КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706105 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272715
Пользователей - 124641

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Тень за троном (Альтернативная история)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах (ибо мелкие отличия все же не могут «не иметь место»), однако в отношении части четвертой (и пятой) я намерен поступить именно так))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

Сразу скажу — я

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Азъ есмь Софья. Государыня (Героическая фантастика)

Данная книга была «крайней» (из данного цикла), которую я купил на бумаге... И хотя (как и в прошлые разы) несмотря на наличие «цифрового варианта» я специально заказывал их (и ждал доставки не один день), все же некое «послевкусие» (по итогу чтения) оставило некоторый... осадок))

С одной стороны — о покупке данной части я все же не пожалел (ибо фактически) - это как раз была последняя часть, где «помимо всей пьесы А.И» раскрыта тема именно

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Венгрия-1956: другой взгляд [Артем Иванович Кирпиченок] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Венгрия-1956: другой взгляд

Посвящается

Калману и Розе Черниным

Предисловие

Новая книга санкт-петербургского историка Артема Кирпиченка «Венгрия-1956: другой взгляд» — очень своевременная попытка скрупулезно и доказательно разобраться в сути событий, происходивших осенью 1956 года и получивших самые противоречивые исторические оценки. После крушения Советского Союза и распада восточноевропейского социалистического блока вот уже в течение тридцати с лишним лет историю пишут победители — вернувшие себе власть и собственность буржуазные антикоммунистические реакционеры, введшие в идеологический и научный мейнстрим представление о мятеже 1956 года как о «демократической революции за социализм с человеческим лицом, безжалостно раздавленной гусеницами танков советского оккупанта».

В советских учебниках истории о драматических венгерских событиях рассказывалось очень сухо и скупо, но в моей семье об этом знали много, и рассказы бабушки и деда о повешенных за ноги на будапештских фонарях и деревьях людях, над телами которых глумились возбужденные толпы, никак не вязались с тем образом «прогрессивной демократической революции», о которой приходилось читать в перестроечных газетах. Кровавый контрреволюционный мятеж — именно так характеризовали происшедшее очевидцы событий, пожилые венгры, с которыми мне удавалось поговорить в Будапеште в 1990-е — 2000 годы. Примечательно, что роль советского руководства и советских войск в ходе кризиса 1956 года мои собеседники оценивали по-разному: некоторые из них пребывали в убеждении, что венгры справились бы со своей контрреволюцией самостоятельно, без военного участия СССР, но при этом никаких сомнений в губительной, реакционной сущности ультраправого мятежа никто из них не высказывал. Председатель Венгерской рабочей партии Дьюла Тюрмер, с которым мы разговаривали на эту тему в Москве в 1996 году в кулуарах съезда российских коммунистов сказал, что, если бы не советское военное вмешательство, «Венгрия была бы отброшена назад как минимум на полстолетия». С того разговора прошло четверть века, Венгрия переживает очередной ренессанс правой идеологии и правых политических практик, но мнение венгерских левых о событиях 1956 года не изменилось.

К сожалению, в нынешней правобуржуазной Венгрии с ее запретом на коммунистическую идеологию и символику, приравниванием на государственном уровне коммунизма к фашизму донести свою точку зрения до широкой аудитории крайне непросто. Если раньше, в социалистической Венгрии, акцент в учебниках истории делался на 100 тысячах венгерских солдат, которые боролись на стороне Октябрьской революции и за освобождение Будапешта от фашистов в 1945 году, то нынешние венгерские учебники педалируют подавление освободительной войны 1849 года русскими царскими войсками и пытаются доказать малочисленность исторических контактов венгров с русским народом. Налицо сознательная подмена понятий: мол, в 1849 году русский сапог топтал свободолюбивых венгерских патриотов, и через сто с лишним лет все повторилось вновь. В действующей конституции записано, что Венгрия потеряла свою независимость в марте 1944 года при немецкой оккупации и получила обратно в конце 1989 года, с окончанием «оккупации коммунистической». Публичное отрицание так называемых «преступлений коммунистического режима» — уголовное преступление. Несмотря на то что всерьез привлекли по этой статье пока что одного 90-летнего старика, бывшего министра внутренних дел, законодательный запрет на свободомыслие сильно ограничивает развитие левых организаций и левой общественной мысли. Левая пресса точно так же, как и левые партии (ВРП Тюрмера на выборах обычно набирает полпроцента), находится в плачевном состоянии. Выходивший два десятилетия подряд левый марксистский журнал Eszmelet («Раздумья») уже несколько лет не издается из-за отсутствия финансирования, а его бывший главный редактор стал комиссаром Евросоюза от Венгрии.

Книга Артема Кирпиченка — лучший образец научно-популярной литературы. С одной стороны, она лишена тяжеловесности академического исследования, написана легко и увлекательно, создает «эффект присутствия», погружая читателя в атмосферу эпохи. С другой стороны, Кирпиченок — противник «исторического импрессионизма», когда выводы о природе и смысле исторических явлений подменяются эмоциональными оценками. В своей книге автор проанализировал генезис венгерского политического кризиса 1956 года, его исторический контекст, социально-классовую сущность, его последствия и роль в венгерской истории. Автор рассматривает движущие силы венгерского контрреволюционного мятежа, с одной стороны, как отголосок и наследие хортистов и салашистов, а с другой — помещает его в один ряд с множеством праворадикальных движений XX–XXI столетия. Помимо ярого антикоммунизма и антисоветизма подчеркнута роль антисемитизма и клерикализма как идеологической основы кровавой вакханалии, разворачивавшейся в Венгрии осенью 1956 года. В то же время автором дана объективная характеристика той силе, которая противостояла наследникам венгерских фашистов, со всеми ее достоинствами и недостатками — коммунистам и их сторонникам, венгерским прогрессивным левым, тем широким слоям гражданского общества, которые не приняли реваншистского выбора и отстояли демократическую Венгрию — вопреки трактовкам буржуазных пропагандистов, именно коммунисты в тяжелом кровавом сражении добыли для Венгрии право на демократическое будущее.

Особое внимание уделено автором той двойствен- ной роли, которую сыграла европейская «демократическая интеллигенция» в исторической оценке Венгрии-1956, ее классовой ограниченности, неспособности подняться над социальными стереотипами и клише, за трескотней лозунгов разглядеть реальные чаяния и интересы трудящегося человека. Проигрыш европейских прогрессивных интеллектуалов, случившийся в 1968 году, был запрограммирован двенадцатью годами раньше, в Будапеште 1956 года.

Книга Артема Кирпиченка, оригинального и системно мыслящего исследователя, дружбой с которым я горжусь, адресована самому широкому читателю — всем, кто хочет понимать закономерности исторического развития и судить о них непредвзято, без сковывающего конформизма и верхоглядства. Венгерский пример, будучи во многом уникальным, тем не менее дает ключ к пониманию ключевых событий восточноевропейской истории последнего столетия и позволяет прогнозировать будущее.

Дарья Митина,
политик, историк, депутат Госдумы ФС РФ второго созыва (1995–1999), секретарь ЦК Объединенной коммунистической партии
Москва, 2022 год

Введение

Я не позволю вам предать революцию. Тибор Сани сказал в телепередаче, что в Венгрии произошла социалистическая революция. Хорошо, что он не сказал, что это была коммунистическая революция 1956 года. Я этого не допущу. <…> Пока здесь этот музей, часовня и имена 338 повешенных героев на мраморных плитах, истину отрицать нельзя. Это мой долг. Что бы с нами ни случилось, я рад, что смог принять участие в революции и смог провести ее. Президент России Ельцин заявил по телевидению во время своего визита в Соединенные Штаты, что закат коммунизма начался в 1956 году в Будапеште.

Гергей Понграц, один из вождей мятежа 1956 года, основатель партии «Йоббик»1
Весной 2007 года автору данной книги довелось, работая в Будапеште, стать очевидцем массовых демонстраций, приуроченных к очередной годовщине революции 1848 года. Никогда раньше мне не приходилось быть свидетелем столь многолюдных шествий. Сотни тысяч человек запрудили Эржебет-хид (мост Елизаветы) через Дунай. Над толпой реяли флаги и гербы.

Столь масштабное «празднование» революции XIX века не было случайностью. За год до этого Венгрия оказалась ввергнута в пучину политического кризиса, когда оппозиция опубликовала запись переговоров социал-демокра- тического премьер-министра страны Ференца Дюрчаня, где тот откровенно признавался в обмане избирателей. Скандальное разоблачение совпало с 60-летием «революции» 1956 года — антикоммунистического восстания в Будапеште, подавленного советскими войсками. «Венгерская осень» стала одним из важнейших событий европейской истории XX века. Намеченные правительством торжества обернулись яростными уличными боями, которые, казалось, в любой момент перерастут в реконструкцию событий шестидесятилетней давности.

Протесты, организованные правыми силами, продолжились и на следующий год. В первых рядах манифестантов я видел ветеранов 1956 года. Сухопарые старички в кепи времен Второй мировой войны, иногда с цветком эдельвейса на пилотке, напоминали реваншистов, «вечно вчерашних» из карикатур «Крокодила». Перед толпой выступал бывший глава Литвы Витаутас Ландсбергис, вещавший, что у литовцев и венгров общий враг — московиты и коммунисты.

Увиденное на улицах Будапешта повергло меня в известное недоумение. Со времен перестройки меня учили, что в 1956 году в Венгрии произошла «демократическая революция», в ходе которой рабочие и студенты сражались за «социализм с демократическим лицом» и были раздавлены советскими танками. Но за год пребывания на венгерской земле я так и не встретил борцов за «демократический социализм», а ветераны «революции», скорее, ассоциировались с национал-социализмом.

Почти все значимые фигуры тех событий, дожившие до реставрации капитализма в Венгрии и вернувшиеся в политику страны, пополнили ряды консервативных или даже неонацистских группировок. Шандор Рац, бывший в 1956 году председателем Центрального рабочего совета большого Будапешта, всю свою жизнь вел активную антикоммунистическую деятельность, встречался в 1980-х годах со Збигневом Бжезинским, а в 1990-х годах стал почетным членом партии «Фидес» и даже одно время рассматривался как потенциальный кандидат в президенты страны от этой партии. Гергей Понграц, один из самых известных полевых командиров, возглавлявший боевиков, засевших в «Пассаже Корвина», после эмиграции руководил эмигрантской Ассоциацией венгерских борцов за свободу. В 1967 году он посетил Испанию для участия в церемонии памяти франкистов — защитников крепости Алькасар. В сентябре 1993 года бывший боевик почтил своим присутствием перезахоронение адмирала Миклоша Хорти, в 2002 году стал основателем печально известной ультраправой партии «Йоббик». С партией «Фидес» связана карьера Марии Витнер — одной из самых знаковых женских фигур событий 1956 года. Этот список можно продолжить, перечисляя и других вождей «Венгерской осени», которые после 1989 года почему-то не примкнули к анархо-синдикалистскому, лево-коммунистическому или троцкистскому движениям.

В дальнейшем мне еще не раз довелось обращаться к «венгерскому горестному уроку», читая воспоминания советских участников подавления мятежа 1956 года, анализируя «цветные революции» в современной Восточной Европе, дискутируя с коллегами и товарищами по левому движению. Это побудило меня к написанию несколько лет тому назад статьи, в которой я утверждал, что к моменту повторного введения советских войск 4 ноября 1956 года движение уже не имело ничего общего с борьбой против пережитков сталинизма, борьбой за демократический социализм, а стремительно превращалось в правый мятеж2.

60-летие революции 1956 года Венгрия отмечала под властью консервативного режима Виктора Орбана. Если на улицах Будапешта царили покой и порядок, то ведущие СМИ западных стран бичевали «ревизионизм» венгерского лидера. Пресса Европейского союза и США обвиняла его в вычеркивании из истории страны коммунистов-реформа-торов, что было весьма необычно для корпоративных медиа, в те же самые дни восхвалявших «декоммунизацию» на Украине. Апофеозом «ревизионизма» Орбана стали демонтаж памятника «коммунисту-реформатору» Имре Надю и установка вместо него монумента хортистской эпохи, воспевающего борьбу с «красной угрозой».

Все это побудило меня взяться за написание настоящей работы, которая развивает и уточняет тезисы, изложенные в статье, написанной десять лет назад. На страницах этой книги впервые задействованы опубликованные, но не введенные в научный оборот источники — мемуары советских солдат и воспоминания еврейских беженцев, покинувших Венгрию в 1956 году. Некоторые используемые материалы никогда не выходили на русском языке.

В данном историческом расследовании показаны особенности венгерского коммунистического и рабочего движения, действовавшего в отсталой центрально-европейской стране, где к 1945 году левые силы были истреблены, остро стоял национальный вопрос и значительным влиянием пользовалась католическая церковь. Это важно для понимания вызовов, с которыми столкнулись венгерские коммунисты после Второй мировой войны, а также феномена венгерского национал-большевизма.

Собранные в этой книге материалы помогли определить место венгерского мятежа среди массовых ультра-правых движений, имевших место в Восточной Европе XX–XXI веков, а также показали его связь с хортистской и салашистской политической традициями. В контексте событий 1956 года важно подчеркнуть, что движение Ференца Салаши «Скрещенные стрелы» было самым «социально ориентированным» фашистским движением 1930–1940-х годов с прочной поддержкой в рядах венгерского рабочего класса.

Поскольку ознакомиться с хронологией событий «Венгерской осени» на русском языке не представляет никакого труда, я прежде всего сделал акцент на феномене двоевластия, возникшего в октябре — ноябре 1956 года. Символическими фигурами этого противостояния явились, с одной стороны, Имре Надь, «венгерский Горбачев», быстро теряющий свои позиции лидер реформистского крыла бюрократии Венгерской партии трудящихся (ВПТ), а с другой — кардинал Йожеф Миндсенти, «венгерский Хомейни», духовный вождь мятежа. Также уделено внимание идеологии повстанцев — антисемитизму и католической вере. Нельзя было не упомянуть и о том, какую роль сыграла западная пропаганда в эскалации конфликта, и о влиянии, оказанном антикоммунистическим террором мятежников на ход событий венгерской драмы.

Книга познакомит читателя и с формированием мифа о «левом», «социалистическом» и «антиавторитарном» характере мятежа 1956 года, даст представление о работах Льва Троцкого, Эрика Хобсбаума и Исаака Дойчера. На протяжении двух десятилетий многие критики советской системы «слева» жили в ожидании пролетарской революции на Востоке, которая сметет власть сталинской бюрократии и установит истинное народовластие. Неудивительно, что события в Будапеште с восторгом восприняли такие люди, как Жан-Поль Сартр, Альбер Камю, Ханна Арендт, Раймон Арон, Клод Лефор и др.

Значительную роль в данном мифотворчестве сыграла книга левого английского журналиста Питера Фрайера «Венгерская трагедия», которую преподносят как новую версию «Десяти дней, которые потрясли мир». Между тем это сочинение дает лишь частичную картину событий венгерской драмы. Чтобы показать это, я использовал мемуары свидетелей с «другой стороны» — советских солдат, подавлявших венгерский мятеж.

Также в моем исследовании уделено внимание реальному месту Советов в событиях 1956 года и перспективам мятежа на примере Польши, где антикоммунистическому профсоюзу «Солидарность» в конечном итоге удалось достичь целей венгерских повстанцев.

В заключение освещены проблемы историографии венгерских событий 1956 года. В очередной раз будет видна правота Михаила Покровского, утверждавшего, что история — это политика, опрокинутая в прошлое. Сегодня венгерские политики как националистического, так и социал-демократического толка апеллируют к наследию 1956 года. Если для правых мятеж — это народная революция против коммунистической «мафии», которая якобы правит Венгрией и по сей день, то социал-демократы, преемники Венгерской социалистической рабочей партии, как раз говорят о незавершенной «социалистической революции». Ирония ситуации заключается в том, что тезисы националистов, по сути дела, тождественны советской пропаганде, заявлявшей о фашистском мятеже, а прославляющие «социалистическое» движение 1956 года социал-демократы являются политическими наследниками сторонников Яноша Кадара, подавлявших «Венгерскую осень».

В русскоязычной историографии после 1991 года доминируют два основных подхода касательно венгерских событий 1956 года. Одна точка зрения продолжает следовать постулатам советской историографии и утверждает, что речь идет о мятеже, организованном западными спецслужбами. Подобная позиция содержится, например, в предисловии к сборнику документов «Венгерские события 1956 года глазами КГБ и МВД СССР»3. Иной позиции придерживаются авторы, заимствовавшие положение западной историографии и считающие, что в 1956 году в Венгрии было демократическое и «антитоталитарное» восстание, чье победное шествие было грубо прервано советскими танками. С этой точкой зрения читатели могут ознакомиться в работе В. Алексеева «Венгрия 56. Прорыв цепи» или в книге А. Стыкалина «Прерванная революция»4.

В данном же исследовании представлен другой взгляд на трагические события в Будапеште, что, несомненно, будет способствовать развитию плодотворной научной и общественной дискуссии о событиях еще пока недалекого прошлого.



I. Советская власть в Венгрии: революция, изгнание, возвращение

Революция 1919 года в Венгрии

Современные публицисты и даже некоторые историки не без сарказма комментируют большевистские тексты 1917–1918 годов, провозглашавшие торжество мировой революции. «Вера большевиков в мировую революцию, в ее победу была такой же естественной, как их вера в насилие и в свою звезду». «Была предсказана всемирная революция — ее не случилось. Было предсказано пришествие коммунизма — его не произошло». «Идея мировой революции так и осталась несветлой марксистской мечтой».

Между тем для людей начала XX века всемирное восстание угнетенных было не поводом для шуток, а реальностью, вызывавшей у кого ужас, а у кого надежду. Эту точку зрения разделяют не только марксисты. Британский исследователь Корнер так характеризовал итальянскую буржуазию: «Убежденные в неизбежности социальной революции, они утратили способность отличать свои фантазии от реальности»5. О глобальном социальном конфликте, охватившем если не весь мир, то Европу в первой половине XX века, писали такие историки правых взглядов, как Эрнст Нольте и Андреа Грациози6.

Уже в первое десятилетие нового столетия произошли революции в России (1905–1907), Османской империи (1908) и Персии (1905–1911). Вслед за ними революционный ураган захлестнул Китай (1911) и Мексику (1912). Мир «прекрасной эпохи» размывался, становился все более иллюзорным. В 1909 году восстали рабочие Барселоны, в 1911–1912 годах прокатилась волна антивоенных протестов в Италии, в самый канун Первой мировой войны, в июле 1914 года, всеобщая забастовка парализовала Санкт-Петербург.

С высокой долей вероятности можно утверждать, что начавшаяся Первая мировая война не вызвала, а отсрочила революционный взрыв. Миллионы рабочих и крестьян, потенциальных мятежников, были призваны под ружье и отправлены на фронт. Националистическая пропаганда помогла на какое-то время забыть о классовых противоречиях, но, после того как война, которая должна была закончиться к Рождеству, обернулась вялотекущей бойней, напоминавшей европейцам ужасы Средневековья, назревавший взрыв прогремел с удвоенной силой.

Вслед за крахом царизма и последовавшей затем победой большевиков в России произошли революции в Финляндии, Германии, Венгрии. В Голландии в казармах восстали мобилизованные солдаты, в Норвегии и Шотландии рабочие стали создавать советы. В Италии началось «Красное двухлетие», когда трудящиеся взяли под контроль предприятия на севере страны. В Аргентине восстали анархисты. В Испании, Канаде, США прошли невиданные доселе всеобщие забастовки, на подавление которых были брошены войска. Япония была охвачена «рисовыми бунтами».

Социальный протест сопровождался и борьбой за национальное освобождение. В 1919 году против британского ига восстала Ирландия. Антиколониальные революции произошли в Египте и Китае. Революционный характер приняла и война Мустафы Кемаля Ататюрка против вторжения войск Антанты.

То, что не все эти выступления завершились безоговорочной победой, не перечеркивает их исторического значения, как и поражение «Весны народов» 1848 года.

Венгерская революция была частью данного всемирно-исторического процесса, но из-за специфики этой придунайской страны восстание масс приобрело здесь особенно радикальные формы. Венгрия была «слабым звеном» мировой капиталистической системы, где сплелись в клубок социальные, экономические и национальные противоречия.

Еще в начале XX века в венгерской деревне преобладали феодальные отношения. 85 % земли принадлежало 5 % населения — наследникам богатейших дворянских семей. Согласно майорату, огромные латифундии передавались от отца к старшему сыну и были нераздельными. Хотя крестьяне получили личную свободу еще в XIX веке, в их отношениях с землевладельцами сохранилось множество феодальных пережитков. Так, согласно «либеральному» законодательству того времени, прислуга в возрасте от 12 до 18 лет могла быть высечена помещиком, но чтобы нанесенные раны заживали в течение 8 дней7.

Обычная крестьянская семья жила в одной комнате, куда порой набивалось до 20 человек, а туберкулез, вызванный нищетой, называли «венгерской болезнью». В период сбора урожая рабочий день начинался в два часа ночи и заканчивался после девяти часов вечера. Многие крестьяне надевали сапоги только раз в жизни, во время военной службы.

Ситуация усложнялась и межнациональными противоречиями. До Первой мировой войны власть короны Св. Стефана распространялась на обширные земли от Северной Италии до Западной Украины. В стране проживало 10 миллионов венгров, 2,5 миллиона хорватов и словенцев, 3 миллиона румын, 2 миллиона немцев, а также сотни тысяч евреев, украинцев, сербов и словаков. Заработная плата рабочих не-венгров была на 30 % ниже, чем у мадьяр.

В то же самое время в дуалистической Австро-Венгерской монархии Будапешт занимал подчиненное положение, выступая в качестве аграрной полуколонии индустриально развитой Австрии. Императорские и королевские чиновники еще в конце XIX века открыто говорили, что воспринимают венгерских крестьян как туземцев. И заработная плата венгерских рабочих была на 33 % ниже, чем у рабочих в Австрии8.

Капитализм в Венгрии был развит слабо. Экономика контролировалась иностранными банками. Многие предприниматели были либо не-венграми, прежде всего немцами и евреями, либо представителями знатных аристократических родов. Так, на 1905 год в советах директоров банковских учреждений, торговых и промышленных предприятий заседали 64 барона и 88 графов.

Рабочий класс составлял около 17 % населения страны, причем большая часть этих пролетариев только недавно вышла из деревни и трудилась главным образом на небольших предприятиях, где работало не более 20 человек.

В то же самое время в Будапеште было сконцентрировано 50 % всей промышленности Венгрии. 37,8 % рабочей силы страны были заняты на крупных заводах, где работало более 500 человек. Сложившаяся ситуация очень напоминала положение дел в царской России, где посередине безбрежного крестьянского моря, с курными избами и деревянной сохой, возвышались несколько промышленных центров (Петербург, Донбасс, Урал) с огромной концентрацией образованных и готовых бороться за свои интересы рабочих. Если большевистская революция была прежде всего революцией Петрограда, то сердцем Советской Венгрии, конечно же, был Будапешт.

28 июля 1914 года Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Началась Первая мировая война. Правящий класс Венгрии активно поддержал этот конфликт: он уже давно видел в южном соседе потенциальный «Пьемонт», который в будущем мог отторгнуть от королевства земли, населенные славянами. Но затем, как и во всех других странах, вовлеченных в войну, за эйфорией первых дней последовали годы испытаний. Около двух миллионов венгерских солдат были убиты, ранены или попали в плен. Австрийская крона, валюта страны, обесценилась на 51 %. Продолжительность рабочего дня на фабриках возросла до 12 часов. Все это происходило на фоне роста доходов предпринимателей и землевладельцев, получавших барыши от военных заказов. Несправедливость существующего общественного строя стала очевидна как никогда. Абсолютное большинство населения должно было страдать и умирать по призыву купавшихся в роскоши верхов.

С весны 1917 года в Венгрии резко пошло вверх число забастовок. Значительное влияние на ход событий оказала революция в России. На востоке венгерские солдаты братались со своими русскими товарищами. Через линию фронта идеи рабочих и солдатских советов, призывы к прекращению войны и переделу земли доходили до самых отдаленных мадьярских деревень. В городах рабочие вышли из-под контроля властей, социал-демократической партии и соглашательских профсоюзов. В секретном военном циркуляре сообщалось: «Работницы часто не только пытаются нарушить работу фабрик и останавливают производство, но даже выступают с подстрекательскими речами, участвуют в демонстрациях, маршируют в первых рядах с младенцами на руках и ведут себя оскорбительно по отношению к представителям закона»9.

Октябрьская революция стала ориентиром для всех свободолюбивых сил Венгрии, подобно тому как Великая французская революция стала примером для «венгерских якобинцев» XVIII века. 25 октября 1917 года на митинге в городском парке Будапешта известный профсоюзный активист Деже Бокани сказал: «Мы пришли сюда в эту торжественную минуту, чтобы протянуть свои руки русским товарищам и крепко пожать их руки, ибо они вернули человечеству веру в свои силы и надежду на победу социализма»10.

Военное поражение Центральных держав стало и крахом Австро-Венгерской монархии. Разгром на фронте, перебои с поставками продовольствия, волнения в тылу показали, что время империи, возводящей свою историю чуть ли ни к эпохе Древнего Рима, прошло. 17 октября 1918 года, после того как император Карл I преобразовал двуединую монархию в федерацию, парламент Венгрии разорвал личную унию с домом Габсбургов. 28 октября в Будапеште начались демонстрации с требованием независимости, а спустя два дня город был охвачен восстанием, получившим название «Революция астр». Солдаты и вооруженные рабочие двигались по городу с цветами на кокардах. Повсюду звучали лозунги: «Да здравствует независимая и демократическая Венгрия!», «Долой графов!», «Долой войну!». Повстанцы освободили политических заключенных, а эрцгерцог Иосиф Август бежал из Будапешта. Новым премьер-министром страны стал либеральный политик Михай Каройи (Карольи). Венгрия была провозглашена республикой.

Дальнейший ход событий во многом повторял драму русской революции. Новое либеральное правительство Венгрии продемонстрировало свою полную неспособность к действиям в кризисной ситуации. В распоряжении Каройи не было лояльных воинских частей, хотя страну наводнили вооруженные солдаты и дезертиры. Экономика была парализована. Крестьяне хотели земельной реформы и громили помещичьи усадьбы. 16 ноября 1919 года тысячи демонстрантов у стен парламента требовали создания социалистической республики.

Старые профсоюзы и социал-демократическая партия во многом утратили свой авторитет из-за своей соглашательской линии в годы войны. Новой восходящей звездой венгерской политики стала только что возникшая Партия коммунистов Венгрии (ПКВ). Она была образована 24 ноября 1924 года в Будапеште, где на совместном съезде собрались приехавшая из Москвы Венгерская группа РКП(б) и левые социал-демократы Отто Корвин, Тибор Самуэли, Бела Ваго и др. ЦК ПКВ возглавил Бела Кун.

Радикализации способствовали и тысячи венгерских солдат, возвращавшихся из восточного плена. Они рассказывали, что «русские солдаты уже поняли, что земля, которую надо завоевать, находится в их собственной стране, что враги, против которых в случае необходимости нужно воевать с оружием в руках, — это шайка паразитов, помещиков-графов и промышленников-баронов, натравливающих друг на друга Яношей Безземельных и Петров Неимущих разных наций, чтобы они не опознали своих истинных врагов»11.

Их рассказы о новой свободе, идущей с востока, быстро завоевывали сердца на заводах и в солдатских казармах. К февралю 1919 года численность компартии выросла до сорока тысяч человек. Ее костяк составляли рабочие, солдаты, представители национальных меньшинств и радикальные интеллектуалы. В ряды компартии полностью перешел молодежный союз венгерских социал-демократов. Коммунистам удалось проникнуть и в воинские части. 25 декабря 1918 года в Кечкемете восставшие гусары зах-ватили казармы и разоружили офицеров. 31 декабря столкновение между проправительственными и революционными частями в Будапеште вылилось в настоящие уличные бои12.

Усиление влияния коммунистов вызывало страх как у либералов, так и у социал-демократов. В борьбе с «левой угрозой» они решили воспользоваться опытом своих немецких однопартийцев. Использовав в качестве предлога демонстрацию 20 февраля 1919 года у редакции газеты Hencaba, которая закончилась столкновениями с полицией, власти арестовали руководство компартии. Задержание сопровождалось избиениями и издевательствами со стороны охраны. Казалось, что вождям венгерских левых уже грозит судьба Карла Либкнехта и Розы Люксембург, но здесь вмешался непредвиденный фактор.

Провозглашая Венгрию республикой, правящие круги страны надеялись, что тем самым смогут «очиститься» от грехов старой Австро-Венгрии, по сути дела развязавшей Первую мировую войну. Но державы Антанты смотрели на ситуацию несколько иначе. Для либеральных политиков США и Европы венгерские графы наряду с прусскими юнкерами были чуть ли не главными поджигателями мирового пожара, который едва не похоронил буржуазную цивилизацию. И теперь Венгрии предстояло заплатить за все.

Как писала польско-американская исследовательница Анна Ценцяла, «Карольи послал венгерскую делегацию в штаб-квартиру союзников, которая была сейчас в Белграде. Она передала французскому главнокомандующему Луи д’Эспрею (д’Эспере. — А. К.) (1856–1942) меморандум, в котором говорилось, что война была актом двуединой монархии, и потому нынешнее венгерское правительство не может отвечать за нее. Новое правительство введет демократические реформы и прекратит союз с Германией. Оно готово признать королевство южных славян, но требует, чтобы границы были определены на мирной конференции… д’Эспрей не признал меморандум. Он продиктовал условия перемирия мадьярам, которые рассматривали Венгрию как побежденную страну»13.

В условиях д’Эспрея, направленных 20 марта 1919 года, уже намечались контуры будущего Трианонского мира. По требованию Антанты земли Королевства Св. Стефана должны были отойти будущему югославскому государству, Румынии и Чехословакии. Венгерские помещики и капиталисты теряли земли и предприятия, которым предстояло оказаться на территории других стран. Перед лицом грядущей экспроприации правящие круги Венгрии решили пойти на отчаянный шаг.

На следующий день после того, как французский полковник Фердинанд Викс доставил в Будапешт ультиматум союзников, к сидящим в тюрьме коммунистам пришли вожди социал-демократов с просьбой о возложении на себя бремени руководства страной. Умеренные социалисты также изъявили готовность объединиться с ПКВ в единую партию.

Бесспорно, подобная вариация на тему «приходи и владей нами» заслуживает своего места в истории, но не стоит преувеличивать уникальность происходившего в Будапештской тюрьме. Здесь можно напомнить о Корниловском мятеже в августе 1917 года, когда меньшевистские и эсеровские лидеры Советов были вынуждены освободить большевиков из тюрем для организации отпора контрреволюции. Но в событиях 21 марта 1919 года было еще два интересных момента.

Во-первых, коммунисты получили власть в Венгрии в полном соответствии со всеми канонами буржуазной демократии, через приглашение войти в коалиционное правительство. Это произошло задолго до победы правительства Сальвадора Альенды в Чили и в первый раз опровергло пропагандистский тезис, что большевики способны захватить власть только силой.

Во-вторых, в сложившейся ситуации коммунистам предстояло прежде всего защитить Венгрию от угрозы со стороны Антанты и ее сателлитов. Расчет правящих классов страны был прост: реализация большевистской программы коммунистов — это дело будущего, пусть и недалекого, а оккупация венгерских земель должна была начаться уже в ближайшие дни. Венгерские большевики и их союзник, Советская Россия, могли своими лозунгами мобилизовать массы на революционную войну и отразить внешнюю угрозу. Ну а после этого радикалов можно было снова отодвинуть от кормила власти.

Как писал Павел Гайду, «большинством голосов ЦК социал-демократической партии — против голосов нескольких правых, высказавшись за создание чисто буржуазного правительства, — решило заключить соглашение с коммунистами и требовать их поддержки для образования чисто социал-демократического правительства, которое заключит союз с Советской Россией и повернется против держав Антанты. Этим шагом они хотели убить сразу двух зайцев: обеспечить себе поддержку как рабочих, так и буржуазных и мелкобуржуазных слоев, стоящих на почве шовинистического лозунга “территориальной неприкосновенности”»14. Будущий председатель совнаркома, социал-демократ Александр Гарбай 21 марта заявил в Будапештском совете рабочих депутатов: «Мы должны переменить ориентацию, чтобы получить от Востока то, что отказывает дать нам Запад. Войска русского пролетариата приближаются. Мы должны стать на точку зрения образования социалистического правительства и провозглашения диктатуры пролетариата»15.

Но как бы то ни было, в результате давления революционных масс снизу и неспособности верхов править страной и отстоять государственный суверенитет, на карте мира появилась вторая диктатура пролетариата — Венгерская советская республика.

133 дня

21 марта 1919 года в Будапеште был создан Совет народных комиссаров, который сразу же развил бурную законодательную деятельность. Как и их российским товарищам, венгерским революционерам пришлось решать задачи не только социалистической, но и буржуазной революции.

Были отменены дворянские титулы и ранги, женщины и незаконнорожденные дети уравнены в правах, запрещено изготовлять и потреблять алкогольные напитки. От государства была отделена церковь.

Немедленная национализация коснулась банков, торговли, недвижимости и промышленных предприятий. На первый взгляд, обобществление собственности проводилось в Венгрии гораздо более радикально, чем в России. Так, в руки государства были переданы все предприятия, где работало более 20 человек. При этом новая власть подчеркивала необходимость сохранения «преемственности производства», и во многих хозяйственных структурах прежние владельцы или администрация остались на своих постах уже в качестве директоров16.

Еще более примечательной была аграрная политика советского правительства Венгрии. Если большевики издали свой Декрет о земле немедленно после взятия власти, венгерский аграрный закон был опубликован достаточно поздно — 4 апреля 1919 года. Он предусматривал национализацию всех земельных владений больше 100 иохов (55 гектаров), но эти земли не делились между крестьянами, а служили основой для организации кооперативов, сельскохозяйственных производственных товариществ.

Политика советской Венгрии в аграрном вопросе очень напоминала то, что в свое время предлагала Роза Люксембург, жестко критиковавшая большевиков за раздачу земель крестьянам. Немецкая революционерка полагала, что такой политикой большевики разрушают крупные эффективные хозяйства и идут на поводу мелкобуржуазных инстинктов селян17.

Забегая вперед, заметим, что практика показала правоту Ленина. Положение крестьян и батраков, работавших в крупных усадьбах, не изменилось. Во многих местах помещики и старые управляющие остались на прежних постах уже в качестве производственных комиссаров. Крестьяне, не получив земли, не спешили идти навстречу новой власти, более того, деревня довольно легко поддавалась влиянию пропаганды контрреволюционеров, утверждавших, что за национализацией крупных поместий последует и обобществление мелких собственников18. В отличие от Советской России, Советская Венгрия так и не смогла заручиться лояльностью крестьянства. Венгерский коммунист Ласло Рудаш писал, что селянин «в лучшем случае безразличен к судьбе диктатуры пролетариата»19.

Результатом этой стратегической ошибки стало то, что советская республика не только потеряла несколько сот тысяч потенциальных бойцов, но и к концу своего существования столкнулась с острой продовольственной проблемой, когда деревня отказалась кормить революционный город.

