю взять бумагу и написать список. Потом посмотреть, что мы можем решить. И ни слова о вооружениях

— Ни слова о вооружениях… — задумчиво повторил Рейган


После того как главы государств закончили — встреча растянулась кстати на час дольше обычного — сопровождающие Рейгана лица поняли, что что-то пошло не так. Президент был рассеян, он не улыбался и явно устал. Первым все понял Шульц — он бросил свою машину и напросился в кортеж президента, которым они должны были ехать на улицах Нью-Йорка. До пирса они добрались катером Береговой охраны.

— Он хорош.

Шульц поднял брови в немом вопросе

— Знаешь, о чем мы поговорили?

— О возможностях американского бизнеса в СССР.

Шульц не смог сдержать изумление

— О чем?

— Ты не ослышался

— То есть про ракеты…

— Ни слова

Шульц лихорадочно думал

— Нам нужна пауза

— Несколько часов хватит?

— Нет, больше.

— Больше у нас нет.

— Он предлагает нам Владивосток. Совместные производства, свободные зоны по типу Китая.

— В СССР?

— Он так же сказал, что намерен предложить то же Франции и ФРГ, но уже в Европе. Ближе к Ленинграду. В Париже в Елисейском дворце сидит коммунист. Как думаешь, как быстро он уцепится за возможность.

— Он хорош. Мэгги была права.

Шульц думал.

— Как насчет политических требований. Мы можем…

— Мы можем говорить все что угодно. Но сейчас мы едем в Ротари-клуб и он наверняка повторит перед ротарианцами то что сказал мне.

— Как думаешь, рынок в триста миллионов … среди ротарианцев хоть один вспомнит про бедных поляков или афганцев? Русские всегда говорили о политике, об идеологии — но никогда о деле. Начни говорить с американцем о деле — и он весь твой.

— Он хорош…

Внезапно они поняли, что кортеж почему-то стоит. Шульц, которому было ближе, опустил бронированное стекло

— Боб, что происходит? — спросил он начальника смены Секретной службы.

— Сэр, чертовы пробки. Сейчас расчистят путь

Но Шульц видел, что это не только пробки.


Это было экспромтом — но не только. Этому меня научила Раиса Максимовна — общайся с народом, выходи к нему. С этим, кстати, у меня состоялся весьма нелицеприятный разговор с товарищем Громыко — он пытался меня учить, что генеральный секретарь не должен быть слишком доступен, он не должен сам приезжать куда-то, он должен снисходить, и так завоевывается уважение к должности. Я сказал, что такой авторитет для меня дешевый, и я намерен завоевывать настоящий авторитет делами — а не комбарством и комчванством. Поговорили…

Нью-Йорк уже плотно стоял в пробках, здесь не принято было перекрывать дороги для проезда делегаций заранее и выделять специальные полосы — потому кортеж встал. Я увидел, что собирается толпа и потянул на себя дверцу. Медведев обернулся

— Михаил Сергеевич — предупредительно начал он

Но я его не слушал…


Здесь и сейчас, на нью-йоркской улице происходило ранее неслыханное.

Из остановившегося кортежа вышел человек и, практически без охраны, без переводчика — пошел к людям. Людям страны — врага, людям города который представлял для себя важнейшую цель для ядерных ракет. Но он просто подошел к краю дороги… там была какое-то время только пара полицейских в форме — и просто, ни слова не говоря, улыбнулся и протянул обе руки собравшимся на тротуаре нью-йоркцам. Сначала — какое-то мгновение — никто не знал что делать, но потом… здесь привыкли к публичной политике и стали все смелее протягивать руки навстречу советскому лидеру. В этом городе была очень высокая преступность, все еще были остатки сегрегации и многие носили с собой пистолет, чтобы безопасно передвигаться по улицам[4]. Но сейчас никто и не подумал его выхватывать. Какой-то оказавшийся в нужном месте журналист щелкал камерой — потом он получит за свои снимки Пулицеровскую премию.

С опозданием подошел Рейган и тоже принялся пожимать руки. Но королем тут был точно не он

— С чем вы приехали, мистер Горбачев? — крикнул кто-то

— С миром — по-английски ответил я — мы хотим мира, товарищи.


В Ротари — клубе — яблоку некуда было упасть.

Первым выступил мэр Коч, кстати, сын еврейских эмигрантов из Галиции. Затем слово было предоставлено мне.

Перед тем как начать, я оглядел зал. Думаю, здесь, как минимум пятая часть тех, кто имеет русские или еврейские корни — евреев их бывшей России. При других обстоятельствах — какой бы это был лоббистский ресурс.

Но они нам враги. Точнее — мы им враги.

— Товарищи…

— Я хотел бы напомнить вам некоторые факты из нашей истории, перед тем как говорить о сегодняшнем дне.

— Когда на этой земле была написана и провозглашена Декларация Независимости, Россия была одной из тех немногих стран, которые сразу признали США. На протяжении всего девятнадцатого века — Россия и США были друзьями, а некоторые послы в Петербурге становились потом президентами США. Позиция России не дала Великобритании вмешаться в вашу Гражданскую войну на стороне Конфедерации. Во время обоих мировых войн — наши страны были на одной стороне, последовательно сражаясь с нацистской Германией и милитаристской Японией.

— В сегодняшнем противостоянии между нами не заинтересован никто. В этом не заинтересован советский народ, и я не верю, что в этом заинтересован народ американский. Меньше всего мне хочется думать, что кто-то встает с постели со злобой и ненавистью, и думает какое зло, он сможет сегодня причинить другому. В основе наших разногласий лежит не ненависть, не исторические обиды и счеты — а страх, а в основе страха лежит незнание и непонимание. Если мы сможем смотреть друг на друга без страха — то и зло уйдет.

— Но не бояться друг друга это всего лишь маленький шаг. В основе любых отношений должен лежать взаимный интерес. Не мне вам рассказывать, товарищи, как строить и делать бизнес. Все начинается с малого, но лавочник, который продает что-то, и ведет дела честно, всегда будет уважаемым человеком в районе. Я предлагаю не просто перестать бояться друг друга, я предлагаю посмотреть, что мы можем друг другу предложить и чем сможем быть друг другу полезны. Так и только так — мы сможем отойти от края пропасти, положить конец гонке вооружений, научиться вместе, жить в одном мире на одной планете. Так мы сможем создать нечто лучшее, чем то, что мы получили от наших отцов и оставить это нашим детям.

Собравшиеся зааплодировали. Искренне


После Нью-Йорка мы должны были ехать в Вашингтон поездом. Для чего мы переместились на Центральный вокзал, где под нас был заказан спецпоезд. И тут — Рейган нашел возможность подойти ко мне, когда не видели репортеры. Кстати, в громадном здании Центрального вокзала — мы снова остановились и пожали руки пассажирам

— Отличное выступление, товарищ секретарь — сказал Рейган, когда мы были на платформе.

— Благодарю — нейтрально сказал я

— Что вы хотите сделать? — прищурился Рейган

— Может, вы хотите баллотироваться в президенты США? После сегодняшнего… у вас что-то поучилось бы. Часть местных демократов уже ваша

— Вы смотрели фильм Красный рассвет, мистер Рейган? — спросил я

— Не припомню.

Это была ложь

— А вот мы в Москве его смотрели. Надо сказать очень показательно — советские парашютисты высаживаются, разрушают американские дома…

— Голливуд снял этот фильм, потому что есть люди, которые действительно думают, что мы мечтаем о чем-то подобном. Но это не так. Сегодня на улице простые американцы смогли пожать руку генеральному секретарю и поняли, что он вовсе не похож на тех пьяных бородатых десантников, которых им показывает Голливуд.

— В Голливуде много чуши, поверьте мне. Они снимают то, что могут продать.

— Но кто-то же покупает. Видите ли, мистер Рейган — настанет время, когда на постах не будет ни вас, ни меня. Но и США и СССР останутся, и кто-то другой будет во главе. Я думаю, мы кое-чего уже добились, и полагаю, добьемся еще. И я не хочу, чтобы каким-то болванам, бьющим в барабан войны — было просто закопать все, что сделано.

— Ну, ладно — только и смог сказать Рейган.

13-14 августа 1985 года

Вашингтон ДС, США
В лесу живет медведь. Для некоторых его существование очевидно. Другие вообще его не замечают. Некоторые говорят, что медведь ручной. Другие видят, что он злой и опасный. Поскольку никто не может поручиться за правоту тех или иных, не будет ли правильно быть такими же сильными, как медведь?

Раз уж он есть.

Из предвыборной рекламы Р. Рейгана

1984 год

На поезде — кстати, между NY и DC принято перемещаться именно так — мы переместились в столицу США, там была намечена свою программа. Вообще, в те времена визит длиной в неделю или больше — был нормой

Я поселился в совпосольстве, Рейган же явно обдумывал, что делать дальше. Пусть думает — я свой ход сделал.


Рейгану и в самом деле было сильно не по себе.

Только что он провел кампанию по переизбранию, в которой был ролик про медведя в лесу. Кампания удалась. Он и в самом деле был антикоммунистом. Но было и кое-что еще.

Рейган хотел прекратить Холодную войну. Прекратить, а не выиграть ее. Он считал неприемлемой теорию взаимогарантированного уничтожения. Потому он искал путь защитить США от ракет — а не наделать новых.

Сейчас же он видел еще кое-что. Его визави Горбачев был коммунистом новой формации. Он был моложе него и умел говорить с людьми. Рейган наблюдал — только что Горбачев на его глазах безошибочно отработал на трех незнакомых аудиториях. Если бы он начал говорить про коммунизм, было бы все понятно. Но он не начал, он начал говорить о том, что люди хотели слышать.

Что с этим делать — Рейган не знал.

Чтобы понять, что делать дальше — Рейган напряженно думал, кого ему привлечь. Одной из его сильных сторон было умение делегировать — он подбирал людей, делегировал им полномочия — но в отличие от Джимми Картера не допускал, чтобы его люди публично грызлись между собой. Картер много на этом потерял. Будучи видимо самым умным президентом США в двадцатом столетии (бывший офицер-реакторщик на атомной подводной лодке, затем один из подручных Хаймана Риковера, создававшего подводный атомный флот США как составляющую атомной триады), он считал, что его интеллектуального превосходства вполне достаточно и не следил за своими людьми. В итоге — у него в команде было целое созвездие ярких интеллектуалов — Киссинджер, Бжезинский, Вэнс — но они продержались всего один срок. Картер не хотел, да и не мог предотвращать публичную грызню в своей команде — а грызня била по рейтингам.

Рейган решил привлечь Френка Карлуччи. Он только что ушел с позиции заместителя директора ЦРУ в бизнес подзаработать немного денег.

Почему не Кейси? Вопреки слухам, Билл Кейси никогда не был близок к президенту. Он был слишком стар, имел слишком отличный от президента жизненный опыт и главное — очень невнятно говорил. Рейган часто жаловался своему госсекретарю — у меня хороший директор ЦРУ, но проблема в том что когда он мне что-то докладывает, я половину из сказанного не понимаю! К тому же Кейси уже был серьезно болен.

Карлуччи, ветеран Холодной войны, в молодости забрасывавшийся в тыл к немцам и выживший, в зрелости не раз обагривший руки кровью — служил уже нескольким президентам. Он был талантлив как аналитик — но при этом имел настоящее шпионское прошлое и умел принимать жесткие решения, когда это было нужно. И у него был опыт в бизнесе, а президент очень ценил таких людей. Он с недоверием и презрением относился к тем кто служил — в его понимании, правительство было не решением проблемы, оно было проблемой как таковое.

Карлуччи на зов откликнулся быстро, он был связан со старым ЦРУ, разгромленным докладом комиссии Черча и в отличие от Колби — не считался в ЦРУ предателем. Если надо было — он мог собрать группу и в обход официально установленных правил ЦРУ.

— Френк… — президент поднялся, когда худощавый, с иголочки, по-европейски одетый шпион появился в Овальном кабинете

— Мистер президент…

— Присаживайся

— А как же русские?

— От русских я избавился ненадолго. Джордж их развлекает как может. А я бы хотел с тобой переговорить как раз насчет русских.

— Сэр.

Рейган кратко рассказал об итогах Нью-Йорка. Переговоры закончились почти безрезультатно, но при этом советский лидер оказался совсем не тем, кого ждали, и продемонстрировал неожиданные и опасные политические таланты.

Карлуччи задумался

— Интересно…

— Еще бы — сказал Рейган — проблема в том, что меня ни черта не предупредили. Заготовок не было. Я готов был встретиться с шамкающим от старости типом, за которым надо следить, чтобы песок не засыпал красную дорожку, или с угрюмым советским генералом, думающим как растоптать пару стран — но никак не с типом, который может избираться в Конгресс. Черт, подобного болтуна тут не было со времен Дики[5]. А может — и Джека Кеннеди.

— Но он же не владеет английским языком, сэр.

— Френк, я повидал много политиков, и тех, кто думает про себя так. Всякое видел. Это не зависит от языка. Так вот — этот парень прирожденный политик, он умеет заставить людей поверить и пойти. Сдвинуться с места. К тому же…

— Я не уверен, что он не знает язык. Я наблюдал за ним краем глаза. Не раз было такое что он непроизвольно, но реагировал на вопросы еще до того как переведет переводчик. А это были непростые вопросы. Мне показалось, он может знать язык не хуже нас.

Карлуччи задумался. Горбачев…

Будучи заместителем директора ЦРУ, он имел дело с многочисленными прогнозами относительно того, каков расклад сил в Кремле и кто может заменить очередного генсека, как всегда престарелого. Горбачев не фигурировал ни в одном из них. При Брежневе наиболее вероятным считалась его замена на Щербицкого или — как ни странно — Громыко.

Вообще, у ЦРУ не было не только источников информации о том что происходит в Кремле — но и понимания того что там происходит. ЦРУ видело подковерную борьбу, но не понимало ее сути. Оно не видело наиболее серьезных силовых линий противостояния. Вопроса экономической политики и продолжения реформ Косыгина — все, кроме Черненко, включая и самого Брежнева, искали варианты продолжения реформ. Андропов, например, очень уважал венгерский опыт (он владел языком и мог читать источники), а поздний Брежнев приказал искать ответ в югославском опыте. И вопроса противостояния русской партии и всех остальных. Сложившейся ненормальной ситуации, когда РСФСР не имеет своей компартии, но при этом русские областные секретари имеют серьезное преимущество в ЦК. Самой по себе усталости от правления пожилых людей — смерти на посту Брежнева, Андропова, Черненко произвели тяжелое впечатление, и значительное большинство ЦК больше не готово было голосовать «по старшинству», чтобы выбранный генсек лежал по больницам, а потом умер. Но тем самым резко повышался градус противостояния в Политбюро — заветную должность уже нельзя было просто «высидеть». Нарушалась типичная для России пирамида старшинства.

Но этого в Лэнгли не знали.

— Сэр, этот вопрос не может быть решен быстро

— А я и не требую, быстро. Но я убедился в том, что ни Лэнгли, ни СНБ ни черта не отработали, мы были не готовы, я был не готов! Сейчас они будут искать себе оправданий, а мне нужны не оправдания. Мне нужен план действий, что нам делать с более динамичным СССР и какова может быть повестка дня если оставить в стороне вопросы разоружения и контроля над вооружениями. Я вбрасывал эту тему трижды — он не клюет. Зато его интересует экономика — и по сути одна она его и интересует. А у нас в этом направлении ничего нет.

Вопрос разоружения…

Вопрос разоружения оказался унаследован от администрации Брежнева, который придавал большое значение авторитету СССР как активному участнику и инициатору мирного процесса и настойчивыми попытками урегулировать послевоенную ситуацию в Европе, закончившуюся подписанием Хельсинкского договора. Хотя к тому времени — актуальность этот вопрос во многом потерял. Устоявшаяся система границ и союзов делала немыслимой новую войну в Европе, а накопленные запасы ядерных боеголовок и средствих доставки делали невозможной и глобальную войну. Вопрос разоружения превратился скорее в вопрос занятости сотрудников МИД и Госдепа на данном треке, вопрос внешнеполитического престижа и в целом — вопрос поддержания контактов. Потому что если об этом не говорить — то о чем? У двух стран практически не было экономической заинтересованности друг в друге, если не считать примитивных сделок «нефть в обмен на продовольствие». Если при Хрущеве и раннем Брежневе стороны активно интересовались экономикой друг друга, проводили выставки, продавали и покупали, к 1971 году была готова «большая сделка» в виде советско-американского договора о режиме наибольшего благоприятствования в торговле — то с падением Никсона и введением санкций Джексона-Вэника эта тема была закрыта и никто не пытался ее реанимировать. Процесс разоружения, подсчета ракет — был уже вопросом дееспособности обоих аппаратов МИД, ответом на вопрос «чем вы тут занимаетесь?» и своего рода алиби, прикрывающем отсутствие политики двух сверхдержав по отношению друг к другу. Причем при желании, реанимировать сотрудничество было возможно — взять хотя бы завод Мальборо в Кишиневе, Пепси-колу к Олимпиаде, появление кроссовок. К тому времени, большая часть американских джинсов уже отшивалась в Польше, Венгрии и Югославии, а в Триесте было не протолкнуться от американских туристов, привлеченных недорогим и экзотичным европейским отдыхом.

Но мы считали ракеты…

— То есть вы хотите, чтобы мы поработали в этом направлении.

— Ты, Френк. Ты. ЦРУ уже поработало. А у тебя есть возможность привлекать людей из частного сектора, которые знают, как доллар в кармане шуршит.

— Мне нужно второе, третье… и какое угодно мнение, как быть с Советами и что от них ждать. И времени у нас немного. Шульц сейчас работает в делегациях, пытаясь понять, что они задумали, Нэнси развлекает миссис Горбачев, а Джордж повез развлекаться самого большого босса. Этот саммит, можно сказать, потерян, мы только время тратим — но к следующему мы должны быть во всеоружии.

— Я понял сэр. Как назовем план?

— То есть?

— Работу. У нее должно быть название — для упоминания в телефонных разговорах, в работе. Нечто, чтобы все понимали, о чем речь.

— Без разницы.

— Красный, сэр. Устроит?

— Хотя бы.

— Тогда — красный план, красная команда. Красные.

Рейган посмотрел на часы

— Надеюсь, товарищ не умер от скуки. Джордж это может…


Бушу было не до скуки — он не спал всю ночь, думая как поступить.

Его отец, сенатор Прескотт Буш готовил его к политике с детства. Они происходили из семей германских колонистов, осевших в Техасе и нашедших нефть. Но их интересы не ограничивались деньгами. Отец учил его служить своей стране. Во время войны многие, особенно на Восточном побережье выходили в море на своих яхтах выслеживать перископы германских подлодок — это считалось службой. Он пошел в морскую авиацию и чуть не погиб.

Затем он обзавелся семьей и начал развивать свой, независимый от родных бизнес. Именно тут его завербовал Аллен Даллес и с тех пор ЦРУ с него уже не слезало.

Именно в попытке разорвать связь с ЦРУ он избрался в Конгресс, потом пошел на дипломатическую работу. Но в семьдесят восьмом, после разгромного доклада комиссии Черча — его пригласили возглавить ЦРУ. Он согласился. И для него было полной неожиданностью приглашение в команду Рейгана — он надеялся, что ему еще какое-то время можно будет поработать Директором.

Время директорства — пополнило его команду профессионалами, он как мог, спасал от разгрома остатки ЦРУ. До него был адмирал Тернер, как и президент — моряк — подводник. Он привел в Агентство кучу таких же моряков, которые с презрением относились к старожилам агентства и вообще считали, что шпионаж по старинке, вербовка агентов устарела, и приводит только к многочисленным, болезненным и освещаемым прессой провалам. И потому — надо все силы бросить на спутниковый шпионаж и на технические средства проникновения. Так называемый ELINT против HUMINT. И не сказать, что они были не правы совсем… просто возглавлять агентство, относясь без малейшего уважения к тем кто в нем работает — было большой ошибкой. Буш же, который был назначен довольно случайно, вместо адмирала Бобби Инмана — отличался техасской старомодностью и приобретенной на дипломатической работе тактом. Первым делом он дал понять всем сотрудникам агентства, что их работу ценят. Его полюбили.

Странно, но именно на время Буша приходится два тяжелейших провала в работе агентства. В Иране — ЦРУ просто «проспало» ситуацию, они сильно недооценили потенциал скопившегося в иранском обществе гнева и совершенно неправильно оценили Хомейни — престарелого, но фанатичного аятоллу со злым голосом. Не имело понятия ЦРУ и о том что у Шаха рак и он не готов сражаться за престол.

И именно во время, когда у руля был Буш — крепко пьющий начальник внутренней контрразведки ЦРУ Олдридж Эймс, которому нужны были пятьдесят тысяч долларов чтобы поправить дела после развода — пришел в советское посольство и вывалил на стол сумку с именами американских агентов в СССР. Он попал на пленку скрытой камеры, установленной у советского посольства — но ее никто не посмотрел и Эймса не опознал.

Во время собеседования в комитете по контролю разведдеятельности — он скрыл то, что является агентом ЦРУ с сорок восьмого года. В то время агентов такого уровня не вносили в картотеку, это была скорее джентльменская договоренность с Алленом Даллесом. Но русские узнали… откуда-то узнали. И теперь дьявол явился за товаром…

Он мог надеяться на то, чтобы не отсвечивать — но Ронни как всегда свалил на него грязную работу, поручив ему развлекать советского гостя, а сам ушел в тень. Горбачев же неожиданно попросил ему показать какое-нибудь производство и выступить перед американскими рабочими. И они поехали аж в Рочестер, на фабрику Истмен Кодак…


Вопрос, где лучше живут рабочие — в СССР или в США — вопрос из вопросов.

Мне повезло — в Рочестере был важнейший завод компании Истмен Кодак и по сути — весь город принадлежал этой компании, ей был построен даже камерный театр. Нас встретил сам Колби Чандлер, исполнительный директор, под началом которого трудилось сто тридцать тысяч человек во всем мире. Ему я передал приглашение посетить СССР для налаживания деловых контактов и завязывания знакомств с советскими коллегами. Потом я выступил по внутреннему радио — митинг, конечно, собрать не удалось, это работающее предприятие — но я обратился к рабочим с короткой речью по внутренней связи. Речь была короткой и осторожной — я передал привет американским рабочим от рабочих советских, и повторил то, что мы верим — война не нужна никому, советские и американские рабочие братья по классу, живут одними заботами и делить им нечего. Мы, советские люди, верим в то, что простые американцы так же выступают за мир.

Мы прошли по цехам, пообедали в заводской столовой, причем я настоял на том, чтобы обедать в столовой для рабочих, а не для инженерного персонала. Нормально пообедать не удалось — рабочие столпились около столика и я полчаса через переводчика отвечал на вопросы и пожимал руки. Затем я попросил, чтобы кто-то из рабочих показал мне свой дом и пригласил нас с вице-президентом на ужин. Желающих было много, но мы выбрали Боба Гринвуда, мастера на заводе. Причем — неслыханное дело — я пересел в его Шевроле и так мы и поехали — Шевроле Боба, а за ним конвой лимузинов и джипов Секретной службы США.

Зрелище то еще…


Боб Гринвуд жил в пригороде, в доме, который он выкупил на две трети. Дом был довольно крепкий, приспособленный для зим. У него был участок примерно в четыре сотки, жена Марсия и четверо детей, старшему, Итану — тринадцать. В семье было две машины, дети ходили в школу и готовились к университету, правда Боб не был уверен, что у него хватит денег. Его супруга Марсия была в шоке от предстоящего семейного ужина на столько персон — но Буш подсуетился и отрядил агентов Секретной службы ей в помощь, купить все необходимое.

Нормальная американская семья, с папой и мамой, многодетная. И это нормально, и это считается нормальным — на такие семьи рассчитывают работодатели и банки, к таким семьям обращаются кандидаты. Тридцать лет спустя — таких семей уже не будет. Четверо детей — пожить надо для себя, да и просто — дорого. А в газетах будут заголовки типа «фигуриста не знают, в какую олимпийскую сборную записать, потому что оно не считает себя ни мужчиной, ни женщиной». Или «голливудская актриса» сменила пол, и ее местоимение теперь будет «оно». Кончита в общем тут будет.

Пока готовился ужин, мы разговаривали с главой семейства, сидя на скамейке на заднем дворе. Говорили о детях… я сказал, что у меня только дочь, больше не позволила политика и работа, Боб сочувственно кивнул. Про себя он сказал, что служил во Вьетнаме и чуть не погиб, своей службой он не гордится. Ходит рыбачить и охотиться. В своем будущем уверен, хотя и особо денег свободных в семье нет. Не уверен, что сможет дать всем детям хорошее образование.

Я спросил, считает ли он, что в СССР живут враги американцев? Он покачал головой и ответил — нет, сэр, я так не считаю.

Потом Боб пошел посмотреть как дела у Марсии с ужином — и яувидел их старшего, Итана. Он смущенно стоял в нескольких шагах от меня (ростом он уже вымахал с отца)

— Мистер Горбачев, сэр… — сказал он

— Что ты хотел? — спросил я — тебя ведь Итан зовут, так?

— Да, сэр. А можно с вами сфотографироваться? Ведь никто не поверит.

Я кивнул

— Без проблем. Есть фотоаппарат? Неси!

Итан принес новенький Кодак, и мы сфотографировались — и с ним и со всеми его братьями и сестрами. Фотографировал нас агент Секретной службы.

— Итан — сказал я, отдавая фотоаппарат — сделай пару лишних копий фото и позвони журналистам. Меньше двадцати тысяч за каждый снимок не бери.

И подмигнул

Как думаете, зачем это? Завоевание умов и сердец друзья мои. Американцы очень любят такие вот «маленькие» истории. Особенно если они связаны с детьми.

Спорим, через пару дней этот снимок будет во всех американских газетах?


За ужином, я сказал Бобу, что СССР был бы рад, если бы Итан и младшие приехали в Артек…

Для чего я все это делаю? А вот для них же. Для Итанов и для Иванов. Чтобы росли они в мире без войны, и чтобы Итан не потерял работу, потому что производство все ушло в Китай, и чтобы сын Итана не пришел к папе и не рассказал, как им в школе рассказывали сегодня про жизнь гомосеков. Вот за это — стоит бороться. И для Итанов и для Иванов — у них много общего.


Буш дозревал долго — целый день он нервничал, старался не встречаться со мной взглядом, а за столом у него кусок в горло не лез. Я выждал до вечера — это и тактически правильно, и психологически. Рочестер — никто ни к чему не готов, никто не снимает, Секретная служба нервничает на незнакомой территории…

И когда мы уже собирались уезжать — я нашел вице-президента у машин.

— Мистер Буш — окликнул я его

— Что происходит? — негромко спросил Буш по-английски

Я показал глазами следовавшего всюду за мною Палажченко — уходи. Тот повиновался

— Происходит то, господин директор — я перешел на английский язык — что я хочу передать вам привет от Ли Харви Освальда. Времени у нас мало потому вопросов не задавайте — я сделал неопределенный жест рукой — я знаю, что вы никакого отношения к убийству президента Кеннеди не имеете. Но Ли Харви Освальд был вашим агентом, он работал у вас на связи с момента возвращения из СССР, отслеживал активность кубинской разведки. Когда вы в последний момент узнали — от отца, который был одним из организаторов — что они собираются убить президента — то в спешке уехали из Далласа чтобы не стать одним из подозреваемых. Руби тоже был у вас на связи, верно ведь?

— Ваш отец, сенатор Прескотт Буш. Он ведь был ответственным по надзору сената за деятельностью ЦРУ, верно? Как думаете, почему Освальда передали именно вам? И почему в шестьдесят втором вас устроили в ЦРУ, хотя до того вы работали без оформления. Может, потому что Ален Даллес хотел иметь крючок на вас и вашего отца, если вы соскочите? Почему именно Освальда сделали в этой истории козлом отпущения, вы не задумывались? Может ЦРУ хотело контролировать вашего отца, который надзирал от сената за его деятельностью? А теперь они контролируют вас.

— Кто вы такой? Что вам надо?

— Информации обо мне у вас нет, это я точно знаю. Юрий Владимирович хотел назначить меня зампредом в КГБ, но решил этого не делать и правильно поступил. Мы с вами коллеги. Что касается того что я хочу — я хочу чтобы вы продолжали свою карьеру, я хочу чтобы вы стали президентом США после Рейгана. Надо сказать, вы неплохо пошли. Директор ЦРУ, потом вице-президент — и все это за каких-то семь лет. Они все еще приказывают вам что делать? В таком случае вам нужны друзья — те, благодаря которым вы сможете указывать ЦРУ что делать, а не они — вам. У нас есть много информации, которая может вам помочь поставить Агентство на место.

Буш посерел. Длинный, худой, он стоял у машин рядом с фонарем, и смотрел куда-то в сторону. Он был на голову выше меня

— Я не предатель. У вас ничего не выйдет, кем бы вы на самом деле не были.

— Мне не нужно ваше предательство. Я нуждаюсь в вашей помощи, а вы — в моей. Гораздо проще вести дела, когда на другом конце стола коллега, который понимает тебя с полуслова, верно? Никому не говорите об этом разговоре. Связь — только со мной лично. Или с человеком, который упомянет Авраама Линкольна в первой фразе. Как организовать с вашей стороны решайте сами. И не делайте глупостей.

Я повернулся к Палажченко с широкой улыбкой на все тридцать два зуба

— Павел Русланович, беда. Мой словарный запас иссяк.


Вот, как то так. Многое в истории СССР будет проще в начале девяностых с учетом того что президент США будет нашим человеком. И холодную войну мы прекратим, и иностранных инвестиций в СССР пойдет куда больше. Думаю, после 1989 года и событий на площади Тяньаньмэнь, которые мы поможем организовать — Китай попадет под американские санкции, а СССР — заключит договор об условиях наибольшего благоприятствования в торговле и начнет строить вместе с американцами свободные экономические зоны и производить для американских супермаркетов тапочки, детские игрушки и подростковую одежду по доступной цене. И для Европы тоже, тем более что логистика с Европой у нас несравнимо лучше.

Убийство Джона Фитцджеральда Кеннеди раскрыто давно, еще в девяностых — просто правда никого уже не интересует. Да и слишком страшная эта правда.

Кеннеди погубили два принятых им решения. Первое — он отказался нанести удар по Кубе во время боев в Заливе Свиней и уволил знакового человека в американской разведке — Алена Даллеса. И второе, ставшее роковым — на перевыборы он собирался идти в другой связке. Место вице-президента должен был занять его брат, Роберт Кеннеди. А действующего вице-президента Линдона Джонсона — Кеннеди приказал убрать. Понятно, что политически, но…

Министерство юстиции, которое возглавлял Роберт Кеннеди — начало искать компромат на Джонсона — и тут следователям начали попадаться все более серьезные вещи. Выяснилось, что в сорок восьмом году Джонсон сфальсифицировал итоги выборов, чтобы попасть в Сенат, и тому есть доказательства. Всплыла масштабная афера с фермерскими землями в Техасе — государство платило субсидию производителям хлопка за то, что те отказывались от его производства (чтобы поддерживать цены на хлопок) — и Джонсон и его подельники записывали хлопковыми полями даже те земли, на которых добывалась нефть. Всплыли откаты, связанные с оборонными подрядами. Наконец, следствие получило доказательства причастности вице-президента США к заказным убийствам. Однако, вице-президент получил от ЦРУ информацию что под него копает Роберт Кеннеди и решил, пока не поздно убить президента.

Заговорщики собрались в Техасе, в поместье магната Клинта Мерчисона. Это были миллиардеры Клинт Мерчисон и Х.Л. Хант, губернатор Техаса Джон Конналли, директор ФБР Эдгар Гувер его заместитель (и гомосексуальный партнер) Клайд Толсон, бывший вице-президент и будущий президент Ричард Никсон, бывший мэр Далласа Р.Л. Тортон, действующий мэр Далласа Эрл Кейбелл, шериф Далласа Билл Деккер, бывший директор ЦРУ Ален Даллес, лидер мафии Карлос Марсело, главный судебный пристав США Клинт Пиплз, сенатор Прескотт Буш, сотрудник ЦРУ Джон МакКлоу. И вице-президент США Линдон Джонсон. Эти люди и договорились об убийстве президента. Фактически — вице-президент поставил всех перед выбором, сказав, что один он в тюрьму не пойдет. К тому времени у него уже был стойкий алкоголизм и психическое (биполярное) расстройство.

Стрелков было четверо, ни один из них не был Ли Харви Освальдом — хотя тот был замешан, так как пронес винтовку и пустил на свое рабочее место убийц. Невиновен Освальд и в смерти полицейского Типпита — его убил киллер, посланный чтобы убить Освальда, но не заставший его дома. Двое стрелков были кубинскими мигрантами, еще один — бандит из Чикаго. И четвертый стрелок, который и послал одну из пуль в голову президента США — это некий Малькольм Уоллес, бывший пресс-секретарь Джонсона и его штатный решала, уже судимый за убийство. Техасский суд умудрился ему дать за заказное убийство всего пять лет.

Впрочем, американская система правосудия сильно далека от идеала.

Уоллес был нужен потому, что все участники заговора понимали — как только Джонсон придет к власти, его уже ничего не будет сдерживать, и он захочет ликвидировать их всех. Потому условием было — предоставить своего стрелка, связь которого с Джонсоном легко доказать, как гарантия того что если все пойдут под воду — то пойдут все вместе.

Но был и еще один. На том чтобы свалить вину на Ли Харви Освальда — настоял Ален Даллес, потому что знал, что Освальд находится на связи у Джорджа Буша. Джордж Буш был завербован лично Даллесом еще в сорок восьмом, оформлен в ЦРУ в шестьдесят втором. Он был сыном сенатора Прескотта Буша, надзирающего за деятельностью ЦРУ — и Даллесу был нужен компромат на сенатора. Сам Джордж Буш к заговору отношения не имел, но давал деньги Освальду и знал о причастности к заговору отца. В шестьдесят четвертом — он предпринял первую попытку избраться в Конгресс, чтобы получить неприкосновенность. И он знал, для чего она ему нужна.

Что произошло после убийства? Джонсон из вице — стал президентом, потом переизбрался — но был дискредитирован войной во Вьетнаме, и решил уйти из политики. В семьдесят первом убрали Мака Уоллеса — подстроили автокатастрофу, в семьдесят третьем от инфаркта умер сам Линдон Джонсон.

Президентом страны после Джонсона стал Ричард Никсон, еще один из заговорщиков, потом был Форд — именно он договаривался тогда с чикагской мафией, чтобы прислали убийц. Вообще, Кеннеди планировали застрелить в Чикаго, Даллас был резервным вариантом — но дон Пол Рикка категорически запретил это делать в Чикаго и уже оплаченные киллеры[6] отказались выполнять заказ, понимая, чем им грозит пойти против воли дона. После Форда был Джимми Картер, но тогда хранителем тайны заговора стал Джордж Буш, неожиданно отозванный из Китая и ставший директором ЦРУ. И так же неожиданно — он был избран Рональдом Рейганом в качестве своего вице на выборах 1980 года. Потом он станет президентом США.

Роберта Кеннеди тоже застрелили по приказу президента Джонсона — Роберт Кеннеди не предполагал, а точно знал, кто убил его брата, и ему надо было вышвырнуть убийцу из Белого Дома и самому его занять — чтобы мстить. И заговорщики — они никогда бы не пошли на еще одно убийство, если бы не знали, чтоРоберт Кеннеди их уничтожит и с ним не договориться.

Вот как то так. Если бы убили не президента США, а простого человека — то дело наверняка раскрыли бы. Просто по принципу — кому выгодно. Правда в этом деле на самой поверхности, самая простая версия и является правильной, проблема не в том чтобы узнать правду — а в том чтобы ее принять и жить с ней дальше. Все просто — вице-президент убил президента и сам стал президентом. И как расследовать уголовное дело, если самый главный человек в стране, босс и для полиции и для ФБР — и есть убийца? И как принять тот факт, что президентом США можно стать как в африканском племени — убив своего предшественника?

Почему эта правда взрывоопасна и поныне? Потому что убийство братьев Кеннеди не просто преступление, оно ставит под сомнение добропорядочность американской элиты в целом. Человек совершил политическое убийство и стал президентом США. Другие — не один, не два, десятки — убирали свидетелей, скрывали правду, покрывали убийц даже будучи избранными на высший государственный пост. Это не менее катастрофическое событие, чем тридцать седьмой год в СССР. Узнав правду, американский народ может просто посчитать свое государство преступным и отказать ему в праве на существование. Правда о тридцать седьмом годе взорвала СССР даже пятьдесят лет спустя. Правда об убийстве Джона Кеннеди — не менее взрывоопасна.

Во время холодной войны часто встречалась с первой леди СССР Раисой Горбачёвой, в отличие от мужей, близких и доверительных отношений у них не возникло. Нэнси Рейган посчитала Раису Максимовну сложной в общении. По свидетельству советских очевидцев, Нэнси Рейган раздражало знание Горбачёвой истории США и архитектуры Белого дома, поскольку та часто перебивала её во время экскурсии по Белому дому

Из Википедии

— Все нормально, дорогая?

Русская — так Нэнси ее прозвала — спокойно, и несколько отстраненно улыбнулась

— Да, вполне.

Нэнси удивилась — Раиса Горбачева ответила ей на английском без переводчика

Нэнси Рейган многие — и не без оснований — считали серым кардиналом президентской администрации. Она играла важную роль еще в Голливуде — в отличие от старины Ронни у нее было одиннадцать главных ролей, она была вполне успешной актрисой и говорили, что если бы они встретились раньше — кинематографическая карьера и самого Ронни пошла бы куда успешнее. Но она вышла за президента профсоюза киноактеров — а сделала его президентом Соединенных штатов.

По правилам дипломатического протокола — у жен и спутниц глав государств отдельная программа, связанная с посещением женских мероприятий и таких мест как больницы, приюты и тому подобное. Миссис Рейган предложила советской гостье выступить на собрании «Национальной семейной лиги», а потом посетить больницу и посмотреть достопримечательности. В целом — никаких подвохов от советской гостьи она не ожидала.

Но конечно же, в этой схватке шансов у Нэнси Дэвис-Рейган не было никаких. Ведь она была всего лишь провинциальной актрисой, выжившей в молодости в голливудском гадюшнике и удачно вышедшей замуж — против кандидата социологических наук, директора сектора социологии, а потом и директора института, с незаконченной докторской диссертацией, первого в СССР специалиста по политологии, ежедневно общающейся с учеными уровня Юрия Левады, Мераба Мамардашвили, Татьяны Заславской. К тому же Раиса Максимовна уже почти свободно говорила на английском языке и остановить ее, использовав переводчика было уже нельзя. А миссис Горбачев приготовила Америке свой сюрприз…


Первая незапланированная неприятность случилась в детской больнице. Вместе с кортежем первой леди — следовала и машина советского посольства, и когда они прибыли — посольские вытащили из машины целый мешок. Раиса Максимовна коротко переговорила с посольскими и те потащили мешок в больницу.

— Что это, дорогая? — прежним, покровительственным тоном спросила миссис Рейган

— О, это игрушки. Советские игрушки, я хочу раздать их детям.

Нэнси растерялась

— Но кажется… этого не было в плане

— Что плохого в том, что дети получат игрушки?

Плохое было, и миссис Рейган это понимала. С ними следовали репортеры. Она приехала без игрушек и вообще без всего. А яркие игрушки — привлекут внимание публики и полностью отвлекут его на советскую первую леди. А это плохо.

Она вывернулась. Пришлось выписать незапланированный чек на сто тысяч как благотворительную помощь. Но перебить впечатление она не смогла.


На форуме Семейной лиги Америки было еще хуже.

Текст выступления миссис Горбачевой был согласован, но только в тезисах. Но как только советская первая леди взошла на трибуну, с первых же слов стало понятно, что согласованный текст полетел в корзину

— Тридцать лет назад — сказала она, смотря в зал — я закончила Московский университет. Мы с Михаилом учились вместе, он на юридическом, а я на социологическом. Жили мы в общежитии, и после получения диплома у нас встал выбор — остаться в Москве или вернуться на родину Михаила и попытаться начать там. Мы выбрали второе.

Нэнси мрачно подумала — хитрая дрянь. Если бы она начала говорить про политику, все вежливо слушали бы ее, но не более того. Но она говорит не про политику, она говорит про жизнь, какую прожили и многие американки, о проблемах, которые стояли и перед многими семьями здесь. Тем самым она вызывает сочувствие и к себе и к своей коммунистической стране.

— … перед тем как Михаил получил новое назначение, и мы переехали в Москву — мы двадцать лет прожили на Ставрополье. Мы многое пережили вместе, воспитали дочь. Михаила назначили губернатором края, он много работал, строились дороги, дома, новые предприятия. Но мы никогда не думали и не говорили о войне…

— Войны затевают мужчины, но с их последствиями приходится иметь дело нам, женщинам. Мы отправляем на войну своих сыновей, мы вынуждены трудиться, когда мужчины воюют, мы готовим мужчинам, лечим их и утешаем в поражениях. Со всем злом, которое может принести война — приходится иметь дело нам. И поверьте, мы, советские женщины, вынесшие на своих плечах тяжесть самой страшной войны в истории человечества — больше всего хотим, чтобы новая война никогда не началась. С этим, мы протягиваем руку мира вам, нашим сестрам, нашим подругам. И давайте, скажем нашим мужчинам, чтобы они и не думали начинать новую войну…

Несколькими неделями спустя Сентябрь 1985 года

Рочестер штат Нью-Йорк
Итан Гринвуд уже жалел, что послушался мистера Горбачева и передал снимки в прессу.

Несколько дней их дом осаждали журналисты и отец, наверное, бы его выпорол, если бы не вездесущие журналисты с камерами.

Наверное, папу несколько смягчил тот факт, что за снимки им заплатили семьдесят тысяч долларов. Папа положил деньги в банк на счет для оплаты обучения — а теперь снимки кочевали по всем газетам и к ним постоянно приезжали брать интервью. На работе папе дали даже небольшой отпуск.

Что касается школы, то там Итан конечно стал звездой дня, на него стали обращать внимание даже старшие девочки и все хотели услышать его рассказ про мистера Горбачева у них дома. В их захолустье, где обычно ничего не происходит — визит советского лидера был событием, по крайней мере, столетия. Правда, все спорили, должен он был или нет так себя вести с советским лидером, ведь тот был коммунистом! Кто-то считал, что его надо было выставить вон, кто-то — что это бы опозорило людей и город, ибо, если кто-то приезжает — надо проявить гостеприимство


В тот день — Итан как обычно приехал в школу на школьном автобусе. Он был всего лишь мальчишкой — и не заметил на стоянке черный Шевроле Каприс с затемненными окнами. А в классе — миссис Рут сказала, что суперинтендант Майлс просил его зайти к нему и с урока она его отпускает…


В кабинете суперинтенданта[7] — Итан увидел двоих мужчин в костюмах, одного помоложе и одного постарше, старше даже папы. Самого мистера Майлса не было.

— Итан? — спросил молодой — Итан Гринвуд?

— Да… сэр.

Отец всегда учил его — к взрослым надо обращаться «сэр» и разговаривать вежливо. Но ему инстинктивно не хотелось обращаться к этим людям «сэр». Но он был всего лишь четырнадцатилетним американским парнишкой, которого учили любить свою страну и верить ей — и потому он не сказал этим людям, что не хочет говорить с ними и требует вызвать папу и присутствия адвоката. Хотя он имел на это право.

— Садись, Итан — сказал молодой и бросил на стол газету Нью-Йорк таймс, на которой на первой полосе была его фотография с мистером Горбачевым — мы из ФБР и хотели бы задать тебе несколько вопросов. Это ведь твое фото?

— Да, сэр.

— И ты отправил его в газету?

— Да, сэр.

Молодой снова взял газету

— В прошлом году тебе присвоили орла-скаута за твои заслуги, Итан. В числе прочих для получения этого звания нужен значок за гражданскую позицию в стране. И вот так ты проявил свою гражданскую позицию? Снимаешься вместе с врагом нашей страны, позоришь звание скаута?

— Сэр, мистер Горбачев был гостем в нашем доме, его привел отец. Что плохого в снимке на память.

— Плохо то, что ты снялся для русской пропаганды, парень! Этим снимком ты работаешь на русских! И против своей страны!

— Выйди-ка — вдруг жестко и требовательно сказал тот, что постарше — и газетку свою забери

Молодой казалось, не знал, как поступить и ему неприятно было уступать перед юнцом — но старший смотрел сурово и требовательно, и молодому пришлось подчиниться. Выходя, он намеренно громко закрыл дверь

Старший выдержал паузу в несколько секунд.

— Послушай, Итан — наконец заговорил он — тебя никто ни в чем не обвиняет. Ты всего лишь американский подросток. И в том, что ты сделал фотографию с секретарем Горбачевым, нет ничего плохого. Мой коллега был не прав, обвиняя тебя в отсутствии патриотизма. Ты ведь не выдал секретарю Горбачеву никаких тайн?

— Нет, сэр.

— Значит, ты не сделал ничего плохого. Поговорить с кем-то и сделать снимок на память не преступление, даже если этот кто-то коммунист.

— Ты знаешь, что секретарь Горбачев коммунист?

— Да, сэр. Но…

— Но?

— Он не похож на коммуниста, сэр. И папа пригласил его на ужин его и мистера Буша.

— А как, по-твоему, выглядят коммунисты, сынок?

— Ну… как в кино. Знаете, такое кино про вторжение.

— Знаю. Но коммунисты могут выглядеть и не так. Они могут носить костюм и говорить умные вещи. Но они ненавидят нас. Они ненавидят нас, наш образ жизни, нашу конституцию, нашу свободу. Они готовы на все чтобы уничтожить Соединенные штаты Америки. Даже если у них сейчас в руках нет автомата.

Итан опустил голову

— Я все понял, сэр

— Что ты понял, сынок?

— Мистер Горбачев лжец. Папа зря его привел в дом.

— Ну, не обвиняй папу. Скорее тут виноват мистер Буш, что секретарь Горбачев оказался в вашем городе. Надо быть бдительными. О чем он говорил с твоим папой?

Итан как смог пересказал суть бесед за столом

— Значит, мистер Горбачев пригласил вас в Артек.

— Да сэр, я не знаю, что это

— Это хорошее место, парень. На юге, что-то вроде Диснейленда для коммунистов. Если ты будешь неосторожен, там тебе промоют мозги, и ты сам станешь коммунистом. Но ты же осторожный парень, Итан. Осторожный и умный, как и положено быть орлу скаутов. Верно?

— Надеюсь, сэр.

— Твой папа. Что он думает об этой поездке?

— Я не знаю, сэр. Вероятно, это бесплатно, но папа не любит одалживаться.

— А ты скажи ему, что очень хочешь поехать. Это будет твоим первым заданием.

— Заданием, сэр?

— Кем ты хочешь стать, Итан? Думал уже об этом?

— Ну… папа говорит, что мы должны учиться в университете но я… пока не знаю.

— Ты не думал о том, чтобы защищать свою страну, Итан?

— В армии, сэр?

— Нет, Итан, не в армии. Защищать свою страну от врагов, шпионов и коммунистов, которые могут в нее проникнуть и причинить вред. Это очень сложная и опасная работа, Итан, но орлу скаутов она явно по силам. Что скажешь?

— Я… не знаю, сэр.

— Не такого ответа я ожидал от орла скаутов.

— Сэр, я…

— Можешь пока не отвечать. Но если ты выполнишь задание и уговоришь отца отправить тебя в Артек, позвони вот по этому телефону. И спроси мистера Клея. Это будет первым твоим заданием и первым вкладом в безопасность Соединенных штатов Америки. Понимаешь?

— Да, сэр.

— Уже лучше. Далеко не все мои коллеги были в СССР. Но ты — ты побываешь, расспросишь всех обо всем, посмотришь, как все устроено, все запомнишь и, вернувшись, расскажешь обо всем нам. Это будет настоящим шпионским заданием, о котором знать никто не будет. Понял?

— Да, сэр.

— Молодец. Отцу ни слова. И мою визитку спрячь. А теперь как можно подробнее вспомни, о чем мистер Горбачев говорил с тобой и с папой в доме. Что ты слышал.

Итан попытался вспомнить все как можно более подробно. Интервьюер иногда останавливал его и расспрашивал подробно, заставлял вспоминать детали. Итан вспоминал, как мог.

В какой-то момент — интервьюер спросил

— А где был переводчик, Итан? Ты кстати запомнил переводчика? Как он выглядел?

— Переводчик был в доме, сэр.

— Вот как? Тогда как же ты разговаривал с секретарем Горбачевым? Ты знаешь русский?

— Нет, сэр. Мы говорили по-английски.

— По-английски. Ты уверен?

— Да, сэр.

— Но зачем тогда переводчик?

— Не знаю, сэр. За столом мы говорили через переводчика. Но там, на дворе, мистер Горбачев говорил по-английски


Через полчаса — Каприс на предельно допустимой в таких местах скорости несся к Нью-Йорку. Мимо мелькали фермы, голые поля, на которых ранее росла пшеница и кукуруза.

— Как видишь, даже разговор с обычным подростком может дать результат. Русский лидер говорит на английском. Кто это знал? Никто. А теперь мы знаем.

— Этот маленький засранец сыграл им на руку

— Брось, парень, он просто повелся.

— И что мы будем делать дальше, сэр.

— Работать. Парень согласился работать, пусть отправляется в свой Артек.

— Постойте, сэр, вы его что… завербовали?

— Ну, в списки агентов я его вносить не буду. Убедил помогать так сказать. Посмотрим… лет через десять, он может быть нашим коллегой.

— Погодите… ему четырнадцать. Мы что, уже детей вербуем?

— Ты только что называл его засранцем.

— Да, и его отцу надо было его выпороть, чтобы не снимался, с кем попало, и не продавал снимки в газеты!

— Идет война, Бретт. И от этой войны нельзя уклониться. Парень едва не стал сочувствующим, а отсюда прямая дорога в коммунисты. Он едва не поверил. Но я спас его от этой участи, научил не доверять и сражаться. Разве это плохо?

16 августа 1985 года

Лондон, Великобритания
Визит мой был спланирован так чтобы на обратном пути из США посетить с краткими визитами еще две страны — Великобританию и Францию.

Первой была Великобритания.

Так получилось, что уже будучи на холоде, я довольно часто посещал Великобританию и Канаду. Но про Канаду потом, вопрос как раз в Великобритании, а точнее — в Лондоне. Лондоне времен Маргарет Тэтчер.

Лондон — это особенный город на земле, второй после Рима, который достиг численности в миллион населения, до войны это крупнейший мегаполис планеты, в девятнадцатом веке — и самый развитый город европейской цивилизации. Лондон дал миру очень многое — например, сам мужской костюм, который сейчас норма во всем мире — был придуман в Лондоне. Автобус, такси, метро, парламент… и еще много чего. Лондон, по сути, первоисточник не западной цивилизации, а цивилизации вообще. Потому что и мы в Москве — не в косоворотках и смазных сапогах ходим, верно? Туфли кстати тоже здесь придумали — самая распространенная в мире модель, это оксфорды.

И так далее, далее, далее.

После Второй мировой войны, когда город подвергался бомбардировкам — он долго восстанавливался, последние руины исчезли лишь в шестидесятые. Численность населения до войны была девять с лишним миллионов, сейчас упала до семи с половиной. Правление Тэтчер это время когда Лондон вновь стал расти.

Сейчас же Лондон — живет последние годы как столица Великобритании, а не как мировой хаб. Здесь, как и десять и двадцать и пятьдесят лет тому назад. Смога меньше, но он все еще есть — от него окончательно избавились, когда перестали топить углем. На улицах черные кэбы — их больше чем частного транспорта. Знаменитые двухэтажные красные автобусы мчатся сломя голову. Куча навязчивой рекламы. Все еще британские марки — Роверы, Мини, Воксхолы — превалируют на дороге.

Тэтчер знает что делает — через пятнадцать лет тут будет биржа сравнимая с Нью-йоркской, а цена на жилье взлетит в десять раз. Причина в том, что в США со времен Великой депрессии действует ограничительное законодательство по банковским и биржевым операциям. Тэтчер предоставит банкирам и инвесторам то же самое законодательство, ту же систему права, тот же язык — но без американских ограничений ФРС. Как сказал глава тэтчеровской комиссии по банкам и биржам: два взрослых человека в одной комнате? Остальное нас не касается. Именно тут в Лондоне будет зарождаться экономический кризис 2008 года — но до него Великобритания получит такой допинг, который из больного человека Европы превратит ее в пятую экономику мира. По размерам экономики — Великобритания и Индия стоят рядом, только в Великобритании этот объем производят пятьдесят с чем-то миллионов человек, а в Индии — полтора миллиарда.

Великобритания — единственная страна, с которой я не знаю, что делать. И дело не в том, что у меня нет ничего на Тэтчер. Между Великобританией и СССР существуют принципиальные и очень сильные расхождения, которым много сотен лет. Настоящий культурный разлом. Отношение к свободе, к собственности, к власти — полностью различны. И это преодолеть не получится. Не договориться как с континентальными странами.

Наше детство прошло на разных букварях, вот что главное. И наше участие в деле достижения Индией независимости они не простят никогда.

Посадили нас не в Хитроу — Хитроу уже сейчас самый загруженный аэропорт в мире — а на военной базе. Ничего необычного тут нет — из Хитроу и королева не летает…

И оркестра нет. Встречающие мокнут под дождем под типично лондонскими, черными и большими, очень простыми зонтами. Дождь усиливается.

А Тэтчер не приехала. Нас встречает сэр Джеффри Хау, барон Хау, глава Форин-Офис. Это явно свидетельство того что Маргарет в Москве не понравилось.

Мелькнула мысль — похоже, план есть. Сэр Джеффри — будущий могильщик премьерства Тэтчер. Конфликт между ними был всегда, и предметом конфликта было отношение к Европе. Маргарет Тэтчер всегда относилась к Европе скептично и подозрительно, чем отличалось и большинство простых британцев. Я хочу назад свои деньги — эта ее фраза уже стала мемом. А вот сэр Джеффри евроидеалист. Конфликт между ними случится, когда Тэтчер откажется вводить евро вместо фунта и переводить страну на метрическую систему. Сэр Джеффри уйдет в отставку и произнесет в парламенте речь, обвиняя Тэтчер в подрыве усилий по евроинтеграции и евроизоляционизме. Эта речь, как в свое время речь Милюкова послужит сигналом к штурму власти — через три недели будет вынуждена уйти и сама Тэтчер.

Пока плана нет, только наметки. Но прощупать надо.

— Сэр Джеффри…

— Мистер Горбачев…

Церемонно пожали друг другу руки, причем я встал под зонт сэра Джеффри, который был настолько большим, что его хватало на двоих.

— The weather is fine, isn't it?

Сэр Джеффри недоуменно поднял брови

— С этой фразы у нас в СССР начинается учебник английского языка. Считается, что лучший способ начать разговор с англичанином — заговорить о погоде.

Сэр Джеффри рассмеялся.

— Боже, а вы владеете настоящим британским юмором. Просто ужасно, льет с самого утра. Я уже промочил ноги, дожидаясь вас.

— По крайней мере, воздух чище. Вероятно, на дорогах ожидаются пробки, может, используем это время, чтобы поговорить?

Это было не по протоколу. Но сэр Джеффри посмотрел на свою машину, на наш ЗИЛ. Чем всегда отличались британские аристократы — это храбростью

— В вашей машине будет явно больше места…


В бронированном ЗИЛе — сэр Джеффри сел на откидное сидение, страпонтен. Машина плавно тронулась.

— Если вам неудобно, можете пересесть

— Ничего страшного, господин секретарь…

Начальник охраны сидел впереди, с нами было два переводчика — мой и МИД Великобритании.

Кортеж уже вырулил на гудящее транспортом шоссе

— Сэр Джеффри — сказал я — признаться, я не первый раз в Великобритании, но первый раз в качестве руководителя своей страны. Я изучал историю. В обоих мировых войнах наши страны были на одной стороне. Можете мне объяснить, почему выигрывая войну, мы то и дело проигрываем мир?

Сэр Джеффри вздохнул — умудренный опытом аристократ, который как показала практика последующих событий, так и не понял свою страну. Он и понятия не имеет, что есть такое слово «Брекзит», а вот я его уже знаю. И Брекзит этот — он не результат какой-то злонамеренной пропаганды извне. И даже не результат кризиса с беженцами, как говорили потом многие политологи. Это результат принципиального недоверия британцев к континенту, чужеродности Британии в Европе. Британия, как и Россия — пыталась стать Европой, но так ей и не стала.

— Секретарь Горбачев — сказал он — мы прекрасно помним, какие жертвы принес СССР в борьбе с нацизмом, помним и ценим это. Но все что произошло после 1945 года в Европе — внушает глубокое недоверие, а подчас даже возмущение. Полагаю, мистер Громыко, который, как нам известно, возглавил ваш… парламент — с удовольствием вас просветит о сути наших споров и разногласий

— Вам нравятся споры и разногласия, сэр Джеффри?

Вопрос этот ввел министра в глубокую задумчивость

— Признаться, нет, сэр — сказал он, пытаясь вывести все на юмор — но я ими зарабатываю на жизнь.

— И мне не нравятся. Видите ли, я считаю, что в какой-то момент наши споры и разногласия перестали быть следствием политики, и стали политикой как таковой. Мы стали слишком любить их, для нас наши различия стали важнее того что нас объединяет. А нас объединяет многое и по сей день.

— Что вы хотите сказать, сэр? — спросил сэр Джеффри

— То, что мы — Великобритания и СССР — живем в Европе. Так получилось, что и ваша и моя страна живут на самом краю Европы. Но мы часть Европы и никуда от этого не деться. Вы дали Европе Шекспира. А мы — Чайковского. Что будет европейская культура без пьес Шекспира и музыки Чайковского?

— Может, понимание того что мы европейцы перевесит споры и возмущения, которые мы так полюбили?

Сэр Джеффри снова задумался

— Это будет нелегко, секретарь Горбачев.

— Но мне нравится ваше понимание идеи Европы. Скажите, вы считаете себя европейцем?

— Да, безусловно — ответил я

Сэр Джеффри иронически поднял бровь, имея вопрос не по сути ответа, а к скорости, с которой он был дан и уверенности

— В нашей стране самым изучаемым языком является английский — сказал я — а так же мы учим французский и немецкий. Когда наши дети учат историю в школе, они проходят Грецию и Рим, потом они изучают историю европейских стран точно так же как и свою. Мы знаем про Кромвеля, и мы знаем про Наполеона.

— Если вы встретитесь с Ее Величеством — снова пошутил сэр Джеффри — вы меня очень обяжете, если не будете упоминать Оливера Кромвеля

— Несомненно. Однако, достаточно посмотреть на наши города, на Ленинград, на Киев, на Ригу и Таллинн, чтобы сказать — мы европейцы. И это не подлежит сомнению.

— Ну, хорошо — сказал сэр Джеффри

Я посмотрел в окно машины. Дождь перестал.


Переговоры с британцами проходили не на Даунинг-стрит 10, а рядом, в здании МИД, в Локарнском зале. Я понимал, почему — на Даунинг-стрит 10 просто не было места, чтобы принять делегацию и организовать переговоры, не заблокировав нормальную работу правительства Великобритании. Кроме того здание МИД было прямо на углу, до него можно было дойти за пять минут пешком, что Маргарет Тэтчер и сделала. Тогда еще улица не была перекрыта, впервые ворота и вооруженные полицейские появятся после теракта ИРА, до него еще несколько лет.

Переговоры — в отличие от тех же США — шли вязко и мало результативно. Я понимал, что Тэтчер это даже не Рейган. Рейган во многом случайный человек и в политике и в русофобии, а вот Тэтчер как и все англичане — заклятый враг.

Тем не менее, я выслушал нотации по поводу ситуации в Европе и изложил свое видение, предложив Великобритании активно участвовать в торговле с Советским союзом. Предложение, я уверен, останется без ответа.

Тем не менее, Тэтчер было что-то нужно от меня. Что — я понял в перерыве, когда миссис Тэтчер подошла со стаканом виски. Она кстати пила виски как мужик, без льда

— Вы пьете виски? — спросила она

— Пью. Но только в компании.

— Сейчас принесут

Лакей МИД принес виски.

— Что вы сделали с Уль-Хаком — спросила она, и взгляд ее стал твердым как уилкинсоновский клинок

— С кем?

— С генералом уль-Хаком. Я же видела. С тех пор он сам не свой… отказывается от сотрудничества, начал строить еще одну мечеть в Пешаваре. На деньги, которые ему дают для организации сопротивления арабские шейхи.

— Организации сопротивления кому?

— Вашим войскам в Афганистане.

Я покачал головой

— Это не сопротивление. И это даже не классовая вражда как было у нас, когда помещики и крестьяне воевали. Вы даете пуштунам деньги, а они отрабатывают их, убивая и советских солдат и своих соотечественников. Но знаете что? Кто-то из англичан сказал — пуштуна нельзя купить, но можно взять напрокат. Что будет, когда вы перестанете платить? Вы об этом думали?

— Сначала они должны победить. Пока думать об этом рано.

— Они никогда не победят. Миссис Тэтчер, если вы так спокойно говорите о том, что даете деньги тем, кто убивает советских солдат, что мешает нам передать деньги и оружие организации ИРА?

— Вы уже это делаете!

— Вы ошибаетесь. Секретарь Андропов запретил сотрудникам КГБ вступать в контакт с террористическими организациями в Европе. И это не лицемерие, как вы думаете — приказ действует. Причина… в начале двадцатого века террористы в России убили слишком многих, чтобы мы теперь рисковали повторением подобного. Мы не можем сотрудничать с террористами, опасаясь повторного занесения террора в наш дом. Но приказ можно и отменить.

Тэтчер сверкнула глазами

— Вы угрожаете?

— Вообще-то да.


Визит советской делегации был коротким и исчерпывался половиной суток. Прилетели, переговорили и улетели. Но миссис Тэтчер была в ярости — ее окружение называло такое состояние «настроением Боудикки» — так звали жену погибшего вождя племени, возглавившую восстание против римлян.

Римляне ее казнили.

После переговоров, она уединилась на Даунинг-стрит 10 со своей помощницей Синтией Кроуфорд. Ее буквально трясло от гнева.

— Он не смеет — повторяла она за виски — он не смеет.

Ее смущало и бесило то, что она как оказалось, совершенно его не поняла. На тех переговорах 1984 года она приняла его за некое подобие британских аристократов — тряпок от рождения. Теперь же он показал, что готов убивать. Это немало…

— Сукин сын.

— Да успокойтесь вы миссис Тэтчер

— Успокоиться? Этот чертов коммунист угрожал террором!

— Ну, возможно, это просто слова

— Не просто.

Как она могла это пропустить? Во время последнего разговора — она почувствовала…что-то темное. Потому она не колеблясь, поверила.

В кабинет заглянул толстяк Хау, как всегда взъерошенный

— Вы то мне и нужны, барон — сказала Тэтчер

Помощница ретировалась

— Мне нужен доклад от Форин-офис. Даже два. Как мы можем навредить Советскому союзу прямо сейчас, и какие действия сможем предпринять на перспективу. И надо что-то делать…

— Мне секретарь Горбачев показался вменяемым — признался сэр Джеффри

Тэтчер резко остановилась

— Что? Что он тебе сказал?

— Мы ехали в одной машине. Он сказал, что он европеец. Мне кажется, он верит в это даже если не так

Тэтчер снова обозлилась.

— Послушайте, Джеффри — сказала она — и послушайте внимательно. Вся эта наша европейская игра — все это чушь собачья. Британия никогда по-настоящему не была Европой и сейчас не является

— К сожалению — уточнил Хау

— Нет, Джеффри, к счастью. История Европы — это история грязи, преступления, революций. Какую страну не возьми — их история ужасна, и Россия тут не самая ужасная из всех дебютанток на этом балу. Будущее всего человечества, если оно хочет выжить — оно не в Европе, оно там — в Соединенных штатах Америки. А будущее Британии, если мы хотим выжить — в том чтобы помочь Соединенным штатам сделать Европу своей провинцией. Вот только ради этого — я терплю всех парижских, боннских, римских и брюссельских умников, в противном случае я не потратила бы на них ни минуты времени.

— И я не потерплю в своем правительстве никакой другой политики кроме этой. Понял, Джеффри?

— Да, мэм — мрачно сказал барон Хау

Тэтчер смягчилась — она видела, что передавила

— Послушайте, Джеффри — сказала она — я понимаю ваш идеализм на этом направлении… в конце концов, наш остров и Европу многое связывает. Но многое и разъединяет. Я действую исходя из нашего, британского понимания свободы. Которое во многом и американское тоже. Европейцы действуют исходя из своего. Но они разные. Наши свободы. На континенте произошли две мировые войны, это были чужие счета, по которым мы расплатились в полной мере. ЕС и НАТО были созданы для того чтобы держать Америку в Европе, а Германию — под контролем. И пока что это удается и это одна из тех причин, по которой мы во всем в этом участвуем. Но Россию, в каком бы виде она не была — нельзя подпускать ко всему к этому, ни Россию, ни их сателлитов. Нам еще не хватало разбираться с делами всей Восточной Европы. Россия виновна в обоих мировых войнах, хотя начала их Германия — вина России в их начале едва ли меньше. Надо держаться от них подальше — и их держать подальше от нас. Такова наша политика, понял, Джеффри?

— Да, мэм.

17 августа 1985 года

Париж, Франция
Крайним городом, который я намеревался посетить — был Париж. По сути главная пророссийская и просоветская столица континента.

Если с Великобританией мы цивилизационные враги, то с Францией — цивилизационные друзья. Нашим взаимоотношениям — сотни лет, начиная с того как дочь князя Киевской Руси вышла замуж за первого короля Франции. Русские дворяне говорили на французском. Французские аристократы, бежавшие от революции, служили русскому императору, а русские интеллигенты — изучали опыт французской революции. В обоих мировых войнах мы сражались на одной стороне. Шарль де Голль считал себя большим другом Советского союза и отказался войти в НАТО. Во Франции живет множество русских эмигрантов, и многие французы состоят в обществе франко-советской дружбы. Франция всегда поддерживала самые разные связи с СССР, продавала, покупала, строила. Я думаю, по совокупности исторических связей ближе страны у нас и нет.

Париж тоже переживает последние годы — но не перед годами взлета как в Лондоне, а перед годами упадка. Только что Франция прошла «славное тридцатилетие» — с 1945 по 1975 годы. Собственное ядерное оружие, авианосцы, атомные подлодки, гражданские самолеты, военные Миражи, скоростные поезда, кино, собственный интернет «минител[8]», три автомобильные кампании, множество шикарных марок в сельском хозяйстве — марочные вина, сыры, дающие возможность очень дорого продавать товар. Совет по планированию, пятилетние планы и контроль цен на продукты. И где ошиблись французы? В социальной политике. Мать четырех детей может не работать — пособие огромно. Только вот французы не рассчитывали на то, что это будет мать изСенегала или Ливии. Страшную ошибку допустили французы, впустив мигрантов.

Ну и… социализм у них. Приняв на работу человека, уволить его почти невозможно — потому и не принимают. В конце года часто пропадают из продажи какие-то товары — это потому что многие продукты питания продаются по государственным ценам, которые пересматривают раз в год — вот фермеры и перестают возить если невыгодно.

На Францию я ставлю огромную ставку. Потому что экспорт технологий уже налажен, опыт сотрудничества по поставке целых заводов уже есть — французы до сих пор обижаются, что в Тольятти купили ФИАТ, а не Рено. Франция, помимо родства по духу и многолетних связей способна помочь там, где не поможет никто — в сельском хозяйстве и легкой промышленности. Позиции французов там сильны как нигде, само понятие «высокая кухня» подразумевает французскую. Это у нас до сих пор — нажраться бы досыта.

Миттеран, президент Франции, по сути, последний аристократ не по крови, а по духу на этом посту (дальше будут ловкачи, подозрительные мигранты из Венгрии и подкаблучники, которых жена по голове графином бьет) — встречал в аэропорту, встреча была на высшем уровне — с почетным караулом Национальной гвардии. Сам Орли тоже еще не превратился в свинарник — кстати, у нас по образцу Орли строили Шереметьево-2.

Миттеран встречал у трапа — худой, аристократического вида. В молодости фашист, в старости коммунист, живет на две семьи[9], это не считая любовниц. Надо бы ему намекнуть, чтобы от онкологии он проверялся регулярно.

Чтобы не смущать французского президента, ограничились рукопожатием — я не Брежнев. Обошли строй, Национальная гвардия отдала честь. Мне не кстати подумалось, что так же отдавали честь приговоренным к смерти перед исполнением приговора в начале века, когда казнили еще публично.

Тронулись. Полиция, мигалки, километровый кортеж. Кстати, интересный момент. В Лондоне дороги не перекрывают никогда и ни для кого — ни для меня, ни для собственной королевы — даже для Рейгана не перекрыли когда тот приезжал.

Город. Старый, один из старейших на континенте, с шикарной застройкой барона Османа, с бульварами.

Я закрыл глаза и представил себе Париж из того мира, который я не по своей воле покинул. Палатки беженцев на Елисейских полях. Арабы, негры, турки. Течет моча. Шмыгают крысы. Мелкие шныряют, высматривая, что бы украсть. Знают, что им ничего не будет, чтобы они не сотворили. Те, кто постарше торгуют наркотиками и собирают закят.

У обочины сгоревшие машины — это бич Парижа, поджоги машин. С этим никто не борется. Как и с мелкими кражами. И с большими. В некоторых районах решетки на окнах стоят с первого этажа до последнего.

На плац дю Сталинград, не сунешься — там теперь исламский район. Завывает мулла, бородачи сидят в кафе и ничего не делают. Дети ходят в рушдию[10] вместо французской школы. В проулках разбирают угнанные машины.

Во главе страны евросексуалист. Его поймали на связи с собственным охранником — тот в двадцать семь стал подполковником жандармерии. Яйцами заработал. Верховный главнокомандующий ядерной державы долбится в очкос охранником…

Вот вся эта мерзость — и есть то, что не должно состояться. У каждого мерзость своя — у нас, у США, у англичан, здесь. Но она состояться не должна.

В посольство не заезжали — поедем потом, там должен быть торжественный ужин для общества советско-французской дружбы, и я настоял на том, чтобы завтра дать торжественный обед для франко-советской торговой палаты. Проехали сразу в Елисейский дворец.

Разговор с Миттераном сразу пошел в другом ключе, он пошел о будущем Европы и о том чем мы можем быть полезными друг другу…

— … Минител…

— Минител? — Миттеран удивился — не знал, что вы так хорошо знаете нас

Еще как знаю.

— И вы хотите… купить лицензию?

Я покачал головой

— Лицензию купят поляки и югославы. Я хочу развивать эту сеть вместе, используя наработки обеих сторон. Вы знаете, что такое интернет, месье?

— Признаться, не слышал.

Ну, да, а что ты слышал? Жить на две семьи тяжело. Работать времени не остается. Потом уже после смерти вышли воспоминания охранника Миттерана — там такое. Еще будучи депутатом, он за вечер мог объехать трех любовниц, а всего их было хорошо за сто. Или как он уже будучи президентом Франции соблазнил жену одного из высоких гостей, который был во Франции с визитом и дело едва не закончилось разрывом дипотношений. Если бы я так себя вел, мне бы такую аморалку вкатали!

Ну или его вторая семья. Это история в духе Александра II — в пятьдесят, будучи уже президентом Франции он соблазнил девятнадцатилетнюю дочь своих друзей. Та родила от него и месье президент так и стал жить на две семьи. На похоронах — будут обе жены и его дети от обоих браков.

Двоеженец, однако, наш президент. Хотя он второй брак юридически не оформил.

— Это что-то вроде Минител, только более продвинутое. Это продвигают англичане и американцы, основная база в Калифорнии. Кремниевая долина.

— Проблема в том, что это на английском языке. Если не противопоставить этому что-то свое, лет через тридцать на английском будут говорить все.

Глаза Миттерана сузились — нет лучше способа задеть француза, чем напомнить ему про язык. Они очень гордятся своим языком и своей идентичностью

— Полагаю, это интересно для нас, Михаил. Нужно создать министерскую комиссию для проработки, как считаешь.

— Речь не только про Минител, месье президент

— У нас с одной стороны США, с другой — Япония. Речь про самый широкий спектр сложных потребительских товаров, про всю электронику. У японцев есть Сони, у американцев — Моторола. В Европе — есть только Филипс, и мы пытаемся производить все для себя. Но не все получается в лучшем виде. Можно конечно пытаться обогнать Японию в одиночку — но не факт, что получится. А можно попытаться делать это вместе, разделить расходы на разработки, привлечь лучшие научные силы с обеих сторон.

Миттеран перехватил инициативу

— Но новую машину вы опять купили у итальянцев.

— У нас есть два автозавода — в Москве и Горьком.

Миттеран заинтересовался

— И вы готовы купить для них французские машины?

— У вас неправильная информация. Мы готовы сотрудничать в разработках и осваивать то, что у вас есть. Но это не покупка лицензии, отнюдь нет. Мы и у итальянцев не покупали. Мы заинтересованы в современных совместных предприятиях, на условиях распределения рисков.

Президент задумался. Русские покупали и покупали много, особенно в шестидесятые и семидесятые. Но это что-то новое.

Распределение рисков. Так никто из русских раньше не говорил.

— Этот вопрос нуждается в серьезной проработке

Я развел руками

— Согласен, месье президент. И не забывайте — по крайней мере, часть инженерных работ должна оставаться в СССР. Задумайтесь вот о чем — помимо Европы существует Африка, Ближний Восток, Латинская Америка. Им всем тоже нужны автомобили. Сейчас вы производите там автомобили, снятые с производства в самой Франции, но долго ли так может продолжаться? Что если японцы предложат более современные модели?

— Я говорю о том, что модели для развивающихся стран надо разрабатывать уже сейчас и делать это совместными усилиями. Благо у нас есть свои наработки.

Через тридцать лет — Рено на этом и поднимется. Дастер и Логан станут глобальными автомобилями, продаваемыми от Бразилии до Индии, от Мексики до Нигерии.

Если все сделать правильно, то таким глобальным продуктом станет Нива и девятка. На пятнадцать лет раньше.

