КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 712069 томов
Объем библиотеки - 1398 Гб.
Всего авторов - 274352
Пользователей - 125035

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

DXBCKT про Дамиров: Курсант: Назад в СССР (Детективная фантастика)

Месяца 3-4 назад прочел (а вернее прослушал в аудиоверсии) данную книгу - а руки (прокомментировать ее) все никак не доходили)) Ну а вот на выходных, появилось время - за сим, я наконец-таки сподобился это сделать))

С одной стороны - казалось бы вполне «знакомая и местами изьезженная» тема (чуть не сказал - пластинка)) С другой же, именно нюансы порой позволяют отличить очередной «шаблон», от действительно интересной вещи...

В начале

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Стариков: Геополитика: Как это делается (Политика и дипломатия)

Вообще-то если честно, то я даже не собирался брать эту книгу... Однако - отсутствие иного выбора и низкая цена (после 3 или 4-го захода в книжный) все таки "сделали свое черное дело" и книга была куплена))

Не собирался же ее брать изначально поскольку (давным давно до этого) после прочтения одной "явно неудавшейся" книги автора, навсегда зарекся это делать... Но потом до меня все-таки дошло что (это все же) не "очередная злободневная" (читай

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Москаленко: Малой. Книга 3 (Боевая фантастика)

Третья часть делает еще более явный уклон в экзотерику и несмотря на все стсндартные шаблоны Eve-вселенной (базы знаний, нейросети и прочие девайсы) все сводится к очередной "ступени самосознания" и общения "в Астралях")) А уж почти каждодневные "глюки-подключения-беседы" с "проснувшейся планетой" (в виде галлюцинации - в образе симпатичной девчонки) так и вообще...))

В общем герою (лишь формально вникающему в разные железки и нейросети)

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
Влад и мир про Черепанов: Собиратель 4 (Боевая фантастика)

В принципе хорошая РПГ. Читается хорошо.Есть много нелогичности в механике условий, заданных самим же автором. Ну например: Зачем наделять мечи с поглощением душ и забыть об этом. Как у игрока вообще можно отнять душу, если после перерождении он снова с душой в своём теле игрока. Я так и не понял как ГГ не набирал опыта занимаясь ремеслом, особенно когда служба якобы только за репутацию закончилась и групповое перераспределение опыта

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
pva2408 про Зайцев: Стратегия одиночки. Книга шестая (Героическое фэнтези)

Добавлены две новые главы

Рейтинг: +2 ( 2 за, 0 против).

Непраздничные люди. Пьесы [Владислав Крисятецкий] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Владислав Крисятецкий Непраздничные люди. Пьесы

Подарок


Драма в одном действии


Действующие лица:

Макаров

Вика

Лаврентьев

Сошников

Рушевич


Картина первая.


Комната в обычной малогабаритной квартире. Скромная обстановка. Жилище холостяка. Старая мебель, потертые обои. Настенный календарь с пейзажем, указатель даты остановился между соседними днями. Незастеленная кровать. Посреди комнаты (на переднем плане) круглый обеденный стол с несвежей скатертью, на нем телефонная трубка, лист бумаги, карандаш.

Макаров у окна, стоит неподвижно, смотрит на улицу. Виден только его силуэт. Вечереет, комната постепенно погружается в полумрак. Макаров этого не замечает, по-прежнему глядит прямо перед собой. Наконец поворачивает голову, переводит взгляд на подоконник. Видит пачку сигарет, берет в руки, заглядывает внутрь. Собирается достать сигарету, но, подумав, откладывает пачку в сторону. Оборачивается. Отрешенность на лице. Обходит комнату. Замечает, что в комнате почти темно, рассеянно щелкает выключателем. Неказистая люстра освещает комнату. Унылый тускловатый свет — горит одна лампочка из трех.

Макаров возвращается к окну, садится на подоконник, обводит комнату равнодушным взглядом. Замечает телефон на столе. Помедлив, подходит к столу. Потирая лоб, берет трубку. Набирает номер.


МАКАРОВ. Алло… Добрый день. Моя фамилия Макаров… Павел Михайлович… Я вчера оставлял резюме… Обещали связаться, но я решил сам перезвонить… узнать…


Пауза, ждет. Снова потирает лоб.


Да-да… Макаров… Да, Павел Михайлович… Сорок три года… Да, все правильно, это же мной и написано… А когда он будет? Так мне перезвонить или… Да, номер телефона указан… Да, конечно… В любое время… Да… Всего доброго, спасибо.


Кладет трубку. Долго смотрит на лежащий рядом с ней чистый лист бумаги.

В его позе, мимике, голосе улавливается усталость. Это высокого роста человек, худощавый, сутулый. Тронутые сединой короткие волосы. Правильные черты лица, которое трудно назвать красивым или мужественным. Это не лицо уверенного в себе человека, оптимиста. Скорее его можно назвать трагическим — видимо, из-за глубоких морщин на лбу и вокруг глаз. Одет аккуратно, неброско. Черная водолазка, темно-серые костюмные брюки. Печальный образ одинокого человека в непростой жизненной ситуации.

Достает из кармана брюк мобильный телефон, ищет номер, подносит трубку к уху, ждет.


МАКАРОВ. Алло, Игорь, привет. Да, я… Алло!.. Плохо слышно тебя… А, едешь, понятно… Ничего, я быстро… Да, ну так что? Есть?.. Алло!.. Да!.. (Разочарованно). А… Да, понятно… Ну, а что мне остается… Кому?.. Николаеву? Это Диме? А номер есть у тебя? Ну, хоть домашний… Да? Что ж, заодно и проверю, живет или нет. Да, жду…


Берет карандаш и в ожидании крутит его между пальцами. Они заметно подрагивают.


Да… Ага, пишу… (Записывает на бумаге номер телефона.) Пятьдесят? Или шестьдесят?.. Алло!.. Игорь! Алло…


Видимо, прерывается связь. Макаров кладет трубку на стол, задумчиво смотрит на номер телефона. Бросает взгляд на скромные наручные часы. Нерешительно берет трубку, потирая подбородок. Набирает номер.


МАКАРОВ. Алло!

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (довольно молодой, с хрипотцой, явно простуженный). Алло.

МАКАРОВ. Добрый день.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (устало). Добрый.

МАКАРОВ. Могу ли услышать Николаева?

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Здесь такие не проживают.

МАКАРОВ. Извините, а этот номер…

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Секунду… (Слышно, как чихает в сторону.)

МАКАРОВ. Будьте здоровы.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Ох… спасибо… простите. Что вы хотели?

МАКАРОВ. Хотел уточнить номер, номер оканчивается на пятьдесят?

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Да, но… (Пауза, снова чихает.)

МАКАРОВ (скупо усмехнувшись). Будьте здоровы. Совсем расклеились.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (в изнеможении). О-о-о, боже мой… Да уж… Как в той рекламе — «это простуда».

МАКАРОВ. Ну, раз шутите, значит не все потеряно… Горячий чай и ноги в тепло.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (усмехаясь через силу). Да, если бы еще добраться до кухни… Предпочту скончаться, не шевелясь… А вы не доктор?

МАКАРОВ (чуть смутившись). Нет, к медицине я не имею отношения. К сожалению.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (со вздохом). Ясно… А к чему имеете? Секрет?

МАКАРОВ (слегка удивленно). Ну, вообще, скорее к машиностроению. Хотя в последнее время больше к безработице.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. А-а… Понятно… Бывает… (С ощутимой иронией.) Семья не кормлена?

МАКАРОВ (после паузы, прохладно). Я сам себе семья, но и мне есть пока не хочется.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (шмыгнув носом). Ну, тогда и у вас не все потеряно… Хотя по голосу этого не скажешь. Наверное, вы еще и в разводе, да?

МАКАРОВ. Наверное. Вы потрясающе догадливы. Или мы знакомы?

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Нет, вряд ли. Просто интуиция.

МАКАРОВ (уязвленно). Видимо, она у вас обостряется, когда вы чувствуете недомогание?

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (невозмутимо). Не-а. Промахнулись. Похоже, ваша интуиция прихрамывает. Или вы уже успели обидеться.

МАКАРОВ. Ладно. Вам, должно быть, трудно говорить в таком состоянии. Простите, что ошибся номером. Кстати, вы так и не ответили на мой вопрос.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (чуть укоризненно). Да, мой номер оканчивается на пятьдесят. Ну а вы ответите на мой простой вопрос — как вас зовут?

МАКАРОВ (удивленно). Меня?

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Да.

МАКАРОВ (растерянно). Павел… эээ… Михайлович.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (с усмешкой). Ух ты. Вас звать по имени-отчеству?

МАКАРОВ. Можно по имени.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Вы странный человек, Павел. Сами позвонили незамужней девушке и даже не удосужились воспользоваться случаем и познакомиться. А вдруг это ваш шанс?

МАКАРОВ (сбит с толку). Простите?

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Прощаю. Меня зовут Вика. Спасибо, что позвонили, Павел. Я почувствовала себя лучше. По крайней мере, теперь я в силах дойти до кухни и сделать себе чаю, как вы рекомендуете.

МАКАРОВ. Мм… правда? Что ж, я рад, если так.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Звоните, если захочется поговорить. Лучше вечером, после семи. Пока!


Макаров в немом удивлении смотрит на трубку, кладет ее на стол. Какое-то время продолжает вертеть пальцами карандаш, глядя на номер телефона на листке. Недоуменно пожимает плечами. Затем встряхивает головой, словно пытаясь прийти в себя. Отходит к окну. Смотрит в сумерки. Какое-то время стоит, не двигаясь. Затем внезапно оборачивается, смотрит на телефон. На лице проблеск улыбки.


Картина вторая.


Та же комната несколькими днями позже. Свет более яркий — в люстре горят две лампы. Макаров сидит на заправленной постели, вместо черной водолазки на нем светлая рубашка. За спиной виден настенный календарь, на нем поменян месяц и указатель установлен на верной дате. В руках у Макарова книга. Он пытается читать, но не может сосредоточиться — поглядывает то на часы, то на телефон, то на вид за окном. Наконец, захлопывает книгу, встает. Начинает ходить по комнате, заложив руки за голову. В походке чувствуется нетерпение. Лицо кажется немного взволнованным, но вместе с тем каким-то просветленным.

В очередной раз бросив взгляд на часы, останавливается у стола, берет телефонную трубку, набирает номер. Осматривается, выбирая место для разговора. Сначала отходит к окну, затем все же садится на стул.


ГОЛОС ВИКИ (звонкий, легкий, она выздоровела). Да, алло?

МАКАРОВ. Привет, Вика. Это Павел.

ВИКА (игриво). О, привет! Ты, как всегда, пунктуален.

МАКАРОВ (с улыбкой). Да, не без этого. Ровно семь ноль одна.

ВИКА (слегка насмешливо). И педантичен. Это очень мило. Рада тебя слышать!

МАКАРОВ. В самом деле?

ВИКА. Да, тем более что сегодня, если не ошибаюсь, маленький юбилей? Твой пятый звонок?

МАКАРОВ. Будем считать, что четвертый. Прошлый раз не в счет, ты отказалась разговаривать.

ВИКА (легкомысленно). Ага, но я тогда была занята, не могла говорить.

МАКАРОВ. А перезвонить?

ВИКА (усмехаясь, шутливо). Еще чего. Это ведь ты на крючке, ты и перезванивай.

МАКАРОВ (с иронией). А ты, стало быть, у нас такая роковая женщина.

ВИКА (серьезнее, понижая голос). Нет, я у нас обычная женщина. В меру нежная, а в меру жестокая. В меру ребенок, а в меру сука.

МАКАРОВ. Ого.

ВИКА. Ага. Как твои дела?

МАКАРОВ. Дела? (Задумывается.) Да, в общем, без изменений дела. В поисках работы. Пока безуспешных. Везде или сразу отказ, или «позвоните завтра». Да еще вот звонки тебе. В виде успокоительного.

ВИКА (с удивлением). Правда? Тебя успокаивает мой бред?

МАКАРОВ. Это не бред. Если ты говоришь о том, что чувствуешь.

ВИКА. Да? А ты склонен настолько доверять чувствам?

МАКАРОВ. Так точно.

ВИКА. Больше, чем разуму?

МАКАРОВ (встает, подходит к окну). В этом моя беда. В этом самом. В нежелании следовать за голосом разума.

ВИКА (усмехаясь). Поэтично. На этой почве и были разногласия с бывшей супругой?

МАКАРОВ (после паузы). Да, пожалуй. Хотя и не только в этом дело, конечно.

ВИКА. Расскажи мне о ней.

МАКАРОВ (удивленно). Зачем? Разве тебе это интересно?

ВИКА (серьезно и немного загадочно). Интересно. А еще мне кажется, что ты сам хочешь кому-то рассказать о ней. И о том, что с вами произошло.

МАКАРОВ (садясь на подоконник, задумчиво). Ты правда так считаешь?

ВИКА. Да, в этом нет ничего странного. Человек уходит, но воспоминания и мысли о нем никуда не деваются. И время от времени желают быть высказанными.

МАКАРОВ (озадаченно). Неожиданно. Слышать это от тебя.

ВИКА. Не ждал, что я могу быть серьезной?

МАКАРОВ. Нет, но… (Замялся.) Да. Пожалуй, да.

ВИКА. Разочарован?

МАКАРОВ (поспешно). Нет, ни в коем случае.

ВИКА (насмешливо). Нельзя недооценивать женщин, Павел. Даже самых легкомысленных с виду. Разве ты этому еще не научен?

МАКАРОВ (потирая лоб). Да, конечно.

ВИКА. Итак? Как ее звали?

МАКАРОВ. Зовут.

ВИКА. Ах да, разумеется.

МАКАРОВ. Лида. Хотя во время нашей первой встречи я ее по ошибке все время называл Людой. От волнения. Она смеялась.

ВИКА. Хорошая женщина, наверное. Я бы на ее месте дала тебе в ухо.


Смеются.


МАКАРОВ. Я был таким нелепым. Даже смешно вспомнить. (После паузы, задумчиво.) Влюбленный как мальчишка.

ВИКА. А сколько тебе было лет?

МАКАРОВ (рассеянно качая головой). Тридцать… один… или два…

ВИКА. Вот как. Да, не мальчик… А ей?

МАКАРОВ (тут же). Двадцать семь.

ВИКА (после паузы). Понятно.

МАКАРОВ (настораживаясь). Что понятно?

ВИКА. Кое-что о тебе. Так… Ну и? Как вы познакомились?

МАКАРОВ (помедлив, чуть нахмурившись). Знаешь… Наверное, это не очень удачная идея. Может быть, когда-нибудь я расскажу тебе, но пока… Я чувствую себя как на приеме у психиатра.

ВИКА. Сколько тебе лет?

МАКАРОВ. Что?

ВИКА. Тебе. Лет. Сколько.

МАКАРОВ. Сорок три. А что?

ВИКА. Вы расстались давно?

МАКАРОВ. Два года назад.

ВИКА. Значит, около десяти лет вместе. А дети?

МАКАРОВ. У нас не было детей. Так вышло. Лида не могла их иметь. Подумывали усыновить. Но так и не собрались.

ВИКА. Может быть, в этом причина?

МАКАРОВ. Вика.

ВИКА. Я просто пытаюсь понять. Ты-то для себя понял, из-за чего остался один?

МАКАРОВ (проводя ладонью по лицу, утомленно). Здесь нет одной причины. И быть не может. Просто они копились-копились… И, наконец, мы устали. Устали с ними бороться.

ВИКА. А по-моему, вы просто привыкли друг к другу. Настолько, что перестали чувствовать. И для тебя, склонного к доверию внутренним ощущениям, это превратилось в преграду.

МАКАРОВ (поднимаясь с подоконника, слегка раздраженно). Все не так просто, пойми. Чтобы знать и делать такие вот выводы, надо прожить рядом год за годом. И понять, что…

ВИКА (нетерпеливо). …что совместная жизнь не удалась, что супруги не сошлись характерами, что лучше всего разойтись… Чтобы потом остаться в одиночестве и терзать себя чувством вины. Так?


Пауза. Макаров стоит, опустив голову. Шевелит губами, но не издает ни звука.


ВИКА (в голосе сдержанное беспокойство). Почему ты молчишь? Разве я не права?

МАКАРОВ. Да, наверное… (Помолчав.) Знаешь, мне действительно трудно без нее. Плохо. В наши последние месяцы мне казалось, что я несчастлив с ней. Что мы оба несчастливы. И что расстаться — лучшее решение для нас обоих. Но теперь… Теперь я просто не живу. Вернее, наверное, это тоже можно назвать жизнью… Только уже не жизнью здорового человека. А скорее жизнью ампутанта. Рана затянулась, но конечность уже не вернуть. Остаются только воспоминания о ней. И боль. Которая то сильнее, то слабее, но постоянно с тобой. Повсюду. Этакий закадычный враг.

ВИКА (после паузы). Печально.

МАКАРОВ. Но факт.

ВИКА. Может быть, вам встретиться, обсудить? Ты знаешь что-то о ней?

МАКАРОВ. Знаю. Она вышла замуж.

ВИКА. Вот как.

МАКАРОВ. Да. Вот так. Конец всему. Наверное, вам, женщинам, такие переживания даются легче. По крайней мере, легче, чем мне.


Вика не отвечает.


МАКАРОВ (устало). Все это время единственным доступным лекарством от всех этих моих дурацких мыслей была работа. Жаль, что я не карьерист — после нашего развода я мог бы бросить на это все силы и получить от «движения по ступенькам» хоть какое-то удовольствие… А так я просто тупо вкалывал. С утра до вечера на заводе. Брал халтуру домой. И все с одной только целью — отвлечься, забыть. Вспомнить, как это — быть одному и не жалеть о том. Не нуждаться ни в ком. Конечно, у меня плохо получалось и вряд ли уже когда-то удастся… Освободиться. Начать жизнь заново. Но все же это был выход, пусть и нехитрый. Наверное, оттого мне особенно тяжело сейчас, когда меня уволили. Когда меня оставили… наедине с собой. (Замолкает, затем говорит бодрее, словно опомнившись.) Ну да ладно. Надо как-то пережить этот период, отыскать себе новую работу, и тогда… (Спохватывается.) Эй! Вика? Ты здесь?

ВИКА (негромко). Да, здесь.

МАКАРОВ (смущенно). Кажется, я наговорил лишнего.

ВИКА. Нет-нет, просто… (Помедлив, озабоченно). Нечасто доводится слышать такие слова. Тем более от мужчины.

МАКАРОВ (неловко усмехаясь). Может быть, мужчины из твоей жизни просто не бывали так откровенны?

ВИКА (задумчиво). Может быть.

МАКАРОВ. Что ж, тогда тебе тоже стоит изучить нас получше.

ВИКА (после паузы, внезапно оживившись). Знаешь что? У меня будет к тебе просьба, только обещай, что выполнишь.

МАКАРОВ (с иронией). Да? Может быть, сначала озвучишь?

ВИКА (прежним звонким голосом). Озвучу обязательно. Но помни, что мне важно твое согласие.

МАКАРОВ. Запомнил.

ВИКА. Через два дня у меня день рождения. Я очень хочу, чтобы ты пришел.

МАКАРОВ (изумленно). Правда? У тебя день рождения?

ВИКА (насмешливо). Да, иногда такое случается с каждым.

МАКАРОВ. Да, но… (Потирает лоб.) Мы ведь ни разу не встречались и едва знакомы… Не рановато для встречи? Не боишься пожалеть?

ВИКА. Нет, не боюсь. А ты?

МАКАРОВ. Я… да не то чтобы…

ВИКА. Решайся, Павел. Я хочу тебя увидеть. Тем более в свой праздник.

МАКАРОВ (неуверенно). Ну… хорошо.

ВИКА (повеселев). Вот и молодчина. Только одно непременное условие. Строгое.

МАКАРОВ. Какое?

ВИКА. Никаких подарков. Никаких цветов.

МАКАРОВ (отмахивается). Да ладно тебе.

ВИКА (понизив голос, твердо). Павел. Я говорю серьезно. Приезжаешь с пустыми руками. Твой визит — это и есть подарок. (Игриво.) А если очень хочется потратить немного денег, то это и так потребуется. На пригородный автобус. Тебе придется прокатиться. Я буду отмечать на даче.

МАКАРОВ (с иронией). Вот как? Неужто покажешь меня родным?

ВИКА (также с иронией). Пока только друзьям. А там посмотрим.


Макаров смеется.


ВИКА. Ну, договорились? По рукам?

МАКАРОВ. Виртуально.

ВИКА. Скажи это. «Да, Вика, я обещаю приехать на твой день рождения в эту субботу».

МАКАРОВ (послушно). Да, Вика, я обещаю приехать на твой день рождения в эту субботу.

ВИКА. К 16.00 и без подарков.

МАКАРОВ. Да, если хочешь.

ВИКА. Хочу. Записывай. (Объясняет, как добраться. Макаров берет карандаш, записывает.) От остановки минут двадцать-тридцать пешком. Прогуляешься?

МАКАРОВ. Без проблем, главное — не заблудиться.

ВИКА. Не промахнешься, там с шоссе в нашу сторону только один выезд и домов мало. По крайней мере, хозяева будут, скорее всего, только в нашем.

МАКАРОВ. Неужели это твой дом?

ВИКА. Папин.

МАКАРОВ. Вот оно что… Ты, кстати, о родителях не рассказывала. И вообще… Знаешь, если вдуматься, я так мало о тебе знаю.

ВИКА. Узнаешь. Не все сразу.

МАКАРОВ. Ты обо мне знаешь больше.

ВИКА (медленно, подбирая слова). Знаю достаточно, чтобы впустить в свой дом. И узнать тебя получше.

