Реликтовая популяция. Книга 1 [Виктор Васильевич Ананишнов] (fb2) читать онлайн

Виктор Ананишнов Реликтовая популяция. Книга 1

КНИГА 1

СПУТНИКИ ВСЕГДА НАЙДУТСЯ

РЕМАРКА

Время давнее, но не в прошлом, а в будущем, когда человечество, вспыхнув научно-техническим прогрессом, растянувшимся на короткие столетия, породило много такого, чего не могла воспроизвести природа за миллионы и миллионы лет.

Вспыхнуло и погасло. Причин тому – не счесть.

Но главное – космические катастрофы, уничтожившие очаги внеземных обитаний человечества, с сокрушительным их падением на Землю.

Тлеющие угли былого, покрываясь пеплом варварства и деградации, долго ещё чадили, сохраняя кое-где чистые искорки света.

Планета по имени Земля всё также вращалась вокруг Солнца и неслась сквозь вселенское пространство. Сутки стали чуть длиннее, когда-то таявшие ледники кое-где вновь смерзлись в сплошной покров очередного оледенения, море отхлынуло от берегов, осушив громадные территории.

Всё живое сопротивлялось натиску холодов и подобно морю тоже отступало. Ближе к солнцу и теплу, тесня других, вклиниваясь в чужую среду или вообще очищая дорогу только для себя.

Природа, изношенная и латанная-перелатанная человеком, его неумением с ней обращаться и скудоумием, пришла в новое свое равновесное состояние, отличное от того, какой она была в начале технической человеческой цивилизации. В новой природной среде живому стало неуютно. Всё, что когда-то росло, цвело и пахло, бегало, плавало и летало, оказалось чуждым в этом новом мире. Другие, непохожие существа, приспосабливались и становились хозяевами Земли.

Чужаки совсем недавней древности мешали развитию новых видов быстро эволюционирующих живых существ. Молодым пришлось тесниться, вклиниваться в ареалы ветхой жизни или вообще очищать от них дорогу, территории, место под равнодушным небом. Да и само небо всё чаще тянуло свои смертоносные лучи через истонченную озоновую оболочку.

Не на жизнь сошлось старое и новое…

Исподволь вырастали диковинные травы, слизнув которые, жвачные теряли способность приносить приплод. Съеденные плоды, невиданной формы и вкуса, убивали желающего их вкусить. Незыблемый закон керильной чистоты треснул, как стукнутое о камень зеркало, и миллионы лет разыгрываемая трагедия хищник-жертва обернулась неизреченным хищник-яд, отчего вымерли от голодной смерти целые классы животных.

Люди забились в города-резервации, силясь сохранить вокруг себя ауру прежних экосистем. Однако она мутнела и скудела в волнах бурного натиска свежей, прекрасно уживающейся в возникшей природной среде, жизни. И людям становилось всё труднее и труднее удержаться на измененном лике планеты. У подавляющей части человечества не было сил, а главное, желания кого-то теснить, куда-то вклиниваться, измышлять о коэволюции. От былых технологий и достижений во многих отраслях деятельности остались фрагменты, да и те терялись или забывались из века в век, превращаясь в памяти людской в легенды, сказки, а то и в будто бы изощренные фантазии и выдумки древних поколений.

Человечество превратилось в РЕЛИКТОВУЮ ПОПУЛЯЦИЮ.

Оно мечтало не о будущем, а о прошлом, оно жило прошлом, оно сверяла свои деяния с прошлым.

Правда, для окружающего разнообразия наделённых зачатками разума и вполне разумных существ, люди ещё оставались, если не богами или хозяевами наследия былого величия, то, во всяком случае, представителями ведущего пока что на Земле вида и персонажами полу волшебного мира давно забытых чудес и деяний.

Из людей мало кто понимал агонию отмирающего величия их прошлого, да и к тому же каждое поколение находило мир таковым, каким он в их представлении и должен быть: с повседневными заботами, мелкими радостями и состоянием окружающей их природы. Они мечтали, совершали большие и малые поступки, жили и давали жизнь себе подобным.

Но тот, кто понимал – боролся, искал, надеялся на возрождение…

Команда Свима Глава 1

Первый день весны кугурумом*(*cм. глоссарий в конце книги) был назначен ветреным и дождливым, дабы напомнить разумным порядок вещей правильно действующих природных явлений. Весны без дождя и слякоти не бывает. Терпите и радуйтесь возможности ощутить приближающееся потепление не только в стенах города, но и в окружающем мире. Вчера ещё над городом в мутном небе огненной кляксой плавало желтое солнце, а легкий морозец бодрил редких прохожих. Сегодня же вокруг всё помрачнело и ссутулилось. Тучи повисли почти над головой и сыпали мелкими дождинками.

Двое тескомовцев устало брели по пустой улице вдоль плотно стоявших в этой части города построек. В такие ненастные дни горожане находили занятия в домах, выродки предпочитали прятаться под крышей клановых дворов, и только вьючным торнам погодные неприятности не мешали выполнять обязанности по переноске грузов из различных концов Керпоса в другие.

Торны шли навстречу тескомовцам, обгоняли их, а те с мрачными лицами провожали их причудливо одетые фигуры.

– Вот кому всегда хорошо, – пробурчал один из тескомовцев, обходя невозмутимо шагающего биоробота с объёмистой поклажей на плечах. – И збун им нипочём, и дождь они не замечают.

– Торны, они такие, – нехотя отозвался другой.

Было видно, как тескомовцам было тошно тащиться по пустынной улице.

Они выходили к небольшой площади.

– Ты посмотри, что он делает!

– Не отвлекайся, Садо… Здесь… и эта ужасная погода… – порыв ветра унес слова куда-то в узкую щель ближайшей улицы.

Садо, долговязый, жилистый и длинноволосый тескомовец лет еще шестидесяти или близко к тому, приостановился, дёрнув спутника за рукав.

– Да ты только посмотри! Сюда!

– Э… Мальчики дерутся? И этот… Хм…

Второй тескомовец, зачехлённый в полный меленрай, замедлил шаги. Остановился, попридержал ленту через плечо – пропуск в часть города, заселённую шмыхами – рукой от ветра.

– Видишь, как он?

– Да, подвижен, – неопределенно подытожил свои наблюдения второй тескомовец.

– Подвижен? – на смуглом лице Садо отразилось удивление. – Ты что, смотришь и не видишь! Он делает это двумя руками… Ну, Клик, смотри же!

Клик прищурил глаза, пожевал полными губами.

– Да, похоже… Вот проклятая! – Он развернулся, чтобы выпутаться из обернувшей его шею ленты. – Да-а, ты прав. Хотя…

Он равнодушно посмотрел на дерущихся мальчишек.

Один из них, может быть, всего лет пятнадцати, отбивался от четверых более старших ребят зажатыми в правой и левой руках палками. Его противники нападали, но они просто махали перед собой своим оружием – теми же палками, и их противнику удавалось легко отражать удары. Нападавшие теснились и мешали друг другу, оттаптывали один у другого ноги, а когда кому-то доставалось от обороняющегося или чаще от своего товарища, то взвывали одурами и еще бестолковее бросались в схватку.

– Ты, Клик, не прав. И сам знаешь, Теском ищет людей. Такие мальчики, особенно этот…

Клик уступал в росте Садо, но взял свое в толщину, посмотрел на него снизу вверх.

– Вот именно, мальчики. И этот мальчик. Он ещё мал для хириса. Сам знаешь, что у него ещё что-то должно в голове сформироваться, а уж потом… Хм… Неплохо, а? Так пройти сквозь строй противников.

– Неплохо? – возмущённо воскликнул Садо. – Блестяще! Да у нас половина бойцов на такое не способно. А ты – неплохо.

– Против этих мальчиков всяк способен.

– Конечно, но он ведь тоже мальчик, да и помладше, похоже, каждого из них. А дерётся против четверых.

Клик вздохнул, недовольно посмотрел вверх, на тучи.

– Что ты от меня хочешь, Садо?

Садо дёрнул плечами.

– Не знаю. Но мне нравится этот малец… О! Это же настоящая бланка! Клик! Я… думаю, что это… это… Может быть, нам повезло!

Клик угрюмо рассмеялся, смех его походил на всхлипывание. Меленрай в такт застучал пластинами добавочного снаряжения.

– Ну, Садо! Столько ищем, сил потратили… Ты теперь в каждом встречном будешь видеть того, кого мы ищем. Впрочем…

Камрат не боялся своих врагов, случайно нажитых ещё лет пять назад. Он был предоставлен самому себе, а они, братья, также слонялись по городу, хотя такое их поведение не поощрялось властями города. Обычно он избегал встречи с ними, а если такого не удавалось, то он старался быстрее от них отделаться, чаще всего убегал. Но сегодня они его захватили врасплох, когда он возвращался домой со стен города. Настроение у Камрата было не из лучших – из-за дождя и туч, обволокших койну стены, ничего достопримечательного он не увидел. Так что внезапная стычка с братьями – детьми какого-то счастливого четырьмя вполне здоровыми сыновьями Шекоты – его не огорчила. Другое дело, что на площади негде было прижаться спиной, чтобы никого не подпускать с тыла, хотя для Камрата это не имело значения. Впрочем, братья пока что не очень-то торопились окружать его полностью. И ясно почему. Боялись оказаться с ним один на один хотя бы на мгновение.

Так, по ноге его, не выставляй… Вопи-вопи!.. А теперь тебе!

Камрат сделал резкий выпад и ткнул самого толстого противника в живот. Тот пукнул и заорал так, что стали собираться прохожие. Вон два тескомовца вытаращили глаза. Что их сюда занесло? Они, чего доброго, вмешаются, пинков надавать захотят. Любят в городе, когда их сюда пускают, себя показать, кто они такие. Пора бежать отсюда… Еще толчок, удар! Во, прямо в лужу сел! Этого слегка по голове, чтобы не вздумал погнаться вслед. Вот так! И тебе… Извини, что по носу…

Камрат стрельнул глазами на тескомовцев. Чего стоят, о чём переговариваются? Начнут ещё спрашивать, как мне удаётся от четверых отбиваться. А бабка Калея строго наказывала: берегись перед другими умение своё выставлять, если тебе ничто не грозит. Не всякому оно, это умение, понравится, кто-то и спросит, откуда тому научился? Кто научил и зачем? Ах, ты…

Палка толстяка Шачты едва не коснулась плеча. Пропустил, отвлекся на тескомовцев и не заметил. Как это ему удалось? Может быть, и его кто-нибудь научил? Бабка говорила, что нет в городе таких. Не учил его никто, просто отвлекаться не следует… Опять не прав. Не отвлекаться, а замечать надо, что вокруг делается… Ну-ка!

Шачта опять промахнулся.

Толстяк запыхтел. Камрат, казалось, никак не смог бы увернуться, но вот его нет, будто и не стоял тут рядом, зато этот недотепа Шелгик свою голову подставил. Шелгик захныкал, замахнулся на брата.

– Ловко, – одобрил Садо.

– Угу, – задумчиво отозвался Клик. Мгновением позже он оживился: – А если ты прав? Подумай, откуда ему знать такие приёмы? Думер как раз и предупреждал, мол, возможно, знаком с хапрой. Может быть, мы нашли то, что ищем?

Полные губы Садо обиженно помяли друг друга.

– Да ну тебя. Сам сказал. А теперь… – Под немигающим прищуренным взглядом черных, как агатовые камешки, глаз Клика он сник, однако промямлил: – Сам же говорил… Ну, давай, пойдём и спросим. Думаешь, он нам скажет?

– Он нет, а другие – да.

Камрат заметил движение тескомовцев в их сторону. Он отступил, сделал ложные замахи обеими палками и быстро протиснулся сквозь раз ориентированную группку своих постоянных врагов, оставляя их между собой и взрослыми. Напоследок больно огрел Шачту по руке и кинулся бежать к темному каньону узкой улицы.

Шачта завыл и бросился за обидчиком вслед не сразу, так что тескомовцы успели его перехватить. Мальчик сходу влетел в объятия Садо.

– Пусти! – стал вырываться Шачта. – Я тебя не трогал! Не могу пройти мимо, да?

– Перестань орать, – миролюбиво сказал Садо. – Мы тебе ничего плохого не сделаем.

– Да-а, знаю я вас, тесков. Чего в нашу часть города пришли? Дороги вам мало?

Клик хохотнул.

– Он нас знает, оказывается.

– А чего вы? – Шачта перестал вырываться, подозрительно посматривал на взрослых, но в глазах его появилась слабая надежда на поживу. Вдруг перепадёт что-нибудь такое, если он им нужен для чего-то.

– Ты кто? – Садо не разжимал рук и крепко держал мальчика за плечи.

– Шачта. А что?

– Да уж, имечко, – буркнул Клик. – Руки марать о швыха нет охоты. А эти такие же? – Кивнул он в сторону братьев Шачты, стоящих невдалеке, но готовых броситься наутёк.

– А что?

– Ладно, – встряхнул его Садо. – Кто это вас всех четверых отделал?

– А-а, – разочарованно протянул Шачта, так как понял – поживы не будет. – Он… это…

– Не скули! Кто это он?

– Да Камрат, кто же ещё? – вместо Шачты ответил осмелевший Шелгик, размазывая по лицу засыхающую струйку крови. И добавил почти с гордостью: – Он и меня вот тоже.

– Так кто же он такой, что вы с ним вчетвером не справились?

– Камрат же, – досадливо дернулся Шачта. Взрослые, а ничего не понимают.

– Мы это уже слышали, – Клик стал жалеть, что затеял ненужный допрос уличного мальчишки. Но как ещё можно найти тех, кого они разыскивают: какого-то мальчика и старую женщину. – Он что, одноимённый?

Шачта шмыгнул носом, исподлобья глянул на тескомовца.

– А сам-то?

– Не обижайся, нам надо знать. У кого он живёт и с кем?

– Ну вас… С бабкой он своей живёт. С дурой! Она вот-вот у него помрёт, тогда он узнает.

Тескомовцы переглянулись. Им было неинтересно, что там узнает Камрат, когда у него умрёт бабка-дура. Однако сочетание: мальчик и старая женщина давало слабую зацепку на продолжение поиска.

– Любопытно, – заметил Садо. – Надо бы уточнить имя. Запомним – Камрат.

– Хорошо, запомним. Но идём к когуру этого района. Там разберёмся. В конце концов, даже если это он и его бабка, то никуда они от нас не денутся, – решительно заявил Клик и, не обращая внимания на слова сослуживца, зашагал к высокому зданию местного кугурума в конце улицы.

– Ты забыл…

– Ничего я не забыл, – отмахнулся Клик. – Но сам подумай, чего нам бояться. Они что, палками нас встретят?

– И то, – согласился Садо и дал несильный подзатыльник Шачте.

– Дурак! – прокричал мальчишка, отбежав на безопасное расстояние. – Теск паршивый!

– Вот я тебе, шивда!– незлобиво откликнулся Садо, догоняя Клика.

Глава 2

Токан решительно поднялся из-за стола.

– Это, Свим, пожалуй, и всё. Согласен, не густо. Но как знать, как знать… Всё начинается с малого. – Он поправил шарф, прикрывающий багровый шрам на шее, и уже приглушённее и доверительнее спросил: – Сегодня уходите?

Собеседник Токана неуверенно пожал тяжелыми плечами.

– Хотелось бы отоспаться и отдохнуть. Но что тогда в дороге делать?

Сказал и вздохнул. Токан усмехнулся.

– Я не настаиваю, конечно, но тебе тогда надо увидеть Индриса. И поговорить с ним, на дорогу глядя.

– Индриса? – искренне удивился Свим. – А разве он ещё жив?

– Он помирать не собирается.

– Но… Последний раз, когда я его видел, он был похож на полутруп. Я тогда ещё подумал, что он больше года не протянет. Сколько же ему лет?

– За триста. Да он и сам не знает, сколько ему.

– И он, – Свим покрутил пальцем у виска, – всё ещё занимается предсказаниями?

Токан развел руками, словно удивился не меньше Свима.

– Конечно. А чего бы я тебе предлагал с ним встретиться? Как раз для предсказания.

Свим с интересом осмотрел тощую неказистую фигуру Токана.

– Он и тебе гадает?

– Естественно. Но не гадает, а предсказывает. Иначе, зачем бы нам его держать здесь со всем его барахлом десяти тысячелетней давности? Он, так сказать, отрабатывает наше хорошее к нему расположение.

– Хм… Что же он тебе нагадал, если не секрет, на ближайшее время?

– Э-э, – замялся Токан и поправил сползающий шарф, чтобы прикрыть шрам, полученный от недавней раны и ещё незажившей до конца. – Нет уж! Не скажу!

– Вот-вот… И ты ему веришь?

Токан посерьёзнел, сдвинул редкие брови и посмотрел прямо в глаза улыбающемуся широким лицом Свиму.

– Верю!

– Однако! Знаешь, ведь он мне тоже однажды… Здесь тогда, до тебя, был Лунтерсан. – Токан утвердительно кивнул головой. – Ты его не застал.

– Я слышал о нём, его… Не важно. И что Индрис тебе сказал?

– Он предупредил, чтобы я боялся меча. Я тогда после его слов подумал невесть что. До сих пор помню, как меня в дрожь бросило. Тому уже лет пять, а помнится. Тем более, то было моё первое поручение, как агенту Фундарены. Посылая меня, наговорили о превратностях дороги всякого. Шёл, руку с эфеса не снимал.

– И?..

– Порезался своим же мечом.

– И то! – Одобрительно произнес Токан.

– Ничего хорошего.

– Я не о том. Предсказание сбылось.

Свим хмыкнул.

– У меня после того раза и другие случаи были.

– Естественно, – Токан постоял, будто к чему-то прислушался.– Ладно. Надеюсь, спать ты сейчас не будешь, если даже уйдёшь ночью? – Свим кивнул в знак согласия. Токан продолжил: – А до вечера времени еще много. Так что пойдём-ка к Индрису. Между прочим, он сам просил привести тебя к нему обязательно. Говорил, что для тебя ваш разговор более важен, чем ему самому.

– Меня?.. Просил?

– Тебя, тебя.

– Как же он меня запомнил? Я у него был лишь однажды, да и общался с ним минтов пять не больше. Он тогда со мной даже не разговаривал, а пробормотал про опасность меча и отвернулся.

– Индрис помнит всё. Кстати, о твоём сегодняшнем приходе ему было известно дней за пять до того, как ты тут и вправду появился. Я как раз был у него, он сказал о твоём прибытии, тогда же и попросил тебя позвать к нему.

Свим покрутил головой и поджал губы.

– Та-ак!… Дела-а, скажу тебе. О моём приходе знал только Координатор. Впрочем, забавно даже, если так. Но, поверь, я Индрису как будто повода, как говорят, не давал.

– Что ему повод. По его же определению, приглашение кого-либо на встречу с ним возникает не сразу, а созревает постепенно. Значит, и твоё вызрело.

На круглом лице Свима отразилась растерянность.

– Если б не ты… Любопытно… Хорошо. До вечера все равно нечего делать. Так что пошли к Индрису. Раз уж мы с ним созрели увидеться и поговорить о делах, которые мне важнее, чем ему.

– Ты зря иронизируешь, – озабоченно проговорил Токан. – Будь с ним повнимательнее. Он славный старик, но с характером.

Токан повёл Свима вниз по широкой ухоженной лестнице, плавно, по мере опускания в подземелье дувара, переходящей в крутую и узкую с изъеденными временем ступенями. Она уводила их сквозь толстую подушку культурного слоя к материку, что когда-то послужил основанием первых поселенцев города. Пришли они сюда ещё во времена строительства домов из дерева, а может быть, и из шкур диких, то есть так давно, что память о них истерлось не только у людей, но и в архивах.

– Мы многое узнаем как раз от Индриса, – говорил Токан по дороге, не замечая крошащихся под ногами ступеней. – Понимаешь, у него сейчас обширная клиентура. Каждый приносит что-то своё, а он анализирует. Вот и о Жевитайте, о расколе или намечающемся расколе в Тескоме, он мне поведал. Как он это делает, я не знаю, но вероятность его предсказаний велика.

– Такое предсказать, если есть сведения какие-то, не трудно.

– Согласен. Но он даёт предсказания и на бытовом уровне. По мелочам. Как с твоим предсказанием о мече…

Свим лишь хмыкал, слушая резидента Фундарены в Керпосе. Хочется ему верить в предсказания, пусть верит. Главное, чтобы его новости приносили пользу.

Сам себя Свим относил к тем, кто больше доверял самому себе, чем всяким выдумкам, по его мысли, выживших из ума таких стариков, к которым относился Индрис. В каждом городе бандеки имелись свои доморощенные предсказатели. Собрав невесть где древнюю, непонятно как ещё работающую технику, они умудрялись считывать записи с анналов давно минувших времен, а потом находили какие-то аналогии в современном мире и давали советы по различным вопросам жаждущим узнать своё будущее или раскрыть какую-нибудь семейную тайну, унесенную в могилу предками ещё до падения городов-спутников, а то и до появления выродков. В родном городе Свима, в Примето, известностью пользовался свой оракул, некто Лекард, так с ним, о том передавали сведущие, советуется сам старшина города – коруг. Врут, наверное.

Конечно, врут. И Индрис, что бы там не утверждал Токан, тоже врёт. Хотя вот о мече сказал… Свим тряхнул головой, отгоняя загодя не нужное предубеждение или сомнение в своем кредо в жизни.

Они вышли в хорошо освещенный вечными светильниками коридор, протянувшийся на добрые сто берметов в длину. Пол из полированных когда-то каменных плит по центральной оси, там, где предпочитают ходить люди, был протоптан за тысячелетия до заметного на глаз жёлоба. Идти по нему вдвоем стало неудобно, и Свим пропустил спутника вперёд.

Большинство дверных проемов по левой стороне коридора зияли темными провалами таящихся за ними помещений. Об их назначении можно было только догадываться, поскольку эти дувары – подземелья – не принадлежали к нормальному хабулину, которые знал Свим. Справа тянулась монолитная, матово-голубая, словно туман между ночью и днём, стена. Глядя на стену, можно было подумать разное: вот она рядом, только протяни руку, но рассеянный взгляд не замечал её, ему открывалась бесконечная даль, а за ней… не было ничего. Но что-то там манило, отчего трудно порой оторвать глаза – а вдруг там сейчас появиться нечто невообразимое, желанное или такое, что возможно представить только в детстве. Почему древние строили свои дома или присутственные помещения и снабжали их такими стенами, никто уже не знал.

Через голову низкорослого Токана Свим заметил женщину. Она быстро вышла из двери комнаты, где как он помнил, работал и проживал Индрис.

Свима поразила её фигура – высокая, тонкая, гибкая. А её походке могла бы позавидовать любая стоимённая. Женщина легко и красиво удалялась в противоположный конец коридора. Там, по-видимому, находился другой вход.

«Оглянись!» – чуть ли не вслух вскрикнул Свим, зачарованный необычным видом женщины. Подобных женщин он не встречал, и ему страстно захотелось увидеть её лицо. Оно должно было быть таким же прекрасным, как всё остальное у неё.

Вот какая, оказывается, клиентура у Индриса. Свим проникся уважением к старику.

А женщина словно услышала его немой призыв и обернулась. Глаза в пол лица, но само лицо… Возможно, лет двести назад оно также было прелестно, подстать фигуре, но сейчас женщине явно было не менее двухсот пятидесяти, если не больше, лет.

Она показала ровные белые зубы и ошеломила Свима странной усмешкой, покрывшей её лицо ещё большим числом глубоких морщин, и пошла своей дорогой.

– Мутные звезды! – ошалело выдавил из себя Свим. – Кто она?

Токан на звук его голоса повернул голову.

– Ты что-то спросил?

– Кто она, говорю? Вот та женщина?

– Женщина?.. А, женщина. Ну-у, наверное, к Индрису приходила. Я же тебе говорил, они к нему толпами ходят. У них заботы, знаешь ли…

– Как не знать, – с досадой подтвердил Свим. Токан мог бы ознакомиться с клиентурой Индриса поближе.

Он ему высказал свою мысль.

– Зачем? – дёрнул сухим плечом Токан. – Индрис знает, что мне… нам надо.

В комнате, где безвылазно жил и работал Индрис, за пять лет ничто ничуть не изменилось, также как и её обитатель: кожа да кости, иссохшее лицо с впалыми щеками и вечно горящие безумные глаза – выпуклые, потерявшие цвет, но внимательные и лукавые. Похоже, старик пренебрегал закалочными камерами.

Голос Индриса резал слух скрипящим под сапогами крупным песком: – х-румм, х-румм…

– Во время заявился, – не отвечая на приветствие, прохрумкал он. – Ибо это должно случиться!.. О, Токан, и ты тут? Иди, мой верный собрат, погуляй! У нас с этим… э-э… не буду называть его настоящего имени. С этим… хе-хе… Со Свимом… Сам, поди, придумал себе имечко?.. На лягушонка ты что-то не совсем похож… Нам с ним, Токан, поговорить бы… Не для твоих ушей, Токан… Пойди, пойди!

Резидент Фундарены в Керпосе развел руками в немом, якобы, бессилии противостоять желанию, больше похожего на приказ, Индриса.

– Он всегда так невежлив. Со всеми. Так что не удивляйся, если что-то тут между вами не так произойдёт, – подбодрил он Свима. И Индрису: – Я уже ушёл.

Старик сидел на высоком табурете. Перед ним висело серое облако голографа. Когда Свим вошёл в комнату, в облаке ещё жили какие-то образы разумных или диких, а сейчас можно было видеть лишь слабые искорки, мечущиеся по всему его объёму, что говорило о почтённом возрасте голографа и что он был далёк от идеального состояния.

– Садись, Свим, и слушай. – Индрис перебрал ногами по перекладине табурета и повернулся к Свиму, посмотрел прямо в лицо немигающим взглядом. – То, что ты не веришь предсказаниям, я знаю. – К удивлению Свима старик всё это проговорил хорошо поставленным голосом с характерными обертонами, которые располагали слушателя к вниманию. – Может быть, ты и прав, – продолжил Индрис, как будто без интереса глядя на изумленное лицо собеседника. – Но, Свим, в истории человечества иногда происходят удивительные события… Впрочем, что тебе история человечества? Ты ещё молод, чтобы о ней задумываться. Скажу проще. У тебя сегодня, хотя ты о том не ведаешь, как бы новый день рождения для новой жизни… Я понимаю это так, как сказал… Не перебивай! Хотя ты и сможешь пренебречь моими словами, но изменить уже ничего не сумеешь. Желания и поступки твои и то, что ты считал своей судьбой, с сегодняшнего дня изменятся совершенно… Помолчи и дослушай до конца, что я скажу! Но не это главное, о чём я тебе уже сказал. Главное, почему и о чём я с тобой решил поговорить, заключается в том, что когда ты поймёшь суть грядущих изменений или у тебя появятся хотя бы намеки на понимание происходящего, ты должен… Я повторяю, ты должен довести дело до конца… Да, Свим, до конца! – Индрис вскинул голову, задумался. Глаза его заслезились, заблестели. – На Земле назревают события, каких, возможно, не было в последние тысячелетия. И тебе в них уготовлена, по всему, пусть не главная, но важная роль… Вот, в принципе, и всё, что я тебе хотел сказать.

На том месте, где должны быть или когда-то были щеки старика, появился румянец.

– Я… – Горло у Свима перехватило.

Обычно расторопный и находчивый в разговоре, какой бы темы тот не касался, после высказываний Индриса он впал в состояние ужасного потрясения, даже не понимая почему. Ведь всё, что старик наговорил, похоже на очередную сказочку. Мало ли ему приходилось слышать подобное от воспитателей и родителей, лесовиков и хожалых, да и читал. Всё о том же – грядут события, человечество вспрянет, возродится, опять возьмёт судьбу земной цивилизации в свои руки, выступит объединителем всех разумных, и не только на Земле, но и лунников, и тех, кто будто бы выжил и пошёл в развитии своей дорогой на Марсе и где-то ещё. Ведь древние широко раскинули сеть своих колоний в Солнечной системе и за её пределами.

Так что очередное предсказание Индриса не должно было его потрясти или заставить удивиться, но мысли в голове и словоохотливый язык будто онемели, так что он почти выдавливал из себя каждое слово:

– Но я… Почему… И-и… Я ничего не понял, – тряхнул он головой.

– А тебе и не надо сейчас что-либо понимать, – невозмутимо сказал Индрис. – Зато ты должен всегда помнить одно – идти до конца.

– Какого конца?

– Думаю, – Индрис указательным пальцем потер крыло носа, – великого. Мои изыскания пока не говорят что-либо определённого. И почему ты, я тоже не знаю. Но откуда я узнал о тебе, объясню. Это произошло в день, когда ты пришёл ко мне впервые. Помнишь? Я ещё сделал предсказание об опасности для тебя твоего же меча.

Свим кивнул головой, поправил:

– Просто от меча.

– Не спорю. Порезался, поди? – с неподдельным любопытством спросил Индрис и даже подался вперёд, к Свиму.

– Да, – больше телодвижением, чем словом подтвердил молодой человек.

– Так вот, я и тогда уже знал о твоём будущем. Ты был у меня как на ладони, и всё, о чём я тогда думал, анализировал, предугадывал, сходилось на тебе. Вернее, ты попадал в фокус грядущего, того, что должно произойти с тобой и другими участниками событий сегодня и в ближайшем будущем.

– Но что произойдёт-то? – в отчаянии воскликнул Свим, заинтригованный речью старика.

Индрис неспокойно переступил по перекладине табурета, прищурился и осуждающе дёрнулся головой.

– Ты не можешь понять, что я только отслеживаю динамику событий, а как это будет выглядеть на практике, я не знаю, – произнёс он холодно и отчуждённо. – Так и тогда, в первый раз. Но, видишь ли, тогда мне надо было каким-то образом на тебя повлиять, что ли. И предсказание я тебе дал мелочное, такое, чтобы оно тебя проняло именно своей никчёмностью и запомнилось. С тех пор ты обо мне, нет-нет, да и вспоминал. Не скажу, чтобы с похвалой в мой адрес. Напротив. Потешался. А?.. Мол, выжил старик из ума… Но тут как посмотреть. Я даже такую мелочь смог предсказать. А ты не веришь. Можешь и дальше ничему такому не верить, однако… – Индрис глухо кашлянул, – поверь тому, что я тебе сказал сегодня здесь.

Свим стал понемногу приходить в себя.

– Я даже не знаю, что ответить на твоё пророчество. Для меня ясно одно – звучит оно заманчиво. Сулит приключения и разнообразие в моей жизни. Мне осточертело сидеть в хабулине и я подался в фундаренцы как раз ради всего этого. Но скажу, что даже в образе охотника и агента я пока что не нашёл того, что хотел. Вот почему твои слова я воспринимаю как откровение. Тем не менее, сомнения у меня остались. И вот почему. Кто я такой, чтобы вершить какие-то великие, по твоим словам, дела? Ведь я простой…

Индрис остановил собеседника поднятой рукой. Его узкая ладонь раскрылась, и Свим почувствовал какой-то толчок в лицо. Язык его вновь онемел.

– Не простой. Ты – стоимённый. В нашем мире твоё положение значит многое. В твоих жилах течёт кровь сотен поколений славных предков, и если покопаться в твоей родословной как следует, то можно найти имена первой пятерки. Ты не пробовал искать?

– Н-нет. Не вижу смысла. Может быть, кто-то там и был, но мне, честно сказать, неинтересно узнавать такие подробности. Был бы толк, а поиски ради поисков не вдохновляют. Никто, если я даже что-то и найду, не подвигнет меня вверх.

– А зря, – живо отозвался Индрис. – У тебя же в доме есть такая штука, – он ткнул сухим тонким пальцем прямо в серую дымку облака голографа. – И в прекрасном состоянии, не то, что моя.

– Есть, ты прав. Отец мой решился на ориалипию, сидя перед ней. Потому я обхожу её стороной. Даже не тянет ею заниматься. Боюсь пойти по стопам отца.

– Жаль… Не то, что обходишь стороной, а в том, что лишь у немногих такие штуки остались. Две-три на весь, например, наш город. Даже в столице, в Габуне, их всего шесть, считая и те, которыми пользуется Правитель и Теском. А заниматься ею, знаешь, как интересно! И полезно! Древние знали это…

– Возможно. Доживу до твоего возраста, тогда и подумаю.

– Доживёшь.

– Нет, правда? – Свим привстал.

Вот какого он жаждал предсказания – проживёт долго, а не поддастся чему-то такому, с чем не мог совладать его отец, не доживший и до ста лет.

Старик посмотрел на него внимательно, но отвечать не торопился. Он вытянул губы в трубочку и чуть склонил на бок голову.

– Видишь ли, Свим. Сам по себе ты можешь жить долго. Как и любой человек, если он, конечно, не тронут изменением или не обуян идеей смерти. Но ты же непоседа, не сидишь в своем хабулине, не прозябаешь в безделье. Будущее же твоё богато событиями. И… как знать, чем всё обернётся.

– Успокоил, – разочарованно протянул Свим.

Индрис вдруг захихикал. Тонко и с удовольствием.

– Тебе-то нечего бояться. У тебя всё будет хорошо. Поверь мне. И когда достигнешь глубокой старости, вспомни, что был некто по имени Индрис Интон Интегал и прочая.

– Достигну, вспомню, – заулыбался Свим. Старик ему стал нравиться.

– Впрочем… – Индрис поджал узкие губы. – Как знать?.. У тебя в дуваре и такое есть? – Он повёл рукой в дальний угол комнаты. Там стояло старое полуразвалившееся кресло с протёртыми подлокотниками. – И тоже как новенькое, но за загородкой?

«И вправду всё знает», – с неприятным для себя испугом подумал Свим.

– Д-да.

– И садиться в него нельзя? – На тощем лице предсказателя появилась интригующая улыбка.

– Д-да… Оно же… Отец говорил… Оно, если в него сесть, может убить. А убрать его никак. От древних оно… Лучше, говорил, к нему даже не прикасаться… Даже древние. Сами придумали и сами остерегались… А что оно у тебя так вот? Даже без отгородки какой-нибудь? – спросил Свим. – У нас в самом низу дувара. Двери, загородка.

– А, – отмахнулся Индрис. – Я тут один… Да и, – на лице его промелькнула загадочная усмешка, – зато рядом, если что.

«Блажит старик», – подумал Свим, как некоторые, что стали поклоняться таким креслам-убийцам. Вот и Индрис, поди, утром или вечером, а то и несколько раз в день возносит хвалу или изрекает проклятия или ещё что-то в адрес этого кресла или самих древних.

– Что уж там – если.

Индрис кивнул.

– Это так… И не так. Скоро узнаешь… Но, – голос Индриса построжел, – не забудь того, что я тебе сказал о сегодняшнем новом твоём рождении. А теперь иди! Токан заждался. Он не любит ждать.

Глава 3

Камрат припрятал палки далеко от дома, где они проживали с бабкой. Калея не должна знать, где он сегодня пропадал почти весь день и с кем успел подраться.

«Ничего не выйдет», – думал он с грустью, припорашивая землей место, где хранил своё детское оружие.

Бабка Калея обладала способностью узнавать всё, что происходило с Камратом в течение дня, где бы он ни побывал, с кем бы ни встретился или повздорил. Так что, – невесело думал мальчик, – она, как только он объявится в полусумраке комнаты, начнёт свой монолог: справедливый, но ужасно знакомый, чтобы можно его было слушать и делать по нему выводы. В последнее время она больше говорила, чем показывала приёмы нападения и защиты или отводила время урокам хапры. И говорила странное, порой, вообще непонятное. Камрату иногда казалось, что она и сама не понимает, что говорит. Как будто внезапно вспомнила и строго заставляла его стоять перед ней и слушать. А потом, после сказанного, она переходила на что-либо обыденное.

Их жилище, ветхое на вид снаружи, внутри блистало чистотой и порядком постоянного человеческого присмотра. Сюда никогда не заглядывали городские чистильщики – этот кусок города отмирал и ожидал, когда им займётся кугурум либо для полной ликвидации поселения, либо для новых застроек. Если в последних появится нужда. Оттого люди, а их здесь проживало всего несколько небольших семей, занявших пустующие развалюхи, сами наводили порядок у себя в комнатах. Камрат в наведении чистоты участия практически никогда не принимал, бабка справлялась сама, устанавливая свой, давным-давно заведённый порядок.

Первое, что бросалось в глаза входящему в дом (если сюда и вправду кто-то когда-то приходил) – это свободное ото всего пространство в середине довольно большой комнаты, по сути составлявшей весь внутренний объём жилья, если можно так назвать почти кубическое строение, сильно накренившееся от старости набок, угрожая в скором времени рухнуть вовсе. Внешним видом дома бабка никогда не занималась, несмотря на предупреждение кугурума снести развалюху в первую очередь. Они предупреждали с тех пор, как Камрат помнил себя, но мер никаких не предпринимали.

Ряд молодых худосочных берез и невысокая каменная ограда – остаток древней стены некогда стоявшего на этом месте здания – отделяли дом от улицы. Ни то, ни другое не украшали, а лишь подчеркивали и опасный крен дома, и бурый оттенок безоконного фасада, и заброшенность без ухода.

Вся рухлядь в комнате размещалась в высоких, обшарпанных небрежным использованием и временем шкафах и буфетах, слитых с серой обивкой стен. Бабка и внук спали на полу, постелив тонкие матрасы. На день они убирались в один из шкафов.

Камея, высокая, сухая, с лицом желтой меди, изъеденное морщинами, и большими выразительными глазами, встретила Камрата неожиданно без упрёков и нравоучений.

– Хорошо, что ты пришёл как раз вовремя, – ровно и негромко произнесла она, не давая и намёка на то, что собиралась сказать и делать чуть позже.

Вовремя? – не поверил Камрат. Он должен был появиться уже давно. Привыкая к полусумраку – вечные светильники у них отсутствовали так как Калея не любила яркого света, он подозрительно посмотрел на бабку.

Он её любил.

А кого ему ещё любить? Сироте?

Осмотрел он её и заметил особенность на ней сегодняшнего одеяния. Она редко надевала плотные курбы – штаны для путешествий – и плотную куртку-накидку. Сейчас они были на ней. Седые коротко стриженые волосы убраны под меховую шапочку с наушниками, на ноги надеты сапоги – вечные, для дороги.

– Ты куда-то уходишь? Без меня?

– Ухожу. Без тебя.

– Надолго?

– Навсегда.

– А-а… А я?

– И ты тоже уйдёшь. Без меня. Нет времени, Камрат, объяснять, – она сорвала шапочку, порвав завязки, и надела вязаный треух, заправила под него белые пряди. Было заметно – она торопилась. – Ты сегодня же покинешь Кепрос и пойдёшь…

– Но я не хочу никуда уходить!

Камея застыла перед ним на мгновение. Правильные черты её лица исказились, уморщинились, она с нажимом сказала:

– Тогда ты умрёшь! Не перебивай!

– Но почему? Мы же с тобой всех… Ты же говорила.

– Помолчи, нет времени! И тебе ещё надо чуток времени, чтобы созреть. Дни! Но их у нас нет… Выйдешь сразу, как только стемнеет… Скоро уже… Почти следом за мной, поешь только… Не задерживайся ни на блеск… Пойдёшь в Примето.

– Ку-да-а? – Камрат даже отпрянул от бабки. – Это же… больше, чем полтысячи свиджей. Как я дойду?

– Дойдёшь! – сурово сказала Камея. – Должен дойти!

– Но…

– Камрат, нет времени. В Примето недалеко от городского кугурума найдёшь дом Кате Кинка Ктора. Скажешь ему… Если тебя не встретят до того и тебе придётся входить в его дом одному… Так вот, скажешь ему. Только ему, никому другому. Скажешь, что пришёл к нему служить по зову сердца и предков. Повтори!

– Что тут повторять?

Камрат нехотя воспроизвёл бабкины слова. Запоминать он умел. Однако повторение не прибавило понимания происходящего. Бабка иногда вот так собиралась и уходила дня на два-три куда-то по своим делам. Камрат оставался один в доме. Но теперь она решила уйти навсегда и его заставляет уходить, да ещё предупреждает об опасности оставаться здесь.

– Но почему?

Обычно спокойное и холодное лицо бабки дрогнуло. Она положила руку на голову Камрату, негромко сказала:

– Так надо, мальчик. Скоро ты обо всём узнаешь. А сейчас переоденься. Я тебе, что надо в дорогу, приготовила. Я уйду сейчас. Ты выйдешь из города у Славного Перехода. Там, у Восточного шлюза, есть лаз.

– Знаю, – Камрат вывернулся из-под руки бабки.

– Тогда всё. До свидания!.. Ничего Камрат, не бойся. Спутники у тебя найдутся, а пройти дорогу ты готов. Ко многому готов. Пора тебе уже к тому подошла… Но торопись, нигде без нужды не задерживайся.

Калея коснулась губами его лба, бросила вокруг прощальный взгляд и направилась к выходу из комнаты упругой молодой походкой. Фигура её по-девичьи была тонкой и гибкой, шаг лёгкий и бесшумный, что не смогли скрыть ни грубые дорожные кубры, ни вечная куртка.

– Когда я тебя увижу? – крикнул Камрат, но не получил ответа.

Всё так произошло быстро, непонятно и безвозвратно, что мальчик ещё долго стоял посредине комнаты. Ему не хотелось плакать, он крепился, но слёзы всё же покатились по его щекам.

Потом он машинально переодевался. Как ему всегда нравилась походная одежда, когда бабка выводила его за город: прочные штаны из кожи хрюков, куртка с капюшоном, вечные сапоги на толстой подошве… Сейчас он ненавидел всё это.

– Почему, почему? – шептал он.

Камрат переоделся, протёр глаза, съел хлеб и тронутый обветренной корочкой притель. Облизал пальцы.

В единственном окне тем временем потемнело. Пора было выходить.

Камрат сунул руки в лямки заплечного мешка и непроизвольно, подражая бабке, обвёл глазами комнату, где вырос, не зная какого-либо другого приюта. Сколько он себя помнил, а у него были смутные воспоминания, начиная, пожалуй, с четырёх-пятилетней давности, он всегда жил именно с бабкой в этом доме на окраине Керпоса. Здесь ему было всё знакомо, всё родное: каждая щель в стенах, скрип дверец буфетов, отблески стекол.

Сейчас он впервые ощутил тишину навсегда заброшенного жилья. Вот он уйдёт, и тут останется только стойкий запах и следы его пребывания. Запах постепенно выветрится и приспособится к новым постояльцам, коль они смогут обжиться в готовых рухнуть стенах, а следы сотрутся, вымоются, исчезнут. Так будет, даже тогда, когда здесь больше никто не поселится.

Он попятился, задом толкнул дверь и вышел в сумрак быстро наступающей ночи. Темные тучи всё также висели над городом. Не будь их, можно было ожидать освещения от полной луны, но сейчас она была ещё где-то за горизонтом, а потом её лучи сюда не проникнут.

Камрат постоял, раздумывая, что сделать: закрывать или не закрывать двери. Решил, пусть остаются всё-таки прикрытыми. И тут он услышал приближающиеся шаги и голоса, быстро идущих по улице людей. Целой толпы.

– И долго нам ещё идти? – Недовольно проговорил кто-то высоким срывающимся тоном, словно чем-то давился.

– Не-а… – плача ответил тот, кого спрашивали.

Ответившего Камрат узнал сразу. Это был Шачта, вечно задирающий Камрата со своими братьями. Неужели, подумал мальчик, Шачта ведёт кого-то из взрослых, чтобы напасть на него среди ночи? Чепуха какая-то…

– Покажешь и чтобы мы тебя больше не видели! Понял?

– Понял я, понял… Что пристали? – Хныкал Шачта. – Лучше бы я вас никогда не видел и не знал…

– Может быть и так, – подтвердил басовито другой человек.

Люди приближались. Камрат отступил за угол дома, в глубину крохотного двора.

В рассеянном свете далеких городских светильников он различил несколько теней, остановившихся у низкой калитки их дома.

– Здесь вот он живёт. Я же вам говорил…

– А бабка его?

– И бабка. А что?

– Тогда пошёл отсюда прочь! И беги так, как от пириурков бегают. Ну же!

Камрат услышал – Шачта бросился бежать, словно за ним и вправду гнались эти ужасные твари – пириурки.

– Так, пятеро в дом со мной, двое у окна! – Распорядился тонкоголосый. – Они, похоже, уже спят. Потому не мешкайте! Бабку надо сразу убить. Сразу! Мальца связать. Сразу!

– Тише ты, знаем.

Камрат зло сжал губы. Хвастуны. Бабку убить. Будь она сейчас там, они бы живыми из дома не вышли.

У мальчика зазудели руки, он едва сдержал себя сыграть роль Калеи и наказать хвастливых дураков. Удержало во время вспомненный бабкин наказ – не лезть очертя голову в драку, когда тебе ничто не угрожает. К тому же сейчас при нём не было никакого разрешённого оружия. И откуда ему взяться, если он не дурб, получивший разрешение носить меч или хотя бы чигирь.

Он осторожно стал отступать вглубь двора, к низким зарослям кустов на меже с соседним, давно заброшенным двором и полностью развалившимся домом.

Треск от удара ногой в калитку застал его уже в кустах. Тескомовцы, а это были они, ворвались в дом.

Через небольшой промежуток времени – грохотучинённого в комнате погрома был слышен далеко, – громко ругаясь, они выскочили из дома во двор.

– Говорил тебе! – вопил один из них.

– Что ты мне говорил? – Оправдывался другой.

– Опоздали! Собирались долго, – сетовал третий.

– А-а… Надо было сразу за ним идти. Где их теперь искать?

– Далеко они уйти не могли, – рассудительно сказал обладатель басовитого голоса.

– Нам от этого не легче. Забьются в чьё-нибудь подземелье. Ищи их тогда.

– Кто их ночью пустит? Лучше к воротам надо пойти, спросить у стражи.

– Ничего они нам не скажут… Они рады будут над нами поиздеваться.

– Пойти и спросить можно, конечно, только, думаю, напрасно уже всё это.

Тескомовцы и их возмущенные голоса пропали в темноте.

Камрата трясло от обиды и непонимания. Тескомовцы, всем известно, никогда не приходят в город с такими намерениями, чтобы кого-то убить. Для того у кугурума хватит своих сил справиться с ослушниками. Но они с бабкой жили смирно, ни к кому не приставали, законы города не нарушали, а то, что он дрался с мальчишками, так и они дрались тоже…

Тогда что произошло?..

А ведь бабка Калея знала, что так будет, потому торопила его выйти из дома сразу после наступления ночи. Помедли он немного, пришлось бы принять бой.

Вздыхая и успокаиваясь, он ещё немного постоял в кустах, потом крадучись пересёк открытое пространство соседнего двора.

Где-то в упранах, за городом прокричал одур, ему ответили городские ляшки. И понеслось из одного конца города к другому: пип-пап, пип-пап. Будто лопались большие пузыри.

Ночь для Камрата всегда казалась некой нереальной частью суток. Ночью он обычно спал, а просыпаясь, видел всё тот же расплывчатый шар солнца и тени от редких тонкоствольных берёзок.

А ночь… Ночь оставалась где-то там, за явью.

Случалось, конечно, не раз и не два, когда ему приходилось бодрствовать ночной порой и видеть сквозь марево высоких, постоянно мрачных нитей облаков и атмосферной, расплывчатые звезды и заляпанную кляксами естественных морей и следами от давних взрывов Луну, если лунники позволяли всё это увидеть. В отраженном свете спутника Земли все краски меркли, и всюду царила серость разных оттенков. Бывало и так: лунники устраивали цветовые игры, но в таких случаях над городом чаще всего появлялись облака.

О ночных прогулках бабка Калея предупреждала его заранее.

Почему она выбирала именно эту, а не иную ночь, Камрат не знал, да и никогда не интересовался такими вещами. Возможно, что в эти ночи можно было хоть что-то увидеть на небе. Зато, предупрежденный, он отсыпался днём, а потом в назначенный срок, опять же знаемый только бабкой, она брала его за руку и выводила во двор. Там, подняв лицо к мутноватому от светильников города тёмному небу, она рассказывала о звездах и созвездиях, едва пробивающих свой свет сквозь атмосферу, учила, как по ним находить дорогу здесь, на Земле, хотя Камрату было известно – вечные дороги между городами проложены так давно, что все позабыли, когда такое произошло. Но Калея утверждала иное: не все дороги могут служить человеку, порой ему приходится идти совсем не там, где можно пройти спокойно по удобному турусу. Голос её при этом становился строгим – она обучала мальчика различать небесную картину ночи и хотела, чтобы он был внимательным. Впрочем, Камрата не надо было уговаривать. Ему и так всё было интересно, и он запоминал сказанное бабкой налету.

– Вот Сирс, а вот Норс. Смотри, Норс ярче и он – зеленоватый как будто. Если от Сирса пойти к Норсу, то твой путь будет направлен точно на север. Это к Ритоле…

– Где начинается пустыня Снов?

– Да… Пустыня. – И бабка грустнела и почему-то вздыхала. Однако реплика мальчика ненадолго отвлекала её от дальнейшего рассказа. – Если пойти от Норса к Сирсу…

– То придём на юг! – обычно догадывался Камрат. – Правда?

– Правда, мой мальчик. На юге расположен Угарунт.

– Угарунт и Болото Первое? – вновь перебивал ее Камрат.

Он всё это уже слышал неоднократно и запомнил. Названия ему ни о чём не говорили, так как он ещё не был ни в пустыне Снов, ни в городах Ритола и Угарунт, но ему так приятно было произносить их древние названия. Они будили в нём странные грёзы, и он представлял себе – бесконечные пески пустыни Снов струятся под его ногами, или мысленному его взору представлялись сферические крыши домов в Ритоле… В груди у него всё замирало, хотелось быстрее вырасти и броситься неизвестно куда и в какую сторону – то ли к Сирсу, то ли к Норсу, чтобы всё это увидеть воочию.

И на новое высказывание мальчика Калея отвечала:

– Так оно и есть, – тональность голоса её изменялась, и Камрату казалось, что она чему-то улыбается, глядя в темноту ночи. Может быть, довольная его догадливостью и памятью, или своим каким-то воспоминаниям…

Сегодня его путь лежал в Примето, самый большой город Сампатании, находящийся где-то далеко, почти в самом центре бандеки. А это означало: надо стать лицом к Норсу и вытянуть левую руку в сторону. Она покажет направление, куда надо ему идти, чтобы достичь нужного города.

Камрат прикинул свой маршрут, начало которого было подсказано Калеей. После лаза у Восточных ворот или шлюза, в самом конце Славного перехода, ему, чтобы выбраться на дорогу в нужном направлении, придётся обойти город вдоль защитной стены – койны – и выйти почти на противоположную его сторону, и только потом, напротив Западного шлюза или ворот, начнётся его путь в Примето. Он не задумывался над странным решением бабки послать его по такой длинной дуге вдоль стены. Ведь у Западных ворот тоже есть лазы. Но раз она распорядилась именно так, а у неё ничего не делалось напрасно, значит, так и надо было поступить.

Считалось, что дорога на Запад к Примето и дальше, до самого Побережья, где на берегу Крапатского залива обосновался столичный город бандеки Габун, самая безопасная. Находились и такие, что утверждали противоположное, но их предостережения терялись, и брало верх общее мнение. Тем более что гостей с Запада всегда было больше, чем со всех других сторон света от Керпоса, а караваны вьючных торнов успешно достигали конечных пунктов назначения. Да и посылая Камрата в Примето, расположенного в пятистах пятидесяти свиджах, бабка даже не обмолвилась о каких-либо опасностях, подстерегающих путников на дороге к нему, и не обеспечила его в дорогу хоть каким-нибудь оружием. Поэтому Камрата не занимали пока что вопросы, связанные с непосредственным достижением цели путешествия и предстоящими трудностями на пути. Главное сейчас для него – незаметно выйти из города через потайной лаз, а там…

Там всё виделось смутным, в меру страшноватым, но и желанным – он, по сути дела, впервые покидал город, притом в одиночестве.

Зато выход из города мог превратиться в проблему. Тескомовцы подались к воротам, а потайные лазы ни для кого не секрет, тем более для стражников ворот.

Глава 4

Пройдя Славным Переходом, слепому от редких фонарей, Камрат приблизился к Восточным воротам, ярко освещенным вечными прожекторами. У ворот шла яростная перебранка. В основном бранились стражники. Перед ними стояли двое тескомовцев, возможно, из тех, кто приходил убивать бабку.

– Мы не собираемся выходить, – пытался объяснить один из них. – Нам надо получить сведения.

– Нет! Отойдите от ворот! Ночь наступает. От ворот!

– Но у нас разрешение коруга, и нам бы хотелось узнать… – тщетно выкрикивал тескомовец.

– Прочь от ворот! Вы что, не слышали? Одур уже прокричал. Утром всё узнаете.

– Нам нужно только выяснить… Перед закрытием шлюза мимо вас не проходили ли старая женщина с мальчиком лет пятнадцати? Нам бы…

– Идите, люди, идите! – Стражники ворот стали сбиваться в плотную кучку. – Ворота на запоре! Одур прокричал! От ворот!

– Но хотя бы…

– Еще слово и мы поднимем тревогу. Идите отсюда!

Тескомовцы потоптались, помянули обитателей Края, досталось и стражникам, но от ворот отступили. Со стражами шлюзов не очень-то поспоришь, они хозяева ночного города. Так записано в уставе свободного города людей Керпоса. Никто не имеет права угрожать или вступать в пререкания со стражами, тем более что стражниками, хотя бы раз в несколько лет должны побывать все жители города вне зависимости от их места проживания и статуса.

Тяжелые шаги тескомовцев ещё долго раздавались в наступающей тишине ночи, пока не затихли совсем.

Только тогда Камрат рискнул оторваться от стены крайней к воротам постройки и проскользнуть в улочку, идущую по кругу вдоль стены. Здесь лепились старые строения, часть из них служила городу своеобразным резервом. В большинстве они либо пустовали, либо в них хранился всякий хлам, позабытый системами наведения чистоты и порядка. Зато горожане порой находили для себя какую-нибудь нужную вещь помимо раздаточных, обращения за ней к распределителям или ожидания её появления с очередным караваном вьючных торнов.

Днём поворот к лазу Камрат нашёл бы сразу, поскольку бывал рядом с ним. Не часто, но бывал, хотя никогда им не пользовался. Вообще-то лаз у Восточных ворот, похоже, был известен каждому жителю Керпоса, так как существовал всегда, с тех давних пор, как город был обнесен стеной-защитой от внешней округи и стали запираться на ночь ворота от нашествия всякой ночной нечисти.

Ночь стерла все ориентиры, перепутала и выкрасила в один непроницаемо чёрный цвет останки заборов и стен строений, деревья, притаившиеся острые углы и рытвины. Мутные звезды в этот день не могли пробиться к поверхности земли, а дальний свет у шлюза придавал всему странный и незнакомый вид. Поворот к лазу был где-то рядом. Камрат достаточно, по его мнению, отошёл от построек Славного Перехода, но все его попытки определить узкую тропинку, ведущую к стене, где был устроен тайный выход из города, заканчивались болезненными ударами о преграды, неизменно возникающие из ничего на его пути.

Не прошло и праузы, как локти и колени мальчика покрылись синяками и болели от ушибов, из разбитой губы как будто даже потекла кровь, он зализывал ранку языком.

А казалось, что стоит ему подойти и лаз – вот он.

Если бы знать раньше, то можно было бы отмерить всё шагами, тогда сейчас не надо было бы метаться в темноте, может быть, даже совсем не там, где шла тропа к лазу.

Время шло, Камрат стал уставать от бесплотных попыток и терять над собой контроль, позабыв наставления бабки Калеи о поведении в подобных ситуациях и об осторожности. Он занервничал, а следовало успокоиться. Заметался туда и сюда, а надо было остановиться и спокойно подумать. К тому же он вдруг словно оглох и потерял совершенно чувствительность, но должен был быть настороже. В ночной тишине можно уловить звуки и …

Кончилось всё неожиданно: он с ходу наткнулся на что-то мягкое.

– Э-э! Кто здесь? – рявкнули сверху, и Камрат беспомощно повис, поднятый вверх неведомой силой.

– Ребёнок… Мальчик, – прозвучало со стороны.

– Ага! – глуше отозвался голос рядом с Камратом. – Ты, стервец, что тут ночью делаешь? Подглядываешь?

– Пусти, тебе говорят! Что вцепился! – пришёл в себя и засопротивлялся мальчик.

Издаваемые им звуки прерывались. Рука незнакомца держала за капюшон куртки, и Камрат задыхался. Попытался попинать ногами, но никого не достал.

– Пусти его, – размеренно, не проговорил, а пропел кто-то другой, подошедший почти вплотную. – Он безоружен.

Ноги Камрата коснулись земли, но мощная рука ночного встречного всё-таки удерживала его за ворот.

– Так кто ты и что тут делаешь? – почти миролюбиво поинтересовался незнакомец.

– А ты? – возмутился Камрат. – Что прицепился? Я тебе мешал? Сейчас вот как…

Продолжения он не знал: закричать, убежать или посопротивляться ещё. Кричать явно не стоило. Кто услышит? Единственно – стража у ворот, а с нею не следовало связываться ночью – суровая кара может ожидать блукающего у стены города в такую пору. Убежать не было, пожалуй, возможности – могучая рука чужака напрочь отметала такой вариант поведения, а сбрасывать куртку Камрат не хотел. Посопротивляться… Можно, конечно, но не демонстрировать же искусство хапры первому встречному. К тому же эти люди неспроста появились вблизи лаза, и не стоило сразу лезть в драку.

– Це-це-це… – Оценил незнакомец заминку в обещании мальчика. – Остынь! Меня чуть с ног не сбил, и я же виноват. Угрозы вот… – Он ёрничал. – Ладно. Меня зовут Свимом, а тебя?

Камрат насторожился, ему расхотелось отвечать и называть своё имя. Что если они из тех, кто разыскивает его и бабку, чтобы убить. Уж они-то сейчас точно знают их имена.

Но мгновением позже усомнился в своем предположении.

– А ты невежа, – рассердился невидимый в темноте человек. – Придётся с тобой поговорить построже. Старшим следует отвечать.

Рука встряхнула Камрата.

– Ты не очень-то! Силу нечего показывать. Камратом меня зовут. Отпусти!

– То-то же. – Хватка ослабла, и Камрат почувствовал некоторую свободу. Он тут же слегка, сколько можно, подался назад. – А теперь скажи, Камрат, что ты здесь делаешь?

– А ты?

Незнакомец рассмеялся.

– Любопытный у нас разговор получается. Ты смотри, К”ньюша, такое впечатление, что не я его поймал тут ночью вдали от жилья, а он меня.

Тот, кого Свим назвал К”ньюшей, где-то стоял рядом и молчал. Камрат и не ожидал от него быстрого ответа. Имя напарника Свима многое говорило обитателю не только Сампатании, но и любому разумному на Земле. Такими именами называли выродков. Судя по тому, что К”ньец, а правильное имя его должно быть именно таким, имел способность видеть в темноте, то он, наверняка, являлся выродком из кошачьих.

Камрат не боялся выродков – повидал их. Выродки имели право ходить по городу даже самостоятельно. Так было заведено уставами многих городов, а не только в Керпосе. Они могли селиться в городах, поддерживать законы своих кланов, служить людям.

Не боялся их Камрат, не боялись их и другие горожане. Но днём. О ночной жизни выродков рассказывали всякие страсти, особенно в среде проживающих по окраинам города. Потому там на ночь старались запереться. Оттого мальчику было хорошо, что К”ньец молчал. Мальчик не хотел его слышать, лучше разговаривать с человеком, хозяином выродка. Свим сказал, а К”ньец пусть помолчит.

Но выродок напористо произнес:

– Оставь его. Нам пора.

– Ладно, – согласился Свим и разжал свои сильные пальцы.

Камрат даже вздрогнул, но не от того, что был внезапно отпущен. Его поразило совершенно другое: человек во всём согласен с выродком. Вначале по подсказке К”ньеца опустил его на землю, а теперь вот и совсем отпустил, и тоже после слов выродка.

– Нам надо выбираться из города, – тем временем говорил Свим, – а то бы я с тобой познакомился поближе. И поверь, узнал бы кто ты есть на самом деле, и почему ночью не спишь. Беги отсюда!

Камрат колебался всего лишь мгновение.

– Свим, возьми меня с собой. – Он нащупал в темноте незнакомца и вцепился в него обеими руками. – Мне сегодня тоже надо выйти из города. А я… Никак не могу найти поворот к лазу. Возьми!

– Интересно, – протянул Свим и собирался ещё что-то сказать, его перебил выродок.

– Свим, нам пора.

– Свим, возьми меня, пожалуйста!

Камрат не видел человека, к которому обращался с просьбой, он не знал его, но ему показалось, что его мольба не останется без внимания и будет принята. От этого человека он не ожидал ничего для себя плохого. Плохой своего имени первым не назовёт. Ему теперь казалось невесть что, будто бы он даже предполагал такую встречу, во всяком случае, мыкаясь в поисках тропинки к лазу, он надеялся на кого-то, кто его к ней приведет, к ней и к лазу.

– Ничего просто так не случается, – любила повторять бабка Калея. И она рассказывала об эпизодах своей или чужих жизней. Камрат не знал откуда она черпала свои примеры, и как всё это может выглядеть на практике. – И верь самому себе, своему первому чувству и поступай так, а не иначе.

Сейчас он верил себе и Свиму.

– К”ньюша, – неуверенно проговорил человек. – Брать?

– Я всё равно за вами пойду, – не выдержал Камрат. Он всё больше поражался связи человека с выродком. – Мне из города надо! – сказал он решительно. – Понятно вам?

– Давно догадался, – Свим едва отодрал вцепившиеся в него пальцы мальчика. – Нежданная встреча.

– Вспомни, Свим, похождения Тимурта и разговор с Индрисом, – вкрадчиво промурлыкал выродок.

– Да что ты со своими похождениями… Ты думаешь?.. Ну, Индрис, ну, наговорил мне. Так что ж с того? Теперь в каждом столбе что-нибудь будет казаться. Впрочем, как знать… Ладно! Что ж, малыш, пошли с нами.

– Давно пора, – заявил Камрат. – К”ньюша твой прав, а ты будто сам уже ничего решить не можешь. А ещЁ – человек.

Камрат осмелел. Всё получилось так, как он подумал. Вот подумал – и выродок сразу что-то напомнил Свиму, тот тут же согласился взять его с собой. Получилось так здорово! Если уж честно признаваться, то у него были большие сомнения по поводу лаза. Знать о нём и как к нему подойти – одно, а каким образом им воспользоваться – совсем другое дело. К тому же, одному как-то было не по себе в него входить. А тут спутники…

– Да ты не задирайся, – миролюбиво отозвался Свим. – Пошли. Дай руку. Я тоже ничего не вижу. К”ньюша повёдет.

К некоторой досаде Камрата на самого себя и свою нерасторопность, их встреча случилась как раз у самого поворота к лазу – толстое бревно свалившегося когда-то дерева лежало поперек глубокой траншеи, давным-давно вырытую в этой части города невесть для каких целей, да так и оставленную.

Свим помог Камрату перебраться по ненадежному мостику на другую сторону траншеи.

– У лаза кто-то есть, – коротко предупредил К”ньец, когда они прошли с полсотни шагов по направлению к стене.

– Сколько? – Перешёл на шёпот Свим, его рука крепче сдавила пальцы Камрата, потом полностью освободила.

– Тэ-тэ… Двое, похоже.

– Их намерения? Уходят через лаз?

– Навряд ли. Думаю, надо будет заплатить за выход из города.

– Ишь ты, – сквозь зубы выдавил Свим. – Оседлали местечко. Чем же они берут на поживу? В городе? Бандиты? Так у тех, кто уходит ничего по сути нет. Может быть обменные рахмы? Но зачем?

– Сейчас узнаем.

– Обменные рахмы в нашем городе трудно заполучить, – поделился опытом Камрат, однако его замечание взрослые проигнорировали. У них были свои заботы.

– Вооружены? Не видишь?

– Ещё как, – К”ньец фыркнул.

Камрат в темноте не видел его личины, но мог представить встопорщенные усы выродка и выгнутую спину. Кошачьи всегда так делали, когда им было что-то не по нутру.

– Что предлагаешь?

– Мальчик, – вкрадчиво пропел выродок.

Ещё до упоминания о нём, Камрат знал для чего он понадобиться и был готов выполнить роль приманки для добровольных стражей лаза, решивших поживиться за счет втайне уходящих из города. Если они и вправду надумали заполучить обменные рахмы, дающие их обладателю некоторые привилегии в других городах, горожанами которого данные люди не являлись. Но с обменными рахмами не так всё было просто, и об их истинном назначении Камрат ничего не знал. Бабка Калея их не имела, а он никогда их даже в руках не держал, но как-то видел у одного многоимённого – маленькие бляшки какого-то металла.

– Камрат, – шёпотом позвал Свим. – Ты где?

– Тут я. Что надо сделать? Я смогу.

Свим нагнулся к нему. Камрат увидел матовое пятно лица неожиданного провожатого и, как оказалось, защитника от тех, кто сейчас стоял между ним и лазом.

– Ничего не бойся.

– Я и не боюсь.

– Вот и хорошо. Тебе ничего такого делать не надо. Подойди к лазу… К”ньюша, до него далеко ещё?

– Берметов двадцать.

– Значит шагов сорок. Если остановят, то… Скажи им, что на ум взбредёт. И не мешкай, если вдруг появиться возможность самому беспрепятственно выбраться из города. Понял?

– А вы?

– И мы. Куда мы денемся? – Свим взял его за плечо громадной рукой, развернул и подтолкнул в темноту. – Иди! И чтобы тебя слышно было. Пошуми, потопай.

Последнее наставление оказалось излишним. Камрат тут же обо что-то ударился, потом у него оступилась на неровности тропы нога, и он с маху упал на колено, стукнув его до боли.

– Стой, где стоишь! – распорядился кто-то над ним негромко и отрывисто.

– Это почему? – Искренне возмутился Камрат.

– Попридержи язык! Куда собрался?

– За стену. А что?

– Ты?

– Я.

– Ха, за стену. Шагай! Но не забудь оставить…

Стон и падение тяжелого тела отвлекли говорящего.

– Эй, Хоста! – Позвал он. – Хос…

Камрат всем нутром почувствовал опасность падения на него чего-то массивного. Произойти это могло вот-вот. Он непроизвольно отскочил назад. И вовремя. Рядом прямо перед ним рухнуло тело вопрошающего.

– Камрат! Как ты?

– Как был, так и есть. А что?

Раздался смех Свима. Его перебил К”ньец:

– Нам надо идти!

– Не торопи, мы идём. Камрат, не отставай! К”ньюша, присмотри за ним, чтобы не потерялся или не расшибся.

Лаз не совсем оправдывал своё название. Вначале, берметах в трех от стены, не менее, вниз вели ступени. Камрат их насчитал двадцать четыре. Они заканчивались хорошо утоптанной или каменной площадкой. От неё, уже вдоль по стене, пошла узкая, на одного человека, лесенка – опять вниз ступеней на двенадцать, приведшая к тесному пятачку – впору втиснуться вдвоём. Вот здесь-то в стене и находилась сквозная щель в полбермета шириной.

Проход в стене имел несколько поворотов под прямыми углами и приводил к небольшому подъёму по осыпавшейся извне земле. Весь этот лабиринт, наверное, был связан с внутренним строением стены, имеющей сложную структуру для защиты и поддержания существования города.

Свиму проход оказался не очень просторным, и он, идя перед Камратом, то и дело застревал, стукался головой о низкий для него потолок, и ругался, поминая обитателей Края и что-то ещё, слышанное мальчиком впервые.

Камрат и К”ньец подобных проблем не испытывали, мальчика только настораживал какой-то перестук за его спиной, как если бы выродок, следующий за ним, стучал по земле легкими палочками.

Лаз без препятствий пропустил покидающих город, лишь барьер койны окатил их неприятной знобкой волной.

Камрат полной грудью вдохнул внегородской воздух. Он ему не понравился – тяжёлый, с нечистым запахом, в нём ощущалась неприятная мозглость, от чего по телу пробежал озноб. В городе погода стояла дождливая, но там чувствовалась мягкость без стылости.

И здесь было светлее, чем в городе.

Не от взошедшей луны, а светилась сама стена, обросшая снизу до верху толстым ковром мха. Его уже давно не соскабливали, и он с неторопливым усердием разъедал камни ограды, все ближе подбираясь к койне. Оттого, насколько глубоко ноздреватое тело мха въелось в стену, и какие питательные вещества нашло там для своего развития и роста, оно светилось разным цветом – от неуловимо розоватого до иссиня темного. Стена представляла собой громадное светящееся мозаичное панно с неясной структурой и сюжетом.

Лёгкой белесой дымкой тут и там светились в канитель перепутанные ветви рыжетала, вплотную подходящие к стене. На их фоне тонкими прожилками проступали ветви других кустарников. Вокруг вились светлячки – маленькие бусинки выделывали в воздухе замысловатые траектории, но каждая кувыркалась только для себя и не мешала другим, хотя в пространстве её хаотического движения находились десятки подобных существ.

Камрат заворожённо наблюдал за ними, пока не получил толчок со спины от выходящего из лаза выродка.

Ото всех источников света вокруг висела молочно-обманчивая белизна, словно светлая полутень. Чудилось, она размывает всё, на что был направлен взгляд, и рождала удивительные образы, стоило только хорошо присмотреться к чему-нибудь.

Бабка Калея как-то рассказывала ему обо всем этом. Вокруг, по её словам, образовался морок и бояться его не следует, однако не надо допускать, чтобы он затуманивал голову и отвлекал от цели.

Камрат зажмурился и отогнал призрачные видения.

Не сговариваясь, все трое разом повернули направо от выхода через стену.

– Ага, – отметил Свим. – Нам что, в одну сторону, малыш?

Камрат хотел вначале промолчать или отделаться каким-либо невразумительным ответом, но потом, удивляясь себе и своей доверчивости незнакомцам, деловито поведал:

– Не знаю, в какую такую сторону вам, а я иду в Примето.

К”ньец фыркнул.

Камрат сейчас видел его похожим на неоформившийся темный сгусток. Выродок едва ли был выше его, а Свиму – тёмной громадной массе – не доставал и груди.

Теперь мальчик более точно знал от кого произошел спутник Свима – К”ньец. Явно от обычных кошек или рыси. Выродки тигров и львов и иже с ними получались куда крупнее, а при разговоре они вели себя грубо и невыдержанно, стараясь показать свою физическую силу

Выродок фыркнул, а Свим не таясь, расхохотался, словно Камрат сказал какую-то глупость. Громкие звуки отразились от стены и ушли в заросли кустов и редких у стены деревьев. Упраны ответили криками, писком и рыком диких.

– Смотри, вампир! – Предупредил выродок. Свистнул воздух от короткого взмаха меча. – Свим, ты забываешься.

– А ты у меня для чего? – Всё еще похохатывая, спросил Свим и нащупал плечо Камрата. – Значит, в Примето идёшь?

Мальчик дернулся, высвобождаясь.

– Отстань ты! Иду, куда надо.

– Ты слышал? Э! К”ньюша!

– Я слышал, а ты бы помолчал. Весь лес разбудил. Прислушайся!

Нечто большое и тяжёлое ломилось через заросли по направлению к спутникам. Свим дёрнул неласково Камрата за руку.

– К стене! Кто там?

Прижатый к стене, Камрат почувствовал, как его волосы встают дыбом. Энергия койны, безвредная для разумных, могла сокрушить любого дикого зверя или другой организм даже через толстую подушку каменного чехла и моховой слой. Но ощущать рядом с собой такую защиту было не очень приятно. Куртка словно приморозилась к стене, а ставшая липкой рубаха – к телу, зазудели руки, в ступни вонзились тысячи иголочек да так, что стоять на месте и не переступать было совершенно невозможно.

Топот и треск кустов затих в нескольких шагах от разумных, но Камрат ничего не видел, кроме белого тумана с плавающими в нём более темными полосками.

– Это же тупая собака, – прошептал-промяукал К”ньец. – Откуда её сюда занесло?

– Ты уверен, что это именно она?

– Я её вижу. И по запаху… Принюхайся.

– Ладно, верю, – сдался Свим. – Тогда стань ко мне ближе. Стоит ей учуять твоё присутствие, она морду о стену расшибет, а всё равно попытается достать тебя. Сам знаешь.

– Знаю.

Кто такая тупая собака и что она представляет собой, Камрат не знал, никогда о такой не слышал, потому помалкивал.

Да и что он знал о жизни вне стен города?

Практически ничего, если не считать слухов, досужих сплетен и явных выдумок таких же горожан, как и он, для которых стены города оказывались непреодолимым препятствием – его не перешагнуть, поскольку нет необходимости, лень, да и боязно, мало ли что там, за чертой города обитает и поджидает незадачливого путешественника. А лесовики – каждый знает – всё врут, тескомовцы – те страхи наводят, а от вьючных торнов ничего толком не добьёшься. Остаются хожалые, но они скупы на рассказы.

Впрочем, Камрат прекрасно был осведомлён о непримиримой вражде кошек и собак, а обладают они разумом или нет – не имело никакого значения. Недаром в Керпосе кошачьи и собачьи имели разные клановые дворы, далеко разнесённые друг от друга, дабы оградить горожан от созерцания схваток между ними.

Может быть, тупая собака и учуяла что-то, но пьянящий запах извечно ненавистного врага смешивался с острым запахом незнакомого двуногого существа. Встреча с ним без покровителя ничего хорошего не сулила. Все столкновения с подобными существами всегда заканчивались плачевно для неё: шкура уже в нескольких местах хранила отметины, а от одного уха остались лишь одни воспоминания и боль к ночи, когда открывалось самое подходящее время для охоты.

Приторно враждебный дух разумной кошки, притаившейся всего в нескольких шагах дурманил голову и требовал напасть, загнать, разорвать.

– Всё-таки она тебя определила, и будет теперь подкарауливать до утра. – Свим вздохнул. – Что привязалась? Ты её видишь?

– Вижу, – ответил К”ньец с подмяукиванием. – Её глаза…

– Та-ак. Стой тут и будь начеку. А я займусь ею.

Свим оттолкнулся от стены и большой темной тенью направился к покинутой тропе. Собака взвыла, увидя перед собой человека и оружие в его руке. Он размахнулся и порезал ей кожу на шее, отчего она взвизгнула не столько от боли, сколько от обиды. Так и не удовлетворив желания погонять кошку, ей пришлось убегать в чащу упраны, подальше от людей.

– Пошла отсюда! – заорал ей вслед Свим и потопал ногами, изображая погоню.

Наконец он повернулся к стене.

– Как думаешь, ушла?

– Да, – отозвался К”ньец и чуть позже подтвердил: – Точно ушла. Но откуда она здесь, за тысячу свиджей от их Урочища?

– Мне тоже интересно бы было узнать. Она могла за кем-нибудь увязаться, а в город её не пустили.

– Диких в город не пускают, – подтвердил Камрат, довольный, что может участвовать в разговоре взрослых.

– Тупая собака, малыш, не совсем дикая. Она, как тебе сказать…

– Хорошо, если пришла с покровителем, – перебил его К”ньец.

– Через десятки постов тескомовцев?

– Вот и я говорю. А не могло ли что-то случиться где-то там, на западе, что погнало её сюда?

– Об этом мы бы уже знали. Она сюда шла, наверное, дней сто, а мы с тобой сто дней назад сами были на западе. Ладно, не будем гадать, мало ли что погнало. Сама могла прийти, в конце концов. Ты, К”ньюша, послушай ещё, да двинем дальше. Скоро рассвет. Да, Камрат! Ты где?

– Здесь я.

– Мы тоже идём в Примето.

– Вы-то зачем?

Свим снова захохотал будто сумасшедший.

– Да, малыш, с тобой серьёзно не поговоришь. Не отставай!

Глава 5

Где-то за затянутым тучами куполом города светила луна. Наступало утро, и ночь размывалась и бледнела. Темнота наливалась нездоровым серым окрасом.

Система поддержки санитарного состояния Керпоса явно не справлялась со своими функциями или что-то в ней разладилось за многолетия бесперебойной работы, оттого волглый воздух захолустья пахнул нечистотами города и гнилью весенней ростепели. Ветра не было, путники задыхались в тяжёлом настое прошлых и настоящих отбросов и отходов большого города.

Узкую дорожку, почти тропу, протоптанную от лаза к Западному шлюзу, то и дело пересекали ручейки и потоки из отхожих мест, моечных, и других источников, каким-то образом нашедших прорехи в койне. Они выносили из города вместе с водой растворённые в ней минеральные остатки, твердые частички и мелкие предметы – всё то, что не подвергалось регенерации, очистке или не было запущено в процесс постоянного круговорота поддержания жизни в городе на спроектированном древними уровне. Зато всё это пропитывало землю и служило основой развития бурной жизни в почве и на её поверхности.

За многие тысячи лет вокруг Керпоса (да и остальных городов бандеки) широкой многосвиджевой полосой скучилась растительность – деревья и кустарники, – образующие малопроходимые для разумных дебри – упраны – с богатой и разнообразной дикой живностью.

Совсем недавно сошли снега, молодая трава ещё не пробилась сквозь прошлогоднее мочало, но оно шевелилось от буйства просыпающихся живых созданий навстречу наступающей весне и новому дню. Ночные звери и существа уходили и забивались в чащу упраны, оставляя вечное поле охоты тем, кто не боится показать себя свету.

К”ньец всё ещё пофыркивал, улавливая сквозь смрад другие запахи, но уже не оттеснял Камрата поближе к стене и не бил хвостом по ногам мальчика, когда не попадал по своим.

В сумрачном свете наступающего дня Камрат мог хорошо рассмотреть пока что Свима, да и то со спины, так как шёл, вернее, семенил за ним, чтобы не отставать. Широкие покатые плечи вызывали почтение, а толстые непропорционально короткие ноги создавали впечатление необыкновенной устойчивости дурба. Чтобы его свалить, прикидывал мальчик, надо ударить с такой силой, какой ни у одного ему знакомого человека не было. Даже у постоянного стражника Восточного шлюза Парке, а его вдвоем не удавалось обхватить руками даже взрослым. Если не считать, конечно, выродка С”тунью, из медведей. Но тот никогда в драку не вмешивается, у таких как он напрочь, на генетическом уровне, отсутствует тяга кого-то обидеть или случайно задеть. Потому-то С”тунью никто не боится и разрешают ему появляться во всех районах города. Но зато стукни он Свима, то дурб, пожалуй, не смог бы устоять на ногах.

Мальчику больше всего понравилась обувь неожиданного спутника: высокие, до середины бедер, сапоги из цельной кожи змеи гаранды на толстой эластичной вечной подошве. В таких сапогах не страшны ни холод, ни вода, и служат они хозяину всю жизнь. О подобных сапогах мечтают многие, Камрат тоже был в их числе.

Первое, что он сделает, когда вырастить и станет похожим на Свима, он убьёт гаранду и сделает себе такие же сапоги и будет в них…

Правда, он не знал, что будет в них делать. Ходить, конечно. Но как? Казалось, не просто ходить, а летать, едва касаясь земли ногами. И все будут завидовать, глядя на его сапоги…

Впрочем, Свим, похоже, не летал, а шёл, впечатывая подошвы в податливый грунт.

Размечтавшись, Камрат споткнулся и упал, испачкал руки. Брезгливо отер их о куртку, пусть очищает.

За спиной у Свима висел добротный мешок, не обремененный ношей и чем-то схожий с походным мешком Камрата, только значительно больше. На поясе, ближе к крестцу, висели питьевая фляга – сарка – и моток тонкой текеловой веревки рук на тридцать; справа – длинный и широкий меч в ножнах, по всей видимости, невечных, поскольку мелероновое жало конца меча высовывалось почти на ладонь; слева – продолговатый мешочек из чёрной кожи для всяких деликатных принадлежностей, необходимых путнику в дороге – пукель.

Из пяток сапог хищно торчали острые мелероновые шипы в палец толщиной и такой же длины. Шипы служили для поражения противника, напавшего сзади, или с поворотом, ударом пятки. Бой с использованием шпор требовал большого искусства, и пяточная схватка получалась не у многих. Как говорила бабка Калея, пяточный бой стоит того, чтобы ему научиться. Камрат был готов с уважением думать о Свиме и его способностях, если бы не сомневался. По словам Калеи, а она шпорами владела в совершенстве и Камрата натаскала всевозможным приёмам, все, кто в Керпосе носил шипы, о пяточном бое либо ничего не ведали, либо знали о нём понаслышке. Но шпоры придавали, так считалось, уверенности мужчине, считающим себя дурбом.

Присмотревшись, Камрат всё-таки решил пока что думать о Свиме хорошо, так как виденные им до того пяточные шипы казались безделицей по сравнению с величиной и отточенностью шипов свимовских сапог, на которых они, похоже, были закреплены намертво для постоянного ношения, а значит, и употребления.

Сапожные карманы у нечаянного спутника топорщились особой поклажей: виднелись рукоять ножа, ушки напальников, черенок захвата… Свим вооружился явно для дальней дороги – хорошо и разнообразно.

Лучше всего Камрату виделся сапожный нож, и он с любопытством рассматривал его в рассеивающейся темноте утра. Вернее, ему в основном была видна ребристая, слегка истертая от долгого употребления, рукоять, но по величине кармана можно домыслить о ширине и длине лезвия ножа. Такие ножи носят очень опытные бойцы, если… Камрат опять поймал себя на этом «если». Конечно, если Свим и вправду именно тот, за кого себя пытается выдать, нацепив на себя такой устрашающий арсенал.

Мальчик хотел бы верить спутнику, но бабка всегда ему говорила, что настоящий боец никогда не станет себя обуживать лишним оружием.

Так, не видя ещё лица Свима, Камрат старался сделать некоторые выводы о нем.

А вот выродок… Камрату его рассмотреть как следует никак не удавалось, хотя он и оборачивался к нему несколько раз. Зато успел сделать не очень для себя приятное открытие: К”ньец, видно, вёл свою родословную не только от кошек, а был выродком выродков или хопперсуксом, проще, так все говорили, – хопсом.

Хопсы редко появлялись в Керпосе. Среди горожан за хопперсуксами закрепилась худая слава, и встречали их не очень приветливо, хотя по уставу города им не запрещалось его посещать. Но привратники, как ни у кого иного выпытывали всегда всю подноготную причину появления хопса в городе, и большую часть их через ворота не пропускала, а тех, кому удавалось попасть за стену, чаще всего сопровождали людей. С хопсами опасались иметь общие дела, а при встрече на улице старались обойти стороной.

Однако знали и другое – обитатели многих городов бандеки и за её пределами не делали различий среди выродков и относились к хопсам спокойно. И всё же побеждала традиция. О её возникновении никто ничего не ведал, тому, быть может, тысячи лет, но из поколения в поколение отчуждение к подобным разумным оставалось прочным.

Однажды Камрат видел собаколошадь. Хопперсукс у раздаточных кабин, где обычно толпились горожане низких нэмов и одноименные, за обменные рахмы предлагал невечные изделия своего клана, в том числе и ножи из кости, с необычайным мастерством демонстрируя, как ими пользоваться. Даже бабка Калея, постояв рядом с ним, отметила, сказав:

– Он может! – высшая похвала в её устах.

И вот К”ньец оказался хопперсуксом.

По спине мальчика поползли холодные жуки. Он постарался держаться ближе к Свиму. Свим был человеком. Зато, успокоился догадкой Камрат, стало ясно, почему они воспользовались лазом, а не воротами. Наверное, и в город проникли через него.

Уже совсем рассвело, троица прошагала без особых приключений, если не считать нескольких падений Камрата, с десяток свиджей вдоль стены. Наконец справа и впереди наметилось широкое открытое пространство перед Западным шлюзом.

Тропа раздвоилась. Одна её ветвь, едва обозначенная, словно извилистая струйка воды, продолжала идти по-над городской стеной и выходила на опушку перед воротами. Другая, натоптанная, уходила в чащу леса прочь от города, срезая путь к дороге на запад. На последнюю решительно свернул Свим. Камрат тоже не собирался светиться перед шлюзом – вдруг там его тескомовцы поджидают, потому последовал за дурбом.

Воздух под вислыми деревьями стал чище. Сверху крупными каплями скатывалась вода, глухо стукая по капюшону куртки. Земля под ногами, взрытая корнями, размягчилась, и ноги мальчика стали проваливаться и предательски скользить по грязи. Время от времени Камрат оглядывал местность, но заросли даже без листьев не давали проникнуть взгляду дальше нескольких берметов.

Городские люди без нужды в упраны, да и вообще в лес, заходить остерегались. А тех, кто этого не боялся и посещал лесные кущи по причинам, непонятным обывателям, а главное, возвращались без ущерба для себя, называли с долей какого-то суеверного страха и одновременно пренебрежительно – лесовиками.

Лесовики не обижались, словно знали нечто, вынесенное из леса, поднимающее их в собственных глазах, тем не менее, о подробностях своих походов особо не распространялись, а коль уж рассказывали, то наводили страху на слушателей ещё большего. Вот и получилось, что для большинства горожан упраны представлялись обиталищем выродков всех видов и другой, порой фантастической, неведомой разумной или безмозглой нечисти.

Впрочем, доля правды в представлениях жителей города какая-то, по-видимому, была. Нет-нет, да кто-нибудь из лесовиков пропадал, а кто-то проговаривался, и молва тут же разносила о мерзостных деяниях, знакомых всем понаслышке с детства, кокшиков, вупертоков, гаранов. Среди ряда полумифических существ – одур, всеми слышимый к ночи и кое-кем виденный со стены, занимал скромное место, хотя считался эталоном бессмысленности и ужаса, населяющего упраны и другие леса Земли.

Черные в серебристых звездочках плети лиан в руку толщиной свисали с деревьев и поводили в воздухе чуткими щупальцами, обильно усеивающих ствол растения. Они тянулись к нарушителям спокойствия леса кончиками мелких спиралек на концах щупалец и норовили коснуться кожи лица и рук, незащищенных одеждой. Больше всего они досаждали впередиидущему Свиму, создавая перед ним настоящий полог из щупалец, а лианы нависали над ним клубком змеиных тел. Свим отбивался от них обеими руками и медленно проталкивался вперёд. Отстраненные им в сторону стебли без раскачки пытались узнать, что собой представляет второй спутник – Камрат, но либо не успевали дотянуться до него, либо в самый последний момент прятали спиральки, как если бы наталкивались на раскаленные угли. На хопса они просто не реагировали, будто его и не было.

Идя за Свимом, спотыкаясь о корневища и оступаясь в разжиженную землю, вздрагивая от тянущихся к лицу лиан, Камрат несколько раз подумал о невероятном везении. Насколько трудно бы ему было сейчас. Брёл бы один по дороге, где каждый шаг чреват неожиданностями. А за могучей спиной Свима и при защищенном тыле пусть даже хопсом, он, хотя и дергался порой от скрипа и других неизвестных ему, а потому нежданных и неприятных, звуков, но особого страха не испытывал.

Они перешли вброд неширокий ручей, мутный, с отвратительно пахнущей водой. За ручьём дорожка, петляя, постепенно пошла в горку, под ногами перестала чавкать грязь. Повеяло ветерком. Лес расступился и показался невысокий откос широкой мощённой вечным покрытием – турусом – дороги, началом которой были Восточные ворота Керпоса, а заканчивалась она в неведомой дали – в других городах. Во всяком случае, где-то в пятистах с лишним свиджах, она утыкалась в Примето, куда надо было идти мальчику.

Свим одним прыжком выскочил на дорогу и занялся своей одеждой, стряхивая и снимая с неё веточки и чешуйки, оставшиеся от прикосновения с лианами.

– Не люблю я лес около городов, – сказал он, как бы оправдываясь. – Всё время жду какой-нибудь пакости. За вóрот что заползёт или, что хуже, в ногу кто вцепится. Днем ещё ничего, а ночью лучше не входить, кроме как под городской стеной пробираться и каждую минуту ожидать, кто на тебя нападёт.

К”ньец неодобрительно, Камрат уже стал понимать эмоцию выродка, фыркнул.

– Тебе-то что. Ты – лесной житель, а я… – У Свима оказалось веселое приветливое круглое лицо с ямочками в уголках губ. Нос чуть вздернут, глаза навыкате, смеющиеся. Камрату он понравился, а Свим не позабыл и его: – Смотрю, малыш, они тебя тоже не тронули.

Мальчик пожал плечами. Да и что ответить. На нём не было ни пылинки, хотя сверху на него что-то сыпалось. Замечание Свима он пропустил мимо ушей. Не тронули, так не тронули. Его занимали совершенно другие мысли. Он вспомнил бабкины слова при их расставании: – «Спутники найдутся». Камрат верил ей и сказанному ею слепо – раз она предупредила, всё сбудется. И всё может быть, что они, Свим и К”ньец, обещанные бабкой спутники!

Против них у него пока что ничего не было. Особенно противСвима. Да и кому эдакий спутник в дальней дороге не понравится? Здоровенный дурб, с красивой посадкой головы, толстогубый, улыбчивый. Не злой будто бы. У стены вот защищал кошку и его, Камрата, от тупой собаки, став между нею и ними. За ним смело можно идти, ничего не боясь. Жаль, конечно, что у него в напарниках хопперсукс…

Но и К”ньец при дневном свете показался не особенно страшным. Напротив, даже было забавно на него смотреть. Выродок унаследовал всё от прародительницы – кошки, кроме ног. Они заканчивались копытцами, какие бывают у маленькой лошадки – подобных держат в хабулинах для развлечения – и до коленей поросли жесткой коричневой шёрсткой, резко отличной от общего окраса хопса – серо муарового. Круглые большие глаза с вертикальными щёлками зрачков на приятной треугольной личине не смотрели в одну точку, а всё время рыскали по округе и казались раскосыми. Одет и вооружён хопс был значительно скромнее Свима: невечные порты с дырой для хвоста, тонкий плащ, свободно наброшенный на узкие плечи и стянутый у горла завязкой, миниатюрный кинжал в красивых ножнах и походная сумка на поясе из мягкой кожи, а рядом…

Мальчик вначале не поверил, но рядом с пукелем у выродка висел меч. Небольшой, но меч. Вооруженный хопперсукс при дурбе – знак высокого доверия человека к выродку.

Пока Камрат размышлял подобным образом и рассматривал нечаянных попутчиков по выходу из города, прикидывая их визуальные достоинства и недостатки, и как ему дальше вести себя с ними, Свим взял инициативу в свои руки.

– Вот что, малыш, таким как ты не стоит идти по дороге в такую даль в одиночку. Думаю…

– Я уже не малыш, – вставил Камрат, не потому, что обиделся на постоянное упоминание о своём росте и возрасте перед взрослыми, а из духа противоречия, дабы Свим не думал о нём слишком снисходительно. Подумает ещё, что он совсем маленький и беззащитный.

Свим дёрнул белесыми бровями, многозначительно посмотрел на хопса. Тот ответил фырканьем.

– Конечно, уважаемый отрок. Мы вот с К”ньюшей поодиночке ходить не рискуем. Бандиты иногда нападают без разбора на кого. Кроме того, у нас с ним в Примето есть кое-какие дела… Да. Сами пойдём, заодно и тебя доведём. Согласен?.. Вижу, что согласен. Молодец! Раз уж мы об этом договорились, то, – Свим потёр ладонью о ладонь, проговорил, по-видимому, кому-то подражая, или сам так надумал говорить перед мальчиком: – мы тут где-нибудь присядем, поедим перед дорожкой, отдохнём и пойдём себе помаленьку. Что скажешь, Камрат?

– Я на всё согласен.

– И на том спасибо. Я уж подумал, не откажешься ли ты гордо.

– А что не соглашаться-то?

– Я тоже такого мнения. А зачем идёшь в Примето, расскажешь?

– Зачем это?

– Любопытно, знаешь ли. Не каждый день малыши без опеки пускаются в дорогу, да ещё из города в город.

– Ничего любопытного. Не знаю я…

– Ну да? Хороший ответ, но от него ещё любопытнее. – Свим повернулся к выродку: – Где устроимся?

Хопс внимательно осмотрелся.

– Там, – и показал на вытоптанную площадку справа от дороги.

Глава 6

Из большого своего мешка Свим вытащил три брикета стандартного походного набора тескомовцев и маленькие клубочки ватары. У К”ньеца нашлись несколько кусочков хлеба и продолговатый брусок прителя.

Камрат с опаской покопался в своем мешке. Он догадывался о бабкиной заботе, она должна была положить в него какую-нибудь еду, иначе в дороге нельзя, но что именно и сколько, он мог только догадываться. Наткнулся на пакет с большим куском хлеба и выложил его, присовокупив к общей снеди поверх толстой холстины, подстеленной под еду Свимом.

А это что? Мальчик взвесил в руке что-то тяжелое и плотное. Он осторожно развернул сверток из эластичной мелероновой бумаги и с изумлением уставился на содержимое.

– Ого! – Свим присел рядом. – Тоже бабка положила?

– Бабка, а кто же ещё? – Камрат коротко взглянул на Свима, добавил: – Я не знал, что так много.

– Верю, но сам впервые столько вижу. С таким пропитанием до Бусто можно дважды дойти и дважды назад вернуться. Бабка твоя хорошо знала, снабжая тебя в дорогу, чем тебе следует подкрепляться. Правда, в таком количестве… Её есть небезопасно.

