КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706112 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272718
Пользователей - 124646

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Бегство от фортуны [Рафаэль Тигрис] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Тигрис Бегство от фортуны


Утренняя мгла постепенно рассеивалась, уступая место солнечному свету. Водная гладь всё чётче вырисовывалась, открывая неизгладимые морские просторы вплоть до самого горизонта.

Маяк у входа в венецианскую гавань, хоть и был невысоким, однако отлично справлялся с ролью ориентира и был великолепной смотровой площадкой. Служитель маяка старик Гаэтано, кряхтя, выбрался из нижнего помещения и стал внимательно всматриваться вдаль.

– Эй, Лука, – позвал старик своего внука.

– Лука! Куда ты запропастился, негодный мальчишка? – начал, было, сердиться Гаэтано и в это время заметил у двери какой-то предмет, завёрнутый в белую материю.

– Это ещё что тут валяется?

Он подошёл поближе, приподнял ткань и увидел лицо ребёнка. От неожиданности старик отпрянул назад, и тут ребёнок пронзительно завизжал.

– Святая Мадонна, – прошептал Гаэтано, – да это же подкидыш! Эй, Лука! Где ты? Кто-то нам подкинул ребёнка.

Ребёнок продолжал плакать, а внук всё не появлялся.

– Вот тебе на! Что мы будем делать с ним? Придётся искать кормилицу, – забеспокоился сердобольный старик и взял на руки ребёнка.

Тот продолжал дёргаться и орать. Гаэтано принялся его убаюкивать, приговаривая:

– Ну, подожди, подожди. Чего так разорался? Сейчас придёт мой внук. Вот тогда и позаботимся о тебе. Куда только подевался этот сорванец?

Вдруг из-за угла выскочил надрывающийся от смеха Лука.

– Чего расхохотался? Смотри, нам ребёнка подкинули.

Лука, озорной темноволосый юноша с живыми чёрными как смоль глазами, не обращая внимания на сказанное, продолжал смеяться.

– Дед. Да протри ты глаза. Какой же это подкидыш? Это кукла.

– Кукла? – изумился старик и стал внимательно всматриваться в свою ношу.

Тут только он сообразил, что держит на руках великолепно исполненную тряпичную куклу, которая делала механические движения, имитируя живого ребёнка. Лука подошёл и осторожно забрал своё творение

– Вот чертёнок, – с досадой произнёс старик. – Но ведь она же ещё и плакала?

– Уа, уа, – совсем как грудной младенец, заплакал Лука и опять залился смехом.

– Тебя за такие шуточки надо бы как следует проучить, да только сил моих нет. Вот чему ты научился у этого кукольного мастера Джованни?

– Дед, скажи, как всё натурально получилось! Смастерить такую "живую" куклу ведь не каждому дано? Знаешь, сколько вложено труда и знаний? Я над ней полгода работал.

– Странный ты парень, Лука. Я в твои годы мечтал о море, о дальних странствиях. А ты в куколки играешь. И откуда выискался на нашу голову этот мастер Джованни? Ты поглощён его искусством до мозга костей.

– А что здесь дурного, дед? Мастера-кукольники всегда в цене и щедро оплачиваются богатыми вельможами и даже королями. За хорошо изготовленную механическую куклу натуральных размеров они готовы выложить целое состояние. А мастер Джованни мною доволен. Ведь это механическое дитя – моя первая самостоятельная работа.

– Ну, вот играй всю жизнь в эти игры.

– Не сердись, дед. В конце концов, любой человек в глубине души остаётся ребёнком. Мы играем всю жизнь. Так было во все времена. Мастер Джованни говорит, что в будущем будут мастерить такие куклы, которые смогут заменить человека.

– Брешет твой Джованни, – начал сердиться старик. – За такую ересь можно и на костёр попасть. Ладно, хватит лясы точить. Займись более серьёзным делом. А ну, глянь-ка на горизонт. У тебя глаза молодые, авось чего и углядишь?

Лука стал смотреть в открытое море.

– Ничего нет, дед. Горизонт пуст, – заключил он.

Гаэтано, недовольный его ответом, сердито заворчал:

– Ну, как это нет. Ведь должно быть обязательно.

– Что должно быть, дед?

– Как! Неужели тебе ничего неизвестно?

– Нет. Ничего.

– Экий ты разиня! Только куклы мастерить горазд. Не знаешь самую главную новость Венеции?

– Нет, не знаю, – удивлённо вымолвил юноша. – Что за новость?

– Эх, ну и молодёжь пошла. Жить в таком великолепном городе и не знать, что происходит. Я в твои годы не пропускал мимо ушей ни одной сплетни.

– Да говори же дед, не томи, – с досадой произнёс Лука.

– Сегодня к самому богатому человеку в Венеции, к сеньору Фортуне, прибывает его гость – самый богатый человек Барселоны, – высокопарно сказал старик. – Лично мне сеньор Фортуна обещал большую награду, если я его первым оповещу.

– Ух ты!– воскликнул парень. – А как же мы об этом узнаем? Ведь ежедневно в Венецию прибывают десятки судов. На котором из них будет гость сеньора Фортуны?

– О, это совсем нетрудно. Сеньор Фортуна сообщил мне, что его друг прибывает на четырех каравеллах – да таких великолепных, каких в Венеции никогда не видели.

– Не может быть! – воскликнул Лука.

– Может, – уверенно ответил старик. – Нет ничего невозможного, если это касается сеньора Фортуны.

– Дед расскажи про него поподробней. Ведь говорят, что он не уроженец Венеции и даже иноверец, – с интересом спросил Лука.

– Да, действительно, сеньор Фортуна прибыл сюда двадцать пять лет назад из Константинополя, – начал свой рассказ старик. – С ним прибыла его невеста, прекрасная Лучия, дочь всеми уважаемого в Венеции сеньора Джуджаро. Лучию в Венеции все считали пропавшей. Но судьбе было угодно, чтобы сеньор Фортуна нашёл её и спас – как ты думаешь, откуда? Ни за что не догадаешься. Из гарема самого турецкого султана! Оказывается, туда отправила её мачеха Кината. Она и отравила потом своего мужа в надежде завладеть всем его состоянием, но после чудесного возвращения падчерицы все эти злодеяния раскрылись. Кинату судили всем миром, справедливо приговорив к смертной казни.

– Э, дед, ты увлёкся. Эту знаменитую историю в мельчайших подробностях знают все венецианцы – от мала до велика. Я же просил тебя рассказать про сеньора Фортуну.

– Ну да. Вот я и рассказываю. Когда сеньор Фортуна прибыл сюда со своей прекрасной невестой Лучией, наш дож сразу же присвоил ему звание графа, и вскоре в самом живописном месте лагуны был построен прекрасный дворец для нового вельможи Венеции.

– А почему чужеземцу, да к тому же не католику, наш дож присвоил графский титул?

– Да потому, что сеньор Фортуна был очень богат и к этому ещё прибавилось огромное состояние его супруги, доставшееся ей в наследство от покойного отца. Такой человек достоин не только звания графа, но и годится в короли, даже если он не католик. В свое время сеньор Фортуна был важной персоной при дворе византийского императора и до конца защищал свой город от врагов. В настоящее же время каждый третий корабль покидает нашу гавань по заданию графа. Каждая четвёртая ювелирная лавка или же меняльная контора в Венеции тоже принадлежат торговому дому Фортуна. Отделения его банка открыты почти во всех городах мира.

– Послушай, дед, это всё я сам знаю. Но одно понять не могу: турки захватили город, где жил сеньор Фортуна, а он прибыл оттуда живым и богатым.

– А ты, Лука, видать, парень смышлёный. Интересный вопрос задал. Да, действительно. Турки отняли у сеньора Фортуны всё: кров, достаток и даже родину. Но в этом и кроется величие этого человека. Вернутся победителем из побеждённого города. Не всякому такое дано. Представляешь, какими недюжинными способностями и умом надо обладать, чтобы сделать это? Да, такие люди, как сеньор Фортуна, появляются в Венеции раз в двести лет. На таких как он и держится слава нашего чудесного города. Ладно, заговорился я с тобой. А ну, полезай на маяк. Будешь внимательно вглядываться. Мы должны первыми принести радостную весть нашему благодетелю.

Лука покорно начал подыматься на верхушку маяка, а старик тем временем опять, кряхтя, зашёл в помещение. Прошло несколько часов, и полуденное апрельское солнце стало припекать юношу. От долгого всматривания в морскую даль в глазах у Луки стало рябить. Веки потяжелели и начали слипаться.

– Эй, дед! Мне кажется, сегодня гость из Барселоны не приплывёт, – крикнул он сверху.

– Прибудет, непременно. И не дай Бог ты его пропустишь. Вот тогда тебе несдобровать, – пригрозил старик внуку.

Лука опять стал усиленно смотреть вперёд. Солнечный свет, усиленный зеркалами маяка, начал жечь глаза, и Луке стало казаться, что он видит очертания огромных чудовищ на горизонте. Юноша отвёл взгляд и прикрыл глаза. Через минуту он снова, уже с восстановленным зрением посмотрел вдаль. На сей раз очертания приняли более реалистическую форму больших парусников, качающихся на волнах. Лука, в волнении, вновь закрыл глаза и заново взглянул в сторону горизонта. Сомнений не было – к Венеции приближались великолепные корабли с высокими стройными мачтами. Лука, затаив дыхание, сосчитал – четыре.

– О, Мадонна!– прошептал с восторгом юноша и истошно закричал. – Эй, дед!

– Что, что случилось? – спросил старик, предвкушая радостную весть.

– Они плывут.

– Плывут? Кто?

– Четыре превосходных корабля.

– Ты уверен?

– Нет никаких сомнений.

– Святая Мадонна,– прошептал старик, – спасибо тебе. Лука, живо спускайся!

Но парень уже вихрем мчался вниз.

– Они плывут, дед! Понимаешь! Мы первые!– повторил он с восторгом.

– Да, да. Конечно, – засуетился старик. – Давай, молнией мчись во дворец сеньора Фортуны, пока другие не разглядели эти корабли.

Лука повернулся и помчался прочь.

– Мадонна! Дай ему сил добраться первым, – сказал старик, провожая взглядом своего внука.


Известие о прибытии четырёх крупных парусников из Барселоны заполнило венецианский порт людьми. После холодной зимы с её тёмными долгими ночами городской люд, радуясь тёплому весеннему дню, с охотой вышел встречать диковинные суда, и на городской пристани скоро негде было яблоку упасть.

Тем временем корабли достаточно близко подошли к городу. Стоящие на пристани с восторгом разглядывали стройные очертания их высоких мачт. Команда спустила паруса, и суда сбавили ход. В толпе пронёсся шёпот: «Сеньор Фортуна! Сюда идёт сеньор Фортуна». И действительно, через расступающуюся толпу шёл богато одетый знатный вельможа вместе с супругой. Это были Роман и его жена Лучия. Их лица выражали напряжённое ожидание и в то же время волнение от предстоящей встречи с теми, кого не видели более двадцати пяти лет.

Роман подошёл к кромке пристани и с восторгом наблюдал, как один за другим пришвартовываются четыре чудесных парусника. С большого флагманского судна лёгким шагом спустился мужчина средних лет в сопровождении миловидной женщины. Это были Соломон и Ирина. Спустя мгновение Роман заключил своего давнего друга в объятия.

– Соломон! Какое счастье – вновь видеть вас! – сказал он с волнением, поглядывая на обнявшихся в слезах Лучию и Ирину.

Соломон, мужчина зрелого возраста, с обветренным от морского воздуха лицом, с коротко постриженными на испанский манер усами и бородкой, счастливо посмотрел на своего друга.

– Ты не представляешь Роман, как мы мечтали с Ириной об этой встрече. Мне кажется, что я скинул двадцать годков, и мы опять находимся в Константинополе.

– А ты сильно изменился, – с улыбкой на лице сказал Роман, – стал очень похож на своего дядю Иосифа.

– Это оттого, что я так же влюблён в море, как и он.

– Да, но в отличие от него, у тебя в распоряжении целый флот, состоящий из великолепных судов, каких в Венеции никогда не видели, – сказал Роман, с восторгом разглядывая пришвартовавшиеся корабли.

Фортуна был прав. Горожане с нескрываемым изумлением разглядывали новоприбывшие каравеллы.

– Правда, замечательные? – обрадовался лестной оценке своего друга Соломон. – Ты знаешь Роман я их создавал долгие годы. В проектировке и закладке каждого из них принимал самое непосредственное участие.

– И кто же их построил? Уж не мастер Жюльен из Бретани?

– Нет. К сожалению, он давно скончался. Мои каравеллы построены в Португалии, в стране, где мореплавание сильно развито. Они создают корабли по новейшим чертежам, с использованием самых современных технологий, которые переняли у генуэзцев.

– Да. Это видно даже человеку, не искушённому в премудростях кораблестроения.

– Ещё бы. Мой флот – это моё главное достижение в жизни.

– Представляю, как много средств потрачено на это мореходное великолепие, – сказал тоном знатока Роман.

– Ещё бы. Помимо использования современной конструкции, суда изготовлены из ценнейших пород дерева, которые прошли все технологические циклы, прежде чем стали корабельным материалом. Например, флагман построен в основном из кедрового дерева, которое растёт в Палестине и по прочности не уступает даже железу. Я не говорю уже о вооружении.

– Ладно, ладно, – с улыбкой прервал гостья Роман, – я знаю, что ты можешь рассказывать про корабли до самого утра. Давай лучше поедем ко мне во дворец. А суда мы с тобой осмотрим позднее. Я думаю, ты предоставишь нам такую возможность?

– Конечно, – согласился Соломон, и они направились в сторону города.

Пройдя несколько шагов по пристани, все стали усаживаться в гондолу.

– Такое возможно только в Венеции, – с воодушевлением заметил Соломон, – приплыть в порт на корабле, а потом опять плыть, но уже по городу и в гондоле.

– Многое возможно только в Венеции, – многозначительно проговорил Роман.

– Ну, рассказывай, как ты тут живёшь? Вижу, почёт и слава не обошли тебя стороной. Я даже слышал, что теперь тебя величают графом Фортуной.

– Да, – со вздохом произнёс Роман, – логофет его величества императора Византии Роман Рштуни погиб 29 мая 1453 года при падении Константинополя. После него остался лишь баловень судьбы, который двадцать пять лет назад приплыл в этот город на корабле «Фортуна» со своей возлюбленной. Вот с тех пор меня и стали величать графом Фортуной. А как теперь тебя зовут, Соломон?

– Сначала меня называли просто – шкипер Соломон, но потом, когда я построил крупные корабли, к моему имени добавили ещё и "Гранде". Во всяком случае, графского титула мне никто там не давал. Наоборот, при каждом удобном случае напоминали о моём еврейском происхождении. А после того как католическая церковь стала подвергать преследованию мусульман и евреев, я решил, что пора покинуть этот город. Я долго размышлял, куда переселиться: в Португалию или в Венецию? Сказать по правде, португальцы мне очень нравятся, как безудержные мореходы, но ваше присутствие в этом городе перевесило чашу весов в пользу Венеции и мы с Ириной решили пожить в кругу родных нам людей.

– И правильно сделали, – радостно сказала Лучия. – Теперь нас уже ничто не разлучит.

– Да, дружище, – продолжил Роман, – хотя мы не в Константинополе, зато здесь нашей дружбе не помешают ни инквизиторы, ни турки.

– Дай то Бог, – со вздохом произнёс Соломон, – а то мне уже за сорок, а я до сих не могу найти себе пристанища на этом свете. Родился и вырос в Александрии, возмужал в Константинополе, провёл зрелые годы в Барселоне. Казалось, всё у меня есть: и богатство, и достаток, и любящая жена, а вот отечества нет.

– Ну почему нет? – возразил Роман. – Твой отец похоронен в Александрии. Значит там твоё отечество.

– Ты прав, Роман. Но, представь себе, меня уже туда ничего не тянет. И потом, наша община там, наверное, совсем пришла в упадок.

– Я так не думаю. Сейчас весь товар с Востока попадает в александрийский порт и здесь уже загружается на суда, следующие в Венецию.

– Неужели? – удивился Соломон. – Значит, Александрия опять стала доходным местом?

– После падения Константинополя в Средиземноморье многое изменилось. Монополия торговли с Востоком перешла к Венеции. Этот город вот уже двадцать пять лет растёт как на дрожжах. По-моему, от падения Византии венецианцы выиграли даже больше, чем сами турки.

В это время гондола, подчиняясь плавным движениям весла гондольера, приблизилась к площади Св. Марка, и перед гостями открылась величавая картина очаровательной Венеции.

Первое, что удивило новоприбывших, это полное отсутствие громоздких крепостных сооружений, без которых невозможно было представить ни один средневековый город того времени. Архитектура Венеции, свободная от засилия тяжёлых каменных конструкций оборонного значения, развивалась в свободном, ажурном стиле, в силу чего дворцы и дома города выглядели лёгкими и изящными.

– Вот уж никогда не думала, что буду жить в этом красивейшем городе, – промолвила зачаровано Ирина. – Смотри, Соломон, здесь нет никаких крепостных стен.

– Дорогая, этому городу не нужны стены, – объяснил Соломон жене. – Море является для него самой надёжной защитой.

Вскоре гондола, миновав Большой канал, наконец, причалила к ступенькам дома графа Фортуны. Гондольер аккуратно привязал её к торчащему из воды бревну, конец которого был украшен серебряной бляхой фамильного герба графа Фортуны с двуглавым орлом. Увидев этот символ бывшей Византии, Соломон многозначительно заулыбался.

– Вот мы и приплыли. Добро пожаловать, – радушно пригласил Роман, – чувствуйте себя как дома.

– Что мне нравится в Венеции, так это то, что к дому не подъезжают, а именно подплывают, – отметил Соломон, поднимаясь по массивным каменным ступеням.

Трёхэтажный особняк Романа, или, по-венециански, "палаццо", был сделан из великолепного белого мрамора, завезённого из Долмации. Он специально располагался высоко над водой, дабы оградить помещения от частых затоплений. Вход был украшен высокими арочными колоннами. Пройдя колоннаду, гости попали в уютный внутренний дворик, который служил пристанищем от жары. Здесь же был сад с деревьями, как фруктовыми, так и дикорастущими, в тени которых можно было укрыться от палящего солнца. Соприкасаясь постоянно с водой, дома венецианцев всегда страдали от повышенной влажности, и потому жилые помещения располагались обычно на верхних этажах, внизу же были устроены открытые дворики.

– Великолепно, мой друг!– выразил свой восторг Соломон, любуясь двориком.

– Здесь мы проводим большую часть времени. Однако погода пока нас не балует теплом и потому предпочтительней находится в помещении, – объяснил Роман и проводил своих гостей дальше, во внутренние покои.

Спустя некоторое время все уже сидели за торжественным столом и трапезничали. Дружно звенели бокалы с вином из тосканских виноградников.

– Отличное вино. Не хуже византийского и португальского. Ты знаешь, Ирина, я пожалуй здесь останусь, – сказал довольный Соломон, поглаживая свою бородку.