МАКАРОВ. А ты интересный человек. И смелый, по-моему.

ВИКА (усмехаясь). Не спеши с комплиментами. Чтобы потом не захотелось взять свои слова обратно.

МАКАРОВ. Я всего лишь говорю то, что чувствую.

ВИКА (шутливо). Ах да, точно. (Заспешив.) Ладно, мне пора. Хорошо поговорили, продолжим на свежем воздухе. Да?

МАКАРОВ (насмешливо). Да, Вика, я обещаю приехать на твой день рождения в эту субботу.

ВИКА. Молодец. До встречи. (Кладет трубку).


Макаров приосанивается, прохаживается по комнате. Воодушевление на лице, глаза живо глядят по сторонам. Обходит стол, оставляя на нем телефон. Останавливается у календаря. Усмехается. Берет карандаш, обводит предстоящую субботу. Поворачивается к столу, изучающе смотрит на записанный адрес. Привычно отходит к окну. Замечает на подоконнике пачку сигарет. Берет в руки, достает сигарету, обнюхивает. Хочет положить обратно, но в последний момент передумывает. Порывисто чиркает спичкой и закуривает. Облако дыма в сторону форточки. Вздох облегчения.


Картина третья.


Суббота, около 16.00. Солнечный безветренный сентябрьский день.

Макаров, в последний раз сверившись с координатами и пряча сложенный листок бумаги во внутренний карман куртки, приближается к металлической ограде. Осматривается в поисках звонка, и, не найдя его, нерешительно толкает калитку. Перед ним, окруженный соснами, возвышается красивый двухэтажный особняк. Неподалеку на лужайке припаркована серебристая иномарка. Вокруг довольно просторного участка лесной массив, других домов поблизости не видно.

Макаров, поглядывая то на дом, то по сторонам, с сомнением поднимается на крыльцо. Звонка вновь не обнаруживает. Помедлив, отрывисто стучит в дверь.


ГОЛОС ВИКИ (приглушенный, из комнаты). Открыто!


Макаров не решается войти, ждет. Слышится торопливый цокот женских каблучков, приближающийся к двери. Макаров замирает.

Дверь открывается, на пороге появляется Вика.

Эффектная молодая женщина лет двадцати семи. Живые серые глаза на красивом загорелом лице. В уголках тонких алых губ приветливая и располагающая к себе улыбка. Нежный цветочный аромат. Темные с рыжим волосы до плеч кокетливо забраны розовой лентой. Сверкающие золотистым блеском серьги и цепочка на длинной шее. Безупречная фигура. На Вике ярко-красная блузка, черная мини-юбка. Стройные ноги в черных сетчатых колготках. Она смотрит на Макарова с интересом, прямо, без смущения. По первому впечатлению это роскошная, уверенная в себе и склонная к легкому эпатажу смешливая шалунья.

Макаров немного робеет и лишь молча разглядывает Вику. Она замечает это, и, прислонившись к двери, шутливо принимает позу модели на фотосессии.

Это разряжает неловкую ситуацию — Макаров улыбается, Вика негромко хихикает, чуть наморщивая аккуратный носик.


ВИКА (доброжелательно). Привет, Павел. Вот и встретились.

МАКАРОВ (пытаясь справиться с волнением, улыбаясь). Привет, Вика. С днем рождения. Первое, что могу сказать — ты чудесно выглядишь.

ВИКА (с довольной улыбкой, игриво). Ах, спасибо! (Отходя от двери.) Проходи в дом, а то холодает. Еще простудишь новорожденную и сам простудишься.


Заходят в прихожую — пожалуй, слегка узковатую, но довольно светлую и чисто прибранную. Налево, за плетеной занавеской, кухня. Направо комната. Из нее доносятся негромкая музыка, приглушенная речь, мужской смех.

Макаров снимает куртку и оказывается в темно-сером костюме. Синий в мелкий рисунок галстук, розовая рубашка. Выглядит весьма элегантно.


ВИКА (наблюдая за ним и шутливо восхищаясь). Ого, какой красавчик! (Подмигивая ему.) Подготовился, смотрю?

МАКАРОВ (усмехаясь, приглаживая волосы). Старался как мог. Раз уж я в роли подарка.

ВИКА (кивает, рассматривая его с улыбкой). Да, такой подарок мне подходит. Беру. (Серьезнее.) Как добрался? Без происшествий? Как тебе местность, как домик?

МАКАРОВ (осматриваясь). Все прекрасно. Я вообще пока пребываю в какой-то благостной прострации от всего, что здесь вижу. (Переводит взгляд на Вику.) В первую очередь от тебя.

ВИКА (благодарно улыбается, на этот раз искренне). Спасибо. Я знала, что тебе понравится. (Осматривает его.) Ну? Готов? Пошли к гостям? (Протягивает ему руку. Тонкие пальцы, на одном из них изящное кольцо. Красный лак сверкает на ухоженных длинных ногтях.)

МАКАРОВ (вздохнув). Погнали.


Хочет взять ее за руку, но в последний момент Вика спохватывается, дотрагивается до его плеча, останавливая.


ВИКА. Чуть не забыла. Есть еще одна просьба.

МАКАРОВ (с улыбкой). Ну, повелевай.

ВИКА (извиняющимся тоном). Телефон мобильный выключи, пожалуйста. И отдай мне.

МАКАРОВ (приподняв брови и продолжая улыбаться). Прямо киносеанс какой-то.

ВИКА (пожимая плечами, с улыбкой). Просто не люблю, когда кто-то отвлекается во время моего праздника.


Макаров достает телефон, отключает и отдает ей.


МАКАРОВ. Мне все равно в выходной никто не позвонит. Просто некому.

ВИКА (кивая, забирает его телефон). Тогда тем лучше. Никого не побеспокоим. (Берет его за локоть.) Ну, вперед!


Идут в комнату.


Картина четвертая.


Комната в доме Вики. Просторная, с хорошей мебелью — широкий платяной шкаф, буфет, двуспальная кровать. Картины на стенах с обоями светлых приятных тонов. Полки со стопками журналов. У широкого окна сервирован длинный раскладной стол. В углу кресло и журнальный столик, на нем портативный проигрыватель. Музыка воздушно-инструментальная, идет фоном. В глубине комнаты, правее от входа, на второй этаж тянется деревянная лестница с перилами.


Входят Вика и Макаров, на лице которого при виде гостей едва заметное удивление. Оказывается, все они его возраста или чуть старше.

За столом Лаврентьев, Сошников, Рушевич. Они прерывают разговор и поднимают глаза на них.


ЛАВРЕНТЬЕВ (после паузы, с насмешливым удивлением). Вот тебе на. Еще один мужик. А когда уже девчонки будут?

Похоже, самый старший из гостей, на вид ему лет пятьдесят. Проницательный, даже колючий взгляд из-под набрякших век. Лоснящееся припухшее лицо, по которому гуляет самодовольная саркастичная улыбка. Тяжелая челюсть, низкий лоб, толстая загорелая шея, выдающийся живот. Темные без признаков седины волосы небрежно расчесаны. Воротник дорогой рубашки расстегнут, светлый пиджак на спинке стула, поскрипывающего от веса Лаврентьева. Голос грубоватый, но говорит вежливо и неторопливо. Уверенный в собственном превосходстве «хозяин жизни», явно любитель выпить.


ВИКА (торопливо отмахиваясь). Будут тебе девчонки, потерпи. (Всем.) Знакомьтесь, новый гость! (С улыбкой глядя на Макарова.) Это Павел Михайлович. Любите и жалуйте!

ЛАВРЕНТЬЕВ (усмехаясь, не без труда поднимаясь со стула, протягивает Макарову руку с короткими толстыми пальцами). Она уже отобрала у тебя телефон, а, Пал Михалыч?

ВИКА (мимолетно улыбаясь и подмигивая Макарову). Да, его телефон у меня, так что теперь он полноправный гость. (Кивая на Лаврентьева.) А это Евгений Иванович, но мы зовем его Евген, и он отзывается.

ЛАВРЕНТЬЕВ (ухмыляясь, легко касается ее щеки). Вне города и на время застолья. (Переводит взгляд на Макарова, чуть наклоняет голову в сторону.) В остальное время лучше не экспериментировать.

ВИКА (с притворным испугом). Ой-ой, какие мы страшные… (Весело.) Так! Дальше! Следующий!


Из-за стола неспешно поднимается Сошников — поджарый мужчина среднего роста с резкими чертами скуластого лица. Голубоватые глаза с оценивающим и хитроватым прищуром, черные кустистые брови, волевой подбородок. На нем спортивная куртка, под ней на крепкой шее видна золотая цепочка. Палец протягиваемой Макарову жилистой руки украшает печатка.


СОШНИКОВ (хрипловато, без улыбки, пристально глядя в глаза Макарову и крепко сжимая его ладонь). Сошников. Станислав.

ВИКА (легко, Макарову). Для друзей просто Стас. И не смотри, что он так отчаянно хмурится. Милый человек. Для друзей, конечно. Уверена, что подружитесь.


Сошников бросает на нее взгляд исподлобья, затем вдруг расцветает улыбкой. Его лицо преображается почти до неузнаваемости, превращая его в «своего парня».


СОШНИКОВ (приветливо улыбаясь Макарову). С прибытием, Пал Михалыч! Проходи, выпьем, закусим.

ВИКА (нетерпеливо). Выпьете-выпьете, успеете. Сначала надо познакомиться со всеми. (Рушевичу.) Итак, Владимир Васильич! Ваш выход! Поспеши к нам!.. (Насмешливо.) Да успеешь ты поесть, вот чудо-то!


Лаврентьев и Сошников раскатисто хохочут. Рушевич действительно что-то быстро дожевывает, вытирает руки салфеткой.

Внешне полная противоположность Сошникову. Худой лысеющий невыразительный тип с бледным, плоским и неправдоподобно гладким, без морщин и почти без бровей лицом. Очки в тонкой серебристой оправе на длинном носу. Водянистые голубые глаза смотрят равнодушно, без внимания. Серый непримечательный костюм без галстука. Белая рубашка с застегнутой верхней пуговицей. Тощая шея с выдающимся кадыком.

Подойдя, чуть наклоняет голову в знак приветствия (скорее Вике, чем Макарову).


РУШЕВИЧ. Владимир Васильевич. Как и было сказано.

Скупо улыбается. Эта улыбка прочерчивает незаметные до этого момента морщины у его крупного рта, но его лицо от этого не становится привлекательнее. Скорее, наоборот, в нем появляется что-то жутковатое, неестественное.

ВИКА (усмехается). Наш Владимир Василич тоже славный, хоть его иногда и приходится тормошить, чтобы добиться от него живых эмоций. Но он работает над этим. (Подмигивает Рушевичу.) Правда ведь, дядя Вова?


Рушевич смотрит на нее с неопределенной улыбкой.


РУШЕВИЧ (мягко, ласково, как ребенку). С эмоциями все в порядке, милая. Они просто ждут своего часа.

ВИКА (так же нежно кивает в ответ). Вот и молодец. (Макарову.) Ну? Вот и познакомились?

ЛАВРЕНТЬЕВ (тянется за бутылкой, громко). Ага, шайка троллей и принцесса!


Сошников фыркает от смеха. Рушевич улыбается, протирая оправу очков.


МАКАРОВ (улыбаясь, чуть скованно). Рад познакомиться со всеми. Можно просто Павел.

ЛАВРЕНТЬЕВ (одобрительно). Вот и хорошо. Садись, Павел. И выпей за новорожденную. (Насмешливо косясь на Вику.) Теперь, надеюсь, можно?

ВИКА (Макарову, заботливо). Садись вон туда. (Показывает на свободную тарелку на краю стола, у окна. Макаров проходит, садится.) Что ты пьешь? Есть водка, вино…

ЛАВРЕНТЬЕВ (перебивая). Никаких вин! Еще не хватало! (Берет рюмку Макарова.) Мужики у тебя пьют водку! И гордо пьянеют за твое здоровье и невероятную красоту. Правда, Пал Михалыч?

МАКАРОВ (усмехнувшись). Да, за такую красоту можно.

ВИКА (качая головой и кокетливо закатывая глаза от удовольствия, Лаврентьеву). Как поэтично, гусар ты мой летучий! (Макарову.) Павел, тебе удобно? Не дует? Накладывай в тарелку, пока эти всё не подмели.

СОШНИКОВ (возражая). Еды хватит и на завтра. (Заговорщицки улыбается сидящему напротив Лаврентьеву.) А уж водки — тем более.


Лаврентьев согласно кивает, разливает всем, ставит бутылку. Вика садится во главе стола, Сошников наливает ей вина.


ЛАВРЕНТЬЕВ (наклоняя голову в сторону Вики, добродушно). Что тебе положить, птичка моя? Салатику? Ветчинки?

ВИКА (шаря взглядом по столу, тоненьким детским голоском). Ой, и того, и другого, и можно без хлеба! (Театрально всплескивая руками.) Прощайте, диеты, сегодня мой день!


Лаврентьев кивает и проворно подхватывает ее тарелку. Под ней оказывается розоватый запечатанный конверт.


ЛАВРЕНТЬЕВ (накладывая салат, при этом с любопытством поглядывая на конверт). Это что за штука такая?

СОШНИКОВ (потихоньку протягивая руку). А мы сейчас узнаем.


Вика с улыбкой легонько хлопает его по протянутой руке.


ВИКА (загадочно). Ручки прочь. Это мой секрет. Придет время — узнаете.

СОШНИКОВ (Лаврентьеву). Во как, слыхал?

ЛАВРЕНТЬЕВ (цепляя вилкой кусок ветчины). Похоже, наша деточка напридумывала конкурсов для своих любимых стариканов. И нас ждет культурная программа.

РУШЕВИЧ (Вике, с иронией). Смотри только, чтобы они не напились раньше всяких конкурсов.

ЛАВРЕНТЬЕВ (усмехаясь, Рушевичу). Тогда, Василич, твои шансы на победу в них резко возрастут. Хотя я без борьбы не сдамся, учти.

ВИКА (насмешливо). Вот болтуны. Ладно, давайте выпьем, мужчины.


Лаврентьев с готовностью поднимает рюмку, встает.


ЛАВРЕНТЬЕВ (с улыбчивой торжественностью, поглядывая на Вику). Итак, господа! Во главе стола сидит наша несравненная прелесть и терпеливо дожидается комплиментов! Что можно отметить? (Важно разглядывает Вику.) Неземная красота? Да! Молодость и задор? Да! Неординарность? Да! Житейский ум и терпеливость? (После короткой паузы.) Нет! Но это придет со временем! (Вика, смеясь, шутливо ударяет его в бедро.) Да, и еще чувство юмора! Безусловно, присутствует! (Поворачиваясь к Вике всем корпусом и радушно ей улыбаясь.) Но все это не так и важно. Ведь мы просто любим тебя, ласточка наша! Будь здорова, так же воздушна и ослепительна!

ВИКА (светясь улыбкой). Ух ты! Спасибо, дорогой!

СОШНИКОВ и РУШЕВИЧ (гулко). Ура!


Макаров радостно улыбается.

Лаврентьев наклоняется и целует Вику в висок. Та ласково треплет его по голове.


ЛАВРЕНТЬЕВ (всем). Всё, мужики могут выпить стоя!


Все встают, чокаются. Лаврентьев, Сошников и Макаров пьют до дна, Рушевич лишь немного пригубляет.

Вика делает маленький глоток, смакуя. Поглядывает на всех с улыбкой.


ЛАВРЕНТЬЕВ (садясь, поморщиваясь). Какая ядреная-то! (Сошникову). Это ты покупал?

ВИКА. Нет, это мы с Максом закинули.

ЛАВРЕНТЬЕВ. С каким еще Максом? Это с водителем папкиным?

ВИКА. Ага, он меня утром привез с провизией и уехал.


Лаврентьев берет бутылку, разглядывает этикетку, пожимает плечами.


ЛАВРЕНТЬЕВ. Хорошая вроде, но резковатая такая. (Сошникову и Макарову). А вам как?

СОШНИКОВ (поглощая салат). Да нормальная.

МАКАРОВ (пожимая плечами). Я вообще-то водку почти не пью, но вроде ничего.


Лаврентьев усмехается Макарову, хочет что-то ему сказать, но передумывает, поворачивается к Рушевичу.


ЛАВРЕНТЬЕВ (ехидно). Ну а как на этом фланге? Только нос помочил?

РУШЕВИЧ (скупо усмехнувшись). У меня своя доза. За вами, алкашами, даже пробовать гнаться не буду.

СОШНИКОВ (Лаврентьеву, со смехом). Надо будет напоить его как-нибудь. Наверное, тот еще цирк начнется.

ЛАВРЕНТЬЕВ. В другой раз. Да и что с него взять, ну начнет лекцию какую-нибудь пьяную читать. (Насмешливо толкая Рушевича в бок.) Политэкономию какую-нибудь, а, Василич?


Рушевич неопределенно хмыкает, тянется за хлебом.


ЛАВРЕНТЬЕВ (кивая Сошникову). Во. Вот тебе и весь сказ. Только бы пожрать. (Снова смотрит на Макарова с улыбкой). Лучше Михалыча напоим. Наверное, будет куда интереснее, а, дядя Паша?

ВИКА. Евген, ты закусывай лучше, нечего к людям приставать. Успеете еще поговорить.

ЛАВРЕНТЬЕВ (лукаво улыбаясь Вике). Ну вот хочу я разговорить нашего нового друга. Пусть он скажет что-нибудь, а я пока пожую.

МАКАРОВ (усмехнувшись, смотрит на Лаврентьева). У вас и так неплохо получается. Вроде не нуждаетесь в ассистентах. (Вике.) Вкусный стол, Вика, только, смотрю, еще не все гости на месте?


На столе две пустые тарелки с приборами и два бокала — между Лаврентьевым и Рушевичем, Сошниковым и Макаровым.


ВИКА. Да, будут еще две моих подружки — Лерка и Маринка. Одноклассницы.

ЛАВРЕНТЬЕВ (жуя). Мда? И чем занимаются одноклассницы?

ВИКА. Да так, живут-поживают… Лерка менеджером в турагентстве, Маринка репетиторствует и собак разводит.

ЛАВРЕНТЬЕВ. Собак разводит? (Гримасничая.) В собачьем суде, что ли?

ВИКА (со смехом). Балда. Собачница она, понимаешь? Некоторые любят собак.

ЛАВРЕНТЬЕВ (с иронией). Ага, и побольше, чем людей.

ВИКА. Кстати, обе незамужем. Так что советую не напиваться.

ЛАВРЕНТЬЕВ (ухмыляясь). Или сделать это побыстрее, чтобы обе точно понравились.

ВИКА (слегка нахмуриваясь). Кто-то за такие шутки сейчас получит по голове.

ЛАВРЕНТЬЕВ (примирительно). Ладно, лапа, не обижайся. (Хватает бутылку.) Лучше слушай следующий тост! (Глянув на Макарова.) Вот, Пал Михалыч жаждет сказать пару слов.


Макаров, застигнутый врасплох, удивленно смотрит на Лаврентьева. Тот озорно подмигивает ему, наливая в его стопку.


ВИКА (Лаврентьеву, с нежной улыбкой глядя на Макарова). Недооцениваешь ты его. А ведь Павел может сказать не хуже тебя, Евген.

ЛАВРЕНТЬЕВ. Замечательно, мы все внимание.


Все смотрят на Макарова, ожидая. Макаров задумчиво улыбается, глядя в тарелку.


МАКАРОВ. Что ж. (Оглядывает всех, останавливает взгляд на Вике, говорит негромко и проникновенно). Хотя с нашей общей любимицей я знаком совсем недолго, этого времени хватило, чтобы увидеть в ней человека не просто привлекательного внешне, но и яркого, необычного внутренне… (После паузы). Я хочу выпить за нашу общую удачу. За то, что всем нам, Вика, так повезло познакомиться с тобой и сегодня оказаться за этим столом. Видеть тебя рядом, слышать, говорить с тобой и о тебе. Будь здорова и… (Улыбается, разводя руками.) Просто будь!

ВИКА (хлопает в ладоши, сияя). Ура! Павел, милый, спасибо!

СОШНИКОВ. Вах, красиво.

ЛАВРЕНТЬЕВ (усмехаясь, при этом пристально глядя в глаза Макарову). Да, Пал Михалыч, порадовал девушку!

ВИКА (Лаврентьеву). Говорила тебе? (Макарову, весело). Павел! Разрешаю поцеловать в щечку.

ЛАВРЕНТЬЕВ (хмыкая, с иронией). Да, вечер для нового гостя уже прошел не зря.


Макаров подходит к Вике. Та встает, неотрывно глядя на него с ласковой улыбкой. Он наклоняется к ее щеке. Вика мягко обнимает его за плечи.


СОШНИКОВ (насмешливо). Вот оно, начало культурной программы.

ЛАВРЕНТЬЕВ. Да, трогательно. (Оглядывает стол, тянется за салатом).


Макаров, немного смущенный, возвращается за стол. Вика, напоследок нежно дотронувшись до его плеча, провожает его теплым взглядом, садится.


СОШНИКОВ. Сразу захотелось сказать что-то хорошее. Или так разрешишь поцеловать?

ВИКА (шаловливо усмехнувшись, качает головой). Сперва тост. Баш на баш. (Всем.) Кстати, может, уже выпьем за слова Павла?

РУШЕВИЧ. Кто-то уже выпил. Больше целоваться надо.


Его рюмка пуста.


ЛАВРЕНТЬЕВ (усмехается Рушевичу). О, и этому не терпится. Ох, Викуля, берегись, Василич допил первую.


