Верба [Сергей Геннадьевич Лысков] (fb2) читать постранично

Сергей Лысков Верба

К моему стыду, не держал Великий пост – то работа, то дорога, да и знал, что не так просто прожить сорок восемь дней в ограничениях. И вот рискнул, даже купил кулинарную книгу – надо же как-то выживать на овощах и хлебе. Но когда все началось, честно, не ожидал, что буду бредить мясом, вкусом свежежареного стейка, хрустом котлетной корочки, сочностью хлебного мякиша в подливе из тушенной на медленном огне говядины; эти воспоминания как фантомные боли, и ты силишься, отворачиваешься от соблазна, заедая всё овощами, но мысли-то не уходят. Вот оно, первое испытание, простой отказ от привычной еды. Кто-то скажет – подумаешь, диета, но следом пришла слабость, за ней раздраженность, потому что боролся с собой, ворчливость и злоба; и ты бурчишь на всех, заедая стресс килограммами безвкусных блюд, но не это самое страшное – беда в том, что я стал искать повод нарушить пост.

Спас воскресный поход в храм: сладкий запах воска, проповедь батюшки и мудрые, умиротворенные люди. А рядом я, со своим стейком и желанием пожрать мяса. Стыдно и грустно одновременно за такое малодушие веры. Забыл представиться: Петр, друзья зовут Пеца, или Малой, хотя мне уже третий десяток; работаю строителем, среднего роста, русые волосы и карие глаза. Трудно описывать свой характер, так что скажу коротко: простой парнишка без злобы в сердце. Помню, как после той проповеди шел домой, любуясь клумбами с нарциссами, те украдкой, побаиваясь ночных заморозков, тянулись к солнцу. И думалось: почему пост весной? Ты уставший от холода длинных ночей, голодный до зелени и красок природы, вот-вот закипит любовь в венах и появится вкус у жизни, и как увязать эту энергию со служением Богу. Шел и думал: неспроста все так устроено, а в мыслях крутились слова батюшки, что тернистый путь к вере – самый правильный. Ну, допустим, терпение и труд – это понятно, но почему ограничения в еде? Какое отношение отварной картофель, капуста, буряк имеют к вере? На этот вопрос ответа не было. Впрочем, в обед, разламывая вилкой картошку, поймал себя на мысли, что со свекольным салатом она вкуснее обычного, я даже вымакал юшку из салатника.

– Видишь, как это работает, – поставив посуду в рукомойник, с ухмылкой сказал я, – нагулял аппетит и в охотку поел ненавистные овощи. – Правда, тут же добавил: – Ну или просто втянулся!

Однозначно второе, потому что без разнообразия время течет чуточку быстрее, – не знаю, с чем это связано; даже тяжелая работа ускоряется, когда она однотипна. С пищей – однообразие переросло во вкус. По принципу «Лучшего не будет, наслаждайся тем, что есть». И как только я это понял, стало полегче, а время полетело. Выходные сменялись буднями, и где-то в середине поста нас поставили на новый объект. Как это обычно бывает, появились деньги на долгострой, и руководство нагнало бригад для ударного темпа строительства. Привычная работа, будем возводить железобетонную коробку, один нюанс – прораб Стёпа, он же Степан Алексеевич, был ушлый малый, всегда норовил выехать за чужой счет. Трудно работать с такими людьми, экономность – качество хорошее, но когда это в ущерб твоим интересам, то беда. Рослый, лысый мужик примерно лет сорока, с густыми бровями и командным басом носил прозвище Дядя Стёпа, под стать литературному персонажу, но стоит отметить – он умел руководить и уговаривать. Мой бригадир Петрович, коренастый, всегда гладко выбритый, с уже седыми висками, редко брался за недоделанные кем-то объекты, но тут межсезонье, простой, одним словом, – золотые горы прораба Стёпы победили. Нехотя, но пришлось брать половину каркаса многоэтажки – работа монотонная, но привычная: ставишь сваи, делаешь опалубку, вяжешь арматуру и заливаешь все бетоном – если в теме, то вполне сносная нагрузка. Однако уже на третий день мы поняли, почему стройка идет так медленно, – постоянные поломки старой техники очень сильно тормозили процесс; представьте: поднимать шестиметровые прутья на этаж только потому, что кран в очередной раз сломался. Бригадиры бурчали, требуя наладить нормальную логистику, а прораб разводил руками и оправдывался:

– Второй этаж, тут рукой подать, – говорил он. – Делаю кран, не дави, Петрович, делаю!

И не возразишь – кран вроде есть, но помощи нет. Будешь стоять – не поставят в табель восьмерку. Вот поэтому вечером в горячей ванне, с трудом сжимая пальцы, я понимал, что не так уж это просто – совмещать тяжелую работу и пост. Думал, может, все бросить с ограничениями в еде? Работа важнее… Сколько еще будет воздержаний в моей жизни! Кто знал, что будет так трудно… Спасала усталость: голова только касалась подушки, как я проваливался в крепкий сон, напрочь забывая бунтарскую идею бросить дело на полпути.

– Малой, держи перчатки, – улыбаясь, сказал прораб. – Прорезиненные, хват хороший.

– Степан, мы половину дня тратим на подъем железа, – сквозь зубы буркнул бригадир, – а твой мастер третий день машину чинит.

– Услышал, дам нагоняя.

– Учти, – строго сказал