Тафгай 4 (СИ) [Владислав Викторович Порошин] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Тафгай 4
Глава 1
В первые посленовогодние январские дни в городе Горьком задули неприятные колючие метели и повалил крупный и густой снег. Даже городское начальство, у которого, как всегда, не хватало техники для очистки занесённых улиц, обратилось за помощью к работникам различных предприятий. Людей снимали с работы, выдавали в руки лопаты и на часок другой вывозили на борьбу со стихией. Не минула участь сия и редакцию городской газеты «Горьковский рабочий». Журналистов, фотографов и редакторов, которые попались под руку, вывели на расчистку трамвайных путей. Отработавшая в редакции почти полгода Варвара Варшавская в последний раз лопату держала в своих нежных и бархатных ручках ещё в далёком детстве. Поэтому через минут десять изнеженные ладони буквально пылали от мгновенно вылезших наружу жирных и водянистых мозолей. Она сделал ещё парочку копательных движений и слёзы сами собой покатились по щекам юной журналистки. — Хорошо, Варшавская, уговорила, — тяжело вздохнул главный реактор газеты Георгий Иванович, видя, что толку от сотрудницы в деле уборки снежных заносов ноль. — Возьми водителя и езжай на спортивную базу «Зелёный город». Запишешь интервью с главным тренером Всеволодом Бобровым и пообщаешься с хоккеистом Иваном Тафгаевым. Он сейчас лучший бомбардир в команде. Завтра ведь уже 6 января и в гости к нам приедет московское «Динамо». Значит должен получиться хороший и развёрнутый материал. — У нас же про спорт пишет Костик? — Растерялась и одновременно обрадовалась Варвара. — Костик пишет, — зло прошипел главный редактор. — Костик уже пять дней на работе не появляется, у него всё ещё Новый год на календаре. Бери себе спортивную тему, я разрешаю. Варшавская не то чтобы мечтала освещать спорт, но ей так надоело описывать трудовые будни, что хоккей, от которого все в городе сходили с сума, стал глотком свежего воздуха. Что она знала о горьковской команде? Во-первых, хоккеисты — это смелые ребята, так как трус не играет в хоккей. А во-вторых, лёд скользкий, шайба — плоская, а клюшка — деревянная. И этой самой клюшкой нужно загнать шайбу в маленькие ворота. Кстати, отсюда вытекал и первый вопрос: «Почему в хоккее не используют ворота из футбола, в которые забивать гораздо проще?». В теплой служебной «Волге», которая несла журналистку за город, Варвара намотавшись с лопатой на свежем воздухе быстро уснула. И внезапно увидела себя стоящей на хоккейных воротах, а в неё швыряют твёрдую как камень шайбу. Бросок, ещё бросок, она увернулась раз, другой и вдруг вновь вылетевшая откуда-то шайба угодила точно в голову. — Нет! — Вскрикнула девушка и резко проснулась. — Ты чего? — Засмеялся водитель служебной машины Вадим Дмитриевич, крупный с большим животом мужчина лет тридцати пяти. — Дмитрич, скажи, а ты видел, как наше «Торпедо» играет? — Спросила Варвара, чтобы не рассказывать про неприятный сон. — Видел несколько раз, но с нашей беспокойной работой много не посмотришь, — грустно ответил мужчина. — Но в этом году команда сильна как никогда. ЦСКА два раза уделали. А ты знаешь, что такое ЦСКА? — Ну, что? — Улыбнулась девушка. — ЦСКА в хоккее, это как Толстой в вашей этой литературе. Там один Тарасов чего стоит, глыбина, а не человек. А Валерка Харламов — мастерюга! Дотянемся ли до первого места — не знаю, но в призах точно будем. — Гордо произнес водитель служебного автомобиля. — А Иван Тафгаев хорошо играет? — Задала ещё один вопрос Варшавская. — Тафгай? — Заулыбался Дмитрич. — Сложно сказать, как он играет. Стиль какой-то у него не наш, не советский. На пятак как залезет, как давай там всех бить, и вообще любит подраться. Даже Валерку Васильева один раз уконопатил. Кончено, в пределах правил. Но во многом благодаря ему и побеждаем. Его вся высшая лига боится, а он никого. — То есть он такой, как таран? — Не сразу нашла подходящее слово Варвара. — Амбалина, сила есть, ума не надо, — засмеялся водитель, сворачивая на лесную дорогу. «Странно, зачем мне говорить с тупым здоровяком? — Думала Варшавская, пробираясь по узкой заснеженной тропке к одноэтажному деревянному зданию, где жили ребята из горьковского «Торпедо». — Что он может вообще мне сказать? Лишь в этом году окончил вечернюю школу, отслужил в стройбате, работал на автозаводе простым фрезеровщиком. Очень выразительный портрет! Ладно, раз дал задание главный редактор, надо выполнять. И потом, можно же и от себя всё как полагается дописать». Когда Варвара вошла в жилой корпус, сразу же на входе её встретили не то кошки, не то коты, которые лишь открылась дверь тут же «зашуршали» мимо ног на улицу. А в холле девушка увидела несколько домиков, скорее всего по размерам, для этих самых усатых и хвостатых котов. — Скажите, а где живёт Всеволод Бобров? — Обратилась она к проходящему мимо неё обёрнутого в полотенце светловолосому парню. — Михалыч? — Хитро улыбнулся парень. — Вон та дальняя комната. Может входить без стука, у нас тут всё по-простому. «По-простому, так по-простому», — пожала плечами Варшавская, затем прошла по коридору и, один раз для профилактики стукнув костяшками тонких пальцев в дверь, вошла. — Здравствуйте, — пробормотала она, когда увидела очень высокого, мощного, с огромными бицепсами на руках молодого человека, который одет был лишь в одни спортивные штаны. — Привет, — бросил в ответ парень. — Новенькая что ли? Что-то я тебя раньше не видел. — Я здесь вообще в первый раз, — пролепетала Варвара, рассматривая накаченное тело мужчины. «Неужели это Бобров? Молодой какой-то», — подумала девушка. — Мы же договорились, — всплеснул руками парень, — что встречаемся не больше трёх раз в день. Эх, — тяжело вздохнул он. — Если только в виде исключения и всего двадцать минут. Мне через час на тренировку. Хватит тебе двадцати минут? — Наверное, да, — улыбнулась Варшавская. — Тогда не тяни время, раздевайся. Журналистка сняла своё пальто с теплым меховым воротником и повесила его на короткую железную вешалку, что была прибита к стене около дверей. Странный необычно молодой для сорокадевятилетнего мужчины главный тренер «Торпедо» подошёл поближе и в нос девушки ударил запах какого-то шампуня. «Наверное, этот Всеволод Бобров недавно вышел из душа», — подумала Варвара. И тут вдруг произошло то, чего она никак не ожидала. Наставник горьковской команды нагло взял её за руку, развернул к себе спиной и безобразно нагло огромной сильной ладонью ощупал то место, к которому она не разрешала ещё прикасаться ни одному знакомому мужчине. Варвара вскрикнула и со всего маха залепила смачную пощёчину. *** «Мать твою! — выматерился я про себя. — Да какого лешего тут происходит?!» — Ты чего? Мы так не договаривались, — пробормотал я, потирая горящую от шлепка щёку. — Я на садо-мазо не подписывался. — Какое такое садовое мазо? Мы вообще ещё ни о чём не договаривались, — выпалила странная девушка, дрожащими руками хватая своё зимнее пальто. — Я журналистка из «Горьковского рабочего» приехала для интервью, а вы, Всеволод Михайлович ведёте себя крайне странно! Вдруг я услышал гогот Сашки Скворцова и Борьки Александрова в коридоре и сразу всё понял. Ошибочка вышла, я думал, что это новая девушка из сборной города по лыжным гонкам, с которой у меня сложились за пять январских дней очень тёплые и близкие интимные отношения, а это оказывается совсем посторонний человек, журналистка из городской газеты. Разыграли пионеры-переростки! — Постойте, — сказал я, придержав строптивую барышню за плечо. — Вам нужен товарищ Бобров? Так он уже уехал во дворец спорта. А я — Иван Тафгаев, и я думал вы новенькая лыжница, которая пришла, — я выразительно прокашлялся и добавил, — как бы это лучше выразиться, на массаж. Если хотите, могу вас свозить на тренировку и Всеволоду Михайловичу представлю лично. А не то, что некоторые Павлики Морозовы! — Гаркнул я так, чтобы меня в коридоре было слышно. — Ясно, — покраснела девушка и представилась, — меня зовут Варя, то есть Варвара Варшавская. Скажите, а что такое садовое мазо? — Это вид массажа, очень жёсткий, запрещённый в Советском союзе, — шепнул я Варваре. *** В автомобиль, в выданную мне на время чёрную «Волгу», уселись впятером. На переднее сиденье — товарищ Варшавская, на заднем уместились Ковин, Скворцов и «Малыш» Александров. Белая «Волга», которая принадлежала редакции газеты, покатила следом за нами. — Познакомьтесь, Варвара, — я кивнул на заднее сиденье. — Это Трус, Балбес и Бывалый в юности, ещё до того как их стал снимать в кино Гайдай. И пока кто из них кто не ясно, я чтобы проще было запомнить зову их три «Бэ», то есть три Балбеса. — Я смотрю у вас очень дружная команда, — тихо захихикала девушка. — Очень, — поддакнул Боря Александров. — Сейчас на тренировке увидите, как мы друг друга уважаем уже четвёртый день подряд. Только борты трещат. «Да, — грустно подумал я, выруливая из леса. — Как слух разлетелся, а затем и подтвердился, что часть команды уже по окончании сезона перебирается в Москву, так между парнями, словно чёрная кошка пробежала. Например, защитников Фёдорова с Куликовым, которые играли раньше в разных сочетаниях, теперь главный тренер Сева Бобров вынужден был поставить в одну пару. Чтоб поменьше было на льду ругани и споров. С тройкой нападения Саши Федотова лично я и мои пионеры чуть ли не каждое занятие бились в кровь. Хуже того, в «Торпедо» теперь появилось два капитана, Лёша Мишин командовал своими ребятами, «патриотами», а я руководил теми «предателями-гастролёрами», которые доигрывали последний сезон. Ими оказались вратарь Минеев, защитники Фёдоров и Куликов, и нападающие Александров и Свистухин, а так же примкнувшая к нам прогрессивная молодежь Скворцов, Ковин и Доброхотов. Хуже всех приходилось Коле Свистухину, ведь он в своей пятёрке остался один против четырёх «патриотов». И то игровое сочетание, которое отвечало за сдерживание сильнейших игроков команд соперников, можно сказать перестало существовать. Так как без взаимовыручки и подстраховки в хоккей играть невозможно. Лишь вратарь Витя Коноваленко держал в конфликте нейтралитет». — Мальчики скажите, а почему в хоккее ворота такие маленькие, а в футболе большие? — Спросила Варвара всех, кто ехал в машине. — Почему? — Улыбнулся я наивному вопросу. — Это потому, что в футбол играют люди с плохим зрением и заторможённой реакцией, они и в такие ворота редко попадают. В хоккее же всё наоборот. — Да, у нас на льду еб, — запнулся на полуслове Александров. — То есть лицом щёлкать нельзя. Размажут в одно мгновенье. А в футболе пнул со всей силы по мячу и сиди отдыхай, набирайся сил. *** Перед самой тренировкой, чтобы избежать нового кровопролития, Сева Бобров, второй тренер Игорь Чистовский, тренер вратарей Саша Котомкин, капитан команды Лёша Мишин и я закрылись в тренерской комнате. — Слушаю ваши предложения, — угрюмо выдавил из себя Всеволод Михалыч. — Нам осталось провести в чемпионате всего одиннадцать игр, и вместо того, чтобы собраться и добиться заслуженных медалей, мы ломаем друг друга во время тренировочных занятий. Что предлагаете с этим делать? — А ничего делать и не надо, — так же угрюмо произнес Лёша Мишин. — Гастролёры, — он кивнул в мою сторону, — играют своей пятёркой, мы своими двумя. Свистухина сажаем на лавку, а вместо него выпускаем Витю Доброхотова. — В принципе я поддерживаю, — согласился второй тренер Чистовский, который уже готовился после Бобров принять горьковское «Торпедо». — А я нет! — Громко сказал я. — Свистухин показал себя в играх против очень сильной Чехословакии, а мы его за то, что он уходит в конце сезона, на лавку сажаем «мариновать»? — Какой ты видишь выход? — Спросил Сева Бобров. — К Свистухину ставим на левый фланг Ковина, а направо Доброхотова. — Предложил я. — Ребята за три месяца заметно заматерели, килограмм восемь мышечной массы нарастили. И отыграют не хуже Смагина и Шигонцева. — Ну, ты, Тафгай, молодец, только о себе «печёшься», — накинулся на меня Игорь Чистовский. — Вы отчалите, а у меня в команде, только одна наигранная пятёрка останется. Всеволод Михалыч, я тебя конечно уважаю, но так дело не пойдёт. Сева Бобров посмотрел на меня. Я же снова почесал затылок и внёс новое предложение, которое могло устроить всех: — Хорошо! В мою пятёрку вместо Сашки Скворцова переходит Коля Свистухин. Атакующая мощь у нас снизится, зато в обороне будет без пожаров. А в третью пятёрку собираем молодежь. Ковин — направо, Доброхотов — в центр и Скворцов на свой любимый левый фланг. И когда мы отчалим, — я мстительно посмотрел на второго тренера Чистовского, — в «Торпедо» останутся две наигранные хорошие пятёрки. Ваша, ветеранская, и перспективная молодёжная. *** На живом хоккее Варя Варшавская оказалась в первый раз в жизни. Когда её младший брат-школьник и папа, главный бухгалтер «Кондитерской фабрики 1 Мая», кричали перед телевизором: «Шайбу! Шайбу!», это было не в счёт. На катке всё совсем по-другому. Первое — ледяное поле обозревалось целиком, второе — видно эту маленькую и юркую шайбу, третье — чувствуется нерв игры. Особенно волнительным было наблюдать, когда хоккеисты, сталкиваясь друг с другом и матерясь, грохались на лёд. А Иван Тафгаев, который просто притягивал взгляд, носился по полю как гора и колотил обидчиков игроков своей пятёрки. Сам же первым никогда никого не трогал. — Здравствуйте девушка, — к Варваре, которая почти в одиночестве сидела на центральной трибуне, подсел невысокий мужчина. — Меня зовут Иосиф Львович Шапиро. Я начальник этой команды. Статью будете о нас писать? Или просто интервью запишите с Всеволодом Михалычем? — Там видно будет, но главред требует большой развёрнутый материал, — пожала плечиками девушка. — Сами понимаете, Новый год только что отпраздновали, писать пока особо не о чём. — Понимаю, понимаю, — задумался Иосиф Львович. — Просьба у меня к вам большая, вы не пишите, что в команде не здоровая атмосфера. В подтверждении его слов на льду прямо в десяти метрах от тех мест, где сидели начальник команды и журналистка, вспыхнула драка. Тафгаев один бил двоих, а третьему кричал, чтоб тот не лез, если жизнь дорога. Наконец, главный тренер Всеволод Бобров дунул в свисток, и хоккеисты разъехались на разные половины площадки. — Дааа, — тяжело вздохнул товарищ Шапиро. — Я сейчас всё объясню, некоторые игроки по окончании сезона переходят в московские команды, а другим ребятам обидно. А так парни хорошие, и команда отличная, а это всё скоро утрясётся. У нас 6-го игра, 9-го опять игра, а 12-го с самим ЦСКА будем биться в Москве. Не до распрей станет мальчишкам, помирятся. — Мы тоже иногда с младшим братом соримся, — улыбнулась Варвара. — Бывает. А ответьте мне на такой вопрос — зачем у вас на базе живут коты и кошки? Вы даже домики для них какие-то построили. — Ну, коты, — важно заметил Иосиф Львович. — Как говорили древние египтяне: «Глазами кошки смотрит Бог». Ещё наши предки в новый дом первой запускали кошку, на удачу. Вот и у нас коты живут для спортивной удачи. Вон, Ивана идея. — На этих словах пятёрка Ивана Тафгаева, разыграв красивую размашистую комбинацию, забросила шайбу в ворота. — Смех смехом, суеверия суевериями, а «Торпедо» идёт на первом месте — это раз. Девочка наша фигуристка из школы олимпийского резерва Женя Соколова выиграла чемпионат СССР и отобралась на Олимпиаду в Саппоро — это два. А какой тренер к нам приехал, мировая легенда, Всеволод Бобров — это три. — Интересно, — протянула Варя Варшавская, поглядывая украдкой на самого большого хоккеиста на площадке. *** «Смешно с журналисткой получилось, — усмехнулся я про себя, когда присел на лавку на минутный перекур. — Чуть её в интересную позу сразу же около дверей не поставил. Всё, пора завязывать шашни с женской сборной по лыжным гонкам. Вот чем могут закончиться для одинокого и холостого мужчины новогодние танцы шмансы и последующие в своей отдельной комнате обжимансы. Сначала одной безобразнице сделал «массаж», а она взяла и на следующий день показала лучшее время на трассе, затем потянулись её подруги. Ведь все хотят в основной состав пробиться. А я что? Мне свободному мужчине не жалко. Только во всём должен быть порядок, график работы, выходные дни, часы отдыха. Но теперь всё. Впереди «Динамо», ЦСКА и японская Олимпиада. А эта новенькая Варвара ничего так, красивая. Волосы длинные и золотистые, глаза большие, нос прямой. Если бы сейчас снимали сериалы, то она вполне бы могла сыграть отличницу, которая закончив ВУЗ, пришла на первую свою работу». — Тафгай! Не спи! — Крикнул, проезжая на коньках мимо моей лавки Всеволод Михалыч. — Вечером отдыхать будешь, если конечно твои вечера можно назвать отдыхом. — Язвительно ухмыльнулся главный тренер. — Если бы молодость знала, если б старость могла. — Пробурчал я и полез на лёд. — Что? Старость? Только попробуй завтра динамовцам одну не положить! Я тебе ещё припомню женскую сборную по лыжным гонкам! — Погрозил мне в спину кулаком Всеволод Михалыч. — Массажист, мать твою! *** — Скажите, пожалуйста, с какими мыслями вы пришли три месяца назад работать в команду и о чём думаете сейчас? — Задала очередной вопрос Варвара Варшавская Севе Боброву, когда после тренировочного занятия мы разместились в тренерской комнате. Мы — это начальник команды Иосиф Львович, главный тренер Бобров, журналистка из «Горьковского рабочего» и я собственной персоной. — Сложно сказать, — тяжело вздохнул Всеволод Михалыч. — Вы лучше спросите у товарища Тафгаева, с какими мыслями приняли меня сами хоккеисты и оправдал ли я их ожидания. — Иван отвечай скорей нам ехать пора, — толкнул меня в бок начальник Йося Шапиро, который торопил меня в ателье делать дизайн новой хоккейной формы для сборной СССР. Вообще Федерация хоккея — «молодцы». Когда я на заседании в спорткомитете обратил внимание, что в таких драных старомодных свитерах, какие сейчас в распоряжении главной команды страны, играть в год пятидесятилетия СССР — идеологическая диверсия, они поступили просто, скинули эту проблему на нашего начальника команды. Проявил инициативу, получи и распишись. — Когда приехал в Горький Всеволод Бобров, тренировать нас, деревенщину неотёсанную, мысли у нас в голове былхорошие, — ответил я. — Мы верили твёрдо в героя спорта. Ведь нам победа как воздух нужна. Мы хотим всем рекордам наши звонкие дать имена. Хорошо сказал? — Улыбнулся я, посмотрев на Михалыча. — Всё, мы ушли. — Куда? — Выпалила журналистка Варвара. — Сегодня 5 января, а уже 3 февраля начало хоккейного турнира на Олимпиаде в Саппоро. А у сборной команды свитеров пока нормальных нет. — Сказал я, встав с места и накидывая на себя пальто. — Шить поедем с товарищем Шапиро хоккейные фуфайки. — А можно я с вами? — Вскочила с места и Варвара Варшавская. — А интервью мы допишем завтра после игры. Это же так интересно — шить. — Я, собственно говоря, всё сказал, — облегчённо выдохнул главный тренер Сева Бобров. *** В Горьковском доме моды мы были уже спустя пятнадцать минут. Улицы к тому времени усилиями очистительной техники и героических горожан удалось более-менее расчистить. Да и самому снегу надоело забрасывать город на пересечении рек Волги и Оки метровыми сугробами. Ведь все напасти, когда-нибудь да проходят. А вот в кабинете модельера Самуила Абрамовича, который больше специализировался на одежде для детей, поэтому в хоккейных свитерах уже кое-что понимал, завязался отчаянный спор. — Ну, почему вы, Иван, не хотите оставить большие буквы «СССР» на груди?! — Не унимался модельер. — Логотип, то есть картинка на груди — это универсальный информационный символ! — Вспылил и я, так как объяснять по семь раз простейшие вещи не любил. — У всех народов разный алфавит, разное написание. У нас — это СССР. У американцев, канадцев и англичан — USSR. А для японцев наши гордые буквы — это набор непонятных иероглифов. — То есть, вот такая звезда и внутри неё серп и молот, — Самуил Абрамович принялся черкать на листе бумаги А4-го формата карандашом. — Это пойму все? Что они должны здесь понять?! — Самуилушка, можно чуть потише, вдруг нас не так услышат? — Осторожно покосился на дверь начальник команды Йося. — Расшифровываю, — я выхватил эскиз из рук модельера. — Звезда — это символ человека. Есть так же ещё звёзды-крепости. Внутри у человека-крепости «серп и молот» символ всех творческих людей труда. Вы только представьте такую картину, на лёд японского Саппоро выкатываются звезды, и не просто звёзды хоккея, а команда звезда! Даже представители далёких планет Вселенной поймут, кто здесь кто, увидев у нас на груди огромные пятиконечные логотипы. Шведы, между прочим, рисуют три короны, чехословаки и финны — льва, а канадцы вообще обозрев, помещают на грудь кленовый лист, который больше похож на царскую корону. Цари, твою так. — Иван, мне кажется, прав, — тихо произнесла журналистка Варя варшавская, которая сидела в углу ниже травы и тише воды. — А я не согласен! — Хлопнул кулаком по столу модельер Самуил Абрамович. — Тогда я вас сейчас посажу на шкаф, — я сделал шаг на встречу к настороженному модельеру. — И с высоты его, вы быстро осознаете мою правоту. — Не надо на шкаф, — отмахнулся Самуил Абрамович. — Хорошо, но сначала эскизы отошлём в Москву в Кремль. Влез я с вами в передрягу, морока! — Так это, Самуил, не за просто так сотрудничаем. — Улыбнулся начальник Йося Шапиро. — А премия, а Всесоюзное признание? Мы ещё в историю войдём, помяни моё слово.Глава 2
В четверг 6 января казалось, что половина города Горького спешит во дворец спорта «Торпедо». Варя Варшавская, держа за руку младшего брата пятиклассника Игоря, с трудом пробивалась к входным дверям здания, на котором весёлый Дед Мороз со Снегурочкой приветствовали и поздравляли горожан. Да и сам дворец светился как новогодняя елка, украшенный по бокам большими круглыми гирляндами. Кстати, и сама высоченная городская ёлка то же всё ещё стояла на площади. — А ты, правда, с Бобровым разговаривала? — Приставал Игорь к старшей сестре. — Правда-правда, — пробормотала Варвара. — Везуха! А с Тафгаем тоже говорила? — Присвистнул паренёк. — Говорила-говорила. — А правда он сегодня будет с Валеркой Васильевым драться? — Спросил Игорь, когда они пристроились к очереди, которая тонким ручейком уже просачивалась внутрь дворца сквозь двух строгих бабушек-билетёров, одетых в строгие синие костюмы. — Будет-будет, — автоматически протараторила Варвара. — Стой, почему они будут драться? — Ну, ты и темнота, они ведь в каждой игре дерутся. Это же хоккей, а не балет «Лебединое озеро». — Усмехнулся Игорь, и за «темноту» получил легкий подзатыльник, к которым в принципе уже привык. В холле спортивного дворца журналистка Варя вновь удивилась, встретив группу одетых в хоккейные свитера болельщиков, которых было примерно человек тридцать. Один парень из этой группы стучал в большой басовый барабан, а остальные дружно пели простенько четверостишие: Вместе, мы с тобой «Торпедо»! Город Горький часть души моей! Сердце бьётся за победу…— Мужики, а вы «Мурку» можете? — Подошёл к странной группе болельщиков какой-то мужчина в кепочке. — Топай дальше, дядя! — Рыкнул толстый и здоровый как медведь барабанщик. — Не нарывайся. — Ты чё толстый попутал? — «Полез в бутылку» мужчина в кепочке. Варвара видя, что назревает неприятный конфликт, тут же потянула брата за руку дальше на трибуны спортивной ледовой арены. — Эх, Варька, никуда с тобой пойти нельзя, от такой заварухи утащила, — махнул рукой расстроенный паренёк. — Вот чё я завтра пацанам во дворе расскажу? Это же фанаты были, понимать надо! — Что за фанаты? — Резко остановилась девушка, которая до недавнего времени жила совсем другими интересами. — Это те, которые в спортивных футболках? — Не в футболках, а в свитерах, — важно пояснил Игорь сестре. — Они гимн команды везде поют, кричат кричалки и ездят за нашим «Торпедо» на выезды. А ещё старшие пацики говорили, они дерутся с фанатами из других команд. И наши пока «шишку» держат. — Только попробуй у меня связаться с фанатами, всё отцу скажу! — Варя погрозила пальцем младшему брату-обалдую. — Да ладно, — пробормотал Игорь и получил ещё одну затрещину. *** Наставник московского «Динамо» Аркадий Чернышёв на очередную календарную игру в Горький, где родился сам в далёком 1914 году, тогда ещё город назывался Нижним Новгородом, приехал с тяжёлым сердцем. И причин этому было множество. Первая причина — это внезапное отстранение от руководства сборной СССР. Очень хотелось Аркадию Ивановичу закончить свою карьеру в главной команде страны победой на Олимпиаде в Саппоро. Но осечка с разгромным счётом 5 : 1 в товарищеской игре против команды Севы Боброва вызвала такой шквал критики в прессе, что обижаться оставалось лишь на себя самого и на Толю Тарасова. Ведь спорили до хрипоты, что Тафгаева нужно брать в свою первую сборную, но разве Толю переубедишь? Вот и загремели под фанфары. Причина вторая — слух о том, что со следующего сезона его родное детище, московское «Динамо», будет уже тренировать Всеволод Бобров, полностью подтвердился. Сам товарищ Юрий Андропов в частной беседе поблагодарил и предложил пост директора над всеми динамовскими командами. Обидно, досадно, но ладно. И когда Чернышёв уже смирился с тем, что переберётся на более спокойную работу, внезапно у него состоялся очень странный разговор. За два дня до Нового года, к нему домой пришёл незнакомый человек, который показал корочки офицера ГРУ. И в результате короткой беседы сотрудник военной разведки сообщил буквально следующее, что в ЦК есть мнение в случае неудачи Всеволода Боброва на японской Олимпиаде вернуть Аркадия Ивановича обратно на тренерский мостик сборной страны. В подтверждение своих слов офицер уверил, что вопрос о его включении в состав спортивной делегации на Олимпиаду уже решён. «Как так? — недоумевал Аркадий Чернышёв. — Причём здесь военная разведка, ЦК и спорт? И почему под Севой Бобровым «закачался» тренерский стул, когда команда под его руководством играет отлично? И кстати, про его напарника Анатолия Тарасова офицер не сказал ни слова». — Вместе сила! — Дружно выкрикнули с трибун перед стартовым вбрасыванием самые странные болельщики, которых когда-либо видел Аркадий Иванович. Чернышёв поднял голову и с удивлением посмотрел на людей скандирующих простенькую кричалку, что вместе мы с тобой «Торпедо», что город Горький часть души моей. Примерно сотня молодых здоровых человек была облачена в оранжево-синие свитеры горьковской хоккейной команды с эмблемой кота на груди, и ещё один из этих болельщиков, большой и толстый, колотил в басовый барабан. «Странно всё это, — подумал главный тренер «Динамо», — даже в Канаде такого нет, а у нас есть. И весь сезон какой-то не такой получается. А всё из-за него, — Аркадий Иванович посмотрел на лёд, где его команда, прижавшись к воротам Саши Пашкова, отбивалась от атаки первой пятёрки «Торпедо», которую возглавлял Иван Тафгаев. — И откуда он взялся на мою голову? До двадцати пяти лет этого Тафгая никто не знал и не замечал, а сейчас он лидер атак и сборной страны и автозаводской команды. Что характерно хоккейная школа у Тафгаева чувствуется, только учили его играть в хоккей непонятно кто и непонятно где. Что-то проскальзывает в игре центрфорварда канадское, а что-то определённо наше, советское». — Иваныч, — обратился к Чернышёву ветеран команды Володя Юрзинов, на которого он иногда оставлял команду, когда сам уезжал в сборную. — Смотри, опять что-то горьковчане задумали. В пятёрке Тафгаева справа вышел Коля Свистухин. К чему бы это? И пары защитников они поменяли. — Да хрен его знает, что они опять придумали. — Отмахнулся Аркадий Иванович. — Играем строго по плану. Дальше видно будет. — Хоть бы ничейку здесь зацепить, уже хорошо, — пробормотал нападающий Юрзинов. *** К моему удивлению, несмотря на дрязги внутри команды, которые лишь со временем смогут утрястись, первый период против «Динамо» начали замечательно. Прижали к воротам более именитую московскую команду капитально. И если бы не удачная игра Пашкова и самоотверженные действия защитников гостей, то голу быть. А сами же бело-голубые за десять минут не больше трёх, четырёх раз побеспокоили нашего вратаря Витю Коноваленко. Ну а болельщики, которые соскучились по большому хоккею, так активно гнали команду вперёд, что даже я сам ощутил — шайба вот-вот влетит в сетку. — Свист, — обратился я к Коле Свистухину, когда моя пятёрка вновь оказалась на льду. — Смотри сюда, вбрасывание я сейчас беру, и как только полезу на пятак, подключайся и ты тоже. Нечего в сторонке «курить». В чемпионате СССР за курево очки не начисляют. — А если шайба отскочит на правый край, а меня там нет? — Спросил Коля, которому очень не хотелось получать удары от защитников на пятачке. — Не писюгань, оборона подчистит. — Я кивнул на двух наших оборонцев Сашу Куликова и Юру Фёдорова и въехал в правый круг вбрасывания в зоне атаки. Напротив меня встал Володя Юрзинов. Не знаю почему, но наставник гостей против моей пятёрки с шестой минуты игры начал выпускать не Мальцева с партнёрами, а более опытного Юрзинова с Юрием Репсом и Игорем Самочерновым. Наш же главный тренер Сева Бобров, на такие изменения внимания не обратил. «А мне что, больше всех надо?» — подумал я, выигрывая вбрасывание одним чётким уверенным и отработанным до автоматизма движением. — Кулик переводи! — Гаркнул я, видя, что на Сашу резко набросился Самочернов. Куликов же вместо перевода шайбы с правого на левый край, прочертил, гад такой, диагональ в левый угол на Борьку Александрова. И быть бы обрезу и опасной динамовской контратаке, но наш юный гений прорыва, красиво обыграл Юрия Репса, ловко прокинув тому шайбу между коньков, и выкатился на убойную позицию. Замах, и защитник Валерий Васильев, подражая подвигу Александра Матросова, бросился грудью на шайбу. Однако это он сейчас сделал зря, так как хитрец Боря, катнул черный диск на меня. А дальше было дело техники, которая сработала, как в инструкции написано. Красный фонарь за воротами Пашкова вспыхнул точнёхонько, лишь только шайба от моей клюшки коснулась сетки ворот, 1 : 0. — Гооол! — Заревела и без того возбуждённая толпа народа. — Вместе сила! — Гаркнули дружно первые советские хоккейные фанаты и запели под музыку гимн горьковского «Торпедо». — Вместе мы с тобой «Торпедо»… — А чё ты мне говорил, чтобы я на пятак-то лез? — Обиделся Свистухин. — А сам, даже шайбой не поделился. — В раздевалке половину для тебя специально отпилю, — усмехнулся я. — Что ты с ней делать-то будешь? Дома поставишь под стекло? — Да иди ты, — отмахнулся нападающий. *** — Сердце бьётся за победу! И «Торпедо» с нами всех сильней! — Заорал, подпевая фанатам, младший брат Варвары Варшавской. — Зыкинско Тафгай забил! Правда? И разыграли как по нотам! Бах, бах и данц! — Не маши руками, это не прилично, — осадила мальчишку журналистка. — Лучше бы сегодня с батей у телевизора остался, — пробубнил обиженно Игорь, и тут же позабыв о сестре, принялся кричать со всем стадионом. — Шайбу! Шайбу! «Что-то, конечно, в этом виде спорта есть, — подумала Варя. — Хоккеисты всего-навсего забили гол, а народ вокруг уже готов пуститься в пляс, как будто люди выиграли крупную сумму в лотерею. И сила какая-то чувствуется, мощь, энергия, эмоции так и плещут через край. И даже голова немного кружится, как во время поцелуя с любимым мужчиной». — Шайбу! Шайбу! — Неожиданно для себя вскрикнула девушка. — Тафгай давай! — Словно труба парохода заголосил болельщик с нижнего ряда. — Тафгай давай! — Поддержали горластого болельщика весь сектор вокруг, а так же и сама Варя и её младший брат Игорь. *** — Держим оборону мальчишки! — Стал активно подбадривать своих подопечных на скамейке запасных Аркадий Чернышёв. — Первый период нужно просто выстоять! Внимательней сзади! «Чёрт побери, кто бы сказал в начале сезона, что придётся еле-еле отбиваться, играя с горьковским «Торпедо», не поверил бы, — Аркадий Иванович вытащил носовой платок из внутреннего кармана пиджака и вытер на лбу пот. — Хорошо сегодня Саша Пашков в воротах тащит все, что летит в него». Чернышёв опять вытер со лба пот, ведь прямо на его глазах вторая пятёрка хозяев поля разыграла убойную комбинацию и вывела центрального нападающего Федотова один на один. Бросок и в великолепном прыжке Пашков отбивает шайбу в угол площадки. — Терпеть мальчишки, терпеть! — Крикнул Аркадий Иванович. — Орлов, играй проще, выбрось шайбу из зоны! Смена! — Облегчённо выдохнул наставник бело-голубых, когда судья из Челябинска Егоров свистнул проброс. *** «Жаль не удалось дожать, — думал я, попивая горький горячий чай в перерыве после первого периода. — Как бы нам эти нереализованные моменты не аукнулись в конце игры. Ведь не забиваешь ты, забивают — тебе. Да и сам я тоже хорош, мог же ещё одну заковырять! Ладно, нечего себя накручивать, играем дальше». — Молодёжь! — Одёрнул я разбушевавшихся «пионеров», Ковина, Скворцова и Доброхотова, которые уже строили планы, как проведут сегодняшний вечер после матча и куда поведут своих подружек. — В обороне внимательней, обрезаетесь часто. Только попробуйте мне привезти во втором и в третьем периоде. Завтра на тренировке отдельно с вами поговорю. — А ты, Тафгай, не командуй, — вступился за молодёжную тройку нападения капитан Лёша Мишин. — И без твоих замечаний разделаем твоё «Динамо», будь спокоен. Я резко вскочил, и мои пудовые кулаки моментально сжались в две мощные боевые единицы. Мишин отшатнулся на пару метров и растеряно застыл. И быть бы беде, но я, так же быстро успев взять свои воинственные инстинкты под контроль, выдавил из себя скупую мужскую улыбку. — Корона никому случайно на уши не давит? — Спросил я притихших хоккеистов. — Могу помочь с лишними ушами. — Иван давай только без ушей сегодня обойдёмся, нормально же пока играем, — попросил, сидящий рядом Коля Свистухин, и кое-где раздались кроткие и тихие смешки. — Нам в чемпионате ещё играть и играть, и этот матч ещё нужно довести до победы, — громко отчеканил я. — Допустим, мы — гастролёры-предатели, но счёт на табло сделан нашими усилиями! Где товарищи патриоты ваши заброшенные шайбы? Против нас играет опытнейшая команда, с отличными мастерами в составе. Чуть-чуть дадим слабину, и глазом моргнуть не успеем, как победа тю-тю. Вдруг дверь раздевалки отварилась, и внутрь заглянул главный тренер Сева Бобров: — Вы чего на лёд не идёте? Тафгай опять речи толкаешь? — Да так, Михалыч, рассказываю вкратце товарищам хоккеистам, как угнетают в Северо-Американских штатах негров на плантациях. — Выдохнул я. — Если сегодня потеряете хоть очко, то завтра на дневной тренировке вы ещё позавидуете товарищам неграм на этой, на уборке картофеля и сахарной свёклы. — Ухмыльнулся Всеволод Михалыч. — Давай на лёд! Пошли! Пошли! — Главный тренер несколько раз громко хлопнул в ладоши. Конечно в угрозу, что завра на тренировке будем вкалывать как негры, которые, кстати, не такие уж большие любители работать на износ, никто не поверил. Да и смысла упахиваться сейчас, когда матчи пойдут через два дня на третий, нет никакого. Однако второй период начали ещё сильнее, чем первый. Сначала Федотовская пятёрка в самом начале второй двадцатиминутки едва не отличилась, а затем молодёжное звено вроде разыграло шайбу до верного, но в последний момент Саша Скворцов не попал в пустой угол. — Сейчас в зону атаки войдём не спешим палить по воротам, — предупредил я свою пятёрку. — Надо бы немного пофинтить. Хватит поливать Пашкова со всех точек, он уже приспособился. — Если пофинтить — это не ко мне, — угрюмо пробормотал Свистухин, глянув на Борю Александрова. — Нет в тебе Николай никакой изюминки, — усмехнулся «Малыш». — Чего? Да во мне килограмм изюма, сам его потом понюхаешь, если захочешь. — Тут же улыбнулся нападающий, которого как теперь только в раздевалке не называли и Свистуха, и Свист и даже пан Свистухин. — Поехали Тафгай, пофинтим если народ просит. Вбрасывание в средней зоне к своему удивлению динамовцу Володе Юрзинову я проиграл, вот что значит, когда в голове мысли посторонние трутся друг о дружку, не давая сосредоточится на главном. Даже Свистухин удивлённо присвистнул, увидев, что шайба перешла к защитникам гостей Васильеву и Давыдову. — Не щёлкай! — Рыкнул я на Кольку Свистухина, выкатываясь на Виталия Давыдова. Всем был хорош защитник «Динамо» Виталий Семёнович, по прозвищу «Сыграем на нолик». И хоккеист смелый, и поле видит хорошо, и позицию выбирает правильно, но неумолимое развитие хоккея диктовало свои правила игры, по которым с такими скромными габаритами как у Давыдова играть в защите нельзя. С его ростом 173 сантиметра и весом чуть больше 70-ти килограмм, бороться против меня «гориллы» толстомордой было нереально. Ещё в первом периоде я Виталия Семёновича два раза в борт впечатал, а с пятачка перед воротами выносил, даже не замечая присутствия его на льду. Вот и сейчас Давыдов вместо того, чтобы быстро передать шайбу напарнику Валере Васильеву, решил меня обмануть и обыграть. И закончилось всё это печально, я, стараясь спрятать локти, чтоб не сломать челюсть прославленному хоккеисту, не глядя на шайбу, тупо на всем ходу воткнулся в тело динамовца. Куда улетел Виталий Семёнович я не заметил, да и не до того было, ведь шайба выкатилась точно на крюк клюшки. Резкая диагональ на «Малыша» и уже Боря Александров на всех порах помчался на ворота Пашкова. — Шайбу! Шайбу! — Заголосили зрители на трибунах. — Свист помогай! — Выкрикнул я на всякий случай, чтобы Николай тоже подключился к атаке. Но Свистухин, что делать в таком случае знал прекрасно и без меня. И пока я, потеряв скорость после силового приёма, стал разгоняться и катить следом, Александров улетел от динамовского защитника Васильева, вытащил на себя вратаря Пашкова и скинул на накатывающего параллельным курсом Кольку Свистухина. И Николай, чтоб перестраховаться, шайбу в пустые ворота буквально завёз, 2 : 0. — Вместе сила! — Гракнула с трибун группа первых хоккейных фанатов в СССР и заиграл наш победный гимн. — Виталий Семёныч, ты как, рёбра целы? — Спросил я у печально катящего на лавку защитника Давыдова. — Целы, целы, — пробубнил он, — зуб, сука, шатается. Если массово, такие как ты «бегемоты» начнут в хоккей играть, то в следующем году на тренерскую пойду. — Девятикратному чемпиону мира всегда есть о чём детям рассказать, — хмыкнул я. — И дважды олимпийскому чемпиону, — добавил, криво усмехнувшись, Виталий Давыдов. *** Счёт 3 : 1 после второго периода не был для «Динамо» смертельным, но по игре шансов даже на ничью было не много. Ведь после шайб Свистухина и молодёжной тройки нападения горьковчан, в которой отличился юный Скворцов, отыграли одну шайбу почти случайно. Толя Мотовилов здорово сыграл индивидуально. Сначала обокрал нападающего «Торпедо», затем убежал в контратаку, где сделал хороший пас на Витю Шилова. А Виктор, хоть и не голеадор, но, бросив сильно и точно, сухой счёт на табло «размочил». «3 : 1, и никакой организованной командной игры нет, — думал наставник москвичей Аркадий Чернышёв, молча прохаживаясь по раздевалке своей команды. — Если так дело пойдёт, то в конце игры устанем и ещё парочку получим. Что ж предпринять?» — Иваныч, — обратился к главному тренеру защитник Виталий Давыдов. — Против Тафгая меня больше не выпускай, он только за счёт массы как «бегемот» давит, сука. — Да, «Буржуй», — усмехнулся Саша Мальцев, который за аккуратность и щепетильность звал своего капитана этим обидным прозвищем. — Против Тафгая биться — это тебе не на даче огурцы с помидорками поливать. Слушай, Иваныч, я ведь в сборной с Тафгаем в одной тройке нападения играю, левого крайнего. А если меня сейчас на левый край из центра перевести, мне же по краю проще разгоняться и в дриблинг идти, может что и получится? — Все, б…ь, умные такие стали, — зло бросил нападающий Володя Юрзинов. — Тебе главный сказал, играть в центре, значит играй в центре, б…ь. И ты, Семёныч, дай клюшкой Тафгаю в спину, чтоб меньше выёживался. 3 : 1 — за двадцать минут отыграем. Биться надо от ножа, сука! — Всё правильно, — кивнул головой Аркадий Иваныч Чернышёв. — Время ещё есть. Толя Мотовилов перейдёшь в центр. Саша Мальцев встанешь налево и попытайся там финтами своего оппонента раскрутить на удаление. Против тебя ведь Мишин будет действовать, у него скорость меньше, вот и помотай его. И ещё Виталий Семёнович поменяйся с Сашей Филипповым в защите, против Тафгая с твоими габаритами тяжело. Моя ошибка. Давайте, мальчишки, прибавим в последние двадцать минут! За «Динамо»! *** В третьем заключительном периоде, плохо разбирающаяся в хоккее Варя Варшавская интуитивно почувствовала, что что-то в матче пошло не так. И болельщики на трибунах начали больше материться и волноваться, и опасные моменты у наших ворот стали возникать гораздо чаще. — Мишин! Мать твою …, куда клюшку свою суешь, сука?! — Заорал трёхэтажным матом очень нервный болельщик слева. — Товарищ не материтесь при ребёнке, — зло цыкнула на мужчину Варвара. — Что? А? — Мужик в свитере и пиджаке, что надет был сверху, увидев младшего братишку журналистки, сделал виноватое лицо и пророкотал. — Извини малец, всякая х…ня сама на язык лезет. Ну, кто так играет, сука?! — Загудел он, когда наша команда во второй раз осталась в меньшинстве. — Витя держи! — Витя! Витя! — Стали скандировать трибуны, призывая голкипера Виктора Коноваленко держать свои ворота на замке. — Игорь, почему мы опять играем четверо против пяти? — Варвара дёрнула за руку своего младшего брата. — Это же не честно! — Ничего Варька ты в хоккее не сечёшь, — отмахнулся мальчишка. — Мишин второй раз клюшкой зацепил Мальцева. А за подножку две минуты в меньшинстве дают. Эх, лучше бы дома остался с отцом! Витя держи! — Витя! Витя! — Закричала вместе со всеми, хлопая в ладоши, и журналисткаВарвара. И горьковский прославленный вратарь, творил в «рамке» настоящие чудеса, он отбивал и дальние броски, и щелчки с близкого расстояния. Однако в толчее на небольшом пятачке кто-то пропихнул шайбу в сетку ворот и весь стадион разочарованно ухнул. — Три два, блин, а ещё играть и играть, — Игорь от обиды шлёпнул кулаком себе в ладонь. — Что за выражения, Игорь, это что за «блин»? — Одёрнула мальчика старшая сестра. — Да ладно, — отмахнулся паренёк и тут же получил ещё одну затрещину. *** Счёт 3 : 2 продержался на табло дворца спорта «Торпедо» почти до 58-ой минуты. И чем ближе был финальный свиток, тем хуже действовали мы и тем сильнее московское «Динамо». Колька Свистухин очень старался, работая в моей пятёрке, и шайбу забросил хорошую, но играя на фланге — это не для него. И скорости стартовой не хватает и дриблинг слабенький, да и «наелись» мы основательно. Три раза в третьем периоде пришлось отбиваться в меньшинстве. Чернышёв очень грамотно перестроил игру в перерыве, переведя Мальцева на левый фланг и спрятав от меня защитника ветерана Виталия Давыдова, из-за этого у нас всё и посыпалось. И окончательно рассыпалось на мелкие кусочки, когда нашу молодёжную пятёрку поймал на ошибке Анатолий Севидов, игрок про которого я, честно говоря, никогда и не слышал. Динамовец вышел один на один и хорошо бросил над ловушкой, Коноваленко же к сожалению выручить не смог, 3 : 3. — Михалыч, нужно шестого полевого срочно выпускать. — Вскочив с лаки, зашептал я Севе Боброву на ухо. — Вбрасывание я возьму — железно и с пятака запихаем не в первый раз. — Обидно, такую игру сдали, — процедил сквозь зубы Всеволод Михалыч. — Хрен с тобой, Тафгай! Возьмёшь в свою пятёрку Скворцова и действуй. Коноваленко Виктор Сергеич, давай на лавку! — Крикнул главный тренер нашему голкиперу. — Входим в зону атаки через заброс в одно из закруглений, — сказал я, прикрыв крагой рот Скворцову и Александрову, и добавил специально для Свистухина. — Свист, полезешь со мной на пятак. Ясно? — Для пятака, значит, изюминки во мне достаточно? — Пробубнил Николай. — Для него в тебе изюму килограмм, — усмехнулся «Малыш» Боря Александров. — Смотри не рассыпь, — поддакнул защитник Саша Куликов. «Хорошо, что у ребят настроение боевое», — подумал я, встав на вбрасывание в центре площадки напротив Володи Юрзинова. Именно его тройку нападения с защитниками Васильевым и Филипповым бросил в бой на последние полторы минуты Аркадий Чернышёв. — Тебе что ль Черенышёв машет? — Спросил я у Юрзинова и выбил шайбу в доли мгновения на своего правого защитника Куликова. За «подкол» я получил от Володи Юрзинова лёгкий тычок клюшкой в спину и открылся для обратной передачи. Куликов перевёл шайбу на своего напарника по обороне Юру Фёдорова, а тот дальше на меня. За счёт хороших габаритов и длинных рук я легко отодвинул Юрзинова в бок и навесил шайбу в левое закругление площадки, где вперёд всех оказался Боря Александров. — «Малыш» не спи! — Гаркнул ему защитник Фёдоров, «закрывая» синюю линию. Борис и не спал, он ловко ушёл от силового приёма, за счёт которого Валера Васильев его попытался размазать об борт и перевёл шайбу по этому самому борту за воротами на правого нападающего Сашку Скворцова. Скворцов, недолго думая, отпасовал на Куликова. — Кулик, смотри внимательней! — Заревел я врываясь на пятак, где как следует вмазал в плечо динамовцу Саше Филиппову. — Свист, ты где, мать твою?! Я лишь успел оглянуться, в поисках Свитухина, как Сашка Куликов бросил навесиком по воротам Пашкова. Хорошо, что на тренировках такие моменты отрабатываем по десятку раз на дню, поэтому я, махнув клюшкой на «автомате» умудрился зацепить шайбу. И быть бы голу, если бы на пути чёрного резинового диска не вырос, как из-подо льда, наш Николай пан Свистухин, изюм ему в одно место. — Сука! — Крикнул я, когда шайба отлетела направо, где оттолкнув Скворцова, ей завладел динамовец Игорь Самочернов. *** — Давай, мальчишки! — Заголосил всегда выдержанный Аркадий Иванович Чернышёв. Наставник «Динамо» перегнулся через борт, чтобы убедится, что пас от Самочернова дойдет по адресу, точнёхонька на убегающего, на пустые ворота Володю Юрзинова. Но вдруг защитник горьковчан Куликов прыгнул как футбольный вратарь и невероятным образом прервал передачу на верный сто процентный гол. Шайба, ударившись в черенок клюшки, подскочила вверх и к огромному разочарованию всей динамовской команды даже не вылетела за синюю линию. — Мальчишки, держать! — Заорал Аркадий Иванович. *** — Мальчики, мальчики! — Кричала, вскочив со своего места, как и весь стадион, Варя Варшавская, когда шайба заметалась в зоне московских гостей. — Пасуй Тафгаю! — Прыгал рядом её младший брат Игорь. — Тафгаю отдай, б…ь! — Ревел как медведь болельщик слева. И услышав призыв почти тысяч человеческих глоток невысокий, зато техничный Боря Александров вновь набросил шайбу на пятачок динамовских ворот. «Мама дорогая!» — схватилась за голову Варвара, ведь эта маленькая черная шайбочка словно магнитом притянувшись к клюшке высоченного Вани Тафгаева, вновь отрикошетила в ворота и ударилась в штангу. *** «Да чтоб тебя!» — выругался я про себя и прыгнул добивать шайбу, которая отскочив от штанги, плюхнулась на свободный лед. Но тут же к ней бросились и защитники «Динамо». Один из них Валера Васильев, не мудрствуя лукаво, прыгнул мне на спину, а другой Саша Филиппов тоже в прыжке схватил руками мою клюшку и дернул в сторону. И тут раздалась финальная сирена. Я поднялся со льда, посмотрел укоризненно на главного судью Егорова из Челябинска, затем бросил взгляд на криво ухмыляющегося Валерку Васильева, что с него взять, захребетника, и покатил к своей скамейке запасных. Что кричали люди с трибун я, сосредоточившись на своих переживаниях, не слушал и не слышал. Злость кипела буквально в каждой клеточке моего огромного и здорового организма. «Сейчас в раздевалочке поговорим», — решил я, глядя искоса на своих партнёров по команде. А между тем хоккеисты московского «Динамо» радовались выстраданной ничьей 3 : 3, словно победе в кубке страны.