Примечательно, что в Венгрии коммунисты и социал-демократы объединились в одну организацию, причем именно коммунистическая партия была распущена и поглощена социал-демократами. Только четыре человека из тринадцати членов правительства народных комиссаров были коммунистами. Это вызвало известное недовольство в России, и спустя два дня после провозглашения диктатуры пролетариата в Венгрии Ленин запросил у Белы Куна подтверждение того, что социал-демократы не предадут революцию. Конечно, таких гарантий никто дать не мог. Как писал английский историк-марксист Алан Вудс, «венгерские коммунисты фактически растворили свою партию в ВСП, лидеры которой получили львиную долю руководящих должностей в единой парторганизации, профсоюзах и правительстве. Из-за действий Белы Куна и его товарищей наиболее передовые и революционные элементы рабочего класса растворились в политически отсталой массе»20.

Еще одной важной чертой Красной Венгрии было желание во всем подражать Советской России и одновременно стремиться ее превзойти. Среди революционеров в Будапеште «считалось, что, поскольку Венгрия была страной более развитой, чем Россия, ей не нужны такие промежуточные шаги и меры, как, например, первоначальная раздача земли крестьянству»21. Одновременно с этим Ленин был избран «почетным президентом Будапештского совета». За 133 дня советской республики было издано не менее 531 указа. Как верно отметил Алан Вудс, если бы войны выигрывались на бумаге, то победа венгерских рабочих была бы обеспечена. Непропорционально большое внимание уделялось культурно-массовым мероприятиям. За это Ленин жестко критиковал венгерских товарищей: «Что это сейчас у вас за диктатура, которая занимается социализацией театров и музыкальных обществ? Неужели вы действительно думаете, что это ваша самая главная задача сегодня?»22

Впрочем, на культурном фронте действительно имелись серьезные достижения. Частные коллекции картин национализировались и выставлялись на обозрение публики. Были приняты меры для обеспечения доступности театров, где шли не только классические постановки, но и авангардные пьесы.

Число напечатанных к июню 1919 года книг и брошюр на венгерском и немецком языках составило 3 783 000 экземпляров. Еще 6 миллионов книг было издано на хорватском, румынском, сербском и словацком языках.

За короткий срок существования республики талантливый режиссер Шандор (Александр) Крода и художник Дезсу Орбан сняли несколько десятков фильмов, в том числе по мотивам произведений европейской классики — Виктора Гюго, Максима Горького, Александра Дюма и других. Великий венгерский артист Бела Лугоши, известный своим исполнением роли «Дракулы», выступил организатором Национального профсоюза актеров.

Образование в школах стало обязательным и бесплатным. Как отмечал новый нарком просвещения Георг Лукач, он гордился тем, что в Советской Венгрии утро детей начинается с завтрака, а не с молитвы. Из учебных программ были исключены мертвые языки, теперь упор делался на естественные науки. В школах также преподавались азы марксизма и… половое воспитание. Детям объясняли архаичность семьи и природу секса23.

Стоит ли говорить, что культурная политика республики вызывала ярость у консервативных и клерикальных элементов. В какой-то степени Советская Венгрия предвосхитила концепцию «культурного марксизма», которая продолжает оставаться жупелом консерваторов и по сей день. Разумеется, контрреволюционная пропаганда не дремала и подчеркивала «иностранное» (читай — еврейское) происхождение революционеров, покушающихся на собственность, семью, веру и прочие венгерские «скрепы»24.

Это действовало на темных и набожных венгерских крестьян. В рассказе Иоганна Лекая «Красный палач» есть примечательный эпизод: «Наши как-то раз поймали белого. Дуло его ружья было еще горячо. Они привели пойманного ко мне. Сначала он от всего отказывался. Но потом сознался.

— За что?

— У меня хотели отнять землю.

— Сколько у тебя земли?

— Пять десятин. И кроме того, они хотели отнять у меня бога. А он у меня только один»25.

А между тем над Советской Венгрией сгущались тучи. Напервых порах у венгерской контрреволюции не было сил для сопротивления победившей советской власти. Это типично не только для Венгрии. Эскалация гражданской войны часто связана с вмешательством внешних сил: в России это был восставший чехословацкий легион, в Финляндии победа белых была предрешена высадкой в тыл к красным финнам немецких интервентов. Венгерская революция с первых дней своего существования оказалась в окружении враждебных держав, каждой из которых Антанта обещала щедрую добычу за счет венгерских земель.

Наиболее серьезную опасность представляли войска Румынии. Речь шла о регулярной армии с опытом Первой мировой войны. С юга и севера республике угрожали силы Чехословакии и государства южных славян (будущего Югославского королевства). В распоряжении советского правительства были только части «народной армии», которую начали формировать еще режим Михая Каройи и 25 спешно поставленных под ружье рабочих батальонов. В первых же столкновениях эти части были разбиты и в панике бежали с фронта. Дивизия «секлеров» (выходцев из Трансильвании) перешла на сторону румын.

Чехословаки заняли город Мишкольц, а румынские войска перешли реку Тисса. Красная армия была разбита, а дорога на Будапешт открыта. Социал-демократы потребовали отставки советского правительства, но Будапештский совет рабочих депутатов призвал к мобилизации рабочих города. К 3 мая было призвано более 100 тысяч человек, командование над которыми принял талантливый офицер, бывший полковник австрийского генштаба Аурел Штромфельд26.

Для борьбы с внешними и внутренними врагами было решено прибегнуть к красному террору. Как писал Бела Кун: «Если вы хотите, чтобы наша революция избежала кровопролития, обошлась минимальными жертвами и была максимально гуманной, хотя для нас и не существует понятия надклассового «гуманизма», необходимо действовать так, чтобы диктатура осуществлялась с максимальной твердостью и решительностью. Если мы не уничтожим контрреволюцию, если мы не уничтожим тех, кто восстает с оружием против нас, тогда именно они и убьют нас, уничтожат пролетариат и оставят нас вообще без будущего»27.

Орудием красного террора стали революционные трибуналы. Абсолютное большинство их членов, от 75 до 90 %, являлись выходцами из рабочих. Трибуналы занимались не только политическими преступлениями. Только четверть обвиняемых оказалась привлечена по подозрению в контрреволюционной деятельности. К смертной казни было приговорено 27 человек. Позднее по распоряжению наркома внутренних дел Отто Корвина была создана политическая полиция из 500 человек — «Венгерская ЧК». Тибор Самуэли, «венгерский Троцкий», в подражание своему российскому коллеге сформировал личную охрану из революционных матросов и рабочих, которых называли «мальчики Ленина». Это был элитный отряд людей, облаченных в кожаные куртки, широкие кепи, шарфы. Контрреволюционеры считали, что именно они убили большую часть жертв красного террора, хотя историки полагают, что от их рук погибло не более 12 человек28.

Революционная армия перешла в успешное контрнаступление. Румыны были отброшены за реку Тиссу, а чехословацкая армия потерпела полное поражение и, оставив захваченные города, отошла к старой границе Венгрии. Но очередной военный триумф красных не входил в планы Антанты, доминировавшей на тот момент в Европе.

9 июня 1919 года премьер-министр Франции Жорж Клемансо от имени союзников выдвинул советскому правительству ноту, требовавшую отвода войск на первоначальные позиции и заключения соглашения о прекращении огня с соседями. В этом договоре содержалась уловка. Перемирие не распространялось на самого сильного противника Советской Венгрии — Румынию.

21 июля Красная армия попыталась снова провести наступление на румынском фронте, но оно закончилось неудачей. Новый начальник штаба Красной армии, сменивший Штромфельда, подполковник Жюлье, был связан с силами контрреволюции и передал наступающим все военные планы республики. Фронт развалился. Катастрофу довершил удар в спину, нанесенный чешским социал-демократическим правительством, которое распорядилось атаковать в тыл левый фланг отступающих красных. К 1 августа 1919 года румыны стояли уже в 30 километрах от Будапешта.

Нерешенный национальный вопрос был одной из причин новых неудач республики. Руководству Советской Венгрии постоянно приходилось лавировать между социалистическими лозунгами и национал-большевистским характером венгерской революции. Отношение к национальным меньшинствам было непоследовательным. Так, жившие в Венгрии немцы получили свою автономию, но ее утратили хорваты и словенцы. Жители Трансильвании были заклеймены как «наемники румынских бояр». Будапешту так и не удалось провести эффективную пропаганду, направленную на румынские войска. Жившие в столице румынские коммунисты «жаловались, что мадьярский шовинизм не исчез из социалистического движения Венгрии и что они как румыны постоянно подвергаются дискриминации». Лишь в последние дни существования республики Советская Венгрия провозгласила себя федерацией, но это было сделано слишком поздно29.

В этот момент социал-демократы активно саботировали военные усилия республики. 24 июня в Будапеште была предпринята попытка военного переворота. Мятеж удалось подавить за сутки. Умеренные социалисты беспрестанно обличали красный террор и распространяли слухи о том, что на границах страны стоят эшелоны с продовольствием и мануфактурой, которые сразу же прибудут в Венгрию, когда та станет «нормальной страной».

Все это привело к формированию 1 августа 1919 года нового правительства под руководством Юлиуса Найделя, социал-демократа и лидера профсоюза печатников. Реформистское руководство страны немедленно отменило все решения властей Советской Венгрии и приступило к передаче власти контрреволюции. «Патриоты Венгрии» сразу поспешили удовлетворить все территориальные претензии Антанты.

4 августа 1919 года румынские войска вступили в Будапешт. Под сенью их штыков был назначен новый правитель страны — эрцгерцог Иосиф Габсбургский, которого в 1920 году сменил регент Миклош Хорти. Под лозунгом «Виновные пусть понесут наказание» был объявлен белый террор. Венгерская советская республика пала, наступило царство разбойников.

После поражения

Уже после гражданской войны в брошюре для советских читателей Бела Кун выделил четыре причины поражения Советской Венгрии.

Небольшая территория республики и, следовательно, отсутствие территории для отступательных военных действий.

Отсутствовало то счастливое сцепление условий международного политического положения, о котором тов. Ленин неоднократно говорил как об одном из факторов, спасших русскую революцию.

Отсутствовала организованная централизованная дисциплинированная и, следовательно, способная маневрировать коммунистическая партия.

Не был решен крестьянский вопрос, т. е. вопрос о земле30.

До «счастливого сцепления условий международного политического положения» венгерским коммунистам осталось ждать еще двадцать лет. На этот срок было отложено и решение крестьянского вопроса. А вот созданием централизованной дисциплинированной и способной маневрировать коммунистической партии можно было заняться уже в 1920-е годы.

Поражение венгерской революции повлекло за собой эмиграцию около 100 тысяч человек. Значительная часть из них была коммунистами, которые составили костяк революционной венгерской диаспоры, мечтавшей о возвращении на родину и реванше. Многие из этих людей выбрали страной своего проживания Советскую Россию. На конец 1920-х годов в ВКП(б) насчитывалось около полутора тысяч венгров. Именно из их числа в дальнейшем вышли 200–250 человек, вернувшиеся в 1944 году в освобожденную советскими войсками Венгрию и составившие новую политическую элиту страны.

На территории самой Венгрии до 1945 года коммунисты были вне закона и могли действовать только в условиях подполья. Членство в партии означало пытки, тюремное заключение, длительный тюремный срок, а возможно, и смертную казнь. В 1931 году, после теракта, совершенного боевиком-одиночкой с неясными мотивами, премьер-министр Дьюла Каройи ввел в Венгрии военное положение. В следующем году были казнены руководители партии Шандор Фюрст и Имре Шаллаи.

В 1942 году полиция арестовала более 600 ком-мунистов и ликвидировала нелегальную типографию КПВ (Коммунистической партии Венгрии). Были убиты Ференц Рожа, редактор партийной газеты «Сабад Неп», и Золтан Шёнхерц, член ЦК компартии и один из лидеров антифашистского сопротивления в стране.

Несмотря на преследования, компартия даже во время Второй мировой войны продолжала вести подпольную работу, организовывать забастовки, заниматься пропагандой. Среди части рабочих коммунисты пользовались значительным авторитетом.

Не менее активно проявляли себя и венгерские коммунисты за границей. Как это часто бывает, в эмиграцию отправляются наиболее радикальные активисты, готовые пойти на все, чтобы вернуться на родину «со щитом». Эмигранты из Венгрии принимали участие в классовых боях в Китае, Австрии, Германии, Испании.

В то же время условия подполья и гонений не могли не привести к распространению в партийных рядах сектантства, догматизма и отрыва от масс. Даже Матьяш Ракоши, ставший главой коммунистов Венгрии с конца 1930-х годов, признавал касательно бывших подпольщиков, что «они сами часто проявляли сектантские черты как неизбежное следствие подпольной деятельности… Это влияние проявляется в них до сего дня, и они не могут от всего сердца осуществлять новую правильную политику партии»31. Деморализующе отразились на компартии сталинские репрессии 1930-х, жертвами которых пали многие партийные руководители, включая Белу Куна. Уцелевшие после чисток венгры приняли участие в военных усилиях Советского Союза по отражению нацистской агрессии в 1941–1945 годах.

Война дала шанс венгерским коммунистам вернуться на родину «со щитом». Поражение нацистской Германии повлекло за собой и крах хортистской Венгрии. Подобно тому, как солдаты наполеоновской Франции насильственно уничтожали пережитки феодализма от Испании до Польши, сталинские солдаты ликвидировали капиталистические пережитки в Восточной Европе. Как всегда, не обошлось без иронии истории. В 1944–1945 годах советские войска принесли «революцию сверху» не в развитые страны Западной Европы с прокоммунистически настроенным рабочим классом, а в полуаграрные государства на востоке континента, где свирепствовал пещерный национализм и слово пана и ксендза считалось законом. В 1917–1918 годах большевики мечтали о том, что после мировой революции Социалистические Соединенные Штаты Европы возьмут на буксир и модернизируют отсталую Россию. В 1945 году Советскому Союзу самому пришлось взять на себя модернизацию огромных полуварварских территорий от Балкан до Китая, и компартии предстояло сыграть в этом важную роль.

Режим народной демократии в действии

Иштван Эрши, собеседник философа Георга Лукача, отметил, что «точка зрения Ракоши и его людей обнаруживала своеобразные противоречия. С одной стороны, они хотели заставить народ поверить в то, что свобода была завоевана Коммунистической партией при большой поддержке масс, с другой — свои методы управления они основывали на той посылке, что весь народ настроен профашистски»32.

Ситуацию, в которой оказался вождь коммунистов Матьяш Ракоши и его соратники, действительно, было сложно назвать простой. Левая традиция в Венгрии была истреблена на корню за 20 лет террора. Большинство рабочих находилось под влиянием салашистов (подробнее об этом будет рассказано в главе «Массовые ультраправые движения в Восточной Европе 1930–1940-х годах и Венгрия».) Над умами людей господствовала католическая церковь. До последнего момента венгры были верными союзниками Третьего рейха, оказывающими сопротивление войскам союзников вплоть до капитуляции Германии. Нельзя исключить, что Ракоши посещали мысли, упомянутые Эрши. Это во многом объясняет и тот факт, что посты в государственных структурах нового рабочего государства, возрожденного после 1945 года, в значительной степени замещались евреями, которых нельзя было заподозрить в связях с нацистами.

Как писал Эрик Хобсбаум, «с момента непродолжительного существования единственной советской республики за пределами России в 1919 году... партия была дезорганизована и деморализована внутренними репрессиями, сталинским террором и собственными внутренними распрями. Несколько раз она фактически распадалась. Гати утверждает, что к 1940 году в Венгрии насчитывалось едва ли более двухсот активистов, а в Москве уцелело не более пятидесяти надежных людей. В результате этого каждый из четырех сталинских послевоенных проконсулов-мадьяр (Ракоши, Герё, Реваи и Фаркаш), все по происхождению евреи, были приписаны к венгерской компартии из компартии Чехословакии. Самое большее, что можно утверждать, — это то, что партия, будучи небольшой, в период между войнами пользовалась значительной симпатией среди художников, писателей, студентов университетов и других представителей интеллигенции»33.

В то же самое время ситуацию нельзя было назвать безнадежной. На стороне компартии был авторитет победителей. По итогам Второй мировой войны советская экономическая и политическая система наглядно продемонстрировала свое превосходство над самым могущественным государством Европы — Германией — и его союзниками. Неприятие капитализма после Великой депрессии было всеобщим. Наконец, многие венгры решили присоединиться к стану победителей и исходя из простого конформизма.

К этому следует добавить, что компартия Венгрии извлекла уроки из своего поражения 1919 года. Уже 17 марта 1945 года был принят Декрет о ликвидации крупных землевладений. Долгожданная аграрная реформа воплощалась в жизнь с опозданием на сто лет. Всего отчуждалось 75 505 землевладений — 34,6 % всей территории страны. За счет этого землю получили 642 тысячи крестьянских хозяйств, в которых было 109 875 батраков и 261 088 сельскохозяйственных рабочих, не имевших раньше вообще земельных наделов. Аграрная реформа стала одним из самых популярных шагов новой власти, давшим ей кредит доверия крестьян на долгие годы вперед.

Достаточно успешными были и другие экономические шаги, сделанные новой властью. Финансовая реформа 1946 года обуздала послевоенную инфляцию. К 1948 году была завершена национализация основных средств производства, благодаря чему экономика Венгрии вышла к довоенным показателям, а вскоре и превзошла их. За годы первой пятилетки уровень промышленного производства вырос в три раза. Если в 1938 году доля промышленного производства давала 38 % национального дохода, а сельское хозяйство — 45 %, то в 1955 году промышленность давала уже 60 % дохода, а сельское хозяйство — 33 % соответственно34.

По традиции коммунисты много внимания уделяли развитию культуры и образования. В 1949 году в Венгрии насчитывалось 498 тысяч неграмотных. В 1956 году данная категория навсегда исчезла из венгерской статистики. В провинции было построено 2300 клубов и домов культуры. Если в конце 1930-х годов число детей рабочих среди школьников составляло 3,4 %, то в 1950–1951 годах — 35,4 %35.

Не менее успешно новая власть действовала и в политической сфере. На первых послевоенных выборах в ноябре 1945 года коммунистическая партия получила 17 % голосов. Учитывая, что до этого компартия была гонимым и демонизируемым меньшинством, нельзя недооценивать данный успех. Партия также стремительно увеличивала свою численность: если в феврале 1945 года в ее рядах состояло 30 тысяч человек, то к началу 1946 года число коммунистов в Венгрии достигло 150 тысяч36. Но для коммунистов это был лишь один из первых шагов в борьбе за политическую гегемонию.

В июне 1948 года произошел объединительный съезд ВКП и Социал-демократической партии Венгрии, завершившийся созданием новой политической партии — Венгерской партии трудящихся. В 1919 году объединение с социал-демократами, по мнению многих, стало причиной поражения коммунистов, но теперь именно последние закрепили за собой командные позиции в новой организации. Основная оппозиционная сила, Партия мелких хозяев (ПМХ), была дискредитирована и вытеснена за рамки конституционного поля. 20 августа 1949 года в Венгрии появилась новая конституция, которая провозглашала страну народной республикой.

Подобные шаги современная либеральная историография склонна преподносить как «становление тоталитарного государства», но если мы будем рассматривать события в Венгрии в широком историческом контексте, то не увидим ничего удивительного и экстраординарного. В тот же период в Италии, ФРГ и Японии не без вмешательства американских оккупационных сил складывались фактически однопартийные режимы христианско-демократических или либерально-демократических партий, сохранившие политическую гегемонию вплоть до начала 1990-х годов.

Впрочем, не стоит смотреть на эпоху, предшествующую мятежу 1956 года, сквозь розовые очки. Венгрия продолжала оставаться крайне бедным и отсталым государством, только что проигравшим войну. По результатам перемирия Будапешт был вынужден отказаться от всех территориальных приобретений, полученных в годы союза с Третьим рейхом. Решения Венских арбитражей от 2 ноября 1938 года и 30 августа 1940 года были денонсированы. Венгрии предлагалось вернуть значительные территории Чехословакии, Югославии и Румынии, присоединенные к королевству в предшествующие годы. На страну были наложены репарационные выплаты в размере 300 миллионов долларов по курсу 1947 года. Все это вызвало недовольство националистически настроенных масс.

Российский исследователь Валентин Алексеев писал: «В межгосударственных связях Советского Союза и Венгрии, как это нередко бывает в неравноправных отношениях, утвердилось зазнайство и преувеличенное представление о собственной значимости одних, льстивость и угодничество других, бесцеремонность с одной стороны и страх с другой… В стране закипало раздражение против подстраивания под советские образцы всех элементов социальной жизни, вплоть до малозначительных по существу, но особенно чувствительных для широких масс знаковых примет вроде введения в школах советской шкалы оценок успеваемости, а в венгерской армии — советского покроя одежды (гимнастерок и т. п.)»37.

Конечно, сегодня, оглядываясь на реставрацию в Восточной Европе, с ликвидацией национальной культуры в пользу Голливуда, повсеместной американизацией и фактическим управлением ряда стран советниками из США, подобные претензии можно назвать смешными, но для венгров, воспитанных в презрении к «варварам с востока» и в преклонении перед Западом, любое следование советскому опыту воспринималось как унижение.

Ситуация в экономике обострилась после начавшегося в 1948 году конфликта между СССР и Югославией, а также по ходу эскалации холодной войны. Граничившая с Социалистической Федеративной Республикой Югославия СФРЮ Венгрия внезапно оказалась «прифронтовым» государством. Многие проекты, которые строились с расчетом на кооперацию с Белградом, были заморожены, огромные средства направлены на развитие тяжелой и оборонной промышленности. Страна снова готовилась к войне.

Расплачиваться за новую политику приходилось прежде всего венгерским трудящимся. Положение рабочего класса было очень тяжелым. На 1954 год у 15 % не было одеял. У 20 % отсутствовала зимняя одежда. Рабочий в тот период получал около 1200 форинтов в месяц, что было недостаточно для жизни. Лишь 15 % семей имели содержание на уровне прожиточного минимума38. До определенного момента власти могли ссылаться на «тяжелое наследие старого режима», но послевоенный экономический бум с каждым годом делал этот аргумент все более и более уязвимым. В 1953 году произошло падение зарплат в промышленности, и их уровень снова вернулся к показателям 1949 года. Раздаваемые после войны щедрые обещания коммунистов оказались невыполненными, и массы постепенно охватывало чувство разочарования. Недовольство подпитывала работавшая на Венгрию западная пропаганда, распространявшая слухи и подогревавшая недоверие к правительству.

Уже в 1953 году на Чепельском комбинате в Будапеште, флагмане венгерской промышленности, произошли волнения почти 20 тысяч рабочих, поднявшихся против низких зарплат, нехватки продуктов питания и тяжелых производственных норм. Рабочие выступления прошли и в других городах страны.

Совершенные ошибки были вынуждены признать даже советские публикации, вышедшие после 1956 года: «Партийным и государственным руководством был также неоправданно завышен темп развития промышленности, сопровождавшийся отставанием в развитии сельского хозяйства и в повышении жизненного уровня населения. В частности, в 1951 году в связи с успехами по выполнению первого пятилетнего плана последний был пересмотрен в сторону ничем не обоснованного завышения плановых показателей. Так, промышленное производство в целом должно было увеличиться уже не на предполагавшиеся 86, а на 200 %, машиностроение — не на 104, а на 280–290 %, сельскохозяйственное производство — не на 42, а на 50–55 %, жизненный уровень населения — не на 35, а на 50–55 %.

Пересмотренный пятилетний план оказался нереалистичным и привел к большим затруднениям в экономическом развитии страны. В 1951–1953 годах жизненный уровень населения не только не вырос, а даже понизился...»39

Обострение на международной арене нашло отражение и во внутренней политике Венгрии. В 1948 году в верхушке ВПТ начались политические чистки и репрессии. Самым известным стало дело бывшего министра внутренних дел Ласло Райка, объявленного «хортистским шпиком», «американо-французским агентом» и сообщником «клики Тито — Ранковича». В 1949 году он был осужден и казнен в ходе показательного процесса. Вместе с ним жертвами репрессий пали генералы Шойом, Или, Палфи, Белезнаи, Реваи, известные партийные работники Салаи и Сеньи. Были арестованы и подвергнуты тюремному заключению бывшие президенты Золтан Тильди и Арпад Сакашич, бывший министр иностранных дел Каллаи, а также множество других видных деятелей номенклатуры, среди которых был и Янош Кадар.

В свое время «Независимая газета» писала, что «Репрессии Ракоши в масштабах Венгрии не уступают достижениям его учителя [Сталина]»40. Другое интернет-издание писало, что «по всей Венгрии был развернут террор небывалых масштабов. Считается, что из девяти с половиной миллионов венгров более четверти были подвергнуты судебным преследованиям с различными последствиями»41. К сожалению, мы имеем здесь дело с заведомыми манипуляциями в духе практики печально известного «Мемориала». В действительности при Ракоши в Венгрии было казнено от 100 до 200 человек и 40 тысяч человек подверглись тюремному заключению42. Учитывая, что многие из этих людей были невиновными в приписываемых им преступлениях, речь идет о возмутительном явлении, но указанные цифры и близко не стоят к числу жертв ракошистского режима, появляющихся на страницах не только публицистических, но даже научных изданий. (Чаще всего фигурирует цифра в 650 тысяч человек — по всей видимости, говорится о лицах, на которых имелись досье в органах безопасности. Учитывая ультраправые настроения, царившие в венгерском обществе до 1944 года, такое количество людей, находившихся под наблюдением, не должно вызывать удивления43.)

Репрессии на какое-то время консолидировали партийное и политическое руководство вокруг фигуры Матьяша Ракоши, но породили затаенное недовольство среди партийной бюрократии. Как и их советские коллеги, чиновники не хотели жить под вечным дамокловым мечом бонапартистского государства. Номенклатура выжидала удобный момент, чтобы избавиться от диктатора и взять власть в свои руки.

Смерть Сталина 5 марта 1953 года положила конец и эпохе «высокого сталинизма» в Советском Союзе, и эпохе ракошизма в Венгрии. Почти сразу после кончины Сталина в СССР начался процесс десталинизации, который в последующие годы затронул и страны Восточного блока.

В июне 1953 года правительственная делегация ВПТ, возглавляемая Матьяшем Ракоши, была подвергнута резкой критике на переговорах в Москве. Спустя еще несколько дней вождь венгерских коммунистов был освобожден от должности премьер-министра (сохранив за собой пост генерального секретаря партии), а на его место был избран Имре Надь.

Безвольный и беспринципный Имре Надь был удобен для партийного руководства как легко управляемая фигура. 4 июля 1953 года новый премьер-министр выступил на сессии Государственного собрания Венгерской Народной Республики (ВНР) с программой реформ, предусматривавшей отказ от ориентации на тяжелую индустрию, разрешение выхода крестьян из сельскохозяйственных кооперативов и начало реабилитации жертв политических процессов конца 1940-х — начала 1950-х годов. Как вспоминал А. Генц, будущий президент Венгерской Республики, «премьер-министром Венгрии Москва назначила Имре Надя. И случилось чудо — Имре Надь впервые за пять лет назвал вещи своими именами. Миллионы в прямом смысле слова рыдали у репродукторов»44.

Как показали дальнейшие события, борьба в руководстве ВПТ была далека от завершения. Матьяш Ракоши имел сторонников среди партийной верхушки, и весной 1955 года Надь, ставший символом и знаменем венгерской десталинизации, оказался вынужден оставить свой пост и даже был исключен из партии. Но ракошисты недолго торжествовали победу. 14–25 февраля 1956 года прошел знаменитый XX съезд КПСС, который стал моральной легитимацией реформаторского крыла бюрократии как в СССР, так и в Восточной Европе.

После выступления Хрущева на Ракоши и его сторонников началась новая массивная атака. 21 февраля 1956 года в «Правде» вышла статья академика Е. Варги «Семидесятилетие со дня рождения Белы Куна». Упоминание репрессированного вождя революции 1919 года подорвало миф о Ракоши как создателе и неизменном лидере венгерских коммунистов. К обличениям подключилась и околопартийная творческая интеллигенция. 30 марта 1956 года на партийном собрании в Союзе писателей Венгрии Ракоши критиковали за нежелание извлекать уроки из постановлений XX съезда. Подобные голоса звучали на партсобраниях по всей стране. К кампании против бывшего вождя присоединились и вышедшие на свободу репрессированные коммунисты — Я. Кадар, Д. Марошан и др.

Таким образом, если в Советском Союзе реформаторское крыло КПСС достаточно быстро сломило открытую оппозицию сталинистов, в Венгрии правящая ВПТ оказалась расколота внутренней борьбой. С одной стороны выступали сторонники Матьяша Ракоши. С другой — часть бюрократии, которая хотела реформ. Хобсбаум писал: «В коммунистических режимах 1950-х годов перемены происходили сверху или не происходили вовсе. Венгерская революция соответствовала ленинской модели “государственного кризиса, который влечет за собой… вовлечение масс в политику”. В случае с коммунистическими режимами “правительственный кризис” означал раскол внутри правящей партии»45.

Одним из центров антисталинистской фракции стал литературный кружок имени Петефи, функционировавший при Союзе трудящейся молодежи. Дискуссии, которые шли на этой площадке, доводили разногласия в кругах партийной верхушки до самых широких слоев населения и воодушевляли силы, которые мечтали о возвращении к порядкам, существовавшим до 1945 года.

Развязка внутрипартийной борьбы наступила во время пленума Политбюро ВПТ, когда Матьяша Ракоши освободили от поста первого секретаря партии. Но его преемник Эрнё Герё был не способен взять ситуацию под контроль. Как докладывал советский посол в Будапеште Юрий Андропов, «Герё не пользуется популярностью среди широких партийных масс, сухость в обращении с людьми заставляет многих работников сдержанно принимать его кандидатуру»46.

К осени 1956 года над Венгрией сгущались тучи «идеального шторма». Партийные реформаторы требовали продолжения политики реформ, символом которых являлся Имре Надь. Для оппозиционеров он олицетворял все добродетели, а его культ напоминал восторженное поклонение Борису Ельцину на излете перестройки. Не только партийные реформаторы, но и многие простые венгры верили, что только «дядюшка Имре» сможет привести страну к процветанию. Продолжения реформ требовало и правительство соседней Югославии, дипломатические отношения с которой были восстановлены после нескольких лет отчуждения.

Перезахоронение 6 октября 1956 года реабилитированного Ласло Райка стало одной из первых массовых манифестаций в Будапеште, носившей оппозиционный подтекст. Ситуация обострялась и из-за международного фактора. Волнения в Польше еще больше воодушевили антисоветскую оппозицию. Также в этот период СССР вывел свои войска из Австрии, которой был придан нейтральный статус. Это послужило примером для не желавших оставаться в сфере влияния СССР. На 23 октября 1956 года студенты будапештского Технологического университета запланировали провести демонстрацию солидарности с Польшей, но никто на тот момент не знал, что эта акция приведет к взрыву.


Подводя итоги этой части, я бы хотел подчеркнуть следующие моменты:

Венгерская революционная традиция XX века ведет свое начало от глобальных социальных потрясений начала прошлого столетия. Особое влияние на нее оказала большевистская революция в России. Коммунистическая партия с самого начала в значительной степени состояла из людей, вернувшихся из русского плена.

Уже с 1918–1919 годов венгерские коммунисты старались подражать опыту Москвы, но, с другой стороны, стремились проводить более радикальную политику, полагая, что Венгрия является более культурной и развитой страной, чем Россия.

В то же самое время в венгерском революционном движении был крайне заметен элемент национализма. Приход к власти радикальных левых в марте 1919 года стал первым национал-большевистским проектом и был обусловлен угрозой со стороны Антанты и соседей Венгрии.

Поражение Венгерской советской республики и десятилетия хортистского режима опустошили ряды левых радикалов. Многие из них отправились в изгнание. К 1945 году коммунистическое мировоззрение сохранили лишь немногие эмигранты, но гонения, чистки, войны привели к тому, что в партии остались наиболее радикальные элементы, преданные коммунизму в его сталинской модели.

После 1945 года коммунисты вернулись к власти в Венгрии в результате «революции сверху», совершенной вошедшей в Европу советской армией. Им удалось извлечь уроки из ошибок, сделанных в 1919 году, в частности, провести успешную аграрную реформу и ассимилировать своих главных конкурентов — социал-демократов. В то же время режим Матьяша Ракоши в какой-то степени продолжил радикальную традицию Белы Куна. Венгерские коммунисты позиционировали себя «лучшими учениками» Сталина, стремясь копировать советские образцы в еще более радикальной форме, чем они практиковались в СССР. Это приводило к обострению противоречий как в венгерском обществе, так и в самой ВПТ.

Смерть Сталина в 1953 году повлекла за собой начало процесса десталинизации в Венгрии, которое раскололо правящую партию на сторонников либерализации и приверженцев старого руководства Матьяша Ракоши. Многолетняя борьба различных фракций бюрократии подготовила почву для событий 1956 года, когда и консерваторы, и сторонники реформ внезапно утратили контроль над ситуацией в стране, оказавшейся на грани реставрации старого режима.



II. Массовые ультраправые движения в Восточной Европе 1930–1940-х годов и Венгрия

Белый террор

Начавшаяся в 1917–1918 годах мировая революция незамедлительно породила процесс сопротивления со стороны сил реакции. Нельзя не согласиться с Эрнстом Нольте, писавшим: «Буржуазия не была кучкой финансистов и крупных предпринимателей. Она включала в себя всех, кто ощущал себя в опасности, в случае если эта небольшая группа подвергнется экспроприации, и она нашла поддержку со стороны всех, кто считал фундаментальные преобразования сложных отношений в промышленности в высшей степени опасной операцией»47. По отношению к революции эти люди испытывали страх и превосходство, чувства Эдмунда Берка перед якобинцами были сравнимы с теми чувствами, что Томас Масс и Генрих Гиммлер испытывали в отношении большевиков48.

Как и в других европейских странах, в Венгрии успехи красных породили массовое правое движение. Его руководство рекрутировалось из числа старых правящих классов, офицерства, интеллигенции и городской мелкой буржуазии. Ударным ядром правых стали ветераны войны и венгерские беженцы из сопредельных стран, пострадавшие от национализма соседей и готовые воздать сторицей внешнему и внутреннему врагу.

Ирония истории заключалась в том, что «патриоты» Венгрии вернулись к власти в августе 1919 года на штыках иностранных (румынских) войск, но для той эпохи в этом не было ничего странного. Белые борцы за «единую Россию» не могли вести войну без помощи Антанты, а финские шюцкоры (добровольные охранные отряды) пользовались поддержкой германского экспедиционного корпуса. Но в этом заключалась и проблема. Сторонники реставрации старого режима не пользовались поддержкой большинства населения, а править, бесконечно опираясь на иностранных военных, было невозможно. Поэтому, одержав победу в гражданской войне, правящие классы старой Венгрии теперь должны были запугать трудящееся население страны, загнать «восставшего хама» обратно в стойло. Белый террор должен был физически уничтожить самых мыслящих и свободолюбивых рабочих, крестьян и интеллигентов, а остальным внушить чувство покорности и готовность принять старый порядок.

Репрессии осуществлялись жандармерией, охранными частями и специальными полицейскими отрядами. Для иллюстрации происходившего можно процитировать дневник Пала Пронаи, командира одного из карательных подразделений.

Покинув 4 августа 1919 года город Сегед, солдаты Пронаи атаковали поселок Сатьмаз, где «повесили десять человек, не считая тех, кого убили при атаке». 8 августа они уже были в Дунафельдваре, где «при переправе какие-то коммунистические паромщики нагло пытались предъявить требования, но… с ними я также быстро расправился». Затем в этом городе «первыми были повешены на фонарном столбе около одной аптеки отец с сыном» и «еще несколько террористов и евреев»49.