– Вот и слава Богу, – со вздохом облегчения проговорила его жена, – наконец ты угомонишься.

– Да уж, сделай милость, Соломон, останься. У меня таких вин огромный погреб. Нам хватит до скончания века, – радушно сказал Роман, и друзья расхохотались.

– Ну-ка, расскажи поподробней, что там происходит в Барселоне? – спросил гостя Роман.

– Инквизиция – и этим всё сказано, – отрезал Соломон.

– Выражайся яснее. Что это такое?

– Это значит, что все лица мусульманской веры и еврейского происхождения должны насильственно покинуть страну.

– А как же Ирина? Она же не мусульманка и не еврейка?

– Это не имеет никакого значения. Её как жену еврея могут обвинить в колдовстве, признать ведьмой или ещё что-то в этом роде.

– Чушь какая. Чем они это докажут?

– У инквизиторов свои методы. К примеру, они связывают подозреваемой руки и ноги и бросают в воду. Если жертва утонет, значит, была невиновной, а если нет, стало быть, она ведьма и её следует сжечь на костре или замуровать в стену.

Роман с изумлением внимал своему другу.

– Ты видел, сколько еврейских семей я вывез из Барселоны? Столько же выехало в Португалию и прочие страны. Еврейская община в Испании прекратила своё существование. Даже те, кто в своё время против воли приняли католическую веру – и то были вынуждены бежать, спасаясь от лап инквизиции. Так что я опять, в который раз, меняю пристанище.

– Ладно, не страдай. На этот раз ты поселишься здесь навсегда. Венецианская лагуна – самое безопасное место на свете. В своё время жителям этого города порядком надоели нашествия варваров, и они решили перебраться на острова, оградившись от внешнего мира водным заслоном. Ведь посуди сам: без специальных плавсредств никто не посмеет напасть. По воде не пройдёт ни пехота, ни, тем более, конница врага.

– Если хочешь знать, для меня самое надёжное место – это мой флагманский корабль «Ангел». Согласен всю жизнь провести на его борту. Идеальное место для еврея, которого гонят отовсюду. Там я сам себе и хозяин, и правитель. Вот только Ирина плохо переносит морскую качку. Из-за неё я вынужден поселиться на суше.

– Ну и слава Богу, – обрадовался Роман. – Я уже облюбовал для тебя отличный дом. Не такой большой как этот, но всё-таки роскошный. Да и расположен недалеко от нас. А пока живите здесь столько, сколько заблагорассудится.

– Отлично, – согласился Соломон, – надеюсь, его ступеньки тоже, подобно причалу, открываются прямо в море?

– Разумеется, – ответил Роман, – к твоему дому может подплыть не только гондола, но и целый корабль.

– Это просто здорово!– воскликнул Соломон.

– Спасибо тебе, Роман, что заранее позаботился о нас – сказала благодарно Ирина. – А большой дом нам не нужен. Детей у нас, к несчастью, нет. Так, что нам двоим и этого достаточно.

– Да уж, с наследниками нам с Ириной не повезло. Уж как хотел старик Сократ нянчить своих внуков, да, видать, не судьба. Так и умер, не дождавшись их.

Все четверо взгрустнули, вспомнив про доброго, отзывчивого отца Ирины.

– Жаль, конечно, что не довелось опять увидеть Сократа, – печально сказал Роман. – Не дожил старик до этой встречи.

– А знаешь, ведь он не от старости умер, нет, – сказал Соломон. – Его убила тоска по родным местам. Он так и не смог прижиться на новом месте.

– Ну конечно, – согласился Роман, – чем старше человек, тем труднее ему менять привычную обстановку. Люди, как деревья, лучше прирастают, если пересаживать их молодыми. А взрослое дерево с глубокими корнями, на новом месте, непременно, засохнет, не в состоянии вновь прижиться.

– Конечно, – подхватил Соломон, – вот я на суше нигде не приживаюсь, а в море, на палубе своего судна – как в родном доме.

– Ладно, ладно, – с улыбкой возразил Роман, – с сегодняшнего дня ты гражданин венецианской водной республики.

– И чем же я буду заниматься?

– Как – чем? У тебя великолепные суда. Будут плавать в Александрию и доставлять сюда грузы с Востока. Это теперь – самое прибыльное дело. Товар из Индии морским путём попадает в Аравию, оттуда караваны по пустыне через Мекку доходят до дельты Нила – в Александрию, на корабли венецианцев. А отсюда, уже по суше, восточный товар распределяются по всем европейским странам. Венеция стала единственным связующим центром торговли между Востоком и Западом. Это роль ей уготована на века.

– Ты так думаешь?– засомневался Соломон.

– Конечно. Ведь иного оптимального торгового пути из Индии нет и быть не может.

– Ну а если кто-либо проложит исключительно морской путь в Индию? Ведь, насколько мне известно, на таможне каждого государства купцы вынуждены оставлять десятую часть товара. Добавь к этому морских и сухопутных разбойников. От первоначального товара останется меньше половины.

– Но даже в таком случае купцы имеют, как минимум, десятикратную прибыль, – парировал Роман.

– Допустим. А представь себе, что ты отплыл с грузом из индийского порта и прямиком, по морям попал в порт назначения без каких-либо границ и таможенных барьеров. Пожалуй, только морские пираты смогут помешать доставить товар без потерь, и то для хорошо вооружённого судна и эта опасность близка к нулю.

– Но ведь это невозможно!– воскликнул Роман.

– Отчего? Ведь уже доподлинно известно, что земля круглая, а моря все связаны друг с другом. Так что, если всё время плыть в сторону Индии, то когда-нибудь и доплывёшь.

– В том-то и дело, что не доплывёшь, ибо этому препятствует большой материк.

– Стало быть, надо его обогнуть.

– Представляю, какой это будет долгий и опасный путь.

– Насчёт долгого согласен. Но вот опасный – не думаю. Во всяком случае, не опаснее сухопутного. Мне кажется, очень скоро будет открыт этот морской путь в Индию.

– И кто же, по-твоему, это сделает?

– Португальцы, – уверенно произнёс Соломон. – На юге своей страны, в городе Сагрише они открыли школу навигации, где готовят шкиперов для дальних походов. Если Португалия откроет морской путь в Индию и завладеет монополией в торговле с Востоком, это приведёт к неминуемому упадку Венеции.

– Венеция придёт в упадок? – изумился Роман. – Скорее мир перевернётся, чем это произойдёт. Ты видел наш порт? Здесь происходит основной товарооборот в Средиземноморье.

– Любое благополучие может легко расстроиться за очень короткий промежуток времени. Ведь всё на этом свете имеет начало и конец, – философски заключил Соломон. – Если товарооборот в этом городе по какой-либо причине прекратится, то золотые резервы неизбежно иссякнут, и тогда с процветанием Венеции будет покончено. Вспомни, что погубило Великий Рим? Богатые патриции и их жёны настолько увлеклись приобретением заморского шёлка, что извели на него всё золото. Дошло до того, что стало нечем платить легионерам, и тогда варвары смогли легко покорить Рим. А ведь римские когорты на протяжение многих столетий считались самыми сильными в мире: покуда щедро оплачивались из богатой казны.

– У тебя отличные исторические познания, – удивился Роман.

– Не забывай, мой друг, что я в своё время обучался в императорской гвардейской школе, и мы были просто обязаны посещать константинопольскую библиотеку. Помнишь, какие там были ценнейшие книги по истории, астрономии, философии и даже медицине?

– Как не помнить? В библиотеке были собраны сокровища человеческой мудрости. Боюсь, что всё это богатство безвозвратно уничтожено османами во время варварского разграбления города, – с болью в голосе сказал Роман.

– Ладно, хватит ворошить былое. Всё это стало достоянием истории. Теперь у города новые хозяева.

Друзья грустно помолчали некоторое время.

– Где же твои сыновья? – решил поменять тему разговора Соломон. – Расскажи нам про них. Насколько мне известно, их у тебя трое.

– Да, у меня три сына, – сразу же оживился Роман. – Старший родился через шесть месяцев после нашего прибытия в Венецию. Я назвал его Константином в память об императоре. Лучия зовёт его просто – Коко. Когда родился второй сын, он был наречён именем Энрико в честь погибшего на войне брата Лучии, – сам понимаешь, опять получился Коко. Так, что у нас в доме сразу два Коко: старший и младший. А третьего сына я назвал именем моего покойного отца – Тиридатом. Это очень старинное имя, дошедшее до нас из античной эпохи.

– Ну, а зовёте вы его ласково Тоди, – догадался Соломон.

– Совершенно верно, – обрадовался Роман. – Сейчас два старших брата отсутствуют в городе. Старший Коко находится в Амстердаме. Там у меня ювелирная мастерская. А средний учится в университете Болоньи. Так, что с нами остался только Тоди. А вот, кстати, и он вернулся с прогулки.

В обеденный зал в сопровождении своей няни весело вбежал темноволосый мальчуган лет пяти и сразу же прыгнул в объятия матери. Лучия радостно подхватила его и стала нежно целовать. Все умилённо смотрели на эту счастливую встречу.

– Тоди, – беспокойно сказал Роман, – иди ко мне. Ты же такой тяжёлый. Не заставляй мать тебя подымать. Лучия, ты поступаешь очень опрометчиво, беря его на руки.

Лучия опустила малыша, и тот послушно перебежал к отцу.

– Вот так то лучше, – довольно сказал Роман, обнимая своего младшего сына.

Соломон и Ирина излучали радость, любуясь славным ребёнком, однако не смели вслух выразить свои чувства. Среди жителей Средиземноморья было не принято выражать восхищение чужими детьми, ибо это считалось дурной приметой, способной навести порчу.

– Лучия, ты ждёшь ребёнка? – вполголоса спросила её Ирина, разгадав причину беспокойства Романа.

– Да. На сей раз, мы надеемся, наконец, родится девочка, – с улыбкой ответила та.

– Дай-то Бог, – с надеждой сказала Ирина и вдруг, что-то вспомнив, спросила. – А где же моя двоюродная сестра Елена?

– О, про Елену особый рассказ, – с улыбкой ответил Роман. – Ты, что, не знала, что она вышла замуж за ювелира из Амстердама?

– Вот это новость! – с восторгом проговорил Соломон. – Ай да Елена!

– Моя сестра живёт в Амстердаме? – удивилась Ирина.

– Да, – повторил Роман, – она вложила всё своё золото в ювелирное производство. В Амстердаме ей принадлежат многие мастерские по обработке и огранке алмазов.

– Огранка алмазов? – заинтересовался бывший ювелир Соломон. – Разве такое возможно?

– Уже да. Это новшество, с которым тебе следует непременно познакомиться, – сказал Роман. – Давай, пойдём в мои апартаменты.

Друзья встали из-за стола и направились на второй этаж. Роман проводил своего гостя в кабинет, открыл ключом железный шкаф и стал осторожно доставать оттуда его содержимое.

– Вот, смотри, – начал он, – это алмазные камни без обработки. Выглядят, как тебе известно, блекло и непривлекательно.

– Алмаз никогда не ценился ювелирами из-за своей тусклой бесцветности. И потом, он необычайно твёрдый и трудно поддаётся огранке. Другое дело, рубин или сапфир. Они хорошо обрабатываются и привлекают своим великолепным цветом. Без них любое украшение теряет товарный вид.

– Ты прав, мой друг. А сейчас взгляни на эти камни.

Соломон стал рассматривать уже отшлифованные алмазы.

– Ну да, после обработки алмаз становится намного лучше. Но всё равно это не разноцветный камень.

– А теперь посмотри на эти, – торжественно сказал Роман и открыл коробку с уже огранёнными алмазами.

Соломон стал восхищённо всматриваться в драгоценные камни.

– Вот уж не думал, что бесцветные стекляшки так великолепно засверкают после придания им формы многогранника. Но кому это удалось – подвергнуть огранке эти необычайно твёрдые камни?

– Точно не знаю, кому, – ответил Роман. – Мне кажется, первыми это сделали во Франции. Во всяком случае, слово «бриллиант» – а именно так сейчас величают, после огранки, эти чудесные камни – по-французски означает «сверкающий». Ты подойди к окну и пропусти сквозь него солнечный луч, – посоветовал Роман.

Соломон, стоя у окна, повертел бриллиант под солнечным светом. Благородный камень ослепительно засверкал всеми цветами радуги.

– Великолепно, – с восторгом произнёс бывший ювелир, – представляю, как это будет здорово смотреться в красивой золотой оправе. Откуда они у тебя?

– Несколько лет назад ко мне приехал купец из Амстердама вместе со своим ювелиром. Они хотели приобрести большую партию алмазных камней, которые я завожу из Индии. Тогда-то и показал мне этот ювелир, во что он превращает эти безликие камни. Во время пребывания в Венеции они гостили в моём доме, и этот ювелир вдобавок ещё умудрился влюбиться в нашу Елену. Так она стала женой ювелира. Я им посылаю на огранку алмазы, потом доставляю обратно, и уже из готовых бриллиантов делаем великолепные украшения, которые нынче очень быстро входят в моду.

– Естественно. Кому не захочется, чтобы колье на шее своей возлюбленной переливалось всеми цветами радуги, – понимающе сказал Соломон. – Этот блеск намного дороже разноцветья прочих камней.

– Ну а пока нам удаётся вывозить эти алмазы из Индии за мизерную цену.

– Молодцы! Дело поставлено с умом, – похвалил друга Соломон.

– Присоединяйся. У тебя есть для этого все возможности, – искренне заявил Роман.

– Спасибо тебе, Роман, – ответил благодарно Соломон, – в отличие от своего дяди, купец я никудышный. Морская даль – вот моя стихия.


На следующий день друзья отправились в городскую гавань. Был настоящий весенний день, обильный солнечными лучами. Гондола плыла по узким венецианским каналам, и взору Соломона представлялись великолепные дворцы, построенные прямо на воде.

– Да, – сказал Соломон, с восторгом разглядывая столь непривычные для его глаз изящные городские постройки, – у меня создалось впечатление, что здесь живут одни богатые люди.

– Ну, в общем, ты прав, – согласился Роман, – богатые и очень богатые. Чтобы стать бедным в Венеции, надо быть порядочным лодырем и недотёпой, а такой человек здесь быстро превратится в изгоя. Венецианцы, с малолетства привыкшие к роскоши и богатству, терпеть не могут убожество и нищету. Тяга к обогащению сидит у них в крови. Но помимо этого они большие транжиры. Любой житель Венеции всегда готов основательно потратиться на развлечения и плотские услады. Здесь проходят богатые красочные карнавалы, где только на наряды и маски венецианцы готовы потратить целые состояния.

– Да, я слыхал об этом, – сказал Соломон, – но как это происходит на самом деле, не мог себе представить.

– О, это невозможно описать, Соломон. Ты должен увидеть своими глазами. Я, который повидал многое на своём веку, никогда не устаю удивляться тому безрассудному веселью и той отрешённой праздности, которые царят в этом городе во время карнавала. Приблизительно за месяц до этого события начинается сумасшедший ажиотаж. Все в городе, бросив дела, шьют себе карнавальные костюмы и мастерят маски. Любой, даже самый паршивый, портной получает множество заказов. Продавцы сбывают неимоверное количество различных тканей, которые едва успевают подвозить торговые суда. Причём каждый старается, чтобы его костюм был уникальным и не похожим ни на какой другой. Затем все бросаются мастерить себе маски самых разнообразных цветов. Вообще, маска – сугубо венецианское изобретение. Её надевают, даже когда карнавала нет, если хотят остаться неузнанным. Ты знаешь, этот город всегда славился своими свободными нравами. Любовный грех здесь не считается зазорным, но всё же, если почтенный человек решает посетить «увеселительное заведение», он непременно наденет для неузнаваемости маску.

– А как же жёны этих почтенных граждан? – спросил с хитрецой Соломон. – Тоже ходят к любовникам в масках?

– Конечно, – засмеялся Роман, – и единственный метод защититься от этой напасти – заставить жену часто рожать.

– Бедная Лучия. Выходит, она рожает детей, чтобы, не дай Бог, не подцепить стрелу Амура.

– Считай, что так, – с улыбкой произнёс Роман, – своего рода превентивная мера. Природное предназначение женского пола – давать потомство, а всё остальное – любовные издержки.

– Ты, Роман, всегда отличался исключительной находчивостью, даже в таких щепетильных вопросах. Выходит, что моя Ирина, у которой не родятся дети, здесь скоро будет смотреть по сторонам?

– Ну, к Ирине это не относится, – уже серьёзным тоном сказал Роман, – она не венецианка и воспитана совсем в ином духе.

Тем временем гондола графа выплыла на широкий Главный канал и мимо стали проплывать множество прочих гондол и барж. Вдали показался мост Риальто.

– Какой красивый мост! – воскликнул шкипер. – Отчего он так многолюден?

– Этот мост выстроен совсем недавно. Вернее, он был и раньше, но тогда это была деревянная постройка, которая обветшала с течением времени и в один прекрасный день обвалилась. И тогда решили соорудить это красивое строение. А многолюден он оттого, что сюда собираются знатные купцы и банкиры. Здесь устанавливаются основные цены на товары и совершаются финансовые операции. Своего рода биржа.

– Теперь понятно, – сказал Соломон, – такой массивный каменный мост сможет вместить всех купцов, как городских, так и иноземных.

– Не скажи, – возразил Роман. – Присутствовать на этом знаменитом мосту Венеции имеют право лишь лица с безупречной репутацией. Мошенникам и пройдохам туда вход заказан.

– Послушай Роман, – вдруг сказал Соломон, – неужели в этом городе нет места, где можно было бы просто походить пешком?

– Хочешь ходить пешком? Сейчас я тебе это устрою, – с улыбкой произнёс Роман и велел гондольеру причалить.

На главной площади Венеции в этот богатый солнечными лучами весенний день было многолюдно. Площадь Святого Марка представляла собой стройный ансамбль, выдержанный в стиле классической средневековой готики, венцом которого был собор Святого Марка, расположенный рядом с изящным дворцом венецианских дожей, украшенным ажурными арками. На первых этажах строений, которые окаймляли площадь, располагались многочисленные торговые лавки, меняльные конторы и банки.

Роман с Соломоном прошествовали к одному из них под названием «Фортуна». Перед входом была установлена ладно изготовленная скамейка.

– Вот это и есть головное отделения банковской сети «Фортуна», – с гордостью произнёс Роман, усаживаясь на скамейку и подставляя своё лицо ласковому весеннему солнышку. – Садись, Соломон. Это самое приятное место во всей Венеции.

Соломон уселся рядом с другом, наслаждаясь весенней погодой. Служители банковской конторы давно заприметили своего хозяина, но, зная его привычку усаживаться на скамейке, оставались внутри, не досаждая ему.

– Да, удобная скамеечка – произнёс Соломон, провожая скучающим взглядом прохожий люд, который с почтением разглядывал сеньора Фортуну, сидящего под собственной вывеской, в компании с бравым шкипером.

– Я могу часами на ней сидеть, – ответил Роман. – И ты знаешь, она имеет символическое значение. Ведь по-латыни слово «банка» означает скамейка. Именно так, сидя перед своими конторами, начинали своё дело пионеры банковского дела.