Глава 3
Пока я громыхал коньками, с зачехлёнными лезвиями, по резиновой дорожке подтрибунного помещения, злость медленно, но верно сошла на нет. «Да, победу упустили, но могли упустить и ничью, не в этом дело, — думал я. — В команде созрела такая гадкая зараза как зависть, которая принялась разъедать, словно кислота крепкий мужской коллектив. Мы не были такими друзьями, чтоб в гланды целоваться, но все чётко понимали, что гребём сидя в одной лодке, и каждый знал, даже выходя на несколько минут в матче, что нужно отдать всё для победы». Когда я вошёл в раздевалку многие, особенно капитан команды Лёша Мишин и его партнёры по тройке нападения, Саша Федотов и Толя Фролов заметно напряглись. «Отхерачть бы вас всех троих как следует», — мелькнула глупая мысль, а затем пришло чёткое спокойное осознание, что из бессмысленного и резкого решения ничего кроме вреда не получится. Посеешь ветер, пожнёшь бурю. — Вопрос на сообразительность, — сказал я, посмотрев на хоккеистов. — Почему сегодня нам не везло? Почему мы, загубив с десяток моментов, не удержали победу? — Так это, котиков сегодня плохо покормили, — ответил первым Коля Свистухин, почесав свой «гениальны» затылок. — Или может им меню поменять пора? — Не гони, — возразил ему защитник Саша Куликов, — у них скоро морды — во будут! Им скоро домики нужно будет других размеров строить, чтобы они туда свободно, не застревая, пролазили. — Да, зажрались наши коты, — поддакнул ему другой защитник Юра Фёдоров. — Удача отвернулась, потому что каждый одеяло стал тянуть на себя, — пророкотал вратарь Витя Коноваленко. — Я всё молчал, ждал, чем дело закончится, но сейчас скажу. — Виктор Сергеевич встал с лавки. — Мужики после окончания чемпионата перейдут в другие клубы, переедут в Москву. Что ж поделать, судьба такая у всех периферийных команд. Как только кто-нибудь выстрелит, лучших сразу разбирают. Иван рассказывал, что в НХЛ не так, там стараются примерный равный уровень поддерживать, но мы-то не в НХЛ. Мы живём и играем здесь и сейчас, поэтому должны друг друга простить, собраться и доиграть чемпионат единым кулаком, не делясь на «патриотов» и «гастролёров». Тогда и удача будет с нами. Внезапно дверь раздевалки распахнулась и ударила в мою широкую спину. — Вы чё тут устроили? — Протиснулся в помещение Сева Бобров, оттолкнув меня. — Я вам покажу драться! — Главный тренер показал нам всем кулак. — Значит, смотри сюда. — Всеволод Михалыч прошёл к белой металлической доске, где были расставлены фишки-хоккеисты и прикрепил на одну такую магнитную фишку лист бумаги: ____________________И_____В____Н____П____РАЗНИЦА____ОЧКИ Торпедо (Г.)_________21____15____4_____2____100 — 59______34 ЦСКА (М.)___________20____15____3_____2____129 — 68______33 Динамо (М.)_________22____13____5_____4_____84 — 57______31— Только что в Москве закончился матч ЦСКА — «Спартак». — Продолжил главный тренер, тыча пальцем в турнирную таблицу. — Армейцы победили 8 : 6, Володя Викулов хет-трик намострячил, и теперь у него 27 заброшенных шайб, лучший результат среди всех нападающих в чемпионате. А нам мужики больше отступать некуда, нужно только побеждать. Поэтому давайте не будем пороть горячку, завтра все к одиннадцати приедем на тренировку и там уже поговорим по душам. А сейчас расходимся, кто домой, кто на базу, и без драк. Этого ещё не хватало. *** Минут через пятнадцать, когда хоккеисты сложили форму в баулы и привели себя в порядок, группами и по одному команда потянулась на выход. После обидной ничьей на выходе из служебных дверей дворца спорта большого ажиотажа болельщиков не наблюдалось. Люди вообще склонны быстро привыкать к хорошему. Ещё в прошлом сезоне сгонять с одним из лидеров отечественного хоккея 3 : 3 — было бы успехом, а сейчас — это уже неудача. Сложив баулы с хоккейной формой и личные клюшки в командный автобус, я вместе с Александровым, Ковиным, Скворцовым и Доброхотовым угрюмо пошагал к пока ещё моей «Волге». Молодёжь уже о чём-то своём посмеивалась и строила планы на завтрашний вечер. Ведь когда тебе нет ещё и двадцати грустить просто некогда, потому что впереди долгая и счастливая жизнь, где ждёт множество побед и удач. — Здравствуйте Иван, — неожиданно поздоровалась со мной журналистка Варвара Варшавская, которая держала за руку какого-то мальчика. — Здравствуйте, — опешил я. — Это ваш сын? Какой уже большой. В каком классе учишься хоккеист? — Вот ещё, сеструха это моя, в пятом, — пробубнил под хохот моих молодых партнёров по команде мальчик. — Что ж вы дядя Тафгай в конце-то не забили? Я весь голос сорвал. — Спросил паренёк, чем вызвал новый взрыв хохота моих «пионеров». — В хоккее, как и вообще в большом спорте очень много зависит от игровой удачи, — начал объяснять я. — Сегодня не повезло в концовке… — Завтра повезёт в любви, — давясь от смеха, выпалил Боря Александров. — Значит так! — Не выдержал я подколов. — Дуйте в автобус, а я товарища журналиста с младшим братом до дома довезу. Поздно уже. Вы где живёте? — На площади Горького, — промямлила Варя Варшавская. И хоть на нас падал лишь тусклый свет фонарей, мне показалось, что Варвара немного покраснела. В машину же кроме неё и младшего братишки влез ещё и Боря Александров, мотивирую это тем, что меня одного оставлять нельзя, мало ли что в дороге может произойти. Учитывая, что опять повалил снег, и видимость значительно ухудшилась, в чём-то Боря был прав. Поэтому я сильно возражать не стал. — А вы знаете, мне игра понравилась, — призналась Варвара, когда мы только отъехали от дворца спорта «Торпедо». — Я почувствовала себя словно в театре на незнакомой захватывающей пьесе, где определить финал до самой последней секунды было решительно невозможно. — Чё не возможно-то? Верную победу прошляпили, — пробубнил младший брат журналистки Игорь. — А эмоции в самом конце матча так всех захлестнули, что люди не сговариваясь повскакивали с мест, и досматривали игру стоя! — Восторженно продолжила журналистка. — Это ещё что, вот 12-го в Москве с ЦСКА заруба будет на льду не шуточная, — хмыкнул Александров. — Может быть, за первое место биться будем. Вот там настоящие эмоции. А в феврале Олимпиада, даже подумать страшно, какая там ответственность. Весь Мир по телевизору смотреть на нас будет. — Да ерунда, — махнул рукой Игорь. — Я вот завтра пацанам расскажу, что в машине ехал с самим Тафгаем и с лучших нападающим приза «Известий» Борисом Александровым, вот это настоящие эмоции! Только не поверят. Вон тут поверните, приехали уже, четвёртый дом. Дорога от дворца спорта до дома журналистки Варвары действительно заняла всего пять минут. Я пока вел машину, искоса поглядывал на девушку. Красивая барышня. Большие глаза, умное симпатичное лицо. «Не туда ты, Ваня, смотришь, — зашептал вкрадчиво, как змей искуситель, голос в голове, из-за чего я невольно вздрогнул. — Я же тебе уже говорил, женщины, карьера в партии — это всё глупости, временное. Деньги нужно большие зарабатывать, о будущем думать, о вечном». Проснулся этот мерзкий голосок в новогоднюю ночь, точнее он никогда и не спал, просто переосмысливал своё место в жизни, накапливал информацию. И вот теперь я, по его мнению, должен был начать зарабатывать миллионы рублей. На моё возражение, что таких денег в Советском союзе не платят даже высокопоставленным государственным чиновникам, голос равнодушно отвечал, что если не платят в этой стране, то ищи ту, где платить будут много. Я же пока «выключал дурака» и слал голос на все начальные буквы русских матерных слов. — Спасибо за хоккей и спасибо, что подвезли, — сказала, мило улыбнувшись Варвара, выходя из «Волги». — Я до подъезда провожу, мало ли маньяков по ночам шляется, — пробурчал я «Малышу», выскочив следом. — Варвара! — Окрикнул я девушку и догнал её у самых дверей подъезда. — Можно я вам один на один кое-что скажу? — Про хоккей? — Удивилась журналистка. — Да. Про клюшку, шайбу и коньки, — я взял её под локоток, завёл в подъезд, посмотрел, далеко ли убежал её младший брат и назло голосу в голове поцеловал в мягкие, красивые губы. — Вам мало «досталось» от меня в прошлый раз в вашей комнате? — Девушка сделала строгое и недовольное лицо. — Нам хоккеистам ещё не так во время игры прилетает. — Прокашлялся я и добавил. — А давайте с вами вечером куда-нибудь сходим, или просто по набережной погуляем? Там сейчас красиво, всё белое, в снегу. — Я подумаю, — быстро ответила Варя и убежала от меня вверх по лестнице. «Идиот», — прошипел противный голос. «Попрошу в моей голове такими словами не выражаться, — ответил я, выходя из подъезда. — Это ещё спорный вопрос, кто из нас князь Мышкин». «Деньги надо делать! Деньги! — «Вскипел» голос. — А не с девочками по подъездам обжиматься». — Дай мне время, дай мне срок, будет тебе белка, будет и свисток, — сказал я неожиданно вслух, усаживаясь за руль автомобиля. — Что? — Спросил немного задумавшийся о чём-то Борис. — Свисток? — Да я всё сегодняшнюю концовку игры переживаю. — Я снял машину с ручника. — Мог ведь судья из Челябинска свистнуть нарушение на мне? Ничего, прорвёмся. — Прорвёмся, — засмеялся Александров. — Что атака с ходу на местную журналистику не удалась? От ворот поворот? — Поворот, но не от ворот, — хмыкнул я, выезжая из проулка на площадь Максима Горького. — Смотри, как непогода разыгралась. Как бы нам до «Зелёного города» доехать без приключений. — Прорвёмся, — улыбнулся Борис. Однако дорога на самом деле оказалась не простой. Без навигатора, от которого я ещё не успел отвыкнуть, при плохой видимости из-за снега и поднявшейся метели один раз не в том месте свернул, один раз проехал отворот на Казанское шоссе. Но как говорится: «Упорство и труд, куда угодно завезут». И когда за окном промелькнула деревня Афонино, с характерными мелкими частыми домиками по разным краям дороги, я успокоился. Ведь оставалось лишь доползти до Опалихи, а дальше отворот направо и почти дома. Но именно на последних пяти километрах пути произошло совершенно фантастическое происшествие. «Малыш» на переднем пассажирском кресле закемарил. Вьюга среди высоких сосен лесного массива, где пряталась наша спортивная база, стихла, и лишь плотный белый снег мелькал в световых лучах автомобильных фар. И вдруг проснулся голос в голове: «Тормози! Срочно тормози! Жми на тормоз быстрее!». Естественно, я мгновенно нажал на педаль тормоза, мало ли что? Когда видимость — ноль, всегда лучше немного перестраховаться. И внезапно передок моей «Волги» чуть не влетел в фигуру пошатывавшегося человека, который снял с головы шапку ушанку, осклабился в бессмысленной пьяной улыбке и поклонился мне. — Сволочь пьяная! — Гаркнул я, разбудив перепуганного Бориса, и выскочил из машины. — Дебилоид! Ещё бы немного и ты бы лёг в могилу, а я бы сел за решетку! — Всё нормально, брат, — еле ворочая языком, пробормотал мужик в телогрейке, в валенках и каких-то непонятного пошива штанах. — Поехали уже домой… В следующую секунду я залепил с левой, более слабой, руки по макушке ненормальному бродяге и когда он по инерции нырнул в придорожный сугроб, зачерпнул горсть снега и размазал себе по лицу. Из автомобиля вышел так же и Боря Александров. — «Малыш», помоги этого смертника запихать на заднее сиденье. Сдадим его охране, пусть вызванивают полицию, милицию и «карету» скорой помощи, — пробормотал я. — И как ты только среагировал? — Почесал затылок мой юный одноклубник. — Ещё бы чуть-чуть… — И прощай Олимпиада в Саппоро, — закончил я фразу за Бориса. — Мужики, а выпить есть? — Спросил первым делом, оказавшись в теплой машине, ненормальный мужик. — Что-то я продрох на снегу. — Ты хоть дебилоид понимаешь, что в рубашке родился? — Зло рыкнул я, теперь уже осторожно катясь по дороге на спортивную базу, а то вдруг тут ещё такие же «пассажиры» бегают. — Что наша жизнь? — Икнул незнакомец, выпучив пьяные глаза. — Игра. Наливай. — Извини, руки заняты, — сказал я, скрипнув зубами. — Сейчас Боря тебе с правой «нальет». *** Из-за дикого происшествия в пути я долго не мог уснуть. Даже встал примерно в два часа ночи и вышел на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Снег к тому времени прекратился, и сквозь черные ночные облака кое-где показались яркие и мелкие, словно золотые песчинки, звёзды. «Слышишь, там, в голове, как ты узнал, что впереди за сотню метров на дороге стоит человек?» — мысленно спросил я. «Испугался, — тихо засмеялся голос. — Не знаю. Почувствовал опасность и предупредил. Теперь понимаешь, что мы должны дружить?» «Перед Олимпиадой наша сборная поедет на товарищеские матчи в Финляндию и Швецию, я там чего-нибудь куплю, тут продам. Схема простейшая только детали нужно продумать. Так тебя на первых парах устроит?» — спросил я, понимая, что в таких обстоятельствах просто обязан с голосом в голове сотрудничать. «Да», — прошипел он. *** На следующий день, 7 января, после утренней сорокаминутной тренировки, где наш героический хоккейный коллектив «зарыв топор войны», поклялся друг перед другом, что расшибёмся в лепёшку, но за золотые медали зацепимся, я решился на серьёзный разговор с Борей Александровым. Под надуманным предлогом, сказав Ковину, Скворцову и Доброхотову, что нас с «Малышом» ждут до обеда небольшие, но серьёзные дела, я сначала на «Волге» проехал на набережную к памятнику Валерию Чкалову, и предложил там своему юному другу прогуляться. — Боря у меня к тебе один серьёзный вопрос, — начал я, спускаясь по «Чкаловской» лестнице. — Как ты видишь своё будущее? — Как? — Засмеялся Борис. — Буду бегать с клюшкой на коньках, пока ноги держат, примерно так до 1990 года, минимум. — Александров поднял многозначительно указательный палец вверх. — Тем более через восемь лет у нас в СССР наступит коммунизм, о чём ещё можно думать? Живи и радуйся. — Да, — тяжело вздохнул я, — ходи и жмурься, с утра встал сразу за дрель. Кхе. Хочу сказать тебе по большому секрету, что ни через восемь, ни через восемнадцать, ни через тридцать восемь лет коммунизм не наступит. — Да, б…ь, не может быть? — Опешил «Малыш». — Чтобы наступил коммунизм, сначала ведь должен установиться социализм, — начал я объяснять смену общественно-экономических формаций по Марксу, которого за прошедшие дни начитался до одурения. — Ну, так, а у нас чё, б…ь? — Не выдержал Боря. — Не перебивай, — осадил я его. — Не сбивай с мысли. Социализм — это когда земля принадлежит крестьянам, а фабрики и заводы рабочим, так? Вот скажи, может хотя бы один колхозник продать кусок колхозной земли или рабочий продать станок, за которым трудится? — Подсудное дело, — усмехнулся паренёк. — Социализм — это сложная система взаимодействия большой государственной собственности и малого частного бизнеса, чтобы хотя бы часть людей прогрессировала, росла над собой. Училась вести деловую документацию, выстраивать бизнес модель, планировать развитие своего малого предприятия, изобретать новые уникальные товары и услуги. И тогда слово дефицит навсегда исчезнет из нашего лексикона. Но таким обществом очень сложно управлять. Пару тупых законов и весь нормальный общественно-полезный бизнес сразу вымрет или уйдёт в «тень». А так же люди, которые сами создают рабочие места, всегда будут правительство спрашивать: «А на что пошли наши налоги?». Плюс возникает много и других проблем. И за перекупами нужен глаз да глаз, и микрозаёмные организации нужно безжалостно давить, и рэкетиров к стенке ставить, и чиновников-взяточников сажать. — Чего, кого, куда? — Почесал затылок Александров. — Не важно, — махнул рукой я. — Просто поверь, настоящий социализм очень сложен в управлении. Это всё равно, что для сильной хоккейной команды нужен только очень эрудированный и грамотный тренер с такими же помощниками, а для команды из ЖЭКа достаточно и простого физрука. — Ну, допустим, и что? — Уставился на меня мой юный друг. — А то, что деньги никуда не исчезнут. И кроме тебя самого в будущем, никто за тебя решать ничего не будет. Поэтому я сейчас предлагаю не надеяться на нищенскую пенсию, а самим начать откладывать и зарабатывать капитал. Тем более Москва, в которую мы через год переедем, город дорогой. — Тьфу, ты! — Сплюнул «Малыш». — Напугал. Социализм, коммунизм, Маркс и Энгельс. Ты мне что, фарцевать предлагаешь? Да я сам об этом уже думал. Закупим в загранке джинсов или пластинок, а тут сдадим. — Хорошая электрогитара в Швеции стоит примерно 300 долларов, а здесь её можно продать за 3 тысячи рублей. — Предложил я немного другой бизнес-план. — Ага, нам дадут всего по сотне на руки. — Расстроился Боря. — А мы третьего найдём — Вовку Минеева, нашего будущего динамовского одноклубника. — Я хлопнул «Малыша» по плечу. — Потом ещё придумаем, как эти деньги приумножить в Японии. С джинсами же одна морока, ещё на таможенном досмотре прицепятся. А гитара — она одна, чтобы играть для себя любимого. — Похоронный марш на одной струне, — пробурчал Боря Александров.
Глава 4
Ночь на 8-ое января тоже выдалась беспокойной. И сны такие неприятные снились, что хоть снова возвращайся к разгульному и беззаботному образу жизни. В этих сновидениях я куда-то всё время бежал, карабкался на скалы, срывался, падал, и снова полз вверх. Потом почему-то брёл через топи и болота, проваливаясь в трясину по грудь. А в конце странный черный куст на маленьком болотном островке, куда я вылез отдохнуть, вставил мне в нос гибкую, как волосатая змея, ветку. — Блин! — Вскрикнул я и открыл глаза. — Мяу! — Недовольно мяукнул кот Фокс, который хвостом щекотал мой нос. — Бум! Бум! — Кто-то тут же постучал в дверь. Я бросил взгляд на будильник, стрелки которого показали чуть больше семи часов утра. — Кому не спиться в ночь глухую? — Громко спросил я и встал с кровати. — Открывай — это я! — Послышался из-за двери голос Сева Боброва. — Поехали на лыжах, перед тренировкой пробежимся. — Сказал он, когда я приоткрыл дверь комнаты. — На лыжах? — Переспросил я, думая как бы получше «отмазаться». — Бери самое дорогое, что у меня есть — Фокса и беги с Богом, только обратно не забудь вернуть. — Не смешно, — хмыкнул Всеволод Михалыч и, бросив взгляд на кота, который сообразив, что дело пахнет керосином, мигом спрятался под шкаф, добавил. — Пройдёмся на лыжах, пошепчемся. Почему Сева Бобров решил шептаться во время лыжной прогулки, я примерно догадался, но не думал, что всё так серьезно. Поэтому первый километр мы по хорошо накатанной трассе пробежали в приличном темпе молча. Лично я на лыжах в детстве любил кататься исключительно с горки, но представление как переставлять палки, как передвигать эти самые лыжи имел. За счёт чего отстал от Всеволода Михалыча всего-то на метров двадцать. — Слабак, — усмехнулся главный тренер, когда я его подъехал ближе. — Не слабак, а человек, который на лыжах стоит посредственно, ввиду малой практики, — пробубнил я. — О чём пошептаться захотелось? Не юли, Михалыч. Я — могила. — Помнишь последнюю товарищескую игру с Чехословакией, где нас в третьей двадцатиминутке засудили? — Начал «из далека» Бобров. — Я ведь поспрашивал работников дворца спорта о том, кто входил в судейскую комнату перед третьим периодом. Сказали, что это был человек с военной выправкой. Вот я и ломаю голову — кому я дорогу перешёл? Брежнев — за меня, Андропов тоже за меня. Остаётся маршал Гречко Андрей Антонович. Больше некому. — Думал я про это. — Признался я. — Гречко ведь курирует ЦСКА. Если Анатолий Тарасов не будет тренировать сборную, он же больше времени сможет уделить игре армейского клуба, а ты наоборот меньше будешь заниматься конкурентом за чемпионство — нашим горьковским «Торпедо». Невыгодно товарищу маршалу ввязываться в эту странную и опасную для него авантюру. — Ну, тогда я ничего не понимаю. — Тяжело вздохнул Сева Бобров и медленно покатил по лыжне. — Тымне как-то говорил, что будущее современного хоккея видел? Припомни из-за чего после Олимпиады в Саппоро Чернышёв и Тарасов ушли из сборной команды СССР? — Много есть предположений, — задумался ненадолго я. — Первое — это они сами заранее попросились на отдых. Лично я в это не верю, им сейчас обоим нет и 60-ти лет. У них сейчас самый рассвет тренерской карьеры. Второе — ходил такой слух, что якобы наш прославленный дуэт специалистов чиновники попросили сыграть вничью с чехами в последней игре олимпийского турнира, чтобы СССР взял золото, а чехословаки — серебро. Тоже ерунда, так как в этом последнем матче решалась судьба первого места. Допустим играют команды 2 : 2, а чехи берут и забрасывают шальную шайбу за минуту до конца, и всё — золото у них, а мы — вторые. И третье — это чехословацкая делегация обратилась в наш спорткомитет, чтобы Тарасова на чемпионат мира в Праге не было, так как он обзывал их игроков — фашистами. — Тоже чушь, — Сева Бобров о злости даже стукнул лыжной палкой по близлежащим кустам. — Чернышёв Аркадий Иваныч мог и один поехать. Он и без Тарасова и Олимпиаду выигрывал, и чемпионат мира брал. Чернышёв — специалист вполне самодостаточный, авторитетный. Тут что-то не то. — Михалыч, — жалостливым голосом попроси я. — Давай сначала выиграем Олимпиаду, а дальше видно будет. Кто-нибудь где-нибудь проговориться и мы сами всё узнаем. Сейчас ещё просто мало информации, чтобы делать выводы. — ЦСКА бы сначала обыграть, — зло пробубнил Сева Бобров. — А потом уже Олимпиаду. Кстати, посоветоваться хочу — Петрова и Михайлова брать в сборную или нет? — Если извинились перед тобой, то — да, ну а если нет — и без них сыграем. Хотя мастера они великолепные. — Тяжело вздохнул я и прибавил шагу, ведь очень хотелось ещё чуть-чуть поспать перед дневной тренировкой. — Если 12-го не извинятся, то хрен с ними. — Хорошим раскатистым лыжным шагом припустил Всеволод Михалыч. — Догоняй, слабак! — А я срежу! — Засмеялся я, поворачивая в другую сторону. *** Сегодняшнюю небольшую часовую тренировку Всеволод Михалыч решил посвятить исключительно быстрым атакам два в один и три в два. — ЦСКА в Москве побежит без оглядки на тылы в атаку, — пояснил свою гениальную мысль Сева Бобров, собрав нас в центре хоккейной площадки. — Поэтому у нас появится возможность много и опасно контратаковать. Нужно мужики все эти моменты реализовать с пролетарской беспощадностью! — Главный тренер показал нам кулак. — Всё тройки нападения и двойки защитников возвращаем к доновогодней расстановке. Смагин и Шигонцев переходят в тройку к Свистухину. Скворцов идёт на свой левый фланг к Тафгаеву и «Малышу», эээ, Александрову. — Малышсандрову, — брякнул под всеобщий хохот Свистухин. — Далее, — усмехнулся и сам Бобров. — Гордеев возвращается к Куликову, а Астафьев к Фёдорову. Ну, чё стоим? Поехали! — Всеволод Михалыч дунул в свисток. «Возможно, Михалыч, и прав, — думал я, разыгрывая с Борисом выход на одного защитника Куликова и вратаря Володю Минеева. — Тарасов ведь бешенный. Накрутит своих так, что понесутся армейцы на наши ворота, как угорелые». — Смена! — Дунул снова в свисток Сева Бобров и мы с Александровым отъехали к бортику. — Я с Минеем поговорил, — заявил мне мой юный и резвый друг, кивнув на нашего второго вратаря. — Он фарцевать согласный. Даже обрадовался. Я вот что думаю, может нам ещё здесь в Союзе что-нибудь такое купить, чтобы там в Швеции продать и привезти не одну гитару, а целых три. — А давай мы почку твою продадим для опытов, — посмотрел я серьезно на «Малыша». — Орган у тебя что надо, алкоголем не испорченный. Нам за него не три электрогитары дадут, а четыре. Во будет навар! — Иди ты, почку, — обиделся Александров. — Ладно, плохая шутка. Золотишка бы где достать? — Почесал я свой затылок через хоккейный шлем. — За золото в Швеции можно было бы чего-нибудь и выторговать. — Да уж, но где его взять? — Так же почесал свой затылок и Борис. — Смена! — Крикнул нам главный тренер. «А ты с бандитами местными переговори, — подключился к мозговому штурму вкрадчивый голос в голове. — Ты ведь с Зараном уже знаком. Он человек с понятием, деньги же всем нужны». «Разберёмся», — мысленно ответил я, щёлкая в касание по воротам Володи Минеева. Примерно в таком духе и прошла первая часть тренировочного занятия. Сначала отработка два в одного, а затем небольшая пауза, во время которой мы думали, где намыть золотишка. Как не крути, а все дороги вели к товарищам советским бандитам. Поэтому временно отбросив эту моральную дилемму, я сосредоточился на наигрывании комбинации три в два. Ведь пару раз моя тройка нападения с Александровым и Скворцовым безуспешно пыталась обыграть пару защитников Астафьева и Фёдорова. И во время небольшой паузы, вдруг в голову пришла хорошая и интересная идея. — «Пионеры» смотри сюда, — сказал я своим юным одноклубникам. — Слишком шаблонно мы стали играть. Может быть для московского «Локомотива» этого и будет достаточно, но для ЦСКА нужно сработать похитрее. — Предлагаешь смену позиций? — Спросил Сашка Скворцов. — Лучше. — Я повертел головой, где и как бы мне новую комбинацию нарисовать, и не найдя ничего подходящего, стал резать коньком искусственный лед около борта. — Допустим, по левому краю с шайбой в зону атаки вкатываешься ты, Боря. — Я прочертил линию на льду. — Мы идём параллельным курсом, я по центру, Скворец справа. — Я сделал ещё две линии. — И ты «Малыш» вместо ускорения, наоборот сбрасываешь скорость, а я через центр ускоряюсь и вылетаю на левую штангу. — Я прорезал длинную диагональную линию. — Один защитник блокирует тебя, и вот вопрос — что будет делать второй игрок обороны? — Ясное дело, тебя, Иван, клюшкой зацепит и покатится следом. — Первым ответил Скворцов. — Тогда у меня открывается чистый лёд на одинокого кипера. — Нападающий кивнул на ворота, где в поте лица трудился Володя Минеев. — То же самое можно разыграть и зеркально, — сказал Боря, который понял, что в таком раскладе ему забрасывать шайбы не светит, так как путь к воротам мы расчищаем для партнёра справа. — Можно, — согласился я. — А если второй защитник за мной не пойдёт, то пас через борт «Малыш» сделай на меня. И кстати, если кто-то чувствует, что вратаря обыграть не получается, тоже пасуйте на дальнюю штангу, то есть мне. — Смена! — Свистнул нам Сева Бобров. — Ну, ты Иван и жук, — пробормотал Скворцов. Комбинацию, которой мы тут же удивили наших защитников, решено было назвать — «Гоп со смыком». Гоп — это был мой резкий рывок через центр, а смык — это то, что следовало дальше, то есть заброшенная шайба. — Чё это вы тут такое накрутили? — Встал как вкопанный Всеволод Михалыч, когда мы забросили третью подряд «банку». — Повторите помедленней, я записываю. — Сказал главный тренер, вынув блокнот из кармана спортивных штанов. — Называется, Михалыч, «Гоп со смыком», — под хохот парней подсказал название комбинации Боря Александров. — Толково придумали, — пробурчал Сева Бобров, видя, как мы растаскиваем защитников, и громко добавил. — Все теперь будут репетировать этот «Гоп со смыком»! Смена! Ближе к концу тренировки на трибунах появилась красавица журналистка Варя Варшавская и хоккеисты все как один принялись выделываться, то есть играть, позабыв о партнёре по команде. — Вы мне тут чего фигурное катание устроили! — Гаркнул недовольный главный тренер. — А? Здравствуйте. — Заметил, наконец, и он красивую девушку. — Как продвигается статья? — Главный редактор сказал, что неплохо было бы рассказать о том, где играл до «Торпедо» ваш центральный нападающий Иван Тафгаев. — Мило улыбнулась Варвара. — Слишком мало об этом информации. — «Гоп со смыком», — пробормотал Всеволод Михалыч. — Тафгай иди уже в раздевалку, всё равно от тебя одна головная боль. Извините, — улыбнулся он журналистке. — А чем вы сегодня вечером занимаетесь? — Спросил Варвару, подъехавший чуть ближе Коля Свистухин. — Сиди дома не гуляй, Николай! — Сказал я, проезжая миом и шлепнув по шлему Свистухина под всеобщий гогот. *** Смешная вещь — эти людские слухи. Непонятно каким образом весть о том, что я якобы отсидел в тюрьме, долетела и до редакции газеты «Горьковский рабочий». Кто-то ляпнул, не подумав, кто-то добавил от себя своих личных странных фантазий и вот теперь я доказываю Варе Варшавской, что не верблюд, а настоящий советский человек. Как призналась сама Варвара, главный редактор даже решил статью о нашем «Торпедо» временно отложить в очень укромный дальний ящик, если моя биография так неоднозначна. Пришлось везти девушку на свой родной для этой жизни автозавод «ГАЗ». Пятнадцать минут езды на авто, полчаса, чтобы оформить временный пропуск, ещё семь минут, чтобы пройти по территории завода до Кузовного корпуса, подняться на второй этаж в профком и вот я представляю для журналистки Варвары первого своего свидетеля. — Познакомьтесь, — сказал я, подтолкнув в спину немного оробевшего физорга Самсонова. — Это наш физорг, товарищ Самсонов. Это наш кубок заводской спартакиады, который мы взяли осенью прошлого года. Расскажи Олег Палыч всем нашим городским журналистам о том, как мы с тобой познакомились? — Ну, а что тут говорить? — Замялся Олег Палыч. — Скажите, как давно Иван занимается хоккеем? — Уточнила мой вопрос Варя. — Правда, что он отработал на заводе много лет? — Иван? — Посмотрел на меня Олег Палыч. — Скажу без ложной скромности, это я его открыл. Иван всегда был спортивным парнем, но не теми видами спорта увлекался, не хоккеем. И ещё были у него и другие увлечения. — Вы хотели сказать, что Иван имел какое-то хобби? — С уважением посмотрела на меня журналистка. — Да, — Самсонов покосился на меня и прокашлялся. — Ваня Тафгаев был у нас большим коллекционером, именно это ему помешало раньше раскрыться в хоккее. — И что же я собирал? — Рыкнул я. — Ты? — Олег Палыч немного внезапно взмок, сообразив, что ляпнул что-то не то. — Иван коллекционировал это, — физорг изобразил руками некую сферу, — этикетки разных производителей. — Вы хотели сказать марки? — Уточнила моё увлечение прошлого Варя. — И марки тоже, — выдохнул физорг. — У нас тут многие этим увлекаются, после работы. А что? Каждый советский человек имеет своё законное право на хобби в культурной обстановке конечно. — Филателия в СССР — для всех раскрывает новые горизонты жизни, — вовремя влез я, пока Самсонова не понесло дальше, чем Остапа Ибрагимовича. — Спасибо Олег Палыч сказал от души! — Я пожал руку физоргу и повёл от греха Варвару дальше по коридору. — Это наша столовая, тут я обедал, — я открыл перед девушкой дверь в царство парки, варки и поджарки и мысленно перекрестился, так как ни одного знакомого человека в помещении не оказалось. Однако меня узнали все, причём очень быстро. Мужики в промасленных робах тут же кинулись с раздачи и из-за обеденных столов жать мне руку и требовать немедленной победы над ЦСКА. На мои слова, что сначала 9-го мы играем с «Локомотивом», а уже потом 12-го с ЦСКА, работяги внимания не обращали. — Вот Варя смотрите, народ меня здесь помнит и уважает. — Шепнул я журналистке. — Иван, а ты когда мне рубль отдашь? — Вылез передо мной какой-то мужичок. — Ты у меня ещё летом, когда штаны сжёг, в займы брал, помнишь? — Держи отец, извини, закрутился с клюшкой и шайбой, — я тут же сунул в жилистую руку рабочего свой трудовой хоккейным потом заработанный рубль. — Выручил ты меня тогда знатно. На марку из Бурунди редкую немного не хватило. — Сказал я специально для Варвары и потащил её из столовой прочь. В коридоре я провёл девушку мимо медпункта, нечего там было показывать, и прямиком направился в заводскую библиотеку. — Вот здесь долгими вечерами я готовился к поступлению в МГУ на факультет международных отношений, — соврал я, водя руками в разные стороны. — Ты хотел поступить в МГУ? — Удивилась Варя. — Глупые мечты, напрасные надежды, — отмахнулся я. — Сейчас ещё покажу, где я каждую смену пахал за станком, и думаю, что все вопросы отпадут по поводу моей трудовой биографии? — А что за штаны ты сжёг этим летом? — Спросила девушка, когда я её вёл уже по лестнице на первый этаж, туда, где гремели и урчали стальные станки. — Что значит какие? — Возмутился я. — Ведь чучело Зимы сжигают же на праздник Масленицы? Вот и мы с коллегами решили этим летом после трудовой стахановской вахты, сжечь чучело проклятого империализма. Чтоб значит, на всей планете был Миру — Мир, и все разжигатели мировых войны, захлебнувшись в собственной ядовитой злобе, очистили нашу Землю от своего поганого и мерзкого существования. Вот так в статье и напиши. — Не слишком ли это будет в статье про хоккей? — Улыбнулась Варя Варшавская. — В самую точку, — выдохнул я, когда подвёл девушку к своему родному фрезерному станку, за которым пока никто не работал. — Иван! Ванечка! Ванюша! — Вскрикнул Данилыч, каким-то необъяснимым образом разглядев меня из-за металлических стеллажей с заготовками и стопками различных чертежей. Целых пять минут Трофим Данилыч и выбежавший следом Казимир Петрович меня обнимали, пускали скупую мужскую слезу и жали руку. Даже я, «чёрствый сухарь», немного прослезился. — Запишите девушка, это мы с Казимиром Ване всегда твердили, показывая пальцем в телевизор, — тараторил Данилыч. — Вот с кого ты должен брать пример. С братьев Майоровых, со Старшиновых и с этих… — С Рагулиных, — подсказал коллеге Казимир. — Ты, Иван, теперь за всех нас, за тех, у кого судьба не сложилась, играть должен. — Смахнул ещё одну слезинку Трофим Данилыч. — За простых работяг, которые тут всю войну вкалывали по двенадцать часов, и всё здоровье здесь оставили. — Ну, всё, всё, — стал утешать друга Казимир Петрович. — Не перебивай! — Взвизгнул Данилыч. — Ты должен обыграть ЦСКА в чемпионате, выиграть Олимпиаду в Японии и чемпионат мира в Праге. Вот теперь достаточно. — Между прочим, у нас в соседнем цехе ещё одни знаменитости работали, — похвастался Казимир. — Вот там за станками стояли Анатолий Чернов и Николай Серёгин. Сейчас скажу… ВИА «Лейся, песня» они недавно в новогоднем огоньке ещё спели «Всё, что в жизни есть у меня». — Так это они сейчас исполняют «Всё пройдёт и печаль, и радость»? — Удивилась Варвара. — Мне очень нравится. — Ерунда ваше «Всё пройдёт»! — Завелся Трофим Данилыч. — Заботится сердце! Сердце моё волнуется! Потому что мой адрес — Советский союз! Это наша песня настоящая, заводская. Про них тоже надо написать в ваш журнал. *** К редакции газеты «Горьковский рабочий», окна которой смотрели на Белую башню Нижегородского кремля, я привёз Варвару лишь к четырём часам дня. И прежде чем мы попрощались, я несколько минут не без удовольствия целовал сладкие губы замечательной девушки. — Скажи, а где теперь твоя коллекция марок и этикеток? — Неожиданно спросила она, отстранившись. — Коллекция? Мужикам раздал на заводе. — Ответил я, ругая себя за вынужденное враньё. — Им сейчас марки и этикетки нужнее, чтобы они хотя бы знали, что Мир огромный и разнообразный и не заключается между проходной завода, собственной малогабаритной квартирой и дачей на берегу Оки. Чем не мечта поездить и посмотреть Мир? — Я бы съездила, — улыбнулась Варя и сама поцеловала меня.Глава 5