— и речь не только про автомобили

Миттеран достал платок и вытер лоб

— Михаил, ты настроен всерьез, я вижу

— Еще бы. Как насчет сотрудничества в области авиастроения? Мы как раз меняем поколение гражданских самолетов. И самолета размерности Аэробус — 300 у нас пока нет…

План этот я тоже продумал. В Европе задумались, что если так пойдет и дальше — то всем придется летать на Боингах. Было создано европейское предприятие Аэробус, которое выпустило крайне удачную модель 300. Разрабатывали ее во Франции на замену Каравеллы.

Проблема в том, что у них сейчас нет широкой модельной линейки, как у Боинга. У них нет ни тяжелого межконтинентального лайнера, ни вертолета… ничего.

А у нас нет нормального среднего самолета на замену Ту-134 и Ту-154. Разработки есть, но все они грешат одним и тем же — высоким расходом топлива.

Если сейчас заключить сделку — то мы получим Аэробус-300 и возможно долю в разработках Аэробус-330. Они получат наш Ил-96 и всю линейку вертолетов, включая Ми-8.

Впрочем, я знаю — заключить сделку не получится. По одной простой причине — в этом консорциуме Великобритания. Они вложили свое двигателестроение — их Роллс-Ройс стал глобальной компанией и Вестланд — вертолеты, довольно убогие. Свое авиастроение у них уже не развивается, хотя если бы Тэтчер была поумнее — можно было бы купить лицензию на Норманн Исландер. Румыны уже купили… лучший самолет на пять — восемь мест с коротким взлетом с грунта.

Но и так я выиграю. Если островитяне накроют сделку — французы просто взорвутся. Тэтчер уже здесь многих раздражает — например тем, что не позволяет продать Аргентине ракеты, да и вообще слишком бесцеремонным и вызывающим поведением. Если станет известно, что Тэтчер опять заблокировала крупную сделку — взорвутся французские профсоюзы. А они тесно связаны с компартией. Потом взорвется и Елисейский дворец и может британские рабочие поддержат — они не в восторге от Тэтчер. А там глядишь, и повалится железная леди — и туда ей и дорога. Сильно нам не надо чтобы Британия добилась успеха.

— Вы предлагаете сделку по типу…

— Я уже говорил — сборку оставьте югославам и румынам. Нас интересует полное участие. И инженерное тоже…

— У нас огромный опыт. Мощнейшая школа

Только дурная. Гордимся тем, что Ту-134 самый скоростной в классе. А то, что он жрет топливо как истребитель — это все равно.

— Это вопрос консультаций.

Я развел руками

— Конечно. О чем речь

Президент что-то записал в блокнот

— Я бы хотел поднять вопрос по Трансафрике…

— Слушаю…


От номера в отеле Георг V я отказался. Решил ночь переночевать в посольстве.

Вечером вышел в сад, охрана насторожилась. Я сказал — прогуляться перед сном хочу

Раиса Максимовна уже спала.

Посольство у нас в примечательном месте — с одной стороны Периферик, очень загруженная трасса, постоянный шум — а дальше Булонский лес. С другой стороны — кварталы центра, совсем недалеко Эйфелева башня.

Если ничего не сделать — через тридцать лет тут будет лагерь нигерийских беженцев…

Я прислушался. Через шум машин со стороны домов доносилось

Aux Champs-ElysИes, aux Champs-ElysИes
Au soleil, sous la pluie, Ю midi ou Ю minuit
Il y a tout ce que vous voulez aux Champs-ElysИes…
Елисейские поля, Джо Дассен.
Позывные старого доброго мира.
Который мы должны сохранить.
И мы сохраним!

1 8 августа 1985 года

СССР, Москва
В Москве — знакомый голубоватый свет Шереметьево, встречающие у трапа. Спускаясь, пошутил

— Как Хрущева встречаете?

Есть основания так шутить. В каждой шутке есть доля шутки.


В машину со мной сел Лигачев, то ли глава едва не свершившегося недавно партийного переворота, то ли мой спаситель — в последний момент переметнулся, на самом Политбюро, чем видимо меня и спас. Я предпочел поверить, и не только потому что мне это выгодно. Егор с одной стороны трудяга, с другой — русский. Если решать проблему нового места России в Союзе — то лучше пусть Егор идет на Россию, чем не дай Бог, Ельцин. У Ельцина его пробивная сила имеет и оборотную сторону — он как слон может все крушить.

— Ну, что нового?

— Григорий Васильевич написал заявление. Владимир Васильевич тоже.

Я кивнул

— Романова подписываем. Установить надо персональную пенсию. И наградить. А вот Щербицкий так просто не отделается.

— ???

— Романова мы заменим, найдем человека. А кто на место Гришина?

— Есть кандидатуры….

— Добрика пригласили?

— Дожидается.

— Ты с ним говорил?

— Дельный человек, потянет и всю Украину, если придется.

— Всю — пока не надо…


Виктор Федорович Добрик — родился в Кривом Роге, учился в Днепродзержинске, но вот уже двенадцать лет секретарил во Львове. Личность эта за пределами Украины мало известная, но по факту выдающаяся. Это надо редким талантом обладать, чтобы будучи «схидняком» как там говорят, возглавить Львов. И не на бумаге, а по-настоящему, стать хозяином Львова.

В Киеве его тихо ненавидели. Слишком опасным и слишком самостоятельным он был — его хоть завтра на место Щербицкого, масштаб тот же. Регион он развил — например, автоматические коробки передач на автобусы из Львова поставляли даже на Икарус, не говоря о всем остальном СССР. Ломать исторический центр он запретил — построил в чистом поле город — спутник. Пробивает строительство метро. Борется за качество — Львов в передовиках, там всесоюзные совещания по качеству проводятся. Напрямую от области заключает внешнеторговые договора со странами Европы. Развивает туризм, во Львове построены несколько баз для союзных сборных. Развивает образование — Львов университетский город, все австрийские, а потом и польские университеты сохранены и развиваются.

В том мире, где СССР не стало — Горбачев поддался нажиму украинских товарищей и перевел Добрика в Москву, на ничего не значащую синекуру в виде зама в Союзвнешстройимпорте. Значит, делать этого ни в коем случае нельзя. Добрик не только должен остаться во главе Львовщины, но и получить поддержку Центра. А в Киеве пусть думают. Боятся. И ненавидят.

Разделяй и властвуй.

Более того, Добрик должен поставить вопрос о создании автономной области — либо единой в виде бывшей западной Украины, либо нескольких — отдельно Львовщина, Ивано-Франковщина, Закарпатье или как их там.

Зачем? Во-первых — создается противовес Крыму. Крым тянет на Восток — эти пусть тянут на Запад. Второе — если мы все-таки поскользнемся, пусть лучше мы потеряем Западную Украину, чем Украину целиком. Это все равно отрезанный ломоть, ничего русского там не было и нет. Пусть уходят. Со всей их бандеровщиной. Сталин совершил огромную ошибку, включив Львов в состав СССР — нельзя было этого делать.

То, что бандеровщина там все еще есть — сомнению не подлежит. Нельзя допустить, чтобы бандеровщина передалась в Киев — пусть лучше это будет областной сепаратизм, чем общеукраинский.

А если экономические реформы все же дадут результат — на что я искреннее надеюсь — то мне выгодно, чтобы Львовщина была богатой, чтобы люди там делами занимались, а не по лесам шарахались и от безделья пробавлялись всякими дурными мыслями про ЗУНР и всякое такое. Из богатых, успешных стран — регионы не уходят. Тем более что Польша сейчас ощутимо беднее нас. И поделом — сколько страйковать можно?

Сам Добрик прекрасно знал подоплеку взаимоотношений Львова и Киева, в конце концов ЗУНР была по историческим меркам совсем недавно, были люди которые видели старый Львов, еще царских, точнее — императорских времен. Щербицкий Запад Украины тихо ненавидел, об этом говорило хотя бы то что ни один из двух клубов запада Украины не мог пробиться на уровень высшей лиги советского футбола. А тогда это значило очень многое — Украина была единственной советской республикой которая стабильно имела на высшем уровне больше чем один клуб, а Динамо был единственной не московской командой, которая регулярно боролась за медали. Тем более сейчас, во времена Лобановского. Дерби Спартак Москва — Динамо Киев было главным в Советском союзе и во всей Восточной Европе.

Но иногда — Добрик смотрел с верхнего этажа на Высокий замок, на Подзамочье и думал — а что дальше?

Ни Андропов, ни Черненко особо ничего на Львовщине не изменили — слишком далеко от столицы. Львовщина продолжала жить со своими колежанками, филижанками, варьятами — городскими сумасшедшими, полными автобусами туристов и контрабандой, которая тут была почтенной профессией «завжди» — у редкого парубка не было хотя бы джинсов и пары кроссовок. Но тут — пришел Горбачев и пришел вызов из Москвы — и Добрик отправился в Москву, недоумевая, что его там ждет. Про себя он подумал — наверное, речь о метро. Они как раз подали заявку[11]

В Москве — Добрика встретил Лигачев, он знал что Лигачев стал, по сути, вторым секретарем ЦК, хотя должности такой не было. Поговорили про партийные дела, потом разговор свернул совсем не туда — Лигачев стал интересоваться его отношениями со Щербицким, и вообще отношениями Львова и Киева, не зажимают ли где область. Добрик удивился — вот те на! Это к чему такие разговоры? Уж не собираются ли Щербицкого на пенсию, а Лигачев подыскивает кадры ему на замену.

В Киев ему переходить не слишком-то хотелось. Обжился на месте, Львов стал родным. Он знал о негласном правиле — в высшем руководстве Украины должен быть кто-то с Запада, но не на первых ролях. Боялись украинизации. Как говорили — когда в Москве стригут ногти, в Киеве рубят руки.

Хотя обидно. Именно он — сделал так что Львов это не только замки и туристы, Львов — это еще и автобусы, сельхозтехника и даже робототехника!

Интересные дела…


— Виктор Федорович!

— Михаил Сергеевич…

— Позвольте так сказать от лица львовян…

— Ну, это лишнее, водку я не пью.

— Это настойка, Михаил Сергеевич. На карпатских травах. А вот — рушник…

— Вот за это спасибо…

— Еще вот чайный набор… народные промыслы

Перед тем как продолжить… как думаете, ненавижу ли я львовян?

Что за чушь!

Львовяне для меня не бандеровцы. Это прежде всего самобытный, почти европейский народ, нуждающийся в уважении и признании. Они любят свой город, свою землю, крайне религиозны.

Проблема в том, что Украина — это, по сути, химера, единой она так и не стала. В ней есть как минимум три части — Восток, весь Центр, группирующийся по обоим берегам Днепра и Запад. Западная Украина — это отдельная территория, там живет отдельный народ со своим историческим опытом и судьбой. Они существовали отдельно восемьсот лет, это никуда не денешь. Даже их язык — хоть и похож на украинский, но сильно отличается. И делать Украину единой — означает уничтожать культурное своеобразие и Львова и Одессы и других городов.

Потому идти надо в направлении автономизации. Три западные области, как и Закарпатье должны стать АССР — автономными областями в составе Украины. Как и Крым. Почему только в России полно автономий, а на Украине нет, Украина пытается остаться административно единой? Ведь между львовянином и одесситом разница огромная, не меньше чем между, например жителем Москвы и Уфы.

— давайте как раз чая попьем, Виктор Федорович, разговоры заодно говорить будем, а разговор пойдет у нас долгий. Вы знаете, что будущая пятилетка будет объявлена «пятилеткой группы Б», так сказать? Пятилеткой товаров народного потребления?

— Знаем, Михаил Сергеевич, и всецело поддерживаем. Давно пора.

— Однако, есть у нас проблема, с которой мы так к нашему стыду и не справились. Речь о качестве…

— Лозунги лозунгами, но факты фактами — проблемы есть. Я не буду приводить цифры, но нареканий много в этом плане. И в этом смысле особенно ценными становятся наработки Львовщины, как лидеров в вопросе качества. То что вы проводите на своей базе всесоюзные совещания по качеству, это отлично, но опыт нужно дальше развивать. Внедрять на базе Львовщины меры, какие потом будут приняты как общесоюзные.

Добрик зарделся от удовольствия — их заметили

— Да мы бы с удовольствием, Михаил Сергеевич. Но вы же знаете специфику. Все план гонят. А качество вторично. Не уважают того кто будет изделием пользоваться!

— Во!

— Прямо в точку. Но практика порочная, еще товарищ Ленин сказал — лучше меньше, да лучше! Надо еще перенимать зарубежный опыт. Вы знаете про японские практики? Про работы Деминга[12]?

Добрик удивился — он и то краем уха слышал. Работ Деминга в нормальных переводах не было, по рукам ходили копии и выписки.

А Генеральный откуда знает?

— Есть такая добрая традиция побратимства. Я советую обратиться к японцам с предложением побратимских отношений. Львов — и скажем Токио или любой другой крупный японский город. Это позволит вам не только завязать полезные знакомства и дружбу — но и самим ознакомиться с японскими практиками повышения качества и познакомить японцев со своими наработками

Опытный Добрик моментально оценил подарок — щедро! Побратимство дает возможность ездить и ездить часто. И не в Болгарию или Румынию — а в Японию, капстрану первого уровня. Да еще для Львова, — который просто провинциальный город. Да тут… одних Сони сколько можно будет привезти. Телевизор Сони — это же символ того что жизнь удалась!

Интересно, что взамен

— Завтра же соберем обком, Михаил Сергеевич. Отличное предложение.

— Вот и хорошо. А МИД вам поможет. Надо наводить мосты, надо налаживать взаимодействие.

Поговорили еще о том, о сем. Потом я и забросил удочку

— Виктор Федорович. А вы по-украински говорите?

Добрик насторожился

— Знаю, конечно, язык, нельзя его не знать. Практики конечно маловато.

— А правда, что в Львове язык сильно отличается от обычного украинского?

— Ну, специфика везде есть. В каждой области…

— Да, Михаил Сергеевич, отличия есть. Это так называемая «львивская гвара», очень своеобразная. Это как бы сборный язык. Что-то от украинского, что-то от польского, что-то от немецкого. Есть даже из венгерского и румынского слова. Но этот язык в основном в деревнях остался — в школах обычный украинский преподают, а на улицах в основном говорят по-русски.

Я покачал головой

— Вот это неправильно Виктор Федорович.

— Нельзя допустить, чтобы Львов, с такой богатой историей и архитектурой — стал всего лишь еще одним городом, пусть и развитым. У вас есть то, что отличает вас — отлично, развивайте это! Не надо пытаться подстроиться под остальных. Пусть будет львивская гвара как вы говорите, развивайте это, изучайте, это часть вашей культуры, ваша особенность. Прибавьте к этому народные искусства, фольклор, песни, танцы — вот вам и готов туристический маршрут, не менее ценный, чем скажем Золотое кольцо России — пусть будет Золотое кольцо Львовщины. Не скрывайте свое своеобразие, а наоборот, опирайтесь на него…

Зачем я это делаю? Ну, во-первых, у меня никаких иллюзий относительно Львовщины и ее настроений — нету. Бандеровщина пустила в этом краю глубокие корни. Причиной появления бандеровщины стала украинофобская политика межвоенной Польши, но расхлебывать придется нам. Громадной ошибкой было не присоединение Львова по итогам ВОВ — а то, что оттуда выселили поляков. Если бы поляки там остались — они бы были культурным элементом края и нашими невольными союзниками в борьбе с бандеровщиной. А так получилось что восточную столицу Польши — захватили дикие селюки, многие с руками в крови. Сейчас конечно многие от бандеровщины отошли — но далеко не все.

Если так, то остается один выход: нельзя победить возглавь. Надо чтобы Львов стал не подпоркой, а противовесом Киеву, чтобы он культивировал свою, а не общеукраинскую идентичность. Тогда через какое-то время свидомые если и захотят отделиться — не смогут, не договорятся. Кроме того, надо пресечь проникновение бандеровских идей в центральную Украину, а сделать это можно только сделав Львов максимально не похожим на Киев.

Но есть у меня не только «злые помыслы».

Мой американский опыт подсказывает мне что культурное и языковое противостояние — оно контрпродуктивно и ни к чему не приводит. В США нет государственного языка. Как? А вот так. Нет. Да, все говорят по-английски, но в южных штатах в госучреждениях можно попросить любой документ на испанском — и дадут. Нет американской культуры. Голливуд — это не культура это коммерческий продукт. А так американцы довольствуются культурами других. В Нью-Йорке, например в день Святого Патрика проходит общегородской парад и все с удовольствием участвуют и не ирландцы тоже. Русские эмигранты порой всю жизнь живут на Брайтон-Бич, и даже язык не учат. На юге очень велика роль мексиканской культуры и это принимается, хотя и с издержками.

Так что попытки «запретить» чью-то культуру скорее приводят к обратному — к озлоблению и борьбе. Мы больше ста лет — с эмского указа — боремся с украинским языком — и к чему придем? Так можетстоит перестать, прекратить борьбу и разрешить людям быть самими собой?

Ну и просто… я и русский и американец и Бог знает кто еще. И я считаю, что доставшееся нас в наследство своеобразие, особенности — надо сохранять, беречь — а не гнобить. Кому лучше будет от того что Львов или Одесса станут еще одним городом, да не дай Бог — украинским?


В Кремле наскоро собрали совещание — Егор от партии и Маслюков приехал от Совмина. Я кратко рассказал об итогах визитов в США, Великобританию и Францию.

Маслюков первым оторвался от записей.

— То есть, на Францию в чем-то можно рассчитывать.

Я кивнул.

— На Францию надо рассчитывать в первую очередь, по крайней мере, на первом этапе. Я попытался донести до Миттерана — их экономика тормозит, они не смогут сохранить те рубежи в производстве и торговле, которые они достигли в семидесятых. Япония их обогнала, они вкладывают в НТР больше чем вся Европа вместе взятая. Либо мы объединяемся и боремся вместе с Японией, или нам крышка.

Маслюков тряхнул головой

— Не могу поверить, Михаил Сергеевич, что все так плохо. Да, Япония лучше нас. Но не настолько же. Мы тоже осваиваем цветные телевизоры, видеомагнитофон на подходе.

— Пока мы освоим, самураи уйдут далеко вперед. Поверь, Юра, их в одиночку не догнать, надо кооперироваться. И надо — я уже говорил — сокращать базовый ассортимент, по всем позициям. Не надо нам пять марок телевизоров, пусть будет один на всех пяти заводах, но лучший. С автомобилями тоже надо решать — тот же Ваз, зачем он несколько почти однотипных моделей выпускает? Как только освоят Спутник[13] — пусть все силы на него и бросают, а все старье надо снимать с конвейера. С украинскими заводами тоже надо что-то решать. Я не вижу смысла делать на каждом заводе свою машину — пусть осваивают тот же Спутник. ЛУАЗ пусть Ниву осваивает или кооперируется с Ульяновском. Стоимость разработки новых продуктов во всех отраслях промышленности повышается, и будет повышаться дальше, позволить себе разнообразие мы не можем. Пусть лучше будет один тип — но в достаточном количестве. И надо бороться за качество.

Я успокоился — а то завелся

— Юрий Дмитриевич, сейчас надо во всех профильных министерствах — кто со мной ездил — провести коллегии и создать рабочие группы. Во главе — те, кто ездил. Пусть в течение… скажем месяца — конкретизируют договоренности. Со сроками, с исполнителями, с расчетом ресурсов. Еще раз напомни — пусть пока не ограничиваются ресурсами, пишут что надо — потом уже будем решать, что можем себе позволить, что нет. И искать ресурсы, если надо. Если очень надо — то ресурсы найдем, лишь бы сделать…

Здесь просто не понимают того что такое инвестиции. Мозги не так поставлены. В итоге — мы часто сами ограничиваем себя в том чего можем добиться.

— Ясно, Михаил Сергеевич

— С тебя, Егор, регионы. В заграницу съездили, по магазинам походили — пусть теперь отрабатывают. С тех, кто ездил — тоже самое, план мероприятий по развитию полученных связей. Конкретные проекты. Донеси до всех — активность в развитии своего региона за счет международных связей поверх Москвы будет не только не наказываться, но и поощряться. На Америку мы восемь дней потратили, где только не были. Пусть сами зовут теперь фермеров, представителей торговых палат в гости, пусть показывают возможности, пусть договариваются. К концу года спросим, если все осталось на бумаге — значит, люди в упор возможностей не видят. Таких будем менять.

По Америке мы действительно проехались знатно. Два дня потратили на Калифорнию, один на Техас. Это еще один мой долгоиграющий проект — налаживать связи между советскими областями и республиками и американскими штатами напрямую. В идеале — должно быть что-то вроде побратимства. То, что этого нет — сильно играет на руку русофобам и поджигателям войны. От штатов и только от своих штатов зависят конгрессмены и сенаторы, они проводят в Вашингтоне политику в интересах своих штатов, а не страны в целом. Если экономическое самочувствие скажем Техаса будет связано с его торговлей скажем с Новосибирской областью — никогда конгрессмен их Техаса не проголосует ни за одну антисоветскую резолюцию. И другим будет мешать голосовать.

— То же самое по Франции. Пусть выходят напрямую и договариваются. Если ГБ будет мешать — пусть сообщают наверх. И да… Егор, Запиши. Надо провести на ближайшем Политбюро — облегченный визовый режим для товарищей, приглашаемых центральными и региональными органами в рамках развития деловых контактов. В идеале вообще должно быть просто: приглашение, виза — и полетел…


Из своего кабинета — я направился к Громыко. Его позицию во время попытки дворцового переворота я никогда не забуду. Какие бы ни были мотивы — но он оказался человеком, а не гадом.

Громыко пил чай, увидев меня, оживился

— Михаил, ты чего не позвонил…

— Решил уважение оказать

— Садись. Чайку?

— Давайте.

Два часа я потратил на обстоятельный доклад по итогам поездки. Громыко — видимо самый сильный министр иностранных дел после канцлера Горчакова — кивал, делал у себя пометки.

— … То, что ты определил Великобританию как главного противника — сказал он — спорно, но может ты и прав.

— Тэтчер манипулирует Рейганом, как хочет — сказал я — и с ней не договориться. Она ненавидит нас по идеологическим соображениям

— Идейным — поправил Громыко — идеологии как таковой у нее нет.

— Кстати, а насчет того что она говорила про Пакистан… получается, она тоже видела? Да… вот новости. Иногда и не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Получается, Михаил Сергеевич, твое плохое знание английского превратилось в дезинформацию для англичан.

— Получается. Кстати что у нас в Афганистане?

По Афганистану — я, кстати, не говорил — мы создали еще одну рабочую группу, секретную. От Политбюро в нее вошли двое — Алиев и Громыко. Алиев сейчас готовится к встрече в Баку афганских и пакистанских лидеров в рамках мирного процесса. Перед этим — он должен посетить Исламабад и встретиться с Зия уль-Хаком. Алиев в мирном процессе должен сыграть уникальную роль — он мусульманин, генерал КГБ и шеф одной и самых процветающих республик Союза. Для лидеров Афганистана и Пакистана нахождение в космополитичном, но мусульманском Баку должно само по себе вызвать культурный шок и показать, что можно совмещать ислам и социализм и жить очень хорошо.

Громыко курировал проект в Москве.

— В Афганистане становится лучше, Михаил Сергеевич. Я говорил с товарищем Соколовым, этим летом число бандпроявлений неожиданно снизилось почти вдвое от прошлого года, а количество перехваченных караванов с оружием, почти втрое.

— Может перехватывать меньше стали?

— Да нет, вряд ли, операции на границе продолжаются. Кроме того — Себгатулла Моджадиди, лидер фракции монархистов в изгнании передал в посольство в Исламабаде письмо, в котором выражает готовность к переговорам об условиях прекращения огня и возвращения беженцев. Он утверждает, что выступает не от себя лично, а от имени всех монархических и племенных лидеров в изгнании.

Интересные дела. Как я и предполагал — как только уль-Хак перестал предпринимать что-либо в обеспечении единства моджахедов — Пешаварская семерка посыпалась. С одной стороны — монархист Моджадиди, пир Ахмад Гайлани и представитель племен Мохаммад Наби Мохамадди. Эти люди при всей их отмороженности все же представляют традиционалистов Афганистана, с ними можно договариваться. К ним можно отнести и Масуда, он представляет племена и группы Пандшера. А есть исламские экстремисты, такие как Хекматияр, Халес и Раббани. Они вряд ли кого-то представляют — это экстремисты, набравшиеся радикальных книжек про ислам. Хекматияр, например, еще при Дауде вступил в контакт с братьями-мусульманами, за что его преследовали уже тогда. С ними договориться нельзя, потому что им плевать на жизнь простых афганцев, они получают от шейхов деньги и на эти деньги убивают. Их надо уничтожить или изолировать. Первое конечно лучше.

— То есть, ситуация в Афганистане пусть не кардинально, но улучшилась.

— Да, есть такое.

— Сейчас важно закрепить. Пока зима — надо инициировать переговоры и процесс национального перемирия. Андрей Андреевич, прошу вас лично переговорить с Кармалем. НДПА должна призвать всех умеренных лидеров не только к перемирию, но и к участию во власти в Афганистане. По крайней мере, на уровне провинций. Афганские товарищи должны понять — их страна и так только-только вступила на путь развития, а война отбрасывает их на этом пути назад. Компромиссы неизбежны. Если какие-то группы готовы гарантировать порядок в том или ином районе, с ними можно и нужно договариваться, кого бы они не представляли и какие бы преступления перед Революцией ранее не совершили. Если где-то пятерки не приживаются или не пользуются авторитетом — не надо насаждать их силой. И не стоит выкорчевывать силой религию. Религиозность афганцев — очевидный фактор, с ним нельзя не считаться. Мулл нужно вовлекать в дискуссию, заставлять высказываться на общественно-политические темы, но ни в коем случае не конфликтовать. Все муллы, которые поддерживают режим прекращения огня, выступают за национальное примирение — объективно работают на революцию.

— Не согласны

— Я вот думаю — задумчиво сказал Громыко — у нас так же было? В Гражданскую?

— А что, Андрей Андреевич, наша Гражданская это образец для подражания?

— Так, положа руку на сердце. Несколько миллионов погибших. Разруха. Голод. Тиф. Восстанавливали многие отрасли с нуля. Неужели именно так мы должны были начинать наш путь к коммунизму.

Громыко покачал головой

— Ты только это еще где не скажи.

— Не скажу. Но останусь при своем — Гражданская это страшная трагедия и если бы была возможность избежать ее… Ленин тоже был не в восторге от Гражданской. Как и многие старые большевики.

Громыко отпил чая.

— Эх, Михаил Сергеевич. Не знало беды ваше поколение. А наше… ты конечно идеалист в этом вопросе, это хорошо. Но скажи вот — миллионы и миллионы крестьян, в жизни досыта не наедавшиеся, на помещика работавшие, на ненужной им войне убивавшиеся. Да, власть стала в октябре семнадцатого наша, пролетарская. С одной стороны — помещики, капиталисты, монархисты, которые ничего так не хотят, как на колени снова народ поставить. А с другой — тот самый народ, готовый на все чтобы на колени не встать, чтобы власть свою сохранить. И вот как, скажи — как войне между ними не быть? Может, потому и государство наше крепким таким стало, что с самого начала вопрос о власти, о том для кого оно, государство — выяснило до конца, до донышка? А? Как думаешь?

Многое я бы мог сказать в ответ. О том, что не удержали рабочие и крестьяне свою, собственную власть. Поставил их на колени Сталин, ради победы и ради величия державы весь народ запрягший, заставивший жилы рвать. И тащили этот воз, кровью харкая — до сих пор все это нам икается.

Да не сказал.

— Ладно, Андрей Андреевич. Нам только сейчас из-за Гражданской поцапаться недостает. Главная сейчас наша задача — перезапустить экономику, начать реформы. Вторая — прекратить войну в Афганистане. Первая на мне. Вторая на вас.

— Да я понимаю — Громыко допил свой чай — бакинский саммит надо отработать на все сто процентов. Я конечно с трудом представляю, как НДПА будет делить портфели в коалиционном правительстве с тем же Моджадидди и его сторонниками — но они там с Парчамом так и так грызутся, хуже не будет. Пусть сами решают, в конце концов — Афганистан не представляет для нас такой уж стратегической ценности.

Я чуть не задохнулся от возмущения. А зачем тогда полезли, если не представляет. О чем вообще думали?

Вся эта история — она с самого начала гнилая насквозь. Убили Амина, который и не подумал бы звать в страну американцев. Сотрудники Альфы потом вспоминали мрачную обстановку перед штурмом — парчамисты обещали в помощь пятьсот человек, пришел только… один. Последний из советских руководителей высокого ранга, кто виделся с Амином, замминистра МВД Папутин вернувшись из Кабула погиб в эти новогодние праздники, не успев встретиться ни с Щелоковым ни с Брежневым. Резидентуры КГБ и ГРУ давали взаимоисключающую информацию. Я понять не могу никак понять, как при такой неопределенности — все же приняли решение о вторжении?

— Афганистан представляет ценность хотя бы в силу наличия огромных залежей полезных ископаемых, вскрытых советскими геологами. Андрей Андреевич. Вместе с Алиевым попробуйте договориться сами и донести до всех сторон — в Афганистане под ногами лежат огромные деньги. Прекращение войны означает для всех возможность кардинально улучшить жизнь свою и людей, начать работать и зарабатывать.

— Как бы от этого хуже не стало, если это так. Такой кусок.

— Смотрите сами, Андрей Андреевич, я вас учить не буду, как свою работу делать. Но благоприятной ситуацией надо пользоваться. Войну — прекратить. Пусть будет многопартийность — Парчам и Хальк это две разные партии, пусть и будут две. Тот же Моджадидди или другие умеренные пусть создают третью.


Направился обратно к себе. Афганистан… если бы, хотя бы на два-три года раньше это все прекратим — большое дело. Только я не собирался бросать режим в Кабуле на произвол судьбы. Надо, жизненно надо показать американцам гибельность вмешательства в дела Востока. Пока не понимаю как — но показать надо.

Первого посетителя я ждал давно. Не знал, как начать…

— Товарищ Ульяновский…

— Михаил Сергеевич…

Ростислав Александрович Ульяновский — уникальная в аппарате ЦК КПСС личность. Родился в семье польских дворян. Красноармеец, дальше пошел по стезе МИД. В тридцать пятом арестован, получил пять лет по ОСО как троцкист. После отбытия наказания остался в лагере на бухгалтерской работе (умно поступил — иначе арестовали бы повторно), в Москву вернулся только в пятьдесят шестом. Заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС. То есть зам у Пономарева. По идеологии — меньшевик, но скрытый. Вообще, если внимательно так и беспристрастно посмотреть на истинные идеологические предпочтения в ЦК КПСС — то с удивлением понимаешь, что не все тут — большевики. Но в целом… один из немногих, кто сумел обойти систему, не погибнуть в годы культа личности, но и потом взлететь на самый верх…

— Присаживайтесь.

— Товарищ Ульяновский. Хочу посоветоваться с вами, как с человеком опытным, о странах третьего мира. И в особенности — об Индии.

Вообще, вопрос о странах третьего мира, об их ориентации, о будущем и об их месте в миросистеме — один из ключевых и неправильное его решение, а равно и отказ решать вопрос — в будущем приведет к цивилизационной катастрофе. Когда я… ушел из того мира — там эта катастрофа только разворачивалась. Обвальный рост числа беженцев из стран третьего мира в США и Европе, приводящий с одной стороны к деградации западных наций, а с другой стороне к возрождению нацизма. Значительный количественный и качественный рост террористических проявлений, расширение географии терроризма, вовлечение в терроризм новых поколений, расширение террористической пропаганды в интернете, появление территорий, полностью контролируемых террористами. Если к моменту распада социалистической системы в мире было только два, скажем так оплота беззакония, это Зона племен и Золотой треугольник в Азии, ну и с натяжкой Палестина (там ситуация была под частичным контролем и мирный процесс все-таки шел) — то за сорок лет торжества капитализма число таких мест увеличилось кратно. Сомали, некоторые территории Ирака, Сирия, Идлибская зона деэскалации, Косово, Донбасс, Абхазия, Карабах, курдские территории Турции… достаточно или еще? Появились территории, на которых террористам не надо никуда прятаться, они ведут там свою деятельность открыто, готовят себе смену, организовывают детские сады где детей учат головы игрушкам отрезать. В целом — отношения третьего и первого мира зашли в стратегический тупик, вызванный осознанием того что третий мир никогда не сможет не только догнать первый, но и приблизиться к нему. В более мягкой форме такой же кризис присутствует на европейском континенте. Страны Восточной Европы вступили в ЕС и в НАТО, но до степени благосостояния Запада — так и не добрались. Опытным путем выяснилось — даже самые успешные и правильные страны Восточной Европы сваливаются в стагнацию, как только средние зарплаты достигают примерно 70 % от западно-европейских. Причина проста- инвесторам становится неинтересно вкладывать, за большую зарплату они лучше наймут своих, у себя дома.

Все это в корне противоречит тем оптимистическим настроениям, которые царили в третьем мире в период 50-80-х годов. Освобождение от колониализма, создание собственных государств, самостоятельная политика — вызывала оптимизм и желание улучшать жизнь в своей стране, строить страну для своих детей и внуков — а не искать для них будущего в Германии или Канаде.

Причина всего этого — как раз то что в девяностые капиталистический путь развития стал для стран третьего мира безальтернативным, а рекомендации МВФ — руководством к действию. Советский путь был объявлен порочным и ошибочным.

На самом деле, для развивающихся стран третьего мира административно-командная экономика социалистического типа как раз и нужна для начала развития, вопрос в деталях. Именно советский путь в тридцатилетие 50-80-х годов вывел многие страны третьего мира из полусредневековья в двадцатый век, помог создать хоть какую-то промышленность, инфраструктуру и хотя бы накормить население. В то время, как путь «вашингтонского консенсуса» — имеет лишь считанные истории успеха, и те почти все связаны с добычейприродных ресурсов. Приведите примеры, какая страна в 21 веке добилась ощутимых экономических успехов, следуя доктрине либерализма? Обратных примеров — куда больше.

Напомню, что это — советский путь в экономике. Он заключается в том, что государство начинает директивно развивать те или иные отрасли промышленности путем вложения в них средств на некоммерческойоснове и государственной собственности на создаваемые активы. При необходимости закрываются рынки, полностью или частично запрещается частный бизнес (последнее, скорее всего ошибка).

При всех издержках и недостатках этого — этот путь все же позволяет создать промышленность в тех странах, где ее никогда не было, занять население, создать потребность в квалифицированных кадрах, сократить импорт и улучшить платежный баланс страны. Обратная концепция — что можно промышленность не создавать а существовать услугами, туризмом и сельским хозяйством — доказала свою несостоятельность, а эпидемия КОВИД вбила в эту теорию последний гвоздь. На самом деле — основа любой здоровой экономики промышленность и даже такие сырьевые страны как ОАЭ и Саудовская Аравия это поняли и активно промышленность развивают, причем с планами и некоммерческим финансированием (они оправдывают это тем что Коран запрещает ссудный процент, но получается вполне советская система). Только промышленность создает нормальную занятость, только промышленность позволяетсоздать прочную и востребованную научную базу.

А что представляет из себя развитие третьих стран в капиталистическом мире. Объявляется свобода предпринимательства. После чего предприниматели приходят и начинают осваиватьтолько те отрасли, освоить которые проще, а выгоды — больше. Чаще всего это туризм и добыча полезных ископаемых — ну и сельское хозяйство. Промышленность они поднимать не станут — слишком сложно и долго, проще купить. Потом организуется какая-нибудь СЭЗ — свободная экономическаязона и туда если повезет, приходят глобалы. Но они получают огромные налоговые льготы, заинтересованы в как можно более дешевой рабочей силе и переводят в страны третьего мира только самые простые и примитивные операции. Инжиниринг, дизайн, ключевые компоненты — все это остается на Западе. Получается такой суррогат промышленного развития, который ничего не дает принимающей стороне — но и вредит самому Западу, так как лишает его промышленности. В выигрыше только глобалы и биржа.

Только директивная, административно-командная экономика способна создать национальную промышленность там, где ее никогда не было. Как вспоминал, по моему Насер — они начали с того что построили завод по производству гвоздей. Египту нужны были гвозди, но раньше все гвозди продавали англичане…

Почему тогда такая экономическая система не победила?

Первая ошибка, я считаю — это попытка огосударствить экономику полностью. Это такая же крайность, как и свобода предпринимательства. Государство должно владеть только теми отраслями экономики, которые по какой-то причине не сможет или не хочет развивать частный капитал. Ну и скорее всего, хотя бы частично — монополиями. Но не более. Нормальная экономика должна состоять из директивно развиваемого государственного ядра и свободного, основанного на частном интересе окружения. Причем государство должно понимать, когда и какие отрасли государственного ядра уже достаточно развиты чтобы представлять интерес для частного капитала — и своевременно приватизировать их, за реальные деньги, которые оно вложит в новые проекты. Запрет частной торговли, мелкого предпринимательства, частной сферы услуг — дикость полная. Это идеологическое требование, противоречащее практике.

Вторая ошибка — это колхозизация, запрет частной инициативы на селе. Практически во всех странах третьего мира, где это сделали или попытались сделать — это привело к конфликту, причем контрреволюция опиралась на сельскую местность. Не надо этого делать! Оставьте село в покое, помогите тракторами и удобрениями, создайте добровольные кооперативы — но не более. Если бы в Афганистане не попытались создать колхозы, отняв у крестьян только что отданную землю — возможно, война захлебнулась бы, крестьяне не пошли бы в банды.

Третья ошибка, не имеющая никакого оправдания — хронический конфликт с церковью. С любой.

Этот конфликт сопровождает советскую власть с самого ее основания и передается дальше. В Афганистане конфликт с исламским духовенством, закрытие мечетей привело к тому, что все исламские клирики встали на сторону моджахедов, и ведут пропаганду среди полуграмотных крестьян. Вряд ли пропаганда имела бы успех, если бы ее вели баи, которые до этого издевались над крестьянами, отнимая у них большую часть урожая. В странах Латинской Америки социалистической ориентации везде есть конфликт с католической церковью, везде власть воспринимается как «безбожная». В Никарагуа — контрас находятся в тесной связи не только с ЦРУ, но и с католической церковью, по сути, она дает им алиби на то что они творят. В социалистической Польше закрытие костелов и аресты священников привели к хроническому отчуждению от власти верующих людей — причем далеко не все из них хотят восстановления капитализма. Враждебность Кароля Войтылы, ставшего Папой — вызвана преследованиями польских властей его самого, его веры и его товарищей, хотя он мог бы и не бороться против социализма, если бы власти разрешили людям верить в то во что они хотят, ходить в костелы. Тем более что как показала последующая практика — во всех социалистических странах власть отнюдь не преуспела в замене десяти заповедей на что-то еще. Пытались выкорчевать веру в Бога, получили в ответ безверие и отмороженность. Так почему любая левая социалистическая власть упорно повторяет эту ошибку, вступая в конфликт с любой церковью, которая имеется в стране? Вместо того чтобы попытаться договориться. Ведь учение Христово и социализм имеют общее, кто бы, что не говорил.

Вопрос, который мы должны ставить для себя сейчас — как нам, прекратив экономическую поддержку стран третьего мира, все же остаться их моральным лидером, сохранить их для себя как рынки, перевести их взаимоотношения на коммерческую основу.

Второй вопрос, который я хочу обсудить именно с Ульяновским — это советско-индийские отношения.

Вопрос Индии — это вопрос где надо принимать решения на десять, двадцать, пятьдесят лет. Надо признать, для начала — что первая половина двадцатого века обошлась для нас катастрофически тяжело, и мы не сможем иметь внутренний рынок в пятьсот миллионов, как говорил Менделеев. И я не хочу гробить те наработки, которые у нас уже есть. Да, у нас нет современной автомашины на конвейере — но у нас есть автомашины недорогие, пригодные для ремонта в сарае, переваривающие дурное топливо и способные ездить по плохим дорогам. В странах третьего мира они еще долго будут востребованы и этим надо пользоваться.

Индия нуждается в коренной реконструкции и индустриализации советского типа, и никто кроме СССР не обладает подобным опытом. Вопрос — как нам не просто оказать помощь — а занять доминируюшие позиции на рынке, который через пятьдесят лет превысит полтора миллиарда человек.

Сложность в том, что несмотря на «хинди руси бхай бхай» и закупки вооружения — индусы не закупают у нас больше ничего. Они не покупают автомобили, мотоциклы, самолеты, грузовики, локомотивы, вагоны, заводы по производству ЖБИ, консервированную пищу — они вообще ничего не покупают. Они настолько привыкли к британским маркам, что пользуются ими до сих пор, причем британцы продают туда то что устарело и не пользуется спросом у них. Например, у них основная машина называется «Хиндустан» — это лицензионная Моррис 1948 года. Понятно, что и Лада и Москвич и Волга — на порядок конкурентоспособнее такого старья. И напомню — миллиард потребителей там есть уже сейчас, а будет больше полутора.

Жилья там строится меньше чем в СССР — не избалованный бытом советский человек пришел бы в ужас от вида типичного для индуса жилища, даже если это новая квартира. Большую часть Калькутты надо сдвинуть бульдозером и построить новый город. Железную дорогу лучше строить с нуля — то, что настроили англичане, не годится. И так — по каждому пункту, пункт за пунктом.

Но СССР, повторяю — никак не участвует в решении этих проблем. Да у нас есть приличные заказы — энергетика, металлургия — но на потребительском рынке пустота. Ноль. Голяк.

И причина в основном в голове. Самим не хватает, а как начинаешь разбираться, почему, что именно не хватает — мрак…

Правда, Михаил Сергеевич?!

— Ты еще умом не вышел нас учить! Ты хоть знаешь, что такое металлобаланс?

— Уже знаю. Знаешь, сколько Китай будет производить стали в мое время? Миллиард тонн в год[14].

— Что молчишь.

— Этого не может быть

— Может. Та же самая ситуация по цементу. Китай производит больше половины мирового цемента, и на порядок больше чем сейчас производим мы.

— Тогда почему же они коммунизм не построили?

— Зачем им это? Они дома строят. В Китае целые пустые города стоят, новые. А у нас сейчас очередь на жилье. Анекдот знаешь?

— Звонит первый секретарь обкома заму по сельскому хозяйству и спрашивает, ну? Что собирать будем? Урожай или заседание обкома?

— Как тебе не стыдно.

— Мне! Мне п…ц как стыдно. Ты даже не представляешь. Китай десять лет назад воробьев в поле ловил, а через тридцать лет будет производить половину всей стали в мире. А мы что? Балансы сводим?

— Об Индии разговор может получиться долгий, Михаил Сергеевич.

— Ну, тогда попробую кратко. Через три года там надо открыть заводы ВАЗ и Камаз. Справитесь?

Ульяновский ушел в астрал. А я смотрел на него и думал — вот о чем люди думают? А? О победе социализма?

— Это… сложная задача, Михаил Сергеевич, извините

— Не сложнее другой. Любой политический строй базируется на материальной базе. Если не развивать материальную базу, никакого движения к социализму и не будет. А Индия — какая там материальная база? Люди в земляных ямах белье стирают.

— Да, но… автомобили. У нас есть сборка в Египте…

— Мы не сможем нормально развивать наш автопром, не увеличивая тиражность моделей и не экспортируя их. В ФРГ помногу мы экспортировать не можем, остаются страны третьего мира. Автомобиль — это имиджевый проект.

— Простите?

Я понял, что тут это слово может и не быть в ходу

— Представительский. В целом надо быть готовыми перестраиваться. Одно из направлений перестройки — всемерное развитие отношений с внешним миром, и особенно — со странами социалистической или близкой к социалистической ориентации. У нас две крайности — или мы готовы бесплатно заводы строить, или мы вообще ничего им не даем, потому что самим не хватает. Порочная, порочная практика. Нужно всемерно уходить от этого. Вот на каких самолетах летает Индия?

— Признаться, не знаю, Михаил Сергеевич

— А я знаю. Британское старье. Типа Виккерсов. Тоже недоработки — надо предлагать свои Туполевы и Ильюшины.

Ульяновский покачал головой

— Им нечем будет расплатиться, Михаил Сергеевич, даже по клирингу. Нам не надо столько чая…

— Ну тогда в лизинг надо им отдать.

Ульяновский снова ничего не понял.

— Аренда с выкупом! Платишь процентов двадцать и забираешь. Остальное платишь с рассрочкой несколько лет, при этом самолет то уже летает, работает, приносит пользу. Люди покупают билеты, билеты стоят денег, часть идет на погашение. Если же самолета нет — то и люди не летают, и у нас рабочие не работают.

Ульяновский строчил в своем блокноте

— Михаил Сергеевич…разрешите вопрос?

— Да… — я взял себя в руки — да, конечно

— А какая будет… скажем так идеологическая составляющая нашей работы в таких странах. Как мы будем так сказать, развивать идеи ленинизма применительно к этим странам.

Как? А никак!

Ты вот мне лучше скажи, зам заведующего. И Северный и Южный Йемен на словах придерживаются просоциалистической ориентации. Но при этом они тайно воюют друг с другом а из зоны племен, которая там тоже есть — сотни молодых йеменцев выехали в Пакистан и встали на джихад против СССР. И как это объяснить с идеологической точки зрения, такую вот недоработку? Почему из социалистической страны люди на джихад встают? Чья тут недоработка?

Ты, конечно, мне будешь говорить про темных, забитых и отсталых крестьян. Но проблема в том, что это не темные, не забитые и не отсталые. Например, Осама бен Ладен, происходит из одной из богатейших семей Саудовской Аравии, а Айман аль-Завахири — дипломированный врач, его дед был первым министром здравоохранения Египта. У Ахмада Масуда отец землевладелец, у Хекматияра отец полковник, а мать немка, дочь дипломата, пир Гайлани был одним из богатейших людей в довоенном Афганистане. Здесь все не так то просто.

— А сами как считаете, Ростислав Алексеевич. Положа руку на сердце, скажите — все ли так хорошо в советской политике на Востоке?

Ульяновский начал говорить, я десять минут послушал, потом сделал знак — достаточно

— Развития марксистско-ленинского учения применительно к условиям Востока не было и нет. В Иране демократическая революция с потенциалом перехода в социалистическую потерпела тяжелое поражение, коммунистическая и социалистическая партии разгромлены, коммунисты находятся в застенках, а у власти — бешеные клерикалы, терроризирующие все прогрессивные силы Ирана. Партия БААС Мишеля Афляка по сути скорее является националистической, нежели социалистической. В ключевой стране региона — Ираке — Саддам Хусейн окончательно переродился и создал нацистский режим террора и уничтожения, в стране почти полностью уничтожена компартия, масштабы террора сравнимы с самыми мрачными годами культа личности у нас — а мы подбрасываем ему оружие, советников и считаем социалистом, хотя он, по сути, эсэсовец, палач иракского народа. Египет открыто делает выбор в пользу сотрудничества с США. В монархиях стран Аравийского полуострова — продолжается мракобесие с публичными казнями под защитой вооруженных сил США, исторический процесс там, по сути, остановился. Режим насильников и убийц по-прежнему терзает народ Палестины. Израильская военщина господствует во всем регионе.

Пока я говорил, Ульяновский бледнел все сильнее. Потом он как то странно махнул рукой я забеспокоился.

— Ростислав Алексеевич. Вы чего?

— Нет, нет…

Этого только не хватало…


От Брежнева — в нашем крыле остался медпункт, Ульяновскому оказали помощь. А я выругал себя — края тоже надо видеть. Это в моем времени — ссы в глаза божья роса. А тут люди за дело болеют. Можно так человека и довести…

— Ростислав Алексеевич…

Ульяновский сидел на кушетке с закатанным рукавом — мерили давление. Медсестра предусмотрительно вышла

— Речь не о том, что виноваты лично вы. Виноваты мы все, все до единого. Виновата партия, виноват лично я как ее генеральный секретарь.

Ульяновский беспомощно посмотрел на меня

— Ростислав Алексеевич. Вопрос не в том кто виноват — с вас я ответственность снимаю. Вопрос, почему например не прошло революции в Саудовской Аравии.

Ульяновский махнул рукой

— Да как ей пройти, там и коммунистов то нет, извините…

— Не извиняйтесь

— Как насчет того что там полно палестинцев, филиппинцев в качестве прислуги. У них ведь совсем нет прав.

Об этом я кое-что знал. Например, милая практика саудитов — чтобы не платить слугам (а там платят традиционно раз в год) обвинить слугу в… колдовстве.

Я серьезно.

— Почему так слабо ведется работа по Пакистану? Это ключевая страна региона, она перенаселена, пакистанцы едут работать повсюду

— Там есть сложности. Террористический режим уль-Хака…

Я подумал — может и впрямь не стоит?

И одернул себя — нет! Стоит!

— Афганская НДПА пользуясь затишьем и предполагаемым процессом примирения должна шире разворачивать работу. И не только среди афганцев, но и среди пакистанцев, среди жителей Зоны племен.

— А почему нет? Если в Пакистане преследуют и уничтожают местные коммунистические кадры, пусть там ведет работу соседняя компартия. Как эта работа строилась раньше, у нас до революции? Основные кадры партии, основной ее интеллектуальный ресурс был за границей и оттуда они словом и делом приближали революцию. Почему сейчас не так?

Потому что бюрократия. Это все превратилось в бюрократию.

— Пусть так же и другие партии в странах, которые сделали свой социалистический выбор — ведут работу не только у себя, но и у других народов. Пусть оказывают помощь, пусть просвещают. В Европе до 1914 года не было деления социалистических кадров по странам, не было понимания «социализма для своих» — социализм был для всех, и вообще само укрепление в каких-то государственных границах считалось кощунством. Мечтали ведь о всемирном братстве народов. По крайней мере братстве европейских народов. Давайте развернем политику в этом направлении и на Востоке. Давайте напирать на то, что народы Востока едины, что культивируемые между ними различия искусственны, они культивируются местной своекорыстной буржуазией и главное — элитами. Крестьянину Египта нечего делить с крестьянином Сирии или Ирака или Пакистана и проблемы у них схожи. Это элиты делят территории как зарвавшиеся средневековые феодалы…


Про синтез ислама и коммунизма я Ульяновскому не сказал — рано еще, с этим осторожнее надо быть. Достаточно исподволь пока поднять вопрос о примиренческой позиции по отношению к религии, об ошибочности конфликта религии и левых движений по всему миру. Подать это под таким соусом, что религия это предрассудки — но они, как и всякие предрассудки все равно отомрут при продвижении по пути социализма, и нет никакого смысла ускорять этот процесс.

По отношению к Востоку нам нужна большая стратегия, потому что антикоммунистические силы во главе с Рейганом и Тэтчер — воспользовавшись нашим промахом в Афганистане и войной Ирака и Ирана — перехватили стратегическую инициативу. Принципиальная проблема Востока — там до сих пор остаются колониальные границы, народ остается униженным и обездоленным, а правители всех мастей, в том числе и социалистического толка вместо того чтобы реализовывать единство арабского народа (предпосылок к этому больше чем например объединение в рамках ЕС — арабы все же один народ говорящий на одном языке) — занимаются грызней. Показателен, например тот факт, что две страны, где у власти партия БААС — арабского социализма — власть в лице Саддама Хусейна и Хафеза Асада смертельно ненавидит друг друга, постоянно организуя провокации, в том числе кровавые. Попытка организовать ОАР — объединенную арабскую республику из Египта и Сирии — полностью провалилась, страна просуществовала три года.

Причина всего этого — как я сейчас могу видеть, имея опыт будущего — в изначально порочной системе, когда объединение предусматривает создание единой страны с единой столицей. То есть, кто-то должен утратить власть, влияние, столичный статус. Никто по доброй воле на это не пойдет. Еще один трагический пример из будущего — это объединение Северного и Южного Йемена в единую страну. Несмотря на общее название — исторически это две разные страны. Итог — две гражданские войны за тридцать лет. Южные элиты, в руках которых находился более вестернизированный Аден — так и не смирились с потерей столичного статуса и суверенитета.

Поэтому — объединение арабского Востока должно идти по пути ЕС. Сначала экономический блок и общие проекты, гармонизация законодательства, введение единого гражданства. Потом видимо единая валюта и экономическое объединение, позволяющее реализовывать сложные проекты. Правда есть одно «но» — страны Европы при объединении имели одинаковые политические системы — демократические республики…

Хотя… стоп. Что это я. Великобритания, Бельгия, Испания — это же монархии. Но по сути это конституционные монархии. На Востоке же есть страны и не одна, где монархия абсолютная. И есть такие страны как Ирак, которым лучше было бы быть монархиями, потому что Хусейн залил страну кровью.

Но, тем не менее — все равно надо работать над экономическим объединением стран социалистического выбора. И тем самым мы перехватим повестку дня и у арабских фашистов из БААС, и у арабских абсолютных монархий под американской защитой.

Сам по себе ренессанс агрессивного ислама — был бы невозможен, если бы крах в своих попытках объединить арабский народ не потерпели и коммунисты, и арабские социалисты. Когда боевики Исламского государства бульдозером сдвигали берму[15] разделяющую Ирак и Сирию — на записи было видно, что некоторые из там присутствующих плакали от счастья.

По этой же причине — действия Саддама Хусейна оккупировавшего Кувейт вызвали резкое осуждение Лиги арабских государств — но не арабской улицы, на ней он оставался популярным до самого конца.

Если СССР возглавит процесс объединения и переформатирования Ближнего Востока — никакие американские авианосцы, никакие американские силы быстрого реагирования — не смогут помешать ходу исторического процесса, реализации чаяний двухсотмиллионного народа. Афганистан будет забыт, и именно русские будут старшими братьями, благодаря которым мечты поколений простых феллахов стали реальностью.

Такая ситуация позволит и нам получить безбрежный рынок сбыта и по-настоящему схватить Запад за глотку. Если арабские страны научатся действовать сообща — гегемонии Америки в этом регионе придет конец.

И отдельная конечно история — это Иран.

Вот что делать с Ираном — я не могу придумать.

Аятолла Хомейни еще жив. Он осел в городе Кум, окруженный своими сторонниками-фанатиками, и называет США большим сатаной, а СССР — малым. В той истории он, когда понял что умирает, понял что Ирану надо делать выбор и написал письмо Горбачеву, то есть мне — письмо полное средневековых наставлений и полного безумия. Горбачев отреагировал, послав Эдика Шеварднадзе, история сохранила кадры его приема у Хомейни. Было видно, что Шеварднадзе просто неловко — образованный человек попал в средневековье.

Еще идет война с Ираком — совершенно безумная мясорубка.

А, между прочим, персы — древний и образованный народ, в начале века мы почти подошли к тому, чтобы включить Персию в свой состав как включили ханства Средней Азии. Заслуживают ли эти люди жить и расти в обстановке религиозного мракобесия? Ведь рано или поздно появится поколение, которое и жизни нормальной не знали. И это при том, что до 1979 года там было немало сочувствующих и коммунистическим и социалистическим идеям, особенно в городах.

Ввязываться в переформатирование Ирана? Самим бы переформатироваться да из Афгана вылезти. С другой стороны — какую-то позицию придется занимать неизбежно.

И это восток? А что делать, например с Польшей? Стоит ли, например, мириться с Папой или что делать с Лехом Валенсой и его Солидарностью? Кстати, я уверен, что если бы поляки знали, к чему на самом деле ведет Солидарность — многие отошли бы. Мало кто мечтает жить в Англии на птичьих правах или подмывать старикам задницы в Германии.

Там ключ не в религии. Но и в религии в основном. Польша католичеством велика. Если позволить полякам свободно исповедовать свою веру — антиправительственные настроения утихнут.

Мда…

Набрал номер

— Егор, ты сильно занят?


Лигачева я огорошил с порога

— Слушай, Егор. Давай, как коммунист коммунисту — ты крещеный или нет?

Лигачев чуть не упал. Я представляю, о чем он подумал — стукнул кто-то

— Нет.

— Плохо…

Лигачев занял место за столиком

— А что случилось?

— Да просто от меня только что Ульяновский вышел. А меня не отпускает один вопрос — зачем мы, коммунисты, боремся с религией?

— Ну как… — осторожно начал Лигачев — религия это предрассудки, устаревшие пережитки прошлого…

— Ну и что? Если они такие устаревшие, зачем бороться то с ними? Почему мы, коммунисты, должны вмешиваться в веру людей. И почему коммунизм должен конкурировать с религией, ведь это социально-политическое учение.

Лигачев долго молчал. Подбирая слова. Потом просто сказал

— Не знаю, Михаил Сергеевич. Как то всегда так было, и никто вопросов не задавал. Надо бороться с предрассудками — вот и боролись. А зачем… наверное, чтобы народ из темноты вытащить.

— Когда-то может, это и было оправданно. Но сейчас у нас стопроцентная грамотность, все дети учатся в школах. Где и как мы еще враждуем с религией. Ну, например христианство говорит — не укради. А мы не то же ли самое говорим? Сколько с несунами боремся на заводах, в колхозах. А сколько коррупции сейчас всплыло, это откуда? Совести у людей нету. Получается так.

— Но получается это наша недоработка, партии. Если у людей совести нет. Не через религию же ее взращивать, совесть.

— Да хоть как! Лишь бы она была, хоть немного. А так… нет совести, значит, нет. И неважно по чьей вине. Может хоть кого-то проймет.

Лигачев явно не хотел соглашаться

— А разрешать то зачем? Ну, разрешим, опять попы начнут дурманом своим народ пичкать.

— Егор. А запрещать — зачем? Тратить силы на борьбу с церковью — зачем? Пусть живет сама по себе, пусть кто верит тот и верит. Ты не задумывался, что слишком много запретов. То нельзя и это нельзя. Мы куда-то идем, и за нами люди идут — или толкаем людей в спину? А то и на поводке тащим?

Лигачев помолчал. Потом сказал

— Умеешь ты на разговор вывести, Михаил Сергеевич…

— Почему, Егор? Только честно?

— Ну, как сказать. Вроде как мы руководящая и направляющая сила. Наше дело руководить и направлять…

— А самый простой способ руководить — запрещать, так? Запрещаешь то и это — и вроде нужным себя чувствуешь. Так?

Молчание.

— Иди, переспи с этим. Подумай. Потом продолжим.


Дальше у меня был разговор с Владимиром Крючковым, руководителем ПГУ КГБ СССР. Внешней разведки.

Разговор этот я оттягивал, потому что никак не мог придумать, как мне легализовать информацию, основанную на моем послезнании. Если ее просто обнародовать — никто не поверит, сочтут сумасшедшим. Если ничего не делать… зачем тогда я здесь? Зачем-то же мне дали второй шанс, верно?

А знаний у меня много. Очень много. Я сейчас уникальный прогнозист, лучший в мире, хотя надеюсь, это ненадолго. Но я не хуже Эймса помню имена и фамилии всех тех, кто перешел на ту сторону. Они сейчас еще на низких должностях, многие и не думают предать — а я знаю что они — гнилое яблоко. И того же Потеева, который предаст в десятые, а сейчас его и в КГБ то нет — лучше просто не принимать на работу в КГБ, чем потом расстреливать. Пусть идет в какую-нибудь жилконтору и там работает и всем так лучше будет.

Но я придумал…


Владимир Крючков, старик со стальным взглядом, серый невзрачный бюрократ, вечный номер второй при Андропове — собираясь на доклад к Генеральному в своем «офисе» в Ясенево, напряженно думал.

Его бюрократические позиции пока безупречны — крупных провалов последнее время не было, а достижения советской разведки неоспоримы — именно при нем, при Владимире Крючкове она вышла на пик своих возможностей. На связь с советской разведкой вышел Олдридж Эймс, кадровый сотрудник ЦРУ, начальник отдела внутренней контрразведки, который запутался в долгах от развода и пьянок. По своей должности он имел допуск равный допуску директора ЦРУ, так как в его компетенцию входило проверять работу любого сотрудника оперативного директората ЦРУ. Именно он сообщил страшную правду — генерал ГРУ Дмитрий Поляков уже двадцать лет является предателем. Он так же сообщил имена всех (!!!) советских граждан находящихся на связи в ЦРУ. Ничье предательство не могло причинить такого вреда как предательство Эймса — любой сотрудник советского директората мог сдать только тех агентов, которые были у него на связи, директор советского директората мог сдать агентов в СССР — а Эймс сдал и агентов во всех странах советского блока.

Теперь Крючков думал о том, что делать. Предательство вырисовывалось масштабное — несколько человек и в его сети, включая Гордиевского, резидента в Лондоне. Но в основном вопросы будут ко второму главному управлению — контрразведывательные методы показали свою несостоятельность, пропустили столько агентов. Как могли за двадцать лет не разоблачить Полякова — он руководил подготовкой агентов ГРУ, сдал американцам целиком несколько выпусков Военно-дипломатической академии, получается все время, пока там окопался Поляков, школа работала вхолостую, все ее выпускники были засвечены сразу. Получается надо всех отзывать, переводить на работу не связанную с разведкой — а кем замещать? Получается, в атташатах будут годами зиять дыры, или привлекать офицеров без должного образования и подготовки, рискуя тем, что они будут либо беспомощны перед игрой противника, либо такого могут натворить в странах пребывания! Но главное — а что с самим Поляковым? Эймс сообщил, связь с ним поддерживается до сих пор.

Крючков оказался в ситуации, когда нормального выхода нет. Чем больше полученной от Эймса информации он реализует — тем быстрее американцы поймут, что в Лэнгли крот. Если он будет бездействовать — это должностное преступление.

И вот что — делать?

Беспокоился Крючков и о настроениях в своем «Лэнгли». Здесь давно было две группировки. Восточники — во главе их традиционно были выходцы из резидентуры в Дели. И западники. Так вот — западники уже давно говорили почти, не скрываясь о том, что СССР должен вступить на путь реформ и реформы предлагали откровенно капиталистические. Председателя это беспокоило, а сейчас беспокоит и его, Крючкова. Он знал Председателя лучше, чем кто-либо другой, и знал, что Председатель вовсе не собирался сворачивать с пути строительства социализма. Да, он искал пути реформ, но в рамках социалистического миропорядка. Основой его реформаторских устремлений был, конечно, венгерский опыт — Председатель говорил по-венгерски и знакомился с литературой венгерских экономистов[16].

А вот Михаил Сергеевич, похоже, сторонник западного пути. Крючков был знаком с материалами из основных резидентур, вашингтонской, нью-йоркской и прежде всего — парижской. В Париже были достигнуты очень сильные договоренности по экономическому сближению, сейчас работа спущена в министерства, готовится целый пакет крупных договоров по открытию производств французских товаров в СССР и даже о сотрудничестве в гражданском авиастроении. Но и в Нью-Йорке — речь о сотрудничестве с которой Горбачев выступил на заседании Ротари-клуба немало удивила американцев. Один из журналов поместил в заголовок статьи фразу: Горбачев — один из нас?


Мерседес Крючкова хорошо знало девятое управление и пропустило без досмотра — в отличие от большинства советских чиновников, начальник внешней разведки открыто пользовался бронированным Мерседесом. Припарковавшись недалеко от Царь-пушки, Крючков заметил, что стоянка почти пуста. Он мог понять, что его ждет уже по количеству и принадлежности машин. Если бы машин было много — ждет разнос, а то и снятие. Мало ли…


К Горбачеву его привели через комнату отдыха. Крючков моментально заметил — Горбачев теперь носит такие же очки с затемненными, дымчатыми стеклами, как и Председатель. У Председателя из-за диабета глаза болели, а этот…

Шут гороховый…


Крючков открыл папку, приступил к обстоятельному докладу по делам разведки. Как по мне, дела были не очень, потому что успехи у Главного противника компенсировались полным непониманием и неведением, что происходит в странах Варшавского договора — а ведь именно там мы через четыре года столкнемся с катастрофическим кризисом, когда за пять месяцев падут четыре социалистических правительства. Хотя Крючков и не виноват, а виноваты мы все, с нашим вечным стремлением решать все то в вашингтонском обкоме, то в парижском, то в лондонском. Пренебрежительное отношение к малым соседним странам, уверенность в том, что они сделают то, что им сказано — неважно, нами или в Вашингтоне — еще сильно нам аукнется.

Ой, сильно.

— Ну-ка, поподробнее. Это где за пять месяцев четыре правительства пали?

— Этого еще нет. Чехословакия, ГДР, Польша, Венгрия.

— Это как так? Как такое допустили?

— Ну, как. В Чехословакии допустили формирование несоциалистического правительства. Те открыли границу, и стало возможно массово бежать из ГДР в Австрию и ФРГ. В ГДР задумались что делать — народ то бежит, тысячами. Решили сделать новый порядок пересечения границы ГДР и ФРГ. Некто Шабовски, член Политбюро неудачно выступил на пресс-конференции. Его спросили, когда новый облегченный порядок вступает в силу — он ответил, что сейчас. А там митинг был. Как только митингующие это услышали — они пошли вперед и снесли Берлинскую стену.

— Ужас.

— Ну, это как сказать. По мне ужас это когда люди готовы под пули лезть только бы с Родины свалить. В Польше Солидарность взяла на первых выборах 99 мест из ста. Ну а в Венгрии все тихо прошло — там и демонтировать то особо нечего было.

— Как такое допустили?

— А как было не допустить? Танками людей давить?

— Нет, ну это неконструктивно…

— А как?

— Ну, надо было выступить перед людьми, объяснить…

— Михаил Сергеевич! Когда люди видят пустые прилавки, они не слишком склонны слушать объяснения, почему они пусты, понимаешь? Вот вы Ленина читаете, Маркса читаете — а смотрю, в одно ухо влетает, в другое вылетает. В соревновании двух систем победит та, которая сможет лучше всего удовлетворить потребности человека. Вот это — суть, а все остальное — словоблудие. Если бы ГДР, а не ФРГ жила лучше, то это западные немцы пошли бы сносить стену, а не восточные. Вот поэтому я сейчас пытаюсь преодолеть товарный дефицит и развивать производство товаров народного потребления

— Неправильно, надо развивать производство средств производства в первую очередь.

— О, Господи…

— Владимир Александрович…

— А почему вы не докладываете Политбюро о вашем новом источнике в Лэнгли?

Крючков побледнел

— Откуда…

Я молча смотрел ему прямо в глаза

— В партии тоже существует разведка.

— Но это же… три человека… три человека знали.

— Знают двое, знает и свинья. А тут трое…

— Первое. Тех, кто мне сдал информацию, не ищите. Только хороших людей под монастырь подведете. А найти не найдете. Партия знает всё.

— Второе. Где его личное дело?

— У меня в сейфе.

— Дело уничтожить.

Крючков кашлянул

— Как. Как уничтожить?

— Лучше сожгите. Только лично, никому не доверяя. Его настоящего имени просто не должно нигде быть.

— А как… работать?

— Как работать. Подготовьте липовое дело. Найдите кого-то высокопоставленного в Лэнгли, кто бы мог сдавать информацию такого уровня, и заведите на него дело. Все сообщения от источника — подшивайте туда.

— Владимир Александрович, я здесь

Крючков явно такого разговора не ожидал. А я подумал — еще второго недомогания тут не хватало, после Ульяновского

— Да, но… есть же система учета, пусть и совсекретная.

— Что знают двое, знает и свинья

— Как деньги списывать?

— Никак. За деньгами будете приходить сюда, проведем как помощь братским партиям. Приказываю даже на совсекретных совещаниях использовать только псевдонимы источников. Если каким-то образом крот доберется до информации в вашем сейфе, он получит дезу. Американцы не ожидают, что у нас даже в нашем собственном внутреннем учете содержится искажение информации, а не реальная информация.

— Извините

— Чайку попейте.

Крючков дохлебал чай.

— Второе. Реализовывать информацию от источников только путем дезинформации. Производить аресты только по согласованию со мной.

Прошлый раз Эймса сильно подставили тем, что махом арестовали всех выданных им осведомителей. Он спасся тем, что американцы просто не поверили, что один крот сдал всех. Да и кто будет искать крота? Начальник внутренней контрразведки, которым и был Эймс?

А тут мы его попробуем продвинуть. А через источники слить дезинформацию.

— … Выберите один — два самых серьезных случая. И их можете закрыть. Только не арестами, найдите как. Чтобы выглядело как случайность. Остальных пока не трогать.

Крючков пожевал губами

— В таком вопросе надо поставить в известность Виктора Михайловича. Я не имею права действовать через его голову.

— Запрещаю: риск утечки. Ставить в известность контрразведку запрещаю, информация может утечь. Вы выполняете поручение генерального секретаря партии.

— Есть — сказал Крючков

— Теперь, Владимир Александрович. Что-то у нас сильно неладно среди наших союзников. Та же Солидарность, будь она трижды неладна. Какое-то брожение нехорошее везде. Хонеккер в свою игру еще играет. Мне его визит не понравился — не внушает он доверия, играет в игру. А про Польшу я не говорю, там все сильно запущено.

— Я это к чему? Политика, при которой мы доверяли нашим товарищам, ограничиваясь лишь обменом информацией, причем часто несимметричным и не в нашу пользу — нуждается в пересмотре. Полагаю, мы упустили из вида тот факт, что если события в Венгрии были инспирированы, прежде всего, контрреволюционерами и нацистскими недобитками, то Прага и сейчас Варшава имеют принципиально иную природу. Международная реакция, поняв, что карта буржуазии полностью бита в странах народного социализма — пошла обходным путем, подталкивая нестойких и запутавшихся товарищей изобретать свои варианты социализма и под их флагом вступать в борьбу с ними. Они пытаются оторвать от партии рабочий класс и это крайне опасная тенденция, которая нами вовремя не была осмыслена и изучена. Та же Солидарность — что это? Это рабочее движение. Как думаете, если бы Михник и Валенса выдвинули бы лозунги буржуазной и клерикальной реставрации, возврата к практикам военщины Пилсудского, многие за ними бы пошли?

Крючков покачал головой

— Большая часть рабочих Польши явно откололась бы

— Вот именно! Михник и особенно Валенса, простой рабочий — подыгрывают реставрации старых порядков, и скорее всего сами того не понимают. С ними надо работать, спорить, бороться идеологически, прежде всего. Вовлекать в решение практических вопросов, где они или поймут проблемы, которые ставит перед социалистическими странами и их правительствами сама жизнь — или проявят некомпетентность и публично обанкротятся в глазах рабочих, которые сейчас считают их героями. А польское правительство вместо этого выпускает на них зомовцев[17] и на улицах польских городов полицейские дерутся с рабочими, как будто революции не было!

Это я позаимствовал у настоящего Михаила Сергеевича. Типично его манера — громкие и правильные слова с историческими отсылками. Аналогии, часто шокирующие своей смелостью — но при этом такие, что не подкопаться, все вроде правильно.

Только у Михаила Сергеевича за этими словами ничего не стояло, дымовая завеса, да — но за ней ничего нет, совсем. А мне надо за ней скрыть вполне конкретные вещи.

— Так что Владимир Александрович — нездоровая ситуация складывается. И теперь придется в глубокой тайне формировать управление, которое займется нашими странами — союзниками

Крючков сглотнул

— Простите, как — займется?

— Пока сбор информации. Надо воспитать аналитиков и страноведов конкретно по этим странам и у вас и в МИД. Особенное внимание уделить Польше и Венгрии. Нужно активизировать работу по Югославии — ключевая страна региона, и там тоже после смерти Тито неблагополучно. Но в перспективе — не исключено и развертывание активной агентурной работы, так что специалистов со знанием языка надо готовить уже сейчас.

— Знаю, что если нас товарищи на этом поймают, будет неприятно. Значит, поймать не должны, только и всего. Легендируйте это под оказание помощи, под обмен опытом…

Крючкову было сложно воспринять все это — но воспитанный в безоговорочном подчинении начальству, он кивнул.

— Понятно, товарищ Горбачев

— Теперь самое главное.

Я испытующе посмотрел на Крючкова.

— Нами — я выделил это слово интонацией — принято решение передать на связь вам часть агентов, которых ранее вели структуры ЦК напрямую. Сейчас, в связи с неблагополучной ситуацией — я не стал конкретизировать, в чем именно неблагополучной, хотя в ПГУ уже известно, что один из лидеров Компартии США состоит на связи в ФБР — агентов будете вести вы. Потерять их вы не имеете права, на то чтобы завербовать их, в свое время потрачены огромные деньги и усилия.

Крючков понимающе кивнул — понятно, никакой начальник разведки не откажется от передаваемых ему на связь источников.

— Можно посмотреть их личные дела?

Я покачал головой

— Личных дел нет, это слишком опасно.

Крючков снова покивал, но с недоумением. Он все же бюрократическая душа и для него отсутствие дела как кощунство…

— Я назову вам имя и пароль для связи. Ваша задача — подобрать группу, которая будет работать в США по сопровождению этого агента. Привлекать любые силы посольства и резидентуру нельзя. Лучше всего использовать журналистское прикрытие — интервью могут быть разными верно? И нет ничего более обычного, чем политик, дающий интервью журналисту. Вопросы для интервью будете согласовывать со мной.

Крючков третий раз покивал

— Речь о политике?

Я достал бумажку с гербом и надписью «Генеральный секретарь ЦК КПСС», написал имя (по-английски) и перекинул бумажку Крючкову. Большим удовольствием было наблюдать в этот момент за начальником ПГУ — при всей его выдержке, при всем опыте — он вздрогнул.

— Даже так… — растерянно сказал он

— Именно. Начинайте готовить группу связи. Записку верните


На обратном пути Крючков приходил в себя и думал что делать.

То, что раскрыт Эймс — это страшно. Даже если знает генсек Партии — все равно страшно. Получается, информация утекает бесконтрольно, а это ведь самый важный секрет ПГУ КГБ. Вероятно, самый важный секрет со времен Кима Филби.

Это первое. Второе — а что с совстранами? Крючков ведь понимал что там не все ладно. И подступиться не мог. В США в какой-то мере работать даже проще. Там всепонятно, кто друг кто враг. А тут? Как минное поле — посол, советники, «братские спецслужбы». Как, например, работать против Штази если немалая их часть училась у нас же, или квалификацию повышала. Они не только наши методы знают, но и многих наших оперативников. А если вскроется? Если в США проваливается наш агент — особо никто не удивляется, ни наши, ни американцы. Всем все понятно. Агента поменяют, кого-то вышлют. А если в Польше или ГДР? Скандал, по линии партии будет скандал, вызов в Международный отдел. Спросят — вы чем там занимаетесь и кто дал вам право? Скандал в МИД.

Часть операций ПГУ КГБ производится совместно с дружественными разведками, это все тоже прахом пойдет.

Другой вопрос — а что делать?