– Ты молодец, Роман. Что мне всегда в тебе нравилось, так это умение видеть во всём определённый чёткий смысл. Я считаю это очень ценным качеством, – медленно произнёс Соломон, прищуривая глаза от яркого солнечного света.

– Всё в жизни должно быть подчинено здравому смыслу, Соломон. Иначе этот мир померкнет и прекратит своё существование.

– Выходит, что и зло на этом свете тоже имеет разумное происхождение? – заметил Соломон.

– Зло – порождение человеческой натуры. Смысл зла заключается в том, что оно, как ни странно, рождает добро.

– Выходит, одно без другого не может существовать? – недоверчиво спросил Соломон.

– Звучит абсурдно, но это так. Наша жизнь – вечная борьба добра со злом. И нет этому конца… Ладно, хватит философствовать. Вставай, – заулыбался Роман, чувствуя, что его друг заскучал, – пошли к морю. Покажешь свои корабли.

– Вот это другое дело, – встрепенулся шкипер, вставая с места.

Вдруг он остановился и медленно стал поворачиваться в сторону собора Святого Марка. Лицо его выражало сильное напряжение.

– Что случилось друг мой? – спросил Роман.

– Смотри, – сказал он и указал на фасад собора.

Роман посмотрел туда и не увидел ничего особенного.

– Что такое? – продолжать удивляться Фортуна.

– Тебе не кажется, Роман, что мы где-то видели вон тех коней, что украшают фронтон собора?

Тут только до бывшего логофета Византии дошло, о чём идёт речь и он, улыбаясь, ответил:

– Не удивляйся, Соломон. Да, эту квадригу венецианцы вывезли из Константинополя. Между прочим, в день его падения, 29 мая 1453 года, ибо я точно помню: 28 она стояла на месте. Благодаря этому мы сейчас имеем возможность лицезреть то, что в своё время красовалось в нашем городе. Лично я считаю, что венецианцы просто спасли это великолепное изваяние. В противном случае оно, как и всё прочее, было бы варварски уничтожено османами, разорявшими город три дня.

– Может, ты и прав Роман. Но лично я не могу смотреть на это без боли.

– А каково мне, мой друг? Я смотрю на них уже двадцать пять лет.

– Слушай, Роман, а тебе никогда не приходила в голову идея отвоевать наш город обратно?

Тот с грустной улыбкой посмотрел на своего друга.

– Мне кажется, это вполне осуществимая идея, тем более сейчас, когда мы опять вместе, – начал воодушевляться Соломон.

– К сожалению, это невозможно, – грустно ответил Роман.

– Но почему! – в сердцах воскликнул храбрый шкипер. – Мы обладаем достаточными средствами, чтобы осуществить эту идею. Мне кажется, настало то время, когда золото Византии, чудом доставшееся нам, должно послужить её возрождению.

– Отвоевать Константинополь – это ещё как-то возможно, но вот отвоевать Византию – нет. Ну, предположим, ты со своими кораблями окружишь город с моря, а я, набрав войско из христиан, двину со стороны суши? Может, и будут у нас какие-то частные военные успехи. Но отвоевать город, который уже стал столицей быстрорастущей империи, сможет только другая империя, столь же могущественная, – а такой, увы, пока не существует.

– Как не существует? А Венеция?

– По правде говоря, наша республика до недавнего времени находилась в состоянии войны с Турцией, но это было равносильно атаке злобной осы на громадного медведя.

– Неужели весь христианский мир не способен устроить ещё один крестовый поход? – не унимался Соломон.

– Крестовых походов больше не будет, мой друг. Мир уже не тот. Мы стремимся покончить с религиозными догмами и стать ближе к земным реалиям.

– Да…? И как же называется сие новое учение?

– Гуманизм – это ёмкое латинское слово отображает его суть. Человек должен быть счастлив самим собой, а не витать где-то в небесах. Приобщение к культурным ценностям и всестороннее образование – вот залог его совершенства.

– За такую крамолу тебя в Испании сразу бы отправили на костёр. От твоего гуманизма попахивает безбожьем.

– Мракобесию испанцев, рано или поздно, тоже придёт конец, ибо процессы, о которых я говорю, неизбежны для всего христианского мира. А крамолы здесь нет никакой. Человек верить должен в Бога на небесах, но любить – себя, ибо оно существо земное.

– Выходит, твоё учение оправдывает все людские пороки? Жадность, корыстолюбие, прелюбодеяние, чревоугодие – естественные свойства нашей природы!

– Да. К сожалению, это нам не чуждо. Перечисленные тобой пороки являются грехом, но отнюдь не смертным, как считалось раньше. Конечно, их чрезмерное проявление говорит о слабости человеческой натуры. Но не будь этих пороков вовсе, человек давно бы прекратил своё существование. Между прочим, католическая церковь, спекулируя именно на этом, ввела в своё время торговлю индульгенциями.

– Ты хочешь сказать, что мы живём за счёт грехов? – изумился Соломон.

– Как это ни странно – да, – улыбаясь, ответил граф Фортуна. – Ну, посуди сам. Не будь прелюбодеяния, рождалось бы на свет потомство? Не чревоугодие ли заставляет человека принимать пищу, тем самым, поддерживая жизненные силы. Ну и благодаря корыстолюбию мы стремимся к богатству, а затем и к созиданию? Единственное условие – всё это не должно стать источником бед для окружающих.

– Легко сказать! Трудно найти золотую середину. Ну, а что делать человеку, которому не повезло, и он оказался нищим?

– Если человек ленив и глуп, такой никогда не разбогатеет.

– Ну, а если он просто немощен?

– К такому должны придти на помощь люди. Заметь, не Бог, а именно люди. Вот в этом гуманизм и христианство вполне согласуются.

Последние слова Соломон уже плохорасслышал, ибо внимание его было приковано к одной молодой особе, которая прошагала мимо, с откровенной улыбкой разглядывая шкипера.

– Что мне никогда не нравилось – так это женская открытость, – покривил душою шкипер, провожая кокетку взглядом.

– Это оттого, что ты вырос на Востоке, да и жена у тебя всегда была большой скромницей. Здесь же женщины очень раскованы, даже более чем в Барселоне. И, куда ни глянь, столько возможностей для любовных утех: начиная с обычных портовых потаскух и кончая дорогими куртизанкам. Признайся, что и тебе тоже льстит женское внимание.

– Очень может быть, – многозначительно ответил шкипер.

Между тем, девушка, которая так интригующе смотрела на Соломона, зашла в ювелирную лавку со странным названием «Воскан». Заметив это, шкипер тоже направился туда со словами:

– Зайдём. Мне как бывшему ювелиру, интересно будет взглянуть на здешние украшения.

– Я не против, – хитро улыбаясь, поддержал Роман.

Тем временем молодая женщина с нескрываемым интересом разглядывала великолепное жемчужное ожерелье, красовавшееся на витрине магазина. Это была девушка лет двадцати пяти с раскосыми карими глазами. Каштановые волосы, собранные аккуратно на затылке, открывали её приятное розовое личико. Одета она была в корсаж, который плотно облегал, но вовсе не стягивал её грудь, не нарушая естественных пропорций цветущего тела. Несколько завышенная талия платья создавала приятный «эффект нежного женского животика», считавшегося очень модным в то время.

Соломон вплотную подошёл к ней и тоже стал разглядывать ювелирные украшения. Манящий женский запах, услащенный благовониями, соблазнительно щекотал мужское обоняние бравого шкипера. Соломон решил заговорить с ней, однако вспомнил, что вовсе не знает итальянских слов.

– Прошу тебя, Роман, спроси, как её зовут? – нетерпеливо произнёс шкипер.

– Добрый день, сеньорита, – галантно поздоровался с девушкой Роман.

– Здравствуйте сеньор Фортуна, – ответила та, узнав знаменитого графа.

– Прошу простить невежество моего друга. Его незнание итальянского не позволяет заговорить с вами лично. Он хотел бы узнать, как ваше имя?

– Откуда же родом ваш друг, сеньор, если не говорит по-итальянски? – удивилась кокетка и вдруг радостно просияла. – О, мне кажется, я знаю его. Это и есть тот знаменитый шкипер, кораблями которого со вчерашнего дня восхищается вся Венеция.

– Вы совершенно правы. Позвольте представить. Перед вами сеньор Соломон Гранде из Барселоны, собственной персоной. А ты уже стал героем. Твои корабли сделали тебя популярным. Молодые девицы только и мечтают с тобой познакомиться.

Последние слова, сказанные по-гречески, были обращены к Соломону, который с вожделением смотрел на девушку.

– А меня зовут Моника, сеньор, – представилась красавица.

– Скажи, что я дарю ей это украшение, – сказал Соломон. – Пусть укажет по какому адресу ей преподнести подарок.

– Мой друг считает, что это ожерелье чудесно бы смотрелось на вашей нежной шее, и потому желает преподнести подарок лично. Скажите, когда и по какому адресу он сможет это сделать? – сказал галантно Роман, играя по всем правилам любовного флирта, принятого в то время в Венеции.

Было сделано вполне недвусмысленное предложение, и положительный ответ означал бы, что девушка согласна поддержать инициативу новоявленного ухажёра. Она жеманно заулыбалась и, кокетливо поглядывая на Соломона, ответила:

– Пусть сеньор шкипер придёт завтра за час до полуночи по адресу – рамо Сан-Лио, 21. Я буду его непременно ждать.

Сказав это, она быстро упорхнула из ювелирной лавки.

– Ну что, Соломон, – подытожил Роман, – свидание назначено. Бери подарок и пошли. Порок прелюбодеяния сделал своё дело.

– Но ты же сказал, что это здесь уже не порок, а проявление, этого, как его, гуманизма, – лукаво произнёс бравый шкипер, забирая подарок и выходя из лавки.

– Быстро же ты усвоил новые тенденции, – заметил Фортуна.

– А ты знаешь эту девушку? – поинтересовался Соломон.

– Знаю. Она из богатой купеческой семьи. Рано вышла замуж за одного морского офицера.

– У неё ещё и дети есть? – поморщился шкипер.

– Нет. Обзавестись детьми не успела, ибо её муж погиб во время стычки с турецкой эскадрой.

– Стало быть, она вдова, – со вздохом не то сострадания, не то облегчения заключил Соломон и добавил уже с досадой. – А ведь эта и наша вина, что турки, поглотив Византию, добрались до «жемчужины Адриатики».

– Что поделаешь, – ответил Роман, – нас победил сильный враг.

– Слушай, Роман. Надеюсь, ты завтра составишь мне компанию? А то как же я буду общаться с ней, не зная итальянского? – перешёл к более насущным проблемам Соломон.

– Ну, уж нет. Изволь идти один. Язык любви не нуждается в переводчике.

– Без тебя я не найду этого адреса, – не унимался Соломон.

– Ладно. Сейчас что-нибудь придумаем, – сказал Роман, и они направились в сторону лавки кукольника Джованни.

Первое, что увидел Соломон при входе – это великолепно исполненный манекен матроса венецианского флота в человеческий рост. Он выглядел настолько естественно, что казался живым.

– Видишь, какие искусные мастера здесь работают, – сказал Роман, наблюдая, как Соломон с восторгом рассматривает куклу-матроса. – Она, между прочим ещё и двигается. Добрый день, Джованни. Вот привёл гостя поглядеть на твои чудесные творения.

Мастер Джованни с поклоном подошёл к графу и, поприветствовав его, включил механизм матроса. Тот начал плавно двигаться, отчего шкипер пришёл в ещё больший восторг.

– Мне никогда не приходилось сталкиваться с таким чудесным творением. Как же вы заставляете его двигаться? – спросил удивлённо Соломон.

– Очень просто, сеньор. В нём обычный часовой механизм. Правда, приспособленный для передачи человеческих движений, – ответил кукольник. – Это результат очень кропотливой работы.

– Да я вижу, – сказал Соломон, не переставая восхищаться куклой.

– Джованни изготавливает также отличные часы, шарманки и механические фортепиано. Его изделия славятся далеко за пределами Венеции. Послушай, мастер, мне нужен Лука. Где он?

– Я здесь, сеньор, – выскочил из соседней комнаты шустрый подмастерье.

– Вот, Соломон, знакомься. Это и есть тот парень, которому посчастливилось первым разглядеть твоё триумфальное прибытие в Венецию.

Лука с восхищением смотрел на знаменитого шкипера.

– Ты нам нужен, Лука, – сказал Роман, – завтра до полуночи проводишь шкипера вот по этому адресу.

– Слушаюсь, сеньор, – охотно согласился парень.

– Ну, вот и отлично, – сказал Роман и оба друга покинули лавку Джованни.

– Подожди, – вдруг спохватился Соломон, – мы же не заплатили за украшение.

– Пошли, ладно, – великодушно проговорил Роман, – не стоит возвращаться. Эта ювелирная лавка принадлежит мне.

– Да, – заулыбался шкипер, – а откуда такое странное название – «Воскан»? Или здесь тоже есть скрытый смысл, как и в случае со скамейкой.

– Смысл, конечно, есть и тут, – с гордостью произнёс Роман. – Слово «воскан» в переводе с языка киликийских армян означает "золотых дел мастер".

– Теперь всё понятно, – довольным тоном произнёс Соломон и направился, наконец, в в сторону гавани.


Ажиотаж, который царил на пристани в день прибытия диковинных судов из Барселоны, продолжался и в последующие дни. Венецианцы целыми толпами прибывали в порт, чтобы лицезреть каравеллы Соломона. Семьи евреев, которые прибыли сюда, продолжали разгружаться и обустраиваться в городе.

После падения Константинополя Венеция смогла приютить всех, кто решил переселиться из Византии, спасаясь от турецкого ятагана. Теперь же, спустя двадцать пять лет, в город хлынула новая волна эмигрантов – евреи, спасающиеся от испанской инквизиции.

Роман и Соломон подошли к мостику флагманского судна «Ангел». Диего, неизменный помощник Соломона, радушно встретил шкипера и его друга.

– Добро пожаловать на борт, сеньор Фортуна, – поприветствовал он.

– Здравствуй, Диего, – сказал Роман, поднявшись на корабль. – Я вижу, ты также предан своему шкиперу, как и двадцать пять лет назад.

– Судьба связала нас навечно, – ответил верный моряк.

Роман стал осматривать пассажиров каравелл, которые только начали обустраиваться на новом месте. Это были зажиточные еврейские семьи, имеющие возможность приобрести жильё в Венеции, несмотря на её дороговизну. Те же, кому ещё не повезло с обустройством, продолжали находиться на судах.

– Я привёз в Венецию много богатых людей, Роман, – произнёс Соломон, наблюдавший за своим другом. – Они принесут впоследствии огромную пользу этому городу. Некоторые из них решили высадиться в Генуе, некоторые во Флоренции, а для всех остальных, в том числе, и для меня, последняя остановка – это Венеция.

– Надеюсь, многие здесь обретут вторую Родину, – ответил Фортуна.

– Для еврея Родины не будет, пока не возникнет на земле еврейское государство, – возразил Соломон.

– Ну, зачем ты так? Выходит, что и я человек без Родины? Но, как видишь, мне на новом месте вовсе недурно. Я смирился.

– Нет, Роман, ты не смирился, а в силу своей необыкновенной живучести смог приспособиться. Я-то знаю, что твоя душа там, в Константинополе. Уж мне, как старому скитальцу, хорошо это известно.

– Ты прав, мой друг. Не проходит и дня, чтобы я не вспоминал свой родной город. Но не стоит унывать. Я уверен, что здесь тебе будет хорошо до конца жизни.

– Дай-то Бог, – ответил шкипер.

Тем временем Роман уже смог изучить флагманское судно вдоль и поперёк. Для своего времени это был уникальный корабль с прогрессивной конструкцией. Увеличение отношения длины к ширине заметно повысило мореходные качества судна. Роман заметил также важное нововведение – установку на фок и грот мачтах второго яруса парусов – марселей. Подобное новшество способствовало увеличению крейсерской скорости корабля.

– Обрати внимание, сеньор Фортуна. Теперь судно управляется не рулевым веслом, а с помощью вот этого огромного колеса, – сказал Соломон и начал вращать установленный на корме штурвал, который был связан цепями с находящимся в воде навесным рулём.

– Уверяю тебя – это приспособление намного облегчило работу рулевому, тем более что теперь магнитный компас судна постоянно находится прямо перед его глазами, – сказал довольный Соломон, указывая на стационарно установленный важный навигационный прибор. – Надо быть круглым идиотом, чтобы перепутать направление движения.

– Да, сеньор шкипер. На таких судах длительное плавание в океанских просторах вполне осуществимо, – произнёс с удовлетворением граф Фортуна.

– Давай пройдём вниз, я покажу тебе вооружение, – сказал польщённый Соломон.

Пройдя на нижнюю палубу Роман стал осматривать бомбарды корабля жерла которых грозно торчали из корпуса.

– Обрати внимание на новшества. Бомбарды отлиты целиком из бронзы и установлены на колёсах. При отдаче откатываются назад, тем самым, поглощая обратный удар. А теперь смотри сюда, – сказал Соломон и показал Роману полое чугунное ядро. – Такое ядро, конечно, не способно нанести существенный урон врагу, но я заполняю его перед выстрелом зажигательной смесью наподобие нашего «греческого огня», и тогда суда противника превращаются в большой костёр.

– Молодец, Соломон! – произнёс с восторгом Роман. – В военно-морском деле на сегодняшний день тебе нет равных. Твои суда совершенны. О таких кораблях Венеция может только мечтать.

Шкипер словно не расслышал последние слова своего друга. Он стоял неподвижно, о чём-то размышляя.

– Мне нужен нотариус, – вдруг сказал Соломон. – Пошли, пожалуйста, за ним.

– Нотариус? – удивился Роман. – Для чего?

– Я намерен преподнести в дар одну из моих каравелл и хочу это оформить документально.

– В дар? Кому?

– Дожу города Венеции, – гордо ответил шкипер.

– Ты хорошо это обдумал? Дарить такой дорогой корабль? Может, ограничимся подарком поменьше? – вполголоса проговорил Фортуна, хорошо зная, как не любят евреи расставаться со своим имуществом

– Нет, Роман. Я хочу подарить этому городу один из моих кораблей, как частицу самого себя. Без этого ни я, ни прибывшие со мной земляки не смогут себя здесь чувствовать уютно.

– Твоя воля, шкипер. Скажу только, что ты сегодня стал полноценным гражданином этого славного города.

Роман более не смел возражать своему другу. Он немедленно послал слугу за нотариусом, и вскоре по городу распространилось ошеломляющее известие о воистину царском подарке, сделанным сеньором Соломоном из Барселоны – новым гражданином великолепной Венеции.


К А Р Н А В А Л


И при смехе иногда болит сердце,

и концом радости бывает печаль.