9 января в воскресенье за десять минут до выхода на предматчевую раскатку в нашей раздевалке во дворце спорта ЦСКА, пятёрка Свистухина резалась в преферанс, вратари Коноваленко, Минеев и их личный тренер Котомкин «забивали» в домино «козла», а пятёрка Федотова играла в покер по десять копеек ставка. Лишь я своих «пионеров» заставил, надавив стокилограммовым авторитетом на психику, делать обычную разминку. — Запомните, любого соперника нужно уважать, хотя бы в глубине души, — бурчал я, косясь на остальную беззаботную команду. — Московский «Локомотив» — это конечно не «Динамо» и ЦСКА, но у них в составе много опытных ребят. Например: Виктор Якушев двукратный олимпийский чемпион. — Да когда это было, — отмахнулся Коля Свистухин. — Кстати, а хорошо, что матч дневной, правда? — Спросилон уже у остальных хоккеистов. — Вечером по-человечески сядем в ресторане и посидим, как люди. А давайте махнём в ресторан гостиницы «Советской»? А чё? Там все хоккеисты Москвы отдыхают, в культурном смысле, конечно. — Я тебе махну! — В раздевалку вошёл главный тренер Сева Бобров, который относил в судейскую комнату заполненный протокол нашей команды. — Мало вам осечки с «Динамо»? Карты, шашки и домино убрать. — Всеволод Михалыч тяжело вздохнул, подошёл к доске с расставленными на ней магнитиками, и снова обвёл нас взглядом. — Установка на игру будет короткой. — Краткость — сестра таланта, — хохотнул Свистухин и народ в раздевалке дружно заулыбался. — У тебя Николай вторая фамилия не Чехов случайно? — Съязвил главный тренер. — Вот и помолчи. Комбинацию, которую мы наигрывали на последней тренировке не использовать. На матче присутствует Костя Локтев помощник Тарасова. Нечего раньше времени раскрывать перед ЦСКА все карты. Ну, что на меня смотрите? Пошли на лёд! — Сева Бобров дважды громко хлопнул в ладоши. — Тафгаев, я же сказал шашки, домино и карты убрать! — Гаркнул он на меня, когда заметил в моих руках футляр от маленьких магнитных шахмат. — Михалыч, это мне на заводе сделали презент. — Я открыл крышку футляра, внутри которого оказалось миниатюрное хоккейное поле, а на нём двенадцать маленьких фигурок хоккеистов двух команд, чёрных и белых. — Наши местные умельцы постарались. — Хоккейные шахматы, — пробормотал Всеволод Михалыч. — Добро, это можно. Совсем вы у меня распустились. *** Тридцативосьмилетний тренер ЦСКА Константин Борисович Локтев, который ещё успел поиграть в одной команде с великим Всеволодом Бобровым, сегодня, устроившись на трибунах родного дворца спорта, подрабатывал спортивным наблюдателем. Его непосредственный руководитель, старший тренер Анатолий Тарасов буквально потребовал точнейшего отчёта об игре «Торпедо». В каких сочетаниях горьковчане выходят на лёд, кто в лучшей форме, кто в худшей, есть ли травмированные, какая пара защитников чаще ошибается, какие новинки приготовил Всеволод Михалыч? «Когда такое было, чтоб ЦСКА изучал игру предстоящего соперника? — криво усмехнулся Константин Борисович. — У ЦСКА главное правило — только вперёд, только победа! Вышел на лёд, прижал с первых минут своего соперника к воротам, набросал полную авоську и тогда уже отдыхай. Но в этом 26-ом чемпионате СССР всё пошло наперекосяк. Ещё до старта нового сезона была чёткая уверенность, что достойного противника в чемпионате нет, и не будет. У «Динамо» слишком много ветеранов. У «Крыльев советов» слишком много молодёжи. У «Спартака» чехарда на тренерском мостике. Но вдруг как чёрт из табакерки выскочило это горьковское «Торпедо». Первый матч им проиграли — недооценили, но 23-го ноября второе поражение — было закономерным! — Локтев полистал программку матча, никаких изменений в составе горьковчан не наблюдалось. — Если 12-го проиграем ещё раз, и не дай Бог займём в чемпионате место ниже первого, маршал Гречко Анатолию Владимировичу этого не простит». Тем временем на льду главный судья Захаров вбросил шайбу, и горьковчане понеслись в атаку. «Первая пятёрка, — записал в записной книжке Константин Локтев. — Нападающие: Александров, Тафгаев и Скворцов, и пара защитников: Гордеев и Куликов. Иван Тафгаев — вот кто корень наших бед, — подумал тренер ЦСКА. — Что он вытворяет на пятачке! Даже сидя здесь на трибунах видно, как защитникам всех команд становится страшно, когда он идёт на добивание. Ничего у нас Саша Рагулин от травмы оправился, теперь покажет ему — кто перед воротами настоящий хозяин». — Тафгай, поддай! — Выкрикнул один болельщик с нижнего ряда и его поддержали с других концов зала. «У «Торпедо» уже свои болельщики в Москве? — удивился Константин Локтев. — Какой же странный этот 26-ой чемпионат СССР». *** — Что, товарищи хоккеисты? — Спросил, нервно пройдя за спинами игроков Сева Бобров. — Не помогает в матче ваш покер, преферанс и домино? Пять минут, а на табло одни нули, совсем забурели? — То ли дело, Михалыч, вы в своё время, — хмыкнул я. — Только на лёд вышли, игра можно сказать ещё не началась, а счёт уже 3 : 0 в вашу пользу. В этом и заключалось настоящее чудо русского хоккея. — Раз махнул, три забил, — поддакнул Свистухин и весь народ на скамейке запасных тихо захихикал. Тем временем на смену прикатила пятёрка Саши Федотова и Коля Свистухин со своей веселой компанией через калиточку, друг за другом пошли биться об защиту московских железнодорожников. Всеволод Михалыч очень серьёзно посмотрел на меня и, поиграв желваками на мужественном лице, произнёс: — Если в следующей смене первую не забросите, то всё… Что «всё» Всеволод Михалыч уточнять не стал. «Всё» — закончилась казачья вольница, будете жить на спортивной базе? Или «всё» — прощай премия в квартал? А может «всё» — я больше с вами не разговариваю? «Ладно, — подумал я. — Хватит шутки шутить, пора дело делать». — Кулик, — окликнул я защитника Сашу Куликова. — Полезешь со мной на пятак дело делать, то есть шайбы забрасывать. — А если обрежемся? — Резонно заметил защитник. — Скворец, — обратился я к Саше Скворцову. — Как только Кулик пойдёт на пятак, отойдёшь на синюю линию, подстрахуешь. А то окопался «Локомотив», как финны на линии Маннергейма. — Что-то я про такого тренера не слышал, Маннергейм, — почесал затылок Боря Александров. — Немец, что ли какой? — Хуже, — усмехнулся я. — Это генерал-лейтенант русской армии. — Антанта, — презрительно высказался Скворцов. — Смена! — Скомандовал Всеволод Михалыч и моя пятёрка пошла на лёд. *** Первая заброшенная шайба в матче Константина Локтева и озадачила, и разочаровала. Для неё не понадобилось ни высокого индивидуального мастерства, ни красивой на загляденья комбинации. Тафгаев выиграл вбрасывание в зоне московского «Локомотива», после чего торпедовцы по-хозяйски расставились и устроили небольшой перепас. Затем здоровенный Тафгай залез на пятак и ему на помощь прибежал защитник Куликов. И именно неожиданное подключение игрока обороны, на которого отвлеклись москвичи, и решило эпизод в пользу «Торпедо». «Шайбу с передачи Куликова №6 забросил Иван Тафгаев №30, — записал себе в книжку второй тренер ЦСКА. — Гол забит с пятачка после тридцатисекундной позиционной атаки. А ведь ещё недавно «Локомотив» побеждал в кубке Шпенглера. — Подумал Константин Борисович. — А сейчас в своих куцых белых свитерах на фоне красивых оранжево-синих гостей, у которых красуется морда кота на груди, «Локомотив» выглядит, как команда класса «Б» против элитного клуба, что заскочил в захолустье на товарищескую игру». А через минуту ещё более обидной вышла вторая шайба горьковчан. «Локомотив» вдруг вспомнив, что играет дома при своих болельщиках, побежал отыгрываться и тут же наткнулся на резкую и убийственную контратаку. «Шайбу с передачи Мишина №12 забросил Фролов №11. — Сделал новую запись Локтев. — Гол забит после быстрой контратаки, выхода два в одного. Суши вёсла «Локомотив»! Сейчас горьковчане ещё поднажмут, и игра будет сделана». И через полторы минуты в середине первого периода, Константин Борисович осознал, что мысль иногда бывает материальной, причём совершенно внезапно. Так как когда на льду вновь оказался Тафгаев со своими партнёрами счёт стал уже 0 : 3. Защитник гостей Гордеев легким кистевым броском шмальнул шайбу в сторону вратаря москвичей Валерия Зубарева, а торпедовский центральный нападающий подставил под прострел черенок клюшки! И сделал он это сознательно, как на тренировке. Никакой случайности в таком рикошете не было! «И откуда же этот Тафгай взялся на нашу голову? — Хлопнул себя по бедру второй тренер ЦСКА. — Вот где так играют? Даже в Канаде я такого не видел, чтобы подставляли под прострел черенок клюшки. И что сейчас я должен записать в книжку? Что я должен сказать Анатолию Владимировичу, чтобы его успокоить? Второй месяц весь тренерский штаб, как на пороховой бочке. Нового года у команды просто не было. Хоккеисты нервничают, ругаются, ежедневно две тренировки в день. А итог? — Сам себя спросил Локтев и тут же ответил. — Шею нам «намылят» — вот и весь итог». — Константин Борисович, — обратился внезапно какой-то болельщик в годах, сидящий по правую руку. — Как думаете с «Торпедо» 12-го числа сыграть? Не нравится мне их №30, наворотит он дел с нашим ЦСКА. — Спокойно, отец, разберёмся, Тарасов и не таких обламывал, — «покривил душой» второй тренер столичных армейцев. — Нужно Анатолию Владимировичу сказать, чтобы он объединил обратно Михайлова, Петрова и Харламова, а с Викуловым и Фирсовым пусть Блинов играет. — Сильно надтреснутым голосом, стал раздавать «ценнейшие» советы странный болельщик, не то «Локомотива, не то ЦСКА. — Разберёмся, отец, разберёмся, — пробормотал Локтев и тут же на льду родного армейского дворца спорта молоденький новичок горьковской команды Борис Александров сотворил маленький хоккейный шедевр. Он в одиночку от своих ворот обвёл всех железнодорожников, которые сейчас находились на льду, и закатил 4-ую шайбу в сетку ворот Валерия Зубарева. — Талантище, — прошептал болельщик справа. — Прошляпили паренька. — Добавил он, обиженно посмотрев на Константина Локтева. — И Тафгая тоже проворонили селекционеры, мать вашу. Локтев захотел было что-то обидное ответить знатоку спорта, но наконец-то прозвучал свисток на перерыв и болельщики массово потянулись в буфет пить холодное пиво. Кто с радости, кто с горя, а кто ради удовольствия. А на табло после первого периода горели безнадёжные для «Локомотива» цифры 0 : 4. *** — Ты хет-трик у меня сегодня делать собираешься или нет? — Грозно сверкнув глазами, спросил меня Сева Бобров в перерыве после второй двадцатиминутки, в которой отличились Николай Свистухин, Алексей Мишин и Александр Скворцов. Вообще второй период стал копией первого. Сначала «Локомотив» героически оборонялся, затем Свистухин с пятачка заковырял одну шайбу и тут же вратарь хозяев Зубарев в течение одной минуты пропустил ещё две штуки. Наш же страж ворот Володя Минеев в матче откровенно скучал и мёрз. Побеспокоили его несколько раз издалека и вся работа, хоть за пивом в буфет беги. А на главного тренера московской команды Анатолия Кострюкова жалко было смотреть. Сейчас бы ему очень пригодились его воспитанники Михайлов, Мишаков, Зимин и вратарь Пашков. Но судьба некоторых специалистов так складывается, что они находят и раскрывают хоккейные таланты, а другие тренеры этими талантами выигрывают чемпионаты мира, олимпийские игры и чемпионаты страны. Скоро Кострюков поедет в Челябинск, где откроет миру Сергея Макарова, Сергея Старикова, Сергея Мыльникова и выиграет с Трактором третье место, а московский «Локомотив» навсегда отправится на запасной путь. — Не слышу от тебя внятного ответа. — Насел на меня наш грозный наставник. — Михалыч, тебя, что за муха укусила? — Удивился я настырности главного тренера. — Здесь что, во дворце ЦСКА летают какие-то специальные двукрылые насекомые? Не велика честь забивать аутсайдеру. Уже 0 : 7, зачем тебе мой хет-трик? — А гонка бомбардиров? — Всеволод Михалыч, не обращая внимания, что совсем рядом нагло рубятся в преферанс, сверлил глазами одного меня. — У Викулова 27 шайб плюс 6 передач, а у тебя пока всего 26 плюс 11! — Так это, по системе гол плюс пас у Ивана же больше, — заступился за меня Боря Александров. — А меня передачи не интересуют! — Вспылил на ровном месте главный тренер. — Ты мне шайбу давай! Шайбу! — Вся Америка в страшном смятенье, Эйзенхауэр бредит войной, — тихо пробормотал я. — Что ты сказал? — Навис надо мной Бобров. — Я говорю настырный ты, Михалыч, как блок НАТО, тебя в дверь, а ты в окно, — махнул я рукой, не на шутку заведясь. — Сейчас выхожу, одну «банку» забрасываю, а дальше пусть Доброхотов играет, молодым везде у нас дорога, старикам до пенсии б дожить. — Что? Я — НАТО? — Вскрикнул Всеволод Михалыч. — Иван сказал, раз вы сказали — надо, то значит надо, — опять вступился за меня «Малыш», произнеся букву «дэ», как «тэ». *** — Чего это они так забегали? — Спросил Константин Локтев соседа справа, когда побежали последние двадцать минут в матче. — Игра ведь уже сделана. — Это специально, чтобы наш ЦСКА запугать, — пробурчал седовласый сосед. — Разницу забитых и пропущенных шайб хотят улучшить. Вы с этим «Торпедо» на рожон не лезьте, сыграйте осторожно от обороны. И главное бейте Тафгая исподтишка. — Вот все знают, как страной управлять, как в футбол играть, и как в хоккей тренировать, — не выдержал Локтев нравоучений от неизвестного человека. А в это время здоровяк Иван Тафгаев на высокой скорости влетел в зону атаки, с кистей бросил по воротам, а когда вратарь москвичей шайбу отбил, то этот настырный №30 рванул на добивание. При этом по пути к воротам он растолкал двух защитников московского «Локомотива» и, яростно работая клюшкой, зло впихнул черный резиновый диск в сетку. Немногие болельщики горьковской команды редкими аплодисментами вяло поприветствовали очередную шайбу «Торпедо». «0 : 8, — записал в маленькую книжечку Локтев. — Свою третью шайбу в игре забросил №30 Тафгаев, затолкав её с пятачка. Как его будем сдерживать?» — Последнее предложение Константин Борисович дважды подчеркнул. *** Жил в гостинице «Советской» несоветский человек, — так пел в своей пародийной песне на дешёвые детективы Владимир Высоцкий, который, между прочим, сам бывал и в этой гостинице, и в этом дорогом элитном ресторане, где мы этим вечером после матча собрались. Вообще-то это увеселительное заведение, которое ещё при «проклятом» царизме называли «Яр», располагалось на Ленинградском проспекте в шаговой доступности от дворца спорта ЦСКА и неофициально считалось армейским. Однако в гардеробе, узнав наши горьковские хоккейные лица, очень уважительно с нами поздоровался работающий здесь отставной генерал дядя Саша. Как мне рассказывал Валера Харламов, у дяди Саши всегда можно было одолжить денег под залог часов или ещё чего-нибудь ценного, то есть мужик он был «в доску свой». — Победу отмечаете? — Усмехнулся дядя Саша. — Кстати, «Динамо» сегодня в Челябинске проиграло «Трактору» 6 : 5. За первое место теперь бьются только наш ЦСКА и вы. — «Трактор» на своём поле соперник серьезный, — хмыкнул я. — А как в эти минуты ваш ЦСКА в «Лужниках» играет с Ленинградом? — Поинтересовался с деловым видом Коля Свистухин. — После первого периода 2 : 0, наши ведут, — засиял словно начищенный самовар гардеробщик. — Может тоже после победы сюда пожалуют. — Я бы на это не надеялся. — Сказал я и сдал свое пальто. — Раньше 12-го января ни Харламова, ни Петрова, ни Михайлова вы здесь точно не увидите. И то, если ЦСКА нас обыграет. — Сплюнь три раза, — пробурчал Боря Александров. — Ждите своих в гости не раньше конца января, если их Тарасов вообще куда-нибудь отпустит. — Самонадеянная у вас команда, — вновь криво усмехнулся дядя Саша, принимая наши вещи. — А почему вас только шестеро? Как-никак десять безответных шайб «Локомотиву» набросали, могли бы собраться и всей командой? — Жмоты, — махнул рукой Коля Свистухин. Справедливости ради надо оговориться, что в ресторан хотели пойти многие. Но, во-первых, после новогодних праздников почти все поиздержались, а во-вторых, например защитники Куликов и Фёдоров решили копить деньги для зарубежной поездки. И план пара защитников составила следующий. В Горьком они приобретают красную икру, в Швеции или в Финляндии её продают, а сюда везут джинсы и болоньевые плащи, как у актёра Ален Делона. Всё бы ничего, если только знать, где купить икру у нас и где её продать там. Но в целом идею ребят я одобрил, и даже сам пообещал поучаствовать. Поэтому в ресторане наша небольшая компания уместилась за одним прямоугольным столиком. Лицом к сцене расположились: я, Боря Александров и Володя Астафьев, спиной к месту, где настраивался дать музыкальное представление какой-то ансамбль, уселись: Коля Свистухин, Серёжа Мошкаров и Слава Ушмаков. — Три защитника и три нападающих, — хохотнул Свистухин, изучая меню. В отличие от Николая я без всякого меню заказал кофе, молочный коктейль и фруктовую нарезку, а дальше решил поглядеть — как пойдёт. Я вообще поехал в ресторан лишь по просьбе главного тренера Севы Боброва. Очень уж его беспокоили три наших игрока обороны: Мошкаров, Ушмаков и Астафьев. Особенно последний. Володя Астафьев являлся седьмым, запасным защитником сборной команды страны, и потерять его по глупости накануне Олимпиады не хотелось. Я же со своей стороны пообещал Всеволоду Михалычу, что если понадобиться пригляжу и стукну. На вопрос главного тренера: «Кому?», я ответил: «Тому, кто больше этого заслужит». И хоть спустя полчаса, веселье протекало мирно и спокойно, я всё равно был начеку, так как за соседними столиками веселье било через край. Там отмечали удачную торговлю цветами гости с жаркого юга, они толкали длинные и витиеватые кавказские тосты и звонко чокались бокалами с красным вином. Музыканты на сцене начали программу с лёгких инструментальных композиций, чтобы народ успел побольше «принять на грудь», а уже потом, швыряя деньгами, полез бы заказывать зарубежные и отечественные хиты. Я же заказал себе ещё кофе. — Красиво здесь, — шепнул Боря Александров. — Лепнина, свечи, люстра, как во дворце у царя. — Царь, Боря, плохо кончил. Не помогла ему лепнина. — Я встал из-за стола. — Пригляди здесь за мужиками, я в гардероб, узнаю, как там ЦСКА играет с армейцами Ленинграда. У дяди Саши в гардеробе телевизор стоит. Надеюсь, за десять минут тут ничего не случится. Однако ровно через десять минут — случилось. Когда Блинов у ЦСКА забросил пятую шайбу и за шесть минут до конца встречи счёт стал 5 : 2 в пользу москвичей, прибежал взволнованный Александров, который к слову сегодня сделал в игре дубль, и тяжело вздохнув, тихо шепнул мне на ухо: — Иван, в туалете наших бьют. — Вот, все говорят, что зря Тарасов разбил тройку Михайлов, Петров и Харламов, — улыбнулся дядя Саша. — А ведь Михайлов, Петров и Блинов сегодня всю игру сделали. Нет, Анатолий Владимирович специалист высочайшего уровня. У него чутьё на игроков есть. — Понял тебя, дядя Саша, — я посмотрел на пританцовывающего от нетерпения встревоженного «Малыша». — При встрече Анатолию Владимировичу твои слова обязательно передам. Пойду я станцую рок-н-ролл. — Отдыхайте ребятки, — усмехнулся отставной генерал и добавил, — пока молодые. «Отдыхайте! Отдохнёшь тут, не успел отвернуться, а уже кого-то бьют», — подумал я, прибавив шаг за бегущим трусцой к туалету юным гением прорыва. По пути Боря сообщил, что бьют по непонятной причине Свистухина, а остальные наши «гаврики» куда-то ушли курить и искать их — нет времени. На дверях в укромное, но очень важное для точек общепита заведение стоял, словно часовой на посту, гражданин из жаркого юга. — Там всё занято дорогой, — кисло улыбнулся он. — Ничего, я по-маленькому. — В следующее мгновение дверь в туалет я открыл вместе с ненужным в данное непростое время «постовым». — Коля ты где? — Крикнул я, раздавая удары налево и направо. — Свист отзовись! — Я опрокинул ещё двоих, пытаясь разобраться, кто здесь свой, а кто чужой, и есть ли тут вообще свои. — Ты Тофика Беримова знаешь? — Зачем-то спросил один южанин, который этим именем меня либо хотел остановить, либо напугать. — Знаю! — Ляпнул я, при этом хлопнув по физиономии. — Кому ещё добавки? — Я как тигр крутанулся на месте. — Зачем добавки, давай разговаривать, — наконец-то согласился один из товарищей южан, с невысокой, но квадратной фигурой. — Он к моей женщине приставать. Из-за одной кабинки вышел Свистухин, глаз его был подбит, губа распухла, новый выходной костюм значительно помят, рубаха порвана. — Что за женщина? Жена? Сестра? Мать? — Решил я уточнить кое-что в этом странном деле. — Зачем так говоришь? — Обиделся мужчина. — Просто хороший женщина. Я открыл кран с холодной водой и сунул под неё свои разбитые костяшки. По кулакам мгновенно расползся живительный холод. — Теперь инцидент исчерпан? — Зло сквозь зубы спросил я. — Иван, они мне рубашку порвали, — пожаловался Николай. — Я тебе попозже ещё кое-что оборву, — шикнул я. — Топай в зал. Свистухин немного помялся на месте и угрюмо вышел из туалета. — «Малыш» встань в дверях и никого не выпускай, — скомандовал я Боре Александрову, который тоже немного помахался, судя по внешнему виду. — Итак, граждане с жаркого юга. — Я закрыл кран с холодной водой и обвел торговцев одним тяжёлым взглядом исподлобья. — Вижу, гуляете на широкую ногу, значит коммерция, там цветы купил, тут привез, продал — процветает. — Зачем так говоришь? Мы в гости приехать, — соврал обиженный Свистухиным товарищ. — Ага, мавзолей посмотреть, посетить Большой театр, Третьяковскую галерею, — я вновь стал разминать костяшки, громко пощёлкивая ими. — Обидели вы меня товарищи торговцы. Не по-нашему это, не по-советски говорить неправду. За это дело при отце народа сами знаете, что было. — Сейчас время другой, — насупился один из южан, который пугал меня Тофиком Беримовым. — Правильно сказал, берите пример с вашего товарища, — я ткнул пальцем в мужчину. — Время сейчас другое, и время — это деньги. Гоните тысячу рублей и инцидент будем считать исчерпанным. Да я на лекарства больше потрачу, — я показал огромные разбитые кулаки. — Зачем так говоришь? — Уже не так радужно пробормотал обиженный Свистухиным торговец цветами. — Мужчины не тяните время, а то там всех ваших женщин разберут, — усмехнулся Боря Александров. — Неужели опять драться полезете? Сами должны понимать, не маленькие, что драка — это некрасиво. — Да, товарищи, — поддакнул я. — За все глупости в этой жизни нужно платить.Глава 6
Понедельник 10 января. До матча с ЦСКА два дня, а мысли о чём угодно, только не о хоккее. Прямо во время тренировки в лужниковском дворце «Кристалл» пришлось решать сложную математическую задачу в уме. Имеется 1000 советских рублей, которые передали в фонд сохранения мира во всём Мире вежливые торговцы цветами из южных республик. Жестяная банка красной икры весом 125 граммов на чёрном рынке стоит примерно 10 рублей. И таких банок в качестве сувениров советская таможня пропускает не больше 5-ти килограмм в одни руки. Вопрос сколько долларов в Стокгольме можно выручить при курсе шведской кроны пять к одному, если за такую банку скупые, но честные шведские купцы дают примерно всего 40 крон? — Тафгаев не о том думаешь! — Дунул в свисток Сева Бобров, когда я опять растянулся на льду. — Куда бежишь? Куда пасуешь? — Всё правильно Всеволод Михалыч, — согласился я. — Какой смысл менять крону на доллары, если потом всё равно платить кронами? Дурак, исправлюсь! — Козырнул я и снова побежал в атаку. «Значит так, 40 банок сувениров везу я, Александров и вратарь Минеев, — думал я, автоматически толкаясь на пятачке. — Это значит, мы должны потратить 1200 рублей на их приобретение здесь, а у нас всего 1000, вопрос, где взять остальную сумму?». — Иван ты сегодня тренироваться будешь или как? — Психанул Боря Александров, когда я вовремя не открылся на дальней штанге. — Подожди «Малыш», Тафгай думать будет, — отмахнулся я. — А ты давай в защиту отрабатывай, сейчас я ещё кое-что умножу и разделю. А хорошо вчера в ресторан сходили. — Чё хорошего, мне все пуговицы вчера на пиджаке оторвали, — смахнул пот со лба Александров и полетел в защиту, так как с меня «взятки гладки». Уже в раздевалке после душа ко мне в голову пришла ещё одна гениальная идея. — Сейчас после обеда, — шепнул я «Малышу», — поедем на репетиционную базу ансамбля «Лейся, песня». Я знаю, где ребята репетируют, сам их туда отвозил. Понимаешь для чего? — Нет, — зло бросил Александров, потому с таким разгромным счётом мы ещё никогда не проигрывали в тренировочной двусторонке. — Хорошая гитара у нас стоит от двух с половиной до трёх тысяч, — подмигнул я. — Ты осознаёшь теперь, сколько у нас на брата получается? Примерно по две восемьсот. — Сколько? — Присвистнул Борис и почесал затылок. — В самом деле, хорошо вчера в ресторан сходили. — Но я вам эти деньги не отдам, они нам для Японии пригодятся. — Обломал я мечты своего юного друга на новые заграничные шмотки. — И триста наших общих долларов тоже конфискую. — Грабёж, — прошептал он. — Всё пустим в дело там, в стране восходящего солнца. — Я показал рукой в сторону наших душевых кабинок, из которых вышел всем довольный Володя Минеев с банным полотенцем, завязанным вокруг талии. — Минею пока ничего не говорим, сюрприз будет. *** В небольшой скромный ДК на Варшавском шоссе, где по моим прикидкам должны были разучивать новые хиты и репетировать со старым материалом Коля, Толя и ансамбль «Лейся, песня», мы с Александровым приехали примерно около четырёх часов дня. Однако пробежавшись по всем этажам, я пришёл к неутешительному выводу, что ребята либо на гастролях, либо пока ещё спят. Ибо тяжела и неказиста жизнь советского артиста. — Пошли в буфет, что-то я по новой проголодался, — пробубнил я. — И вообще я, когда ем, лучше соображаю. — Правильно, ты давай соображай лучше, а то привезём в Союз твои электрогитары, а нам за них вместо денег впаяют статью за спекуляцию, — тяжело вздохнул Борис. — Может ну его, этот бизнес, лучше купим себе шикарные джинсовые костюмы, подарки родным и близким. Я Алёнке косметику обещал. — Да, — протянул я. — Во всех сферах тотальный дефицит, и при этом существует статья за спекуляцию. Это какие же «гении» управляют там всем наверху? Не понимают элементарных вещей — ты либо решай проблему с дефицитом, либо отменяй статью за спекуляцию. Фантастическая у нас страна. — Широка страна моя родная, — пропел, подражая оперному певцу мой юный друг. В буфете вместе с нами в небольшое помещение набились пионеры с авиамодельного кружка. Что характерно пить чай, заедая его пирожками, юные авиаконструкторы заявились со своими крылатыми моделями. Лично мне некоторые авиамодели напомнили турецкий беспилотник «Байрактар». И я даже стал кумекать, как такую идею продвинуть в вооружённые силы Варшавского блока и ещё срубить за это бабла. Но как не крути, выходило, что такой этажеркой без соответствующей электронной начинки только гусей в огороде пугать. А с электроникой в стране победившего неизвестно кого социализма дело обстояло туже некуда. Вот с чугуном был полный порядок и с плавками стали тоже. — Поехали обратно в «Юность», — толкнул меня в плечо Борис. — Давай записку в дверь репетиционной комнаты воткнём и всё. — Да, вся интеллектуальная мощь государства ушла в плавки, — неожиданно для себя я вслух продолжил свою мысль. — Записку? Давай ещё полчаса посидим, сок томатный будешь? Я угощаю. Внезапно в буфет заглянул продюсер Миша Плоткин. Одет он был в дорогую дублёнку, а на голове у него сидела большая рыжая меховая шапка. Пионеры очень удачно потянулись обратно к своим напильникам, лобзикам и наждачной бумаге. Неожиданной встрече со мной Плоткин почему-то не удивился. — Здравствуй Иван! — Обрадовался продюсер. — Принёс новую песню? Вот и правильно, нам со дня на день нужно первую собственную пластинку записать, и как раз одной вещицы не хватает. Цена за песню прежняя? — С учётом инфляции двести рублей, — пробурчал я, пытаясь на ходу какую-нибудь популярную песню вспомнить. — И ещё имеются три гитары фирмы «Gibson», возьмешь, не глядя на цену вопроса? — Тысячи за две за инструмент можно, — почесал затылок Миша Плоткин. — Если конечно это фирма. — Три, — выпалил мой юный друг. — Иначе отдадим со скидкой вашим прямым конкурентам, чтоб они больше концертов дали. Кто там у нас сейчас в лидерах? — Спросил Боря меня. — «Поющие гитары», — еле сдерживая улыбку, ответил я. — Самое главное в таких серьезных финансовых вопросах не нервничать и не поддаваться панике. — Тяжело вздохнул Плоткин, уже, наверное, прикидывая, где взять финансы на высококачественные инструменты. — А ты, Иван, пока я кое-куда позвоню, слова песни приготовь. Тексты у тебя мировые, актуальные, поэтому заплачу двести двадцать сразу. Хрен с ней с грабительской инфляцией. И пока продюсер убежал кое-куда звонить, я подошёл к окну и уставился на унылый белый пейзаж. «Малыш», уже привыкший к тому, как я сочиняют, тихо взял себе томатный сок и принялся ждать нового песенного шедевра. А за окном дворник в нелепой драной шапке деревянной лопатой чистил пешеходную дорожку, что-то бубня себе под нос. «Смешно, — подумал я. — А вдруг этот дворник, какой-нибудь Венечка Ерофеев, который сочиняет прямо сейчас свою поэму «Москва — Петушки», а я жалкий плагиатчик, который тырит хиты из будущего. Но ведь ничего страшного для человечества в глобальном плане не произойдёт, если люди услышат хорошие песни гораздо раньше, чем их напишут другие. Поэтому чего зря терзаться?». — Иван, гони песню, — раздался голос за моей спиной. — Значит песня такая, — я посмотрел по сторонам, — нужна ручка и лист бумаги. И главное чтобы ручка писала хорошо, а не через точку и тире. — Вот тебе ручка, вот тебе блокнот, — Миша Плоткин за пару секунд всё организовал, сразу видно — хороший продюсер. — Ну, Ваня не подведи, — брякнул из-за столика Александров и уставился на меня. — Не могу писать в блокнот, — я раздражённо вернул продюсеру его исчёрканный ежедневник. — Мне нужен лист… нормальный. Стоп! — Гаркнул резко я и продолжил уже в стихотворной форме:Листья желтые над городом кружатся, С тихим шорохом нам под ноги ложатся, И от осени не спрятаться, не скрыться, Листья желтые, скажите, что вам снится…
— А музыка? — Заёрзал от нетерпения на стуле продюсер Миша, аккуратно пряча во внутренний карман пиджака свой блокнот, в который я записал и простенькие куплеты, и припев новой старой песни. — Музыка Раймонда Паулса, — отмахнулся я от мелкой и пустяковой проблемы. — Я эту вещь слышал по радио, там что-то пели на латышском языке. Поэтому ритм нужно взять более ритмичный и молодёжный, более танцевальный и хоккейный. Мамаша, пойдёмте в закрома! — Я должен гитары осмотреть лично, — пискнул Плоткин, когда пришло время отсчитывать денежки. — 25-го января, когда из Швеции прилетим сразу же и завезём, — улыбнулся мой юный друг. — Фирма всякой ерунды не вяжет. *** После тренировки во вторник 11 января Всеволод Бобров неожиданно попросил, чтобы я съездил с ним к нему домой и помог отодвинуть или наоборот придвинуть какой-то шкаф. Я тактично намекнул на службу быта, на так называемое передвижное «Бюро добрых услуг», которое могло по нужному адресу приехать, и пока один работники двигали бы шкаф, другие отремонтировали бы розетки, а третьи сделали бы ещё хорошую причёску. Но главный тренер сказал, чтоб я слишком не умничал, дескать, это мне не к лицу, и усаживался в его персональную московскую «Волгу». Борю Александрова, который сунулся было следом, Всеволод Михалыч не взял. — Пошептаться или поговорить? — Спросил я главного тренера, пока он выруливал на Ленинградский проспект, что вел к его элитному «генеральскому» дому. — Посоветоваться хочу, — пробурчал Сева Бобров. — На Олимпиаду в Саппоро в заявке должно быть двадцать человек, а на товарищеские матчи в Финляндию и в Швецию двадцать два. Кого брать железно, а кого ещё проверить в играх с сильным соперником? Я имею в виду шведов, которые сам знаешь, недавно дважды обыграли вторую очень приличную по составу сборную СССР. Не нравится мне их новый главный тренер. — Хамло? — Спросил я. — Так давай я с ним как бы случайно в туалет выйду покурить. Я конечно не Макаренко, но тоже кое-что в воспитании понимаю. — Скажешь тоже, — покосился на мой разбитый кулак в недавней драке Всеволод Михалыч. — Тренера шведской сборной зовут Билли Харрис. Бывший игрок НХЛ, где в составе «Торонто… эээ... Лифс» три раза выигрывал кубок Стэнли. — Ясно, поставил канадец шведам жесткий заокеанский стиль и все задумки Чернышёва и Тарасова пошли прахом. — Хмыкнул я. — Кстати, на Олимпиаде как раз против шведов и сыграли вничью. В том будущем, конечно. На кухне у главного тренера под хороший бразильский кофеёк я сначала внимательно выслушал, какой состав сборной видит сам, наш хоккейный «генералиссимус». По вратарям выходило без вопросов и изменений: первый номер команды — Коноваленко, запасной — Минеев. По защитникам: первая пара Васильев — Гусев, вторая Фёдоров — Куликов, третья Паладьев — Ляпкин, и седьмой запасной защитник — Астафьев. — Брать ещё кого из игроков обороны на товарищеские игры или нет? — Сева Бобров ткнул пальцем в предварительный список. — Честно признаюсь — не знаю. — Эти парни знают твои требования, знают стиль нашей игры, — отмахнулся я. — Нам этих «семеро смелых» — за глаза. Поехали по нападающим, мне ещё шкаф твой двигать. — Нападающие, — очень грустно и тяжело вздохнул Сева Бобров. — Первая тройка Александров — Тафгаев — Мальцев, вторая Михайлов — Петров — Харламов, третья Шалимов — Свистухин — Саша Якушев. Нужно ещё двух запасных. Одного я думаю взять центрального нападающего Сашу Федотова, а на фланг Володю Викулова. Он сейчас один из лучших бомбардиров, надо брать. Иначе народ нас не поймёт. — Прекрасный выбор, — я встал и пожал руку главному тренеру. — А в чём ты, Михалыч, сомневаешься? — Петров и Михайлов до сих пор не извинились, — вновь тяжело вздохнул он. — Если не извинились, то поступим так, — я почесал свой огромный лоб. — Вторая тройка нападения теперь будет такой: Викулов, Федотов и Харламов. А в запас возьмём Володю Шадрина и Женю Зимина из «Спартака». — «Спартак» сейчас играет не очень, — задумался на несколько секунд Сева Бобров. — Давай вместо Шадрина возьмём динамовского ветерана Володю Юрзинова. Так будет лучше. «Лучшее — враг хорошего, — подумал я и, согласившись с нашим наставником, кивнул головой. — Ничего завтра с Петровым и Михайловым на игре поговорю тет-а-тет. Врежу пару раз, об борт размажу, быстро прибегут извиняться». — Толково придумано, Всеволод Михалыч, — я ещё раз пожал руку главному тренеру. — Показывай, какой шкаф уронить, то есть сдвинуть? — Завтра на игре с ЦСКА покажу, кого двигать, а кого ронять, — хитро улыбнулся «конспиратор» Бобров.