Эймс сообщил: полковник Войска Польского Рышард Куклинский — предатель, работает на ЦРУ. Это страшно. Он был офицером связи в штабе ОВД от Войска Польского, то есть он был в курсе не только оперативной деятельности Войска Польского, но мог передавать совершенно секретную информацию обо всех армиях — участницах ОВД[18].

Получается, предатель столько лет действовал, а органы безопасности Польши — ни сном ни духом.

Но то что было в конце…

Вице-президент США, бывший директор ЦРУ — советский агент!

Как его завербовали? Когда? Кто? Это не могло пройти мимо Юрия Владимировича, а значит — знал бы и он. Хотя… у Председателя были только свои люди, он первым начал внедрять в КГБ практику народнических групп. Тройки, пятерки, никому не известные, кому они подчиняются, знает только старший. Может, это были люди Председателя? Понятно, почему Председатель не передал на связь в ПГУ такой источник — если учесть что были измены, были офицеры, которые перешли на ту сторону, отказались возвращаться. Эймс подтвердил предательство сразу нескольких высокопоставленных офицеров ПГУ. Бохан, Гордиевский…

Крючков начал вспоминать все, что он знал о Джордже Буше — помнил он многое, он уже был начальником ПГУ в то время, получается — главный противник. В ЦРУ он работал при Форде, до того — конгрессмен, как и его отец. Потом назначили послом в коммунистический Китай — именно Буш закладывал основы взаимодействия после визита Никсона. При Картере был в тени — ЦРУ тогда возглавлял адмирал Тернер, Картер, сам моряк, инженер-реакторщик с атомной подводной лодки — везде продвигал флотских. В восьмидесятом пытался баллотироваться, неудачно — но Рейган взял его вице-президентом.

Сейчас Крючков, осмысливая все это, понимал: сам он, будучи кадровиком — не доверился бы такому человеку. Китай опять-таки…

И все же — как его завербовали? Шантажировали чем-то? Как с ним работать?

И как получается, если он работал и ранее — где результаты? Может, в особых папках, их не пускали в ход, чтобы не подставить случайно агента?

Вечная дилемма разведки — каждый раз, получая от агента материал, думаешь, стоит его реализовывать или нет. Реализуешь — рано или поздно та сторона поймет, что у них утечка и начнет охоту…

Его вдруг посетила еще более страшная мысль. Эймс пришел к ним в восьмидесятом, одновременно с возвращением на политическую арену Буша. А что если тот подставился по приказу бывшего директора и та стратегическая информация, которую они получают — результат того что у нас теперь свой человек в Белом доме?

Нет, об этом лучше не думать.


Вернувшись в Ясенево — Крючков вызвал Бориса Соломатина, бывшего резидента в Дели, Вашингтоне и Риме. Сейчас он был в активном резерве в должности советника председателя КГБ.

— Источник в Лэнгли раскрыт… — огорошил он его, как только Соломатин переступил порог кабинета

Соломатин схватился за стул

— Как?

— Так — Крючков кивнул наверх — я захожу, он знает.

— Он это…

— Ты все понял.

Соломатин сел на стул, совершенно огорошенный

— Но как?

— Говорит, партийная разведка все знает.

Соломатин выругался

— Они хоть понимают, с чем играют?

— Понимают

Крючков кратко изложил суть разговора

— Уничтожить личное дело агента? — не поверил Соломатин

— Да.

Крючков позвенел ключами, достал из личного сейфа папку. Бросил

— Пошли…


Двое — начальник ПГУ и его советник — прошли мимо опешивших часовых, и вышли в небольшой, уютный садик. Его посадили сами ПГУшники на субботнике, когда облагораживали территории. Несколько деревьев тогда посадил Андропов. Территория была закрытая, тут вообще было все для автономного существования — баня, парикмахерская, магазин.

Смеркалось…

Встречные — завидев парочку, старались как можно быстрее скрыться, свернуть на другую дорожку…

В дальнем углу они остановились. Крючков открыл прошитое, пронумерованное дело, вырвал страницу, потом еще одну. Соломатин скривился как от боли.

— Зажигалка есть?

Двое генералов КГБ не отрываясь смотрели на опадающий на землю черный пепел. Такие агентурные дела велись на специальной, быстро сгорающей бумаге.

— А остальное?

— Подобрать надо кого-то из высшего эшелона. Агентом будет он якобы

Соломатин присвистнул

— Это ж нарушение. Получается, нам не доверяют?

Крючков посмотрел на него — и промолчал. Тут все было понятно. А ты бы доверял — после Бохана, после Гордиевского?

После Калугина — а он генерал между прочим.

— Хорошо, понял.

— Теперь. Поставлена задача создать отдел по дружественным соцстранам. Пока только аналитика — но надо готовиться ко всему.

Соломатин кивнул

— Понимаю… Польша.

— Польша, Югославия, ГДР — и так далее, далее. Хвостом вертят всё. А мы слишком доверяем местным товарищам. Ситуация пущена на самотек — а потом то Солидарность, то еще что всплывает. Ищи человека, и рисуйте штатное. Судя по настрою там — утвердят. Но начать надо с человека…

— Навскидку… есть один кандидат. Он работает по линии Луч. Провалов нет, деятельный, показатели хорошие.

— Фамилия?

— Путин. Он в Дрездене сидит.

Крючков кивнул

— Вызови, поговорим.

— Есть.


Следующим — Крючков позвонил генералу Юрию Дроздову, бывшему резиденту в Нью-Йорке. Попросил приехать, переговорить с глаза на глаз

— У нас появился источник в Белом Доме.

Дроздов удивленно поднял брови. Опытный и чуткий Крючков понял — не знает.

— Да, вот так вот. Легальная связь с ним через резидентуру невозможна. Да и опасна. Надо подготовить группу под прикрытием ТАСС. Получить журналистскую аккредитацию в Белом доме.

— Кого-то нового — сказал опытный Дроздов

— Абсолютно. Лучше из молодых. Может и женщину.

— Ясно. Поделитесь?

Крючков развел руками

— Знают двое, знает и свинья, так? Пока вслепую.

— Понятно дело — поддакнул довольный Дроздов

10 августа 1985 года

Вашингтон, округ Колумбия
Чарли Вильсон, конгрессмен США из округа Техас был одним из тех немногих, благодаря которым война в Афганистане не закончилась еще в восемьдесят втором или восемьдесят третьем году…

Бывший военный моряк, он за время службы на флоте отличался двумя вещами — пьянством и зоологической ненавистью к коммунистам. Своего командира он упрашивал нанести удар по советской подлодке — он был членом команды противолодочного корабля. Став конгрессменом США он пить не прекратил — но сумел войти в два стратегических комитета — оборонного и бюджетного. Это означало, что он был одним из нескольких людей в Вашингтоне, который отвечал за ежегодное распределение десятков миллиардов долларов бюджета почти по своему усмотрению.

На Афганистан он набрел случайно. Впрочем, все в этом мире происходит более или менее случайно. Его подруга, техасская антикоммунистка Джоан Херринг была почетным консулом Пакистана в своем штате — тоже довольно случайно. Именно она познакомила его с ситуацией в Пакистане с беженцами, а потом и в самом Афганистане. Чарли Вильсон был единственным человеком в Вашингтоне, который увидел возможность дать русским их Вьетнам.

Обеспечил он это очень просто. Каждый год происходило бюджетное распределение. Почти бесконтрольное. Он просто сказал Минобороны — финансируйте это, а я вам дам в несколько раз больше. В те годы ЦРУ было просто раздавлено и испытывало серьезные проблемы с финансированием — у них, например не было пятидесяти тысяч долларов на самолет для никарагуанских контрас. Вильсон только в первый год войны выделил на Афганистан десять миллионов из оборонного бюджета. На 1986 бюджетный год он сумел довести эту сумму — вместе с другими программами — до невообразимого миллиарда долларов. На многие оборонные программы выделялось меньше, чем на Афганистан. Но минобороны было вынуждено играть в эту игру, хотя их интересовало только противостояние в Европе.

Контроль над всем над этим существовал более чем формальный. Часть средств разворовывали пакистанские генералы. Но и того что оставалось — было очень, очень много. Только что этой парочке Херринг-Вильсон удалось продавить поставку в Пакистан F16 — новейших истребителей. Ни одной мусульманской стране они до этого не предлагались.

Но сейчас Джоанна Херринг вернулась из Пакистана в крайне возбужденном состоянии и сразу помчалась к своему другу. Нашла она его мирно спящим на диване, рядом была почти пустая бутылка. В комнате от перегара было не продохнуть.

По странной иронии судьбы — конгрессмен Вильсон был членом комитета Конгресса США по этике…

— Чарльз, проснись! — требовательно сказала она, теребя его — да проснись же!

Конгрессмен не шевелился.

— Просыпайся! — она схватила графин и вылила конгрессмену на голову. Тот пошевелился, застонал

— Какого черта…

— Проснись, хватит спать! Ты напился!

— Да, я выпил. И что…


Через десять минут — конгрессмен сидел за своим столом, вытирая голову бумажными салфетками. Миссис Херринг удалось за такое короткое время организовать даже пару сырых яиц, чтобы конгрессмен быстро пришел в себя

— Что происходит? — нетвердо сказал Вильсон — ты должна быть в Техасе

— Я только что из Исламабада.

— Как там поживает наш друг… — спросил Вильсон, имея в виду президента

— Плохо поживает.

— Что ты имеешь в виду?

— Он сам не свой. Чем-то напуган, все время говорит об Аллахе.

— Они всегда говорят об Аллахе.

— Чарльз, это серьезно. Он вернулся таким из Москвы. Летал на похороны. Возможно, коммунисты промыли ему мозги!

— И что ты хочешь?

— Как что?! Разберись с этим! Дай указание ЦРУ!

Конгрессмен с тоской посмотрел в глаза своей давней подруги, не увидел там ничего кроме неуклонной решимости — и начал вспоминать телефоны в Лэнгли. Гаст Авракотос, начальник инспекции по Афганистану… Сделать это было непросто — с учетом всего выпитого сегодня…

15 августа 1985 года

Пешавар, Пакистан
Пешавар. Город на границе…

Пешавар — это часть старой британской Империи, такой же уникальный город как Танжер или Одесса или к примеру Буэнос-Айрес. Это столица Зоны племен — самоуправляемой территории в составе Пакистана, которая еще во времена британского раджа управлялась по своим, особым правилам. Тут свои суды, своя полиция, армейские части стоят только на границах зоны, внутри — племенное ополчение. Есть таможня — между Пакистаном и Зоной есть таможенная граница. Зона — это серьезно, война тут то полыхает, то тлеет — но никогда не заканчивается. Даже во времена раджа — тут шла война.

Сам город состоит из двух частей — старый, разрушающийся от ветхости британский центр, с его паутиной проводов, лавками на каждом шагу, носильщиками, зубодерами и парикмахерами прямо на улице — и новый город. Новый город построен на деньги старой афганской аристократии переселившейся сюда после революции. Район вилл — каждая из них за забором выше, чем сама вилла, и новая бетонная застройка — там живут те кто победнее, но кто тоже ухватил кусок от щедрот дяди Сэма и прочих доноров войны.

До 1978 года тут вообще ничего не происходило. Американцев тут знали — это были хиппи, балдевшими травой, которая тут просто росла на склонах гор — суши и кури. Хиппи считали угодными Аллаху и не трогали. СССР тут тоже знали — до переворота, премьер Джинна придерживался левой ориентации, говорили о том что приедут советские геологи, найдут нефть и они все будут жить как в Саудовской Аравии. Премьера Джинну повесили в камере после скорого и неправедного суда, свергшие его военные, а его дочь вышвырнули из страны.

Потом в соседней стране произошел переворот — и валом повалили беженцы. А потом — пришли американцы с их помощью. И саудиты — которые на доллар помощи давали еще доллар своих.

Теперь экономика города базируется в основном на беженцах. Те, кто живет в лагерях — они не имеют гражданства, потому за работу берут совсем немного, да часто их обманывают и не платят даже те крохи. Те беженцы кто побогаче — открыли собственный небольшой бизнес и платят полиции и военным за защиту. Но главный кусок — это конечно американцы. Они присылают рис, пшено, продукты — большая часть оказывается на базаре.

Отношения беженцев с племенами непростые. Племенные рады гостям, но по их обычаям гость может обременять хозяина три дня — а беженцы тут который год. Племенные зарабатывают на охране лагерей, проводке караванов, иногда на торговле, хотя и сами они живут не в роскоши и у них мало что есть на продажу. Но среди беженцев и прибывающих на джихад есть люди самые разные, потому всех строго предупреждают — за обиду племенных будет наказание по законам шариата.

Еще здесь есть миссия Красного креста, самые разные посольства и консульства, откуда ведется разведка, представители благотворительных фондов и все иные, кто так или иначе кормится на этой войне…

Американское консульство себя не афиширует, но оно одно из самых крупных, больше чем иные посольства в Исламабаде. Оно тут играет двоякую роль — и пункта, через который можно получить грин-кард и уехать, и места где можно обменять то, что тебе не нужно на то, что нужно. Например, пленного русского солдата можно обменять на несколько автоматов с патронами, или несколько мешков с мукой. А вот офицер пойдет дороже — недавно за пленного русского летчика, сбитого в районе границы дали восемь пикапов Тойота.

Сейчас — начальником станции был Том Диллон, он отчитывался перед Гастом Авракотосом, шефом афганского отдела. Тот приехал выяснить, что происходит — количество, и качество развединформации за последнее время упало.

— Сэр местные всегда хитрят.

— Но не так. Тогда они просто придумывали способы, как выманить из нас побольше денег. Сейчас благодаря конгрессмену Уилсону и саудитам у нас больше денег, чем когда бы то ни было. На восемьдесят шестой год Конгресс выделяет миллиард.

— Миллиард, сэр? — не поверил Диллон

— Миллиард.

Оба они знали — согласно договоренности с саудовским королем он давал доллар на доллар. То есть два миллиарда. Такие деньги и потратить то сложно. И это в то время когда ЦРУ, который год сидело на голодном пайке. Они не могли найти пятьдесят тысяч долларов на подержанный самолет, чтобы возить оружие никарагуанским контрас. Значительная часть афганской кампании пару лет назад тоже оплачивалась чеками крайне правых миллиардеров.

— Нам надо понять, в чем проблема. Почему качество информации упало и на кого теперь надо делать ставку.

— Сэр, пакистанцы настаивают, чтобы все финансирование шло через них.

— К черту их! Это наши деньги!

— Устрой мне встречи с основными лидерами сопротивления.


Примерно в то же самое время — высокий, красивый, пожилой мужчина с бородой выходил из пикапа рядом с огромной виллой в военном районе города. В Пакистане было так, что в каждом крупном городе были военные городки, которые охранялись военными патрулями и жилье там могли купить только военные и близкие к ним люди.

Его звали Себгатулла Моджадедди. Он был потомком древнего рода Моджадедди, которые считались религиозными авторитетами и испокон веку управляли делами на основном, Шорском базаре Кабула. Сам Себгатулла был представителем нового поколения династии — он имел высшее образование, знал восемь иностранных языков.

Но на нем лежала месть. Амин, едва придя к власти, приказал схватить и расстрелять всех из рода Моджадедди. Себгатулла едва успел сбежать, а вот больше семидесяти его родственников не успели.

Сейчас он приехал в гости и гость встречал его на пороге. Это был армейский генерал Абдул Рашид Гуль, связанный с разведкой и близкий к уль-Хаку. Он имел тесные отношения с контрабандистами и знал пашту.

По традиции, начал Гуль

— Я вас приветствую в своем доме — произнес он на пашту

— Да пошлет Аллах удачу этому дому — ответил Себгатулла

После чего они по-западному пожали руки друг другу и дважды расцеловались.

— Барана уже зарезали, шашлык вот-вот будет — сказал генерал — а пока у меня есть односолодовый. Восемнадцать лет выдержки. Прислали из Великобритании

Как и все пакистанские генералы — Гуль в молодости закончил Сандхерст

Моджадедди философски вздохнул

— Да простит нам наши слабости Аллах…


Кабинет генерала Гуля был обставлен по-западному, с мебелью и книгами. Необычным был только ковер с развешанным на нем оружием и Коран на подставке. Моджадедди знал, что это лицемерие — Гуль никогда не молился. Коран нужен был ему, потому что это было религией его солдат и простых людей. Трудно заставить людей умирать за деловые интересы на границе. Куда легче — за Аллаха Всевышнего…

— Да унизит Аллах наших врагов — весомо сказал Гуль, опрокидывая в себя виски

Моджадедди выпил свою порцию молча

— Не далее как вчера — продолжил Гуль — я разговаривал с нашим раисом, да продлит Аллах его дни. И он поведал мне, что ему было откровение. Да, да…

Гуль налил себе, вопросительно посмотрел на Себгатуллу. Тот пододвинул и свой бокал

— Мы не можем добиться победы над безбожниками, потому что джихад ведут недостойные люди. Несомненно, что тот, кто ведет себя недостойно, тот кяфир! Аллах в гневе на умму. А все из-за таких как профессор Раббани, который блудодействует с мальчиками. Или таких как Хекматияр, который забыл, когда последний раз вставал на намаз…

— Поэтому раис приказал обрезать финансирование этим нечестивцам, да покарает их Аллах, и обратить внимание на достойных и богобоязненных воинов Аллаха. И я сразу подумал про вас, уважаемый Себгатулла…

— Сколько? — спросил Моджадедди

— Сорок процентов

— Побойтесь Аллаха уважаемый генерал. Вы берете сорок процентов, сидя здесь в Пешаваре, а мои люди рискуют жизнью.

— Это будут еще прямые поставки со складов. Я же не задаю вопросов, за сколько вы это перепродадите в Джелалабаде или Кабуле? Кроме того, вы думаете это мне? Я всего лишь бедный генерал, большинство я отдаю наверх…

— И все-таки это много, уважаемый. Очень много. Можно говорить о двадцати, ну может двадцати пят процентах…

— Вы не понимаете, о каких суммах идет речь. Американцы выделяют на этот год миллиард долларов, и саудовский король даст еще миллиард.

— Это много…

— Именно, дорогой Себгатулла. Распределением большей части средств будем заниматься мы. И вам перепадет много…

— И все же…

— Хорошо, тридцать. Но это последнее слово

— Тридцать…

— В порту Карачи разгрузился корабль, там прибыли новенькие японские джипы и пикапы. Скажем, двадцать штук будут вашими, как только они прибудут сюда. Это просто в счет уважения…

— Да будет Аллах свидетелем…

Генерал и один из лидеров сопротивления пожали руки друг другу…

— Что нового в Кабуле? Я слышал, эти безбожники придумали пропускать часть караванов…

— Да, договорные караваны. Они пытаются завоевать благосклонность племен

Известно было что оружие и гражданские товары перевозились одними и теми же караванами, и если караван попадал в засаду — люди теряли деньги и озлоблялись.

— И как это новшество сказалось на торговле?

— Сложно сказать, уважаемый, пока много непонятного. Я и сам отправил с последним караваном пару мешков с товаром — на пробу. Но оружие племена взять отказываются.

— Оружие — улыбнулся генерал — оружие, которое плюется огнем это дело прошлого. Оружие, которое выжигает души — вот новое оружие

С этими словами он достал из стола пакет с белым порошком и положил на стол

— Вот — новое оружие. Наши турецкие друзья пришли к выводу, что наши горы как нельзя лучше подходят для выращивания опиума. Они же помогли наладить технологию. Перед тобой, уважаемый Себгатулла — белая смерть. Оружие, придуманное самим Аллахом чтобы казнить неверных. И его куда легче провезти в переметном мешке верблюда…


Машина Авракотоса тем временем остановилась у ворот виллы, расположенной в северной части города, в новых районах. Эти районы ничем не были похожи на старый, времен колониального владычества центр — здесь бетон и голая земля, заборы высотой в два этажа и лагеря беженцев. А тут недалеко — Красная мечеть, один из центров экстремизма. Дети беженцев из лагерей ходят в рушдию[19] потому что для настоящей школы нужно гражданство — а его нет. Его и не дают — специально потому что труд беженцев без гражданства стоит гроши, а основной феодал тут — армия. Многочисленные афганцы арендуют у армии клочки земли и гнут спину днем и ночью. Вода тоже не бесплатно. А дети когда не помогают родителям, слушают учителей в рушдии. Все учителя из Саудовской Аравии и преподают единственный известный им вариант ислама — ваххабизм.

Люди на этой вилле — одни из тех, кто прибыл сюда на джихад. Настоящие моджахеды их сторонятся, но уважают. Амиров у них трое. Пакистанский профессор, полный ненависти, со злым голосом и ядовитым красноречием. Египетский врач, у себя в стране находящийся в розыске по делу об убийстве президента. И долговязый молодой мужчина с печальными глазами, который не любит когда ему напоминают о том, что он происходит из богатейшей семьи.

Шейх Абдалла Аззам. Айман аль-Завахири. И Осама бен Ладен.

Машины заезжают внутрь. Долговязый молодой человек встречает гостей на пороге. Он самый мирный из всех и занимается в основном учетом и финансированием. Он не расстается с тетрадью, в которой старательно записывает всех, кто прибыл в Пакистан и получил помощь от их группы. На обложке тетради карандашом написано: «Аль-Каида», что означает «основа»

— Я вас приветствую в моем доме…

Гости проходят внутрь.

16 августа 1985 года

Вашингтон, округ Колумбия
Специальная группа, которую возглавлял Френк Карлуччи — работала отдельно от основного ЦРУ и на то были свои причины. В ЦРУ было неспокойно — конгресс продолжал охоту на агентство, демократы чувствовали кровь, хотя до главного скандала эпохи Рейгана Иран — Контрас оставался еще примерно год. Директор ЦРУ уже тогда чувствовал себя плохо и почти не работал, начальник советского отдела Герб Майер тоже давал все меньше результата. Лучше было держаться подальше.

От президента — связным с группой был Роберт Макфарлейн, бывший лейтенант морской пехоты США, артиллерист, бывший военный помощник Генри Киссинджера, сейчас советник по вопросам национальной безопасности. Он отличался зоологической ненавистью к СССР и поддерживал некоторые арабские режимы. В частности он выступал против присутствия США в Ливане чем, кстати, выступал против израильской линии в политике, и считал необходимым массовое строительство на Ближнем Востоке атомных реакторов для закрепления низких цен на нефть навсегда. В целом он был за то чтобы ревизовать произраильскую линию внешней политики США и создать для Ближнего Востока «план Маршалла-2»

Карлуччи и Макфарлейн встречались недалеко от вашингтонского аэропорта. Место это было грязное и токсичное — заболоченный берег, какие-то бочки, шум от взлетающих самолетов. Вдалеке виднелся монумент героям Второй мировой войны.

Карлуччи прибыл первым, у него был анонимный Форд Краун Вик с затемненными стеклами. Они остановились на грязной, засранной площадке, тут же привлекая внимание каких-то негров, тусующихся у старого Роадраннера

— Черт…

— Переносим встречу, сэр?

— Нет.

— Окей

Водитель, бывший морской пехотинец, выживший при взрыве станции ЦРУ в Бейруте (там погибло более пятидесяти человек) взял с соседнего сидения автомат Кольт Коммандо и вышел из машины.

— А ну пошли отсюда! — заорал он — давай, давай!

Надо сказать, он сильно рисковал. Вашингтон был переполнен наркодилерами, в основном черными, а УЗИ был у них за основное оружие, любой уважающий себя черный мог, если голоден, продать тачку, часы — но не УЗИ. Форд был небронированным, и их могли изрешетить.

Но негры были настроены миролюбиво

— Эй, мэн, какие проблемы. Мы просто тусуемся.

— Свали отсюда, пока пулю не схлопотал!

— Окей, мэн мы уже уходим!

— Пошевеливайся!

— Мэн, а повежливей нельзя?

— Ладно, ладно.

Как раз в это время на стоянку въехал еще один седан, Шеви Каприс Брогэм и негры подумали, что и впрямь пора валить. Что-то это все сильно походило на стрелку итальянцев или еще кого.

Негры сели в свою тачку и свалили. Только тогда из Каприса в сопровождении охранника появился Макфарлейн.

— Проблемы?

— Никаких, сэр.

Появился и Карлуччи

— Не лучше место для прогулок, верно?

— Что есть, то есть. В городе полно наркоманов

— Как и в любом другом — скривился Макфарлейн — если русские ударят по центру Нью-Йорка атомной ракетой, мы немного потеряем

— Лучше до этого не доводить.

— И то верно?

Они укрылись за машинами, Макфарлейн передал несколько чеков

— Обналичивайте осторожно

Это были деньги от незаконной продажи ракет Ирану. Секретный горшочек с кашей администрации Рейгана

— Что нового?

— Пока немного. Похоже, мистер Рейган был прав — Горбачев говорит по-английски

— Откуда вы это узнали?

— Тот парнишка что недавно разбогател, понимаете?

— Ну, ну.

— Горбачев был у них дома. И говорил с ним по-английски

Макфарлейн скривился

— Черт…

— В ЦРУ этой информации не было.

— Да, и это плохо.

— Что касается плана… он здесь, сэр.

Макфарлейн взвесил на ладони большую, старую дискету

— Что в нем?

— Кое-какие рекомендации. Если кратко — нужно поощрить Горбачева к развитию предпринимательства, но одновременно с этим использовать этот канал

— Для проникновения?

— Для влияния — Карлуччи снял черные очки — вопрос в том, что мы можем что-то знать о СССР, но мы не можем на него влиять

— Ну не скажи, Френк — сказал Макфарлейн — как насчет снижения цены на нефть

— Это не прямое влияние. Оно работает только на длительную перспективу, причем последствия непредсказуемы. Прямо же влиять на Кремль мы не можем

— Ну, это, по-моему, слишком…

Разговор двух боссов прервала автоматная очередь, оба они бросились за машины

— Твою мать!

— Черт!

Один из агентов оказался рядом с ними с автоматом

— Какого черта?!

— Это те типы на «дорожном бегуне».

— Сукины дети!

Похоже, негры решили показать кто в городе босс

— Все целы?

— Да, надо валить. Пока полиция не приехала

Охранник покачал головой

— Сэр, не думаю, что они приедут.

— Таких перестрелок полно. Полиция уже не ездит на вызовы там, где никого не подстрелили.

16 августа 1985 года

Пешавар, Пакистан
Гаст Авракотос[20] по меркам ЦРУ считался неприкасаемым. В том смысле, что никто не хотел связываться с таким дерьмом…

Бывший многолетний резидент в Афинах, во время диктатуры черных полковников. Лично участвовал в пытках. После разгрома центрального офиса ЦРУ во времена Картера вернулся на родину. Послал на… начальника оперативного управления, а когда пришел извиняться — послал еще раз. В наказание был сослан в отдел, занимающийся Пакистаном — глухой отстойник без карьерных перспектив до 1980 года. Сейчас на коне благодаря связям с Чарли Вильсоном и огромным деньгам, находящимся в его распоряжении. Груб. Он один из немногих в ЦРУ кто не имел университетского образования.

Сейчас он ехал на встречу с генералом Насраллой Бабаром, отвечавшим за подготовку и снабжение групп моджахедов. Он был известен в Пакистане по иной причине — именно генерал Бабар возглавлял военный трибунал, приговоривший к смерти законно избранного премьер-министра Зульфикара Али Бхутто, смещенного в результате военного переворота. Бабар был как и все пакистанские военные — англоязычный, жестокий, всегда себе на уме.

Когда они въехали в ворота виллы — то услышали выстрелы из револьвера, судя по звуку — тридцать восьмой. Агент безопасности резко остановил машину, начальник станции переговорил со старшим поста охраны и махнул рукой — можно

— Что там? — спросил Авракотос

— Генерал тренируется…

Посольская машина проехала дальше в заросший тропическими растениями сад. Именно так пакистанские генералы понимали рай на земле.


Генерал Бабар действительно тренировался с револьвером — тридцать восьмой, с дарственной надписью от министра обороны США. Он стрелял не по мишеням — а по каким-то птицам, небольшим, которые прилетали к кормушке в саду. Несколько глупых птиц уже лежали на зеленом ковре, истекая кровью. Авракотос машинально оценил расстояние — ярдов тридцать. Неплохо, очень неплохо…

— Генерал…

Бабар перезарядил револьвер. Он был в пуштунском одеянии — широкие штаны и безрукавка…

— Я тренируюсь, по крайней мере, раз в неделю — сказал он — иногда приглашаю друзей посмотреть. Это полезно, когда знают, что ты можешь за себя постоять.

Авракотос шагнул вперед

— Разрешите, сэр?

Генерал отступил. Начальник пакистанского отдела достал Кольт-1911, прицелился. Грохнул выстрел, пуля разбила кормушку

— Я вас приветствую в моем доме — сказал генерал


— Что происходит, сэр?

— Боюсь, я не понял вопроса — генерал, сидя за столом, держал в руке традиционный для пакистанского генерала односолодовый

— Произошло перераспределение средств на помощь борьбе моджахедов. Причем без нашего ведома.

Генерал пожал плечами

— Обычная работа. Если вы распределяете деньги — всегда кто-то недоволен

— Речь не просто о распределении денег. Почему обрезаны лимиты на Халеса, Раббани, Хекматияра?

— Почему обрезаны? Ничего подобного.

— Они не получили ничего! Кроме того что получили от нас напрямую!

Генерал снова пожал плечами

— Они не пришли ко мне и не сказали, что недовольны.

— Да, но почему такие деньги выделены Моджадидди? Гайлани?

— А что в этом плохого? Они такие же воины Аллаха.

— Себгатулла — торговец и плут!

— Это не так. На нем месть за погибших в застенках коммунистического режима родственников.

— Да, но он делает меньше чем Хекматияр. У Гульбеддина — треть от всех полевых групп! У Раббани сильные позиции в Кабуле. Халес активен в Пешаваре.

— Раббани мужеложец — как нечто само собой разумеющееся констатировал генерал — таких надо убивать.

— Черт возьми, вы этого раньше не знали?

— Пока в джихаде такие люди, Аллах не даст мусульманам победы. Вся умма находится под гневом Аллаха.

Вот чего Авракотосу точно не хватало, так это терпения и дипломатичности. Греки всегда вспыльчивы, это вспыльчивый народ. Во время своего резидентства в Афинах он был на правах члена военной хунты, он говорил все в лицо и его слушали. А тут…

— Послушайте, генерал.

— Мы знаем про ваши делишки с Моджадидди и с Гайлани. Мы знаем о том, что вы выращиваете в Зоне племен на границе, и куда это потом идет. Мы закрываем на это глаза — но все это до того, пока вы лояльны нам. Если вы играете собственную игру, то будьте готовы к последствиям, вы и президент. Мы не позволим брать деньги и ничего не делать.

— На днях приезжает конгрессмен Вильсон с инспекцией. Я бы очень сильно задумался над тем, что вы ему скажете. Он привезет миллиард долларов помощи. Но если вы будете играть в свою игру — мы вас оставим наедине с коммунистами, племенами и всем вашим дерьмом.


Когда джипы с американскими оперативниками выехали за ворота виллы, выражение лица Бабара изменилось, он сплюнул на асфальт

— Кяфиры проклятые, да обрадует вас Аллах тяжким наказанием … — прошипел он.

19 августа 1985 года

СССР, Москва
После разговора с Лигачевым — так ни к чему и не пришли, но я знал, что Лигачев, в общем-то, русский, это ему близко и семя сомнения в вопросе, а зачем нам в принципе бороться с религией — я заронил. Ограничения… это все надо периодически подвергать сомнению и самой серьезной ревизии, и вообще, по жизни в США я понял — ограничений не должно быть много. Эта страна, Соединенные штаты — может и существовала до сих пор, прошла семидесятые только потому, что в ней было мало ограничений, которые надо было защищать. Ограничения — это как стены, всегда найдется кто-то, кого тянет их сломать. А там — побесились, перебесились и успокоились.

Ладно, поехали дальше

Ульяновский-то для чего приходил. Он мне оставил материалы, точнее часть их по странам Восточного блока. Если съездил в США — надо ехать в турне и по этим странам, иначе не поймут, скажут — пренебрегаем союзниками. А тут интрига еще похлеще. Там все понятно — там капитализм, тут социализм, идет Холодная война, задающая систему координат. А тут что?

Что еще усложняет задачу — я то знаю, что будет дальше.

По сути — почему сорвался процесс разрядки девяностых, и возобновилась Холодная война? Я это понимал прекрасно — видел своими глазами. Ведь те риски, которые ждали — они не реализовались ни один. Германия не стала нацистской страной — а ведь когда начинался процесс объединения, возрождения нацизма очень серьезно опасались. В России не произошло коммунистического реванша, и не пришел к власти какой-нибудь генерал или хунта. Никто не украл атомную боеголовку. С трудом, но удалось урегулировать конфликты на Балканах и они не стали новой старой пороховой бочкой Европы. То что началось потом — это следствие общего роста напряженности и дестабилизации Европы.

Так что же случилось?

Случились как раз страны Восточной Европы и что страшнее — бывшие республики СССР. Именно они сумели дестабилизировать ситуацию.

После 1991 года — встал вопрос о том для чего нужно НАТО. В Европе — старой Европе — думали, что оно не очень то и нужно. А новая Европа — только и думала о том, как в него вступить.

Клинтону — он был очень не воинственным, он и от армии то откосил — нужны были голоса меньшинств из Восточной Европы, потому он и пошел на расширение, включив сначала самых важных и проверенных — Польшу и Венгрию. При этом — Клинтон думал о том, что рано или поздно встанет вопрос о включении в состав НАТО и России. Россия понятное дело, восприняла расширение НАТО без восторга, но Клинтон не понял, для чего на самом деле восточноевропейцам нужно НАТО. Если старой Европе просто для безопасности, там все для себя решили — то новой Европе для амбиций.

Потом ушел Клинтон, случился Буш, 9/11 и Ирак. Вот тогда — произошло сейчас уже малоизвестное, но по факту судьбоносное событие. Когда Буш решил вломиться в Ирак, старая Европа отказалась в этом участвовать и создала коалицию против в очень интересном составе. Германия, Франция, Россия и Китай.

Для США это было как ушат холодной воды за шиворот. В Германии у власти был Шредер, во Франции Ширак, в России — уже Путин. Американцы вдруг поняли, что они «теряют Европу», что у новой-старой Европы, вышедшей из девяностых больше общего с Россией и Китаем, чем с США. Именно тогда — Вашингтон активизировал усилия по поиску проамериканских лидеров в странах старой Европы и принятию в НАТО и ЕС стран Восточной Европы — чтобы создать противовес. Именно тогда была негласно принята стратегия «отталкивания России», которая обошлась в итоге очень дорого.

В две тысячи седьмом — еще один малоизвестный факт — директор по России и странам СНГ Госдепартамента США Фиона Хилл пошла в Белый дом. Была как раз подготовка Бухарестского саммита НАТО, и она умоляла Буша не поднимать вопрос о членстве Украины и Грузии в НАТО. На это она встретила холодный прием Буша и откровенное раздражение вице-президента Чейни, прямо спросившего, на чьей она стороне. Буш сказал, что он сторонник «наступательной дипломатии» — и это тогда когда США уже истекали кровью в Ираке. В итоге — в Бухаресте американцы все-таки выдвинули такое предложение, оно было заблокировано Германией и Францией, и ничего не произошло — но осадок остался на долгие годы. Путин произнес речь в Мюнхене, США поняли, что Европа по-прежнему финтит, а Украина и Грузия — что надо еще сильнее рваться в НАТО.

Буш скоро вылетел из кресла, причем под конец его правления раздражение было такое, что когда избрали Барака Обаму, некоторые его сторонники кричали, что надо выкинуть Буша из Белого дома прямо сейчас, не дожидаясь января. Барак Обама был куда более осторожным, куда менее наступательным президентом, свою Нобелевскую премию мира, пусть и врученную авансом — он отработал на все сто. Но зло уже было причинено, и ситуация развивалась сама по себе, в самоподдерживающемся режиме…

Что из этого следует. Из этого следует то, что если демонтировать Варшавский договор и отпустить союзников на все четыре стороны — в итоге мы получим то же самое — срыв разрядки. Потому что то, что произошло — это не случайность. Страны Восточной Европы всегда жили беднее и в большей опасности чем Западная Европа, именно там случились многие события Первой и почти все — Второй мировой войны. И там же, в советской зоне влияния — была полностью сорвана работа по денацификации. Если в Западной Европе провели долгую и систематическую работу по выявлению и осознанию преступлений нацизма — то здесь просто предпочли все замести под ковер. В ГДР, например, официально считалось, что не осталось ни одного нациста — они все бежали в ФРГ. В Венгрии тоже «не осталось ни одного нациста». В СССР не упоминали, кто сжег Хатынь. Говорили что немцы, хотя это были бандеровские полицаи, но про это молчали чтобы «не осложнять отношения между двумя братскими советскими республиками». В итоге — потом все это повалилось как мусор из порвавшегося мешка пылесоса. Получив свободу, страны Восточной Европы начали думать о мести, о самоутверждении, о компенсациях за исторические обиды. А НАТО дало им то, что у них никогда не было — полную безнаказанность.

Но это все то, что будет дальше. А что было до того?

К моему удивлению — серьезные проблемы в Восточном договоре начались еще при Брежневе. Если помнить, что при Хрущеве был Будапешт — 56, то получается, они никогда и не заканчивались.

Мне не составило труда понять, когда начался очередной тур проблем — начало семидесятых

То есть, после Пражской весны.

Именно тогда с резидентуры в Берлине начали поступать все более и более тревожные новости — что Эрих Хонеккер не только не желает принимать указаний из Москвы, но и усиленно зондирует почву, причем зондаж исключительно широкий. Фидель Кастро, Иосип Броз Тито, Николае Чаушеску.

Есть!

Визит в Китай и встреча с Дэн Сяопином, который тогда был начальником генерального штаба НОАК.

По местным меркам — это хуже чем шпионаж в пользу США. Ненависть к китайским «ревизионистам» официально поддерживается до степени отторжения, а Китай поставляет оружие и боеприпасы афганским моджахедам. Об этом не говорят, но три четверти оружия в руках моджахедов — китайская.

При Брежневе поддерживались ровные отношения, при Андропове они поменяться не успели. А вот при Черненко они перешли в открытый конфликт — о чем я и читаю на страницах справки, подготовленной КГБ. Хонеккер открыто отказался выполнять директивы Москвы и подверг жесткой критике внешнюю и внутреннюю политику СССР.

Великолепно.

Тут надо понимать вот что — Хонеккер вынужден демонстративно поддерживать в ГДР уровень жизни как минимум не намного хуже, чем в капиталистической ФРГ. С той стороны — ловит телевидение, с той стороны есть родственники — так что большинство восточных немцев представляют уровень жизни немцев западных не понаслышке. Но так как существуют ограничения, в том числе навязанные СССР — Хонеккер вынужден брать кредиты. В основном у ФРГ. И в начале восьмидесятых он в долгах как в шелках.

А встреча с Дэном видимо подсказала ему путь выхода. Он поехал в Кремль — как раз в тот момент, когда встал вопрос о симметричном ответе на размещение НАТО в Западной Европе ракет средней дальности. В итоге Черненко заговорил о необходимости больше выделить средств на оборону, крепить рубежи — а Хонеккер заявил о необходимости реформировать экономику. Стороны к согласию не пришли и расстались раздраженными — они не услышали друг друга. В коридорах ЦК КПСС заговорили о националистическом уклоне Хонеккера[21].

Потом, знающие люди сказали, что на заседании ЦК СЕПГ Хонеккер заявил о необходимости бороться с советским гегемонизмом. Это уже был вызов, почти такой же, как в шестьдесят восьмом из Праги — но Черненко уже был на искусственном дыхании. Мы плотно застряли в Афганистане, Рональд Рейган искал где бы применить силу — и потому решили откровенную нелояльность Хонеккера просто оставить до будущих времен. Пока не заметить.

Но теперь понятно и то, почему Горбачев в восемьдесят девятом не вмешался. Не применил силу. А ради кого вмешиваться. Ради откровенно нелояльного режима?

Второй пакет материалов был у меня от Чебрикова. В начале восьмидесятых, настороженные все более явной нелояльностью СЕПГ — КГБ СССР начало тайную операцию под кодовым названием Луч. Цель этой операции — выявление действительных настроений в СЕПГ, поиск и поддержка просоветских элементов и при необходимости — подготовка просоветского переворота. В бумагах по линии Луч — проскользнула и хорошо знакомая фамилия.

Путин…

Однако, если переосмысливать ситуацию с ГДР с той точки зрения, что реформы нужны не только им, но и нам — то всплывает два интересных момента. Даже три

Первый — если вести речь об экономической реформе, то какие-то моменты лучше всего обкатать не на своей экономике — а на чьей-то другой. Если Хонеккеру нужны реформы — прекрасно, пусть он и идет первым, а мы за ним и воспользуемся его опытом. А то действовать по принципу «попробуем, авось получится» на себе — как-то… неправильно.

Второй — надо понять, насколько у Хонеккератесные связи с Китаем, и главное — с Дэн Сяо Пином. Потому что сейчас ситуация в отношениях СССР и Китая просто недопустимая — две страны, которые придерживаются социалистического пути, обвиняют друг друга в ревизионизме, и бог знает чем еще. И это не просто слова — идут прокси-войны, уже была война с Вьетнамом, Китай поставляет оружие моджахедам. Короче говоря, ситуация крайне ненормальная, не имеющая под собой никакого основания кроме самолюбия и идеологических заблуждений, что-то вроде раскола между западной и восточной христианскими церквями. Надо исправлять. Если Никсон открыл Китай для США — то почему бы Горбачеву не открыть его для СССР? Но тут нужен предварительный зондаж и если для США его выполнял Джордж Буш, будучи послом США в Пекине — то тут можно предварительно договориться как раз через Хоннекера. И не пытаться сохранить идеологическую непорочность — а и нам и ГДР поучаствовать во взлете Китая на самых ранних стадиях, разместить там свои производства, застолбить рынки…

Вообще, союз «Берлин-Москва-Пекин» если подсуетиться, может здесь возникнуть раньше и на совсем других условиях. И если он возникнет — то через лет двадцать возникнет и совсем другая платформа для объединения Германии и всей Европы.

Ну и третий. Если сейчас развивать совместные предприятия, то наиболее разумным — будет начать развивать как раз с открытия в СССР филиалов германских предприятий. В ГДР сохранилась развитая промышленность по производству товаров народного потребления, за ГДРовскими костюмами, посудой, детскими вещами — стоят огромные очереди. Пусть открывают здесь предприятия, пусть поставляют оборудование, набирают персонал. Немцы есть немцы, их высокая культура, трудолюбие, педантичность, приверженность качеству никуда не делись. Пусть наши учатся…

Накидал заметки, подвинул к себе вертушку.

— Андрей Андреевич. Заеду по пути?


— Китай…

Громыко с мрачным видом смотрел на меня

— Да, Китай. А что не так то?

— Да они ревизионисты. Сколько зла нам сделали, сколько подножек поставили!

— И что? Дальше друг другу ставить? Андрей Андреевич, ты понимаешь всю ненормальность ситуации. Социалистическая страна враждует с такой же социалистической страной. Пусть мы по-разному понимаем социализм — но враждовать то зачем? И это при том, что капиталистический мир, судя по всему преодолел последствия поражения во Вьетнаме и готовится к новому наступлению на мир социализма. И тут мы поддерживаем распрю — как будто бы настоящих врагов не хватает. Как, по-вашему, что бы Ленин на это сказал.

— Ты Лениным не козыряй

Громыко остановился

— Извини, Михаил Сергеевич.

— За что? Мы о деле спорим. Не о личном, не за личное — о деле, о будущем. Так все-таки, как бы повел себя Владимир Ильич?

— Ну, Ленин был мастером размежевания…

— Ленин мог вступить в союз с кем угодно ради дела, ради достижения цели. Вспомните договор в Раппало. То как Ленин договаривался с Ататюрком!

Громыко кивнул

— Было. Ну, даже допустим. Меня то ты убедил. Хорошо, признаю — убедил. Но ты представляешь, что будет в Политбюро? А что Международный отдел? Только что бунт был — ты хочешь аппарат против себя настроить?

— Аппарат существует для того чтобы проводить согласованную политику. Если вы говорите о том, что какая-то часть аппарата заинтересована во вражде с Китаем, потому что это дает им работу, обмениваться оскорблениями и обвинениями — к чертовой матери такой аппарат и таких аппаратчиков! Я не позволю паразитировать на вражде и нерешенных проблемах!

Громыко смотрел на меня с сожалением в глазах. Потом покачал головой

— Не согласны?

— Да что я. Как я могу быть не согласным с Генеральным секретарем. Только бюрократия тебя ведь пережует.

— Подавится. Я хочу спросить, Андрей Андреевич, не устарело ли такое разделение — соцстранами занимается Международный отдел, капстранами и странами неприсоединения — МИД. В МИД, по крайней мере, есть традиции, есть дипломатия[22]. Есть школа. А в Международном отделе — что?

Громыко покачал головой

— Я тебе как старший товарищ говорю — остынь. Не бери на себя эту ношу. Не трогай лихо, пока тихо. Ты и так многим уже ноги отдавил.

— Хорошо — пошел на попятный я — но МИД ведь сможет создать какой-то отдел… сначала отдел потом управление по соцстранам. Еще будет такой отдел у Минвнешторга, он будет экономическим сотрудничеством заниматься. А вы назначьте туда молодых ребят, с горящими глазами. Пусть пока учатся, пусть по мелочи. Я с комсомолом поговорю — там есть люди занимаются международными обменами

Громыко явно не хотелось портить отношения с аппаратом, с влиятельным Ульяновским — но он кивнул

— Добро.

— Теперь по ГДР. Я читал материалы КГБ и Ульяновского. Обстановка там мягко говоря, нездоровая.

Громыко кивнул

— Они всегда были нашими только наполовину. Проще было находить отношения с Бонном, чем с Берлином. Тем более что это родина марксизма, они на нас свысока смотрят.

— Хонеккеру все равно недолго осталось.

— Это уже десять лет так говорят.

Я изложил свою программу. Громыко поморщился

— То есть ты предлагаешь не препятствовать, а наоборот — поощрять контакты ГДР и Китая.

— И не только с Китаем. Я считаю что Хонеккер в итоге то правильно ставит вопрос — победит в соревновании двух систем та что обеспечит трудовому народу лучший уровень жизни. Если мы стали отставать — пора задуматься.

— Ты слишком скатываешься на материальное. В США, например — средний заработок рабочего намного больше нашего, это так хоть мы и не признаем это. Но как они там живут? Сколько там убийств, грабежей, сколько стоит медицина…

— Я не говорю о полном преимуществе. Я говорю о том, что мы в каких-то моментах отстаем и это не дело. Говорить о том, что у нас что-то лучше и замалчивать, что есть и то, что хуже — недостойная ленинца позиция. Да но — меня такое не устроит. Хотим победить Запад — должны быть лучшими не в чем-то, а во всем. Неумолимо демонстрировать наше превосходство.

— И ты хочешь придать ускорение через Китай.

— В том числе.

— Но в целом я хочу приложить усилия для сшивки стран социалистического содружества через экономику и к более справедливой раскладке общего бремени. Почему, например, основную тяжесть расходов по разработке систем вооружения несем мы? Почему мы поставляем так много ресурсов по заниженным ценам?

Громыко ничего не ответил. Я то знал, откуда он «родом» — во времена Сталина какое-то время внешняя разведка была передана в МИД и существовала там как КИ — комитет по информации, и возглавляли его — Яков Малик и Андрей Громыко. Так что Громыко хоть немного — но опыт разведчика имеет и тогдашние подводные камни знает не со слов…

Так почему бы сейчас не устроить перетряску аппарата?

А я вам скажу, почему. Потому что сейчас не сталинские времена. И аппарат — определяет политику. Только попробуй тронуть аппарат — такое полезет. А враги чтобы возглавить мятеж — всегда найдутся.

Ладно, разберемся…

20 августа 1985 года

Москва — Владимир, СССР
С самого утра началась свистопляска. Впрочем, как всегда. Егор принес предложения по кадрам. Вместо Романова — Зайкова и вместо Гришина — Прокофьева. Договорились, пока оба будут и.о. — по крайней мере, на два месяца, и пока не представится возможность посетить и Москву и Ленинград (Москву тоже надо «посещать», московские органы работают отдельно) и на месте и с активом переговорить и с самими претендентами. А так же проверить, как они справляются с нагрузками.

Заодно сказал Егору, чтобы по всем назначениям искал, прежде всего, людей с опытом руководства в промышленности. Но только в том случае если есть, кем заменить. Еще не хватало того чтобы получить плохого первого, «убив» хорошего директора.

Потом выехали открывать первый перестроенный колхозный рынок.


Были — я, Ельцин, осиротевшее московское руководство, профильные министры. Ельцин постарался — в ударном порядке возвел довольно приличный крытый рынок с собственными холодильниками и базой. Последнее важно чтобы не допустить потерь и наладить нормальную торговлю, а не с колес.

Рынок и база — принадлежали владимирскому КООПторгу, который и будет организовывать кооперативную торговлю. Схема простая — все излишки колхозы и совхозы области имеют право реализовывать здесь, кроме того частники так же имеют право торговать, как сами, так и сдавая своим хозяйствам. Свободные цены я поставить не рискнул, бич инфляции все же висит над нами — но цены будут согласовываться на уровне области, а не Москвы. То есть, торговать будет Владимирская область как единый субъект. Прибыль от торговли — будет согласно уставу направляться на развитие кооперативной торговли, расширение местной пищевой и прочей промышленности. Частично — она пойдет колхозам с правом расходовать до 100 % дополнительных поступлений на социальные нужды.

Пока ехали до места, ознакомился со справкой по Владимирской области. Область не «мертвая» активно развивается. Совхоз «Тепличный» с теплицами общей площадью 54 гектаров работает с 1973 года, стабильно перевыполняет планы. Предприятием руководит Михаил Ефремович Литвинов, за время руководства совхоз получил четыре ордена, несколько грамот, иные знаки отличия. Продукция экспортируется в Москву и соседние регионы.

Совхоз им. Лакина — создан на базе подсобного хозяйства фабрики им. Лакина. Площадью посевов пять тысяч гектаров, имеется 18 тысяч голов скота. Самый крупный совхоз в стране, построен по единому проекту с ГДР, полностью автоматизирован. Тоже стабильно перевыполняет планы.

Тогда почему в магазинах ничего нет?!

Возможно, потому что есть товарищ Бобовиков, первый секретарь Владимирского обкома партии. Многочисленные жалобы на хамство, самоуправство. «Сожрал» первого секретаря владимирского горкома Магазина Р.К. и секретаря владимирского облисполкома, Т.С. Сушкова. Эти двое и являются авторами промышленного и сельскохозяйственного подъема области. Оба проработали по много лет при Брежневе, время которое считается застоем. Первый строил жилье, промышленные предприятия, при нем жилой фонд города увеличился более чем на двадцать процентов. Второй сумел добиться сильного и стабильного подъема сельского хозяйства, но и о промышленности не забыл.

Ладно, посмотрим, что к чему…


Народ собрался, был даже небольшой фольклорный ансамбль. Из собравшихся выделялся Ельцин, сияющий как медный пятак. Строил он

Как только подъехали ЗИЛы — грянул оркестр, мне поднесли хлеб — соль. Я попробовал, махнул рукой

— Давайте, посмотрим, что у нас получилось товарищи, потом праздновать будем.


Получилось действительно неплохо — Ельцин строил без изысков, но широко. У прилавков уже толпился народ, витрины были современные, холодильные. Весы с гирями — как из музея, но тут это основной инструмент торговли

— На сколько холодильники рассчитаны?

— До ста тонн. Даже соседние магазины просят место отвести

— Ну уж нет. Сами заполним…

Я посмотрел на говорящего

— Вот это правильно. Машины есть?

— По заявкам с автоколонны…

— А вот это неправильно. Вам дают право торговать на свой интерес. Торгуйте, но вкладывайте в производственные фонды. Покупайте машины, стройте еще холодильники.

— Понятно, товарищ Горбачев

— Что продаете?

— Да все, товарищ Горбачев. Молоко, овощи, мясо. Даже мед есть.

— Мед есть? Давайте попробуем

Мне поднесли свежий мед на хлебе. Действительно вкусно.

Собрался народ, покупатели. Понятно, что часть подставные, но…

— Ну, как, товарищи? Нравится? Нужный объект для района

— Нужный, Михаил Сергеевич… — понеслось со всех сторон

— Товарищи! — повысил голос я

— Для нас в Политбюро не секрет, что до сих пор есть проблемы со снабжением городов. Они есть, скрывать это нечего скрывать — позиция недостойная коммуниста, ленинца, руководителя. Выход из этих проблем — сочетание личной заинтересованности и личной ответственности.

Такие вот торговые объекты появятся в каждом районе Москвы. В них — будет продаваться только самая свежая продукция с хозяйств, и продаваться будет самими хозяйствами. Это будет как колхозный рынок, только в современных условиях. Но не менее важно и то что мы разрешили брать увеличенные мичуринские участки горожанам для выращивания овощей. К сожалению, товарищи, вопрос хранения овощей это у нас больной вопрос, его так сразу не решить, хранилищ сильно не хватает. Потому — мы увеличили размер мичуринских участков для того чтобы каждая семья могла вырастить достаточно овощей.

Захлопали, но вразнобой

— Кто уже взял участки, поднимите руки!

Поднялась рука, потом еще несколько

— Смелее!

— Хорошо, но мало. Мы дадим команду, чтобы выделяли больше участков для населения.

— Товарищи, нельзя сказать, что мы справимся с дефицитом за год или за два. Все копилось очень долго, долго не обращали внимание. Но я могу вам пообещать, что буду уделять этой проблеме самое пристальное внимание, пока она не будет решена. Мы идем к социализму, сорок лет назад война закончилась, а нам мяса не хватает! Куда годится!?

На сей раз захлопали куда сплоченнее. Потом какая-то тетка крикнула

— Мы вам поможем, Михаил Сергеевич…


— Ты с такими выступлениями с должности слетишь! Подумать только, мяса нет!

— А что — оно есть?

— Это так вопрос нельзя поднимать!

— А как его поднимать?

— Нельзя обобщать! Есть отдельные трудности в народном хозяйстве…

— … которые перерастают во всеобщий дефицит. Ты, Михаил Сергеевич, все никак понять не можешь. Если пока что я ничего не могу сделать для этих людей, я, по крайней мере, могу сказать им правду. Что проблему видим и работаем над ней

— Тебе мало что тебя чуть не скинули!?

— Пусть попробуют. Уйду в оппозицию как Ельцин.

— Ты с ума сошел?! Против партии

— Зато с народом. Ладно, проехали…

Пока выступал Соковиков, говорил о сближении Москвы и Владимирской области, от наших вашим — я нашел взглядом Ельцина, показал большой палец. Тот явно был польщен.

Хрен знает, что с ним делать и когда он станет опасен — и станет ли. Оппозиционером его быть вынудили — но он честолюбив.

Неожиданно сам для себя — после выступления подошел к Соковикову, и сказал

— От нашим к вашим — Владимир недалеко, почему бы не съездить.

Тот побледнел — ага! Не готово ничего, пыль в глаза пустить не получится.

То нам и надо.


По пути — Владимир недалеко от Москвы, за пару часов доехать, а мне по некоторым причинам сегодня лучше в Москве не быть — думал снова о сельском хозяйстве. О той ноше, которую мы несем и о том можно ли эту ношу превратить в актив.

Ведь ненормально — страна с четвертью мировых черноземов себя не прокармливает.

Вообще, если брать мое, скажем так послезнание — роспуск колхозов и совхозов в надежде на фермеров — конечно же, ошибка. Решение, принятое впопыхах, без учета реальной обстановки. На самом деле колхозы вполне могут прокормить страну, если поставить их в новые, более рыночные условия, дать возможность торговать и зарабатывать самостоятельно. В Китае есть огромные фирмы, которые начинались как колхозы, которым дали сделать мелкий цех по производству, к примеру, тапочек. Но не менее важно и то, что в СССР крестьянин может состояться как мелкий фермер и внести существенный вклад только в условиях симбиоза с коллективным хозяйством.

Причина? Колхоз дает в случае чего и сбыт, и технику и если, к примеру, надо первотелка купить, где покупают? В колхозе. Воруют? Да где-то и поворовывают. Но, во-первых — а где сейчас не воруют? Во-вторых — если поставить дело на правильный лад, все же воровать будут меньше. Воровство — оно, в том числе от безысходности, от распущенности.

Что подсказывает мое послезнание? Как развалились колхозы — частники перестали держать коров, держать даже кур. А где купить корма? На рынке слишком дорого, себя не окупает. Раньше зерно и сено получали, а не покупали — в счет трудового вклада.

А хозяйство без коровы пропащее. Нет коров — пропала деревня.

Ну и последнее. Только через деревню можно запустить процесс роста населения страны и прежде всего — русского населения. Иначе просто никак — только деревня. Потому что подрастающие дети это рабочие руки и потому что гораздо проще решается проблема жилья. На деревне до сих пор жилье себе сами строят, а не ждут в очереди.

А если не будет расширенного воспроизводства, если не будет нормой семья на три — пять детей — нам хана. Останется только продолжительное умирание…


Владимир — город интересный, с огромной историей — древняя столица Руси еще до Москвы. Тут уже построили огромный мост через Клязьму, в целом у города шикарный вид — от Клязьмы берег идет вверх как бы уступами и видны церкви. Церквей очень много, больше десятка, город древний, с него Русь начиналась.

А сверху — потрясающая панорама заливных лугов…

Город несмотря на старину — промышленный, тут производят автоприборы и тут же- Владимирский тракторный. Он производит маленькие трактора — на будущее будет большой спрос.

Выехали на тракторный, потом на новые стройки. Идет застройка девятиэтажками, панельными. Плохо — но иначе нельзя.

И там и там коротко выступил.

Потом вернулись в обком, но там я долго задерживаться не стал. Сказал

— А давайте и в область съездим

Все засуетились. Понятно, что сейчас предложат — тепличное хозяйство…

— Нет, нет. Товарищи.

Я подошел к карте области, ткнул наугад.

— Вот сюда и поедем…


Поехали. Дорога уже была похуже, милиция не успевала перекрывать, да и как перекроешь — по одной полосе в каждом направлении. Так и ехали.

Район пусть и черноземный — но отстающий. Город десять тысяч, больше похожий на село деревянной застройкой, но есть три крупных по местным меркам завода — текстиль, Электросвязь и молочный.

Часть улиц до сих пор не асфальтирована — но это на окраинах.

Выехали в район. Я настоял, чтобы показали именно то хозяйство, которое я выбрал. Дорога, по одной полосе — но асфальт. Виды по сторонам — потрясающие. Хозяйство как я понял не отстающее — скорее наоборот. Четыре улицы, машинный двор. Есть скотина, есть пахотный клин.

Председатель хозяйства хоть и понятно испугался — но взял себя в руки. Показал новую застройку — дома на две семьи. Школы нормальной нет — деревянная, топят дровами.

Пошли обедать в рабочую столовую. Накормили вкусно, давно так не едал.

— Сколько?

— Пятьдесят восемь копеек, Михаил Сергеевич

Я повернулся к сопровождающим

— В цэковской столовой трешка.

Напоследок сфотографировались с людьми на фоне столовой


Председатель был немолодой, осторожный. Звали Сергиенков, Михаил Дмитриевич. Плоть от плоти, кровь от крови — эта земля, крестьянин Бог знает в каком поколении. Но не оробел при виде такого начальства, показал цифры — согласно справке присоединившегося к нам секретаря райкома хозяйство по разным показателям держит от второго до пятого мест в районе. Неплохо, тем более что хозяйств больше двадцати.

— Скотины сколько у вас?

— Дойного четыреста тридцать голов Михаил Сергеевич

— А удои

— К пяти подошли.

Я прикинул. В мои времена — хорошая корова в США давала пятнадцать — восемнадцать. Но это племенная работа в поколениях, такие высоты просто так не взять. Но пять тысяч — это тринадцать литров в день. То есть считай одно ведро с небольшим. Я ведь из деревни. В частных хозяйствах, если корова давала меньше двух — считалось, плохо.

— А куда сдаете?

— На молококомбинат.

— У нас еще от населения приемка есть.

— Вот, это хорошо. Население коров держит?

— Держит, как не держать.

— А из зерновых что сеете?

— Да все, озимые, яровые.

— Пшеница в основном — подсказал секретарь райкома — тут черноземный клин

— Урожай хороший?

— В хорошие годы тридцать центнеров. Даже тридцать два

Я снова прикинул. У американцев в прериях — сто двадцать — сто сорок. Но это опять — много лет спустя. Но надо почитать литературу — по-моему, и в те времена семьдесят точно было.

Почему? Удобрений больше вносили. Но главное — опять же сортовая работа.

— А вспомогательные производства есть?

— Лесопилку поставили.

— А вот такой вопрос Михаил Дмитриевич. Как вы посмотрите, если вам дадут право тут открыть скажем не только самое примитивное производство типа лесопилки, но и что-то более сложное. Например… ну не знаю, поставить станок и делать скрепки для белья деревянные. Из того дерева что у вас есть.

Смех смехом, конечно — но скрепок и в самом деле нет. И много чего другого нет. Профессор Валовой объяснил — раньше, до Хрущева весь этот незаметный, но нужный ассортимент потребительской продукции делали в основном артели. И продавали на рынках. Потом пришел Хрущев и решил за двадцать лет идти к коммунизму. И артели распустил, а таким ассортиментом нагрузили крупные предприятия.

Только их забыли спросить — а им это надо?

Получилось так что эти изделия как бы «в нагрузку» и отказаться от них нельзя, и проблемные они — сильно дают нагрузку на ФОТ, на их производстве велика доля ручного труда, который надо оплачивать. Вот производство и саботируют — как могут. Наказывать за это как следует, не наказывают, потому, что если предприятие выполнило норму по общему валу — то есть какие-то изделия перевыполнило, какие-то недовыполнило — то только пожурят.

Только ведь тут дело не в скрепках. Точно так же в «нерентабельные» попадают и некоторые изделия — комплектующие для более крупных сборочных единиц. И что в итоге. Нет, скажем дверных ручек — и встал конвейер АвтоВАЗа. Или он работает — но машины идут на стоянку недоукоплектованной продукции и там стоят — пока не придут нужные детали, не получится доукомплектовать машины и отправить потребителям. А ведь на таких вот площадках омертвляются средства на миллиарды, десятки миллиардов рублей, столько же теряем из-за неритмичной работы конвейеров. В начале месяца бамбук курим от того что смежники подвели — а в конце аврал, штурмовщина. Работяги на сверхурочных, начальство уже не смотрит на качество, приемка входит в положение и принимает откровенно бракованные изделия. Вот цена всего этого безобразия!

Кстати нельзя сказать что проблему не пытаются решить — решают, порой своеобразно. Например, хорошими поставщиками стали… некоторые колонии. В Ижевске есть легендарная уже ИК-9. Там предприимчивый начальник наладил не пошив ватников и изготовление мебели. Более двухсот наименований продукции! В числе потребителей — Камаз, ВАЗ, Радиозавод, Ижмаш! Но это же ненормально в корне…

— Так у нас средств на колхозном счету

— Дадим кредиты на развитие.

Председатель явно сомневался — и не хотел не угодить высокому начальству, и сомневался в том что из этого что-то получится. И я знал, почему он сомневается.

— Сколько молодежи из села за последний год поступили на высшее?

— Семнадцать человек.

Довольно много

— А вернулись в село?

— Ну?

— Четверо.

Я махнул рукой

— Собирайте актив.


Актив собрали в клубе — старом помещичьем доме. Сине-зеленая краска, старые ставни, скрипучий паркет, спертый воздух — тут явно танцы по выходным. Спешно собранный народ — видно, что одели лучшее, что было, чтобы не ударить в грязь лицом перед столичным гостем.

Я сидел за столом, на чистом листке бумаги накидывал тезисы, смотрел краем глаза. Народ нельзя сказать, что забитый затюканный, наоборот. Прошли жуткие сталинские времена, когда люди хуже скотины жили. Тогда поговорка была — сначала государству, потом коням, а потом — нам. Это про зерно. Проблема была в том, что государству все было мало — ничего кроме хлеба — экспортного не было. Ну, пушнина, лес. Но то — мелочь. А государству всё — надо. Это был тот помещик, которого не прокормить, потребности его не имеют предела.

Потом пришел Хрущев, заготцены повысили в несколько раз. Потом при Брежневе — еще. Хозяйство похорошело. Современный колхозник — уже построился, он не в избушке от родителей оставшейся живет, у него и телевизор есть, и мотоцикл как минимум — да чего там, на мотоциклах тут пацаны гоняют по улицам. Есть и корова, и свиньи, и овец держит. И одет не в рванину.

Вот только проблем они не видят. Им невдомек, что происходит в городах, как не хватает мяса, картошки… да всего не хватает. То есть село свою задачу не выполнило, разросшиеся города не накормило. Второе — у них техника по льготным ценам, мелиорация от государства — а выхлоп?

Почему так другой вопрос, это не их вина, это их беда и наша беда, нашей власти дурной и неповоротливой, которая в попытке построить коммунизм прямо сейчас отняло у людей право на инициативу. А по-иному — и не выходит.

— Товарищи…

— Слово предоставляется Генеральному секретарю Центрального комитета Коммунистической партии Советского союза, товарищу Горбачеву Михаилу Сергеевичу.

Я встал с места — тут даже кафедры нет.

— Товарищи.

— Прежде всего, спасибо, накормили вкусно. Это я про столовую.

Грубовато — но понравилось, вижу.

— Хозяйство ваше в числе передовых по району, по зерну на втором месте, по животноводству на четвертом — пятом. Это нехорошо, товарищи. Надо поднажать.

Улыбки. Потом кто-то крикнул

— Выполним и перевыполним, Михаил Сергеевич!

— Вот, это хорошо. Берите социалистические обязательства, и за язык никто не тянул — взяли раз, выполняйте. Речь про другое сейчас. Поднимите руки, у кого корова есть.

Стали поднимать руки — сначала не все, потом смелее. Корова есть почти у всех, нельзя без коровы, тяжело. Корова — и молоко и мясо.

— А две коровы можно держать?

— Товарищи, я спрашиваю, высказывайтесь

Понеслись реплики с мест. В основном все приняли идею что тяжело, но если корма есть, то и две коровы содержать можно. Только двор расширить, чтобы две коровы и два теленка стояли.

— А три коровы товарищи? Или пять?

Краем глаза вижу — местные ответственные работники в шоке. Народ же начал активно обсуждать и пришел к выводу, что три еще можно, если силы есть — а больше уже нет, не обиходить такую скотину.

Я постучал по столу.

— Товарищи…

— Вот сегодня товарищ Соковиков разговаривая со мной, употребил слово «кулаки». Это в корне неправильно, товарищи.

На Соковикова было жалко смотреть

— Сейчас не двадцатые, не тридцатые, не сороковые годы, товарищи. Надо это учитывать. Тогда были объективные условия и ограничения, была, в конце концов, классовая борьба. Сейчас мы находимся в совершенно других исторических условиях, советский социализм доказал свою силу и способность к развитию. Порочен, в корне порочен лозунг об обострении классовой вражды по мере продвижения к социализму, этот лозунг отбрасывает нас к самым мрачным временам культа личности, явления, осужденного партией

Кто-то побледнел

— Сейчас в Советском союзе нет ни кулаков, ни середняков, ни тем более бедняков, эти слова надо раз и навсегда забыть. Есть советские граждане, колхозники и совхозники. И если кто-то завел еще одну корову или две, десяток свиней или построил теплицы — то он не кулак. Он личным трудом и трудом своей семьи способствует выполнению Продовольственной программы. И мы должны помочь ему, выдать справку разрешающую торговать на колхозном рынке — а не называть кулаком, не прорабатывать на собрании. Труд есть труд, нет стыдного труда, стыдно не трудиться. Громыхание словами чаще всего имеет одну цель — скрыть собственные упущения и недостатки в работе. А они есть. И пока на прилавках городов не будет мяса круглый год и свободно, я буду об этом говорить — недостатки есть.

— Товарищи. Ряд постановлений уже принято, ряд готовятся, но обязательно будут приняты. По нашему с вами обсуждению видно, что для личного хозяйства без наемного труда три коровы вполне по силам. Значит, до трех и повысим норму. Хозяйствам будет вменено в обязанность скупать молоко и мясо. Таким образом, каждый внесет свой небольшой вклад в решение продовольственной проблемы. Второе — будет разрешена мелкая, кустарная и артельная деятельность на селе, сами колхозы и совхозы получат право открывать цеха по производству несложной продукции. В конце концов, мы должны прийти к тому, что крупные и развитые села станут небольшими агрогородками, которые будут производить не только сельскохозяйственную, но и промышленную продукцию, и помогать в этом городу. Но в целом — мы ничего не добьемся без личной инициативы, товарищи. Личная инициатива будет замечена и поддержана.

Я повернулся к президиуму

— И хочу при всех предупредить, тот, кто будет ради выполнения плана по мясу добровольно-принудительно скупать у частников лишний скот, тот будет снят с должности. Это как минимум. Очковтирательство партии не нужно!


После выступления — колхозники обступили трибуну, желая поговорить, а то и просто побыть рядом с первым лицом государства, понимая, что больше такой возможности в жизни не будет — а местные чиновники бочком вышли на свежий воздух, перекурить произошедшее. Чуть в сторонке курил Соковиков, к нему подошел, встал рядом, чиркнул спичкой секретарь райкома Бородин…

— Работать не будут это раз — сказал секретарь райкома, затягиваясь — все будут своих буренок холить и лелеять. Свое — не чужое. Воровство вырастет в несколько раз, и посыпку воровать будут и хлебом кормить…

— Хорошо, что на скотный двор не пошли, там, поди, коровы в говне тонут…

Секретарь обкома бросил докуренную наполовину сигарету, развернулся к собеседнику

— И ты мне это говоришь?

Секретарь райкома побледнел

— Ты сколько скота сдал в прошлом году? План выполнил, поди? А сколько из них бестоварными квитанциями?

— Работать надо! Пришли на готовенькое. Паразиты!


Информация к размышлению

Почему в СССР не было мяса на прилавках

… Статистика и жизнь все дальше удалялись друг от друга. Местные власти при попустительстве своих начальников в Москве разработали совершенную систему «двойной бухгалтерии». Она включала в себя ряд приемов. Вот один из них, хорошо исследованный на примере Курганской области.

Совхозы и колхозы сдают государству крупный рогатый скот и свиней. Естественно, включают сведения об этом в государственную статистику, получают деньги за сданный скот. Скот остается «на передержку», чтобы поднять его вес.

До сих пор — все по нормальным правилам. Но оставляют все в тех же совхозах и колхозах, а отнюдь не на откормочных площадках приемных пунктов!

Проходит время, и тот же самый скот сдают уже во второй раз, сдают не образовавшиеся привесы, а вновь «чистым весом»! Понятно, что во второй раз за одну и ту же корову получают деньги, второй раз отчитываются об увеличении производства мяса, как вы понимаете, в два раза. Это происходило не только в Кургане, но и в Воронежской, Свердловской областях, Краснодарском крае. В Воронежской области «на передержке» скот почти не кормили, и во второй раз его вес был ниже, чем в первый, но статистика продолжала фиксировать «увеличение производства мяса».

Находились и другие, еще более эффективные способы.

В соседней области закупались мясо и масло, а затем купленное сдавалось в счет плана уже своей области.

Кто бы мог подумать, что опыт Чичикова в продаже и покупке «мертвых душ» будет творчески развит и применен в практике выполнения исторических задач, поставленных партий по развитию сельского хозяйства!. Разница состояла лишь в том, что для Чичикова это был частный промысел, а его последователи через сотню лет применили его методы не только в губернском, но и, пожалуй, в государственном масштабе.

Количество конкретных фактов мошенничества бесконечно. На Дальнем Востоке закупали сливочное масло и отчитывались, сдавая его, за десятки тонн молока;

В Тюменской и Кировской областях создали безукоризненно бюрократическую систему, бумажной перепиской подменившую всякую возню по покупке-продаже, переводу скота «на отстой» и тому подобное.

Только бумаги, именуемые «бестовареными квитанциями». Партийные чиновники Кирова оказались достойными преемниками вятских лихоимцев, прославленных А.И.Герценом и М.Е.Салтыковым-Щедриным. Труд кировских партийцев был по достоинству награжден — область получила орден Ленина, орденами наградили и организаторов сельскохозяйственного производства.

Конечно, были и трудности. Так, первому секретарю обкома т. Пчелякову пришлось с 1959 г. контролировать, с помощью областного управления КГБ, письма, которые отправлялись в Москву, внимательно следить за своими соратниками, Он «проверял через органы КГБ социальное происхождение жены секретаря обкома КПСС. Установил подслушивание за телефонными разговорами секретаря обкома КПСС и ответственного работника обкома партии.

Организовал через органы слежку за некоторыми работниками обкома партии и тайное их фотографирование». Но ведь не уберегся! И получил статью в газете ЦК КПСС «Сельская жизнь» под названием «Карьеристы» (1 декабря 1960 г.), после чего имел большие неприятности и должен был уйти с поста первого секретаря.

Итогом деятельности кировских руководителей по подъему сельского хозяйства стало сокращение урожаев зерна и хлеба — в два раза; валовые сборы были меньше, чем до войны, в 1940 г. В 1940 г. Кировская область собрала 1097 тонн зерна, в 1959 — победном и рекордном — 1058,6 тонн, а в 1960 -814,6 тонн.

Если в Кировской области продукцию иногда закупали — и у населения, и в магазинах — то в Татарской АССР не затруднялись и этим. Там попросту отбирали скот у людей

Для повышения эффективности этой акции, почему-то тоже именовавшейся «закупками», хотя согласия у «продавца» никто не спрашивал — применили сотрудников милиции и милицейский транспорт. Могли «купить» и последнюю корову.

Остается только восхищаться бюрократической изысканностью партаппарата, способным создавать некую особую реальность, в которой награждали орденами, перевыполняли планы, строили «голубые города», где загорелые рабочие в синих комбинезонах и смеющиеся белозубые колхозницы отражались в плакатах Госполитиздата, и даже бессловесная скотина умудрялась за два месяца стать тяжелее на два пуда!

