Меридианы штурмана Барка [Евгений Баль] (fb2) читать онлайн

Меридианы штурмана Барка

Евгений Баль

Меридианы штурмана Барка

Вместо  предисловия.

   Наша молодость пришлась на счастливые времена, когда страна была большая, сильная и гордая. Когда летали в космос первые космонавты, а все мальчишки мечтали стать моряками или летчиками. Девушки отказывались выйти замуж за парня, если тот не служил в армии. Когда старикам уступали место в транспорте, дрались один на один и не били лежачего. Когда молодежь до утра свободно гуляла в парках не опасаясь, что их побьют или ограбят. Когда все мы были оптимисты и романтики, охотно ехали строить БАМ и поднимать целину. И самое главное, когда была надежда на что-то большое и светлое впереди, была уверенность, что всего можно добиться, осуществить любую мечту, для этого нужно только не пожалеть усилий. Миллионеры были и тогда, но деньги они держали под матрацем и ходили в старых ватниках, дабы не спросили у них: «откуда деньги Зин?» И много еще чего, во что не верит нынешняя молодежь. Да и сами мы многое стали забывать и уже начали сомневаться, а было ли все это на самом деле.

   Конечно, было. Был флот, если и не первый в мире, то второй точно. Были мы – офицеры флота, несшие свою миссию на палубах и в отсеках. И понимание своего миссионерства помогало нам преодолевать тяготы службы, житейскую необустроенность и отдаленность от благ цивилизации. Были  радости и неудачи, случаи курьезные и порой фантастичные…

Вот обо всем этом, пережитом мной и моими флотскими товарищами, я и хочу рассказать в своей книге….

Меридиан первый.

Здесь начинались моря и океаны.

   Ура! Наконец закончились эти длиннющие пять лет мучения – обучения. Эти многочисленные наряды в караул, на камбуз, в пожарное подразделение… Эти недели и месяцы «без берега», когда не пускали в увольнение. Эти ежедневные приборки – гектары паркета, которые необходимо натирать до зеркального блеска. Эти вагоны с углем и картошкой, которые приходилось разгружать (в отличие от студентов – бесплатно). Эти парады на Дворцовой площади два раза в год, каждый из которых предварялся двумя месяцами изнурительных тренировок. Эти всевозможные навигационные и астрономические задачи, которые ты хоть и решил правильно, но не вложился хоть на секунду в положенный норматив по времени, все равно получишь двойку. Этот «сухой закон» и лекции, лекции, лекции…

   Большинство студентов вспоминают свое обучение в институтах как самое счастливое время. Сергей так не считал, так не считало и большинство курсантов. Поэтому все с нетерпением ожидали выпуска, когда закончив Высшее Военно-Морское училище имени Фрунзе, они наденут золотые погоны и кортики, поднимутся на мостики кораблей и подводных лодок, и вот тогда…Тогда и начнется настоящая жизнь.

    Песни, которые сочиняли и пели студенты, были веселыми, полными оптимизма и радости жизни. Тональность же курсантских песен была иная. С пиитикой у курсантов было не очень,  поэтому переделывали известные песни на свой лад. Вот под Утесова:

          Я вижу тот город лишь только во сне,

     А также из форточки роты,

     Когда не дают увольнения мне

     И в зале проходят субботы.

                В училище Фрунзе,

                В училище Фрунзе.

      Я спать научился и спал, где упал,

      И лишь по звонкам просыпался.

      На лекциях спал, на занятиях спал

      И вдоволь не мог отоспаться.

                В училище Фрунзе,

                В училище Фрунзе.

       Зачеты, экзамены, пьянки, порой,

       И поиски денег к субботе,

       Сгорел – баталер подписал обходной

       И вот ты на Северном флоте.

                У Белого моря,

                У белых медведей.

   А вот популярная песенка, переделанная из «незамужних ткачих»:

        В Ленинграде на Большом

        Есть громадный желтый дом,

        Это здание большое

        Мы «системою» зовем.

                Пять лет юности своей

                Отдают курсанты ей

                И о том они мечтают

                Как бы вырваться скорей.

   Ну и так далее…А на младших курсах пели такую песню:

           …Ненаглядная мама, чем я так провинился,

               Что меня ты родная в ВВМУ отдала…

                Незнакомые дяди, грубо брали за ворот,

                По ночам заставляли нас гальюн убирать.

                А еще месяцами не пускали нас в город

                И учили наукам, как людей убивать.

   Все эти воспоминания проносились в голове Сергея Барка, который ворочался на койке, бесполезно пытаясь уснуть. Но сон не приходил. Завтра выпуск. Завтра он, Сергей Николаевич Барк, станет лейтенантом Военно-Морского Флота, оденет кортик…А вечером банкет и другие приятности – ну как тут уснешь!

   Кроме всего, необходимо исполнить старинную традицию-обряд, выполнить ее они с другом Пашей поклялись еще на четвертом курсе. Сие заключалось в следующем.  В старые кадетские времена, еще задолго до революции, была заложена традиция. Согласно ей, выпускники инженерного училища, ныне им. Дзержинского, которое располагалось в здании адмиралтейства, натирали асидолом и пастой гое яйца коню Петра Первого на известном памятнике «Медный всадник». Наши выпускники одевали тельняшку адмиралу Крузенштерну, статуя которого стояла на набережной, напротив училища.

   С годами, сей, обряд почил в бозе. Уже много лет не чистили конские гениталии дзержинцы, не надевали тельняшку прославленному адмиралу фрунзевцы. И не то, чтобы о традиции забыли. Просто лейтенанты, после 5 лет «сухого закона», и дождавшись, времени что «теперь можно», принимали на грудь несколько больше, чем следовало, и уже были не в состоянии выполнить обряд.

   … Но вот уже и кортик на боку, и банкет, посвященный выпуску.   Ну и как тут сохранишь кондицию? Первый тост провозгласил начальник училища, затем по старшинству другие адмиралы. Затем тосты следовали один за другим. За любимых преподавателей, за тех, кто в море, за Северный флот, за Тихоокеанский флот, за Балтийский и Черноморский, за жен, матерей и т.д. и т.п.

Лиза – жена Сергея, подсказала выход.

   - Приготовьте пару бутылок с водой и частенько наливайте себе оттуда.

   Так и сделали. После первых пяти тостов, адмиралы ушли в адмиральский салон. В зале остались преподаватели, командиры рот и начальники факультетов и началась серьезная пьянка. Лейтенанты бродили между столов с рюмками и бутылками в руках, пошатываясь подходили к старшим офицерам со словами:

   - Я Вас оччень увважаю. Хочу с Вами ви…випить.

Те не отказывались. Ходили между столами и Сергей со своим другом Пашей. Павел держал литровую бутылку «Столичной» с водой, Сергей такую же бутылку с водкой. Себе и Сергею Паша наливал из своей бутылки, начальство Сергей потчевал со своей. Правда,

едва не произошел конфуз. Командир роты, капитан 3 ранга Балбесов, от природы был человек подозрительный. Усмотрел, что с бутылками что-то не так.

   - Чего это вы наливаете из разных бутылок?! Налейте и мне из своей.

Пришлось Павлу налить ему воды. Но пронесло. Комроты был уже основательно пьян, поэтому, хукнув, выпил воду, закусил маринованным грибочком и изрек:

   - А эта ваша мягчее будет…

***

   После банкета, к училищу подъехали три автобуса, которые развозили старших офицеров по домам. Офицеров, потерявших способность к передвижению, дежурное

подразделение аккуратно перенесло в кубрик и уложило на койки. Остальные лейтенанты с женами, невестами и просто подругами отправились гулять по городу. Белые ночи были в разгаре, посему, гуляющих на улицах и в парках было много. Старший морской начальник Ленинграда издал традиционное распоряжение патрулям, выпивших лейтенантов в эту ночь не задерживать.

   Паша и Лиза с Сергеем отправились надевать на адмирала традиционный наряд, который представлял собой трехметровый мешок, сшитый из старых тельняшек, с дырой для головы. Одевание адмирала оказалось делом не простым. Сама статуя была высотой около трех метров и такой же по высоте гранитный постамент. Пришлось снять тужурки. Сергей встал Павлу на плечи, и только таким образом смог дотянуться до ноги адмирала. Затем, подтянувшись, вскарабкаться на постамент и облачить адмирала в  тельняшку.

   …После прогулки по ночному Ленинграду, наша троица возвращалась назад. Подходя к училищу, увидели, что адмирал стоит уже без тельника, что чрезвычайно их огорчило. Осмотревшись, обнаружили тельняшку под трапом дебаркадера, стоявшего у стенки набережной. Операцию пришлось повторить…

   Дальнейшее развитие событий рассказал Сергею третьекурсник, который в эту ночь стоял в наряде рассыльным дежурного по училищу. А дежурным по училищу был преподаватель кафедры «Теории живучести корабля» капитан 1 ранга Чернов. Конечно, ему было до слез обидно дежурить по училищу в то время, когда другие преподаватели напропалую кутили в банкетном зале. Наверняка,  и ему чегой-то принесли, но это было совсем не то.

   Проводив после банкета шумную ораву, Чернов обошел полупустое училище (основная масса курсантов была на практике), перекусив и слегка выпив, приготовился отдохнуть. Он снял ремень, положил кобуру с пистолетом на тумбочку, снял брюки и тужурку и, наконец, блаженно растянулся на койке. Минут через сорок проснулся, ввиду необходимости сходить в гальюн по малой нужде. Чернов сунул ноги в туфли и, не одеваясь, проследовал в заведение с двумя нулями. Возвращаясь, мельком выглянул в окно и остолбенел. Напротив училища, вместо привычной фигуры статного адмирала со скрещенными на груди руками,  стояло нечто в полосатой рубахе до пят, из которой торчала лишь знакомая адмиральская голова.

   Здесь нужно заметить, что Чернов, в свое время,  оканчивал Бакинское училище, посему традиций морского корпуса не знал. Ярости его не было предела. Ведь теперь ему, вместо продолжения сна, придется облачаться в мундир, цеплять на пояс пистолет и отправляться устранять безобразие…

   Подняв по тревоге дежурное подразделение, Чернов вывел его из училища и велел содрать тельняшку со статуи. Сделать это оказалось не просто. В наряде были первокурсники, которые, ввиду слабой физической подготовки, влезть на памятник не смогли. А возможно, зная традицию, и не очень хотели это делать. Пока искали лестницу, пока волокли ее к памятнику, пока срывали тельняшку, прошло около часа. Тельняшку курсанты сунули под трап дебаркадера и поволокли лестницу назад в училище.       Раздосадованный Чернов вернулся в рубку дежурного, выпил и съел из того, что ему принесли от банкета, затем лег и велел не будить его до 10 часов утра. Он знал, что после банкета, никто из начальства в училище не пожалует и его не побеспокоит. Где-то около 11 утра,  сходив в туалетную комнату и умывшись, Чернов вернулся в рубку дежурного и мельком взглянул в окно… Адмирал снова стоял в тельняшке, правда, теперь она была в двух местах порвана, и в разрыве лихо торчал адмиральский кортик. Снова повторилась процедура с лестницей и раздеванием. Но теперь лестницу искали около

часа, старый наряд сменился, а новый не знал, куда ее дели. Наконец, к 12 часам порядок был восстановлен, а к памятнику Чернов поставил  часового с карабином. Но как бы там не было, в течение полусуток жители и гости северной пальмиры могли наблюдать старинный традиционный обряд – адмирала Крузенштерна в тельняшке.

   Сергею вспомнился еще один казус, который произошел с Черновым. Через какое-то время, после того как он перевелся из Баку в Ленинград, он заступил в наряд дежурным по училищу и правил службу согласно распорядку дня. Утром, как известно, житейский процесс начинается с физзарядки. Дежурный по училищу, исходя из температуры воздуха, дает команду по трансляции: - «Форма одежды на физзарядку такая-то».

   Физзарядка проводилась во дворах училища и продолжалась пятнадцать минут. По истечении указанного времени, дежурный по училищу давал команду: - «Закончить физзарядку, приготовиться к пробежке». По этой команде дежурная служба открывает ворота на хозяйственном и минном дворах. После чего, в ротных колоннах, повзводно, курсанты бегут кросс  вокруг училища. По тринадцатой линии, по набережной лейтенанта Шмидта, затем по двенадцатой линии и Большому проспекту Васильевского острова. Что в итоге составляет около трех километров. Пробежка назначается при форме одежды – «брюки, голый торс». Если погода жаркая, дежурный по училищу дает команду: « Форма одежды на физзарядку – трусы, ботинки». При такой форме одежды пробежка не назначается.

   Бакинское училище располагалось в парке, обнесенном забором. Там летом курсанты делали физзарядку в трусах и затем свободно бегали по аллеям своего парка. Специфику Ленинграда Чернов не учел и инструкцию, видать, до конца не дочитал. Посему, по привычке, объявив форму одежды «трусы, ботинки», через 15 минут дал команду на пробежку. И фишка тут заключалась в следующем. В училище за поддержанием формы одежды следили очень строго. Но это не распространялось на трусы и ботинки.  Поэтому народ был одет достаточно пестро и кумедно. Одни были в «семейных» трусах, которые выдавали в училище. Они едва не доходили до колен. Другие в трусах, типа плавки, которые курсанты покупали сами. Причем плавки были всевозможных цветов, красные, белые, зеленые. Обувка тоже была разная. Одни в хромовых ботинках, другие в рабочих, которые в училище называли «гадами». Носки, которые выдавали в училище, были длинные и постоянно сползали на ботинки, поэтому многие покупали подтяжки для носков. Подтяжки тоже были разных цветов. Таким образом, народ вид имел вполне клоунский. Услыхав команду на пробежку, все поняли, что дежурная служба лопухнулась Пятикурсники решили народ не смешить и отправились в ротные помещения, остальные же решили, что цирк для горожан лишним не будет.

   Спешащие на работу ленинградцы с изумлением и восторгом, покатываясь от смеха, наблюдали как 12 ротных колонн в разноцветных и разнокалиберных трусах и подтяжках строем бегут по улицам города. Сию картину увидел и зам. начальника училища, некстати подъехавший к КПП на своей «Волге». Его чуть кондрашка не хватила. Он открыл окно в машине и закричал: «Назад! Назад!» Сгоряча он не понял, что роты уже и так

возвращались после пробежки. « Назад! Назад!» продолжал кричать адмирал, сгорая от стыда, за внешний вид своих подчиненных. Взвода поняли крики начальства по-своему.

    - Видать начальство решило, что мало бегали, - подумали старшины рот и четко скомандовали: - Кругом! Бегом марш!  И колонны побежали назад, продолжая потешать публику. Поняв свою оплошность, адмирал скомандовал мичману, дежурному по КПП: - Догнать! Вернуть назад! Но мичман был уже в годах и с животом. Он, конечно, побежал, но догнать курсантов не мог…. Ну и так далее. В общем, повеселили народ. А Чернова после этого, месяца три не назначали дежурным по училищу.

***

   Получив двухмесячное офицерское жалование, проездные документы для следования в купейном вагоне, Сергей с Лизой отправились в отпуск. Сначала в Кременчуг, на Полтавщину, где жили родители Сергея. Там находились около месяца. Правда, большую часть времени проводили у его бабушки. Она жила на хуторе в 15 километрах от Кременчуга. Хутор располагался на берегу Псла. Это были еще те времена, когда река была быстрой, вода прозрачной, пляжи чистые и малолюдные. Правый берег Псла был крутой и обрывистый заросший мощными высокими деревьями. Левый  низкий, песчаный, густо заросший ивняком. Купались, загорали, ловили рыбу…

   Иногда развлекали отдыхающих. Хутор давно облюбовали для отдыха театральные деятели из МХАТа. Их привлекала чистая природа гоголевских мест, но главным образом чрезвычайно дешевые куры, ну и другая кошерная пища…

   Сергей переплывал на другую сторону Псла, срывал два здоровенных лопуха. Лиза тоже вооружалась лопухами и начинала писать тексты флажным семафором. Сергей отвечал. Красивая, стройная девушка, размахивающая лопухами, сразу привлекала внимание пляжных зевак. Понаблюдав за Лизой, сразу находились скептики:

   - Ну, это лажа! Ничего они не пишут. Насмотрелись кино про моряков и изображают.

Затем обступали Лизу.

   - Вы, правда, что-то пишете?

   - Правда.

   - У нас сомнение. Хотим проверить. Передайте ему, чтобы повернулся спиной и поднял правую руку.

   Лиза передавала, Сергей исполнял.

   - А ну передайте. Пусть подпрыгнет три раза. Передайте, чтобы плыл назад…

   После чего сомнения скептиков рассеивались, и Лиза принималась обучать желающих флажному семафору…

   Время от времени Сергей с Лизой ездили в Кременчуг к матери Сергея. Гражданской одеждой Сергей еще не обзавелся, поэтому вышагивал в парадной форме и при кортике. Лиза в белой шляпке и белом платье. Словом черное и белое. Следует заметить, что в те времена военные моряки весьма ценились. Они шли вторым номером после космонавтов.

Поэтому Сергей и Лиза сразу оказывались в центре внимания. Пацаны выскакивали из дворов и делали круги вокруг Сергея, норовя дотронуться до кортика. Другие пристраивались сзади и маршировали, пытаясь идти в ногу. Изредка встречавшиеся по дороге выпившие мужики стучали себя в грудь, крича, что они тоже моряки. Когда Сергей с Лизой проходили мимо какого-то летнего ресторанчика, оттуда вывалилась пьяная толпа, закричала ура и пыталась затащить их к себе за стол. Еле отбились, ссылаясь, что спешат на самолет. Молодые женщины и девушки с восторгом смотрели на Сергея и с завистью на Лизу…

   - Да, любят у нас моряков, - в который раз подумалось Сергею, - и чем дальше от моря, тем больше.

…Валя – сестра Сергея собиралась идти купаться на Днепр, где договорилась встретиться с одноклассницами. Одна из них, Вера делилась новостями:

   - Ой, девчонки, что видела. Такая пара, закачаешься. Моряк – стройный, красивый, погоны золотые, с боку кинжал золотой. С ним дама, еще более красивая. В такой шляпке как носили до революции.

   - Тю, на тебя! – не выдержала Валя, - так то ж мой брат с женой в отпуск приехали.

   - Ой, врешь! Докажи.

   - Ну, во-первых, военных моряков у нас в городе нет. Во-вторых, когда ты про шляпку сказала, я сразу поняла. И, в-третьих, это не кинжал золотой, а кортик, его носят только офицеры военно-морского флота…

   Тут девчонки наперебой стали упрашивать Валю, показать брата. Та нехотя согласилась.

   - Ладно. Попробую.

   Вечером Валя, после ужина, целый час «обрабатывала» Сергея. Тот отнекивался.

   - Чего удумала. С какой стати? Как на выставку породистых собак…

   После того, как мать с Лизой поддержали Валю, он был вынужден согласиться. Знал, что не отстанут.

   - Ладно, я завтра пойду на вокзал за билетами. В железнодорожном парке, в 14.00 возле танцплощадки.

   В назначенное время, в оговоренном месте, шел Сергей на означенную встречу. На нем была выгоревшая тельняшка, тренировочные брюки, подвернутые до колен. На ногах босоножки – типа шлепанцы, на голове соломенная шляпа – типа брыль. Сергей поздоровался.

   - Ну, кто тут еще живых моряков не видел?

   Девчонки смутились и больше всех Валя. Разговор не клеился и Сергей, простившись, ушел на вокзал.

   - Да разыграл он нас, он вообще любитель по-прикалываться, - оправдывалась Валя.

   - Не, не тот, - авторитетно заявила Вера, - совсем не тот…

Расстроенная Валя убежала домой. Вечером все три женщины дружно ругали Сергея и в наказание оставили его без сладкого. Выпить тоже не дали.

   Вторую половину отпуска Сергей с Лизой поехали проводить к ее родителям в Ровно. Но отдых не получился. Теща с первой встречи невзлюбила Сергея, правда, тогда она еще не было тещей. Родители Лизы переехали в Ровно, и мать привела ее в школу, где в то время в 10 классе учился Сергей, определять  ее в 8 класс. Увидав маму с дочкой в школьном коридоре, Сергей, проходя мимо с одноклассниками, насмешливо изрек:

     - Гора родила мышь.

Фраза била в точку. Мать Лизы была очень высокой и крупной женщиной, дочка же была маленькой и хрупкой. (В школе ей сразу дали  кличку – «молекула»). Вероятно, будущая теща обладала очень острым слухом и, несмотря на шум и гам школьного коридора, фразу услыхала.

   Потом, когда у Сергея с Лизой возникла школьная дружба, теща была очень недовольна, а, когда они поженились, была недовольна вдвойне…

   Узнав, что Сергей распределился на Тихоокеанский флот, теща пришла в негодование, переходящее в неописуемую ярость. Денно и нощно она пилила его за то, что вместо того чтобы ехать в курортный Севастополь, он повезет ее любимую дочку «на край света». Сергей крепился, как мог, но, больше трех дней не продержался. Собрал чемодан и рванул в аэропорт. Жене сказал: - приедешь, когда обустроюсь.

***

   Перелет до Владивостока занял около суток. Сначала до Киева на маленьком АН-24, затем до Москвы на ТУ-104, из Москвы до Хабаровска на ТУ-114. Тогда это был флагман аэрофлота, три его салона имели 200 мест. Такие самолеты начали летать всего три года назад. Говорили, что их сделали на базе стратегического бомбардировщика ТУ-95.

Самолет летел от Москвы до Хабаровска 8 часов, без посадок в промежуточных аэропортах. Лайнер был наполовину пуст и после взлета Сергей организовал себе экскурсию, гидом согласилась быть молоденькая бортпроводница. Самолет действительно

отличался от привычных тушек сто четвертых, антоновых и илов. Например, в среднем салоне кресла стояли «лицом» друг к другу, между ними были столы.

- Места явно для любителей преферанса и подкидного дурака, - пошутил Сергей. Кроме обычных мест, в самолете было два купе. Выглядели они как железнодорожные СВ. Из служебного отсека бортпроводников вниз вел трап в багажное отделение. Это было большое помещение, частично его занимали чемоданы пассажиров, остальное пространство загружено какими-то ящиками.

   - Мы еще и грузы перевозим, - пояснила стюардесса.

   Осмотрев внутренности лайнера, Сергей поблагодарил своего гида и отправился на свое место. Сидел он в первом ряду, напротив дверей в пилотскую кабину. По пути заглянул в туалет. Туалеты здесь были раздельные для «М» и «Ж».

   - Раз в мужском есть даже писсуары, не удивлюсь, если в женском есть биде, - резюмировал про себя Сергей.

   Полистав журналы, которые принесла стюардесса, он пересел к иллюминатору. Из-за облачности земля  просматривалась слабо. Иногда самолет встряхивало. Сергей посмотрел на крыло, где надсадно гудели два здоровенных двигателя. К своему удивлению обнаружил, что крыло болтает, словно ветку дерева при сильном ветре. Смотреть на это было неуютно, и, прямо скажем, жутковато. Пришлось  задвинуть иллюминатор шторкой.

   Из пилотской кабины вышел летчик и сел рядом с Сергеем. Это был совсем молодой человек, нашивок на его погонах было всего две, совсем как на рукаве у Сергея. По всему было видно, что они ровесники.

   - Пора перекурить, - сказал летчик, доставая сигарету. – Командир у нас не курит, поэтому гоняет курильщиков в салон.

   Сергей тоже закурил. Оба молча курили, изредка поглядывая друг на друга.

   - Из отпуска на корабль? – первым нарушил молчание летчик.

   - На подводную лодку, - с важностью уточнил Сергей. Завязалась беседа.

   - Андрей, штурман этого лайнера, - представился летчик.

   - Сергей, тоже штурман, - обрадовался коллеге Сергей.

   Дальше разговор шел исключительно  на штурманские темы.

   - Слушай, а как бы посмотреть твое рабочее место и вообще… - закинул удочку Сергей.

   - Не, у нас с этим строго. Командир не разрешит.

   - А ты попробуй. Скажи пассажир военный штурман. Интерес чисто профессиональный…

   - Ладно, попытаюсь, но вряд ли…

   Андрей ушел и с концами. Потом пассажирам разнесли обед.  Отобедав, Сергей уже перестал его ждать и даже задремал.  Но кто-то тряхнул его за плечо:

   - Пошли, командир дал добро. Я специально дождался обеда. Сытый он всегда добрее.

   Войдя в кабину пилотов, Сергей осмотрелся. Они стояли в узком, как пенал проходе. Справа и слева, возвышаясь на метр от уровня пола, находились пилотские места. Командир с закрытыми глазами полулежал в своем кресле, второй пилот листал какой-то журнал. За штурвалы никто не держался.

   - На автопилоте идем, - пояснил Андрей.

Проход заканчивался трапом, круто спускавшимся вниз. Там и находилась штурманская рубка. Это была полусфера носовой оконечности лайнера, застекленная спереди и снизу. Внизу под ногами просматривалась земля. Видеть это было страшновато. Представьте себе, что вы вышли на балкон Останкинской башни, а под ногами у вас вместо бетонной плиты лист прозрачного стекла.

   Остальные вещи в кабине штурмана были знакомы. Небольшой столик, рядом экран локатора, датчики курса, скорости, высоты. Правда, карты вызвали удивление. Они были в виде лент, которые складывались гармошкой. Посредине, такой ленты прочерчен курс,

нанесены приводные радиомаяки и отдельные высокие сопки с отметками их высоты. И больше никакой информации. Сбоку от стола находился перископ и секстан «ИАС-1М».

   - А эту штуку мы в училище изучали, интегрированный авиационный секстан. Точность у него хуже, чем у морского, но зато им можно пользоваться, когда горизонт не виден. У него свой горизонт – искусственный, - затараторил Сергей, увидев знакомые предметы.

   - А какие у вас нормативы по астрономии? – продолжал он наседать на Андрея.

   Как выяснилось, астрономическими наблюдениями для определения своего места, гражданская авиация не занимается.

   - Это для вояк. Если лететь через океан, посадят военного штурмана. А мы по приводам, – пояснил Андрей.

   Вернувшись на свое место в салон, Сергей уснул, а когда проснулся, самолет уже заходил на посадку.

   В Хабаровске пассажиров пересадили в  ТУ-104, так как аэропорт Владивостока принять здоровенный ТУ-114 не мог…

   На следующий день, бросив чемодан в офицерском общежитии, Сергей сходу отправился знакомиться с городом. Владивосток привел его в восторг. Ну, где еще есть такой город, где главная улица является еще и набережной, кормой к которой ошвартован настоящий крейсер. А рядом два красавца – новейшие большие противолодочные

корабли. Напротив кораблей девятиэтажное здание штаба флота, которое на фоне окружающих трех и четырехэтажных домов казалось небоскребом. Прямо на набережной, установлена на кильблоках настоящая подводная лодка – музей. Здесь посетителям позволят посмотреть в перископ, открыть крышку торпедного аппарата, осмотреть все отсеки и даже спуститься в трюм. Подальше в сторону Дальзавода – эсминцы, тральщики, корабли науки, работающие с космосом. С большими белыми шарами 30 метров в диаметре, с громадными антеннами на пол корабля похожими на перевернутые зонты. Еще дальше - целая флотилия больших морозильных траулеров и возвышается среди них, как слон в посудной лавке, гигант-плаврыбзавод. Вот так был обставлен центр города.

   Здесь удивляло все. В начале улицы, железнодорожный вокзал – точная копия московского Ярославского, и на каждом шагу – сплошь рестораны. Самый респектабельный из них «Челюскин» ( ныне «Версаль»), далее «Золотой Рог», «Арагви», «Океан», «Горизонт» и наконец самый любимый моряками – «Зеркальный».

   Почти все было для Сергея в диковинку. Магазин «Дары тайги», где свободно продавали медвежатину, оленину, тушки рябчиков, кедровые орехи, копченые окорока дикого кабана….В магазине «Океан» - китовое мясо, черного цвета, нарезанное кусками величиной с табуретку, штабеля здоровенных рыбин, малоизвестных европейскому человеку – Кеты, Горбуши, Кижуча, Тайменя и еще с десяток рыб, названия которых он раньше и не слыхивал. Здесь же мидии, филе морского гребешка, мясо кальмара и осьминога…

   Осмотрев центр города, Сергей отправился изучать окраины, для чего влез в трамвай, следующий куда-то перпендикулярно заливу. На следующей остановке в трамвай вошли две девушки и, взглянув на Сергея, улыбнулись ему. Как и следовало ожидать, он улыбнулся им в ответ, но сразу же снова стал серьезным. Ему женатому человеку, подобное легкомыслие было не к лицу…

   На следующий день, он отутюжил брюки, надраил до блеска ботинки и отправился в отдел кадров флота за назначением. На проходной дежурный мичман, взглянув на предписание, сказал:

   - Вам в седьмой кабинет. Это на втором этаже.

В означенном кабинете сидел маленький каптри, лет сорока, с лицом похожим на хорька.

   - А, что так рано? У Вас еще две недели отпуска…

   - Рвусь в моря.

   - Ну, это, пожалуйста. У нас все давно расписано. Направляетесь командиром штурманской боевой части на сторожевой корабль «Гепард».

Сказав эту фразу, кадровик, не без ехидства, наблюдал за реакцией Сергея.

 - Не понял, товарищ капитан 3 ранга, я же подводник. Стажировался на атомной подводной лодке и аттестован на лодку…

   - Значит, не согласны? Ну, зайдите дня через три.

Сергей, хоть и расстроился, но овладел собой достаточно быстро. Вернулся в гостиницу, переоделся в тренировочный костюм, достал из чемодана ласты, маску, подводное ружье и айда на берег. Это было то, ради чего он поменял Северный флот на Тихоокеанский.

   Облюбовав скалистую бухточку на окраине, где стояли неподалеку только три хижины-развалюхи, Сергей нырнул.

   Да это было не кое-что, а то, что надо. Ему приходилось нырять на Балтике, в Черном и Азовском морях, здесь же был сплошной восторг. Вода имела прозрачность более 20 метров, везде заросли буйной растительности, на скалах уходящих в черную глубину, гроздьями лепились колонии мидий. Здесь они были в десять раз крупнее, чем черноморские. На песчаных проплешинах раковины морского гребешка величиной с суповую тарелку. Стаи мелкой рыбешки, временами окружали плотной завесой. Важно проплывала рыба покрупнее.

      Причем рыба совершенно не боялась и позволяла приблизиться на довольно близкое расстояние…

    Нанырявшись до посинения, он ложился на плоский черный камень отогреваться. Расщелины между скалами и камнями  заваленные морскими водорослями, выброшенными на берег штормами,  издавали неповторимый йодистый запах. Эх, хорошо.

   Настреляв с десяток мелких рыбешек и несколько штук довольно крупных, Сергей отправился в гостиницу. Проходя мимо крайней хибары, увидел бабку, ковырявшуюся в огороде и дюжину котов и кошек, бродивших по двору. Подозвав котов, скормил им весь улов…

***

   Когда в очередной раз он скармливал котам настрелянную рыбу, бабка возмутилась:

   - А бабушке ведь тоже рыбки хочется. Что ты ее всю на котов переводишь?!

 Теперь Сергей всю рыбу приносил старушке. В ответ, она наливала ему миску супа. Так прошло десять дней.

   Но вот начали съезжаться однокашники Сергея и лейтенанты из других училищ. Пустовавшая флотская гостиница сразу заполнилась  и загудела как пчелиный улей. Жить стало веселей.

   На следующий день, Сергея вызвал к себе начальник отдела кадров флота капитан 1 ранга Овечкин. Правда, на смирную овечку он явно не походил, скорее на бульдога.

   - Ну, что лейтенант дождался?! Приказ комфлотом подписан. Получи в канцелярии предписание и ступай на корабль. И нечего было ерепениться.

   Стиснув зубы, Сергей вышел. В коридоре его внимание привлекло объявление, которое гласило, что в 14 часов, в Доме Офицеров Флота, состоится встреча комфлота с лейтенантами выпускниками. От руки, дописано: - пригласительные получать в кабинете  № 7. Он зашел к столь знакомому капитану 3 ранга.

   - Дайте пригласительный на встречу с командующим.

   - Дак…. Нет пригласительных, закончились,- ехидно улыбаясь, ответствовал кадровик.

Сергей понимал, что тот откровенно врет. Видать в кадрах не хотели, чтобы он выражал претензии столь высокому начальству. Пришлось снова идти к Овечкину.

   - Почему мне отказываются выдать пригласительный на встречу с командующим? Сказали, что  кончились, но лейтенант, заходивший после меня, пригласительный получил.

   Начальник отдела кадров молча смотрел на него. Видать в уме формулировал ответ. Лицо его медленно наливалось кровью.

   - Так, лейтенант! Ты нас тут уже всех достал, мать твою! Кругом! Шагом марш!

      Сдерживая бешенство, клокотавшее в груди, Сергей повернулся и вышел.

   - Ах вы, крысы канцелярские, - ворчал он про себя, шагая по набережной, - не на того напали, к командующему я попаду, даже если для этого придется лезть через печную трубу или систему канализации…

   У дома офицеров флота уже собирались группы лейтенантов. Они курили возле входа, разговаривали, обсуждая свои назначения. Сергей изловил одного из своих однокашников, и осмотрел вышеозначенную бумагу. Пригласительный (он же пропуск ) представлял собой розоватый листок на котором типографским способом напечатано несколько предложений, от руки вписана фамилия, внизу стоял фиолетовый квадратный штамп отдела кадров. Бумажка была достаточно примитивная, изготовить нечто похожее для него труда не составит. Нужно только найти, что-то подходящее по цвету. Зайдя в расположенный неподалеку книжный магазин, он купил двухкопеечную школьную тетрадку с розовой обложкой. Оборвав обложку, достав из папки, которую всегда носил с собой, фломастеры,  цветные капиллярные ручки, трафаретную линейку занялся делом. Через 10 минут пропуск был готов и был он весьма похож на настоящий.

   Теперь он отправился на место для реконогсцировки. У входа в дом офицеров стояли два матроса с винтовками образца 1893 года. Они брали пригласительные и накалывали на трехгранные штыки своих винтовок. Тут же стоял  офицер, с повязкой дежурного на рукаве. Когда на штыках накапливалось много листов, дежурный снимал их и складывал в стоящий рядом ящик. Понаблюдав сию  картину, Сергей ухмыльнулся, действо было явно опереточное. Режиссер-постановщик, вероятно, был начальник ДОФа, видать недавно посмотрел старый фильм, как к Ленину в Смольный пропускали посетителей.

 «Опереточные матросы» накалывали пропуска на штыки, практически их не рассматривая, явно наслаждаясь самой процедурой.

   - Должно прокатить, я везучий, - подумал Сергей, подойдя ближе.

   К дому офицеров флота с разных сторон ручейками стекались толпы лейтенантов, ручейки на площади сливались в полноводную реку, ведь число выпускников составляло более четырех сотен.  Все училища прислали на флот часть своих питомцев, а таких училищ в стране было не мало. Четыре Ленинградских, два Севастопольских. Затем Рижское, Калининградское, Бакинское, Тихоокеанское….Кроме того, выпускники

гражданских высших мореходных училищ, которые не служили срочную службу. Им присваивали лейтенантов и призывали на три года …

   Вклинившись в толпу, Сергей выждал, когда офицер отвернулся,  и протянул матросу свой рукотворный пропуск.  Тот, как и предполагалось, не глядя, нанизал ее на штык. Тут, как назло, дежурный офицер повернулся, скользнул взглядом по штыкам, и, видать, разглядел злополучную бумажку. Она действительно несколько отличалась по цвету от остальных, кроме того, матрос наколол ее текстом вниз, и на обороте хорошо читалась надпись «Тетрадь».

   - Ну-ка, дай мне этот пропуск, - сказал офицер матросу, показав на злополучный кусок тетрадочной обложки.

   Это был провал, номер явно не прошел. Но дежурный не видел, кто предъявил сию бумагу, что позволило Сергею благополучно ретироваться.

   - Ладно, перейдем к плану «Б», - решил Сергей и начал обход здания в поисках черного хода и пожарной лестницы. Лестницы не было, а вот черный ход имел место быть. Это была даже не дверь, а целые ворота, но они оказались наглухо заперты. Вероятно на засов изнутри. План «Б» пока не работал…

     Когда Сергей, в расстроенных чувствах, опустив голову, продирался через кусты с восточной стороны здания, его кто-то сверху окликнул по имени. Подняв голову, он увидел открытое окно на втором этаже, из которого валил дым. Вероятно, это была курилка.   Из окна выглядывали два его однокашника.

   - Серега! Ты чего там по кустам лазишь? Потерял что? Чего не заходишь?

   - Кадровики не дали пригласительный, сочли меня не достойным.

   - А назначение получил?

   - Да. Засунули на сторожевик.

   - Как же так?! Ты же у нас подводник!

   - Теперь уже нет.

   Сергей осмотрелся. Неподалеку от здания росло громадное дерево, отдельные ветви которого почти достигали стены. Одна из веток росла над самым окном. Стоило попробовать.

   Здесь необходимо отметить, что решения принятые сгоряча не всегда верные. Это на первый взгляд было окно второго этажа. Учитывая высоту холла и концертного зала на первом этаже, окно по высоте соответствовало окну третьего, а то и четвертого этажа жилого дома. Дерево, хоть и было громадным, но ветка над окном была тонковата. К тому же, сие растение было из семейства тополиных, и древесину имело довольно хрупкую.

    Он влез на дерево, забросил парням в окно папку и фуражку и повис на руках на облюбованной ветке. Перебирая руками, приблизился к окну. Теперь подоконник находился от него в метре по горизонтали и  в двух метрах вниз по вертикали. Сергей начал раскачиваться на ветке, как на турнике, собираясь спрыгнуть на подоконник.

   В момент прыжка, ветка треснула и надломилась, поэтому приземление на подоконник прошло неудачно. До подоконника он не долетел. Ботинки Сергея лишь скользнули по отливу окна и провалились в пустоту. Но схватиться руками за подоконник он успел.

   Три пары крепких рук выдернули его внутрь помещения. Правда, при этом ему едва не оторвали рукав. Теперь со спины на форменной тужурке образовалась прореха около 20 сантиметров, сквозь которую предательски просвечивала светлая подкладка. Ну и свежая царапина на щеке…

   - Наше дело правое, мы победили, - сказал себе Сергей и вместе с курильщиками проследовал в зал.   Актовый зал был заполнен почти полностью и только два первых ряда оставались пустыми. Вероятно, их оставили для свиты командующего, если адмирал

пожалует с таковой. Сергей забился в середину и сел там, в тревожном ожидании. Лейтенанты активно переговаривались меду собой, поэтому в  зале было шумно, как в потревоженном курятнике. Сергей взглянул на часы, было 13часов 57 минут.

   В зал вкатился капитан 1 ранга Овечкин. Толстый, красный, потный и злой. Шевеля губами, он скользил взглядом по рядам, словно считал кур на насесте. В зале захихикали.

- Ну-ка, тихо в зале! – рявкнул Овечкин и, подождав пока относительная тишина наступила, продолжил.

   - Лейтенант Барк есть в зале?

Никто ему не ответил. Сергей пригнул голову и спрятался за спину впереди сидящего лейтенанта.

   - Я еще раз спрашиваю, лейтенант Барк есть в зале?! – зловеще прошипел Овечкин, и пошел по проходу, оглядывая ряды. Лейтенанты, знавшие Сергея, не понимая в чем тут дело, начали поворачивать головы и оглядываться на него. По поворотам их голов Овечкин и сориентировался.  И теперь, глядя прямо в глаза Барка, произнес:

   - Я последний раз спрашиваю, лейтенант Барк есть в зале?

   - Есть, - сказал Сергей и встал.

   - Вон отсюда! Немедленно!

   - Есть, - повторил Сергей и начал медленно пробираться к проходу между рядами.

   - Быстрее! Бегом! – уже в полный голос орал Овечкин.

   - Есть, - снова сказал Сергей, но скорость не увеличил. В проходе он уронил папку, из не выпали ручки и бумаги, которые он начал собирать.

   - Бегом! Вон отсюда! – уже ревел Овечкин, топая от бешенства ногами.

Сергей уже дошел до второго ряда, когда в зал вбежал дежурный мичман и громким шепотом сообщил: - Командующий!

   Тут же в зал  вошли командующий Тихоокеанским флотом адмирал флота Омельченко и начальник политуправления флота – член военного совета (ЧВС) адмирал Захаровский.

   - Товарищи офицеры! – скомандовал Овечкин и весь зал, грохнув откидными сиденьями, встал, приветствуя адмиралов. Командующий поздоровался, зал нестройно ему ответил.

   - Прошу садиться.

Капитан 1 ранга Овечкин сел на первом ряду, с края от прохода. На втором ряду, у него за спиной, сел Барк. На сцене висела  большая карта западной части Тихого океана и комфлота, с указкой в руке, более часа рассказывал и показывал лейтенантам места базирования кораблей и соединений. Озвучил задачи стоящие пред флотом, называл части добившиеся успехов в боевой и политической подготовке, перечислил аварии имевшие место в последнее время и другиесведения, которые считал нужным довести. Закончив свою лекцию, адмирал подошел к краю сцены и сказал:

   - А теперь товарищи лейтенанты, я готов ответить на Ваши вопросы. Кто не доволен распределением, какие претензии, пожелания, просьбы?

После этих слов, вскочил Овечкин и выпалил:

   - Товарищ командующий! Все офицеры получили назначения, все довольны, претензий и просьб у них нет.

   - Садитесь, товарищ капитан 1 ранга! У нас в зале сидят офицеры, у каждого есть голова на плечах и дар речи. Не надо за них отвечать.

   - Ну, так как товарищи, есть, что сказать? Смелее. В течение ближайших 10 лет, у Вас вряд ли будет возможность напрямую общаться с командующим. Ну, что ж, я так понял, желающих нет?

   Тянуть дальше было нельзя. Сергей встал.

   - Разрешите товарищ командующий? Лейтенант Барк…

   - Так, подождите. – Адмирал подошел к столу, взял какой-то листок.

   - Ага, вот - лейтенант Барк, штурман. Мне докладывали, хотели на лодку, а распределены на надводный корабль. Так?

   - Так точно.

   - Видите ли, в последние годы у нас сложилась плохая практика. Всех лучших штурманов посылать на лодки а, что останется, на корабли. В этом году мы решили сделать наоборот, сначала обеспечить надводные корабли. Вот и Вас назначили, так сказать, для усиления…. Ну, да ладно. Что Вы там хотели мне сказать?

   Сергей проглотил ком, подкативший к горлу, сбивчиво от волнения, произнес:

   - Три последних года в училище я готовил себя к службе подводника. В училище аттестован на подводную лодку. Стажировку проходил на Северном флоте на атомной лодке «К-3», это «Ленинский комсомол», который ходил под полюс. Назначали меня на эту же лодку. На Тихоокеанский флот приехал добровольно…

   Я не считаю, что служба на подводной лодке легче, чем на надводном корабле. Стало быть, легкой службы не ищу. Я не просил в кадрах оставить меня в столице края – Владивостоке. Не просился на Камчатку, где двойные оклады. Не просил особую лодку…

Я просил любую лодку, в любой базе…Я приехал на флот две недели назад, все эти дни ходил в кадры как на работу, там мне предлагался один и тот же вариант. Дотянули до приказа командующего.  Как Вы думаете, с каким настроением начинается у меня служба на флоте?!

   Командующий задумался, прошелся по сцене, затем произнес:

   - В Вашей претензии есть логика. Я Вас понимаю. Но вакансии распределены. Вы отлично знаете, что на лодках служат добровольно.  Назначить Вас сейчас на лодку,

означает снять кого-то уже назначенного, это будет несправедливо. Давайте поступим так, если Вы хорошо прослужите год. Нет, извините, оговорился, если Вы отлично прослужите год на корабле, я обещаю перевести Вас на подводную лодку. Согласны?

   Сергей понимал, что, если скажет «не согласен», не получит ничего. Выхода не было и он, с вздохом, произнес:

   - Согласен, товарищ командующий.

   - Ну, вот и ладненько. Не сердитесь.

   Больше желающих общаться с командующим не нашлось. В зал вошел начальник дома офицеров и объявил:

   - Прошу всех пройти в холл для фотографирования.

   Командующий и ЧВС спустились со сцены, и подошли к Сергею. Один взял его под руку с одной стороны, второй с другой. В составе такого трио они и вышли в холл. Там уже были приготовлены длинные на весь зал помосты из досок. Первый ряд состоял из стульев, на которые в центре уселись адмиралы, усадив между собой Сергея. Слева и справа на стульях расположились старшие офицеры. За спиной у них стоял ряд лейтенантов, выше второй ряд, выше третий и еще выше четвертый. Фотограф сделал несколько снимков, после чего все стали расходиться.

ЧВС взял Барка под руку и отвел в сторону, видно хотел что-то спросить. Здесь он увидел порванный рукав, свежую царапину на щеке, и сказал уже другое:

   - Так Вы у нас еще и хулиган. Рукав оторван, боевые травмы на лице. Думаю, не ошибусь и угадаю с первого раза – подрались в ресторане.

   - Никак нет, товарищ адмирал, не угадали. В ресторане я не был по причине отсутствия средств для посещения подобного заведения. Драться тоже не довелось…

   - Тогда озвучьте Вашу версию.

   - Товарищ адмирал, Вам рассказать как надо или как было?

   - Ну, хотелось бы услышать правду.   - В кадрах мне не дали пригласительный билет на встречу с командующим, что не законно. Пришлось прыгать с дерева в окно курилки, где я и порвал тужурку и оцарапал щеку…

   - О! Так ты у нас нарушитель дисциплины!

   - Никак нет, товарищ адмирал.

   - Как прикажешь понимать твои действия?

   - Отстаивание своих законных прав и настойчивость в достижении цели, - отчеканил Сергей. После этих слов, ЧВС рассмеялся и, хлопнув его по плечу, сказал:

   - Ну, ты и фрукт! Быть тебе адмиралом.

   Но  здесь ЧВС тоже ошибался.

Меридиан второй.

«Дикая  дивизия»

      Получив назначение командиром штурманской боевой части, на свой корабль Барк добрался только ночью. Автобус из Владивостока пришел в поселок поздно вечером и потом, семь километров в расположение дивизии кораблей, пришлось шлепать пешком, таща за собой громадный чемодан, называемый в народе – «мечта оккупанта». Сейчас таких чемоданов не увидеть, а в «мечту оккупанта» свободно влезал весь лейтенантский аттестат. А это – две шинели, китель, парадная тужурка, две пары брюк, шесть рубашек, фуражка, пилотка. А еще - шапка зимняя, ботинки, плащ, кортик, шарфы, носки и другая мелочевка. Правда Сергей не знал, что придется тащиться с чемоданом целых семь километров. В автобусе вместе с ним ехал мичман и был он в состоянии легкого подпития. Его он и спросил, как добраться в часть. Мичман неопределенно махнул рукой в сторону дороги:

   - Да тут недалеко, сразу за лесочком. Тут одна дорога, не заблудитесь.

   Вот эти «недалеко» и приходилось тащиться. Правая рука начинала неметь и чемодан приходилось перекинуть в левую, все таки он весил пуда два с гаком…В городке была офицерская гостиница-общежитие, где можно было переночевать, а утром специальные крытые машины возили офицеров в часть. Но тогда об этом он еще не знал. Так и тащился по дороге, вытирая пот со лба, пока не уперся в шлагбаум на КПП, за которым угадывались силуэты кораблей…

   Сонный дежурный по кораблю проводил его в каюту. Там на штурманской койке спал корабельный врач. Накануне корабельный лазарет покрасили, и доктор устроился на ночлег на пустующей койке. Судя по запаху в каюте, доктор был еще и изрядно пьян.

   Поднимать с койки нетрезвого доктора Сергей не стал, а, бросив в каюте чемодан, поднялся в штурманскую рубку, где и заночевал на диване.

***

   Дивизия, в которой теперь служил Сергей, была самым крупным на флоте соединением надводных кораблей. Дислоцировалась она в бухте Абрек залива Стрелок,  в 80 милях от Владивостока. Все корабли дивизии густо лепились на двух длиннющих пирсах. Пирс, что мористее назывался «Новый». Кормой к его торцу, стоял крейсер «Пожарский», лагом с северной стороны – ракетный крейсер «Варяг», с южной стороны, опять же лагом, большой противолодочный корабль (далее для сокращения БПК) «Одаренный». Получивший в народе, почему-то, кличку «Бездарный».

   На втором пирсе, с южной стороны, кормой к пирсу стояли четыре сторожевых корабля проекта «50» и восемь противолодочных кораблей проекта «159». С северной стороны, лагом четыре эскадренных миноносца проекта «56» и кормой к торцу БПК «Стерегущий».

Кроме этой, ощетинившейся орудийными стволами и ракетными установками, армады, в дивизии числилось еще более десятка кораблей. Два самых новых БПК первого ранга, постоянно стояли во Владивостоке, напротив штаба флота. Вероятно для красоты и форсу. На Дальзаводе стоял в ремонте крейсера «Кутузов» и «Сенявин» и четыре эсминца. Ряд кораблей проходили текущий ремонт на заводе в Совгавани.

   Дивизией командовал контр-адмирал Бубликов, отличавшийся дурной привычкой материться по поводу и без повода. В ярости он был страшен. Его громовой голос, изрыгающий пятиэтажные ямбы и хореи, перекрывал звуки корабельных гудков и сирен.

Командиры бригад и кораблей учились у своего флотоводца и были в этом деле весьма способными учениками. Вероятно, вследствие всего этого, в народе соединение называли – «Дикая дивизия надводных кораблей». Но все это Сергей узнал несколько позже…

   Сторожевик, на котором пришлось служить, был очень не плох для своего времени. Не зря по классификации НАТО он считался эсминцем. В народе же у сторожевика была кличка «полтинник» и он, несмотря на относительно небольшие размеры, имел довольно приличное вооружение. Три сто миллиметровых  орудия главного калибра, два спаренных тридцати семи миллиметровых зенитных автомата, трехтрубный торпедный аппарат, два противолодочных реактивных бомбомета. Далее, радары и сонары ближнего и дальнего

действия, паросиловую установку, турбины которой имели мощность в 20 000 лошадиных сил и позволяли иметь ход до 28 узлов (52 км/час). Экипаж состоял из 170 человек.

   Обязанности штурмана на надводном корабле были  делом не простым, как и многочисленные задачи, которые он был обязан обеспечить. Вот их неполный перечень. Артиллерийские и торпедные стрельбы по морской и береговой целям. Поиск и атака подводных лодок. Совместное плавание в составе КПУГ (корабельной противолодочной ударной группы), минные постановки, задачи слежения и разведки и многое другое…Общий успех во многом зависел не только оттого, насколько точно сделал расчеты штурман, но и от того, насколько быстро это сделано. Здесь счет шел на секунды.

   Помня обещание командующего перевести его на лодку, только если он отлично прослужит год, Сергей старался как пудель в цирке. Молодому лейтенанту положено в течение месяца сдать зачеты флагманскому штурману на самостоятельное управление боевой частью и командиру  на исполнение обязанностей дежурного по кораблю. Сергей сдал их за полторы недели. Через месяц, отлично обеспечил стрельбы по морской цели в дуэльной ситуации. Затем, с высокой точностью, была выполнена минная постановка. Затем, первое место в конкурсной навигационной прокладке. Через месяц ему дали

комнату в новом доме, куда вскоре приехала Лиза, а через три месяца, в клубе части, повесили его фотографию с надписью – Лучший штурман соединения.

    Однако и здесь он умудрился получить взыскание, причем с содержанием на гауптвахте. А дело было так. Как-то, под вечер, комбрига и начальника штаба срочно

вызвали в штаб флота по какому-то делу. Корабль Сергея стоял в дежурстве, и начальство решило идти на нем. Во Владивосток пришли уже затемно. Пришвартовались кормой к стенке напротив штаба. Сергей заступил дежурным по кораблю. Начальство принарядилось и пошло на берег, вероятно, в ближайший ночной ресторан. Сергей, как и положено дежурному по кораблю, провожал их до трапа. Когда комбриг сошел на стенку, начальник штаба остановился на трапе и сделал замечание:

   - Когда комбриг сходит с корабля, положено подавать команду «смирно»!

   - Товарищ капитан 1 ранга, согласно уставу, после отбоя команда «смирно» не подается, - возразил Сергей.

   - Лейтенант! Вы плохо знаете устав. – рявкнул комбриг с берега. После чего, начальство удалилось, и после сидения в ресторане, наверняка забыло  об этом незначительном инциденте. Подвел характер Сергея.

   На следующий день, когда начальство позавтракало и в хорошем настроении покуривало и беседовало с командиром корабля, он зашел в салон.

   - Товарищ капитан 1 ранга, разрешите обратиться.

   - Валяй, - изрек комбриг, благодушно махнув рукой.

   - Вчера мне было сделано замечание за плохое знание устава. Вот извольте «Устав внутренней службы», статья 365. « После отбоя и до подъема команда смирно не подается».

   Комбриг взял устав, видать начал припоминать вчерашнюю ситуацию. Лицо его медленно стало наливаться кровью.

  - Лейтенант! Что за хренотень ты мне принес?! Мы живем по «корабельному уставу», - прорычал комбриг. После чего, злополучный «Устав внутренней службы» полетел в голову Сергея. Правда,  тот успел увернуться.

Сергей вышел, но через две минуты вернулся с «Корабельным уставом».

   - Извольте, статья 654, то же самое, после отбоя команда «смирно» не подается.

   - А, а, а, - взревел комбриг и грохнул кулаком по столу. Стоящий на столе стакан с кофе слетел на пол и разбился вдребезги. Причем изрядно испачкал брюки комбрига, кофе был со сгущенкой.

   - Командир! Что за нахал у тебя служит?! Арестовать негодяя!! На гауптвахту его!

***

  Вернувшись из Владика, корабль встал на пополнение запасов. Командир, выписывая Сергею «записку об арестовании» ворчал: - Чего ты приставал к комбригу?! Забыл правило, что начальник всегда прав…

   Гауптвахта, в народе для краткости ее называли губой, находилась в лесу на окраине жилого городка. Посетителей в ней отродясь не бывало. Положено в гарнизоне иметь губу ее, и построили, дабы проверяющие замечаний не делали. Что касается нарушителей, то командирам проще послать проштрафившегося матроса в машинное отделение чистить котел, а офицеру дать несколько лишних нарядов, чем лишать корабль дополнительной рабсилы…

   Губа представляла собой маленький домик из четырех комнат. В одной из них был кабинет начальника, две для матросов, в каждой из них стояло по четыре деревянных топчана, и одна офицерская, где стоял стол и две койки. Начальником на губе был пожилой мичман Петрович. Сидел он каждый день в пустом домике, конечно, скучал и

от этого изрядно одичал. Когда пришел Сергей, он настолько обрадовался, что не знал, куда его посадить. Сожалел только, что всего на трое суток…

   В обед пришла Лиза, принесла в термосе борщ, помидоры, чекушку и пирожки с мясом. Пока Сергей с Петровичем расправлялись с обедом, Лиза читала им рассказы из журнала «иностранная литература». Вечерами Петрович отпускал его ночевать домой, слезно просив вернуться не позднее 6 утра. Вдруг кто придет проверять…

Через трое суток Сергей вернулся на корабль. Командир встретил его на юте.

   - Я уж хотел посылать за тобой, нам в море выходить. Ну, как жилось на губе?

   - Отлично отдохнул командир, Жаль мало – всего трое суток.

   - Это все, что могу. Надо было больше лаяться с комбригом, он бы дал десять. Ладно, иди, готовься к выходу.

   Командир корабля капитан 3 ранга Левченко был человеком непоколебимого спокойствия и из себя выходил крайне редко. Был он худощав, небольшого роста. Голос имел твердый, но не громкий, нецензурными оборотами речи пользовался крайне редко. Начальство его недолюбливало, в дивизии в фаворе были крикуны и матершинники. Поэтому его второй год передерживали в капитанах третьего ранга и не переводили на эсминец, где он мог получить кавторанга.  Он был строг, но справедлив, Дело свое знал хорошо и экипаж его уважал. У Сергея с ним сразу же сложились ровные, хорошие отношения, которые сохранились до конца пребывания на корабле.

   В одной каюте с Сергеем квартировал командир боевой части связи Костя Разумовский, он тоже в этом году закончил училище. Связистов готовило Высшее Военно-Морское

училище радиоэлектроники имени Попова. И славилось оно тем, что электронщиков готовило классных, но моряков неважнецких. Оба лейтенанта быстро сдружились, сначала сами, а вскоре и семьями.

   Служба у Кости с самого начала, как говорят в народе, «не пошла». В море, даже при небольшой болтанке до трех баллов, он становился белый как бумага, и функционировать

практически не мог. Будучи дежурным, по кораблю, постоянно допускал упущения по службе, а вахтенный офицер из него был вообще никакой. Понятно, что Разумовский на корабле сразу стал «мальчиком для битья». Фитили и нагоняи получал едва ли не каждый день. В то же время, Костя обладал поистине энциклопедическими знаниями, да и руки у него были «золотые». Покопавшись на свалке, куда свозили с кораблей списанную аппаратуру  и, надергав оттуда всяких транзисторов и сопротивлений, мог за вечер собрать приемник или рацию. А отремонтировать телевизор было для него, как раз плюнуть. Кстати,  все связисты на бригаде, в той или иной степени, обладали подобными качествами. Непонятно, чему и как их учили в училище. Ребята они были толковые и грамотные, но как строевые командиры были ни к черту.

   Как-то, сменившись с дежурства, Сергей спустился в каюту. На диванчике сидел Разумовский и был он в изрядном подпитии. На Костю это было не похоже – он числился в непьющих. Как и следовало ожидать, обретя в Сергее терпеливого слушателя, Костя изливал ему душу, как ему надоела эта служба, как ему все противно и, что он твердо решил уходить на гражданку…

   Сергей же приводил ему аргументы, что списаться с флота дело дохлое.  У людей на это уходит от 5 до 7 лет. За это время и нервы вымотают, и от здоровья ничего не останется…

   - Я уйду на гражданку в течение года. Спорим на ящик пива! Здесь все привыкли к грубости и ругани. Их (начальство) ничто не проймет ни прогулы, ни пьянки. Тут нужно действовать тоньше. Пожалуй, единственно к чему они не готовы это к насмешкам над собой. Смех будет моим оружием! Я все продумал, но ты должен мне помогать. Согласен?! Для начала найди мне лошадь…

***

      На окраине жилого городка, на отшибе, располагалось несколько частных домиков, где жили местные жители. Аборигены, как их называли в народе. В крайней хибаре жил одинокий цыган и у него была лошадь. Это была единственная лошадь на всю округу. Она была старой, для работы уже не годилась, но цыган, помня ее многолетнюю службу, продолжал держать ее. Видно по старой дружбе или для компании. Сергей с цыганом столковался быстро и договорился брать иногда лошадь в аренду, оговорив плату – бутылка водки в день.

   Лошадь у цыгана была весьма оригинальной расцветки. Голова, шея,  круп и левая задняя нога были у нее коричневые. Бока и отвисшее брюхо – белого цвета. Оставшиеся три ноги – бело коричневые. По мнению Сергея, такую расцветку имели только коровы, он и не предполагал, что и у лошади может быть подобный камуфляж…

   Утро в дивизии начиналось всегда одинаково. Все экипажи выстраивались в кормовой части своих кораблей на подъем военно-морского флага. Офицеры в белых кителях и при кортиках, матросы в чистом рабочем платье. Штаб дивизии и штабы бригад выстраивались на плацу. Минут за пять - десять к проходной подъезжали три черные «Волги», из которых вылезали адмирал Бубликов, командиры бригад и начальник политотдела. Начальство, также занимало свое место в строю. Ровно в восемь, на крейсере

играла труба и на кораблях дежурные офицеры, перекрикивая друг друга, создавая эдакий нестройный хор, командовали. «На флаг и гюйс смирно!», «Флаг и гюйс поднять!»

   Офицеры прикладывали руку к козырькам фуражек и стояли так, пока не звучала команда «Вольно!». После этого все расходились по своим делам.

   И вот наступил день «Ч». К тому же, это был еще и день рождения командира дивизии.

Когда на шоссе, ведущем к КПП, из-за поворота вывернулись три черные «Волги», из кустов на асфальт выехал одинокий всадник. Да, это был он, Костя Разумовский, и выглядел при этом весьма эффектно. Черные брюки хорошо контрастировали на фоне

белого брюха лошади. Кортик блестел на солнце. Пегая лошадь двигалась мелкой трусцой и ноги Кости, ввиду отсутствия стремян, равномерно взлетали вверх-вниз. Чтобы не свалится, ибо седла у цыгана тоже не было, Костя частенько хватался за шею лошади, и рукава его белого кителя тоже хорошо смотрелись на коричневом фоне. Картина хорошо просматривалась как из «Волг», так и со стоящих у пирса кораблей.

   «Подскакав» к проходной, Костя привязал лошадь к ближайшему дереву,  и прошмыгнул на свой корабль, где уже построился экипаж на подъем флага.

   Машины подъехали к КПП, но внутрь не въехали. Конт-адмирал Бубликов и комбриги, выйдя из машин, несколько минут молча стояли, окружив лошадь. Наконец Бубликов отвернулся от лошади и голосом, не предвещающим ничего хорошего, спросил:

 - Чей кавалерист?

   - Мой, товарищ адмирал, - ответил наш комбриг и склонил голову, как это делают жертвы, поднимающиеся на эшафот. Комдив уже открыл рот, чтобы перейти к привычным для него ямбам и хореям, но тут на крейсере заиграла труба и раздалась команда: - «На флаг…» Пришлось адмиралу рот закрыть и, приложив руку к фуражке, замереть на время подъема флага. Потом он, в течение семи минут, громко объяснял комбригу, кто тот такой, кто его родственники до пятого колена, какие у него корабли и что представляют собой его матросы и офицеры…

   Скоро на корабль прибежал рассыльный: - «Лейтенанта Разумовского к комбригу»

Костя, прихватив какую-то книгу, ушел.

   - Товарищ капитан 1 ранга, лейтенант Разумовский по Вашему приказанию прибыл.

   Комбриг стоял спиной к Косте, смотрел в открытый иллюминатор и молчал. Затем, повышая голос после каждого предложения, заговорил. Сначала он перефразировал,

адресуя лейтенанту все, что говорил  адмирал. Затем минут десять добавлял от себя.   Много говорил об офицерской чести, об опозоренном мундире и т.д. и т.п. Наконец посчитав, что уже достаточно, пригрозив лейтенанту напоследок страшными карами, комбриг обернулся, чтобы насладиться эффектом. Он ожидал, как это всегда бывало, увидеть мокрую, совершенно раздавленную морально, жертву. Но на этот раз было не так. Жертва была сухой и даже улыбалась. Комбриг оторопел и, неожиданно для себя, даже перешел на Вы:

   - Вы чего это того, улыбаетесь?!

   - Да потому, что Вы не правы, товарищ капитан 1 ранга, и наказывать меня не за что. Вот у меня официальный документ «Положение о транспорте в СССР». Согласно ему, у нас в стране 6 видов транспорта. Морской, речной, воздушный, железнодорожный, автомобильный и гужевой. У Вас есть возможность, Вы купили себе автомобиль. У меня, как Вы понимаете, такой возможности нет, поэтому я купил себе лошадь. И использовать этот вид транспорта мое неотъемлемое конституционное право.

   Комбриг ненадолго задумался.

   - Ну, если и не за лошадь… Я найду за что Вас наказать. Идите,

   - Ищите, - пожал плечами Костя, и вышел.

   После этого инцидента, Костя приобрел в дивизии небывалую популярность и получил кличку – «джигит». Еще дважды приезжал он на подъем флага на своем «скакуне», пока

начальство не нашло повод. Подчиненные Кости, распив бутылку водки, слушали в радиорубке на коротковолновом приемнике «Голос Америки». Кто-то из них случайно нажал тумблер, чем перевел передачу на трансляцию по верхней палубе. Мимо по пирсу

проходил инструктор политотдела. Получился громкий скандал. Косте объявили неполное служебное соответствие и назначили, с понижением, на рейдовый тральщик в бригаду ОВРА (охрана водного района.). Костю это не огорчило. Наоборот, он был доволен, все шло в соответствии с задуманным им планом.

* * *

   А в дивизии наступили горячие времена. Спешно и суматошно пополнялся под завязку боезапас. Офицерский состав, практически безвылазно, сидел по кораблям. Увольнения и отпуска были отменены. Срочно отзывали из отпусков тех, кто уже успел уехать…Ощутимо, запахло порохом. И, хоть в разгаре шла американо-въетнамская война, запах пороха исходил не с юга, а с запада, со стороны китайской границы. Кратчайшее расстояние от Владивостока, до нее составляло 60 километров.

      А предыстория  ситуации такова. Когда умер коммунистический вождь всех времен и народов Иосиф Сталин, эту корону, по праву, начал примерять на себя Мао Цзе Дун. Но, когда Н.С. Хрущев провел съезд, обличающий культ личности, а затем велел вынести труп Сталина из мавзолея,  отношения между странами стали ухудшаться. К 1967 году они обострились до предела. Толпы хунвейбинов совершали провокации на границе. Количество этих провокаций исчислялось сотнями.  В приграничных районах Китая строились дороги, аэродромы и бомбоубежища. По данным разведки, к границе стянуты китайские войска в количестве до 400 тысяч. 17 августа хунвейбины учинили погром в советском посольстве  в Пекине. Их представители официально заявляли:

   - Пятидесятилетие советской власти будете встречать в окопах!

   Командование флота и Дальневосточного военного округа оказалось в довольно щекотливой ситуации. Оказалось, что главная база – Владивосток системы противовоздушной обороны не имеет вообще, а время полета бомбардировщика от китайской границы до города составляет четыре минуты. Было принято решение

сосредоточить в Амурском заливе все корабли флота (кроме кораблей, базировавшихся на Камчатке) с целью противовоздушной обороны Владивостока…

***

   …После обеда, на территорию вкатили три ЗИЛа, доверху груженных армейскими касками. Их стали выдавать на корабли из расчета для всех расписанных на верхней палубе. Шестьдесят штук получили и на сторожевик Сергея. Каски были ярко зеленого цвета с громадной красной звездой впереди. Матросы, кому положено, каски разобрали, сразу нацепили, и стали щеголять по палубе. Эта клоунада Сергею не понравилась. Он велел боцману каски отобрать, выделить двух матросов и каски перекрасить под цвет корабельных бортов. Звезду же уменьшить в два раза. Боцман распорядился и матросы, разложив каски в три ряда на юте, приступили к покраске. Комбриг, находившийся на соседнем эсминце, вышел на крыло мостика перекурить. Затягиваясь сигаретой, он хозяйским глазом осматривал свои владения.

   - На «Гепарде», что это у вас за зеленая грядка на юте?

   - Дак, каски будем перекрашивать в шаровый цвет, как борта.

   - Кто приказал?!

   Боцман, боясь подставить Барка, молчал. Сергей, который в это время вышел на ют, ответил:

- Я, товарищ комбриг.

   - Не понял!

   - Да ведь ярко зеленые каски, может пехоте, и подходят, они в траве лежат. А на корабле зеленые пятна, вроде, как ни к чему.

   Комбриг хотел, по привычке, накричать, но, видать, передумал.

   - Правильно решил, молодец. Передай оперативному мое приказание, на остальных кораблях каски тоже перекрасить.

   Перед праздником корабли начали стягиваться в Амурский залив, где каждому было определено место  стоянки. Диспозицию занимали, почему-то ночью. На следующее утро, изумленные жители Владивостока увидели необычную картину. Около сотни кораблей в три ряда опоясывали город с запада. Это был настоящий «Вавилон». Разношерстные и разновозрастные корабли, начиная со старых тральщиков, и заканчивая, ракетными крейсерами стеной стояли в заливе. С Дальзавода буксиры притащили корабли, стоящие в

ремонте, но способные стрелять… Швартовных бочек на всех не хватило и многие стояли на якорях. Поэтому, когда ветер менял направление, строй несколько ломался…

   Сразу после постановки на якоря и бочки, на всех кораблях сыграли боевую тревогу. На направляющие ракетных зенитных установок были подняты ракеты, на лотки орудий поданы снаряды, завращались антенны поисковых и стрельбовых локаторов. Был зачитан боевой приказ комфлота: « Быть в готовности открыть огонь через 20 секунд, после получения сигнала…»

   Так и стояли по «боевой тревоге» 7 и 8 ноября. Особого страха никто не ощущал. Видать и потому, что о военных действиях все знали только по фильмам. А вот адреналина хватало. Многие в экипаже думали о другом. Повезет ли их кораблю сбить хотя бы один самолет. Сумеет ли хотя бы один бомбардировщик прорваться к городу. Утопят ли китайцы хотя бы один корабль. Ну и о другой чепухе…

    Похожую ситуацию Сергею  уже приходилось переживать. Правда, теперь вспоминалась она как комикс. Сергей учился на первом курсе. Это был 1962 год, «Карибский кризис».

   Когда Н.С. Хрущев поставил на Кубе ядерные ракеты, США ультимативно велели ракеты с Кубы убрать. Всерьез запахло жареным. Готовились к худшему – ракетно-ядерной войне. В главном штабе ВМФ предположили, что одной из главных целей в Ленинграде будет  завод, на котором строили подводные лодки. Училище же находится неподалеку. Поэтому, дабы сохранить ценные для флота кадры, в угрожаемый период, училище необходимо эвакуировать. Местом эвакуации назначили какое-то ПТУ в районе Стрельни. Начали подготовку. Стратеги из командования ВМУЗ определили список необходимых вещей, которые каждый курсант должен взять с собой. Якобы для того, чтобы продолжить обучение по месту новой дислокации. Чего только в этом списке не было. Простыни и конспекты, одеяло, шинель, шапка, мыло и зубная щетка, противогаз и автомат, четыре рожка для патронов, запасное белье, рабочее платье и много еще чего…

   Планировалась тренировка по эвакуации, она должна проводиться ночью «неожиданно», по боевой тревоге, затем марш-бросок в Стрельню. К маршу готовились серьезно. Когда к начальнику первого факультета на совещание прибыли командиры рот, они заявили, что в курсантский вещмешок не влезет даже третья часть указанных в списке вещей. Начфака подумал и принял Соломоново решение:

     - Ладно, пусть возьмут, что влезет в вещмешок, остальное оставьте в ротных помещениях. В эвакуации, что главное?!  Во время унести ноги. А из одеял пусть сделают скатку через плечо, как солдаты делают из шинели…

   Начальники второго и третьего факультетов, опасаясь гнева начальства,  укорачивать список вещей не решились. Они приняли другое решение. Курсанты должны снять с матрацев наматрацники и в этот мешок загрузить все вещи согласно списку.  Тут нужно заметить, что недавно в училище заменили все матрацы на новые. Они представляли собой кусок поролона толщиной в ладонь, а на них яркие полосатые из белых и светло-зеленых полос наматрацники.

 И вот наступил день «Ч». Несмотря на секретность, это была тайна Полишинеля, все курсанты знали, что тревога будет, этой ночью, и готовились. Тревогу сыграли в три часа. На сборы давалось сорок пять минут. Первый факультет уже через тридцать минут стоял на плацу готовый к маршу. Выглядели курсанты внушительно. Штыки пристегнуты к

автоматам, чтобы они не болтались на поясном ремне и не мешали движению. Через плечо синяя скатка из одеяла, на боку противогаз, на другом, подсумок с автоматными рожками. За спиной небольшой вещмешок. Факультет стоял ровно, автоматы за плечом,  штыки тускло отсвечивали свет фонарей. Начальник училища из окна своего кабинета оглядел строй и остался доволен.

   - Молодцы, первый факультет, собрались даже быстрее графика, - и, обращаясь к дежурному по училищу, добавил, - Соберутся остальные, начинайте движение. Сам же отправился на свой диван досыпать.

   Через пятнадцать минут на плац подтянулись и остальные факультеты. О, это была картина достойная кисти художника-карикатуриста. За спиной у курсантов висели громадные полосатые бело-зеленые мешки, около метра в диаметре и еще более в длину. Автоматы взяты на грудь, так как за плечами места не оставалось. Строй получился корявый, равнение и дистанцию между шеренгами держать, из-за мешков, было невозможно…

   С ржавым скрипом открылись ворота минного двора и роты начали движение. Колонна из полутора тысяч черных фигур растянулась на километр. Когда головная рота первого факультета уже перешла мост лейтенанта Шмидта, последние роты еще только выходили из ворот училища. Редкие прохожие с изумлением наблюдали длиннющую цепь моряков, навьюченную, огромными бело-зелеными мешками и не могли понять, в чем дело. Однако, бабки, пережившие блокаду, сразу сориентировались:

   - Видать, снова война. – заголосили они  и побежали готовить сухари…

   Определение старушек было услышано курсантами, и, когда на улицах дворничихи спрашивали:

   - Куда вас гонят ребята? – остряки отвечали, - На фронт, мамаша, на фронт.

   Начальник училища, вздремнув пару часов, решил проверить как дела у его подопечных. По графику, колонна уже должна была выходить из города. Фактически же она едва достигла Московского проспекта. Двигалась она медленно, мешки с каждым километром казались все тяжелее, курсанты под их тяжестью сгибались все ниже…

Когда «волга» адмирала догнала колонну, и он увидел толпу мешочников, ковылявшую по проспекту, его едва удар не хватил. Придя в себя, он скомандовал свалить зеленые мешки в ближайшем парке, оставить охрану, за ними пришлют грузовики. Остальным возвращаться в училище. Курсанты возвратились в родные пенаты, однако панику в городе успели произвести изрядную. К счастью, вскоре ракеты с Кубы убрали, и тренировки по эвакуации больше не проводились.

***

   Китайцы так и не напали. Девятого ноября на кораблях объявили готовность № 2, а одиннадцатого дали команду возвращаться по местам постоянной дислокации.

   Неделю спустя, в штабе флота командующий, вернувшийся накануне из Москвы, где находился на совещании в Министерстве Обороны, собрав у себя в кабинете замов, начальника штаба и начальника оперативного управления, делился новостями:

   -  На совещании, как обычно, хвалили Северный флот. Как обычно, ругали Балтийский.

Нас не хвалили, но, слава богу, и не ругали. Снова муссировались майские провокации американских кораблей. Правда, без критики не обошлось. Критиковали нас за шаблонность, отсутствие новых тактических приемов. Говорилось, что учения мы

проводим упрощенно в облегченных условиях…. Так, что будем исправляться. Виктор Андреевич, какие у нас ближайшие учения?