Вика и Сошников заливаются смехом, Макаров улыбается. Выражение лица Рушевича не меняется, он деловито спокоен.

Лаврентьев, Сошников и Макаров звонко чокаются с Викой, выпивают. Та вновь делает маленький глоток, на этот раз смотрит только на Макарова. Тот, ставя стопку, тоже сразу поворачивает голову к Вике. Встретившись с ней глазами, спешно отводит взгляд, осматривает комнату. Вика, кивнув, едва заметно улыбается.


ВИКА. Как тебе обстановка, Павел?

МАКАРОВ (продолжая осматриваться). Здесь мило. Комфортно, светло. (Бросает взгляд за окно.) Вообще хорошее место для дома. Тихо, спокойно, лес, река недалеко. Наверное, твой папа любит это место?

ВИКА (с улыбкой качает головой). Мой папа здесь почти не бывает. (В голосе появляется отчетливый сарказм.) У него есть домик побогаче, да еще несколько квартир в городе. Он на такую красоту уже не разменивается. Да и отдыхает редко, занят политикой и коммерцией. (Смотрит по сторонам.) А мне здесь нравится. Даже какие-то вещи сюда купила. Занавески, люстру… Вот картину из дома привезла. (Кивает в сторону пейзажной акварели на стене). А так… Простаивает дом в основном, хотя можно навезти продуктов, да и жить здесь… (Задумчиво.) В мире и согласии с собой.

ЛАВРЕНТЬЕВ (едко). С разрешения папы.

ВИКА (несколько секунд смотрит на Лаврентьева, затем грустно улыбается). Это да.

МАКАРОВ. А на втором этаже что?

ВИКА. Спальня. Заходишь и падаешь на кровать.

СОШНИКОВ (ухмыляясь). Прямо любовное гнездышко.

МАКАРОВ. Потом зайду посмотрю с твоего разрешения.

ЛАВРЕНТЬЕВ (приподняв бровь, игриво). Там ложе нашей принцессы, Пал Михалыч. Чтобы попасть туда, надо очень постараться.


Сошников и Рушевич смеются. Макаров, слегка покраснев, усмехается.


ВИКА (с непринужденной улыбкой). Дураки.


Внезапно из прихожей слышится звонок мобильного телефона. Легкомысленная энергичная мелодия.


ЛАВРЕНТЬЕВ. О! Земля вызывает Викулю. (Берет бутылку, разливает по стопкам, Сошникову.) Твой тост, братец Стас, будь готов.


Вика торопливо скрывается за занавеской, возвращается с ярко-красной трубкой-«раскладушкой». Смотрит на номер, улыбается, откидывает прядь волос, подносит телефон к уху.


ВИКА. Ну привет, дорогая!.. Да!.. Спасибо!.. (Вдруг ее улыбка меркнет.) Что? Как это, почему?.. А что случилось?.. Алло!.. Да-да!.. Ну? Так… Так… Да ты что… (Взволнованно проводит рукой по волосам.) Так вы едете уже?.. Куда-куда?.. А ближе не было, что ли?.. Ну, вы даете… Что? Да… Здесь… Ну, сидим… (Смотрит на Лаврентьева.) Ну вообще-то… да… Хорошо, я узнаю… Сейчас… Да сейчас, подожди!


Вика прижимает трубку к груди, не сводя глаз с Лаврентьева. Тот с легкой выжидающей улыбкой смотрит на нее. Кажется, он слегка захмелел.


ВИКА (с волнением в голосе). Евген, нужны деньги, срочно. У тебя есть?

ЛАВРЕНТЬЕВ (равнодушно). Сколько?

ВИКА. Ну… Тысячи две.

ЛАВРЕНТЬЕВ. Допустим.


ВИКА (в трубку). Лерыч? Алло!.. Есть!.. Да! А вы где?.. Где едете, спрашиваю? (Бросает взгляд на часы.) Ну подъезжайте, я вас встречу! Да, у шоссе… Да!.. Хорошо!.. Ладно, всё… (Захлопывает крышку телефона).

СОШНИКОВ. Что стряслось-то?

ВИКА (Лаврентьеву). Нужна еще машина. На полчаса.

ЛАВРЕНТЬЕВ (поворачивается к Вике, на лице ироническое удивление). Может, еще и ключ от квартиры возьмешь?

ВИКА (настойчиво). Очень надо. Всего на полчаса.

СОШНИКОВ. Викуль, да в чем дело?

ВИКА (торопливо переводит взгляд на Сошникова, сбивчиво тараторит). У Маринки с собакой что-то. То ли под машину попала, то ли еще что, я не разобрала. В общем, поехали к ветеринару. И выяснилось, что он уехал за город. Вот они созвонились с ним и на Леркиной машине помчались. С этим псом. И денег ни копейки, как оказалось, даже заправиться не на что. А там надо лекарство какое-то или… не знаю, деньги нужны, короче! Они будут проезжать мимо нас минут через десять. По шоссе. Мне надо их встретить и передать деньги. Стас. (Поворачивается в Лаврентьеву). Евген.

СОШНИКОВ (Лаврентьеву). Ну дай ты ей тачку, не жмись. Раз такое дело. До шоссе и обратно ведь.

ЛАВРЕНТЬЕВ (бросив быстрый косой взгляд на Сошникова, Вике). А мне, стало быть, не доверяешь?

ВИКА (серьезно). Женя. Пожалуйста. Дай ключи. Тебе уже нельзя за руль.


Лаврентьев хмыкает и, поколебавшись, лезет в карман пиджака. Достает связку ключей.


ЛАВРЕНТЬЕВ. Ладно, бригада единомышленников. (Отдает связку Вике.) Только из уважения к волшебному слову. (С нажимом.) Езжай очень осторожно.

ВИКА. Хорошо.

РУШЕВИЧ. И деньги не забудь, браток.


Лаврентьев поворачивается к нему, Рушевич невинно подмигивает ему из-под очков. Лаврентьев, недобро усмехнувшись, достает бумажник, отсчитывает купюры.


ЛАВРЕНТЬЕВ (отдавая деньги Вике). Ну, привет псу, чтоб он был здоров.


Вика берет деньги, вскакивает, быстро обнимает Лаврентьева за шею и молча убегает в прихожую.

Возвращается в коротком клетчатом пальто.


ВИКА (всем). Ну, пока, мальчики! Не хулиганьте здесь, я скоро приеду.

СОШНИКОВ (с улыбкой). Счастливо, Викуля, возвращайся. За мной тост, за тобой поцелуй.


Вика усмехается. Перед тем как уйти, задерживает взгляд на Макарове. Хочет что-то сказать, но передумывает, просто машет рукой. Тот тепло улыбается в ответ, кивает ей.


Вика уходит.


В комнате Лаврентьев, Сошников, Рушевич и Макаров. Какое-то время сидят молча.

Лаврентьев смотрит в окно. Видит, как появляется Вика, отпирает ворота, быстро идет к машине, отключает сигнализацию, садится за руль.


ЛАВРЕНТЬЕВ (ласково, почти мурлыча). Что же ты так суетишься, сказка моя круглопопая… Вот только стукни тачку, я ж тебя изнасилую с особым цинизмом.


Макаров перестает жевать, смотрит на Лаврентьева в некотором оцепенении. Тот не замечает, внимательно следя за тем, как машина медленно выезжает из ворот и исчезает из вида.


РУШЕВИЧ (Лаврентьеву, наливая себе сок). Ну да, а потом ее папа тебя изнасилует.


Лаврентьев, оторвавшись от окна, в легкой задумчивости смотрит на Рушевича, будто не сразу узнает, затем привычно ухмыляется.


ЛАВРЕНТЬЕВ. Да нет, Василич, не так страшен папа, как его малюют.

РУШЕВИЧ (иронически приподнимает брови). Да неужели? Это с каких таких пор?

ЛАВРЕНТЬЕВ (хитро прищуриваясь). А с таких, мой непросвещенный дружок. Папино время уходит. Оттого-то он так и суетится. А все равно, сколько недвижимости не накупи, в могилу не унесешь. Да и в тюрягу тоже. А ему дорога либо туда, либо сюда. Политика его с неприкосновенностью заканчивается, врагов себе много нажил, так что… долг платежом.

СОШНИКОВ (невесело ухмыляясь). Да, недолго ему осталось в королях ходить.

РУШЕВИЧ (мрачно, Лаврентьеву). Не волнуйся, на твою долю хватит. Или на его место метишь?

ЛАВРЕНТЬЕВ (удивленно). Я? Нет, дружище, я в такие игры не играю. А если и играю, то никогда не заигрываюсь. А вот он явно перебрал со сладкой жизнью. (Весело.) Слишком сладко — тоже горько, а?

РУШЕВИЧ. Так в чем же тогда дело?

ЛАВРЕНТЬЕВ. Да девчонку жалко. Пропадет ведь. Вслед за папашей своим сгинет. Тоже к вкусному привыкла, избаловалась. Скорее бы уж замуж, что ли, выскочила. Может, повезет.

РУШЕВИЧ. Так женись, кто мешает.

ЛАВРЕНТЬЕВ (недоуменно смотрит на Рушевича, затем прыскает от смеха, поворачивается к Сошникову). Слышь, Стас, этому больше не наливаем.

РУШЕВИЧ (бесстрастно). А что же? Сложности?

ЛАВРЕНТЬЕВ (смеясь). Сложности? Да уж, сложности, брат Рушевич. В виде удавки на шею. (Выпивает стопку, морщится, снова наливает.) Неразумный ребенок, который не имеет представления о том, чего стоит заработать хотя бы кусок хлеба на этом столе, а жизнь видит только на глянцевых обложках и в своих потешных гламурных статьях. И ее папаша, который кончит тем, что наделает долгов и оставит дорогого зятя с дочурой за них расплачиваться. Как-то не улыбает меня такой расклад ни разу. Это игры для молодых да богатых. Вот такого бы нашей Викуле в супруги, пусть увозит ее куда-нибудьв Монте-Карло с глаз долой, пока еще можно. А мы, старые пердуны, будем квакать от удовольствия, следя за ее ужимками издалека. (Замечает окаменевшего от его слов Макарова, подмигивает ему). Правда, Пал Михалыч?

МАКАРОВ. Что «правда»?

ЛАВРЕНТЬЕВ (недобро усмехаясь). Ну, как ты считаешь, можно ли тебе или мне жениться на нашей… Как ты сказал? «Общей любимице»?

МАКАРОВ (после паузы, сдержанно). Я человек старомодных взглядов. Для меня «жениться» — это, прежде всего, значит «любить», а уже потом все остальное. Важнее всего единение, прежде всего духовное.


За столом секундное замешательство, которое сменяется взрывом хохота.

Заливистый смех Лаврентьева сопровождается усталым поскрипыванием его стула. Сошников случайно опрокидывает стакан с соком, но даже не замечает этого, сгибаясь от хриплого смеха. Рушевич улыбается Макарову своей зловещей улыбкой.


МАКАРОВ (с усилием). Рад, что вам смешно.

ЛАВРЕНТЬЕВ (отсмеявшись, тяжело дыша). Мы тоже рады, добрейший Пал Михалыч, что в нашей компании присутствует такое чудо, как вы! (Его слезящиеся от смеха глаза смотрят на Макарова в упор). Последний рыцарь. Мечтающий о любви, невзирая на сложные климатические условия.

СОШНИКОВ (замечает упавший стакан, смеясь, поднимает его). Представляю себе нашу Вику в коммунальном гадюшнике в передничке у засранной плиты. И с ребенком на руках. Печальную, но влюбленную по уши. Плакать хочется от восторга, честное слово.

ЛАВРЕНТЬЕВ (кивая и подвывая от смеха). Ой… Хватит, Стас, я уже не могу… (Макарову). Давайте лучше выпьем, а, Пал Михалыч? Окажете любезность?

МАКАРОВ (отрешенно). За что же выпьем?

ЛАВРЕНТЬЕВ (задорно). За что? Как за что? (Поет, не попадая в ноты). Выпьем за любо-о-вь… тара-рам-тарам-тарам-там-там… (Выпивает, морщится, кашляет).

РУШЕВИЧ. Всё, Евген запел.

СОШНИКОВ (смеясь). Жаль, девчонки не заедут, послушали бы его бархатистый тенор. (Выпивает).

ЛАВРЕНТЬЕВ (распаляясь). Да что там мой тенор, вот Пал Михалыч бы им спел, это им бы понравилось. О любви, да, дядя Паша? (Кашляет). Особенно этой… собачнице бы понравилось… И сразу замуж, без разговоров! Взял бы собачницу-училку в жены, правда, Михалыч?..


Лаврентьев пытается смеяться, но снова заходится в приступе удушливого кашля.

Когда кашель, наконец, стихает, Лаврентьев несколько секунд смотрит перед собой странным бессмысленным взглядом. Затем внезапно боком валится со стула. Это выглядит немного комично, будто его очередная шутка. Какое-то время все сидят в неловкой тишине, ожидая, что Лаврентьев поднимется. Сошников издает нервный смешок, заглядывает за стол.

И, охнув, бросается на колени рядом с Лаврентьевым. Отшвыривает в сторону подвернувшийся стул Вики, разрывает на груди Лаврентьева рубашку. Слушает сердце, щупает пульс, проверяет дыхание.

К Сошникову, роняя стул, кидается опомнившийся Рушевич. Макаров поднимается на ноги и недоуменно следит за происходящим.


Музыка обрывается.


СОШНИКОВ (старается привести Лаврентьева в чувство, бормочет). Что ж за дела-то… Евген!.. Ну же… Не дышит… Нет, не дышит… И сердце стоит… (Беспомощно оглядывается по сторонам, замечает Макарова, кричит ему). Телефон где твой? Слышишь меня? Где она его спрятала, вспомни!


Макаров ошарашенно смотрит на него.


РУШЕВИЧ (нервно, почти истерично). Что это все значит?

СОШНИКОВ (неумело пытается сделать Лаврентьеву массаж сердца, с досадой). А я почем знаю! Ты же был рядом, все видел! Сидел и вдруг свалился! Как подкошенный… (Ругается сквозь зубы, снова прислушивается). Ничего. Хана. Неужели… Ох, Евген, что же ты… И машину отдал нашей…


Внезапно он останавливается. Выпрямляется.


СОШНИКОВ (кричит, вскидывая руки). Стоять всем! Не двигаться!


Поворачивает к Макарову и Рушевичу покрасневшее от напряжения лицо, в его глазах смесь торжества и ужаса.

Сошников шарит глазами по столу, затем осторожно поднимает тарелку Вики и медленно достает оставленный ею конверт. Надрывает его. Внутри листок бумаги. Вынимает, разворачивает. Руки заметно дрожат.


ТЕКСТ ЗАПИСКИ (зачитывается голосом Вики, интонация варьируется от смешливо-легкомысленной до неприязненной). «Итак, дорогие мужчины! Случилось что-то непредвиденное? Или просто любопытство пересилило? Так или иначе. У вас мало времени, чтобы найти противоядие. Оно здесь, в комнате. Будьте внимательны. Более внимательны, чем были по отношению ко мне. Надеюсь, увидимся. Хоть с кем-то из вас. Целую, ваша Вика.»


Пауза.

Лицо Рушевича изменилось, словно с него сорвали маску. Из спокойного и безразличного оно превратилось в жалкое, изможденное лицо старика. На нем замерло выражение рефлекторного, панического непонимания.

Макаров побледнел, его пальцы бессмысленно теребят полу пиджака. Он застыл у стола, словно не в силах сдвинуться с места. Потрясенный взгляд прикован к листку бумаги в руках Сошникова.

Сошников держит записку на вытянутых руках, но уже не смотрит на нее, его голова опущена. Он как-то обмяк и теперь скорее полусидит, привалившись к столу.


РУШЕВИЧ (бормочет). Этого не может быть… Не может… Она не может… Нет-нет, не может…

СОШНИКОВ (глядя в пол, отрывисто). Похоже, может. Куколка наша ненаглядная.

РУШЕВИЧ (растерянно смотрит на Сошникова, переводит взгляд на Макарова). Но как… Это же… Это… Это же Вика… Это ее почерк… Я не понимаю… Она… Евген… Что это значит?..


Сошников рывком отталкивается от стола, расправляет плечи. Вновь пробегает глазами листок, складывает его и опускает на стол. Какое-то время молча разглядывает лежащего неподвижно Лаврентьева, глядит перед собой. Наконец, поднимает голову и пристально смотрит на Макарова и Рушевича.


СОШНИКОВ (сухо, решительно). Евген умер. И наше время, похоже, тоже на исходе. (Оглядывает комнату.) Будем искать. Раз наша маленькая гадина так этого хочет. Будем искать. Пока не сдохнем.


Рушевич отшатывается, словно от пощечины. Макаров трет лоб, пытаясь сосредоточиться, при этом неотрывно смотрит на Сошникова. Тот поднимается на ноги и отряхивает брюки.


Картина пятая.


Та же комната несколькими минутами позже. Беспорядок. Дверцы шкафа и буфета распахнуты. По полу разбросана одежда, вещи из шкафа, журналы с полок. Картины сняты со стен, лежат перевернутые у кровати. На кровати в полумраке тело Лаврентьева, накрытое простыней.

Рушевич сидит в кресле, спрятав лицо в ладонях. На столе рядом с недопитой бутылкой водки лежат его очки.

Посреди комнаты, устало осматриваясь, стоит Сошников. Наконец, он опускает голову, угрюмо глядит себе под ноги.

В комнату входит Макаров. Его пиджак и галстук брошены на стуле, рукава рубашки закатаны. Волосы растрепались. На лбу выступили крупные капли пота, но выражение его лица спокойное, почти безучастное. Кашлянув, он бросает взгляд на Рушевича. Тот сидит без движения. Не поворачивается к нему и Сошников, лишь поднимает голову.


МАКАРОВ (хрипло). Телефона нет, всю прихожую перерыл.

СОШНИКОВ (глухо, глядя перед собой). Не удивлен. Видимо, Викуля прихватила с собой, надевая пальтишко. А наши остались в машине. Обо всем позаботилась.

МАКАРОВ. А противоядие?


Сошников молча качает головой.


РУШЕВИЧ (резко поднимая на них покрасневшие глаза, визгливо). Противоядие! Слово-то какое! Сказочное! Вы что ищете-то хоть, знаете? Что ищете? Пузырек с живой водой? Ха! Да она над нами посмеялась, вот и всё! Это блеф! Понт! Только чтобы мы задержались в этой комнате вместо того, чтобы бежать за помощью! И все рассчитала точно! Мы так и передохнем здесь один за другим! И при этом будем думать только о ней! Как она и хотела!.. (Всхлипывает). Она знала, чего от нас ждать! От нас, никчемных и безмозглых! Раньше надо было думать! Когда посмеивались над ней, считая себя такими мудрыми и уверенными! А теперь самый мудрый и уверенный улыбается вон там, под простынкой!

СОШНИКОВ (сквозь зубы). Заткнись, неврастеник.

РУШЕВИЧ (широко восхищенно улыбаясь). Или что?

СОШНИКОВ. Или я тебя отделаю. Уж я постараюсь напоследок, чтобы тебя не опознали.

РУШЕВИЧ (истерично хохоча). Молодец, Стас! Умница! Давай! Потешь себя! Мне наплевать! Моя жизнь больше ни черта не стоит! Все кончено! Все кончено, вы понимаете это? Все разом перечеркнула одна веселая девочка!..


Внезапно он вскакивает, хватает со стола бутылку водки и торопливо, в три порывистых глотка выпивает остатки. Роняет бутылку, сгибается в кашле, отплевывается. Падает обратно в кресло, заливаясь слезами.


Сошников стоит, не оборачиваясь. Видно, что он с трудом сдерживается. Поворачивает голову к Макарову. На лбу Сошникова от напряжения выступила вена. Макаров смотрит то на Рушевича, то на него с плохо скрываемым ужасом.


СОШНИКОВ (тихо). Как чувствуешь себя?


Макаров пожимает плечами. Сошников кивает.


СОШНИКОВ (неторопливо, сдержанно). А вот мне что-то худо. (Помолчав). Странно все это. Странно. Ведь не первый день знакомы. И никаких крупных ссор. И вдруг такое. С чего бы это, как считаешь?

МАКАРОВ (растерянно проводя рукой по лицу, пытаясь собраться с мыслями). Не знаю. Она необычная. Не такая, какой кажется, это я заметил… Яркая, быстрая, энергичная, живая. Но это лишь оболочка. Наверняка она страдала. И, похоже, очень сильно. От непонимания. От того, что все видят и оценивают только ее внешность. От того, что никого не интересуют ее чувства. А ведь она… Она чувствует. Она способна сопереживать. Она способна… любить…

СОШНИКОВ (после паузы, хмуро). Любить, значит… Сопереживать.


Он поворачивается, неторопливо подходит к столу, оглядывает его. Затем задумчиво приподнимает тарелку Вики. Разворачивается к Макарову. Усмехается ему. И вдруг со всей силы запускает тарелкой в его направлении. Фарфор разбивается рядом с головой Макарова, в него летит россыпь осколков и брызги майонеза. Он изумленно смотрит на Сошникова. Тот, зло сверкая глазами, надвигается на него.


СОШНИКОВ (сквозь зубы). Ты знаешь… Как ни странно, в словах Василича есть логика… Вот только одно в его легенде не сходится. (Он останавливается перед Макаровым, и, сощурившись, смотрит ему в глаза). Знаешь, кто в ней не на месте? (Свирепо.) Ты! Ее новый знакомый, которого никто не видел и не знает! Скромник, рассуждающий о любви и не видящий дальше своего носа! Она никогда не привела бы в дом такую бестолочь! (Хищно усмехается.) Не привела бы просто так. Уж не оттого ли эта ее расчудесная отрава на тебя не действует? Уж не ты ли и помог ей часом, а, радость моя? Ну? Подсобил шлюхе нашей смазливой?..