Сбывалась социалистическая мечта — воля партии выше законов природы. Не случайно рядом с мичуринским — «нам нельзя ждать милостей у природы; взять их у нее — наша задача» — появились не менее выразительные выражения, вроде: «течет вода Кубань-реки, куда велят большевики». Жаль только, что этот прекрасный мир был вынужден соприкасаться с другой жизнью — с жизнью большинства людей страны.

http://ursa-tm.ru/forum/index.php?/topic/239676-o-zapreschenii-soderzhaniya-skota-v — lichnoy-sobstvennosti-kak-sssr-dogonyal-ssha-po-myasui-ne-dognal/

21 августа 1985 года

Подмосковье, СССР
Вернулись уже ночью можно сказать, что и новый день настал — задержались намного дольше, чем планировали. К моему удивлению, помимо изнервничавшейся Раисы Максимовны, на даче сидел Егор Лигачев и пил чай.

Ну, раз все пьют чай, то и я буду чай. Но сначала

— Вот, Рая, подарки от народа.

Просто так меня не отпустили из района. Два круга сыра дали, двух разных сортов. Банку меда.

— Пойду, в холодильник…

Раиса поняла, что надо побыть нам одним и ушла. Лигачев пил чай, к нему мы сыра отрезали.

— Варенья бы…

— Знаешь, какой любимый перекус у Ленина был? Бутерброд, с маслом, сыром и вареньем, все вместе.

Егор вяло махнул рукой

— Тебя все обыскались. Я на завтра перенес.

— Хорошо, завтра поплотнее поработаем, я с самого утра — в Кремль. Сам кстати давно на родине был?

— Какое там. И в отпуск то не уйти…

— Сыр хороший.

— Нормальный. Я кстати в хозяйство ездил, первое попавшееся. Просто наугад пальцем на карту ткнул — едем.

— И как?

— Ну, не все так плохо. Хотя народ из села бежит, молодежь не возвращается после получения образования. И это явно хозяйство не из худших. Пришли к выводу, что семья три коровы потянет, а больше — уже нет. Надо будет правки внести…

— Соковиков тебя кулаком не назвал?

— О. Откуда знаешь?

— Знаю. Неудачно назначили, область сдает по показателям. Словами громыхают, а цифры вниз. Хорошо, что основные капиталовложения при прежних сделали. На рабочий ход поставили. Иначе не знаю, как бы Москву кормили.

— Менять надо.

— Надо — согласился Лигачев — уже ищем. Только как получится — после визита

— Мне наплевать, кто что подумает. Ищи деятельного человека. Только не из тех, кто словами громыхает — лучше из директората. Там область сельскохозяйственная, надо по крупным хозяйствам посмотреть.

— Сразу на область из председателей?

— Если справится — да.

Егор явно думал о другом

— Подумал я насчет церкви.

— И?

— Наверное, ты прав в том, что борьба партии с церковью современному состоянию дел не отвечает, сколько времени уже прошло с семнадцатого то года. Ситуация в корне поменялась, люди наши, советские. Только если так подумать…

— Ну?

— Есть отдел в КГБ. Есть комсомольцы, оперативные группы.

У меня глаза на лоб полезли.

— Ты хочешь сказать, чем им всем тогда заниматься?!

— А ты почитай, что в Казани делается, оперативные сводки. Малолетняя шпана разбилась на группировки, мутузит друг друга смертным боем! Уже до трупов! А ты спрашиваешь, чем заниматься комсомолу и КГБ!? Да работы полно, надо только реальную работу видеть, а не выдумывать ее. Всю эту попово-кэгэбэшную шаражку давно пора разогнать к чертовой матери, кормушку устроили.


Егор допил чай и поехал, пришла Раиса Максимовна. Принесла первые наработки своего института. Мы восстановили институт конкретных социально-политических исследований, который был разогнан после чехословацких событий.

— Может, поспишь?

— Иди — сказал я, открывая папку — приду

Судя по всему, Раиса Максимовна уже не так рада быть женой генсека. Тем более что я уже пару раз не замечал намеки на какие-то материальные блага себе и друзьям.

Ладно, разберемся…

Готовая работа уже — исследовался вопрос избираемости руководства предприятия. Конкретное социологическое исследование, несколько городов, отдельно опрошены рабочие, инженерно-технический персонал и сами директора.

Так вот — ни в одной группе эта идея не набрала большинства.

Тогда какого хрена это все включили в закон «о предприятии»? А потому и включили, что исследования не провели.

Я вот думаю о двух вещах. Первая — попытаться здесь внедрить советы директоров как в США. У нас этот инструмент не понимали и не понимают. А в США это рабочий инструмент, одна из основ бизнеса. Годовой отчет утверждает именно СД, перед тем как представить акционерам.

Один человек из профильного министерства, по одному из обкома и/или горкома партии. Один или двое из совета трудового коллектива. Плюс — интересно будет, если в СД будут места для представителей ключевых поставщиков и покупателей — если надо будет. Если например Камаз производит авто для армии и сельского хозяйства — почему не ввести по человеку из Минобороны и Минсельхоза?

Совет директоров — это люди, которые и контролируют и помогают. Не просто отчет в конце года, когда уже поздно что-то менять — а работа раз в месяц, порой даже чаще. В крупных компаниях должны быть комитеты по тем или иным вопросам. Эту культуру сложно воспитать, но когда она есть, многие вопросы становятся проще. Тем более что у нас она еще уместнее, если сейчас все крупные предприятия в госсобственности. По факту же — в собственности директоров, и вот им то надо создать противовес. Но не трудовой коллектив.

И второе — почему бы не усилить советы трудовых коллективов на предприятиях. Почему бы не дать право распределять заработанные премиальные или хотя бы их часть — им, а не директору?

С этими мыслями я пошел спать — и в самом деле замотался за день.

20 -22 августа 1985 года

Берлин, ГДР
Погода была плохой. С утра было солнце, но по дороге в аэропорт — зарядил мелкий, мерзкий дождь как на балтийском побережье. Сильного ветра не было, что давало вероятность того что самолет Горбачева сядет как положено, а не уйдет на запасной военный аэродром ЗГВ.

Генеральный секретарь СЕПГ Эрих Хонеккер и директор Штази Эрих Мильке ехали в одной машине. Это была не Вольво, как обычно — а удлиненный Ситроен, подарок французских коммунистов. У них специальная подвеска, потому машина не скользит — летит над дорогой…

Хонеккер выслушивал биографическую (расширенную) справку на Горбачева, которую нудно читал ему Мильке — а сам думал. После Брежнева — он не смог сработаться ни с кем, да и с Брежневым отношения были напряженными. Хонеккер категорически отказался направлять народную армию в Афганистан — хотя в Прагу в шестьдесят восьмом послал. Но главная проблема была, конечно же, не в этом…

Русские опасались свободного развития социалистической Германии и потому в свое время запретили ускоренное развитие тяжелой промышленности, зарубили проекты пассажирского самолета и нормальной легковой машины. Русские так же с подозрением относились к контактам соцстран напрямую, помимо Москвы. Но главная проблема была в другом — в неадекватности цен внутри содружества.

Тут Хонеккер конечно лукавил — но на самом деле он просто не знал. Когда в семидесятые поставщики энергоресурсов вздули цены — он искренне возмущался, что так нельзя. И считал нормальным, что СССР так не сделал. Он даже не предполагал, сколько на самом деле могут стоить нефть и газ, и что произойдет с германской химической промышленностью если СССР будет однажды брать за них полную цену.

Но сейчас Хонеккер привычно думал, что попросить у советского лидера. На первом месте были, конечно, атомные энергоблоки. Он планировал довести долю атомной генерации до 25–30 % на первом этапе — как у самых передовых стран Запада. А потом пойти дальше — минимум до 60–70 % как во Франции. Ему рассказывали французские коммунисты…

Вопрос конечно — сколько стоить будет. И что взамен? Конечно, ГДРовская одежда уйдет в СССР в любых объемах — но и немцам ведь надо одеваться.

— Сколько ему лет?

— Кому — прервал нудное чтение Мильке

— Горбачеву

— Пятьдесят четыре.

Хонеккер удивился — молодой совсем

— Он был наоккупированной территории?

— Говорят, был совсем ребенком.

— Проверь

Мильке сделал пометку

Еще бы оружия попросить. Никуда не денешься, самолетный парк уже устарел, надо как минимум два десятка их новых МИГов. Дорого… дорого… дорого.


Действительно погода скверная, Ил-62 сел «из последних сил», три круга сделали. На бетонке — мокли как воробьи старики в черных плащах и под зонтом, оркестр выливал воду из духовых инструментов…

Я сбежал по трапу — никто за мной не успел, это был экспромт, я даже зонтик свой держал сам. Сзади поспевала охрана, я безошибочно направился к Хонеккеру

— Камрад Эрих, камраден…

Хонеккер не знал, что делать и потому дал сигнал — начинайте мол. Подошли не успевшие к трапу барышни, хлеб размок, в солонке была вода. Я покачал головой, но мякиша намокшего хлеба отломил

— Товарищи, что под дождем мокнуть. Давайте, сворачивайте почетный караул, в аэропорту чаю горячего попьем.


В аэропорту была заминка. Дело в том, что многие жители западного Берлина старались летать через восточно-германский аэропорт, это было дешевле вдвое, а немец лишнего пфенинга не потратит. Потому в аэропорту было много западных немцев и иностранных туристов, зал был полон — многие рейсы были отменены. И как только они нас увидели…

— Горбачев! — крикнул кто-то

Дело в том, что на днях я дал большое интервью для Штерна. Готовился визит уже в ФРГ, перед тем проводились мероприятия по «разогреву». В это время никто не знал элементарных правил пиара, потому я сам предложил — перед важными визитами, обязательно приглашаем прессу принимающей страны и даем интервью. Зачем? Ну, это задает тон визиту, если правильно разыграть карты — то пресса окажет давление на местные власти, ты как бы не только задаешь повестку дня — но и высказываешь заранее аргументацию. Это работает…

Охрана в панике отсекла нас от пассажиров…

— Сюда… сюда…

— Подождите — громко сказал я — давайте, поговорим с людьми

Ко мне протолкался Вадим Медведев

— Товарищ Горбачев — негромко сказал он — мероприятие не подготовлено, опасно. Нужно подняться в депутатскую

Я прикинул глазом — метра три до толпы

— Вадим — нормальным, не громким, но и не тихим голосом сказал я — сейчас не сорок пятый. Война закончилась

Не может быть, чтобы хоть кто-то не знал русский в толпе. А слухи быстро расходятся.


Немцы боялись больше наших. Хонеккера оттеснили свои охранники — в то время как я добился своего и прошел к людям. Раиса Максимовна была рядом, она немного говорила по-немецки и что-то отвечала. Я общался через переводчика, ну и людям просто хотелось побыть рядом, пожать руку советскому лидеру. Причем так получилось, что в толпе были и западные и восточные немцы.

— Герр Горбачев — спросил кто-то — что вы намерены делать в Берлине?

— Времени у меня мало. За культурную программу отвечает камрад Хонеккер. Наверное, будет Фридрихштадтпаласт[23].

— Вы любите театр?

— Да, особенно политический.

Все засмеялись

— Герр Горбачев, будет ли у нас в Европе мир? — крикнул кто-то

— А за мир отвечает мистер Рейган и его ракеты. Как там называется новая его ракета — Пискипер? С чувством юмора у него все в порядке…

Снова смешки.

— Герр Горбачев, когда вы посетите нас?

— Визит уже готовится.

Кто-то выкрикнул

— Простите нас за всё!

Я посмотрел в ту сторону, откуда раздался выкрик, смутивший и охрану и самих немцев. И твердо сказал

— Мы должны оставить прошлое — в прошлом…


Хонеккер не осмеливался подняться на второй этаж — и наблюдал за происходящим со стороны. Его буквально трясло.

Мальчишка! Что себе позволяет!

Чутьем опытного политического бойца Хонеккер понял главное — Горбачев не похож ни на одного генсека, которого он знал. А на кого он похож?

На Ленина.

Подсознание подсказало — на Ленина. Первого и последнего пока советского лидера, который вел борьбу за власть не в коридорах Кремля — а на улицах

Что-то будет…


Германская демократическая республика — имела столицей Берлин, правда только часть его. Город был разделен, бывшие британская, американская и французская зона оккупации сейчас представляли из себя анклав — свободный город Берлин. К нему вела экстерриториальная автострада.

В свое время, Михаил Сергеевич пустил дела на самотек и Германия стала единой. Я в принципе тоже не против этого, вопрос — на чьих условиях объединяться. Мне в свое время довелось прочитать мемуары Брента Скаукрофта, на момент объединения Германии помощника президента США по вопросам нацбезопасности. Он написал, что настаивая на сохранении Германии в НАТО они думали не ор том как бы обмануть Горбачева. Они боялись возрождения германского фашизма. Но получилось, как мы знаем, сильно по-другому…

После войны — две части Берлина восстанавливались двумя разными системами и восстанавливались наперегонки. Восточный Берлин — это сталинки, хрущевки, трамваи Татра и машины Трабант. Встречалось и немало наших ВАЗов.

Провели первый раунд переговоров, во многом прощупывание. Я подивился аппетитам немцев. Попросил показать типичный новый район для рабочего класса. Поехали смотреть…

И вот тут я позавидовал…

Немцы строят примерно, так же как и мы — у них есть хрущовки на четыре, пять и семь этажей. Высокие дома — это у них одиннадцать. Но как же все отличается.

Я не говорю про качество материалов. Но у них на хрущевках — просторные остекленные лоджии. И в подвале не крысы бегают — подвал оборудован, там для каждой квартиры есть небольшой запирающийся чулан для всякого хлама.

Плата за жилье сто девять марок за трехкомнатную. Это немного, если учесть что средний житель ГДР получает 600-1000 марок в месяц. Кстати вся коммуналка — в числе этих ста девяти марок.

Построили не так как у нас — постарались сделать дворы, какие-то закрытые пространства. Высажены деревья. Удивительно — району как мне сказали семь лет.

В каждом микрорайоне что-то вроде социально-бытового комбината, который одновременно и дом культуры и два — три типа магазинов. Обязательно есть «деликатессен» — там продаются западные продукты за марки ГДР, но цены очень высокие. Что поразило — в обычных магазинах основной набор продуктов питания есть всегда и не стоят очереди. Это социалистическая страна! Они тоже живут, так как завещал Маркс. Но почему у них, получается, жить без очередей?


Возможность поговорить с Хонеккером по душам появилась на второй день, когда мы посетили министерство промышленности. Там была организована небольшая выставка продукции германской промышленности — и я еще раз удивился, сколь многого добились немцы, причем в стесненных обстоятельствах. Понятно, они практически всю оборонную продукцию получают от нас, причем за копейки. И основные усилия у них направлены на группу Б, так называемую. Но — немцы были бы не немцами, если бы не добились в этом успеха. Например, их фотоаппараты покупают более чем в тридцати странах мира.

И вот на обратном пути в машине я и задал вопрос

— А как товарищ Дэн поживает…

Хонеккер насторожился

Товарищ Дэн Сяо Пин.

Это само по себе было ново — называть товарищами тех, кого раньше называли предателями и ревизионистами.

— Хорошо поживает — настороженно сказал Хонеккер

— Я вот думаю — сказал я — сколько вреда социалистическому лагерю стран принесла ортодоксия.

— Во времена Владимира Ильича о том, что может быть единственно верная версия социализма, коммунизма или пути к нему — была бы встречена недоумением или непониманием. Маркс не оставил точных указаний на то как именно идти к коммунизму. А если бы и оставил — сколь верным был бы этот компас спустя сто с чем-то лет.

Хонеккер явно не готов был к такому разговору

— К чему это, товарищ Горбачев?

— К тому что нам стоило бы подумать о том как прекратить раздоры в социалистическом лагере. Эти раздоры разъединяют нас и делают нас бессильными перед агрессией капиталистического мира, который силен и един как никогда. Рейган и Тэтчер добились такой близости их стран — какой не было очень давно. Остальные примыкают к ним. Мы же бросаемся обвинениями в ревизионизме…

Хонеккер улыбнулся

— А товарищи в Москве не обвинят вас в безыдейности, товарищ Горбачев?

— Безыдейность. Хорошее слово.

— ???

— Безыдейность. Нет идей. Нет новых идей, куда и как двигаться, все время перемалываем и перемалываем старую жвачку. Лет десять уже нет никаких новых идей. И это нам рано или поздно аукнется…


— Что такое по-вашему еврокоммунизм

Хонеккер пожал плечами. Мы гуляли по лесу в закрытом заповеднике, где были дачи Политбюро СЕПГ

— Ревизионистское течение.

— Да, но они приходят к власти.

— И какая нам от этого польза? Они оболванивают и размывают рабочее движение…

— Эрих…

— В Европе так и не произошло тех революций, на которые рассчитывал еще Ленин. Это раз. Второе. Как думаешь, насколько современные рабочие похожи на тех рабочих которых видели и знали Маркс и Ленин…

— Ваш Ленин был умным человеком.

— Ответьте, не уходите от ответа

Хонеккер задумался

— Многое поменялось, конечно

— Именно. А скоро поменяется еще больше. Мы должны творчески развивать учение Маркса-Ленина применительно к сегодняшним реалиям

— И идти на сотрудничество с родственными нам силами. Даже социал-демократического направления…

— Вы впадаете в ревизионизм — твердо сказал Хонеккер

— Я пытаюсь развивать идеологию применительно к сегодняшнему времени! — разозлился я — вспомните, Гитлер смог прийти к власти исключительно потому что коммунисты и социал-демократы Германии враждовали вместо того чтобы объединяться! А кто в этом виноват?

Вопрос повис в воздухе…

— Я слышал, вы критикуете Сталина? — спросил Хонеккер

— Да

— Это неправильно.

— Почему?

— Так расшатывается уважение к партии. И к государству.

— Партия осудила культ личности. Уже давно.

— И это неправильно — твердо сказал Хонеккер

— Но почему?

— Вы не жили в то время, в которое жил он, и не были поставлены в те обстоятельства, в каких он был вынужден принимать решения.

— Да, но его осудила именно та партия, и именно то Политбюро, которое жило в это время, видело это время и эти обстоятельства. Я со своей стороны считаю, что мы должны решительно отмежеваться от культа личности и перегибов того времени, чтобы двигаться дальше. Именно партия, международное коммунистическое движение должно осудить эти извращения марксизма-ленинизма, чтобы строить что-то новое.

— Это неправильно — в третий раз повторил Хонеккер


Обратно в свой домик — у него здесь, в этом загородном коттеджном поселке был собственный домик[24] — Хонеккер возвращался в молчании.

Он понимал, что сказал лишнего, и Горбачев сказал лишнего, и хорошего ничего не будет. Они оба раскрылись, и теперь с этим придется, как то существовать, и в его собственном Политбюро есть такие же как Горбачев ревизионисты, а то и похлеще.

Время сейчас такое…

Это сказал ему человек, с которым он давно не виделся, потому что тот уже умер. Леонид Ильич Брежнев. Когда на отдыхе в Крыму, он завел разговор о нестойкости молодого поколения партийцев, Леонид Ильич помрачнел лицом, а потом махнул рукой и сказал — время сейчас такое. Они не видели того чего видели мы.

Вот так вот.

Эти слова — на самом деле жгли душу как кислота, тем более что Хонеккер понимал их полную справедливость. Они пали жертвами собственного успеха — в их странах, разоренных страшной войной, причем разоренных не один раз, а дважды за тридцать лет — родилось поколение людей, партийцев которые просто не видели того, что видели они. Им не приходилось поднимать страны из руин. Им не приходилось бороться с озверелым нацизмом.

Они ведь тоже боролись с нацизмом — здесь, в Германии. Многие попали в концлагерь, были казнены, кому-то повезло бежать — как ему. И после войны, после победы русских — им приходилось иметь дело с нацистами здесь, в Германии. Официально считалось, что все нацисты бежали в ФРГ, что в ГДР нацистов нет — но все понимали, что это не так. Нацисты ведь — это не только СС, их взгляды разделяли очень многие.

Сейчас они восстановили, отстроили страну, построили гигантские заводы. Их преемники — они уже почти капиталисты, можно сказать, в их руках гигантские возможности. Построены целые районы и города, в новых квартирах есть и горячая вода и свет и туалет — все есть, и все за скромную плату — они сознательно вот уже двенадцать лет не поднимают квартплату.

И вот как то так получилось, что новое поколение забыло, что надо бороться.

Он кстати понимал, почему Горбачев все время говорил о промышленности. Он материалист, как и многие в его поколении, он не знал настоящей беды. Он все время думает о том, как дать своим людям больше еды, одежды, бытовой техники — но не о борьбе, не о продвижении по пути к коммунизму, не о том, о чем думали они. В Политбюро ЦК СЕПГ есть такие же, они думают что коммунизм — это производить как можно больше всего и люди будут довольны. На Политбюро давно уже не было настоящих идеологических вопросов — все съедает хозяйство.

И с его, Горбачева точки зрения — Сталин преступник, которого надо осудить. Но он просто не понимает логики борьбы, он не понимает, за что и почему Сталин боролся. А борьба — это всегда жертвы, не бывает борьбы без жертв.

Последний проблеск надежды у него был, когда пришел Андропов. Тогда он подумал, что все будет, как раньше, но нет… Андропов быстро умер.

Возможно, что и не случайно.

Повинуясь внезапному порыву, Хонеккер сделал знак рукой, старший офицер охраны оказался рядом

— В Берлин. И быстро


В Берлине он перелистал записную книжку. Потом набрал номер — но не вертушечный, а обычный. Номер в Кремле.

Гудки… он посмотрел на часы — золотая, но ГДРовская Рухла. Ушли что ли?

— Лигачев.

— Егор Кузьмич, это Эрик Хонеккер. Берлин.

Молчание. Потом тревожный голос Лигачева

— Что-то случилось?

Интересно слушают или нет линию? Если да, то так он только хуже сделает и себе и собеседнику своему

Была не была…

— Товарищ Хонеккер, что-то случилось?

Теперь Лигачев спрашивал почти панически

— Я поговорил с вашим Горбачевым…

— С ним все в порядке?

— Он не коммунист.

— Что?!

— Он не коммунист, Егор Кузьмич, я это понял по разговору. Он ревизионист и социал-демократ. Он такой же, как Дубчек.

— Я говорю это потому что больше мне некому сказать. Вас рекомендовали как стойкого и верного коммуниста, потому я говорю это вам.

Молчание. Потом Лигачев сказал

— Что вы. Это второй Ленин.

Хонеккер помолчал. Потом устало сказал

— Я вас предупредил

И повесил трубку.


В общем, визит в ГДР остался скомканным. Несмотря на то, что кое-что все же подписали, в том числе и важнейшие документы, открывающие возможность не только взаимной торговли, но и открытия филиалов производственных предприятий друг у друга (с расчетами через инвалютный рубль). Но химии с Хонеккером у меня не возникло — скорее я все испортил.

Печально.

Хонеккер был не просто твердолобым, он был человеком того времени, критика Сталина означала для него и критику его молодости, всего того что он делал и ради чего он многое вынес и вытерпел. Думаю, он прекрасно понимал, что обвинения в репрессиях — правда, но принять эту правду он не мог, был не в силах.

Это было обвинение детьми всего поколения отцов.

Вот только Хонеккер не знал того, что знаю я. Что будет интернет и каким он будет. Времени у нас немного, лет двадцать. По историческим меркам миг. За это время мы должны придумать, как обезвредить эту и иные исторические мины.

Потому что потом они взорвутся.

23 августа 1985 года

Белград, Югославия
А вот Белград встречал не по-осеннему ярким и даже теплым солнышком. Вторая столица моего визита по странам социалистического содружества — город на Дунае…

Белград был интересен еще и тем, что именно югославским опытом засраны, простите мозги советских передовых экономистов, причем он считается, чуть ли не универсальным. Хотя многие отрицательные черты югославского опыта замалчиваются, и сами югославские экономисты считают свой опыт провальным.

В чем заключается югославский путь.

Каждое предприятие принадлежит своему трудовому коллективу, а не государству, и каждое предприятие определяет свое развитие действительно само, а не по звонку сверху. Это как бы капитализм, но без капиталистов, каждым предприятием управляет директор и совет трудового коллектива[25].

Каждое предприятие само определяет, что оно производит — но есть обязательный госзаказ и есть регулируемые цены. Стоимость, к примеру, пачки печения в магазине и в аэропорту, где цены свободные — может отличаться на порядок. Каждое предприятие после уплаты налогов свободно распоряжается оставшейся прибылью. Например, сейчас туристический бум, очень много американцев и немцев приезжает на Адриатическое побережье. Поэтому пансионаты строят все, даже сельскохозяйственные предприятия. Но по документам это для отдыха рабочих, а реально — для обслуживания турпотока.

Там даже казино на побережье есть.

Понятно, что два типа цен с таким различием порождают спекуляцию. Которая в общем то ограничивается только платежеспособным иностранным спросом. Своим — что останется.

Сельское хозяйство тут не обобществлено. Но его кстати и не надо было обобществлять, сербское общество очень монолитное и однородное, потому что еще с самого основания Сербии был принят закон, что один человек может владеть не более чем 35 гектарами земли. Потому здесь не сформировалась настоящая аристократия и не было классовой борьбы как таковой — ее правда с успехом заменила борьба межнациональная. В сельском хозяйстве — есть просто предприятия, как и промышленные, с теми же правами — и есть задруги. Задруги — это как в России община, тут она сохранилась, и может потому, дефицита продуктов тут нет. Государство дотирует технику и удобрения.

Югославам разрешено ездить на заработки в Европу и вообще — ездить, железного занавеса тут нет. Многие семьи так и живут: глава семьи на заработках в ФРГ, а домашние тут. ФРГ после войны, унесшей немалую часть немецкого мужского населения — восстанавливали не только турки, но и сербы…

А еще тут скоро будет братоубийственная война. Умер Тито, после чего югославам не удалось отойти от коллективного руководства. А это бардак, усугубленный инфляцией — здесь уже много лет подряд живут не по средствам и покрывают дефицит бюджета, просто печатая деньги. Глава государства меняется каждый год и потому каждый думает только на год, а дальше — хоть потоп. В единых границах — объединены несколько народов с принципиально разной исторической судьбой. Север страны — это Словения, бывшая часть Австро-Венгрии, выходцы из этой маленькой республики традиционно доминируют в спецслужбах. Спецслужбы курировал словенец Эдвард Кардель. До 1984 года министром МВД был не менее опасный Стане Доланц, тоже словенец. Сейчас он в отставке, но спецслужбы кишат его людьми. Он связан с Чаушеску и много кем еще, его люди живут массовой контрабандой.

Далее Хорватия — аристократическая, католическая республика на побережье, снимающая сливки с туристического бума. Здесь была аристократия в отличие от Сербии — там аристократия так и не сформировалась. Потому хорваты считают сербов быдлом. Есть Босния и Герцеговина — Югославия в миниатюре. Здесь помимо мусульман есть сербы, а еще есть хорваты, причем всем хорватам хорваты. Усташество — хорватский фашизм — происходит из региона Герцог Босна, хорватского анклава в горах, на каменистой и малоплодородной земле — жители этих мест издревле промышляли бандитизмом, а в конце тридцатых — сделались основой геноцидной армии Анте Павелича.

Ну и есть Косово с албанцами. Тут, по-моему, и объяснять ничего не надо.

И есть сама Сербия. Которая кстати ввиду своего крестьянского в основном населения лучше других подходит для реализации коммунистического или социалистического проекта. Вот только другие не подходят.

С чего все начнется? После смерти Тито власть в Югославии осуществляет коллективный госсовет, в котором сидят представители шести республик, каждый из который правит по одному году — а какие-то решения принимаются голосованием. Есть так же аж трехпалатный парламент. У сербов сейчас два голоса — их собственный и Черногории, где тоже живут сербы. Когда сербов возглавит энергичный Слободан Милошевич, он попытается расширить госсовет до восьми человек, введя в него представителей АК (автономного края) Косово и Воеводины — венгерской автономии в составе Сербии же. Таким образом, если предположить что эти два места займут сербы — то у сербов будет в госсовете изначально четыре голоса из восьми.

Понятно, что остальные республики были от этого не в восторге и задумались о сепаратизме. Но было и еще кое-что.

Во-первых — после революции в Румынии на территорию Югославии зашли офицеры Секуритаты и террористы. Террористов в Румынии готовила спецшкола под руководством Андруты Чаушеску, и именно эти люди на первых порах стали силовой опорой Милошевича, быстро радикализовав ситуацию. Я говорил что в Югославии в спецслужбах было традиционно мало сербов — ну а теперь Милошевич получил свои, личные спецслужбы.

Ну и второе. В Югославии каждая республика имела собственные силы — домобранские полки. Ну так — раньше Венгрия и Хорватия была в одном государстве, и после того как в Венгрии не стало социалистического правительства, они стали массово поставлять оружие в Хорватию. Поставки оружия из Венгрии вкупе с прибытием в регион хорватов из общин со всего мира — позволило Хорватии быстро сформировать армию и оказать ожесточенное сопротивление ЮНА. Впрочем, не обошлось и без ошибок ЮНА. Независимость Хорватии могла и не состояться, если бы ЮНА, не застряло у Вуковара, а обошло его и продолжило движение к столице Хорватии Загребу. Конечно, и там непонятно, как вышло бы — стал же Сараево кровавым тупиком. Но тут — кровавым тупиком стал Вуковар, его штурмовали три месяца, войска понесли потери и деморализовались. За это время — и оружие еще подошло, и прошла массовая мобилизация — понятно, что хорваты увидели нападение на свою землю, тут хочешь — не хочешь, а надо воевать. Впрочем история этой войны полна тайн и тайн грязных. Думаю, не на пустом месте возникли слухи, что Милошевич, и Франьо Туджман, бывший милицейских генерал ставший диссидентом и первым президентом Хорватии — договорились разделить Югославию на сербскую и хорватскую части. Да только не вышло — бунт мусульман во главе с Алией Изитбеговичем — спутал все карты, причем и хорваты не получили назад свою Герцог Босну.

Эта же история показала всю гнилость и цинизм Запада. Франьо Туджман создал в Хорватии авторитарно-мафиозный режим, это признавали даже американцы. Он создал только одну партию — открыто говорил, что хорватам нужны не партии, а партия. Провел криминальную приватизацию. Назначил главой спецслужб своего сына. Организовал из Хорватии контрабандный хаб на всю Европу. Связался с мафией. Покрывал совершаемые его армией преступления против человечности. Американцы это кстати знали — если режим Милошевича они называли диктаторским, то режим Туджмана — криминальным, вполне открыто.

Но Хорватия потом вступит в ЕС. А Сербия — нет.

Каковы цели моего визита в Белград. Их несколько, на самом деле. Первая — помочь Югославии не развалиться, а как-то консолидироваться под руководством Милошевича. Милошевич при всех его недостатках — показал все же себя действительно коммунистом и борцом. Достойным наследником Тито.

Если допустить распад Югославии, то даже при сохранившемся СССР вероятна война, прорыв НАТО на Балканах и жесткий конфликт между США и СССР, способный поставить под вопрос возобновленную политику разрядки. А мне это не надо, потому и повода для конфликта допускать не надо.

Вторая причина — переход Югославии, пусть и с условиями в советский блок — будет означать нашу серьезную внешнеполитическую победу и исправление ошибок, допущенных Сталиным.

Третья причина — Югославия нуждается в экономических реформах и мы нуждаемся. Мне кажется, нелишне будет создать совместную группу экономистов, чтобы и советские экономисты познакомились с югославским опытом и его отрицательными сторонами и сделали выводы — потому что сейчас югославский опыт изучается через розовые очки, проблемы не видны. Я даже знаю, кто возглавит группу с советской стороны. Есть такой Егор Гайдар, он экономике начинал учиться именно здесь, свободно говорит по-сербски. Вот пусть и посмотрит — до конца — югославский опыт. Нелишним будет и подключить группу Валового — Валовой тоже хорошо знает Югославию и даже книгу написал. Закон вредности — по-сербски это закон стоимости. Нелишним, ох, нелишним будет посмотреть, к чему приводит владение предприятиями их же трудовыми коллективами и два типа цен, отличающихся в разы.

Ну и просто — не хотелось бы допускать этой войны. Она помимо того что принесет много горя и боли на эту землю — именно она в общем то в той, другой реальности столкнула ход мировой истории на совершенно другие рельсы. Почему Клинтон все же решился расширять НАТО, несмотря на то, что многие были против, в том числе его министр обороны. Пример Югославии показывал — к чему могут привести застарелые территориальные и прочие споры при освобождении от «коммунистического ига» (на самом деле от морали интернационализма и переходу к национализму и ксенофобии). Клинтону и Олбрайт казалось, что НАТО может стать инструментом контроля восточноевропейских стран, чтобы те не грызлись друг с другом — про противостояние России тогда и речи не было, это все потом. Вот они и начали принимать в НАТО страну за страной, а получилось… известно, что получилось.

Длинный ряд машин. Военный оркестр. Цепочка членов Госсовета — они все поехали встречать вместе, чтобы не отдавать предпочтение никому из них…

— Миша… — это Раиса Максимовна

— Не волнуйся. Главное — подружись, пригласи

— Да, но…

— Все хорошо.

Это я про Мирьяну Маркович, супругу Слободана Милошевича. Судя по тому, что я о ней знаю — в семье главная именно она. Именно она возьмется за бизнес и создаст громадную империю Пинк. Это название такое — Розовая. В Сербии того времени все понимали, что «Пинк» — надо держаться подальше от этого…

Тогда вообще весело было. Американцы готовились начать войну против Сербии — тогда еще это была Югославия. Это был девяносто второй год. Клинтона настроили всерьез — потом он, кстати, подумав, откажется. А так как в то время в американской политике действовало правило Russiafirst — Клинтон позвонил в Москву и предупредил ЕБНа о скором начале ракетно-бомбовых ударов по Белграду и необходимости быть готовым к эвакуации посольства. Он говорят, даже предложил вывезти наше посольство и всех наших граждан американскими вертолетами, но Ельцин, подумав, отказался. У нас мол своя гордость. И вот нас, выпускников — забросили туда для разведки и подготовки эвакуации. Профи среди нас было — раз два и обчелся, профи были заняты на эвакуации совпосольства из Кабула. Да и какие тогда профи — страна развалилась, многие с афганским опытом ушли. Полная задница тогда была.

Вот это и была первая моя загранка…

Что тогда в Белграде творилось — это не описать. Они опережали нас на несколько лет и Белград 92-го — это Москва высоких девяностых. Где-то 95–99 годы.

Везде торговля. Буквально везде — на тротуарах, на ступеньках магазинов — торгуют все и всем. Старики, старухи, взрослые, подростки — торг, торг, торг. Мы когда улетали, старшие товарищи нас просветили — в Югославии берут всё, так что затаривайтесь кто и чем может, тем более вы на Ил-76 летите, там нет как в Аэрофлоте нормы — двадцать кэгэ на человека. Там продадите всё, только динары не держите, сразу меняйте на доллары или марки. Тогда будете себя людьми там чувствовать. Мы так и поступали. Сербы, когда видели молодых мужчин в джинсе явно призывного возраста, говорящих по-русски, подкатывали глаза, говорили про то что сербы и русские братья и делали нам скидки, а товар забирали по хорошей цене. Все ждали высадки русских. С нашим ЕБНом она не случилась — но и американцы тогда бомбить не решились, и кто знает, почему. История с бомбежками Белграда реализовалась только спустя семь лет, когда Клинтона поймали со спущенными штанами, и надо было перевести стрелки.

Тогда по Белграду ходили военные, в форме и с оружием — не патрули. Просто военные на отдыхе и сербские «комитачи» — Драган тогда только начинал. До войны можно было поехать на такси, что многие и делали. Военные в толпе гражданских сильно бросались в глаза. Еще бросались в глаза мужчины в сербских национальных шапках — шайкачах, это дико выглядело. По Москве ведь никто не ходит в косоворотках и смазных сапогах, верно?

Пожрать было чего. В Белграде, несмотря на дикую инфляцию — никогда не было пустых полок как в Москве, потому что сельское хозяйство не угробили, крестьян в ГУЛАГ не пересажали, колхозы не ввели — и поесть было чего, все свежее продавали на чем-то вроде колхозных рынков. Со всеми сербами можно было объясниться — даже тех, кто не знал русский, можно было понять по смыслу. Все курили как паровозы. Была сигаретная мафия — на Балканах, по-моему, торговать сигаретами самый выгодный бизнес. Курят одну за одной. Не то, что у нас в Москве — у нас в девяносто первые был момент, когда окурки собирали и продавали!

По ночам были перестрелки. Почти каждую ночь, оружия в Белграде было много, склады и базы уже грабили. Просыпались от выстрелов и звуков сирен. Запомнились еще сербские полицейские — им выдали автоматы Томпсона со складов, и они ездили как гангстеры. Жесть полная была, что днем что ночью.

Игровые автоматы были. Казино. Многие играли. Пили ракию, сливовицу. Но кстати не спивались.

Что интересно, какого-то чувства обреченности, безысходности, проигрыша — не было что сильно контрастировало с тогдашней Москвой. Цены так же скакали — но люди пришиблены не были, мужики ездили на войну, на заработки, как то жить пыталась. Молодежь как и у нас массово шла в криминал, тогда на поверхность вышли Земунские, Сурчинские. На фронте ничего хорошего не было, было понятно, что Хорватию уже не сломить — но в Белграде никто не горевал и не плакал. Как то жили, день, потом еще день…

Мы наладили контакт с местными, они обрадовались нашему появлению — но тогда ничего не происходило, ни Ельцин приказ не отдавал, ни Клинтон не решался. Деньги мы поменяли на марки — тогда были не евро, а немецкие марки, там это была вторая валюта, цена на все серьезное писалась в марках. От нечего делать — изучали город, ходили на футбол. Футбол тогда переживал невиданный подъем, весь город ходил на матчи, югославская сборная перед падением страны была на пике — молодежка взяла чемпионство в 1987 году, столичная Црвена Звезда в 1991 году взяла Кубок Чемпионов. На матчах яблоку было негде упасть и что самое дикое — некоторые хорватские ополченцы тайком пробирались в Белград смотреть матчи, при том что шла война и их вообще могли убить нахрен. Дикость, говорю же, дикость.

Гласность там была — еще какая! Еженедельник Политика был — это как наш АИФ. Там все называли своими именами. Сербы сидели по кафанам, пили кофе, листали Политику и чуть ли не дрались…

Короче говоря, проболтались мы там полгода — потом пришел приказ возвращаться домой. Стало понятно, что и эвакуации не будет и бомбежек не будет. Я знаю, по крайней мере, двоих — вернувшись в Москву, они написали рапорты и вернулись в Белград — уже как добровольцы…

Самолет останавливается. Выходим.

Военный оркестр к моему удивлению начинает играть не гимн СССР — а военную песню Катюша. Так встречают нас в Белграде…


Белград встречает бетонным высотками причудливой архитектуры, старой «под Вену» архитектурой в центре, старыми улицами

Много испытавшая земля.

Страной сейчас руководит по годичному мандату Радован Влайкович, серб из Воеводины, автономного края, раньше бывшего в составе Венгрии. Сейчас мы вместе с ним летим в Боснию, в город Велике Кладуше чтобы посмотреть, вероятно, на самый успешный пример сельскохозяйственного бизнеса в Восточной Европе — кооператив Агрокоммерц.

Кооператив Агрокоммерц организовал молодой и предприимчивый агроном по имени Фикрет Абдич[26]. За двадцать лет он превратил захудалое предприятие в крупнейшее в регионе, в котором трудятся тринадцать тысяч человек. Благодаря его деятельности — одна из самых нищих и забытых местностей в Югославии стала богатой и процветающей, сюда мечтают переехать даже из города. В принципе Агрокоммерц — это тот путь, по которому я хочу пустить и советское сельское хозяйство. Чтобы оно не только кормило собственную страну — но и стало экспортной отраслью. Агрокоммерц немалую часть продукции поставляет в страны Ближнего Востока за доллары.

Как человек, имеющий не только опыт жизни в Америке, но и занятия там бизнесом — по подготовленной посольством справке, я моментально вычислил основные причины успеха бизнес-модели Агрокоммерца.

1. Успешное сельскохозяйственное предприятие должен возглавлять горожанин и в руководстве тоже должны быть в основном горожане. Конечно, исключения были и будут — но только человеку с городским менталитетом под силу построить именно агропредприятие с расширенным воспроизводством, а не колхоз. Кроме того — горожане с городским образованием — имеют куда больше опыта и компетенций, какие нужны для построения крупного предприятия.

Председатель колхоза слишком связан с землей, с теми, кто живет с ним рядом, он вынужден разбираться во всяких мелочах и вообще выполнять роль помещика в селе. Он не может раз и навсегда избавиться от пьяниц, потому что они тоже тут живут, он не может как следует спрашивать за дисциплину.

2. Предприятие должно иметь собственную переработку и собственные продажи. Более того, оно должно идти именно от переработки, а не от земли. Агрокоммерц сотрудничает с тысячами фермеров, которые выращивают и уток и гусей и кроликов — а Агрокоммерц продает.

3. Предприятие должно иметь возможность заниматься и другим бизнесом. Агрокоммерц занимается стройкой, у него есть пансионаты на побережье для иностранных и своих туристов…

4. Предприятие не надо ограничивать в росте и приобретении новых земель. В агробизнесе — если это бизнес, а не способ обеспечения занятости на селе — ограничивать размеры не надо. Растет успешное предприятие за счет неуспешных — и пусть растет.

В СССР в чем-то даже проще будет. Земля бесплатная, надо только продумать механизм ее передачи. Самое правильное — это конечно долгосрочная аренда. Что интересно, в Великобритании, считающейся родиной демократии — большинство земли находятся в собственности дома Виндзоров, подданные пользуются на основании договоров наследуемой аренды, некоторые заключены на срок 1000 лет[27]. В Лондоне тоже — Короне принадлежат целые улицы, там тоже наследуемая аренда.

Пока летим — смотрю вниз. Югославия все же сельскохозяйственная страна, промышленное производство тут занимает всего 20 % ВВП. Народ тоже живет в основном в деревнях, причем деревни и маленькие городки очень ухоженные, при неуютном Белграде там как бы не лучше. Здесь в деревнях тротуары есть, бордюры, все как в городе. Как мне сказал по секрету Влайкович — члены Госсовета каждый год зарубают ассигнования на Белград, для них это своего рода вопрос чести. Потому, например, в городе до сих пор нет метро.

Местность гористая, но видно, что каждый клочок земли используется, бесхозяйственности тут нет. Много гор — это вообще гористая местность. Югославия очень эклектична, например сельского милиционера тут зовут … шериф! А на побережье хорошим тоном считается итальянское — например все улицы и площади там пьяцы и корсы.


Садимся в аэропорту Сараево — он новый совсем, тут только, что прошли Олимпийские игры. Через несколько лет все это будет лежать в руинах.

Над горами — возвышается телевышка, форма которой позаимствована у останкинской телебашни…


В культурной программе — мы возлагаем венки к памятнику Льву Толстому — Сараево первый город мира, где был установлен памятник великому русскому писателю и гуманисту. Затем я прошу отвезти меня на набережную реки Миляцки. Все понимают — зачем?

Там ничего не поменялось. Только большая мемориальная доска — борцу за свободу славянских народов поставили. Да реку с тех времен почистили и она полноводнее, чем тогда. В остальном все то же самое. Здесь не было боев. Все тот же универмаг Морица Шиллера — теперь просто магазин и кафе. Все тот же поворот. У остановившихся машин толпится народ — не исключено, что в толпе есть новые Гаврилы Принципы. Я ведь не предполагаю, я точно знаю, что древнее зло вырвется наружу через несколько лет и эти улицы будут простреливать снайперы с холмов, не щадя ни женщин ни стариков ни детей…

Это правильно? Так и должно быть?

Я возлагаю у мемориальной доски единственный цветок. И даю себе зарок — что постараюсь и здесь не допустить свободного хода истории. Пусть лучше останется здесь все это — новый аэропорт после Олимпийских игр, гостиницы, циклопические бетонные сооружения зимней Олимпиады, которые никому не нужны. Пусть они и не будут нужны никому. Ни снайперам. Ни артиллеристам.

Много на себя беру? Много. А иначе — как?


В Агрокоммерц едем на машинах. Дорога узкая, охрана нервничает. Виды здесь просто потрясающие — как наш Кавказ. И тепло — как в Москве летом…

Вот тут, на обратном склоне холма они поставят артиллерийское орудие.

А вот это место — там, на противоположном берегу через ущелье — хорошо поставить зенитную установку и расстреливать машины.

И поставят.

Вот такой вот практический национализм.


Агрокоммерц потрясал с самого первого взгляда, как только ты въезжал на его территорию.

Вывеска его ярко-алого цвета, но не знаменного, а скорее малинового. Вывески везде, новейшие корпуса, техника.

Персонал в чистой спецодежде, на улицах много личных машин, коттеджи. Видно, что здесь есть хозяин…

Народ высыпал на улицы — здесь конечно всякое видели, но чтобы приехал сам глава СССР, сверхдержавы, которую все по-прежнему считают тут Россей. Никто не работает, в стороне замечаю — мужики среднего возраста в одинаковых, светло-серых костюмах лихорадочно рассовывают по рукам маленькие красные флажки. Видимо, или подвезли невовремя, или где-то сбой — но массовку организовать не успели. Но люди настроены искренне…

Помахал людям, потом прошли сразу на производство, митинг будет потом…


Ельцин потом напишет в книге, что прозрел как только посетил супермаркет в Хьюстоне. А мне вот — прозрение наступило здесь, в Великой Кладуше. Я понял, как мы надругались над собственной страной, устроив колхозы и уничтожив всех хозяйственных мужиков.

Достаточно сравнить то что я вижу здесь, и то во что мы превратили собственную Среднюю полосу. Потемневшие от времени дома, по окна вросшие в землю. Остатки деревень, переселенных во время хрущевского укрупнения.

Пьяные, матерящиеся мужики.

— Но-но. Опять антисоветчину разводить стал?

— Какая антисоветчина? Ну смотри — только что на Владимирщине были.

— И что? Там намного ли хуже.

— Не ври!

— Ну, ладно, но есть же объективные обстоятельства

— Отговорки это. Все начинается с человека. Есть хозяин — или нет.

— У нас колхозов — миллионеров мало?

— Мало.

— Пока в Москве мясо на прилавках с утра до ночи лежать не будет — мало!

— Ладно… я тоже внедрял

— Внедрил?

— То-то и оно…

Производство меня потрясло прежде всего своей простотой.

Ничего такого необычного не было — просто консервные автоматы, ничуть не сложнее чем те которые мы в СССР производим. Есть участок сушки. Разница в том, что это есть, работает, и товары отправляются в два с лишним десятка стран мира, в то время как у нас — гниют на базах, разворовываются.

Надо сказать, что это у местного населения долгая история. В 1906 году Австро-Венгрия развязала против молодой Сербии таможенную войну, отказавшись покупать ее свинину — массовый экспортный товар. Тогда сербы едва ли не первыми в Европе наладили массовое изготовление тушенки, с которой вышли на экспортные рынки. Местные крестьяне привыкли консервировать свой продукт.

Показывал производство сам Фикрет Абдич, глава и основатель Агрокоммерца. Примерно моего возраста мужик с блеском в глазах — своим делом человек занят.

Фикрет Абдич был тринадцатым ребенком в бедной семье, его отец во время войны сражался в партизанском отряде с нацистами и их пособниками из мусульманских отрядов СС. С детства он видел нищету, голод, немецкую оккупацию. Видя, как жители его деревни шли в услужение к немцам — Абдич навсегда возненавидел национализм в любой форме[28].

Закончив сельскохозяйственный, Абдич заметил, как много пропадает урожая и начал строить небольшие консервные цеха. К середине 80-х его предприятие развилось до 80 крупных заводов разного профиля. Продукция поставлялась в более чем двадцать стран мира, в том числе например во Францию и ФРГ.

На производстве — нам провели дегустацию, после чего мы переместились в офис Агрокоммерца — он не уступал любому европейскому, и по оснащенности техникой превосходил любое советское министерство.

В своем кабинете, Фикрет Абдич уже к накрытому столу достал пару бутылок раки. Я заметил — напряглась охрана…

— Фикрет… — сказал я — я не пью…

— Но в подарок бутылочку возьму…


— Как вы получаете сырье?

Абдич пожал плечами

— Заключаем договоры…у вас разве не так?

Вопрос его явно смутил своей очевидностью. Проблема как раз в том что у нас — не так.

У нас бюрократия, надо исписать тонны бумажек.

— А кто выращивает столько овощей и фруктов?

— Люди. Кооперативы.

— Я говорю о том, что этодовольно сложно

Абдич улыбнулся

— Здесь это всегда выращивали. У людей опыт, сады переходят от отца к сыну, дети помогают отцам

— Но как же выращивание пшеницы?

— Ее мало кто выращивает. Невыгодно, проще купить мукой

Вот оно!

У нас выращивают не то что выгодно — а то, что приказали. Если товарищ Хрущев приказал внедрять кукурузу — ее и внедряют. Люди просто не думают о том что — выгодно.

Если так подумать, в средней полосе, особенно вблизи крупных городов — может и вовсе невыгодно зерновое хозяйство. Вдумайтесь — урожайность в какие-то годы и на каких-то почвах и двадцати центнеров с гектара нет, но ради этого работает мощная техника — пашут, боронуют, убирают, вносят удобрения. Расходуется масса топлива, труд людей. Может, и смысла в этом нет — посадить сады, завести, условно говоря, кроликов, выращивать скотину, а поля засеять кормовыми.

Но такого председателя тут же снимут. Райком кричит: давай-давай! Успешность хозяйства, района, области — оценивается, прежде всего, по зерну. Есть специализированные хозяйства и даже районы — но их мало.

Весь Узбекистан в хлопке. Хотя там прекрасно растут все виды овощей и фруктов — но там как воздух нужно консервирование. А им спускают план по хлопку. Хлопок «выпил» весь Каспий, там экологическая катастрофа…

Горные Киргизия, Таджикистан — получается там выгодно именно так как тут — сады, скотина и консервирование.

Я мрачно и с сожалением подумал: что же мы такое… Хлеб всему голова… видимо, в народе так сильна память о голоде, что к хлебу у нас почти мистическое, религиозное отношение. Потому хлеб максимально дешевый, потому и сажаем везде пшеницу. Хотя как видно, хозяйство можно вести и совсем иначе…

Здесь ведь нет фермеров в западном понимании. Агрокоммерц — это пример успеха с людьми, опыт и историческая память которых ничем не отличается от наших. Получается — можно. Но для этого надо отринуть многие из аксиом, которыми мы руководствуемся…

— А как вы выбираете места для своих предприятий? Что если они останутся без сырья?

— Предприятия мы ставим там, где есть люди, производящие то, что можно переработать или консервировать. Но если есть предприятие по консервации, если есть те, кто заинтересован в том, что вы выращиваете — то крестьяне все равно будут выращивать больше. И предприятие останется загруженным…

— А как вы помогаете крестьянам?

— Даем семена, агрономов. Помогаем строить. У нас кооператив, многие состоят в кооперативе. Люди работают сами на себя.

— А почему вы занимаетесь и другими делами? Например, у вас есть кинотеатры.

— Чтобы люди жили и работали, надо создать им условия. Мы построили один кинотеатр, затем другой. Но они прибыльны, мы и не думали делать их бесплатными. Люди платят за билет и смотрят кино и всё хорошо.

Я вспомнил про наши кинопередвижки. Они то ли были бесплатными, то ли и сейчас бесплатные. Приезжает в село кинопередвижка, ставят экран и крутят фильмы…

Одна из особенностей советского менталитета, с которым я не знаю, как бороться: дешево это хорошо, а бесплатно еще лучше. Это частично отрыжка стремления к коммунизму, хотя понятно, что бесплатно ничего не будет, частично — еще старая русская общинность, когда в деревнях многое делали бесплатно, оказывали друг другу услуги.

Весь опыт США мне подсказывает: дорого — это хорошо.

Вопрос не в том, дешево или дорого — а в том могут ли себе люди это позволить. Если люди хорошо зарабатывают — то для них и высокие цены не страшны.

Это не безобидная разница. При Сталине — труд в ГУЛАГах считался бесплатным, хотя если взять издержки на охрану, размещение, питание, вкупе с тем как работает подневольный человек — понятно, что это не только не бесплатно, это может быть и дороже свободного труда. В США на огромных мостах — Бруклинский, Золотые ворота в Сан-Франциско — в свое время при строительстве погибло ненамного меньше людей, чем в ГУЛАГе на стройках. Зарплата там была высокая по тогдашним меркам, люди дрались за возможность там работать. И работали.

Я посмотрел на Фикрета Абдича, взвешивая все «за» и «против». Потом сказал

— Товарищ Абдич. Мне нужен советник по реформе в сельском хозяйстве. За труд вознаградим — и вас лично, будет зарплату получать. И кооператив ваш — сможете получать советскую технику. На все время уезжать не надо будет, будете приезжать в Москву. Беритесь!


Понятно, что Абдич сразу не ответил, но я знал, каким будет ответ.

Что я приобретаю? Первое — огромный опыт человека, который реально сделал крупное работающее предприятие, преобразил к лучшему жизнь как минимум крупной области. Причем не через фермерство, а из тех же исходных условий что есть у нас. Фермерство то у нас не сработает, я это знаю. Я по возвращении в Москву потребую в минсельхозе создать совет по реформам, включим туда 10–12 крупных председателей колхозов-миллионеров. Может даже больше. Работу организуем так — два-три человека в президиуме, они работают в Москве постоянно, через месяц или два президиум переизбирается, чтобы каждый мог и активно работать над реформой, и работать в своем предприятии. Ну и иностранные участники — пока только Абдич, но думаю, еще найдем. Все придуманное можно тут же апробировать.

Второе — мы сумеем продвинуть в Югославию нашу технику: с ней еще мало кто знаком здесь. Хотя поставки были.

Ну и третье — я приобретаю влияние на потенциально крупного политика и реформатора Югославии, через которого в будущем можно активно действовать для предотвращения или прекращения войны и вовлечения Югославии в советскую орбиту влияния…

Разве это не хорошо?

24 августа 1985 года

Белград, Югославия
Подобраться к Слободану Милошевичу, будущему главному действующему лицу в распаде Югославии было не так то просто: он сейчас всего лишь председатель Белградского горкома СКЮ. А вот Раисе Максимовне в этом смысле было проще — она попросила о встрече с коллегой — ученым. У Раисы Максимовны была защищенная кандидатская по социологии, у ее собеседницы, Миры Милошевич[29] — Маркович — степень доктора наук и десятки опубликованных работ по социологии. Она преподавала социологию в Белградском университете. При посещении Белградского университета — Мира Милошевич была удивлена, что супруга советского лидера — ее коллега социолог, практикующий ученый, директор профильного института. Знакомство переросло в предложение приехать в гости, посидеть за чаем…


— Мы не знаем общества, в котором живем…

Мира, разливавшая кофе по чашкам насторожилась. Они сидели в гостиной довольно скромной трехкомнатной квартиры в одной из новостроек Белграда

— Кто это сказал?

— Юрий Владимирович. Андропов.

— Ваш бывший генсек?

— Да, он ввел Мишу в Политбюро. Мы переехали в Москву…

— Что же, это очень умно. Я здесь тоже говорю, что мало внимания уделяется социологии, развитию общества — но меня никто не слушает.

Мира посмотрела на дверь, за которой была охрана. Говорили они по-русски, Мира, как и Слободан свободно говорили по-русски

— Ты помогаешь мужу?

— Стараюсь — развела руками Раиса Максимовна — мы создали институт конкретных социологических проблем. Точнее восстановили.

— У вас есть очень хорошая поговорка. Муж — голова, а жена — шея.

Раиса развела руками

— Да, но это если видишь мужа хотя бы раз в день.

Мира испытующе смотрела на гостью

— Товарищ Горбачев так много работает?

— Его порой сутками не бывает. А когда бывает — к нему страшно и подойти. Он каким-то… совсем чужим стал. Иногда мне кажется, что его подменили…

Мира взяла гостью за руку

— Никогда не позволяй мужчине использовать себя как домохозяйку. Никогда.

— А то он спрашивает

— Тогда у тебя два пути. Или ты занимаешься своим делом, причем, не спрашивая его, нравится ему это или нет. Или требуешь от мужа, чтобы он не пренебрегал семьей и семейными обязанностями. Но мужчины это не любят, и может кончиться разводом. Мужчине нужно чтобы кто-то готовил и оставлял поглаженную рубашку — и все на этом.

— У вас мужчины такие же?

— О, еще хуже. У вас не принято проводить время в кафанах, а у нас там сидят постоянно.

— По крайней мере, там не пьют

— Ну, ракию приносят с собой, хотя да, ракию в кафане не нальют. Твой пьет?

— Нет

— Что, совсем?

— Тебе стоит внимательно присматривать за ним. Таких мужчин мало.

— А что твой?

— Сербов, которые не пьют и не курят нет. Просто у нас кто-то умеет держать себя в руках, а кто-то нет. Домашняя наливка делается в каждом доме, это традиция. Табак тоже все выращивали, потому и курят

— Михаил, кажется, говорил, что они собираются бороться с курением и пьянством

Мира фыркнула

— Это все равно, что бороться с дождем. Можно взять зонтик, но дождь будет продолжать идти.

— А твой?

— Он скоро придет. У нас, кстати, мужчины так не работают «в загон» так не принято. В загон — я правильно сказала?

— Загнать себя, такое выражение есть…

— А что ты вообще думаешь про пьянство, его истоки?

Мира задумалась

— Частично традиция, конечно, ее просто так не сломаешь. Но частично — перегрузки, нервы, тяжесть. Частично просто распущенность


Примерно через час открылась дверь — это пришел секретарь горкома партии, уже во дворе сильно удивившись полицейским машинам и лимузинам. Но женщинам было не до него — они увлеченно обсуждали статистические методы и погрешности…


Варшавянка

Сегодня день крови и славы,
Пусть бы днем воскрешения был!
Орел Белый, на радугу франков
Глядя, полёт свой в небо взвил.
Солнцем июля вдохновленный,
Зовет нас из горних стран:
«Восстань, Польша, круши оковы,
Нынче твой триумф или смерть».
Эй! кто поляк, в штыки!
Живи, свобода, Польша, живи!
Этим девизом побуждений благородных
Труба наша, врагам греми!
«По коням! — зовет казак мстительный, —
Взбунтовавшийся покараем народ,
Лишены Балкан их нивы,
Мигом раздавим ляхов род».
Стой! вместо Балкан грудь эта встанет:
Царь ваш тщетно грезит о добыче,
От врагов наших ничего не останется
На этой земле, кроме трупов.
Эй! кто поляк, в штыки!
Живи, свобода, Польша, живи!
Этим девизом побуждений благородных
Труба наша, врагам греми!
Дорогая Польша! дети твои
Сегодня достигли мгновений счастливей
Тех, когда их славные бои
Венчали Кремль, Тибр и Нил.
Двадцать лет наших героев
Рок по чужим землям сеял,
Нынче, о Мать, кто поляжет,
На твоем лоне будет спать.
Эй! кто поляк…
… 31 октября сего года во время посещения центрального гастронома г. Львова группа польских туристов обратилась к советским гражданам, стоявшим в очереди за продуктами, с призывом открыто выступить по поводу плохого снабжения, как это делается в Польше. Находившиеся в магазине советские граждане ответили, что перебой с продуктами произошел потому, что приходится кормить таких бездельников и спекулянтов как поляки. После этого последние поспешно покинули гастроном …

… во время следования по территори и Польши автобусов с советскими туристами и грузовых машин «Совтрансавто» хулиганствующие элементы бросали в них камни, прокалывали шины, учиняли на кузовах надписи антисоветского характера …

10 мая 1981 года в адрес торговой фирмы «мебель» поступили два вагона с мебельными гарнитурами производства Быдгощской мебельной фабрики (ПНР).

12 мая при вскрытии вагонов с грузом на одном из картонных ящиков выявлена надпись «Русская сволоч» (орфография сохранена) исполненная серым красителем, высота букв 7 см.

Обкому компартии Украины доложено

Из спецсобщений КГБ по УССР

Польша 80-х — социально экономический портрет

Социально-политический кризис 80-го, стал самым серьезным за всю послевоенную историю Польши. Его причиной в огромной степени был огромный иностранный долг страны. Долг Польши западным странам за десятилетие увеличился в 23,5 раза. (Rydygier 1985: 253). Результатом такой политики стал переход части польских средств производства в руки иностранных инвесторов. В апреле 1980 года делегация западных банкиров, прибыла в Польшу вести переговоры о выплате польского долга. Во время этих переговоров банкиры требовали возможности вкладывать твердую валюту в отрасли промышленности напрямую связанные с продовольствием, цены на которое, например, на сахар и мясо, были ниже рыночных. Выполнение этих требований означало бы существенное ухудшение условий жизни множества людей, особенно рабочих. Как отмечало «Благосостояние» за 20.07.80: «когда польское правительство удвоило цены на сахар и увеличило цену мяса, то это подорожание было одобрено странами Запада». Как известно именно это стало причиной первых забастовок. Поэтому можно сказать, что сами эти забастовки были протестом против решений принятых под давлением западных кредиторов.

Правительство так же старалось выполнить пожелания банкиров, приняв план увеличения экспорта на Запад на 27 % за год. Увеличение планировалось за счет экспорта сырья и сельхозпродукции, в ущерб внутреннему рынку. В третьем квартале 80-го, запасы на внутреннем рынке упали на 15 % по отношению к предыдущему году. По проекту нового правительства премьер-министра Бабиуча, составленного под давлением кредиторов, предполагалось за счет внутреннего рынка решить проблемы с внешним долгом.

Естественно, ограничение запасов пищевых продуктов на внутреннем рынке и увеличение экспорта предметов потребления, включая предметы первой необходимости, резко ухудшают, по крайней мере, в первое время, условия жизни большинства населения страны и часто ведут к массовым движениям против властей принимающих эти действия. Поэтому протесты рабочих были напрямую направлены против политики, которая состояла в создании из Польши государства-иждивенца развитых стран. Тем не менее, протест был нацелен на местную власть, как прямую проводницу этой политики. Инструкция представителя премьер-министра ясно дает понять, что все тяготы кризиса на плечи рабочих: «Наша экономика должна иметь 20 миллионов тонн угля для экспорта. В 1978-79 годах шахтеры отработали 42 воскресенья, не говоря о субботах. Шахтеры работали по 11 часов». (Blazynski 1987: 183). Сварщики на верфях вынуждены были работать по 10–12 часов в день. Количество сверхурочной работы, ложившейся на плечи рабочих, намного превосходило позволенное по Трудовому законодательству. (Wojcik 1981: 14-5).

Участники самой крупной забастовки на Гданьской судоверфи требовали не только компенсацию повышения розничных цен, но и введения продовольственных карточек на мясо и мясопродукты, а так же отмены коммерческих цен. Рабочие с судоверфи, подобно многим другим забастовщикам, требовали поставлять продовольственные товары в первую очередь на внутренней рынок, а экспортировать только лишь излишки. (Jarecki 1985: 213-14). Рабочие и работницы из Лодзи, выдвигали такие же требования, в отношение угля, мяса и других продуктов. (Dziecielska-Machnikowska, Matuszak: 17,64).

Был еще один аспект иностранных закупок. Они дали возможность части бюрократии выезжать для заключения контрактов на Запад. Эти поездки с большим количеством экспертов и «сопровождающих лиц», хоть и с маленькими по западным меркам командировочными, были очень заманчивы для поляков. Многие из этих людей смогли получить более существенные выгоды, получая от западных фирм комиссионные и иные виды вознаграждений за подписанные контракты. Например, директор главного бюро внешней торговли смог таким образом скопить в западных банках более 2 миллионов долларов. Таким образом, стратегия экономической зависимости от капитализма переплелась с внутренними проблемами Польши. Бюрократия стала стремиться стать буржуазией.

Так называемая теория «Открытый план» была попыткой оправдать разрушение экономики. Практически эта теория подразумевала уход от плановой экономики. Таким образом в 1971-75 годах, уровень инвестиций был выполнен только на 30 % от пятилетнего плана. Следующие решения были приняты вне плана. В то же время, в течении 1971-79-ых годов финансовый план инвестиционных расходов был выполнен, но, при этом, ежегодные материальные планы по инвестициям никогда не были выполнены. (Szymanski 1982: 79). Множество машин и импортированных средств были потрачены впустую. Часто бывало, что дорогие импортные машины, перевозимые по воздуху, лежали без дела на складах аэропортов. Таким образом, планирование было чисто декоративным. Поскольку рабочие не имели никакого контроля над правительственными бюрократами, разные группы бюрократии проводили решения в своих интересах. Результатом было, то что бесплановость экономики привела к полному экономическому краху.

Нехватка в производстве продуктов первой необходимости и продуктов питания, наряду с быстрым расширением тяжелой промышленности привела к растущей инфляции. Нарушение равновесия, первоначально произошедшее в одной части рынка, постепенно привело к полной дезорганизации. Фактически власти преднамеренно провели инфляционную политику, с целью фактора экономического роста и стимула для эффективной работы. Это произошло от упрощенного предположения о пропорциональных отношениях между трудовой производительностью и материальными стимулами в форме увеличения заработной платы. Эта политика, основанная на идеологии «роста числа богатых», была провозглашена как главная цель жизни для людей, а также главной формы их содействия общественному благосостоянию, и создавала культ обогащения. (Это было выражено в лозунге «Польша будет более сильной, при богатых людях»).

В тоже время неравные условия различных категорий участников этой «погони за деньгами», становились все более очевидными. Известно, что обесценивание денег ударило, прежде всего, по рабочим, живущим на зарплату. Инфляция в странах «реального социализма» является более вредной, чем в странах капитализма, поскольку это сопровождается ухудшением рыночных условий.

Позиция золота тоже ослаблена поддержкой государством расширения его экспорта, в погоне за валютой. Ужесточение преследования спекулянтов валюты привело к высокому обменному курсу и раздуло внутренние цены. Рынок все более дезорганизовывался из-за нехватки все более широкого диапазона товаров, что в свою очередь вело к росту спекуляции по взвинчиным ценам и сказочно обогащало спекулянтов. В то же время товары по таким ценам были доступны лишь единицам, а именно тем, кто мог за них платить. В обществе появились очень богатые люди. Кто же они были? Частники, богатые крестьяне и часть творческой интеллигенции. Кроме того, что особенно важно, среди них были экономическая и политическая элита. Характерно, что в 1970-м году количественные данные относительно самых высоких жалований были исключены из статистики Главного Статического Управления (CSO). Кроме того, из этого отчета были исключены доходы должностных лиц политических организаций и профсоюзов, а так же агентов и адвокатов. К сожалению, поэтому мы не знаем реальных данных о самых высоких доходах в 1970-м году. Согласно официальным данным разница в зарплатах доходила до 20:1. Даже эти данные, недвусмысленно демонстрируют образец увеличивающегося неравенства среди людей, зарабатывающих, продавая свою рабочую силу, то есть большинства населения. Это явление было типично для 70-х и было следствие тогдашней экономической политики, которая считала, что эта дифференциация мотивирует эффективность и добросовестность. С 1970 по 1978 годы самая высокие зарплат ы выросли намного больше, чем самые низкие. Но не только дифференциация в оплате отражает все аспекты неравенства. В 76–79 годах стоимость предметов первой необходимости, то есть, тех на которые малообеспеченные люди тратят основную часть доходов, росла наиболее быстро. В 1980 году уже 6,2 миллиона человек имели доход ниже минимального социального уровня. (Wojcik 1981: 101).

Правительственная пропаганда совсем не упоминала проблему бедности в Польше. Система социального обеспечения была источником гордости. Однако, однажды предоставленные пособия не увеличивались с ростом цен. К 1977 году 72 % всех детей, жили в семьях с низкими доходами, т. е. ниже 1000 злотых на душу. (Wojcik 1981: 101). На другом конце социальной лестницы, в 1972 году Государственный совет издал декрет, дающий социальные пособия членам высшего властного слоя (начиная с Первого Секретаря ЦК ПОРП), включая директоров и министров с их семействами. Этот декрет, среди прочего, предусматривал для них очень высокие пенсии. Кроме того, они имели ряд других привилегий.

Увеличение в дифференцирование доходов было неотъемлемой частью политики экономического роста, проводимой руководством перед августом 1980. Именно для групп с самыми высокими доходами импортировались предметы роскоши. Политика, направленная на массовое производство разнообразных дешевых товаров (радио, мотоциклов, телевизоров и т. д.) типичная для 50-х, была отменена в пользу производства дорогих изделий. Эта практика была обоснована тем, что это приведет к уменьшению их цены. Но это была ложь — они лишь служили стимулом обогащения. Производство предметов роскоши шло за счет предметов первой необходимости и привело к противоположному эффекту, поскольку расширение сектора промышленности дорогих товаров, уменьшило ресурсы и инвестиции в те отрасли промышленности, которые производили предметы первой необходимости.

Джасек Тительбаум проф. Познанского университет а

25 августа 1985 года

Варшава, Польша
Варшава — была третьим и самым вероятно сложным пунктом моего турне. Хотя бы, потому что я так и не придумал, что с ней делать, с Варшавой.

А вот и правда — что с ней делать?

Польша этнически одна из самых монолитных стран мира, в ней, по-моему, 97–98 % этнических поляков. Она монолитна и религиозно — Польша католичеством велика. Вот сейчас, своим умом, с учетом всего того опыта, которого здесь пока нет ни у кого — я понимаю, как не прав был Сталин и прочие политические лидеры Европы, которые после ВОВ предприняли меры по массовым переселениям, чтобы привести в соответствие этнические и государственные границы. В частности, даже при нынешних границах — Польша и Украина массово обменивались населением, украинцы к нам, поляки — туда. Я понимаю, чем руководствовались: стремлением решить давно существующие опасные противоречия, попытаться нейтрализовать новые casus belli до того как они снова приведут к войне. Пытались выкорчевать саму основу новой войны, не понимая, сколь опасно моноэтническое общество в плане национализма. Я не говорю о том, какой ошибкой было для нас забрать Львов, какую бомбу мы получили. В девяностые — именно Львов сыграет роль духовной столицы независимой Украины. Если бы не Львов — скорее всего даже распад СССР не был бы столь страшен, и Украина без Львова стала бы второй Белоруссией. Не было бы границ, приграничные области активно торговали бы, продлили бы пребывание флота до 2040 года, и все было бы хорошо.

А с другой стороны — Польша опасалась бы потерять чуждую ей Галичину, а Украина требовала бы соблюдать права этнического меньшинства украинцев в Польше, чем безумно раздражала бы саму Польшу. А мы бы Украину поддерживали в ее справедливых и законных требованиях.

Вместо этого — этнически монолитная Польша и Украина с Галичиной — объединились против нас. Не то чтобы у них не было противоречий — были и еще какие. Но знаете… лучше всего дружится не просто так — а против кого-то.

Вот они и дружат — против нас.

Сейчас все актеры, в общем-то, уже на сцене. Польша не жилец. В ней действует чрезвычайное положение… вообще особенность Польши в том, что в ней не было открытых восстаний подобных Венгрии и Чехословакии — но и порядка в ней не было никогда. Беспорядки были и в шестидесятые и в семидесятые, они прекратились только с введением военного положения, и то сейчас опять начинаются. Польша единственная страна соцлагеря, которая вынуждена на постоянной основе содержать крупные силы военизированной милиции по борьбе с массовыми беспорядками ЗОМО — это аналог еще не существующего ОМОН. Поляки бунтуют постоянно, рокоши у них в крови. Причиной для бунта может быть все что угодно — кого-то уволили, подняли цены в магазинах, вчера было не купить колбасы — всё, поехали! Польша уже много лет банкрот, причина в том что пытаясь сбить волны беспорядков, они систематически закупали импорт для магазинов и поднимали зарплаты намного выше, чем была реальная выработка.

Но беспорядки продолжались.

Еще одна особенность Польши — влияние религии, вероятно, самое сильное среди всех стран социалистического содружества. Как говорят поляки — по субботам только собака не ходит в костел. Преследования религии со стороны власти — создают крайне взрывоопасную атмосферу.

Короче говоря — лучше и не браться. А что делать?

По пути, в самолете, я расспрашивал Раису Максимовну, которая по виду была чем-то недовольна

— Вы поговорили? Телефон взяла?

— Поговорили…

— Да что не так то?

— Понимаешь, она — коммунистка

— Тоже мне, новость.

— Ты не понимаешь, Миша. Она настоящая.

— Так и не понимаю…

— Она верит в то что действительно удастся построить коммунистическое общество

— А мы — нет?

— Ладно, оставим пока. Что она говорила про мужа?

— Что домой вовремя приходит.

— Это всё?

— Рая, если это намек на то, что не вовремя прихожу я, пойми — есть работа. Десять лет все по инерции катилось

— И мы с тобой об этом говорили. Ты знала что будет.

— Да…

— Рай, ну не надо так. Я не лампа, вполнакала гореть не могу

— Откуда это?

— Что?

— Про лампу

— Не знаю. Где-то слышал.


— Ну, вот! Довел Раису Максимовну!

— Слушай, вот только тебя не хватало! С твоим обличительным тоном

— Она моя жена! А ты над ней издеваешься!

— Поверь, для меня такие отношения — втроем — впервые

— Извиняйся теперь

— Слушай, не учи ученого!

— В Польше прошвырнется по магазинам, получше будет

— Ну ты циник

— Я реалист

— Ты был женат?

— Когда — там? Нет.

— И я понимаю, почему.

— И почему же? Варианты были. Просто ну женился бы я, были бы дети. А потом они вдруг узнают: папа — русский шпион. И каково это?

— Если такой умный, скажи, что с Польшей делать?

— Ну… встреться, поговори с людьми. Они сами скажут, что им надо

— Опять денег дать?!

— Слушай, а ты не еврей?

— Насколько я знаю, нет

— Сомневаюсь.

— Когда вы поймете что денег дать — это не решение проблемы. Эти деньги нужны для решения проблем в своей стране — а вы раздаете их направо и налево. Друзей покупаете.

Садимся. Снова дождь. Охрана первая идет на выход, Сергей несет большой черный зонт, такой что можно не двоих, а троих укрыть.

Я смотрю в иллюминатор на заливаемое дождем летное поле, на вымокший до нитки почетный караул, на встречающих…

Ну вот. Стоят.