   Начальник оперативного управления контр-адмирал Круглов, вытащил из папки сводную таблицу флотских мероприятий и доложил:

  - Девятая дивизия проводит учение с подводниками. Отрабатывает организацию противолодочного рубежа с целью недопущения прорыва «неприятельской» подводной лодки к главной базе флота.

   - Так, понятно. Какие силы планируются к участию?

   - Ну, как обычно. Три противолодочных корабля обозначают противолодочный рубеж шириной 9 миль (16,5 км.). Рубеж прорывает атомная подводная лодка проекта «675».

- Вот! Вот за это нас и критиковали. И правильно критиковали. Ключевая фраза в Вашем докладе – «как обычно». Рубеж как горлышко у бутылки, а лодка самая шумная. Правильно ее американцы называют «ревущая корова»…

   Учение усложнить. Ширину рубежа увеличить в два раза, до 18 миль (33 км.). Участвуют пять противолодочных кораблей. Рубеж прорывают две дизельные подводные лодки. Сколько лодок и какие противолодочники знать не должны. Вот так! И посмотрим…

* * *

   Командир дивизии контр-адмирал Бубликов, получив пакет из штаба флота и ознакомившись с содержимым, был взбешен.

   - Что они там думают в штабе флота! У меня три корабля в плановом ППРе, четыре корабля в дежурстве ПВО, два на боевой службе, на трех молодые командиры. Чем мне заткнуть дыру шириной 33 километра?! Разве, что своей задницей!

   - Ну, что поделаешь. Подключим сторожевик с эсминцем, - предложил начальник штаба.

   - Ага! С устаревшей акустикой. Много эти глухари услышат!

   Но срок учений неуклонно приближался, и когда он наступил, природа, как бывает часто, снова подвела. Море прилично штормило, что ухудшало работу гидроакустических  систем и отрицательно сказывалось на работоспособности личного состава. На корабли недавно пришло молодое пополнение, многие укачивались.

   Тем не менее, корабли вышли и в срок заняли диспозицию согласно плана учений. Противолодочный рубеж представлял собою начерченный на карте прямоугольник шириной 18 миль, через который должна прорываться подводная лодка условного противника. Корабельная группировка, контролирующая рубеж, состояла из двух БПК – «Гордого» и «Одаренного». Эсминцев «Веского» и «Дальневосточного комсомольца» и сторожевого корабля, на котором служил Сергей.

   Заканчивались вторые сутки поиска подводной лодки. Корабли строем фронта утюжили пресловутый квадрат, вслушиваясь сонарами в толщу Японского моря. Гидрология моря была не лучшего качества, да еще волны, обрушивающиеся на корабли, и разбивающиеся о борта создавали дополнительные шумовые помехи, затрудняющие работу акустиков.

   Комдив Бубликов местом своего «сидения» избрал сторожевик Левченко.

   - Вероятно потому, что у нас самый слабый сонар и адмирал решил своим присутствием увеличить его возможности.- пошутил Сергей, когда командир зашел в рубку.

Слева в тридцати кабельтов шел эсминец «Веский», левее в тридцати пяти кабельтов от него БПК «Гордый». Справа «Дальневосточный комсомолец» и БПК «Одаренный». Комдив специально расположил большие противолодочные корабли на флангах как несущих самую мощную гидроакустику.

   Дюжина динамиков на мостике и в штурманской рубке создавали дикий шум своими докладами:

   - ГКП (главный командный пункт). ГКП – метристы, воздушная цель пеленг 30 дистанция 257. ГКП – акустики, горизонт прослушан, шума нет. ГКП – радисты, получена

радиограмма штаба флота. ГКП – ПЭЖ (пост энергетики и живучести), греется подшипник муфты левой линии вала. Прошу остановить левую машину на 5 минут для замены масла. Для компенсации увеличьте ход правой машиной. Кроме этого, в адрес комдива шли доклады с других кораблей. Вся эта трескотня, продолжавшаяся более двух

суток, изматывавшая непрерывная качка, вызывали у Сергея головную боль, к горлу подступала тошнота, в глаза словно насыпали мелкого песка. Уснуть за все это время удалось едва ли часа полтора.

   Прокладку курса на карте Сергей вел за все 5 кораблей. Вообще то это делать было не обязательно, но он понимал, что успех дела могут решать секунды. И, если кто-то из

кораблей обнаружит лодку, у него будет более полная картина ситуации, и он сможет дать командиру необходимые рекомендации на маневр и применение оружия.

   Адмирал, зайдя в штурманскую рубку и взглянув на карту испещренную линиями, спросил:

   - Где мы? Сергей показал.

   - А это, что за линии?

   - Веду прокладку за все 5 кораблей.

   - Это хорошо. Но и место корабля не забывай уточнять.

   Точное определение места было весьма затруднено. Система «Лоран-С» давала погрешность около 5 километров. Применить астрономический способ не было возможности ввиду сплошной облачности. Локатор до берега не доставал. Однако, когда появился кратковременный просвет между туч, Сергею удалось пару раз измерить высоту Полярной, что позволило вычислить широту места с достаточно приличной точностью.

Стрельбовая  РЛС «Фут-Н» давала засветку вершин отдельных сопок на берегу на расстоянии около 120 километров. Сергей наносил веер  пеленгов на кальку, пытаясь отыскать эти сопки на карте. Затем, усреднив места по системе «Лоран-С», по веерному радиомаяку «Посьет», широту по Полярной, уточнил место корабля.

   Флагманский штурман находился на БПК «Одаренный», который был ближе всех к берегу, и его мощная РЛС брала дистанцию более 150 километров. Он имел место поточнее. Время от времени он запрашивал координаты каждого корабля, сравнивал со своими, и выставлял оценки. Сергей получил «отлично».

   Время от времени с «Гордого» взлетал палубный вертолет и, отлетев миль на 5 вперед, опускал в воду на кабель-тросе свой сонар и прослушивал горизонт. Его акустическая система была вдвое эффективнее корабельных, так как ему не мешали посторонние звуки (шумы от винтов, удары волн о борта и т. п.)

   Левченко, зайдя в штурманскую рубку, взглянув на своего штурмана, заметил:

   - Ты уже на ногах едва держишься, и глаза стали как у китайца. Ладно, сходи, вздремни часа полтора…

    Сергей направился вниз, в каюту. Ввиду шторма, хождение по верхней палубе было запрещено. Все передвижения разрешались только по внутренним коридорам. Все иллюминаторы, люки и двери были задраены. В результате, во внутренних помещениях было душно, воздух  спертый и не свежий.  Воздуходувки разносили по помещениям запахи перегретого машинного масла, запахи подгоревших на камбузе котлет. И самое

неприятное, запахи рвотных масс, которые добрая половина личного состава извлекала из своих желудков в ведра и кандейки. От одних этих запахов стошнит даже стойкого к укачиванию моряка.   Качка была сильной еще и оттого, что корабли шли малым ходом. Это для того, чтобы шумом своих винтов не мешать акустикам. Если дать полный ход или хотя бы средний, качать будет много меньше, но акустики уже ничего не услышат.

* * *

   Звон колоколов громкого боя буквально сбросил Сергея с койки. Тут же с динамика проревело: «Боевая тревога». Прибежав в рубку, он взглянул на часы. Поспать удалось менее часа. Причиной тревоги послужил доклад с «Одаренного» о прослушивании слабого шума винтов по пеленгу 160 градусов. Корабли подвернули вправо. Сергей

проложил пеленг на карте. Однако, шумы тут же пропали и комдив решил, что сигнал был ложный.

   Через час доложили с вертолета, что слышат слабый шум винтов по пеленгу 272 градуса. «Гордый» дал полный ход и поспешил к своему вертолету, но тот тут же контакт потерял. Сонливость Сергея как рукой сняло.

   - Метристы –штурман, пеленг и дистанцию на вертолет?

   - Штурману – метристы, пеленг 165, дистанция 44.

   Сергей нанес место вертолета на карту, проложил от него пеленг 272, место «Одаренного» и его пеленг на карте уже был. За час лодка могла пройти миль 6 – 7, значит, курс ее мог быть в пределах 310 -340 градусов.

   ГКП – штурман. Курс цели предполагаю 330. Прошу дать полный ход на 5 минут курсом 170.

   Находящийся на мостике комдив, потер ладонью подбородок, где уже начала отрастать щетина, сказал командиру:

   - Ну, давай попробуем, что там намудрил твой штурман. Терять нечего, контакт все равно потерян.

   Через пять минут, сбавили ход до самого малого.

   - ГКП – штурман. Дайте посылку гидролокатором по пеленгам 170, 190, 220.

   - Акустики – ГКП. Исполнить!

   - ГКП – акустики, эха нет.

   - ГКП – акустики, эхопеленг 195 дистанция 25.

   - ГКП – акустики, эхопеленг 196 дистанция 24,5

   На мостике командир уже командовал на бомбометы:

   - РБУ левого борта, пеленг 195, дистанция 24, залп «условно».

   - ГКП – штурман. Курс цели 323, скорость 5 узлов. Прошу дать полный ход на 3 минуты курсом 185 и обозначить бомбометание.

   - Есть штурман. Исполняю.

   - ГКП – штурман. Корабль в точке. Гранаты за борт.

   Минут через десять, в 15 кабельтов за кормой, всплыла подводная лодка. Посредник, находящийся на лодке, сообщил о накрытии. Одна из гранат взорвалась буквально на крыше рубки.

   На кораблях сыграли отбой боевой тревоги. Бубликов с командиром зашли в штурманскую рубку. Адмирал похлопал Сергея по плечу:

   - Молодец штурман, точно вывел. – затем обращаясь к командиру, - Видишь Левочкин, там где комдив, там и победа! А офицеров корабля представим к поощрению…. Передать на корабли, полный ход, курс в базу.

   Командир дивизии контр-адмирал Бубликов результатом учений был чрезвычайно доволен, однако его радость вскоре омрачилась сообщением посредников штаба флота.

Пока «бомбили» подводную лодку, вторая сумела прорвать противолодочный рубеж. Ведь в дивизии думали, что участвует «как обычно» одна подводная лодка. В итоге дивизия получила «три» балла, а офицеры Левочкина обещанного поощрения не дождались.

    Придя в базу под утро, корабль отмыли и привели в порядок. Вечером офицеры собирались сойти на берег. Ввиду учений, уже неделю, схода на берег не давали. Как бы не так. Раздосадованный результатами похода комдив, назначил участвующие в учениях корабли в дежурство по ПВО. Побывать дома снова не получалось.

* * *

   Вечером к Сергею зашел поиграть в нарды штурман с «Веского» Станислав Рощин. Правда, на флоте игра в нарды имеет другое название – «шиш-беш» или «каша». Сегодня

игра у него явно не шла. До вечернего чая он умудрился проиграть четыре раза подряд. В кают-компанию идти настроения не было, и Сергей велел вестовому принести чай в каюту. Принесенный чай оказался настолько горячим, что пить его было практически невозможно. Пока чай остывал, грызли галеты и вели беседы:

   - Слава, а что там за ситуация была весной? В газетах и по «ящику», сообщали  о каких то провокациях американских кораблей. Вроде и «Веский» там участвовал?

- Да, было дело. В мае американцы с японцами проводили совместные флотские учения.

С американской стороны участвовала АУГ (авианосно ударная группа) в составе авианосца «Хорнет», трех корветов и четырех эсминцев. Сначала они отрабатывали свои задачи в районе банки Ямато, затем американцы обнаглели и зашли в район залива Петра Великого. Но это хоть и нейтральные воды, но операционная зона нашего флота. Представь если бы наши корабли пришли и начали прогуливаться у Норфолка или в заливе Мэн.

   Это было 9 мая, мы стояли на бочках в Амурском заливе для участия в параде. Получили приказание эсминцам «Вескому», «Бурливому» и БПК «Гордому» сняться  с бочек и следовать в море с целью вытеснения американских кораблей с нашей операционной зоны. Вышли, пристроились к американцам.  «Хорнет» как раз отрабатывал взлет и посадку авиации. Мы начали создавать помехи. Подрезать, обгонять, пересекать курс и т.п. Американцы заволновались, подняли сигнал: - Вы мешаете моим действиям. Мы подняли: - А вы мешаете нашим.  Кончилось тем, что их эсминец «Уолкер» шваркнул нас бортом на скорости 28 узлов. Вообще то он целил нам в корму, но командир успел отвернуть и удар пришелся вскользь. От удара сорвало нашу шлюпку с кормовых талей и

она повисла на носовых. А вот «Уолкеру» крупно  не повезло,  ударом сорвало его десятиметровую штыревую антенну, и она упала нам на палубу. С этим трофеем мы и удалились. 10 мая мы продолжили наши маневры.  На этот раз не повезло нашему «Гордому».  «Уолкер» врезал ему форштевнем в корму, сделав дырку размером метр на полтора. Но дыра оказалась выше ватерлинии так, что «Гордый» воды в корпус не набрал. Американцев тоже можно понять. Авианосец всегда ходит в окружении кораблей охранения. Он в центре, корабли охранения в трех – четырех милях от него создают круг – так называемый ордер. Задача у кораблей охранения не пропустить никого внутрь ордера. Кроме того, когда авианосец принимает самолеты,  курс он не меняет, так как самолет при посадке может промахнуться и упасть в море. Американцы после этих событий направили ноту в наш МИД. Но все эволюции 9 и 10 мая снимал на пленку вертолет с «Гордого». Когда американцам показали это кино, они свои претензии сняли…

   - Да, интересная ситуация. Почти фронтовая-боевая. Наверное, вас наградили-поощрили?

   - Ага! Разбежались.  Не наказали – это у нас уже поощрение.

* * *

   Утром Сергей проснулся до традиционного возгласа по трансляции: «Команде вставать, койки убрать!»  Что-то шуршало на столе. Включив свет, увидел полчища тараканов на полу и на столе, которые сразу начали разбегаться и прятаться по углам. Это был бич кубриков и офицерских кают. С тараканами на корабле пытались бороться. Время от времени приезжала санитарная служба, сыпала какие то порошки, закачивала какой-то газ (при этом экипаж на несколько часов изгонялся на берег), но тараканов меньше не становилось. Их ведь даже радиация не берет. Сергей вспомнил рассказ пожилого

мичмана, лаборанта кафедры гидрометеорологии в училище, как они боролись с тараканами на крейсере «Киров». Стоило попробовать. Он сходил на камбуз, взял пустую полулитровую банку, смазал подсолнечным маслом внутреннюю часть банки около горлышка, и всыпал внутрь немного крошек печенья. Тараканоловка была готова.

Вечером пристроил банку в угол под углом 45 градусов, но чтобы горловина касалась стенок каюты.

   Получилось! Утром банка была заполнена тараканами почти полностью. Они прыгали, пытались вылезать, но каждый раз, скользя лапками по маслу, падали вниз. Сергей открыл иллюминатор и высыпал содержимое банки за борт. На второй день банка была заполнена только наполовину, на третий и того меньше….На вечернем построении Сергей

продемонстрировал тараканоловку морякам и объяснил технологию лова. И что же, через неделю тараканы стали на корабле большой редкостью. В награду он получил от командира бутылку спирта и сход на берег аж надвое суток.

   Лиза, около месяца не видевшая дома мужа, старалась с обедом. Украинский борщ, отбивная, вареники, пирожки с мясом, яблоками, курагой. Чилимы (местное название креветок) ну и другие вкусности. Сергей готовил популярный напиток, имевший название в народе – «стоп машина». Делался он просто. Бутылка спирта, бутылка воды и бутылка болгарского вишневого или малинового сиропа. Получался отличный ликер крепостью около 35 градусов, убойная сила коего была выше, чем у водки.

   На запах пирожков забежала Катя, жена Кости Разумовского.  Сергей, который уже несколько месяцев не видел Костю, сразу засыпал ее вопросами:

   - Как там наш «джигит». Как он там, на новом месте? Кстати, где он?

   - Так, в госпитале, скоро месяц.

   - Что с ним? Никак заболел? – всполошился Сергей.

   - Нет, нет. Вполне здоров. Это его за диссертацию туда засунули.

   - Что еще за диссертация?

   - Да все свой план по демобилизации осуществляет. Говорит, даже с тобой поспорил на пиво. Так, что готовься, через несколько месяцев будешь пить пиво от пуза. Целый ящик.

   Позже Сергей узнал подробности Костиной эпопеи. Служба на тральщике, куда его запроторили за «джигитовку», была не пыльной.  Тральщик был старый, ввиду дряхлости в море практически не ходил. Теперь свободного времени у Кости было много. Он съездил во Владивосток, накупил кучу разных книг и, запершись в каюте, целый месяц что-то писал, считал, чертил, стучал на пишущей машинке. Когда его спрашивали, что он пишет, серьезно отвечал:

   - Пишу диссертацию на соискание ученой степени доктора военно-морских наук. На корабле посмеялись и присвоили ему новую кличку – «профессор».

* * *

   Капитан 3 ранга  Юрий Крамаренко служил помощником командира по снабжению на крейсере «Варяг». Был вполне перспективным офицером, но заболел и был признан негодным к службе в плавсоставе. Уходить на гражданку не хотел, да и до пенсии оставалось не много. Посему был назначен адъютантом командира военно-морской базы Стрелок. Вообще-то адъютант командиру базы не положен и официально его должность называлась то ли начальник секретной библиотеки, то ли заведующий секретным делопроизводством. Но бумагами занимался мичман, а Крамаренко сидел в «предбаннике» кабинета командира базы, отсюда  и кличка «адъютант его превосходительства». Служба была не сложной, но Юрию не нравилась. На прежнем месте он распоряжался вещевым довольствием и продовольствием целого крейсера, здесь же распоряжался бумажками. Шел второй месяц нахождения его в новой должности, и он

уже начал привыкать. Как-то утром спешил он на службу, когда у входа в штаб базы его остановил какой то лейтенант.

   - Разрешите обратиться тов. капитан 3 ранга.

   - Да. Слушаю Вас.

   - Лейтенант Разумовский с бригады ОВРа. Вчера фельдегерьской почтой  мы отправили отчеты и корреспонденцию для командира базы. По моей оплошности не положили в почту один документ. Он не секретный, всего лишь для служебного пользования. Начальство, если узнает, накажет… Я, конечно, виноват…. Вот привез документ лично и инкогнито, возьмите пожалуйста. В качестве компенсации, вот бутылочка отличного армянского коньяка.

   Крамаренко взял у лейтенанта увесистый пакет. На пакете крупная надпись               «Практические предложения по переоборудованию тральщика проекта «…» силами ремонтных мастерских бригады ОВРа». Ниже мелким шрифтом было написано  «диссертация на соискание ученой степени – доктор военно-морских наук», но надписи мелким шрифтом Крамаренко читать не стал.

   - Ладно, лейтенант, выручу тебя на этот раз. Не печалься, иди себе с богом, будет тебе новое корыто. - Сказав эту фразу из известной сказки Пушкина, Крамаренко посчитал, что достаточно продемонстрировал эрудицию, затем сунул пакет и бутылку в портфель и вошел в проходную штаба.

   Командир базы контр-адмирал Волошин, только что положил телефонную трубку после утреннего доклада начальнику штаба флота, когда к нему с бумагами заглянул Крамаренко.

   - Разрешите, товарищ адмирал?

   - Давай заходи. Что там у тебя?

   - Да вот, корреспонденция.

   Крамаренко подавал документы по одному. Командир базы бегло просматривал донесения из частей и размашисто накладывал резолюции. Разрешить, отказать, такому-то исполнить, такому-то разобраться и доложить и т. д. Последним Юрий положил на стол пакет, который ему передал Разумовский.  Адмирал вскрыл пакет, повертел в руках увесистый фолиант. Перевернул наугад несколько страниц, которые изобиловали графиками, таблицами, формулами и схемами.

   - Что это такое?

   - Да вот, из бригады ОВРа передали.

   - Кто передал?! Здесь нет ни препроводиловки, ни исходящего номера. Какая-то диссертация! Что это?!

   Пришлось Юрию признаться, как он поверил незадачливому лейтенанту и принял у него пакет. О коньяке он, естественно, благоразумно умолчал.

   - Ладно. Оставь это. Я разберусь.

      Юрий быстро собрал подписанные бумаги и выскочил из кабинета. Думал, пронесло, но здесь он ошибался. Выговор, на следующий день, он получил.

    Адмирал раскрыл оставленный на столе том и начал его листать. В преамбуле говорилось, что в преддверии ракетно-ядерной войны, особо важным является переоборудование кораблей с целью защиты их от излучений и проникающей радиации… Далее предлагалось как защитить рейдовый тральщик. Предлагалось заварить наглухо все двери и иллюминаторы, оставив лишь один люк со шлюзовым устройством. В коридорах и во всех других помещениях установить поддоны с водой, в которых разводить водоросль хлореллу, которая будет поглощать углекислый газ, и выделять кислород. Далее шли расчеты, сведенные в таблицы и графики. Сколько углекислого газа в сутки выделяет среднестатистический человек, сколько требуется кислорода. Было учтено даже количество углекислоты, выделяемое камбузом и гальюнами (туалетами). Ну и так далее

на пятистах страницах машинописного текста. В конце красовалась фраза, выделенная более крупным шрифтом: ПРОЕКТ РАЗРАБОТАН ЛЕЙТЕНАНТОМ РАЗУМОВСКИМ.

   Адмирал улыбнулся и, подумав, на титульном листе наложил резолюцию:

    - Командиру бригады ОВРа  капитану 2 ранга Карпову для ежедневного чтения перед отходом ко сну. Автора предлагаю направить в госпиталь для освидетельствования на предмет психического здоровья и пригодности к службе.

   История с «диссертацией» скоро стала известной в базе. На всех совещаниях адмирал подымал комбрига Карпова и спрашивал, читает ли тот перед сном работы лейтенанта Разумовского.

   - Читайте обязательно, я проверю!

   Подшучивали над бедным Карповым и другие командиры бригад. Особенно веселился комбриг бригады, где раньше служил Разумовский.

   Так Костя попал в главный госпиталь флота во Владивостоке. Начальник госпиталя подполковник медицинской службы Христенко разобрался быстро. Пациент был вполне адекватен и успешно прошел все тесты и пробы. Через неделю Христенко позвонил комбригу:

   - Вполне разумен, и психом его сделать нам не удастся. Так что по всем статьям годен

   - Ладно, подержите его пару месяцев. Потом что нибудь придумаем.

   Больше месяца находился Костя в госпитале, и за это время для всех стал своим. Он отремонтировал все телевизоры и радиоприемники, которые ему приносил персонал. Обновил наглядную агитацию в коридорах, так как неплохо рисовал. Его даже иногда отпускали в город купить краски и радиодетали. Когда ему уже основательно надоело, он зашел к начальнику госпиталя:

   - Геннадий Андреевич я уже больше месяца тут сижу. Все Вам перепаял и перерисовал,

пора меня выписывать.

   - А чем тебе плохо? Отдыхай, знай.

   - Да нет, надоело все. Выписывайте.

   - Не могу. Начальство возражает, так что отдыхай пока.

   Через неделю в отдел кадров флота, по почте, пришел пакет на имя начальника. Капитан 1 ранга Овечкин, вскрыв пакет, обнаружил в нем на фирменном бланке представление на присвоение очередного воинского звания – полковника медицинской службы начальнику госпиталя. В представлении описывались достоинства подполковника Христенко, его аналитические способности при игре в преферанс, хорошо поставленный командный голос при разделывании подчиненных. Карандаши он затачивал исключительно скальпелем, дабы не утрачивать хирургических навыков и так далее в таком же духе.

   Представление было подписано лейтенантом Разумовским. Отсмеявшись, Овечкин переправил «представление» начальнику медицинской службы флота, а тот зачитал ее на очередном совещании начальников госпиталей…. Смеялись долго.   Взбешенный Христенко, вернувшись восвояси, сразу выписал Разумовского в часть.

   Вернувшись на корабль, Костя написал басню о командире бригады. Басня получилась отличная, там были сохранены все словесные обороты комбрига и метафоры, которые тот любил применять в своей речи. Басню переписывали и размножали на кораблях, читали и хохотали. Попалась она на глаза и комбригу. А придраться вроде было не к чему, фамилия и должность не указаны, стих написан в форме оды, главный герой безудержно прославлялся, и кто главный герой угадывалось сразу. Читать это комбригу было еще обиднее.

    Потом Костя еще пару раз отсидел на гауптвахте. Но свое творчество не прекращал, наоборот, с каждым разом оттачивал свое мастерство.

   Когда пришел приказ о демобилизации Кости Разумовского, Сергей был в море и проигранный ящик пива выставить не мог. А когда вернулся, Костя уже уехал в европейскую часть страны.

* * *

   В штурманской рубке Сергей наносил, свежую корректуру на навигационные карты, когда рассыльный пригласил его к телефону в рубку дежурного по кораблю. Звонил дежурный по бригаде.

   - Ступай в политотдел дивизии, начальник политотдела вызывает.

   - С чего бы это?! – всполошился Сергей, - настучал кто чего?

   - Не знаю. Голос был вроде нормальный, без скрипа.

   Критически оглядев себя в зеркале, Сергей провел щеткой по ботинкам, сменил пилотку на фуражку и сошел на пирс.

   - Разрешите? Товарищ капитан 1 ранга лейтенант Ба…

   Взмахом руки начальник политотдела прервал доклад и начал критически осматривать вошедшего. По привычке следовало начать с замечаний по форме одежды. Но брюки у лейтенанта были не мятые, подворотничок на кителе свежий, ботинки без следов пыли и грязи. НачПО пожевал губами и сменил выражение лица со строгого на некое подобие улыбки, затем произнес:

   - Ты наверно решил вписать свою фамилию в книгу рекордов нашей части, как самый старый комсомолец. Почему не вступаешь в партию?!

   - Я, вообще-то собираюсь…. Но рекомендацию могут дать только те, кто знает меня не менее года…

   - Напиши в училище, там тебя знают 5 лет.

   - Об этом я не подумал.

   - А думать иногда не вредно. Вот иди и пиши в свое училище. И вообще парторганизация на вашем корабле самая малочисленная – всего 7 человек. Безобразие! Ладно, ступай.

   На следующий день, Сергей сходил в поселок на почту и оттуда позвонил в училище. Дней через десять получил авиапочтой две рекомендации в партию. Одну написал руководитель его дипломного проекта капитан 1 ранга Курдин, вторую начальник кафедры навигации капитан 1 ранга Мартов.  Затем его рекомендовала комсомольская организация корабля и теперь оставалась только одна преграда – парткомиссия дивизии.

   О парткомиссии необходимо рассказать особо. Как уже говорилось, командир дивизии контр-адмирал Бубликов, был большой любитель покричать и поматериться. Командиры

бригад старались ему подражать. Начальнику политотдела, как лицу «духовному» кричать и лаяться, как комдиву было не с руки. В душе, наверное, он завидовал адмиралу, зато на парткомиссии отводил душу. Хотя в состав парткомиссии входили начальники политотделов бригад, несколько инструкторов политотделов и замполит крейсера, они выполняли лишь роль статистов. Здесь партию соло вел только он – председательствующий. Остальные только поддакивали да изредка вставляли реплики. Задача парткомиссии состояла в том, чтобы определить, достоин ли испытуемый быть членом КПСС. Это был своеобразный экзамен. Вопросы начПО задавал разные, часто далекие от устава КПСС и работ В.И.Ленина. После каждого ответа, позволял себе пространные комментарии. Через 10 минут унижений, очередная жертва изгонялась как не сдавшая экзамен, и ей следовало проходить парткомиссию повторно. На повторной комиссии ситуация повторялась и лишь на третий раз вступающий в партию получал «добро». Все это Сергею рассказали весьма подробно, и морально он вполне был подготовлен к трем заходам.

   Парткомиссия заседала в клубе части. Помещение для «экзекуции» представляло собой большую комнату, где из мебели стоял лишь один длинный  стол. Вернее это были три стола сдвинутые вместе и накрытые красной скатертью. За столом сидела комиссия в

составе 9 человек. Было еще около 5 пустых стульев, куда садились зашедшие поприсутствать  командиры бригад или их заместители. Они приходили сюда, как на бесплатный концерт так как сольные выступления начПО были весьма оригинальны и порой даже остроумны.

   Придя на парткомиссию, Сергей дождался своей очереди, вошел в зал и представился. Кроме членов комиссии за столом сидел комбриг его бригады и начальник штаба соседней. Председательствующий плотоядно улыбнулся и задал свой первый вопрос:

   - Ну-с, молодой человек, выглядите Вы как новая копейка. И чем Вы у нас занимаетесь?

   - Командую штурманской боевой частью сторожевого корабля «Гепард»

   НачПО вдруг стал серьезным, встал из-за стола и, обращаясь? к сидящим офицерам изрек:

   - Вот ответ, которого я давно ждал! Все, ранее входящие, как отвечали?! Служу там-то, работаю тем-то, исполняю обязанности такие-то и подобное. И вот ответ настоящего офицера – КОМАНДУЮ!

   Начальник политотдела еще раз оглядел Сергея.

   - Это Ваш портрет висит в фойе клуба?

   - Так точно, мой. Правда, фотография неудачная в жизни я выгляжу лучше.

   - Ну-ну. Шутить здесь позволительно только мне. – И обращаясь к комбригу, спросил? – Ваш офицер? Что скажете о нем?

Комбриг развел руками.

   - Ну, хороший офицер…. Хороший спортсмен….

   - Уж, какой он спортсмен я знаю. Чемпион по прыжкам в окно к командующему флотом. – Затем, обращаясь к Сергею, - Содержание работы В.И. Ленина «Детская болезнь левизны в коммунизме» сможете рассказать?

   - Легко.

   - Ладно. Верю. Может у членов комиссии есть вопросы к лейтенанту? Нету? Тогда можете идти, Вы прошли парткомиссию

   Придя на корабль, Сергей зашел в кают-компанию выпить компоту. Командир с замполитом играли в нарды. Командир, не глядя на Сергея, сочувственно произнес:

   - Не переживай. Иди, учи работы Ленина, с третьего захода пройдешь. .

   - Нет уж, Николай Семенович парткомиссию я прошел.

   - С первого раза?! Быть такого не может. Ну, рассказывай.

   После того, как Сергей рассказал, как все было, командир отреагировал в непривычной для него манере:

   - Пойдем. Налью тебе 100 грамм, заслужил.

   В каюте он сказал командиру, что начПО назвал его чемпионом по прыжкам в окно к командующему.

   - Откуда он знает?

   - Да все начальники в дивизии эту историю знают и не только они. У нас на флоте тайны не приживаются. Да и какая тайна при таком обилии свидетелей и участников.

   Вскоре «Гепард», вне очереди назначили  на боевую службу. (у подводников это называется – автономка ). Идти по графику должен был эсминец «Бурливый», но у него появилось биение правой линии вала, и его отправили в док. Хуже всего было то, что поход пришелся на зимние месяцы. Японское море зимой постоянно штормит и, если даже на короткое время ветер стихал, оставалась вполне океанская зыбь с высотой волны до 10 метров.

   - Ну, какая океанская зыбь в Японском море?! – подумает неискушенный читатель. Тогда мы отправим его к справочникам, где он узнает, что площадь акватории Японского моря больше Азовского, Балтийского и Черного морей вместе взятых.

   На поход прикомандировали второго командира и штурмана. Теперь Левченко и Сергею

можно нести вахту по 12 часов. Все легче, чем на выходах, когда приходилось стоять сутками напролет.

   Швартовые команды стояли уже на юте, ожидая команду «отдать кормовые», когда к трапу подкатил армейский газик. Из машины вышли какой-то старший лейтенант с

пистолетом на ремне и матрос с автоматом. Лицо старшего лейтенанта свидетельствовало о его дружбе с зеленым змием. Их встретил старпом и отвел в резервную каюту.

   - Что за гуси? – Спросил Сергей у командира.

   - Особисты. Потом поясню, после съемки. Отдать кормовые! Пошел шпиль!

   Когда вышли в море, командир пригласил Сергея в каюту:

   - Когда будем проходить места скопления японских или корейских рыбаков, либо вблизи островов, ты должен предварительно сообщать особисту.

   - Ну и зачем это?

   - А затем, что офицер с пистолетом будет стоять на левом крыле мостика, а матрос с автоматом на правом. И, если кто-то прыгнет за борт с целью эмигрировать в загнивающий капитализм, они должны его расстрелять.

   - А, если матрос случайно упал за борт? Или смыло волной?

   - Я, думаю, все равно будут стрелять.

   - Вот гады! Может их самих «смыть за борт»?!

 - Да, хорошо бы. Но ты так не шути, в экипаже есть внедренные их стукачи. На каждом корабле по два человека.

   - А наших Вы вычислили?

   - Одного замполит вычислил. Второй пока не известен.

   Жизнь у прикомандированных особистов была не сахар. Приходилось сиднем сидеть в каюте, выходить они могли только по очереди, ввиду оружия. Обеды им носили тоже в каюту. Иногда старший лейтенант заходил к замполиту поиграть в нарды. Можно было еще подняться на мостик, но ветер и мороз загоняли его снова в каюту. Было еще одно хорошее место – штурманская рубка, вечером он туда и зашел. С хозяйским видом, начал осматриваться.

  - Вы прочли, что написано на двери этого помещения? – спросил Сергей.

  - А, что там написано? – Улыбнулся особист, - темно уже.

  - Там написано, что в штурманскую рубку разрешен вход только командиру, старпому и замполиту. Так что извольте выйти. Или Вам помочь?!

   - Я представитель особого отдела. Или Вы не знаете?!

   - Вот в особом отделе себя и представляйте, а у меня здесь секретные карты и сов. секретные документы. Сейчас я помогу Вам выйти.

   - Не надо! – бормоча под нос какие-то угрозы, особист покинул владения Сергея.

   Через пять минут в рубку вошел Левченко.

   - Ты чего особиста  из рубки выгнал?

   - Да вы, что Николай Семенович! Да если он здесь окопается, будет сидеть на диване постоянно. Нам с Вами ни поговорить, ни на диване полежать.

   - Тоже верно. А как аргументировать?

   - Я сказал ему, что у меня здесь секретные документы и без специального допуска находиться здесь нельзя.

   - Ну, я думаю, допуск у него есть.

   - Но выписку на руках он вряд ли имеет.

   Командир вышел и, вызвав в свою каюту по телефону особиста, сказал:

   - Я поговорил со штурманом. Он возражает против вашего нахождения в рубке ввиду режима секретности. У Вас есть допуск?

   - Ну, конечно, есть.

   - Предъявите.

   - Но не ношу же я его в кармане.

   - Тогда извините, Ничем помочь не могу. Можете находиться везде, кроме штурманской рубки, радиорубки, рубки ЗАС и БИПа (боевой информационный пост).

Когда корабль проходил полигон артиллерийских стрельб, командир решил «обстрелять» новичков. В экипаж недавно пришло молодое пополнение, артиллерийские

расчеты отлично выполняли нормативы на тренировках, но «живого» выстрела молодежь не слыхала, так как на фактических стрельбах не участвовала. Командир сказал Сергею:

   - Смотри, сейчас будет интересно.

   Прозвучал ревун, и залпом ударили все орудия главного калибра. Через минуту половина молодых была уже в кубрике, причем залезла под койки. Во второй раз результат был лучше. Несколько человек упали на задницу, но от орудий не убежали. Выпустив два десятка снарядов, командир решил, что для адаптации молодежи будет довольно. Артустановкам дали «дробь», гильзы убрали в ящики, с палубы смыли гарь и копоть, пошли дальше.

   Здесь необходимо объяснить читателю особенности артустановок данного корабля. Если на крейсерах и эсминцах артиллерийская обслуга сидит в башнях и психологически чувствует себя в безопасности, то башни сторожевого корабля закрытии только спереди и

по бокам, задняя (казенная) часть орудий совершенно открыта. После выстрела, находящимся поблизости закладывает уши от перепада давления, воздух становится горячим, создается впечатление, что невозможно дышать. К этому нужно привыкнуть.

   Сергей вспомнил похожий случай, который ему уже приходилось наблюдать. После окончания второго курса, проходили  практику на крейсере «Комсомолец». Одно из помещений крейсера было переоборудовано под штурманский класс на тридцать рабочих мест. У каждого курсанта был рабочий стол, необходимые приборы.  Репитеры гирокомпаса, лага, тахометров левой и правой машины, часы и пр. Здесь курсанты вели навигационную прокладку. Занятиями руководил преподаватель кафедры навигации капитан 2 ранга Рашидов, до училища служивший в Севастополе на каких-то мелких кораблях. На крейсер, как и курсанты, попал впервые.

   На одном из выходов в море, крейсер выполнял какую-то зачетную стрельбу. Была сыграна «Боевая тревога», по трансляции объявили:

   - Стреляет главный калибр! Задраить иллюминаторы, двери, люки, горловины! По верхней палубе не ходить!

   В учебном классе курсанты задраили иллюминаторы и продолжили занятие. Прошло минут пятнадцать – никакой стрельбы. Видать крейсер занимал исходную позицию. Капитан 2 ранга Рашидов, а был он страстный курильщик, вытащил пачку сигарет, сунул одну в рот и направился к выходу на палубу. Думал, успеет перекурить. Курсант Синяков до училища, служивший срочную службу на крейсере, сказал:

   -Товарищ капитан 2 ранга, нельзя на палубу сейчас выходить. Опасно.

   - Ладно. Не надо меня учить. Сам знаю кому чего нельзя, а кому можно.

   Только, что Рашидов закрыл за собой дверь, ударил залп трех орудий третьей башни. Корпус крейсера содрогнулся, с подволока посыпалась пробка, в двух плафонах рассыпались лампочки. Через несколько секунд, ударил второй залп, четвертой башни. После чего, курсанты услыхали слабый стук в дверь. Когда ее отдраили, увидели незабываемую картину. Через комингс вполз на четвереньках капитан 2 ранга Рашидов. Был он без фуражки, волосы торчком, лицо в саже, на котором белели только выпученные

от ужаса глаза. Китель расстегнут, все пуговицы оторваны. Левое ухо и пальцы правой руки в крови. Заикаясь, он только и сказал:

   - Вот, братцы. Едва за борт не сдуло. Хорошо успел за леер уцепиться. Фуражку жалко, совсем ведь новая была…

* * *

   На второй день проходили район банки Ямато. Сотни японских сейнеров растянулись по всему горизонту морем огней. Было впечатление, что впереди целый город.

- Как они умудряются при такой погоде работать? Тут нас качает  по черному, а каково им на таких мелких посудинах? – удивлялся Сергей на перекуре с командиром.

   - Рыбак дважды моряк, - заметил Левченко, - к тому же человек как собака, ко всему привыкает.

   На третий день корабль, с завидным постоянством, стал посещать противолодочный самолет ВМС США «Орион». Внешне он походил на наш гражданский самолет «ИЛ-18». «Орион» с ревом пролетал над мачтами, казалось едва, не задевая их, и сделав круг, улетал дальше по своим делам. В один из своих пролетов над кораблем, он вдруг сделал крутой вираж в сторону, с большим креном едва не коснувшись крылом воды.

   - С чего бы ему делать такие опасные выкрутасы, сказал командир, - ведь едва не утоп.

Все на мостике посмотрели в сторону кормы, куда улетал самолет, и всем все стало понятно. На кормовой надстройке 37 миллиметровая спаренная зенитная установка хищно водила стволами, сопровождая улетающий самолет. Командира едва удар не хватил.

   - Сейчас американцы состряпают ноту и два балла за боевую службу нам обеспечено. Ну-ка ко мне этого зенитчика я ему яйца оторву!

   Виновником оказался кок. По боевому расписанию он числился подносчиком снарядов на левом зенитном автомате. Освободившись после обеда от своей работы, влез он на сию артустановку и начал играться, вращая попеременно маховики вертикальной и горизонтальной наводки. А тут, кстати, и цель появилась….

   На четвертый день прошли остров Уллындо и заняли свой район патрулирования, который был нарезан между островами Оки и скалами Лианкур. Задача патрулирования – наблюдение за Корейским проливом (раньше он назывался Цусимским), При прохождении отряда военных кораблей в Японское море, осуществлять разведку, слежение и сопровождение.

    Здесь уже было тепло, воздух плюс шестнадцать ночью, днем на солнце больше двадцати.  Приятно из зимы за три дня вернуться в лето. На пятый день в назначенную точку рандеву подошел танкер «Дунай», забункеровал нас топливом. Теперь этот танкер постоянно находился неподалеку, так как топлива у нас хватало на 5 суток хода. Иногда бункеровку растягивали на 8 суток за счет движения малыми ходами. Так и ходили. В море никого, изредка пройдет стайка рыбацких сейнеров и снова пусто.

   В одно из воскресений, со стороны японской базы Майдзуру прилетел американский вертолет. Бортовая дверь у него была распахнута, на пороге кабины сидел негр, свесив ноги вниз, и приветственно махал нам рукой. Вертолет снизился на минимальную высоту и сбросил какую-то коробку с буйком впереди по курсу, метрах в двухстах. Корабль отработал машинами назад, и боцман багром вытащил ее на палубу. На мостике командир коробку вскрыл.  В ней оказалась большая открытка, где на русском языке было написано:

   - Поздравляем командира корабля капитана 3 ранга Левченко Николая Семеновича с днем рождения! А так же особо поздравляем с днем рождения дочери.

Кроме открытки, в коробке была литровая бутылка шотландского виски и большая кукла, вероятно предназначавшаяся для родившейся дочери. Рождение дочери для командира было приятной новостью. Его едва слеза не прошибла.

   Тут же, прибежавший на мостик особист, выхватил коробку и заявил, что согласно инструкции, ее нужно опечатать и сдать, по приходу в базу, в особый отдел флота.

  - Ладно, - сказал командир, - пойдем-ка, зайдем ко мне в каюту.

   В каюте Левченко нарисовал особисту следующую ситуацию:

  - Ты, конечно, можешь сделать, как сказал. Виски выпьют в особом отделе, да и куклу моей дочери не увидеть. Но теперь до конца похода сто грамм, которые я тебе ежедневно

наливаю перед обедом тебе не видать. После того как я расскажу об этом случае другим командирам, ни на одном корабле тебе тоже не нальют.

   Это был удар ниже пояса. Особист настолько привык к ежедневным наркомовским, что жить без этого уже не мог.

- Хорошо, забирайте коробку. Ваша взяла.

   Вечером в сеанс связи, радисты приняли радиограмму, где командиру сообщали о рождении дочери. Сообщали, что роды прошли без осложнений, мать и дочь здоровы.

   Один за другим проходили дни и недели. Корабль утюжил свой квадрат вдоль и поперек, денно и нощно. Вокруг ни души. Как в той песне «только небо и море вокруг». Скучно и однообразно.

   Ночью командиру принесли шифровку, только-что принятую радистами. Предписывалось спуститься к югу от Цусимского пролива, где в районе острова Чечжудо, по донесению нашего рыбака, замечен отряд кораблей. Определить состав, сфотографировать, наблюдать за действиями. Это уже было конкретное дело. Дали самый полный ход – 28 узлов и понеслись на Юг. Для сухопутного автолюбителя 28 узлов ( это 52 км/час) вроде не так уж быстро, но кто ходил в море знает, что это значит. Снова заштормило и весьма сильно. По трансляции дали команду: - По верхней палубе не ходить. Это, чтобы никого не смыло или сдуло за борт. Содрогаясь всем корпусом от

работы турбин на максимальных оборотах, корабль врезался форштевнем в волну, подымая тучу брызг, которые накрывали даже мостик. По палубам текут реки воды. Нос корабля всплывает на гребень волны и через несколько секунд буквально падает вниз с высоты в восемь метров. Дальше следует удар о воду, все содрогается, падает и разбивается все, что плохо лежит…. Готовить пищу на камбузе стало проблематично, решили выдать сухой паек. Правда и едоков поубавилось, на обед явилось меньше половины личного состава. Когда вошли в пролив, прижались к левому берегу, качать стало немного меньше.

   В штурманскую рубку вошел командир, положил на карту линейку и провел линию от корейского порта Мокпхо до японского Нагасаки. – Когда пересечем эту линию, запишешь в навигационный журнал координаты и фразу: «пересекли линию Мокпхо – Нагасаки»

   - А это еще зачем?

   - Затем, что теперь, до возвращения в базу, будем получать вместо 30 процентов морских, 50 процентов океанских.

   - Вот не знал. Оно конечно пустячок, но приятно.

   У острова Чечжудо никого не обнаружили и легли на обратный курс. Ход сбавили до среднего. За бортом стало еще теплее. Температура воздуха поднялась до 24 градусов, качка уменьшилась до терпимых размеров. На другой день выглянуло солнце. На мостике натянули широкий брезент. На этот импровизированный гамак улеглись валетом оба командира принимать солнечные ванны.

   Пусть не подумает читатель, что поход проходил как эдакое круизное, приятное плавание и только шторма нарушали его безмятежность. Вовсе нет. Ежесуточно проигрывались учебные боевые тревоги, в том числе и ночные. Тушили «пожары», искали подводные лодки, обнаружив на радаре крупные цели, неслись на опознание…

   Истекал второй месяц этой боевой службы, которая заканчивалась для корабля и его экипажа, как все в нашей жизни имеет начало и конец. Возвращаться из лета в зиму было неприятно, и только понимание того, что идем домой, согревало душу.

   Когда пересекли сороковую параллель, корабль настиг шторм в 9 баллов. Температура воздуха понизилась до минусовых значений, заканчивалось топливо.  Подошел танкер «Дунай». Дважды пытались подать шланги для дозаправки и оба раза шланги рвались. Теперь танкер шел рядом в ожидании улучшения погоды. Для экономии топлива остановили один котел и сбавили ход до самого малого. Так шли два дня. Котельные

машинисты собирали топливо ведрами и таскали в расходный ящик, так как насос его уже не забирал. Ввиду малого хода, корабль нещадно мотало. Командир сказал, что за 8 лет

службы ничего подобного не испытывал. Половина экипажа укачалась до такой степени, что ни нести вахту, ни выполнять какую либо работу не могли. К утру, температура воздуха упала до 20 градусов, началось обмерзание. Набегающие волны накрывали корму, и она была чистой, а вот носовая часть начала интенсивно обрастать коркой льда. Скоро нос корабля превратился в сплошную глыбу льда, который вскоре покрыл и обе орудийные башни и продолжал нарастать. Корабль получил солидный дифферент на нос. Набегающие волны подбрасывали корму вверх, оголяя винты, которые, освободившись из воды, набирали бешеные обороты и издавали совершенно нетерпимый человеческим ухом визг. Словно водили ножом по стеклу, усилив этот звук в десятки раз.

   Лед пытались скалывать, но оставалось слишком мало людей способных выполнять какую либо работу. К тому же лед нарастал быстрее, чем его скалывали. Невольно Сергею вспомнилась одна из лекций в училище об опасности обледенений. И примеры, как в Баренцевом море от обледенения перевернулся и погиб эсминец, а в Охотском три рыболовецких траулера.

   Вскоре закончилось последнее топливо. Без хода корабль развернуло бортом к волне. Теперь его ложило на левый борт, с креном до 50 градусов. С каждым разом он клонился влево все больше и больше.  Причем кренился он быстро, а выпрямлялся очень медленно. Последний раз, казалось, корабль совсем лег на борт и минуту оставался в таком положении, словно раздумывая вставать или нет. Эта  минута всем показалась вечностью. Медленно, словно нехотя, корабль все же выпрямился. Командир включил общекорабельную трансляцию и произнес слова, запомнившиеся Сергею на всю жизнь:

   - Экипажу переодеться в форму три первого срока. Думаю, это конец. Прощайте.

   Дошло до всех. На палубу начали выползать люди, скалывали лед кто, чем может, обдирая кожу на руках, ломая ногти… Командир решил применить довольно рискованный прием, терять ведь все равно уже было нечего. Артиллеристы вылили на казенную часть носового орудия несколько ведер кипятка. Оголился замок. Вставили холостой снаряд и произвели выстрел. К счастью орудие не развалилось, но от содрогания корпуса с бака отвалился большой кусок льда и упал за борт. Остальной монолит льда получил трещины, что позволило его дробить на более мелкие фракции. Кусок льда, отвалившийся с бака, упал с наветренной стороны. Теперь волны подымали эту глыбу, весом в несколько тонн, и обрушивали о борт. Эти удары сотрясали корпус, громом отдаваясь во всех помещениях, словно рассерженный бог океана Посейдон ударял в гневе своим трезубцем по беспомощному кораблю, оставшемуся без хода в бушующем море.

   Ветер снова поменял направление, чем начал сбивать волну. Обрастание льдом несколько замедлилось. Подошел танкер и подал шланги, начали принимать топливо.Через час шланги снова порвало. Больше на танкере целых шлангов не осталось, но на корабле уже заполнили несколько танков и, наконец, можно было дать ход. Дали малый ход, затем средний. Качать стало меньше. И хотя обледенение продолжалось, критическая ситуация уже оставалась позади. Командир включил трансляцию:

   - Всем мои поздравления! Будем жить!

   На мостик, пошатываясь, поднялись доктор с особистом. Оба   «благоухали» мощным перегаром, с которым не справлялся даже свежий ветер. Командир смерил взглядом парочку:

   - С первого раза угадаю, что неприкосновенный запас медицинского спирта в лазарете уничтожен штормом.

   - Ну, так думали конец. Чего же добру пропадать.

    На следующий день шторм начал стихать до вполне терпимых значений. За завтраком в кают-компании все обратили внимание на седину, появившуюся на висках командира.

   Встречать нас вышло 5 кораблей во главе с комбригом. Видно, танкер донес в штаб флота о критическом положении «Гепарда». Как потом рассказывал комбриг, корабль он не узнал, принял за кусок льда. Входить в базу в таком виде командир не решился, зачем пугать людей. Встали на якорь у острова Аскольд, где сутки обкалывали лед. Затем проследовали в залив Стрелок и к обеду встали на свое штатное место. Отобедав, Сергей с лейтенантом Судаковым сошли на пирс размять ноги. С непривычки, твердая земля ходуном ходила под ногами. Ботинки скользили по заиндевевшему бетону. Со стороны могло показаться, что лейтенанты выпили, а закусить забыли. Поднялись на бугор, возле КПП, отсюда хорошо было видно причалы и корабли. На «Гепард» было больно смотреть. Краска, ободранная льдом и волнами, обнажила борта, зияющие суриком и ржавчиной. Эти пятна, словно кровоточащие раны, покрывали корпус. Часть борта, куда ударяла пресловутая глыба, деформировалась. Листы обшивки прогнулись внутрь, и лишь шпангоуты торчали наружу, словно ребра свалившейся от голода лошади. Надстройки обросли солью, которая белела полосами, словно бинты на израненном теле корабля.

   После похода, концовка которого едва не закончилась трагически, прошло два месяца.  Весна уже полностью вступила в свои права и сопки вокруг бухты, где стояли корабли, стали ярко розовыми. Это расцвел багульник.

    Как-то, стоя в наряде дежурным по кораблю, Сергей заполнял журнал, готовясь к сдаче дежурства.  Раздались два звонка. Это означало вызов дежурного офицера. По пирсу проходил начальник штаба бригады. Он встал рядом с вахтенным у трапа «приложив лапу к уху». Начальник штаба «откозырял» и прошел дальше. Но козырять ему пришлось еще

долго, так как на юте всех кораблей стояли дежурные офицеры с рукой под козырек. Только Сергей сел дописывать злополучный журнал, как раздались три звонка. Это означало, что к трапу вызывался не только дежурный офицер, но и командир корабля. По спардеку уже бежал командир, на ходу застегивая китель. По пирсу проходил командир бригады. Теперь уже Левченко и Сергей стояли у трапа «приложив лапу к уху». Поравнявшись с кораблем, комбриг остановился и спросил у Сергея:

   - Ну, что лейтенант не передумал переводиться на лодки?

   - Никак нет, товарищ комбриг, не передумал.

   А международная обстановка в мире и в частности на тихоокеанском театре оставалась напряженной. Продолжалась война во Вьетнаме, не прекращались провокации на советско-китайской границе, очередной очаг напряженности возник в Северной Корее. Когда корейцы захватили американский корабль-разведчик «Пуэбло», якобы тот зашел в территориальные воды. США, в ультимативной форме, потребовали корабль вернуть, корейцы пошли в отказ. Американцы подтянули в район несколько авианосцев и группу десантных кораблей с морской пехотой на борту. Назревал вооруженный конфликт. Советский Союз был связан с Северной Кореей договором о взаимопомощи, но ввязываться в очередную драчку руководству не хотелось. Кремль настойчиво уговаривал корейцев корабль отдать, те упирались.

   Было принято решение отправить в Корею, мастера по утрясанию конфликтов, министра иностранных дел Андрея Громыко. Почему-то решили отправить его на корабле. На флот пришел приказ подготовить корабль для перевозки столь важного переговорщика. Причем

не какой-то там ракетный крейсер, а скромный эсминец. Возможно, такое решение было принято из тактических соображений – не давить на собеседников демонстрацией военного могущества.

   В бригаде к миссии в Корею начали готовить эсминец «Бурливый». Корабль срочно выкрасили от киля до клотика, и он сверкал как новая копейка. Всем матросам выдали новые тельняшки и рабочее платье. Покрасили даже пирс, к которому был ошвартован корабль.

   За три дня до предполагаемого выхода, у штурмана эсминца случился приступ острого аппендицита и его увезли в госпиталь. Штурманом на переход прикомандировали Сергея. В течении двух часов начальник политотдела дивизии инструктировал его о чем можно говорить с Громыко, а о чем нельзя, если высокое лицо зайдет в штурманскую рубку.

   В ночь перед  днем «Ч», к противоположной стороне пирса, где стоял «Бурливый», подошел танкер и начал заправлять эсминец топливом. И тут сработал закон бутерброда, который, как известно, всегда падает маслом вниз. Лопнул шланг, через который закачивали мазут в топливные цистерны эсминца. Пока останавливали насосы на танкере, мазут основательно испачкал свежеокрашенный борт «Бурливого» и образовал лужу на пирсе площадью около десяти квадратных метров.

   Работы хватило на всю ночь. Мазут собрали с пирса, затем мыли  борт и пирс горячей водой со стиральным порошком, протирали спиртом, снова все перекрашивали… Но на следующий день Громыко и сопровождающие лица на корабле не появились. В кремле передумали и отправили делегацию самолетом. Матросам велели новую робу сдать на склад. Сергей собрал  вещи и вернулся на свой корабль…

   Спустя несколько дней, после отбоя, в каюту к Сергею вошел Судаков, он дежурил по кораблю:

   - Рано ты спать улегся.  Ступай на «Бурливый», комбриг вызывает.

   Постучав в каюту, на двери которой висела бронзовая табличка с надписью «флагман», Сергей переступил высокий комингс:

   - Товарищ капитан 1 ранга лейтенант Барк по Вашему приказанию прибыл.

   - Вот, хорошо. Садись, сегодня будешь пить чай с комбригом. Ты мне сына напоминаешь, такой же ершистый. Кстати,  он курсант второго курса штурманского факультета. Да ты садись на диван не стесняйся. Бери вот печенье, сахар, лимон.

   Комбриг налил в свободный стакан черного чаю, подвинул Сергею. Тот сел на краешек дивана, отхлебнул из стакана, обжегся и поставил его на стол.

   - Что обжегся? Да, чаек горячий. А ты положи в стакан варенье, будет в самый раз. Да ты пей, пей. Я то уж стакана три выпил.

   Наконец  капитан 1 ранга закончил чаепитие и пересел к Сергею на диван.

   - Давно хотел с тобой поговорить. Вот не могу понять, что у тебя за тяга такая на лодки? Что может прельщать молодого не глупого офицера служба в этой консервной банке?! Что напердели тем и дышат! Карьера? Перспектива роста? Так и у нас она не хуже. Нравишься ты мне. Я вот что тебе предлагаю. На соседнем сторожевике освобождается

место помощника командира. На эту должность  будешь назначен ты. Через два месяца, отправляю тебя в Питер на высшие офицерские классы.  По возвращению назначаю старпомом на эсминец. Через год – командир эсминца, еще через год – командир БПК.

Потом академия. Ты знаешь, у нас ведь уже авианосцы строятся…. Как тебе такая перспектива? Пока я комбриг, я тебе это обеспечу. Ну, чего ты молчишь?

   - Да, товарищ комбриг, заманчиво.

   - Вот. А на лодку уйдешь неизвестно, как там обернется. Здесь ты уже себя зарекомендовал, квартиру тебе дали….

   - Не квартиру, а комнату, товарищ комбриг.

   - Приедешь с классов, получишь отдельную квартиру, Не все сразу.

   - Я подумаю, товарищ комбриг.

   - Вот, думай. На то у тебя и голова, на мой взгляд, не глупая. Ну, давай, включи чайничек, выпьем еще по стаканчику.

   И продолжились рассказы о разных курьезных случаях, которых у комбрига было не мало за годы службы на флоте. К часу ночи Сергею пришлось напрягать всю силу воли, чтобы не уснуть здесь прямо на диване. Часа в два, наконец, отпустили его восвояси.

 На следующий день Сергей рассказал командиру, какие перспективы рисовал ему комбриг, если он согласится не уходить на лодки.

  - Вот и оставайся. Комбриг хоть и самодур, но слово держит. А лодки он правильно назвал консервными банками.  Ты хоть мне толком то объясни, чего ты туда так рвешься?

    - Понимаете, Николай Семенович, я два раза по два месяца проходил практику на подводных лодках. Там совсем другая атмосфера, семейная что ли. Командир как отец, а экипаж – семья. Может специфика службы этому содействует или традиции, ведь жизнь всех зависит от любого члена экипажа. Как говорил Гаджиев: - Нигде нет такого равенства…. как среди экипажа подводной лодки. Где все либо побеждают, либо умирают.

   А здесь на кораблях  я уже насмотрелся, живут как пауки в банке. Крики, ругань. Каждый норовит поиздеваться над младшим, по званию. Или наказать, или на берег не пустить. Вот Вы не такой, поэтому и считаетесь на бригаде «белой вороной» и хода Вам не дают….

   Левченко нахмурился, достал из кармана портсигар, выудив оттуда сигарету, закурил. Оба молчали, какое то время. Наконец командир, вдавив окурок в пепельницу, сказал:

   - Не знаю во всем ли ты прав. Слишком резок в суждениях и оценках. Нельзя все делить на черное и белое. Палитра, как известно, имеет семь цветов, но определенная логика в твоих словах есть.

   На этом чаепития не закончились. В течении месяца, два три раза в неделю, с завидным постоянством, комбриг приглашал Сергея в свои апартаменты. Эти посиделки Барк  переносил с трудом. Он был «жаворонком», то есть легко мог вставать в 4 или 5  утра. Комбриг, как, оказалось, был «сова» и спать ложился далеко за полночь. В связи с этим, Сергею сложно было сохранять бодрость и свежий вид.

   За чаями, комбриг вспоминал всякие случаи своей корабельной жизни. Время от времени он прерывал свои повествования вопросом:

   - Ты согласен?

   - Да, товарищ комбриг, естественно!

   Через какое то время, комбриг решил, что в достаточной мере «обработал» Сергея. И тот, что называется «дозрел». Проводив его к дверям флагманской каюты, сказал:

   - Завтра ты мне скажешь свое окончательное решение. Какое бы оно не было, я его поддержу. Надеюсь, оно будет единственно правильным. Ты же не дурак и не враг себе.

   Придя в каюту, Сергей достал лист бумаги и написал рапорт на имя комбрига:

- Прошу Вашего ходатайства перед вышестоящим командованием о переводе меня на подводную лодку….

   Затем сходил к командиру. Внизу рапорта Левченко дописал: - Ходатайствую по существу  рапорта.

   Утром, проходя ют «Гепарда» комбриг, заметив Сергея, заулыбался и спросил:

   - Ну, решился? Где служить будем.

   - Так точно товарищ капитан 1 ранга, решил.

   - Вот и хорошо. Давай свою бумагу.

   Комбриг взял рапорт, начал читать. Улыбка сползла с его лица, ее сменили меняющиеся гримасы гнева, возмущения и досады. Видать, ему было жаль вечеров чаепития, которые

прошли впустую, и собственного красноречия, которое так и не достигло цели. Ни слова не говоря, он повернулся на каблуках и ушел.

   - Вот сейчас ты и получишь на орехи: - сказал Сергею Левченко и, как всегда, оказался прав. На завтра на корабль с проверкой пожаловал флагманский штурман. Накопал кучу замечаний. По мелочам, но крику было много. Теперь на всех занятиях, которые проводил флагштур, он начинал фамилией Барка и заканчивал ею. Естественно в негативном свете.

В клубе содрали фотографию Сергея со стены почета. А вскоре комбриг, придравшись к какой то ерунде, объявил ему строгий выговор в приказе. Вскоре два лейтенанта с

«Гепарда», прослужившие свой положенный год, получили очередное звание – старших лейтенантов. Сергей не получил. Левченко, как бы оправдываясь, говорил:

   - Ты же знаешь, я бы тебя в первую очередь представил, но ведь строгий выговор. Комбриг  все равно бы задробил…

    Рапорт Сергея о переводе командир бригады все же подписал. Сдержал слово. Вскоре в часть пришла депеша из штаба флота, где предписывалось лейтенанта Барка рассчитать и направить в отдел кадров флота за получением нового назначения. На этом  закончилась его служба  на надводных кораблях «дикой дивизии». Уходил радостный и довольный как слон. И даже нехватка кой-какого имущества при сдаче дел, за что пришлось выложить пол оклада,  его не огорчила.

     Спустя несколько дней, Сергей уже входил в здание отдела кадров флота. Вот и знакомый кабинет №7. За тем же столом сидел тот же кап три.

   - Здравия желаю товарищ капитан 3 ранга.

   - Привет, привет. Давно не виделись.

   - Вот, прибыл за новым назначением.

   - Да, да. Ступай к начальнику отдела кадров. Ты у нас такой важный гусь, что начальник желает лично вручить тебе предписание.

   Сердце у Сергея екнуло, что-то здесь было не так. По злорадной ухмылке кадровика было видно, что очередную гадость ему уже приготовили. Выйдя из кабинета №7, Сергей достал сигарету. Сделав несколько затяжек, бросил ее в урну для окурков и готовый ко всему, постучал в дверь кабинета №1. Кроме Овчинникова, там сидел еще какой-то кап два.

   - Разрешите, товарищ капитан 1 ранга?

   - А, вот и наш альпинист. Заходи, заходи. Прибыл за предписанием?

   - Так точно.

   - Вот, изволь получить. Назначаешься штурманом на подводную лодку С-336, 26 бригады подводных лодок. Место базирования – залив Владимира, поселок Ракушка. Не приходилось бывать?

   Это был удар ниже пояса. Еще в училище Сергей слыхал поговорку: - «Если у Земли есть задница, то это Ракушка». Замешательство, отразившееся на лице Сергея, не прошло незамеченным, и развеселило Овчинникова. Он явно наслаждался моментом.

   - А, что с лицом? Чего ожидал, скажи, пожалуйста?

   - Но в заливе Стрелок базируется бригада лодок в бухте Конюшкова и дивизия в бухте Павловского…. Я ведь и жилье уже получил в Тихоокеанске и переезжать никуда не надо…. Думал….

   - Вот думать тебе как раз и не надо. Мы за тебя уже подумали. Будь благодарен за то, что переводишься на лодку. Командующий как сказал: - «Если отлично прослужишь год».

   - Так я и служил отлично! В партию приняли, на боевую службу сходил старшим штурманом – оценка отлично. В клубе на доске лучших специалистов висел….

   - Знаем, знаем. Но, кроме этого, на гауптвахте успел посидеть и строгий выговор получить.

   - Вы и это знаете!

   - А как ты думал? Это отдел кадров флота, мы тут все знаем. Так, что были все основания в переводе тебе отказать и, если бы комбриг твой рапорт не подписал, так бы и сделали.

   Когда Сергей вернулся домой, Лиза по его лицу сразу все поняла.

   - Ну, что получил назначение?

   - Получил. – буркнул Сергей.

   - Неужто в Ракушку, - всплеснула руками Лиза.

   - В ее родную.

   За ужином Лиза, как могла, утешала мужа:

   - Да не расстраивайся ты так, и там люди живут. Худа без добра не бывает, все наладится.

Меридиан третий.

Ракушка

   Через два дня, Сергей уже грузился в самолет, вылетающий по маршруту Владивосток – Ольга. Это был районный центр, от которого до Ракушки было, около 30 километров и раз в день туда ходил  автобус. Авиарейс выполнялся самолетом АН-2, который в народе назывался «кукурузник». В кабине (салоном это не назовешь) вместо кресел, вдоль бортов

располагались узкие откидные сиденья. Пассажиры сидели на них плотно, как шпроты в банке, касаясь друг друга плечами. Сверху свисали аллюминивые ручки на тросике, за них следовало держаться для сохранения равновесия.    Впереди, у кабины пилотов, сидел какой-то бородатый мужчина, остальные были женщины.

   Через несколько минут после взлета, самолет начало трясти и бросать из стороны в сторону с неимоверной силой. Это были пресловутые «воздушные ямы», сказывалась близость моря  и полет над сопками, что способствовало завихрениям и нестабильности воздушных потоков. Пассажирам раздали специальные пакеты, которые они тут же начали заполнять содержимым своих желудков. Через час полета Сергей ощутил, что предательская тошнота подкатывает и ему к горлу. Крепился, как мог. Не хватало еще, чтобы он, военный моряк при форме, схватился за пакет. Вообще то Сергей хорошо переносил качку. В его аттестациях была даже фраза: «Морской болезни не подвержен.». Но здесь было иначе. На корабле качка была равномерной. Можно было предугадать, сейчас качнет вправо, затем влево, потом вниз. Это помогало держаться. Здесь же швыряло хаотично. Ни с того ни с сего, самолет буквально падал вниз, затем, словно ударившись обо что-то, замирал. Ревя мотором, подымался вверх и снова падал. Кренился то вправо то влево, и так все два часа полета…

   Наконец «кукурузник» ударился колесами о землю, подрулил к какому-то сараю и остановился. Пассажиры вышли. Аэродром представлял собой поляну, окруженную сопками, поросшими кедровым лесом. Посредине поляна была покрыта ржавыми металлическими перфорированными лентами. Это была взлетная полоса – все, что осталось со времен войны от полевого аэродрома авиационного полка.

   Пассажиров уже поджидал автобус, на котором все отправились в райцентр – 7 километров в сторону моря. Поселок Ольга располагался на берегу одноименной бухты, состоял из причала и нескольких десятков, в основном, деревянных домов. И только в центре находилось несколько кирпичных административных зданий. На Украине любое село было много больше этого райцентра. Послонявшись по поселку, Сергей пришел на остановку, откуда должен отправляться автобус на Ракушку. К своему удивлению, обнаружил здесь почти всех пассажиров, с кем летел из Владивостока. Не было только бородатого мужчины. Подали автобус. Это было старинное изделие отечественного автопрома на базе грузовика ГАЗ-53. Автобус тронулся, громыхая ржавым железом и подпрыгивая на ухабах с крейсерской скоростью не более 30 км. в час.

   Первая остановка была в поселке Тимофеевка, это была бухта Южная залива Владимира. Здесь базировался дивизион противолодочных кораблей. На остановке сошли почти все пассажиры. В автобусе остались, кроме Сергея, три молодых женщины. Увидев, что Сергей не вышел в Тимофеевке, заулыбались.

   - Вы верно штурман на триста тридцать шестую.

   Сергей кивнул, удивившись про себя такой осведомленности. Словно, прочитав его мысли, женщины смеясь, пояснили:

   - Не удивляйтесь. Здесь все обо всех все знают, помогаем друг дружке. Жителей, едва ли сотня наберется. И вообще у нас в Ракушке давно построен коммунизм.

   - А что ж слава такая, что едва ли это не место ссылки?

   - Ну, кто мог такое сказать?! Может только коренные москвички или ленинградки, которые без своих мегаполисов-муравейников жить не могут. Да, театров и ресторанов

здесь нет, зато есть свои прелести. Особый микроклимат, более трехсот солнечных дней в году. Купаемся в море с мая по октябрь. Судите сами, сейчас середина октября, а тепло как летом. Вокруг нетронутая тайга. Такой охоты и рыбалки как здесь, Вы нигде не

найдете. Грибы можно косой косить, у каждой хозяйки в холодильнике кастрюля красной икры…. Да Вы сами все увидите….

   Перевалив очередной пригорок, автобус покатил вдоль небольшой бухты. Сергей невольно залюбовался открывшейся панорамой. Девственно чистый песок окаймлял бухту

широким пляжем. Посредине возвышался  островок из нагромождения камней. Бухта сужалась к выходу и там небольшие сопки, заросшие дубовым подлеском, спускались в воде, заканчиваясь невысокими скалами.

   - Это бухта Средняя, сюда мы по выходным ездим купаться и отдыхать. До ракушки 4 километра, – поясняли женщины.

   Въехав на очередной пригорок, где у обочины был вкопан невысокий столб с надписью «селение Ракушка» на поперечно прибитой доске, автобус зачихал мотором и остановился. Водитель вылез, открыл капот и полез разбираться.  Сергей тоже вышел из салона, закурил и начал осматриваться. Внизу дорога упиралась в широкую площадь, сбоку ее стоял длинный двухэтажный дом. Слева сопка окаймлялась двумя неширокими террасами, на которых стояло семь двухэтажных домиков. Справа за металлическим забором из сетки-рабицы, видимо, располагалась сама часть. В центре угадывалось здание клуба, справа от него два трехэтажных корпуса. Повидемому  это были казармы личного состава. На берегу просматривались три узких пирса, у которых стояло семь подводных лодок. Справа от них еще один пирс, у которого стояла плавбаза. На крайнем пирсе два пацана лет семи-восьми сидели с удочками и ловили рыбу.

   - Очень демократично, - подумал Сергей. – В дивизии за это уже бы сняли дежурного по КПП и дежурного по бригаде.

   Женщины не стали дожидаться, пока наладят автобус и пошли пешком. До остановки оставалось каких-то двести метров. Прихватив свой чемодан, отправился за ними и Сергей. Подойдя к дому на площади, одна из женщин остановилась, поджидая его.

   - Здесь у нас на первом этаже магазин и почта, на втором офицерское общежитие. Заходите и устраивайтесь. В часть идти не надо, все равно до обеда у них политзанятия. Обед в 13 часов. Офицерская столовая слева за КПП, там увидите. В зале столик с зеленой скатертью, это для гостей. Там Вас накормят. Не стесняйтесь. После обеда пойдете в свой экипаж, он размещается во втором корпусе на третьем этаже, слева. Ну вот, вроде все сказала. Удачи.

   - Спасибо за исчерпывающую информацию. Я Сергей, а Вас как зовут?

   - Вера, я жена стармеха вашей лодки.

* * *

   В 13 часов 07 минут Сергей вошел в офицерскую столовую. Зал был небольшой, стояло всего 6 столов, каждый на четыре персоны и заполнен он был едва ли наполовину. В зале работали две официантки, одна из них тут же подошла к нему.

   - Здравствуйте, меня зовут Оля. Вы у нас гость или член экипажа?

   - Член, - отшутился Сергей.

   - Все ясно. Садитесь за любой свободный столик. Или нет, вон ваши сидят за вторым столом. Туда и садитесь.

   За указанным столом обедали два офицера,  лейтенант и старший лейтенант медицинской службы. Сергей поздоровался и уселся на свободное место.

   - Оля сказала, что я ваш. Сергей Барк – штурман.

   - Андрей Петрович – минер.

   - Юрий Константинович – врач, для своих просто «док».

   Сергея несколько удивило, что молодые люди представились по имени отчеству, но он промолчал. Подошла Оля, положила перед ним приборы.

   - Что будете, суп или борщ? На второе рыба в кляре или шницель?

   - Борщ и шницель.

   - На гарнир гречка или жареная картошка?

   - Картошка.

После обеда вышли на перекур. Не курящий «док» откланялся и ушел в санчасть. Сергей похвалил столовую:

   - Кучеряво живете, у вас даже меню на выбор, как в ресторане, и вкусно.

   - Наш повар – Вера Петровна раньше и работала в ресторане и готовит отменно, это все приезжие отмечают.

   - А столовая маленькая и едоков что-то мало. Где все офицеры?

   - Так у нас все дома питаются.  В столовой только холостяки да дежурная служба. Я, правда, временный холостяк, жена уехала рожать к теще в Европу.

   Это сообщение приятно поразило Сергея.

   - Неужели на завтрак, обед и ужин можно ходить домой?!

   - Да, да. И ночевать, кстати, тоже. Это Ракушка, такие у нас льготы за отдаленность от цивилизации. Боеготовность не страдает, бежать от дома до лодки пять минут и в каждой квартире есть телефон.

   -  А в городе пугают Ракушкой, я даже в Питере слыхал поговорку «Если у Земли есть задница, то это Ракушка».

   - Не знаю, кто это сочинил. Думаю тот, кто здесь никогда не жил. Посуди сам. Да у нас не берет телевизор, нет ресторанов, театров, музеев и библиотек. Холостякам, согласен, скучновато. А вот женатикам здесь просто рай. Я уже говорил – питаться дома, ночевать  дома, квартиры все с удобствами и их хватает всем. Все получают паек, что упрощает вопросы с продуктовым обеспечением. Фильмы в клубе три раза в неделю. Картины все свежие их привозят из Владика. А охота и рыбалка, какие! Сам увидишь. Природа здесь человеком еще не испорчена, чистый воздух и вода. Чай мы пьем с лимонником и элеутеракоком -  это растения сродни женьшеню, поэтому у нас никто не болеет ни взрослые, ни дети. Здесь считается дурным тоном обматерить подчиненного и вообще повышать голос. Все друг друга знают и живут дружно. Ну и все такое…Ладно, пошли в экипаж. Из столовой рядового состава толпами выходили матросы. Старшины строили их по экипажно и строем уводили в казармы….

   Поднявшись на третий этаж здания, в правом крыле которого  размещался экипаж подводной лодки «С-336», Андрей завел  Сергея в крайнюю от входа комнату:

   -  Это комната офицерского состава, вот это твой стол у окна. В соседней комнате располагаются зам и старпом, а комната напротив – кабинет командира. Дальше по коридору кубрик личного состава и бытовые помещения. Теперь сходи представься командиру и пойдем на лодку.

   Сергей подошел к комнате, дверь которой украшала эмалированная табличка с надписью «Командир ПЛ», постучал и, просунув голову внутрь помещения, спросил:

   - разрешите войти?