– Знаю я.

– Конечно, знаешь. И всё-таки, куда тебе столько?

– Она сказала, что спутники найдутся.

Свим озадаченно взъерошил волосы.

– Так и сказала?

– Да. Она что скажет, то и будет.

К ним придвинулся К”ньец, зафыркал.

– Бренда?

– Она, – уважительно отозвался Свим.

– Много. Опасно, – сказал выродок.

– Да уж… Вот что мал… отрок. Спрячь-ка ты её подальше. У нас пока еда есть и в дороге, будет надо, достать можно. А бренда пусть полежит, она плеча не оттянет. Спрячь и никому не показывай. Дорога длинная, а на ней всякие ходят.

– За бренду голову оторвут, – добавил К”ньец.

– Не пугай ребенка! Он шагу без страха не сделает.

Камрат насупился.

– Я не ребенок и не малыш. И не отрок. Я Камрат! И ничего не боюсь.

– Ладно, ладно! Что не боишься, это хорошо. Ты знаешь, К”ньюша, он меня начинает развлекать. Дорогу скрасит. Весело дойдем.

– Может быть, и скрасит, а может быть… Вспомни похождения Тимурта, Свим. А там сказано:

Магниту был подобен он.

В песке железном проползая,

который тащит за собой

всё зло земли…

– М-да, – тень озабоченности легла на открытое лицо Свима. – Мне как-то и без твоих намёков подобное приходит на ум. Не могут дети просто так шляться между городами. Впрочем, я так и не знаю, чем всё это у них там закончилось. У Тимурта и его хожалых.

– Для кого из них? – К”ньец отломил маленький кусочек от бруска прителя и аккуратно откусил едва ли десятую его часть. – Для самого Тимурта или его подопечного? Или для их спутника Хивашу?

Свим ел неторопливо, зато в его рот за один раз помещалось столько, сколько у Камрата, наверное, за всю еду. Дурб прожевал откушенное, примерился ко второй порции, остановился, опустив руку с тескомовским брикетом. Сказал с хитрым прищуром:

– Для спутника, конечно, для Хивашу.

– Я так и подумал, – серьезно отозвался выродок. – О Хивашу говорится так:

Хивашу долго жил на свете.

Познал почёт и возведён

был племенем своим могучим

вождём бессменным. И удачно

им правил он. И сто потомков

оставил небу и земле…

– Как я понимаю, для Хивашу все передряги закончились совсем неплохо, – выслушав напевный стих хопса, Свим вернулся к еде. Медленно прожевал и продолжил: – Прекрасно даже закончилось. Я был бы не прочь занять его место. Чтобы стать бессменным вождём племени, а лучше председателем какого-нибудь кугурума. И сто потомков! Но, – Свим с сомнением покачал головой, – сто потомков многовато всё-таки, а двоих-троих – как раз в меру.

– Так сказано про Хивашу, – невозмутимо напомнил К”ньец. – Он был лишь спутником и не человеком.

Камрат их разговора не понимал.

Не понимал – и всё тут. Вот ведь говорят двое на языке, где каждое слово известно, а о чём – в толк не взять. Он, забывая о еде, переводил взгляд с человека на выродка и обратно, страстно ожидая того момента, когда они ещё поговорят, нечто ещё скажут и он сразу всё поймет. Так нет же. Про какого-то Хивашу вспоминают, а такое впечатление, что они говорят о нём самом. Но что?

Свим проглотил новый кусок.

– Ну, хорошо, – сказал он с ленцой. – С Хивашу всё как будто ясно. Хочу спросить, в сказании не упоминается, в каком возрасте были герои, когда Раткам встретился с Тимурту.

– Сказано. Раткаму было пятнадцать лет. Тимурту сорок восемь, а Хивашу двадцать шесть.

– Хорошенькое дело! Мне как раз сорок восемь лет.

К”ньец посмотрел на него слегка косящим взглядом и фыркнул.

– А мне двадцать шесть.

– Ты мне никогда не говорил о своем возрасте. Мне казалось, ты помоложе. У вас это зрелый возраст, наверное.

– Не знаю, – отозвался К”ньец. – Я давно ушёл из своего клана и из племени хиков. Был там, не интересовался, но слышал, что некоторые у нас могут жить не меньше людей.

– Интересно, – мечтательно проговорил Свим и улыбнулся. – Ты мне время от времени что-то новенькое рассказываешь. И о Тимурту я от тебя узнал. Такая легенда! Правда, одно мне как-то в этом сказании непонятно. Раткану было всего пятнадцать лет. Так? А он уже был прославленным воином, враги его боялись и обходили стороной. Мальчишку-то?

– Всё правильно, – неторопливо произнес К”ньец и расправил редкие и длинные кошачьи усы. – Говорят, когда-то человеческие дети взрослели значительно быстрее, чем сейчас.

– Да, говорят. Так оно и было. Ты-то откуда узнал?

– О, клановые дворы посещают путры не одной Сампатании, но и других бандек. Передают друг другу новости и всё такое. От них много чего можно услышать.

– Ну, конечно. Людям вы там косточки перемалываете с удовольствием.

К”ньец фыркнул.

– Ещё как. Но ты же сам знаешь и видишь ваших детей. Они созревают медленно. Соображать что-либо начинают годам к двадцати, а то и позже. У нас же всё быстрее. И у людей когда-то было также.

Они неожиданно замолчали и посмотрели на Камрата.

Мальчик застыл с набитым ртом. Точно, они хотя и говорили о чём-то непонятном, но всё время имели в виду его. Сейчас они начнут выяснять у него нечто важное.

Камрат от ожидания неприятностей вздрогнул и непроизвольно отодвинулся подальше от импровизированного стола и новых для себя знакомцев.

Свим с улыбкой всё понимающего взрослого, для которого многое было в прошлом, в таком же возрасте, наблюдал за действиями мальчика.

– Сколько тебе лет, Камрат?

Камрат недоверчиво уставился на него. Неужели дурба может интересовать такая незначительная вещь? А он уж подумал невесть что. Однако уклонился на всякий случай от ответа.

– А зачем вам знать?

– Да просто так, – с хитрецой в глазах, как можно небрежнее, произнес Свим. – Мне вот уже сорок восемь, К”ньюша сказал, что ему двадцать шесть.

Камрат поразмыслил и значительно сказал:

– Мне меньше. Со второго сатена мне пошёл шестнадцатый год. Так бабка говорила.

– Значит пятнадцать, – Свим помедлил, посмотрел на хопса. – Да уж… Чертовщина какая-то!

– Сказание не я придумал, – отозвался выродок.

– Не ты, естественно. Но давай, К”ньюша не будем торопиться с выводами и остановимся. Раньше времени не хочется себя обманывать и травиться подозрением. Извека известно, что много чего бывает на свете невероятного. Ты же помнишь историю Хромого Рутки. Каждый свой шаг и все свои деяния он сверял по Книге свершений и дел знаменитого и удачливого Хромого. Он либо сам что-то делал и находил о том подтверждение в Книге, но чаще всего поступал по описанию в ней.

– Знаю. Хромой Рутка кончил плохо.

Непонятный разговор спутников стал слегка утомлять Камрата, к тому же позади была бессонная ночь. Бабка никогда ему не рассказывала ни о каких Хивашу, Тимурту, Хромых Рутков, а эти только о них и бормочут и почему-то связывают всё с его именем. Неужели все дурбы точно также проводят своё время – говорят ни о чём. Вот у Камеи о таких пустяках не поговоришь, у неё на первом месте дело.

– И я к тому веду, – продолжал Свим. Он отвалился в сторону, облокотился и принялся травинкой ковырять в зубах. К”ньец тем временем слизывал с рук остатки пищи, протирал глаза и по-кошачьи умывал личину. – Давай лучше поспрашиваем нашего нового друга и товарища по дороге, ведущей до Примето.

Камрат подозрительно глянул на Свима, соображая, чего он к нему пристает?

– О чём меня спрашивать? – возмутился он. – Иду в Примето и всё.

– Хо-хо! Остынь, Камрат. Путь у нас дальний, времени дней на сорок, и ты сам не утерпишь, расскажешь всё. В дороге язык развязывается. Так что я тебя торопить не буду. Но как бабку твою зовут, ты можешь сказать? Ты её через слово упоминаешь.

– Калея её зовут.

– Хорошо, Калея. А полным именем как её зовут? Каков её нэм?.. Как обычно людей называют.

Камрат беззаботно пожал плечами, не понимая, похоже, что от него добивается дурб.

– Калея её зовут. Я так всегда её называл. Бабка Калея и – всё.

– Та-ак… Но ты-то сам зовёшься как-то иначе, а не просто одним именем – Камрат?

– Почему я должен зваться по-иному? – Дёрнул головой мальчик. – Так и зовусь. Так меня бабка всегда называла.

Свим сел, подвернув под себя мало приспособленные для такой позы ноги. Он начинал постепенно злиться. То ли мальчик и вправду ничего не знает, то ли дурака из себя строит. Пожалуй, последнее. Кто же своего нэма не знает? А может быть всё проще. Не дурака валяет, а просто дурачок и есть… Сколько их таких, избежавших суда Круга Человечности или пропущенных им до первого проблеска в голове, который обычно появляется у человека примерно в возрасте двадцати одного года. И в городах, и… Да нет, не похоже. Что-то с ним не так, даже не понятно что. Всё время кажется – вот сейчас от него можно ожидать чего-то значимого, неординарного. Дурачки они во всем дурачки, а этот независим, к тому же сам пустился в такое отчаянное путешествие между городами с уверенностью, подсказанной не менее странной бабкой, что спутники у него найдутся.

– Ну, хорошо, – медленно проговорил он. – А как твоих родителей звали? Знаешь?

– Папу и маму? – словно слегка испугавшись произнесенных слов, спросил Камрат.

– Конечно, папу и маму. Кого же ещё?

Камрат зябко повёл плечами, потупился. Не любил он подобные расспросы. Он прекрасно знал, что у каждого есть и отец, и мать, значит, должны были быть и у него. Но все дело стояло за малым – он практически ничего не знал о своих родителях, кроме недомолвок Калеи.

– Мама умерла, – решил он передать её слова Свиму, – когда я родился. А папа… Я не знаю. Бабка мне о нём ничего не рассказывала и имени не называла, а маму звали… Елной или Селной.

– Хм… Елной или Селной… – Задумался Свим. – Большая, скажу тебе, разница. – Он коротко глянул на К”ньеца. – Так ты сирота? – голос его помягчел.

– Нет, – тут же отозвался мальчик. – Мой отец, бабка говорила мне, жив. Но он… Он не здесь. У него… Бабка говорила о Гаруме и Фи… Фе…

– О Ферате?

– Да. Это город такой. Далеко отсюда.

– Понятно, – Свим невесело усмехнулся.

Он поцыкал зубами. Интерес его к мальчику, с которым, как ему показалось, была связана какая-то тайна, стал резко пропадать.

Бабка, о которой всё время упоминает мальчик, рассказывала ему сказочки, лишь бы он не спрашивал об отце, носителе имени. Свим, скитаясь по бандеке, много раз встречал таких людей. У них кроме односложного имени да приговора к жизни Кругом Человечности ничего не было. Такие уходили в банды, иногда становились хожалыми, не имеющих пристанища ни в одном из городов или ютящихся на их окраинах. Они не были хозяевами домов, дуваров, семей.

Он посмотрел на Камрата с сожалением и отчуждением.

– Ты разочарован? – вкрадчиво спросил К”ньец, прижимая уши к темени. – После таких обнадеживающих совпадений со сказаниями о Тимурти, с предсказанием Индриса.

– Нет, – резко сквозь зубы выдавил Свим. – Но не пристало мне… Сам знаешь…

– Стоимённому не пристало? Или фундаренцу?

– Не я эти порядки придумал, – огрызнулся Свим. – У меня задание из Центра. И я не могу…

Лицо его потемнело, крупные белые зубы закусили губу.

– Но ты сейчас со своим именем на уровне инега. А задание,.. Всё равно идти как – с ним или без него.

– И что это меняет? Ничего.

Ему не хотелось обсуждать вопросы морали. В конце концов, кто бы там ни был Камрат, пусть это будут его заботой. У него своих хватает. Другое дело – К”ньюша был прав, напомнив о Тимурти и Индрисе…

Хотя и эти напоминания ничего не сулили такого, что могло бы его отвлечь от повседневного. А повседневное было простым – дойти до Примето, но и сложным одновременно – дойти до Примето, так как более полутысячи свиджей пройти нужны время, терпение и везение, чтобы в дороге не случилось чего-то неожиданного или неприятного.

Камрат почувствовал холодную стену, отгородившую его от Свима. Он не знал, почему она вдруг возникла, но ему стало неуютно и обидно не только за себя, и за дурба тоже. Неужели он из тех, длина имени для которых означает больше, чем сам человек. Бабка о таких говорила с презрением и советовала с такими не связываться. У них превратные представления о дружбе, честности и преданности – это её слова.

Похоже, Свим был из таких. Как жаль, что из таких.

Мальчик, пряча глаза и сдерживая слова, вот-вот готовые вырваться из него, неторопливо поднялся с земли, с сожалением посмотрел на оставленный кусок хлеба. Бренда, конечно, заменит всё, если ею правильно распорядиться, но хлеб оставлять было до слёз жалко, его просто так никто не даст, а обменных рахмов у него не было. Он вздохнул и шмыгнул носом.

– Спасибо, что вывели из города. Прощайте! – не слишком бодро поблагодарил он случайных спутников, на которых уже начал было надеяться, и смирился с мыслью дойти с ними до самого Примето.

Но, наверное, это не те, предсказанные бабкой.

– Это ты куда собрался? – удивленно осведомился Свим, отбрасывая травинку.

– В Примето! – Камрат поправил заплечный мешок.

– Без нас?

– А что?

Свим тупо уставился на мальчика.

– Ты вот что, малец несчастный! Ты знаешь эту дорогу? Ты по ней ходил? Там, – Свим вскочил на ноги и показал рукой на серую изъеденную глубокими кавернами ленту дороги, что уходила вдаль и терялась среди зарослей, – за каждым кустом, под каждым деревом ждут не дождутся, когда это появится такой вот гордый. Один и росточком в бермет с каблуками сапог в придачу! Это тебе не прогулка по городу…

– Никто меня не ждёт! И не несчастный я.

– Ну и…

Поведение Камрата ошеломило его. Он разозлился и на него, и на себя. Нежелание мальчишки что-либо рассказать о себе вразумительное и едкое замечание К”ньеца о стоимённости слились с его собственным душевным неудовлетворением, перешли за грань критической массы и взорвались бешенством. Что они себе тут позволяют? Безродный мальчишка строит из себя страма, будто хватанул уже харвы, и ему теперь всё нипочем, готовый идти напролом, а выгнанный из племени с позором выродок (здесь Свим был не прав, и знал это, но сейчас ему хотелось так думать) решил на нём, стоимённом и человеке, оттачивать свой язычок.

– Иди! – Закричал он. – Пальцем не пошевелю, если что с тобой случится. В сторону даже отвернусь… Иди!

– Ты бы не кричал, – спокойно отреагировал Камрат, выбрав паузу в монологе Свима. – Я могу идти куда хочу и когда хочу. Тебе не понравилось моё имя? Но мне оно нравится. К тому же такое имя, как твоё – Свим, надо ещё поискать. На ландук-прене оно означает кукушонок. Чем моего лучше?

И этот!.. Они что, с Индрисом договорились. Тот тоже упомянул о его имени, ну да, назвал ещё лучше – лягушонком.

Свима распирало негодование.

Камрат развернулся и уткнулся лицом прямо в растопыренную ладонь лапины выродка – пухлую, с короткими толстыми пальцами и острыми когтями.

– Постой-ка, Камрат. Сейчас идти опасно. Одному опасно. Если решил проделать дорогу без нас, то дождись тех, кто скоро выйдет из ворот. Присоединись к людям, и с ними пройдёшь от поселения к поселению.

Мальчик долго смотрел в круглые желтоватые глаза К”ньеца, но видел нечеловеческий их окрас и строение, и что было спрятано в них – нельзя было понять.

– Спасибо, К”ньюша, – наконец дрогнувшим голосом поблагодарил он хопса.

Людей и других разумных, если они были к тебе добры и лояльны, надо всегда благодарить. Так учила бабка Калея. А Свим и К”ньец ещё ничего плохого ему не сделали, напротив – вывели из города и на дорогу, ведущую в Примето, и вот дали совет.

Не оглядываясь, он прошёл по дороге несколько десятков шагов и сел на краю глубокой ямы, оставшейся ещё от жестоких времён Великой Войны. Здесь когда-то, наверное, что-то упало, и оттого появилась такая громадная яма. Ей зарастать ещё несколько сотен лет придётся, пока восстановится турус.

Отсюда были видны городские ворота. Не полностью, но когда они откроются и появятся первые караваны вьючных торнов и странники из разумных, он сразу сможет это заметить.

Вставало мутно-красное солнце, становилось теплее. Камрат почувствовала истому в усталом теле – его неудержимо стало клонить в сон.

Глава 7

Наступил один из редких дней, когда на краткое мгновение атмосфера над каким-нибудь клочком поверхности земли внезапно очищалась от аэрозолей, и злые лучи солнца, безжалостно пылающего на буровато-чёрном небосклоне, беспрепятственно проникали так глубоко, что касались живого. Живое, умеющее передвигаться, мгновенно обожжённое жестким излучением, спешно искало укрытие и пряталось, а растения сникали, сжимались в клубок или выбрасывали теневые листья, благоприобретённые не без участия древних людей, способные некоторое время отражать или поглощать смертоносные лучи без вреда для себя.

– Что-то сегодня уж слишком долго тянется, – бормотал Свим, кривя с досады полные губы и тщательно укрываясь в тени ствола и кроны раскидистого крадуба в берметах тридцати от дороги.

Камрат прижимался к ногам Свима. Его неудержимо тянуло в сон, колени то и дело подгибались, он вздрагивал, когда вялое непослушное тело начинало оседать к земле…

Он-таки утром заснул, сидя после ссоры со Свимом у дороги и ожидая открытия ворот. Разбудил его и поднял на ноги Свим. Мимо густой толпой двигались разумные, привычно обходя дорожные каверны.

– Что надо? – Со сна Камрату бесцеремонные действия Свима не понравились, он стал вырываться из его рук, но безуспешно.

– Вот что, Камрат, – не особенно приветливо проговорил Свим, когда мальчик перестал брыкаться, – мы с тобой не во вражде и ничего такого между нами не произошло. Что было, если ты так подумал, то давай забудем. Мы с К”ньюшей решили, раз уж наши дороги перехлестнулись, то дальше ты пойдёшь с нами. – Дурб положил тяжёлую руку на плечо мальчика – знак опеки со стороны старшего. Продолжил строго: – И больше без шуток. Видят мутные звезды, отшлепаю тебя по голому заду. Понял?

– Угу, – невнятно отозвался разомлевший Камрат. Хотел было узнать, почему это по голому, но спорить ему не хотелось и было как-то совершенно безразлично с кем и куда идти. Впрочем, не будь перед ним Свим, он навряд ли согласился бы так легко последовать за какими-либо незнакомцами.

– Тогда пошли! Пошли, пошли, малыш! Разойдёшься, сон как рукой снимет.

– Да-а…

Вокруг них, впереди и позади, редкими кучками, группками, даже небольшими ватагами проходили люди и выродки, а за ними выстраивались вереницы вьючных торнов. Громадные тюки, вздетые на широченные плечи биороботов, придавали им вид фантастических головастиков. Камрат даже не подозревал, что каждый день Кепрос покидает такое большое количество лесовиков, хожалых, иных разумных. Возможно потому, что по утрам, к моменту открытия ворот, он обычно спал или занимался с бабкой, и кроме того, он жил ближе к Восточному шлюзу, а от него дорога рокадой протянулась с юга на север в малонаселенные места – там, вдоль полноводного Сенера проходила граница Сампатании. Прямо на восток хотя дорога и была, но по ней через Брошенные земли и Пустыню Снов практически никто не ходил. Те же, кто ходил, помалкивали об увиденном или старались не раскрывать возможных тайн дорог. Восточное направление не занимало обывателей. А что о нём говорить, если там ничего нет?

В тесноте начала пути казалось, что люди и выродки находятся в таком же содружестве, как Свим и К”ньюша. Они обменивались репликами или обсуждали какие-то события. Потом, чем дальше они уходили по дороге от города, на ней становилось свободнее – одни отстали, другие ушли вперёд, кто-то свернул в упраны, и стало заметно размежевание: выродки сами по себе, люди отдельно от них. За редким исключением.

И все вооружены.

Камрат с недоумением, потому что редко видел в городе такое большое количество разумных, снаряжённых подобным образом. Люди буквально обвешаны мечами и ножами, хотя не все они выглядели дурбами. Кое-кто обзавелся остатками меленраев и, по сути, напялил на себя, не заботясь о своём внешнем виде, считая, по-видимому, что броню меленрая ничто не возьмёт, а смотрится ли она на них со стороны, то на дорогу выходить, не на прогулку направляться, дабы показать себя в лучшем виде. У каждого человека за плечами уёмистые мешки – запас еды на несколько дней, на поясах большие питьевые фляги-сарки, на ногах – вечные или с вечной подошвой сапоги, на плечах походная одежда.

Не в пример людям, выродки шли налегке. Они могли поживиться чем-нибудь в придорожном лесу: поймать кого на обед или съесть что-нибудь растительное, ядовитое для людей. И вооружение их смотрелось куда скромнее: либо нож, либо копьецо, редко меч, порой даже без ножен.

Пожалуй, среди путров выделялся только К”ньец – его меч покоился в ножнах, кроме того он имел питьевую флягу, нож и аккуратный пукель. Хопперсукс находился при человеке и имел право быть похожим на людей.

Солнце продвинулось уже на треть к полудню и хорошо прогревало спины. Мутная дымка прикрывала горизонт, дорога порой делала резкие повороты, скрашивая однообразие окружающих пейзажей какой-нибудь приметной картинкой, поджидающей путников за очередным изгибом.

Впрочем, ничего особо примечательного не встречалось. Однако Камрату всё было в новинку. Исковерканная громадными ямами-провалами дорога, придорожная ржавая прошлогодняя трава с остатками голых стеблей, заросшие кюветы, отходящие куда-то от дороги тропинки, возможно, туда, где таились неведомые достопримечательности, но за редколесьем по одну и другую сторону невидимые.

В начале пути, скинув сонную одурь, Камрат то забегал вперёд, чтобы быстрее увидеть, что там сейчас появится за новым извивом дороги, то отставал, и его приходилось понукать, дабы не отставал и не задерживал движения.

Но в целом спутники, как и все другие вокруг, шли молча, монотонно переставляя ноги, не слишком торопясь для сохранения сил на весь день. Потому Камрат постепенно тоже втянулся в ритм движения и находил дорогу уже не такой увлекательной, а в меру занимательной.

Но вот неожиданно всё вокруг преобразилось. Округа, до того погружённая словно в матовую полудрёму, осветилась режуще ярким голубоватым светом, даль очистилась до хрустальной прозрачности и стали видны синеватые горбы Суременных гор, расположенных за сотни свиджей, а тени пешеходов обрели неправдоподобно четкие очертания.

– Збун идёт! – крикнул-мяукнул тонким голосом К”ньец и метнулся под ближайшее к дороге деревцо.

– Збун идёт! – неслось со всех сторон.

Люди и выродки разбегались с дороги в стороны, ища укрытия.

– Здесь ненадёжно, пропадём! – крикнул К”ньецу Свим. – Смотри, вон куда надо! – Он показал рукой направление и, упруго перебирая толстыми, оттого кажущимися коротковатыми ногами, помчался к одиноко стоящему крадубу, не позабыв ухватить за руку растерявшегося Камрата.

Мальчик слышал о збуне с детства, но никогда не попадал под него вне города. Раздающиеся крики не слишком его взволновали. Зато Свим точно знал, что надо делать.

Сучкастая и разлапистая крона крадуба, пока они бежали к нему, уже принимала меры и словно дымилась. Теневая листва, свернутая до того в крохотные комочки и готовая в любой момент ожить, быстро разворачивалась, окутывая крону большими полупрозрачными листьями, отчего она превращалась, только что по весеннему голая, в светло серую и, чуть погодя, в серебристо сверкающую на солнце громадную купу. Сквозь неё не просачивался ни один палящий луч – их отражали теневые листья.

Росший вокруг кустарник укорачивался в росте, как будто врастал в землю, и также засверкал зеркальцами теневых листочков, отбрасывая прочь от себя мертвящую энергию дневного светила…

И вот уже почти в течение целого блеска наши герои стояли под крадубом, укрываясь его толстенным стволом и имея над головой плотный зонт листьев.

Збун затягивался. Тут и там начали чернеть более слабые теневые листья, сгоревшие от неодолимого потока ультрафиолета. Прямо на глазах жухла едва проклюнувшаяся новая трава, а старая задымилась. Из недалекой рощицы молодых деревьев всё чаще раздавались звуки диких, а то и разумных, потерявших укрытие и попавших под смертоносное солнце.

Свим машинально, как заклятие, на все лады повторял один и тот же вопрос, непонятно к кому обращенный, но настойчивый:

– Когда всё это кончится?.. Когда же это кончится?.. Скоро ли…

К”ньец фыркал в ответ. Да и что он мог сказать, тем более что Свим и не ожидал от него и ни от кого другого ответов и понимал, что продолжительность збуна ни от чьих желаний не зависит. Случится, и полдня протянется смертельная пляска, и тогда все те, кто вышел из города в несчастливый для них день, могут поплатиться жизнью или получить увечья; выгорят леса и травы до корней, и после там лет десять ничего не будет расти. Выживут лишь те животные, которые успели забраться в норы или нашли другие надёжные убежища.

Толстый ствол крадуба, напоённый весенними соками, его мощная теневая защита многоэтажной листвы могли выдержать и сохранять укрывшимся жизнь долго, если даже умрёт само дерево. Но кому приятно стоять и ждать, чем всё это закончиться? Деревья к тому же имеют неприятную особенность – гореть…

– Хоть бы дунуло откуда, – страдальчески проговорил Свим, меняя тему своих причитаний.

– Вот этого мы и дождались, похоже, – сообщил хопс. – Глянь-ка вон туда. Тучка?

Свим высунулся из-за ствола, посмотрел в сторону, указанную выродком.

– О, мутные звезды! Сегодня что, праздник всех неприятностей и напастей? Неужели ещё случиться и дождь? В эту пору?

– Дождь и буря.

– Не накаркай!

Камрат почувствовал, как вздрогнул Свим, да и сам пережил, напрочь позабыв о сне, тревожные минуты, после слов К”ньеца о дожде и бури.

Сейчас в городе все разумные, даже вьючные торны, во избежание неприятностей сидят по домам или подземельям. Конечно, збун, дождь и буря для систем погоды города и его защиты не страшны. Они очистят воздух и воду, степлят их или охладят, сами могут вызвать ветер и дождь. Однако город с его санитарно-климатическими системами – песчинка в море природного холма песков, давящего и подпирающего её со всех сторон, и ей трудно одной противостоять внешним силам и сохранять свой микроклимат. Продолжительные по времени збуны, а также дождь и сопровождающая его буря в состоянии принести горожанам бедствие. Потому-то всё живое в городе по сигналу стремиться избежать возможных последствий извне и уходит глубже под спасительный пласт земли. Тогда и збун им не страшен, а дождь и буря пронесутся где-то там, наверху. Могут развалиться несколько ветхих строений, пострадать растительность, но её восстановление дело привычное, отработанное веками.

Здесь же, вне стен города, произойдёт то, о чём так часто рассказывала бабка Калея: кислотный дождь и всё сокрушающий ветер – самая большая неприятность для путников. От збуна можно отсидеться под могучим деревом, забраться в естественный грот на склоне холма, укрыться копольцем, а от ветра и дождя – только под надежной крышей, куда не дунет и не внесёт разъедающую одежду и плоть жидкость.

А где здесь такую крышу найти?

– То-то мне сегодня так не хотелось уходить из города, – сетовал, теперь по другому поводу, Свим. – Так Индрис своими сказками попутал. Так-то, значит, он видел перемены, старая тарахтелка! Волосы выпадут и кожа облезет…

– А у нас разве был выбор? – укоризненно отозвался К”ньец и выглянул из-за ствола, стараясь разглядеть надвигающуюся неприятность. – Для нас что збун, что дождь, а хуже было подставить Токана. Теском фундаренцев в последнее время совсем невзлюбил. А ты всё на Индриса валишь…

– Ты хочешь, чтобы я на небеса валил? Так это по приметам вашего клана. У людей во всём люди виноваты или неправы. Небо молчит, глядя на нас.

– Но и Индрис ни при чём, – последнее слово осталось за выродком.

Они надолго замолчали.

Камрата снова стало клонить ко сну. Недавнее волнение сменилось вялостью и безразличием. Он почему-то не верил предположению хопса о дожде и ветре. Весной их, как он знал, обычно не бывает. Вот наступит осень, тогда… Наверное… Сам он никогда не видел за пределами города ни дождя, ни ветра. Там, в городе, о погоде заботятся в кугуруме. У них график на весь год расписан – когда быть дождю, а когда пусть солнце светит.

К”ньец в очередной раз выглянул из-за дерева и решительно вышел из-под его защиты.

– Всё, збун кончился.

Люди, вернее Свим, а уж потом Камрат, и без его напоминания заметили перемены: краски потускнели и не слезили глаза, чёрный редкий лес окружил их.

Не в силах уже стоять, Камрат присел.

– Будем искать другое укрытие или останемся здесь? – Свим похлопал по щелистой коре крадуба. – Он выдержит любую бурю, а теневые листья ещё долго будут служить навесом.

К”ньец приподнял голову, принюхался. Короткие и редкие его усы зашевелились от воздушного потока или, возможно, выродок сам ими управлял и настраивал для каких-то целей. Камрату стало смешно, хотя и смотрел он за действиями хопса осоловелыми глазами.

– Ветер, – наконец сказал выродок. – Ветер есть, а тучи и бури нет… Хотя, думаю, что-нибудь с неба покапает. Копольцы надо надеть. Камрат, у тебя есть копольц?

Мальчик неуверенно пожал плечами и полез в свой заплечный мешок.

– Да, есть, – сказал он облегченно. – Бабка положила. Но я… – он замялся, копольц не раскрывался.

– Раздёрни петли, – подсказал Свим. – Так. Надевай на голову и не снимай, пока К”ньюша не скажет.

Они вышли на дорогу и через несколько шагов наткнулись на агонизирующего в смертельных судорогах выродка из кошачьих, по-видимому, тигров. Его мощный полосатый хвост бил по каменной твердости турусу, но сам путр уже ничего не соображал и не видел подошедших к нему разумных. Почему он не укрылся от збуна, Свим решил не выяснять, и оттолкнул любопытствующего мальчишку от места трагедии. Выродку практически выжгло спину и тыльную часть черепа. Странно, что он был ещё жив.

К”ньец обошёл поверженного и внимательно осмотрел его.

– Его убили, – оповестил он сдержано о результатах осмотра. – Точнее, он не мог покинуть дорогу и найти укрытие из-за раны. В бок. Наверное, кто-то в начале збуна и в суматохе, возникшей вокруг, успел ткнуть его ножом.

Свим поправил поля копольца – широкополой шляпы от дождя и збуна, мрачно заметил:

– Удар втихую. Значит, по соседству с нами есть кто-то и, возможно, не один, для кого такое сделать просто. За что только?.. Будем внимательны.

Он рыскнул глазами вокруг. На дорогу выбирались люди и путры, проходили мимо, безучастно бросая короткий взгляд на погибшего. Похоже, им видеть такое было не в новинку. И то, ведь на дорогу выходят разные люди и путры, ищущие своего. Иногда их интересы не совпадают, а уступить никто не хочет. Так было всегда, так всегда и будет…

Свим хмуро провожал их, сверля спины, однако разве простым разглядыванием узнаешь, кого следует бояться?

– А ты, Камрат, – сухо проговорил он и положил руку ему на плечо, утверждая свое старшинство, – от нас ни на шаг. Нет, лучше будь всё время между нами. И вот ещё что. Если заметишь, как кто-то там… следит за нами или исподтишка подбирается, то сразу дай нам знать. Толкни, крикни или пни в ногу, в конце концов. Понял?

– Понял, – мысли о сне у Камрата сразу улетучились.

Смерть выродка его не удивила, не потрясла, и он остался к ней равнодушным. Другое дело – замечание Свима. Он прав. Выродок пропустил ножевой удар, значит, он был нанесён умелой рукой, и можно ожидать такого подлого удара и себе в бок. Пожалел, что не вооружен. Сказал:

– Мне бы нож хотя бы…

Свим хмыкнул, но промолчал, будто и не слышал просьбы мальчика.

– Жарко становится, – глядя вдоль дороги, чуть позже заявил он.

Непонятно было, к чему его слова относились: к полудню солнце и случившийся збун хорошо прогрели воздух, и можно было бы снимать куртки, или он имел в виду случай с убитым выродком.

Глава 8

Во второй половине дня, после краткой остановки на еду, Камрат стал отставать от своих попутчиков. Бесконечные каверны на дороге заставляли идти не напрямую, а всё время менять направление, обходить глубокие провалы, зарастающие так медленно, что прошло уже много веков, когда сюда падали устройства древних и разрывали крепчайший турус, а ямы так и остались.

Дробный перестук копытец К”ньюши поторапливал. Свим оборачивался, придерживал шаг.

– Ну что, малыш, устал? – наконец спросил он участливо и взял мальчика за руку.

Камрат неодобрительно посмотрел на него и промолчал.

Ему не хотелось само утверждаться. Назвал вот опять малышом… Руку всё время на плечо кладёт на правах старшего и покровителя… Так и пусть себе, решил он.

Свим его взгляд понял по-своему.

– Э, малыш. Да ты совсем разомлел. Слушай, – воскликнул он, словно чему-то несказанно обрадовался, – а давай я тебя на руках понесу.

– Зачем это? – поинтересовался Камрат.

– Как зачем. Отдохнешь немного… Вот так. – Свим подхватил мальчика руками снизу, как носят младенцев.

Первые мгновения Камрат не осознал произошедшего, потом его охватила гамма чувств: стыд, бешенство на Свима, бессилие. Последнее не в смысле, что он не смог бы справиться с дурбом, а в нежелании навредить складывающимися между ними отношений.

– Пусти! – крикнул он сдавлено. – Ты чего это?!

Свим засмеялся, плотнее прижал тело мальчика к себе.

– Да отдохни ты чуток! – попытался он урезонить брыкающуюся ношу.

– Я не устал, чтобы отдыхать! – вопил Камрат. – Да отпусти ты! Что привязался?

К”ньец фыркал от удовольствия наблюдать нешуточную схватку-возню, начавшуюся между людьми.

– Как хочешь, – Свим опустил мальчика, тот стремглав отскочил от него на несколько берметов, едва не угодив в яму с острыми краями туруса. Свим перевел дыхание, спросил его: – Ты чего такой тяжелый. – Маленький, маленький, а К”ньюша вон, раза в два тебя легче будет.

– Сам маленький. Разве не знаешь, почему я тяжелее? Он кошка, а я – человек. И больше никогда не бери меня на руки! Ты понял?

Свим захохотал, К”ньец зафыркал, вторя ему, а Камрат кипел в праведном возмущении и ничего смешного не находил…

Они ещё не знали, что пройдёт не так уж много времени, а не Свим Камрата, а Камрат Свима будет выносить на руках из под ударов недругов, что легкое тело К”ньюши заслонит их и выдержит натиск неведомой силы, напавшей на них невесть откуда, что…

Они еще ничего этого не знали…

Дурб смеялся, хопс фыркал, Камрат возмущался – это и только это было настоящим, а будущее терялось в туманной дали…

А Камрат и вправду не устал. Он лишь утомился от монотонности самой ходьбы и однообразия дороги. Одно, что столько он никогда не ходил. Другое – идёшь, идёшь, а по сторонам одно и тоже: кустарник, деревца, полянки. Чуть дальше, по обе стороны дороги унылый пейзаж – равнина, дорога уходит прямо вперёд – и это все ориентиры.

То ли дело в городе. Улица на улицу не похожи, иногда в такое место забежишь, что рот сам раскрывается от удивления. Да и ходить на такие дистанции он не умел, Калея даже его на такое и не настраивала. И ночь бессонная всё-таки сказывалась, наверное, хотя, бывало, он довольствовался сном в семь-восемь прауз. А те несколько минут, когда он прикорнул утром в ожидании открытия ворот, не в счёт.

К вечеру они дошли до развалин бывшего когда-то большого города. Когда в нём процветала жизнь, и как он прежде назывался, никто уже не знал. С того времени прошло пять тысяч, десять тысяч лет, а может быть и больше… Руины покрылись напластованиями земли, занесенной ветрами, поросли травой и кустарником, отдельные деревья гордо росли на самых высоких местах. Когда-то мощные стены с надёжной койной будто погрузились под тяжестью вниз.

Глядя на древний город со стороны, можно было строить любые беспочвенные предположения о причинах его запустения. Таких городов на Земле хватало: войны, отказы систем жизнеобеспечения, выморочность жителей, землетрясение – всё могло быть. Оттого создавалось впечатление, что странно изрытая земля с резкими провалами и выбросами вверх на большой площади когда-то подверглась варварскому нападению или пережила ужасную встряску – её исковеркали, изломали и так и оставили. Либо позабыли привести в порядок, либо бросили в назидание потомкам.

Остатки города, полуразвалившиеся здания, располагались по обе стороны дороги, и на всём её протяжении путники могли их использовать для остановки на ночь. Здесь располагались пункты для восстановления сил вьючными торнами, здесь кормились за обменные рахмы несколько десятков человек и выродков, предлагавшие желающим уединиться и не толпиться перед раздаточными, подстилки с крышей над головой и кое-какую снедь.

Вглубь городских развалин заходить никто не отваживался, там могли водиться дикие или воинственные гурты с извращёнными нравами.

Туда, в забытые кварталы руин, не заглядывали даже тескомовцы.

Войдя в город, Камрат приободрился. Свим уже сказал о ночёвке, которую они проведут здесь, и мальчик, осматриваясь с жадным любопытством – первый в его жизни брошенный древний город. Тем не менее, каждое мгновение ожидал от Свима или К”ньеца, в данном случае для него не имело значения, кто это сделает – человек или хопперсукс, заветной фразы, и их долгая изнуряющая ходьба наконец-то закончится, и можно будет отдохнуть целую ночь.

Однако обжитые места с раздаточными остались позади, справа и слева встречались только руины с редкими зазывалами провести ночь именно в их убежище, а его новые друзья не реагировали на заманчивые предложения и шагали всё дальше. Солнце уже прочно зацепилось за горизонт, окрасив его кровавыми полосами, а они всё шли и шли. Свим несколько раз, обращаясь к Камрату, произносил:

– Потерпи, малыш!

– Мы что, решили из города выйти? – спросил мальчик и тут же получил ответ.

– Здесь, – кратко мяукнул К”ньец и свернул на неприметную тропинку, ведущую к высокому, поросшему лесом холму.

Под холмом за раскидистым кустом таилась невысокая, Камрату по грудь, дверца под цвет руины, над которой образовался холм.

К”ньец присел перед дверью, обнюхал ее по периметру, шевеля усами и двигая ушами.

– Чисто, – деловито сообщил он. – Но кто-то подходил сюда и пытался её открыть. Похоже, – он втянул носом воздух, – крысы. Но не дикие.

– Этого нам ещё не хватало. – Свим помял губы пальцами. – Давно они здесь побывали?

– Дня два назад.

– Куда ни шло. Будем надеяться на лучшее. Открывай! – распорядился дурб и взял Камрата за руку. – Пригнись!

За миниатюрной дверцей оказалась небольшая совершенно пустая комната – прихожая – с довольно высоким потолком, достаточным, чтобы Свим мог выпрямиться. Из прихожей выходили сразу три двери. Правда, от самих дверей ничего не осталось – одни проёмы. Один из них, центральный, был проломлен снизу с обеих сторон, словно сквозь него протаскивали что-то широкое и невысокое. Через него спутники Камрата прошли дальше.

Темнота не мешала выродку ориентироваться, Свим шёл следомза ним также более чем уверенно, поскольку бывал здесь неоднократно. Зато Камрат умудрился вначале обо что-то споткнуться, а затем и удариться коленом.

– Ты поосторожнее, – напомнил ему Свим, – тут когда-то перекрытие межэтажное проломилось.

Мальчик промолчал. По нему, так надо было раньше предупредить, а не после того, как он саданулся коленом.

В центре подвального, а может быть, какого-то этажа древнего здания, куда они пришли, скупо освещённого вечными светильниками, в виде невысокой тумбы был сооружён открытый сверху очаг, рядом примостилась горка хвороста, высушенного до ломкости. И стоило только хопсу поднести огонь к костерку дров в очаге, как они загорелись веселым ярким пламенем и лучше осветили помещение.

– Посиди, малыш. Сейчас что-нибудь приготовим на ужин горячего.

– Я не хочу.

– Но-но! – строго прикрикнул Свим. – Есть надо, а ждать придётся не долго. Потерпи уж.

И пока Камрат мутным взглядом блуждал по стенам, освещенным колеблющимся светом костерка, и равнодушно отмечал их крепость, К”ньец колдовал у очага и вскоре сунул в одну руку мальчику кусок хлеба с подогретым прителем, а в другую – кружку горячего сладковатого навара, отдающего запахом коввты, однажды опробованной Камратом по настоянию бабки Калеи.

Ужин не занял много времени. Камрат тут же заснул прямо у очага. Блаженная улыбка застыла на его грязноватом лице – он забыл вытереться рукавом куртки.

– Совсем мальчишка обессилел, – проговорил Свим, нарушая затянувшееся молчание, и глубоко вздохнул. – Мы всё-таки зря его за собой потащили. Не находишь?

Выродок изогнулся в спине с ленивой грацией, подбросил в огонь хворостину, задумчиво покачал головой.

– Я размышлял о том же всю дорогу.

– Ну да. Двух лишних слов за день не сказал.

– Потому и не сказал.

К”ньец смотрел на огонь не моргая. Сколько уже Свим с ним был знаком, а так и не научился читать по его глазам, о чём он сейчас думает.

Вообще, у выродков, чем их прародительский вид по таксономическим признакам дальше отстоял от приматов и человека, тем меньше находилось точек вот такого визуального молчаливого общения, хотя по идее их мозг создавался разумным самим человеком, древними людьми, по образу и подобию, так сказать. Однако первоначальная идентичность после многих тысячелетий независимой эволюции расстроилась, верх стали брать специфические особенности каждого в отдельности вида. Они обладали жестикуляцией, непривычной для людей и несвойственной им; образ мышления выродков также отличался от человеческого, и никогда с уверенностью нельзя было предсказать, каким действом с их стороны закончится тот или иной эпизод общения с ними, легко прогнозируемый у нормального человека, но совершенно непредсказуемый у путров.

Конечно, за два без малого года знакомства и практически неразделённого непосредственного общения между ними, приучили Свима ко многим сугубо рефлекторным реакциям К”ньеца на различные случаи их кочевой беспокойной жизни. Но вот что выскажет выродок выродков в любой момент времени по адекватному, казалось бы, вопросу, если он даже смотрит тебе в глаза, угадать до сих пор не научился. К”ньец мог промолчать, либо заговорить на совершенно другую тему, а потом, спустя некоторое время, опять вернуться к обсуждению давней тематики.

И сейчас он не ожидал от хопса такого развернутого монолога, которым тот разразился.

– И думал… И ты подумай!., – Начал он уверенно, без подмяукивания. – Ты когда-нибудь встречал таких вот малышей, в одиночестве идущих по дороге или хотя бы вознамерившихся идти?.. Нет? Я тоже. Понимаешь, когда мы подходили к лазу в стене из этого вонючего Керпоса (Свим удивленно вскинул на него глаза, но прерывать не стал), мне вдруг показалось, что сейчас должна произойти встреча с кем-то. И последствия этой встречи будут для нас необычными…

– Естественно, я же тебе уже тогда сказал о пророчестве Индриса. И… э-э… почему из вонючего Керпоса?

К”ньец осуждающе фыркнул и на вопрос не ответил, а продолжал гнуть своё.

– При чём тут Индрис? Да и что такого, собственно, он тебе наговорил? Одни намёки, никакой определенности. Я тогда перед лазом о его предсказании думать позабыл. Мне тогда почему-то хотелось непроизвольно думать о встрече и её последствиях. И мы… встретили. Его. Камрата… Да, может быть, здесь всё случайное совпадение… – Хопс помолчал, глаза его опять немигающе смотрели на тлеющие угли очага. – Перед тем, как встретить тебя здесь в первый раз… Помнишь? – Свим кивнул. Конечно, помнил. Выродок забрёл именно в этот подвал по чистой случайности и едва не поплатился за это жизнью от тяжелого меча Свима, увидевшего в его появлении вторжение на свою территорию, найденную и обжитую им лично. – Значит, помнишь. Так вот тогда у меня было точно такое же ощущение. По сути дела, я в тот раз инстинктивно искал тебя, а нашёл меня ты, поджидая здесь. Или наоборот… И наконец, мы могли уйти из города днём раньше, да у тебя появилась неожиданная мысль ещё раз встретиться с Токаном… Или днём позже, если бы не тескомовцы в городе, внезапно вышедшие из своего гетто.

Свим посопел, переваривая высказывание друга-выродка, потом иронично посмотрел на него.

– И это всё, что ты смог надумать за целый день?.. Да, ладно, – примирительно сказал он, видя подергивание головой К”ньецем, выражавшее обиду на замечание со стороны человека. – Давай-ка, К”ньюша, погодим. Погодим загадывать себе загадки – что, почему и зачем? Пока он не в тягость… Надо бы его проверить где-нибудь по дороге на халимантийность и признак Укаши.

– Возможно. Только зачем?

Свим усмехнулся.

– Честно сказать, не знаю. А с другой стороны, почему бы и не проверить? Интересно… Что-то в нём есть, а что, никак не пойму. Ускользает. А проверим, глядишь, и для твоих рассуждений будет какая-то зацепка.

– Ты меня понял слишком прямолинейно, Впрочем, проверяй. Я же пойду, посмотрю, что вокруг делается. Да и поймаю на ужин что-нибудь поаппетитнее.

– Тьфу! – искренне сплюнул Свим с омерзением на лице.

– Опять? Сам же корешки какие-то и листочки, выращенные в хабулине, безвкусные жуёшь. И мясо… Варёное. – Усы у хопперсукса дернулись вверх. – Ф-фу! Ни жизни в нём, ни удовольствия в еде. Естеству противно!

– Иди, иди! – Свим шутливо замахал руками на выродка, вздумавшего поохотиться в развалинах на какую-нибудь дикую тварь. Сам он о подобном даже думать себе запрещал. Поймать живое и терзать его зубами тут же, поедая. Брр!.. – Иди, я ещё посижу, на связь выйду, новости послушаю.

К”ньец неторопливо отстегнул пояс с мечом, кинжалом и пукелем, положил его на пол у очага, пояснил:

– Без него свободнее. Цепляется, стучит. Мне надо быть тихим

И выскользнул из помещения через один из проходов, только копытца мягко простукали и стихли вдалеке.

Убрав остатки еды, Свим переполз к стене и оперся об неё спиной. В этой помещении всегда было сухо и стены не промерзали даже зимой. Сейчас прохладный фундамент былого строения показался даже теплым и располагающим к отдыху. Поёрзав справа от себя по стене ладонью, он нащупал пластинку, отвечающую за яркость свечения вечных плафонов и, нажав на неё несколько раз, почти полностью притушил свет, скрестил ноги, подвигал лопатками, устраиваясь поудобнее. Но не расслабился, а пододвинул к себе ближе заплечный мешок и вынул из него черную продолговатую, в ладонь, коробочку. Приложил пальцы правой руки к едва заметным выемкам.

– Слышу тебя, – донёсся из коробочки шелестящий голос.

– Новости?

– Ты вышел из Керпоса?

– Да.

– Тогда для тебя будет интересным вот что. В Туклу вошёл дум Тескома. По проверенным данным ищут старуху с мальчиком лет четырнадцати-пятнадцати. Они как будто ушли из Керпоса недавно, улизнув от тескомовцев, которые их там обложили… Между Пентой и Рубеной у дороги объявилась банда численностью до пятидесяти разумных, во главе с неким Монжором. По-видимому, имя не настоящее, кличка. О нём нам ничего не известно. Теском сообщение о банде игнорировал, в район её возможного обитания никого не послал… В Примето спокойно… Место встречи для обмена сведениями прежнее… Общие новости?

– Давай.

– На планету прибыло не менее двух десятков новых самаберсов… Болото Второе в лето может стать проходимым. Создаём группу для достижения Узла Перехода у Скалы… Всё.

– Спасибо! От меня новости. Сегодня к полудню примерно в десяти свиджах к западу от Керпоса проявился збун средней тяжести. Сейчас нахожусь в условленном месте, квадрат сто сорок восьмой. Со мной хопперсукс К”ньец из клана Хиков. О нём у вас есть данные. И мальчик. Имя простое – Камрат. Выходил из Керпоса один ночью через лаз. Пятнадцати лет. Идёт в Примето. Всё.

– Принято.

Свим положил коробочку – личный кавоть – в мешок, задумался.

Новости, услышанные из Центра Фундаментальной Арены, едва ли его обеспокоили. Всё как всегда: передвижения тескомовцев, банды бродяг, погода… Хотя интерес Тескома к старой женщине и мальчику как-то ненавязчиво ассоциировался с Камратом и его бабкой Калеей. Ведь он так и не сказал, что его погнало из города.

Дурб всмотрелся в рассеянную слабым светом темноту, где у потухшего очага спал Камрат.

Странно. Зачем Тескому нужен такой вот мальчик? Он, конечно, в чём-то необычный, но в таком возрасте иногда дети могут показаться такими – необычными. Однако стоит ли из-за этого за ним охотиться? На дорогах так неспокойно, банды наглеют, а Теском ввязался в никчёмное дело. А… если подумать, то зачем такому мальчику бежать из города? Одному. В ночь… А бабка-то его куда девалась? Он говорит о ней как о здравствующей, в дорогу его собирала, одной бренды положила, на целый дум хватит… Хороши же старушка с мальчиком, если на их розыск брошен целый дум. Что-то тут не так. Не вяжется с обычностью. Десятая часть дума тескомовцев способна справиться с бандой того же Монжора за день. Пусть их там и вправду до полусотни опритов…

Он сегодня подустал – ночь не спал и долго шли. Обычно сюда из Керпоса добирались засветло, да збун исправил расчётное время…

Мысли его поплыли от подступающего сна....

Что-то знакомое показалось в имени или прозвище Монжора. Слышал или говорил с кем-то о нём? Бродяга, сколотивший банду… Сколько их уже было. Сколько ещё будет. Не сидится людям и примкнувшим к ним путрам в городах и кланах…

Свим почувствовал тяжесть в членах… Он ещё вяло подумал о самаберсах. Новых два десятка прилетело. Откуда? Они летают? Кто они или что они? До сих пор ни одного самаберса поймать не удалось, так что лунное, якобы, их происхождение, на котором настаивают некоторые аналитики Фундаренцы и не только они, проблематично и в то же самое время интересно, необычно. Иначе-то, откуда они берутся? Или появляются?..

Болото Второе высохнет… К Узлу Перехода пойдут… пойдут…

Он задремал и вздрогнул от шороха в одном из выходов подземелья. Насторожился. Рука легла на рукоять меча.

– Это я, – предупредил К”ньец и смутной тенью возник рядом с человеком. – Разбудил?

– А-а. Что-то ты сегодня рановато возвратился. Охота не впрок? – Свим хотел съязвить, но не получилось придать голосу нужной интонации. – Это я пошутил, К”ньюша. Приляг! – дурб хлопнул ладонью о пол рядом с собой.

Хопс неторопливо поднял свой пояс, опоясался, фыркнул.

– Не до сна, – сказал он певуче. – Всего в двух канторах к центру развалин и столько же от дороги расположился неясный гурт.

– Кто?

– Я от них далеко был и ветер дул в их сторону. Барсуки… Крысы… Зайцы… Неясно. И речь у них необычная. Вначале показалось: говорят на ландук. Всё как будто похоже на него, а вот слова они произносят как дети, коверкая. Детский лепет… И шумно там у них очень. Оружием трясут, костры жгут большие. И – одни самцы. Может быть, следует посмотреть?

– Обязательно посмотрим. Попозже. Мальчишка пусть пока поспит. Потом…

– А я не сплю. Я с вами пойду.

Камрат проснулся неожиданно и слышал весь разговор.

На его внезапное пробуждение и заявление К”ньец по обыкновению фыркнул, а Свим досадливо буркнул:

– И чего тебе не спится? Ведь утоптался за день. А завтра опять идти. Да и делать тебе с нами там нечего!

Мальчик легко поднялся.

К своему удивлению он не чувствовал усталости, тело ощущалось легким и отдохнувшим. Ему хотелось попрыгать или побежать куда-нибудь. Когда он спал, с ним что-то произошло, от чего появилась уверенность в своих силах и решимость действовать, двигаться. Там, во сне, он с кем-то беседовал – размытая тень чья-то затерялась в сознании после того, как он проснулся – и узнал о себе какую-то новость… Или то была подсказка к чему-то?.. Нечто похожее на разрешение не уставать, не поддаваться слабости, проявить свои способности…

– Я знаю ландук, – сказал он, игнорируя недовольство Свима. – А то, что К”ньюша назвал детским лепетом, то это восточный вариант языка – ландук-прен.

– Ишь ты. Ну, малыш, ты говоришь как по писанному, – Свим не скрывал своего изумления.

– Так бабка моя говорила, когда учила меня этому языку. Ландук-прен – восточный вариант.

Камрат подошёл поближе к спутникам, присел на корточки.

– Тебя послушать, так твоя бабка – кладезь мудрости.

– Бабка Калея знает всё! – твердо подтвердил Камрат. – И умеет тоже всё.

– Однако! Получается, что она ходячая архива? Такого не бывает, – усомнился Свим в заявлении мальчика. – Кстати, а где сейчас твоя бабка?

Камрат шмыгнул носом. Неохотно проговорил:

– Не знаю. Она ушла из города вчера ещё днем. А куда, не сказала. А я не спрашивал. Если она что не говорит, то зачем я её буду спрашивать?

– Оно так. Но ты почему не вышел из города с нею днём, а полез под стеной через лаз и ночью?

Камрат хотел промолчать, не нравились ему вопросы Свима.

– Чего молчишь? – напомнил тот о своем желании узнать поподробнее о причине ухода мальчика из города.

– А что говорить? Она просто приказала мне выйти ночью через лаз у Восточных ворот и идти в Примето. Я так и сделал.

– К”ньюша, ты слышал? Объяснил, называется. Ему приказали, он пошел ночью и… – Свим на несколько мгновений остановился, пораженный пришедшей в голову мыслью. – А скажи, Камрат, какие у неё отношения с Тескомом?

– С Тескомом? – голос мальчика предательски дрогнул, уж слишком свежа была в его памяти вчерашняя угроза.

Он стал лихорадочно обдумывать ответ на вопрос. Почему Свим вдруг заговорил о Тескоме? Что если он знает о нападении тескомовцев на их дом и о желании их убить бабку? Или ещё хуже – сам переодетый тескомовец… Нет, он через лаз не пошёл бы, а с ним поступил бы по-другому… Или он просто так поинтересовался?

Камрат терялся в догадках и никак не мог произнести первое слово – правды или выдумки.

Его замешательство не осталось не замеченным Свимом.

– Да, с Тескомом, – подхлестнул он мальчика.

– А какие у неё отношения с Тескомом? У бабки-то? – быстро проговорил Камрат, всё еще не представляя, как выкрутиться из создавшегося положения, если Свим что-то об этом знает. – Никаких у неё отношений. Мы с бабкой никого из тескомовцев знать не знали… А что?

Подозрения Свима, хотел он того или нет, неожиданно стали сливаться с сознанием обнаружения и сопоставления каких-то реальных событий. Неужели разыскиваемый Тескомом мальчик – Камрат? Тогда старуха при нём – его бабка Калея? Это же… Мутные звезды!.. Он ощутил вокруг себя почти осязаемую тесноту и опасность грядущих дел и событий, требующих немедленных решений, пока они не наступили. Ведь в центре этого клубка могут оказаться он, хопс и… мальчик.

Первым побуждением было желание сейчас замять разговор, а завтра, нет, уже сегодня выгрести с К”ньецем из засасывающего омута, оставив в нём жертву – мальчишку. И то! С тескомовцами и без него будут неприятности – каждый патруль душу вытряхнет проверкой. Но то дело привычное, не в первый раз произойдёт, да и не в последний… Зато попасться к ним с разыскиваемым…

– Фу-у! – тяжело выдохнул Свим и тут же подумал: «ну, какой же он преступник? Если только что бабка натворила? Так старуха же…»

– Что, что… Да ничего, – медленно протянул он каждый слог. – К слову пришлось.

Они молча посидели в темноте. Чувствовалось нарастающее напряжение. К”ньец приподнялся, шумно пофыркал

– Что-то случилось, Свим? – наконец спросил он. – Ты взволнован и напуган.

– Ещё не знаю, случилось или нет. Но… Мутные звезды и збун в придачу!

В дурбе взбунтовалось сокровенная часть его «я». Он же всю жизнь мечтал о чём-то именно таком. Странном! Непонятном! Непредсказуемом! За поиском того бросился в Фундаментальную Арену, да так ещё и не нашёл. Впрочем, он никогда не мог сформулировать своё чувство вечной неудовлетворённости к тому, что делал… Почему, ну почему он должен бояться Тескома и его бойцов? У него свой путь и, возможно, вот сейчас здесь, в этой древней руине, он встанет в его начале и пройдёт, по предупреждению Индриса, до конца…

И тогда…

На этом его трезвый разум возобладал. Надо ещё выяснить, остановил он себя, есть ли под его волнующими кровь размышлениями какой-то реальный фундамент или только одни фантазии. Для этого надо любым способом разговорить Камрата. И Свим начал издалека спокойным голосом:

– Вот что, малыш. Хочешь ты этого или нет, но так уж случилось, и ты попал в нашу с К”ньюшей компанию. Идти нам до Примето придётся долго. За это время может произойти всякое. Мой тебе совет. Либо ты нам рассказываешь о себе всё, либо…

– Но что я должен рассказать? – искренне удивился Камрат. – Я уже и так вам всё рассказал. И о бабке Калее и о себе. И что иду в Примето… А Теском…

– Так что Теском?

– Теском, – повторил мальчик. – Я не знаю! – в его выкрике послышалось отчаяние – от того, что он собирался сказать и от нового переживания вчерашнего. – Я не знаю, почему они решили убить бабку. И меня… – он осёкся и прерывисто вздохнул.

– Та-ак! – Свиму показалось, что мальчик плачет, потому строго приказал: – А ну, перестань! Ты уже мужчина. Вот так… Говоришь, решили убить бабку?

– Да. Один из них так и сказал: надо её убить сразу. Хвастун! Бабку нельзя…

Его удалось разговорить. Он в подробностях поведал собеседникам об увиденных тескомовцах на площади, где подрался со своими постоянными соперниками, о внезапном решении бабки уходить из города, о тескомовцах, ворвавшихся в их дом, об их разговорах и криках, о желании получить у стражей ворот сведения, не проходили ли мимо них бабка с мальчиком…

– …Потом я встретил вас, – закончил мальчик.

Свим и К”ньец молчали в течение всего рассказа Камрата.

– Что же вы такого с бабкой натворили? – Даже выродок не смог сдержать своих эмоций. – Теском, как я знаю…

– Ничего ты не знаешь, – перебил его Свим. – Мне передали новости. Там знают, что Теском послал целый дум на поиски Камрата и его бабки.

– Целый дум? – мяукнул хопс. – Две сотни бойцов! Тогда что же… И правда, что такого могут натворить старуха и мальчик? – К”ньец высказал то, что минутами раньше задавал себе Свим. – В Центре знают, что Камрат с нами?

– Откуда? Просто о мальчике я сказал. Но кто он, если мы с тобой только что сами узнали. Но ты прав, передать в Центр надо… Да, задал ты нам задачку, малыш. Это же надо, против двоих мобилизовать целый дум тескомовцев! – Свим покрутил головой, словно таким образом надумал разогнать туман таинственности с произошедшего. – Он сейчас по всем дорогам расползётся патрулями, а в самой Тукле оставят не меньше крина. Та-ак! Туклу придётся обходить стороной…

– Ты решил? – подал голос выродок.

– Мы решили, – после продолжительной паузы отозвался Свим. – Да, К”ньюша?

Теперь долго не произносил ни да, ни нет выродок.

Камрат завозился, тоскливо думая, что опять, как утром, ему придётся собраться и уходить.

– Успокойся, малыш! К”ньюша?

– Я согласен, хотя не представляю, что нас может ожидать.

– Я тоже. Но Туклу придётся обходить. Обходить-то обходить, но что-то я не припомню там никаких обходных дорог. Тебе они известны? – Хопс не отозвался. – К”ньюша?.. Что-то случилось?

– Идут! – ответил выродок. – Мимо… Много… Тот гурт… Могут заглянуть и сюда.

Свим подхватился.

– Ты к выходу! Мы с Камратом будем в бункере. Ты посмотри, но не долго, не ввязывайся и приходи к нам. Идём, малыш. Быстрее!

Свим схватил Камрата за рукав куртки и, не слушая его вопросов, потащил в темноту, провёл через пролом в стене соседнего помещения и вывел к лестнице, ведущей вверх. Лестница, быть может, и не слишком многоступенчатая, но мальчику она показалась бесконечной – будто на небо поднимались.

– Сюда, малыш, сюда! И… соблюдай тишину.

– А кто там? – сразу же решил выяснить своё недоумение Камрат. – От кого мы прячемся? Мы что, не можем…

– Прошу тебя, помолчи! – прошипел Свим. – Мутные звезды!… К”ньюша узнает, расскажет… Он, кажется, идёт.

Камрат прислушался, однако в голове у него как будто что-то гудело, и он ничего не расслышал.

Каморка, их приютившая, насчитывала едва ли больше одного квадратного бермета, и когда в неё втиснулся возбужденный выродок, мальчика прижали в угол.

– Это те, о ком я говорил. Кричат… Сейчас скажу… Понте кальке! Да, они именно так кричат.

– Смерть негодяям! – перевёл Камрат, локтями стараясь освободить для себя больше пространства.

– Та-ак, – неопределённо протянул Свим. – Не хватало ещё, чтобы рядом с нами произошла драчка.

– Она уже началась. Слышишь?

Крики разъярённых противников и приглушённый стук мелеронового оружия, возможно, даже мечей, достиг ушей спутников. Жаркая схватка шла прямо над ними. Сверху сыпалась и падала комьями земля.

– Отсюда надо уходить, – решил Свим и пояснил: – Здесь кровля ненадежная, одна дерновина. Они там, наверху, по ней ещё немного потопчутся, и начнут сюда проваливаться. Нас присыплет, а то и придавит ненароком.

– Куда уходим? – деловито осведомился хопс.

– Лучше всего в сто пятидесятый. Подальше отсюда. Веди, К”ньюша!

– А мой мешок? – спохватился Камрат. – Я же его там оставил. В мешке бренда…

– Помолчи о бренде! Мешок у меня. Держи, – выродок сунул мальчику мешок прямо в руки. – Возьми Свима за руку и не отставай!

– Я его лучше сам держать буду, – и Свим вновь вцепился в рукав куртки мальчика.

– Не дави так…

Шум боя стал слышнее. И как бы подтверждая предположение Свима, сверху глухо рухнула куча земли и с нею вниз кубарем скатилось не менее десятка разъярённых разумных. Они словно не заметили перемены поля сражения и продолжали ожесточённо рубиться, непостижимым образом различая в темноте чужих и своих.

– Крысы! – сквозь зубы процедил Свим.

– Они, – пригнулся К”ньец, как бы готовясь к прыжку.

– Что за день такой неудачный? – продолжал бубнить Свим. – Встречи с этой дрянью нам ещё не хватало.

Они остановились у стены и стояли, прижимаясь к ней, потом медленно и осторожно ступая, чтобы не привлекать к себе внимания, пошли вдоль неё. Так они успели сделать всего несколько шагов.

– А-ах!!

Еще несколько выродков, обвалив бóльшую половину кровли, упали вместе с нею в нижнее помещение или бывшее когда-то подземелье, и незамедлительно продолжили выяснение отношений друг с другом.

Вопреки первому предположению по звукам, доносившимся до того, мечей у них, похоже, не было, вооружение состояло по большей части из длинных ножей из мелерона, но некоторые неплохо владели чигирами – палками с тяжелыми, из мелерона же, но протравленного, шарами-набалдашниками. Чигиры ставились под сомнение как честное оружие и их в некоторых бандеках уже запретили, но в Сампатании Теском и кугурум ещё не наложили на них свои запреты.

Дыра, пробитая упавшими выродками, позволила сиянию полной луны, поднявшейся уже высоко над горизонтом, хотя и сумрачно, но заглянуть в провал и осветить пространство. Стали заметны детали, до того невидимые в темноте. Одеяние у всех крыс не отличалось разнообразием – короткие серые плащи под цвет шерстки, перепоясанные едва ли не у самых ног узкой бечевой. Пожалуй, в такой одинаковости им трудно было ориентироваться, чтобы узнавать принадлежность к той или иной враждующей стороне. Зато ясно было, что дерутся две группы: те, кто решил, наверное, мстить тем, кто относился к противной стороне – жертвам. Впрочем, такое относительное деление, как оказалось на поверку, не помогало выявлять, кто есть кто. Дерущиеся визжали, пищали и перекликались, дабы узнать своих, или показаться своим и не стать пострадавшим от своих.

Люди и хопс собирались продолжить своё продвижение, но тут кто-то их крыс заметил затаившиеся у стены три посторонние тени. Заметил и намерился приобщить их к общему побоищу.

Обычно выродки, даже в пылу выяснения отношений между собой, на людей, при отсутствии угрозы с их стороны, не нападают, если ими не руководят и не направляют их действия люди же.

Только не крысы!

С ними человек, а они с ним враждовали во все времена, когда грызуны были ещё дикими. Выродки-крысы, став разумными, получив разум из рук человека, не изменили, а лишь усугубили противостояние роду человеческому. Уступая людям в физической силе, в умственных способностях, росте и мастерстве ведения боя, но вооруженные холодным оружием, они представляли опасного противника, берущего числом, – а вид их, наделённый врожденной хитростью, изворотливостью и необычайной плодовитостью, процветал. Экологическая катастрофа, ударившая по млекопитающим и птицам, насекомым и земноводным, обошла стороной крыс и даже прибавила им приспосабливаемости в новом мире.

Кланы, а особенно гурты крыс-выродков, во всех бандеках пользовались дурной славой. Неистребимая врождённая, быть может, эволюцией злоба толкала их против любого, будь то даже такие же крысы. Они постоянно нападали на людей, на кланы и гурты выродков-не крыс, себе подобных. Бесконечная борьба со всеми на сотнях фронтах истощала их силы. Кроме того, путры – выродки и хопперсуксы – под водительством людей и сами время от времени намеренно прореживали численность озлоблённых разумных грызунов. Не будь этого, Земля давно бы лишилась иных обитателей, кроме крыс.

Выбитые, казалось под корень, кланы и гурты непостижимым образом воскресали, будто из воздуха и вновь бросались в бесконечную битву.

Вот и сейчас гурт или нечаянно встретившиеся два гурта выясняли отношения, а заметив людей, многие из них решили напасть и на них.

– Понте кальке!

Свим, прикрывая широким телом мальчика, был наготове, и первый бросившийся на него выродок поплатился жизнью, так и не до кричав до конца призыв убивать негодяев. Ещё один, молотя перед собой чигирем, подсунулся под тяжелые меч и руку дурба. С подпорченной шкурой он отскочил назад и завертелся волчком от боли и ненависти к обидчику, не давшему себя убить, внося в сумятицу схватки еще большую неразбериху.

В провале, как понял из выкриков крыс Камрат, больше провалилось жертв, чем мстителей. Раненный и убитый Свимом относились как раз к мстителям. Неожиданная помощь воодушевила группу, на которую было произведено нападение, и она поспешила добить оставшихся обидчиков. Они перестроились, в результате чего люди и хопс остались у них за спиной.

– Бежим! – крикнул К”ньец, оценив ситуацию.

Они друг за другом юркнули в низкий пролом в стене, пронеслись вдоль какого-то захламленного коридора, выскочили на поверхность уже в нескольких кантарах от схватившихся в рукопашной крыс.

Луна освещала округу мутно-мертвенным светом. Можно было оглядеться и выбрать дорогу. К”ньец запетлял между рухнувшими стенами, деревьями и кустами, уверенный, что бегущие за ним люди не потеряют его из вида и не отстанут. Земля гасила топот его копытец, хвост в основании поднялся и изогнулся дугой.

Ступени вниз… поворот, ещё поворот… Уютная каморка, подобная оставленной, чуть меньше, но с таким же очагом и запасом хвороста…

Здесь они остановились, перевели дух.

Отдышавшись, Свим сказал, покачав головой:

– Всё-таки что-то произошло в бандеке.

– Тебе бы сказали, – возразил К”ньец, разводя огонь. – Ты же новости слушал?

– Слушал. Но Центр может ещё не знать.

– А ты уже знаешь?

– Было бы всё в порядке, мы бы давно спали… – Свим зевнул во весь рот. – Спать хочу! Спать! И вам советую поспать.

Глава 9

Камрат проснулся в полутьме.

Вчера, когда они сюда прибежали, он о сне не думал. Прошлый день что-то изменил в нём и он, сидя у небольшого пламени очага, пытался разобраться – что именно. Ничего определённого не выяснил и незаметно уснул.

Ему снились крысы и Свим, нанизающий их на свой громадный меч из зеркального мелерона. И что интересно, это были выродки, но стоило им попасть на лезвие, как они тут же начинали мельчать до обычных диких крыс, что водились и в Керпосе, где с ними активно (и безуспешно) боролись: травили ядами, вылавливали специальными крысоловками и уничтожали, убивали при случае, чем попало. Стены города также участвовали в избиении крыс, однако они в городе никогда не выводились.

Неприятный сон, и мальчик постарался забыть его.

Он повернул голову. Рядом лежал К”ньец. Хопс свернулся во сне как дикая кошка, лишь ноги, доставшиеся ему в наследство неизвестно от кого, расположились словно отдельно от него – прямые и неестественно вывернутые.

Ноги хопса оканчивались целиковыми копытцами, покрытыми какой-то ворсистой кожицей, она-то, наверное, смягчала удары ими о землю и обеспечивала почти бесшумное передвижение К”ньеца. Во всяком случае, на обычной дороге, по турусу, так оно и было. Вот Свим шагал, и его тяжелая поступь в вечных сапогах была слышна на десятки берметов, а К”ньеца будто и не было рядом с ним. Впрочем, вспомнил Камрат, когда они шли через лаз и вчера, когда они убегали от крыс, перестук его копытец по твёрдому каменному покрытию полов отчётливо прослушивался.

Хвост не украшал хопса. Ни видимой мощи в нём, ни пушистости, ни длины особой. Вот тигровые выродки имели великолепные хвосты: толстые, длинные, живые. У К”ньеца же кончик хвоста вытерт до кожи, рисунок блеклый, пятнами. В общем, у К”ньеца, в отличие от других выродков из кошачьих, хвост наверняка не являлся для него предметом гордости или особого внимания и ухода и не был действенным помощником для выполнения каких-либо функций. По-видимому, помехой в жизни хопса он и не был, но пользы от него выродок, пожалуй, имел немного: насекомое со спины согнать, или вот, как сейчас, прикрыть им часть ног.

Мальчик долго рассматривал достопримечательности и нелепости, с его точки зрения, хопперсукса, машинально отмечал мелкие детали, бросающиеся в глаза – потёртость шёрстки на коленях, вывернутых в другую сторону, чем у людей; отличие ворсинок, некоторые из них были несоизмеримо длинными и нелепого окраса, похоже, лишними, не вылинявшими после зимы. На левом копытце наметилась лёгкая стоптанность. Что значит естественное, а не вечное. Камрат вот свои сапоги носил столько, сколько себя помнил, и всё это время они оставались такими, какими были с самого начала, чуть раздаваясь с его ростом.

Подумав о своих сапогах, он вдруг некстати вспомнил о покинутом, разваливающимся от ветхости, доме в Керпосе, где вырос и жил с бабкой Калеей.

Окружающая тишина, чуть нарушаемая дыханием Свима, и мысли о доме навеяли на мальчика тоску. Хорошо бы сейчас проснуться там, дома…

Благодаря воспитанию бабкой он не понимал и никогда не обращал внимания на скудость и унылость их житья. Вокруг многие так жили. Он не знал, откуда бабка достаёт еду, если практически она всегда находилась в доме и к раздаточным не ходила, и что она оставалась там делать, когда позволяла ему оставить её в покое, а он тут же убегал из дома и носился по городу. Всё другое время они общались. Своеобразно – в процессе хапры.

Словесные разъяснения бабки Калеи, что собой представляет хапра, остались вне восприятия мальчика, ибо слышал их практически ежедневно, но пропускал мимо ушей.

– Хапра, – монотонно и с неизменной остановкой после произнесения этого слова, говорила бабка, – это кодекс поведения метунов (Камрат так и не узнал, кто такие метуны) в любой обстановке. Кодекс объединяет видение, знание и умение! Если ты правильно видишь, знаешь об увиденном, и умеешь использовать знания, то всегда найдёшь наилучший выход из любого положения, в которое ты попал, каким бы безнадёжным и запутанным оно не было… Хапра – путь аккумулирования видения, знаний и умений с постепенным раскрытием способностей управлять всей триадой успеха в бою… Хапра – путь к непобедимости…

Она говорила ещё о чём-то, а руки её, узкие в ладонях, с длинными смуглыми пальцами мелькали то над головой мальчика, то опускались к плечам, проходились вдоль спины, касались груди и ног… От рук исходили тёплые приятные волны, как от солнечных лучей, они проникали в естество мальчика так глубоко, что Камрату казались сквозными. У него внутри происходили какие-то странные изменения, он их ощущал, а спросил бы кто о них, мальчик ничего не смог бы ответить о существе этих изменений. Быть может, только сказал бы или дал понять – от бабкиных нашёптываний и пассов в нём словно расправлялась неведомая пружина в каждой малой его части и придавала необыкновенные силы.

Хапра вне зависимости от настроения бабки или внука производилась или исполнялась ежедневно. Камрат даже не помнил начального этапа обучения. По его представлениям, он всегда был связан с хапрой, возможно, со времён, когда ещё ни ходить, ни говорить не умел, да и, быть может, не соображал, раз в памяти его ничего не осталось, кроме как воспоминаний о хапре. Её тихая без суеты процедура вошла в его жизнь обязательной составляющей, дарящей редкие минуты одуряющей благости, как самой Камее, так и её неспокойному вне хапры внуку: он обычно стоял перед нею умиротворённым, никуда не стремящимся убежать, и чувствовал блаженное удовлетворение от слов и мелькания бабкиных рук. В серых глазах Камеи поблескивали огоньки, лицо затуманивалось, на нём расправлялись глубокие морщины, и Камрату чудилось отсутствие вокруг них двоих кого или чего бы то ни было.

Он и бабка – и весь остальной мир вне!

– Ну вот, – говорила Камея по окончании хапры каждый раз одно и то же. – Сегодня ты запасся новыми знаниями, умением и способностью видеть явное и скрытое, тайное и простое…

После таинства хапры следовали правила ведения боя. Занятие весёлое, но оно требовало места, где можно было бы не только нанести удар, а и успеть отклониться, а если надо, пропустить соперника мимо, дать ему продвинуться по инерции хотя бы на шаг и напасть на него с неудобной для того стороны. Потому-то единственная комната их дома всегда была очищена от ненужных вещей.

Вначале бабка показывала что-нибудь новое, Камрат старательно повторял. И у него каждый раз получалось всё правильно. Потом они на время забывали о времени и почти праузу, а то и две имитировали, порой очень жёстко, настоящий бой: рукопашный, с кинжалом, палкой вместо меча.

В конце бабка не хвалила, а лишь говорила:

– Теперь ты и это увидел, и знаешь, и умеешь… На сегодня всё. Можешь отдохнуть. Я тебя не держу.

Иногда бой протекал с комментариями со стороны Камеи. Мальчик нападал или защищался, используя накопленные приёмы и знания, а бабка, отбиваясь от него, подсказывала, наставляла, поправляла. И так сложилось, что даже в драках с мальчишками руками или палками, он словно слышал её негромкий голос – поправляющий, подсказывающий: сделай так-то и так-то.

Искушённый в бесчисленных наставлениях бабки и правил ведения боя, Камрат вчера, при виде крысиной возни – первой настоящей схватки не на жизнь, а на смерть, увиденной им, – не мог точно определить, что это перед ним происходило, поскольку несовершенство их движений и действий поразили его несказанно. Его так и подмывало подсказать, поправить неправильную постановку ног, нерациональное размахивание мечом, кинжалом или чигиром. Создавалось впечатление – участники схватки не видели ничего вокруг, кроме своего непосредственного противника; если же к ним подступал кто-то со стороны, они пропускали его удар…

К его удивлению и огорчению, манера поведения Свима при отражении атаки крыс ничем примечательным или хотя бы манерой поведения не отличалась от выродков. Но в бою так нельзя поступать! Бой не дуэль, в нём нужно знать расположение своих сторонников, где и как располагаются противники, успешна ли стычка или проиграна… И следует всегда думать и искать возможность переломить схватку в свою пользу…

Ничего вчера такого Камрат не увидел, поэтому разочаровался и в схватке, и, что было всего горше, в Свиме.

Его даже пробила дрожь от мыслей, навивавших печаль, словно он взвалил на себя непомерную ношу невысказанного отношения ко всему происходящему с ним: и дорога впереди дальняя, а на ней всякого чего будет, и Свим, хотя и дурб, и в росте не меньше бермета, и грозен будто бы с виду, но боец так себе, а переучивать его поздно, так что никакой он ему не защитник, а в меру опытный спутник… без которого дальше не уйти, да и нет желания уходить.

Сюда бы бабку Калею. Она бы этих крыс…

Она бы с ними и связываться не стала, а сумела бы найти способ так их обойти, что они никогда не узнали бы об её, и, естественно, о тех, кто с нею был, существовании.

Отвлёкся он от своих дум и переживаний, ощутив чей-то пристальный взгляд. Приподнял голову и встретился с взглядом хопса, изучавшего его так же тщательно, как это он проделал чуть раньше с его ногами и хвостом.

– Почему не спишь? – спросил К”ньец и грациозно-тягуче потянулся всем телом, лишь ноги не участвовали в утреннем кошачьем моционе.

– Не знаю, – отозвался Камрат, не представляя даже, что можно сказать на вопрос выродка.

И правда, кто может знать, почему иногда хочется спать, а почему – нет, даже если устал. Может быть, выродкам такое непонятно?

– Тебя вчера напугали крысы? – по-видимому, у хопса были свои предположения о бессоннице мальчика.

– Нет, – покривил губами Камрат. – А чего их бояться?..

– Ну как же. Бросаются на всех, некоторые даже мечами размахивают. Убить могут.

– Не могут.

К”ньец ударил по полу хвостом.

– Ещё как могут. Ты, наверное, не понимаешь ещё, что подобные гурты, малаки, да и бандиты запросто могут напасть и убить. Так оно и есть…

– А зачем им убивать кого-то?

Хопс, похоже, такого вопроса не ожидал, задумался. Слегка мерцающие в полусумраке его глаза сузились. Затем важно, наверное, от кого-то услышанное, произнёс:

– Такова жизнь, малыш. Что поделаешь. Такова жизнь.

Камрат и в этот раз не нашёлся что сказать. Всё-таки, подумал он, с выродками трудно разговаривать.

– Проснулись? – раздался голос Свима, сидящего у стены за спиной мальчика. – Вот и хорошо! Утро наступает. Давайте-ка решать, каким образом нам добраться до Примето.

К”ньец повёл ушами и обратил свои немигающие глаза на Свима – что тут, мол, решать?

Свим пояснил:

– Появление на дороге целого дума тескомовцев и так, как ты знаешь, не подарок. Пока через их патрули пройдёшь, душу вывернут. Но, а если они и вправду ищут малыша и его бабку, то попадаться им на глаза и вовсе не следует… Опасно!

– Наверное, – мяукнул К”ньец. – Малыша могут…

Камрат промолчал, лишь напрягся всем телом: что-то предложит Свим? Был начеку и готовился к самому худшему – вдруг придётся расстаться со спутниками и идти одному. А что? Кто они такие, чтобы брать его с собой и при всякой встрече с тескомовцами объясняться перед ними или прятаться от них? Сказал же Свим – опасно!

– Думаю те двое, что видели тебя, малыш, на улице Керпоса, – продолжал говорить дурб, в его голосе не было ничего настораживающего мальчика, – хорошо запомнили, как ты выглядишь. На то они и тескомовцы, дабы уметь запоминать и прилично передавать словесный портрет нужного разумного. Кстати, ты должен знать, что описать человека проще, так как тескомовцы – люди. Людям хуже удаются описания путров.

Свим поднялся и подсел ближе к мальчику, но прежде обратился к выродку:

– Нам, К”ньюша, наверное, лучше всего свернуть надо куда-нибудь сразу после Ритола. Там есть, припоминаю, старая турусовая дорога. Правда, очень избитая. Там, наверное, турус всё ещё не живой.

– Я знаю. На ней тескомовцы, по всей видимости, уже патрули поставили, – предположил хопс. – Дорога всё-таки. Избитая она или нет, но по ней можно ходить.

Свим кивнул.

– Я о том же. Просто после Ритола параллельно старой дороге есть торные тропы до самого Пертока. По ним можно было бы спокойно пройти, минуя патрули. Но вот отсюда, от Крема, я никаких дорог обходных или троп не знаю.

К”ньец согласился и, подражая Свиму, по-человечьи кивнул головой, вызвав у мальчика улыбку – столько было важности и смешного, в том числе, в этом кивании.

– Их никогда здесь не было, – подтвердил выродок.

– Я знаю дорогу, – неожиданно для себя изрёк Камрат, и оторопел от высказанного, даже рот приоткрыл.

Он никак не мог понять, почему так уверенно высказался о дороге. А в памяти уже прорисовывалось нечто, подтверждающее её существование – да, он знает эту дорогу. Она идёт вдалеке от Туклы, обходит Перток, пролегает по самому краю Заповедника Выродков и в итоге выводит на турусовую дорогу между Фастом и Примето.

– Та-ак! – протянул Свим, не столько удивлённый, сколько заинтригованный заявлением мальчика, и запустил толсто палую ладонь в волосы и подёргал их, словно проверил на прочность. – А это… То, что ты сказал… Как понимать?

– Не знаю, – как всегда отозвался Камрат, но тут же сообразил, что негативная реакция на его незнание со стороны Свима последует немедленно. Его не удовлетворит такое объяснение, а потому надо что-то добавить к сказанному. Мальчик поспешил сбивчиво поправиться: – Не так я сказал. Я до сейчас… ну, я не знал о ней ничего, пока вы не стали о ней говорить, а сейчас знаю. Мне, наверное, когда-то о ней говорила бабка Калея, вот я… и вспомнил. Неожиданно… Правда… Она начинается…

– Не спеши, малыш! Подумай ещё. К”ньюша, ты тоже напрягись. Вдруг вспомнишь что-либо о дороге, также как это вдруг сделал Камрат.

К”ньец фыркнул, встряхнул головой и машинально произвёл лапиной умывальное кошачье движение.

– А ведь точно, – будто удивляясь самому себе, сказал он, наконец. – Пранек, ты помнишь его?.. Он как-то вскользь упоминал о пути в сторону от Туклы. Мне его сведения в те времена были ни к чему. И я могу лишь предполагать. Ты же знаешь сам, троп и дорог вне турусовых и основных, тех же троп и дорог, великое множество. Так почему бы Крем может быть исключением?.. Это мы с тобой ходим там, где дороги охраняются Тескомом, а сколько разумных ходит помимо них. Кто их считал? И людей, и путров всевозможных, и дорог с тропами тех же? Никто. Никто не знает и всех путей, ведущих от города к городу. Чаще всего кому-то известны один-два пути. И этого достаточно, чтобы не попадаться на глаза тескомовцам. О такой дороге, я думаю, и вспомнил малыш.

Свим выслушал выродка со вниманием, а высказался по другому поводу:

– К”ньюша, с чего это ты сталтак много и подробно говорить? Монолог вот закатил непомерной длины. Это Камрат на тебя так плохо действует? – засмеялся он своей шутке. Выродок в ответ фыркнул неодобрительно. – Но ты позабыл о тескомовцах на шарах, они-то уж хорошо знают пути-дороги от города к городу. У них, поди, и схемы есть.

– Не уверен, – К”ньец прижал к голове уши – знак полного несогласия с собеседником. – Они летают не везде…

– Всё, всё! – воскликнул Свим, предваряя всякие возражения или новые рассуждения. – Подробности оставим на дорогу. Сейчас завтракать и в путь! Малыш нас выведет…

– Но я не знаю, где она начинается! – в отчаянии выпалил Камрат.

– В каком смысле – не знаешь? Это тоже надо понимать как-то по-иному? – глаза Свима приморозили мальчика своим свирепым взглядом к полу.

– Как хочешь, так и понимай! – отчаянно воскликнул Камрат. – Я её вижу, но не знаю, от какого места она начинается. Я же даже рядом с ней никогда не был… Там… Там такое… одно большое дерево… Я вижу его и – всё!

– Где там? – закипал Свим праведным гневом, этот мальчишка опять преподносит нечто неразумное, чего он воспринять не может. Или опять хочет выкрутиться?..

– Ну как ты не можешь меня понять? Это дерево вот здесь, – Камрат от безнадёжности убедить дурба словами стукнул себя кулаком по голове. – Я его вижу! Вижу… Там дерево… Ведь я не знаю даже, где мы сейчас находимся, и даже где этот Крем, о котором ты всё время говоришь!

Мальчик выдохся, руки его покорно опустились.

– Вот что, Камрат, – мурлыкающим и успокаивающим голосом пропел хопс. – Мы сейчас выйдем на дорогу по направлению к Тукле и ты, я уверен, увидишь то самое дерево. Будет ли оно находится от Крема, а мы сейчас в нём, на расстоянии двадцати берметов или в пяти свиджах, не важно. И мы свернём рядом с тем деревом на нужную тропу… Так, Свим?

Дурб лишь с удивлением покачал головой. Рассудительность К”ньеца поражала. Находясь под его опекой вот уже почти два года, выродок никогда не проявлял подобных качеств: говорить в нужный момент и, главное, убедительно и верно, да ещё с кем – с мальчиком, ребёнком человека.

– К”ньюша прав, – сказал он кратко.

Они ступили на дорогу из Крема спустя две праузы.

Солнце, багровое и огромное, поднималось на востоке – тяжело и неприветливо. Точно покидало своё ночное ложе с неохотой, не видя ничего хорошего в своём появлении над погибающей природой Земли. Над руинами, над толпами разумных выродков, теснящих из года в год, из века в век своею численностью сокращающуюся популяцию людей, до того неразумно царствующих на планете несколько десятков тысяч лет. Над бессмысленно сражающимися между собой и тех и других неизвестно из-за чего, бредущих по дорогам и тропам неизвестно куда и зачем.

Глаза бы их не видели! Лучи бы их не достигали! Тепла на них жалко и света!..

– День будет тёплым, – определил по солнцу дневную погоду К”ньец и поёжился от утреннего ветерка – происходил он из тех кошек, у которых извека не было хорошей шерсти для защиты от холодов.

– По дороге согреемся, – с деланым оптимизмом пообещал Свим.

– Х-хорошо бы, – Камрат тоже замёрз, пока они выбирались из хаоса покинутого древними города.

За спиной остались не менее трёх свиджей, когда Камрат, уже отчаявшийся увидеть нужное дерево, радостно закричал:

– Вот оно! То дерево!

Шедшая впереди них ватага выродков из лис, путров пятнадцать, оглянулась и быстро перестроилась, ожидая то ли нападения, то ли собираясь напасть самим. Роста они были небольшого, зато воинственности у каждого хватало на двоих. Отбиться от них можно, но затевать драку на дороге, никому не позволено.

К”ньец презрительно зафыркал, изображая независимость и пренебрежение подготовке потомков лисиц.

– Собаки, – мяукнул он. – Не люблю!

– Мог бы о том так громко не кричать, – спокойно, но готовый ко всему, сказал Свим. – Но, что случилось, то случилось. Давайте-ка постоим на месте и сделаем вид, что нам до них нет дела… К”ньюша, перестань пялиться в их сторону, загляни лучше в придорожную канаву, будто бы что-то ищешь, а ты, малыш, не стой истуканом, делай что-нибудь. Поправляй сапог, что ли.

Изображая суету, все трое занялись мелочными делами, не обращая внимания на компанию путров из собачьих. Те посовещались, спрятали кинжалы, развернулись и побрели дальше по дороге. Большинство из них соблюдали правило путров – ходи как люди, то есть вертикально. Однако для некоторых, тем, кто постарше, такая ходьба была уже, возможно, в тягость, и они опустились на все четыре конечности, сбивая неприспособленные к тому лапины до крови.

Выждав и находясь в полной уверенности, что их никто не услышит, Свим высказал хопсу своё негодование:

– Сколько раз я тебе говорил, К”ньюша? Ты не в гурте каком-то там, в Диких Землях, а идёшь со мной по тескомовской дороге. Потому тебе нет дела, собаки вокруг тебя или кто-то другой. Тебе что, хотелось прямо здесь устроить свалку?.. Тескомовцы только того и ждут.

– Им сейчас не то того.

– Помолчи! Вон там идут люди. Пропустим их.

Сам Свим занялся перестёгиванием пояса, а Камрат просто уселся на турусовый покров дороги и опять стал снимать и надевать сапог.

Трое, по виду тронутые изменением, чинно и гордо проследовали мимо, не находя нужным перекинуться несколькими словами с нормальными людьми в лице Свима и Камрата.

– Это кто, тронутые? – поинтересовался Камрат.

О них он неоднократно слышал от бабки, но видел едва ли раза два – в Керпосе их стражники сразу отводили на выделенное им подворье.

– Они, – подтвердил Свим. – Видишь, как идут? И вот так до самого Побережья будут идти. Шаг в шаг. И даже между собой не говорят, а если говорят, то каждый только о себе. И несут при этом такое, что и слушать нет охоты.

– Они могут говорить между собой без голоса, – сказал Камрат и важно добавил: – У нас в городе тронутых не принимают.

– Кто это тебе сказал?

– Все так говорят. И я их у нас в самом городе не видел. У них, как у тескомовцев, своё гетто. А что?

– Слушай больше. Они люди, значит, вхожи во все города… К тому же среди горожан они ведут себя нормально. Ладно, хватит о них. Ты считаешь, что это то самое дерево, которое ты видел… Вот тут, – Свим ткнул себя пальцев в темя.

– Да, оно.

– Тогда… веди! И побыстрее, пока никого не видно на дороге. И вообще никого вокруг.

Камрат не дошёл до толстой в комле низкорослой сосны шагов десять, с сомнением посмотрел вдоль окраины дороги и сразу же увидел тонкий, едва заметный намёк на тропинку. Она виднелась ему желтоватой нитью, проложенной почти перпендикулярно дороге, и в берметах двадцати терялась в зарослях кустарника, за которым поднимались голые сучковатые кроны передовых деревьев приземистого редколесья, соединяющимися колками уходящего вдаль.

– Здесь, – показал мальчик и прыгнул через неширокую канаву, заспешил, путаясь ногами в прошлогодней траве, кое-где уже пробитой тонкими стебельками подступающего лета – у дороги почва была, наверное, теплее, вот новая трава и торопилась взглянуть на солнце.

За ним последовали спутники, а когда они вошли в подлесок, и их не стало видно с дороги, Свим объявил остановку.

Он поднял голову вверх, потрогал низкую ветку ближайшего дерева, сокрушённо вздохнул.

– Не люблю я в лесу ходить. Вам, конечно, он нипочём, а я вот намучаюсь, цепляясь головой о сучья. Давайте передохнём, прежде чем в него соваться.

Глава 10

Едва заметная с дороги тропинка, чем дальше уводила в лес, тем становилась шире и проходимее. Свим повеселел – не надо продираться сквозь заросли, над головой угрожающе не нависают ветви деревьев. Он занял место впереди маленького отряда, К”ньец его замыкал. Камрат опять мог видеть перед собой широкую спину дурба, его толстые ноги, рукоять ножа в сапожном кармане…

Тропа постепенно приобретала черты часто используемого пути. В неё со всех сторон стекались тропинки, как едва намечаемые ручейки к реке. Хорошо утоптанная и удобная для перемещения, такая тропа не возникает в одночасье, так что, возможно, она вела свою историю ещё с тех времён, когда люди, по рассказам легенд и преданий, а также некоторых отрывочных истинных сведений, ездили в самодвижущихся, чему трудно поверить, повозках. Часть той древней дороги разрушилась, заросла, размылась, а часть осталась. И те, кто по ней ходил в новое время, пожалуй, сделали всё, чтобы не привлекать к ней внимание. Перед дорогой, контролируемой тескомовцами, тропа исчезала напрочь, дробясь вначале на рукава, а у самого турусового покрытия и вовсе превращалась в едва намечаемые в траве пунктиры. Со стороны глядя, по таким тропинкам, вернее отдельным следам, могли пройти разве что дикие, либо кто из слишком смелых лесовиков, а остальным – кому охота по одной из них ринуться в чащу придорожного леса? Так думают, на то и рассчитано, бойцы Тескома, проходя по дороге патрулём.