Козлы вонючие…

19 декабря 1984 года бывший секретарь ЦК ПОРП Станислав Каня, выступая перед рабочими химического завода, сказал: не думайте, что можно что-то изменить. Мы готовы отстаивать статус-кво любой ценой, в том числе и с помощью интервенции извне

Как думаете, если один из лидеров государства вполне открыто говорит, что призовет в страну интервентов против своих же сограждан — такая власть, такой режим будет пользоваться уважением?

25 февраля 1982 года вице-премьер Польши Раковски и член Политбюро Кубяк созвали тайное совещание ведущих интеллектуалов страны. На нем Раковски заявил: генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев и канцлер ФРГ Гельмут Шмидт договорились об объединении Германии в обмен на западногерманские технологии для СССР. Это соглашение так же предусматривает пересмотр границ Польши: Германии возвращаются Померания и Нижняя Силезия, Чехословакия получает Клодзско и Силезский Цещин, СССР — Бескиды, польскую часть Беловежской пущи и район Сувалки-Августов.

Уже через двое суток эта информация попала в Госдепартамент США[30].

В 1983 году генерал Войцех Ярузельский вел тайные переговоры с Папой Римским через кардинала Глемпа в ущерб интересам Польши и СССР.

Он же отдал приказ органам польской госбезопасности поддерживать национал-шовинистические политические крестьянские[31] и профсоюзные группы, даже если их риторика направлена против СССР и русских. В числе молодых выдвиженцев этой платформы — были и братья Качиньские, юристы и будущие строители «антиевропейской» Польши. Сам Лех Валенса не стеснялся называть их идиотами (противостояние между Валенсой, городскими профсоюзниками и крестьянскими партиями в польской политике идет именно оттуда, Валенса никогда не забывал деструктивную роль польского крестьянства). Впрочем, и сам Валенса постукивает.

Ты слышишь, друг, знакомый звук

Стук-стук, стук-стук

Стук-стук, стук-стук…

Встречать меня приехал Чеслав Кищак, министр внутренних дел и будущий премьер-министр. Ярузельский, сейчас занимающий пост премьер-министра страны не приехал, что было выражением серьезного недовольства чем-то.

Дождь усиливается, переходит в настоящий ливень. Я спускаюсь по трапу, Кищак тоже под зонтом идет навстречу мне. Брюки у него мокрые почти до колен…

— Сворачивайтесь, пожалейте людей! — говорю я — давайте по машинам!

Подкатывают лимузины, промокшие до нитки, музыканты и военные бегут к зданию аэропорта…


Дождь нарушил планы и террористов, которые собирались убить секретаря Горбачева и генерала Ярузельского (они предполагали, что в аэропорт поедет именно Ярузельский)…

Терроризм в Польше был всегда, основатель современной Польши, маршал Пилсудский, он же «комендант», «дед» был террористом. В налете на поезд в Безданах участвовали Пилсудский и трое будущих польских премьер-министров Томаш Арцишевский, Валерий Славек и Александр Прыстор. Будущий президент Польши Игнатий Мосницкий — готовил себя к карьере террориста-смертника, он готовился подорваться вместе с варшавским генерал-губернатором Иосифом Гурко. Террорист убил президента Нарутовича…

О польском терроре знали и фашисты и сталинские «ястребки» — сопротивление в польской провинции продолжалось до пятидесятых.

Сейчас террор притих — потому что сопротивление стало в основном политическим и профсоюзным, поляки опасались убивать поляков. Да и предыдущие годы — семидесятые — в Польше были годами безудержного роста благосостояния, не в последнюю очередь основанного на том что Польшу как и другие страны соцлагеря обошел стороной нефтяной шок и западный кризис семидесятых. Но переворот Ярузельского обострил ситуацию до предела. Загнанная в тупик польская власть начала ввозить гастарбайтеров из Вьетнама и стран Африки, что вызвало всплеск ксенофобии и шовинизма[32].

К тому же переворот Ярузельского до предела обострил отношения между армией и всеми остальными силовыми ведомствами страны…

Где нашли террористов?

После того как израильские войска ворвались в Бейрут, а Саддам Хусейн начал получать американскую помощь в борьбе с Ираном — в Польшу переселился один из самых страшных террористов того времени — Абу Нидаль. Это произошло в восемьдесят третьем. Он и члены его группы не просто получили вид на жительство в Польше — они наладили схемы финансирования терроризма через Польшу. Некий господин Наджмеддин держал экспортно-импортные компании, в Польше он размещал заказы на пошив одежды. Отшитая одежда отправлялась на Ближний Восток и там продавалась через магазины, которые были и точками финансирования и явками радикального палестинского сопротивления, причем из той же кормушки кормился и Ясир Арафат. Связь с польской разведкой держали через некоего Анджея Марчевку, который регулярно получал деньги в долларах США для передачи наверх[33]

Абу Нидаль, который говорил «я убиваю, следовательно, я существую» был не в восторге от просьбы оказать содействие. Но ему показали запрос за подписью Джона К. Уайтхэда, заместителя Госсекретаря США, в котором выражается требование выдворить из страны Абу Нидаля под угрозой прекращения всех видов помощи…

Машину «Жук» они угнали вчера, ночью в гараже начинили ее тремястами килограммами азотных удобрений в бочках, залитых дизельным топливом. Для опытных, много повидавших террористов не составляло никакого труда раздобыть детонаторы и связать взрывную сеть. Так же они раздобыли и милицейскую форму. Двое из тех, кто был в машине — прекрасно говорили по-польски, у одного была польская любовница — студентка, у другого — аж жена. А что? Экзотический для здешних мест араб, но говорящий по-польски, брутальный, постоянно ездящий за границу и привозящий подарки, катающийся по Варшаве на иномарке — мечта любой молодой пани. А то, что он на Западе числится в списках чрезвычайной опасности как установленный террорист и у него за спиной не один десяток взрывов, похищений, угонов самолетов и убийств — ну так что с того? Это же там…

Террористы смотрели на заливаемую дождем Варшаву. Про сжигаемую безжалостным ближневосточным солнцем и бомбами евреев Палестину они не думали…

— Холодно тут — сказал один из них

— На тебе же куртка — курткой они называли милицейскую шинель

Террорист повел плечами

— Все равно холодно.

Они смотрели в ветровое стекло и ждали — точку, где надо оставить машину им должны были назвать в последний момент, потому что где поедет кортеж — было пока неизвестно…

— Как ты думаешь, мы правильно поступаем? — спросил террорист, которому было холодно

— К чему ты это спрашиваешь?

— Я учился в Крыму. Убивать русских — не то же самое, что жидов

— Они такие же империалисты как американцы. Стали такими.

— Не такие, брат. От них мы видели только добро. Стоит ли кусать руку, которая нас кормит, не будем ли мы неблагодарными псами?

— Приказ есть приказ, его надо исполнять.

Рядом, на заливаемой дождем улице остановился польский ФИАТ. Пассажир Жука приготовил Скорпион. Прикрываясь помимо черного плаща еще и папкой, которую он держал над головой, к Жуку подбежал пассажир ФИАТа. Водитель приоткрыл дверь, поморщился от хлынувшей воды

— Отбой!

— Что, рафик?

— Отбой! Отбой, возвращайтесь! Все поняли?

— Да, товарищ.

Пассажир побежал к ФИАТу. Водитель с облегчением выдохнул

— Ну, вот наш спор и разрешился, брат. По воле Аллаха.

Пассажир подумал — ни хрена не разрешилось…

25-26 августа 1985 года

Варшава, Польша
Дождь был такой, что погоду объявили нелетной (мы чудом там сели) и вся программа была скомкана. Нас поселили в гостевом доме ЦК ПОРП, дело было под вечер, и решили все мероприятия сдвинуть на сутки. Гостевой дом находился на самой окраине Варшавы и представлял собой старую виллу российского еще периода, чудом уцелевшую в мировой войне. Поместились всей делегацией мы с трудом, кого-то даже в гостиницу повезли.

Дождь умиротворял. Наверху было что-то вроде балкончика, я открыл окно, чтобы свежий воздух был (выходить, не выходил по настоянию охраны) и думал, что делать.

Отпустить нельзя — разрушится весь Варшавский договор, а Польша станет форпостом США в Центральной Европе. Да и, кроме того — что значит «отпустить»? Тут тоже есть коммунисты.

Кормить — обходится слишком дорого и не в коня корм.

Дружить? Они нас ненавидят.

Еще Раиса Максимовна непонятно с чего на меня взъелась. Она что — не понимает, сколько работы?

Не понимает…

Тут никто не понимает, что ждет нас впереди и как трудно — переломить инерцию системы и вывести советский корабль если не на правильный, то хотя бы не на гибельный путь. Путь — прекратить или по крайней мере значительно сократить в размерах Холодную войну, сократить расходы на тяжелую промышленность и главное — на ВПК, перебросить высвободившиеся средства на группу Б, наладить поток иностранных инвестиций, создать нормальную банковскую и налоговую системы, реформировать бюрократический аппарат. Каждая задача — считай на поколение, и даже при моем послезнании она проще не становится. Ну, знаешь ты что будет, и дальше что? Знать — мало, надо не только знания применить, но и донести до других, вовлечь, преодолеть ту стену отчуждения и цинизма которая существует, и которая выражается в одной фразе «мы делаем вид что работаем, а они делают вид что платят»…

В сущности — реформы могут разбиться только об это и никакое послезнание не поможет. Если люди ждут кидка от государства и при любой возможности готовы сами кинуть — то ничего не выйдет. Любая реформа требует добросовестного труда ради будущего.

Польша, которая сейчас вокруг меня — это мещанский социализм в полном своем расцвете. Как и вся Восточная Европа. Вся разница между ними и нами, причем принципиальная — они действительно строили ради обычного человека, мешанина, они даже не пытались с мещанством бороться. Мы боролись, но определенно проиграли.

Китай будущего показывает, что путь от социализма к мировому лидерству без ломки системы вполне возможен. Но для этого надо соблюсти два условия. Первое — прекратить Холодную войну и начать торговать с Западом, с третьим миром — со всеми. Начать усиленно вкладываться в группу Б, а не А. Второе — долгий, в десятилетия, добросовестный труд за скромное вознаграждение. Вот с этим — проблема едва ли не большая чем с разрядкой. Потом будут говорить, что мы не китайцы, и за чашку риса работать не готовы. Да при чем тут чашка риса?! Каждый труд имеет свою цену, мы имеем сейчас перед китайцами огромное преимущество во всем — инфраструктура, обученность рабочей силы, научные кадры, наработки по материалам, огромные запасы своих природных ресурсов. Но если у народа настрой: «мы делаем вид что работаем, а они делают вид что платят»- ничего не поможет.

Проблема в том что мы все — дети греха. Дети катастрофы. Маркс никак не ожидал что революция произойдет в России и Ленин того не ожидал, он в феврале 1917 года сказал — мы, старики не доживем до решающих классовых битв. Но революция произошла — посреди Мировой войны, в стране с неразвитым капитализмом и почти полностью крестьянской…

Старик Маркс — он ведь дело говорил. Его теория цинична, но, по сути, верна. Капитализм накапливает богатства, создает производственные мощности, базу. После чего приходят коммунисты и обобществляют это, делят на всех. Все продолжает работать, только прибыль делится на всех. Кто же откажется…

А получилось — мало того что российский капитализм не смог накопить богатства и создать базу — так еще и Гражданская война прошлась по стране моровой язвой, уничтожив и большую часть созданного. Мы не понимаем ужаса разрухи, просто представить себе не можем. В итоге коммунистам пришлось выступить в совершенно не предусмотренной Марксом роли — роли эксплуататоров. Не делить справедливо — а создавать, и ради этого жестоко эксплуатировать крестьянство. Да еще и война на пороге была, и пришлось строить не дома — а ДОТы.

Сейчас коммунисты выполнили роль капиталистов, фактически сделав за них работу по созданию базы, первоначальному накоплению капитала. Вот только в процессе — была потеряна связь между коммунистами и простым народом, они стали злейшими врагами, и простой народ сейчас не верит в то, что работает на себя и ведет себя точно так же, как если бы работал на капиталиста. Пьет, ворует, отлынивает, имитирует. Партия перестала в глазах людей быть авангардом рабочего класса, выразителем интересов рабочих и стала коллективным эксплуататором, политическим оформлением класса «начальства», бюрократов всех видов. Именно поэтому нам так и не удается перейти к реальному строительству социализма. Потеряно доверие. А бюрократы и «начальство» уже мечтают перейти от условного владения активами к реальному и ради этого готовы построить капитализм. Но — квазикапитализм, как сейчас у нас квазисоциализм. Почему «квази»? Потому что чистый капитализм предполагает уважение к собственности и ее реальное владение. В системе, которую они строят — владение собственностью будет в основном условным, и зависеть от места в неофеодальной иерархии или отношений с феодальными бонзами. Если, к примеру, у тебя есть завод — то ты не можешь просто владеть им, ты должен быть в хороших отношениях с губернатором, мэром (секретарем обкома, горкома, облисполкома…). Если нет — то у тебя завод отнимут, найдут повод. И ты должен платить — на политику, на предвыборные кампании, да и просто — за уважение. Платить потому что есть чем платить — и значит, должен платить. Ну и — при феодализме люди отнюдь не равны. Есть те, кому положено и те, кому не положено. Не это ли мечта всей нашей чиновничьей рати?

Потому то у нас сейчас выходов то нормальных — нет. Строить социализм сейчас, несмотря на то, что база создана мы не можем по описанным причинам — утеряно доверие народа, партия больше не авангард рабочего класса. Выход — тот же, китайский, фактическое строительство капитализма под маской и при политической системе социализма. А иначе людей не заставить добросовестно работать. Вопрос — а что потом?

И вот на этот вопрос — ответа у меня нет. Все риски такого «квазикапитализма» я тоже понимаю, но и другого пути — не видно.


Утром поехали в ЦК ПОРП разговаривать

Генерал Войцех Ярузельский видимо был нездоров, покашливал. Среднего роста, даже ниже меня, суховатый, какой-то… похож чем-то на Кощея без грима. Черных очков на нем не было — кстати ГКЧПистам надо было нацепить в девяносто первом. Черные очки у нас плотно ассоциируются с понятием «хунта».

Впрочем, ГКЧП не будет. Язов на Дальнем Востоке и так там и останется. Пуго никогда не станет министром. Что касается Янаева — я еще не сошел с ума, чтобы делать вице-президентом пропойного алкаша. Павлов — из него премьер как из меня балерина…

— Здравствуйте…

Снами только переводчики. В делегациях встреча будет позже…


Примерно полчаса Ярузельский нудно рассказывал о Польше и о ее нуждах — он намеревался стать президентом Польши. Тут кстати и выборы есть, три партии.

Я это послушал, потом ввернул в разговор

— Пан Войцех… то, что вы говорите это конечно всё правильно, но я бы хотел знать… как Польша намерена отдавать долги, которые у нее накопились перед СССР.

Ярузельский сбледнул с лица.

— Просите, пан Горбачев?

— Долги — повторил я — задолженность. Ваша задолженность. В рамках СЭВ ваш баланс постоянно сводится с дефицитом. В отличие от Чехословакии вам не удалось построить развитую тяжелую промышленность…

— Но у нас есть промышленность. Просто мы теряем очень много из-за забастовок…

— Любезный пан Войцех, забастовки — это не оправдание, это свидетельство того что не все у вас ладно. Получается ПОРП, будучи рабочей партией вступила в хронический конфликт с рабочим классом Польши, так?


В общем, разговор с паном генералом не получился настолько, что сорвалась встреча в расширенном составе делегаций, поляки пошли посоветоваться. Ну, пусть советуются, а то привыкли чтобы им лезло и не болело. Ко мне подошел встревоженный посол Александр Аксенов. В Польше послы СССР традиционно подбираются из Белоруссии, бывшие первые, вторые секретари. Это кстати достойный человек — участник Сталинградской битвы, был тяжело ранен, учительствовал, потом прошел путь от комсомольской первички до второго секретаря белорусского республиканского обкома.

— Михаил Сергеевич… что там у вас получилось?

Я коротко пересказал суть разговора. Аксенов покачал головой

— Зря вы так с ходу, Михаил Сергеевич. У них гонору…

— Так пусть этим гонором и питаются! Сколько можно входить в их положение. Забастовки у них… пусть решают, в конце концов, вопрос. Ни в одной стране соцлагеря постоянных забастовок нет — только у них. Мы тратим огромные деньги, от себя отрываем — это что, чтобы им лучше страйковалось[34], или как?!

— Землю не обобществили, теперь жрать нечего. Вместо того чтобы развивать промышленность, задабривают рабочих незаработанными зарплатами и себя отнюдь не забывают. Это не коммунизм и не социализм даже. Это безыдейное приспособленчество, паразитирование.

Я достал платок, высморкался. Те, кто стоял рядом, посмотрели на меня

— Извините, вчера под дождь попали. Александр Никифорович, вы там сами знаете с кем поговорить. Донесите до них — я возможно был излишне резок и прям в оценке ситуации, но это потому что душа болит. Не могу я на это спокойно смотреть. Пусть возвращаются за стол переговоров, подумаем вместе что делать.


В общем, поляки посоветовались часа два и вернулись за стол переговоров. В этот раз разговор шел конкретный, превратившись в некоего рода мозговой штурм. Я рассказал о том, что увидел в ГДР и в Югославии, особенно остановился на югославском опыте самоуправления рабочих. После чего, в конкретном, деловом обмене мнениями, мы попытались выработать платформу для новой Польши, для ее реформ.

Получилось примерно так.

1. Учитывая то, что в Польше уже есть работающая налоговая система — следует пойти по пути Югославии и Венгрии и разрешить частное предпринимательство в таких отраслях как производство продуктов питания, легкая промышленность, сфера услуг и гостеприимства. Это позволит частично снять социальную напряженность особенно в провинции и насытить рынок потребительскими товарами

2. Те предприятия, на которых сильны позиции Солидарности, в частности «знаменитая» Гданьская судоверфь — их следует сделать «народными» и самоокупаемыми. То есть, создать Совет трудового коллектива как сособственника, но при этом снять социальные обязательства с государства. Пусть управляют предприятием, это сложнее чем глотку драть. Пусть сами посмотрят, за счет чего зарабатывается их зарплата.

3. Следует провести переговоры с Римским престолом и ослабить давление на церковь в Польше в частности разрешить открытие новых костелов при условии, что священники не будут вести антиправительственную деятельность.

Впрочем, они их и так ведут

4. СССР разрешит открытие польских магазинов в крупных городах и увеличит закупки польской одежды и косметики

5. Польша будет развивать сотрудничество с советскими Украиной и Белоруссией. Будет создана трехсторонняя комиссия из представителей совминов УССР, БССР и ПНР.

Лучше все равно ничего не придумаешь, да и выбор небольшой. Поляков не переделать. Что получаем мы? Первое — польские магазины будут торговать за рубли и рубли эти в СССР и тратить, то есть мы будем и себя развивать этой торговлей. Второе — попробуем на Польше обкатать некоторые экономические идеи, которые в случае успеха можно будет и у нас применить. Конечно, Польша не СССР — но только дурак экспериментирует на себе.

Ну и третье. Вопрос рабочего самоуправления и в принципе — взаимоотношений рабочих и государства. Этот вопрос выходит далеко за рамки забастовок Солидарности, сама то суть этих забастовок: люди чувствуют, что они работают не на себя, а на дядю эксплуататора. Персонифицированного в виде директора или чиновника. Если это так и остается так — строительство как коммунизма, так даже и социализма можно считать проваленным. И как выйти из этой ситуации, как заставить людей снова поверить, что это их страна, они работают на себя — это вопрос не только Польши, но и СССР. И нам надо его решить — если мы хотим сохраниться.


С Раисой Максимовной возвращались в Москву в обстановке ледяного молчания. Не знаю, что делать. В США я бы предложил пойти к семейному психологу — но тут это невозможно. Я понимаю, что у меня серьезные проблемы с социализацией. Моя бывшая профессия не предполагает искренности и откровенности. Как и нынешняя…

август 1985 года

Лэнгли-Вашингтон-Франкфурт-на-Майне-Москва
Итан Гринвуд первый раз был в столице своей страны — Вашингтоне. И уж конечно, он и подумать не мог, что попадет в здание ЦРУ в Лэнгли и сам мистер Коллинс, настоящий шпион — будет проводить экскурсию по зданию…

С мамой он приехал в Вашингтон на поезде, там его встречал мистер Коллинс и сотрудница Госдепа США, мисс Нуланд, приятная, полноватая молодая женщина, которая говорила на русском[35]. Как она сказала, она сама бывала в Артеке и вместе с ним она полетит в Москву. Мама поговорила с мисс Нуланд и успокоилась…

Их поселили в отеле Уотергейт, тот самом — а утром за ним заехал мистер Коллинс и пока мама поехала в Госдеп оформлять документы на него — мистер Коллинс повез его в Лэнгли…


Дорога в Лэнгли — ведет от кольцевой, там такой съезд, ничем не отличающийся от обычного. Никаких указателей нет. Дальше дорога идет через лес и потом — они внезапно оказываются перед КПП с агентами и дальше — бесконечное бетонное поле парковки.

Агент в штатском, но с автоматом, настоящим — когда дошла очередь до них, наклонился, мельком посмотрел на Итана…

— Кто это с вами, сэр?

— Племянник. Решил показать ему контору.

— Документы на него есть?

— Перестань, Боб, ему всего тринадцать. На русского шпиона он не похож, не так ли.

— Хорошо, сэр, проезжайте

Машина — это был черный Бьюик-Электра 225 с тонировкой на стеклах и по четыре окошечка на боковине капота с каждой стороны[36] — плавно тронулась

— Сколько машин! — воскликнул Итан, смотря на парковку

Мистер Коллинс подмигнул

— Русские наблюдают за стоянкой. По тому, сколько машин, они предполагают, над чем мы работаем. Недавно служба безопасности отловила вон там двух коммунистов с фотоаппаратом

— И что вы с ними сделали?

— Ты правда хочешь знать?

Мистер Коллинс снова подмигнул


Холл здания — был большим и каким-то суматошным. На мраморном полу был герб ЦРУ и латинское изречение — и ты познаешь истину, и истина сделает тебя свободным. Мистер Коллинс подвел его к белой, мраморной стене с флагом, на которой были в несколько рядов нанесены звездочки

— Что это? — спросил Итан, смотря во все глаза

— Это мемориал погибшим агентам, парень. Каждый раз, когда гибнет наш человек, здесь появляется звездочка в память о нем

— Но тут нет имен

— Так и должно быть. У шпионов нет имени, понимаешь?

Итан смотрел на ряды звездочек, а потом выпрямился, стоя по стойке, смирно отдал скаутский салют. Те, кто это видел — посмотрели с одобрением

— Молодец, парень, пошли…

Они пошли куда-то в сторону

— Куда мы, сэр?

— В гараж. На тебя нет пропуска, проведу тебя через директорский этаж

Итан боялся дышать от счастья. Кому рассказать — не поверят.


Пустыми бетонными лестницами они спустились на уровень вниз, в освещенный ртутными лампами гараж. Шаги гулко отдавались в пустоте, длинные ряды машин внушали неосознанную тревогу. Мистер Коллинс показал на стоящий у стены длиннющий черный Олдсмобайл-98[37].

— Видишь?

— Да, сэр.

— Это машина директора ЦРУ, значит, он уже приехал. Такие машины положены только директору и его замам.

— А вам, сэр?

— Я пока езжу на своей. Но с твоей помощью — может и у меня в будущем появится такая машина…


У лифта стоял агент безопасности, он был в черном костюме и белой сорочке. Оружия при нем не было, но это только на вид.

Таблички с именем как у военных тоже не было, но мистер Коллинс по-видимому его знал.

— На шестой, Боб.

— Проходите, сэр. А это кто с вами?

— Племянник. На уроке патриотического воспитания…


На шестом, директорском этаже — коридоры были отделаны деревом, тот же самый ртутный, мертвящий свет ламп. Через разные промежутки — двери, на некоторых вместо табличек с номером просто цифры, на некоторых нет ничего.

Они прошли к другому лифту, у него было несколько человек. Бесшумно подошел лифт

— Кто это с тобой, Рональд?

— Племянник, сэр…

Когда они доехали до четвертого — мистер Коллинс заговорщическим тоном сказал

— Знаешь, кто это был, приятель

???

— Заместитель директора.

Это было не так. Но в этом здании вообще правда как то не приживалась…


Советский отдел был на четвертом — точнее один из советских отделов. На стене, сразу когда заходишь — висел красный флаг, дальше — обстановка напоминала полицейский участок, только на столах не было бумаг — кто заканчивал работу, тот полностью очищал свой стол перед тем как уйти. На стенах были фото из разных городов СССР, взятых в рамки…

Они прошли в кабинет, в котором было несколько телефонов и карта СССР на стене. Над картой — несколько циферблатов, показывающих время в разных городах СССР — Ленинград, Москва, Устинов, Свердловск и другие зловещие названия, от которых дух захватывает. На дверях шкафа — изображение пусковой установки СС-20 «Пионер».

— Ну как тебе, парень? — мистер Коллинс устроился за столом — чаю с печением хочешь?

— Да, сэр, то есть… ну круто.

— Сейчас принесут.

— Сэр, а как мне… выполнять задание?

— Задание? А ты его получил?

— Нет, сэр

Мистер Коллинс улыбался

— Бывает несколько типов агентов, Итан. Одни из них владеют доступом к секретной информации и торгуют секретами своей страны. Ты как мы оба с тобой знаем — доступа к секретам не имеешь, верно ведь?

— Да, сэр

— Есть и другие агенты. Такие агенты проникают в страну — противника, присматриваются и сами узнают ее секреты. Большинство секретов лежит на поверхности, Итан. Например, однажды я был в СССР с визитом как турист. Просто присматривался, смотрел по сторонам, вступал в разговоры с людьми. И знаешь, что я заметил?

— Очереди на заправках. У коммунистов не было бензина! И это дало возможность уже здесь, спрогнозировать их поведение на год…

В комнату вошла женщина с подносом с чаем и печением

— Кто это у нас тут?

— Это Итан Гринвуд, орел скаутов

— Мэм! — вскочил Итан

— Сидите, Итан Гринвуд. Не надо так вскакивать.

— Это мисс Делия, она тебя проинструктирует…

— Проинструктировать сэр?

— Артек, Делия

— А… да, конечно. Итан едет.

Мистер Коллинс не ответил

— Да, мэм.

— В таком случае, молодой человек, вам следует уяснить — вы не в армии. Ведите себя естественно…

Итан перевел взгляд на мистера Коллинса, тот подмигнул

— Девчонка есть?

— Вот, представь себе, что хочешь пригласить ее в кино.

— Так будет только хуже…

— Вот… это уже лучше. Запомни — ты должен вести себя естественно, не думать, что ты вот-вот сделаешь что-то не так, и тебя накажут. Веди себя уверенно

Открылась дверь

— О…

— Я освобожусь через несколько минут.

Человек с тонкими усиками и внимательными, прилипчивыми глазами — посмотрел на Итана

— Молодое поколение?

— Нечто вроде того.


Человека, который заглянул в кабинет мистера Коллинса — звали Олдридж Эймс. А сотрудницу по имени Делия — это была Жанна Вертефей, сотрудник советского отдела, которая первой и выйдет на Эймса как на советского агента.

Но пока все это было под вопросом…


Вечером, они загрузились на ночной Боинг-747 до Франкфурта-на-Майне. Вместе с ним летела мисс Нуланд, мама осталась в Вашингтоне вместе с людьми из Лэнгли, которые оказались не такими как он себе представлял — обычные люди, не похожие на шпионов как в телевизоре. Итан тренировал наблюдательность и заметил, что после визита в туалет, от мисс Нуланд запахло спиртным…

Он все запомнил, но ничего не сказал, потому что разведчик и должен был так себя вести.


На следующий день во Франкфурте они пересели на самолет до Москвы. Это была Люфтганза и там вкусно кормили — не то, что в американском самолете какими-то размороженными полуфабрикатами.


Москва!

Итан иногда представлял себе Москву и коммунистов. Как они живут, как выглядят их города, их работа. Представление обычно было таким — зима, метели, зловещий свет фонарей, одинокие люди в толстой, темной одежде, все с оружием…

В Москве было тепло и светло — бабья осень. Погода была примерно такой же, как и в их родном штате. В аэропорту их встречала средних лет полноватая женщина в странной униформе — белая блузка, синяя юбка, на голове пилотка красного цвета. Она была единственной в такой странной форме, а военных в аэропорте не было совсем — все были в гражданском и хаотически торопились. Она дружески поздоровалась с мисс Нуланд и потащила их на таможню. На таможне был таможенник в будке с окошечком как в Ла Гуардии, и рядом стоял солдат КГБ с автоматом. То, что это солдат КГБ Итан понял по знакам различия, которые ему показали в Лэнгли. Но женщина со странной пилоткой обрушила на него такую лавину слов по-русски, что он и куда деться не знал. Промелькнуло знакомое «товарищ Горбачев!» — и КГБшник совсем смутился и стал подгонять таможенника…

Таможню они прошли быстро, после чего вышли под козырек, где их ждал микроавтобус, подобный Саванне у соседей, но поменьше. Они загрузились в микроавтобус, и покатили в сторону Москвы.

Дорога была… ну примерно как интерстейт, может чуть похуже. Но как же было красиво! Как то раз Итан с отцом был на рыбалке на севере штата, так вот — тут было еще красивее. Казалось что у каждого дерева был свой цвет, который не подберешь на палитре. Красные, рыжие, желтые деревья были по обе стороны от трассы.

Мелькнула стелла — вас приветствует город — герой Москва.

— Итан, верно?

Он оторвался от пейзажа за окном

— Да, мэм.

— А меня зовут Лидия Николаевна, я пионервожатый. Знаешь, кто такие пионеры?

— Да, мэм. Русские скауты

— Пионеры — это юные ленинцы. Ты никогда не бывал у нас?

— Нет, мэм.

— Завтра едет последний поезд, специальный, пионерский. У тебя день для осмотра Москвы. Можем свозить тебя на Красную площадь, показать тебе наш дворец пионеров, встретишься с ребятами. У нас есть группы международной дружбы

— Было бы хорошо, мэм

Итан подумал, что вряд ли он сможет стать шпионом.


Красная площадь его потрясла.

Он жил в городе, в котором было все для комфортной жизни — но ничего сверх этого. У них был дом, как и у всех, они ходили в школу, с папой бывало, ходили на рыбалку и на охоту или просто могли пройтись по лесам с друзьями. В школе он проходил битву при Геттисберге и как-то раз был в Вашингтоне с классом на экскурсии. Но папа постоянно ругал «этих в Вашингтоне», и сам он увидел просто еще один город, со множеством зданий, претенциозных и скучных.

Красная площадь была небольшой, они поднимались на нее кверху, от стоянки туристических автобусов и реки. Но площадь потрясала масштабностью и красотой зданий, которые окружали ее. Собор — но такой какие он никогда не видел, собор Святого Патрика в Нью-Йорке и рядом не стоял рядом с ним. Справа было какое-то здание, похожее на правительственное, а справа — массивная стена красного кирпича с зубцами. В стене был еще один собор и под него въезжали машины.

— А здесь работает мистер Горбачев?

Сопровождающий его молодой человек улыбнулся

— Это ГУМ, магазин. А Кремль — вот он.

Итан уставился на стену с зубцами поверх. Так вот оказывается, какой он — центр коммунистической власти.

С замиранием сердца он спросил

— А фото сделать можно?

Он думал, что ему откажут. Но сопровождающий кивнул

— Конечно.

Он щелкнул раз, потом еще и еще. Он взял два Кодака и пленки, которой хватит, чтобы заснять весь СССР…


Дворец пионеров — тоже оказался совсем не таким как их центр скаутинга. Больше он был похож на какой-нибудь музей или театр.

Там его встретили мальчишки и девчонки которые изучали английский. Правда, английский их был смешной и непонятный — примерно так же говорят британцы, или кузены, как их принято было именовать в США.

Но они весело провели время.

А вот насчет взрослых

Первое — он понял, что они врут. Странно… он это просто видел, и не надо было ничего объяснять. Просто они лживы.

Второе — он понял, что русские и мисс Нуланд имеют между собой что то общее и это было еще более странно. Что у них может быть общего? Но мисс Нуланд привезла в подарок одноразовые ручки, которые за доллар дюжину — и та женщина в пилотке их взяла, он заметил. И они как то странно переглядывались.

Как соседи или родственники, которые понимают друг друга без слов.

Но он не решил, стоит ли писать об этом в отчете, который он начал вести «индейскими» знаками в блокноте…

Все очень странно

27 августа 1985 года

Москва, СССР
Возвращался из мини-турне по странам социалистического содружества я с тяжелым чувством. И дело не в том что поссорились с Раисой Максимовной и я даже не понял, где и на чем я провинился. А в том что я не вижу будущего там. Вот тупо — не вижу.

Хотя…

ГДР может выступить частью моста Париж-Москва-Берлин. Все-таки немцы есть немцы, и если Хонеккер наладит нормальные отношения с Дэном, то мы можем и поучаствовать в китайском экономическом чуде. Как и восточные немцы. Суть ведь в чем? Открытие фабрики в Китае — резко, в разы повышает тираж изделия, а значит — снижает его себестоимость. Следующее поколение, которое привыкло менять гаджеты по мере того как они устаревают, а не ломаются, просто не может понять, как это — купили телевизор или проигрыватель, и это на всю жизнь. А вот так. Тогда — да, они были такими дорогими, именно китайское и корейское экономическое чудо позволило радикально понизить себестоимость и цены на почти все товары и сделать их покупку действительно обыденной. Раньше телевизоры и магнитофоны в СССР продавали по очереди в том числе и потому, что продажные цены не покрывали стоимость их разработки, и государство скрыто дотировало выпуск бытовой техники. Если мы не хотим идти по этому пути, нам надо либо идти в Китай, либо самим становиться Китаем. Или и то и другое разом.

Итак, ГДР может в перспективе стать и донором технологий (одним из) и удаленным торговым хабом Китая, да и всего социалистического содружества с Западной Европой. Югославия если выживет — может стать и нашим форпостом и курортом, и пищевка у них неплохая, сельское хозяйство они не запустили. Да и промышленность — у них например крупнейшие верфи в Европе.

А вот Польша… Польша может быть только подопытным кроликом, на ней можно отработать варианты реформ. Другого не остается, вроде нормальная страна, но с хроническим конфликтом как внутри себя, так и с соседями. Если все время тратить на забастовки — какое тут движение вперед?

С Раисой так нормально и не поговорили — а наутро я поехал в МИД. Обсуждать результаты визита — там придется выступить на коллегии МИД. И намечать контуры следующего…


Министр Добрынин встречал внизу, на ступенях высотки МИД. Вместе с ним — генерального секретаря вышло встречать все МИДовское начальство.

МИДаки. Мудаки…

МИД в России занимается не тем, чем дипломаты занимаются в других странах, и это плохо. Ну, ладно, до поддержки соотечественников за рубежом мы еще не дошли. И это кстати плохо. У нас есть русские диаспоры во многих ведущих странах, включая США, Францию, Великобританию. Работа с ними если и ведется, то на уровне раздачи сувенирных матрешек и приглашений в посольства на скрипичный концерт с фуршетом.

Я долго жил в США в той, другой жизни — и знаю что говорю. Есть страны, для которых поддержание контактов с американской диаспорой является важнейшим направлением внешней политики. К таким странам относятся, например Израиль, в будущем будет (если будет!) Армения. Везде по-разному, но например, тот же коммунистический Китай очень активен в своей диаспоре, и эта активность — отнюдь не наша ГПУшная с похищением генералов в Париже. В США живет огромное количество выходцев из России/СССР. Но при этом, ни связи с ними нет. Ни что опаснее — они полностью неактивны политически. США это ведь действительно весь мир в миниатюре. Политиком там может стать человек самого разного происхождения. Так вот, русские — а их и их потомков до 1 % от населения США, в Нью-Йорке в несколько раз больше, если считать и русских евреев — не представлены в американской политической жизни никак. Нет ни одного русского конгрессмена, сенатора, мэра, судьи. Нет и не было. Это не связано с русофобией, русский не смог бы избраться президентом, но мэром Нью-Йорка — вполне. А русский еврей — наверное, и президентом смог бы. Но нет. Полное отсутствие.

Более того — и голосуют русские очень странно. Известен в американской политике такой феномен как «еврейское голосование». Только евреи единственные из всех меньшинств голосуют за республиканцев, а не за демократов. Евреи, немалое число которых русские — и сами русские. В восьмидесятом — русские, будучи массовыми получателями велфера массово проголосовали за Рейгана, который выступал за минимизацию, а то и отмену всех социальных программ. То есть получатели велфера проголосовали за того кто обещал их велфера лишить.

Это как понять?

У меня есть понимание и оно очень и очень невеселое. Рейган больше чем его конкуренты — демократы походил на тот тип государственного деятеля, который веками правил Россией. Тот, кто способен править жестко и круто, по-государственному. Ну и разумеется, Рейган более враждебно высказывался в адрес СССР чем Картер. Странно, но русские никогда не видели ценности в политике демократов по предоставлению прав и поддержке меньшинств. Сами, будучи уязвимыми, они не считают правильным предоставление кому-то помощи и защиты. Они готовы проголосовать за отказ от помощи другим, даже если получают такую же помощь сами.

Но, так или иначе — это наши бывшие соотечественники, а мы не видим в них никакой ценности и если как-то и называем — то «предателями», «невозвращенцами». Китай себя ведет гораздо умнее, хотя у него там — такие же предатели и невозвращенцы.

Второе — это слабость работы по экономическому направлению.

Во всех нормальных странах МИД большей частью — это торговые агенты своей страны в чужих. Если брать американских послов — то они немалую часть своего рабочего дня посвящают продвижению американской продукции. Боинги, пшеница, пресловутые окорочка. У нас что?

У нас мы либо грыземся и виртуозно хамим. Либо — в дружественных странах — исполняем роль такого имперского наместника и выбиваем поставки. Только в отличие от американцев — бесплатные поставки.

Мне одному кажется, что все это сильно ненормально, что-то прогнило в королевстве Датском — или как?

Перед коллегией — поднялись в кабинет министра, выпили чая. Я коротко рассказал об итогах визита, понятно, что улов небогат — но надо работать.

Заговорили об Америке…

— Как думаете, кто победит в восемьдесят восьмом?

Добрынин покачал головой

— Об этом еще рано говорить, Михаил Сергеевич

— Ничуть не рано. Самое что ни на есть пора. Я, например, ставлю на Буша[38].

— Не ошибаетесь ли, Михаил Сергеевич? Опросы показывают, что вероятность победы республиканцев достаточно низка, американцы разочаровались в правлении Рейгана[39]. У демократов есть много сильных кандидатов. МакГоверн, Байден[40], Джесс Джексон, сенатор Кеннеди…

— Полагаю, что не ошибаюсь. Впрочем, мосты необходимо наводить с обеими партиями. Вы кстати упоминали Джо Байдена… он ведь председатель комитета по международным делам?

— По-моему да — Добрынин явно был удивлен такими моими познаниями — я к сожалению теперь должен следить не за одной страной.

— Это понятно. Я видел его в США, мне он показался разумным и умеренным. Если с кем-то начинать разговор о возобновлении разрядки — то с ним. Неофициально пригласите его, полагаю, эта встреча принесет пользу.

Еще какую!

— Вы упомянули о возобновлении разрядки, Михаил Сергеевич

— Да, это назревшая проблема. Мы не можем и дальше существовать в обстановке вражды и игнорирования. Нужно искать пути к сближению

— Боюсь, Михаил Сергеевич, Рейган настроен именно на конфликт. Он понимает, что агрессивная внешняя политика в чести у американцев, она «продается».

— Ну это слова, жесты, за ними нет реальности. Понятно, что мы не можем и не сможем преодолеть наши идеологические разногласия, наш исторический спор сможет разрешить только время. Но мы можем иметь деловые отношения, примерно такие же как сейчас у США с Китаем. Им идеологические разногласия, почему то не мешают.

Добрынин промолчал, как будто это был упрек ему лично. А ведь на самом деле интересно.

США и Китай начали сближение когда, по сути, труп Мао еще не остыл. Американцы допустили чтобы Китай приняли в ООН — до того место Китая там занимал Тайвань. США промолчали, когда Китай пошел войной на Вьетнам — и огреб там кстати. США спокойно смотрели, как Китай приобретал союзников в Африке, в том числе совсем уж нерукопожатых.

И даже когда Китай раздавил танками мирную демонстрацию у себя в столице — обороты взаимной торговли продолжили бить рекорды.

Вопрос — почему тогда при первом шаге России — это была война в Чечне — США встали на дыбы?

Сложно сказать. Частично — это как раз разочарование в итогах политики по отношению к Китаю и нежелание допустить «еще один Китай». Китай ведь не стал демократическим, схема «рыночная экономика сама по себе влечет демократизацию» не сработала. Наоборот — экономический рост Китая вырвался из-под контроля, и Китай стал просто опасен для США. Россия в данном случае — просто опоздала к очередной исторической возможности

Как всегда — время срать, а мы не ели…

Но частично — возврат к Холодной войне это результат большой и многолетней деятельности лоббистов и диаспор множества мелких стран, начиная с Польши и заканчивая Прибалтикой и Украиной. Каждый раз, когда намечалась большая сделка, они начинали бегать и вопить — нет, только не это, мы маленькие, мы боимся. Каждый из них был достаточно слаб, чтобы что-то изменить — но вместе у них получалась солидная сила.

А у США были исторические обязательства, и они начинали предъявлять новые и новые требования и в итоге все затухало и проваливалось в … тар-тарары.

В принципе я могу назвать человека, который в одиночку очень сильно навредил американо-российскому сближению в девяностые. Это диссидент Натан Щаранский. Будучи избранным в правительство Израиля — он поклялся костьми лечь, но не допустить российско-иранской сделки по ядерным материалам и технологиям. Он почти переселился в Конгресс, жил там, встречался с конгрессменами, сенаторами, убеждал, лоббировал. И вот итог — именно из-за него поправку Джексона-Вэника не отменили еще в 1994 году. А ведь тогда Клинтон был готов предложить России договор о привилегированных условиях в торговле как расплату за уступчивость по НАТО и в целом для поддержки реформ. Но такой договор и поправка Джексона-Вэника были просто несовместимы, а голосование за ее отмену — было провалено.

Кстати Натан Щаранский своего не добился — Ельцин кого-то там отстранил, но контакты не прекратились. Из этого же клубка — следует и открытое в США уголовное дело на Евгения Адамова, которое никто и не помнит…

— Дружится всегда лучше против кого-то.

— Верно, подметили. К примеру, сколько у американцев сидит заложников в руках проиранских группировок в Ливане?

Добрынин оказался к ответу не готов

— Что американцы дадут за их освобождение?

А теперь Добрынин оказался не готов к вопросу

— Но как…

— Это задача КГБ просто ее никто не ставит. У нас есть линии работы с Ираном. Точнее, давления на Иран.

— Иран, это феодально-клерикальная диктатура наиболее реакционной части иранской буржуазии, наиболее агрессивной части клерикалов и части армии и спецслужб. Придя к власти — они первым делом бросили в бывшие шахские застенки коммунистов и прогрессивную часть интеллигенции, потом перераспределили землю в свою пользу, чтобы эксплуатировать крестьян. Нас они называют малым Сатаной и пытаются вести агитацию. Каков смысл налаживать взаимопонимание с таким режимом? Что нам может дать дружба с таким Ираном?

— Давайте попытаемся дружить с США против них.

Добрынин явно не успевал

— А потом?

— А потом будет потом

Главное чтобы было это — потом.


Потом состоялась коллегия министерства

Я выступил с краткой речью. Если тезисно

— Больше внимания обращать на углубление экономических связей

— Искать и находить просоветские элементы внутри стран пребывания, поддерживать и опекать их

— Работать в диаспорах, где такие есть

— Не искать конфликтов, а достойно представлять нашу родину.

Общее впечатление… ну так себе. Понятно, что сейчас МИД это сборищ сынков и дочек, здесь как медом намазано — загранкомандировки, валюта, машину можно привезти. Как говорится, а что это вы меня Родиной пугаете…

Проблема в том, что пока есть то, что есть, и пока не взрастим другое поколение — придется иметь дело с этим. Слишком долго лгали и юродствовали, чтобы сейчас требовать искреннего патриотизма и правды.

Затем собрали коллегию МИД в усеченном составе — обсудить состояние дел в странах социалистического лагеря. Там я не стеснялся в выражениях

— … плохо работа идет, товарищи. И проблема эта — носит системный характер. Первое — странами соцлагеря занимается одновременно Международный отдел ЦК и вы. И еще несколько ведомств по своим линиям. А получается у семи нянек…

— Второе. Самое перспективное направление для молодого дипломата куда?

— США. Дальше страны Западной Европы. Главный противник. Страны соцлагеря считаются этаким карьерным тупиком. Ну, возразите?

— Меж тем, если посмотреть объективно — значительная часть наших внешнеполитических трудностей прямо или косвенно инспирирована именно странами, сделавшими социалистический выбор. Считаем: конфликт с титовской Югославией раз. Венгрия — два, пришлось вводить войска. Чехословакия — три. Польша — четыре, к счастью тут обошлось без ввода войск, но кто скажет что проблема решена? Говорите!

— Китай — пять. Отношения с Китаем в невыразимом состоянии, только подумать — социалистическая страна вместе с главной капиталистической оказывает помощь афганским бандитам. Это придумать только!

— Каждая проблема, какую мы испытываем в отношениях с социалистическими странами — обостряет и без того высокий уровень международной напряженности, дискредитируют СССР как мирное государство, бросают тень на весь социалистический лагерь и социализм в целом. Если проанализировать нашу внешнюю политику последних сорока лет — то можно прийти к выводу, что каждый названный мною кризис приводил к тяжелым и долгосрочным негативным последствиям для СССР и его политики. Это и срыв торговых сделок и санкции и вой капиталистической прессы. Доходит до того что СССР называют империалистической страной, которая имеет колонии. Но все это имеет первопричиной допущенные кризисы в странах соцлагеря, которые не смогли вовремя распознать, предупредить, предотвратить, а если предотвратить не получилось — то хотя бы решить мирными средствами, не прибегая к силе. Подчеркиваю, товарищи, каждая силовая акция предпринимаемая нами — бросает в итоге на нас такую тень, дает капиталистическим борзописцам такую тему для критики — что еще неизвестно, товарищи, не является ли такой лекарство вреднее самой болезни.

— Мы должны проанализировать случившееся, товарищи, проанализировать беспристрастно, по-научному, как и подобает большевикам, и сделать суровые, но необходимые выводы. Отношениям со странами социалистического содружества мы должны придавать первостепенное значение. Посольства должны комплектоваться не по остаточному, а по приоритетному принципу. Изучение стран соцлагеря должно быть поставлено на постоянную, научную основу. Нельзя скрывать и замалчивать те факты, что в указанных странах все еще есть пережитки прошлого, такие как русофобия и советофобия. Далеко не все граждане этих стран разделяют тезисы дружбы народов, есть и те, кто отрицает классовый принцип в угоду национальному, не понимает, что в любой капиталистической нации есть эксплуататоры и эксплуатируемые, грабители и ограбленные. И отсюда — проистекают и попытки реванша, последняя из которых имела и имеет место в социалистической Польше…


После началось обсуждение, я сразу пресек словоблудие и начали думать, что со всем с этим делать.

Как оказалось, у нас нет института Восточной Европы — как и института Европы в целом. Институт США есть, Стран Азии и Африки есть. Европы — нет.

Нет института — не готовятся специалисты, не ведутся научные работы, не защищаются диссертации. А потом — откуда что берется.

Решили создать.

Решили увеличить число стипендий и приглашений для обучения ребят из соцстран в советских ВУЗах. Активизировать практики международного обмена.

Решили увеличить взаимный туристический обмен.

Кстати интересный вопрос, который я пока не рискнул поставить — но скоро поставлю. Почему жители стран соцлагеря не могут жить и работать друг у друга?

Так сразу и не скажешь. Точнее не признаешься. Потому что и своим не хватает, еды, жилья, товаров народного потребления. А это нормально вообще?

На мой взгляд, одной из глубинных причин кризиса Восточной Европы, до которого еще лет тридцать — является замкнутость и изолированность стран соцлагеря не только от стран каплагеря, но и друг от друга. Да были какие-то обмены, туризм, дружба по линии партийной, комсомольской, пионерской. Но все это было активизмом, затрагивало пять- семь процентов населения. Народная же толща в этих странах могла всю жизнь прожить, не видя ни одного иностранца.

На Западе же активно ездили уже тогда — и не только как туристы, но и по работе, по делам. Британцы например еще в семидесятые просто оккупировали дешевую Испанию, а немцы — Турцию и Египет.

Наше же воспитание ксенофобии, несмотря на мантры о дружбе народов — вскоре даст свои недобрые плоды. Именно этот «пассив» эта народная толща — станет потом избирателями Мечьяра, Качиньских, Орбана. Именно они окажутся наиболее уязвимыми к национализму переходящему в ксенофобию.

А я все-таки верю в Европу от Лиссабона до Владивостока. И если мы хотим чтобы она стала реальностью — менять таких людей надо уже сейчас.

Что еще?

У нас ведь есть МИД Белоруссии и Украины. Да, свои МИД со своими ВУЗами и прочим. Польша неофициально закреплена за МИД Белоруссии — хорошее начинание, пусть украинцы подтягиваются. Распределить страны, работать по двум уровням — Москва и Киев, Москва и Минск.

Ну и понятно, экономическое сотрудничество. Без него никак.

28 августа 1985 года

Москва, РСФСР
Утром — коллегия ГКЭР, первая в истории этого ведомства. Надеюсь не последняя — в моих планах сделать это ведомство таким же влиятельным, как например Министерство промышленности и торговли Японии. Только что утвердили штатное, по нему у меня один первый зам — Маслюков и два просто зама — Валовой и Егор Гайдар. По факту у нас уже сейчас есть две команды. Валовой разрабатывает пакет реформ для промышленности, Гайдар — для торговли и частного сектора. На Гайдаре так же будет приватизация, правда не такая, какую провели в итоге. Начнем с приватизации сферы услуг — парикмахерские, ателье, бани, прокат вещей, кафе, такси — там все равно государству делать нечего, да и воровство сплошное. Но приватизировать будем не по балансовой, а по оценочной стоимости (а для этого надо создавать институт оценки и оценщиков), преимущество будет отдаваться трудовым коллективам, выплаты будут растянуты во времени — этакая аренда с выкупом. В реальности, кстати, так и было во время перестройки, так что приватизацию начал не Чубайс, а Рыжков, но было два нюанса. Даже три. Первый — выкупали по остаточной стоимости. Второй — даже эти деньги платили в рассрочку, а в итоге они были просто съедены инфляцией, то есть государство эти объекты просто потеряло. И третье — какой смысл проводить приватизацию, если нет налоговой системы? В приватизации ведь есть смысл, здравое зерно — государство отдает в частные руки убыточные предприятия, получает за них какие-то деньги, и вдобавок — претендует на налоги. Которые надо платить, вне зависимости от того убыточное предприятие или прибыльное. А приватизация без налоговой системы — это просто раздача имущества в частные руки…

К моему удивлению — Валовой и Гайдар сработались, не лезли на территорию друг друга, и Гайдар был далеко не таким либеральным, как это могло бы казаться. Все никак у нас не поймут, что решения Гайдара образца 1992 года были вызваны совершенно отчаянной экономической ситуацией — а нам до нее далеко. Или перегибы при приватизации — кто например, помнит малую приватизацию Рыжкова? А ведь там ушли как раз те объекты, которые и надо было в первую очередь приватизировать, ушли за бесценок куда хуже, чем при Чубайсе, а деньги тут же были проедены. А залоговые аукционы? Никто ведь не помнит что сам формат залоговых аукционов вместо нормальной продажи с нормального аукциона за нормальные деньги — был принят именно потому, что Дума запретила продажу этих предприятий…

Затем отдельно встретился и с Валовым и с Гайдаром.

Валовой раскопал в архивах интересное дело. Оказывается при Сталине после войны были созданы два бюро. Бюро по внедрению новой техники, и бюро по материально-техническому снабжению. Бюро по новой технике возглавлял Каганович, и после прихода Хрущева оба бюро были ликвидированы. И с тех пор у нас начало нарастать отставание в промышленности.

Суть ведь в чем? В американской экономике стимулом к обновлению фондов, продукции является конкуренция. В советской экономике нет конкуренции, а значит — и нет стимулов к обновлению. Почему то Сталин это понимал и придумал бюрократическое квазирешение проблемы. Нет конкуренции — зато есть товарищ Каганович, который ругается матом и может в морду дать — кстати, неспроста думаю, на эту должность поставили именно Кагановича, самого грубого и бесцеремонного сталинского наркома. А как не стало бюро и Кагановича — так и ушла проблема на второй план. Как купили Жигули — так и клепаем одно и то же. Смена модели — это ведь куча работы, сбои в работе конвейеров, трата денег, согласования, подтягивание смежников — сильно неблагодарная работа, однако. Спасибо не скажут, а план не дал — накажут. При Брежневе — проблема в какой-то части решалась закупками целых заводов и неизбежным в таких случаях освоением новой номенклатуры смежниками. Ваз, КАМАЗ — дал толчок целым отраслям. Но планомерная работа по внедрению нового — ведется плохо.

Так что однозначно пока нужно это бюро!

Насчет бюро по материально-техническому снабжению сказать сложнее — хотя пока, наверное, нужно и оно. В любой отрасли есть проблемы со смежниками, освоившими очковтирательское выполнение плана «по валу» а не по номенклатуре, в результате чего из-за нехватки порой копеечных деталей стоят конвейеры гигантов. Излечить эту проблему поможет как раз предлагаемая Валовым система оценки предприятий «не по валу», а по комплексным показателям — но пока и административный рычаг нужен. Хотя бы для того чтобы выявить недобросовестных…

— Оформляйте как предложения, вынесем на Совмин. На Политбюро не надо, нет смысла. И третье бюро надо — по качеству.

— Мы уже прорабатываем реорганизацию госприемки…

Я поморщился

— Дмитрий Васильевич, госприемка — это не то совсем, я же вам говорил. Когда госприемка на выходе вылавливает бракованное изделие — толку от такой борьбы за качество не так много. Бракованное изделие-то произведено, ресурсы на него потрачены. Часть брака можно исправить, но часть — уже нет. Надсмотрщик над предприятиями не поможет, я уже говорил, что необходимо изучать систему Деминга, производственную систему Тойота, выявление брака на ранних стадиях. У вас ведь запланирована командировка во Львов?

— На следующей неделе

— Вот, поговорите с местными товарищами, изучите их почины и наработки по качеству. И надо готовиться изучать иностранный опыт. Выходить на контакт с той же Тойотой, посылать людей на стажировки. Если надо десять тысяч человек послать — пошлем десять тысяч, пусть смотрят, учатся, встают на конвейере работать — это все равно меньше того что мы теряем от брака и бесхозяйственности…


Переговорил и с Гайдаром. Поговорили о соотношениях коммерческих— государственных цен. К моему удивлению Егор Гайдар проявил себя противником свободных цен, указывая на то, что в Югославии они стали одним из локомотивов инфляции. Я сказал, что локомотивом инфляции явилась скорее неконтролируемая эмиссия — а ведь в Югославии каждая республика имела право эмиссии. Но так ни к чему и не пришли — Гайдар согласился взять проект на доработку. И мои аргументы, что в СССР уже были коммерческие цены при Сталине — его не убедили.


Интересные мысли приходят по ходу. Чем больше я изучаю — вынужденно — экономическую историю СССР, тем больше прихожу к вывожу, что Сталин неплохо, очень неплохо разбирался в макроэкономике. При всем моем отвращении к этому историческому персонажу — он, судя по его действиям, понимал сильные и слабые стороны социалистической экономики по сравнению с капиталистической — и слабые пытался парировать, хотя бы и чисто бюрократическими методами. После него — этим уже никто не занимался, просто частично обезьянничали с Запада, частично занимались текучкой и латанием дыр…


Потом пришлось ехать на стройку, в Подмосковье. Перерезать ленточку — открывали новый пивзавод[41].

С чехословацкой стороны были представители посольства, в том числе и сам посол Завадил, СЭВ и ОМНИПОЛ — чехословацкой экспортной конторы. Пивзавод полностью купили в Чехии, причем расплатились большей частью валютой а не зачетами в рамках СЭВ.

Я это узнал только вчера. И первый вопрос, что я задал: если идет перекос по зачетам в рамках СЭВ в пользу Чехословакии, то почему бы не поднять цены на поставляемые газ и бензин.

А в ответ тишина, взятая за основу…

В ожидании приезда генерального секретаря — на стройке, конечно, прибрались, но все-таки грязь еще оставалась. Так получилось, что я бывал в той, другой жизни на экскурсии на пивзаводе — просто в США проводят такие маркетинговые акции, а у меня было время — и почему бы не сходить? Бросилось в глаза — тот американский завод был больше раз в пять, что понятно, мне доброго настроения не прибавило…

Интересно, а бесплатно такой завод получить — не? Слабо?

Поработал открывашкой, перерезал ленточку, послушал аплодисменты, потом подошел к послу Завадилу

— Товарищ Завадил, поздравляю.

— Да что вы, это мы должны вас поздравлять. Трудящиеся получат настоящее чешское пиво.

Я покачал головой

— Товарищ Завадил, мне тут на днях одну историю рассказали. Нехорошую, некрасивую. Купили мы предприятие по производству обуви. Проектная мощность — миллион пар в год. Купили, запустили. Как итальянцы уехали — так у нас нашли рационализаторы, которые решили для рационализации и снижения стоимости — исключить из технологической карты часть операций. Исключили. Рационализаторы получили премии, зато ботинки теперь не сравнить по качеству с итальянскими. Разваливаются на ходу

Посол покачал головой

— Наказывать надо таких рационализаторов.

— Можно и наказать. Одного накажешь, другого. А можно сделать так чтобы предприятием владели итальянцы. И отвечали за качество продукции.

Посол насторожился

— Я это к чему, господин посол. Тут мы решение приняли — будем повышать цены на водку, портвейн, крепленное вино и коньяк. А на пиво и натуральное вино — не будем. Если уж люди выпивают — то пусть выпивают не водку, а натуральные, да и менее градусные напитки. Спрос на пиво в СССР соответственно будет расти.

— Это очень правильно — сказал посол — у нас тоже рабочие пиво после работы пьют, не так вредно. Пиво, это зерно и хмель и больше ничего

— Водка тоже зерно, ну, ладно. Почему бы чехословацким фирмам не поставить в СССР свои пивоварни и работать на них же, продавать пиво. Мы поможем с оборудованием, торги и ресторанные объединения договоры заключат. Настоящее чешское пиво, скажем, в Ленинграде. Таким образом будет крепиться настоящая, советско-чешская дружба!

Посол был явно не в восторге судя по его кислому виду, но сказал что пошлет запрос в правительство. Но понятно, что он предпочел бы деньгами. Долларами. Переводными рублями они платят только за наши нефть и газ и то — копейки…

Короче, мы вас ненавидим, а вы нам должны. А вот хрен! Крепите дружбу не словами, а делами! Не хватает денег на нефть и газ — заработайте! А мы пиво будем пить.


С завода — я отправился в министерство сельского хозяйства…

В СССР верным способом погубить карьеру человека — было отправить его на сельское хозяйство. Это была черная дыра бесхозяйственности, в которую как в топку летели миллионы и миллиарды — но накормить страну так и не получалось. Смех смехом — но в неурожайные времена страна обладающая четвертью мирового чернозема — закупала зерно десятками миллионов тонн. Особняком в плане проблем снабжения стояла Москва — ради того чтобы накормить ее, обирали всю среднюю полосу РСФСР, а потом жители Нечерноземья ехали в Москву и вывозили из нее все что до того туда свезли. Что такое — длинное, зеленое и колбасой пахнет? Ответ — электричка из Москвы.

Я намерен был заняться проблемой сельского хозяйства в приоритетном порядке, потому что именно нехватка продуктов питания, даже самых необходимых сыграла решающую роль в неуклонном росте социальной напряженности в конце восьмидесятых, что страну и угробило. Особой оппозиционности то и не было — но пустые полки говорили сами за себя, по ним оценивалась эффективность власти в целом. Какая перестройка — жрать нечего! Если в течение двух-трех лет не закроем дефициты по продуктам питания — реформы можно и не начинать…

Я примерно знаю, что вы сейчас думаете. Вот, пришел такой умник и все разрулил. У меня, господа-товарищи, есть два стратегических преимущества. Первое — это послезнание, то есть я не предполагаю, а точно знаю, что если поступить так то и так то — то итог будет таким. Я говорил, по моему — по местным меркам я доктор экономических наук, не меньше. И второе — это много лет жизни в стране с самой развитой экономикой мира — поэтому я не предполагаю, а точно знаю как должны выглядеть институты и как работать механизмы и какие. Местные — понятия не имеют, даже академики. Взгляды на экономику, осведомленность об элементарных вещах здесь такая, что хочется биться головой об стену.

Но есть и проблема. Американский опыт впрямую применять нельзя. Так можно разрушить то неплохое, что тут есть — и не получить ничего хорошего. А как наложить американскую матрицу на совершенно другую страну, не сломав ни то, ни другое. И как сделать так, чтобы от экономических реформ выиграли добросовестные люди, а не теневики. Ведь основная причина провала экономической программы перестройки — ее авторы не учли наличие в стране мощного деструктивного класса мелких и крупных теневиков, которым было выгодно разрушить экономику, а не реформировать ее. В девяносто первом именно это и произошло — теневая экономика заменила полностью разрушенную официальную…

— Если знаешь кто, сажать надо сейчас.

— Все

— Что — все.

— Если сажать то всех.

— Ну ты не очерняй.

— А чего тут очернять? И так черным черно. По сути вы в СССР дожились до того что каждый хоть раз но давал какую-то взятку. Не обязательно деньгами. Продавщице за кусман мяса с задней двери магазина. Врачу — чтобы отнесся по-человечески. Директору спецшколы — чтобы сына устроить…

— Так уж и все.

— Почти все. Любой, кто дал взятку готов, и украсть, и взять взятку. Как говорится, женщина один раз целку теряет

— Ну, ты скажешь…

— Опровергни

— Не хами.

— Съехал. Вопросов больше не имею.


В Минсельхозе все уже знали о моей поездке во Владимирскую область, потому на коллегии первый вопрос подняли по развитию частного скотоводства на селе. Служить бы рад, прислуживаться — тоже. Еще и пытаются исподволь спихнуть с себя ответственность — вот только если народ сам себя кормить будет, вы то тут зачем всем министерством а? Я послушал — послушал, потом заметил

— Товарищи…

— Нам надо понимать, что для скотоводства, и молочного, в том числе есть три уровня. Это современные комплексы с привязным содержанием — корова не гуляет по пастбищам, ее кормят на месте. Это колхозные фермы и буренки. И это частное владение. Частное владение — да, мы расширяем, и будем расширять. Но это не панацея, это способ накормить само село и мелкие города. Москву с колхозных рынков не накормишь. А если смотреть в будущее, то и колхозные коровы не накормят, будущее за специализированными хозяйствами на пять и более тысяч голов которые только этим и будут заниматься — молоком и мясом и более ничем

— Что будем делать, чтобы накормить Москву?

— Каждый четвертый килограмм мяса едим не свой, товарищи[42]! В отдельных регионах — даже картошку нельзя купить свободно. Что дальше — талоны? Продуктовые карточки.

Сидят. Смотрят виноватыми глазами обосравшихся. Вообще… выбили крестьян, получили в итоге жуткий гибрид человека и раба, трусливый с начальством, бесцеремонный с подчиненными. Каждому нужен барин. У колхозника барин — председатель. У председателя — секретарь райкома. У секретаря райкома — областной уровень, и так далее. А для министерства, для коллегии, барин — я. Вот приедет барин, барин нас организует…

— Только что я вернулся из Югославии, где на примере видел пример очень успешного сельского хозяйства. Причем на горных почвах, в горах, не на черноземе…

— Так там лето шесть месяцев в году…

Я посмотрел на говорящего.

— Если вы считаете, что объективные обстоятельства не позволят нам добиться поставленных целей, накормить, наконец, народ — вам на коллегии делать нечего. Не смею вас задерживать.

Повисло тяжелое молчание. Потом — неосторожно сказанувший — вынужден был встать и выйти из кабинета. Остальные боялись на него смотреть…

Я кстати не сторонник таких вот публичных расправ, тем более в начале дискуссии. Задает неправильный тон. Но иногда это необходимо. Любое министерство — как и любая организация вообще — это не богадельня. Здесь должна быть цель и команда, которая ее достигает. Если есть люди, которые считают, что цель недостижима или неправильна — то и в команде их быть не должно. Они балласт. Они будут делать все, чтобы не достигнуть цели, даже могут начать вредить, чтобы оказаться правым в своем мнении, что цель не достичь.

— Еще кто считает, что мы не сможем закрыть дефициты по всем основным группам продуктов питания за эту пятилетку?

Молчат. Боятся. Народ, конечно достался. Советский чиновник — редкая мерзость. Но и другого нет…

— Все отговорки, что у нас длинная зима, короткое лето, не те почвы, не тот климат — я считаю отговорками и не более того. Та же Канада, несмотря на северное ее расположение — не только полностью обеспечивает себя зерном, но и экспортирует его. США, Аргентина — это все крупные экспортеры. Мы занимаем шестую часть суши, в нашем распоряжении четверть мирового чернозема. Мы, наконец вооружены марксистско-ленинской теорией. В этих условиях закупать зерно, чтобы прокормить себя я считаю позором. Пока мы ищем себе оправданий, другие берут и делают!


Снова начали думать, разбирать опыт кооператива Агрокоммерц. Думать, как перенести его на нашу почву.

Пришли в итоге к следующему

— Прошло мое предложение организовать при министерстве еще одну коллегию только на этот раз из наиболее успешных руководителей колхозов — миллионеров для изучения, внедрения, апробации опыта, рассмотрения всего массива существующего законодательства и вновь разрабатываемых актов с целью определить, какие устарели, какие мешают, какие просто вредят — и отменить или изменить их.

Работать будем сессиями: четыре-пять человек в президиуме на постоянной основе, остальные приезжают на сессии. На каждой сессии переизбирается президиум с тем, чтобы каждый имел возможность и в Москве поработать и свое хозяйство не забросить.

— По программам обмена будем приглашать иностранных фермеров, и руководителей хозяйств и активизируем программу зарубежных стажировок. Она есть, но идет, ни шатко, ни валко.

— Опыт Агрокоммерца показывает, что разрешать хозяйствам заниматься побочной деятельностью надо еще более активно, чем мы предполагали. В сущности — надо перестать рассматривать колхоз исключительно как средство эксплуатации земель и занятости сельского населения — а рассматривать как коллективную форму жизни и работы в сельской местности. Причем направление работы вообще не имеет особого значения — главное чтобы люди были заняты, чтобы производимое им находило потребителя, чтобы на село приходили деньги.

— Организуем особый фонд, даже два. Первый — исключительно на строительство крупных мясо-молочных комплексов регионального уровня. Второй — на поддержку строительства самими колхозами предприятий консервирования и глубокой переработки продукции. Есть Агропромбанк, специально для кредитования сельского хозяйства — он выдаст кредиты, а мы, государство — еще и компенсируем хозяйствам часть стоимости оборудования. Бери — делай. Причем над этим над всем будет человек в ранге замминистра сельского хозяйства, который будет только на этом.

Еще один урок, который я усвоил в США — если хочешь изменений, найми людей, которые будут заниматься только этим и спрашивай с них только за это. Любая организация стремится к стабильности, и если поручить изменения тем, кто двадцать лет занимается текучкой — ничего не выйдет. Со временем — я полагаю, мы даже введем должность министра или председателя госкомитета по реформам. Потому что ни одно ведомство не способно реформировать себя само.

Увы


Примерно в это же время, Егор Тимурович Лигачев делал два дела — обедал (обед ему принесли из столовой) и пытался разложить кадровый пасьянс. При этом он пользовался методом «семнадцати мгновений весны» — написал фамилии на листки бумаги и сейчас пытался разложить — кого куда.

Щербицкий пока остается, но судя по тому, как он вляпался — пенсия не за горами. Михаил дал понять, что рассматривает Добрика со Львовщины — отлично, а кого тогда на Львов? Львов — место непростое, абы кто там не подойдет не примут. Считай, заграница.

Подходит Секретарюк[43]. Он был и в горкоме и в горисполкоме Львова, должен справиться. Но кого тогда на горком?

А на Москву кого?

У Лигачева был в кадровом резерве его зам, Юрий Петров[44]. Он созрел для самостоятельной должности, рос на Урале в Тагиле, а там непросто. Но потянет ли он?

С Грузией что делать? Решение назначить Пирожкова уже не и.о. а полноправным секретарем — это вызов, который может кончиться бунтом. Лигачев хорошо знал, что тамошний республиканский актив — это не Белоруссия и даже не Латвия. Не захотят и не проголосуют. А это скандал, тогда и под ним кресло пошатнется.

Стук в дверь оторвал его от мыслей

— Да, зайдите

— Не помешаю?

Лигачев смел все карточки в кучу

— Нет, заходите

Это был Михаил Иванович Халдеев, главный редактор журнала Партийная жизнь, и заместитель председателя ревизионной комиссии ЦК КПСС. Кажется, какой-то там родственник покойного Суслова.

— Егор Кузьмич, посоветоваться вот пришел…

— Давай, давай

Халдеев покосился на тарелку с недоеденным, Лигачев раздраженно отставил в сторону. Это кстати тоже от Горбачева пошло — ему приносили в кабинет, и он там обедал на бегу.

— Мы вот статью приготовили в номер. От имени Михаила Сергеевича. Показали, как положено, он правки внес.

— Ну и?

— Вот тут правки… они чисто социал-демократические. А вот эта даже противоречит партийной программе…

Лигачев смотрел в перепечатанный на хорошей машинке текст, наливаясь злостью

— Ты от кого ко мне пришел? Кто с тобой?

— Егор Кузьмич…

— Или сам придумал? Тут заговорщики не чета тебе были. Вылетели как пробка из бутылки!

— Егор Кузьмич, да я…

— Шатать партию я не позволю! Слышите — не позволю!


Когда Халдеев, белый как мел выбрался из кабинета, пятясь — Лигачеву стало стыдно. Сорвался на человеке, нервы не выдерживают. Считай без году неделя в ЦК — а фактически тащит работу свою и часть Первого. Идеологией тот мало интересуется.

Он подвинул статью. Почитал

Еще раз. Интересно, конечно, действительно ошибки.

Может, Раиса Максимовна правила? Ходят слухи что она чуть ли не главный советник у Первого. Ночная кукушка…

Как он мог так поправить…

Интересно действительно социал-демократия. Кстати не новое явление в ЦК, при Брежневе работала группа консультантов, Брутенц там был. Вот он их и называл «мои социал-демократы», без злости кстати.

Но в партийном журнале такое писать.

Снова вернулось — Грузия, Украина, Москва. Свистопляска…

Подумалось — кому эти статьи нужны вообще? Мы сейчас как белки в колесе, подготовка к зиме, к уборочной, к паводку, стройки, еще стройки, визиты. Сейчас вон первый затеял еще — реформы…

А эта писанина…

Тяжело вздохнув, Лигачев подвинул текст и начал править, чтобы было «как надо».

28 августа 1985 года

Вашингтон, округ Колумбия
Говорят, что должность вице-президента США не стоит и ведра теплых соплей — как сказал кто-то из вице-президентов. Это далеко не так, может когда-то так и было — но не сейчас. В апогее Холодной войны, среди шпионских и дипломатических игр — один человек просто не мог справиться с тем объемом работы, которую предусматривала президентская должность. Вопрос, что именно делегировать вице-президенту — в каждой администрации решается индивидуально. Сейчас — Буш помимо обычной представительской работы курировал органы госбезопасности и занимался взаимоотношениями с хорошо им знакомым Китаем

А сейчас Джордж Буш собрал группу, замешанную в том, что позже станет скандалом Иран-Контрас…

Суть скандала была в следующем. В семидесятых годах на Ближнем Востоке не было более близкого партнера у США чем Иран. США занимались всеми проблемами модернизации страны, продавали шаху оружие. О степени близости говорил тот факт, что США продали Ирану наземную версию палубного истребителя F14 — это был единственный покупатель и даже Израилю этот самолет не продали. Да вот потом случился переворот — и к власти во главе бешеной толпы полуграмотных клерикалов пришел высокий седой старик с черной бородой и высоким, злым голосом, изрекающим призывы к ненависти и войне. ЦРУ и Госдепартамент США полностью ошиблись в оценке степени опасности аятоллы Хомейни, считая его не более чем странным дедушкой в чалме, который вот-вот умрет. Сотрудники посольства и даже станции ЦРУ в Тегеране не знали про ислам либо совсем ничего либо самые общие вещи. Например, политический аналитик посольства потом сказал, что думал, будто призывы к джихаду[45] — это призывы проповедовать ислам. Он убедился в своей ошибке очень скоро — когда посольство со всеми сотрудниками захватила бешеная толпа, его поставили на колени и угрожали голову отрезать…

Вообще, в США практически ничего не знали об исламе. Сами США религиозная страна, и они не видели в религиозности на Востоке ничего плохо. Степень ненависти арабской улицы они сильно недооценили. Прозрение началось с двух вещей — с исламской революции в Иране и с убийства Анвара Садата.