      Библия (Притча. 14, 13)


Зима – самое подходящее время для хандры. Солнца светит мало, и потому холодно и темно. Человек – такое же дитя природы, как и всё живое на земле, и потому дефицит тепла, который усугубляется коротким световым днём, во все времена вызывал состояние грусти и необъяснимой тоски. Недаром язычники конец декабря, когда, изнуряющая мгла, наконец, начинала отступать перед долгожданным светом, праздновали как торжество дня над ночью. Первые христиане, не сумев искоренить этот обычай, приурочили к этому празднику день рождения Христа, желая тем самым привлечь язычников к своей вере.

Венецианцы же пошли ещё дальше. Уставшие от долгих холодных ночей они решили устроить карнавал прямо по середине зимы. Им, жизнерадостным и неунывающим жителям средневековой Европы, просто был необходим такой праздник, способный развеять зимнюю хандру.

После новогодних торжеств весь январь венецианцы были заняты приготовлениями к очередному карнавалу: шили разнообразные костюмы и изготавливали диковинные маски.

Лучия, которая совсем недавно родила четвёртого сына, как истинная венецианка с большим рвением приступила к приятным предкарнавальным хлопотам.

– Ты тоже собираешься участвовать на празднике? – спросила её Ирина, справедливо полагая, что мать не оставит грудного младенца на попечении кормилицы.

– Конечно, буду, – ответила Лучия. – Карнавал – это такое грандиозное событие, которое просто невозможно пропустить! Мы с тобой сошьём нарядные платья, каких не было никогда. Ты не представляешь, Ирина, какое это великолепное зрелище.

У Лучии блестели глаза от восторга, отчего Ирина, которая прежде не участвовала в подобном празднике, тоже загорелась желанием.

И вот настал торжественный день, когда жители Венеции, как один, нарядились в красочные костюмы и надели самые разнообразные маски. За окном начала играть громкая музыка, и улицы «жемчужины Адриатики» заполнились весёлой разноцветной толпой.

– Пошли, Соломон, – велел Роман другу, надевая маску. – Сегодня все сходят с ума в этом городе. Чем мы хуже их?

Соломон тоже напялил маску и присоединился к Роману.

– Главная интрига этого действа заключается в том, чтобы непременно остаться неузнанным. Богатые и бедные, аристократы и простолюдины, – всех уравняла сеньора маска. Это действует пьяняще. Сегодня ты – тот, кем мечтал быть всю жизнь, однако завтра вновь вернёшься к горькой действительности, и потому сей безрассудный день ты стремишься продлить по возможности дольше. Карнавал будет шуметь всю ночь.

– А как же наши жёны? – замешкался Соломон.

– Пошли. Сегодня нет ни жён, ни возлюбленных. Сегодня – одни маски.

Соломон со вздохом вспомнил Монику. Их взаимная симпатия, возникшая при мимолётной встрече, впоследствии переросла в любовный роман. Молодой задор девушки покорил сердце видавшего виды шкипера. Истосковавшаяся по мужской ласке Моника влюбилась в него без ума и уже не представляла свою жизнь без бравого командора. Они часто встречались наедине, однако не осмеливались выказывать свою страсть в обществе, боясь скомпрометировать друг друга. С некоторых пор Моника стала избегать его, а вскоре и вовсе исчезла. На все настойчивые запросы прислуга в доме отвечала, что госпожа выехала из города в неизвестном направлении. От подобного неведения Соломон пришёл в отчаяние. Ему казалось, что такое событие как карнавал заставит её, как коренную венецианку, наконец, объявиться. Но этого не произошло, и шкипер продолжал пребывать в полной растерянности.

Лучия и Ирина, оставив детей у кормилицы, растворились в карнавальной толпе. Одеты они были почти в одинаковые платья, но в различные маски. Повсюду играла праздничная музыка, взрывались хлопушки, гремели трещотки. Все безудержно ликовали и танцевали.

Лучия от души радовалась. Любовь к карнавалу была у неё в крови. В отличие от неё Ирина смотрела на этот праздник со смесью радости, тревоги и удивления.

– Смотри Ирина. К тебе смерть пришла, – заливаясь смехом, сказала Лучия.

Та обернулась и ахнула от испуга. Перед ней стояла маска смерти в чёрном плаще с капюшоном и с длинной косой. Ирина резко отпрянула назад.

– Не бойся. Это же маска, – хохоча, проговорила Лучия. – И потом, она ищет вовсе не тебя.

– А кого же? – спросила Ирина, ещё не оправившись от страха.

– Вон того поросёнка, что идёт вместе с мясником.

Тут только она заметила, что рядом с ними шагает весёлая маска забавной свинки. С ней под ручку шла маска мясника с длинным деревянным ножом. Смотреть на дружбу мясника и поросёнка было очень смешно. Эти персонажи всегда вызывали в толпе дружный хохот. Стоило же милой парочке повстречаться с маской смерти, то дружбе приходил конец, и мясник тут же приступал к своим прямым обязанностям. Он бегал с игрушечным ножом за поросёнком, а тот, истошно визжа, убегал прочь. Это был один из любимых карнавальных сюжетов в Венеции, и все, кто наблюдал за сценой, давились от смеха.

– Вот умора, правда? – хохотала Лучия.

Ирина тоже радовалась, но потом почему-то взгрустнула.

Ближе к вечеру толпа устремилась к Гранд-каналу, где должна была проходить большая праздничная регата – любимое мероприятие венецианцев. Вдоль всего просторного канала проплывали разукрашенные, как новогодние ёлки, корабли. Когда же начинало темнеть, на судах зажигались огни, вспыхивали фейерверки, свет которых красиво отражался в водной глади. Пропустить это великолепное зрелище было просто невозможно.

– Ирина, не отставай, – сказала Лучия и, схватив свою гостью за руку, направилась к Гранд-каналу.

У Ирины от шума толпы, громкой музыки и мелькания перед глазами стала кружиться голова, но она старалась не показывать этого, дабы не огорчать счастливую Лучию.

– Смотри, сейчас на канале начнётся грандиозное представление, – увлечённо воскликнула венецианка.

– Ты знаешь, мне с непривычки что-то не по себе, – ответила устало Ирина.

– У тебя, наверное, маска тяжеловата, – решила её подруга. – Давай поменяемся.

Лучия сняла свою и передала Ирине.

– Попробуй эту. Может полегчает? – сказала она, надевая маску Ирины, свою же протягивая ей.

– Может, и полегчает, – тихо проговорила Ирина.

В это время показались первые корабли, и толпа восторженно зашумела. Опять громко заиграла музыка, оповещая о начале торжественной регаты.

Ирина, почувствовав, что не в силах больше стоять на ногах, сказала:

– Ты знаешь, Лучия, я сегодня порядком утомилась. Если ты не против, я вернусь домой.

– С ума сошла! Хочешь пропустить самое красочное представление?

– Поверь, это выше моих сил. Хочется отдохнуть. Заодно проведаю детей.

– Ну, смотри. Как знаешь. Раз устала, возвращайся. А сможешь найти нашу гондолу?

– Смогу, конечно. Причал я хорошо запомнила.

Сказав это, Ирина сняла с себя маску и направилась к пристани. Пробираясь через многочисленную толпу, она, наконец, выбралась к причалу и начала искать гондолу с двуглавым орлом, но, не найдя её, с тревогой подумала: «Наверное, я перепутала причал»

– Вам надо вернуться домой, сеньора? – окликнул её какой-то лодочник в карнавальной маске.

– О, да. Но я никак не найду нашу гондолу.

– Вам незачем её искать, сеньора. Садитесь, я вас доставлю.

– Вы окажите мне большую услугу, – сказала радостно Ирина, которая просто валилась с ног от усталости.

Лодочник протянул руку, и женщина легко перебралась на борт. Но не успела она усесться, как в лодку прыгнули ещё два пассажира. Это были маски забавного поросёнка и его спутника «мясника».

– Мы плывём с вами, – произнесла визгливым голосом «свинья», – нам по пути.

– Может, захватите ещё и смерть заодно? – пошутил лодочник.

– Смерть к нам присоединится потом, – ответила «свинья».

Прозвучало это, хотя и в шутку, но довольно зловеще, отчего по коже Ирины прошёлся мороз.

Лодка стремительно поплыла в нужном направлении. Ирина сидела напротив «свиньи», непрерывно смотревшей ей прямо в лицо. Уставшей женщине почему-то показалось, что под маской забавного поросёнка скрывается некто полный зла и ненависти. Ей стало неловко, и она отвернулась и стала любоваться красочной иллюминацией карнавальной Венеции.

Вскоре они благополучно доплыли до палаццо графа Фортуны. Ирина вышла из лодки и протянула лодочнику монету.

– Благодарю вас, сеньора. Вы очень щедры, – ответил тот и уплыл вместе с остальными пассажирами.

Тут только Ирина вспомнила, что не указала ему свой адрес.

«Наверное, он подвозил меня раньше», – подумала она и, зайдя в дом, сразу же направилась в детские покои.

– Почему вы так скоро вернулись, сеньора? – удивилась кормилица.

– Устала с непривычки, – ответила Ирина и с умилением подошла к кроватке самого младшего.

Малыш мирно спал.

– Как карнавал? – спросила кормилица. – Правда, великолепен?

– Да, да. Грандиозное зрелище.

– А регата? – не унималась коренная венецианка. – Регату видели?

– Она только что началась.

– Правда, прелесть?

– Очень, – невпопад ответила Ирина и, вдруг догадавшись, сказала. – Послушай, кормилица. Я вижу, тебе не терпится участвовать на празднике. Ты можешь идти. Я вернулась и останусь с детьми.

– Право не знаю, госпожа, – заколебалась та, – я же не могу оставить детей. Хозяйка будет недовольна.

– За малышами присмотрю я. Мне вовсе не в тягость.

– Ох, и не знаю. Мне кажется, это не понравится сеньоре Лучии.

– Ступай, ступай. Я тебя отпускаю. В случае чего всё свалишь на меня. Я же вижу, что тебе не терпится пойти на карнавал.

– Вы правы, сеньора. Пропустить такой праздник для меня пуще смерти. Тоди уже не проснётся до утра, а грудничка я совсем недавно хорошенько покормила. Так что он будет долго и безмятежно спать.

– Иди, иди. Я с ними понянчусь. Для меня это только в удовольствие.

– Благодарю вас, сеньора. Век не забуду вашу доброту.

Сказав это, кормилица быстро спустилась вниз. Через некоторое время она, нарядившись в праздничное платье и с маской на лице, усаживалась в лодку управляемую привратником.

Ирина повернулась и начала с улыбкой разглядывать то на одного, то другого спящего ребёнка. Судьбе было угодно лишить её материнского счастья, и потому она частенько исподтишка засматривалась на чужих детей. Сейчас же, когда рядом никого не было, она могла дать волю своим непочатым материнским чувствам и без стеснения умилялась на малышей. Младший, будто почувствовав её взгляд на себе, недовольно поморщил личико и тихонько захныкал. Ирина легонько покачала его, приговаривая:

– Спи мой сладкий, мой хороший.

Затем она достала его из кроватки и, прижав к груди, стала нежно убаюкивать. Малыш, почувствовав человеческое тепло, затих и опять безмятежно уснул. Счастливая Ирина продолжала упиваться чужим ребёнком.

Пребывая в таком блаженстве, она не услышала, как к дому причалила лодка. Из неё вышли всё та же маска свиньи в сопровождении «мясника».

– Давай быстрее, а то скоро приплывёт привратник. Второго такого случая нам не представится, – торопила маска мясника вполголоса.

Они зашли в незапертую дверь и быстро направились в детские покои. Ирина, держащая в объятиях спящего ребёнка, услышав шум приближающихся шагов, с тревогой на лице обернулась. Дверь распахнулась, и в комнату вошли маски. «Мясник» держал длинный нож, но уже не деревянный, какой был на карнавале, а стальной с острым блестящим лезвием.

– Что вам надо?! – только и успела вскрикнуть несчастная женщина.

– Нам нужна твоя смерть, – леденящим душу голосом выговорил «мясник».

Он с силой замахнулся, целясь Ирине прямо в сердце. Однако малыш на груди жертвы помешал ему.

– Ребёнка не трожь! – истерично завопила маска свиньи и с силой схватилась за малыша, пытаясь отнять его.

Ирина, будто почувствовав, что в этом её спасение, вцепилась в ребёнка, однако свинья оказалась намного сильнее и сумела, наконец, вырвать малыша. В следующее мгновение острый клинок вошёл в сердце Ирины. Она беспомощно опустила руки, упала на колени и, испустив последний вздох, свалилась замертво.

«Свинья» остолбенело смотрела на мёртвую жертву, затем осторожно положила ребёнка в кроватку и медленно попятилась к выходу.

– Надо спешить. Сейчас заявится привратник, – торопил кровавый «мясник».

Но маска свиньи остановилась в дверях и более не двигалась с места. Она, как вкопанная, продолжала стоять, уставившись на мёртвое тело.

– Ну, как знаешь, – сказал «мясник», бросил нож и убежал вниз.

– Отчаливай быстро, – приказал он лодочнику.

– А как же она? – спросил тот.

– А чёрт с ней. Пускай остаётся. Дело сделано.

– Она же выдаст нас! – воскликнул лодочник.

– Ну тебе-то волноваться нечего.

– А ты?

– Всё равно будет молчать. Я её хорошо знаю. И потом, кто ей поверит? Она же сумасшедшая.


Двое мужчин в тёмных плащах подошли ко дворцу венецианского дожа. Они обогнули парадный вход и постучались в заднюю дверь.

– Кого надо? – спросил грубый голос.

– Нас ждёт отец Доминик, – сказал один из стучавшихся.

– Ждите, – был ответ.

Через некоторое время дверь распахнулась и оттуда показалась фигура священнослужителя.

– Добрый вечер, отец Доминик, – сказал один из мужчин.

– Рад вас видеть, граф Фортуна, – ответил священник и впустил их внутрь.

– Я прошу вас, святой отец, уважить нашу просьбу и показать нам заключённого, – проговорил Роман.

– Хорошо, – ответил тот, – но во время свидания вы обязаны хранить молчание и не выдавать своего присутствия. Разговаривать буду только я. Таково требование самого дожа.

– Мы согласны.

– В таком случае, следуйте за мной.

Священник повёл их по узким коридорам. Не выходя из дворца, они прошли Мост Вздохов и попали в знаменитую тюрьму Карчери. Это мрачное место, окутанное страшными тайнами, во все времена было символом страха. Отталкивающий могильный холод стен, воздух пропитанный запахом смерти – всё это произвело впечатление даже на таких мужественных людей как Роман и Соломон. Они шли следом за отцом Домиником и тюремным охранником. Наконец, процессия остановилась у тяжёлой железной двери. Охранник достал ключ и начал отпирать замок, а отец Доминик сделал знак, чтобы мужчины прикрыли головы капюшонами.

Дверь открылась, и священник зашёл внутрь. В камере на кирпичной койке, обитой досками, лежал заключённый. Заметив вошедшего священника, он привстал со своего места, и при слабом свете фонаря все увидели женское лицо. Это была Моника.

Узнав её, Соломон издал глухой стон. Роман, подперев его плечом, приложил палец к губам.

– Здравствуй дочь моя, – начал отец Доминик.

– Рада вас видеть, святой отец, – ответила Моника дрожащим голосом.

– Как ты себя сегодня чувствуешь?

– Хорошо, святой отец. После того, как вы разрешили вернуть моего ребёнка, мне стало намного лучше. Спасибо вам за всё, – сказав это, она припала губами к руке священника.

Тут только все заметили, что рядом с женщиной находилось малое дитя. Соломон невольно подался вперёд и, скрипнув зубами, ухватился за Романа.

Теперь он понял причину странного исчезновения Моники. Венеция, хотя и была городом свободных нравов, однако ходить вызывающе с выпирающим плодом их совместной любви Моника не могла себе позволить. И уж тем более, никакой карнавальный костюм не смог бы замаскировать женщину на сносях. Она сделала всё, чтобы не выставлять на всеобщее обозрение счастье, о котором так долго мечтала. Прав был Роман, когда говорил, что природное предназначение любой женщины – это воспроизведение потомства, а всё остальное – издержки любви.

Перед мысленным взором Соломона постепенно прошёл весь период их общения, начиная с того дня, когда они познакомились в ювелирной лавке. С первой же встречи их мимолётная страсть постепенно переросла в глубокое взаимное чувство. Соломон давно уже потерял надежду заиметь собственных детей и потому скептически относился к чаяниям своей возлюбленной, ни на секунду не сомневавшейся что их любовь не бесплодна.

В тот день Моника была особенно великолепна. Предварительно искупав шкипера в ванне с ароматными добавками, она накормила его аппетитным ужином, обильно заправленным острыми специями и маринованным сельдереем, добавив бутылку доброго тосканского вина. Затем в полумраке алькова её спальни, на роскошной кровати, покрытой прохладными шёлковыми тканями, влюблённая пара предалась долгой сладострастной любви.

– Сегодня ты зачал во мне ребёнка, – сказала она таинственным голосом.

– Этого не может быть. От меня не родятся дети.

– Не родятся у твоей жены. А в мой пестик плод попал.

Тогда он не придал значения этому разговору, а вскоре и вовсе позабыл…

Ребёнок захныкал и, Моника, взяв его на руки, приложила к груди. Почувствовав на губах молоко, младенец стал жадно сосать.

– Каешься ли ты, дочь моя, в том страшном грехе, который совершила? – спросил священник.

– Да, отец мой.

– Тогда скажи мне, почему сделала это? По какой причине ты, девушка из известной в Венеции семьи, убила эту несчастную женщину.

– Мне трудно ответить, святой отец. Сразу после рождения ребёнка я была как во сне и плохо что-либо помню. Как мне сказали потом, роды протекали очень тяжело, я несколько дней находилась в бреду и, возможно, мой разум тогда помутился. Скажу только одно – я очень хотела, чтобы отец моего ребёнка был всегда рядом со мной, а не с этой бесплодной женщиной.

– И поэтому убила её? Как ты могла пойти на такой тяжкий грех? Ты – урождённая католичка!

Моника опустила голову и сказала:

– Не знаю, святой отец. Наверное, я тогда сошла с ума. Но когда увидела эту несчастную женщину, лежащую в луже крови, я будто очнулась и пришла в ужас от содеянного.

– Ты хочешь сказать, что слышала потусторонние голоса, толкающие на грех, но потом к тебе пришло прозрение и теперь сожалеешь о содеянном?

– Да, отец мой! Сожалею и молю Бога о пощаде, – ответила Моника со слезами на глазах, – но не для себя, а во благо ребёнка.

– Кто же его отец?

– Соломон Гранде – шкипер из Барселоны. Ради него я готова пройти все муки ада.

– Зря позоришь имя почтенного для нашего города человека, дочь моя, – не выдержал отец Доминик. – Твой ребёнок – плод сатаны.

– Нет, святой отец! – вскрикнула Моника. – Мой ребёнок чист. Он зачат от достойного человека.

Она упала на колени и закрыв лицо руками принялась громко рыдать.

– Успокойся, дочь моя, – смягчился отец Доминик. – Впредь, если хочешь спасти себя и ребёнка, не произноси ничьё имя. Тебя попутал бес – вот кто истинный виновник происшедшего. Он вселился в тебя, нашёптывал преступные идеи, и подбил на убийство. Однако ты сумела избавиться от него и прозрела. Только так ты сможешь вызвать снисходительность у церковных судей.