   Разрешения не последовало, но и запрета тоже. Сергей вошел в кабинет. За письменным столом два капитана 3 ранга играли в нарды и были полностью захвачены игрой. Офицеры  одинаковы по возрасту и по званию и как тут вычислить кто из них командир. Пока он раздумывал, один из играющих бросил кости на доску и обрадовано произнес:

   - А вот и кош! Теперь марсы, сто пудов! – выигравший повернулся лицом к Сергею и тот увидел у него на погонах инженерные молотки, значит, командиром был второй офицер. Сергей взял под козырек:

   - Товарищ капитан 3 ранга, лейтенант Барк, назначен командиром БЧ-1-4 в Ваш экипаж.

   - Это приятная новость, а то без штурмана как без рук. А имя отчество у лейтенанта Барка есть?

   - Так точно. Сергей Николаевич.

   - Очень приятно. Я Васечкин Олег Иванович. В неофициальной обстановке и в кают-компании офицеры у нас обращаются друг к другу по имени отчеству. На лодке по

должности, без званий, так короче. Это наш стармех, - командир указал на выигрвшего в нарды офицера, - Синицын Юрий Сергеевич.

   В дверь вошел высокий старший лейтенант:

   - Олег Иванович, экипаж построен для перехода на лодку.

   - Есть, принято, - обращаясь к Сергею, - а это наш старпом, Кучко Семен Александрович. Пойдемте, представлю вас экипажу.

   Все прошли в спальное помещение, где в широком проходе между рядов двухъярусных коек был построен экипаж.

   - Смирно! – скомандовал старпом. – Товарищ командир, экипаж построен для перехода на подводную лодку.

   - Вольно! Товарищи подводники, представляю Вам нового члена экипажа. Лейтенант Барк Сергей Николаевич, приказом командующего флотом назначен командиром БЧ-1-4 нашей подводной лодки. Старший помощник, ведите экипаж на лодку, я подойду позднее.

    Когда экипаж ушел, командир пригласил Сергея в кабинет:

   - Завтра у нас выход в море надвое суток. Будем обеспечивать дивизион противолодочных кораблей, наших соседей. Они базируются в бухте Южной. Вы, Сергей Николаевич, пока обустраивайтесь в гостинице-общежитии, встаньте на все виды довольствия. Думаю, два дня вам хватит.

   - А как Вы в море без штурмана?!

   - На этот выход с нами пойдет флагманский штурман.

   - Нет, так не годиться. Я штурман этой лодки и должен идти в море. В гостинице я уже устроился, остальное потом.

   - Ваше желание весьма похвально, - улыбнулся Васечкин, - только сначала нужно ознакомиться с лодкой, изучить ее, сдать положенные зачеты флагманскому штурману.

   - Вот на выходе и сдам эти зачеты. Я ведь не совсем зеленый лейтенант после училища, уже год был штурманом сторожевого корабля.

   - Гм, но у нас подводная лодка. Здесь своя специфика.

   - После третьего курса я два месяца проходил практику на аналогичном проекте. Лодка отрабатывала задачу №2 и постоянно ходила в море. К концу практики я уже стоял самостоятельную вахту. Преддипломную стажировку проходил на атомной лодке, это еще три месяца…

   - Интересно. А как же вы попали на надводный корабль, если отрабатывались на лодках?

   - Ну, это долгая история, Олег Иванович, как нибудь расскажу.

   - Стоп, стоп. Я что-то слышал. Это не Вы к командующему в окно лазили?!

   - О, боже мой, уже и здесь об этом знают!

   - Так эта история уже обрела на флоте форму анекдота. И вот передо мной сам фигурант. Ну-ка, теперь по порядку и поподробней, очень интересно.

   Когда Сергей закончил свой рассказ, командир рассмеялся:

   - Да, задатки корсара и авантюриста налицо. Вам бы лет триста назад родиться. Ладно, отход завтра в 8.00. Пока можете быть свободны.

   Утром, когда швартовные команды уже стояли на носовой и кормовой надстройках,  в рубку поднялся флагманский штурман капитан 3 ранга Валтушкас Влад Раймондович. Это был улыбчивый прибалт, невысокого роста (что не типично для прибалта). По его лицу можно было предположить, что человек он незлобивый и вполне кампанейский. Васечкин тут же сыпанул командами:

   - Сходню на пирс. Отдать швартовы. Флаг перенести. Руль лево десять. Правый мотор малый назад.

   Корма лодки медленно, словно нехотя, покатилась влево, оставляя между пирсом и корпусом узкую полосу чистой воды.

   - Прямо руль. Оба мотора средний назад. – продолжал командовать Васечкин.

   Сергей представился флагштуру и спустился вниз. Когда лодка погрузилась для дифферентовки, Влад Раймондович зашел в штурманскую рубку, чтобы сделать положенные записи в навигационном журнале. Но там уже было записано следующее:

   - 08.00 14 октября 1968 года, залив Владимира. Стоим у пирса №3 правым бортом, первым корпусом. Осадка: форштевень – 4,3 м., ахтерштевень – 4,5 м. Поправка гирокомпаса    ГК=0, определена по трем пеленгам. М-к Балюзек – 142,5, огонь Ракушка – 237,0,  первый створный знак залива Владимира – 357,0. Поправка магнитного компаса  МК= +2,0.

   - 08.05  Отошли от пирса №3, следуем в район дифферентовки. Хода и курсы переменные.

   Внимательно перечитав запись, флагштур сказал:

   - Исполнено, верно, но не следовало этого делать, ведь Вы еще не допущены к самостоятельному управлению боевой частью.

   - Простите, не подумал. Сделал автоматически, по привычке.

   - Откуда «по привычке»? Вы ведь только из училища.

   - Нет. Я уже год  служил командиром БЧ-1 сторожевого корабля

   - А, ну тогда быстро войдете в курс дела.

   - Мне уже приходилось нести самостоятельную вахту на этом проекте во время практики…

   - Да, а где?

   - В Балдерае, под Ригой. «С-111» как раз отрабатывала задачу №2 после ремонта.

   - Весьма хорошо. Ну, продолжайте «рулить», я буду на контроле.

   По общекорабельной трансляции раздалась очередная команда командира:

   - Закончена дифферентовка. Продуть среднюю. Приготовить правый дизель для продувания балласта.

   Теперь необходимо объяснить читателю далекому от теории живучести корабля, что такое дифферентовка. А означает это следующее. В подводном положении, путем закачивания воды в одни цистерны и откачивая ее же из других, добиваются положения, чтобы лодка имела нулевую плавучесть.  То есть была бы, в идеале, не тяжелее воды и не легче. Тогда находится она, как бы во взвешенном состоянии, и перемещается в горизонтальной и вертикальной плоскостях только при помощи хода и рулей. На таком же принципе плавает под водой акула, у которой, как известно, нет пузыря, в отличие от других рыб.

   Пузырь у рыбы придает ей положительную плавучесть, и если ее (рыбу) оглушить и обездвижить, она всплывет на поверхность. Акула же в этой ситуации пойдет ко дну. Тем не менее, лодка все же в лучшей ситуации, чем акула. Оставшись без хода, она может откачать насосами часть воды из цистерны за борт, таким образом обретет положительную плавучесть и начнет всплывать.

   Выйдя из залива Владимира, триста тридцать шестая  вошла в район, где уже находились три малых противолодочных корабля. Лодка погрузилась, и корабли приступили к тренировкам. Им было необходимо отработать практические навыки  гидроакустиков по использованию сонаров в активном и пассивном режимах, а также тренировки по выходу в атаку на подводную лодку. Вместо глубинных бомб у них имелись специальные шумовые гранаты. Лодка не уклонялась, давая возможность кораблям спокойно отрабатывать свои противолодочные расчеты. Сергею впервые

пришлось услыхать, как проходит над головой надводный корабль. Это напоминало знакомый с детства шум проходящего курьерского поезда, когда были в ходу паровозы. Они шумели по особенному. Эдакое – чух, чух, чух. Также воспринималось прохождение корабля над лодкой. Шум появлялся где-то далеко, постепенно нарастал до максимального значения, и вот уже грохотал над головой, что заставляло инстинктивно втягивать голову в плечи. Неприятные ощущения появлялись и при работе акустики надводных кораблей в активном режиме. Посылка гидролокатора, ударяясь о корпус лодки, издавала неповторимый звук. Словно вы сидите в стеклянной бочке, и кто-то ударяет по ней молотком.  Дзынь, а затем эхо реверберации – буль, буль, буль. Снова – дзынь – буль, буль, буль, буль. Звуки эти каждый подводник ощущает кожей, и означают они: « Вот вы ребята и попались». Затем сыпятся  на голову шумовые гранаты. Умом понимаешь, что все это только игра, но неприятно. Какой-то страх остается, где-то на генном уровне.

   По приходу в базу, Валтушкас передал командиру заполненный зачетный лист:

   - Вот, можешь писать приказ о допуске штурмана к самостоятельному управлению, зачеты я ему проставил.

   - Новость приятная, но удивительная, - отреагировал Васечкин.

   - Ничего удивительного, корабельная выучка. Корабли ходят на скоростях вдвое и втрое быстрее нас, штурману там нужно крутиться. На лодке, в этом отношении, легче и проще. Так, что со штурманом тебе, кажется, повезло.

   Вернувшись с моря, Сергей принялся отрабатывать подчиненный личный состав, который отдельные нормативы с трудом вытягивал на тройку.  За неделю напряженных тренировок этот пробел удалось устранить. Постепенно он перезнакомился, а с некоторыми подружился, с жителями городка и ознакомился с прилегающими окрестностями. В трех километрах к северу от Ракушки протекала речушка Халуай, впадающая в залив. Через речку переброшен мост. В районе моста, речка казалась достаточно широкой и полноводной. Но если подняться метров на пятьсот вверх по течению, то на перекатах ее и курица вброд перейдет. Сразу за мостом гражданское село с жизнерадостным названием «Веселый ЯР.  В селе одна улица на несколько десятков домов, но есть школа, почта и магазин. Была там еще одна достопримечательность – агар агаровый завод. Вряд ли уместен здесь термин – завод. Предприятие представляло собой небольшое одноэтажное строение, из которого торчала высокая труба. Едва ли на нем работало больше десяти человек. Жители Веселого яра, в основном, рабочие местного зверосовхоза. Зверосовхоз представлял собой огороженный изгородью участок тайги площадью около 10 квадратных километров, где свободно проживали вполне дикие олени. Каждую весну у них срезают молодые рога – панты, из которых производят лекарство пантокрин. Еще в селе находилась погранзастава. Возглавлял ее лейтенант. Был у него помощник – старшина сверхсрочной службы и десяток солдат срочников. На заставе были четыре лошади и две служебные собаки.  Каждое утро наряд из двух человек на лошадях объезжал побережье, исследуя прибрежные пляжи. Не оставили ли на

девственно чистом песке следы своих кованых ботинок или ласт проклятые американские диверсанты.

   Лес, окружавший Ракушку со всех сторон, был вполне девственный. Многие деревья и кусты были Сергею совершенно не знакомы. Потом от старожилов узнал их названия – багульник, элеутеракок, можжевельник, лианы китайского лимонника, пробковое дерево. Но основную массу составлял дубовый подлесок, поэтому почва была буквально усыпана желудями.

   Углубившись в лес для пополнения своих ботанических знаний, Сергей вышел на небольшую поляну. Внимание его привлек  нарастающий необычный шум. Словно кто-то

на вездеходе продирался сквозь кусты, но звука мотора слышно не было. Источник шума скоро объявился. Через поляну неслось стадо диких свиней. Было их несколько сотен. Впереди бежал красавец-кабан с закрученными вверх клыками с шерстью дыбом торчащую на загривке. За ним несколько самцов, затем крупные свиноматки и пидсвинки, замыкало группу с полсотни поросят.  Стадо неслось строем клина, сгибая на своем пути кусты и мелкие деревья, ломая сухие ветки. Стадо пробежало вниз, в сторону части и в лесу снова наступила тишина. Сергей даже не успел испугаться. Хоть на кабана ему охотиться не приходилось, от бывалых охотников он слыхал, что дикий кабан страшный зверь. Коварный и беспощадный, его даже медведь боится.

   Спустившись с сопки, Барк зашел на КПП. Дежурил пожилой мичман Андроников Петр Анисимович. Был он из старожилов и в народе называли его Анисыч. Ему он и излил душу:

   - Безобразие Анисыч! Стадо диких свиней, едва ли не по поселку промчалось. Здесь же женщины, дети. Запросто могут, если не затоптать, то искалечить запросто.

   Выслушав его страхи, Анисыч рассмеялся:

   - Не боись Серега, это свиньи нашего подсобного хозяйства, они людей не обижают.

   - Ага, Вы считаете, что я дикого кабана от домашней свиньи отличить не могу?! Если я в лесу с кабанами и не встречался, то в зоопарках Ленинграда и Киева бывать приходилось.

   - Да ты не горячись, тут дело в другом. В нашем подсобном хозяйстве есть дырки в ограждении, сколько их не заделывай, свиньи новые делают. Потом махнули на это рукой. Стадо свободно ходит в лес лакомиться грибами и желудями. Видел, какие они у нас упитанные? Заходят они в лес иногда километров за пять, там встречают своих диких сородичей. Возникает любовь и все такое….Лет за десять в хозяйстве белых свиней уже не осталось, теперь все коричневые и в шерсти, новая порода вывелась. А так они вполне домашние, людей не трогают и главное – ночевать домой приходят.

   - Но я же видел секача вот с такими клыками!

   - А это вожак. Кличка его Поль Робсон. Но он тоже еще никого не обидел.

   - Ну и сколько таких свиней в подсобном хозяйстве?

   - Этого никто не знает. По бумагам должно быть двести голов, но фактически их много больше. Они приходят, уходят. Иногда придешь – их там не больше сотни, через пару дней смотришь – штук триста в загородке.

   Сергею ничего не оставалось, как отправиться в общежитие, где вечером должен был состояться турнир в кашу и где у него были серьезные шансы на выход в финал…

      В офицерском общежитии проживало всего девять лейтенантов – холостяков. Размещались они в комнатах по два человека. Но в одной из комнат проживал один жилец – старый капитан-лейтенант Жеребцов Юрий Павлович. Было ему почти 35 лет, по флотским меркам в таком возрасте ходят уже в капитанах второго ранга. Неизвестно за какие грехи он так отстал. Возможно, хотел дотянуть до сорока и уйти на пенсию. Лейтенанты относились к Жеребцову с сочувствием и уважительно именовали его

Палычем. В воскресенье был у Палыча день рождения, исполнялось 35 лет, и экипаж общежития решил отпраздновать его с выдумкой, весело и необычно.    Все знали, что к водке Палыч был равнодушен, а вот пиво любил чрезвычайно. Пива в Ракушке отродясь не бывало, как никак продукт скоропортящийся.    Но все решилось. Один из лейтенантов выпросил у мичмана Харина мотоцикл и смотался за 100 км. в ближайший город Кавалерово, где и купил ящик пива. В селе Веселый Яр арендовали лошадь. Всю субботу, что-то клеили, рисовали. Наконец все было готово.

       В воскресенье, в восемь утра, лейтенанты в тельняшках, в черных повязках на голове, разукрашенных черепами и скрещенными костями, при кортиках и с лошадью впереди, выстроились у дверей комнаты Жеребцова.

   Хор из девяти глоток  грянул: «Боже царя храни»…. Когда сонный Палыч открыл дверь,  глаза его округлились, а рот открылся. В дверь просунулась лошадиная морда, на шее у лошади висели две здоровенные авоськи, в каждой находилось по 10 бутылок пива. На груди красовался плакат, на котором изображена подводная лодка. Вместо форштевня у нее была лошадиная голова, верхом на корпусе в позе наездника сидел капитан-лейтенант с приклеенной головой вырезанной из фотографии Жеребцова. Внизу поздравления на русском, украинском, английском, литовском игрузинском языках.    Хор продолжил здравицу в честь юбиляра и начал вручать подарки. Было весело.

   Отсмеявшись, начали накрывать на стол исключительно лодочные деликатесы. Банки осетрины, гусиного паштета, шпротов, печени трески, ветчины, всяких сыров, компотов из персиков и ананасов. Само собой всякие вина и спирт. Пока трое вскрывали банки, остальные решили вывести лошадь наружу – она свою роль уже отыграла.

   Но не тут-то было. Развернуться в узком коридоре мордой к выходу лошадь не могла по причине своих габаритов. Начали ее выводить задним ходом, то есть хвостом вперед. Лошадь спокойно допятилась до лестницы, но дольше ни шагу. Ее тащили за хвост и за гриву, толкали в грудь, но она стояла как партизан. Спускаться задом по лестнице лошадь не желала, видно боялась упасть или что-то еще там у нее было на уме – не известно. Решили временно оставить животное в покое, перекусить и заодно подумать, как решить этот ребус. Компания отправилась в комнату к Палычу, а лошадь осталась стоять в коридоре. Чтоб  она не скучала, дали ей пару буханок хлеба.

   Вскоре, общее внимание привлек посторонний звук. Вроде как прорвало водопроводную трубу, и на палубу хлестала вода. Выскочив в коридор, поняли, в чем дело и ужаснулись от увиденного. Задрав хвост, дабы не обрызгать его, лошадь справляла малую нужду. Писала она долго. Кобылья жидкость постепенно залила весь коридор второго этажа, затем протекла по лестнице и залила коридор на первом.

   - Это ж, сколько из нее вылилось, не меньше ведра?! – Восхитился Сергей.

   - Ничего удивительного, если она за раз выпивает полтора ведра, - со знанием дела резюмировал Палыч.

   Но как бы там не было, дело пахло скандалом. И не только скандалом, но и лошадиной мочой. Наконец общий мозговой штурм решил задачу, как развернуть лошадь. Спешно освободили от вещей две комнаты, двери которых были напротив друг друга. Лошадь на полкорпуса завели в одну из них, затем дали задний ход и завели  задом на полкорпуса во вторую. После этого развернули ее головой вперед. Передом лошадь легко спустилась по лестнице и ее вывели наружу. Наверное, она тоже получила легкий стресс, потому как, очутившись на свободе, издала громкое ИГО – ГО и, задрав хвост, галопом помчала в село. Дорогу она знала.

   Лейтенанты сходили за уборщицей, бабой Клавой, и она за червонец пришла мыть полы. А  праздник продолжался до вечера, и Палыч признал, что это было одно из лучших  его именин.

   В полукилометре от Ракушки располагалось несколько домов на отшибе. Место это называлось «минпартия». Откуда появилось такое название, никто не знал. Возможно, в разрушенном пакгаузе, который находился поблизости, хранились якорные мины во времена русско-японской войны 1905 года. Минпартия состояла из пяти деревянных домиков, где проживало несколько семей. Это были коренные местные жители, в основном  пенсионеры, аборигены, как их звали в народе. Некоторые из них работали в

части на подсобном хозяйстве. Здесь же жила баба Клава, работающая уборщицей в гостинице. У бабы Клавы было семь коз и козел по кличке Борис. Это был настоящий

мачо.  Прямые витые рога и белая борода украшали его голову, шерсть светло-серая шелковистая и только на спине от головы до хвоста широкая темная полоса. Копытца черные, блестящие, что на фоне белых ног создавало впечатление лаковых туфель. Понятно, что перед таким красавцем не могла устоять ни одна коза. Поэтому козы хорошо доились и молока давали в избытке. Во всяком случае, козьего молока детям хватало, а детишек в Ракушке было много. Коз держали и еще несколько бабок – аборигенов. В общем, было такое себе небольшое козье стадо.  Коз никто не привязывал, и они свободно перемещались по пространству. Правда, дисциплину знали и паслись исключительно поблизости от своих домов. В отличие от них, Борис любил прогуливаться по Ракушке. Видать ему нравилось, когда женщины, восхищенно восклицали – «какой красавец!» и спешили показать его детям. Борис смело подходил пообщаться и даже давал себя погладить.

   Однако, была у Бориса одна дурная привычка, очень он не любил подвыпивших мужчин и боролся с алкоголизмом по-своему. Сидел он вечерами в кустах, поджидая очередную жертву, возвращавшуюся из гостей. Если шла группа из двух-трех человек, он их пропускал. Но вот появлялся одинокий подгулявший гость, спускающийся под горку, покачиваясь на нетвердых ногах. Борис дожидался пока тот пройдет мимо, затем, совершенно бесшумно, вылезал из кустов и в прыжке ударял лбом прохожего в задницу. Борис весил более сорока килограмм, плюс уклон, понятно, что удержаться на ногах никто не мог. Пока жертва, чертыхаясь и отряхиваясь, подымалась на ноги, Бориса и след простыл.

   Понятно, что основными жертвами Бориса были жители гостиницы-общежития, ибо, в основном они ходили вниз из гостей восвояси. Когда терпение холостяцкого общежития лопнуло, было принято решение Бориса проучить. Разработали план. Лейтенант Харитонов – вес 85 килограмм, в прошлом перворазрядник по боксу, был назначен приманкой. Еще 5 человек с тачкой – группа захвата. Харитонову налили пол стакана спирта, коим тот вымыл лицо и руки. Это для запаха, чтобы Борис случайно его не упустил.

   И вот «приманка»  покачиваясь и благоухая этилом,  уже спускается по дороге под горку. Всех беспокоила только одна мысль, не загулял ли козел где нибудь на свидании. Но Борис оказался на месте. Когда он выскочил из кустов на дорогу, Харитонов шелест услыхал, развернулся и принял низкую боксерскую стойку. Для Бориса это оказалось неожиданностью, и он замешкался, видать соображал, что делать дальше. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы накинуть ему на рога веревку. Тут же с криком «банзай» подоспела группа захвата. Бориса спеленали, погрузили на тачку и повезли в общежитие. Там ему надели черные сатиновые трусы и тельняшку, затем четыре человека влезли на крышу и веревками подняли его туда. На крыше Бориса привязали к трубе и отправились праздновать успешное окончание операции.

   Утром офицеры шли на службу, увидев на крыше блеющего Бориса в форменном белье, смеялись и говорили ему что-то обидное. Тот переживал…

В обед Бориса на крыше заметил начальник штаба и приказал козла снять. Бориса опустили на землю, и он галопом умчался к себе в минпартию. Больше в Ракушке он не появлялся, о чем сожалели все женщины и дети.

Возле крайнего ДОСа (дом офицерского состава), который значился под номером один, всегда стояла двухсотлитровая бочка полная свежей рыбы. Женщины подходили к бочке, открывали крышку, и брали рыбу кому сколько надо. В основном это были палтус и красноперка, но не та красноперка, которую ловят в Днепре на удочку. Это была рыба крупная килограмма на полтора. Наверняка у нее было какое-то название, но жители

Ракушки этого не знали, и за оранжевые плавники окрестили ее красноперкой. Когда рыба в бочке заканчивалась, женщины звонили командиру бербазы:

   - Петрович, бочка пустая.

   Командир береговой базы капитан 2 ранга Носенко Николай Петрович тут же давал необходимое распоряжение караульному взводу. Прибегали два матроса, грузили бочку на тачку и увозили на берег, где между вторым и третьим пирсом лежала на песке сеть. Эдакий трал с размахом крыльев метров на сорок и мотней метров на десять.  Трал грузили на шлюпку и два матроса отплывали на иней метров на сто от берега. Там сеть сбрасывали в воду, человек двадцать хватались за веревки, оставшиеся на песке, и бегом тащили трал на берег. Крупной рыбой загружали бочку, оставшуюся отвозили в подсобное хозяйство для свиней и собак. Так, что рыба в Ракушке не переводилась. А вот за красной нужно было ехать в Ольгу, где местные, за бутылку спирта, давали ведро красной икры.

   Под вечер, офицеры любители рыбной ловли ловили прямо с пирса. Клевала рыба хорошо. Лучшей приманкой считался лодочный баночный сыр, он хорошо держался на крючке и не пачкал рук. Ловилась, в основном, та же красноперка и камбала. Еще окунь-терпуг и бычок. Но здесь бычки вовсе не те, что водятся в Днепре  или в Азове. Это были крупные особи более килограмма весом, голова как кочан капусты и пасть в которую свободно можно просунуть кулак. Голова у этих бычков составляла половину рыбы, еще у них были колючки. Эдакий страшненький уродец. В еду, эти бычки не годились, так как какие-то из них были ядовиты, а распознать какие ядовиты какие нет, было сложно.

   Как-то в кают-компании, Сергей рассказывал, как ловятся бычки в Бердянске на Азове:

   - Только крючок  достигает дна, уже поклевка. Бычок крупный до двухсот грамм, местные называют его Бердян…

   Стармех Синицын, тоже страстный рыбак, спросил:

   - А наживка, какая?

   - Да любая пойдет. Тюлька, мясо. Можно на кусочки того же бычка.

   - А на пуговицу слабо?

   - Не понял, Юрий Сергеевич, Вашей шутки.

   - Какая шутка! У нас рыбу можно и на пуговицу ловить. Не веришь? Спорим, что поймаю?

   Синицын взял в столе кусок шпагата, привязал вместо грузила гайку, затем крючок и пуговицу от матросского бушлата. Все кто был в кают-компании вышли на пирс смотреть. Юрий Сергеевич бросил свою снасть в воду и начал поддергивать ее рывками вверх. Дергал он уже минут пять и публика начала посмеиваться и подначивать его:

   - Фокус не удался – факир был пьян.

   - Пуговица медная, для рыбы никакой ценности не имеет. Вот если бы золотая, тогда другое дело.

   Синицын невозмутимо продолжал смыкать свою снасть. Вдруг что-то дернуло за веревку, едва не вырвав ее из его рук. Стармех спор выиграл, это был окунь-терпуг килограмма на три.

   Еще в Ракушке было много грибов. Собирали, в основном, белые грибы – боровики, подберезовики, подосиновики. Но чтобы набрать корзинку нужно походить часа два-три. Если времени не было, можно набрать гарусовских грибов. Их было множество, и росли они в двух шагах от домов. У этих грибов целая история. Раньше их не ели, считали несъедобными. И жил в Ракушке лет пять назад капитан 3 ранга Гарусов. Как-то выпил он крепко и поругался с женой. Заявил ей, что довела она его до ручки, и решил он покончить с собой. Вышел он за дом, набрал кастрюлю этих грибов и начал жарить. Жена

решила, что он ее разыгрывает, и ушла ночевать к соседке. Утром увидела она, что грибов нет, а на сковородке их жареные остатки. Бросилась она в спальню  и увидела там тело своего мужа. В полуобморочном состоянии позвонила в санчасть. Прибежали флагманский врач и дежурный доктор и обнаружили, что Гарусов еще жив. Решили промыть ему желудок, клизму поставить и все такое. Но Гарусов издеваться над собой не позволил, заявив, что чувствует себя прекрасно. В завершение своих слов, отправился на кухню и доел грибы остававшиеся на сковородке. После этого случая, грибы эти стали употреблять в пищу и назывались они теперь гарусовскими.

* * *

   Агент КГБ капитан Костин получил специальное секретное задание. Если коротко, оно заключалось в следующем. Необходимо проверить соблюдение режима в ракушанской бригаде подводных лодок. Вернее привезти неопровержимые доказательства, что всякий режим и контроль там напрочь отсутствует. Для этого была сочинена специальная легенда, якобы он племянник своей престарелой тетушки, проживающей в минпартии, и приехал к ней жить и ухаживать за старушкой. Видать бабка Катерина была на крючке госбезопасности еще с довоенных времен, либо в молодые годы тоже была агентом. Иначе как объяснить, что согласилась выдать за родственника постороннего человека.

   Костину выдали фальшивый паспорт на имя Иванова Ивана Ивановича. Паспорт был мятый, грязный, побывавший в воде. Фотография наполовину отклеилась, изображение на ней расплылось, но если внимательно приглядеться,  можно понять, что лицо там явно женское. Еще ему выдали пять прямоугольных  кусков картона, на одной стороне которых типографским шрифтом было напечатано – «ЗАМИНИРОВАНО». На другой стороне изображен циферблат часов. Дату и время Костин должен был вписать от руки.

   Костин был прирожденный артист. Приятной наружности, весельчак, балагур, знаток массы анекдотов, приехав в Ракушку, познакомился со многими офицерами, с некоторыми изрядно выпил и в короткий срок стал для многих своим человеком.

   На КПП ему выписали разовый пропуск для посещения командира бербазы и начальника штаба бригады, которым он собирался нанести визит, якобы в поисках работы.

   Командир бербазы Петрович, как его звали в народе, собирался покинуть свой кабинет и отправиться по делам, когда в дверь постучали. Вошел молодой человек, представился Ивановым. Петрович уже знал, что это какой-то дальний родственник бабы Катерины.

   - Если Вы по поводу работы, то вакансий у нас нет, и Вы, наверняка, об этом прекрасно знаете.

   - Так может на подсобном хозяйстве или еще где?! Я могу электриком, сантехником или по строительству….Я на стройках работал, вот удостоверения моих рабочих специальностей…

   Костин выгреб из кармана ворох мятых засаленных удостоверений, сверху положил свой грязный паспорт и начал двигать все это командиру базы. Петрович вынул карандаш из стоявшей на столе снарядной гильзы, которая служила у него пеналом, и карандашом, дабы не запачкать рук, брезгливо отодвинул от себя бумаги.

   - Заберите свое барахло, работы у меня нет…

   В это время зазвонил телефон, Петрович отвлекся разговором, стал, что-то записывать в лежавшую на столе тетрадь. Воспользовавшись моментом, Костин   сунул одну из картонок в пустую глиняную вазу, которая стояла на книжном шкафу. Судя по слою пыли на вазе, место было надежное.

   Выйдя из помещения береговой базы, он прошелся по территории. Перед пирсами, сразу за казармой караульного взвода, стояла караульная вышка. Это был пост №1. На вышке круглосуточно стоял часовой для наблюдения за территорией. Угол казармы и основание вышки сплошь заросло чахлым кустарником, где удалось пристроить вторую картонку.

   Подойдя к зданию штаба, Костин предъявил свой разовый пропуск,  вошел в подъезд и осмотрелся. На лестничной площадке, между вторым и первым этажом, висел электрический распределительный щит, куда он пристроил третью картонку. Поравнявшись с кабинетом начальника штаба, услыхал за дверью разговор на повышенных тонах. Видать начальник распекал кого-то из незадачливых подчиненных. Он некоторое время постоял в коридоре, но так и не дождался когда посетитель выйдет из кабинета.

   Покинув здание штаба, Костин направился в сторону пирсов.  У пирса №2, по обе его стороны, стояло по подводной лодке. Возле трапа каждой из них маячили два матроса с карабинами (вооруженный вахтенный у трапа). Он уже прошел метров пять по пирсу, когда один из матросов подал голос:

   - Ты куда прешь, дядя?! Давай назад!

   - Да я только посмотреть…

   - Вот с берега и смотри.- матрос снял с плеча карабин.

   - Ладно, ладно. Уже ушел.

   Костин развернулся, проходя мимо кнехта, на который были заведены носовые швартовы одной из лодок, спросил:

   - Хлопцы, а как эта железяка называется, к которой подводная лодка привязана?

   - Это кнехт, дядя. Хиляй отседа, пехотная твоя душа.

   Он ушел, но свою картонку под кнехтом оставил. Последнюю картонку он приспособил в офицерском общежитии, опять же сунув ее в электрощит.

   Миссия была выполнена и при том в рекордно короткий срок. Можно возвращаться. Костин подумал и решил переждать пару дней. Пусть не считают в отделе, что ему далось все легко и просто. На следующий день он сходил на рыбалку, наловил кучу рыбы, и получил большое удовольствие. Такого клева испытывать ему еще не приходилось. Вечером собственноручно сварил тройную уху и хорошо поужинал с местными стариками. Аборигены принесли спирту, соленых грибочков и кой-какой зелени с огорода, так что ужин получился на славу. Утром он проснулся поздно и с сильной головной болью, все-таки спирт для него был питьем непривычным. Голову нужно было поправить, а «лекарство» можно достать только в магазине Веселого Яра. Прошагав три километра отделявшие Ракушку от села, на свежем воздухе, голову немного отпустило. Он зашел в магазин, где был удивлен большим ассортиментом импортных вин. На отдельной полке стояли особняком бутылки с невзрачной белой наклейкой, где синими буквами читалась надпись «Спирт питьевой». Продавщица объяснила, что местная публика покупает в основном спирт, а вино спросом не пользуется. Костин взял  бутылку доброго венгерского токая, шоколад и пару пачек сигарет «ТУ-134».

   Расположившись на пустынном берегу бухты, он небольшими глотками отпивал терпкое сладковатое вино, с хрустом разгрызал твердый черный шоколад и предвкушал предстоящие события. Через несколько дней в бригаду пожалует представительная комиссия с проверкой караульной службы, секретности и режима.   Сначала они проверят бумаги, и по бумагам все будет выглядеть неплохо. Затем полковник Горин, выходя из штаба, откроет электрощит на лестничной площадке, злорадно улыбаясь, вытащит и покажет всем злополучную картонку:

   - Товарищ комбриг, Ваш штаб взорван восемнадцатого числа в 8 часов 30 минут, как раз в то время когда Вы заслушиваете доклады командиров подводных лодок.

   Костин представил, как пойдет пятнами лицо комбрига, как охнет, и схватиться за сердце начальник штаба…

   Затем Горин извлечет картонку из под кнехта на пирсе:

  - Здесь сработала мина в 8 часов 40 минут, того же дня. Ваша подводная лодка взорвана, а если предположить, что детонировали торпеды в первом отсеке, то уничтожена и вторая лодка, стоящая у пирса с другой стороны.

   В кабинете командира береговой базы извлекут «мину» из вазы, стоящей на книжном шкафу, объявят взорванными казарму караульного взвода и офицерское общежитие. И будет разгромный приказ по флоту, и перенакажут кучу начальников…. Так им и надо, этим фраерам и задавакам в черных мундирах с золотыми пуговицами и нашивками. И это он, Костин, один обезглавил и вывел из строя целую бригаду подводных лодок. Теперь повышение по службе ему обеспечено, как и досрочное присвоение очередного воинского звания. Тут и сомневаться не приходиться, можно считать, что погоны майора у него уже на плечах…

   Так мечтая о приятном, он допил бутылку и собрался уже уходить. Бросить бутылку на девственно чистом песке, рука не поворачивалась. Бросить ее в море? Волны все равно выбросят ее на берег. Костин осмотрелся. Неподалеку находились заросли каких-то кустов, и он, со снайперской точностью, зашвырнул посудину в самую гущу. Бутылка мягко шмякнулась в заросли и оттуда, к его удивлению, раздался  отборный трехэтажный мат.  Из кустов вылез пьяный плюгавенький мужичишка и, пошатываясь, направился к Костину выяснять отношения. Мужик был грязный, весь какой-то ободранный и от него неприятно пахло. Костин извинился и пытался уйти, но тот уйти не давал, хватал за одежду и требовал компенсацию за причиненные неудобства. Утверждал, что бутылка попала ему по голове. Костину ничего не оставалось, как применить испытанный прием каратэ. Отлетев метра на полтора, мужичек приземлился задницей в песок и визгливо, бабьим голосом запричитал:

   - Леха, Леха! Он меня побил, выручай Леха.

   На крики из кустов вылез второй мужик. Он был полной противоположностью первому. Это был настоящий гигант, где-то под метр девяносто ростом и метра полтора в плечах. Пошатываясь и загребая песок ногами, мужик приближался к Костину. Конечно, можно было ускорить ход и уйти. Пьяные мужики вряд ли могли соревноваться с ним в беге. Но это выглядело бы некрасиво. Он, специальный агент и почти майор, убегает от двух пьяных гражданских. Вернее даже от одного, так как первый продолжал сидеть на песке и, видать по всему, драться не собирался.

  Когда Леха подошел вплотную, Костин нанес ему серию упреждающих ударов в голову и закончил ударом ноги в живот. От этого противник должен был упасть, получив, если не  нокаут, то  нокдаун точно. Но тот вроде как и не почувствовал этих ударов. Ладонью, величиной с совковую лопату, влепил  Леха Костину мощную оплеуху.  Голова агента

съехала к левому плечу, что-то хрустнуло в шейных позвонках, и он бесчувственным мешком рухнул на песок.

   - Ой, Леха! Никак ты его пришиб?!

   - Да не. Я вполсилы…. Оклемается.

   Мужики начали присматриваться к агенту. Леха, будучи профессиональным охотником, сразу заподозрил неладное:

   - Он не из Ракушки, я тамошних знаю. И смотри, одежонка дешевая, а руки белые, нежные…

   Мелкий вытащил из кармана агента бумажник.

   - Смотри, Леха! Тут денег немерено,  сотни три с половиной будет. Прописки нету.  Смотри, на фотографии морда бабья…. Ой, Леха, видать, мы шпиена  изловили. Волоки его на заставу.

   Начальник погранзаставы лейтенант Трошин еще вчера, взяв карабин и одного солдата, ушел на охоту. В соседнем распадке местные видели небольшое стадо диких свиней.

Старшим на заставе остался старшина сверхсрочной службы Панфилов. Когда Леха приволок  Костина на заставу, старшина уже собирался идти домой. Выслушав мужиков и повертев в руках подозрительный паспорт, заниматься с задержанным  не стал. Велел запереть его в кладовку, а про себя, решил:

   - Завтра вернется начальник заставы, пусть и разбирается.

   Вечером старшина, после баньки, сел ужинать. Но только он поднес стопку ко рту – зазвонил телефон. Звонил дежурный по заставе сержант Копылов. Он доложил, что задержанный вполне очухался, страшно ругается и требует начальство.

   - Завтра вернется начальник и с ним разберется. Дайте ему пожрать и на этом точка.

   Но точки не получилось. Только старшина умостился под бок жене, снова зазвонил телефон. Дежурный сообщил, что задержанный ругается и буянит, колотит ногами в дверь, и от этого шума  спать солдатам совершенно невозможно. Старшина задумался, но думал недолго:

   - Бросьте его в силосную яму за конюшней. Она глубокая, не вылезет. Ночью холодно, чтоб не замерз, бросьте туда пару охапок сена…

   Утром вернулся лейтенант, злой как черт – завалить кабана ему так и не удалось. Ему доложили о последних событиях, и он велел доставить задержанного. Тот заявил, что он капитан Костин и выполнял  спецзадание в бригаде подводных лодок.

   - Кроме фальшивого паспорта и его заявлений, доказательств у меня нет. Почему я должен ему верить? – резонно рассуждал про себя лейтенант.

   - Дайте телефон Вашего начальства. Это единственный способ решить вопрос. Иначе я вынужден отправить Вас под конвоем во Владивосток.

   Возможность ареста и этапирования в город не на шутку испугала Костина, и он дал телефон своего отдела. Телефон был по ВЧ (специальная связь), которого на заставе не было. Трошин сел на мотоцикл и уехал в Ракушку, где зашел на узел связи и, с разрешения флагманского связиста, позвонил по ВЧ на указанный номер. Трубку поднял зам. начальника спецотдела:

   - Подполковник Дугаев слушает.

   - Говорит начальник погранзаставы № 7 лейтенант Трошин. Товарищ подполковник, служит ли у Вас капитан Костин?

   - Минуточку. - Дугаев задумался и начал лихорадочно соображать, просчитывая ситуацию. – Откуда стала известна фамилия агента? Налицо утечка информации. Кто-то в отделе слил? Но на провал операции, вроде не похоже. Ладно, будем разбираться. – а по телефону он ответил, что капитан с такой фамилией ему не известен.

   Трошин поднялся на второй этаж и зашел к начальнику штаба поделиться информацией, но тот уже был в курсе ситуации.

   А события развивались следующим образом. Прошлым утром капитан-лейтенант Жеребцов, опаздывая на службу, в спешке, забыл в умывальнике на полке свою электробритву. Баба Клава, делала приборку и сослепу бритву не заметила. Протирая полку, смахнула ее тряпкой. Электробритва точно угадала в ведро для мытья полов Охнув, баба Клава вытащила ее из воды, наспех протерла сухой тряпкой и снова положила на прежнее место. На следующее утро Палыч перерыл всю комнату в поисках электробритвы, но так ее и не нашел. Пошел умываться и обнаружил ее в умывальной комнате. Решив побриться, он сунул штепсель в розетку. Раздался характерный треск, из электробритвы пошел дым, а на этаже перегорели пробки. Новых пробок в общежитии на хозяйстве не было, и Палыч принялся мастерить из старых жучки. Когда он вкрутил «отремонтированные» пробки,  загорелся свет. Тут то он и обнаружил картонку с надписью «ЗАМИНИРОВАНО»

   - Шутят лейтенанты, - подумал Палыч и картонку хотел выбросить, но, перевернув, увидел циферблат, вписанное время и сегодняшнее число.

   - Что-то тут не чисто, - решил Палыч и отнес картонку начальнику штаба. Тот вызвал командира береговой базы и ситуация стала понемногу прояснятся.

   - Так называемый племянник бабы Катерины, больше некому, - догадался Петрович. Тут и вошел Трошин с фальшивым паспортом Иванова и доложил, что тот сидит у него в КПЗ, куда был доставлен за драку.

   - Так, все ясно! Прислали доморощенного диверсанта. Снова на вшивость проверяют, - резюмировал начальник штаба и тут же приказал проверить все электрощитовые ящики. Тут же была найдена картонка в распредщите штаба. С погранзаставы доставили кинолога с собакой. Рексу дали понюхать картонки, и он быстро отыскал рукотворные мины под кнехтом на пирсе №2 и в кустах у караульного помещения. Практиковался Рекс довольно редко, поэтому ищейка из него была  посредственная. И только привычка Костина обильно поливать себя одеколоном «Шипр», помогла Рексу решить задачу. Дольше всего искали последнюю «мину». Петрович понимал, что Иванов посещая его кабинет, наверняка напакостил. Он перевернул в кабинете все вверх дном, но так ничего и не нашел. Сел отдохнуть после бесплодных поисков и тут взгляд его остановился на вазе, которую покрывал слой пыли в палец толщиной.

   - Нужно отдать вымыть, - решил Петрович и снял вазу со шкафа. Так была найдена последняя мина.

   На следующий день «диверсанта» посадили в комбриговский газик, отвезли в Ольгу и посадили в самолет. А в вышестоящий штаб отбили телеграмму, где, в частности, говорилось:

    « …спецагент, капитан Костин сразу вызвал подозрение, в результате за ним было установлено негласное наблюдение. «Мины», которые он подбрасывал, сразу изымались….На четвертый день, им была устроена пьянка в минпартии с местными жителями….В поселке Веселый Яр, после употребления спиртных напитков, затеял драку с гражданскими лицами, в результате чего был задержан и доставлен на погранзаставу….После выяснения всех обстоятельств, отправлен в свою часть.

   Дальнейшая судьба капитана Костина неизвестна, а вот приказ по флоту был. В нем бригаду хвалили и ставили в пример.

* * *

   Спустя несколько дней в бригаду приехала комиссия штаба флота. Одна из подводных лодок уходила в автономку и перед выходом ее положено «проверить на готовность».

Действие это было вполне формальное, так как не бывало случая, чтобы сделали вывод о том, что лодка не готова.  Итоговая реляция была всегда одинакова:

   - «Материальная часть в строю, экипаж укомплектован полностью, личный состав здоров. Политико-моральное состояние экипажа хорошее, поставленные задачи лодка выполнить способна…»

   Если даже были серьезные поломки и неисправности, экипаж старался их скрыть, а комиссия делала вид, что их не замечает.

   В комиссии было несколько офицеров штаба флота, остальные – флагманские специалисты штаба эскадры подводных лодок. Проверка заняла несколько часов, вечером комиссию потчевали обильным ужином. На следующий день проверяющие, с чувством хорошо исполненного долга, должны  были улетать во Владивосток.

   Одним из членов комиссии был начальник политотдела эскадры капитан 1 ранга Максимович. Это была легендарная личность, годков ему было за семьдесят и почему держали его еще на флоте, для всех оставалось загадкой. Вроде начинал он еще в гражданскую войну, одно время служил вместе с нынешним главкомом «Г», которому тоже уже за шестьдесят. Возможно, держал его главком, чтобы не считаться самым старым в военно-морском флоте.

      Самолет, на котором убывала комиссия, вылетал в 14 часов, а на 10.30 Максимович назначил в клубе политинформацию для офицеров и сверхсрочников. Делать это он любил и всегда проводил при посещении проверяемых бригад. Это даже были не столько политинформации, а воспоминания разных случаев из его длинной биографии, которые он увязывал с текущим моментом. Заканчивал он критикой существующих «нарушений и безобразий», которые он успевал накопать во время проверки. После его выступлений, его часто цитировали вместо анекдотов во время выпивки. К тому же, говорил он сильным белорусским акцентом. Из родного Могилева уехал он в возрасте 16 лет и в Белоруссию больше не возвращался, но акцент остался при нем. В морских делах разбирался он слабо, поэтому останавливался на вопросах организации быта и досуга, порядка в казармах, в подсобном хозяйстве и на береговой базе.

   Вот и сейчас, Максимович встал пораньше и отправился искать «безобразия». На территории бригады он ничего существенного не нашел и от безысходности отправился в городок продолжать поиски «безобразий», которыми можно было «украсить» концовку своего выступления. И он нашел, что искал.

   В офицерском общежитии старший лейтенант Харченко проснулся с сильной головной болью. Вчера он с товарищами отмечал свой день рождения, и видать «слегка перебрал». Он умылся, холодная вода помогла, но не надолго. Нужно было принять «лекарство». Он открыл холодильник, но кроме початой банки тресковой печени и банки сгущенного молока, там ничего не было.  Случайно зацепил оконную штору и о радость, увидел на подоконнике в углу бутылку пива. Возможно кто-то, или он сам, «заначили» ее за штору, а потом забыли. Харченко сковырнул пробку, сделал большой глоток, и тут же сплюнул. Пиво прокисло, видать стояло на подоконнике несколько дней, а пробка сидела неплотно. С сильного расстройства и огорчения, метнул он бутылку в открытое окно.

   Злополучная бутылка шлепнулась в метре от проходившего по аллее Максимовича. Начальник политотдела поднял голову, но определить из какого окна выбросили бутылку не смог. Носком ботинка он пошевелил бутылку, из которой выливалась желтая жидкость.

   - Моча, - решил Максимович, - вот безобразники, ну я вас…

   В клубе Максимович оглядел зал. Тот был заполнен почти полностью, и он остался доволен. Начальник политотдела бригады,  зная характер своего начальника, загнал в клуб всех способных передвигаться.

   Максимович долго рассказывал, как трудно было устанавливать советскую власть, как тяжело давалась победа в последней войне и, наконец, перешел к озвучиванию «безобразий», которые он обнаружил в бригаде. Он даже увязал их с текущей военно-политической обстановкой. Тут своими словами не передать, нужно только цитировать:

   - « Товарищи офицеры,  командиры и политработники! Вы знаете, какая сложная международная обстановка! В Японское море вошел американский авианосец «Интерфрайзер» на ядронном топливе! И в период такой напругы, ваши офицеры в общежитии пьють, в бутылки ссуть и в окна их швыряють…Это ж охренеть!»

   Начальник политотдела бригады, который сидел рядом с Максимовичем за столом на сцене, тронул его за рукав  и тихо сказал:

   - Товарищ капитан 1 ранга у нас в зале женщины…

   В зале действительно было десятка полтора женщин – телефонистки, радистки, шифровальщицы.

   Максимович сделал паузу, строго оглядел зал из под очков. Не понимающе взглянул на НачПО бригады и продолжил:

   - Вот я и говорю, товарищи женщыны, офицеры ваши пьють и в бутылки ссуть…

   В зале захихикали. Сначала тихо, затем весь зал разразился хохотом. Пока НачПО бригады устанавливал тишину и порядок, в зал вошел комбриг и сказал Максимовичу, что

все члены комиссии сидят в автобусе и ждут только его. Тот безнадежно взмахнул рукой, собрал со стола свои листки, и сошел со сцены.

   - Товарищи офицеры! – скомандовал НачПО бригады.  Все встали и, когда начальство вышло за дверь, продолжили смеяться.

* * *

   На следующий день, после ужина, Сергей в общежитие не пошел. Остался заканчивать корректуру навигационных карт и пособий. Работа простая, но занудная. Необходимо просмотреть накопившиеся за месяц НАВИМЫ (навигационные извещения мореплавателям) и НАВИПЫ (навигационные предупреждения). Там сообщалось о навигационных опасностях, закрытых для плавания районах и все такое прочее. Все это нужно прочесть, выудить из толстенной стопки карт нужные, внести красными чернилами корректуру, поставить дату и подпись… Он уже заканчивал возиться с картами, когда в каюту вошел Семен Кучко, крутя на указательном пальце кольцо с ключом:

   - Танцуй Сергей Николаевич, я тебе ключик принес!

   - Насколько мне известно, танцуют, когда приносят письмо, а  тут какой-то ключ. И куда прикажете мне его вставлять?

   - Ну, ты чудак. Ты человек женатый, а женатому человеку положена квартира, отсюда и ключ. Айда смотреть.

   Квартира оказалась на втором этаже ДОСа №6. Это была двухкомнатная квартира, одну комнату занимал минер с соседней лодки с женой, вторую выделили Сергею. Они постучали, но ответа не дождались. Тогда Семен открыл дверь своим ключом, и они вошли. Комната была абсолютно пустая и изрядно подзапущенная. Старпом поковырял ногтем облупившуюся краску на дверях балкона, оглядел стены в дырках от гвоздей:

   - Ладно, завтра пришлю боцмана и пару матросов. Покрасим пол, окна, двери. Потолок побелим, стены подшпаклюем и покрасим. Все будет как в лучших домах ландона. Привози жену и наслаждайся…

   Хлопнула входная дверь, вошла молодая женщина.

   - Вот, пожалуйста, хозяйки дома нет, а гости уже в доме!

   - Здравствуй Вера. Вот Ваш новый сосед по квартире Барк Сергей Николаевич. Прошу любить и жаловать. Ну, я пошел, вы тут сами разберетесь.

   Соседка оказалась на удивление хороша собой, это было приятно.

   - Меня зовут Вера Ивановна Голубева, можно просто Вера. Муж Аркадий, он сегодня дежурит на лодке. Ну, что же мы стоим в коридоре, пойдемте на кухню чай пить.

   Пить чай вдвоем с красивой женщиной Сергею, уже месяц находящемуся без женского общества, было приятно вдвойне. На кухне стояла электрическая плита на четыре конфорки, холодильник и два небольших столика. Пока пили чай с вареньем из лимонника, Вера инструктировала Сергея.

   - Теперь Вам необходимо обзавестись мебелью. Магазинов, где продают мебельные гарнитуры, как вы сами знаете, у нас нет. Зато есть КЭЧ (квартирно-эксплуатационная часть). У них там огромный склад забитый старой ломанной ме6елью. Что-нибудь подберете. Кстати, недавно привозили новую партию, может не все разобрали…

    На складе удалось взять очень приличный платяной шкаф, стол, стулья и табуретки. С кроватью было хуже. Оставались только односпальные железные койки с продавленными сетками. Словно детишки использовали их в качестве батута.

   - Вот, все что есть. – словно оправдывался мичман заведовавший складом. – правда, есть одна полуторная кровать, совсем новая, но без спинок. Спинки где-то потерялись при транспортировке.

   Сергей осмотрел кровать без спинок:

   - Ладно, беру эту. Поставлю на кирпичи – будет кровать-тахта.

* * *

   В квартире старшего механика собрался весь офицерский состав экипажа. Квартира у стармеха была отдельная и трехкомнатная, так как успел он народить уже трех пацанов. Жена его с детьми улетела во Владивосток ухаживать за заболевшей матерью, так, что квартира оказалась очень кстати для предстоящего «сабантуя».  Повод для застолья был весьма уважительный. «Доку» присвоили очередное звание капитана медицинской службы, Сергею старшего лейтенанта. После официального поздравления Васечкина и вручения новых погон, когда звездочки из выпитого фужера были выплюнуты в блюдце, продолжилось обычное винопитие.  Оно перемежалось анекдотами, разговорами о службе и, само собой, о женщинах.

   Скоро доктор попытался уйти, ссылаясь на то, что он завтра уже в отпуске и необходимо собраться.

   Тю, тю! Рассмешил, причина неуважительная, - парировал замполит Евдошин. – Что тебе бобылю собираться? Подпоясался и на самолет.

   - Кстати, Андрей Владимирович, что-то слабо ты проводишь политико-воспитательную работу с нашим «Доком». – отметил командир. – Смотри, Юрий Константинович уже целый капитан, через три года тридцатник стукнет, а все молодой-холостой. Единственный холостяк в нашем экипаже остался, Непорядок.

   Тему поддержали и все разом заговорили, что «Док» вполне созрел для женитьбы.

   - Ну, сознайся, есть невеста на примете? Жениться в отпуске собираешься?

   Юрий сначала смутился, но, после очередного тоста, признался, что о женитьбе думает, но невестой не обзавелся:

   - Вот, накопил отпуск за два года, поеду к родителям в Ригу, и буду искать эту, как ее, ну да, невесту.

   Выпили за успешный поиск. После чего, советы опытных женатых мужей посыпались как из рога изобилия, временами перерастая в спор.

   - Не вздумай там, на латышке жениться! Эти прибалты шибко эмансипэ. Считают себя европейцами, а нас полуазиатами. Рожать не хотят и букой смотрят…

   - Во, во. А поезжай в Иваново. Как там, в песне поется – « А Иваново – город невест».

   - Нет, русская женщина не лучший вариант. Все норовит мужа под каблук запихать….Как там говорил поэт – «коня на скаку остановит»….И телесами пышные, а «Док» у нас мужчина миниатюрный.

   - Тогда на Украину, там девушки хороши во всех отношениях!

   - Ох, не надо! Почти те же русские, только вид сбоку. И мужа под каблук тоже горазды запихнуть. Вспомните Роксолану, если она султана Селима взнуздать сумела…. И потом они хороши до тридцати, а потом руками не обхватишь.

   - Надо «Доку» лететь в Узбекистан. Узбечки очень хороши и лицом и фигурой. Они с мужиком спорить не будут, им религия не позволяет… И детей нарожают кучу.

   - Кстати, о религии. Узбечки ведь мусульмане, нам славянам это не совсем хорошо.

   - Да нам безбожникам это по барабану, какая там у них религия. Вот танец живота как станцует, с голыми животом и в прозрачных шальварах, так будешь готов и обрезание сделать….Га, га, га.

   - Ну, если так, то нечего за десять тысяч километров тащиться. У нас под Хабаровском можно присмотреть очень хорошенькую кореянку или китаяночку.

   Разговор продолжался допоздна, причем не забывали выпить и за узбечек, и за китаянок, ну и, само собой, за славянских девушек. После очередного тоста «Док» упал лицом в салат, и командир воспринял это как сигнал к окончанию вечера

     - Так, по местам стоять, с якоря и швартовов сниматься! Сергей Николаевич, ты у нас мужик крепкий, отнесешь доктора в общежитие. Андрей Петрович и Семен Александрович, поможете хозяину прибраться. Прекратили треп! Все по домам!

   После приведения комнаты в порядок, Сергей выбрал момент, когда командир был в хорошем настроении и дышал добротой. Чаще всего это бывало после обеда или после общего построения, когда экипаж хвалил комбриг и ставил лодку в пример остальным.

   - Олег Иванович, жилье я привел в порядок, надо бы за женой съездить в Тихоокеанск…

   - А, что она сама не может приехать?!

   - Может, но… Жена в положении.  Багаж, поэтому добираться теплоходом…

   - А, ну тогда другое дело. Нужно ехать. – Командир в задумчивости подергал себя за ухо. Он всегда так делал, перед тем как принять решение.

   - Если даст три-четыре дня, готов буду его расцеловать, - подумалось Сергею. Но командир своим решением его просто убил.

   - Ну, что ж завтра лодка встанет на десять суток на ППР (планово-предупредительный ремонт силами личного состава), думаю, этого времени Вам хватит.

   Стармех выделил три бутылки спирта, на всякий случай. На Дальнем Востоке рубли не ценились, а спирт являлся эквивалентом валюте.

   На следующий день, с утра, Сергей уже сидел на аэродроме Ольги, поджидая самолет из Владивостока. На этот раз прилетел не «кукурузник», а двухмоторный самолет. Что-то вроде Дугласа. Наверно остался еще с войны по ленд-лизу. Здесь даже была бортпроводница. Владивостокский аэропорт находился в городе Артеме, что в 60 километрах от столицы Приморья. Далее до городка Большой Камень ходил рабочий поезд, а там до Тихоокеанска автобус или попутка.  Короче, к вечеру Сергей уже был дома.

   Неожиданный приезд мужа Лизу обрадовал и удивил одновременно.

   - Вот, приехал за тобой. Поедем к новому месту службы. Жилье получил.

   - Очень хорошо, за ночь я соберусь. Ехать завтра?

   - Можно так не спешить. На все сборы и переезды у нас десять суток.

   - Быть такого не может! Это же почти отпуск! – Радовалась Лиза.

   Уплетая украинский борщ, Сергей взахлеб рассказывал о Ракушке.

   - Райское место! Не изгаженная людьми природа! Особый микроклимат, более трехсот солнечных дней в году! Пляж с мая по октябрь! Командир как отец, поселок как одна семья!

   - Вот видишь, а ты переживал….

  - И главное, если не в море, ночевать идешь домой. Не то, что в «дикой дивизии», корабли месяцами стоят у стенки, а офицеры как собаки на привязи, без схода на берег….

* * *

   Через неделю семейство Барков созрело к переезду. Весь домашний скарб вместился в три чемодана и фанерный ящик из-под спичек. Пунктом отправления был избран порт Находка. Это на пятьдесят километров ближе, нежели добираться до Владивостока. Многочисленные населенные пункты, рассыпанные по побережью Приморского края, кроме морского транспорта, практически пассажирского сообщения не имели. Из Владивостока до бухты Светлой ходили два теплохода – единственная возможность местного населения добраться до своих, богом забытых, пенатов.

   В Находке Сергей сходил в штаб морского погранотряда и по спецсвязи позвонил командиру.

   - Барк на связи. Гружусь на пароход в Находке.

   - Молодец, что позвонил. У нас тут прошел очередной тайфун и крылом зацепил Ольгу. Ручьи между Ольгой и Тимофеевкой превратились в бурные реки и снесли мосты. Так, что автобусное сообщение прервано. По утрам в Ольгу ходит наш вездеход, вот на него и рассчитывай.

   - Все понял, Олег Иванович. Спасибо за информацию. Через двое суток буду на борту.

      Вечером погрузились на теплоход и заняли двухместную каюту на верхней палубе. Грузопассажирский теплоход «Тобольск», издалека, выглядел неплохо, при ближайшем рассмотрении стало ясно, что вполне созрел к списанию в металлолом. «Тобольск» дал короткий гудок и медленно выполз из бухты. Миновав мыс Поворотный, вышли в море. Зыбь – остатки прошедшего тайфуна, слегка раскачивала теплоход. От этого он скрипел всеми сочленениями своего старого корпуса. Скрипела и мебель в каюте. По столу и стенам строем ходили тараканы. А, во время прогулки по палубе, Лиза увидела громадную крысу, которая мирно сидела на юте у кормового шпиля. Видно грелась в лучах заходящего солнца. После поворота на новый курс, теплоход лег по волне и скрип почти прекратился. Коронный ход, который мог дать изношенный дизель «Тобольска» составлял восемь узлов. Поэтому, триста километров от Находки до Ольги, мог преодолеть только за двое суток. Кроме того, остановки у населенных пунктов, многие из которых не имели даже причалов. Теплоход вставал на якорь, а пассажиров и груз снимали на подошедшие шаланды или катера.

   Вечером Сергей отправился в корабельный буфет выпить пива. Там было пусто, и только за одним столиком сидел один из членов команды. Судя по нашивкам на рукаве, второй помощник капитана. Ромбик на тужурке моряка указал Сергею на выпускника Ленинградского высшего мореходного училища имени Макарова. Барк поставил свою кружку на столик.

   - Не возражаете коллега, если я к Вам присоединюсь?

   - Возражений не будет, но почему коллега? Как я понимаю, мы с Вами служим по разным ведомствам.

   - Все очень просто. Коллега потому, что  оба мы пять лет, топтали проспекты Васильевского острова.

   - Теперь понятно. Значит, Фрунзе заканчивали.

   Помощника звали Владимиром и молодые люди, прихлебывая пиво, предались воспоминаниям о курсантских годах. Выяснилось, что Володя тоже с Украины, мало того, тоже с Полтавщины. Со славного города Миргорода, лужу в центре, которого так красочно описал в свое время Гоголь. Теперь моряки почувствовали себя почти родственниками. Сергей пригласил Владимира в каюту, где Лиза, на скорую руку, состряпала бутерброды и мужчины приняли по сто грамм спирту.   Уходя, Владимир сказал:

   - Завтра моя вахта с 12 до 16, приходите на мостик, если будет желание. Продолжим общение.

   На следующий день погода выдалась как по заказу. Зыбь убилась, море ровное как стол, на небе ни облачка. После обеда, Сергей с Лизой поднялись на мостик. В ходовой рубке было пусто, теплоход шел на авторулевом. И только на крыле мостика маячила одинокая фигура вахтенного помощника капитана. Владимир гостям обрадовался, начал показывать свое хозяйство.

   - За этим мы к тебе и пришли, - начал объяснять Сергей. – Понимаешь, моя жена оказалась большой любительницей навигацких наук. За время нашего супружества, изучила клотик, семафор, навигационные карты, лоции, звездное небо, простейшие способы определения места. Нутам по трем пеленгам, по двум углам, крюйс-пеленг. Но все в теории. Практически это делать, сам понимаешь, было негде. Если не возражаешь, мы тут у тебя потренируемся.

   - Какие могут быть возражения, буду рад.

   Владимир вытащил из ящика секстан и мужчины начали учить Лизу измерять высоту солнца. Затем учили, при помощи секстана, измерять горизонтальные углы между мысами и маяками. Владимир извлек протрактор (угломерный инструмент, фиксирующий два измеренных угла) и Лиза принялась упражняться. Затем Сергей вывел ее на крыло мостика.

   - Вот, эта штука репитер гирокомпаса. На репитер надет пеленгатор «ПГК-2». Смотришь  в окуляр, совмещаешь визир с маяком, внизу снимаешь отсчет с картушки репитера. Это и есть пеленг. Если плохо видно, этим рычагом можно включить увеличение, пеленгатор совмещает в себе свойства бинокля. Пеленг прокладываешь на карте. Остальное ты знаешь.

   Мужчины занялись беседой, а Лиза бегала туда сюда от пеленгатора в рубку и наносила пеленга на карту. Через какое-то время обратилась к Сергею.

   - Почему получаются треугольники, в теории пеленга должны пересекаться в одной точке?

   - Потому, что ты берешь пеленг медленно. Потом идешь, прокладываешь его на карте, тоже медленно. Бежишь, берешь второй пеленг. Между замерами прошло две минуты, за это время теплоход прошел три кабельтова. Третий пеленг – еще три кабельтова. Поэтому первый пеленг нужно сместить по курсу судна на шесть кабельтов, второй на три кабельтова. Тогда они у тебя и пересекутся в одной точке. Либо делать все быстро, в течение одной минуты, и измерять и прокладывать.

   Лиза удалилась и продолжила терзать карту и пеленгатор, а мужчины продолжили прерванный разговор. Минут через двадцать, Лиза подошла к Владимиру и безапелляционно заявила, что судно сбилось с курса и идет на восемь кабельтов ближе к берегу, нежели начерчен рекомендованный курс. Мужчины подошли к карте. Действительно, Лиза нанесла пять определенных мест и они стройно отбивали фактический курс и он был левее, нанесенного на карту, рекомендованного. Владимир смутился и стал объяснять, что здесь не военный корабль и требования к точности другие.

   - Видите, рекомендованный курс прочерчен шариковой ручкой. Мы его придерживаемся плюс-минус десять кабельтов…

   В каюте Сергей отчитал Лизу.

   - Ну, ты мать даешь! Вогнала мужика в краску. Нужно думать, что говоришь.

   «Тобольск» медленно продвигался вдоль берега на восток, заходя  на короткие остановки в населенные пункты. Все эти поселения еще имели свои китайско-корейские названия. Тетюхэ, Сяухэ, Пфусунг….Вскоре их стали активно переименовывать, давая названия русского звучания. Ночью, кажется в Пфусунге, простояли лишних три часа. У буксира, который должен был снять груз и людей не запускался двигатель. Пришлось ждать, пока его наладят. В результате к Ольге подходили с опозданием более четырех часов. Во время швартовки к причалу, Сергей с Лизой стояли на верхней палубе, готовые сойти на берег. На причале одиноко стоял какой-то грузовик с тентом на кузове и возле него несколько человек. Когда подошли поближе, Сергей, к своему удивлению, распознал в машине бригадный «УАЗ-66», а в стоящем возле него офицере – флагманского штурмана бригады капитана третьего ранга Валтушкайтиса. Раймонд Викторович тоже увидел Барка, помахал рукой и указал на машину.

   - Видишь Лиза, как у подводников поставлено дело. Машину прислали и сам флагманский штурман встречает, - не преминул похвастаться Сергей. Однако, на душе стало неспокойно. Что-то здесь было не так….

   Когда приехали в Ракушку, Раймонд Викторович отвел Сергея в сторонку.

   - Я пока перекурю, отведи жену в квартиру и выходи. Есть разговор.

   Матросы быстро внесли ящик и чемоданы в дом. Комната Лизе понравилась, и она повисла у Сергея на шее.

   - Ой, как здорово! Все покрашено, вымыто и даже мебель в наличии.

   - Ладно, ты пока осматривайся мне нужно переговорить с Раймондом Викторовичем.

      Флагштур сидел на лавочке возле дома, машина почему-то не ушла и продолжала стоять у подъезда. Сергей сел рядом, закурил.

   - Для беседы прибыл и готов слушать. Предчувствую – разговор не из приятных.

   - Ну, где-то так. Идешь в автономку на «С-145» вторым штурманом.  Лодка на рейде стоит на якоре. Если бы «Тобольск» опоздал еще на пару часов, на сто сорок пятой пришлось бы идти мне…. На сборы у тебя тридцать минут. Машина отвезет тебя на первый пирс, там ждет катер. Вот такие, брат, дела. И еще, юридически идешь вторым – фактически основным. Штурманом там капитан-лейтенант Рубцов, разжалованный бывший старпом, по специальности минер. В штурманских делах он не силен, так что полагайся во всем на себя.

   - Знаю Рубцова. Но, что он был старпомом, не знал. А за что его?

   - Во Владивостоке в ресторане напился, драку устроил. Какого-то местного туза поколотил….

   - Я понял. Все бы было хорошо, если бы не так неожиданно. Знать бы заранее, не привозил бы жену. В Тихоокеанске  она уже обжилась – подруги, знакомые…. А тут привез в незнакомое место и тю-тю на пятьдесят суток.

   - Эта автономка не планировалась. К тому же, четыре лодки участвуют в торпедных стрельбах на приз главкома – оттуда штурманов не снять. Две лодки в этом году уже свои автономки отходили. Два штурмана только из училища, еще на допуск не сдали. Вот, один ты остался. А твоя лодка все равно через месяц идет в ремонт в Совгавань…

   Вернувшись в дом, Сергей попросил Лизу собрать походный чемоданчик.

   - Срочно понадобилось выйти в море, на сборы у меня двадцать минут. Поэтому и встречали с машиной.

   - И сколько тебя не будет? Дня два или три?

   - Да, нет. Дней пятьдесят, это автономка.

   Лиза охнув, села на кровать…. Но овладела собой быстро, собрала необходимые вещи….

* * *

   Катер еще только подходил к лодке, как уже дали команду выбирать якорь. Как только Сергей запрыгнул на борт, запустили дизеля и лодка, набирая ход, заскользила из залива в открытое море. Представившись командиру, Барк спустился в штурманскую рубку, поздоровался с Рубцовым.

   - Привет Николай Степанович! Вот прибыл на поход вторым штурманом.

   - Ну, это просто чудесно. Вроде говорили, что идет флагманский штурман, и я уже начал переживать. Будет клевать весь поход. Давай сразу определимся с вахтой. Как будем нести – шесть через шесть или по двенадцать часов?

   - Мы на боевой службе несли вахту по двенадцать. Причем, командир БЧ-1 нес вахту днем, все равно его будут дергать на тренировки с личным составом, на доклады командиру….

   - Это логично, полностью согласен. На этом и  порешили.

   Через тридцать минут после выхода из залива, вахта заступила по-походному, и офицеров пригласили в кают-компанию на вечерний чай. Рубцов сказал, что сделает себе кофе на месте, и идти отказался. В кают-компании за столом, к своему удивлению, Сергей увидел начальника штаба бригады, помощника флагманского механика и заместителя начальника политотдела. Сел за стол, недоумевая, чем вызван десант «генералитета» на эту лодку.

    А дело было в следующем. По итогам флотского социалистического соревнования бригада вышла в передовики и ей предоставили право участия в торпедных стрельбах на приз главкома. Такое мероприятие проводилось на флотах ежегодно. Каждый флот выделял на такие стрельбы четыре лодки. Выделялся кусок моря, где бродил отряд кораблей. Как правило – крейсер и четыре эсминца. Задача лодкам – корабли найти и атаковать. Район поиска огромен, корабли обнаружить непросто, еще сложнее выйти в

торпедную атаку. В назначенный период мог разразиться шторм, что осложняло условия учений. Торпедные атаки выполнялись с фактическим выпуском торпед. Специальная комиссия подбивала итоги действий каждого флота и начисляла баллы. Учитывалось –

сколько лодок сумело выйти в атаку, поражена ли главная цель – крейсер, и прочее. Торпеды вещи дорогостоящие, их необходимо после атаки найти и собрать. Если флот терял торпеду – начислялись штрафные баллы. Проанализировав действия всех флотов, Москва называла победителя. На рубках лодок, завоевавших приз главкома, рисовали звезду с буквой «Т» посредине и ниже год, в котором этот приз был завоеван.

   Участие в торпедных стрельбах на приз главкома считалось на флоте едва ли не наградой. При этом ответственность была чрезвычайно велика, ведь предстояло защищать честь не только своей бригады, но всего флота.

   Понятно, что теперь вся бригада «стояла на ушах», тренировки корабельных расчетов в кабинете торпедной стрельбы проводились ежедневно по несколько раз в день, акустики заучивали шумы крейсеров, минеры проверяли механизмы торпед….

   До выхода на ученья оставалось несколько дней, когда комбригу позвонил начальник штаба эскадры капитан 1 ранга Семенов.

   - Олег Иванович необходимо отправить лодку в автономку. Я понимаю, что вне плана, но ничем помочь не могу, штаб флота назначил твою бригаду. Готовили лодку из магаданской бригады, но она на контрольном выходе умудрилась повредить винт и согнуть линию вала.

   - Но, Виктор Андреевич, это невозможно! У меня четыре лодки идут стрелять на приз главкома, две уже сходили в автономку в этом году. На двух молодые командиры, одна идет в ремонт….

   - Вот, заладил. У тебя все лодки первой линии и постоянной готовности. Вот, сто сорок пятая семь месяцев как пришла с ремонта, задачи сдала, в первую линию вошла, вот и посылай.

   - Как можно! Лодка больше года простояла в ремонте, экипаж молодым пополнением три раза разбавляли, опыта кот наплакал….

   - Ты видно меня разжалобить хочешь. Я тебе все сказал. Свои проблемы решай сам, на то ты и комбриг. И срок тебе пять дней.

   - Но пять дней - это смешно!

   - Вот и смейся, не я сроки назначаю, а флот.

* * *

   Сто сорок пятую начали срочно готовить. Загружали продукты, в носовые торпедные аппараты всунули две ядерные торпеды, пополняли ЗИПы, средства регенерации воздуха, аварийный инструмент. Через три дня лодка пошла на контрольный выход с проверкой штабом бригады. Старшим на борту вышел заместитель командира бригады капитан 1 ранга Одинцов….

   С моря лодка вернулась поздно вечером и Одинцов, прямо с пирса, позвонил комбригу домой. Камов  поднял трубку и сразу догадался, кто звонит.

   - Добрый вечер Игорь Максимович.

   - Не очень он добрый, Олег Иванович, этот вечер.

   - Что, все так плохо?

   - Хуже не придумаешь, полные дрова.

   - Так, понятно. Позвони начальнику штаба, начПО, флагмеху. Через двадцать минут соберемся у меня в кабинете, доложишь подробности.

   Когда все собрались, Одинцов начал докладывать:

   - По БЧ-1, гирокомпас работает неустойчиво. Как удалось выяснить, в заводе, при подключении, перепутали концы на клемной плате. Вместо 24 вольт подсоединили 36. Это сразу обнаружили, но несколько витков в обмотке гиромотора, возможно, подгорело. При заправке дифманометра лага пролили ртуть. Все удалось собрать, но лаг показывает погоду. Магнитный компас не надежен. Что-то сгорело в блоке  КПИ….

   По БЧ-3, передняя крышка третьего торпедного аппарата не герметична. Аппарат подтекает, приходится постоянно осушать.

   По БЧ-4, низкое сопротивление изоляции киловатного передатчика. В результате радиограммы лодки могут не проходить.

   По БЧ-5, греется подшипник левого гребного электромотора. На правом дизеле негерметичен трубопровод подачи воздуха. В подводном положении вода поступает в пятый отсек. Приходится откачивать из трюма каждые полчаса. Во второй аккумуляторной яме низкое сопротивление изоляции батареи. В яме ощущается запах хлора….Нужно ремонтировать компрессор ДК-2 и ВЦН-90… Ну, и много еще чего по мелочам.

   Моральный дух ниже плинтуса. Матрос, стоящий вахтенным у трапа, ночью видел, как с лодки по трапу бежали крысы. Рассказал об этом другим. Матросы в панике. Вот все.

   - Как же получилось, что мы о  многих проблемах на этой лодке не знали? – Задал риторический вопрос Камов.

   - А то вы не знаете. Молчат же все как партизаны. Комбрига боятся. – Не без ехидства ввернул флагмех.

    В кабинете наступила тягостная тишина. Все молчали. Пауза затянулась.  Наконец Камов встал, открыл шкафчик, достал бутылку, налил себе треть стакана. Выпил.

   - Кто еще будет?

   Никто не ответил, и комбриг спрятал бутылку.

   - Ну, что будем делать? Доложим на флот, что лодка не готова. И, что в итоге? Что вы все молчите!