Затем бравый командир обратил внимание на аграрные проблемы. «В Элесаллаше, да и в Цеце, я часто был вынужден как в самом селении, так и на помещичьих усадьбах наводить порядок, подвергая взбунтовавшихся батраков основательной порке. Моей целью в первую очередь было восстановить в имениях нормальные отношения между господами и батраками». За это, по словам Пронаи, благодарные помещики «закатили для всех… роскошный ужин, на который прибыло много окрестных помещиков».

Карательный поход продолжился. «В Эрнинг меня попросил заехать граф Йожеф Сечени, который поступил ко мне на службу еще в Сегеде, здесь жил его дед Эндре Чеконич… Уже в первые полчаса на дереве во дворе корчмы висело пять коммунистов»50.

По просьбе того же графа Сечени каратели заехали и в Марцели из-за батраков, «с которыми он (т. е. граф. — А. К.) не может сладить, поскольку коммунисты подстрекают их на саботаж». Пронаи писал, что там было около 15 «главных еврейских преступников и, кроме того, один католический поп», указанные как «лица, заслуживающие виселицы».

В этом месте события приобрели особенно зрелищный характер. По рассказу очевидца событий Мартона Голда, «некоторым заживо сдирали кожу с голов, других жгли на огне и били такими дубинами, что потом они нуждались в длительном лечении, если, конечно, оставались живыми… Здесь были убиты 16 товарищей, а трое подвергнуты пыткам возле конюшни графа; одному из них все же удалось бежать, а двое других были убиты… Шестерых они увезли в лес Инкеи и убили там; некоторых из них привязали к хвостам лошадей и долго волокли по дороге». После этого в Марцели были устроены антисемитский митинг и погром, в ходе которого «многие евреи были избиты, другие лишились своего добра»51.

На станции Капошвар в руки отряда Пронаи попал бронепоезд, который «действовал прекрасно… его экипаж бросил в топку паровоза несколько коммунистов-евреев. Смрад из топки паровоза настолько отравил воздух в окрестностях вокзала, что его пришлось отвести далеко за город»52.

Одним из самых страшных мест считалась тюрьма главного командования в Шиофоке. Иштван Хайден, служивший в ней охранником, вспоминал: «Однажды ночью в мое ведение поступило 47 человек, доставленных из Веспрема и Балатонфюреда… ко мне пришел капитан Фрейсберг и забрал 42 заключенных; 14–15 человек из 42 были евреями, а остальные — рабочими-христианами». Все они были убиты в лесу у Шиофока. Хайден продолжал, что «таким же образом казнили одновременно 36 человек в Чибетелепе, и я своими глазами видел, как офицеры грабили своих жертв. Они сдирали с арестованных одежду, отбирали деньги и драгоценности, а затем грызлись между собой из-за добычи». Обычно те, кто попадал в шиофокскую тюрьму, живыми из нее не выходили53.

О другой тюрьме, в Сандберге, писали, что «кости многих красных подлецов тлеют глубоко в песках подземных казематов. Ряд других же одержимых идеей советской власти были сброшены через железную дверь крепости в Дунай, чтобы там на дне реки с камнем на шее размышлять о грядущей великой советской мировой державе».

В городе Кечкемет белыми было убито 62 человека, причем эти события вызвали международную огласку, после того как информация о расправе просочилась в иностранную прессу. Полиция была вынуждена арестовать нескольких кулаков, которые убили и ограбили четырех евреев. Впрочем, их вскоре освободили54.

Белый террор, осуществляемый вернувшимися венгерскими контрреволюционерами, дополнялся террором их союзников — румынских войск.

«В центральной тюрьме (Будапешта. — А. К.) заключены 500 мужчин и женщин… Все они жалуются, что арестованы по доносу и что их подвергают бесчеловечным пыткам.

В камере размером четыре на четыре метра сидят 30 заключенных, которые спят на голой земле и находятся в самом бедственном положении. Двое из заключенных этой камеры «выбросились из окна с третьего этажа, чтобы избежать невыносимых пыток. Один из них тут же скончался, а второй лежит в больнице с переломанными ногами.

Одну беременную женщину так пинали в живот, что у нее произошел выкидыш. Эта женщина и еще одна, у которой в результате пыток началось сильное кровотечение, страдают, не получая какой-либо медицинской помощи».

Рассмотрение дел задержанных шло по упрощенной схеме, а смертные приговоры приводились в исполнение незамедлительно. Поскольку тюрьмы не вмещали в себя заключенных в Будапеште, на Чепеле, в Уйсасе, в Тапиошюйе, Цегледе и других местах были созданы двенадцать концлагерей, куда направлялись не только сочувствующие советской власти, но и те, кто был недоволен присутствием в Венгрии румынских войск55. Помимо концлагерей пленных направляли и в так называемые трудовые батальоны, на строительство дорог и принудительные работы. В дальнейшем, в годы Второй мировой войны, эта практика стала одним из элементов антисемитской политики режима, когда евреев направляли служить в особые стройбаты с каторжным режимом56.

В преследовании инакомыслящих принимала участие и католическая церковь. Очевидцы писали о происходившем:

«Школьников, почти сплошь детей пролетариата, ведут на исповедь. Среди них шагает священник в длинной черной рясе. Он учит их, что они должны говорить всю правду, а тот, кто что-нибудь скроет, согрешит против бога. Потом он вдруг добавляет: “И если кто-нибудь из ваших родных, милые дети, был красноармейцем, даже если это ваш отец или брат — вы все равно должны сказать”.

“Не говори, а то они их арестуют”, — шепчут друг другу дети»57.

Как мы видим, основными жертвами белого террора были батраки, еврейское население и рабочие, хотя в небольших городах расправа могла осуществляться над кем угодно, в том числе и над священниками и даже… полицейскими за «коммунистическое поведение». Число жертв белого террора колеблется от 1000 до 10 000 человек, а еще 60 000 были заключены в тюрьмы. 100 000 венгров отправились в изгнание58.

Столь подробное описание практики Белого террора в Венгрии, ужасы 1919 года, важны для понимания многих дальнейших событий венгерской истории: подобно белому террору в Финляндии 1918 года, Индонезии 1965–1966 годов, Чили 1973–1990 годов, репрессии оставили после себя запуганную и опустошенную страну. Лучшие активисты ком-мунистического и рабочего движения были перебиты, а угнетенные классы принуждены к покорности и принятию идеологии победителей.

Также нельзя не отметить сходство между методами карательных отрядов белых в 1919 году и расправами, учиненными будапештскими «повстанцами» в 1956 году. Повешения, сожжения, расчленения и другие жуткие сцены являются феноменом одной и той же политической культуры запугивания, свойственной венгерским правым59.

Хортистскоегосударство

После падения Венгерской советской республики политическая система, существовавшая до 1918 года, была восстановлена практически в полном объеме. Венгрия снова стала королевством, но королевством без короля. Его функции до возвращения «истинного монарха» исполнял регент, вице-адмирал Миклош Хорти. Без изменений функционировал и старый бюрократический аппарат. Помимо сильной исполнительной власти существовала и законодательная власть, но до выборов в парламент фактически допускалось лишь меньшинство населения — мужчины после 26 лет и женщины после 30. Коммунистическая партия была запрещена, а пресса подвергалась цензуре.

Аграрная реформа так и не была проведена, власть помещиков на земле так и осталась незыблемой. Крупные латифундисты, составлявшие около 0,1 % землевладельцев, контролировали до 22,4 % сельскохозяйственных земель. Например, владения герцога Эстерхази достигали более 126 тысяч гектар. Большинство крестьян не имели своей земли и жили в бедности. Так, по данным венгерских медиков, земледельцы потребляли только 75 % необходимых калорий.

Официальной идеологией хортистской Венгрии была так называемая Сегедская идея — от названия города Сегед, где в 1919 году формировалась белая гвардия. Шутники называли ее «фашизмом для приличных людей», а стержнем Сегедской идеи были национализм, умеренный популизм и корпоративизм. Идеей фикс хортистского государства (впрочем, как и всех венгерских правых вплоть до сего дня) была отмена Трианонских соглашений 1920 года, мирного договора с Антантой, по которому страна потеряла чуть ли не две трети своих владений до 1914 года. Примечательно, что для венгров воссоздание империи было синонимом национального освобождения. Каждый учебный день венгерские школьники начинали с зачитывания мадьярского «Символа веры»:


Я верю в единого Бога,

Я верю в единое Отечество,

Я верю в единую божественную Истину,

Я верю в Возрождение Венгрии.

Венгрия расчлененная — не страна.

Венгрия единая — Рай. Аминь60.


Как мы видим, режим, установленный в Венгрии после 1919 года, очень напоминал идеал русских белогвардейцев и певцов «России, которую мы потеряли», но торжество белых не принесло стране ни счастья, ни процветания. На протяжении 1920-х годов экономика страны росла стабильно, но медленно. К 1929 году ВВП Венгрии поднялся на 14 % в сравнении с 1913 годом61. Сильным ударом по сельскому хозяйству Венгрии стал распад Австро-Венгерской империи, защищавшей ее производителей от внешней конкуренции. После 1918 года стране пришлось конкурировать на внешнем рынке как со своими соседями, так и с крупными мировыми производителями сельскохозяйственной продукции — Аргентиной, Канадой и др.

Начавшаяся в 1929 году Великая депрессия пресекла даже имевшийся слабый экономический рост. Десятки тысяч разорившихся крестьян уходили в города на заработки. Другие пытались покинуть страну, но уже сразу после Первой мировой войны США стали ужесточать эмиграционные квоты, особенно для государств Восточной Европы, и миграция как способ снятия социального напряжения перестала работать так же эффективно, как это было в прошлом. Чтобы погасить внешние долги, правительство Хорти было вынуждено взять крупный кредит у Франции. Выдача ссуды сопровождалась политическими условиями: Венгрия должна была подтвердить свои обязательства по международным договорам, отказаться от пересмотра границ, а также гарантировать соблюдение прав национальных меньшинств, прежде всего евреев, бывших неизменной целью государственного антисемитизма венгерских властей. Естественно, эти уступки вызвали взрыв негодования националистов.

Адмирал Хорти, который, по словам британских дипломатов, не скрывал своей ненависти к коммунистам, евреям и Трианонским соглашениям, пошел на ужесточение режима. Были урезаны гражданские свободы, ограничены избирательные права, с государственной службы увольняли левых и евреев62. Но режим, опиравшийся на помещиков, военных и чиновников, опасался делать радикальные шаги во внешней политике и экономике. Премьер-министр Венгрии Дьюла Гёмбёш обещал Герингу установить в стране диктатуру и заверял Гитлера, что является «таким же расистом», как и он, но до 1944 года хортистский режим был скорее авторитарным, чем фашистским63.

Положение мадьярского государства в Европе также способствовало росту профашистских настроений в Венгрии. После Трианонского мира страна имела территориальные претензии практически ко всем своим соседям: Румынии, Чехословакии и Королевству Югославии. В то же самое время Германия была важнейшим потребителем венгерской сельскохозяйственной продукции. В 1933 году, после прихода к власти Гитлера, экономическая политика нацистов — вытеснение еврейского капитала, автаркия, милитаризация экономики — стала примером для подражания в Будапеште. В 1938 году в союзе с Третьим рейхом Венгрия приняла участие в разделе Чехословакии, получив словацкие земли, некогда входившие в состав венгерского королевства. До 1945 года нацистская Германия стала для венгров «старшим братом» и моделью как во внутренней, так и во внешней политике.

Как показали дальнейшие события, именно внешнеполитические ошибки, проистекавшие из ультраправой природы режима, привели хортистскую Венгрию к краху. Участие страны в немецком нападении на Югославию весной 1941 года обострило отношения с западными державами. Великобритания разорвала с Будапештом дипломатические отношения, а американский президент Рузвельт назвал Венгрию агрессором. Но у Хорти уже не было возможности для маневра. Внутри страны он находился под давлением правых. После 1941 года Венгрия оказалась со всех сторон окружена союзниками Третьего рейха — Румынией Антонеску, марионеточными Хорватией и Словакией.

26 июня 1941 года Венгрия объявила войну СССР. Лишь зависимость страны от Берлина и антикоммунизм венгерской верхушки стали причиной участия Будапешта в крестовом походе на Восток. Никаких экономических или территориальных претензий у Венгрии к Советскому Союзу не было. Как известно, эпопея основной части венгерских войск на восточном фронте закончилась 12 января 1943 года, когда 2-я армия была разгромлена под Сталинградом и потеряла две трети своего состава. Этот разгром заставил консервативное правительство Миклоша Каллаи начать сепаратные переговоры с западными державами, но дипломатический прогресс не имел никакого значения, поскольку венгерская территория была со всех сторон окружена землями Третьего рейха. Лишь 11 октября 1944 года, когда советские войска вышли на Среднедунайскую равнину, Хорти отправил в Москву секретную миссию с мирными предложениями. Но было уже слишком поздно64.

Не дожидаясь капитуляции Венгрии, немцы, хорошо информированные о ситуации в Будапеште, организовали 15 октября контрпереворот. Хорти был вынужден отозвать свое обращение о прекращении огня и назначить новым премьер-министром страны лидера партии «Скрещенные стрелы» Ференца Салаши.

«Скрещенные стрелы»

К концу 1930-х годов правые и фашистские идеи безраздельно господствовали в политической жизни Венгрии. Коммунистическая партия была запрещена и разгромлена, членство в ее рядах, по сути дела, было формой отложенного самоубийства. Социал-демократия, сделавшая многое для победы контрреволюции в 1919 году, существовала лишь по доброй воле Хорти и на условии «примерного поведения». Но социальные проблемы страны никуда не исчезли, что привело к подъему правого популизма.

Массовая фашистская партия «Скрещенные стрелы» была создана в Венгрии в 1937 году в результате слияния нескольких более мелких партий националистической направленности. Ее вождем стал венгерский офицер Ференц Салаши. К 1939 году партия насчитывала 250 тысяч членов (2,7 % населения Венгрии) и являлась второй по величине политической силой страны. Это был куда более высокий процент, чем поддержка нацистов и итальянских фашистов — 1,3 и 1 % населения соответственно. На выборах 1939 года «Скрещенные стрелы» получили 25 % голосов, а другие праворадикальные партии — еще 50 %. Как отмечает историк Майкл Манн, реальные результаты поддержки ультраправых среди венгров были еще выше: в выборах не участвовала молодежь, которая была настроена преимущественно профашистски65.

Идеология салашизма основывалась на трех китах: духовном — унгаризме, моральном — христианстве и материальном — национал-социализме.

Унгаризм подразумевал единство венгерского народа, уникального посредника между Востоком и Западом. Вместе с немцами и японцами мадьярам предстояло стать владыками мира. Железной рукой они должны были установить Pax Hungarica в бассейне Дуная и принести мир трудящимся, которыми салашисты считали рабочих, крестьян, солдат, интеллигенцию и молодежь.

Национал-социализм включал в себя государственное планирование и защиту рабочих как «строителей нации». Церковь устанавливала моральные нормы и являлась первым строителем тоталитарной социальной организации.

Хотя Ференц Салаши объявил свой проект «со-национальным», то есть реализуемым в сотрудничестве с другими нациями, он не сомневался в биологическом превосходстве туранской расы и полагал, что евреи угне-тают венгерский народ. Еврейский вопрос для него был «единственным конкретным вопросом», стоящим перед движением66.

В целом идеология салашизма была весьма сумбурной. Пытаясь объяснить феномен венгерского фашизма британскому министерству иностранных дел, английский предприниматель Джон Кейсер писал в 1939 году, что «Скрещенные стрелы» — «...прежде всего национальное движение, требующее возврата потерянных территорий… во-вторых, движение среднего класса, желающего возвыситься до статуса капиталистов, в-третьих, движение народных масс, городских и сельских, пытающихся сокрушить капитализм. И второе, и третье движения входят в первое, и всех их объединяет антисемитизм»67.

Режим Хорти относился к салашистам двояко, то запрещая их деятельность, то заимствуя их идеи. Сам Салаши неоднократно оказывался под арестом, причем порой в то время, когда правительство на практике претворяло его идеи в жизнь. Разумеется, для хортистов салашисты являлись очевидными конкурентами, но была еще одна причина, почему власть относилась к венгерским фашистам с недоверием.

Отличительной особенностью «Скрещенных стрел» было наличие в их рядах большого числа трудящихся. На выборах 1937 года салашисты получили в рабочих кварталах Будапешта 41 % голосов. Такая поддержка ультраправых со стороны пролетариата всегда вызывала понятное смущение исследователей из числа анархистов, социалистов или коммунистов, хотя подобные исторические прецеденты имели место задолго до 1930-х годов. Далеко не всегда буржуазия и крестьянство поддерживали буржуазные революции, и не все рабочие были на стороне революций пролетарских.

Еще во время Великой французской революции буржуазия Лиона, обогащавшаяся за счет поставок королевскому двору, подняла мятеж, после подавления которого родилась известная максима: «Лион восстал против сво-боды — Лиона больше нет». Крестьяне были ядром сил роялистов в Вандее, Тироле, Испании и Италии. Во время войны за независимость в Латинской Америке на стороне испанского короля сражались вольные пастухи — «льянерос», венесуэльское «казачество».

В годы Русской революции 1905–1907 годов многие рабочие-металлурги Путиловского завода состояли в «Союзе русского народа», а во время Гражданской войны полки ижевских и воткинских рабочих сражались на стороне Колчака. Таким образом, сама по себе принадлежность к угнетенному классу отнюдь не была гарантией поддержки прогрессивных взглядов.

В Венгрии конца 1930-х годов салашисты были одной из немногих партий, поднимавших социальные лозунги. Многие рабочие лишь недавно пришли из деревень и являлись носителями традиционной культуры и мировоззрения, включавших в себя глубокое почтение к католической церкви. Ситуация усложнялась и межнациональными противоречиями между венгерскими, словацкими, немецкими и еврейскими рабочими.

Финансовый эксперт Лиги Наций отмечал в 1938 году, что «Скрещенные стрелы» призывают «перепоручить ведение государственных дел людям, которых не растлили богатство и политические игры… вырвать финансы и промышленность из рук евреев, обеспечить работой безработных специалистов, конфисковать крупные землевладения и наделить землей безземельное крестьянство, сделать перевооружение главным пунктом правительственной программы»68.

Как писала венгерская исследовательница Сёллёши-Жанзе, за фашистов голосовали молодые рабочие, стремившиеся к радикальной борьбе и прямому действию. Их не привлекали социал-демократы, тихо сидевшие в парламенте до 1944 года. В их глазах репутация салашистов не была подмочена сделками с капиталом. «Скрещенные стрелы» организовывали забастовки, в том числе и крупнейшую стачку шахтеров в 1940 году69.

По мнению Майкла Манна, «“Скрещенные стрелы” завоевали сердца рабочих не только за пределами пролетарских гетто (это хорошо удалось и другим), но и внутри них, как в городе, так и в сельских районах. Причина тому — слабость социалистов. Надломившись в своем революционном порыве в 1918 году, разгромленные репрессиями, ослабленные умелыми манипуляциями режима Хорти социалисты и коммунисты не смогли возглавить движение угнетенного класса. Этот вакуум заполнили фашисты. С пеной у рта они обвиняли старый режим в коррупции и неправедном богатстве, боролись с «паразитическим» еврейским и международным капиталом. Фашисты восхваляли производительный труд, помогали рабочим в их борьбе, требовали полной занятости. Их взгляды на внешнюю политику были столь же пролетарскими: слабая зависимая Венгрия должна сбросить оковы международного плутократического либерального капитализма»70.

В отличие от многих нацистских и ультраправых партий 1930–1940-х годов «Скрещенным стрелам» все-таки удалось приобщиться ко вкусу власти. 15 октября 1944 года при поддержке германской армии салашисты захватили ключевые объекты Будапешта. Адмирал Хорти был вынужден назначить Ференца Салаши премьер-министром страны.

Новый режим развил лихорадочную деятельность. Сформированный Салаши кабинет назывался «Правительство национального единства». «Скрещенные стрелы» получили в нем семь портфелей. Первое заседание правительства состоялось 17 октября 1944 года. На нем был принят Национальный план, включавший в себя объявление тотальной войны, административную реформу и другие пункты. 27 октября Ференц Салаши объединил в своем лице посты регента и премьер-министра, а 3 ноября принял титул национального лидера.

За короткое время, отведенное историей салашистам, была предпринята отчаянная попытка построения корпоративного государства. Профсоюзы распускались. Вместо них общество было разбито на 14 орденов (солдаты, крестьяне, рабочие и т. д.), причем сам Салаши возглавил рабочих. Ликвидировались старые феодальные титулы. Для повседневного общения вводилось слово «брат». Чиновники приносили присягу нации. Гражданская администрация была поставлена под полный контроль военных.

Разумеется, венгерские фашисты не забыли и о «еврейском вопросе». За короткое время правления салашистов было истреблено от 10 000 до 15 000 евреев. Многие жертвы были расстреляны прямо на берегу Дуная, недалеко от здания парламента. Об этой трагедии до сих пор напоминает монумент в виде обуви расстрелянных, стоящей у реки71.

Хотя под властью «Венгерского союза древних земель» находилась лишь небольшая территория Задунавья и Будапешта, салашисты смогли провести всеобщую мобилизацию. Под ружье были поставлены все мужчины от 14 до 70 лет. Оборудование предприятий и сельскохозяйственные товары увозились на Запад. Мобилизация, проведенная «Скрещенными стрелами», привела к тому, что Будапешт отчаянно защищался от наступающих советских войск вплоть до 13 февраля 1945 года. Немцы сравнивали ожесточение боев в этом городе со Сталинградом. В 1956 году мир увидит венгерскую ярость снова72.

Фашизм в Центральной и Восточной Европе после Первой мировой войны

Важно отметить, что ситуация в Венгрии для Центральной и Восточной Европы была скорее типичной, чем уникальной. После 1918 года многие народы этого региона получили государственную независимость, но это не принесло им ни мира, ни процветания. За исключением промышленно развитой Чехословакии, Польша, Румыния, Венгрия, Болгария, Югославия были бедными государствами, раздираемыми национальными и социальными противоречиями.

Национальные меньшинства — немцы, евреи, украинцы, словаки, белорусы, хорваты — чувствовали себя гражданами второго сорта и не понимали, почему право на самоопределение, торжественно провозглашенное американским президентом Вудро Вильсоном, не распространяется на них. Не желая мириться со своей участью, они пополняли ряды радикальных националистов или вступали в коммунистическое движение.

Хотя после 1989 года пропаганда представляла жизнь в довоенных государствах-лимитрофах как «золотой век», подавляющее большинство населения этих стран пребывало в страшной нищете и невежестве. Леопольд Треппер, в дальнейшем знаменитый советский разведчик, молодость которого прошла в Польше и Палестине, лишь к 25 годам смог накопить себе деньги на пиджачок и рубашку. «Моя семья буквально помирала с голоду, а мне все не удавалось найти постоянную работу. Сначала я нанялся на металлургическое предприятие, потом перешел на мыловаренный завод. Чтобы заработать несколько лишних грошей, впервые в жизни занялся противозаконными делами», — писал он о своей жизни в польской Силезии73.

Один из ответов на эти вызовы был найден еще в 1922 году в Италии, когда Бенито Муссолини, опираясь на ветеранов Первой мировой войны, смог прервать итальянское «Красное двухлетие». Европейские элиты обнаружили, что массовому движению слева, состоявшему из коммунистов, анархистов и радикальных социал-демократов, можно противопоставить массовое движение справа.

Изначально фашизм воспринимался как форма «кризисного менеджмента». Правящие классы прекрасно осознавали политические издержки, которые влечет за собой установление прямой диктатуры. Но начавшаяся в 1929 году Великая депрессия поставила под вопрос будущее мировой капиталистической системы, и в этой ситуации марширующие по улицам городов колонны коричневых стали вновь рассматриваться как «последний оплот европейской цивилизации» перед лицом «красной угрозы».

В этой ситуации Восточная Европа со слабым организованным рабочим движением, националистической интеллигенцией, огромным количеством крестьян и деклассированных элементов стала настоящим заповедником массовых фашистских движений.

Важной особенностью фашистских движений Восточной Европы были социальный популизм и ориентация на массовость в сочетании с призывами к безудержному насилию в отношении евреев, национальных меньшинств и коммунистов. После краха мировой капиталистической экономики в 1929 году даже правым радикалам было очевидно, что либеральные экономические догмы способны скорее оттолкнуть массы, чем привлечь их. Это заставляло лидеров ультраправых использовать в своих программах и речах упоминания о «национальном социализме», пролетариате и социальной справедливости.

В 1927 году Корнелиу Кодряну основал в Румынии «Легион Михаила Архангела», ставший спустя десять лет третьей политической силой страны. Отряды Кодряну под названием «Железная гвардия» наводили ужас на евреев и своих политических противников. Их поддерживали многие ведущие румынские интеллектуалы, включая знаменитого мыслителя Мирчу Элиаде.

Как писал Вольфганг Випперман, «активное ядро «Железной гвардии», состоявшее из студентов, преподавателей и небольшого числа рабочих, проводило интенсивную пропаганду среди крестьян, сближавшую эту партию с русскими народниками»74. Националистические, антисемитские и антикоммунистические цели этой партии окутывались мистической и религиозной риторикой, но в своей повседневной деятельности легионеры, скорее, использовали тактику анархистов, активно практикуя индивидуальный террор.

Как и в Венгрии, стремительный рост «Железной гвардии» вызвал беспокойство со стороны правящих консервативных элит. По приказу румынского короля Кароля II 19 апреля 1938 года Кодряну и другие вожди румынских фашистов были арестованы и получили 10 лет тюрьмы. 30 ноября лидер организации был застрелен «при попытке к бегству».

Смерть Корнелиу Кодряну не привела к исчезновению легионеров. Под руководством Хория Симы «Железная гвардия» установила союз с генералом Ионом Антонеску. В Румынии воцарился террористический режим, но в январе 1941 года между железногвардейцами и властью возник очередной конфликт. Хория Сима и его соратники были вынуждены бежать в Германию, а «Железная гвардия» в очередной раз подверглась репрессиям. В 1944 году, после свержения Антонеску и перехода Румынии в лагерь союзников, нацисты освободили Симу из лагеря Бухенвальда и поставили главой правительства страны в изгнании, но на этот момент легионеры уже не представляли собой серьезной политической силы.

На территории Королевства Югославии, где с конца 1920-х годов политические партии были запрещены, действовала террористическая организация усташей «Хорватский домобран» под руководством загребского адвоката Анте Павелича. Эта группировка была основана 7 января 1929 года при поддержке Венгрии и Италии.

Образцом для подражания хорватские националисты видели фашистскую Италию, а своей тактикой они избрали терроризм. В 1932 году сторонники Павелича подняли неудачное восстание, а 9 октября 1934 года организовали убийство югославского короля Александра.

В апреле 1941 года нацистская Германия вторглась в Югославию, и Анте Павелич был назначен главой марионеточного хорватского государства. Это было одно из самых жестоких фашистских государств, осуществлявших массовый террор против евреев, сербов, цыган и, естественно, коммунистов. Партия усташей рекрутировала своих членов из интеллигенции, буржуазии и в меньшей степени из рабочих. Существенную поддержку режиму Павелича оказывала римско-католическая церковь. После окончания войны именно Ватикан помог лидерам усташей избежать правосудия за океаном — в Латинской Америке и США. В дальнейшем возрождению хорватских правых способствовали распад СФРЮ и начавшиеся в 1990-е годы Югославские войны.

Словацкая народная партия была основана в октябре 1918 года священником Андреем Глинкой. На выборах она получила более 50 % голосов словаков. В 1939 году, после раздела Чехословакии, немцы создали зависимое от них словацкое государство, главой которого стал Йозеф Тисо. Фашистская «Гвардия Глинки» под руководством Войтеха Тука была единственной легальной политической силой в стране, а ее ряды пополнялись интеллигентами, деклассированными элементами и молодыми священниками. Пропаганда «Гвардии» сводилась к антисемитским и националистическим лозунгам.

До Второй мировой войны как разновидность фашистского режима рассматривалась и установленная в Польше диктатура Пилсудского. В этом сходились и коминтерновские теоретики, и Лев Троцкий, и даже такой социал-демократ, как Франц Боркенау75. Но чисто фашистских партий во Второй Речи Посполитой было несколько. Одной из них считался «Лагерь национального единства», основанный полковником Адамом Коцем. И в организационном, и в идеологическом плане он не отличался от своего итальянского прототипа. Усилению партии Коца мешала конкуренция с другой фашистской организацией — «Национально-радикальным лагерем» под руководством Болеслава Пясецкого. Эта группа состояла преимущественно из студентов, устраивавших нападения на евреев. Идеология польских фашистов являла собой смесь антисемитских, националистических и клерикальных идей76.

В Болгарии уже с начала 1920-х годов действовало несколько фашистских и профашистских организаций. Самой крупной из них являлся существовавший с 1932 по 1944 год Союз болгарских национальных легионов, ядром которого были офицерство, студенчество и средний класс. Его численность доходила до 20 тысяч человек. Во время Второй мировой войны Союз активно вербовал добровольцев для участия в борьбе с СССР в составе вермахта и проводил антисемитские акции. С ним конкурировало, возможно, не менее массовое «Народное социальное движение», а позднее, с 1936 года, «Союз ратников за прогресс Болгарии». Особенностью болгарского фашизма был его молодежный актив. Так, 60 % легионеров составляли подростки, а еще 30 % — студенты77.

В конце 1920-х годов оформилась и Организация украинских националистов (ОУН), которую западные исследователи, например Дэвид Марплз и Пер Андерс Рудлинг, определяли как разновидность фашистского движения, типичную для Европы того периода. В «Украинской военной доктрине», написанной одним из активистов ОУН Михаилом Колодзинским, содержались откровенные призывы к геноциду евреев и построению украинской империи, которая должна была доходить до… Тянь-Шаня:

«Безусловно, гнев украинского народа к евреям будет особенно страшен. Мы не станем этот гнев подавлять, наоборот — увеличивать, потому что чем больше погибнет жидов во время восстания, тем лучше будет для Украинского Государства, потому что евреи будут единственным меньшинством, которое не сможем охватить нашей денационализационной политикой...

...В первой фазе революции — или, скорее, восстания — мы, после освобождения этнических земель, должны остановиться у Волги, а потом бросить все боеспособное к линии Могилев — Саратов и перевести войну в Казахстан, чтобы оказать помощь местным нашим колонистам и угрожать московским индустриальным центрам в Магнитогорске и Кузнецке.

Освободившись, мы не можем оставить Казахстан на божье произволение или москалям. Он тесно связан с нашим освобождением. Так что восточные границы нашей державы должны опираться на Алтайские горы и Тянь-Шань»78.

В годы Второй мировой войны боевики ОУН частично реализовали свои планы на практике, принимая участие в «Окончательном решении еврейского вопроса», а также геноциде польского и католического населения Западной Украины («Волынской резне»).

В целом к большинству вышеупомянутых движений можно отнести слова болгарского исследователя Николая Поппетрова: «Болгарский фашизм не был создан ни монархией, ни крупным бизнесом, ни иностранной агентурой. Он являлся в какой-то степени массовым движением среднего класса и отражал его стремление предотвратить социальную революцию (контрреволюционная функция) и одновременно добиться изменений, способных создать устойчивую политическую, хозяйственную и социальную систему, которая обеспечила бы стране существенное территориальное расширение (ревизионистский авторитарный режим)»79.

До Второй мировой войны, как отмечал Майкл Манн, фашистские движения были «разрушительной радикальной силой внутри более консервативных режимов»80.

После разгрома Третьего рейха массовые правые движения в Восточной Европе выступали уже против просоветских правительств. И по сей день протесты на востоке европейского континента мобилизуются под знаменами крайне правых, будь то шахтерские выступления в Румынии в 1990-е годы, восстание в Венгрии в 2006 году, украинские майданы или массовые акции неонацистов в Польше. Мятеж 1956 года занимает важное место в этой традиции правого радикализма.


В заключение данного раздела отмечу следующие моменты:

Белый террор, последовавший за поражением советской республики в 1919 году, выкорчевал существовавшую в этой стране левую и коммунистическую традицию. Десятки тысяч людей отправились в изгнание. Тысячи активистов были убиты. Контрреволюция оставляла в живых только самых покорных и склонных к компромиссу.

В авторитарно-консервативном режиме адмирала Миклоша Хорти не было места для левой политики в стране. С детских лет венгров воспитывали в духе реваншизма и крайнего национализма. Сотни тысяч людей испытывали недовольство существующим положением вещей, но их протест могли озвучить только разнообразные правые партии. Со второй половины 1930-х годов Венгрия окончательно вошла в орбиту влияния Третьего рейха, с которым Будапешт связывали экономические интересы и желание вернуть утраченные в 1920 году земли. Поэтому венгры стали последним и самым верным союзником Гитлера, сражаясь за интересы Германии, как за свои собственные.

Самой массовой протестной партией хортистской Венгрии были «Скрещенные стрелы» Ференца Салаши. Именно фашистам отдавало свои голоса большинство рабочих страны. После 1956 года правительство Яноша Кадара старательно пыталось подчеркнуть участие салашистов в мятеже, но не преуспело в этом. Как мы увидим в дальнейшем, участники тех событий были слишком молоды, чтобы состоять в движении Салаши. В то же время нельзя закрывать глаза на то, что в рабочих кварталах Будапешта существовала сильная ультраправая традиция, которая не могла быть полностью искоренена за 11 послевоенных лет. Отцы, матери и старшие братья многих «Пештских мальчиков» носили повязки со скрещенными стрелами, и идеи этой организации, сочетавшие национализм, антисемитизм и социальную демагогию, были популярны среди венгерского рабочего класса.

Массовые ультраправые и фашистские движения являются визитной карточкой Восточной Европы после Первой мировой войны и по сей день. Это связано с общей отсталостью региона, страхом правящей верхушки перед коммунизмом, острыми межнациональными противоречиями. Мятеж 1956 года занимает важное место в этой исторической традиции и является связующим звеном между фашистскими движениями 1930-х годов и массовыми правыми движениями постсоветской эпохи.



III. Мятеж 1956 года — восстание против «тоталитаризма» или борьба за традиционные ценности?

Перестройка в одну неделю

В январе 1987 года на январском пленуме ЦК КПСС Михаил Горбачев объявил о начале коренной перестройки советского общества. Не прошло и пяти лет, как в декабре 1991 года тот же самый человек подал в отставку с поста президента Советского Союза. Страна, которую возглавлял Горбачев, прекратила существование, а на всей территории постсоветского пространства уже полным ходом шла реставрация капитализма.

В СССР процесс демонтажа советской модели занял четыре года. Первоначально речь шла об умеренных реформах, «неформалы» щеголяли в майках с надписью «СССР», а партийные бонзы клялись в верности заветам Ленина. Постепенно, по мере либерализации политической системы и углубления экономического кризиса, критика «черных пятен» прошлого сменилась на делигитимацию всей советской общественной и экономической модели, и к 1991 году люди, еще недавно выходившие под красными знаменами с надписью «Идеи перестройки в жизнь!», уже маршировали под разноцветными триколорами и требовали суда над КПСС.