– И тогда они освободят нас?

– Очень возможно. Во всяком случае, это ваш единственный шанс на спасение.

– Хорошо, – ответила Моника после некоторого молчания, – я сделаю всё, как ты скажешь.

– Отлично. Тогда я смогу уговорить суд вынести оправдательный приговор.

Сказав это, отец Доминик покинул её и направился к выходу. Остальные последовали за ним.

– Как вы можете держать в подобных условиях мать с ребёнком? – возмутился Соломон, когда они покинули мрачные стены тюрьмы и через Мост Вздохов вернулись во дворец.

– Насколько мне известно, сын мой, эта женщина – убийца твоей жены, – возразил отец Доминик.

– Разве вы не поняли, что у неё после родов наступило помутнение рассудка? Этот недуг хорошо был знаком ещё лекарям Византии. Теперь же, когда она постепенно приходит в себя, вы опять хотите её свести с ума уже россказнями про дьявола.

– Это не россказни, сын мой. Налицо все признаки действия сатаны. Она сношалась с ним, зачала от него, затем, подчиняясь его голосу и увещеваниям, совершила тяжкое преступление. Участь этой женщины должен решить церковный суд. Меня же попросила выступить в качестве защищающей стороны семья обвиняемой, дабы по возможности смягчить приговор. Убийство совершено во время карнавального праздника, и дож Венеции настроен очень строго. Он пригласил из Рима главного инквизитора Папы – архиепископа Франческо Ладзаро, – высокопарно возвестил отец Доминик. – Она предстанет перед судом инквизиции.

Сказав это, святой отец удалился.

– Судом инквизиции? – повторил Соломон. – Это значит, что её ждёт сожжение на костре.

– Думаю, что да, – ответил Роман. – И боюсь, что не только её.

– Ты хочешь сказать, ребёнка сожгут вместе с ней? – с ужасом в голосе спросил Соломон.

– Может, так будет и лучше. Ведь если мать признают ведьмой, а затем казнят, то оставшегося в живых ребёнка никто не возьмёт на попечение, и тот попросту умрёт от голода.

– Но почему?

– Ребёнок ведьмы считается порождением дьявола.

– Скажи мне, Роман, ты тоже веришь в этот бред? Ребёнок зачат мною! – закричал возмущённо Соломон, колотя себя в грудь. – Неужели я похож на дьявола?

– Конечно, похож, – резко ответил Роман. – Мужчина, который сводит с ума молодую девушку – он похуже дьявола. Ведь ради тебя она пошла на страшное преступление. Ваше греховное прелюбодеяние породило более тяжкий грех.

– Так ты всё-таки считаешь это смертным грехом? Не ты ли говорил, что благодаря ему люди рождают потомство? Как видишь, ты оказался совершенно прав – у меня, наконец, родился ребёнок.

– А почему ты думаешь, что она зачала именно от тебя? Откуда такая уверенность? Может, у неё были ещё любовники? У вас с Ириной никогда не было детей, а тут раз – и сразу получилось. Очень сомнительно.

– Роман, пойми! Даже если этот ребёнок не от меня, как можно его бросать в костёр? Ведь он же невиновен! Где же гуманизм? Ты, который обещал мне, что здесь не будет инквизиции, сам же являешься её сторонником. Твоё молчаливое согласие – тому подтверждение. Ты, который получил великолепное образование в университете самого просвещённого города мира, сейчас выступаешь на стороне у мракобесия. Христиане уже полтора тысячелетия проповедуют библейскую истину, что не бывает чужой боли, а сами без угрызения совести посылают на костёр мать с грудным младенцем. Да пойми ты! Церкви нужно доказать, что это были происки сатаны. Ей вовсе не хочется докопаться до настоящей истины. Сошедшая с ума Моника была лишь чьим-то орудием убийства Ирины. Чьим? Это нам ещё предстоит выяснить. Но попам это не выгодно. Они хотят устроить очередной судебный фарс.

Граф Фортуна молчал. В глубине души он принимал правоту друга, но ничего не мог поделать.

– Роман, надо спасти младенца. Я знаю, это кощунственно говорить, но если бы сейчас моя Ирина была жива, она непременно бы со мной согласилась, ибо всю жизнь мечтала о ребёнке.

– Это невозможно. Забудь про это.

– Но почему? Кто нам может запретить спасти невинное дитя от ужасной казни? Или гуманизм у вас только на словах?

– Да пойми, ты никогда не полюбишь дитя, рождённое убийцей твоей жены, – в сердцах сказал Роман.

– И поэтому ты предлагаешь его убить? Ты – образованный православный муж пойдёшь на поводу у этих извергов?

Роману нечего было сказать, и он хранил тяжёлое молчание.

– Тебе надо уехать отсюда, – вдруг промолвил он, – иного выхода я, к сожалению, не вижу. Уезжай, ради Бога, от греха подальше.

Соломон внимательно посмотрел на друга и произнёс:

– Ты прав. Пожалуй, я так и поступлю. Без Ирины мне здесь делать нечего.

В его интонации прозвучали одновременно и обречённость, и обида.


Хмурый февральский день затянул туман над гаванью, окрасив Венецию в однообразный серо-молочный цвет. Сырость, которая была вечной спутницей города, усиливалась въедливым туманом. Холодный воздух пронизывал всё живое, забирая тепло каждого, кто оказывался на его пути, заставляя кутаться в тёплую одежду и искать уют у домашних каминов.

Туман сковал движения кораблей. Ограниченная видимость на море вынудила шкиперов останавливать суда, дабы не вызвать столкновений. Всё замерло вокруг, выжидая, когда солнечные лучи раздвинут, наконец, туманную завесу.

Однако не все покорно выжидали непогоду в порту. На трёх каравеллах – «Ангеле», «Св. Моисее» и «Барселоне» – шли приготовления к отплытию.

– Может, отложишь отъезд? Смотри, какой туман, – уговаривал друга Роман.

– Нет, Роман. Каждый новый день пребывания здесь ещё больше угнетает меня, – ответил грустно шкипер, – а туман на море куда менее опасен тумана в наших головах.

– Флаг какого государства ты установил на своих мачтах? – спросил Роман, заметив полотнища с шестиконечной звездой.

– Мои судна с сегодняшнего дня будут плавать под еврейским стягом.

– Но ведь такого государства не существует?

– Существует, – упрямо ответил Соломон, – пока что только на море, а там – как получится. Ладно, Роман. Давай простим друг другу всё.

– Думаешь, больше не свидимся?

– Боюсь, что на этот раз – нет.

– Скажи хотя бы, куда плывёшь?

– Сейчас об этом неизвестно даже самому Господу Богу.

– Тогда прощай.

Друзья крепко обнялись, и на их глазах появились скупые мужские слёзы.

Подошёл неизменный помощник шкипера Диего.

– Всё готово к отплытию, сеньор.

– Подымай паруса и в путь.

Роман сошёл на берег и стал грустно провожать взглядом отплывающие каравеллы.

Осторожно выплыв из акватория венецианской гавани, суда взяли курс в открытое море. Не прошло и часа, как туман стал рассеиваться, пропуская первые солнечные лучи, и вскоре над каравеллами засияло яркое голубое небо.

– Мы словно попали в иной мир, – сказал Диего, блаженно щурясь от солнца.

– Ну, вот и всё, – ответил Соломон с отрешённым взглядом, – остались позади и туман, и этот разудалый город, и все несчастья.

– Куда плывём, командор? – спросил со значением Диего.

– В Грецию, – ответил, не раздумывая, шкипер.

– В Грецию? – удивился помощник, – Каков будет конкретный порт назначения?

– Мне кажется, ты уже сам понял.

– Фессалоники, сеньор? – спросил догадливый помощник.

– Совершенно верно. Фессалоники.


К У К Л А


Дни человека как трава, как цвет полевой, так он цветёт.

Пройдёт над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его.

Библия(Пс, 102, 15, 16).


Зал заседания церковного суда был набит до отказа. Венецианская публика собралась загодя, занимая удобные места, предвкушая захватывающее зрелище, страсть к которому не угасла ещё с далёких времён Римской империи.

Прозвучал колокольчик секретаря, возвещающий о прибытия церковных судей. Все присутствующие поднялись на ноги и в зал чинно прошествовали пять католических вельмож во главе с архиепископом Франческо Ладзаро. Тот знаком велел публике сесть и громко приказал:

– Ввести подсудимую.

Зрители обратились к входу: всем не терпелось увидеть обвиняемую. Дверь распахнулась, и в зал в сопровождении стражи вошла Моника. Она была в простом рубище, с аккуратной белой косынкой на голове, без следов насилия и пыток. Младенца с ней не было. Лицо её выражало напряжение и тревогу, однако без признаков безумия. Она стала искать в толпе знакомых, но не найдя никого, повернулась в сторону судей.

– Ведьма! – раздались выкрики. – Пособница дьявола! Подстилка сатаны!

Как ни старалась Моника не обращать на это внимание, но скрыть своё смущение не могла.

– Тихо! – приказал архиепископ Ладзаро. – Или я велю страже очистить зал.

Публика мгновенно притихла. Для неё лишиться подобного зрелища было бы равносильно смерти.

– Подойди поближе, дочь моя, – привлёк внимание Моники архиепископ Ладзаро. – Поклянись, что будешь говорить суду только правду.

– Клянусь, – ответила та, держа руку над Библией.

– Скажи «Отче наш».

Моника принялась сбивчиво, но верно говорить вызубренные с детства слова.

– Отлично, – остался доволен архиепископ. – Скажи своё имя и место рождения.

– Моника Белуччи, уроженка Венеции.

– Суду хочется услышать всё, что ты говорила во время следствия. Согласна ли ты ответить на наши вопросы.

– Да. Согласна.

– В таком случае, скажи нам, как могло случиться, что девушка из почтенной католической семьи совершила грехопадение, зачала незаконного ребёнка, а затем совершила убийство ни в чём не повинной женщины.

– В меня вселился дьявол, святой отец, – заученно ответила подсудимая. – Он стал причиной рождения моего ребёнка, а затем толкнул меня на убийство.

– В каком обличии приходил к тебе этот дьявол? – спросил один из судей.

– Сперва он принял облик красивого мужчины, а затем надел маску базарного мясника и ходил со мной на карнавале.

Допрос Моники в подобной манере продолжался около двух часов, и всё это время публика с нескрываемым любопытством следила за судебным процессом. Молодая женщина отвечала на все вопросы согласно разработанной тактике отца Доминика. Сказанное ею подробно записывалось секретарём. Постепенно раскаяние грешницы стало вселять симпатии в души присутствующих. Никто более не выкрикивал оскорбительных реплик. Наоборот, иногда по залу покатывался шепоток одобрения.

После окончания расспросов судьи удалились на совещание и через некоторое время вышли для оглашения вердикта.

– Церковный суд Венеции под председательством архиепископа Франческо Ладзаро после совещания вынес нижеследующее постановление: подсудимая Моника Белуччи действительно состояла в сношениях с дьяволом. Она понесла и родила от него ребёнка, затем, состоя в преступном сговоре с искусителем, убила жену шкипера Соломона Ирину в доме графа Фортуны. Однако, учитывая её чистосердечное раскаяние, прозрение и решительное избавление от дьявольского влияния, суд постановил вновь принять покаянную грешницу в церковное лоно, признав в ней заблудшую овцу. В содеянном ею нет ереси, и если она подпишется под покаянием, то церковный суд оправдает её.

Вердикт огласил лично архиепископ и, довольный, посмотрел на торжествующую публику. Это означало, что Моника более не преследуема католической церковью и с этого момента её дело переходит в разряд обычных гражданских преступлений, а раз так, то она правомочна нанять себе адвоката, который, вероятно, сможет доказать её непричастность к убийству Ирины. Секретарь преподнёс подсудимой подробный протокол вердикта и вложил в её рукуперо. Моника с нескрываемой радостью принялась читать. Вдруг выражение её лица резко изменилась, и она в ужасе воскликнула:

– Здесь указано, что я должна отречься от своего ребёнка!

– Да, дочь моя, – ответил архиепископ, – это непременное условие твоего оправдания, ибо он считается дьявольским отродьем. Мы обязаны его умертвить.

– Нет! – в ужасе закричала она. – Я не допущу этого. Он мой, и мы не разлучны.

Отец Доминик быстро подошёл к ней.

– Ты должна подписать вердикт. В противном случае тебя сожгут вместе с младенцем.

– Отец Доминик, ты же обещал мне, что нас обоих отпустят, – взмолилась Моника.

– Да. Но это был единственный способ уговорить тебя.

– Уговорить меня отречься от ребёнка? Ты этого хотел? Так вот, слушайте все. Моё дитя зачато не от сатаны. Его отец – почтенный человек. Я стала пособницей убийцы его жены Ирины из ревности. Убил же её вовсе не дьявол, а женщина, облачённая в маску мясника. Её имя Августина.

В зале начался сильный шум. Архиепископ взялся за звонок секретаря и принялся им усиленно размахивать.

– Довольно, – закричал он, – либо ты подписываешь эту бумагу либо как ведьма приговариваешься к сожжению на костре вместе с твоим дьявольским отродьем.

Моника бросила на него взгляд, полный безумия, и произнесла:

– Никогда!

– Не слушайте её, – вмешался отец Доминик, – она сумасшедшая.

Но было уже поздно. Устроить многолюдный показательный процесс, в котором церковь одерживает безоговорочную победу над сатаной, не удалось. Сильно раздосадованный, архиепископ повернулся к секретарю и приказал:

– Распорядитесь подготовить к казни площадь Св. Марка.

Толпа в зале ликовала. Она получила возможность не только лицезреть живую трагедию, но кроме того, это действо переходило к другой стадии, еще более захватывающей – к публичной казни.


Хмурый день несколько распогодился и выглянувшее солнышко сменило моросящий неприятный дождь. К причалу площади Св. Марка, где всегда во множестве качались гондолы, подошла немолодая, по-деревенски одетая розовощёкая женщина. Она неуверенно стала разглядывать то одну, то другую лодку. Молодые гондольеры, почувствовав нерешительность крестьянки, стали подтрунивать над ней.

– Эй, мамаша, чего ищешь? Небось, кобылку хочешь спереди запрячь? Не выйдет.

– Это отчего же? – спросила задетая за живое крестьянка.

– Оттого, что она весь Гранд-канал навозом испачкает, – ответил гондольер и захохотал, а все остальные, подхватив его глупую шутку, тоже засмеялись.

– Ну, погоди ты у меня, петух крашеный. Вот доберусь сейчас до твоей козлиной рожи – уши вмиг натяну тебе на задницу, – не растерялась селянка, которая не привыкла лезть за словом в карман.

Гондольеры ещё пуще загоготали, на сей раз над лодочником.

– Ты смотри – курочка-несушка громко кудахтает, – усмехались они.

– Чего ржёте, олухи? – сказал подошедший в это время Лука. – Не видите, женщина впервые в городе. Тебе куда надо, матушка?

– Ну, хоть один нормальный среди вас выискался, – обрадовалась женщина отзывчивому кукольнику. – А куда надо, так я сама толком не знаю.

– А ты скажи, я тебе помогу, – заинтересовался Лука.

– Ну да ладно. Тебе скажу. Ты, я вижу, парень сметливый. Давай отойдём подальше от этих жеребцов.

Она отвела его в сторонку и тихонько сказала:

– Я ищу некого шкипера из Барселоны. Зовут его Соломон Гранде.

Лицо Луки сразу сосредоточилось. Он внимательно посмотрел на крестьянку и спросил:

– А ты не путаешь, матушка?

– Нет, мой соколик, – ответила женщина, – хоть я уже не так молода, как твои подружки, но в памяти мне не откажешь.

– Тогда скажи мне, зачем он тебе понадобился?

– А вот это тебе знать вовсе необязательно, – опять стала обижаться крестьянка. – Если ведаешь, где найти его, значит, молодцом – получишь от меня достойное вознаграждение. А коли нет, так прощай. Нечего зря болтать.

– Ладно, ладно, – ответил примирительно Лука, – давай договоримся так. Я отвезу тебя к его близкому другу, а там уж как сама решишь.

– Согласна. Но только без глупых шуток. Кто этот друг и где живёт?

– Это, матушка, сам граф Фортуна. А живёт он в том роскошном палаццо.

– Ух ты! – изумилась крестьянка, всматриваясь в даль. – Тогда поехали.

Они вернулись на причал, и Лука усадил женщину в одну из гондол.

– А ну, греби к палаццо графа Фортуны, – велел кукольник гондольеру.

– Ого, у нашей деревенской гусыни губа не дура, – игриво сказал тот.

– Греби да помалкивай, – отдёрнул его Лука, – а то не получишь ни гроша.

Вскоре гондола плавно остановилась у причала с двуглавым орлом.

– Выходи, матушка, приехали, – сказал Лука и помог селянке выйти из лодки.

Та расплатилась с гондольером и бойко зашагала наверх по каменным ступеням. Лука обогнал её и крикнул привратнику:

– Доложи хозяину, что нам необходимо с ним повидаться по очень важному делу.

Привратник ушёл в дом, и вскоре на пороге появился сам хозяин. Увидев его, Лука подошёл и с поклоном сказал:

– Доброе утро, сеньор Фортуна. Извините, что побеспокоили вас.

– Здравствуй, Лука. Мы всегда рады видеть в нашем доме такого умелого мастера, как ты. Механическое фортепиано, сделанное тобою – просто чудо. В длинные зимние вечера оно – наша единственная отрада.

– Благодарю за высокую оценку, сеньор.

– Что привело тебя?

– Прошу прощения, сеньор граф, но эта женщина ищет шкипера Соломона.

– С какой целью? – заинтересовался Роман.

– У меня к нему, мил человек, важное дело, – быстро выговорила селянка.

– Кто ты и откуда?

– Зовут меня Мария. Родом я из деревни Капанца, что в провинции Больцано.

– Зачем тебе понадобился Соломон? Я его близкий друг, можешь мне довериться.

– Нет уж, сеньор. Извольте мне показать самого шкипера, – с деревенским упрямством настаивала селянка.

– Видишь ли, Мария, мой друг после гибели жены уехал из Венеции.

– Уехал? Надолго ли?

– Боюсь, что навсегда. Стало быть, если у тебя важное дело к нему, то доверь его мне.

Мария сильно приуныла. Она устало уселась на ступенях палаццо, по-деревенски натянув на ноги длинную домотканую юбку. Затем резко встала и подошла поближе.

– Если ты его близкий друг, то, наверное, знаешь, что у него родился сын? – сказала она вполголоса.

– Конечно, знаю, – со вздохом ответил граф.

Мария уже собиралась сказать что-то важное, но потом с недоверием обернулась на Луку.

– Можешь говорить свободно. Лука здесь свой человек, – успокоил её Роман.

– Этот ребёнок родился в моём доме. Да, да. Моника приехала к нам в деревню задолго до родов.

– А почему именно к тебе?