Передовой – придорожный – лес остался позади. Появилась перспектива, и за поредевшими деревьями можно было рассмотреть смутные очертания Суременных гор, а если знать, куда всматриваться, даже увидеть тёмную тучу самой высокой вершины на Земле – Керекту.

Суременные горы возникли в историческую пору от страшного катаклизма после падения на поверхность планеты самого большого спутника-города. Сойдя с орбиты, он рухнул вниз, губя творение людей, как на земле, так и в космосе. Десятки миллионов людей погибли в катастрофе. Суременные горы росли и по сей день, занимая всё большую территорию, а Керекту – в два раза быстрее их…

Солнечные лучи, хотя и рассеиваемые мутной атмосферой, беспрепятственно достигали её дна и прогревали землю. Люди и путр согрелись. Свим и Камрат сдёрнули с головы капюшоны, открывая уши для звуков и оттого сразу почувствовали – окрестность живёт полной жизнью.

Наступала весна. Разумные встречали её интенсивным перемещением по всей бандеке, а порой и за её пределы в поисках приключений, знаний, единомышленников, свободной жизни. Тяга к перемене мест возникала и у людей, и у выродков. Целые кланы последних снимались с насиженных за зиму мест и уходили за сотни свиджей: кому-то соседи не понравились, а то – воды вокруг слишком много или, напротив, не достаёт, другие почти рядом перезимовали у Суременных гор и им надоели постоянные землетрясения, камнепады, набеги неведомых диких или полуразумных…

Неисчислимые причины двигали разумными по планете.

У диких было проще. По заведённому от века порядку они готовились произвести потомство. Одни из них чистили норы, другие устраивали гнёзда, третьи – подновляли плотины, иные мигрировали с юга на север…

Пройдя по пустынной тропе свиджей десять, спутники намеревались уже остановиться на отдых и обед, когда К”ньец негромко предупредил:

– Внимание! Нас кто-то нагоняет.

Идущий впереди вперевалку Свим моментально обернулся, в руках его уже был зажат для схватки меч.

– Кто?.. Далеко?..

– Пока, – уши хопса жили отдельно от него, они поворачивались во все, казалось, стороны, – не могу точно сказать. Прислушайся! Слышишь?..

Люди отчётливо услышали нарастающее шипение, странный писк и дробный перестук, неумолимо надвигающийся со стороны оставленной ими дороги. Воздух стремительно наполнялся другими глухими звуками, и для человеческого слуха он был неприятен. Свим даже поковырял в ухе толстым пальцем, дабы избавиться от зудящего давления на него.

– Мутные звёзды! – выругался он.

Выродок пригнулся, опустил верхние конечности на жухлую траву тропы, внюхался. Его усы трепыхались словно под ветром.

– Мыши! – наконец заявил он.

– Мыши? – озадаченно переспросил Свим и непонимающе уставился на хопса: не шутит ли любитель мышей?

– Да, мыши. Мыши идут. Много. Нам надо бы отойти в сторону, – предупредил К”ньец и первым сошёл с тропы и отступил от неё на несколько берметов.

Люди последовали его примеру, и вовремя.

Тропа словно вспучилась серым ковром, передовой край которого нарастал со скоростью бегущего во всю прыть человека. Это были колонны, толпы, отряды, сплошные вереницы диких мышей. Тысячи и тысячи. Каждая из них едва ли превышала размеры комочка, способного поместиться в кулаке Камрата, но все вместе они текли подобно реке.

Серая мышиная масса проносилась мимо ног завороженных небывалым зрелищем нечаянных свидетелей буйства дикой природы. Невозможно было проследить за одной какой-то особью. Они так быстро двигались, что на месте той мышки, только что отмеченной взглядом, появлялась новая, точно такая же, и также, в свою очередь, исчезала из поля зрения, терялась на фоне других.

Куда они так спешили, что их гнало? И откуда их столько?

Хопс и Свим обменялись вопросительными репликами, едва слышимыми за шумом мышиного бега, но ни тот, ни другой не могли припомнить что-либо подобное увиденному. К”ньец фыркал, тряся усами, Свим разводил руками, Камрат же неотрывно смотрел на подобное чудо – ему никогда даже в голову не приходило, что такое может быть.

А мыши всё тянулись и тянулись бесконечной лентой…

Прошло не менее блеска, прежде чем в сплошном мышином потоке стали обозначаться прорехи. Замыкали шествие несколько явно организованных рядов более крупных мышей: они бесцеремонно подгоняли отстающих и отбрасывали в сторону от тропы не выдержавших гонки и подохших, а тех, кто не выдержал, было достаточно много.

Не менее дюжины таких упало у ног невольных зрителей.

К”ньец живо подхватил трупики и сунул их в свой поясной мешок. Свим сделал вид: ничего не заметил, однако лицо его передёрнулось от омерзения. Он так и не мог за годы привыкнуть к пищевому рациону хопса.

– Не нравится мне всё это, – сказал он, чтобы отвлечься от неприятных ощущений. – Их кто-то спугнул и, возможно, сейчас продолжает гнаться за ними. Есть смысл на некоторое время укрыться в чаще и пропустить это.

– Никто за ними не гонится, они кочуют, – возразил К”ньец. – Весной бегут туда, к горам, осенью – назад, на юг.

– Тебе виднее. Ты у нас по мышам специалист, – хохотнул Свим. – Ладно, нам бы пора поесть.

– Не буду вам портить аппетит. Вы тут оставайтесь, а я ещё посмотрю, где и куда мыши свернут с нашей тропы.

– Мышей жрать пошёл, – сказал Свим, когда выродок удалился на достаточное расстояние, чтобы не слышать его своим чутким слухом. – Да и еды у нас не густо. И пополнить здесь её негде. Скоро придётся взяться за твою бренду. Но она, говорят, хороша до поры до времени…

– Почему?

– Потому, что человеку надо, чтобы его живот был набит не пеной, а твёрдой пищей. Впрочем, пока еда есть, думать о том не стоит. Тем более, К”ньюша это понимает и переходит к своей традиционной еде.

Они сели друг против друга. Свим выложил остатки хлеба и мяса, вытряхнул из мешка крошки и закинул его за спину. Критически осмотрел запасы.

– Не густо. Мне казалось всего будет побольше этого. Что ж, вдруг что-нибудь раздобудем в дороге. – Он вздохнул. – Не лежит у меня душа употреблять одну бренду.

Камрат неторопливо доел свою долю, выпил из питьевой фляги воды, тщательно вытер губы рукавом куртки.

– Бренду надо разделить, – предложил он.

– Зачем? Лежит у тебя и пусть лежит, – также дожевав своё, с ленцой в голосе возразил Свим.

В дороге после еды он любил отдохнуть, расслабиться, а то и вздремнуть хотя бы на пару блесков. Так у него всегда было, и сейчас он не хотел отказываться от своей привычки.

– Сам говорил, дорога у нас длинная, мало ли что может случиться, – сказал Камрат, он тоже чувствовал потребность в отдыхе. – Из Диких Земель не сразу можно выйти к людским поселениям, а без еды здесь человек долго не протянет.

Свим долго и внимательно смотрел на мальчика.

– Слушаю тебя, малыш, и удивляюсь. Порой ты рассуждаешь как взрослый. Ты, наверное, и читать умеешь? Хотя нэм твой… э-э… Ладно, не буду, не буду. Уже насупился. Так умеешь читать?

– И читать, и писать. Бабка Калея научила. И заставляла.

– Да-а, бабка твоя – кладезь добродетели. А чему она тебя ещё учила? – спросил Свим, походя, даже не подозревая, какую бурю он рождает в мыслях мальчика.

– Всему, – нехотя отозвался Камрат. Он задумался. Не стоило бы о том говорить, и бабка Калея строго-настрого предупреждала, чтобы он никому никогда не рассказывал, но Свиму, как ему показалось, можно и проговориться, потому что они здесь одни и хочется ему или нет, но умение и знание, воспитанное в нём бабкой, как-нибудь проявиться. Так не лучше ли уже сейчас предупредить о том Свима. – Она меня учила в основном… – сказал он и на мгновение замялся. – Хапре она меня учила.

– Чему? – Свим так и подпрыгнул. – Хапре? И долго?

– Всегда и каждый день.

Собравшийся было расслабиться на солнышке и отдохнуть, дурб тут же отказался от своей затеи. Признание Камрата потрясло его так сильно, что мальчик даже испугался за него. Ему показалось невесть что, а у Свима просто дрожали руки, когда он попытался протереть вспотевшее лицо ладонями.

– А что в этом особенного? – спросил Камрат.

Ему-то самому в этой хапре виделся лишь ежедневный утренний процесс, подобный некоему ритуалу. Приятные ощущения и только. Правда, бабка Калея говорила, чтобы он о том никому не говорил…

– Ты ещё спрашиваешь? Ты вообще-то понимаешь, что собой представляет хапра?

– Ну… Бабка Калея говорила, конечно. Кодекс поведения… Ещё она говорила, что это способ, помогающий выходить из неприятных ситуаций… Ещё о программировании способностей… И ещё что-то.

– Мутные звёзды! Вот именно, программирование способностей. Да если Теском узнает… Постой, они уже знают. Теперь понятно, почему они на тебя с бабкой облаву устроили. Та-ак… Я бы не сказал, малыш, что твоё признание прибавит нам всем приятных минут до Примето. Послушай меня, Камрат. Ты мне сказал о хапре, а я не слышал. Не слышал!.. И об этом не должен знать и К”ньюша… Разве тебе бабка не говорила, что надо держать язык за зубами и никому о хапре не рассказывать?

– Говорила. – Камрат пытливо посмотрел на Свима. – Но я же сказал только тебе. Ты мне всё время напоминаешь о длинной дороге и что мне надо тебе обо всём рассказывать. Вот я и… И сказал тебе, чтобы ты знал.

– И правильно сделал, – согласился Свим, но тут же добавил: – Хотя лучше бы я не знал!

Свим встал и заходил взад-вперёд, выворачивая сапогами траву с корнем.

– Теперь знаешь, – сказал будто назидательно Камрат..

– Я знаю… – Он не переставал ходить, размышляя вслух: – Теском, наверняка, тоже о тебе всё знает. Его бойцы перекрывают дороги. Конечно, нельзя перекрыть все тропы… – Он остановился. – Нам надо идти! И чем быстрее, тем безопаснее будет наше продвижение. Как ты себя чувствуешь? Идти можешь?

– Могу, конечно. Давай, только разделим бренду.

– Нет, малыш. В дороге и вправду всё может быть. Так пусть она у тебя будет вся. Мы для тескомовцев никто, а ты… Не знаю даже, что о тебе сказать.

– А о хапре расскажешь? – Камрат будто бы не обратил внимание на слова Свима об опасности, которая, якобы, ему угрожает.

– Хапра, малыш, запрещена. Давным-давно… Она совершенствует человека, если проводится правильно, и калечит в противном случае. Надеюсь, тебя бабка учила правильно. Но… Хапра запрещена, как рассадник сверхчеловеков… Она наказуема, потому что…

– Но почему? Разве плохо, если будут сверхчеловеки?

– Сверхчеловек – это не человек.

– Ну да? – не поверил мальчик.

– Человек, выросший в хапре… Я не знаю, малыш, каким он бывает. Не видел никогда такого, но слышал всякие фантастические слухи. В них не поймёшь, где правда, а где просто выдумки, чтобы поразить воображение слушателя. Зато твёрдо знаю одно, а именно: Теском ещё со времён последней, по крайней мере, войны, а, может быть, и извека охотится на всякого, кто занимается или хотя бы думает о хапре, и убивает. Может быть, и не убивают, но… Не знаю!.. Но, говорят, она угрожает миру. И запрещена была вместе со всевозможными агретами, метательным оружием и всем другим, что поражает разумного на расстоянии…

Свим говорил, но с каждым шагом и словом уверенность его в окончательной разгадке поимки Камрата и его бабки, устроенной тескомовцами, тускнела. Чтобы Теском бросился охотиться лишь из-за одной хапры – предположение не правдоподобное.

И действительно. Конечно, хапра наказуема, и жёстко наказуема. Если кто-то пойман с поличным. И в то же самое время, кто ею не пытался заниматься? Только ленивый. Сам он ведь тоже не без греха, а Теском за ним не гоняется. И не будет. И если бы эта служба ринулась в дом Камрата, зная о хапре, то их туда направилось не двое и не пятеро, а, по меньшей мере, пару кринов. Человек, умеющий учить хапре, – даже старая женщина – против двоих-пятерых воинов, если, конечно, верить тому, что говорят о хапре, подобен для них падающей скале, они даже не успели бы заметить, как умерли.

Камрат слушал старшего товарища внимательно, а когда тот замолк и задумался, разочарованного протянул:

– А бабка Калея мне всегда говорила о кодексе поведения… Я же не знал. И потом, чем я… сверхчеловек?

Свим засмеялся.

– Да уж, на сверхчеловека ты явно не очень похож… Но как кодекс поведения, возможно, так оно и есть. Интересно только было бы знать, для чего это ей, твоей бабке, надо было?.. А что бы ты сделал, узнав о том раньше, что я тебе рассказал?

Мальчик пожал плечами. Они в это время уже шли по тропе. Свим размашисто и быстро, Камрат семенил рядом и пытался заглянуть дубру в глаза.

– И что мне теперь делать?

Свим глянул на него сверху вниз, хмыкнул.

– А ничего. Вижу, для тебя мои сведения пока что пустые звуки. Но… молчи!.. К”ньюша.

Хопс сидел у дороги и с увлечением по-кошачьи умывал личину.

– Они свернули вон туда, – показал он от себя направо. – Не они, а тропа там сворачивает, а они пошли прямо к горам. Я думал, вы будете отдыхать дольше.

К”ньец поднялся, усы его воинственно топорщились кверху, он был доволен.

След от скопища мышей, покинувших тропу, походил на широкую утоптанную проталину и терялся вдали. И весь их путь был усеян трупами, над которыми уже суетились какие-то дикие, при виде людей, убежавшие в заросли.

Какая же часть мышей доберётся до заветной цели?

Молча и без каких-либо отвлекающих событий маленькая команда Свима гуськом отшагала несколько прауз, день перевалил далеко за полдень.

Тропа, в который уже раз, лишь, может быть, резче, чем прежде, свернула и открыла величественный вид на руины. Что здесь когда-то было, никто по прошествии тысячелетий сказать уже не мог, а занимали они большую территорию. Стены из полувечного, по-видимому, бетона, а они говорили о древности строений, в некоторых местах возвышались на многие берметы и кое-где в целости оставались перекрытия. Непонятно почему лес, окруживший руины, отстоял так далеко от них. Не занесены они были и землёй, как это случалось в других местах. Руины для деревьев представляли удобное и богатое перегноем местом произрастания. Множество громадных древних городов так зарастали деревьями, кустарником и травой, нашедших под собой достаточно наносной и вновь образуемой почвы, что можно было подчас пройти рядом с ними и не заметить в двух десятках берметов покоящиеся останки жилищ и других сооружений людей далёкого прошлого – лишь лёгкое всхолмление и растительность на нём.

Здесь же всё смотрелось не так. Никаких стволов раскидистых деревьев на стенах развалин, вокруг чахлая кустистая травка, неожиданно изумрудно зеленеющая новыми побегами, а прошлогодняя трава будто и не вырастала совсем.

– Плохое место. Ничего не растёт,– высказался К”ньец. Он принюхался и фыркнул. – И пахнет чем-то неприятным. Фрр!..

– Тебе после мышей даже чистый воздух неприятен, – позлословил Свим. – Не будем гадать, хорошо ли здесь пахнет или нет, – он смотрел не на руины, а на уходящее к горизонту солнце. – Нам здесь не жить, остановимся на одну ночь.

Они недолго обследовали странные руины. Поиски удобного для ночлега места заняли и того меньше времени. И там, где им приглянулось, чёрным пятном зияло кострище.

– Мы не первые, как видите, – облегчённо выдохнул Свим, ему без замечаний хопса было не очень уютно. Руины почему-то тяготили его своим видом. А коль скоро кто-то здесь уже побывал и провёл время у костра, то и им нечего страшиться чего-либо. – Мы с малышом наберём сушняка, а ты, К”ньюша, – деловито распорядился Свим, – походи ещё вокруг, погляди. Но не долго.

Глава 11

Сидеть у большого костра Камрату понравилось. Прошлую ночь костерок был разведён слабый. Зато сегодня дров не пожалели.

Огонь жадно и с треском поглощал хворост, стрелял искрами, размахивал жаркими остроконечными всплесками пламени. Дым поднимался к высокому перекрытию над углом большого когда-то помещения, где решили остановиться на ночь спутники, и растекался там во все стороны ленивыми клубами.

Вернулся К”ньец, сообщил о своих наблюдениях. На его нюх в руинах давно уже никого не было. Да и по тропе, уходящей дальше к северо-западу, куда лежит и их путь, он учуял следы одних диких.

– Не похоже, – усомнился Свим. – Тропа натоптана. Видно же. По ней уже после зимы ходили.

– Не ходили, – уверенно опроверг его рассуждения выродок. – И ничего такого на тропе не видно, чтобы делать такой вывод.

– Тем более странно. Мы вот за целый день мышей только и встретили. И птиц в округе никаких. По дороге от Крема я видел не меньше двух, а тут ни одной, хотя и лес вокруг.

– Кто-нибудь распугал, – предположил хопс. – Но следов нет.

– А ты не смотрел, нет ли здесь где близко других троп? Может быть там…

– Неужели бы мы не заметили? – возмутился К”ньец. – Если рядом идут тропы, то имеют между собой связи, те же тропы.

Свим помолчал.

– Не сердись, К”ньюша. Наверное, ты правильно заметил, здесь и вправду нехорошее место. – Свим задумался, сведя брови. Но вскоре его лицо разгладилось, и он сказал, поставив точку сомнениям: – Ну и пусть себе! Мы же ненадолго тут остановились. Не идти же в ночь? Через пару прауз солнце сядет, где потом лучше найти место? А если что… – Он покрутил головой. – Станем по очереди дежурить, а завтра пойдём с разведкой. Тебе, К”ньюша, придётся пойти впереди. И не по тропе.

– Разумно, – поддержал хопс.

Они поели прителя, что сохранился у хопса. Молча посидели вокруг костра, вяло переговариваясь ни о чём.

Округа всё-таки чем-то настораживала. Тихо и спокойно вокруг будто бы, а в душе – беспокойство.

– Что, малыш, чувствуешь, – спросил Свим Камрата.

– Мне такой огонь нравится, – не отрывая взгляда от костра, мечтательно отозвался мальчик. – Смотри, как он трепыхается в стороны.

– Н-да… С тобой ясно. А я вот что-то тревожусь.

– Плохое место, – повторился К”ньец.

– Пересидим, – отмахнулся Свим.

Тревожное состояние его угнетало, и он решил хотя бы внешне не обращать на это чувство внимание.

Через праузу он потянулся и сказал, продолжая прерванный разговор:

– Завтра уйдём отсюда и забудем. Может быть, спать начнём укладываться, а?

– Время послушать твои новости, – напомнил хопс.

– Да, пора уже, – спохватился Свим.

Он достал чёрную коробочку – кавоть, подмигнул заинтересованному мальчику. А когда из коробочки послышался голос, у Камрата и вовсе округлились от удивления глаза. Бабка Калея ему о таком чуде рассказывала, да видел и слышал он это впервые.

– Слышу тебя, а ты молчи! – говорила и предупреждала явно женщина. – Береги стекло! Проверяй его на закате! Донеси его целым! Всё! Всё! Всё!

– Та-ак, – медленно проговорил Свим, засовывая коробочку опять в мешок.

– Это и всё? – спросил Камрат, разочарованный краткостью действия чуда.

– О чём это они? Стекло какое-то надо проверять на закате? – поинтересовался и выродок и мелко постучал кончиком хвоста по копытцам.

– Думаю вот… Перевожу на понятный язык… – Свим посидел, словно скучая о чём-то. – Идея новости такова: обложили нас как диких при уменьшении их численности. Теском усиленно разыскивает Камрата. Наши просят его сопровождать. Вчера при передаче новостей от меня, тескомовцы засекли нашу связь и узнали о Камрате. Я докладывал о нём… – Свим обвёл глазами своих спутников, вздохнул. – Я ожидал… Ничего я не ожидал? Это мне сейчас кажется, что я чего-то там ожидал… Звёзды во мгле!

Свим расстроился.

– И что теперь? – мяукнул К”ньец.

– Теперь… Теперь они ищут и меня, раз уж я оказался с Камратом. Ты, К”ньюша, тоже им известен. Что ты сейчас со мной, они это знают. Так уж получилось и мы, по сути, раскрыты полностью. А что делать?.. – Свим потёр подбородок, на котором появилась поросль. – Ну, с тескомовской дороги мы с вами свернули вовремя. Конечно, там, по дороге, патрули их уже прошли, и нас, естественно, не встретили. Теперь начнут усиленно искать. И о нашей тропе они могут хорошо знать, потому пустят кого-нибудь вслед. А чтобы слишком не распылять силы, попробуют искать с воздуха. У них воздушных шаров достаточно.

– Есть, – со знанием положения вещей согласился К”ньец. – Но их отнесёт на юг, вдалеке от нас. Ветер весной с гор.

– Отнесёт, да. Если запустить от Крепости. А если от Пертока, там у них есть шары, или от Сенерта, то как раз на нас вынесет. И потом, некоторые шары оснащены глаудерами, а им ветер нипочём… Правда, осмотреть тысячи квадратных свиджей и найти нас – дело практически безнадёжное. Если бы они не знали хотя бы примерного нашего местонахождения. Однако сейчас территория поиска сузилась. Да и уж если Теском за нас взялся, он найдёт способы нас выследить. В Тескоме не дураки работают… Но… – Свим энергично тряхнул на уровне бёдер кулаками, грудь его распирало от мысли – вот что-то наконец-то происходит интересное, то, чего он добивался, о чём мечтал, потому и слова его были бодрыми: – И мы чего-то стоим!.. Привыкайте к мысли, друзья, о ночных и на пределе сил переходах. А днями будем забиваться в такие щели, где нас даже тескомовские ищейки не найдут.

– Ночные переходы чреваты, – напомнил хопс.

– А дневные под бдительным оком Тескома и того страшнее, – парировал Свим и тут же стал поправлять свой тощий заплечный мешок. – Мы выходим!

– Ты пожалей его, – К”ньец незаметно кивнул на Камрата. Тот грелся у костра, глаза его уже слипались. Две предыдущие ночи не способствовали сну. – Я не понимаю твоей внезапной спешки. Благо, если бы у нас оставалось ходьбы на одну ночь. А нам идти ещё и идти. Побежим сейчас, хватил ли у нас сил на оставшуюся дорогу? А они нам будут нужны.

– Что ты предлагаешь? – Свим уже стал понемногу привыкать к многословию и рассуждениям своего верного спутника.

– Можно выходить ближе к утру, пока тескомовцы просыпаются. Они – организация, а в ней делается всё не как попало. Мы их всегда будем опережать. Это раз. Второе, шары по утрам не летают, также как и вечером. В это время тени на поверхности земли такие, что с шаров ничего толкового не увидишь.

Свим оцепенело посмотрел на хопса.

Мутные звёзды!

Что же это с К”ньюшей произошло? Он никогда не ожидал от него подобных аргументов против ночных переходов, высказанных в чёткой последовательности и с такой убедительностью. Если на западе что-то и вправду происходит, то с хопперсуксом изменения уже точно произошли. И всего за каких-то двое суток!

К”ньец тем временем продолжал:

– Днём, ты прав, надо будет идти с разведкой. И потом, подумай, ну, сколько тескомовцы могут послать бойцов по каждой тропе? Не более двух-трёх в патруле. Даже если они пойдут вдогонку, то мы уже их опережаем не меньше, чем на день. И не забудь, мыши уничтожили все наши следы вблизи дороги… И, Свим, два-три воина из засады – для нас не помеха.

– Пожалуй, всё, что ты сказал, может быть и так, – нехотя стал соглашаться Свим. – Хотя… Не лежит у меня сердце останавливаться на ночь, а идти днём… Будем выходить при звёздах и идти, пока не почувствуем возможность появления шаров. Вечером также будем идти до звёзд.

– Как скажешь, Свим. Это лучше, чем брести в темноте. Не мне, конечно, а вам.

На ночь костёр погасили. Свим и хопс договорились о попеременном дежурстве.

Камрату опять снился неприятный сон, разбудивший его среди ночи. Он заворочался, повернулся на другой бок и расслышал шепот:

– … и тебе показалось.

– Нет же. Вон они – пятна света. Были оранжевые столбы до неба. Такое впечатление, что они протянулись к Луне. Или от Луны сюда. Правда.

– Чепуха какая-то, – уже громче проговорил кто-то, и мальчик узнал в нём Свима.

Чёрные силуэты спутников выделялись на матовом фоне, освещённого лунным светом небосклона. Мальчик поднялся и подошёл к дурбу и хопсу.

– Что там? – спросил он и зевнул. – Что-то произошло?

– И да, и нет, – буркнул недовольно Свим. – Тут вот К”ньюша, якобы, видел какое-то светопреставление… Так, К”ньюша? Или показалось всё-таки?

– Ты же сам успел увидеть, – обиделся выродок. – Тебе тоже показалось?

– Лунной ночью, да ещё спросонья всегда…

– А что ты видел? – допытывался Камрат уже у самого хопса.

Ответил же Свим:

– Шёл бы ты спать, малыш. Мы сами пока ничего не знаем.

– Плохое место, – добавил К”ньец и тоже зевнул, открыв усеянный острыми зубами рот на всю возможную ширину.

Наступила очередь Свима, и он зевнул с удовольствием, со звонким выдохом, потом полу обнял мальчика за плечи и почти силой заставил его лечь рядом с собой.

– Поспи ещё. Утро не близко.

Хопс разбудил их рано, мир только-только осветился сумрачной утренней зарёй, белёсой шторой завесившей восток.

Подниматься Камрату ужасно не хотелось, он пригрелся под боком Свима и не прочь был ещё поспать. Хотя бы несколько минтов. Свим тоже вставать не торопился – вздыхал и потягивался, позабыв о собственном решении встать при звёздах.

– Нам с вами сегодня повезло, – угрюмо сообщил К”ньец, когда на лицах людей появилось осмысленное выражение после дурмана сна.

– Чем же? – Свим продолжал лежать.

– Тем, что была крыша над головой.

– И что? Не тяни, К”ньюша. Не люблю!

– А то. Остановись мы под открытым небом, то не знаю, чем бы для нас здесь закончилась ночёвка.

– О чём ты там говоришь?

– Всё о том же. Эти столбы света ночные, вон, траву вокруг повыжгли.

Свим резко поднялся, едва не придавив мальчика. Да и сам Камрат постарался от него не отстать.

Выродок подвёл их к большому сероватому пятну, кляксой расползшемуся в поле зеленоватого ковра новой травы, всего в нескольких берметах от места их остановки на ночь.

– Вчера здесь везде была травка, – промяукал хопперсукс. – А в полночь сюда ударил один из огненных столбов. Я специально заметил. Теперь вот смотрите. Трава вся как будто выгорела. Пепел.

Камрат потянулся потрогать останки стебельков травы. Его остановил грубый окрик Свима?

– Назад!.. Возможно, это и есть лунная посылка. А от неё надо держаться подальше… Быстро уходим отсюда. Нам и вправду повезло?

– Почему? – задал запоздалый вопрос Камрат.

– Потом как-нибудь, – отмахнулся Свим. – Не задерживайся!

Восход солнца застал их уже в нескольких свиджах от руин. Они согрелись и набрали темп. Порядок движения изменился. Впереди, примерно в трёх канторах, от укрытия к укрытию, изогнув дугой спину, перебегал К”ньец. Люди поменялись местами – Свим замыкал шествие и тащил за собой по земле с корнем вырванный куст. Так он заметал следы. Старался он в основном для себя. Мальчик и хопс следов почти не оставляли, а его тяжёлые на каблуках сапоги проминали дорожную траву до корней и чётко были видны.

Тропинка сузилась, вдоль неё потянулись заросли голых кустов, а безлистные ветви деревьев нависли шатром. Свим недовольно посматривал по сторонам, густота леса его смущала, к тому же он часто цеплялся головой о сучья. Переживал и мучился он недолго. Навстречу вышел обеспокоенный К”ньец и заявил:

– Дальше леса нет. Чистое поле.

Лес обрывался неожиданно. Также неожиданно начиналась степь. Кромка, разделившая их словно под линейку, расходилась в обе стороны и, слегка изгибаясь в рукавах, пропадала вдали, а впереди до самого горизонта открывалось увалистое пространство – серое, кое-где поросшее низкорослым кустарником или высокой травой, отросшей в прошлом году. Над ним – такое же серое небо, что отличалось лишь монотонностью, присущей бездне, какого бы цвета она не была.

Солнце слегка поднялось на востоке и заставило тени деревьев, столпившихся на кромке, вытянуться далеко вперёд за пределы леса, а дальше освещало каждую рытвинку, каждый холмик или росточек. Там негде было укрыться, и любого вышедшего в поле было видно далеко и с земли и тем более с воздуха.

Свим даже застонал, видя перед собой бескрайнюю пустоту – самое то, что нужно для свободного путешествия, лучшей дороги здесь не найти. Если бы… Вот-вот, если бы им не приходилось скрываться! По этому полю хоть иди, хоть стой, хоть лежи или ползи – всё равно будешь виден любому глазу, как на ладони.

– Что ж, – разочарованно повернулся Свим к хопсу, – всё решилось само собой. Придётся идти ночью.

– Это не самое страшное…

Выродка перебил Камрат.

– Смотрите! А что это там?

– Где?

– Да вон оно… Круглое. На небе.

– А-а! Шар тескомовцев. Быстро же они сообразили. Ближе к лесу, друзья! Под деревья и не двигаться!

Они отступили назад и залегли таким образом, чтобы можно было видеть шар и наблюдать за его поведением.

Камрату, увидевшему воздушный шар впервые, его бесшумный полёт на фоне серовато-бурого неба показался явлением из сна в чудном образе движения зелёной тени над землёй, то есть за гранью повседневной реальности. Он знал о шарах, конечно, но верил в одно: летать могли только птицы, да и то не все.

Век птиц на планете завершился тогда же, когда с неба начали падать целые города – одних выжгли, других лишили чего-то важного в природной среде, и они вымерли, третьи разучились летать. Те виды, что выжили, влачили жалкое существование, вызванное отсутствием традиционного питания плодами и ягодами и практически повсеместному исчезновению на Земле насекомых.

Случайно видевшие полёт птицы, позже долго и восторженно рассказывали тем, кто это чудо природы не видел. В Керпос из-за программы в системе регулирования и поддержания внутрисистемного состояния среды в городе птицы никогда не залетали. Никто не знал причин такого положения, в то время как в других городах, если верить хожалым, птицы были не в диковинку. Поговаривали даже о разумных птицах, чему, правда, жители Керпоса не верили. Тем более что огромное число горожан никогда естественного полёта живого или неживого существа или предмета не наблюдали. Впрочем, в городе бродил слух о возможности заметить птицу со стен. Однако Камрату, проводившему на них немало времени, ни разу не повезло – небо над упранами оставалось чистым…

И вот он увидел воздушный шар.

Он летел через восторг мальчика, через его мечту и недоверие.

Бабка Калея как всегда была права…

Камрату хотелось выскочить навстречу посланцу неведомого, попрыгать, покричать от переполнивших его чувств, обратить на себя внимание тех, кто сейчас так смело и необыкновенно совершал величавый полёт над землёй.

Так хотелось…

Тяжёлая рука Свима надёжно придавила его к пахнущей прелостью почве.

– Лежи, не дёргайся! – предупредил он. – Они могут заметить движение и пожаловать сюда.

Шар медленно сносило по направлению в их сторону и к югу. Выйди они из леса хотя бы блеском раньше, то как раз попали бы в точку пересечения траектории шара с тропой.

Но этого не случилось, и шар также величественно удалялся, пока не скрылся за краем верхушек деревьев.

– Могло быть и хуже, – подытожил случившееся Свим. – Хотелось бы знать, почему он оказался именно здесь? Для общего обзора или по наши души, зная наверняка район, где мы можем находиться?

– Думаю, зная, – предположил хопс. – Уж слишком точно.

– Я такого же мнения, – согласился Свим и криво усмехнулся полными губами. – Тескомовцы не дураки, кое-что рассчитывать умеют прекрасно. Да нам от того не легче. – Свим посмотрел на Камрата. – Как далеко тянется это поле ты, малыш, случайно не знаешь? Может быть, и об этом твоя бабка говорила?

Камрат пожал плечами. Он в видении дороги такого вообще не отмечал. Не было там поля.

– Я попробую вспомнить, – неуверенно и виновато пробормотал он. – Поворот же я видел, а вот что дальше… Не видел.

– Постарайся, малыш. А ты, К”ньюша, осмотри тылы. Раз с такой точностью пустили шар, значит тескомовцы вышли в поиск на местности, известной им. Мы же с Камратом устроим днёвку здесь невдалеке… Скажем, вон там, – он махнул рукой в сторону, куда собирался направиться с мальчиком, там теснились более густые заросли, в берметах двадцати от поля и тропы.

– Хорошо. Вернусь на закате.

Он постучал по копытцам хвостом и неторопливо двинулся по тропе назад.

– Пойдём и мы. Пока есть возможность отдохнуть, надо отдыхать. Боюсь, малыш, в ближайшее время нам подобное будет удаваться не так часто. Да и последние две ночи, считая сегодняшнюю, не способствовали тому.

Камрат промолчал.

День тянулся бесконечно. Лохматый клубок огненного солнца едва полз по небосклону. От поля задувал ветер, вызывая звук заунывно вибрирующих голых ветвей. Тоскливо становилось на душе, и Камрат несколько раз порывался поговорить о чём-нибудь со Свимом, но тот, прикрыв глаза, словно усиленно размышлял, и отделывался от побуждений мальчика односложно:

– Отдыхай малыш… Ты поспи, поспи… Не трать силы… Сегодня ночью спать не удастся…

Свим порой поднимался с насиженного места у комля дерева, о который опирался спиной, и выходил к окраине поля. Там он подолгу стоял, всматриваясь вдаль.

Уже ближе к вечеру он вернулся с известием об ещё одном воздушном шаре, пролетевшим значительно дальше от них, чем первый.

– Они знают, где нас искать, – сделал он уверенный вывод и тяжело вздохнул.

Солнце коснулось горизонта – далёкого в степи, и появился выродок.

– Пока тихо, – доложил он кратко.

– Недавно был ещё шар.

– Да, они наверняка ожидали нас в поле, на открытой местности, – поддакнул хопс. Они обсудили вопрос о шаре ещё несколькими фразами. К”ньец спросил: – А малыш вспомнил что-нибудь о дороге?

– Нет.

– Спит?

– Навряд ли. Камрат! Эй, малыш! Вставай!

Как всегда такое случается, мальчику только-только захотелось спать. Глаза просто слипались и не хотели раскрываться, во всех членах чувствовалась вялость и нежелание шевелиться.

Хотелось капризничать.

В таких случаях Калея не церемонилась. Но здесь её не было и некому было подойти к нему и силой заставить встать на ноги.

А Свим лишь посмеивался, наблюдая за героическими усилиями мальчика подняться.

– Говорил тебе, спи днём. Ну, ничего. Завтра весь день проспишь, а сегодня наберись терпения.

– Хорошо бы и вправду выспаться, – заметил К”ньец.

– Ты думаешь, я против?

– Тогда можем выходить?

Свим, прищурясь против солнца, посмотрел на запад.

– Пока нет. Сейчас сядет солнце и мне должны передать новые сведения из Центра. Вчера, ты слышал, ничего вразумительного не было в новостях, может быть, что сегодняуточнят.

Он достал кавоть. Вскоре из него донеслось:

– Хранитель голубого неба

не ведал низменных страстей,

не ожидал иных вестей

из мест, где никогда как будто не был…

Прослушав сообщение несколько раз, а его передавали даже без паузы между последней и первой строчкой, Свим выключил кавоть.

– Стихи! – удивлённо и значительно произнёс К”ньец, топорща усы.

– Какие там стихи? Вирши! – Фундаренец усмехнулся. – Не в том суть. Главное, ключевые слова, их последовательность, количество букв в каждом слове…

– Конечно, – с готовностью согласился хопс, но явно было видно – он ничего из объяснений человека не понял. – Тогда что они тебе наговорили?

– Дай-ка мне подумать немного, чтобы всё расставить по местам как следует. – Спустя некоторое время Свим поделился новостью: – Они подтвердили вчерашнее, и нам надо будет зайти по дороге в Примето в одно местечко. И… Ладно, остальное не так уж важно.

– Куда зайти?

– В Сох.

– О, – обрадовался К”ньец, – Мы давно там с тобой не были. Мне там у тебя нравится.

– Вот и зайдём, посмотрим, что там у нас… Я бы и сам зашёл, без их подсказки.

– Тебе это не нравится?

– Не то, что не нравится. Странно как-то. О Сохе они мне напомнили впервые… Но ладно. Нам пора идти.

После захода солнца посвежело. В поле было холоднее, чем в лесу. К тому же с севера подул ледяной ветер. Пахло дымом горевшей где-то травы. Полная луна окрасила округу в нереальный мутно серебристый цвет. Берметов на двадцать можно было ещё видеть тропу в мельчайших подробностях, а дальше всё погружалось в зыбкое марево.

Камрат поспевал за Свимом, и ему казалось, что находятся они в глубокой громадной чаше: дно ровное, а по бокам – высоченные мертвенно-блеклые стенки, за которыми ничего не видно, а может быть, и нет ничего.

Время перевалило за полночь, когда издалека донёсся топот множества ног. Кому-то ночью не спалось и здесь, в чистом поле. К”ньец определил сразу – дикие коровы. В такую пору они обычно залегают в укромных местах и жуют бесконечную жвачку. Лишь их злейшие враги – волки, могли поднять стадо на ноги и погнать его по ночной степи.

– Целое стадо. Это не мыши какие-то. – Свим повернулся к спутникам. – Как бы оно нас не зацепило. Растопчут и не заметят. Ты послушай, К”ньюша, и определи, куда нам податься.

Выродок низко пригнулся к земле.

– Если не свернут, то нам они не угрожают. Но пробегут невдалеке. Нам надо лечь. Волки бегут за ними, не будем привлекать их внимания к нам. Они же собаки. – Хопс помолчал, ожидая, когда люди опустятся и распластаются поверх травы. – Лишь бы не тупые собаки, – добавил он как заклинание.

– Не предсказывай, – зашипел на него Свим. – Накличешь ещё… Да их здесь и не должно быть.

– Их не должно было быть у Керпоса, – возразил выродок, устраиваясь рядом с людьми.

Топот множества ног по подмёрзшей к ночи земле превращался в сплошной гул – усиливался, приближался. Теперь можно было определить не только выродку, но и людям, что движение многочисленного стада смещается в сторону, а не накатывается на них.

Вскоре в призрачном свете луны они различили тёмную массу, пересекающую поле под углом к тропе.

Всё потонуло в грохоте копыт. Стадо пронеслось. Их преследовали волки, тела которых чёрточками промелькнули почти рядом от прильнувших к земле путешественников. Ветер, дующий в лицо спутникам, не дал возможности преследователям стада отвлечься и напасть на другую добычу, которая так быстро бегать не могла.

В затихающем гуле появились новые звуки: волки кого-то настигли и отметили успешную охоту.

– К”ньюша, можем идти? – приподнялся Свим.

– Если осторожно, то да, – после продолжительной паузы отозвался К”ньец, прислушиваясь к далёкой возне пирующих хищников. – Ты чуть пригнись, – посоветовал он Свиму. – И постарайся так сильно не топать. А то за свидж тебя слышно.

– А я что? – огрызнулся дурб, изображая крадущегося человека – при каждом шаге ногу вначале ставил на носок и лишь потом на пятку. – И так… вот… Не иду, а ползу.

Хопс фыркнул.

– Ты сам-то потише!

Отойдя таким образом не менее полусвиджа от места встречи со стадом, они перешли на нормальный шаг. Свим с удовольствием затопал, а Камрат старался от него не отстать.

Дурб возглавлял команду. Его почему-то взволновала недавняя ночная встреча: что-то не вязалось в произошедшем. Пусть здесь и Дикие Земли, но такого в середине ночи не должно было произойти. Волки на стада не нападали, как ему до сего раза представлялось, так нагло, да ещё ночью. Кто-то хищников спугнул, и они по пути наткнулись на коров? Тот, кто спугнул, оказался не по зубам диким, то есть человеком, и не одним. Тескомовцы? Наверное. Вспомнилось стихотворное сообщение для него на закате солнца. Оно было коротким, однако в его расшифровке таилось немало нового.

Во-первых, некоторым образом изменилась цель достижения Примето. Вначале он просто возвращался домой, к своему хабулину, теперь же его просили сопровождать Камрата. Свим думал об этом с нарастающим беспокойством и недоумением. Просто так в Центре не могли проявить заботу о каком-то пятнадцатилетнем мальчике, имя которого односложно и ни о чём не говорит посвящённому в дела Фундарены агенту. Оттого Свима стала посещать странное предположение – не знала ли бабка Камрата о нём, о Свиме, ещё там, в Керпосе и о его встречи с её внуком? Ведь она сказала о спутниках, которые доведут мальчика до Примето. Даже бренды положила из расчёта такого события.

Но тогда вопрос напрашивался сам собой – откуда она могла знать о дне и блеске его ухода из города и именно восточным лазом? Что там не говори, но идти через данный лаз они с К”ньюшей решили в самый последний момент и никто о том кроме них не знал. Подозревать в чём-либо хопса Свим не мог, так как принимал решения сам, а выродок исполнял его волю. Во всяком случае, до знакомства с Камратом так и было. Это сейчас, вдруг, К”ньец проявил несвойственные ему смекалку и красноречие. Впрочем, о хопсе Свим думал мельком, так как последние два года тот всегда был при нём.

Во-вторых, в сообщении предлагалось прежде, чем вступить в Примето, зайти по дороге в Сох, небольшое поселение людей, по сути, пригороде родного города Свима, но расположенного на противоположном берегу многоводной Ренцы. В Сохе располагалась конспиративная база Свима, ставшая таковой после вступления его в Фундаментальную Арену, а до того – его внегородское, оставшееся от матери, жильё. О нём знали не более пяти членов организации, поэтому упоминание о ней в сообщении смущало. Передающие новости агентам о них самих практически ничего не знали. Естественно, они так давно занимались своим делом, что для них порой содержание сообщений не было секретом, особенно когда они не слишком сложно кодировались. А вот в передаче новости на его имя Сох читался слишком явно.

И в третьих… О чём он не стал информировать спутников: с хопсом делиться новостью посчитал преждевременным, а мальчику этого не следовало вообще знать – не поймёт. А новость была достойной для размышления, ибо в столице бандеки, Габуне, произошёл переворот. Совет Великого Кугурума Сампатании свергнут, Правдивый Сенат разогнан, кто-то из сенаторов убит. Власть перешла в руки столичного батлана Тескома.

Последнее сообщение как-то объясняло те недоразумения, над которыми он и К”ньец размышляли по дороге из Керпоса.

Из-за краткости и зашифрованности сообщения ни о чём конкретном судить было нельзя. Особенно о перемене власти в Габуне. С другой стороны, о притязаниях Тескома уже давно знали все мало-мальски интересующиеся состоянием дел в бандеке.

Наступало его время.

Теском во все времена имел обыкновения поступать таким образом – брать время от времени управление бандекой на себя. Тому были причины, в основном связанные с разгулом бандитов в стране и с появлением нового поколения тескомовцев, жаждущих власти. Они свергали предыдущее правительство, потом года два-три тешились новыми возможностями, но они им надоедали быстро, поскольку отнимали много времени и сил, а также накладывали и обязательства, тогда появлялось гражданское руководство, а сам Теском уходил в тень, хотя новые правители чаще всего были его ставленниками.

Проходили годы, бывшие решительно настроенные представители Тескома постепенно вымирали, остепенялись, меняли взгляды, успокаивались или откровенно переходили в разряд обычных обывателей, отчего в бандеке становилось больше неуправляемых банд, перекрывались или зарастали дороги ко многим жилым, по людским представлениям, местам, города обретали больше самостоятельности и норовили сами превращаться в столицы новых крохотных бандек на развалинах Сампатании. Чтобы навести порядок, спасти целостность страны опять объявлялись возмутители спокойствия, и к власти приходил Теском…

И всё повторялось.

Но с новым переворотом было что-то не так. Тескомовцы нет, чтобы заняться укреплением своей власти и порядка в стране, пустились во все тяжкие по поимке старухи и мальчика, бросив на это все свои силы. А другая сторона переворота напрямую касалась самого Свима. Он же теперь скрывается от Тескома. Сейчас каждый, даже полу разумный, будет считать своим необходимым делом – выловить его и Камрата и сдать победившей в бандеке власти, только заяви она во всеуслышание свои заботы.

Но они о том не говорят всем. И здесь тоже какая-то тайна, ибо свою охоту им не хочется выставлять перед всеми.

Но почему?..

Было чем занять голову в течение всей ночи.

Глава 12

Наступающее утро не порадовало путешественников.

Восток уже становился достаточно светлым, чтобы можно было понять, в каком незавидном положении они оказались. Новый день, похоже, заставал их на открытом пространстве. С летящего аппарата можно видеть самые мельчайшие неровности ландшафта, а люди и подавно будут находиться как на ровном освещённом столе. После чего тескомовцам стать на след беглецов – дело привычное.

Спутники периодически пускались в бег, не представляя на что им собственно надеяться. Теперь впереди мчался К”ньец, Свим помогал выдерживать темп передвижения мальчика, крепко взяв его за руку, хотя Камрат уверял о своей способности не отставать от них.

– Потеряешься ещё, – не отпускал руку Свим, он уже полностью смирился со своим новым статусом и взял на себя роль сопровождающего, телохранителя, няньки, опекуна и прочая над Камратом.

Мальчик со вчерашнего вечера и ночных размышлений становился для него не просто случайным спутником, приблудившимся и принятым для развлечения и коротания времени в дороге, но неожиданно приобрёл непонятную пока что значимость не для одного лишь Тескома, но и каким-то образом затронул интересы Центра Фундаментальной Арены. С его подачи ответственность за сохранность, доставку и обхаживание Камрата лежала теперь на нём, на Свиме, как агенте и свободном охотнике организации, которой он добровольно служил уже несколько лет.

Утро прибавляло света и отодвигало вдаль видимый окоём. И он долго оставался пустым.

И вдруг там, впереди, на кромке горизонта обозначилась тёмная полоса.

– Лес! – уверенно определил значение полосы хопс, оглянувшись на бегу к друзьям. С тревогой продолжил: – Свиджа четыре, не меньше…

– Полторы праузы, – оценил Свим, не сбавляя скорости. – Если не выдохнемся совсем.

– Раньше, – не согласился выродок. – Надо раньше.

– Конечно, надо. Но как? Четыре свиджа не перепрыгнешь. Не на шарах, а ногами идём. А уже через блеск-другой они, эти шары, тут появятся… Чтоб меня полюбила Маркоса! Хоть в землю закапывайся.

– После ночного заморозка? Самим не справиться, – выродок всерьёз принял реплику человека. – Надо искать нору. Здесь должны быть дикие.

Свим не стал комментировать предложение хопса, лишь в сердцах отмахнулся:

«Какие там норы!?» – говорил весь его вид.

Они молча пробежали не меньше свиджа, когда К”ньец обратил внимание на небольшую рощицу, шагнувшую им навстречу из-за невысокого увала. Она располагалась в стороне от натоптанной тропы, но зато до неё бежать надо было значительно ближе – едва ли две трети свиджа.

Свим не колебался.

– Туда! – приказал он и первым свернул с тропы.

Продвигаться сразу стало несравнимо труднее – трава, кочки, – скорость упала, тем не менее, рощица приближалась. Отчётливо стала видна её заросшая передовыми кустами окраина, за ней высились плотно растущие молодые деревца.

Хрипы вырывались из груди друзей, когда они в изнеможении повалились наземь под первым кустом рощицы.

Хопс и мальчик отдышались быстро, Свим же кашлял и всхлипывал долго, он отплёвывался кислой слюной и никак не мог вздохнуть полной грудью.

Камрат лежал на спине, раскинув руки. Разогретый бегом он не чувствовал утреннего холода. Ему казалось, если бы была возможность, он вот так мог бы пролежать вечность. Лежал бы и лежал и ни о чём не думал.

– Хватит валяться! – сурово заявил отдышавшийся Свим, словно сделал одолжение мальчику и выродку, оставаясь так долго у кромки зарослей. – Пора бы двигаться дальше. Мы ещё сможем пересечь этот лесок и на противоположной его стороне…

– Тихо! – прервал его К”ньец. – Замрите!

Свим ещё крутил головой, а Камрат уже слышал тонкие заунывные звуки, исходящие сверху. Он поднял голову и сквозь ажурную густую сеть ветвей увидел шар, плывущий прямо над ними.

Оболочка шара, травчатая снизу и тёмно-зелёная выше, раздутая почти до идеального шара, была испещрена чёрными пятнами, выказывая цвета и символы Тескома Сампатании. А чтобы никто не мог ошибиться в его принадлежности, на крутых боках красовались две крупные надписи – «Теском», заключённые в вертикальные ромбы с подставками – щит и стена страны, а с гондолы свешивалось зелёное полотнище с тем же словом.

Из-за края гондолы виднелись головы двух наблюдателей, тех, кто занимался поиском непосредственно на местности, проносящейся под шаром. Не менее двоих, как знал Свим о поисковых рейдах шаров, сейчас невидимые, стояли и рыскали по окрестностям трубами, позволяющими видеть дальше. Не будь этой рощицы, беглецов уже давно бы заметили, беги они, не беги.

Действия тескомовцев, после обнаружения искомых, тогда свелись бы к известным действиям. Либо к сообщению наземным патрулям и, таким образом, сами по себе ничем не угрожали бы беглецам, либо, если они могли обнаружить своё превосходство, то совершили бы посадку, чтобы попытаться самим задержать искомых.

И в том, и другом случаях ничего хорошего для тех, кто скрывается, не приходится ожидать. Так что намного спокойнее и, главное, безопаснее, когда тебя, убегающего и сознательно скрывающегося, никто, тем более догоняющие, не видят. В таком положении оказалась и команда Свима.

Шар удалился на безопасное расстояние.

– Это Его провидение! – зашептал срывающимся голосом хопс, благодаря Всевышнего выродков за спасение. Одна лапина у него с раскрытой ладонью при этом сделала плавное движение на отлёт от тела, словно К”ньец собирался произнести возвышенную речь, а другая – упёрлась кулаком в бок. – Это укрытие мог сотворить только Он! Благодарю Тебя, о Биолог, Дарующий Разум и Жизнь!

Переживший утренний стресс, Свим, не верящий ни в каких богов и потусторонние силы, поскольку был человеком и многоимённым, Перворазумным на планете, находил отдушину в построении одного и того же сочетания слов, смысл которого не был понятен Камрату:

– Только так, а не иначе… Не иначе, только так…

Знай Камрат, что и сам Свим не смог бы объяснить, о чём это он такое говорит, то, возможно, глубже проникся необычностью случившегося, так как сам он не видел ничего особенного в цепочке недавних событий и их последовательности. Вначале они спрятались, а уж после этого появился шар с тескомовцами, которые, естественно, никого не нашли и полетели себе дальше.

Другого развития происшествия мальчик и предполагал. И не потому, что его как будто полудетское восприятие не могло оценить значимости момента. Напротив, такое счастливое совпадение – найденное как раз во время укрытие, – воспринимаемое взрослыми чуть ли ни как откровение, то хотя бы приятной неожиданностью, для него оно случилось по всем правилам и потому показалось в меру занятным эпизодом, равным встрече с мышами и ночным эпизодом со стадом коров.

– Ищут основательно, – невесело подвёл черту Свим, когда удаляющийся шар превратился в едва заметную точку на мглистом небосклоне. – И знают, где искать!

– Да, – вяло промяукал выродок. – Днёвки не получится. Отсюда надо уходить. Если они идут за нами, то сюда заглянут точно.

– Так оно и будет… Ладно. Давайте-ка уйдём отсюда… Через лесок. Может быть, на другом краю он выходит к другим зарослям, а не к полю.

Свим тяжело поднялся и двинулся вглубь лесного островка. Камрат и К”ньец последовали за ним, стараясь ступать по его следам. Мальчик полностью сосредоточился на том, чтобы его длина шага соответствовала шагу Свима, так что, когда тот резко остановился, Камрат с ходу уткнулся ему в спину как раз в пояс, едва не разбив об него себе нос.

– Что? – К”ньец обошёл мальчика и поравнялся со Свимом. – А-а… Могли бы догадаться.

Между взрослыми протиснулся Камрат, желая увидеть нечто, остановившее их.

– Ух ты! – непроизвольно воскликнул он.

Они вышли к древнему чудом сохранившемуся строению из нежно-розового материала. Его два этажа венчала малахитовая двускатная крыша с загнутыми концами над карнизом. Среди голых ещё ветвей деревьев здание больше напоминало картинку, написанную сочными чистыми красками, но небрежно вставленную в незамысловатое обрамление. Однако всё в этой давней постройке радовало глаз своими пропорциями и необыкновенной цветовой, словно игрушечной, гаммой.

Чуть позже стали заметны следы времени, пролетевшего над чудным творением людей прошлого. Невысокое крыльцо с выщербленными ступенями и изъеденными перилами подводило к настежь раскрытым дверям, от которых остались только узкие полоски, прикреплённые к петлям. По сторонам от двери зияли окна с остатками резных козырьков. На втором этаже темнели провалы ряда окон. Правый угол строения почти до уровня подоконников первого этажа был разворочен, вывернутые неведомо кем или чем кирпичи аккуратной грудой лежали рядом. Подступы к дому поросли низким кустарником. Вокруг никаких следов или тропинок – дом, по-видимому, давно никто не посещал.

– Красиво здесь было когда-то, – со вздохом сказал Свим. Оглядевшись, добавил: – А вокруг когда-то, наверное, был сад… Да деревья уже не те растут, хотя, быть может, в тех же границах…

Он опять вздохнул.

Не часто, но встречались ему подобные сооружения, для которых время как будто остановилось, а природа позабыла о них. И если бы не разумные, считающие своим долгом, в кавычках, оставить о себе память, кто знает, сколько бы они вот так ещё простояли, освещая округу своим совершенством.

Умели древние и вне городов красиво строить и без страха перед кем-либо наслаждаться жизнью… Свим захотел представить, как это могло быть, но тщетно. На то они и Дикие Земли, чтобы человек здесь чувствовал себя временным гостем.

Приминая и ломая сухие стебли прошлогодней травы, спутники обошли дом вокруг. От фасада до противоположной стены в нём насчитывалось восемь окон, также лишённых рам. Задняя глухая стена на том же уровне, что и передняя, имела пролом в диаметре не меньше бермета. Видимо, что-то случилось внутри, какие-то силы вытолкнули часть стены наружу и разбросали кирпич на большое расстояние. Его хорошо можно было рассмотреть – литые бруски из розового камня, лежащие на площадке перед тыльной стороной дома, почему-то совершенно не поросшей растительностью – твёрдая прибитая земля. Лишь выделялся небольшой квадратный участок – два на два шага, поросший чахлой травкой с жиденькими метёлочками, прижатыми к земле, словно их придавили чем-то тяжёлым.

Посудачили о стенах, кровле, прочности кирпича и кладки, сделали некоторые предположения о причине возникновения пролома в задней стене и развороченного угла, колупнули сапогом землю, лишённую растительности. При этом Свим хмыкал, К”ньец фыркал, а Камрат, подражая взрослым, ковырял вместе с ними почву и не знал, для чего ему это надо. Затем они опять вернулись к фасаду дома. Постояли перед ним.

– Пора идти, – напомнил хопс.

– Да… – Свим двинулся было по направлению от дома, но остановился. – Пойду, поднимусь наверх и посмотрю. Сверху виднее, что там нас ожидает.

Он по-хозяйски неторопливо стал подниматься по ступеням крыльца.

– Стой, где стоишь! – раздался сверху громкий голос.

– Та-ак, – протянул Свим своё любимое словечко. – Это почему же? – крикнул он и поднял голову.

Не увидев никого, ещё раз повторил вопрос.

– Убирайся! А то…

– А что будет?

Невидимый обладатель голоса, по всему, на окрик ожидал от Свима и его спутников какой-то иной реакции. Испуга или других хотя бы слов. Но испуга не было и даже, по сути дела, был сделан вызов. И теперь там, наверху, послышались голоса нескольких разумных – они о чём-то спорили.

– Кто вы? – миролюбиво поинтересовался Свим.

Ему не ответили.

– Ну, тогда прощайте!

– Ещё чего? – громкий окрик заставил Свима приостановиться. – Раз попались, так стойте, где стоите! Мы тут решим, что с вами делать.

Наверху кто-то сдавленно и злорадно засмеялся.

Свим обернулся к своим друзьям. На его молчаливое вопрошание с поднятым пальцем кверху, К”ньец отрицательно мотнул головой – никого не вижу. Он с Камратом тоже слышал голоса, но так же как Свим за окнами не видел говорящих. Из чего Свим резонно сделал вывод – раз они не могут увидеть тех, кто решил позабавиться на их счёт, то и засевшие в доме навряд ли, хоронясь, внимательно следят за ним и его товарищами.

Он обменялся с выродком молчаливыми знаками, после чего хопс, едва раздвинув тонкие кошачьи губы, негромко сказал мальчику:

– Когда я досчитаю до трёх, беги к дыре с той стороны дома. Побежишь вдоль левой стены. Я побегу по правой. Там встретимся. Раз… два… три!

Последнюю цифру он продублировал толчком в спину мальчика, и они разбежались, выполняя намеченный план, а Свим одним прыжком взлетел до верхней ступени крыльца и бесшумно нырнул в дверной проём.

Хопс и мальчик одновременно добежали до пролома в стене. Встретились. Хопс сделал знак молчания, хотя Камрат не проронил ещё ни одного слова с того момента, когда Свим стал пререкаться с неизвестными и обмениваться жестами с выродком.

К”ньец прильнул к стене и выставил уши, едва не доставая нижнего края дыры в ней. Уши его стали поворачиваться влево-вправо независимо друг от друга, очаровав мальчика своей подвижностью. Он тут же попытался подобным образом пошевелить своими ушами, но безуспешно. Он вытягивал шею, двигал подбородком и челюстью, мотал головой – уши не шевелились, будто их прибили намертво.

Что там услышал К”ньец, мальчик так и не узнал, зато приказанию его не удивился, так как не зря же они сюда бежали, оставив Свима одного на той стороне дома.

– Полезем через дыру. Вначале я, потом – ты, – скороговоркой пояснил хопс задуманное. Он присел, сильно толкнулся ногами вверх, и сразу перепрыгнул оставшуюся часть стены. Выглянул из дыры и поманил мальчика: – Давай руку! Быстрее! И тихо!

Камрата не надо было подгонять. Оставаться одному вне дома он не собирался.

Внутри, в бывшей когда-то комнате, было ещё темно, сыро и мозгло. Пахло затхлым и кислым. Тянул сквозняк. Из комнаты вглубь здания протянулся коридор. Перед ним когда-то была широкая дверь, от неё осталась дверная коробка, истёртая и изъеденная временем до состояния мочала. Из коридора были слышны крики и приглушённый стук сражающихся.

– Будь здесь! Никуда не уходи! И тихо! – распорядился хопс и побежал в темноту коридора помогать Свиму.

Камрат перевёл дыхание, прислушался.

Дерутся.

Почему К”ньюша призывал к тишине? Сами там такой шум устроили. Подождав, он заскучал и решил тщательнее осмотреть комнату, хотя голые обшарпанные стены хранили только надписи – процарапанные на твёрдой поверхности панелей – на известных и неизвестных мальчику языках. Прочесть некоторые из них, а точнее сказать, осмыслить их замысловатые намёки он не успел. Словно из далёкого далека до него долетел гулкий зов Свима:

– Малыш! Иди к нам! Не бойся!

Камрат передёрнул плечами. Вот ещё! Он и так ничего не боялся. Да и чего бояться?

И почему это Свим всё время ему о таком напоминает?

Глава 13

Он вошёл в большое помещение – зал – с потолками, уходящими под самую крышу. Мальчику трудно было делать какие-либо предположения о назначении такого громадного помещения. Он никогда ещё не видел ничего подобного. В Керпосе особо старых зданий, построенных из вечных материалов, не существовало – город возник хотя и давно по человеческим меркам, но обстраивался и обзаводился защитными стенами сравнительно, уже с историей самого человечества, недавно, во всяком случае, позже постиндустриальной эпохи и после падения городов-спутников. Административные постройки в городе предназначались сугубо функциональному использованию, собрания горожан обычно проводились на центральной площади, а собирать их под крышу одного строения никому не приходило в голову. Зачем, если даже в середине зимы можно установить такую погоду и температуру воздуха, чтобы не чувствовать холода и не испытывать неудобств от состояния неба над головой – ни дождей, ни снегопадов, ни збунов.

На уровне второго этажа шла, местами обвалившаяся, узкая галерея – её ограждали тонкие ажурные перила с тремя лесенками, ведущими на неё с первого этажа. Сверху, вдоль стен, выше и ниже галереи, свисали с наполовину ободранной изоляцией фальшивые кабели, змеились провода – всё говорило о попытке кого-то в своём представлении воссоздать древнее жилище человека из невечных материалов.

Но не это бросилось в глаза мальчику в первую очередь.

Посередине зала, на высоте всего каких-то трёх берметов висела и матово поблескивала чудом сохранившаяся люстра, слепок с древнейших образцов. Её поддерживала толстая чёрная от времени цепь в руку толщиной. Звенья её покрылись бахромой ржавчины, пыли и копоти.

Люстра пережила историю и как повидавший воин, с трудом пробившийся сквозь ряды врагов – веков, воздействий разумных и диких, ветров, продувающих покинутый дом – несла на себе отметины давних и недавнего, но пока что успешного боя: вмятины, натёки, обрывки каких-то верёвок, не ухоженность. От славных времён остались широкий и толстый обруч и шар, от которого к обручу тянулись цепи, не такие мощные, как подвесная, опорная, но достаточно прочные, чтобы выдержать тяжесть массивного обруча до настоящих дней.

Камрат засмотрелся на люстру. Он что-то помнил или ему показалось – нечто подобное он уже видел, и оттого по телу растекалась приятная волна. На его лице появилась мечтательная улыбка. Ему вдруг пригрезилась невероятное и яркое. Будто люстра цела, блистает идеальной чистотой и играет в бликах огня, заливая сверкающий красотой зал ослепительным светом…

– Эй, Камрат! Закрой рот! – хохотнул Свим, вдребезги разбивая возникшую в голове мальчика иллюзорную сценку былой жизни в этом зале, о которой можно фантазировать бесконечно. Стёрлось и смутное воспоминание о чём-то важном.

Свим стоял с ещё обнажённым громадным мечом, а перед ним лежал обезглавленный выродок из бобров, голова его укатилась далеко от тела. Толстый плоский хвост поверженного вздрагивал – ещё жил. Другой выродок, неизвестно от кого произошедший, лежал ничком, разрубленный почти пополам.

У ног дурба сидел человек, маленький, щуплый, лысый, но с дремучей бородой, снежно-белой пеной прикрывающей нижнюю часть его лица, вплоть до ушей и затылка. Вначале эта пушистая поросль показалась мальчику широкой белой разлохмаченной повязкой. И он удивился было тому, как быстро Свим сделал раненому человеку перевязку.

Человек сидел без движений. Глубоко запавшие его глаза уставились в одну точку. Тощие узловатые руки, оголённые по плечи, он безвольно бросил на колени подвёрнутых под себя ног. Одежда на нём: почти новая вечная куртка-безрукавка и прорванные во многих местах меховые штаны самодельного производства, покрытые, словно звёздочками с пушистыми лучиками. На ногах обычные грубые вечные башмаки, потрёпанные, но подошва толстая, не снашиваемая.

– Попробуй поговорить с ним, малыш. Он, сдаётся мне, говорит только на ландук-прен.

Камрат внимательно посмотрел на старого человека и почувствовал к нему жалость с какой-то подсознательной долей уважения, природа которого ему самому была не ясна. Какое уж тут уважение? Подле человека громадный нож, придавленный сейчас не менее громадным сапогом Свима. Таким ножом можно убить не только любого разумного, но и крупного дикого.

– А о чём с ним говорить?

– Ну, – Свим нерешительно пожал плечами. – Спроси его, кто он, что здесь делает, почему они решили на нас напасть? Мы же ничем им не угрожали. Да и… вообще поговори с ним.

– Ладно, спрошу. Но вы с К”ньюшей отойдите от нас. Видите, как он дрожит. Боится.

– Это ты зря, малыш. Страх ты его преувеличиваешь. Да и раньше надо было бояться. – Не сводя с бородатого настороженного взгляда, Свим поднял его нож, выпрямился, взвесил оружие в руке, оценил с оттенком удивления: – Могуч! А ты – боится. Ты тут с ним, малыш, поосторожнее… Нет! Встань-ка лучше поближе ко мне, вот сюда, к ноге. Он этой штукой – Свим поиграл ножом бородатого, – хорошо владеет.

– Ты кто? – без охоты и неуверенно спросил Камрат старика на ландук-прен.

Его неуверенность исходила не от страха быть непонятым, а из-за возможного незнания спрашиваемого восточного диалекта ландук, вопреки уверениям Свима.

И его опасения вначале как будто подтвердились. Бородатый вздрогнул, глаза его вспыхнули ярче. Но он не ответил, лишь пошевелил губами, будто что-то проговорил про себя.

– Он, наверное, не понимает, – разочарованно посмотрел на Свима мальчик.

– Всё он понимает. Поверь мне, малыш. Когда ты его спросил, он забеспокоился. И недаром, думаю. Спрашивай ещё!

– Ты кто?.. Что здесь делаешь?.. – с расстановкой, чеканя каждое слово, вопросил Камрат старика. – Почему…

И тут человека словно прорвало. Он заговорил, захлёбываясь, без интервалов между словами и предложениями:

– Выдумаете еслинапалитоможете счиатьчтопобедили сейчас придутлюдиидругие исвами сделаюттакоеочём вынедумалиишкурусдерут и…– Он совсем захлебнулся, истратив весь воздух в лёгких, замолчал и уронил голову в белое жабо бороды.

– Он угрожает нам, – перевёл Камрат. – Говорит о каких-то людях и… о других. Говорит, они придут и спустят с нас шкуру.

– Во, каков! А ты говоришь, боится и не понимает. Узнай, кто эти, другие и сколько их?

Камрат повторил вопрос для старика. Белобородый помолчал, шумно дыша через широкий нос, потом не без злорадства в голосе членораздельно произнёс:

– Когда вас подвесят за ваши интересные места вот здесь, на кольце, – он показал на люстру, – тогда всех сверху увидите. И мы вас как следует рассмотрим. Узнаем, откуда вы сюда набежали. Кемеш, – старик указал пальцем на стену, там появился портрет строгого на вид, но с приятными чертами лица, человека, – любит таких, как вы лечить!

– Это серьёзно, – выслушав мальчика, в задумчивости проговорил Свим и взглянул на обрывки верёвок на толстом кольце. – К”ньюша, ты слышал? Как думаешь, пугает или правду говорит?

– Он не соврал. Их тут, по запаху, обитает десятка три или больше. Люди и путры. Банда.

– Та-ак! – озадачился Свим. – Хорошенькая у нас днёвка получилась. Что будем делать? Уходить?

Сверху раздался какой-то звук, похожий на рыдания.

– Кто там? – встрепенулся Свим и показал пальцем в сторону, откуда доносился плач.

Белобородый долго двигал всей бородой и ответил после повторного вопроса мальчика.

– Он говорит… – Камрат засомневался, ещё переспросил у старика, что-то уточняя. – Там у них Ф”ент. И ещё он добавил слово – быкель. Я не знаю, что оно означает.

– Зато я хорошо знаю. К”ньюша, проверь! И… поосторожнее там.

Хопс, постукивая копытцами, взбежал по ступенькам ближней лесенки. Ступеньки скрипели даже под его весом, а когда по ним поднимались люди, какой же здесь стоял скрип?

К”ньец наверху постоял, прислушался, поводя ушами, личина его заострилась. Наконец, двинулся вдоль галереи, заглядывая в темнеющие провалы, некогда, возможно, перегороженные дверьми, а сейчас их лишённые. Перед одним из них выродок постоял дольше, чем у первых, потом осторожно шагнул за порог и вскоре вышел. На его лапинах тяжело свисало конечностями и хвостом какое-то существо. Хопс, пока спускался по ужасно скрипучей лестнице, беспрерывно и громко, напоказ выдавая своё неудовольствие, фыркал и отворачивал нос от находки.

Положив существо перед человеком, К”ньец демонстративно отступил на несколько шагов от них и отвернулся, будто всё, что должно сейчас произойти к нему не имеет никакого отношения.

Свим склонился над принесённым путром. Это оказался выродок из лисьих, закованный в цепи. Они были наброшены как на лапины разумного, так и на ноги.

– Вот тебе, малыш, и перевод того словечка, которого ты не понял, – нахмурившись, произнёс Свим и приложил ладонь к носу Ф”ента. – Холодный.

– Это быкель?

– Да, малыш. Он у них раб. Давно что-то я о таком не слыхивал… Ладно. Ты спроси у него, почему на него навесили цепи, а я постараюсь сбить их с несчастного.

Камрат присел на корточки перед лежащим во всю длину выродком. Ф”ент ростом едва ли достигал полубермета и находился явно в истощённом состоянии – в нём не хватало трети веса для выродка такого роста. Цепи, снятые не без труда Свимом, оставили следы: стёртая до кожи шёрстка, язвочки на запястьях, шее и лодыжках.

Долгое время казалось, что быкель никак не может понять слов Камрата, и тому приходилось задавать ему вопросы и на ландук, и на ландук-прен, и на хромене – официальном языке бандеки.

Грустные светлые глаза Ф”ента бессмысленно уставились в одну точку, которая находилась вдалеке за спиной мальчика. Облезлый хвост ещё сохранял клочьями бывшую пушистость и слегка дрожал. Выродок не отреагировал даже тогда, когда Свим снял с него цепи и опять приложил ладонь к его носу.

– К”ньюша, ну-ка подержи его за голову. Я ему сейчас волью немного коввты, сразу в себя придёт.

– Это собака! – Неприязненно отозвался К”ньец и опять отвернулся.

– К”ньюша! – рявкнул Свим.

Хопс вздрогнул и под строгим взглядом человека подошёл и приподнял голову Ф”ента личиной вверх.

– Так. Он, К”ньюша, такой же разумный, как и мы с тобой, – проговорил Свим уже тише, – и имеет право на помощь, потому что нам он ничего плохого не сделал, а быкольство – самое противное, что может быть среди разумных.

Отчитывая хопса, Свим отстегнул от пояса меньшую флягу, открыл её, вытянул шею и понюхал содержимое, комично скривился от паров, пахнувших в его нос. Прижав пальцами громадной руки рот выродка, он без особых усилий раскрыл его и плеснул в него из фляги немного желтоватой жидкости. Подождал, пока выродок глотнёт её.

– А-а!.. Ах-ха!.. – Ф”ент замотал головой и попытался приподняться на ноги. Заскулил.

– Сейчас пройдёт… Ну, ну… Вот хлебни воды из моей сарки, – Свим опять раскрыл задыхающемуся выродку рот и влил в него воду из питьевой фляги.

Ф”ент проглотил воду жадно. В его взгляде появилось осмысленное выражение.

Бородатый молча наблюдал за действиями пришельцев, цокал языком и осуждающе покачивал головой.

– За что тебя посадили на цепь? – спросил Камрат, видя как разумный оживает и даже с любопытством посматривает по сторонам и на незнакомцев.

Ф”ент в ответ жалобно заскулил. Хопс оставил его голову в покое, отшагнул и отвернулся – всё-таки лисий выродок был из собачьих, и К”ньецу противно было смотреть на хныкающего пса. Он имел твёрдое убеждение, воспринятое с молоком матери – такие, как Ф”ент, то есть собаки, всегда прикидываются такими вот беспомощными и несчастными, если им выгодно так выглядеть.

Его напарник, человек, был другого мнения. Он стал успокаивать разумного, поглаживать за ушами, вдоль спины.

– Ну, дорогой, – приговаривал Свим рокочущим баском. – Ну, успокойся… Спроси его ещё, малыш о том же…

– Чего его спрашивать-то, – неожиданно сварливо заметил белобородый. – Слишком много знает и хитрый как никто другой. Вот Кемеш и посадил его на цепь, чтобы не убежал. Нужен он Кемешу, вот что я скажу. Да и здоров он.

– Разговорился, – хмыкнул удовлетворённо Свим после перевода Камратом пылкой речи старика. – Спроси у него, кто такой Кемеш и почему ему нужен Ф”ент?

– Кемеш? О! Кемеш – наш вождь! – важно заявил ответчик и даже выпятил узкую грудь и опять показал на портрет. – У Кемеша голова варит. Да-а уж… Не то, что у некоторых. Вот явится он скоро, оцените на себе, когда он вам казнь придумает. А уж он придумает…

– Об этом позже, – перебил мальчика Свим, синхронно переводившего выступление белобородого. – Пусть расскажет о нём, о путре Ф”енте.

Старик перестал дрожать, сел удобнее, сколько позволяли путы, наложенные на него Свимом, и стал подробно объяснять Камрату свою точку зрения на взаимоотношения вождя их банды с выродком по имени Ф”ент, которого сам-то он, Токма, презирает.

Камрат слушал его внимательно, но затруднялся сразу переводить, так как многие слова он не понимал, а некоторые шли в таких сочетаниях с другими, что ему очень нелегко было уловить основную нить пространного повествования. Единственное понятое им достоверно, сводилось к одному – Кемеш ценил Ф”ента очень высоко и ни одну операцию не проводил без совета с выродком. Он посвящал Ф”ента о задуманном, а тот вырабатывал план его исполнения. Конечно, не добровольно. Этот выродок знал себе цену, кочевряжился, вот Кемеш и сажал его на цепь и томил голодом и жаждой, ждал, пока Ф”ент не удосужится проявить покорность. А уходя, Кемеш всегда его на цепь сажает – сбежит же…

Свим выслушал вольный перевод Камрата не менее внимательно, чем тот белобородого.

– Любопытно, – резюмировал он и указательным пальцем придавил кончик своего носа. Некоторое время размышлял над услышанным. – Всё это хорошо, но что это даёт нам?.. Лишь одно. Надо отсюда убираться. И чем быстрее, тем для нас же будет лучше. Мало, что тескомовцы могут нагрянуть. Но если у Кемеша два десятка вооружённых разумных, встреча с ним нам ни к чему. Ваши предложения? К”ньюша? Малыш?

– Какие могут быть предложения? – презрительно фыркнул К”ньец. – Выбираться отсюда надо. Но ведь по полю сейчас не побежишь. Надо бы эту облезлую собаку расспросить. Помогала бандитам, так и нам сможет что-нибудь предсказать, если она такая умная, по словам этого человека.

– Почему это я – облезлая собака?

Голос у Ф”ента оказался тонким и сварливым. Загривок его от возмущения взъерошился, злой взгляд упёрся в К”ньеца.

– А кто же…

– Ха! Заговорил!

Свим схватил выродка за шкуру у головы и поставил на ноги. И Ф”ент остался твёрдо стоять, а минутой раньше казалось, будто он и хвостом шевельнуть не сможет.

Белобородый дико захохотал, открыв в сплошном клубке белых волос тёмный провал рта значительного размера, однако зубов в нём оставалось наперечёт – давно не проверялся в городе. Он хохотал и тыкал пальцем в выродка – быколя Кемеша, не в силах выговорить слова.

– Ви-и-идали? – наконец выдавил он из себя.

– А кто же ты ещё? – не унимался хопс, не слыша со стороны Свима увещеваний. – Зеркало тебе дать бы, сам бы со страху от себя убежал. А ещё спрашиваешь.

– Я… Я Ф”ент, как вам уже известно. И не облезлая собака, а происхожу из клана капов, знаменитых и известных ещё как Хранители Талисмана. Во!

– Кому это они известны? – фыркнув, подозрительно поинтересовался К”ньец.

– Всем! – твёрдо заявил выродок.

Токма опять захохотал.

– Кому всем? Кому всем? – не на шутку возмутился хопперсукс. – Если даже я не знаю ни о каких капах, слава Биологу, ни о талисмане вашем паршивом не ведаю! Что храните-то? Обглоданную тысячу лет назад кость? Одна на всех или у каждого своя?

– Ах ты, неудавшаяся кошка! Да за такое поношение… Да за такие слова… Да…

– Молчать! – загремел Свим. – Тебя, К”ньюша, я предупреждал. Не задирайся. Ты же… – повернулся он к Ф”енту, тот припал на лапины. – С тобой позже. А ты, К”ньюша, пройдись по дому и посмотри. Поищи, чем можно поживиться. Особенно еду. И что там ещё есть… Сам знаешь. Иди, иди!

– Вот вернётся Кемеш, он вам поищет… – на сироче, общем языке всех разумных Сампатании, начал высказываться белобородый и тут же испуганно прикусил язык. Выдал себя.

– Понимаешь, значит, – недобро усмехнулся Свим. – Что там сделает с нами Кемеш, я не знаю, но тебе… Тебе это зачтётся.

– Да я что? Сами… – Токма, сидя, стал усиленно ерзать нижней частью тела и отодвинулся от наклонившемуся к нему Свима на полбермета. – Что? Что ты делаешь?

– Не кричи так громко, я хорошо слышу. А делаю… Привяжу-ка я тебя, чтобы не сбежал.

– Куда здесь убежишь, – оторопело посмотрел на дурба старик. – Кемеш везде найдёт.

– Ав-во! Надо знать куда и как бежать, тогда никакой Кемеш не найдёт, – ответил за Свима Ф”ент. – И правильно делаешь, дурб. Привязать его обязательно надо, а то он дурной. У него мозги там, на чём сидят. А он и садиться по-хорошему не может – стукается. Оттого мозги терпели, терпели и – всмятку. Что от них теперь ждать?

– Ну, смотри! Я тебя! – грозился Токма, покорно давая себя привязывать. – Увидишь, я твою шкуру ещё высушу на колышках. Ноги об неё вытирать буду.

Свим приладил ругающегося старика к перилам лестницы, ведущей на галерею, предварительно проверив её прочность. Они скрипели, но держались.

– Ты тоже помолчи! – гаркнул он почти в ухо белобородому. – Сиди тихо! А я тут поговорю. Итак, Ф”ент, тебе известно, когда вернётся Кемеш?

– Сегодня. К вечеру.

– Банда у него большая?

– Как считать. Разумных или только людей?

– Всех и в отдельности.

– Тогда так. Людей шестеро, хотя один из них помесь какая-то.

– Как это – помесь? Он человек?

– По виду – да, но… Не могу о нём сказать ничего определённого. Он к нам недавно прибился, я не успел с ним познакомиться по-настоящему. Кемеш его привёл от Суременных гор. Странный человек. У него…

– Не знаешь, так не знаешь. Говори по делу.

– Хорошо. Значит, шесть человек. Есть два хопперсукса. Есть очень старый, совсем изношенный, вьючный торн. Ну и штук семнадцать всякого сброда. Полуразумного, конечно. Не могу я их разумными называть, язык не поворачивается.

Свим с некоторым удивлением посмотрел на выродка.

– Так они путры?

– Естественно. Говорю же, сброд всякий. Кошки…

– Это всё?

– Всё, – подтвердил выродок. – Я этих, – он небрежно показал на трупы убитых Свимом выродков, – не считал.

– А этого? – кивнул на Токму Свим.

– Этот тоже не в счёт. Яуже про его мозги сказал.

– Ну, погоди… – твердил своё старик, сверля выродка взглядом.

– Значит, единиц двадцать пять получается. Н-да… – Свим вздохнул. – Да, вот ещё что. Откуда Кемеш вернётся? Со стороны леса по тропе? Нам бы с ним не хотелось встречаться.

– Фи, по тропе. К нашей базе, так Кемеш называет этот дом, ни одна тропинка не ведёт. Есть тропа, но она от нас в свидже, не ближе.

– Знаю.

– А здесь вокруг места нехоженые. Они придут по другому пути. Не по тропе.

– Ты не тяни и не темни, – строго сказал Свим, заинтригованный словами Ф”ента. – Говори яснее!

– Я и говорю яснее ясного. Они придут по подземному ходу.

– Оторвёт тебе Кемеш твой длинный язык и калубам бросит. Ох, оторвёт! – будто сокрушаясь участи, уготовленной выродку, прокричал от лестницы белобородый.

– Заткнись! – цыкнул Свим. – Что за подземный ход?

– Обычный. Да их здесь несколько.

– И… – Свим старался не выдать своего волнения. – И что? По ним и в лес добраться можно?

– Они все ведут в лес, – авторитетно заверил Ф”ент. – Лес-то большой. Он везде, где нет тескомовских дорог.

– Здесь ты прав.

Свим порыскал глазами вокруг, увидел грубо сколоченную скамейку из небрежно обработанных стволов деревьев, подошёл к ней и, ощущая усталость во всех членах тела, сел. Устанавливая надёжность седалища, качнулся на нём. Удовлетворенно хмыкнул.

– Малыш, ты тоже присаживайся, – пригласил Свим, хлопнув рядом с собой широкой ладонью. Камрат не замедлил воспользоваться приглашением. – Так лучше. А теперь… Подойди ко мне, – подозвал Свим выродка. – Сдаётся, у нас с тобой разговор будет долгим и серьёзным.

Белобородый захихикал, но под грозным взглядом Свима поперхнулся.

– А что я…

Ф”ент, неуверенно переставляя ноги, от истощения или притворно, подошёл к человеку и сел по-собачьи, опершись лапинами о пол. Личина его заискивающе осклабилась, но ощеренные желтые зубы вызывали сомнение в её искренности.

– О чём будет разговор, дурб? – на равных заговорил он.

– О многом. Как предпочитаешь называться?

– Стехаром.

Свим крутанул головой – выродок высокого о себе мнении.

– Вначале вот о чём, стехар. Как я понимаю, тебе ожидать прихода Кемеша ни к чему?

– Это правда, дурб. Он хороший человек, но иногда бывает грубым и любит подраться. А больше всего он не любит, когда ему говорят правду. Тогда он подобен дикому, а не разумному. Но как человек – хороший.

– Любопытное у тебя представление о хорошем человеке. Да, ладно. О другом речь. Раз тебе нельзя здесь оставаться, то спрошу прямо. Ты поможешь нам уйти подземельем подальше в лес и чтобы не встретиться при этом с бандой вашего вождя, хорошего человека?

– Конечно, могу, – Ф”ент вильнул облезлым хвостом с не то болезненным, с не то уродливым каким-то наростом в середине его. – Вы мне нравитесь. Потому говорю тоже прямо. Но, дурб… Лес большой, а ходы ведут и к большим дорогам, и к незаметным тропам, а те могут открыть путь и на юг, и на запад, и на север. Если ты имеешь в виду ближний лес.

– А что, есть ходы и до дальнего, на востоке? – не удержался и спросил Свим, хотя возвращаться не собирался.

Его всё больше заинтересовывало сообщение о наличии подземных ходов, идущих, похоже, от руин, где организовал свою базу Кемеш, во все стороны.

– Что лес. Даже до Суременных гор. Не желаешь?

– Нет… Мы идём на запад. Вернее, на северо-запад.

– Но там… В Заповедник Выродков?

– Не совсем. Туда соваться не будем. На северо-запад – это пока. А потом… Потом видно будет.

Говоря так, Свим не кривил душой. Он сам ещё не представлял всего пути, по коему придётся пройти, прежде чем доберётся до Соха. Здесь, далеко севернее дороги Кепрос-Примето, он никогда не ходил. Лишь как фундаренец и многоимённый, прошедший обучение, имел кое-какие представления о землях, которые сейчас ему пришлось пересекать. Поэтому он добавил неопределённо:

– Там разных дорог и троп много. Найдём нужную и пойдём. Впрочем, оставим это в стороне.

– Да, там дорог и троп много, – как эхо повторил выродок. – Такой ход есть…

– До Заповедника? – вскинулся Свим и с надеждой посмотрел на стехара.

– Нет, конечно. Я к словцу тут много наговорил. Лишь в сторону гор они тянутся свиджей на пять-семь, а так – один-два свиджа.

– Жаль, – разочаровался человек, потому что неожиданно для себя увлёкся не столько разговором, сколько фантазией на тему этого разговора, представляя эти подземные ходы едва ли не торными дорогами, дублирующими построенные древними или протоптанные современниками на поверхности земли.

На галереи показался К”ньец. Челюсти его двигались, он жевал.

– Еды здесь, – доложил он, – на сотню разумных.

– А как же, запас должен быть, – тявкнул Ф”ент.

– Вот и хорошо, если так, – обрадовался Свим. – Камрат, иди и помоги К”ньюше. – И хопсу: – Возьмите побольше. Свои мешки набейте и о моём не забудьте. Беги, малыш!

Камрата очень заинтересовал разговор между Свимом и стехаром, но пришлось пойти наверх, да и есть ему хотелось, даже в животе урчало. Последний раз они поели ещё вчера.

Ф”ент проводил его долгим внимательным взглядом, а когда мальчик скрылся с К”ньецем в одной из комнат по галереи, спросил:

– Кто этот мальчик?

– А что? – насторожился Свим.

До сих пор Ф”ент не удосужился выяснить о них ничего. Его явно не заинтересовал хопс, не смотря на недавнюю их перепалку. И, видимо, сам Свим стехару тоже не слишком был интересен. А о Камрате вдруг спросил. И хотя Свим ещё не был хорошо знаком с манерой разговора у выродка, в его тоне, каким тот задал будто бы невинный вопрос, звучало жгучее любопытство, он даже сделал характерную для собачьих стойку, словно охотился на дичь.

Они посмотрели друг другу в глаза, выродок вильнул уродливым хвостом и отвёл взгляд.

– Да так. К слову пришлось, – и он вновь стал вялым и даже как будто беззащитным – вот сейчас в тоске заскулит или с ног свалится от слабости.

– А зачем спрашивал?

– Как зачем? – мгновенно воспрял стехар. – Если спрашивается, то почему не спросить? Разве нельзя?

– Можно, – всё ещё поглядывая на выродка с подозрением, согласился Свим.

О розыске Камрата пока что знают только они. Сюда же, в глушь, новости попадают с опозданием. Так чего он так испугался естественного вопроса?

– Сам посуди, – развивал стехар причину своей любознательности, – ведь странно. Мальчик он. Здесь, в Диких Землях. Вдали от контролируемых Тескомом дорог… Обидеть могут.

– Так уж и обидеть. А я на что? А он – мальчик как мальчик. Сын моей сестры, – придумал Свим, понимая шаткость своего утверждения.

Неизвестно, где побывал Ф”ент и чего насмотрелся, а сам он тоже никогда не видел на дорогах малолетних людей. Дети находились под защитой кугурума, потому стража городских ворот, выполняя волю управленцев, никогда не выпускало из города даже подростков, тем более таких, каковым был Камрат. Недаром же ему пришлось воспользоваться лазом.

– Правильно, – не замедлил подтвердить его уловку стехар. – Я и говорю. Вот мальчик как мальчик. Идёт с вами. Что ему бояться?.. Или кого?.. Сын твоей сестры…

– Может быть, хватит. Лучше скажи вот что… – решил уйти от скользкого разговора с намёками Свим. – Когда нам лучше отсюда уйти?

– Сейчас, конечно. Вы ведь так и собирались сделать. Хотя и торопиться ни к чему. Кемеш к ночи придёт, не раньше.

– Хорошо, коли так. А Кемеш, как думаешь, может броситься за нами вдогонку? Мы тут… – Свим повёл перед собой рукой, – как видишь, наследили.

– Естественно. Во всяком случае, его первым побуждением будет организовать за вами погоню. Сам раскинь умом…

Свим отозвался на фразу выродка хмыканьем.

– А что? Я не прав? – спросил Ф”ент.

– Прав, прав. Продолжай, стехар.

– Так вот. Кемеш возвращается и что видит? Кто-то без него сюда ворвался, двоих убил, другого, самого лучшего, то есть меня, с собой увёл, четвёртого – привязал. Ты бы на месте вождя разве усидел?

– Ты опять прав. Надо отсюда убираться. И побыстрее.

Свим хотел уже окликнуть К”ньеца и мальчика, но Ф”ент остановил его словами:

– Но есть кое-какие… некие возможности, чтобы заставить его отказаться от намерения преследовать вас.

– Та-ак… Что для этого надо сделать? И как я тебя понял, ты собираешься уйти с нами?

Ф”ент высунул язык – длинный, плоский и красный.

Подержал его вне выдающихся вперёд челюстей, облизнул чёрные губы, чиркнул его кончиком по ноздрям тёмного выступа носа, спрятал. Всё это – естественно и сноровисто.

«Собака… Как есть собака», – подумал Свим.

Всё-таки за два года знакомства с К”ньецем он, не смотря на его хопперсукство, больше привык к кошачьим манерам поведения – более мягким и плавным. К”ньец никогда не вываливал язык и личину чистил с помощью передних конечностей.

– Давай, дурб, поторгуемся, – внезапно заявил стехар.

– Что?.. Как поторгуемся?.. О чём это?.. – белёсые брови Свима полезли на лоб от удивления. Потом он расхохотался. – Однако, стехар, у тебя замашки придорожного содержателя крыши. Так о чём будем торговаться?

– Как о чём? – не меньше Свима выразил удивление Ф”ент, сказавшееся на оскале его зубов. – Я говорю, что и как надо сделать и прямым путём довожу вас до границы Заповедника Выродков. А ты…

Стехар замолчал, явно драматизируя сцену торга. Свим с усмешкой на полных щеках, наблюдал за ним. Выродок видел его ироничное отношение к происходящему и подыгрывал человеку. Интригующе ждал.

Свим сдался первым, не хотелось ему играть в загадки – время не стояло на месте.

– Говори! Коль начал, так и заканчивай.

– Мне повторить, что я ставлю со своей стороны?

– Не надо, я понял. Теперь – твои условия?

– Естественно, – Ф”ент быстро облизнул губы. – Ты возьмёшь меня в свою команду.

Свим от неожиданной просьбы повёл плечом. Он, в принципе, начиная торг, предложенный выродком, не ожидал от него ничего хорошего. Оттого и улыбался, ибо уже придумал весомую, по его мнению, реплику, чтобы отбить всякие посягательства стехара на что-либо. Впрочем, он не знал, к чему клонит Ф”ент, потому и реплика должна была прозвучать примерно так: «А не хочешь ли ты быть подвешенным за свой ободранный хвост на люстре?»

Но желание Ф”ента его сбило с настроя, и он не нашёлся, как ответить ему.

Взять его можно было. Почему бы и нет?

Дороги и тропы, исхоженные Свимом в течение жизни, особенно после того, как он стал агентом и охотником Фундаментальной Арены, научили его одному из немудрёных, но главных правил: каждый разумный в команде, идущей вне тескомовских дорог, не лишний, вне зависимости от ума или силы. Кемеш, сдаётся, и вправду не зря советовался с этим потомком лис. Так почему же ему отказываться? Но беда состояла в том, отказать ему или нет, что с самой первой минуты знакомства Свим не доверял ему. В причинах своего ощущения он не вдавался, так как и сам не знал, отчего у него сложилось негативное убеждение к стехару. Что-то таилось за его словами, поведением, взглядом, сидения в цепях. Какая-то недосказанность или хитрость, которой Свим не мог разгадать, и которая была ему не по нутру. Особенно его подозрения к выродку усилились после явно заинтересованного вопроса о Камрате.

– Э, стехар. Дорога у нас опасная, – неопределённо начал дурб. – И длинная. И, а это хуже всего, долгая. Мне же показалось, – Свим прижал руки к груди, словно соболезнуя и желая всей душой помочь, – ты жаждешь вернуться в родной клан, к Хранителям Талисмана. И я думал…

– Вот ещё! – возмущённо перебил человека отпрыск знаменитого клана капов. – Да ты что думаешь, меня туда тянет? Да мне в конуре при клане за пятнадцать лет так надоело сидеть, что я с удовольствием пометил своё место нашим сокровенным способом и ушёл. Скажу даже, сбежал! И не жалею! И не желаю опять понюхать помеченное! И… всё!

– Красиво говоришь, а ещё красивее живёшь. Вон как видно, – язвительно заметил Свим и покачал головой.

– Ты что, об этом, – выродок показал потёртости на лапинах от цепей. – Фи, какие важности! Чего только на свете не бывает. Не скрою, с Кемешем у меня произошла промашка. Это так. Вначале мне у него понравилось. Но ему нужен не я, а моё умение. Так что рано или поздно я от него всё равно сбежал бы. Клянусь Талисманом!.. Но, знаешь, если честно признаться, всё-таки здесь было интересно побыть. Да хватит уже.