Вдруг Макаров наносит Сошникову удар в челюсть. Тот отскакивает, поднимает на него недоуменный взгляд, затем улыбается.


СОШНИКОВ. Вот это уже неплохо. Хотя сучка наша, наверное, бьет посильнее, чем ты.

МАКАРОВ (гневно). У тебя нет права так ее называть! Ты и все вы — пустое место по сравнению с ней!

СОШНИКОВ (злобно ухмыляясь). А знаешь, о чем я мечтал весь сегодняшний вечер? И о чем продолжаю мечтать даже сейчас, хоть и знаю, что жить осталось несколько минут. Не о том, чтобы повидать родных или жену мою, тупую бесчувственную корову. Я мечтаю о том, чтобы разложить нашу любимую Викулю прямо здесь… (Показывает на стол). Вот прямо здесь, среди жрачки и бухла. И услышать, как она будет стонать и кричать на весь этот долбаный дом и все окрест…


Макаров бросается на Сошникова с кулаками, но тот легко уворачивается от его ударов.


СОШНИКОВ (ободряюще). Давай, малыш, давай! Еще! Будь мужиком! Ну! (Снова уворачивается и сам наносит тяжелый удар).


Макаров падает на колени, судорожно хватая ртом воздух. Сошников склоняется над ним, уперев руки в колени. Сам дышит с трудом. Постояв немного, по-отечески хлопает Макарова по плечу.


СОШНИКОВ (переводя дыхание, хрипло). Ладно, пойду я. Что-то стало душно здесь.


Пошатываясь и шаркая, направляется в прихожую. Перед тем, как хлопает входная дверь, слышится его хриплый кашель.


В комнате остаются Макаров и Рушевич.

Какое-то время молчат. Рушевич периодически всхлипывает. Макаров, оглянувшись на кровать с телом Лаврентьева, садится прямо на пол, рассеянно смотрит в сторону окна.


МАКАРОВ (Рушевичу, негромко). Как вы?

РУШЕВИЧ (после паузы, печально, шмыгая носом и часто останавливаясь). Плохо… И вовсе не от яда этого, а просто… Глупо все… Глупо, что жизнь заканчивается вот так… А мне толком нечего вспомнить, нечем гордиться. (Грустно усмехается Макарову.) Ей-богу, скорей бы уже. Если, конечно, зараза и правда была в этой бутылке. (Пинает лежащую бутылку, та со звоном катится по полу и ударяется о стену.) Столько лет прожито, а ради чего… Так и не довелось понять… Когда был молодым, то уверял себя, что посвящу жизнь науке… Но потом времена изменились, все мои исследования стали никому не нужны… Стало кружить меня там-сям… И никогда… никогда больше я не чувствовал себя на своем месте. Никогда… Женился и то неудачно. Да и какой из меня муж, а тем более отец. Никакой. Дочь не видел уже лет семь… А может и больше… И она не звонит, не приезжает… Совсем взрослая уже… По дискотекам бегает, наверное. С мальчишками гуляет. (Всхлипывает.) Кажется, Вике было столько же лет, сколько Тане сейчас… Когда ее папа нас познакомил… Викуля была забавная такая… С косичкой… Милая, озорная… (Снова всхлипывает, с отчаянием.) Время… Проклятое, проклятое время!.. Оно меняет всех нас, ломает. Рушит идеалы. Подталкивает к страшным поступкам, к предательству. (Его речь замедляется, становится нечеткой.) Мы перестаем за себя отвечать, только оправдываемся… Наверное, нам не хватает тепла, уверенности… Какой-то внутренней силы, чтобы сохранить самое лучшее в себе. Мы становимся жестокими. И от этого страшно… Страшно жить. Страшно от пустоты. И не хочется… Больше ничего не хочется. Ничего.


ВНЕЗАПНЫЙ ГОЛОС ИЗ ПРИХОЖЕЙ (восторженно). Браво! Гамлет курит в сторонке! Даешь «Оскар» Василичу!


Макаров рывком поворачивает голову.

В комнату входят Сошников и Вика. Сошников широко улыбается Рушевичу.


СОШНИКОВ. Слушай, Василич, а ты талант, оказывается! Тихий-тихий, а вдруг как выдаст серенаду! И разрыдался-то как натурально! А когда ты бутылку со стола схватил и стал заливать в себя из горла, я прямо чуть не заржал! Сразу бы весь спектакль коту под хвост! Ты хоть предупредил бы!


За спиной Макарова слышится язвительный смех. Он ошеломленно оглядывается. Лаврентьев лежит на боку, подперев голову рукой и лукаво смотрит на него.


ЛАВРЕНТЬЕВ (с иронией). Да уж, Василич, у меня прямо простыня намокла от слез. Несколько раз порывался подскочить с криком «Верю!»

РУШЕВИЧ (выпрямляется в кресле, деловито надевает очки, говорит с прежней безмятежностью). Ничего особенного. А предупредить не мог, потому что сам не знал, что скажу и сделаю. Это называется импровизацией.


Макаров встает и оглядывает всех с недоумением. Смотрит на Вику. Та молча смотрит на него, ее лицо серьезно, взгляд кажется утомленным.


МАКАРОВ (отрывисто). Что происходит?

СОШНИКОВ (вспоминает о Макарове, усмехается ему). Прости, Пал Михалыч, что стукнул тебя. Но и ты ведь мне в челюсть засадил.

ЛАВРЕНТЬЕВ (отбрасывая простыню, садится на кровати). Да, вот в такие игры иногда играют в этом доме, дядя Паша. Викуля поведала нам о тебе и попросила разыграть весь этот маскарад. А мы согласились. Отчего бы, думаем, не сыграть с незнакомцем-ротозеем вроде тебя? Который может так легко принять весь этот цирк всерьез. Ты ведь с перепугу даже не проверил, мертв я на самом деле или просто прилег. Доверился нашему отставной козы лекарю Стасу, который даже массаж сердца делать не умеет.

СОШНИКОВ (насмешливо). Может, я еще и искусственное дыхание должен был попробовать?

ЛАВРЕНТЬЕВ (поеживаясь). В этот раз нет, я бы возражал.

МАКАРОВ (растерянно). Не понимаю… Отравленная водка, письмо…

СОШНИКОВ. Всё липа.

МАКАРОВ. А звонок подруги, а машина, а мобильники…

ЛАВРЕНТЬЕВ. А подруге она позвонила, когда увидела тебя в окно. Попросила перезвонить через полчаса, и разыграла всю эту взволнованную болтовню. Обычные женские фокусы.

СОШНИКОВ. Машина стоит за домом, сам видел, она и не ездила никуда, просто переставила с глаз долой. (Вике.) А вот мобильник вернула бы человеку, теперь уж можно, наверное.


Вика, не глядя на Макарова, молча достает из кармана пальто его телефон и кладет на стол.


МАКАРОВ (не веря своим ушам, в смятении оглядываясь, потрясенно). Так что… Что, все это был розыгрыш? Но это же… Это же подло, разве вы не видите?

ЛАВРЕНТЬЕВ (иронично усмехаясь). Подло — это когда шутка ради шутки. Когда хотят поиздеваться, унизить. А когда хотят что-то этим сказать, то это другое. Урок, скорее. (Торжествующе глянув на Вику, Сошникова и Рушевича). А чем ругаться, лучше бы похвалил. Все так старались — я и представить не мог, что мы так сумеем.

МАКАРОВ. Но… зачем?


Лаврентьев встает, заправляет рубашку, подтягивает брюки. При этом с любопытством разглядывает Макарова. Он начинает походить на учителя, терпеливо объясняющегося с нерадивым учеником.


ЛАВРЕНТЬЕВ. Да затем, дорогой Пал Михалыч, чтобы вы поняли, что жить вашими категориями — значит толкать себя и свою жизнь к пропасти. И хотя лет вам уже много, измениться самому и изменить свою жизнь еще не поздно.

МАКАРОВ. Вы так считаете?

ЛАВРЕНТЬЕВ (чуть скривив рот). Да, я так считаю, и я так уверен. (Начинает степенно прохаживаться по комнате, задерживаясь рядом с каждым из гостей, говорит неторопливо и снисходительно.) Вы, уважаемый, не в небесах обитаете, вы живете на чудной зеленой планете, населенной кучей странных существ — людей. Они могут вам нравиться или нет, но представлять их лучше, чем они есть — это большая ошибка. Стоит начать идеализировать, выдумывать, и вы тут же теряете связь с реальностью, которая за это жестоко наказывает. Конечно, вы можете притвориться растением, которое ничто на свете не интересует, кроме своих фантазий. Но вы не спрячетесь от людей. От живых людей. Вы живете среди них, и сами являетесь одним из них. По сути своей вы такой же. Вы тоже ищете для себя лучшей жизни. Стремитесь к ней наравне со всеми. Но для того, чтобы добиться результата, надо быть смелее, энергичнее, предприимчивее, непробиваемее. Сильнее. Надо быть бойцом. Заниматься делом, а не тратить время впустую, разводя сантименты о заоблачном и красивом, но бестелесном и потому недостижимом. О бесполезном. И даже о вредном. Превращающем жизнь в одну сплошную иллюзию. В иллюзию воздушного замка. Который, чтобы вы знали, в любой момент может столкнуться с суровой реальностью и обрушить свои прекрасные стены прямо на вашу благородную голову. (Останавливается рядом с Макаровым.) Вот потому, Пал Михалыч, вы здесь. Во всяком случае, для меня это так. Чтобы убедиться, что Землей заправляют люди, а не фантомы. И что люди не таковы, какими вам кажутся. Особенно женщины. Люди непредсказуемы. Люди многолики. Они могут казаться добрыми, а через минуту предать вас. В зависимости от обстоятельств. От того, как они оценивают вас. И от того, как вы относитесь к ним. А если вы не захотите принять этого и признать себя одним из нас, то вы обречете себя на беспрерывные терзания, венцом которых станет соответствующая смерть. Нелепая, бессмысленная и никем незамеченная. Печальная гибель одиночки.


Макаров стоит, понурив голову.


СОШНИКОВ (уважительно улыбаясь Лаврентьеву, садясь за стол). Ну, ты оратор, Евген. Не зря полежал под простынкой, какую речь соорудил. Молодца! (Рушевичу, подмигивая). Не пора ли распить еще бутылочку нашей отравы?


Рушевич не обращает на него внимания, пристально наблюдает за Лаврентьевым и Макаровым.


Лаврентьев непринужденно хлопает Макарова по плечу.


ЛАВРЕНТЬЕВ (примирительно). Ну что, перестанем дуться и сядем к столу?


Макаров поднимает голову и смотрит на него удивленно.


МАКАРОВ (негромко, но четко). А как же быть с верой?

ЛАВРЕНТЬЕВ (нетерпеливо отмахиваясь). Вот только не надо веру трогать, ладно? Хватит нам уже проникновенных рассказов о заповедях, о грехах и о небесных дарах. Я знаю, что это стало модно сейчас — вспоминать о церкви и о благодетели, когда наступает удобный момент. Но в этом доме давайте все-таки ближе к земному, хорошо? (Делает шаг к столу, но Макаров останавливает его, удерживая за плечо).

МАКАРОВ (твердо). Речь не о заповедях. А о вере как таковой. О вере как основе, как фундаменте, как стержне. О вере как о жизненной силе. И для каждого она может быть своей. (Задумчиво потирает лоб.) Да, мои слова о любви, о душевной красоте сегодня могут показаться смешными, наивными. Несовременными и несвоевременными. Надуманными. Ведь проще всего отмахнуться от того, что не можешь потрогать руками, верно?.. (Оглядывает всех.) Но как быть, если я искренне верю в это? Если благодаря вере в порыв, в силу чувства я живу? Если только любовь способна сделать меня счастливым, увидеть смысл в нашей каждодневной рутине? Если лишь она помогает мне разглядеть свое место в этой странной, чужой, непонятной для меня жизни, узнать о своих скрытых способностях и найти в себе силы, резервы, чтобы стать лучше, сильнее, активнее! Всего лишь от осознания своей необходимости для кого-то одного! (Осматривает себя, разводит руками.) Да, наверное, сейчас я выгляжу нелепо, беспомощно. Я кажусь слабым, уязвимым, кажусь всем вам идеальной кандидатурой для насмешек разной степени остроумия. Моя жизнь в последнее время действительно несет в себя мало смысла и много пустой утомительной печали. (С вызовом.) Но эта жизнь — мой осознанный выбор! Я знаю, что в любой день могу измениться, если только найду для себя подходящую мотивацию. И когда я добирался сюда, в этот дом, я вдруг отчетливо понял, что теперь она у меня есть. Что есть смысл жить, потому что в моей жизни появился человек, который мне интересен. (Глядя на Вику). И хотя этот человек сегодня вместе с вами решил надо мной посмеяться, я все равно благодарен ему. За то, что хотя бы на время он помог мне почувствовать себя полноценным, увидеть какой-то свет впереди и просто порадоваться этому солнечному дню. (Всем, с горечью.) А вас мне просто жаль. Потому что в вас я не вижу веры. Самого важного для меня. А вижу только целесообразность и прагматичность. Без которых в наши дни обойтись действительно трудно. Но которые не в силах сделать вас столь же счастливыми, как настоящее светлое чувство.


Лаврентьев несколько секунд смотрит на Макарова искоса, с сомнением. Затем разочарованно вздыхает, подняв брови. Безнадежно качая головой, молча идет к столу, садится, открывает бутылку водки, разливает.


СОШНИКОВ (после паузы, глядя на Лаврентьева с неуверенной усмешкой). Да уж. Тяжелый случай.


Рушевич не сводит глаз с Макарова. На его лице проступили многочисленные, незаметные ранее морщины.

Макаров подходит к Вике. Та стоит, опустив взгляд, лицо кажется потерянным.


МАКАРОВ (тихо). Ну а ты хочешь что-нибудь сказать, прежде чем я уйду?


Вика тут же поднимает глаза на него, в них смутная тревога.


ВИКА. Я не хочу, чтобы ты уходил. (Помедлив.) Ты — мой подарок.

МАКАРОВ (грустно усмехнувшись). Я не могу быть твоим подарком. Даже в день рождения. Увы. Я живой человек.

ВИКА (с беспокойством в голосе, торопливо). К чёрту день рождения, он еще нескоро, и дело не в нем. Ты — мой подарок. Ты мне нужен. Не как предмет, а как человек. Как добрый, искренний, преданный друг. Как тот, кто может чувствовать и слышать.

МАКАРОВ (хмуро). У тебя достаточно друзей. Слышала бы ты, что они здесь про тебя наговорили.

ВИКА (громче, захлебываясь от волнения). Мне наплевать на это. Слова вообще сильно переоценивают. Хотя они — всего лишь красивая упаковка, в которой почти всегда нет ничего, кроме стремления покрасоваться и что-то с этого поиметь. Сколько мне довелось услышать разнообразной болтовни — сколько комплиментов, предложений, обещаний… (Бросая взгляд в сторону Лаврентьева). Сколько увещеваний и нотаций… (Снова Макарову.) И все это не стоило ровным счетом ничего! Мой папа сделал карьеру на правильных словах, на лозунгах, и кое-кто до сих пор ему верит. Но не я. Я уже давно не верю словам и потому не обращаю внимания на то, что обо мне говорят. (Переводит дух, спокойнее.) И все же я человек. Я женщина. Я не могу перестать надеяться, не могу не верить в то, что на свете еще остался кто-то, кто не лжет. Ты здесь, потому что я этого захотела. Да, это я все придумала. И я уговорила моих друзей помочь мне. Но не ради того, чтобы над тобой посмеяться. Мне хотелось убедиться, что ты такой, каким я тебя вообразила во время наших телефонных разговоров. Что ты не прячешься за красивыми словами и не пытаешься казаться передо мной лучше. Что твои слова о жене, о чувствах, об одиночестве — не просто маска болтливого и ни на что, кроме причитаний, не способного интеллигента. Да, мой план был по-своему жестоким. И когда я взяла ключ от машины и оставила вас одних, то пожалела, что затеяла все это. Но я должна была довести начатое до конца. Я не умею останавливаться на полпути. Прости, такая уж я есть. Мне важно было узнать, как ты поведешь себя. (После небольшой паузы, осторожно.) И еще мне хотелось тебя встряхнуть. Попытаться сделать так, чтобы ты взглянул на свою жизнь по-новому. Оценил ее ценность и хрупкость. Определился с направлением, что-то понял для себя… И если это удалось, то мы старались не зря. (Замолкает, отводит взгляд.) А теперь… Что ж, ты имеешь право быть сердитым на меня и на ребят. Имеешь право уйти сейчас, если хочешь. И больше никогда не позвонить, не прийти ко мне. Мне будет жаль. Действительно жаль. Но я пойму.


Вика делает паузу, тяжело вздыхает. Затем задумчиво оглядывается на Лаврентьева, Сошникова и Рушевича. Вдруг она вспоминает что-то, и на ее лице вспыхивает озорная улыбка.


ВИКА. А противоядие-то нашли?

СОШНИКОВ (удивленно). А оно было?


Вика с улыбкой поднимает с пола стул, ставит под люстру, встает на него. Тянется к одной из чашечек со светильником.


СОШНИКОВ (сокрушенно). Ах ты, черт. Про люстру-то я и забыл.

ЛАВРЕНТЬЕВ (усмехается). Ты всегда был балбесом. Только рубашки рвать и умеешь.

СОШНИКОВ (с притворной строгостью). Это пусть тебя девочки нежно под музыку раздевают.


Лаврентьев лениво хмыкает.


Вика слезает со стула. В ее руке конфета. Робко улыбаясь, Вика протягивает ее Макарову.


ВИКА. Я хочу подарить ее тебе. Ты заслуживаешь этот подарок. Возьми. Надеюсь, вспомнишь обо мне, когда будешь разворачивать фантик.


Пауза.

Наконец, Макаров, не глядя ни на кого, медленно подходит к стулу, на котором оставил пиджак и галстук. В тишине неторопливо одевается, приглаживает волосы. Берет со стола мобильник, кладет в карман. Смотрит на часы.

Молча идет в сторону прихожей.

Останавливается на пороге. Через дверной проем вглядывается в полумрак прихожей, где едва различима входная дверь. Какое-то время стоит без движения.

Нерешительно оборачивается. Скользит взглядом по лицам Лаврентьева, Сошникова, Рушевича. Все они следят за ним внимательно, без улыбок.

Поворачивается к Вике. Смотрит ей в глаза. Долго, пытливо, недоверчиво.

Она смотрит на него с надеждой.


Занавес.


Март-апрель 2009

Проводник


Драма в двух действиях


Действующие лица:

Воробьев

Светлана — жена Воробьева

Стогов

Михаил

Лёша

Ольга Васильевна — мама Лёши

Лариса — жена Стогова

Роман — однокурсник и старинный приятель Воробьева

Татьяна — приятельница Воробьева (не появляется)

Бомж Виктор

Бомжи

Таксист


Действие первое.


1.


Вокзал. От двери с табличкой «Камера хранения» отходит симпатичная молодая пара. Это Воробьевы.

Он — высокий, спортивного телосложения, светловолосый, улыбчивый. Выражение лица кажется немного мальчишеским, но жесты, походка, манера говорить выдает волевого, уверенного в себе человека. На нем фирменные тенниска, шорты, сандалии. Модные темные очки сдвинуты почти на макушку, живые светлые глаза с любопытством смотрят по сторонам. На вид ему около 30 лет.

Она — привлекательная кареглазая брюнетка его возраста или моложе. Тоже довольно высокая, хотя значительно ниже него. На ней красивое легкое летнее платье, подчеркивающее стройную фигуру и светло-коричневый загар. Мягкие туфли без каблуков. Держится слегка отстраненно и даже чуть надменно — впрочем, похоже, старается таким образом уберечь себя от постороннего внимания. Будто в подтверждение тому, она извлекает из бежевой кожаной сумочки большие солнцезащитные очки и надевает их, отчего ее лицо кажется совершенно непроницаемым.


ВОРОБЬЕВ (картинно утирает пот со лба, насмешливо). Ох… Мне показалось, при виде нашего багажа у того парня из камеры хранения аж глаз задергался.

СВЕТЛАНА (не поворачивая головы). Не начинай.

ВОРОБЬЕВ (шутливо ворчит). Нет, правда, на кой нам столько шмоток? Будто, не в пять звезд едем, а на остров необитаемый. Начинать новую жизнь и строить тот самый райский шалаш.

СВЕТЛАНА (слегка, почти незаметно усмехаясь). Да не в шалаше дело и не в звездах. Это часть отдыха.

ВОРОБЬЕВ (кивая). Ага, вроде как «любишь кататься, люби и саночки»?

СВЕТЛАНА. Что-то типа этого. Хочется хорошо выглядеть не только на пляже.

ВОРОБЬЕВ (беспечно ухмыляясь). Будь моя воля, я бы разрешил тебе на этот период не краситься и расхаживать целыми днями в каких-нибудь сексапильных маечках.

СВЕТЛАНА (укоризненно). Ну, спасибо.

ВОРОБЬЕВ (легко). А что? Это же отпуск. Раскованнее надо быть, безответственнее. Ты ведь и так у меня королева красоты. В любых видах. (Пытается поцеловать ее в висок, она уворачивается — без усердия, правда).

СВЕТЛАНА. Балбес. Никак не уразумеешь, что для женщины хорошо выглядеть и очаровывать — это не повинность, а потребность. Позволяющая чувствовать себя лучше. (Передразнивая с насмешкой). В любых видах.

