Должник [Иван Владимирович Кретов] (fb2) читать постранично

Иван Кретов Должник

Из Уфы позвонили в пять утра. Рано, конечно, но я не спал. Не спал вторые сутки. Моему должнику возвращали семнадцать миллионов рублей. Попал человек. Бывает. Полтора года он потратил на суды и беседы с нужными людьми «в погонах». А я – на закрывание дыр в делах. Сумма долга – 330 тысяч рублей. Несерьёзная сумма, когда семнадцать миллионов, но для продвижения деловой активности очень даже необходимая: чиновники – люди творческие. Что хотят, то и нарисуют. Минимум для «правильных» красок – треть долга. Приходилось брать кредиты. Так и жил. Точнее, выживал. Иногда дела налаживались. Думал простить долг – его тоже кинули, да и как кинули! А потом беда прилетает, садится на плечо, как сова, и в глаза смотрит с немым вопросом: «Ну ты, урод, жизнь, что ли, не учит?» Как правило, через час раздумий начинаешь терзать звонками должника. Он обещает, обещает. Сопротивляешься, хочешь верить ему, очень хочешь… Но два дня назад, к моему удивлению, он сам позвонил и сказал, что деньги ему привезут около девяти вечера в условленное место, и мне вернётся вся сумма. Процентов я не хотел. Да и не предлагали. Лихоимство всё это.

Очень аккуратно узнал условное место встречи – сосновый бор возле плотины через Волгу. Приехал, чтобы подстраховаться. На первой лесной развилке наткнулся на его Паджеро и Лансер с башкирскими номерами. Заглушил двигатель. Из машин никто не вышел. Минут через пять, перекрестившись, подошёл к Паджу. В нём должник с незнакомым мужиком и дырками в головах, в Лансере двое лет под пятьдесят: один порезан, другой прострелян. Четыре трупа. Закурил, прислушиваясь к каждому лесному шороху. На заднем сидении лежала сумка, а в ней пачки денег. Тех самых семнадцати миллионов. Пересчитывать и шмонать машину не стал. Быстро сел в свою и объездным путём выехал на трассу. Не думаю, что деньги были фальшивыми. Не думаю и о том, как всё произошло. Просто еду внимательно. Светке вывалю на пороге. «Неудачник, слишком доверчивый, меня нужно слушать!» Порознь полгода спим. Вот тебе! Радуйся, барыня. Квартиру, да, квартиру с видом на реку. И дом в Крыму. Да какой Крым? Кипр!

Еду, мечтаю…

– Ты откуда, старый?! Твою ж… – машину потащило вправо, заднее крыло прошлось по кустарнику. – Ну, дед, ты как же так?

– Сынок, прости, Христа ради. Я и не понял, как ты на меня чуть не наехал, – виновато ответил старик. Он держался за область сердца и всем своим видом показывал покорность.

В этом месте дорога резко поворачивала на ГЭС, и ДТП были частым явлением. Замечтался, миллионер, чуть старика не убил.

– Ты это, отец, может, я сам недоглядел. Давай успокаивайся, и довезу тебя к бабке.

– Да нет бабки, Господу душу уже как год отдала. Такая матушка была, а вот теперь один.

– Ну садись, садись, куда тебя?

– Да куда хошь, сынок, мне теперь всё одно. И перед Богом, и перед людьми – один стыд. На старость лет лишил Господь разума, – дед тяжело вздохнул и перекрестился.

– Ну-ка, старый, не унывай, выкладывай, что у тебя.

– Священник я, сынок. Да видать, не угодил Богу. Поручили мне год назад заниматься постройкой Храма рядом с тем местом, где… хм… повстречались мы. Со всех окрестных сёл народ малоимущий от себя жертвовал на строительство. Люди богатые приезжали даже из других регионов. Целые семьи из-за границы переводы слали. И вот крёстный ход, молебен, освящение стройплощадки. Началось строительство православного храма в честь новомучеников и исповедников Российских.

– А почему такое название? Я в храм редко захожу, так, если прижмёт в делах.

– А то ты не знаешь, что тут делалось, когда плотину строили? – искренне удивился дед.

– Нет.

– Тогда слушай. В конце сороковых, когда усилились репрессии на священнослужителей, много наших согнали в лагеря. В том числе, для заключённых здесь бараки наскоро построили под строительство плотины. Условия были нечеловеческие. Построили её за три года. Это сейчас дорожное покрытие на плотине годами кладут-перекладывают. А тогда… Люди гибли десятками на дню. Где хоронили? Как? Грибники до сих пор кости находят. Были весточки, что более двадцати священников обрели здесь свой последний приют. Помогали, как могли, заключённым: днём работали, ночью молились. Крестили, исповедовали. Укрепляли людей русских в лютых условиях. Вот в память о них и решили строить храм.

После сказанного мы ехали молча.

– Ну а Вы, батюшка, о чём убиваетесь? – осведомился я тихо.

– Обворовали меня. Заплатил аванс строителям, которые пропали. Главный у них на звонки не отвечает. А ведь каким добрым, участливым казался! Крестился постоянно, слова правильные говорил. Эх, грешный я, грешный.

– Знакомо, – ответил я с грустной ухмылкой. – Так Вам куда? Уже полгорода проехали.

– Почти приехали, сынок, – ответил старик. – Поверни во двор к старым баракам, у них и останови.

– Ну тогда это… как у вас положено, благословите?

– Господь благословит, – батюшка перекрестил и начал выходить из машины.

Я до сих пор не знаю, почему так