– Интересно? На цепи сидеть?

– Ты меня не понимаешь, дурб.

Свим пожал плечами, мол, что тут понимать, и так всё ясно. Сказал:

– У каждого свои, видать, интересы. У тебя вот тоже. Несколько своеобразные.

– Строй, строй из себя недогадливого, дурб, всё равно не поверю. Интересно может быть везде, где есть что-то сделать и сказать, увидеть и услышать.

Свим опять приподнял плечи. Потом как бы спохватился, стукнул себя кулаком по колену.

– А ты ведь, Ф”ент, романтик!

– Вот теперь понимаешь, – вильнул хвостом стехар. – А если понимаешь, то возьми меня в свою команду.

– Эх, Ф”ент. Я-то тебя понимаю. Но боюсь, тебе с нами не понравится. Не та мы команда, за которой можно идти.

– Мне? Не понравится? Да я как подумаю, как представлю…

Продолжение темы разговора не состоялось, Свим отвлёкся, а то бы он, возможно, узнал некоторые подробности, и кто знает – дальнейшие события протекали бы совершенно по другому сценарию. Однако так случилось непроизвольно. К ним подошли, гружёные снедью Камрат и К”ньец. Они свалили к ногам Свима целую кучу свёртков, коробок и банок.

Свим поднял один из небольших пакетов в плотной герметической упаковке, рассчитанной на хранения содержимого практически бесконечно. Повертел пакет в руках, удивлённо присвистнул.

– Недельный паёк тескомовца? Надо же. Богато вы тут при Кемеше живёте. Наверное, он хорошо знает, где и как взять. И удачлив, смотрю, коль его и вас с ним тут заодно Теском ещё не выкурил.

– Ты полагаешь, что Кемеш что-то может? – пренебрежительно проворчал Ф”ент. – На то у него я, чтобы он знал, где и как взять, быть удачливым, а тескомовцы словно забыли нас и его с нами. Пока, естественно.

Свим ещё покопался в развале принесённой еды, негромко заметил:

– Что мне в тебе нравится, стехар, так это твоя беспредельная скромность. Есть в этом известная доля ущербности. Не замечал? Сдаётся мне, ты о себе ещё заявишь на всю Сампатанию. А, скромняга Ф”ент?

– Ну, вот ещё! – оскалился стехар.

– Но всё это потом, когда-нибудь, а не сейчас. Сейчас пополним наши оскудевшие мешки едой. Стехар, это и тебя касается, если ты собрался исполнить своё намерение. К”ньюша, он пойдёт с нами, – разъяснил Свим, видя недоумение хопса.

– Собака?!. С нами?!

– Лис я! – взвизгнул выродок. – А вот кто ты, ещё следует голову поломать. Сразу не поймёшь. Пони кошачье или…

Свим едва успел перехватить хопперсукса в прыжке и оттолкнуть от стехара на прежнее место.

– А что эта облезлая собака себе позволяет? – мяукнул возмущённый К”ньец.

Усы его распушились, глаза округлились, дрожащий хвост припал к земле.

Человек сурово оглядел выродков.

– Ещё раз, – сказал он с угрозой в голосе, – я услышу от вас оскорбления друг другу, то пеняйте на себя. Каждому достанется! Ты, К”ньюша, побереги свои эмоции. А ты, Ф”ент, ищи мешок! И будем готовиться в дорогу.

Стехар, с вызовом посматривая на хопса, с ленцой независимого существа, отчего его походка стала вихляющей, полез на галерею.

– Мы уходим сейчас? Днём? – К”ньец не понимал внезапного, как ему представлялось, решения Свима, так как не слышал сообщения Ф”ента о возможности покинуть руины подземным ходом. – Они же нас… тут же выследят. Или это тебя собака подбила на такое? И ты согласился?

Свим согнал напрашивающуюся улыбку, хотя про себя подумал о скорой, возможно, сваре в его небольшом отряде между выродками. Но сейчас озабоченность хопса и его искренняя вера, что Ф”ент каким-то образом заставил его, человека, кинуться под открытое небо, развлекала.

– Всё в порядке, К”ньюша. Он нас выведет отсюда подземным ходом.

Свим вкратце ввёл спутника в суть дела.

– Не верю я ему, – потупился хопс. – Собака…

– Я тоже, – тихо, дабы его мог услышать только хопс, признался Свим. – Но у нас обстоятельства таковы, что отсюда надо уходить как можно раньше и подальше. Я вообще удивляюсь, как нас здесь ещё не ищут, ведь этот дом сверху как на ладони… Кроме того, если задержимся тут ещё, то придётся воочию познакомиться с хорошим человеком, по словам Ф”ента, то есть с Кемешем. Вон посмотри на его лик и запомни… А у него больше двух десятков вооружённых разумных. Не хотелось бы… Эй, Ф”ент!

– Здесь я!

Выродок вышел из одной из каморок на втором этаже и спустился вниз, неся в лапинах мешок по объёму вдвое меньше, чем поясной Свима.

Дурб двумя пальцами взял его и повертел так и эдак, будто внимательно разглядывал, затем попробовал его на прочность. Изделие явно было не вечным.

– И что сюда можно положить? – поинтересовался он, продолжая критически осматривать и ощупывать тару, подобранную стехаром для себя. – Пару пакетов? Да и те, пожалуй, придётся хорошо уминать. Всё сразу поползёт…

– А других нет! – твёрдо, уверенный в своей правоте и непогрешимости, заявил выродок. – Все мешки Кемеш унёс. За большой добычей пошёл, не в руках же её нести? Так что, – и он по-человечьи развёл в стороны лапины, – нет больше ничего.

– Как же, – подал голос белобородый. – Нашли носильщика. Разбежались. Он любит, когда другие носят, а он при этом – налегке идёт.

– И я так думаю, – отозвался Свим, не глядя на старика. – Так что, стехар, поищи-ка везде получше и найди мешок побольше. И побыстрее. А вот, что делать с тобою, – наконец повернулся он к привязанному к лестнице белобородому, – ума не приложу?

– И думать ничего не надо. Голову ему отрубить, как ты отрубил вот этому, – быстро предложил К”ньец, всё ещё не успокоившийся после стычки с новым членом команды, и показал на поверженные останки выродка, убитого Свимом. – Скажи, я с удовольствием.

Белобородый так и подскочил на месте.

– Я тебе отрублю! – завопил он негодующе. – Так отрублю, что своих забудешь. Человек я!

– Ну и что? – угрюмо поинтересовался хопс, прижимая уши к голове и постукивая хвостом по ногам.

– А то! – выкрикнул Токма. – Эй, дурб, он, что у тебя? На людей зуб имеет? Или ты его специально на наших натаскиваешь? Кто тебе позволил?.. Голову отрубить мне, человеку! Придумают такое. Да я вам…

Ф”ент вернулся с новой котомкой, оказавшейся по вместимости не больше четверти мешка Камрата.

– Голову ему отрубить, конечно, можно, – вступил он в обсуждение участи оприта. Проговорил он это медленно и внушительно, подчёркивая значимость каждого слова. – Только зачем? Какой смысл, я вас спрашиваю? Она у него даже после отделения от остальной его части умнее не станет. Я бы рекомендовал, – он почесал себя за ухом – тянул, создавая обстановку ожидания, – и наконец, закончил: – постричь ему бороду.

Токма что-то нечленораздельно забормотал, заверещал. Видать, выдумка недавнего собрата по банде задела его за живое. Борода составляла значительную часть его естества, была единственным его богатством – и телесным, и менталитетным, позволяющим на равных держаться в банде молодых и сильных разумных. Он и его борода были символом опритов Кемеша. А тут такое святотатство…

– Ты, дурб, этого поганца не слушай, – заговорил миролюбиво Токма. – Он тебе насоветует, потом не расхлебаешь бед… – По мере высказывания его голос крепчал, пока вновь не перешёл на крик. – Ты человек или нет? Почему они тебе советуют, а ты слушаешь? Я бы на твоём месте… У-у!..

Свиму подсказка Ф”ента понравилась. В ней было смешное. Тем более, убивать старика он и не думал, да ещё путём усекновения головы, но и оставить его в покое не собирался. Зато в стрижке совмещалось всё – и наказание и сохранение жизни человеку.

– Хватит! Не вопи! Мы тебя непременно пострижём. Голенький будешь, как зад одура.

– А-а! Сговорились. И ты туда же. А ещё человек! И чего тебе моя борода далась? Отрасти свою и стриги её в своё удовольствие по утрам, а захочешь – и вечером. А мою не тронь! Не тронь, говорю! Тебе же плохо будет. Дорогу тебе заговорю, болезнь нашлю, збун на твою голову обрушу, а потом дождичком оболью! Тогда узнаешь, как мою бороду трогать!

– Хо! Да ты колдун?!. Визинг?!.

Свима всегда удивляли люди, называющие себя визингами – колдунами. У него с ними имелся печальный опыт общения, и сейчас Токма только подлил масла в огонь.

– А то как же, – важно произнёс белобородый и приосанился, насколько позволяли путы, наложенные на него Свимом, прикрученные к перилам лестницы. – Колдун я! И со стажем, а не какой-то там новичок в этом деле. Ещё не такое могу сотворить с тобой. Ахнешь. Пострашнее что. Так что вот, дурб, ты со мной повежливее… того. Не то, смотри у меня!..

Не слыша в ответ от Свима каких-либо слов и видя его явно заинтересованное до удивления лицо, Токма подумал невесть что о своих неожиданно проснувшихся способностях не только колдовать, но и воздействовать на разумных. Потому и закричал утробно и повелительно:

– А ну, дурб, слушай меня и внемли! Развяжи мне руки и ноги! Я приказываю! И побыстрее…

– Ах ты, сморчок! – вспыхивая искренним негодованием, перекричал его Свим. – Визинга из себя корчишь, значит? Повелевать захотел? Тогда сиди привязанным до прихода своего вождя. Колдуну ничего не стоит избавиться от верёвок. Развяжешься сам, тогда и поговорим. Тогда и внемлю!

Опешивший от своей неслыханной смелости и вспышки ярости у Свима, старик открыл беззубый – давно не пользовался, наверное, закалочными – и замер, ожидая для себя чего-то страшного, тем более что Свим выхватил из ножен свой громадный меч и решительно шагнул к нему. Глаза дурба излучали бешенство. Эти проклятые визинги и колдуны рано лишили его отца и матери…

Белобородый подался от него назад, но упёрся в лестницу.

– Ты… это… того… – забормотал он, усиленно шевеля белым облаком бороды. – Не вздумай!.. Пошутить нельзя, да?

– Ты уже однажды пошутил и остался без зубов, – сказал Ф”ент. – Вы знаете, – обратился он к остальным, – тут недавно Токма сдуру, а такое он делает всегда, решил проклясть Лакоя нашего и пообещал тому вывих ноги во время очередного набега на склады Тескома. Лакой не стал с ним спорить, а сразу выбил ему верхние, а когда вернулся, и правда хромая на ногу, то и нижние зубы. С тех пор Токма сидел тихо и больше не решался предсказывать или проклинать кого-либо. Здесь зубов не вставить, а в город кто его такого пустит? А сегодня его опять понесло. Он и тогда говорил, что пошутил, да Лакой не поверил. Впрочем, все шутки Токмы для него же всегда кончаются плохо. Обычно бьют.

Рассказывая, Ф”ент схватил старика за продолжение его бороды на затылке и потянул на себя, а Свим тем временем, зажав в кулаке часть её пушистой и ухоженной на щеке, отсёк взмахом меча хороший клок белых волос и отшвырнул его за спину.

– Так-то лучше, – сказал он, пряча оружие.

– Хозяин, можно я?

Ф”ент от нетерпения сотворить что-нибудь с белобородым, приплясывал вокруг своего недавнего сотоварища – оприта – по банде. Глядя на него, нельзя было поверить, что ещё полпраузы назад этот стехар не мог стоять даже на ногах от истощения и плохого с ним обращения.

– Что ты хочешь?

– Я его так подстригу, что он потом сам с мясом оторвёт оставшееся безобразие на своём лице.

– Н-да… – покачал головой Свим, отмечая быстрое восстановление сил у выродка. – Ладно, стриги. Только не долго, – разрешил он великодушно и отошёл к своим друзьям.

К”ньец ещё копался в куче еды, а Камрат уже приладил мешок за спину и сидел, посматривая вокруг слегка осоловелым взглядом от еды и бессонной ночи.

Свим подсел к мальчику.

– Как вы тут? Думаю, нам придётся весь оставшийся день сегодня провести в дороге. Не идти даже, а бежать. Сможешь, малыш?

– Смогу, – ответил Камрат. – Лучше идти, чем вот так сидеть и дремать.

Свим видел – мальчик бодрится, но сил у него, наверное, немного осталось. Но молодец, не жалуется.

– А ты, К”ньюша?

– Не в первый раз. – Хопс перестал возиться с мешком, взвесил его в лапинах и стал прилаживать на спине. – Если надо, то, конечно, не следует здесь ждать, когда тебя на люстре подвесят.

Они засмеялись каждый по-своему. Смех выродка выражался в закрытии глаз и фырканье, да в движении хвоста, словно тот забился в конвульсиях.

Тем временем Ф”ент извлёк неизвестно откуда ножницы, которые перестали что-либо резать уже веков пять и явно не предназначенные для стрижки волос у людей, и приступил к делу.

Токма испуганно уставился на орудие прошлого.

– Ты бы у меня готов, смотрю, выдрать волосы живьём. Подожди, ужо я тебе устрою…

– Помолчи! Не я, а ты сам выдерешь. Я-то вот к тебе с ножницами.

– Они же у тебя не режут. Ай!.. Ну, сток проклятый, я тебе ещё шкуру спущу…

– А это тебе за стока… Стехар я.

– Какой ты… Ой-ёй! Подожди, Кемеш вам на хвост наступит. От него не убежишь, не закопаешься. И я твою шкуру… – Старик явно зацикливался в угрозах, потому что выродок не слушал его.

Он всё время оборачивался к пришедшим в логово Кемеша и следил, чем это они там занимаются. Те не обращали на него внимания.

– Вот что, – решился Ф”ент, и, не повышая голоса, как бы между прочим сказал: – Ты ори, да посильнее. Но запомни. Придёт Кемеш… Ори! Что выпучился? – Стехар дёрнул за волоски, старик закричал в голос. – Хорошо! Вопи, говори, но слушай и запоминай, что скажу я. Кемешу подробно расскажешь, что видел и кто здесь был. Подробно… Ори, дурак!.. От меня передашь, чтобы уже сегодня срочно уводил бы всех за Суракун. Ты понял? Срочно! Как только появится, на сборы не больше блеска!.. Вот тебе!

–А-а-а! Не дери так…

– Чтобы помнил, – Ф”ент отступил на шаг, полюбовался проделанным. – Ты прекрасен, Токма! Хозяин, посмотри.

Свим вначале не понял, к кому обращается выродок. А разобравшись, строго поправил:

– Меня зовут Свимом.

– Я так и хотел сказать. Хозяин Свим.

– Просто Свим. Забудь, что был быкелем. И ещё. Если тебе твой лживый и льстивый язык ещё не резали, так я его точно отрежу. Будь естественнее. Всё!.. Как ты его э… постриг, а? Не дурно, мне нравится. И ему, наверное. А тебе, К”ньюша?

– Я в таких делах ничего не понимаю, – уклонился от прямого ответа хопс и фыркнул.

Ему, конечно, было забавно видеть недавнего белобородого без бороды, уж очень комично выглядел человек, так безобразно подстриженный Ф”ентом. Но не мог же он хоть на кончик когтя на лапине поступиться, признавая интересным нечто, сделанное этой паршивой собакой.

Глава 14

Они уходили из временно пристанища.

Мешки приятной тяжестью давили на плечи. Впрочем, это не относилось к Ф”енту. Он всем своим видом показывал, как неудобна и тягостна ему ноша, но никто не обращал на его ужимки никакого внимания.

Подходило время суток, когда у человека или другого разумного наступает период прилива сил. Случается такое в первой половине дня, и не страшно, что позади остались бессонная ночь и изматывающая пробежка по степи, зато сейчас ноги становятся упругими, голова свежей. И можно вновь отправляться в путь.

Правда, этот подъём слишком быстро угасал, но сейчас не хотелось о том думать, пока ноги не чувствуют усталость, а лишь небольшую тяжесть, а глаза не слипаются.

Они уходили, оставляя практически неизменным мир руин – обиталища банды Кемеша: показная запущенность, устоявшиеся запахи, люстру… Об их пребывании говорили два трупа выродков и человек, привязанный к перилам лестницы. Борода старика с большими проплешинами придавала ему ужасный отталкивающий вид. Лицо словно перекосилось, оставленные белые клочья былой пышной растительности исказили его черты до неузнаваемости, оголённый нос вдруг стал выдаваться далеко вперёд.

Токма ни о чём не просил, а молча наблюдал круглыми покрасневшими немигающими глазами за уходящими, схожий своей неподвижностью на хорошо сделанную под человека куклу.

– Передавай Кемешу привет! – сказал ему Свим и решительно подтолкнул Ф”ента, готового съязвить в адрес оприта, к другой лестнице, ведущей на галерею.

Именно под ней, по словам стехара, находилась дверь, за которой начинался подземный ход.

Однако он начинался не сразу.

Они опустились вниз по истёртым каменным невечным ступеням. В рассеянном свете фонаря, взятого по настоянию Ф”ента из запасов банды, перед командой предстало захламлённое помещение. Здесь вперемешку валялись истёртые или истоптанные мраморные изваяния, снятые, быть может, тысячи лет с пьедесталов, от которых остались следы вокруг некогда прекрасного дома, – отметины горками зарастающих травой и временем. Местами на скульптурах лежал толстый слой осевшей пыли. Тут же была раскидана ломаная, переходящая в труху, мебель прежних эпох. Какие-то непонятные конструкции из вечных и невечных материалов занимали целый угол, а под ногами то и дело попадались обломки и детали невесть от чего, делая пол неровным и опасным для передвижения.

Ничто, на первый взгляд, не говорило здесь о подземных ходах, расходящихся, якобы, во все стороны, да и вообще ни о чём не говорило, ибо никто сюда, наверное, не заглядывал столетия.

У Свима во рту появился привкус нехорошего предчувствия – признак рухнувшей надежды. Он сглотнул и ощутил его уже где-то под сердцем. Было от чего. Узнав от выродка о ходах, он воспрял духом, а оказалось…

Он не додумал о своём разочаровании, споткнувшись о мощную руку какого-то изваяния, брошенную прямо посередине подполья.

– Как вы здесь только ходите? – посетовал дурб, едва не роняя фонарь в виде жезла со светящейся колбой на верхнем конце.

– Маскировка, – лаконично отозвался Ф”ент, наступая на руку, едва не повергнувшую Свима наземь.

– Ваша банда меня всё больше интригует. Вы тут как на осадном положении находитесь. Слышал об осадном положении? Говорят, что некоторые города во время Великих войн как раз были в таком состоянии.

– Слышал. А кто не слышал?

– Многие. Думаешь, сейчас кому-то интересно знать, что было когда-то?

– Люди, может быть, и не хотят слышать, а у нас, капов есть своя история, в ней всё сказано. И об осадном положении городов тоже. Наш клан выжил только благодаря этому.

– О том я и говорю. Так и вы здесь сидите. Запас пищи на всё лето. Маскировка.

– Так оно и есть, – не принимая иронического тона Свима, серьёзно подтвердил выродок, что выразилось в охотничьей стойке. – Потому и живём здесь. И тескомовцы к нам не наведываются. Им просто не за что зацепиться.

– Ещё наведаются, – фыркнув, пообещал К”ньец.

– Подозреваю, что так и случиться. В самое ближайшее время. То-то вы торопитесь… – Ф”ент длинным языком облизнул губы. – Здесь…

Он подвёл их к ничем не примечательной стене подвала, кроме одной детали. Правда, довольно крупной – к стене внаклонку стоял громадный шкаф с одной оторванной дверкой, больше похожий на воротную клеть, доставленную сюда непонятно зачем и откуда.

– Пойдёте за мной. И… осторожно! – Деловито распорядился стехар. – Вначале будет глубокий колодец со ступенями из скоб. Потому надо опускаться не торопясь.

Ф”ент ступил в чрево шкафа и с трудом поднял часть его пола на половине, прикрытой створкой. Открылся квадратный люк, и выродок легко юркнул в его тёмный зев.

– Ф”ент! – всполошился Свим.

Выродок исчез слишком быстро, и из горла человека едва не вырвалось проклятие ему вдогонку за обман.

– Да здесь я, – послышался голос выродка. – Спускайтесь же по одному. И осторожнее.

Один за другим, цепляясь за удобные скобы, все опустились вниз бермета на четыре.

Когда все собрались, Ф”ент, не сказав ни слова, также легко, как и скрылся в люке, полез вверх по колодцу.

– Куда? – успел схватить его за ногу Свим.

– А собака! Удрать захотел? – в лапинах К”ньеца оказался кинжал и он потянулся в брюху выродка.

– Да ну вас! – с досадой пролаял Ф”ент. – Мы же договорились. А наверху надо люк закрыть. Ну, до чего же вы сами себя напугали!.. – Он показал клыки. – Чуть ногу не оторвали, едва кишки не выпустили. Откуда вы такие нервные? А изображали из себя чуть ли не героями древних сказаний. Не доверяете, тогда пусть кошка закрывает!

– Ладно, – отпуская ногу выродка, сконфужено произнёс Свим. – Прости! Мы и вправду что-то нервничаем. Лезь, закрывай!

– Давай я закрою, – предложил хопс, с сожалением возвращая кинжал на место. – Вернее будет.

– Успокойся, К”ньюша. Он лучше знает, как там всё сделать.

– Лучше бы ты его не брал, – не остался в долгу хопс.

– Тебя, кошка, не спросили, – хихикнул по-собачьи, то бишь пролаял, Ф”ент, манипулируя с крышкой люка. – Вот и я. Да и что вы без меня?..

– Веди! – сухо оборвал его Свим, злой на себя, на хопса, на выродка за минутную слабость и вспышку страха, когда стехар проворно полез наверх, и ему показалось, что они остались в подземном мешке как узники, ввергнутые сюда по существу добровольно, при том по его вине.

– Так идём! – охотно отозвался выродок, не замечая плохого настроения человека.

Подземный ход сохранился неплохо. Даже нередкие в этих местах землетрясения вблизи Суременных гор не нанесли ему видимых повреждений. Поглядывая по сторонам, Свим в свете вечных светильников, отстоящих, правда, далеко друг от друга, видел прекрасную отделку стен и свод, позволяющий идти ему не наклоняясь, без опаски зацепиться за что-либо головой. Для остальных членов его небольшой команды здесь было просто привольно, даже подпрыгивая, Камрат едва дотягивался рукой потолка.

Древние люди были на много выше современных, строили под себя.

Добротная сохранность хода от всеми забытых руин и монотонность ходьбы принудили Свима к размышлениям, кои непроизвольно возвращали его к древним, к тем, кто создавал всё это.

Строился ход, похоже, уже после образования Суременных гор. Иначе здесь была бы груда обвалов. Кроме того, наверняка, учитывались землетрясения, причиной которых были опять же эти горы, возникшие, якобы, из-за странной ошибки древних.

Но древние, по убеждению Свима, не могли ошибиться. Они знали и умели всё!..

И всё-таки подобное случилось.

Падение первого обитаемого спутника-города на поверхность Земли современники Свима, по аналогии предшествующих поколений, датировали двадцатым тысячелетием до их времени. В течение всего нескольких лет упали другие спутники-города. Почему так произошло, сейчас уже никто достоверно не знал. Чтобы что-то знать, надо хотя бы понимать принцип построения таких сооружений на орбите вокруг планеты: как и из чего строить, чем поднимать тяжести с поверхности в поднебесье, где располагать города, кому доверить управление ими и на орбите и внутри самих поселений?

Теперь же всё, что рассказывалось – больше походило на сказки и небылицы, ибо от тех времён не осталось вразумительных объяснений. Возможно, они и были, но их предали забвению, а затем они затерялись во времени, стёрлись из памяти людей.

Но могло быть и так, что после катастрофы некому было рассказывать, анализировать и оставлять потомкам свои размышления по данной трагедии.

После такой встряски человечество, тогда ещё находящееся в силе и представляющее преобладающую не только разумную, но и биологическую популяцию, если и прогнозировало в будущем для себя неблагоприятные экологические и генетические последствия, жестоко ошиблось в своих расчётах. Поэтому сразу после потрясения, вызванного катастрофой, оно с энтузиазмом взялось восстанавливать разрушенное, заботливо прокладывать новые дороги, новые научные открытия использовали для себя в полной мере, усиленно обживали Луну и планеты Солнечной системы земного типа.

Древние страстно надеялись исправить неисправимое, поскольку та, былая биосфера, процветающая когда-то и любовно качающая колыбель человечества, наделившая его разумом и благами для жизни и развития, уже задыхалась и умирала от необратимых процессов, возникших при прямом участии людей. Нарождалась новая биосфера, всё такая же уравновешенная, квазистационарная, но в ней человеку было уже плохо: она мстила ему, неразумному, за его отношение к природе.

Дом, покинутый ими, и подземные ходы от него могли быть прорыты ещё в ту пору, которые получили впоследствии название Судорожного Возрождения. Ибо люди думали: вот оно – Возрождение, а на самом деле жили уже на заре вступления в эру Полной Деградации, и эпоха её терялась как раз там, в далёких днях падения городов-спутников.

Поистине целые города – триллионы и триллионы тонн камня, стали, полимеров, живого и квазиживого вещества, электронных систем и многого иного, объединённые гением человечества, – не выдержали его же безалаберности или нехватки знаний даже на его уровне развития и рухнули вниз, сметая всё на своём пути.

Удар о поверхность Земли был силён и пришёлся на густонаселённые, жилые области, где проживала подавляющая часть человеческой популяции. Биосфера и тектоника планеты отреагировали страшными катаклизмами: не сказочными, а реальными потопами, когда менялись ложа морей и океанов, а реки потекли совершенно в другие края, невиданными ураганами, землетрясениями, запылением атмосферы. И возникли горы там, где их не должно было быть – в мощных материковых платформах.

Так появились Суременные горы, что продолжали расти и по сей день. За ними и к западу в тысяче свиджей громоздились Стланцевые горы. А на юге Сампатании, за Болотами Первым и Вторым начиналось предгорье Диких Хребтов или Столичных гор.

Три спутника, три горных системы. О каждой из них существовали легенды и даже утверждения, которые были совершенно бездоказательны, но имели место в представлениях людей.

К Сампатании ближе всего располагались Суременные горы – как естественная граница бандеки на севере.

По преданию они поднялись от падения первого, самого большого, города-спутника. Будто бы где-то посередине гор можно видеть останки гигантских конструкций циклопического сооружения людей, живших на орбите вокруг планеты. Однако непосредственных очевидцев в подробностях расписанной картины, бытовавшей у дальнего человеческого поколения потомков, никто никогда не встречал. Возможно, они когда-то были, ещё в те времена, когда люди, якобы, летали не только на тескомовских шарах, а на машинах, и могли всё это видеть.

Но разве может человек взлететь на такую высоту?..

Свим всегда сомневался в таких россказнях.

На пути любопытных и заинтригованных легендами, коих было немало в истории, желающих проникнуть наземным способом за передовые уступы, горы вставали сплошной стеной, без устали нарастающей от эпицентра катастрофы на равнину подобно тягуче замедленному, растянувшемуся на века, каменному валу. Со стены с безумолчным грохотом срывались камнепады и водные струи. Ниже воды сливались и служили истоками всех рек бандеки. Особенно их было много весной, при таянии льда на Суременных горах, отчего случались ежегодные половодья.

Дикие Хребты также предполагались непроходимыми, но с незапамятных времён укоренилось утверждение о древней столице землян, оставшейся будто бы без особых разрушений в одном из распадков гор. Вот почему их иногда ещё именовали Столичными горами. Название самой столицы, похоже, затерялось в веках, ибо её нарекали и Пардаром, и Омсаром, и Тюмнаром.

Мало того, ходили упорные слухи, что жители столицы как будто поддерживали постоянную связь с лунными поселениями. Впрочем, рассказ о последнем считался самым тёмным во всей этой легенде, так как не имелось никаких сведений об образе такой связи, поскольку современникам была известна только мглистая связь, которой пользовались немногие, если у них были приёмные и передающие устройства, оставшиеся от прошлых времён. Новых никто нигде на Земле не изготавливал, да и не знал уже как это можно было делать…

Все попытки разумных различных бандек пробраться к жителям Пардара или Омсара кончались трагически, во всяком случае, никто уже никогда не видел ушедших, одиночка ли то был или уходила целая, хорошо оснащённая и подготовленная группа.

Бытовало предание о возможности вступить в контакт со столицей через некий Узел Перехода, располагаемый в самом центре Болота Первого на Скале. Но болото было непроходимым. Тескомовские воздушные шары улетали и пропадали над его просторами, связь с ними прерывалась внезапно. В описываемое время новые шары также не изготавливались, так что полёты на поиск пресловутого Узла запрещались. Фундаренцы, как слышал Свим в новостях, переданных ему, в наступающем году надеялись воспользоваться предсказанным частичным осушением Болота и попытаться достичь Скалы.

Впрочем, возникновение самого предсказания о высыхании Болота Первого не из чего не вытекало. Наверное, визинги для привлечения к себе внимания придумали подобное. Вот и пошла гулять весть, за неимением других, о грядущем событии.

Свим имел своё отношение к визингам и их предсказаниям, потому в успех похода не верил, хотя иногда подумывал, что с удовольствием поучаствовал бы в нём. Но его туда никто не приглашал.

О Стланецких горах в Сампатании рассказывали просто откровенные небылицы. Находились они далеко за пределами бандеки, и тех, кто рядом с ними побывал, можно было пересчитать по пальцам. Да и то это были либо хожалые, для которых что-то присочинить, добавить, разукрасить не считалось зазорным, либо изгои, там никогда не бывавшие, но своими повествованиями они надеялись вызвать к себе соболезнование. Разумные с восторгом и интересом выслушивали все эти россказни, но не верили ни самим рассказчикам, ни их словам…

Ф”ент вывел команду в круглое подземное помещение, свод которого подпирался замысловатым, в виде расщепленного ствола дерева, столбом. Из него выходило несколько путей.

– Надо отдохнуть и ещё раз обсудить наш маршрут, – деловито предложил он. – Кстати, – облизнулся стехар, – Кемеш с опритами появится вот отсюда, – и он указал на одну из узких щелей подземного хода.

– Что ты этим хочешь сказать? – подозрительно спросил Свим, каждую минуту ожидая со стороны выродка какого-нибудь подвоха или ещё чего похуже.

«Вот же навязал его на свою голову, – думал он. – Но что бы мы делали без него? – тут же успокаивал он себя. – Пусть выведет в лес, а там… Там видно будет».

– Что я хочу этим сказать?.. А то, что мы сюда не пойдём! – с восторгом отозвался Ф”ент, он явно ожидал именно такого вопроса и теперь удовлетворил своё тайное желание поразить человека продуманной репликой. И заметив произведённый эффект, уже обыденно добавил: – Зато здесь мы всегда перед очередным набегом отдыхаем.

К”ньец презрительно фыркнул.

– Хорошо, отдохнём, – согласился Свим, ощупывая стены. Они отдавали холодом, накопленным зимой, и отдых, предложенный выродком, похоже, следовало лучше провести на ногах. Свим придирчиво заметил: – Для отдыха здесь не слишком удобное место. Могли бы какие-нибудь скамейки поставить, чтобы сидеть не на холодном полу.

– Ты, Свим, брюзга, – прокомментировал замечание Ф”ент и высунулязык.

Хопс не выдержал такой фамильярности.

– Ты, собака, полегче! – заступился он за человека.

– Ой, ой, какой грозный! – отреагировал стехар, но на всякий случай поджал хвост.

– Перестаньте! – с досадой остановил начинавшуюся перепалку Свим. – Что ты хотел обсудить, стехар?

– Да что эта собака может…

– К”нью-ша! Помолчи!

Ф”ент шевельнул своим уродливым хвостом в знак согласия с человеком и охотно стал пояснять:

– Вот этот ход ведёт как раз на северо-запад.

– Ну и… – нахмурился Свим.

– Я же хочу предложить другой путь. И вот почему. – Ф”ент значительно помолчал. – Кемеш горяч и правда может броситься за нами, если не сам, то пошлёт кого-нибудь из опритов. Впрочем, я предупредил Токму, чтобы он настоятельно посоветовал Кемешу этого не делать и, вообще, держаться от вас подальше, даже порекомендовал ему уйти куда-нибудь прочь, если хочет остаться в живых и не потерять банду. Иначе нарвётся на мечи тескомовцев сегодня же.

– Однако, – только и мог произнести Свим, искренне обескураженный таким заявлением выродка.

– Разве я неправильно излагаю ситуацию? – развязно заявил Ф”ент. – Будто я не знаю или не понимаю, что вы из себя представляете.

– Но откуда? – Свим едва сдержался и придержал на месте хопса, дабы не броситься на выродка, хотя тот ещё ничего определённого не сказал, но в его словах таилась неприятность разоблачения.

Предварительное умолчание спасло стехара от решительных действий со стороны человека и хопперсукса. Видя их бурную реакцию, Ф”ент быстро сориентировался, отбросил игривый тон и заспешил высказаться:

– Как откуда? – возмутился он. – Да тескомовцы весь эфир замусорили, разыскивая вас. Вы что оглохли? У тебя что, хотя бы кавоти нет?.. Не поверю! Или вам не интересно знать, как и что говорят о вас? Хав-вва!.. Да ещё до того, как ты, дурб, влетел в наш дом, размахивая мечом, я уже знал кто вы такие и советовал этому белопушистому болвану Токме не только не трогать вас, а накормить и отправить подальше, а уже потом, дождавшись Кемеша, уносить ноги, убираясь прочь от пути, по которому вы прошли. А этот дурак, хотя и человек, заставил Х”еву меня убрать куда подальше. Он же, Токма, я имею в виду, не соображает ничего. А встреча с вами сейчас равносильна смерти от тескомовцев.

– Мутные звёзды! – Свим сел на пол, не замечая холода, исходящего от него

Известие Ф”ента до крайности поразило его. Охота, оказывается, на них открыта по-настоящему серьёзная и катится за ними, а он ведёт команду свою, будто никто им на пятки не наступает. Так, как будто уклоняется, как будто скрывается, как будто владеет ситуацией, как будто всё ещё впереди и можно подготовиться, да и не бояться ничего. Их же уже обложили со всех сторон и информацию пустили в эфир тоже по-настоящему. Её вне тескомовцев, конечно, приняли считанные единицы, но молва!.. Да о них сейчас каждая такая вот собака, Ф”ент тому пример, знает, разумная она или не очень, и готова подключиться к охоте даже ради развлечения, а если повезёт, то и на потеху себе и тескомовцам.

К”ньец прижал уши, шерсть его стала дыбом, ему хотелось выгнуть спину и стать одновременно на лапины и ноги, а хвост задрать как можно выше. И фыркать, фыркать, фыркать…

Лишь Камрат оставался безучастным ко всем треволнениям разумных. Не только внешне, но и внутренне. Выкрики выродка, похожие на лай, его вначале ошеломили так же, как и взрослых его спутников, но потом, выслушав заявление Ф”ента до конца, ему подумалось совершенно другое, чем Свиму, а именно, что стехар больше нагоняет на них страху, чем стоит того сложившаяся ситуация. Потому он и задал, как ему показалось, коварный вопрос собаке:

– Всё так плохо, а ты пошёл с нами. Сам-то почему от нас не убежишь?

– Да, собака, – обрадованно мяукнул К”ньец, ожидая оглушительного разоблачения новичка в их команде.

Ф»ент вывалил свой длинный розовый язык, затем, подобрав его, сказал:

– Я уже объяснял Свиму почему. И вам скажу. Мне такое приключение нравится.

– Он романтик, – машинально пояснил Свим и почувствовал некоторое облегчение, словно часть непомерной тяжести, навалившейся на него после сообщения выродка, обрушилась с него вместе с произнесёнными словами. Он судорожно вздохнул, поменял позу и почувствовал озноб от сидения на холодном полу. Проворно поднялся на ноги. – Да, романтик! Вот и… приключение. Возможно, для тебя, стехар, это и приключение, а для нас – не очень.

– Мне тоже наше приключение нравится, – неожиданно признался Камрат. – Бабка меня за город редко выпускала, да и то не дальше городских ворот. И сама со мной шла. С ней прогулка была не приключением, а… А тут…

Он зажмурился от удовольствия.

Свим от возмущения стал хватать воздух полным ртом. Затем рот его захлопнулся так резко, даже зубы клацнули.

– Да вы что?! – с трудом выталкивая слова, наконец, воскликнул он. – Теском у нас за спиной, вот-вот ужалит, а вам, видите ли, приключение нравится! Как вас понимать? Ну, этот, хотя как раз его-то и ловят, – дитё ещё. У него в голове одни бабкины наставления и щенячья радость бегства от них. А ты, стехар? Думаешь, пятнадцать лет в конуре своей в безопасности просидел, так и здесь тебе ничто не угрожает? Запомни! Весь мир не пометишь мочой, чтобы он стал твоим!.. А говоришь, команда. Какая у нас команда? Я да К”ньюша, а вам – приключение. Во, подарки! Во, ввязался! И ради чего, спрашивается?

– А что, тескомовцы у нас и вправду сразу за спиной стоят?

Свим, всё ещё возмущённый после высказанного любителям приключений, с недоумением посмотрел на Камрата. Вопрос мальчика застал его врасплох. Он не знал, что ему ответить, так как сам не представлял положения дел: где он, а где погоня, кто у него впереди и по сторонам.

– Ну-у, – начал он неуверенно. – Я думаю…

– Ничего не надо думать! – вмешался Ф”ент. – Какая там спина, какие такие там пятки, на которых кто-то или что-то там висит? Люди любят придумывать слова, а потом пугают ими сами себя. Так и ты, Свим, наговорил тут… Вот, что я скажу. Тескомовцы вас потеряли напрочь. Как вам это удалось, я не знаю, но они из-за этого и подняли такой переполох. – Выродок осмотрел всех своих новых товарищей, наслаждаясь произведённым эффектом, и добавил, весело и обнадёживающе: – Но они рано или поздно выйдут на наш след. Дело двух-трёх дней, а может быть, и нескольких прауз.

– Да уж, – словно эхо уныло подтвердил Свим. – Тескомовцы своё дело знают. Сами видели – ищут и на земле, и с воздуха.

– Зато вы их хорошо надули, – польстил Ф”ент. – А почему бы нам их опять не обмануть?

– Говори! – поторопил его Свим.

– Я предлагаю пойти сейчас не ходом, ведущим к северо-западным тропам, а вот этим. – Стехар показал на ни чем не примечательный подземный туннель. – Он выведет нас намного южнее, к озеру. На берегах его живёт колония вупертоков. Они сейчас…

– Ты что, собака? Совсем не соображаешь? Они же нас сожрут, не побрезгуют, – не на шутку возмутился хопс. – Нас сожрут, а ты куда-нибудь в нору забьёшься. А нас…

– Подожди, К”ньюша, – остановил его Свим. – Что скажешь, стехар?

– Да, так оно и будет, если мы промедлим, – спокойно ответил Ф”ент. – Они в настоящее время только-только стали приходить в себя после зимней спячки. Едва передвигаются. Это сегодня, а завтра мимо них уже просто так не пройти. Они с зимы голодные и готовы свои ноги пооткусывать. Мы же пойдём через их территорию на утренней заре. Будет ещё холодно, и они не смогут поспеть за нами, если у них даже появится к нам интерес. Да и мечи у вас есть, чтобы отогнать от себя не в меру ретивых вупертоков. Ха!.. Любопытствующего вупертока с замедленной по весне реакцией можно безнаказанно и по фасеточному глазу стукнуть. Как, Свим?

– Стоит ли так рисковать? – задумался Свим.

– Стоит, – уверенно произнёс выродок. – Нам надо пройти через них, тогда ни Кемеш, ни тескомовцы будут нам не страшны долгое время. Когда они подойдут к колонии, вупертоки уже будут способны встретить их своими жвалами и хитиновыми когтями, которым порой и меленрай нипочём. Пока тескомовцы здесь будут топтаться, мы далеко уйдём.

– Заманчиво, – сказал Свим и недоверчиво посмотрел в глаза выродку. – Но слишком всё хорошо, а такого не бывает. Должно быть что-то и плохое. Так что?

Непримиримый к Ф”енту хопс высказался определённее:

– Врёшь ты всё, собака!

– А я думал, что вупертоки только в сказках бывают. А кто они? – спросил Камрат, совершенно невоспринимающий и непонимающий вражды между двумя выродками разного вида. Он торопился больше узнать, тем более о сказочных каких-то животных.

Свим пожал плечами и посмотрел на Ф”ента, давая тому возможность высказаться, но стехар промолчал. Тогда в объяснения пустился сам дурб, хотя рассказ его состоял всего из нескольких слов.

– Вупертоки являются единственными разумными насекомыми из стрекоз. Они…

– Из кузнечиков, – поправил К”ньец. – Саранчовые.

– И не разумные они, а так себе, – добавил Ф”ент.

– Объяснили, – позабавился Камрат. – Ладно, сам посмотрю.

– Правильно, малыш. Лучше самому увидеть, чем слушать чужие басни, – поддержал мальчика Ф”ент. – Так рискнём, Свим? Надёжнее способа оторваться от тескомовцев надолго, если не навсегда, не вижу.

– От тех, что позади нас идут, возможно. Но они и у Заповедника Выродков все дороги, наверное, патрулями перекрыли.

– Ну и что? – Ф”ент опёрся на лапины и высунул язык. – Дойдём, увидим, что-нибудь другое придумаем. Что за привычка у людей раньше времени беспокоиться? Зато позади никого не останется.

Свим покачал головой.

– К”ньюша, как ты?

Он ещё колебался и оттягивал время принятия решения. Предложение выродка ему понравилось, но он привык советоваться с хопсом.

– Своё мнение по поводу всех хитростей этой собаки я уже высказал. – Заявил К”ньец, не глядя на Ф”ента. – Ты у нас человек и ты возглавляешь нашу команду, вот и думай, как поступить.

– Ты, хопперсукс, плохо воспитан. Я бы тебя в свою конуру не пустил. Разве можно так разговаривать с человеком, к тому же с дурбом? – неожиданно укоризненно проговорил Ф”ент. – Я считаю такое поведение непозволительным.

– Кто бы говорил, – презрительно фыркнул хопс. – Он думает и считает, оказывается.

– Помолчите! А ты, стехар, запомни, К”ньюша ходит со мной слишком давно, чтобы иметь право говорить мне всё, что пожелает нужным сказать. Может быть, и у нас с тобой сложатся такие же отношения, и тебе тоже будет позволено поступать также.

– Да он тогда рта не закроет, – мяукнул хопс, довольный отповедью человека собаке. – И за тебя всё решать станет. Ты только дай ему волю. Он и сейчас уже изображает из себя нужного и незаменимого. Ф-фру!

– Поживём, узнаем. А сейчас пойдём так, как предлагает стехар. Хотя бы тылы своим укрепим.

– Я же говорил, что он будет решать, – последнее слово осталось за хопсом.

Глава 15

Подземный ход заканчивался в россыпи крупных камней, оставляющих лишь неприметный узкий и низкий выход наружу, больше похожий на нору какого-то крупного дикого животного. Выродки и мальчик проскользнули сквозь его без задержек, зато Свима, оказавшегося шире, чем надо, пришлось буквально протаскивать общими усилиями, да и то в несколько приёмов – мешок отдельно, оружие отдельно и только потом само тело дурба, вспотевшее и потрескивающее всеми косточками.

– Уф! – вывалил язык Ф”ент. – Люди иногда сами себе портят жизнь, – заявил он, отдышавшись, – раздаваясь в ширину и высоту. То им ветки деревьев мешают, то вот даже из-под земли наружу не выбраться без посторонней помощи.

– Ты бы, собака, помолчала, – уже просяще промяукал К”ньец без надежды заткнуть рот стехару. – Как тебе до сих пор язык твой не укоротили, ума не приложу? А могли бы…

– Было бы что прикладывать, – вякнул Ф”ент и проворно отполз подальше от хопса, ожидая справедливого возмездие за сказанное.

Но К”ньец только встопорщил усы и фыркнул. Впрочем, пообещал, однако не слишком энергично:

– Значит, это мне достанется тебе язык укоротить.

Они находились на склоне невысокого, но достаточно крутого скалистого холма. Такие же холмы – повыше, пониже – окружали удлинённую долину, неравномерно поросшую клочьями то там, то здесь смешанным лесом. Каждый лесной островок, насколько позволяла видеть муть воздуха, отличался от другого густотой и высотой составлявших их деревьев, и казалось, даже цветом. Где-то посередине низины в камышовых берегах темнело небольшое зеркальце озера, тронутое, словно подпалинами, отражением падающего к западу солнца.

День прошёл незаметно быстро. События, случившиеся утром у дома, где обитала банда Кемеша, потом в доме, затем переход по подземному пути, – сами по себе были как будто скоротечны, незаметны, а день прошёл. И солнце размытыми своими краями уже облизывало противоположные выходу из-под земли голые верхушки холмов.

– Здесь переждём до утра? – спросил Свим стехара, оглядываясь вокруг и выбирая место для ночлега.

Острые камни и неровности склона затягивали его поиск.

– Можно и здесь, – отозвался Ф”ент, – но лучше спуститься к подножию холма, ближе к деревьям. Там потеплее будет, да и хворост для костра легче собрать. Потом…

– А вупертоки?

Выродок облизнулся.

– Я не знаю почему, но они не любят подходить близко к холмам. У них есть как бы границы своей территории, за которые они не заходят. Они помечают их какой-то… вонью. – Он сипнул в нос. – Ближайшая граница начинается или проходит примерно вон от тех деревьев. Светлые такие. Видишь?

Свим по подсказке выродка разглядел плотную группу деревьев. Их стволы и даже кроны в самом деле отличались светлостью на фоне погружающейся в вечернюю мглу низины, подобно блику, небрежно брошенного на картину пейзажа вокруг озера. До них было шагов триста, и от подножия холма их отделяла довольно широкая полоса кустарника, так что предложение стехара показалось человеку разумным.

– Странные деревья, – сказал он. – Я таких, пожалуй, некогда не видел.

– Я тоже, – согласился выродок.

– Та-ак. Нy, а противоположная, так сказать, граница обитания вупертоков где располагается? Нам ведь придётся пересечь всю их территорию.

Ф”ент вывалил язык. Свим подождал. Ему уже представлялось, что выродок не зря это делает. Во всяком случае, подобное происходило, когда ему бывало жарко, и когда он думает или вспоминает. Сейчас он, наверное, соображал, собираясь с мыслями.

– Трудно точно сказать, – неуверенно ответил потомок лисиц. – Из озера, вон того, – Ф”ент повёл лапиной, – вытекает ручей в следующую такую же долинку. Там тоже территория, занятая вупертоками. Хотя, мне кажется, там разместился другой клан, других разумных. Вупертоки жилищ не строят, культуры у них как таковой нет, потому трудно отличить один клан от другого. Перед нами граница вупертоков, которые помельче, но значительно подвижнее будут. Они для нас как раз и опасны. После зимней спячки они быстрее в себя приходят.

– Что-то собака темнит, – проговорил К”ньец, глядя мимо выродка.

– Почему это? – возмутился стехар.

– А то! То ты говорил, что пройти нечего не стоит, что по фасеточный их глазам мечами стукнем и – всё. А теперь вдруг рассуждать начал. То, да сё!.. Второй клан у него вдруг объявился. К чему бы это?

– А ты когда-нибудь вупертоков видел? – показал зубы Ф”ент. – А-а… Не видел, значит. А я через них уже проходил. И сегодня считал пройти без усилий, да день, сам знаешь, сегодня слишком теплым был. Чувствуешь? Ещё вчера они тут ползали как заторможенные, а сейчас у них здорово прибавилось подвижности и аппетита. А ты тут… Темнишь… Будто не мне с тобой же идти через них. Ты этого-то своим кошачьим умом, наверное, никак понять не можешь?

У К”ньеца встопорщились усы, но он на выпад стехара промолчал.

– Успокойся, Ф”ент, – примирительно сказал Свим. – К”ньюша устал, вот и не уступает тебе. А вупертоки, я думаю, к ночи примерзнут и станут медленнее двигаться. Проскочим!

– На то и надеюсь.

– И я тоже. Так что давайте-ка займёмся ночлегом, а вупертоков оставим пока в покое. Всё равно надо будет через них идти… – Свим тоскливо посмотрел на тёмные контуры дальних возвышенностей, вздохнул. Повторил: – Всё равно идти… Но перед этим надо как следует отдохнуть, а то не только наш малыш уже на ногах не стоит, но и мы тоже.

– Да я нечего, – промямлил через силу Камрат, чувствуя как усталость подступила ко всем членам, кровь словно загустела и медленно сочилась по жилам. Всё вокруг как будто потускнело и поплыло в разные стороны, создавая какие-то нереальные картины – не то явь, не то сон, что-то среднее, серое и расплывчатое.

– Оно и видно, – усмехнулся Свим, взял мальчика на руки и, как тот ни пытался сопротивляться, стал осторожно опускаться с ним вниз по каменному полю к окраине леса.

Они расположились между двух больших обломков скалы, скатившихся сюда в давние времена. Свим положил Камрата на толстую подушку из перепревших листьев и веточек, занесённых ветрами, и мха, паразитирующего на этих останках былого живого вещества.

Камрат, выведенный из дрёмы борьбой со Свимом, тут же вскочил, но помыкавшись некоторое время, вновь стал засыпать на ходу.

Развели костёр, согрели пищу, растормошили и покормили Камрата, поели сами. Перекинулись несколькими бессодержательными фразами. К”ньец даже с чем-то обратился к Ф”енту и получил такой же спокойный незначащий ответ.

– Вот и хорошо, – удовлетворился мирной картине Свим и предложил: – Спите, я подежурю первым.

– Тебе бы пора новости послушать, – напомнил К”ньец и с вызовом посмотрел на Ф”ента, мол, знай наших.

– Само собой, – согласился Свим с напоминанием хопса.

Он не забыл, а просто не был уверен во времени. Солнце скрылось за холмами, а на равнине оно, наверное, только что коснулось горизонта. Новости из Центра передавались в течение определенного промежутка времени из расчета местонахождения агента и положения солнца на небосклоне в этой точке.

Источник из Центра был краток:

– Удивляются все звери, мышь обидела слона. Слон, вкусив добра сполна, ни во что уже не верил…

– Надо же, стихи! – восхитился Ф”ент, прослушав сообщение до конца. – Люблю стихи. Надо же так сказать… Хав-вва!… Слона обидели…

– Не стихи. Какие это стихи? – осадил его хопс. – Так себе стихи. Вирши.

– Какая разница? Стихи – они и всегда есть стихи. Как ни называй. Хав-в?

– Такая вот разница, – ушёл от объяснений К”ньец.

Он сам не очень-то разбирался в таких тонкостях, а лишь повторил слова Свима, проговорившим это слово – вирши – с оттенком пренебрежения.

Свим их не слушал, занимался расшифровкой послания из Центра. Соотнеся каждое слово, переставляя в известном ему порядке строки, проанализировав рифмовку, он постепенно прояснил для себя картину, складывающуюся вокруг его команды, как она виделась из Центра.

Тескомовцы старались вовсю. Они уже в разных концах бандеки выловили немало старух, мальчиков и дубров, которые по каким-либо причинам оказались в одном месте. Однако пыл их не угас. Он и не мог угаснуть, так как их улов оказывался везде не тот, на который они насчитывали. Сейчас они расширяют район поиска, практически отгородив своими постами и патрулями восточную часть Сампатании от западной.

Свиму и ведомому им Камрату следовало выполнить предыдущие рекомендации и достичь известного пункта – Соха.

Добавлены была и общие сведения: в бандеке вся власть ещё в руках Тескома, но в его рядах наметился раскол по территориальному принципу.

Свим несколько раз прокрутил в уме расшифрованное послание. Оно несколько отличалось от предыдущих, но слегка удивляло скоростью, с какой Центр присвоил себе право командовать Камратом, тем более что данные о нём были сообщены Свимом скупые. Обдумав всё, он решил ничего не менять в положении и маршруте движения своей, пополнившейся стехаром, команды.

– Пока всё в порядке, – сказал он спутникам, практически не искажая сути сообщения.

К”ньец молча выслушал человека, выспрашивать ничего не стал, так как знал, что Свим говорит лишь необходимое, тут же скатался в клубок, прикрыл неповоротливые ноги хвостом и погрузился в мир снов.

Зато Ф”ента краткость сообщения, высказанная Свимом, не удовлетворило.

– Это что – и всё?

Свим поджал губы и слегка развел руки, показывая своё недоумение – а что ты ещё хотел бы услышать?

– В принципе, да, – сказал он, видя, как выродок прореагировал на его жестикуляцию.

– Но это же сообщение из вашего Центра. Тебе, как агенту. Не могли же они…

Свим вздрогнул, внимательно, насколько позволяла наступающая темнота и неверный свет от костра, посмотрел на выродка. Осведомлённость его о Центре и агентах поражала и давала новую пищу к старым подозрениям.

Сам Ф”ент как бы не заметил его состояния и пристального взгляда и почти небрежно пояснил:

– Да все о вашем Центре знают. Секрет навозного жука. Знаешь такую сказку?

Свим такой сказки не знал, но, как eмy показалось, понял её нехитрую идею. Впрочем, на отвлекающую реплику стехара он не поддался, собираясь вызвать его на откровенность.

– Может быть и так. Но всё-таки, откуда ты знаешь о Центре и его структуре?

– Знаю вот… – Ф”ент вывалил подергивающийся красный язык. – Кемеш говорил, да и слышал я неоднократно ваши, так называемые, новости. Чушь какая-то!

– Чушь для тех, кто подслушивает. Кемеш-то откуда знал? И как ты мог слушать? У вас были какие-то связные устройства?

– Это надо у Кемеша спросить. А устройство у него было похожим на твой кавоть… – Свим недоверчиво хмыкнул. Ф”ент заторопился. – Я мало что знаю. Ты же видел, за кого он меня держал.

– Видел. Это точно, держал быкелем. Но о Центре почему он тебе рассказывал? И новости давал слушать?

– Приходилось. Куда ему было деваться? При обсуждении набегов он мне разную информацию давал, лишь бы вернуться с целой головой и ещё кое с чем нужным.

«Возможно, так оно и было», – подумал вяло Свим, ибо хотел спать.

Но тогда откуда у Кемеша знание о Центре, и как он мог слушать новости, передаваемые им? Мало того, что для этого надо иметь на руках такую редкую вещь, как кавоть или иное какое-то связное устройство, но ведь каждый полевой фундаренец-охотник или агент имел свою волну и своё время работы на ней. И даже прослушай её кто-то, не мог бы ни разгадать сути сообщения, ни узнать – оттуда и кому оно предназначено. В эфире слышны обычно тескомовские донесения – простые и понятные любому, кто, конечно, может их прослушивать. И, если вдруг появятся краткие и непонятные своим происхождением электромагнитные импульсы, то мало ли какие причины их вызвали.

Система связи Центра совершенствовалась уже давно, со дня создания засекреченной части Фундаментальной Арены. И ещё ни разу, как было известно Свиму, она не давала сбоев. И вот на тебе! Какой-то выродок знает о Центре и даже умудрился прослушать кому-то предназначенные новости, а какой-то вождь банды поведал ему обо всём, и не как какую-то тайну, но лишь в качестве дополнительной информации.

Новость, достойная того, чтобы в Центре о ней должны были незамедлительно узнать, а он, Свим – агент и охотник Фундарены – лишён возможности это сделать.

«Конечно, – появилась новая успокоительная мысль, – мало ли что может наболтать Ф”ент. Центр – не иголка в траве. Что-то есть у разумных на слуху, выродок слышал что-то, а теперь передо мной дурака валяет, щеголяя своими познаниями».

«Так, наверное, и есть на самом деле», – порассудил Свим, чтобы хоть как-то оправдать осведомленность стехара-быкеля. Но и отступать он не хотел, надеясь выудить у выродка всё, что тому известно, пусть даже и понаслышке.

– Я тебя знаю мало, но думаю, ты у Кемеша выспрашивал обо всем. Так что я не поверю, если ты скажешь нет. И что ничего не знаешь.

– Тебе бы в следственном отделе Тескома служить, а ты с фундаренцами связался, – парировал Ф”ент.

– Не виляй! Рассказывай, что знаешь.

Ф”ент вздохнул и вывалил язык, огонь костерка подчеркнул желтизну клыков открытого рта выродка.

– Поверь, что я знаю не так уж много, как тебе показалось, и я устал… И ещё. Вот ты бы мне мог многое рассказать, а?

Свим усмехнулся и покачал головой: вывернулся всё-таки. Тем более вопросы он стал задавать не вовремя, спать надо.

– Я теперь понимаю, – сказал он, зевая, – почему Кемеш держал тебя на цепи и в набеги не брал. При постоянном контакте с тобой ты можешь быстро утомить своими разговорами любого, а оставлять тебя в доме просто так тоже опасно – много знаешь.

– Догадливый ты, как я посмотрю.

– Не то слово, стехар. Ложись слать. И запомни, я терпелив, и ты мне всё подробно выложишь.

– А ты мне?

– Видно будет. Спи!

Поднималась луна, и дальний край низины вупертоков посветлел. От озерца вытянулся жидкий язычок тумана, словно длинная, без суставная мертвенно-бледная рука неведомого обитателя местных вод.

Набег был удачным. Кемеш – крупный, с длинной гривой давно нечёсаных волос человек, довольный проведенной вылазкой, но смертельно усталый, вывел свою банду к развилке подземных ходов, где несколькими часами раньше отдыхала команда Свима. До штаб-квартиры, где можно будет отдохнуть несколько дней, отлежаться, пображничать и подготовить новую вылазку, оставалось не больше получаса ходьбы.

Кемеш остановился, поднял повыше фонарь, пропуская мимо себя людей и выродков с тяжелыми заплечными мешками. Один из выродков собак по имени Ш”донк, остановился, принюхался.

– Иди, не останавливаясь! – рыкнул на него, Кемеш.

Его грубое с широко расставленными глазами и приплюснутым носом лицо при этом ничего не выражало: обычный окрик, каковых было уже с сотню со времени завершения налёта на один из складов Тескома. Если бы не подгонял, плелась бы ещё где-нибудь лесом, свиджах в десяти отсюда. Оприты понимали его, слушались и поспешали вместе с ним.

Ш”донк ещё раз втянул воздух, Кемеш обратил внимание на его озабоченную личину и более спокойным голосом спросил:

– Унюхал что?

– Здесь была кошка, – сказал уверенно выродок. – Недавно,.. И есть какой-то другой запах.

– Люди?

– Здесь была кошка, – повторил Ш”донк. – Её запах убивает другие. Нo… как будто были и люди, а может быть кошка тут была с людьми… Кошка была.

– Кошка дикая или разумная?

– Всё равно кошка…

– Ладно, догоняй остальных, дома разберёмся.

В подземный ход могла, конечно, забрести какая-нибудь кошка, машинально размышлял Кемеш, шагая теперь в тылу своей банды. Но в округе никого из кошачьих он давно не встречал, потому что среди его опритов кошек не было. А местные, дикие в основном, теперь базу его обходили далеко стороной, чтобы не встречаться с собаками.

Так что сообщение Ш”донка ему не понравилось. Теперь ему казалось, что он и сам слышит какой-то странный запах, хотя понимал бессмысленность своих ощущений. Идя следом за двумя дюжинами пропотевших и усталых разумных, о каких особых запахах можно судить?

Оставалась интуиция. Она никогда его не подводила. Иначе Теском давно бы высчитал, куда это он подевался после того, как натворил дел в столице.

– Передайте, – крикнул он, – пусть передние остановятся!

Натыкаясь друг на друга, живая цепочка разумных, тяжело дыша и отдуваясь, прекратила движение. Некоторые с недоумением оглядывались, но большинство рады были краткой остановке, хотя перед самым выходом из подземелья они до сегодняшнего дня ещё ни разу не устраивали привалов, так как нечего не опасались, да и торопились всегда как можно быстрее добраться до базы и сбросить тяжелые мешки.

Кемеш с трудом пробивался вперед, слыша встревоженные вопросы и суждения.

– Так надо, – отвечал он одним. – Всё в порядке, успокойтесь! – советовал другим.

Впереди всех, как обычно в таких случаях бывало, шёл ближайший сподвижник Кемеша – Лакой, высокий жилистый человек лет шестидесяти. Он на голову возвышался над рослым по сравнению с другими вождём банды и был чрезвычайно силён.

– Лакой и ты, Т”явин, выйдите по запасному ходу.

– Что-то случилось? – Лакой вытер со лба пот.

Потолок подземного хода для него был низковат, и ему приходилось по неволе ходить по нему, низко опустив голову.

– Пока ничего. Только подозрения.

– Угу! Что сделать?

– Надо посмотреть, что вокруг базы делается, и тихо!

– В дом заглянуть?

– Обязательно. Если там всё в порядке, выйдите на нас из подвала. Если нет… Думаю, мы это услышим.

– Надеюсь, – мотнул головой Лакой, снимая с себя огромную ношу. – Т”явин, поторопись!

– Будь осторожен. Шума лучше не поднимать, уходи сюда.

– Я понял. Т”явин!

Выродок из медведей замешкался – никак не мог выпутать лямки заплечного мешка, оттого громко сопел и взрыкивал.

В подземелье нависла настороженная тишина.

Человек и выродок исчезли в полутемноте подземного хода. Не доходя двух с небольшим канторов до выхода в подвал под домом, они свернули в сторону и вышли на поверхность шагов через тридцать среди деревьев бывшего сада, Выход был тщательно замаскирован изнутри и снаружи, и найти его снаружи было трудно, если не знать точно, где он находится.

Для банды, застрявшей в подземелье, время тянулось долго и томительно, кое-кто опустил ношу на землю, другие присели на корточки, говорили в полголоса. Но вот впереди раздался шум, и послышались шаги, в круге света появился озабоченный Лакой. Он хмуро посмотрел сверху вниз на Кемеша.

– У нас кто-то был. Токма Туриш говорит, что они ушли. Они Токму постригли, а Х”ева и С”юка убили.

– Не торопись! – поднял руку Кемеш. – О них вспомним на месте. Сейчас у нас никого нет?

– Нет. Те шли мимоходом и случайно попали к нам. Так говорит Токма.

– Вокруг что?

– Чисто. Я оставил Т”явина, пусть порыскает, может быть, что и найдет.

– Хорошо. Всем за мной! Пусть оружие будет у вас под рукой! – скомандовал Кемеш и первым двинулся к выходу из подземелья.

Когда он вышел из-за лестницы, только что развязанный Токма мочился прямо в комнате рядом с трупами выродков.

– Сейчас, сейчас! – пообещал он быстро закончить дело. – Думал, лопну, не дождавшись вас. Мокрым, сам знаешь…

Кемеш отмахнулся от него и быстрым взглядом осмотрелся вокруг. Ничего такого, что говорило бы о нападении, если, конечно, не считать зарубленных наверняка умелой рукой, на взгляд Кемеша, Х”евы и С”юка, да несколько пищевых пакетов, разбросанных по полу. Всё это совсем не напоминало целенаправленного налета на его базу и штаб-квартиру. Значит, не Теском, отношения с которым у него никак не складывались, несмотря на некоторые его связи с этой организацией. Но восстание тескомовцев в столице, резко изменили ситуацию, и можно было ожидать всего.

Кемеш задышал свободнее. Он ожидал чего-то худшего, а тут, видимо, случайные бродяги или хожалые, носит их там, где не следует, зашли и были в небольшом числе. Такое можно пережить, хотя, естественно, бродяги не долины остаться безнаказанными.

Сделав первую внешнюю оценку случившемуся, Кемеш преступил к выяснению подробностей, распорядившись вначале о разделении принесенного добра и об уборке из комнаты останков убитых. Те, кому положено, бросились выполнять его распоряжение. А сам он сел на скамейку, на которой недавно сидел Свим, и подозвал Токму, как единственного свидетеля произошедших в доме событий, пока он мотался с бандой в неблизким налёт на склады тескомовцев.

– Со знанием дела поработали, – сощурившись, оглядел он старика. – За что же это они тебя?

– Я им… Знаешь меня…

– Знаю, – оборвал Кемеш начинающийся словесный понос оприта. – Потому лучше отвечай. Где Ф”ент?

– Ушел с ними.

– Сколько их было? Много?

– Дурб Лакою подстать был, мальчик и выродок из кошачьих… Я им тут…

Токма живописал утреннее происшествие, где он, конечно, принимал самое активное участие по отражению нападения и сопротивлению всем сквернам со стороны находников, и особенно злопыхательства и предательских действий Ф”ента.

– Когда они все разом навалилась на меня одного и связали! – под конец воодушевленно кричал Токма и бил себя в грудь. – А я им смело так говорю, что придёт вождь наш Кемеш и отомстит им за меня. Тогда они напали на меня все сразу!.. Этот кошачий друг дурба хотел меня убить. Но я ему сказал… Тогда они напали на меня все сразу!.. И громадным мечом дурб стал резать… видишь, бороду мою Ф”ент вон теми ржавыми ножницами обстриг. Гад собачий!.. Говорил я ему, а он стрижёт меня и приговаривает. Говорит, вот придёт Кемеш, так скажи ему… Дергал меня за бороду, чтобы запомнил и сказал тебе. Гад! Я ему…

– Так что он сказал? – Кемеш стал уставать от рассказа старика, и пора уже было отдохнуть с дороги.

Ему всё уже было ясно. Так и есть, забрели какие-то бедолаги, зарубили никудышных выродков, обидели до конца дней Токму, тоже некудышного оприта, освободили Ф”ента, а тот, проныра, поплакался и навязался, вот они и увели его с собой. Конечно, плохо, что увели, плохо, что забрели, но, главное, не Теском. А эти далеко от него не уйдут, как бы хитроумен не был Ф”ент.

Старик почесал остатки бороды.

– Что сказал? Ну да, сказал… А, что сказал? А-а, вот он что сказал. Чтобы, значат, ты, как только вернёшься, не мешкал, а сразу бы уводил всех за Суракун. А я ему…

– Что? Что он сказал? – Кемеш подскочил, как подброшенный мощной пружиной. – Повтори слово в слово!

Воодушевление с Токмы как рукой сняло, он оробел от вида Кемеша, нависшего над ним разъяренным диким быком и готового проткнуть его горящим взглядом.

Заикаясь и дёргая остатки некогда пышной бороды, старик повторил все сказанное ему Ф”ентом, даже не вставляя лишнего – как он его слушал и что грозился сделать, когда придёт он – Кемеш и рассчитается с ним за него, Токму. Недаром выродок теребил его и заставлял запомнить известие для Кемеша.

Вождь посидел в безмолвии, соображая, почему это Ф”ент рекомендовал отсюда, давно насиженного места, убираться.

– Сколько лет мальчику?

– А кто его знает? Может быть, ростом с Ф”ента.

– Зовут как, не слышал?

– Как не слышал? Слышал. Малыш. Так его дурб называл. Вот и Ф”ент спрашивал у него, кто этот мальчик. Почему-то ему было интересно. Дурб сказал – сын сестры.

– А что Ф”ент? Поверил?

– Будто нет… О!.. Сейчас… Ну да же! Камратом его зовут! Да, да. Этот дурб его так называл. Камрат.

Кемеш быстро огляделся. Увидел то же самое, что и в первые минуты после появления, убрали только трупы, да навалили тюки, принесённые из набега.

– Хорошенькое дело! – протянул он. – Ничего себе бродяги! Эй, Лакой, ко мне! Всех собрать здесь! Быстро!

– Что-нибудь случилось?

– Теперь точно случилось! Здесь вот-вот могут появиться тескомовцы. Собирай! Бежать нам надо, и чем скорее, тем лучше. – Кемеш обернулся к Токме. – Тебе надо было убежать вместе с ними.

– Они ж меня привязали… А то бы я…

– Надо было попроситься. Нам придётся убегать быстрее, чем им. И ты нам будешь помехой, а оставлять тебя тескомовцам слишком рискованно. Всё им расскажешь. Юрка!

Юрка, молодой, с длинными, в подражание вождю, белыми волосами, спадающими на плечи, вынырнул из сутолоки сбегающихся со всех сторон разумных, и замер перед Кемешем, готовый в любую секунду броситься выполнять любое его распоряжение.

– Старик нам не нужен, – коротко сказал Кемеш и шагнул в сторону выстраивающихся полукругом членов банды.

Токма от ужаса окаменел, его глаза полезли из орбит.

– А-а… – закричал он тонко и смолк.

Труп его выносить куда-нибудь из дома было некому…

Глава 16

Свим проснулся от прикосновения мягкой ладони хопса.

Луна ушла, звезды мутными пятнами обозначили своё место на небе. Дул тёплый весенний ветер, неся затхлость и вонь оттаивающей земли и падали. Свим поморщился, сделал несколько вздохов, чтобы привыкнуть к зловонию не только во сне, но и наяву.

– Ф”ент? – и спросил, и позвал он.

– Здесь я, – тут же отозвался выродок, и его тень появилась рядом со Свимом. – Как видите, никуда не убежал, как вы всё время обо мне думаете.

– Нам пора? – Свим не стал развивать тему недоверия к стехару. Доверяй, не доверяй, но уж коли связался с ним, то поневоле следует доверять.

– Пора-то пора, да плохо дело, дурб, – в голосе Ф”ента слышалась не свойственная ему обеспокоенность.

– Говори!

– Тепло. Слишком всю ночь было тепло, дурб.

– И? – спросил Свим больше по инерции, чем по необходимости, потому что догадался, от чего так разволновался выродок.

И было от чего.

– Прислушайся, дурб.

Свим затаил дыхание, вслушиваясь в звуки поздней ночи или раннего утра. Из долины долетало какое-то приглушённое щёлканье, будто крупный сухой валежник трещал под ногами неосторожного путника.

– Вупертоки не спят. Они двигаются быстро, – пояснил Ф”ент. – И уже ушли от мест зимнего скопления, разбрелись по всей территории. Ищут, что бы или кого бы им съесть.

– Та-ак!.. Мутные звезды!.. Похоже, что они сегодня и вправду именно такие… – сокрушённо проговорил Свим. – А они, вупертоки, ночью видят, не знаешь?

– Может быть, и видят, но слышат прекрасно – это точно.

– Одно другого не легче. Что ты предлагаешь? Или вернёмся и пройдем другим ходом?

Свим не видел, но по звуку определил – у выродка вывалился язык.

– Назад нам возвращаться нельзя, – заявил Ф”ент после небольшой паузы. – Taм Кемеш. И кто-нибудь от него уже идёт сюда. Хотя я, конечно, не уверен в этом. Сейчас, надеюсь, Кемеш должен выводить своих разумных как можно дальше от базы.

– Почему ему надо бросать базу? Я что-то тебя не пойму. – Свим начинал злиться и боялся сейчас накричать на Ф”ента; для того не место и не время, надо решать важный вопрос, как уходить. А он всё о Кемеше.

– Потому. Я же говорил, что предупредил Кемеша через старика, чтобы он уходил с базы как можно быстрее, до того, как туда нагрянут тескомовцы.

– Ах ты, собака паршивая! – мяукнул возмущенно К”ньец. – Я говорил тебе, Свим, не верь ему!

– Спокойно, К”ньюша…

– Я вас не предавал. И никого никогда не предавал, – с решительностью, удивившей дурба, пролаял Ф”ент. – И я не мог не предупредить. К тому же, захвати их врасплох тескомовцы, они от них узнали бы о вас всё. И о подземных ходах. Они вычислили бы наш путь с точностью до свиджа… Просто нам сегодня не повезло с погодой. Тепло. Но если мы сейчас пройдем через вупертоков, то за нами уже никто не пройдет, даже вооруженные тескомовцы в своих меленраях. Пока они сюда доберутся, будет утро. Утром уже будет поздно, а до утра нас никто не будет преследовать. Надо идти сейчас и только сейчас. Через праузу будет поздно. Решайся, Свим!

Ф”ент говорил и приплясывал на месте от нетерпения.

– Не верь ему! – кричал хопс. – Он нас подставляет!

– Спокойно, К”ньюша…

Чтобы там ни было, а доля разумного в поведении Ф”ента имелась. Его поступок позволял посмотреть на лояльность к Кемешу по-иному. Свим проникся к выродку бóльшим доверием, чем, если бы ему стало известно о предательстве Ф”ентом бывших собратьев по банде.

Потому, помолчав, сказал:

– Как я понимаю, у нас нет времени выбирать, и нет другого выбора, как идти через владения вупертоков?

– Да, дурб… И мы пройдём!

– Они же нас съедят, – не на шутку возмутился К”ньец. – Это же вупертоки! Вупертоки безмозглые!!

От крика хопса проснулся Камрат. Он всполошено вскочил, и, ничего не видя спросонья в темноте, принял оборонительную позицию, как его учила делать бабка.

Никто не увидел его позы, лишь услышали, как он проснулся и подхватился на ноги.

– Мы сейчас выходим, малыш, – сказал Свим, чтобы напомнить Камрату о себе: он и все остальные рядом с ним, и ничего особенного не случилось.

Камрат расслабился и сладко потянулся, зевнул во весь рот, передёрнулся.

– Минт на сборы и выходим. Поедим после, когда выйдем из владений вупертоков.

– Я есть не хочу, – сказал Камрат.

– Если они нами не поедят, – буркнул К”ньец.

Он понимал всю необходимость проложить дальнейший их путь по долине. Это так. И, прислушиваясь к себе, он не боялся встречи с вупертоками, и всё же у него тряслись ноги и лапины, а высказывания направлены были на одно – идём на смерть.

– Посмотрим ещё, – не согласился с его предположением Свим. – Двигаемся в следующей порядке. Я впереди…

– Не так, – перебил его решительно Ф”ент. – Вреди надо идти кошке, она лучше видит и к тому же вооружена. За ним пойдем мы с малышом, а ты – позади. Хотя вупертоки уже и не спят, но реакция у них далеко не летняя. Они могут не успеть пойти наперехват кошке и нам с малышом, а вот замыкающий может подвергнуться нападению.

Свим издал неопределенный звук, К”ньец промолчал.

– Да, вот ещё что, – добавил выродок. – Вупертоки произошли то ли от саранчи, то ли от кузнечиков…

– Ну и что? – нетерпеливо спросил Свим, готовый сорваться с места и двигаться вперёд, чтобы не изводить себя больше лишними страхами, в действии они всё-таки притупляется.

– Всё одно, конечно. Но главное, они могут подпрыгивать, хотя и не высоко из-за тяжести тела. Нам от этого не легче, если кто-нибудь из них навалиться в прыжке всей тушей. Они большие и весят поболее каждого из нас будут. К тому же, они, порой, взбираются на деревья.

К”ньец фыркнул.

– Ночью?

– Не знаю. Ночью они предпочитают, конечно, сидеть на земле в зарослях кустарника или камыша, но кто их знает, как они поведут себя сегодня. Нам надо будет поглядывать наверх, когда пойдём мимо деревьев.

– Да, хорошее замечание. Так и пойдем, – согласился Свим. – А ты, К”ньюша, пойдёшь впереди, так помни о том, что сказал Ф”ент и поглядывай.

– Я-то пойду. А вот ты, собака, чем будешь отбиваться, когда на нас нападут?

– Ничем. А зачем мне отбиваться? – в голосе стехара появились нотки озадаченности, словно ему сказали какую-то глупость.

– Как зачем? – в свою очередь удивился К”ньец, от возмущения позабыв на время о недавних своих страхах. – А если вупертоки нападут? Или ты их совсем не боишься?

– Боюсь. Ну и что? Вы же со Свимом вооружены.

– Ну, уж нет, собака. Пусть уж лучше какой-нибудь вуперток нападет на тебя и сожрёт. Раз ты себя защищать не хочешь, то я и пальцем не шевельну, бросаясь к тебе на помощь и подставляя себя. Надо же, как хочешь устроиться! Пусть тебя лучше сожрут!

– Что ты потом без меня делать будешь? – сварливо отозвался Ф”ент. – Ну что?

– То же, что до тебя делал. Без собак обходились. И после тебя…

– Да, перестаньте вы! – рыкнул на выродков Свим, выведенный их перебранкой из себя. – Мы здесь для чего? Собираемся идти или диспут откроем, кто из путров важнее? Ты, Ф”ент, и вправду без ничего идти хочешь? На вот, возьми. Это нож старика, и пошли!

– А мне? – спросил мальчик.

– Что тебе?– у Свима от нетерпения сдал голос.

– Я чем буду отбиваться?

– Тебя отобьём мы, – заверил К”ньец и легко двинулся к зарослям леса.

За ним, отставая друг от друга на шаг, в установленном порядке потянулись другие.

Границу территории, обжитую выродками из насекомых, пересекали настороженно. Стрекот, издаваемый вупертоками, усилился.

– Надо идти быстрее, –шепнул Ф”ент. – Как можно быстрее. Лучше бежать.

– Да, – подтвердил Свим и тут же оступился, выругался.

Камрат, подтолкнутый Свимом сзади в спину, наступил на хвост Ф”енту, тот недовольно пролаял и следом сказал К”ньецу:

– Присмотрись, здесь есть тропка. Они по ней тоже…

Вуперток прострекотал совсем рядом. Слева от разумных под тяжёлым телом зашуршала трава – насекомое двинулось в их сторону. Но оно не успело помешать быстрым двуногим прошмыгнуть мимо него. Так всем и подумалось, потому Ф”ент ещё раз напомнил:

– Быстрее!

Они перешли на лёгкий бег (это не относилось к Свиму – у него лёгкого бега не получалось), хотя в сумеречном свете раннего утра трудно было не наступить на хрусткий хворост или не стукнуться о ствол дерева. Бегущие понадеялись на способность хопса хоть что-то видеть перед собой.

Первый вуперток, встречи с которым избежала команда Свима, остался стрекотать позади. Существовала ли у клана охрана на границах владений, был ли это сторожевой вуперток, подавший сигнал остальным – ни люди, ни выродки не знали. Так что Свим настороженно ожидал услышать усиление шума или ещё какой-то ответной реакции на предупреждающее стрекотание первого встречного вупертока.

«Если сейчас останется всё как есть, – загадал он, – то мы проскочим, так и не увидев ни одной твари».

Несколько мгновений в округе ничего не менялось. Лишь стало как будто светлее. В тёмно-сером мареве Свим различил смутные тени деревьев и головы впереди него бегущих выродков.

Ещё два вздоха и выдоха. Ничего не меняется. И дурб облегчённо решил – обошлось!

Не обошлось.

Кто-то словно с треском переломил волокнистую толстую и сухую палку:

– Трррумм…

Возникший звук эхом облетел округу.

Затопало, зашелестело, затрещало, зацокало – вся гамма нарастающего гула, кряхтений и странных звонов обрушилась на команду Свима со всех сторон.

Обернулся и что-то пролаял Ф”ент. Из-за шума Свим его едва услышал, да и то лишь голос, а не смысл сказанного, зато почувствовал под ногами утоптанную землю, бежать стало легче – прошлогодняя трава перестала путать ноги.

Они бежали, шум нарастал, казалось, вот-вот… но ни одного вупертока не попадалось на их пути.

Надо бы радоваться, но неопределенность – хуже всего. Нервы были напряжены, Свим импульсивно и безрезультатно тыкал мечом в пустоту справа и слева, ему всё время казалось: кто-то страшный бросается на него, или какая-то рожа надвигается и заполняет весь мир перед ним, или какие-то круги наплывают на него…

Было бы намного лучше, напади на них вуперток по-настоящему. Тогда появилась бы возможность узнать, как они хотя бы выглядят в утреннем полумраке, и прикинуть, как от них лучше увернуться или отбиться. Да и вообще увидеть, на кого или на что они похожи, поскольку кроме стехара, никто из них, в том числе и Свим, вупертока никогда не видел.

Вупертоки для горожан – легенда. Для лесовиков – страшилка, поджидающая в лесу, но и лесовики также не встречаются с ними, а если на своё несчастье кто-то и попадал в расположение клана, то живым оттуда не выходил.

Так что Свим мог предполагать всё, что угодно.

И когда не воображаемый, а самый что ни на есть настоящий вуперток в яви высунулся из небытия потёмок, шок у всех путников случился необычайный. Выразился он в том, что они набегали на него по инерции и никак не могли отвернуть в сторону.

Вуперток плохо видел. Его громадные фасеточные глаза, хотя и были как будто направлены прямо на К”ньеца, проскочившего мимо него на расстоянии волоска, но вуперток даже не попытался его остановить – не заметил, а всеобщий шум также мешал, наверное, ему слышать. Зато топот ног передался по земле, и насекомое нацелилось на самое тяжелое, больше всего сотрясающее почву и приближающееся к нему.

Свим – а это он обратил на себя внимание выродка из саранчи – увидел перед собой блеснувший стеклом глаз, падающий ему навстречу, и, не задумываясь ни на миг, полоснул мечом по нему почти без замаха руки. Вначале ему показалось, что удар пришёлся в кирпичную стену и никоим образом не повредил орган зрения вупертока. Однако мгновение спустя тело меча проломало его и провалилось глубоко в голову насекомого, потянув за собой руку Свима.

Раздался душераздирающий крик раненой твари, одновременно с ним неимоверный шум, несущийся с каждого уголка долины, внезапно стих.

Ф”ент для того, чтобы притормозить разогнавшегося К”ньеца, не нашёл ничего лучшего, как вцепиться в его хвост. Камрат не ожидал такого, наскочил на них и остановился, едва не подмяв под собой стехара. Свим тем временем, наконец, выдернул меч из головы насекомого и отскочил от него, наступив на ногу мальчику, тот вскрикнул.

– Что у вас? – выдохнул Свим.

– Стойте тихо! – ответил Ф”ент, и было видно, что он поднял лапину и потряс ею в воздухе для придания словам большего значения.

К”ньец вырвал свой хвост из другой лапины Ф”ента и обернулся к нему с желанием сказать этой облезлой собаке, что дёргать путра за хвост не только неприлично, но и наказуемо. Ф”ент опередил его:

– Идём па цыпочках! – и отпустил пятую конечность хопса. – Давай! Иди же, иди!

– Стойте! – приказал Свим. – Если будем так идти, никогда отсюда не выберемся. Надо идти напролом! Мы с К”ньюшей впереди, а вы от нас не отставайте ни на шаг. Малыш, ты за мной. К”ньюша, пойдешь справа, я их левой рукой отбивать буду. Приготовились!

– Но мы так… – попытался что-то сказать Ф”ент.

– Вперёд!

Перед ними уже довольно чётко просматривалось седое от редкой дымки тумана пространство с тонкой ложбинкой под ногами, извилистой нитью убегающей вдаль мимо деревьев, кустов и шелестящего моря камыша, перегородившего подступы к озеру. Ложбинка с нитью означала тропинку. Кто и когда её проложил и пользовался, не было времени задумываться. Протоптать её могли и сами вупертоки, или тот, кому полу разумные насекомые не представляли угрозы.

Тяжелая и громоздкая масса плюхнулась на тропинку перед Свимом и хопсом, словно свалилось откуда-то сверху. Вуперток глыбой длинного тела перегородил дорогу. Возможно, он собирался сделать ещё один прыжок, но топот бегущих попридержал его и он недовольно застрекотал. Обегать его ни человек, ни выродок не собирались. Свим отсёк громадному кузнечику заднюю ногу ниже колена, поднятого на высоту в рост такого человека, как Свим, а хопс с замахом ударил вупертока по шее с намерением отрубить ему голову. Лезвие из мелерона со стуком коснулось толстой хитиновой оболочки и лишь проломало его, погрузившись не более чем на ладонь вглубь. Насекомое от двойного удара дрогнуло, и меч вывернулся из лапины хопса, оставаясь зажатым в ране на шее полу разумного.

– Свим! – мяукнул К”ньец. – Мой меч…

Насекомое напрягло и выпрямило вторую, здоровую заднюю ногу, и повернулось жвалами к обидчику. Передняя пара его ног потянулась к растерявшемуся хопсу. От первого же касания крепкого и острого, как бритва, большого когтя куртка К”ньеца осталась без полы. Вуперток одёрнул ногу с лоскутом и как будто задумался, что он собой представляет и что с ним ему теперь делать.

Только что динамично развивающаяся картина вдруг неожиданно замедлила своё движение: полу разумное тужилось понять важность приобретения, хопс держался за рукоять меча и пыжился его вытащить из вязкого хитина, а остальные на мгновение превратились в простых зрителей.

Но малого промедления со стороны насекомого оказалось достаточным, чтобы Камрат успел выскочить из-за спины Свима и броситься на подмогу хопсу, повиснув на рукоятке меча всем своим весом. Следом Ф”ент налетел на самого хопса и стал отталкивать его подальше от вупертока. Наконец, Свим помог мальчику выдернуть оружие и швырнул его К”ньецу.

– Бей его по глазам!

И вновь раздался ужасный крик умирающего полу разумного.

– Бежим!

Быстро светлело. И вупертоков стало видно издали.

Движения их были вялым и медлительными. Тяжёлые туловища раскачивались, будто готовились к прыжку, но так неспешно и сонно, что сразу можно было определить – никогда не прыгнут. Из чего Свим сделал вывод о случайности встречи с первыми двумя обитателями долины. На своё несчастье те нечаянно для себя оказались на пути прорывающейся через их территорию команды. Все в ней находились в готовности отразить нападение, которого вупертоки, пожалуй, были не в состоянии произвести. Несмотря на то, что прошедшая ночь была не по сезону теплой, этого тепла всё равно не хватило настолько, чтобы приходящие в себя после зимней спячки насекомые могли обрести необходимые для борьбы с пришельцами силу и достаточную стремительность движений. Теплокровные – люди и путры – оказались намного подвижнее их.

Третья жертва прорыва команды Свима встретилась им yжe при выходе из долины, когда казалось всё осталось позади и можно передохнуть.

Вуперток, ошалевший от происходящих в нём процессов, связанных с возвращением к активной жизни, устроился на тропе так, что его никак нельзя было обойти. С одной стороны невысокой, но неприступной стенкой росли густые колючие кусты, а с другой, – подтопленное озёрной водой травяное мочало, уходящее из-под ног.

На подбежавших к нему млекопитающих насекомое не обратило никакого внимания, даже когда К”ньец, пытался его обойти и стал тонуть перед самым его носом, если таковой имелся у вупертока.

– А живой ли он? – усомнился Ф”ент, недоверчиво рассматривая застывшего подобно изваянию полу разумного. И потянулся потрогать и удостовериться в своём предположении.

– Живой, не живой, а как через него пройти? – озадачился К”ньец, выбираясь из воды и с опаской переместился от кузнечика подальше. – Не прыгать же?

– Сделаем вот так, – Свим ткнул кончиком меча в мягкое отвислое брюхо насекомого и отсрочил назад.

Реакция последовала незамедлительно. Колени задних ног вупертока качнулись и тут же стремительно с хрустящим скрипом разогнулись. Огромная масса взлетела вверх, с треском и чмоканьем обрушилась в камышах далеко от тропинки.

– Думаю те, с кем мы сражались, – сказал Свим и повёл клинком меча назад, – тоже уступили бы нам дорогу. А мы их… Жаль.

– Нашёл кого жалеть. Вупертоков!

– Ты, стехар, не прав. Они нам не могли причинить вреда. По крайней мере, сегодня, и нам не следовало убивать их.

– Собака он, – хопс не упустил момента высказаться в адрес Ф”ента. – Он ничего такого не понимает.

– Нy ты, кошка, слишком много понимаешь, да мало знаешь. Они наделают себе подобных за лето раз в двадцать больше, а то и в сто, чем понесли от нас урона. И хотел бы я посмотреть на тебя среди них уже сегодня днём. И порадоваться за тебя, когда они тебя разорвали бы на кусочки… Х-хавва! И чего мы стоим? Там, впереди, нас ждёт такое же… А солнце скоро встанет.

Свим непроизвольно оглянулся. Из-за холмов, оставленных ими на той стороне низины, огненно полыхала утренняя заря.

– Да, конечно. Надо идти, – сказал он и вдруг почувствовал усталость во всех членах своего сильного тела.

Казалось бы, всего нечего они прошли от места ночевки, ещё и день-то не наступил, а напряжение, державшее его нервные клетки в узде необходимости при переходе по территории вупертоков, уже сказывалось усталостью.

– Веди, собака, – посторонился К”ньец, пропуская вперед Ф”ента.

– Да, стехар. А ты, К”ньюша, пойдёшь теперь замыкающим. И ты, – Свим поймал Камрата за руку, – пойдёшь со мной рядом. И больше не высовывайся туда, куда тебя не звали. Чего тебя потянуло за мечом? Без тебя справились бы? Так и зашибить могут.

– Конечно, – мальчик презрительно фыркнул, подражая хопсу. – Я смотрю, вы все перепуганные стоите, разинув при этом рты, вот я и решил вам помочь.

– Не было такого, – тут же отверг версию Камрата Свим.

– Так уж и разинув рот, – К”ньец принял замечание мальчика полностью на свой счёт и принялся оправдываться. – Дёрнулся он. А в нём силища, чуть руку не выдернул.

– Скажи кошке, – демонстративно обратился Ф”ент к Свиму, – чтобы она не мяукала, а помолчала, пока мы будем идти через земли второго клана вупертоков. И меч свой пусть крепче в руках держит, а то ненароком потеряет ещё. – И добавил как бы про себя: – И так пользы никакой, а без меча – обуза.

– Ах, ты, – не нашелся сразу К”ньец, но тут же выпалил: – Передай, Свим, этой паршивой собаке…

– Я, пожалуй, передам каждому из вас по подзатыльнику, – рассудительно и строго пообещал Свим, выведенный из себя их не ко времени случившейся перебранкой. – Вы что, совсем не понимаете, как уже надоели мне своей бессмысленной враждой? Пора бы уже понять, что нам друг к другу не до претензий. Впереди ещё не только вупертоки, но и тескомовцы. Вы и перед ними будете задираться и обмениваться взаимными обвинениями? Идите и молчите хотя бы до тех пор, пока вупертоки не останутся позади не менее свиджа. Или у меня кончиться терпение и я точно кому-нибудь из вас дам по затылку. Ф”ент, веди!

Очередная ложбинка была уже и извилистей покинутой. По обеим её сторонам возвышались скалистые склоны холмов, в некоторых местах перетягивающие долину до узости ширины ручья, текущего по ней. Дальний конец её скрывался за ближайшим поворотом и не был виден. Свим тяжело вздохнул, представляя себе, сколько надо ещё идти, прежде чем им удастся расположиться на отдых и поесть.

Свим поесть любил, его дед оставил ему в наследство пагубную страсть к безмерному аппетиту. Еда-то, как рассказывал отец, и сгубила деда. Он, несмотря на все закалочные и исправительные камеры, умер от непомерного веса и болей в суставах, так как кости и сухожилия не выдержали перенапряжения. Такая же участь грозила и внуку, Свиму. Но за него взялись вовремя и наставники, и исправители. С самого раннего детства. Благодаря их усилиям, он перестал полнеть, знал меру, однако любовь к еде у него осталась навсегда. Не к обилию её, а к самой процедуре принятия пищи.

Конечно, находясь всё время в переходах с одного места на другое по заданию Центра, он не мог дать волю своему увлечению. Кстати, возможность скромно питаться в силу необходимости совместно с другими его увлечениями в немалой степени способствовала появлению в рядах Фундарены. И всё-таки, выходя в дорогу, он всегда старался прихватить еды достаточно. К сожалению, из Керпоса пришлось уходить в спешке. Орпуск прибежал к Токану из куругума с известием: тескомовцы кого-то ищут. Подумали – по их души. Так что уходили налегке. Как оказалось, они были ни при чём, а тескомовцев заинтересовали Камрат и его бабка. Но заняться едой было поздно.

Он, было, обрадовался найденной еде в доме банды Кемеша, однако наедаться в дорогу было недосуг. Надеялся поесть на ходу в дороге, но было не до того. Ужин не получался, завтрак не состоялся – бегут уже целое утро, а точнее, со вчерашнего дня, и всё никак не подвернётся случай как следует продегустировать пищевые пакеты тескомовцев, лежащие в заплечном мешке у него самого и его спутников, а там могут таиться любопытные наборы.

С мыслью о еде Свим как-то даже не заметил пройденного расстояния. А они за это время одолели всю долину, так и не встретив ни одного вупертока, хотя в ней, по уверению стехара, проживал клан более крупных и кровожадных особей. Впрочем, весной все живые существа, проводящие зиму в спячке, спешили нагнать потерянный вес, выедая на своём пути всё съедобное, не взирая на существующие у разумных запреты и нормы поведения. Инстинкт требовал своё, и они ему подчинялись до тех пор, пока не придёт первое насыщение.

Холмы впереди расступались, открывая довольно ровную местность с мелколесными колками и несколькими руинами, просматриваемые с угорья живописными вкраплениями в ландшафт на многие свиджи. Ручей, прорезавший всхолмление, через которое прошла команда, на ровной поверхности становился медлительным, шире и ужасно извилистым – сплошные извивы, старицы, протоки. Его ложе можно было проследить до горизонта в виде более темной вихляющей полосы от густой растительности на общем фоне обозреваемой панорамы.