В Венгрии 1956 года процесс демонтажа народной республики занял считанные дни. Именно это объясняет тот идеологический хаос, который являли лозунги, развернутые на улицах Будапешта и других крупных городов страны. Одни люди все еще призывали к «реабилитации жертв репрессий» и формированию правительства под руководством Имре Надя — другие уже в то же самое время требовали назначить премьер-министром кардинала Миндсенти и призывали в Венгрию войска ООН (читай — вооруженные силы США). Политолог Клод Лефор писал: «Накануне восстания даже оппозиция и лагерь недовольных не думали о революции. Что они хотели? Чтобы были пересмотрены процессы жертв сталинизма, чтобы судопроизводство снова было поставлено на правовую основу, чтобы была открыта дискуссия в партии, чтобы хозяйственное руководство учло реальные интересы населения, чтобы отношения с Советским Союзом были поставлены на новую основу, чтобы была произведена смена правительства: Имре Надь снова вернулся к власти. Короче, они требовали реформ»81.

Несмотря на то, что события «Венгерской осени» были уже подготовлены советской десталинизацией, недолгим премьерством Имре Надя, снятием Матьяша Ракоши, деятельностью кружка Петефи и активностью католической церкви, первым актом драмы стала демонстрация солидарности с народом Польши 23 октября 1956 года.

Акция была подготовлена и организована студентами, что важно для понимания всего характера движения. Сегодня марксистская политическая мысль, как правило, относит студенчество к «легкой кавалерии» революции, которая является инициатором беспорядков, восстаний и уличных боев. Вслед за студентами в бой вступает «тяжелая пехота» — промышленный пролетариат, который сначала парализует страну забастовками, а затем становится массовой базой восстания. Эти выкладки справедливы для революций XIX века и выступлений 1960-х годов, но не для описываемой эпохи. После Первой мировой войны и до 1950-х годов включительно учащиеся высших учебных заведений были преимущественно правыми. Российское студенчество в 1917 году пополнило юнкерские училища, которые стали ударным кулаком контрреволюции. Немецкие студенты массово шли во фрайкоры и нацистскую партию.

Все вышесказанное относилось и к Венгрии. На тот момент в студенчестве все еще было много выходцев из старого среднего класса, которые хорошо усвоили «традиционные» ценности. Неустойчивое финансовое положение подталкивало их к политическому экстремизму, а юношеский радикализм обращал их взоры к фашизму с его культом молодости и смерти82.

Но свои сокровенные мысли студенты смогли озвучить только 23 октября 1956 года. Даже требования, выдвинутые накануне демонстрации, носили весьма умеренный характер и включали в себя созыв внеочередного съезда ВПТ, формирование нового ЦК партии, «советско-венгерскую и советско-югославскую дружбу на принципах полного экономического и политического равноправия и невмешательства во внутренние дела друг друга».

Как писал российский историк Валентин Алексеев, в первые часы демонстрации «…бросались в глаза именно благонамеренные по форме лозунги и наличие в рядах демонстрантов искренних сторонников «народной демократии», сочувствие и поддержка ряда звеньев партийного аппарата и низовых партийных организаций, одобрение центрального печатного органа «Сабад Неп»83.

Но по мере продвижения демонстрантов к Буде, настроения митингующих стали меняться. С флагов демонстранты стали срывать гербы народной республики, на обращение «товарищ» отзываться улюлюканьем, а от солдат требовать снять с пилоток красные звезды. Выступление по радио Эрнё Герё лишь подлило масла в огонь. Толпа кричала: «Долой Герё!», «Где Имре Надь?». Но и появление Надя, которого срочно доставили на автомобиле к зданию парламента, не успокоило страсти. Аппаратный чиновник, сделавший карьеру в тихих кабинетах, не был человеком, способным утихомирить взбешенную толпу. Когда Надь нехотя начал свою речь словами: «Товарищи и друзья!» — он услышал из толпы: «Мы не товарищи!» — и поспешил согласиться: «Хорошо, дорогие друзья». Это был его первый, но отнюдь не последний компромисс на протяжении следующих дней84.

Выступления Надя, призывавшего бороться за «социалистическую демократизацию», соблюдать законность и расходиться по домам, никого не удовлетворили. Демонстрация солидарности стремительно перерастала в мятеж. Недовольные радикалы направились к комплексу будапештского радио, желая взять его под свой контроль, но здесь их остановила охрана. Атака на здания закончилась кровопролитными столкновениями, которые ночью переросли в перестрелку. В девять часов утра следующего дня радио было захвачено. Ситуация в городе полностью вышла из-под контроля. Демонстранты не только свергли памятник Сталину, но и разгромили редакцию партийной газеты «Сабад Неп». На улицах горели костры из левых и коммунистических книг, сочинений Ленина, Маркса, Розы Люксембург… Молодежь уничтожала советскую символику и вооружалась. В казармах имени Килеана им удалось достать оружие, которое раздавалось всем желающим. Корреспондент радио «Свобода» Фредерик «Фриц» Хайер, приехавший в Венгрию через границу с Австрией, запечатлел романтический образ «повстанцев» в те дни: «Половина борцов за свободу была пьяна, но это была смесь счастья и алкоголя...» Журналистов спрашивали: «Какого черта, где твоя помощь, Запад? Где твои танки и самолеты? Или мы должны разбить всех русских сами?»85

Экстренно созванное в ночь с 23 на 24 октября 1956 года заседание ЦК ВПТ пришло к заключению, что в Будапеште «разразилась контрреволюция». Утром совет министров объявил об атаке со стороны реакционных и фашистских элементов и предупредил, что войска не оставят нападения безнаказанными. С личными обращениями выступили также общепризнанные «либералы» — Имре Надь и Янош Кадар. Первый ратовал за национальное примирение и призывал к восстановлению порядка. Второй говорил о защите власти рабочего класса. Но слова уже не могли помочь.

24 октября мятежниками были атакованы советские войска, которые вошли в Будапешт по просьбе венгерского правительства. Солдатам было запрещено открывать огонь, многим даже не были выданы патроны. Это было серьезной ошибкой. С одной стороны, советские войска на улицах подтвердили тезис о «советской оккупации», с другой — фактически безоружные военнослужащие не могли ответить на нападения и провокации. 25 октября 1956 года неизвестные открыли огонь по митингующим у здания парламента. Сегодня, после Бухареста 1989 года и Киева 2014 года, мы хорошо представляем механизмы подобных провокаций, но тогда слухи о том, как «АВХ убивает венгров», вызвали всеобщее возмущение. Мятеж распространился и на провинциальные города. Под контролем самозваных «революционных комитетов» оказались радиостанции Мишкольца, Дьера, Дебрецена и других городов.

Как писал историк и очевидец тех событий Чарльз Гати: «Прошел день или два, прежде чем я понял, что происходит нечто странное и любопытное: движение за реформирование системы происходило одновременно с революцией против нее»86. Руководители партии пытались реформировать существующую социально-политическую модель, а толпа на улице требовала ее низвержения.

В этой ситуации набравшийся храбрости Имре Надь решил сыграть в собственную игру. 26 октября при помощи своего приверженца Шандора Копачи, занимавшего должность начальника будапештской милиции, Надь выехал из здания ЦК партии в комплекс парламента. Это был важный символический жест, демонстрировавший независимость политика от партийного руководства. Позднее подобный шаг предпримет и Михаил Горбачев, заняв внепартийный пост президента СССР. Оттуда премьер-министр предложил Центральному комитету партии приветствовать «восстание» как «национальное и демократическое движение». Это требование не прошло. Вместо этого были предприняты очередные примирительные шаги, прежде всего социально-экономического характера: низкооплачиваемым категориям рабочих и служащих обещали повышение зарплат, партия заверяла, что реформы по демократизации партии и экономики будут продолжены, но вместе с тем подчеркивалось, что правительство намерено «уничтожать беспощадно тех, кто поднял оружие на государственную власть нашей народной республики, если они не сложат оружие в надлежащий срок»87. 27 октября руководство партии объявило о формировании правительства «на широкой национальной основе». В него должны были войти два бывших лидера Партии мелких сельских хозяев, но у мятежников новый кабинет никакого доверия не вызвал. Уже одно то, что два его министра находились в эмиграции в Советском Союзе, стало достаточным поводом для оппозиционных радиостанций объявить правительство «сталинистским»88.

У правительства еще были верные армейские и полицейские подразделения и немало сторонников среди простых граждан, готовых принять политику постепенных реформ, но устойчивость режима подрывал раскол в ВПТ. Как уже отмечалось, Имре Надь дистанцировался от руководства партии и вместе со своими сторонниками стал проводить политику уступок мятежникам. Рупором этих людей была партийная газета «Сабад Неп», 29 октября опубликовавшая статью, «в которой, вопреки решению Центрального Комитета контрреволюционный мятеж был назван национально-освободительной борьбой». По мнению Яноша Кадара, данная публикация «морально… дезорганизовала оборону народной республики»89.

28 октября 1956 года правительство призвало к прекращению огня без всяких предварительных условий. В 17 часов того же дня по радио выступил Надь, фактически пообещавший выполнить все требования недовольных: вывести из Будапешта советские войска, вернуть дореволюционную символику, улучшить социальные условия граждан. Самым важным пунктом заявления стало обещание роспуска АВХ и передачи функций охраны порядка вновь сформированной из числа мятежников Национальной гвардии. Таким образом, власть разоружила своих самых стойких защитников и передала оружие своим врагам. 29 октября 1956 года была восстановлена многопартийная система. 30 октября Имре Надь заявил, что признает сформированные мятежниками революционные комитеты и обещает в своей деятельности опираться на них.

Момент истины — резня в горкоме партии

Правительство признавало революционные комитеты, но признавали ли революционные комитеты правительство и ВПТ? В тот же день, 30 октября 1956 года, боевики захватили будапештский горком партии и типографию газеты «Сабад Неп». Как уже отмечалось, последняя была органом партийных либералов и сторонников политической линии Надя. Еще более важным и драматичным событием того дня стал штурм горкома, закончившийся убийством первого секретаря Имре Мезе и резней защитников здания.

Следует отметить, что Мезе отнюдь не являлся сталинистом. Он родился в бедной еврейской семье. В 1927 году эмигрировал в Бельгию, где вступил в коммунистическую партию. Оттуда молодой коммунист уехал воевать в Испанию, где был дважды ранен. Биография этого незаурядного человека включала в себя создание ячеек компартии в Сирии и Ливане, работу над экономической историей Испании и участие во французском сопротивлении, включая знаменитое августовское восстание в Париже 1944 года. В 1945 году Имре Мезе вернулся на родину. В 1950-е годы он активно выступал за скорейшую реабилитацию жертв репрессий и был сторонником Имре Надя.

Вместе с тем с началом октябрьских событий Мезе понял, что речь идет не о «национально-демократической революции», а о правом перевороте. Стремясь переломить ситуацию, он наладил печать листовок и газет, которые развозились по городу на бронетранспортерах.

27 октября горком обсудил возможность перехода на нелегальное положение. После дискуссии было принято решение остаться в здании, а в случае невозможности сопротивления перейти в нелегальный центр на заводе «Икарус»90.

28 октября Мезе начал формирование рабочей милиции для сопротивления мятежникам. Собрав районных секретарей, он потребовал раздать рабочим оружие. Дезориентированные деятельностью группы Надя партийцы спросили: «Мы должны вести переговоры или стрелять?» Мезе ответил: «Если в ваших руках сила, то используйте ее! Стреляйте! Это контрреволюция!»91

Венгерские источники утверждают, что рабочие батальоны, призванные защитить республику, были сформированы на Чепеле и в 12-м районе Будапешта. 28 октября в Уйпеште (южном пригороде Пешта) рабочая милиция освободила занятые мятежниками райсовет, почту и полицейское управление92. Но ситуация хаоса и разложение партийного и государственного аппарата не способствовали их деятельности. В это же самое время Имре Надь заявил о начале формирования Национальной гвардии, и вопрос о создании милиции завис в воздухе93, 94. Вожаки мятежников понимали, что будапештский горком партии является одним из центров сопротивления перевороту. Среди боевиков и горожан распространялись слухи, что в подвале здания находится подземная тюрьма. Особо восприимчивые натуры даже «слышали» крики замученных, доносящиеся из подземелья95. Осада горкома началась утром 30 октября. Боевики заняли расположенный по соседству городской театр и в 10 часов утра начали обстрел партийного штаба из ручных и станковых пулеметов. Защитников здания было немного. К их числу относилось 30–40 партийных работников, два взвода солдат госбезопасности и небольшая группа военных под командованием полковника Ференца Тота96. С начала перестрелки Мезе подбадривал защитников: «Это продлится не больше двух часов! Центральный комитет не стерпит подобного нападения». Но он не знал, что Надь уже бросил его на произвол судьбы. Телефонные звонки в аппарат «дядюшки Имре» остались без ответа. Мезе сообщили, что премьер-министр находится на совещании и не может взять трубку97.

После пятичасового боя на помощь осаждающим прибыло шесть танков 33-го танкового полка, которые открыли огонь по зданию. После этого положение защитников стало безнадежным. В сопровождении двух офицеров, Йозефа Паппа и Яноша Асталоша, Имре Мезе под белым флагом вышел из здания горкома и почти сразу был застрелен в спину. «Повстанцы» убили и двух других парламентеров, причем мятежница Янко Пироска, по некоторым данным, пыталась вырезать у Йозефа Паппа сердце. После этого началась расправа над защитниками. Некоторых жертв выбрасывали из окон, а солдат АВХ вывели на улицу и перебили прямо на глазах у иностранных журналистов. Разумеется, расстрелянные перед объективами телекамер солдаты не были профессиональными палачами госбезопасности, а являлись призывниками — рабочими и крестьянами, лишь недавно направленными в армию.

В последующие дни города Венгрии были охвачены погромами и убийствами. Толпа охотилась за партийцами, евреями, «авошами» (сотрудниками АВХ) и советскими солдатами. Методы казни жертв, садизм «повстанцев» вызывали четкие ассоциации с белым террором 1919 года и салашистским владычеством 1944 года. Речь шла об одной и той же политической культуре. К ней можно отнести и традицию убийства парламентеров, если мы вспомним судьбу советских офицеров, направленных с предложением о капитуляции в блокированный Будапешт в декабре 1944 года и, по одной из версий, убитых на обратном пути салашистскими минометчиками.

Следует отметить, что начавшийся 30 октября 1956 года белый террор доставил определенное неудобство адвокатам «революции». Некоторые пытаются его замолчать до сих пор. Валентин Алексеев описывал резню следующим образом: «Корреспонденты западных агентств и органов печати устремлялись к каждой жертве, фотографируя трупы с разных сторон и в разных ракурсах. Эти фотографии производили тяжелое впечатление на мировое общественное мнение, ослабляя солидарность с повстанцами со стороны тех, кто им сочувствовал, и цинично использовались теми, кто был повинен в еще более чудовищных преступлениях и был готов на все, чтобы подавить восстание». Активно продвигалась версия, что Имре Мезе был убит в спину самими защитниками здания98. Но сегодня этот информационный вброс, призванный обелить «повстанцев», уже не рассматривается всерьез из-за его очевидной нелепости99.

Резня в будапештском горкоме сыграла роковую роль в истории «Революции» 1956 года. До последнего момента советское руководство максимально сдержанно реагировало на проводимые в Венгрии реформы. Хрущев и его министры понимали, что старая политика жесткого контроля над восточноевропейскими странами бесперспективна. Удивительно, но зловещая «бюрократия» не имела ничего против демократизации политической жизни Венгрии и максимального участия рабочих в управлении производством. Красной чертой для руководства КПСС была реставрация капитализма и переход в сферу влияния США. Убийство Мезе и последующие за этим расправы показали, что правительство Имре Надя утратило контроль над ситуацией в Венгрии, и к власти пришли силы, пытающиеся вернуть страну в прошлое.

Двоевластие

Новое правительство Имре Надя, сформированное 27 ок-тября 1956 года, очень быстро обнаружило себя в политическом вакууме. Хотя некоторые ревкомы и советы выразили бывшему коммунисту свою поддержку, для наиболее радикального крыла мятежников Надь уже был слишком умеренным политиком. 31 октября 1956 года около парламента собралась двухтысячная демонстрация, требовавшая отставки «правительства убийц». Премьер-министра подозревали в тайном сговоре с русскими. Теперь сам «дядюшка Имре» становился «красным», «московитом», а может, даже и «евреем». Именно это высказала ему 27 октября делегация жителей Будапешта, утверждавшая, что авторитет Надя в народе упал, а на улицах его называют «Имров»100.

В стране сложилось классическое двоевластие, когда авторитет правительства оспаривали «революционные» органы власти и вооруженные группировки.

К первым можно отнести ревкомы и советы, возникшие в провинциальных городах. Мартин Бен-Шварц отмечал, что «как только АВХ было дезинтегрировано, революционные советы возникли по всей стране. Во многих случаях провинция требовала максимальных изменений: вывода советских войск из Венгрии, установления многопартийной системы с гарантированными правами, национального нейтралитета и т. д. Повстанцы в провинциальной Венгрии не соблюдали линию Будапешта. «Сейчас мы не получаем инструкции, — заявил революционный совет Гийора журналисту Эрнсту Хелперину, — мы выдвигаем требования»101.

Факт двоевластия подтверждают и советские источники. В секретной «Справке о некоторых фактах из событий в Венгрии», поданной члену военного совета Южной группы войск генерал-майору Егорову, говорилось: «27 октября создано новое Центральное правительство Венгрии, возглавляемое Надь Имре. Это правительство никакого влияния на местные военно-революционные комитеты не имело. Поэтому большинство комитетов, являясь по сути дела реакционным, продолжало предъявлять правительству все новые и новые требования. Не желая предпринимать более энергичных мер, правительство Имре Надь шло на удовлетворение любых требований, предъявляемых комитетами, по существу попустительствуя им.

Захваченные и переименованные комитетами местные газеты и радиостанции отражали на своих страницах и радиопередачах самые реакционные взгляды, активно вели идеологическую обработку населения в антидемократическом, националистическом духе»102.

В Будапеште улицы оказались под контролем отрядов Национальной гвардии, а точнее, их полевых командиров. Примером такого влиятельного лидера боевиков может служить Йожеф Дудаш — бывший член компартии, покинувший ее еще до войны. В дальнейшем он избирался в государственное собрание от Партии мелких хозяев и после укрепления советской власти был вынужден с 1947 по 1954 год пробыть в заключении. Опираясь на отряд в 500 человек, Дудаш провозгласил себя комендантом Будапешта и требовал у прохожих подписанные им самим пропуска. Позднее он создал партию «Представители венгерской национальной революции», назначил на 3 ноября выборы в национальный конгресс. Дудаш даже попытался самостоятельно вести переговоры с высшим советским политическим руководством. В итоге Имре Надь распорядился арестовать обнаглевшего боевика, но подобных персонажей было слишком много и с каждым днем становилось все больше и больше.

Ядром отрядов Национальной гвардии становились так называемые «мальчики из Пешта», молодежь из неблагополучных и рабочих семей. «В нападениях принимало участие много молодежи, в том числе которым было по 14–15 лет», — писали советские мемуаристы103. Этот факт нашел отражение даже в советской художественной литературе: «На одной из набережных Дуная толпа подростков-школьников вплотную подошла к стоящим танкам и забросала их бутылками с зажигательной смесью, которые были замаскированы под чернила и лежали в школьных сумках. Капиталистическая пресса через несколько дней раструбила на весь мир, как мадьярские дети воюют с русскими»104.

Чарльз Гарти оценивает численность отрядов мятежников в 15 тысяч человек. Абсолютное большинство из них принадлежало к низам общества. Девять из десяти мятежников закончили только восьмилетнюю школу и девять из десяти были чернорабочими. Самым неприятным фактом для адвокатов мятежа является то, что треть участников события привлекалась ранее к уголовной ответственности105. Не случайно французский дипломат Жан-Поль Бонкур, очевидец событий, в ужасе восклицал: «Это не буржуазная революция! Посмотрите на эту разношерстную толпу — это отбросы!»106 От 5 до 8 % мятежников составляли цыгане. Причина этому заключалась в бедности и слабой интеграции цыганской общины в общество107.

Дэвид Ирвинг на страницах своей книги «Восстание!» дал портрет одного из юных мятежников: «Возьмите типичного семнадцатилетнего хулигана, работавшего в доках Чепеля и посещавшего матросские таверны. Он пленен историями о сладкой жизни в Италии или Франции. Мальчик уже не верит в истории о подвигах советских адмиралов, он проглатывает все книги об адмирале Горацио Нельсоне и его великих морских сражениях, которые попадаются ему в руки. Его отец, уставший заводской электрик, ругает его за то, что он всегда мечтает о море»108. Читатели из бывшего СССР хорошо помнят подобных персонажей: появившихся в конце 1980-х годов молодых людей, не желавших работать, но мечтавших о сладкой жизни за границей, завсегдатаев перестроечных митингов.

Наконец, Имре Надь не был легитимным лидером страны в глазах Запада. Как отмечал американский исследователь Мартин Бен-Шварц, коммунистическое прошлое премьер-министра перевешивало в глазах администрации президента Эйзенхауэра все его уступки и компромиссы. 29 октября госсекретарь США Джон Фостер Даллас заметил, что в нынешнем венгерском правительстве «нет никого, с кем мы могли бы иметь дело»109.

По словам Чарльза Гати, подобная дезинформированность была связана с тем, что «...информация о ситуации в Венгрии поступала в Вашингтон от профашистских венгерских эмигрантов в Западной Германии и Австрии, а их осведомители в Венгрии, в свою очередь, упустили главную особенность общественной жизни в стране в середине 1950-х, а именно, что перспектива сопротивления сталинистской диктатуре происходит не от угнетенных, несчастных граждан, а от Имре Надя и его антисталинистски настроенных сторонников в правительственных или околоправительственных кругах, многие из которых были разочаровавшимися коммунистами»110.

Западные «радиоголоса», самый авторитетный источник информации для «повстанцев», активно работали против правительства Надя и требовали его свержения с позиции радикального антикоммунизма. Радио «Свободная Европа» вещало: «Вы, Имре Надь, должны остановиться, пасть на колени перед нацией, как кающийся грешник, попытаться искупить страшное злодеяние, не навлекать на нас советские полчища. Если вы все еще хотите придать осмысленности своей напрасной жизни, у вас остается только один шанс: крикните “Стоп!” советским наемникам, которых вы прес-тупно спустили с цепи на наш народ! После этого — “Руки вверх!” — подчинитесь непреклонной воле народа»111.

К началу ноября правительство Имре Надя утратило контроль над ситуацией в стране. 1 ноября министр печати и пропаганды Геза Лошонци и член исполкома ВПТ Золтан Санто направились в посольство Югославии, где подняли вопрос о предоставлении убежища правительству Надя, если «контрреволюционные банды» поставят под угрозу их жизнь112. На тот момент премьер-министр и даже самые реформистски настроенные коммунисты не испытывали никаких иллюзий касательно сил, рвущихся к политической власти, хотя на словах были вынуждены называть их «восставшим народом». Из правительства вышел известный философ Дьердь Лукач, сначала поддержавший реформы, а затем осознавший всю глубину капитуляции Надя перед правыми.

Французский посол в Венгрии Жан-Поль Бонкур докладывал 2 ноября в Париж: «Эволюция вправо абсолютно очевидна, и я бы сказал, даже радикальна. Вчера я сообщал о некоторых благоприятных факторах для правительства Надя. В противоположность этому я должен сообщить, с одной стороны, о первых признаках вмешательства на западе от столицы страны венгерских эмигрантских орга-низаций, и, с другой стороны, последствия всеобщей забастовки… риску экономической катастрофы...»113.

Не менее пессимистичный сценарий предвидели и активисты Партии мелких хозяев. По их мнению, у Венгрии было три пути:

1. Советы уходят, проводятся свободные выборы, и создается коалиционное правительство, которое по географической необходимости будет иметь розоватый оттенок.

2. Советский Союз не смирится с поражением, а Венгрия превратится во вторую Корею.

3. Запад вмешается, и начнется Третья мировая война114.

Очевидно, что в двух из трех вариантов, даже по мнению венгерских правых активистов, страна должна была превратиться в поле битвы.

Деморализация армии, роспуск отрядов АВХ, развал ВПТ, белый террор, казалось, не оставляли никаких сомнений относительно исхода двоевластия. И лишь ввод советских войск смог переломить ситуацию и предотвратить неизбежную трагедию.

Идеология мятежа: антисемитизм

Начиная с XIX столетия антисемитизм был принят на вооружение правыми и консервативными идеологами Европы. В Венгрии антисемитские идеи получили особое распространение после революции 1919 года, в которой евреи сыграли выдающуюся роль. Разумеется, венгерская буржуазия и старая аристократия никогда не забывали об этом. Множество евреев пали жертвами белого террора после победы адмирала Хорти. Среди убитых был известный педагог и журналист Бела Шомоди (Штайнер), некоторое время выполнявший в советском правительстве Белы Куна функции министра образования. Он был убит, а тело сброшено в Дунай. Правый националист Пал Пронаи планировал ознаменовать победу белых грандиозным еврейским погромом в Будапеште, но правительство отказалось от этого проекта, опасаясь недовольства за рубежом. Венгерский обществовед и публицист Иштван Бибо писал: «В Венгрии, особенно после первой Советской республики, это представление (тождества евреев и коммунистов. — А. К.) превратилось в одно из общих мест контрреволюционной общественной жизни, причем до такой степени, что в кругах венгерского среднего класса бытует представление о том, что коммунистическое руководство и общее направление коммунизма служит еврейским целям и интересам...»115.

В период между войнами государственный антисемитизм постоянно присутствовал во внутренней политике Венгрии. В университетах страны действовала пятипроцентная еврейская квота. Начиная с 1938 года хортистский режим стал принимать законы, аналогичные Нюрнбергским. Доля евреев-специалистов была ограничена 20 %. В 1939 году был принят закон, что евреем считается каждый, кто имеет двух еврейских дедушек или бабушек. С 1941 года запрещались браки и сексуальные контакты между евреями и венграми116.

Антисемитизм во многом был следствием огромного значения еврейской общины в политической и экономической жизни страны. На 1930 год в Венгрии проживало около полумиллиона евреев, что составляло 5,1 % населения страны. При этом 20 % иудеев жило в Будапеште, из них 40 % занимались торговлей и банковским делом. Евреями были 80 % банкиров, 38 % владельцев рудников, 62 % владельцев коммерческих и 47 % владельцев производственных предприятий со штатом более 20 человек. Фактически евреям принадлежала половина национального достояния страны. Ими также были монополизированы многие престижные профессии: к ним относились 60 % врачей, 51 % адвокатов, 34 % журналистов, 30 % инженеров. В то же самое время лишь 7 % евреев были промышленными рабочими, 2,5 % работали на транспорте и лишь 0,3 % были вовлечены в сельскохозяйственное производство117.

С началом Второй мировой войны из венгерских евреев формировались специальные трудовые батальоны, которые предназначались для выполнения трудных и опасных работ на фронте. Евреи соседних стран безжалостно выдавались на расправу Третьему рейху. 14 апреля 1944 года на совещании с участием Адольфа Эйхмана было принято решение о депортации еврейского населения Венгрии в лагеря смерти. В последующие два месяца 437 тысяч человек нашли свой конец в Освенциме и других центрах массового уничтожения людей.

К моменту освобождения страны Красной армией в живых осталось чуть более 200 тысяч венгерских евреев. Не стоит удивляться, что уцелевшие с ликованием приветствовали советские войска. Многие евреи заняли важные посты в новой Венгерской Народной Республике. К ним относились премьер-министр Матьяш Ракоши, министр госбезопасности Эрнё Герё, министр обороны Михай Фаркаш, редактор главной партийной газеты «Сабад Неп» Йожеф Реваи и др. Как уже отмечалось в начале книги, евреи особенно охотно привлекались на государственную службу, поскольку их нельзя было заподозрить в симпатиях к хортизму и салашизму.

Для венгерских националистов и огромного процента населения страны, которая десятилетиями находилась под влиянием антисемитской пропаганды, новый режим стал кошмаром, воплотившимся наяву, ведь нацисты и их единомышленники в Будапеште описывали советскую власть как «еврейское иго» над покоренным коренным населением. И вот теперь под властью евреев-коммунистов оказалась родная Венгрия!

В июле 1956 года Янош Кадар в беседе с Анастасом Микояном сказал: «Антисемитизм действительно существует в Венгрии даже среди рабочих. В 1947 году сотни рабочих пытались учинить еврейские погромы. (Речь идет о погроме в Мишкольце, когда демонстрация рабочих против спекулянтов мукой закончилась линчеванием двух евреев. — А. К.) Эти настроения создавались еще во времена Хорти и всячески пропагандировались салашистами»118.

Есть много примеров того, что антисемитизм был важнейшей идеологической составляющей мятежа 1956 года. Американский социолог Джей Шульман на основе интервью с венгерскими беженцами заключил, что «сто процентов людей, которых мы видели, воспринимали коммунистических лидеров как евреев». Так, один хорошо образованный инженер утверждал, что евреи принесли коммунизм в Венгрию и занимают все теплые местечки. Почти все партийные функционеры, funkies, и все офицеры полиции безопасности — евреи. Ассистент профессора Политехнического университета в Будапеште утверждал, что евреи сидят в комитетах, распределяющих профессорские ставки: «Эти позиции всегда получают евреи»119.

В феврале 1957 года психиатр доктор Ричард М. Стефенсон проинтервьюировал молодую религиозную девушку по имени Эрика Салай (Erika Szalay). По ее словам, все ключевые посты занимали евреи. «Я удивлялась, почему католики и лютеране не могут получить работу. В Папа120 было множество евреев, но никто их них не занимался физическим трудом и никто из их жен не работал». Бежавший на Запад инженер утверждал, что «начальники кооперативов — это всегда Коэны и Шварцы», что евреи никогда не занимаются черной работой121.

Даже американские специалисты испытывали известное неудобство от откровений своих собеседников. Один венгр рассказывал, как всплакнул при виде старого еврея, напомнившего ему друга, не вернувшегося из нацистских лагерей смерти, но затем заявил, что «евреи занимают все главные политические посты», а «в его глазах светился погром»122.

Одним из интереснейших и трагических аспектов того времени стало то, что многие антисоветски настроенные евреи были захвачены царившей в оппозиционных кругах антисемитской атмосферой и испытывали чувство ненависти к собственному народу. «Забавно, что в последние годы люди видят не форму АVO или функционеров коммунистической партии, а только евреев», — говорил один такой эмигрант, лично убивший еврея — офицера службы безопасности. Переживший нацистский лагерь Маутхаузен и ставший в Советской Венгрии юристом еврей утверждал, что не видит разницы между нацизмом и коммунизмом123. Еврейкой и дочерью партийной аппаратчицы была и Эрика Селеш, ставшая одним из символов мятежа, к которому она примкнула под влиянием своего любовника.

К сожалению, подобные прецеденты не были чем-то уникальным в еврейской истории XX века. В 1918–1919 годы многие еврейские общины Украины и Юга России искренне встречали хлебом-солью деникинских погромщиков как спасителей от «безбожных большевиков». В 1933 году победу нацистов приветствовали правые организации евреев — ветеранов Первой мировой войны. В 1941 году сотни тысяч людей отказались от эвакуации на восток, ожидая прихода «цивилизованных немцев».

«Революция» 1956 года сопровождалась открытыми нападениями на евреев, прокатившимися по всей стране. 25 октября 1956 года в местечке Тапиошсентжиорджи повстанцы напали на еврейский дом престарелых. Три человека были убиты в Мишкольце, а еще троих зарезали в селении Таркал. 25 октября были избиты еврейские жители Мешоковежда и Meжоньярада. В Хайдунаньяше события приняли форму открытого погрома: по свидетельству беженцев в Канаде, когда толпа пытала и грабила евреев, те спасались от погромщиков, убегая по крышам домов. В Дебрецене резня нехристианского населения шла по заранее заготовленным спискам. В деревне Tарпа демонстранты требовали повесить живших в их общине евреев, но в итоге ограничились «только» их избиением. В городе Мате-Залка антисемитские демонстрации повстанцев сопровождались обвинением евреев в том, что они пьют кровь христианских младенцев — и те были вынуждены спасаться от линчевателей бегством124.

Над головами демонстрантов были подняты плакаты «Ленин — еврей», но это было только начало. По мере радикализации выступлений как евреи уже были изобличены и Имре Надь, и Янош Кадар125. На стенах появились надписи: «Ицхак, на этот раз мы тебя даже до Освенцима не довезем»126. Линчуя просоветски настроенных рабочих, офицеров, чиновников, они были уверены, что убивают не венгров, а правящих страной евреев. Это подчеркивал даже главный лозунг восстания: «Кто венгр — тот с нами!»127 Эндор Калман, уехавший в 1957 году в Израиль, вспоминал: «В воздухе царило напряжение. Много споров, невозможно было работать... В скором времени после начала восстания начались демонстрации, направленные также против евреев. Мы слышали, что агентов секретной полиции AVO вешали на улице на электрических кабелях из мести.

Когда венгры говорили AVO, они подразумевали евреев»128. Правительство Израиля довольно быстро скорректировало свою первоначальную позицию поддержки венгерского восстания, что объяснялось информацией, поступавшей из Будапешта (в донесениях израильского посольства особое внимание уделялось именно антисемитским проявлениям)129.

Даже западные авторы, несмотря на самоцензуру, были вынуждены признать, что еврейские беженцы, покинувшие страну в 1956 году, преимущественно спасались не от наступающих советских войск, а от антисемитски настроенных повстанцев. Оказавшись в лагерях беженцев, они не чувствовали себя в безопасности. В 1957 году в Вене эмигранты из Венгрии устроили беспорядки, утверждая, что евреи первыми получают эмиграционные визы в Америку130.

То, что происходило на улицах Будапешта, было последним великим европейским погромом XX века.

Идеология мятежа: религия

Несмотря на то, что в Венгрии, как и в других странах региона, церковь была одним из самых консервативных институтов, неразрывно связанных с феодальными порядками, существовавшими до 1945 года, просоветский режим относился к католицизму с известной долей терпимости. Всем было понятно, насколько католическая вера глубоко укоренилась в венгерском обществе. Хотя в конце 1940-х годов церковь была отделена от государства, а наиболее реакционно настроенные священники пошли под суд, к 1956 году власти перешли к либеральной политике относительной свободы вероисповеданий.

Венгерские коммунисты с тревогой сообщали своим советским товарищам о переполненных храмах и священниках, открыто призывающих к неповиновению. К кровавой осени 1956 года от 30 до 40 % детей посещали уроки Закона Божия. На занятия ходили даже дети членов партии, которые, похоже, больше боялись гнева Божьего, чем партийных взысканий безжалостного «тоталитарного режима».

Католическая церковь создавала спортивные кружки для молодежи и курсы кройки и шитья для девочек, причем добиваясь под эти проекты государственного финансирования. Несмотря на то что религия была отделена от государства, и католики, и протестанты продолжали владеть огромными культурно-историческими ценностями (зданиями, архивами, библиотеками). Все они широко открыли свои двери для светских граждан.

Генеральной репетицией «Венгерской осени» стали многотысячные католические шествия.

Одно из них было посвящено столетию базилики в городе Эгер. В августе 1956 года состоялось празднование 500-летия победы Яноша Хуняди над османами в битве при Белграде131.

31 июля 1956 года посол СССР в Венгрии Юрий Андропов сообщал заместителю министра иностранных дел Советского Союза В. В. Кузнецову о том, что в ближайшие месяцы возможно оппозиционное выступление католиков: «Венгерские тайные католические органы работают очень успешно в настоящее время», и Ватикан готов оказать поддержку этому движению132.