ВОРОБЬЕВ (всплескивая руками). Только этого мне не хватало. Отгонять от тебя полкурорта дорвавшихся до свободы мужиков. И это отдых?

СВЕТЛАНА (усмехаясь ему). Да-да, слишком не расслабляйся. (Нежнее, дотрагиваясь до его руки). И будешь вознагражден.

ВОРОБЬЕВ (с улыбкой смотрит на нее какое-то время, затем привлекает к себе). Эх… женщина мечты.

СВЕТЛАНА (слабо сопротивляясь). Люди смотрят. (Снимает очки, придирчиво осматривает его, бодрее). Ну что, побрели в город? До поезда три с лишним часа. А я сто лет здесь не была.

ВОРОБЬЕВ. И когда еще теперь будешь…

СВЕТЛАНА (с удивлением). То есть?

ВОРОБЬЕВ (ласково, мечтательно). То есть еще через год один из нас, возможно, станет мамой. (Прикасаясь к ее волосам). А другой, хотелось бы верить, папой.

СВЕТЛАНА (решительно отводя его руку). Ну, это мы еще посмотрим. Как вести себя будешь, папуля. Пошли.


Они идут к выходу с вокзала, оказываются на улице. Чудесный солнечный день. Еще утро, но уже становится жарко. Воробьев и Светлана задерживаются, оглядывая окрестности. При появлении Воробьевых из тени выныривает черный от загара небритый жилистый человек в потертом до крайней ветхости пиджаке и старенькой кепке-бейсболке.


БОМЖ (приближаясь к Воробьевым, вкрадчиво). Разрешите к вам обратиться?


Воробьевы, не обращая на него внимания, проходят мимо в направлении подземного перехода. Бомж недолго смотрит им вслед, затем осматривается в поисках других «клиентов».


СВЕТЛАНА. Ну так что, куда отправимся? В центр? А может, лучше куда-нибудь в парк, что-то жарковато. Как думаешь, где здесь ближайший…


Светлана оглядывается на Воробьева, но его рядом нет. Она останавливается, оборачивается.

Воробьев стоит в нескольких метрах и внимательно разглядывает что-то в глубине привокзального сквера. На его лице недоумение.

Светлана подходит к нему.


СВЕТЛАНА. В чем дело?

ВОРОБЬЕВ (быстро оглядывается на нее). Сейчас… Подожди секунду.


Помедлив, он идет к скверу. Там, в тени, расположились еще несколько бомжей. Один из них, средних лет, с всклокоченными волосами, выглядящий немногим лучше остальных, полулежит на скамейке. Его глаза закрыты. На нем испачканные на коленях вельветовые брюки и голубоватая с закатанными рукавами рубашка в грязных разводах и с крупными пятнами под мышками. Воробьев подходит и вглядывается в его лицо. Тем временем к скамейке возвращается бомж в бейсболке.


БОМЖ (солидно кашлянув). Что интересует, уважаемый?

ВОРОБЬЕВ (кивая на человека в рубашке, потрясенно). Вы его знаете?

БОМЖ. Имею представление.

ВОРОБЬЕВ. Как он… Как он здесь оказался?

БОМЖ (пожимая плечами). А как мы все здесь оказываемся? Жизнь заставила.

ВОРОБЬЕВ. Давно?

БОМЖ. Да пару дней вроде. А может, и неделю уже, кто теперь вспомнит. Он неприметный такой, молчит все время. Денег дал вот, сколько было, теперь здесь торчит.

ВОРОБЬЕВ (обеспокоенно). «Торчит»? Как это? Почему он лежит здесь, на жаре? Может, ему плохо? Пульс проверяли? (Хватает лежащего за руку).

БОМЖ (сплевывает с улыбкой). Да не шумите, уважаемый. Ну, выпил товарищ, сморило на жаре. Бывает. Мы вон уже как огурцы все, а он вырубился. Пусть поспит, не тормоши без нужды.

ВОРОБЬЕВ (выпрямляется, растерянно). Да, пульс вроде в норме.

БОМЖ (шарит в кармане, достает смятую пачку сигарет). Родственник, что ли? Иль знакомец?


Воробьев долго разглядывает мужчину в рубашке. Затем неуверенно отступает назад, но почти тут же, словно одернув себя, снова подходит к скамейке.


ВОРОБЬЕВ (решительно). Документы есть у него?

БОМЖ (равнодушно). Да черт знает. (Указывая куда-то вниз). Вон пиджак его валяется.


Пиджак оказывается под лежащим. Когда-то костюмный, теперь помятый, надорванный у лацкана, в свежих жирных пятнах. Воробьев проверяет карманы, во внутреннем находит паспорт, достает, читает. Бомж заглядывает, щурясь.


БОМЖ (удивленно качнув головой). Ишь ты. Паспорт в норме, с пропиской. Как это не сперли до сих пор, интересно? (Задумчиво, почесывая щетину). Ну, хоть знаю теперь, как зовут, а то уж непонятно было, как и кликнуть-то. Молчун такой. Пьет только. И грустит.


Воробьев закрывает паспорт, снова смотрит на лежащего мужчину. Вдруг поворачивается к бомжу.


ВОРОБЬЕВ. Ну а тебя как зовут?

БОМЖ (удивленно, отступая на шаг). Это зачем еще? Ну, Виктор.

ВОРОБЬЕВ. У меня просьба к тебе, Виктор.

БОМЖ (оценивающе глядит на Воробьева, затем по сторонам, приблизившись). Ты, уважаемый, денег дай немножко, а потом уж проси. Раз не шутишь.


Воробьев, не сводя глаз с Виктора, достает бумажник, вынимает купюру, протягивает ее. Бомжи за его спиной оживляются. Виктор быстро прячет купюру во внутренний карман, кивая остальным.


БОМЖ (серьезно). Ну, так чего хочешь, товарищ?

ВОРОБЬЕВ. Подежурь рядом с нашим общим знакомым. Будь добр. Очень нужно. Я съезжу к нему домой и сразу назад.

БОМЖ (подумав). Ладно, раз такое дело. Все ж нечего ему с нами болтаться. По роже видно, что интеллигент. Пусть с мамой дома чаи гоняет.

ВОРОБЬЕВ. Так посторожишь? Чтобы никто не тронул. И чтобы сам он никуда не делся.

БОМЖ (почесывая подбородок, задумчиво). Ну, с часик покараулю. А потом… (хлопает себя по груди в районе внутреннего кармана). Ты уж не опаздывай, уважаемый. Может, еще сигаретами богат?

ВОРОБЬЕВ (снова поворачивается к лежащему). Не курю, извини. Вот приеду и угощу. Если будешь охранять хорошо.

БОМЖ (уважительно). Чего ж не помочь хорошему человеку? (Смотрит на лежащего). Повезло бедолаге. Есть хоть кому забрать.

ВОРОБЬЕВ (смотрит на часы). Надеюсь, что есть.


Оглядывается на Светлану. Та прохаживается по тротуару, глядя себе под ноги.

Воробьев виновато проводит рукой по лицу, подходит к ней.


ВОРОБЬЕВ (робко). Солнышко…

СВЕТЛАНА (поднимает голову, раздраженно). Ну что, дорогой, очередное неотложное дело? Свинья везде грязь найдет, а?


Воробьев тяжело вздыхает, оглядывается. Бомж Виктор одобрительно улыбается ему, взмахивает рукой в небрежном приветственном жесте.


ВОРОБЬЕВ (подбирает слова). Понимаешь… Дело действительно неотложное… И кроме меня некому… Я всего на час отъеду, даже меньше… Туда и обратно… Ты подождешь?

СВЕТЛАНА (нахмурившись). Еще чего. Я все же в отпуске. Если ты не идешь со мной, значит, я пойду без тебя.

ВОРОБЬЕВ (вздыхает, покорно). Ладно. Хорошо.

СВЕТЛАНА. Поезд во сколько, помнишь?

ВОРОБЬЕВ (глянув на часы). Да, через три часа. (Видит, как Светлана снова достает из сумочки очки и надевает их). Ну что, в четырнадцать двадцать в зале ожидания?

СВЕТЛАНА (бросая на него недовольный взгляд). Да. Постарайся успеть. Чтобы я и на курорт не уехала одна.

ВОРОБЬЕВ (протягивает руку, легонько гладит ее по плечу). Да, конечно. Прости, пожалуйста. Деньги есть у тебя?

СВЕТЛАНА (забрасывает сумочку на плечо). Есть. (Уходит, не оглядываясь).


Воробьев с грустью смотрит, как она спускается в подземный переход. Затем вновь бросает взгляд на часы, торопливо оборачивается к скамейке.


2.


Кухня в старенькой однокомнатной квартире. Небогатая обстановка. Тесновато, кухонный стол занимает основное пространство, по стенам полки и шкафы, в углу крупная старая газовая плита. Через дверной проем видна крохотная прихожая, входная дверь без обивки. Левее вход в комнату, сквозь него проглядывает сервант с посудой, тахта.

На кухне рядом с газовой плитой торопливо готовит пищу миниатюрная женщина лет сорока. Светлые, неважно подкрашенные волосы. Тени под глазами. Бледное лицо почти без косметики. Плотно сжатые губы и серьезные сероватые глаза придают ему выражение сосредоточенности и независимости. Кажется, когда-то она была хороша собой, но с какого-то момента перестала уделять себе достаточно внимания.

Слышится звонок в дверь. Короткая неприятная трель.

Женщина бросает взгляд на простые наручные часы, кладет нож на стол и устремляется к двери. Посмотрев в глазок, открывает ее. Какое-то время видна лишь ее спина и дверной косяк, гость неразличим.


ЖЕНЩИНА. Добрый день.

ГОЛОС (мужской, молодой, вежливый). Здравствуйте. Мы созванивались, я от Валентины Петровны.

ЖЕНЩИНА (приветливо). Ах, да-да-да! Проходите, пожалуйста. У нас тесновато, извините.

ГОЛОС (немного смущенно). Ничего-ничего. Думаю, не теснее, чем у меня.


Женщина вежливо смеется и проходит на кухню, пропуская гостя в прихожую. Это молодой человек лет тридцати, приятной внешности. Волнистые каштановые волосы, которые он время от времени бессознательно приглаживает. Усы — довольно редкие, видно, что он их пока отращивает. Большие синие глаза на продолговатом лице скромно оглядывают прихожую и комнату, наконец, их взгляд останавливается на лице хозяйки. Молодой человек застенчиво улыбается.


ЖЕНЩИНА (бодро). Меня зовут Ольга Васильевна.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Михаил. Можно просто Миша.

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (чуть склоняя голову в сторону, с улыбкой). Прекрасно, Миша. А как вас должен называть мой сын?

МИХАИЛ (усмехаясь). Да, конечно. Михаил Григорьевич.

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (с радушной улыбкой оглядывает гостя). Вот и замечательно, Михаил. Моего сына можно звать Лёшей. Сейчас его, правда, нет дома, но он скоро придет. Вы не будете против, если мы с вами подождем его здесь, на кухне?

МИХАИЛ (проходя на кухню). Да, конечно, пожалуйста.

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА. Вы ведь никуда не спешите?

МИХАИЛ. Нет, все в порядке. Времени у меня теперь много.

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА. Отлично, тогда присаживайтесь за стол, а я, если не возражаете, продолжу готовить Лёше обед. Мне скоро на работу, приходится все бегом. Ничего, если я буду суетиться?

МИХАИЛ (садясь за стол и улыбаясь ей). Ничего, конечно. Может быть, я могу помочь?

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (бросает на него удивленный взгляд, усмехается). Спасибо, Миша. Нет уж, вы гость. Лучше я вас чаем угощу, согласны?

МИХАИЛ. Согласен. С удовольствием. Если это не помешает приготовлению обеда.

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (улыбаясь). Пустяки. Это я быстро. (Ставит чайник, достает из шкафа сахарницу, вазочку, пачку печенья).

МИХАИЛ. Вы работаете по вечерам?

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (невесело усмехаясь). Я только и делаю, что работаю. Утром в проектном интеллектуальным трудом занята, вечером драю полы в садике. (Иронично хмыкает.) По большому блату. Кручусь, одним словом. (Ставит сахарницу и печенье перед Михаилом, перехватывает его сочувственный взгляд, вновь улыбается). Ладно, не будем о грустном. Валентина Петровна хвалила вас. Говорила, что вы были ее лучшим учеником.

МИХАИЛ (смущенно улыбнувшись). Правда? Что ж, мне приятно. А ваш мальчик — он что, собирается в ВУЗ, где важен английский?

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (отрицательно машет рукой). Нет-нет. Тут все проще. В наш класс явилась новая учительница. По английскому. Пока была Валентина Петровна, у Лёши не было проблем, она ему ставила «четверку» авансом. Просто чтобы не портить аттестат перед поступлением. Ну а теперь, когда она заболела, все изменилось. Другие требования, другие оценки. А нам «тройку» нельзя. Никак. А учительнице хоть бы что. Вот и потребовалась срочная помощь. Аварийная, можно сказать. Поможете? Надо немножко подтянуть его. Чтобы она хотя бы увидела, что Лёша старается и делает успехи.

МИХАИЛ (задумчиво). Постараюсь. Здесь ведь и от него многое зависит. От желания.

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (уверенно). Все будет нормально. Мы уже поговорили. Он пообещал. А раз пообещал, то сделает. Он обязательный у меня. Вообще хороший мальчик, я думаю, вы сработаетесь. (С улыбкой ставит перед ним чашку чая). Приятного аппетита.

МИХАИЛ. Спасибо. А где он сейчас, если не секрет?

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА. В магазин послала. Не все успела купить. Все на бегу. (Спохватывается, виновато улыбается). Ой, простите, опять я за свое. (Кивает ему головой.) Ну а вы, Миша? Отчего это у вас стало много свободного времени?

МИХАИЛ. Ожидается еще больше. Пока я еще работаю в школе, но собираюсь увольняться. И часов мне почти не дают, так что со временем порядок.

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (удивленно). Увольняться? Почему?

МИХАИЛ (помедлив с ответом, будто сомневаясь). Мне трудно работать. Морально трудно. В этой системе. (Смотрит на нее выжидающе, затем отводит глаза и снова поднимает на нее пристальный взгляд). Это болото. Где если ты позволяешь себе держаться особняком, то тебя съедают.


Ольга Васильевна застывает на месте с ножом и картофелиной в руках. Долго вглядывается в почти мгновенно посерьезневшее лицо Михаила. В ее взгляде недоумение, любопытство и сожаление. Наконец, она возвращается к плите. Некоторое время они молчат. Ольга Васильевна чиркает спичкой, ставит сковородку на огонь, крошит картофель, добавляет масло. Затем снова поворачивается к нему.


ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА. Может быть, вам просто нужно время, чтобы привыкнуть?

МИХАИЛ (категорично). Недумаю, что смогу стать таким учителем, как те, что меня окружают. А если стану, то буду сам себе противен. Потому что стану посредственностью и посмешищем для учеников.


Пауза.


ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА. Какой же выход? Поменяете школу?

МИХАИЛ. Возможно. Хотя вероятнее, что перееду в другой город. К матери. Она не очень хорошо себя чувствует в последнее время.

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (задумчиво). Да… Что ж… Тогда, получается, для вас наша задача не из приятных. Подготовить Лёшку к внятному общению на инязе с этой новоявленной англичанкой.

МИХАИЛ (снова улыбается немного стеснительно). Ну, это все же мой долг. Раз я учитель по образованию. Не волнуйтесь, я сделаю все возможное. Вы же знаете, Валентина Петровна редко ошибается.

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (приветливо улыбаясь в ответ). А я в вас нисколько и не сомневаюсь, Михаил.


В этот момент щелкает замок входной двери.


ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (расцветает улыбкой). Ну, вот вам и мой мальчуган.


В дверном проеме появляется Лёша с продуктовым пакетом в руках. Щуплый сутуловатый белобрысый подросток с задумчивыми, пожалуй, даже грустными глазами. Заметив гостя, хмурится и опускает взгляд.


ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (торжественно). Познакомься, сынок, это Михаил Григорьевич. Он поможет тебе с английским. (Усмехаясь Михаилу). И этим сделает одолжение нашему маленькому семейству.

ЛЕША (нехотя поднимает голову, мрачно и без любопытства оглядывает Михаила). Здрасьте.


3.


Воробьев проходит по лестничной площадке, останавливается перед дверью. Секунду медлит, затем бросает взгляд на часы и решительно нажимает кнопку звонка.

Дверь открывает женщина лет тридцати пяти. Черные волосы, выразительные синие глаза. Лицо выглядит усталым. Когда открывается дверь, на нем выражение полной апатии. Однако при виде Воробьева на ее лице появляется удивление. На мгновение оба замирают в растерянности, затем Воробьев приветственно кивает. Женщина недоуменно кивает в ответ.


ВОРОБЬЕВ. Простите, здесь проживает семья Стоговых?

ЖЕНЩИНА (с горькой усмешкой). Семья? Пожалуй, сильно сказано… (Серьезнее.) Если вы к мужу, то его нет дома.

ВОРОБЬЕВ. Да нет, видимо, я к вам.

ЖЕНЩИНА (удивленно). Ко мне?

ВОРОБЬЕВ (пристально глядя ей в глаза). Да. Раз вы его жена. Простите, как вас зовут?

ЖЕНЩИНА (вглядывается в лицо Воробьева, словно пытаясь его вспомнить). Лариса.

ВОРОБЬЕВ (сухо, укоризненно). Очень хорошо. Вы, Лариса, сказали, что вашего мужа нет дома. В таком случае, возможно, вы знаете, где он?

ЛАРИСА (недовольна его тоном, немного нервно). Вы, собственно, кто? Я вас не узнаю, уж извините.

ВОРОБЬЕВ. Я его знакомый.

ЛАРИСА (подозрительно). Знакомый? Что-то не припомню я вас среди его знакомых. И, честно говоря, странно слышать, что он общается с кем-то настолько моложе себя… (Оглядывает Воробьева.) И из другого круга.

ВОРОБЬЕВ. И тем не менее.

ЛАРИСА. Что вы хотели?

ВОРОБЬЕВ (прохладно). Я задал вам вопрос, надеюсь услышать ответ.

ЛАРИСА (несколько раздраженно). Я не знаю, где он сейчас. Уже несколько дней не видела. Думала, это он и пришел.

ВОРОБЬЕВ. А вам не кажется это странным? То, что ваш муж несколько дней не появляется дома?

ЛАРИСА (резко). Мне кажется странным, что средь бела дня является незнакомый мне человек и начинает задавать вопросы, не имеющие к нему отношения. Вы из милиции? Тогда позвольте удостоверение.

ВОРОБЬЕВ (неприязненно). Ваш муж на вокзале. Он бомжует. Может, пару дней, а может, уже неделю. За тем я к вам и пришел. Чтобы сообщить. И заодно посмотреть на вас. Что-то непохоже, чтобы вы сильно беспокоились о его пропаже.


Лариса застывает на месте, впившись взглядом в лицо Воробьева. Тот невозмутимо смотрит на нее. Наконец, она отводит глаза, опускает голову. Помедлив, отступает.


ЛАРИСА. Войдите.


Воробьев проходит в прихожую. Лариса снова поднимает взгляд на него. Ее лицо снова кажется усталым и безучастным.


ЛАРИСА. Вы его сами видели?

ВОРОБЬЕВ. Полчаса назад.

ЛАРИСА (невесело усмехнувшись). Да, такого с ним еще не бывало. Из дома уходил несколько раз, но так, чтобы в никуда… это что-то новое. (Помолчав.) Вы говорили с ним? Это он вас направил?

ВОРОБЬЕВ. Когда я его видел, он не мог говорить. Кроме того, как я понимаю, он не из болтливых.

ЛАРИСА (снова усмехается, глядя в сторону). Видимо, вы знакомый не из числа близких. Мой муж только и может, что сорить словами. Пустыми словами.

ВОРОБЬЕВ (теряя терпение). Послушайте, может быть, вы все же разберетесь между собой? Какими бы пустыми ни были слова, только они могут помочь найти какое-то взаимопонимание. А невозможность его достичь — это еще не повод для бродяжничества.

ЛАРИСА (смотрит на него с горечью). Забавно. В таком случае, может быть, это повод для счастливой супружеской жизни?.. (После паузы.) Вы еще молоды. Похоже, вы энергичны, деятельны. Считаете, что все всегда можно исправить. Достаточно лишь сесть и поговорить. По душам. Набросать схемку дальнейшей жизни. (С тоской в голосе.) А что, если разговоры не помогают? Что, если разговоры остаются разговорами, а жизнь проходит мимо и не может нас примирить, объединить? Что, если мне уже тридцать семь, а все что у меня есть — это ноющий изо дня в день супруг, сидящий без работы и выкидывающий такие вот фортели не для слабонервных? У меня нет даже ребенка! Да и какой может быть ребенок от такого мужчины? (С отчаянием.) Восемь лет в браке! Погубленная молодость! Испорченная жизнь! А ради чего?!

ВОРОБЬЕВ (смотрит на часы). Простите, я не собираюсь вступать с вами в спор о жизни, у меня мало времени. У подъезда стоит такси, я буду ждать вас ровно пять минут. Надеюсь, вы успеете собраться и спуститься. (Собирается уходить.)

ЛАРИСА. Стойте!


Воробьев поворачивается к ней. На ее лице глубокое страдание, глаза заблестели.


ЛАРИСА. Постойте. (Всхлипывает.) Как вас зовут, я не расслышала?

ВОРОБЬЕВ. Леонид.