– Скажи-ка, собака, – напал на Ф”ента хопс, как только они присели отдохнуть перед тем, как спуститься с предхолмья вниз. – Ты зачем нам наврал о втором клане вупертоков? Чтобы попугать?

– Не врал я, – спокойно ответил Ф”ент. – Сам ничего не понимаю. Они здесь ещё прошлой осенью обитали. Я это точно знаю. Мы тогда возвращалась из… В общем, нам надо было быстрее и незаметнее проскочить на базу и замести как следует следы. Так, чтобы тескомовцы не могли за нами увязаться, а они шли как раз за нами так, что наступали нам на пятки. Тогда мы с Кемешем и решили идти через кланы. Нас было почти три десятка, надеялись пробиться без урона. «А почему бы и нет?» – сказал Кемеш. Мы же были все вооружены, опытны, здоровы. Вот и пошли напролом, как сегодня сказал Свим. Там, в узком месте, где надо брести по воде, мы потеряли четверых путров и человека. Потому что вупертоки напали сверху. Кого успели ухватить, сразу разрывали на части. Мечи?.. Вспомни, как ты сегодня едва без него не остался. Эти твари быстры как ветер, их лапины с острыми шипами, цепляют ими и тут же режут по живому, а жвалы превращают всё в кровавое крошево. И всё-таки нам повезло, так как мы нагрянули к ним неожиданно, потому и смогли почти все пройти, кроме тех, пятерых. Зато наших преследователей, которые не знали о кланах и которым в голову не могло прийти, что мы пойдём через вупертоков, эти твари поджидали по-настоящему обеими кланами… Да… Мы всё это видели… Не больше пяти тескомовцев вернулись назад, и никто из них не пробился вперёд… Тескомовцы теперь помнят и никогда сюда больше не сунутся… – Ф”ент помолчал и снова оправдался: – Я не знаю, куда делся клан.

– Врёшь ты всё, – небрежно сказал К”ньец и отвернулся.

Он, естественно, видел – Ф”ент по всему, наверное, не знает, по какой причине исчезли страшилища сказок и россказней, как среди людей, так путров, – вупертоки. Видел и… не верил.

Поверишь собаке раз, поверишь два – потом что?

– Знаешь, К”ньюша, – задумчиво произнёс Свим, спокойно жевавший во время перебранки разумных и рассказа Ф”ента, – я всё больше утверждаюсь в мысли о чём-то непонятном, происходящем на западе. Даже не захват власти Тескомом. Вспомни тупую собаку под стенами Керпоса.

– Вы видели тупую собаку? – взъерошился Ф”ент.

– Вернее, встречались среди ночи.

– Фу, пакость какая!

– Сам-то, – фыркнул хопс. – Собака она и дикая тупая…

– А кошки что, лучше? – оскалился Ф”ент. – Особенно дикие. Дуры!

– Это собаки остались дикими, а мы…

– Каенны вонючие что, не кошки, да?

– А-а… – замялся К”ньец, усы его встопорщились. – Каенны, конечно. Это другое…

– Перестаньте! – недовольно приструнил их Свим. – Дело не в том, какова она, тупая собака, а в том, как она попала под стены Керпоса? Теперь вот исчезновение целого клана… А вспомни, К”ньюша, ночной бег коров? Всё как-то одно к одному.

– Наверное, ты прав, – нехотя согласился К”ньец и неожиданно, повернувшись к Ф”енту, произнес: – Прости, стехар! Устал я что-то.

У Ф”ента от внезапного откровения хопса вывалился язык, едва ли не до самой земли, вислые уши приподнялись. Наконец он подобрал язык и сказал:

– Что ты, К”ньюша. Какие между нами могут быть отношения, кроме дружеских?

– Вот и хорошо, – удовлетворённо подвёл итог Свим. – Мы всё-таки команда, а в ней должны быть друзья.

Глава 17

Очередной день заканчивался. Солнце смотрело в глаза слева. Из-за мутной пелены атмосферы не слепило, но утомляло.

Ходьба – монотонное занятие.

Шаг за шагом, шаг и ещё шаг.

Мимо медленно и скучно проплывают шипастые кусты и деревья, недавно тронутые збуном, проплешины в траве, бугорки и норы каких-то диких. Всё это замечаемое лишь краем уставшего глаза, а впереди появляются новые, расставленные чуть по-другому те же кусты, те же деревья, но – всё одно и то же.

Ноги, живущие своей трудной жизнью, сами сворачивают, следуя тропе, голова машинально пригибается одеревенелой шеей под развесистой веткой слишком смелого падуба, выскочившего почти на дорогу, руки шарят по поясу, карманам, устраиваясь так, чтобы не мешать ходьбе, не отвисать и не уставать.

Незаметно для себя начинаешь думать, тягучие мысли ни о чём, вдруг, превращаются в грёзы, никакого отношения не имеющие ни к тропе, уводящей всё дальше на северо-запад, ни к цели странствия по бескрайним необжитым просторам Сампатании – Диким Землям, где лишь бродят дикие, да прячутся в некоторых руинах банды одноимённых неудачников или изгоев, объединившихся с выродками, где кочуют воинственные гурты и смешанные – малаки – разумных, да время от времени пролетают воздушные шары Тескома – стражи порядка и стабильности бандеки.

Но и грёзы надоедают: ходьба – занятие монотонное, однако требует сил и выносливости. Напрягаясь, в грёзы особо-то не вознесёшься.

Как-то получилось естественно, что Свим шёл бок о бок с Камратом, тропа и редколесье позволяли, а К”ньец, хотел он того или нет, нашёл в личине Ф”ента прекрасного и велеречивого попутчика. Ф”ент говорил без умолку, хопс порой даже на ходу подпрыгивал то от удивления, то от восхищения. Теперь он, напрочь позабыв свои подозрения и опасения, готов был верить любому слову выродка из собак, называвшего себя, и требующего, чтобы его называли все остальные самым приличным словом – стехаром, что у путров означало и уважаемый, и много знающий, и советчик.

Ближе к пополудни, оглянувшись, Свим с усмешкой заметил, что Ф”ент идёт налегке, уши его стоят торчком, и он что-то увлеченно рассказывает хопсу. А довольный и слегка ошарашенный от услышанного К”ньец также с прямыми ушами топочет копытцами с ним рядом и тащит на себе заплечный мешок новоиспеченного друга и даже кинжал, подаренный Свимом.

Сам Свим разглагольствований стехара избегал. Бред какой-то, но и с Камратом долгое время не находил темы для разговора. А молча идти – дорогу удлинять. Мальчику о дуварных женщинах в хабулинах многоимённых ещё неинтересно слушать. Солёные анекдоты тоже как-то нет охоты рассказывать мальцу: и не поймет, и не следует в таком возрасте ему их знать. Пусть подрастёт, когда понимать эту самую соль станет, тогда, конечно, можно будет с ним перекинуться крепким словом. От самого Камрата он ещё ничего такого, грубого или вульгарного, не слышал. Наверное, бабка Калея за ним следила строго. Впрочем, за это её уважать надо.

Сегодня он, как ему показалось, нашёл, наконец, чем занять себя в дороге и заинтересовать мальчишку, – решил объяснять ему и показывать искусствоведение боя на мечах. Когда он сказал о задуманном Камрату, глаза у того от радости разгорелись.

– Я согласен, – сразу же принял он предложение старшего товарища. – Интересно!

– Интересно слушать, а вот сам бой вести – не очень. Но это ты когда-нибудь сам узнаешь. А сейчас вот о чём…

Свим начал издалека.

– Когда-то люди меча не знали, а пользовались стрелковым оружием. Ты, малыш, знаешь что-нибудь о стрелковом оружии?

Мальчик подумал и кивнул:

– Бабка рассказывала. Это луки, арбалеты? Или ещё их называют агретами, так?

– Ты осведомлён, малыш, своей бабкой… – Свим помедлил, – достаточно широко. Именно они, агреты.

– Его запретили ещё до падения Кондрукта.

Свим поджал полные губы.

– Ты о чём? – спросил он. – Какого это Кондрукта?

– Ты что, не знаешь? – пришла очередь недоумевать Камрату. – Это же тот город-спутник, который упал с неба в Суремене.

– Разве он назывался Кондруктом? – искренне удивился Свим.

– Наверное. Бабка же не зря так его называла.

– Первый раз слышу, что он как-то назывался, – задумчиво сказал Свим. – Почему-то обычно упоминают просто: город-спутник да город-спутник. Но… ты, наверное, знаешь, что такое и Суремен?

– Знаю, – просто отозвался мальчик. – Суремен – город. Большой. Он был на земле. На него как раз Кондрукт и рухнул. Оттого и Суременные горы так названы.

– Ну-у, малыш, удивил, – Свим покачал головой, поиграл бровями. – И откуда твоя бабка всё это знает? Такие подробности. Надо же! Кондрукт… Су-ре-мен… Непонятные, странные названия какие-то. И Кондрукт, и Суремен.

– Названия городов древнее самих городов, – явно кому-то подражая, торжественно произнес Камрат. – В их именах скрыты тайны веков и народов. К каждому из них следует относиться с трепетом и осторожностью, ибо за каждым из них драма истории человечества. – Камрат сделал паузу, передохнул и решительно добавил: – Вот!

– Ишь, какой ты у нас знающий… Мутные звезды!.. И это бабка тебе тоже говорила?

– Нет. Я сам прочитал Срез второй о Падении Кондрукта… А что, не правда?

– Ой, малыш, спроси у меня что попроще. Не читал я Среза Второго, потому верю тебе. И давай не будем больше вспоминать о городе-спутнике. О нём уже больше двадцати тысяч лет говорят. Наговорено, а ещё больше напридумано, а толком никто ничего не знает. Все истинные записи либо утеряны, либо сожжены в войнах, а то и сгнили, никем не востребованные. А мы с тобой что… Что собирались делать? – Свим забыл, с чего начался их разговор, что он наобещал Камрату, и стал мучительно вспоминать.

– Ты хотел мне показать бой на мечах, – подсказал Камрат.

– Тогда… Ах, да. Мы же говорили о стрелковом оружии, – вспомнил и Свим.

– Но ты говорил о бое на мечах.

У Свима желание заниматься с мальчиком пропало, улетучилось из головы, мышц и сердца. «Шли и шли себе спокойно, – подумал он сердито, – так нет, дёрнуло меня за язык… Что ему бой на мечах? Пустой звук, как для любого в его возрасте».

Он плохо знал Камрата, мальчик не сдавался. И Свим уступил. Не прошли они и полутора свиджей, как дурб вынул из ножен свой большой меч и начал поучать:

…– если на тебя заходят справа, то твоя правая рука с клинком, смотри внимательно, идёт вот так… Еще раз. Вот так… Понял?

– Понял, только почему ты думаешь, что удар нападавшего будет сделан именно так, как ты показал? Что если он при этом поведёт своим клинком горизонтально? Или снизу вверх?

Свим озадаченно посмотрел на мальчика. Его вопрос застал дурба врасплох. Теперь он и сам подумал, почему ему всегда представлялся один единственный вариант ведения боя с противником? Ведь не раз и не два испытал на себе различные приёмы нанесения удара мечом. И всё-таки он как будто всегда предполагал лишь ход руки противника с оружием слева-вниз-направо, как самое естественное направление.

И мальчишка тут же отметил ущербность такого предположения. И он прав.

– Ты говоришь, он делает горизонтальный росчерк? Та-ак?.. Тогда тебе следует… Хм… Смотри! – Свим сделал несколько движений. Они были им заучены с детства в доме отца.

Он показал, наступила очередь объяснению, как он это сделал. Отбив воображаемый клинок противника, Свим задумался. На его лице отражались все муки рождения слов.

– Значит так. Ага! – мямлил он. – Его клинок, значит, идёт го-ри-зон-таль-но… Ты делаешь шаг… Это, если с этой стороны… Ну, да, так ему будет сподручнее…

– Почему?

– Замах сильнее.

– Разве всё дело в замахе? Он может и с поворотом.

– С поворотом? Конечно, но… Хм…

Свим неуклюже топал ножищами и никак не мог сообразить, каким образом объяснить мальчику простейшее движение. Объяснить, а не просто показать.

Он всегда с некоторым предубеждением относился к подавляющему числу наставников, посвятивших себя делу обучения таких же вот мальчишек рукопашному бою для воспитания из них дурбов. Не утруждая себя мыслью разобраться в их ремесле, считал, что все они не очень-то преуспели сами в воинском искусстве на практике, оттого и пошли в учители. Наставник – не воин. Что он может? Лишь подсказать: поставь ногу так, а рукой поведи эдак; шаг вперёд, шаг назад; голову держи прямо; смотри, что предпринимает противник, и не подставляй части тела под удар…

Конечно, были и есть настоящие наставники – дурбалеты. Такие, как Лакос Линк Локор и далее по имени. Его уроки Свим вспоминал с благодарностью. Были и другие, сделавшие его дурбом. Однако большинство – ремесленники мелкого пошиба, зато с амбициями и напыщенностью называвших себя дурбалетами. И требовали к себе уважения, которого не заслуживали.

Сейчас, пытаясь объяснить Камрату простейший, на любой взгляд, приём отражения хода меча противника, Свим вдруг стал подозревать о своей слепой неправоте по отношению к наставникам, какими бы они ему ни казались. Учить таких мальчишек с их вечным сакраментальным почему? , похоже, не так-то просто. Да ещё на ходу. Всё не так, как ему казалось. Даже, когда обучал азам боя К”ньеца. Почему с ним так всё проходило гладко?.. Так он ведь вопросов не задавал, объяснений не требовал, ему достаточно было увидеть и запомнить показанное, как делать, и он делал. Не понимал, но делал. Впрочем, не очень хорошо и по сей день.

– Мы что, остановились на ночлег? – вывел его из задумчивости хопс и с сомнением осмотрелся вокруг, оценивая особенности места для устройства лагеря на ночь.

Свим не заметил, когда это они с Камратом остановились.

– Что? Почему на ночлег? А-а, нет, конечно. У меня с малышом урок не состоялся. – Он сокрушённо покрутил головой и улыбнулся виновато. – У меня, К”ньюша, не хватило педагогических навыков, чтобы одолеть его стремление узнать всё сразу и всему сразу научиться.

Хопс презрительно фыркнул. Он не одобрял стремлений Свима научить мальчика воинскому искусству, справедливо считая мирную жизнь где-нибудь в городе привилегией перед неспокойным бытием дурбов, подобных Свиму и ему.

Клан хиков, откуда происходил К”ньец, относился к мирному племени. Хики предпочитали заниматься обменным делом, руководя вьючными торнами или идти в непосредственное услужение людям, чаще в прислуги. Сопроводитель караванов из К”ньеца не получился, а человек, встретившийся ему, оказался далеким от приверженности к домашнему уюту, а значит, и заводить себе прислугу. Владеть мечом хопсу пришлось научиться вопреки его воле. Сейчас-то он уже не сожалел о таком повороте в своей жизни, зато мальчику желал добра. Зачем, спрашивается, ему уже с детских лет обрекать себя на скитания по бандеке?

– Не фыркай, – сказал Свим. – Знаю твоё отношение к обучению кого-либо мечному бою. Но ты сам, поди, не веришь, что малышу придётся в жизни сидеть где-то в теплом местечке, а клинки будут сверкать где-то далеко от него. Не похож он на горожанина-домоседа.

– Всё равно… – прижал к голове уши хопс, готовый защищать свою точку зрения.

– Вы слышите? – перебил их Ф”ент и сделал стойку.

Уши его приподнялись и повернулись вперед по ходу их движения.

– Их там много, – подтвердил хопс, сразу позабывший о душеспасительном разговоре с людьми.

Он тоже покрутил ушами, направив их в сторону заходящего солнца.

– Сюда кто-то идёт? – живо отреагировал Свим.

Он огляделся. Спрятаться, если и правда кто-то идёт им навстречу без боязни и озвучивает своё присутствие, и переждать, пока не прояснится ситуация, было негде. Редкий лес – дерево от дерева берметах в десяти, чахлые кустики, небольшие всхолмления, будто подпёртые из-под земли неведомыми силами. А до небольшой рощицы, где можно было бы укрыться, не менее тридцати шагов, хотя и она не могла быть укрытием – Свим уже хорошо слышал шум, отмеченный выродками. И этот шум как раз доносился из-за рощицы, а может быть источник его и вовсе находился в ней самой.

Камрат, как и все, напряг слух.

– Там люди и выродки, – решительно заявил он и едва увернулся от широкой лапины К”ньеца, вознамерившегося дать мальчику подзатыльник за нанесенное оскорбление.

Ни выродки, ни хопперсукс, то есть путры, не любили, когда их называли простонародным словечком – выродками. Хопперсукс – ещё, куда ни шло. А назвать выродка выродком – в лучшем случае прослыть невежей, а в худшем – нарваться на неприятность. Выродок, обычно вооруженный, мог с мечом или кинжалом броситься на обидчика. И выродка в такой ситуации могли даже оправдать, дабы не вводить в соблазн остальных называть их не вполне корректным именем.

В зависимости от местности, от вида происхождения, от степени знакомства собеседников и некоторых других условностей, освященных веками совместного проживания и общения людей и других разумных, они употребляли между собой, и требовали этого от остальных, такие слова, как-то: куди, помелы, стехары, раты… В случае грубого или пренебрежительного отношения в обмене мнениями употреблялось менее уважительное прозвания: стоки, бугры, а уж в самом уничижительном обращении бросали оскорбительное – хлюк. Обобщающее же, нейтральное наименование выродков различных кланов, видов, гуртов, малаков и степени разумности – путры.

– Ой, прости, К”ньюша! – воскликнул Камрат. – Путры там и ещё кто-то… Не люди.

– А малыш прав, – подтвердил Ф”ент, с уважением поглядывая на мальчика. – Правильно разобрался… Так разговаривают путры, когда собираются в банды или малаки. А кто ещё, не пойму. Они там ругаются или что-то решают.

– Та-ак! Тихо и… за мной! – распорядился Свим. Он оглядел своё воинство и усмехнулся. – Посмотрим, кто такие. Но… – он хотел сказать, чтобы они вели себя осторожно, однако решил – не стоит, они и так его поняли.

Команда осмотрительно двинулась к рощице.

Ф”ент, начавший движение первым, вдруг, сразу отстал ото всех. На него не обратили внимание – все смотрели вперёд, а не по сторонам. Свим рукой показал К”ньецу выдвинуться вперёд и посмотреть на происходящее, прежде чем следовало его команде выходить к сборищу выродков. Не успел хопс поравняться с человеком, как шум за рощицей резко усилился, и послышались звуки схватки: глухо застучал мелерон мечей, заухали дубины, раздались крики ярости и боли.

Таиться больше не было смысла, и Свим торопливо пошёл к повороту тропинки за крайний куст рощицы. Ему не терпелось посмотреть, что там происходит у выродков. Их самих он не боялся – на человека они не имели права напасть.

Камрату было интересно не меньше старшего товарища. Там дрались выродки. Однажды он такое видел у Северных ворот Керпоса. Правда, драчунов насчитывалось не более десятка и их тогда быстро разогнали стражники ворот, но в его памяти остался осадок удивления и бессмысленности происходящего: сплошные крики, неверные удары ножами, кровь…

К”ньец опередил мальчика, догнал Свима и что-то сказал ему резкое. Свим мотнул головой, не соглашаясь. Хопс опять стал говорить-мяукать и показывать мечом куда-то в сторону.

Камрат, поспешая за ними, услышал всего лишь несколько слов из сказанного К”ньецем, но их было достаточно, чтобы понять смысл: не стоит ввязываться в драку, её следует обойти. Хопс, конечно, был прав в своём предложении, и Камрат понимал, что именно так и следует сейчас поступить. Однако он жаждал иного. Поэтому, когда увидел несогласие Свима уйти от греха подальше и его решимость достичь места схватки, мальчик обрадовался. Сейчас, через несколько шагов, он наконец-то увидит настоящую схватку вооруженных разумных, когда вокруг нет городских стражников и других свидетелей, способных помешать ей или вообще прекратить. Мало того, он сможет оценить характер боя и сопоставить его с теми знаниями, которые в него вложила бабка. И сделать это самому, без подсказки со стороны Калеи.

«Как удачно всё вышло», – считал он и торопился за старшими.

Он не думал о последствиях, чем закончится любопытство Свима и чем сменится его восторг от предстоящего зрелища после того, как он его увидит. Он бежал за Свимом и нетерпеливо выглядывал из-за его широкого зада: когда же, наконец, появятся участники свалки? А шум от неё нарастал, отдельные выкрики уже можно было понять – там ругались площадно, хрипели умирающие или раненые.

Последние шаги… И сразу за поворотом столпились выродки. Крики, вопли, рычания… На земле несколько поверженных тел – неподвижных и слабо шевелящихся. Жухлая трава истоптана и перемазана кровью. Дерущихся было десятка три, а то и больше – они быстро передвигались, и не возможно было сразу оценить их число, и все они, толкаясь и крича непотребное, нападали на одного торна, обступив его со всех сторон.

Торн крутился среди них волчком, возвышаясь надо всеми на целую голову, кажущуюся громадной из-за традиционной пестро цветной чалмы, увенчанной радужным пером.

Свим оценил положение торна как сносное, но оно не могло для него быть бесконечно успешным, уже сейчас была видна крайняя истощенность его ауры. Она бледно светилась голубоватой дымкой и истончалась на глазах. Слабела аура, слабел и торн.

– Все на одного! Ну, уж! – Свим расправил плечи и гаркнул на правах человека: – Прекратить!

Выродки лишь на мгновение отпрянули от торна и оглянулись на окрик. Их окликнул человек, и следовало ему подчиниться. Так должно было быть, случись такое в населенном пункте или на дороге, охраняемой или контролируемой Тескомом. Здесь же, в Диких Землях, властвовали другие законы, и приказ Свима оказался проигнорированным. Выродки ощерились и отвернулись от человека, чтобы продолжить нападение на торна.

– Такое не прощают! – зло произнёс Свим.

– Не забывай, нам надо дойти! – мяукнул К”ньец.

На его предупреждение Свим, не поворачивая головы, ответил кратким:

– Прикрой! – и, вытащив свой громадный меч, ринулся в гущу драки.

Камрат с благодарностью посмотрел на его порыв.

– …есть честный бой, и есть бой нечестный. В нечестном бою нет победителей, но лишь трусливые подонки!

Сколько себя помнил Камрат, так ему выговаривала бабка Калея и неизменно добавляла, отводя глаза:

– Но если это ядовитое создание, без чести или ума, то против него любой бой – честный, лишь бы была возможность избавить землю от этой нечисти!

Потому-то решение Свима вклиниться в нечестный бой пришлось по душе Камрату. Тут бы и бабка Калея одобрила его порыв.

Свим вломился в толпу и стал теснить её перед собой. К”ньец, вздыбив шерсть, шёл почти вплотную за ним и защищал его спину. Казалось, ещё несколько взмахов отточенного мелеронового клинка и зычных восклицаний Свима, как выродки бросятся кто куда подальше.

Время шло, но такого не происходило.

Шок от неожиданного нападения невесть откуда взявшегося человека, выветрился у выродков очень скоро, а спустя несколько минтов положение спутников Камрата стало и вовсе незавидным.

Противников было слишком много, чтобы можно было ещё надеяться на их отступление или рассеяние. В какой-то момент Камрату показалось или оно так и было – все они, позабыв о торне, ополчились против его друзей.

Он смотрел и прекрасно разбирался в происходящем с высоким профессионализмом, полученным натаскиванием хапрой, объяснениями бабки и на собственном опыте ведения боя с той же бабкой. Он оценивал быстротечно возникавшие ситуации и точно предвидел возможные перестановка действующих персонажей. Он сразу отметил неоправданное увлечение Свима, во что бы то ни стало пробиться к торну. Оттого дурб всё больше увязал в смыкающейся со всех сторон массе выродков. Камрат видел: пройдёт немного времени и озверевшая, в буквальном смысле, банда выродков, убьёт вначале К”ньеца, а затем нападёт на незащищенную спину Свима и покончит с ним, как бы тот ни пытался отбиваться.

Пока что Свим напирал, от его быстрого меча уже пострадали многие. Визжа и тряся отрубленной до середины предплечья лапиной, из группы яростно рубящихся существ вывалился выродок-переросток из барсуков. Следом из-под ног показалось растоптанное тело другого выродка. Узнать его родословную уже было практически невозможно.

Получив неожиданную помощь, торн на время расслабился, он уже не столько нападал и ранил противников, сколько искусно изворачивался от ударов их оружия. При этом рубящий удар мало причинял торну беспокойства: потому, что у него прочность кожи превосходила кожу разумных, и потому, что мелерон требовал особой заточки, которую в банде не было возможности производить. Выродки по сути дела орудовали затупившимися мечами и кинжалами, так что торну мог грозить лишь колющий выпад, да и то нанесённый с большой силой, вот этого он и избегал, уклоняясь от направленных в него лезвий.

Пользуясь передышкой, подаренной Свимом, он жадно переключил все свои рецепторы на впитывание энергии угасающего за деревьями солнца. На него, наверное, и напали как раз к вечеру, выбрав момент, когда ещё не появилась Луна с её мощным энергопотоком, а солнце уже не могло так быстро обеспечить его энергией, как в полдень. И напали явно неожиданно. Торн не был готов к схватке. Он находился в обычном оптимальном режиме жизнедеятельности своего существа, но этого мало для противостояния такому количеству наседающих на него убийц. Опоздай Свим, и торн вскоре смог бы только вяло парировать удары, а чуть позже и совсем превратиться в легкую добычу или жертву нападения.

Со свойственной торнам целесообразностью, он рассудил правильно: пока напавший на его врагов в силе, а враги в растерянности, у него появился реальный шанс налиться новой мощью. Вокруг его головы и плеч всё ярче разгоралась огненно-красная – боевая аура, сигнализирующая о значительном накоплении энергии.

– Берегись торна! – раздался предостерегающий выклик из вне сражающихся.

Камрат посмотрел в направлении, откуда прозвучала команда, и увидел три человеческие фигуры, скрытые за редкой завесой ветвей куста. Они наблюдали за боем. Мечи их висели на поясах, руки скрещены на груди. В свалку они, по всей видимости, не собирались ввязываться.

Как ни был Камрат захвачен картиной резни, он подумал о людях: вот истинные виновники нападения на торна и неподчинения выродков Свиму. Подумал и на время забыл о них – люди пока что не участвовали в драке, и мало что зависело от них. Тем не менее, картина схватки перед ним быстро изменилась. Выродки услышали подсказку, да и сами, наверное, уже сообразили, что к чему, и часть их вновь переключилась на торна. Помедли они немного и им никогда бы не удалось его взять.

Торн ещё некоторое время полавировал, оттягивая момент вступления в рубку, однако к нему обратили свои личины и оружие не менее полудюжины вояк банды.

К”ньец получил сильным пинок в бок, мяукнул и отлетел далеко от спины Свима. Напавший на него хопперсукс – волкомед, громадный и с виду неповоротливый, с уверенностью валуна, катящегося с не очень крутого склона, направился добивать поверженного.

Свим услышал призыв товарища. Он энергично провел перед собой мечом по дуге, обезопасив себя на мгновение, и резко обернулся. Его меч, по-настоящему отточенный, проделал сложную эволюцию из горизонтального полёта в вертикальный и начисто срезал выступающее вперед рыло личины волкомеда. Ослепший и умирающий хопперсукс без разбора заколотил вокруг себя увесистой дубинкой, служившей ему оружием, и быстро очистил пространство вокруг Свима и упавшего К”ньеца.

Наконец дубина вывалилась из мощных волосатых рук хопперсукса и он замертво упал, едва не придавив К”ньеца.

Камрат впервые видел подлинное сражение, а не те, что проигрывал в своих размышлениях, постигая науку отбабки. Здесь осуществлялся самый настоящий замах меча, который разил настоящего противника во плоти и лилась и брызгала правдивая кровь, стоял нечленораздельный гвалт и… не было слышно наставлений бабки Калеи – что и как действовать.

Стоило ему только вспомнить о бабке, и весь вид боя смутил его и потерял привлекательность. Он был неправильным: и по исполнению, и по содержанию. Здесь ни у кого не было должным образом поставленных ног и расположения рук, а выполнение приёмов нападения и отражения ударов было не то, что несовершенными, но дикими по трате сил и психической энергии. Такой бой выдержать хотя бы праузу – и то неимоверная трудность. Совершенно не чувствовалась продуманность в поведении дерущихся: лишь бы отбиться, лишь бы нанести не особенно уверенный удар или тычок мечом, дубинкой или кинжалом. Оттого скопище выродков не могли одолеть всего двух противостоящих им воинов, а тем – не наращивать свой натиск, а напротив, сдавать позиции из-за усталости.

Одним словом, в глазах мальчика не было красоты боя, а только дикая свалка. И некому было подсказать, что так делать нельзя, когда идёт игра с жизнью и смертью, что вначале надо подумать, а уж потом наверняка поразить противника, что такой безалаберный бой способен в течение короткого времени высосать все силы и привести к плачевному результату.

Даже Свим, превосходящий любого из бродяг искусством владения мечом, действовал прямолинейно и без разнообразия, словно рубил дрова.

Он бы, Камрат, действовал совсем иначе…

Глава 18

Его размышления прервали сразу два одновременно произошедшие события: решительные шаги людей, до того как бы безучастно смотревших на происходящее в гуще боя, и натуженный храп выродка, решившего не рисковать в общей схватке – не Свим с торном, так свои зашибут, – а напасть на беззащитное, по его мнению, человеческое дитя.

Мышекрыс, а это был хопперсукс, с отвратительной ухмылкой превосходства на личине остановился в шаге от мальчика. На Камрата пахнуло потной шерстью и прогорклым запахом костра. Крупные бусины агатовых глаз внимательно осмотрели мальчика. Камрат встретился с взглядом мышекгыса и содрогнулся от ненависти, излучаемой им. В его глазах не было ничего разумного, лишь дикая ненависть и безумство жажды крови.

Хопперсукс в одной руке держал кинжал с длинным лезвием, в другой вертушку с цветными полосами – урлютку, – предназначенной для отвлечения внимания неприятеля от основного оружия, которым будет нанесён решающий удар.

Мальчик прищурился, как его учила бабка Калея, и быстро отвёл взгляд от урлютки, сосредоточив, этому тоже учила его бабка, всё своё внимание на лапине выродка с кинжалом.

Вот: мышекрыс в сером плаще, подпоясанном синей лентой с золотистой прожилкой, делает последний шаг по направлению в жертве, урлютка описывает занимательную кривую, а кинжал неумолимо нацелен в горло мальчишке, обалдевшему от происходящего между ним и убийцей.

Дальше: лапина с кинжалом подалась вперёд и…

Так или примерно так, наверное, представлялось выродку вся эта сцена, где он властвовал и карал, был непобедим и проворен, как сама неминуемая смерть.

Но всё произошло совершенно другим образом.

Мгновением позже мальчик вдруг исчез из поля зрения мышекрыса, а лапина с кинжалом вдруг попала в захват и хрустнула костью, переломленная словно тростинка.

Ещё краткий миг – и недавний хищник лишился чувств от страшного удара пяткой в шею.

Камрат ловко поймал выпавший из сломанной им лапины выродка кинжал, почувствовал его приятную тяжесть и удобство: он пришёлся ему как раз по руке и был по силам так же, как и мышекрысу, ростом и комплекцией едва ли обогнавшего мальчика.

Рука Камрата словно сразу приросла к ухватистой рукоятке, рука будто черпала из неё и напитывалась энергией, разливающейся по всему его телу. Недавнее только лишь созерцательно-оценивающее настроение, и не более того, быстро сменилось захватывающим азартом схватки и будто взашей подтолкнуло Камрата в непредсказуемую канитель дерущейся толпы.

Время для Камрата замедлило свой извечный бег и плавно и не спеша потекло, давая глазу возможность проследить и осмыслить каждое движение, возникшее вокруг. Все участники схватки как будто замерли, подавая лишь робкие признаки жизни: нелепые позы, медленно падающие или вздымающиеся клинки и дубинки, остекленевшие или плотно прикрытые в миге глаза…

И он, Камрат, – быстрый и подвижный среди тягуче-медлительной динамики боя.

С хода он ткнул одного из людей, заходящих Свиму за спину, под ребра, и следом, крутнувшись и перебросив кинжал из правой в левую руку, поданную назад, поразил другого – выродка, жаждущего добить К”ньеца. Сделал он эти движения легко и быстро, так что К”ньец, готовый к худшему для себя, некоторое время с недоумением рассматривал мальчика и поверженных врагов. Ему вначале показалось нечто неопределённое, ворвавшееся между ним и выродком, будто какая-то тень, бестелесная и неукротимая, прикрыла его. К”ньец готов был возвести благодарность Биологу, Дарующему Разум, явившегося к нему из небытия тысячелетий на помощь в самый критический момент его жизни. Когда же он, наконец, разобрался в ситуации, то отверг провидение, однако действительность – действия Камрата – повергли его в ещё большее изумление. И сейчас появление самого Дарующего Разум в любой ипостаси могло показаться ему меньшим чудом, чем вступление мальчика в схватку.

Невдалеке от К”ньеца, испытывая, похоже, те же чувства, стоял выродок из барсуков и пялился на неуловимые движения Камрата, как на зрелище, невозможное в этом мире.

Камрат этих немых сцен не видел. Он, обуянный разлившейся в его теле легкостью, сдвинулся вправо и прикрыл Свима, отбив нацеленный на него выпад, а потом, делая невероятные прыжки и подскоки, двинулся вперёд и поравнялся со Свимом.

К этому моменту дурб стал уставать и уже подумывал, как бы целым выбраться из круговерти ножей и мечей. Его атаки были ещё мощными и осмысленными, они держали противников в напряжении так, что они роились вокруг него как мотыльки вокруг огня: то подступали, пытаясь дотянутся до него орудием, то откатывались, получив сдачу в виде синяка или пореза. Длинный меч Свима кидался то в одну, то в другою сторону и вспарывал одежду, кожу и мышцы одинаково безжалостно не только у тех, кто рисковал к нему приблизиться, но и у менее активных и нерасторопных путров.

Точно в таком же положении очутился торн.

Против него ополчился с десяток выродков во главе с двумя людьми, его аура ещё пылала, однако с уходом солнца за деревья она не пополнялась энергией и постепенно угасала.

Наступил момент, когда всем такая рубка надоела. Силы пошли на убыль, жажда убийства притуплялась.

Многочисленные бандиты уже откровенно ожидали, когда Свим выдохнется полностью, а у торна иссякнет запас энергии, и их можно будет убить их же усталостью. Так что Свим постепенно стал ощущать вокруг себя странную пустоту – кругом враги, клинки и дубины, а его меч мечется впустую.

Неожиданно между Свимом и шеренгой нападавших выпрыгнула хрупкая фигурка и вплотную подступила к бродягам, ощетинившимся мечами. Один из них сразу же, удивленно охнув, упал, а остальные отступили нестройной ошеломлённой группой, за что поплатились раной у выродка из псов.

Но тут же они все двинулись на обидчика.

Камрат наступал и уклонялся с незаметной для глаз стремительностью, заполняя пространство своеобразным облаком. Мечи и дубинки, не переставая молотили по нему, неизменно встречали пустоту, а размахнувшийся вынужден был подаваться вперёд и тут же напарывался на кинжал мальчика. Ряды нападавших стали резко редеть. Раненые отползали, чтобы не попасть под ноги и не быть затоптанными, а тем, кому повезло меньше, количественно уже обогнала число атакующих.

Раздался зычный голос, похожий на рёв трубы. Он послужил сигналом, бродяги разом отступили на несколько шагов от места сражения и сбились в плотную группу. Оружие они опустили и теперь с беспокойством наблюдали за поведением Свима и мальчика.

Выродки расступались, сквозь них протиснулся вперёд человек средних лет с сухим неприятным лицом. Куртка-безрукавка висела на нём обрывками, на правой руке у локтя – порез, кровь стекала из него к ладони тонкой струйкой, с пальцев срывались чёрные в вечернем свете капли крови.

– Мы, – сказал он зычно, хотя и с одышкой, – заберём своих раненых и уйдём. А вы идите своей дорогой. Нам нечего делить.

Свим глянул на торна, подошедшего к нему. Они оба купались в желтой прозрачное ауре, и Свим чувствовал, как усталость, особенно в руке, сжимавшей меч, уходит, восстанавливается кровообращение и сила.

– Пусть уходят, – сказал ему торн и обратился к человеку: – И помни, Хлен, ты сам попросил остановить процесс выяснения правды.

Торн проговорил все слова ровным без интонаций глуховатым голосом, чеканя каждый звук с короткими паузами между словами.

Слушать и разговаривать с торном – биологическим роботом – нравится не всякому, тем более, когда его слышат впервые. Торн всегда должен высказать свою мысль до конца, намёков он не понимает, и его собеседнику приходится проговорить или выслушать десятки слов там, где достаточно сказать не более двух-трёх и сделать соответствующий жест рукой, телодвижением или просто изменить тональность голоса,

– Запомню, – отозвался человек, которого торн назвал Хленом. – Но и ты помни закон!

– Я его всегда помню. И я его не нарушал. Всё, что здесь произошло, на твоей совести, Хлен. Это ты нарушил закон! Это ты убил Свагу? А я лишь имел ввиду одну правду.

– Пошел ты со своим Свагой и, тем более, со своей правдой! – Хлен схватился за меч, но тут же одёрнул руку и перевел взгляд глубоко сидящих в глазницах глаз на Свима. – Ты! Незнакомец! Договорились?

Свим приосанился.

– Я не слышал гарантий, что вы не нападете на нас ещё раз. И где-нибудь в другом месте.

– Хо! Гарантий? – Хлен показал крупные зубы. – Это ты на нас напал. Гарантий захотел? Никаких гарантий! У нас есть дела и нам не до вас. Вот и все гарантии.

– Он сейчас говорит настоящую правду, – подтвердил торн. – Им надо торопиться.

– Молодец, Сес. Тебе, незнакомец, этого достаточно?

– Не вполне, но как я понимаю, иного не будет?

– Правильно понимаешь, – угрюмо буркнул Хлен. – Мы уйдём, будь спокоен. А ты, Сес, помни о законе!

– Помню.

– Тогда… – поворачиваясь, чтобы отойти к своей банде, Хлен заметил Камрата, примерявшего в руке изящный гладиус с зауженным клинком.

Нож, отобранный у хопперсукса, так внезапно напавшего на него, он уже тщательно вытер о рваный плащ убитого им выродка из барсуков. И теперь подыскивал что-нибудь для левой руки.

Мгновения скоротечного для него боя осталась позади, и сейчас Камрат отбросил мысли о нём, позабыл как о нечто нереальном и случившимся не с ним. Он буднично осматривался и прикидывал результаты стычки, не ощущая, к собственному удивлению, никаких эмоций. Почему так с ним происходило, он не знал. Казалось, как будто всё это уже неоднократно видел и пережил. Где? Во сне ли, наяву ли? Колотые и рубленые раны, отсечённые конечности, агония умирающих – всё так знакомо и даже… красиво! Эстетика недавней резни впечатляла его лишь с этой стороны, но она отнюдь не означала, что он ощущал радость или упоение от свершившегося. Единственное, о чём он тревожился и чем были заняты его мысли – это чувство пережитого неудобства сражения одной рукой, так как у него был только один кинжал. Сколько он себя помнил, бабка Калея всегда вкладывала оружие в обе его руки и учила пользоваться им оберучь.

– Защита и нападение оберучь, – говорила она слегка усталым голосом, как если бы произносила такие слова неоднократно, и они уже навязли у неё на зубах, – гармоничны и надежны. Только так, Камрат, можно успеть отбить направленный на тебя удар и одновременно нанести поражение противнику. Только так можно создать вокруг себя непроходимый барьер перед лицом преобладающего числа нападающих… Только так… – следовали друг за другом утверждения Калеи о значении владения оружием обеими руками.

Потому-то он не замечал апофеоза кровавой драки, а испытывал лишь неудовлетворение боем. Ведь он не мог действовать в полную силу, он был однорук, неуклюж и, значит, уязвим.

Вот отчего не было у него того вдохновения, которое обычно заставляло, выступая против бабки (а способности её превосходили всех тут вместе взятых воинов), импровизировать и ошеломлять врага нестандартными действиями и приёмами, которым он был обучен. Здесь, как ему представлялось, он тыкался как неумеха, как впервые взявший в руки оружие…

Впрочем, его терзала и другая неприятная мысль. Случилось то, чего он не хотел раскрывать ни перед Свимом, ни, тем более, перед какой-то неведомой бандой – это умение вести бой. Обучаемый бабкой хапре с возраста, о котором даже не помнил, и, как следствие, владению оружием, он всегда помнил наставления Калеи не спешить показать кому-либо свои способности.

– Пусть те, кого ты вдруг повергнешь, думают о случайности, дурной и непредсказуемой, сопутствующей тебе. Будь наивным, стань неприметным, скрывай знания и умение. Тогда никто не сможет тебя победить или обидеть…

Но коль открылось и поздно yжe что либо скрывать, а остаться равнодушным по отношению к себе и своим спутникам он не мог, то следовало и вооружиться соответственно.

Сейчас он искал что-нибудь подходящее для второй руки, а выяснение отношений между взрослыми людьми путём словесной перепалки его не касались. У них свои дела, у него – свои заботы…

Хлен обратил внимание на Камрата, другие перевели свои взоры на него же, и все словно прозрели. Каждый вспомнил щуплую фигурку мальчика с заплечным мешком, играючи прошедшую сквозь мельтешение мечей, ножей и дубинок, а за ней – несколько поверженных выродков и человек мгновенным и безжалостным ударом ножа.

– Это кто? Он с вами, незнакомец? – Хлен не скрывал удивления и раздражения от произошедшего с его бродягами в стычке с мальчиком.

– Камрат, быстро к нам! – крикнул Свим, по-своему понимая вопросы вожака банды.

– Значит ваш! – почти восхитился Хлен. – Камрат, значит! Знакомое имячко. Волчонок!

– А сам-то, – огрызнулся Камрат, подходя к Свиму с подобранным оружием. – Все на одного. Трусы! Хорошо, что мы подоспели вовремя.

– Конечно, если бы не ты, – со смешком отозвался какой-то из уцелевших бродяг.

Он, возможно, нападал на торна и действий Камрата в схватке не видел, и заявление мальчика его развеселило.

– Заткнись, дурак! – прокомментировал реплику бродяги Хлен и крикнул Свиму: – Эй, дурб, отдай мне мальчишку. Мы из него хорошего воина сделаем.

«Что вы там из него сделаете? Он любого за пояс заткнёт», – подумал Свим.

Он уже давно ожидал от Камрата чего-то подобного. Хапра, как он считал, если, конечно, малыш говорил правду, должна была каким-то образом проявиться, хотя и не так эффективно, как предполагалось, но она превзошла все ожидания.

– Сами научим! – зычно отозвался он, понимая значение такой вот переклички, снижающей напряженность между враждующими сторонами, раз уж нашёлся общий предмет для разговора. – Мы отходим, а вы забирайте своих, кого нужно.

Свим повернулся к торну.

– Уйдём отсюда, чтобы им не мешать. К”ньюша, Камрат!

Вождь банды, бесцеремонно перешагивая через трупы и раненых, ткнул пальцем в двух своих соратников. Один, выродок из енотов, сидел с перебитой лапиной и качался от боли из стороны в сторону, второй едва подавал признаки жизни и был тем человеком, который пострадал от Камрата. На остальных опритов Хлен посмотрел холодным взглядом, как на падаль.

Взмахом руки он подозвал оставшихся в живых и приказал подобрать отмеченных. У хопса с отрубленной личиной он недолго постоял, сказал коротко:

– Жаль Р”янка, – и исподлобья глянул в сторону Свима, остановившегося со своей командой шагах в пятнадцати от места побоища. Перевел взгляд на своих. – Помогите тем, кто до утра не доживёт или не сможет защитить себя от диких.

Таковых оказалось с десяток, и кто-то из подручных Хлена хладнокровно выполнил приказ, произведя куп де грас – удар милосердия, вонзая меч в сердце несчастного.

Раненые, чьё присутствие в банде уже было нежелательным, собрались в свою группу, помогая друг другу примитивными перевязками и вправлениями костей от вывихов.

На месте схватки осталось с дюжину тел, когда банда, подобрав двоих раненых, указанных Хленом, направилась, сдвинувшись в плотное ядро, прямо напролом в лес. Они чувствовали свою силу, и леса не боялись. Ничего не боялись! Сюда они, по всей видимости, возвращаться не собирались, оттого не опасались оставлять после себя приметные следы.

Хлен, уходя, попрощался с командой Свима взмахом руки и вращением кистью – «сделал ручкой», уверенный в своём превосходстве перед кем бы то ни было, несмотря на потерю почти половины банды.

Свим с настороженностью наблюдал, как они собираются и уходят. Он не ответил на любезное прощание Хлена, и уже надумал было свободно вздохнуть и заняться другими делами: поговорить с торном, подумать о ночлеге, да и уйти подальше от места побоища, пока не наступала ночь, и не появились, привлеченные запахом крови, дикие.

Как вдруг Хлен остановил свой отряд и повернул назад.

– Мутные звезды! – с досадой выдавил Свим сквозь зубы. – Приготовьтесь!

– Эй, дурб! – выкрикнул Хлен. – Сойдёмся до пяти шагов. Есть разговор. Для тебя небезынтересный.

Свим выдохнул облегченно и кивнул головой.

– Будьте начеку! – вполголоса предупредил он К”ньеца и направился навстречу вождю банды.

Не доходя друг до друга бермета на три, они остановились. На некрасивом худом, будто измождённом, лице Хлена блуждала улыбка, словно они только что увиделись и он не верит в такую удачу. Свим, обескураженный слегка его видом, всматривался в него настороженно, следя не только за ним, но и за его бандой, вольготно устроившейся полутора канторов к лесу. Рядом с ними расположились и те, кому надо было из-за ранений возвращаться в города и лечиться

– Что у тебя? – не слишком приветливо начал разговор Свим. Затягивать его не хотелось, только бы узнать, чем это Хлен решил его заинтересовать.

– Не рой землю, дурб, – вполне мирно проговорил Хлен. – Что между нами произошло, то прошло. И я тебя не просил вмешиваться в мои дела. Это тоже прощаю, потому что я знаю, кто вы… Ну, ну, не кривись, знаю! Так что слушай. Хочу предостеречь. Вы зачем-то позарез понадобились Тескому.

– Зачем это?

Свим постарался изобразить крайнее удивление от услышанного, но его потуги выглядели фальшиво. Он никак не ожидал таких вестей от какой-то безымянной банды, затерянной и промышлявшей неизвестно чем в глуши Диких Земель,

– Не рой, говорю, копытом. Вот и я думаю, зачем? Дурб – высокий, плотный, лицо круглое, волосы светлые. Хопперсукс из кошачьих и мальчик лет шестнадцати-семнадцати. И бабка при том лет под сто пятьдесят… А куда вы бабку дели?

Хлен улыбнулся какой-то хмурой улыбкой, как будто никак не ожидал от себя такого легкомысленного вопроса. В прорези его узких губ белой полосой обозначились прекрасные зубы.

– Что тебе надо? – успокоившись, спросил Свим. – Хочешь от меня получить подтверждения?

Ведя переговоры с предводителем банды, Свим всё время прикидывал, как, если будет надо, одним прыжком одолеть расстояние до улыбающегося бандита и развалить его мечом на части, пока его подручные находятся в стороне и не смогут ему помешать совершить задуманное. Что потом делать с ними, решится после того, как Хлена не станет. Их придётся, наверное, отправить вслед за ним, так как неизвестно, что они знают из того, о чём здесь вёл речь их вождь. Может случиться так, что уже завтра Теском будет знать, где их искать, да и сами могут подключиться к поиску.

– Не дури, дурб! – Предостерёг Хлен, словно прочитав его мысли. – Хотел бы тескомовцам выдать – промолчал бы. Мне Теском – во! – Он рывком чиркнул заляпанной кровью ладонью по подбородку. – Хочу тебе дать совет. Твоё дело, конечно, слушать меня или нет, но я скажу.

– Давай свой совет, – согласился Свим.

Интересно – вождь банды даёт советы незнакомцу, который потрепал его опритов.

– Вижу, не веришь. Но верь! Тебе сейчас каждой подсказке, если она от чистого сердца, верить надо. А мой совет именно такой.

– Хорошо. Уговорил, верю. Говори свой совет.

Хлен покривил лицом, остался недоволен речью Свима. Ему бы хотелось, чтобы тот более внимательно отнёсся к его словам.

– Первое, не ввязывайся в драку с кем-либо. Зачем полез ко мне?.. – заметил с досадой. – Лучше обойди! Иначе туда, куда идёшь, некогда не придёшь.

Сказано было резко, с потугой на наставление и рифмовку.

Свим кивнул, согласился. Здесь Хлен прав на все сто. Не надо было ввязываться в их разборку. Сколько их таких происходит на территории бандеки, а сколько по всей земле? Разве можно везде успеть и, загораясь праведным гневом, заступиться за всех обиженных? Да и с резкостью высказывания вождём банды Свим согласился. Порой сам давал советы с такой же грубоватой откровенностью и резкостью, ибо лучше запоминается.

– Второе, – перечислял, словно на пальцах Хлен. – Сдаётся мне, вы идёте на запад или чуть севернее.

– Ты хорошо осведомлён. Даже знаешь, куда мы идём, – не выдержал Свим и тем самым вступил в переговоры, хотя минтами раньше решил поменьше распространяться не только о своих планах, но и вообще вступать в долгое общение с вождём бандитов.

Он почувствовал изменение в своём настроении к лучшему, чем ожидал. Хлен вдруг оказался для него важным источником новых, пока что неясных, каких-то сведений, и он с определенным уважением стал смотреть на вожака банды. Что-то он ещё скажет?

– Да, я осведомлён, – подтвердил Хлен. – И неплохо. Так вот. Через два дня пути будут развалины города Постомка. Подойдешь – увидишь. Там от прежних времён сохранилась высокая наклонная башня. От Постомка сверни на север и пройди не меньше дня. От Постомка к западу, в Курме, пост Тескома, целый книр.

– На север? – озадаченно переспросил Свим. – Так там же, наверное, уже будут земли Заповедника Выродков?

– Точно, Заповедник. Нy, и что? Всего лишь окраина их земель. Там, скорее всего никого не встретишь, никто там вас не съест. Да и пути там на два дневных перехода. О Заповеднике больше болтают, чем то, что твориться в нём. И вот ещё что…

Хлен как будто чего-то засомневался, неуверенно переступил, замялся, сунул руку в поясной мешок – пукель. Пошарил в нём и, как показалось Свиму, передумал что-либо в нем искать.

– И вот что, – повторил Хлен, понизив голос так, чтобы его слова достигали только Свима. – Скажи честно, дурб. Ведь этого мальчишку, Камрата, разыскивает Теском?

– По-видимому, – неохотно ответил Свим.

Темнить перед Хленом ему не захотелось, не видел смысла, да и в вопросе вожака банды явно сквозило неподдельное любопытство, не более того. И потом, уж если он спросил, то неспроста. В конце концов, он сам уже практически всё знает, недаром заговорил о Тескоме и даже о бабке Камрата вспомнил. Да и дорогу безопасную подсказал… В общем, Свиму почему-то захотелось верить Хлену. Почему? Да хотя бы потому, что расходятся мирно.

– Ты что, не уверен, что это он?

– Лучше скажем, пока сомневаюсь. Он случайно прибился в мою команду.

– Верю. Но ведь Теском просто так всех на ноги не ставит, а?

– Не ставит, известно.

– С чего бы это? Мальчик…

Свим усмехнулся, расслабился, перестал следить за тем, что творится вокруг, как ведут себя бандиты. Надоело быть всё время настороже. Разговор идёт спокойный, даже интересно поделиться с кем-то о снедающих в последнее время сомнениях. Ну, а если что, то там, за спиной, К”ньюша. Надо будет, предупредит.

– Ты думаешь, я знаю с чего? – ответил он. – У самого голова болит, а ты…

– Да не обижайся ты, – уже по-простецки заговорил Хлен, хотя переступать пространство между ними не решался или боялся спугнуть собеседника. – Знаешь, не знаешь… Я и не ожидал от тебя откровения. Ведь знал бы, всё равно не сказал.

– Нет, правда… – Почти начал оправдываться Свим, потом перебил себя: – И не обижаюсь и советы твои принимаю.

Хлен ощерился в белозубой ухмылке.

– И правильно делаешь. В твоё положение попасть – никто не позавидует. А дорога у тебя, как мне кажется, получается ох! какая длинная да петлистая. На ней может всякое случиться. Taк что лови мой подарок!

В руке Хлена, вынутой из пукеля, оказался тяжёлый жёлтый шар. Он бросил его с навесом так, чтобы точно попасть в ладонь Свиму.

– Что это? – дурб с интересом осмотрел подарок.

Шар небольшой, пальца три в диаметре, увесистый, из неизвестного материала, тщательно отполирован. В его тело двойной линией затейливо врезана большая серебристая цифра – 4.

– Это? Это пропуск тебе и твоим разумным на ближайшие дней десять перехода, а может быть, и дальше. Всё зависит от того, как будешь идти. Встретишься где-нибудь по дороге с такими… ну, как мы, покажешь и проси у вождя помощи. Любой.

Свим покачал головой. Он никогда не слышал о корпоративной связи между бандами или их вождями. Недаром потому говорят, сто лет живи, сто лет узнавай новое. Даже в Центре такого не знают. Или банды сейчас объединяются для каких-то целей?

Ломать голову над такой сложной проблемой Свим не стал.

– Спасибо! – поблагодарил он Хлена.

Подарок и вправду был ценным, если, конечно, верить оприту.

Но Хлен уже отвернулся и направился к своим бродягам. Слов благодарности он не пожелал выслушивать.

Свим ещё с минт постоял, глядя как Хлен уходит, твердо шагая по земле, где считал себя хозяином, как он властно сказал что-то и вся банда дружно и, не оглядываясь напрямую пошла через лес, оставляя за собой заметную прогалину.

Дурбу стало грустно, как будто только что он нечто обрёл и тут же потерял…

Глава 19

Его команда стояла, жидкой кучкой обступив громадного по сравнению с ними, торна. Свим вдруг вспомнил о Ф”енте. Со времени, когда он вместе с хопсом поспешил посмотреть, что там происходит за поворотом, и до сего момента, он выродка из лис не видел. Не было его и во время схватки, и сразу после неё. А сейчас – вот он, стоит со всем вместе и глазеет на биоробота.

Дабы навести порядок, Свим и начал с выяснения обстоятельств отсутствия Ф”ента.

– А ты, стехар, где пропадал?

– Как пропадал? – искренне удивился выродок и оглянулся на других, как бы приглашая их удивиться вместе с ним, – Я всё время был здесь, на подхвате.

– На каком же это подхвате? – пришла очередь удивляться Свиму. – И что же ты подхватил на подхвате?

– Ну, это же ясно… – уверенно начал объяснять Ф”ент.

Его перебил К”ньец.

– В кустах он всё время просидел, – въедливо мяукнул он. – Собака паршивая он, а не член нашей команды. Говорил я тебе! Зачем он нам понадобился такой?

– В каких таких кустах? – У выродка вывалился язык. – Да я… Я всё время был начеку! Вы там, а я…

– Заткнись! – оборвал его Свим. – Обнаглел ты донельзя. В следующий раз увильнёшь, близко к нам не подходи. Пинком из команды вышвырну. Ты меня ещё плохо знаешь.

– Надо посмотреть в кустах, – как будто озабоченный невесть каким серьёзным делом сказал К”ньец, – большую кучу он там наложил?

– И ты, К”ньюша, заткнись! – резко сказал Свим с досадой и повернулся к торну, безучастно посматривающего на человека, бранящегося с путрами. Но Свим был настроен по-боевому. – И давно ты по лесам и диким землям бродишь и на дорогах в банде шалишь, оприт?

– Давно, – спокойно ответил торн. Существо вопроса и тон, которым он был задан человеком, его совершенно не затронули. И добавил: – Зовите меня Сестерцием.

Торны – человекообразные биороботы, – были созданы ещё в те времена, когда люди царили на Земле безраздельно, являясь единственными разумными, когда они успешно осваивали Космос и осмелились заглянуть вглубь материи и основ жизни.

Века эволюции и борьбы за выживание в изменяющемся мире преобразили не только некоторые морфологические черты торнов, заложенные древними создателями, но и внутреннее их строение, коснувшись многих деталей, однако в целом их облик остался прежним – человекообразным.

Так, отличие и определённость контура человеческого лица с необходимыми функциональными его составляющими практически не претерпели больших изменений и были хорошо узнаваемы: рот, правильный нос, глаза чуть навыкате с зеленоватой радужной оболочкой, разлёт бровей, аккуратные ушные раковины. Впрочем, глубокие складки от крыльев носа вниз к уголкам губ и к подбородку делали их лица угрюмыми и неприветливыми. Пожалуй, лишь несоразмерно высокий выпуклый – полусферой – лоб без единой морщинки никого не вводил в заблуждение, чтобы отождествлять торна с человеком.

Конечности – руки, ноги – с пятью суставчатыми пальцами могли сгибаться у торнов под любым углом в любую сторону, хотя торны предпочитали ходить коленями вперед, а локти держать позади – как это делают люди. Торну ничего не стоило повернуть голову на полный оборот, не поворачивая плеч, у них не было проблем выполнить какую-либо работу за спиной: голова назад, локти вперёд – и всё готово к работе. Они могли ходить боком или пятками назад, используя такую возможность для дальнего прыжка с места.

Торны считали для себя обязательным делом, не требующим доказательств и объяснений, одеваться как люди и походить на людей. Для прикрытия лба и для кое-каких целей они носили объёмистую чалму, обязательно обувались в высокие сапоги, хотя могли безбоязненно и без ущерба для себя ходить босиком.

Однако все их потуги быть как люди разбивались о любовь к причудливой одежде: яркой, мешковатой и с излишествами в отделке. Здесь им не было равных среди разумных.

И спасённый командой Свима торн представлял собой типичный образчик. Голову его украшала плотно сидящая высокая и многоцветная чалма, сверкающая блестящей крошкой. На большое тело в живописном беспорядке надеты одна на другую разноцветные рубахи – не менее десятка. На рубахи натянут тонкой полоской меленрай, невесть каким способом расчлененный до такой малости. Широкие, с аппликациями – картинки из жизни людей и выродков – спереди и сзади, штаны сшиты из тяжелого, тиснёного серебристыми листьями материала. Через левое плечо переброшено одеяло, вытканное флуоресцирующими полосками. На ногах его красовались сапоги с подвесным универсальным движителем на каждом из них, позволяющие их обладателю ходить по воде, приподниматься вверх и в четверти бермета парить над поверхностью земли или воды.

Давно, возможно, с самого их создания, торны подразделялись на два принципиально разных класса.

Первые, к которым относился Сестерций, составлял класс настоящих или регламентированных торнов. Они жили как все разумные, кроме, естественно, людей, кланами с самостоятельными внутри клановыми законами, самостоятельным управлением, методами добывания пищи, мало чем отличающейся от человеческой, хотя и использовали энергию солнца, и специфическими способами размножения. Они по своей сути представляли третье направление разумных на земном шаре наравне с людьми и путрами.

Представители другого класса торнов относились к так называемым вьючным или рабочим. Они использовались разумными, в большей части людьми, для тяжелых работ, и чаще всего для переноски грузов, потому-то и назывались в основном вьючными. Вьючные торны воспроизводились в инкубаторах, которыми обладали всего несколько городов на земном шаре, оттого являлись обменным товаром. Кланов или гуртов торны этого класса не образовывали и практически не имели общественных организаций или классовых общений между собой. Их относили к квазиразумным – их разумность соответствовала поведению какой-либо древней умной машине, только биологического происхождения, что не требует себе определённого места под солнцем и довольствуется малым. Такой торн повиновался хозяину, коим чаще всего выступал кугурум города, прекрасно запоминал его распоряжения, имел свободу выбора метода исполнения приказов, был безотказен в делах и незлобив. Едой, неприхотливой и необильной, их обеспечивал владелец.

– Откуда ты, Сестерций, – спросил торна Свим, готовясь к трудному разговору.

– Я мог бы не отвечать незнакомцам, случайно встретившимся среди Диких Земель, – напыщенно проговорил торн и оглядел Свима и его спутников с ног до головы, словно царственная персона с высоты своего государева седалища обратила внимание на нечто, удивительно мелкое и незначащее. – Однако, учитывая случившееся здесь некоторое время тому назад дело, всё-таки скажу! Я торн, по имени Сестерций. Вы его уже знаете. Выведен за двадцать лет до нашей сегодняшней встречи и представляю тридцать шестой клон великого Огария!

Свим терпеливо выдержал тираду торна. С представителями третьей разумной ветви он имел опыт общения, потому и терпел длинные разглагольствования Сестерция. При первом знакомстве с регламентированными торнами в начале разговора не следовало мешать и сбивать поток их слов, а значит, и мыслей. Когда они слегка выговорятся и смятение от новизны облика незнакомого до того им собеседника сменяется полным осмыслением сути беседы, появляется возможность вести диалог более короткими фразами и с меньшими, если можно так сказать, тактом и учтивостью. Лишённые постигать намёки, иносказания и двусмысленности, они неплохо улавливали некоторые грубые формы обращения к ним. Таким способом удавалось сбить с них спесь, которая проявлялась при знакомстве, и заставить говорить по существу вопроса, а не произносить скучные монологи ни о чём, кроме как только о себе, при том в превосходной степени.

– Чем прославился Огарий?

– О! Великий Огарий прославил наш славный и знаменитый клан и всю округу, и всех торнов! Огарий – великий освоитель Сампатании!

– Ага! – озадачился Свим.

Похоже было, что Сестерций оказался пришельцем из какой-то другой бандеки. А там, откуда он сюда заявился, этикет ведения разговора может быть совершенно другим, чем в Сампатании.

Свим даже, было, задумался, что делать, но время подпирало, наступала ночь. Кроме того, Сестерций, пожалуй, не сегодня объявился в Диких Землях при банде Хлена, коль твердит о каком-то нарушении закона. А раз так, то имел возможность привыкнуть к общению в этой стране.

Поэтому Свим решил в дальнейшем с торном не церемониться. Он задал ему ещё один вежливый вопрос, готовясь тем временем высказать торну всё, что он о нём думает по-настоящему, дабы отбить его гордыню на второй план.

– Откуда Огарий, – спросил он, – начал освоение Сампатании? Скажи покороче.

– О! Великий Огарий! – торжественно начал Сестерций и вздёрнул вверх голову (Свим даже простонал от новой порции возвеличивания мифического Огария). – Великий Огарий начал освоение Сампатании из мест, где воды чисты как горный хрусталь, деревья могучи как столбы крепости Картпа, а небо прозрачно…

– Слушай, ты, потомок Великого Огария! Ты можешь ответить проще?

Торн вздернул голову ещё выше. Постоял несколько мгновений в надменной и неприступной для простых смертных, к какому бы классу разумных они не относились, позе, потом неожиданно словно обмяк, слегка наклонился к Свиму и с чисто человеческой интонацией и простотой в голосе спросил:

– Ты, дурб, хочешь знать, откуда я пришёл?

– Конечно, дубина ты искусственная! – Свима взорвало. За плечами был тяжёлый день с переходом более чем в два десятка свиджей, безумная схватка с бандой Хлена, а этот умник из инкубатора от непомерной гордости тут перед ним лопается. – Стоишь тут, независимость изображаешь! Огария своего зачем-то приплёл! Приковылял в нашу бандеку и считаешь это чуть ли не наследственным подвигом. Так что ли? Тебя бандиты за это хотели убить? Ты, поди, Хлену надоел хуже хатаварки?

– Только не за это, – быстро отреагировал Сестерций и приложил руку к груди, как это иногда делают люди, если хотят войти в доверие или подчеркнуть правдивость сказанных слов.

У людей такое движение связано с нахождением в этой области груди сердца, какового у биороботов, по сути, не было, но общение с древней разумной ветвью на планете служило для молодых рас примером многих норм поведения, в том числе и внешние проявления, наподобие сакральных жестов.

– А за что?

– О! – Торн опять гордо вскинул голову. – Я знаю закон!

– Что ты несёшь. Подумай сам, какой закон может быть у Хлена в банде?

– Как какой? Великий закон! Закон вольных разумных?

– Ну да. Так ты себя, Сестерций, относишь, значит, к разумным и вольным?

– А как же! – Сестерция сарказм Свима смутить не мог. – Мы, настоящие торны, относимся к самой разумной части существ на Земле. А наши вольности проистекают…

– Заткнись! – рявкнул Свим. – Биороботы не существа!

Торн захлопнул рот, но гордо повёл головой из стороны в сторону, будто дикая птица на вершине скалы при разглядывании добычи.

– Вот так, – поощрил его Свим и продолжил попытку узнать у него что-нибудь иным способом. – Хорошо! Закон ты знаешь. Но напали на тебя одного они все вместе, а это не по закону, как я думаю?

– Конечно, не по закону, – уверенно подтвердил торн.

– Они, значат, надушили закон?

Сестерций задумался, поправил чалму и переступил с ноги на ногу. До этого он стоял совершенно неподвижно, и все внешние его проявления выражались вскидыванием или опусканием головы.

Внешние проявления эмоций у биороботов выполняли несколько иные функции, чем у человека. Кроме защиты от стрессовых ситуаций, хотя стресс для искусственных существ тоже имел свои особенности и специфику, эмоции торнов могли отражать ориентацию в пространстве, мониторинг внутренних органов и другие не менее важные для их существования операции.

– Так нарушали или нет? – стоял на своём Свим.

Он вошёл в азарт и, походя, отмахнулся от К”ньеца, напомнившего о необходимости подыскать место для ночлега, так как солнце уже давно коснулось горизонта, и ещё две праузы – и наступит темнота, а здесь оставаться небезопасно.

– Успеется!

Торн тоже не обратил внимания на мяуканье хопса.

– Оно как посмотреть, – важно сказал он. – Закон вольных не писан. На то они и вольные. Закон не писан, но строг. Однако если рассматривать его отдельные положения, то я со всей серьезностью должен… Нет, я настаиваю на этом, ответить…

Свим слушал, не сводя с лица торна взгляда, прожигающего того насквозь, но тори, занятый собой, не замечал вокруг ни чего. Человек не выдержал-таки.

– Я вот как стукну тебя по твоему дурацкому компу, то останется не твоя точка зрения на закон вольных, а мокрое место!

– Это не правильно, – возразил биоробот.

– Нет, правильно. Я же у тебя спрашивал что? А ты?.. Ответь мне лишь одно. Нарушили они закон, напав на тебя скопом, тем более натравив на тебя одних только путров? Ну!

– Конечно. Как ты мог сомневаться, человек?

– Та-ак!.. Значит, они закон послали к мутным звездам, когда это касалось их интересов, а ты его, этот закон, блюдёшь. И опять ради них, по сути дела, своих врагов?

– Не правильная посылка, оттого неправильный вывод.

– Не выйдет. Посылку сделал ты, а я вывод. Но ты не мог сделать посылку неправильной. Так?

Пойманный Свимом не особо честной логикой, торн некоторое время усиленно раздумывал. Вокруг него сильнее засветилась аура, слабо окрашенная в тёплый оранжевый цвет. Аура высветила в подробностях каменную неподвижность далекого от миловидности, по человеческим меркам, лица или носта торна. Глаза его неморгающе уставились в одну точку. Что там происходило в его голове – компе, можно было только догадываться. По-видимому, ничего хорошего для самого Сестерция. Свет ауры стал угасать.

– Что ты ко мне пристал с вопросами, человек? – грустно сказал он, прикладывая руку к груди. – Почему ты решил от меня, вольного и разумного, требовать сведения, на которые я не готов отвечать? Тебе будет достаточно услышать от меня, если я скажу так? Я, разумный и вольный торн, очень обязан тебе, великолепный дурб по имени Свим, и этому славному человеческому ребенку по имени Камрат, и этому почтенному хилону по имени К”ньец, да будет его прославленный клан процветать.

И торн поклонился перед теми, кому он был обязан.

Свим от неожиданности хохотнул, потом закатился от хохота. Его никто не поддержал.

– Это что-то, энто то-то, – проговорил он, отсмеявшись, и похлопал себя по бокам от избытка чувств.

Торн, глядя на него, поморгал глазами и захихикал. Смех его не доставил удовольствия окружающим – это походило на громкие выдохи в длинную трубу с эхом.

– Я понял! – заявил он радостно. – Я теперь с вами!

К”ньец недовольно фыркнул.

Свим подумал, посмотрел на своих спутников.

– Мне кажется, – сказал он негромко, – что с Сестерцием, если не всё, то кое-что уже понятно. Путь его в нашу бандеку, как видно из его ответов и остроты ума, был долог и труден. Поэтому простим ему некоторые заскоки, тем более что он нам благодарен за избавление от банды. Я так тебя понял, Сестерций?

– Если судить по твоим словам, то ты правильно, к моему удивлению, понял всю полноту чувств, возникшую во мне,

– Итак… – становясь не менее значительным, чем торн, начал Свим.

– Зачем он нам? – будто издалека подал безнадёжную реплику К”ньец. – Ты посмотри на него, Свим. Это же ещё один умник отыскался на нашу голову. Мы уже взяли нечто подобное, эту паршивую собаку. Она может сидеть только в кустах и вонять…

– Но-но! Ты полегче! – заступился за себя Ф”ент. – Мы, Хранители Талисмана не любим, когда каждая кошка…

– Я всё-таки в назидание на будущее свяжу вас как-нибудь хвостами, – вкрадчиво сказал Свим. И заорал: – А ну, отвернитесь друг от друга! Ты туда смотри, а ты… да, да!.. в противоположную сторону! Так-то… Дали мне мутные звезды команду! Лишь бы пакостей друг дружке наговорить. Тьфу, на вас! – Свим помолчал. – A ты, малыш, как думаешь?

Камрат, пока взрослые выясняли отношения, занимался важными для себя делами. Он, в который уже раз примерял подобранное оружие к поясу. Нужны были ножны, но таковых, как он ни всматривался в истоптанное недавней схваткой поле, не было видно.

Вопрос Свима застал его в раздумье: не уложить ли нож и гладиус пока что в заплечный мешок? Так будет удобнее, но тогда, в случае чего, их придётся оттуда доставать, а будет ли для этого достаточно времени?

– Пусть с нами идёт, – отозвался он, не задумываясь. – Куда же ему теперь одному?

– Слышал, Сестерций?

– Слышал и радуюсь, – сказал торн, хотя никакой радости в его ровном и монотонном голосе не слышалось. – И ещё я скажу. Маленький человек – великий воин. Живи он во времена лучшего торна Ираклия, то тот мог бы служить Камрату достойно. Так считаю я, потомок Великого Огария!.

– Не знаю, каков был ваш Ираклий, однако льстец ты отменный, – отметил Свим, выслушав панегирик Камрату. – Тем не менее, ты прав. Малышсегодня сделал и показал такое, что открыло мне глаза на многое. – Свим перевёл дыхание. – Показал, это точно. Но думаю, большее ещё осталось в темноте нашего незнания. Это уже узнаем, может быть, потом, а сейчас… Будем считать, что малыш за оставление Сестерция в команде. Стехара пока не спрашиваю, не заслужил. А вот К”ньюша… – Свим подошёл к хопсу, повернул его личиной к себе. – К”ньюша, придётся Сестерция брать.

– Зачем, скажи?

– Хотя бы затем, чтобы он не побрёл с дурной своей головы, куда не следует. Нарвётся ещё на тескомовцев, они у него о нас узнают. Торны врать не умеют. Потому лучше его при себе держать. Вот зачем.

Хопс прижал уши к голове – не соглашался с человеком.

– Лучше бы мы не вмешивались в дела банды. Тогда сейчас не пришлось бы решать ненужную задачу. Брать или не брать? Мы и так набрали… – начал хопс своё.

– Что случилось, то случилось. Я тебя спрашиваю совсем о другом.

– А что меня спрашивать? Ты уже решил, малыш согласился с тобой.

– А ты?

– У меня есть выбор? Нет. Ты так же взял собаку… Лучше не забывай о наступающей ночи. Нам отсюда надо уйти подальше и побыстрее. Здесь скоро будет пир. Участники его уже собираются. – К”ньец показал взмахом лапины в сторону леса, куда удалилась банда. Она ушла уже так далеко, что её уже не было видно и слышно, зато там сходились и расходились какие-то тени и сверкали глаза. – Сюда могут пожаловать те, о ком только в сказках упоминается. В ваших, человеческих, и в наших. Смотри, уже совсем темно. И у тебя пора новостей.

К”ньец слишком много сказал, выдохся.

– Прости, К”ньюша. Ты прав, но иногда тебя словно что-то за шкуру цепляет. Topн тебе почему-то не понравился. А теперь вот Ф”ент… Ну ввяжись он в драку, от него только хвост укороченный бы остался. Ты это знаешь не хуже меня.

– Чем вам не нравится мой хвост? – пролаял стехар, недовольный упоминанием о себе в третьем лице, будто его здесь не было.

– Та-ак! – Свим покрутил головой, не зная, какими словами описать своё негодование. – Первый, кто ещё вякнет не по делу, будет иметь дело со мной. А сейчас срочно надо искать ночлег! Веди, К”ньюша, а то уже и вправду ничего не видно.

Глава 20

Ночь совсем вошла в свои тихие права, когда общими усилиями выродков и торна они, наконец, нашли место, где решили провести время до рассвета. Разожгли небольшой костёр, подогрели, кому понадобилось, еду, поужинали.

– Мой род идёт от Огария, – неспешно рассказывал о себе Сестерций.

Делать было нечего, спать ещё никому не хотелось. Рыжеватый огонь костра, вокруг которого в свободных позах расположились разумные, слабый шелест ветвей деревьев от едва заметного ветра, темнота, обступившая крохотный светлый участок, затерянный в Диких Землях, располагали к разговору. Так что просьбу поведать о себе поподробнее торн принял как должное.

– Огарии, мы так себя называем, всегда отличались от других родов клана настоящих торнов. А мой клан не простой, должен заметить я вам. Мой клан носит славное имя, известное всем и каждому, кто мог не только общаться с нами, но и вообще считает себя разумным…

– Это невозможно! – не выдержал и громко мяукнул с возмущением К”ньец. – Сколько же их, этих известных?

– Я не так что-то сказал? – гордо вскинул голову Сестерций. Чалма его сдвинулась к затылку и оголила неправдоподобный выпуклый лоб, заблестевший в свете пламени костра.

– Всё ты сказал правильно, – поспешил успокоить его хопс. – Но вот, Сестерций, перед тобой сидит ещё один из известных, – и он ткнул лапиной в сторону Ф”ента. – Так скажи, ты что-нибудь знаешь о капах, всемирно известных, как Хранители Талисмана?

Торн внимательно осмотрел выходца из всемирно известного клана капов и сказал:

– Первый раз слышу. А кому они известны? Вам?

– Вот! – обрадовался К”ньец и победоносно посмотрел на Ф”ента. – Я его уже точно также спрашивал. Кому они известны? Но подожди, – остановил он торна, пытавщегося что-то сказать. – А ты, Ф”ент, знаешь ли известное многим имя клана Сестерция из рода Огариев?

– Я, кошка, в твои подлые игры не играю, – огрызнулся выродок. – Известность не в том, чтобы мне приходилось слышать об его клане, а ему что-то знать о моём, а в том… – Ф”ент оскалился. – А в том, что мы ничего не слышали о твоём клане. Другое дело, что уж это всем-всем известно, что хопперсуксы чаще всего живут гуртами, а не просвещёнными кланами, отсюда…

– Кому это известно? Мы как все живём кланом. И к тому же мой клан хиков не чета каким-то там…

– Это и правда, невозможно! Помолчали бы вы! – лениво попросил Свим выродков. Хорошо поевший и готовый отдыхать, что-то послушать и узнать новое, он с интересом внимал торну, а выродки сбивали его с настроя. – Сестерций так хорошо начал, а вы не можете мирно узнать продолжение. Давайте выслушаем его, а потом, и не обязательно сегодня, каждый из вас расскажет о своих известных или всем известных кланах. Если это, конечно, интересно, и в первую очередь вам самим. А сейчас продолжай, Сестерций. Так как называется ваш клан?

– Благодарю тебя, человек. – Важно проговорил торн и отвернулся от выродков. Но оказалось, что он о них не забыл, выдав без единой запинки тираду-отповедь: – К сожалению, некоторые разумные, приобретя разум вопреки природе, не знают как им распорядиться, оттого у них неприятности не только в самих кланах, но и в головах, где этот разум не находит себе места… Я продолжаю. Мой клан носит великое имя Акарак. Когда-то так звали самого первого торна, вот от него мы и ведём свою родословную. Отсюда: Акарак – это Первоторные. Все остальные торны и, естественно, их кланы – вторичные и третичные. Они пошли от последующих за Акараком торнов. Надеюсь, ты, человек, ощущаешь различие? Любой неакарак стоит ниже нас, акараков!

– Мутные звезды! И у вас расы? Различия, соподчинённость, зависимости, неравенства… Мир, воистину, устроен по-дурацки! Хорошо, что у нас, у людей, все равны. Все, как известно… Хе! Я тоже об известных тут плету, – удивился сам себе Свим. – В общем, все люди на Земле произошли от Обезьяна. Был у нас такой прародитель или первопредок.

– Я знаком с такой гипотезой, – царственно согласился торн и ещё более значимо произнёс неожиданную для Свима фразу: – Обезьян, как мы, да и все другие, знаем, был младшим собратом Акарака по созданию.

– Это откуда вы такое знаете? – изумился Свим. – Вас же люди вывели из пробирки или просто-напросто сделали, пришив ноги, голову и руки к мешку с требухой, который вы называете телом. После нашего прародителя Обезьяна всю землю заселили люди и только люди, единственные разумные существа. А вы появились уже после… Нет, это же надо такое придумать! Младший собрат.

– Нет и нет, – возразил Сестерций. – Всё гораздо проще того, как ты тут наговорил. А потому и правильнее, значит. Когда Всемогущий Биоинженер задумал заселить Землю, он вначале, для проверки своей идеи, создал Акарака. Это точно! Торны создали после этого цивилизацию, открыли огонь, так как Акарак украл его у Всемогущего Биоинженера. Торны придумали колесо и сделали много других полезных открытий, их и за ночь не перечесть. И это тоже чистая правда! Впоследствии, Всемогущий, использовав предыдущий опыт производства Акарака, создал Обезьяна, более совершенную модель разумного существа для населения Земли. От Обезьяна как раз и пошли люди, потому-то они совершеннее торнов. Иначе и быть не могло. И это правильно! Потому-то мы, торны, первые разумные на планете, признаём доминанту человека. Через много лет, когда люди расселились везде, они вздумали тягаться с самим Всемогущим и попытались дать разум самым первым, ещё доторновским несовершенным моделям Биоинженера, пропадавших в дикости. Появились путры. Что из этой печальной и неразумной по своей сути затеи получилось, мы можем видеть. И видим – ничего хорошего.

– Бред какой-то! – не на шутку возмутился Свим, уязвлённый в самое сердце. Его ленца и беззаботность улетучились и растаяли где-то, как пар изо рта. Он приподнялся и встал на колени, чтобы лучше видеть торна через шторку волнистого воздуха над костром. – Вы, торны, вообще-то хотя бы понаслышке знаете об истории Земли? Что собой представляет последовательность исторических событий. Или о развитии древней науки на планете? И что Всемогущий ваш Биоинженер – это просто профессия человека? И она, эта профессия, и сейчас ещё встречается. Впрочем, только лишь по названию.

Торн с достоинством помолчал.

– Ты, человек, уверен, что ты сказал всё правильно?

– Я, конечно, историей не занимался, но уж в своих словах уверен точно.

Сестерций опять помолчал. Будь он человеком, можно было бы сказать – собирается с мыслями. Однако торны, по-видимому, были лишены такой человеческой слабости.

– Мы, – начал он торжественно, – такую теорию тоже слышали. И мы уверены – она сплошная фальсификация очевидных вещей со стороны людей. Да и сам подумай, ведь такого быть не может вообще!

Ошеломлённый Свим уж наверняка стал собираться со своими мыслями, дабы достойно ответить, по сути, за всех людей, но ничего хлёсткого или хотя бы обидного в ответ не находил.

– Ты, Сестерций, знаешь, наверное, – начал он, некоторое время спустя, медленно выговаривать слово за словом, – такую человеческую поговорку: – Яйца курицу не учат? Нет? А жаль, – повеселел Свим, довольный от того, как отреагировал торн (у него опять чалма поползла со лба на затылок). – Так вот, всё о чем ты тут рассказывал, как раз и похоже на ситуацию, которая рассматривается в этой поговорке. Люди вас породили, а вы теперь их считаете младшими братьями. Честно скажу, впервые такие рассуждения слышу.

– Ты, дурб, с ним зря споришь, что-то доказываешь, даже, вижу, переживаешь, – сказал Ф”ент. – А зря. Что торну втемяшится в его искусственную недоделанную до конца голову, то останется при нём навсегда, даже если он не прав и знает о своей неправоте. Он будет твердить об этом, несмотря на то, что ему придётся из-за этого рассыпаться деталями в прах…

– Естественно, слышишь впервые, – игнорировал замечание Ф”ента Сестерций. – Мы Огарии. И знаем многое, чего не знают другие. И это понятно. Ведь в нашем роду, говорят, были не только торны, но и другие разумные. И люди в том числе.

– Разве такое возможно? – не выдержал К”ньец, в душе поклявшийся не вступать в разговор, поскольку в нём уже участвует Ф”ент. Однако сообщение торна задела его за живое. – Вы же размножаетесь клонированием.

– Не так, – возразил Сестерций. – Клонированием – это только для прославленных, чтобы побольше таких, как они, жило на свете. А другие рождаются от обычных родителей в обычном инкубаторе, как все разумные.

– Да, с мозгами у него дело совсем дрянь, если считает нас тоже инкубаторскими. Он, ведь, если даже что увидит, то и тогда не поверит. Я уже встречался с такими, – гнул своё Ф”ент.

– Где это ты встречал Огариев? – снизошёл, наконец, торн до выродка и посмотрел на него подозрительно.

– Во! Заело у него на Огариях. Деталь на деталь зашла.

– У нас нет деталей. Мы сделаны из лучших органов…

– Как нет, если ты кроме Огариев никого не признаёшь? Мне теперь понятно, почему тебя вначале выгнали из клана, а потом и Хлен был доведён тобой до бешенства, раз решил с тобой расправиться.

– Ты, стехар, похоже, прав. – Свим подумал и сказал со смешком: – А что, Сестерций, ты говорил, что одним их ваших предков был разумный? Да ещё человек? Это был, конечно, он? Хо-хо! А она – торн?

– Торнетта, – важно сказал Сестерций.

– Что?

– Если она, то торнетта.

– Тьфу, на тебя! – рассердился Свим, но лицо его смеялось. – Шуток не понимаешь. Будь в тебе хоть капля от разумных…

– Их было несколько, – приняв царственную осанку, перебил его Сестерций. – Огарии всегда считали делом долга…

– Не-ет! На сегодня, пожалуй, хватит. Всё! Будем лучше спать. Первым дежурю я. Следом за мной – Сестерций, а ближе к утру ты, К”ньюша.

– Собака опять всю ночь продрыхнет?

– А ты доверяешь Ф”енту стоять на часах?

– Да ты что? Паршивой собаке?..

– Я тебя, драная кошка, предупреждал, – рыча, с угрозой напомнил о себе Ф”ент.

– … Никогда, – закончил свою мысль К”ньец.

– Тогда и не пытайся настроить меня против него, – строго сказал Свим.

– А зачем нам, собственно, стоять на часах или, как ты тут выразился, дежурить? Или, как ещё я слышал, стоять на страже?

Свим переглянулся с хопсом. К”ньец фыркнул.

– Нет, правда. – Торн, сидя на земле, и здесь нашел способ гордо выпрямиться и вскинуть голову. – Нам ничто не может угрожать.

– Я не слишком доверяю обещанию Хлена, – деловито напомнил Свим. – И потом…

– Не надо его бояться. Хлен и его вольные разумные сейчас спешат отсюда со скоростью голодных пуриурков.

– Фу, гадость какая, – сказал Ф”ент.

– Да уж, – подтвердил Свим и поморщился. – Но почему они спешат?

Вид торна стал ещё значительнее, хотя и до того было уже, казалось, некуда.

– Во-первых, – произнёс он размеренно, – как ты уже знаешь, у них дела. О них я говорить не буду. Я знаю закон. Да уж, здесь меня никто не упрекнёт… Так вот, но гонят их не только дела, но и то, что во-вторых. А во-вторых, я думаю, заключается вот в чём. В отряде Хлена много разумных, для которых эти места противопоказаны. Здесь в последнее время откуда-то объявились калубы. Калубы, как вы все, надеюсь, знаете, имеют несколько прескверных привычек…

– Как?… К-ка-лубы?! – Ф”ент вскочил так, будто получил хороший пинок под ребра. – Вы тут как хотите, а я побежал. И вам советую.

Он засуетился, его некрасивый бугристый хвост мелко задрожал и полез между ног, язык вывалился, и он его с всхлипыванием возвратил на место.

– Стой! Не мельтеши! – схватил его за загривок Свим. – Калубы – это же разумные птицы?

Выродок вздрогнул, закрыл глаза и безвольно повис в руке человека.

– Да, разумные птицы, как многие утверждают, в чём я сомневаюсь, – за выродка ответил торн.

– Тогда отчего такой переполох?

– Калубы терпеть не могут путров, особенно из собак паршивых. – Сестерций быстро перенимал лексикон К”ньеца. – Их у Хлена много, вот они и бегут.

– К”ньюша, а ты что о калубах знаешь? И об их отношении к путрам?

– Да, калубы всеядны. Но они нас, хиков, не трогают. Как-то рядом с нами гнездился гурт калубов. И мы с ними уживалась мирно, хотя и говорят о них всякое.

– Что ж, одной заботой меньше. Будем надеяться, что они хотя бы К”ньюшу не тронут, а на людей они не бросаются, это точно. Торнов… Сестерций, они могут напасть на тебя?

– Если бы могли, я бы поостерегся, но мы им, как говорят люди, не по зубам.

– У них есть и зубы? – поинтересовался Свим.

– Нет, конечно, но так почему-то говорят люди.

– Я так и подумал, откуда у птицы зубы? – Свим помедлил. – О калубах и вправду рассказывают небылицы. Если нам они не страшны, то остается только Ф”ент… Но… Знаете, не верится как-то, что разумные поедают разумных.

– Они не разумные, – слабым голосом вставил стехар. – Им всё равно, что есть.

– Потому-то я верю вам и вот ему, – Свим встряхнул приходящим в себя выродком. – Тогда… Ну-ка, К”ньюша, вытряхни все из моего мешка.

– Зачем это?

– Давай, давай, вытряхивай!

Хопс без охоты взялся за увесистый заплечный мешок Свима, набитый продуктами и кое-какой мелочью, необходимой в дороге.

– Куда же это всё? – засомневался он.

– Вытряхивай на траву.

Из мешка посыпались пакеты, коробки, свертки.

– О! – удивился торн. – У вас с едой дела обстоят хорошо.

– Неплохо, – согласился Свим, – а что?

– У Хлена это всегда было плохим делом.

– Изголодался, что ли? А что не попросил добавки, когда ужинали?

– Я скромный.

– Ха! Скромняга. Еда пока есть, так что не скромничай.

– Учту. Но вы так плохо обращаетесь с едой. Прямо на землю всё вытряхнули.

– А что ей будет? Мешок всё приведёт в порядок. А ночью съедобной оболочке ничего не будет. Потерпит… Ладно, не до того. Давай сюда, – Свим протянул руку за мешком, приподнял выше безвольного от перепуга выродка и сунул его, с хвоста, в опустошенную ёмкость. – Пусть там посидит. За одно и почистится. Ни одна калуба его не тронет… Стойте! Что вы мне голову морочите? Калубы же питаются падалью. Фу-у на вас!..

– Нет, человек, – дав несколько секунд Свиму на передышку, сказал торн. – Тобой двигает недоразумение. Калуба пожирает всё, что ей подворачивается. И попадись ей эта паршивая…

– Чья бы корова мычала… – оборвал его Свим и возвысил голос. – Ф”ентом его зовут! Ф”ен-том. Тебе приятно, конечно, когда тебя компом бестолковым называют?

– Я просто хотел сказать, – торн оставался невозмутимым, – что напади они, эти всеядные калубы, на достопочтенного стехара по имени Ф”ент, то от него, от Ф”ента и стехара, даже шкуры не останется, чтобы судить, какой он был до того масти. Теперь я правильно сказал, человек?

Свим долго оторопело смотрел в зеленоватые глаза торна и крутил головой.

– И это называется командой? Как было хорошо мне, когда я был один, а потом с К”ньюшей…

– Я тебе говорил, – не преминул возникнуть хопс.

– Ты-то хоть, К”ньюша, помолчи!.. – Попросил хопса Свим. – Поступим так. Костёр тушить! На страже будем стоять, как договорились! Я, потом Сестерций, следом К”ньюша. И будем надеяться на лучшее. На эту ночь калубам и падали хватит.

Камрату торн понравился. До него он видел только вьючных торнов – безликих унылых созданий, занятых на тяжелых работах в качестве транспортных средств. Конечно, они тоже носили чалму и одевались с излишествами – на это у них ума всегда хватало, но торн, сидящий рядом с ним, был совершенно другим: громадный, умеющий за себя постоять, ауроносец (о таком ему рассказывала когда-то бабка), интересный рассказчик. Он даже в темноте светился флористическими пятнами и полосками, и всё на нём сверкало чистотой и разноцветностью.

– Наше отличие в благородстве, – говорил торн Камрату, найдя в его лице восторженного слушателя, но таким громким голосом, чтобы и бодрствующий Свим, устроившийся на отшибе, мог его слышать, хотел он того или нет. – Также Огарии отличаются способностью вести беседу на любую тему со знанием дела. О звездах и о подземных полостях, заселённых ваканеями и терелами, о демо- и рациографии, о чудесах физических явлений и об искусстве ведения поединков. О! Огарии! Они могут всё! Таково их назначение в этом мире, где мало разумных, но много считающих себя таковыми.

– Свим, заткни ему глотку, – жалобно попросил хопс. – От его Огариев никак не уснуть.

– Сестерций, оставь малыша в покое, – уступил Свим напарнику, да ему и самому надоело выслушивать высокопарные восклицания торна. – Наговоритесь ещё. А малышу надо спать. Отдохни и сам. Побереги энергию, она может понадобиться.

Ни торн, ни мальчик не спорили.

Команда угомонилось. Ф”ент заснул. На мешок, где он спал, для страховки положили несколько свёртков с едой, чтобы она отбивала запах стехара.

В наступившей тишине сразу появились посторонние звуки, навевающие спокойствие. Свим, боясь заснуть на дежурстве, поднялся и походил вокруг их небольшого лагеря. Всё тихо, глухо и спокойно…

Нo вот с востокa всё явственнее стало доносится совсем иное, звучание. Оно вызывало беспокойство.

Где-то там, у места вечерней схватки, начинался пир. И чем больше ночь вступала в свои права, тем грознее и настойчивее звучали утробные голоса диких. А может быть, и разумных. Там те, кто пришёл вкусить дармовой пищи, возможно, становился сам жертвой, и доносившиеся до лагеря голоса это подтверждали.

Ночь перестала внушать доверие, сонливость слетела со Свима, и он внимательнее стал прислушиваться и вглядываться в темноту.

Глава 21

Вечером он получил очередное зашифрованное сообщение из Центра. Оно его не порадовало. Центру стало известно об утечке информации о его, Центра же, деятельности: Теском воспользовался попавшими в его руки адресами конспиративных мест базирования фундаренцев и неожиданными рейдами эти базы уничтожил. Многие члены тайной организации пострадали и, возможно, кто-то попал живым к тескомовцам. Так что следовало ожидать дальнейших неприятностей для Фундаментальной Арены и её функционерам, где бы они ни находились.

Для самого Свима (и для его команды, поскольку он теперь себя не представлял без своих спутников), пока что всё оставалось по-старому. Тескомовцы его потеряли, но поиски продолжаются. Такая настойчивость всё-таки удивляла. Создавалось впечатление отсутствия у Тескома других забот и целей, кроме как поимки Камрата и его бабки, а за одно и тех, кто им помогает избежать сетей, расставленных по всем дорогам.

Неудовлетворение Свима вызывало молчание по поводу иных событий. Новости почему-то концентрировались лишь на нём самом, а чем живёт бандека, её столица, другие города, да и весь мир – до Свима не доходило ни звука. Это раздражало дурба.

Обычно новости каждый вечер включали в себя два-три описания каких-либо фактов или происшествий, случившихся среди разумных, о явлениях природы или просто о неких казусах, где-то произошедших, и Свим не чувствовал себя оторванным от людей, находясь в курсе многих дел. Сейчас же он словно оглох и ослеп, а в остальном мире, кроме него, его команды и бескрайних Диких Земель, как будто никого и нечего не было. А ведь он был уверен: в бандеке что-то случилось. Произошёл не только захват власти Тескомом, но и нечто другое. Совершались непонятные передвижения кланов, отдельных разумных, активизировались банды – всё это неспроста…

Или он сам себя запугал, напридумывал невесть что?