Глава 7
Заслуженный мастер спорта по большому теннису, а так же заслуженный артист РСФСР Николай Николаевич Озеров к первому в этом 1972 году своему телевизионному репортажу готовился с особой тщательностью. Он собрал всю доступную ему информацию о сегодняшних соперниках, разложил на дикторском столе составы московского ЦСКА и горьковского «Торпедо» и принялся прямо на них делать свои пометочки. Сначала Николай Николаевич выписал лучших бомбардиров, потому что когда на льду идёт смена составов, или случается какая иная игровая пауза всегда можно сказать несколько слов о самих хоккеистах. Сколько шайб они забросили, сколько результативных передач отдали и так далее. И у телекомментатора получилась прелюбопытная картина. В ЦСКА к двадцать четвёртому туру чемпионата, в котором многие команды провели разное количество игр, больше двадцати очков по системе «гол плюс пас» набрали: Харламов, Викулов, Петров, Блинов, Михайлов и Фирсов. А в «Торпедо» необычной для новичка результативностью выделялся только один загадочный нападающий Иван Тафгаев. Более того он в последней игре тонущему московскому «Локомотиву» забросил три шайбы, и ещё две передачи отдал, после чего вырвался на первое место в гонке бомбардиров. «Тафгаев — 27+12, Харламов — 22+13, Викулов — 27+6 и Блинов — 19+8», — записал Николай Николаевич под составами играющих команд и выглянул из окна комментаторской кабины на лёд, где уже заканчивал делать заливку ледовый комбайн. Трибуны дворца спорта центрального стадиона имени Ленина сегодня были забиты под завязку, все 14 тысяч билетов разлетелись как горячие пирожки на морозе. Лишь одна правительственная ложа почему-то пустовала. «Тафгаев №30, — пробормотал про себя Николай Озеров. — Итак, что пишет о нём местная пресса? — комментатор вынул последний номер «Горьковского рабочего», где была большая статья про «Торпедо», про главного тренера Всеволода Боброва и их лучшего бомбардира Ивана Тафгаев. — Работал на автозаводе фрезеровщиком, участвовал в заводских спартакиадах и в свободное от работы время собирал почтовые марки и спичечные этикетки. — Прочитал он с удивлением. — Интересно, это он так на марках наловчился колошматить всех защитников чемпионата СССР? Что-то тут не то. «Не верю», — как бы сказал Станиславский», — засомневался в правдивости данной информации заслуженный артист РСФСР. — Николай Николаевич! — В комментаторскую кабину забежал взъерошенный режиссёр спортивной трансляции. — Через пять минут выходим в прямой эфир на второй программе. У вас все готово? — У меня всё под контролем. — Улыбнулся Озеров. — После трансляции нужно записать небольшое интервью для программы «Время» с нападающим «Торпедо» Иваном Тафгаевым. Оператора мне с техникой выделишь? — Сделаем, — выдохнул режиссёр, — работать после новогодних праздников — морока! У одного зуб болит, у другого голова, а у третьего провода не контачат. Никакой дисциплины! Хорошо, что у вас всё под контролем. Лоботрясы! — Режиссёр погрозил кому-то в коридоре кулаком. *** Странное дело никакого предстартового волнения лично я перед игрой не испытывал. Наоборот, во мне проснулся азарт первобытного охотника, который гонит свою жертву в ловушку, где её и прикончит, воткнув в горло своё копьё с каменным наконечником. И я даже представил, как зажарю этого «армейского кабанчика» на костре, а из шкуры дикого зверя моя женщина сошьёт тёплую и стильную накидку для меня. Впрочем, она может сделать себе и воротник для праздничного платья. Осталось дело за «малым» — загнать, убить и съесть. Перед самим стартовым вбрасыванием я подмигнул своим «пионерам» Боре Александрову и Саше Скворцову, а так же хлопнул по плечу защитников Сашу Куликова и Володю Гордеева. — Спокойно мужики, разделаем сегодня ЦСКА под орех. — Улыбнулся я и, кивнув на наших соперников, добавил. — На них же лица нет. Все нервы им Тарасов вынес, заперев базе. Ну, вы то чё скукожились? — Волнительно, — пробормотал защитник Саша Куликов. — Ничего, сейчас полегчает, — усмехнулся я и поехал на точку. Против моей креативной пятёрки наставник ЦСКА бросил в бой сдерживающее звено, в центре которого вышел Евгений Мишаков. Игрок сильный, волевой, не боящийся ни боли, ни крови, ни жёсткого мужского хоккея. По краям же у ЦСКА вышли Волченков и Моисеев, а в защите пара игроков Лутченко и Ромишевский. «Будут вязать по рукам и ногам», — понял я простую задумку армейского тренерского штаба. — Бей Тафгая! — Вдруг донёсся до меня высокий голос Анатолия Тарасова, который сам готов был броситься на площадку вместе со своим ЦСКА. — Убью сука, — шепнул мне Мишаков, когда я выиграл стартовое вбрасывание. В самые первые секунды закрутился немного хаотичный хоккей, посыпались нелепые ошибки и с нашей стороны и со стороны армейцев. Мишаков цеплял меня в центре площадки клюшкой, как крюком, не давая набрать скорость, и чего-то там бухтел про звездюли. И вдруг Боря Александров, получив шайбу по своему левому флангу обманул, опекающего его Волчкова и полетел в атаку, но немного не рассчитал скорость и защитник москвичей Ромишевский жестко встретил его у самого борта. «Малыш» ударившись о жёсткий деревянный борт, рухнул на лёд. Зрители на трибунах, которые буквально кожей ощущали предстоящую жестокую драку, тут же заорали и засвистели со своих мест. — Ромик так его! — Похвалил защитника Тарасов, который метался словно лев вдоль бортика на своей скамейке запасных, около которой и произошло боестолкновение. В моей голове мгновенно что-то переклинило, и пока Ромик копался с шайбой, я разогнался и влетел в защитника, словно пригородная электричка. Удар получился очень мощным. Ромишевский воткнулся в деревянное ограждение и повалился рядом с Борей Александровым. И только я оправился от своего же силового приёма, в меня на всех порах тут же врезался армеец Мишаков. Всё что я успел сделать, это немного наклонить корпус вперёд. — Дави! — Заорали на трибунах заведённые до предела неверные зрители, когда Евгений Мишаков внезапно после столкновения неловко спиной грохнулся вниз, сказалась разница в росте и весе. А я? Что я? Тоже немного прилёг, но тут же вскочил, выцарапал шайбу, про которую все забыли и отпасовал на свободного Скворцова. Однако киевский судья Осипчук дунув в свисток, остановил игру. Боря Александров вскочил на ноги и сам на своих двоих покатил на смену. А вот Ромишевскому и Мишакову помогли подняться партнеры. Первый больно ударился об борт, второй — получил повреждение после неудачного падения на лёд. — Товарищ судья я требую удаления Тафгаева до конца матча! — Заревел Тарасов, не стесняясь того, что я стою здесь же рядом. — Это же бандит на льду! Он мне всех игроков переломает! — Анатолий Владимирович, — ответил я в место судья. — Вы лучше напишите в Спортлото, так-то и так-то, Тафгаев жизни не даёт, требую выдать мне выигрышный билет на сумму 5 тысяч рублей. Вот тогда может и полегчает. — Сука! — Коротко ответил мне хоккейный мэтр. *** — Да, уважаемые товарищи телезрители, не простой нас ждёт сегодня поединок двух сильнейших команд чемпионата СССР. — Николай Озеров краем глаза кинул взгляд на трибуны, где зрители свистели, кричали и требовали «шайбы». — На табло третья минута матча, счёт не открыт, зато какая на льду идёт бескомпромиссная силовая борьба? Вот шайба у Викулова, он передает её Фирсову, и Анатолий Фирсов попадет в так называемую «коробочку», столкнувшись с защитником гостей Юрием Фёдоровым, к которому его привёз центрфорвард второй тройки нападения Александр Федотов. Какое неприятное падение. Видно, как Анатолию больно, но он мужественный спортсмен и сейчас продолжит игру. Вечер перестаёт быть томным. — Николай Озеров достал платок из внутреннего кармана и протёр лоб. «Как бы драки команда на команду не случилось. Это же скандал», — подумалтелекомментатор и, посмотрев на пустую ложу для первых лиц государства, мысленно перекрестился. *** — Вы чего как с цепи сорвались? — Грозно глянул на нас Всеволод Михалыч. — Драться сюда приехали или в хоккей играть? — Так они сами лезут, — пробубнил Коля Свистухин. — Не, мужики, — сказал я со своего места на лавке. — Всё верно говорит Михалыч. Помахались чуть-чуть и хватит. Пора огорчить Владика Третьяка. Сейчас силовой игры минимум, а заброшенных шайб максимум. А если кому больно или страшно, путь в раздевалку открыт. — Смена! — Скомандовал наш главнокомандующий Всеволод Бобров. — Давай Тафгаев иди сам и показывай пример. — Точно, — поддакнул главному тренеру Свистухин. — А то толкать речи, мы все горазды. После столкновения с Мишаковым на первой минуте матча, где Евгений получил какое-то повреждение в центр нападения ЦСКА против меня вышел играть Сергей Глазов. Признаться честно, никогда я про такого хоккеиста не слышал. А это означало, что от своей тактики сдерживать мою пятерку, во что бы то ни стало, наставник москвичей не отказался. И как только судья из Киева Осипчук произвёл вбрасывание в средней зоне, а я отбросил шайбу своему защитнику, тут же получил чувствительный колющий удар клюшкой в бок. Сразу несколько идей пронеслось в моей голове, и все они касались немедленной и жестокой расправы. Но я, сжав зубы, побежал в атаку, тем более по правому краю ловко обыграв своего оппонента, уже пересёк центральную красную линию Саша Скворцов. Параллельным курсом слева ускорился Александров. «Отличная позиция для «гопа со смыком», — подумал я и прибавил скорости. — Нас трое, а защитников всего два». Скворцов словно читая мои мысли войдя в зону атаки, резко ударил по тормозам, я же напротив полетел напролом между двух армейцев Лутченко и Ромишевского, уводя последнего за собой на левый край. «Малыш» на всех парах, улыбаясь во все свои ещё целые зубы, влетел в свободную и открытую пред армейским голкипером зону, получил своевременный пас от Скворцова и замахнулся. Третьяк, выкатившись далеко навстречу нашему юному гению прорыва, ринулся спасать команду. Но вместо убойного броска прямо в пузо вратарю москвичей, последовала хитрая передача на левую штангу, где уже дежурил я и висящий на моей спине защитник ЦСКА Ромишевский. Что мог сделать игрок армейской обороны, пока я забрасывал шайбу в пустые ворота? Ничего! Однако как только резиновый диск затрепетал в сетке, Ромишевский как бы случайно махнул клюшкой так, что она опустилось точно на предплечье моей левой руки. И вместо того, чтобы заорать со своими одноклубниками «гол», я зло прошептал Ромику: — Этого я тебе никогда не забуду. После чего я медленно покатил на смену. — Вот! — Радовался на скамейке запасных Сева Бобров. — Все берите пример с Вани Тафгаева, его бьют, а он только крепчает! Молодец, вот теперь я тебя зауважал. — Похлопал меня по плечу главный тренер. Я же усевшись на лавку, скрипнул зубами от злости и потребовал от врача команды срочную заморозку. *** — Какой сегодня в лужниковском дворце спорта замечательный хоккей, — комментировал и улыбался Николай Озеров, так как после первых минут матча, когда игроки только и делали, что колотили друг друга, игра внезапно преобразилась. Сначала отличился любитель собирать почтовые марки Иван Тафгаев, затем размашистую и красивую комбинацию разыграла вторая пятёрка горьковского «Торпедо» и капитан команды Мишин сделал счёт 0 : 2. И прямо сейчас блеснул индивидуальным мастерством молодой нападающий Борис Александров. Он обвёл троих армейцев, сильно и точно бросил, но Владислав Третьяк шайбу зафиксировал «намертво». — Вбрасывание в зоне ЦСКА, — прокомментировал Николай Николаевич. — Нелегко сейчас приходится армейскому коллективу. До конца первого периода осталось пять минут, а вратарь горьковчан Виктор Коноваленко практически без работы. Итак, на поле появляются следующие сочетания игроков, у «Торпедо» — это пятёрка Свистухина, а у ЦСКА — Михайлов, Петров, Блинов и защитники: капитан команды Кузькин и Юрий Блохин. Судья в поле Осипчук произвёл вбрасывание, шайба вновь досталось горьковской команде. Как здорово на точке сегодня действуют подопечные Боброва. Мало ещё в нашем хоккее уделяется внимание этому важнейшему компоненту игры, который сразу же позволяет захватить игровую инициативу. Вот и сейчас ЦСКА вынужден героически отбиваться. Передача в край на Смагина, бросок по воротам Третьяка, шайба отскакивает прямо на пятачок… Какой опасный момент, лишь в последнюю секунду Виктор Кузькин отвёл угрозу, но атака ещё не закончена. Защитник «Торпедо» Мошкаров остановил шайбу на синей линии, снова бросок по воротам и Николай Свистухин с лёту подправляет летящую навесом шайбу. Гол. Счёт 0 : 3 и играть ещё четыре минуты в первом периоде. Вот что значит проигранное вбрасывание в своей зоне. Посмотрим, что предпримет теперь Анатолий Тарасов. *** Непривычно, когда после заброшенной шайбы на трибунах такая тишина. Но сегодня здесь за нас болеют от силы человек двести, остальные тринадцать тысяч восемьсот за ЦСКА. Но это пустяки, в хоккее главное — счёт на табло, а так же зарплата, премиальные и крепкое здоровье. — Красавчик Коля, — похлопал я Свистухина по плечу, который кое-чему от меня уже научился, и на вбрасывании уверенно действует и с лёту по шайбе иногда попадает. — Сегодня ещё заброшу, — хмыкнул наглец Николай. — Не надорвись, — ухмыльнулся Боря Александров, выезжая на лёд. — Держи себя в руках Иван! — Окрикнул меня Всеволод Михалыч, когда я тоже покатил следом за юным гением прорыва. А Анатолий Тарасов после третьей банки решился на первые изменения в составе. Против нас вышла новая пара защитников: Цыганков и Рагулин, который исподлобья сверлил меня взглядом. Так же в центр нападения вернулся Евгений Мишаков, возможно, повреждение оказалось не таким серьезными или как обычно Евгений вышел на морально-волевых. Но на чём бы Женя Мишаков не играл, шайбу после вбрасывания опять выиграл я, после чего откатился к своей синей линии. Мы ещё на скамейке запасных договорились всей пятеркой, что разыграем комбинацию, при которой «Малыш» разгонится со своего левого фланга на правый и сам привезёт шайбу в зону ЦСКА. Поэтому я получил обратный пас от защитника Куликова и тут же ко мне прилип как «банный лист» Мишаков, прихватив меня клюшкой. Но скорость я уже набрал, и словно конь, запряжённый в сани, протащил Женю Мишакова вперёд и откинул шайбу не глядя себе за спину. И вроде комбинацию эту мы уже разыгрывали, но для той пятёрки, которая, по мнению Тарасова должна была сдерживать нас сегодня, маневр стал истинным откровением. Борис шайбу подхватил на высокой скорости легко ушёл от растерянного Волчкова, затем пересёк синюю линию армейцев, на замахе напугал Цыганкова, а сам как юркая мышка пронёсся дальше и, заложив крутой вираж, заехал за ворота Третьяка. Хаос, который воцарился у армейцев в защите, где никто не понимал, кто кого должен держать я использовал на все сто. Во-первых, ещё раньше сбросил с плеч Женю Мишакова, я ему не лошадь ездовая. Во-вторых, вовремя открылся по левому борту и получил передачу от «Малыша». Затем без раздумий последовал резкий и мощный прострел вдоль ворот. И Сашка Скворцов, про которого все уже давно позабыли, в касание ловко воткнул ещё одну шайбу в сетку ворот Владислава Третьяка. Красный фонарь, что вспыхнул тут же, подвёл жирную черту под всеми напрасными страданиями сдерживающий пятёрки ЦСКА. Анатолий Тарасов, который всегда очень импульсивно реагировал на любое действие своих и чужих игроков, сейчас печально смотрел в одну известную только ему точку. На первый перерыв, потирая шишки и ушибы мы шагали в раздевалку с легким сердцем, так как на электронном табло горели красивые и достойные цифры — 0 : 4. Как вдруг меня окликнул знакомый голос, который принадлежал армейцу Саше Гусеву. — Тафгай! — Повторил он, затем оглянулся, не видит ли его кто из его же команды, подошёл ко мне и пожал руку. — Мне от московского горисполкома ордер на квартиру дали. В конце января въезжаем. Спасибо тебе, что слово тогда за меня замолвил. — Поздравляю, — улыбнулся я. — Чего тебя Тарасов на лавке маринует, горите же? — Тарас сказал, что я в сборной потом наиграюсь, — грустно усмехнулся защитник. — Кстати, про сборную. Передай Михайлову и Петрову, чтобы срочно после игры извинились перед Севой Бобровым. Иначе в Саппоро поедут другие за честь страны биться. Желающих, сам понимаешь, вагон и большая тележка. Давай, не унывай. — Я ещё раз пожал руку Саше Гусеву. *** Вечером в среду 12-го января вся мужская часть семьи Варшавских, отец семейства Вячеслав Анатольевич и младший сын Игорь оккупировали в гостиной единственный общий телевизор марки «Рекорд-6». Мужчины как всегда сдвинули два кресла на середину комнаты и уставились в черно-белый экран, где мелькали хоккеисты в темной и светлой форме. Естественно разговора о том, чтобы переключить телевизор на первый канал, где сейчас шла премьера телеспектакля «Свободный час», супруга Ирина Игоревна даже и не заводила. Она взяла на кухню журнал про вязание, моток шерстяных ниток, спицы, крючки, и принялась разучивать новый для себя узор, отсчитывая, сколько петель нужно сделать в одну сторону, а сколько в другую. Однако муж, каждый раз, когда любимое горьковское «Торпедо» забрасывало шайбу, так бурно радовался, выкрикивая «гол», победно вскидывая кулаки и бегая по комнате, что со счёта Ирина Игоревна сбилась уже четыре раза. — Четыре ноль, четыре ноль, четыре ноль, — пропел муж, зайдя на кухню. — Ледовой бой ведет весёлая дружина... Ириночка, а давай по случаю скорой нашей победы выпьем кофейка? — Слава у тебя же сердце, — недовольно пробормотала супруга, но всё же, достав из шкафчика кофейную турку, принялась готовить настоящий молотый кофе. В прихожей хлопнула дверь и прямо с порога, не снимая пальто, в квартиру ворвалась старшая дочь Варвара. — Какой счёт папа? — Выпалила она. — Четыре ноль, всё хоккей, — улыбнулся отец семейства. — С каких это пор тебя интересует этот спорт? — Удивилась мама Ирина Игоревна. — Какой спорт? — Захохотал, заглянув на кухню, младший сын Игорь. — Наша Варька с хоккеистом Иваном Тафгаевым встречается. И мне все пацаны во дворе теперь завидуют. — Правда? — Ещё сильнее удивилась Ирина Игоревна. — Правда, правда, они уже один раз целовались, — сдал сестру с потрохами вредный парнишка, из-за чего получил от неё заслуженную затрещину. — Второй период начался! Быстрее! — Интересное кино, — пробормотал отец семейства. — Может его нужно сначала пригласит в гости, познакомить с нами? — Я уже большая, я институт закончила, разберусь, — обиженно бросила Варвара и побежала смотреть хоккей. *** Первые секунды второй двадцатиминутки Николай Озеров напомнил для товарищей телезрителей составы играющих команд и постепенно перешёл к непосредственному хоккейному действию на ледовом поле. — А вот и первые изменения в составе ЦСКА, — сказал он, когда на крупном плане заметил, что на ворота армейцев вышел играть другой вратарь. — Старший тренер Тарасов бросил в бой Николая Толстикова. Да, не сложился для Владислава Третьяка первый период. Но это спорт, в нём всегда есть место и победам, и поражениям. Нужно просто ещё больше тренироваться и верить в свои силы, и тогда удача обязательно придёт. Внимание, шайба у Валерия Харламова, какой великолепный дриблинг демонстрирует нам 17-ый номер ЦСКА. Однако и эта атака захлебнулась в вязкой и очень грамотной обороне, которую выстроил в «Торпедо» Всеволод Бобров. Кстати, не все восторженно встретили появления Всеволода Михайловича на тренерском мостике первой сборной СССР накануне Олимпиады в Саппоро. Но теперь уже с уверенностью можно сказать, что федерация хоккея поступила очень мудро. И команду у Боброва, что надо и сборная. *** — Сука, — выругался я, усевшись на лавку после очередной смены. — У меня уже рука скоро отнимется, она ведь у меня не из легированной стали. Я ведь не киборг. — Кто? — Почти одновременно спросили Александров и Скворцов. — Терминатор, вот кто, — я потёр левое предплечье, по которому армейцы колотили словно сговорившись. — Ещё немного и держите меня семеро, если удержите. *** В квартире Варшавских на второй период уже вся семья собралась у телевизора. Младшего сына отправили досматривать хоккей на диван, а его место в кресле занял старшая сестра Варвара. А мама Ирина Игоревна, решив лишь одним глазком взглянуть на предполагаемого будущего зятя, встала за креслом мужа. — Какой Варя он у тебя большой, — пробормотала она. — Почти всех в телевизоре выше на голову. — Мама он нормальный, — хмыкнула недовольно Варвара и впилась глазами в экран, где её парень боролся за шайбу, которую было плохо видно, с каким-то игроком в тёмной форме. — Это же хоккей, а не шахматы, здесь нужен рост и ширина, — с видом знатока заметил отец. — Хороший парень, как из Москвы прилетит, приведи в гости, познакомимся. — Обалдеть Варька выходит за Тафгая замуж! — Присвистнул с дивана младший бат Игорь. — Скажу пацанам, ведь не поверят. — Дурак, — бросила ему старшая сестра. Однако внезапно там, по ту сторону экрана, случилось настоящее ЧП. Ожесточённая битва перед воротами ЦСКА вдруг оборвалась, и на лёд рухнул коренастый игрок в тёмной форме, которая в оригинале почти наверняка была красной. — Опасная игра высокоподнятой клюшкой. — Сказал диктор из телевизора голосом Николая Озерова. — Если у Евгения Мишакова пойдёт кровь, то это двойной малый штраф, четыре минуты в меньшинстве. Не прав в данном эпизоде оказался №30 Иван Тафгаев. — Да чё не прав-то?! — Вскрикнул Игорь. — Мишаков его всю игру клюшкой по рукам колотил, а тут Тафгай случайно вмазал и сразу четыре минуты. Пап ну, скажи! — Ты уроки выучил? — Гаркнул отец. — Пока математику не покажешь, хоккей смотреть у меня не сидешь! — Итак, сегодня с дивана смотрю, — пробубнил мальчишка и угрюмо прошёл в маленькую комнату, из которой, чуть-чуть приоткрыв дверь, он всё же продолжил смотреть интереснейший матч. — Не нравится мне твой ухажёр Варвара, — пробубнил папа Вячеслва Анатольевич. — Глупо сыграл. — Сколько можно повторять, я уже взрослая, — обиделась девушка. *** — Гол, товарищи, это гол! — Вскрикнул Николай Озеров, когда после пушечного выстрела Геннадия Цыганкова первым на добивании оказался Анатолий Фирсов и размочил сухой счёт. — 1 : 4. Но ещё много играть горьковскому «Торпедо» в меньшинстве. Да, двойной малый штраф — это не шутки, всю игру можно за эти четыре минуты перевернуть. Итак, Анатолий Тарасов не меняет отыгравший одну шайбу состав. Викулов, Фирсов, Харламов, Рагулин и Цыганков снова буду штурмовать ворота Виктора Коноваленко. Мало у него сегодня было работы и вот, пожалуйста, двойной малый штраф. У горьковчан защищаются Фёдоров, Куликов, Свистухин и Смагин. Шайба в средней зоне, Викулов передает её на Харламова, и Валерий спокойно врывается в зону атаки. Очень хорошо расставились армейские хоккеисты. Ведь заброшенная шайба всегда придает сил и уверенности. Резкий пас на Фирсова, бросок в касание и великолепно действует Коноваленко. Шайба вновь усилиями защитника «Торпедо» Куликова выброшена из зоны. Но надолго ли? ЦСКА откатывается в среднюю зону, чтобы не было вне игры и снова идёт в атаку. Викулов прорывается по краю, прострел на Харламова, но пас прерывает внезапно защитник Федоров, какой момент! Фирсов подхватывает шайбу, обманное движение и пас уже на пустые ворота. Гол, товарищи! Это гол. Владимир Викулов с передачи Фирсова делает счёт 2 : 4. И вся игра ещё впереди. Дорого обошлась горьковскому «Торпедо» опасная игра клюшкой лидера их атак Ивана Тафгаева. И такое тоже случается в быстрой и динамичной игре хоккей. *** — Извините мужики, — это первое, что я сказал команде в раздевалке после окончания второго периода. — Сам не понимаю, как так махнулось. — Да ладно, — стёр полотенцем пот с лица Коля Свистухин. — Сами плохо в меньшинстве сработали. Вот перед перерывом третью пропустили, это уже тревожно. — Николай посмотрел на капитана команды Алексея Мишина, который поскользнулся на своей синей линии и подарил шайбу Борису Михайлову, после чего Михайлов сократил отставание до минимума. — И я тоже, хочу извиниться, — пророкотал Виктор Коноваленко. — Третья шайба была берущаяся, да и в первом эпизоде сыграл не верно. Исправлюсь. — Я за свой косяк, расшибусь в лепёшку, но в третьем периоде отработаю, — хмуро бросил капитан команды Мишин. — Подсознательно расслабились вот и посыпались промахи. Нужно мужики собраться. — Что грустим? — Вошёл в раздевалку с улыбкой на лице Всеволод Бобров. — Спокойно, мы играем за котов, за нами удача. Только раньше времени не отправьте меня в больницу, у меня ведь не два сердца, поэтому сыграйте от души и понадёжнее. Я в вас верю.Глава 8
Иногда бывает полезно в драке получить по «хлебалу», это ставит мозги на место, и помогает отыскать где-то в глубине своей потаённой души дополнительные силы на борьбу, главное, чтобы «хлебало» не треснуло. И у нас после «холодного душа» второго периода, когда мы получили три безответные шайбы от ЦСКА, и с мозгами всё стало нормально, и дополнительные силы нашлись. — Нечего тут понимаешь выделываться, — тихо бубнил себе под нос, как старый дед, Коля Свистухин, когда моя пятёрка выехала на стартовое вбрасывание. — Мужики, покажите кто в доме хозяин! — Крикнул он нам вслед. «Ясное дело кто хозяин — коты, — усмехнулся я про себя, встав на точку. — Шерсть везде разбросают, все обои издерут и лежат довольные собой, нежатся». Напротив меня поставил клюшку на лед, не убиваемый Евгений Мишаков. Под правой скулой — фингал, над левым глазом пластырем заклеенная бровь, которую я же и разбил. — Сейчас мы вас, б…ь, расхирачим, — прошипел он, проигрывая вбрасывание мне. И как только шайба отлетела игрокам обороны моей пятёрки, я почти в ту же секунду двинул плечом в плечо Мишакова так, что тот от неожиданности пошатнулся и, откатившись на два метра, не успел зацепить меня клюшкой. — Пас! Пас! — Гаркнул я защитнику Куликову. — Не спи Кулик! Саша Куликов, видя, что я на свободном льду, тут же отдал под самую красную линию. Два защитника ЦСКА Цыганков и Рагулин, медленно откатываясь к своим воротам, пока не предпринимали никаких действий, ожидая, что буду делать я. Либо пойду сам, либо сыграю через край. Однако и Александров и Скворцов оказались плотно прикрыты, поэтому простейший план созрел в голове сам собой. Я ломанулся прямо по центру. И когда уже Александр Палыч Рагулин готов был вцепиться в меня железной борцовской хваткой, я навесом бросил по воротам Николая Толстикова. И в то же мгновение с разгону воткнулся в Рагулина и, повалив его на лёд, бросился на ворота армейцев. Толстиков спокойно упал на шайбу всем телом, а главный судья свистнул вбрасывание в зоне ЦСКА. — Нормально, — сказал я своим «пионерам», прикрыв крагой рот. — Сейчас вбрасывание берём, шайбу немного по зоне покатаем и, когда Кулик побежит помогать мне на пятак… — Да знаю я, что делать, — отмахнулся Саша Скворцов. — Уйду на место защитника. — Умные все стали, прямо оторопь берёт, — хмыкнул я и покатился на вбрасывание в правый круг. Вот в чём сила игры на точке, инициатива всегда в твоих руках. Это как в шахматных задачах, белые начинают и дают мат в три хода. Кстати, именно сегодня мы играли в белых свитерах. Вот только до мата дело не дошло. Нет, вбрасывание в очередной раз я взял, и шайбу мы покатали в зоне атаки грамотно, и даже на решающий бой перед воротами Толстикова вышли, как задумывалось, но хоккей — это не шахматы. Шахматные фигуры друг друга колошматить не могут. И когда я пробился на удобную позицию на пятаке, а Куликов побежал мне на помощь, Рагулин словно медведь вцепился в мой свитер своими мощными «оглоблями». — Удавлю, сука, — зашептал он мне на ухо, стараясь бросить на лёд. И тут же пошёл навес на ворота, его сделал защитник Вова Гордеев, а я, падая вниз, так как армейский богатырь меня всё же повалил, махнул клюшкой так, что шайба отрикошетила не в ворота, а на оставшегося одного Женю Мишакова. Мишаков конечно не растерялся и двинул её дальше в среднюю зону. И вот уже атака пошла на наши ворота. — Б…ь! — Выругался я и, вскочив, бросился в защиту, догонять армейских нападающих Волчкова и Моисеева. Благо нападающие ЦСКА «закопались» в средней зоне, так как одно дело — это не давать нам играть, а другое дело самим что-нибудь изобретать в атаке. С последним у тройки нападения Мишакова сегодня было туго. Поэтому один не удачный пас от Моисеева на того же Мишакова оказался банальным «обрезом», ведь эту шайбу перехватил я и в касание отдал на «Малыша». Создалась классическая позиция три в два множество раз отрепетированная на тренировках. Александров, я и Скворцов впереди «на лихих конях», Цыганков и Рагулин «в окопах» перед нами в обороне. Что делать мы решили, не сговариваясь, так как в игре много не побазаришь. Боря Александров по левому краю пересёк синюю линию и, резко затормозив, выманил на себя Рагулина. Я же бросился через центр вперёд на тот же левый край, чтобы разыграть «Гоп со смыком». Но «Малыш», испугавшись армейского великана, слишком рано отдал поперечную передачу на вкатывающегося справа Сашку Скворцова и шайба полетела точно мне в коньки. Я же без раздумий, автоматически махнув клюшкой мимо шайбы и чуть-чуть подпрыгнув, пропустил резиновый диск дальше. Этот немудрёный финт сыграл с армейцами злую шутку. Второй защитник москвичей Цыганков и вратарь Толстиков, поверив на одну секунду, что шайба у меня, разом сдвинулись влево. А в это время Скворцов с пятнадцати метров с лёту бросил шайбу по пустым воротам с правого фланга атаки. Вместо весёлого крика «гол» на трибунах раздался громкий мужской мат. И пока красный фонарь тревожно горел за воротами московского клуба, а киевский судья Осипчук, дунув в свисток, указывал рукой на центр, мы радовались на все двести процентов. — Да, б…ь! Да, б…ь! — Орал Скворцов, который сегодня уже сделал дубль, и возможно проводил пока лучший матч в своей короткой карьере. — Красавец, ты сука, Скворец! — Обнимал его Александров. — Красавец! — Молодчики, «пионеры»! — Хлопал я их крагой сверху по плечам и хоккейным шлемам. — Будьте готовы, всегда, б…ь, готовы! *** — Вот так уважаемые товарищи болельщики, быстро меняется игровая ситуация на ледовом поле, — скороговоркой выпалил Николай Озеров в дикторский микрофон. — Казалось бы, что подопечные Анатолия Тарасова во втором периоде уже переломили неудачный ход игры в свою пользу, как в третью двадцатиминутку горьковские хоккеисты вновь довели разницу в счёте да двух шайб и снова перехватили инициативу. Беспрерывно идут атаки на ворота Николая Толстикова, который после первого периода заменил неудачно сыгравшего Владислава Третьяка. Интересно, какие слова нашёл для своей команды Всеволод Бобров в перерыве матча. Внимание, с шайбой №11 Анатолий Фролов, обыгрывает одного игрока, входит в зону ЦСКА, и отдаёт обратный пас на защитника Астафьева. Мощнейший щелчок от синей линии! И бросившись под шайбу, очень самоотверженно сыграл капитан москвичей Виктор Кузькин. Олимпийскому чемпиону Инсбрука и Гренобля в этом году уже исполнится тридцать два года, нелегко Виктору Григорьевичу, как и всем московским армейцам, даётся сегодняшняя битва двух лидеров чемпионата. Но нужно бороться, терпеть и верить в победу. Вбрасывание в зоне хозяев льда. *** После пропущенной шайбы, и это почувствовал не только я, но и почти вся наша команда из ЦСКА как будто «выпустили пар». Мы как стадо диких бизонов полетели вперёд, а они прижались к воротам и даже не помышляли о контригре. Тренер москвичей Анатолий Тарасов грустно и обессиленно смотрел на то, что творится на льду, а армейские хоккеисты играли, словно по инерции, что-то важное в них надломилось, и улетучилась в неизвестном направлении вера в свои собственные силы. Но справедливости ради надо признать, один боец всё же остался — это Евгений Мишаков. Он единственный кто, покрикивал на всю армейскую команду и заставлял партнёров хотя бы избежать разгрома. — Надо бы «Мишу» успокоить, — тихо сказал мне Боря Александров, когда мы своей пятёркой вышли на свою смену. — Предлагаешь ударить больно, но аккуратно? — Усмехнулся я. — Примерно как-то так, — пожал плечами «Малыш». — Тогда сейчас в средней зоне отдашь пас не мне, а Мишакову в крюк, — сказал я и встал на точку. Атаковать игрока, не владеющего шайбой — это против правил не только хоккейных, но и моральных. Что касается морали, то мы тут все не подарки, а что касается правил игры, то их, как и уголовный кодекс, нужно чтить хотя бы формально. Поэтому когда мы стали «плести кружева» в средней зоне, одну передачу, как бы случайно Боря Александров подарил Евгению Мишакову. Евгений опустив голову, простодушно потянулся за шайбой, а я, разогнавшись, в момент кода эта шайба легла ему на крюк, врезал. Метра три пролетел Олимпийский чемпион и чемпион мира надо льдом, возможно вспомнив за время, проведённое в воздухе, всю свою яркую хоккейную карьеру. Я тоже вспомнил, что у меня есть ребра, и этим ребрам иногда бывает очень больно. Силовой приём на трибунах ожидаемо вызвал всплеск ненависти к моей скромной персоне. И выразилась она свистом и матом-перематом с мест. Но больше всех меня огорчил судья Осипчук, который взял и выписал две минуты штрафа. — За что?! — Развел я руки в стороны. — По совокупности, — пробормотал киевский рефери. А Всеволод Михалыч Бобров недобро улыбаясь со скамейки запасных, показал мне кулак, как будто я кулаков никогда в жизни не видел. Пришлось катить в бокс для штрафников, в котором я сегодня постоянный клиент. *** — Ты смотри Варька, что твой хулиган на льду вытворяет! — Вскрикнул Вячеслав Анатольевич Варшавский. — Мало ему четыре минуты в прошлый раз судья выписал, так он ещё захотел. Чтоб ноги его в нашем доме не было! — А может быть, Ивана довели до этого? — Возразила Варя. — Мама ну скажи ты ему! — Слава, поверь моему женскому опыту, всё закончится сегодня хорошо, — пробормотала Ирина Игоревна, которая позабыв про вязание, оставленное на кухне, тоже присела около телевизора. Для женщины неожиданно оказалось, что хоккей очень захватывающая и интригующая игра, особенно когда наши играют против не наших, когда ситуация в матче меняется со скоростью калейдоскопа, и когда наш вратарь отбивает, казалось бы, не берущиеся шайбы. — Держи Виктор Сергеевич! Держи! — Закричал глава семейства, и Виктор Коноваленко поймал намертво шайбу, выпущенную в упор. — Минуту продержались. Молодцы! Трус не играет в хоккей! *** Когда одна бригада меньшинства героически отстояла наши ворота. Сева Бобров, ненадолго задумался, кого теперь выпустить на лёд, так как я-то, специалист по игре в неравных составах, вне игры, точнее в боксе для штрафников. — Михалыч, выпускай «Малыша»! — Крикнул я с места своего временного заключения. Не знаю, услышал меня главный тренер или нет, но обороняться вышли: защитники Гордеев и Куликов, а так же центральный нападающий Свистухин и крайний форвард Борис Александров. При таком подавляющем преимуществе на точке, что имели мы в матче, такой рисковый ход напрашивался сам собой. Я встал с лавки, и следующие тяжелейшие секунды решил досматривать стоя. Судья Осипчук вбросил шайбу, Свистухин уверенно поборолся, а «Малыш» так же уверено полетел на центральную красную линию. — Давай! — Заорал я. — Гордей, мать твою! И защитник Гордеев закинул шайбу точно на Борю Александрова. Враз вся наша и армейская скамейки запасных встали. Народ на трибунах яростно засвистел, а Борис красиво пронёсся половину хоккейной площадки и, ловко обманув голкипера хозяев Толстикова, забросил шестую шайбу в ворота. — Ну «Малышатина»! Ну, сукин сын! Ну, молодец! — Орал я, так как за десять минут до конца это уже была чистая победа. *** — Вот так незаметно сегодня пролетели пятьдесят девять минут интереснейшей встречи, — сказал в микрофон Николай Озеров. — Счёт на табло 3 : 7, и я хочу напомнить авторов заброшенных шайб. У ЦСКА отличились Фирсов, Викулов и Борис Михайлов. У гостей же отметились Тафгаев, дважды юный нападающий Скворцов, Николай Свистухин, Алексей Мишин, и после замечательной шайбы в меньшинстве от совсем молодого Бориса Александрова, с передачи Мишина седьмую шайбу забросил Александр Федотов. Откровенно не получилась игра у подопечных Анатолия Владимировича Тарасова в третьем периоде. Но в чемпионате СССР вся борьба ещё впереди. И уже 17 февраля сразу после Олимпиады в японском Саппоро состоится ещё одна встреча ЦСКА и «Торпедо» из города Горький. Мне осталось лишь поблагодарить режиссера сегодняшней трансляции, хотя постойте... Постойте… С шайбой опять настырный Борис Александров, какой замечательный дриблинг демонстрирует он. Ещё один финт, ловкий уход от силового приёма, выход один на один, бросок и великолепная игра Николая Толстикова! Но действуя, словно таран первым на добивании оказывается Иван Тафгаев №30. Вот теперь уже точно всё, гол. Счёт 3 : 8, и до скорых встреч в эфире. До свидания, уважаемые товарищи телезрители. *** — До свиданья, до свиданья, добрый вечер, — пропел Вячеслав Анатольевич Варшавский и, обведя победным взором всё своё семейство сказал. — Не плохой хоккеист твой ухажёр Варвара, можешь пригласить его в гости, не возражаю. — Вот и отлично, а я, пирогов напеку, — добавила, улыбнувшись, Ирина Игоревна. — А можно я завтра математику порешаю? — Заканючил младший сын Игорь, который два последних периода смотрел тайком из дверей маленькой комнаты. — По такому случаю можно, — махнул рукой отец. — Но если схлопочешь пару, то не обижайся. Мой армейский ремень всегда к твоим услугам, ибо он есть самый настоящий ускоритель всех мыслительных процессов в голове. Ясно? — Чё сразу ремень-то? — Обиженно шмыгнув носом, пробубнил Игорь и пошёл решать задачки по несносной математике. *** После традиционного рукопожатия, где я напомнил Борису Михайлову и Володе Петрову, чтоб не забыли сейчас же извиниться перед Всеволодом Михайловичем, если конечно желание выиграть золото Олимпиады ещё не пропало, меня перехватил какой-то замороченный мужчина в модном кожаном пиджаке. — Так, сюда, сюда, встаньте вот так, лицом к трибунам, то есть наоборот, лицом к хоккейной площадке, сейчас запишем интервью для программы время. — А ничего, что я мокрый от пота? То есть потный с головы до пят? — Криво усмехнулся я. — И на птицефабриках, и в коровниках уже наши телевизионщики работали, так что таким ароматом у нас никого не удивить, — отмахнулся телевизионный режиссёр. — Николай Николаевич, ну время же идёт! — Крикнул мужчина высокому и грузному телекомментатору Озерову, который не спеша спускался из дикторской кабины. И пока режиссёр с комментатором о чём-то договаривались, мне прямо в шары направили большой квадратный фонарь. Я похлопал глазами старясь привыкнуть к такому необычному типу освещения и тяжело вздохнул. Наконец, Николай Озеров, взял в руки микрофон на длинном металлическом держателе, пожал мне руку, поблагодарив за игру, и сказал оператору, что он готов. — Запись, — пробурчал недовольный дополнительной работой телевизионщик за здоровенной камерой. — Первый вопрос, скажите Иван, как вы оцениваете сегодняшнюю игру? — Спросил Николай Николаевич. — По моему субъективному мнению не всё получилось у нас в этом матче, как мы задумывали. Второй период провели из рук вон плохо, — ответил я. — Что не удивительно, ведь ЦСКА более чем достойный соперник. Многократный победил чемпионатов СССР и Кубка Европейских чемпионов. «Но и на старуху бывает проруха», — как сказала польская красавица Инга Зайонц в одном очень известном литературном произведении. Причём «дали прикурить» армейцам Москвы уже в третий раз. Поэтому с большим нетерпением ждём ЦСКА и персонально товарища Тарасова Анатолия Владимировича 17 февраля в гости. Шикарный приём гарантируем, за это я отвечаю. А специальный сувенирный совочек, чтоб проще было выгребать шайбы из ворот, изготовят и подарят дорогим московским гостям простые работники Автозавода «ГАЗ». В этот момент мимо телевизионной группы как раз прошли игроки ЦСКА и Анатолий Тарасов, который был неимоверно зол, правда, не понятно на кого, что-то нелитературное выказал очень тихо себе под нос. — Тогда вопрос такой, — улыбнулся Николай Озеров. — Чем вы объясняете такой прогресс вашей заводской команды? — Секрет очень прост, и я даже могу сформулировать его одним словом. Надо? — Спросил я комментатора, и когда он утвердительно кивнул, я ответил. — Этот секрет — Бобров, главный тренер нашей команды. Многое ему удалось изменить в тренировочном процессе, кое-кому мозги вернуть на место. А то некоторые мастера хоккея с шайбой и не только они, привыкли, чтоб за ними тренер бегал как воспитательница за детьми в детском саду. Сопли подтирал, на горшочек вовремя усаживал. И хоть наш хоккей официально считается любительским, отношение к нему у самих хоккеистов должно быть максимально профессиональным. А иначе, смотрите на табло и не жалуйтесь, что сегодня не залетело. Всё? — Выдохнул я. — Да, резковато вы… Кхе. Тогда последний вопрос. — Задумался на секунду легендарный телекомментатор на все времена. — Насколько мне известно, вы до этого играли только на первенство завода, и это ваш первый сезон в высшей лиге. Как оцениваете уровень чемпионата СССР? — Однозначно выше заводского, — усмехнулся я. — Но хочу заметить, у нас в Советском союзе любят очень много говорить о дружбе народов. Но почему-то высшая лига пока представляет собой открытый чемпионат города Москвы. Почему не создать в нашей огромной стране достойную и сильнейшую лигу в Мире, где будут играть команды из Риги, Минска, Киева, Усть-Каменогорска и крупнейших городов РСФСР. Не сегодня, завтра нам предстоят встречи с профессионалами из НХЛ, которые имеют многолетний опыт игры в плей-офф, а у нас крохотный круговой чемпионат. Как мы должны их тогда побеждать? Почему нам не сделать первенство страны наподобие заокеанской лиги, которая основана в 1917 году? Благодаря чему мы получим огромный массовый рост мастерства всех хоккеистов в СССР. — Даже так? — Удивился Озеров. — Спасибо благодарю вас за интервью. — И вам спасибо. Только вы на монтаже ненужное отрежьте, — пробубнил я. *** В раздевалке, пока я общался с телевизионщиками остался лишь одинокий Всеволод Бобров, который надо полагать ждал Михайлова и Петрова с визитом вежливости. Остальные быстро по-солдатски приняв душ, убежали на ужин в гостиницу «Юность», так как после игры аппетит обычно просыпается зверский. — Что, поросята, не пришли? — Не знаю для чего, ляпнул я, и принялся снимать и тут же складывать хоккейную амуницию в баул. — Тогда вторую тройку нападения составят Викулов, в центре наш Сашка Федотов и Валера Харламов слева. А на замену заявим центрфорварда из «Динамо» Володю Юрзинова и как ты смотришь на то, чтобы взять с собой Сашу Скворцова. — Подумал уже об этом, — грустно кивнул Всеволод Михалыч. — Скворца пора брать. Его можно на любом фланге атаки использовать. Сегодня ещё ночью помозгую, а завтра утром пойду в Федерацию хоккея, а вы полетите в Горький без меня. Пусть немного Игорь Борисыч Чистовский вами «бродягами» покомандует. — Генерал горьковских карьеров, — пробурчал я и, скинув с себя остатки одежды, побеждал в душевую кабинку. — Я начал жизнь в трущобах городских! И добрых слов я не слыхал! — Заорал я. Вода в самом главном дворце спорта страны, как бы это получше выразиться, была чуть-чуть тёпленькая. Может быть, для закалённых «моржей» и товарищей, попавших в медвытрезвитель, самое то, но для меня слишком некомфортная. Поэтому я решил домыться в гостинице после обеда и спустя минуту уже растирался полотенцем, пританцовывая на одной ноге. — Скажи Иван, а ты чего от жизни хочешь? — Неожиданно спросил меня на очень серьезную тему главный тренер. — Добиться чего хочу? — Удивился я. — Много чего выиграть. Олимпиада — раз, чемпионат мира в Праге — двас, матчевая встреча с НХЛ — трис. Потом в 1974 году будет ещё серия с профессионалами из ВХА, а в 1976 году первый кубок Канады. Его нужно обязательно надо брать. Турнир знаковый. Далее Олимпиада в 1980 году в Лейк-Плэсиде — это, наверное, последний чемпионат для меня, если вообще до неё здоровья хватит. А потом пусть молодёжь выходит на первый план. — Я полностью оделся и посмотрел на часы, дальше ждать извинений от армейских нападающих не было смысла. Но я решил ещё немного потянуть время. — А после 80-го года, рванём в Испанию. Там мне можно будет играть до 1990 года легко. И обязательно нужно забрать с собой Харламова. — А как же я? — Опешил от такого громадья планов Сева Бобров. — Хочешь, поехали с нами, будешь там, на солнышке греться и немного тренировать, — пожал плечами я. — Назовём команду «Рашен Старс», что в переводе означает «Русские старики» и будем брать все чемпионаты Испании подряд. — Тогда нужно с собой захватить и Мальцева, они с Харламовым друзья и в защиту ещё кого-нибудь, — задумался о далёком будущем Всеволод Михалыч. — Подожди, а почему именно Харламова нужно взять с собой. — Потому что у Валеры в Бильбао богатая родня. И ещё в 1981 году он погибнет в автокатастрофе, но это пока тайна, и «бабушка надвое сказала». Будущее ещё может измениться. Пошли Михалыч, — грустно сказал я, показав на часы, что время вышло. — Да, — крякнул главный тренер и открыл дверь раздевалки. А в коридоре, переминаясь с ноги на ногу, топтались с виноватым видом нападающие московского ЦСКА Борис Михайлов и Владимир Петров. — Михалыч, ты нас извини, — пробормотал за себя и друга Михайлов. — Проехали, — улыбнулся Сева Бобров.Глава 9