– Я младшая сестра её кормилицы, умершей ещё в позапрошлом году, царство ей небесное. Моника, дабы скрыть беременность, провела у меня последние месяцы. Потом она с трудом разродилась, потеряла много крови и лежала долго без сознания. Когда очнулась – это был уже другой человек, ибо рассудок её помутился, да так, что не признавала собственного ребёнка. Потом был бред: мол, она хочет убить себя и всё такое. Я её успокаивала как могла, но в один прекрасный день Моника забрала ребёнка и исчезла. А теперь я узнала, что она убила из ревности жену Соломона, и её будут судить как ведьму.

– Всё, что ты сказала, к сожалению, сущая правда, – заговорил Роман. – Ей суждено погибнуть на костре вместе со своим младенцем. Но зачем тебе понадобился мой друг?

– В том то и дело, сеньор граф, что этот ребёнок не должен умереть. Я пришла просить Соломона спасти его.

– Это невозможно, – тяжело вздохнул Роман, – ребёнок обречён.

– Нет, сеньор, это недопустимо? – воскликнула Мария.

– Увы, Мария.

– Сын Моники не должен умереть. Он сейчас наследник, – произнесла селянка.

– Наследник? – удивился Роман. – Чей?

– Нашего старого бездетного графа, владеющего земельными угодьями, виноградниками и роскошным замком.

– Как зовут вашего графа?

– Сеньор Карло де Понти.

Имя этого богатого землевладельца, потомка рыцарского рода, участвовавшего в крестовых походах, было хорошо знакомо в Венеции, и потому Роман сразу же воскликнул:

– Не может быть! Ты сошла с ума!

– Чтобы я сдохла на этом месте, если это неправда, сеньор, – произнесла селянка и трижды перекрестилась.

– Я не верю тебе. Мне известно, что граф, не имея наследников, намерен передать свои владения церкви. А про наследника – это плод твоей глупой деревенской фантазии.

– О, Мадонна! Это не выдумка, сеньор. Я видела завещание вот этими глазами, – сказала Мария и вытаращила зрачки.

– Но почему граф де Понти сделал это?

Мария загадочно улыбнулась и искоса посмотрела на мужчин.

– Отвечай, зачем? – настаивал Роман.

– Наш граф, сеньор, хоть и стар, но пока неравнодушен к миловидным женщинам, – сказала Мария с кокетством.

– Ну и что?

– А то, сеньор, что он частый гость в моём доме. Я вдова уже лет семь. Живу одна. Дочки мои давно замужем, разъехались кто куда. Ну а с графом у нас не то что любовь, а, так сказать, сердечные отношения. Без меня ему очень тягостно и одиноко. А тут ещё Моника приехала. Поначалу он и за ней пытался ухаживать, но потом, поняв, что она интересном положении, отстал. Вы бы видели, сеньор, с какой нежностью этот старик держал на руках младенца. Всё-таки великое дело природа. Даже такая развалина как наш граф, и тот скинул годков этак десять.

Женщина замолкла, а Роман с Лукой смотрели пристально на неё.

– Мария, – начал Роман, – скажи мне честно. Ты и вправду видела это завещание?

– Ох, сеньор. Ну, посуди сам. Зачем мне тащиться сюда, если это неправда. Что мне делать более нечего? Ты думаешь, у нас забот в деревне мало?

– Где же сейчас твой граф?

– У себя в замке, спокойно доживает свой век. Где же ещё?

– А откуда тебе известно про Соломона?

– Мне Моника рассказывала. Какой он видный, этот шкипер, как он её любил. Всё сожалела, что женат и из-за жены не может с ним соединиться.

– Да, – произнёс Роман, – сожалела, а потом и убила Ирину.

– Это она от сумасшествия, сеньор. Я же рассказывала, что после родов у неё совсем крыша поехала. Вот и решила в бреду убить эту женщину.

– Да, к сожалению это так. А ты не знаешь, где она наняла убийц?

– Нет, сеньор. Мне это неведомо. Она же сбежала тайком. А что дальше делала, не знаю. Ну, что, сеньор граф, спасём богатого наследника?

– К сожалению, богат этот ребёнок или нищ, не имеет никакого значения. Мы бессильны что-либо предпринять, – ответил Роман.

– Ты должен это сделать, сеньор. Ведь ты же всемогущ. А о дитятке не беспокойся. Я о нём позабочусь. У нас в деревне что ребёнка выходить, что телёнка на ноги поставить – всё едино, без разницы.

– Но как, как я это сделаю! – в отчаянии воскликнул Роман. – Из лап инквизиции ещё никто не спасался.

– Сеньор Фортуна, – вдруг заговорил Лука, – положение не столь безнадёжно, как вам кажется.

– Что ты имеешь в виду, парень?

– У меня есть идея, сеньор, – тихо промолвил кукольник.

– Рассказывай, какая? – заинтересовался Роман.

– Мы подменим младенца, – продолжил опять вполголоса Лука.

– Подменим? Кем?

– Не кем, сеньор, а чем.

– Говори яснее. Что ты задумал?

– Мы подсунем палачу куклу. Механическую куклу, которую смастерил я.

– И ты думаешь, он купится на эту игрушку?

– Ещё как купится. Я уже пробовал этот трюк – действует безотказно. Тем более что у палача неважное зрение.

– Откуда тебе это известно?

– От его помощника Луиджи. Он мой приятель. Старик-палач так плохо видит, что не может даже отличить золотую монету от серебряной, а тот этим пользуется.

– Твой приятель любит золото?

– Ещё как! Родную мать удавит ради звона монет.

– Отлично! Пообещай ему хорошее вознаграждение.

– Хорошо, сеньор.

– Ну, смотри, кукольник. Если ребёнок спасётся, обещаю такую награду, какая тебе за всю жизнь и не снилась, – сказал Роман в сердцах.

– В вашей щедрости ничуть не сомневаюсь, сеньор. Но я это делаю не ради золота, – сказал Лука.

– Я знаю, юноша. Ты – добрый отзывчивый парень, а эти качества просто бесценны. Наградой будет подарок судьбы. Я уверен, что очень скоро тебе сильно повезёт.

– Благодарю вас, сеньор, за тёплые слова. Для меня они дороже блеска золота, – ответил смущённо кукольник.

– Тогда с Богом. Казнь назначена на пятницу. Мне надо ещё кое-что раздобыть, – перешёл опять к насущным проблемам Роман.

– Что, сеньор?– спросил Лука.

– Узнаешь потом. Всему своё время, – ответил Роман многозначительно и добавил, – Марию устрой где-нибудь. Если с Божьей помощью дело удастся, она должна будет тотчас исчезнуть из города вместе с ребёнком.

– Ступай женщина с этим парнем, – обратился Роман уже к Марии, – и делай всё, как он велит.


Простой народ во все времена падок до зрелищ. Наиболее утонченно развлекались древние греки, ставившие великолепные театральные представления и проводившие олимпийские состязания. Римляне скрашивали свой досуг посещением кровавых боев в амфитеатрах, но с приходом христианства подобные варварства канули в лету. Византийцы забавлялись тем, что устраивали на ипподроме в Константинополе скачки.

Развитие и механизация ремёсел в позднем средневековье значительно облегчили труд человека и привели к тому, что у большинства населения образовалось свободное время. Люди стали думать, чем заполнить свой досуг. Книгопечатание тогда находилось в зачаточном состоянии, театры были под цензурой церкви и потому крайне неинтересны. И тогда в моду вошла такая забава, как публичные казни. Благо, с подачи инквизиции, их совершалось великое множество. Еретики, ведьмы и просто уголовные преступники – всех умерщвляли публично путём сожжения, обезглавливания, четвертования и прочих изуверств. Христианство, положившее конец кровавым драмам в древнем Риме, воскресило подобные зрелища в ином обличии. Народ с охотой посещал подобные мероприятия. Католическая церковь всячески потакала этому, ибо знала, что таким путём сможет отвлечь людей от насущных проблем и держать их в едином религиозном стаде. Это было эффективной мерой для предотвращения народных бунтов и волнений. Показательные церковные процессы и последующие казни стали чуть ли не еженедельным событием во многих европейских городах. Более того, обыватель начинал выказывать недовольство властями, если не находилось подходящего повода для бесплатного представления.

Осудить ту эпоху мы не имеем права. Отсталость медицины, науки и техники, недоступность образования и невежество, страшная антисанитария и кровопролитные войны – всё это в совокупности привело к тому, что человеческая жизнь не стоила и гроша. Почти половина родившихся детей не доживала до годовалого возраста, а выжившие лишь за редким исключением переступали сорокалетний рубеж. Человеческая смерть была обыденным явлением и поэтому не мудрено, что люди психологически легко переносили чужие страдания.

Самым популярным видом казни стало сожжение на костре. Не было для толпы зрелища более захватывающего, чем медленное мучительное истязание человека огнём. Нашему современнику, избалованному мощной индустрией развлечений, это кажется просто дикостью. Однако тогда народ считал чудачеством пропустить такое зрелище. Люди ходили смотреть на экзекуции компаниями, целыми семьями, и с цинизмом, присущим тому времени, наблюдали за страданиями приговорённых, получая очередную порцию острых ощущений.


Высокий помост для казни был сооружён загодя. Под ним помощник палача Луиджи складывал дрова для большого костра. Их должно было быть достаточно, чтобы дотла сжечь осуждённого.

– Довольно, Луиджи, – вмешался пожилой палач в работу подчинённого. – Таким количеством дров ты спалишь весь город.

– Что вы, сеньор! – воскликнул прилежный помощник. – Забыли, как в прошлый раз мучился тот бедолага-француз, когда низкое пламя не смогло его сразу сморить?

– Тогда помост был сооружён слишком высоко. Оттого и промучился, – сказал палач и, поднявшись на эшафот, со знанием дела отмерил расстояние до земли. – Сегодня же эту ошибку я исправил. Ладно. Отправляйся за осуждённой, а то народ уже собирается, и не забудь прихватить младенца.

– Слушаюсь, сеньор, – ответил помощник и пошёл в сторону тюрьмы.

Как только он подошёл к входу дорогу ему преградил Лука и спросил вполголоса:

– Ты хорошо запомнил, что я тебе сказал?

– Конечно, – ответил тот.

– Тогда забирай вот это.

Лука достал из-под полы своего плаща завёрнутую куклу и передал приятелю.

Тот быстро спрятал её под своей чёрной мантией.

– Сеньор Фортуна велел, чтобы ты передал осуждённой ещё вот это, – сказал Лука и протянул маленький пузырёк с какой-то жидкостью.

– Что здесь? – спросил будущий палач.

– Медленно действующий яд, – ответил кукольник и пристально посмотрел в глаза приятеля. – Отдашь ей выпить прямо в тюрьме. Когда будешь её привязывать к столбу на эшафоте, не удивляйся, если она уже будет мертва.

– Но ведь она же ведьма! – хотел возразить Луиджи.

– Ну и что. Какая тебе от этого разница, подожжёшь её живой или мёртвой. Делай, как тебе велят.

– Ладно, ладно. Будь спокоен. Сделаю всё, как ты приказал, – сказал Луиджи. – Жди меня на маяке.

– Смотри, придурок, не подведи, – пригрозил Лука. – Принесёшь туда младенца в целостности и сохранности. А то не получишь ни гроша.

– Что ты, что ты, – испуганно промямлил Луиджи и исчез в темноте тюрьмы.

Лука озабоченно отправился на маяк, а помощник палача отправился за осуждённой. Через некоторое время они вышли вдвоём из здания тюрьмы. Моника двигалась медленно, пошатываясь, с почти закрытыми глазами. Со стороны складывалось впечатление, что она находится в полуобморочном состоянии. Луиджи придерживал её одной рукой, а во второй прижимал к груди плотно запеленатого младенца, который не издавал ни звука. У эшафота их встретил палач. Первым делом он открыл лицо ребёнку и близоруко щурясь, удостоверился в его наличии. Луиджи помог едва стоявшей на ногах женщине подняться на эшафот и принялся крепко привязывать её к столбу. Сделал он это очень вовремя, ибо, как и предсказывал Лука, Моника уже успела отдать Богу душу.

Высоты костра, как и предполагал палач, вполне хватило. Пламя быстро пролезло сквозь широкие щели помоста и сразу же начало лизать бледные ступни Моники. Как только тело женщины полностью поглотилось огнём, Луиджи бросил туда младенца.

Публика, остолбенев, молча наблюдала за экзекуцией. Тело осуждённой, обуглившись, скрючилось и стало сползать с горевшего столба. В воздухе нестерпимо запахло палёной плотью. Монахи-католики с крестами в руках кружились вокруг костра, делая вид, что отгоняют от богобоязненной толпы вырвавшихся наружу злых духов.

Лука наблюдал за этим с высоты маяка. Когда огонь догорел, он спустился вниз и принялся поджидать Луиджи. В это время к маяку подошёл Роман вместе с Марией.

– Ну что, Лука, твой приятель не появлялся? – озабоченно спросил граф Фортуна.

– Ещё не время, сеньор, – ответил тот спокойным голосом.

Все стали напряжённо выжидать. Наконец, вдали показалась одинокая лодка. В ней находился помощник палача Луиджи. Он подплыл поближе, и Лука с нетерпением спрыгнул в лодку.

– Смотрите! – радостно вскричал кукольник и приподнял высоко над головой плачущего живого малыша. – Свершилось чудо: моя кукла ожила!

Он прыгнул на пристань и передал ребёнка в руки Марии. Та быстро привела малыша в порядок и вскоре была готова к долгому путешествию. Роман достал кошелёк с золотом и передал Луке со словами:

– На, держи. Отдашь своему приятелю. Он потрудился на совесть. И вели, чтобы держал рот на замке. А этот тебе, Мария. С сегодняшнего дня жизнь нашего малыша в твоих руках. Одному Богу известно найдётся ли его отец, но вне зависимости от этого прошу тебя достойно позаботиться о сироте. Этот ребёнок уже нахлебался горя за свою короткую жизнь. Лука, поедешь с Марией. Запомни, где находится её деревня, и быстро возвращайся обратно.

– Будет исполнено, сеньор, – ответил добрый юноша.

– Ну, давайте, – произнёс Роман. – Бог вам в помощь.


К О Л Е С О       Ф О Р Т У Н Ы


Кто за добро воздаёт злом,

от дома того не отойдёт зло.

Библия (Притча, 17, 13).


Беспощадна летняя жара в Египте. Она набирает силу вместе с первыми лучами солнца и не проходит даже далеко за полночь. Испепеляющий зной сушит всё живое, не успевшее укрыться в тени. Однако сочетание сухой жары и плодородья полей дельты Нила сделало Египет самой урожайной страной в мире. Именно здесь человечество впервые смогло частично освободиться от повседневной заботы о насущном хлебе, уделять меньше дневного времени возделыванию полей и взамен посвятить себя творчеству. Всё это способствовало тому, что именно на берегах Нила впервые в Древнем мире образовалось высокоразвитое государство египетских фараонов, загадки которых до сих пор тревожат наши умы.

Причиной этому является самая уникальная река планеты – Нил. Зарождаясь высоко в горах Центральной Африки, наполняясь водой от таяния заснеженных вершин, Нил стремительно мчится в египетскую пустыню, принося вместе с живительной влагой плодородный ил африканских возвышенностей. Это происходит ежегодно на протяжении многих тысячелетий, в самые жаркие дни, когда кажется, что уже никакая сила не способна оживить высушенную зноем землю.

Для Соломона, который родился и вырос в Александрии, египетское солнце было только во благо. Укрывшись в тени парусов своего флагмана, он флегматично наблюдал как загружалась соседняя арабская багала.

С тех пор как они прибыли с Родоса, прошло без малого полгода, а каравеллы продолжали стоять в Александрийском порту, качаясь на месте. Казалось, их хозяин позабыл про море и решил перейти к оседлой жизни. Однако отцовский дом Соломон восстанавливать не стал и продолжал жить на корабле. В каюте шкипера стало часто попахивать вином. Соломон и раньше не прочь был отведать добрую чарку, но в хорошей кампании. Сейчас же частенько, без всякого повода и в одиночку он прикладывался к бутылке. Иногда доставал белую янычарскую папаху и, вздыхая, долго смотрел на неё, после чего грустно расхаживал по палубе. Его неизменный помощник Диего озабоченно наблюдал за хозяином, но не знал, как вызволить того из состояния меланхолии…

Голые по пояс грузчики усердно перетаскивали в трюм соседнего судна тяжёлые мешки с пшеницей.

– Эй, Хасан! – окликнул Соломон хозяина багалы. – Куда везёшь товар?

Хасан, смуглый круглолицый араб, ровесник командора, чтобы не кричать на всю пристань, охотно перебежал на каравеллу.

– Куда же ещё? В Смирну, – ответил он.

Соломон вспомнил, как двадцать пять лет назад, вот с этой же пристани вместе со своим дядей на каракке «Ангел» повёз, опять же, в Смирну, пшеницу, – и от этих воспоминаний ему стало ещё грустнее.

– Слушай, Соломон. Ты такой богатый человек, а дома своего не имеешь, – сказал назидательно Хасан.

– А зачем мне дом, если у меня нет семьи? – ответил шкипер с тоской в голосе. – Один как упырь! Вот и живу на судне. Знаешь, Хасан, я уже привык.

Араб сочувствующе поглядел на шкипера и осторожно сказал:

– Тут с утра купцы какие-то приходили. Тебя спрашивали.

– Зачем?

– Ищем, говорят, шкипера Соломона. Присматривались к твоим каравеллам.

– Для чего?

– Да, не пойму. Вроде, груз хотели перевезти или вообще к судам приценивались?

– Пошли к чёрту. Я кораблями не торгую, а по найму товар не развожу.

Хасан тяжело вздохнул, немного помолчал и вновь заговорил:

– Право, Соломон, так нельзя. Корабли, тем более, твои красавцы, должны плавать. Я уж не говорю, что и тебе самому не мешало бы освежиться на морском воздухе.

– Мои суда. Хочу – плаваю, хочу – нет. И ты мне не указывай.

– Эй, Хасан, – сказал подошедший Диего, – не приставай к хозяину. Хандра у него, понимаешь? Тоска.

– Ну вот, я и говорю, что пора бы эту тоску в море утопить, – не унимался занудливый араб.

– Я сейчас тебя сам утоплю, своими руками, – рассердился Соломон, у которого хандра стала превращаться в ярость. – Вот уж на самом деле: поздороваешься с таким и попадёшь в дерьмо.

Хасан предусмотрительно спустился на пристань и понуро пошёл к своей багале.

– Слышь, командор. Я сейчас из города иду. Там, говорят, банк какой-то разорился, – сказал Диего, решив по-своему рассеять тоску шкипера.

– Какой банк? – насторожился Соломон.

– Вроде, «Фортуна» называется, – сказал Диего.

– Как «Фортуна»? – вскочил со своего места Соломон. – Это же банк Романа. Разорить его может только нечистая сила.

– Как раз тут не обошлось без этого. Кто-то предъявил вексель, подписанный в константинопольском филиале, на огромную сумму. Банк выдал всю наличность, да ещё в долгу остался.