   - А в итоге будет вот, что. – Подал голос начальник политотдела. – Флот будет вынужден доложить в Москву. Заметьте, что это будет уже вторая лодка на флоте. Дальше главком отматерит по телефону комфлота. Последний, в своем приказе, объявит по строгачу всем сидящим за этим столом. Командиру лодки – неполное служебное соответствие, возможно со снятием с должности. Остальных своим приказом пожалует командир эскадры. И это не все. Бригаду отстранят от стрельб на приз главкома, как не достойную. Из одной из лучших она станет одной из худших. И отмываться от этого дерьма мы будем года два.

   В кабинете снова наступила тишина, которую нарушал лишь скрип стульев под мощными задами бригадного начальства.

   - Иван Иванович, ты у нас главный стратег, что думаешь? – Обратился комбриг к начальнику штаба. Каравайко почесал лысину.

   - Думаю, думаю, Олег Иванович. Плесни-ка мне тоже из бутылки грамм пятьдесят.

   Выпив, два Ивана (так называли НШ в народе) долго жевал хвост таранки. Все терпеливо ждали. Наконец он закончил жевать.

   - Что тут долго думать, нужно идти в море. Во время войны не с такими  проблемами справлялись. Старшим на сто сорок пятой пойду я. С собой возьму помфлагмеха и зам. начПО. Район патрулирования за Курилами, легкий, вдали от морских путей. Продержимся. Глядишь, еще кое-что и отремонтируем. … Да, совсем забыл про историю с крысами. Кто у нас на бригаде лучший крысолов? Правильно, мичман Лунев. Пусть берет свои снасти и бегом на лодку. Поймает за ночь пару крыс и покажет матросам. Это их успокоит. Мол, свои крысы на месте, а по трапу бегали береговые гости.

   - Есть другие предложения? – Спросил комбриг, заметно повеселевший. – Нет? Ну, так на том и порешили.

   После чего начальство приняло по сто грамм и разошлось по домам.

* * *

   Шли четвертые сутки нахождения сто сорок пятой в море. Постепенно начали приводить лодку в порядок. Недаром в бригаде помфлагмеха капитана 2 ранга Тимофеева

называли «профессором». Подшипник на гребном электромоторе «обстучали»,  поджали, и он перестал греться.  Перебрали помпу, подварили воздуховод правого дизеля. Аккумуляторную батарею протерли спиртом, нашли треснувшую аккумуляторную банку, залепили эпоксидкой. И только с ремонтом штурманской техники дела обстояли не лучшим образом. Положение спасало то, что шли к проливу Лаперуза в прямой видимости берегов, это позволяло местоположение лодки удерживать достаточно точно. Начальник штаба бригады, в прошлом из штурманов, оказался большим любителем астрономии. По утрам и вечерам беспощадно гонял командира, старпома и минера с секстанами на мостик. И как они не упирались, все же заставил их освоить премудрости определения места по звездам.

   Имея несколько точных определений, Сергей рассчитал поправки лага. Они были велики, но все же это позволяло уточнять пройденный путь. Все равно точность счисления оставляла желать лучшего, и это действовало ему на нервы. Он к этому не привык. С досады сочинил шуточное стихотворение и прикрепил изнутри на дверь рубки.

    Хоть мне «штурманить» не привыкать,

   Но здесь тяжело – впору стонать.

   Кампас не исправен, хромает лаг

   И думал, потерпим мы с другом крах.

   Но мы упрямы и черт нам не брат,

   И пусть в Пентагоне снова не спят.

   Уже позади острова Авильон,

   Упрямо лодка входит в район.

   И пусть не в строю каждый прибор,

   На этом не кончен наш с морем спор.

   Хоть долог поход – каждый день как век,

   Всегда стихию ломал человек.

   Теперь по звездам лодку ведем,

   По вкусу воды широту узнаем.

   Появятся чайки – близки берега.

   Мы их опознаем родною сторонкой,

   Коль ветер оттуда пахнет самогонкой.

   Два Ивана прочитал стихотворение, ухмыльнулся в бороду, которую начал отпускать.

   - Ты последний куплет отправь в «Морской сборник» как рационализаторское предложение. Глядишь, и на орехи получишь.

* * *

   Когда прошли пролив Лаперуза, и вышли в Охотское море, сработала аварийная сигнализация гирокомпаса. Одновременно рулевой доложил, что курс меняется вправо, хоть вертикальный руль находиться в положении «прямо». Сергей как раз находился в рубке, это была его вахта.

   - Держать курс по магнитному! – скомандовал он рулевому и  вылетел в четвертый отсек разбираться с гирокомпасом. Тут же в отсек прибежал Рубцов. Оба уставились на компас, следящая система которого вращалась как волчок. Температура поддерживающей жидкости поднялась выше нормы. Сергей открыл регулировочный клапан помпы охлаждения на максимум, но это не помогло.

   - Кранты гирокомпасу, думаю, сгорел правый гиромотор.

   - Почему правый? – Спросил Рубцов, хотя сейчас было не важно, какой из них сгорел.

   - Потому, что следящая вращается вправо. – Ответил Сергей и выключил гирокомпас.

   Рулевые по магнитному компасу управлять не привыкли. К тому же, магнитный изменение курса показывал не сразу, а с замедлением. В результате лодка рыскала, и курс удерживала не точно.

   Перед погружением, определить свое место астрономическим способом не представилось возможным, ввиду сплошной облачности. Радиомаяки были на предельной дистанции, и стрелка радиопеленгатора колебалась в разные стороны градусов на двадцать. Приходилось брать осредненное значение, но это был не пеленг, а направление, и напоминало гадание на кофейной гуще.    На вторые сутки, хоть небо и было затянуто облаками, но в них иногда появлялись просветы. Сергею удалось, улучив момент, взять

высоты двух звезд. Когда нанес место лодки на карту, оно отличалось от счислимого (то есть от того, где себя считали) на шестнадцать миль.

   «Два Ивана» раздвинув животом Барка и Рубцова, протиснулся в рубку и взглянул на карту.

   - Ого! Шестнадцать миль за сутки, не многовато ли?! А если трое суток без определения места? Так мы в Курильские проливы не попадем.

   После погружения, начальник штаба собрал в кают-компании командира и обоих штурманов. Приглашенные сидели в позе провинившихся школьников. Выдержав паузу, Коровайко начал «снимать стружку».

   - Командир, твой «Сусанин», -  указал пальцем на Рубцова, - умудрился за сутки накопить ошибку места в шестнадцать миль.

   - Не он один, там была и моя вахта. – Попытался вступиться за напарника Сергей.

   - Прикомандированным слова не давали. За эти вещи отвечает командир БЧ-1 и командир лодки…. Ну и как мы без гирокомпаса будем выкручиваться горе-штурман?!

   - Вы же знаете, что по специальности я минер. Когда снимали с должности старпома, не надо было назначать командиром БЧ-1.

   - Тю, тю, тю! Назначает отдел кадров флота. Значит, вакансий командира БЧ-3 не было. А ты закончил командирские высшие офицерские классы. А как в военно-морском уставе сказано?! А сказано так – «командир – первый штурман». А ты Рубцов, если так пойдет дальше, можешь войти в книгу «рекордов» флота, как худший штурман.

    - Худший штурман уже есть, - попытался снять напряжение момента Сергей.

   - Интересно, кто же?

   - Матрос партизан Железняк. Он шел на Одессу, а вышел к Херсону. Ошибка в месте – 90 миль.

   - Молчать! Не до шуток.

   Все молчали. Тишину нарушало только тиканье морских часов на переборке второго отсека.

   - Ну, и что молчим? – После чересчур затянувшейся паузы, спросил Каравайко. – Может шутник Барк скажет что-нибудь толковое?

   - Я думаю, сгорел гиромотор. Нужно заменить чувствительный элемент и попытаться ввести гирокомпас в строй.

   - Я против, - испугался Рубцов, - эту операцию производят специалисты гидроотдела. Я этого никогда не делал….

   - Я тоже этого не делал, но теперь придется. Будем все делать строго по инструкции, не боги горшки обжигают. И потом, мы ничего не теряем….

   - Вот это правильное предложение, - оживился «Два Ивана». – Утверждаю!

   - Чувствительный элемент стоит десять тысяч. Если что не так, кто будет отвечать? – не сдавался Рубцов.

   - Что не так?

   - А, если и этот сгорит?

   - Ну, какая теперь тебе разница, один сгорел или два, - мудро резюмировал Каравайко.

* * *

   …. В четвертом отсеке Барк «разделывал» гирокомпас. Уже пол часа штурманский электрик Скляров крутил болты, которые крепили «стол» компаса к нактоузу. А болтиков этих было шестьдесят четыре штуки, некоторые так закисли и прикипели, что откручиваться не желали…. Сергей держал перед носом инструкцию и готовил «суп» - поддерживающую жидкость для ЧЭ (чувствительного элемента)».

   - Так, тринадцать литров дистиллированной воды – есть. Глицерина, два с половиной литра – есть. Формалина, сто миллилитра – есть. Буры, двадцать три грамма – есть. Смешиваем, подогреваем, заливаем. Стоп. Котел компаса спиртом протерли? Хорошо. Заливаем, загружаем ЧЭ. Стол на место. Скляров, прикручивай болты…. Готово?

   …. Ну, господи помоги, запускаю….

   Сергей включил питание. Гиромоторы завыли, набирая обороты, и, когда их набрали, шумы стихли. Компас тихонько урчал, как сытый кот, когда его чесали за ухом. Следящая система установилась на ноль и отклонялась от этого положения влево и вправо градусов на двадцать. Начали привычную процедуру ускоренного приведения в меридиан. Все получилось. Утром Сергей по Полярной звезде определил поправку компаса, она составила пять градусов. На эту величину развернули корпус нактоуза….

   В дальнейшем точность плавания удерживалась не ниже оценки «хорошо», согласно «Правилам  штурманской службы».

   «Два Ивана» успокоился, перестал сам бегать с секстаном на мостик и реже стал гонять туда минера и командира со старпомом, которые, кстати, были тоже из минеров.

   На седьмые сутки, курильским проливом «Диана», сто сорок пятая вышла в океан, а на десятые заняла назначенный ей район патрулирования. В дальнейшем плавание проходило относительно спокойно. Донимали только зимние шторма, изматывающие, в надводном положении, личный состав дикой качкой. Температура воздуха понизилась до минус двадцати. Дизеля, закачивающие воздух через верхний рубочный люк, за ночь основательно выстуживали лодку, до минусовых температур в отсеках. Спасаясь от качки и морозов, решили всплывать раз в трое суток. Качка ощущалась даже на глубине пятьдесят метров, и только на стометровой отметке было относительно спокойно.

   Где-то, через месяц произошел весьма забавный случай, изрядно перепугавший Сергея и командира. После очередного всплытия для зарядки аккумуляторной батареи, с мостика прозвучал доклад вахтенного сигнальщика.

   - Вижу маяк, слева тридцать градусов.

   Сергей взглянул на карту. – Какой маяк?! До ближайшего берега сотни миль. – Выскочил на мостик – действительно маяк…. Правда, вспышки неравномерные, как по силе света, так и по продолжительности.

   Начальник штаба протиснулся в рубку, куда уже набились командир и старпом.

   - Что за маяк, штурман?

   - Нет здесь никакого маяка, товарищ капитан 1 ранга. Чертовщина какая-то…. Может судно какое-то терпит аварию?

   - Ладно, крутаните локатором один оборот. Посмотрим.

   Крутанули – никого нет. Взяли курс на огонь, дали полный ход. Шли два часа, снова мазнули локатором – никого. А маяк светит. Начали считать вспышки, ни один маяк с такими характеристиками работать не может…. Ну, полная ерунда. Под утро получили радиограмму, нам сообщали, что на одном из Курильских островов началось извержение вулкана. Стало понятно – его то мы и наблюдали за сотни миль….

   Все бы ничего, но вот с отдыхом у Сергея были проблемы. Так как на лодке было семь человек сверх штата, спальных мест не хватало. Начальство расположилось в каютах, вытеснив оттуда хозяев. Те переместились на другие койки – рангом ниже. Приходилось занимать лежаки тех, кто был на вахте. Но это только четыре часа, потом приходил хозяин и с койки сгонял. Приходилось идти в первый отсек и там занимать свободную матросскую койку. Спать там было неудобно. Койки располагались между запасными торпедами, расположенными по бортам. Внешне это выглядело как бутерброд, койка – торпеда, койка – торпеда и так в три яруса. Лежать на такой койке можно только  на животе или на спине. На боку не получиться, так как плечо упирается в торпеду, а она железная и холодная.

* * *

   После вечернего чая, свободные от вахты офицеры, расходится из-за стола, как всегда не спешили. Ведь кают-компания  не только место приема пищи офицеров, это единственное место на лодке для общения. Своеобразный клуб, где можно поговорить на отвлеченные темы, дабы совсем не одичать. Вот и сейчас «Два Ивана» рассказывал очередную историю:

   - …. обеспечивали мы учения морской авиации. Лодка, кажется тридцать шестая, под водой, я – посредник на эсминце сверху, авиация, понятное дело, в воздухе. На лодке посредник от авиаторов – какой-то майор. Учения как обычно. Вертолеты опускают свою гидроакустику в воду, чего-то там слушают. Потом наводят самолеты и те бомбят глубинными бомбами, понятно имитаторами. После учений, разбор в штабе авиации флота во Владивостоке. До начала мероприятия оставалось минут сорок, летчики собрались в курилке, курят, обсуждают перипетия на учениях. Я тоже сижу, курю. Меня не знают и внимания не обращают. Заходит майор, который был посредником на лодке. Все внимание к нему. Забросали вопросами, как там, на лодке, расскажи. Тот начал рассказывать, вот его повествование дословно:

   - …. Приехал  в бригаду, когда уже стемнело. Повели на лодку. Лодка черная, мокрая и скользкая. Обходили рубку, я поскользнулся – едва в воду не упал. Хорошо офицер, который шел сзади, удержал. Завели в рубку, теснотища – ползешь ужом по проходу. Потом трап наверх, начал подниматься набил шишку на лбу – вокруг одно железо. В рубке колодец, как в канализационном коллекторе, это и есть вход в лодку. Вокруг темень и только внизу свет горит. Начал спускаться. Трап вертикальный, метров восемь или все десять, лаз узкий. Пока спускался, еще шишку набил. Спустился вниз – центральный пост называется. Вокруг десятки маховиков, клапана, трубопроводы, манометры, всякие циферблаты. Напоминает нашу бойлерную в котельной. Дайте говорю в перископ посмотреть. Офицер, который в отсеке находился, дает команду матросу – поднять перископ. Что-то зашипело, снизу поползла железная труба толщиной с телеграфный столб – перископ. Посмотрел в окуляр, темно, ничего не видно….Как же вы плаваете, спрашиваю, ничего же не видно. Вот так и плаваем – отвечают. Стал перебираться во второй отсек. Вместо нормальной двери – люк, диаметром около шестидесяти сантиметров. Как туда пролезть взрослому мужчине – непонятно. Согнулся пополам, сначала ногу перенес, затем голову просунул, еще шишку набил…. Очутился во втором отсеке. Помещение вроде гардеробной, посредине узкий проход, слева и справа шкафы. Только двери в шкафах не открываются, а сдвигаются в сторону, как в вагоне. Думаю, посмотрю, что там. Открываю один шкаф – командир сидит, открываю второй – замполит сидит…. Перебрался в первый отсек, говорят он у них самый большой и свободный. Какой там свободный! Шесть торпед на специальных полках, три слева, три справа. Торпеды не такие как у нас в авиации – в два раза больше. Длинна ее метров семь и диаметр полметра. Между торпедами спят матросы. Зад у них лежит на торпеде, которая снизу, а нос упирается в торпеду, которая сверху.  Но самое страшное у них это туалет. Если ты туда сходил и неправильно набрал комбинацию клапанов или перепутал последовательность, то тебя собственным дерьмом всего и обкидает….

   Рассказ Каравайко прервал сигнал боевой тревоги, все разбежались по своим местам. Старпом уже принимал доклады командиров боевых частей о готовности к бою, когда НШ появился в центральном.

   - В чем дело, командир?

   - Обнаружили шум винтов по пеленгу двести десять. Шум с характерным посвистыванием, похоже, атомная лодка.

   - Наших здесь нет, нас бы предупредили. Значит американцы. Штурман, определил ЭДЦ (элементы движения цели)?

   - По характеру изменения пеленга, скорость цели около девяти узлов. Курс 300 – 310.

   - Что-то не то. Атомные лодки на таких скоростях не ходят

   - Центральный – акустики. По шумам вроде лодка, но число оборотов винта не соответствует данным таблиц.

   Около часа «сто сорок пятая» сопровождала таинственную цель, но классифицировать, что это такое так и не удалось. Каравайко почесал лысину.

   - Твое решение командир?

   - Думаю нужно всплыть, посмотреть. Может, кто сверху шлепает?

   - Не возражаю. Действуй.

   - Боцман, всплывать на глубину десять метров. Оба мотора средний вперед.

   Через семь минут боцман доложил.

   - Товарищ командир, глубина десять метров. Крен ноль, дифферент ноль.

   - Есть, боцман. Поднять перископ.

   Заработали насосы гидравлики, и труба перископа медленно поползла вверх. Командир откинул рукоятки и прильнул к окуляру.

   - Ну, вот картина маслом. Наш советский траулер во всей своей ржавой красе. Отбой боевой тревоги. Боцман, погружайся на глубину пятьдесят метров…. Все же Иван Иванович не понятно, откуда у траулера посвистывание винта как у атомохода?

   - Что ж тут не понятного. Видать винт погнул или кусок сети намотал – вот тебе и посвистывание.

* * *

   Все свободное от вахты время Сергей посвящал изучению корабля и, пользуясь тем, что на борту находились НШ и пом. флагмеха, бегал к ним сдавать зачеты на «право самостоятельного управления подводной лодкой». Зачетный лист состоял из девятнадцати пунктов и после того как в нем распишутся все флагманские специалисты, НШ и комбриг, приказом по флоту офицер получал допуск и заветную лодочку на китель.

   Ввиду того, что на лодке находился зам. нач. ПО, замполит из кожи лез показать свою работу лучшим образом. Выдумывал различные конкурсы, соревнования и даже организовал выпуск стенгазеты. Людей это раздражало. Все изрядно устали и часть свободного времени, которого и так практически не было, приходилось уделять забавкам замполита. Ведь кроме его задумок и несения вахт, регулярно проигрывались учебные аварийные тревоги, проводились занятия по специальности и святое – политзанятия.

   Барк был прикомандированным, поэтому, по началу, его не трогали. Но подошла очередь и к нему. Замполит нашел какой-то рисунок, где Сергей изобразил дружеский шарж на боцмана и теперь регулярно заставлял его рисовать в газету и оформлять различные листовки. Перед возвращением вынуждал написать стихотворение в финальный номер. Сергей знал, что замполит не отступит, пришлось срифмовать очередной опус:

   Прощай глубина океана,

   Где тысячи миль за кормой.

   Курильским проливом «Диана»

   Уйдем на рассвете домой.

   Мы, правда, живем не в столице

   Поселок на крае земли.

   На пирсе знакомые лица

   Друзей, что нас встретить пришли.

   Нетрудно понять нашу радость,

   Мы любим нелегкий свой труд,

   Но все же, хоть самую малость,

   Нам право пора отдохнуть.

   Мы снимем рабочее платье,

   Отмоем приставшую соль….

   Имеем мы право на счастье

   И каждого ждет нас «Ассоль».

* * *

   Подойдя к южной оконечности Сахалина, у мыса Анива, сто сорок пятая всплыла на сеанс связи. Получили распоряжение флота – дальше следовать в надводном положении. Обрадовались, дали полный ход и через трое суток уже входили в залив Владимира.

   Встреча лодки из похода всегда выполнялась одинаково. На причале комбриг, рядом с ним командир береговой базы с жареным поросенком на подносе. Выстроены экипажи подводных лодок, на правом фланге оркестр. Во время швартовки оркестр играет что-то торжественное….

   Тут, как по заказу, происходит мелкая неприятность. Швартовка подводной лодки дело не простое. Это не надводный корабль, где винты широко разнесены на корме. Пустил двигатели «враздрай» (левый малый вперед, правый малый назад) и крутись на месте как тебе надо. Тут иначе. Лодка длинная и узкая как иголка, радиус циркуляции у нее большой, здесь навык нужен….

   Командир подводил лодку очень осторожно, у него уже был печальный опыт взятия плавпирса на таран. Поэтому к причалу подошли не вплотную, метров за пятнадцать. Тут еще сильный ветер отжимной. Матросы швартовной команды начали подавать бросательные концы. Те, против ветра, до пирса не долетали, плюхались в воду….

   Бравурная музыка оркестра начала стихать, затем, как в испорченном патефоне, захрипела и смолкла. Это у музыкантов застыли на морозе губы. В наступившей тишине стали слышны команды на руль и на моторы, это уже сам Андриенко начал швартовать лодку. Наконец «привязались» к пирсу.  Командир сделал доклад комбригу, снова заиграл оркестр, и экипаж  строевым шагом убыл в казарму.

   Барк обратил внимание на то, что среди встречавших  не было экипажа его лодки. Выяснил – пока был в море, триста тридцать шестая ушла на ремонт в Советскую Гавань. Сергея это огорчило, нужно ехать туда, снова отрыв  от семьи, разлука с женой….

      Через три дня экипаж сто сорок пятой убывал в санаторий на реабилитацию. В те годы это было непреложным правилом – после автономки 18-20 суток санатория. Утром Барк изловил командира:

   - Андрей Сергеевич, разрешите мне в санаторий не ехать, я лучше дома отдохну.

   - Ты же знаешь, что я не могу это сделать. После похода все должны ехать в санаторий.

   - Что и начальник штаба едет и зам. нач. ПО?

   - Зам. нач. ПО едет, начальник штаба нет.

   - Ну, вот! НШ не едет!

   - Вот и ступай к начальству, отпрашивайся у них.

    После обеда (сытый начальник всегда добрее), Сергей постучался в кабинет НШ. «Два Ивана» сидел за столом, заваленным бумагами.

   - Разрешите товарищ капитан 1 ранга?

   - Чего тебе? Снова зачеты сдавать? Видишь, некогда мне.

   - Да, нет. Я по личному.

   - С личными вопросами  к командиру.

   - Так нет моего командира, лодка в ремонт ушла…

   - А, ну да…. Ладно, давай после ужина.

   С трудом дождавшись «после ужина», Барк снова топтался у кабинета Андриенка. Тот еще не пришел. Минут через десять, на трапе  послышались шаги и характерное покашливание.

   - Заходи, давай. Что там у тебя стряслось?

   - Просьба у меня. Разрешите в санаторий не ехать.

   - Это, с какого рожна? Что-то новое, не припомню, чтобы от санатория отказывались.

   - Вы же знаете, я жену привез, завел в квартиру и ушел на два месяца – обживайся, как хочешь. Теперь в санаторий, снова отрыв от дома….

   - Какой отрыв? Берешь жену в санаторий, за ее путевку доплатишь, так многие офицеры делают.

   - Жена в санаторий ехать не хочет. Стесняется, она же в положении…. Да и тошнит ее часто…. Вот, Вы же тоже не едете….

   - А ты откуда знаешь? Я может, с радостью бы поехал, «да грехи не пускают».  Тут столько дел и бумаг накопилось….

   - Вот я Вам и с бумагами помогу. Буду три часа в день работать у Вас писарем.

   После этих слов, Андриенко рассмеялся и закашлялся. Откашлявшись, махнул рукой.

   - Ладно, отдыхай дома, разрешаю. А писарей у меня хватает, чего бы хорошего….

   Отдыхать – это всегда приятно. Чтобы Лиза чаще бывала на воздухе, Сергей регулярно водил ее в лес и катал на санках. Временами брал у соседа ружье, своего у него тогда еще не было, и уходил в тайгу. Иногда удавалось подстрелить пару рябчиков. Это такая птичка, чуть больше голубя. На вкус как обычный цыпленок, только мясо темное. Не понятно, почему эту дичь так ценили буржуи. Помните у Маяковского, «ешь ананасы, рябчиков жуй….».

   Однажды, Сергей отошел от поселка километров за пять и в распадке у ручья подстрелил кабанчика, килограмм на двадцать.Еле дотащил. Отнес соседу ружье и похвалился добычей.

   - Петрович, я тут подсвинка завалил, поможешь разделать?

   Тот согласился, потом, взглянув на добычу, ошарашил Сергея.

   - Это с нашего подсобного хозяйства кабанчик. Шерсть у него покороче и посветлее, у дикого она более темная и, смотри, пятачок розоватый.

   Заметив, что его слова Барка смутили и расстроили, Петрович рассмеялся.

   - Да, ты не тушуйся. Кабанчик сам виноват, что отбился от коллектива и ушел в самоволку. А жаркое из него будет еще и лучше.

    Двадцать дней пролетели как один день. Барк собрался ехать в Совгавань к себе на лодку. Лиза просилась ехать с ним, Сергей не соглашался.

   - Ты обожди, пока я хоть квартиру сниму, разберусь, что как. Там говорят морозы по сорок градусов, не то, что у нас два-три, изредка десять.

   В канцелярии Сергею выписали командировочное предписание и проездные документы, с которыми он отправился к комбригу.

   - Разрешите, товарищ капитан 1 ранга? – Камов кивнул головой, что могло означать разрешение. – Вот проездные и командировочное подписать.

   Комбриг придирчиво посмотрел на Сергея.

   - Хвалил тебя начальник штаба. Говорил, что гирокомпас наладил, лодку изучал, зачеты сдавал…. А у нашего   НШ похвалы дождаться дорогого стоит, скуп он на похвалу. Доволен?! что молчишь?

   - А, что говорить? Спасибо ему за доброе слово.

   - Спасибо. «Спасибо», как-то не по военному звучит.

   - Рад стараться, Ваше высокоблагородие!

   - Вот это уже лучше, хоть и не по уставу, - Улыбнулся Камов. – Командировочное предписание нужно переписать. Сначала заедешь во Владивосток в штаб эскадры. Там возьмешь молодое пополнение на вашу лодку – 9 человек. Вот список – 2 рулевых-сигнальщика, 2 моториста, штурманский электрик, радист, акустик, кок и химик. Все ясно?

   - Ясно. Я, вообще-то просил оставить меня в бригаде. Что штурману в заводе делать?

   - Это не получается. У вас и так с лодки всех людей разобрали. Осталась едва ли половина экипажа. И всего два офицера, командир БЧ-5 – он же ВРИО командира и с ним лейтенант. Тот вообще гражданское училище закончил в этом году. Так, что ты будешь ВРИО старпома и ВРИО всех остальных офицеров. К моменту выхода из ремонта мы лодку, конечно, укомплектуем, а пока придется покрутиться. Вот такой расклад.

* * *

   Во Владивосток Сергей добрался уже ближе к вечеру. Выйдя из автобуса на привокзальной площади, изловил первого встречного.

   - Простите, не подскажете, как мне добраться до бухты Малый Улисс?

   - Это где база подводников? Добраться туда очень просто. Садитесь на трамвай №2, едете до конечной. Дальше на автобусе, который идет на улицу Окатовая, а там пересаживаетесь на автобус, который идет до бухты Тихая. После….

   Спасибо, достаточно.

Покинув своего словоохотливого гида, Барк направился к стоянке такси.

   Такси долго кружило по городу, объезжая залив Золотой Рог, преодолевала крутые подъемы и такие же крутые спуски и, наконец, вышла к морю уже с другой стороны города.

   - Вам в Улиссе, где катерники стоят или подводники? – спросил таксист.

   - Где подводники.

   Машина остановилась у проходной КПП. Сергей предъявил дежурному мичману предписание и спросил, как пройти к штабу эскадры.

   - Да, вот прямо по этой аллее. Метров за триста будет лестница вверх. Вроде Потемкинской в Одессе, только много меньше. Наверху трехэтажное здание это и есть штаб. На втором этаже штаб 19 бригады, а на третьем штаб эскадры.

   В коридоре третьего этажа, за столиком сидел мичман с повязкой дежурного на рукаве.

   - Вы к кому, товарищ старший лейтенант?

   Барк объяснил причину своего визита.

   - Зайдите к помощнику НШ, это третья дверь справа по коридору.

   В указанном кабинете сидел капитан 3 ранга в очках и что-то искал в ворохе бумаг на своем столе. Персонаж вызвал улыбку у Сергея, морских офицеров в очках видеть ему еще не приходилось. Не поднимая глаз от бумаг, офицер слушал его и, прервав на полуслове, сказал.

   - Спускайтесь на второй этаж к начальнику штаба бригады, молодым пополнением он занимается.

   Начальник штаба 19 бригады подводных лодок капитан 2 ранга Семенцов разговаривал по телефону, когда Барк, постучавшись, заглянул в кабинет. Тот, не прерывая разговора, сделал приглашающий жест рукой и указал пальцем на стул напротив. Закончив разговор, он положил трубку телефона на рычаг, и повернулся к Сергею. Снова зазвонил телефон, и телефонный разговор продолжался еще минут пять. Наконец Семенцов, отчаявшись усмирить, сей надоедливый аппарат, просто положил трубку на стол.

   - Из Ракушки?

   - Так точно.

   - Вот ты как раз мне и нужен. У нас тут запарка, ждем комиссию министерства обороны, все офицеры нарасхват. Сейчас отправляйся в учебный отряд. Это недалеко – полтора километра. Сразу за КПП железнодорожные пути, вот по шпалам выйдешь прямо к отряду. Заберешь молодое пополнение на две бригады – 97 человек. Там мичман Одинцов уже ждет. Людей разместите в третьей казарме на третьем этаже. У нас одна лодка ушла в док, вторая в автономке. В их спальных помещениях и перекантуетесь. Койки там уже заправлены и все приготовлено. Все ясно?! Идем дальше. Сегодня пятница. Субботу и воскресенье пасешь молодежь. В понедельник до обеда политзанятия – это святое. Значит, людей разберут по командам только после обеда. Вопросы?

   - 97 человек! Это же целая рота! И как я один буду с этой толпой три дня управляться?! На роту, согласно уставу, мне положено три командира взвода и четыре старшины.

   - Ничего, справишься. Они только из учебного отряда – смирные. Наш учебный отряд, что твой дисциплинарный батальон. Они еще не скоро отойдут. И еще мичман Одинцов у тебя…. Ладно дам еще одного мичмана. А тебе за труды бонус – право выбора. Отберешь себе на лодку, кого хочешь. Это большого стоит.

   Когда людей привели в казарму, Барк с мичманами осмотрел спальные помещения. В одном стояло пятьдесят заправленных коек, во втором шестьдесят.

   - Сейчас распределим их на три взвода. Взвод №1 возьму я, в помещение, где меньше коек. Остальных разместим во втором.

   Две унылые шеренги стояли в коридоре с вещевыми мешками за спиной, где хранился их, положенный по вещевому довольствию, скарб. Сергей прошелся вдоль строя.

   - Внимание молодежь. В течение трех дней я ваш царь, бог и воинский начальник. Учитывая вашу тяжелую жизнь в учебном отряде, где вы недоедали, недосыпали и вас пинали, предоставляю вам королевский отдых. Отбой в 21 час. Учитывая, что кормить нас будут во вторую очередь, спать можно до 7 часов утра. После обеда можно спать еще один час. От физзарядки я вас освобождаю. Единственно, от чего нельзя освободить – от приборки. Приборку будете делать, как положено, два раза в сутки. Вот такой санаторий будет у вас до понедельника. В понедельник после обеда вас разберут по экипажам и начнутся ваши не легкие будни подводника.  Сейчас мы вас распределим на три взвода….

Кто призывался с Украины, выйти из строя на три шага! – Таких набралось 29 человек. – Так, это и будет первый взвод. Остальных разделите пополам, это ваши,- обратился Барк к мичманам.

   - А почему в свой взвод вы отобрали призывавшихся с Украины? – поинтересовался Одинцов.

   - Так я сам с Украины. Мне с земляками интереснее общаться. А то я уже и родной язык стал забывать.

   В кубрике Сергей велел перетащить 9 коек в дальний угол.

   - Эти койки не занимать. Сюда я буду отбирать людей в свой экипаж.

   Расположившись в комнате старпома, Барк разложил на письменном столе личные дела молодых матросов и начал их просматривать. Нужно начинать отбирать своих. Начал с рулевых-сигнальщиков, таких в роте было девять человек. Характеристики на всех были написаны словно под копирку, оценки тоже разнообразием не отличались. Ну и как тут разобраться, кто лучший. Внимание Сергея привлекло личное дело матроса Мигули. Характеризовался он посредственно, отличником тоже не был. В анкете значилось, что родом он из городка Новая Каховка, закончил два курса Одесского высшего мореходного училища, откуда был отчислен. Причина отчисления не указана….

   Он механически поднял трубку телефона и набрал единицу – вызов дневального. Потом вспомнил, что он не у себя в бригаде, и трубку хотел положить. Но послышался гудок, а затем последовал доклад: - Дневальный по роте матрос Тарасов слушает.

   - Молодец Одинцов, уже и службу наладил, - отметил про себя Сергей, а в трубку сказал: - Вызови-ка мне Тарасов матроса Мигулю из первого взвода.

  Через минуту в кабинет вошел рослый плечистый матрос.

   - Товарищ старший лейтенант, матрос Мигуля по Вашему приказанию прибыл.

   - Садись Семен на стул, в ногах правды нет. Ты, оказывается, два курса Одесской мореходки закончил. Как  тебе удалось поступить, там, я знаю, конкурс 10-12 человек на место?

   - Я школу с медалью закончил, правда, с серебряной, поэтому экзамены сдавал как все….Поступил легко….

   - А исключили за что? Экзамен завалил?

   - Экзамены я сдал, а исключили за драку.

   - Дрался по пьяни или по делу.

   - По делу.

   - А подробнее?

   - Ну, был там один подленький хитренький одессит. Да и не драка это была – так, дал ему одну оплеуху….

   - И за одну оплеуху исключили?

   - Ну, да. Попал неудачно по уху, у него барабанная перепонка лопнула. Отец его в райкоме партии работал…. Ладно, хоть не посадили.

   - Понятно. А почему у тебя оценки и характеристики слабоваты?

   - Так инструктора кому пятерки ставят, кто им ботинки чистит и робу стирает. А у самих знаний – кот наплакал.

   - Постой, постой! Но преподаватели в учебном отряде офицеры.

   - Преподаватели лекции читают, а практические занятия проводят инструктора, они и оценки ставят…. Еще меня хотели инструктором в отряде оставить, а я на лодку хочу.

   - Понятно. Ну, раз ты два курса мореходки закончил, значит на тридцать процентов готовый штурман. Будем служить вместе, занимай койку из тех девяти, что в углу. И будешь у меня со временем, видать по всему, командиром отделения.

   Теперь ответь мне на такой вопрос. Представь, что ты уже командир отделения, из тех девяти рулевых-сигнальщиков, что у нас в роте, кого бы ты взял себе в команду? Чтобы положиться на него мог, и краснеть за него не пришлось.

    - Так, Кочергина бы взял. Он старательный и не ленивый, тоже в мореходку поступал – по конкурсу не прошел. После службы, говорил, снова поступать будет. Только он не в нашем взводе, а в третьем.

    - Значит, Кочергина тоже берем, тащи его в наш кубрик. Теперь свободен.

   Выпроводив Мигулю, Барк зашел в комнату к мичманам. Те поселились вместе, так, мол, веселее. Одинцов вытащил из кейса фляжку.

   - Примете сто грамм, Сергей Николаевич, чтоб спалось крепче?

   - Спасибо. Что-то нет настроения. Матросам дайте команду, чтобы переоделись в рабочее платье, форма №3 им теперь не скоро понадобиться.

   Сергей вышел в коридор, когда поравнялся с дневальным, который стоял у тумбочки с телефоном, тот вытянулся по стойке смирно и заорал:

   - Дневальный по роте матрос Тарасов.

   - Вольно, матрос Тарасов! Расслабься, ты уже не в учебном отряде. Кричать тоже не надо, я не глухой, и вообще на лодках принято разговаривать тихо, в пол голоса. Ясно?

   - Так точно, товарищ старший лейтенант, - шепотом ответил Тарасов.

   - Ты у нас, кто по специальности?

   - Так, моторист я.

   - И сколько у нас в роте мотористов?

   - Так, одиннадцать человек.

   - А скажи-ка мне Тарасов, кто у вас из мотористов Кулибин?

   - Так нет у нас моториста с такой фамилией.

   Сергей улыбнулся, - Кулибин это был такой изобретатель-самоучка, вы в школе проходили. Меня интересует, кто из мотористов мастер на все руки?

   - Так это Марчук из первого взвода. Он до службы мини-трактор из старья соорудил, и огород на нем пахал….

   - Отлично! Тащи этого Кулибина, то бишь Марчука, ко мне в каюту.

   Когда вошел Марчук, Сергей невольно обратил внимание на его руки. Они чернели следами въевшегося в кожу машинного масла.

   - Что-то ты Марчук руки плохо моешь?

   - Не отмываются больше, товарищ старший лейтенант, работа такая….

   - Ладно, коли так. Говорят, ты какой-то малый трактор на гражданке построил?

   - У соседа в сарае старый немецкий мотоцикл валялся, трофейный. Он его выбросить хотел. Я движок перебрал, передние колеса от мотороллера «Тула», остальные железки со свалки….

   - Отец у тебя кто?

   - Отец трактористом в колхозе, ну и комбайнером тоже….

   - Наверно, мини-трактор отец делал, а ты ему ключи подавал?

   - Обижаете, товарищ старший лейтенант. Сам все делал. Отец на работе целый день….

   - Ладно, верю. А скажи-ка мне, Марчук, если бы тебе дали задание ремонтировать дизель, кого бы ты взял в помощники из наших мотористов?

   - Двоих бы взял, Суслова и Парасюка.

   - Нет, только одного.

   - Тогда Парасюка.

   - Вот ты и Парасюк пойдете в мой экипаж. Занимайте койки в углу.

   На следующий день, а это была суббота – день больших приборок, Сергей собрал радистов (их было 6 человек) и отвел в учебный кабинет радиотелеграфистов. В каждой бригаде были такие кабинеты по основным специальностям, там подводники отрабатывали нормативы и сдавали экзамены на классность. Находившийся в кабинете мичман представился:

   - Заведующий кабинетом радиотелеграфистов мичман Стрельников.

   - Вот, товарищ мичман, привел Вам молодежь помогать делать большую приборку.

   Мичман вышел за Сергеем в коридор и прикрыл дверь в кабинет.

   - Спасибо за помощь, только спирта у меня нет. Ну, разве грамм сто пятьдесят наскребу…

   - Ничего не надо, оставьте свой спирт на протирку аппаратуры. У меня к Вам всего одна просьба – погоняйте их на тренажере, определите, кто  самый толковый.

   - Сделаю, товарищ старший лейтенант.

   Подобным же образом, Барк отобрал в свой экипаж метриста и акустика. Штурманских электриков протестировал сам. Труднее всего было выбрать кока. Как его проверишь? Кого-то из них насильно отправили учиться поварскому искусству, кто-то пошел в коки потому как поесть любил…. В воскресенье он собрал в «ленинской комнате» всех семерых. Начал опрашивать, какие блюда кто может приготовить, кроме тех, которые входили в программу их обучения. У матроса Соловьева, как оказалось, мать работала шеф-поваром в ресторане. Он сыпанул названиями блюд, многие из которых Сергею и слышать то  не приходилось. Выбор был сделан.

   В понедельник матросов разобрали по экипажам и в кубрике остались только те, которых отобрал себе Барк. Ближе к вечеру он подловил в коридоре  НШ Семенова, когда тот выходил из кабинета комбрига.

   - Товарищ капитан 2 ранга, людей разобрали, прикажите выписывать проездные и убыть к себе на лодку.

   - Зайди ко мне, разговор есть.

   Сергей нутром почувствовал нехорошее, и предчувствие его не обмануло. В кабинете Семенов устало опустился на стул, сунул в сейф папку с какими-то бумагами.

   - Отправить тебя с людьми в Совгавань пока не получается.

   - А, что случилось?

   - Совгавань отрезана от большой земли.

   - ? ? ?

   - Да, да. Туда ходит единственный поезд «Хабаровск - Советская Гавань», в районе Комсомольска на Амуре пересекает Амур. В летнее время состав переправляют на железнодорожном пароме. Зимой рельсы со шпалами укладывают прямо на лед, и поезд следует дальше. Сейчас Амур замерз только частично – рельсы не проложить и паром уже не ходит.

   - Что же делать?

   - Ждать. Как только восстановиться железнодорожное сообщение, я вас отправлю. Думаю, за неделю Амур встанет.

   - За неделю, без дела, матросы совсем испортятся. Разрешите мне их хоть на УТС водить и в кабинетах тренировать.

   - Хорошо. Я отдам распоряжение.

   И потянулись дни, каждый из которых казался Сергею вечностью. Хуже не бывает, чем ждать и догонять.  Он водил матросов на УТС, где они тренировались заделывать пробоины и тушить пожары. В учебных кабинетах отрабатывали нормативы на действующей аппаратуре. По вечерам водил их в спортзал таскать гири. В углу спортзала был даже боксерский ринг, где он обучал моряков азам боксерской науки.

   До поступления в училище, Сергей серьезно занимался боксом. У него хорошо получалось, он уже дошел до первого юношеского разряда и рассчитывал в училище продолжить спортивную карьеру. Но вышло не так. В училище старались поддерживать хорошую спортивную форму курсантов. Многие выполняли спортивные разряды, но выращивать мастеров спорта, в отличие от гражданских вузов, было не принято. Это даже пресекалось. Командование училища, в прошлом корабельные офицеры, рассуждали так: «Лучше иметь на корабле двух пьяниц, чем одного мастера спорта. Пьяница проспится, и

будет стоять вахту, а мастер спорта будет часто отсутствовать на борту. То он на сборах, то на соревнованиях, а его обязанности вынуждены тянуть другие»

   Свободного времени у Сергея практически не было. Приходилось постоянно опекать молодежь, уподобившись наседке с цыплятами. Зная, что предстоит поездка в Советскую гавань, матросы донимали вопросами.

   - Товарищ старший лейтенант, матрос Парасюк, можно вопрос?

   - Изволь.

   - У меня отец служил срочную в Совгавани, страшные вещи рассказывал. Говорил там рядом поселки Мангохто, Ванино – сплошные лагеря и зеки. Расскажите как там сейчас?

   - Что рассказать, я сам там никогда не был. Знаю, там есть бригада надводных кораблей и бригада подводных лодок. Значит, служат люди и там. Это ты расскажи, что там еще тебе отец говорил?

   - Говорил, один солдат из их части пошел в увольнение, так его зеки зарезали.

   Все разом заговорили, что место там гиблое и в увольнение лучше не ходить, тем более по одному… Панические настроения нужно было пресекать, и Барк, как мог, пытался это делать.

   - Зря вы принимаете рассказы Парасюка близко к сердцу.  Зеки обычные люди, при этом люди гражданские, а вы люди военные, стало быть – воины. И не просто воины, вы – моряки! И не просто моряки, вы – подводники! Элита вооруженных сил, впереди вас только космонавты. Так, что зек, обессиленный тяжелым трудом и плохим питанием, никакой угрозы для вас представлять не может….

   - Ага, у них заточки - ножи такие, а мы безоружные…. У вас хоть кортик есть.

   - В умелых руках любой предмет оружие. Дай-ка мне, Мигуля, твой ремень. Вот смотрите, короткий конец ремня к ладони, перехлестываете его длинным концом, вот так. Теперь вырвать ремень у вас из рук невозможно. Удар бляхой плашмя равносилен удару кастетом. А удар бляхой ребром расколет голову врага как гнилой арбуз. Так, что ваш ремень с бляхой – серьезное оружие. И потом, кому суждено застрелиться, тот не утонет.

   Так прошло еще восемь дней. Наконец сообщили, что Амур стал и можно ехать. Получили сухой паек на трое суток, погрузились в общий вагон, поехали. Путешествие до Хабаровска заняло сутки, и приятного в этом было мало, вагон был переполнен. Душно, тесно, противно. В Хабаровске пересадка в поезд до Совгавани. Ждать восемь часов. Когда подали состав «Хабаровск – Советская Гавань», это уже был совсем другой комфорт. Вагон, как впрочем, и весь состав, был практически пустой. Под утро прибыли в Комсомольск на Амуре. Не город, а сплошной завод. Здесь строились атомные подводные лодки. Сергей вышел на перрон покурить. Возле тепловоза спорили какие-то железнодорожные начальники. Из их разговора он понял главное, одни утверждали, что отправлять состав дальше, смысла нет, другие возражали. Простояли около часа, затем все же поехали. Проехали километров десять до станции Комсомольск- пристань, дальше был Амур. Проводник объявил, что это конечная станция, и велел освободить вагон. Перешли в зал ожидания, если так можно назвать старый пакгауз. Барк назначил Мигулю старшим и отправился к начальнику станции за разъяснениями.

   В комнатке, на дверях которой висела эмалированная табличка с надписью «Начальник станции», сидел пожилой дядечка в красной фуражке и пил чай. Сергей поздоровался и пояснил, что с литерной воинской командой следует в Советскую Гавань. Начальник кивнул головой, и отодвинул на край стола стакан в металлическом подстаканнике.

   - Не повезло тебе, мил человек. Несколько дней назад Амур замерз, но толщина льда была еще недостаточная, чтобы проложить железнодорожный путь. Редкие пассажиры, которым ехать дальше, переходили Амур пешком. На той стороне, напротив, станция

Пивань, до нее два километра…. Два дня назад пришло потепление, течение в Амуре мощное, образовалась промоина шириной метров тридцать. Так, что на тот берег никак не попасть. Придется здесь ждать, пока Амур станет.

   - И сколько ждать?

   - А это как господь бог распорядится. Может, два дня, может, пять….Могу отправить вас в Комсомольск на Амуре, там вас пристроят в какую нибудь воинскую часть, там и перекантуетесь…. Чаю хотите?

   - Нет, спасибо. А с Пивани поезд ходит в Совгавань?

   - Да, через четыре часа такой поезд отправится.

   Барк вышел на улицу - градусник, висевший на столбе у станции, показывал минус десять, но при полном безветрии мороз практически не ощущался. Через тридцать метров уже начинался лед, присыпанный тонким слоем снега. На противоположной стороне Амура виднелись какие-то строения. Наверное, это и была станция Пивань. От берега в сторону Пивани виднелась протоптанная тропа, чистой воды видно не было и создавалось впечатление, что перейти реку можно. Он ступил на лед и пошел по тропе. Прошел около километра и вынужден был остановиться. Путь преграждала полоса воды шириной метров двадцать. Над протокой клубился легкий пар, вода казалась черной и неслась с большой скоростью. Сергей решил пройтись вдоль потока. Пройдя вниз по течению с пол километра, увидел на берегу два барака, обрывки сетей на кольях и три перевернутые вверх дном лодки. Вероятно, это была какая-то рыболовецкая артель. Он вышел на берег, бараки были закрыты, на дверях висели ржавые амбарные замки. Лодки большие, много больше шестивесельных ялов. По типу тех шаланд, которые полные кефали приводил в Одессу Костя. В голове медленно вырисовывался дерзкий план. Дело было рискованным, но попробовать стоило. Вернувшись на станцию, обнаружил свою команду, столпившуюся на берегу. Они уже были в курсе создавшейся ситуации.

   - Есть два варианта наших дальнейших действий. Возвращаемся в Комсомольск и ждем, возможно, неделю, либо попытаемся форсировать Амур.

   - Вплавь, что ли? – С мрачной улыбкой предположил Марчук.

   - Зачем вплавь, на лодке. Если возражений нет, за мной бегом марш!

Одну из рыбацких лодок перевернули на киль и потащили по льду к воде. Выломали из забора четыре доски, которые были должны заменить весла. Сергей опасался, что у воды лед будет тонкий, и может проломиться. Поэтому шел впереди и стучал по кромке толстым дрючком, испытывая лед на прочность. Лодку наполовину вытолкнули в воду, запрыгнули внутрь и оттолкнулись досками. Ее сразу подхватило и завертело мощное течение. К тому же она начала течь как решето. Возможно, пока тащили ее по льду, ободрали смолу, которая предохраняла днище. За пару минут достигли противоположной кромки льда, но лодку несло течение, и выбраться не было никакой возможности. В лодке уже было по колено воды. Сергей увидел на кромке мощный торос и велел Мигуле выпрыгнуть на него и придержать лодку за веревку. По очереди все выбрались на лед и вытащили лодку. Ее оттащили от воды метров на сорок.

   - На берег не потащим, - решил Сергей, - через пару дней Амур станет, и рыбаки ее заберут.

   У пяти человек ноги были мокрыми едва ли не до колена, кто сидел на банках, ноги сохранил сухими.

   - Для полного счастья не хватает только, чтобы половина команды подхватила воспаление легких, - подумал Барк и скомандовал. – На станцию бегом марш!

   Станция Пивань состояла из двух строений. Маленькое кирпичное здание, где размещались касса и кабинет начальника. И длинный деревянный барак, служивший залом ожидания.   У входа в барак лежала на снегу огромная овчарка величиной с теленка, все остановились, опасаясь, не сожрет ли кого эта зверюга. Но собака никакого интереса к ним не проявила. В зале на деревянных лавках сидело человек двадцать мужиков. Все они были в черных ватниках, на груди нашиты белые полоски материи с номерами.

   - А вот и расконвоированная публика, с которой вы мечтали встретиться, - обернувшись к матросам, с улыбкой прокомментировал ситуацию Сергей.

   В помещение было тепло, можно сказать даже жарко. Посредине стояла печка-буржуйка, рядом гора дров. Печка источала тропическое тепло и была раскалена до красна. У печки на табуретке сидел мужик в тельняшке. В метре, позади него, сидело на лавке еще трое. Остальные сидели поодаль, в глубине зала.

   - Моряки, при форсировании Амура, промочили ноги, нужно обсушиться. Освободите место у печки, - обратился Барк к мужчине в тельняшке, сразу распознав в нем старшего.

   Тот ничего не ответил и снял тельняшку, видно хотел продемонстрировать свой статус. Картина действительно была впечатляющей. Вся спина мужика была татуирована, какими то церквями, могилами с крестами, на плечах восьмиконечные звезды….

   - Красиво. – Резюмировал со смехом Сергей, - и судя по звездам, перед нами явно контр-адмирал.

   Нагнувшись к мужику, продолжил: - Господин адмирал, извольте убраться от печки, у матросов ноги мерзнут.

   Тот вроде, как и не слышит, тогда Сергей взялся за табуретку и вместе с мужиком перенес ее в сторону. Затем бросил ему ватник:

    - Одевайтесь адмирал, не то простынете, ваши картины мы уже посмотрели. Так, моряки, адъютантов перенести к адмиралу.

    Матросы схватили лавку с зеками и потащили в сторону. При транспортировке один из них с лавки свалился. Вся ситуация выглядела несколько комично и сидевшие в зале мужики захихикали. Татуированный зыркнул на них и смех тут же оборвался.

   Пока матросы обсыхали, Сергей решил узнать насчет поезда и закомпасировать места. В крохотном кабинетике  начальника станции было тесно. Кроме самого начальника, там сидел лейтенант внутренних войск и два сержанта. Их белые полушубки лежали на лавке, а в углу стояли два автомата ППШ. Судя по сивушному запаху в помещении, присутствующие пили явно не чай. Сергей поздоровался.

   - Мне бы закомпостировать места.

   - Да тебе и одного места хватит, - хихикнул уже основательно подвыпивший начальник станции. – Где захочешь, там и сядешь.

   - Со мной еще девять человек….

   - А где они? – Сразу посерьезнев, спросил лейтенант.

   - Да, в зале ожидания, вместе с вашими расконвоированными.

   - Какие же они расконвоированные, если мы и есть конвой.

   - А, что ж они у вас без присмотра? Вдруг сбегут.

   - Здесь бежать некуда, Амур еще не замерз. Мы привезли их путь укладывать, на путях вагончик стоит, там их и держим. Сюда привели погреться. А еще собака у нас, видел какая? Никого из барака не выпустит.

   - А я свободно вышел, она даже голову не повернула.

   - Она только на зеков реагирует, так обучена.

   - Никак по форме одежды различает?

   - Зачем по форме одежды, по запаху. Они карболовым мылом одежду стирают, собака этот запах знает. Если карболкой пахнет – значит, враг. Сейчас мы их назад в теплушку загоним.

      Вернувшись в барак, Сергей увидел странную картину. Матросы стояли у печки шеренгой с ремнями в руках. Напротив стояло с десяток зеков некоторые с палками,

вероятно, отломали от скамеек. Остальные зеки оставались на лавках и по всему участвовать в конфликте не собирались. Прыгнув к печке, он занял место в строю.

   - Дай-ка мне, Мигуля, твой ремень, а себе возьми вон то полено. Господа заключенные, удар бляхой равносилен удару лошадиным копытом. Не советую испробовать – будете долго лечиться. Успокойтесь и сядьте на лавки.

   Возникла минутная пауза, показавшаяся Сергею часом. На улице залаяла собака, дверь отворилась, и в клубах морозного воздуха возник сержант в полушубке. Он, моментально оценив ситуацию, сорвал автомат с плеча.

   - Бузить решили, мать вашу! Выходи строиться, теперь в холодном вагоне погреетесь.

Зеки поспешно вышли и сопровождаемые лаем собаки, которая остервенело рвалась с поводка конвоира, поплелись к вагону.

   - Что тут у вас произошло?  Мигуля, я тебя старшим оставил, докладывай.

   - Да, кто-то кого-то из наших козлом обозвал, их главарь, видно, на свой счет принял. Ну и слово за слово….

   - Понятно.

   Дальше доехали без приключений. К счастью, никто из промочивших ноги так и не заболел….

* * *

      По прибытии в Советскую Гавань Сергей попал в непростую ситуацию. Когда лодка уходила в ремонт из нее повыдергивали  половину экипажа. Понятно – лучших специалистов. Вместо них прикомандировали тех от которых хотели избавиться на бригаде. Офицеров, учитывая прибывшего Барка, на борту оставалось четверо. Но можно сказать, что практически их оставалось двое. Командир БЧ-5 капитан 3 ранга Синицын или стармех, как его называют между собой офицеры,  являлся еще и врио командира. Командир группы БЧ-5 лейтенант  Леша Слепцов, окончил гражданское мореходное училище и его прислали отслужить год. Как механик он еще что-то мог, но как офицер был никакой. Лодочный доктор уехал в центральный госпиталь на повышение квалификации, вместо него прикомандировали капитана медицинской службы из резерва. Прикомандированный доктор постоянно находился в состоянии глубокого запоя, и толку от него не было никакого. Поговаривали, что документы на его увольнение где-то бродили в штабах.  Синицын пригласил Сергея в каюту и объяснил ситуацию:

   - Обстановка на лодке тяжелая, народ разболтался. Днем еще работают, ремонт идет, а вот вечерами и выпивки и самоволки… Ну, да сам увидишь. Договоримся так – функции командира, механика, все бумаги и ремонт я беру на себя. Функции старпома и всех остальных офицеров, а главное – весь личный состав, это все твоя епархия. На лодку можешь вообще не ходить, наводи порядок в экипаже.

   Расхлябанный экипаж пришлось приводить в меридиан личным примером. В шесть утра Сергей объявлял подъем и собственноручно сбрасывал с коек зазевавшихся. Затем выгонял на снег на физзарядку Форма одежды – брюки голый торс. В Совгавани уже были морозы и десять градусов и больше, но при абсолютном безветрии они практически не ощущались. После физзарядки делалась пробежка от плавбазы, где жил экипаж, до старой паровозной колонки на водные процедуры. Паровоза на судоремонтном заводе уже давно не было, но колонка сохранилась и при том еще и работала. Понятно, что струя из паровозной колонки была несравнима со струей из крана в умывальнике. Обливаться Сергей никого не заставлял, делал это сам и, своим примером, как бы приглашая желающих. Сначала процедуру осмеливались повторить человека три, но со временем их становилось все больше. К удивлению доктора, никто не заболевал.

   - И как это ваша колонка при таких морозах не перемерзла? – c ехидцей спросит критически настроенный читатель. Но на то она и паровозная, паровозы ведь и зимой заправляли. Видать существовало какое-то приспособление, возможно электрическое, не позволяющее колонке перемерзать.

    Бороться с самоволками Сергей придумал следующим образом. В 4 утра он приходил в кубрик, обнаруживал там две – три пустые койки и играл экипажу «боевую тревогу. Выстроенному личному составу делалось объявление о том, экипаж идет на поиски отсутствующих самовольщиков. Дескать гадости какой могут выпить, либо замерзнуть… Полтора часа добросовестно он водил людей по снегу и морозу, якобы осуществляя поиск. В половину шестого экипаж возвращался в кубрик, и Сергей объявлял «отбой». В шесть часов, как и положено, по распорядку,  Сергей уже стоял в кубрике организовывая подъем.  Несколько раз он устраивал подобные «поиски», после чего самоволки прекратились. Злые и не выспавшиеся матросы  сами «объяснили» самовольщикам, что дисциплину нарушать не стоит. Опорой Барка в экипаже были те одиннадцать человек, которых он вывозил из Владивостока. Которые вместе с ним форсировали Амур и выдержали стычку с зеками на станции Пивань. Эта группа являлась   его глазами, ушами и всеми остальными органами чувств. Они относились к нему как цыплята к наседке, готовые следовать за ним куда угодно, выполнить любой приказ, угадывать его малейшее желание. Это смахивало на какое-то идолопоклонство и этим идолом, несомненно, был он. Сергей делал вид, что не замечает этого, но в душе гордился и испытывал к этой группе взаимную привязанность. Как бы там не было, порядок в экипаже наладился.       Спустя время, на лодку прислали еще одного офицера – минера и с ним двух сверхсрочников.  Держать людей в рамках корабельного устава стало легче, и у Сергея появилась возможность устраивать себе «полу выходные» и изредка выходить в город для ознакомления.

   Город Советская Гавань состоял как бы из двух частей. Та часть его, где находился военный судоремонтный завод, считалась центральной и называлась – «город». Фактически это был небольшой городишко, состоявший из десятка коротких улиц с двух и трехэтажными домами и деревянными тротуарами. В центре небольшая площадь упиралась в здание, где размещались городские власти. В городке был аэропорт, кинотеатр и ресторан с экзотическим названием «Сайгон». Вторая часть города называлась  поселком «Заветы Ильича», он находился в бухте Постовая в 70 километрах от «города». Здесь, в бухте,  размещалась бригада надводных кораблей и девяностая бригада подводных лодок. Поселок представлял собой не столько населенный пункт, а скорее гарнизон. Все дома здесь назывались ДОСами (дом офицерского состава). Присутствовали и все остальные атрибуты военного городка – штабы бригад, склады, комендатура, гауптвахта и прочее. Исключением  в этом перечне являлся лишь ресторан «Таежный». Эти две части одного города жили каждый своей жизнью и практически не пересекались. Один раз в сутки ходил автобус, который соединял эти два чужеродных друг другу района одного города. Снежные бураны зимой и тающие снега весной неделями делали дорогу между ними  непроходимой. В сорока километрах от поселка «Заветы Ильича» находился знаменитый город-порт Ванино – столица заключенных, окруженная многочисленными лагерями строгого режима. В «городе» на окраине находился, так называемый, «пятый квартал». Он состоял из четырех трехэтажных зданий, в которых проживали выселенные из Москвы молодые женщины. Так как проституток в Советском Союзе не было, и быть не могло, назовем их «девушками легкого поведения». Они были красивые и приветливые. Наши моряки в увольнении любили захаживать к ним в гости. Спустя неделю, семь человек в экипаже подхватили венерическую болезнь, именуемую в народе – триппером.  Возникла дилемма:  положить их в госпиталь – возникнет нехватка рабочих рук… Но главная неприятность – дурная слава на экипаж. Весь дивизион ремонтирующихся кораблей будет подначивать, насмехаться и показывать пальцем. Однако, выход был найден. Случайно вышедший на короткое время из запоя, доктор пообещал вылечить всех за три дня совершенно инкогнито. Каждому следовало получать три укола в день с лошадиной дозой бициллина. Но уколы у доктора не получались – дрожали руки. После того как он сломал две иголки в заднице у пациентов, а три иголки погнул, пришлось Сергею эту манипуляции взять на себя. Прикомандированный доктор хоть и был запойным алкоголиком, но дело свое знал.  Действительно, через три дня «позорная болезнь» экипаж покинула, и сей случай огласки не получил.

   Местные власти придумали в «городе» оригинальный «сухой закон». Ввиду того, что местное население состояло сплошь из пьяниц и алкоголиков, спиртное сюда не завозили. Исключением являлось алжирское вино «Солнцедар». Летом в Совгавань  пригоняли целый танкер с этим вином, и целый год это был единственный, доступный населению, веселящий напиток. Вино это было очень дешевым и отвратительным на вкус. Продавали его в разлив. Крепость этого вина была всего семь градусов и, чтобы захмелеть, выпить было необходимо, как минимум, полведра. Понятно, что спирт в городке заменял валюту.

   По воскресеньям офицеры триста тридцать шестой повадились ходить  обедать в «Сайгон». На удивление, кухня здесь оказалась очень даже не плохой. Они занимали отдельный столик под «пальмой», которую изображал здоровенный фикус. Посетители ресторана были публикой постоянной – местной алкогольной интеллигенцией. На каждом столе этого заведения стояли стеклянные четырехлитровые кувшины с «Солнцедаром». Посетители пили его стаканами, а официантки бродили между столами и активно меняли пустые кувшины на наполненные. Удивительное действие оказывало это вино на местных выпивох. Употребив от трех до пяти литров этого пойла, они становились похожими на зомби. Глаза мутные, движения как у роботов, но на ногах держались и даже членораздельно могли выговорить несколько слов. Подводники «Солнцедар» не употребляли. Зная это, официантки тут же убирали со стола кувшин и стаканы. Вместо них приносили пару бутылок «Боржоми», фужеры и маленькие рюмочки. Синицын открывал принесенный с собой портфель, доставал оттуда флягу со спиртом. Заказывали, как правило, украинский борщ жаркое по кавказски, красную икру, пирожки с грибами, мороженное. Некоторые местные завсегдатаи подходили к морякам выразить любовь и уважение. Им наливали. Выпив маленькую рюмку, они возвращались к своему столу запить и через пару минут замертво валились на пол. Удивительно работала смесь «Солцедара» и спирта.

   Нужно отдать должное, эти местные выпивохи оказались неплохими психологами. Они быстро придумали способ получить угощение. Когда Синицын со товарищи входил в зал, оркестр делал паузу в игре, а один из оркестрантов кричал в микрофон – «Слава советским подводникам!». 3 -4 человека штатных завсегдатаев вставали. Остальная публика, не поняв в чем дело, но подчиняясь «стадному инстинкту», тоже вставала. Аплодисменты… Ну и как после такого приема не налить.

   Как то в один из своих «полу выходных»  поужинав  в «Сайгоне», и сходив на вечерний сеанс в кино, Барк возвращался в «родные пенаты» на плавбазу. Впереди, в том же направлении, семенил какой-то старичок. Обгоняя его, Сергей поскользнулся на льду и едва не упал, слегка задев рукой старика. Он принес извинения и, ускорив шаг, продолжил свой путь. К его удивлению, старичок тоже  ускорил шаг и, приблизившись к Сергею начал задавать  вопросы – кто такой, да с какого корабля. Не получив ответа начал произносить какие-то нравоучения.  Тут же старик признался, что цитировал ему положения из «Кодекса строителя коммунизма». Скоро Барку все это надоело, к тому же он был еще и в состоянии легкого подпития.

   - Дедушка, - обратился он к попутчику, - отстань, ради бога. А  «Кодекс строителя коммунизма» засунь себе в жопу. - После этих слов попутчик отстал.

   На следующий день выяснилось, что «старичок» был не кто иной, как капитан 2 ранга Молоканов, в народе имевший кличку «Полкан»,  начальник политотдела дивизиона.  Он был в двухмесячном отпуске, поэтому Сергей его никогда не видел и не знал.  Как бы там не было, Барку в лупили 10 суток гауптвахты «за дерзость и грубость по отношению к вышестоящему начальнику». Синицын пытался достучаться до командира дивизиона, объясняя, что при нехватке офицеров, 10 суток без старпома смерти подобно. Но все было тщетно. Тут еще некстати в Совгавань прилетела Лиза. Известие о том, что только что приехавшую к мужу жену, ждет расставание на 10 суток, ее огорчило и расстроило. Тем не менее, Сергей начал готовиться к «посадке».

   Гарнизонная гауптвахта находилась в поселке «Заветы Ильича»  и в городке ходили о ней зловещие слухи. Начальником «Губы» был какой-то старший лейтенант, он являлся дальним родственником коменданту гарнизона и постоянно находился при комендатуре, как бы в качестве адъютанта коменданта. Гауптвахтой же фактически и бессменно руководил старшина сверхсрочной службы Давлетов, в народе получивший кличку – «Джага». Возможно, получил он ее в честь известного отрицательного персонажа популярного индийского фильма «Бродяга». Говорили, он и впрямь был похож на Джагу, вернее на артиста, который его играл. Жил Джага при гауптвахте. Рядом находились его дом, сарай и огород. В сарае он держал поросят и курей, а арестованных матросов  использовал в качестве бесплатной рабочей силы. Давлетов по натуре был садист, поэтому постоянно придумывал разные способы издевательств над арестованными матросами. Сам же он  и откровенничал по этому поводу:

    - А это, чтобы пребывание под арестом - медом не казалось. Кроме того,к каждому, сидящему на губе, старшина старался придраться и за малейшее нарушение продлял срок отсидки, как минимум вдвое. Конечно, прав у него таких не было, поэтому все оформлялось от имени коменданта гарнизона. Такие действия старшины объяснить трудно.  Возможно, повлияло прежнее место службы – поговаривали, что раньше старшина служил в охране лагерей строгого режима. Особенный «ЗУБ» имел Джага на офицеров с подводных лодок. Рассказывали как в прошлом году, около полуночи, вывалилась из ресторана «Таежный» толпа подвыпивших офицеров из подплава.  Так случилось, что мимо проходил Джага. Несмотря на то, что было темно, его узнали. Старшину изрядно побили, два месяца в госпитале он лечил сломанную челюсть и другие повреждения. Другой бы после этого сделал правильные выводы, но не такой человек был Джага. Он еще больше ужесточил отношения с арестованными. Правда, в поселок больше не ходил. В магазин отправлял жену, а во дворе дома завел двух громадных овчарок. Случай получил огласку, оброс анекдотами, и командование базы приняло соломоново решение – на «губу» почти перестали сажать провинившихся.         Сергея предупредили о необходимости взять с собой простыни и подушку. Однако постельное белье он  принципиально не взял, так как в уставе черным по белому  написано, что обеспечение постельными принадлежностями на гауптвахте предусмотрено…

   Приехав на гауптвахту, Барк обнаружил на дверях здания замок, по видимому арестованных в наличии не было.  Старшина Давлетов находился в своем дома и был несколько удивлен появлением Сергея. Он, шевеля губами, медленно читал «записку об арестовании».

   - Что это за «грубость по отношению к начальнику»? Ты, что ему по морде съездил?

   - Да, нет в словесной форме.

   - А, что за начальник?

   - Начальник политотдела.

   - Ну, тогда понятно. Ладно, пошли.

      Давлетов, он же Джага , открыл ключом висячий замок на здании гауптвахты и проводил Сергея в офицерскую камеру. Сие помещение было рассчитано на двух персон и по размерам было немного больше  купе поезда. Окно отсутствовало, с потолка свисала лампочка без абажура, тускло освещавшая комнату. Посредине стоял привинченный к полу стол и рядом две табуретки. Слева и справа от стола к стенам крепились две деревянные полки. Днем они пристегивались замком к стене и откидывались для сна только с 22 до 6 часов. На голой стене сиротливо торчала книжная полка с уставами  вооруженных сил,  а под ней едва теплая батарея водяного отопления. Стены, потолок, и пол камеры выкрашены черной краской. Уже сам антураж помещения вызывал минорное настроение. Сергей вспомнил гауптвахту в Тихоокеанске, где ему пришлось отсидеть трое суток. Та «губа» по сравнению с этой походила на рай, данная же камера смахивала на ад, как и сам Джага на дьявола.  В камере было довольно холодно и Джага, не без злорадства, сообщил, что отопление центральное и от него не зависит. Поэтому, мол, шинель можно не снимать и время от времени согреваться физзарядкой.

   Вечером Джага принес ужин – перловая каша с кусочком рыбы, два кусочка черного хлеба и чай. Ужинать Сергей не стал. Так как еда, которую принес старшина, имела неприятный запах, миска была грязная, а хлеб черствый. Позднее, старшина «отстегнул» полку, принес ватный матрас и тонкое байковое одеяло и только сейчас заметил отсутствие постельного белья.

   - Тебе, что не говорили взять простыни и подушку?

   Сергей взял с полки дисциплинарный устав, - читаю специально для Вас товарищ старшина. Содержащиеся на гауптвахте военнослужащие обеспечиваются постельными принадлежностями. Куда входят: матрас, одеяло, две простыни, подушка, полотенце…  Читать дальше?

   - Ты бы не умничал. Потом как бы плакать не пришлось. Мы тут не таких обламывали.

   - А, что это Вы мне все время «тыкаете». В уставе сказано, что обращаться необходимо на Вы, тем более со старшим по званию. Вы старшина – я старший лейтенант.

   - Ну, ты сынок меня достал. Считай, что свой срок ты уже удвоил. – Давлетов сходил домой и принес простыни и подушку, видимо свои личные. Затем бормоча угрозы, ушел. Всю ночь, лежа на продавленном матрасе, кутаясь в тонкое одеяло, накрывшись дополнительно еще и шинелью и стуча зубами от холода, Сергей обдумывал положение, в котором очутился. Видимо, не зря об этом месте ходили страшные слухи. Тем не менее, нужно что-то придумать и как-то выбираться. Досрочное освобождение из под ареста возможно только в двух случаях. Когда корабль надолго уходит в море, либо по болезни…

   Утром Джага  зашел в камеру и обнаружил лежавшего на полке Сергея.

   - Ты почему не встал, хочешь перевода в одиночную камеру?

   - Я и так в одиночной. А не встал потому, как заболел. У меня поднялась температура, болит горло и голова…

   - Ну, эти номера у меня не проходят.  На вид ты вполне здоров.

   - О том, здоров я или нет, может судить только врач. Я требую врача.

   Завтракать Сергей также не стал, сославшись, что болит горло. Через несколько часов, ближе к обеду, во двор въехала госпитальная санитарная машина из которой вышел дежурный врач – лейтенант медицинской службы.

   - Хотя бы попался подводник – просил Бога Сергей. По тонкому синему свитеру, который виднелся у доктора в рукаве кителя, он понял, что медик из подплава. Такие свитера выдавали только подводникам. Лейтенант помял Сергею живот, послушал легкие, посмотрел горло, пожал плечами и сунул ему подмышку градусник. Джага сидел тут же в камере и не сводил глаз с Сергея. Поэтому настучать или натереть градусник, на что был расчет, не было ни какой возможности. Минут через пять, лейтенант поднялся с табуретки, на которой сидел.

   - Ладно, хватит держать. Давайте. – Сергей вытащил  градусник, взглянул на шкалу. Злополучный прибор показывал отсчет 36,6. Ситуация с врачом и болезнью находилась на грани провала. Сергей еще раз взглянул на градусник и протянул его лейтенанту.

   - Ну, что я говорил. Температура 39, недаром я так плохо себя чувствую. – Лейтенант взглянул на градусник, затем на «больного», затем снова на градусник. На его лице явно читалось то ли недоумение, то ли размышление. Сергей, глядя ему в глаза, мысленно внушал: - выручай, зараза ты эдакая. Думай! Думай!

   До доктора наконец дошло. Он встряхнул градусник, сунул его в футляр и,обращаясь к Давлетову, сказал:

   - Пациент болен – очень высокая температура, я забираю его в госпиталь. – Джага скрипнул зубами, выругался вполголоса и вышел. Затем принес «записку об арестовании», поставил штамп гауптвахты и написал: - «освобожден досрочно по болезни».

   Приехав на санитарной машине в поселок, Барк с доктором зашли в медсанчасть, где доктор налил по мензурке спирта и они выпили за освобождение арестованного.

   Вернувшись в город, Сергей позвонил командиру и доложил, как ему удалось «освободиться по болезни». Синицын, подумав, принял такое решение: - Ступай домой и оставшиеся девять суток сиди дома. На улицу ни шагу, иначе подведешь и себя и меня.  А дивизионному начальству скажем, что отсидел весь срок, как положено.

    Сухопутная жизнь в Совгавани для Барка  продолжалась  не долго.   Через два месяца выяснилось, что после ремонта триста тридцать шестая идет на консервацию и Сергея назначили на другую ракушанскую лодку.  Скоро Лиза улетела рожать к матери в Ровно. Вернулась через восемь месяцев с сыном, которого назвали Петром.

   Потом были еще автономки …. Когда Сергей вернулся после очередной, его вызвал к себе начальник штаба.

   - Валтушкайтис уезжает учиться в академию, а тебе предлагаются две должности на выбор. Будешь назначен флагманским штурманом вместо него или старпомом на сто сорок пятую. Иди, подумай.

   Как когда-то «учил жизни» Пустовойтенко, Сергей решил выслушать мнение жены. Лиза размышляла не долго.

   - Ну, конечно флагманским штурманом, он на всю бригаду один, а старпомов по Ракушке целый десяток ходит…. И звучит-то как – Флагманский штурман, не то, что Старпом.

   Первое время, после нового назначения, Барк чувствовал себя не уютно. Он – старший лейтенант, остальные флагмана капитаны третьего ранга. В их компании приходилось держаться особняком. Кроме других многочисленных обязанностей, флагманский штурман должен проводить занятия с командирами подводных лодок. Устраивать для них контрольные навигационные прокладки, заставлять решать задачи по астрономии и такое прочее. Командиры все были, в-третьих, и вторых рангах и по возрасту старше его. Ставить двойки, и притирать их, как школьников, было проблематично. Понимая это, на первые занятия приходил начальник штаба. Сергей ставил оценки, а  с двоечников, если таковые случались, «стружку» снимал Андриенко. Со временем, Сергей привык к новым обязанностям и справлялся с ними самостоятельно.