Никогда бы не подумал, что по прилёте в Горький на следующий день 13 января сам, собственными ногами нажимая на педали автомобиля, буду искать встречи с шаманом Волковым. Дело в том, что левое предплечье, по которому мне настучали во время игры с ЦСКА, не на шутку разболелось ещё ночью. Утром в Горьком я сделал рентген и, слава советской медицине кости уцелели, но следующие десять дней врачи настоятельно рекомендовали воздержаться от хоккея. Однако перспектива пропустить домашнюю игру 15 января с «Химиком» из Воскресенска, а так же товарищеские матчи с Финляндией и Швецией накануне Олимпиады, меня откровенно говоря, пугали. Потерять игровой ритм и набранную спортивную форму было очень опасно, и для меня, и для сборной. Поэтому словно путник, тонущий в болоте негативных обстоятельств, я решил ухватиться за соломинку, за чудо, на которое способны либо Боги, либо пророки, либо безумные шаманы. — Здоров, — протянул мне руку Волков, который оказался сегодня у себя дома в частном секторе на Монастырке. — А я тебя как раз ждал, что случилось? — Спросил он. — Если ты меня ждал, — пожал я руку шаману, — то должен уже знать, что со мной произошло. Ушиб у меня неприятный, а через два дня игра. — Проходи, — хитро улыбнулся народный целитель. Мы вместе прошли в светлицу, самую большую комнату в доме, где пахло сегодня какими-то травами, не то мятой, не то подорожником, а ещё чесноком. Я снял пиджак, и закатал рукав рубашки на левой руке. — Вот. — Показал я огромный синяк. — Болит, зараза. — Н-да, — протянул Волков принюхиваясь к моей травме. — Хреново дело. Быстро не заживёт, десять дней минимум. — Сказал он то, что я знал и без запрещённого в стране шаманизма. — Но! — Целитель поднял указательный палец вверх и выдержал неуместную в таких случаях мхатовскую паузу. — Средство есть, правда запах отвратный и три дня придётся носить гипс на руке. — То есть с «Химиком» — я не игрок? — Задал я скорее риторический вопрос. — Ладно, действуй шаман, стучи в бубен, шепчи заклинания. Даешь выздоровление за три дня! А с «Химиком» и без меня мужики разберутся. Воскресенск — это не «Спартак» и «Динамо». — Сейчас воду подогрею и приступим. — Азартно хлопнул в ладоши шаман, который колдовать, наверное, любил от души. — Кстати, а почему с «Динамо» несколько дней назад сыграли вничью? — Спросил он уже из своей маленькой кухоньки. — У кое-кого корона на голове отросла, повздорили, поспорили, вот и упустили победу, — ответил я, рассматривая икону с Христофором Псеглавцем. — Волков, слышь, а откуда у тебя икона такая странная? — Это та? — Михаил Ефремович принёс с кухни, требуемые для гипсовой повязки ингредиенты, сам гипс в мешочке, марлю, воду в ковшике. — Наткнулся как-то в лесу на заброшенную и развалившуюся старообрядческую церковь. Как сейчас помню, дождь зарядил «стеной», вроде ещё недавно солнце светило. Я внутрь постройки и забежал, чтобы переждать. Вошёл осторожно в ризницу, ведь пол уже кое-где прогнил. Ну и само собой оступился, ногой провалился в тайник. А там этот киноцефал и был спрятан. — Шаман порылся в одном из своих сундуков и вытащил ещё один мешочек. — Нос закрой, — скомандовал он, и из ковшика немного горячей воды плеснул в кружку, а затем высыпал в неё содержимое мешочка, какую-то перемолотую смесь, и размешал. — Ничего запах максимум два часа держится. Руку давай. Сейчас всё это дело поверх ушиба нанесу, а сверху закрою гипсовой повязкой. И старайся левую руку не нагружать. — Значит икона, как бы сама тебя привела, позвала и сама тебе открылась? — Спросил я в нос, скорее для поддержания беседы. — Выходит так, — Волков начал колдовать над моей рукой. — Случайно, ни с того ни с сего, даже кирпич на голову не приземлится. Вот ты, сам, задавал себе вопрос, почему тебе некто подарил второй шанс и переместил сюда в прошлое? — Спрашивал, как не спрашивать, — признался я. — Мечта у меня в той жизни была сильнейшая — играть в хоккей на высоком уровне. Побеждать на Олимпиадах и чемпионатах мира, пробиться в НХЛ, кубок Стэнли взять. К девяностым годам из-за обрушения экономики победы в чемпионате России уже не котировались. Точнее тогда организовали МХЛ, лигу, в которую входили команды Казахстана, Латвии, Украины и Белоруссии. И много мастеров из бывшего СССР уехало кто куда. А я дурак с недолеченным коленом полетелискать удачу в США. Послушал одного шустрого агента, что он мне поможет зацепиться в АХЛ, а оттуда уже и до сильнейшей лиги мира рукой подать. Как итог год провел в «Уилинг Нэйлерз» в Хоккейной Лиге Атлантического Побережья, там меня и доломали окончательно. И вот судьба странным образом улыбнулась опять. И теперь я точно уверен для чего. Я, ну и ты тоже, мы с тобой участники странного эксперимента, в котором проиграется другой сценарий будущего. Пока я молол языком шаман Волков очень точными и аккуратными движениями профессионально уложил гипсовую повязку на руку поверх странного зелья, и улыбнулся. — Сейчас ещё чай попьём. — Целитель смахнул пот со лба. Я же, решив что ритуал окончен, убрал пальцы правой руки, которыми зажимал нос и вдруг сильнейший запах, сравнимый с ядрёным куриным помётом или перетёртым хреном ударил словно ток по моему хорошему обонянию. Слёзы градом хлынули из глаз, а дыхание сбилось на столько, что я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. — Я же говорил, нужно немного потерпеть, — засмеялся шаман. — Дыши, дыши! А теперь представь, чтобы было бы если ты продолжил играть с недолеченной рукой, как тогда в будущем с коленом? Ничему тебя жизнь не учит, торопыга. Примерно минут через пятнадцать, за которые я несколько раз выбегал на мороз продышаться свежим воздухом, ядрёный дух постепенно улетучился, и стал не так чувствительно вонюч, а Волков разлив чай, продолжил беседу. — Хорошо, что ты понял своё предназначение, — пробормотал он. — Я тоже уразумел. Я должен спасти СССР. — Отчеканил шаман отдельно каждое слово. — Правда, пока не знаю как, но я придумаю, время есть. — Есть «Меллер», — тихо пробубнил я себе под нос. — А ты не думал, что СССР развалился потому, что он тупиковая ветвь развития человечества? Ну, вот смотри. Каких людей воспитывала, то есть воспитывает наша советская система? — Я отхлебнул уже остывшего чая и собрался с мыслями. — Когда в девяностых упростили правила выезда за рубеж, первое что бросилось нашим соотечественникам в глаза — это тамошние магазины, где товар лежит прямо у входа, а продавец, где-то там вдалеке даже не смотрит на покупателей. И никто ничего не ворует. А в Амстердаме на улицах велосипеды стоят целыми косяками без охраны. Ты можешь такое представить здесь и сейчас у нас в Горьком? А сколько из турецких отелей наши туристы вывезли тапочек, полотенец, халатов и даже туалетной бумаги — не сосчитать. — Ты хочешь сказать, что у нас в СССР массово воспитывают воров? — Зло зашипел Волков. — Тащи с работы каждый гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость! Это не в 90-е сочинили. — Так же зло выпалил и я. — Воровство — это же смертный грех — жадность или алчность. Что сделали в первые годы советской власти «комбеды»? Отобрали у «кулаков» коней, коров, дома, самогонку, урожай, разделили это всё и пропили. А теперь представь такого «комбеда», который просто уверен, что имеет право хапать чужое, во главе огромной страны! Пошли дальше, а как у нас орут на всех митингах — что мы самые великие? А это развивает смертный грех — гордыню или спесь. Про смертный грех — зависть, тебе рассказать, из-за которого наша команда чуть не рассыпалась? — Так не все же такие, — рука шамана сама собой потянулась за кухонным ножом. — Ещё один смертный грех — гнев, — криво усмехнулся я. — Сам от него на хоккейном поле страдаю, но борюсь. Да, не все люди в СССР такие. Есть те, у которых мощный волевой стрежень внутри, и их никаким строем не согнуть. Вокруг будут воровать, смеяться над такими «тетерями», якобы они не умеют жить, а эти «белые вороны» будут поступать по совести. — А твои иностранцы они что, все святые? — Волков тяжело задышал, сжав кулаки. — Понимаешь, какое дело, — задумался я на секунду. — В капиталистических странах частная собственность считается неприкосновенной, а люди, у которых что-то своё есть за душой, не склонны к воровству и законопослушны. Плюс у них там работящих мужиков не раскулачивали в 17-ом году. В капиталистической стране работящий изобретательный хозяйственный мужик на вес золота. Хотя и там всяких личностей хватает. — Да я тебе сейчас морду набью! — Ринулся на меня народный целитель, пользуясь тем, что у меня одна рука в гипсе. *** К двум часам на тренировку во дворец спорта «Торпедо» я немного опоздал. С шаманом Волковым мы ещё много о чём поговорили, поспорили и чуть не подрались, но в конце я вынужден был признать, что хотя бы из-за отношения в СССР к подрастающему поколению, за него стоило бы побороться. И пообещав целителю посильную помощь в его нелегкой миссии, в деле спасения Советского союза, мы попрощались. — Почему опоздал?! — Рявкнул Игорь Чистовский, который постепенно уже вживался в роль старшего тренера. — В больнице врач задержал. — Я показал гипс на левом предплечье. — С «Химиком» 15-го теперь без меня. — Иван, дождись конца тренировки, разговор есть! — Подъехал к бортику, где я беседовал со вторым тренером Саша Скворцов. — Меня тоже за сборную заявили! — Работай, не филонить Скворец! — Хлопнул хоккеиста клюшкой пониже спины Чистовский. — Всеволод Михалыч позвонил перед занятием. — Пояснил он, когда Скворцов вернулся к отработке финтов и щелчков по воротам. — Он наших одиннадцать человек из девятнадцати заявил на товарищеские матчи с Финляндией и Швецией. Вон список, если интересно. Кстати, а ты сам как теперь с этим? — Игорь Борисович кивнул на мой гипс. — Врач сказал, через три дня можно снять. — Пробурчал я и посмотрел на заявленных в сборную СССР хоккеистов. На листке бумаги корявым подчерком второго тренера Чистовского были написаны следующие фамилии: вратари Коноваленко и Минеев, защитники Фёдоров, Куликов, Астафьев и Гордеев, а так же нападающие Александров, Тафгаев, то есть я, Скворцов, Свистухин и Федотов. «Одиннадцать надежд, — усмехнулся я про себя. — Значит, от Лёши Мишина и Толи Фролова Бобров решил отказаться. И, следовательно, он дозаявил в сборную Володю Викулова, который прямо сейчас один из лучших бомбардиров чемпионата. Логично». Я посмотрел на наручные часы, сегодня очень хотелось побывать ещё в одном месте, а именно в редакции газеты «Горьковский рабочий». Увидеть красавицу Варвару, пообщаться, может быть сходить с ней в ресторан. Ведь гипс для ресторана помехой стать не может. — Иван, побазарить бы после «треньки»! — Окрикнул меня, проезжая мимо, ещё один дебютант сборной СССР защитник Вова Гордеев. — Побазарим, — махнул рукой я, усаживаясь на скамейку запасных. Обычно тренировочные занятия на следующий день после игры, либо вообще не проводятся, либо длятся не более тридцати или сорока минут. Но я и за полчаса успел прикимарить под резкие щелчки клюшкой об шайбу и звук коньков разрезающих искусственный лёд. Умотал меня шаман разговорами о судьбе Советского союза. — Иван, — толкнул меня в плечо усевшийся рядом Боря Александров. — Тут народ хочет с тобой поговорить. — О чём? — Пробормотал я, открыв глаза. Вокруг меня сгрудились все игроки команды, которых внёс в заявку на товарищеские матчи со скандинавами Всеволод Бобров. — Ясное дело о чем, — улыбнулся Коля Свистухин. — Мы что рыжие? Мы тоже хотим тут красную икру купить, там продать и обратно что-нибудь привезти, чтобы продать уже здесь, но дороже. — Если по сорок банок на брата можно провезти с собой, — продолжил мысль нападающего вратарь Виктор Коноваленко, — то нам всем требуется четыреста сорок банок. Где брать будем товар? Я могу десять банок найти по знакомству, но не более. — То есть я правильно понял, что остальные я должен родить, причём прямо сейчас? — Усмехнулся я. — Молодцы. Появилась проблема — сразу Ваня помоги. — На мою реплику хоккеисты недовольно загалдели. — Значит так! — Я поднял руку в гипсе, требуя тишины. — Я обещаю сегодня вечером кое с кем поговорить, а вы пообещайте сами тоже что-нибудь придумать. И завтра перед тренировкой пообщаемся уже более предметно. — Вот за что я тебя Иван уважаю, — засмеялся Свистухин. — Так это за деловой подход. Чую — скоро будем в куражах! — Если будешь в куражах, не спиши на виражах, — улыбнулся я. — Всё, тренировка окончена. *** Вечер бурного и неспокойного дня я, как и планировал ранее, заканчивал в ресторане автозаводского района «Волна». К сожалению, я сидел за столиком не в обществе красавицы Варвары, которая сегодня работала над новым материалом в газету, и которая пригласила меня завтра к её маме на пироги, а с Борей Александровым. На сцене местный ансамбль «Орфей» играл до боли знакомую мелодию из репертуара «Лейся, песни»: Всё, что в жизни есть у меня,Всё, в чем радость каждого дня… Народ весело отплясывал, а я нетерпеливо поглядывал на часы. До встречи с местным криминальным авторитетом Геннадием Заранко оставалась ещё минута. Ну а что я мог ещё придумать? 440 банок красной икры на дороге не валяются. Тут нужен был выход на «цеховиков», на бурный подпольный капиталистический бизнес в спокойном море неповоротливой плановой советской экономики. — Ты мне главное знак дай, когда бить его нужно будет, — шепнул мне «Малыш», который зачем-то надел в ресторан свой фирменный джинсовый костюм. — Я хоть куртку джинсовую сниму. Жалко такую вещь рвать. — Спокойно боец. — Хмыкнул я. — Пей минералку и дыши носом. Драться всегда нужно с умом, в нужном месте и в нужное время. Кстати, а вот и Заран. Пришёл минута в минуту, люблю пунктуальных людей. К нашему столику подошёл короткостриженный парень, рост средний, плечи широкие, одет просто: пиджак, брюки, рубашка и галстук. Мы встали, пожали друг другу руки, и присели обратно. — Водочки? — Спросил он. — У нас спортивный режим, — ответил Борис, приподняв кувшин с минералкой. — Здесь готовят хороший кофе, — предложил я. — А лучше давай сразу перейдём к делу. Время — деньги. Я коротко обрисовал ситуацию, в общих чертах рассказал о простейшем бизнес-плане. Геннадий, не перебивая выслушал меня, одобрительно кивнул и спросил: — Гитары здесь хочешь продавать? — В Москве, у меня там есть кому, да и денег в столице больше. — Пояснил я. — Правильно, — согласился он. — Нам бы сюда джинсы, плащи, дублёнки, пластинки и магнитофоны. — Магнитофоны привезём после Японии, — добавил «Малыш». — В Стокгольме аппаратура дорогая, да и не такая хорошая. — 440 банок красной икры, — медленно проговорил Заран, отхлёбывая маленькими глотками недавно сваренный кофе. — Нужно звонить в Астрахань. Вам на когда? — 19-го января рано утром вылетаем из Москвы в Хельсинки, — ответил я. — А сегодня уже вечер 13-го. Вот и считай. — За четыре дня машину пригнать можно, — усмехнулся криминальный авторитет. — Стоить удовольствие будет, с учётом моей доли и транспортных расходов — 12 рублей за банку. — Я рассчитывал на девять, но ради дальнейшего сотрудничества согласен на десятку, — я протянул свою огромную ладонь для рукопожатия. — Если только ради сотрудничества, — крякнул Заранко и пожал мою мускулистую руку. — Но ты подумай насчёт джинсов и всего остального. — Джинсы и всё остальное, — пробормотал я. — Вот если бы сразу большую партию протащить через границу между Финляндией и Россией — это да. Но тут проводник нужен, чтобы по болотам провёл, да и на той стороне свой человек понадобится. А так возить мелкими партиями — баловство. Нам кстати, за игры заплатят по 100 долларов каждому, значит, сможем привезти в Горький примерно сорок четыре джинсов либо двадцать два джинсовых костюма. — Везите, всё возьму, — улыбнулся Заран. *** — Иван, а хорошее ли мы дело затеяли? — Приставал уже в машине Боря Александров, когда возвращались на спортивную загородную базу. — Могут ведь посадить за спекуляцию? — Давай на это посмотрим с другой стороны, — ответил я, нажимая на педаль газа. — Кому мы причиним вред тем, что там за рубежом продадим нашу икру? Никому. Нам только спасибо скажут. Теперь в Союзе, кому мы причиним вред, если продадим западный товар здесь? Опять никому. Государству нанесём ущерб? Для государства такой экспорт и импорт — это капля в море. А посадить могут, только в одном случае, если «зарываться» начнём, жадничать и обманывать. Вот, к примеру, иконы и другие шедевры искусства вывозить из страны — подло. — А золото можно вывозить? — Борис поёрзал на переднем сиденье автомобиля. — Его там тоже же можно продать. — Золото? — Я сам задумался. — Если золотое изделие — это не произведение искусства, например, золото скифов, то я думаю ничего страшного, если немного золотишка продадим там, не произойдёт. Главное знать меру. Но я бы с золотом связываться не стал и с драгоценными камнями тоже. А вот юбилейные рубли — это тема интересная, особенно если эти монеты двадцатых годов. — Эх, скоро заживём! — Обрадовался открывшимся перспективам Александров. — Осталось только там купить, тут продать и не попасться. — Запомни Боря, деньги — вещь полезная, нужная, но не главная. О хоккее нужно думать в первую очередь. Пройдёт лет тридцать или сорок, и сколько ты денег заработал, сколько потратил, никого уже волновать не будет. А победы наши, особенно если сможем одолеть сборную НХЛ в Суперсерии 1972 года, навсегда увековечат имена. — Значит, бизнес бизнесом, а хоккей на первом месте? — Уже не так весело спросил «Малыш». — Точно, — кивнул я, всматриваясь в лучи автомобильных фар, которые разрезали темноту за окнами автомобиля.Глава 10
В пятницу 14 января накануне последней игры с Воскресенским «Химиком» перед паузой на Олимпиаду я метался по Горькому в поисках цветов и какого-нибудь презента для родителей Вари Варшавской. Не каждый день родители твоей девушки приглашаю на пироги. Покупать банальный набор — цветы, конфеты и бутылочку вина мне не хотелось. Поэтому я решил соригинальничать, купить цветы, конфеты и книгу. Чахлые гвоздики мне удалось перехватить в ярмарочных рядах, что располагались перед очень красивым зданием из другой исторической эпохи, в котором сейчас поселился «Детский мир». А за книгой я заглянул в ЦУМ, ведь строительство «Дома книги» здесь неподалёку в шаговой доступности почему-то задерживалось. Не спешило городское горьковское начальство притворять планы партии и правительства в жизнь. Книжный отдел в ЦУМе, надо сказать сразу, мое воображение не потряс. Чего надо нет, а чего не надо завались. Дюма, например, нет, ни отца и ни сына, а произведений Ленина целые штабеля. Или вот Артур Конан Дойл отсутствует, а каких-то неизвестных членов союза писателей целая полка. И как она их только выдерживает? Сразу видно, что полку в отличие от книг сделали на века. — Чем интересуетесь молодой человек? — Обратил на меня внимание продавец пожилого возраста. — Почитать что есть? — Пробурчал я, уже подумывая купить бутылку вина. — Есть замечательная книга, — улыбнулся он, словно пытаясь прочесть мои мысли, — «Книга о вкусной и здоровой пище» издание 1965 года. Все читают, всем нравится. — А это комедия или драма? — Решил съязвить я. — Если для кулинарного рецепта продукты есть, то любовный роман, — совершенно серьезно ответил продавец. — А если с продуктами неувязка, то драма. — Ясно, а если для рецепта нужны одни продукты, а в наличие имеются другие, то комедия и фарс, — закончил я логическую цепочку хитрого продавца. — Заверните одну штуку. Надеюсь, платить придётся как за одно произведение, а не за три сразу? — Я бы взял как за три, но не имею права, — «добил» меня пожилой продавец. *** В квартире Варшавских встретили меня доброжелательно. Проводили в гостиную, усадили на диван. Отец семейства сначала удивился, что я пришёл без этого самого, без магарыча, но ничего не сказал. — Ух вы, как вы ЦСКА врезали, обалдеть! — Вскрикнул при встрече младший сын Варшавских Игорь. — Да, — поддакнул сыну отец Вячеслав Анатольевич. — Прелюбопытная получается картина, вот смотрите — это свежий номер «Советского спорта». — Мужчина развернул газету и показал мне турнирную таблицу, которую я знал и без него: ____________________И_____В____Н____П____РАЗНИЦА____ОЧКИ Торпедо (Г.)_________23____17____4_____2____118 — 62______38 ЦСКА (М.)___________22____16____3_____3____137 — 78______35 Динамо (М.)_________24____14____5_____5_____95 — 67______33 Спартак (М.)_________22____10____2____10_____74 — 73______22 Трактор (Чел.)________20_____6____5____9_____69 — 85______17 Химик (Вск.)_________23_____8____0____15_____75 — 90______16 Крылья Советов (М.)__22_____7____2____13_____73 — 94______16 СКА (Лен.)___________22_____7____2____13_____65 — 94______16 Локомотив (М.)_______22_____3____1____18____47 — 111______7 — «Спартак» — всё спёкся, — заявил старший Варшавский. — Ну, «Трактор» выше головы не прыгнет. «Химик»? Добавите ему завтра и тоже всё, в отпуск. «Динамо» имеет на игру больше, а очков меньше, не сдюжит. Кишка тонка. И у Мальцева в этом году игра не идёт. Только ЦСКА на пятки наступает. — Садитесь за стол. — В большую комнату вошла мама Варвары с пирогами на фарфоровой вазочке. «Это значит, принимают меня по первому разряду, — усмехнулся про себя. — Хорошие у Варвары родители». — Да папа, хватит с вашим хоккеем, — сказала немного раскрасневшаяся Варя в красивом светлых тонов элегантном платье по колено. Вроде как бы подчёркивая красоту ног, но в то же время её скрывая. — Ну, так вот! — Повысил голос Вячеслав Анатольевич. — Как вы сыграете с ЦСКА сразу после Олимпиады 17 февраля, такое место и займёте. — Точно! Все пацаны только об этом и спорят. А как вы с ЦСКА сыграете? — Влез младшенький Игорь. — Сложно сказать, — я еле-еле оторвал глаза от красавицы Варвары. — На Олимпиаде в Саппоро из нашего «Торпедо» будет участвовать половина состава, а из ЦСКА всего пятеро или четверо человек. Мы приедем уставшие, вымотанные морально и эмоционально, а армейцы Москвы будут все эти дни готовиться к главной битве чемпионата. Одна надежда на Анатолия Тарасова. — Какая? — Хором спросили отец и сын Варшавские. — Какая? — Улыбнулся я. — То, что Анатолий Владимирович сам накрутит психологически и замучает лишними тренировками всю свою команду. Ведь все нагрузки в спорте должны делаться с умом, а иначе начинают сыпаться травмы и нервные срывы. Сейчас на товарища Тарасова идёт большое психологическое давление. Одно дело уступить первенство «Спартаку» или «Динамо», а проиграть чемпионат небольшой автозаводской команде из Горького — это ЧП, сильнейший удар по имиджу. Вот он, скорее всего, гайки и закрутит. — Значит, выгонят Тарасова из ЦСКА, — авторитетно заявил Игорь. — Им нас здесь дома не победить! Вместе сила! — Пропел паренёк. — Давайте уже поедим, — вмешалась Ирина Игоревна. — Я и селёдку под шубой приготовила, сейчас ещё курица дожариться. Не стесняйтесь. — Может за знакомство по чуть-чуть? — Отец семейства из мебельной стенки вытащил бутылочку коньяка. — У меня Ваня не пьёт, — гордо заявила Варвара. — Спортивный режим, — пояснил я, взяв поочерёдно в правую руку и вилку и нож. И только сейчас вся семья обратила внимание, что у меня из-под пиджака выглядывает гипсовая повязка. Поэтому я сразу всех успокоил, — мелкое повреждение. Гипс нужен, чтоб быстрей зажило. — А с «Химиком»? — Опять хором спросили отец и сын. — С «Химиком» мужики сладят и без меня. — Я подмигнул Игорю. — У нас молодёжь подрастает великолепная, вот пусть она и покажет, на что способна. — Молодым везде у нас дорога, — тяжело вздохнул Вячеслав Анатольевич, — опять «Валидол» пить придётся. И когда же это закончится? Я хотел было ответить, что никогда. Пока переживаешь за любимую команду «Валидол» всегда должен быть под рукой, но промолчал. Зачем человека зря расстраивать? *** 15 января на игру против команды из Воскресенска мне выделили два билета на лучшие места. Как всегда в этом сезоне во дворце спорта «Торпедо» был аншлаг. Кто ж знал, что на город с миллионным население стадиона на четыре с половиной тысячи будет не достаточно? И когда я ждал на ступеньках дворца Варю, меня каждые пятнадцать секунд кто-нибудь да и спрашивал: «Есть ли у меня лишний билетик?». Потом извинялись, узнавали и интересовались: «Почему я не играю?». Я же всем отвечал по-простому: «Лишних билетов нет. А не играю, потому что бандитские пули всего изрешетили меня». «Теперь точно поползут слухи, что я один взял несколько особо опасных преступников голыми руками», — зло усмехнулся я про себя, когда моя ненаглядная, наконец-то, выпорхнув из машины такси, побежала мне навстречу. — Несколько раз переписывала статью про наш Горьковский Дом моды, — призналась она, после того как мы поцеловались. — К примеру, стараются наши модельеры изобретают красивую вещь, а когда дело доходит до серийного производства им говорят, что делать такое не выгодно, дорого. И я всё понять не могу, почему изготавливать красивую дорогую вещь, которую гарантированно купят — не выгодно, а производить некрасивую и дешёвую, которую никто не возьмёт — выгодно? Получается, что в погоне за экономией, на выходе мы имеем одни убытки. Люди трудились, материал испорчен, товар гниёт на складах, зато план перевыполнен. Это же вредительство в государственных масштабах! — А что сказал редактор? — Спросил я, пропуская девушку вперёд. На контроле бдительные бабушки, завидев меня, улыбнулись и, не проверяя билетов, пустили внутрь. — Редактор сказал, что писать о том, что товар гниёт на складах не надо, — грустным голосом ответила Варя. — Наша задача обозначить проблему, а решать её должен тот, кому это положено. — Умная ты у меня, — я чмокнул девушку в щёчку. — Я тебе так скажу, если ты будешь настаивать на своём, статью всё равно не напечатают, только нервы истреплют. Поэтому поступай, как сказал редактор. В это время в фойе дворца спорта моё внимание привлекла группа в человек триста. Все они как один были одеты в наши хоккейные оранжевые свитера, а их лидер — толстый парень бил колотушкой в большой барабан. Завидев меня с Варварой фанаты, а это были именно они, стали скандировать под барабанный ритм: — Тафгай! Бум, бум, бум! Тафгай! Бум, бум, бум! Тафгай… — Физкульт привет! — Крикнул я организованной группе шумных болельщиков. — Так надо же что-то делать? — Вернула меня к своей проблемной статье Варя. — Может письмо написать в ЦК? — Она посмотрел на меня, как шаман Волков пару дней назад, как будто я имею ответы на все вопросы. — То, что ты предлагаешь, — я тяжело вздохнул. — Это называется — внедрение рыночных механизмов регулирования экономики, то есть производить то, что пользуется спросом. А рыночная экономика у нас там, на загнивающем западе. Твоё письмо может потянуть, если обратят на него внимание, на статью 70, антисоветская агитация и пропаганда. Лишение свободы до семи лет. — Что же всё-таки делать? — Спросила девушка, чуть не расплакавшись. — Сейчас посмотрим хоккей, а потом я чего-нибудь придумаю, — соврал я. — Между прочим, у рыночной экономики тоже есть свои недостатки. Во всём нужна мера и в «плане» и в «рынке». А когда минут через десять на ледовой площадке разгорелась нешуточная битва и Варвара, вцепившись в мою руку, громче всех кричала: «Шайбу! Шайбу!», она вдруг сама мне призналась: — Не буду больше писать про экономику. Я теперь про хоккей писать начну. Выбрасывай шайбу из зоны! Выбрасывай шайбу к чёртовой матери! — Выноси! — Галдели вокруг болельщики, потому что «Химик» в первом периоде неожиданно захватил игровую инициативу и наше «Торпедо» вынуждено было отбиваться. «Да что они там все спят?» — зло подумал я, ёрзая от нетерпения на деревянном жёстком кресле. Сегодня необычайно мощно у гостей играли братья Сырцовы, Геннадий, Владимир и Александр. И именно Александр открыл счёт в матче. Владимир хорошо поборолся в центре поля против нашего Саши Федотова, отдал на Гену, который пробежал по флангу и выложил шайбу точно на крюк брату Саше. Вратарь Володя Минеев, которого на игру выставил Всеволод Михалыч, выручив нас несколько раз на первых минутах, с убойной позиции шайбу от Александра Сырцова «не потащил». Народ на трибунах дружно засвистел, призывая тем самым собственную команду собраться. И призыв своих болельщиков мои парни услышали. Отлично через минуту сыграла молодёжная тройка нападения: Александров, Доброхотов и Скворцов. Крайние нападающие «Малыш» и Скворец разыграли быструю двухходовочку и вывели на бросок Витю Доброхотова. И Виктор не подвёл, щёлкнул точно под перекладину. — Гол! — Кричал я вместе с Варей и ещё с четырьмя с лишним тысяч человек. — Спорт — это моё! — Радостно заявила Варвара. — Завтра напишу небольшую статью в газете об этой игре. Однако не пришло и трёх минут, братья Сырцовы вновь вывели «Химик» вперёд. Дубль после передачи Владимира оформил Александр. И как только счёт на табло стал 1 : 2, уже «Торпедо» кинулось на штурм ворот гостей. — Шире! Шире, расставляетесь в «позиционке»! — Гудел я. — Куда вы все к центру сползаете?! — Спокойно, спокойно, — шептала мне моя девушка. — Я спокоен! — ревел я. — Я совершенно спокоен! Куда ты щёлкаешь от синей линии лопушенция?! Тебя же блокируют, твою так! Дело в том, что защитники, когда не идёт игра у нападающих иногда в эмоциональном запале сами «лезут спасть Родину», и начинают пулять со всех возможных позиций. И вот сейчас после выстрела Саши Куликова игрок гостей Александр Голиков заблокировав бросок, сам бросился в контратаку. Он ушёл от силового приёма, которым хотел его остановить Вова Гордеев и выскочил один на один. К счастью Минеев был на высоте и шайбу отбил в угол площадки. И хорошо, что буквально тут же прозвучала сирена об окончании первого периода. «Две шайбы отыграть было бы гораздо сложнее», — подумал я и, поцеловав Варвару в щёчку, сказал: — Я схожу с парнями пообщаюсь. У меня только левая рука в гипсе, а правая к воспитательной работе всегда готова. — Только пообещай, что драться не будешь, — улыбнулась девушка. — Клянусь нерушимым союзом Республик свободных, — пробурчал я. А в раздевалке, как только я туда заглянул, тут же настала гробовая тишина. — Что, не получается «забросать шапками» Воскресенск? — Зло прошипел я, пожав руку Всеволоду Михайловичу. — Одной ногой уже видите себя на льду японского Саппоро? Где одной рукой уже надели на себя олимпийские золотые медали? Так? — Может, ты гипс снимешь? — Шепнул мне Сева Бобров. — Я тебя на всякий случай в протокол вписал. — Зачем гипс снимать? — Ответил я громко. — Я и одной правой сейчас мозги кому надо вправлю. — Я показал огромный со сбитыми костяшками кулак. — Иван, это не метод, — высказался со своего места Свистухин. — Мы же взрослые люди. — Мы взрослые люди, но наши пелёнки висят на балконе ещё, — пробормотал я. — В атаке расставляться надо шире. Вошли в зону «Химика» покатали шайбу, покрутили там хороводы, наброс на ворота, подставление, мы же каждый день это отрабатываем на тренировке. Сейчас про заграницу забыли, про Олимпиаду тоже, встали, собрались и пошли. — Правильно, — встал первым Николай пан Свистухин. — За котов! — Вот именно за котов, я и постаю за вашими спинами во втором периоде. — Прорычал я. — Проконтролирую превращение команды неудачников, в команду чемпионов. Второй двадцатиминутный отрезок парни начали с двойной самоотдачей. И даже шайбу забросили на двадцать пятой минуте, сравняв тем самым счёт, 2 : 2. Отличился дальним броском от синей линии Юра Фёдоров. Но потом все атаки стали вязнуть в плотной обороне воскресенского «Химика». — Хитрость бы, какую придумать, — тихо сказал Сева Бобров, когда мы стояли рядом за спинами наших хоккеистов. — Был бы ты сейчас на поле, мы без всяких выдумок шайбу бы затолкали. — Ну да, ну да, — пробормотал я. — Михалыч, а где мои хоккейные шахматы? — Я прямо вздрогнул, когда родилась в голове отличная идея. — Да вот у меня в кармане, — Всеволод Михалыч протянул мне пластиковую коробку, которую он вынул из кармана брюк. — Показывай что сочинил? — Мы разыгрываем «Гоп со смыком», когда трое нападающих выкатываются на двоих защитников, так? — Спросил я, расставив фигурки хоккеистов на маленькой хоккейной коробке. — Так, так, не тяни время, — поморщился главный тренер, кинув на табло, где часы показывали двадцать седьмую минут игры. — А теперь смотри, что получится, если делать такую атаку пять на пять с ходу, в быстром нападении. — Я передвинул фигурки красного цвета. — Допустим, в зону атаки первым врывается крайний левый нападающий и резко тормозит. Центральный игрок ускоряется на левую штангу, а крайний правый на правую штангу ворот соперника. Посмотри, что происходи с обороняющейся командой. — Я сдвинул хоккеистов черного цвета, и в центре зоны атаки образовалась пустая полость. — Вот сюда на чистый лёд вкатывается правый защитник и его никто не держит и не встречает. Делай, что хочешь. — Что ж ты сразу-то не сказал, — пробормотал Сева Бобров и, схватив мои хоккейные шахматы, побежал рассказывать команде, как сегодня будем бить Воскресенск. Не сразу нужная комбинация получилась в реальной игре. В реальности вообще всё гораздо сложнее, чем в теории. Но где-то с тридцатой минуты матча для наших дорогих гостей на льду наступил кошмар кошмарный. Первыми разыграли комбинацию с выводом на убойную позицию защитника мои «пионеры». Они, как и вся молодёжь, новшество впитали быстрее ветеранов. Боря Александров ворвался в зону атаки, Доброхотов убежал налево, Скворцов направо, а никем не прикрытый защитник Саша Куликов мощно бросил с десяти метров по воротам Виктора Афонина, 3 : 2. Далее ещё через смену «пионеры» разыграли комбинацию в зеркальном исполнении и уже по воротам «Химика» выстрелил наш левый защитник Володя Гордеев. Афонин шайбу сумел отбить, но первым на добивании оказался «Малыш» и счёт стал уже 4 : 2. А под занавес второго периода подобную комбинацию изобразила пятёрка Федотова и шайбу забросил защитник Володя Астафьев, 5 : 2. Публика на трибунах билась в экстазе. А хоккеисты на нашей скамейке запасных обливались потом, так как подобный розыгрыш требовал высоких скоростных действий от всей пятерки разом. — Ладно, — сжалился над игроками Сева Бобров. — В третьем периоде будем ловить «Химик» на контратаках. Им теперь прятаться в защите — смысла нет. — Да уж, чё мы одни-то туда и сюда носимся, пусть и Воскресенск тоже побегает, — устало улыбнулся Коля Свистухин. — А ты-то чего устал? — Удивился Бобров. — Ваша пятёрка ещё ничего сегодня не забросила. На вас игра от обороны не распространяется. В перерыве я с чувством выполненного долга вернулся на трибуны к своей ненаглядной Варваре. Снова чмокнул её в щёчку и сказал: — Где надо подкрутил, что не надо закрутил, вот и заработало. — Мама права, — хмыкнула девушка. — Слишком ты у меня самонадеянный. Как бы жизнь не обломала. — Спорить не буду, — улыбнулся я и приобнял Варю. — Сидеть ровно на пятой точке и киснуть — это не про меня. И к счастью, я перевоспитываться не желаю. А то жизнь пройдёт, и вспомнить будет нечего. *** В воскресенье 16 января в наши личные огромадные с Варварой планы вмешалось идиотское редакционное задание. Мою красавицу сослали в город Шахунья, чтобы написать о том, как обстоит дело с культурной жизнью трудящихся на местах. Варе нужно было пообщаться с местным фольклорным ансамблем, но мне от осознания, что подруга напишет о полезном для общества начинании, было не легче. Ведь ночью 17-го все сборники и я, в том числе, улетали уже в Москву для подготовки к товарищеским матчам с Финляндией и Швецией. А обратно мы возвращались только 27-го и то на один день. По этой причине сегодня на базе собралась вся команда с жёнами, детьми и подругами. Начальник команды Иосиф Львович закупил для «сабантуя» мяса для шашлыка, сосисок, пива и несколько бутылок красного вина. Само собой алкогольные напитки предназначались лишь для тех хоккеистов, которые в сборную не пробились. Ведь для них начиналась длинная пауза в чемпионате, аж до 17-го февраля. А членам сборной команды могли себя порадовать минералкой, чаем, кофе, какао и молоком. Я снял гипс, так как минуло трое шаманских суток, и к своему изумлению обнаружил, что ушиба на левом предплечье как не бывало. Врач команды Тамара Михайловна Йоффе, осмотрев руку, поцокала языком и прокомментировала медицинское чудо словами Антона Павловича Чехова: — Этого не может быть, потому что не может быть никогда. — Ну, вот же есть, чего теперь? — Пробурчал я от себя. — Само зажило, — отмахнулась Тамара Михайловна. Боря Александров, который сегодня уже успел сгонять в город и купить «Советский спорт» каждому встречному хвастался статьёй про него любимого и показывал список лучших бомбардиров чемпионата. После вчерашней победы 8 : 2 над «Химиком», где «Малыш» забросил две шайбы он вошёл в десятку лучших, сместив на одиннадцатое и десятое место московского динамовца Мотовилова и Александра Мартынюка из «Спартака», которые по системе «гол плюс пас» набрали 20 очков. У Александрова сейчас было 22, столько же, как у Картаева из «Трактора» и Петрова из ЦСКА. — Иван, ты чего не рад? — Подтолкнул меня в плечо «Малыш». — Ты посмотри на таблицу. У тебя 29+13, 42 очка! У Харламова 23+13, итого: 36 и у Викулова 29+6, 35. Остальные даже до 30-ти не добирают. — Да я рад, просто планы на сегодня были другие. — Отмахнулся я, вспоминая, как вчера целовались в машине с Варварой и договорились сегодня перейти на следующую стадию близких отношений. — Что ещё пишет пресса? — Про Всеволода Михайловича пишут. — Боря развернул газету. — Пишут, что новатор, экспериментатор, воспитывает в молодёжи, то есть в нас со Скворцом, победный дух. Не забывает Михалыч и про ветеранов. Пишут, что Сергеич под его руководством переживает вторую молодость. — «Малыш» кивнул на Виктора Коноваленко, который на улице лепил с дочкой снеговика. — Ну и надеются, что наша сборная под его руководством не уронит высокое знамя советского спорта. Как раз в это время в столовую вошёл Сева Бобров. Он увидел в руках у Бори «Советский спорт», подошёл к нам и взял газету себе. — В таблице пока всё нормально. Всё как я и предполагал, — пробормотал он, лишь бросив взгляд на первые три строчки: ____________________И_____В____Н____П____РАЗНИЦА____ОЧКИ Торпедо (Г.)