– Не может быть! – поразился этой новости Соломон. – Управляющего банка убить мало.

– Не получится. Он сам наложил на себя руки. Поговаривают, что его заставил подписать турецкий султан.

– Сучий потрох! Всё-таки узнал про золото Византии! – в бессильной ярости произнёс Соломон. – И что же теперь?

– Сейчас купцы из Венеции не могут здесь закупить товар, предназначенный для графа. Придётся им уплыть ни с чем.

– Выходит, Роман разорён?

– Выходит, так. Купцы поговаривают, что он заложил свой дом. Если товар не привезут – отберут и это.

– Ну уж, нет, – сказал решительным тоном Соломон, вскакивая с места, – я этого не допущу.

Хандру шкипера как рукой сняло.

– А ну, Диего, грузи все суда под завязку. Багалу с пшеницей этого придурка Хасана тоже.

– Он же пшеницу везёт в Смирну.

– Ничего страшного. Сейчас повезёт в Венецию.

– Нам понадобится много золота, командор, – охладил пыл Диего.

– Забирай хоть всё, – не колеблясь, ответил Соломон. – Богатство, которое не приносит его хозяину благо – это мёртвый груз.

– Слушаюсь, – обрадовался Диего, поняв, что у хозяина вновь появился интерес к жизни.

– Погоди, – остановил его Соломон, – давай переименуем нашу «Барселону» в «Фортуну».

– Разумно, – ответил помощник, опять став малословным.


Мост Риальто и его окрестности с самого утра был переполнены толпой. В полдень кончался срок погашения кредита, выданного графу Фортуне под залог собственного палаццо. Ровно в полдень в случае неуплаты дом должен был быть немедленно выставлен на свободную продажу. Любопытный народ Венеции собрался спозаранку, предвкушая захватывающее зрелище. Те, кому вход на биржу был запрещён, заняли пространство вокруг моста, желая услышать новости из первых уст.

Ровно в одиннадцать часов пополудни к мосту подошёл бодрой походкой мужчина с обветренным загорелым лицом. Он посмотрел на собравшуюся толпу и процедил сквозь усы:

– Когда бык начинает прихрамывать, вокруг сразу собираются охотнички с ножами.

С трудом пропихиваясь, он добрался до входа.

– Кто ты такой? – спросила его стража.

– Гражданин Венеции Соломон Гранде, – ответил тот с гордостью.

По толпе прошёлся шёпот удивления и восторга. Шкипер прибыл буквально накануне, поздно вечером, за час до заката солнца, и потому известие об этом не успело распространиться по городу. Хотя он долго отсутствовал, но горожане не забыли его и с восторгом приветствовали.

Соломон подошёл к председателю и попросил слова.

– Господа! Я намерен сегодня полностью погасить долг графа Фортуны, – заявил он торжественно.

Сказанное им все стали тут же бурно обсуждать. Толпа снаружи, прознав об этом, тоже восторженно зашумела. Никто не ожидал такого начала этого интригующего действа.

– Как же вы намерены выплатить этот огромный долг? – спросил председатель.

– В порту Венеции стоят три мои каравеллы, трюмы которых доверху загружены товарами из Индии, – сказал шкипер и положил перед председателем подробный перечень с указанием наименований и количества товаров.

Тот передал бумагу счетоводам, и те принялись подсчитывать точную сумму. Народ, как внутри биржы, так и снаружи, напряжённо следил за этим. Тем временем счетоводы кончили подсчёт и передали итог председателю. Тот глянул на бумагу и громко объявил:

– Сумма товаров, указанных в списке, может лишь частично покрыть долг графа Фортуны.

Все опять начали шумно обсуждать сказанное. Было очевидно, что счетоводы посчитали по минимальным расценкам. Продай Соломон свой товар не торопясь – непременно выручил бы почти вдвое больше. К сожалению, такой возможности у него не было. Но даже в этом случае потраченное им в Александрии золото многократно окупило себя, ибо цена заморских товаров на противоположных берегах Средиземного моря сильно разнилась.

– Я забыл вписать туда привезённую на арабской багале пшеницу, – несколько обескуражено добавил Соломон.

– Это тоже не выправит положения, – парировал председатель. – В этом году цены на хлеб в Венеции довольно низкие.

Создалось очень щепетильное положение, выход из которого подсказал всё тот же хитрый председатель, понявший, что может сорвать в создавшейся ситуации приличный куш.

– Не угодно ли сеньору Гранде покрыть оставшийся долг прочим имуществом, например, своими кораблями?

Соломон стоял в явном замешательстве. Каравеллы были для него смыслом жизни, и теперь ему предстояло, дабы не посрамить себя и давнишнего друга, пожертвовать ими.

– Все три? – спросил он нерешительно.

– Увы, – беспощадно ответил глава биржи.

Народ замер в ожидании развязки. Когда пауза затянулась до неприличия, на биржу вошёл высокий широкоплечий мужчина лет тридцати, явно не местный, и произнёс на плохом итальянском языке:

– Ну почему же три, сеньоры? Я согласен погасить остальной долг, приобретя взамен лишь две каравеллы. Шкипер может оставить свой флагман при себе. Мне довольно будет предложенной им пшеницы. У нас в Португалии нынче хлеб в цене.

Сказанное незнакомцем вызвало настоящую бурю по обе стороны моста. Народ с восторгом переваривал сказанное. Теперь окончательная развязка этой драмы была всё за тем же председателем.

– Как ваше имя, сеньор? – спросил тот.

– Бартоломео Диаш, – ответил португалец невозмутимо.

– Откуда вы?

– Из Лиссабона. Я подданный его величества короля Португалии Жуана Второго.

– Итак, насколько я понял, вы согласны заплатить немедленно золотом оставшийся долг графа, взамен приобретя у сеньора Соломона Гранде его находящиеся в порту Венеции каравеллы: «Св. Моисей» и «Фортуну».

– Именно так, сеньор председатель, – ответил португалец и добавил, мягко улыбаясь, – именно «Фортуну».

Глава биржи слегка замялся. Он упускал отличный случай заполучить великолепные суда Соломона по самой бросовой цене, но отказать иностранцу не мог, ибо тем самым нарушил бы правила свободных торгов, рискуя лишиться должности.

– Прошу вас, сеньоры, подойти к секретарю и оформить сказанное вами документально, – наконец, решил глава биржы, с досадой поглядывая на португальца.

Это означало, что сделка состоялась.

Соломон и Диаш принялись оформлять необходимые бумаги.

– Поздравляю вас, сеньор, с удачной покупкой, – сказал председатель, пожимая иностранцу руку, когда тот отсчитал причитающееся золото и, обратившись к остальным присутствующим, огласил окончательный вердикт. – Итак, господа, долг графа Фортуны считается полностью погашенным и заложенное им имущество остаётся невостребованным.

Толпа всё ещё бурно обсуждала до мельчайших подробностей происшедшую сделку, как на мосту появился сам граф Фортуна в сопровождении кукольника Луки. Он с тревожным лицом пробрался к Соломону и со слезами на глазах обнял его. Вести о прибытии шкипера в Венецию и погашении им огромного долга успели добраться до него не без помощи всё того же Луки.

– Ты не представляешь, мой друг, как было тяжело без тебя! – только и смог выговорить разорившийся граф. – После твоего отъезда всё пошло наперекосяк.

– Ничего, Роман, – успокаивал его Соломон, – теперь мы никогда не расстанемся.

– Ты отдал своё последнее имущество, – с благодарностью сказал граф.

– Оно было не только моим. Ты забыл, как нам досталось это богатство двадцать пять лет назад? И потом, разве я мог бросить тебя в беде? Позволить, чтобы ты остался без крыши над головой?

В это время Бартоломео Диаш подошёл к ним и сказал, улыбаясь:

– Позвольте, сеньор Соломон, принять ваши чудо-каравеллы.

– Да, да, сеньор, – спохватился шкипер, – скажите мне, откуда вам было известно про них?

– Я приценивался к ним ещё в Александрии. Однако подобраться к вам тогда, в силу известных обстоятельств, не представлялось возможным. Каюсь, узнав о ваших невзгодах, поплыл вслед в Венецию, в надежде воспользоваться удобным моментом и перекупить суда. Как видите, мне это удалось. Я смог приобрести две великолепные каравеллы по цене намного ниже настоящей. Поверьте мне, я хорошо разбираюсь в этом деле. В них вложено не только мастерство корабела, но и сердце настоящего морехода.

– Да, сделка состоялась выгодная, – с некоторым сожалением произнёс Соломон. – А для чего понадобились вам мои суда?

– Я намерен осуществить на них свою давнюю мечту, – сказал португалец восторженно.

– Какую же, сеньор? – спросил Соломон.

– Хочу попасть в Индию исключительно морским путём.

– Как?

– Есть два варианта, сеньоры, – стал делиться соображениями португальский мореход, – первый – плыть всё время на Запад. Согласно картам, составленным генуэзцем Паоло Тосканелли, от берегов Португалии до Китая не более трёх тысяч миль. Второй вариант – обогнуть африканский материк с юга и поплыть на Восток. Я предпочитаю второй путь, ибо мне кажется, что он намного короче предыдущего.

– Ну конечно, – с восторгом произнёс Соломон, – ведь португальцы уже достаточно изучили западное побережье Африки.

– Вы совершенно правы, сеньор. Лично мне довелось добраться до Зелённого мыса.

– Видишь, Роман! – воскликнул Соломон. – Говорил я тебе, что именно португальцы смогут найти морской путь в Индию.

– Не желаете ли вы, сеньор, принять участие в нашей экспедиции? – спросил Диаш.

– Это большая честь для меня, – охотно откликнулся шкипер.

Соломон уже хотел, было, согласиться, но Роман неожиданно вмешался:

– У нас есть для тебя дела намного интересней, мой друг.

– Что может быть интересней этого путешествия, моей давней мечты? – удивился ни о чём не ведающий Соломон.

– Иди в порт и передай каравеллы любезному сеньору Диашу. Лука тебе по дороге всё подробно расскажет, – ответил Роман и добавил загадочно. – Есть одно обстоятельство, которое заставит тебя позабыть обо всём на свете.


В 1488 году суда Бартоломео Диаша, спасаясь от штормов, обогнут южную оконечность африканского континента, которую назовут мысом Доброй Надежды. Несколькими годами позже другой португалец Васко да Гама, уже после открытия Колумбом Америки, достигнет западных берегов Индии и обоснует там колонии своего королевства. Монополия торговли восточными товарами перейдёт от арабов и венецианцев к Португалии. С этого момента начнётся упадок Венеции.


Предгорье итальянских Альп поражает красотой любого, кто впервые побывал там. Собственно, назвать это предгорьем сложно, ибо отвесные скалы знаменитого европейского хребта сразу обрываются в плодородную равнину. Испокон веков здесь выращивали великолепный виноград. Горная гряда защищала теплолюбивые виноградники от капризов погоды, и потому урожаи были всегда богатые, а вино – отменное.

Осень уже притронулась золотистой палитрой к листве, одарив природу разноцветьем. Крестьяне собирали виноград в огромные корзины, навьючивали ослов и отвозили на винокурню.

Вечерело, когда Роман и Соломон в сопровождении кукольника Луки вышли из придорожного трактира.

– Идите, сеньоры, по этой дороге, – сказал трактирщик, – пройдёте немного лесом, затем будет каменный мост через реку, а потом увидите вдали замок графа. Рядом и будет деревня Капанца. Только будьте осторожны. В лесу орудует шайка беглых каторжников.

– Неужели, так опасны? – спросил Роман.

– Да, сеньор. Третьего дня эти негодяи зарубили топором старого графа.

– Ничего страшного. Мы хорошо вооружены, – ответил Соломон, постукивая ладонью по мечу.

Путники, оседлав отдохнувших коней, пошли по указанной дороге. Благополучно миновав опасный лес, они подошли к узкому каменному мосту через полноводную реку. Соломон стал его внимательно осматривать.

– Чем тебе приглянулся этот мост? – спросил Роман, заметив задумчивое выражение друга.

– У меня дурное предчувствие. Уж больно он мне напоминает тот мост, через реку Марицу, – ответил шкипер.

– Не бойся, мой друг, – с улыбкой произнёс Роман, – прыгать в воду отсюда тебе не придётся. Тут нет ни евнухов, ни наложниц султана.

– Это уж точно, – сказал Соломон, припоминая свои лихие похождения в молодости, – хотя как знать? Никто не сможет предугадать, в какую сторону будет крутиться колесо у «госпожи Фортуны».

– В ту, в какую захочет господин Фортуна, – браво стуча себя в грудь, ответил одноимённый граф.

– Дай-то Бог.

Беседуя, они подошли к развилке дорог. Слева на пригорке красовался старинный замок, а справа виднелась деревушка с виноградниками.

– Слава Богу, успели до заката солнца, – сказал Роман. – Теперь, Лука, напряги память и найди домик Марии. Ведь ты провожал сюда нашего мальчика после его чудесного спасения.

– Вы правы, сеньор. Дом я, конечно, запомнил, но более ничего, – ответил кукольник.

Он поскакал вперёд, и вскоре путники въехали на окраину деревни.

– Вон дом Марии, сеньор. Мы почти приехали, – сказал Лука, указывая на жилище крестьянки, выглядывавшее из красно-жёлтой листвы осенних виноградников.

Подъехав к дому, они спешились, и Лука постучался в дверь. На пороге показалась встревоженная Мария, а вслед за ней выбежал светловолосый малыш с удивлёнными глазами и стал настороженно разглядывать незнакомых мужчин.

– Ну, что шкипер, – сказал Роман, улыбаясь, – принимай своё потомство.

Невозможно описать смущение, которое пережил этот повидавший многое на своём веку зрелый муж. Он присел и принялся с нежностью разглядывать забавного мальчугана.

– Мы даже не знаем, как его зовут, – произнёс он дрожащим голосом.

– А ты спроси у этой женщины, – подсказал Роман. – Здравствуй, Мария. Вот привёз, как и обещал тебе, отца ребёнка.

– Это и есть шкипер Соломон? – спросила крестьянка, смутившись. – Именно таким его описывала Моника. Ну, здравствуй, шкипер. Вот ведь как свела судьба.

– Здравствуй, Мария, – ответил Соломон, с трудом скрывая переполняющие его сердце чувства. – То, что я, наконец, встретил сына – целиком твоя заслуга. Ты спасла и вырастила его. За это – огромное спасибо.

– Не надо меня благодарить, сеньор. Я лишь выполнила свой долг перед Богом. А ну, Карло, подойти к этому дяде. Скажи: «па-па».

Малыш стал внимательно всматриваться в присевшего перед ним шкипера и озорно произнёс:

– Па-па.

Соломон подхватил и крепко обнял его.

– Это и есть зов крови, – с улыбкой заключил Роман.

– Ну, вот и познакомились, – сказал с радостью Лука и, достав маленькую красивую куколку, протянул её Карло.

Уже совсем стемнело, когда, отужинав и отдохнув, все мирно сидели за деревенским столом, на котором стоял кувшин с молодой брагой. Карло, всё это время не покидавший Соломона, заснул у него на руках.

Деревянный дом Марии был таким же нехитрым, как у большинства крестьян того времени. В углу единственной комнаты горел очаг. Вторая дверь вела в хлев. Летом её закрывали, дабы не дышать одним воздухом со скотиной, но зимой вынужденно распахивали, чтобы животные не мёрзли. Дом имел два маленьких окошка без стёкол, которые закрывались ставнями.

Мужчины молча сидели среди деревенской обстановки, и по всему было видно, что они порядком устали с дороги.

– Послушай Мария, – сказал Роман, – ты случайно не знаешь, кто такая Августина?

– Нет, сеньор, – ответила Мария после явного замешательства, – женщины с таким именем в нашей деревне нет. Может, она из Венеции?

– Возможно, – сказал Роман в раздумьях. – Завтра надо будет расспросить крестьян.

– Дело, конечно, ваше, но я точно знаю, тут такой нет, – произнесла с трудно скрываемым волнением Мария и продолжила уже более спокойно. – Ладно, давайте спать. Вы уж простите меня, сеньоры. Дом маленький, так что располагайтесь тут, а я с мальчиком в хлеву устроюсь. Скотины там нет. Одни ваши кони стоят, да моя кобылка с жеребёночком.

Она уже собиралась уходить, как в дверь постучались, и зашедшая соседская девочка произнесла:

– Вечер добрый, тётя Тина.

– Здравствуй, Амелия, – сказала обеспокоенная Мария и быстро подошла к гостье, – чего тебе надо? Не видишь, ко мне приехали важные гости.

– Матушка просила одолжить немного хлеба, – ответила та и опустила глаза.

– На, забирай что есть, – резко сказала Мария, собирая со стола оставшиеся ломти.

– Спасибо, тётя Тина, – сказала девочка и ушла.

– Вот так всегда. Не дадут нормально посидеть, – пробурчала селянка вслед и, забрав у Соломона спящего мальчика, отправилась в хлев, заперев за собою дверь.

– Ну, мне не впервой спать в походных условиях, – произнёс Соломон и стал стелиться прямо на полу.

– А я парень молодой могу и тут устроиться, – сказал Лука и прилёг на высокий деревенский сундук.

– А мне как изнеженному графу вы оставили эту лавку? – спросил недовольно Роман.

Соломон его уже не слышал, ибо сразу же от усталости заснул. Лука же долго не мог нормально устроиться на покатом сундуке. Ему очень мешал криво торчащий замок.

Наконец и он угомонился. Роман лежал на узенькой лавке и что-то напряжённо перебирал в памяти.

– Лука, ты спишь? – позвал он вполголоса кукольника.

– Ещё нет, сеньор. Мне мешает этот торчащий замок.

– Слушай, Лука, почему Марию соседская девочка назвала Тиной?

– В деревнях принято, сеньор, иметь два имени.

– Да, может, – согласился Роман.

Вдруг кукольник вскочил со своего сундука, будто ошпаренный кипятком.

– В чём дело, Лука? Неужто этот замок тебе в задницу угодил? – шутя спросил Роман.

– Замок? – ответил тот многозначительно. – Замок – это что, сеньор! Я его в два счёта вскрою. Тут другое.

– Ну, говори, не томи.

– Вы, сеньор, родом не из Венеции и потому не могли знать, что имя Тина – это сокращённо «Августина».

– Не может того быть! – воскликнул Роман: теперь он, в свою очередь, вскочил с лавки.

– А помнишь, сеньор, что кричала на суде Моника? – сказал Лука взволнованно.

– Конечно, помню. Она сказала, что убийство Ирины совершила женщина по имени Августина. Тогда этому никто не придал значения, ибо всё списали на её безумие.

– Мария – совсем не та, за кого себя выдаёт, – сказал Лука почти шёпотом. – Мария и есть убийца!

– Тихо! Не забывай, что у неё наш мальчик. И потом у нас нет прямых доказательств.

– Доказательства сейчас будут, сеньор, – сказал решительно кукольник и быстро вскрыл замок.

– А вот интересно, что хранят в своих сундуках деревенскиевдовы? – произнёс он и запустил руку внутрь. – Уж точно, милые сердцу вещицы.

– Лука, – отдёрнул его Роман, – перестань немедленно. Что ты ищешь?

– Сейчас, сейчас, – сказал тот, торопливо шаря внутри, – это тряпки, это тоже. Вот, нашёл. Ну конечно, сеньор. Я знал, что она тут. У деревенских рука не идёт выбросить уже не нужную вещь, даже если она их может уличить в убийстве.

Свет ещё не потухшей лучины осветил найденный им предмет, и Роман ахнул от удивления. Это была маска мясника. Та самая, под прикрытием которой убийца в карнавальную ночь воткнул в сердце Ирины нож.

– О, Боже! – тихо произнёс Роман. – Дело принимает совсем иной оборот.

– Что предпримем, сеньор? – спросил Лука.

В это время они почувствовали едкий запах дыма.

– Нас подожгли! – воскликнул юноша и бросился к выходу.

– Похоже на то, – сказал Роман и принялся будить Соломона.

– Дверь заперта снаружи! – воскликнул Лука, толкая её плечом.

– Где Мария с ребёнком? – закричал проснувшийся Соломон и начал толкать дверь в хлев.

– Попробуй ставни, – крикнул Роман.

Огонь снаружи уже бушевал вовсю, и удушающий дым стал заполнять дом.

– Ставни тоже заколочены, – сказал, задыхаясь, Лука.

– Нам надо поскорее выбираться отсюда, – произнёс Соломон в отчаянии.

– Как? Всё заколочено.

– Берите сундук, – велел шкипер.

Они подняли его и с разгона ударили в дверь хлева. Она не подалась.

– Давайте ещё раз. Быстрее! – закричал Соломон. – Этот таран – наше единственное спасение.

Огонь ворвался в дом, и языки пламени уже подбирались к ним. Собрав последние силы, они вновь ринулись на дверь. На сей раз тяжёлый сундук смог частично её выбить. Соломон ногой увеличил проход, и все выбрались в хлев. Сделали они это вовремя, ибо вслед за тем тотчас рухнула кровля дома.

– Их здесь нет! – воскликнул Соломон. – Тут одни лошади.

Очередь была за хлевом, туда вовсю валил дым. Лошади в отчаянии метались в своих загонах. Лука по очереди освободил коней, и они выскочили наружу.

– Она увела моего сына! – сокрушался Соломон.

– Не бойся. Мы её догоним, – сказал Роман, вскакивая в седло. – Она не могла далеко уйти.

Все трое помчались по той дороге, какой приехали днём. Лунный свет тускло озарял местность. Вокруг не было ни души.

– Мы их потеряем! – закричал шкипер в бессильной ярости. – Роман, она же погубит мальчика!

Роман и Лука стояли в растерянности, не зная, что предпринять. Тут только они увидели, что к ним присоединился жеребёнок. Тот догнал их и жалобно заржал, призывая мать. Со стороны каменного моста послышалось ответное ржание кобылы Марии.

– Вперёд! – воскликнул Соломон. – Они там.

Стремительно прискакав к мосту, они не застали никого.

– О, Бог ты мой! – воскликнул Соломон. – Мария убежала вместе с мальчиком.

Но не успел он это выговорить, как послышался детский плач. При свете луны все разглядели силуэт стоящего одиноко на мосту Карло.

– Он тут! – обрадовался Соломон и ринулся вперёд.

Вдруг от темноты лесной чащи стали отделяться чёрные человеческие фигуры. Они, обнажив оружие, угрожающе устремились к мосту. Увидев их, мальчик вскрикнул от страха, попятился и упал в воду. Соломон, со словами «моё предчувствие меня не обмануло», стремглав бросился спасать сына.

– Лука, мечи к бою! – закричал Роман, вступая в схватку сразу с двумя разбойниками.

Ещё двое сцепились с кукольником.

Завязался неравный бой. Роману удалось сразу же тяжело ранить одного из нападавших, однако возраст и длительное отсутствие упражнений отрицательно сказались на его реакции. Второй разбойник смог выбить у него оружие и прижать к земле. Роман уже почувствовал холод железа у себя на груди, как вдруг гигантская тень шкипера заставила его противника выронить меч из рук. Соломон, который только что вытащил сына из воды, сумел сзади пронзить разбойника насквозь.

– Малыш лежит на берегу, – крикнул он Роману и двинулся на помощь Луке.

Кукольник плохо владел рукопашным боем, но благодаря своей изворотливости хорошо держался.

– А ну, подходи ко мне, – громовым голосом произнёс шкипер, соскучившись по своему мечу.

Из них троих лишь он был по-настоящему обучен военному ремеслу. Оба разбойника сперва резво набросились на вояку, но, почувствовав силу его ударов, отпрянули назад.

– Что, боитесь меня? – закричал шкипер, с размахом нанося одному из них свой излюбленный смертельный удар между правым плечом и шеей. – И правильно делаете!

Второй в панике побежал к лесу, с ужасом озираясь.

– Нам надо уходить отсюда, – произнёс Роман, держа на руках бесчувственного, но дышащего мальчика, – неизвестно, сколько ещё этих негодяев осталось в лесу.

– А хоть целая армия, – бесстрашно сказал Соломон и присмотрелся к малышу. – Ну как, герой? Уже очухался?

– С ним всё в порядке, – успокоил Роман.

– Ну и слава Богу! – сказал тот.

– Видать, Соломон, это твой крест – вытаскивать людей из-под каменных мостов, – шутя сказал Роман. – Двадцать пять лет назад, ты при аналогичных обстоятельствах спас мою жену.

– Это доказывает, что колесо моей Фортуны в течение двадцати пяти лет совершило один полный круг, – философски заметил Соломон.


Дом старосты деревни Джакопо был столь же неприметным, как и прочие. Тот же грубый деревянный стол посередине комнатушки и тот же очаг в углу. Жена и дети тихонько сидели на лавке и робко поглядывали на гостей из Венеции.

– Такой конец для Августины мы давно предвидели, – начал староста.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Роман.

– А то, что неуёмная жадность и корыстолюбие превратили эту селянку в безжалостную убийцу и сообщницу разбойников. История это началась с того момента, когда старый граф Карло де Понти стал неравнодушен к миловидной вдове. Дело дошло до того, что он проявил не свойственное для его возраста упорство, принуждая Августину оставаться у него в замке на ночь. Всем было известно, что старик-граф не имел прямых наследников и был порядочным скрягой. Августина же – женщина с деревенской хваткой и своего никогда не упустила бы. Завещать ей свои владения граф не мог, и тогда она решила его на себе женить.

– Почему это не мог? – заинтересовался Соломон.

– Потому что, мой друг, согласно закону Венецианской Водной республики, лицо, обладающее состоянием, но не имеющее прямых законных наследников не имеет права завещать его людям из низшего сословия, – пояснил Роман.

– И к кому же тогда переходит состояние? – спросил Соломон.

– В распоряжение дожа Венеции.

– Хитрый закон. Выходит, что человеку из низшего сословия трудно заделаться аристократом, даже, если он влез в доверие к кому-то на старости лет.

– Совершенно верно. Именно против таких пройдох и действует этот порядок, – рассудил Фортуна. – Ну и что же граф, как ему удалось ускользнуть от женитьбы?

– Скупой старик, согласно своему прижимистому характеру, принялся увиливать и ставить всяческие трудно выполнимые условия, – продолжил староста.

– Какие?

– Ну, например, чтобы Августина родила ему наследника. Это в его-то годы. Естественно, у неё ничего не получалось, но одержимая страстным желанием приобрести богатство, она решила обратиться к знахаркам. В наших краях бытует дурацкое поверье, будто женщина непременно забеременеет, если собственноручно лишит жизни другую бесплодную женщину. Искать такую в этой деревне не имело смысла – у нас бабы рожают, будто куры-несушки. Вот тут-то она и вспомнила про жену Соломона, о которой ей не раз рассказывала Моника. Бедная девушка после родов совсем лишилась рассудка и Августина, воспользовавшись этим, сделала её соучастницей страшного преступления.

– Выходит, Моника никого не убивала! – прервал Соломон рассказ Джакопо. – Она невиновна, Роман!

– Друг мой, к сожалению, сейчас это уже не имеет никакого значения, – ответил тот.

– Имеет, и очень большое! – воскликнул взволнованно шкипер. – Это значит, что мать нашего малыша не является убийцей Ирины! Ты понял?

– Понял, – покорно ответил Фортуна и добавил, обращаясь к старосте: – Продолжай, Джакопо.

– Поняв, наконец, что ей никогда не забеременеть от дряхлеющего старика, Августина уговорила его усыновить ребёнка Моники, которого, между прочим, назвали в честь графа, и назначить её опекуншей. Старик сперва дал своё согласие.

– Вот тут-то она и примчалась в Венецию, – сказал Роман. – Нам надо было тогда об этом догадаться, Лука.

– Но как, сеньор? – спросил, недоумевая, кукольник. – Ведь в желании Августины спасти малыша не было ничего подозрительного.

– Эх, Лука! Хороший ты мастер, а вот блюстителя закона из тебя не выйдет. Да и из меня тоже. Ну подумай сам – откуда Мария, то есть Августина, сидя в деревенской глуши, могла знать про убийство Ирины во время карнавала? – сказал с досадой Роман

– Да, действительно, сеньор, – ответил Лука, почёсывая затылок. – Тогда нам это не показалось подозрительным. Она обо всём знала, ибо сама же осуществила это чудовищное преступление.

– Ладно. Чего уж корить себя за прошлые промахи, – смирившись, произнёс Соломон. – Что было, то было. Продолжай Джакопо.

– Совершенно верно, сеньор. Я полностью с вами согласен – былое не воротишь, – сказал староста. – Тем более, что в результате этого малыш был спасён и доставлен в нашу деревню. Всё шло нормально, но потом наш граф-самодур опять передумал.

– Передумал? Почему? – спросил Соломон.

– Он узнал, что ребёнок объявлен порождением дьявола и решил этим воспользоваться, вновь переписав своё пресловутое завещание – и на сей раз поплатился жизнью. Августина, окончательно разочаровавшись в любовнике, решила отомстить за всё.

– И как же она это сделала?

– Один из разбойников, кстати, убитый вами вчера, – это тот самый лодочник, который подвозил злоумышленников к дому графа Фортуны во время карнавала. Он – брат её покойного мужа, осуждённый за разбой беглый каторжник. Негодяй вместе с прочими бандитами обосновался в наших лесах и промышлял грабежом, не без помощи Августины. Это она по ночам носила им еду. Она же и уговорила своего деверя зарубить графа топором.

– Да, – вздохнул Лука, – кто бы мог подумать, что в этой миловидной селянке скрывается хладнокровный убийца.

– Право, никто, – ответил Роман, тоже вспомнивший свою первую встречу с Августиной.

– Ну и как же выглядит завещание графа сейчас, после стольких перипетий? – спросил Соломон.

– А вот я вам сейчас его зачту, – произнёс староста, разворачивая документ. – Теперь, после гибели графа, этот вариант завещания, уже окончательный, имеет полную юридическую силу и более не подлежит изменениям. Вот оно:

«Я, граф Карло де Понти, завещаю всё моё состояние законному отцу мальчика Карло Белуччи, рождённому от Моники Беллучи в деревне Капанца. Если означенное лицо не вступит в свои права в течение одного года, то вышеуказанное состояние, согласно закону Венецианской Водной республики, переходит в распоряжение дожа Венеции». Как видите, сеньоры, про Августину здесь уже ничего не сказано. Это и явилось последней каплей, и она после недолгой ссоры кроваво расправилась со своим не оправдавшим надежды горе-возлюбленным. Мы обо всём этом догадывались, но не могли ничего предпринять, ибо не имели на руках веских доказательств.

– Ага. Теперь-то вы хоть поняли, кто настоящая ведьма? – воскликнул Соломон. – Но для этого вам надо её ещё поймать.

– Поймают, Соломон, не беспокойся. Это вопрос времени. Стража уже прочёсывает лес, – ответил Роман. – Лучше подумай о том, что становишься владельцем графского имения. Ты ведь, согласно распоряжению дожа, принадлежишь к высшему сословию Венеции и потому имеешь вполне законное право принять наследство графа де Понти. Выходит, мой друг, не зря ты дарил дожу свой корабль. Теперь тебе это обернулось сторицей. Как говорят в народе: сделай добро и брось в ручеёк. Оно вернётся к тебе богатством полноводной реки.

– Совершенно верно, – ответил староста. – С сегодняшнего дня сеньор Соломон – наш новый хозяин. Хитрый граф и не подозревал, что отец Карло объявится.

С минуту все сидели молча, переваривая это сногсшибательное событие. Первым заговорил новоиспечённый граф:

– Роман, это несерьёзно. Как мы докажем, что отцом мальчика являюсь я?

– Да, пожалуй, ты прав, – засомневался граф Фортуна и посмотрел на Джакопо. – У нас нет доказательств.

– Доказательства есть, – сказал вдруг староста, и все удивлённо посмотрели на него.

– Ты не ошибаешься, Джакопо? – спросил осторожно Роман. – Какие у тебя могут быть доказательства?

– Очень веские, сеньор, – произнёс староста и, достав ещё одну бумагу, принялся зачитывать:

– «Я, Моника Белуччи, находясь в здравом уме, в присутствии старосты деревни Капанца Джакопо официально заявляю и подтверждаю этим документом, что отцом моего будущего ребёнка является сеньор Соломон Гранде – шкипер из Барселоны, в чём и подписываюсь. И дата – 5 декабря 1478 года».

Староста кончил читать и, посмотрев на опешивших мужчин, добавил:

– По правилам, если двое засвидетельствуют личность человека, то она признается и законом. Вы, граф Фортуна, и ты, Лука, имеете право признать в сеньоре шкипера Соломона Гранде, и он тут же получает законное основание на наследование.

– Дай-ка мне эту бумагу, – сказал Соломон, протягивая руку.

Джакопо отдал документ, и шкипер долго вглядывался в почерк своей бывшей возлюбленной.

– Неужели это признание не спасло бы её от гибели? – спросил он взволнованно.

– Нет, – ответил Роман. – Если этот документ тогда попал бы в руки инквизиции, то и тебя бы ожидала незавидная участь.

– Тогда почему она составила его?

– Любая женщина, рожающая внебрачного ребёнка, желает сделать всё, чтобы её чадо в дальнейшем заимело законного отца, – объяснил Фортуна.

– Внебрачный, брачный, – разозлился Соломон, – отсюда все наши беды. От этих условностей столько несчастий.

– Что ты предлагаешь? – воскликнул Роман. – Ввести многожёнство, как у мусульман? Ты думаешь, у них нет подобных проблем?

– Сеньоры, сеньоры, – вмешался староста, – это очень долгий и вязкий спор, способный длится до скончания века. Давайте начнём процедуру законного наследования графского имения сеньором Гранде.

Джакопо приступил к оформлению документов, а Роман тихо сказал своему другу:

– Думал ли ты, Соломон, что когда-нибудь станешь богатым землевладельцем с большим рыцарским замком в придачу? Вот уж непредсказуема судьба человека.

– Моя няня всегда говорила мне: когда Бог закрывает перед тобой одну дверь, непременно дождись, чтобы он открыл другую, – ответил тот.

– Отлично сказано, – произнёс Роман. – Стало быть, ты, наконец, дождался.

– Как видишь, да. Но ты забыл, мой друг, одно обстоятельство.

– Какое?

– Все невзгоды равно, как и удачи в этой жизни мы привыкли делить друг с другом пополам.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что я сейчас же оформлю это имение поровну на нас двоих. Отныне доход с этой земли достанется как мне, так и тебе. С этого момента никто уже не посмеет называть графа Фортуну разорённым.

Роман тепло посмотрел на своего друга, и сердце его переполнилось благодарностью.

– Спасибо тебе, – только и смог произнести он.

– А так как мы не можем жить без моря, то я намерен назначить здесь своим управляющим вот этого славного парня, ибо он того вполне заслужил. Тебе, Лука, ведь без разницы, где строгать свои куколки.

– Спасибо, сеньор, – обрадовался неожиданному везению Лука, – честно говоря, вы правы, хотя в графском замке мастерить куклы намного интересней.


Извилистая дорога вывела, наконец, путников к морю. Его голубая каёмка сразу же заполонила весь горизонт.

– Скажи, малыш: мо-ре, – наставлял Соломон сына.

– Мо-е, – ответил тот, по-детски.

– Молодец Карло, – похвалил мальчика Роман.

– С сегодняшнего дня он уже не Карло, – возразил Соломон.

– Не Карло? А кто же?

– Теперь он Иосиф. Иосиф Гранде.

– Звучит впечатляюще, но чем тебе не понравилось прежнее имя?

– Ничто не должно напоминать о его ужасном прошлом, – решил Соломон.

– Ты прав, мой друг. Невинное дитя ещё с пелёнок обозвали порождением сатаны.

– Сатану и всяких дьяволов придумали сами же люди, чтобы взвалить на них собственные грехи. Все мы рождаемся равными перед Богом, но в каждом из нас есть что-то своё, дьявольское. А как же? Ведь иначе люди стали бы одинаково пресными, и было просто не интересно жить.

– Я с тобой полностью согласен. Однако надо быть осторожным, дабы инквизиция, не дай Бог, не пронюхала о его спасении.

– Даже если и пронюхает, руки коротки, – решительным тоном произнёс Соломон.

– Что ты задумал? Неужели опять уедешь отсюда? Не забывай, что ты теперь граф. У тебя есть имение, замок.

– Пока, что не уеду. Но жить мальчик будет на «Ангеле», в моей каюте. Под надёжной охраной и прикрытием пушек. Чтобы никакая собака про него не пронюхала. Это я тебе гарантирую.

– Он слишком мал, чтобы жить на корабле.

– Ничего. Пусть привыкает к морю с малых лет.

– Ты лишаешь его детства, Соломон.

– Знаешь, я ждал этого малыша всю свою жизнь. После стольких потерь он у меня – единственная отрада. Так, что пусть останется рядом со мной, целее будет, – заключил Соломон.

– Видать, тоже станет мореходом? – предположил Роман.

– Конечно. В нём сидит дух морского волка. Я в этом просто уверен. После встречи с Бартоломео Диашом я убедился, что скоро начнётся новая эра в мореплавании и мой сын, Иосиф Гранде, станет участником грядущих событий.

– Откуда в тебе такая уверенность?

– Понимаешь, в чём дело, мне кажется, что после прихода османов нам стало тесно в Средиземном море. Пока венецианцы, турки и арабы будут перетягивать «одеяло» каждый в свою сторону, люди с Иберийского полуострова выйдут на океанские просторы.

– Ты прав, – согласился со вздохом Роман. – Из-за этой Индии люди готовы плыть в никуда, невзирая на риск и опасности. А гонит их жажда большой наживы.

– Нет, мой друг, не только нажива, – возразил Соломон. – Золото – это лишь повод. Настоящая причина в другом. Человеку хочется совершать великие дела, ибо в этом секрет его бессмертия.

Вдали замаячили контуры «жемчужины Адриатики». Путники приближались к городу…