   В автономках многие офицеры отпускали бороды, по возвращении их сбривали. Если некоторые продолжали щеголять с бородой, командование их нещадно третировало и «не мытьем так катаньем» заставляло бороды сбрить. В очередной автономке отрастил бороду и Сергей. По возвращении бороду не сбрил. Комбриг – основной гонитель бородачей, был

в отпуске. Так удалось проходить в бороде с неделю. Наконец его вызвал «на ковер» начальник штаба.

   - Ты когда приведешь свой «фейс» в уставное состояние? Я бороду имею ввиду.

   - Так в уставе сказано: «военнослужащий должен иметь короткую, аккуратную прическу». Про усы и бороду там ни слова. К тому же, многие наши вожди носили бороды. Маркс, Энгельс, Ленин, Троцкий, Фрунзе, Дзержинский, Менжинский….

   - А Троцкого ты зачем сюда приплел? – хохотнул Андриенко.

   - Так он же командовал вооруженными силами. Это потом они с Лениным разругались.

   - Ладно, ступай. Можешь еще неделю пофорсить, а вернется из отпуска комбриг, он тебе ее вместе со скальпом обдерет.

   Комбриг уравнение с бородой решил очень просто. Он вызвал Сергея в кабинет, достал из стола какую-то бумагу.

   - Видишь, это представление на присвоение тебе очередного воинского звания – «капитан-лейтенант». Я кладу его в папку и подпишу, когда ты явишься на мои ясные очи без бороды. Уразумел? Свободен.

   Так Барк лишился бороды, но приобрел дополнительные звезды на погоны.

Меридиан четвертый

Автономка

                Мы говорим не компас, а кампас.

                Мы по морю не плаваем, а ходим.

                И смерти мы в лицо глядим не раз.

                И спирт, когда мы пьем, водою не разводим.

      Проснувшись от стука, Сергей взглянул на часы и поспешно, как будто уличенный в чем-то плохом, спустил ноги с койки. Курсантская привычка оставшаяся на долго. В училище  лежать на койке в дневное время, как известно, не принято. Было десять часов двадцать минут.

   Стук больше не повторился – наверное, показалось. Перед этим был какой-то приятный сон, который прервался на самом интересном месте. Сергей старался вспомнить его. Если вспомнить, то можно и продолжить, как кинофильм после склеивания ленты. Иногда это ему удавалось. В каюте было тепло и тихо, до обеда можно спать, ибо редко удается отоспаться, компенсируя бессонные ночи.

   Плавбазу слегка покачивало – значит, погода не улучшилась. Полежав еще, Сергей понял, что идеальная тишина ему только казалась после двух суток грохота дизелей, ударов волн об обшивку, Теперь он уже явственно различал жужжание электромотора под палубой, где-то капала вода – наверно в соседней каюте неплотно закрыли кран, на верхней палубе изредка хлопал от ветра брезентовый чехол на брашпиле. Все эти звуки доходили до Сергея, как сквозь туман или дрему. Спать вроде бы, и хотелось, в то же время он знал, что уже не уснет.

  Наверху стукнула дверь тамбура. Простучали каблуки по трапу – кто-то шел по коридору. Шаги приближались. Наверняка рассыльный и кроме как к нему идти ему некуда. Сергей снова сел не койке и, когда шаги поравнялись с дверью каюты, упреждая стук и доклад, крикнул через дверь: - Войдите!

   Рассыльный по плавбазе высокий матрос с яркими веснушками по всему лицу. Казалось, что они у него рассыпаны даже по бескозырке, сливаясь с надписью на ленточке   «Тихоокеанский флот».

   - Товарищ капитан-лейтенант Вам телефонограмма, - затем, шумно выдохнув, добавил, - с узла связи передали, из Н-ска, от вашего комбрига.

   На бланковом листке, рукой дежурной телефонистки было написано:= КАПИТАН-ЛЕЙТЕНАНТУ БАРКУ. СРОЧНО. С ПОЛУЧЕНИЕМ НЕМЕДЛЕННО ПРЕКРАТИТЬ КОМАНДИРОВКУ. ПРИБЫТЬ В ШТАБ СОЕДИНЕНИЯ. КАМОВ =

   Сергей медленно читал короткий текст. Буквы почему-то не передавали содержание, словно были написаны на незнакомом языке. Нужно было встряхнуться, прогнать остатки сна. Вместо этого, он никак не мог прогнать совершенно неуместную мысль-вопрос. Какой из четырех телефонисток узла связи мог принадлежать почерк на бланке телефонограммы? Так бывало. Иногда он пытался нарисовать себе образ женщины, впервые услышав ее голос по телефону или радио. Обладательницу тихого мелодичного голоса наделял хрупкой фигурой, небольшим ростом и очаровательной внешностью. Владелицу низкого, хриплого или просто громкого представлял с крупным телом, высокую с сигаретой в зубах. Часто эти прогнозы не совпадали с действительностью, что каждый раз его искренне удивляло…

   Сергей расписался в журнале и отпустил рассыльного. Затем принял душ, собрал вещи и, сдав каюту дежурному по плавбазе, сошел на пирс. Над городом висели низкие облака, холодный порывистый ветер дул с залива. Погода, как и его настроение, была неважнецкая…

   Плохому настроению Сергея было объяснение. Флагманский штурман соединения подводных лодок капитан-лейтенант Сергей Николаевич Барк был направлен во

3

Владивосток на судоремонтный завод, где ремонтировались несколько кораблей их соединения. Одна лодка выходила на ходовые испытания, и нужно было проверить качество ремонта навигационных приборов, на другой монтировался новый астронавигационный комплекс. Это официальная часть  и основная сторона командировки, но была и другая неофициальная и, тем не менее, тоже немаловажная. Это возможности большого города, где есть театр, цирк, дом офицеров, наконец, просто

ресторан. Бригада подводных лодок, в которой служил Сергей, базировалась в глубинке, где ничего подобного нет. И вот вместо запланированных мероприятий «вкусить от цивилизации» он спешил в аэропорт, надеясь успеть на послеобеденный рейс. Ведь следующий самолет будет только через двое суток.

   По пути его тревожили мысли: Чем вызвана телефонограмма  комбрига? Что могло случиться: поломка техники, посадка одной из лодок на камни, какое-то архисложное задание…Сергей мысленно перебирал варианты, но ничего определенного предположить не мог. Вскоре предстояли большие флотские учения, но лодки, которые были назначены для участия в них и уходили в океан, были подготовлены и уже проверены. В них он был уверен. Так что же?!!

   Пестрые картины, проносящиеся за окнами автобуса, постепенно отвлекли его и он, непроизвольно, перестал думать на служебные темы. Город действительно был необычным, непохожим на другие портовые города, где приходилось бывать. Длинные языки заливов, многочисленные бухты и проливы охватывают его со всех сторон, создают впечатление, что море здесь присутствует везде…

   Когда-то все побережье в этих местах было покрыто дубовым лесом. При строительстве города, он постепенно вырубался. Рос город и лес отступал все дальше и дальше, а жилые

и административные здания росли как грибы, опоясывая ближайшие сопки многорядными ярусами. Спустя время, жители обратили внимание на то, что в городе маловато зелени. Решили разбить скверы, посадить парк. Это оказалось нелегкой задачей. Слой почвы, на котором может, что-то расти, оказался очень тонким. Стройки и порубки нарушили его целостность. Затем дело завершили штормовые ветра, сдувая тонкую пленку ценного перегноя и обнажая темно красную почву, на которой почти ничего не растет.

   Современный красивый город с ярусами белоснежных домов, спускающимися к морю. Коробки домов, как бы врезаны в красную почву. Сам цвет земли не привычный для глаза и то, что на ней нет растительности, оказывает психологическое воздействие, особенно на приезжих. К этому нужно привыкнуть. Впрочем,  местная публика, занятая своими ежедневными заботами, этого уже не замечает.  К тому же в последнее время, у домов стали делать небольшие газончики на привозном черноземе.

   Скоро улицы города ушли назад и дорогу обступили невысокие сопки, покрытые дубовым подлеском. Монотонно чередовались пологие, но частые спуски и подъемы, однообразно мелькали за окном деревья, покрытые пыльной листвой бурого цвета. Сергей задремал…

                ***

   Командир бригады, капитан 1 ранга Камов, прохаживался по своему узкому как пенал кабинету. В народе этот кабинет называли «норой».

   - Ну что флагштур, просился в поход?!

   - Просился, но вы же не разрешили.

   - Не разрешил, потому что здесь дел выше головы, и ты это прекрасно знаешь. Но сейчас обстановка изменилась. Во-первых, число лодок участвующих в учениях увеличено, а времени на подготовку практически нет. А во-вторых, командующий снял Петухова.      Подвел ты меня с этой кандидатурой. Так что на «двести седьмой» придется идти тебе, ну а о Петухове у нас с тобой разговор впереди…   Выйдя от Камова, Сергей остановился на площадке трапа, вытащил сигарету, тщательно размяв ее, закурил. Полученную информацию нужно было обдумать. Лейтенант Никита

4

Петухов с «двести седьмой»  был однокашником Сергея по училищу и являл собой типичный пример офицера «неудачника», у которого «служба не пошла». Женился он еще

на третьем курсе на выпускнице театрального училища, женщине броской внешности, супермодной и таких же «современных» взглядов. Окончив училище с отличием, Никита попросил назначения на Тихоокеанский флот. Жена, к тому времени видно подустала от «светской столичной жизни» и из Ленинграда уехала легко. Поселок из нескольких домов, живописная бухта, нетронутая тайга, сопки и вместе с тем почти сплошь ленинградское общество – все это привело ее поначалу в восторг. Она развила бурную деятельность в самодеятельности, женсовете….Отдавая должное, ее внешности, на нее откровенно заглядывались многие молодые офицеры, да и немолодые тоже.  Гарнизонных дам это приводило в негодование. Видя все это, и будучи по природе неглупой, она откровенно кокетничала. Никита все видел, ревновал, но внешне держался. Очень любил, ну и, конечно, верил. Детей у них не было, какое-то время так и жили. Потом, вернувшись из очередной автономки, Никита обнаружил в пустой квартире записку и заявление в суд о расторжении брака…           Петухов основательно запил. Сначала его жалели и делали вид, что тяги к рюмке не замечают.  Затем пришли взыскания по службе, снижение в воинском звании….Около года назад, Никита вроде бы взял себя в руки и служба у него стала налаживаться. Потом была авария, обошлось без жертв, но Никита снова сорвался. Конечно, не будь Петухов первоклассным специалистом, мастером своего дела, его давно бы задвинули заведовать каким-либо «складом грязного белья». От похода Петухова хотели отстранить, но Сергей упросил комбрига, поручился за него. Присутствующий при этом начальник штаба не преминул вставить:

   - Барк всегда заступается за Петухова, «гуманист», у нас только комбриг и начальник штаба «бурбоны»…

   Тогда Никиту удалось отстоять и вот теперь «снят с должности»…Потушив сигарету и бросив окурок в гильзу от снаряда, стоящую в углу вместо урны, Сергей зашел в рубку оперативного. Обменявшись несколькими, ничего не значившими фразами с дежурным и прочитав разведсводку, Сергей вышел из штаба и направился к пирсам….   На третьем торпедопогрузочном «двести седьмая» грузила торпеды. Их грузили в кормовые аппараты, и лодка стояла с большим дифферентом на нос. Из воды торчала: часть рубки и кормовая часть лодки с обнаженными крышками кормовых торпедных аппаратов. На рубке сиротливо маячила фигура старпома Анохина.

  - Ну и долго вы вот так народу голую задницу казать собираетесь?

   - А, товарищ Барк, мы Вас приветствуем и обнимаем. На Ваш вопрос отвечаем: - одну загрузили, ждем-с, когда подкатят вторую. Личный состав по боевой тревоге, материальная часть в строю. Какие еще вопросы, «ваш бродь»?

  - Есть вопросы.

   Сергей ловко перемахнул прямо с пирса на скоб трап рубки и вскарабкался на верх.

    - Сергей Николаевич, ну как можно?! И это флагманский штурман, любимец публики, но не начальства….Ведь во вред себе. Где пример младшим, где техника безопасности, наконец, где солидность?!

  - Ну, заладил. Ты мне лучше про Петухова поподробней.

 - Это можно. Значит, дело было так. Приход комфлота не ожидался. Он проходил мимо базы на БПК, но резко усилившийся шторм вынудил завернуть к нам. Дело было к ужину, часть экипажа ушла в казарму. Ну, комбриг встретил, доложил: так, мол, и так, готовимся. Все по плану, все хорошо. Ну, комфлота послушал: - Теперь, - говорит, – пройдемся по лодкам, хочу сам посмотреть.- Первая была наша. Все получилось неожиданно. Командир был в штабе, я в каюте находился, слышу, на пирс вызывают. Выскочил, в чем попало, –

думал кто свой, а тут командующий. –А это, что за тракторист? – спрашивает про меня у комбрига…Дальше все так и пошло наперекосяк…Пока комфлота рубку обходил, я шепнул вахтенному, чтобы предупредил по связи центральный пост. На вахте парень стоял старательный, из молодых. Доложил четко: -Центральный! Внимание, на лодку прибыл командующий флотом. – Получив столь странную информацию, в центральном задумались, но не надолго. Командир БЧ-5, капитан 3 ранга Крамарь, повернулся к боцману и не без сарказма заметил:  - Солдатенко, у тебя как Филимонов на вахту заступит, так можно в театр не ходить. На прошлой неделе подводного диверсанта обнаружил – переполох на всю бригаду устроил, сегодня извольте самого командующего встречать. Слава богу, что не самого министра обороны.   После этих слов, в центральном  весело заржали. Дальше как в известной картине «не ждали». Комфлота явно не привык, чтобы его появление предварялось, дружным хохотом…Я доложил нагрузку, затем пошли по лодке. Начали с первого…

  - Слушай, Анохин, я же про Петухова просил…

 - И я про Петухова. Петухов в четвертом отсеке, в выгородке, реле на агрегате гирокомпаса откручивал. Доказывал старшине штурманских электриков, что реле можно снять, не демонтируя агрегата. Команду о прибытии начальства, видать, не слышал – в выгородке шум стоял от электромотора воздуходувки. Командующий, по закону бутерброда, возьми и загляни в выгородку, а там из-за агрегата зад Петухова торчит. Сам то он вниз головой туда залез и гайки крутит. Командующий и шлепнул его по заднице: «Вылазь, – говорит – отдохни» Петухов думал кто-то из своих, выразился не литературно…Затем вылез потный, взъерошенный, но быстро сообразил, что к чему, доложил толково…Потом адмирал возьми и спроси, что-то насчет жены, семьи. Петухов ответил резковато, что это, мол, мое личное дело и никого не касается. Зря он так, конечно, командующий ведь не знал его истории. Дальше, больше. Адмирал спросил, когда училище закончил. Петухов ответил. Комфлота спросил, почему еще не старший лейтенант. Петухов говорит, что старшим я уже был.    – За что разжаловали?    -  Пью, говорят много, - отвечает Петухов. Ну, адмиралу видно надоело.  Отправьте, - говорит комбригу,- этого молодца в отдел кадров флота, на днях будет приказ о его переводе в береговую часть.  С такими настроениями на лодке служить нельзя.

  …Домой Сергей пришел только вечером. Жену встретил во дворе, она вешала белье. Раскинув руки, шутливо пропел: - «встречай Лизавета, к тебе я приехал на горячем боевом коне».

  Лиза обняла мужа, но Сергей тут же отстранился.

 - Объятия дома, негоже на улице театр делать.

 - Ужин на столе. Уже дважды подогревала. Сегодня грибы, твои любимые.

  - А, что знала что приеду?

 - Еще утром.

  - Да, в нашем поселке секретов не бывает. Ты и про Никиту, наверно, все знаешь? По больше меня, во всяком случае.

  - И про Никиту знаю, Кстати, вместе с командующим был Член Военного Совета. Он ходил по поселку, интересовался, как офицеры живут.

 - И к нам заходил?

  - К нам нет, а напротив заходил.

 - Ну, и ?

 - Да, застрял на кухне между плиток и столиков, а девчата говорят, что у нас, мол, эта кухня на три семьи.

 - А он?

  - Непорядок говорит, будем строить…

  - А они ?

 - А они говорят, что уже три года обещаете. А он говорит, что теперь уже точно.   -    - Пословицу знаешь украинскую: «обіцянка цяцянка, а дурневі радість»   - Потом, я с Сонею с ним о Петухове поговорили. Рассказали его историю. Просили поговорить с командующим.

   - А он ?

   - Сказал, что в городе ему будет легче. Смена обстановки и вообще…

   - М-да, не лезли бы вы куда не просят. Давай твои грибы, что-ли.

   После ужина, Сергей закурил и продолжил розговор с женой.- А, знаешь, почему ЧВС пошел осматривать дома офицерского состава? Ведь по должности обязан был сопровождать командующего и ходить по лодкам.

   - Интересно, почему?

   - Да, было дело…Прошлой зимой он, в составе комиссии посетил одну из лодок во Владивостоке. Был приличный мороз и ему выдали кожаную меховую канадку максимального размера, которую он умудрился напялить, прямо на шинель. Лодка била зарядку и дизеля работали на просос, т.е. воздух забирали через верхний рубочный люк.

   - Ну, и?

   - Да застрял ЧВС в люке, заклинил его намертво, ты же видела его габариты и живот. Подача воздуха к дизелям прекратилась, в отсеках создался приличный вакуум. Дизеля моментально высосали воздух из отсеков и заглохли. В результате вакуума, глаза у комиссии полезли из орбит, заложило уши. Из трюма, к изумлению комиссии, выскочили две здоровенные крысы. Не обращая внимания на людей, они уселись на задницу посреди отсека, и начали бить себя лапами по ушам…Потом, когда давление сравняли, ЧВСа пытались втащить за ноги вниз, не получилось. Два человека, находящиеся в рубке наверху, начали тащить его вверх, но там более полутора центнеров веса, не осилили. Механик предложил задраить отсек и дать воздух высокого давления.

   - Вышибет как пробку из бутылки шампанского!

   Предложение отвергли, ЧВСа могло зашибить. Позвали на подмогу  вахту с соседней лодки… Вчетвером выдернули «репку». И смех, и грех, весь подплав неделю смеялся. Теперь ЧВС лодки седьмой дорогой обходит…

                ***

      На другой день, прямо с утра, Сергея закрутила текучка. Выяснилось, что необходимо дополучить в гидрографии навигационные карты для трех лодок. Имеющиеся на борту настолько вытерлись, что Сергей их забраковал.

   - Это как же Вы на них плавать собрались, - распекал он незадачливых лейтенантов, - они светятся как рыбацкая сеть, на них уже оцифровки глубин не видно. Что?! Не слышу! Экономить!!! Так Вы скоро экономистами станете. Бумагу в гальюне и мыло в бане не пробовали экономить?...

    Лица штурманов удивленно вытянулись, ситуация была нетипичной. Флагштур бригады отличался корректностью, и на вульгаризмы срывался крайне редко…   Карты нужно было получит сегодня. Завтра суббота, там воскресенье, все это потеря времени. А к, до понедельника, их можно обработать, нанести полигоны, районы опасные от мин, проложить маршруты. Гидроотдел находился в районном центре, за 30 километров. рейсовый автобус ходил два раза в день и последний рейс уже ушел. Барк поспешил в штаб просить машину.

  Начальник штаба, капитан первого ранга Иван Иванович Андриенко – крупный, полный, иногда добродушный, любитель пошутить, но не любил, когда шутили другие. В народе его называли «Два Ивана», сидел в своем кабинете, в народе именуемом «дуплом». Наверное, потому, что круглыми глазами и крючковатым носом «два Ивана» напоминал сову.   Здесь же находился сухонький, верткий мичман Харин – начальник секретной части, который принес Андриенко на подпись и ознакомление ряд документов.

   - Прошу разрешения, - Сергей просунул голову в дверь, и после утвердительного кивка начальника штаба, вошел и продолжил, - товарищ капитан 1 ранга необходимо дополучить карты в гидрографии, автобус уже ушел, нужна машина.

   - А, о чем утром думали?!

   - Непригодность части карт я выяснил, после того как автобус ушел. Ждать до понедельника нельзя, Вы же знаете сроки.

   - Ну и о какой машине Вы толкуете?

   - Как о какой! О машине штаба.

   Здесь следует заметить, что для нужд штаба соединения положен газик, и он везде есть. Однако начальники штабов искренне считают его своей кровной служебной машиной и смертельно обижаются, если на нее кто-либо претендует. Барку следовало, в крайнем случае, сказать «Вашу машину». Дразнить начальство для дела всегда вредно…    Выслушав аргументы Барка, «Два Ивана» повернулся к Харину и  назидательным тоном произнес:

   - А, что Архип Константинович, когда мы были такими вот молодыми, я что-то не припомню, чтобы приходили к начальнику штаба, брали за глотку и требовали машину привезти карты.

   Харин осуждающе покачал головой, что должно было означать, что такого действительно не бывало. Затем, видно решив, что этого мало, добавил с аффектацией:

  - О времена! О нравы!

  Это был явно перебор и «Два Ивана», как опытный дирижер, хотел поправить ситуацию, но Сергей снова сорвался, который раз в этот день.

   - Вы забыли маленькую деталь. В Ваши времена лодки дальше «Пятого угла» не ходили, а теперь пачками в океан и между делом…    После этой тирады, «Два Ивана» сменил тон с благодушного на официальный и, после короткого разноса, выгнал Барка из кабинета, но машину дал.

   В суматохе последних приготовлений прошло еще несколько дней. Назначенный срок неумолимо приближался и когда наступил, Сергею казалось, что все-таки времени не хватило. Совсем немного – суток, нескольких часов. Да, еще бы сутки и вот тогда…Но события развивались своим чередом. Прибывшие для проверки готовности офицеры штаба флота заканчивали работу. Штурманскую службу проверял флагштур флота, который хоть и сделал ряд замечаний, но в целом подготовкой кораблей соединения остался доволен. И хоть разбор проверок заместителем командующего флотом был назначен на завтра, Сергей уже знал, что краснеть ему там особенно не придется.

   Актовый зал клуба соединения был заполнен почти полностью. Разбор готовности кораблей к выполнению поставленных задач, заместитель командующего и член военного

совета проводили, собрав весь офицерский состав соединения. Несмотря на большое количество людей в зале, напряженная тишина лишь изредка нарушалась осторожным покашливанием да скрипом стульев. Сухо и лаконично звучали доклады офицеров штаба флота. Заместитель командующего проводил разбор в своей обычной манере. Если назывались серьезные замечания, он жестом руки прерывал докладчика. В зале наступала предгрозовая тишина, затем подымали виновников, и адмирал давал конкретную оценку их деятельности. После подобных разборов, таких офицеров мокрых от пота можно было бы выжимать. Нужно заметить, что на этих разборах, многое зависело от умения докладчика «подать материал». Иногда за незначительные промахи, но умело преподнесенные и «приправленные» следовали довольно жесткие выводы, нередко со снятием с должности либо с серьезными взысканиями. Среди проверяющих подобным «мастерством» отличался капитан 1 ранга Казимиров, вот и сейчас он со вкусом распекал очередную жертву. На одной из лодок он обнаружил несколько контрольно-измерительных приборов, у которых заканчивался срок очередного освидетельствования. Само по себе замечание могло быть устранено в короткий срок, но Казимиров, сев на любимого конька, сумел накалить обстановку даже на этом. Уже стояли в проходе, вытирая пот, командир лодки, офицеры электромеханики, начальник лаборатории КИП…Когда их усадили, в зале немного оживились, разбор подходил к концу.

   - Федор Ипполитович, что это вы головой покачали. С чем-то не согласны?- спросил член Военного Совета седого капитана 1 ранга заместителя комбрига по электромеханической части Костенко. Тот поднялся, насупив брови, оглядел притихший зал и четко бухнул, как ударил в колокол:

    - Да, не согласен!

   У члена военного совета удивленно поднялись брови, поднял голову и зам. командующего.

    - Поясните пожалуйста.

   Костенко, выдержал паузу, как бы собираясь с духом, затем продолжил.

    - Я не согласен с подобной манерой доклада. Слушая   тов. Казимирова, можно подумать, что он служит на другой планете. Что вся его служба заключается в том, чтобы приехать, отыскать замечания и разделать виновника на разборе, как бог черепаху…На практике знаю, что у офицеров, попавших на расправу к Казимирову, несколько дней все валиться из рук. Они не могут в эти дни должным образом править службу. Кстати, по данному случаю. За последние два месяца, мы отправили товарищу Казимирову три телеграммы, чтобы он выслал бригаду наладчиков, т.к. в лаборатории КИП не соответствуют техническим условиям два стенда. Косвенно он тоже виновен в том, что лаборатория не успевает проверять приборы в срок. Уважаемые товарищи проверяющие, наплевательски относятся к чувству собственного достоинства офицеров. Могут нагрубить в присутствии подчиненных, унизить. Позволяют себе фамильярное и нецензурное обращение…

    Костенко, кашлянул в кулак, хотел еще что-то добавить, но встретился взглядом с вытаращенными от ужаса глазами комбрига, махнул рукой и сел. В зале прокатился шумок, заерзали на стульях, закашляли. Все чувствовали неловкость момента. Пауза затянулась…

    Сергей толкнул локтем в бок, сидевшего рядом флагманского минера Петрова.

    - Во, дед дает, молодец!

    - Молодец то молодец, но храбрость его объяснить несложно. Выслуга давно есть, на пенсию созрел.

   - Всегда ты Петров норовишь найти свою ложку дегтя. Да, если рассуждать по твоему, то, тем более деду должно быть все до печки. Сиди тихо, оформляй документы на пенсию и сохраняй здоровье…

   Медленно встав из-за стола, зам. командующего подошел к рампе. Зал притих, превратившись в сплошное внимание.

   - Ну, что ж…Что тут сказать, прав Костенко…С каждым годом растет темп службы, зачастую начальнику некогда пригласить офицера в кабинет для разговора. Многие из них делают разносы «на месте», не проследив отсутствия подчиненных  данного офицера. Да и условия подводной лодки, вся служба на ней – причина тому, что здесь все на виду. Это, конечно, не оправдывает, но хоть как-то объясняет…Впрочем это не аргумент, у надводников эта проблема еще острее…С хамством будем бороться. Пожалуй, вопрос уже созрел и для особого разговора на Военном Совете.

   Затем вице-адмирал подвел итоги проверки. Сказал, что в целом итогами проверки доволен и считает, что лодки задачи выполнят. Здесь впервые и прозвучало название учений – «Океан». Заканчивая выступление, зам. командующего встретился взглядом с Казимировым, который сидел с выражением обиженного ребенка на лице. Вице-адмирал нахмурился и сказал:

   - Капитан 1 ранга Казимиров остается в части, я продляю ему командировку на 10 суток. Думаю, ему будет полезно пожить среди подводников, помочь устранить им же сделанные замечания, заодно разобраться с лабораторией КИП.

    Казимиров в изумлении приподнялся со стула. Его большие, красивые глаза выражали обиду и недоумение. В отчаянии он протянул руку, выразив этим жестом и просьбу и упрек, но адмирал уже отвернулся и не увидел этого.

   Затем, член военного совета зачитал несколько приказов и директив. Несколько человек были награждены грамотами и ценными подарками. Это были новшества новых времен. Закончились те времена, когда после двух автономок, офицер награждался орденом. Старички в Генеральном штабе возмутились: - Скоро эти подводники будут иметь орденов больше чем у нас фронтовиков. И ордена заменили грамотами  и «ценными подарками» – электробритвами «Харьков» и будильниками «Слава»…Далее, объявили о присвоении ряду офицеров очередных воинских званий.

                ***

   На «двести седьмую» Сергей прибыл, когда на палубе уже строились швартовые команды. На мостике находились: командир ПЛ – капитан 2 ранга Пустовойтенко, большой оригинал, считавшийся на бригаде остряком и непревзойденным мастером

подначки, уже известный нам, старпом Анохин, штурман – старший лейтенант Никишкин и боцман – мичман Солдатенко. Барк в два прыжка проскочил узкую сходню, отдал честь флагу и поднялся на мостик. Сергей откровенно был рад, что в поход идет именно на «двести седьмой». Он, как и многие в соединении,  любил Александра Александровича Пустовойтенко, человека не только оригинального, но интересного. Отличного рассказчика, умеющего в любой обстановке снять напряжение, создать ровную благожелательную атмосферу, что в условиях подводной лодки, особенно важно. Кроме того, Сан Саныч, так его за глаза называли офицеры, был одним из лучших командиров бригады, хотя официально таковым не значился. Виной тому был ряд особенностей его характера. Он презирал медленные, осторожные действия, длительные обдумывания, азбучные типовые решения. Сам решения предпочитал сложные, действия быстрые и дерзкие. Некоторые считали, что Пустовойтенко часто идет на риск, хотя сам он с этим не соглашался.

   - Мы очень любим перестраховаться. Как бы чего не вышло. На швартовку самым малым. Торпеды грузить, так чтоб полный штиль. А когда обстановка заставит действовать быстро, окажется, что не умеем. Решительности, быстроте, смелым действиям тоже нужно учиться – это само собой не приходит, - так не раз говорил Пустовойтенко на различных совещаниях в штабе, и многим такая линия была не по душе. Не нравилось, также, что позволял он себе высказываться не «как надо», а как считал нужным, что имел собственное мнение. Все это очень нравилось Сергею, он старался украдкой подражать Сан Санычу, хотя и так в их характерах было много общего. Кроме того, несмотря на разницу в возрасте, они были друзьями.

   Пустовойтенко кивнул Сергею и взгромоздившись на ступеньку правого крыла, привычно скомандовал:

   - Исполнять приказания машинного телеграфа! Отдать швартовы! Сходню на пирс!

   Обычно подается команда: «сходню на борт» и только если лодка уходит далеко и надолго, сходню оставляют на берегу, как лишний и бесполезный в море предмет.

   - Руль лево десять! Бортовые средний назад!

   «Двести седьмая» отходила от пирса, как всегда, стремительно…

                * * *

 Сергей вспомнил, как познакомился с Сан Санычем.  Он заканчивал 5 курс Ленинградского Высшего Военно-Морского училища имени Фрунзе и проходил преддипломную стажировку в одной из дивизий подводных лодок Северного флота. После стажировки, его и еще человек двадцать таких же мичманов-стажеров собрали в клубе для «прощальных церемоний». Мероприятием руководил начальник политотдела, но его вызвали к оперативному дежурному на «прямой провод» с политуправлением ВМФ. Мичмана откровенно скучали и, лениво переговариваясь, ждали когда, наконец, их отпустят. В зал заглянул незнакомый офицер с пышными пшеничными усами. Что-то мальчишечье озорное в его глазах привлекло к нему внимание. Вошедший, оглядел курсантов и насмешливо, но вполне дружелюбно произнес: « А, стажеры, наша смена и

надежда…» Из дальнейшей беседы выяснилось, что старпом со «сто сорок первой» Александр Пустовойтенко сам оканчивал училище им. Фрунзе, поэтому живо интересовался новостями из «альма-матер». Интересовался, кто из преподавателей ушел на пенсию, кто возглавил кафедры, какие изменения произошли в программах подготовки.

Мичмана попросили Пустовойтенка дать несколько практических советов завтрашним лейтенантам. Кивнув головой, что означало согласие, Александр, покосился на сцену, где за столом сидел пропагандист политотдела дивизии капитан 2 ранга Машкин.

   - Ну, если только политотдел не возражает.

   Машкин пожал плечами, продолжая что-то писать. Сей, жест можно было понять так: - трави, пока официальная часть не начата.

   - И так, господа гардемарины, первым делом выбросьте из головы наивные мысли, что Вас с нетерпением ждут на флотах, что Вы «соль земли», что произведете революцию на флоте, откроете новые острова, изобретете «перпетум мобиле» и т.д. и т. п.

   Пустовойтенко сделал паузу и внимательно посмотрел на курсантов. Убедившись, что они заинтересовались и внимательно слушают, продолжил:

    - На флоте Вас действительно ждут, но, не воздыхая, как от пасхального кулича, а как ждет пациент своей очереди к стоматологу…Ваш будущий командир, с тоской прикидывает, сколько попортит из-за Вас крови и сколько часов не доспит, пока поставит

Вас на ноги. Флагманский специалист соображает, кого из допущенных офицеров ему придется посылать в море для дублирования Вашей должности, сколько времени Вы будете сдавать зачеты на самостоятельное управление, и как часто емусамому придется делать за Вас многие вещи. Ваши сослуживцы тоже думают, что за «фрукт» появится на лодке, как скоро освоит дежурство по кораблю…Ваши будущие подчиненные, что за «кота в мешке» приготовила им судьба на роль командира. И наконец начальник политотдела с тревогой и тоской, как скоро Вы запросите квартиру и сколь большой выводок привезете с собой…Теперь конкретнее. Если перед назначением у Вас будет возможность выбора места службы, выбирайте его по совету жены. Важность этой рекомендации трудно переоценить. Потом в течение ряда лет у Вас будет возможность упрекать ее в неудачности выбора, в медленном продвижении по службе и т.п. В противном случае, такие упреки будут делаться в Ваш адрес.

   В отдел кадров флота не спешите прибыть в первых рядах, полезно даже немного запоздать. В этом заведении сначала раздают места похуже, а лучшие тянут до последнего момента. Мало ли какая поступит команда, и кому могут понадобиться «хорошие места».

В кадрах старайтесь не показать, что Вам хочется попасть в определенное соединение или на лодки определенного проекта. Ибо, если такое желание заметят, то, наверняка, сделают наоборот. Такая уж манера у кадровиков. По этому следует бодро сказать, что готов на любой вариант, либо скромно поинтересуйтесь, что Вам могут предложить.

   Наконец, получив назначение, Вы прибываете в пункт базирования Вашей подводной лодки. Не спешите «с корабля на бал» т. е. не следует сразу спешить в часть. Вполне

возможно, что Вы измучены дорогой, мятый, потный, неумытый, в запыленном обмундировании, не свежей рубашке.   Представляете собой вид довольно жалкий, если

не сказать больше. На фоне других офицеров, контраст может быть не в Вашу пользу. Вы можете попасться на глаза командиру соединения и таким останетесь в его памяти на довольно длительный период. Да и на своем корабле Ваш командир и сослуживцы непроизвольно запомнят это Ваше первое появление…Поэтому следует отоспаться и привести себя в порядок. Прибыть, первый раз, лучше после обеда.  Во-первых, все сытые – значит добрые. Во-вторых, за пол дня многие уже помялись, запылились – а тут Вы, отутюженный, блестящий, как новая копейка. И…скромный. Внимательно осмотрите себя, нет ли у Вас чего-нибудь не стандартного. Снимите с себя вычурные запонки, обуженный галстук, модные туфли. Если у Вас оригинальные баки или усики, их следует

безжалостно сбрить. Все это можно себе позволить потом, но первое появление в части должно быть безукоризненным…

   Прибыв в соединение, Вы представляетесь командованию, после чего Вас представят офицерам корабля и личному составу. Разговаривая с командиром и старпомом, будьте кратки и немногословны. Даже видя, что начальники расположены к беседе, не пускайтесь в разглагольствования. Офицеры, основательно послужившие на флоте, любят поговорить сами, но не слушать «чириканье» молодых лейтенантов. Если разговор Вам не интересен или Вы знаете суть вопроса, старайтесь не перебивать, умейте выслушать,

причем делайте вид, что все сказанное является для Вас откровением. Все это расположит к Вам собеседников.

   В первые дни, как можно дольше, сохраняйте ленинградскую светскость и вежливость. Встаньте, если встал начальник, спросите разрешения войти и выйти, а, получив таковое,

 говорите «есть» и четко поворачивайтесь. Такое поведение приятно шокирует Вашего командира, давно отвыкшего на подводных лодках от всего этого. С сослуживцами разговаривайте с достоинством, но скромно. Не вздумайте хвастать или показывать глубокие знания. Лучше помолчите и дайте возможность Вас поучить. Это настроит всех в Вашу пользу. Придя на корабль, постарайтесь скрыть свое впечатление, если оно будет

отрицательным. Воздержитесь от эпитетов типа «старое корыто» или «дырявая калоша» ибо потом горько пожалеете об этом.

   Кто-то из мичманов подал реплику:

   - Вы, наверняка, всегда так и поступали ?!

   - Нет. Вы не угадали. Я частенько поступал наоборот, поэтому отрицательный опыт получил в полной мере…Но не будем отвлекаться.  Со всей серьезностью отнеситесь к приему дел и обязанностей. Как правило, молодой офицер, принимая дела, не замечает солидных недостач и нехватки части приборов и ЗИПов, а потом расплачивается за это наличными. В приемный акт не забывайте включить недостающее обмундирование своих подчиненных и их грубые проступки…

   Отдельно и более подробно, я хотел бы остановиться на таком понятии как чувство меры.

О, не улыбайтесь – это целая наука. Это важно во всем. Отклонения  нежелательны ни в ту, ни в другую сторону.  Вот только, что я говорил о пользе поддержания в порядке внешнего вида и формы одежды. Но, если Вы, к примеру, начнете гладить брюки два раза в день, ежедневно менять рубашки, да еще и крахмалить воротнички, - то это уже будет перебор.  И реакция окружающих будет отрицательная. Чувство меры можно и должно выработать у себя каждому. Особенно это важно в вопросах выпивки. Вы можете быть совершенно непьющим, хотя таковых на флоте лично я не встречал. Так вот, о чувстве меры, т. е. каждый должен знать свою норму выпивки. Особенно это важно сейчас, в период антиалкогольных кампаний. Вам я расскажу как ее ( эту норму) вычислить.

В выходной, Вы берете запас водки, десяток крутых яиц, хлеб немного другой закуски.

Одеться нужно по погоде и выехать на природу, в глухое безлюдное место. Облюбовав ровную площадку, располагаетесь и вбиваете в землю колышек. Это отметка «один».

Затем, отмеряете шагами расстояние (примерно километр) и вбиваете второй колышек. Это отметка «два». Затем отдыхаете на отметке «один» пока сильно не захочется есть.

Теперь выпиваете, преодолевая отвращение, сто грамм…Нет, закусывать ни в коем случае. Кладете на отметке «один» крутое яйцо ( это репер) и следуете к отметке «два». Там процедура повторяется и т. д. Очнувшись, потом где-нибудь между отметками, нужно собрать яйца. Умножив их сумму на сто, получим искомое число дубльве в граммах. Разделив дубльве на полтора, получим норму с закусью. Разделив на два, получим норму натощак, а, разделив на три – получим эквивалент в спирте. Как видите, все очень просто. Так как яйца бывают не всегда и не везде, можно применить вместо них сырки, булочки или сахар. Но тогда возможна ошибка, ввиду вероятности съедения части  реперов птицами, либо бродячей собакой.

  Но в особый ряд нужно отнести женский вопрос. Здесь три раздела, любимая девушка, жена, теща…

   Развить эту мысль Пустовойтенко не успел т.к. в зал вошли начальник политотдела и несколько офицеров штаба…

                ***

   …От воспоминаний Сергея отвлек доклад штурмана: - Мостик! Через минуту пересечем границу района дифферентовки «Д-4».

   Пустовойтенко нажал клавишу переговорного устройства: - Есть штурман. Надстройку и мостик к погружению приготовить. Стоп моторы. Все вниз!

   В центральном посту, залитом мертвым светом неоновых ламп, из динамиков внутренней связи уже гремели десятки команд:

 - Задраен верхний рубочный люк. Принять главный балласт, кроме средней! Поднять перископ! Заполнять среднюю порциями!

    Команды и действия по ним личного состава производились с нарастающим ускорением по давно заведенному и отлаженному ритуалу. И, хоть Сергей слышал эти

команды не одну сотню раз, знал их наизусть, все равно, каждый раз, этот строгий и в чем-то торжественный момент погружения вызывал у него сложные чувства: гордости, тревожного волнения, восторга…

                ***

   Комбриг Камов развернул три завесы из десяти подводных лодок по линии от японского полуострова Цугару до корейского порта Начжин. Южнее этой линии, были развернуты завесы подводных лодок других соединений. Задача первого этапа учений для лодок заключалась  в том, чтобы не пропустить группировки надводных кораблей условного противника в южную часть Японского моря. Корабли  противника обозначали два отряда. Первый  состоял из крейсера «Пожарский», на котором держал свой флаг командующий флотом, двух БПК (большой противолодочный корабль) и пяти эсминцев. Второй отряд имел флагманом ракетный крейсер «Варяг» и включал в свой состав БПК, два сторожевых корабля и четыре эсминца.

   «Двести седьмая» вместе со «сто семьдесят шестой» составили завесу №1 ее район ответственности от полуострова Цугару до долготы 135 градусов. Далее к западу, район перекрывали камовские завесы №2 и №3, каждая из четырех подводных лодок.

    Изучив рельеф дна, метеорологические и гидрологические условия района, Сергей пришел к выводу, что на глубине 200 метров проходит ПЗК (подводный звуковой канал).

Важно то, что, находясь как можно ближе к ПЗК, можно в десятки раз увеличить возможности прослушивания своих акустических станций. Пустовойтенко с мнением Сергея согласился и назначил поиск противника на глубине 170 метров.

   - Можно было бы и поглубже, - сказал он, как бы в оправдание, Сергею, - но ведь и лодка старовата и давно без ремонта…

   Расчет Сергея оказался правильным и к концу вторых суток акустики обнаружили шумы группы кораблей. Причем, старшина команды акустиков мичман Огурцов, божился, что

слышит шумы крейсера «Пожарский», он его из тысячи других распознает. Возможности ПЗК позволили обнаружить «противника» на предельной дистанции и дали возможность

Пустовойтенку занять выгодную позицию. Дальше все «как учили». Сблизившись на дистанцию стрельбы, уточняли данные. Динамики громкоговорящей связи сыпали докладами и командами:

   - Боевая тревога! Торпедная атака надводного корабля! Торпедные аппараты условно к выстрелу приготовить!

   - Центральный, акустики! Цель №1 пеленг 22, цель №2  пеленг 30, предполагаю крейсер, цель №3 пеленг 37, цель №4 пеленг 46…

- Есть, акустики. Цель №2 считать главной.

   - Центральный, штурман! Курс цели 185 градусов, скорость 18 узлов.

   - Есть штурман. Курс и скорость цели утверждаю. Ввести данные цели в автомат стрельбы. Упреждение 5 градусов, угол омега 2. Первый второй аппараты ТОВСЬ.

    - Центральный, акустики! Предполагаю изменение курса цели.

   - Центральный, штурман! Новый курс цели 210 градусов.

   - Есть, штурман! Курс цели 210 градусов утверждаю. Ввести новый курс в автомат стрельбы. Упреждение, омега, первый второй аппараты ,ТОВСЬ. ПЛИ.

   - Штурман! Ближайшая цель?

   - Цель №3 по пеленгу 45 градусов.

   - Есть штурман! Руль право десять! Ложится на курс 45 градусов. Упреждение, омега, третий и четвертый аппараты ТОВСЬ. ПЛИ.

   - Лево руля! Курс 320. Боцман, погружайся на глубину 100 метров с дифферентом семь градусов на нос. Бортовые моторы средний вперед!...

  ...Через несколько часов, когда корабли «противника» перестали прослушиваться, «двести седьмая» всплыла под перископ, передала на флагман данные своих атак. На следующем сеансе связи, радисты приняли длиннющую радиограмму на четырех листах, где штаб флота сообщал результаты первого этапа учений. Результаты были такие: - «двести седьмая» поразила крейсер и один из эсминцев, «сто семьдесят шестая» поразила эсминец, но была условно «потоплена» другим. Завеса №2 «утопила» БПК, два сторожевика и эсминец, но при этом «потеряла» две лодки. Завеса №3 в атаку выйти не смогла...

                ***

   Сергей с Сан Санычем пили чай в его каюте.

   - Ну, что, командир, Результат вроде ничего? семь три в нашу пользу.

   - Да, вроде так, но Камов на одной из лодок завесы №3, а она в атаку не вышла. Будут теперь его на совещаниях строить.

   - Да взгляните на карту, Сан Саныч, отряды шли под берегами, а завеса №3 посреди моря. Даже если бы комбриг всплыл и шел самым полным, все равно бы не успел. Тут скорее штаб флота виноват, что плохо наводил завесу.

   На следующий день пришли в заданную точку, где Пустовойтенко вскрыл секретный пакет, в котором находился приказ на следующие этапы учений. Лодке предписывалось следовать в океан Корейским проливом (раньше он назывался Цусимским), причем форсировать пролив следовало в подводном положении. Новость была не из приятных.

Лодки ходили проливом,  но всегда в надводном положении. Пройти пролив под водой, хоть глубины и позволяли это, дело было опасное и непривычное. Корейский пролив, соединявший Японское и Восточно-Китайское моря  разделен островами Симоносеки на два прохода, Западный и Восточный. Оба прохода позволяют прохождение, но изобилуют транспортными судами, патрульными катерами, рыбацкими траулерами и фелюгами. К

тому же в проливе наблюдаются мощные течения, сгонно-нагонного характера, меняющие направление в зависимости от господствующих ветров. Но приказ надо

исполнять, каким бы сложным и опасным не представлялось его исполнение. Обсудив ситуацию с Сергеем, Пустовойтенко принял решение проходить пролив на глубине 40 метров, а наиболее узкую и мелкую его часть, под перископом. До пролива оставалось до полусуток хода, и Сергей отправился в рубку вздремнуть. В центральном отсеке вахту правил старпом Анохин. Старпом, в бытность свою командиром минно-торпедной части на другой лодке, перенес аварийную ситуацию, связанную с пожаром. Как известно, самое страшное, что может быть на подводной лодке, это пожар. Дело было давнее, но теперь Анохину частенько чудился запах дыма. Вот и сейчас, ему показалось, что пахнет

жареным. В растерянности он включил громкоговорящую и дал неуставную, но оригинальную команду: -     Принюхаться в отсеках! На, что незамедлительно получил

не менее оригинальный доклад: - В первом обнюхались! Все свои. – В центральном прыснули от смеха, но доклады продолжали поступать: - Во втором обнюхались! Все свои, - и так со всех отсеков. Даже привыкший ко всему Сан Саныч, от смеха, поперхнулся чаем в своей каюте. Сергей сразу понял, что автором хохмы был, несомненно, Николай Ковтун, командир минно-торпедной боевой части и, по боевому расписанию, являющийся командиром первого отсека. Сергей дружил с Николаем, как говорится, семьями, и даже квартиры у них были на одной площадке.  Отсмеявшись,

Сергей пошел в первый отсек, дабы пожурить товарища, ведь старпом постарается отыграться за насмешки, а повод найдет.

                ***

   В первом отсеке было многолюдно, пропагандист политотдела капитан 3 ранга Скачков, замещавший в походе заболевшего замполита лодки, проводил политбеседу о Цусимском

 сражении в русско-японской войне 1905 года. Сергей присел послушать. Закончив лекцию, Скачков, как принято, спросил, есть ли у кого вопросы или замечания.  Вопросы  были у Сергея:

   - Откуда Вы взяли такие характеристики на адмирала Рожественского, как бездарный, слабовольный, и, в то же время, самодур. Не подготовил, не организовал, самоустранился от командования…?

   - Как, откуда? Из разных источников, но основной -  исторический  роман «Цусима», где писатель Новиков-Прибой, глазами очевидца, описал все очень подробно. Может, хотите что-то добавить, или с чем-то не согласны?

   - Новиков-Прибой действительно служил матросом на одном из броненосцев, в должности баталера, т. е. выдавал морякам носки, трусы и тельняшки. И вот, с высоты своих знаний и должности, дает оценки и характеристики адмиралам. Мне, как профессионалу, обидно все это слушать. Если не возражаете, я дополню Новикова-Прибоя… Так вот, Зиновий Петрович Рожественский, хоть и из дворянской, но крайне бедной семьи. Должности начальника морского генерального штаба достиг не по протекции, а благодаря незаурядным способностям, уму и трудолюбию. Являлся автором многочисленных книг и военно-научных трудов. С отправкой эскадры, наспех составленной из старых разнотипных кораблей и судов, был не согласен. О чем подал в ставку несколько прошений. Однако, будучи человеком военным, был вынужден подчинится приказу и возглавил эскадру. К чести адмирала, нужно отметить, что около сорока, устаревших кораблей и судов, он, без потерь, провел через три океана. В процессе перехода несколько раз проводил практические стрельбы и учения. Выяснилось, что в спешке сборов, на ряд кораблей загрузили боеприпасы не тех калибров, кроме того, снаряды, полученные со старых, открытых солнцу и морозу складов, давали частые сбои и осечки. Корабли были бункерованы некачественным углем, в результате сильно дымили и обозначали свое присутствие за много миль… Сражаться пришлось с противником численно и, что важнее, качественно превосходившим русскую эскадру. Эскадра адмирала Того превосходила русскую по количеству кораблей в два с половиной раза, по количеству орудий в три раза,  по скорости хода в полтора раза…В самом начале

генерального сражения, а точнее через 40 минут после его начала, Рожественский был тяжело ранен и боем командовал один из его заместителей - адмирал Небогатов, не обладавший, к сожалению, талантами Зиновия Петровича. После разгрома эскадры, адмирал  попадает в плен, но восхищенные героизмом русских моряков, японцы, с почестями, отправляет его на родину. Согласно морскому боевому Уставу, командующий, проигравший морское сражение, отдается под суд военного трибунала. Однако Рожественского от суда освобождают, ведь невиновность его очевидна. Но, прибыв в

Петербург, адмирал требует суда над собой, так как никаких скидок не приемлет. Суд состоялся и адмирала оправдал. После суда, адмирал подает в отставку. Его уговаривают,

но адмирал непреклонен и в отставку уходит. Без флота и любимого дела, смог прожить всего три года. Лично мне очень бы хотелось служить под началом такого адмирала…

   Скачков молча собрал свои листки в папку и вышел из отсека. Матросы обступили Сергея и еще долго расспрашивали его о деталях Цусимского сражения.

   После ужина, в штурманскую рубку к Сергею заглянул Николай.

   - Ты вот меня учишь корректности и такту, а сам точно такой же. Чего ты задираешь «политрабочих»? Они на тебя и так зуб имеют. Мало тебе эпиграмм?

 …Здесь я позволю себе прервать Николая Ковтуна и рассказать об эпиграммах подробнее, дело того стоит. Еще с училища, Сергей увлекался стихами. Со временем начал писать и сам. Стихи были разные, некоторые его песни матросы пели под гитару.

   Публиковать свои произведения Сергей даже не пытался, писал, как говорится, в стол.

Ну, а эпиграммы. Было его хобби. К примеру,  одна из них касалась и Скачкова.  В политотделе бригады было три пропагандиста – капитан- лейтенант Чулков и капитаны 3 ранга Обушков и Скачков. Ввиду несложных обязанностей – провести политзанятия в понедельник, политинформацию в среду и политбеседы в субботу, они откровенно скучали и бесцельно бродили по территории. Правда держались всегда вместе и ходили исключительно втроем. Сергей, наблюдая эту неразлучную троицу,  выдал «на гора» эпиграмму:

       Ходят трое, ищут дела,

      парни в форме моряков,

      чудаки политотдела:

      Обушков, Чулков, Скачков.

                * * *

   …Сергей сидел на диванчике в штурманской рубке, грыз галету, макая ее в банку со сгущенным молоком, и на нарекания Николая утвердительно, как бы соглашаясь, кивал головой.

   - Понимаешь Коля, все ты правильно говоришь, но гарнизон наш отдаленный, развлечений мало, телевизор у нас не показывает, поэтому каждый развлекает себя как может. Ты подначками, я эпиграммами, кто-то шахматами, а основная масса - спиртом.

Здесь мы себе можем это позволить ибо, как говорят у нас на флоте – «меньше боевой части не дадут, дальше Дальнего Востока не зашлют»… Ступай себе, скоро пролив, я немного вздремну.

   …Корейский пролив проходили ночью, по боевой тревоге, в подводном положении и практически вслепую. Наверху, большое количество судов, с двигателями разной мощности, движущиеся в разных направлениях, создавали хаос звуков  работающими

винтами. Шумы накладывались друг на друга, создавая какофонию, не дающую акустикам и командиру никакой возможности проанализировать обстановку. Включить

гидролокатор в активном режиме было нельзя. Это означало обнаружить себя с вероятностью 100%. Идти малыми ходами не позволяли сильные течения…

   Пройдя запланированную часть пролива, «двести седьмая» всплыла под перископ. Командир приник к окуляру и тихо ахнул. Весь горизонт впереди перекрывало зарево огней, это японские и корейские рыбаки ловили кальмаров, привлекая их светом мощных ламп называемых у моряков «люстрами». Выбора не было, и Пустовойтенко скомандовал: - Опустить перископ! Погружаться на глубину 40 метров! – обращаясь к Сергею, тихо

добавил, - для полного счастья, нам только не хватает влезть в рыбацкие сети. Два года назад, американская лодка влезла в сети.  Японские супертраулеры тащили парный

кошельковый невод. Расстояние между траулерами составляло около полутора километров, и американец решил пройти между ними, приняв их за грузовые суда. Представляю себе состояние японских рыбаков, когда неведомая сила, сначала остановила их корабли, а потом потащила назад…

   Когда пролив остался позади, напряжение немного спало. На лодке установился тот обычный походный режим со сменой вахт и дежурств, ремонтом очередных поломок и протечек. Время тянулось медленно. Шли седьмые сутки похода, а казалось, прошел

17

целый месяц. Наверху заштормило и даже на глубине 50 метров   лодку слегка покачивало. Сергей, сделав последние вычисления на карте, сообщил:

  - Центральный! Пересекли линию Мокпхо – Нагасаки. Широта… Долгота…Записать в вахтенный журнал.

  - Что это за линия такая, что ее нужно в журнал заносить? – спросил вахтенный офицер лейтенант Старчук.

   - Линия очень даже важнецкая и  приятная. И не знать о ней простительно только

такому как ты молодому лейтенанту идущему в первый свой поход, - дальше старпом не стал разжигать любопытство Старчука и продолжил: - Ты «подводные» получаешь? Правильно, 20% к окладу. «Морские» тоже получаешь – 30% к окладу. А теперь будешь получать вместо «морских» «океанские» - 50% к окладу.

   На следующий день проходили траверз корейского порта Инчхон, раньше он назывался Чемульпо. Во время обеда Скачков, по громкоговорящей, прочитал для экипажа лекцию о бое крейсера «Варяг» и канонерской лодке «Кореец» с отрядом японских кораблей. После обеда, по традиции, не спешили разойтись, а беседовали на разные темы. Пустовойтенко похвалил Скачкова за содержательную лекцию. В кают-компанию зашел Сергей, который иногда пропускал обед, ограничиваясь чашкой кофе.

   - А вот и наш «доктор исторически-критических наук», - весело объявил Скачков, пододвигаясь на диване, чтобы дать сесть Барку. – Подвиг крейсера «Варяг» под командованием капитана 1 ранга Руднева классический пример для изучения и подражания! Вот тут уж, думаю, возражений не поступит. Согласен?

   - Частично. Изучать опыт прошлых лет нужно, а вот подражать не обязательно. Думаю, случись такое во время Отечественной войны, Руднева, в лучшем случае, разжаловали бы, в худшем отправили на Колыму лес валить. – увидев на лице Скачкова недоумение, а  других офицеров заинтересованность, Сергей продолжил: - Поясню подробнее, героический бой, так красочно описанный в исторической и художественной литературе, был вполне заурядным. Руднев его (бой) только обозначил, давая этим, как бы ответ на ультиматум адмирала Урио. «Варяг» был в бою 57 минут, после чего вернулся на свою якорную стоянку. «Кореец» вообще в бою не участвовал. В результате боя, на «Варяге» были повреждены 3 орудия главного калибра (всего их было 12) и убито около 30 человек (всего экипаж состоял из 570 человек личного состава). После чего, Руднев затопил крейсер в исправном состоянии и на мелком месте. В результате, японцы в короткий срок

подняли «Варяг» и ввели в строй, дав ему имя «Соя». Крейсер «Соя» даже принял участие в разгроме эскадры адмирала Рожественского. Но нужно отдать должное

«политработникам» царского флота. Они сумели придать событиям героическую окраску и создать подвиг, на котором воспитывалось не одно поколение моряков. Мы все, с удовольствием, пели песни о гибели «Варяга»…Кстати, после возвращения Руднева в Петербург, вместо серьезного повышения, его назначают командиром флотского экипажа, по нашей терминологии – это учебный отряд. Думаю не нужно объяснять, кого у нас отправляют служить в учебные отряды. И памятник Рудневу поставило не царское правительство, а советское…

   - А, что бы ты предпринял в этой ситуации? – не без ехидства спросил Анохин.

   - Есть несколько вариантов.  Например, такой. Рудневу было известно, что на крейсерах адмирала Урио максимальный калибр орудий 150 мм. На старом «Корейце», тем не менее,

стояли орудия калибром 202мм. Поставив «Корейца» впереди, можно было дать ему возможность безнаказанно выпустить по японцам боезапас, ведь дальность стрельбы его орудий намного превышала возможности японцев. Без возможности маневра, ввиду узости пролива, японцы были бы вынуждены отойти в море, что давало бы возможность Рудневу попытаться прорваться в открытое море. «Варяг» был новейший крейсер,  4 года после постройки на американских верфях в Филадельфии, имел ход 24 узла. Что давало ему шанс уйти от преследования японских кораблей.    Понятно, что Руднев, как и большинство военных, в России, считал, что война через пару месяцев победоносно закончится. Он пожалел новый крейсер и притопил его на меляке, в надежде, после скорой победы, поднять и восстановить его. Получилось не так...

После ужина, подменив старпома в центральном, Пустовойтенко зашел в рубку к Сергею: - Интересно излагаешь. Слушай, бросай штурманить и иди в Москву в военно-исторический отдел.

   - Не, мне туда нельзя. Там историю нужно трактовать не как было, а как надо. У меня не получится.

   - А ты так внимательно изучаешь только старые факты?

   - Не только. Могу рассказать о некоторых бесславных компаниях под руководством, известного Вам, адмирала «Г» во время последней войны. Однако это не мешает ему, уже скоро 30 лет, командовать нашим Военно-Морским Флотом.

   - Ну, ты молодец! Поди, расскажи об этом Скачкову,  он настучит в политуправление, и пойдешь командовать старым буксиром на острове Сахалин. Ладно, я немного отдохну, а ты пройди в седьмой, посмотри, чем там молодежь занимается.

   Следуя в кормовые отсеки, Сергей задержался в четвертом. Его беспокоила система охлаждения гирокомпаса, которая барахлила и компас начал перегреваться. Но система была включена на максимум и температура была в пределах нормы.

   Отдраив переборку седьмого отсека, Барк увидел группу первогодков сидевших на койках. Посреди отсека матрос Белоконь настраивал гитару. Мичман Солдатенко подал команду: «Внимание в отсеке!». Сергей прервал его взмахом руки: «отставить доклад» и сел на свободную койку.

   - Можно и мне послушать.

   Белоконь, сделав проигрыш на мотив «раскинулось море широко» запел:

   Вот скрылись знакомые сопки

   За узкой кормой корабля,

   На семьдесят суток

                подводная лодка

   Забыла о слове Земля

            О слове хорошем – Земля.

    Закрыт от нас люком тяжелым

   Луч солнца на многие дни,

   Лишь ночью всплываем

                украдкой над морем

   Гася ходовые огни.

             Совсем не включая огни.

   И снова в далеких походах

   Хранят интересы страны

   Под полюса льдами

                в южных широтах

   Ее молодые сыны.

          Душой молодые сыны.

    Закончив петь, Белоконь встал с ящика, положил гитару на койку, спросил Сергея:

   - Хорошая песня? Вам нравиться?

   - Ну, лишь бы тебе нравилась, - улыбнулся Сергей, - а кто автор, знаешь?

   - Не, я ее у старшины команды трюмных из дембельского альбома переписал. Как говориться, слова и музыка народные.

Когда Сергей покинул отсек, Солдатенко, обращаясь к Белоконю, отметил:

   - Спел ты хорошо и на гитаре играешь классно, вот бы и на занятиях по специальности так… А автор у этой песни есть. Флагштур ее и написал. Ее у нас в клубе на день флота исполняли. Там еще припев был:

   Мы, в черную бездну ныряя,

   Не знаем, всплывем ли наверх,

   Но хочется верить -

                я верю, родная,

   Что все-таки ждет нас успех.

   - Начальник политотдела припев велел не исполнять как недостаточно оптимистический.

                ***

   Выход в океан из Японского моря более сотни кораблей и подводных лодок, естественно, не мог быть не замечен противниками по «холодной войне». Десятки кораблей и противолодочных самолетов США, Японии и Южной Кореи прочесывали проливы, сопровождали наши надводные корабли, прощупывали сонарами глубины в поисках подводных лодок. В этих условиях, всплыть в надводное положение для зарядки аккумуляторных батарей, было более чем проблематично…

   Начало сказываться приближение к южным широтам. И, если в начале плавания экипаж надевал свитера, то теперь все ходили в разовом белье. Такое белье выдавалось в дальний поход. В комплект входили: две простыни, наволочка, рубашка и шорты из хлопчатобумажной бязи. Через 10 суток белье меняли, а использованное «выстреливалось» за борт. Отсюда и название – разовое.

   «Двести седьмая»  третьи сутки находилась под водой. Спертый воздух в отсеках уже затруднял дыхание. Регенеративные пластины, поглощавшие углекислый газ и выделявшие кислород «выдохлись» и требовали перезагрузки. Аккумуляторная батарея основательно разрядилась. Необходимо было всплывать, но до темного времени суток

оставалось 6 часов. Чтобы не разрядить аккумуляторы до нуля, Пустовойтенко принял решение попытаться лечь на «жидкий грунт»

   Здесь необходимо объяснить читателю, что есть – «жидкий грунт». Как известно из физики, морская вода разной температуры имеет разную плотность. Чем холоднее вода, тем больше ее плотность. На глубине может существовать резкий температурный скачок, достигающий солидных величин. Найдя такой перепад температур, лодка может лежать на более плотном слое, как на грунте.

   «Двести седьмая» медленно погружалась, непрерывно замеряя температуру забортной воды, в поисках жидкого грунта. Его могло и не быть. Но повезло, на глубине 90 метров слой скачка был обнаружен. Пустовойтенко нажал клавишу общей связи:

   - Ложимся на «жидкий грунт», слушать забортные шумы! Стоп моторы!

Лодка замерла, продолжая медленно погружаться. Наконец, на отметке 94 метра, застыла.

   - Легли на «жидкий грунт». Осмотреться в отсеках. Вахта по пребыванию на грунте. Второй смене заступить.

Отдав последние распоряжения, Сан Саныч удалился в свою каюту. Спасаясь от жары, Сергей прошел в первый отсек, который считался самым «холодным», так как в нем было меньше всего приборов и механизмов излучающих тепло. В отсеке старпом принимал зачеты у молодых матросов по знанию дисциплинарного устава. Когда вошел Сергей, Анохин как раз распекал последнюю жертву:

   - Ты не назвал самого страшного дисциплинарного взыскания, ареста с содержанием на гауптвахте…Это такое страшное наказание…И это пятно на всю жизнь!

   После этих слов, Сергей не выдержал и рассмеялся.

   - А ну-ка, все быстро встали и начали искать на мне пятна…Кстати, адмирал Нахимов в молодости дважды сидел на «губе», а в советские времена сидел там и Валерий Чкалов,

будущий Герой Советского Союза…Сидел за то, что пролетел на  самолете под Дворцовым мостом, когда на мосту, в назначенное время, стояла его девушка…

Растерявшийся вначале, Анохин тоже рассмеялся:

   - Ну, Серега ты даешь! Я и не знал, что ты сидел на губе. Как умудрился?

   - Да, было дело…Причем сидел в знаменитой камере №7, где на стенке была выцарапана глубокая надпись: «Здесь сидел Чкалов». Администрация пыталась замазывать надпись цементом, но последующие «узники» обновляли ее снова и снова, процарапывая буквы все глубже и глубже…

   Анохин отпустил молодежь и ушел в третий отсек. Сергей сел на ближайшую койку.

   - Коля, где у тебя в отсеке самая «холодная» койка?

   - Так вот же, ты на ней и сидишь, - ответил Ковтун, - ложись и «охлаждайся».

                ***

   Сон почему-то не шел, и Сергей вспоминал, как получил свои первые 10 суток гауптвахты. Это было на четвертом курсе. А дело было так.

   - В училище курсантам старших курсов, кто сдал зимнюю сессию без троек, давали на Новый Год отпуск на трое суток. Но не всем, а тем, кто проживал в радиусе не далее Москвы. Сергей учился на третьем курсе, право на отпуск имел, но осуществить его не позволял радиус дозволенного предела. Лиза училась в Киеве на физфаке киевского университета. Слетать на Новый Год в Киев к невесте было мечтой, и казалось, недосягаемой…Сергей  начал разрабатывать план по ее осуществлению. Скоро план был разработан. Конечно, это была чистейшая авантюра, но как говорил Наполеон: - Осуществленная авантюра есть гениальный замысел и наоборот неосуществленный гениальный замысел называют, как правило – гнусной авантюрой.

   Воткнув циркуль в карту, радиусом от Питера до Москвы, Сергей очертил окружность, подбирая город на букву «К». Такой город нашелся – Каунас. Далее был написан рапорт с

просьбой предоставить отпуск в город Каунас, где якобы проживает дядя и на Новый Год должна приехать мать…Отпуск Сергею дали.

   Лететь в Киев к невесте в длиннополой шинели с одним рядом пуговиц как у бурсака-семинариста и шапке ушанке было не совсем то. Вернее это было совсем не то, Напрочь отсутствовал всякий флотский шик. Лететь нужно было только в бушлате и бескозырке. Дальше дело техники. Выкрасть свой бушлат из баталерки, где бушлаты хранились до

весны под замком, помогли друзья.  Ленточка с надписью «ВВМУ им. ФРУНЗЕ» была заменена на «ВЫСШЕЕ ВОЕН. МОРСК. УЧИЛИЩЕ». Эта мера была необходима, дабы не давать впечатанный на лбу обратный адрес в случае форс-мажорных ситуаций…

***

   У трапа самолета Сергей переоделся, отдал шинель и шапку друзьям и поднялся в салон. Самолет был заполнен пассажирами едва ли на треть. Полтора часа полета до Киева сидеть и скучать было делом малопривлекательным. Нужно найти компанию. Осмотревшись, Сергей приметил симпатичную девушку, одиноко сидевшую у бортового иллюминатора.

   - Можно возле Вас бросить якорь?

   - Что бросить? – не поняла девушка.

   - Сесть возле Вас.

   - О, да, да, пожалуйста!

   Завязалась беседа. Девушка оказалась студенткой киевского педвуза, летала к тете на несколько дней в Ленинград. Тетя болела и Катя, так звали девушку, посмотреть достопримечательности города не смогла. Два раза прошла по Невскому да пробежала по нескольким залам Эрмитажа.

   - Вот летом у нас планируется поездка в Ленинград всем курсом. Наверное, в Ленинграде много достопримечательностей, что, кроме Эрмитажа, нужно посмотреть?

   - Ну, на один Эрмитаж нужно затратить минимум три дня. Затем Русский музей, Кунсткамеру, зоологический, военно-морской, Арктики и Антарктики, Петропавловскую крепость, инженерный замок, Петродворец… Много еще чего.

   - И Вы все это видели?

   - Естественно.

   - А Вы не согласитесь быть нашим гидом? У нас на курсе одни девчонки…

   - Легко. А если буду, занят по службе, пришлю вам дюжину наших холостяков. Они все и покажут и расскажут.

   - А Вы тоже холостяк?

   - Пока да.

Самолет уже заходил на посадку, Катя, взяв у Сергея адрес для связи, начала одеваться, готовясь к выходу. Больше Сергей ее никогда не видел…

                ***

   Выйдя из автобуса на остановке «студенческий городок киевского университета», Сергей направился к корпусам общежитий. Погода была чудесной, как и настроение, температура воздуха – около нуля, но снег не таял. Из общежитий доносилась музыка, видать студенты уже готовились встречать Новый Год. Когда Сергей поравнялся с женским общежитием, на втором этаже с треском распахнулось окно и высунувшиеся три девичьи головки хором запели: -  На побывку едет молодой моряк, грудь его в медалях ленты в якорях…

   Хлопнула дверь вестибюля, выбежала Лиза, в легком халатике и домашних тапочках на босу ногу. Проваливаясь по щиколотки в снег, потеряв тапочек с левой ноги, подбежала и повисла на Сергее. Поцеловав невесту, Сергей поднял Лизу на руки, вытащил из сугроба

потерянный тапок, и отнес ее в вестибюль. Там одел Лизе тапочек и только после этого опустил ее на пол. Девчонки, находившиеся  в вестибюле, дружно зааплодировали…

  - Любит население у нас моряков, - подумалось Сергею, - и чем дальше от моря, тем больше.

   Дальше была встреча Нового Года. Елка, шампанское, танцы…Кампания состояла из девяти девушек и двух парней, не считая Сергея. Остальные парни однокурсники ушли в соседнее общежитие к филологиням. На танцах Сергей был нарасхват. Вот только танцевать он не любил, да, по правде говоря, и не умел. Медленные танцы еще кое-как топтался, а вот фокстроты и вальсы были для него непреодолимым препятствием. Из

положения выходил следующим образом. Отрывал партнершу от пола и кружил в воздухе до конца танца. Как говорится – сила есть…  Девчонкам это понравилось. Одна из девушек, считавшаяся на курсе первой красавицей, видать под действием винных паров, танцуя с Сергеем, шептала ему на ухо:

   - Что ты нашел в этой Лизе? Смотри на меня… Что нога, что фигура, что все остальное…Смотри, еще не поздно…

   Такой напор явно смутил Сергея, но нашелся он быстро, ответил словами известной песни: - …голубые глаза хороши, только мне полюбилися карие.

                ***

   Три дня отпуска пролетели как один миг. Третьего января Лиза провожала Сергея в аэропорт. Погода к этому времени основательно испортилась, сплошная низкая облачность, хлопьями валил мокрый снег, который не успевали сгребать снегоуборочные машины. Билет на обратный рейс Сергей купил еще в Ленинграде, и теперь ожидал объявления на регистрацию и посадку. Но рейс на Ленинград, по погодным условиям, перенесли на 19 часов. Затем на 20, после чего на 22. Сергей еле упросил Лизу ехать

восвояси, посадив ее в последний автобус. Иначе пришлось бы ей сидеть в аэропорту до утра…

   Вылет продолжали откладывать с часу на час, улетали только рейсы южных и восточных направлений. Где-то около четырех часов, объявили посадку на рейс до Минска. Сергей встрепенулся, это уже полпути до места, ринулся к кассе.

   - Перерегистрируйте билет на рейс до Минска. Буду добираться на перекладных. Понимаете, корабль уйдет утром в море без меня, а за это расстрел.

   Кассирша улыбнулась, взяла билет, но тут же его вернула.

   - Ничем помочь не могу, свободных мест в самолете нет. Вы пройдите на регистрацию, может кто-то опоздает.

   На регистрации проверяли билеты и выдавали посадочные талоны. Сергей встал в хвост очереди, подойдя, протянул билет, объяснил ситуацию. Но опоздавших не было и помочь ему никто не мог…Это была катастрофа, опоздание на сутки или больше, разоблачение, в финале - исключение из училища. Когда регистраторша отвернулась, Сергей выхватил из стопки посадочный талон и рванул к выходу на посадку.

   На поле одиноко стоял маленький АН-24, от самолета отъезжала черная «Волга», дежурная по посадке, прикрывая лицо от пронизывающего ветра и снега, впускала пассажиров, не читая билетов, а лишь выхватывая посадочные талоны. Все пассажиры уже поднялись в салон, до трапа оставалось метров 20. Притопывая ногами от нетерпения, дежурная прокричала:

   - Чего тащишься как черепаха, а еще моряк!?

   Это была почти удача. Сергей перешел на рысь, помахал билетом, сунул посадочный талон и взлетел по трапу в салон. Пассажиры заканчивали укладывать чемоданы в хвосте самолета, рассаживались по местам. Зная, что самолет укомплектован, Сергей понимал,

что его сейчас вычислят. Пробежав в хвост, в отчаянии толкнул дверь туалета, она оказалась не запертой. Влетев в туалет, Сергей закрыл задвижку и уселся на крышку

унитаза, стараясь унять биение сердца, которое отсчитывало, как минимум, 200 ударов в минуту…

   Наконец завыли моторы и самолет, пробежав положенные метры, взлетел в воздух, Когда набрали высоту, Сергей решил, что можно освободить туалет, и вышел в салон. Стюардесса, стоя у кабины пилотов, как раз рассказывала пассажирам кто командир корабля, на какой высоте проходит полет и т.п. Увидав в проходе Сергея, округлила глаза и замолчала на полуслове. Наконец справившись с замешательством, слегка заикаясь, спросила:

   - А вы откуда взялись?! Вы кто?

   Все пассажиры, как по команде, повернули головы назад, посмеиваясь, рассматривали Сергея. А он лихорадочно соображал, что говорить. Наконец, ничего не придумав, бухнул:

   - Я, вообще-то, заяц.

   Салон грохнул от хохота. Стюардессаокончательно растерялась и скрылась в кабине пилотов. Через минуту из кабины вышел командир самолета, хмурясь, подошел к Сергею:

    - Ты, что ли, заяц?!

   Сергей вкратце обрисовал ситуацию, мол, выручайте, могу вылететь из училища. Летчик развернулся и ушел, о чем-то коротко переговорил с пассажиром на первом сидении и скрылся в кабине пилотов. Через минуту из кабины вышла стюардесса, вынесла с собой стульчик-раскладушку и усадила Сергея в проходе возле первого ряда. Мужчина, с которым общался командир, взглянув на Сергея, улыбнулся и погрузился в чтение каких-то бумаг, делая на полях пометки карандашом. Сергей отметил на пассажире добротный черный костюм со значком депутата Верховного Совета СССР…

   Сидя у дверей пилотской кабины, Сергей чувствовал себя очень неуютно. Все пассажиры салона сидели к нему лицом,  разглядывали его, откровенно посмеиваясь…Эта

пытка продолжалась более часа. Наконец стюардесса велела пристегнуть ремни и объявила, что температура в Минске минус десять, ветер пять метров в секунду.

    Когда Сергей вышел из салона, часть пассажиров уже сошла. У трапа стояла черная «Волга», возле нее топтался мужчина с первого сиденья, недовольно морщась от морозного ветра. Увидав Сергея, мужчина рявкнул:

   - Курсант! Ко мне!