_________24____18____4_____2____126 — 64______40 ЦСКА (М.)___________23____17____3_____3____143 — 80______37 Динамо (М.)_________24____14____5_____5_____95 — 67______33 — Если с ЦСКА поступим, так же как и в Москве, то никто нас больше не догонит. А вот зачем едет на Олимпиаду в качестве наблюдателя Аркадий Иваныч Чернышёв, не совсем ясно. — Бобров вернул газетный номер «Мылышу» и добавил, — пошли Иван поможешь мне в комнате шкаф передвинуть. Ручка под него закатилась. — Всеволод Михалыч, можно мы с ребятами по бутылочке? — Спросил наставника Коля Свистухин. — Только попробуйте! — Рявкнул недовольно Бобров, наверное, известие, что в Японию полетит его коллега по тренерскому цеху, зацепило нашего главного тренера за живое. И когда мы остались наедине, якобы «двигать шкаф», Сева Бобров спросил: — Что думаешь, зачем везут в Саппоро Чернышёва? Я Аркадия Иваныча уважаю, я с ним первую Олимпиаду в 1954 году для сборной СССР выиграл. Но что происходит? Кому я перешёл дорогу? — Последние два вопроса Бобров задал громким шёпотом, в котором чувствовалась сильная обида. — Фух, — я, тяжело вздохнув, присел на стул. — Насколько я знаю будущее, в истории мирового хоккея Суперсерию 1972 года назовут главным событием 20-го века, и выиграть её очень и очень почётно. И возможно тот, кому ты перешёл дорогу об этом знает или предполагает. Вот смотри, в том будущем, которого уже не будет, после Олимпиады в Саппоро убрали Тарасова и Чернышёва и назначили тебя на пост старшего тренера, чтобы что? — Что? — Повторил мой вопрос тренер. — Чтобы наша команда перед серией стала сильнее, правильно? — Да, — утвердительно кивнул Бобров. — А вдруг нет? — От неожиданной догадки я встал со стула. — Сняли победителей многих чемпионатов мира и Олимпиад и поставили тебя, чтобы ты серию канадским профессионалам гарантировано проиграл, — я поднял указательный палец вверх. — Но я-то вмешался в историю спорта раньше. И те, кому ты перешёл дорогу поняли, что сейчас сборная СССР как никогда сильна, и если тебя из сборной срочно не убрать, то НХЛ проиграет важнейшую серию двадцатого века. И получается неизвестный противник, опять хочет вернуть Чернышёва, причём уже без Тарасова, чтобы НХЛ победил сборную СССР. — Ничего не понял, — признался Сева Бобров. — Я тоже ещё не всё понял, но наш с тобой недоброжелатель — это фигура мощная и высокого международного полёта. Влипли мы с тобой, Михалыч, по «самое не балуй», — тяжело вздохнул я.Глава 11
Рано утром 19 января командный автобус привёз нашу сборную СССР к зданию аэропорта «Шереметьево». А так как зимой светлеет поздно, то аэровокзал за счёт огромных панорамных окон светился как новогодняя ёлка. Вкупе с падающим с неба снегом, картина выглядела волшебно и празднично. Кстати и настроение у команды было соответствующим, ведь выезд за рубеж, на «загнивающий» запад — это очень существенная прибавка к зарплате. Я бы даже сказал, что более существенная, чем сам заработок хоккеиста. Проклятые джинсы, магнитофоны, пластинки, модные женские блузки, костюмы и прочие важные для быта безделушки, всё везли, словно челноки из девяностых, мастера клюшки и шайбы оттуда в страну вечного дефицита. — Ну, где твои торговцы красной икрой? — Раздражённо спросил меня Коля Свистухин. — Нам через полчаса сдавать багаж и на посадку. — Где, где? — Процедил я сквозь зубы. — Не суетись. — Я посмотрел на часы. — «Малыш» возьми две большие сумки и за мной. А ты Николай зайди в кафе, видишь, там надпись висит с большими квадратными иностранными буквами, попей лимонаду. Мы быстро. — Вы куда? — Подбежал к нам взволнованный Сева Бобров, у которого почти все хоккеисты разбрелись по залу ожидания. — До ветру, Михалыч, покурить, — я зачем-то похлопал себя по карманам. — Хочу вдохнуть перед вылетом на чужбину всеми лёгкими морозный воздух Родины родной. Ты смотри, что Валерка Васильев в буфете уже заказывает. Я показал рукой на группу игроков «Динамо» и ЦСКА, которые громко гоготали у буфетной стойки, и пока Всеволод Михалыч отвлекся на них, рванул обратно на улицу к автомобильной стоянке. Икру должны были доставить на белой «Волге» с астраханскими номерами и цифрами 84-40, которая должна была встать в самый правый край, если смотреть на аэровокзал лицом. Поэтому, когда мы с Борей выбежали из дверей здания, то я для верности повернулся к входу лицом, и только после этого поспешил в нужном направлении. В самом деле, времени до посадки оставалось немного, а банки с красной икрой, я хотел пересчитать. Ещё вчера, когда созванивался с Зараном, мне показалось странным, что товар немного задерживается, и привезут его к самому отлёту. Неужто у кое-кого появилось желание намухлевать? Этот номер не пройдёт, точнее, выйдет боком, или вообще закончится для граждан жуликов в больнице, после которой иногда просыпаются такие полезные для человека качества, как совесть и порядочность. — Вот вы, где, — облегчённо выдохнул я, когда открыл дверь «Волги», что стояла на отшибе от машин таксистов и пассажирских автобусов. — Где товар? Я купец. С пассажирского кресла ленивой встал и вышел плотненький широкоплечий, но не высокий товарищ в дефицитной дублёнке и оценивающе посмотрел на меня. Затем так же не торопливо, что мне захотелось дать ему пенделя, открыл багажник машины и, кивнув головой сказал: — Вот в коробке. Считать-то будете? — Нет, конечно, верю, — соврал я. — Боря сумки открой. — Попросил я друга и начал перекладывать из ящика в багажнике в нашу тару каждую баночку по отдельности, пересчитывая их про себя. — Да всё точно, как в аптеке, — ухмыльнулся крепыш. — Ровно четыреста сорок. «Эта банка не с икрой! — вдруг проснулся голос в голове. — Точнее сказать не могу, но там точно не красная икра». «Как интересно», — подумал я, откладывая эту банку из ящика на дно автомобильного багажника, а остальные так же продолжая брать по одной и складывать в свои две сумки. А когда число таких странных банок увеличилось до сорока штук, крепыш в дефицитной дублёнке еле заметно занервничал. Однако, сделав морду кирпичом, потребовал: — Я же говорю всё точно, всё как заказывали. Там у вас четыреста, и здесь сорок. За всё про все с вас четыре с половиной тысячи. — Опаздываем уже, — забеспокоился Боря Александров. — Только ты дядя, что-то напутал, с нас на сто рублей меньше. — А за бензин? — Усмехнулся крепыш. — Нам ещё обратно пиз…вать. В следующее мгновение мой огромный кулак сверкнул, словно молния разрезающая воздух и опустился аккуратно в челюсть, чуть-чуть пониже кривой улыбочки гражданина жулика. — Бум, — раздался чёткий и глухой шлепок, после чего тело мужчины с размаху грохнулось точно вдоль автомобиля и с закрытыми глазами притихло. Я сделал несколько стремительных и больших шагов к водителю «Волги», который за всё время не высунулся на мороз ни разу, рывком открыл дверь и, схватив перепуганного парня за грудки, выволок того на снег. — Слушаю! — Не громко рявкнул я, посмотрев по сторонам. — Это он, он предложил заменить несколько банок красной икры на кабачковую, чтобы тут в Москве потом погулять, посидеть в ресторане. — Зачастил водитель. — Я не причём. Я предупреждал. Не бейте мня. Я эти сорок банок сейчас верну. — Может штрафануть? — Усмехнулся Александров. — Нельзя, — я всё же на всякий случай, отвесил хорошую оплеуху водителю. — Там доля для Зарана, пусть сами потом разбираются с этими двумя идиотами. Быстрей тащи банки, и так уже из-за вас опаздываем, сука. — Скомандовал я трясущемуся парню и добавил, — как только вернётесь домой, сам всё старшОму расскажешь. Ясно? Чем клялся водитель «Волги» я уже не слушал, так как нужно было бежать в здание аэровокзала, пока Всеволода Михалыча «Кондратий не хватил». «Интересно, — думал я, неся одну почти тридцатикилограммовую сумку на плече. — Как эти два дурня, закатали в банку из-под красной икры икру кабачковую? Неверное ведь воспользовались готовыми обманками. И какой ерундой только не брезгуют некоторые люди ради копеечной экономии, при этом ставя свою бесценную репутацию под удар. Просто уму не постижима человеческая глупость». *** В Хельсинки поселили нас можно сказать шикарно. Во-первых, в историческом центре города на проспектеМаннергейма в историческом же здании. Во-вторых, до всего рукой подать. До Ледового зала, домашней арены хоккейного клуба ХИФК, всего пятнадцать минут пешком, до всяких театров и музеев ещё меньше, ну и до магазинов рукой подать. Единственное — сами номера на три звезды не больше, но чистенькие, аккуратненькие, две кровати, один шкаф, один стол и что очень важно маленький холодильник, в который мы тут же сложили банки с красной икрой. Не поскупилась наша Федерация хоккея в этот раз, а то могли бы забросить за город, чтобы там мы на сугробы из окон смотрели, которых и в СССР выше крыши. После обеда в ресторане на первом этаже отеля, переводчик Виктор Алексеевич, дабы мы не разбежались по городу, взялся организовать наш досуг. — Сейчас пять минут на переодевание и добро пожаловать на автобусную экскурсию! — Весело объявил он. — Лично я на экскурсию не поеду, меня на автобусе укачивает, — заявил я, под изумлённые вытянутые лица товарищей по сборной страны. — И не уговаривайте. Я сам по окрестностям погуляю, воздухом подышу, посмотрю на волны Финского залива, которые бьются о берег крутой. Настроение у меня сегодня хорошее, я бы даже сказал поэтическое. Всеволод Бобров выразительно прокашлялся, и было от чего, так как наш переводчик с честным, цепким и настороженным взглядом, был не совсем переводчиком, точнее владение английским языком только прилагалось к его красным корочкам, на которых под гербом Совестного союза большими буквами было подписано «КГБ СССР». И все об этом знали, но усиленно делали вид, что это большая военная тайна. Кстати, переводчик со знанием английского сейчас в 1972 году в Финляндии — это пустая трата государственных средств, ибо бесполезен. — Отрываетесь от коллектива! — Решил пошутить комитетчик. — Вывод считаю не корректным. У меня наш коллектив всегда здесь, — я ударил кулаком себя в грудь, — в сердце. Так меня воспитала наша коммунистическая партия и весь советский народ. Желаю товарищи хоккеисты хорошей экскурсионной программы! — Помахал я ручкой хитро ухмыляющимся лицам парней. — Стой! — Переводчик кэгэбэшник вырос на моём пути, словно самбист на татами. — То есть стойте! Не имеете право гулять по Хельсинки в одиночестве. Во избежание политической провокации я требую, чтоб вы взяли себе для компании ещё кого-нибудь. Я лишь кинул вопросительный взгляд на главную команду страны, как желающими оказались почти все. Но первым вскочил с места Боря Александров. Его я, чтоб успокоилось сердце товарища из органов безопасности, в попутчики и взял. За мной тут же ещё кто-то попытался «соскочить» с экскурсии, но Виктор Алексеевич намекнув, что срыв культурной программы может кое-кому аукнуться в будущем, охоту бродить по холодным Хельсинским улицам отбил. Кстати о погоде. Сегодняшний январский денёк в столице Финляндии выдался очень даже ничего. Многие местные жители ходили без шапок и вообще одеты были легко по-весеннему, как у нас обычно одеваются в марте. У меня же выбора особого в одежде не было, как купил одно пальто в Москве так его и носил до сих пор. Точно так же оделся и «Малыш», который на дублёнку ещё не накопил. — Посмотри налево, посмотри направо. — Улыбнулся я, Боре и встречным, над чем-то смеющимся, финским девушкам. — Это называется проспект Маннергейма. Тот самый генерал, который «дал прикурить» самому товарищу Сталину. — В смысле дал прикурить? — «Затупил» Александров, крутя по сторонам головой. — Ну, Иосиф Виссарионович ведь трубку курил, — хмыкнул я. — Вот в 1939 году Маннергейм ему несколько килограммов отборного табачку и прислал. — Это он — молодец, хороший поступок, уважаю, — пробубнил Боря, разглядывая иностранных прохожих, главным образом акцентируя внимание на женском поле. — Сейчас мы с тобой пройдём на Сенатскую площадь к Никольскому собору. — Я подтолкнул «Малыша», чтобы он не попал под проезжающую по улице машину. — Здесь всё рядом, десять минут и там. — Сенат, Сенат, — пробормотал мой юный друг. — Кстати, а что такое — Сенат? Это где раньше сеном торговали? — Вполне может быть, — согласился я. — Возможно на заре истории человечества в Сенате и торговали сеном, но потом там стали устраивать заседания органов управления. Навроде нашего съезда народных депутатов. А площадь соответственно оставили для благодарного народа, чтоб он там снаружи ожидал каким законам ему радоваться. — А если… — Боря, чуть не свернул себе шею, глядя на пробежавших мимо девушек. — Ох, какие хорошенькие. А если народу законы не понравятся, тогда что? — Тогда? — Я от неожиданности остановился на узеньком тротуаре, практически его перегородив, и задумался. — Ну, тогда обычно прямо на площади народу объясняли, что законы приняты для их же блага. Чтоб они побольше трудились и поменьше ели, и тем самым сохраняли своё тело в хорошей подтянутой и стройной форме. — Как же они будут больше работать, если станут при этом меньше питаться? — Хмыкнул «Малыш». — Это же не совместимо с жизнью. Тут что ли твоя Сенатская площадь? — Спросил он, когда перед нами раскинулось открытое всем ветрам пространство с памятником русскому императору Александру второму в центре. — Памятник нашему Александру второму Освободителю, — указал я рукой на скульптурную группу из четырёх фигур, над которой на постаменте возвышался сам император. — Он по совместительству ещё подрабатывал великим князем Финским, и кажется, ещё получал зарплату как царь Польский. — Вот прощелыга! — Присвистнул Борис. — Три оклада в месяц себе на ляжку откладывал! С наших мужиков, с финских и ещё с поляков три шкуры драл. Узурпатор! — «Малыш» погрозил Александру второму кулаком и заметил, — и поделом его местные чайки всего обгадили. Кстати, а чего мы сюда пришли? — Идея у меня одна появилась ещё в самолёте, — я кивнул головой Борису, чтоб тот следовал за мной в сторону к лестнице, что вела к собору Святого Николая. — Хочу попробовать найти здесь русских эмигрантов. Они ведь всё равно стараются поддерживать отношения между собой, внутри диаспоры. — Предатели Родины, — зло пробормотал он. — Не суди, да не судим будешь, — махнул рукой я. — Разные бывают жизненные обстоятельства. Иногда Родину лучше любить издалека. Так вот, хочу им толкнуть нашу красную икру. Сдать её всю разом — им банки, а нам доллары или шведские кроны, и не таскаться с ней больше. — Идея замечательная — согласился Борис. — Только, где этих русских среди местного народа найдешь? — Попробую включить свою интуицию. — Признался я, поднявшись по лестнице, с которой открывался замечательный вид на Сенатскую площадь и окружающие её здания, построенные в едином колониальном стиле. — Этот собор почти копия нашего Исаакиевского собора в Ленинграде, кстати, тот тоже на Сенатской площади. Поэтому русского человека сюда нет, нет, да и потянет. Пошли внутрь. — Иван, — схватил меня за руку Боря Александров. — Я комсомолец, я в Бога не верю. Да и потом нас может, и не пустят. — Всех пускают. Это же протестанты, там и икон-то нет. — Усмехнулся я. Внутренне убранство собора, действительно было простым. Кругом белые стены с небольшой, но изящной лепниной, плюс по углам несколько памятников каким-то религиозным деятелям. В Восточной части располагался алтарь с единственной на весь собор картиной «Положение Христа во гроб», которую подарил Николай первый. И почти всё свободное пространство занимали деревянные кресла-скамейки для прихожан, чтобы они во время службы сидели. Именно на одну из скамеек мы с «Малышом» и присели. И в этот момент по собору пронеслись могучие звуки величественного органа, вместе с которыми у меня затрепетала и завибрировала каждая клеточка моего организма. — Пронимает от макушки головы аж до самых пяточек, — шепнул мне юный друг. — Давай ищи быстрее кого надо да пошли, мне комсомольцу тут долго нельзя сидеть. — Да, это тебе не балалайка, — так же тихо ответил я и стал медленно смотреть по сторонам. «Эй, там, в голове, — мысленно я позвал голос. — Мне бы русского эмигранта раздобыть, сам должен понимать для чего. Подключайся уже, где он тут есть? Если он здесь вообще есть». «Я на расстоянии ничего не чувствую, — откликнулся недовольно голос. — Походи по церкви, подсядь к кому-нибудь поближе. Я ведь тебе не пророк». «Не по церкви, а по собору», — пробурчал я про себя и медленно встал с места. Внутри помещения было не больше нескольких десятков человек. Детей, юношей и женщин я сразу отмёл, ещё полицию вызовут, подумают, что извращенец. Мужиков же было значительно меньше, всего человек десять. Мужчины вообще, как показывает практика, тянутся к церковной сфере, когда у них начинаются серьезные проблемы со здоровьем, перед самым финишем своего жизненного пути. Поэтому самых немощных я тоже отмёл. И осталось двое крепких мужиков, которые сидели с таким видом, словно зашли сюда случайно. «Ладно, пойду к тому, который ближе», — решил я и двинулся вперёд к алтарю. Я сделал несколько шагов, открыл деревянную калитку в нужный мне ряд кресел-скамеек, и присел в метрах трёх от почему-то напрягшегося внешне крепкого мужчины. «Ну! Сканируй! Пока полицию не вызвали!» — крикнул я про себя голосу. «Нет, это финн, — ответил мне мой внутренний помощник. — И ты его напугал». «Что я, гамадрил? — обиделся я. — Остался вон тот у самого выхода», — подумал я и снова поднялся с места. Однако чем ближе я приближался к мужику, тем суетливей у него становился взгляд, и тем быстрее он пятился спиной на выход. «Лови, то, что надо! — вскрикнул голос в голове. — Загоняй пока не убежал! Русский, наш, век воли не видать». И когда незнакомец уже был в самом проходе, нервы мои не выдержали, и я рванул, как на тренировке, тот понёсся от меня, Боря же кинулся следом за нами. Хорошо, что в дверях несчастный мужик столкнулся с туристами и, прорываясь сквозь них, шлёпнулся прямо на самом пороге собора Святого Николая. Тут-то я его и подхватил. *** В небольшом ресторанчике, коих в центре Хельсинки множество, незнакомец трещал без передыху уже полчаса. Сначала, кончено, нам пришлось долго убеждать гражданина Финляндии с русскими корнями, что мы не из КГБ. Но когда у киоска с журналами нам удалось отыскать старую статью о призе «Известий», где была напечатана фотография Бори Александрова, который стал лучшим нападающим турнира, мужчина успокоился. Звали незнакомца Юхан Кипрусофф или по-русски Иван Кипрусов. Иван-Юхан так перенервничал, что выложил нам все подробности своего бегства из СССР в Финляндию, которую он совершил ещё в далёком 1930 году вместе с отцом и старшим братом. — Как в 1928 году НЭП отменили, так нас всей семьей и раскулачили, — выпив немного пива, сообщил Юхан. — Не в лагеря, конечно, отправили, а из-под Смоленска забросили нас в Карелию в Кондопогу, работать на стройку простыми землекопами. Жили в бараке, мать с сестрами не выжили, умерли от болезней в течение года. Ну, отец и решился бежать в Финляндию через болота. Мне тогда только что исполнилось 15 лет, брату 18. Неделю плутали, питались подножным кормом, но границу перешли. Сдюжили. — Ясно, — я решил закруглить жизнеописание мужчины, в которых он мог многое и приврать, и приукрасить, а мог и рассказать чистую правду. — Время тогда было тяжёлое. Гражданская война. — Да, наши с белыми бились не на жизнь, а на смерть, — «вставил свои пять копеек» Боря. — Один только Василий Иванович Чапаев чего стоит вместе с Петькой. — Дело у нас к тебе, Юхан, по торговой части. — Перешёл я к сути. — У нас есть несколько банок красной икры, товар качественный, отборный, икринка к икринке, продукт абсолютно экологически чистый без консервантов и прочей вредной для организма химии. — Во икруха! — Показал большой палец «Малыш». — Сами её второй день трескаем, нарадоваться не можем. Возьмёшь по 8 долларов за банку, либо за 40 шведских крон. — Да вы чего? — Подскочил на месте эмигрант. — Долларов за 7 — это максимум. Я хотел было отвесить Борису подзатыльник, который раньше времени выставил нужную нам цену, не оставив зазора для торга, но теперь было уже поздно. — Давай так, — я протянул руку. — Десять банок по 7 долларов, а остальные по 8. Хорошая цена, у вас я посмотрел тут в магазинах всё дорого. Цены вообще взбесились. Нормально с компаньонами своими «наваришься». — Ладно, — заулыбался Юхан, который ещё недавно думал, что приехали по его душу люди из КГБ. — Беру. — Мы пожали друг другу руки. — Сколько у вас банок? Двадцать? Пятнадцать? — Почти угадал, — я посмотрел на часы, пора уже было бежать в гостиницу, пока переводчик не послал по нашему следу овчарок с автоматчиками. — Четыреста сорок штук. Деньги нужны крайний срок завтра вечером после игры с вашей сборной. Что с тобой Юхан? Сердце? — Ну, ты Ваня и жук, — пробормотал наш бывший соотечественник, держась за сердце. — Ты и в хоккей так же играешь? — Лучше, — похлопал меня по плечу довольный сделкой Боря Александров.Глава 12
Ещё в начале этого сезона Александр Скворцов, когда тренер юношеской команды «Торпедо» Валерий Кормаков отправил на просмотр во взрослую команду вместе с Володей Ковиным, он и мечтать не мог, что спустя всего несколько месяцев окажется в первой сборной СССР. И сегодня в раздевалке перед товарищеским матчем со сборной Финляндии Александр натягивая хоккейную экипировку, вдруг вспомнил всю свою короткую спортивную жизнь. Как его в пять лет в хоккейной «коробке» перед домом научила стоять на коньках старшая сестра. Потом он улыбнулся, вспомнив свои первый игры за детскую команду «Огонёк» из Ленинского района. Затем были не очень приятные воспоминания, как в 14 лет его не взяли в школу «Торпедо», потому что он был не с Автозаводского района, даже не стали смотреть, на что он способен. Ну а потом его приметил другой торпедовский тренер и дальше карьера пошла только вверх. Но то, что случилось в этом сезоне 1971 — 1972 годов, можно было назвать одним словом — сказка. Скворцов, завязывая шнурки на коньках, бросил короткий взгляд на Ивана Тафгаева, который сейчас беззаботно смеялся, читая какую-то смятую газетку. «Если бы не Тафгай, то нихрена бы не было, — подумал он. — За счёт него и во взрослую команду пробился, и сейчас получил маленький шанс попасть на Олимпиаду. Сегодня всё на льду отдам. Тем более поставили в одну тройку с самим Владимиром Викуловым и Сашей Федотовым. Одним словом — сказка». — Мужики, — хохотнул Тафгаев. — Смотрите, что пишет отечественная пресса. Статья называется «Волокита». Один чудик отдал плащ для покраски в химчистку. В назначенный день пришёл — закрыто, ещё через день опять закрыто, в субботу прибежал уже сутра. Наверное, перед девушкой хотел пофорсить новенькой вещью. Предъявил квитанцию, а ему выдали плащ типа «Зебра» для новогоднего маскарада. Он, конечно, свою шмотку вернул, и теперь уже ждёт третий месяц. Даже письмо в газету написал, чудило. — Чё это он — чудило? — Обиделся Коля Свистухин. — А то, — ответил ему Иван. — Жадность фраера сгубила. Теперь у мужика нет ни плаща, ни денег, которые он отдал за покраску, ни девушки, которую он должен был покорить. А так же вся страна знает, как зовут этого дурака. Вот — сварщик такого-то завода Сорокин. — Проще нужно быть и девушки к тебе потянутся, — добавил друг Тафгая Боря Александров. — Так-то да, глупо, — согласился Свистухин. — После пары дождей краска с плаща всё равно слезет. «Выселяться, — грустно улыбнулся Саша Скворцов. — А меня мандраж колотит, аж зубы стучат. Вдруг я с Викуловым не сыграюсь? Вдруг напортачу? И вылечу из команды в три счёта». — Чего ржёте? — В раздевалку вошёл Всеволод Бобров, который сейчас в судейскую относил заполненный протокол. — Что за газета? — Спросил он у Тафгая. — Да вот завалялась у меня в бауле, я её в коньки запихал против влаги, — улыбнулся Иван. — Михалыч, предматчевая установка будет или как обычно, там ваши ворота их нужно защищать, там ворота соперника, в них нужно забрасывать? — Пошути у меня! — Бобров погрозил кулаком Тафгаеву и вытащил из папки лист бумаги, где была начерчена таблица из четырёх строк и четырёх столбцов. — Нам предстоит в турне провести четыре матча. В строчки я записываю наши пятёрки, сверху в столбцы наших соперников. Пропустит шайбу пятёрка, получит себе минус, забросит — плюс. — А если будет ничья? — Влез с вопросом Свистухин. — Не нашим и не вашим? — Тогда пятёрка получит себе знак умножить, — ответил Валера Харламов и весь народ в раздевалке согнулся от хохота и главный тренер Сева Бобров тоже. — Посмеялись, и хватит, — смахнув слезинку, сказал Всеволод Михалыч. — Первая пятёрка у нас — Тафгаева, вторая — Петрова, третья — Свистухина и четвёртая — Федотова. По результатам таблицы я буду решать — кто поедет в Японию, а кто нет. Нас сейчас двадцать два человека, а нужно на Олимпиаду двадцать. «Ну, вот — защитника Гордеева отцепят и меня, — тяжело вздохнув, подумал про себя Саша Скворцов. — Но я ещё поборюсь». — Михалыч, а у меня есть встречное предложение, — встал со своего места Иван Тафгаев. — Оценка по пятёркам не даёт полной и ясной картины обо всех хоккеистах сборной. — Не умничай Тафгай! — Прикрикнул на Ивана второй тренер Игорь Борисович Чистовский. «Аха, так Тафгай и послушает, — ухмыльнулся Скворцов. — Он прежнего тренера Прилепского за несколько дней из команды убрал и привёз Всеволода Михалыча. И правильно сделал, сейчас бы ковырялись в самом низу турнирной таблицы и Олимпиаду смотрели бы только по телевизору». — Умничать не имею привычки, я объясню всё по-простому, как аборигенам из Папуа — Новой Гвинее, на пальцах, — отмахнулся Тафгаев и продолжил. — Для полной картины нужна серьезная статистика. Первое, напротив каждой фамилии должно быть записано, сколько шайб забросил, сколько отдал передач. Причём считаться должны и первая, и вторая передачи, и даже случайные рикошеты. Например, защитник Куликов отдал пас Александрову, Боря пробежал половину площадки и сделал передачу на Мальцева. Саша обвёл вратаря и положил шайбу в пустые ворота. Значит, Куликов получает в графу гол+пас 0+1, Александров тоже 0+1 и Мальцев 1+0. Далее все игроки пятёрки, которые находились на льду, получают себе +1 в графу полезность. И наконец, должно быть подсчитано общее время для каждого хоккеиста, которое он провёл в игре. Да и ещё полезность при заброшенной шайбе в численном большинстве не засчитывается, а вот при пропущенной ставится минус один. И плюс если удалось забросить в меньшинстве. — И кто же это всё должен считать? — Сева Бобров почесал затылок, оценив общий объём работы. — Второй тренер больше некому, — усмехнулся Тафгаев, кивнув на Чистовского. — А что касается статистки по пятёркам, то игроки ведь могут переходить из одного звена в другое. Не годится такие расчёты, Михалыч. «Опять Тафгай умней всех оказался, — подумал Саша Скворцов. — И откуда он только такие идеи берёт? Странно, всё странно, что с ним связано». *** Первая товарищеская игра в Хельсинки вечером в четверг 20 января с Финляндией началась «весело». Сперва я серьезно поругался со вторым тренером Игорем Чистовским, которому роль статистика показалась ругательной и не достойной его «дворянского» происхождения. — Кому упёрлась твоя тупая идея? — Шипел недовольно он, когда уже вовсю кипели страсти на льду. — Плюсики и минусики всякие рисовать, я тебе не бухгалтер! Я тренер, мать твою! И без плюсиков ясно кто тащит команду, а кто нет! — Борисыч отвянь, пожалуйста! — Не выдержал я. — Представь, вся пятёрка работает на одного бомбардира и все передачи делают ему в крюк на чистый лёд под бросок. Он нет, нет, да и забросит. Ему значит все лавры, а остальным что, которые в защите пашут, у бортов шайбу выцарапывают, все косяки за бомбардиром подтирают, им что? — Смена! — Крикнул персонально мне Сева Бобров. — Всё равно идея херня! — Тут же бросил в спину Чистовский. И так меня второй тренер завёл, так издёргал мои нервы, что весь первый период в игре ничего не получалось. То пас отдам не туда, то шайбу бессмысленно потащу на двоих или на троих финских хоккеистов, то из убойной позиции по воротам не попадаю. А когда вторая пятёрка Володи Петрова открыла счёт, то Чистовский насел на меня с удвоенной силой: — Ну, где твои плюсы и минусы? У Харламова уже одна шайба, у Петрова и Михайлова по одной результативной передаче, у защитников Васильева и Гусева на плюс один подросла полезность, а где ваша игра? Ты — игрок, твое дело не думать, а играть, как скажет тренер! — Борисыч, — заревел я как медведь. — Отойди от греха пока клюшкой случайно не зацепил прямо в темечко! — Идея всё равно херня! — Фыркнул Игорь Борисович и отбежал на другую сторону нашей скамейки запасных, зная, что в запале я себя не всегда контролирую. А после того, как Сева Бобров на розыгрыш лишнего игрока, отправил пятёрку Петрова, а не нас с Мальцевым и Александровым, нервы мои закипели, как разум возмущенный. В довершении моих моральных страданий через минуту большинства Володя Петров сделав счёт 0 : 2, наградил новыми балами за результативность снова Харламова и защитника Валеру Васильева. — Если так дело дальше пойдёт, наша первая пятёрка станет опять второй, — заворчал Саша Мальцев. — Иван, не психуй. Идея твоя — во! — Показал мне большой палец Боря Александров. — Глянь, как Петровская пятёрка первым делом побежала смотреть свою статистику. Нагоним ещё. — Разберёмся, — пробурчал я, чувствуя вину за свой вспыльчивый характер. Но полностью я пришёл в себя лишь в перерыве после первой двадцатиминутки. Первый период же закончился со счётом 1 : 2 в нашу пользу. Минусы в графу полезность получили игроки пятёрки Свистухина: Шалимов, Александр Якушев, Паладьев и Ляпкин. И простая мысль, что кому-то в этот момент гораздо хуже, чем мне, меня и успокоила. Кстати, Игорь Чистовский больше не заикался, что идея вести свою обширную статистку плоха. Наоборот, когда Сева Бобров посмотрев на листок с нашими действиями за период, сказал, что толково придумано. Игорь Борисович тут же поддакнул, что такой учёт полезен и в чемпионате для нашей команды. «Какого же хрена все нервы вымотал?» — бросил я в сердцах. *** — Мужики, Саша, Володя, — зашептал на скамейке запасных Викулову и Федотову Александр Скворцов, когда начался второй период. — Давайте разыграем вход в зону с разгона со сменой флангов, как мы это делаем в «Торпедо». Я сам разгонюсь со своего левого края на правый и привезу шайбу к финским воротам. Вот так. — Скворцов начал руками показывать московскому армейцу Викулову его манёвр. — Что-то как-то мудрёно, — покачал головой Володя Викулов. — Можем получить обрез в середине площадки. — Не бзди, — цыкнул центральный нападающий Саша Федотов. — Сделаю как по нотам. — Пока спартаковцы с минусами бегают, мы должны заработать свои первые плюсы! — Чуть ли не выкрикнул Александр Скворцов. И вдруг слово «гол» радостно закричала почти вся скамейка запасных, так как третью шайбу забросила пятёрка Тафгаева. Отличился Саша Мальцев, а результативные передачи записали на свой счёт Боря Александров и сам Иван Тафгаев. А когда табло ледового дворца «Хельсинки» высветило новые цифры — 1 : 3, Викулов сдался: — Поехали, разыграем вашу хреновину. Я тоже в Японию хочу. Может это вообще моя последняя Олимпиада. Если для двадцатипятилетнего Володи Викулова, который уже выиграл шесть чемпионатов мира и золото Олимпиады в Гренобле, игры в Саппоро могли стать прекрасным дополнением к великолепной карьере, то для Саши Скворцова карьера только начиналась. И откладывать это начло, Скворцов категорически был не согласен. Поэтому когда он получил на своей синей линии пас от своего одноклубника центрфорварда Федотова, Скворцов разогнался так, что финские хоккеисты промелькнули, словно деревья в лесу во время велосипедной прогулки. Какие-то две, три секунды и Александр уже увидел перед собой финского вратаря Йорму Валтонена. Кстати, голкипер хозяев поля играл в шлеме нашего горьковского производства. Но Скворцов это отметил лишь краем своего максимально сконцентрированного сознания. Он быстро выехал по правому краю на убойную позицию и с пяти метров сначала сам захотел вколотить шайбу в ворота, но вдруг решил перестраховаться. Поэтому замахнувшись, тут же юркнул в правую сторону объезжая упавшего на лёд вратаря, пас в центр на открытого Викулова и армейский нападающий без всяких проблем залепил четвёртую шайбу в финские ворота, 1 : 4. — Гол! — Закричал что есть силы в лёгких Саша Скворцов. — Да, мужики! Да, сука! Его более старшие товарищи по тройке нападения снисходительно заулыбались, и похлопали радостного юниора по шлему. Потому что и Викулов и двадцатисемилетний Федотов понимали, что главные решающие игры будут через несколько дней в Швеции. С финнами сегодня — это только разминка. «Есть первый результативный пас за сборную! Сделан маленький шажочек на Олимпиаду!» — внутренне ликовал Скворцов. *** Примерно за минуту до окончания второго периода я заработал на себе второе удаление горячих финских хоккеистов в этом матче. Разыграли мы всё без особых изысков, я разогнался в средней зоне, получил пас от «Малыша» и на входе уже в зону атаки получил классическую подножку. Судья незамедлительно свистнул нарушение правил, а я уставился на Всеволода Михалыча, который сейчас решал, кого отправить на лёд реализовывать лишнего игрока. Бобров тоже кинул на меня усмехающийся взгляд исподлобья, чуть-чуть подумал и оставил мою пятёрку на льду. — Надо забить, — тут же зашептал очевидную вещь Саша Мальцев. — Спокуха братуха, — хмыкнул я. — Разберёмся. Кулик! — Подозвал я Куликова. — Постарайся аккуратно накинуть в крюк. Мальцев очень просит. — Да иди ты, — отмахнулся «Есенин русского хоккея». Конечно, под заказ разыграть нужную комбинацию против сильного соперника, практически не возможно. Но сегодня против нас играли настоящие хоккеисты любители. Абсолютно все финские парни не просто числились где-то на каком-то производстве, они реально трудились от звонка и до звонка, и в хоккей играли, что называется, за Родину и за восьмого президента Урхо Кекконена. Поэтому после небольшой перепасовки в зоне гостей, Мальцев скинул на синюю линию, Куликов бросил в сторону ворот финского голкипера, а я подставил клюшку. Табло дворца спорта незамедлительно высветило все проблемы уходящего в небытие настоящего любительского хоккея разгромным счётом 1 : 5. В перерыве перед заключительным периодом Всеволод Михалыч расхаживал по раздевалке и удовлетворённо потирал руки. Наверное, перед поездкой он голову ломал, как сделать так, чтобы мы выкладывались в каждой товарищеской игре на все сто процентов. Удачно подвернулась новая забава, статистические плюсики и минусики, и никого подгонять не надо, все бегут сами. — «Спартак» пока не оправдываете ожидания, — сказал главный тренер. — У всех полезность положительная, а у вас отрицательная. Жду в третьем периоде от вас другой игры. Новых неожиданных решений. Вот берите пример с Виктора Сергеевича Коноваленко у него уже +2 — лучшая полезность среди всех. — Бобров ткнул пальцем в бумажку со статистикой. — А Сергеичу пропускать и нельзя, — сказал я. — Он ведь часовым поставлен у ворот, а за спиной уже полоса пограничная идёт. — Да, — усмехнулся Харламов. — Так и партбилет можно на стол положить. Если за границу будет много залетать. Народ в раздевалке устало и тихо захихикал. — Не смешно, — разом остудил хоккеистов переводчик Виктор Алексеевич, который только что незаметно для всех появился в раздевалке. — Такими вещами, как партбилет, не шутят. — А если и шутят, то на комсомольских стройках Колымы. — Абсолютно с серьезным лицом добавил я. — Смотри у меня! — Погрозил я Харламову. *** Третий и заключительный период для юниора Александра Скворцова начался крайне неудачно. Буквально во второй смене пятёрке Федотова, в которой он играл правого крайнего нападающего, удалась красивая комбинация. Викулов промчался по своему правому краю, сделал пас на Федотова, а тот вывел на пустой угол Скворцова. Однако шайба предательски соскочила с крюка, возможно, помешало более хладнокровно сыграть большое желание забить, и бросок получился слабым и не точным. А затем Саша Скворцов в запале клюшкой ударил по ногам убегающего в контратаку финского игрока. Как итог: две минуты меньшинства и загубленный почти стопроцентный момент. Никто ничего обидного Александру не сказал, с кем в игре не бывает. Но легче от этого самому хоккеисту не стало. На лёд же держать оборону Всеволод Бобров выпустил защитников: Фёдорова и Куликова с нападающими: Тафгаевым и Александровым. «Сейчас разыграют свою излюбленную комбинацию — контратака с длинным пасом на рывок «Малыша», — подумал, сидя в боксе для оштрафованных Скворцов. — И почему Тафгай именно с Александровым нашёл общий язык? Почему не со мной и Ковиным, с которым и начинали чемпионат? Странно». И действительно, как и предполагал новобранец сборной, Тафгаев выиграл вбрасывание, защитник Фёдоров навесом бросил шайбу на центральную красную линию и Борька улетел от финнов как на мотоцикле. Дальше всё было делом техники, да и финский вратарь явно сыграл не лучшим образом, шайбу которую хитро запустил Александров, Валтонен пропустил между щитков, 1 : 6. А болельщики хозяев льда, которые шумно поддерживали свою команду два периода, вдруг медленно потянулись на выход. «Всё, дело сделано, соперник выбрасывает белый флаг», — подумал Скворцов. *** После финальной сирены в раздевалке, расталкивая друг друга, хоккеисты кинулись смотреть свои статистические показатели. Кто-то был недоволен, что мало находился на льду, кто-то морщился, разглядывая плюсики у одних и отсутствие плюсиков у себя. Например пятёрка Свистухина, которая сделала счёт 1 : 7, свела свою полезность к нулю. Шайбу забросил Якушев, а его партнёры записали себе по результативной передаче. Ещё под занавес отличился Валерий Харламов, доведя разгром «страны тысячи озёр» до 1 : 8. Вроде бы партнёры по его пятёрке должны были радоваться, но шайбу он забросил сам, отобрав её у соперника и совершив сольный проход. Поэтому он получил плюс ещё один гол, а остальные только по плюсу в графу полезность. Кстати, самым полезным в команде ожидаемо стал вратарь Виктор Коноваленко, который за матч заработал +5. Так-то должно было быть +7, но две шайбы, что команда забросила в большинстве не в счёт. — Товарищи хоккеисты, прошу вашего внимания! — Хлопнул несколько раз в ладоши переводчик Виктор Алексеевич. — Сейчас приводим себя в порядок и дружно садимся в автобус. Нас ждёт товарищеский ужин с хоккеистами финской команды. — Я не поеду, — сказал я голосом, не терпящим возражений. — Во-первых, на дружеском ужине с финнами я уже был, и эти прекрасные парни через 15 минут меня уже не отличат от индейца из племени Ирокезов. Во-вторых, у меня режим. «А в-третьих, в ресторане гостиницы меня уже ждут покупатели партии красной икры» — добавил я про себя. — Я тоже не поеду. — Поднял руку как школьник за партой Боря Александров. — У меня тоже режим. И вообще врачи рекомендовали пораньше ложиться спать, чтобы организм правильно развивался. Для нас хоккеистов здоровье — это база всех побед в будущем. — Аполитично рассуждаете товарищи, — недовольно пробормотал переводчик из КГБ. — Завтра выспитесь. — А вы товарищ Виктор Алексеевич случайно не завербованы нашими прямыми конкурентами за золото Олимпийских игр? — Громко прокашлялся я. — Какое завтра отоспимся? Завтра ещё одна игра с финнами, а через день две игры со шведами. При таком графике спать нужно по расписанию! Я всё сказал. А будете настаивать, напишу жалобу товарищу Юрию Владимировичу Андропову. Конечно, переть против Андропова у переводчика была кишка тонка. Но он, почуяв неладное, всех, кто не захотел ехать на дружескую попойку с финнами, а таких оказалось половина команды, главным образом молодёжь, лично сопроводил в гостиницу и после ужина уселся в фойе пить кофе. — Караулит сволочь, — пробубнил «Малыш», осторожно выглядывая с лестницы. — Часовым он поставлен у ворот, — добивал я. — Работаем по Череповецкой схеме. — Чего? — Не понял меня Борис. — Точно, ты же в Череповце не был. Значит так, я надеваю на себя спортивную форму и бегу на пробежку, а ты сумки с икрой спускаешь мне через окно. У Скворцова и Федотова окна второго этажа выходят во двор, а не на улицу, как у нас. Оттуда с Сашкой и спустите мне сумки. В них и его доля. — Вот заноза, — прошипел Александров, выглянув ещё раз. — Там уже за окном наш Юхан Кипрусов маячит с каким-то мужиком. — Если маячит, значит, мы с ценой прогадали, — выдохнул я. — Какой актёр этот наш бывший соотечественник. А ещё так натурально за сердце хватался. Ладно, пошли в темпе. Ровно через две минуты, именно столько мне понадобилось, чтобы натянуть кеды и накинуть олимпийку я в шерстяном петушке выбежал в фойе финской гостиницы. — Куда? — Как вратарь из одноимённого фильма встал переводчик в дверях отеля. — Не понял? — Я сделал шаг навстречу. — Перед сном вечерняя пробежка. У меня режим! — Не имеешь право бежать в одиночку. — Уже не так уверенно пробормотал Виктор Алексеевич. — Побежали вместе. — Усмехнулся я. — Хотя тебе же нельзя, вдруг другие возьмут и разбегутся по злачным местам без знания английского языка. Давай поступим так. Я пишу на имя председателя КГБ Юрия Андропова докладную, что ты мне мешал готовиться к Олимпиаде. А ты напишешь в своё ведомство, что взял на себя ответственность вмешиваться в подготовку команды по такой-то и такой-то причине. И тогда я никуда не побегу. По рукам? — Чтоб через десять минут был здесь же, иначе пеняй на себя, — обиженно сказал переводчик и пропустил меня на улицу. Я бодрячком выбежал в кедах по свежему скандинавскому снежку. Показал глазами Кипрусову и его подельнику, дескать за мной следят, езжайте следом, и припустил по проспекту Маннергейма. Добежал я ровно до угла гостиницы и, пользуясь тем, что мою фигуру от высунувшегося из гостиницы переводчика прикрыли встречные прохожие, резко нырнул в проулок. Дальше во дворе отеля, мы работали молча, быстро и чётко. Сумки с икрой парни спустили на простынях. Взамен доллары мне отдал компаньон Юхана, который очень плохо говорил по-русски. — Когда приходить новый партия? — Спросил мужчина, пересчитывая банки. — У нас будут ещё игры здесь перед чемпионатом мира в Праге. Следите за спортивной прессой, — ответил я, пересчитывая зелёные американские бумажки. — Можете привозить ещё больший число? — Продолжал считать банки компаньон Юхана. — Сделаем, — усмехнулся я, протягивая десять лишних долларов назад. — Мы договорились за первые десять банок скинуть по доллару, а договор для меня дороже денег. Приезжайте завтра в Тампере. — Я пожал руки мужчинам. — Увидите настоящий советский хоккей и привет русской диаспоре! — Помахав рукой, в хорошем спортивном темпе рванул я, чтобы хоть немного вспотеть специально для переводчика из КГБ.Глава 13
Вечером в субботу 22 января в небольшой гостинице на окраине Гетеборга в нашей с «Малышом» комнате случилось стихийное собрание той части сборной страны, которую представляли горьковские торпедовцы. И их было ни много ни мало одиннадцать человек, целая футбольная команда. На повестке стоял один единственный вопрос: «Когда мы будем делить наши деньги?». В дополнение к той сумме, которую я выручил за общую красную икру, всем раздали после двух игр с Финляндией ещё по 100 долларов. Народ нетерпеливо «бил копытом», чтобы завтра утром перед игрой свою часть денег спустить на джинсы, плащи и на подарки родным и близким. Первым, когда шум и гам немного поутих, слово взял я: — Граждане-люди, дорогие товарищи хоккеисты. Вижу по глазам, что первоначальный бизнес план закупить здесь в Швеции электрогитары и продать их в Москве, не всем стал по нутру? — Иван, давай короче, — загудел как труба Коля Свистухин. — Когда мы будем делить наши деньги? — Да, Иван, — поддержал своего одноклубника самый уважаемый член нашей команды, ветеран Виктор Коноваленко. — Что-то расхотелось с твоими гитарами возиться. Мне дочке нужно купить что-нибудь, жене тоже хочу дублёнку взять. — Законное желание, — поддакнул Саша Федотов. — Деньги пора делить. — Хорошо, — согласился я, ведь насильно мил не будешь. — Сейчас в нашем распоряжении 3510 долларов США. На каждого выходит по 320 долларов. Ещё раз хочу спросить, кто из присутствующих больше не хочет превратить эту сумму примерно в 3 тысячи рублей? Прошу поднять руки. Из одиннадцати человек проголосовали за своё независимое видение, как потратить деньги, пять человек: нападающие Свистухин и Федотов, вратарь Коноваленко и защитники Астафьев и Гордеев. Расчёт наличными купюрами с портретами президентов США я произвёл тут же, не отходя от «кассы». — Товарищей выбывших из списков акционеров общества «Вольных хоккеистов-коммерсантов» попрошу покинуть зал заседаний. — Я встал и указал, словно Ленин на постаменте, на дверь своей комнаты, а бывшие компаньоны всё ещё соображая, правильно они поступили или нет, по одному вышли в коридор. Через минуту обратно попытался вернуться Коля Свистухин, но я, сказав, что время уже ушло, этого сделать не позволил. Так как от ненадёжных деловых партнёров всегда одни неприятности. — Сколько у нас осталось зелёненьких? — Спросил Боря Александров. — Как дальше будем действовать? То есть вести коммерческую деятельность? — Действовать будем по ранее намеченному плану, — успокоил я сам себя и всех остальных. — Мы имеем 1910 баксов. Этой суммы нам хватит на 6 электрогитар. И останется ещё 110 долларов. Значит, этот остаток раскидаем на шестерых, и они тоже пойдут на сувениры и подарки. А шесть электрогитар мы превратим в СССР примерно в 3 тысячи рублей на брата. Кто за такой расклад? Неожиданно руки подняли не все. «За» проголосовали: вратарь Минеев, защитники Фёдоров и Куликов, и нападающие Александров и я, Иван Тафгаев, председатель общества «Вольных хоккеистов-челноков». — Я — против, — высказался один Саша Скворцов. — Ты Скворец ёб…ся? — Не сдержался «Малыш». — Чего тебе ещё не хватает? — У меня другое предложение. — Скворцов, проигнорировал непринятый выпад своего одноклубника. — Давайте к 1910 долларам добавим ещё наши 600, и на все деньги купим электрогитары. Это получится 8 штук, и дома в союзе мы получим по 4 тысячи на брата. А что касается подарков, то нам на них останется 110 долларов плюс возможная скидка в магазине за большую партию товара. — Ну, допустим, 80 долларов нам скинут, по 10 за каждую гитару, — согласился я. — Это значит, на подарки нам останется всего по 30 американских рублей. В принципе идею считаю хорошей. Давайте голосовать. — Предложил я, так как нужно было уже бежать на вечернюю пробежку, иначе переводчик Виктор Алексеевич забеспокоится. Он сейчас за мной бдит с утроенным вниманием, собака такая. — Давайте пару дней подумаем, — забеспокоился защитник Юра Фёдоров. — Доллары придержим до Стокгольма, а там решим. У меня заказов целый список. — У меня тоже список, — пробурчал его друг Саша Куликов. — С вами мужики, нихера ничего не сваришь, — махнул рукой Боря Александров. — Приедете и скажите, что списки свои потеряли в самолёте, и все проблемы разом отпадут. — Ладно, — я снова согласился. — Думаем и решаем до 24 января. Заседание окончено, командовать парадом буду я. Давайте по номерам, а то мне ещё пять километров бежать для конспирации. Будь она неладна. *** Название шведского города Гётеборг, дословно переводилось как крепость готов или гётов. А готы — это такой народ, который в первые века нашей эры оставил большой след в истории всей Европы. Недаром свой герб со львом они закрепили везде, где ступала их готская нога. Ступала же она много куда, и в Болгарию залезла, и на западную Украину, и в Чехию, и во Францию, и в Шотландию. Вот и на нашей маленькой гостинице висел флаг, на котором лев, показывающий свой длинный красный язык, держал щит с тремя шведскими коронами. «Учкудук, три короны, — пропел я про себя, пробегая мимо флага Гётеборга. — Нам подкинь, нам подкинь шведской кроны». — Опаздываешь сегодня, — ухмыльнулся переводчик из КГБ, провожая меня недовольным взглядом. — То рвался на пробежки, то филонишь! — О завтрашнем матче размышлял, увлёкся. — Ответил я и прибавил скорости. Между тем на улице повалил мокрый крупными хлопьями снег. Температура воздуха для января оказалась чудесной, около трёх или четырёх градусов тепла. И снежинки, которые били в лицо, приятно холодили, а не обжигали кожу, словно маленькие злые льдинки из разбитого волшебного зеркала злого Тролля. Какое-то время я честно выдерживал заданный высокий темп, но лишь дорога вильнула за поворот, посеменил медленной расслабляющей трусцой. «Сейчас добегу, вон до того парка, развернусь и назад, — подумал я. — Нужно что-то с переводчиком решать. Представляю, какую он мне состряпает характеристику «куда надо». И договорится с этим Виктором Алексеевичем, вряд ли получится. Упёрто идейный товарищ. От таких, как подсказывает жизненный опыт, больше всего проблем. Ведь им оправдать любую свою подлость тем, что они якобы радеют за правое дело, как два пальца «об асфальт». Ничего, есть у меня одна идея, прижмём комитетчика к ногтю, и глазом моргнуть не успеет». «Иван, — вдруг проснулся голос в голове. — А за тобой кто-то следит, прячась за деревьями парка». «Может он за всеми следит? — хмыкнул я. — Может озабоченный какой-нибудь вышел следить за людьми?». Смех смехом, и хоть всяких озабоченных и сексуальных маньяков мне конституция тела не позволяла опасаться, но я, не добегая до парка, решил повернуть в гостиницу. И когда трусил обратно, я резко, как будто не специально, поскользнулся, упал и посмотрел себе за спину. Вдруг какая-то плохо различимая тень тут же нырнула за толстое дерево. «Чего это такое в капиталистическом Гётеборге делается?» — спросил я у голоса. «А я тебе не Шерлок Холмс и не доктор Ватсон, — огрызнулся он и добавил. — Умнее в следующий раз будешь». В фойе гостиницы на первом этаже, когда я туда весь мокрый от снега и пота вошёл, всё так же меланхолично сидел переводчик и читал газету. Он посмотрел на часы, усмехнулсяи сказал: — Всеволод Михалыч собрание для команды устроил в рекреации на третьем этаже, поторопись. — Неужели всё, «амба»? — Спросил я, убирая мокрые волосы со лба. — Кому «амба»? — Вздрогнул комитетчик. — Как кому? — Удивился я, еле сдерживая гомерический хохот. — Десятую пятилетку уже выполнили по мясу, молоку и рыбе. Или ещё нет? Понял, значит, собрание на сугубо хоккейную тему. И собрание действительно было по хоккейной теме. В рекреации третьего этажа, в единственном просторном месте этой маленькой и тесной гостиницы, собрались все двадцать два хоккеиста сборной страны. Сева Бобров бросил на меня недовольный взгляд, но видя, что я стараюсь для пользы дела, а не за спиртным бегаю, ничего не сказал. — Итак, продолжим. — Всеволод Михалыч посмотрел в листок с нашей личной статистикой и продолжил. — Напомню, что вторая игра с Финляндией закончилась со счётом 2 : 7. Шайбы забросили: Викулов — две штуки. Харламов, Якушев, Васильев, Александров и Тафгаев — по одной. В целом за матч оценку четыре с плюсом поставить можно. — Предлагаю четыре с плюсом, поменять на пять с минусом. — Сразу же высказался я. — Финны — это конечно не канадские профессионалы, но победа была убедительной. — Мы старались Всеволод Михалыч, — поддакнул Свистухин. — Я слово товарищу Тафгаеву пока не давал, — выразительно кашлянул главный тренер. — Далее. По итогам двух первых матчей картина маслом нарисовалась такая. Худший по всем показателям — Женя Паладьев, полезность — ноль, передач — ноль, голов — ноль. Худший из нападающих — Витя Шалимов. Полезность — ноль, голов — ноль, передача — одна. Что будем делать товарищи? Вот теперь можно высказываться. — А кто лучший-то? Огласите весь список, пожалуйста, — улыбнулся я, и парни кое-где захихикали. — А может быть, нам тоже дать поиграть в численном большинстве, — сказал обиженно Саша Якушев. — А то лишнего разыгрывали пока только пятёрки Тафгаева и Петрова. — Как же тогда Викулов три штуки уже положил и без всякого большинства?! — Громко гаркнул Володя Петров, который не хотел отдавать свое право на игру в численном большинстве. — Викулов и в чемпионате 29 шайб уже настрелял, он уникум, ты его с нами не ровняй, — не отступал Якушев. — Михалыч, так как на счёт большинства? — спросил он у Боброва. — Ладно! — Махнул рукой Всеволод Михалыч. — Со шведами в первой игре дам шанс. Но если не исправитесь, буду принимать меры. — Что, наклянчил? — Шикнул Петров на Якушева. — Отдыхай, — ответил армейцу спартаковский нападающий и тут начался настоящий галдёж, включились в спор и другие игроки, не стесняясь в хоккейных выражениях. — Вы чего? — На шум прибежал переводчик. — Сейчас же люди полицию вызовут. — Хорошо поговорили, — усмехнулся главный тренер, когда народ резко затих. — Завтра посмотрим, пошёл ли разговор впрок? *** Первый же период матча в гетеборгском ледовом дворце «Скандинавиум», показал, что шведы — это не финны, которые если игра сразу не задалась, дальше особенно напрягаться не будут. Настрой же «Тре Крунур» был более чем боевой. Канадский тренер Билл Харрис, покрикивая на своих подопечных, требовал от скандинавов быстрого и жёсткого, подчас грубого хоккея. Особенно в первые минуты перепало акцентированной силовой борьбы моей пятёрке. Против нас канадец бросил свою лучшую тройку нападения Хаммастрём — Викберг — Лундстрём и двойку защитников Шёберга и Экмана. Из этих пяти шведских игроков лишь трое чуть-чуть уступали мне в габаритах и физической мощи. Два здоровых амбала Хаммастрём и Лундстрём действовали на флангах против моих невысоких партнёров по звену Бори Александрова и Саши Мальцева, а здоровяк Экман в защите работал персонально против меня. И уже на третьем минуте матча переполненный «Скандинавиум», который вмещал 12 тысяч человек, радостно взревел, когда Лундстрём размазал об борт Александрова, а ещё спустя десять секунд Хаммастрём по-хамски двинул Мальцеву. — Да, Тафгай, если так дело дальше пойдёт, то Мальцев с Александровым до Олимпиады не доедут, — хитро улыбнулся Всеволод Михалыч. — Намёк понял, — пробурчал я. — Включаю воспитательные мероприятия на полную мощность. Главное чтобы врачи оказались на месте. — Ты о врачах шведских не беспокойся, ты о партнёрах по команде подумай. — Хмыкнул Бобров и устремил своё взгляд на игру, которая пока совсем не складывалась. Ведь встретив жестокий бескомпромиссный хоккей, комбинационная игра рассыпалась почти у всех пятёрок, кроме звена Федотова, так как он и его партнёры по нападению Викулов и Скворцов действовали против самой слабой пятёрки шведской команды. — «Малыш», после вбрасывания меняемся позициями, я поеду на твой левый край, а ты пока в центре побегаешь, — сказал я перед выходом на лёд Борису. — Что-то мне перестал нравиться нападающий «Трёх корон» Лундстрём №11. — А он тебе не девушка, чтоб нравится, — засмеялся Саша Мальцев, приготовившись смотреть спектакль, первый его акт. «Пройдёт совсем немного времени, и такое уточнение пола станет не актуальным», — подумал я, проиграв шайбу на вбрасывании невысокому, но широкоплечему центральному нападающему Викбергу. После чего тут же побежал налево, а «Малыш» занял мою позицию в центре. И вдруг, как по заказу, защитник Экман сделал пас на пока неприкрытого Лундстрема. Буквально секунду отмерило современное табло гётеборгского ледового дворца, и Торд Лундстрём познакомился с «бетонной стеной», которая нежданно возникла на его тернистом хоккейном пути. Клюшка полетела как бумеранг дикаря в одну сторону, шлем отлетел в другую, а сам №11 лёг тут же и, наверное, о чём-то задумался. Но это было ещё не всё, ведь шайба откатилась к защитнику Саше Куликову, и он не медля ни секунды, отпасовал её Мальцеву. И естественно, не дождавшись свистка судьи, наш десятый номер, Есенин русского хоккея, рванул в атаку. А следом по левому краю покатил я, решив лишь по завершению игрового эпизода спросить Лундстрёма о его самочувствии. Мальцев мастерски обвёл одного, ушёл от второго и сделал резкую поперечную передачу в центр. Однако Боря Александров закопался в средней зоне, сцепившись клюшками с центральным нападающим шведов. Зато я был тут как тут. Сильнейший щелчок и шайба, выпущенная, словно из пращи, звякнув об перекладину, опустилась точно за линией ворот шведского голкипера Лейфа Холмквиста. — Гол! — Резко выкрикнул я и победно поднял клюшку вверх. И мою радость поддержали все, кроме 12-ти тысяч болельщиков и игроков сборной Швеции. В общем, радовались мы в полнейшей тишине. Кстати, Торд Лундстёрм оказался жив и здоров, это он просто с непривычки немного призадумался о своём прежнем нехорошем поведении. А вот после пропущенной шайбы скандинавы резко сникли. И хоть канадский тренер, бывший игрок НХЛ Билл Харрис, что-то выкрикивал на скамейке запасных про «фак» и «шит», шведы упрямо демонстрировали незнание английский матерных слов. И поэтому через три минуты вторая пятёрка Володи Петрова разницу в счёте увеличила до двух шайб. Харламов красиво пронёсся по правому краю, вошёл в зону атаки и отдал пас назад на защитника Валеру Васильева, который в свою очередь перевёл на Сашу Гусева. И защитник Гусев отличным щелчком пробил Холмквиста во второй раз. Счёт 0 : 2 на табло превратил гётеборгский «Скандинавиум» на время из «кипящего котла» в один из залов Ленинской государственной библиотеки, где шуметь и громко разговаривать категорически запрещалось. Ещё через несколько минут я уже врезал другому грубияну с правого края, Инге Хаммастрёму. Ну как врезал? С разгону, прихватив его своими загребущими руками, привёз прямо в борт. И пока потомок суровых викингов искал в сочленении искусственного льда и деревянного борта боевую секиру своих предков, я отдал пас на Мальцева, а тот уже убежав в контратаку разыграл с Борей красивую «двоечку» и довёл разницу в счёте до трёх шайб, 0 : 3. В раздевалке во время перерыва после первого периода Всеволод Михалыч прохаживался с таким видом, как будто это он навёл шороху на детей Одина, распугав грозных валькирий в Вальхалле. — Начали не очень, но потом — молодцы. — Сева Бобров записал статистические плюсы и минусы, которые ему передал второй тренер Чистовский, в общую таблицу. — Пока у нас одна третья пятёрка не показывает нужный уровень. У Паладьева вообще всё по нулям. — Есть ещё над чем работать, — брякнул я, предварив следующею фразу старшего тренера. Бобров исподлобья глянул на меня, громко прокашлялся и сказал: — Есть ещё над чем работать. Повнимательней во втором периоде. Хочу напомнить, что вторую сборную эта шведская команда недавно обыграла дважды. Ну, по коням. После такой речи, после таких обидных и небеспочвенных претензий вторую двадцатиминутку пятёрка Свистухина, где архитектором всех атак был Саша Якушев, начала с удвоенной энергией. Шведам же, по всей видимости, перерыв не пошёл впрок. Первые четыре минуты они только и делали, что хаотично отбивались. А так же голкипер хозяев Лейф Холмквист, крутился в воротах, как белка в колесе. Что естественно не могло длиться вечно и привело к четвёртой пропущенной шайбе. Шалимов и Свистухин разыграли неплохую комбинацию, а завершил её Александр Якушев, 0 : 4. — Если так дело пойдёт, то болельщики начнут расходиться по домам, не дожидаясь третьего периода, — улыбнулся Боря Александров, рассматривая растерянные лица болельщиков на трибуне за спиной. — Да, стухли скандинавы, — поддакнул Саша Мальцев. — Пошли что ль, упрочим преимущество. Чё зря народ мучить, пусть идут по домам радио слушать. С таким настроем, что сейчас доломаем остатки гордости грозному сопернику, мы и выехали на лёд. Вбрасывание выиграли, в зону атаки вошли, расставились, погоняли шайбу, что бы вратарь понервничал. Но вдруг ни с того, ни с сего, защитник гренадёр Кеннет Экман толкнул клюшкой в спину Сашу Мальцева, и наш нападающий, падая, чуть головой не влетел в борт. Я тут же, вспомнив, что до этого-то хулигана руки пока не дошли, решил исправить несправедливость, и бортанул Экмана без всяких разговоров сильно и больно. Кеннет рухнул, но внезапно в конфликт вмешался невысокий и коренастый его напарник по защите Шёберг, который был мне по плечо. Поэтому его кулак я разглядел лишь в тот момент, когда он врезался в мой нос. И так мне стало обидно, что невысокому Шёбергу я пробил дважды, с левой руки по правому уху и с правой в левый глаз. Шёберг, пропустив простенькую «двоечку», отлетел, упал и по инерции заехал в сетку ворот. Не знаю, что не понравилось финскому главному судье матча Витоле, болельщики например, впервые за игру были очень довольны, но он мне выписал «матч-штраф», то есть удаление до конца игры. — За что судья? — Пробормотал я и, обречённо махнув рукой, покатил в раздевалку. «Довели, мать твою, — выругался я про себя. — Уже и ударить человека нельзя за дело». Затем я быстро пробежал по коридору до раздевалки, так же быстро скинул хоккейную форму, ополоснулся в душе ещё быстрее и натянул брюки и рубашку. Пиджак надел уже на бегу в сторону скамейки запасных своей команды, чтобы досмотреть матч из-за спин своих товарищей по сборной страны. К сожалению, пока я бегал, раздевался и переодевался, шведы одну шайбу отквитали, и игра приняла совсем другой характер. Видя, что бить на льду их больше некому, скандинавы вернулись к своему силовому стилю, который прививал им канадский тренер Билл Харрис. — Если ещё раз треснут, — сказал я Харламову, который потирал ушибленное плечо, — напомни этим викингам о второй матче. — И как это сделать по-шведски? — Спросил меня, горько усмехнувшись, Валера. — Скажи так, — я задумался на пару секунд. — Кирдык ду мазафака. И покажешь в мою сторону, где я улыбнусь и помашу ручкой. — Кирдык ду мазафака, — повторил себе под нос Харламов. И действительно, когда пятёрка Петрова оказалась на льду, Валера Харламов что-то шепнул своему оппоненту и показал в мою сторону. Не известно понял ли смысл сказанного шведский игрок, но увидев мою здоровую ряху, как минимум догадался, что играть нужно корректно, иначе «кирдык ду мазафака». А пятёрка Петрова, выиграв вбрасывание, разыграла красивую комбинацию. Михайлов прошёл по левому краю, сделал пас в центр на Петрова, а тот отдал на пустой угол Харламову. Валера из убойной позиции шведского вратаря Холмквсита не простил, 1 : 5. — Чё ты ему сказал? — Спросил меня Саша Якушев, которого в игре тоже основательно били. — Кирдык ду мазафака, — повторил я. — Но самое главное не слова, если ударят исподтишка, просто покажи в мою сторону шведу и всё. Я его запомню. — Говорила мама, чтобы языки учил, пригодится, — пробормотал Якушев. «Это мама правильно тебе говорила, — подумал я, переживая за парней, нервно переминаясь с ноги на ногу, стоя за их спинами. — Мне дед тоже говорил, чтоб я держал себя в руках. Жаль, не помогли советы». А через полминуты Якушев тоже что-то сказал нарушившему на нём правило шведу и показал на меня. Я же сделал зверское лицо, словно безумный берсерк и вдруг крикнул игроку хозяев льда: — Я тебя запомнил! Кстати реализовывать большинство Всеволод Михалыч, как и обещал накануне тому же Якушеву, отправил пятёрку Свистухина. Задетые за живое упрёками о своей неважнецкой игре, парни из этого звена, выдали, пожалуй, лучший свой период за три матча. Вот и сейчас они очень опасно атаковали ворота шведов, но Холмквсит выручил. Однако защитник Ляпкин не дал выбросить шайбу из зоны игрокам обороняющейся команды, здорово поймав черный диск на лету. После чего он перевёл на другой фланг Паладьеву, а Евгений вырезал чёткую диагональ на оставшегося одного Якушева. И Александр в касание с острого угла довёл счёт до 1 : 6. В перерыве перед последним периодом можно было бы с уверенностью сказать, что очередной матч скандинавского предолимпийского турне мы ведём к разгрому, если бы не одно но. Неприятное повреждение получил крайний нападающий Борис Михайлов. Со стороны казалось столкновение безобидным, но на деле Боря пожаловался на боль в колене. И самое обидное, что именно после этого момента сборной Швеции удалась хорошая контратака и нападающий Стиг-Ёран Юхансон сократил отставание в счёте: 2 : 6. — Боря, хорош геройствовать, — махнул рукой Всеволод Михалыч. — Счёт 2 : 6, сиди вместе с Тафгаевым отдыхай. Не хватало мне усугубить твою травму. Мало мне, что один у нас товарищ играет без башки, ты ещё сломаешься до Японии. Отдыхай! — Надо понимать, что без башки — это я? — Обиделся я на Севу Боброва. — Ну, Михалыч, я это тебе припомню. Я уже нескольких шведов сегодня в лицо запомнил, завтра с ним рассчитаюсь с процентами. Теперь слова твои обидные законспектирую. И лет так через пятнадцать всё журналистам выложу, всю подноготную вскрою, кто, как, с кем и за что. Так то! — Пиши, пиши, — усмехнулся Всеволод Михалыч. — Контора тоже пишет. — Я буду играть, — вдруг упрямо произнёс Борис Михайлов. — Вроде с коленом всё нормально. — Он посмотрел на врача сборной СССР Олега Белаковского, который что-то пытался в колене нащупать. — Сейчас эластичным бинтом затянем, вроде ушиб пустяковый, — пожал плечами врач. Но приблизительно через двадцать минут все пожалели, что Боря Михайлов настоял на своём участии в дальнейшей игре. Из-за того что армейский нападающий потерял в скорости, через него мы получили две острейшие контратаки и к середине третьего периода счет в матче стал 4 : 6. Трибуны двенадцатитысячного «Скандинавиума» просто взорвались криками, скандированиями и свистом. — Терпеть, терпеть мужики, — твердил на скамейке запасных Всеволод Михалыч. — Михайлов, ты всё, иди в раздевалку. Послушал тебя дурака, герой, едрён батон. Мальцев выйдешь на левый край вместо Михайлова к Петрову и Харламову. «Малыш», ты пока отдыхай, не знаю вместо кого тебя выпустить. Пара защитников Фёдоров и Куликов сейчас будете играть с тройкой Викулов — Федотов — Скворцов. Гордеев и Астафьев пока тоже вне игры. Осталось девять минут мужики, нужно дотерпеть! А всё из-за тебя, — прошептал на ухо мне Всеволод Михалыч. — Не мог ударить вполсилы и один раз? — Да, я не херувим, у меня нет крыльев, — пробурчал я и отошёл подальше от нервного главного тренера. И хоть на Севу Боброва я немного осерчал, но перестановки, которые он внёс, сработали на отлично. Паника в защите прекратилась и снова наладилась атакующая игра. Особенно остро стала действовать пятёрка Саши Федотова. Вроде только защитников поменяли, но в хоккее от того кто и как начинают атаку всегда многое зависит. И где-то за три минуты до конца матча, острый пас под красную линию, сделанный от Фёдорова на Викулова, оставил не удел сразу трёх игроков шведской команды. Викулов, Федотов и Скворцов тут же вылетели три в два. «Сейчас «Гоп со смыком» разыграют», — подумал я. — Век воли не видать». И точно, вкатившись по левому краю в зону атаки, Володя Викулов резко сбросив скорость, выманил на себя одного игрока обороны хозяев. А когда Саша Федотов ускорившись, увёл за собой ещё дальше в левый угол поля второго защитника «Трёх корон», на чистый лёд выехал его тёзка Скворцов. Пас от Викулова на Скворцова, и спасти от седьмой шайбе шведов могла лишь одна удача. Однако удача в конце игры улыбнулась нам. Саша Скворцов обманным движением уложил Холмквиста плашмя и завёл шайбу уже в пустые ворота, 4 : 7. — Всё, — громко хлопнул в ладоши Всеволод Бобров. — За две с лишним минуты не очухаются. Наша взяла! Спасибо мужики, не подвели. — И всем кто ему попался на глаза, главный тренер, пройдя вдоль лавки, пожал руки. — Извини, был не прав, — шепнул он мне и пожал руку тоже. — Сам был дурак, исправлюсь, — сказал тихо я в ответ. В раздевалке самым уставшим выглядел наш наставник Всеволод Михайлович Бобров. Поэтому когда мы уже практически переоделись и ждали от него каких-то заключительных слов, то главный тренер молча махнул рукой, что-то под нос себе пробубнил и вывесил на доску общую статистику для всех хоккеистов сборной за три прошедших матча. — Завтра поговорим, а сейчас сами всё можете посмотреть. — Устало пробормотал он, кивнув на листок бумаги, на котором были написаны наши фамилии, заброшенные шайбы, результативные передачи, набранные очки и полезность: ___________________________________________Г____П____О___+/- Вратари: №20 — Виктор Коноваленко, «Торпедо» Горький_-5____0____0___+7 №1 — Владимир Минеев, «Торпедо» Горький____-2____0____0___+4 Защитники: №6 — Валерий Васильев, «Динамо» Москва_____1____2____3___+2 №2 — Александр Гусев, ЦСКА__________________1____0____1___+2 №4 — Юрий Фёдоров, «Торпедо» Горький_______0____2____2___+7 №7 — Александр Куликов, «Торпедо» Горький____0____2____2___+7 №26 — Евгений Паладьев, «Спартак» Москва_____0____1____1___+1 №5 — Юрий Ляпкин, «Химик» Воскресенск_______0____2____1___+1 №3 — Владимир Астафьев, «Торпедо» Горький___0____1____1___+1 №19 — Владимир Гордеев, «Торпедо» Горький___0____0____0___+1 Нападающие: №23 — Виктор Шалимов, «Спартак» Москва______0____2____2___+1 №9 — Николай Свистухин, «Торпедо» Горький____0____3____3___+1 №15 — Александр Якушев, «Спартак» Москва_____4____0____4___+1 №13 — Борис Михайлов, ЦСКА__________________0____3____3___+2 №16 — Владимир Петров, ЦСКА_________________1____4____5___+2 №17 — Валерий Харламов, ЦСКА_________________4____2____6___+2 №25 — Борис Александров, «Торпедо» Горький____3____2____5___+6 №30 — Иван Тафгаев, «Торпедо» Горький_________3____4____7___+6 №10 — Александр Мальцев, «Динамо» Москва_____1____5____6___+5 №18 — Владимир Викулов, ЦСКА_________________3____1____4___+3 №27 — Александр Федотов, «Торпедо» Горький____0____2____2___+3 №11 — Александр Скворцов, «Торпедо» Горький___1____3____4___+3Глава 14