Так что же происходит? Чего можно ожидать на дороге?

Вопросы мучили Свима.

И неизменность задания по сопровождению Камрата с заходом в Сох тоже тревожило…

Вмешательство Камрата в стычку с бандой Хлена, его невероятные способности вести бой ненамного изменили взгляды Свима на значимость его миссии по доставке мальчика в Примете, зато… Свим тяжело вздохнул. Вот именно – миссии. Всё сейчас как будто хорошо складывается. Мальчик становился не в обузу, а наоборот, реальной единицей команды, за него не надо теперь бояться и тревожиться по любому поводу. Он может постоять за себя. И яркий признак хапреля – выученика хапры – во всём блеске впечатлял.

Всё так!

Зато настораживало другое. Оно не зависело ни от него, ни от мальчика, но требовало правильного осмысления, чего Свиму пока что никак не удавалось сделать. А от этого зависело многое, в том числе и понимание своей роли в игре, развернувшейся вокруг Камрата, как со стороны Тескома, так и Центра.

Вдруг, во всём, что ныне происходит с ним, сбывается предсказание Индриса? И сейчас у него пусть не главная, но важная роль… Как там сказал этот старик с безумными глазами?

« Важная роль в назревающих событиях, которые не случались в последние тысячелетия».

А ведь так и сказал. Не много и не мало!

Может ли быть тогда, что сопровождение Камрата – предвестие тех предсказаний? Или это лишь некий незначительный эпизод, никакого отношения к ним, этим эпохальным событиям, не имеющий? И не разменивается ли он сейчас, загнав себя по вине малыша не только в Дикие Земли, но и стоит у порога Заповедника Выродков? А там, где он теперь нужен как винтик, без которого грядущее не состоится или пойдёт совсем не так, его нет…

Дойдя до последнего предположения, Свим зябко передернул плечами и постарался избавиться о своих сомнительных предположениях. Не так уж он верит сказанному Индрисом. Что, собственно, может произойти, чего не случалось целое тысячелетие?

Тысячелетие…

Не годы даже, не сотни лет, а вместилище многого такого, о чём уже позабыли и люди, и другие разумные. Как этот отпрыск Огариев, да и как он сам. Если чтят своих предков, то по именам, а их деяния остаются втуне, поскольку семейные анналы хотя и бытуют, но кто к ним обращается? По-видимому, никто, кроме, быть может, ради того, чтобы вытащить оттуда какой-нибудь факт, значащий только для какого-то случая, после которого его можно позабыть и больше никогда к нему не возвращаться.

Но, как часто бывает, его встревоженное воображение, избавившись от одних, уже рисовало новые картины и задавало новые вопросы. Один из таких вопросов стал тревожить его больше всех вот уже в течение двух последних дней, после получения приказа заявиться с Камратом в Сох.

И что будет после того, как они придут в Примето?

Центр просил его просто сопровождать Камрата. Но ради чего? Лишь чтобы досадить Тескому, посмевшему вмешаться в деятельность Фундаментальной Арены? Или малыш представляет какую-то ценность и для Центра? Или…

Свим подумал и почувствовал неприятный холодок, коснувшийся его спины. Зачем малыш Центру? Зачем надо заходить в Сох? Что там может произойти с мальчиком и с ним самим?..

От неприятных размышлений стало неуютно. Давненько ему не приходилось так усиленно думать, чтобы как-то найти своё место во всём происходящем. Последний раз, пожалуй, при выборе куда податься – в Теском или Фундаментальную Арену, и при необходимости смены, в связи с этим решением, возвышенного имени многоимённого и владельца одного из лучших хабулинов и дуваров в Примето на более простое и незаметное, обыденное для инегов – Свим Сувелин Симор.

Молодое деревце, под которым он расположился и привалился к тонкому гибкому стволу, надавило плечо. Стало холоднее, ущербная луна, затуманенная загрязнённой атмосферой, едва освещала окрестность, превращая предметы в расплывчатые неузнаваемые образования. Шумное пиршество диких на месте павших путров-опритов казалось зловещим предвестником грядущих неприятностей.

Свим лихорадочно стал перебирать в памяти все новости, полученные за последние дни. Но опять ничего такого особенного в них не находил, кроме как необходимости, даже настоятельной необходимости, зайти с малышом на конспиративную квартиру в Сохе, а, по сути, в дом его матери. И отсутствие каких-либо сведений о происходящем в бандеке или за её пределами на западе и северо-западе, откуда обычно приходят в Сампатанию известия из других бандек и хожалые. Последнее, он надеялся, скоро прояснится. Информация может появиться не обязательно в новостях, а со стороны. Хочется ему или нет, но в пути будут ещё встречи, как их не избегай. Куда от них деться, если здесь бродят, будто больше нигде нет места более обжитого и надёжного, и банды, и отдельные разумные, и гурты ошалевших от весны путров. Они могут кое-что знать…

Сестерция вот надо ещё поспрашивать…

Зато с заходом в Сох – сложнее. Всё прояснится, наверное, только там. Но не будет ли это уже слишком поздно что-либо предпринимать?

Краем глаза Свим заметил – проснулся К”ньец и поднял голову, прислушиваясь к звукам ночи. Потом он встал и направился к Свиму.

– Что-то услышал, К”ньюша? – спросил его негромко дурб.

– Да, – со сна голос у хопса был хрипловат. – Я пока что не уверен, но… – Он протяжно зевнул во весь рот, облизнулся. – Кто-то идёт по нашим следам. – Он застыл, поводил ушами. – И не один.

– Дикие?

– Пока не могу сказать. Они ещё далеко. Но то, что идут сюда, я уверен полностью.

– Та-ак! Надо разбудить всех и приготовиться, – поднялся Свим.

Камрат проснулся от лёгкого прикосновения руки Свима.

– Тихо, малыш!

– Я уже начал просыпаться, – сказал Камрат. – мне показалось, что за нами кто-то следит.

– Всё может быть, малыш, – Свим не стал ему говорить о подозрениях хопса. – Потому встань и подойди к К”ньюше. Он тебе кое-что скажет…

Торн не спал, если судить по человеческим меркам. Его фигура была укутана в нежный кокон зеленоватой ауры.

Творцы торнов – люди, они создавали их по своему образу и подобию, оттого сознательно или по инерции наградили их необходимостью время от времени впадать в состояние, подобное сну человека. Но те без особых усилий и вреда для себя могли обходиться и без такого сна. Однако, живя среди людей и слепо подражая им, они привыкли или эволюционировали к потребности отдыхать или пережидать время, нужное людям для восстановления сил сном.

Сестерций потому не спал и даже не отдыхал – в том у него не было нужды, он, по сути, пережидал отдых, находясь при этом в полном сознании, хотя и заторможенным, с расплывчатыми мыслями. В нём только замедлилось течение химических процессов и биологического времени.

Услышав предостережение хопса, он и сам подключил все свои рецепторы для контроля правильности ощущений К”ньеца.

Сейчас он мог пользоваться только акустическими и осязательными органами. Слух не улавливал ничего подозрительного, зато поверхность земли не могла не отозваться на лёгкие содрогания, создаваемые шагами неких существ, направляющихся к их ночёвке.

– Я тоже слышу их шаги, – сказал он подошедшему к нему Свиму. – И они стали нас постепенно окружать. Придётся стать спина к спине.

– Та-ак, – сказал в ответ Свим. – Если надо будет, встанем. Как твои силы?

Торн подался грудью вперёд.

– Их достаточно для боя.

– Ну-ну!

Они подошли к мальчику и хопсу. Торн повторил свои предположения. К”ньец с ними согласился.

– Мы собираемся будить собаку? – поинтересовался он чуть позже.

– А почему бы и нет, – ответил Свим. – Но, мажет быть, будет лучше, если Ф”ент отсидится в мешке. Толку от него никакого, а сидя там, не будет хотя бы путаться под ногами.

– Как всегда за меня решаете, – подал голос выродок, пытаясь выбраться из мешка. – Да снимите вы пакеты с едой и дайте мне понюхать воздух… Отойди, кошка! Ав-во! Весь лес тобой провонялся. Чвух!..

Ф”ент поднял голову и повёл носом. Слабый ветерок дул навстречу тем, кто исподволь приближался к ним. Возможно, они и рассчитывали на то, что их запах не будет услышан.

Команда затаилась, напрягая слух. Ожидание обострило чувства до предела, каждому стали чудиться какие-то шевеления в ближайших кустах и между стволами деревьев, слышался шелест множества ног нападавших.

Всё это время Ф”ент принюхивался.

– Крысы, – наконец сказал он. – И не простые, а гараны. Кошка, где мой нож?

– Мерзость какая эти гараны, – сказал торн. – Я с ними уже встречался. И не раз. Берегите ноги. Они умеют высоко прыгать, Знаете, их лучше всего бить по носу. Прямо по кончику. Они этого не любят и теряют сознание, если хорошо приложиться. И ещё…

– Они кого-то гонят перед собой, – шепнул К”ньец,

– Да, – тут же подтвердил Ф”ент. – Калубу они перед собой гонят. Вот кого. Она почему-то не может лететь. Тише! Пусть они её убьют. Пока они её терзают, мы с вами…

– Ещё чего! – возмущённо гаркнул Свим. – Эй, калуба! – крикнул он в ночь.

В ответ раздался сдавленный стон и разъярённый визг гаранов.

– Не так я её позвал. Калубы требуют другого обращения. Кто знает, как к калубам надо обращаться? – спросил Свим.

– Зачем она нам? Подумайте! Нам же лучше будет, – занеиствовал выродок. – Я тогда лучше встречу с ней в мешке пересижу. Как вы не понимаете? За ней сюда налетят другие. Вам жить надоело?

– Прячься, но не причитай! Она разумная, – огрызнулся Свим. – Так кто знает это обращение?

– А, что с вас взять! – отозвался опять Ф”ент. В мешок он не полез, но оказался в центре каре, построенного командой по числу бойцов. – Надо сказать так. Криба калуба счастливого племени.

– Знаток… – успел съязвить К”ньец. – Может быть, не они, а вы их едите?

– Кошка…

– Криба калуба счастливого племени! – выкрикнул Свим. – Мы защитим тебя!

– О, друзья! – раздался совсем рядом неприятный голос, будто ножом провели по меленраю.

Калубы – выродки из крупных орлов, получив разум, прибавили в весе и размахе крыльев, и всё-таки в высоту едва ли достигали трети бермета.

Калуба, вышедшая из леса, была и того меньше. Она волокла по земле перебитое или просто зашибленное крыло и не могла взлететь, потому и оторваться от своих преследователей. Последние появились почти сразу за ней. Свим успел только предложить ей занять место с Ф”ентом, чтобы гараны не смогли её достать, на что она с гневом ответила:

– А кто им глаза выклюет?

Голос у неё был так неприятен, что даже торн почувствовал какое-то неудобство на акустическом канале.

Гараны когда-то были разумными. Люди в древние времена считали себя богами и не ведали, что творили, давая им разум, Эти твари составляли самые воинственные гурты. Существовало выражение о каком-либо слишком воинственно настроенном клане или гурте – Неистовые, как гараны.

Пересекая бандеки в поисках врагов и лучших мест для выведения потомства, предки современных гаранов не брезговали дикими своими родичами и вступали в кровосмесительную связь, что поставило их на грань вымирания, а связи с дикими – потери разума. Они измельчали, уменьшение объёма мозга не требовало большой головы, и она терялась на мускулистом теле гаранов. Измельчение и практически полная потеря разума не повлияли на врожденную их ярость ко всему, что движется, а остаточная способность владеть элементарным оружием делало их опасным противником для тех, кто с ними ненароком встречался. Особенно от них страдали одинокие путники или их малочисленные группы. Людей и путров они не различали.

Естественно, что разумные во все времена боролись с гаранами любыми способами: производили облавы, придумывали изощренные ловушки, яды и другие методы и приспособления, лишь бы проредить их численность. Случались успехи, и гаранов становилось значительно меньше, о них порой забивали, но проходили короткие годы, и гараньи стаи вновь возникали, словно из ничего и шли сплошным накатом, истребляя всех на своём слепом пути. И так до тех пор, пока их количество не иссякало в отчаянных схватках до определенного числа особей, после чего гурт исчезал на несколько лет, уступая место новой орде себе подобных…

Гараны напали на команду Свима волной с трех сторон.

Вооружены они были так себе: ножи в ладонь шириной и копьеца длиной с две трети бермета с широким мелероновым наконечником на тонком древке. Но когда их вал накатился, ощетиненный острыми лезвиями, способными доставить большую неприятность зазевавшемуся, то длинные мечи и кинжалы команды Свима ненамного превосходили их по ударной силе.

Подсказка торна бить крыс по носу тут же была забыта. Не так-то просто в полутьме определить, где этот нос находится, к тому же сразу стало тесно. Нападавших было не менее трёх десятков, напирали они сплошной колонной и не думали отступать.

Первый взмах мечом Свим сделал как всегда слегка наискосок и убил одну крысу наповал, а другую зацепил и срезал ей ухо и часть черепа. Раненная им гарана завизжала пронзительно и громко, но не остановилась и не отскочила назад, а ещё с большим остервенением полезла вперёд, тыча перед собой опасным копьецом. Она впилась бы в сапог Свима острыми зубами, если бы не удачный колющий удар из-за человека Ф”ентом. Он-то как раз и попал жалом подаренного Свимом ножа крысе прямо в нос. Лезвие зацепилось за ноздри гараны и вошло ей в мозг.

Рявкнул торн. Одна из крыс вгрызлась в него и прокусила обувь до ноги. Он перерубил ее пополам, но передняя часть продолжала сжимать челюсти, заставляя торна испытывать неприятное чувство от в внедрения постороннего тела в его биоструктуру. Укус крысы ничем не мог ему повредить, но сам факт соприкосновения его существа с инородным биологическим веществом дал мощный импульс по энергетическим цепям торна. Вокруг него вспыхнула оранжевая аура и осветила место сражения.

Свет, хотя и призрачный, появился вовремя. Раненная Камратом крыса уже совсем близко подползала к его ноге и намеревалась куснуть её. Благодаря ауре торна Камрат заметил угрозу и, изловчившись, пнул крысу в нос, от чего она тут же потеряла сознание и перестала быть опасной.

Её пример не остановил других. Топча поверженного согуртника, к Камрату бросились ещё две гараны. Копьецо одной из них скользнуло вдоль руки мальчика и вспороло лишь рукав куртки, не причинив самой руке особого вреда. Зато другая крыса успела ткнуть острием кинжала в ногу Камрата. Крепкие дорожные кубры, проверенные руками бабки Калеи, пропустили лишь тонкий кончик ножа. Камрат укол почувствовал, но ему некогда было присматриваться к ране, обе его руки в этот момент были заняты: одну крысу он гладиусом проткнул насквозь, а второй ножом вспорол шею, почти отделив голову от туловища.

В худшем положении по сравнению с другими защитниками оказался К”ньец. Он стоял за спиной Свима, и когда гараны бросились с ходу в атаку, хопс мог лишь слышать начало схватки, так как с его стороны они не нападали. Он, как мог, пытался подстраховать мальчика. Однако вскоре крысы замкнули круг, и хопс ощутил их мощное давление на себе. Oн видел в темноте лучше, чем его товарищи, и довольно успешно отражал наскоки врагов. Но беда его заключалась в обнажённых ногах. Крысы, видевшие не хуже его в полумраке лунной ночи и ауры торна, сразу заметили этот его изъян и направили всё свое внимание на него. К”ньец не мог просто так пнуть по носу обнаглевшей крысе, как это делали другие, иначе она сразу же впивалась в его ногу и прокусывала до кости. Прошло не слишком много времени, а некоторые уже успели оставить следы своих зубов на его отнюдь не кошачьих ногах, прежде чем ему на подмогу пришла калуба.

Разумная птица пыталась было помогать всем сразу. Но затем поняла – не помогает, а мешает. Зато рядом с хопсом у неё стало получаться лучше. Шипя от боли в крыле, она, тем не менее, производила точные и мгновенные удары клювом в нос или глаз гаранам, подобравшимся слишком близко к ногам К”ньеца, и вырывала у них то, во что внедряла свой слегка загнутый, крепостью не уступавший мелерону, клюв. Ухваченное она с утробным звуком проглатывала.

Не прошло и трети беспощадного для крыс блеска, как вокруг каре защитников образовалась высокая шевелящаяся преграда против нападавших.

Будь на месте гаран более разумные существа, они уже давно бы отхлынули, оценили обстановку и или перестроились для более успешного нападения, или вовсе отказались бы от попытки поразить кого-либо из незнакомцев, среди которых были люди. Поэтому, хотя гараны не были полностью дикими, разум их едва брезжил и инстинкты, правившие ими, доминировали, они не ослабили своего стремления добраться до тех, кого решили уничтожить. Они карабкались по телам своих погибших соплеменников и безрассудно бросались в неравный бой.

Последняя крыса ухватилась зубами за клинок меча Свима и продолжала угрожать ему игрушечным для дурба копьецом, но раскроенная почти пополам вдоль тела, издала последний печальный звук и умерла.

Битва остановилась или закончилась – никто из команды Свима ещё не знал. Все они тяжело дышали и, у кого он мог быть, вытирали пот.

– Кажется всё, – сказал Свим и осмотрелся. – Все целы? Кто ранен?

– У кошки прокушены ноги, – доложил после небольшой паузы Ф”ент.

– Тебя, собака, спрашивали? – мяукнул без настроения вступать в перепалку хопс. – Что ты лезешь?

– К”ньюша, это правда?

– Да.

– Показывай! Я посмотрю. Сестерций, если можешь, посвети! Пока костёр разведём, у К”ньюши кровь вся вытечет.

– Так уж и вся, – усомнился Ф”ент.

Его участие в схватке не подвергалось сомнению, и он ощущал себя свободным в выборе реплик.

– Вся или не вся, но лучше будет, если посмотрим сразу. А остальным быть готовыми отсюда уходить.

Торн усилил свет ауры у кистей рук и протянул их к ногам хопса. Они у того были изодраны во многих местах, клочья шкуры висели лохмотьями, из них сочилась кровь.

– Та-ак, – Свим в задумчивости почесал заросший щетиной подбородок. – Как они тебя. Ладно. Малыш, поможешь?

– Я? А что я могу сделать?

– У тебя руки проворнее. Надо все эти кусочки кожи расправить и аккуратно приложить друг к другу. Поровнее. У К”ньюши всё зарастает быстро, но не хотелось, чтобы его ноги выглядели некрасиво. Справишься?

– Попробую, – нерешительно ответил мальчик, не представляя себе, как он будет исполнять просьбу Свима.

– Какие нежности, – ехидно заметил Ф”ент.

– А ты как думал, – отозвался Свим.– И нежности, и заботы. И с К”ньюшей, и вот с калубой тоже надо заняться. Мы сами о себе не позаботимся, тогда кто?

– Да я понимаю. Если кошка не против, то я мог бы зализать ей ноги и как следует уложить оторванную кожу. А потом можно будет забинтовать ноги, а?

Свим от неожиданного предложения присвистнул.

– Молодец, стехар. Он согласен. Приступай!

– Не подходи, собака?

– Уважаемые,– перебивая шум поднимающейся перебранки между выродками, обратился ко всем торн. – Может быть, мы слегка отойдём в сторону от груды этой пакости, которая напала на нас и теперь здесь издыхает?

– Не задохнёшься, – парировал вежливость торна Свим. – А ты, К”ньюша, умерь свою гордыню. У нас с тобой ещё сотни свиджей впереди, а тебе с такими ногами не пройти. Ф”ент, зализывай и делай, что найдёшь необходимым. Приступай, стехар! Он согласен.

– Ну, что, кошка? Это тебе не безобидные мышки, а гараны. Они могут быстрее тебя съесть, чем ты их. – Съехидничал Ф”ент и приказным тоном скомандовал: – Ложись, кошка, и не дергайся! Больно не будет.

– Не боишься по зубам получить, собака?

– Тогда я тебе совсем откушу ногу, кошка.

– Перестаньте, – спокойно попросил их Свим. – А ты, малыш, посмотри тут за ними. И не стесняйся, дай каждому по загривку, а то они дела не сделают, а К”ньюше уже сегодня, даже сейчас надо будет ходить. В общем, занимайся ими, если надо, помоги… А я… Давай-ка теперь ты, калуба. Посмотрю тебя. Эй!

– Она такого обращения не понимает, – напомнил, укладывая нужным образом изувеченные ноги хопса, Ф”ент. – Криба калуба…

– А, мутные звезды! Криба калуба счастливого племени, ты меня слышишь?

– А то нет, – проскрипела птица.

– А раз слышишь, то показывай крыло, чинить его будем.

– А чего его чинить? Эти подонки на меня напали, а то я давно бы сама его уже починила. Всего и делов-то. Только вот дня два летать не смогу, а так… Лучше сделай так, как я скажу. Возьмись одной рукой вот здесь… Чуть дальше. Так. Теперь второй. Да, здесь. Так и держи… Держи!.. Потяни! Сильнее! – Калуба дёрнулась, в крыле её что-то громко щёлкнуло. – Ну, вот, всё встало на место. Обычный вывих, – удовлетворенно прокаркала она. – Мы тут недавно на собак охотились…

– Тише ты! Разболталась тут! – Свим оборвал разговорившуюся калубу не из-за Ф”ента, которому такие напоминания не прибавят смелости, а в надежде, что некоторое время не будет слышать ужасного скрипа и замораживающего спину скребущего звука от голоса калубы. – Лучше скажи, как тебя зовут?

– Человек не учтив.

– Вот что я, как человек учтивый, тебе скажу. Я сейчас дам тебе пинка и оставлю на съедение следующей партии гаран. Они, хочу надеяться, сюда в скором времени наведаются. Так как тебя зовут?

– Френ Парто Нисма В”арьёсу..,

– Стоп, стоп, стоп! Одним именем. Проще.

– Человек, ты… Ну да, одним именем. Если одним именем, то просто В”арьёсу. Но учти человек..,

– Мое имя – Свим. Мальчика-человека зовут Камратом, хопперсукса К”ньецем, торна Сестерцием, а это – стехар Ф”ент.

– Какой он стехар? –запротестовала птица. – Сток, а то и бугр. Или даже еще хуже – хлюк какой-нибудь.

– Свим, сломай ей второе крыло, – Ф”ент уже уложил кусочки кожи и зализал ноги хопсу, теперь они с Камратом перевязывал их. Страх его перед ненавистной птицей улетучился, она ему в окружении других была не страшна. – Иначе эта квочка не успокоится.

– Всё, хватит пререканий. Пора уходить, пока сюда и вправду не пожаловали другие. Сестерций, присмотри в дороге за К”ньюшей и помоги ему при нужде. А ты, уважаемая В”арьёсу, заберёшься ко мне на заплечный мешок и будешь сидеть там тихо и молча. Поняла?

Он нагнулся, подставляя плечи калубе.

К”ньец поднялся и, морщась от боли, сделал несколько шагов.

– Как? – поинтересовался Свим.

– Вполне. Нога целая, а кожа прирастет. Стехар постарался. Поболит и перестанет.

– Тогда двинулись. Эй, В”арьёсу, как ты там примостилась?

– Сижу вот, – каркнула она.

Свим вздрогнул.

– Могла бы потише.

– А что ей, – отойдя подальше от калубы, проворчал Ф”ент. – Ехать – не идти. Некоторые могут устраиваться.

– Не кажется ли вам, друзья, что нам в команду до полного счастья и комплекта ещё и птички не хватало? – весело сказал Свим и засмеялся.

Никто его не поддержал.

Глава 22

Утро застало их в свиджах пяти от места последней схватки с крысами. Бессонная ночь сил не прибавила, а впереди потянулась мелколесная равнина. От наземного наблюдателя на ней можно было укрыться, но сверху, с высоты воздушного шара, их могли обнаружить без труда.

Однако когда стало лучше видно в полутьме уходящей ночи, они с облегчением увидели, что не далее как в полусвидже громоздятся руины какого-то отдельно стоящего здания неизвестного назначения.

Первым их заметил Ф”ент и обратил на них внимание Свима. Он показал ему направление, куда следует смотреть, но добавил:

– Только не нравятся они мне.

– Вижу, – ответил Свим и остановился, прислушиваясь и вглядываясь в несимметричный контур руин. Ничего такого особенного не обнаружил и обратился к выродку: – Что тебе именно не нравится?

– Не знаю, – Ф”ент выронил язык. – Мне туда не хочется идти. Волосы вот на загривке встают. Там что-то не так.

Свим передернул плечами, разбудил калубу.

– Повежливее, человек, – оцарапала она Свиму слух, а Ф”ент одним скачком оказался на несколько шагов дальше от калубы.

– Тише ты! – шикнул на неё Свим и обернулся к хопсу. – А ты, К”ньюша, что скажешь?

К”ньец фыркнул и посмотрел на Ф”ента.

– Я ничего не чувствую.

– А я да, – заявил торн. – Чувствую слабое электромагнитное излучение. Там какой-то источник энергии.

– Это может нам повредить?

– Нет, конечно. Только… Вдруг это ловушка?

– Чья? И на кого? – с искренним недоумением Свим уставился на торна. – Древние ловушки давно уже не действуют, а новые, как я знаю, никто уже не устраивает.

– Кто знает, дурб. Давай я пойду и посмотрю, – предложил торн.

Свим покачал головой. Он не отказывал торну, он сомневался, стоит ли соваться в руины вообще. Они ему стали подозрительны, оттого так же, как и Ф”енту, туда не хотелось идти.

Однако что-то надо было делать. Солнце показало свой багровый диск над горизонтом, того и гляди появятся воздушные шары Тескома.

– Свим, можно я с Сестерцием пойду? – попросил Камрат.

Нож крысы, достигший кончиком кожи бедра мальчика, прорезал её, но не глубоко. Ночью, во время ходьбы из пореза тем не менее потекла кровь. Команде пришлось останавливаться, а Камрату выслушивать увещевания Свима. Ф”ент и тут предложил свои услуги по обработке раны, так что сейчас Камрат совершенно не ощущал боли, а кровь давно перестала идти.

– А как это? – Свим кивнул на зарастающую дырку в кубрах, прорезанную ножом.

– Всё уже прошло.

– Хорошо, – решился Свим. – Идите.

– Лучше пойти всем вместе, – сказал Ф”ент. – Мы здесь что, будем сидеть и ждать? Есть там что-то, кто-то или нет, но нам надо быть вместе. Если нет, то не надо будет тем, кто пойдёт, возвращаться. Ну, а если есть, то нас пятеро. Команда!

– Плохо считаешь, собака, – проскрежетала В”арьёсу.

Свим, обсуждая проблему руин, опустил мешок на землю, и калуба теперь важно вышагивала туда-сюда по прибитой прошлогодней траве.

– Какой от тебя толк, клуша? – с вызовом спросил выродок, но постарался, чтобы между ним и плотоядной птицей было не меньше двух, по крайней мере, берметов

– Выклюю тебе глаз! Я такая, – не осталась в долгу калуба.

По дороге, когда к общему изумлению выяснилось, что В”арьёсу самка, то никто не удержался от смеха, потому что с самого начала воспринимали её как ровню по полу. Да и сейчас, несмотря на нервозную обстановку, её реплика опять вызвала всеобщее веселье.

– Стехар прав, – сказал К”ньец. На Ф”ента он не смотрел, a зря, ибо польщённый его поддержкой, Ф”ент вильнул своим облезлым хвостом. – Не надо нам разъединяться. Вместе мы можем противостоять любому.

Свим вздохнул. Не хотелось ему почему-то идти в руины, но и оставаться под солнечными лучами и чистым небом тоже не хотелось. Не шары тескомовцев, так збун, пусть пронесет это несчастье, их всех доконает – ни от того, ни от другого здесь почти на безлесной равнине не спрячешься.

– Хорошо, – произнёс он, наконец. – Идём все вместе. Но вначале тщательный наружный осмотр, и только потом… Там опять может сидеть какой-нибудь белобородый, что у Кемеша встретили. А мне драться что-то уже надоело… Ладно, пойдем в следующем порядке. Парами. Я с В”арьёсу, Камрат с Сестерцием, ну, а вы – составите третью пару. Только, чтобы без препирательств и ругани. К”ньюша, ты понял?.. А ты, стехар?.. То-то. Двинулись!

Руины, чем ближе они к ним подходили, тем больше поражали. Это вначале казалось, что до них рукой подать, не больше полусвиджа. На самом деле истинные размеры и расстояние до них были, по крайней мере, раза в четыре больше, чем предполагалось. Строение, скорее всего, походило на башню, чем на что-либо другое. Круглая в основании, она возносилась вверх не менее чем на кантор. Время словно обошло её стороной, лишь тёмно-серое верхнее покрытие кое-где не выдержало напора внешней среды и осыпалось, оставив после себя розоватые раны по цвету материала, из которого были сделаны стены. Черные, почти квадратные отверстия окон густо усеяли приземную половину башни, выше их становилось меньше.

– Люди когда-то, наверное, не знали что делать, раз строили такое, – сказал торн, когда они приблизились достаточно близко к башне, чтобы оценить её размеры.

– Раз построили, значит, для чего-то она была нужна, – неуверенно заступился за людей Свим.

– Да уж, – поддержал его хопс.

В этот момент Свим поднял голову вверх и увидел, как на вершине башни что-то вдруг ярко блеснуло.

– Ложись! – крикнул он и плашмя упал в мелкий кустарник.

Как ни неожиданно прозвучала его команда, все без исключения исполнили её моментально. Сказалась настороженность. Каждый думал, что сейчас должно нечто произойти. И вскрик Свима не застал их врасплох.

Впрочем, ложиться и тыкаться носом в прелую траву не было никакой необходимости – сверху, если там кто-то находился, мог их видеть хорошо. Тем не менее, они лежали и таращились глазами, неудобно задрав головы кверху.

– Что ты увидел? – спросил торн, на локтях подползая к Свиму.

– Там, наверху, какая-то установка, – неуверенно проговорил человек. – Я видел… похожее на отражение солнечных лучей.

– Я тоже, – подтвердила В”арьёсу. Она продолжала цепляться острыми когтями ног за мешок Свима, а значит сидела на нем и слезать не собиралась. – Мы в эти края не летаем, но я слышала, что здесь кто-то устроил себе наблюдательный пункт. Или Теском, или бандековские чиновники. Иногда здесь появляются люди.

– Тростер? – предположил К”ньец.

– Кто бы там ни был… Мутные звезды! Нарвались всё-таки. И с башни нас хорошо видно, и с небес мы как на блюдце разлеглись. Считай нас, рассматривай. Что делать будем?

– А что это может блестеть? – задал вопрос Ф”ент, поскольку никто не пожелал отвечать Свиму.

– Понятия не имею.

– Антенна, окуляры, концентратор энергии. Всё может быть, – разъяснил торн.

Свим с уважением посмотрел на него.

– Я спрашиваю потому, – вновь заговорил выродок, – что не чувствую никаких запахов с той стороны, от башни. А ветер как раз от неё,

– И что ты хочешь этим сказать? – Свим с надеждой посмотрел на стехара, полускрытого веточками травы.

– Что там никого нет.

– Та-ак. К”ньюша, а ты что скажешь?

– У собаки нюх лучше моего.

– Конечно, лучше! – обрадованно подтвердил стехар. – И я могу туда незаметно сбегать и посмотреть. К тому же я меньше всех, значит, менее заметен. Если там никого нет, мы можем занять башню до вечера.

– Ладно, попробуй, – нехотя согласился Свим.

– Эй, кошка, сохрани мой нож, – Ф”ент кинул нож К”ньецу и бесшумно растворился в траве.

– В башне, конечно, хорошо, – вслух размышлял Свим, – но стоит она на виду, как прыщ на носу. Тескомовцы мимо неё не пройдут, обязательно заглянут

– К Кемешу они почему-то не заглядывали, а тот дом тоже хорошо смотрелся, особенно сверху, – сказал К”ньец.

– Раз пронесло, другого случая может не быть.

Потянулись минуты ожидания. Калуба сползла на землю, нахохлилась и задремала. Камрат и Свим поели, еду предложили и торну, но он сослался на правило – утром набираться энергии, поистраченной за ночь, от солнечных лучей. К”ньец обследовал свои ноги. От еды он отказался, и Свим заподозрил его в атавистической замашке – хопс по дороге полакомился, возможно, прихватив с собой лакомый кусочек, оставшийся от гараны. Однако человек не стал заниматься его воспитанием.

Солнце поднималось всё выше и стало пригревать. Запахло прошлогодней травой, пылью и ещё чем-то, от чего хотелось чихать. И Свим чихнул, разбудив калубу. Пока он протирал глаза от набежавших слез, перед ним объявился Ф”ент.

– Наконец-то, – облегченно вздохнул Свим и почувствовал, как всё в нем расслабляется, – Что ты выяснил?

– Там никого нет. Но это похоже на наблюдательный пункт какой-то. Там какие-то приборы. Везде чисто, наверное, кто-то убирал помещения. Наверху в окнах стекла. И даже человеческие кресла есть.

– Неужели и вправду тескомовский тростер? – сказал Свим для себя.

– Наверное, – поддержал разговор торн. – Они любят в Диких Землях устраивать секретные базы. – Мы прошлой осенью, ближе к Суременным горам, такой же оборудованный пункт нашли. Ломали там приборы. Хлен приказал.

– А, так это вы? – Свим усмехнулся.

Он вспомнил прошлогодний переполох в Центре. Там думали, что на их базу напали тескомовцы и уничтожили её они же. База была хорошо замаскирована, не то, что эта – на всю округу видна.

– А ты, человек, откуда знаешь?

– Слухи ползут.

– Об этом знали только мы. Откуда слухи?

– Как откуда? Вы чью-то секретную базу с приборами разгромили и думаете, что ваши деяния остались тайной только потому, что об этом знали лишь вы? Ты так считаешь? Зато другая сторона, потерпевшая от вас, не молчит. А ты спрашиваешь, откуда слухи?

– И долго мы будем обмениваться воспоминаниями? – спросил Ф”ент.

Язык у него вывалился, он подобрал его и облизнулся.

– Это не воспоминания, а информация, – ответил Свим. – Ты там не заметил, какие-нибудь охранные или фиксирующие устройства есть?

– Конечно. Не будь вспышки, замеченной тобой, мы шагов через двадцать нарвались бы на одно из них.

– Так почему же обо всём этом не говоришь?

– Вам же с уважаемым Сестерцием некогда было меня выслушать. Он вспоминает о славных своих деяниях в банде, а ты уши развесил.

– Собака разболталась совсем, – мяукнул хопс. – Скоро никому слова сказать не даст.

Он опять, как прежде, не смотрел на Ф”ента и словно говорил сам для себя.

– Да уж, – буркнул Свим, недовольный больше собой, чем высказыванием выродка. – Тебя, стехар, слишком заносит. Так какие там устройства?

– Да какая, Свим, разница? Нам надо идти! А я вас проведу мимо них. Или мы туда уже передумали идти, и я зря бегал по всем этажам?

– Не злись. Не зря. Просто из двух зол нам надо выбирать наименьшее. Вот я и думаю: на открытом месте нам, пожалуй, располагаться на день хуже, чем под прикрытием этой башни. Хотя и там неизвестно, что нас, в конце концов, поджидает. Так-то, стехар. Отсюда мораль: веди нас к башне. Будем считать её меньшим злом.

Первые полтора десятка берметов они направлялись прямо на башню. Жалкий кустарник исчез совсем, и они шли по сухим стеблям травы, от неё прикрытые – едва ли до колен Свима. Дойдя до только ему известного ориентира, Ф”ент свернул почти под прямым углом влево и повёл команду в обход руин.

Ходьба по кругу затягивалась, и Свим почувствовал, как всё его тело наливается напряжением и настороженностью. Неожиданный звук, световой всплеск или ещё что-то, и он может сорваться – побежит к башне или от неё сломя голову. Или закричит… Событие протекало вне его воли, он ощущал себя зрителем малопонятного действа, происходящего вокруг.

Наконец Ф”ент свернул по направлению к башне, потом пошёл по касательной к ней, запетлял, и подвёл к стене сооружения. Стена без единого шва, даже там, где обвалилась внешняя оболочка, поднималась до самого верха. Здесь, у основания башни, не просматривались ни окна, ни какие-либо другие отверстия в стене, зато под стену спускалась лесенка, ведущая, по-видимому, в подвальное помещение.

Ф”ент решительно направился вниз. Они опустились не глубоко, миновали дверной проём без двери и оказались у подножия лестницы, уходящей куда-то вверх.

– Вот мы и пришли! – гордо сказал стехар. – Эта лестница поднимается через все этажи до самого верха. Здесь шестнадцать этажей и обзорная площадка.

Лестница была узкой и с высокими перилами. Ступени осклизлые, покрытые налетом лишайников.

– Поднимаемся так, – распорядился Свим. – Впереди стехар, за ним пойду я, а замыкает К”ньюша.

Они начали подъем. Лестница имела четыре пролёта с этажа на этаж. На каждом этаже – две-три комнаты. Большинство из них пустые и запущенные. В незакрытые окна пластом на полбермета налетело листьев, земли, веток – всё это поросло травой и хилым кустарником. В некоторых комнатах, таких же неухоженных, и правда была какая-то аппаратура, но на взгляд Свима, ею не пользовались слишком давно, чтобы она была на что-то пригодной.

Чем выше они поднимались, тем чаще стали попадаться вычищенные от мусора, хотя и пустые, комнаты. Лестница, построенная заодно с башней, заканчивалась на последнем, шестнадцатом, этаже. Для выхода на крышу башни, на смотровую площадку, была пристроена деревянная невечная лесенка. Делали её явно неумело и наспех. И уж очень давно. Ступени шириной в одну доску ужасно скрипели. И пока команда Свима по ней поднималась, они не могли друг друга слышать.

– Она скоро обвалится, – заключил торн, выбравшись наверх.

– На сегодня хватит, – философски заметил Свим и оглядел кровлю. – Чего только сюда не натаскали, – покачал он осуждающе головой.

На площадке в живописном беспорядке была расставлена странная мебель, словно её изготовлял мастер, напрочь лишённый чувства соразмерности. Рядом с полуразвалившимся на вид шкафом с неравными по длине ножками и с одной широкой дверцей, далеко выступающей за края шкафа, стояло нелепое кресло с двумя спинками под углом друг к другу, тут же два стола со столешницами, похожими на лекало, но с углами. Создавалось впечатление нарочитости выставленных разрозненных предметов: разная текстура материала, из которого они были сделаны, различная манера исполнения и полная несовместимость по габаритам.

Торн, рассматривая мебель то с одной точки, то с другой, сопоставляя линии, расстояния между предметами и углы наклонов, пришёл к выводу о гармонии в их расположении.

– Это красиво, – заявил он вопреки мнению других.

– Эстет, – буркнул Ф”ент. – Здесь только ещё ободранного ящика не хватает.

К”ньец фыркнул, но кому он выразил таким образом своё презрение – торну или стехару, было непонятно.

Камрат тут же уселся в кресло. Сидеть на нём нормально было невозможно – неудобно из-за кривого и чересчур твердого сидения, тем не менее, мальчик, поёрзав, тут же задремал,

– Малыш, только не здесь, – не дал ему совсем погрузиться в сон Свим и согнал Камрата с кресла. – Иди вниз. Там есть диваны, там и спи.

Свим вновь осмотрел мебель и отметил её непонятную хорошую сохранность. Сделанная из невечного вещества – обычного дерева, она стояла здесь не более года или даже меньше. Во всяком случае, ни осенние дожди и ни зимние холода со снегом, таяние его и редкие весенние осадки никак не повлияли на её внешний вид и не оставили своих следов. Похоже, и збун не мог осилить это нелепое сооружение.

Спустившись с крыши, они обследовали помещения последнего и предпоследнего этажей. В двух из них как раз и стояли диваны или, как выразился Ф”ент, человеческие кресла. Однако это были настоящие диваны – по два на комнату, широкие и по длине достаточные для отдыха лёжа такого рослого человека, каким был дурб. В одной из таких комнат команда Свима и собралась, чтобы коротко обменяться мнением перед отдыхом.

Кроме диванов, в комнате находился ещё стол вычурной формы – на трёх причудливо вывернутых ножках, отличных друг от друга, и со столешницей с эллипсоидным закруглением на одном конце и с тщательно выполненными зубцами – на другом. Стены помещения обрамляли пустые полки из голубого материала под дерево. Абсорбентовый пол сиял чистотой.

Зияющие пустотой полки лишали комнату уюта, словно всё здесь – временное, на один раз, не для укрома.

Но кто обращает внимание на такую малость после ночёвок у костра на голой земле под открытым небом?

– Хорошее место для отдыха усталых путников, – торжественно заявил торн, устраиваясь, однако рядом с диваном на полу. Пояснил на недоуменные взгляды: – Диваны – это людям. Уважающие себя хилоны, к коим отношусь, как вы заметили, и я, на таком не спят, тем более что я спать не собираюсь. Днем во мне энергии много и я смогу охранять ваш сон.

Свим всем телом упал на диван, тот на такое варварское к себе отношение ответил ужасным охом, будто на него рухнула невероятная масса.

– И вправду неплохо, – блаженно разбросав руки, проговорил он. – Сто лет не спал на мягком…

– Разве дурбу уже больше ста лет? – как всегда ровным голосом задал неожиданный вопрос торн, но что-то в нём дрогнуло.

Свим захохотал как сумасшедший. Ему по-своему, повизгивая, вторил Ф”ент и мяукнул К”ньец. Впрочем, звуки, издаваемые ими, потонули в скрипучем неприятном карканье калубы.

– Искусственные всегда что-нибудь придумают смешное, – наконец заявила она и опять шумно выразила свои эмоции по случаю высказывания торна.

Сестерций так и не понял причины смеха, настаивая на своём вопросе:

– Человек, тебе сто лет?

Свим, отсмеявшись, поднялся с дивана и сел.

– Просто так говорят, когда хотят сказать о чём-то, что уже давно не случалось.

– Люди! – сказал торн и погрузился в себя.

– Хорошо! – мечтательно проговорил Ф”ент.

– Да, неплохо. Но что-то слишком неплохо. Не кажется ли вам? – сказал Свим озабоченно. – Я вот чего никак не пойму. Вот ты, Сестерций… Да нет мне ещё ста лет, нет! Я же тебе сказал, что так говорят, когда давно что-нибудь не видели или не делали… Потом поймёшь. Ты вот говорил, что ходил здесь где-то рядом с бандой Хлена… Хлен, кстати, как раз мне о ней и говорил… Так вот, а ты утверждаешь, что вы ходили и что, не видел и не слышал об этой башне? И про то, что в ней находится? Она же тут стоит вся на виду.

Торн по-человечески пожал плечами.

– Сам удивляюсь. Мы точно ходили где-то здесь. Но у башни бывать не приходилось. Зато, дурб, я стал кое-что понимать. Позавчера к вечеру мы шли по направлению к Суременным горам. В свиджах десяти отсюда, южнее, Хлен поссорился со Свагой. Они часто ссорились. Свага хотел быть вождём. Так вот мы идём, торопимся, как тут Хлен неожиданно и ничего не объясняя, повернул банду к востоку и повёл нас по большой дуге, явно обходя нечто. Свага был против, вот они и сцепились. Пока они выясняли отношения, мы так по кругу и шли. Потом Хлен убил Свагу, с которым я дружил… Об этом… я не хочу вспоминать. Мне теперь кажется, если бы мы не свернули, то могли бы пройти мимо этой башни. Если это так, то Хлен что-то знал о ней и нас не пустил. Я у него в самом начале ещё спросил, вместе со Свагой, конечно, почему мы свернули, а он сказал, что там, куда мы идём, кто-то или что-то защищено барьером. Вернее, он сказал, что нам в лоб… ну да, в лоб не пройти. Именно так он и сказал.

– Любопытно, конечно, – разочарованно отреагировал Свим. – Может быть, он имел в виду ловушки, мимо которых нас провёл стехар?

– Не знаю, дурб.

– Ладно. А ты, К”ньюша, что скажешь?

– Ничего. До встречи с тобой я ходил мало, да и то не здесь и по хорошим дорогам. В лес и не думал заглядывать, тем более в Дикие Земли. А с тобой и подавно.

– Ф”ент, а ты?

Выродок вскочил, словно уколотый в бок, шерсть у него на загривке поднялась дыбом.

– А я откуда могу знать? – пролаял он отрывисто. – Никогда здесь не был.

Нервозность Ф”ента заметили все. К”ньец по обыкновению отметил это фырканьем, торн молча изучающе посмотрел на него. Ф”ент стоял перед ними, поджав хвост, жалкий, измученный, хотя несколькими минтами раньше был вполне бодр.

Свим подумал о своей нетактичности, понимая его состояние по-своему: вдруг выродок уже задремал, а он резко вырвал его из сна.

– Успокойся, стехар. Нам всем нужен отдых, – мягко сказал он.

Ф”ент печально посмотрел на него и не ответил, а высунув язык, побрёл в дальний угол комнаты и лёг под полкой, свернувшись калачиком. Хвост его подрагивал.

– Тa-ак, – протянул Свим. – Уважаемая В”арьёсу уже сказала нам о своём, по сути дела, незнании о башне. Никто и ничего, получается. Не кажется ли вам это странным? Собрались разумные, мы все с вами, немало повидавшие, а сведений о башне у каждого на чистый лист. Я так же, как и К”ньюша, за редким исключением, пользовался хорошими дорогами. А исключения памяти не стоят… – Свим во весь рот сладко зевнул. – Фрр!

– Наверное, башней уже давно никто не пользовался. Но когда-то она, возможно, что-то представляла из себя важное и, я бы сказал, даже зловещее. – Торн встал и заговорил, помогая себе руками, явно подражая людям. Он выступал перед слушателями, которые, кроме Свима, уже спали. – Те, кто о ней знает, старается к ней не приближаться. Хотя, я думаю, все страхи, связанные с ней, всё-таки пришли из прошлого. Так сказать, давнее табу, дошедшее до наших дней. Что это было? Всё, что угодно. Древние были горазды на всякие выдумки по части ловушек или всевозможных упреждающих воздействий. Тут и радиация, и психотронное или угнетающее излучение, непосредственное физическое воздействие… Да кто теперь знает весь этот перечень?.. А сейчас башня уже нечего не представляет и никому не нужна. Я так думаю, дурб.

– Ну да, проклятое место! – Свим зевал не переставая. Глаза его уже давно слиплись, и он не пытался их открывать. – Одно не сходится, Сестерций. Кто-то же здесь чистоту наводит. На диване даже пыли нет…

Свим дёрнулся, чтобы хлопнуть ладонью по поверхности дивана, но сил и желания хватило только на медленное шевеление пальцами.

– А на приборах есть.

– Но мебель… та кривая, что на крыше… недавно поставлена… – Свим засыпал и терял нить разговора.

– Ладно, спи, человек, – через некоторое время негромко сказал торн и осмотрелся.

Спали все. Он направился на выход из комнаты, и будь он человеком, то вздрогнул бы или подпрыгнул от неожиданного скрипучего голоса, прозвучавшего в сонной тишине комнаты.

– Возьми меня. Посижу с тобой наверху, посмотрю с высоты на землю. Днём я тоже не сплю, а вижу далеко.

Калуба, рождённая летать, а не ходить, проковыляла через комнату, царапая покрытие пола острыми когтями.

– Что ж, составь компанию, – легко согласился торн.

Он поднял её и посадил себе на руку. Они вышли из комнаты и не видели, как подхватился Ф”ент и забегал туда-сюда, вывалив красный язык. Потом он сел по-собачьи и поднял личину кверху. Из его глотки готов был вырваться вой, и ему стоило больших усилий, чтобы подавить его.

Глава 23

Торн вдоль и поперёк обошёл мебельную композицию, устроенную на крыше башни, мучительно пытаясь выяснить хоть какие-то закономерности в её построении. Ему нравился весь это непонятный беспорядок, но почему? Его эстетическое чувство страдало от этого непонимания.

Время шло, а он ни на йоту не приблизился к сути или назначения всего увиденного. Кому могла прийти в голову мысль устроить не то склад, не то выставку на крыше руины в глухом районе Диких Земель Сампатании?

Выставка – так для кого? Выродки не поймут. Их интеллект слишком далек от понимания прекрасного, тем более абстрактного прекрасного, доступного только возвышенным разумным.

Тогда для торнов?..

Да, они истинные ценители прекрасного! Кто этого не знает? Только невежи. Но настоящие торны сюда навряд ли забредут… Впрочем, он-то сам здесь… Н-да. Но это ничего не значит, иначе бы у него не было причин размышлять над проблемой…

Как это прекрасно – размышлять над проблемой! Как возвышенно! И только торнам подвластны такие размышления…

Не только, не только… – перебил себя Сестерций.

Может быть для людей? И сделали люди? Да уж, люди могут. Их поступки алогичны, не подчинены причинно-следственным процессам или скрыты до неузнаваемости. Какой-нибудь маньяк-человек ради того и расставил здесь эти лишённые функционального назначения предметы, чтобы раз в год сюда мог взойти некто и поразиться несуразности и непонятности увиденного, как вот он сам сейчас тут стоит и занимается тем же самым.

О! А ведь это не обычная мина замедленного действия, она только как пища для такого ума, который будет тратить время и энергию на расшифровку этой безделицы. А на такое способны только люди?.. Н-да…

Если же это склад, то почему здесь? Под открытым небом?

Хотя люди и на такое способны. Их хвалёное полевое мышление, по-видимому, совсем начинает изживать себя. На смену им идут существа, чьи мысли не приемлют разрывов последовательности в создании и обдумывании мысли. Значит, наступил великий переломный момент в истории Земли! На чашу весов брошены судьбы человеческой и торновской цивилизаций…

Да, да!.. И люди проигрывают.

Они и не могут не проиграть, потому что привыкли иметь сотни идеологий, неисчислимое, не менее чем как на уровне всей популяции, число мнений, противоречий и развлечений. И они ещё утверждают, что мир гибнет, природа вышла из равновесия…

Ах, как Сестерций любил предаваться решению философских проблем, связанных с сопоставлением двух великих цивилизаций, почти совместно возникших, как ему точно было известно, на заре истории и сейчас находящихся в узловой точке: или – или!

Или люди, или торны?

Еще продолжается время людей или на первое место выходят торны? Вот в чём сейчас заключается вопрос!

В клане, где вывелся и вырос Сестерций, проблема первенства, пусть пока на словесном уровне, уже давно была решена – люди отстали! Обсуждалась не суть его, но вырабатывалась аргументация в защиту своего первенства. Так возникла и пропагандировалась идея первопроизводства Акарака, предшественника Обезьяна, была выработана своеобразная формулировка ответа на любые каверзные вопросы, суть которого проста: да, мы слышали или знаем такую легенду, но… После чего следовали разъяснения в пользу торнов.

Таким приёмом Сестерций и сам пользовался. Порой, не безуспешно, правда, только среди выродков, а вот люди…

Люди!..

Он уже три года, как ушёл из клана, проживающего в соседней бандеке – Леркондании, и тесно познакомился с людьми. Так что и сейчас, подумав, Сестерций сказал сам себе: «Будь честным. Впереди, и далеко впереди, ещё люди!»

Да, они нелогичны, да, у них много пороков, да, они разобщены, да, у них много разных мнений. Да и да…

И всё-таки разумные чувствуют себя перед людьми неровней, когда же дело доходит до торнов, путры ставят себя даже не рядом с ними, а куда выше. Зато люди как боги для других разумных и… для торнов тоже. И как раз из-за их нелогичности, из-за пороков, недоступных другим разумным и торнам, из-за невероятной приспособляемости ко всему, из-за непредсказуемого поведения…

Они – боги!

Вот мальчик Камрат. По человеческим меркам – малыш, дитя. Но сколько в нём свободы, сообразительности, поражающей не показной остротой ума, а в делах. Или Свим…

– Шары Тескома, – вывела торна из благостного размышления громким гарканьем В”арьёсу. – С северо-запада. Два шара. Идут прямо на нас. Поднимай команду!

Через минт-другой на крыше собрались все. Свим протирал заспанные глаза и старался рассмотреть в мареве дневной дымки шары, виденные пока что палубой. Первым после неё посланцев Тескома высмотрел хопс, за ним Камрат.

– Они скоро будут здесь, над нами – сказал К”ньец.

– Не над нами, не над нами, – дважды одно и то же повторила калуба. – Они снижаются и…

– И скоро будут именно здесь, на башне, – перебил её Свим. – Та-ак!

– Они здесь остановятся? Ты так думаешь? – торн самым последним увидел тёмные точки шаров с ещё более маленькими точками, как крохотные подвески, гондол.

– Всем вниз, навести порядок в комнатах, стереть следы. Если они здесь остановиться и высадятся, будем уходить в подвал.

– А потом?

– Там видно будет. Вниз! Уважаемая В”арьёсу, вас это тоже касается. Давайте я вас понесу.

– Да. Мне не улететь. Сейчас я вас, наземных, понимаю, как это ползать и не иметь возможности взлететь.

– Об этом мы ещё поговорим, а сейчас спускаемся. Сестерций, – окликнул Свим торна уже внизу, на площадке перед комнатами, – ты не видел Ф”ента?

– Он оставался здесь, когда мы поднялись на крышу, – отозвался Камрат.

– Что-то с ним случилось, – озаботился Свим.

Шары тескомовцев налетали и явно опускались к башне. Свим, по пояс возвышаясь над урезом крыши и сжав зубы, наблюдал за их приближением.

Не зря он чувствовал, нет, он ведь знал, как ему сейчас показалось, что с этой башней что-то связано нечистое. Знал, да понадеялся, мол, вдруг пронесёт, как это было до сегодняшнего дня. Пересидят они тут светлую часть суток, и уйдут, и думать забудут о непонятностях руин, встреченных на пути.

Не пронесло!

Появилась запоздалая мысль: надо было немного, свиджа на три, вернуться назад, к более густому лесу. Вот он, до него, с высоты глядя, одним прыжком допрыгнуть можно. Отсиделись бы там…

Ему так хотелось думать. На самом же деле он хорошо понимал, что там и здесь – всё одно. Там их наземные патрули тескомовцев ждут не дождутся, здесь – шары. Тескомовцы не любят, когда их водят за нос. Они уже целую неделю в поиске, и теперь, когда они захватили власть в бандеке, от них можно ожидать всего, что угодно.

Шары налетали. Уже хорошо были видны цвета Тескома. Они снизились почти до уровня верхней части башни и теперь не спеша, плавно и бесшумно, приближались к ней, выстраиваясь друг за другом.

Полёт их был красив и зловещ.

Два шара, по четыре тескомовца в каждом. Итого восемь. Все в меленраях, все опытные бойцы, прошедшие школу Тескома. При лентах и боевых рукавицах…

Подсчитывая и представляя возможную вооружённость тескомовцев, Свим озабоченно покинул пост на крыше и медленно опустился по скрипучей лестнице вниз, к своим друзьям.

«До чего же она скрипучая», – машинально подумал о лестнице Свим, – наверное, на нижнем этаже его шаги слышны. Значит и они услышат, как тескомовцы будут по ней идти. Можно будет определить их число, во всяком случае. И если их одновременно будет не слишком много, а все они, наверняка, шары не покинут, то надо подумать, следует ли бежать от них. Если не бежать, то дело миром не закончится. Стоит ли рисковать?

Он вошёл в комнату. Команда вольно расположилась в ней. Чтобы они были испуганы или, напротив, горели желанием драться, он не заметил.

Так и должно было быть. Бойся, не бойся, а чему быть, того не миновать – извечная успокаивающая формула жизни разумных, не любящих сидеть в городах под защитой законов и заведенного уклада жизни. К такому обороту событий они уже давно привыкли, лишь малыш, пожалуй, ещё не всё осознал: ни своего места в мире, ни возни, затеянной вокруг него Тескомом с Центром в придачу. А драться… Конечно, придётся. Тескомовцы их так просто не отпустят. Силы не равны. По количеству – один к двум, а по качеству – и того больше на каждого из них.

– Они причалят к башне, – сказал он как можно спокойнее. – Нам надо будет…

– Подожди, дурб, – перебил его торн. – Пусть это будет неучтиво с моей стороны, но мой вопрос будет прежним. Ты ведь предлагаешь уйти вниз. И что потом? – вокруг биоробота разгоралась рыжеватая аура – он готовился к бою.

– Если честно, то не знаю. Однако…

– Но нам всё равно придётся с ними…

– Придётся. Вот я и…

Они, казалось, читали мысли друг друга, хотя Свиму никак не удавалось высказаться до конца, так как торн понимал его совершенно не так, как хотелось бы человеку.

– Тогда надо начинать отсюда, – вновь перебил его Сестерций, – а вернее, ещё с крыши. Мы должны напасть первыми и неожиданно. Пока они причаливают…

– На крыше они нас перебьют сразу, – не согласился К”ньец.

– Пусть не с крыши, – торн вскинул голову. – Но бежать вниз нам не стоит. Они нас там загонят в положение, из которого трудно будет выбраться. А если начать отсюда, то есть возможность манёвра.

– Если вы помолчите минт и дадите мне сказать хоть слово, я удовлетворю, надеюсь, ваши желания, – повысив голос, длинно, подражая торну, заговорил Свим. – Готовы? Тогда так. Они сразу все из шаров не вылезут. Значит сюда пойдут четверо, не больше, так как они разбиты попарно. Надеюсь, проверять комнаты будут по двое. Мы их встречаем тоже парами. Я в паре с К”ньюшей, ты, Сестерций, будешь с малышом. У тескомовцев открыты лицо и горло. Доступны сочленения в меленрае по бокам или на спине. Рубить их бесполезно, только на укол.

– Рубить можно по ногам, – добавил торн.

– Плечевые сочленения не всегда прочны, – внёс замечание хопс.

– Если им сбить шлем, то в голове можно сделать хорошую дырку, – втиснула свой противный голос в обсуждение и калуба. – Я постараюсь, – добавила она воинственно.

– Уважаемая В”арьёсу, вам бы следовало опуститься ниже, хотя бы на этаж.

– Обо мне не беспокойся, – проскрипела калуба.

Она примостилась на одной из полок. Непонятно было, за что она там держится и почему не свалится.

Слушая их, К”ньец фыркнул. Особенно его задевало обращение Свима к птице. То он обещал ей дать пинка и выдрать перья, то весь сегодняшний день называет уважаемой.

Свим на его фырканье не обратил внимания. Не до того, да он и не собирался рассказывать своему первому спутнику о тех беседах, которые он вёл с В”арьёсу во время их выхода из леса, когда калуба сидела у него за спиной на мешке.

Он бы мог приказать ей уйти, но знал, что она не уйдет. Он тоже не ушёл бы в подобной ситуации – калуба была послана к нему Центром, а фундаренцы клялись защищать друг друга в любой обстановке.

Поэтому на её воинственные заявления он отозвался лишь предупреждением:

– Только не перестарайся, уважаемая. Остальным… Э, а где всё-таки Ф”ент?

– Исчез, – прокаркала В”арьёсу. – Был, и вот нет его.

– Собака паршивая! Хвост опять поджал и смылся! Выживу, я ему одно ухо обязательно отрежу, – мяукнул К”ньец.

В минуты или моменты ярости или испуга его голос повышался и приобретал обертоны и интонации своих далеких предков – кошек.

– Ладно. Разошлись по комнатам. К”ньюша, пошли. Малыш…       Башня вздрогнула. Сверху раздался скрежещий звук.

– Они зацепились. Приготовились. И пусть нам помогут те, кто каждому близок. Мутные звезды и збун проклятый! Малыш, если у нас не получится, то уходи сам, если сможешь. Всё!

Башня опять вздрогнула – к ней причалил второй шар. Можно было различить невнятные голоса прибывших тескомовцев на фоне шума, производимого ими при закреплении шаров.

– Тескомовцы разве всегда носят меленрай? – вполголоса спросил Камрат у торна.

– В патруле всегда.

– А наблюдатели? Эти, что на шарах?

– Я тебя понял. Надейся на худшее, малыш. Кажется, так говорят люди, когда у них проблемы.

– Говорят. Но и о такой возможности нельзя забывать.

И вновь торн с уважением подумал: – «Дитя человеческое мыслит намного шире, чем он сам».

Скрипнули ступени лестницы.

И наступила тишина, словно прибывшие затаились, вслушиваясь в мир башни.

И тут где-то далеко внизу раздался приглушенный звук.

– Они убежали вниз, – уверенно проговорил кто-то из тескомовцев, и ступени заскрипели под тяжестью нескольких человек.

Торн показал Камрату четыре пальца.

В соседней комнате, напротив, К”ньец кивнул головой, подтверждая предположение Свима, также показавшему напарнику ладонь с прижатым большим пальцем.

– Здесь, сверху, тоже надо всё проверить, – говоривший имел простуженный голос. – Это сделаете вы, Стимон. А мы опустимся ниже. И не задерживайтесь. Мне с ними игра в догонялки надоела. Пора кончать. Ни одна операция на моей памяти столько не стоила. Время, люди, техника… Да, увидите этого выродка, отрубите ему лисий хвост и отпустите на все четыре стороны. Он своё дело сделал. И с мальчишкой будьте повежливее… Пошли, Племс.

– Собака паршивая, – зашипел К”ньец, и только топот ног прибывших заглушил его неосторожное высказывание.

Свим предостерегающе махнул ему рукой и показал на дверь, за которой они затаились, мол, проверяющая пара начала осмотр на этаже с пустой комнаты.

Свим пожалел, что не предусмотрел такого варианта. Этих двоих можно было бы сейчас ударить с двух сторон.

– Чего бы они тут сидели? – раздался голос тескомовца, выходящего из комнаты. – Ты посмотри там, а я здесь.

Свим даже повёл головой, насколько эти люди были уверены в себе, если нарушили проверенную заповедь Тескома: один – не воин. Такая беспечность – неслыханная удача для их жертвы. Тескомовцы сами приговорили себя к смерти.

Тескомовец прогулочной походкой проследовал в комнату, где его поджидали Свим и хопс, и даже не успел сообразить, что с ним произошло: громадный меч дурба направлен был точно ему в лицо, и человек тут же рухнул, убитый наповал. Он даже не вскрикнул.

Метнувшись к падающему, Свим столкнулся с К”ньецем, поспешившим смягчить удар тела о пол. Oни разом подхватили безжизненный труп, и тихо опустили вниз.

– Туда, – коротко скомандовал Свим, вытирая руку от крови об одежду убитого.

Второй тескомовец был осторожнее. Он вначале резко толкнул перед собой дверь и в комнату прошёл, лишь удостоверившись в кажущейся её необитаемости. Он успел сделать всего шаг, как его поразили сразу трое: Камрат под меленрай, торн страшным ударом в горло, а подоспевший К”ньец пронзил его через спинной шов брони.

И этот тескомовец умер также беззвучно.

Они оттащили трупы от дверей, хотя кровавые следы никого не могли ввести в заблуждение, что здесь ничего не произошло. Абсорбентовый пол, конечно, справится и поглотит пролитую на него кровь, однако для этого понадобится время, а остальные тескомовцы могли сюда нагрянуть в любую минуту – и сверху, и снизу.

– Что теперь? – спросил К”ньец.

Торн показал пальцем вниз, Свим утвердительно кивнул головой.

– Если справимся с теми, – шепнул он, – считайте дело сделанным. У шаров остались два пилота и два воина, но они, думаю, не представляют такой угрозы для нас, как эти… За мной всем и тихо! – Он ступил на лестницу, ведущую к нижним этажам.

На середине пролёта он остановился, поманил к себе К”ньеца, шепнул ему на ухо:

– Останьтесь здесь с малышом. Посмотрите, чтобы те, оставшиеся на крыше, не свалились нам на спину. А мы с торном справимся. Лишь бы их не спугнуть раньше времени.

К”ньец придержал Камрата.

– Мы прикроем их здесь.

Камрат молча согласился и в изнеможении сел на ступени. К двум бессонным ночам добавились волнения иного рода.

Вчера, когда он ворвался в свалку с бандой Хлена, то переживал лишь одно чувство – восторг. Там все сражающиеся были на виду, и его все видели. Такой бой казался ему честным и правильным. Грудь в грудь, глаза в глаза. А сейчас его смущали, с одной стороны, неоправданная неосмотрительность тескомовцев, а с другой, – тактика ведения боя с ними командой Свима.

Он понимал, что единственный способ остаться в живых и победить опытных бойцов Тескома, числено преобладающего над ними, как раз и заключается в такой манере – с засадами, неожиданным нападением, с тем, чтобы не дать им опомниться и даже, умирая, не подать голоса. Но всё противилось в нём от такого способа сражаться с противником. Бабка Калея никогда не учила его этому. Правда, она почему-то никогда и не рассказывала о возникновении вот такого положения, когда враг заявился убить тебя, зная своё превосходство, и как его встретить обманом.

В душе мальчика происходила борьба, обессилившая его больше, чем бессонные ночи. Он не знал, как должен себя вести, тем более что тескомовцы сами стали виновными в своей гибели.

Вот убили они двух тескомовцев, а те, тренированные, прошедшие школу и многие схватки, вели себя, по его понятиям, не правильно. Бабка говорила, если служишь чему-либо, то служи во всём. И тескомовцы не должны были так поступать, как они только что себя проявили. Они были беспечны и недобросовестны к службе, оттого и поплатились жизнями и не выполнили возложенных на них обязательств. А последнее – худшее, что может произойти с человеком, посвятившим жизнь служению.

Так говорила бабка. Но на самом деле всё получается не так. Не правильнее и страшнее.

Они убили двух тескомовцев, даже не показав им себя. Они даже не видели, кто их убил…

Камрат не был подготовлен к такому, ему не хватало воздуха, ему хотелось плакать.

Хопс его переживаний не замечал, а если бы и заметил, то не понял. Ему не могло даже прийти в голову переживать такую драму, какую переживал Камрат, заставившую его от слабости усесться на ступени лестницы. К”ньеца просто восхитила идея Камрата отдохнуть, словно вокруг ничего не происходит. Он подумал о мальчике как о бесстрашном человеке. Со вчерашнего дня Камрат для хопса стал авторитетом, равным Свиму. Потоптавшись, он тоже сел рядом с ним.

На предпоследнем этаже от верха башни тескомовцев уже не оказалось, и Свим с торном стали опускаться по очередному пролету лестницы. Они слышали уверенные шаги и спокойные переговоры тескомовцев, но затруднялись точно сказать, где они сейчас находятся и сколько этажей их разделяет.

Свим энергично покрутил перед собой руками, что долженствовало показать торну ускорение движения. Сестерций заспешил за человеком, опять возвращаясь к своим утренним мыслям.

Он никогда не думал, кочуя со своим кланом по степям Редких Холмов, где не то что человека, но и других разумных не часто встретишь, что придёт такое время, и он будет так тесно общаться с людьми, о которых постоянно слышал содня выемки из инкубатора. О людях в клане говорили разное: от возвеличивания до собственного уничижения, до пренебрежения и неприятия людей как таковых; и каждый говорящий считал себя правым и чуть ли не экспертом по человеческой цивилизации и о людях вообще.

Своё же мнение о них Сестерций стал формулировать для себя совсем недавно, от чего его мозг, засорённый искажённой информацией о деятельности людей и их месте в мире разумных, ощущал необычность и нелогичность происходящего с ним. Многое, если не всё приходилось переосмысливать и создавать новое собственное представление обо всём из того, что он увидел, услышал и пережил, непосредственно общаясь в человеческой среде.

Таких контактов с ними не позволял себе даже великий Огарий, прошедший Сампатанию от Сеперта до Кунша. Огария вело любопытство созерцателя, как и многих торнов других родов Акарак.

Сестерций же стал как бы одним из людей.

Мог ли он подозревать ещё три года назад, оглядываясь на высокие передвижные халупы торнов и переживая первые шаги на пути в неведомые края, о дне, когда с человеком в паре будет охотиться на людей, а те – на него?

Сегодня был один из таких дней!

Такого ни один торн не знавал и не мог поведать своим слушателям. И случись Сестерцию рассказать всю подноготную собственных странствий – никто в клане не поверит ему…

Четыре пролёта лестницы между этажами не давала возможности с верхней площадки сразу увидеть происходящее на следующей, нижней, создавая крадущимся Свиму и торну преимущества, так как их не могли видеть снизу, и одновременно вызывая неудобство. Им по существу приходилось идти вслепую, и сделай тескомовцы неожиданный рывок вверх по лестнице, они могли бы застать тех, кого ищут, врасплох.

Снизу вдруг донёсся пронзительный визг и лай.

– Ф”ент, – прошептал Свим и, пользуясь поднятым шумом, быстрее побежал по лестнице. Пока тескомовцы занимались выродком, можно было воспользоваться моментом и приблизиться к ним незаметно вплотную.

Крики людей и лай Ф”ента доносился из одной из комнат, где располагалась старая заброшенная аппаратура. Свим подкрался и посмотрел в щель, образованную дверью и стеной.

– Откуда я знаю, куда они подевались? – вопил выродок. – Я побежал и они побежали, когда увидели ваши шары. Я же не мог их привязать к себе. Сами…

– Не умничай. Сколько их?

– Кого их?

Тескомовец ткнул разумного кончиком меча в спину. Ф”ент заскулил.

– Что вам надо? Я всё сделал. Я не хотел…

– Тебя не спрашивают, хотел ты или не хотел. Куда делся мальчишка? Тебе следовало…

– Все разбежались. И я убежал и спрятался, чтобы они меня не нашли. Так откуда я знаю? Из подвала есть ход наружу. Они могли уже убежать отсюда.

– Мы бы об этом уже узнали.

Свим слушал и темнел лицом. Ф”ент, эта лиса, и точно оказался паршивой собакой. Как К”ньюша был прав, выступая против него! Становилось совершенно ясно – тескомовцев на них навёл именно Ф”ент. Значит всё это время, пока он находился в его команде, он прикидывался, представлял себя жертвой Кемеша…

Хм… Значит и Кемеш был у Тескома на крючке? Слишком сложно, чтобы разобраться сейчас прямо здесь… И этот паршивый лис явно изворачивается и перед тескомовцами. Такое впечатление, что он как будто пытается скрывать состав и численность команды и надеется сбить тескомовцев со следа Свима и Камрата, разыскиваемых ими.

– Значит, не знаешь, где мальчишка?

– Я же уже сказал…

Тескомовец ударил выродка плоской стороной меча по голове. Ф”ент упал и больше не шевелился.

– Пошли! Хвост ему отрубим потом.

Свим отскочил от двери. Они с торном оказались в неудобном положении: дверь в комнату открывались вовнутрь, и при выходе тескомовцы смогут хорошо просматривать всё пространство лестничной площадки.

Надо было что-то быстро решать. Убежать или скрыться в другой комнате они не успевали.

Свим решил упредить события. Он сам бросился навстречу противникам. Его толчок в дверь совпал с моментом, когда тескомовцы хотели её открыть. Внезапное появление Свима перед ними с обнаженным мечом вызвало кратковременное замешательство. Мгновений хватило Свиму произвести удар первым и поразить могучего тескомовца в глаз.

Второй тескомовец лишь успел проследить, как медленно оседает его товарищ, но уже был готов встретить нападавших.

Меч Свима прочно застрял в черепе убитого, и он суетливо и безуспешно пытался вырвать его, чтобы отразить замах живого тескомовца. Его выручал торн. Сестерций выскочил из-за его спины, убыстрил свои движения и запрыгал перед противником, не давая тому сосредоточиться.

Скрестились клинки, отбивая и нанося первые удары, зазвенели колокольчики на плече тескомовца – по одному за уничтоженного противника.

Повесить такой колокольчик мог позволить себе только тот, кто победил равного или в чём-то превосходящего его соперника. У тескомовца, атакованного торном, их было штук пять. Воин бывалый. И хотя с торном, похоже, он встретился впервые, растерянности на его лице не было, зато своего удивления он скрыть не смог.

– Это ещё откуда?! – пробормотал он, приноравливаясь к манере ведения боя торном.

Его, казалось, не смущало превосходство другой стороны, когда Свим, наконец, освободил свой меч и прикрыл двери, чтобы тескомовец не сбежал. Тот, сделав удачный выпад, голосисто прокричал клич Тескома, надеясь привлечь внимание товарищей, идущих сюда, как он предполагал, за ними сверху, и отступил к стене.

– Сестерций, передохни, – крикнул Свим. – Поговорить надо.

Торн отскочил от тескомовца, оглянулся на дурба.

– О чём? Кончать с ним надо побыстрее.

– Успеется.

Торн отошел ещё на шаг, но меч не опустил, держа его перед собой в направлении тяжело дышавшего тескомовца – схватка только-только началась, а лицо его раскраснелось, пот залил его. Боец уже явно устал.

Свим заметил его одышку.

– Давно, вижу, мечом не упражнялся. Разве можно так запускать себя? – проговорил он таким озабоченным голосом, что тескомовец теперь с не меньшим удивлением уставился на него. Его серые глаза раскрылись, словно увидели невесть что.

Он дернул плечами, резко выдохнул воздух и пригрозил:

– Брюхо проткнуть тебе ещё смогу.

– Наверное. Я не о том. Сколько вас сюда прилетело? – Свим старался говорить негромко и ровно.

– А ты посчитай! – тескомовец ожидал скорой подмоги и обретал уверенность в себе.

– Троих мы уже сосчитали, – безжизненным голосом проговорил Сестерций, – Ты будешь четвёртым.

– Ври больше, робот, меня этим не возьмешь.

– Так сколько вас? – Свим спрашивал и быстрым взглядом оценивал меленрай тескомовца.

Хозяин носил его, наверное, уже лет двадцать, и на нём остались отметки беспокойной жизни тескомовца. Колокольчики, а их было, как Свим уже посчитал, пять, они тоже носили отпечаток долгих лет пребывания на своих местах – на левом плече.

Всё это подсказывало – последние годы тескомовец, пожалуй, жил уже только прежней славой и пренебрегал ежедневными упражнениями мечом, хорошо ел и не слишком заботился о своём здоровье.

Но даже в таком состоянии он был опасен, и мог ещё долго и успешно противостоять им двоим.

Тескомовец вместо ответа бросился на Свима, находя его более доступной мишенью, чтобы разделаться вначале с одним, а потом добраться в поединке до другого.

И зря он так думал.

Свим ловко увернулся, встретил его отработанным ударом, сумел оторвать его спину от стены, чем воспользовался торн. Клинок его меча пробил незащищенный узел меленрая на плече, скользнул под броней по ключице и прочно застрял в груди тескомовца.

На Свима смотрели остановившиеся глаза, в них отразилась покорность судьбе.

– Не надо было его убивать, – посетовал Свим и повернулся к застонавшему Ф”енту.

Выродок приподнял голову. Увидел своих друзей по команде, заскулил жалобно и тонко.

– Перестань! – с досадой сказал Свим.

– Я ждал вас и хочу сказать… Это из-за меня они нашли нас. Но я боялся… Я думал…

– Вот что, Ф”ент. Нам надо идти наверх. Пойдем и там разберёмся.

– Какие прекрасные меленраи, – сокрушенно приговаривал торн, присевший перед убитыми тескомовцами. – Жаль, что мне они малы, да и не хочу я его носить. Но хороши. А ты, Свим?

– Я тоже не люблю. Оставь их, Сестерций. – Свим за загривок приподнял Ф”ента, поставил на ноги. – Сам придёшь. Нам тебя ждать некогда.

– Догоняй, собака, – приободрил Ф”ента торн и противно захихикал.

– Тише ты! – напомнил Свим и свирепо посмотрел на не к месту развеселившегося биоробота.

Глава 24

Наверху они застали своих друзей мирно сидящими на ступенях лестницы. Они устроилась спиной к выходу на крышу и, казалось, ничто не волнует их. Камрат привалился к стене головой и подрёмывал, а К”ньец скатался в клубок. На шум шагов он приоткрыл глаза.

– Это же надо! – повеселел Свим, находя Камрата и хопса в таком положении.

Поднимаясь сюда, он чутко прислушивался к каждому шороху, ожидая неприятностей. Ему рисовались какие-то нехорошие картины, где на К”ньюшу и малыша напали оставшееся тескомовцы, убили или ранили их, и теперь поджидают их самих на всех пролетах и площадках лестницы. А тут такая идиллия.

К”ньец, не умеющий улыбаться по-человечьи, изобразил на личине радость от появления друзей. Их возвращение к тому же означало победу над половиной тескомовцев, а сами они все были целы и невредимы.

Последнее просто было чудом.

– Что у вас здесь? – спросил Свим, кивая на деревянную лесенку, ведущую на крышу.

– Тихо, – отвечал К”ньец. – Они там даже переговариваться перестали. Собаку видели?

– Идёт за нами.

– Ты его оставил жить? – К”ньец даже подпрыгнул. – Почему?

– Тише и ты! – шикнул на него Свим. – Этот не в меру развеселился, – ткнул он в сторону Сестерция, – а тебе крови мало. Мы её и так сегодня… – Свим покривил лицо и вздохнул.

– Какая от него кровь? – мяукнул К”ньец.

Свим поднял перед собой указательный палец, призывая хопса быть благоразумным и не привлекать к себе внимания сидящих на крыше тескомовцев. Покачал осуждающе головой.

– И ещё потому, – прошептал он, – что с ним надо разобраться. Не всё так просто, как кажется. Он нам сам признался, что навёл на нас тескомовцев. А мог бы наговорить иного для отвода глаз.

– Сам признался? Так чего разбираться?

– К”ньюша, у нас ещё там проблемы, – Свим опять показал рукой в потолок. – А у тебя столько вопросов. Вот и спросишь у Ф”ента. Он от нас убегать никуда не собирается.

– Говорил тебе. Почему ты ему веришь?

– Всё, К”ньюша! Пора о деле. Нам, конечно, очень повезло, но пора действовать и надо хотя бы ещё двоих выманить сюда. – Свим задумался. – Может быть, шумнём?

– Не надо. Сами придут, – уверенно заявил торн. – Вы, люди, любопытны и нелогичны до бесконечности. Они там ещё посидят блеск или два и заявятся сюда сами. Не все, но кто-то из них не выдержит неизвестности.

– Где ты такого только о людях нахватался? – укоризненно заметил Свим. – Но доля правды в твоих словах есть. То есть ты предлагаешь ждать?

– Непременно ждать. Они придут.

– Лучше их вызвать на честный бой, – сказал Камрат без надежды на принятие его условия. – Нас четверо и их четверо.

– А если их шестеро? – возразил Свим. – И запомни, малыш, с нами они честно сражаться не будут. Те, с кем мы уже справились, не надеялись получить отпор. Они думали убить только меня, а ты и К”ньюша для них оставались нейтральными. Сестерций вот тоже. Они выступили вчетвером против меня одного. Какая уж тут честность. Убили бы, навалясь все вчетвером на меня. И не остановились бы на том. Поверь. К”ньюшу убили бы тоже. А ты для них необыкновенный мальчик, которого разыскивают. Они хотели взять тебя голыми руками. Так что будем ждать, малыш. Честно это или нет. Но будем поджидать их и вступим с ними в схватку тогда, когда они о нас ничего знать не будут. Так-то! Время работает на нас. Дело к вечеру, а ночью мы сможем…

– Собака паршивая идёт, – возмущенно мяукнул хопс. – Сейчас здесь будет.

– Пусть приходит. И вот что, К”ньюша. Ты ему не скажешь в упрёк ни слова! Это приказ! Пусть пока посадит в комнате, и мы туда же перейдём. Ф”ент, где ты там застрял. Поторопись!

Ф”ент, понуря голову почти до пола и поджав хвост, едва переставлял ноги. Без подсказки и ни на кого не глядя, поковылял в комнату с диванами. На пороге учуял кровь, остановился, поводя носом, но в комнату вошёл.

– Пойдём и мы, Камрат. Опять устроим засаду… Другого пути нет, малыш. Не мы, так они нас.

– Я понимаю, – вяло отозвался мальчик. – Бабка меня учила честному, открытому бою.

Свим полу обнял Камрата за неширокие, детские, плечи и повёл за собой.

– Бабка твоя – мудрая женщина. И учила тебя правильно. Никого не учат нападать из-за угла, подличать, поступать нечестно. Ни один учитель не подскажет тебе такого. Иначе он не учитель. Это так. Да, к сожалению, в жизни, малыш, всё не так… Совсем не так, как тому учат. Не так хорошо, не так думают и не так поступают. Оттого считаю, что, говоря о честном бое, она имела в виду нечто другое. Разве тескомовцы хотели честного боя, когда ночью пришли убивать твою бабку?

– Всё равно, – буркнул Камрат.

Свим вздохнул. В нём пробуждалась грусть по прошедшему. Ведь он и сам когда-то был таким же мальчиком, и в его голове также бродили какие-то мысли о чести и достоинстве многоимённого, воспринятого от отца и матери. Уговаривая Камрата, он уговаривал и себя, что в их положении никакой честной схватки не может быть.

– Поверь, я на твоей стороне. И всё-таки, малыш, ещё раз напомню тебе истину. Сегодня здесь либо убьют нас, либо мы их. Или у тебя есть что-то на третье?

Он потрепал его слегка вьющиеся волосы (капюшон куртки Камрат в башне откинул), оставил руку на плече. Они уже были в комнате. Посередине её, вывалив язык, куском брошенного тряпья лежал Ф”ент. Голова его покоилась на скрещенных впереди лапинах, бугристый облезлый хвост вытянут. Взгляд его немигающих глаз отсутствующе блуждал с предмета на предмет.

Кровавые следы недавней схватки подсохли и уже стали поглощаться полом. Пройдет еще праузы две, и ничто здесь и в соседней комнате уже не будет напоминать, что пролилась кровь, кроме трупов тескомовцев, конечно, перенесённых и уложенных в углу помещения, куда они не хотели даже заглядывать, и закрытых диванами, чтобы их не увидели от дверей.

– Свим, что… С этой собакой? – К”ньец от возмущения топорщил усы и не находил себе места, бегая вокруг безучастного к его неистовству стехара.

– Пока ничего. Потерпи! – Свим присел рядом с выродком на корточки. – Ф”ент, ты слышишь меня?

– Слышу, – сказал тот отчётливо, но в голосе его появилась скука: он уже был готов ко всему.

– Как получилось, что ты так точно во времени и к месту вывел на нас тескомовцев?

– Просто. У меня в хвост вшит передатчик от Тескома.

– Так вот оно что… – Дурб осмотрел спутников, слегка шокированных от услышанного. – Передатчик… Теперь понятно, почему они тебе хотели его отрубить прежде, чем отпустить на все четыре стороны. Мы слышали ваш разговор.

Ф”ент шевельнул хвостом, проверяя, на месте ли он.

– Но тогда, – поддержал допрос Камрат, – тескомовцы идут по нашим следам и по земле. Мы немного обогнали их, и они скоро нас догонят и будут здесь.

– Это так, собака? – показал клыки хопс.

– Не знаю.

– Как это ты не знаешь? – высказался торн, ответ Ф”ента его не удовлетворил. – Передатчик в тебе…

– Спокойно! – остановил друзей Свим. – Передатчик пассивный или ты можешь…

– Ничего я не могу! – пролаял стехар. Он поднялся на ноги и поджал под себя хвост. – Он сам фиксирует нужное и передает. И я не могу ничего с ним поделать.

– Значит, и сейчас?.. Мутные звезды!

В комнате повисла зловещая тишина.

И словно подтверждая известное изречение: сколько в одном месте отнимется, столько в другом прибавится, – послышался скрип лестницы, ведущей на крышу.

– Ты туда, – показал Свим на выродка, а потом на угол, невидный из-за двери.

Ф”ент припал к полу и покорно пополз в указанное место. А Свим, продолжая отчаянно жестикулировать, расставлял свою команду за дверьми и показывал последовательность встречи с тескомовцами: вначале он с торном, а потом, если потребуется, и другие. Под другими он понимал хопса и мальчика, а калубе погрозил пальцем, чтобы сидела и не вздумала каркать или бросаться в бой.

– Без тебя, уважаемая, разберёмся!

В”арьёсу надменно отвернулась, но чуть позже повернула голову и прислушалась.

– …у них там. Мне бы следовало переждать. Но сам знаешь, был я тогда молодой, нетерпеливый, вот и нарвался, – донеслось из-за двери.

Похоже, и эти, как и первые четверо тескомовцев, ничего не подозревали, а отсутствие ушедших вперед их не насторожило.

– Наверное, в самом низу, – голос принадлежал другому тескомовцу.

– Давайте спустимся к ним.

– Хорошо бы. Пройдемся, ноги разомнём, – сказал и засмеялся ещё кто-то.

Свим показал три пальца. Последний голос, тонкий и порывистый, отличался от двух предыдущих, и Свим решил, что он принадлежит женщине.

Теском женщин принимал в свою организацию с неохотой. И прилетевшая сюда женщина могла быть только пилотом. Для управления воздушными шарами женщины подходили по всем статьям – им не надо было носить меленрай и участвовать в схватках, у них были острее глаза и они отличались от мужчин неприхотливостью, выдержанностью и ответственностью.

Свим зло усмехнулся. Тескомовцы сюда летели, даже предупреждённые Ф”ентом, как на прогулку, взяв с собой женщин-пилотов.

Но если это так, то тогда, всё может быть, с передатчиком выродка что-то не совсем понятное получается, как подумалось раньше. Он передаёт, а они получают не всю информацию? Или он исполняет роль только обычного маяка? Такое предположение объясняло то, что тескомовцы явно не ожидали встретить здесь команду, способную дать им отпор. Им, по-видимому, ничего не было известно о торне и о способностях Камрата – он не представлял для них никакой угрозы. К”ньюша, как хопперсукс, для тескомовцев тоже был не в счёт. Оставался один дурб. Это – он. Потому такое небрежение, потому и женщины, способные скрасить воздушное дежурство мужчинам.

Устроили увеселительную прогулку…

Решение появилось внезапно. Свим дал знак Сестерцию и, удостоверившись, что тот его правильно понял, рванул половинку двери на себя и бок о бок с торном выскочил из комнаты и увидел спины тескомовцев.

Они перед узкой лестницей сбились в плотную группку. Ближе всего к Свиму оказался тескомовец в полном меленрае и со шлемом на голове. На его спине вызывающе открывалась широкая дыра в шве брони. Тескомовец за годы располнел, меленрай стал на нём сходиться плохо.

Обычно в таких случаях доспех при возможности меняли, либо, что бывало значительно чаще, тескомовцы набрасывали на себя какую-нибудь накидку, чтобы не вводить в искушение противника или какого-либо не благожелателя, способного воспользоваться возможностью принести вред бойцу Тескома. И этот тоже, наверное, носил такую накидку, но здесь он, по всей видимости, предположил, что она ему не понадобится – день тёплый, весенний, угрозы никакой.

«В бою нет мелочей», – думал Свим, вонзая свой меч в незащищенное тело тескомовца.

Торн в это время через плечо умирающего пытался достать другого тескомовца, идущего впереди. Его оружие разрезало человеку затылок и сделало полосу вдоль спины. Тескомовец вскрикнул и хотел повернуться лицом к противнику, но его сбил с ног убитый Свимом.

Они оба с маху упали на ступени и покатились по лестнице, заливая её кровью.

Третий тескомовец, а это и правда была женщина, прижалась к стене, выставила перед собой кулаки и пронзительно завизжала от ужаса.

Свим ударил её под дых, женщина медленно сползла по стене на ступени. Он придержал её, чтобы она не скатилась вниз.

– К”ньюша, добей того! – Он резко махнул рукой туда, где поднимался раненный торном тескомовец. – Сестерций, за мной к шарам!

Торн опередил его и оттолкнул, когда Свим попытался пролезть вперед, к лестнице.

– Я! – проговорил Сестерций чуть быстрее, чем всегда, и, выставив перед собой клинок, зачастил по ступеням лестницы, раздираемых скрипом.

Свим отстал от него. Его толстые ноги не слишком хорошо были приспособлены для таких пробежек.

На крыше дул тёплый ветер, отжимая шары в сторону от башни. Пилот, тоже женщина с тёмными волосами и злым лицом, намеревалась чем-нибудь встретить несущегося на неё торна. Она шарила руками в гондоле, но ничего подходящего не находила. Когда Свим приблизился к фалу, удерживающему шар, и удостоверился, что он укреплён надежно, торн уже вытащил женщину из гондолы и придавил ее, упершись ей в живот коленом, к уродливому шкафу.

Женщина молчала, рот её в беззвучном крике открывался и закрывался, глаза, черные и большие, распахнулись донельзя и дико вращались, в них был ужас.

– Отпусти её, Сестерций! – сказал Свим, подходя к ним. – Не убежит. Видишь, она не вооружена.

– Зато кусается, – проговорил торн и показал руку с глубокими следами острых зубов.

– Отпусти, – повторил Свим и перегородил путь к гондоле. – Как тебя зовут? – негромко спросил он женщину.

Она перевела на него обезумевший взгляд и не ответила.

– Я её, Сестерций, сам приведу вниз, а ты иди и посмотри, как там дела у К”ньюши.

– Вы!.. Люди!.. – торн отвернулся и поспешил к люку, ведущему к скрипучей лестнице.

– Успокойся, милая! И скажи своё имя, – Свим с улыбкой рассматривал женщину.

Он давно уже вот так близко не смотрел на женщин. Дорога в Керпос, суматошные дела в нём, а потом возвращение домой, в Примето, не совсем обычным путём не способствовали общению с противоположным полом. Оттого неожиданная встреча один на один с женщиною в опасной близости взволновала его.

Он через силу заставил себя сделать шаг назад, давая ей возможность прийти во вменяемое состояние.

Его поступок приободрил её. Теперь она видела перед собой нормального человека, а не взбешённого, как ей показалось, ещё одного биоробота. По мере того, как к ней возвращалась способность что-либо правильно воспринимать в окружающем мире, черты лица её расправлялись, глаза из безумных превращались во внимательно рассматривающие и понимающие, а сама она становилась привлекательнее и на вид много моложе, чем показалась Свиму раньше.

Обращаться к хорошеньким женщинам и непринуждённо общаться с ними Свим, как ему всегда мнилось, умел, и находил в этом немало приятного.

– Вот и хорошо, милая, – ласково сказал он, когда женщина рассмотрела его и нашла его привлекательным, так как спешно стала поправлять сбитую прическу каштановых волос и оправлять униформу. – Так как тебя зовут, милая?

– Кло… Клоуда,.. Кавели Ковда.

– Прекрасно, – восхитился Свим, улыбаясь всем лицом. – Пойдём и спустимся вниз и спокойно поговорим. Здесь, – он повёл рукой, – ветер и шары создают столько шума, что приятного разговора у нас с тобой не получится. Ты согласна со мной?

Клоуда нерешительно кивнула головой, напряжённое тело её приняло более свободные формы, всё больше привлекая к себе оценивающий взгляд Свима.

– Тогда пойдем.

Она разрешила взять себя за руку, и покорно пошла за дурбом. Но ноги пока что плохо слушались её, она несколько раз едва не упала. И Свиму приятно было поддерживать девушку под руку и талию.

На площадке их встречали все, кроме Ф”ента.

С мужчинами-тескомовцами всё было покончено. Этот факт несколько притупил чувства команды. Победители даже не радовались успеху. Шесть опытных бойцов Тескома убиты, а они остались даже без царапин.

Появление Свима рука об руку с женщиной также не вызвало особых эмоций. Они просто стояли и с недоумением пялили на них глаза.

Другая женщина, свидетельница гибели тескомовцев, сидела на ступенях лестницы в скорбной позе, запустив пальцы рук в растрепанные русые волосы.

– Все в сборе, – зычно оповестил собравшихся о своем появлении Свим. Не выпуская из рук Клоуду, он распорядился: – К”ньюша, переведи Ф”ента в ту комнату, где мы спрятали тех… Ты знаешь. А мы побеседуем с вами и с Клоудой, – он кивнул на спутницу, – в спокойной обстановке.

Хопс, поминая всемогущего Биолога, давшего по недосмотру разум всяким паршивым собакам, пошел за Ф”ентом.

– Что будем делать с шарами, дурб? – напомнил торн.

Свим досадливо стукнул себя пальцами по лбу.

– Мутные звезды! Забыл о них напрочь. Иди и пусти их на свободу… Хотя, что я говорю? Нет, конечно! Подожди-ка, Сестерций, немного. Надо поговорить с пилотами. А?

Торн в знак согласия поднял кверху обе руки.

– Логично, дурб. Логично!

Ф”ент в сопровождении хопса медленно перешёл, вернее, проковылял из одной комнаты в другую, где за диваном лежали трупы тескомовцев.

– Теперь ещё одно дело. Клоуда, как зовут твою подругу?

Клоуда испуганно посмотрела вокруг и увидела вторую женщину. Тут же она отвела свой взгляд от неё и вымученно улыбнулась Свиму, переведя на него округлившиеся глаза. Она сложила ладони и прижала их к груди.

– Не бойся, милая. Вас никто не тронет, – сказал как можно мягче Свим и строго посмотрел на своих друзей, хотя никто с ним не собирался спорить. – Так как её зовут?

– Плива … Пелена Плон.

– Ты молодец, милая… Малыш, – позвал Свим Камрата, – пригласи Клоуду к нам и усади её на диван. Можешь взять её за руку и повести так за собой.