   Сергей подбежал к машине.

   - Слушаю Вас.

   - Садись.

   - Куда? – не понял Сергей. Мужчина невольно улыбнулся.

   - Ну не в карцер, пока. В машину.

   Машина подъехала не к центральному входу, куда впускали пассажиров, а к торцу здания  аэровокзала. Милиционер услужливо открыл дверь, вывеска у двери гласила: «Зал депутатов Верховного Совета СССР.

   - Раздевайся!- скомандовал мужчина с первого сиденья, - До Ленинградского рейса полтора часа, попьем чаю.

   Тут же в салон вошла официантка, вкатив маленький столик на колесах, на котором стоял чайник, чашки, вазочки с фруктами и пирожными.

   - Меня зовут «дядя Петя», - сказал  мужчина, -  а теперь рассказывай свою историю поподробней… Нет, сначала выпей чаю и съешь пирожное.

   Когда Сергей закончил свой рассказ, мужчина улыбнулся и сказал:

   - А, знаешь, я ведь тоже когда-то поступал в ваше училище. В карантине сходил в самоволку, попался и был отчислен… Ну ладно, давай свой билет.

 «Дядя Петя» позвонил по телефону. Через пару минут в салон вошел мужчина в летной форме. Судя по нашивкам, кто-то из начальства. Они о чем-то переговорили, мужчина взял билеты и вышел. Минут через 15 он вернулся, принес  билеты. Билет Сергея был

новый Минск – Ленинград, на обратной стороне билета черными чернилами было написано: - Рейс Каунас – Ленинград по техническим причинам осуществил посадку в Минске, - далее неразборчивая подпись и штамп аэропорта.

                ***

   В Ленинграде у трапа снова стояла черная «Волга». Сергей, уже без приглашений, следовал за «дядей Петей» след в след…

 Пролетев на большой скорости почти весь Московский проспект, машина остановилась у большого дома с колоннами.  Мужчина вылез из машины, пожал руку Сергею:

   - Будь здоров и не рискуй зря. Не всегда под рукой будет ангел-хранитель, который придет на выручку. – И, обращаясь к водителю, - Отвези моряка на Васильевский, а за мной приедешь к двенадцати.

   Дежурный по КПП мичман Агафонов, который вышел покурить и стоял у входа, был настолько ошарашен черной «Волгой», из которой выскочил Сергей, что впустил его без

излишних проволочек. Сунув бушлат и бескозырку в тумбочку дневального, Сергей влетел в канцелярию факультета и доложил командиру роты:

   - Товарищ капитан 3 ранга курсант Барк из отпуска прибыл, во время отпуска замечаний не имел.

   Командир роты Балбесов, который почему-то недолюбливал Сергея, и всякий раз щедро наделял его нарядами и неделями без берега, злорадно ухмыляясь,  заметил:

   - Так уж и без замечаний. А опоздание на один час сорок пять минут?

   - Так уважительная причина. Самолет из Каунаса сломался, сел в Минске, вот билет и отметка аэропорта.

   Лицо комроты стало скучным, наказать вроде не получалось,

   - Ладно, ступай на занятия.

                ***

   В роте Сергея встретили на ура. Он потом три дня рассказывал друзьям о своих приключениях. Рассказы каждый раз менялись, обрастая все новыми и новыми подробностями, пока не превратились в сплошную фантастику. Приврать Сергей всегда был горазд…

   Незаметно прошло три месяца. Рота начала подготовку к майскому параду. Тренировки проводились на площади у дворца культуры им. Кирова. Дело это было скучное, особенно если шел дождь, а в Ленинграде, казалось, он идет постоянно. Курсанты возвращались мокрые как суслики, и злые…Тренировки курировал зам. начальника училища по строевой капитан 2 ранга Кутепов. Он просматривал фотографии, которые предварительно готовил училищный фотограф. Каждая шеренга, состоящая из двадцати особей, фотографировалась на ходу и отдельно. В кабинете Кутепов накладывал линейку на фотографию каждой шеренги, если обнаруживалась ломаная линия, вся шеренга получала «без берега», то есть лишалась увольнения в город.

  Возвращаясь по Большому проспекту, на подходе к училищу, производилась «генеральная репетиция». Оркестр играл Варяга, батальон переходил на парадный шаг. Местные жители место это знали, на тротуарах собиралась большая толпа зрителей. В общем «кричали женщины ура и в воздух чепчики бросали». Это было приятно.

   Вернувшемуся, после тренировки, Сергею передали письмо из Киева. Думал от Лизы, оказалось, от Кати. Письмо было, в общем, то ни о чем. Описывались девичьи переживания, природа, погода и т.п. Сергей решил не отвечать. Однако, не тут то было. Письма от Кати посыпались одно за другим. Письма были длинными, несколько

примитивными и романтически глуповатыми. В роте уже начали подшучивать над Сергеем по этому поводу. В последних посланиях, Катя все откровеннее намекала о своих чувствах и надеждах на встрече летом…

 - Как бы избавиться от этих писем!? – ломал голову Сергей, написать, - кончай бомбить письмами, было не по-джентльменски… Миша – сосед по «парте» подал идею:

   - Мы же люди военные, давай напишем, что ты погиб в бою.

   Сказано – сделано. Павел, который в канцелярии факультета оформлял стенд, стащил из шкафа гербовый бланк училища и фирменный конверт. Леня, обладавший каллиграфическим почерком, выписал текст. В результате в Киев улетело письмо следующего содержания:

                Глубокоуважаемая Катерина Степановна,

На Ваше письмо от 8 апреля с.г. с прискорбием сообщаем,

25

что курсант Барк С.Н. героически погиб при испытании новой

подводной лодки в Баренцевом море.     С  уважением,

                Командир роты капитан 3 ранга Балбесов.

После этого послания, письма от Катерины приходить перестали.

   Летом, находясь в отпуске, Сергей женился. Лиза перевелась из Киева в Ленинградский ВУЗ. Молодожены приехали в Ленинград, где Сергей заблаговременно снял комнату у пожилой женщины, работающей в училище на узле связи телефонисткой. Как известно, телефонистки, ввиду рода своей работы, в курсе всех  дел и новостей. Улучив момент, чтобы не слышала Лиза, Вера Ивановна отозвала Сергея на кухню и там сообщила:

   - Я слыхала, тебя собираются отчислять из училища.

   - Не может быть!

   - Да уж поверь мне, информация точная.

   Новость была – страшней не придумаешь. И совершенно не понятно за что его могли отчислить. Хотя до конца отпуска оставалось еще три дня, Сергей поспешил в училище. К командиру роты, ввиду натянутых отношений и взаимной неприязни, не пошел. Решил нанести визит начальнику кафедры навигации и океанографии, который относился к нему с симпатией.

   Доктор наук, капитан1 ранга Мартов сидел в своем кабинете, пописывая очередной научный труд. На ручке двери висела картонка с надписью: «По ерунде не беспокоить». Сергей поскребся и просунул голову в дверь.

   -  Кого там еще черт несет? А, это ты! Ну, заходи.

   - Петр Вячеславович, говорят, меня из училища выгоняют? Вот только ума не приложу за что.

   - Тут ума прикладывать не надо. Шерше ля фам.

   - А при чем тут женщина?

   - Не причем, а в самом прямом. Некая Катя из Киева…Временно удалось отстоять тебя, адмирал приказ не подписал. Будет разбираться…

                ***

   А события развивались так. Выше упомянутая Катерина, получив столь трагическое послание, предприняла действия весьма оригинальные. Отправилась в Киевский корпункт газеты «Красная звезда» (главный печатный орган Вооруженных Сил СССР). Там отловила  редактора и без обиняков заявила, что газета много пишет о военных подвигах минувшей войны, но непростительно мало о тех, которые имеют место быть в настоящее время. Далее Катя сообщила, что у нее был любимый человек – моряк, который героически погиб на подводной лодке. И она хочет, чтобы газета напечатала очерк об

этом трагическом событии и их большой любви. В завершение она выложила редактору злополучное письмо. Официальный бланк училища и фирменный конверт произвели на редактора сильное впечатление. Он попросил оставить письмо, пообещав Катерине во всем разобраться. Редактор вызвал особиста, который поставил на письме штамп

«СЕКРЕТНО» и секретной почтой отправил в училище, отметив в препроводиловке, что подобные сообщения рассылать открытой почтой не следует. В училище начальник факультета, читая секретную почту, и, обнаружив упомянутое письмо, пришел в бешенство. Вызвал командира роты и ткнув ему в лицо бумагами, прорычал:

   - Вот, Балбесов, чем твои балбесы занимаются.

   Прочитав бумаги, Черпаков сделался красный как рак, растеряно глядя на начфака.

   - Ну и как будем реагировать, какое твое мнение?

     -  Надо исключать товарищ капитан 1 ранга. Никудышний курсант, одни неприятности от него…Видно обрюхатил девку и в кусты…

    - Ладно. Пиши проект приказа на отчисление.

26

    Начальник училища, когда ему принесли на подпись приказ, поинтересовался:

   - Как учится курсант Барк?

   - Учился нормально товарищ адмирал.

   - Нормально это как?

   - Ну, без троек учился, но разгильдяй…

   - Хорошо. Оставьте приказ, я подумаю. А Вы можете идти.

   После этого, адмирал позвонил Мартову:

   - Петр Вячеславович зайди, нужно посоветоваться.

   Когда Мартов вошел в кабинет начальника училища, тот передал ему проект приказа.

   - Вот, командир роты за отчисление, начфака не возражает, а как твое мнение?

   - Мое мнение противоположное, нормальный курсант и штурман будет отличный. Нельзя рубить сплеча,  надо хотя бы выслушать его и разобраться. Я против.

   - Ладно, будем разбираться, - сказал адмирал и сунул приказ в стол.

   Военный дознаватель капитан 3 ранга Стрелков, которому поручили расследование, в ситуации разобрался быстро. Вариант с обманутой Катериной отпал сам собой, так как она созналась, что знакома была один час. Миша, Леня и Павел, понимая, что над Сергеем сгущаются тучи, сами пришли к Стрелкову   и заявили, что злощастное письмо являлось коллективным трудом. В результате, автору идеи Мише дали две недели без берега, обладателю красивого почерка Лене – три недели, а Павлу за краденый бланк – месяц. Основной же фигурант – Сергей получил 10 суток гауптвахты, которые и провел в знаменитой камере №7, где на стене красовалась рукотворная надпись: Здесь сидел Чкалов.

                ***

   Воспоминания Сергея прервал сигнал боевой тревоги, из динамиков уже звучали команды:

   - Боевая тревога! Всплываем с жидкого грунта. Моторы малый вперед. Осмотреться в отсеках. Боцман, всплывать на перископную глубину с дифферентом 5 градусов на корму.

   Всплыв под перископ, Пустовойтенко осмотрел горизонт визуально и сообщил, что «горизонт чист». Осмотрев горизонт технически, метристы доложили о работающей радиолокационной станции типа SPS-40, но РЛС работала в круговом режиме, и сигнал был слабый. Решили всплыть в позиционное положение. Это, когда над водой только рубка, а весь корпус подводной лодки находиться под водой. В таком положении ее труднее обнаружить.

   Здесь мы на время оставим «двести седьмую», которая приступила к зарядке аккумуляторных батарей и вентилированию отсеков. Думается пора рассказать

читателю, незнакомому с особенностями службы на подводных лодках, отдельные детали.

   - Что такого в этих походах, которые подводники называют «автономкой»? Ну, сходили пару месяцев туда - назад. В чем сложность и героизм? – думают некоторые.

Объяснение здесь в том, что, находясь в состоянии «холодной войны» обе супердержавы серьезно готовились к войне «горячей». Гражданской публике невдомек, что   каждая подводная лодка уходящая в автономное плавание, фактически отправлялась на войну. На лодки загружался полный боекомплект ракет и торпед, в том числе ядерных. Лодки уходили в заданный район и там «крейсировали» в ожидании приказа: - начать боевые действия! Вероятный противник, прекрасно зная это, пытался обнаружить лодки, а, обнаружив, сопровождать их с тем, чтобы в нужное время уничтожить. Поэтому плавание проводилось в скрытном режиме. Раз в трое суток «двести седьмой» было необходимо всплыть для зарядки аккумуляторных батарей. Делалось это ночью. Перед всплытием, визуально и технически осматривался горизонт. Если обнаруживались суда или работающие локаторы, всплывать было нельзя. При следовании в надводном положении, при обнаружении любых судов или сигнала работающего локатора, лодка

выполняла «срочное погружение». Иногда, за ночь это приходилось делать до 5 раз. Все всплытия и погружения производятся по «боевой тревоге». Следуя под водой и получив доклад от акустиков о шуме винтов корабля или лодки, в динамиках снова гремит: - «Боевая тревога, торпедная атака!». Это фактически – учебных торпед на борту нет. И тревожные минуты ожидания атаки противника, которые кажутся часами.

   Жара, теснота, малоподвижный образ жизни, постоянная нехватка свежего воздуха, регулярное недосыпание и нервное перенапряжение – вот неполный перечень «прелестей» автономного плавания. Офицерский состав на подводных лодках прекрасно знал, что технически мы значительно уступаем вероятному противнику. Навигационные, акустические, вычислительные комплексы у него были намного лучше. Поэтому наши подводники, в шутку, называли себя «камикадзе».

                ***

   Оставив за кормой тысячи миль, «двести седьмая» неуклонно приближалась к заданному району. Особенно сложно пришлось проходить пролив около острова Окинава, на котором  находилась военно-морская база США. Плотность кораблей,  противолодочных самолетов и вертолетов, не давала возможности даже поднять перископ. Ночью, обнаружив здоровенный танкер, идущий в попутном направлении, Пустовойтенко пристроился под ним и, маскируясь шумами его винтов, благополучно миновал опасный район…

   Выйдя в океан и пройдя траверз Тайваня, экипаж в полной мере ощутил «прелести» плавания в тропических водах. Температура воды за бортом была 30 градусов, в лодке же поднялась до 50 и это при влажности 98%. Слабый японский кондиционер явно не справлялся. Экипаж сидел на боевых постах в одних трусах, набросив на плечи простыни. Каждые 5 минут простыни выжимали, но моментально они снова становились мокрыми. Матрацы и подушки также мокрые, к тому же с запахом соляра. Мокрые, липкие от пота люди ходили злые и раздражительные. Испарина выделяемая кожей, оставалась на ней, стекая ручьями. Вы можете только обтираться, но не можете высохнуть. Но главное это духота. Вы дышите воздухом насыщенном водными парами до предела насыщения… Дальше больше -несколько матросов получили тепловой удар. У части личного состава на теле образовывались язвы. Царапины или ссадины гноились и долго не заживали. Кожу ежедневно протирали спиртом, но это мало помогало…

   Сан Саныч пригласил Скачкова, Анохина и Сергея к себе в каюту:

   - Народ явно скисает. Надо как-то поднять дух и настроение. Что предложите?

  Решили рассказывать по трансляции смешные анекдоты, Сергея попросили написать стихотворение на тему «Врагу не сдается наш гордый Варяг». На следующий день, утром, Скачков прочитал по громкоговорящей стихотворение Сергея:

             Подводник – это не просто так,

             Не видно неба и волю в кулак.

             Жара бывает – нечем дышать,

             Не каждый может подводником стать.

                Подводник в глубинах живет в тесноте,

                Но сердцем широк и стоек в беде.

                Здесь сверху враг и три мили до дна

                И смерть приходит для всех одна.

                Упрямо мили считает лаг

                И тельник мокрый соляркой пропах,

                Трепает шторм уже третью ночь

                Бывает и маму позвать не прочь.

                Но ты ведь моряк. Так не вешать нос!

                Смотри, командир к перископу прирос,

                Прошли пролив – океан впереди,

                Тревожней сердце стучит в груди.

                Не раз мы покинем свои берега,

                Прикажут – пустим ко дну врага.

                Гордись товарищ службой такой

                Она как подвиг и вечный бой.

   В обед Анохин и Сан Саныч выдали на гора пару анекдотов. Как не странно, это помогло, народ подтянулся и повеселел, а может, притерпелся и начал привыкать.

   Через трое суток, «двести седьмая» пришла в точку назначения. Сан Саныч, пригласив в штурманскую рубку к Сергею, Скачкова и Анохина, вскрыл очередной секретный пакет. Задание предписывало занять определенный квадрат, где, по данным агентурной разведки, патрулировали ракетные лодки вероятного противника. Необходимо было произвести их поиск, с обнаружением, осуществить слежение, а с получением приказа, уничтожить.

   И потянулись томительные дни и недели… Как говорилось в одной популярной песне о подводниках: - …Теперь нам недели как годы, а месяцы – вечность сама…

   Теперь, необходимо пояснить читателю причины использования дизельных лодок в противолодочном варианте. Ведь можно было послать атомные лодки, у них и обитаемость получше, и скорости выше. Но  наши атомоходы, при движении, гремели как трактора, их шумность была в 10 раз выше, и вероятный противник  обнаруживал их на большем расстоянии, поэтому предпочтение отдавалось дизельным лодкам как наиболее малошумным.

   При каждом всплытии, Сергей терроризировал астрономический расчет, добиваясь от него выполнения нормативов по скорости и точности. Необходимо было, при помощи секстана, определить высоту ряда звезд и, с помощью таблиц и вычислений, определить место корабля. Многие считали это анахронизмом, ведь есть навигаторы, навигационные спутниковые системы… На их ворчание, Сергей отвечал:

   - Во время боевых действий, если выйдет из строя электроника или посбивают спутники, только секстан позволит Вам вернуться из океана домой.

   Работал астрономический расчет в меховых куртках и это в тропиках. Дело в том, что, поднимаясь на мостик из лодки, где температура воздуха была около 50 градусов, а температура за бортом около 30, многие простывали и попросту мерзли…

   Приняв решенные задачи от офицеров, входивших в астрономический расчет, и нанеся результаты на карту, Сергей удовлетворенно хмыкнул. Результаты были очень неплохие.

Поднявшись на мостик, сообщил Сан Санычу:

   - Расчет в норматив уложился.

   - Наконец-то! Ну и слава богу. Слушай, я давно хотел тебя спросить. На прошлых учениях, когда «сто сорок пятая» прорывала противолодочный рубеж. Она прошла не обнаруженной  за 9 часов, хотя на эту операцию даются сутки. Удивительно. Командир говорил, что это ты там что-то придумал?

   - Да ничего удивительного. Я в течение года служил в этой бригаде противолодочных кораблей и все их заморочки изучил на практике.

   - Интересно. Я не знал, что ты служил на надводных кораблях. Как  удалось перейти на лодки, у нас это не принято?

   - Да было дело…Как ни будь расскажу.

                ***

    Поход продолжался и проходил тяжело. Ломались приборы, болели люди…Но не будем стращать читателя, утомляя его описанием вещей, которые для подводников были делом обычным. Вернулись, и слава богу.

   По возвращении выполнился традиционный ритуал. Были построены все экипажи подводных лодок. Играл оркестр. Сан Саныч, как положено, доложил комбригу, что лодка задачу выполнила, что материальная часть исправна и экипаж здоров, (хоть это было не совсем так). Комбриг вручил командиру традиционного поросенка и поздравил

всех с возвращением. Вечером праздничный обед. Экипаж наградили. Матросам выдали значки «За дальний поход», офицерам медальки на маленькой ленточке. На лицевой стороне медали был изображен профиль Ленина. На другой надпись: «за воинскую доблесть в ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина».  Командиру преподнесли «ценный подарок» от командующего флотом -  будильник «Слава»…

Меридиан пятый.

Высшие офицерские классы.

   В сентябре капитан-лейтенант Барк был отправлен в Ленинград на учебу в Высшие офицерские классы. Учиться – не работать. Никаких тебе бессонных ночей, штормов, нервотрепок, ругани, поглощений спирта…. За короткое время Сергей даже набрал около десяти лишних килограмм веса. Группа штурманов, в которой он обучался, состояла из 27 человек. Их сразу разделили на две подгруппы, надводников и подводников. Распорядок дня на классах был следующий. До обеда лекции и практические занятия, после обеда четыре часа самостоятельной подготовки, затем до утра свободны.

   В каждую подгруппу  назначалась «классная дама» - один из преподавателей. В обязанности коей вменялось попечительство над слушателями. «классная дама» следила, дабы офицеры на самоподготовке «грызли гранит наук», а не травили анекдоты или резались в карты. В подгруппе Сергея «классной дамой» был капитан 1 ранга Зигель Виктор Генрихович, судя по фамилии, возможно, из приволжских немцев. Зигель преподавал историю военно-морского искусства, лекции его были интересны и слушатели их любили. Во всяком случае, на его лекциях никто не спал. Виктор Генрихович любил приходить на самоподготовку и устраивать диспуты, говоря при этом, что в спорах рождается истина.

   В публичной библиотеке Ленинграда, куда иногда захаживал Сергей, ему на глаза попался английский военно-исторический журнал Лондонского издательства. В журнале был раздел посвященный немецким подводникам второй мировой войны. Действия немецких подводных лодок описаны, хотя и кратко, но с выкладками дат, фамилиями командиров и суммарным тоннажем потопленных ими судов. Он сделал выписки и на очередной самоподготовке устроил с Зигелем дискуссию.

   - Виктор Генрихович, в своих лекциях Вы подробно разбираете действия наших подводных лодок во время Отечественной войны 41-45 гг. Боевой опыт, безусловно, изучать нужно, но было бы полезно также изучать боевой опыт противника. Там есть чему поучиться.

   - Что вы имеете в виду?

   - Ну, например сопоставление таких фактов. Подводные лодки Балтийского и Северного флотов, за все четыре года войны утопили немецких судов общим тоннажем 233 429 тонн.

А немецкая «U-181», под командованием Вольфганга Люта, утопила союзных кораблей и судов на сумму 274 712 тонн. То есть, одна немецкая подводная лодка утопила больше, чем весь наш подводный флот Балтики и Севера.  Думаю, эти атаки стоило бы изучать….

   - Откуда Вы взяли эти цифры?

   - В публичке попался военно-исторический журнал лондонского издательства.

   - Ну, в журнале могли и приврать.

   - Вряд ли англичане стали бы прославлять противника и этим уменьшать свои достижения в войне.

   - Ну, хорошо. А то, что мы не изучаем опыт противника не совсем верно. Использование подводных лодок в завесах, это не что иное, как опыт немецких «волчих стай».

   - Да, но немецкая «волчья стая» состояла минимум из десяти подводных лодок, а наши завесы из двух-четырех. На учениях «Океан», где мне довелось принимать участие, наша бригада развернула три завесы. Одна из двух лодок и две из четырех. Противостояли два отряда боевых кораблей. Их состав: два крейсера, три БПК, девять ЭМ и два СКР. Две завесы (6 подводных лодок) в атаку вышли. «Поразили» семь кораблей. Если бы в завесах было хотя бы по шесть лодок, была бы возможность поразить все корабли….

   - Хорошо, мы изучим эту ситуацию. А теперь, дайте-ка мне полное название Вашего журнальчика….

   После чего Виктор Генрихович покинул аудиторию, а одноклассники обступили Сергея.

   - Ну, ты срезал Зигеля, на зачетах он на тебе отыграется. Давай, рассказывай, что ты там еще вычитал в своем журнале?

   - Извольте. Вот хронология десяти их лучших подводников. На первом месте Отто Кречмер. 50 000 тонн, вроде не так уж много, но 4 ноября 1940 года утопил три английских крейсера. На втором месте Вольфанг Лют, о нем я уже говорил. На третьем Эрих Топп – около 200 000 тонн. На четвертом Виктор Эрн – 104 842 тонны. На пятом Ганс-Гюнтер Ланге – 21 сентября 1944 года утопил 4 транспорта, 5 тральщиков и 2 эсминца. 16 февраля 1945 года – английский корвет «Блюбелл». Кроме того, торпедировал наш линкор «Архангельск (бывший британский «Роял Соверен» передан во временное пользование) и эсминец «Зоркий». Дальше Вернер Винтер – 79 302 тонны, Генрих Леманн-Вилленброк – 125 580, Вернер Хартенштайн – 114 000….

   - А почему некоторые утопили в тоннах больше, а место занимают ниже?

   - А это за военные корабли. Поражение военного корабля у них расценивалось на порядок выше, чем обычного транспорта. К сожалению, наши подводные лодки потопленными военными кораблями похвастать не могут. За всю войну около десяти малых кораблей – 2 сторожевика, 3 тральщика и 5 сторожевых катеров. Немецкие лодки утопили 148 боевых кораблей, в том числе 6 авианосцев, 2 линкора, 5 крейсеров, 52 эсминца, 2 фрегата, 26 корветов, 9 подводных лодок, 13 десантных корабля….

   - Что еще интересного ты там вычитал?

   - Интересные данные о «люфтваффе». Оказывается, у немцев «ассом» считался летчик, который сбил 100 самолетов. Но были и такие, кто сбил 300 самолетов. На этом фоне наши «ассы» выглядят скромнее. Трижды Герои Советского Союза Кожедуб и Покрышкин сбили, соответственно 62 и 59 самолетов….

* * *

   В январе главный штаб ВМФ организовал в Ленинграде командно-штабные ученья. В Военно-Морскую Академию были вызваны штабы Северного и Тихоокеанского флота во главе с командующими. Академия пустовала – слушатели разъехались на зимние каникулы, и главком решил проводить учения в ее стенах. Естественно на учения привлекли не весь состав штабов, а лишь их мозговые центры – офицеров оперативных управлений и боевой подготовки. Офицеров Северного флота («красных») разместили в левом крыле Академии, Тихоокеанского («синих») в правом. Офицеры оперативного

управления ВМФ в центре. Возглавлял учения сам главком «Г». Центр разрабатывал вводные, доводил их «красным» и «синим», а те двигали по картам свои эскадры, дивизии и флотилии. Действия флотов оценивались, и им сообщалось, какие условные потери они понесли в том или ином соприкосновении. Говоря примитивным языком, все это напоминало игру в «морской бой», чем на уроках занимаются школьники.

   Учения планировалось провести в течение семи дней, причем проводились они круглосуточно, без перерывов на обед, сон и прочее. Старик «Г» велел, чтобы все было как на войне. Поэтому обед приносили в термосах, прямо на рабочие места. Спали урывками сидя на стульях, либо сдвинув несколько столов или табуретов. Естественно адмиралы и капитаны 1 ранга, а других здесь не было, от таких условий давно отвыкли. Только какой-то из них придремал на трех стульях, как принесли очередное донесение. Такой-то флот двинул такие-то силы в такую-то точку. Приходиться вставать, раздирать слипающиеся глаза, наносить на карты новые диспозиции, принимать какие-то решения….

   На второй день «центр» совсем занемог и выдернул с классов двух штурманов для ночных дежурств и нанесения оперативной обстановки. В эту группу попал и Барк. Дежурили с 20.00 до 8.00, потом тоже валялись на стульях. Работа была привычная и Сергей с напарником справлялись легко. Теперь каперранги оперативного управления ночью могли лежать на стульях много больше, и вскакивать только при появлении высокого начальства. Все равно, через пару дней на них было жалко смотреть.  Ходили сонные, как мухи, натыкаясь на мебель, с выражением мученичества на лице. Наблюдая эту картину, Сергей заметил напарнику.

   - Смотри-ка как их «укачало», даже животы усохли, видать отвыкли в Москве спать на стульях.

   Старшим в группе, где работал Сергей, был капитан 1 ранга Константинов. Мужик оказался с юмором, сам подшучивал и подсмеивался над собой и своими коллегами. Но вот учения подошли к концу. Константинов готовил справку-доклад старику «Г» для подведения итогов   учений. Через пару часов доклад для разбора учений был готов, но начальник оперативного управления контр-адмирал Синцов его забраковал.

   - Много условных наименований и терминов, доклад необходимо упростить.

   Общими усилиями справку-доклад «упрощали» еще два часа, но Синцову снова она не понравилась.

   - Очень сложно и многое непонятно, переписать.

   Константинов не выдержал и психанул.

   - Что ж тут сложного и непонятного? Объясните, Христа ради!

   Синцов, который уже выходил из кабинета, повернулся и почти шепотом произнес фразу, которая сразила Сергея наповал.

   - Мне то все понятно. Вы напишите, чтобы главком понял.

   После переделки справка-доклад увеличилась в объеме в два раза и стала напоминать тексты из букваря по типу «мама мыла раму». Когда, наконец, доклад утвердили, Сергей сказал Константинову.

   - Судя по тексту, который пошел на-гора, Старик-то не шибко умен.

   - Он еще и злопамятен. Так, что осторожнее с определениями, даже стены имеют уши, а стукачество у нас в Москве возведено в ранг особой доблести.

   Все хорошее когда-нибудь кончается, закончилась и учеба Барка на высших офицерских классах, которая продолжалась 10 месяцев. Впереди оставалась только астрономическая практика. Слушателей штурманского класса перевезли на катере в Кронштадт, где разместили в двухместных каютах на учебном корабле «Бородино». Корабль должен

совершить переход вокруг Европы из Кронштадта в Севастополь. День был субботний, в воскресенье к вечеру должны еще подвезти курсантов штурманской специальности из училища,  тоже на практику. Таким образом, возник совершенно свободный день. Кто-то, кто не был в Кронштадте, пошел осматривать город, кто-то засел на всенощную в преферанс, кто-то отправился в дом офицеров на танцы….

   Итоги выходного дня Сергей подбил в стихотворной форме и повесил в офицерской столовой, назвав его

                «Вечер в Кронштадте».

         Курс наук нам прочитали

         И на практику послали,

         Чтоб высоты измерять,

          Отдыхать и загорать.

          И чему был каждый рад,

          Нас отправили в Кронштадт.

          Здесь на судно посадили,

          Флотской кашей накормили

          И, наполнив нам желудки,

          На устройство дали сутки.

     Ну, а наши офицеры,

     Флота цвет и нашей эры

     По каютам разбрелись

     И на спины улеглись.

           После ужина за карты

           Сели наши практиканты,

           У кого ж еще стояли,

           Те на танцы побежали

           В местный флотский балаган

           Закрутить, дабы роман.

      Штурмана наши лихие

      Все гиганты половые.

      Все равны своей судьбой,

      Так и рвутся в ближний бой.

            В меру пьяны, в меру сыты,

            В меру бороды побриты,

            А для чрезвычайных мер,

            С ними старший офицер.

      Вмиг по залу побежали,

      Женщин всех порасхватали,

      Кто толстушку, кто худую,

      Можно выбрать там любую,

      Но старались брать мамзей,

      Чтобы было «все при ней».

             Вроде всем всего хватило,

             Только после хуже было.

             У одних уже упал,

             У других «запал пропал»,

             Третьим попросту «не дали»,

             У четвертых – баб отняли.

             Остальные офицеры

            «Набрались» без всякой меры.

      Так «не солоно хлебавши»,

    Не допивши, не _ _ _ _ _ _,

    Возвратились все домой,

    То бишь в трюм вонючий свой.

      Учебный корабль «Бородино» путь из Кронштадта в Севастополь преодолел за 20 суток. Погода выдалась, как на заказ, дни солнечные, на небе ни облачка, и никаких тебе штормов. Даже Бискайский залив прошли при волнении всего три балла, что бывает редко. Слушатели занимались астрономией в утренние и вечерние сумерки, остальное время было практически свободным. Через неделю Сергей так набил руку на астрономических вычислениях, что вообще перестал ходить махать секстаном, а задачи решал «обратным ходом». Делается это так, задаешься нужными координатами и гонишь задачу по таблицам задом наперед. Разоблачить сие действо не возможно.

   По возвращении в Ленинград, сдавали экзамены. Затем слушателям выдали свидетельства, где указывалось, что они могут занимать должность флагманских штурманов соединения подводных лодок.

   Затем был отпуск, после чего Сергей с семейством вернулся во Владивосток. Здесь узнал последние новости. Ракушанскую бригаду, оказывается, расформировали.  Часть подводных лодок отправили на консервацию, часть рассовали по другим бригадам. В Ракушку перевели дивизию ракетных подводных лодок с Камчатки. Флагманским штурманом там был, вернувшийся после окончания академии, Валтушкайтис. Комбриг Камов теперь занимал должность начальника отдела кадров флота.

Меридиан шестой.

Бухта Улисс.

   Назначение Барк получил в бригаду больших подводных лодок, базировавшуюся во Владивостоке в бухте Малый Улисс. Место было относительно знакомое, здесь он получал молодежь и сопровождал ее в Совгавань. На этих лодках было предусмотрено по два штурмана и подчиненных по специальности у Сергея прибавилось. Теперь их было – 22 офицера. Служить в главной базе флота приятно и почетно. Никак налицо все блага цивилизации, включая телевизор. К благоприятным условиям жизни привыкнуть легко, сложнее согласиться с жесткими порядками, которые здесь установил своей властной рукой командир бригады капитан 1 ранга Экибанов. Вероятно, под боком у штаба флота, жесткость была оправдана, но Сергею, привыкшему к ракушанской демократии, здешние порядки казались неоправданно суровыми. Но человек ко всему привыкает, привык и он. Через месяц Барк получил жилье – комнату в трехкомнатной квартире. Две комнаты занимал офицер политотдела. Лиза устроилась на работу инженером-конструктором на военном радиозаводе, поблизости на улице Окатовая. Петра поместили в бригадный детский сад. Жизнь понемногу налаживалась. Незаметно пролетел год.

   Командир бригады в народе имел прозвище «Царь Экибанов». В его жестах и манере разговаривать действительно было что-то царственное. Нет, не барское, нет, а именно царственное. За жесткость многие в бригаде его не любили, но уважали все.

   В здании штаба, на третьем этаже, размещался штаб эскадры. По своим функциональным обязанностям, когда флагманский штурман эскадры болел или был в отпуске, Сергей был обязан его замещать. Поэтому ему частенько приходилось бывать на различных совещаниях, разборах и планированиях, которые проводил штаб флота.

Конечно, в обществе капитанов 1 ранга и адмиралов, ему, капитану 3 ранга было не очень уютно, но он крепился. Часто свои мероприятия штаб флота проводил в Улиссе. Не

мудрено, чем тащиться на Камчатку в Совгавань или в ту же Ракушку, проще сесть на автобус и через 20 минут ты в части. Провел мероприятие и поставил галочку в годовом плане боевой подготовки. На планирование больших флотских учений, приглашали штаб эскадры и комбригов бригад, которые были задействованы. В конференц-зале были развешены карты и схемы и оперативники штаба флота докладывали командующему действия сил. Выслушав доклады, тот обращался к присутствующим.

   - Какие будут вопросы, либо комментарии, товарищи?

   Все молчали. Тогда комфлота обращался непосредственно к Экибанову.

   - Хотелось бы услышать мнение командира 19 бригады.

   Комбриг брал указку и в течение 5 минут не оставлял камня на камне от того, что напланировали отделы и управления штаба флота. После чего, командующий вставал, пожимал руку Экибанову и говорил.

   - После комментария комбрига, мне добавить нечего. Все свободны.

   Подобное повторялось частенько, поэтому комбрига в штабе флота не то, что не любили – ненавидели. А вот новый командующий флотом, когда-то служивший с ним на Черноморском и Балтийском флоте и хорошо его знавший, уважал и любил.

   Конечно, Экибанов давно «перерос» свою должность. По своему уровню подготовки и способностям он вполне был способен командовать эскадрой и даже флотом, но один случай поставил крест на его дальнейшей карьере. Будучи комбригом, на Балтийском флоте, он «отбил» жену у одного из командиров своей бригады. В это время в соединении работала комиссия политуправления ВМФ и «пострадавший» подал жалобу на высочайшее имя. Тогда это было модно. Если офицер пытался развестись с женой, та обращалась в политотдел, и тот быстренько возвращал «блудного сына» в лоно семьи. Здесь же ситуация была круче, жалобу подал командир подводной лодки. Дело раскрутили по максимуму. И, когда Экибанов наотрез отказался отступить, его сняли с должности и отправили на Дальний Восток с понижением. Скоро он снова стал комбригом, но дальнейшего продвижения по службе ему не давали. За этим строго следило Политуправление ВМФ.

    С комбригом у Сергея сложились хорошие отношения, несмотря на то, что он часто спорил и отстаивал свою точку зрения. Иногда ему это даже удавалось. Скоро в бригаде он получил прозвище «адъютант его превосходительства». Барку это не нравилось, но тут он поделать ничего не мог. На выходах в море комбриг частенько говорил ему.

   - Знаешь, Серега, ты бы далеко пошел, если бы там, где надо лизнуть не говорил «ГАВ».

   В понедельник с утра везде в Вооруженных Силах проводятся политзанятия. Это святое. И, если занятия по специальности иногда можно было «спустить на тормозах», то пропуск политзанятий приравнивался едва ли не к измене Родине. С офицерами штаба политзанятия проводил сам начальник политотдела. Как обычно бывает, у него в группе были «любимчики», но были и «козлы отпущения». К последним, к сожалению, относился и Сергей. Начальник не любил, когда с ним вступали в полемику и пытались противоречить. В один из таких понедельников Сергей встал пораньше и судорожно конспектировал одну из работ Ленина, зная, что уж его начПО проверит обязательно. Как только он    прибыл на службу, и зашел в свой кабинет, зазвонил телефон. Звонил комбриг.

   - Зайди-ка ко мне.

   В кабинете Экибанов усадил Сергея на диван (небывалая честь) и разговор начал издалека.

   - Говорят, ты у нас морж? И первый ныряльщик на бригаде?

   - Есть немного, но то, что морж – перебор.

   - Ну, как же. Вот и вчера ходил  на вельботе. Раз ласты брал, значит нырял.

   - Так сейчас же октябрь месяц. Вода 19 градусов, тут моржом быть не надо.

   - Знаешь, у меня к тебе просьба. Приехали в гости родственники из Европы, хотелось бы их удивить. Хочу угостить их своим фирменным пловом из мидий. Можешь надрать с пол ведерка?

   - Легко, товарищ комбриг.

   - Вот и хорошо. Бери мой катер и вперед.

   - Что, прямо сейчас?

   - Да, прямо сию минуту. Чтобы до 12 вернулся.

   - Но сейчас политзанятия, начПО меня с потрохами сожрет.

   - Ступай смело, начПО я беру на себя.

   Катер комбрига – обычный крейсерский катер «Адмиралтеец». Дизель – 150 л.с., ход – 13 узлов. Старшину катера Сергей отослал на политзанятия, а сам отправился ловить «плов» для Экибанова. Деньвыдался теплый и солнечный, во Владивостоке вообще сентябрь и октябрь – лучшие месяцы в году.  Пересек пролив Босфор Восточный и, обойдя Русский остров, справа, направил катер к острову Попова. Он хорошо знал эти места. Завернув в пролив между островом Попова и островом Рейнеке, Сергей завел катер в небольшую бухточку и поставил на якорь. Надел маску,  ласты, взял ведро, наполнил его водой и пошел на погружение. Берег  заканчивался скалой, которая уходила вертикально вниз метров на 10 – 12. Внизу был карниз шириной метров 15, а дальше снова вертикальная стена, уходившая в черноту.  Скала обросла мелкими водорослями и, начиная с глубины 5 – 6 метров, гроздьями лепились на ней колонии мидий. Здесь они были величиной с мужскую ладонь и крупнее. Нырнув четыре раза, Сергей набил полное ведро. Высыпав последнюю партию раковин в кокпит, он растянулся на палубе, отогреваясь на солнышке. Согревшись, решил набрать еще ведро, удивить комбрига, увеличив его заказ в четыре раза. Он уже надрал с пол ведра, когда увидел на дне два морских гребешка величиной с суповую тарелку. Такие гребешки были редкостью, следовало бы их добыть тоже, но воздуха на это уже не хватило. Сергей оставил ведро на дне, вынырнул и, отдышавшись, нырнул снова. Он уже бросил один гребешок в ведро и протянул руку за вторым. На раковине гребешка лежал какой-то старый бурый канат, и он хотел отбросить его в сторону. Маска для подводного плавания позволяет видеть ограниченный сектор – впереди и совсем немного сбоку. Он повернул голову посмотреть, куда протянулся канат. Глаза встретились с взглядом, который его буквально парализовал. Старый канат был не чем иным, как щупальцем гигантского осьминога. Оно вытянулось на всю трехметровую длину, видимо осьминог тоже присмотрел себе гребешок на закуску. Остальные щупальца медленно извивались вокруг его головы. Голова спрута имела размеры приличного арбуза, глаза его, казалось, пронизывали взглядом Сергея насквозь. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Забыл, где он, зачем и что нужно делать. И никакой возможности отвести взгляд….

   Говорят, что ужи обладают гипнотическими способностями. Когда уж смотрит в глаза лягушке, она тоже не может пошевелиться и сидит истуканом пока тот ее не сожрет. Вероятно, осьминоги тоже обладают даром гипноза.

   Неизвестно, чем бы все закончилось в этом случае с Сергеем.  Ему повезло, порыв ветра переместил положение катера, якорный канат натянулся, и якорь со скрипом пополз по песку. Якорь лежал неподалеку от спрута и тот повернул голову в его сторону. Этого было достаточно. Сергей, бросив ведро с уловом, стрелой взлетел вверх. Борт катера был высокий, обычно он подплывал, хватался за планширь и, подтягиваясь на руках, взбирался на борт. Тут он взлетел на борт, почти его не касаясь. Минут пять приходил в себя. О том, чтобы нырнуть и достать ведро, он и не помышлял. Срочно запустил двигатель, выбрал якорь, и дал максимальный ход, словно за ним кто-то гнался.

   Отдавая комбригу мидии, о встрече со спрутом рассказывать, не стал. В дурном настроении Барк сидел в своем кабинете, когда к нему вошел начПО.

   - Слушаю Вас внимательно, товарищ капитан 1 ранга, - сказал Сергей, вставая из-за стола.

   - Куда это комбриг тебя посылал?

   - Почему Вы решили, что он меня куда-то посылал?

   - Так он сам мне сказал.

   - Вот Вы бы у него и спросили.

   - А ты значит, мне не скажешь?

   - Нет.

   - Ладно, я тебе это припомню.

   - А Вы запишите в блокнотик, чтобы не забыть.

   В конце недели начальник штаба вызвал Барка к себе.

   - Что вы там с начПО не поделили? Он уже два раза звонил, требует, чтоб я тебя наказал. Говорит, что ты ему нагрубил.

   - Да не грубил я ему. «Стучать» не стал.

   - Ну, и что будем делать?

   - Так накажите, он и отвяжется.

   - Ладно, я на совещании объявлю тебе взыскание, но в карточку записывать не буду. А ты с ним старайся не пересекаться.

   - Да я и так обхожу его десятой дорогой.

   - Вот и договорились. Ступай себе.

* * *

   Летом бригада Экибанова участвовала в торпедных стрельбах на приз главкома. Лучшие результаты показали лодки Черноморского и Тихоокеанского флота. Показатели их атак были одинаковы и все думали, что  приз главком отдаст черноморцам, те у него всегда были в фаворе. Все же чаша весов склонилась в сторону тихоокеанцев, временные и тактические результаты у них оказались выше. Свой приз главком всегда вручал лично и в бригаде начали подготовку к его приезду. Привычку адмирала к мелочным придиркам все хорошо знали, поэтому старались предусмотреть все. Лодки и пирсы покрасили. Койки застелили «по белому», что обычно не делалось. В казармах все вымыли, вычистили и покрасили. Пожелтевшую от солнца траву на газонах обрызгали зеленой краской. Серые асфальтовые дорожки выкрасили в черный цвет, бордюры покрасили белым. Вроде предусмотрели все….

   В назначенный день главком со свитой пожаловали в расположение части. Проследовав через КПП и пройдя несколько метров, адмирал остановился и начал осматриваться. Лицо его выражало брезгливость и недовольство. Эта гримаса была у него на лице постоянно, по крайней мере, последних 20 лет. С пригорка хорошо просматривалась вся территория. Осматривал он долго, словно что-то искал. Внизу блестели на солнце свежей краской выровненные под линейку подводные лодки. Ровными шеренгами стояли в парадной форме экипажи. Асфальт был черный, трава зеленая…. Но главком все же нашел то, что искал.

   Неподалеку от КПП, возле торпедного склада, стоял штабель старых шпал. Раньше торпеды к лодкам подвозили по узкоколейке на специальных тележках. Когда появились новые тележки на дутых автомобильных колесах, надобность в узкоколейке отпала. Ее демонтировали, подъездные пути заасфальтировали. Командир береговой базы был мужчина хозяйственный, шпалы выбрасывать не стал, а велел сложить в аккуратный штабель. Мало ли, может когда-нибудь да пригодиться. Штабель этот стоял уже лет 10, находился он в стороне, никому не мешал, все к нему привыкли и не замечали вовсе.

   - Что это такое?! – зарычал старик «Г», указывая перстом на злополучный штабель.

   - Где? – не понял командир эскадры.

   - Вот! Что это за гора мусора? Что это за свалка? Так вы встречаете своего главкома! Безобразие! Безобразие! – каждый раз повышая голос до крика, накручивал себя адмирал.

   - Я больше ничего смотреть не буду. Двойка Вам! Не достойны Вы приза!....Мать, перемать.

   Главком развернулся и вместе со свитой покинул территорию. И приз улетел в Севастополь.

   За обедом флагманский минер Крестовский, старожил бригады, возмущался.

   - Второй раз нам старик «Г» эту подлянку устраивает. Впервые это было 7 лет назад при Мишке Квакине.

   - А это, что за персонаж, Мишка Квакин?

   - Это до Экибанова был здесь командир бригады контр-адмирал Михаил Поповский. Прозвище это ему собственная жена придумала, вот оно и прилипло.

   - Вот с этого места, пожалуйста, поподробнее.

   - Изволь. Зимой, когда выпадает первый снег, дорога от улицы Окатовая до нашего КПП для машин становится непроходимой. Да ты видел, подъем настолько крутой, что его и летом не всякая машина преодолеет. Так вот, когда выпадает снег, детвора и жители ближайших домов выходят на дорогу кататься на санках. Верхний участок дороги не очень крут, потом горизонтальный участок – метров десять, а дальше основной спуск, длинный и крутой. Все катаются на верхнем участке, на горизонтальной площадке мужчины перехватывают санки своих домочадцев. Потому как, если санки площадку проскочат, и понесутся по крутому склону, недолго и расшибиться. В один из выходных дней вывел, и адмирал свою жену с дочкой кататься. Они катались, он стоял на площадке и перехватывал санки. Один раз он чем-то отвлекся, замешкался и санки пропустил. Дорогие его сердцу женщины, проскочили горизонтальный участок и улетели в крутизну.  В это время, от КПП поднимались вверх по дороге человек 20 матросов бригады отпущенных в увольнение. И комбриг не растерялся. Адмирал встал посреди дороги и зычно, как на строевом смотре, крикнул:

   -   Товарищи матросы, ловите этих ****ей!

   Понятно, что подбирать выражения времени  не было, ситуация была критическая….

Матросы санки поймали, женщины не пострадали, а жена обозвала мужа Мишкой Квакиным. Видимо читала в детстве повесть А.Гайдара «Тимур и его команда».

   Потеря приза была не последней неприятностью этого года. Вскоре Сергей «потерял» двух штурманов своей бригады.  Первым был  старший лейтенант Семенов. Его лодка проходила доковый ремонт на Дальзаводе. Сам Семенов дежурил по кораблю. На доке, как известно, туалетов нет и Семенов проследовал в общественный, по крайне большой нужде. Он запер кабинку на крючок, снял ремень с пистолетом и повесил их на гвоздь. Сделав свое дело, отправился восвояси. Облегченно прошел шагов двадцать, пока почувствовал, что ремня с пистолетом на нем нет. Бегом вернулся назад. Ремень и кобура висели на том же гвозде, где он их оставил. От сердца у него отлегло, но радовался он рано, пистолет в кобуре отсутствовал. Семенов доложил по команде, на заводе объявили тревогу. Теперь всех выходящих заставляли открывать сумки, а по одежде водили металлоискателем. Предположили, что злоумышленник выбросил пистолет в туалет. Выгребли все дерьмо, тщетно, пистолет так и не нашли.  Потеря оружия считается одним из самых тяжких преступлений, хуже только утеря секретного документа. Семенова понизили в звании до лейтенанта и отправили служить на тральщик в залив Стрелок.

   Второй, лейтенант Зорин, был начальником патруля. Курсируя по маршруту, зашел в кафе купить бутылку воды. Там местные рыбаки отмечали чей-то день рождения. Кто-то

его обругал, он ответил. На том все вроде бы все и закончилось, но не совсем. Поздно вечером, закончив дежурство, Зорин с матросами уже подходил к КПП, когда сзади затормозил автобус и грузовик. Оттуда высыпали пьяные рыбаки, возвращавшиеся с именин. Ругаясь, бросились к нему с явным намерением его избить. Он велел матросам бежать к КПП, а сам вынул пистолет и предупредил, что будет стрелять. Рыбаков это только подзадорило. Зорин выстрелил вверх, затем сделал два выстрела в землю впереди подбегавших. Но, то ли рука у него дрогнула, то ли это был рикошет, но двух он задел. «Всех не перестреляешь!» - заорали рыбаки и продолжили атаку. Тут Зорин перемахнул через забор и заметался по частным огородам. Рыбаки, выломав колья с забора, за ним. Положение спасло то, что была ночь, и было темно. Зорин залег на плоской крыше одного из сараев и затаился. Рыбаки его не нашли. Хреново было то, что, бегая по огородам, он потерял пистолет. С рассветом на поиски пистолета выделили два экипажа. Матросы основательно вытоптали все, что осталось от огородов, но пистолет найден не был. В итоге Зорина сделали младшим лейтенантом и отправили куда-то на Сахалин.  Сергей за ребят долго переживал – толковые были штурмана.

   Пролетел еще один год. Лиза родила дочку, в новом доме Барки получили квартиру. Флагманский штурман ракушанской дивизии подводных лодок капитан 2 ранга Валтушкайтис, прослужив на Дальнем Востоке 10 лет, получил право перевода в Европу. Вскоре его перевели в Лиепаю на аналогичную должность. Вместо него назначили Сергея, теперь он уже во второй раз сменил Валтушкайтиса все в той же  Ракушке.

Меридиан седьмой.

Снова Ракушка.

   Когда Барки вернулись на старое-новое место службы, Ракушку было не узнать. В поселке выросли две новые пятиэтажки, каждая на четыре подъезда. И строились еще жилые дома. Население увеличилось почти в три раза. На окраине построили два барака, в которых размещался стройбат. Он то и занимался возведением новостроек. На территории части появились здания учебного центра, матросской чайной. На ближайшей сопке разместился ракетный дивизион ПВО. В части выросло новое здание, где разместили тренажеры и учебные кабинеты. Напротив клуба появилось кафе «Матросская чайная».

   Теперь жители поселка разделились на две группы. Меньшую, составляли «старожилы», сюда входила вся периферия, которая осталась от старой бригады. Это береговая база, экипажи катеров, радистки, телефонистки, минно-торпедная часть и другие. В другую  входили офицеры новой дивизии и их семьи. Группы между собой не дружили и держались обособленно. Причину этого понять было трудно. Но как бы там ни было, в поселке явно утратилось ощущение единой семьи.

   Сергею с Лизой находить общий язык с жителями поселка было легко, так как в обеих группах их считали своими.

   Командир дивизии контр-адмирал Шестовский, в своем роде, был человек уникальный. Это был единственный офицер во всем военно-морском флоте, который, не заканчивая академии, стал командиром дивизии и контр-адмиралом. При этом, не имея «мохнатой лапы», а лишь благодаря незаурядным личным качествам и уму. На этих лодках Шестовский служил с момента их проектирования и постройки и знал их как свои пять пальцев.  Мужчина он был справедливый, не злопамятный и с чувством юмора. В дивизии все его не только уважали, но и любили. Что бывает крайне редко. У адмирала был единственный недостаток – очень любил чай. Чаепитие было его любимейшим занятием, и выпить за один раз он мог стаканов десять.

  Лодки дивизии, вооруженные баллистическими ракетами стратегического назначения, в море ходили реже. Их не гоняли на обеспечение надводных кораблей и авиации, на

постановку мин и отработку плавания в завесах. Теперь все обеспечивали их. Точность ракетных стрельб обеспечивала астронавигационная система «Лира» и навигационный

комплекс «Сигма», находящиеся в заведовании штурманов. Комплекс представлял собой солидное хозяйство, размещался в гиропосту – целый зал, где находились три гирокомпаса, три гироазимута и две гировертикали. Их данные обрабатывал и усреднял центральный счетно-решающий прибор размерами с три платяных шкафа. Насколько точно рассчитают штурмана направление на цель  и сколь точно будут известны координаты лодки в момент старта, зависит точность попадания ракеты. Раз в два-три года каждая лодка выполняла практическую ракетную стрельбу.  Стреляли по Сахалину и Камчатке, где были  специальные полигоны. Там обеспечивающие команды определяли место падения головной части ракеты и оценивали результат.

   Каждая ракетная стрельба предварялась планированием. В штабе из листов ватмана склеивали полотно размерами два на полтора метра. В правом верхнем углу располагалась угрожающая надпись – «Совершенно секретно». В левом углу – «Утверждаю. Командующий флотом». Заголовок гласил – «Решение командира дивизии на ракетную стрельбу ПЛ «К- ХХХ»». На вклеенной в центр схемы карте, обозначалось маневрирование лодки и место старта. На полях флагманские специалисты дивизии расписывали обеспечение мероприятия в части касающейся их специальности. Внизу подпись командира дивизии и командира лодки….

   Сию бумагу засовывали в зеленый металлический тубус, опечатывали печатями и везли во Владивосток, в штаб флота, на утверждение. Бумагу сопровождала троица – впереди шел адмирал Шестовский с портфелем, в котором находились, термос с чаем и пирожки. За ним шел Барк с тубусом на ремне за плечом, который напоминал базуку. Замыкал шествие матрос с автоматом.

   В штабе флота Шестовский заходил к начальнику штаба, с которым они вместе служили на Камчатке, и они пили чай с домашними пирожками. Сергей обходил кабинеты всех флагманских, те рассматривали план стрельбы, задавали уточняющие вопросы и ставили свои подписи. Затем Шестовский нес «Решение» на утверждение к комфлота.

   После всех согласований, лодка выходила на практическую стрельбу. Она занимала назначенный район, наверху находился обеспечивающий надводный корабль с командиром дивизии на борту. И хоть лодки стреляли всегда ночью, на КП флота обязательно находился командующий. На стреляющей лодке, кроме экипажа, флагманский штурман – контролер №1 и флагманский ракетчик – контролер №2. Функции контролеров заключались в отслеживании действий экипажа при предстартовой подготовке, все ли делалось правильно. Если допускались промахи или аппаратура давала сбой, контролеры имели право отменить стрельбу, либо перенести время старта. Ответственность была высока. При отклонении ракеты от цели на три километра – это была двойка, и главный виновник – флагманский штурман. Плохо «прицелился». Если ракета падала при старте, либо не долетала до полигона, виновата была ракета и флагманский ракетчик. Эту статистику Сергей знал хорошо. Правда, в его практике подобных случаев не было. За три года его службы в дивизии, было выпущено семь ракет. Три из них с оценкой «хорошо», остальные – «отлично».

   После стрельбы, лодка заправлялась ядерными ракетами и торпедами и уходила на боевую службу. Там болталась два месяца в тревожном ожидании, не поступит ли кодовое слово, приказывающее применить оружие. И тогда три тридцатитонные ракеты устремятся в космос и оттуда сыпанут по городам противника кассеты с ядерными зарядами….

* * *

   Но продолжалась мирная жизнь, небо было голубым,  вода в море соленая и все было нормально. Экипажи тренировали стартовые расчеты, лодки сдавали курсовые задачи. На прием задачи в море выходил весь штаб во главе с комдивом. После приема задачи, если

оценка была положительной, адмирал собирал в кают-компании флагманов на чаепитие. Пока лодка возвращалась в базу, он рассказывал им всякие притчи и флотские случаи, которых знал превеликое множество. Как-то Сергей задержался и вошел в кают-компанию, когда все уже сидели за столом. Шестовский подвинулся на диване, давая место Барку.

   - Штурману место по правую руку. Ибо как говаривал Петр Первый – «штурмана хоть и пакостный народ, до баб и вина охочий, но за знания хитростных навигацких наук в кают-компанию допущаемый».

   После опустошения очередного стакана, адмирал продолжил.

   - Вот вы молодежь того не знаете, что воинские звания в военно-морском флоте соответствуют мужской силе и потенции их носителей. Таким образом, званию соответствует количество сперматозоидов. Сначала л-е-й-тенант, затем стар-лей, кап-лей, кап-три, кап-два, кап-раз и отмираль.

   Когда все отсмеялись, Шестовский велел включить радиоприемник «Волна», находящийся в кают-компании.

   - Послушаем последние известия, узнаем, что там в мире деется.

   Диктор, торжественным голосом сообщил, что запущена в космос очередная ракета с тремя космонавтами на борту. Старт прошел успешно, и космонавты чувствуют себя хорошо. Адмирал налил себе очередной стакан чая и продолжил.

   - Кстати о космонавтах. Ведь в первом отряде космонавтов были и моряки. Об этом мало кто знает. Как-то в санатории  я случайно познакомился с одним полковником. Служил он начальником отдела кадров в звездном городке и рассказал мне много интересного. Когда подбирали людей в будущие космонавты, брали не только летчиков. Взяли подводников, как имеющих практику нахождения в тесном замкнутом пространстве и не подверженных клаустрофобии. И водолазов, как наиболее подготовленных  и привычных к работе в невесомости. Моряки заранее обговорили условия, что согласны проходить подготовку, если им сохранят морскую форму и морские звания. Начальство согласилось.

   Королев с самого начала моряков невзлюбил. Летчики были молодые ребята со средним образованием. Они смотрели в рот Королеву и воспринимали его как Мессию. Моряки были возрастом постарше, все с высшим образованием. Любили возражать и давать советы инструкторам и преподавателям. Кроме того, их черные с золотом мундиры раздражали начальство звездного городка, да и самого Королева тоже. Был издан приказ – переодеть всех кандидатов в космонавты в единую форму. Форму летчиков. Моряков поставили перед фактом, но надевать зеленые штаны они категорически отказались, и были отчислены. Единственный, кто согласился переодеться и сдать кортик, был капитан 3 ранга Валерий Рождественский. И стал Валерий майором. Как бывшему моряку, ему «повезло». Слетав в космос, по возвращении, он угодил своей спускаемой капсулой в соленые воды озера Тенгиз….

* * *

   Прошло время, сын Сергея уже пошел в первый класс. Размеренную жизнь Ракушки нарушило очередное «ЧП». Старший лейтенант Беленко угнал истребитель «СУ-25П» в Японию и сдал американцам. Угонял он его на бреющем полете над заливом Владимира. В Ракушку наехала толпа особистов, опрашивали весь личный состав. Где летел? Когда

летел? На какой высоте? Как назло, никто на самолет внимания не обратил. Наконец нашли двух матросов, которые в тот день несли вахту у трапов своих лодок и самолет

наблюдали. Они сообщили, что самолет шел низко, из двигателей шел черный дым, и они подумали, что самолет падает. Но он не упал, а ушел в сторону моря.

   Истребитель был для страны не такой уж большой потерей, у американцев были самолеты и получше. Здесь самым неприятным было то, что им в руки попала наша система опознавания «свой-чужой». Теперь систему придется  менять, а это принесет стране много миллиардные убытки.

   На следующий год адмирал Шестовский слег в госпиталь с инфарктом. Через неделю после выписки с ним случился еще один. Комдива по болезни уволили в запас, а вместо его назначили капитана 1 ранга Вахлаева. Новый командир дивизии был полной противоположностью адмиралу Шестовскому. Дело для него было новое, разбирался он в нем слабо, а учиться не хотел. История его стремительной карьеры была такова. По специальности он был минер, служил на лодке с крылатыми ракетами и дослужился там до старпома. Послали его на командирские классы в Ленинград. Его лодка уходила в завод на средний ремонт и по возвращении назначают Вахлаева туда командиром. Простоял он на ней в ремонте три года, и отправляют его учиться в академию. По окончании оной, вернулся на тот же завод на должность заместителя командира бригады ремонтирующихся кораблей. Пробыл в этой должности полтора года и вот он уже командир дивизии ракетных подводных лодок стратегического назначения. Поговаривали, что родственник Вахлаева, по материнской линии, занимает в Москве какую-то должность в ЦК КПСС, он то и обеспечил ему карьерный рост. В Ракушке нового комдива невзлюбили, он это чувствовал кожей и свирепствовал, как мог.

   Приближалась очередная ракетная стрельба, штаб нарисовал «решение». Теперь его нужно было тащить в штаб флота на утверждение. Перед отъездом Барк зашел к комдиву подписать бумагу.

   - Товарищ капитан 1 ранга, может офицеры штаба пояснят Вам нюансы Вашего «Решения»? Ознакомят с деталями? Как никак для Вас, как для руководителя стрельбы, это первый старт.

   - Вы что еще учить меня, академика, собрались?! Без сопливых обойдемся….(далее непечатное).

   Во Владивостоке Сергей предложил комдиву действовать по отработанной схеме.

   - Я собираю подписи флагманских специалистов флота, а Вы потом несете «Решение» утверждать к командующему.

   -  Сам обойду спецов, заодно и познакомлюсь.

   Первым, к кому зашел Вахлаев, был флагманский штурман флота контр-адмирал Бородкин. Он развернул схему, задал по ходу несколько вопросов, и скоро понял, что Вахлаев имеет весьма смутное представление о ракетных стрельбах. Адмирал вернул  план комдиву без подписи и посоветовал ему изучить руководящие документы. Вахлаев пытался спорить и что-то доказывать, но тщетно. Не подписал «Решение» и флагманский ракетчик флота. К остальным флагманам комдив не пошел, а напустился на Барка.

   - Что за ерунду Вы мне нарисовали?! Сейчас едем в штаб эскадры, за ночь «Решение» переделать заново! (далее непечатное).

   В штабе Сергей жаловался флагманскому штурману эскадры.

   - Что тут можно переделать, ума не приложу?! Он не смог обосновать «Решение», а мне переделывать!

   Капитан 1 ранга Крюмин – старый штабист, был мудрый, как змей.  Он сразу придумал оптимальный выход.

   - Возьми карту более крупного масштаба, вклей в центр схемы. Маневрирование и точки старта оставь прежние. Аннотации перепиши более мелким шрифтом. Визуально бумага будет смотреться как другая, хоть, по сути, останется прежней.

   На следующий день Барк все же уговорил комдива, что подписи флагманов будет собирать он. За пол часа успел оббежать всех. К флагманскому штурману флота зашел в последнюю очередь. Адмирал взглянул на план и сразу понял в чем дело, улыбнулся и подмигнул Сергею.

   - Те же яйца, только в профиль.

   Он подписал «Решение» и, отдавая ее Барку, спросил.

   - Ну и фрукт ваш Вахлаев! Где вы его откопали?

   - Его нам господь Бог послал, за грехи наши тяжкие.

      Командующий флотом был в отпуске, за него остался начальник штаба. К нему и направился комдив утверждать «Решение».

   - Товарищ адмирал, командир дивизии капитан 1 ранга Вахлаев, прошу утвердить «Решение» на ракетную стрельбу.

   Он развернул на столе схему. Начальник штаба надел очки и внимательно осмотрел документ.

   - Так, ну здесь все понятно. Для Вас это первая стрельба?

   - Так точно.

   - Теперь доложите кратко Ваши действия, как руководителя стрельбы.

   Вахлаев начал говорить, но скоро запутался, сделал  паузу и закончил словами.

   - В дальнейшем действую в соответствии с руководящими документами.

   Адмирал снял очки и внимательно посмотрел на него.

   - Подробней, пожалуйста. И вот здесь поясните действия лодки во время предстартовой подготовки. Вот хотя бы с этого момента – оперативное время «Ч» минус три часа?

   Вахлаев повторил, что говорил ранее, снова сбился….

   - Опять этот флагманский штурман напутал, нарисовал непонятное….

   - Ага, флагманский штурман виноват. И где же он?

   - Да вон за дверью сидит в приемной.

   - Ну, так пригласите его сюда.

   Барк вошел в кабинет, представился и остался стоять у порога.

   - Ну-с, молодой человек, подойдите к столу. Расскажите мне и заодно вашему комдиву, что Вы здесь напланировали?

    Сергей доложил.  Адмирал повернулся к Вахлаеву.

   - Вот как нужно было пояснять. Как видите, никто ничего не напутал.

   Он взял фломастер и размашисто расписался в углу схемы под надписью «Утверждаю».

   - Ладно, Вы товарищ капитан 3 ранга подождите в приемной, а мы с комдивом еще побеседуем.

   Сергей вышел, но даже через плотно закрытые массивные двери, был слышен рокотавший баритон адмирала. Минут через десять Вахлаев вылетел из кабинета в поту,  с красными пятнами на лице. Он сунул бумагу Сергею и понесся на выход….

   После этого инцидента, Барк,  невольный свидетель комдивовского конфуза, стал для него врагом №1.

* * *

   Стрельнули на пятерку. После стрельб на лодке возник ряд неисправностей, и она ушла в ремонт. А с завода вернулся другой корабль. После заводского ремонта, каждая лодка подвергается серьезному испытанию под названием «глубоководное погружение». Читателю, далекому от профессии подводника, поясню на примитивно-фантастическом примере. Вот на заводе отремонтировали танк. Где-то подварили, где-то подлатали.

Заводские уверяют, что после ремонта танковая броня способна выдержать прямое попадание снаряда калибром 75 миллиметров

   - Качество ремонта надобно проверить, - решает начальство. Танк ставят на полигон, выкатывают на прямую наводку противотанковую пушку и собираются «проверять». Здесь фишка заключается в том, что экипаж сидит в танке. Сидят танкисты в своей железке и гадают на кофейной гуще, выдержит броня или нет. Грянул выстрел, танк подпрыгнул, но не развалился. На сей раз, повезло. Конечно, танки так не испытывают, а вот лодки проверяют именно так. Загоняют ее, голубушку, на максимальную рабочую глубину проверяя, выдержит ли ее прочный корпус дикое давление глубин….

   Во время глубоководного погружения, на лодке присутствует командир соединения и все флагманские специалисты. Делается это для того, чтобы в случае нештатной ситуации, подстраховать действия экипажа, который за время ремонта, возможно, подрастерял свои практические навыки.

   Тут еще вот какой нюанс. Перед ремонтом механик с командиром составляют ремонтную ведомость. Они прекрасно знают, какие механизмы, приводы или трубопроводы дышат на ладан и требуют замены. Ремонтную ведомость везут на завод для согласования. Заводские спецы 30 процентов работ из ведомости вычеркивают, так как не укладываются в отпущенную финансовую смету.  Кое-что механику удается подремонтировать силами личного состава. Где-то подварить, что-то перебрать. Но недоделки всегда остаются. Да и рабочие завода частенько работают с похмелья, глаз да глаз за ними нужен. Идти после такого ремонта на глубоководное погружение дело опасное. Но к опасностям тоже можно привыкнуть. Барку уже 9 раз приходилось участвовать на глубоководных погружениях лодок различных проектов, и эти испытания стали для него делом вполне обыденным.

   В назначенное время лодка заняла предназначенный район полигона. Здесь уже находился обеспечивающий надводный корабль с начальником штаба на борту. Сыграли боевую тревогу и приступили к погружению. Быстро опустились на глубину 100 метров, дальнейшее погружение осуществляли медленно, по 10 метров, каждый раз приостанавливаясь на очередной отметке.

   Предельная глубина погружения для лодок данного проекта составляла 240 метров. Рабочая – 180 метров. На эту глубину и планировалось погрузиться. На отметке 163 метра на переговорном устройстве загорелась красная лампочка пятого отсека. Включили громкоговорящую. Из динамиков послышался шум воды схожий с грохотом Ниагарского водопада. С трудом разобрали доклад вахтенного, «….вырвало фланец сто миллиметрового трубопровода. Отсек затопляется!». Сыграли аварийную тревогу. Горизонтальные рули поставили на всплытие, бортовыми моторами дали средний ход. Стремительно начал нарастать дифферент на корму. Но лодка продолжала погружаться. Стрелка глубиномера медленно и неуклонно ползла вправо. Вот уже 165, 167, 170, 172 метра. В центральном возник жуткий гвалт. Орали все – комдив, зам. комдива по электромеханической части, командир  лодки, механик, при этом каждый из них отдавал различные команды, стараясь перекричать, друг друга. Вахлаев приказал аварийно продуть балласт. И его продули. Ох, не надо было этого делать! Давление в баллонах воздуха высокого давления всего 200 атмосфер, и на глубинах более 100 метров, этого давления недостаточно чтобы выдавить воду из балластных цистерн. А вот дать воздух в пятый отсек и этим частично уменьшить поступление воды, сделать было необходимо….

   Дифферент на корму был уже 15 градусов, лодка продолжала погружаться. К тому же теперь она еще и осталась без воздуха. Как последнее средство, дали электромоторами самый полный ход. Три винта на максимальных оборотах сотрясали корпус мелкой дрожью. На этом режиме лодка может продолжать движение только 10 минут. За это время аккумуляторные батареи разрядятся до нуля и винты остановятся. Погружение несколько замедлилось, но все еще продолжалось. Уже семь минут работали гребные

электромоторы на максимальных оборотах, но лодка всплывать явно не собиралась.  Что-то орали в центральном. Кто и о чем было не разобрать. Сергей включил эхолот, под килем оставалось 85 метров. Значит глубина здесь 262 метра. Через три минуты остановятся моторы, и лодка ляжет на грунт. Даже если ее не раздавит сразу, шансы на спасение нулевые. Практика показывает, что даже при авариях на глубинах в 100 метров спастись не удавалось никому.

   Сергей в уме сотворил молитву, хотя, считая себя атеистом, никогда этого не делал.

   - Бог, если ты есть, дай мне сил умереть достойно! Не бегать, не орать, не рвать на груди рубаху….

   На глубине 186 метров погружение прекратилось. Стрелка глубиномера остановилась, затем медленно пошла влево. Видимо лодка набрала большую скорость, и положительный момент сил пересилил отрицательный. Спасало и то, что дифферент был все же на корму. Как бы там ни было, начали выкарабкиваться. Когда достигли глубины 100 метров, воздух в балластных цистернах расширился и выдул из них воду. Лодка полетела вверх как скоростной лифт. Она выскочила на поверхность как мячик, после чего легла на правый борт. На камбузе и в каютах попадала и разбилась посуда, из аккумуляторных батарей частично вылился электролит, во втором и четвертом отсеках появился сильный запах хлора.…Затем провалились на глубину 40 метров и снова вылетели на поверхность. Теперь лодка легла на левый борт. Разбилось все то, что не успело разбиться в первый раз. И только теперь лодка встала на ровный киль и осталась на поверхности.

   Сергей взглянул на часы, с момента аварийной тревоги прошло всего 18 минут, но там в глубине они показались ему вечностью. На обеспечивающем корабле, наблюдая подобные кувырки, начали запрашивать, что случилось. Ответили, что все нормально, отрабатывали аварийное всплытие. Пятый отсек был затоплен полностью, до подволока оставалось сантиметров 20, благодаря этому, люди в отсеке выжили. Через час из отсека откачали воду, из трех дизелей смогли запустить только один. Дали малый ход, и пошли в базу, пополняя воздух и заряжая аккумуляторную батарею. Через пару часов удалось запустить еще один дизель.

   По возвращении на базу, своими силами приварили оторванный фланец. Об аварийном случае, как это часто делается, наверх докладывать не стали. Приедет комиссия, вскроет всю подноготную, и будут сделаны оргвыводы вплоть до снятия с должностей. А уж Вахлаеву за приказание продувать балласт, не поможет и дядя из ЦК КПСС.

   Придя, домой Сергей снял фуражку, и Лиза сразу заметила непорядок.

   - Где это ты головой в белую краску влез?

   Она намочила полотенце и попыталась вытереть белый налет на волосах мужа.

   - О, да это никак седина?!

   Сергей подошел к зеркалу, действительно с левой стороны торчал белый клок. Но нашелся он быстро.

   - Да, это доктор случайно перекисью водорода брызнул. Со временем отстирается.

* * *

       Прошел еще один год и Барк, прослужив на Дальнем Востоке положенные 10 лет, получил право на перевод «в Европу». Кроме того, на днях пришел приказ о присвоении ему капитана 2 ранга. Вроде бы все хорошо, но отчего-то настроение с утра было препоганым.  Во-первых, это было воскресенье, но вместо выходного он сегодня заступал оперативным дежурным. Опять сорвалась поездка на озеро Тетюхе, куда собиралась компания стрелять уток. Во-вторых, с утра поругался с Лизой. А дело было так. Жена утром ходила к молочнице за молоком, его не разбудила, в результате он едва не проспал. Сидя за столом и наскоро запихивая в себя завтрак, Сергей зацепил локтем, стоявшую на столе, двухлитровую банку с молоком. Ее Лиза только  принесла от молочницы. На замечание, что он только что оставил детей без молока, он заорал, что не хрен ставить банку на край стола… Можно было поставить, вон, хотя бы на подоконник… Брюки забрызганные молоком пришлось снимать и надевать другие… На ботинке шнурок порвался - снова задержка. И результат – едва не опоздал на службу.

   В рубку оперативного Сергей вошел без двух минут восемь.  Проверять документы в сейфе не стал, молча расписался в журнале приема дежурства, что означало, что сменяемый дежурный может быть свободен. Сменяемый - флагманский минер Костя Онопко, как немой укор, стоял под часами с выражением обиженного ребенка на лице. Дело в том, что на оперативное дежурство было принято приходить за 15 минут до восьми. Это время предоставлялось для приема документов, изучения текущей оперативной обстановки и прочей акклиматизации….   Швырнув журнал в стол, Сергей хлопнул Костю по «седалищу», - ладно, не хнычь, можешь быть свободен – и уже официальным тоном, - оперативное дежурство принял.

    Усевшись в кресло оперативного,  Барк полистал суточный план дивизии – ничего интересного, все по типичному воскресному распорядку, и только К-139 в 9.00 выходит на отработку задачи К-2 в район №41. Ладно, до девяти время есть, можно и перекурить. Он выудил сигарету из пачки, щелкнул зажигалкой и сделал глубокую затяжку. Опытные курильщики знают, что именно в первой глубокой затяжке таиться главное удовольствие…Смакование перебил резкий звонок телефона секретной связи, по этому телефону звонила Москва либо штаб флота. От неожиданности, едва не поперхнувшись сигаретой, Сергей поднял трубку:

    - Оперативный дивизии капитан 2 ранга Барк.