После тяжелейшей игры, примерно около одиннадцати часов вечера, я вышел из гостиницы на свою традиционную пробежку. Скорее, если всё же если быть точным, проходку быстрым прогулочным шагом. Улица освещена была хорошо, люди в такое время на окраинах больших европейских городов либо уже спят, либо готовятся ко сну, поэтому я семенил в полнейшем одиночестве. Иногда вообще бывает полезно побыть одному, подумать, а не дурак ли я? «Глупо конечно схватил удаление, хитрее нужно быть в таких случаях, — думал я, перебирая ногами. — Если бы вместо двух боковых ударов, просто повалил бы на лёд шведского защитника, то возможно концовка игры вышла бы другой, не такой нервной. Дурень я, и не лечусь». «Внимание, за нами опять следят», — проснулся голос в черепной коробке. «Не за нами, а за мной», — уточнил я формулировку и покрутил головой. «Вон он за деревом, в пяти метрах, слепошарый», — обиделся на меня голос. «Понял», — ответил я и резко рванул вперёд. Мужика, который зачем-то прятался, я схватил в доли секунды за грудки, и встряхнул, как ртутный термометр перед тем, как сунуть его подмышку, чтоб он понял, что не на того напал. — Не на того напал! — Выпалил я. — Руки вверх! Хенде хох, сука, стрелять буду! — Гитлер капут, — проблеял перепуганный мужик, подняв руки вверх. — Я есть с тобой просто говорить. — А следил зачем? — Не поверил я мужику. — Чё пасёшь? Я человек простой, могу и удавить! — Я следить, нет ли хвост. Я плохо говорить по-русски. — Уже хорошо. — Обрадовался я. — Руки можешь опустить, пока. Мужика от моих угроз, стало «не по-детски» потряхивать, из чего я сделал вывод, что он — не комитетчик и мужчину отпустил. Затем посмотрел по сторонам и тоже вошёл в тень, которую отбрасывало толстое дерево. — Быстро, внятно, кто, зачем, и так далее, — сказал я спокойно и посмотрел на часы, нужно было уже спешить обратно, пока наш переводчик не вызвал «подкрепление» для поиска особо опасного, ушедшего в бега хоккеиста, то есть меня. — Я знать, что вам предлагать контракт НХЛ «Чикаго Блэк Хокс», — затараторил бодро незнакомец. — Я есть предлагать вам контракт «Бостон Брюинз». Мы давать вам больше денег и бонусы. Я есть возить сам Тумба-Юханссон в НХЛ. Вы хорошо драться, там… — Эпическая сила, — пробормотал я, прикрыв мужику рот рукой, чтобы он помолчал. — Я же несколько месяцев назад пошутил про Чикаго, ну у людей и языки, слухи аж за океан залетели. Ты где живешь, чудило? — Спросил я и открыл незнакомцу рот. — Я жить в Стокхолм… — Стоп, — я опять прикрыл говорильник. — Завтра 24-го в понедельник мы играем в Стокгольме, а 25-го у нас свободный день до ночного вылета в Москву. Запоминай, два раза повторять не буду. Придёшь завтра в нашу новую стокгольмскую гостиницу и оставишь для меня адрес лучшего магазина музыкальных инструментов в твоём Стокгольме. Будешь ждать меня в этом магазине сразу после открытия. Всё, мне пора, гуд бай. — Договорил я и резко рванул обратно, так как опаздывал уже примерно на минуту. «НХЛ — мечта моего детства, — думал я, задав хороший темп бега. — Но сейчас не тогда, сейчас я в 1972 году. Мне тут ещё есть где и в чём побеждать. Но тайно поговорить с хоккейным агентом, который возил за океан легендарного шведского нападающего Тумбу-Юханссона, стоит». «Ехать надо, чё зря языком молоть, — заметил голос в голове. — Там большой контракт, там серьезные деньги, жизнь». «Деньги, деньги, одни деньги на уме! Помолчи, пожалуйста, — ответил я. — Да и не так хорошо в НХЛ сейчас платят. Разберёмся. Будущее покажет». *** Рано утром на американском лайнере «McDonnell Douglas» вылетели из Гётеборга в Стокгольм. Всеволода Михалыча тот факт, что шведская сборная улетела сразу после вчерашней игры, а наша только сегодня утром, очень настораживал. — Шведы сейчас выспятся, отдохнут, потренируются, — недовольно бубнил главный тренер, сидя в кресле впереди меня. — А мы? Нормально не поспали — раз. Сейчас пока прилетим, пока разместимся, пока поедим, даже лёд не опробуем — это два. Что с Михайловым делать, ума не приложу — три. — Да ладно, — успокаивал нашего наставника второй тренер Игорь Чистовский. — Парни все здоровые, молодые, я в их время ночами не спал, гулял и это самое, кхе, потом сразу на лёд. Лёд не опробуем, тоже ерунда. Лёд, он и в Африке — лёд. А по Михайлову поступим так, если играть не сможет, выставим на игру три пятёрки. У нас на его место есть Скворцов и Викулов. Шикарный, я считаю, выбор. Вот что нам с Паладьевым делать? Не тянет Женя уровень. Совсем у них в «Спартаке» бардак. Может сразу заменить на Астафьева? — Спи, давай, — отмахнулся Сева Бобров. — Парни у нас молодые, но мы-то с тобой уже не мальчики. Перед игрой нужно выспаться. — Вчера из-за повреждения Михайлова три шайбы получили, — заворчал мой сосед в кресле около иллюминатора Боря Александров. — Давай поговорим с ним, чтоб он на игру сегодня не выходил. Колено — это не шутки. Хотя, все хотят на Олимпиаду. Как ты считаешь, Иван? — Обязательно, поговорим, — тяжело вздохнул я, думая совсем о другом. «Допустим, выиграю я с парнями Олимпиаду, чемпионат СССР, чемпионат мира в Праге и Суперсерию 1972 года против сборной НХЛ. Что ещё мне нужно для полного спортивного счастья? Суперсерия 1974 против ВХА и кубок Канады 1976 года. Вот после 76 года и можно подумать об НХЛ. Мне тогда уже будет 30 лет, ещё четыре года спокойно могу играть при соблюдении спортивного режима, которого я и так строго придерживаюсь. Мне ведь только с наружи 25 лет, а внутри уже 50. Да и пока мне здесь хорошо в СССР, у меня тут девушка, Варвара, и кот Фокс. И вообще далеко ещё до 1976 года». *** Если Рим основали на семи холмах, а Москву на одном большом Боровицком холме, то Стокгольм ради эксперимента рыбаки построили на четырнадцати островах. На каком острове, оказалась наша гостиница, лично я сказать затруднялся, так как везли в неё всю команду в спящем виде. Как уверял сопровождавший нас в автобусе гид, с гостиницей нам повезло, до ледового дворца «Йоханнесховс» всего километр, до исторического центра города не больше пяти, и магазины все рядом. — Благодетель, — пробормотал я, снова проваливаясь в сон. Лишь где-то за три часа до матча народ в команде более-менее пришёл в себя. И естественно сразу же кое-кто захотел пробежаться по магазинам за джинсами, пиджаками, рубашками и прочими дефицитными вещами у нас в Союзе. Но Всеволод Михалыч, которому кто-то успел вовремя стукнуть, сам прошёлся по всем комнатам, а расселили нас по двое, и попросил, чтобы про магазины мы забыли до завтрашнего дня. — Правильно, Михалыч, — сказал я, когда он заглянул в нашу с Борей Александровым комнату. — Сначала разберёмся со шведами, а потом уже с джинсами. И кстати передай всем, кто по-русски не понимает, чтобы подошли ко мне, и я им все доступно расшифрую. — В подтверждении своих слов я показал большой кулак. — Только я на полчасика выйду воздухом подышу, можно? — Я засёк, — недовольно поморщился главный тренер, ткнув пальцем в свои наручные часы. А выйти подышать в город со мной собралась вся наша небольшая компания акционеров: Куликов, Фёдоров, Минеев, Скворцов и Александров. Я решил, что на улице будет гораздо меньше посторонних ушей, либо эти уши будут шведские и нашему разговору не помешают. — Уважаемые товарищи акционеры, — сказал я, когда мы вышли на брег какого-то канала. — У нас есть один не решённый вопрос. Сколько покупаем гитар? Семь или восемь на всю имеющуюся «наличку»? — Вот как бы купить так, чтоб мы заплатили за семь музыкальных инструментов, а приобрели восемь, — размечтался «Малыш». — Давайте подумаем над таким предложением. Кто «за»? — Я сейчас вам устрою здесь день голосования, — недовольно бросил я, ведь тут же пятеро хитропопых компаньонов эти руки подняли. — Значит, план будет такой. Сегодня бьём шведов под Стокгольмом, а завтра утром сразу после открытия магазина решим семь приобретать «Гибсонов» или восемь. И это будет зависеть от скидки, которую я попытаюсь выторговать, ловись халява большая и маленькая. А сейчас у нас на первом месте хоккей, пошли в гостиницу, нечего Михалыча раньше времени нервировать. *** После первого периода последнего матча скандинавской серии товарищеских игр, я невольно вспомнил свои слова о том, чтобы не нервировать Всеволода Михайловича. Ведь в первые двадцать минут встречи всё вышло с точностью до наоборот. Команда, что называется, не попала в ритм игры. Мы еле-еле ползали по льду, когда наш соперник был максимально сконцентрирован и по-спортивному зол. И сейчас старый восьмитысячный ледовый дворец радостно и весело гудел так, что отдавалось в раздевалке, потому что на табло горели обидные для нас и прекрасные для хозяев льда цифры — 3 : 1. Врач сборной Олег Белаковский «колдовал» над коленом Бориса Михайлова, который не послушался ни чьих уговоров и вышел на игру. И в итоге повредил боковые связки колена. — Ты понимаешь, что теперь на два месяца вылетел из игры? — Нервно теребя себя за волосы, спросил Всеволод Бобров хоккеиста. — Пока ты катался на одной ноге, сначала Викберг через вашу пятёрку забросил, затем Лундртрём отметился. Такое «геройство» в спорте — никому не нужно! — Михалыч, мы ведь одну отквитали, — заступился за друга Володя Петров. — Да и потом Миней мог и потащить разок. — Армейский нападающий бросил гневный взгляд на нашего второго голкипера Володю Минеева, который сегодня защищал ворота сборной. — Ай! — Отчаянно отмахнулся Бобров. — Далее, Паладьев не понимаю, что с тобой происходит? За Линдбергом не уследил. Вот вам и 3 : 1. На второй период выходим играть в три пятёрки. В звено Петрова вместо Михайлова на левый край встанет Викулов. К Ляпкину в пару в защиту перейдёт Астафьев. Третья тройка нападения будет следующей: слева — Скворцов, центр — Федотов, и правый край — Якушев… «Михайлов, Михайлов, — начал вспоминать я то, что раньше читал про Олимпиаду в Саппоро. — А ведь он прямо там, в Японии, повредил своё колено. Странно, вроде я упираюсь, меняю будущее, а оно, так или иначе, снова возвращается к своему старому руслу». — Тафгаев! Спишь что ли?! — Окрикнул меня Бобров. — От вашей пятёрки жду динамики, движения и мощных атакующих действий. Мы не имеем права проигрывать перед Олимпиадой шведам. Нам, и мне в частности это может ой как аукнуться в будущем. — Ну, тогда Минеева на воротах тоже меняй! — Встал с места Петров. — С Минеем точно сегодня просрём. — Ты башкой в самолёте случайно не ударился? — Встал я и сделал большой шаг к Петрову. — Или при посадке укачало? Минеев стоит нормально. Ему две штуки с пятака затолкали. Сейчас не дать ему шанса на Олимпиаде останемся с одним вратарём! Я за Володю Минеева ручаюсь. — Хватит орать! — Крикнул Всеволод Михалыч. — Второй период покажет, кто за кого у нас ручается. *** Володя Минеев, который в начале сезона был всего лишь третьим вратарём горьковского «Торпедо» в последние дни ловил себя на мысли, что он провалился в сказку. Играть в воротах сборной страны — это же мечта детства! До этого сезона молодой белобрысый парень провёл всего семнадцать игр в высшей лиге, но вдруг всё поменялось на предсезонном турнире в Череповце. Новая вратарская техника, которую почему-то Иван Тафгаев назвал «Баттерфляй», мало того, что далась ему легко, она вывела его на новый уровень. Может, у него не было такой классной реакции, как у Третьяка или Пашкова, может он не имел такого стального характера как Виктор Коноваленко, но свои шайбы он уверенно брал. «Да, я — второй номер! — подумал про себя Минеев, выходя на второй период, на лёд стокгольмского дворца «Йоханнесховс». — Но я второй номер сильнейшей команды Мира! Хрен они мне, что сейчас забросят! Гадом буду! За котов!». *** — Вовку Минеева надо поддержать, — перед началом второй двадцатиминутки сказал я своим партнёрам по тройке нападения Александрову и Мальцеву, в ожидании шведской сборной. — Не маленький, — пробурчал Саша Мальцев. — Но в атаке нужно постараться. Правда, я сегодня что-то не в ногах. Чувствую, как будто всё плывёт перед глазами. — А ты смотри на всё одним глазом, помогает, — усмехнулся Боря Александров. — У меня, кстати, тоже «вестибулярка» барахлит. — Калеки, — пробубнил я. — В средней зоне пас на меня, я шайбу сам привезу к воротам Абрахамссона и там её разыграем. Наконец шведские игроки тоже соизволили выкатиться на ледяное поле. И появление своих любимцев восьмитысячная толпа встретила громкими и продолжительными аплодисментами, словно депутаты Леонида Брежнева на съезде КПСС. В сегодняшней игре, в принципе, как и во вчерашней, сборная «Трёх корон» имела существенное преимущество, она как хозяйка льда, имела возможность выпускать свою пятёрку после нашей, то есть Билл Харрис мог использовать «наложение» звеньев. Вчера против нас «огребали» Хаммастрём — Викберг — Лундстрём, а сегодня нам не давали играть Юханссон — Пальмквист — Петтерссон. А Викберг с компанией в этой игре очень удачно действовал против пятёрки Володи Петрова. В защите же у шведов меня встречали — хороший знакомый здоровяк Экман и пока ещё не пуганый Милтон. Я вообще старался кулаками не махать, так как сегодня нужны были команде не количество поставленных мной фингалов, а количество заброшенных мной шайб и отданных голевых передач. Судья из ФРГ Баадер повертел головой, удостоверился, что все готовы, и вбросил шайбу на лёд. К сожалению, вбрасывание Пальмквисту я проиграл, ведь меня тоже немного штормило после самолёта. «Ничего, — решил я, — сейчас кого-нибудь впечатаю в борт, сразу прояснится в голове». И первым кого я решил огорчить, чтобы мои мозги встали на место, оказался Хакан Петтерссон, который был выше на голову Бори Александрова и уже несколько раз против нашего «Малыша» сыграл жёстко. Но сразу же бить шведского крайнего нападающего было против правил, нужно было дождаться, когда шайба придёт к нему. А шайба заметалась в средней зоне, где мы ловили хозяев поля в наш хорошо уже отработанный «капкан». Вдруг защитник гренадёр Экман, перевёл непослушную шайбу на левый край Петтерссону. Борька чуть-чуть успел шведа клюшечкой притормозить в пределах правил. Я же с улыбкой на лице тут же ускорился, так как лучшего момента для красивого силового приёма может и не быть. Краем глаза в доли секунды заметил вытянутое лицо тренера из Канады Билла Харриса, который быстрее всех сообразил, что сейчас произойдёт, и с разгону воткнулся в крупное тело бедного Хакана Петтерссона. Дальше, коньки шведского парня мелькнули как клинки самурая перед моим носом, а сам пострадавший вылетел за борт точнёхонько под ноги канадского хоккейного специалиста. — Окей Билл? — Успел спросить я потрясённого тренера «Тре крунур» и, завладев шайбой, полетел в атаку. Ох, как просветлело в голове! Следующим на моём пути вырос защитник Милтон, крепкий широкоплечий парень. Но и он попал под электричку, зазевался с испугу, поэтому присел на пятую точку, но клюшку не потерял и успел своей фирменной «кочергой» дать мне по ногам. И вот я падаю, хорошо что в зоне атаки, перед воротами Абраха… В общем фамилия непроизносимая. Ведь падать перед своими воротами это как-то не солидно. Шайбу пока мысли путались, я автоматически скинул влево на «Малыша». «Всё дальше без меня», — подумал я, скользя на пузе прямо в деревянный жесткий борт. — Бам! — Что-то бамкнуло прямо в лоб. «Что угодно, только не сотрясение мозга и мировая ядерная война!» — пролетела последняя мысль. Но вдруг прямо в ухо кто-то заорал «Гол!» и спокойно полежать мне не дал. А потом ещё нагло так начал меня трясти как в УАЗике, который катит куда-то по бездорожью по долинам и по взгорьям. — Гол! Тафгай! — Заорал мне в лицо Мальцев, из чего я сделал вывод, что забил именно он. — Ты чё как? — Нормально, — пробормотал я и, приподнявшись, поехал на смену. — Между прочим, кости черепа — самые крепки в теле человека. Итс ол райт, Алекс. Итс ол райт. За пару минут на скамейке запасных, я успел понюхать нашатырочку, ватку с которой мне сунул под нос доктор Олег Белаковский, попил водички и на вопрос Всеволода Михалыча: — Ты как, готов? Я ответил почему-то опять на английском: — Итс ол райт коуч! Нид ван мо гоул. — Совсем Ваня пиз…улся, — пожал плечами Белаковский. — Пусть чешет хоть на японском, нам ещё шайба нужна, — отмахнулся Бобров. — Давай Тафгай! — Гаркнул он мне в спину. Как я выиграл это вбрасывание, почему-то в памяти не отпечаталось, зато я отлично запомнил испуганное лицо шведского защитника Экмана, когда я опять как танк полетел на ворота Абрахамссона. Канадский наставник сборной «Тре крунур» Харрис заорал на чистом английском языке, чтобы меня срочно уложил на лёд. Но Милтон, притворившись глухим, лишь попятился спиной в свою зону, дескать, мне одного раза хватило. Тогда Экман, выругавшись на своего напарника, бросился сам на меня. И всё это произошло за какие-то две или три секунды, а потом Кеннет Экман полетел. В том смысле, что я резко присел, а он, чтобы стукнуть меня как следует, прыгнул. В итоге скрутил красивое гимнастическое сальто. Я бы даже поставил высший бал за артистичность. Но масса Экмана тоже оказалась не шуточной, поэтому прилёг и я, но успел в сторону толкнуть шайбу, которую подхватил Александр Мальцев. Рывок Мальцева, поддержал и Боря Александров, они вдвоём вылетели на «трусишку» Милтона и вратаря Абрахамссона. Александр замахнулся, но вместо щелчка сделал резкий пас на «Малыша», который броском в касание загнал шайбу в верхний угол ворот и сравнял счёт в матче — 3 : 3. — Ты как? — Спросил меня Сева Бобров, когда мы под недовольный свит трибун и английский мат канадского тренера, поздравив друг друга, вернулись на скамейку запасных. — Итс ол, то есть дай пару смен дух перевести, — попросил я, тяжело дыша. — Кости вроде целы, голова тоже не шумит. Что-то с памятью моей стало, всё, что было не со мной помню. Нормально всё, коуч. — Устало улыбнулся я. *** После второго периода вратарь Владимир Минеев выслушал множество лестных слов от Всеволода Михалыча. И было за что. Во-первых, ликвидировал выход два в одного. Во-вторых, оставил ворота в неприкосновенности, когда команда отбивалась в меньшинстве. В-третьих, взял намертво две очень трудные шайбы. — Вот как надо биться за Родину на льду! — Закончил свою похвальную речь Всеволод Бобров. — Молодец Минеев. Тафгаев, ты тоже…, но стал заговариваться. Какой я тебе коуч? Плохо с головой — попей чаю, и съешь таблетку глюкозы. — Да, — согласился Тафгаев. — Сейчас бы «сникерс». Не тормози — сникерсни! — Сказал Иван слова, которые никто в раздевалке не понял, но всё равно народ засмеялся. «Наверное, сникерс — это какой-то экзотический фрукт», — подумал про себя Минеев, но вслух ничего не произнёс, и переспрашивать, тоже не стал. — Сникерс? — Сморщился на секунду главный тренер, как будто проглотил ядовитого таракана. — Далее, Харламов, Петров и Викулов в концовочке сделали очень красиво. Раскатали шведов как в кино. Вот такой игры я жду от всех вас. После 3 : 1 в первые двадцать минут, 3 : 4 — перед заключительным периодом счёт замечательный. Что Минеев, спросить что-то хочешь? — Хочу сказать, мужики я вас не подведу, — внезапно для себя высказался, скромняга, Володя Минеев. — Но обрезайтесь поменьше. — Правильные слова, — улыбнулся Всеволод Бобров и пожал руку своему второму вратарю. *** Первые десять минут третьего периода до смены ворот, провели не шатко не валко. Шведы нам не давали играть, мы им. Нас счёт 3 : 4 — устраивал, а их — нет, но нам было на это наплевать. Лично я окончательно пришёл в себя и перестал называть коучем Всеволода Михалыча, который единственный из всех был как на иголках. Дело в том, что перед выходом на третий период в подтрибунном помещении произошла неприятная сцена, невольным свидетелем которой я стал. В этот раз я шёл позади всей команды, застрял в одном месте, и видел, как Боброва остановил какой-то мужичек из нашего Советского посольства в Швеции. Судя по неловким движениям, чиновник был уже «хорошо навеселе». — Севка, Бобёр, ну зачем так грубо играть? — Пьяно икнул работник посольства. — На трибунах ведь шведские царские особы. Карл Густав кажется, да хрен их поймёшь. Ну, это Бобёр, ну ты меня понял? Всеволод Михайлович ненавидел, когда его малознакомые люди называли Севкой да ещё и Бобром, как голоного пацана. И наш наставник, не выдержав наглости, как дал с правой руки чиновнику посольства, что тот присел на попу. — Иди на х…, дурак! — Прошипел Михалыч, и пошёл за командой на скамейку запасных. А я вспомнил, что в 1974 году что-то подобное произошло с работником Советского посольства в Финляндии. И тогда Боброва после двух побед на чемпионатах мира в Москве и в Хельсинки, отстранили от сборной и вообще убрали из отечественного хоккея. «Неужели я своим вмешательством в историю спорта ускорил событийный ход? — думал я, сидя на лавке и немного выключившись из перипетий сложного матча. — Что ж теперь будет-то? До Олимпиады снять Боброва точно не должны, а потом, всё что угодно может случиться». — Тафгай, на смену! — Окрикнул меня Всеволод Михалыч. — Не спать, не спать, — похлопал он меня по спине. — Не спи художник, не спи, — улыбнулся я и поехал на точку вбрасывания. Не знаю что случилось, но вбрасывание я опять проиграл. Очень хорошо против меня сегодня действовал на точке Пальмквист. Хотя, скорее всего, не хватало элементарной концентрации внимания из-за отсутствия нормального отдыха. Атаку закрутили шведские хоккеисты самую простую, Юханссон пересёк центральную красную линию и пальнул шайбу в нашу зону. И первым до шайбы добрался наш защитник Саша Куликов. Я открылся за синей линей, для паса. Но вдруг непослушный и капризный черный диск соскочил с крюка клюшки Куликова и выкатился точно под бросок Бьёрну Пальмквисту. Мощный щелчок и восемь тысяч человек ледового дворца разом заорали от восторга — 4 : 4. Чуть ли не вся шведская команда высыпала через борт поздравить Пальмквиста. А защитник Саша Куликов и вратарь Володя Минеев рухнули без сил на лёд. — Ещё играть и играть! — Крикнул я, подъехав ближе. — Подъём, мать твою, почки простудите! Красавцы. «А сил-то почти не осталось, — подумал я, посмотрев на табло «Йоханнесховс» арены. — Только знать об этом никому не надо». После пропущенной шайбы шведы с удвоенной силой бросились нас добивать, но прекрасная игра Володи Минеева к счастью держала нас в игре. Ведь пропусти ещё шайбу, даже на финальный штурм не хватило бы сил. Но внезапно, как это в хоккее бывает сплошь и рядом, пятёрка Астафьев — Ляпкин — Скворцов — Федотов — Якушев, которая всю игру была в тени, выдала красивейшую комбинацию, которую мы наигрывали только в «Торпедо». Наверное, Скворец рассказал, как взломать «шведские редуты». Именно онначал атаку по левому краю, красиво обыграл своего оппонента и влетел в зону атаки, где тут же резко затормозил. Одновременно с этим манёвром Федотов и Якушев побежали на ворота хозяев, уведя за собой почти всю пятёрку противника. А на ударную позицию, на свободный лёд выкатился Юрий Ляпкин из Воскресенского «Химика». Пас от Скворцова, шикарный щелчок защитника в касание и пожалуйста, вынимайте шайбу из ворот. Она где-то там, в сетке запуталась. Теперь пришёл и наш черед, перепрыгнув через борт, высыпать на поле, чтобы обнять Ляпкина, Скворцова и всех кто попадётся под руку. И пока восемь тысяч шведских человек грустили, мы радовались — 4 : 5, наша! — Михалыч, ты чего пригорюнился? — Спросил я главного тренера, который задумчиво стоял около борта. — Да, ерунда, — кисло улыбнулся он. — Всё проходит, пройдёт и это. — Ты Всеволод Михалыч запомни, я тебя в обиду не дам. Повоюем ещё! — Сказал я и пожал руку нашему легендарному наставнику.Глава 15
После последней игры скандинавского турне, по хорошей спортивной традиции устроили вечернее досуговое мероприятие — «барбекю». В ресторане на церемонии поедания закуски и распития спиртных напитков присутствовали хоккеисты и тренерские штабы сборных Швеции и СССР, а так же представители нашего посольства, мэрии Стокгольма и федераций хоккея наших стран. — С финнами пили после каждой игры, а эти один фуршет зажали, — зло шепнул мне на ухо Саша Мальцев, пока чиновники распинались друг перед другом, толкая длинные речи. — Да начхать, — хмыкнул я. — Если честно — устал я от турне, последнюю игру еле-еле отбегал, домой хочу. А завтра ещё по магазинам нужно помотаться, прикупить дефицита для страны победившего социализма. — Джинсы что ли с «пластами»? — Заинтересовался Мальцев. — Ерунда, деньги нужно копить на японскую аппаратуру. — Шёпотом добавил нападающий. — В Саппоро за двести зелёных магнитофон возьму, в Союзе за две тысячи сдам. — Так подсудное дело доллары хранить, их же изъять должны по прибытию в Союз? — Удивился я, кое о чём догадываясь сам. — А ты докажи, что я их в Стокгольме не пропил? — Усмехнулся Саша Мальцев. — Пойду с Харламовым выпью. Михалыч сказал, что сегодня можно. Я посмотрел на Всеволода Михалыча, который с трудом на празднике выжимал из себя улыбку и подумал: «Сейчас перед Олимпиадой все нервы мужику вымотают. Потому что ударить рабочего, колхозника или простого инженера за дело в СССР можно, а вот чиновника трогать нельзя, так как чинуши и есть настоящий победивший в Союзе класс, который только маскируется под слуг народа. Даже мы, хоккеисты, не можем за границей получать денег больше, чем работники посольства. А при чём здесь вообще эти лодыри и бездельники? Когда это мы на льду пашем, зарабатывая валюту и международный авторитет для всей страны». Мне сразу же вспомнилась жуткая история, которая произошла, точнее ещё произойдёт, с нашим прославленным вратарём обладателем «Золотого мяча» Львом Яшиным. Его пригласили от производителя сигарет «Camel» на чемпионат Мира в Испанию 1982 года, оплатив все расходы. А за несколько дней до отъезда Яшину сообщили, что он никуда не поедет, так как в ЦК КПСС запретил рекламировать медикаменты и табачные изделия. И тогда вратарь в приватной беседе с Никитой Симоняном сказал: «Пошли они все к чертовой матери, скоты, которые за наш с тобой счет разъезжают на черных лимузинах, бесплатно обжираются и докладывают на самый верх: «Наша сборная — чемпион Европы, наша сборная выиграла Олимпиаду». Как будто это их заслуга». В итоге Яшина, как следует промурыжив, всё же выпустили из страны, а по возвращению из Испании Льва разбили инфаркт и инсульт. — Нелюди, — пробормотал я себе под нос. В этот момент в ресторане заиграла музыка, ведь кроме наших команд тут гуляли и другие люди, которым хоккей вообще был до лампочки. И эти люди хотели танцевать. Кстати, шведы пришли на фуршет с подругами и жёнами, кое-кто из которых внешне был очень даже ничего. — Куда руки тянешь? — Хлопнул я по «паклям» Борьки Александрова, который потянулся за коньяком. — Выпили по бутылке пива, съели мяса и спать. — Сказал я это ему и Сашке Скворцову. — Ты прямо как батя, — недовольно пробурчал «Малыш». — Всё значит, имеют право на коньяк, а мы со Скворцом не имеем даже возможности отметить его и моё попадание на Олимпиаду? — Конечно, имеете, — согласился я. — Только отмечать такие события нужно не коньяком, а заброшенными шайбами на этой самой Олимпиаде и золотыми медалями. Век хоккеиста короток, случайная травма и пойдешь ты без образования пивом в ларёк торговать. А травмы — это прямое следствие нарушения спортивного режима. Пока в одной тройке играем, вот вам коньяк. — Я показал свою огромную кулачину. — Не надо в ларёк, — усмехнулся Саша Скворцов. Кстати, о Скворцове. Сразу после матча в раздевалке главный тренер Всеволод Бобров зачитал список тех, кто поедет на Олимпиаду, а кто нет. Из защитников отцепили нашего горьковского торпедовца Володю Гордеева, а из нападающих — армейца Москвы Бориса Михайлова, который из-за травмы колена выбыл на месяц. Соответственно дебютант Скворцов в сборной остался. И, между прочим, в скандинавском турне, если смотреть полезность и количество набранных очков, то Александр оказался лучше нападающих Шалимова, Свистухина, Якушева и Михайлова. Для дебюта результат фантастический! Скворец таким макаром не только в Японию хоккейным туристом поедет, он и в третью тройку пробьётся, а возможно и во вторую. Так как после матча защитник Валера Васильев заявил, что со «стукачом» Викуловым играть в одном звене не намерен. Всплыли какие-то их старые счёты. Поговаривали, что Володя Викулов один раз «настучал» Тарасову, что Васильев с похмелья приехал на сбор сборной команды. В общем, куда мы без дрязг. «Грустно, девицы!» — как бы сказал Остап Бендер. А веселье между тем шло своим чередом. Шведы с подругами танцевали, наши, разбившись на группы по интересам, по большей части выпивали и закусывали. Я же с Александровым, Скворцовым и Минеевым старался налегать на рыбную нарезку и прививал молодым парням прелесть здорового образа жизни. — Нет, ты Иван скажи, а как нам после игр расслабляться? — Настаивал на своём праве на «наркомовские 100 грамм» Боря Александров. — Когда завтра утром эти «гаврики» будут бегать по гостинице с больной головой и искать анальгин, либо опохмелку, — я кивнул на старожилов сборной СССР, — вы встанете свеженькие и весёлые. А нервы лучше всего успокаивать — прогулкой, книжкой и с хорошей барышней, кхе, в кино можно сходить. — Рыбалка ещё подходит, сидишь на берегу думаешь о чём-нибудь, — поддакнул вратарь Володя Минеев, который тоже сказочным образом из третьего вратаря автозаводской команды заскочил на подножку, уходящего поезда в японский Саппоро. — Иван, — внезапно дернул меня за плечо Всеволод Бобров, он как взял один единственный фужер с шампанским, так и ходил с ним весь вечер. — Отойдём, поговорим. — Вы молодые запомните, — сказал я, прежде чем отойти с главным тренером перетереть тет-а-тет. — Это вы пока тяните, пока здоровые вы всем нужны, с вами все хотят выпить. А потом, когда организм посыпется, вам же буду с трибун кричать: «Скворец на пенсию пора! Миней — дыра! Разом Александров Боря, может выпить водки море!». — Не в рифму, — обиделся «Малыш». — Не в рифму? Зато — правда. — Закончил я свою короткую лекцию, прежде чем оставить парней одних. С Севой Бобровым мы вышли в фойе гостиницы, где не так громко гремела музыка, и я посмотрел на Михалыча с немым вопросом на лице, дескать «что?». — Сегодня у нас пока 24-ое, — на немой вопрос ответил наставник. — Завтра 25-ое у вас свободное для магазинов время. 26-го мы уже в Москве. Где ты будешь 27-го, если 29-го утром вся сборная должна быть уже в «Новогорске», так как 30-го вылетаем в Японию? — На два дня слетаю в Горький, — пожал я плечами, представив, как обниму и зацелую Варю. — Нужно, чтобы ты со мной пошёл на заседание Федерации утром 27-го числа. — Сказал Всеволод Михалыч с виноватым лицом. — Заночуй у меня дома на пару дней, выделю тебе на кухню отличную раскладушку. Сам понимаешь, что может случиться на заседании. Как бы я не сорвался в пике. — Н-да, — пробормотал я, размышляя на тему, что красавица Варвара может и не дождаться меня со спортивных фронтов. — Ладно. Как-нибудь с личной жизнью, ну, погодю. Не дрейф Михалыч прорвёмся. Когда я появился снова в ресторане, то первым делом бросил взгляд на нашего переводчика, ведь очень многое будет зависеть от того, какой отчёт он напишет об инциденте с работником посольства своему шефу в КГБ. И о чудо! Виктор Алексеевич отошёл по своим делам в «укромный уголок», а бутылочку пива свою оставил на столе открытой. «Как всё-таки похожа наша жизнь на хоккей, — подумал я, подливая в пиво комитетчику водку. — Она даёт тебе один мизерный шанс, так используй его или умри. Сейчас мы этого переводчика из надзирателя, сделаем нашим покрывателем». После своего нехорошего поступка, в котором, впрочем, не раскаивался, я подбежал к тройке выпивающих друзей: Мальцеву, Харламову и Васильеву. — Мужики, срочно нужно бахнуть с Виктором Алексеевичем, за мир, за дружбу, за хоккей, — громко сказал я, перекрикивая музыку в зале. — Сразу три тоста не закусывая? — Уточнил Валерка Васильев. — А тебе слабо? — Усмехнулся его тезка Харламов. — А как же спортивный режим? — Криво улыбнулся динамовский защитник. — В Японии режимить начнём, — подтолкнул своего одноклубника Саша Мальцев к месту за одним большим столом, куда вернулся переводчик. — Саша, главное чтобы он всю бутылку пива выпил целиком, — успел шепнуть я Мальцеву. — Иначе шутка юмора не сработает. — Сделаем, — хохотнул нападающий «Динамо». Не знаю, что говорили Мальцев, Васильев и Харламов переводчику Виктору Алексеевичу, но через пять минут, Саша мне кивнул, что пора, народ для веселья готов. И я тут же подбежал к ним. — Виктор Алексеевич, нужно срочно толкнуть тост нашим шведским друзьям, — я показал на изголовье длинного стола, где сидели представители мэрии Стокгольма и наш посол в Швеции. — Мы ведь по-английски ни бельмеса. Выручайте, Виктор свет Алексеевич. Переводчик встал со стула и резко покачнулся, но сам зафиксировал своё тело в устойчивом положении. — Что я должно перевести товарищам послам? — Спросил он, посмотрев на меня одним глазом, чтобы я меньше раздваивался. — Гитлер капут, — хотел было подсказать Васильев, но я ему отвесил легкую затрещину. — Сказать нужно следующее, что мы мирные люди и хотим выпить за крепкую спайку шведского и советского народов. За гуманизм, за дело мира, за Родину, за Сталина, Ура! — Хороший тост, — громко икнул переводчик. — Я потом его себе запишу. Товарища переводчика к изголовью стола мы подвели уже под руки, так как адская смесь из пива и водки стремительно отравляла незамутнённый рассудок комитетчика Виктора Алексеевича. — Господа, — начал он по-русски, глядя мутным взором на ошалевших представителей Стокгольмской мэрии. — За Родину! За Сталина! Ура! — Выкрикнул так же по-русски переводчик и пластом лёг в наши руки. — Пардон месье! — Вышел я на передний план. — Рашен водка — это бэд комедиан. За Улофа Пальме и за Леонида Брежнева, за фройндшип, ура! Услышав имя шведского премьер-министра Улофа Пальме, представители мэрии Стокгольма улыбнулись и тоже крикнули «ура». «Ну, вот и ладушки-оладушки, где были? На фуршете у бабушки, — улыбнулся я. — Теперь напишем коллективное письмо от команды, что берём за досадную оплошность переводчика на поруки и дело в шляпе». *** На следующий день 25-го января точно к открытию ровно к одиннадцати часам дня я, Александров, Скворцов, Минеев, Куликов и Фёдоров подошли к магазину музыкальных инструментов, что располагался в центральной части города на острове Сёдермальм. От гостиницы всего пять километров, чтобы сэкономить драгоценную валюту за проезд, мы прошли пешком. За одно и город посмотрели, не из автобуса экскурсионного автобуса, а так воочию. Чистенько, миленько, булыжные дороги, старенькие, словно из сказки, но в хорошем состоянии домики, дома и правительственные здания. — Культура, — высказался коротко об увиденном Боря Александров. — Даже плевать на тротуар не хочется. — Да, это тебе не село, — усмехнулся Саша Скворцов. — Где грязи по самое не балуй. Но лично я, пока мы гуляли, усиленно в уме пересчитывал доллары в рубли и обратно. Сейчас в моём кармане покоилось 2510 долларов США. Если бы поступить, как предложил Саша Мальцев не тратить эту сумму в Стокгольме, а купить в Японии 12 магнитофонов за 200 зелёных каждый, и за две тысячи продать их в Союзе, то мы бы выручили 24 тысячи или по 4 тысячи рублей на человека. Это раз. Второй вариант, выходил более энергозатратный, но и более денежный. Сейчас берём здесь 8 электрогитар, дома продаём их за 3 тысячи рублей, покупаем доллары на чёрном рынке по курсу 1 к 6, то сеть всего 4 тысячи долларов. И из Японии везём уже 20 магнитофонов. Тогда на руки каждому капала сумма по 6 тысячи 600 рублей. А ведь за победу на Олимпиаде, если конечно мы победим, получим ещё по 400 долларов на человека. Это ещё дополнительно 2 тысячи 400 рублей на человека. Всего 9 тысяч целковых, или автомобиль «Волга». — Ну, так что будем делать? — Вывел меня из розовых мечтаний друг Боря Александров, когда мы вошли в магазин, где в длинный ряд стояли гитары, барабанные установки и синтезаторы. — На все покупаем или часть денег оставим на подарки? — А я вот сейчас поговорю с мистером Андерсеном, — сказал я, увидев спортивного агента, который хотел меня увезти в «Бостон Брюинз» так сильно, что сейчас улыбался, словно лакей перед важным господином. — Мистер Андерсен является совладельцем этого магазина. — Соврал я. — Вы пока осматривайте товар на предмет царапин, сколов и повреждений, нам херня всякая в СССР не нужна, у нас ей и так все полки в магазинах забиты. Я же поговорю с человеком. Хэлло мистер Андерсен! Спортивного агента я почти силком вывел на улицу и отвёл подальше от магазина. Не хватало, чтоб моя молодёжь услышала, как я Родиной торговать собираюсь. — Вот контракт, — сразу перешёл к сути агент. — Я думать, что мы можем хотеть миллион двести тысяч долларов в год. Сто тысяч в месяц — очень хороший деньги! — А подъёмные? — Недовольно забурчал я, рассматривая напечатанный на английском экземпляр в поисках дописок очень маленьким шрифтом. Именно в них иногда пряталась вся суть обмана. — Проси ещё полмиллиона и контракт не больше чем на два года. Так как зарплаты вырастут, зачем я буду за 100 тысяч в месяц горбатиться. Тебе ведь тоже процент с этого капать будет. — Пятьсот тысяч подъёмные? — Почесал голову, сдвинув в сторону шляпу агент. — Сначала ехать в тренировочный лагерь, а затем уже просить подъёмный. — Значит, слушай сюда, — я вернул бумаги мужчине. — Скоро, в сентябре этого года пройдёт матчевая серия СССР против лучших игроков НХЛ. Я ручаюсь, после этой серии мне подъёмных дадут миллион и минимум 200 тысяч в месяц. Но это ещё не всё. Сегодня я улетаю в Москву и некогда мне твои бумажки рассматривать. Снова в Стокгольме я буду в марте. Составишь другой договор, по которому я обязуюсь приехать в США летом 1977 года, где ты будешь моим агентом. За эти пять лет ты права на меня сможешь перепродать несколько раз, заработав на этом очень крупную сумму. — 1977? — Ахнул агент. — У меня до 1977 года контракт с Родиной. Пока я для СССР всё не выиграю, никуда не поеду. В 76 году пройдёт первый Кубок Канады и тогда хорош. Но это ещё не всё. Ты должен прямо сейчас доказать, что очень хороший агент. Вот тебе 2 тысячи 100 долларов. На них ты должен купить 8 электрогитар фирмы «Gibson». Две басухи, они дешевле и шесть шестиструнок, которые дороже. Чего загрустил? Ты на одной перепродаже прав на меня проживешь припеваючи. Поверь, это очень выгодная сделка. Ну, по рукам? — Давай свой деньги, — пробубнил обиженно спортивный агент. — А ты меня не обмануть? — В марте подпишем контракт, и заживешь ты как в шоколаде, слово советского хоккеиста. — В подтверждении своих слов я хлопнул мужчину по плечу, чтоб он прочувствовал всю мощь моих стальных мускулов. «Ну, ты Ваня и ловчило, — зашипел голос в голове. — Я бы тебе палец в рот не положил. Обманешь чудика?». «Во-первых, ты бы палец не положил, так как у тебя его нет, — недовольно пробурчал я в ответ. — А во-вторых, ложь считают первым признаком слабоумия. Кубок Канады состоится в сентябре 1976 года, мне тогда уже будет 30 лет, и я спокойно объявлю, что это мой последний год в хоккее. А в США уеду после чемпионата Мира в Вене весной 1977 года. А билет мне организует мистер Андерсен, мой хоккейный агент». *** Среда 26-го января тоже прошла в суете и беготне, в погоне за деньгами. Сначала, из аэропорта Шереметьево все восемь гитар, упакованных в специальные кейсы, я и Боря Александров привезли в квартиру Саши Мальцева. Он тогда жил на проспекте Мира в странном «Доме на сваях» напротив ВДНХ. «Ничего, — успокаивал я себя, — сейчас крутану эту коммерческую комбинацию и надолго забуду про финансы. Пора сосредоточиться на самом главном — на хоккее». Затем я созвонился с музыкальным продюсером Мишей Плоткиным, договорились на четыре часа дня произвести обмен музыкальных инструментов на денежные знаки на репетиционной базе в ДК на Варшавском шоссе. Потом я долго пытался дозвониться в Горький в редакцию газеты «Горьковский рабочий» чтобы поговорить с Варварой. К сожалению, безрезультатно, Варя была на выезде. И лишь пару часов мне удалось покемарить у Мальцева на неудобной раскладушке, прежде чем мы, вызвав два такси, полетели через всю Москву толкать фирменные «Гибсоны» местному отечественному музыкальному бомонду.Всё, что в жизни есть у меня, Всё, в чём радость каждого дня Всё, о чём тревоги и мечты – Это всё, это всё ты…
На маленькой сцене скромного ДК, когда мы с Борей занесли туда целую кучу гитар, репетировали наши ребята из «Лейся, песни»:
Всё, что в жизни есть у меня, Всё, в чём радость каждого дня Всё, что я зову своей судьбой, Связано, связано только с тобой…
— Привет чемпионам! — Заорал со сцены, бросив тренькать на гитаре Колян. — Физкульт-привет! — Ответил я, кивнув Ирине Понаровской, с которой мы хоть и хорошо расстались, но встречаться с бывшими не всегда комильфо. — Где ваш Карабас-Барабас? Мальвину вижу, Пьеро тоже на месте, и Буратины в наличие, где владелец вашей бродячей труппы? — Туточки я, — выскочил из боковых дверей в зрительный зал маленький чернявенький мужичок, одетый по последней моде. — Привезли? — Фирма гарантирует высшее качество своих услуг, — козырнул Боря Александров. — Восемь штук, как заказывали. — Мы же договорились на три? — Опешил маленький Карабас-Барабас. — Я смотрю, ты совсем советские газеты не читаешь, — хмыкнул я. — В них черными чернилами по белой бумаге написано, что страна от нас ждёт перевыполнение пятилетнего плана. Вот и мы, хоккеисты, не смогли остаться в стороне и перевыполнили план на двести с лишним процентов. Чего не сделаешь ради светлого будущего. Гони четыре тысячи долларов США, а то у нас ещё дел по горло. В это время музыканты спрыгнули со сцены и полезли открывать заветные кейсы. — Руки! — Гаркнул Борис. — Руки сначала надо мыть, а потом уже оставлять свои пальцы на первоклассном товаре. Лет через тридцать такие гитары будут стоить полмиллиона, а может и больше. — Добавил он информацию, которую почерпнул от меня, когда я ему рассказывал что такое инфляция и с чем её едят. — Полмиллиона чего? — Почесал затылок продюсер Миша. — Долларов конечно, — ляпнул «Малыш». — Инфляция, финансовая пирамида МММ, Нью-Йоркская фондовая биржа, и всё такое прочее. Газеты нужно хоть иногда почитать. Золото скоро в рост пойдёт. Поэтому отдаём гитары почти даром. — Ладно, — согласился, хитро посмотрев на нас Плоткин. — Вижу товар отменный. Три гитары берём себе, остальные разбросаю по знакомым. Но, деньги только через два дня. Сумма не малая, и с Ивана ещё одна песня для первого сольного альбома. — Песня не проблема, — опять брякнул, не подумав, Александров и уселся на зрительское кресло смотреть, как я сочиняю очередной шедевр советской эстрады. — Да, Иван, напиши для нас и меня ещё что-нибудь, — улыбнулась обворожительной улыбкой Ирина Понаровская. «Обложили гады, гонят весело под номера», — подумал я, понимая, что сочинить мне больше нечего! — Через два дня, как буду деньги, сочиню, — соврал я, глядя честным немигающим взглядом на Плоткина и его ансамбль. — Хорошо, не можешь «Листья жёлтые» или «Мой адрес Советский союз» не надо, — заканючил продюсер. — Напиши что-нибудь совсем простое. Одной песни не хватает для пластинки. Хоть «В траве сидел кузнечик». Хотя бы припев, остальное сами досочиним! В поддержку Карабаса-Барабаса жалобно заголосила и вся его бродячая труппа. — Стоп! — Вскрикнул я. — Хватит! Фууу, — выдохнул я, собираясь с мыслями. — Принесите из буфета кофе и дайте пять минут. — Сказав это, я принялся медленно вышагивать между рядов небольшого скромного актового зала. — Сейчас, «во» песня будет, — уверенно заявил «Малыш», показав большой палец. — Ручаюсь. «Ручается он, — зло подумал я. — Что я песенная дойная корова? Чижик пыжик, где ты был, я на свадьбе водку пил… Стоп! Свадьба! Да! Свадьба будет она не ладна с тамадой и с конкурсами кто больше выпьет водки! Кому-то напиться и погулять, пощупав подружек невесты, а кому-то потом с этой невестой жить несколько мучительных лет». — Записывайте! — Махнул я рукой музыкантам. — Среди обычаев прекрасных, Мне вспомнить хочется один. — Я стал начитывать текст песни как стихи Блока. — Тот символ верности и счастья! От юных лет и до седин! А дальше так. — Я стал хлопать в ладоши и притоптывать ногой. — Оп, оп, оп, оп! Ах, э-э-тот миг неповторимый, Когда стучат, стучат взволнованно сердца! Тэц, тэц! И не забыть, бам, бам, как мы дарииили. Дpуг дpугу нежно, нежно, нежно два кольца! Танцую все! Обручальное кольцо, бэмс, бэмс, бэмс, бэмс! Не простое украшенье! Туц, туц! Двух сердец оно решенье, туду, ту! Обручальное кольцоооо! Ху, примерно так. — Это же хиятра на все времена! — Подскочил на месте Плоткин. — Ну, Тафгай — ты гений! Будет тебе через два дня 4 тысячи 100 долларов США. Продано!
Последние комментарии
18 минут 23 секунд назад
22 минут 12 секунд назад
9 часов 52 минут назад
9 часов 56 минут назад
10 часов 8 минут назад
10 часов 9 минут назад