Конечно, сводить драму 1956 года к «заговору Ватикана» было бы непростительным упрощением, но в то же время нельзя игнорировать роль, которую играли церковь и духовенство в ходе мятежа. От 80 до 90 % «повстанцев» объявили себя верующими католиками, а половина из них была активными церковными прихожанами. По мнению католических исследователей, именно гонения на веру в конце 1940-х годов побудили этих людей выйти на улицы в октябре 1956 года. Уже в ходе первых демонстраций, как в Будапеште, так и в провинции, священники шли в первых рядах митингующих. Многие католические пасторы были избраны в состав ревкомов и советов, а францисканский монах Вегвари Вазул даже стал командиром одного из отрядов боевиков, базировавшихся в Буде133.

Одним из первых требований манифестантов еще 23 октября было освобождение главы венгерской церкви кардинала Миндсенти, а рабочие советы хотели запретить аборты, в которых видели элемент коммунистического плана по геноциду венгерского народа134.

28 октября 1956 года поддержку мятежникам высказал и папа Пий XII в своем послании Luctuosissimi eventus. В нем он желал венграм «восстановить свое государство в справедливости» и «мира для народов Восточной Европы, лишенных гражданских прав». Всем католическим церквям было предписано молиться о спасении душ погибших в боях с советскими войсками135.

Стоит отметить, что речь здесь идет не только о католической, но и о протестантской церкви, которая с XVI столетия пользовалась значительным влиянием в Венгрии. К 60-летию события 1956 года Синод реформаторской церкви Венгрии выпустил декларацию, в которой признавался факт вовлеченности пасторов и мирян в местные революционные комитеты, где они выражали волю «всей нации»136.

Еще раз отметим, что католическая или протестантская церкви Венгрии не осуществляли непосредственное руководство антисоветским восстанием. Религия давала мятежникам ориентир и мировоззрение, которые подвигли их на сопротивление рационалистической и материалистической идеологии, утвердившейся после 1956 года.

Идеология мятежа: голос «свободы»

Вмешательство западных спецслужб в венгерские события до сих пор является дискутируемым вопросом. Советские власти и некоторые современные российские исследователи, имеющие доступ к архивам КГБ, утверждают, что США и их союзники засылали в Венгрию группы боевиков для проведения диверсий и саботажа137. Западные ученые эту точку зрения опровергают, подчеркивая, что мятеж застал вашингтонскую администрацию врасплох. Учитывая то, что террористическая деятельность против неугодных режимов в ту эпоху была обычной практикой американцев, сложно однозначно сказать о степени вовлеченности ЦРУ, МИ-6 и других разведывательных служб США и их союзников в события 1956 года.

В то же самое время никто из серьезных исследователей не берется отрицать факт пропагандистского наступления на ВНР, которое американские власти стали разворачивать с конца 1940-х годов. На территории американской зоны оккупации в Австрии была создана «Венгерская канцелярия», где концентрировалась контрреволюционная эмиграция. В самой Америке действовали «Национальный комитет венгров в США», «Союз американских венгров» и другие организации, тесно сотрудничавшие со спецслужбами.

С осени 1954 года руководство комитета «Свободная Европа» начало реализовывать операцию «Фокус», в ходе которой над территорией Венгрии с воздушных шаров были разбросаны миллионы листовок. В них разъяснялась программа «национального сопротивления» и распространялись слухи, например, о том, что коммунисты планируют прекратить выпуск белого хлеба как «непролетарского».

Американские и европейские исследователи с гордостью отмечали огромную роль, которую сыграли передачи радио «Свободная Европа», транслировавшиеся на Будапешт в 1956 году. Их эффект можно сравнить с деятельностью пропагандистских каналов «Рустави 2», «Громадське ТВ» и Nexta во время «цветных революций» XXI века. «Свободная Европа» взвинчивала толпы, формировала требования мятежников и сеяла иллюзии.

В 2006 году в вашингтонском Центре Вудро Вильсона состоялась конференция, приуроченная к 50-летию будапештского мятежа. В ходе этого мероприятия его участники, с одной стороны, согласились, что передачи «Свободной Европы» помогли положить конец коммунистической системе, но, с другой, намеренно вводили мятежников в заблуждение, убеждая их, что США непременно придут им на помощь138.

Как писал Чарльз Гати, «венгры гораздо больше прислушивались к голосу из Мюнхена, чем к словам вашингтонских политиков и чиновников. При этом с самого начала венгры слышали по “Свободной Европе”, что им не нужно доверять правительству Имре Надя, но следует продолжать стремиться к достижению поставленных целей, включая, разумеется, свержение правительства Надя. Программы радио «Свободная Европа» не призывали к рассудительности и осторожности. В них не было цитат из западной прессы, где объяснялась двойственность положения Надя. Радио ничего не говорило о возможности титоитского сценария, или о могуществе и решимости советской армии, или же о политических дилеммах на Западе. Радио даже не обмолвилось о том, что поглощенная избирательной кампанией администрация Эйзенхауэра и не думает оказывать Венгрии военную помощь (хотя, справедливости ради, следует отметить, что, вопреки утверждениям критиков радио «Свободная Европа», только в одной программе после начала советского вторжения 4 ноября утверждалось, что Запад окажет Венгрии военную помощь)»139.

Уточняя слова Гати, надо сказать, что подобных заявлений было несколько. Так, во внутреннем меморандуме главы политического совета мюнхенской радиостанции Уильяма Гриффита упоминалась передача от 27 октября 1956 года, в которой говорилось, что «им будет оказана иностранная помощь, если силам сопротивления удастся создать единое военное командование». Позднее, 4 ноября, радио «Свободная Европа» сообщало своим венгерским слушателям, что «в любой час западные столицы могут на практике продемонстрировать свои симпатии»140.

Согласно опросам, проведенным радиостанцией «Свободная Европа», 90 % участников мятежа ожидали, что после ввода советской армии в Венгрию вторгнутся войска Запада, как им обещали «голоса». Из них 20 % полагали, что речь пойдет о вооруженных силах США, а другие верили, что нападение будет осуществлено под эгидой «войск ООН», как в Корее141.

Сегодня крайне сложно понять, как лозунги о «нейтральном статусе Венгрии» и «демократическом социализме» сочетаются с призывами о помощи к войскам США и их союзникам. Даже крайне наивному человеку должно было быть понятно, что американцы в условиях холодной войны вряд ли после изгнания советских войск предоставили бы Венгрии право на самоопределение и шанс для развития какого-либо «социализма». Поэтому слова мятежников о стремлении к нейтралитету и дружбе с «русской империей» следует рассматривать как пропаганду и дипломатическую уловку. Еще в конце 1980-х годов советское руководство слышало много заверений о нерасширении НАТО на восток и желании стран Восточной Европы жить в дружбе с Россией. После 1991 года эти пафосные слова были моментально забыты, а бывшие советские союзники сплотились в общей ненависти к «русскому медведю».

«Хороший коммунист»

Кризис и противостояние 1956 года как нельзя лучше отражаются в противопоставлении двух политических фигур: премьер-министра Имре Надя и духовного вождя католиков Венгрии кардинала Йожефа Миндсенти. Если первый воплощал все слабые стороны бюрократии ВПТ, то энергичный служитель господа был готов положить жизнь за свои вполне средневековые идеалы и лишь из-за вмешательства советской армии не стал правителем Венгрии.

Имре Надь родился 6 июня 1896 года в городе Капошваре. Его родители были селянами, уехавшими на заработки, и в дальнейшем биографы Надя подчеркивали его крестьянское происхождение. В глазах «патриотов Венгрии» это выгодно отличало его от еврея Ракоши и словака Кадара. В молодости юноша мечтал о карьере чиновника австро-венгерской монархии, но его судьбу круто изменила Первая мировая война. В декабре 1914 года Имре Надь был призван на военную службу. Будущий политик вспоминал: «Я обла-чился в традиционную расшитую галуном гонведскую униформу и стал “бравым солдатом”». Его военная карьера продолжалась до июня 1916 года, когда раненый Надь попал в русский плен.

В России жизнь молодого гонведа сложилась благополучно. После лечения в госпитале Надь был отправлен в Улан-Удэ, где жил в относительно привилегированных условиях, в офицерском бараке. Именно здесь его и застала русская революция. В поздних автобиографиях уже маститый политик писал, что его вступление в ряды большевистской партии было осознанным выбором, но его биограф Янош Райнер склоняется к тому, что «в том хаосе, что царил вокруг, Надь искал спокойной лучшей жизни...» Сотрудничество с революцией было самым простым путем для скорейшей репатриации на родину. 12 февраля 1920 года он становится кандидатом, а 10 мая членом РКП(б).

В апреле 1920 года Имре Надь сел на поезд, который увез его в Будапешт. Хотя он получил инструкции по развитию подпольной работы в небольших провинциальных городах, в условиях царившего в Венгрии белого террора бывший пленный предпочел не искушать судьбу, а просто поселился в родном городе, старательно избегая тех, кто знал его по России. Он считал, что «в 1921 году быть коммунистом в Венгрии было равнозначно готовности принести бессмысленную, никому не нужную жертву»142.

Надь вступил в легальную Венгерскую социал-демократическую партию, но в хортистской Венгрии прошлое, проведенное в большевистской России, не давало ему шансов на спокойную жизнь. Его несколько раз арестовывали, он жил под постоянным полицейским надзором, не мог покидать родной город и найти работу. В итоге Имре Надь снова сблизился с коммунистами, которые помогли ему в 1928 году нелегально выехать в Вену, а затем он перебрался в Москву, где завоевал репутацию эксперта в аграрном вопросе.

Уже тогда многие современники отмечали, что Надь плохо разбирается в теории движения, к которому принадлежит. Накануне II съезда КПВ Ференц Боер говорил товарищам: «Вы, кажется, хотите избрать Шимони (партийный псевдоним Надя. — А. К.) в Центральный комитет? ...Все вокруг утверждают, что он полон социал-демократических пережитков и воплощает в партии правую угрозу»143. Не прошло незамеченным и то, что новому теоретику по аграрному вопросу «претил лишенный удобств и полный опасностей образ жизни в подполье».

В 1928 году Йожеф Реваи докладывал заграничному ЦК: «[Надь] заявил, что, по его мнению, ему пора возвращаться на легальное положение, ибо в противном случае невозможно заниматься крестьянской работой. К этому добавились личные мотивы. Правда, я, как давний венский житель, склонен к фрейдистскому объяснению, что личные мотивы стоят на первом месте, а к ним пристегнута великая теория легальности. Он спросил, как долго еще должен здесь оставаться, ведь ему нужно увидеться с женой… Что ему ответить жене, которая желает остаться вместе с ним?»144

В Москве Имре Надь практически устранился от активной политической деятельности, найдя свой Unterkunft («уютный уголок» — нем.) в Международном аграрном институте. Его коллега Владимир Турок вспоминал: «Когда через много лет я узнал, что Имре Надь стал председателем совета министров Венгерской Республики, в первый момент был крайне удивлен (таково было не только мое, но общее мнение, поэтому думаю, что я был объективен), потому что мы видели в нем политика средних дарований и образованности, который, впрочем, прекрасно понимает крестьянский мир и умеет говорить с крестьянами»145.

Возможно, в середине 1930-х годов Имре Надь серьезно думал отойти от политической деятельности и вернуться с семьей на родину. В 1935 году его супруга Мария Эгетё продлила свой венгерский паспорт и затем поехала в Венгрию на лечение. Сам Надь отказался от предложенного ему в 1936 году советского гражданства. В 1936 году партийная комиссия венгерских коммунистов охарактеризовала его как разложившуюся личность. Эксперт-аграрий был исключен из партии и потерял работу, но обвинения, которые должны были его погубить, сослужили Надю добрую службу. Уже в ближайшие месяцы большинство его обвинителей, включая вождя венгерских коммунистов Белу Куна, были казнены в ходе сталинских репрессий.

Неизвестно, какую роль в печальной судьбекритиков Имре Надя сыграл тот факт, что с 1933 года он подвизался в качестве секретного информатора НКВД под кличкой «Володя». В 1989 году публикация документов из архивов КГБ, убедительно доказывающая сотрудничество одной из культовых фигур «революции 1956 года» с советской госбезопасностью, вызвала шок. Впрочем, официальные СМИ объяснили данный неудобный факт стремлением советских спецслужб дискредитировать венгерского героя.

Надь восстановил свои позиции в КПВ и продолжил заниматься научной деятельностью. После нападения Германии на Советский Союз он, по всей видимости, занимался подготовкой диверсантов для действия в тылу немецких войск, а также руководил пропагандистской радиостанцией «Кошут».

Его дальнейшая стремительная карьера была связана с острой нехваткой кадров для создания антифашистского правительства страны, где людей с левыми взглядами последовательно истребляли на протяжении 20 лет. 29 ноября 1944 года фамилия Надя как потенциального члена будущего кабинета Венгрии появилась в документах советского МИД. Уже в следующем месяце он вернулся на родину в качестве будущего министра сельского хозяйства. Малоизвестный эмигрант внезапно получил ключевой пост в первом послевоенном правительстве Венгрии.

Учитывая все политические зигзаги эпохи Высокого сталинизма в странах Восточной Европы, фортуна не оставила Имре Надя и на родине. Именно он 15 марта 1945 года провозгласил правительственный декрет об аграрной реформе, по которому венгерские крестьяне впервые за сотни лет наделялись землей. Это сделало имя министра исключительно популярным в народе. Надь был введен в состав ЦК Венгерской коммунистической партии и одно время занимал пост министра внутренних дел, но в 1949 году был снят со своей должности по обвинению в оппортунизме. Серьезных последствий для Надя эта временная опала не имела — напротив, она опять же сработала на его имидж. В глазах обывателей он был «истинным мадьяром» среди «московитов» и «жидов», страдающим за венгерский народ.

В 1953 году, после смерти Сталина, Имре Надь сменил на посту главы правительства предыдущего руководителя Венгрии Матьяша Ракоши. С этого момента бывший министр сельского хозяйства стал ассоциироваться с десталинизацией. При нем были уменьшены налоги, прекращены политические репрессии, сокращены капиталовложения в тяжелую индустрию. Хотя речь шла о политическом тренде, едином для всех стран советского блока, венгры ассоциировали реформы именно с именем Имре Надя.

Правление Надя было недолгим. Спустя два года в результате партийных интриг он бы смещен со своего высокого поста и исключен из партии. В глазах сограждан это добавило Надю ореол «диссидента-мученика». Именно поэтому одним из лозунгов студенческих демонстраций, начавшихся 23 октября, стало немедленное возвращение Имре Надя в правительство. Это требование было удовлетворено 24 октября 1956 года.

Возвращение Имре Надя было еще более бесславным. Вновь придя к кормилу власти, он оказался не в силах придерживаться твердой политической линии и метался между звонками из Москвы и воплями уличной толпы. Как вспоминал Георг Лукач, «с Имре Надем никогда не было ясно, на какой точке зрения он, собственно говоря, действительно стоит… Я абсолютно не утверждаю, что Имре Надь был контрреволюционером или, если хотите, сторонником капитализма… Одним словом, я не утверждаю ничего подобного. Я говорю лишь о том, что у него не было никакой программы. Сегодня он говорил одно, завтра — другое»146.

28 октября 1956 года он признал «народное возмущение», которое только всего за несколько дней до этого именовал «контрреволюцией», справедливым, заявил о выводе советских войск из Будапешта и легализовал все военизированные формирования мятежников. К тому времени Надя утратил контроль над ситуацией в стране. В условиях, когда венгерские войска были парализованы, силы безопасности разгромлены, а советские войска выведены из столицы, Надь фактически оказался заложником бушевавших на улице правых. Премьер-министру оставалось лишь безоговорочно исполнять их требования.

1 ноября Имре Надь заявил о выходе Венгрии из Организации Варшавского договора и провозгласил нейтралитет страны. На следующий день было сформировано многопартийное правительство, где ведущие позиции заняли полевые командиры мятежников Пал Малетер и Бела Кираи. Очевидно, что всего спустя несколько дней после своего триумфального возвращения на пост премьера Надь превратился в символическую фигуру, не нужную даже правым. К тому времени толпа на улице уже кричала: «Имре Надь — жид!» Радио «Свободная Европа», самый авторитетный источник информации для повстанцев, требовало сместить коммуниста и «агента Москвы» Надя. С большой долей вероятности можно заключить, что, если бы советские войска не подавили мятеж, участь «дядюшки Имре» вряд ли была бы лучше той судьбы, которая ему предстояла.

Лишь крайний инфантилизм политика объясняет тот факт, что до последнего момента, даже после своего заявления о выходе Венгрии из Варшавского договора и судов Линча над коммунистами на улицах, премьер-министр верил, что Москва поддерживает его политическую линию. Однако если 28 октября Хрущев еще полагался на способность Надя совладать с кризисом, то уже 31 октября в телеграмме Пальмиро Тольятти советское руководство сообщило: «По нашим данным, Надь занимает двойственную позицию и все более попадает под влияние реакционных сил»147.

4 ноября 1956 года советские танки снова вошли в столицу Венгрии. Имре Надь, бросив на произвол судьбы членов своего кабинета, укрылся в посольстве Югославии. 22 ноября бывшего премьер-министра депортировали в Румынию, откуда доставили обратно в Будапешт, где его ждал суровый приговор. Новый глава государства Янош Кадар не испытывал к Надю никаких симпатий, считая его непростительно небрежным в организационных и идеологических вопросах148.

16 июня 1958 года Имре Надь был казнен за измену рабочему классу и похоронен под именем Пирошки Борбиро. В «Нью-Йорк таймс» достаточно цинично прокомментировали конец бывшего премьера: «Маловероятно, чтобы много свободных людей проливало слезы о казненных, все они были коммунистами, павшими жертвами своего учения»149.

Чуть более благожелательно писал о Наде французский философ Жан-Поль Сартр: «На самом деле он искренний коммунист, самим ходом вовлеченный в процесс декоммунизации. Коммунистический лидер должен опираться на хорошо организованную партию, которая, по крайней мере в теории, обеспечивает связь с массами. Но партия растаяла как дым… Вот в чем беда этого доброго и искреннего человека! В душе он сохранил верность своей партии, но в действительности все произошло так, как если бы он порвал с ней… Надь, переставший, по сути, быть коммунистом, не представлял партию ни в глазах русских, ни в глазах повстанцев...»150 Следует отметить, что «вплоть до июня 1958 года ни политические эксперты, ни более широкая публика на Западе не проявляли большого интереса к фигуре Имре Надя. Он воспринимался (и не без оснований) как заурядный коммунистический политик, оказавшийся не в состоянии овладеть ситуацией в собственной стране, сохранив при этом доверие Москвы». Лишь после его смерти западная пропаганда принялась формировать облик Надя как мученика и борца за реформирование коммунизма151.

Исходя из опыта дня сегодняшнего, нельзя не отметить, как политическая фигура Имре Надя напоминает политический портрет другого «великого реформатора» и «хорошего коммуниста» — Михаила Горбачева. И тот и другой были «чиновниками от коммунизма», которым удалось занять должности, не вполне соответствующие их скромным способностям. Лояльность Надя и Горбачева системе, которая обеспечила им стремительное возвышение, не вызывает сомнения, но это была лояльность бюрократов, а не бойцов. В момент кризиса они не смогли повести за собой массы, а, напротив, сами были затянуты в мутную воронку контрреволюции, что для одного закончилось политической смертью, а для другого — петлей.

Новая сила — Йожеф Миндсенти

Как отмечал венгерский историк Янош Райнер, «необходимо помнить, что окончание войны в 1945 году не для всех стало “освобождением”. Это справедливо для социалистов, коммунистов, демократов, антифашистов и жертв хортистского режима, но не для населения в целом, ведь у довоенного политического строя было немало (в том числе заинтересованных) сторонников. В глазах большинства среднего класса поражение в войне стало крахом, советские войска были не освободителями, а оккупантами. По национальным чувствам ударило то, что Венгрия как последний союзник Гитлера (впрочем, об этом не любили вспоминать) по мирному договору потеряла те территории (Трансильванию, Воеводину, Южную Словакию, Прикарпатье), которые вернула себе “из милости” Третьего рейха, отняв у сопредельных государств. Иными словами, в отличие от соседей, которые — по крайней мере в самом конце войны, как Румыния, — перешли на сторону союзников, в Венгрию советские войска и возвращавшиеся из Москвы коммунистические руководители привезли не «пряник», а «кнут»152. Забыть обо всем этом люди не смогли даже одиннадцать лет спустя.

Выразителем интересов этих людей стал кардинал Йожеф Миндсенти, архиепископ Эстергома и примас Венгрии. Он родился в 1892 году (имя при рождении — Йожеф Пехм) в семье небогатых швабских крестьян и с юности выбрал духовную карьеру. Спустя два года после того, как он окончил семинарию, началась революция. Большинство биографов пастыря утверждают, что Пехм был арестован властями Советской Венгрии, но это не соответствует действительности. На самом деле священник был задержан полицией либерального режима Михая Каройи за участие в монархистском и клерикальном заговоре. Им также была основана газета Zalamegyei Újság, полная антисемитских статей, обличающих «галицийские орды»153.

Естественно, что после победы Хорти это способствовало карьере Пехма. Накануне войны священник сменил свою простонародную фамилию на более благозвучную — Миндсенти, и в 1944 году был рукоположен в епископы Весперма. Говоря о пастыре, современники отмечали, что «он был отсталым антимодернистским нетерпимым человеком и закоренелым антисемитом». В 1922 году священник ударил человека, который не снял перед ним на улице шляпу, и категорически отказывался принимать участие в мероприятиях, где были протестанты154.

В 1938 году Йожеф Пехм был избран одним из почетных президентов антисемитской Ассоциации христианских промышленников и торговцев и в своем ответном слове заявил, что «нация должна вернуть себе [присвоенную евреями] индустрию и коммерцию». В 1944 году Миндсенти выступил против организации Ференца Салаши «Скрещенные стрелы», но это было связано не с его антифашисткой позицией, а с тем, что он видел в нацистах своих конкурентов. Также нет никаких реальных доказательств того, что епископ принимал участие в спасении евреев, уничтожаемых нацистами. Более того, по данным исследователя Холокоста в Венгрии Рэндольфа Л. Брэхема, в 1944 году Миндсенти дал разрешение на проведение специальных благодарственных служб в честь «избавления от евреев»155.

16 сентября 1945 года папа Пий XII рукоположил Йожефа Миндсенти в сан архиепископа Эстергома и примаса Венгрии, и на этом посту пастырь развил энергичную деятельность.

Прежде всего Миндсенти, ярый сторонник династии Габсбургов, резко выступил против преобразования земель короны Св. Стефана в республику. В своем пасторском послании он писал: «Мне стало известно, что национальное собрание в ближайшем будущем намеревается поставить на повестку дня конституционные реформы и закон о провозглашении республики. Если это соответствует действительности, то я, пользуясь государственным правом венгерских кардиналов, которое существовало на протяжении девятисот лет, выражаю свой протест».

Еще более серьезные возражения вызвали у кардинала планы секуляризации в 1948 году 6500 католических школ. Надо сказать, что католическая церковь в Венгрии на вторую половину 1940-х годов обладала не только духовной властью. Она была одним из крупнейших земельных феодалов, которому принадлежало до 15 % земельных угодий страны, пять банков, множество заводов, треть всех учреждений здравоохранения. На церковные издания приходилось до 10 % всех венгерских газет156.

Непреклонная позиция сделала Йожефа Миндсенти символом всех антикоммунистических и консервативных сил. Незадолго до его ареста 150 тысяч человек слушали его мессу в Мариагьёде, где примас Венгрии обличал «варваров с Востока»157. В феврале 1949 года Миндсенти предстал перед судом по обвинению в государственной измене. Среди прочих доказательств, уличающих святого отца, обвинителями было зачитано письмо кардинала к американскому послу от 3 августа 1947 года, где присутствовала просьба не возвращать республиканскому правительству национальную реликвию страны, корону Св. Стефана, а передать ее на хранение в Ватикан»158. В конечном итоге глава венгерской церкви был приговорен к пожизненному тюремному заключению, что сделало его мучеником в глазах Запада, католической церкви и всех сил, мечтавших о возрождении старого режима. Впрочем, заключение Миндсенти было недолгим. Уже в 1955 году кардинал был переведен под домашний арест, откуда по возможности продолжал свою пропагандистскую деятельность, ожидая «лучших времен».

Уже 23 октября 1956 года на первой антиправительственной демонстрации в толпе зазвучали призывы освободить кардинала Миндсенти. Это требование повторяли и многочисленные делегации, направлявшиеся к премьер-министру Имре Надю, и резолюции уличных митингов, и заявление национального комитета Чепеля, и программные документы возрожденной Партии мелких хозяев. Глава венгерской церкви стал общепризнанным символом восстания, постепенно оттесняя на задний план незадачливого «дядюшку Имре»159.

Правительство, неспособное устоять перед давлением толпы, 30 октября 1956 года приняло решение об освобождении Йожефа Миндсенти из-под домашнего ареста. Возвращение кардинала на политическую сцену было сравнимо с прилетом аятоллы Хомейни в Иран в 1979 году. Огромные толпы мятежников высыпали на улицы, чтобы приветствовать своего вождя. Кардинал ехал в бронемашине (явная отсылка к броневику В. И. Ленина), за рулем которой сидел офицер А. Палинкаш-Паллавичин, представитель древнего дворянского рода. Это вызвало шквал аплодисментов. Вопреки надеждам властей, Миндсенти отправился не в Эстергом, традиционную резиденцию венгерских архиепископов, а в Будайскую крепость, где разместился в доме рядом с королевским дворцом. Речь, конечно, шла о политической демонстрации.

Миндсенти еще не знал, что на свободе ему будет суждено пробыть только пять дней, но отпущенное ему историей время кардинал использовал максимально эффективно. Одним из первых своих декретов он отлучил от служения 50 священников, участвовавших в пацифистском движении, считавшемся прокоммунистическим. А уже третьего ноября пастырь обратился к народу. Он говорил: «Пусть каждый в стране осознает, что отгремевшие бои были не революцией, но освободительной борьбой», которая вела к возвращению порядков, закончившихся в 1945 году. Дальше Миндсенти продолжил, что «стране сейчас требуется очень многое, но меньше всего — партии и партийные вожди… Мы живем в правовом государстве, хотим быть нацией и страной, которая стоит на основе бесклассового общества, развивает демократические традиции, поддерживает частную собственность, разумно и справедливо ограниченную социальными интересами». Кардинал также потребовал призвать к ответу «наследников рухнувшего режима».

Выступление его высокопреосвященства нашло отклик как среди сторонников старого порядка, так и среди действовавшей на улице толпы, которая требовала скорейшей мести и уничтожения всех коммунистов, включая Имре Надя160.

Даже антисоветски настроенный писатель Ласло Немет писал 1 ноября 1956 года: «Мы должны быть бдительны, чтобы в то время, когда вооруженные люди заняты изгнанием советских войск, новые оппортунисты не превратили бы революцию в контрреволюцию и не отбросили бы венгерскую борьбу за свободу в 1920 год»161. Первый секретарь возродившейся социал-демократической партии Д. Келеман в беседе с послом Югославии Д. Солдатичем 2 ноября 1956 года заметил, что главной своей задачей видит острую борьбу с поднимающейся силой, за которой стоит Миндсенти162.

Если левые пребывали в замешательстве, то политики в Вашингтоне ликовали. Для них кардинал, искренне стоящий на позиции шуанов XVIII и карлистов XIX века, был идеальным лидером для «Свободной Венгрии». В тот же день, 1 ноября, на заседании Совета национальной безопасности США директор ЦРУ Аллен Даллас заявил, что Имре Надь не способен контролировать ситуацию в Венгрии, и только кардинал Миндсенти может получить наибольшую народную поддержку163. То же самое говорила и социал-демократка Анна Келти на встрече в Вене с представителями Социнтерна: «Кардинал Миндсенти, пользующийся поддержкой римско-католического престола Венгрии, является возможным лидером»164. Такого же мнения придерживались и французские дипломаты. 2 ноября они отмечали, что «власть не использует свои возможности, и идут разговоры, согласно которым кардинал Миндсенти будет приглашен для посредничества между различными группировками повстанцев и даже сформирует новое правительство»165.

Впрочем, из-за наступления советских войск надежды американцев и опасения венгерских левых так и остались абстракциями. В ночь с 3 на 4 ноября Миндсенти перебрался в здание парламента, а еще через несколько часов, после получения информации о вмешательстве СССР, бежал в американское посольство. Это был единственный венгерский политик, которому США предоставили политическое убежище166. Лишь в 1971 году прелат получил возможность покинуть свое убежище и эмигрировать на Запад. По иронии судьбы, венгерские власти предоставили Миндсенти право выезда при условии возвращения американцами короны Св. Стефана, реликвии, которую кардинал так хотел оставить за океаном. Спустя четыре года венгерский Хомейни отошел в мир иной.

Развитие событий в Венгрии в 1956 году еще раз заставляет задуматься о том, что реалии гражданского противостояния не оставляют места для полумер и переходных режимов. Как писал В. И. Ленин применительно к Гражданской войне в России: «Либо диктатура (т. е. железная власть) помещиков и капиталистов, либо диктатура рабочего класса. Середины нет. О середине мечтают попусту барчата, интеллигентики, господчики, плохо учившиеся по плохим книжкам. Нигде в мире середины нет и быть не может. Либо диктатура буржуазии (прикрытая пышными эсеровскими и меньшевистскими фразами о народовластии, учредилке, свободах и прочее), либо диктатура пролетариата. Кто не научился этому из истории всего XX века, тот — безнадежный идиот»167.

В противостоянии между «плачущим коммунистом» Имре Надем и фанатичным клириком Йожефом Миндсенти нетрудно понять, на чьей стороне в конечном итоге осталась бы победа.

Народное единство против коммунистов?

Сегодня и венгерская, и западная, да и российская историография последовательно продвигают тезис о единстве всего населения Венгрии, за исключением, может быть, агентов АВХ и пары партократов в «борьбе за свободу». Разумеется, подобный подход является серьезным упрощением. В 1956 году венгерское общество было расколото и стояло на пороге гражданской войны.

Несмотря на то, что большинство венгров после тридцатилетия реакционной диктатуры и поражения в войне придерживались правых и ультраправых взглядов, в стране существовала значительная группа людей, которая восприняла новости о мятеже скорее со страхом, чем с восхищением. Это были и убежденные сторонники ракошистского режима, и приверженцы реформ, осознавшие, что ситуация в стране вышла из-под контроля, и просто обыватели, страшившиеся хаоса и анархии.

С конца октября 1956 года в Чехословакию, Югославию и Советский Союз устремился поток беженцев, спасавшихся от террора «повстанцев». Так, в ночь с 30 на 31 октября несколько десятков семей из города Сегеда перешли границу автономного края Воеводина и сдались югославским властям. Главным образом речь шла о людях, имевших отношение к спецслужбам. В тот же день еще несколько человек пересекли границу в Словении. Это были партийные работники из города Надьканижи168. В то же самое время десятки тысяч евреев, спасаясь от мятежников, пересекали границу Австрии.

Национальные меньшинства относились к одной из тех групп, которые без энтузиазма ожидали возвращения к власти «патриотов» Венгрии. Настроения этих людей хорошо отражают мемуары, опубликованные в израильской прессе к 60-летию событий 1956 года.

Георг Шандор, служивший офицером в артиллерии, так вспоминал о тех днях: «Простые солдаты убежали с базы. Все, что мы хотели, это сберечь оружие, чтобы оно не попало не в те руки. Для нас восставшие были хулиганами. В какой-то момент они освободили заключенных — частично политических, но большинство — уголовных. Поэтому мы воспринимали их как хулиганов». По мнению Шандора, Янош Кадар поступил правильно, поддержав ввод советских войск, «иначе было бы гораздо хуже»169.

Не испытывал радости при виде повстанцев и житель Будапешта: «Когда вагон проходил мимо здания секретной полиции на улице Андраши, перед ним стоял человек в форме. На его одежде были символы Свободной Венгрии и 13 пунктов. Я задрожал от страха. На первой остановке я вышел из вагона и пешком дошел до дома»170. По словам Агнеш Келети, «никто не знал, что происходит, никто не знал, кто побеждает. Распространялись слухи, что повстанцы ищут евреев, которые служат в АВХ». Это была часть, которая искала и казнила нацистских убийц после войны (так в тексте статьи. — А. К.)171.

Житель деревни, находившейся в 150 километрах к юго-западу от Будапешта, рассказывал о тех днях так: «Постепенно венгерские нацисты стали выползать из всех дыр. Они говорили, что воссоздается жандармерия (полицейские части, ответственные за депортацию евреев), и старый порядок возродится. Всюду чувствовалось, что все меняется и золотой век фашистов еще вернется». Облегчение принес только приход советских танков. «Русские дали чувство безопасности. Мама пошла к сестре на другой конец деревни, но перед этим она отрезала два куска хлеба и положила их на стол. Она сказала нам, что если русские солдаты войдут, дать им хлеб. Не надо бояться, они ничего не сделают». Русские танки забрали оружие из полицейского участка и направились в следующую деревню. Местные жители, швабы (немцы, жившие в Венгрии), были напуганы и не осмеливались что-то сделать»172.

Гораздо более роковую роль в судьбе мятежа сыграло равнодушие крестьянства. Возможно, именно оно во многом предопределило поражение восстания. Стоит напомнить, что на конец 1950-х годов крестьяне составляли две трети (63 %) населения страны. Но «всеобщего похода крестьян на Будапешт», о котором сообщала западная пропаганда, не произошло. Более того, когда в декабре 1956 года Центральный будапештский рабочий совет направил своих представителей в деревни за продовольствием и с призывами создания единого фронта против правительства Яноша Кадара, ходоки вернулись в столицу с пустыми руками173.

Советская пропаганда довольно отмечала, что «нормальной трудовой жизнью живет венгерское крестьянство, которое не поддалось на провокации контрреволюционной и империалистической пропаганды и дало отпор попыткам возродить прежние помещичьи порядки в венгерской деревне»174. Это подтверждают и воспоминания советских солдат. Так, по словам участника венгерских событий гвардии сержанта Александра Шаповалова, «...не все местные жители вели себя враждебно. В крупных городах Венгрии в советских солдат стреляли, а в сельской местности встречали хлебом-солью и яблоками. Иногда по своей инициативе приносили оружие: пистолеты, автоматы сдавали нашим солдатам, некоторые из них клали боеприпасы и оружие под брезенты танков и уходили, а мы уже сами сдавали оружие»175.

Причина пассивности крестьян, скорее всего, заключалась в аграрной реформе. В 1945 году в результате ликвидации помещичьего землевладения они получили 3,2 хольда земли и не были готовы возвращать ее помещикам в рамках реституции. А стремительный переход повстанцев на все более и более правые позиции не внушал оптимизма. Уже в начале ноября некогда один из крупнейших землевладельцев страны Пауль Эстерхази поднял вопрос о возвращении его имений176. Даже Валентин Алексеев, очень сочувственно писавший о «революции», был вынужден признать, что «…основная масса крестьянства держалась во время событий осени 1956 года более или менее пассивно, не оказывая повстанческому движению ни сопротивления, ни прямой поддержки. Очевидно, что крестьяне, недовольные насильственной коллективизацией, налогами и поставками, произволом органов власти, не обрадовались в то же время активизации «бывших» людей, напоминавших о временах до аграрной реформы, хотя трудно сказать, насколько перспектива восстановления помещичьего землевладения воспринималась крестьянами как реальная угроза»177. Хотя во многих селах сельскохозяйственные кооперативы были распущены, а власть взяли разного рода «революционные комитеты», возвращение к нормальной жизни на селе произошло довольно быстро.