В трубке кашлянули, затем густой баритон торжественно пропел:

    -  Оперативным дежурным флота заступил контр-адмирал Ткаченко.

    - Есть, принято Александр Иванович, с чем Вас и поздравляю.

    - Да, вот так Серега – всем гулять, а нам служить. Что там у тебя?

    - Сто тридцать девятая в 9.00 идет в район 41, в остальном = полный штиль.

    - Добро. Доклады – как положено. До связи.

   В трубке щелкнуло, и сигнальная лампочка на  аппарате связи погасла. Это означало, что абонент отключился. Сергей открыл тумбочку, где хранился ворох старых газет, вытащил несколько и стал разгадывать кроссворды…. В девять часов он вышел на балкон взглянуть на второй пирс, где стояла сто тридцать девятая. Нужно было убедиться, что лодка отошла и доложить оперативному флота.  На удивление сто тридцать девятая и не думала отходить, она продолжала сиротливо стоять у пирса и даже швартовые команды не были построены на палубе.

    - сто тридцать девятая отключилась от внутренней связи? – Спросил Сергей дежурную телефонистку.

   - Нет еще.

   - Соедините.

   - Мичман Лопатин слушает.

   - Это оперативный. Командира или старпома к телефону.

   - Командир в каюте переодевается, старпом на мостике. Кого позвать? А, вот старпом уже спустился – передаю трубку.

   - Старший помощник капитан 3 ранга Горобец – слушаю.

   - Это я Вас слушаю. Пять минут назад должны отойти от пирса, а у вас даже швартовые команды на палубу не подняты.

   - Швартовщики все наверху, в рубке курят. А не отошли потому, как механика нет. А без командира БЧ-5 на борту далеко не уедешь…

   - Ничего не понял. Где командир БЧ-5, почему нет на борту?

   - Так сын у командира БЧ-5 родился. Они с доктором и помфлагмеха всю ночь обмывали…. Ну, я уже послал людей… Ждем… С минуты на минуту должны принести механика…

    В 9.10 позвонил оперативный флота:

   - Так я не понял, где доклад о выходе «К-139»?

   - Товарищ адмирал,  Александр Иванович у меня телетайп стучит – ничего не слышно. Я через минуту перезвоню.

   Дело принимало признаки мелкого скандальца. Сергей позвонил начальнику штаба и получил следующий совет:

   - Ну, скажи, что отошла с опозданием в 10 минут. Сочини что-нибудь. Мне  звонили, что механика уже пронесли через КПП.

   - Товарищ адмирал докладывает оперативный дивизии капитан 2 ранга  Барк – «К-139» в 9 часов 12 минут отошла от пирса и следует по плану.

   - А почему не в девять?

   - Да, швартов уронили и на винт намотали. Вот и задержка…

   - Есть, принято.

   В результате всех перипетий, сто тридцать девятая отчалила лишь в 9 часов 31 минуту. Но командир клятвенно пообещал наверстать эти минуты и занять район вовремя.  Казалось бы, к чему подобные придирки. Кстати, к надводным кораблям и торпедным лодкам штаб флота и не «придирался», но к ракетным лодкам внимание было особое. Приучали к точности до минуты,  это требование строго применялось во всем. Через две минуты после отхода лодки, только Сергей решил, что ситуация благополучно завершилась, позвонил оперативный флота.

   - Я не поленился дозвониться на пост СНИС (сигнальный пост наблюдения и связи) на мысе Ватовского. Так у них в журнале запись о лодке в 9.32, за брехню я Вас товарищ кавторанг с дежурства снимаю. Начальнику штаба – соавтору по брехне, физкульт-привет. Думаю, в приказе по флоту получите по выговору.

   Через час, дождавшись замены и сдав дежурство, Сергей поплелся в городок, но домой не пошел.  Свалившийся на него внеплановый полу выходной можно использовать для реализации специального плана. Была у него идея-фикс – привезти с Дальнего Востока медвежью шкуру, дабы лежала она у него на полу в спальне, в качестве экзотического трофея. Кстати, знатоки говорили, что заниматься сексом на медвежьей шкуре – это что-то незабываемое. Не раз на охоте он мечтал встретить медведя и заполучить желанный трофей, но не получалось. Следы и свежий помет видел, но медведи не попадались. Видимо они успешно уклонялись от встречи с ним. Оставалось одно – купить шкуру у местных охотников-промысловиков. Вот этим он сегодня и займется.

   Ближайшая артель промысловиков находилась в райцентре, почему-то носящему женское имя – Ольга. Сергей открыл свой сарай, который по совместительству служил  гаражом для его мотоцикла. В городке мотоциклы были у многих, предпочтение отдавалось тяжелым уралам с коляской, но он предпочитал двухколесный вариант. Только на двухколесном мотоцикле можно получить полное ощущение всадника. Такой мотоцикл пройдет по любому бездорожью, почти везде, где толькоможет пройти пешеход… Барк  выкатил свой  ИЖ-ПЛАНЕТА СПОРТ, и через минуту уже катил по дороге в райцентр. Быстрая езда на мотоцикле всегда улучшала ему настроение. Вот и сейчас, проехав несколько километров, он почти забыл утренние неприятности. Они казались ему уже мелкими и незначительными. Поравнявшись с развилкой, где основная дорога поворачивала вправо, влево же уходила старая заброшенная дорога на мыс Кузьмина. Она уже сплошь заросла кустарниками и молодыми деревцами и едва просматривалась. Когда-то на мысе Кузьмина находилась батарея ПВО, которая прикрывала ракушанскую бригаду подводных лодок. Батарею демонтировали лет двадцать назад, а вместо нее на горе Владимир установили зенитно-ракетный комплекс С-75. Сергей как-то забрался на мыс. Хоть и по бездорожью, но на спортивном байке проехать ему удалось. Поездка оказалась весьма полезной. Он осмотрел бетонные капониры, где когда-то стояли орудия. Они уже обросли мхом. Чуть поодаль находилась бывшая казарма личного состава, Без окон, без дверей и без крыши. Среди сплошных зарослей кустов и деревьев торчали лишь стены. Подойдя ближе, к своему удивлению, он обнаружил у стен разрушенной казармы целые россыпи белых грибов. После этого Сергей ездил сюда как на свой огород и без добычи обычно не возвращался. Вот и сейчас, проехав развилку, он подумал, что на обратном пути надо бы заглянуть на мыс и набрать грибов.

    Он уже подъезжал к бухте Средняя, излюбленному месту купания жителей Ракушки, когда его внимание привлек лежащий посреди дороги желтый предмет напоминающий колесо от мопеда. Но внезапно «колесо» зашевелилось и подняло голову. Это была змея и при том весьма приличных размеров. Змей Сергей панически боялся, хоть видел их только в зоопарках. Для него было неважно гадюка это или безвредный уж или полоз, страх базировался где-то на генетическом уровне. Он даже крупного дождевого  червя опасался взять в руки так как тот напоминал ему змею… Тормозить было поздно и, преодолевая ужас, задрав ноги на руль,  от безысходности, он направил байк прямо на змею. Придя в себя, вернулся посмотреть на раздавленную рептилию. Змея была более двух метров длиной, желто-коричневого цвета, толщиной с руку. Подобных размеров змей он видел только в Ленинградском зоопарке…

   Через пару часов Барк уже въезжал в райцентр Ольга.

   - Что-то долгонько добирался на своем спортивном мотоцикле, - скажет какой-то въедливый читатель, взглянув на карту Приморского края. Действительно, от Ракушки до Ольги всего 31 километр, и другой раз это расстояние можно пролететь за 15 минут. Тут все дело в том,  что всего неделю назад через Приморье прошел очередной тайфун. Для справки следует пояснить, тайфун – это тропический циклон Тихого океана, он сопровождается сильнейшими ветрами и мощными ливнями. Аналогичный тропический циклон в Атлантике называется ураганом. Тайфун мощнее урагана, мощнее настолько насколько Тихий океан больше Атлантического. Дорогу в Ольгу пересекают четыре речушки или ручьи, обычно воды в них – курице по колено. Но после тайфуна, уровень воды поднимается на метры, порой сносит деревянные мосты и на какой-то период представляет собой непреодолимое препятствие.  Правда вода уже спала, но все равно Сергею приходилось искать броды, местами перетаскивать мотоцикл на руках, опасаясь попадания воды в цилиндры. Он вспомнил, как прошлой осенью тайфун посетил Ракушку. Ветер был такой силы, что сбивал с ног. Тогда он придумал оригинальный трюк, который стал модным у молодежи. Фокус состоял в следующем. Подставив ветру спину,  распахнув руками полы шинели и слегка подпрыгнув можно пролететь 3-4 метра. Затем, пробежав пару шагов, еще прыжок и снова полет на 3-4 метра. Некоторые умельцы умудрялись пролететь до 6 метров. Скорость подобного передвижения, как потом замерили, превосходила 40 километров в час…

   В Ольге Сергей сразу определил  дом председателя артели охотников-промысловиков. Это было не сложно. Все дома на улице  кирпичные, и только его дом был деревянный. Сруб дома из мощных кедровых стволов и только крыша из оцинкованного железа свидетельствовала о том, что дом жилой, а не раритет прошлого века. С председателем Барк был немного знаком. Как то Григорий Семенович приезжал в Ракушку на день флота, вместе с председателем райсовета с поздравлениями. Хозяин был дома - это уже была удача. Сергей, войдя, поздоровался. Предводитель артели выглядел также экзотично, как и его дом. Мощную фигуру охотника дополняла копна длинных до плеч волос и окладистая борода. Он был похож на старовера, как их описывали в литературе. Хотя, чем черт не шутит, может он им и был.

   - Порог дома переступил, а лоб не перекрестил, - сделал замечание хозяин.

   - Так я же безбожник.

   - Ну, ладно. Слава богу, что не японец. И на том спасибо. Чего приехал?

   - Нужно поговорить, совет Ваш нужен Семеныч.

   - Поговорить – это можно. К разговору привез?

   - Обижаете Семеныч, - возразил Сергей, вытаскивая из сумки семьсот граммовую флягу.

   Необходимо отметить, что на Дальнем Востоке  любой серьезный разговор с аборигенами, а Семеныч и был им, без спирта не получался. Деньги ценились мало, точнее сказать они там вообще не ценились, а спирт представлял местную валюту. Тому способствовало еще и то, что со спиртным часто были перебои.

   Хозяин нарезал хлеб, поставил на стол миску с красной икрой и миску малосольной горбуши. Выпили по одной. Семеныч захрустел зубами, отправив в рот столовую ложку икры. Сергей тоже отщипнул от краюхи малость хлеба. Хозяин заметил:

   - Ты чего это. Не закусываешь?

   - Не ем я Семеныч ни икру, ни рыбу.

   - Как такое, может быть!? – изумился хозяин, - первый раз такое слышу.

   - Поили в детстве рыбьим жиром насильно. Вот с тех пор ни икру, ни рыбу, ни селедку в рот не могу взять.

   - Вот так дела. Ну погоди, я счас яишницу сварганю или еще что…  Видишь хозяйки нет, укатила во Владик дочку проведать.

   - Да не беспокойтесь Семеныч, я не голоден. Да и некогда мне трапезничать,  а спрос мой вот о чем…

    После разговора с Семенычем, Сергей получил исчерпывающую информацию по интересующему вопросу. Государственные расценки на пушнину были следующие. Медвежьи шкуры принимались по 15 – 20 рублей, лиса по 30, чернобурка по 40 – 45, соболь по 70 – 90. Купить шкуру можно за 40 рублей, но сейчас не сезон, а вот осенью или весной осуществить это вполне реально. После третьей стопки, Семеныч вспомнил, что у охотника Кротова была шкура, которую он выделывал для себя и сдавать не собирался. Вот ее  можно попытаться перекупить назначив двойную цену… Между делом, Сергей рассказал о змее, которую встретил на дороге. Семеныч пояснил, что это был амурський полоз. Укусить он может, но яда в нем нет.

    Дом Кротова находился на окраине поселка. Подъезжая к нему, Сергей издали увидел развешенную на заборе, видимо для просушки, медвежью шкуру. Ему приходилось видить медвежьи шкуры, но подобную он видел впервые. Это был шедевр! Шкура была абсолютно черная и только на груди белый треугольник.  Мех длинной в ладонь, густой, блестел на сонце. Удивление вызывало и то, что на шкуре оставался скальп, а на лапах сохранены когти. Из дома вышел хозяин. Кротов богатырским телосложением не отличался. Это был мужчина лет сорока, среднего  роста и, по сравнению с Семенычем, выглядел мелковато.

   - Кузьмой меня кличут, - представился хозяин. Он протянул руку и  Сергей почувствовал крепкое, словно руку зажали в тиски, рукопожатие. Выслушав гостя, Кузьма, в категорической форме, заявил, что шкуру не продаст.

   - Знаешь, сколько я с этой шкурой  промучился?! Особенно сложно было с черепа снимать…. Вон на лапах когти сохранил…  Пришлось каждый палец скоблить, мясо вырезать, а уши, каждый хрящ… Череп выварил, потом поставлю, в глаза лампочки – будет как живой… Не, не продам, для себя делал.

   Сергей понял, что сделка не состоится, да и Семеныч предупреждал, что Кротов шкуру не продаст. Но он продолжал торговаться, сознавая безнадежность своих усилий.

   - Вы же охотник, вы же таких шкур не одну еще добудете, я в два с половиной раза больше заплачу, чем заготовители. 50 рублей хорошие деньги…

   - Не, не продам! Да и медведь это редкий, видишь мех черный, а на груди манишка белая. Это гималайский медведь…

   - Ну я в пять раз больше заплачу – 100 рублей. – не унимался Сергей.

   Кротов стоял на своем и Барк понял, что повышать ставки – дело дохлое.

   - Ставлю ведро спирта, - задействовал он последний аргумент.

   Кузьма хотел что-то сказать, но услышав последнюю фразу, так и застыл с открытым ртом. После продолжительной паузы, стал уточнять.

   - Что значит ведро, ведра разные бывают.

   - Ладно. Больше ведра – 10 литров.

   - А спирт какой? Не ректификат?

   - Обижаешь. Ректификат на надводных кораблях, а я подводник. У нас спирт только питьевой, другого не держим.

   Кротов проглотил слюну, начал растеряно чесать затылок, и Барк понял, что сделка состоялась.

   - Ты черта уговоришь, - сказал Кротов и, после паузы, добавил, - шкуре еще с недельку посохнуть надо. Приедешь дней через десять и забирай.

   … Приехать в назначенный срок у Сергея не получилось.  Была командировка во Владивосток, потом 10 суток болтался в море. Собраться в Ольгу удалось лишь спустя три недели. Он одолжил у мичмана Протасова «Урал». В коляске сподручней везти канистру, а на обратном пути положить в нее  шкуру.

   Кротов был дома.  По его виду, Сергей понял, что тот не очень обрадован его приезду. Они прошли в пристройку дома, которая служила хозяину мастерской. Это было большое полупустое помещение, на полу расстелена красавица шкура. Оба окна в помещении были распахнуты настежь, но, несмотря на это, явственно чувствовался незнакомый сладковатый запах.  Он не походил на зловоние, но приятным его тоже не назовешь.  Сергей нагнулся, взялся рукой за мех – хотел расправить складку. В его пальцах остался клок шерсти. Он протянул его Кротову:

   - Что это?

   - Да, вот такое несчастье, видно не додержал  при выделке, возможно химикаты бракованные попались. Можешь забрать за 30 рублей.

   -  Ну да! Чтобы через месяц выбросить.

   Попрощавшись с Кротовым, скрепя сердце, Сергей взгромоздился на мотоцикл и взревев цилиндрами, выжимая из «Урала» все его лошадиные силы, покатил восвояси…

   Возвращая Протасову мотоцикл, Сергей посетовал о несостоявшейся покупке:

   - Поздно я Иванович спохватился поиметь таежный сувенир. Через месяц – полтора придет приказ и «прощай Тайга – привет Европа».

   - Думаю, твоему горю еще можно помочь.

   - Интересно, каким образом?

   - Помнишь, ты говорил, что не догулял неделю во время прошлого отпуска.

   - Да, девять суток не догулял.

   - Ну, вот! На днях приедет мой сын из Владика на побывку. Съездите с ним к моему брату. Он живет в поселке Таежный. Совершенная глухомань, но там этих медведей как блох на собаке. Брат писал, что уже даже в поселок наведываются. Там и шкуру добудешь, а сын заодно и родных дядей  и прочую родню проведает…

   - Иваныч, а почему дядей? Их, что у него несколько?

  - Да, братьев у меня целых шесть, еще и  две сестры. И все, слава богу, живы-здоровы. Правда, разбросала жизнь моих родственников по всему Приморью. Двое во Владивостоке живут, один в Кавалерово, я вот в Ракушке, еще в Уссурийске, Находке, Таежном…

   - И что это вас так разбросало?

   - Так вышло.  Дед наш  был известный в Приморье человек – купец первой гильдии. Владел магазинами, пушными факториями, фабриками по всему  краю. После революции все отобрали, но некоторые дома в разных населенных пунктах остались. Так теперь и живем по всему Приморью….

    Спустя неделю, прибыл на побывку сын Протасова  Геннадий – курсант 5 курса Владивостокского высшего военно-морского училища имени Макарова.  Прошла еще неделя, в течении которой  Сергей не вылазил с моря. Торпедные стрельбы затем прием задачи на К-126. Наконец, по возвращению, удалось выдавить из начальника штаба свои «недогуляные»  сутки. Правда, дал – 8, НШ и тут хоть сутки, но урвал. Наконец можно было ехать «за медведем». Барк осмотрел свой арсенал и боезапас – ижевская курковая двустволка, 4 патрона с жаканами, два с картечью и  десяток с мелкой дробью. Однако не густо, и купить охотничьи припасы в Ракушке негде. Успокоил Иваныч.

   - Да кто на медведя с дробовиком ходит!  Там председатель вам для этого дела карабины выдаст.

    На следующий день Сергей и Геннадий, оставив у дяди в Кавалерово мотоцикл,  уже спешили в аэропорт. Добраться в Таежный можно исключительно самолетом, и летал он туда два раза в неделю.  Правда можно и машиной, но это должен быть вездеход и добираться по местной грунтовке и бездорожью придется не менее трех суток. Местный аэропорт представлял собой заросшую травой небольшую поляну. Несколько в стороне находился деревянный сарайчик, где можно было приобрести билеты, об этом свидетельствовала корявая надпись – КАССА. Возле сарайчика находился деревянный столб, на вершине которого  болтался полосатый матерчатый конус. Из авиалайнеров здесь мог приземлиться только, самый распространенный в Приморье аппарат – «кукурузник» АН-2….

   Спустя два часа «болтанки» в воздухе, «кукурузник» все же доставил   наших охотников в Таежный. Поселок и организованный в нем колхоз охотников-промысловиков  образовался относительно недавно. Он состоял из одной улицы, на которой густо лепились три десятка домов. Селение, казалось зажатым между двумя сопками, и со всех сторон его обступала глухая тайга. Все дома в поселке были одинаковы так как построены были государством и одновременно.

   Первым делом Геннадий зашел к дяде и после взаимных объятий и причитаний о том, как долго они не виделись, отправился посещать остальных родственников – двоюродных братьев и сестер, которых здесь у него оказалось великое множество. Ближе к обеду, все родственники собрались за общим столом. Дядя, как и ракушанский Протасов, естественно тоже Иваныч, с женой. Их сыновья их за столом сидело шесть. Еще какие-то  мужики и тетки. Что Сергея удивило, за столом сидел на равных пацан лет тринадцати. Хозяин дома – Иваныч – сухой, жилистый, небольшого росточка мужчина, в черном чесучовом костюме. Лет ему 54, а выглядел он много старше своих лет, видимо пил. Рядом сидела такая же сухонькая, маленькая его жена, годков ей 53. Кроме их сыновей сидящих за столом, под столом  играли их младшенькие – мальчик и девочка в возрасте трех и четырех лет. Хозяйка поставила на стол два здоровенных таза, в одном была нарублена здоровенными кусками соленая горбуша, в другом красная икра. Публика разобрала ложки и сидела молча, поглядывая на Сергея. Тот дальневосточные традиции знал, вытащив из рюкзака четырех литровую пластиковую канистру, водрузил ее на стол. Выпили по первой. Сергей, дабы произвести впечатление, и показать крепость моряка-подводника, выпил спирт, не разводя его водой.  К его удивлению, присутствующие тут же последовали его примеру. Спирт в канистре начал таять как весенний снег на солнце. Захмелевшее общество, узнав причину приезда гостей, начали рассказывать об особенностях медвежьей охоты. Сидящие за столом мужики начали рассказывать, сколько каждый из них убил медведей. Числа варьировались от семи до двенадцати, и даже тринадцатилетний пацан заявил, что убил медведя.

   - Особенности этой охоты состоят в том, - продолжал тему дядя Геннадия, - что медведь крепок на рану. С одного выстрела его не возьмешь, а раненый медведь будет идти на обидчика. Для устрашения встает на задние лапы. В среднем приходиться всадить в него до пяти пуль, а иногда и больше. Если карабин заело или не успел перезарядить, нужно бросить в медведя шапку или валенок. Медведь обязательно останавливается, рвет когтями  брошенный предмет и лишь после этого продолжает преследование. У нас были случаи, когда горе-охотника медведь до трусов раздевал. А видал, Серега, мужик хромой мне мотопилу перед обедом приносил? Думаешь, почему хромает? Два года назад, на охоте, подстрелил поросенка. Вот дикая свинья ему половину ягодицы и отгрызла… Теперь хромает.  Да, вот так, брат бывает.

   Тем не менее, все за столом выразили уверенность, что медведя для Сергея добудут. И это вовсе не проблема, и дело верное. А дядя клятвенно пообещал лично возглавить операцию.

   Когда застолье закончилось,    часть гостей уползла во свояси,  часть тут же рухнула под. столом. Сергей, для того чтобы сохранить для охоты трезвую голову и твердую руку, пил мало. Геннадий, наслушавшись за столом страшных рассказов, взмолился:

    - Сергей Николаевич, я не охотник и на охоте никогда не был, поэтому буду Вам только обузой…  Если не возражаете, я тут схожу, у меня девушка знакомая…

   Утром публика «отдыхавшая» под столом начала просыпаться. Выглядели они, к удивлению Сергея, почти трезво. Тут же все бросились пить воду, а напившись воды снова опьянели. Естественная реакция на неразведенный спирт. Иваныч, который вчера по пьяному делу клятвенно обещал Сергею повести его на охоту и добыть медведя, сегодня начал отнекиваться.  Сказал, что после вечеринки необходимо как следует отдохнуть, так как идти далеко, а ноги уже не те… Хозяин ушел спать, а Сергей, от нечего делать, пошел бродить по двору. Возле сарая в углу валялся на боку старый грязный мотоцикл «ковровец». Он его поднял и с удивлением обнаружил по спидометру, что пробег этого аппарата всего 137 километров. Хозяйка пояснила:

   -  Мотоцикл  купили  всего полгода  назад, и  он почти сразу вышел из строя, решили бракованный попался, с тех пор и валяется….     Отец то и ездить на нем толком не умеет. Так – баловство одно.

 Барк мотоцикл отмыл, отрегулировал опережение зажигания, после чего, сие транспортное средство удалось завезти.

   Спустя некоторое время, проспавшийся Иваныч, отправился к председателю колхоза за карабинами. Но председатель карабины не дал, видно обиделся, что его не пригласили на вчерашнее застолье. Правда, причину назвал другую. Якобы по рации его предупредили, что из колонии строгого режима бежали трое рецидивистов . Они с оружием и предположительно пробираются на большую землю нашими местами…

   Охота явно срывалась

   - Эх, зря приезжал! – Посетовал Сергей, заодно напомнив Иванычу его вчерашние клятвы. Узнав, что мотоцикл приведен в рабочее состояние, старик оживился и, решительно рубанув ладонью по воздуху, сказал, что охота состоится, так как он   слов на ветер не бросает.

   - Пойдем со своими ружьями, - заявил он, - будем лупить дуплетами.

   После чего, он вытащил из кладовки ружье. Подобный раритет Сергей видел впервые.  Это была одностволка 22 калибра. Ружье старое и ржавое, ввиду ветхости, ствол был прикручен к цевью алюминиевой проволокой. На немой вопрос Сергея, Иваныч ухмыльнулся:

   - Ничаво, ничаво. Оно старенькое, но меня никогда не подводило. – Он выгреб с десяток самодельных патронов с остроконечными свинцовыми пулями, отчего заряды напоминали патроны трехлинейной винтовки Мосина.   - Вот после обеда и поедем. Хорошо, что ты мотоцикл наладил. У меня в двенадцати километрах заимка и пасека. Туда доедем, ну а дальше пешком…

   Покормив гостя обедом, хозяин вынес два спальных мешка, рюкзак с харчами и сказал «ПОЕХАЛИ». Сергея несколько удивила «форма одежды» Иваныча. Он был в том же черном костюме, в котором сидел вчера за столом. Под пиджаком белая исподняя рубашка, а из-под правой брючины выглядывали белые штрипки от кальсон. На ногах ботинки.

   - Что-то одежка у вас не по теме, - попытался намекнуть Сергей.

   - Да, ладно. На заимке у меня сапоги и комбинезон.

   При наличии нормальной дороги, от поселка до заимки можно было бы доехать за 15 минут. Ехать же пришлось два часа. Дорога, если ее можно так назвать, представляла собой лишь направление. Торчали из нее крупные камни, сплошь пересекали вылезшие наружу толстые корни деревьев, лежали поваленные стволы мелкого сушняка. Приходилось частенько останавливаться и расчищать проезд. По обеим сторонам дороги стеной стояли мощные  кедры. Подобные деревья Сергей видел впервые. На побережье, где часто дули штормовые ветра, кедры не поражали своими размерами. Здесь же, в Таежном была совсем другая тайга. Кедры здесь выглядели фантастично. Как штурману,  выполнить не сложный триангуляционный расчет, Сергею не составило труда и он, с удивлением определил, что высота кедров достигала сорока и более метров. По сравнению с  самым высоким европейским деревом, а это пирамидальный тополь, с высотой до  25 метров, разница была поразительная.

   Путь охотникам преградила неширокая речушка, на противоположном берегу которой  виднелись деревянные постройки.  Это и была заимка – конечный пункт поездки. Оставалось только переправиться на противоположный берег. По валунам, в изобилии торчащим из реки, Иваныч шустро перебрался на другую сторону и скрылся в избушке. Сергею в этом плане не повезло, на его попечении был мотоцикл.  Глубина на перекате была сантиметров двадцать, но галечное дно покрытое водорослями было чрезвычайно скользким. Ноги в резиновых сапогах скользили, а тут еще мотоцикл нужно тащить. Решил попытаться проскочить перекат на скорости. Почти получилось, но за пару метров до противоположного берега, мотоцикл занесло и «железный конь», вместе с всадником, свалился в воду. Несмотря на конец октября, дни стояли по-летнему теплые, тем не менее, вода в речушке оказалась ледяной…

   Заимка представляла собой два строения. Сарайчик, в котором стояли штабелем приготовленные для зимовки ульи и бревенчатый домик, состоявший из двух помещений. Небольшого коридора и довольно большой, квадратов двадцать, комнаты с одним небольшим окном. Посреди комнаты находился  стол, на нем  большой эмалированный таз полный меда. Возле стола два, грубо сколоченных табурета. Еще в комнате была плита и у стен два топчана. Последние, видать по всему, служили спальными местами. Почему-то топчаны были непривычно высокими, так как опирались на ножки более метра высотой.

   - Я немного отдохну, пока ты высушишь одежду, - заявил Иваныч и тут же улегся на один из топчанов, простелив на нем спальник. – А ты сходи рыбу полови, пока одежда сохнет.  Удочка в коридоре, а червяков можно в огороде накопать ну а…- Остановившись на полу фразе, Иваныч уснул.

   - Вот змей, наверняка выпил перед обедом, - подумал Барк и вышел в коридор. В углу, у входной двери стояла толстая палка, метра два длиной – эдакий дрын. К палке привязана леска, едва ли не в палец толщиной, заканчивающаяся здоровенным ржавым крючком.     - Ну, если это удочка, то я гинеколог, - пробурчал себе под нос Сергей и, взяв лопату, вышел в огород. Тот уже был вспахан к зиме, и копать было легко. Червяки же, как назло, не попадались. Барк перековырял лопатой едва ли не половину огорода, но добыл всего лишь одного червяка. Но какого – с большой палец толщиной и в длину сантиметров 25. Таких червей ему видеть не приходилось. Подумалось - не зря на Дальнем Востоке все большое. Самые большие мидии, самые крупные крабы, самые высокие деревья. И вот, даже гигантский червяк.

   Спустившись к реке, он немного прошел вниз по течению, где поток был шире и значительно глубже. Нанизав на крючок кусок червя, начал искать, чего бы использовать под поплавок. Леска оказалась в воде, и ее медленно отклоняло течением от берега. Вдруг дрючок, изображающий удочку, дернулся и стремительно заскользил к реке. Сергей едва успел схватить его у самой воды. На крючке трепыхался красавец – голец, грамм на пятьсот…. Рыба ловилась отменно.  Оказывается ни грузила, ни поплавка вовсе не требовалось. Стоило забросить наживку в воду -  крючок еще не успевал коснуться воды, как стремительный голец, буквально выпрыгивая из воды, хватал наживку. Барк ловил, пока не закончился червяк, всего удалось поймать 13 рыбин.  Становилось прохладно, начинало темнеть, и он вернулся в избушку.  Иваныч хрипел на своем топчане, в помещении остро пахло спирто-водочным перегаром. Почуяв неладное, Сергей бросился к своему рюкзаку. Там у него, в качестве неприкосновенного запаса, хранилась фляга спирта. Фляга оказалась пустой. Его это не на шутку испугало. Семьсот грамм чистого спирта могло оказаться смертельной дозой для старика. Попытки растолкать Иваныча успеха не имели.

   Очень хотелось есть. Все это время  его пытались кормить рыбой и икрой. Эту пищу он не ел. И так уже два дня – впроголодь. Он сделал ревизию дедового рюкзака, Из провизии там было только две буханки черного хлеба и две банки консервов – рыбные котлеты в томатном соусе. Попробовал, есть хлеб с медом. Оказалось – меда много не съешь, да и голод он не утоляет. Решил поджарить рыбу. Растопил плиту. На подоконнике обнаружил пол литровую банку с каким-то жиром, без запаха. Жир напоминал «пушечное сало» хоть, кто его знает, может, это оно и было. Можно попытаться жарить на нем. Над окном, у самого потолка, обнаружил два больших сухаря прибитых гвоздями к стене. От мышей, что ли. Сухари растер в порошок и таким образом изжарил всю рыбу. Голец оказался классной едой. Рыбой не пахнет и костей очень мало. Кое-как поел…

   Среди ночи Сергей неожиданно проснулся от ощущения тревоги и какой-то не ясной опасности. В помещении была абсолютная темнота, с соседнего топчана доносился негромкий храп Иваныча, а рядом явно слышалось дыхание еще кого-то.  Кто-то видимо вошел и оказавшись в полной темноте раздумывал над своими дальнейшими действиями. Сразу вспомнился рассказ о сбежавших зеках. Наверняка это кто из них. Остатки сна моментально улетучились, что-то нужно было предпринимать. Ружье, патронташ и рюкзак висели на гвозде над топчаном, если сесть, до них можно дотянуться.

   - Начнешь шевелиться, топчан может заскрипеть и тогда неясно чем все может закончиться, - раздумывал Сергей. Удалось сесть и дотянуться до рюкзака. Топчан не заскрипел – это уже была удача. Снимать с гвоздя патронташ и ружье, заряжать его – эта затея казалась нереальной. Не успеть. Рюкзак был расстегнут, удалось достать охотничий нож и фонарь.

   Тяжелое дыхание незваного гостя раздавалось совсем рядом, казалось – протяни руку и упрешься в его небритую физиономию. Лихорадочно был придуман план действий.

   -  Сверкну фонарем в глаза, пришелец ослепнет на миг, а там обстановка подскажет дальнейшие действия. _ принял решение Сергей. Он вытащил нож из ножен, приготовился к прыжку и включил на секунду фонарь, направив луч на звук дыхания, казалось, стоящего рядом человека… Никого! Но дыхание явно было слышно.

   - Чертовщина какая-то, - он ущипнул себя за ляжку, дабы убедиться, что это не сон и не слуховая галлюцинация. Решил включить фонарь и осмотреться более детально. Луч мощного фонаря осветил комнату, лежащего на соседнем топчане Иваныча, стол, на котором стояла трехлитровая банка и стаканы. Вчера на столе их не было, это он помнил точно.  На полу, рядом с его топчаном, спал здоровенный мужик. Его дыхание он и слышал.

   Понемногу начало светать, и Барк вышел из избушки по малой нужде. Возле входа стоял трактор «Беларусь», рядом с которым лежал на земле еще один мужик. Рубаха у него на спине задралась, и на голом теле лежал иней, видимо ночью были заморозки. Увиденная картина привелв Сергея в ужас. Иней не таял на голом теле – значит труп.  Но мужик вскоре зашевелился, прокашлялся и поднялся на ноги.  На шум вышел из избушки и второй мужчина. Оказалось это жители Таежного, возвращаясь из какой-то поездки, остановились на заимке ночевать. Ночью они с Иванычем пили какую-то бурду, которую привезли в трехлитровой банке, и съели всю наловленную рыбу. Бурда видно была немалой мощности, так как свалила обоих, одного на пол, а второго прямо на землю. Вскоре сельчане завели свой трактор и уехали. Иваныч не проснулся даже от грохота тракторного дизеля и спал еще  три часа.

   Наконец горе-охотники, (один дилетант, второй алкоголик) двинулись в поход. Ни сапог, ни комбинезона в заимке не оказалось, и Иваныч отправился в своей черной паре.

   - Ничего, осенью в тайге чисто и дождей не ожидается – успокаивал себя он…

    Вначале шли вдоль берега речки. Она то разливалась вширь, то превращалась в узкий поток. За счет каменистых порогов образовывала живописные каскады и мини водопады. Иногда берег обрывался в воду высокой вертикальной скалой, и приходилось  заниматься «скало лазаньем». Места были очень красивые, речушка живописно вписывалась в общий пейзаж, и Сергей уже не раз пожалел, что не взял фотоаппарат. Скоро он уже не замечал красот природы. Шли уже более трех часов и в хорошем темпе. Сергей на ходу снял свитер и сунул в рюкзак, все равно было жарко, наваливалась усталость.  Иваныч шел впереди как ни в чем не бывало. Шли молча. Еще через час Сергей продолжал идти, стиснув зубы, на одном самолюбии, не признаваться же Иванычу, что ему необходим привал. Река повернула влево, а охотники свернули вправо и начали подниматься по склону небольшой сопки. Выйдя на ровный участок, обнаружили между деревьями, метрах в пятидесяти, небольшое озерцо, на котором кормилась стайка уток. Иваныч сорвал с плеча ружье, перезарядил на патрон с дробью и прицелился.  Сергей, глядя, как дрожат руки и ствол ружья старика, хмыкнул в бороду. Иваныч это заметил.

   - Бей ты, мое не добьет, -  нашелся он, как выйти из положения.   Сергей подождал, пока две утки сойдутся рядом, и произвел выстрел. Стайка улетела, но две утки остались трепыхаться на озерце. Достали одну утку, вторая нырнула и долго не выныривала.

   - Не может  она так долго сидеть под водой, - удивился Сергей.

   -  Это она под какую-то корягу поднырнула и там здохла, ведь раненая была. Теперь нам ее не достать, - пояснил Иваныч.

      Начинало темнеть, и охотники решили остановиться на ночлег тут же у озерца. Старик вытащил из кармана кусок лески с крючком, нашел возле берега пару личинок ручейника и спустя десять минут поймал пару рыбин. Как они называются, Сергей не знал, что-то наподобие  нашей плотвы или красноперки, но  крупнее. Сергей собрал сухих сучьев и развел костер. Иваныч вскипятил в котелке воду, снял с утки шкуру чулком, вместе  с перьями. Выпотрошил ее и рыбу и все вместе сунул в котел. Приступили к ужину. Утка провонялась рыбой и есть ее Сергей не смог, как и рыбу. Съел ломоть хлеба и рыбную котлету в томате, томат все же забивал рыбий запах. Иваныч пожал плечами, съел рыбу и утку, влез в спальный мешок и через минуту уже спал. Сергею почему-то не спалось. Он ворочался в своем спальном мешке, пытаясь заснуть, но сон не приходил. Левому боку, обращенному к костру, было тепло, а правый мерз. Возможно оттого, что в спальнике была дырка, и туда заходил холодный воздух снаружи. Утром он поднялся с тяжелой головой и заложенным носом. Иваныч вскипятил воду, бросил туда листья элеутероккока и ягоды лимонника, напиток получился очень бодрящий.

   - Элеутероккок и лимонник действуют почти как женьшень, - поучал Иваныч.

   - А женьшень Вам находить приходилось?

   - А ты думаешь, за что я мотоцикл купил. И еще деньги остались.

   Второй день прошел в бесплодных хождениях по тайге. Вечером доели все, что оставалось на хозяйстве.  На третий день есть было бы вовсе не чего, если бы Сергей, совершенно случайно, не подстрелил рябчика. На следующий день охотники повернули назад, огибая медвежью сопку с другой стороны. В одном из распадков внимание Сергея привлек свежий помет, похожий на коровью лепешку.

   - Наверно изюбр наследил, - показал Иванычу на лепешку Сергей.  Тот подошел и, недолго думая, сунул в дерьмо палец. После чего глаза у старика стали круглыми, он лихорадочно сорвал с плеча ружье и закрутил во все стороны головою.

   - Медведь это. Помет теплый, значит прошел здесь минут 5 назад. По реакции старика Сергей понял, что тот не столько искал медведя, сколь боялся его встретить…

    На пятый день голодные охотники медленно брели к поселку, мечтая подстрелить на ужин рябчика или утку. Два дня назад Иваныч где то обронил свою леску с крючком, так, что рыбы добыть тоже было нечем. При пересечении камышей пересохшего болотца, на них напал гнус .Сергей с этой нечистью встретился впервые, так как на побережье у моря  он не водится.

   - Хорошо, что комары уже отошли, осталась остатки мошкары. Пройдем болото, они отстанут, - успокоил Иваныч. Но пока, мошкара лезла в нос, рот, уши и глаза и, казалось, нет от нее никакого спасения. Самое страшное, что попав в глаз или в ухо мошкара не пыталась выбраться наружу, а лихорадочно перебирая лапками, пытается забраться поглубже. Иваныч оказался прав. Действительно, после того как выбрались из камышей, мошкара начала отставать. Через час охотники пересекали  распадок, где  стеной стояла трава высотой едва ли не в рост человека. Трава уже высохла, но все равно продираться сквозь ее густые заросли было чрезвычайно трудно. Солнце уже склонялось к западу, когда усталые охотники вышли на обширную поляну, где сели на поваленное бревно передохнуть. Иваныч закурил, достав из мятой пачки последнюю папиросу с экзотическим названием «огонек». Сидели молча, говорить вроде как было не о чем. На противоположном конце поляны невысокий молодой кедр завис, наклонившись под углом над землей около сорока градусов. Часть корней у него вместе с почвой было вывернуто наружу.

   - Чего это кедр свалился? Дерево вроде молодое и ветров сильных в тайге не бывает, - нарушил молчание Сергей.

   -Ну, это просто объясняется. Вероятно скальный грунт внизу, слой земли всего на метр. Когда кедр вырос, и вес его увеличился, корни удержать его не смогли. Но теперь корни могут пойти параллельно скале и дерево выживет.

   Послышался сильный треск, словно сквозь кусты и высохшую траву ломилось стадо быков. Через минуту шум стих так же внезапно, как и начался. Стена травы у поваленного кедра раздвинулась и оттуда высунулась мохнатая голова размерами с квадратный метр. Медведь вероятно впервые  увидел людей и, чтобы лучше рассмотреть их,  даже привстал на задние лапы. Ничего устрашающего в его облике не было, читался лишь интерес и удивление. Сергей с Иванычем одновременно,  как по команде, встали. Иваныч лихорадочно менял в своем ружье дробовой патрон на пулю. У Сергея в левом стволе был жакан. Перезаряжать правый ствол он не стал, то ли растерялся, то ли еще что.    Под ногой у кого-то из охотников громко треснула сухая ветка. Это, почему то напугало медведя и он,  забравшись на ствол поваленного кедра, побежал по стволу вверх. Добежав до кроны, он остановился у первой ветки и рассматривал людей уже сверху.

   Сергей лихорадочно просчитывал ситуацию. Медведь держится за ветку левой лапой и стоит  к нему левым боком. Таким образом, можно прикинуть, где находиться сердце произвести выстрел. С другой стороны, если выстрел не окажется смертельным, медведь разделяющие их десять метров преодолеет в два прыжка. Перезарядить ружье можно не успеть… Он взглянул на Иваныча, тот стоял белый и видимо стрелять не собирался.

   = А, была, не была! – Сергей вскинул ружье и всадил жакан в левый бок зверя, надеясь все же попасть в сердце. Медведь как то по-поросячьи хрюкнул и грохнулся с высоты оземь. Упав, спустя секунду, зверь  начал медленно подниматься, опираясь на передние лапы.

   - Значит не в сердце, - подумал он и единственно, что  оставалось – использовать план «Б». Он выдернул чеку и, швырнув в сторону зверя черный «мячик», свалил на землю Иваныча, накрыв его сверху своим телом. Медведь «мячик» заметил и лапой подгреб его к себе поближе, видимо, желая рассмотреть.  Граната разорвалась практически у зверя под брюхом. Тушу подбросило вверх и она упала набок, орошая поляну кровью, которая хлестала из многочисленных ран. Медведь был мертв…

   Сыновья Иваныча взяли лошадь и волоком приволокли тушу в поселок. Шкуру снимать не стали, так как она  была вся в дырках как решето и залита кровью. Пришли к выводу, что толку с нее не будет. Подошедшие жители быстро разделали тушу и разобрали мясо. Сергей впервые попробовал медвежатину. Мясо у медведя оказалось очень вкусным, гораздо вкуснее чем оленина или мясо кабана.

   Так закончилась эпопея медвежатника-неудачника, и в Европу Сергею предстояло возвратиться без омрияного трофея.

   После отъезда Барка в Европейскую часть страны, автор этих строк связь с ним потерял. Позже, узнал от знакомых, что развал Союза застал Барка в Мариуполе, где он был начальником офицерских курсов. Когда курсы закрыли, пришлось уволиться в запас. Уволился он в звании капитана 1 ранга.

   В двухтысячном году я случайно встретил Сергея Барка в Мюнхенском аэропорту. Встреча была короткой, так как на его самолет уже объявили посадку. Я рассказал Сергею, что пытаюсь написать книгу о наших флотских буднях. Спросил, чем он занимается после увольнения в запас.

   - Работаю на судах иностранных компаний. Семью то кормить надо, а иностранцы хотя бы платят прилично.

   После чего, он сунул мне в руку клеенчатую тетрадь.

   - Здесь мои путевые заметки, можешь использовать по своему усмотрению.

   Заметки Сергея я редактировать не стал, а включил в книгу отдельным разделом под названием «Под чужим флагом».

Меридиан восьмой.

Под чужим флагом.

(Путевые заметки)

                Первый рейс.

   Автобус Мариуполь-Таганрог тронулся точно по расписанию и, набирая скорость, покатил по грязному асфальту. Я отправлялся в свой первый рейс. Смешно – пятьдесят лет и первый рейс. Позади оставалось много походов, из них семь дальних, но это были походы – так называют  свои дальние плавания военные моряки. А вот у гражданских – это всего лишь рейсы…

   Кресло, в котором я сидел, было не вполне исправно и зависло в каком-то полулежащем состоянии. Меня это даже устраивало – лежал и дремал. Не доезжая до Новоазовска, что-то сломалось в заднем мосту автобуса, и водитель больше часа ковырял его, звеня ключами.. Это испортило настроение и омрачило торжественность поездки.

   А ехал я к новому месту работы. На судно «Сормовский-20» куда был назначен вторым помощником капитана. За несколько дней до этого состоялся мой телефонный разговор с моим хорошим приятелем Хорошевским, который работал в Ростове кадровиком пароходства.

   - Алло! Привет Иваныч!

   - Привет Николаевич! Говорят, ты демобилизовался?

   - Да, пол года назад вышел на пенсию.

   - Ну и как  пенсия у капитана 1 ранга?

   - В миллионах купонов, за пенсией хожу с чемоданом.

   - Так это же хорошо!

   - Но этих миллионов хватает только на еду и то на две три недели…Семья то большая. Короче – ищу работу. Не поможешь?

   - Так у тебя же военный диплом.

   - Я уже выправил гражданский - штурмана дальнего плавания.

   - А у себя чего не устроишься, в Мариуполе пароходство намного крупнее нашего?

   - Ага. Это раньше было. Суда распродали, разворовали, сдали во фрахт, осталось два десятка. Штатные кадровые моряки пароходства ходят сотнями по городу без работы…Такая вот, картина.

   - Лады. Сейчас время летних отпусков, Возьму тебя на подмену. Вот, как раз у меня тут один старпом два года в отпуске не был. Три месяца поработаешь, потом другой пароход подыщем…

   - Не, Иваныч. Старпомом не пойдет, дело для меня новое, не знакомое. Давай для начала третьим помощником.

   - Как можно! Капитан 1 ранга и третьим помощником, у меня рука не подымится…У нас в этой должности пацаны после мореходки.

   - Нормально. Командующий Тихоокеанским флотом адмирал Старк, после революции работал таксистом в Париже.

   - Лады.  Я посмотрю вакансии и перезвоню.

   Через два часа

   - Николаич, нет сейчас ничего. Потерпишь месячишку, я что-нибудь подыщу.?

   - Не, Иваныч, не вытерплю, семья «кусять» хочет.

   - Ну, не знаю. Старпомом ты не хочешь… есть еще вакансия вторым помощником на «Сормовский – 20»…

   - Иваныч, второй за груз отвечает, расчеты там всякие  делает, эти вопросы нужно изучить.

   - Этот пароход везет семечки в Испанию. Их  грузят в трюм насыпом, так что считать ничего не надо… Насыпали и поехали, переход две недели за это время все изучишь. Согласен?

   - А, что у меня есть выбор?

   - Получается - нет.

   Таганрогский порт прост до неприличия. Тесный клочок воды огорожен бетонными стенками, на которых сиротливо жмутся несколько портальных кранов. Посредине территории насыпана огромная куча угля. Ветром, дождем, ногами, колесами уголь разнесен по  всей территории, эдакое грязное месиво. На проходной полусонный (или с похмелья) вахтер косо взглянул на меня. Мой паспорт моряка, который я торжественно протянул, вниманием не удостоил, и вяло махнул рукой:

   - Проходи.

Невольно вспомнилось, как это делается в Мариуполе. Там тетки на проходной долго читают пропуск, шевеля губами, всматриваются в фотографию.

   - Вот она – «рассея», - тепло подумал я, и прошел внутрь.

   Свой теплоход я увидел сразу. Он одиноко стоял у причала и портальный кран похожий на самку богомола деловито опускал в его объемистое чрево какие-то мотки алюминиевой проволоки. Мне это сразу не понравилось.

   - А где же семечки в Испанию? – в сердцах воскликнул я, задавая  себе риторический вопрос.

   Видимо с Испанией не получилось. Некстативспомнился анекдот об этой стране.

   « Приехал в Барселону на симпозиум наш чудак из Совка. Три дня отсидел на всяких заседаниях, на следующий день утром уже улетать. Ничего толком не посмотрел…Пошел с горя в ресторан.

   - Дайте, - говорит официанту, - что нибудь экзотическое, что только в Испании можно попробовать…

   - Тогда я порекомендую Вам отведать блюдо «Коррида», - говорит официант.

   Приносят громадное блюдо, заполненное всякими специями, гарнирами, а посредине два громадных куска мяса. Чудак не то, что половины – четверти съесть не смог…  Блюдо ему очень понравилось, особенно мясо – совершенно неизвестный нежный вкус.

   Через несколько месяцев случилось нашему чудаку снова поехать в Испанию. Теперь уже в составе делегации из четырех человек. Вечером всем составом отправились в ресторан. Начали думать – чего бы заказать. Наш чудак сразу взял инициативу в свои руки:

   - Я знаю, - говорит, -  пальчики оближите. Такое нежное мясо и нам вчетвером его не съесть, такая громадная порция. И заказывает блюдо «коррида».

   Официант приносит знакомое громадное блюдо, украшенное гарнирами, специями и посредине сиротливо лежат два маленьких кусочка мяса. Каждый величиной с грецкий орех. Наш чудак закатил скандал.

   - Вы думаете, что если мы из России, так можно издеваться. Что это вы принесли? Шеф-повара сюда! Пару месяцев назад я заказывал блюдо «коррида», было столько мяса – четверым не съесть…

   - Шеф-повар улыбнулся и говорит: - Видите ли, в этом и заключается изюминка и эксклюзив этого блюда.  Когда вы первый раз заказывали блюдо «коррида» - матадор убил быка, а сегодня бык убил матадора».

   У трапа никого не было и я, пройдя на борт, потащился по узкому проходу длиной с полсотни метров в сторону кормы, где находилась надстройка и жилые помещения. Достигнув надстройки, я остановился, раздумывая – заходить на первый этаж или сразу подняться по трапу во второй… Сверху какая-то хмурая личность окликнула меня. Я сказал, что мне нужно пройти к капитану. Раздались два звонка, и снизу выскочил распаренный,  выпивший и видно, поэтому веселый, мужчина лет тридцати.

   - Вообще-то капитан занят…, а Вы зачем к нему?

   - Да, я вот по замене, назначен вторым помощником…

   - О! Так я второй, - обрадовался мужчина. – Ну, пойдемте.

   Он провел меня в тамбур.

   - Вот моя каюта, - указал он на дверь, -  но там у меня жена… Но мы счас Вас временно пристроим…

   Звали второго помощника – Аркадий Иванович. Он повел меня по коридору дальше, потом мы свернули за угол и еще шли коридорами. По пути нам все время попадались какие-то дети, выпившие молодые мужчины и женщины.

   - Мы вчера с рейса пришли, к нам семьи из Ростова приехали. В общем – праздник у нас, – объяснял словоохотливый Аркадий. – Вот только грузить нас начали сразу. Я документы не оформил, ну там каргоплан, расчет остойчивости. Сделаете завтра сами, лады?

   - Ну, лады. – Неуверенно протянул я. – Покажете, как это делается и я…

   - А Вы?! Не с нашего пароходства?

   - Да нет, я не с вашего. Я вообще-то на один рейс.

   - Так Вы не знаете этот проект?

   - Нет.

   - Гм! А какой у Вас диплом?

   - Штурмана дальнего плавания и капитана малого…

   - Да, очень странно. Ну, пойдемте к капитану.

   После этого разговора я почувствовал себя очень неуверенно, но старался бодриться. Капитан – Евгений Вячеславович оказался мужчиной приятной наружности, с усами и черными, как воронье крыло волосами. Выглядел он моложе своих 44 лет. В каюте находилась еще женщина, по-видимому, его жена. Выглядела она постарше его. Капитан был угрюм, мрачен и с мощным амбре. Когда мы вошли в апартаменты, женщина вышла в смежную каюту. Аркадий с порога поспешил заявить.

   - Вот, Евгений Вячеславович, мне замену прислали…

   Капитан мрачно кивнул  и искоса глянул на меня. Наверно я ему не очень понравился, потому, как он скривился и сморщился. А может я неправ, может он просто отрыгнул кислым…

   - А, Вы откуда? – Наконец спросил капитан.

   - Да я, вообще-то, с военной службы…

   - Да, интересно. А какой у Вас диплом?

   - ШДП и КМП.

   - А Вы знаете, что второй груз оформляет, остойчивость считает?

   - Ну, в общем-то, знаю, - неуверенно протянул я, потом добавил, - теоретически.

   - А как у Вас с английским?

   - Не густо…С трудом со словарем…

   - Ну, а Вы хоть прокладку вести умеете или там судном управлять?! – уже фальцетом воскликнул капитан.

   - Вот в этом-то будет полный порядок, - заверил я его. – Я понимаю, что ситуация необычная, но я буду стараться. Вообще-то, всегда считалось, что я способный…

   Капитан потряс головой, видно хотел еще что-то сказать, но потом передумал. Встал и долго смотрел в иллюминатор. Затем сказал второму.

   - Ну, ты Аркадий Иванович покажи все тут, что к чему… В общем сутки побудь, потом меняйся.

   Я вышел из каюты в коридор, ощущение было как после бани. Тельняшка прилипла к спине, пот с лысины вытер шапкой… Мне открыли каюту третьего штурмана, который был отпущен в Ростов, и я занес свои вещи. Аркадий,  не теряя времени, повел меня знакомиться с «хозяйством».

    - …это ходовая рубка. Это авторулевой, вот кнопка включения. Это режим автомат, это ручная. Здесь переключатели насосов гидравлики. Переключать нужно каждые четыре часа. Радиостанция для переговоров со встречными судами, здесь набор каналов, это аварийный канал… Ну, это все просто. Здесь включаются огни. Здесь управление двигателями. У нас все здесь делается, в машинном отделении никого нет… Это пульт управления крышками трюмов…Это насосы гидравлики. Вот, вперед – назад. Все просто. Не запомнили? Ну, первый раз старпом покажет или у механика спросите…

   Через час мы оббежали весь пароход, и я получил первое впечатления в какую лужу я сел всей задницей. Нет, не то, чтобы что-то сложное или неподъемное, но это было дело новое, достаточно ответственное и малознакомое. И учиться некогда – нужно сразу работать. Мелькнула мысль – а если не справлюсь? Не хватало еще опозориться. Может «заболеть»?.. Минут через пять приступ малодушия прошел,  и я принялся листать документы.

     А в это время на судне полным ходом шла погрузка. Портальный кран подавал в трюм по две «катушки» алюминиевой катанки, каждая весом полторы тонны. В трюме автопогрузчик укладывал эти рулоны штабелем. Рулоны эти ( да и вообще любой штучный груз) необходимо считать. Занимаются этим делом тальмана. Они назначаются от порта и от судна и должны контролировать друг друга…Еще Аркадий сказал, что грузить необходимо в разные трюма и равномерно. Если нагрузить полный трюм, а рядом будет пустой, то пароход переломится… Затем он куда-то исчез и  найти я его не мог. В каюте его не было, жена тоже не знала, куда он делся. Потом, когда я его, при помощи матроса, вытащил из каюты второго механика, он уже ни разговаривать, ни функционировать, практически, был не в состоянии…

   - Как же так Аркадий Иванович, - вскричал я , глядя на его, - ваша же вахта!

   - Не а. Теперь вахта Ваша, - заплетающимся языком ответствовал тот.

   Я принял решение грузить первый и третий трюма до половины, затем второй и четвертый полностью…Судовые тальманы груз считали плохо. Уходили в рубку, прячась от дождя, часто подменяли друг друга. Были выпивши, либо с похмелья, совмещали дежурство у трапа  и тальманские подсчеты, что запрещается уставом. Кроме всего прочего, тальманили матросы и убывающие в отгулы и прибывшие им на замену. Понятно, что при такой вакханалии спросить будет не с кого. Пришлось контроль над подсчетом груза взять полностью на себя. Погрузка шла круглосуточно, и первую ночь я не спал полностью. Среди ночи заполнили половину трюма, и нужно было «перекатать» крышки. Чтобы было понятно, необходимо объяснить подробнее. Судно имеет четыре трюма, каждый из которых накрыт «крышкой» - это стальная плита размером 11х20 метров, весом в несколько десятков тонн. Для того чтобы открыть трюм, есть специальные гидравлические домкраты, они поднимают крышки  второго и четвертого трюма, а крышки первого и третьего убираются под них. Затем эти «бутерброды» можно перекатывать вперед-назад, открывая либо закрывая нужный трюм. Возникла проблема. Второй пьян, не будить же среди ночи старпома или механика… Скрепя сердце, поднялся на мостик и подошел к пульту управления гидравликой… На манипуляторе обнаружил схему стрелок с номерами очередности действий. Схема еле просматривалась из-под многослойных покрасок…Взялся за рычаги, зашипели насосы гидравлики… Многотонные плиты дрогнули и медленно поползли по направляющим. В общем получилось. Повезло. Вытер пот со лба, полез в трюм считать «катушки»…

   Утром капитан сказал, чтобы я показал расчет остойчивости судна, после принятия на борт всего груза. Вообще-то, что такое расчет остойчивости и как его считать мы в училище проходили. Но в ВМФ этим занимались механики, а точнее никто. Военные корабли грузы не перевозят, поэтому метацентрическая высота у них меняется незначительно. Наверное, по выражению моего лица капитан заподозрил неладное:

   - Вы вообще-то знаете, как это делается?

   - Гм. Ну, вообще-то чисто теоретически… Знаете, есть много методик расчета остойчивости. А какую используете Вы?!

    Позже, я изловил Аркадия Ивановича, который продолжал жить в каюте с женой. Он ожидал возвращения из Ростова третьего штурмана, который должен был начислить ему отпускные. Аркадий выдал мне пару толстых папок, где были приведены различные типовые расчеты остойчивости, причем методика этих расчетов почему-то не приводилась…

    Потом он принес мне готовый расчет остойчивости и сам утвердил его у капитана. Когда я обратился к нему за разъяснениями, он уже снова «принял за воротник» и членораздельно изъясняться не мог. Пошел я за разъяснениями к старпому. Тот, хоть тоже «принял», но языком еще ворочал. Однако, напрасно я рассчитывал на него:

   - Я уже шесть лет старпомом и все напрочь забыл, - откровенно признался  чиф.

   После обеда Аркадий Иванович частично протрезвел и я энергично принялся его трясти.

   - Как составлял расчет? Где, что брал? С чем входил в графики и кривые?

   Тот долго отнекивался, что-то бормотал, затем сознался:

   - Я мореходку заочно кончал… Делаю, чтобы похоже было на типовое…ну этого достаточно. Всегда проходило.

   Часа за четыре я все же эту премудрость освоил. Методом обратного входа препарировал типовые графики. При помощи найденного на полке  справочника капитана, освоил аналитический метод. И самый простой при помощи номограмм.  В течение двух суток, пока шла погрузка, спать пришлось не более трех часов. В последний день все куда-то уехали. Ко мне постоянно обращались разные люди, как со своего экипажа, так и сторонние из конторы порта. Им нужно было что-то отвечать, принимать какие-то решения. Естественно от меня исходили сплошные экспромты, при этом я пытался играть роль уверенного в себе человека. Судя по реакции окружающих, у меня это получалось.

   Когда погрузку закончили, я собрал записки портовских и судовых тальманов. Они пестрели исправлениями, но в итоге сходились на одинаковых цифрах – загружено столько, сколько запланировано. А по моим данным, мы загрузили на 8 «катушек» больше. Т.е. на 12 тонн алюминия больше чем указано в документах. Естественно своим расчетам я доверял больше, о чем и сообщил капитану. Тот думал не долго:

   - Груз считали четыре человека от конторы порта, столько же от нас. Вы же считали один, в течение двух суток… Дело для Вас новое – сами сказали. Думаю, могли ошибиться. Подписывайте данные порта и поехали…

   Наконец вышли в море. Тут я уже чувствовал себя уверенно – дело привычное, ходовая вахта везде одинаковая.

   В греческом порту Салоники, куда был адресован груз, считать его необходимости не было. Но я считал. Мне было интересно, кто все-таки ошибся в подсчетах. Когда осталось выгрузить половину второго трюма, я закончил свои расчеты и убедился, что был прав. Я подошел к агенту, который принимал груз, и сообщил, что привезли лишних 12 тонн. Тот пожал плечами и видимо огорчился. Сказал, что если бы я ему сказал об этом вначале выгрузки, то мы бы с ним имели «бонус». Что это такое и сколько я уточнять не стал. На лишний груз мы составили акт. Капитан удивился и меня слегка зауважал, но продолжал считать лохом. Да я и был им.

   Перед отходом, капитан зашел ко мне в каюту:

   - Возле проходной стоит серый «Мерседес», там мой знакомый просит передать маленькую посылочку своим родителям. Возьми, а в Таганроге отдашь его брату. Он будет встречать на синей «БМВ».

   Я так и поступил. Взял коробочку – величиной с небольшую книгу, в Таганроге отдал… «Задним умом» понял, что возможно это была контрабанда. Если бы меня на этом взяли, наверняка капитан сказал бы, что не при делах. Так я еще и стал контрабандистом, причем бесплатным. Ну, чем не лох.

   …Потом у меня было много рейсов на судах иностранных кампаний, но этот свой первый рейс на гражданском судне я запомнил надолго.

Албания

   …Судно, на котором я работал по контракту старпомом, под государственным флагом Словакии, грузилось мукой в болгарском порту Бургас. Экипаж – 17 словаков, капитан – чех и я – украинец. К концу погрузки, мы получили факс, где указывалось, что груз предназначен для албанского порта Влера. Замечу, что наше судно, в основном, возило муку и постоянно ходило в экзотические порты малопосещаемые судами других компаний. Ходили в Триполи к полковнику Каддафи, в Алжир, когда там свирепствовала гражданская война, в Тунис…Ну и сейчас такая же изюминка – Албания.

   Албанский агент, который пришел к концу погрузки, рассказал следующее: - « В стране голод. С социализмом еще не закончили, а капитализм еще не построили. Сегодня фифти-фифти. Пару дней в городе социализм, через несколько дней - капитализм. Затем наоборот. Ситуация практически без контроля. В городе стреляют. На берег, желательно, не ходить…»

   Достав нужную карту, был чрезвычайно удивлен. Все побережье Албании на 12 миль от берега закрывали сплошные минные поля. Красными чернилами, напротив Влеры, нанесен буй и оговорка, что подойти к нему не ранее 18 часов. Вызвать на УКВ портовые власти и ждать военный корабль для эскорта. Лоцман не предусмотрен.

   …К бую подходили под вечер, море слегка штормило. Ближе к итальянскому берегу, болтался в дрейфе американский фрегат. Вызвал нас на УКВ. Кто, куда, зачем? Мы ответили. Американцы долго не могли понять, что это за государство – Словакия и, что это за порт приписки – Братислава. Мы терпеливо объясняли, что было такое государство – Чехословакия, а теперь есть Чехия и Словакия…С фрегата взлетел вертолет, подлетел к нам, осветил корму прожектором. Видать читал надпись на корме…

      Возле буя легли в дрейф дожидаться конвоира. Его все не было. Затем появился – большой охотник советской постройки 50-х годов. Я думал - таких в живых уже не осталось. Связались на УКВ. У конвоира с английским явно не получалось. Спросил, понимаем ли мы итальянский? Нет. А русский? Да. Тогда будем на русском. Следуйте строго в кильватер, как можно ближе. Фарватер очень узкий.

   Через 3 часа пришвартовались к полуразрушенному бетонному пирсу. На торце горел одинокий фонарь. Берег абсолютно темный, просматривалось едва ли два-три огонька.

   Потом нам объяснили, что в целях экономии, энергию отключают с 24.00 до 10.00 и с 13.00 до 17.00.

   С рассветом на борт прибыли местные власти и хозяева груза. Все прилично разговаривали на русском т.к. в свое время обучались в СССР. После подписания документов, капитан «угостил» каждого от портовых властей традиционным блоком «Мальборо». К нашему удивлению, албанцы дали понять, что этого мало. Пришлось выдать дополнительно по банке кофе, пачке чаю и по два куска туалетного мыла. После чего гости ушли, оставив у трапа полицейского на велосипеде, в потрепанной форме с автоматом китайского образца.

   В 7 утра началась разгрузка. В трюмы запустили толпу оборванных людей. Это были не докеры, работу они не знали – просто случайные люди с улицы. В связи с этим, работать на грузовых стрелах пришлось экипажу. Работали албанцы небрежно, часто рвали мешки, мука просыпалась на днище трюма. Собирать ее даже не пытались, так по муке и ходили. Часто устраивали перекуры, курили прямо в трюме, тут же окурки бросали в муку. Иногда бросали работу и собравшись в кружок о чем-то весело спорили на своем гортанном языке. Или пели песни. Мои неоднократные попытки навести порядок,  заставить их работать и выполнять требования техники безопасности были тщетны. В каждом трюме у албанцев был свой предводитель. На все мои требования реакция была одинаковая. Вожак подходил, ударял себя кулаком в грудь и заявлял, - «коммунисто», затем тыкал пальцем мне в грудь и говорил, - «капиталисто-империалисто». Затем большим пальцем правой руки красноречиво чиркал себе по горлу, а для убедительности доставал из-за пояса кривой нож…

   Я разворачивался и уходил на мостик. Капитан, наблюдавший эти картины, хватался за голову и пил валерьянку, поминая «матку боску ченстоховску». Представитель компании получателя заклинал не обращать внимания, - «пусть делают, что хотят». Я шел в каюту, выпивал рюмку водки и возвращался…

   …Муку грузили на машины. Грузовики все старые, ржавые, дырявые и разнокалиберные. Итальянские «Ивеко», немецкие «Мерседесы», советские ЗИЛы. Кроме того, подъезжали такие же ржавые легковушки, оттуда вылезали какие-то подозрительные типы, подходили к борту, протягивая кульки. Им насыпали муку и они уезжали. «Не обращай внимания, - увещевал меня агент, - это «бандито». Я снова отлучался в каюту….Со временем моя нервная система стабилизировалась, я перестал переживать и вполне равнодушно наблюдал за происходящим. Правда, один раз не выдержал, когда очередной «бандито» тащил к машине чересчур увесистый куль, едва не опрокинув велосипед полицейского. Встав у него на пути, я сдернул мешок на пирс. «Воруешь! Нехорошо!» – сказал я фразу, выкопанную из итальянского словаря. В ответ последовала знакомая сентенция насчет «коммунисто и капиталисто». «Полиция, арест.» – сказал я и указал пальцем на полицейского. «Полиция?!» – изумился албанец. После чего, плюнул в сторону полицейского, едва не попав, и отмерил рукой в его сторону непристойный жест. Полицейский смутился, сел на велосипед и отъехал метров двадцать по пирсу в сторону полубака. Здесь уже я не выдержал и разразился трехстопным ямбом. Реакция албанца была неожиданной. Он дружелюбно улыбнулся, блеснув белыми зубами на смуглом лице, подмигнул и сказал: - «Якши, друг». После чего, поднял мешок и пошел к машине…

   После обеда, произошло то, чего я боялся.  С поддона свалился мешок на голову грузчика. Сказалось отсутствие навыков и пренебрежение албанцев техникой безопасности. Его вынесли на пирс и положили на пустые мешки. Албанцы продолжили работу, посмеиваясь, как будто ничего не произошло. Капитан пошел пить валерьянку. Агент призывал не переживать. Я схватил аптечку и поспешил к пострадавшему оказать посильную помощь. Албанец, к тому времени, уже пришел в себя. Посмотрел на меня мутным взглядом, обозвал «капиталисто», затем поднялся и, пошатываясь, побрел на берег…

   В 16 часов перестали прибывать грузовики. Агент сказал, что продолжение завтра в 6 утра. Затем он вытащил из кармана пачку денег и выдал каждому грузчику по несколько бумажек. Причал опустел. Мы закрыли трюма.    …Я переоделся и решил сходить в город. «Ты с ума сошел! - возмутился капитан. – Тебе экзотики мало?».

   …  Пирс, у которого мы стояли, очень длинный, около 500 метров, заканчивался сломанным шлагбаумом. Далее небольшой скверик и улицы города. Городок небольшой, но хорошо

спланирован и какой-то уютный. Широкие улицы засажены большими тенистыми деревьями. Дома, в основном панельные пятиэтажки, по типу наших «хрущевок». Но каждая панель под цветной «шубой», причем разных цветов. Разноцветные дома смотрелись необычно и создавали впечатление нарядности и праздничности. Тротуары выложены цветными плитками величиной со спичечный коробок. Эдакие мозаичные тротуары. Рисунки, в основном, представляют геометрический орнамент, но через каждые несколько десятков метров выложен серп и молот красного цвета…. Поближе к домам стали заметны следы разрухи и запустения. На улицах ни души, как будто город вымер. Во дворах домов кучи мусора. В углах эти кучи почти достигают балконов второго этажа. Ветер носит обрывки бумаг, перекатывает пустые пластиковые бутылки. Окна квартир наглухо зашторены, некоторые забиты фанерой. На углу каждого квартала небольшие магазинчики и таверны. Почему-то все закрыто. Изредка по улицам проезжают легковые автомобили, все – исключительно «мерседесы». Старые, ржавые, с дырами величиной с кулак, но «мерседесы».

      Пробродив пару часов по городу, не встретил ни одного человека. Поворачивая за угол, едва не столкнулся с женщиной,  – шарахнулась от меня как черт от ладана. В голову пришла мысль, вот где снимать фильмы ужасов. Декораций не надо. Наверно, через какое-то время, так будет выглядеть вся наша цивилизация…

   Ближе к вечеру, по мере приближения к порту, стали появляться люди. Группки мужчин по   5 -6 человек, собравшись в кружок, что-то темпераментно обсуждали, отчаянно жестикулируя. Увидел открытый магазинчик. Зашел. Болгарская «Ракия» – 1 доллар литровая бутылка. Греческая «Метакса» - тоже не дорого. Двухкилограммовая булка хлеба тоже около доллара. Какие-то овощные консервы в банках, какая-то крупа. Вот и все.

   Прошел парк. Когда-то был красивый и ухоженный. Несколько цветных маленьких киосков, возле них по 2-3 столика под открытым небом. Кое-где сидят группки мужчин, разговаривают, курят…

   У самого порта еще такая же кафешка, под открытым небом. За двумя сдвинутыми столиками человек 8 мужчин. Увидав меня, замахали руками, что-то закричали. «Наверно одна из бригад, работавших на выгрузке», - подумал я. Пересек улицу и подошел, чем явно их озадачил. Они придвинули мне стул, налили маленькую рюмку чего-то, стали настороженно разглядывать. Я отпил. Хуже пойла пробовать не приходилось. На вкус – смесь плохого самогона и греческой анисовой «Азо». Правда, по крепости градусов 50-60. «Не такие уж они мусульмане», - подумал я. Встал, подошел к киоску, купил литровую бутылку «Ракии», поставил на стол. Албанцы оживились, загалдели «капиталисто», «капиталисто».

   Как мог, объяснил, что судно не частное, а государственное. Сам я не «капиталисто», а «специалисто». И вообще, из бывшего «Союза», бывший «сабмарино офицеро». Вроде поняли, стали называть «камарадо». Я постучал по циферблату часов, пора на вахту. Стал прощаться. Мужики, прихватив со стола так и не распечатанную «ракию», пошли меня провожать. По пути присоединилось еще человек пять…

   Капитан, увидев приближающуюся в сумерках толпу, сыграл тревогу и поднял трап. На судне экстренно запускали двигатели. Экипаж с ломами и пожарными топорами занимал оборону….Сообразив, в чем дело, я сказал албанцам, что дальше граница, нужно возвращаться. Они послушно развернулись и ушли. Я подошел к судну. «Спускайте трап, отбой тревоги, это я пришел». Капитан, снова помянув «матку боску ченстоховску», пошел пить валерьянку. Я пошел ужинать…

   На следующий день пошла крупная зыбь из Адриатики. Судно стало бить о причал, и мы отошли на якорь. С противоположной стороны причала, метров на 200 ближе к берегу, был пришвартован ржавый рыбацкий сейнер. Его нещадно колотило о причал, грохот и скрежет раздавался на все побережье. Но экипажа на нем не было, и никто не обращал на него внимания…

   Стоянка на якоре дело скучное. Я взял бинокль и занялся изучением окрестностей. Влера главная и единственная военно-морская база Албании, отсюда такие сложности при посещении.

   …Бухта очень живописная, окаймлена нешироким песчаным пляжем. Пляж переходит в зеленые холмы, а дальше в густо поросшие лесом горы. Городок находится как бы в распадке

между двумя хребтами. Южная часть бухты прикрыта каменистым мысом, и волнение из пролива туда не доходит. Там на трех пирсах и стоит весь их флот. Все корабли советского производства, образца 53 – 57 годов. Два больших охотника, один из них, по-видимому, нас и встречал. Два тральщика 600-тонника, две подводные лодки типа «С», десятка два торпедных катеров «малышей», пять больших торпедных катеров на подводных крыльях. Эти поновее. На отдельном причале два небольших танкера и с десяток всякой мелюзги. Все старое, ржавое и такое впечатление, что вполне «мертвое».

   На окаймляющем бухту пляже натыканы железобетонные ДОТы. Все заброшены. Я потом ходил смотреть и даже залезал внутрь. Каждый представляет собой полусферу около 2,5 метра в диаметре с тремя бойницами. С тыльной стороны «дырка» для заползания «гарнизона». Полусфера стоит просто на песке. Толщина бетона около метра. Эти штуки положены в 100 метрах от уреза воды ровной шеренгой. Расстояние между ними около 10 метров. Выше холм образует уступ, там также наставлены такие же ДОТы, правда, пореже. Кое-где видны обрывки колючей проволоки – когда-то были заграждения. На вершине горы видны антенны радаров. Правда, за четыре дня я ни разу не видел, чтобы они вращались…Подумалось: - «…вот так пытались они защищать свой социализм, но рухнул он, как и у нас, без боя. И смех и грех…»

   Под утро зыбь улеглась, и мы встали к пирсу на свое место. Сейнер, который стоял по другую сторону, за ночь размолотило о пирс, и он утонул. Из воды торчали мачты, крыша рубки и труба. Вокруг плавали доски, обломки ящиков, всякий мусор. На местных это не производило никакого впечатления. Ходили как мимо пустого места. Правда, на следующий день пригнали два бульдозера и оттащили сейнер на мелкое место…

   Выгрузка помалу продолжалась. Старые грузовики медленно вытягивались на берег, густо посыпая пирс мукой. Иногда накрапывал дождь. Мы спешно закрывали трюма, чтобы не подмочить муку. Грузовики без тентов так и стояли под дождем. Какое тесто они привезут своим голодным жителям?!