Камрат во все глаза посмотрел на Свима. Перед ним неожиданно предстал совершенно другой Свим – помолодевший, не похожий на того, каким он его знал последние дни. Даже многодневная щетина придавала его лицу одухотворённость. Взгляд его был затуманен, движения плавными и медлительными, а каждая черта лица выражала любовь и предупредительность.

– Пойдем, – дёрнул он девушку за руку. – Ты на Свима не обращай внимания. Он у нас сегодня что-то чудит, будто после первого блеска из закалочной. Он не всегда такой. Нормальный. Пойдём!

Клоуда в отчаянии оглянулась на Свима.

– Иди, милая, – проворковал дурб и обворожительно улыбнулся. Лицо его ещё больше покруглело и подобрело.

– Ну, люди… – торн пошёл следом за мальчиком и пилотом.       К”ньец, проводив стехара, вышел из комнаты и зафыркал, глядя на старания Свима.

Отправив Клоуду, Свим подошёл к Пливе и сел рядом с ней на ступень лестницы. Она не обратила на него внимания. Он вздохнул и полу обнял её рукой за плечи. Она нервно дернулась, сбросила его руку и вскочила на ноги, прижалась к стене спиной, заведя за неё свои руки, словно боялась за них. Голову она подняла высоко, красивая грудь её подалась вперёд, в широко расставленных глазах читалась ненависть.

– Ну что ты, милая, – шагнул к ней Свим.

На неё его подход, так хорошо сработавший с Клоудой, не подействовал.

– Не подходи, убийца! – прошипела она перехваченным голосом.

– Плива, – женщина вздрогнула, во взгляде появилось внимание. Свим отметил её движение и продолжил: – Называя меня убийцей, ты не права. Это вы прилетели сюда убить нас. Мы вас не трогали. Это так?

Она долго вглядывалась в него, словно решила запомнить навсегда каждую черточку его лица, потом отвела глаза в сторону и посмотрела туда, где внизу на площадке лежали убитые тескомовцы, пришедшие с ней.

– Вы убили Ондера…

– Мне жаль, Плива, но он тоже прилетел убить меня и моих друзей.

– Лучше бы он убил тебя! Тебя!.. – она зарыдала и, бросив вдоль тела безвольные руки, пошла вниз дёргающейся походкой по ступеням туда, к ним. Там она присела перед трупом не защищённого меленраем тескомовца и положила ладонь на его лоб. Он, как догадался Свим, не успел даже подняться, когда хопс добил его.

Он хотел было спуститься к ней и силой увести от поверженных, но передумал, махнув рукой. Повернулся к К”ньецу.

– Посмотри тут за ней, К”ньюша. Главное, не подпускай к шарам.

Он отвернулся, на душе у него стало неуютно и радость от победы над тескомовцами без потерь и общения с Клоудой пропали, навалилась тяжким грузом усталость. Он едва дошёл до комнаты – не более пяти шагов.

Камрат сидел с женщиной на диване и продолжал держать её за руку, строго выполняя наказ Свима. Лицо Клоуды обрело естественные краски, она начинала верить, что её жизни ничто не угрожает. Короткая форменная юбка не скрывала длинных хорошо сложённых ног, однако сидела она в напряжении и вздрогнула, когда в комнату с грустной миной на лице вошел Свим. Она встала с дивана, потянув за собой мальчика.

– А где Пли? – спросила она испуганно,

– У неё там что, дружок был среди… этих… – Он не знал, как можно называть убитых тескомовцев. – Её дружок был с вами?

– Ондер?.. Что с ним?

Свим развел руками. Он явно был смущён и не скрывал этого. Он и правда не знал, что и как ответить на наивный вопрос Клоуды о судьбе Ондера и других тескомовцев.

– К сожалению, – сказал он, наконец, и вновь привёл оправдательный аргумент. – Не мы пришли их убивать. Они сами прилетели сюда за этим.

– Да, конечно, – пробормотала Клоуда, опустила глаза и зябко повела плечами.

– Скажи, Кло… Я могу тебя так называть?

– О, да! Меня все так называют…

На мгновение Клоуда оживилась, глаза её заблестели, но сразу же сникла, вспомнив, наверное, где и с кем находится и что здесь произошло. В жизни она, судя по всему, была скорее жизнерадостной, чем отчаянной и смелой, хотя, что понимать под смелостью в её положении?

– Так вот скажи, Кло. Шар летит только по ветру? Или может маневрировать и против него?

Вопрос, похоже, был неожиданным для неё, она смотрела на дурба и долго не отвечала.

– Это зависит от скорости ветра, – наконец быстро проговорила она, как будто отвечала на занятиях при подготовке в школе пилотов Тескома. – Если хватает тяги двигателей веков.

– Я так и знал, – кивнул Свим, потому что знал о такой возможности, но не стал пренебрегать проверкой, но не знаний Клоуды, а её откровенности. – Тогда, скажем, при скорости ветра, которая сегодня у башни, этой тяги достаточно?

– Да, можно, – она замялась. – Я думаю, можно, если…

– Можно против ветра?

– Да, – тихо проговорила Клоуда.

Лицо её побледнело, она поняла, чего от неё добивается Свим, и вспомнила строгие наставления, даваемые пилотам в школе: шар Тескома – только для тескомовцев!

Свим тоже понял, о чём сейчас думает Клоуда, и вздохнул, обернулся к своим друзьям.

– Малыш, иди и поговори с Ф”ентом. Только ничего определенного, а так – о том, о сём. Сестерций, ты тоже иди и побудь с К”ньюшей. Так будет лучше. Мы с Клоудой вдвоём договоримся быстрее.

– Ну, люди… – торн выдохнул полюбившееся словечко и покорно пошёл исполнять просьбу предводителя команды.

Ни Камрат, ни торн не успели дойти до двери, как она с треском и шумом раскрылась, и в проёме показалась спина К”ньеца. Он пятился, а на него наступала разъярённая Плива. В руке у нее был зажат тяжелый тескомовский меч, направленный жалом клинка в грудь хопса.

– Брось, я тебе сказал! – безнадежно говорил К”ньец и, наверное, уже не в первый раз.

Камрат и Сестерций расступились и пропустили хопса, а за ним и Пливу в комнату.

– Свим! – замяукал К”ньец, боясь повернуть голову. – Останови её. Иначе я…

– И не думай!

Свим бросился на защиту своего верного напарника. И вовремя. Плива перешла к решительным действиям и как копьем стала тыкать кончиком меча перед собой. Хопсу ничего не оставалось, он мог лишь отбиваться и наносить ответные удары, чтобы привести женщину во вменяемое состояние. Его сдерживал только приказ Свима от нанесения ей повреждений.

Дурб в два больших шага подскочил к ним и молниеносно перехватил руки женщины у запястий, с силой стиснул их. Меч с глухим звуком упал на пол. Его быстро подобрал торн, взвесил в руке, нашёл его для себя неприемлемым и отбросил в дальний угол комнаты.

Не отпуская, ставших безвольными, рук Пливы, Свим, пятясь, подвёл ее к дивану и усадил рядом с Клоудой.

– Я сожалею, но так случилось, – начал он вновь оправдываться. – Не они нас, а мы их… Мутные звезды! Зачем только женщин берут на службу?.. Сестерций! Сестерций! Иди-ка сюда. Быстрее!.. Стой здесь и не давай ей, – он указал на Пливу, – подходить близко к окну и к двери… Вернее, пусть не сходит с дивана. К”ньюша, и ты будь здесь при нём! Понятно?.. Кло, пойдем со мной!

– Куда? – вновь испугалась женщина и прижалась к подруге, безучастно смотрящей перед собой.

– Не бойся! Я ведь уже сказал, что вам с ней ничто не угрожает. Пошли!

Он взял её за руку, почувствовал, как она холодна, посетовал ещё раз – зачем тескомовцы берут на такие дела женщин, – и почти силой потащил Клоуду за собой.

– Мне больно! – вскрикнула она.

– Прости, милая…

На площадке Клоуда с надеждой глянула на лестницу, уходящую вниз до самого основания башни. Она до сих пор не видела ни одного поверженного тескомовца и в ней, наверное, теплилось ожидание чуда, что кто-то из них жив, скоро придёт к ней на помощь и избавит от того, к чему хочет её принудить этот странный, сильный и такой симпатичный дурб по имени Свим.

Но она так боялась его. Ведь это он стал виновником всех неприятностей, случившихся с нею здесь… И это он так смело ступил навстречу Пли, умеющей владеть мечом. И он…

Её терзали сомнения и чаяния.

Не отпуская руки женщины, Свим поднялся на крышу башни.

– К вечеру ветер стихнет? – спросил он у неё.

– Обычно он тише, чем днем.

– Послушай, Кло! Я, конечно, не хочу силой принуждать тебя, но только ты сможешь помочь нам отсюда улететь. Я не хочу скрывать от тебя того, что ваши люди сидят у нас почти на пятках. Они вот-вот придут сюда по нашим следам. И их будет значительно больше, чем прилетело с вами на шарах.

– Ты не понимаешь… Меня убьют, если я… – у неё показались слезы.

Он схватил её за плечи и повернул лицом к себе. Глядя в наполняющиеся слезами глаза, он жестко проговорил:

– Они вас убьют в любом случае! Или это сделаем мы, когда будем отбиваться от них. Они придут нас не уговаривать, не увещевать, а убивать, Кло! Ты же знаешь это. Конец один! И у тебя и у Пливы. Но ты можешь спасти и себя и её.

Он не был уверен, что так оно и будет, как сказал о тескомовцах, но Теском редко прощал своим сотрудникам крупные оплошности, подобные тем, которые случились здесь, вне зависимости от пола провинившегося. Другое дело, что она всего лишь пилот, и не могла по настоящему принимать участие в операции.

Клоуда промолчала на его страшные слова, а слёзы продолжали струиться по щекам, собираясь в капельки у подбородка.

Свим тыльной стороной ладони вытер ей лицо.

– Если они тебя и оставят в живых, то изгонят из столицы. А это тоже смерть для таких, как ты, – вновь жёстко проговорил он.

На этот раз она робко посмотрела в его глаза и, что-то прочитав в них, потупилась.

– У тебя кто-нибудь остался в столице? – спросил дурб.

Она отрицательно покачала головой.

– А родители?

Она повторила жест.

– Та-ак! Тогда… для начала, – он вынул меч и несколькими ударами перерубил фалинь, удерживающий шар, где пилотом была Плива.

Шар легко отделился от башни и величаво поплыл невысоко над землёй, медленно поднимаясь вверх.

– Зачем? – почти одними губами спросила Клоуда. Она подумала, что он отпустит и её шар.

– Мы уместимся в одном, – пояснил Свим. – Мальчик и выродки весят немного. Пливу мы оставим здесь.

– Почему? Она здесь одна…

– Одной она останется недолго. Я тебе уже говорил. Скоро сюда придут тескомовцы. И пусть она побудет при Ондере.

– Да, – тихо сказала Клоуда, – она любила Ондера. – Она вздохнула, помедлила и добавила: – А он её нет. Он никого не любил. И был с нею груб. А она так любила его…

Клоуда стояла с закрытыми глазами и словно к чему-то прислушивалась, может быть, к своим же словам о любви Пливы к Ондеру? И о его нелюбви к ней?

Свим с любопытством посмотрел на неё. Хмыкнул. В любой человеческой группе, сообществе, коллективе столько тайн, своих непростых взаимоотношений, коллизий. Люди, попадая в них, любят и страдают, завидуют и ревнуют…

Как он сам был далёк от всего этого: никого, ни с кем, никому, ни от кого, то есть никого любить, ни с кем делить неприятности или радость, никому завидовать, ни от кого страдать…

«И Кло, – вдруг, подумал он с тайной, тронувшей его, надеждой, – быть может, так же далека ото всего этого, кроме…»

Он не стал уточнять даже для себя возможные исключения из надуманного.

– Кло, – позвал он.

– Да, – открыла она глаза и посмотрела на него так, что Свим отбросил все сомнения.

– Кло, ты полетишь с нами… Кло, у нас интересная компания, а я могу тебя защитить от многих напастей. Мои друзья тоже. В Примето у меня родовой хабулин, а я – стоимённый. Поверь мне и будь со мной!

Она ещё шире раскрыла глаза. Неожиданное предложение Свима поразило её, наверное, больше, чем всё произошедшее здесь. Стоимённый здесь, в Диких Землях, в кругу разумных, за которыми охотится Теском…

А Свим всё говорил и постепенно сам стал понимать искренность своих слов. Он ещё никогда так не говорил с другими женщинами. Его в эти мгновения не интересовало прошлое Клоуды, он уже смирился с ним и простил, он не думал, что такое с ним случилось просто в силу трагических событий, разыгравшихся в тостере. Он решил всё окончательно. Решил и почувствовал то блаженное состояние, когда совершаешь правильный поступок, в котором не будешь раскаиваться в будущем.

У неё опять появились слезы. Никто и никогда с нею не говорил так и не предлагал такого, что только что наговорил этот страшный незнакомец, заставивший поверить в него, в его откровенность.

Они долго смотрели, нет, всматривались друг на друга…

Подобное до них случалось миллионы и миллиарды раз в человеческой истории. Это когда двое незнакомых до того людей неожиданно для себя вдруг оказывались как бы вне времени и пространства, и вопреки событиям, происходящим вокруг, вопреки своим мировоззрениям и предвзятостям, наперекор всему, что может разделить их, обретают себя друг в друге и объединяются в прочный союз, освященный великим даром природы – Любовью и Согласием.

– Свим, – неуверенно произнесла она. – Я… не могу понять, что со мной происходит.

– И не надо ничего понимать, милая Кло, – он взял её за руки. Они так же были холодны, но в них трепетала жизнь. – Кло… – Он тряхнул головой, будто стряхивая наваждение. – Кло, всё, что я тут сказал – правда. Ты мне веришь?

– Хочу верить… – Она прерывисто передохнула. – Хочу, Свим!

– Тогда, Кло… Чтобы это случилось, нам надо быстрее отсюда выбираться. Ты подготовь шар к полёту, а я схожу за нашими друзьями.

– Хорошо, – сказала она, высвободила свои руки из его и положила их ему на грудь. – Я верю тебе, Свим.

– Ты Кло… Ты чудо… Я позову к тебе малыша. Он не просто малыш!.. Покажи ему, как управлять шаром, ему это будет интересно узнать.

Глава 25

Морщась от скрипа ступеней, Свим спустился вниз и заглянул в комнату, где находилась Плива. Она всё также сидела с каменным лицом, устремив невидящий взгляд на противоположную стену. У окна стоял К”ньец, ближе к двери – торн.

Свим удовлетворенно кивнул своим друзьям и направился в комнату, где пребывали Ф”ент и Камрат. Там он застал мирную картину неторопливой беседы. Мальчик сидел на полу и гладил рукой голову выродка, которую тот положил на скрещенные лапины, глаза его щурились. Свим нарушил их спокойствие. При виде дурба у выродка задергался хвост, и он рывком освободил голову из-под руки мальчика.

– Камрат, – как можно умиротворенно позвал Свим. – Ты мне нужен.

– Я еще приду, – пообещал мальчик Ф”енту, поднялся с пола и подошёл к Свиму. – Я готов.

Свим поманил его рукой за собой. Они вышли из комнаты, дурб плотно прикрыл за собой двери.

– Малыш, как ты думаешь, нам можно оставить Ф”ента в нашей команде и взять его с собой?

Камрат неопределенно пожал плечами.

– Я не знаю, ведь у него в хвосте тескомовский передатчик. Он мне сказал. Но ты не думай, Свим, он не виноват в этом. Они ему вмонтировали его, когда стехар был без сознания. Они…

– Но-но, малыш. Всё, возможно, было совершенно не так, как он тебе рассказывал. Или почти не так. Но меня интересует не это. Если он лишится передатчика, тогда…

– Тогда возьмём его? Да, Свим? – заволновался Камрат. – Давай возьмём! Он хороший. Но как! Как с передатчиком?

Свим усмехнулся, дернул себя за щетину на подбородке.

– Сделаем ему операцию.

– Правда? Вот хорошо. Пойду ему скажу.

– Рано ему ещё об этом говорить. Ты сейчас, малыш, поднимись на крышу. Там Кло… Клоуда, пилот. Она готовит шар к полёту. Мы на нём полетим.

– Ура!

– Я рад, что тебе понравилась идея полёта на шаре. Так вот, пойди к ней, она тебе покажет, как готовить шар к полёту и как им управлять… И вот что ещё, малыш. Я в ней уверен, но помоги ей не сделать неверного шага. – Свим заметил непонимание его намёков Камратом и пояснил проще и грубее: – Смотри там, чтобы она без нас не вздумала улететь. Теперь понятно?

– Да. Чтобы без нас не улетела.

– Вот именно. Беги!

Отпустив мальчика, Свим, не таясь, с намеренным шумом вошёл в комнату, где была Плива. Там К”ньец всё так же занимал пост у окна, а торн неподвижно стоял у двери.

Плива на шум подняла голову и посмотрела на Свима с нескрываемой ненавистью.

– А куда ты дел другую? – спросил К”ньец, подозрительно рассматривая Свима.

– Она наверху. Я её там покрепче привязал к гондоле, так что не убежит, – заверил Свим хопса. – И на всякий случай пригрозил, что я её, в случае неповиновения, выброшу из гондолы во время полёта.

– Так и сказал? – недоверчиво спросил К”ньец, прижимая уши к голове и выгибая спину.

– Так и сказал. А что?

– Врёт он всё, – заметил торн.

– А ты пока помолчи! У нас с Пливой серьезный разговор. Пли… Плива! Послушай меня! – Женщина подняла голову. – Скоро здесь будут твои сослуживцы из Тескома и выведут тебя отсюда. Так что никуда не уходи. Здесь в округе водятся плотоядные дикие. Всё! Прощай!.. А вы, – обратился он к своей команде, – идёмте отсюда! Сестерций, возьми В”арьёсу.

Обескураженные хопс и торн с калубой вышли следом за своим предводителем. Свим закрыл двери, с усмешкой посмотрел на друзей.

– Чего раскисли? Всё не так плохо, как вам кажется. Кло готовит шар к полёту, а малыш ей помогает.

– Сама?.. – спросил хопс. – Сама готовит?

– А почему нет? – Весело произнёс, довольный собой и произведённым впечатлением на спутников, Свим. – Она полетит с нами… Вопросы потом. Всё, всё! Не будем пока к этому возвращаться. Нам надо решить другую проблему. Давайте-ка сюда, – он ввёл их в пустую, лишенную всякой мебели, комнату. – Пока Кло готовит шар, нам надо решить вопрос с Ф”ентом.

К”ньец что-то неразборчивое мяукнул и отвернулся.

– Ему надо удалить хвост, – откликнулся торн.

– Я с удовольствием отклевала бы его, – проскрипела калуба. – Пусть бы поскулил.

– Да, хвоста его надо лишить. И взять с собой, – добавил Свим.

– Ну, зачем он нам? – не выдержал и почти простонал хопс. – Даже без передатчика он будет нам обузой. Он только жрать больше всех умеет, да язык свойраспускать. Я против. Не хочешь его убивать, так давай и правда отрубим ему хвост и отпустим, как хотели сделать тескомовцы, на все четыре стороны. Пусть себе идёт куда хочет, но один. А мы пойдём своей дорогой. Не было его у нас, и… не нужен он нам.

– Ну да, идёт и рассказывает о нас каждому встречному и поперечному, кто мы, сколько нас, куда идём. Так, что ли? Ладно, с тобой ясно. Сестерций?

– Мне кажется, ты уже решил его взять. Поэтому я – за.

– Так. А вы, уважаемая В”арьёсу, что скажете?

– Жаль, я пока летать не могу. И если бы вы его отпустили, а я могла летать, то съела бы его с удовольствием. Ничейного-то.

– Фу, уважаемая, – скривился от откровенности калубы Свим. – Вы же разумная особа. Он тоже разумный. Как вам не стыдно?

– Зато вкусный, – стояла на своём калуба.

– С вами, уважаемая, тоже ясно.

Свим в задумчивости почесал подбородок и подергал щетину. Сегодня она как никогда казалась ему совершенно ненужной, и он решил при случае избавиться от неё. Даже пожалел, что в Керпосе пренебрёг остановить рост волос, надеясь в скором времени добраться домой и там уже сделать всё как следует.

– Теперь о хвосте. Надо как-то об этом сказать стехару, чтобы…

– Свим, – перебил его торн. – Я думаю вот о чём. Наземные силы тескомовцев, которые охотятся за нами, также идут по пеленгу передатчика в хвосте у собаки.

– Это естественно. Я думаю также. И?

– Что если отрубленный хвост унести куда-нибудь подальше и, тем самым, сбить тескомовцев со следа нашей команды?

– Мутные звезды! Где ты был раньше со своим предложением? Мы бы его отправили со вторым шаром путешествовать до тех пор, пока он сам не лопнет или не напорется на птичек с твердыми клювами.

– Нет, ты не прав, – возразил Сестерций. – Тескомовцы сразу бы определили неестественность нахождения носителя передатчика в пустой гондоле. Что предлагаю я? Отрубить ему хвост, как мы договорились, затем я возьму этот обрубок и уйду на юго-запад, а вы полетите на шаре в направлении северо-запад.

– Вернее, на север, – поправил Свим. – Но почему ты, Сестерций, решил с нами расстаться?

– Я не собираюсь с вами расставаться. Вы мне нравитесь, а искать других мне не выгодно. Я вас покину на время. Уведу тескомовцев, а потом догоню вас. Мы, торны, – вскинул он гордо голову, – умеем ходить очень быстро. И если вы улетите даже за сто свиджей, то всё равно я вас догоню дней через пять, а то и раньше.

Свим с интересом слушал торна. Идея увести тескомовцев за обрубком хвоста, в котором был вмонтирован ими же поставленный передатчик, была ему по душе. Оставались как будто мелочи, чтобы осуществить план торна, но обойти которые он не знал как. Оттого начал перечислять неотразимые, как ему казалось, аргументы против предложения Сестерция:

– Во-первых, Сестерций. Как ты нас найдёшь? Ведь я даже не знаю, где мы остановим свой полет. Знаю лишь одно, нам придётся, пожалуй, войти в Заповедник Выродков, но где…

– Это не трудно, – торн дотронулся до руки Свима. – Я сейчас. – Он неторопливо покопался в своём поясном мешке, вытащил оттуда небольшой кубик, показал его Свиму. Одна сторона вещицы горела красным покрытием. – Вот, держи! Это маячок. Сейчас он выключен. При работе частота его нейтральна и кроме того он работает в случайном режиме. Принять его могу только я. Мы – торны способны и на это! – Ему очень хотелось стать в позу, но, по-видимому, понял, что сейчас это не ко времени. – Дня через два ты его включишь, я приму позывной и определю направление. К этому времени я уже буду на пути к Заповеднику, а там найду вас.

– Та-ак! – с удовлетворением высказался Свим, принимая маячок. – Каждый день хорошие новости! Но вот второе. Надо отрубить хвост так, чтобы не было слышно вокруг ни разговоров, ни визга. Впрочем, мы можем кое-что, и наговорить, а вот процесс отделения хвоста болезненный, а?

Свим посмотрел на хопса, но тот скромно промолчал. Хвост путра – его гордость и несчастье.

– Да, это задачка, – произнёс вместо него после продолжительной паузы торн. – Надо подумать.

– Может быть…

– Говори, К”ньюша!

– Может быть, использовать гипноз? Его загипнотизировать и он ничего не почувствует.

– Неплохо! Продолжай!

– Я всё сказал.

– Ты, К”ньюша, хорошо сказал, – разочарованно проговорил Свим, но так, чтобы хопс не почувствовал его досады из-за нелепости предложения, потому пояснил: – но, К”ньюша… Это же гипноз. Это же уметь надо делать.

К”ньец фыркнул, усы его поднялись вверх.

– Так я умею, – сказал он. – Разве ты не знал? Мы с собаками очень часто таким образом справлялись. Рядом с нашим кланом жили терры, из енотовидных собак, так мы на них практиковались, если им приходила мысль за кем-нибудь из наших погоняться развлечения ради.

– Мутные звезды! Что ни прауза, то чудо какое-то выплывает!.. Да вы у меня… э-э… кладезь мудрости и умения! Это и о тебе, К”ньюша, и о тебе, Сестерций. Чтобы мы делали без вас? Я тут полдня себе голову ломаю, что и как делать, а у вас уже есть ответы! – Свим был искренне рад. – Тогда, значат, действуем так. Входим к Ф”енту. Ты, К”ньюша, начинаешь свой сеанс или что там, а мы с Сестерцием якобы обсуждаем… Да, с Сестерцием. О нём уже знает Плива. Итак, мы с ним обсуждаем о дальнейшем нашем пути. Естественно, не о том, который у нас намечен. Пусть слушают. Вы, уважаемая, также можете принять участие в разговоре. Затем, Сестерций, ты берёшь хвост и сразу уходишь?.. Да, здесь уже нечего делать. И ещё, Сестерций. Тебе надо будет время от времени что-то наговаривать на передатчик, словно стехар всё ещё с нами. Лучше привяжи обрубок к себе, пусть он по земле волочится, как это было у Ф”ента. И… Да, чем-то надо будет перевязать Ф”ента, иначе он истечёт кровью. Говорят, хвост чувствительный орган, а, К”ньюша?

К”ньец мотнул головой в знак согласия и следом буркнул:

– Какие нежности… Оближет и всё пройдёт. Он же собака.

– Ты думаешь, собакам не больно? Ещё как! – уверенно сказал Свим.

Ф”ент со страхом встретил их появление. Но всё задуманное получилось, как при хорошо спланированной операции. Одно вызвало замешательство: они не договорились заранее, кто будет отрезать выродку хвост. И когда дело дошло до этого, они долго сидели молча, поглядывая друг на друга с уверенностью, что такое должен совершить кто-то, но только не он.

Такое было тем более странным, если вспомнить недавнее убийство полдюжины тескомовцев. Отделить хвост оказалось куда более трудным процессом.

Подумав так о странностях психологии разумных, Свим понял – от нелюдей ничего не дождёшься. Даже кровожадная калуба не торопилась предложить свои услуги. Они на него повесили не только руководство ими, но и выполнение подобных деликатных дел.

Вздохнув, он вынул меч…

Выродка Свим вынес на крышу башни на руках. Ф”ент спал, загипнотизированный хопсом, и ничего не чувствовал.

Наступал ранний вечер. Ветер начал стихать. Кло встретила дурба красноречивым взглядом, от которого Свим почувствовал себя счастливым и готовым на всё.

– Шейн, – сказала она грудным, берущим за сердце, голосом, обращаясь к нему, как к руководителю команды. – Всё готово к отлету!

– Тогда летим! – легко и весело проговорил Свим и улыбнулся Клоуде. – Всем в гондолу!

Шар, повинуясь двигателям веков, медленно поплыл на север. Ветерок задувал слева и чуть спереди. Кло назвала его древним словом – бейдевинд. Всех пассажиров охватило восторженно напряженное настроение. Они видели маленькую фигурку торна у подножия башни. Он махал им рукой. Они отвечали ему тем же.

Сестерций вскоре превратился в точку. Сверху можно было видеть лесок, куда он направлялся. И тут К”ньец упавшим голосом произнёс:

– Тескомовцы! Целый книр.

– Где? – у Свима перехватило дыхание.

Он рыскал взглядом по округе и ничего не видел.

– Смотри по моей лапине, – хопс показал куда-то за башню, уменьшившуюся до размеров сапога. – Там, на горизонте.

– Не вижу, – после долгого просмотра дали, в отчаянии сказал Свим и вытер набежавшую от напряжения слезу.

– Они уже повернули на передатчик в хвосте, за Сестерцием, – вскоре добавил к своим наблюдениям хопс.

– Они догонят его?

Хопс еще раз охватил всю панораму событий, разворачивающуюся под ними, видимую только ему.

– Торн идет быстрее их. Они отстают от него свиджа на два.

– Предупредить бы его. Но как?

Свим, в бессилии что-либо предпринять, сжал кулаки.

Заповедник Выродков Глава 26

Камрат никогда ещё не испытывал такого восторга и наслаждения, как в первые минуты полёта на воздушном шаре. Он не подозревал такого величия проплывающей под ним земной поверхности. Всё было новым, имело другие пропорции и конфигурации. Необычный ракурс обзора совершенно изменял представления о деталях наземного пейзажа. Замысловатые по очертаниям картины лесных урочищ сменялись сероватой пеленой полей. Словно дети, бегающие за бабочками, развлекались многочисленные мелкие ручьи и ручейки, прокладывая свои русла: извилины, крутые повороты, тупиковые рукава, рыскание в поисках наибольшего перепада высот. То там, то тут крошечными тёмными пуговицами отмечали своё местонахождение озерца. И неожиданно – широкий, почти прямой поток, протянувшийся от горизонта до горизонта, темнеющий от наступающих вечерних сумерек.

– Свим, Свим! Смотри! – закричал мальчик, не сдерживая охватившей его радости. – Река!

– Неужели Ренца! Так быстро?.. Кло, это Ренца?

– Да, мы над ней, – устало проговорила Клоуда.

Возбуждение от знакомства со Свимом и переменой в её жизни уступило место другим, более прозаическим мыслям. И день был тяжёлым. Вылетали в спешке, рано утром. С собой не брали ничего съестного. Она проголодалась, силы стали покидать её…

Девушка сидела, облокотясь о гладкий планширь гондолы и время от времени регулировала тягу двигателей веков, корректируя направление полета.

– Если это Ренца, то где-то на ней должен быть Перток. С какой стороны он от нас, не знаешь? – решил выяснить Свим.

– Вон он! Мы как раз пролетаем мимо него. Нет, нет, левее, – подсказала она Свиму направление, куда следует смотреть. – Город видно. Видите, огни! До него свиджа три-четыре, наверное, будет, не больше.

– Вижу! – обрадовался Свим непонятно чему. Что-то его взбодрило, хотя он ещё не сформулировал для себя, что именно. – Теперь, Кло, поверни на Фост. Это на запад.

Клоуда утвердительно кивнула и повторила слова Свима:

– Это на запад.

– Пешком мы к Ренце подошли бы только дня через два, да и то при благоприятных условиях! – наконец Свим разобрался, чему он радуется. Оказалось, скорости, с какой они пересекли пространство безо всяких усилий с их стороны. – Как думаешь, Кло?

– Не знаю, Свим. Я же по земле не хожу.

– Ну да, – согласился дурб. – А как долго мы уже летим?

– С праузу, наверное. На Пливином шаре были часы… И вообще, её шар был лучше моего. Она уже давно пилотирует, не то, что я.

– Збун с ними, с часами! Что от них хорошего? У меня в хабулине тоже есть часы. Большие. С боем… Что значит с боем?.. Они каждую праузу отмечают проигрыванием определенной мелодии. По двадцать раз в день. Приятно слушать. Но я не люблю часы. Это всё равно, что привязать себя ко времени. Нет уж! – Свим отмахнул рукой, показывая своё неприятие, словно нечто оттолкнул от себя. – Это древние почему-то считали часы одной из важной составляющей их повседневной жизни. А зачем, сами, поди, не знали. Всё время следить за каждой праузой? Когда же тогда что-то другое делать?.. Мера времени должна быть тут и тут, – Свим показал на грудь и голову. – Вот вас, пилотов, я слышал как-то, будто бы специально учат соизмерять время?

– Да, конечно. Пилоты должны это делать. Но я ещё не совсем хорошо ориентируюсь. Поэтому и сказала о примерном времени полёта. Около праузы.

– Слышали? – привлёк внимание друзей Свим. – Нас несёт раз в десять быстрее, чем, если бы мы сейчас ползли там, по земле!

– К тому же нас уже догоняли бы тескомовцы, – напомнил К”ньец. – Теперь, где они, а где мы.

– Ты прав, однако забудем пока о них.

Постепенно эйфория, связанная с полётом на шаре, стала спадать, понемногу превращаясь в банальную скуку. С кислым выражением на лице Свим выслушал новости, переданные ему из Центра: его оповещали об одном и том же – тескомовцы их хотя и ищут, но безрезультатно. Это уже были не новости, а бессмыслица какая-то. Не случись таких счастливых стечений обстоятельств, пережитых ими в течение сегодняшнего дня, их уже не искали бы, так как точно знали бы, где их можно поймать.

Калуба неподвижно сидела в передней части гондолы и с удивлением отмечала: она летит со сложенными крыльями. Вначале такой полёт её забавлял. Необычно и очень высоко. Калубы, потомки орлов, стали слишком тяжелы так далеко отрываться от земли. А монотонное плавное парение всё тянулось и тянулось без конца, и В”арьёсу не на шутку стала сердиться – ни кувыркнуться тебе в воздушном просторе, не спикировать на зазевавшуюся добычу, оттого крылья её стали болеть от постоянной готовности принять полёт на себя. Она скрипела клювом и булькала горлом от негодования.

Проще и интереснее всё это происходило у мальчика и хопса. Они свесили головы за борт и, пока ещё что-то можно было видеть, зачарованно следили за сменяющимися под ними деталями ландшафта. Постоянно что-то новое проплывало внизу. То живописные развалины, то едва заметная нитка тропы, то странной конфигурации лес – по кругу, по широкой дуге, квадратом. А порой, словно сквозь землю, проступали очертания совершенно непонятных одиночных или группами рисунков.

Проанализировав новости и не найдя в них ценного зерна, Свим присел на корточки перед Клоудой. В гондоле места не слишком много, так что его движение получилось тяжеловатым, а его задняя оттопыренная часть тела потеснила созерцателей земной поверхности.

К”ньец недовольно фыркнул.

– Потерпишь, – бросил ему через плечо Свим. – Ты бы посмотрел, что там с Ф”ентом. Может быть, пора его разбудить?

– Зачем? Пусть спит, – небрежно сказал хопс. – Чем он позже узнает, что остался без собачьего украшения, тем для него же лучше будет.

– Тебе виднее. Украшения он лишился или обрёл возможность не таскать за собой лишнее.

К”ньец стал что-то горячо объяснять значение хвоста, если он, конечно, не содержит в себе такой пакости, коей обладал хвост стехара, но Свим его слушал уже вполуха. Он обратился к Клоуде:

– Скажи, Кло. У вас есть связь с базой?

– Обязательная. Через каждые полпраузы.

– Давай послушаем, что они тебе говорят.

– Не надо, Свим. Я боюсь!

– Чего? – он положил руку ей на колено. Она уже намеревалась столкнуть её и даже сделала резкое движение, но закончила его тем, что положила свою узкую, с длинными пальцами ладонь на его, широкую и теплую. Он отметил её движение. – Хорошо, милая… Так чего ты боишься?

– Я же говорила, нам надо выходить на связь каждые полпраузы. А я молчала. Теперь там, наверное… – Она вяло отмахнулась рукой. – Не надо, Свим.

– Ну, хорошо. Если тебе это неприятно, то и пусть они там что хотят, то и говорят. Но просто послушать переговоры между тескомовцами есть возможность?

– В принципе можно, конечно. Мы все на одной волне работаем. Но… это не рекомендуется делать.

Свим улыбнулся.

– Кло, очнись! Это когда уже было. А сейчас для тебя всё рекомендуется. Они тебе не указ… Ну, успокойся, милая. Давай послушаем, какие у них возникли там проблемы. Заодно что-нибудь узнаем и о себе… Кло, прошу тебя.

Клоуда ответила на его улыбку своей, вымученной.

– Ты не подумай, что я не хочу, – сказала она. – Эти переговоры… Они… мужчины, так при этом ругаются! Я сегодня с утра уже наслушалась всякого.

– Так трудно привыкнуть?

– Не знаю. Я же сегодня в первом самостоятельном полете.

– Поздравляю, – вставил Свим. – Но разве у вас так принято, чтобы не считаться с тем, женщина ты или нет?

– А мужикам наплевать, что я женщина.

– Не скажи. Я вот не ругаюсь.

– То ты… Тебе ругаться не с кем.

– А им, значит, есть с кем?

– Конечно. Разные думы, книры. Разные командиры. Каждый считает своё мнение правильным. Всё так это стало плохо после драки между бойцами, устроенной в Габуне.

– Ты мне о ней расскажешь?

– Но я ничего не знаю. Правда, Свим. Я ведь там не была.

– Ладно. Так что они говорят между собой?

– Начинают выяснять отношения… Ну, их!

– А мечом ты владеть умеешь?

– Нет, Свим, – она вздохнула. – Нам давали, конечно, уроки фехтования, но у меня плохо получалось. Мне всегда казалось… Разве я могу кого-нибудь убить? Это же… Нет, Свим. Вот Пли умеет. Но мы полетели к вам с ней без мечей.

– Меня, Кло, откровенно говоря, это смущает. Почему вы все были так не подготовлены к встрече с нами? Ведь дисциплина у вас в основе всего. А тут поразительная беспечность какая-то. Как на прогулку отправились. А их меленраи словно специально были подготовлены, чтобы пропустить удар меча или кинжала. Непонятно.

Клоуда пожала одним плечом.

– Скоро будет совсем темно, – сказала она бесцветным голосом.

Свим забеспокоился.

– Он ночью не упадёт? Вы же ночью не летаете?

– Не упадёт. Ночью просто трудно садиться, поэтому и не летаем. Не видно, что под гондолой в этот момент находится. Можно и на воду сесть, и на дерево налететь.

– Как только луна даст больше света, так и сядем. А сейчас давай всё-таки послушаем переговоры.

– Как хочешь, Свим, – она наклонилась и дотянулась до небольшого ящика, отдельно установленного над двигателями веков с набором переключателей и кнопок, заученно пробежалась по ним пальцами одной руки.

Приемник зашипел. Кто-то кашлянул. Свим вопросительно посмотрел на Клоуду.

– Это общий канал, – сказала она озадаченно. – Обычно…

– Они уходят на юго-запад? Идут очень быстро, наверное, бегут, – прорвался в эфир голос запыхавшегося человека. – Мы уже пятнадцать прауз на ногах!

– Сочувствую, – проговорил некто, но сочувствия в сказанном не было и на гран. – Но они тоже идут без отдыха, и с ними мальчик.

– Мерсьек, – шепнула Клоуда, словно её могли услышать. – Командир дума.

– Я его видел как-то в Габуне. Неприятный тип. Злой какой-то, того и гляди, как бы не укусил, – также шепотом ответил Свим.

– У меня половина крина не выдержала гонки, – пытался объяснить обстановку, по-видимому, командир крина.

– Зато осталась другая половина, – холодно заметил Мерсьек. – Вас вполне достаточно для выполнения дела.

Руководитель крина тяжело задышал.

– Мы будем преследовать ещё блеска два, не больше. Становится совсем темно… Не лучше ли им наперерез пустить отряд из Туклы?

– Креник, делай свою работу. Со своей мы разберёмся сами, – жёстко проговорил командир дума. – Если будут перемены, скажешь.

Со стороны загонщиков, идущих, как теперь было понятно, за торном, послышались глухие недовольные возгласы, однако никто из них и их командир не оспорили слов Мерсьека, напротив, Креник поспешил перекрыть голоса недовольных:

– Да, конечно, шейн!

– Так-то… Мы потеряли связь с двумя шарами, вылетевшими к тростеру шесть-три-двенадцать. Они должны были встретиться с вами и помочь вам.

– Один мы видели две праузы назад. Он улетал на юго-юго-восток. На наш позывной не ответил. Через праузу от тростера ушли искомые, и мы повернули за ними.

– Любопытно… второй видели совсем недавно, якобы, в районе Пертока. Оба шара и на наш позывной не отвечают. Что-то не сходится, мы проверяем… Но ты, Креник, помни, что вы уже однажды упустили его, не промахнитесь и в этот раз. Всё!

– Будем стараться, – выдохнул Креник, но ответа Мерсьека не дождался.

Приемник зашипел, донеслись короткие щелчки.

– Ты говорила, ругаются, вполне приличные переговоры, – заметил Свим. – Но как мы вовремя подключились! Хорошие вести услышали.

– Мерсьек не ругается. И он не злой, а больной.

– Больных в Тескоме не держат, – заявил Свим уверенно. – Да и Круг Человечности таких изолирует.

– Он умный.

– Охотно верю. Стать командиром дума не просто. Впрочем, о Мерсьеке ты мне тоже расскажешь как-нибудь. В другой раз. Важнее другое. Они могут каким-либо образом нас засечь?

– Сейчас уже никак. Наступает ночь. Вечером нас видели из Пертока, ты слышал, но мы изменили направление движения. И мы не выходим на связь.

– Кло, ты чудо! Вот это я от тебя и хотел услышать!.. Но только не думай обо мне плохо. Что я воспользовался случаем и – так далее. Поверь, мне не хотелось бы…

Дикий по содержанию поток слов донёсся из приемника. Кому-то перечислялись все его достоинства, в кавычках, в самых нецензурных выражениях.

Свим выслушал произнесенную без передышки тираду и расхохотался.

– Ты была права, Кло. Выключай!

Клоуда поспешила исполнить его просьбу, а он нагнулся и поцеловал ее колено. Она затаила дыхание и провела ладонью по его слегка вьющимся волосам.

– Не надо, Свим…

– Свим, я есть хочу! – подал голос Камрат.

Он уже смутно различал землю, и ему надоело на неё смотреть. Даже голова стала кружиться.

– Давно пора, – согласился Свим. – А ты, Кло?

– Мы утром так торопились, что не поели… – Она громко сглотнула слюну. – Я, Свим, умираю от голода!

– Так что же ты молчала, милая? А я такой недогадливый! – дурб засуетился, едва не вытолкнув хопса за борт.

Они ели и обсуждали приятное: они вот тут сидят себе, а шар продолжает уносить их на запад. Не надо было искать тропы, мочить ноги в воде речушек и ручьёв и задыхаться от усталости.

– И всё-таки, друзья, – подвёл итог разговору Свим, – шар придётся уничтожить, иначе уже завтра его обнаружат. А с ним и нас. Значит, дальше лететь нам на нём не стоит, но и бросать его просто так не следует.

Охотнее всех с рассуждениями Свима согласилась калуба.

– Не понимаю тех, – проскрипела она, – кто может так летать. Так пух летит, куда его ветер понесёт. А вот мы летим куда хотим.

– Лететь так хорошо! – возразил Камрат. – Всё плывёт под нами.

– Шар тоже летит, куда его направят, – сказала Клоуда.

– Она ревнует, что кроме калуб могут летать и люди, – заметил Свим.

– И путры, – добавил К”ньец…

Вспыхнувшая было полемика со стороны противников калубы, быстро увяла.

Взошла ущерблённая луна. Светлее от неё стало не намного больше, но достаточно, чтобы видеть размытую тень от шара, бегущую по земле и суметь сориентироваться при посадке. Шар летел в двух десятках берметов над поверхностью мало лесистой равнины и мог быть посажен в любое мгновение.

Но предводитель команды всё оттягивал этот момент – ещё полсвиджа промчаться по воздуху, ещё свидж.

Наконец он решил прекратить полёт. По его расчетам они находилась вблизи границы Заповедника Выродков и залетать за неё он не собирался, тем более на ночь глядя.

Место посадки выбирали сообща. Клоуда снизила шар до высоты пяти берметов. Небольшую поляну, окруженную кустарником и чахлыми деревцами, заметили все, а К”ньец, видевший в темноте лучше всех, оценил её размеры и выбрал точку приземления. Клоуда постаралась сесть как можно мягче, но гондола всё-таки ударилась о поверхность земли очень сильно, оглушив путешественников.

Выбирались на твердь земную со стонами от боли в ногах и боках. К”ньец расшиб колено и захромал.

Как ни жалел Свим, а тескомовский приёмопередатчик оказался громоздким и тяжёлым – он мог бы едва-едва уместиться в заплечном мешке, но носить изо дня в день такую тяжесть было под силу, может быть, только Сестерцию, а его с ними не было. Так что системе связи была уготована участь самого шара. После краткого совещания шар решили сжечь, а останки замаскировать валежником и ветками.

Клоуда, выпустив газ из оболочки, которая громадным мятым мешком свалилась рядом с гондолой, тут же отступила прочь, наотрез отказавшись принимать участие в уничтожении шара. Ей его было жалко, и она понимала, что ей теперь никогда в жизни не придётся не только им управлять, но и летать вообще. Волоча ноги от усталости и плохого настроения, она отошла к вещам своих новых друзей. Мешки лежали горкой, рядом с ними, ничем не отличающиеся от них в скудном лунном свете, нахохлившись, дремала калуба и тут же спал безучастный ко всему Ф”ент.

Клоуда, жалея о шаре, пожалела и выродка, она уже знала о его прискорбной роли в наведении тескомовцев на местонахождение команды Свима и о последующей расплате за совершённое.

Жалость затопила её. Она стала жалеть и себя. Правда, жалось к себе у неё больше походила на печаль об утерянном, так как всё вокруг стало таким неопределенным и неустроенным. А ещё утром в её жизни было так всё ясно. Во всяком случае, она знала, что будет делать завтра и послезавтра, поскольку ничто не могло поколебать распорядок завтрашнего дня и её места в нём: полёты на шаре, уроки фехтования, изучение теории полётов, взлётов и приземлений, участие в вечернем времяпрепровождении в кругу бойцов Тескома… Правда, с ней там могло случиться ужасное, и пришлось бы попасть на неопределённое время под власть ненавистного инструктора, домогающегося близости с ней… Но и это тоже было предопределено…

А сейчас она не могла что-либо предполагать не то что на день, но и на время до утра.

С оболочкой шара проблем не было. Она чадила, вспыхивала местами разноцветными языками пламени, тлела, но постепенно сгорала, превращаясь наполовину в пепел. Намного сложнее, а вернее, невозможно, оказалось уничтожить гондолу. Выполненная из особого мелерона, в виде продолговатого корыта чуть более двух берметов в длину и полутора в ширину, она весила больше, чем её новый экипаж в целом. Такая масса позволяла удерживать шар при вынужденной посадке и выдерживать удары о землю, а также давление работающих двигателей веков.

Двигатели или глаудеры составляли самую ценную часть воздушного шара. Творение древних, они могли многие тысячелетия безотказно работать вне зависимости от того, где их использовали: в воздухе, в воде или на поверхности земли. Поэтому они и получили название двигателей веков. Принцип их работы никто уже не знал – он слишком давно затерялся во времени. Двигатели имели самую примитивную систему запуска и остановки, занимали крохотное пространство – величиной с кулак Свима, а вес их соперничал с весом пустого заплечного мешка.

Свим загорелся мыслью заиметь двигатели веков. Для маневрирования в полёте их ставили по два на гондолу. Снять их оказалось делом непростым, и на демонтаж ушла большая часть ночи.       Когда же, наконец, гондолу обложили хворостом и подожгли, она гореть не захотела. Огонь облизывал её бока, обугливал углы, пластик шипел, покрывался мелкой белёсой пылью и не горел.

– Мутные звезды и дурной збун! – в отчаянии выразил Свим своё отношение к негорючей части шара. – Придётся подыскивать какую-нибудь яму и столкнуть её туда. В яме легче сделать маскировку. – И распорядился: – Будем искать яму!

Ориентируясь на свет костра, команда разбрелась по округе.       Проходя мимо Клоуды, прикорнувшей на мешках, Свим прикрыл ее своей курткой, и запоздало подумал об экипировке женщины. Обувь на ней – высокие шнурованные ботинки – добротная, тескомовская и прочная, с не снашивающейся подошвой, чего нельзя сказать о тонких невечных рейтузах и короткой юбке, едва защищавшие её ноги от холода и всего того, что скоро встретится по дороге: ветки, колючки, высокая резучая трава.

Первым приличную яму отыскал Камрат всего в нескольких шагах от костра.

– Туда можно сбросить две такие гондолы, – заявил он Свиму и повёл его к яме.

Их нагнал К”ньец. Он тоже нашел углубление.

После осмотра первой ямы, пошли смотреть вторую. Вторая, найденная хопсом, оказалась меньше, но глубже первой.

– Надо тащить её сюда, – почесал подбородок Свим. – Далековато, конечно, зато забросать ветками будет проще.

Потратив время и силы, достаточные, чтобы основательно вспотеть, но продвинуть гондолу всего на пару берметов, они всё-таки обратили внимание на выемку в земле, которую отыскал Камрат. Она была почти рядом.

Потоптавшись и посовещавшись, выбрали яму, что ближе.

Луна к тому времени зашла, и работать пришлось в полной темноте. Костёр освещал вокруг себя такую малость пространства, что о нём вскоре позабыли, и он превратился в покрывающуюся пеплом кучку углей.

Медленно, бермет за берметом, они подвигали тяжёлую гондолу, высказывая в адрес сооружения нелестные эпитеты. И лишь когда вокруг уже стало сереть от проблесков света нарождающегося дня, она, наконец, перевернулась вверх дном и с глухим ударом упала в яму. Останки оболочки сбросили туда же.

Особого восторга по окончании работы они не испытали, усталость, накопленная напряжением и бессонницей последних дней брала своё.

Прикрыть ветками захоронение не составляло предыдущего труда, однако и это потребовало немало времени. После чего, сделав краткий перерыв на отдых, Свим заявил:

– Дело сделано, друзья. Надеюсь, мы на время оторвались от тескомовцев… Я тоже надеюсь, К”ньюша, что они нас вообще потеряли. Но здесь нам оставаться нельзя, надо поискать хоть какое-то укрытие. Так что ты, Камрат, посиди ещё. Тебе, К”ньюша, пора будить Ф”ента, а я разбужу Кло.

– Оставить эту собаку здесь надо, – неприязненно пробурчал К”ньец. – Мы летели, а он случайно потерялся. И всё тут… Мы уйдём, а он к обеду сам проснётся. – Сам посуди, что ему с нами делать, и зачем он нам нужен?

Свим осуждающе покачал головой.

– К”ньюша, тебе не надоело говорить мне одно и то же, а потом выслушивать в сотый раз мой отказ? Буди!

Ф”ент открыл глаза, поморгал, потом пружинисто встал на ноги и ошалело огляделся.

– Вы живы?! – первое, что спросил он.

Скажи он что-нибудь другое, и его слова остались бы забытыми сразу. Но то, что он озаботился обо всех, укрепило Свима в мысли о правильности их поступка – в решении взять выродка, которого не любили все и в отдельности, с собой, а не бросить его на произвол судьбы и милость тескомовцев.

– Мы-то живы, – отозвался хопс. – А как вот ты?

– А что я, – Ф”ент подозрительно посмотрел на хопса и замер. Ему надо было повернуть голову назад, но он не смел. – Мой хвост?.. Мой хвост! – пролаял он горестно. – Ав-ва! Я так и знал!

Всё-таки он набрался решимости и обернулся. Вместо хвоста торчал обрубок не длиннее двух его ушей, приложенных друг к другу, да и то плотно. Он попробовал подвигать им, и сделал это так смешно, что вызвал смех, наблюдавших за ним людей, и фырканье К”ньеца. Лишь калуба не обращала внимания на потуги стехара освоить остатки хвоста. Она поднялась в воздух, опробуя крыло, и сейчас делала круги над головой путешественников.

– Что ж, – после небольшого замешательства философски заметил Ф”ент, – он никогда меня особенно и не украшал, так же как и твой хвост, кошка, не украшает тебя.

К”ньец сердито фыркнул, а, довольный высказанным, стехар попросил поесть. У него не возникло ни одного вопроса о месте пребывания и его, казалось, даже не удивило появление в команде Клоуды в форме тескомовцев. Он занимался только собой, а, закончив есть, понюхал воздух и с отвращением сказал:

– Вы здесь так провоняли всё, что дышать нечем.

О Сестерции он тоже не вспомнил.

– У него в хвосте все мозги были, – пробормотал хопс так, чтобы его могли услышать только люди.

Но Ф”ент слышал хорошо.

– Это у тебя они там остались, – бросил он реплику, но тут же отошёл подальше от хопса – вдруг тот нападёт на него, а хвост ещё болит.

Глава 27

Заповедник Выродков занимал значительную часть территории бандеки Сампатании – свыше ста двадцати тысяч квадратных свиджей. Он не имел каких-либо чётких или естественных границ, захватывал частично отроги Суременных гор и практически всю равнину в междуречье Буртасы и Сурны, а на юге и востоке простирался почти до реки Ренцы.

История возникновения и наименования Заповедника Выродков терялась в прошлом как в бездне, из которой современникам описываемых событий достать и рассмотреть внимательнее что-либо достоверное или хотя бы с некоторой долей действительности никак не удавалось – информация о том исчезла вместе с её очевидцами и создателями, потом – носителями; она не возобновлялась вначале из-за избыточности, а после – из-за ненадобности, поскольку никому ничего не могла рассказать так убедительно, чтобы разумные могли в это поверить.

Зато легенд и слухов о Заповеднике, также возникших в незапамятно потерянные времена, ходило множество. Большинство из них, хотели этого их авторы или нет, имели явно выраженную направленность: как можно больше запугать любого, пожелавшего самостоятельно углубиться в нехоженые, якобы, просторы лесов, перелесков и Земель Заповедника, населённых монстрами и существами, не имеющими ни имён, ни описаний, ни родословных.

В то же самое время, через Заповедник проходили хорошие, охраняемые Тескомом, дороги из столицы Бандеки Габуна на Фост и Бусто, а последние имели между собой такую же вполне освоенную дорогу, проложенную с заходом в Крепость. Известно было, что от Крепости можно напрямик пройти до самого Сопта, а это, значит, через западную часть того же Заповедника.

Даже те немногие, кто занимался древними временами и событиями серьёзно, умел сопоставлять и интерполировать историческую последовательность, мало что могли прибавить к легендам. Причин тому было множество: и то, что таковых исследователей насчитывалось на бандеку не больше десятка, и у каждого из них была своя правда, а остальные люди в их зауми ничего не понимали и, главное, не хотели понимать. У них сложилось своё, неверное, но понятное мнение о Заповеднике Выродков и добавлять какие-то новые сведения к нему не желали.

И потому ещё, что слухам и россказням верят больше, чем реальному, известному положению дел.

Однако если кто-нибудь задался бы целью очистить бытующее представление о Заповеднике Выродков от явно придуманных сказочных и откровенно фантастических наслоений, то можно было допускать следующую гипотезу, которой, справедливости ради надо сказать, интуитивно придерживались знающие.

Именно здесь, на территории современного Заповедника, ещё до падения самого большого города-спутника, располагались многочисленные научные учреждения. Были они связанны с созданием или выведением разумных существ на базе диких животных – выродков: хирургические, лечебные, реабилитационные, адаптационные и прочие клиники, лаборатории, школы, больницы, гетто…

Город-спутник падал под остры углом к поверхности Земли и его страшный удар пришёлся на подлёте к землям, занимаемых теперь Заповедником. Земная кора дрогнула, разваливая строения и инженерные сооружения людей, уничтожая самих создателей и результаты их деятельности. Те немногие люди, что остались от катаклизма в живых, ушли в другие бандеки или районы Сампатании, а плоды их трудов, также немногочисленные, – выродки на разной стадии проблеска разума и различных видов животных – остались без присмотра и были на тысячелетия брошены на произвол судьбы и эволюции.

И всё это время поколения выродков сменялись своим чередом, ибо природное не стоит на месте.

Одни виды прогрессировали по пути приобретения разума, другие – деградировали, вернувшись к звериному образу.

Вне зависимости от уровня продвижения к разуму или отступления от него в дикость, часть выродков, особенно потомков домашних животных, кошек и собак в первую очередь, процветала. Многие же кандидаты на разумную или дикую жизнь вымерли, не оставив по себе никакой памяти.

С большой долей достоверности такой ход событий подтверждался в воспоминаниях некоторых оседлых и ведущих, по сути их статуса, цивилизованный образ жизни кланов: свою родословную они начинали от времён сильно колеблющейся земли, пожаров и густых облаков пыли, а такие катастрофические последствия могло вызвать падение города-спутника.

Эволюционируя, разумные объединялись в кланы и гурты. Те, кому становилось тесно в Заповеднике, уходили из него, постепенно растекаясь и расселяясь по всей Земле, забывая истоки своего появления на свет. К таким выродкам в основном принадлежали потомки млекопитающих. А в самом Заповеднике продолжали пребывать и развиваться по своим законам не только выродки общеизвестных, традиционных видов живых существ, что успешно участвовали в коэволюционном соперничестве с людьми, но также существа, резко отличающиеся ото всех известных видов и типов и не только животных. Сюда относились полу разумные растения, ковровые змей-травы, симбиотические химеры и другие, чьё происхождение оставалось загадочным и необъяснимых. Они-то как раз и выступали тем героем легенд и рассказов, которых боялись входящие в Заповедник Выродков.

Подходя на следующий день к символической границе Заповедника Выродков, спутники успели рассказать друг другу всё, что они знали и слышали об этих удивительных местах, и у каждого имелось поведать заинтересованным слушателям что-то новое, неизвестное другим. Так что ещё до подхода к самому Заповеднику они имели о нём огромный объём псевдоинформации.

По части изложения невероятных историй, связанных с Заповедником, особенно преуспели нелюди. Впрочем, так оно и должно было быть.

Свим сюда не совался, несмотря на обширный район деятельности агентов Фундарены; Клоуда прожила жизнь в городе, а с высоты летящего шара много ли рассмотришь, что твориться под ним, тем более что у неё были совершенно иные заботы; а Камрат – и подавно ничего определённого вообще не мог знать.

Ф”ент, по его словам, побывал чуть ли ни с десяток раз в различных местах Заповедника. Не один, конечно, а в составе банд, последней из которых руководил Кемеш. Однако он нёс такой очевидный вздор, что Свим, вначале только хмыкающий, вынужден был прикрикнуть на него, чтобы он закрыл рот и помолчал.

– Не желаете слушать, и не надо, – заявил выродок. – Для вас же старался, не для себя.

– И для нас помолчи, – сказал Свим.

К”ньец, напротив, не утверждал о своём пребывании где-либо на интересующей всех территории, да и не мог утверждать, так как Свим прекрасно знал о его похождениях до встречи с ним и, тем более, после их встречи и совместного передвижения по бандеке. Сведения хопса базировались на словах неких очевидцев и тоже были полны всякой небывальщины. Надо отдать ему должное, что сам он относился к рассказанному самим собой со скепсисом, поэтому делал различные пространные отступления и пояснения. И это делало его повествование не столько для пополнения сведений, сколько занимательным.

– К”ньюша! Это же надо! – послушав хопса, восхитился Свим, – Я никогда не предполагал в тебе такого прекрасного рассказчика. Мне даже когда-то, я имею в виду первые дни нашего с тобой знакомства, казалось, что до встречи со мной ты и говорить-то по-настоящему не умел, и лишь я стал тебя постепенно приучать к этому. Да и сейчас ты иногда молчишь и из тебя слово не выбить. А ты-то, ты! У тебя же способности к рассказыванию. Ты можешь в гобуновском театре выступать. Там такие встречаются… Ты вот говоришь и говоришь, а слушать тебя не надоедает.

К”ньец несказанно был польщён оценкой своих речей, но после похвалы Свимом перестал что-либо рассказывать нового, сильно разочаровав наступившим молчанием Камрата.

Мальчику всё было в новинку.

За последнюю неделю он узнал и прочувствовал во сто крат больше, как ему казалось, чем он пережил за всю свою короткую жизнь до этого. Действительно, на него один за другим обрушились ранее неизведанные события, знания, знакомства. Среди них настоящие сражения с настоящим противником и первая, пусть микроскопическая, рана в ногу, от которой остался хотя и небольшой, но шрамик. И случился полёт – подумать только! – на тескомовском воздушном шаре. А чего стоят не просто знакомства или случайные разговоры, но дружба с настоящим хопперсуксом, выродками, регламентированным торном… Сюда же можно отнести пешие переходы до изнурения, усталость не вымышленная, наличие опасностей и вот теперь впереди Заповедник Выродков, а вокруг Дикие Земли и потрясающие разговоры о необычном, иногда, быть может, непонятном, но страшно интересном.

Поэтому единственным из команды, кому жаль было лишения права голоса у Ф”ента, был Камрат. Рассказы хопса ему тоже понравились, зато сведения, сообщенные Свимом и Клоудой, показались ему пресными – такое и он может рассказать.

Наверное, кое-что интересное могла поведать калуба, но, пошептавшись со Свимом, она заявила о полном своём выздоровлении и улетела куда-то на запад. После секретного с ней разговора и её отлета Свим помрачнел, и в течение долгого времени шагал молча или отвечал друзьям на их вопросы и реплики нехотя и односложно.

К полудню они достигли какого-то древнего населенного пункта. От него уже ничего не осталось – несколько десятков холмов с вершинами, поросшими, деревьями. Группки в десяток деревьев отмечали небольшие площадки, наверное, занимаемые когда-то одним домом или малой постройкой; рощицы с резкими границами оконтуривали большие строения.

Деревья вообще любили произрастать на бывших человеческих жилищах, достигая, порой, значительных размеров. И если на открытом пространстве, едва поросшем кустарником или низкорослым лесом, появлялась группка полнокровных берёз или дубрава, то с уверенностью можно было говорить, что их корни врылись в древнюю постройку, от которой остались лишь воспоминания, помеченные этими деревьями, да превращающиеся в нейтральную почву материалы, из которых эти постройки были когда-то сделаны.

Кто знает, что вызывало у деревьев такое пристрастие к бывшим обжитым людьми местам, но появление такого урочища для спутников команды Свима показалось своевременным. Вчера они шли, вернее, брели весь день, а тропы перед Заповедником просматривались только вдоль его границы, а ведущих в него не попадалось, так что порой приходилось идти по кочкарнику нехоженых мест.

Впрочем, стояла ранняя весна, и выбранный ими путь достижения Заповедника был более-менее ещё проходим, хотя, конечно, неудобен и труден. А к лету, когда всё зарастёт свежей травой, от Суременных гор наплывут тяжёлые дождевые тучи и выльют здесь своё содержимое, после чего такой маршрут будет вовсе непроходимым.

Неподготовленная к таким переходам Клоуда вчера едва дотянула до вечера, а утром встала разбитая и неспособная, как ей показалось в первый момент после подъёма, сделать и одного шага. Сегодня Свим уже дважды брал её на руках, вызывая беспрестанное фырканье хопса и неискреннее сопротивление девушки.

Появление на пути раскидистых с набухающими почками деревьев, заполонивших останки древнего поселения, было как никогда кстати. Все устали и проголодались.

Место для привала выбирал К”ньец, так как Свим занимался совершенно другим очень ему приятным делом – он помогал идти Клоуде, полностью доверяя своему давнему спутнику командовать его командой.

Поэтому хопс шёл впереди и первый обратил внимание на разбросанные вокруг пакеты из-под пищи для людей, ещё неразложившиеся подсолнечными лучами, брошенные человеком башмаки и следы частого пребывания в этих местах разумных.

Позванный на помощь Ф”ент обнюхал мусор, потом, подняв голову вверх, втянул в нос воздух.

– Путры были здесь совсем недавно, – неуверенно произнёс он. – Сброд всякий, запах странный.

– Я тоже чувствую. Явно не гурт, может быть, банда?

– Из одних путров?

– А башмаки?

– Человек эту обувь бросил здесь уже давно. И это самодельная обувь. Смотри, у неё стоптанные каблуки и протёртая подошва. Скоро от неё здесь ничего не останется.

Свим без интереса осмотрел находку, но более внимательно выслушал предостережение выродков о возможной встрече с бандой. Он быстро окинул округу взглядом и, прижимая к себе Клоуду, тем не менее, без тени тревоги проговорил:

– Приметное местечко, вот и ходят многие через него. Если здесь нет базы, то банда пришла и ушла. А базы, похоже, нет… Когда ещё эта банда сюда наведается, а нам достаточно праузы. Так что, К”ньюша, решай, где остановимся?

– У тех вон деревьев, – показал К”ньец немного в сторону от хода их движения. – Там вокруг чисто… если что…

Свим на его слова не отозвался: пропустил мимо или не захотел ничего говорить, молча одобряя выбор хопса.

Клоуда со стоном упала на жухлую траву, рядом с ней тут же присел Камрат, он тоже устал.

– Это невозможно, – упавшим голосом произнесла Клоуда. – Я такая обуза для вас.

– Ничего. День-два и всё пройдет, – обнадежил её Свим. – Привыкнешь.

– Никогда не смогу привыкнуть, – не поверила она ему, считая, что названное время не принесёт облегчения, а вот концом её жизни станет непременно.

Они заканчивали есть и Свим уже нашёл подходящий комель дерева, пристраивая его для спины, чтобы расслабиться и отдохнуть, как вдруг у ног его сидящего Ф”ента шерсть стала дыбом, обрубок хвоста шмыгнул между ног, выродок зарычал. К”ньец отреагировал следом. Он выгнул спину и зафыркал.

– У нас гости, – мяукнул он жалобно.

– И много, – пролаял Ф”ент и стал отползать задом ближе к Свиму.

– Кто ещё? – отгоняя навалившуюся истому, лениво пробормотал Свим и открыл глаза.

Через мгновение сна как не бывало: его команда со всех сторон была окружена выродками различных видов в числе не меньшим, чем в два десятка. Вооруженные чем попало – от ножей до дубинок – они медленно подтягивались к ним, и подняли нечленораздельный гвалт, когда Свим и его спутники вскочили на ноги.

– Мутные звезды! – буркнул Свим, осматривая шеренгу выродков, выставивших перед собой оружие.

Внешний вид их был невзыскательный. Некоторые опустились до не ношения одежды, другие имели узкие набедренные повязки.

Дикий гурт? Из разного зверья и полу разумных?

– Вы что-нибудь понимаете? – спросил Свим у своих выродков.

– Они подкралась по ветру, и мы не могли их учуять.

– Я не о том. Кто это может быть?

– Путры, – бросил Ф”ент, – но странные.

– Эй, вы! – крикнул грозно Свим. – Ополоумели или ослепли, нападая на людей? Кто такие?

Ответом ему послужил новых взрыв невнятных звуков, словно и вправду не разумные противостояли им, а дикие.

– Что ж, друзья, – оповестил своих друзей Свим, – приготовьтесь. Придётся драться!

– Зачем драться? – прозвучал надтреснутый голос. – Совсем не обязательно.

Сквозь плотный ряд выродков вперёд протолкнулся невысокий седой человек. Выглядел он ужасно. Одет в рваньё, хотя в Сампатапии с одеждой дела обстояли хорошо, так как во многих городах сохранились вечные раздаточные широкого выбора, и каждый человек и путр мог заказать себе то, что считал нужным. Никогда ещё Свим не видел подобным образом одетого человека. В руке человек держал не меч, а чегир, по руке разве что младенцу. Лицо иссохшее, кожа нездоровая. Скудная борода, косо обрезанная ножом.

(Свим тут же подумал о себе и о заросшем подбородке. Обычно в дорогу он тщательно обрабатывал лицо, чтобы не испытывать неудобство от появления ненужной растительности. Но, уходя из Керпоса, пренебрёг этим. Теперь он всё время думал о своей внешности и о том, как Клоуда его воспринимает в таком непритязательном виде).

На первый взгляд человеку было лет пятьсот, так как трехсотлетний Индрис выглядел бы рядом с ним вполне молодым человеком. Недобрая, змеиная улыбка затаилась в уголках губ незнакомца. Он явно давно не бывал в городе и не пользовался закалочными. Это выдавала не только морщинистая кожа, но и съеденные до корней зубы, и сильно поредевшие седые волосы, да и вся его скособоченная фигура, будто его помяли, да так и оставили.

Старик из рядов выродков до конца не вышел, предпочитая, по-видимому, ощущать вокруг себя поддержку опритов своей банды.

– Что тебе надо!? – как всегда в таких случаях, неласково спросил Свим.

Предводитель путров показал в улыбке пеньки зубов.

– О! Совсем немного, – неожиданно весело и громко сказал он и стал перечислять, загибая на руке пальцы. – Ну, конечно, вы отдаёте мне женщину, уж очень она для вас хороша, а для меня в самый раз. Потом то, что в ваших мешках и кое-что в пукелях, вам же легче будет потом идти. Теперь, думаю ещё… – он посмотрел на очередной загнутый палец. – Ну да, это точно, что мальчику рано ещё играть такими игрушками, как настоящее оружие. Так что пусть он здесь с нами останется. Для забавы нашей. А то мы тут истосковались по разным этим… Женщинам и детям. Вот… И всё, пожалуй. А так… идите себе дальше, я вас не задержу.

И он, захлебываясь, захихикал – хль-хль, – находя, вероятно, сказанное им невесть как смешным.

– Та-ак! Понятно. О вещичках понятно. Но женщина-то тебе зачем? – искренне удивился Свим, его искренне удивил странный запрос старика. – Ты же сморчок сморчком. Давно в зеркало смотрелся? Так посмотри, а потом о женщинах думай.

Незнакомец резко перестал смеяться, словно сдёрнул маску, лицо его вытянулось и стало злым и холодным, а глаза вспыхнули и остекленели, впились в Свима, как бы стараясь прожечь его насквозь.

– Я ведь передумаю вас отпускать по добру, по здорову, – сказал он с угрозой.

Свим заметил движение в ряду выродков и сделал небольшой шаг вперёд, оставляя позади ствол дерева, у которого он уже сладко посапывал бы, не объявись эта непонятно откуда взявшаяся банда. Впрочем, на банду, а Свим за время своего служения в Фундаментальной Арене их повидал немало, да и слышал от других, этот сброд выродков не походил.

Создавалось впечатление, что человек по каким-то причинам оставил род людской, а вернее всего был изгоем, собрал вокруг себя толпу выродков, наверняка также изгнанных из своих кланов и гуртов, и занимается мелким грабежом, правильнее – такими вот пакостями, вылавливая отбившихся от тех же банд или таких случайных путников, как они.

Свим понимал старика. Сейчас этот отщепенец видел перед собой не более двух боеспособных разумных, а остальные, по его мнению, были не в счёт. Клоуда даже не поднялась, посматривая вокруг испуганными глазами, Ф”ент не представлял особой опасности, он с поджатым хвостом жался к ногам Свима. Хопсу можно противопоставить двоих-троих бандитов, и они его сомнут, ну а человек… Даже дурб и такой здоровый… Что он против десятка выродков, хотя они в отдельности намного слабее его? Мальчика он в расчёт явно не брал.

Так, словно читая мысли изгоя, Свим имел против его расчётов сил свой расчёт, далеко не совпадающий с первым.

– Любопытно. А как ты это сделаешь? – с вызовом поинтересовался Свим, хотя и понимал сложность возникшей ситуации.

Выродки, окружившие их, вообще, да и по виду – вояки, конечно, аховые. С одним справится и Ф”ент, троих на себя возьмёт К”ньюша, а на его долю с Камратом останется всё равно многовато. Многовато, конечно, но в многочисленности таится определённая неприятность для нападавших, что для команды – не совсем плохо. Приблизившись, они начнут мешать друг другу. Какой замах в толпе? Значит, число противников против каждого из них сократится, пожалуй, вдвое.

– Спина к спине, – коротко и негромко, но властно сказал он своим друзьям и качнулся, чтобы сделать шаг назад, и это спасло ему, если не жизнь, то от увечья – точно.

На вопрос Свима и последующую его команду незнакомец проделал одновременно два действа.

Он выкрикнул:

– Как? А вот так! – и почти без замаха отработанным движением метнул своё игрушечное оружие в голову дурба, тем самым, нарушив одно из запретов – не использовать метательные орудия.

Чигир, пролетев рядом с виском Свима, гулко ударил в ствол дерева. Свим ругнул себя за недогадливость и неосторожность, но сожалеть о промашке уже было некогда.

Бросок вождя банды послужил сигналом для его опритов. Они нестройно и с визгом бросились на пришельцев.

Вскрикнула от испуга Клоуда. Громко залаял Ф”ент.

Первый наскок банды, надеющейся задавить своей массой жиденькую команду Свима, закончился для неё плачевно. Тяжелый меч дурба, не встречая сопротивления для остро отточенного клинка, слепо сразил сразу троих. Не надо было выбирать, куда ударить – на выродках не было никакой брони, а их кожа, мускулы и кости для мелерона не преграда. Это не тескомовцы в меленраях, когда, становясь против них, надо всё время выискивать уязвимые для меча участки их тела или конечностей.

Рядом Камрат легко справился с двумя, не дав К”ньецу даже вступить в схватку – между ним и нападающими пока что стояло дерево.

Свим, изогнувшись, шпорой ловко подхватил небольшой нож, выроненный убитым выродком, и отослал его за себя, надеясь вооружить Клоуду или Ф”ента, если выродок куда-нибудь опять засунул подарок Свима. Но Ф”ент уже завладел чигиром, а Клоуда долго не решалась взять в руки нож и поднять его против нападавших.

Второй наскок, такой же нелепый, как и первый, обошёлся банде ещё в двоих убитых и раненого.

Для третьего натиска атакующие перегруппировались. Они выстроились в две колонны по два и с разбега решили навалиться на Свима и Камрата, надеясь с налёта вначале сбить их с ног, а потом покончить с ними.

– Все к малышу! – прокричал Свим, а сам, набирая скорость разбега, устремился навстречу колонне, идущей против него.

Не добегая полутора берметов до передовой пары, он подпрыгнул и обрушился полусогнутыми ногами на возглавлявших колонну выродков. Его каблуки пришлись им в грудь. Он с силой разогнул ноги и отлетел назад, упав на спину. Чувствуя боль в позвоночнике, он позволил себе полежать несколько мгновений, потом, собравшись и превозмогая боль, поднялся и посмотрел, что творится позади него.

Перед собой он не смотрел, так как колонны, только что противостоящей ему, не стало. Первые два ряда выродков отключились полностью и не могли даже шевелиться, а остальные расползалась во все стороны, кто, волоча за собой сломанную ногу, либо просто убирались подальше от страшного дурба.

Падая назад от толчка Свима, выродки крепко стукнули и своего вождя – человека. Он не упал, но теперь стоял, согнувшись пополам от полученного удара, и натужно пытался вдохнуть воздух, выбитый из него начисто.

Вторая колонна, хотя и основательно потрёпанная, напирала на отступивших почти до Свима защитников его спины. Вмешательство его в схватку, хотя он только и сделал, что повернулся лицом к нападавшим, так как спина сковывала его движения, стало поворотным в пользу его команды и на этой стороне нападения.

Наступило краткое затишье, а с ним и передышка.

Свим с удовлетворением окинул взглядом поле сражения. Половина банды уже никогда не сможет ни на кого напасть, ещё несколько бандитов навряд ли смогут принять участие в новом нападении из-за полученных ран и ушибов. И лишь четверо дееспособных выродков сплочённой группой топтались вокруг своего вожака-человека. Личины их были повёрнуты в сторону обидчиков и казались удивительно похожими, несмотря на их происхождение от различных предков. К тому же у всех усы одинаково топорщились, холки выгнуты, рты ощерены.

Рядом со Свимом стояла и плакала Клоуда. С ножа, который она держала в руках и с ужасом рассматривала, капала кровь. Заскулил пришедший в себя Ф”ент, его оглушили дубинкой, содрав кожу на голове у уха. К”ньеца успели очень глубоко кольнуть в левую лапину, и он, размазывая кровь, облизывал рану. У Свима ныла от неудачного падения спина. Один Камрат, казалось, не обращал ни на что внимание и играл оружием, поражая воображаемого противника. Он вышел из суматошного и неравного боя без царапины.

– Кло! Малыш! Помогите К”ньюше, – распорядился скороговоркой Свим, ибо на выдохе спина болела нестерпимо. – А я пойду и договорю с ним…

– Свим! Не надо! – всхлипывая, Клоуда повисла на его руке.

– Ой, милая! – охнул Свим и почувствовал, что боль уходит. Он задышал свободнее. – Фу!.. Как не надо? Как не надо? Да ты посмотри на этого сморчка! На эту пародию на человека! Он посмел на нас натравить эту пакость! Я ему сейчас покажу, как надо встречать других людей!

Незнакомец решил не дождаться принудительного обучения хорошим манерам со стороны разъяренного дурба и ретировался, оставив мертвых и раненых на произвол пришлых.

Свим начал было грозить ему вслед кулаком, но спина не позволила это сделать энергично и эффектно.

Его ярость осталась не отмщённой.

Ведь этот сморчок покусился на Клоуду.

Глава 28

– К”ньюша, вспомни, пожалуйста, когда мы с тобой последний раз с кем-нибудь дрались до момента выхода из Керпоса в это его посещение?

Хопс пошевелил усами, издал мурлыкающий звук.

– Пожалуй, в Славно, что у Бусто, – наконец отозвался он. – С бандой Курдока. А что?

– Точно, – подтвердил Свим. – Я тогда Курдоку физиономию на всю его жизнь испортил, никакие закалочные и исправительные не помогут. Значит, было это сразу по окончании летних дождей, то есть больше, чем за полгода почти до означенного времени. Целых полгода к нам никто не приставал, не нападал на нас, мы никого не трогали, так как было не за что. Правда, стояла зима… И всё-таки. Ведь и до Славно у нас с тобой каких-либо заметных конфликтов не случалось. Так? Так! Тогда что же произошло после нашего последнего выхода из этого проклятого, иначе не назвать, Керпоса? – Свим помолчал. – Мы же теперь каждый день обязательно с кем-то обмениваемся ударами мечей и ножей. А то и дважды в день беспрерывно, начиная с нападения крыс в Криме. Индрис ни о чём таком не предупреждал и не предсказывал.

– Мог бы и предупредить, – К”ньец фыркнул и прикрыл глаза от боли в лапине. – Вчера-то мы без этого, слава Всемогущему Биологу и его Ассам, обошлись, – сказал он. – И тогда ещё…

Свим погримасничал и не дослушал хопса.

– Да ну тебя, К”ньюша! Я же говорю о другом. Эти постоянные драки, стычки… Как прорвало где-то что-то! Будто каждый встречный норовит непременно с нами посчитаться. Вон недавние дружки Ф”ента вдруг на нас набросились, потом тескомовцы объявились по наши души, теперь сегодня этот старикашка со своей бандой что-то нашёл в нас такое, что ему захотелось обязательно сломать себе шею, напав на нас.

– Да-а… Зато заметь, если не считать этого, – хопс показал на свою раненую лапину, – твоей спины и укола ноги Камрата мы все живы и вполне боеспособны.

– Хм… – задумался Свим. – А не кажется тебе, что в этом тоже есть что-то загадочное? До нелепости. Нас уже многие могли убить, а вупертоки просто сожрать.

– Я о таком не думал, – признался хопс.

– А скажи-ка, К”ньюша, в похождениях Тимурта ничего подобного не сказано?

– Нет, – подумав, сказал К”ньец. – Тимурт больше путешествовал и если сражался, то лишь с безмозглыми чудовищами. И потом, его везде встречали и любили женщины…

Свим коротко хохотнул было, но запнулся от не прошедшей до конца боли в спине.

– Что-то долго не проходит, – пожаловался он и осторожно прогнулся, но тут же весело проговорил:

– Кло, слышала? Он имел в виду тебя.

– Меня? – удивилась Клоуда. От усталости она не вслушивалась в разговор, но на всякий случай произнесла: – Ах, Свим!

Они помолчали.

– Ты ещё про Хлена забыл сказать, – возобновил воспоминания хопс. – Правда, там мы сами в драку влезли. А ведь могли бы пройти мимо.

– Зато Сестерция пробрели… Познакомились с ним… Где-то он сейчас?..

– Ещё и Сестерция приобрели, – как можно нейтрально проговорил хопс, но его неодобрение по поводу увеличения команды под руководством Свима были заметны.

– Не будем о том, – примирительно отозвался Свим.

К ночи они остановись на берегу реки, поросшей непролазным тальником. Местами, будто великаны, не знающие где приткнуться, возвышались исполинские чёрные тополи. Подходы к воде загромождал валежник и сучкастые стволы деревьев – тех же тополей, – упавшие на месте и приплывшие с верховий в летние разливы реки. Бесснежная зима и весеннее солнце иссушили их до черноты и невероятной хрупкости.

Необходимость переправы через поток кофейного цвета воды шириной берметов в тридцать отложили до утра – наступающая темнота для устройства чего-либо для пересечения реки не самое лучшее время. Да и никто в команде не горел желанием с ходу перебраться на противоположный берег, памятуя, что он находится ближе, если вообще не на границе, к Заповеднику Выродков. Река казалась надёжной гарантией, чтобы остановить… кого-то там из неведомых, быть может, заселённых также неведомыми существами, пространств. Что ни говори, а реки всегда считались, и не напрасно, надёжными границами, барьерами, которые не так-то просто преодолеть, кому бы то ни было.

Костёр развели не слишком большой и скрытый среди кустов. Как по причине близости Заповедника, так и не безопасности ночёвки на этом берегу из-за обеденного приключения, которое не способствовало демонстрации местонахождении команды.

Спешно уходя с места нечаянного побоища с выродками под руководством выжившего из ума человека-изгоя, Свим не преминул остеречься и не оставил тылы непроверенными. Он дважды посылал хопса на разведку, и однажды они все вместе не менее праузы просидели в засаде, ожидая не столько открытой погони ещё большего числа бандитов, сколько тайного преследования для внезапного нападения на них во время ночлега.

Ночной набег – что может быть пакостнее ситуации, когда кучка нападающих способна привести в замешательство более сильного противника?

K сожалению, лёгкий ветер весь день дул им в лицо, с северо-запада, и Ф”ент не мог воспользоваться своим даром, доставшимся ему от древних диких предков. К вечеру ветер практически стих, но ноздрей выродка запахи с востока не достигали.

Сгрудившись у костерка, они обсуждали бурные события последних дней. А события эти, рассуждая трезво, не слишком веселые и мало успокаивающие. Вот почему Свим обменялся с К”ньецем воспоминаниями о вооружённых столкновениях, в которых они случайно успели поучаствовать до последнего прихода в Керпоса. За время деятельности агентом Фундарены Свим мог пересчитать по пальцам вообще все подобные происшествия, точно соответствующие определению – как случайные и выходящие из ряда вон.

Но в настоящем картина складывалась тревожная.

Ни чего подобного он не ожидал, свернув с тескомовской дороги, напрямую, связывающую города Керпос и Примето. Он мог, конечно, предположить некоторые особенности череды будущих событий. Трудности ожидались. И бездорожье, и встреча с дикими, и, на худой конец, выход на их след тескомовцев.

Всё как будто так… Но всё остальное не вязалось со всеми теми предварительными предположениями.

До того он сам неоднократно слышал про то, как кто-то, сойдя с тескомовской дороги и пересекая дикие места, был вынужден вынимать из ножен меч, чтобы защитить себя и своих спутников от диких хищников. На то и надеялся. А о каких-либо встречах и, тем более, о кровавых разборках с бандами никогда никем не упоминалось. Да такое ему даже в голову не приходило, так как банды промышляли вблизи дорог, где могли чем-то поживиться у проходящего мимо люда и других разумных. Или подразнить тескомовцев ради развлечения, иначе, зачем идти в бандиты? А жить всё лето в глухомани – ради чего?

Так что в той, как казалось Свиму, глуши Диких Земель, куда они направлялись всего втроём, не должно было что-то препятствовать их движению. Даже в Центре неоднократно обсуждался вопрос о более спокойном переходе агентов по таким местам, если вдруг дороги станут для них опасны.

Однако ж на поверку выходило всё иначе. Хлен, Кемеш, неизвестный изгой с шайкой выродков – все они выстраивались в пугающую направленность и как знать, может быть, они встретились на пути движения команды неспроста.

Было о чём думать Свиму. Если так пойдёт и дальше, и его предположение о не случайности таких встреч верны, то можно ожидать ещё большей плотности всяких непредвиденных столкновений с не менее непредвиденными препятствиями, а то и с неодолимыми барьерами на их пути к Примето.

Вот тут-то он и вспомнил об Индрисе. Что стоят его предсказания, если, пока наступят те грядущие события, о которых тот говорил и указывал в них непростую роль, которую он может в них сыграть, когда его самого уже не будет?

К тому же никакой помощи извне. Как идти, чего или кого ожидать в пути через день, через блеск и стоит ли этого бояться или надо проявить настойчивость, а то и боевые качества? Они вот идут и даже не знают своего точного местонахождения, сколько ещё десятков или сотен свиджей до дороги Фост – Примето, что тонкой, но защищённой от округи линией протянулась через Заповедник, и сейчас где-то там впереди маячила недостижимым ориентиром.

Он, так считается, ведёт команду, а куда? Подумаешь, поразмышляешь и вдруг осознаёшь холодное прикосновение чудовищной догадки – в никуда!

Свим дёргал себя за щетину – далась она ему – и решал, что делить дальше. Но безо всякой надежды что-либо решить.

Он чувствовал себя ослепшим и оглохшим: ни намёков, ни подсказки хотя бы от кого-нибудь. Вечерние новости из Центра, когда-то приносившие ему удовлетворение от насыщенности какими-то фактами, теперь были стандартными, словно там сейчас не работали аналитики, не поступали сообщения от других агентов, ничего особенного не творилось в мире. Они там не знали даже о наведенном Ф”ентом нападении на них здесь тескомовцев и их удачном побеге, ведь Теском никогда о таких своих делах и действиях не умалчивал, а напротив, широко оповещал тех, кому это следовало знать. А Центр имел возможность это знать.

Свим исподволь начинал уставать и во всём чувствовать и видеть безнадежность: что бы он ни сделал, всё равно ничего хорошего из этого не выйдет. Да, они пока что отделываются во всех передрягах практически только лёгким испугом, хотя К”ньюша ранен, Ф”ент лишился хвоста, торн где-то водит за собой тескомовцев, а у него самого ещё побаливает спина от сегодняшнего падения со всего маху на землю, и как не старается его специальная рубаха залечить ушиб, пока что боль даёт о себе знать.

Так может повезти ещё раз, и другой, но не до бесконечности же это везение может продолжаться. И тогда…

Он тяжело вздохнул и, стараясь меньше нагружать спину, переложил одну ногу на другую.

Надо было бы поспать, а не спалось.

Клоуда, измождённая и побледневшая, давно спала, положив голову на его широкую грудь. Oн прикрывал ей плечи полой куртки и с удовольствием рассматривал её красивый прямой нос, густые шелковистые брови, припухлые губы, и восхищался ею и её упорству. Почти падая от усталости, она ни словом не обмолвилась о своих страданиях. Рейтузы у неё, предназначенные для работы на шаре, где нет травы и кустов, через которые приходиться продираться, порвались и причудливой мозаикой покрывали, но не грели её стройные ноги.

Бесшумно подошёл К”ньец, взявшийся сторожить их маленький лагерь первую часть ночи.

– Почему не спишь? – спросил он человека.

– Не знаю, – честно признался Свим. Помолчал и продолжил в полголоса. – Мысли всякие в голову лезут. Видишь ли, К”ньюша, я ощутил информационную изоляцию. В Центре, как и во всей бандеке, происходят важные события, а я получаю новости, похожие на слепки с одного и того же послания, только высказанные разными словами. Честно скажу, я не знаю, что дальше делать нам всем. Я не знаю, чему верить. Плюнуть на всё и пробиваться к себе в хабулин, засесть в нём, пока вся эта передряга не закончится. Сам дойду, малыша доведу…

Тяжёлый вздох Свима едва не разбудил Клоуду. Она пошевелилась, обхватила руками его ногу и задышала ровнее.

– Ты устал, – участливо сказал К”ньец. – У нас и вправду в последнее время многое изменилось. И сама дорога не та стала, и цели другие и… Нас, Свим, стало слишком много.

– Ты всё правильно подметил, – одобрил высказывание хопса Свим. – Но главное в другом. Посуди сам, зачем мне надо с малышом заходить в Сох? Допустим, что Теском охотится на него. Но зачем он Центру? Я перестал понимать распоряжения, исходящие из него. Не вижу в них целесообразности. А если не понимаю, то сомневаюсь в их чистоплотности и честности. И не только по поводу Камрата, но и себя. Вот почему я стал подумывать о возвращении в свой хабулин.

– Ты думаешь, они что-то замыслили и против тебя?

– Не хочется о таком даже думать, но… – пожал плечами фундаренец. – Но они ведут какую-то игру, а я в ней… Нет, все мы с вами вместе в этой игре тоже играем, однако не знаем своих ролей. Комедийных или трагических… Оттого-то, К”ньюша, я и стал постепенно созревать к действу, последствий которого не могу представить. Если порвать с Фундаментальной Ареной, тогда что, снова сесть в хабулине и вести тот образ жизни, который я ненавижу?.. А, К”ньюша?!. Просто я действительно, наверное, устал. Вот в голове всякая чепуха и вертится. Буду спать.

К”ньец разбудил Свима в пору, когда Северная Собака повернула свой ломаный хвост к поверхности земли на сорок пять градусов, показав – полночи прошло.

Свим протёр ладонями лицо, зевнул во весь рот, шумно выдохнул воздух.

– Что? Тихо?

– Смотри, сегодня лунники у себя там что-то затеяли.

Свим поднял голову и глянул на Луну. Она висела почти над ними. Слегка размазанный её образ находился в ущербной фазе и представлял уже довольно четкую букву эс. Тёмная сторона её сегодня искрилась всевозможными цветами. Точки вспыхивали в непонятной последовательности, создавая впечатление весёлого праздника, справляемого лунниками таким оригинальным способом.

С Земли такие проявления активности каких-то событий, происходящих на Луне, выглядели великолепным зрелищем. Сейчас наверняка, те, кто не спит, вышел на улицу города и, если небо над ним чистое, наблюдает игру красок. Все видят, восхищаются, хотя никто не знает, что там, собственно, происходит у переселенцев.

Сегодня мерцали искристые огни, в другой раз там могло полыхать огненное пламя, охватывающее полпланеты, плавно переливающееся от одного полюса к другому, словно кто-то исполинский и щедрый в своём безумстве траты энергии посылал на Землю дружеский привет. Особенно эффектно это выглядело в новолуние. В небе повисал полосатый шар. Полосы шли то горизонтально, то вертикально, то наискось или образовывали концентрические круги…

Никто из землян уже не представлял, как выглядят лунники. К тому же, люди они или какие-нибудь другие разумные? Традиционно считалось, что первыми поселенцами на Луне были всё-таки люди, и лишь потом к ним, якобы, присоединились разумные из путров. Однако бытовало и иное мнение. Для обживания и подготовки к колонизации спутника Земли вначале его заселили разумными нелюдьми. Они там некоторое время управляли какими-то машинами по созданию условий для переселенцев-людей.

Так оно было или совершенно иначе – мало кого тревожило, а тем землянам, кого тревожило, наладить с лунниками связь не удавалась. Тем не менее, время от времени, чаще всего руководство какой-нибудь бандеки, возобновляло попытки связаться с Луной ради повышения престижа страны или с далеко идущими замыслами решить с помощью лунников свои внутренние проблемы и внешние амбиции, обычно связанные с территориальными вопросами. Результат был одним и тем же. Либо они там, на Луне, предпочитали не отвечать на всевозможные ухищрения землян связаться с ними, либо отвечали, да земляне уже не понимали их сигналов. Впрочем, лунники, находясь в положении отщепенцев, могли также не понимать землян.

Неудачи породили новое предположение – о заселении Луны роботами небиологического происхождения. Откуда или от кого пришла такая гипотеза – никого не интересовало, но она звучала всё настойчивее. «Понятно, – говорили те, кто слышал и верил в подобную версию, – почему они с нами не хотят общаться». Такое объяснение как будто снижало проблему неконтактности населения Луны, а, по сути, ещё больше запутывало дело о лунниках и отношение к ним.

Например, оставалось непонятным, откуда там эти роботы небиологического происхождения взялись? На Земле, если верить преданиям, подобных разумных роботов никогда не было. Впрочем, и это утверждение не было правдивым для многих, ибо вера в древних людей, в их беспредельные возможности и достижения не могли убедить большинство в неспособности создания таких роботов.

Свим обо всём этом когда-то слышал, но его такие отвлеченные вопросы никогда серьезно не занимали. Тем более хопса. Они просто использовали предоставленную лунниками, кем бы они там не были, краткую возможность полюбоваться разноцветьем и поразмышлять об увиденном.

– Красиво, – подвёл итог Свим, когда, в последний раз вспыхнув, лунные огни угасли.

И, сменяя хопса на дежурстве, стандартно спросил:

– Всё тихо?

– На той стороне реки кто-то ходит, – неуверенно ответил К”ньец. – Я, наверное, не правильно выразился. Там кто-то есть, и… трещит валежник. Слышишь?

Кто-то там, тяжёлый и неповоротливый, как показалось Свиму, точно ломал тальник и сухой хворост.

– Если это через реку ещё не перебралось до ночи, то уже, думаю, не переберётся, – заметил Свим, прислушиваясь. – Можешь спать спокойно… Завтра подниму всех позже.

Хопс фыркнул. Он знал причину трогательной заботы человека – попозже, чтобы дать поспать Клоуде.

К”ньец свернулся клубком на том месте, где его оставил Свим, положил голову на лапины и задремал.

Стараясь ступать как можно тише, Свим обошёл их крохотный лагерь, потом постоял, зябко подёргивая плечами и прислушиваясь к ослабевающей боли в спине. Без куртки, наброшенной на Клоуду, было холодновато.

Вокруг стояла глубокая ночь и тишина, даже возня на том берегу глохла в ней. Свим подсел ближе к покрытому пеплом костерку, подбросил в него несколько веток, сильно подул, пока не ожило пламя, протянул и погрел руки. Однако, посидев так пару блесков, почувствовал наступление сонной одури и поднялся. На затенённой стороне ущербной Луны опять вспыхнули разноцветные точки, словно там бесшумно взрывались наполненные радужным огнём громадные шары.