К этому стоит добавить, что позиция крестьянства была особенно важна для понимания действий венгерской армии, которая тоже на тот момент формировалась преимущественно из селян. Абсолютное большинство солдат не присоединилось к мятежникам, хотя выступить против них решились только отдельные воинские части.

В завершение следует отметить, что к моменту ввода советских войск многие венгры устали от бандитизма, анархии и белого террора и просто были готовы приветствовать «сильную руку». Советские солдаты вспоминали, что, по словам рабочих, только отряды боевиков удерживали их от выхода на работу. Более того, как писал Дэвид Ирвинг, «западные корреспонденты наблюдали, как уставшие от анархии венгры “стекались” в советские комендатуры, чтобы указать на места, где скрываются вооруженные группы мятежников»178.

В заключение данной главы я хотел бы еще раз отметить несколько основных тезисов.

После 23 октября 1956 года партийное руководство утратило контроль над ситуацией в стране. Процесс распада ВНР был похож на крах политической системы СССР, но венгерская катастрофа развивалась гораздо стремительнее. В то время как партийное руководство пыталось проводить политику реформ и уступок, демонстранты на улицах требовали реставрации.

Поворотным моментом мятежа 1956 года стала резня в будапештском горкоме партии. Она показала всему миру и прежде всего советскому руководству, что правительство Имре Надя не контролирует ситуацию в стране и необходимо военное вмешательство. Методы мятежников являлись продолжением ультраправой политической практики 1919 и 1944 годов, которая на тот момент была хорошо памятна современникам.

На конец октября 1956 года в Венгрии сложилось двоевластие. С одной стороны выступал кабинет Имре Надя, с другой — «ревкомы» и отряды Национальной гвардии. Ядром последней являлись деклассированная молодежь и низы пролетариата. Антагонизм между этими силами увеличивался с каждым днем, и накануне ввода советских войск министры правительства рассматривали возможность обращения в югославское посольство за политическим убежищем от повстанцев.

Основой мировоззрения большинства мятежников были антисемитизм, глубокая религиозность и влияние западной пропаганды, которые определяли большинство действий «повстанцев»: недоверие к правительству Надя, надежды на ввод американских войск и фанатичное сопротивление советским войскам в ожидании помощи с Запада.

Конфликт 1956 года во многом персонифицирован в противостоянии премьер-министра Имре Надя и кардинала Йожефа Миндсенти. Слабому политику и реформатору, «венгерскому Горбачеву», случайно оказавшему у кормила государственной власти в переломный момент истории, противостоял фанатичный реакционер, пользующийся поддержкой масс и США.

Значительная часть венгерского населения, вопреки утверждениям современной историографии, не поддержала мятеж. К ним относятся активисты компартии, национальные меньшинства и значительная часть крестьянства, большинство населения Венгрии, опасавшееся возвращения старого режима.



IV. В ожидании рабочей революции против сталинизма. Как левые радикалы поддержали ультраправых

Исходные файлы

В 1935–1937 годах Лев Троцкий, один из вождей русской революции, будучи в норвежском изгнании, пишет книгу «Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет?». Эту работу, анализ природы советского государства, можно считать самым значительным теоретическим вкладом Троцкого в марксизм, после нее следует говорить о троцкизме как самостоятельном течении в мировом коммунистическом движении.

В «Преданной революции» Троцкий охарактеризовал Советский Союз как «деформированное рабочее государство», в котором власть и контроль над собственностью узурпировала бюрократия. По мнению Льва Давыдовича, это стало результатом отсталости России, перерождения правящей партии большевиков после смерти Ленина и победы сталинской группировки.

Многие положения Льва Троцкого, изложенные в «Преданной революции», оказались пророческими. К ним можно отнести и тезис о неизбежности нападения нацистской Германии на СССР, и понимание того, что рано или поздно советская бюрократия захочет не только управлять собственностью, но и владеть ею, что повлечет за собой реставрацию капитализма. Любопытно, что в дальнейшем анализ Троцкого заимствовали и его оппоненты, маоисты, а затем и сталинисты. Правда они, естественно, возложили ответственность за предательство революции и перерождение советского общества на преемников Сталина, прежде всего на Никиту Хрущева.

Сформулировав стоящие перед СССР проблемы, Троцкий не мог не попытаться найти пути их решения и, будучи революционером, в завершающей главе своего труда призвал советский рабочий класс к новой революции.

«Советское население не может подняться на более высокую ступень культуры, не освободившись от унизительного подчинения касте узурпаторов. Чиновник ли съест рабочее государство, или же рабочий класс справится с чиновником? Так стоит сейчас вопрос, от решения которого зависит судьба СССР. Огромное большинство советских рабочих уже и сейчас враждебно бюрократии, крестьянские массы ненавидят ее здоровой плебейской ненавистью...

...Мирного выхода из кризиса нет. Ни один дьявол еще не обстригал добровольно своих когтей. Советская бюрократия не сдаст без боя своих позиций. Развитие явно ведет на путь революции. При энергичном натиске народных масс и неизбежном в этих условиях расслоении правительственного аппарата сопротивление властвующих может оказаться гораздо слабее, чем представляется ныне. Но на этот счет возможны только предположения. Во всяком случае снять бюрократию можно только революционной силой и, как всегда, с тем меньшими жертвами, чем смелее и решительнее будет наступление.

...Революция, которую бюрократия подготовляет против себя, не будет социальной, как Октябрьская революция 1917 года: дело не идет на этот раз об изменении экономических основ общества, о замене одних форм собственности другими. История знала и в прошлом не только социальные революции, которые заменяли феодальный режим буржуазным, но и политические, которые, не нарушая экономических основ общества, сметали старую правящую верхушку (1830 года и 1848 года во Франции, февраль 1917 года в России и пр.).

...Дело идет не о том, чтобы заменить одну правящую клику другой, а о том, чтобы изменить самые методы управления хозяйством и руководства культурой. Бюрократическое самовластье должно уступить место советской демократии»179.

Тезисы, изложенные в «Преданной революции», оказали большое влияние на современников. Исаак Дойчер иронично писал, что «Преданная революция» стала «Библией современных троцкистских сект и ячеек, члены которых бубнили заученное еще долго после смерти Троцкого»180. Идеи, высказанные в книге, можно легко прочитать между строк в работах Джорджа Оруэлла, Джеймса Бернхэма, Артура Кестлера и других бывших левых, весьма своевременно разочаровавшихся в коммунизме в первые годы «Холодной войны».

Надо сказать, что на практике Лев Давыдович был куда менее поспешен в выводах, чем его последователи. Стоит напомнить, что до середины 1930-х годов он призывал своих последователей не порывать с ВКП(б) и пытаться строить оппозицию внутри самой правящей партии. По мнению Троцкого, преждевременная социальная революция в СССР могла привести к катастрофе и реставрации старого режима: «...Рабочие боялись, что, опрокинув бюрократию, они расчистят поле для капиталистической реставрации. Взаимоотношение между государством и классом гораздо сложнее, чем представляется вульгарным “демократам”. Без планового хозяйства Советский Союз был бы отброшен на десятки лет назад. В этом смысле бюрократия продолжает выполнять необходимую функцию. Но она выполняет ее так, что подготовляет взрыв всей системы, который может полностью смести результаты революции. Рабочие — реалисты. Нисколько не обманывая себя насчет правящей касты, по крайней мере, ближайших к ним низших ее ярусов, они видят в ней пока что сторожа некоторой части своих собственных завоеваний»181.

Чтобы избежать этого, Троцкий возлагал надежды на европейский пролетариат. По его мнению, социалистические революции в развитых странах Западной Европы и Америки должны были стать стимулом для антибюрократической революции в СССР и помочь избежать вме-шательства империализма: «...Если же, несмотря на объединенный саботаж реформистских и “коммунистических” вождей, пролетариат Западной Европы проложит себе дорогу к власти, откроется новая глава и в истории СССР. Первая же победа революции в Европе пройдет электризующим током через советские массы, выправит их, поднимет дух независимости, пробудит традиции 1905 и 1917 годов, подорвет позиции бонапартистской бюрократии...»182.

Как видно, один из отцов-основателей советского государства подходил к идее революционного переустройства советского общества с большой осторожностью, чего нельзя сказать о его последователях, которые в стуке своего сердца слышали стук копыт приближающегося красного коня.

«Десять дней, которые потрясли мир»: венгерский вариант

В конце 1956 года, по словам Эрика Хобсбаума, «британский рабочий класс и его партийный авангард находились в состоянии перманентного нервного срыва, близкого к тотальной истерике»183. Данный тезис историка, вероятно, можно отнести и к коммунистическим партиям других стран Запада.

Доклад Никиты Хрущева на XX съезде КПСС о преступлениях сталинской эпохи оказал шокирующее воздействие на партийное руководство. Британские спецслужбы записали монолог генсека британской компартии Гарри Поллита, в котором «Поллит матерно ругает Хрущёва за то, что тот опубликовал “московский доклад”, не дав никому подготовиться. Поллит сам съездил на XX съезд — и удивлялся, почему никто его не предупредил о том, какая бомба взорвется в зале»184. Вся партийная работа была парализована, а активистам приходилось отвечать на бесконечные вопросы о Большом терроре. Авторитет Москвы был подорван, а в поисках информации даже партийные функционеры часто обращались к буржуазной прессе.

Большое впечатление на коммунистов произвели и протесты в польской Познани, где прошла всеобщая забастовка и рабочие штурмом взяли горком партии. Теперь партийцам приходилось отвечать на вопросы «Почему коммунисты убивают коммунистов» и «Не распустят ли при коммунизме профсоюзы»185.

Общей атмосфере нервозности способствовала начавшаяся агрессия Израиля, Франции и Великобритании против Египта, в ходе которой мир в очередной раз оказался перед угрозой столкновения между Востоком и Западом. Именно в этот момент английские коммунисты решили отправить в Венгрию журналистов партийного издания Daily Worker, чтобы те на месте разобрались в сложившейся ситуации.

Одним из этих корреспондентов был Питер Фрайер, который родился в 1927 году в английском графстве Йоркшир. В 1942 году он вступил в Молодежную коммунистическую лигу, а с 1947 года стал работать корреспондентом главной газеты британской компартии Daily Worker. Как сотрудник международного отдела этого издания Фрайер в 1949 году первый раз посетил Венгрию, чтобы присутствовать на процессе над Ласло Райком, обвиненным в шпионаже против Югославии.

Второй визит Питера Фрайера в Будапешт состоялся в 1956 году. За время своего пребывания в Венгрии журналист проникся симпатиями к мятежникам и, вернувшись домой, написал книгу «Венгерская трагедия», которая стала для нескольких поколений западных левых основным источником информации о событиях 1956 года.

Собственно говоря, книга Фрайера и начинается как свидетельство очевидца: «Я был в Венгрии, когда это произошло. Я лично убедился, что восстание не было организовано и не контролировалось фашистами или реакционерами, хотя реакционеры, несомненно, пытались взять его под контроль. Я лично убедился, что советские войска, брошенные в бой против “контрреволюции”, на самом деле сражались не с фашистами или реакционерами, а с простыми людьми Венгрии: рабочими, крестьянами, студентами и солдатами»186.

Далее автор трогательно описывает, как он пересекает границу Венгрии и наблюдает «счастливо насвистывающего» молодого солдата, выковыривающего красную звезду из мозаичного панно, украшавшего приграничный переход, в то время как его товарищи избавляются от коммунистической символики на флагах и кокардах.

От границы Фрайер едет в город Мадьяровар, где местный «ревком» показывает западным журналистам тела мятежников, убитых во время штурма штабквартиры АВО. Толпа кричит: «Это были звери, звери, животные, которые продались русским!.. Они называли себя венграми и без колебаний скосили наших людей!.. Мы не оставим в живых ни одной из этих свиней, вот увидите!» Вместе с «революционерами» английский коммунист направляется в больницу, из которой на носилках выносят раненого лейтенанта госбезопасности, командовавшего обороной штаб-квартиры. Пленного немедленно убивают и вешают за ноги на дерево. Фрайер меланхолично замечает: «Я, например, не считаю их [мятежников] контрреволюционерами. Если по прошествии одиннадцати лет (советской власти. — А. К.) трудящиеся, доведенные до предела, обращаются за помощью к Западу, то чья это вина?»187

Уделив две главы краткому экскурсу в предысторию мятежа, Питер Фрайер продолжил описание своего анабазиса. В городе Дьер журналист наблюдает работу местного революционного комитета и всячески пытается вызвать у читателя симпатии к данному учреждению: «Конечно, как и в любой настоящей революции “снизу”, здесь было “слишком много” разговоров, споров, пререканий, приходов и уходов, пены, возбуждения, волнения, брожения. Это одна сторона медали. Другая сторона — это появление на руководящих постах обычных мужчин, женщин и молодых людей, которых владычество АВХ заставляло оставаться в тени. Революция выдвинула их вперед, пробудила в них гражданскую гордость и скрытый организаторский талант, заставила их работать над построением демократии на руинах бюрократии. “Вы можете видеть, как люди развиваются день ото дня”, — говорили мне»188..

Между тем в Дьере Фрайер увидел первые признаки того, что «революция» выходит за рамки борьбы со сталинизмом. Он описывает, как католики собрали трехтысячный митинг и требуют «удаления соглашателей». Молодой служащий отеля пишет на названии отеля «Королевский». Молодежь рвется ехать в Будапешт воевать с русскими, а американские журналисты, по словам Фрайера, считают местный «ревком» «коммунистическим» и требуют «перманентной революции». Впрочем, для автора все это не имеет значения189.

31 октября Питер Фрайер достиг Будапешта. «В тот день десятки сотрудников тайной полиции были повешены вниз головой на будапештских деревьях и фонарных столбах, и толпы плевали на них, а некоторые, обезумевшие и ожесточенные годами страданий и ненависти, тушили окурки о мертвую плоть». Понятно, что большинство несчастных жертв никакого отношения к тайной полиции не имело, но друзья Фрайера, видимо, решили не расстраивать англичанина. Воодушевленный автор продолжал: «Власть захватили люди, державшие в руках оружие… А кто держал оружие? Фашисты? Нет, люди, которые участвовали в боях, борцы за свободу, рабочие Чепеля и Уйпешта, студенты, мальчики и девочки-подростки с патронташамина плечах, ручными гранатами за поясом и автоматическими пистолетами...»190 Почему студенты, рабочие и девочки-подростки не могли быть фашистами, автор не пояснил. Возможно, в Англии у фашистов на голове росли рога и на лбу была татуировка свастики.

Целая глава «Венгерской трагедии» посвящена опровержению аргументов в пользу советского вмешательства. Питер Фрайер утверждал, что становившееся все более и более правым правительство Надя в любом случае не пошло бы на реставрацию капитализма, роль Миндсенти была самой незначительной, а жертвами террора стали только сотрудники АВХ. Свои рассуждения автор завершает весьма примечательной фразой: «Но даже если бы Надь всей своей политикой шел на уступки фашизму, даже если контрреволюция преуспела бы, даже если бы бушевал белый террор, надо сказать, и сказать четко и открыто, что с точки зрения социалистических принципов вмешательство Советского Союза все равно было не оправдано. Советская агрессия против Венгрии была не просто аморальной и преступной с точки зрения венгерского народа. Это было явное и вопиющее нарушение того, что Ленин называл “элементарным социалистическим принципом... которого всегда придерживался Маркс”, а именно что ни один народ не может быть свободным, если он угнетает другие народы»191. Учитывая, что Ленин без колебаний направил советские войска в меньшевистскую Грузию и пытался «потрогать штыком Варшаву», этот аргумент Фрайера, пожалуй, можно назвать самым слабым с точки зрения коммунистической аудитории, к которой была обращена «Венгерская трагедия».

Как можно догадаться, книга завершается панегириком героическому сопротивлению венгерского народа превосходящим силам советской армии, солдаты которой думали, «что они в Берлине сражаются с германскими фашистами»192. Не стоит упрекать Фрайера за то, что он брал на веру самые нелепые слухи, ведь, в отличие от СССР, во многих западных странах в школах не учат географию.

К чести Питера Фрайера отметим, что по сравнению с большинством его венгерских друзей он до конца своей жизни остался верен коммунистическим взглядам. Вместе с тем «Венгерская трагедия» стала краеугольным камнем мифа о «демократической антисталинской революции 1956 года». Воззрения автора были подкреплены авторитетом очевидца. Многие левые сектанты сравнили «Венгерскую трагедию» с «10 днями, которые потрясли мир» Джона Рида. Это, конечно, преувеличение. Если Рид, не скрывавший своих пробольшевистских взглядов, постарался дать честную картину Октябрьской революции, не избегая цитирования и сторонников Временного правительства, то Фрайер проигнорировал неудобные факты, а это обесценивает его свидетельство и в конечном итоге превращает «Венгерскую трагедию» в пропагандистский памфлет.

После реставрации капитализма в Венгрии труды Питера Фрайера были отмечены официальным Будапештом. Незадолго до своей смерти в 2006 году он стал кавалером Рыцарского креста «За заслуги перед Республикой».

Разумеется, «Венгерская трагедия» была не единственным источником дезинформации о событиях 1956 года. Несмотря на то, что еще в XIX веке классики марксизма и анархизма исчерпывающе описали механизмы работы корпоративных СМИ, многие левые активисты воспринимали данные ресурсы как достоверные источники информации. Особенно остро это проблема стояла в странах Восточной Европы, где публикации советской прессы безапелляционно считались оппозиционно настроенной интеллигенцией как дезинформация: «Кому? Палачам верить?»

Прекрасным примером такого мифологического мышления можно считать высказывания и записки известного физика Льва Ландау. В кругу друзей происходящее в Венгрии Ландау называл революцией. Все случившееся — это «благородное дело», «отраднейшее событие», когда «народ-богатырь» сражается за свободу, включая мальчишек 13–16 лет, устремившихся на баррикады. «Настоящие потомки великих революционеров… Перед Венгрией я готов встать на колени… Героизм венгерский заслуживает преклонения». Физик свято верил, что советский режим — источник всех раздоров на планете: «Если наша система мирным способом не может рухнуть, то Третья мировая война неизбежна со всеми ужасами, которые при этом предстоят… Если же наша система ликвидируется без войны, — неважно, революцией или эволюцией, это безразлично, — то войны вообще не будет… Так что вопрос о мирной ликвидации нашей системы есть вопрос судьбы человечества по существу». Даже единомышленники Ландау отмечали, что он «иной раз готов был принять за чистую монету непроверенные сведения о происходившем в Венгрии: на самом деле жертвами уличных расправ в Будапеште становились отнюдь не только, как полагал Ландау, сотрудники госбезопасности»193.

Забытые свидетели

Начиная с конца 1980-х годов историография «Венгерской осени» пополнилась еще одним важным источником — мемуарами советских солдат, участвовавших в подавлении мятежа. Западная историография, причем даже та ее часть, которая якобы стояла на «левых» позициях, представляла советские войска в привычной расистской и ориенталистической традиции: «Невежественные новобранцы из Средней Азии, считающие, что они воюют с НАТО на Суэцком канале». Уже упомянутый выше Питер Фрайер писал, что русские были уверены, будто сражаются «с фашистами в Берлине»194.

В реальности ситуация была несколько иной. Перед выступлением солдатам был зачитан приказ главнокомандующего Объединенными вооруженными силами государств — участников Варшавского договора И. С. Конева от 4 ноября 1956 года, в котором, в частности, говорилось:

«Товарищи солдаты и сержанты, офицеры и генералы! В конце сентября в братской нам Венгрии силы реакции и контрреволюции подняли мятеж с целью уничтожить народно-демократический строй, ликвидировать революционные завоевания трудящихся и восстановить в ней старые помещичье-капиталистические порядки….

...В соответствии с просьбой правительства Венгерской Народной Республики, на основе заключенного между странами социалистического лагеря Варшавского договора, обязывающего нас принимать “согласованные меры, необходимые для укрепления их обороноспособности, с тем, чтобы оградить мирный труд их народов, гарантировать неприкосновенность их границ и территорий и обеспечить защиту от возможной агрессии”, советские войска приступили к выполнению союзнических обязательств…

Задача советских войск состоит в том, чтобы оказать братскую помощь венгерскому народу в защите его социалистических завоеваний, в разгроме контрреволюции и ликвидации угрозы возрождения фашизма»195.

То, что этот приказ был доведен до личного состава солдат, подтверждают и мемуары рядовых военнослужащих: «Примерно в октябре месяце мы стали готовиться к “дем-белю”… И буквально часа через три (это было примерно 23 октября) в части началось какое-то движение… Затем было построение по экипажам, по подразделениям. Командирам было объявлено, что наше соединение направляется, согласно боевого приказа, в Венгрию, для выполнения интернационального долга по оказанию братской помощи венгерскому народу и подавлению контрреволюционного мятежа», — вспоминал механик-водитель танка А. Овчаренко196. Лейтенант-парашютист И. Бойченко писал: «Командующий ВДВ генерал-полковник Маргелов В. Ф. отдает перед строем полка приказ: «Гвардейцы-десантники, завтра, 4 ноября, быть в Будапеште (600 км). Там контрреволюция выступила с оружием. Вам на выстрел — делать сто выстрелов. Все возвращайтесь домой»197.

Другим популярным мифом, просуществовавшим до начала 1980-х годов, были слухи о якобы массовом переходе советских войск на сторону мятежников и даже рассказы о «восставших советских танкистах», которых расстреливали во дворе советского посольства. Сегодня эти явно вымышленные истории не любят вспоминать даже апологеты «Венгерской осени». Примеров переговоров и контактов между советскими солдатами и мятежниками отмечено немного, и все они относятся главным образом к последним дням октября 1956 года. По воспоминаниям генерал-майора Георгия Шварца, в Дьере «вместо разбежавшихся властей в городе было создано самоуправление, которое обратилось с просьбой о встрече с командованием полка. Им были гарантированы безопасность и неприкосновенность.

Прямо у КПП мы поставили круглый стол, уставили его фруктами, минеральной водой, положили пачки «Казбека», зная их обычай курить. На наш вопрос к делегации, с кем мы имеем честь говорить, последовал ответ: «С народом». Их интересовало, когда советская армия уйдет из Венгрии. Ответ был единственный с нашей стороны — когда будет приказ»198.

Другой интересный пример пропаганды мятежни- ков приводит служивший в Венгрии Ю. В. Алексеев: «…Приехали парламентеры из города для переговоров с командованием и привезли два ящика прокламаций, листовок для передачи всему рядовому и офицерскому составу. Естественно, никто из солдат эти листовки не читал. Не смогла, а может, не догадалась делегация горожан вручить листовки в казарме или на плацу лично в руки каждому солдату и офицеру. Или не хватило настойчивости, или не чувствовали в своей миссии достаточно силы. Скорее всего, не было опыта вести пропаганду среди личного состава советской армии. Составители листовок не знали моральных, психологических, политических, в конце концов, качеств и убеждений солдат и офицеров. Мне случайно пришлось потом сжигать все эти листовки.

Во-первых, меня поразила обыкновенная безграмотность, незнание русского языка: “Советские солдаты, не стреляйте на венгерских”. Мы долго смеялись потом, употребляя предлог “на” при любом словосочетании. Например, сыпь крупу — гречку — на котел.

Во-вторых, “солдаты, езжайте домой, вас ждут отцы и матери”. Это просто небылица! а) Поехали бы… на чем?.. На велосипедах или попутным транспортом?.. Ведь СССР — не среднеевропейское “государство”, которое можно проехать на велосипеде за день, а необъятные просторы! б) Этого в принципе быть не могло: это сейчас увиливают от службы в меру тяжести кошелька родителей, а тогда у нас был долг, обязанность и у большинства — желание служить в армии, защищать Родину, Советскую Родину. От нас ждали отцы и матери хорошей службы. Конечно, может быть, и нашлись бы единицы…

В-третьих, были листовки другого содержания: делалась попытка показать действительные цели и задачи не мятежа, но движения в защиту какой-то демократии. Мной, имеющим среднее образование, выросшим в советской школе, комсомольцу, буржуазная демократия как-то не принималась как цель, о которой можно хотя бы поговорить. Другие виды демократий, кроме нашей, социалистической, были попросту непонятны. Если материальную сторону такого движения можно было хоть чуть-чуть понять, то политическую — невозможно. Была Венгерская Народная Республика, значит, народная демократия, что еще надо? И этого тоже не учли составители листовок. А экономические причины мятежа не воспринимались всерьез: неужели настолько оголодали, что нужно поднимать оружие?»199

Советским солдатам, воспитанным в рамках коммунистического дискурса (как он, конечно, понимался в Советском Союзе), было крайне сложно объяснить, что повешенные на деревьях люди, костры из советских книг, уничтоженная коммунистическая символика и разгромленные парткомы — это «демократический социализм». Если ввод войск в Чехословакию в 1968 году был воспринят многими солдатами неоднозначно, то у участников боев в Венгрии 1956 года нельзя найти ни малейшей симпатии к мятежникам.

Зенитчик Иван Масличенко вспоминал: «Народ Венгрии был запуган до такой степени, что люди боялись выходить на работу, опасаясь расправы со стороны хортистов. Во многих местах были установлены виселицы, в том числе и на деревьях, поэтому нам приходилось собирать людей группами и водить их на рабочие места и дежурить до конца рабочего дня. Они боялись не нас, советских солдат, а своих, тех, которые были недовольны советской властью.

Помню, на одном из заводов рабочие принесли нам продукты, отношение было хорошее. Мы разговаривали с рабочими, многие неплохо говорили на русском языке. Они сожалели, что не закрыли границу с Австрией. С их слов мы поняли, что через австрийскую границу в Венгрию проникли различные провокаторы»200.

Советская пресса много писала о зверствах мятежников, но в мемуарах солдат подобные эпизоды описываются, как правило, со слов третьих лиц. Впрочем, есть и свидетельства очевидцев. Заряжающий танка Леонтий Кузуб приводит пример венгерской девушки, которая работала в их части переводчицей. Ночью ее убили и вырезали звезды на лбу и на груди. Старший сержант Сергей Сычев писал в своем дневнике: «В ходе боев довелось многое увидеть своими глазами. В первую очередь поражали жестокость и зверства фашистов из числа мятежников. Обезглавленные тела наших военнослужащих с вырезанным звездами...» Шокирующее впечатление на солдат производил вид висящих на деревьях трупов, которые оставили после себя повстанцы. Старший сержант Климентий Хихлов писал: «На набережной Дуная на деревьях и столбах были повешенные люди. Как нам объяснили, это были коммунисты и чекисты. Трупы быстро убрали, но картина была жуткая»201.

Следует отметить, что даже сегодня воспоминания советских солдат о событиях в Венгрии совершенно не содержат рефлексию и пересмотр оценок на произошедшие события. Так, ефрейтор Иван Чернявский резко заметил, что «спустя десятилетия Москва решила, что подавление вооруженного мятежа в Венгрии на самом деле было попранием свободы и демократии, а оказание интернациональной помощи — оккупацией. Я считал тогда и считаю по сей день, что ничего такого не было, а была контрреволюция, с которой наши солдаты и сражались»202.

Советы 1956 года: мифы и реальность

Для сторонников версии о социалистическом и пролетарском характере венгерского мятежа 1956 года одним из ключевых аргументов, конечно же, является факт формирования рабочих советов, которые в ноябре 1956 года стали главным оппонентом правительства Яноша Кадара. Как писал Энди Андерсон, «с первого дня революции подлинно пролетарский характер движения выразился в стихийном формировании советов по всей Венгрии. Эти советы, частично изолированные Красной армией, изначально стремились к федерации. К концу первой недели они фактически создали Республику Советов. Только их авторитет что-либо значил»203.

Прежде всего, нужно отметить, что сами по себе рабочие советы далеко не всегда являются инструментом революции и борьбы пролетариата за его права. Первый пример тому дала уже Великая русская революция, когда в июльские дни 1917 года Петроградский совет, в котором доминировали меньшевики и эсеры, фактически поддержал репрессии Временного правительства, направленные против партии большевиков, и упорно не желал брать власть в свои руки. Раздосадованный Ленин даже был вынужден временно снять лозунг «Вся власть Советам!».

В августе 1917 года большевики смогли установить контроль над Петроградским советом, но во многих провинциальных собраниях продолжали преобладать правые. Известный украинский революционер Артем писал в газете «Пролетарий» 12 сентября 1917 года о дискуссии в совете Харькова: «3–4 часа совет обсуждал вопрос, кому должна принадлежать земля, помещикам или крестьянам, и наконец решил, что… помещикам… Также 86 голосами против 75 был снят лозунг “Вся власть Советам!”».204

После победы Октябрьского восстания против большевизированных советов выступили уже эсеры и меньшевики, пытавшиеся выдвинуть лозунг «Вся власть фабзавкомам!».

В ходе Ноябрьской революции в Германии 1918 года в стране были сформированы советы народных уполномоченных. В них также с самого начала доминировали правые социал-демократы, которые сначала подавили революционное движение спартакистов, а затем передали власть буржуазии.

Лозунг «Вся власть Советам!» был взят на вооружение и силами реставрации во время советской перестройки 1986–1991 годов. Согласно их замыслу, власть Советов противопоставлялась власти КПСС, ну а уже в 1993 году сами советы народных депутатов были разогнаны режимом Бориса Ельцина.

Возвращаясь к венгерским событиям, следует отметить, что советы 1956 года были созданы… при активном участии ВПТ и его реформистского крыла. Первый в Венгрии рабочий совет возник в Мишкольце под руководством первого секретаря Боршодского обкома партии Фехервари205. Вопрос о передаче завода в самоуправление трудящихся активно обсуждался на заседании пленума ЦК ВПТ 26 октября 1956 года. В ходе дискуссии Антал Апро, будущий член правительства Яноша Кадара, заметил:

«Предложения по постановлению:

Прежде всего, расширение демократии.

Желание и воля партии передать руководство предприятиями широкому производственному самоуправлению, рабочим советам — это недостаточно. Нужно поставить [этот вопрос] более решительно!»

В ответ на это Золтан Санто сказал, что «все заводы, все фабрики, все предприятия, нужно передать рабочим советам. Они должны пойти на заводы и быть там в три смены, немедленно должны пойти: раз заводы их — пускай защищают»206. В тот же день создание рабочих советов на производстве было одобрено в декларации ЦК ВПТ, переданной по радио207.

Поддерживая советы, венгерские коммунисты стремились внести раскол в ряды оппозиции и обратиться к своей традиционной электоральной базе — рабочим. Подобная тактика была с успехом опробована в Польше, где еще в конце 1960-х годов отряды рабочих дружинников громили контрреволюционно настроенных студентов. Казалось, что и в Венгрии данная политика могла дать положительные результаты. Когда 23 октября студенты пришли в промышленный Чепель и призвали молодых рабочих присоединиться к их демонстрации, то получили резкий отказ208. 25 октября студенты покрыли стены Будапешта граффити: «Свободу Миндсенти!», «Нет коммунизму!» и, что самое интересное, «Нет рабочим советам — коммунисты запустили свои лапы в этот пирожок»209.

В последующие дни, по мере дестабилизации ситуации в Венгрии и крушения власти ВПТ, коммунисты постепенно стали сдавать свои позиции в советах. Речь шла не только о том, что к 30–31 октября открыто декларировать свою принадлежность к компартии было просто опасно. Как известно из предыдущих глав, многие венгерские рабочие еще с довоенных времен находились под влиянием ультраправых и разного рода национал-социалистских идей. Мятеж позволил им открыто заявить о своей позиции.

Советская «Новейшая история Венгрии» дает еще одно интересное объяснение, почему «некоторые прослойки и группы рабочих в той или иной мере поддались контрреволюционной агитации». По мнению ее авторов, в период с 1949 по 1954 годы в ряды венгерского рабочего класса влилось 200 тысяч человек из сельского хозяйства, 75 тысяч из мелкой промышленности и 110 тысяч из нигде ранее не работавших. Многие из этих людей принадлежали к бывшим привилегированным классам и мелкой буржуазии, для которых мятеж стал шансом на возвращение их прежнего статуса210. Здесь уместно вспомнить выводы биографа Гитлера Иоахима Феста, который писал, что угроза пролетаризации в годы Великой депрессии подтолкнула немецкую мелкую буржуазию в ряды нацистов, ибо для буржуа участь рабочего — это нечто хуже смерти.

В последних числах октября советы в целом заимствовали большинство лозунгов мятежников: «Вывода советских войск из Венгрии, свободных выборов в Государственное собрание, некоторые — даже выхода Венгрии из Организации Варшавского договора и провозглашения нейтралитета страны, освобождение кардинала Миндсенти и всех других политических заключенных и, наряду с правом на забастовку, перестройки школьного воспитания на основе религиозной морали»211. Разумеется, в списке требований можно было увидеть даже социалистические или анархо-синди-калистские требования, вроде установления выборности дирекции предприятий и недопущение возврата капитализма, но серьезно относиться к ним не стоит. Память о реалиях капитализма еще была слишком крепка у большинства населения Венгрии, и призывы возврата собственности помещикам и капиталистам могли только отпугнуть людей. Стоит напомнить, что и в конце 1980-х годов российские «демократы» призывали не к капитализму неолиберального образца, который они намеревались строить, а к «шведскому социализму», «социализму с человеческим лицом и т. д.»

Вопреки утверждениям Энди Андерсона, ни до 4 октября, ни после ввода советских войск венгерские советы не планировали брать государственную власть. Как отмечает исследователь Тамаш Краус, после победы «революции» и выхода Красной армии советы хотели передать свои полномочия парламенту или, другими словами, сыграть роль немецких советов народных уполномоченных — послужить ступенькой на пути возрождения буржуазного государства212.

Возможно, советы оказались бы достаточно быстро вытеснены на обочину венгерской политической жизни, если бы не ввод советских войск 4 ноября 1956 года. Когда дым боев рассеялся, оказалось, что весь правый политический спектр венгерской политики находится на пути к австрийской границе, а рабочие советы являются единственной властью на местах. Фашистский этап венгерской революции окончился, теперь не могло быть и речи о том, что кардинал Миндсенти займет пост премьер-министра. Начался анархо-синдикалистский этап, прошедший под знаком рабочих забастовок и бесполезного торга с правительством Яноша Кадара.

Энди Андерсон писал, что у ново-старой власти «не было никакой базы для компромисса с автономными организациями рабочего класса (советами). Их победа демонстрировала полное поражение бюрократии»213. Этот тезис не находит подтверждения в источниках.

В беседе с Г. Маленковым и М. Сусловым 1 декабря 1956 года Янош Кадар сказал: «Поскольку наша партия и профсоюзы фактически распались, а к вновь создаваемым партийным органам у рабочих нет соответствующего доверия и эти организации не имеют должного авторитета у трудящихся, а рабочие советы, хотим мы этого или не хотим, являются сплоченными и авторитетными органами, оказывающими сильное воздействие на положение дел, в моем докладе пленуму будет проводиться мысль, что главная задача сейчас состоит в том, что наши партийные люди должны проникнуть в рабочие Советы и овладеть ими изнутри»214. В проекте обращения временного ЦК Венгерской социалистической рабочей партии (ВСРП) от 6 ноября 1956 года венгерских коммунистов призывали: «В рабочих советах, в других новых органах власти, в организации Отечественного Народного Фронта сплотиться с демократически настроенными патриотами, даже если они не разделяют нашего коммунистического мировоззрения, но если они готовы защищать власть трудового народа»215. Мне также неизвестны документы, где против советов выступало и руководство СССР.