   К противоположной стороне пирса подошел танкер-водолей. По шаровой окраске и белому номеру на борту определил, что это военный корабль, ибо по оборванной одежде экипажа военная принадлежность не определялась. Вместо флага также болталась какая-

то тряпка неопределенного цвета. Из рубки на мостик выкатился толстяк в черной штормовке и фуражке, уселся на раскладной стульчик и стал наблюдать за нашей разгрузкой. Судя по всему, это был командир водолея. Скоро ему надоело сидеть, он спустился на пирс, и подошел к нашему трапу. Вахтенный дал звонок.

   «Welcome to our ship!”, - пригласил я его на борт. Он поднялся, представился. Капитан-лейтенант Пьетро (фамилию я не запомнил). Я пригласил гостя в каюту. Он прилично говорил на русском, сказал, что заканчивал военно-морское училище в Риге. Пьетро сообщил, что раньше служил на боевом корабле и имел звание капитана 3 ранга. Где-то провинился и стал капитан-лейтенантом на «водолее»… Позднее я понял причину, пил Пьетро как лошадь, даже по советским меркам.

   Выпив виски, мы разговорились. Мне приходилось бывать в Рижском учебном центре для иностранцев, и у нас даже оказались общие знакомые офицеры. Узнав, что я в прошлом подводник и капитан 1 ранга, Пьетро возмутился и сочувственно спросил не испытываю ли я горечи и обиды, что вынужден работать на заурядном сухогрузе. На это я заметил, что после революции командующий Сибирской флотилией адмирал Старк работал в Париже таксистом, не говоря уже о том, чем занималась там  княгиня Волконская…

   Снова откушав из  бутылки, я символически, Пьетро основательно, мы поднялись на мостик, на свежий воздух. С противоположной стороны бухты к пирсу летел торпедный катер. «Ну вот, еще одна авария», - подумал я. Но на катере включили полный реверс, и он встал у стенки как вкопанный. Матросы сбросили с катера на причал два здоровых мешка, которые тут же подобрала подъехавшая машина. «Командир базы прислал харчи для домашних», - пояснил Пьетро…

   С другой стороны пирса подходил второй катер. Это была надувная лодка, но достаточно большая, с двумя подвесными моторами, 300-сильными «Меркуриями». Лодка неслась с бешеной скоростью, подпрыгивая на волне и почти отрываясь от воды. Сбавляя ход,

подошла к берегу неподалеку от нас. У штурвала стояли два молодых парня, на штурвальной тумбе, на крючках, висели два автомата «Узи». Парни бросили «кошку», перешагнули через борт, и ушли на берег. Лодка сиротливо покачивалась на прибрежной волне, автоматы так остались висеть на тумбе…

   Увиденная картина настолько меня поразила, что я обратился к Пьетро за разъяснениями. «О, это бандито!» , - с восхищением в голосе, сказал он. Выяснилось, что парни профессиональные контрабандисты – самая уважаемая и доходная специальность в Албании. Правда, не каждому по плечу. Нужно быть настоящим «отморозком». Ширина пролива между Албанией и Италией, в этом месте, около 75 км. Проходит это расстояние такая лодка менее чем за час. На дно лодки кладут 2 – 4 «эмигранта» (обычно арабы или индусы), плюс пару ящиков сигарет, и вперед. За ночь делается два рейса. У берегов Италии круглосуточно дежурят мощные катера и вертолеты, но поймать таких «профи» им удается не часто. Средняя выручка за 1 рейс ( около 2 часов работы) – 4 тысячи долларов. Контрабандисты в Албании глубокоуважаемые люди, они вхожи в любые кабинеты, с ними раскланиваются и министры и полиция…

   На следующее утро Пьетро снова появился в моей каюте, заявив, что нуждается в «лечении». Я, молча, сунул руку под койку и извлек очередную литровую «Белую лошадь». Кстати, «Белая лошадь» настоящее шотландское виски весьма дорогого сорта. Пьетро встал на четвереньки и заглянул под кровать. Увидев там два ящика, заполненных бутылками, чрезвычайно удивился.

- Откуда такая роскошь?

- Выиграл.

- ?! Расскажи.

   Пришлось рассказать. Когда начиналась русско-чеченская война, наш капитан, регулярно прослушивающий передачи радиостанции «Россия», услыхал заявление тогдашнего министра обороны П. Грачева о том, что начинается «наведение порядка» в Чечне. Что один батальон ВДВ пройдет за сутки всю Чечню как нож сквозь масло. А так как туда брошены большие силы, он гарантирует конец операции в течение суток. Я усомнился в способностях русских частей и их министра обороны. Капитан, человек горячий и азартный, стал спорить и настаивать на пари. Накануне ему в каюту загрузили два ящика литровых бутылок «Белой лошади» для представительских целей, и я согласился спорить на виски. Необходимо заметить, что капитан, после окончания Одесской мореходки, долго лечился от алкоголизма и теперь спиртного не употреблял ни капли, даже пива. На второй день капитан принес бутылку, но сказал, что это случайность и настаивал на продолжении пари. Так он продолжал спорить, слепо веря в силу русского оружия. Я продолжал выигрывать, правда, сроки мы увеличили до 3 - 5 дней. Короче, через два месяца оба ящика перекочевали в мою каюту.

   Лично мне, вкусовые качества виски не нравятся, а вот в лице Пьетро напиток нашел своего истинного ценителя. «Теперь понятно», - сказал Пьетро, - «А я думаю, откуда у тебя взялся этот тост: « За победу чеченского народа!»».

   Вечером я пошел проводить Пьетро. За офицерами приходил автобус, который увозил их в военный городок. Мы шли через парк. В сотне метров, за кустами, гулко ухнули три пистолетных выстрела. Как бы в ответ, на другом конце квартала простучала автоматная очередь. Я остановился и посмотрел на Пьетро. «А, не обращай внимания. Молодежь, салюто»

   …Утром капитан обратился к портовым властям:

- Мне нужна вода.

- Так у Вас же танкер-водолей под боком.

- Но он военный.

- Нет. Нет. Он у нас один, так что заправляет всех.

   Капитан пригласил Пьетро в каюту.

- Нам нужна вода. Заправите?

- Нет проблем. Сколько будете брать?

- А какая стоимость?

- 10 долларов тонна.

- ?! Как понимать? Самая дорогая вода в Венеции, они ее за 400 км. качают, но и то стоит 5.

Пьетро пожал плечами, такие расценки, не он их утверждал. Мы решили взять всего 5 тонн, а полную заправку сделать в другом порту.

   Когда мы вышли, я поинтересовался у Пьетро, где он закачивает воду. Наверно издалека приходится возить?

- Да нет, вода рядом. В бухту впадает горная речка, вода прекрасного качества. Я вхожу в устье, открываю клинкеты и кингстоны в танках, и через 10 минут танкер полон.

   Вскоре мы приняли воду. Пьетро выписал квитанции и получил деньги. Затем у нас состоялся следующий диалог:

- А сколько вы берете пресной воды для полной загрузки?

- 150 тонн.

- Я отпущу Вам это количество по 3 доллара за тонну, но без квитанций.

- ?! Не понял.

- Ну, немножко бизнес, немного коррупция, что тут непонятного…

   У меня появилось желание спустить его с трапа пинком. Мы холодно расстались. Не получив виски, Пьетро убрался восвояси, обиженно сопя.

  …Наконец закончилась выгрузка, которая при нормативе 2 суток растянулась почти на неделю. Мы закрыли трюма и запросили разрешение на выход. Однако, портовые власти

отпускать нас не торопились. Взбешенный капитан трижды запрашивал причину задержки. Ответ был невразумительный. Связались с кампанией и те сообщили, что албанцы предъявили претензию о недополучении 30 тонн муки. Пока кампания не переведет деньги, судно не выпустят. Капитан пытался что-то доказывать местным властям, тряс бумагами, взывал к совести и справедливости, тщетно. Это был диалог слепого с глухим. Спустя несколько часов, кампания перечислила деньги, и мы вышли в море.

   Выйдя в пролив, свернули на рекомендованный курс. Неподалеку дрейфовал уже знакомый нам фрегат. Вызвал нас на УКВ.

- Ну, как Албания? Какое впечатление?

- Впечатлений нет, одни эмоции. Если, одним словом – сумасшедший дом…

Греция

   Это был мой первый рейс под иностранным флагом и первая страна, куда заходило наше судно. Порт, куда следовало доставить груз, назывался Элефсина. Когда вошли в залив Стримоникас и втянулись на внешний рейд Пирея, густо заставленный десятками судов, стоящих на якорях, сбавили ход до малого. Лоция рекомендует это делать, дабы не создавать волну, во вред стоящим на якорях судам.

   Пирей, один из крупнейших портов средиземноморья, величаво проплывал по правому борту. Город уходил вверх по склону, сливаясь со столицей Афинами. В бинокль  можно было даже рассмотреть колоннаду Акрополя.

   Пирей и Афины давно срослись, представляя собой один сплошной мегаполис, подобно тому, как у нас почти срослись Донецк, Горловка и Макеевка. Численность населения Греции – десять миллионов, половина этого населения – жители Афин и Пирея.

   Миновав рейд Пирея, вошли в Саламинский пролив. На траверзе острова Пентталия, к борту пошел лоцманский катер, с которого мы приняли лоцмана. Узким проливом он повел судно в «озеро» Элефсис на северном берегу, которого и находился городок Элефсина. По левому борту открылись небольшие бухты, в которых стояли военные корабли, и лоцман предупредил, что фотографировать здесь нельзя. Запрет мне показался странным, какие тут могут быть тайны. Это были старые корабли американской постройки. Видимо по мере устаревания американцы продавали или дарили их Греции.

   После швартовки, местные власти открыли границу и заявили, что разгрузку начнут завтра с утра. Получив у капитана пропуск и пожертвовав ужином, я сразу рванул на берег. Мое нетерпение объяснить несложно – это была моя первая «заграница».

   Город начинался сразу за проходными порта.  Это был небольшой населенный пункт по типу нашего райцентра. Дома, в основном, одноэтажные коттеджи. Но все чисто, ухожено. Между тротуарами и проезжей частью улиц – широкие газоны, поросшие травой и апельсиновыми деревьями. Деревья и трава были зелеными, на деревьях крупные оранжевые апельсины. И это в середине декабря.

   Я шагал по улице со смешанным чувством восторга и преклонения. Ведь это была Греция – колыбель европейской цивилизации. В голове смешались имена исторических и мифических фигур. Хитромудрый Одиссей и прекрасная Елена, математик Пифагор и изобретатель Архимед, мужественные спартанцы и, наконец, сам Александр Македонский. Все они были отсюда родом, их подвиги и деяния дошли до нас сквозь тысячелетия….

   Улицы разрезали городок на небольшие правильные кварталы. Хотя еще не стемнело, прохожих на улице я не увидел. Это меня несколько удивило. В центре городка небольшой парк, тоже состоящий из одних апельсиновых деревьев. Несколько необычно выглядели плоды. Они были бордово-красного цвета и очень крупные, как грейпфрут. Миновав парк, двинулся дальше. Скоро меня остановили истошные вопли и крики.  Первое, что пришло в голову, голосят по покойнику. Видать кто-то из горожан только что умер.  Завернув за угол, увидел следующую картину. Группа людей, человек двадцать мужчин и женщин, стояли на проезжей части улицы размахивали руками и голосили на чем свет стоит. Я встал в тень под дерево и решил понаблюдать за происходящим. Скоро ситуация стала понятна. Два мужика выясняли отношения, пытаясь добраться, друг до друга. Как я понял, с целью набить друг другу морду. Каждого из мужчин удерживало за руки ноги, по меньшей мере, с десяток мужчин и женщин. При этом голосили все так, будто их резали или состоялся конец света. Так продолжалось минут десять. Присмотревшись, я убедился, что действо скорее напоминало шоу. Не так уж крепко держали мужиков, не так уж хотели они вырваться из объятий. Крики то нарастали, то стихали. На одном из мужчин ослабили объятия. Он почувствовал, что свободен и даже растерялся. Робко сделал несмелый шаг к противнику, тут массовка, взвыв на самой высокой ноте, догнала и повисла на нем. Один из «воевавших» отступил назад, и его

попустили. Он подошел к припаркованной неподалеку машине, вынул из багажника молоток и побежал к обидчику. Толпа заголосила еще громче. Полное впечатление, что убивают или уже убили….Еще минут через десять мужиков увели, толпа разошлась, улица опустела и наступила тишина. Увиденное меня рассмешило. Чего было орать до хрипоты? Ну, пусть бы мужики обменялись тумаками.

   «Концерт» закончился, и я отправился назад по абсолютно пустым неосвещенным улицам. Правда, немного света давали освещенные окна домов. Проходя через парк, все же не выдержал. Оглянулся – никого нет. Сорвал  с дерева здоровенный апельсин. Сел на лавочку и начал чистить. Сняв кожуру, развалил на четыре части и сунул кусок в рот. Соку было столько, что я едва не захлебнулся. Рот обожгло. Мало того, что сей фрукт, оказался горьким как хина, язык еще и щипало как от кислоты. Минут пять пришлось отплевываться, но полость рта горела огнем еще долго. Потом мне объяснили, что это декоративные апельсины. Они несъедобны и их не ест даже домашняя скотина.

   На следующий день, отстояв свою вахту с четырех до восьми, поспешил в город на автостанцию. Решил съездить посмотреть столицу, легендарный акрополь, исторический музей. От Элефсины до Афин около тридцати километров, это расстояние автобус преодолел минут за двадцать. Еще минут двадцать ехали по городу. Дома в основном, от четырех до семи этажей. Улицы узкие, спасает то, что движение одностороннее. Слева и справа у тротуаров сплошь стоят легковые автомобили. Для проезда остается узкая щель, и я серьезно побаивался, впишется ли в нее наш автобус. Вписался. Впечатление, что зазор слева и справа сантиметров десять. Виртуозно.

   В центре автобус высадил пассажиров, и я прошелся по улицам пешком. Вот одна из них, пешеходная. Посреди улицы стоят грубо сколоченные разнотипные деревянные столы, тянутся почти на километр. На них товар – продают всякую ерунду советского производства. Солдатские шапки, офицерские фуражки, всякие значки, ордена и медали. Утюги, бинокли, ремни, погоны…. Покупатели туристы – немцы, японцы…. Весьма удивлен – все это в центре столицы. Вот это демократия! На многих заборах и панелях нанесен красной краской серп и молот. Странно.

   В общем, как для столицы, город выглядит очень скромно. Сел на другой автобус, идущий к акрополю. Вышел на конечной.  Дальше пешком, километра три, и все время вверх. Билет десять долларов. Для 94 года весьма дорого, кожаная куртка стоит сорок.

   Акрополь – скелет здания, кроме мраморных колон по периметру, ничего нет. Музей тоже пустой. Несколько обломков античных скульптур, саркофаг, масса черепков в

витринах, вот и все. На стенах схемы и рисунки, как все выглядело раньше. Крутят какой-то видеофильм – постановка про античные времена. Немного расстроился, ожидал большего. Никакого сравнения с музеями Ленинграда, Киева, Львова.

   Что понравилось. Акрополь стоит на скале, самое высокое место. Отсюда открывается чудесная панорама – весь город как на ладони. Надо было взять бинокль.

   Вернулся на автобусе в центр. Вот какой-то дворец - историческая резиденция. Перед вратами – почетный караул. Вид этих вояк меня поразил. Обуты они в коричневые чувяки с задранными вверх носками, как у маленького Мука из детского фильма. Вместо шнурков черные помпоны величиной с теннисныймяч. Дальше чулки до колен телесного цвета, подвязанные коричневыми шнурками с кистями. Такие же телесного цвета, то ли рейтузы, то ли панталоны в обтяжку. Белая рубаха навыпуск, расклешенная книзу. На голове красный головной убор, что-то среднее между турецкой феской и французским беретом. За спиной, такого же цвета ранец. На рубашке какая-то коричневая манишка. На плече винтовка образца восемнадцатого столетия с коротким круглым штыком. Винтовку они не держат вертикально, она свободно лежит на плече. В целом вид весьма клоунский. С трудом сдерживал себя, чтоб не рассмеяться. Представил себе этих солдат в атаке, противник умрет от смеха и сдастся без боя.

   Через два года довелось снова побывать в Греции. На этот раз основательно. Наш сухогруз, после пожара в машинном отделении, отбуксировали в Пирей, где в течение трех месяцев производились ремонтные работы. Три месяца вынужденного безделья! Каждый день слонялся по городу. За это время изучил Пирей и Афины лучше Одессы.                Пирей с Афинами соединяет ветка метро. Правда, здешнее метро не такое как у нас, состав идет все время по поверхности. Время в пути до центра Афин – минут тридцать.

    Причал, у которого ремонтировали наше судно, почти на окраине города. К центру ведет главная улица, проходит она вдоль залива, наподобие Приморского бульвара в Мариуполе. Возле рыбного рынка, на развилке улиц, увидел громадный бигборд, где-то 6х9 метров. На нем изображена белая кобылица, на ней вороной жеребец. Фотограф запечатлел их половой акт. Потом я узнал, что эта фотография завоевала какой-то международный приз. Теперь ее разместили на бигборде.

   На другой день,  за завтраком в кают-компании, рассказал коллегам об увиденном. Никто не поверил. Поспорил со вторым механиком на бутылку виски. Виски выиграл. Вечером мы со вторым ее и распили.

   Целую неделю проходил мимо здания и не подозревал, что это церковь. Очень скромно выглядит. Если бы не колокольный звон, по какому-то случаю, не узнал бы. Церковные здания здесь очень скромные, без выпендрежа. Не то, что у нас – страна нищая, а церкви растут как грибы после дождя. Да все помпезные, с золотыми куполами….

   Люди здесь внешне напоминают цыган. Неулыбчивые. На контакт идут неохотно. Все куда-то спешат. Женщины некрасивые, одежду предпочитают черного цвета. Мне объяснили, что черную одежду носят в знак четырехсотлетней оккупации Турцией. То есть, тогда ее носили в знак протеста. Потом привыкли.

   Красивых женщин в городе тоже много. Все наши – с Украины, Молдовы. Приехали на заработки. Городские, как правило, работают проститутками, сельские «наймычками».

С двумя «наймычками»  познакомился в магазине, они хотели там что-то купить, но говорят на украинском и их не понимают. Вместе мы проблему эту решили. Рассказали о своей работе. В круг обязанностей входит – уборка, стирка, приготовление пищи, уход за детьми. Оплата стандартная – 400 долларов в месяц. С учетом того, что жилье и питание  бесплатное, считают - очень неплохо. Работают год, потом деньги везут домой…

   Встретил в Афинах знакомого капитана. Смотрю, человек явно не в себе. Мы зашли в кафе, взяли пива и вот, что он мне рассказал:

   …- Я только, что из нашего посольства ( дальше непечатное…). Сутки назад наше судно заканчивало погрузку в Салониках. Окончание планировалось к утру, но погрузили раньше. Документы на отход могли оформить только утром, и у меня выдалась передышка. День был напряженный, пришлось делать перешвартовки, спорить с портовыми властями…. Решили со старпомом немного расслабиться. Зашли в ночную таверну, неподалеку от порта. Посидели часа два. Выпили грамм по 150 метаксы, кофе, послушали греческие песни… Драхмы у нас закончились, я расплатился сто долларовой купюрой. Нам отсчитали сдачу, мы вышли и, беседуя, не торопясь, направились к порту. Прошли метров двести. Слышим, воет полицейская машина. Мы остановились посмотреть, чего это она воет среди ночи. К нашему удивлению, машина остановилась возле нас. Выскакивают двое полицейских и, буквально, заталкивают нас в машину. Никаких объяснений. По-гречески не понимаем мы, по-английски они. Привозят в участок. Здесь тоже по-английски никто не разговаривает. Удалось понять только фразу «фальшивые доллары». Затолкали в камеру. Пытались возмущаться, требовали позвонить в консульство или агенту. Тщетно. Просидели в камере всю ночь. Утром пришел их начальник, и нас выпустили. Оказалось, что хозяин таверны усомнился в подлинности купюры и позвонил в полицию. Утром убедились, что деньги настоящие, и нас выпустили. Ни слова извинений, не подвезли к порту, ничего. Просто открыли камеру и указали пальцем на дверь.

   Следующим портом захода был Пирей. После швартовки, я взял такси и через 20 минут был в нашем посольстве в Афинах. Рассказал сотруднику посольства об инциденте, предъявил письменное заявление, где указал и название таверны, и номер полицейского участка, и номер полицейской машины. Указал, что в результате был задержан на полтора часа выход судна. Предложил, чтобы посольство хотя бы потребовало  извинений в мой адрес со стороны мэрии Салоник и принятия мер к хозяину таверны и полицейским.

   Чиновник посольства послушал, почитал мое заявление, куда-то с ним сходил. Видать к своему боссу. Возвратившись, предложил мне забрать свою «писанину» и «убираться» на судно. В противном случае, если я буду возмущаться и «качать права», то лишусь загранпаспорта, и буду объявлен «не выездным».

   Стакан в руке капитана дрожал, расплескивая пиво, в голосе сквозило возмущение и обида от двойного унижения, которое пришлось испытать. Первое в полицейском участке Салоник, второе в посольстве своего государства…

   Вот такой случай. И это произошло не с дядей, приехавшим в гости к родственнику, хотя и его права нужно защищать. Это Капитан. Что уж говорить о всяких там челноках или туристах.

   Таких примеров можно привести много. Почему-то наши дипломатические представительства упорно не желают отстаивать интересы своих граждан за рубежом. Наверно, считают это мелочью, не достойной внимания. У «развитых» к этим вопросам отношение другое. У них работники посольства откладывают все текущие дела и буквально бросаются на помощь своим гражданам. Справедливо считая, что это и есть их главная функция…. Помнится, история с американским майором? Потерпел аварию самолет, и парашют с пилотом отнесло на территорию Северной Кореи. Об этом почти месяц писали все газеты мира. «Выручать» отправили целый авианосец.

   У нас, к сожалению, было всегда по другому. Наверное, в том числе и поэтому, к нам так относятся за границей. Рассуждая примерно так: «Раз к вам свои так наплевательски относятся, то почему мы должны относиться лучше?».

   Напротив нашего судна стоит греческий контейнеровоз. Тоже в ремонте. Каждое утро к нему на борт поднимается бригада – человек десять мужиков на зачистку топливных и водяных танков. Все наши, с Украины. Познакомился с бригадиром, звали его Станислав,

сам он из Бердянска. Вечером Станислав зашел ко мне в каюту на «рюмку чая», рассказал о своей работе:

   - Раньше я тоже работал на зачистке танков. Работа тяжелая и вредная. Приходиться вручную соскребать с днища загустевшие остатки мазута, затем пропаривать, мыть. Зимой еще кое-как, а вот летом настоящий ад. Жара, дышишь топливными парами…. Но заработок неплохой.  Сейчас я бригадир – танки не чищу, у меня другие обязанности. Собрать бригаду, обеспечить ее работой, питанием и проживанием. Делаю это так. Остарбайтеры приезжают, в основном, как туристы. Встречаю эти автобусы, держу табличку – «РАБОТА ДЛЯ МУЖЧИН». Мужики сами подходят. Отбираю девять человек, что покрепче. Это стандартная бригада. Снимаю на окраине двухкомнатную квартиру, на полу укладываю ватные матрацы – жилье обеспечено. В рыбном порту по утрам швартуются рыбаки. Их встречают оптовики и забирают улов. Рыбу здесь же на месте сортируют и раскладывают по ящикам. Если рыбина повреждена – хвост оторван или чешуя с одной стороны ободрана, то есть, не имеет товарного вида, ее бросают в отдельный ящик. Из этого ящика любой может взять себе рыбу совершенно бесплатно. Аналогично есть место, куда селяне привозят фрукты и овощи. Их тоже сортируют, и там

тоже есть ящики для некондиции. Хлеб, крупу и вино покупаю в магазине. Так обеспечиваю питание. Далее, договариваюсь с судовладельцами о зачистке танков и трюмов. Резиновые сапоги и спецодежду обеспечивают они. Вот такой у меня бизнес, если это можно так назвать….

   Станислав ушел, я отправился на вахту. Вахту несет матрос – вахтенный у трапа и я, вахтенный начальник, в каюте лежа на диване.

   Водка в Греции одного сорта – анисовая «Азо». Хуже пойла мне пробовать не приходилось. Даже наш самогон, по сравнению с ней – нектар. Их коньяк «Метакса» мне тоже не понравился, не сравнить с нашим армянским. А вот вина у них первоклассные, я перепробовал около десятка названий и ни одно не вызвало разочарований.

   Посетил рыбный рынок. Красота! Чего только нет, все морские обитатели в наличии. Рекомендую сходить как в музей. Неподалеку от рынка, на одном из офисов, увидел вывеску на русском языке – «Морское агентство Андромеда». Зашел внутрь, оказалось – одна из крюинговых компаний. Хозяин бывший капитан из Мариуполя, его дочка здесь же работает менеджером. Капитан где-то отсутствовал, его дочь, звали ее Маргарита, обрадовалась мне как родному. Расспрашивала про Украину, о Мариуполе…. Рабочий день у нее закончился, и я пригласил ее в кафе на кофе с мороженным.

    - Ностальгия страшная, - жаловалась мне Маргарита. – Мы здесь уже восемь лет. Хоть мы и греки, но так и не стали для них своими. Остаемся как бы людьми второго сорта. Конечно, в материальном плане мы живем на порядок лучше, но в моральном – хуже некуда. Взаимоотношения между людьми, привычки, поступки – все здесь другое. И привыкнуть к этому не просто….

   В воскресенье повстречал знакомого ростовчанина. Работает на танкере третьим помощником. Пригласил меня в гости. В каюте за рюмкой «чая», рассказал удивительную историю:

   - Шли балластом из Стамбула в Пирей. Едва вышли из Босфора в Мраморное море, капитан (он же владелец судна), распорядился организовать ремонтные работы с применением сварки. На танкерах подобные работы категорически запрещены, но капитан решил – раз танкер пуст, значит можно.

   Через тридцать минут произошел взрыв топливных газов в шестом танке. Вырвало палубный лист, взрывной волной выбросило трех человек за борт Сварщика и находившихся рядом старпома и матроса. Начался пожар, но его мы потушили быстро.

Капитан  застопорил ход и выпал в транс. Сел в углу рубки прямо на пол, обхватил голову руками и ни на что не реагировал. Я вышел на крыло мостика, начал в бинокль осматривать горизонт. Но танкер по инерции прошел около мили, и людей я не увидел.

Так простояли около часа. Наконец капитан немного пришел в себя и дал ход. Я сказал, что нельзя уходить, нужно искать людей. Капитан не реагировал, явно у него был ступор. Он задал курс рулевому и вообще ушел с мостика в каюту. Я вышел из рубки и выбросил в море два спасательных круга. Потом включил радиостанцию и на шестнадцатом канале, на русском и английском сделал следующее сообщение: « Всем судам выходящим из Босфора, быть внимательными. В море (координаты такие-то) могут быть люди».

   Мое сообщение приняли на болгарском сухогрузе, он вышел из Босфора двумя часами позже. Болгарин людей обнаружил и поднял на борт. Наши моряки явно в рубашке родились. От взрыва практически не пострадали, только что оказались за бортом. Повезло, что на море был штиль, что лето и время дневное….

   Наш старпом потом рассказывал: « Взрыв! Очнулись в воде. Смотрим, танкер остановился, поплыли к нему. Плыли около часа, и уже было недалеко, как вдруг танкер

дал ход и начал удаляться. Не передать наше состояние – гнев, отчаяние, безысходность…. Думаем – это конец. Потом увидели спасательные круги, стали за них держаться. Вскоре нас подобрали».

   Болгарин ход имел больше и нас обогнал. По счастливой случайности он тоже шел в Пирей. Короче, когда мы стали швартоваться, на причале принимала концы наша троица. Старпом зашел в рубку и врезал капитану по морде. Тот принял это как должное. Потом капитан собрал экипаж, просил никому не рассказывать. Выдал всем премию в размере месячного оклада и разрешил приводить в каюту проституток.

   Через пару дней, в центре Афин, остановился у газетного киоска. Он был весь стеклянный, и весь товар развешан за стеклами – не киоск, а сплошная витрина. Газеты и журналы, в основном, были греческие и только несколько на английском языке. Понравилось, что все газеты были цветными. Не так как у нас – в большинстве черно-белые. Обошел киоск с другой стороны, к своему удивлению, обнаружил две газеты на русском языке. Одна называлась «Омония», вторая – «Русский маяк». Обе издавались в одной редакции. Имя редактора газет – Валерий Минаев, показалось мне знакомым. Было у меня шапочное знакомство в Риге с редактором газеты «Социалистическая Латвия» с такой же фамилией. Тогда он напечатал в своей газете мою статью о Маринеско.

   Редакция газеты размещалась на одноименной площади, это было рядом. Кстати, в ста метрах от конечной остановки, куда приходит автобус из Мариуполя. Я вошел в кабинет редактора, это был он – бывший рижанин. Минаев меня узнал, принялся жаловаться,

   - Мало авторских материалов, приходиться скачивать с Интернета. Может ты, что-либо напишешь…. Только гонорары у нас не предусмотрены.

   …. В течение месяца «Омония» напечатала четыре моих больших статьи…. Ремонт нашего судна подошел к концу и я зашел в редакцию попрощаться с Минаевым. Мы выпили по чашке кофе с ликером, и я уже собрался уходить, когда он вспомнил.

   - Чуть не забыл. Шеф просил, чтобы ты зашел к нему, когда появишься.

   Я зашел к боссу, звали его Арис Папантимос, он неплохо говорил по-русски.

   - Не согласитесь ли Вы быть нашим специальным корреспондентом по югу Украины и России?

   - Спасибо за предложение. Но я моряк, журналистского образования у меня нет.

   - Э …. Это у вас в Союзе – есть диплом и ты журналист. У нас другие критерии – чтобы умел писать.

   - Ну, тогда согласен.

   - Только зарплату мы Вам платить не сможем. Перечисление за границу обойдется дороже ее. Мы будем ежемесячно отправлять Вам автобусом 300 экземпляров нашего еженедельника – это и будет Ваш гонорар.

   На том и порешили. Мне выписали удостоверение, и я ушел. На судне шокировал коллег, представившись спецкором греческого еженедельника. Вечером мы покинули Пирей.

   P.S.   Вернувшись в Мариуполь, решил проверить, как работает удостоверение. Зашел в приемную мэра города. Секретарша спрашивает.

   - Вы что-то хотели?

   - Хочу зайти к мэру.

   - Вы знаете, он принимает два раза в месяц в общественной приемной, Вам следует записаться….

   - Да, мне не надолго. Вы скажите, что спецкор греческого еженедельника «Омония», вот мое удостоверение….

   Мэр меня принял. Через пару дней был в Донецке. Решил проверить, работает ли удостоверение здесь. Ситуация повторилась в точности. Хорошую бумагу мне выдали!

   Правда, никаких 300 экземпляров мне никто не присылал, и мое сотрудничество с еженедельником закончилось само собой. Но удостоверение осталось…..

   Италия

   Следующий порт захода – Маргера. Здесь, на севере Италии, море мелкое, около 30 метров. Ближе к берегу еще мельче. К порту ведет сеть подходных каналов. Плетемся малым ходом миль пятнадцать. Пришвартовались под вечер. О, знакомая картина – куча заводов, грязно, пыльно, много смога, как в родном Мариуполе. Начали погрузку. Отсюда до знаменитой Венеции около 30 километров. Нужно обязательно посетить.

   На следующий день, с утра, я уже в автобусе. Половину пути он идет по дамбе шириной метров 15. Слева и справа вода. Оказывается, Венеция расположена на острове. Заехали на небольшую площадь. Здесь стоят туристические автобусы, дальше им хода нет, улицы такие узкие, что телега не проедет. Как истинный штурман, сбегал к киоску купил карту города. Теперь можно приступать к осмотру. На острове находился шесть часов, все оглядел. Особых восторгов не ощутил, а разочарование налицо. Вероятно оттого, что рассчитывал на нечто большее. В литературе часто встречал сравнение Венеции с Петербургом. Его называли «Северной Венецией», думал увидеть что-то похожее….

   Но обо всем по порядку. Крохотный островок, на котором расположена Венеция, имеет площадь менее восьми квадратных километров. Длина острова около четырех километров, ширина менее двух. Вначале я увязался за одной из туристических групп, кажется, это были болгары, поэтому объяснения гида можно было понять. Гиды ведут группы по улицам более-менее пристойным. Дома старинные, в три-четыре этажа. На первых этажах магазинчики. По маленьким мостикам пересекаем массу каналов, и так до площади Святого Марка. Собор Св. Марка и дворец дожей, конечно, впечатляют. Но это, пожалуй, все, что дало положительные эмоции.

   Дальше пошел осматривать город сам. Несколько раз пересек остров вдоль и поперек. Каналы в массе своей грязные и мелкие, дурно пахнут, плавают экскременты и презервативы. Наверное, нет системы канализации, и нечистоты спускают прямо в каналы. Немного лучше выглядит их «Гранд-канал», он пересекает остров с востока, от площади Св. Марка, на запад и на карте имеет форму буквы «S». Этот канал пошире, где-то как Малая Невка в Ленинграде. По нему ходят катера, по типу наших речных трамвайчиков, катают публику. Вдоль каналов вбиты полосатые столбы, к ним привязаны гондолы – своеобразные лодки под старину. На лодках сидят гондольеры в своеобразной униформе – шляпа канотье с красной лентой, белая голландка, черные брюки и широкий красный пояс. Гондольер стоит на корме и гребет одним веслом. Некоторые при этом поют свои песни. Гондолы плывут очень медленно, катают туристов.

   Спросил, сколько стоит такая прогулка. Ответ – «100 долларов в час». ( Ого!)

   - А если я буду кататься полчаса или 15 минут?

   - Все равно 100 долларов.

   На острове все дорого. Чашка кофе в четыре раза дороже, чем в Маргере. В многочисленных магазинчиках продают сувениры. Все они своеобразные, под старину. Какие-то шляпки, маски на пол лица с птичьими клювами, бутафорские кинжалы, бижутерия….

   Вдоль каналов улиц нет, стены домов уходят прямо в канал, поэтому сырые до второго этажа. На некоторых местами отвалилась штукатурка и видна кирпичная кладка. Зрелище довольно жалкое. У одного из домов стоит большой электронасос на четырехколесной тележке, качает воду из подвала. Качает прямо на улицу. За время своих хождений работающие насосы встретил пять раз. Видать подтекают их дома и при том основательно.

   Сам городок оставляет впечатление нежилое. Нет детей, женщин спешащих за покупками, стариков, сидящих возле дома….Какой-то мертвый музей. Одни гиды, туристы и гондольеры. В каком-то журнале прочитал, что Венеция уходит под воду со скоростью 2 сантиметра в год.

   На судне пожаловался капитану, что каналы плохо пахнут. Тот меня утешил.

   - Тебе еще повезло, что сейчас январь месяц. Вот летом там действительно хоть противогаз надевай.

   После Венеции посетил городок Кьоджа, он в сорока километрах к югу от Венеции, в пойме рек По и Адидже. Здесь тоже много каналов и старинных зданий. Но городок вполне жилой. Мне Кьоджа понравилась больше Венеции, хоть они очень похожи.

   Следующий заход в порт Равенну. Это уже настоящая Италия. На улицах масса народу. Люди веселые, все время хохочут. Скороговорка женщин напоминает очередь пулемета. Во дворах между домами на блоках натянуты веревки, сушится белье. Масса кафешек и ресторанчиков. Очень дешевое вино. Городок напоминает кварталы старой Одессы.

   Конечно, впечатление об Италии весьма поверхностно. Вот если бы посетить Рим или хотя бы Неаполь.

Турция

   В Турции мне довелось побывать несколько раз. Почему-то в советские времена у многих сложился стереотип, что это такая себе полудикая отсталая страна. И в спорах, чтобы не особо обидеть собеседника, не говорили – дурак, а говорили – ну ты турок.

   На самом деле все не так. Турция вполне цивилизованная страна и даст фору половине европейских стран. Турки веселые, хлебосольные, приветливые люди. Женщины красивые, очень похожи на наших. Ну, может, чуть смуглее и стройнее….

   Зашли мы как-то раз в городишко Хопа, это в 70 километрах от Батуми. Порт очень маленький, его даже портом не назовешь – причальная стенка, прикрытая от моря волноломом.  Боцман, все его звали просто Кузьмич,  сказал, что у него здесь живет друг, и пригласил меня сходить с ним к нему в гости. Город маленький, но чистый,  аккуратный и, по-домашнему уютный. Прошли к центру. Дома, в основном, трехэтажные. На первых этажах кафешки и магазинчики, на верхних жилые апартаменты владельцев. Основной товар – ковры и кожаные куртки. В городе полно наших челноков с «кравчучками», отовсюду слышится русская речь. Торговцы настоящие полиглоты. Они тебе ответят на русском, английском и даже на немецком. Что сразу бросилось в глаза. У нас в магазинах работают одни женщины, здесь же торгуют одни мужчины.

   Зашли с боцманом в магазин, владельцем которого и был его друг. Звали его Салах. Он очень обрадовался боцману, три раза его поцеловал, потом завел нас в отдельную комнату

и усадил за стол. На столе тут же появились фрукты, сладости, и нам предложили чай. Его подали в маленьких стаканчиках, емкость этих посудин была грамм сто не более. Чай был желтого цвета, ароматный, на вкус очень приятный. Думаю, в этом напитке присутствовали какие-то наркотические травы, иначе с чего бы все оживились, стали веселые и разговорчивые.

   Я узнал, что Салах бывший моряк. Лет 10 назад их судно во время шторма потеряло ход и его выбросило на камни, где-то в Крыму. Были жертвы. Кузьмич был тогда в составе спасательной команды и с риском для себя выловил полуживого Салаха из воды. Отсюда их дружба. За столом разговор вели Салах с Кузьмичом, я больше помалкивал. Через какое-то время хозяин заинтересовался моей персоной и спросил.

   - А кто твой друг? Все время молчит и только улыбается.

   - Это наш «Чиф», вообще-то он бывший морской офицер. Последнее время возглавлял какое-то военное учебное заведение.

   - Тогда я сбегаю на второй этаж, приведу брата. Ему будет интересно с ним пообщаться.

   - Давай, веди брата. А кто он у тебя?

   - О, мой брат большой человек! Он профессор, преподает в университете, автор многих книг, занимается военно-историческими исследованиями.

   Минут через десять Салах привел брата. Это был мужчина лет сорока пяти, звали его Ибрагим. Он свободно говорил по-русски, сказал, что много работал в архивах Москвы и Ленинграда. Его научные работы исследуют русско-турецкие отношения разных периодов.   По своему внешнему виду и манере общения Ибрагим чем-то напоминал мне артиста Тихонова в роли Штирлица. Говорить с ним было интересно и познавательно, и собеседник он был приятный. Вскоре Салах с Кузьмичом ушли по магазинам, боцману нужно было сделать кое-какие покупки, и мы с Ибрагимом остались вдвоем.

   - А как это Вас допустили в наши архивы? У нас даже своим попасть туда проблема.

   - Так по обмену. Ваших историков допустили в архивы Стамбула, а нас в архивы Москвы и Ленинграда, правда, весьма ограниченно. Но нас интересовали, в основном, события дореволюционного периода.

   Наши историки не перестают удивляться, как в Советском Союзе свободно трактовали многие исторические факты. Белое могли назвать черным и наоборот. Надергать фрагменты разных событий и скомпилировать их по своему вкусу.

    - Например?

   - Ну, взять хотя бы учебники истории в ваших школах и вузах. В них сказано, что в 1696 году   Петр Первый взял Азов. А то, что его вскоре пришлось отдать назад, и он еще 40 лет принадлежал Турции, об этом молчок.

   Или такой пример. Ваши историки взахлеб расписывают действия адмирала Ушакова на Черном море. Это известные стычки у мыса Колиакрия, у Тендры и Керчи. Называют их генеральными сражениями и великими победами. Но были ли это сражения?! Во всех этих случаях турецкие корабли перевозили десанты  с намерением высадить их в Крыму. Пройти незаметно кораблям не удавалось, их обнаруживали. Принять морской бой не было возможности. Пушки тех времен заряжались через ствол. После выстрела, пушку необходимо откатить назад, прочистить ствол банником, сунуть туда «картуз» с порохом и ядро. После чего, выкатить пушку в орудийный порт и произвести выстрел. Каждую пушку обслуживало 8 – 10 человек. Но орудийные палубы были забиты солдатами десанта, в такой тесноте обслуживать пушки было невозможно, и кораблям пришлось возвратиться. Тактический успех налицо – высадить десант не дали, но назвать это генеральным сражением просто неприлично. Во всех этих случаях Турция не потеряла ни одного корабля.

   Если почитать Ваши учебники, то русско-турецкие войны описываются сплошь как победы русского оружия.

   - А разве это не так?

   - Это вовсе не так! Не меньше было и поражений. Если придется побывать в Стамбуле, зайдите в Военный музей. Там есть специальная витрина, где хранится несколько десятков шляп и фуражек русских адмиралов и генералов, в разное время, взятых в плен.

   Ладно, оставим в покое русско-турецкие войны. Рассмотрим войну с Францией, которую Вы называете «Отечественной войной 1812 года». Все ваши учебники и «труды» советских историков утверждают, что Бородинское сражение – великая победа русского оружия. На самом деле это был разгром русской армии. Я сейчас сбегаю к себе на второй этаж за «ноутбуком». Там у меня выписки из документов….

   - Что еще за «ноутбук» - тетрадь для записей, что ли?

   - Нет, это компьютер величиной с книгу.

   Когда Ибрагим вернулся с «ноутбуком», я был приятно удивлен. Компьютеры у нас уже в то время были, но это были два здоровенных ящика…. Он продолжил.

   - Ваши учебники истории утверждают, что решение оставить Москву принадлежит Кутузову. Но вот выписки, которые я сделал из альманаха, выпущенного российской академией наук в 1912 году, посвященного столетию Бородинской битвы.

   Речь Александра 1 в 1811 году при прощании с Коленкуром – послом Франции.

   « … У меня нет таких генералов как Ваши, я сам не такой полководец и администратор как Наполеон, но у меня хорошие солдаты, преданный мне народ и мы скорее умрем с оружием в руках, нежели позволим поступить с нами как с голландцами или гамбургцами….

    А вот выдержка из письма, написанного в 1811 году Александром Наполеону.

   « … Победа не доставит императору Н мира. Имея позади себя достаточно свободного пространства, мы не рискнем армией и сохраним ее. Императору Н необходимы результаты столь же быстрые как его мысль. Он не достигнет их против нас. Я воспользуюсь его уроками. Наш климат, наша зима – будут нашими союзниками. Французы храбры, но менее выносливы, нежели мы, они скорее падают духом.  Чудеса совершаются только там, где император, а он не может быть везде и при том вынужден будет вернуться во Францию. Первым я не обнажу меча, но в ножны вложу его последним. Я предпочту удалиться на Камчатку, нежели сделать уступку областей или подписать в занятой столице мир, который будет только

перемирием….». Согласитесь, не здесь ли заложена вся стратегия будущей кампании? И Кутузов здесь вовсе не при чем.  В ваших учебниках утверждается, что армия Наполеона имела в своем составе 600 тысяч солдат. В результате все думают, что такая армия пришла под Москву. Однако исторические документы, все тот же альманах или мемуары Барклая де Толли указывают на другие цифры. Состав армий перед Бородинским сражением составил – у французов 133819 человек и 587 орудий, у русских 155200 человек и 636 орудий. Исторически известный факт – Наполеон в Бородинском сражении не использовал гвардию. А это минус 25000 солдат.  Итого, получаем численный состав участвующих в сражении, у французов 108819 солдат у русских 155200. Итак, числом войск в полтора раза меньше чем у противника, к тому же значительно уступая в артиллерии, Наполеон одерживает победу. Вот как описаны в альманахе результаты   сражения «…В сражении, российская армия фактически рассеяна, поэтому потери подсчитать не представляется возможным….Французы собрали трупы более 60 русских генералов…». А вот, что говорит в своих мемуарах Барклай де Толли. «… после сражения, больше месяца мы собирали разрозненные части по лесам и оврагам. Удалось собрать только 52000 человек…».

   Это же утверждает Ф. Энгельс (он по специальности историк) Полное собрание сочинений К. Маркс и Ф. Энгельс, том 14, стр.260.

   После вступления французов в Москву, последняя была подожжена (якобы по приказу генерал-губернатора, однако последний это отрицал). Принята версия, что акт поджога произошел стихийно и исполнен тысячами, выпущенными из тюрем, уголовными

элементами. Поджоги делались массово и во многих местах одновременно. Французские войска ловили и расстреливали поджигателей сотнями, но это не помогло. Москва выгорела дотла. При пожаре погибло множество людей – французских солдат и мирного населения. В огне погибли почти все лошади, уничтожен провиант, зимнее обмундирование, боеприпасы и фураж французской армии. Сам император Н, едва не погиб в огне. Факт поджога и уничтожение города осудил сам Александр 1, однако участь французской армии была решена. Огонь и рано ударившие морозы сделали свое дело….

    Скоро вернулся Салах с Кузьмичом. Я поблагодарил Ибрагима за содержательную лекцию, попросил сделать копии документов, которые привел выше, и мы ушли на судно….

    Спустя полгода довелось посетить порт Самсун. Ничего особо примечательного. Внимание привлекли только четыре корвета (похоже на наших сторожевиков). Они стояли в отдельной бухте, но с высоты нашего мостика отлично просматривались даже без бинокля. Корабли свежеокрашенны и хорошо ухожены. Высокая дисциплина и выучка личного состава видна невооруженным глазом. Один из корветов возвращался с моря. Несмотря на то, что бухта невелика и тесновата, швартовался очень лихо. Видать по всему, моряки они неплохие.

   …. Наконец я в Стамбуле. Стояли 4 дня. В город ходил каждый день, за это пришлось взять на себя ночные вахты на неделю вперед. Десятимиллионный город впечатляет. На азиатском берегу Босфора город, как многие в Европе – высотные дома, широкие улицы. Но вот старый город, на европейском берегу пролива, это сплошной музей. Кажется, город впитал в себя всю историю человеческой цивилизации. Музей Ай Софья является одним из восьми чудес света. Этот храм на протяжении 916 лет служил в качестве ведущей христианской церкви и 477 лет служил мечетью. Прикиньте возраст!  Здесь сохранились мозаичные панно с изображением Иисуса и девы Марии, датированные 404 годом. Бесподобно выглядит «Голубая мечеть». Старый и новый   дворцы султанов тоже превращены в музеи и открыты для посещения. В археологическом музее саркофаги Сатрапа и Александра Македонского египетские гробницы и мумии. Сохранился и содержится в неплохом состоянии акведук времен римской империи.

   Самый древний исторический памятник в Стамбуле – обелиск, построенный фараоном Тутмосисом в 1490 году до нашей эры. Как ни странно, выглядит он лучше обелиска Константина, хоть тот построен в 944 году. В историческом музее стоит даже троянский

конь. Конечно, настоящего коня никто не видел, сделан он по описаниям древних авторов. Но конь хорош! Во всяком случае, видно, что это не слон и не корова….

   В военном музее наблюдал  шляпы наших адмиралов. Во дворе старинная пушка, московская царь-пушка отдыхает. Ствол длиною с торпедный аппарат, в него свободно влезет человек. И если царь-пушка никогда не стреляла, то эта работала по специальности.

   В музее Топкапы отдельный зал занимает сокровищница, где собраны ювелирные артефакты всех времен и народов. Здесь находится один из знаменитейших алмазов мира весом в 86 карат. Золотой трон персидского шаха Надира. Изумруд в несколько килограмм весом. Подсвечник – 49 килограмм чистого золота. Меч пророка Мухаммеда в ножнах усыпанных, бриллиантами и другими камнями. И много еще чего….

   Крытый рынок Стамбула самый большой в мире. Здесь тысячи улиц и вполне можно заблудиться. Правда, везде висят схемы, указывающие, где выход.

   Основной вид транспорта в старом городе – такси и трамваи. Последние состоят из двух больших вагонов, ходят они, в отличие от наших, быстро и бесшумно.  Автомат называет остановки на турецком и английском языках.

   Очень много туристов. Кроме туристов, по музеям организованно водят группы школьников. Их тысячи. Школьники в Турции все одеты в школьную форму. Как правило, это бордовая курточка и черные брюки или юбка.

   Видать по всему, турки большие патриоты,  куда ни глянь – везде развеваются национальные флаги.

   Всего не рассказать….. Кто-то из древних сказал «Париж стоит мессы». Думаю, Стамбул тоже.

Ливия

   Следуем в Ливию. Порт назначения – Триполи. В гости к полковнику Каддафи. К порту подошли под вечер. Связались на 16 канале с диспетчером – велел ждать до утра на внешнем рейде. Встали на якорь. Капитан лично обошел  каюты и ободрал со стенок все картинки с голыми женщинами. Объяснил, что за это здесь штрафуют. На юте повесили люстру и занялись рыбалкой. Рыба здесь ловится отменно.

   Утром на борт пожаловали портовые власти. Капитан выдал каждому по блоку «Мальборо» и банке кофе. Старший из прибывших дал понять, что подобная уравниловка не годиться. Пришлось выдать ему еще один блок. Затем комиссия отправилась осматривать каюты, фактически это был самый натуральный обыск. Зашел какой-то араб и ко мне в каюту. Женщин на стенках у меня отродясь не было, и я спокойно наблюдал за его действиями. В туалетной комнате, на полке лежала стопка старых газет, видать, они остались от предшественника. Покопавшись в стопке, к моему удивлению, араб все же выудил какой-то журнал с полуголыми женщинами. Обрадовался и предъявил его мне. Это меня несколько огорчило, дело пахло штрафом. От безысходности сказал:

   - Take it as a keepsake. Present to you. (Возьми  на память, это подарок тебе.)

   Араб улыбнулся, воровато оглянулся на дверь и сунул журнал под куртку. Пронесло.

  Затем каждый член экипажа написал расписку о том, что его нога никогда не ступала на землю Израиля. Капитан подписал документ о том, что наше судно в Израиль никогда не заходило. После этого нам позволили войти в порт.

   Порт с иголочки. Новый, большой, красивый. Построен итальянцами и видать недавно. Все конструкции из бетона розового цвета. Непривычно, но выглядит нарядно и празднично. Весь порт обнесен бетонной стеной высотой около трех метров. В одном месте у стены навалена груда камней. Вскарабкался по ним и заглянул за стену. За ней простиралась Ливийская пустыня – песок до самого горизонта. Песок здесь красного цвета, вид вполне марсианский, непривычно и даже жутковато. Сразу стало понятно, почему бетон розовый – из-за красного песка.

    В порту, кроме нас, гражданских судов нет. На причалах шесть портальных кранов, почему-то не работают. Груз придется выгружать своими грузовыми стрелами. На дальнем причале стоит подводная лодка и ракетный катер, оба советской постройки.

   Вечером отправился в город, он начинался сразу за проходными порта. Город небольшой, в основном одноэтажный, и только в центре несколько трех и четырехэтажных административных зданий. Здания эти расположены по периметру небольшой площади, выкрашенной зеленой краской, под цвет их национального флага.

   Денежная единица Ливии – реал. Официальный курс – три реала за один доллар, но в любом магазине и на рынке вам за доллар дадут десять реалов. Власти с этим борются весьма оригинально. Если хотите что-либо купить, должны обменять доллары в банке по официальному курсу, там выдадут справку. На проходной порта ручную кладь досматривают, если обнаружат покупки, и нет справки из банка, оштрафуют или посадят.

   Жители живут в одноэтажных однотипных домах. Дома обнесены глиняной стеной высотой около двух метров. За стеной маленький дворик, застеленный коврами. Зелени в городе нет, только в двориках небольшие кусты. Улицы очень узкие, метра два, едва ли можно разойтись двум толстякам.

   На пересечении улиц небольшие площадки, около ста квадратных метров, площадью это не назовешь.  На каждой такой площадке сидят продавцы – исключительно мужчины.

Торгуют золотом, в основном женские украшения. Прямо на песке расстелены ковры, на них разложен товар.

   Женщины здесь носят черные одежды, платья до пят, на голове черный платок, лицо тоже закрыто черной тканью. Открыты только глаза. Одежда хоть и черная, но видно, что ткань дорогая. Что-то типа шелка.. На руках золотые браслеты, перстни.

Ходят они группами по двое трое, беспрерывно тараторят на своем языке, много смеются. Значит жизнь у них веселая.

   Возвращался на судно через административную площадь. Случайно встретил агента, который принимает у нас груз. Он показал резиденцию Каддафи – красивое трехэтажное здание в мавританском стиле. Объяснил, что полковник там не живет, только принимает дипломатических гостей. В дворике за резиденцией у него шатер и, как настоящий бедуин, спит он в этом шатре на войлочной кошме из верблюжьей шерсти. По городу ходит без охраны, в простой одежде. Его можно запросто встретить на улице.

   В стране бесплатное медицинское обслуживание и образование. После школы, отличников учебы посылают учиться в европейские университеты за государственный счет. Коммунальные платежи за свет, воду и прочее не предусмотрены.

   Агент рассказал, что Триполи специально оставлен маленьким городком, сохраняющим национальный колорит. Другие города, как Бенгази, Мисрата, Тобрук имеют привычный для европейца вид, с многоэтажными домами, широкими улицами, большими супермаркетами. Там же сосредоточены промышленные предприятия. В Триполи тоже планируется строительство новых, современных кварталов.

   После увиденного и услышанного, невольно зауважал Каддафи. Как был полковником до революции, так им и остался. Не стал называть себя генералом или маршалом, хотя мог

бы это сделать. Живет просто, о своем народе заботится, не то, что наши – все гребут под себя.

   На следующий день, в свободное от вахты время, Сходил на дальний причал, где стоят их военные корабли. Внешний осмотр показал, что оба в довольно запущенном состоянии. Возле подводной лодки никого, ни в рубке, ни у трапа. На ракетном катере трое матросов сидят задницей прямо на палубе,  разбирают казенную часть ствола зенитного автомата. Сзади подошел какой-то мужчина. Видать, какой-то местный военно-начальник, потому как при его появлении, матросов с палубы как ветром сдуло.

   - Good afternoon. Comrade. (добрый день, товарищ) – услышал я обращение на плохом английском. Я ответил.

   - Look hears. What are you doing? (послушайте, что Вы здесь делаете?)

   - I see (смотрю)

   - What is your nationality? (кто Вы по национальности?)

   - I am an Ukrainian. ( я украинец)

   - I do not understand you. ( не понял)

   - USSA, Russian. ( СССР, Россия)

   - О, прекрасно! – перешел незнакомец на русский, на котором разговаривал вполне прилично. Как выяснилось, обучался в СССР, все в том же пресловутом центре военно-морской подготовки для иностранцев в Риге. Мужчина пригласил меня в каюту командира.  Стены и пол все в коврах, для военного корабля смотрится диковато. Звали его Мушалли, должность – что-то вроде нашего командира дивизиона. Пояснил, что их военные корабли базируются в Бизерте. Те, что здесь просто для мебели. Узнав, что я капитан 1 ранга и бывший подводник, Мушалли оживился, предложил кофе и сигару. Мы посидели минут сорок, после чего я поблагодарил хозяина и вернулся к себе на борт.

   Утром, третьего дня, к нашему трапу подошел Мушалли в сопровождении мужчины. Спросили меня. Я пригласил их в каюту, предложил кофе, сигареты. Хорошо во время вспомнил, не предложил выпить…

   Мужчину звали Али Бен…(там еще три слова, натощак не выговоришь) представился работником военного ведомства. Тоже, в свое время, обучался в СССР.  Начал расспрашивать меня, где служил, в каких должностях. Какое-то время я ему отвечал, потом надоело.

   - Что за допрос, любезный Али?!

   - Видите ли, мы хотим предложить Вам работу. Сколько Вы здесь получаете?

   - Две тысячи долларов, плюс иногда бонусы.

   - Мы будем платить Вам в два раза больше.

   - И, что за работа?

   - Военным советником, точнее инструктором. Контракт на три года. Раз в год отпуск на сорок пять суток, как принято у Вас подводников. Питание, проживание бесплатно….

   Я уже шесть месяцев был в рейсе, подустал, да и возраст уже не тот. Опять же жарковато у них. Поблагодарил за доверие и отказался. Гости ушли.

   О разговоре рассказал капитану.

   - Ну, тут ты сплоховал. С арабами нужно торговаться, они бы тебе и шесть тысяч предложили.

   - Всех денег не заработаешь. Кто-то из мудрых сказал: « счастлив не тот, у кого много денег, а тот, комухватает того, что есть».

   Вечером из города не вернулся моторист. Нам сообщили, что его задержала полиция. Утром капитан пошел разбираться. Выяснилось, что он, по халатности, не внес в декларацию золотую цепочку на шее и наручные часы. На проходной заподозрили, что он эти вещи купил. Капитан засвидетельствовал, что эти вещи старые и действительно

принадлежат мотористу. Полицейские вызвали эксперта, и когда тот подтвердил, что часы старые, а цепочка даже не золотая, а позолоченная, моряка отпустили.

  Моторист вернулся на борт с избитым лицом, как выяснилось, в участке пытался качать права и получил за это в полной мере…

   После обеда, вошел в порт и пришвартовался неподалеку от нас пассажирский паром. С него сошли человек пятнадцать, после чего паром сразу ушел. Агент пояснил, что это их единственное пассажирское сообщение с внешним миром. Паром приходит из Италии каждые четыре дня. Правда есть недалеко еще военный аэродром, который принимает и гражданские самолеты.

    Ночью того же дня мы покинули берега джамахерии.

Последний рейс «Джамбара».

   Уже неделю болтаемся на якоре, на рейде итальянского порта Анкона. Проблемы с грузом – горнодобывающее оборудование и буровые установки, которые мы должны доставить в Иран. Одна из буровых весит 85 тонн, а в порту нет стотонного крана. Вот и проблема. Итальянцы буксируют плавкран из Маргеры, а мы ждем-с. Скучновато. Пробовали ловить рыбу – ловиться плохо….

   Судно наше немецкой постройки, водоизмещение 30 000 тонн, ему 28 лет. Но старичок еще крепкий, дает 17 узлов. Раньше, когда теплоход служил немцам, он назывался «Бранденбург». Когда ему стукнуло 22 года, продали грекам и теперь он «Джамбар». Флаг у нас кипрский, экипаж русскоязычный, из Ростова, Мариуполя, Одессы и кок из Севастополя. На днях привезли трех поляков электросварщиков. Хозяева практикуют такой вид ремонта. Варят, что возможно, на ходу, это дешевле чем проводить эти работы в заводе. Утром при встрече с поляками обмениваемся репликами.

   Я – «Еще Польська нэ згинэла?»

   Они – «Ще не вмэрла Украйина?»

   Один из поляков по национальности цыган. И те двое с ним, практически не общаются. Такая дискриминация мне не нравилась и я, при случае, старался общаться именно с ним. Оригинально он отвечал на мое приветствие.

   Я – «Еще Польська нэ згинэла?»

   Он – «Алэ згынуть мусыть».

   …В свободное время в кают-компании играем в дурака, по 6 человек на высадку. Кто проиграл, вылетает, вместо него садиться другой. Лучше всех играет кок, он ни разу не проиграл. Но у него другой недостаток. Каждый раз, когда  вбрасывает карту, он поет одну строфу  «легендарный Севастополь – неприступный для врагов!». И так постоянно во время игры, достал уже всех. В очередной раз, когда он исполнил свою «арию», я ему возразил.

   - Не такой он уж неприступный – твой Севастополь. Этой «неприступной крепостью» овладевали все, кто только пытался это делать. В октябре 1885 года он был взят штурмом англо-французским экспедиционным корпусом под командованием генерала Пелисье и адмирала Симпсона. В апреле 1918 года в город вошли немецкие части, причем он был сдан без боя. В июне 1942 года взят штурмом немецко-фашистскими войсками под командованием фельдмаршала Манштейна….

   Все засмеялись. Кок бросил карты и выбежал из кают-компании. Капитан заметил, обращаясь ко мне.

   - Ну, все! Теперь берегись, он тебе точно в суп касторки нальет.

   ….Наконец притащили кран, и мы начали погрузку. Кроме горных машин, в первый и шестой трюма грузили селитру и какую-то химию в полетах, вероятно? иранцы будут делать взрывчатку. Напоследок кинули нам на палубу с полсотни контейнеров для Кувейта. Погрузили все очень быстро – умеют итальянцы работать. С судна сошли поляки: у них был контракт на два месяца, и он закончился.

   Спустя трое суток, преодолев 1400 миль, подощли на рейд Порт-Саида. Встали на якорь, ждем разрешения на проход Суэцким каналом. Здесь уже стоит на якорях несколько судов. Дело в том, что канал очень узкий и предусматривает только одностороннее движение. Египтяне формируют два каравана, как правило, из 15 судов. Один из них комплектуют снизу у Суэца, второй сверху у Порт-Саида. Когда караваны сформированы, они начинают движение навстречу друг другу. Где-то, почти посредине канала находится большое соленое озеро. Один караван заходит в него и пропускает встречный.

   К утру, суда снялись с якорей и построились в кильватер. Наш номер седьмой. Начали движение по каналу. Справа изредка встречаются какие-то поселения, слева сплошная

пустыня. Визуально канал производит впечатление широкой канавы вырытой в песке. Через каждые метров 200 – 300 забиты в берег сваи, в случае форс-мажорных ситуаций

к ним надлежит швартоваться. Сваи деревянные и очень толстые. Интересно, из какого дерева их изготовили, не иначе как из баобаба.

   Канал не освещается и проводка по нему только в светлое время суток Ход только малый, не более 9 узлов. Когда прошли миль тридцать, слева виден мемориал, посвященный египетским солдатам, павшим в ходе арабо-израильской войны. В центре, вместо обелиска, макет автомата Калашникова высотой метров двадцать.

   Вошли в соленое озеро, застопорили ход, пропускаем караван снизу. Длина канала – 85 миль, прошли его за 11 часов. Вышли в Суэцкий залив. Ого! И так было жарковато, а тут словно вошли в раскаленную парилку. Старенький кондиционер не справляется, в каютах всего на 3 градуса меньше чем наружная температура воздуха в тени. Влажность максимальная, дышать нечем. Ощущение, что вместо воздуха вдыхаешь воду. Моментально все стали мокрые и злые.

   Суэцкий залив прошли за 6 часов. Вышли в Красное море, здесь еще жарче. Какая-то проблема в машине, сбавили ход до 9 узлов. Через три часа машину наладили, дали полный ход. Самое удивительное то, что ночная температура почти не отличается от дневной. Так же жарко. Хотя бы какой-то  ветерок, но и его нет. В 9 утра из машинного отделения вынесли моториста – тепловой удар. Положили в лазарет, ему все хуже. Весь посинел, начались судороги. Сообщили в компанию, что у нас тяжело больной. Разрешили зайти в ближайший порт Джидду (Саудовская Аравия) для оказания медицинской помощи. Дали самый полный ход. За два часа до подхода к порту, моторист умер. Жаль парня. Ему было 28 лет, учился заочно на 4 курсе Одесской мореходки. Дома – жена, дочка. Согласно контракту, семье должны выплатить 4000 долларов. Хорошо хоть так, наши пароходства вообще не платили. В лучшем случае – пенсию по потере кормильца, если жена не работает.

   Сообщили в Джидду, что моторист умер. Портовые власти заходить в порт для выгрузки трупа запретили. Труп упаковали и помесили в холодильник с продуктами. Следуем дальше.

   Прошло еще два дня. Когда открывали крышку шестого трюма, она соскочила с направляющих. Крышка весит около 10 тонн, поставить ее на место проблема.  Боцман завел на шпиль стальной трос, пробуем шпилем, сдвинуть ее на место. Крышка на место встала, но при этом порвался трос. Коротким концом троса ударило боцмана и матроса. Оба без сознания. Все перепугались, думали еще два трупа. Их перенесли в лазарет. Обошлось. Трос ударился сначала об надстройку и только после их задел. Оба отделались ушибами. Возможно, у матроса сломано ребро. Настроение у всех препоганое….

   Вышли в Аденский залив, это уже Индийский океан. Появился свежий ветерок, стало немного легче. Судовладельцы сообщили, что труп моториста можно сдать в Катаре. На четвертые сутки вошли в Персидский залив, опять жара, как в Красном море, но все же немного легче. Спустя сутки швартуемся в порту Доха, столице государства Катар. Нас уже встречают полицейские. Труп увозят на санитарной машине. Выход судну не разрешают пока не сделают вскрытие и экспертизу. Говорят – «может, это вы его убили». К вечеру сообщили, что причина смерти – сердечная недостаточность. Разрешили выход.

   В Персидском заливе масса рыбацких судов. У арабов они весьма оригинальной конструкции – очень высокая корма. Внешне напоминают каравеллы Колумба, только что без парусов. Примерно через час, как я заступил на вахту, подошли к очередному скоплению рыбаков. Их суденышки снуют во всех направлениях, пресекают курс буквально в нескольких метрах перед носом. Я сбавил ход до малого. Капитан услыхал звяканье машинного телеграфа, прибежал на мостик.

   - Зачем ход сбавил?

   - Так, вон какое месиво. Не могу же я по головам идти!

   - Это их проблемы, они не должны находиться на фарватере. Давай полный ход!

   - Э нет. Полным ходом сам становись и рули, я не буду.

   Капитан выругался, махнул рукой и ушел с мостика. Через сутки, швартуемся в порту Эль Кувейт – столице Кувейта. Стоянка короткая, всего четыре часа, пока выгрузим контейнеры. С мостика город хорошо просматривается, выглядит очень прилично и нарядно. Даже не видно, что недавно подвергался бомбардировкам Ирака. То ли бомбили слабо, то ли восстановили быстро.

   В Кувейте на борт сел суперинтендант. Это такой представитель судовладельца с диктаторскими полномочиями. Он имеет право уволить любого, даже за мелкое нарушение. Самое неприятное то, что уволенные добираются домой за свой счет.

   Грек выглядит достаточно сурово и постоянно, что-то вычитывает капитану. Тот очень переживает и ходит перед ним «на задних лапках». Выгнать пару человек для компании выгодно. Судно идет пару месяцев без них, их работу выполняют остальные, а судовладелец экономит на зарплате.

   Выходим из порта. От Эль Кувейта до Ирана рукой подать. Через два часа приняли на борт лоцмана. Узкий подходной канал, слева и справа болота. Скоро вошли в устье какой-то речушки. Речушка не широкая, но очень глубокая – до 40 метров. Через час ошвартовались в порту. Раньше он назывался Бендер-Шахпур, сейчас имени аятоллы Хомейни.

   Опять проблема. Краны в порту грузоподъемностью до 40 тонн. Как выгружать буровую установку? На судне есть одна мощная стрела, ее грузоподъемность – 90 тонн, но ее уже «сто лет» никто не использовал. Попытаемся рискнуть, иначе стоять нам здесь до второго пришествия Христа. Получилось, буровую выгрузили благополучно.

   Наш суперинтендант заядлый курильщик, смолит постоянно. Курить он выходит на палубу, в каюте жарко. После выгрузки горного оборудования, начали выгружать селитру. По судну развешали таблички «No smoking!» (не курить). Я заступил на вахту, наблюдаю за разгрузкой. Выходит грек с сигаретой в зубах, остановился прямо напротив таблички «No smoking!» и курит. Я ему – No smoking, - и на табличку показываю. Он мне – All right. That’s right, - (Правильно, мол. Хорошо), и продолжает курить. Выкурил сигарету до конца, бросил окурок за борт и ушел. Через полчаса снова выходит на палубу и курит. Капитан все это видит и молчит. Я ему снова – No smoking! Он мне –Yes. Yes. Тут уже не выдержал, вырвал у него изо рта сигарету, потушил и выбросил. Он посмотрел на меня долгим взглядом и ушел. Несколько человек наблюдали эту картину и раззвонили по всему пароходу. На ужине второй помощник «утешил» меня.

   - Можешь идти собирать чемодан, он тебе этого не подарит.

   Тут приходит капитан и говорит, что грек меня хвалил и поставил другим в пример….

   Впереди нас пришвартовалось местное маленькое суденышко. Что-то типа нашего сейнера. Грузили его вручную, таскали в трюм какие-то мешки. Возможно с синтетикой потому, что легкие. Они уже загрузили трюм и собрались отходить, когда приехали три больших грузовика с какими-то ящиками. Их начали грузить прямо на палубу. Ящики видимо тяжелые, потому что каждый с трудом тащило четыре человека. Наставили целый штабель, закрепили тросами, и судно начало отходить от причала. Отошло оно метров на двадцать и начало крениться на правый борт, пока совсем не легло на борт. Экипаж попрыгал в воду. Через несколько секунд судно перевернулось вверх килем, и спустя несколько минут затонуло. На поверхности остались плавать какие-то картонные коробки, доски, ящики, мелкий мусор. Погиб механик, он был в машинном отделении и не успел выбраться. Что чрезвычайно удивило, в порту никакой реакции, как будто ничего и не произошло.

      Следующий порт захода Абу-Даби – столица Объединенных Арабских Эмиратов. Здесь должны взять груз для Туниса и следовать в порт Бизерта. Это ценно, можно будет осмотреть развалины Карфагена.

   Жара! И как только здесь люди живут! Швартуемся к причалу, начали погрузку. Суперинтендант сошел на берег и отправился в аэропорт, его командировка закончилась. «Баба з возу». В 16 часов решил сходить в город. Солнце еще высоко, но надеюсь выдержать. От причала до пропускного пункта и выхода в город метров 400. Решил это расстояние под открытым небом преодолеть бегом. Пробежал метров 100, чувствую, буквально, плавлюсь. Добежал, вошел в коридор. Здесь работает кондиционер, уже легче. В коридоре висит большое зеркало, посмотрел на себя и обомлел. Видок, будто нырнул с пирса и только  вылез из воды. Ну, как в таком виде куда-то идти! Снаружи входит местный араб, смотрю – такой же мокрый.  Раз местный, как мокрая курица, мне сам Бог велел.  Взял пропуск, вышел за проходную и уже в городе. Город – сказка! Выглядит нереально, ни одного старого здания, не дома, а дворцы. На первых этажах сплошные магазины и офисы. Везде двери нараспашку и мощные кондиционеры гонят холодный воздух прямо на улицу. Так перебежками можно передвигаться. Такое впечатление, что

коммунизм у них уже построен. Каждому новорожденному открывается счет в банке на 50 000 долларов. К моменту совершеннолетия эта сумма увеличивается вчетверо. Затем он едет получать образование в престижном вузе Европы или Америки….

   В магазинах все намного дешевле, чем в других странах. Купил японскую камеру «Шарп» всего за 1000 баксов. В Киеве видел точно такую же, там она стоила 3000.

   На четвертые сутки закончили погрузку, пошли назад. Опять Красное море, на этот раз все выжили. Прошли Суэцкий канал, вышли в Средиземное море. Вот где благодать - райское место. Приходилось здесь бывать во все времена года и всегда здесь хорошо. Шторма редко, зимой тепло, летом прохладно.

   На траверзе Александрии в машинном отделении возник пожар. Загорелся мазутный нагар, который накопился в трубе за несколько лет и превратился в кокс. Пожар моментально распространился на все помещение. Сыграли пожарную тревогу, раскатали рукава. Никогда бы не подумал, что пожар может создавать такой шум. Разговаривать невозможно, приходится кричать в ухо собеседнику. Открыли верхний кап машинного отделения, начали поливать из брандспойтов. При соприкосновении воды с расплавленным металлом звучали взрывы подобные артиллерийским выстрелам. Пришлось воду отставить. Машинное отделение герметизировали, как могли. Попытались включить систему объемного пожаротушения. Автоматический клапан не открылся, видно систему давно не проверяли. Попробовали открыть его вручную, но  в машинное отделение не зайти, там идет дождь из расплавленного металла.   Вскоре судно получило крен на левый борт, по-видимому, расплавилась переборка балластной цистерны….

   Капитан дал команду покинуть судно. Спустили шлюпки, погрузили личные вещи, документацию, отошли метров на сто.  Над судном черный дым шапкой. Все, прощай «Джамбар».

   Погода отличная. Слабый ветерок, на море штиль, на небе ни облачка. До Александрии 60 миль, часов за десять дойдем. Надо будет съездить посмотреть египетские пирамиды. Стоим, ждем, когда «пароход» утонет или догорит. Но дым над судном начал уменьшатся и, через час, вообще исчез. Видимо клапан от температуры все же сработал и газ пожар потушил. Поднялись на борт. Запустили резервный дизель-генератор, который находился в носовой надстройке. Выровняли крен. Связались с судовладельцем – велели ждать буксира.

   Почему-то сильно дрейфует в сторону берега, за сутки сместились почти на 30 миль.

Спустили оба якоря на всю длину якорь цепи. Дрейф заметно уменьшился. На четвертый день пришел буксир, он показался мне крохотным. Спрашиваю капитана.

   - Как такая кроха потянет нашу махину?! Будет месяц тащить?

   - Как-то потянет. Все же 6000 лошадей у него есть.

   Начали буксировку. Ход – 5 узлов. Спустя пять суток пришли в Пирей. Рейс этот длился всего три месяца, но нам он показался годом.

   Команду списали. Напоследок вручил коллегам стихотворное описание пережитого.

                Возвращение из греков.

   Ну, что ж, пора домой, мой друг,

   Контракт приятным не бывает,

   И наше судно как-то вдруг

   Со страхом вспомнишь ты. Кто знает.

   Тяжелый труд. Жара за пятьдесят,

   От пота мы не просыхали,

   Как на галерах тыщу  лет назад,

   Когда рабовладельцы заправляли.

   Известно, греки любят старину

   И смерть раба едва ли их смутила,

   Напишут матери, оповестят жену,

   Что просто умер – сердце слабым было.

   Пожар, авария, но пройден поворот -

   Один погиб и двое в лазарете.

   Хозяевам плевать на наши кровь и пот,

   Доходы их целы и никого в ответе.

   Но время лечит. Это наш удел,

   Мы вновь готовы в море под контракты,

   Ведь ехать по домам никто не захотел,

   Вперед в капитализм, совковые мутанты.

   Наш греческий контракт – мелодия жалейки,

   Но нечего пенять, не их тому вина,

   Что дома наша жизнь не стоит и копейки,

   А 40 тысяч здесь – приличная цена.

P.S.   «Джамбар» отправили в ремонт, после чего, продали индусам.

          Но там он    получил уже другое имя.

© Copyright: Евгений Баль, 2021

Свидетельство о публикации №221032001570