ЛАРИСА (с паузами, голос заметно подрагивает). Ясно… Леонид… послушайте… я… я не поеду.

ВОРОБЬЕВ. Что?

ЛАРИСА (с усилием). Я не поеду. Когда увидите его, скажите… (Опускает голову, смахивает слезу). Скажите, что мне все это надоело. Скажите, что я ухожу от него. (Всхлипывает.) Навсегда. Пусть возвращается сюда, а я уеду к сестре. Через пару дней.


Пауза. Воробьев долго смотрит на нее. Затем задумчиво проводит рукой по лицу.


ВОРОБЬЕВ. Через пару дней? Значит, еще есть надежда?

ЛАРИСА (горько усмехается сквозь слезы). Надежда?

ВОРОБЬЕВ. Надежда. Вы даете ему пару дней?

ЛАРИСА (медленно качает головой). Это бессмысленно. Мне просто нужно время, чтобы собраться и закончить дела.

ВОРОБЬЕВ. Послушайте.


Лариса поднимает на него покрасневшие глаза.


ВОРОБЬЕВ (со сдержанным сожалением). Не торопитесь. Я прошу. Дайте ему хотя бы эти два дня. Не бросайте его.


Пауза.


ЛАРИСА (тихо). Два дня. Больше я просто не смогу ждать. Слишком устала.

ВОРОБЬЕВ. Годится. Ждите.

ЛАРИСА (робко, кусая губы). Может быть, хоть вас он услышит.

ВОРОБЬЕВ (открывает входную дверь). До свидания.

ЛАРИСА (смотрит ему вслед, вытирая слезы). Всего доброго. Спасибо.


4.


Воробьев выходит из подъезда Стоговых. Его лицо заметно побледнело. Немного подумав, он достает мобильный телефон. Смотрит на часы. Ищет номер, ждет.


ВОРОБЬЕВ (бодро). Алло, Танюш, привет! Узнаешь? Это Леонид.

ТАТЬЯНА (чарующий голос с хрипотцой, приветливо). О-о, какие люди! Привет, красавчик! Неужто к нам занесло?

ВОРОБЬЕВ (улыбаясь телефону). Ага, таки забросило! Найдешь для меня времени часок?

ТАТЬЯНА (с усмешкой). Ну, пожалуй, найду. Только ты ж с супругой пожаловал, не иначе? Ты уверен, что она одобрит этот визит?

ВОРОБЬЕВ. Ну, во-первых, в данный момент Света в центре где-то, гуляет. А во-вторых, мне обязательно надо тебя увидеть.

ТАТЬЯНА (понимающе хмыкает). Так-так, дельце какое-то нашлось, чувствую?

ВОРОБЬЕВ. Ну, ты же меня знаешь. Всю жизнь с протянутой рукой. От всех что-то надо.

ТАТЬЯНА (коротко хохотнув). Это да. Что на этот раз?

ВОРОБЬЕВ. Ты все еще рулишь агентством?

ТАТЬЯНА (смеется). Ой-ой, неужели работы лишился? Как-то на тебя непохоже…

ВОРОБЬЕВ (усмехается). Очень нужно помочь хорошему человеку. Считай, что мне.

ТАТЬЯНА. Понятно. Лучшему человеку в мире. Местный хоть человек-то?

ВОРОБЬЕВ. Местный-местный. Отличный кадр.

ТАТЬЯНА (насмешливо). А делать что-то умеет твой кадр? Мужчина или женщина, кстати?

ВОРОБЬЕВ. Мужчина около сорока лет! Отличный специалист, мои гарантии! Просто по глупости без работы остался. Заболел не вовремя.

ТАТЬЯНА. Ладно, привози, посмотрим.

ВОРОБЬЕВ. Только, Танюш, мне нужно сегодня. Я скоро уже отбываю. (Смотрит на часы). Через два часа с небольшим меня здесь не будет.

ТАТЬЯНА. Ну, через час приезжайте, сейчас тихо вроде. Заодно поговорим, кофе попьем.

ВОРОБЬЕВ (радостно). Спасибо, Танечка! Без тебя как без рук, ты же знаешь!

ТАТЬЯНА (со смехом). Да уж как не знать!

ВОРОБЬЕВ. Послушай, а Ромка Белов как поживает, не знаешь? Все еще в бизнесе?

ТАТЬЯНА. Да, что ему сделается. Магазин держит на Ленина. Одежда, обувь. «Шик», кажется. Или «Пшик», что-то вроде этого. (Смеется).

ВОРОБЬЕВ. Отлично, ну заскочу к нему сначала. День дружеских встреч.

ТАТЬЯНА (с иронией). Да уж, заскочи. Только если купишь чего, мне процент. Так ему и передай. За наводку.

ВОРОБЬЕВ (со смехом). Обязательно! До встречи!

ТАТЬЯНА. Пока-пока!


Воробьев смотрит на часы, что-то обдумывает. Кивает, ищет номер.


5.


Михаил спускается по лестнице подъезда. У него озабоченное лицо. Навстречу ему с улицы идет Ольга Васильевна с сумками. Увидев его, приветливо улыбается. Михаил улыбается в ответ, но видно, что через силу.


ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА. День добрый, Миша! Вот и встретились, наконец. А то все не пересечься!


Михаил с готовностью протягивает руки, чтобы принять у нее сумки. Ольга Васильевна польщенно улыбается.


ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА. Спасибо! Ну, теперь не могу не пригласить на семейный обед! (Дружески подмигивает ему.) Соглашайтесь!

МИХАИЛ (после паузы, качая головой). Извините, сегодня никак.

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА. О, дела в школе появились? (Усмехается.) Или личная жизнь требует повышенного внимания?

МИХАИЛ (неопределенно пожимает плечами). Да так, есть кое-какие насущные хлопоты.

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА. Понятно. Ну что ж, значит в другой раз?

МИХАИЛ. Да, наверное. (Хочет что-то добавить, но не решается).

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (проходит в подъезд, оглядывается на Михаила с улыбкой). Ну, так что же, идем? Или сумки донести тоже время не позволяет?


Михаил делает несколько неуверенных шагов за ней, затем останавливается.


МИХАИЛ. Ольга Васильевна?

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (с лестничной площадки). Да?

МИХАИЛ (после паузы). Я хотел бы… с вами поговорить. О Лёше.


Ольга Васильевна спускается, подходит к Михаилу. Ее лицо становится серьезнее.


ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА. Что-то не так?

МИХАИЛ. Давайте сядем.


Он выходит из подъезда, идет к скамейке. Ольга Васильевна, немного поколебавшись, движется следом. Садятся. Она пристально смотрит ему в лицо. Он глядит прямо перед собой, собираясь с мыслями.


ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (пробуя улыбнуться). Итак, что же у нас стряслось?

МИХАИЛ (после паузы). Скажите… Его отец давно с вами не живет? Простите, конечно, за любопытство.

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (смотрит на него с сомнением, затем отводит взгляд в сторону). Уже почти девять лет.

МИХАИЛ. А друзья у Лёши есть? Он с кем-то, кроме вас, общается?

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (удивленно). Ну… конечно. Он же учится в школе, общается с одноклассниками…

МИХАИЛ (задумчиво смотрит на нее, затем снова перед собой). Но, вы знаете… Этого ведь недостаточно. Должны быть привязанности, интересы. В его возрасте. Компании… Походы в кино, на концерты, на футбол там… со сверстниками… Разве нет?

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (бесстрастно). Возможно. Но необязательно. Насколько я знаю, ему не скучно. Много читает, гуляет. И потом, скоро выпускные, какие уж тут компании.

МИХАИЛ. Все так. И тем не менее. Ваш мальчик одинок и замкнут, разве вы не чувствуете?

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (не глядя на него, чуть резче). Знаете, лучше пусть он будет со мной или дома один, чем попадет под дурное влияние. А насчет «одинок и замкнут»… Мальчик потерял отца. Тот предал нас, ушел в другую семью и с той поры почти не появлялся. Как же еще это может отразиться на Леше, по-вашему?

МИХАИЛ (чуть покраснев). Простите.

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (тем же тоном). И потом… Вы поправьте, если не так, но это ведь вряд ли сказывается на его английском? (Смотрит на Михаила прямо и строго).

МИХАИЛ (поднимает глаза, выдерживает ее колючий взгляд, и даже слегка улыбается). Да… Все понятно… Я знаю, что лезу не в свои дела, вы правы. Но… Дело ведь не в английском, поймите. Сдаст он его. И в институт поступит, я не сомневаюсь. Просто… Нужно ли это все, если он ничего не хочет, ни к чему не стремится. Не верит в себя. И к каждому относится настороженно, как к врагу. Кроме вас, конечно.

ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (постепенно выходит из себя). Михаил, чего вы хотите? Чего добиваетесь, говоря мне все это? Вы слышите меня? У мальчика моральная травма. Я делаю для него все, что в моих силах, но ничто не вернет ему отца. (После паузы.) А стать ему таким, каким стал его отец, я не позволю. Беспринципной и вероломной тварью. Достаточно того, что они внешне похожи… (У нее вдруг вздрагивает подбородок, глаза наполняются слезами.) Вы себе представить не можете, каково это — видеть в Лёше эти знакомые и постылые черты каждый день! И никто не может себе представить! Это — крест! Мой крест! Это напоминание мне о моей юношеской ошибке, поймите это! Это напоминание об ошибке, которую я обязана не допустить еще раз!.. (После паузы, пытаясь взять себя в руки.) Так вот. Пусть мой сын вырастет замкнутым, но пусть он будет порядочным, надежным, добрым человеком. От которого не дождутся камня из-за пазухи. На которого будут надеяться. И который оправдает эти надежды.


Михаил какое-то время смотрит на нее с печалью. Затем осторожно берет ее за руку. По лицу Ольги Васильевны текут слезы, но вскоре она успокаивается — видимо, в силу привычки.


ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА (пытается говорить спокойно, но ее голос еще чуть дрожит). Простите меня, Миша. Я не должна была на вас кричать. Просто… это моя рана, которая уже не заживет.

МИХАИЛ (успокаивающе). Все в порядке, Ольга Васильевна. Это вы простите, я был неправ. Совершил педагогический промах. Все будет хорошо. Обязательно. Не волнуйтесь. (После паузы.) По крайней мере, за его английский.


Занавес.


Действие второе.


1.


Открывается дверца такси. Воробьев садится рядом с водителем. На заднем сидении Стогов, он по-прежнему спит.


ВОРОБЬЕВ (выглядывая в окно). Виктор!


К машине торопливо приближается бомж Виктор.


ВОРОБЬЕВ (протягивает ему деньги). Вот, возьми еще. Спасибо, что помог.

БОМЖ ВИКТОР (улыбаясь, с уважением). Тебе спасибо, братское сердце. Обращайся, если что. И болезного нашего довези в целости. (Отходит, взмахивая на прощание рукой.)

ВОРОБЬЕВ (кивает ему, обращается к таксисту). Теперь на улицу Ленина. Где-то в конце ее есть магазин одежды «Шик», знаешь такой?

ТАКСИСТ. Ну, примерно знаю. Разберемся. (Заводит мотор.)

ВОРОБЬЕВ. За сколько доберемся?

ТАКСИСТ. Минут за пять-десять. Если без пробок. (Маневрирует, выезжает на проспект.)


Воробьев кивает, смотрит на часы. Какое-то время молчат. Останавливаются у светофора. Таксист бросает взгляд на Стогова.


ТАКСИСТ (со сдержанным любопытством). Вы что же, его бомжам на хранение оставляли?

ВОРОБЬЕВ (рассеянно). Вроде того.

ТАКСИСТ (усмехаясь). Оригинально. Никогда такого не видел. И что, не обобрали?

ВОРОБЬЕВ. Нет, зачем же. Да и взять нечего.

ТАКСИСТ (снова оглядываясь на заднее сидение). Да уж. Он и сам на бомжа походит. Знакомый?

ВОРОБЬЕВ (задумчиво). Знакомый. Уже почти родной. (Поворачивается к Стогову, долго смотрит на него, качает головой). Слушай, останови, где потише. Будить его пора.

ТАКСИСТ (понимающе кивает). М-да, задача не из легких. Ладно, понял. (Ищет место для остановки.)


Машина останавливается, Воробьев выходит, пересаживается на заднее сидение. Едут дальше.

Воробьев колеблется, какое-то время не решаясь дотронуться до спящего. Наконец, легко толкает Стогова в плечо.


ВОРОБЬЕВ (осторожно). Э-эй! Подъем! (Трясет его за плечо.) Вставайте, граф! (Ждет, затем встряхивает Стогова сильнее.) Пора вернуться в реальность!


Стогов приоткрывает глаза. Затем снова их закрывает, но Воробьев сразу же подталкивает его в плечо. Внезапно Стогов выпрямляется на сидении и ошеломленно смотрит по сторонам. Замечает рядом Воробьева. Пытается что-то сказать, но заходится в захлебывающемся кашле.


СТОГОВ (откашлявшись, хрипло, с удивлением). Где… где это я?

ТАКСИСТ (невозмутимо). В такси, очевидно. Там же где и мы.

СТОГОВ (с недоумением оглядывая салон и Воробьева). Что я здесь делаю?

ВОРОБЬЕВ (неуверенно). Вы здесь… пробуждаетесь ото сна.

СТОГОВ (дотрагивается до головы, непонимающе). Ото сна? Почему я здесь? Как я попал сюда?

ТАКСИСТ. Понеслась… (Воробьеву, хмуро.) Стоило ли будить вообще? Сейчас начнет возникать…

ВОРОБЬЕВ (нетерпеливо, таксисту). Подожди. (Стогову.) Вы меня не узнаёте?

СТОГОВ (бросает взгляд на него). Н-нет. А должен?

ВОРОБЬЕВ (тряхнув головой). Ладно. Не в этом дело. (Громко и отчетливо, Стогову.) Послушайте. Сейчас мы едем в магазин. Привести вас в порядок. Внешность вашу, понимаете?

СТОГОВ (потрясенно). Зачем?

ВОРОБЬЕВ (чуть замешкавшись). Ну… так надо. Я объясню позже. Сейчас мы приедем, я зайду туда, а потом приглашу вас. Это понятно?

СТОГОВ (растерянно). Понятно… (Тут же качает головой.) Нет, ничего не понятно… (Поворачивается к Воробьеву, решительно.) Вы кто такой? По какому праву…


Машина останавливается.


ТАКСИСТ (мрачно). Приехали. Слава богу.

ВОРОБЬЕВ (выглядывая в окно). Отлично. (Таксисту.) Подождешь минут пять?

ТАКСИСТ (усмехается, бросает косой взгляд на Стогова). Подожду. Я сегодня прямо персональный шофер у вас. Про деньги-то не забываете?

ВОРОБЬЕВ (нетерпеливо отмахивается). Заплачу, не беспокойся. (Стогову, твердо.) Ждите меня здесь. Пожалуйста.


Стогов молча пожимает плечами. Воробьев выходит из машины, направляется к магазину с красочной вывеской «Шик», заходит внутрь.


2.


Воробьев в магазине, проходит вдоль рядов с одеждой. Неожиданно из дверей появляется вальяжного вида упитанный хорошо одетый человек его возраста. Заметив Воробьева, он делает шаг к нему, и вдруг его лицо озаряется широкой улыбкой.


ВОРОБЬЕВ (также радостно улыбаясь). Привет, Роман! Сколько лет!

РОМАН (приближается к Воробьеву и заключает его в объятия, с ликованием). Здорово, дружище! Наконец, заглянул, а то уж я думал, что так и не срастется у тебя успеть!

ВОРОБЬЕВ (усмехаясь). Ну вот еще. Мужик сказал — мужик сделал!

РОМАН (разражаясь смехом). Молодчинка! Проходи! Выпьем за встречу?

ВОРОБЬЕВ. Только если самую малость, мне скоро в путь, да и Светка не одобрит.

РОМАН. Само собой! Я и сам, видишь, на работе. (Ухмыляясь.) Кстати, а где красотка твоя? (Подмигивая.) Отпустила подышать воздухом, а сама вещи сторожит?

ВОРОБЬЕВ (хмыкнув). Ну да, что-то в этом роде.

РОМАН (со вздохом). Наверное, все хорошеет… А ведь еще тогда, в институте, была самой красивой девкой из всех.

ВОРОБЬЕВ (с легкой иронией). Да уж, хорошеет с каждым днем, без устали. (Осматриваясь.) Ну, как поживаешь, брат? Вижу, дела идут?

РОМАН (тоже смотрит по сторонам, довольно). Да так, живем помаленьку. Грех жаловаться. Хотя лямка не из легких — со всем этим барахлом возиться. (Кивает Воробьеву.) Ну, а ты? В бизнесе? Преуспеваешь?

ВОРОБЬЕВ (улыбаясь, пожимает плечами). Да примерно так же. Зарабатываю, пока позволяет государство.

РОМАН (ухмыляется, достает из-под прилавка бутылку хорошего коньяка). Да уж, это действительно. В отпуск, говоришь, едешь?

ВОРОБЬЕВ. Да, вот решили проветриться. Не все же вкалывать. Хоть раз вместе со Светкой выбрались.

РОМАН (криво усмехаясь). Это правильно. Такую женщину нельзя одну отпускать. Даже в парикмахерскую.

ВОРОБЬЕВ (сдержанно улыбается). Я запомню.

РОМАН (разливая коньяк по рюмкам). Звонками-то не бомбардируют? Соратники по бизнесу?

ВОРОБЬЕВ. Нет. Отпускная симка, этот номер никто не знает. К счастью.

РОМАН (подает ему рюмку, достает нарезанный ломтиками лимон). Ну и правильно. Идут они лесом. (Торжественно.) Итак! За встречу?

ВОРОБЬЕВ (улыбаясь). Да. Не прошло и десяти лет.


Пьют, закусывают. Роман ненадолго отходит к кассе, в это время Воробьев украдкой смотрит на часы, затем бросает взгляд в сторону окна.


ВОРОБЬЕВ (деловито). Слушай, дружище, у тебя здесь есть бытовка? Ну, там, помыться, побриться, обсохнуть…

РОМАН (немного удивленно, с улыбкой). Ну… что-нибудь придумаем. Хочешь воспользоваться?

ВОРОБЬЕВ (усмехаясь чуть смущенно). Ага. А я у тебя за это куплю что-нибудь из одежды. Да и из обуви тоже.

РОМАН (обрадованно). Вот это уже деловое предложение! Чего хочешь? (Шутливо.) Костюмчик поистрепался?

ВОРОБЬЕВ. Да, костюмчик бы неплохо. (Помедлив.) Только вот…


Вдруг звякает колокольчик, дверь в магазин открывается. Заходит Стогов. Удивленно осматривается по сторонам. Замечает Воробьева, идет к нему.


РОМАН (увидев Стогова, неприязненно). Эй! Уважаемый! Вы дверью ошиблись?


Стогов останавливается, смотрит на Романа. Воробьев подает ему знак выйти, но тот не замечает.


РОМАН (громче). Выйдите, мужчина! Этот магазин не для вас! Пивная за углом! Хорошо слышно?


Стогов не двигается с места. Хмурится, пристально глядя на Романа.

Роман выходит из-за прилавка, поднимает брови.


РОМАН (раздраженно). Вы понимаете по-русски или нет? Я прошу вас выйти из моего магазина! Немедленно!


Стогов стоит, не шелохнувшись.


ВОРОБЬЕВ (дотрагивается до плеча Романа, осторожно). Ром, подожди…

РОМАН (не слушая его, срываясь на крик, Стогову). Блин, да иди отсюда, старик! Пошел вон, не понял, что ли?

СТОГОВ (внимательно смотрит на Романа, тихо). Почему вы со мной так разговариваете?

РОМАН (на секунду опешив, надвигается на Стогова). Это магазин стильной одежды, понятно? Мой магазин! Это не место для бомжей! Не место для подаяний на опохмелку! Есть еще вопросы?

СТОГОВ (долго смотрит на Романа, тем же четким тихим голосом). К вам нет вопросов. И не было.


Бросив быстрый взгляд на Воробьева, он разворачивается и медленно, с достоинством идет к двери, выходит из магазина.


РОМАН (с облегчением). Вот придурок. Как надоели эти бомжи. Таскаются и таскаются. Хоть бы забирали их куда. Только клиентов отпугивают.


Воробьев молча смотрит на него. Взгляд холодный, недружелюбный.


РОМАН (подходит к прилавку, берет бутылку, разливает). Ну так что? За удачную покупку в моем магазине, коллега?

ВОРОБЬЕВ (мрачно). Коллега?

РОМАН (усмехается, подает бокал Воробьеву, и в этот момент видит его изменившееся лицо). Ты что, дружище?

ВОРОБЬЕВ (помолчав, негромко). Что с тобой, Роман?

РОМАН (удивленно). Со мной?

ВОРОБЬЕВ. Что с тобой случилось за эти годы? (С горечью.) Ты ведь был самым добрым парнем на курсе… Самым вежливым, самым внимательным…

РОМАН (неуверенно усмехаясь). Ты из-за старика этого, что ли? Да брось, ты что? Если из-за каждого бомжа…

ВОРОБЬЕВ (перебивая). Это человек, Роман. Это такой же человек, как и ты. Просто тебе повезло, а ему нет. А он ведь, может быть, в сто раз чище, умнее, талантливее, чем ты.

РОМАН (издавая ехидный смешок). Был бы умнее и талантливее, не ходил бы в обносках. Ладно, брат, не грузи меня, давай выпьем лучше.

ВОРОБЬЕВ (глядя на протянутую ему рюмку). Пойду я, пожалуй. Пора.

РОМАН (удивленно). Как это? Ты чего? (С недоумением.) Обиделся на меня? Но за что, не пойму?