Националистические настроения венгерских трудящихся опять сыграли с ними дурную шутку. Кадар был готов идти на компромиссы в вопросах самоуправления предприятий и рабочих советов, но требования возвращения Имре Надя, введения многопартийной системы и вывода советских войск являлись заведомо невыполнимыми. А ведь это были главные условия протестующих, демонстрирующие, что вопросы рабочего контроля в их повестке являлись глубоко вторичными и тактическими.

Ноябрь и декабрь прошли в бесполезных переговорах, в ходе которых баланс сил постоянно менялся. Правительство ВСРП усиливалось, силы недовольных слабели. Среди самих советов наметился раскол. 22 ноября 1956 года Чепельский рабочий совет постановил:

Осудить решение городского Будапештского рабочего совета об объявлении всеобщей забастовки.

Продолжать работу.

Обратиться ко всем рабочим страны с призывом продолжать работу.

Создать новый будапештский рабочий совет, так как нынешний состав не выражает мнение рабочих216.

Всеобщая забастовка, прошедшая 11 и 12 декабря 1956 года, завершилась ничем. Во второй половине декабря под ударами сил безопасности и растущей апатии рабочих деятельность советов фактически сошла на нет.

Cила послезнания

До начала 1990-х годов разговоры об «упущенном шансе Венгрии» и «раздавленном советскими танками демократическом социализме», возможно, имели еще какое-то право на существование. Но в конце 1980-х советская «империя» рухнула, а к власти одной из восточноевропейских стран пришло движение, которое имело очень много общего с венгерским мятежом 1956 года. Речь, конечно, идет о профсоюзе «Солидарность» в Польше.

В 1980 году многие западные левые радикалы были очарованы харизматическими польскими рабочими, поднявшимися на борьбу с бюрократией и создавшими свой независимый профсоюз на верфи им. В. И. Ленина. В короткое время членами «Солидарности» стали 10 млн поляков. Профсоюз требовал пятидневной рабочей недели, права участия рабочих в управлении предприятиями. Как было сказано в программе профсоюза, «обобществленное предприятие должно стать основной организационной единицей эконо-мики. Им должен управлять совет рабочих, представляющих коллектив, и квалифицированный директор, назначенный на конкурсной основе и приглашенный советом»217.

Опасаясь повторения венгерских событий, в декабре 1981 года генерал Войцех Ярузельский ввел военное положение. «Солидарность» ушла в подполье, но не была разгромлена. Уже в 1988 году, после начала перестройки в Советском Союзе, ее активисты снова начали устраивать забастовки на польских предприятиях. После самоустранения Москвы и под непрекращающимся давлением Запада правительство Польской объединенной рабочей партии было вынуждено объявить о «свободных» выборах. Их результаты стали триумфальными для «Солидарности», кандидаты которой получили 260 мест из 261. Премьер-министром страны стал редактор «Солидарности» Тадеуш Мазовецкий.

Известная писательница и политическая публицистка Наоми Кляйн писала, что левые видели в «Солидарности» «освобождение — новую версию социализма, не запятнанного преступлениями Сталина или Мао»218. Как и в случае с Венгрией, они сознательно закрывали глаза на факты, не вписывающиеся в эту идеалистическую картину. Они не заметили, что Лех Валенса, вождь профсоюза (и, как выяснилось в дальнейшем, агент польских спецслужб под кличкой «Болек»), открывая офис «Солидарности», держал в руках букет цветов и распятие. Как и в Венгрии, католицизм был духовной опорой недовольных советской властью, а папа Иоанн Павел II, один из самых реакционных понтификов, стал для забастовщиков кумиром и святым219. Многие западные троцкисты, маоисты и анархисты игнорировали поддержку «Солидарности» со стороны империалистических государств и их СМИ. Вероятно, они опять считали владельцев медиакорпораций наивными дурачками, которые поддерживают «настоящий социализм» только как противника Советского Союза.

Но «демократического социализма» и «рабочей демократии» в Польше почему-то не появилось. Вместо них в Варшаву приехали 34-летний Джеффри Сакс, «Индиана Джонс экономики», и сотрудник МВФ Дэвид Липтон, которые пообещали в кратчайшие сроки превратить Польшу в «Боливию». Для непредвзятого наблюдателя Боливия, конечно, прежде всего ассоциируется с нищей латиноамериканской страной и полуколонией США. Но вожди «рабочего профсоюза» помнили только то, что Сакс стабилизировал боливийскую валюту и его прислали американцы. В предложенной эмиссарами программе, разумеется, и речи не шло о рабочем самоуправлении. Там предлагалось отказаться от контроля за ценами и перейти к немедленной тотальной приватизации государственных предприятий.

Нельзя сказать, что подобные предложения были восприняты лидерами профсоюза сразу. Ирония истории заключалась в том, что «Солидарность» возникла в ответ на рост цен в конце 1970-х годов, а теперь им предлагалось сделать то же самое, причем в масштабах, о которых не могли помыслить «кровавые» коммунисты. Впрочем, Сакс цинично заверил колеблющихся, что «Солидарность» пользуется феноменальным доверием населения, что чрезвычайно важно220.

12 сентября 1989 года премьер-министр Польши Тадеуш Мазовецкий выступил перед сеймом с программной речью. Народу предлагалась новая политика, предусматривающая «снижение бюджетных расходов», «приватизацию государственной промышленности, создание фондового рынка и капиталистического рынка, конвертируемую валюту и переход от тяжелой промышленности к производству товаров потребления»221.

В результате начавшихся рыночных реформ безработица в некоторых районах Польши выросла до 25 %. Еще в 2003 году 59 % поляков жили за чертой бедности, а уровень безработицы среди молодежи был вдвое выше, чем в среднем по Евросоюзу222. «Героических» и «самоорганизованных» польских рабочих сотнями тысяч выгоняли за ворота, после чего они отправлялись на стройки Западной Европы и в публичные дома Ближнего Востока. Но, как отмечала Наоми Кляйн, «несмотря на широкий рост безработицы, они почти не бастовали и терпеливо ждали, когда же шоковая терапия окажет свое лечебное действие… Члены «Солидарности» сами недоумевали: каким образом их движение сделало в стране жизнь хуже, чем при коммунизме? «Солидарность» защищала меня в 1980 году, когда я создал профсоюзный комитет, — говорил 41-летний строительный рабочий, — но когда я обратился к ним за помощью в этот раз, мне сказали, что я должен потерпеть ради реформ»223.

И по сей день левые радикалы не спешат выбрасывать «Солидарность» из своего пантеона, предпочитая вспоминать о начале этого движения, но не обращаться к его позорному концу. Пытаясь объяснить произошедшее, они говорят о предательстве руководства, которое «полностью оторвалось от своих корней… их поддерживали не заводы и промышленные предприятия, но церковь»224. Остается лишь сожалеть, что раньше антиавторитарные левые предпочитали не замечать этой поддержки.

Сегодня сам Лех Валенса не скрывает, что еще в 1980 году «собирался строить капитализм»225. И сегодня эта цель успешно достигнута. У власти в Польше, которая является одной из самых правых, консервативных и неолиберальных стран Европы, стоят бывшие активисты «Солидарности» или ее идейные наследники. В своей политике они не только не вспоминают о «рабочем самоуправлении», но ущемляют и традиционные буржуазные свободы. Так, в 2020 году польская полиция жестоко подавила массовые протесты женщин, не принявших новый закон, запрещавший аборты. По приказу из Вашингтона и Брюсселя польских солдат не раз отправляли для подавления свободы других народов за море, в Афганистан и Ирак.

Таковы реальные результаты победы антисоветского «рабочего» (или не совсем «рабочего») движения в Восточной Европе. И нет никаких оснований полагать, что в Венгрии 1956 года итог был бы иным.

Особое мнение Дойчера

«В основе причудливого культа лежали несомненные сталинские достижения. Он был создателем плановой экономики; он получил Россию, пашущую деревянными плугами, и оставил ее оснащенной ядерными реакторами; и он был “отцом победы”». Эта фраза, которую в России часто приписывают Уинстону Черчиллю, источнику универсальной мудрости для постсоветских обывателей, на самом деле принадлежит перу Исаака Дойчера, британского марксиста, родившегося в Австро-Венгерской империи и ставшего одним из отцов современной советологии. Его трехтомная биография Льва Троцкого входит в число лучших классических работ по истории русской революции и является замечательным литературным памятником.

Исаак Дойчер появился на свет в 1907 году в Западной Галиции, в еврейской семье. В детстве он получал традиционное религиозное образование, но потом разочаровался в вере. Свои сомнения он подтвердил экспериментальным путем — отведав трефную пищу в Йом-Кипур на могиле цадика (праведника. — А. К.). Совершив изощренное святотатство, Дойчер покатился по наклонной — стал писать стихи на польском и на идиш, поступил в Ягеллонский университет в Кракове, а затем перебрался в Варшаву, где приступил к изучению философии и экономики. Подобный образ жизни неизбежно привел молодого человека в ряды нелегальной Польской коммунистической партии.

Дойчер редактировал партийную прессу, а в 1931 году даже посетил Советский Союз, где ему предлагали занять преподавательский пост в университете. Но к тому времени у него уже появились серьезные разногласия с официальной партийной линией. Дойчер критиковал восприятие социал-демократов как «социал-фашистов» и полагал, что отказ от союза с ними стал причиной прихода к власти нацистов. Покинув ряды компартии, Дойчер присоединился к троцкистской оппозиции, в рядах которой состоял до 1938 года. Накануне войны он эмигрировал в Англию, где получил широкую известность своими публикациями в журналах The Economist и The Observer.

Помимо своей трилогии, состоящей из книг «Вооруженный пророк», «Разоруженный пророк» и «Изгнанный пророк», Дойчер написал фундаментальную политическую биографию Сталина, а также стал автором ряда оригинальных работ по истории, философии и литературе. Троцкист Дэвид Норт отмечал, что «героический образ Троцкого, который возник на страницах незаурядной биографической трилогии Исаака Дойчера… оказал значительное влияние на целое поколение радикализированной молодежи в 1960-е годы»226.

Вместе с тем многие оригинальные и небесспорные идеи мыслителя были не замечены современниками. Так, Дойчер сформулировал тезис, что государства советского типа могут перейти к рабочей демократии «мирным путем» в результате роста культурного уровня не только рабочего класса, но и бюрократии. Как мы сегодня знаем, в этом вопросе Троцкий видел конечную перспективу куда более четко, чем Дойчер, но нельзя не признать, что вся история СССР и его союзников — это процесс постепенной либерализации и демократизации. Дойчер критически относился к сектам, претендующим на наследие Троцкого, и те отвечали ему «взаимностью». Поэтому многие тезисы польско-британского марксиста не вышли за стены университетских «башен из слоновой кости».

15 ноября 1956 года, спустя несколько дней после краха венгерского мятежа, The Reporter опубликовал статью Дойчера «Октябрьские революции, новый стиль». Заметка открывалась словами: «Никогда со времен восстания европейских народов против Наполеона в 1812–1813 гг., — восстания, сочетавшего черты революции и контрреволюции, — Европа не видела столь противоречивых и отчаянных народных восстаний как те, что потрясли Польшу и Венгрию...»227

Сравнивая протесты в Польше и Венгрии, Дойчер отмечал, что в обоих случаях выступления были связаны с десталинизацией и проистекали из стремления масс к скорейшему разрыву с прошлым. Сталинистская бюрократия оказалась неспособна противостоять этим требованиям, поскольку именно они и инициировали процесс реформ после смерти «Вождя народов».

Желание скорейшей десталинизации объединило общество, но внутри протестного движения присутствовали как коммунистическая, реформистская, так и антикоммунистическая тенденции. Последняя опиралась на влиятельную католическую церковь, крестьянство, городскую интеллигенцию, а также остатки старых правящих классов. После раскола монолитной сталинской системы борьба между коммунизмом и антикоммунизмом вышла на первый план.

В то же самое время, по мнению Дойчера, коммунистические традиции, причем традиции антисталинского коммунизма, были гораздо сильнее в Польше, что сказалось на дальнейшем ходе событий. Коммунисты в Варшаве имели гораздо более прочную связь с массами, чем их товарищи в Будапеште. Гомулка, новый лидер Польши, пошел навстречу требованиям рабочих, и когда 22 октября 1956 года в Варшаве прошли антикоммунистические студенческие демонстрации, именно рабочие по призыву партии энергично подавили эти выступления.

В отличие от Польши, в Венгрии влияние коммунистической партии было гораздо слабее, и в протестном движении изначально доминировали антикоммунистические настроения. По мнению Дойчера, венгерские коммунисты не выдвинули лозунгов контроля над промышленностью и «революции снизу» (как известно, эти лозунги были выдвинуты руководством ВПТ, но уже слишком поздно. — А. К.). Поэтому рабочие пошли не за партийными реформистами, а за реакционно настроенными студентами и армейским офицерством.

Историк считает, что венгерский мятеж 1956 года был активно поддержан духовенством и католическим крестьянством. Пиком восстания Дойчер полагал освобождение кардинала Миндсенти, которого автор называл «духовным лидером» мятежников. «Его слово было более значимым, чем призывы Надя. Если в классических революциях политическая инициатива быстро сдвигалась справа налево, то здесь она еще быстрее сдвигалась слева направо...» Имре Надь характеризуется Дойчером как «Керенский наоборот». Его неизбежный крах спровоцировал советскую интервенцию: Москва не могла допустить падения советской власти в Венгрии, что могло привести к цепной реакции во всем регионе»228.

Как отмечалось, статья Дойчера была написана почти сразу после развязки венгерской драмы, и многие его допущения, как, например, активное участие крестьянства в мятеже, не соответствовали действительности. В то же время целый ряд важных наблюдений автора о параллелях между событиями в Венгрии и Польше, упоминание о народных восстаниях против власти революционной Франции, реакционной роли студенчества, месте Имре Надя в событиях 1956 года, неизбежной эволюции «восстания» в сторону реакции оказались удивительно точны, но были проигнорированы как современниками, так и позднейшими исследователями.


В завершение отмечу следующие моменты:

Начиная с конца 1930-х годов, леворадикальное движение существовало в ожидании политической революции, которая должна была произойти в СССР и странах Восточной Европы. Это порождало иллюзии и завышенные чаяния касательно политических и протестных движений в Советском Союзе и союзных ему государствах.

Существенную роль в формировании мифа о «рабочей» и «антитоталитарной» революции 1956 года сыграли книга Питера Фрайера «Венгерская трагедия», а также некритично воспринимаемая информация, распространяемая западной пропагандой.

С конца 1980-х годов исследователям стали доступны воспоминания советских солдат, подавлявших мятеж 1956 года. Ни в одном из них нет подтверждения того, что бойцы Красной армии увидели в Венгрии «демократию» и «народный социализм», но содержится много свидетельств о правом терроре и насилии.

В 1989 году движение «Солидарность» под лозунгами, схожими с требованиями «революции 1956 года», пришло к власти в Польше. После победы оно незамедлительно отказалось от социальной повестки и разговоров о рабочем самоуправлении и приступило к строительству правого режима и реставрации капитализма.

Еще в 1956 году известный историк и троцкист Исаак Дойчер обратил внимание на раскол в венгерском движении 1956 года и торжество в нем правого крыла. Но его выводы были проигнорированы как современниками, так и более поздними исследователями.



V. «Ревизионизм» событий 1956 года в современной историографии


События 1956 года являются одними из самых драматичных моментов истории Венгрии XX века. За последние полвека их оценка неоднократно менялась как в отечественной, так и в зарубежной историографии.

В Советском Союзе каноническая трактовка «Венгерской осени» была дана в многотомной «Истории Коммунистической партии Советского Союза». В ней говорилось, что «в октябре 1956 года в Венгрии был спровоцирован контрреволюционный мятеж. Враждебные социализму силы использовали ошибки руководства страны и подрывную деятельность ревизионистских группировок в партии, способствовавших разжиганию национализма среди политически неустойчивых слоев населения. Они стремились уничтожить социалистические завоевания и реставрировать капитализм в Венгрии. Главной силой мятежа являлись представители бывших господствующих классов, его вдохновителем — международный империализм. Из-за границы в страну проникали вооруженные банды, состоящие из хортистских прислужников и иных врагов венгерского трудового народа. В создавшихся условиях по просьбе вновь образовавшегося Венгерского революционного рабоче-крестьянского правительства во главе с Я. Кадаром и с одобрения других социалистических государств Советский Союз пришел на помощь венгерскому народу. Революционные силы страны при поддержке советской армии подавили контрреволюционный мятеж»229.

Подобная формулировка в той или иной форме просуществовала в советской историографии до распада СССР. Позднее историки Советского Союза в духе принятой в 1970-е годы борьбы за мир и разрядку также подчеркивали особую дестабилизирующую роль мятежа для европейской безопасности. Активно цитировалось высказывание Я. Кадара, что «советское правительство помогло не только остановить кровопролитие в Венгрии, помешало реставрации капитализма… но предотвратилопоявление очага войны, который мог бы возникнуть...»230

Изменение политической конъюнктуры в начале 1990-х годов не могло не затронуть темы 1956 года. В 1991 году пресс-секретарь первого и последнего президента СССР А. С. Грачев заявил, что «М. С. Горбачев и советское руководство осуждали и считали противоречащим международному праву вмешательство советских войск в венгерские события 1956 года». Начиная с этого периода многие советские, а затем и российские историки заимствуют позицию их западных коллег, согласно которой «начавшееся осенью 1956 года демократическое возрождение было прервано советским военным вмешательством»231.

В современной российской историографии и советский, и западный подходы к событиям 1956 года продолжают сосуществовать до настоящего времени. Но куда более любопытно отношение к событиям мятежа в нынешней Венгрии. Казалось бы, после реставрации 1989 года и провозглашения «Венгерской осени» «народной революцией» среди правящих кругов в Будапеште должен был воцариться консенсус. Но дискуссия о 1956 годе продолжается на берегах Дуная и по сей день, привлекая пристальное и далеко не доброжелательное внимание нового патрона Венгрии — Европейского союза.

Ирония истории заключается в том, что бюрократия ВСРП, превратившаяся после 1989 года в умеренных социалистов, объявила себя идейной наследницей Имре Надя и «революции 1956 года». Конечно, в этом есть доля истины, поскольку в результате действий (а скорее, бездействия) реформаторского крыла ВПТ политический кризис 1956 года обернулся катастрофой. Но к началу 1990-х руководство венгерских социалистов состояло из людей, которые как раз были сторонниками Яноша Кадара. Так, Дюла Хорн, премьер-министр Венгрии в 1994–1997 годах, в 1956 году подавлял мятеж с оружием в руках, а возглавив страну, стал возлагать венки на могилы своих бывших врагов232. Как и на территории бывшего Советского Союза, в Венгрии именно перекрасившаяся партийная бюрократия выиграла за счет рыночных реформ, а затем стала активно исполнять все пожелания Брюсселя и Вашингтона относительно внутренней и внешней политики страны.

После 1989 года Венгрия вернулась к внутриполитической ситуации, существовавшей до 1945 года: левые и коммунистические силы оказались за рамками общественного дискурса. Отныне давление на власть могли оказывать только правые, и для многих из них произошедших после реставрации изменений было недостаточно. Для национал-радикалов власть и теперь продолжала оставаться в руках перекрасившихся коммунистов, ставших «красными капиталистами» и выполняющих волю Брюсселя так же покорно, как они некогда выполняли приказы Москвы. Лидер «Фидес» Виктор Орбан объявил себя «правым пролетарием», противостоящим интересам «космополитического бизнеса», представляющего интересы богатых стран Европы. Позднее он же заявил: «Наша обязанность — не допустить советизации Брюсселя»233. Беспорядки 2006 года стали для многих венгерских правых логичным продолжением 1956 года. Это были самые жестокие уличные столкновения в Венгрии за пятьдесят лет — пострадало 326 демонстрантов и 399 полицейских.

Конфликт между либерально-социал-демократичес-ким и националистическим лагерями венгерского истеблишмента нашел отражение и в современной историографии этой страны. После прихода к власти «Фидес» в 2007 году в венгерском обществе начался процесс пересмотра старых концепций. По словам Золтана Балока, министра по делам человеческих ресурсов, в новой трактовке истории «народ вышел на первый план. В прошлом основное внимание уделялось интеллектуалам: что делали писатели, что делали коммунисты-реформаторы, что делали антикоммунистические политики, что делала церковь… Теперь мы говорим о простых людях, о том, что происходило на местном уровне»234.

В 1999 году венгерский историк Роберт Салай опубликовал исследование «Подлинная история революции». В ней восстание 1956 года показано продолжением «антибольшевистской борьбы» венгерского народа 1919 и 1941–1945 годов. Ядром восстания стали бывшие активисты движения «Скрещенные стрелы», а основную массу составили не разочарованные коммунисты, а молодежь235. В 1956 году журнал Times сделал анонимного венгерского борца за свободу человеком года, но в дальнейшем этот образ был забыт в пользу бывших коммунистических функционеров, которые поддержали реформы, а потом перешли на службу Европейскому союзу.

Символом изменений взглядов венгров на свое прошлое стал демонтаж 28 марта 2018 года памятника Имре Надю в центре Будапешта. Теперь на его месте стоит фигура мадьяра, повергающего большевистского дракона: восстановленный монумент 1934 года в честь победы над Венгерской советской республикой. Вслед за памятником Надю власти демонтировали и монумент Михаю Каройи, первому премьер-министру, а затем и президенту Венгерской республики в 1918–1919 годах. На его месте была установлена статуя консервативного политика графа Иштвана Тисы, погибшего 30 октября 1918 года, когда восставшие солдаты штурмовали его особняк.

Подобная политика исторической памяти вызывает недовольство как в либеральных кругах Будапешта, так и в Брюсселе. Как писало издание The Globalist, «...Виктор Орбан 23 октября 2018 года использовал годовщину Будапештского восстания 1956 года для сравнения ЕС с Советским Союзом. При этом он сделал вывод, что оба образования являются империалистическими оккупантами. Во время выступления премьер-министра его сторонники стояли с плакатами: “Колонизация: советские танки 1956 года, западные банки 2012 года”.

Проводя аналогию между ЕС и СССР, Орбан смеется над венгерской историей XX века. Для него это, очевидно, не имеет значения. Путем дешевой демагогии он пытается выставить себя защитником европейских стран от… Ев-ропы. …Орбан сеет раздор исключительно ради своей политической выгоды внутри страны (и как это ни парадоксально, в пользу России)»236.

К кампании против Орбана присоединились и дети партийной номенклатуры, чьи родители принимали активное участие в событиях 1956 года или пострадали во время репрессий режима Ракоши. По словам Марии Вашархейи, социолога и специалиста по «исторической памяти» Венгрии, кабинет Виктора Орбана «стирает роль левых политиков и деятелей и отрицает левый характер революции». Отец Вашархейи был активным участником тех событий.

Ей вторит Ласло Райк-младший, отец которого, будучи министром внутренних дел, стал жертвой чисток начала 1950-х годов и одной из самых значительных фигур, реабилитированных накануне 1956 года. Он считает, что, по мнению правительства Орбана, только небольшая группа людей является героями: «Есть много интерпретаций 1956 года… но интерпретация, даваемая этим правительством, — мошенническая»237.

Таким образом, на сегодняшний день и в венгерской, и в российской историографии существуют два подхода к событиям 1956 года. Часть российских исследователей продолжает следовать советскому нарративу, рассуждая о мятеже, произошедшем под влиянием и при участии внешних сил. Другие историки рассматривают венгерские события как «революцию» (либеральную, «антитоталитарную» или социал-демократическую), а ввод советских войск как незаконную полицейскую акцию.

В Венгрии либеральная историография излагает историю «будапештской осени» с позиции реформистского крыла бюрократии ВНР, рассказывая о попытке изменить систему сверху. Правые и националистические венгерские истории делают главными героями события «пештских мальчиков», правых боевиков, сражавшихся в 1956 году против русских, евреев и коммунистов за традиционную Венгрию.

И в России, и Венгрии историография венгерских событий является исключительно политизированной темой, поскольку если в первом случае речь идет об отношении к советскому наследию, то во втором поднимается вопрос о нынешнем месте и статусе Венгрии в Европейском союзе и мировой капиталистической системе.



Заключение


У «Венгерской осени» 1956 года была долгая предыстория. В начале XX века Венгрия оказалась в эпицентре урагана Мировой революции. В отсталой многонациональной стране социальное движение сочеталось с сильным национализмом и даже просуществовавшая считанные месяцы советская Венгрия была во многом первым национал-большевистским проектом.

Поражение республики, белый террор и исход десятков тысяч лучших людей страны нанесли непоправимый ущерб левому и коммунистическому движению Венгрии. Начиная с 1920-х годов в стране установилась не только политическая, но и идейная гегемония правых. Подобно другим странам Центральной и Восточной Европы, Венгрия стала ареной действия массовых ультраправых движений. Отличительной особенностью венгерского фашистского движения «Скрещенные стрелы» стала его особая популярность в рабочих кварталах.

Поражение Венгрии во Второй мировой войне и «революция сверху», осуществленная Советским Союзом, не смогли за десять лет изменить вышеуказанные тенденции. Ситуация осложнялась тем, что в правящей ВПТ преобладали люди, долгое время жившие в эмиграции, и евреи. На своих соотечественников они смотрели в соответствии со словами Бертольда Брехта: «Трудно антифашисту жить среди людей, для которых Гитлер виноват лишь в том, что проиграл войну». В то же самое время для националистически настроенных венгров новый режим воспринимался как оккупационный и «невенгерский». Одновременно с этим Венгерская Народная Республика унаследовала от своей предшественницы — Советской Венгрии — политический радикализм и стремление к механическому копированию советского опыта, что привело к ошибкам во внутренней политике и экономике.

Как и в Советском Союзе, начавшийся в 1953 году процесс десталинизации в Венгрии был связан со стремлением бюрократии покончить с ограничивавшим ее режимом пролетарского бонапартизма, персонифицированном в фигуре Матиаша Ракоши. Но, как верно отмечал российский троцкист Иван Лох, для СССР и режимов, созданных по его образу и подобию, процесс внутреннего реформирования представляет наибольшую опасность. Борьба между ракошистами и сторонниками реформ расколола коммунистов, и к 1956 году внутрипартийный кризис превратился в кризис политический.

Мятеж, начавшийся со студенческой демонстрации 23 октября 1956 года, едва не привел к краху ВНР. Если для развала СССР потребовалось пять лет, то Венгрия преодолела этот путь за семь дней. К концу октября в стране сложилось шаткое двоевластие. Формально власть принадлежала сменяющим друг друга правительствам умеренного реформатора из рядов ВПТ Имре Надя. На деле улицы контролировали отряды радикальных антикоммунистов. Это были выходцы из бедной пролетарской молодежи, вдохновленные католической верой, идеями антисемитизма и передачами западных пропагандистских радиостанций.

Воплощением этого противостояния стали фигуры Имре Надя, «венгерского Горбачева», нерешительного бюрократа-оппортуниста, волею случая вознесенного на вершину государственной власти, и духовного вождя мятежа кардинала Йожефа Миндсенти, главы католической церкви Венгрии. С каждым днем Надь терял авторитет в глазах как мятежников, так и руководства СССР. Его падение означало возвышение Миндсенти, единственной фигуры, легитимной в глазах Запада и «повстанцев».

Поворотным моментом в развитии событий стала резня в Будапештском горкоме партии 30 октября 1956 года. После этой трагедии правительство Никиты Хрущева пришло к выводу, что Имре Надь не способен контролировать ситуацию в Венгрии, и речь идет не о реформах, а о правой контрреволюции. 4 ноября советские войска повторно вошли в Будапешт и очистили город от боевиков.

До сих пор многие исследователи и политические активисты видят в будапештских событиях 1956 года социальную революцию против бюрократии ВПТ. Еще в 1930-е годы Лев Троцкий написал, что рабочий класс Советского Союза должен совершить политический переворот и взять власть в свои руки. В 1956 году на основе публикаций западных корпоративных СМИ и текстов таких сторонников мятежа, как Питер Фрайер, многие левые политические активисты пришли к выводу, что в Венгрии имела место неудачная революция, поднятая рабочими, сражающимися за «демократический социализм». Большое значение было придано возникшим в октябре 1956 года советам. Такие неудобные факты, как национал-социалистические традиции венгерских рабочих, антисемитизм, влияние католической церкви, были проигнорированы.

Не менее противоречивым феноменом являлись и советы, которые первоначально организовывались при активном участии ВПТ как противовес оппозиционному студенчеству. После ввода советских войск и разгрома боевых отрядов правых советы оказались единственной площадкой, где сосредоточилась оппозиция. Дальнейшие события показали, что требования рабочей демократии были для советов вторичны. В приоритете стояли вывод советских войск и восстановление буржуазной демократии, которой советы должны были передать всю полноту власти.

Чего стоят лозунги «рабочего контроля» и «сохране-ния промышленности в руках трудящихся», показала в 1989 году победа польской «Солидарности». Социальные, политические и экономические требования этого движения были очень похожи на те, что в 1956 году выдвигали венгерские мятежники. Придя к власти, активисты профсоюза немедленно отказались от социальной повестки и приступили к построению в Польше неолиберального капитализма.

В современной Венгрии события 1956 года до сих пор находятся в центре политических споров. Правые историки удивительным образом совпадают в оценках с советской историографией, утверждая, что в 1956 году Венгрия восстала против коммунизма за традиционные ценности. По их мнению, «коммунистическое» правление продолжается в Венгрии и сейчас, а коммунисты перекрасились в «красных капиталистов» и являются марионетками ЕС. Вынужденные защищаться венгерские социал-демократы, наследники ВСРП, выдвигают на первый план Имре Надя и его сторонников в ВПТ.

Подводя итоги, я хотел бы отметить, что осенью 1956 года Венгрия была охвачена гражданской войной. Если часть партийной и творческой интеллигенции хотела реформировать политическую систему, сложившуюся в конце 1940-х годов, то студенты и люмпен-пролетариат стремились уничтожить коммунистов и установить в стране венгерский вариант национал-социализма. Многие люди опасались возвращения старых порядков, другие пытались сохранить нейтралитет. Наконец, немало венгров поддержало ввод советских войск и новое правительство Яноша Кадара.

Движение, начавшееся 23 октября, радикализировалось, становясь все более и более правым. К концу октября для уличной толпы коммунисты-реформаторы были такими же врагами, как и сторонники Ракоши. Венгерская исследовательница Сёллёши-Жанзе (Szollosi-Janze) определила венгерский фашизм как народное движение угнетенных, возглавляемое «ущемленными элитами»238. Это определение верно и для 1956 года, но с небольшим дополнением. Если у истоков движения стояли «ущемленные элиты» в рядах компартии, то спустя неделю мятежники уже видели вождя в лице гонимого кардинала Миндсенти.

Современники не слишком расходились в оценках характера венгерского движения. Долорес Ибаррури, знаменитая «Пассионария» испанской революции, сравнила «Венгерскую осень» с франкистским мятежом в Испании, а роль советской армии — с действием интербригад. «По-сектантски безответственное поведение руководства Венгерской партии трудящихся помогло фашистам разжечь контрреволюционный террор»239. Удивительно, но и испанский каудильо Франсиско Франко был полностью согласен со своим злейшим врагом. Фалангистская Испания стала единственной европейской страной, которая была готова немедленно прийти на помощь мятежникам. 4 октября Франко распорядился отправить «повстанцам» противотанковые средства. Десятки тысяч единиц оружия и боеприпасов должны были быть доставлены на американскую авиабазу в Мюнхене, а затем переправлены на венгерско-австрийскую границу. Но американцы не поддержали эту авантюру, а уже 6 октября каудильо приказал отменить операцию из-за ее очевидной бесперспективности240.

Венгерский мятеж 1956 года был одним из мощнейших контрреволюционных движений «снизу». Он навсегда останется в истории вместе с Вандейским восстанием, движением льянерос в Венесуэле, итальянскими «бригантос», казачьими мятежами на Дону. В то же самое время «Венгерская осень» является частью ультраправой, антикоммунистической традиции, возникшей в Восточной Европе в начале XX века и продолжающейся в этом регионе и по сей день. Толпа, сжигавшая одесский дом профсоюзов 2 мая 2014 года, не слишком отличалась от толпы, расстреливавшей будапештский горком 30 октября 1956 года.

Венгерский историк Петер Кенде видел главное значение 1956 года в том, что мятеж потряс до основания «советскую империю», поколебал политические и философские догмы социализма. Сопротивление венгров коммунизму стало моделью для всех антисоветских движений: «Солидарности», «контрас», афганских моджахедов, которые в конечном итоге одержали победу над тоталитаризмом241.

Нельзя не согласиться с тем, что мятеж оказал огромное деморализующее воздействие на левые силы во всем мире и укрепил реакцию. Однако венгерские события стали важным уроком и для правящей бюрократии СССР и стран Восточного блока. Если до будапештских событий многие партийные функционеры (как тот же Лаврентий Берия) уже открыто говорили о начале капиталистических реформ, то «венгерский горестный урок» стал для них холодным душем. Чиновникам стало понятно, что возвращение к капитализму не гарантирует сохранения контроля над средствами производства и политическую власть. Запуск процесса реставрации может завершиться белым террором. Возвращение старых порядков в Восточной Европе было отложено более чем на 30 лет.




Об авторе


Артем Кирпиченок (род. 1975) — российско-израильский историк, востоковед, публицист, гид. Кандидат исторических наук. Автор более ста исторических и публицистических статей, цикла лекций и книг.

1

Stefka István. 56 arcai — a Pongrátz testvérek, MNO, 04.07.2003. URL: https://web.archive.org/web/20161026232539/http://mno.hu/migr/56-arcai--a-pongratz-testverek-684745 (дата обращения: 05.02.2022).

(обратно)

2

Кирпиченок А. Венгрия-1956, ЛIВА. URL: https://liva.com.ua/ vengriya-1956.html (дата обращения: 05.02.2022).

(обратно)

3

Венгерские события 1956 года глазами КГБ и МВД СССР. Сборник документов. М., 2009.

(обратно)

4

Алексеев В. Венгрия 56. Прорыв цепи. М., 1996; Стыкалин А. С. Прерванная революция, М., 2003.

(обратно)

5

Манн М. Фашисты, М. 2019. С. 98.

(обратно)

6

Нольте Э. Европейская гражданская война (1917–1945). Национал- социализм и большевизм М., 2003; Грациози А. Война и революция в Европе 1905–1956. М., 2005.

(обратно)

7

Woods А. The Hungarian Soviet Republic of 1919 // The Forgotten Revolution, In defense of Marxism, 21 March 2017. URL: https:// www.marxist.com/hungarian-soviet-republic-1919.htm (last accessed: 05.02.2022).

(обратно)

8

Woods А. The Hungarian Soviet Republic of 1919 // The Forgotten Revolution, In defense of Marxism, 21 March 2017. URL: https:// www.marxist.com/hungarian-soviet-republic-1919.htm (last accessed: 05.02.2022).

(обратно)

9

Woods А. The Hungarian Soviet Republic of 1919 // The Forgotten Revolution, In defense of Marxism, 21 March 2017. URL: https:// www.marxist.com/hungarian-soviet-republic-1919.htm (last accessed: 05.02.2022).

(обратно)

10

Исраэлян В. Л., Нежинский Л. Н. Новейшая история Венгрии (1918–1962 гг.), М., 1962. С. 10.

(обратно)

11

Исраэлян В. Л., Нежинский Л. Н. Новейшая история Венгрии (1918–1962 гг.), М., 1962. С. 10.