После этого — всех американцев из Ирана попросили, кого по-хорошему, а кого и по плохому, а усатый тип по имени Саддам Хусейн, у которого в кабинете висел портрет Гитлера[46] — решил, что пришло его время. Американцы в это время прекратили поставки запасных частей и боеприпасов к своему оружию, тогда иранцы через свой «коминтерн» — партию Хезбалла — наловили в Ливане американцев и стали шантажировать США заложниками. Сами США пришли к выводу, что блокада Ирана не только невозможна, но и провоцирует куда более серьезные вещи — например, возможность вторжения СССР. Тогда начались тайные контакты Белого дома и иранских деятелей, которых белый дом счел умеренными. К таким отнесли гражданского президента Хашеми Рафсанджани и его ближайшее окружение…

Одновременно с этим — в Латинской Америке в небольшой стране Никарагуа народ сверг своего диктатора — последнего подонка Антонио Сомосу по прозвищу «тачито» (нелегальная свалка мусора). О методах, какими он пользовался в политике, говорит такой эпизод — однажды дом его политического противника расстреляли из танка. Сомосисты бежали в соседние страны и начали партизанскую войну. Их называли «контрас» что означает «те, которые против». Молодой президент Никарагуа Даниэль Ортега запросил помощь у СССР, а вот у контрас вышла промашка. Сомоса — его кстати убила в Парагвае диверсионная группа — был настолько грязен, что Конгресс наложил запрет на оказание любой помощи Контрас. Но администрация выступала как раз за организацию такой помощи — и тогда придумали вот что. Поставки в Иран запасных частей и боеприпасов (они тоже были запрещены законом) шли через армию Израиля и одного подонка по имени Манучер Горбанифар. Подонка… потом стало известно, что когда его больше часа допрашивали на детекторе лжи, он ни на один из более чем пятидесяти вопросов не дал правдивый ответ. На детали и боеприпасы наценяли по 700-1000 %. Конечно, часть забирали израильтяне, часть — Горбанифар, но и на долю американцев оставалось немало. Все это скапливалось на транзитных счетах безо всякого учета — вот тогда-то полковнику Оливеру Норту из Совета национальной безопасности США и пришла в голову гениальная идея использовать неучтенные деньги от торговли с Ираном на финансирование контрас. Получалось как бы два в одном, первый раз нарушали закон при торговле с Ираном, второй — при поддержке Контрас. Но так как деньги не проходили через бюджет — Конгресс это не видел.

Полковник Оливер Норт[47] был типичным продуктом времен позднего Вьетнама — молодой, беспринципный, обучившийся цинизму в политике на примере политики Вьетнама и готовый на всё. Таких было полно в коридорах власти, что Пентагона что Госдепа, они предлагали напасть на Саудовскую Аравию, на Иран, на Пакистан и не только на эти страны. В сущности их мало что сдерживало.

Сейчас Буш, находясь на своем посту в военно-морской обсерватории[48] (официально у него болела нога) надев очки просматривал документы, связанные с движением денежных средств по счетам подставных фирм, связанных с делами Иран-Контрас. Он в свое время был руководителем небольшого банка (еще в шестидесятые) и знал, что главное — это учет и контроль

Где поставлен учет — там зерно не утечет…

Денег было много. Даже с учетом расходов — они уже купили для контрас не один самолет. На базе Херлберт-Филд во Флориде работал центр подготовки, где карателей обучали американские спецназовцы. Рассматривалась возможность найма карателей из Сальвадора, где в последнее время поутихло…

Закончив с подсчетами, он поставил косую черту, что означало подпись и вернул документы полковнику Норту

— Что по текущим потребностям?

— Закрываем всё кроме ракет Тоу. Они хотят тысячу штук

Буш выругался

— Еще чего они хотят!

Саддам Хусейн использовал советскую тактику массированно применяя бронетехнику, потому Тоу нужны были как воздух.

— У нас у самих нет столько. И они тянут с возвращением заложников! Скажите этой крысе Горби, больше ничего пока мы не получим реальные доказательства дружественности

Норт пожал плечами

— Что им мешает похитить еще кого-нибудь, сэр?

Буш зло посмотрел на Норта, но ничего не сказал

— Миссури этой ночью выходит на артиллерийскую позицию — сказал он откинувшись в кресле — часть снарядов пойдет по лагерям беженцев. Это не связано с теми документами, которые вы принесли, но мистер Норт. Дайте понять этим чалмоносцам… и постарайтесь чтобы они поняли. Кто бы с нами не играл. В какую бы игру с нами не играли… в выигрыше в любом случае будем мы. Мы самая сильная страна в мире. Мы устанавливаем правила игры. И мы же решаем когда их менять…

— Да, сэр — только и ответил Норт

— В таком случае, я вас не задерживаю…


Когда Норт вышел, Буш откинулся в кресле, закрыл глаза…

Январь, много лет назад. Сильная метель, много снега… мело тогда ужасно. Верховный судья США Эрл Уоррен держит конституцию, на которой присягает высокий молодой человек со снежинками в волосах. Рядом — полный генерал Дуайт Эйзенхауэр он болен, с трудом встал с кровати — но он не мог не прийти

Молодой человек говорит в микрофон, голос у него молодой, звонкий. Да будет известно и друзьям и врагам этой страны, что факел Свободы передан новому поколению американцев. Я не уклоняюсь от этой ответственности, я приемлю ее!

Люди кричат как безумные

В Техасе его отец выключает телевизор, злобно говорит — япошки не доделали кое-какую работу. Он молчит, он не согласен с отцом…

Сколько прошло с тех пор времени…

Теперь на повестке дня — Вьетнам, Китай, Ливан, фашиствующие полковники с блеском в глазах. Как, ради всего святого, как они дожились до такого?!

И как жить дальше.

— Сэр…

— Сэр.

Буш вернулся в реальность. Это был его пресс-секретарь

— Пользуясь случаем план на следующую неделю.

Буш поворошил бумаги

— Есть что-то интересное?

— Вообще то да, сэр

— Советская съемочная группа рвется к вам. Я пытался отложить, но они сказали, что это срочно.

Неприятно кольнуло

— Они оставили вопросы?

— Да конечно. Здесь.

— Оставь, посмотрю.

— Да сэр.


Когда пресс-секретарь вышел — Буш пробежал глазами список вопросов. Резануло сразу

— Политика США в отношениях с Ираном

— Отношение США к движению Контрас в Никарагуа

К горлу подступил холодный комок — неужели, этому… Горбачеву что-то известно про Иран-Контрас?

Если так — то русские схватят за глотку не его — а всю администрацию…

Наследие Авраама Линкольна в современной Америке — такой вопрос тоже был. Касалсчя излюбленного советскими журналистами вопроса о рабстве и неполных правах чернокожего меньшинства…

Стоит только слить информацию в прессу — или лично сенатору Мойнахену, который смертельно ненавидит их… и все кончено. Один президент США уже ушел по импичменту, воспоминания были болезненны и по сей день[49].

Иран-Контрас…

Буш набрал короткий номер

— Полковник Норт ушел? Разыщите его, пусть вернется…


Полковник Норт вернулся через час. Буш к тому времени уже все продумал.

— Скажите, полковник — сказал он — вы ведь лучше знаете… ну, тех кто учится во Флориде.

— Безусловно, сэр.

— Они ненавидят коммунистов?

— Больше всего на свете, сэр.

Буш встал, навис над столом — худая, долговязая фигура, отбрасываемая от лампы тень делала его похожим на ястреба. Или на саму смерть…

— Ну а если, скажем, им выпадет возможность, как следует разобраться с одним из коммунистов? Найдутся такие люди?

— Сэр, из тех, кто сейчас обучается в болотах, ни один не упустит такую возможность. Благодаря коммунистам многие потеряли все, что у них было, многие в боях потеряли родственников. В Латинской Америке такого не прощают

— Что же, вероятно у них будет возможность поквитаться с кем-то из коммунистов. Здесь, в Вашингтоне. Через несколько дней. Что скажете?

Полковник кивнул. После разгрома ЦРУ и принятия ряда законов крайне ограничивающих все виды активной деятельности по борьбе с коммунизмом, приходилось импровизировать. Так — часть работы ЦРУ принял на себя Совет национальной безопасности, а грязную работу стали выполнять всякого рода наемники, служащие секретных полиций маленьких латиноамериканских стран, которым было не привыкать выполнять подобную работу.

— Я все понял, сэр.

Август 1985 года

Москва — Крым
Куда идём мы с Пятачком -

Большой-большой секрет!

И не расскажем мы о нём,

ДА-ДА!

(Верней, НЕТ-НЕТ!)

Зачем шагаем мы вдвоём,

Откуда и куда?

— Секретов мы не выдаём!

НЕТ-НЕТ!

(Верней, ДА-ДА!)

Пионерский поезд, стуча колесами, катился по стране — катился на Юг в страну детства…

В поезде не было никого кроме пионеров и сопровождающих их пионервожатых — молодых девиц и тетенек постарше, безуспешно пытающихся навести порядок. Те, кто еще не разочаровался в самой возможности этого — курсировали по вагонам с оловянными глазами и следили за воспитанниками. Нельзя было — пить сырую воду, покупать на станциях и есть фрукты, овощи, ягоды и пирожки, высовываться в окно во время движения поезда, баловаться со спичками. Понятно, что как только надзиратели пропадали из вида — все принимались нарушать с новой силой.

Итан попал в интернациональный отряд — немец из ГДР, югослав, венгр, несколько парней из Африки и Латинской Америки. С латиносами он сразу подружился, потому что они все знали английский язык. Еще в отряде были русские, которые учили языки — в России были специальные языковые школы, и дети там с детства учили языки. Итан подумал, что если бы у них так преподавали — интересно, сколько бы денег пришлось выложить родителям?

Хотя есть армейская языковая школа в Монтеррее, там бесплатно, но только если ты военный или из ЦРУ…

Еще к ним пристал один мальчишка как раз из русских. У него было странное развлечение — он называл книги, которые прочитал, и спрашивал, прочитали ли их остальные. И удивлялся, если не читали. Особенно сильно он удивился, когда речь пошла про Теодора Драйзера — как?! Ты американец и не читал Драйзера[50]?!

По его словам он читал Драйзера в подлиннике — Итан не знал, верить этому или нет[51].

Сейчас Итан сидел с кубинцем Хулио — здоровенным, каким-то вечно смущающимся своего размера парнем и расспрашивал его о жизни. Скорее всего, это поможет и он станет хорошим шпионом

— Слушай, а ты в городе или деревне живешь?

— Сейчас в городе, нам дали квартиру в городе. Но я часто бываю в деревне и один и с классом, когда мы убираем тростник

— Вы убираете тростник всем классом?

— Конечно — кивнул кубинец — а ты не помогаешь разве родителям

— Помогаю, конечно. Но тут же не родителям.

— У вас капиталистическая страна, а у нас нет. У нас весь народ одна большая семья. Помогать на уборке тростника — все равно, что помогать родителям в огороде. А вы чем занимаетесь на уроках труда?

Итан пожал плечами

— Да всяким. Недавно помогали строить дом Оушенам[52]. А вы нас сильно ненавидите?

Хулио покачал головой

— Нет.

— Но вы же коммунисты, вы должны нас ненавидеть.

— Кто сказал?

— Учитель говорит, мы должны не ненавидеть другие народы, у которых еще капитализм — а помогать им перебираться на более высокую ступень развития. Вы же не виноваты, что у вас общество такое неразвитое. Виноваты ваши буржуи…

Итан задумался. Всегда взрослые говорили, что коммунисты ненавидят Америку, ненавидят американцев и их образ жизни, и стоит только потерять бдительность, как они вторгнутся и уничтожат их. В 1984 году в Голливуде сняли фильм «Красный рассвет» о вторжении коммунистов в США — его ходили смотреть всем классом, а потом долго обсуждали, что бы они делали, если бы коммунисты высадились в их городе. У них во многих семьях имелось оружие, в конце концов — небольшой город и охота рядом хорошая. Но смогли бы они противостоять десантникам — коммунистам?

— А у тебя отец коммунист, да?

— Ну ты же приехал…

— Мой отец состоит в профсоюзе — вывернулся Итан

— А, понятно, ты по профсоюзной линии

Итан подумал, что задатки шпиона у него определенно есть.

30 августа 1985 года

Москва, СССР
Следующая поездка была в Ленинград — город трех революций, и по странам… тьфу — республикам Прибалтики. Работы была масса — подписание меморандумов о взаимопонимании с финнами — создание центра RD, закладка завода по производству советских мобильных телефонов, с представителями правительства Финляндии о свободной экономической зоне. Закладка нового порта — примерно там же где его через двадцать лет будут строить, но там мы всю землю переводим в промышленную и будем по китайскому образцу строить фабрики прямо у воды, чтобы произведенную продукцию можно было бы сразу грузить на корабли и отправлять потребителю. Кстати, когда все это продумывали, столкнулись с устаревшими нормами. Идиотизм — но у нас даже предприятие легпрома нельзя строить так близко к воде и границе — из-за опасений войны. Вообще, проведенная Сталиным эвакуация и создание второй промышленной базы — заложило основу неконкурентоспособности экономики СССР. Слишком велики транспортные расходы. Можно что угодно говорить про царя, но тогда промышленность он развивал исключительно грамотно с экономической точки зрения. Польша — считай наш форпост в Европе, оттуда товары легко достигнут что Берлина что Парижа что Рима. Петербург — город заводов, тут заводы сплошняком возле каналов и речек можно с воды и сырье получать и продукцию тут же отгружать. Южный куст — с опорой на порты Черного моря. И планировался восточный — это тот самый потерянный нами Порт-Артур, Корея, туда огромные деньги в инфраструктуру были вложены, которые мы потеряли по итогам войны с Японией. Но китайцы потом строили экспортные фабрики точно так, где их планировали царские инженеры. Кстати, не забыть бы — при встрече с Дэн Сяо Пином поднять вопрос о совместном строительстве нового грузового порта и совместном развитии порта Владивосток как экспортного. Дело в том, что хотя мы потеряли Порт Артур и в целом всю территорию северного Китая — у нас там есть такой отросток территории, и он перекрывает выход к морю огромной китайской территории с населением под двести миллионов человек. Китайцы вынуждены, чтобы вывезти оттуда продукцию давать круг километров двести. Если мы восстановим изначальный проект КВЖД, проложим пути и организуем прямой вывоз советскими локомотивами — то лет через двадцать Владивосток будет входить в десятку крупнейших портов мира и сам по себе станет крупнейшим логистическим центром как Гонконг, Аден или Роттердам. И нам не надо будет платить людям надбавки — люди сами поедут, тем более что мы и БАМ к тому времени сделаем уже двухпутным и Транссиб реконструируем и разошьем узкие места.

Потом в Прибалтику. Там тоже — вопрос портов, отведения земли, создание промышленных зон, но главное что надо — осмотреться и понять, насколько все серьезно с будущим сепаратизмом. То что они не наши — это понятно. Другой вопрос — что и не наши могут вполне нормально жить в стране, где сумма выгод перевешивает сумму издержек. В 1916 году — почти все купцы и деловые люди Финляндии в ответ на вопрос, нужна ли независимость, ответили бы — конечно же нет. А куда мы будем продавать свои товары, откуда приедут к нам туристы, кто купит наши дачи?

Цинично. Ну да. Зато надежно и практично. Я ведь видел, как живут США. Различия между штатами на самом деле огромны, причем это не зависит от расстояния. Техас и Калифорния[53], например — это почти что две разные страны. Но именно потому, что им дают возможность быть самими собой — они и не поднимают вопрос о сецессии.

Ну и надо представить нового Первого. Михаил Панфилович Панфилов, бывший директор ЛОМО. Лигачев все понял правильно и теперь предлагает на должности и в партии в основном людей с хозяйственным опытом. Правда, возник вопрос, не становится ли обком филиалом облисполкома — не становится. Облисполком будет заниматься текучкой, обком — новым, проведением политики партии, перестройкой — хотя такого термина еще нет. А идеологией — с этим потом разберемся. На голодный желудок как то не усваивается…

Летит со мной и Борис Николаевич, под него создана оперативная группа, и он отвечает за организацию свободных экономических зон и строительство инфраструктуры. По пути поговорим о том, о сем…


Поговорили…

Если честно — я никак не ожидал, что Ельцин настолько левый и при том настолько экономически безграмотный. Просто поражает, как он решился на реформу с такими-то знаниями — никакими по факту…

А так и решился, Довели страну до ручки, потом уже выхода не было. Потом и появились высказывания типа «лягу на рельсы!» — дурные по сути. Потому и решили, что понятия не имели во что ввязывались.

Едва ли не единственный вклад Ельцина в реформу, он инстинктивно понимал одно правило. Если ты ничего не можешь сделать для людей — по крайней мере, не мешай. Дай людям свободу — и они сами себе помогут.

Это по сути — всё…

Ладно, будем учить…


Заходим на посадку в Пулково. Воспоминания… по странному стечению обстоятельств именно отсюда, из Пулково я отправился тогда в другую жизнь, отправился, чтобы уже никогда не вернуться. Меня убили там, в том мире — и понятно, что убили не меня одного. Если мне здесь не удастся исправить историю — думаю, всему что я сейчас вижу — наступит конец.

Почему такие мрачные воспоминания? Нет, не только из-за Пулково. Понимаю, что все намного хуже, чем я думал. Борис Николаевич… ну какой из тебя, прости реформатор? А из тебя какой, Михаил Сергеевич?

У трапа — дивчины с хлебом — солью… я кстати думал, тогда еще так не встречали, по-большевистски деловито. Ан нет, встречали… Здесь все руководство города и области — Панфилов, с облисполкома — товарищ Ходырев Владимир Яковлевич.

Пошутил

— Как с Москвы вылетали, был дождь, у вас тут ясно. Должно быть наоборот…


Ленинград…

Говорят самый умышленный город на земле. В СССР он же — один из самых несчастных. Великий город с областной судьбой, второй город СССР по численности населения — при этом он не столица не только ССР, но и АССР — и соответственно, категория снабжения сами понимаете.

Но это все официально. Неофициально — Ленинград давно стал столицей спекуляции, черного рынка и всякого жулья — не просто так он станет в девяностые годы бандитским. Крупный порт, ближайший мегаполис для загула денежных моряков с севера, рядом финская граница. Культурная программа финнов выглядит следующим образом: в пятницу вечером купить по дешевке сумку шмотья в ангаре, сесть на поезд или интуристовский автобус. Утром проснуться в бывшей имперской столице, сдать шмотье фарцовщикам в обмен на рубли и бухать до середины дня воскресения. Главное — не опоздать на автобус обратно — доползти хоть как. Утром в понедельник как огурец — на работу. В Финляндии водка продается в специализированных магазинах примерно в 10 раз дороже, а тут ее хоть залейся. Кто поумнее — скупает серебро, золото, иконы, антиквариат…

Фарцовка и всякие дела породили целую прослойку особого типа людей. Они гордятся тем что на них нет ни нитки советского, слушают только западные группы и готовятся к той самой криминальной революции. Точнее они будут ее жертвами, только сами о том не знают.

Потому что есть еще шпана с ПТУ, с качалок подвальных с рабочих районов. У них нет денег на шмотье, которое продают на Галере. Но они могут его отнять…


Финны уже подъехали. На бетонном зикурате ЛОМО на улице Оптиков висели сине-белые финские и алые советские флаги, все было готово к подписанию контрактов. Пока предварительных, но дальше — как получится…

Сначала прошли на производство, посмотрели цеха. Конечно, не Тайвань, но Москва не сразу строилась

Представители профсоюза попросили сказать речь…

— Товарищи. Сегодня — мы не просто закладываем основу сотрудничества двух крупных, известных объединений — ЛОМО и Нокиа. Сегодня — мы прокладываем мостик в двадцать первый век, торим дорогу будущему. Недалек тот день, когда мы с недоумением будем воспринимать сегодняшние сложности с установкой телефона. Потому что телефон будет у каждого в кармане и каждый сможет в любую минуту поговорить со своими детьми, родителями, близкими

Не верите. Напрасно…

— … Ленинград был всегда передовым городом, локомотивом прогресса, городом трех революций. Сейчас перед нами стоит задача совершить четвертую революцию — но не политическую, а научно-техническую. Мы должны не только догнать Америку в вопросе персональных ЭВМ и средств связи — но и вырваться вперед. Эта работа, точнее даже не работа, а почетная обязанность быть в авангарде революции — снова поручена вам, товарищи. Ленинградским рабочим…


Понятно, что Панфилова тут все еще воспринимали как директора. Как немного улеглось, он улучил момент, подошел ко мне

— Спасибо за доверие, Михаил Сергеевич… не ожидал.

— Потянете?

— Потяну, Михаил Сергеевич. Если не потяну — снимайте.

— Ну, зачем так сразу. Поможем.

— И все-таки, Михаил Сергеевич… телефон в кармане

— Что?

— Неужели это возможно?

— Вы знаете, что первые изыскания в этом направлении — имели место еще в 1908 году, и кстати в России[54]?

— Нет.

— Но это правда. Можете потом поинтересоваться.

— Льва Николаевича[55] мы забрали, но это не значит, что его идеи не стоя внимания. Наоборот — прорывное развитие Ленинграда, создание особой экономической зоны — это самое правильное…

— Мы поняли, Михаил Сергеевич. В лепешку разобьемся, но сделаем…

— И не забывайте про туризм. Вам помощь нужна по снятию ограничений?

…???

— Военные, КГБ.

— Бдительность конечно нужна и важна, но не пускать людей в один из самых интересных городов Европы это преступление самое настоящее.


Встретился с партийным активом области. Выделился худощавый, аккуратный, с иголочки одетый человек, воодушевленно прочитавший мне приветственный адрес

Собчак…

А где-то там у него на кафедре секретарит аспирант Дима Медведев…

Знаете, что меня во всем в этом поражает?

Как легко они все перекрасились. Когда в реальности началась перестройка — они все с такой легкостью стали демократами, что это заставляло задуматься — какими они были коммунистами (никакими) такими они будут и демократами. По воспоминаниям одного диссидента, он пришел в 1991 году устраиваться на работу к Собчаку, и Собчак кратко, в нескольких словах объяснил человеку, что такое демократия. Он сказал: демократия — это когда мы у власти[56]! Человек развернулся и ушел. И когда говорят, рассуждают о том, почему в России потерпелакрах демократия, это дискуссия ошибочна с самого начала. В России не могла потерпеть крах демократия, потому что ее никогда в России и не было, а была «демократия» во главе с людьми подобными Собчаку. Тот же путь Ельцина — разогнал Верховный совет, открыл по Белому дому огонь из танков, принял под себя суперпрезидентскую конституцию, еще раз пытался совершить военный переворот перед выборами девяносто шестого[57]. Это что, путь демократа? Это и есть демократия?

Или это просто б…ство.

Не помню, говорил ли… я неплохо знаю, как проводить экономическую реформу — но до сих пор ума не приложу, как проводить реформу политическую. Американская система- рассчитана на людей с пуританским менталитетом, с изрядным чувством добросовестности. Советский человек изначально крайне лукав, потому демократическая система тут не сработает… она выродится либо в охлократию либо в диктатуру

— А этот… Собчак — он кто?

— Сейчас никто.

— А потом?

— Потом глава Ленсовета. Первый мэр Санкт-Петербурга.

— Ленинграда

— Нет. Санкт-Петербурга.

— Город Ленина переименовали?!

— Да.

— Безобразие!

— Ну и что по-твоему делать?

— В тюрьму этого Собчака. Вот что!

— Будет другой. Ты лучше подумай, почему люди за переименование проголосовали. Может, потому что жрать было нечего? Великий город с областной судьбой — это не шутки…


На обратном пути нарвались на пикет.

Там видимо милиция недосмотрела — и несколько человек прорвались с плакатами «нет строительству дамбы». Когда мы проезжали мимо, их уже винтило КГБ и вело к автобусу с зашторенными окнами, и я неожиданно даже для себя сказал.

— Стойте…


По всему маршруту следования — стояли люди, где много где мало — но стояли везде. Мы вышли из машины… поддувал ветерок, неприятный такой, холодный, привычно питерский. Охрана рванула вперед, я подошел к оцеплению, протянул руки для рукопожатия

— Здравствуйте, товарищи…


Народ у нас простой, дотронуться до высшего начальства — как до царя. Минут пять я жал руки и отвечал на вопросы, потом КГБшники раздвинули толпу и подвели пару экологических активистов. Встрепанные, жалкие, типичные интеллигенты.

— Вас как зовут! — так же громко спросил я

Интеллигенты замялись, потом один ответил

— Михаил Петрович!

— Меня Михаил Сергеевич

Толпа засмеялась

— Против чего протестуем? Вот люди, расскажите, против чего протестуете.

Заминка, потом не представившаяся дама выкрикнула

— Нет дамбе!

— Значит, вы против строительства дамбы. Почему? Дамба предназначена для защиты города от наводнений.

— Дамба убьет всю рыбу!

— Кто такое сказал? Вы читали результаты экологической экспертизы?

Если честно, я не уверен, что она тут есть. Но надо вводить. Как и общественное обсуждение крупных инфраструктурных проектов, некоторых видимо даже по телевидению. Потому что степень невежества большинства профессиональных протестующих — сравнима лишь со степенью их несвежести. То есть немытости и небритости — интересно, кстати, почему от большинства интеллигентов псиной пахнет?

— Товарищи, дамба для Ленинграда, это единственный способ защититься от наводнений разрушительного характера. Все просчитано учеными и заложено в проект, в том числе и возможность миграции рыбы, сама же дамба будет большую часть времени открыта, шлюзы будут закрываться только при угрозе наводнения.

— И надо меньше слушать паникеров, которые знают все и про всё даже то чего я сам еще не знаю…

Последнее сказал, чтобы смягчить. Хотя толпа не была агрессивной и с готовностью рассмеялась

— Спасибо за дамбу, Михал Сергеич! — крикнул кто-то

— Пожалуйста — совершенно серьезно ответил я


Вечером собрали еще раз руководство города и области. Горком, горисполком, основные ведомства. Из Москвы — на Красной стреле прибыли Валовой, Гайдар и несколько членов их группы.

Собрались мы в Мариинском дворце, в том самом зале, в котором заседал первый русский парламент — Дума. Эти стены помнили Родзянко, Милюкова, Пуришкевича, Гучкова, Столыпина и многих других великих ораторов того времени, которые не смогли однако остановить сползание страны в бездну…

— Слово имеет товарищ Горбачев Михаил Сергеевич — без политесов объявил товарищ Панфилов

Спустился с президиума на трибуну — а тут кстати много всего оригинального сохранилось, встал за кафедру и знаете — почувствовал. Почувствовал, как сквозь тьму времен — на меня из зала смотрят дворяне и крестьяне, купцы и разночинцы, которых отрядил ходатаями за себя со всех уголков Империи великий народ. А за моей спиной — в этот момент стояли и все, кто отчитывался с этой трибуны о делах своих, кто торил путь в будущее.

Плохо что слишком много крови на этом пути пролилось Наверное, ни одному народу кроме может быть сербов — так трудно не далось оно — будущее…

— Товарищи — сказал я — я собрал здесь вас всех для откровенного большевистского разговора по душам. И прошу, не надо аплодировать, не надо отбивать руки, тем более что аплодировать нам в общем то и нечему.

— Здесь, семь десятков лет назад, вот с этой самой трибуны, Павел Дмитриевич Милюков произнес свою знаменитую речь, каждый тезис которой он заканчивал словами, что это — глупость и измена. И народ подхватил слово «измена» хотя во многих случаях это действительно была не более чем глупость, однако народ назвал царских министров изменниками, и отправил их туда, где им было самое место — на свалку истории. Царский режим не смог обеспечить ни заводы работой, ни население хотя бы черным хлебом — и население сказало: хватит, уходите.

— Теперь что касается нас, товарищи. Нас, большевиков. Марксистов. Кому-то надо напоминать, какая система победит в соревновании?

— Говоря откровенно, товарищи, за все одиннадцать пятилеток нам так и не удалось закрыть дефициты даже по основным потребительским товарным группам. А недавно на Политбюро была дискуссия в ходе которой мне задали вопрос — а знаю ли я, сколько еще советских граждан живет на шестьдесят рублей в месяц. Я задумался, но не об этом, а о том, а что это у нас за система такая, в которой есть люди, живущие на шестьдесят рублей в месяц — работающие заметьте люди.

— Здесь с нами находятся товарищи Валовой и Гайдар. Товарищ Валовой отвечает за реформы промышленности, тяжелой, прежде всего промышленности, государственного сектора экономики, товарищ Гайдар отвечает за легкую промышленность, сферу услуг и потребительский сектор. Сейчас они кратко выступят перед Вами, обрисуют ту картину, которую мы имеем сейчас и предложения по улучшению ситуации. Не скрою, Ленинградская область выбрана как одна из базовых для проведения ряда экономических экспериментов. Потому — просьба внимательно отнестись к тому, что скажут товарищи.

— Записывать нельзя — подал реплику Панфилов


Первым выступил Валовой, его текст выступления я знал почти наизусть, в сущности это переработанная записка на имя Черненко, которую замотали. Единственно я смягчил некоторые моменты, в частности попросил не упоминать, что без реформы СССР к 1995 году погибнет.

Затем выступил Егор Гайдар, проинформировав собравшихся о том что Академия наук проверила подсчеты товарища Валового и ошибок не нашла, а это значит, что каждый год экономика оплачивает сорок процентов дутого ФОТ — и соответственно производит те же сорок процентов дутого ВВП. Вот поэтому нет и того и этого, и дальше будет только хуже, потому что объем ничем не обеспеченных денег в стране накапливается с каждым годом.

Дальше на трибуну снова взошел я

— Товарищи Валовой и Гайдар обозначили одну часть проблемы, я же упомяну о другой части. Накачка экономики дутыми деньгами соседствует с теневыми рынками потребительских товаров. Частично они производятся на наших предприятиях нелегально, частично колхозы и совхозы укрывают часть произведенной продукции. Существует теневой рынок услуг самых разных — парикмахеры, стоматологи. В конечном итоге — дутые, не заработанные деньги как то находят соответствие с товаром, нашим незаконным, и импортным контрабандным.

Бороться с этим надо, но надо отдавать себе отчет, что если, к примеру, ОБХСС посадит работающего на дому парикмахера — дутые деньги останутся, и люди останутся не постриженными, и такое лекарство — едва ли лучше самой болезни…

— Потому, товарищи, на ближайшую пятилетку у нас одна задача. Точнее две взаимосвязанных. Первая — привести в соответствие ФОТ предприятий с реальной выработкой, прекратить оплачивать воздух, перекрыть те механизма обмана, какие использовались уже десятилетиями. И второе — связать уже существующую излишнюю денежную массу. Как связать? Частично вкладами, с этой целью мы начинаем реформу банковской системы, как говорил Егор Тимурович. У денег будет цена, причем цена как на входе так и на выходе, и предприятия через какой-то переходный период будут все переведены на банковское финансирование, которое будет и возвратным и платным. Второе — расширение предложения товаров и услуг на рынке. Для этого мы разрешаем сельскую кооперацию, для этого мы разрешаем кустарничество, расширяем сферу частных услуг. Для этого мы разрешаем колхозам и совхозам продавать на рынках значительно большую долю своей продукции, чем до этого. Но для этого и промышленность должна поднапрячься и удовлетворить спрос.

— Кроме того, товарищи, именно ваш регион должен одним из первых самостоятельно выйти на экспорт, одним из первых получить право самостоятельной ВЭД в той части, что касается Свободной экономической зоны.

— Прошу с пониманием отнестись вот к чему товарищи. Я понимаю, что в какой-то мере это отступление. Отступление вынужденное, как Владимир Ильич вынужден был ввести НЭП в двадцать первом. Все мы в какой-то мере виноваты в том, что проглядели такую дыру в наших планах. Все мы виноваты, что из года в год платили незаработанное. Отнять мы не можем. Остается только так. Вопросы…

— Смелее, смелее…

Закипела дискуссия. Я тут не все расскажу, приведу только вопросы, меня поразившие или возмутившие…

— … а почему, если у нас излишняя денежная масса, нельзя провести денежную реформу и просто обменять деньги.

Вскинулся Гайдар, но я ответил первым

— Отвечаю. Первое — любая денежная реформа или даже слухи о денежной реформе приведут к всплеску спроса на товарную массу, вымывание ее остатков, резкому росту нездоровых проявлений. Народ наш привык к денежным реформам и каждая следующая подрывает доверие все сильнее.

— Второе — я категорически против таких методов как денежная реформа, обмен денег в пропорции иначе, чем 1/1. Это показывает, что в своей экономической политике мы обанкротились, промотались как купчики последние и теперь перекладываем издержки своих ошибок и разгильдяйства на народ. Нет, у нас нет права подрывать доверие к рублю, с последствиями этого придется иметь дело не только нашим детям, но и внукам…

— Как быть с тем, что такая политика неизбежно приведет к еще большему разделению на бедных и на богатых…

Вот это вот самый, можно сказать, большой вопрос и для меня. Потому что чем дальше мы пойдем по этой дороге, тем сильнее будет вставать эта проблема. Неравенство есть уже сейчас, рубль в разных руках весит совершенно по-разному, простая торгашка со своим рублем имеет больше возможностей чем, условно говоря, профессор. Но сейчас это все скрывается, с того момента как пойдет реформа — это все будет заметно.

Проблема не в этом, а в том, что мы как бы институционализируем неравенство. И вот это действительно неприятно, и хотя я понимаю, что неравенство и есть один из двигателей реально работающей системы — здесь оно будет воспринято болезненнее, чем на Западе.

— Товарищи. Задам встречный вопрос. Поднимите руки те, кто считает, что коммунизм это равенство во всем…

Поднялись несколько рук… немного. Потом пара опустилась.

— Хорошо. Потому что это неправильно, товарищи. Как, например, может быть равенство между передовиком производства и бракоделом и летуном? Что это за равенство такое и к чему оно приведет? Ответьте, ответьте

— До добра не доведет — сказал кто-то

— Точно! Такая политика приведет к тому, что бракоделов, не наказанных деньгами станет больше, передовики производства разочаруются и перестанут быть передовиками. Да, нельзя, неправильно сводить всю мотивацию к деньгам — но и деньги тоже очень важны.

Есть еще один аргумент, который я не могу использовать. Я ведь больше американец. И меряю реальность американской меркой. И я прекрасно вижу, что на самом деле бедных тут нет или почти нет.

По американским меркам бедный человек — тот, кто не имеет нормального жилья, работы, часто неграмотный или почти неграмотный, питающийся в миссиях[58], получающий талоны на еду. У совсем бедных нет даже машины — по американским меркам это абсолютная бедность, там вся жизнь построена вокруг автомобиля и если нет нескольких сотен долларов даже на совсем старый автомобиль — это полное днище.

В СССР неграмотных людей просто нет. По американским меркам здешняя возможность получить бесплатно все виды образования — роскошь. Как и полностью бесплатная медицина. Как и лагеря для детей и санатории — в США редкие работодатели содержат это. Точно так же можно устроиться на работу — хотя бы дворником или в сельском хозяйстве. И хоть какое то жилье имеют все. Понятно, что есть наш позор — это коммуналки, бараки еще в тридцатые — сороковые построенные, очередь на жилье — это все очень плохо. Но в США полно людей, которые ночуют в машинах, а то и на скамейке в парке. Причем среди них есть те, кто еще год назад был, вполне благополучным и имел работу — а сейчас все потерял и не по своей вине.

Так что мы сейчас говорим не о пропасти между богатыми и бедными — потому что настоящих бедных тут нет. Мы говорим об усилении социального расслоения и появлении открыто богатых. К чему общество — положа руку на сердце не готово. Потому что один из негласных «социальных контрактов» — недопущение появления богатых. В России нет и не было никогда общественной легитимности даже честного богатства. Почему? Сложно сказать, возможно, потому что народ всегда жил очень тяжело, скудно и если кто-то жил богато — то складывалось понимание, что он богат и потому другие бедны, что он как бы обделяет других, что то, что у него в излишке — для других это жизненная потребность и у них этого нет. Русский народ ведь никогда внятно не изучал марксизм, как до того он не изучал христианство, не читал Библию. И понимание социализма у народа самое примитивное. Но оно есть и большевикам удалось сказать нечто сакральное, что вымечтано поколениями, что ложится на народную душу. Видимо, одна из таких сакральных вещей — при социализме не будет богатых.

— Мы сейчас говорим, товарищи, о возвращении в какой-то мере к наследию Владимира Ильича Ленина. Тот вынужден был объявлять НЭП в куда худших условиях, чем те, в каких находимся мы. У него не было тяжелой промышленности, которую сейчас мы построили. Но в процессе строительства мы допустили ошибку, как говорил товарищ Микоян — совсем свернули голову частнику. Меж тем есть такие сферы экономики, куда государство не должно лезть. Например, парикмахерские — это не дело государства, стричь людей. Куда лучше с этим справится частник.

Да у нас будут артели, будут кооперативы, будут частно занятые граждане. Будем мы облагать их налогом? Будем — не таким, чтобы они свернули деятельность, но таким, чтобы они вносили свой вклад в общественные фонды. Будут среди них те, кто будет зарабатывать много, больше обычной заработной платы? Да, но только те, кто хорошо, с любовью подходят к своей работе. И эту справедливую оценку их труда — мы должны принять, товарищи…

Захлопали. Но я все же уловил — политик должен понимать настроение любой аудитории «с полуслова» — согласны не все.


В Ленинграде мы должны были переночевать. Поселили нас в гостиницу при Смольном, тогда были в каждом регионе специальные гостиницы. Я сначала отказался туда селиться — но меня убедил Медведев сказав, что если не там — то придется селиться в одной из городских крупных гостиниц и меры безопасности парализуют всю их работу. Пришлось согласиться — я кстати считаю, что одно из достоинств человека и политика — мгновенно признавать свои ошибки и корректировать поведение и курс. Так кстати мог Ленин, а после него — никто.

Вообще, думая о Ленине — а я заказал материалы о нем, якобы для написания книги о Ленине, мне е как раз сейчас и пишут, как это принято здесь — но я активно участвую — я не могу отделаться от мысли, что Ленин сильно недооценен, хотя о его истинных достоинствах тут даже не подозревают.

Ленин был великолепным публичным политиком, инстинктивно чувствовавшим настроение хоть одного человека, хоть всей страны и умевший говорить с любым человеком — хоть с крестьянином хоть с интеллигентом — на понятном, не раздражающем его языке и о понятных вещах. Он единственный из всех политиков того времени «снизошел» до народа. В чем проблема Временного правительства? На тот момент это было видимо самое образованное правительство в мире, Милюков был доктором наук, но и остальные… не было ни одного человека без высшего образования — и это в стране, где две трети населения не имели образования вообще. И что было общего между этим правительством и народом, которым оно управляло? Ленин же — через неделю после приезда в Петроград заменил котелок на рабочую кепку. И если он выступал или писал — он делал это не свысока. И проблемы он был готов решать — вполне конкретные, имеющиеся сейчас проблемы простого народа.

Он был намного выше соратников как политик. Зиновьев — не только болтун, но и политический демагог и авантюрист, готовый на митингах будить самые темные чувства в народной душе. Бухарин — он и демагог и ученый, который вообще не владеет языком народа, его выступление народ просто не поймет. Ну и наконец — Сталин. Сухонький, рябой, не вполне владеющий русским, боящийся людей грузин, который чувствует себя на своем месте только в тиши кабинета, закипающий при любой попытке возразить. Он был самым слабым публичным политиком из всех — Ленин мог задавить любого оппонента интеллектом, Зиновьев — площадной митинговщиной, Бухарин — заумными словами с которыми никто не хочет спорить. Сталин — ничем, он мог только заткнуть оппоненту рот. Что он и начал делать.

У Ленина не было совершенно никаких предрассудков и табу, и, стремительно осознав ситуацию и перебирая варианты — он имел в своем распоряжении намного больше вариантов чем все политики того времени — именно потому что у него не было никаких табу. Не было у него так же ни морали, ни совести, ни корысти — идеальная политическая машина, в равной степени готовая и созидать и разрушать. Только Ленин мог таким образом выйти из войны — в условиях полностью развалившейся, дезертировавшей армии — заключить мир с немцами, отдав им столько территории, сколько они попросят. А что они могли сделать с этой территорией? Там началась партизанская война — а когда Антанта победила, она потребовала дезавуировать Брестский мир, объявив его политическим преступлением. Напомню, что Сталин в аналогичном случае вывернуться не смог, подставив страну под страшный удар фашизма и заплативший наивысшую цену за победу. Если бы Ленин был жив, с его знанием германской внутренней политики, может мы вообще избежали бы этой войны.

И третье уникальное качество Ленина — обладая несомненными лидерскими качествами, он при этом умел мгновенно признавать свои ошибки и при необходимости поворачивать политику на сто восемьдесят градусов.

Вот этого качества начисто был лишен Сталин — очень упертый человек. Если что-то не получилось — Сталин давил, а если еще не получалось — давил еще и еще. Все сталинские времена — это чередование бешеного натиска, кампании — и успокоения, попытки оглянуться и посчитать потери — но Сталин никогда не успокаивался, и следовал новый натиск. Посчитаем: после затишья НЭПа — бешеный натиск коллективизации и индустриализации. 1934–1936 — затишье, ослабление гаек, в какой-то мере возвращение к НЭПу — после страшного голода и разрушения деревни. 1937–1939 — новый натиск, чистки, репрессии, начало второй волны индустриализации. От сорокового и до начала войны — снова затишье, в сорок первом на Политбюро даже обсуждали варианты экономических реформ. После войны — первые пару лет тихие, затем — новые аресты, борьба с низкопоклонством и космополитизмом, явное намерение Вождя устроить очередное избиение кадров — только на сей раз закончилось его смертью. Все это — ни что иное как попытки построить социализм «напролом».

Ленин в отличие от «отца народов» уловив ситуацию — мгновенно разворачивался и шел по пути наименьшего сопротивления, не забывая впрочем, о главной цели. Только этим — можно было спасти советскую власть и Ленин ее спас дважды. Первый раз — подписав совершенно позорный, но неизбежный в таких реалиях Брестский мир — если бы не подписал, бегущие с фронта солдаты сбросили бы советскую власть, как и любую другую. И второй раз — в двадцать первом году. Попытка построить социализм наскоком, «по Троцкому» едва не обернулась катастрофой. По всей стране вспыхнули крестьянские восстания, их пик пришелся как раз на завершение борьбы с белыми армиями. Причина проста — крестьяне решили, что теперь помещики точно не вернутся, пора и красных с их запретом торговли скинуть. Крестьяне были отнюдь не коммунистами, получив землю и мир, они готовы были попрощаться с большевиками, как раньше с Временным правительством. В городах массовые забастовки рабочих. Вспыхнул мятеж в Кронштадте. В тот момент судьба революции висела на волоске — посланные на подавление мятежа армейские части перешли на сторону мятежников и отправились поднимать восстание в Петрограде. И если бы их не перехватили и не сообщили о введении НЭПа — скорее всего уже к вечеру закончилась бы советская власть в Петрограде, а потом и во всей стране. Теперь понимаете, каким было чувство момента у Ленина? Ленин понимал, что как именно строить социализм, Маркс не написал, а значит — надо пробовать всё. Вообще — всё. Одно не работает — отказываться, и тут же пробовать другое. Порой совершенно противоположное. Что работает — то и правильно.

Разве это можно сравнить с туповато-тяжеловесной поступью Сталина?

А сейчас — Ленин нужен нам сейчас. Нам надо возвращаться к ленинизму, но не в смысле интеллектуальной вольницы, а в смысле широты и скорости поиска путей продвижения вперед. То что было раньше — уже не работает. И карты, как строить социализм в реальности — Маркс не оставил. Значит, надо искать и пробовать. Как Ленин…

Разница между мной и Лениным в том, что я знаю точно, что работает — потому что видел. В другой жизни видел. Китайский путь. Но как повернуть на него, тем более что мы не китайцы, а сам успех китайского пути зависит от того, насколько нам откроют рынки и главный рынок планеты — американский? Вот это — вопрос…

Заснуть так нормально и не удалось. Это кстати скверно — особенность организма. Когда нервничаю — не сплю. Сколько учил себя спать, даже специально тренировался — здесь это почему то не работает. Не знаю, почему.

Стараясь не разбудить Раису Максимовну, наскоро оделся. Вышел из номера. Тут же рядом оказались прикрепленные

— Михаил Сергеевич…

— Не спится…

— Снотворное примете?

По правилам у одного из прикреплены с собой по карманам пол аптеки было

— Нет. Прогуляюсь… на Неву посмотрю.

— Михаил Сергеевич…

— Кому я нужен, ночь на дворе…

Накинул на плечи стремительно нашедшийся плащ — от холода, не от дождя. Вышел во двор, пешком в сопровождении охраны пошел к Неве — тут рядом совсем. Мосты разведены…

А над Невой разведены мосты,
Весна кипит черемуховой пеною,
И ночи белые прозрачны и чисты,
И в небесах распластана Вселенная.
В пересеченьи улиц и дорог
Моя судьба по узелкам сплетается,
А мой распевный волжский говорок
На торопливый питерский меняется[59].
У парапета стоял и смотрел на Неву одинокий, хорошо знакомый человек. Я подошел ближе — да, Гайдар.

— Не спится?

— Михаил Сергеевич…

— Не помешал?

— Нет, никак…

— Давайте вместе тогда постоим…

Я встал рядом, охрана отошла. Оба мы — стояли и смотрели на Неву, на проходящие корабли…

— Нервничаете?

— Поделитесь, легче будет.

— Нервничаю — сказал Гайдар не поворачиваясь ко мне — очень нервничаю

— Большое дело делаем.

— Дело не в этом, Михаил Сергеевич. Я с Дмитрием Васильевичем разговаривал…

— Так…

— В сфере услуг и торговли сформировалась криминальная среда. Речь не об отдельных проявлениях, а именно о среде, о системе. Там оборот денег быстрее всего и больше всего возможностей извлекать нетрудовые доходы. Все сгнило

— Что мы и пытаемся исправить, так?

— Речь не об этом, Михаил Сергеевич. Если в этих условиях начать приватизацию, скупку начнут прежде всего те, у кого скоплены нетрудовые доходы за много лет. То есть директора баз, магазинов, торгов. Это будет означать легализацию мафии…

Да…

— В Югославии не так?

Гайдар покачал головой

— Нет. Не так.

— Чем?

— В Югославии изначально сделали ставку на самоуправление трудовых коллективов. Совет трудового коллектива там не формальность. Именно он выступает противовесом самовластию директорского корпуса.

— А у нас?

— А у нас…

— В любом коллективе будут несколько прихлебал — прилипал директора, именно они вместе с директором захватят власть в любом совете, какой бы ни создали. Кто скажет слово против — будет изгоем. И есть аморфная масса, которой ничего не надо.

— Югославы они… другие. Сильно другие. Для них слова «надо» нет, это для нас для всех святое…

Гайдар опомнился

— Извините, Михаил Сергеевич.

— Я сам сказал — я готов выслушать правду, какой бы она не была.

— Я вот думаю, каким бы был социализм, если бы не было Сталина.

Гайдар долго молчал. Потом сказал

— Не знаю. Но другим, Михаил Сергеевич. Точно — другим.

Да…

Интересно, конечно, а как будет выглядеть приватизация в нормальном обществе с нормальной ценой денег и активов?

По опыту США — мафиози быстро легализуются и уже дети их будут нервно реагировать на прошлое отцов и стараться быть святее Папы Римского

Но надо дожить.

Социальные издержки реформ — могут быть серьезными. Очень — серьезными.

Я посмотрел на тусклый свет на востоке над Невой, над изломанной линией ленинградских крыш. Города трех революций. И четвертой надеюсь не состоится — криминальной

— Идемте спать, Егор Тимурович. Утро вечера мудрее…

Тебе я вовсе не родная дочь,
Завороженная твоей необычайностью,
Я — осень, я — заплаканная ночь,
Случайность в быстротечьи неслучайностей.
Прими меня, мой город неродной,
Такой как есть — не более, не менее.
Я прорасту, как лютик полевой,
В твоем асфальте средь столпотворения.
А над Невой разведены мосты,
Весна кипит черемуховой пеною,
И ночи белые прозрачны и чисты,
И в небесах распластана Вселенная[60].

28-30 августа 1985 года

Пешавар, Пакистан
Лететь в Пакистан Чарли Вильсон не хотел. Очень не хотел.

Пьянство, кокаин и бессонные ночи доконали этого почти железного ковбоя. Он всегда хотел быть большим, чем он есть, он хотел быть на переднем краю борьбы с мировым злом, потому-то его все время бросало за границу. Израиль, Египет, теперь вот Пакистан. Он был одним из последних романтиков, которые искренне верили, что группа решительных и смелых людей может переломить ход истории. Вот он и искал таких людей — то израильтян, то теперь моджахедов

Перед тем как лететь, он встретился с Гастом Авракотосом в своем офисе. Гаст… было видно, как он постарел, устал. Виски он пил стакан за стаканом…

— Эти чертовы генералы… — сказал он, закусывая солеными орешками

— Что ты имеешь в виду?

— Пока наши вливания не превышали пары десятков миллионов, никому не было до них дела. Теперь — ты выбил деньги, и саудиты дадут деньги, и получается миллиард. И у генералов возникает вопрос — а где наша доля?

Вильсон налил и себе

— Это точно?

— Другой рабочей версии нет. Этот сукин сын уль-Хак не может быть верным нам — он должен быть верным им иначе его убьют. А генералы не забудут наши санкции, когда они устроили переворот и убили законно избранного премьера

— Зачем мы их ввели?

— Тогда был Картер[61].

— Почему тогда не приостановить финансирование.

— Тогда мы погубим все наши начинания. Ты этого хочешь?

— Нет, конечно.

— Ты должен лично говорить с Уль-Хаком. У него есть слабое место — тщеславие. Дави на него.

— Не уверен, что это сработает.

— Сработает — и второе. Нам как никогда нужно единство в семерке. Генералы настраивают одних в семерке против других. Надо противостоять этой гибельной политике.


И вот — рейс Пан-Американ, бело-синий «клиппер», бизнес-класс и неограниченное спиртное. Бетонные глыбы нового международного терминала, кавалькада машин и джипы с пулеметами…

Поехали…


Уль-Хак принимал на своей вилле в Равалпинди, в военном секторе — нигде кроме как в военных поселениях в этой стране не было безопасно. Он был одет в национальную одежду — коричневые шаровары, белая рубаха с широким рукавом навыпуск и жилет такого же цвета как шаровары. Маленький, осторожный, быстрый взгляд черных, блестящих как речные голыши глаз, потная рука…

— Гость в дом, Аллах в дом…

— Спасибо…

— Перекусите с дороги…

За столом — Вильсон заметил, что нет спиртного

— Генерал вы больше не пьете виски?

Уль-Хак торжественно поднял палец

— Харам!

С ним и в самом деле что-то не так.


После трапезы переместились в курительную — дом был старый, раньше принадлежал британским колонизаторам. Вильсон заметил перемены и здесь — убраны все фотографии, вместо фотографии отца — коврик с изображением Каабы…

— Угощайтесь…

— Аллах разрешает курить?

Генерал внезапно сверкнул глазами

— Не богохульствуйте!

— Аллах все видит и не дает победу в джихаде недостойным!

Вильсон взял сигару

— Генерал, победу дают наши деньги и наше вооружение.

— Нет!

— Все в руках одного лишь Аллаха! Жаль, что вы не верите. Впрочем, никогда не поздно уверовать и спастись

Вильсон чуть не рассмеялся

— Со всем уважением генерал, я грешник…

— Грехи, совершенные по джахилии[62] не будут спрошены.

Вильсон покачал головой

— Боюсь, я не променяю ни на что шотландский виски

— В таком случае да смилуется над вами Аллах пусть вы и недостойны его милости…

Вильсон решил сменить тему

— Вы решили сменить приоритеты финансирования, почему?

— Вы не поймете

— А вы попробуйте объяснить

— Это невозможно объяснить, вы неверный, вы не знаете Коран. А в нем сказано — тот, кто откажется от веры будет повержен.

— Разве Хекматияр не верит?

— Нет, он лицемер. Его люди и он сам совершают деяния противные Аллаху. А Раббани, тот и вовсе блудодействует с мальчиками. Аллах в гневе на нас из-за таких джихадистов, и никогда не даст нам победы. Мы будем расходовать и думать, что расходуем на пути Аллаха — но на деле мы бредем тропой шайтана…

Вильсон подавил гнев

— Но Хекматияр эффективен

— Разве? Тогда почему он не победил?

Вопрос и в самом деле был интересным. Хекматияр не победил — но он мог не дать победить Советам. Можно ли было вообще одержать окончательную победу в Афганистане — вот вопрос…

Эфенди, и мне и вам известны причины этого

— Нет! — генерал наставительно поднял палец — я не раз слышал от самых разных людей, генералов и гражданских, почему нет победы. Мнения они высказывали самые разные, но все они уводили в сторону от главного. Мы не можем победить потому что Аллах не дает нам победы. Нет сомнения в том, что Аллах мощен над всякой вещью и в этом мире не случается ничего, что не случилось бы по воле Аллаха Всевышнего. Если бы Аллах счел нас достойными победы, мы, несомненно, победили и унизили бы орды неверных — но Аллах в гневе на нас за лицемеров и недостойных людей которые говорят что с нами — а на деле их рукой водит сам шайтан! И кстати, то, что в джихаде участвуют неверные, а как я узнал недавно, даже жиды — и есть причина, почему мы находимся под гневом Аллаха.

Вильсон не мог поверить своим ушам

— Значит ли это, что вы готовы отказаться от нашего финансирования?

— Шариат разрешает брать помощь у неверных с целью употребления ее на благое. Но мы не позволим, слышите, не позволим, чтобы неверные вмешивались в джихад, оскверняя его.


Из президентского особняка Вильсон вышел в состоянии растерянности, переходящей в гнев и накинулся на начальника местной станции ЦРУ, поджидавшего его в пикапе Тойота. Пикапы эти закупались сотнями и были расходным материалом…

— Сэр?

— Он что, переборщил с чтением Корана?

Томас Диккенс, COS Пешавара пожал плечами

— Сложно сказать, сэр. Возможно, это не более чем поза чтобы заграбастать в свои руки денежные потоки. Как только он это сделает — минимум половину будет забирать он и его друзья генералы. Но он таким стал после поездки в Москву?

— В Москву? Он стал таким верующим после поездки в Москву?

— Может его поразили последствия атеизма… но он оттуда вернулся сам не свой.

О том, что его могли завербовать — ни тот ни другой не подумали. Президента страны, тем более такой как Пакистан — не завербовать, да и коммунисты не пытались бы…


Все лидеры «Пешаварской семерки» уже давно не были теми молодыми и гордыми предводителями ватаг отчаянных бойцов, с которыми они пересекли границу в семьдесят девятом году, спасаясь от грубого и гнусного вторжения коммунистических безбожников в их древний быт. Все они теперь были уважаемыми и отнюдь не бедными людьми, каждый из них в первую очередь помог отправить родственников в США и ФРГ, помогли открыть им там рестораны. У каждого из них были личные джамааты боевиков — телохранителей, гаремы из девочек, а то и мальчиков, они вершили судьбы десятков тысяч людей. Каждый из них содержал лагеря беженцев, да не по одному, и когда американцы приводили рис и пшено — они заботились о том чтобы самим раздать людям, чтобы люди были благодарны им, а не неверным. Вербовка боевиков осуществлялась просто — семьи тех кто встал на джихад, получали гуманитарную помощь. А кто не встал — тот вынужден был покупать еду на свои кровные. А где взять кровные, если Пакистан так и не выдает виды на жительство, а без них и на работу не устроишься.

Свою виллу выстроил и Хекматияр, самый влиятельный из полевых командиров. Под ним — в данный момент воевал каждый третий моджахед в Афганистане

— Как вы справляетесь? — спросил Вильсон после положенных приветствий

Хекматияр провел ладоням по щекам

— С трудом, Вильсон, эфенди, с трудом. Саудовский король не остановил наше финансирование, это хватает на самое неотложное. Многое присылают мусульмане со всего мира, собирая саадаку в мечетях — да воздаст им сторицей Аллах!

— Какова ваша стратегия?

— Русские, да покарает их Аллах, контролируют весь Афганистан, но это населенные пункты и частично дороги. Горы и многие селения контролируем мы. Наша стратегия? Каждый день убивать русских. Хотя бы одного русского — но каждый день. Каждый убитый кяфир — это шаг к свободе Афганистана. Когда русские поймут, что и через сто лет мы будем продолжать их убивать — они уйдут, и шариат Аллаха вернется на многострадальную землю Афганистана.

— Омен — синхронно сказали присутствовавшие при встрече мусульмане

— Население поддерживает вас?

— Разумеется, все афганцы за нас

— Почему правительство Пакистана хочет урезать вам субсидии?

— Вероятно, потому что они прожидовились.

— Многие мусульманские правительства только с виду соблюдают шариат Аллаха. А на самом деле они давно прожидовились, их матери и жены тайные жидовки и они ведут дело к погибели мусульман. Кто такая жена нашего президента? Что мы о ней знаем? Она даже родилась неизвестно где[63]!

Вильсон подумал, что этот человек неконтролируем.

— Что вам нужно для продолжения борьбы?

— Всё!

— Ракеты в первую очередь. Оружие, деньги. Но главное больше ракет.


Из дома Хекматияра Вильсон выбрался обескураженным. Впервые ему пришло в голову, что что-то не так.

Это не борцы за свободу.

Обратно они ехали по жаре, по раскаленному городу. За ними как привязанная — шла Тойота — универсал.

— Следят?

— Да, сэр, местная безопасность.

— Это охрана или именно слежка?

— Думаю и то и другое, сэр…


Станция ЦРУ в Пешаваре арендовала несколько зданий, благо аренда тут стоила дешево, одно из них — вилла на самой окраине города, оставшаяся от англичан. Тут было комфортно, был собственный колодец с насосом и крепкие стены — в этих местах ограду начинали строить раньше самого дома. Еще рядом были голые поля — в случае экстренной эвакуации тут можно посадить вертолеты морской пехоты на случай экстренной эвакуации…

Оросительные каналы пересохли. Невдалеке начиналась стройка, строили в основном руками. Их примет цивилизации — бетоновозы, то и дело доставляющие свежий раствор…

Они вышли из дома — дома наверняка были подслушивающие устройства. Конгрессмен коротко рассказал суть разговора

— Чушь собачья… — отреагировал начальник станции

— Что именно? — спросил Вильсон

Диккенс затянулся сигаретой, прежде чем ответить. Сигарета была с примесью анаши, но и сам Вильсон не раз курил анашу

— Да хотя бы то, что афганцы их поддерживают. Срать они на них хотели

— Разве афганцы не хотят чтобы русская оккупация прекратилась?

— Не все…

Диккенс глубоко затянулся

— В Афганистане нет понятия «нация» в том понимании, в каком это понимаем мы, сэр. Нет и государства, власть Кабула даже в самые хорошие для этой страны времена была условной, правили на местах феодалы, которые делали вид, что подчиняются Кабулу.

— Эта страна большую часть своей истории была под оккупацией, и люди привыкли к тому, что в стране оккупанты. Вопрос в том, насколько с оккупантами можно уживаться и что с них можно поиметь. Русские в самом начале совершили несколько ошибок по идеологическим соображениям — например, они напали на религию, попытались закрыть мечети, ликвидировали исламское образование и исламские братства. В результате провинция осталась без правосудия совсем, потому что мусульманское духовенство исполняло роль так же кадиев, судей, разбирая большую часть повседневных дел. Кадии пользовались уважением и их решения выполнялись. Коммунисты, прогнав кадиев — оставили людей без правосудия и сделали мусульманских духовников своими врагами. Они так же прогнали и феодалов — а у феодалов можно было и в долг попросить и подработать.

— Но теперь русские сильно поумнели. Они больше не преследуют мусульман, открываются старые мечети, даже некоторые члены пятерок[64] ходят в мечети и их не наказывают за это. Еще граница. Раньше ее не было, потом она появилась. Торговцы с той стороны — гонят караваны, в них помимо оружия и ракет — контрабанда для продажи на базаре, как только караван попадает под удар — люди теряют свои деньги, и становятся озлобленными на Советы. Но теперь русские заставили афганцев изменить свою политику — теперь те племена, которые заключили договор с центральной властью, имеют право отгонять овец на продажу в Пакистан, как и раньше — а обратно привозить товары. Теперь они могут сделать это легально, уплатив налог и многие так и стали делать, потому что лучше заплатить налог, чем потерять всё. Кроме того, русские стали выделять своим солдатам и командирам немного денег, чтобы те могли купить на базаре нужные им вещи — например теплый свитер или кроссовки. Раньше все это отнималось силой во время рейдов. Теперь — покупается. Афганцы веками торговали, для них торговля это все, а покупатель — самый уважаемый человек. Непросто выстрелить в человека, который вчера покупал у тебя…

— И когда же русские так поумнели? — спросил Вильсон

— Я недавно слышу о таком. Но это явно новая политика, и политика связанная с изменением требований в Москве. У меня агенты в Кабуле, они присутствуют на совещаниях и подтверждают, что многое меняется.

— А что касается моджахедов, многие афганцы уважают их за то, что они ведут Священную войну — джихад. Но не все. Остальные смотрят, сколько денег можно с них получить. Моджахеды нанимают носильщиков, покупают продукты — все это делается строго за деньги. В местных отрядах люди получают жалование, больше чем денежное довольствие в армии. Но их нельзя назвать национальной армией, сражающейся за освобождение страны, сэр, это и близко не так. Меньшая часть — религиозные фанатики, но большинство интересуют только деньги. Если русские будут давать больше денег — они перейдут на сторону русских, но так — они были бы счастливы, получая деньги и помощь и от нас и от русских. Некоторые так и делают, как получается.

Вильсон выдохнул

— На брифингах об этом не говорят

— Да, сэр.

— А кто такой Хекматияр?

— Хекматияр религиозный фанатик, сэр, но большая часть его людей с ним только из-за денег, как здесь так и там. Как только станет понятно, что деньги находятся в руках других людей — они перебегут туда.

— Моджаддеди?

— Религиозный деятель и заодно крупный феодал, и потомок феодалов. В отличие от Хекматияра вполне примиримый. Если, к примеру, его пригласят в переходное правительство даже с участием коммунистов, и заодно найдут способ, как вернуть хотя бы часть потерянной собственности — он может пойти.

— Гейлани?

— Религиозный деятель и тоже феодал. Тоже может примириться

— В чем их отличие отХекматияра?

— В том, что они — наследственные владыки и представляют собой вполне традиционный для Афганистана ислам. Хекматияр — это человек связанный с братьями — мусульманами, он исламский революционер, у него нет, и никогда не было никаких степеней в фикхе[65], он не имеет права выносить какие либо суждения в отличие от Моджаддеди или Гейлани. Моджаддеди — приближенный бывшего короля Захир-шаха, Гейлани — пир ордена. Они и в мирное время будут пользоваться уважением и найдут чем заняться. Хекматияр станет никем[66]. К тому же он и до войны участвовал в деятельности студенческих ячеек братьев — мусульман, которые не признавали традиционное духовенство страны и подбивали верующих к бунту. Это помнят и еще не раз ему припомнят. Хекматияр вынужден был бежать из Кабула еще до того как там случилась Апрельская революция — и если там скажем, восстановится монархия или просто будет какое-то коалиционное правительство — Хекматияр по-прежнему будет не нужен.

— А кто еще такой как Хекматияр?

— Халес. Он откололся от Хекматияра и ведет боевые действия в рамках одной провинции — Нангархар, но там у него большинство. У него есть исламское образование, степень в фикхе — но он низкого происхождения и крайне консервативен. Ни на какие договоренности он не пойдет.

— Как к нему относится правительство Пакистана?

— Плохо, сэр.

— После того как уль-Хак раздавил восстание племен африди и шинвари — отношения со всеми пуштунами крайне напряженные. Пакистанская разведка подозревает Халеса в том, что тот готовит антиправительственный бунт, тем более что Нангархар граничит с Пакистаном. Это и в самом деле может быть правдой.

— А мы как то можем этому помешать?

Диккенс рассмеялся

— Никак, сэр, это племенные дела. Мы только их разозлим, даже если просто заговорим об этом. В это нельзя соваться.


Послом в Пакистане был Дин Р. Хинтон, ветеран Второй мировой и карьерный дипломат, это было то ли шестое, то ли седьмое место его службы. Но он собирал чемоданы и готовился отбыть в Вашингтон, а новый посол еще не прибыл…

— … что происходит? — посол протянул конгрессмену собственноручно приготовленный коктейль — происходит примерно то, что и всегда. Местные играют в свои игры.

— Они на нашей стороне или нет?

— У Соединенных штатов Америки нет настоящих союзников здесь — сказал посол, отпивая из своего бокала — нас спасает только то, что коммунисты еще хуже. У них с одной стороны почти коммунистическая Индия, с другой стороны — коммунистический Афганистан, армию которого, если считать вместе с народным ополчением, милицией и ХАД — русские довели до полумиллиона человек. И там и там есть территориальные претензии. С Индией конфликт из-за Кашмира, Афганистан никогда не смирится с тем, что Зона Племен принадлежит не ему. Пакистанская армия ведет себя, так как будто они хозяева страны — и во многом так оно и есть. Но крестьяне — ненавидят военных и феодалов и могут в любой момент восстать, чтобы свергнуть их. В конце семидесятых — Пакистан чуть было не пошел по левому пути. Если упустить ситуацию — тут будет вторая Куба. Пакистанские офицеры вынуждены идти с нами — но они не любят нас и предадут, как только найдут иной источник денег и техники[67]. Возможно, это будет Саудовская Аравия.

— Почему они не могут быть нам верны?

— Потому что мы неверные — сказал посол — мы сами выстрелили себе в ногу. Саудовский король дает деньги на беженцев только при условии, что в каждом лагере беженцев открывается мечеть и медресе. Там преподают саудовские преподаватели, они преподают весьма своеобразный вариант ислама, называемый ваххабизм. Ваххабиты призывают к священной войне против неверных. Любых неверных, и нас в том числе. Пакистанские офицеры — инструкторы в лагерях тоже ходят в эти мечети и медресе и слушают тамошних проповедников. Они говорят, что когда они говорят «неверные» они имеют в виду коммунистов — но неверные есть неверные. Еще неизвестно, чем все это закончится. А насчет генералов — сюда полюбили ездить саудовские шейхи на соколиную охоту, как будто нет других мест для этого. Вместе с ними приезжает и принц Турки аль-Фейсал, шеф общей разведки Саудовской Аравии. Они привозят с собой деньги, машины, палатки — все что нужно. После того как охота состоялась — все это дарится президенту и местным генералам.

— Черт возьми, я выбил им миллиард долларов! — не выдержал конгрессмен

— Да, но машины идут им лично. Как и деньги шейхов.

— Для чего это делают шейхи? Они же зависят от нас.

— Да, но они помнят, как мы ушли из Вьетнама. И примеряют это на себя. Король Фахд хорошо понимает, что его подданные — не воины, несмотря на всё то вооружение, которое он им купил. У него рядом две страны, которые могут посягнуть на его нефтяные поля — это Ирак Саддама Хусейна и Иран аятоллы Хомейни. Сейчас они воюют между собой — но рано или поздно война кончится и надо будет думать что дальше. Хусейн, судя по всему бандит, аятолла — настоящий фанатик и психопат. Ему нужна заемная армия, прежде всего — опытные, подготовленные на западной технике специалисты и офицерские кадры. Нигде кроме как в Пакистане он их взять не может, кроме того во времена Британской Индии офицеры отсюда традиционно несли службу в колониях. Ничего нового. Потому он прикармливает их и пытается обратить в свой вариант веры.

— Ваххабизм

— Именно.

— Но у него есть договор с нами!

— Да, есть. Но он вряд ли нам доверяет. Во-первых — он думает, что если мы придем — то уже не уйдем и будем диктовать цены на нефть, какие нам нужны. А арабы уже распробовали вкус шальных денег. Во-вторых — мы неверные. В Саудовской Аравии американские нефтедобытчики и инженеры живут в отдельных городах, местные с ними не контактируют. Но если в страну войдет двести тысяч американских солдат — разместить их отдельно, в закрытых городах не получится, а солдаты, и американские в том числе — не отличаются изяществом манер. И тогда никто не может предсказать что будет. Возможно даже религиозное восстание против нас.

— Зачем же тогда ему договор с нами?

— Против единственной цели — против Советов. В любом ином случае король Фахд предпочтет обходиться без нас. И он уже готовит почву на будущее.

— Что вы имеете в виду?

— Лагеря беженцев. Тут ведь не только офицеры. Только Саудовской Аравии надо до трех миллионов человек прислуги и на всякие грязные работы. Сейчас они ввозят филиппинцев, но готовая прислуга — вот она. Вы не представляете себе, что происходит с этими людьми, как с ними обращаются местные работодатели. Римские рабы жили лучше, чем они. Многие работают на плантациях за кусок хлеба и миску похлебки. Женщины попадают в настоящее рабство, работают в доме как прислуга, ну и все остальное…

Конгрессмен помолчал. Потом спросил

— Эти люди сражаются за свободу с самым страшным злом, какое только существует на свете — со злом коммунизма. Как же такое стало возможным?

— Сэр, здесь нет своего Джорджа Вашингтона. Томаса Джефферсона тоже нет и видимо, еще долго не будет. Это моя седьмая страна, сэр, причем все — развивающиеся. И я кое-что понял…

— Что же?

— Мы приходим к ним сюда с самыми добрыми намерениями, но мы всегда допускаем одну и ту же ошибку. Мы думаем, что у этих людей нет свободы и демократии потому что их гнетет жестокий диктатор, и стоит только сбросить путы диктатуры, как эти люди пойдут по нашему пути, и станут лучшими нашими друзьями и соратниками в борьбе с несвободой. Но это не так сэр. Здесь есть диктатура, потому что это многих устраивает. А свободы здесь нет, потому что она мало кому нужна. Они привыкли подчиняться — Аллаху, генералу, совершившему переворот и нацепившему маршальский мундир, пожизненному президенту. И такого же подчинения они ждут от того кто ниже их. Офицеры обращаются с солдатами, солдаты обращаются с гражданскими, феодалы обращаются с крестьянами, пакистанцы обращаются с беженцами точно так же, как с ними обращается правительство. Рабы хотят не свободы. Рабы хотят сами стать рабовладельцами[68].

— И что же делать?

— Не знаю, сэр. Возможно, программы образования, обмена студентами, какие мы продвигаем, когда-то что-то дадут. Но нескоро. Что касается беженцев — ставить надо на тех, кто выехал в ФРГ, в США, во Францию. На тех, что остаются здесь — надежды нет никакой.


На следующий день — конгрессмена повезли с визитом в один из лагерей беженцев.

Лагерь беженцев располагался на тощей, каменистой почве, никогда не знавшей ни плуга ни семян, и представлял собой скопище армейских палаток, каждая из которых обнесена невысокой, в два — три фута стенкой из камней чтобы было немного теплее и сохранить временное жилище от дующих здесь жестоких ветров. Неподалеку было стрельбище и кладбище, выделявшееся высокими пиками с привязанными зелеными лоскутами. Большая часть могил была символическими, павшие оставались на земле Афганистана, а здесь эти пики были свидетельством обязательства совершить месть. Когда месть была совершена — пики снимали…

На стрельбище учились стрелять из автомата Калашникова, пулемета, гранатомета РПГ, безоткатного орудия Б-10 и винтовки БУР. Последние были новенькими — они до сих пор производились в бывшем Королевском оружейном арсенале в Ишрапуре. Зная о пристрастиях конгрессмена, ему предложили пострелять из автомата и крупнокалиберного пулемета ДШК. Конгрессмен выпустил несколько очередей.

Потом к нему подвели совсем молоденького моджахеда, почти мальчишку, закутанного в традиционный шарф.

— Это Саид, наш новенький, он пришел из Джелалабада пешком. Он зарезал брата — коммуниста и вынужден был бежать.

Конгрессмен стоял и смотрел на подростка

— Как твое имя

— Саид.

— Ты будешь сражаться?

— Да, пока не будет победы или пока я не погибну

— За что ты будешь сражаться?

— За шариат Аллаха…

— А еще за родной Афганистан

— Эфенди — сказал полевой командир, который тут был главным — почему бы вам не посмотреть на нашу кухню и запас продуктов. Прошлым годом все продукты вымокли, но сейчас мы стали умнее и этого не допустим…


После того, как колонна джипов и пикапов выехала со стрельбища, к Саиду подошел бородатый моджахед постарше и дал ему подзатыльник. Он был инструктором, один из тех кто между собой говорили по-арабски и те кто знал пашту или урду — их не понимали.

— Идиот! Тебя как учили говорить?! За родину и свободу! А ты что сказал?

— Но разве ложь не оскверняет язык идущего по пути Аллаха?

— Неверным собакам можно лгать как угодно, это не запрещено шариатом. Сказано, что правоверный может даже публично отречься от своей религии, если в душе он продолжает верить в Аллаха и если это ради религии. Когда мы разберемся с коммунистическими безбожниками и жидами, попирающими землю святой Палестины — настанет день, когда и американские безбожники узнают что такое гнев Аллаха. А пока — шариат не запрещает брать у одних безбожников помощь для того чтобы обращать ее против других безбожников. Хитрили они и хитрил Аллах, и воистину, Аллах — лучший среди хитрецов!

— Аллаху Акбар.


Нельзя сказать, что в Афганистане воевал только СССР.

К этому времени — СССР удалось создать в Афганистане и довольно неплохую армию (боеспособность частей сильно отличалась, но профессиональные солдаты, такие как десант, отличались высокой боеспособностью) и сильные органы безопасности. Были созданы две курирующие структуры — народную милицию контролировал и обучал Кобальт, а органы госбезопасности — Каскад. К 1985–1986 году был создан и обучен оперативный аппарат, настоящие оперативники появились не только в крупных городах — но и на провинциальном уровне. В центральном аппарате органов афганской милиции и госбезопасности появились люди, которые прошли обучение в настоящих школах МВД и КГБ в СССР. Уже был изучен и обобщен опыт.

Наиболее опытные и нестандартно мыслящие оперативники понимали, что вопрос уже не в идеологии. Долгая война трансформировала общество, породив с обеих сторон конфликта множество мстителей. Простые афганцы научились использовать войну в своих целях — например, нередки были случаи, когда осведомители сообщали о сходке исламского комитета на поле, а то и в доме своего врага — чтобы лишить кровного врага с трудом обработанной делянки, а то и жизни.

Но это можно использовать в обе стороны и манипулируя кровниками и пониманием чести на этой стороне — можно было много чего добиться на той…


Утром — Джелалабад вовсе не похож на прифронтовой город, стайки голубей режут своими крыльями лазурь неба, добродушно перекрикиваются торговцы, выкладывающие товар на рынке, народ выбирается пораньше и спешит по своим делам. Никто и понятия не имеет, что здесь и сегодня — многое решится…

Средних лет мужчина, одетый как афганец — сошел с мотоцикла, тщательно запер его на замок, чтобы не угнали, выругал хозяина мула перегородившего ему дорогу — и отправился на местный филиал кабульского Чикен-стрит. Он не торопился, как и все афганцы, приглядывался к гроздьям кожаных курток и дубленок, к выставленной в ряд аппаратуре. Двухкассетник Шарп, на самом деле собранный в Китае — мечта любого дембеля. Хорошо, что сейчас перестали запрещать и установили норму провоза вещей для демобилизующихся. Жизнь есть жизнь и отнимать у тех кто тут год с лишком рука об руку со смертью гулял права привезти дубленку отцу или магнитофон себе — это подлость. Тем более что с Кабула летают самолеты, которые никто и не думает проверять.