ВОРОБЬЕВ (идет к двери). Все нормально. Это я что-то… (Замолкает.)

РОМАН (идет за ним, взволнованно). Подожди! Это что, родственник твой?

ВОРОБЬЕВ (останавливается, задумывается, поворачивает лицо к Роману). Почти. Это… проводник.

РОМАН (сбитый с толку). Проводник? С поезда, что ли? Но ты-то тут причем?

ВОРОБЬЕВ (секунду смотрит на него, затем безнадежно качает головой). Пока, Роман. Прости, надо бежать. (Толкает дверь, выходит из магазина).


Роман остается один, с рюмкой в руке. Растерянно поворачивается, медленно идет к прилавку. Выбирает ломтик лимона. Озабоченно смотрит на входную дверь. Поднимает рюмку в ее сторону, пьет, закусывает.


РОМАН (после паузы, озадаченно). Проводник… (Пауза.) Да хоть диэлектрик.


3.


Воробьев выходит из магазина, смотрит в сторону такси. Рядом с машиной стоит, переминаясь с ноги на ногу, Стогов. Увидев Воробьева, он быстро направляется к нему.

СТОГОВ (нервно). Я прошу вас прекратить эту комедию и отвезти меня обратно на вокзал. У меня нет денег на такси, а идти далеко, тем более по жаре.


Воробьев смотрит на него долгим тяжелым взглядом. Затем стремительно идет к машине. Стогов с трудом за ним поспевает.


ТАКСИСТ (отбрасывая окурок, Воробьеву). Ну что, последний рейс на вокзал?

ВОРОБЬЕВ (сухо). Нет.

СТОГОВ (сзади, возмущенно). Как это «нет»? Что за нахальство? Верните туда, откуда взяли!

ВОРОБЬЕВ (резко разворачиваясь к Стогову). Вы что — чемодан, чтобы вас возвращать? Вы вообще человек или нет? Я просил вас подождать в машине! Это что, так трудно?

СТОГОВ (повышая голос). С какой стати мне торчать в такси? Что здесь вообще происходит? Куда вы меня собираетесь везти?

ВОРОБЬЕВ (сдерживаясь, после паузы). В баню. (Таксисту). Где здесь хорошая баня неподалеку? И магазин одежды нужен.


Таксист обреченно хмыкает, садится за руль. Стогов замирает на месте, глядя на Воробьева в немом изумлении.

Воробьев смотрит на часы, качает головой, достает мобильный телефон, ищет номер.


ВОРОБЬЕВ. Алло, Таня, привет еще раз!

ТАТЬЯНА (тяжело дыша, будто разговаривает на ходу, торопливо). Да, привет.

ВОРОБЬЕВ. Танечка, прости, мы задержимся.

ТАТЬЯНА. Кто это «мы»?

ВОРОБЬЕВ (удивленно). Как, ну я же звонил недавно! Мы договаривались встретиться у тебя в конторе. Я и еще один человек. (Бросает быстрый взгляд на Стогова.) Это Леонид, ты что, не узнала?

ТАТЬЯНА. А, точно, извини, слышимость неважная. (После паузы). Слушай, ты прости, но сегодня никак не получится. Срочное дело.

ВОРОБЬЕВ (непонимающе улыбается). Как «не получится», как «срочное дело»? Но я уезжаю через полтора часа! Я же говорил тебе!

ТАТЬЯНА. Подожди секунду. (В трубке слышится шум уличного движения). Послушай, мне сейчас неудобно говорить, я за рулем. Давай потом все обсудим, ладно?

ВОРОБЬЕВ (взволнованно). Когда же потом, Таня? Я неизвестно когда теперь приеду, да и человек ждет! Это очень срочно! Я прошу! Несколько минут хотя бы!

ТАТЬЯНА (спокойно и деловито). Никак не получается, прости, работа авральная свалилась. Давай позже созвонимся. А человек твой пусть приходит, номер ему мой рабочий оставь. Не маленький, сам решит свою проблему. Тем более, раз ценный специалист.

ВОРОБЬЕВ (упавшим голосом). Таня…

ТАТЬЯНА (торопливо). Все-все, прости, движение оживленное. Созвонимся. Приезжай еще. Целую. Пока-пока… (Связь обрывается.)


Воробьев смотрит на телефон. Разочарованное, усталое лицо.

Он оглядывается на Стогова, но не обнаруживает его. Ищет взглядом. Оборачивается к такси. Таксист молча кивает в сторону тротуара. Воробьев смотрит в указанном направлении и видит, как Стогов неторопливо идет вниз по улице.

Поколебавшись, Воробьев подходит к таксисту.


ТАКСИСТ (прищурившись, разглядывает его с любопытством). Ну так что? Как я понимаю, это была последняя остановка с участием нашего любимца?


Воробьев рассеянно смотрит на часы. Достает бумажник, безразлично отсчитывает деньги, отдает водителю.


ВОРОБЬЕВ (пустым бесцветным голосом). Спасибо, что подвезли. Прошу прощения, что пришлось столько ждать.

ТАКСИСТ (берет деньги, спокойно). Да без проблем, вы ж расплатились. (Смотрит в сторону бредущего Стогова, придвигается к Воробьеву, тихо). Бросьте вы его, мой вам совет. Бестолковый это человек. Никудышный. Пропащий. По лицу видно, по глазам. Повидал я таких. Ничем вы ему уже не поможете. Пусть бомжует дальше, раз не нужен никому. Он ведь и себе не нужен, в этом все дело.


Воробьев внимательно смотрит на таксиста. Затем в сторону Стогова. Снова на таксиста. Вдруг его глаза оживают, на щеках появляется румянец.

Он поворачивается, находит глазами Стогова и решительно шагает за ним.


4.


Пустынная улица. Воробьев догоняет Стогова и, схватив его за плечо, разворачивает лицом к себе. Стогов отскакивает на пару метров, смотрит на Воробьева враждебно.


СТОГОВ. Оставьте меня в покое! Я милицию позову!


Пауза.


ВОРОБЬЕВ (задыхаясь, через силу). Зе мэн уоз борн ту би хэппи!

СТОГОВ (ошеломленно смотрит на Воробьева). Что?

ВОРОБЬЕВ (с мукой в голосе). Еще раз повторить?..


Затемнение.


Свет появляется.


Комната в квартире Ольги Васильевны и Лёши.

Лёша за письменным столом с учебником английского языка. Рядом, прислонившись к стене, стоит Михаил, наблюдая за ним. Оба молчат. На лицах отрешенность.

Наконец, Михаил подходит к столу, берет листок бумаги и ручку, что-то пишет крупным почерком.


МИХАИЛ. Лёша, отвлекись на секунду. Я хочу, чтобы ты прочитал эту фразу.

ЛЕША (кладет листок перед собой, сосредоточенно, с неважным произношением). Зе мэн уоз борн ту би хэппи. (Смотрит на Михаила в ожидании).

МИХАИЛ. Так, ладно. А теперь попробуй перевести.

ЛЕША (с паузами, задумываясь над словами). Мужчина… был… рожден… чтобы быть… счастливым? (Вопросительно глядя на Михаила).

МИХАИЛ (кивая, задумчиво). Примерно так. Только в данном случае скорее не «мужчина», а «человек». Не находишь?

ЛЕША (еще раз внимательно пробегает строку глазами, задумывается, затем отворачивается к окну). Странная фраза.

МИХАИЛ (смотрит на него). Странная? Ты не согласен со смыслом?

ЛЕША (помолчав, глуховатым голосом). Сомневаюсь, что это правда. Тогда все были бы счастливы. А это не так.


Пауза.


МИХАИЛ (осторожно). А могу я узнать, что для тебя счастье?


Продолжительное молчание. Михаил внимательно следит за Лёшей, тот по-прежнему смотрит в окно.


ЛЕША (переводя хмурый взгляд на свои руки). Это независимость.

МИХАИЛ (со сдержанным любопытством). Независимость?

ЛЕША (с паузами). Независимость от указаний… От приказов, которые надо выполнять… От чужого мнения… И его влияния на твои действия.

МИХАИЛ. А как ты считаешь, такое счастье достижимо?

ЛЕША. Маловероятно. Или очень нескоро.

МИХАИЛ. Почему?

ЛЕША (устало). Для этого нужен авторитет. И очень большие деньги. А мне в моем положении не светит ни то, ни другое. Если не связываться с криминалом. А этого я не хочу.

МИХАИЛ. А чего ты хочешь?

ЛЕША (после паузы, равнодушно). Поступить в институт. А там видно будет.


Пауза.


МИХАИЛ (задумчиво, подбирая слова). Послушай… А ты не думал над тем, что настоящее счастье может быть не совсем таким, каким ты его себе представляешь? Или даже совсем не таким?

ЛЕША (пожимая плечами). А каким же еще… Все стремятся к благополучию, к деньгам, к уважению…

МИХАИЛ (усмехаясь). Но ты ведь жаждешь независимости? Вот пусть другие и стремятся туда, куда им нужно.

ЛЕША (косится на Михаила с недоумением). Вы о чем?

МИХАИЛ (оживленнее). Просто я вижу противоречие в твоих словах. (Ходит по комнате.) Если ты стремишься к свободе от ярлыков, которые вешают другие, то тебе нужно приучиться и мыслить самостоятельно, не полагаясь на чужие стандарты. А если ты начнешь мыслить сам, а не тупо повторять правила, которые в тебя закладывают, то ты сможешь прийти и к самостоятельным выводам. Которые… (Останавливается, пристально глядя на Лёшу). Которые могут повлиять на всю твою дальнейшую жизнь. Потому что, размышляя, ты поймешь, что счастье… то подлинное счастье, от которого хорошо не только разуму, но и душе, сердцу… оно может заключаться не только во власти, славе, удаче и заработке. Оно может скрываться в самых простых вещах.

ЛЕША (не сводя глаз с Михаила, недоверчиво). В простых?

МИХАИЛ (с улыбкой). В самых простых! Ты говоришь о недостижимости счастья. И тем самым превращаешь его в неприветливый с виду замок за высоченным железным забором, вокруг которого беспомощно блуждают мрачные люди, и ты — пожалуй, самый мрачный из них. (Подходит к Лёше, смотрит ему в глаза.) А тем временем счастье находится от тебя на расстоянии протянутой руки, а ты его просто не замечаешь. Потому что видишь только этот замок. Придуманный самим собой.

ЛЕША (с сомнением, но и с проблеском надежды в голосе). И что мне тогда делать? Как найти его?

МИХАИЛ (торжествующе). Что делать? Да жить, Лёша! Дышать! Делать все то же, что и обычно, только держа в голове, что в любой момент счастье твое может дать о себе знать, а ты должен быть открыт для него, готов к нему! Готов почувствовать его и принять, а не испуганно пройти мимо! Готов к тому, что этот шанс выпадет именно тебе, а не кому-то другому. И что именно ты должен будешь сделать все, что в твоих силах, чтобы этим шансом воспользоваться.


Лёша смотрит на Михаила в некотором оцепенении. Вдруг на его лице появляется скупая неуверенная улыбка.


МИХАИЛ (дружески улыбаясь в ответ). Главное, поверить в это. В то, что твое счастье достижимо. В то, что каждый день, что бы ни происходило, вы движетесь навстречу. И обязательно встретитесь! Потому что… Все очень просто. (Подходит к столу, берет листок бумаги, демонстрирует его Лёше, декламирует). The man was born to be happy! Человек рожден, чтобы быть счастливым.


Затемнение.


На сцене, в разных ее концах, появляются два круга света.

В первый входит Лёша. Он приятно взволнован, на лице его сияет радостная улыбка.

Во втором появляется Михаил. Он задумчив, серьезен.

У каждого из них в руке телефонная трубка. Оба подносят ее к уху.


ЛЕША (неожиданно громким, звонким голосом). Михаил Григорьевич! Здрасьте!

МИХАИЛ (невольно улыбается, замечая перемену в его голосе). Привет, Лёша. Звоню узнать, как прошел твой зачет?

ЛЕША (радостно). Все нормально! Англичанка и не спрашивала почти, поставила «четыре»!

МИХАИЛ. Вот и замечательно. Что ж, твой аттестат спасен? Надеюсь, мама довольна?

ЛЕША. Да, аттестат в порядке. А мамы нет дома, она еще не знает. (После небольшой паузы.) Михаил Григорьевич!

МИХАИЛ. Да, Лёша.

ЛЕША (поколебавшись). Знаете… В общем… Кажется, вы были правы.

МИХАИЛ. В чем?

ЛЕША. Ну… Когда говорили о счастье.

МИХАИЛ. Правда? А что? Институт стал ближе? (С улыбкой.) Или случилось что-то еще?

ЛЕША (нерешительно переминается с ноги на ногу, рассеянно взъерошивает волосы). Случилось. Я… помог одной девушке из нашего класса сдать зачет… Шпаргалку свою передал.

МИХАИЛ (смеется). Молодчина! И что же, оценила девушка твою жертвенную помощь?

ЛЕША (кивает, улыбается). Да… Мы шли домой вместе… А еще выяснилось, что будем поступать на один факультет! Представляете?

МИХАИЛ (с легкой иронией). А раньше ты, конечно, об этом не знал?

ЛЕША (смеясь). А раньше мы с ней почти не говорили! Она меня и не замечала почти, а я боялся подойти! Ведь Светка — она самая красивая в нашем классе!


Михаил молча улыбается.


ЛЕША. Вы слышите? Я ухватил свой шанс за хвост!

МИХАИЛ. Ты молодец, дружище. Только не упусти его, ладно?

ЛЕША (фыркая). Еще чего!

МИХАИЛ (усмехнувшись). Поздравляю тебя.

ЛЕША (счастливо). Спасибо! Вы придете?

МИХАИЛ (его улыбка тает, после паузы). Нет, Лёша. К сожалению, не получится.

ЛЕША. Почему?

МИХАИЛ (с вздохом, старается говорить спокойно). Я уезжаю. Нельзя больше ждать. У мамы был приступ, мне надо быть с ней. Это важно.

ЛЕША (с надеждой). Но… вы ведь вернетесь?

МИХАИЛ (помолчав). Не знаю, Лёша. Надеюсь, что да.

ЛЕША. Обязательно приезжайте! И приходите к нам! Мама будет рада! И я!

МИХАИЛ (пытается усмехнуться). Да, я знаю. Я постараюсь. Теперь уж я вас точно не забуду. Рад нашему знакомству. (После короткой паузы.) Спасибо тебе. За время. И старание.

ЛЕША (почти выкрикивает). Это вам спасибо, Михаил Григорьевич! За всё! (Помедлив.) Знаете, теперь все будет отлично! Правда ведь?

МИХАИЛ (проводит рукой по глазам). Конечно, правда… Конечно… (С трепетом.) До встречи. Будь счастлив, парень!


Михаил опускает руку с трубкой, какое-то время с робкой надеждой смотрит вдаль. Затем выходит из круга в темноту.

Лёша мечтательно и с любопытством глядит куда-то вверх. Он улыбается.


Затемнение.


Свет появляется.


Пустынная улица. Воробьев и Стогов стоят напротив и долго смотрят друг другу в глаза.

Внезапно на лице Стогова появляется добрая, отеческая улыбка.


СТОГОВ (неуверенно). Лёша?

ВОРОБЬЕВ (пытаясь отдышаться). Так сильно изменился?


Стогов какое-то время жадно вглядывается в лицо Воробьева. Но затем будто тень проходит по его лицу, улыбка угасает. Он опускает голову.


СТОГОВ (огорченно). Нам не следовало встречаться.

ВОРОБЬЕВ (с досадой). Да уж. Мне нужно было продолжать жить припеваючи, надеясь, что и вы в полном порядке. И то, что вы так ни разу и не приехали, и не позвонили, должно было означать именно это, да?


Стогов подавленно молчит.


ВОРОБЬЕВ (чуть смягчившись). Что произошло, Михаил Григорьевич? Что все это значит?

СТОГОВ (глядя под ноги). Это жизнь, Лёша. Просто жизнь и больше ничего.

ВОРОБЬЕВ (горько усмехаясь). Прекрасный ответ. Достойный. Может, расскажете подробнее? Только без этих философских фраз. Знаете, хочется вам помочь, а времени очень мало.

СТОГОВ (оглядывает Воробьева). Ты проездом? В отпуск?

ВОРОБЬЕВ. Да.

СТОГОВ (пожевав губами). Как мама? Ольга Васильевна, да?

ВОРОБЬЕВ. Мама в норме, я помог ей с квартирой и помогаю деньгами, но она упрямо продолжает трудиться в ОТК завода.

СТОГОВ. Не вышла замуж?

ВОРОБЬЕВ. Нет.

СТОГОВ. А ты женат? Как с твоей девушкой отношения, сложились? Той, Светланой?

ВОРОБЬЕВ. Она стала моей женой.

СТОГОВ (грустно улыбнувшись). Молодцы.

ВОРОБЬЕВ. Я знаю. (Нетерпеливо.) Михаил Григорьевич, давайте о вас поговорим? Скажите, что я могу сделать? Что нужно? Деньги? Работа? Что?

СТОГОВ (его лицо вдруг проясняется от понимания). Так вот зачем мы колесили по городу? Ты хотел меня принарядить и устроить на работу? (Смеется. Печальный, будто надтреснутый смех.) Все такой же мальчишка.

ВОРОБЬЕВ. Вы уж простите, но это все, до чего я смог додуматься, посетив вашу жену.

СТОГОВ (встревоженно). Ты говорил с Ларисой? Это она тебя послала?

ВОРОБЬЕВ (мрачно). Послала. Сказать, что уходит от вас.


Пауза.


СТОГОВ (кивая, печально). Вот как… Что ж, наверное, так и должно…

ВОРОБЬЕВ (перебивая, гневно). Должно? Ничего подобного! Так быть не должно! Вы должны вернуться! К ней! К жизни! Понимаете? К полноценной жизни!


Пауза.


СТОГОВ (смотрит на него пристально, окрепшим голосом). К полноценной жизни? Чтобы что? Стать достойным представителем? Слушать весь этот бред, что доносится со всех сторон? Думать о деньгах, начисто позабыв обо всех духовных ценностях? Любоваться на героев сегодняшних дней, вроде твоего дружка из магазина? И радоваться жизни, верно?

ВОРОБЬЕВ. Послушайте…

СТОГОВ (распаляясь). Да, я знаю! Ты еще молод! Ты, как я понимаю, успешен! Ты видишь жизнь в этих светлых красках, будь они неладны! Ты смотришь в будущее с оптимизмом! Что ж, я очень рад! Так и должно быть в твоем возрасте!.. (С отчаянием.) Но не заставляй меня делать вид, что все прекрасно! Потому что я вижу, что все плохо! И с каждым годом все здесь делается только хуже. Я терпел, сколько мог. Но мне надоело, понимаешь? Просто надоело! Видеть тех, кого когда-то считал своими друзьями, и с кем сегодня не могу связать двух слов! Потому что они говорят не словами, а лозунгами! Программными речами, искусно вбитыми в их головы! В поисках выгоды они теряют все то лучшее, что в них когда-то было. Они уходят в бизнес, вступают в эти одинаковые партии, ездят в роскошных машинах, отдыхают на богатых курортах и в многоэтажных особняках. Но они мне неинтересны! Я не хочу быть одним из них! Я хочу быть собой, каким бы плохим я ни был!

ВОРОБЬЕВ (хмуро). А ваши родные? А Лариса? Она страдает, вы не видите?

СТОГОВ (огорченно). Лариса… (После паузы.) Это ошибка. По моей вине. Сейчас я понимаю, что женился на ней только потому, что не мог оставаться один после смерти мамы. Глупо. Нельзя было связывать себя с кем-то, кто не понимал меня с самого начала. Она ведь даже не скрывала этого. Но казалась мне настоящей, живой, особенной… А теперь она стала такой же, как и все. Пустой, талдычащей только о богатстве и о том, как все хорошо у других наших знакомых. Бывших друзей.

ВОРОБЬЕВ (тихо, утомленно). Но она женщина все же. Она хочет ребенка. Может быть, это выход?

СТОГОВ (с кривой усмешкой). Ребенок? Которому предстоит воспитываться и жить здесь, среди этих сытых лиц и рекламных плакатов? Лучше уж быть одному, вдалеке от всего этого. Так честнее. Хотя бы перед самим собой.


Пауза.


Воробьев медленно качает головой, глядя себе под ноги.


ВОРОБЬЕВ (глухо, разочарованно). Не могу поверить, что это вы… Вы. Мой учитель. Мой проводник. Тот, кто когда-то помог мне обрести главное счастье в моей жизни… Счастье, благодаря которому я смог найти свой путь и вдохновение, чтобы двигаться вперед. Настоящее счастье. Моё. Которое в эти самые минуты блуждает где-то в одиночестве, пока я стою здесь и выслушиваю все это… (Поднимает голову, с тоской.) Посмотрите на себя. Вы стали обыкновенным нытиком. Оборванцем. «Честнее перед собой». И это слова мужчины? Взрослого? Умного, образованного? Который мог бы воспитать замечательного, сильного, мудрого человека? За которым потянулись бы более слабые и неуверенные?.. Что вы сделали ради улучшения жизни? Ушли в сторону? Сказали «мне все противно, лучше я буду бомжевать»? (Твердо.) Так вот, что я думаю. Вы совершаете преступление. Своей нынешней жизнью. Но еще есть время исправиться. Ваша жена будет ждать вас эти два дня. Последние. А потом уедет. Навсегда. (После паузы.) И еще. (Достает ручку, визитку, на обратной стороне пишет, протягивает Стогову). Возьмите.