(обратно)

12

Исраэлян В. Л., Нежинский Л. Н. Новейшая история Венгрии (1918–1962 гг.), М., 1962. С. 25.

(обратно)

13

Венгерская советская республика, 1919. URL: https://system-of-knowledge.fandom.com/wiki/%D0%92%D0%B5%D0%BD%D0%B3%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%A1%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D1%82%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%A0%D0%B5%D1%81%D0%BF%D1%83%D0%B1%D0%BB%D0%B8%D0%BA%D0%B0, 1919 (дата обращения: 05.02.2022).

(обратно)

14

Гайду П. Как боролась и как пала Советская Венгрия. Л., 1931. С. 32–33.

(обратно)

15

Гайду П. Как боролась и как пала Советская Венгрия. Л., 1931. С. 34.

(обратно)

16

Там же.

(обратно)

17

Rosa Luxemburg, The Russian revolution. URL: https:// www.marxists.org/archive/luxemburg/1918/russian-revolution/ch02.htm (last accessed: 05.02.2022).

(обратно)

18

Гайду П. Как боролась и как пала Советская Венгрия. Л., 1931. С. 46.

(обратно)

19

Woods А. The Hungarian Soviet Republic of 1919 // The Forgotten Revolution, In defense of Marxism, 21 March 2017. URL: https:// www.marxist.com/hungarian-soviet-republic-1919.htm (last accessed: 05.02.2022).

(обратно)

20

Woods А. The Hungarian Soviet Republic of 1919 // The Forgotten Revolution, In defense of Marxism, 21 March 2017. URL: https:// www.marxist.com/hungarian-soviet-republic-1919.htm (last accessed: 05.02.2022).

(обратно)

21

Контлер Л. История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы. М., 2002. С. 434.

(обратно)

22

Woods А. The Hungarian Soviet Republic of 1919 // The Forgotten Revolution, In defense of Marxism, 21 March 2017. URL: https:// www.marxist.com/hungarian-soviet-republic-1919.htm (last accessed: 05.02.2022).

(обратно)

23

Lenin’s Boys: A Short History of Soviet Hungary. URL: https:// cosmonaut.blog/2020/08/21/lenins-boys-a-short-history-of-soviet-hungary/ (last accessed: 05.02.2022).

(обратно)

24

Контлер Л. История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы. М., 2002. С. 437.

(обратно)

25

Мирошевский Вл. (ред.) В стране виселиц: сборник статей о Венгерской революции. Гомель, 1924. С. 49.

(обратно)

26

Гайду П. Как боролась и как пала Советская Венгрия. Л., 1931. С. 54–55.

(обратно)

27

Lenin’s Boys: A Short History of Soviet Hungary. URL: https:// cosmonaut.blog/2020/08/21/lenins-boys-a-short-history-of-soviet-hungary/ (last accessed: 05.02.2022).

(обратно)

28

Ibid.

(обратно)

29

Lenin’s Boys: A Short History of Soviet Hungary. URL: https:// cosmonaut.blog/2020/08/21/lenins-boys-a-short-history-of-soviet-hungary/ (last accessed: 05.02.2022).

(обратно)

30

Мирошевский Вл. (ред.) В стране виселиц: Сборник статей о Венгерской революции. Гомель, 1924. С. VI.

(обратно)

31

Алексеев В. Венгрия 56. Прорыв цепи. М., 1996. С. 65.

(обратно)

32

Лукач Д. Прожитые мысли. Автобиография в диалоге. М., 2019. С. 199.

(обратно)

33

Hobsbawm E. Could it have been different? In: London Review of books, 16.11.2006. URL: https://www.lrb.co.uk/the-paper/v28/n22/eric-hobsbawm/could-it-have-been-different (last accessed: 05.02.2022).

(обратно)

34

Исраэлян В. Л., Нежинский Л. Н. Новейшая история Венгрии (1918–1962 гг.). М., 1962. С. 185.

(обратно)

35

Исраэлян В. Л., Нежинский Л. Н. Новейшая история Венгрии (1918–1962 гг.). М., 1962. С. 189.

(обратно)

36

Там же. С. 127.

(обратно)

37

Алексеев В. Венгрия 56. Прорыв цепи. М., 1996. С. 106.

(обратно)

38

Кирпиченок А. Венгрия-1956, ЛIВА. URL: https:// liva.com.ua/ vengriya-1956.html (дата обращения: 05.02.2022).

(обратно)

39

Исраэлян В. Л., Нежинский Л. Н. Новейшая история Венгрии (1918–1962 гг.). М., 1962. С. 194–195.

(обратно)

40

Любимов М. Лучший ученик Сталин // Независимая газета. 11.04.2019. URL: https://www.ng.ru/non-fiction/2019-04-11/15_978_ rakoshi.html (дата обращения: 05.02.2022).

(обратно)

41

Венгерский Сталин. URL: https://zen.yandex.ru/media/ id/5ee150ecaea1423021c735dc/vengerskii-stalin-5f5539ab019fb065e790bd38 (дата обращения: 05.02.2022).

(обратно)

42

Szűcs Dániel. A Mars téren találkozott először Kádár János és Rákosi Mátyás. 04.10.2021. URL: https://szegeder.hu/blog/varosnaplo/ 2021-10-04/a-mars-teren-talalkozott-eloszor-kadar-janos-es-rakosi-matyas/ 615a174647d3c0260f9e1f95 (дата обращения: 05.02.2022).

(обратно)

43

Контлер Л. История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы, М., 2002. С. 536.

(обратно)

44

Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы. М., 1998. С. 27.

(обратно)

45

Hobsbawm E. Could it have been different? In: London Review of books, 16.11.2006. URL: https://www.lrb.co.uk/the-paper/v28/n22/eric-hobsbawm/could-it-have-been-different (last accessed: 05.02.2022).

(обратно)

46

Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы. М., 1998. С. 46.

(обратно)

47

Нольте Э. Национал-социализм и большевизм. Европейская гражданская война (1917–1945). М., 2003. С. 444.

(обратно)

48

Там же. С. 449.

(обратно)

49

Нешем Д. Венгрия в годы контрреволюции, 1919–1921. М., 1964. С. 101–102.

(обратно)

50

Нешем Д. Венгрия в годы контрреволюции, 1919–1921. М., 1964. С. 102, 104.

(обратно)

51

Там же. С. 104–106.

(обратно)

52

Нешем Д. Венгрия в годы контрреволюции, 1919–1921. М., 1964. С. 105.

(обратно)

53

Там же. С. 109.

(обратно)

54

Там же. С. 111–113.

(обратно)

55

Нешем Д. Венгрия в годы контрреволюции, 1919–1921. М., 1964. С. 114–117.

(обратно)

56

Манн М. Фашисты. М., 2019. С. 351.

(обратно)

57

Мирошевский Вл. (ред.) В стране виселиц: Сборник статей о Венгерской революции. Гомель, 1924. С. 66–67.

(обратно)

58

Манн М. Фашисты. М., 2019. С. 95.

(обратно)

59

Если углубиться еще дальше в историю, то мы можем вспомнить о чудовищной по жестокости расправе над участниками восстания Дьёрдя Дожи в 1514 году, когда лидер повстанцев был зажарен на раскаленном троне, а его тело скормлено восставшим крестьянам.

(обратно)

60

Манн М. Фашисты. М., 2019. С. 352–353.

(обратно)

61

Там же. С. 354.

(обратно)

62

Манн М. Фашисты. М., 2019. С. 352–353.

(обратно)

63

Там же. С. 355.

(обратно)

64

Контлер Л. История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы. М., 2002. С. 492–496.

(обратно)

65

Манн М. Фашисты. М., 2019. С. 348.

(обратно)

66

Манн М. Фашисты. М., 2019. С. 359–360.

(обратно)

67

Там же. С. 350.

(обратно)

68

Манн М. Фашисты. М., 2019. С. 372.

(обратно)

69

Там же. С. 372–373.

(обратно)

70

Там же. С. 375.

(обратно)

71

Brown C. P. The Forgotten German Genocide: Revenge Cleansing in Eastern Europe, 1945–50. Yorkshire — Philadelphia, 2021. URL: https:// books.google.de/books?id=CaYvEAAAQBAJ&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false (last accessed: 07.02.2022).

(обратно)

72

Контлер Л. История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы. М., 2002. С. 500.

(обратно)

73

Треппер Л. Большая игра. URL: http:// nozdr.ru/militera/memo/ russian/trepper_lz01/1-2.html (дата обращения: 07.02.2022).

(обратно)

74

Випперман В. Европейский фашизм в сравнении: 1922–1982. Новосибирск, 2020. С. 89.

(обратно)

75

Випперман В. Европейский фашизм в сравнении: 1922–1982. Новосибирск, 2020. С. 153.

(обратно)

76

Там же. С. 155.

(обратно)

77

Поппетров Н. Фашизм в Болгарии — специфические черты // Сова. № 3(26). 2015. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/fashizm-v-bolgarii-spetsificheskie-cherty/viewer (дата обращения: 07.02.2022).

(обратно)

78

Манчук А. Перевести войну в Казахстан. Украинские националисты мечтали о завоевательном походе за Волгу // Украина.ру. 12.01.2022. URL: https://ukraina.ru/opinion/20220112/1033055789.html (дата обращения: 07.02.2022).

(обратно)

79

Поппетров Н. Фашизм в Болгарии — специфические черты // Сова. № 3(26). 2015. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/fashizm-v-bolgarii-spetsificheskie-cherty/viewer (дата обращения: 07.02.2022).

(обратно)

80

Манн М. Фашисты. М., 2019. С. 347.

(обратно)

81

Стыкалин А. С. Венгерский кризис 1956 в исторической ретроспективе. М., 2016. С. 4.

(обратно)

82

Манн М. Фашисты. М., 2019. С. 133.

(обратно)

83

Алексеев В. Венгрия 56. Прорыв цепи. М., 1996. С. 147–148.

(обратно)

84

Алексеев В. Венгрия 56. Прорыв цепи. М., 1996. С. 151.

(обратно)

85

Hier F. А Hungarian Diary // Wilson Center. URL: https:// digitalarchive.wilsoncenter.org/document/134608.pdf?v=5f6d39b5c0e03bb853f6126a85aba5a6 (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

86

Гати Ч. Обманутые ожидания. Москва, Вашингтон, Будапешт и венгерское восстание 1956 года. М., 2006. С. 22.

(обратно)

87

Алексеев В. Венгрия 56. Прорыв цепи. М., 1996. С. 158.

(обратно)

88

Там же. С. 160.

(обратно)

89

Алексеев В. Венгрия 56. Прорыв цепи. М., 1996. С. 158.

(обратно)

90

Eörsi L. Köztársaság tér, 1956 // Beszelo. 11.06.2006. URL: http:// beszelo.c3.hu/cikkek/koztarsasag-ter-1956 (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

91

Irving D. Uprising! L., 2010. P. 424.

(обратно)

92

Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы. М., 1998. C. 432.

(обратно)

93

Формирование рабочей милиции при предприятиях стало одним из первых актов правительства Яноша Кадара. Она была создана 29 января 1957 года и просуществовала до 1989 года.

(обратно)

94

Eörsi L, Köztársaság tér, 1956 // Beszelo. 11.06.2006. URL: http:// beszelo.c3.hu/cikkek/koztarsasag-ter-1956 (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

95

Не стоит говорить, что речь шла о пропагандистском мифе. Но раскопки в поисках «мясорубки АВХ» продолжались около здания горкома еще и в 1990-е годы.

(обратно)

96

Венгрия 1956 года. Очерки истории кризиса. М., 1993. С. 94.

(обратно)

97

Irving D. Uprising! L., 2010. P. 456.

(обратно)

98

Алексеев В. Венгрия 56. Прорыв цепи. М., 1996. С. 161, 269.

(обратно)

99

Не стоит считать вырывание сердец, выкапывание из могил и расчленение тел убитых советских солдат проявлением какой-то особой неприязни. Здесь речь шла о региональных традициях. Некоторые балканские народы верили, что люди обращаются в вампиров из-за отказа от причастия «кровью Христовой». Естественно, «безбожники-коммунисты» были отлучены от причастия, и повстанцы, истовые католики, принимали меры, дабы убитые коммунисты не поднимались по ночам из своих гробов, чтобы пить кровь добрых венгров.

(обратно)

100

Гати Ч. Обманутые ожидания. Москва, Вашингтон, Будапешт и венгерское восстание 1956 года. М., 2006. С. 214.

(обратно)

101

Ben-Swartz M., A new look at the 1956 Hungarian Revolution: Soviet opportunism, American acquiescence. URL: https:// sites.tufts.edu/ fletcherrussia/files/2018/09/1988-Martin-Ben-Swartz-A-new-look-at-the-1956- Hungarian-Revolution.-Soviet-opportunism-American-acquiescence.pdf. P. 56 (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

102

Шевченко В. В. НаПоминание. Ростов н/Д, 2016. С. 637.

(обратно)

103

Шевченко В. В. НаПоминание. Ростов н/Д, 2016. С. 466.

(обратно)

104

Авдеенко А. Черные колокола. М., 1963. С. 132.

(обратно)

105

Гати Ч. Обманутые ожидания. Москва, Вашингтон, Будапешт и венгерское восстание 1956 года. М., 2006. С. 197.

(обратно)

106

Irving D. Uprising! L., 2001. P. 28.

(обратно)

107

Cigányok az 1956-os forradalomban. URL: https:// www.oronk.hu/ 2016/10/20/1174/ (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

108

Irving D. Uprising! L., 2001. P. 113.

(обратно)

109

Ben-Swartz M., A new look at the 1956 Hungarian Revolution: Soviet opportunism, American acquiescence. URL: https:// sites.tufts.edu/ fletcherrussia/files/2018/09/1988-Martin-Ben-Swartz-A-new-look-at-the-1956- Hungarian-Revolution.-Soviet-opportunism-American-acquiescence.pdf. P. 327–328 (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

110

Гати Ч. Обманутые ожидания. Москва, Вашингтон, Будапешт и венгерское восстание 1956 года. М., 2006. С. 14.

(обратно)

111

Гати Ч. Обманутые ожидания. Москва, Вашингтон, Будапешт и венгерское восстание 1956 года. М., 2006. С. 212.

(обратно)

112

Там же. С. 239.

(обратно)

113

Bekes C. and Kecskes G. (eds.) French Diplomatic Documents on the 1956 Hungarian Revolution. URL: http:// www.coldwar.hu/publications/ Bekes-Kecskes%20-%20French%20Diplomatic%20Documents%20on%20the% 201956%20Hungarian%20Revolution%20-%2012-2017.pdf (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

114

Vallay Szokolay O. My October, Freedom Fighter 56. URL: https://freedomfighter56.com/olga-vallay-szokolay-my-october (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

115

Бибо И. Еврейский вопрос в Венгрии после 1944 года. М., 2005. C. 212.

(обратно)

116

Чернухин В. Адмирал Хорти — антисемит или жертва обстоятельств // Zahav.ru. 29.08.2018. URL: https://mnenia.zahav.ru/Articles/ 10758/admiral_horti_antisemit_ili_jertva_obstoyatelstv (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

117

Манн М. Фашисты. М., 2019. С. 366.

(обратно)

118

Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы. М., 1998. С. 163.

(обратно)

119

Irving D. Uprising! L., 2010. P. 52.

(обратно)

120

Папа (венг. Pápa) — город на западе Венгрии.

(обратно)

121

Irving D. Uprising! L., 2010. P. 53–54.

(обратно)

122

Ibid. P. 54.

(обратно)

123

Ibid. P. 53, 55.

(обратно)

124

Peter. I. Hides. Canada and Hungarian Jewish Refugees, 1956–57 // East European Jewish Affairs. Vol. 37. 1. April 2007. URL: https:// www.tandfonline.com/doi/abs/10.1080/13501670701197953?journalCode=feej20 (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

125

Райнер Я. М. Имре Надь — премьер-министр венгерской революции 1956 года. Политическая биография. М., 2006. С. 17.

(обратно)

126

Glik R. Hem lo haiu rak be-zad ha-tovim // Ha-Arez. 22.10.2006. URL: https://www.haaretz.co.il/misc/1.1147312 (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

127

Райнер Я. М. Имре Надь — премьер-министр венгерской революции 1956 года. Политическая биография. М., 2006. С. 17.

(обратно)

128

Glik R. Hem lo haiu rak be-zad ha-tovim // Ha-Arez. 22.10.2006. URL: https://www.haaretz.co.il/misc/1.1147312 (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

129

К истории решения одной международной гуманитарной проблемы. Венгерские беженцы и мировое сообщество, 1956–1957 // Уроки истории. 14.09.2015. URL: https://urokiistorii.ru/articles/k-istorii-reshenija-odnoj-mezhdunarodno#_ftn9 (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

130

Jordan М. 1956 crisis decimated two Jewish communities, in Hungary and Egypt // Jewish Telegraph Agency. 25.10.2006. URL: https:// www.jta.org/2006/10/25/lifestyle/1956-crises-decimated-two-communities (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

131

Стыкалин А. С. Венгерский кризис 1956 в исторической ретроспективе. М., 2016. С. 141–142.

(обратно)

132

Стыкалин А. С. Венгерский кризис 1956 в исторической ретроспективе. М., 2016. С. 141–142.

(обратно)

133

Ferenc T. Halálra szántak, mégis élünk // Polgari Szemle. 02.10.2006. URL: https://polgariszemle.hu/archivum/26-2006-oktober-2-evfolyam-10-szam/ 127-halalra-szantak-megis-eluenk (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

134

Peto A. Roots of illiberal memory politics. Remembering women in the 1956 Hungarian revolution // Baltic World. 08.08.2018. URL: https:// balticworlds.com/roots-of-illiberal-memory-politics/?fbclid=IwAR1pKwe Eu5jd98kLBkYUwaTep4NC9EMzTJ-GS4Ke89JuCVAQZJ-theTQzoY (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

135

Ferenc T. Halálra szántak, mégis élünk // Polgari Szemle. 02.10.2006. URL: https://polgariszemle.hu/archivum/26-2006-oktober-2-evfolyam-10-szam/127-halalra-szantak-megis-eluenk (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

136

Сommemorative statement of the synod of the reformed church in Hungary upon the 60-th anniversary of the Hungarian revolution and freedom fight on 1956. URL: https:// regi.reformatus.hu/data/attachments/ 2016/10/16/RCH_Statement_on_the_60th_Anniversary_of_the_Revolution_in_1956.pdf (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

137

Венгерские события 1956 года глазами КГБ и МВД СССР. Сборник документов. М., 2009.

(обратно)

138

Setting the Record Straight: Radio Free Europe and the 1956 Hungarian Revolution // Wilson Center. 24.10.2006 URL: https:// www.wilsoncenter.org/event/setting-the-record-straight-radio-free-europe-and-the-1956-hungarian-revolution (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

139

Гати Ч. Обманутые ожидания. Москва, Вашингтон, Будапешт и венгерское восстание 1956 года. М., 2006. С. 208.

(обратно)

140

Perlez J. Archives confirm false hope fed Hungary revolt // NYT. 28.09.1996. URL: https://www.nytimes.com/1996/09/28/world/archives-confirm-false-hope-fed-hungary-revolt.html (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

141

Шевченко В. В. НаПоминание. Ростов н/Д, 2016. C. 136.

(обратно)

142

Райнер Я. М. Имре Надь — премьер-министр венгерской революции 1956 года. Политическая биография. М., 2006. С. 48.

(обратно)

143

Там же. С. 59.

(обратно)

144

Райнер Я. М. Имре Надь — премьер-министр венгерской революции 1956 года. Политическая биография. М., 2006. С. 58.

(обратно)

145

Там же. С. 63.

(обратно)

146

Лукач Д. Прожитые мысли. Автобиография в диалоге. М., 2019. С. 208.

(обратно)

147

Райнер Я. М. Имре Надь — премьер-министр венгерской революции 1956 года. Политическая биография. М., 2006. С. 194.

(обратно)

148

Райнер Я. М. Имре Надь — премьер-министр венгерской революции 1956 года. Политическая биография. М., 2006. С. 243.

(обратно)

149

Там же.

(обратно)

150

Там же. С. 246.

(обратно)

151

Стыкалин А. Дело Имре Надя // Уроки истории. 17.06.2018. URL: https://urokiistorii.ru/articles/delo-imre-nadja (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

152

Райнер Я. М. Имре Надь — премьер-министр венгерской революции 1956 года. Политическая биография. М., 2006. С. 7.

(обратно)

153

Jozsef Mindszenty: an inveterate anti-semite or a national hero? // Hungarian Spectrum. 24.04.2016. URL: https:// hungarianspectrum.org/ 2016/04/24/jozsef-mindszenty-an-inveterate-anti-semite-or-a-national-hero (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

154

Jozsef Mindszenty: an inveterate anti-semite or a national hero? // Hungarian Spectrum. 24.04.2016. URL: https:// hungarianspectrum.org/ 2016/04/24/jozsef-mindszenty-an-inveterate-anti-semite-or-a-national-hero (last accessed: 10.02.2022).

(href=#r154>обратно)

155

Ibid.

(обратно)

156

Стыкалин А. С. Кардинал Миндсенти. URL: https:// istorja.ru/ forums/topic/2244-kardinal-yozhef-mindsenti/ (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

157

Jozsef Mindszenty: an inveterate anti-semite or a national hero? // Hungarian Spectrum. 24.04.2016. URL: https:// hungarianspectrum.org/ 2016/04/24/jozsef-mindszenty-an-inveterate-anti-semite-or-a-national-hero (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

158

Стыкалин А. С. Кардинал Миндсенти. URL: https:// istorja.ru/ forums/topic/2244-kardinal-yozhef-mindsenti/ (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

159

Стыкалин А. С. Кардинал Миндсенти. URL: https:// istorja.ru/ forums/topic/2244-kardinal-yozhef-mindsenti/ (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

160

Райнер Я. М. Имре Надь — премьер-министр венгерской революции 1956 года. Политическая биография. М., 2006. С. 11–12.

(обратно)

161

Там же. С. 14.

(обратно)

162

Стыкалин А. С. Кардинал Миндсенти. URL: https:// istorja.ru/ forums/topic/2244-kardinal-yozhef-mindsenti/ (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

163

Стыкалин А. С. Кардинал Миндсенти. URL: https:// istorja.ru/ forums/topic/2244-kardinal-yozhef-mindsenti/ (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

164

Ben-Swartz M., A new look at the 1956 Hungarian Revo- lution: Soviet opportunism, American acquiescence. URL: https:// sites.tufts.edu/fletcherrussia/files/2018/09/1988-Martin-Ben-Swartz-A-new-look-at-the-1956-Hungarian-Revolution.-Soviet-opportunism-American-acquiescence.pdf. P. 359 (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

165

Bekes C. and Kecskes G. (eds.) French Diplomatic Documents on the 1956 Hungarian Revolution. URL: http:// www.coldwar.hu/publications/ Bekes-Kecskes%20-%20French%20Diplomatic%20Documents%20on%20the% 201956%20Hungarian%20Revolution%20-%2012-2017.pdf (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

166

Ben-Swartz M., A new look at the 1956 Hungarian Revolution: Soviet opportunism, American acquiescence. URL: https:// sites.tufts.edu/ fletcherrussia/files/2018/09/1988-Martin-Ben-Swartz-A-new-look-at-the-1956-Hungarian-Revolution.-Soviet-opportunism-American-acquiescence.pdf. P. 537 (last accessed: 10.02.2022).

(обратно)

167

Ленин В. И. Письмо к рабочим и крестьянам по поводу победы над Колчаком. URL: https://leninism.su/works/78-tom-39/1245-pismo-k-rabochim-i-krestyanam-po-povodu-pobedy-nad-kolchakom.html?fbclid= IwAR3X5fSMQWacFbKgbc5sFXQ1FmSKt08SHvMXbNGsm3SzCfPqiIuvX9r-drU (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

168

Стыкалин А. С. Венгерский кризис 1956 в исторической ретроспективе. М., 2016. С. 315.

(обратно)

169

Dorfman R. Bin nazizm le-komunizm // Ishrael ha-Yoim. 20.10.2016. URL: https://www.israelhayom.co.il/article/421147 (дата обращения: 10.02.2016).

(обратно)

170

Glik R. Hem lo haiu rak be-zad ha-tovim // Ha-Arez. 22.10.2006. URL: https://www.haaretz.co.il/misc/1.1147312 (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

171

Dorfman R. Bin nazizm le-komunizm // Ishrael ha-Yoim. 20.10.2016. URL: https://www.israelhayom.co.il/article/421147 (дата обращения: 10.02.2016).

(обратно)

172

Glik R. Hem lo haiu rak be-zad ha-tovim // Ha-Arez. 22.10.2006. URL: https://www.haaretz.co.il/misc/1.1147312 (дата обращения: 10.02.2022).

(обратно)

173

Толкунов А., Одинец М. Венгрия сегодня. М., 1957. С. 21, 27.

(обратно)

174

Там же.

(обратно)

175

Венгрия 1956 год. Воспоминания участников боев: В крупных городах Венгрии в нас стреляли, а в селах встречали хлебом-солью. URL: https://zen.yandex.ru/media/rusblog/vengriia-1956-god-vospominaniia-uchastnikov-boev-v-krupnyh-gorodah-vengrii-v-nas-streliali-a-v-selah-vstrechali-hlebomsoliu-5b9647e9f3ce7200aad8a139 (дата обращения: 10.02.2016).

(обратно)

176

Толкунов А., Одинец М. Венгрия сегодня. М., 1957. С. 23.

(обратно)

177

Алексеев В. Венгрия 56. Прорыв цепи. М., 1996. С. 170, 172.

(обратно)

178

Irving D. Aufstang in Ungarn. Muenchen, 1986. S. 528.

(обратно)

179

Троцкий Л. Д. Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет? URL: http://lib.ru/TROCKIJ/trockij1.txt (дата обращения: 11.02.2022).

(обратно)

180

Дойчер И. Троцкий. Изгнанный пророк. 1929–1940/ URL: https://www.libfox.ru/413541-81-isaak-doycher-trotskiy-izgnannyy-prorok-1929-1940.html (дата обращения: 11.02.2022).

(обратно)

181

Троцкий Л. Д. Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет? URL: http://lib.ru/TROCKIJ/trockij1.txt (дата обращения: 11.02.2022).

(обратно)

182

Там же.

(обратно)

183

Британские коммунисты в 1956 году // «Рабкрин». URL: https:// rabkrin.org/britanskie-kommunisty-v-1956-godu/ (дата обращения: 02.03.2022).

(обратно)

184

Британские коммунисты в 1956 году // «Рабкрин». URL: https:// rabkrin.org/britanskie-kommunisty-v-1956-godu/ (дата обращения: 02.03.2022).

(обратно)

185

Там же.

(обратно)

186

Fryer P. Hungarian Tragedy. URL: https:// www.marxists.org/ archive/fryer/1956/dec/introduction.htm (last accessed: 11.02.2022).

(обратно)

187

Fryer P. Hungarian Tragedy. URL: https:// www.marxists.org/ archive/fryer/1956/dec/introduction.htm (last accessed: 11.02.2022).

(обратно)

188

Ibid.

(обратно)

189

Fryer P. Hungarian Tragedy. URL: https:// www.marxists.org/ archive/fryer/1956/dec/introduction.htm (last accessed: 11.02.2022).

(обратно)

190

Fryer P. Hungarian Tragedy. URL: https:// www.marxists.org/ archive/fryer/1956/dec/introduction.htm (last accessed: 11.02.2022).

(обратно)

191

Fryer P. Hungarian Tragedy. URL: https:// www.marxists.org/ archive/fryer/1956/dec/introduction.htm (last accessed: 11.02.2022).

(обратно)

192

Ibid.

(обратно)

193

Стыкалин А. С. Венгерские события 1956 г. в откликах двух российских ученых // Уроки истории. 21.11.2014. URL: https:// urokiistorii.ru/ articles/vengerskie-sobytija-1956-g-v-otklikah-dvuh (дата обращения: 11.02.2022).

(обратно)

194

Fryer P. Hungarian Tragedy. URL: https:// www.marxists.org/ archive/fryer/1956/dec/introduction.htm (last accessed: 11.02.2022).

(обратно)

195

Шевченко В. В. НаПоминание. Ростов н/Д, 2016. С. 118.

(обратно)

196

Там же. С. 342.

(обратно)

197

Там же. С. 359.

(обратно)

198

Шевченко В. В. НаПоминание. Ростов н/Д, 2016. С. 229–330.

(обратно)

199

Алексеев Ю. В. Мятеж, а у нас без войны. Мемуары участника подавления Венгерского восстания. Часть II // Уроки истории. 23.10.2015. URL: https:// urokiistorii.ru/articles/mjatezh-a-u-nas-bez-vojny-2 (дата обращения: 11.02.2022).

(обратно)

200

Шевченко В. В. НаПоминание. Ростов н/Д, 2016. С. 395, 582.

(обратно)

201

Там же. С. 518, 534, 582.

(обратно)

202

Шевченко В. В. НаПоминание. Ростов н/Д, 2016. С 590.

(обратно)

203

Anderson A. Hungary’56 // The Anarchist library. 11.07.2020/ URL: https://theanarchistlibrary.org/library/andy-anderson-hungary-56 (last accessed: 11.02.2022).

(обратно)

204

Могилевский Б. Л. Вся власть Советам! URL: https:// biography.wikireading.ru/282324 (дата обращения: 11.02.2022).

(обратно)

205

Алексеев В. Венгрия 56. Прорыв цепи. М., 1996. С. 157.

(обратно)

206

Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы. М., 1998. С. 397.

(обратно)

207

Там же. С. 407.

(обратно)

208

Толкунов А., Одинец М. Венгрия сегодня. М., 1957. С. 33.

(обратно)

209

Irving D. Uprising! L., 2001. P. 454.

(обратно)

210

Исраэлян В. Л., Нежинский Л. Н. Новейшая история Венгрии (1918–1962 гг.). М., 1962. С. 215.

(обратно)

211

Алексеев В. Венгрия 56. Прорыв цепи. М., 1996. С. 215.

(обратно)

212

Krausz Т. The Hungarian workers’ councils of 1956 // Worker’s Liberty. 31.10.2006/ URL: https://www.workersliberty.org/story/2006-10-31/hungarian-workers-councils-1956 (last accessed: 11.02.2022).

(обратно)

213

Anderson A. Hungary’56 // The Anarchist library. 11.07.2020/ URL: https://theanarchistlibrary.org/library/andy-anderson-hungary-56 (last accessed: 11.02.2022).

(обратно)

214

Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы. М., 1998. С. 713.

(обратно)

215

Там же. С. 606.

(обратно)

216

Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы. М., 1998. С. 670.

(обратно)

217

Кляйн Н. Доктрина Шока. М., 2009. С. 230.

(обратно)

218

Там же. С. 231.

(обратно)

219

Там же. С. 228.

(обратно)

220

Кляйн Н. Доктрина Шока. М., 2009. С. 231.

(обратно)

221

Там же. С. 238.

(обратно)

222

Кляйн Н. Доктрина Шока. М., 2009. С. 252.

(обратно)

223

Там же. С. 253.

(обратно)

224

Там же. С. 236.

(обратно)

225

Там же. С. 253.

(обратно)

226

Норт Д. Политическая биография и историческая ложь: Критика книги Роберта Сервиса Троцкий // Word Socialist Web Site. 15.11.2011. URL: https://www.wsws.org/ru/articles/2011/11/15/serv-n11.html (дата обращения: 11.02.2022).

(обратно)

227

Deutscher I. October Revolutions // New Style. URL: https:// www.marxists.org/archive/deutscher/1956/new-revolutions.htm (last accessed: 11.02.2022).

(обратно)

228

Deutscher I. October Revolutions // New Style. URL: https:// www.marxists.org/archive/deutscher/1956/new-revolutions.htm (last accessed: 11.02.2022).

(обратно)

229

Бруз В. В. Взгляды исследователей на события в Венгрии 1956 года // Военно-исторический журнал. 2006. № 10. С. 61.

(обратно)

230

Бруз В. В. Взгляды исследователей на события в Венгрии 1956 года // Военно-исторический журнал. 2006. № 10. С. 61.

(обратно)

231

Там же. С. 62.

(обратно)

232

Стыкалин А. С. Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе. М., 2016. С. 11–13.

(обратно)

233

Bayer L. Viktor Orbán’s revision of the 1956 revolution // Politico. 23.10.2016 https://www.politico.eu/article/viktor-orbans-revision-of-the-1956-revolution/ (last accessed: 16.02.2022).

(обратно)

234

Bayer L. Viktor Orbán’s revision of the 1956 revolution // Politico. 23.10.2016 https://www.politico.eu/article/viktor-orbans-revision-of-the-1956-revolution/ (last accessed: 16.02.2022).

(обратно)

235

Milk A. The Revisions of the 1956 Hungarian revolution, Past in the Making. URL: https://books.openedition.org/ceup/1598 (last accessed: 16.02.2022).

(обратно)

236

Bindenagel С. There Goes Viktor Orban Again // The Globalist. 06.11.2018. URL: https://www.theglobalist.com/hungary-viktor-orban-european-union-putin/ (last accessed: 16.02.2022).

(обратно)

237

Bayer L. Viktor Orbán’s revision of the 1956 revolution // Politico. 23.10.2016 https://www.politico.eu/article/viktor-orbans-revision-of-the-1956-revolution/ (last accessed: 16.02.2022).

(обратно)

238

Манн М. Фашисты. М., 2019. С. 350.

(обратно)

239

Hungarian Revolution And Workers Councils. URL: https:// www.encyclopedia.com/history/encyclopedias-almanacs-transcripts-and-maps/ hungarian-revolution-and-workers-councils (Last accessed: 17.02.2022).

(обратно)

240

Klein N. When Franco Planned an Intervention in Hungary // Visegrad Post. 30.10.2018. URL: https:// visegradpost.com/en/2018/10/30/ when-franco-planned-an-intervention-in-hungary/ (last accessed: 17.02.2022).

(обратно)

241

Стыкалин А. С. Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе. М., 2016. С. 16.

(обратно)

Оглавление

  • Венгрия-1956: другой взгляд
  •   Предисловие
  •   Введение
  •   I. Советская власть в Венгрии: революция, изгнание, возвращение
  •     Революция 1919 года в Венгрии
  •     133 дня
  •     После поражения
  •     Режим народной демократии в действии
  •   II. Массовые ультраправые движения в Восточной Европе 1930–1940-х годов и Венгрия
  •     Белый террор
  •     Хортистское государство
  •     «Скрещенные стрелы»
  •     Фашизм в Центральной и Восточной Европе после Первой мировой войны
  •   III. Мятеж 1956 года — восстание против «тоталитаризма» или борьба за традиционные ценности?
  •     Перестройка в одну неделю
  •     Момент истины — резня в горкоме партии
  •     Двоевластие
  •     Идеология мятежа: антисемитизм
  •     Идеология мятежа: религия
  •     Идеология мятежа: голос «свободы»
  •     «Хороший коммунист»
  •     Новая сила — Йожеф Миндсенти
  •     Народное единство против коммунистов?
  •   IV. В ожидании рабочей революции против сталинизма. Как левые радикалы поддержали ультраправых
  •     Исходные файлы
  •     «Десять дней, которые потрясли мир»: венгерский вариант
  •     Забытые свидетели
  •     Советы 1956 года: мифы и реальность
  •     Cила послезнания
  •     Особое мнение Дойчера
  •   V. «Ревизионизм» событий 1956 года в современной историографии
  •   Заключение
  •   Об авторе
  • *** Примечания ***