У одного из дуканов — мужчина остановился

— Салам алейкум, уважаемый

— Ва алейкум салам — откликнулся хитрого вида, бородатый торговец, в чертах лица и разрезе глаз которого было что-то хазарейское. Хазарейцы считались для пуштунов людьми второго сорта, работали в основном прислугой — но если жена не может родить или рожает одних девочек, то и внебрачный сын от прислуги — хазарейки может стать наследником. Это все знают, просто стараются не замечать.

— Я заказывал кожаную куртку пятьдесят шестого размера. С большим воротником.

— Какая удача. Такая куртка только что пришла, с большим воротником из овчины. Очень, очень хорошая куртка, в лютый мороз она сохранит тепло хозяина.

Мужчина вздохнул

— Твои слова сладкие, Алиджон но слова не халва, с чаем не съешь. Хочу примерить твою куртку, потом поговорим…

— Прошу сюда, эфенди — Алиджон отодвинул покрывало — здесь все для примерки имеется…


В тесном пространстве лавки — ждали двое, устроившись среди тюков с одеждой, на которых были условные знаки владельца — три верблюда. Тот, что помоложе — открыто держал Узи

Мужчина не испугался

— Скажи своему, чтобы убрал автомат, Саид. А иначе я повернусь и уйду

Саид, лет под пятьдесят, обветренное, как и у всех живущих в горах лицом сделал знак

— Ты один?

— Один, один. Хочешь — проверь. За мной хвоста не было.

— Сейчас непростое время, шурави. Друзья становятся врагами, а враги друзьями, приходится опасаться всех. Что касается этого бачи — то это Нуруддин. Если что-то со мной случится, он придет на встречу вместо меня. Он год учился у ваших учителей и говорит на русском.

Сейчас же мужчины говорили на таджикском, который Саид понимал потому что его мать была таджичкой, внучкой одного из тех басмачей, что откочевали в Афганистан в двадцатые годы спасаясь от советской власти и истребительных отрядов НКВД. В Средней Азии и до сих пор за портрет Буденного могут убить.

Что касается пришедшего — то он был старшим опером из Душанбинского УГРО, сосланного в командировку, чтобы его тут убили. Начальству он был неугоден, потому что один из немногих говорил о наличии в СССР мафии.

— Знать русский это хорошо. Но еще лучше знать то, что не знают другие…

— Ты прав. В таком случае — как тебе новость о том, что важный американский чиновник приехал в Пакистан с большой инспекцией.

— Это очень хорошая новость. А как зовут этого чиновника?

— Его зовут Вильсон, Чарльз Вильсон. Он не первый раз приезжает

Мужчине это имя ничего не говорило — но он запомнил

— И что же в этой новости такого ценного? Об этом напишут газеты

— А то, что этот чиновник сильно недоволен тем, что происходит и как распределяются деньги — а президент и генералы сильно недовольны тем, что этот чиновник указывает, что им делать. Этот чиновник посетил несколько лагерей, а теперь он собирается тайно проникнуть в Афганистан. Он хочет лично принять участие в операции моджахедов или хотя бы пострелять по какому-нибудь коммунистическому блокпосту.

— Вероятно, этот чиновник идиот.

— Он неверный, а все неверные самонадеянны.

— А когда этот американец собирается проникнуть в Афганистан?

— Точной даты не знает никто кроме Аллаха Всевышнего. Но ему заказан большой эскорт, поднимутся боевые самолеты, самые лучшие. Это будет в провинции Нангархар в ближайшие два — три дня.

— Вот теперь это действительно хорошая новость, что ты хочешь за нее?

Вместо ответа Саид протянул бумажку с криво написанными именами. Гость прочел, нахмурился

— Этот сидит за изнасилование и убийство женщины. И ты хочешь, чтобы его выпустили?

— Именно поэтому и хочу. Скажи, когда он будет выходить, муж этой женщины и его братья будут ждать неподалеку. Далеко от тюрьмы этот плевок верблюда не уйдет

— Его может, и так расстреляют, по суду.

— Ты мусульманин и говоришь, так же как и я — но так ничего и не понял. Правосудие надо вершить своими руками. Если правосудие свершится иным способом — муж этой женщины и весь его род будут унижены

— Хорошо, Саид, будь, по-твоему. Держи

Саид с пренебрежением принял стопочку банкнот — на оплату агентов народные власти выделяли мало, но несколько раз пообедать хватит.

— И еще Саид. Мне нужна куртка. А то подумают, что я сюда за чем-то иным приходил.

Саид позвал хозяина лавки. Последовала краткая, но оживленная дискуссия с жестикуляцией и заламыванием рук, после чего Саид отдал только что полученные деньги, а довольный хозяин полез в мешок за подходящей курткой

— Я дарю тебе эту куртку. Носи и да будет с тобой благословение Аллаха

— И с тобой, Саид, пусть всегда пребудет благословение Аллаха, и пусть он вознаградит большим за твою доброту.


— Американский чиновник. Вильсон…

Основной штабной контингент Советской армии в Афганистане — был расположен в Кабуле и размещен частично в Министерстве обороны (многим известное здание с двумя голубыми куполами), частично в бывшем дворце Амина том самом, который в семьдесят девятом штурмовала Альфа и с которого все началось. Несмотря на то, что всю боевую работу в Афганистане выполняла сороковая армия, с собственным командованием, в Кабуле работал еще аппарат Главного военного советника, который отвечал за советничество во всех частях Афганской армии, и пытался отдавать приказы и частям сороковой армии. Третьей — была оперативная группа Минобороны, работающая отдельно и занимающаяся в основном стратегическим планированием и советничеством в афганском Генеральном штабе.

И это не считая советнических структур в МВД и ХАД, которые тоже тянули одеяло на себя.

— Что думаешь?

— А что тут думать?

Если доложить — начнутся согласования. Это минимум сутки — двое. Не раз такое было — пришла информация о стоянке банды духов, ее накрывали огнем ГРАДов, но перед этим шло согласование. Потом по формулам высчитывали число погибших и сообщали в штаб. Обычно у духов погибших не было — они опытным путем вычислили время советской реакции и знали, сколько можно находиться на одном месте, а потом уходить.

— Ну, ну? Не тяни кота за яйца.

— Привезли очередную партию СКАДов, пуски завтра. Я могу передвинуть. И сам поеду, проинспектирую.

— А как узнаешь, куда и когда?

— Как только паки врубят глушение и поднимут истребители — все ясно станет. Была — не была. Накроем весь квадрат.

— Чего мы теряем?

Речь шла про уничтожение устаревших ракет СКАД пусками. В СССР скопилось огромное количество этих опасных, жидкостных ракет. Сроки были просрочены, в любой момент мог произойти самоподрыв. Афганцам передали пусковые, после чего начались пуски по горным укрепленным районам. Был запрос на утилизацию таким образом спецбоеприпасов — химического оружия — но согласия получено не было.

— Да ничего не теряем. Только если что — нас там не было.

— Само собой.

28-30 августа 1985 года

ДРА, провинция Нангархар
Средством сообщения между Афганистаном и Пакистаном, как и сто и двести лет назад были караваны…

Караван — это от десятка, до сотни и более ослов, иногда, южнее, — ослы заменялись машинами, но тут машинам было не пройти. Часть ослов везут еду и воду в бурдюках, часть — груз в переметных сумах — хурджинах. Хороший осел способен нести груз равный его собственному весу.

Обычно у груза в караване несколько владельцев, никто не отправляет весь товар одним караваном. Вместе с караваном идет и охрана. Американцы ожидали, что их будут сопровождать солдаты сто одиннадцатой горной бригады — но почему-то вместо них были местные, лояльные власти пуштуны из пуштунской милиции. Они красовались в черных авиационных очках, часть была вооружена автоматами Калашникова, часть — винтовками Бур-303. Винтовки G3 им не выдавали.

Сейчас, с машин — бурбухаек — грузили ослов, распределяя груз. Ослы недовольно ревели, хозяева нервничали, смотря на пикапы и белых людей. Здесь уже жизнь научила не лезть в большую политику — чем дальше от нее, тем лучше.

— Сэр…

Вильсон, переодевшийся афганцем — стоял у пикапа Тойота и смотрел вдаль, на холмы. Погода была хорошей, солнечной.

— На вашем месте я бы отменил.

— Погода слишком хорошая. Русские смогут поднять свои вертолеты и вылететь на охоту.

— Нас же прикрывают с воздуха.

— Сэр…

Томас Диккенс, COS Пешавара осмотрелся

— От пакистанцев сейчас всего можно ожидать.

— Можешь оставаться.

— Сэр, я и так не смогу вас сопровождать.

Дело было в том, что весь персонал ЦРУ, в том числе и начальник местной станции — относились к персоналу исполнительной власти, точнее, к персоналу Госдепартамента США. В отношении их действовал исполнительный приказ, запрещающий без особого разрешения подходить ближе, чем на одну милю к границе с коммунистическими странами. Но конгрессмен не был чиновником и его запрет не касался.

Вильсон надел черные очки и повернулся к ЦРУшнику

— Можно много разглагольствовать о борьбе с коммунизмом, Том. Но все в итоге сводится к одному — либо у тебя есть яйца чтобы пойти и убивать комми, либо их нет. А все остальное — словесная шелуха

Над головами прогремел F16 — новейший тактический истребитель пакистанских ВВС

— Вот видишь? Кавалерия прибыла…


Вильсон несмотря на свою браваду вовсе не собирался сильно рисковать — он собирался пройти с караваном тропами всего лишь пару десятков километров вглубь афганской территории до крупного базового лагеря в горах где караван разгружался и потом оружие развозилось на мелких, по несколько ослов караванах. В том же лагере были склады в горах, мелкие ремонтные мастерские и госпитали. Советские проводили операции против некоторых укрепрайонов, но после ухода десантников они возобновляли деятельность, потому что эту местность постоянно контролировать было невозможно.

После прохода границы караван поделился на две части — меньшая ушла вперед, остальные выждали с полчаса и пошли следом. Если впереди засада спецназа — то погибнет малый караван, в то время как большой — пройдет. В большом были в том числе и ракеты Стингер. Шли не спеша, приноравливаясь к неспешному ходу ослов. Вильсон старался ничем не выделяться, но он был больше чем на голову выше афганцев.

Внезапно — проводник, шедший тремя ослами впереди, резко поднял руку и все замерли. Потом раздался то ли свист, то ли грохот — но никто ничего не успел сделать: они были заперты на узкой тропе. Боеголовка СКАДа врезалась в горный склон выше их и взорвалась, ударной волной — их сбросило с тропы в ущелье. Последнее, что запомнил конгрессмен Вильсон — летящие на него камни…

30 августа 1985 года

Вашингтон, округ Колумбия
А на противоположном конце мира, на берегах реки Потомак — медленно и вязко продолжали вращаться шестерни и приводные ремни мировой политики. О гибели Чарли Вильсона там пока не знали, но это ничего не меняло во взаимоотношениях США и СССР. Каждая из сторон одновременно пыталась, и наладить какой-то контакт, хотя бы ради выживания, и уничтожить другую сторону.

Одна из должностей, которую занимал вице-президент Буш — была должность главы КОКОМ — координационного комитета по противодействию техническому развитию СССР. Этот комитет был создан только при Рейгане, его основной задачей было соблюдение санкционного режима в отношении СССР и пресечение каналов поставок в СССР сложного оборудования. Сделать это удавалось не всегда — например, французы продали систему проектирования CATIA, созданную впервые для проектирования новых самолетов Мираж, а японцы через Финляндию продали за три цены суперсовременные обрабатывающие центры высокой точности, которые позволяли с шестнадцатым классом точности обрабатывать детали размером с гребной вал подводной лодки…

Но многое удалось сделать. Например, удалось пресечь поставки из Бельгии в СССР специального полимера для внутреннего покрытия топливных баков, что привело к повышенным потерям советских вертолетов в Афганистане.

Сегодня на повестке дня был вопрос, прежде всего Франции. Франция была своего рода троянским конем СССР в Западной Европе. Причин много — историческая близость к России, память о двух мировых войнах, в которых Франция и СССР/Россия сражались на одной стороне баррикад, изначальная, еще с 1789 года склонность Франции к левым доктринам, сегодняшнее доминирование коммунистических и социалистических партий. Тяжелым ударом стал приход к власти во Франции правительства Миттерана — коммуниста. Рассматривался даже вопрос инициации правого военного переворота. Франция до сих пор не входила в НАТО, что затрудняло манипулирование ею. Генерал де Голль крайне скептически относился к сотрудничеству с США и считал, что Европа должна развивать сотрудничество на Восток, а не сближаться с исторически чуждыми ей англо-саксонскими странами.

Сейчас в связи с турне Горбачева по Европе к Франции снова возникли вопросы…

… двадцать девятого сентября в Елисейском дворце состоялось расширенное совещание с участием президента Миттерана, премьер-министра Ширака, части членов правительства, руководителей ведущих французских компаний. На нем президент Миттеран сообщил о результатах визита генерального секретаря Горбачева в Париж, сделанных им предложениях по углублению и расширению советско-французского сотрудничества, по покупке лицензий и организации совместных предприятий на территории СССР.

В ответном слове президент концерна Рено Жорж Бесс* заявил о том, что курс на производство люксовых товаров порочен сам по себе, поскольку только массовое производство товаров народного потребления способно обогатить широкие слои населения и создать устойчивый средний класс как социальную базу правительства и государства. В своем ответном слове он отметил, что французский бизнес в своем теперешнем состоянии не может конкурировать с японским, поскольку в Японии средний работник работает примерно на 9-12 часов в неделю больше и имеет меньшие социальные гарантии по сравнению с французским. Экономика не растет должным образом с конца семидесятых годов. Единственный способ придать экономике новое ускорение — это резко расширить потребительскую базу для французских товаров для чего СССР и страны Восточной Европы подходят идеально. Он так же отметил, что Франции необходимо опередить ФРГ и Италию, которым возможно будут сделаны аналогичные предложения, и закрепиться на советском рынке пока для этого есть возможности.

Другие выступающие отметили историческую и культурную близость Франции и стран Восточной Европы, в частности СССР, совместный опыт борьбы с нацизмом, уже имеющуюся базу для налаживания контактов, в частности активный культурный обмен СССР и Франции с взаимной покупкой культурной продукции.

Принято решение определить наиболее желательными партнерами на Востоке СССР, Югославию, Польшу, Румынию, предложить данным странам создать ряд рабочих групп для определения направлений сотрудничества в сфере авиастроения, автомобилестроения, транспортного машиностроения и иных сфер. Так же проработать механизмы сотрудничества на основе совместных предприятий, чтобы обойти экспортные ограничения США…

— Что это значит? — перебил вице-президент Буш

— Это значит, сэр — сказал докладчик — что если русские и французы создадут совместное предприятие, то критические технологии, которые подлежат запрету экспорта, могут оставаться во Франции и не передаваться — но работать и в интересах Советов. Чтобы соответствовать такой ситуации — нам придется вводить куда более серьезные трансграничные санкционные ограничения, чем существуют сейчас, фактически речь идет об ограничении суверенитета в пользу США. Большая часть стран, а тем более Франция, где антиамериканские настроения традиционно сильным — никогда не согласятся с таким положением дел. Это может привести к новой волне враждебности по отношению к США, а в некоторых странах — к переходу власти к еще более левым политикам, пользующимся антиамериканскими настроениями**.

— Это для нас неприемлемо. Что мы можем сделать прямо сейчас?

— У нас остались контакты в Париже — сказал представитель ЦРУ — но они сейчас во многом не у дел. Французы сложные, с ними непросто играть. Наоборот, это мы нуждаемся в них.

Речь шла об особом агенте, который передавал на Запад особо важные данные о советских научно-технических разработках. Он пока не был раскрыт.

— Что мы можем сделать? — настойчиво повторил вице-президент

— Создать осложнения во Франсафрике. И в Афганистане, сэр. Но это всё. Конечно, не считая традиционных мер.

— Ясно. Что у нас еще по списку?

— Финляндия, сэр. Новые треки сотрудничества с СССР…


* Жорж Бесс был убит в Париже 17 ноября 1986 года террористами

** Это соответствует действительности на середину 80-х годов. Вообще, операция США по созданию глобализированного проамериканского бизнеса и приручение европейских национальных элит — видимо самое большое их достижение с 1991 года. Еще в девяностые сегодняшняя санкционная ситуация была бы просто немыслима. СССР, например, несмотря на вторжение в Афганистан отказались исключать из олимпийского движения — сравните с тем, что творится сейчас.


Вице-президент США проживал в доме на территории военно-морской обсерватории в Вашингтоне и сейчас туда же и возвращался. Мысли его были невеселыми.

Он понимал, что решением тактических задач — недопущение попадания в СССР высоких технологий, расширения сотрудничества СССОР и стран Европы — на деле подрывается американское лидерство. Ибо лидерство не состоит в навязывании все новых и новых ограничений, каждое ограничение даже будучи принятым, вызывает все большее раздражение — и, в конце концов, накопится критическая масса и…

США имели право разговаривать с Европой свысока потому что на протяжении уже сорока лет обеспечивали ее оборону от большевистских полчищ, причем за свой счет. Но такие решения принимались, когда американские ресурсы казались почти беспредельными — а что происходит сейчас? Япония — крошечные острова в Тихом океане — построили вторую экономику мира, не имея практически никаких природных ресурсов. Как это произошло? Сейчас у них денег столько, что они пачками скупают небоскребы в Нью-Йорке и ЛА — просто потому что деньги надо куда-то вложить. А что потом?

Бушу не давал покоя процесс, инициатором которого он был. Еще будучи послом в Пекине он стоял у колыбели китайско-американского сотрудничества, и именно этим — он прервал стремительное расширение зоны влияния коммунистов и во многом нивелировал последствия проигрыша во Вьетнаме. Но сейчас, глядя на японские успехи, он мучительно задавался вопросом — а что потом? Китайцы не менее трудолюбивы и неприхотливы чем японцы. Что если они повторят путь Японии — только с населением в миллиард человек.

Что тогда делать? И что если пример Японии вдохновит всю юго-восточную Азию?

Вся мощь Америки — имеет в своей основе экономическое превосходство. А что если его не будет? Что если те кого они учили свободной экономике и капитализму — научатся и будут работать как американцы — но за половину, за четверть жалования?

Какой процесс они запустили? Они пытаются сделать другие страны успешными и капиталистическими, чтобы те не достались коммунистам — но тем самым они растят себе будущих конкурентов.

Япония сорок лет назад была разбита бомбардировками и оккупирована. А сейчас?

Говорят, что в центре Токио квадратный метр земли стоит в сто раз больше чем в центре Нью-Йорка…

Внезапно зазвонил телефон, находящийся в подлокотнике между сидениями бронированного лимузина вице-президента. Буш поднял трубку

— Сэр, это дежурный по Совету национальной безопасности, у нас ЧП. Вам придется срочно прибыть в Белый дом.

— Что произошло?

— Это незащищенная линия, сэр.

— Президент в курсе?

— Он в Майами, сэр. До него пытаются дозвониться

Этого не хватало.

Водитель, слыша разговор, включил проблесковые маяки и сирену.


В чрезвычайной ситуации — если конечно речь не идет о ядерной войне — СНБ собирается в специальной комнате в Белом доме — она оборудована всеми средствами связи и из нее можно напрямую связаться с командованием в Европе и любым флотским командованием. Вообще, СНБ это один из таких органов, которые при каждом президентстве либо уходят в тень, либо наоборот — становятся средоточием реальной власти. У Рейгана не было выбора — после разгрома ЦРУ в середине семидесятых, и после каденции Джимми Картера, когда в ЦРУ был адмирал Тернер и внимание, вместе с финансированием получали лишь проекты технической разведки ELINT — Рейган вынужденно перенес организацию и финансирование многих тайных операций в СНБ. Там собралась лихая команда из полугражданских аналитиков и лихих майоров и полковников времен Вьетнама, которые там лишились последних тормозов и жаждали сыграть в игру «как надо» то есть без надзора и без правил. Афганистан не был в центре их внимания, в основном СНБ занимался Ближним Востоком — Ливан, Ливия, Иран и Латинской Америкой. Но сигнал о чрезвычайной ситуации первым пришел именно сюда из Госдепа…

— Что происходит? — спросил Буш, проходя в кабинет оборудованный средствами связи и снимая куртку.

— Сэр, чрезвычайная ситуация в Пакистане — ответил сидящий на связи дежурный. Вообще, народа было немного, даже подозрительно немного.

Буш подумал — переворот или война. И то и другое было весьма вероятно. Крайний переворот там произошел в конце семидесятых, все понимали, что он не последний. Законно избранного премьер-министра страны повесили. Армия Пакистана просрала все три войны с Индией, но это ей не мешало регулярно одерживать победы над собственным народом и правительством. Совсем недавно военный диктатор Пакистана применил против собственного народа — племен на границе — химическое оружие, его могли в отместку убить, как Индиру Ганди.

Или могла начаться новая война с Индией. Четвертая по счету.

Только на сей раз и Пакистан и Индия находятся в статусе «пограничных государств» то есть у них или вот-вот появится или уже есть ядерное оружие.

— Что произошло?

— Сэр, пакистанцы сообщили о массированном ракетном ударе русских

Буш с трудом сдержал эмоции. Этого только не хватало! С тех пор как русские зашли в Афганистан, а в Пакистане расположились моджахеды — США при обсуждении каждого пакета помощи задавались вопросом — когда русские решат что с них достаточно и начнут войну с Пакистаном. Видимо, только смерти генсеков — пока спасали от такого исхода. Но этот… Горбачев…

Кто он вообще такой?

— Что попало под удар? Пешавар или еще и столица?

— Сэр удар нанесли по горам, по приграничному району.

— По горам?

— Сэр в этот момент там находился конгрессмен США Чарльз Вильсон.

Буш опешил

— Что он там делал?

— Неизвестно, сэр.

Этого не хватало.

— Наберите Лэнгли.

— Да, сэр. Госдеп на линии.

Буш взял трубку

— Джеймс?

— Нет, сэр. Это Ларри Иглбургер, мистер Бейкер в Техасе. Ему уже позвонили.

— Что произошло?

— Полной информации пока нет, сэр. Но пока все подтверждается — мистер Вильсон имел паспорт[69], и мы нашли его на рейсе Пан-Ам в Исламабад три дня назад.

— Я позвонил в его офис. Там подтвердили, что конгрессмен Вильсон вылетел в Пакистан для встречи с президентом. И перед вылетом у него был Гаст Авракотос.

Буш выругался про себя

— Держите меня в курсе

— Да сэр.

— Лэнгли на второй линии, сэр. Переключаю.

Щелчок

— Говорит вице-президент Буш, с кем я говорю?

— Сэр, это Дуглас Пеннер[70], я сегодня старший оперативный офицер.

— Что происходит в Пакистане, какая у вас информация?

— Сэр, информации пока немного. Мы связались с Пешаваром, местный COS, Диккенс подтвердил, что конгрессмен Вильсон ушел с караваном. Но он не знает, попали ли они под удар, это известно со слов пакистанских летчиков. Связи там нет.

Буш взорвался

— Ради Бога, кто отправил американского конгрессмена в тыл русским?! Кто ответствен за операцию?

— Сэр, такой информации у меня нет.

Буш немного сбавил обороты

— Гаст Авракотос у вас работает?

— Да, сэр.

— На какой позиции?

— Он старший кейс-офицер в инспекции Среднего Востока. Занимается как раз моджахедами.

— Найдите его, где бы он ни был. Пусть немедленно едет в контору. Хоть вертолет за ним отправьте, если надо будет.

— Да, сэр.

— Где сейчас директор?

— В госпитале, сэр. На обследовании.

— Кто старший в доме?

— Вероятно, мистер Гейтс, сэр.

— Пусть он прибудет на пост. Разыщите его.

— Да, сэр.

Буш положил трубку

— Сэр, прибыл адмирал Пойнтдекстер…


Адмирал Пойнтдекстер, советник президента по вопросам национальной безопасности — прибыл в Белый дом вторым.

— Слышали, что происходит?

— Да. Русские, похоже, прикончили конгрессмена Вильсона

— Подтверждения ее нет. А сами что думаете?

— Чарли вечно лез, куда его не просили.

— Да, он был проблемой — неопределенно сказал Буш — головной болью

— Это еще мягко сказано, сэр. Черт, он был самым настоящим шантажистом. С его членством в комитетах обороны и бюджета он просто вызывал к себе людей из Пентагона и говорил: я выделяю вам столько на ваши игрушки, а вы финансируете кампанию в Афганистане вот на столько. И попробуй, откажись!

— Тем не менее, нам нужно понять, какова будет наша реакция.

Адмирал Пойнтдекстер пожал плечами

— Сэр, мое видение — он зря туда полез, только и всего. Конгрессмен США не должен анонимно проникать в чужую страну, тем более что там идут боевые действия. Это неприемлемо просто.

— Этот парень из нашей черт возьми партии. Конгресс это просто так не оставит

Зазвонил телефон

— Сэр, Лэнгли на линии

Буш взял трубку

— Кто говорит?

— Сэр, это Гаст Авракотос. Это правда, сэр?

Буш Авракотоса помнил, хотя и мельком — хороший работник, COS в Афинах во время диктатуры полковников.

— Правда что, Гаст?

— Конгрессмен Вильсон действительно погиб?

— Мы пока не получили подтверждения. А вот что я хочу знать, как, черт возьми, конгрессмен США там оказался?

— Сэр, он собирался в инспекцию по Пакистану. Собирался встретиться лично с президентом Уль-Хаком.

— Он не был членом комитета по международным делам — перебил Буш

— Сэр, на протяжении многих лет конгрессмен Вильсон занимался поддержкой наших усилий в Афганистане. Для него это было личной войной, сэр.

— Что ж, и до добра это не довело. Вы были у него в офисе перед отлетом. О чем вы говорили?

— О ситуации в Пакистане, сэр. Мы обсуждали странное перераспределение президентом уль-Хаком направления помощи разным группам борцов за свободу.

— Он говорил вам о намерении пересечь границу?

— Нет, сэр. Он должен был встретиться с президентом Уль-Хаком и основными игроками среди моджехедов, задать им вопросы, попытаться понять, что происходит — но это всё, сэр.

— Что ж, а теперь мы имеем на руках международный кризис. По этим фактам будет внутреннее расследование, советовал бы подготовиться.

— Да, сэр.

Буш бросил трубку. Этого только не хватало.

30 августа 1985 года

Москва, СССР
Из Ленинграда я возвращался военным спецрейсом — один, и тайно, вся остальная делегация там осталась и должна была проехать по Прибалтике и оценить готовность этих республик к введению там режима свободной экономической зоны. А у нас был кризис — военный кризис, первый со времени моего «президентства» в кавычках.

Вышел на связь маршал Соколов, доложил — в районе афгано-пакистанской границы идут ожесточенные бои с применением авиации, сбито уже пять наших самолетов и несколько афганских, пакистанцы потеряли двоих. Такой катастрофический результат вызван тем что пакистанцы тотально превосходят нас на своих новых F16, а у нас нет там ни современных истребителей ни современных систем ПВО. Все пять потерянных нами самолетов — штурмовики Су-25. Спросил, почему в районе нет наших современных истребителей. Оказалось, они существуют еще в малом количестве и сосредоточены в основном в войсках ПВО центрального региона и в Европе. Первые Су-27 прикрывают Ленинград и Северный флот. Но можно же было хотя бы Миг-23 перебросить?! Выругал и дал команду перебрасывать…

Неужели начало афгано-пакистанской войны?

Маршал доложил, что судя по перехватам, погиб кто-то важный или не погиб, а находится в ловушке, и пакистанцы пытаются обеспечить воздушное прикрытие отрядов спецназа.

Прямо из самолета связался с Добрыниным.

— Анатолий Федорович, что у нас по Пакистану происходит?

По заминке понял — ему еще не доложили. Честное слово,напрашивается разделение МИД на два или даже три ведомства. Не ради мести, а ради того чтобы мы не концентрировались только на взаимоотношениях с ведущими странами Запада. Правильно как — лучших людей ставить не туда где большие проблемы, а туда где наибольшие возможности. А у нас как? В МИМО наибольший конкурс на какие языки? Английский, французский, немецкий. Кто поумнее испанский — второй по распространенности, на нем вся Латинская Америка говорит, а это если так подумать, не худшее назначение. Потом португальский — но тут можно в Африку попасть. А все остальное — так, кому останется. Ох, не зря мы говорили об открытии в Ташкенте филиала МИМО только с восточными языками обучения…

— Михаил Сергеевич, ждем шифровку из посольства

— Не ждите — отрезал я — сориентируйте посла как можно быстрее лично посетить уль-Хака. И заявить ему что Советский союз не оставит в беде своих афганских друзей. Но в то же время — СССР привержен делу установления мира в регионе, о чем я лично говорил господину уль-Хаку в Москве. Аллах любит миротворцев, так ему это и скажите…


Посадили самолет в Жуковском, там нас встречала группа военных во главе с маршалом Соколовым. Маршал Сергей Соколов был заместителем министра обороны и руководителем оперативной группы МО в ДРА, на первых порах фактически выполняя функции начальника генерального штаба МО ДРА. Как человек сведущий в афганских делах, он не мог не знать о происходящем

— Что происходит, Сергей Леонидович? — спросил я, когда мы шли к ЗИЛу

— Самоуправство, Михаил Сергеевич, происходит — сказал в сердцах маршал — похоже, что пара умников в Кабуле решила реализовать оперативную информацию, ни с кем не советуясь. Получается, на границе накрыли какого-то важного чина, похоже даже американца. Пакистанцы как взбесились, заходят в афганское воздушное пространство, ничтожат все что летает — видимо готовят спасательную операцию. Узнать, кто это устроил и головы оторвать…

— Зачем советоваться — ответил я, садясь в ЗИЛ — там война, увидел — убил, все правильно. Если подтвердится, готовьте представление на героев…


Поскольку ядерного противостояния пока не намечалось, поехали мы в Кремль, где была «красная» телефонная линия — прямая линия между Кремлем и Белым домом, проложенная по итогам Карибского кризиса. Тогда еще не был создан Совет безопасности СССР — как в США — и собирались просто Политбюро в усеченном составе, плюс прибыл маршал Соколов из Минобороны, Крючков из ПГУ КГБ, Ивашутин из ГРУ и Добрынин из МИД. Расположились мы в кабинете, где была та самая «красная линия»…

— Итак, товарищи — начал я — у кого имеется достоверная, подтвержденная информация о том, что происходит на афгано-пакистанской границе, с чего вообще все началось?

Все молчали. Потом заговорил Ивашутин

— Товарищ генеральный секретарь, согласно оперативным данным перешел афганскую границу и попал под ракетный удар крупный американский чин, возможно из ЦРУ, возможно из Госдепартамента. Пакистан сейчас пытается изолировать район…

— Кто конкретно — информации нет ни у кого, так?

— Давайте, позвоним в Белый дом и узнаем. Пока дров не наломали.


Звонок происходил таким образом: несмотря на то что аппарат был самым обычным, номер набирал офицер технического отдела КГБ, связывался с коллегой на той стороне и обеспечивал подключение к линии переводчиков — они работали с двух сторон. Только после этого трубка вручалась генеральному секретарю. И президенту соответственно…

— Говорит генеральный секретарь Горбачев. Кто на линии?

— Говорит вице-президент Буш. Президента Рейгана нет в Вашингтоне.

Есть!

Я посмотрел на сгрудившихся вокруг стола мужиков… это кстати было нарушением негласных правил поведения при лидере. Двое остались сидеть — Крючков и как ни странно, Добрынин

— Приветствую вице-президента Буша. Мы хотели бы выразить озабоченность развитием ситуации в районе афгано-пакистанской границы и перспективами эскалации ситуации с вовлечением в конфликт и США и СССР. Мы хотели бы избежать данной эскалации.

Палажченко перевел, после чего их переводчик подтвердил верность перевода. Палажченко кстати в одном месте ошибся, я это заметил, потому что у него родной настоящий английский, он детство провел в Англии — а у меня второй язык американский английский, там все же есть отличия. Но я не могу говорить на привычном мне языке по понятным причинам…

— Соединенные штаты Америки заявляют о своей непричастности к данным инцидентам — отозвался Буш

Но я почувствовал ложь. Для того чтобы ее чувствовать, надо знать язык и долго прожить в стране — но я как раз и знал и прожил. Американцам тяжело лгать, у них ложь почти что к убийству приравнена в общественном сознании. Они — не мы, мы то как раз профессионалы лжи. И дело даже не в Сталине, все куда глубже. Если вы прочитаете сборник «Вехи» — уже там обращено внимание на такую отличительную черту русского интеллигента как лживость…

— Господин Буш — сказал я — у нас имеются значительные сомнения в том что США действительно не имеют интересов в происходящем. Но если скажем, вы имеете такой интерес, то мы и афганская сторона могут допустить работу в районе миссии Красного креста из гуманитарных соображений. Но разумеется, условием работы такой миссии — будет запрос правительства Пакистана и прекращение посягательств пакистанской военщины на демократический Афганистан. Сейчас же военные Пакистана испытывают нервы как в Кабуле, так и в Москве, которые уже и так напряжены до опасного предела.

30 августа 1985 года

Вашингтон, округ Колумбия
— Сэр, судя по предложениям секретаря Горбачева, у них уже есть информация о произошедшем на границе.

— И нужно понять, был ли этот удар случайностью или нет.

— Что с того? — спросил адмирал Пойнтдекстер

— Это либо случайность, либо умышленное и хладнокровное убийство должностного лица США

— Это война — сказал Буш — от которой, прежде всего надо было держаться подальше.

В уме — осторожный и неторопливый вице-президент взвешивал — какую реакцию они могут себе позволить и какую реакцию может позволить себе он сам.

Слова Горбачева, сказанные им при личной встрече — что он знает подноготную убийства президента Кеннеди и может одним махом похоронить десятки репутаций и политических карьер, в том числе и его собственную…

С другой стороны — он явно не хочет эскалации и предлагает тихо закрыть ситуацию.

— Сэр, звонит Тип О'Нил

Тип О'Нил был спикером уже шести Конгрессов, мастодонтом политической сцены

— Давайте… Тип.

— Джордж, это правда?

— Подтверждения пока нет, но все идет к тому, что да правда.

— Черт…

— Как он там оказался? У него было официальное поручение или что-то в этом роде?

— Если бы было, я бы знал, Джордж

— Тогда какого черта он туда поперся?

— Откровенно говоря, Чарли всегда был головной болью для всех. Он и раньше не был образцом поведения, но сейчас сорвался. У него были проблемы с алкоголем и намечались слушания в комиссии по этике

— Слушания на какую тему?

— Боюсь, что это наркотики.

Буш понял, что президент не будет заинтересован раскручивать это дело. Шла борьба с наркотиками, Нэнси все носилась с плакатами: «Просто скажи нет». Вряд ли будет уместно публично защищать такого конгрессмена, делая из него героя Америки.

Герой Америки — наркоман…

— Как отреагирует Конгресс, Тип?

— Ну, скажем так — если вы намерены прищучить советы новыми санкциями, то теперь самое время.

— Понял тебя Тип, спасибо…

Буш положил трубку

— Похоже, кризис не проявляет тенденции к развитию. Джон, заканчивайте здесь, я в Лэнгли…

30-31 августа 1985 года

Лэнгли, штат Виргиния
Одним из мест за пределами Техаса, где вице-президент ощущал себя на своем месте, был как раз комплекс в Лэнгли, штат Виргиния. С юных лет — он делил карьеры бизнесмена и разведчика, точнее даже бизнесмена и чиновника, его отец был сенатором и учил его: если президент просит тебя что-то сделать, ответ может быть только один — да, сэр.

А теперь он и сам в шаге от заветного кресла

Скрываясь за стеклом с односторонней проницаемостью, он слушал экстренный дебрифинг по ситуации в Пакистане, который проводил Гаст Авракотос, который рисковал стать в этой истории козлом отпущения…


— …Гаст, начнем с самого начала. Кто был инициатором поездки конгрессмена Вильсона в Пакистан…

— Сам Чарли…

— Чарльз Вильсон, верно?

— Да.

— Когда вы узнали о его намерениях?

— Шесть дней назад. Мы говорили в его офисе.

— О чем говорили?

— О странном поведении пакистанцев. Почему одни группировки полностью лишены помощи, а другие получают ее, причем в усиленном режиме.

— То есть, вы поставили этот вопрос, так?

— Верно. Мы всегда работали с Чарли очень плотно, он вникал во все детали

— Гаст, подумайте, прежде чем ответить. Вы делились с конгрессменом Вильсоном секретной информацией?

— Я не могу сразу ответить. Но разве конгрессмен не имеет степени допуска? Он же член комитета по вооруженным силам.

— Гаст вы не первый день работаете в ЦРУ и знаете, что допуск к информации по Пентагону и по нам — разный.

— Да, сэр.

— Какой информацией вы делились с конгрессменом?

— По вооруженным группам в Пакистане… черт я не передавал ему информацию о наших агентах, если вы об этом. Да она ему и не нужна была!

— Гаст, с какой целью конгрессмен Вильсон поехал в Пакистан?

— Встретиться с основными игроками, включая и президента. Узнать, что происходит

— Почему конгрессмен был так одержим Пакистаном?

— Он не был одержим Пакистаном. Он был одержим движением моджахедов.

— Это сложно объяснить.

— А вы попробуйте.

Буш понял, что за спиной открылась дверь, обернувшись он увидел судью Уильяма Уэбстера, нынешнего директора ЦРУ. Тот кивнул ему и занял кресло по соседству.

— В этом здании работает несколько тысяч человек и рядом строится еще одно. Как думаете, чем они занимаются?

— Это вопрос? Вероятно, они служат своей стране.

— Вот. Мы все служим своей стране. Это значит, что мы каждый день приходим на работу и занимаемся тем, что скажет нам делать начальство. А начальство приказывает делать то, что приказывает его начальство.

— К чему вы клоните, Гаст?

— К тому, что за всем за этим есть одна большая цель. Борьба с коммунизмом. Мы выполняем свою работу и надеемся, что она поможет этой главной цели. Но не знаем точно, поможет или нет. Конгрессмен Вильсон знал точно, что эти ребята в горах уничтожают коммунистов. Именно поэтому он выбивал для них деньги и всем чем мог, помогал — это был самый короткий и ясный путь до глобальной цели. Убивать чертовых коммунистов.

— Вернемся немного назад, Гаст. Когда вы узнали, что конгрессмен Вильсон собирается поехать в Пакистан?

— Четыре дня назад. Он сам сказал мне об этом в своем офисе

— При том разговоре присутствовал кто-то кроме вас?

— Нет, мы никогда не обсуждали такие дела в присутствии посторонних.

— После этого разговора вы сообщили кому-то о намерении конгрессмена?

— Да, я позвонил в Исламабад и Пешавар.

— С кем конкретно вы там разговаривали и о чем?


— Он неплох — заявил Буш, отвлекаясь от разговора — видит главную цель и не боится при необходимости руки испачкать.

— Да, но у него проблемы с субординацией. Я только что говорил с Исламабадом. Генерал Гуль заявил, что по району, где предположительно находился конгрессмен, был нанесен удар баллистическими ракетами. Вряд ли там кто-то уцелел.

— Русские предлагают ввести в район миссию Красного креста. Вопрос — знали ли они по чему или по кому бьют?

— Наши аналитики изучают вопрос, пока все выглядит чистой случайностью. Никакого роста трафика на линиях Москва — Кабул, никакого всплеска переговоров в самой Москве. Русские бюрократы, если бы это была согласованная операция, эфир гудел бы.

— Да, но… баллистическими ракетами…

— Они не первый раз это делают. Устаревшие ракеты, от которых проще избавиться именно таким способом. Они передают их афганцам, а афганцы запускают.

— Да, но на сей раз под удар попал конгрессмен США.

— Мне нужно ознакомиться с последними данными по Афганистану и Пакистану. На полноценный брифинг нет времени…

— В моем кабинете это можно сделать

Буш кивнул

— Хорошо. И вот что. Мы не можем оставить это без ответа. Но ответ, судя по всему не должен выходить за грань символического. Что можно сделать, чтобы Советы нас услышали?

Директор ЦРУ задумался

— Можно снять некоторые ограничения. Например, нам запрещено поставлять снайперские винтовки для повстанцев, так как они используются для убийства

— А разве другое оружие не для того же используется?

Директор ЦРУ пожал плечами

— Считается, что прямо — нет[71].

— Хорошая идея. Через Конгресс это пройдет, особенно сейчас. Назовем это «мемориальный акт Вильсона».

31 августа 1985 года

Москва, СССР
Когда острота кризиса миновала — я отпустил большую часть собравшихся по домам, отсыпаться. Не отпустил только Ивашутина, Соколова и Крючкова. Вместе с ними мы переместились в другой кабинет, где я попросил сварить целую кастрюлю кофе. Старший прикрепленный пошел в буфет контролировать процесс.

— Так, товарищи — начал ставить задачу я — судя по всему этот кризис далеко не пойдет, но он не первый и вероятно, не последний. Вопрос Афганистана надо решать.

— Точнее вопрос прекращения там войны. Решать как угодно — но решать.

Народ завис. Понимаю.

— Все помнят бдения у Юрия Владимировича?

— Вот, давайте и побдеем. Или побдим.


Бдения у Андропова — это были полноценные мозговые штурмы. Я не был ни на одном из них, только читал — но кто сейчас это проверит? Авторитет надо нарабатывать.

Кстати, с бдениями Андропов опередил западный менеджмент лет на десять…

Начали отрабатывать сценарии.

Первый — уходим совсем. Американцы, скорее всего не выполнят обещания, а то и не дадут их — и мы через некоторое время получим на своей границе враждебный, радикализованный, скорее всего вооруженный трофейным оружием Афганистан. Даже если мы будем успешно защищать свою границу — воздействие источников радикального ислама на Среднюю Азию трудно спрогнозировать. Но то что добра от этого не жди — это точно.

Второй вариант — уходим, но частично. Как оказалось, такой вариант уже рассматривался. Просчитывались варианты. Оказалось, что для контроля Кабула и окрестностей надо не менее двадцати тысяч человек. Тогда же кстати прорабатывался совершенно новый для Советской армии вопрос контрактов — сверхсрочка с повышенным до тысячи и более рублей в месяц денежным довольствием. Ни к чему не пришли.

Третье — оставляем все так как есть — то есть уже запущенный процесс национального примирения с вялым выводом войск без сроков и в общем то без понимания, когда конфликт будет урегулирован и мы сможем уйти.

Вариант с победой даже не рассматривался.

Выслушав всех, начал говорить уже я

— …Исходя из всех трех пунктов, я вижу только одно — уверенность в том что сами афганцы не смогут или не захотят защитить завоевания своей революции. То есть, мы почему-то делаем афганцам революцию за них.

Все молчали, потому что и сказать было — нечего. А что тут скажешь?

— Товарищи, исходя из того что я знаю, там два основных языка — пашту и дари. Верно? \

— Не совсем так, товарищ генеральный — заговорил Соколов — языков, как и национальных групп там намного больше, но большинство — да, говорят на одном из этих двух языков. Причина в том что в Афганистане крестьянское и городское население принадлежало к разным народам, простые афганцы не смогли создать свою высокую культуру и были вынуждены пойти на ее заимствование в Иране. Персидская культура, ее ареал вместе с персидским языком — это фарси и есть — распространены далеко за пределами Ирана, есть даже фарсиязычные народности в Индии. Афганистан — сложная страна, север — это горы, но там традиционно и много городов, в которых кого только нет — от потомков воинов Александра Македонского до потомков басмачей, которых мы выгнали в двадцатые. Север страны говорит в основном на фарси, хотя встречается и таджикский и хазарейский и другие языки. Юг — в основном пустыни, единственный крупный город — Кандагар, но он и при королях был наполовину суверенен. Там есть свой король, свои принцы. Там зона языка пушту и главные там — племена пуштунов…

— Как же так получилось? — спросил я — такое разделение.

— Сложно сказать. Пуштуны расселены и на востоке страны, есть пуштунские племена в Пакистане, среди пакистанских офицеров немало пуштунов — они очень воинственны.

— А кто за нас?

— За нас в основном север — образованный класс, меньшинства, практически все женщины. В феодальном Афганистане они все подвергались угнетению и издевательствам, хазарейцы например занимались только тяжелой и грязной работой, такой как развозка дров, очистка выгребных ям.

— То есть, пуштуны в основном против нас?

Соколов замялся

— Не все так просто, Михаил Сергеевич. Руководство НДПА — почти все пуштуны, среди них есть очень прогрессивно мыслящие люди. Но они — да, многие из них изгои в своих собственных племенах, они отвергли старые догмы и принципы жизни ради марксизма и их за это ненавидят. С ними сложно. Некоторые офицеры говорили мне что по несколько лет не видели собственной родни — чтобы их не убили.

— Что если мы разделим Афганистан на север и юг по языковому и национальному принципу?

— Афганцы на это не пойдут, Михаил Сергеевич.

— Товарищи, рано или поздно нам придется заканчивать афганскую историю. Пока мы понимаем только одно — мы не понимаем как ее закончить. Мы расходуем, тратим ресурсы и не представляем, где в этой истории конец и сколько еще придется тратить. Это неприемлемо.

— Это как если течет кровь и ее не останавливать. Пока что это только предложение. Но его надо прорабатывать, как и остальные. Возможно, первым шагом будет что-то вроде федеративного устройства. Но затем… из того что сказал товарищ Соколов ясно: есть пуштунские традиционалисты, которые и являются оплотом реакции, и есть все остальные, которые готовы двигаться по пути социального прогресса.


Я же по дороге думал вот о чем.

Так как волей судьбы меня забросило сюда, сам не знаю зачем — приходится решать задачи по мере их поступления. Поступают они быстро. Но сейчас, по мере того как немного освоился, я начинаю думать о принципиальных моментах. Что было не так в СССР, что он рухнул — и как это «не так» исправить, пока не поздно.

Одна из причин, почему СССР рухнул, на мой взгляд — изначально порочная политика экспорта революции.

Начиная с 1917 года — большевики считали, что победа революции в России это лишь маленькая часть будущей всемирной земшарной революции, и ее надо приближать всеми силами, не жалея того ресурса что у них есть. Таким образом, СССР изначально, находясь в тяжелейшей разрухе — вступил в конфликт со всеми ведущими державами мира. Первопричиной конфликта — послужило именно намерение распространять свою идеологию, в том числе силой.

Если бы этого не было — СССР бы оставили в покое.

Это соответствует политике Мао — но в корне противоречит политике Дэн Сяо Пина, который начиная реформы, полностью отказался от попыток навязывать кому-то китайский путь, и вообще от активной внешней политики. И кто оказался прав?

Что мы, в сущности, получили на этом пути борьбы за всемирную революцию? Мерзли, голодали, делились последним. В сорок шестом спасали от голода Восточную Европу — то-то она благодарна будет…

Возьмем пример американской революции — а это была именно что революция. Американцы ведь строили свое государство как изоляционистское, все отцы — основатели были изоляционистами. Америка вышла из окопов спустя двести лет после своего основания и то во многом вынужденно. Среднему американцу совершенно не интересна внешняя политика, ему не интересно, кто и что сказал про США, они по-прежнему глубоко провинциальны. Пример Америки — покорил весь мир своим успехом, а не тем что американцы навязчиво пытались заставить мир следовать своим путем. Как только они начали это делать — так все и начало валиться.

В Великобритании — Славная революция тоже была чисто английским делом.

А вот французская и венгерская революция — привели к войнам вовне и до добра не довели. Разгром Наполеона куда более известен, чем то, что случилось в Венгрии. Там они попытались отделиться от Австрии, и, в общем-то, уже по факту отделились. Возглавлял революцию Кошут. Но особенностью венгерской революции было то что они немедленно начали угнетать местные национальности… например румын, немцев в Семиградье, напали на сербов. Именно эти войны ослабили революционеров и подняли против них все окраины. И Вене удалось мобилизовать как внешнюю, так и внутреннюю контрреволюцию — с запада пошли в наступление хорватские войска под командованием бана Елачича, которые вовсе не хотели считать себя «венграми», а с востока пошла в наступление русская армия во главе с фельдмаршалом Дибичем — и с независимой Венгрией было покончено буквально за пару месяцев. И когда сейчас венгры жалуются по поводу несправедливостей Версаля — они как то забывают помянуть, как они издевались над национальными меньшинствами в своей стране. То же самое и Польша — сначала католическая шляхта издевалась над православными крестьянами, а потом удивлялись, а чего это крестьяне не поддержали их во время антироссийского восстания. Может, не надо было называть людей быдлом и скотами?

Так какого хрена — делаем мировую революцию мы? Когда уже понятно, что ее не будет (точнее я знаю, что она будет, но совсем не так как это видят в Кремле). Какого хрена мы тратим такие огромные деньги на союзников. Я то, как никто в этом мире знаю — как они неблагодарны, как они станут нам потом злейшими врагами. Польша в том мире, откуда меня выкинули в этот — относилась и относится к России куда хуже, чем дважды воевавшая с нами Германия.

Капитализм покорил мир тем, что он занимался только и исключительно самим собой, никому себя не навязывал и не имел никаких благодушных планов по переустройству всего мира к лучшему — а только по повышению благосостояния своих собственных стран. Он и накрываться то начал только тогда, когда с промежутком в десять лет произошли два события — крах СССР и 9/11. Вот тогда Буш объявил безумный поход против оси зла, направленный на переделку всего мира к лучшему, и вот тогда они начали терпеть одно поражение за другим — как раньше СССР. СССР уходя, оставил наследников, и наследники это — не Китай, это ЕС и США. Именно они подхватили выпавшее знамя, приняли на себя миссию менять этот мир к лучшему. Получается плохо. СССР продержался семьдесят лет, эти через двадцать на последнем издыхании.

— Ты и тут не прав.

— Почему?

— Революция в одной стране — обречена на поражение

— Можно узнать, почему?

— Надо Маркса читать.

— Он писал сто с лишним лет тому назад. Хорошо, ответь мне на такой вопрос: где у Маркса или Энгельса написано, что делать после революции. Как именно строить социалистическое или коммунистическое государство?

— Никак. И Ленин не написал. Может просто не успел. Но это значит, что после того как революция произошла — мы свободны в своих действиях. Надо соответствовать обстановке. А я тебе скажу — надо отказаться от постоянной практики вмешательства в чужие дела. Если бы с самого начала большевики заявили, что произошедшая в России революция является только и исключительно российским делом — многое повернулось бы к лучшему. Например, Китай после Мао полностью отказался от внешней политики — кроме той, что была направлена против СССР — и начал принимать американские инвестиции. Через сорок лет американцы спохватились — да поздно уже.

— У нас хорошие позиции в Африке, Азии, Латинской Америке — и ты хочешь все сдать?

— Объясни мне, что такое «хорошие позиции». Сколько рублей мы получаем в год благодаря нашим хорошим позициям.

— Это не сводится к деньгам!

— Хорошо. В 2001 году Америка вторгнется в Афганистан, вместе с ней будет контингент примерно из двадцати стран. Включая, к примеру, Польшу и Грузию.

— Грузию?!

— Грузия будет независимым государством, и она пошлет войска и в Ирак и в Афганистан. И кстати, когда они выходили, они соловьем заливались о преступной внешней политике СССР, о том, как мы посылаем ребят на ненужную войну в Афганистане. И кстати, да, Прибалтика! Прибалтика тоже отметилась! А вот когда мы зашли в Афганистан — ни одна восточноевропейская страна не прислала свой контингент. Ни одна, ни единого солдата. Скажи, зачем нам такие союзники и что вообще для них означает это «союзничество»?

— В Европе стоит блок НАТО, эти страны нужны нам как союзники на случай нападения…

— Как думаешь, в случае войны — на чьей стороне они будут воевать? У меня вот — есть смутные сомнения…


Дома ждала Раиса Максимовна, глаза полны тревоги. Я коротко рассказал что происходит…

— Проклятый Афганистан… — сказала она, смотря куда-то в сторону — Миша… а нельзя оттуда как то… уйти.

О! А еще злословят про влияние Раисы Максимовны на мужа. А оно было не таким уж плохим, в который раз убеждаюсь.

— Нужно. Нужно, Рая оттуда уйти. Мы только что об этом говорили. Вопрос в том — как именно уйти. Чтобы не пришли другие…

Отпил чая

— Ладно, у тебя готово?

Раиса Максимовна выложила на стол папку, я начал просматривать с карандашом.

Это были первые социологические опросы, пока еще очень примитивные — но уже социологические опросы. Дальше будет лучше.

Опросы показывали единодушную, почти стопроцентную поддержку борьбы с коррупцией. Когда в эфире раздавались позывные «в эфире Человек и закон» — вся страна устраивалась у телеэкранов, чтобы посмотреть детектив в прямом эфире. Реалити — шоу с настоящими арестами.

И как я и предполагал — наибольшую ненависть вызывали не торгаши — а арестовываемые чиновники. В народе жил мощный запрос на погром власти — сталинского типа с расстрелами.

Как потом напишет Кара-Мурза — от кооператоров на Волгах пахло всего лишь водкой, а от партийных — уже предательством.

Симптом был более чем тревожным. Вообще, если так, в глубину — в России никогда не было не то что любви, но минимального уважения к чиновнику. Это в корне отличает Россию от той же Германии. Или даже США — там власти инстинктивно не доверяют, не зря Рейган сказал: государство не решит ваши проблемы, государство — это и есть проблема. Но все же чиновники на местном уровне, конгрессмены пользуются уважением. Но не у нас. Скажите — хоть одно произведение русской литературы, где положительный герой чиновник?

То-то и оно.

Проблема в том, что если не переломить ситуацию, если люди будут видеть в любом, даже честном чиновнике, либо лодыря либо вора и врага — политическая реформа не удастся, хоть ты что делай.

Что касается экономических преобразований — то они только начались и ситуация была неясна. Социологи выделили две тенденции — осторожную радость от того что дали больше свободы, и что появилось больше возможностей и больше продуктов — и пока еще неясное, но уже просматриваемое осуждение к спекулянтам. Рвачи — так их тут принято называть.

То есть, те, кто кормят людей — люди уже готовы назвать их врагами только за то, что высунулись, начали что-то делать.

И третья тенденция — опросы коснулись ситуации в Грузии. В Москве — одобрение почти сто процентов, так им и надо, зарвались, давно пора навести порядок!

За всем за этим — отчетливо проглядывали нотки махровой ксенофобии.

Ну, вот и что делать?

— Все в порядке, Миша?

— Да… — я отложил папку — ты молодец. Только… анальгин у нас есть? Голова что-то болит…

— Да нет, не надо врачей беспокоить. Нервы это…


Нормально уснуть так и не удалось.

Задумался вот о чем — и мысли мои были зело невеселые.

Впереди ведь не только экономическая реформа. На экономическую реформу я найду людей… тем более уже нашел. Блок Маслюкова как премьера, занятого оперативным управлением (на американском жаргоне старшего исполнительного директора), и двух специалистов по реформам — Гайдара и Валового. Плюс я как заказчик реформ — я уникален тем, что точно знаю, что сработает, а что — нет. Точно знаю. Потому что видел. На Земле я такой один… надеюсь.

Есть команда, есть понимание цели — повторить китайский путь. Есть понимание инструментов, какими надо воспользоваться — их благодаря мне не надо придумывать методом проб и ошибок. Так что я все время про экономику… а может и зря.

Ведь и в той реальности задача построить рыночную экономику была выполнена. Реформа удалась при всех ее страшных издержках, главных из которых — перекредитования, образования денежного навеса, и, на сладкое — распада СССР, полного распада рублевой зоны и гиперинфляции — я надеюсь избежать. Девяностые в этом мире должны стать временем экономического рывка и выхода на китайские 10–12 % в год темпы роста. А вот что делать с политической реформой? Здесь я ничем помочь не могу — в том мире она не просто закончилась неудачей, к ней и не приступали толком. Съезд Народных депутатов, напоминающий большой постоянный митинг, глумление в эфире, вспышки национализма — это как не надо делать. А как надо?

Дано: почти трехсотмиллионный народ, исковерканный сталинизмом. Советский человек — говорю одно, думаю другое, делаю третье. Знаете… я там достаточно пожил, чтобы понимать — механическое перенесение американских институтов на советскую почву ничего не даст. Не помню, кто сказал — лучшие институты не заработают, если люди плохие.

Знаете, что меня поражало в США в первое время, я никак не мог привыкнуть. К тому, что там нет двойного дна. Если ты, к примеру, заключаешь договор — то ты можешь разумно предполагать, что партнер действительно будет работать, а не думать как тебя кинуть. Если человек, даже политик что-то говорит — то он действительно имеет это в виду, это не стеб и не «активка». Если какой-то закон принимается — то он будет исполняться, а не как у нас — один человек пишет закон, а десять тысяч ищут способы его обойти. Или как в сердцах сказал мне один ребе из Нью-Йорка: ваши люди просто невозможны. Если написано: не вари козленка в молоке матери его, то ваши — придумают или варить в молоке другой козы, или будут продавать под видом телятины и варить — все что угодно, кроме одного — не жрать козлятину в молоке[72]!

Давление государства на человека при Ленине, при Сталине было так велико, что его невозможно было выдержать. Но его можно было обойти. Новый человек, о каком мечтали ранние большевики — не получился. Почему — об этом можно долго дискутировать, я думаю опытные марксисты типа Плеханова сказали бы — и не мог получиться из-за того что пропущен этап капиталистического развития. Но факт есть факт — государство, созданное на низкой, неразвитой материальной базе, на фоне тяжелейших социальных потрясений — не перераспределяло, а выжимало последнее именно из рабочего и крестьянина, из своей социальной базы. А люди, попавшие под пресс — чтобы выжить учились лукавить и юлить, а после смерти Сталина и вовсе забыли о цели. Молотов правильно вспомнил: после Сталина, у всех, от члена Политбюро до простого рабочего запрос был один — просто пожить. На этом вырос брежневский застой — когда государство давало пожить всем, когда репрессий уже не было — но люди к лучшему не менялись, остались такими же лукавыми. Думаем одно, говорим другое, делаем третье. Великий диагноз эпохи — людей испортил квартирный вопрос. А так же машинный, телевизионный, обувной, мясной — далее по списку.

Но мне то что делать?

Андропов сказал — мы не знаем общества, в котором живем. Я — знаю, но если честно об этом сказать — начнется переворот или восстание. Признать, что мы ни хрена не социалистическое общество построили — это точно будет социальный взрыв. Слишком много жертв принесено — и всё ради чего?

Вариантов несколько. Тут мне принесли уже материалы по планировавшейся при Хрущеве политической реформе — и я понял, откуда брал свои реформаторские порывы МСГ. Съезд народных депутатов в том виде, в каком его созвали — это идея Анатолия Лукьянова, а в остальном — все позаимствовали с той самой несостоявшейся реформы. Которую в свою очередь содрали с системы власти во Франции, частично — США. Всенародно избираемый президент СССР. Конституционный суд. Порядок назначения премьер-министра (предсовмина).

Вот только идиоты, которые это готовили — систему власти в других странах знают по газетным статьям и дурно переведенным учебникам. Они понятия не имеют, как на самом деле все работает. Например, про США — они понятия не имеют, что такое «партийная машина» и что такое лоббизм. Кто и какую роль играет в подготовке и продвижении законопроектов. Каково соотношение власти между Центром и штатами. Между штатами и общинами (графствами и т. д.). Какие вспомогательные органы созданы и как они работают. В СССР нет такого понятия «профессиональный политик», мы гордимся тем, что у нас вся власть народная и это плохо. Политик — это профессия и очень сложная. Ее освоит не каждый, причем, когда политики приходят из бизнеса или из армии — ничего в этом хорошего нет. Потому у нас все время пытаются создать какие-то советы при ком то. А надо было создавать не советы из представителей общественности и заинтересованных сторон — а органы где работают профессионалы, которые не обсуждают, а делают черновую работу. Например, президент США не смог бы работать без двух органов — Штаб Белого дома и Совет национальной безопасности. Первый отвечает за всю черновую политическую работу, за представленность Президента в политической жизни страны, за взаимоотношения с Конгрессом и продвижение через него законов. Второй — за всю силовую составляющую и взаимоотношения с силовыми ведомствами страны. У нас создадут Президентский совет, а до того будет Политбюро. Но в США эти органы не советуют и не обсуждают и не согласовывают. Они делают, а принимает решения один человек — Президент США, Штаб и Совет — готовят, а потом проводят его решения в жизнь — но не санкционируют, не обсуждают.

Или одна на мой взгляд из причин, почему в России после 1991 года не удалась политическая реформа. Во власть хлынули люди из бизнеса, приравненные к опытным хозяйственникам прошлого. На самом деле, бизнес и публичная политика это разные вещи. И заниматься этим должны разные люди. Есть исключения — Дональд Трамп, например. Но они только подтверждают правило. Посмотрите на список депутатов Бундестага. Там нет бывших директоров БМВ и Мерседеса. Там в основном люди, работавшие ранее либо на госслужбе, либо в некоммерческих организациях по помощи чему-то или кому-то. В США у власти много юристов, юристы там вообще отдельный класс можно сказать. Но и там — корпоративные юристы есть корпоративные юристы, а во власть проходят в основном бывшие прокуроры и те, кто занимался в основном делами pro bono — в общественном интересе, бесплатно. И народ — за юриста, занимавшегося делами корпораций, не проголосуют. Репутация у них соответствующая. То есть люди тоже понимают, кто будет работать на общество, а от кого этого и ожидать не стоит.

— Вот! Раскрылся!

— Ты о чем, Михаил Сергеевич?

— Ты хочешь единоличной власти!

— Б…

— Что, не так?

— Ну, в принципе так, а в чем проблема то?

— Это восстановление культа личности. А говорил что антисталинист

— Ты охренел совсем?

— Ты как со мной разговариваешь?!

— Как заслужил. И так не знаешь что делать, да еще ты тут со своим бредом.

— Каким бредом?

— Тем, что ты говоришь. Ты что, думаешь, что лекарство от сталинизма — это везде наделать советов и пусть будет коллективное руководство?

— А что, не так?

— Не так. Кто-то должен принимать решения, причем принимать быстро. Вы создали механизм коллективной безответственности — поговорили и разбежались

— Все не так!

— Так. Пока острых вопросов нет — все гладко. Как только они появляются — кто в лес кто в кусты. Ельцин на том и стал президентом России — он, кстати, на свой пост избрался. Люди видели, что он намерен действовать и принимать какие-то решения. Они его и поддержали. А у вас любой вопрос — это бла-бла-бла. А ситуация ухудшалась. Ладно, потом договорим, мне подумать надо.

Вариантов я вижу два — помимо того чтобы не делать явных ошибок типа избрания лукьяновского Съезда (парламент мы потом создадим — но обычный, двухпалатный, компактный, максимум на 300 человек в нижней палате, а не махина на 2500 человек как у Лукьянова) или инициации пересмотра Союзного договора. Либо начинать с реформы местного самоуправления — то есть его создавать с нуля, на уровне районов и городов, давать им зону принятия решений, источники дохода с того же бизнеса, какой неизбежно будет появляться. Либо вариант Александра II — начинать с реформы судебной системы. То есть, не трогая политическую систему пока — все силы бросить на создание реально независимого суда, подготовку кадров и создание возможности, при которой суд станет независимым арбитром между гражданами и властями всех уровней. Если эта реформа удастся — мы лет через пятнадцать выруливаем на американский путь, имея подготовленные кадры людей, которые реально уважают закон, а не используют его в государственных целях. В США, наверное, потому и демократия сохранилась, потому что есть этот, в поколениях взращенный корпус профессиональных юристов, которые никогда не допустят, чтобы закон трактовался как средство достижения государственных целей.

В свое время ведь и в США едва не случился свой тридцать седьмой год. Была создана комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, известная как комиссия Маккарти. Ее возглавил молодой и амбициозный юрист из Минюста Рой Кон — американский Ежов, впоследствии он станет главным юристом у Дональда Трампа. Так что же у них не получилось, почему им не удалось развязать репрессии? Все очень просто — им не удалось приостановить действие Конституции США и создать механизмы чрезвычайного правосудия. Всех выявленных врагов США они были вынуждены вести в обычный суд с обычными судьями и предоставлять им адвоката. В итоге максимум, что им удалось сделать — посадить на электрический стул супругов Розенберг и несколько человек посадить на пару лет за неуважение к Конгрессу. Всё! Сравните это с тем кошмаром, который произошел у нас в стране. А ведь Маккарти имел вполне себе тоталитарное сознание. Но реализовать свои жутковатые планы — не смог…

01 сентя бря 1985 года

Москва, СССР
Утром — еле живой позавтракал, и спустился к машине, поехали на работу. На работе почувствовал, что засыпаю, попросил пока никого не пускать, пошел в комнату отдыха. Проснулся от того что в комнате люди… врачи, охрана. Раиса Максимовна позвонила и накрутила старшего смены девятки, тот узнал у секретаря, что я никого не принимаю, заглянул в кабинет — меня нет. Посмотрел в комнате отдыха, увидел, что я на диване — и помчался до врачей — Михаилу Сергеевичу плохо!

Померили давление — повышенное. Температура нормальная. Дали лекарство от давления, потом пришел Егор.

— Михаил Сергеевич, нельзя так. Посмотри на себя, краше в гроб кладут. Нам что, решением Политбюро тебя в отпуск отправить на недельку?

— Только попробуйте. Пошли, поговорим.


Охрана и врачи вымелись из кабинета. Принесли чай.

— Я просил кофе, по-моему

— Кофе врачи запретили, Михаил Сергеевич

— Здорово…

Лигачев сел ближе к столу

— В Афганистане что-то произошло, Михаил Сергеевич? Я совсем зашился с регионами…

— Похоже, убили какую-то американскую шишку. То ли конгрессмена, то ли сенатора

— Как убили?

— Так. Пошел через границу, накрыло ракетами

Лигачев покачал головой

— Что ему там понадобилось то…

— Враги делятся на две категории, Егор. Одни — дерутся просто потому что дерутся. Потому что выгодно, надо, принято, приказ — и так далее. Но есть идейные. Эти самые опасные. Этот похоже был из таких.

— Какие там — то — идейные.

— Есть, Егор. Есть и там — идейные. Нельзя их недооценивать.

Я даже сам их видел — идейных. Недооценивать их как я говорю — нельзя. Идейные ненавидят Россию истово, готовы на все, чтобы ее уничтожить. Причин две. Одна — борьба с коммунизмом. По разным причинам… видимо в каждом поколении рождается какой-то процент людей с каким-то геном фанатизма. Они хотят истово веритьи все отдать за эту веру, а все остальное — неважно. У нас такие есть — все еще есть, и слава Богу. Не потерять бы. Но и там такие — есть.

В 1991 году СССР развалился, сошел с политической сцены, и первая категория измельчала и сошла со сцены вместе с ним. Но осталась вторая. Это выходцы из стран, в основном Восточной Европы, эмигранты — но есть и другие. Например, сенатор Тэд Круз — потомок беженцев с Кубы, он люто ненавидит Россию за это. Но в основном — это все же поляки, прибалты, хорваты, украинцы и прочие, прочие, прочие. В том же Чикаго — людей с польскими фамилиями до 15 % от общего числа жителей, все они политически мотивированы и выдвигают лидеров, люто ненавидящих Россию. Самый известный — конечно Збигнев Бжезинский, но есть менее заметные. Помощники конгрессменов и сенаторов, младшие служащие министерств. О них никто ничего не знает — но они свое дело делают. И главное — им нет противодействия. Русская диаспора в США мало того что политически беспомощна — так еще и настроена в основном против России, как бы она не называлась. Интересно кстати — а почему китайцы не настроены против постреволюционного Китая?

— Лучше мне скажи, про тот наш разговор, про религию — подумал?

Лигачев посмурнел.

— Подумал. Не знаю, что сказать. И вроде нет ничего плохого — а все же душа не на месте.

— Почему, Егор?

Лигачев помолчал, потом сказал

— Мы что, Михаил Сергеевич — получается, умнее Ленина? Умнее всех наших предшественников? Они ведь зачем-то боролись с религией, так? А мы получается — все это — в сторону и по-своему?

— Эх, Егор. А ведьЛенин говорил, что готового рецепта строительства социализма не существует. И перед каждым поколением партийцев будут вставать новые и новые задачи, которые надо будет решать. Но нельзя уклоняться от решения, понимаешь?

— И не знаю как ты — а я решать по принципу «как бы чего не вышло, на всякий случай запретим» — не буду. Знаешь, загадку — стакан наполовину полный или наполовину — пустой? Для меня он — все-таки наполовину полный.

Я достал доклад института Раисы Максимовны

— На, почитай пока у тебя голова не болит.

Лигачев начал читать, сначала он был явно доволен, но потом, судя по помрачневшему лицу и поджатым губам — не очень.

— Что скажешь?

Вместо ответа — Лигачев сам себе налил чая, крепкого, почти не разбавляя. Выпил

— Осторожнее — предупредил я — голова у двоих заболит, кто работать будет?

— Уже заболела — отозвался Лигачев

Помолчали

— Как так, Михаил Сергеевич — с искренней обидой начал Егор — как же так? Вот возьми меня. Что я — мало работаю? Или на области мало работал?

— Вот не хочу себя хвалить, но этот работяга, ему что. Пять, шесть часов вечера — встал и домой. Я когда на области работал, хорошо, если к ужину домой попадал. А что делать — бросить нельзя, что сегодня не решил — завтра тебя ждать будет. Аппарат мой — так же работал. За что они нас так честят? Сами то они что — работают? Или по курилкам?

За что честят?

Вопрос конечно интересный. Частично — просто не знают, как это будет в девяностые. С остановившимися заводами, голодными смертями, вымирающими поселками. Чеченской войной. Они ведь действительно не понимают, что управленческий аппарат обходится СССР поразительно дешево для такой экономики и таких размеров страны. В СССР еще живет дурацкая идея, что менеджер должен получать на уровне квалифицированного рабочего — одна из очень немногих глупостей Ленина, вызванная тем, что марксизм работы менеджера не видит и оценивать ее не может. С другой стороны — вот, Иван Белобородов, генеральный директор ПО Ижмаш. За двадцать семь лет увеличил выработку на предприятии вдесятеро. Что у него есть? Трехкомнатная квартира в Ижевске в «обкомовском» доме и дощатый домик, где он любит отдыхать. Машина — даже не Волга при чем, хотя служебная у него была Татра. Хобби у него — кулинария, любит человек сам готовить, угощать друзей. Это бывший директор предприятия, на котором работает шестьдесят тысяч человек! Можете себе представить, сколько бы он мог получать в США при таких-то результатах?

Знаете, за что не любят его преемника — а социологи провели анонимный опрос в Ижевске? Он ездит по городу на красной Тойоте, которая покупалась для изучения на автопроизводстве. Модель кстати — Королла, в США на такой студенты ездят. Как оказалось, работяг трясет от зависти. И это человек, который опять же — руководит заводом, входящим в десятку крупнейших в СССР!

Вот у этих работяг ум — есть? Нет, они даже представить себе не могут, что с ними и их заводом будет в девяностые, что не будет квартир бесплатных, что зарплату будут выдавать раз в квартал, что разворуют все подсобное хозяйство, что уйдет пансионат на Черноморском побережье, что не будет санаториев…

Но ты пойди и докажи им что они ошибаются. Они то искренне считают, что они — гегемоны и все для них. И что директор — один из них и высовываться не должен. Белобородову они может, и простили бы, но новый — молод.

Но частично — да, они правы.

Все время СССР не шел — ковылял от войны до беды от беды до войны. Первая половина жизни страны — это же сплошная мобилизационная гонка! Причем ни в одной другой стране мира индустриализация не производилась с опорой на оборонку и в расчете на то, что предприятия не должны достаться врагу. Тот же Китай — он ведь будет размещать всю свою промышленность как можно ближе к берегу, а не в глубине страны. Нам же с наследием сталинской индустриализации еще предстоит возиться.

И все это время — до Брежнева — гражданская продукциябыла на положении пасынка у ее величества оборонки. Еще круче, кстати, то, что у нас принято решение для оборонки делать все самим, от и до. Даже американцы некоторые образцы оружия покупают у союзников. А мы[73]?

Зато закупили фильмы — французские, итальянские. А восточноевропейские у нас только так идут. Люди смотрят фильмы, читают книги. Те же детективы Хмелевской. И уровень жизни там — они для себя понимают.

И задают вопрос — а почему у нас не так?

А к нам приходят военные и говорят, что надо денег на ракеты. И танки. Потому что старые устарели. Да, опять. И если денег им не дать…

А людям на это… Нас рать. Они видят чего у них нет.

Так что извини, Егор, но частично — упреки справедливы.

— Егор, кто ж в себе то будет проблемы искать?

Но Лигачев дальше погружался в проблему

— Дожили. И где тут партийная работа? Где — первички?

— Ну, очковтиратели. Я им насую

— Нет.

Лигачев уставился на меня

— Партию пока не трогаем. Никого не кошмарь

Лигачев поежился

— Словечки у тебя, Михаил Сергеевич, хоть записывай. Не кошмарь.

— Партия недорабатывает, это верно. Но не в том, что не разъясняет, а в том, что не доносит. Истинных масштабов недовольства мы не знаем. И что самое плохое — знать не хотим.

— Вот скажи, как бы ты решал проблему?

Лигачев подумал, потом начал говорить. Как я и ожидал, предложения не выходили за рамки расширения полномочий госконтроля, создания каких-то комиссий с участием населения, приема граждан и усилением контроля за реагированием на жалобы. Я все это терпеливо выслушал, потом сказал.

— Все это хорошо, Егор. За исключением одного — единственного «но». Все это уже есть, в той или иной мере внедрено, опробовано, работает. И у меня вопрос. Если это хорошо работает, то почему столько недовольства. А если это плохо работает — почему ты думаешь, что заставишь это работать хорошо?

— Я вот думаю, Егор, о месте закона в жизни нашего общества. Причем не абстрактного закона — а вполне реального, и самое главное — защищаемого. Не кажется тебе, что у нас роль закона исторически оказалась приниженной, и вот в этом то — и состоит основная причина такого вот подспудного недовольства? Вопрос ведь даже не в качестве самого закона, а в его применении. Способен ли он своим применением искоренить наши пороки. Не все, но многие.