Стогов берет визитку и без интереса сразу же кладет ее в карман.


ВОРОБЬЕВ (сухо, отрывисто). Это моя визитка. На лицевой стороне номер мобильного. На обратной сверху мой отпускной номер, а ниже телефон моей знакомой, Татьяны. Она заведует кадровым агентством. Я договорился, что вы встретитесь. Приведите себя в порядок и разыщите ее. Понятно?

СТОГОВ (грустно смотрит на Воробьева). Понятно.

ВОРОБЬЕВ (не глядя на него).Очень хорошо.

СТОГОВ. Лёша?


Воробьев нехотя поворачивает к нему лицо.

Пауза.


СТОГОВ (мягко, не сводя с него глаз). Я рад. Тому, что вижу тебя. Тому, что ты вырос… И вырос неравнодушным. Не твоя вина, что я стал таким… (Тщетно подбирает слово, разводит руками.) Спасибо за твои старания… Спасибо. (С нежностью оглядывает его, оживленнее.) Ну а теперь… Иди к Светлане. Слышишь? Ты должен быть рядом. Рядом со своим счастьем. Не потеряй его. Держи крепко. Хорошо?

ВОРОБЬЕВ (смотрит на него с грустью). Хорошо… Михаил Григорьевич.


Стогов разворачивается и уходит.

Воробьев делает шаг за ним, но тут же останавливается. Опускает голову. Снова вскидывает ее.


ВОРОБЬЕВ (вдогонку Стогову, выкрикивает). И все же хорошо, что мы встретились!.. Не все еще потеряно!.. Надо только поверить в свой шанс! И в себя!.. Поверить! Помните?..


Стогов замирает на мгновение. Его плечи вздрагивают, будто он собирается обернуться. Но в последний момент передумывает и идет дальше.

Воробьев долго смотрит ему вслед. Затем закрывает лицо ладонями.


5.


Вокзал. Полупустой зал ожидания. В центре его стоит Светлана. Она взволнована, постоянно оглядывается по сторонам и смотрит на часы. Наконец, в дверях показывается Воробьев. Он медленно приближается к ней, опустив голову. Заметив его, Светлана стремительно шагает навстречу.


СВЕТЛАНА (грозно). Явился все же? Кто бы мог подумать? Ты знаешь, сколько до поезда осталось? А ну, марш в камеру хранения! Ты слышишь меня или нет?!


Воробьев поднимает глаза и смотрит на нее. В его взгляде что-то такое, отчего Светлана застывает на месте и лишь смотрит на него с беспокойством.

Вдруг Воробьев подходит к ней вплотную, протягивает руки и изо всех сил прижимает ее к себе. Объятие такое крепкое, что Светлане трудно дышать.


СВЕТЛАНА (в смятении, полушепотом). Что случилось?.. Что ты?.. Люди кругом!.. Ты что?.. Да в чем дело? (Высвобождает руку и обнимает его за спину.) Тебя что, обидел кто-то?.. Да?.. Скажи!.. Пожалуйста!.. Что с тобой?.. Лёша… Лёша…


Занавес.


Октябрь 2009

Касание


Драматический этюд в одном действии


Действующие лица:

ОНА и ОНА — молодые люди, на вид около тридцати лет, незнакомы друг с другом.


Вечер, почти стемнело. Крупный город. Поздняя осень или ранняя зима. Гололед. Грязный снег.


Она выходит из здания, на ходу завязывая пояс пальто. Привычно, не поднимая головы, направляется к метро. Внезапно останавливается, смотрит на знак подземного перехода, на мерцающую в сумерках заглавную «М». Поворачивается, идет в противоположную сторону. Походка довольно быстрая, вместе с тем в ней чувствуется будничная усталость.


ОНА. Пройдусь немного. Надоело. Прямо маршрутка какая-то. «Дом — метро — работа». Пять дней в неделю. С короткой остановкой в супермаркете. Для дозаправки. Хватит. Пошла пешком. Да, устала. Да, настроения никакого. Да, погода мерзостная. Что ж поделаешь, Бабье лето прошло. В заботах. Или, скорее, в попытках убедить себя в их наличии. В бессмысленной офисной беготне. Привыкаю к ней. Привыкаю к этому городу, который вижу в основном из окна. Отвыкаю от прогулок на свежем воздухе, если его можно назвать свежим. Отвыкаю от свободного времени и нормальных, людских способов его провождения. Отвыкаю от личной жизни. Отвыкаю. Послушно и планомерно. Мегаполис и его рабыня. (Поскальзывается, ругается сквозь зубы. Идет дальше, мимоходом оглядывается по сторонам). Ой. Пардон, вырвалось. А еще филологиня. Филологесса. Да, как ни удивительно. Иногда и самой не верится, что это было со мной. Эти пять лет полного отсутствия здравого смысла. Неужели я хоть когда-то напоминала себе педагога словесности, обожающего детишек?.. Может быть, не знаю. Ведь и о переезде сюда в то время не думала. Если бы не развод родителей, то так и осталась бы… Какой? Какой я была тогда? Это вроде было еще совсем недавно, всего несколько лет назад. Наивной? Доверчивой? Стеснительной?.. Если и так, то теперь мне слишком трудно в это поверить. (Пауза.) Встретиться бы с ней сейчас, с этой милой мечтательной провинциалкой. Поговорить бы. Может быть, стало бы хоть что-то понятно. Хоть что-то понятно обо мне.


Он выходит из здания в нескольких кварталах от нее. Задерживается у входа. Бросает взгляд по сторонам, на небо. Делает глубокий вдох. Выдыхая, наблюдает за облаком пара. Поднимает воротник. Оглядывается на входную дверь. Спускается по лестнице, почти сразу сворачивает на тихую улицу. Походка неспешная, немного разболтанная, прогулочная.


ОН. Северо-восточный. Значит, снова похолодание. И скользко. Неудачный день для прогулок, что и говорить. С другой стороны, чего было ожидать? Сколько можно падать кому-то на хвост, рассчитывая, что подвезут? Этакий славный малый, просто без машины. Ну и ступай себе пешком, проветривай непрактичную голову и остальной безалаберный организм. Интересно, многие еще в этом городе гуляют на своих двоих без особых на то рекомендаций врачей? Судя по пробкам, состоянию тротуаров и парков, таких все меньше. Уж в осенне-зимний период, по крайней мере. Торопимся жить. Торопимся по делам. А вечером домой, где ждут голодные дети и прожорливые телевизоры. Только я один никуда не тороплюсь. Даже странно как-то. Этакая утомленная безмятежность. (Пауза.) Жизнь без мечты и вдохновения напоминает дрейф в открытом океане на резиновой лодке. В ожидании скорейшего столкновения с чем-то острым, беспощадным и окончательным. Которое все не появляется, вынуждая тебя вот так бродить по темным улицам и копаться в таких же темных закоулках своей души. Искать надежду. Искать большой корабль. Или хотя бы остров, где можно добыть пресную воду и пропитание… (Пауза.) Кстати, за воду надо не забыть заплатить. И за свет. За интернет. Так. Когда там у нас зарплата?..


ОНА (идет, поеживаясь). Холодно… Ладно, нормально. Моя погода. «У тебя такой неприступный вид на людях. Прямо снежная королева». Это обо мне. Иркины слова. Может, стоило прислушаться, измениться. У нее ведь полный успех — и муж процветающий, и переезд за рубеж, и дом свой, и малыш. Значит, была права. Раз нашла и приручила того, кого искала. Но я — это я. Неприступная так неприступная. Снежная так снежная. Не буду стараться понравиться всем. Изображать жизнерадостность, если ее нет. Не стану улыбаться глупым шуткам, вестись на банальные комплименты и пустые громкие слова. Не хочу поддаваться слабым и безликим. Зацикленным на деньгах и на мысли, что можно купить всё и всех. Что каждый лишь имеет свою цену в рублях или в валюте. Может быть, таковы нынче законы жизни. Правила всеобщей игры, по которым главная цель молодой женщины — подороже себя продать, пока еще позволяет возраст и внешность. Может быть. Только мне хочется чего-то настоящего. Хочется чувств. Видимо, оттого что их — чистых, подлинных, ярких — в моей жизни было слишком мало. Чертовски мало… (Вздыхает.) Такие дела. Ирка бы только грустно покачала головой. Да, наверное, я и не права. Наверное, застряла во времени и внутренне никак не сделаюсь современнее. Но пока не сдалась. Еще верю. Еще считаю, что лучше уж быть одной, чем жить без любви. Хотя… Какое же это все-таки страшное, чудовищное по своей безысходности слово. «Одна».


ОН (замечает замерзшую лужу, с разгона прокатывается по ней, проходит несколько шагов, насмешливо оглядывается, идет дальше). Детство заиграло. Хотя, что здесь такого? Проехаться с горки, поваляться в снегу. Просто подурачиться. Статус не позволяет? Возраст? Какая чушь вся эта придуманная несвобода. Желание выглядеть солидно, респектабельно. Окружить себя стеной мелких забот и условностей, и потому казаться себе важнее, значительнее. Взрослее. Думать о репутации, которую нипочем нельзя уронить… (Пауза.) Когда это начинает с нами происходить? Когда мы перестаем видеть себя со стороны и уже не в состоянии посмеяться над этой своей приобретенной деловитостью? Когда желание ухватить более лакомый кусок начинает преобладать над способностью просто наслаждаться жизнью, не пытаясь переделать под свои нужды всё, что видишь вокруг?.. Когда я перестал быть самим собой, а стал походить на других? Когда перешел с шага на бег? Ведь отличный парень был. Добрый, щедрый, искренний, веселый. Что, «так наступает зрелость»? Тогда к черту эту зрелость! К черту все эти умные слова о том, как надо жить, чтобы добиться успеха! К черту все, что мешает радоваться простым вещам! И меня тоже, если я… (Случайно бросает взгляд на часы, качает головой.) Да… Ишь, разошелся. Свежий воздух пьянит, похоже. Дурманит. Скорее бы уж настоящая зима. Отрезвляющая, мобилизующая. Время для поиска и обретения настоящей цели, к которой необходимо идти… Идти, слышишь? Идти, а не прохлаждаться. Мечтатель бестелесный. (Идет быстрее.)


ОНА (проходит мимо витрины бутика, замедляет шаг, останавливается. Смотрит на выставленное платье.) Да, это неплохое. Даже очень… Почем, интересно?.. (Пауза.) Хотя… куда я в таком?.. На корпоратив? Потрястись с тетками из бухгалтерии? Пострелять глазками в генерального, чтобы зарплату прибавил? Не смеши. (Продолжает смотреть на платье, зачарованно). Нет… Оно не такое… Хорошее… Для другого… Оно для сладкого, нежного, интимного свидания. Для ужина, который не будет казаться пошлым и банальным. При колеблющихся огоньках свечей… В домашней обстановке… Оно для мужчины. Для избранника, в котором будешь уверена. Ради которого захочется выглядеть лучше, чем когда-либо. Красиво одеться. И раздеться. Лучше с его помощью. (Рассеянно проводит ладонью по волосам). Могу ли я? Способна ли еще быть ласковой, романтичной, податливой? Способна ли чувствовать?.. (Она переводит взгляд на свое отражение в витрине, несколько мгновений разглядывает себя. Опускает голову, едва заметно качает головой. Машинально смотрит на часы. Разворачивается, стремительно шагает прочь.)


ОН (идет, задумчиво глядя под ноги. Наконец, бросает взгляд по сторонам. Вдруг преображается, внимательно вглядывается в витрины магазинов впереди себя, будто что-то выискивает. Нетерпеливо ускоряется, но проходит всего несколько метров и замирает на месте. Недоумение и растерянность на лице. Перед ним за грязноватой витриной пустое темное помещение, когда-то, видимо, принадлежавшее кафе. К стеклу приклеена табличка «Сдается в аренду» с номером телефона. Он продолжает всматриваться в темноту интерьера, словно не может поверить своим глазам. Оглядывает соседние здания, надеясь на ошибку. Огорченно опускает голову. Пауза.) Вот как… Очень мило… (Пауза.) Что ж… Время не стоит на месте… (Хочет уйти, но передумывает, с тоской смотрит сквозь витрину.) Странное чувство. Будто опоздал навестить старого друга, и вот он умер. Глупо, конечно. Всего лишь забегаловка, теперь уже бывшая. Кому какое дело, что это место значит для меня. Что это мое счастливое место. Место, где я когда-то бывал часто. И не один. Место, где я встретил тебя. Ту, которую уже никогда не забуду. Сколько лет прошло со времени нашей разлуки? Три года? Четыре?.. Интересно, ты бываешь здесь, когда приезжаешь? Вспоминаешь наши моменты?.. Вряд ли. Мы нехорошо расстались, болезненно. Я был идиотом. Хотел перевоспитать тебя. Сделать похожей на светлый идеал, на вымысел. Хотя ты и так была гораздо лучше, чище меня. (Вздыхает.) Ладно. Не так все просто, конечно. Память — забавная штука. Сохраняет только хорошее, и оттого создается впечатление, что поводов для прощания не было. (Пауза.) Дело в другом. Вот я спрашиваю себя, когда все началось. Когда я перестал быть живым человеком, а превратился в механизм, который каждый день настойчиво пытается заглушить в себе настоящие чувства. Все еще надеясь при этом найти свое призвание. Стал «моделью обывателя»… Вот когда. В тот день, когда отправил свое счастье в свободный полет. Позволил ему покинуть себя. И позволил себе стать… Стать тем, что сейчас вижу перед тобой. Этим когда-то ярким и веселым, а сейчас пустым, темным и холодным строением. Которое нуждается во владельце, как и я. И которое, судя по всему, тоже никому особо не нужно. (Горько усмехается, подходит к витрине, бережно проводит по ней ладонью.) Пусть хоть тебе повезет, старина. По крайней мере, твоей вины в теперешнем одиночестве нет. (Легонько хлопает по стеклу.) Спасибо тебе. За те самые минуты счастья. (Отходит, бросает прощальный взгляд на витрину и быстро уходит, не оглядываясь.)


ОНА (на ходу обводит окрестности равнодушным взглядом.) Совсем стемнело. И хорошо. Хорошо, что никто не видит моего лица в эти минуты. Хорошо, что не встречаются знакомые — наверное, первым вопросом каждого из них сейчас было бы навязчивое «С тобой все в порядке?» В ответ на которое пришлось бы вымучивать улыбку, только бы отвязались… В темноте лучше. (Пауза.) Хотя что хорошего? Ведь это и есть моя жизнь в разрезе. Блуждание в потемках и нежелание кому-то показывать истинное лицо. Старание казаться неуязвимой для любых неприятностей. Но разве это путь, который ведет к счастью? А может, наоборот, я следую прямиком в тупик?..


ОН (опустошенно глядя перед собой.) Интересно, зачем это я пошел именно таким путем. К дому ведет столько маршрутов… Что, «ноги сами принесли»? Может быть. Человека тянет туда, где ему теплее. Вот и меня потянуло не домой, а на встречу «с доброй памятью»… Доволен? Что-то незаметно. Провел столько времени в надежде забыть, начать жить с чистого листа. И вот результат. Хватило нескольких минут, чтобы все перечеркнуть. Да и перечеркивать было особенно нечего. Попытки убедить себя в том, что жизнь прекрасна и удивительна, хороши тогда, когда приходится утешать кого-то другого. А обманывать себя… Иллюзии. Можно бегать от себя, только убежать нельзя.


ОНА. Не у кого спросить. Некому рассказать, что со мной. Ирка далеко, да и чем она может помочь, какой совет дать. Она благополучна. Не тратит время на самокопания. Отмахивается от непонятного. Для нее есть черное и белое, хорошие и плохие. А я не знаю даже, к какой категории отнести себя… Или вот маму мою. Сколько времени не общались, почти год? Да, со времени ее очередного замужества. Похоже, отстрелялась на этом фронте за нас обеих. (Вздыхает.) Видимо, я пошла не в нее… А в кого? В папу?.. (Пауза, опускает голову.) Добрый, порядочный, чуткий… Но слишком мягкий, чувствительный… Ему всегда было так нелегко с мамой. А ей — с ним. Не пара, наверное. Хотя он любил ее. И меня. По-настоящему. (Пауза.) Он хотел моего счастья. Он хотел, чтобы моя жизнь была яркой и благополучной. Переживал за меня, особенно после развода. В котором обвинял только себя. Помог с переездом, видя, как сильно я хочу уехать. (Пауза.) Он так старался тогда, хлопотал… (Пауза.) Это стало последним, что он успел сделать. (Пауза.) А я… (Хочет утереть глаза, но раздраженно обрывает жест, зажмуривается, отчаянно мотает головой.) Боже мой… Почему я такая?.. Почему меня угораздило уродиться странной, отчужденной, непохожей ни на кого из родных? Почему именно мне приходится так мучаться? И не знать, будет ли предел этим мукам! Почему?!..


ОН. Если бы увидеть ее. Хотя бы раз. Поговорить. Изменилось бы что-то? Перевернулось бы? Исправилось?.. (Пауза.) Нет, конечно. Она стала другой. Чужой. Наверняка. Даже глаза, даже мимика. Не уверен, что узнал бы ее сейчас. Хоть порой кажется, что вижу ее в толпе. И от этого на мгновение замирает, а затем начинает бешено колотиться сердце. Непокорное. Продолжающее на что-то надеяться… Но нет, это не она. Ее вообще больше нет. Той, которую я знал. Как нет и того меня. Потому от нашей новой встречи будет лишь больнее. И от нового расставания не станет легче. Время ушло. Необратимость — вот его главная черта. Жаль, что я был не в курсе. Но незнание не освобождает. Теперь буду умнее. Может быть.


ОНА (зябко поеживается, ускоряет темп ходьбы. В ее движениях сквозит нервозность, даже ожесточенность.) Когда я уже приду, а?! Черт дернул меня отправиться на эту прогулку. Подышать воздухом захотела. Нервишки подлечить. За лечением к доктору обращайся. Невропатологу. Или психиатру. Давно пора. Идиотка. Одиночку она из себя изображает. Гордого борца за чистоту чувств. Полюбуйтесь на эту чистюлю! Деньги ей противны. Да кому ты сдалась, милашка? Количество поклонников зашкаливает?.. Хоть кто-то смотрит на тебя как на женщину? Пытается заговорить? Проявляет внимание?.. Хоть кто-то замечает, что ты есть?!.. (Поскальзывается, чуть не плачет.) Долбаная погода!.. Долбаная жизнь!..


ОН (появляется из-за поворота, идет ей навстречу.) Все правильно. Ты наказан. Получаешь по заслугам. Жизнь милосердна к тем, кто принимает ее подарки. Кто не воротит нос, придираясь к мелочам. Кто осознает ценность каждой новой встречи. Кто способен чувствовать и не бояться того, что чувства эти окажутся неприбыльными. Кто осмеливается просто жить в мире с собой, не пытаясь вырвать у судьбы больше, чем ему причитается. (Нервно стряхивает с лица случайные снежинки.) Все это уже не относится ко мне. И потому я несчастлив. И неизвестно, буду ли.


ОНА (приближаясь к нему). Когда все это кончится…


ОН (приближаясь к ней). Так что переставай ныть и…


Он поскальзывается. Пытаясь удержать равновесие, взмахивает руками и случайно задевает ее, проходящую мимо. Она падает.


ОН (с досадой в голосе). Черт бы побрал эту погоду. (Склоняется к ней.) Вы не ушиблись? (Протягивает руку.)

ОНА (вскакивает на ноги, игнорируя его помощь, гневно). Вас что, не научили под ноги смотреть?..

ОН (старается говорить сдержанно). Извините. На улице гололед, как видите. (Нагибается, чтобы поднять ее сумочку.)

ОНА (резко). Руки уберите. (Проворно подбирает сумочку, вешает на плечо).

ОН (отдергивает руку). Как угодно… Вы в порядке?

ОНА (презрительно). А вы сами как думаете? (Показывает пальто, на нем появилось большое грязное пятно). В полном порядке!

ОН (расстроенно). Ох, простите ради Бога. Я не хотел… Разрешите, помогу. (Подходит ближе, тянется к ее пальто).

ОНА (раздраженно). Я сказала, руки уберите! (Зачерпывает пригоршню снега, пытается вычистить пятно). Что ж за вечер такой…

ОН (растерянно отходит, смотрит на нее). Скажите, чем я могу помочь? (Пожимает плечами.) Не знаю, ну… хотите, я вам заплачу? Да? (Неловко лезет во внутренний карман за бумажником). Сколько?

ОНА (поднимает на него глаза, злорадно прищуривается). «Сколько»? Все так просто, да? Деньги как лучший аргумент? (Безнадежно качает головой и вздыхает, глядя на пальто.) Не нужно мне ничего. Идите своей дорогой. И смотрите, куда идете.

ОН (тихо, устало). Простите еще раз. Мне и правда жаль, что так вышло. (Пауза.) Хотя кого теперь интересует сожаление, верно? И кому вообще нужны чувства? (Глядит на нее с грустной усмешкой.) Всего вам доброго, будьте счастливы. (Медленно уходит, опустив голову.)


Секунды после его ухода она продолжает заниматься пятном. Затем внезапно останавливается. Выпрямляется. Выбрасывает снег, отпускает полу пальто. Смотрит ему вслед. На ее лице сомнение. Приоткрывает рот, будто хочет что-то сказать. Но тут же, словно одернув себя, упрямо сжимает губы. Отряхивается, прячет руки в карманы. Устремляет еще один взгляд в его направлении. Долгий, внимательный, напряженный. Рассеянно проводит ладонью по волосам.


Занавес.


Апрель-май 2010


Оглавление

  • Подарок
  • Проводник
  • Касание