Лигачев подумал, потом с сомнением сказал

— Да я бы не сказал. Что у нас — закона нет, или чего нет? Не понял я тебя.

— Вижу что не понял. Скажи, может ли обычный советский человек подать в суд на государство? Нет, подать то он теоретически может, но решится ли?

— Почему нет. Сколько подают, и инвалидность, и алименты.

— Давай, справки закажем. Но думаю я, со времен Сталина — человек смотрит на государство, и на нас, чиновников — как на всесильных людей, не как на слуг, а как на хозяев — а это неправильно. И исправить это не на словах, а на деле — может лишь закон и суд. Если мы сделаем суд не государственным органом, а высшим арбитром, а закон выше государственной воли — может что и к лучшему изменится. А люди перестанут просто копить злобу, а начнут защищать свои права.

Лигачев выслушал мой спич

— Ну, это, по-моему, тоже перехлест, Михаил Сергеевич. Я понимаю, ты юрист, закон уважать научен, и это правильно конечно. Но ставить закон выше государственной воли… для чего тогда закон вообще?

— Увидишь. Но поверь — это правильно.


Весь остаток дня разгребал бумаги.

Обрадовали узбеки. По подписке собрали деньги на строительство в Ташкенте памятника М.С. Горбачеву. Позвонил в Ташкент, узнал, сколько собрали, сказал, чтобы собрали еще и построили школу имени М.С. Горбачева. Обещал прислать денег и что приеду на открытие.

Восток дело тонкое. Обижать людей легко — последствия тяжелые бывают.

01 сентя бря 1985 года

Вильнюс, Литовская ССР
Вильнюс был третьей и последней республиканской столицей, которую он планировал посетить — так получилось, что Валовой должен был проехать в Минск, где намечалось совещание по машиностроению в республике, а он самолетом — домой. И вот тут то вот — Егор Тимурович Гайдар, сын контрадмирала и внук писателя и революционера — и заподозрил что-то неладное.

Первые подозрения у него появились в Эстонии, когда банальный в общем то вопрос, строительства электростанции (а как без электростанции новой создавать промышленную зону, на чем будут работать станки, на пердячем паре что ли?) — вызвал странную реакцию местных. Все как один выступили против, приводя экологические соображения. Причем он предлагал им не атомную станцию, зная что не все потенциальные участники зоны обрадуются соседству АЭС. Обычную мощную ТЭЦ, причем сразу на газе. Нет и всё!

Имея огромный опыт участия в научных дискуссиях, Гайдар отлично понимал что стоит за теми или иными возражениями. За этими — не было ничего научного, никакого разумного обоснования. Но что-то все равно было, с учетом того что ни один из эстонцев не возразил своим коллегам.

Озадаченный Егор Тимурович поехал дальше — и в Литве столкнулся с тем же самым. И еще круче. Узнав о том, что в городе делегация совмина — собрались пикетчики с плакатами: нет строительству АЭС! Вели себя они агрессивно.

Это было еще более странно — планы были утверждены, до 1995 года планировалось обеспечивать энергетические нужды СССР атомной энергией на четверть. Для этого, например — планировалось строительство мощной АЭС в Чистополе, АЭС в Нижнем Новгороде от которой планировали запитать и городскую теплоцентраль. В Белоруссии планировалось строительство мощной АЭС недалеко от границы, чтобы запитать от нее еще и Литву. В целом — Гайдар о расширенных планах атомного строительства знал и полностью их поддерживал, поскольку использование атомной и гидроэнергии не только радикально сокращает вредные выбросы (зимой посмотрите, какие лисьи хвосты над ТЭЦ это же ужас!) но позволяет высвободить ценное сырье. Менделеев сказал: топить нефтью это все равно, что топить ассигнациями. Топить газом — ничуть не умнее. Надо развивать нефте и газохимию, а не сжигать ценное сырье в топках! Тем более девяностые годы будут явно годами перехода на пластики и полиэтилены, уже сейчас пластики уверенно теснят металл в самых разных изделиях. Ему даже показывали часы с пластиковым корпусом в Ленинграде! Для того чтобы иметь сырье для этой промышленности — надо прекращать его сжигать! Тем более, Михаил Сергеевич недавно на совещании в Минсредмаше дал задание начать работу над реактором, топливом для которой станет отработанное топливо с обычных АЭС[74]! Если такой реактор будет создан — то и проблема опасных отходов решится!

Решив присмотреться повнимательнее, он понял что есть некая зона недоговоренностей, и этой зоны придерживаются местные, в то время как всем остальным — остается только догадываться, чего эта зона касается. И понимание это было опасным и неприятным — Егор Гайдар хоть и не принимал участия в обычных институтских интригах, но их наличие понимал хорошо так же как и то что от этих интриг ничего хорошего.

Он попытался вызвать после встречи на откровенность Валового — но тот отмахнулся, так как был уже весь в делах, в Минске. Они погрузились на машины и отъехали, а Егор Тимурович должен был переночевать здесь ночь, и лететь обратно в Москву.

Он нашел здесь знакомого, из академии наук и тот популярно все ему объяснил.

— … Здесь несколько наций проживают. И каждая считает эту землю своей. Например, интеллигенцией здесь всегда были поляки, а купечеством и властью — обычно немцы. Литовцы же — жили в деревне и ни на что не претендовали. Плюс евреи. Ты знаешь, что это место называлось «Европейским Иерусалимом?»

— Вильнюс?

— Это Вильно, так то. Да, именно он. Во время войны — почти все местные литовцы пошли в услужение немцам. Сами, без какой-либо помощи уничтожили больше двухсот тысяч человек.

Гайдар мрачно посмотрел на собеседника

— А не боишься?

— А чего мне боятся?

— Немцев частично выслали, частично выгнали, поляков и евреев убили. Некоторые поляки ушли в Польшу. Тут еще лет пятнадцать назад были процессы над пособниками. Кого-то выдали в Польщу, говорили что только охраняли, а в Польше выяснилось, что еще и расстреливали. Так понимаешь, вся местная колда гудела что русские их предают и отправляют на расправу. А мы — кого предаем? Нацистов?

— А почему они так себя ведут?

— А как им себя было вести? Литовцы, как и латыши как и эстонцы — крестьянские нации, нации без интеллигенции, это мы им ее создали. Интеллигенцией тут испокон века были другие люди — и заметь, не мы, русские. Потому они пока держатся за нас, чувствуют силу. Но если они почувствуют что мы слабее, я не знаю что тут будет.

— Зачем им это? — недоуменно спросил Гайдар — что им это даст? Пока они с нами, у них работает экономика, они получают прибыль с портов, у них в союзной кооперации работают все заводы. Стоит только сломать все это.

— Э…

— Вот ты у себя в институте можешь сказать, кто какой национальности — ну кроме евреев, конечно?

Гайдар задумался

— Нет. А зачем?

— А вот тут все знают. И кто какой национальности, и какой национальности родители, у кого кем родня была — тут это все прекрасно помнят и знают. И припоминают.

— Но зачем?

Собеседник лишь покачал головой

— Потому что тут так живут. Вы там у себя живете иначе, а здесь — так. И по-другому тут жить не будут.


По пути, в машине — Гайдар все размышлял, зачем так жить. Это оскорбляло его разум — ставить свою и чужие жизни в зависимость от старых споров и счетов: зачем? Главный вопрос — зачем.

Ответа не было.

Взяв ключ у опрятной, одетой на грани допустимой в таком месте скромности дежурной ключ, он прошагал к своему номеру…

Свет не включился. Гайдар пощелкал выключателем, выругался — цековская гостиница и свет не горит!

— Не включайте, я вывернул предохранитель — раздался голос из темноты

Гайдар, несмотря на все его самообладание — а он все же был сыном контр-адмирала — вздрогнул

— Кто вы? Что происходит?

— Я подполковник КГБ. Не надо включать свет.

Гайдар подумал — провокация.

— Я сейчас позову дежурную

— Не надо звать дежурную, выслушайте.

Что-то заставило Гайдара поверить этому человеку

— Говорите, но быстро

— Я работаю в местном КГБ. Под кроватью вы найдете папку, ее оставил я. Передайте лично в руки Горбачеву, генеральному секретарю.

— С чего вы решили, что я имею к нему доступ?

— С того что я это знаю. Обеспечение визита планировалось с моим участием.

— Что в папке?

— Кое-какие доказательства. И мои соображения, я изложил отдельно.

— Говорите яснее.

— В руководстве республики есть силы, прямо связанные с зарубежными националистическими центрами. И по моим предположениям — с ЦРУ. Они готовят в республике широкое националистическое движение с целью отделения ее от СССР. Ее и соседних республик.

— Этого не может быть.

— Я не прошу вас верить. Передайте папку секретарю Горбачеву, вот все что от вас требуется

— Если я этого не сделаю?

— Потом не сможете себе этого простить.

Почему то Гайдара эти слова убедили.

— Почему вы не обратились к собственному начальству?

— Эти материалы собирал не я. Человек, который собрал большую их часть — погиб. Как раз после того как обратился к начальству.

— Как с вами можно связаться?

— Никак.

— Это неприемлемо.

Молчание. Тихое, давящее.

— Поместите на Центральное телевидение репортаж о состоянии общественного транспорта в Вильнюсе. Потом приезжайте сюда. Я вас найду…

02 сентя бря 1985 года

Москва, СССР
Если у меня немножко КЦ есть, я имею право носить желтые штаны и передо мной пацак должен не один, а 2 раза приседать…

Если у меня много КЦ есть, я имею право носить малиновые штаны и передо мной и пацак должен 2 раза приседать, и чатланин ку делать, и эцилопп меня не имеет права бить по ночам. Никогда!

Г. Данелия, Кин-Дза-Дза
Утром — позвонил Добрынин, сказал, что США признали факт гибели американского конгрессмена Вильсона, правда, утверждали, что он погиб на пакистанской стороне границы, когда посещал лагерь беженцев. Посольство США готовит демарш. Я попросил связаться с Минобороны и готовить ответное заявление от моего имени, разоблачающее гнусных империалистических провокаторов и поджигателей войны.

Затем позвонил Валовой, он вернулся из Минска, где был всего несколько часов, но за эти несколько часов он провел совещание с местными и пришел в восторг. Договорились, что я по пути заеду в Минэкономики и выслушаю доклад…


Доклад был действительно — впечатляющим.

Белоруссия действительно была одной из немногих республик, обеспечивающих сама себя и вносящих вклад в общий котел — это неправда, что больше чем брала, отдавала только Россия, Белоруссия тоже. У белорусов была мощная, хорошо развитая промышленность, но не хватало энергии. В связи с чем — руководство просило поставить сразу две АЭС — около Минска и на Западе.

А знаете, почему вообще АЭС размещали не вдали от крупных городов, почему планируется АЭС чуть ли не в черте Новгорода, есть Ленинградская АЭС и планируется Минская? Потому что от АЭС можно запитать еще и теплоцентрали. При этом о перспективах взрыва АЭС и эвакуации городов — миллионников — здесь просто не думают[75].

— То есть, они за СЭЗ? — уточнил я

— И еще как! Обоими руками за.

— Вот только они слишком далеко — СЭЗ желательно располагать рядом с портами

Я задумался. А почему бы нет?

— А почему бы нам… не рассмотреть вопрос о создании литовско-белорусской республики? Хотя бы для начала — как экономической общности?

Исторические предпосылки — налицо. Многие века Литва и Белоруссия были в составе единого государства. Но при этом политический центр всегда был в Литве. Литва — в основном католическая, там много поляков до сих пор живет. Белоруссия в основном православная, на ее территории живут в основном потомки крестьян, которые были жертвами католической шляхты. Но при этом — в Белоруссии чрезвычайно развитая промышленность, многочисленный и трудолюбивый рабочий класс.

Я не слишком то большой сторонник территориальных переделов. Потому что не предполагаю, а точно знаю, сколько мин большевики заложили и как они взорвутся. Причем решения принимались вообще без просчета рисков. Например, воспоминания одного из казахских секретарей: звонят из Москвы — у вас есть такие то районы? Есть. Они хлопкосеющие, есть мнение передать их в состав Узбекистана. Вы понимаете подоплеку всего этого? Узбекистан отчитается о росте сбора хлопка! А то что может быть, так закладывается будущая вражда двух народов — о том никто и не думал Я не говорю о том как выделяли Таджикистан. Что представляет из себя Ферганская долина. Что такое Кыргызстан — по факту надо либо его включать в Казахстан, либо ему прирезать часть казахского юга. Что такое север Казахстана. Ну и вишенка на е…м торте — Крым. Я себе зарок дал — проблему Крыма надо решить сейчас. Как бы потом в дальнейшем не было — но нельзя допустить чтобы Крым стал камнем преткновения для обоих народов.

В Литве тоже есть промышленность, но главное — порты.

— Но… как же тогда выбрать столицу?

Вот такого вопроса я не ждал. О чем люди думают…

— Экономическая общность — не предполагает смены столиц. Но в дальнейшем… хорошая идея. Давайте посмотрим… найдем город примерно на равном расстоянии от Вильнюса и Минска, переведем туда часть министерств. И города разгрузим и создадим предпосылки для плодотворного сотрудничества. Вот, например на Украине — министерство которое занимается углем сидит в Донецке. И это очень правильно…


После остались с Валовым поговорить о текущей ситуации…

— Дмитрий Васильевич, как, по-вашему — директорский корпус понимают, в какой мы сейчас ж…

Интересно, звучали ли в кабинете когда-нибудь такие слова? В Кремле, наверное, звучали, при Хрущеве — он же матершинник был

Валовой с невеселым видом кивнул

— Да понимать то они понимают. Не понимают только что как веревочке не виться, а конец то — один. Они не понимают, как близко мы подошли к краху. Все надеются, что пронесет, что побалуется новая власть реформами — и будет.

Я дал Валовому ту же папку, что и Лигачеву.

— Почитайте. Первые страницы.

Валовой прочитал. В отличие от Лигачева ничему не удивился

— Что скажете?

— Ну а что тут сказать. Вполне закономерно.

— Поясните.

— Мы — все мы, коммунисты — ответственны за тот бардак в стране, какой мы создали и поддерживали. Ничего удивительного, что народ доведен до грани терпения.

— Жестко.

— Ну а как иначе? Еще в конце семидесятых я писал про истинную природу дефицитов. С примерами, с интервью. Кто-то что-то сделал? Ничего. И что теперь удивляться — если мы не можем обеспечить население банальными чашками — ложками, как оно должно нам доверять? По телевизору о трудовых свершениях — а на прилавках что?

Статью «Подарите чашку» я читал — это одна из причин, почему Валовой приглашен в команду в ранге пока замминистра. Еще в семидесятых — он заметил странную вещь: дефицитом становятся вещи, производство которых не стоит каких-то особых затрат и усилий. Чашки, ложки, скрепки, носки, прищепки — то, что вполне нормально может производить любая, не самая развитая экономика. Меж тем, кстати, именно такой дефицит больше всего раздражает потребителя — что нет вещей повседневного спроса, которые нужны. Он начал докапываться до причин — и докопался. При Сталине многие товары потребительского спроса производили частники и кооперативы, при Хрущеве это все сломали и передали «в нагрузку» предприятиям. На советских предприятиях чаще всего производится огромное количество наименований продукции, самой разной. Но выработка считается единой цифрой и от нее устанавливается норматив ФОТ — деньги которые можно потратить на зарплату. Меж тем — трудозатратность каждого наименования разная, но ее знают только заводские экономисты. Чаще всего, именно на таких вот недорогих изделиях — трудозатратность, то есть доля стоимости труда в цене каждого изделия — максимальная. Но в таком случае директору становится выгодно производить продукцию с минимальными трудозатратами, гнать тот самый пресловутый «вал», а сэкономленные деньги от ФОТ выдать как премию. Потому то завод хронически перевыполняет план по «крупным» изделиям с минимальными трудозатратами — и не выполняет по тем где трудозатраты максимальные. Первое ложится на склад, второе становится дефицитом. То же самое происходит в строительстве — самые малые трудозатраты на возведении «коробки» здания, максимальные на отделке. Потому строители возводят коробку и бросают. Заказчик остается с недостроем и вынужден достраивать «хозяйственным способом». Этим кстати гениально воспользовался Ельцин со своими жилищными кооперативами. Как? Строители со своей техникой строят коробку и подводят коммуникации. Им выгодно, потому что отделкой квартир — занимаются сами жилкооперативщики в свободное от работы время! Сами красят, щтукатурят и закончив — въезжают. Еще и опыт этот на флаг подняли — хотя по факту тут банальное использование просчетов системы.

— Вопрос. Как объяснить людям, что они годами получали не совсем заработанное. При том, что как видите, они не только не видят этого — но скорее обозлены на нас, что эти деньги потратить не на что.

Вот тут Валовой ответить не смог. Подумал, потом неуверенно предположил

— Сказать правду?

— А поймут?

— Правду — поймут.

— Не уверен. И вы — не уверены, верно?

Валовой сидел, набычившись, взгляд — в стол. Потом сказал

— Дорого нам придется за глупости свои платить.

— То-то и оно. То-то и оно.

— Возвращаемся к директорам. Вы понимаете, что одна из причин такой ситуации — желание директоров иметь больший премиальный фонд

— Ну а какой директор откажется от премиального фонда. А ты на него заработал?

— Да не в этом вопрос.

— Подумайте, какой должна быть оплата руководства. У нас одна из проблем — неадекватная оплата труда руководителей и всего руководящего персонала. Начинать надо с этого. Рабочему что — ему сказали, он выполняет план. Директор принимает решения. В том числе и те, которые вы описывали в статье — которые вредят народному хозяйству в целом. Если мы хотим прекратить такую практику, начинать надо с этого — с правильной мотивации лиц принимающих конкретные решения…

Не знаю, есть ли здесь слово «мотивация»? А и черт с ним, нет — так будет!


А вечером приехал Гайдар. И привез «новости»…

Чемоданчик у него отняла охрана, и открыли, потом проверяли на наличие ядов при бурных протестах Гайдара по поводу секретности. Мне это тоже не нравится — но охрана свою работу делает, думаю, я немало для этих людей сделал, чтобы они с ходу стучать Чебрикову не побежали. А, впрочем, Чебрикова и надо привлекать — пусть разгребает помойку.

Сволочи

Дело в том, что про Литву я знаю несколько больше чем Гайдар, и несколько больше чем КГБ. Точнее, КГБ то конечно знает…

Коротко скажу по нескольким персонам, а вы как говорится, обтекайте…

Витаутас Ландсбергис[76]. Лидер движения за независимость. Все считают его профессором консерватории, только на деле он преподавал в консерватории не искусство, а научный коммунизм. Он защитил кандидатскую по творчеству национального композитора Чюрлениса — но мы же не дети и прекрасно понимаем, как преподаватели научного коммунизма защищают такие диссертации. Зоологическая ненависть к русским, во время евродепутатствования был автором многих антироссийских инициатив. Выступал за люстрацию тех, кто служил в партийных органах и КГБ, при том, что сам был разоблачен как агент КГБ.

Внук Ландсбергиса уйдет в политику и станет министром иностранных дел в тридцать лет. А что? Прадед министр, дед министр. Политика — это семейное.

Альгирдас Бразаускас[77] — последний первый секретарь компартии Литвы. До этого занимал хозяйственные должности, был председателем литовского Госплана. Во время независимой Литвы неплохо устроится. Будет занимать последовательно все три основные должности новой Литвы — председатель сейма, премьер-министр, президент. После развал СССР активно займется приватизацией имущества компартии Литвы, в частности приватизирует партийную гостиницу на жену и сына. А что? Не пропадать же добру.

Казимира Прунскене[78]. Один из первых кандидатов наук в Литовской ССР, кандидатскую защищала под научным руководством Альгирдаса Бразаускаса. Одна из основателей Саюдиса, будущий премьер-министр независимой Литвы. И тоже «доверенное лицо».

Вот такой вот интересный междусобойчик, о котором пока что в Москве и знать не знают, и ведать не ведают. Вездесущий первый секретарь, прихватизатор партийных гостиниц. Преподаватель научного коммунизма — профессиональный лжец, который сначала вещает о неизбежности коммунизма, а уже через пару лет будет — как он всегда ненавидел советскую власть. Барышня с докторской степенью, которая слетит после того как Ландсбергис, захватив власть, начнет избавляться от соратников.

И это я не говорю про Валдаса Адамкуса, будущего президента — и он сам и его отец в 1941 году пошли в услужение к немцам, сам Адамкус был на побегушках у командира батальона полицаев, виновного в массовых убийствах евреев. Про патологическую русофобку Далю Грибаускайте, которая сейчас преподает в Вильнюсской партийной школе политэкономию. Или Альгирдас Буткявичус[79], врач — психиатр сейчас главврач Каунасской городской больницы, в недалеком будущем (если оно наступит) — командир отрядов боевиков, первый министр обороны края, организатор «бригады Железного волка» — сборища неонацистов под крышей государства. Правда из публичной политики ему пришлось уйти…

Я это говорю к чему? К тому, что не кадры решают всё. Правда, Михаил Сергеевич?

— Это ты к чему это?

— К тому, что слишком много предателей и все как на подбор. Ландсбергис — преподаватель научного коммунизма — а ведь именно он будет в девяносто первом твердить — независимость и всё, меньшее нас не устроит. И ты, Михаил Сергеевич, не найдешь к нему подхода. Знаешь, что будет через три года, если сейчас ничего не предпринять?

— Что?

— Ты приедешь в Вильнюс. Местная партзнать соберет тебе целый зал интеллигенции, и ты поведешь с ними спор. Потом тебе надоест, и ты с досадой спросишь — так вы что, действительно хотите независимости? И весь зал тебе, на одном дыхании ответит — да!

— Не будет этого. Не может этого быть.

— Снова здорова. Врать то мне зачем? Я это все видел своими глазами. Потом будет штурм Вильнюсской телебашни. Ты бросишь на город войска, они пойдут прерывать телевещание. Собранные боевики и как говорят, агенты ЦРУ — будут стрелять с крыш по людям. Погибнет шестнадцать по-моему человек. А потом тебя спросят — а ты где был? И ты отморозишься и сдашь исполнителей. А за это — от тебя отвернется армия. Единожды предавшему больше не верят.

— Знаешь, почему расплодились такие, как Ландсбергис?

— А потому что совести нет ни на грамм, а власти — хочется. Когда вы доведете ситуацию до того что полки пустые будут — народ будет спрашивать — а как так? Шли то в светлое будущее — а куда в итоге пришли? И вот такие, как Ландсбергис и Кравчук пойдут самым простым путем — кормушка предназначена не для всех. А только для титульной нации. И все остальные пешком постоят…

— Это же фашизм!

— О! Он самый, родимый. Только кто «титульную нацию» придумал?

— Что молчишь то?

— Не смей нас обвинять. Ты и понятия не имеешь…

— Имею. Имею я понятия. Ваша главная ошибка — вы одновременно и говорите про пролетарский интернационализм, и исподволь поощряете национализм деньгами.

— Это как?

— Смотри. Есть своего рода роспись, кому что положено. Что положено советской республике, что автономной республике, что краю или области. По сути, вся конструкция СССР поощряет движение национальных групп по этой лестнице дабы получить новые блага и привилегии. Например, каждой союзной республике положена своя академия наук — а это сколько шикарных ставок! Союз писателей, союз композиторов… Республиканские министерства. Выделение средств на национальный фольклор — ты знаешь, кстати, какие средства, например, выделяются на издание литературы на национальных языках? Причем если все что пишется на русском проходит через цензуру, то на национальных языках что хотят, то и пишут. Ты знаешь, например, что в учебнике чеченского языка содержатся упоминания о том, что русские совершили геноцид чеченцев и их за это надо уничтожать?

— Постой, но в чем тогда должна быть национальная политика. Разве это не хорошо, что народы развиваются…

— Кому — хорошо?

— Скоро появятся социальные сети. С одной стороны — это повысит востребованность больших языков, таких, которые понимают десятки и сотни миллионов. С другой стороны социальные сети станут работать на разъединение больших общностей. Ты живешь в многонациональной стране, в многонациональном городе — но в социальной сети ты общаешься только со своими, с теми с кем хочешь. Чужак, даже тот который живет по соседству — постепенно становится незнакомцем, а потом и врагом. Социальные сети позволяют каждому дураку распространить свою дурость, свои предрассудки и свои оскорбления так чтобы их видели и свои и чужие. Потом насилие выплеснется на улицы — совершенно неожиданно для всех.

— А что такое социальные сети?

— Как-нибудь потом…

Я просматривал собранные материалы… и боролись во мне два чувства. Страх — относительно того, что все так далеко зашло. И брезгливость… как же все-таки убоги эти люди. Какие же они … мелкие.

Идеальным примером национализма, приведшего к строительству нации с чистого листа — следует считать чешский. Но у чехов, маленькой нации в центре Европы — был несоизмеримый с размерами самого народа масштаб. Томаш Массарик, первый президент Чехословакии — по отзывам Вудро Вильсона мог бы быть президентом объединенной Европы. И он же сказал фразу, о которой стоит задуматься современным «независимцам». Он сказал: страх перед исчезновением — недостаточное основание для того чтобы требовать независимости. Должно быть что-то еще.

И достаточно посмотреть на Прагу, на другие чешские города, на то какие здания там построены (в том числе и в социалистической Чехословакии), какие заводы там работают и что производят — чтобы понять: да эти люди не зря создали свое государство.

А у нас?

Какие-то убогие рассуждения… как жило Великое княжество Литовское. Два человека, один из которых инструктор обкома партии, а второй кандидат наук полчаса обсуждают, какой в ВКЛ был мужской костюм — это наряду с откровенно антисоветскими высказываниями. Это материалы прослушивания. Еще один разговор — снова антисоветские высказывания, плюс — вполне «здравые» рассуждения о том, как бы замутить общество «литовско-финской дружбы», получить право выезжать за границу по линии этого общества и возить контрабанду. Тут несколько участников обсуждения, один из них — секретарь республиканского ЦК, другой — подполковник милиции.

Как то не догоняют люди, что тот костюм, который изображен в учебнике истории — костюм как минимум знатного боярина, а основная масса населения ВКЛ одевалась в лохмотья.

А вот еще один разговор. Римская католическая церковь по своим каналам предлагает контрабандой ввезти копировально-множительную и печатную технику (бесплатную), чтобы печатать католические и антисоветские листовки, выпускать подпольные газеты. Обсуждается, что из этого можно пустить налево и по какой цене. Господи… они додумались до того чтобы на этой технике попытаться печатать фальшивые билеты на городской транспорт!

Ну да, деньги печатать не получится. Печать не цветная.

Знаете, что страшно? Они насквозь гнилые — но они родились в СССР, ходили в советский садик, школу, были пионерами, комсомольцами, многих приняли в партию. Как они такими выросли, кто их воспитал? А?

— Что думаешь? Егор Тимурович? — спросил я Гайдара, которому передавал прочитанное по мере прочтения

— Бред какой-то — растерянно сказал Гайдар

— Ну а как? Сон разума рождает чудовищ. Ты кстати заметил — они нигде не упоминают ничего связанное с экономикой — только то что того нет и этого нет, и в Швеции живут так, а у нас иначе.

— Но ведь положение Швеции… она же не участвовала ни в одной из мировых войн, и только этим…

— Им это вряд ли объяснить. Вот так вот, Егор.

Гайдар понимал, что надо еще что-то сказать, но не мог понять, что

— У вас в Академии наук так же? — спросил я

— Да нет — сказал он — никто не задумывается, кто какой национальности. Только евреи выделяются, но это и понятно.

— Вопрос в другом.

— Они для чего этот бред обсуждают, с тем какой был мужской костюм в Великом княжестве Литовском?

Гайдар думал — думал, потом признался

— Не знаю, Михаил Сергеевич. В голове не укладывается

— Да для того чтобы стать князьями! И чтобы люди их князьями признали! Вот ради этого они весь этот бред и мусолят, уши вянут!

Гайдар попытался осмыслить сказанное. Не получалось. С детства выращенный в привилегированной семье (в школе он сказал, что у него один дед — Аркадий Гайдар, а второй — Павел Бажов, так ему не поверили, наказали за вранье) — он просто не мог себе представить образ мышления тех, кто из грязи пробился в князи — или вот-вот пробьется. Интеллигентов в первом поколении, у которых нет ни деда, книги которого в школьной программе изучают, ни отца — адмирала. Не понять ему было той ненависти, какую эти люди питали к навязанной системой показной скромности, к мантре — вышли мы из народа. Как вышли — так и обратно вернуться можно. Особенно если сын — бездарь и пьяница. А им нужны были не деньги — денег они уже наворовали. Дворянство им было нужно. Обязательно потомственное. Чтобы перед ними «три раза ку» делали. Как там…

Когда у общества нет цветовой дифференциации штанов, то нет цели! А когда нет цели — нет будущего******!

А перед ними не делают! И любой работяга имеет право с ними на равных разговор затеять — это куда?

Посмотри на меня в визатор, родной. Какая точка отвечает? Зеленая? Теперь на него посмотри. Тоже зеленая. И у тебя зеленая. На Уэфа посмотри, какая точка? Оранжевая? Это потому, что он чатланин, понимаешь?[80]

Нет, человеку с высшим экономическим, с готовой докторской, не знавшему что такое коммуналка и общий туалет — не понять такого.

— Ладно, Егор. Разберемся с этими… чатланами. Только…

— Все понятно, Михаил Сергеевич. Молчок.

Ночь на 03 сентября 1985 года

Днепропетровская область, Украинская ССР
Тиха украинская ночь …

Но сало надо перепрятать!

Первые осенние дни на Днепропетровщине были еще совсем летними, с температурой под тридцать. Темнело уже рано, солнце садилось где-то там, где Молдавия с ее вином — а здесь завершалась страда и десятки, сотни тысяч тонн зерна ложились в закрома родины. То чему места в закромах не находилось — мирно гнило под брезентом на деревенских токах…

Область эта — особенная, можно сказать — лицо Украины, отсюда Леонид Ильич Брежнев происходит. Тут и мощная промышленность, металлургические заводы, шахты, оборонные заводы — и в то же время мощное сельское хозяйство. В одном из колхозов — двадцать три Героя социалистического труда, это рекорд по стране. Но мало кто знает истинные достижения этой области, кроме может быть областного КГБ и ОБХСС. А если бы знали, то удивились бы — как при таких достижениях — на полках ничего нет?

А так и нет. Полки — они не для товара, а для вида. Основная торговля идет мимо прилавка, с подсобки…

Вот, новенький Камаз с рефрижератором — после напряженного рабочего дня, часов в шесть, когда смеркалось уже — выехал с базы и покатил на юг. При этом — он не отметился у диспетчера, а вот накладные у него были…

Причем уже заполненные, хотя до места он не доехал.

Уже на трассе — к Камазу пристроилась канарейка, завыла, замигала огнями. Водила — молодой парень, и тридцати еще нет — выругался про себя, прижался к обочине.

Тут дай, там дай. Ему на каждый рейс давали пятьдесят рублей — для ГАИ. Если прошло нормально, бери себе, но если больше потребовали — плати из своих…


— Тебя как звать?

Кололи наскоро — в салоне подъехавшей Волги, при свете фар. Водила — молодой, крепкий парень — угрюмо молчал. Оперативник в форме сотрудника ГАИ — схватил его за руку… на кисти было восходящее солнце и надпись ДРА.

Демократическая республика Афганистан.

Водила вырвал руку

— Ничего не знаю.

— Зато я знаю. Корень, Иван Владимирович. Сержант, десантно-штурмовая рота. Красная звезда у многих есть, а вот ЗБЗ[81] просто так не дается. Не помнишь, за что дали?

— Тогда я напомню. Остался прикрывать отход роты. Тебя на Героя представляли, но дали ЗБЗ. Ты случаем не после этого — так разочаровался в системе, что начал работать на мафию?

Водитель зло посмотрел на опера

— Чего вам от меня надо?

— Чтобы ты не смотрел на меня как овчарка на волка. А подумал головой. Думаешь, просто так именно тебя — выбрали?

— Я тоже там был. И в той же провинции что и ты. Работал советником в местном бандотделе. Смотрю — земляк, считай. Дай, думаю, второй шанс ему дам?

— Говорить не буду.

— Это почему?

— Своих сдавать не хочу.

— Тебе теперь мафия — свои?

— Ты понимаешь, что ты возишь украденное? Левыми рейсами. По поддельным накладным на груз. Тут украли, там украли. А потом оглянулись — чего так живем то плохо? А потому что все воруют. Или помогают воровать. Скажи, как может нормально жить страна, где все воруют?

Афганец посмотрел на опера

— Тебе — чего надо? Что ты из меня жизнь тянешь? Вези в тюрьму, если виноват.

— В тюрьму определяет суд. И степень вины определяет тоже он. Выбирай — одно из двух. Или ты сейчас в СИЗО действительно поедешь. А с нами корреспонденты — Человек и закон, слышал? Вот и будет по Центральному телевидению сюжет — про тебя, воина — афганца, героя. Или — ты сейчас помогаешь нам изобличить мафию, а потом даешь в суде против них показания. Тогда тебя выводим из дела как свидетеля, помогавшего следствию.

Оперативник, переодетый в сотрудника ГАИ достал удостоверение.

— Смотри!

— Смотри, смотри.

На книжечке почему-то не было фотографии. Как в удостоверении КГБ — там тоже только номер. Зато было — МВД СССР, г. Москва и место работы — Управление по борьбе с организованной преступностью.

— Это чтоб ты понимал — я не местный. Дашь показания против расхитителей — в беде не оставим, перевезем и тебя и семью. Человек и закон смотришь?

Молчание. Опер достал папку, которую можно использовать и как столик, положил на колени водиле.

— Пиши расписку и работаем.

— У меня одно условие — сказал водила

— Какое?

— Тесть мой… в автоколонне работает…

— Он значит, тебя и вовлек? Поговоришь с ним сам, если и он согласится дать показания, проведем как свидетеля и его.

— Ну?

— Что писать то?

— В правом верхнем углу. Министру внутренних дел СССР, генерал-полковнику Карпецу Игорю Ивановичу. От… фамилию имя отчество полностью, год рождения, место проживания…


Как это все работало? Да просто.

Если где-то чего-то нет — значит это кому-нибудь нужно. Все начиналось с самой сути колхозов — это и государственная структура и частная одновременно. Даже есть отдельная категория — «колхозная собственность». С одной стороны — колхоз работает на самоокупаемости. С другой стороны — государство поставляет им ресурсы по дешевке, оплачивает мелиорацию (это огромные деньги!).

Председатели колхоза — в большинстве своем люди особенные, хваткие. И работают они на селе, где мораль своя. Своего не выдадут, если он за общество, за крестьянский мир. Промолчат.

Григорий Тимашук сталпредседателем в двадцать четыре года — председателями были и его отец и дядя. Потому он с детства знал, что реальная урожайность на колхозных овощных полях выше официальной примерно в полтора раза, а где и в два. И примерно каждый пятый килограмм мяса на фермах — неучтенный и идет налево. Но он с детства был умным (в армии, например, он «отслужил» водителем командира полка, и сохранил полезные связи, пользуясь теперь бесплатным трудом солдат) и придумал то, до чего не додумались ни отец ни дядя.

Как то раз он спросил себя — из чего делают веники? Самые обычные веники, какие есть в каждой советской квартире. Оказалось, есть такой кустарник, ветви срезают и сушат — и по берегам Днепра его немерянно.

Он наладил срезание и сушку этого кустарника и открыл подпольный цех по производству дефицитных веников. При себестоимости не доходящей и до тридцати копеек — в городе он стоил рубль, а то и полтора. При том веник не портился, никаких требований к хранению и перевозке не было.

Работали на вениках — в основном сельская молодежь, часто даже без оформления. Десять рублей за смену — кому плохо? Потому — все село горой стояло за молодого председателя.

Так вот и шла работа. Днем одно — планерки, Ленкомната, трудовые достижения, отчеты в райком и обком партии. Ночью — левые рейсы, люди с фонариками, шуршание купюр. Не только председатель — но и многие бригадиры имели в саду-огороде закопанную трехлитровую банку с ценностями, а то и не одну. Как люди к этому относились? Да с полным одобрением! Крестьянство веками работало на помещика, потому родилась двойная мораль. Если ты обманул своего, односельчанина — с тобой разговаривать больше не будут. Но если обманул помещика, в том числе и коллективного помещика в виде государства — так делать можно и даже нужно. Все так делали, просто по-разному. На задах всегда давали под картошку участок. Весной его пахал колхозный трактор, потом косилкой косили плети и картофелекопалкой — выкапывали. Все бесплатно. За дровами — опять трактор дай. Кто работал на ферме — домой тащил посыпку, на току — зерно, и все это было нормой, на это закрывали глаза. Ну а председатель просто на своем уровне дела делал. Если он не трогал своих, а наоборот, давал заработать — все село было за него горой. Никто и слова не скажет — что там Женя Столетов[82]

Ночную деревенскую глушь — пронзил свет фар, но никто из тех кто это видел — и не подумал что что-то не так. Все знали — всё так, и если кто ездит по ночам — значит так и надо. Камаз — прокатился по двору, и заехал, мимо колхозной весовой в закуток, где рядом с зерносушилкой — был колхозный холодильник.

Бригада работяг, каждый из которых согласился пожертвовать частью ночи за пять рублей (бригадир — за десять), потушив сигареты споро поднялась на ноги…

— Здорово — из Камаза выбрался водитель

— Здорово — подошел бригадир — это кто с тобой?

— А… молодняк

— Натаскиваю.

— Он что ли вместо тебя теперь будет?

— Как старшие решат.

Бригадир понятливо кивнул

— Мясо заберешь?

— Какое мясо? Про мясо не говорили.

— Ну, мясо. Бычка закололи, надо в трест забросить. Леониле Сергеевне

— Слушай, про то разговора не было. Да и потом — какое мясо, у меня что, рефрижератор?

— Да брось. Что ему будет, сейчас не тридцать градусов, осень как-никак. Разморозиться не успеет. Домчи, а? Будь другом.

Водитель сплюнул

— Грузить не буду.

— Так это мы быстро — обрадовался колхозник — Ленька, давай! Из холодильника мясо последним!

Никто из колхозников не знал, что их снимает камера…


Наскоро закиданный Камаз — пустой, ночной дорогой возвращался на базу. За ним, соблюдая дистанцию, ехали Волга и Жигули опергруппы.

— С ними что будет? — спросил водитель

— С кем? — переспросил оперативник на сидении Камаза

— Ну, с Егором Ильичом. С мужиками.

— Которые грузили? Если дадут показания, кто заставил расхищать — отделаются малым. Бригадир наверное на принудработы поедет, эти — штраф заплатят. А что?

— Жалко, что ли их?

— Да нет… неправильно как то все это.

— Что — неправильно?

— Как думаешь, стырить рубль это воровство?

— Воровство. Начинается все с мелочи, с рубля. Потом десятка. Потом и тысячи полетят.

— Вы мясо с заднего входа не покупали?

— Жена готовит.

— Так значит — съехали.

— Почему. Наверное, покупала. Хотя я и запретил.

— И что получается — непойманные карают пойманных?

— А ты не задумывался — как так? Вот вроде колхозы, совхозы, скота столько. А мяса нет.

— С черного входа продают?

— И не только. Задумайся — за счет чего жили бы жулики в магазинах, если бы продукты можно было просто покупать с прилавка. Кто бы стал им переплачивать и с черного хода брать?

— Это вы к чему?

— К тому. Системе не просто выгодно вот эти вот левые рейсы делать и левые продукты распределять. Они все делают для того чтобы продуктов не было. Гноят, даже нормальные продукты на свалку выкидывают. Ты не поверишь, что мы в Москве нашли

Зашуршала рация

— На приеме.

— Седьмой, болтаешь много.

— Принял

Опер отключил рацию

— Система ваша — называется «Морковка». И она работает по всему Союзу.

— Ты знаешь, сколько машин в твоей автоколонне? Должно быть?

— Сто двадцать.

— Быть не может. У нас больше пятисот.

— Может. Теперь ты понял, с кем связался? Что за сила, которая может триста Камазов за свой счет держать

— Но ничего, не боись. Сломаем мы — эту силу.

Сам опер был отнюдь в этом не уверен. Но он прошел Афганистан, и там пришел к тому же выводу, к какому пришел адмирал Колчак за шестьдесят лет до этого. Если что-то страшно — иди этому навстречу, тогда не так страшно.

А других в опергруппы по борьбе с организованной преступностью — и не брали…


А утром — в Днепропетровске на два часа отключили телефонную связь — в связи с поломкой. И за эти два часа — опергруппы из местного и союзного МВД — успели задержать почти пятьсот человек…

Временный штаб — разместили там, где никто не ожидал: на территории знаменитой днепропетровской психушки. Там запланировали капитальный ремонт, под это дело вывезли больных — и никто не понял, что психушка с особым режимом — идеально подходит для размещения больших групп задержанных.

Сейчас — на воротах стояли солдаты дивизии Дзержинского, спешно переброшенные сюда ночным рейсом, то и дело — через ворота въезжали автозаки, Лазы и Икарусы с зашторенными окнами — это выгружали очередную партию задержанных. По горячим следам шли первые допросы, в пропахшим горем и лекарствами коридорах и кабинетах психушки теснились люди, и уже был труп — один из задержанных покончил с собой. Еще один случай самоубийства удалось предотвратить…

Пока грузили задержанных — к воротам подлетела белая Волга с гражданскими номерами, и средних лет и начальственного вида человек на повышенных тонах приказал пустить его внутрь.

Это был Леонид Деркач, председатель УКГБ по Днепропетровской области[83]

— Не велено… — сказал солдат, стоящий на воротах.

— Что значит не велено? Приказываю пропустить немедленно!

— Не велено…

— Я генерал государственной безопасности! Приказываю пропустить!

Вышел и шофер, как обычно и бывает — правая рука в не совсем благовидных делах генерала

— Парень, тебе погоны жмут? В дисбат захотел? А ну-ка…

Силой прорваться не удалось — солдат нацелил на них автомат

— Дальше ни шагу!

— Ты с. а пожалеешь… — сказал шофер, но дальше действительно не пошел.

Рядом остановилась Волга

— Что происходит?

— Вы кто такой, представьтесь — потребовал Деркач

— Подполковник Петров

Деркач был так зол, что не сообразил — скорее всего это псевдоним

— Что здесь происходит?

— Здесь происходит милицейская спецоперация, товарищ генерал

— А руководство КГБ области предупреждать не надо?

— Извините, товарищ генерал, не мой вопрос

— Приказываю пропустить на территорию.

— Извините, товарищ генерал. Операция милицейская и прокурорская. Мне может приказать только мой непосредственный начальник.

— Фамилия, звание.

— Простите кого, товарищ генерал?

— Твоего непосредственного начальника.

— Извините, товарищ генерал, этого я сказать не могу.

— Вы совсем охренели? Я сейчас пришлю…

Генерал осекся — дивизия Дзержинского уже тут, это не шутки.

— Товарищ генерал, рекомендую позвонить в Москву, в приемную МВД. Там вам все объяснят, что положено.

Генерал решил сдать назад

— Смотрите, с. и — зловеще сказал он — Нижний Тагил не резиновый…


В здании УКГБ по Днепропетровской области — разрывались телефоны. Части сотрудников — не было на месте.

— Оперативка через полчаса — бросил генерал порученцу, проходя на место

— Есть. Товарищ генерал, на проводе…

— В кабинет.

В кабинете он взял телефон с гербом.

— Да… да знаю. Это союзные силы. Нет, не могу сказать. Через час буду знать. Добро

Набрал на телефоне одну цифру

— Приемную Чебрикова набери, срочно

Плюхнулся в кресло, ослабил галстук… это что же делается? Совсем охренели? Он слышал о том, что МВД набрало большой вес при новом Генеральном, но так…

Хомуты поганые[84]… мало их давили

Тут надо понять, что делать. У него на местных ментов компромата — тома. Кто не по средствам живет, у кого родня мутная, кто напрямую связан с криминалом — но есть и такие. Вывалить — и головы полетят. Только что толку, если операцию союзное МВД ведет?

Если бы местное… не вели бы себя они так

Звякнул — именно звякнул — телефон

— Да

— Товарищ генерал, генерала армии Чебрикова нет на месте.

Действительно нет? Или затихарился?

Сдают что ли?

Господи до чего дожили, а?

— А где он?

— Генерал армии Чебриков в Кремле.

— Набирай замов. Пирожкова… нет, он в Тбилиси. Набирай всех кто возьмет.

— Есть.

Громят что ли? Решили Днепропетровский клан подвинуть? А что, очень даже может быть. В Москве уже мало кто остался.

Говорят, что в Киеве перестановки какие-то идут

Что же делать? Как остаться на плаву, как выплыть?

Если будут шерстить область, его уберут по-любому. Тут говна — эвересты целые. Джомолунгмы, е… их мать! Вызовут на коллегию и спросят — а ты куда смотрел?

Или сливать всех?

Снова звякнул телефон

— Да

— Товарищ генерал, генерал Агеев на месте.

— Давай

Зампред КГБ со странным именем Гений — Гений Агеев — был приближенным и обладал большой властью. Как и многие другие, он был «десантом» — из региональных секретарей, сразу присвоили звание генерала КГБ, засчитав партстаж за выслугу лет.

Знания у таких вот «варягов» были нулевые, они привносили в деятельность КГБ бюрократизм и подковерные интриги, но одно у них было не отнять — за честь мундира они стояли стойко. Никто не будет работать против своего же ведомства

— Товарищ Агеев, Днепропетровск, Деркач на линии

— Слышно хорошо

— Товарищ Агеев, тут у нас странное происходит

Деркач доложил о происходящем

— Дивизия Дзержинского говоришь?

— Так точно

— Понял кто это. Создали группу по борьбе с оргпреступностью. И вас получается, зацепило

— Товарищ генерал мне докладывают, утром на два часа в городе пропала вся связь. Это ни в какие ворота не лезет. У нас оборонный город, закрытых производств полно — и связь отключать?!

— У вас связь пропала? Телефонная?

— Так точно.

— Ну, ты на месте, знаешь что делать?

— Расследуй как диверсию — нарушение связи. По результатам — напишешь докладную на имя Чебрикова.

— Понял.

— Больше пока ничем помочь не могу. Держи в курсе

— Есть.

Не слили.

Если бы слили, Агеев просто не стал бы разговаривать.

Нет, но какой же беспредел, совсем охренели!

В кабинет просунулся порученец

— Товарищ генерал, второй секретарь на линии. И оперативка

— Все подошли?

— Все

— После разговора запускай

— Есть.

03 сентября 1985 года

Москва, СССР
Утром — поехал реализовать полученные материалы. Сложно сказать, правда, это или провокация, но исходя из моего послезнания — сильно похоже на правду.

Первым делом заехал в МВД. Министр Карпец был на месте, встретил в своем кабинете…

— Михаил Сергеевич…

— Докладывайте — я сел не на «хозяйское место», как положено по неписанному чиновничьему протоколу, а на стул за приставным столом

Министр коротко, но внятно доложился по ситуации в стране. Продолжается операция Сеть — так мы назвали борьбу с взятками и злоупотреблениями в торговле. «Фишка» этой операции в том, что ей занимается не ОБХСС, давно вступивший в симбиоз с ворами и расхитителями. Из последнего — в Днепропетровске за один день арестовано более пятисот человек, под прием арестованных пришлось освобождать гауптвахты в воинских частях. Как обычно — в состав оперативных групп включены корреспонденты с Центрального телевидения.

Заработал, пока не в полную силу штаб МВД, в НИИ МВД создана рабочая группа из опытных юристов для разработки и совершенствования законодательной и подзаконной базы в области уголовного и административного права. Возглавил группу сам Карпец, доктор юридических наук, между прочим. Из наработок группы, которые показал Карпец, и которые будут переданы в комиссию Верховного совета — предложения по совершенствованию УПК, новый закон об оперативно-розыскной деятельности. Последним — МВД предоставляется право по оперативной работе под прикрытием внутри страны: раньше это все регламентировалось только подзаконными актами и могло быть свернуто как, например Хрущевым, когда тот сдуру заявил об окончательной победе над преступностью. Теперь это закон. В поправки в УК и УПК — впервые введена типичная для США, но неизвестная здесь «сделка со следствием» — право освобождать от уголовной ответственности исполнителей в обмен на показания на организаторов. Таким образом, я надеюсь за несколько лет сильно проредить ряды торговой мафии и выйти на организаторов системы расхищения, генералов армии воров, которые ежедневно и ежеминутно тащат как крысы из ларя.

— Как обстоят дела с организацией отрядов ОМОН? — спросил я

— Работа ведется, Михаил Сергеевич. В Москве и Ленинграде спецроты реорганизованы в отряды. Пока не хватает материальной базы, но справляемся своими силами…

— Справляться некогда — сказал я — времени меньше чем я думал. Дайте команду своим в регионах — пока неофициально, без шума — посмотреть, какие есть военные городки. Где есть — будем реорганизовывать в ОМОН моторизованные части, там материальная база должна быть[85]. Где нет — будем передавать от Минобороны армейские городки, от кадрированных частей, временно организовывать тренировочный процесс на полигонах Минобороны. В общем, раскачиваться некогда. До конца года организовать ОМОН в городах Киев, Львов, Вильнюс, Рига, Таллин, Алма-Ата, Грозный, Тбилиси, Ереван, Баку, Ташкент. Хотя бы по одной роте. Рассчитайте, какую нужно будет материальную базу на первое время — штаты, помещения, транспорт, оружие. И мне представьте, срок — три дня. Если надо — покроем даже за счет партийных фондов. Но времени раскачиваться у нас нет. Год, максимум. Дальше — в каждом из названных мною городов должны быть как минимум роты ОМОН.

Карпец — думаю, понял, что у меня есть какая-то информация, какой нет у него, или я что-то задумал. Но тут никто, ни о чем не спрашивал — чревато. Потому он коротко и четко сказал

— Есть.

— Не стесняйтесь обращаться, если не хватает ресурсов. Все что угодно — техника, помещения.

Карпец улыбнулся

— Мы не стеснительные, Михаил Сергеевич

— Вижу. Еще.

Я оторвал с календаря — в то время у всех на столе были перекидные календари с такими отрывными листками, так удобно. Написал по памяти. Болеслав Макутынович — Вильнюс. Чеслав Млынник — Рига.

— Вот на этих товарищей обратите внимание. На мой взгляд, достойные товарищи, могут даже возглавить отряды в своих городах…

Болеслав Макутынович и Чеслав Млынник. Оба поляки. Полякам не очень то доверяли, и на мой взгляд напрасно. Скорее, не доверять следует украинцам и русским…

Есть что-то глубоко трагическое в том, что в критический момент — именно эти два человека оказались во главе отрядов ОМОН в бунтующих прибалтийских республиках. В отличие от многих русских, которые не то что с равнодушием восприняли национальные устремления «титульных наций», но некоторые из них даже ходили на митинги Народных фронтов — эти два поляка остались верными союзному Центру до конца. И надо думать — не случайно.

Поляки — такой же имперский народ, как и мы, только империя у них не состоялась. Зато состоялась нация. Потому поляки — инстинктивно понимают национальные стремления других, и не просто понимают — ж… чувствуют, куда это все может привести. Ежи начнет бить тревогу, когда Ваня еще на печи почесывается. Мы все время думаем, что это прибалты, грузины — они это все не всерьез, шутят, дуркуют. Так и думаем, пока сосед с топором не придет. Поляки прекрасно понимают — все это всерьез.

Вильно — ставший Вильнюсом — тема отдельная. Кто не знает — к началу двадцатого века в городе жило пять основных наций (немцы, русские, евреи, поляки, литовцы), причем литовцы и близко не составляли большинства. Ничего литовского в тогдашнем Вильно и не было почти. Немецкое, на втором месте еврейское — город занимал настолько важное место в уничтоженном Гитлером Идишленде, что его называли еврейским Иерусалимом. И уж если говорить, чей это город — поляки и евреи имели на него ничуть не меньше прав, чем литовцы и генерал Желиговский пришел не на пустое место.

Немцев выгнали, а вот поляков — почти полностью истребили, как и евреев. Эти две темы — советское табу, упоминать их не принято, но факты говорят сами за себя. Большая часть прибалтийских народов с радостью восприняла и приход немцев, и их расовую человеконенавистническую доктрину, согласно которой евреи и славяне считались недочеловеками. Немцы фактически не оккупировали Прибалтику — в той же Литве никогда после 1941 года не находилось больше нескольких сотен немецких солдат и офицеров. И при этом — было истреблено до двухсот тысяч евреев и несколько десятков тысяч поляков. Их некому было истреблять, кроме как тем самым коренным народам. Когда мы освобождали Прибалтику — немалая часть «титульного» населения либо сражалась с наступающей Советской армией, либо ушли с немцами. Либо что еще похуже — советские солдаты, например, быстро научились ничего не брать съестного у местных женщин — может быть отравлено. И после войны — сколько времени там были Лесные братья — это ведь тоже не на пустом месте.

Вспомнились слова одного литовского националиста, сказанные им уже после девяносто первого года. Надо бы фамилию вспомнить — да успеется еще. Он сказал: поляки хуже русских. Русские считают, что они живут на нашей земле, а поляки — что они живут на своей.

Черт, может поискать еще поляков толковых. То-то будет скандал. Уже сейчас под шумок — говорят, что вокруг генерального армян много — так будут еще и поляки.

— Что у нас на Кавказе? В Тбилиси?

Карпец начал докладывать, я слушал, мрачнея лицом. Совместная следственно-оперативная группа выявляла все более и более удивительные вещи. Например, что с территории Турции налажено регулярное вещание националистических радиостанций. И по ним прославляют Сталина и Берию.

Или — на ереванском фармкомбинате налажено подпольное производство наркотических веществ. Исходные материалы поступают из той же Турции и фасуются в заводских условиях, ампулы годами списывались на бой и никто не обращал внимания, считая, что главное — это наркосодержащие препараты. А по ним недостачи то, как раз не было — вот и спали спокойно.

В чем смысл схемы? А в том, что потом левые наркосодержащие лекарства потом транспортировались и распределялись почти легально.

Или — под видом диспансеризации взяли кровь у большинства работников Союза писателей Грузии. Семьдесят процентов принимает наркотики, семьдесят!

Или — один из руководителей националистов признался, что существует учет грузинских воинов — интернационалистов, воевавших в Афгане, Йемене, Африке — и не просто учет, а ведется целенаправленная их обработка в националистическом духе.

То есть уже сейчас идет подготовка кадров для бандформирований. Добавить к этому бандитов — и готово дело.

Вот такие вот дела. Чем дальше в лес, тем толще партизаны…

— Михаил Сергеевич

— Какие будут указания

Я поднялся с места

— Простые: работайте, товарищи…


По пути в Кремль меня настигло: а может ну их?

Придумать как — и пусть идут. Маленькие, но гордые… как же они надоели…

Нации там сформировались — это факт. Пока что они советские — но нации, отдельные от других наций СССР. Между ребенком из Тбилиси и ребенком из Костромы уже мало общего, их объединяет только русский язык.

Да слова уже разные.

При Шеварднадзе проведут исследование. Четверть школьников захотят в будущем стать ворами в законе и треть девочек — женами воров в законе. Это за несколько лет не появляется, основы заложены уже сейчас.

Вот и вопрос. Надо ли нам иметь с этим дело, кого-то перевоспитывать — или просто «идите куа хотите»

Хотите стать ворами поголовно — вперед.

И все же — нет, так нельзя.

В сущности это — брак советской системы и если это брак — надо его выявить и исправить. Не знаю, чем закончилось там, но твердо знаю одно. Развод, на который мы пошли в девяносто первом году — это не решение проблем, это уход от них.

Но проблемы настигнут. Даже спустя много лет. Я это точно знаю…

Примечания

1

Дочь ливанских эмигрантов, супруга внука Теодора Рузвельта. Начальник протокола с 82 по 89 годы, была на этой должности семь лет — это рекорд.

(обратно)

2

Сеньор директор. Вы говорите по-испански? Да. Хочу передать вам привет. От кого? От Ли Харви Освальда. Покажите мне достопримечательности. Надо поговорить. Обращение сеньор директор — означает что ГГ. обращается к Бушу как к бывшему директору ЦРУ

(обратно)

3

Тэтчер сыграла ведущую роль и в Буре в пустыне — Буш отнюдь не был склонен к военному решению проблемы

(обратно)

4

Рудольфо Джуллиани был еще прокурором, а не мэром. За свои два срока он сможет превратить город из одного из самых опасных в США — в один из самых безопасных. В ноябре 2019 года — в городе 12 (по-моему) дней не было ни одного убийства. Все это накрылось в 2021 году, когда появились BLM. Черные братья вернулись в город, рост некоторых видов преступлений за год составил сто и более раз.

(обратно)

5

Ричарда Никсона

(обратно)

6

Киллеров звали Чарльз Николетти и Ричард Кейн, последний был полицейским из Чикаго, который работал еще и киллером. Кейн был убит в семьдесят третьем, Николетти в семьдесят седьмом, убийства не раскрыты

(обратно)

7

В США в школах не директор, а суперинтендант

(обратно)

8

интернет по телефонной связи. Принцип его действия немного отличается от традиционного. Фишка его в том, что если ты заходишь на какой-то сайт, то это расценивается как звонок и с тебя списывают деньги, то есть он крайне выгоден. В минител были и подобия квартальных социальных сетей, то есть во Франции подобие соцсетей было уже в восьмидесятых

(обратно)

9

Второй семьей была Анна Пинжо (она была младше почти на 30 лет), родившая ему дочь Мазарин. После смерти дочь написала книгу о своем детстве, как спецназовцы возили ее в школу, как мать запрещала ей называть приходящего дядю папой, как дядя отправил на поиски пропавшего котенка взвод жандармов. Надо сказать, что перед смертью Миттеран официально признал дочь и на похоронах были сразу две семьи

(обратно)

10

Частная школа при мечети

(обратно)

11

Действительно во Львове планировалось метро из двух линий и одну даже начали строить. Метро планировалось комбинированное, подземно-надземное

(обратно)

12

Уильям Эдвард Деминг — американец, создатель теорий качества. Долго работал в Японии и благодаря его работам — японцы сумели стать третьей экономикой мира

(обратно)

13

Семейство Ваз 2108/09/099

(обратно)

14

Это правда. Максимальное производство СССР — 163 миллиона тонн стали в 1988 году

(обратно)

15

Вал и ров на границе арабских стран, обычно граница выглядит именно так, ее никто не охраняет

(обратно)

16

Это одна из причин, почему провалилась экономическая реформа Горбачева — он не хотел вводить капитализм, пытался остаться в рамках социализма — но не предусмотрел наличие мощной теневой вполне капиталистической по сути своей экономики, которая в критический момент подменила собой развалившуюся государственную. В Венгрии не было такой экономики, она не сформировалась, потому что не было таких запретов и такого товарного дефицита

(обратно)

17

ЗОМО — отряды специальной милиции, в Польше они были самыми крупными и подготовленными так как страну постоянно сотрясали большие и малые беспорядки. Наибольший вклад в формирование ЗОМО внес рано умерший генерал Генрих Слабчек, его методами разгона беспорядков пользуются во всем мире. Опыт ЗОМО вероятно был применен при создании ОМОН. В современной Польше слово «зомовец» является оскорблением

(обратно)

18

Куклинскому удалось уйти с семьей на Запад, в Польшу он смог вернуться в 1998 году, возвращение Куклинского было одним из условий принятия Польши в НАТО. В 2004 году он умер, посмертно ему присвоили генерала. Оба его сына трагически и подозрительно погибли. Спор о том, кто такой Куклинский, герой или предатель — не прекратился и поныне.

(обратно)

19

Исламская начальная школа

(обратно)

20

Имя подлинное

(обратно)

21

То есть намеком обвинили его в фашизме. Знакомо, не правда ли

(обратно)

22

Если проанализировать ситуацию после 1945 года — львиная доля всех внешнеполитических проблем СССР исходила не от противника, а от своих «соратников» и ответственность за них нес (точнее не нес) Международный отдел. Если бы этими странами занимался более профессиональный МИД — может, и избежали бы некоторых бед

(обратно)

23

Главный музыкальный театр в ГДР, переехал в новое здание в 1984 году. Сейчас это крупнейшая театральная сцена Европы, зал почти на 2000 мест

(обратно)

24

Это место было известно как «лесничество» там было несколько отдельных домиков и пара двухэтажных оборудованных корпусов. По меркам сегодняшнего дня — дача Хонеккера это дача менеджера средней руки под Москвой, даже проще. А были члены Политбюро СЕПГ которым даже дача отдельная не полагалась, они жили в квартирах в этих корпусах

Супруга Хонеккера, кстати не была домохозяйкой, она тоже работала

(обратно)

25

Именно этот опыт и пытался перенять Горбачев в Перестройку

(обратно)

26

В 1987 году в газете Борба будет опубликован материал против этого кооператива, он станет одной из причин начала гражданской войны в стране. Во время войны в Боснии Абдич ушел в политику, два года кооператив фактически был независимым государством. В ходе войны многое из построенного было разрушено и сожжено — но кооператив уцелел и работает и сейчас. Но без прежнего успеха

(обратно)

27

Это правда

(обратно)

28

В реальной жизни произошло следующее: Абдича посадили в тюрьму по приказу Милошевича а предприятие разгромили. Это потому что Милошевич опасался связки Абдич-Поздерац. Хамдия Поздерац был представителем в Госсовете от Боснии и возможно будущим новым главой Югославии.

Выйдя из тюрьмы Абдич и диссидент Алия Изитбегович создали Партию демократического действия. На выборах Абдич был избран в Президиум БиГ, причем с большим перевесом голосов. Люди сознательно голосовали за умеренного и чуждого религии и национализма Абдича. Но он уступил место первого президента БиГ диссиденту Изитбеговичу — а тот развязал в республике гражданскую войну, так как для него религия оказалась важнее.

На момент написания книги Абдич жив и является мэром родного города.

(обратно)

29

Это правда. Если Милошевич — юрист и из простой семьи, то его супруга — действительно доктор наук, политолог и социолог, ее отец был политическим комиссаром при штабе Тито, Героем Югославии. По слухам, страной правила именно Мира.

(обратно)

30

В том же году Гельмут Шмидт получил вотум недоверия в Бундестаге, а Леонид Ильич Брежнев умер

(обратно)

31

В Польше не было коллективизации, до 70 % сельскохозяйственной продукции производилось единоличниками. Именно этот резерв видимо сформировал особенности польской политики: уникально сильна роль крестьянских партии, неожиданный для такой бедной страны уклон вправо. Селюки и выходцы из польской провинции — основная «ударная сила» Права и Справедливости братьев Качиньских. Русофобия, ксенофобия, антиевропейские настроения, тяга к диктатуре и государственной помощи

(обратно)

32

Это правда, гастарбайтеры были и тогда и даже в СССР — прежде всего китайцы. Один из будущих генсеков компартии Китая работал в свое время на конвейере ЗИЛа.

(обратно)

33

Это все правда. Андрей Константинов в своем романе Журналист касается этой схемы, правда не говорит, откуда была та одежда без торговых марок, которой торговали.

(обратно)

34

Страйк — по-польски забастовка

(обратно)

35

Виктория Нуланд, на тот момент сотрудник Госдепа США. Она действительно свободно владеет русским и одну смену работала вожатой в Артеке по программе молодежного обмена

(обратно)

36

У Бьюика это означало число цилиндров — то есть машина восьмицилиндровая

(обратно)

37

ЦРУ было единственным ведомством, которое закупало машины этой марки

(обратно)

38

Ставка довольно рискованная. В 1988 году должен был победить демократ Майкл Дукакис, но он проиграл из-за одной-единственной фразы. Во время дебатов ему задали вопрос: если кто-то убьет его жену, будет ли он против смертной казни для такого человека. Дукакис спокойно ответил — да, я ведь всегда был противником смертной казни. Он не солгал. И не стал делать «одни правила для себя, другие для всех остальных». Но этот ответ шокировал Америку своей «бесчувственностью». Перед этим вопросом он опережал Буша на 17 пунктов — а после проиграл выборы.

(обратно)

39

Это так. Это сейчас Рейгана называют строителем современной Америки. При жизни, особенно во время второго срока он был очень непопулярен

(обратно)

40

Это правда. Джо Байден пытался стать кандидатом от демократов в 1984 и 1988 году, оба раза безуспешно. Байден кстати в своих воспоминаниях хорошо описывает Америку того периода. Он видел что людям, у которых сложности, которые потеряли работу, говорят, что они сами во всем виноваты. Людям надоело пренебрежение, и они хотели, чтобы кто-то что-то для них сделал.

(обратно)

41

В нашей реальности Горбачев приказал сдать купленное за валюту в Чехии оборудование пивзавода в металлолом в рамках борьбы с пьянством

(обратно)

42

В реальности эти слова сказал Н.Рыжков в 1989 году. Понятно, что как в стену горох получилось

(обратно)

43

В.В. Секретарюк, бывший глава львовского горисполкома и горкома партии. Очень многое сделал для развития Львова. На его похороны пришли даже бандеровцы, одна из статей — некрологов называлась «Коммунист с человеческим лицом».

(обратно)

44

В реальности он сменил Ельцина в Свердловске, потом руководил его администрацией.

(обратно)

45

Видимо он спутал джихад и дават

(обратно)

46

Это правда. Вообще БААС сильно недоисследованная тема. Например, в партии было семь ступеней посвящения и на каждом своя идеология, идеология верхов и низов сильно отличалась и на каждом уровне — она была секретной

(обратно)

47

Интересна дальнейшая судьба Норта. Он отсидел два года за обман Конгресса и вышел — единственный, кто получил реальное наказание по этому делу. Написал книгу. Но настоящий его политический расцвет пришелся на десятые годы — он стал известным приглашенным комментатором на телевидении, потом стал вести свою реакционную передачу. Ярый сторонник Трампа. В 2016–2018 годах — директор Национальной стрелковой ассоциации. Сейчас ведет патриотическую телепередачу, в которой помимо прочего пропагандируется ненависть.

(обратно)

48

Жилище вице-президента США

(обратно)

49

Никсон ушел добровольно, не допустив голосования. Надо сказать, что следующие президенты уже более открыто шли на конфронтации и выигрывали

(обратно)

50

Странная гримаса запретительства — в СССР был доступен Теодор Драйзер, причем и в переводе и в подлиннике. Хотя если разобраться — это глубоко антикоммунистическая книга

(обратно)

51

Понт который поймет только живший в те времена. Читать Драйзера в подлиннике — значит иметь неплохие связи и доступ в распределители

(обратно)

52

В СССР и России этого и близко нет, потому нужно объяснение. В США есть уроки труда, на них детей стараются учить чему-то конкретному. Школа содержится за счет средств местной общины, Оушены являются частью ее и платят налоги — потому в США законно вывести детей на посильную помощь в строительстве частного коттеджа на уроках труда.

(обратно)

53

Это так. Калифорния откровенно левая и почти не американская, в то время как Техас это воплощение правизны и традиционной Америки

(обратно)

54

Это правда

(обратно)

55

Зайкова

(обратно)

56

Реальные слова Собчака

(обратно)

57

Сейчас уже установлено, что это было. Остановила Ельцина твердая позиция силовых министров и прежде всего министра МВД.

(обратно)

58

В США благотворительный обед можно получить в христианской миссии, практически все церкви кормят бедных и бездомных

(обратно)

59

автор — Кошка Зеленая

(обратно)

60

автор — Кошка Зеленая

(обратно)

61

При Картере кредо администрации было «благопристойность». Тогда много чего интересного произошло

(обратно)

62

Джахилия — неверие, состояние до принятия ислама

(обратно)

63

Шафик Зия уль-Хак родилась в Уганде, ее отец был доктором. Во время британского раджа из-за перенаселенности Индии британцы поощряли расселение индийцев по другим колониям, так например индийцы массово появились на Ближнем Востоке

(обратно)

64

Пятерка — низовой орган управления в ДРА

(обратно)

65

Исламском праве.

(обратно)

66

Кстати, и в нашей реальности в 1985 году из Пешаварской семерки были исключены Хекматияр и Халес — за жестокость, отказ повиноваться нормам исламского права и признавать первенство других членов семерки, значительно более высоких по происхождению и религиозному статусу

(обратно)

67

Так в итоге и получилось. Пакистан сейчас прокитайский, а технику покупает даже в России, причем развивать отношения мешает только традиционная проиндийская ориентация политики России в этом регионе. С бегством из Афганистана США полностью утратили позиции в регионе, причем их ставка на Индию не оправдывается

(обратно)

68

Малоизвестный факт. В России крепостное право планировала отменить еще Екатерина II. Была создана специальная комиссия для изучения вопроса. Комиссия полностью встала за сохранение крепостного права, причем выяснилось, что многие хотят даже его расширения с предоставлением права владеть крепостными не только аристократам, но и купцам и казакам. Крепостное право отменил только правнук Екатерины II — Александр II Освободитель, причем и тогда большая часть дворянства выступала за сохранение крепостного права. Сам Александр II принимая такое решение, боялся быть убитым крепостниками и даже держал наготове экипаж, чтобы бежать

(обратно)

69

В США паспорт нужен только для заграничных поездок, внутри страны документом удостоверяющим личность являются автомобильные права

(обратно)

70

Имя подлинное

(обратно)

71

Это правда. Запрет базировался на президентском распоряжении Картера любому лицу состоящему на правительственной службе США совершать убийство, планировать убийство или способствовать убийству

(обратно)

72

Есть такая история. Когда русские евреи приехали в США и поселились поселением, местные евреи придя к ним удивились — в их поселке все дома были связаны между собой веревками. Они спросили — зачем? Русские евреи ответили — чтобы в шаббат ходить в гости. В Талмуде написано, что два помещения считаются одним домом, если между ними хотя бы веревка — вот мы натянули веревки и ходим когда хотим. Кстати, в Нью-Йорке соблюдающие евреи и русские евреи с Брайтона почти не общаются.

(обратно)

73

Мы тоже покупали. На вооружении СА стояла чешская колесная гаубица Дана — единственный иностранный образец который мы приняли на вооружение. Еще для 40ОА для Афганистана закупили румынские БТР (своих не хватало), но когда увидели что у них броня от удара кувалдой трескается и крошится — решили больше не покупать г…о

(обратно)

74

Такой реактор будет создан, но лишь через 20 лет

(обратно)

75

Во время аварии на ЧАЭС — был реален сценарий с гибелью Киева. Просто если бы ветер дул в другую сторону или если бы не смогли предотвратить гибель других реакторов.

(обратно)

76

Витаутас Ландсбергис — лидер националистического движения Саюдис, первый и третий председатель Сейманезависимой Литвы, последний председатель Верховного совета Литвы. Бывший депутат Европарламента. Сын министра. Преподавал в музыкальной школе, потом в консерватории на кафедре научного коммунизма (многие считают его искусствоведом, но на самом деле он бывший преподаватель научного коммунизма). В независимой Литве был вынужден завязать с политикой в связи с тем что был разоблачен как осведомитель КГБ

(обратно)

77

Альгирдас Бразаускас — последний первый секретарь компартии Литвы, бывший председатель литовского Госплана. В независимой Литве был и председателем Сейма, и премьер-министром и президентом. Был вынужден подать в отставку в связи с обвинениями в коррупции. Выступил по телевидению, где обвинения отверг, но признал тот факт, что бывшей гостиницей ЦК Компартии Литвы (и самым дорогим отелем в Вильнюсе теперь) владеет его жена — 52 % и сын — 48 %

(обратно)

78

Казимира Прунскене —при Ландсбергисе премьер-министр Литвы, кандидат экономических наук. Ее научным руководителем при защите кандидатской был Альгирдас Бразаускас.

(обратно)

79

Альгирдас Буткявичус — главврач Каунасской больницы, врач — психиатр, до этой должности занимался научными исследованиями в области психиатрии, в том числе закрытыми. Первый «министр обороны края» в независимой Литве, на этой должности планировал этнические чистки. Имеет судимость за взятку.

(обратно)

80

Фраза из фильма Кин-дза-дза Георгия Данелии. Фильм во многом пророческий, и одно из его пророчеств — нарастающая потребность в формализации и передаче по наследству системы привилегий, и чтобы все знали (по цвету штанов) кто есть кто

(обратно)

81

За боевые заслуги

(обратно)

82

Главный герой книги и сериала «И это все о нем» — комсомолец Евгений Столетов, взявшийся противостоять мастеру Гасилову с мухлежом с нормами выработки, и трагически погибший, как выяснилось потом — действительно случайно. Фильм действительно этапный, он показывает сращивание власти и криминала пока на низовом уровне и появление системы мухлежа, гробящего страну.

(обратно)

83

Затем он станет председателем СБУ и фактически создателем украинских спецслужб. Настроен он был антисоветски

(обратно)

84

Сленговое название милиционеров

(обратно)

85

Специальные моторизованные части милиции. Разница с ОМОН в том, что в СМЧМ служили срочники на правах обычной армейской срочной службы и их дергали то на уборку, то на патрулирование. В ОМОН служат только профессионалы

(обратно)

Оглавление

  • 12 августа 1985 года
  • 13-14 августа 1985 года
  • Несколькими неделями спустя Сентябрь 1985 года
  • 16 августа 1985 года
  • 17 августа 1985 года
  • 1 8 августа 1985 года
  • 10 августа 1985 года
  • 15 августа 1985 года
  • 16 августа 1985 года
  • 16 августа 1985 года
  • 19 августа 1985 года
  • 20 августа 1985 года
  • 21 августа 1985 года
  • 20 -22 августа 1985 года
  • 23 августа 1985 года
  • 24 августа 1985 года
  • 25 августа 1985 года
  • 25-26 августа 1985 года
  • август 1985 года
  • 27 августа 1985 года
  • 28 августа 1985 года
  • 28 августа 1985 года
  • Август 1985 года
  • 30 августа 1985 года
  • 28-30 августа 1985 года
  • 28-30 августа 1985 года
  • 30 августа 1985 года
  • 30 августа 1985 года
  • 30 августа 1985 года
  • 30-31 августа 1985 года
  • 31 августа 1985 года
  • 01 сентя бря 1985 года
  • 01 сентя бря 1985 года
  • 02 сентя бря 1985 года
  • Ночь на 03 сентября 1985 года
  • 03 сентября 1985 года
  • *** Примечания ***