Тишина ночи, чуть слышный хруст на другой стороне реки и забавная Луна…

Свим долго стоял и смотрел на далёкий спутник Земли. Щемило в груди от каких-то мыслей и воспоминаний. Замёрзнув, сделал резкое движение, дабы согреться, и охнул от боли в спине. Морщась, стал растирать ладонью болевое место, заодно согреваясь.

Северная Собака уже совсем низко опустила свой хвост к Земле, как будто стараясь до неё дотронуться.

Дикий, на пределе возможного, крик заставил в мгновение ока поднять команду на ноги. Раздался он как раз с того места, где недавно слышался хруст веток.

Вырванные из сна люди и путры с напряжением всматривались в темноту ночи, но, естественно, ничего, кроме таинственно поблескивающей поверхности воды и тёмной полосы противоположного берега, не видели. Оттуда донёсся жалобный всхлип, а минт спустя треск усилился и стал удаляться от берега.

– Ночная охота, – проговорил Ф”ент и вытащил обрубок своего хвоста из-под брюха.

Камрат опять залёг спать, зато Клоуда так и стояла, запуганная и несчастная. Всполошённая после зыбкого сна, в котором тоже ничего хорошего ей не снилось, сейчас до неё дошла вся нелепость её положения. Вот она стоит среди ночи в забытых людьми землях, среди случайных, по существу, разумных, среди неописуемого страха как её самой, так и тревоги других.

Что она здесь делает?.. Куда идёт?.. Когда весь этот кошмар кончится?..

Она вдруг с плачем бросилась на грудь Свиму и стала быстро и неразборчиво говорить: как она устала, как каждый минт ожидает чего-то ужасного и как она любит Свима и готова разделить с ним всё, что бы с ними не случилось.

От её признания Свим засветился лицом, он нежно гладил её всклокоченные волосы широкой ладонью, целовал в заплаканные глаза и крепко прижимал к себе, словно уже защищал от неведомых врагов, покусившихся на неё.

Сцена, так бурно разыгранная людьми и довольно необычная для хопса и выродка, навела их на общий разговор о потомстве, оставленных в кланах, о планах на будущее в этом важном для каждого разумного вопросе.

Свим и Клоуда сидели поодаль и не мешали спокойной беседе путров.

Оказалось, что у К”ньеца в Габуне есть на примете женщина из клана кунторов, родственного хикам, хотя он не уверен, конечно, что ей могут понравиться длительные отлучки, случающиеся у него при сопровождении Свима, а его он пока покидать не собирался.

– И потом, Свим обычно останавливается в Примето или в Сохе, да и то мимолётом, а в Габуне бывает редко, – пожаловался хопс. – И дома он не сидит, ходим по всей бандеке туда-сюда.

– Ну, теперь-то он будет сидеть, – выслушав хопса, уверенно заявил Ф”ент. – Ты только посмотри на них… Вообще, у людей всё это так сложно. Они должны полюбить друг друга… – Ф”ент показал язык. Убрав его, он продолжил. – Трудно сказать, что это такое, но люди считают любовь важной какой-то частью их совместной жизни. Но при этом связывают свои взаимоотношения всевозможными договорами, ритуалами, условностями. Потом… Дети у них будут, а они пестуют своих детей лет до двадцати, а то и тридцати. Иначе из них неизвестно кто вырастет. А ещё у них этот Круг Человечности детей проверяет, после чего даёт право жить ребёнку или нет. Страшно и сложно всё это и, честно скажу, мне непонятно. Вот у нас, в клане Хранителей Талисмана, ко всем подобным вещам относятся значительно проще. Главное у нас заключается в одном – оставь потомство!

К”ньец важно и понимающе кивнул, подражая людям. Ф”ент продолжал рассказывать.

– Многим у нас такое простое дело провернуть иногда не удаётся, и они сидят при клане безвылазно. У меня поначалу тоже были проблемы. Знаешь, как это бывает среди нас: то я не готов, то она или они не готовы. Потом я справился и оставил четверых, только тогда Совет клана перевёл меня в разряд отложенных. Отложенные – это те, кто должен уйти в день Малого Переключения Талисмана. И как только он наступил, я ушёл.

– Странные у вас в клане правила, – рассудил хопс, – раз должен уйти из него.

– Почему же странные? – не согласился стехар с выводом собеседника, но без обиды. – Всё оттого, что мы, как Хранители Талисмана, должны постоянно иметь определенное количество особей в клане. Иногда нас должно быть тысяча двести пятьдесят восемь, а иногда девятьсот семьдесят три.

Он не обратил внимания на недоумение хопса.

– К тому времени, когда у меня появилось потомство, как раз наступил период минимального числа особей в клане. Пришлось уходить. Я и ушёл, думая вначале где-нибудь поблизости переждать минимум, а затем вернуться с надеждой, что в клане не будет перебора особей. Так у нас многие делают. Помыкаются по бандеке то здесь, то там, ничего для себя хорошего не найдут, потому и возвращаются в родную конуру. Но когда я ушёл и посмотрел кое-что, то понял – зря сидел в конуре и долго либо отказывался от женщин, либо пережидал чего-то, сам теперь не помню чего именно. Я ведь думал в клане всю жизнь просидеть, поскольку тех, у кого потомства нет, не выгоняют, надеются, что те образумятся и станут предками.

– Странные всё-таки у вас в клане правила, – повторился К”ньец. – И эти периоды тоже странные. Максимальный состав особей, минимальный состав… Не понять что-то мне.

– Видишь ли, – Ф”ент задумался, готовясь как можно проще объяснить один из неписаных законов клана. – Всё дело в Талисмане, Хранителями которого мы являемся. Что это собой представляет, наш Талисман, не буду вдаваться в подробности, так как его описание – тайна клана… Так вот, Талисман имеет различные периоды обращения… связанные с частотой вращения. Гм… Проще не скажу, потому что сам в этом не совсем всё понимаю. Наши Главные Хранители считают, что Талисман представляет собой… сейчас скажу так, как говорят они. А они говорят, что Талисман представляет собой… апериодическую систему, мгновенно переходящую из одного состояния в другое в стохастическом режиме. Вот! – Было явно заметно, что стехар, как и предупреждал, лишь повторяет запомнившиеся слова без понимания их содержания. Не понимал его и хопс, но при этом согласно кивал головой, оттого Ф”ент понял его согласие превратно и внезапно с надеждой спросил: – Ты понимаешь это?

– Ничего не понимаю, – пришлось признаться К”ньецу.

– Ну что ты, К»ньюша? – приободрился стехар. И неожиданно с пафосом произнёс: – Переход из состояния в состояние, вот тебе максимум и минимум. При этом, – он сделал многозначительную паузу, – число обращений дважды перемножается на частоту… Всё элементарно.

Хопс эмоционально фыркнул, выражая одновременно удивление, несогласие, непонимание, осуждение, иронию и удовлетворение от услышанного.

– Да, чего только нет на свете, – изумлённо сказал он. – У нас, у хиков, тоже есть кое-что странное для других. Возможно, многое из того идёт от тех времён, когда наши предки были дикими, и Всемогущий Биолог ещё не дал им разума. Вот потомками у нас считаются только те дети, которое родились в конце лета, что означает их зачатие в конце весны. Сейчас самая пора… Все остальные не считаются потомками данного хика, а кортные, то есть общественные. Я вот кортный, а кортным жить в клане не место. Я-то не хотел уходить из клана, искал управу на Совет… Да разве на него её найдёшь?

– Такое, говорят, и у нас когда-то было. Только сроки другие называют. Потом мы переняли законы у людей.

– Разумно, конечно. Но у нас в клане по-другому. Правда, в больших городах на подобные условности не обращают внимания, но разумные и так уж слишком многое переняли у людей, забывая свои традиции, культуру и мировоззрение. Когда я ушёл из клана, насмотрелся на всякое. Потому-то сейчас хорошо понимаю, почему Совет хиков так неукоснительно держится за старину. И правильно делает. У нас каждый новый член Совета даже присягу принимает на верность традициям.

– Да, влияние людей ощущается сильно, – задумчиво произнёс Ф”ент. – Тем более в городах. Но и люди от нас что-то берут. Например, возьми банды. Oни похожи на гурты разумных. В них только самцы путров и мужчины людей. Люди мигрируют по бандеке до тех пор, пока не позовёт их плоть в города или туда, где они могут найти женщин и оставить потомство. Во всяком случае, зимой они уходят в города.

– Зимой все бандиты по городам расходятся, – важно подтвердил К”ньец.

– Мне как-то Кемеш говорил, что, мол, он ещё год-два побудет вождём банды, а потом бросит её.

– Кемеш, кто он? – перевёл хопс разговор на другую тему.

– Если честно сказать, то не знаю. Ну, человек, само собою. Лет ему около ста или больше. Высокий и сильный. Ты же видел его облик… И скользкий такой тип. У нас таких зовут вувулосами, то есть лис из лисов. А проще – пройдоха из пройдох, хотя важный такой всегда на вид и всё как будто знающий.

– И он знал о твоём передатчике?

– А как же. Кому же ещё знать, если не ему. Это же он мне его на хвост подвесил.

К”ньец от удивления даже громко мяукнул. У них в команде уже сложилось мнение, что передатчик у Ф”ента от тескомовцев. И такое предположить было вполне логично, поскольку тескомовцы шли за ними по пеленгу на передатчик выродка.

– Но как же так? Он что, тескомовец?

– Нет, что ты! – Ф”ент мотнул головой, придавая словам большей значимости, чтобы у собеседника не могло возникнуть впечатление о неуверенности или двусмысленности в сказанном. – Напротив, у него с Тескомом были свои какие-то счёты… – Стехар помолчал. – А, ты вот о чём, – начал догадываться он, почему у хопса возникали такие вопросы. – Я думаю, Кемеша или кого-то из доверенных ему людей после нашего ухода с базы успели перехватить тескомовцы. Вот он, наверное, и рассказал им, как активизировать передатчик, чтобы узнать, где я нахожусь. Ну, а вы – со мной.

– Так вот оно что, – промяукал К”ньец, поражаясь не столько сказанному Ф”ентом, сколько его наглости.

Выродок врал без зазрения совести. И хопс долгое время даже не знал, как с ним вести разговор на щекотливую тему дальше. Вспылить, обозвать паршивой собакой и с презрением фыркнуть на него, а лучше всего расцарапать ему личину так, чтобы не мог хотя бы несколько дней высказывать ложь направо и налево. Пока он таким образом боролся со своими эмоциями, ему подумалось другое. По-видимому, Ф”ент врёт и сам верит тому, что наговаривает. Может быть, Свим прав, принимая его болтовню и его самого таким, каков он есть. Тогда лучший путь – мирно с ним собеседовать, а иногда и подыгрывать ему.

К”ньец участливо спросил:

– Тебе от Кемеша и сбежать бы не удалось?

– Почему бы не удалось? – обиделся Ф”ент, уже позабывший о высказанной версии появления в его хвосте передатчика, а, вспомнив, спохватился и ринулся пояснять: – Конечно!.. А как же!.. Но… Видишь ли, он обещал… Да, обещал взять меня с собой, когда бросит банду, чтобы вернуться в родной город…

– Какой? – не без умысла поинтересовался К”ньец, чтобы ещё раз убедиться во вранье собеседника и послушать, как он вывернется.

– Так бы он мне и сказал. Я же говорил, что он вувулос самый настоящий. Зато всё время напоминал, что там его ждёт женщина, и он к ней вернётся, порвав с бандой. Он говорил о ней часто. Иногда даже со злостью какой-то. Тянет меня, говорил, к себе, чтобы привязать навсегда к дому и городу, и забыть о Диких Землях, веселых компаниях и бродячей жизни. А там как осяду, так сразу тупеть и стареть начну.

– Да-а… Поэтому ты думаешь, что и Свим закончит бродячую жизнь? Чтобы тупеть и стареть?

– Нет, конечно, как я могу такое утверждать? Я лишь предполагаю. Видишь, они скрылись от наших глаз. У них сейчас… Что-то она ему там нашепчет, может и такого, что осядет Свим в городе и бродить по бандеке забудет…

– Психолог, – одобрил К”ньец стехара. – У него есть, где осесть. У него в Примето наследственный хабулин с большим многоэтажным дуваром.

– Тем более. Многоимённым легче устроить свою семейную жизнь. А у него что, в доме нет других женщин или аун?

– Как будто нет. Я в его доме ещё не бывал.

– Что ж так? – ехидно спросил Ф”ент, вываливая язык наружу.

– Всё куда проще, чем ты думаешь, – К”ньец всё-таки фыркнул и воинственно поднял кверху редкие усы. – Мы, хотя и заходили неоднократно с ним в Примето, но там не останавливались так, чтобы он мог меня пригласить ксебе домой.

– А давно вместе ходите?

– Почти три года.

– И никогда не были в Примето?

– Я же сказал, бывали, но проходом. Свим, по его словам, не хочет растравлять себе душу мимолётным взглядом на обиталище его покойных родителей, которых он очень любил и уважал.

– Чудно… Ну, теперь-то стороной не обойдёт. Вот и побываешь в его доме.

– Не-е, – подумав, не согласился хопс. – Не похоже это на Свима. Мы, даже попадая в Габун, трёх дней там усидеть не можем… Тяжело ему будет. Да и я что там буду делать? В городе всё время находиться, наверное, скучно.

– Зато безопасно.

– Это конечно.

И словно только сейчас вспомнив о раненой лапине, хопс поморщился от боли, что выразилось в растягивании губ и прижатых к голове ушах. Ф”ент посочувствовал. К”ньец, видя такую заботу, вспомнил о его отрубленном хвосте и тоже посочувствовал…

Между ними наступило понимание и примирение. По крайней мере, на сегодня. Завтра будет день, а в течение его может произойти всякое. А сейчас они чувствовали друг к другу дружеское расположение и предавались спокойному общению.

Появились люди.

Свим и Клоуда в обнимку подошли к костерку. Лица их сияли. Клоуда смущённо улыбалась и выглядела свежо, словно не было позади десятков свиджей трудной дороги – она помолодела, в глазах метались искорки, и она с преданностью и любовью посматривала на не менее счастливого и гордого Свима.

– Вы чего не спите? – весело прикрикнул он на выродков. – Кто сейчас на дежурстве, вы или я? Спать! Завтра, мне думается, будет не так спокойно, как сегодня…

Он сказал и прижал к себе моментально испугавшуюся от его предупреждения женщину.

– Не бойся, Кло! – успокаивающе проговорил он. – Конечно, будет трудно, не без того, но мы с тобой не одни. Вокруг нас друзья. Смотри, Кло. Вот верный К”ньюша (хопс вздёрнул усы). А это хитрый и изворотливый до неприличия стехар (Ф”ент вяло вильнул обрубком хвоста). С нами малыш… Мы – команда. Ложись спать, милая. И пусть тебе приснятся хорошие сны. Ложись, Кло!

Глава 29

Попозже разбудить спутников, как намеревался Свим, не удалось. Ещё только-только рассеивался утренний мрак, когда, гортанным криком оповещая о своём появлении, чуть ли не на голову хопса с неба свалилась калуба В”арьёсу. И не одна, а со своим сердечным другом – В”рьельясу. Внешне он ни чем не отличался от подруги, не считая размеров – был на треть меньше её, миниатюрнее и изящнее, и глядел не так воинственно вокруг, как В”арьёсу. Да и говорил он более-менее сносно, во всяком случае, не ощущалось раздражающей слушателя птичьего клёкота при произношении слов, а речь его не возбуждала чувства неприятности.

В”арьёсу со всеми присущим калубам церемониями представила его каждому в отдельности и каждого просила видеть в В”рьельясу преданного друга. Он при этом внимательно выслушивал всё, что она о нём говорила, повторяясь слово в слово, потом, склонив голову на бок, рассматривал собеседника и важно заключал:

– Я теперь знаю тебя, имярек. Мы друзья!

Свим, почти приплясывая от нетерпения, едва дождался конца затянувшегося знакомства.

– Ты что-нибудь для меня принесла? – уже бесцеремонно и без уважаемая спросил он её.

Принять такое оскорбление было не в её характере. Она помедлила с ответом, требовательно вскинула голову.

Свим тоже решил показать свой гонор.

– Пинка под брюхо не хочешь? Говори!

– Если бы ты не был человеком… – возмущённо проскрипела она, но до конца не стала высказываться. – Ничего, – сказала она. – Там никого не оказалось.

– Та-ак! Тескомовцы?

– Не похоже. Всё закрыто и никого нет.

Сообщение калубы расстроило Свима.

В”арьёсу была послана ему Центром. Когда он узнал от неё новости, то приободрился – вот прямая связь. Однако чуть позже ему пришлось приглушить радость, ибо прямой связи с Центром калуба не имела, мало того, не обладала даже кавотью хотя бы для принятия новостей. К тому же её появление совершенно не было связано с Камратом. Она принесла лишь новый пароль, новый позывной Свима и известие о некоторых перестановках в Центре, где появилось и его имя. Из разряда полевого агента он переводился в разряд Координатора с широкими полномочиями по самостоятельному принятию решений и с расширенной свободой деятельности. Статус охотника также оставался за ним.

Новость не потрясла Свима, поскольку в руководство Фундаментальной Арены он не собирался входить. Но отличие из большого отряда рядовых агентов тешило его самолюбие.

На дороге между Кримом и Туклой, где калубе подсказали искать Свима, она его не нашла и начала самостоятельный поиск. Он привёл её к месту схватки с бандой Хлена. Наступал вечер, и она, передохнув, решила поискать Свима в окрестностях. Она не торопилась: не удастся найти его сегодня, то это можно будет сделать на следующий день. К тому же в этих местах её клан бывал часто, и она могла предполагать, где Свим остановится на ночлег.

Однако усталость от длительных перелётов во время поисков, стоны недобитых выродков, завывание подступающих к месту пиршества хищников, темнота – в отдельности или всё это вместе отвлекло внимание калубы. Она не заметила и пропустила момент, как внезапно из-за ближайших кустов на неё навалилась стая крыс, Многие из них пострадали от её жесткого клюва и острых когтей, но и она поплатилась вывихом крыла.

Ей удалось выскользнуть из кольца окруживших ее врагов и пуститься наутёк. Погоня не могла продолжаться долго: гараны шли по следу, а калуба – не ходок, тем более не беглец. Не наткнись она вскоре на команду Свима, ей не уйти бы от разъяренных крыс. Крысиная нелюбовь к людям равнялась нелюбви к гордым и страшным хищникам-птицам.

Отпуская В”арьёсу после её выздоровления, Свим надеялся, что она встретится с представителем или связным Центра на одной из секретных баз Фундарены, откуда калуба была направлена к нему. И вот на базе никого не оказалось. База закрыта, а калуба не знала кода, открывающего замаскированную дверь. Впрочем, если бы и знала, результат, наверняка, был бы тем же. Так что все надежды Свима передать через калубу от себя в Центр накопившиеся сведения, замеченные особенности, а также получить какие-то новые, свежие новости из первых рук о делах в бандеке, о состоянии дел вокруг него и его команды, некоторые разъяснения о его дальнейшем передвижении, не оправдались.

Втуне остались и вопросы о Камрате.

Принесённое калубой неприятное известие очень подозрительно совпадало с его размышлениями. Всё-таки в Центре, а может быть, и во всей организации Фундаментальной Арены что-то произошло. Но что? Их разгромили тескомовцы? Центр перебазируется? Произошла смена руководства и новое, что связано с этой сменой, пока что не приступило по настоящему к работе? Организация само распустилась, наконец?

Любое из выдвигаемых им предположений могло оказаться правильным, а значит, и плодом его мятущегося ума, не имеющего под собой никаких оснований, а одни лишь домыслы. Но как руководствоваться домыслами?

– Та-ак! – сказал он озадаченно, подводя итог услышанному. – Ты, уважаемая, к нам как? Надолго или собираешься улетать?

– Ты должен меня понять, дурб. Что мне здесь с вами делать? Вы едва ползёте по земле, а я летаю.

– Да, конечно. Но мы сейчас перейдём речку и пойдём дальше на запад. А там, сама знаешь, – Заповедник. Я хочу через него пройти напрямую до дороги Фост-Пpимето. И мне хотелось, чтобы ты нам помогла.

– А что я смогу?

– Многое, уважаемая. Сверху посмотреть, нет ли для нас там, впереди, какой-нибудь видимой угрозы. Могут быть тескомовцы или ещё кто-то, с кем нам лучше не встречаться. Это одно. А другое… Ты можешь помочь нам не сбиться с пути, а лучше, если подыщешь удобную тропу. Мы вот вчера чуть ноги не выворачивали, идя по кочкарнику и бездорожью. Ты можешь сделать хотя бы это?

Калуба задумалась, свесив голову на бок. Поворошила перья на крыльях, переступила ногами. Свим с интересом наблюдал за нею. Как-то он слышал утверждение о зависимости разумности тех или иных существ от количества или объёма мозгов в их головах – чем их меньше, тем и разумность меньше.

Но вот перед ним калуба – настоящее разумное существо, не уступающее другим разумным, в головах у которых вещества, делающих их такими, было значительно больше, чем у неё. Она мыслит. А голова у неё не больше малой фляги, висящей на поясе у Свима. Значит, мозгов в ней и того меньше – на три глотка содержимого во фляге.

Так при чём тут их количество? Интересно! Надо как-нибудь на досуге подумать об этом, может быть, кого и поспрашивать…

Громкий, противный, режущий слух звук обрушился на Свима и вырвал его из состояния спокойного созерцания и размышлений.

– В”рьельясу! – заорала калуба несносным голосом.

– Я слушаю тебя, счастливая, – ответил её друг, увлеченно разговаривающий с мальчиком и выродками. По сравнению с В”арьёсу его голос можно было бы назвать вкрадчиво-бархатным, так разительно он отличался от только что прозвучавшего гортанного клекота его подруги.

– Мы можем подождать день-два? – И пояснила Свиму и Клоуде: – У нас самая пора строить гнездо и класть яйца. Не хотелось бы задерживаться с таким важным для нас с В”рьельясу делом.

– С тобой что-то случилось, счастливая? – проворковал В”рьельясу и, переваливаясь на неприспособленных ходить ногах, направился к ней. – Давай, счастливая, решим проблему вместе.

– Ничего не случилось, – прокаркала калуба. – Так надо!

В”рьельясу поднял повыше голову, потряс ею и начал:

– Мы, конечно, можем отложить наши неотложные дела ради более важных и неотложных дел, счастливая, если они того заслуживают. Естественно, что Большая Мать нашего счастливого племени выразит нам своё неудовольствие, но день-два… А ты, счастливая, сможешь отложить на такое время свои неотложные дела?

– Я тут не при чём, – отрезала калуба. – Мы в этом году можем занять старое гнездо и подновить его быстро, если ты, конечно, не возражаешь.

– Как я могу возражать, счастливая? Конечно, старое гнездо – ненадёжное гнездо, однако я постараюсь, чтобы ни тебе, счастливая, ни нашим детям оно ничем не угрожало. Вот так!

– Мутные звёзды! – почти возопил Свим, которому вежливые и такие нудные переговоры двух птиц надоели до бесконечности. Они говорили, а дело не двигалось ни на шаг. – Чем может угрожать гнездо вам и вашим детям?

– Как чем? – удивился будущий отец. – Вам, людям, трудно это понять, но оно может свалиться вниз с дерева, на котором мы его построим, оно может провалиться, и дети выпасть из него, оно…

– Хватит, я понял! – Свим развёл руки, считая ответ калубы-отца исчерпывающим.

– Хорошо, – сказала В”арьёсу, и её друг опустил голову, готовый не говорить, а слушать. – Мы сегодня посмотрим ваш предполагаемой путь до дороги между городами. К вечеру вернусь и расскажу. Вы же идёте строго на запад?

– Мы стараемся держаться западного направления. Но мало ли что может случиться в дороге. А потом, строгое направление трудно выверить, и мы наверняка уклонимся в ту или другую сторону.

– Ладно, дурб, для нас десять свиджей в сторону не проблема. Найдём вас.

– Да, для тебя десять свиджей не проблема – это точно, а нам их пройти – надо топать и топать. – Свим невесело усмехнулся. Но тут же озаботился гостеприимством: – Уважаемая, вы с нами позавтракаете? Еда у нас есть.

– Опять тескомовские пайки? Да им же ведь лет пятьсот! – возмутилась калуба. – Я их у вас уже попробовала. Такая пакость! Так что ни за что!.. В”рьельясу, мы уже летим. По пути я тебе всё объясню. До вечера, дурб. Всем до вечера!

– Мы покидаем вас, – произнёс вежливо её друг, – как утверждает счастливая, до вечера.

– До вечера, уважаемые!

Люди и путры стоя следили за их уверенным полётом до полного исчезновения за поросшим деревьями и кустарником мутным горизонтом.

– Она и правда счастливая, – заметила тихо Клоуда, вздыхая и улыбаясь Свиму грустной улыбкой. – У неё через день-два будет своё гнездо, и она…

– Ну что ты, милая. У нас оно тоже будет.

Клоуда опять вздохнула. Как нереально и далеко было то, что обещал Свим.

Ели молча, неохотно. На этот раз больше всех и аппетитнее ел Камрат.

Ночью, когда он снова заснул после внезапного пробуждения, ему приснилась бабка Калея и какой-то толстый или сильный человек, с грустью и укором посматривающий на него из-за бабкиного плеча. Калея, как всегда строгая и целенаправленная, резко сказала:

– Ты слишком рано окропил оружие в крови. Не только в крови диких и разумных, но и человека! Такая поспешность может не пойти тебе на пользу…

– Но я не хотел! – ответил он, чувствуя, как краска стыда от произнесённой лжи покрывает его лицо.

Ведь тогда, при встрече с бандой Хлена, он ведь мог увернуться от напавшего на него выродка, и в драку не вмешиваться. Лишь проснувшись, он нашёл веский аргумент, оправдывающий его поступок. В той схватке, не вмешайся он, они могли бы погибнуть все поодиночке. Вначале К”ньюша, потом Свим…

Но почему он не мог сказать этого бабке там, во сне?

Мысль терзала его, он всё время возвращался к событиям сна. Бабка как будто и не бранила его, но в то же самое время не одобряла его поступка. А если она не одобряла, значит, этого не надо было делать вообще: непреложная истина, воспринятая им с самого раннего детства.

И кто был тот человек, который привиделся ему во сне? Почему его взгляд был печален, словно он тоже был солидарен с бабкой и осуждал его поспешность?

Пробудившись, Камрат позабыл лицо этого мужчины, а вот глаза – серые, прикрытые тяжёлыми веками, – осталась в памяти, и теперь, стоило мальчику отвлечься, как они сразу же заглядывали куда-то вглубь его существа, словно пытались там что-то рассмотреть.

Но ел Камрат больше всех не из-за смятения чувств, навеянных сном, а лишь потому, что хорошо выспался. К тому же он ощущал какую-то странную окрылённость и силу, готовые перенести его через реку, не замочив ему ноги.

Подготовка к переправе заняла не меньше двух прауз. Никому не хотелось лезть в воду, и купаться в ней, по весеннему холодной, да ещё утром. Поэтому решили смастерить плот.

Коряги, выброшенные на берег и высушенные солнцем, сами по себе плавали как пробки, но все попытки соединить их вместе, используя подручные материалы, закончились неудачей – плот разваливался, как только на нём появлялся какой-либо груз, а вернее, кто-нибудь из команды.

Наконец, хопс провалился в воду с головой, зафыркал и поплыл на другой берег. Там он вылез из воды, встряхнулся и заявил:

– Я перебрался и буду вас ожидать здесь.

Поступок К”ньеца обидел Ф"ента.

– Кошки всегда в первую очередь думают о себе, а до других им дела нет, – пролаял он. – А ещё наговаривал на меня. И это ты с ним, дурб, уже ходишь третий год?

Свим посмеивался над ними, они своей перепалкой вносили в их скромное, оторванное от общества, бытие хоть какую-то разрядку.

Но стехар не сдавался.

– Лучше бы ты утонул! – кричал он через реку хопсу.

– Это почему же? – возмутился К”ньец.

– А потому. Нельзя бросать друзей в беде.

– Это ты-то в беде? Собаки, говорят, плавать умеют. Врут, наверное. Посмотришь на тебя…

– Ладно вам, – закрыл их перебранку Свим и, дёргая себя за щетину на подбородке, согласился использовать текеловую веревку, носимую им для совершенно других целей.

Прочная и лёгкая, она не любила воды. В ней она разбухала, увеличивая объём раз в пять, и теряла прочность, а потом долго сохла, будто скряга, выпускавшая из себя воду, отсчитывая каждую молекулу. Таскать на себе такую тяжесть Свиму не хотелось, и он сопротивлялся до последнего.

Несмотря ни на что – наличие верёвки, старание строителей, в лице всей команды – плот получался хлипким и ненадёжным. Однако, благодаря несильному течению, межень рек наступал как раз ранней весной, и возможности по той же причине дотянуться до дна жалкими шестами, вырубленными в тальнике, успех всё-таки сопутствовал им, и они переправились на другой берег, лишь слегка замочив ноги.

Свим выпутал веревку и, свернув ее в рыхлую увесистую бухту, повесил поверх заплечного мешка.

– Неделю сохнуть будет, – сокрушённо приговаривал он, выполняя все действия, связанные с ней.

От реки они отошли свиджа на три и набрали определенный темп движения: впереди стехар с уныло торчащим обрубком хвоста, за ним цепочкой Камрат, затем Свим и Клоуда рука об руку, замыкал шествие К”ньец, отставший от людей шагов на десять.

К этому времени в ходьбе у разумных наступило уже такое состояние, когда каждый занят своими мыслями, дыханием и выбором места, куда поставить ногу при очередном шаге. Шли быстро и молча. Свим с Клоудой обменивались улыбками, он ей иногда помогал одолевать незначительные препятствия. К”ньец, глядя на них, вначале пофыркивал, потом ему надоело заниматься этим, и он больше стал смотреть под ноги, чем за милыми забавами людей.

В округе царило спокойствие, солнце пригревало, в воздухе ощущался терпкий запах преющей от тепла земли и прошлогодней растительности. Здесь, на границе Заповедника Выродков, они не боялись шаров Тескома, да и где они сейчас, никто из тескомовцев не знал.

Шум крыльев и противный голос В”арьёсу вывели их из почти идиллической обстановки и вернули к реальности.

Калуба опустилась перед ними одна, её приятель продолжал делать большие круги высоко в небе, приводя Камрата в неописуемый восторг. Он ему что-то кричал и размахивал руками, предоставив старшим выяснять отношения с В”арьёсу.

– Твоё раннее появление нам, как я понимаю, никакой радости не сулит, так? – спросил Свим, уверенный, что просто так калуба раньше договорённого времени не прилетела бы.

– К сожалению, дурб, – прокаркала она, оправляя клювом перья на груди. – Впереди у вас, совсем рядом, всего, может быть, в свиджах двух отсюда, вся земля кишит змеями. Ядовитыми. Их там тысячи и тысячи.

– С чего бы они собрались? – задумался Свим.

– Весенняя свадьба, – сказал Ф”ент. – Змеиная.

Калуба свесила голову на бок и одним глазом посмотрела на выродка.

– У них свадьба? – гаркнула она. – Я не думаю. Там другое…

– Ну, вас, – перебил её Свим. – они куда-нибудь двигаются?

– Трудно сказать, куда они направляются, но в настоящий момент они ползут навстречу вам… Трава шевелится от них. Даже сверху трудно охватить площадь, которую они занимают.

– А! – воскликнул Свим. – Это змей-трава! Я о ней слышал. Это змей-трава, уважаемая?

Голова калубы упала на другую сторону, и она долго с любопытством теперь рассматривала человека опять же одним глазом, который, как многие утверждали, мог, будто бы рассмотреть на расстоянии нескольких свиджей даже сквозь дымку такую малость, как мышь.

– Люди верят в такую чепуху? – прогорланила она.

– Не то, чтобы… – Свим растерялся от её прямого вопроса и не знал, что сказать ей в ответ. Да и не оправдываться же ему перед птицей, пусть она и разумная. – Не будем сейчас говорить об этом, уважаемая. Лучше подскажи, как можно обойти змей?

– Проще простого это можно было бы сказать, если точно знать, в какую сторону они повернут через короткое время. Они же могут это сделать в любую сторону и неоднократно, пока дойдут до вас. Как угадать? Всё зависит от того, куда повернут свой бег мыши, которыми они сейчас кормятся.

– А, вон что… – Свим среагировал бы на упоминание мышей каким-нибудь другим образом, но с небес долетел тревожный клёкот В”рьельясу.

– Они продолжают двигаться в вашу сторону и будут здесь скоро, – перевела сообщение друга В”арьёсу. И пояснила: – Я ему сказала, чтобы он там за ними наблюдал и передавал нам, что видит. Он всегда хорошо выполняет доверенное ему мной.

– Та-ак! Это хорошо, что он такой исполнительный… – Свим осмотрелся вокруг. На глаза ему попались разбросанные здесь и там невысокие кряжистые сосны, берёзы, да ещё несколько дубов, молодых и в силе. – А если забраться на деревья и переждать их нашествие? Пройдут под нами. Не полезут же они на деревья? Как думаешь, уважаемая?

Он спрашивал совета у калубы, хотя сам прекрасно понимал уязвимость своего предложения.

Пока калуба качала головой, не зная, в какую сторону её свесить, вмешался Ф”ент:

– Если здесь их территория, как обиталище, то мы будем сидеть на деревьях полжизни.

– Тоже правильно, – согласился сразу Свим. – Но тогда у нас выбор невелик. Надо будет возвращаться назад, к реке. Другого варианта не вижу.

– К реке, а что потом? – спросила Клоуда.

Ей до слёз не хотелось возвращаться назад.

Возвращение удлиняло путь и отодвигало на неопределенное время мгновения прихода её и Свима в Примето, в его дом, где она сможет позабыть все неудобства и неприятности их переходов, помыть своё потное, пропахшее костром тело, так как на ней была не полевая, а простая униформа, которая не могла следить за санитарным состоянием организма, облачённого в неё, отогреться и отдохнуть…

Как ей не хотелось возвращаться! Но почему им всё мешает, что-то препятствует? Она уже готова была расплакаться.

Свим почувствовал, что с ней не всё в порядке и взял её за руку, пожал, ободряя.

– Что потом?.. Потом видно будет. Змеи через реку перебраться не смогут, если, конечно, они выйдут на нас у берега. Но, думаю, до того не дойдёт… Уважаемая, посмотрите, пожалуйста, вокруг. Мы сейчас отойдём к реке, а вы нам подскажите, в какую потом сторону нам лучше пойти, чтобы не идти через поле, занятое змеями.

– Да! Естественно! – прокричала В”арьёсу, словно собеседники находились от неё на далёком расстоянии.

Затем она несколько раз неуклюже подпрыгнула и, тяжело взмахивая громадными крыльями, поднялась в небо. Там она присоединилась к своему другу.

– Что ж, хотим мы или нет, но придётся нам идти назад, к реке. И надо поторопиться. Пошли, друзья! – распорядился Свим и первым направился назад, ведя за собой Клоуду.

Что может быть хуже, чем возвращения назад? Всё равно, что повторять одно и то же, когда и один-то раз этого делать не хочется.

Команда Свима побрела к реке уныло и нестройно. Взрослые люди – Свим и Клоуда – обменивались печальными взглядами, выродки делились впечатлениями от былых встреч со змеями. И лишь Камрат, казалось, не был разочарован произошедшим, он был занят самим собой.

Встреча с бабкой во сне задала настроение его мыслям. Как он соскучился по ней! Ему очень захотелось увидеть её хоть на минт, услышать её родной негромкий голос. И пусть она его за что-нибудь побранит… Она его бранила. Разве она его бранила? Он вспоминал её слова, интонации, с какими они были сказаны, и понимал, как ему не хватает бабкиного надзора, советов и слов. Сейчас её наставления, которые когда-то казались ему длинными и скучноватыми, зазвучали в его памяти словно тихая приятная музыка, навевающая ностальгическое настроение.

Камрат вслушивался в себя и не заметил, как у него вдруг появились слёзы па глазах. Он не хотел этого, а они появилась сами, непрошеные. Испугавшись, что кто-нибудь увидит его в слезах, Камрат быстро вытер глаза, а потом повертел головой, осматривая спутников. Похоже, никто ничего не заметил, и мальчик облегченно вздохнул, повеселел.

Шли они назад не так быстро, как утром, и достигли реки уже при самом высоком стоянии солнца. Такая ходьба, бесцельная по своей сути, к тому же невольная, расхолаживает и даёт усталость, от которой нет лекарства. Тело становится разбитым, мысли и желания вялыми, хочется сесть, а лучше всего лечь и не двигаться, что бы ни случилось.

Команда подготовилась поступить именно так – лечь, отдохнуть и подождать вестей от калубы.

– Мы-ы-ы-ши! – Первой отреагировала на внезапно изменившуюся обстановку Клоуда, по ноге которой пробежался серый комочек. – А-а!

Она с визгом кинулась к Свиму, обхватила руками его шею и, подняв как можно выше ноги, повисла на нём.

Не понимая её испуга, дурб оторопел и стал бессмысленно топтаться на месте, не зная, что предпринять.

К”ньец с недоумением рассматривал поток мышей, окруживший его со всех сторон. Появление этих созданий для него – событие приятное, но с другой стороны, что-то уж слишком частое и не в таком же количестве. В первый раз это был поток, а теперь – море… Или он, пренебрегая до того Дикими Землями и предпочитая хорошие дороги, сам себя обездоливал и не знал, что здесь можно славно поживиться, и довольно часто.

Мыши накатывались волной. Они были везде: под ногами, под каждой былинкой, их словно рождала сама земля – сотнями, тысячами, мириадами.

«Где мыши, там и змеи. Так вот о чём говорила В”арьёсу, – наконец догадался Свим. – Значит, следом за мышами, сейчас здесь появятся змеи».

Тем временем передовой отряд грызунов серо-дымчатым валом достиг реки и стал на берегу набухать в высоту: одни создания, ткнувшись мордочками и передними лапами в воду, отхлынули от неё назад, другие – напирали сзади. Вал, шевелящийся от основания до нарастающей с большой скоростью вершины, походил на замедленную прибойную морскую волну. Она налетела на нечто неприступное и брызнула от него пенистыми струями вверх.

На этом сравнение и заканчивалось. Ибо водная волна откатывается, а мыши, поблескивая бусинками обезумевших глаз, наращивали и наращивали высоту вала, стряхивая часть зверьков в воду. Попавшие в неё безуспешно карабкались вверх, топча сородичей.       Писк и шорох стояли невыносимые. Речь разумных терялась на их фоне. А говорить и обсуждать положение, чтобы принять решение, надо было безотлагательно.

– Змеи! Змеи идут за ними! – кричал, что есть силы Свим и отчаянно жестикулировал. – И скоро будут здесь. Надо уходить за реку! На ту сторону, говорю, надо уходить! Быстрее!

Его слова были слышны не всем, и ему пришлось каждого хватать, за что придётся, притискивать к себе и повторять сказанное.

К”ньец с сомнением воспринял предположение Свима. Сейчас он вдруг заробел перед водной преградой. Всё-таки пловец он был никудышный, и был бы не прочь, если бы кто-то уже стоял на том берегу и крепко держал второй конец Свимовой верёвки, а за первый, естественно, ухватился бы он сам. Только при такой расстановке можно было без риска для хопса лезть в воду.

Ф”ент высоко задрал обрубок хвоста и брезгливо одёргивал ноги, когда бегущие мимо мыши, неизбежно тыкались в него. Среди них он чувствовал себя неуютно. Потому, как только до него дошёл смысл призыва Свима, он легко перепрыгнул прибрежную подушку валиком из мышей и, бросившись в реку, поплыл через неё.

Камрат плавать умел хорошо.

Бабка Калея летом, когда только-только заканчивались летние дожди, специально водила его на многоводный Сенер, протекавший близ Керпоса, и учила держаться на воде.

Городские власти заботились о горожанах, которые рисковали таким образом, и на берегу Сенера каждый год оборудовали специальные решётки, отгораживая тем самым любителей поплавать от дикой фауны реки.

Несущий свои прозрачные и относительно чистые воды с круч Суременных гор, Сенер впадал в Болото Первое около небольшого города Угарунта, известного циклопическими развалинами какого-то громадного сооружения людей, живших ещё до падения городов-спутников. Из Болота вверх по течению реки порой заплывали непонятные создания не то природы, не то биологов прошлого, смертельно опасные для разумных, оказавшихся на их пути в воде.

Да и в самом Сенере встречались не менее опасные существа. Водились там щуки-мутанты в пять берметов длиной, для которых проглотить путра или даже взрослого человека ничего не стоило. И проглатывали тех, кто пренебрегал сооружениями кугурума. Ещё в Сенере плавала рыба-игла. Она была опасна человеку и другим разумным своим непомерным любопытством. Ей обязательно хотелось посмотреть, кто же это там так барахтается в воде. Подплывала, утыкалась отравленной иглой-носом в кожу и убивала. Человека – мгновенно.

Так что решетки вдоль берега сооружались не зря.

Конечно, речка сейчас перед ним много меньше Сенера, но кто знает, что в ней водится, да ещё вблизи Заповедника Выродков. К тому же она, наверное, впадает в Ренцу, а Ренца, в свою очередь, в Болото Второе, не менее богатое своими устрашающими созданиями, что и Болото Первое.

Утром, когда К”ньец неожиданно переплыл речку, Камрат даже не подумал ничего плохого. Но вот набежали мыши, а за ними идут змеи – всё это всколыхнуло память мальчика, тем более что ему приходилось видеть разумных, пострадавших от речных тварей.

Оттого сейчас, хотя никому не хотел зла, и Ф”енту в том числе, он как завороженный следил за плывущим стехаром, ожидая чего-то страшного, плохого: вот-вот в воде что-нибудь забулькает, забьётся в брызгах и… нападёт на выродка.

Пока Ф”ент, яростно отряхиваясь, не вылез на берег, Камрат до тех пор не решался сунуться в воду. Он откровенно боялся чего-то в ней и не скрывал своей дрожи.

Справедливости ради можно сказать, что дрожали все, не только он, но не от страха перед неведомыми обитателями реки, а от предчувствия холода, как только они войдут в реку.

Свим, наконец, уяснил желание хопса, но распутывать верёвку заставил его самого. Клоуду он взял на руки и ступил в реку и нёс её до того, пока вода не стала ему по грудь. Клоуда опять начала визжать, но уже не от омерзения и страха перед мышами, а похоже, от необходимости окунуться в холодную воду.

Переправа заняла считанные минты и оставила позади мышей и змей. Люди и выродки, позабыв о стекающей с них ручьями воде, стояли на берегу настороже и ожидали развития дальнейших событий: остановит река нашествие или нет?

Ничего определённого нельзя было предполагать. Дикие всегда преподносили разумным сюрпризы.

A мыши продолжали стекаться к реке, образуя на её подступах уже не вал, а многослойный ковёр. Это были не те организованные и целеустремлённые колонны, мигрирующие по проверенным веками тропам в нужном направлении, с которыми Свим и его спутники повстречались в первый день их выхода в Дикие Земли. Здесь мигрантов гнал ужас перед змеями, а те тоже, по-видимому, всё ближе подступали к реке и гнали перед собой грызунов.

…И вот их шевелящийся береговой вал в мгновение ока распался, и мыши ринулись через реку.

Вскрикнула Клоуда и вновь забралась с ногами на Свима.

Зеркало поверхности реки поменяло цвет на серый.

Выходя на берег, мыши, маленькие, тощие от прилипшей к тельцам мокрой шёрстки, продолжили свой бег в заданном направлении – подальше от реки, от хищников, минуя остолбеневших от зрелища людей и выродков.

Грызуны плыли, выходили, на берег и уходили нескончаемым потоком, краёв которого не было видно ни в той, ни в другой стороне – сплошное мышиное поле.

О роли мышей в трофических цепочках в животном мире Свим знал давно, и всё-таки ему впервые удалось за последние несколько дней дважды подряд увидеть такое их количество.

Мыши служили пищей для многочисленных и разнообразных хищников ещё задолго до появления человеческой цивилизации, но выбор жертв у хищников тогда был куда шире. Кроме этого вида грызунов они могли утолить голод и другими их разновидностями и иными существами. Однако традиционная пища, в связи с необратимыми изменениями в биосфере Земли и возникновением новой среды обитания для живых существ, подверглась мутагенезу с потерей киррильной чистоты, в результате чего превратилась из блага в яд, отведав которого, хищник погибал. И лишь мышей процесс мутации в таком нежелательном направлении для хищников почему-то не затронул и тем самым позволил существовать многочисленным видам животных. Птицы и млекопитающие, земноводные и пресмыкающиеся – для всех их мыши превратились иногда в единственный источник пищи…

К”ньец, съев их несколько штук кряду, уже не обращал никакого внимания на то, как они бегают по нему и через него. Он лежал в блаженной сытой позе, означающей последнюю ступень неги. Хопс напевал про себя одному ему известную песенку, доставшуюся от предков – бесконечную, успокаивающую и мудрую, так как была она без слов и мелодии.

Ему к тому же всё уже надоело: и бояться, и бегать без пользы. Он время от времени лениво пристукивал копытцем какую-нибудь непонравившуюся ему чем-то мышь, переворачивал кверху брюшком, рассеянно рассматривал её и ногой же отшвыривал, куда подальше от себя.

Клоуда так и продолжала сидеть у Свима на плече и округлившимися глазами посматривала по сторонам. Мыши вызывали у неё не только врождённую брезгливость к ним, но и панику: когда же всё это кончится?

Свим и Камрат больше посматривали на противоположный берег, чем на шныряющих у их ног грызунов. Но если Свим был обеспокоен последствиями бегства мышей через реку, то Камрату это служило развлечением.

Хуже всех себя чувствовал Ф”ент. Мышей он не ел, а их слепой бег, когда они не разбирают дороги и обегают только неодолимые препятствия, его раздражал. Тем более что сам он для них неодолимого препятствия не составлял, и мыши пытались брать его сходу, чтобы перелезть через него. Стехар тихонько поскуливал, поджимал то одну, то другую ногу. Потом он попытался влезть на стоящий вертикально пересохший сук упавшего дерева, но сорвался и теперь терпеливо пережидал неприятное событие.

Прилетела калуба. Покружила над головами беглецов, выискивая место для посадки. Выбрала толстый сук плавника, с виду надежный, но её постигла участь стехара – едва она уселась и стала оправлять перья, как сук сломался. В”арьёсу тяжёлым булыжником рухнула вниз, на землю, вернее на мышиные тельца. Там она скрипуче поругалась, потом поймала одного из зверьков, разорвала его пополам и проглотила, на том и успокоилась. Перешла к делу, ради которого прилетела.

Однако разобрать сказанное калубой Свиму удалось только после третьего повторения: шум от мышей стоял ужасный, да и дикция у В”арьёсу страдала изъянами. Одно накладывалось на другое, так что Свиму пришлось подойти к разумной птице поближе. Она же высказала опасение появления змей и на этом берегу, вслед за мышами. Свим, естественно, думавший об этом, всё-таки вначале не поверил В”арьёсу, разумно считая её предупреждение неправдоподобным. Однако пренебрегать им готов не был – калубе сверху лучше виднее, какая складывается ситуация в перемещении диких.

Тем временем поток мышей не иссякал. Напротив, куда ни посмотри, вся река покрыта их мордочками и точечками глаз. Уже не тысячи их, а миллионы!.. А за ними, возможно, такие же полчища змей!..

Высказанного предупреждение, калуба больше ничего Свиму подсказать не могла, и как поступить дальше, он должен был думать сам, ибо на кого-либо из команды надежды не было.

Вообще, в команде создалась трагикомическая ситуация.

Мимо бегут полчища мелких грызунов, ничем, в принципе, не угрожающие разумным, кроме как позывов к замешательству от их несметного числа. Это служило как бы фоном для действий членов команды.

К”ньец наелся до отвала и теперь лежит в ленивом откиде и философски рассуждает о пользе мышей, хотя его никто не слушает, да и услышать не способен.

Ф”ент, от нечего делать, нашёл себе таки забаву – в выборочном убийстве зверьков, а Камрат строит на их пути запруды из веток и палочек и забавляется тем, как они успешно преодолевают искусственные преграды, используя менее проворных своих собратьев в качестве подставки.

Клоуда, сидя на плече дурба, повизгивает и с каждым минтом становится для него будто тяжелее…

А он – Свим – думай за всех, что делать?

Делать, как он понимал, надо было одно – уходить от реки подальше и как-то выбираться из мышиного потока. Калуба не могла сказать ничего определенного о направлении, куда бы они сейчас могли пойти, чтобы избавиться от грызунов и пересидеть где-нибудь, пока схлынут змеи.

Южнее того места, где они сейчас находились, В”арьёсу видела какие-то руины, но у них с В”рьельясу возникли подозрения, что они кем-то уже заняты, а уточнить кем именно они не удосужились. Идти на север было предпочтительнее, хотя там могли возникнуть трудности с переправой через реку. В двух примерно свиджах вверх по течению, со слов той же калубы, река прорезала небольшое всхолмление и бурным потоком протекала в крутых берегах, но была, якобы, намного уже – всего несколько берметов шириной.

Или ещё подождать? Хранилась крошечная надежда, что змеи всё-таки не смогут преодолеть реки.

Сверху что-то прокричал В”рьельясу.

– Они уже на подходе, – сообщила калуба и выхватила очередную мышь для съедения. Проглотив её, она тщательно почистила клюв о корягу. Продолжила: – Он там, сверху, всё видит и скажет, как они там, внизу, себя поведут, когда приблизятся к реке.

Наступал критический момент, после которого либо повезёт – и можно будет остаться на месте, либо не повезёт – змеи попытаются занять это место, – тогда надо будет куда-то от них убегать.

Знать бы только куда.

Даже К”ньец, сытый и разомлевший на солнышке, приподнялся и всмотрелся в противоположный берег.

Внезапно мышиный ковёр закончился, и река стала освобождаться от него. Последний неширокий ряд мышей соблюдал порядок и почти ровной линией замыкал шествие. Минт-другой – и поверхность реки очистилась и успокоилась, унося медленным течением мертвых или протоплённых зверьков. Они уже никогда не выйдут на берег. Рыбы и другая речная живность жировала: мелочь рвала нечаянную добычу, а те, что покрупнее – пытались заглотить грызуна целиком.

Донёсся сигнал калубы с небес.

– Они не решаются, – перевела В”арьёсу.

– Неплохо бы, – с надеждой в голосе проговорил Свим.

И тут противоположный берег, словно резко приблизился и ощетинился поднятыми вверх головами змей. Число их стремительно прибывало, и вот уже частокол из шей и голов колеблется, как трава на ветру. Зрелище ужасное и притягивающее, сходное игре пламени костра.

Змеи не лезли друг на друга, подобно мышам, не создавали завала, они – концентрировались. Но для чего? Для броска вперёд, через реку? Или…

– О, нет! – простонал Свим.

Клоуда, онемевшая от увиденного, молча спрыгнула с его плеча, ухватила за руку и потянула прочь от реки. Мальчик и выродки уже стояли за его спиной и были готовы бежать по его команде отсюда куда подальше.

И было отчего – змеи начали строить мосты из плавника по всей длине фронта их потока…

Глава 30

Они бежали, не разбирая дороги, лишь бы оказаться как можно дальше от реки, от наводнения змей. Надо бы остановиться, подумать, оглянуться, а ноги несли и несли их до тех пор, пока они вдруг не очутились в одиночестве. Мыши исчезли, будто провалились в прошлогодней траве, такой же бурой, как их шёрстка. Ни одного зверька! Только что они были везде под ногами, пищали и скользили, а теперь – их нигде нет…

Свим приставил ладонь к глазам и посмотрел на запад, где садилось мутновато-красное дневное светило.

День заканчивался. Целый день, не продвинувший его и команду к цели ни на шаг, а напротив, отбросивший назад.

Вокруг раскинулось редколесье, и – никого! Тишина в округе, и даже ветер затаился и чего-то ждёт.

– Та-ак, – сквозь одышку неопределенно проговорил Свим и обратил взор на своих подопечных.

Вид у всех был далеко не идеальный. Ф”ент упал в траву и всё ещё не мог отдышаться. Вывалившийся его язык казался неимоверной длины. Лёжа рядом с ним в таком же состоянии и слушая громкое дыхание стехара – его бока работали мехами, К”ньец всё же нашёл силы съязвить:

– А говорят, собаки хорошо бегают.

– Д-да… за… кошками, – принял шутку выродок.

Для того чтобы ответить, ему пришлось с мучительными усилиями возвращать язык на место и шевелить им во рту.

На удивление, меньше всех от пробежки запыхалась Клоуда. Она вообще чувствовала себя прекрасно.

– Давно я так не бегала, – объявила она и рассмеялась, радуясь неизвестно чему.

Не пробежке же?

– А я… никогда так не бегал, – сознался Свим, и не в силах стоять присел на землю.

– А много мы пробежали?

У Камрата, который восстановился после беговой нагрузки раньше всех, проснулся чисто спортивный интерес. Он от бабки часто слышал предсказание о себе: ему придётся бегать часто и на продолжительные расстояния, но делать это он будет легко и быстро. Однако она никогда не заставляла его бегать, считая, что у него врождённые способности к этому.

– Свиджа два, – предположил Свим.

– Не-е. Четыре, не меньше, – предложил свой вариант К”ньец.

– Ого! – удивился Камрат. – Когда только успели?

– Да ну вас, – улыбнулась Клоуда. – Не больше одного свиджа. Посмотрите, отсюда даже береговые тополя видно.

– Похоже, – присмотревшись к дали, неохотно согласился Свим. – А показалось, будто полдня бегали без передыху.

Он ещё раз внимательно оглядел свою команду. Она постепенно приходила в себя.

– Ну что, рискнём? – повел он головой в сторону реки.

– Опять туда? – испуганно вскликнула Клоуда.

– Мы так бежали, что нас потеряли и мыши, и змеи. Так чего нам бояться? – Свим хотел пошутить, но получилось это у него так, словно он укорял Клоуду за испуг.

– Всё правильно. На открытом месте оставаться всё равно нельзя, – поддержал дурба хопс и поднялся с травы. – Мы бежали под углом к реке. Вот так, – он указал, откуда они, прибежали. – Теперь можно будет пойти назад тоже под углом к тому пути, по которому мы прибежали сюда. Так мы выйдем к реке в другом месте, южнее.

Никто с ним не спорил, но и никто не выступил с одобрением и поддержкой предложения. К реке идти было надо – это понимали все, но было как-то страшновато опять повстречаться со змеями. С мышами тоже.

– Ещё полблеска на отдых и пойдём, как предложил К”ньюша! – распорядился Свим.

К реке подходили медленно и осторожно, шарахаясь от каждого шороха в траве. Однажды видели змею, и совсем было приготовились вновь убегать, но она была одна. Появилась ли она из-за реки или была аборигеном этих мест, никто из них знать не мог. Обошли её по большой дуге.

Оставалось пройти канторов пять.

– Руины, – кратко мяукнул К"ньец.

– Стойте! – поднял руку Свим. – Это о них говорила калуба.

– И кого-то в них видела, – напомнил хопс.

– Это так, – кивнул Свим. – Но не видела, а предположила, что они кем-то заняты.

– Заглянем? – спросил Ф”ент.

Свим оглянулся на товарищей по команде, прикинул высоту солнца над горизонтом.

– Пожалуй, да, – задумчиво сказал он. – Ночевать сегодня всё равно будем на этом берегу. А не проверенные руины под боком оставлять опасно. Так что… Проверим! Но будьте готовы ко всему.

– Может быть, мы там ещё одного Ф”ента встретим, – поддержал разговор Камрат. – Или белобородого найдём.

К”ньец фыркнул:

– Нам одного достаточно. Не знаем, что с этим-то делать.

Стехар выпад со стороны хопса не удостоил ответом, но с достоинством заметил:

– Таких, как я, нигде больше нет!

– Вот хорошо, что нет, – отозвался Свим. – К”ньюша прав, нам ни того, ни другого больше не надо. Кло, вспомни, здесь у тескомовцев есть тростеры? Вдруг один из них здесь.

– Да, я слышала о тростере у Заповедника, но где он расположен, я не знаю.

– Лучше надеяться на худшее.

– Ты хочешь сказать, что мы подходим ктростеру? – недоверчиво спросил Ф”ент.

Свим утвердительно кивнул и поймал себя на мысли, поразившей его своей неприятностью. За последние дни у него радикально изменились давно устоявшиеся (как будто) представления о многих процессах, происходящих в окружающем мире, в коем он прожил почти полвека. Менялись даже те из них, которые, казалось бы, уже неоднократно проверены его личным опытом в различных ситуациях. Но вынужденное путешествие по Диким Землям без определённого маршрута заставило его переосмыслить полноту своих знаний, накопленную за все годы жизни: о людях, разумных и их взаимоотношениях, о происходящем ходе событий в бандеке. За эти дни он словно повзрослел и стал по-новому смотреть на происходившее когда-то с ним и на то, что происходит сейчас, в данный момент.

Прежняя жизнь казалась ему теперь неким скольжением по поверхности событий и дел.

Родители – стоимённые – дали ему всё: имя, образование, умение владеть мечом. После принятия ими обряда ориалипии и добровольного ухода из жизни, у него появилась полная независимость и свобода выбора, связанные с беспорядочным поиском смысла жизни до тех пор, пока он не вышел на Фундаментальную Арену и не нашёл себя в деятельности в качестве агента и охотника. Но и там его водили проторенные, относительно безопасные дороги. Ему были обеспечены кров и еда, он всегда себя чувствовал уверенным в завтрашнем дне.

Так было.

Ещё дней десять тому назад, подходя к такой вот руине, они с К”ньецем не слишком бы волновались о том, как их примут обитающие в ней разумные. Напротив, они были вправе ожидать от них полной расположенности и помощи, как официальным путникам. Так было всегда, исключения не в счёт, на хороших тескомовских дорогах, и такие представления у Свима распространялись на всю бандеку.

О Диких Землях он судил не столько по рассказам очевидцев, верить которым было рискованно – могут наговорить того, чего и нет в помине, сколько по своим представлениям, основанным на небольшом опыте, а по большей части на умозрительной экстраполяции проверенных и узаконенных правил и нравов разумных.

Дикие Земли, как он знал, – бескрайняя пустынная территория. Там когда-то, в незапамятные времена, жили люди и разумные, но оставили их из-за сокращения своей численности, ухудшения и истощения среды обитания, навсегда бросив свои поселения, города, коммуникации. И больше туда не возвращались. Свим допускал появление на этих территориях районов, занятых какими-нибудь кланами разумных или местом перемещения гуртов. Ещё куда ни шло. Но на поверку оказалось всё не так.

Совершенно не так.

Тому пример урок, полученный при осмотре древнего красивого здания в рощице, в котором, брошенном и необжитом на вид, располагалась база банды Кемеша.

Размышляя, Свим сделал для себя неприятный вывод: каждую руину, как бы она не выглядела со стороны, кто-то либо обжил и покидать её не собирается, либо наведается туда, чтобы иметь кров над головой на некоторое время, а то и спрятаться или пересидеть, переждать какие-то события. И так, по-видимому, идёт из века в век.

Поэтому просто так заходить в такие руины, оказывается, не положено, а лишь с разрешения негласных хозяев. Но вся загвоздка в том, что хозяева не горят желанием дать такое разрешение, им проще избавиться от пришлых более надёжным, хотя и примитивным путём – убить, ограбить, принудить остаться среди них до конца дней или до определённого срока.

Сейчас, подходя к руинам, Свим соображал, как поступить, какую выбрать тактику для безопасного их обследования. Прислушиваясь к себе, он не чувствовал к этим руинам такой настороженности, какую ощущал, подходя к башне тескомовского тостера.

Хорошо бы, конечно, обмануться и найти их необитаемыми.

Руины поросли лесом – несколько деревьев забрались на самый верх и придавали развалинам вид нестриженой головы, наполовину погружённой в землю, со вставшими дыбом волосами.

Когда-то, возможно, вокруг строения был забор, теперь густо поросший кустарником, опоясывающий разрушенную постройку прямоугольником. В это время года деревья и кусты по цвету мало чем отличались от окружающей жухлой травы, разве как тенью от закатного солнца.

До развалин оставалось несколько десятков берметов. Если кто-то в них и находился, то внешне это ничем не проявлялось. Руины виделись необитаемыми, от них не пахло кострищем, а едва заметные тропы, извивающиеся по всей поверхности редколесья и пробитые, большей частью, дикими, у руин ничем не отличалась от тех, что встречались вдали от них.

– Малыш, – негромко позвал Свим. – Ты с Кло и стехаром останетесь стоять у этих кустов, а мы с К”ньюшей прежде обойдем вокруг развалин. И глядите тут в оба! – сказанное уже относилось ко всем оставляемым.

Камрат промолчал. Но возразил Ф”ент.

– Чего мы добьёмся, оставаясь здесь поджидать вас? Не лучше ли всем пойти вместе? – Хвост его уже подворачивался под брюхо. Он явно боялся того, что хотел предложить. Тем не менее, он продолжил: – А лучше всего первым пустить в руины меня. Кто бы там ни был, я смогу его учуять прежде, чем вы его или он меня. А вы будете на подходе и настороже, а?

К”ньец одобрительно фыркнул.

– А собака права, – сказал он. – Только с ней надо пойти и мне. Там могут быть тёмные уголки, а я лучше увижу, кто или что там находится.

Свим, только что обременённый непростыми думами, повеселел, хотя сам не знал отчего. Может быть, отчаянная отвага Ф”ента и поддержка его намерения со стороны хопса придали ему сил и уверенности? Или он как-то по-другому посмотрел на взаимоотношения, складывающиеся в команде? Равноправия, взаимовыручки? Но что-то было – это точно.

Он протянул своё излюбленное:

– Та-ак! – и решительно, даже возвышенно добавил: – Тогда идём все вместе, как предложил стехар. Вместе мы представляем неплохой боевой отряд. Мы же с вами это знаем! Многим от нас уже не поздоровилось. Так чего нам страшиться, друзья? И потом. – Свим выдержал паузу, усмехнулся. – Сегодня у нас ещё не было драки. Мыши и змеи не в счёт. Для нас такое уже не может считаться нормой. Правильно я изложил дело?.. Поэтому дружно за мной! Нет, за уважаемым хилоном, как говаривал Сестерций, за Ф”ентом!

О старости постройки говорили рухнувшие потолки и части стен, выполненные когда-то из невечного материала, оттого, может быть, заходившие сюда разумные не находили в них надёжного убежища, что сказалось на отсутствии каких-либо более-менее свежих следов их пребывания. Руины, похоже, обходили стороной и дикие. На полу от остатков рухнувших конструкций и блоков образовался толстый пласт почвы, покрытый слоем дёрна. В одной из комнат не разрушенной до конца части руин, стояли какие-то высокие коробки, с печальным шорохом разваливающиеся от слабого прикосновения к ним. В коробках таились приборы или устройства неизвестного назначения, никуда не годные, изъеденные временем, поскольку были изготовлены из веществ, срок жизни которых был намного короче пролетевших здесь лет.

Если здесь когда-то и был тростер, то о нём позабыли уже несколько веков тому назад.

Выродки сунули свои носы во все углы, никого не обнаружили и стали искать вход в подвальное помещение. Подвалы руин могли хранить интересные предметы, оставленных от древних людей, и служить более надежным убежищем от всякой твари и лишних глаз, к тому же они иногда были намного чище, чем наземные комнаты и помещения. Поиски остались тщетными, все входы, если они и были, надёжно хранились под останками стен и земли, занесенной сюда ветрами.

Подозрения калубы о заселённости развалин оказались не верными, так что их можно было занять без необходимости искать у кого-то разрешения или, того хуже, выживать аборигенов или отступать самим.

Для ночлега выбрал небольшое пространство с остатками крыши и хорошим обзором подступов к нему. Здесь обнаружился след – небольшое черное пятно от костра, – оставленный невесть за сколько десятилетий или поколений людей и путров до появления в руинах команды Свима. На этом же месте, очень удобно выбранном давними предшественниками, они развели свой костёр, долго ужинали при вялом разговоре. Свим сообщил о пользе бега, учиненного ими сегодня: у него перестала болеть спина. Известие на некоторое время оживило беседу. Вспомнили о калубах, неизвестно куда скрывшихся после того, как змеи стали наводить переправы.

– Мы так стремительно сорвалась с места, и так быстро бежали, что они не смогли за нами поспеть и проследить, куда это мы скрылись. Вот и потерялись, – пошутила Клоуда.

– Да уж, непонятно кто потерялся – они или мы, – поддержал её Свим, привлекая девушку к себе за плечи.

Клоуда после пробежки вообще была настроена на шутливый лад, так как поняла, что хоть в чём-то превосходит своих спутников. До вступления в Теском ей пришлось искать себя в спортивных занятиях: бегала и прыгала. В столице Сампатании Габуне иногда проводились спортивные состязания и для людей, и для выродков. На спортивном поприще можно было само реализоваться, к тому же достигнуть кое-каких успехов и в жизни. Особенно для женщин. Их, во всяком случае, могли заметить кто-нибудь из многоимённых и взять в свою семью, обеспечив им тем самым безбедное существование. И Клоуда, возможно, достигла бы их, если бы… Она не хотела об этом думать и старалась позабыть всё. Зато сегодня её способность бегать быстрее других неожиданно обернулась повышением престижа в её собственных глазах и во мнении команды Свима, признавшей за ней лидерство хотя бы в этом.

Оттого-то она позволила себе непринуждённо высказывать своё суждение о себе и о других.

– Мы и вправду так сорвалась, что о них позабыли. Когда змеи начали это, – продолжал Свим, пытаясь вспомнить последовательность недавних событий, – В”арьёсу ещё седела передо мной. Затем… Кло спрыгнула с моих плеч, я что-то сказал… Напрочь не помню что. Наверное, как раз для неё… Хм… Не помню. Знаете, у меня словно что-то произошло с глазами, когда я увидел как они… Они же строили мосты! Неужели они разумные? И… – Он прикрыл глаза и помолчал. – Я, кажется, начинаю догадываться, с кем мы сегодня так счастливо… да, да, друзья, счастливо успели разминуться… Хотя это могут быть враки лесовиков, но это были…

– Пуриурки? Так? – поторопился высказаться Ф”ент и вывалил свой язык почти до пола.

– Ты тоже так подумал?

– Почему подумал? Я знал.

Клоуда от одного упоминания названия змей передернулась.

– Неужели пуриурки? Пойми мы это там, на берегу, – сказала она с дрожью в голосе, – мы бы бежали ещё и сейчас.

– Может быть, и не бежали, – хладнокровно возразил Ф”ент.

– Пуриурки, – повторил, словно запоминал, Свим. – Но… Они же дикие! Среди змей, это всем известно, только гаранды обладают каким-то разумом, да и то нам непонятным. Но чтобы пуриурки… И в таком количестве. Будь у них хоть искорка разума, да они давно бы всех мышей за одно лето съели бы, и перешли к тем, кто покрупнее. Настоящим разумным от них житья бы не было.

– Ой, Свим! Перестань пугать. И так… Брр!.. Дрожь прохватывает, как вспомню… – Клоуда вывернулась из объятий дурба, протянула руки к костру и несколько раз сжала пальцы в кулак и расправила их в разные стороны – грела. Глянула на Свима снизу вверх, добавила к высказанному: – А ты уже обобщать начал…

Свим уставился на неё, не понимая, что она хотела сказать последней фразой, но она опустила глаза и на него не смотрела.

– Да я вас пугать не собираюсь, – осторожно произнёс он, думая тем временем о реплике Клоуды, – я размышляю и только. И обобщать ничего не собирался!

Недомолвка, проскользнувшая между людьми, осталась за пределами внимания выродков.

– Их было так много, – продолжая начатый разговор, проговорил Ф”ент и импульсивно поджал хвост, – что можно подозревать у них наличия коллективного разума. Ты, дурб, не находишь такое возможным?

– Хм… – задумался Свим. – Ты имеешь в виду, что это как у яги или как… Сейчас вспомню… Так…

– Хрусты, – подсказал Ф”ент и подбросил в костёр пару сухих веток.

Пламя привспыхнуло и жадно облизало подачку.

– Нет. Я не знаю о хрустах. Они от кого?

– От пираний…

Свим отрицательно покачал головой.

– Первый раз слышу. Пираньи?

– Рыбы такие.

– Рыбы? Вот ещё! – выпрямился Свим. – Я имел в виду каланзов. Ты о подобном говорил?

– Да. Они что-то соображают, только собравшись большой стаей, лучше, если всем табуном.

– Пожалуй, – задумчиво сказал Свим. – Это объясняет предварительную концентрацию пуриурков на берегу. Ну, да… Пока их было мало, они лишь метались у кромки воды. Уплотнившись, они приступили… Любопытно. Значит, после рассеяния они действуют как обыкновенные дикие, инстинктивно. Но возможно ли такое для пуриурков? Об этом уже давно бы все знали.

– О самих пуриурках вообще мало кто знает, – возразил К”ньец. – Думают, что…

– Кто? – резко перебила хопса Клоуда. – Кто может принести такое известие? Если бы не предупреждение калубы, мы тоже никому ничего не смогли бы рассказать об их коллективном разуме… Нет!.. – Она глубоко передохнула и покачала головой. – До сих пор не могу успокоиться. Я же о пуриурках слышала лишь в детстве от сказительницы, и, само собой, не верила в реальное их существование. Чего только от сказительниц не услышишь. А они, оказалось, есть на самом деле… И я, если буду кому-то о них рассказывать, мне тоже не поверят… – Она помолчала. – Таких существ десятки, о которых такое наговаривают, что ночью спать страшно.

– А о гаранах ты слышала? – Камрат, как теперь у него было заведено, занимался своим оружием: рассматривал, что-то протирал, шептал ему какие-то слова, виртуозно крутил в руках.

– Ну, их-то точно нет! – решительно заявила Клоуда. – Это тараканы такие, в сказках…

Свим довольно захохотал, выродки выразили своё отношение по-своему: один пролаял, другой промяукал. Камрат улыбнулся и с сожалением посмотрел на женщину.

– О вупертоках ты тоже от сказительницы, наверное, слышала, но не верила? – сказал мальчик, подобно взрослому, который обращается к несмышленому младенцу.

– Вы что! – воскликнула поражённая Клоуда. – И с ними?..

Глаза её расширились, она подозрительно оглядела людей и выродков, пытаясь выяснить – не разыгрывают ли её, тем более что Свим продолжал от души смеяться.

– И с ними тоже, – важно подтвердил Ф”ент.

Oн мог себе позволить реплику по праву не только активного участника не совсем мирной встречи с насекомыми, но и как проводник команды через земли их клана.

Она всё-таки не поверила и стала выпытывать подробности.

Свим, посмеиваясь и вставляя некоторые уточняющие слова, послушал приукрашенные воспоминания своих подопечных и встал. Надо было послушать новости.

От них для себя он нечего необычного не ожидал, но привычка, приобретённая за последние годы, каждый день на закате солнца выходить на связь с Центром въелась глубоко в его сознание и плоть. Он неизменно совершал этот вечерний ритуал, неукоснительно следуя правилу поведения агента и охотника Фундаментальной Арены.

Чтобы не мешать друзьям разговаривать на захватывающую тему, и дать возможность Клоуде вволю наохаться и наахаться, он решил отойти в сторону и там принять новости.

Громадное багровое зарево на западе обозначило нахождение закатывающегося за горизонт солнца. В мире наступала тишина, сильно похолодало. Свим зябко передёрнул плечами и привычно вложил пальцы в углубления кавоти.

– …Ортик, Стенель, Фитерману, Камел полностью уничтожены. Предупреждение Фохту, Плавенету, Крапору, Стапу, Перемалу. Ваши базы названы в перечне…

Свим слушал незнакомый ровный голос и мог без ошибки сказать, о чём идёт речь. Он ожидал всего этого, у него было предчувствие, что так и должно случиться. А передача продолжалась. Перечислялись отделения фундаренцев, закрытые Тескомом, о массовых беспорядках в столице, о закрытии доступа во многие города бандеки, о нападениях банд, о разграблении секретного музея запрещенного на все времена стрелкового оружия.

Сообщение заканчивалось призывом:

– Всем! Всем!.. Агентам, Охотникам, Координаторам, Управляющим!..

После краткого перерыва этими же словами начинался новый повтор сообщения. В нём говорилось о предательстве некоторых представителей верхушки Центра Фундаментальной Арены, о передаче Тескому списков баз, в том числе и секретных, и имён активных агентов, охотников и Координаторов. О расколе Тескома, по крайней мере, на три враждующие между собой влиятельные группировки на территориях, охватываемых школами подготовки бойцов – хирисами, а именно: в Габуне, Примето и Керпосе.

Потом начался длинный список кодовых имён агентов и охотников, которым рекомендовалось прекратить пока что на время свою активную деятельность и затаиться где-нибудь подальше от столицы или городов приписки, так как расшифровка этих агентов и охотников не попала к Тескому. И вдруг:

– Особое сообщение Координатору и охотнику тридцать восемь дробь шесть! – Свим вздрогнул – это был его кодовый номер. – Вами заинтересовались все группировки Тескома, кроме того, часть руководства Центра по некоторым данным ведёт свою игру против вас. Необходима крайняя осторожность. Возможны провокации и по общей сети новостей. Берегитесь принимать сообщения и помощь от калуб. Усиленные отряды и патрули тескомовцев для вашей поимки размещены в…

Следовал длинный перечень мест, где тескомовцы расставили свои сети. Базировались они, правда, лишь вдоль больших дорог и вокруг городов, но некоторые воины углубились в Дикие Земли и могли быть у границ Заповедника Выродков.

За предупреждением Свиму перечислялись уничтоженные базы фундаренцев – окончание этой части сообщения Свим уже слышал. Сох в перечислениях не упоминался.

Сообщение неизвестного информатора Свим почти машинально прослушал ещё несколько раз, находя в каждом новые нюансы или уточнения.

Да, события в бандеке развивались стремительно. Можно было ожидать в ближайшем будущем междоусобной войны между группировками Тескома, если она уже не идёт.

Но, если верить сообщению, а у Свима не было причин не доверять ему, тем более что всё в нём совпадало с его размышлениями, то тескомовцы, хотя и враждуют между собой, однако о нём, а вернее, что будет правильным, о Камрате не забывают и охоту проводят глобальную.

Кто-то из руководства Центра тоже…

И калубы…

Известие о калубах больше всего занимало Свима, оно впилось занозой, и с ней надо было что-то решать сразу, всё остальное терпело. Неужели В”арьёсу сейчас где-то докладывает об их местонахождении? Он хотел представить себе такую картину, но она у него не получалась. Во все дни, проведенные калубой в его команде, она ничем не выдала своих предательских намерений, коль скоро они, конечно, у неё были. Не хотелось верить услышанному. Ведь вот сегодня она по его же просьбе согласилась им помочь. И помогла.

Её разговоры о гнездовье…

Что-то не сходилось в сообщении об опасности для него калубы и в поведении В”арьёсу. Да и послана она к нему была ещё до тескомовского переворота и даже до встречи с Камратом… Или вот её известие о закрытой базе. Она явно озадачилась таким обстоятельством, даже, как ему показалось, была неприятно обескуражена отсутствием представителя Центра на базе. Будь она замешана в игру против него, то зачем ей тогда выдумывать такие небылицы? Закрытая база как раз подтверждает ее искренность в свете полученной сегодня информации о разгроме фундаренцев Тескомом…

Стоп! – остановил он себя.

Ведь В”арьёсу вернулась к ним не одна, а со своим партнёрам по гнездовью, с В”рьельясу… Та-ак! – Свим потёр вспотевший, несмотря на вечернюю прохладу, лоб и до боли подёргал себя за щетину на подбородке. Этот калуба вполне может служить какой-нибудь группировке Тескома, а В”арьёсу, возможно, даже не известно о его предательстве.

Но почему предательстве? Он мог работать на Теском давно. Потому о его предательстве нет смысла судить. Но тогда…

– Мутные звёзды и проклятый збун! – прошептал он и сокрушённо покачал головой.

Знает или не знает В”арьёсу, служит Тескому или не служит её любезный друг, а всё равно опять надо будет идти ночами, и скорее бежать отсюда, из этих руин. Сюда уже могут спешить тескомовцы или наймиты, предавшего дело руководства Центра. И придут они, пожалуй, с востока. Место гнездовий калуб совсем рядом для их крыльев. До тростера, где они поквиталась с тескомовцами и украли у них шар, тоже близко.

Надо бежать, но куда?

И что следует обо всём этом рассказать друзьям по команде?

Бежать-то придётся всем…

Глава 31

Тонкий размытый лик Луны, едва взошедшей низко над горизонтом, не давал достаточного света. Впереди и под ногами практически ничего не было видно. То и дело кто-нибудь из команды запутывался в траве, оступался на неровностях дороги или царапал себя о ветку внезапно возникшего из темноты деревца или, ещё хуже, развалистого куста.

Плоше всех себя чувствовала Клоуда.

Её ноги! Рейтузы давно уже превратились в одно название, короткая юбка не защищала ни от ветра, ни от всего того, что имеет привычку колоться, царапаться, хлестать и цепляться. К тому же похолодало. Свим же, как мог, помогал и прикрывал её, то требуя идти за ним нога в ногу, то беря за руку. А его куртка уже давно перешла в её владение, хотя идти в ней для неё было мучительно неудобно: тяжелая, широкая, длинная, она весела на ней как на шесте с перекрестием и больше мешала ходьбе, чем помогала. И её постоянно тяготила мысль, что Свим без куртки сам мёрз, она чувствовала его дрожь и холодные руки.

Остальные – Камрат и выродки – шли, падали, цеплялись за ветки, молчали.

Свим, вкратце пересказал членам своей команды о событиях в бандеке, опустив или умолчав некоторые подробности, однако подозрения по поводу благонадёжности и искренности калуб, вернее В”рьельясу, высказал, приведя друзей в явное замешательство. К калубам, их карканью, привыкли.

Неприятное известие отметили долгим молчанием.

Первым в защиту разумных птиц высказался Ф”ент.

– Не знаю, как вы, а я не верю этому, – твердо заявил он. – Они, может быть, противные по своей природе, а у нас, у лис, пользуются дурным нравом, но никто никогда не считал их доносчиками или нарушителями договоров между нашими кланами.

– Конечно, они же тебя не съели, – не преминул объяснить его уверенность К”ньец, и тут же добавил: – Но мне тоже хочется доверять им. Мы спасли В”арьёсу, но и она нам помогала, а В”рьельясу был при ней и тоже помогал нам.

– Зачем бы им нам помогать? – задала вопрос Клоуда.

Она до сих пор ещё не осознала положение дел. Камрат, упомянутый Свимом, для неё казался слишком мелкой добычей, зато Свим, вот кто, думала она, по-настоящему нужен Тескому. Правда, для чего, она даже не задумывалась.

– Зачем?.. Одно, что мы помогли, нет, спасли В”арьёсу. Здесь К”ньюша прав. А вот В”рельясу могли приказать помогать нам, пока нас не захватят, – возразил Свим.

– Ну почему обязательно приказали? – Ф”ент зевнул во весь рот, показывая, что пора бы закончить разговор и лечь спать.

Свим кивнул. Однако тут же разбил планы стехара.

– Я полностью согласен с вами, но считаю…

Он высказал своё мнение, суть которого сводилась к мысли: калубам можно верить, однако лучше с ними пока что никаких дел не иметь, на глаза им не попадаться. Сейчас бы хорошо раствориться в Диких Землях или в Заповеднике Выродков, чтобы никто их не видел. И начинать это следует сразу, с этого минта.

Клоуда едва не расплакалась, представив ночной переход в неизвестность. Без отдыха. А день был тяжёлым.

Тут уже перед всеми встал сложный вопрос, который недавно задавал себе Свим: куда идти, чтобы сбить со следа не только тех, кто мог уже сегодня выйти к руинам по их души, но и калуб? Теплилась надежда, что калубы в течение определенного срока не появятся в небе, их отвлечёт необходимость гнездования и вывода потомства. Это могло распространяться не только на знакомых команде калуб, но и на других из их клана, потенциальных соглядатаев Тескома.

Первое, что отвергли все разом, так это мысль переправляться через реку ночью. Тогда оставались два других варианта.

Один – идти вниз по течению и выйти на дорогу Перток-Фост или приблизиться к ней, и уже там переходить реку. Но там, у дороги и переправы, обязательно будут патрули тескомовцев. Обмануть их – дело трудное, даже безнадёжное.

Другой – пойти вверх по течению, к Суременным горам.

Назад возвращаться никто не собирался и этот путь не обсуждался из-за его бессмысленности.

Всё-таки самым безопасным они единогласно признали только северный путь. На нём и остановились, хотя он их уводил в ещё более безлюдные места, где никто из команды не бывал, а то, что рассказывали, было столь невероятным, что не хотелось о том и думать.

Притушив костёр и притоптав угли, они вышли в темноту ночи и тут же почувствовали трудности ориентирования. Луна лишь где-то только-только сделала попытку взойти. Звёзды? Но они, мутные, словно нарисованные водой на тёмно-сером небосклоне, лишь показывали какое-то направление. А на земле разумные то натыкались на заросли тальника на берегу реки и долго, с остервенением выбирались из него, исхлёстанные и исцарапанные, то им казалось, что они слишком далеко отошли от реки, тогда круто сворачивали и опять влезали в заросли…

Позже стало чуть легче. В”арьёcy предупреждала, что выше по течению река сужается, пробивая себе русло через незначительное повышение рельефа. Когда они стали слышать отчётливый шум реки, то смогли увереннее выбирать направление движения. С повышением местности почва под ногами стала плотнее, так как сюда летние разливы вод, наверное, не достигали. Идти стало вообще проще – трава росла здесь хуже и меньше путалась в ногах.

Идти стало и веселее. К”ньец принялся рассказывать для Ф”ента и Клоуды о ночном переходе через поле и о встрече со стадом коров, гонимых волками.

– Волки всегда оставались дикими, – бросил небрежно Ф”ент. – Они врождённые тупицы. Им даже Биолог не помог. И вообще, из всех видов собачьих только мы, лисьи, смогли стать по-настоящему разумными. Ты, наверное, слышал о тупых собаках? – обратился он к хопсу.

– Мяув-мурр! Ещё бы! Эти тупые твари так и норовят напасть на любого, кто им повстречается…

Клоуда, хотя Ф”ент и К”ньец старались для неё, разглагольствований выродков не слушала. Она была довольна близостью со Свимом, который смог охватить её плечи рукой и так идти, грея девушку и, греясь сам.

Вполне естественно получилось, что Камрат был предоставлен самому себе. Взаимоотношения между взрослыми людьми его не занимали и потому в случившейся встрече и взаимоотношений Свима с Клоудой он не находил источника ни для размышлений, ни для обсуждения, тем более с кем-то ещё. Темы общения выродков его также интересовали постольку поскольку.

Обрывки разговоров людей и путров, доходящие до его слуха, причудливым образом сплетались с его мыслями, позволяя им течь урывками, отчего они перескакивали с одного предмета размышлений на другой, и по кругу возвращались к началу, но уже с новой подоплёкой.

Камрату всё больше нравилось ощущать себя членом команды Свима, в которой он на равных со всеми несёт все тяготы их пути. Они не мешали ему воспринимать мир таким, каким он ему открылся сразу после выхода из Керпоса: удивительным и прекрасным.

А мир был по истине прекрасен! Поистине удивительным!

В городе, навсегда втиснутого в вечные стены, диктующему горожанину не только строгие, опять же навсегда установленные, нормы поведения, но и последовательность событий и действий в нём, всё было не так и теперь представлялось Камрату каким-то мелким и лживым.

Прокричал одур, и все обращали на это внимание и смотрели с опаской в ту сторону, откуда донёсся крик. Одур – это вне города, в упранах, за стеной, а за нею творятся такие страсти-мордасти, что о них лучше не только говорить, но и не думать, а лучше всего вовсе позабыть.

Или пришёл человек из леса – он лесовик, так что смотри за ним в оба и держи ухо востро, ибо человек, побывавший в лесу и вернувшийся из него – носитель нечто такого, что может повредить тебе и другим.

Показался выродок, a ещё хуже хопперсукс, с той или иной стороны – жди таких-то и таких-то неприятностей: поверье! Если неприятности не от выродков, то от кого-то другого, и жди таких, кои прийти вообще-то не должны, но могут случиться.

А уж разговоры о неведомых вупертоках или кокшиках – страшных созданиях неизвестно от кого – велись лишь для того, чтобы острастить не в меру расшалившихся детей. Ещё хуже, кличку такую человеку дадут – Вуперток или Кокшик, потому как никто и никогда из обывателей города ни вупертоков, ни, тем более, кокшиков, прожив всю жизнь под защитой койны стен, не видел. Вот почему человек с каким-либо отклонением от нормы, пропущенный или упущенный Кругом Человечности, – глаза ли разные, ухо ли не на том месте, нос ли большой или кривой – по разумению горожан обязательно похож на этих самых… на кокшиков, не к ночи будь они помянуты!

А мир оказался наполненный ими, страшилищами как будто, а на самом деле обычными выродками с присущими только для них чертами вида происхождения.

Да и вообще, что есть выродки? Они же, как люди, только конфигурация тела у них, посадка головы, устройство конечностей иные. С ними можно говорить о чём угодно, обсудить любую тему, услышать от них новое, выслушать совет и вызвать у них к себе признательность. Конечно, можно говорить, что у них в отличие от человека не лицо, а личина, у них могут быть хвосты – рудиментальные или функциональные, и щелевидные зрачки, а вместо ногтей у них когти. Но не это же определяет их существо, а то, как они ведут себя, придерживаясь общепризнанных среди разумных правил поведения.

Вот К”ньюша, как его называет Свим, и вот Ф”ент. В темноте, не видя их, а, только прислушиваясь к их разговору, можно подумать о дружеской беседе двух людей. Правда, можно отметить странности: один собеседник говорит так, словно лишён всех передних зубов, а у другого простужено горло. Но такое случается и с людьми. Впрочем, возгласы человека и выродка различаются хорошо. Особенно в мгновения опасности или нервозности: К”ньец чаще всего мяукает, a Ф”ент – взлаивает…

Или торн! Разве это не чудо – встреча и знакомство с настоящим регламентированным торном!?

Воспоминание о торне дали мальчику повод обратиться к Свиму. Он повернул голову в направлении, где, по его расчётам, должен был находиться дурб.

– Свим, а когда придёт Сестерций?

– Малыш, это ты? Ты где?

– Здесь я, – Камрат подошёл к Свиму и Клоуде почти вплотную.

– Когда мы с ним встретимся, я точно не знаю. Он-то обещал нас догнать дней через пять. Вот и считай… Да, прошло уже три дня. Будем надеяться, что он объявится послезавтра.

– Хорошо бы пораньше, – с надеждой проговорил мальчик. – Всё веселее было бы.

– Неплохо бы, – согласился Свим. – И ожидание наше его закончилось бы. Как он там? До сих пор водит за собой тескомовцев или… Мало ли что может произойти.

– А ты маяк его включил? – напомнил К”ньец.

– Включил еще днём. Там, на том берегу, как только переправились. Подумал, что другого времени с ним заниматься не будет. И был прав.

– Если он сейчас уже идёт по пеленгу маяка, то, наверное, удивляется, чего это мы туда-сюда бегаем?

– Я бы на его месте не удивлялся, а обеспокоился, – включился в разговор о торне Ф”ент. – Ведь если бегаем, значит, есть причина.

– Думаю, он слишком далеко, чтобы отмечать наши передвижения, – заметил Свим.

Тем временем начался пологий спуск. Шум реки стал тише, прошлогодняя трава длиннее, пошли кочки и рытвины, так что идти стало труднее, и разговор о Сестерции угас сам собой.

Они спускалась всё ниже.

– Мы входим в лесистое место, – предупредил К”ньец. – Густое. Осторожнее! Ступайте за мной, лучше друг за другом, по одному.

– Как ты можешь видеть в такой темноте? – восхищенно поинтересовался мальчик у хопса его способностью.

– Так… – просто отозвался К”ньец.

– Как все кошки, – тут же разъяснил за хопса Ф”ент. – У них ведь глаза ненормальные.

– А у вас, у собак, носы такие, – пробормотал невнятно хопс, углубляясь в заросли.

Через несколько десятков берметов команде пришлось остановиться – вперёд было не пройти. Сплошной бурелом делал дорогу непроходимой.

– Ну, что ж, – выслушав К”ньеца и несколько раз наткнувшись на колкие ветки, философски заметил Свим. – Всё говорит об одном – здесь остановимся на ночлег, а завтра утром посмотрим, надежно ли мы прикрыты сверху. – Добавил, притаптывая старую траву: – Догоняющие нас по земле пусть рыскают по округе.

Пламя разведённого небольшого костра высветило густое переплетение веток упавших деревьев и длинных побегов кустов, плотно обступивших путешественников со всех сторон.

Распределив дежурство – между Свимом и К”ньецем, – команда улеглась спать.

Утром их разбудил утробный рёв, доносящийся от реки.

– Дикий медведь, – послушав, уверенно определил Ф”ент. – Медведи сейчас вылезают из своих берлог. Плохо будет тому, кто окажется на их пути. Они сейчас после зимней спячки голодные не меньше вупертоков, а вокруг для них пока что еды практически нет. Мыши если только. Он как кошки мышковать тоже любит.

– Где он вчера был? – буркнул Свим. И обнадежил команду: – Ну, к нам он не подойдёт, а подойдёт, так наколется.

– Он сейчас совсем дурной, может и подойти.

– Какой бы он ни был, а нам, друзья, пора уходить. А чтобы судьбу не испытывать, медведя обойдём, – решил Свим.

– Я ещё никогда живого дикого медведя не видел? – заявил Камрат и попросил: – Давайте посмотрим?

Свим сразу согласился. Весь секрет его сговорчивости состоял в том, что он тоже медведей вне неволи не видел. Клоуде предложение мальчика также показалось интересным. И все доводы Ф”ента об опасности и неодобрительное пофыркивание хопса, которому идея встречи с диким показалась ненужной, для людей остались невостребованными.

Лес, вернее, небольшой лесной участок, где команда Свима провела ночёвку, подтягивался к самой реке и продолжался сразу на том берегу. Медведь – «неужели это медведь?» – подумал каждый, – стоял на берегу и свирепо ревел. Был он невелик, тощ и со свалявшейся шерстью, начинающей уже отваливаться клочьями. На вышедших из леса разумных он не обратил никакого внимания: у него были свои какие-то заботы.

Медведь людям не понравился. А сколько о них легенд и рассказов! Но тут стоит на четырех лапах бурое невзрачное создание не больше К”ньеца и рёвом подражает одуру.

– И чего ты нас пугал'? – не удержался хопс, обращаясь к Ф”енту. – Вчера мыши были куда страшнее. Даже для меня. Я уж не говорю о пуриурках.

– Нам просто повезло, что он такой, – оскалился Ф”ент. – Нам попался какой-то щенок. Медведи бывают раз в пять больше этого заморыша.

– Ну да, рассказывай теперь, – не унимался хопс.

– К”ньюша, не груби! – одёрнул его Свим. – Стехар правду говорит. Дикие медведи бывают значительно крупнее. Говорят даже, что больше, чем путры из их видов.

Через реку переправились быстро, без особых трудов и происшествий. Поперёк узкого здесь потока протянулись истоптанные дикими или разумными достаточно длинные стволы упавших, либо сваленных деревьев, как с этого берега, так и с противоположного. Одно неудобство – сучки, норовящие воткнуться то в глаз, то в незащищённое тело, но они не задержали команду.

– Нам вчера не повезло. Вышли бы сюда сразу, то давно бы ушли из этих мест, – заметил Свим, выбирая тропу из нескольких, отходящих от естественной переправы. – Пойдём здесь, – наконец указал он на одну из них. – Она нам по пути и, похоже, идёт через лесок. Под его пологом и пойдём, пока он не кончится.

Однако лес стал быстро редеть и уже свиджа через полтора закончился. Впереди, насколько позволяла рассмотреть атмосферная дымка, раскинулось увалистое пространство, кое-где поросшее отдельными кустами и деревьями.

– Мутные звёзды! – воскликнул Свим и обречённо дёрнул себя за щетину.

– Да-а, пришли, – поддержал разочарование командира Ф”ент. – Тут идти, все нас увидят.

Минт спустя Свим выступил перед своими спутниками с пылкой речью, содержание которой сводилось к одному: плевать на всех тескомовцев и калуб с их шарами, предательством и прочая, а следует быстро продвигаться на запад, в пределы Заповедника Выродков, а там – все равны. Пусть им не повезёт и придётся с чем-то столкнуться неприятным, но, во-первых, они тоже сила, а во-вторых, и тескомовцам там тоже не поздоровится. К тому же, может так случится, что тескомовцы вообще откажутся идти в пределы Заповедника.

– В конце концов, друзья, – закончил своё выступление дурб, – нет никакого смысла здесь сидеть и поджидать тех, кто за нами гонится. Встретиться с ними что там, что здесь – результат один. Но если мы будем идти, то догоняющие нас не догонят, а встречных мы можем и обойти. Наше спасение заключается в движении! Пока мы с вами не сидим, они нас ловят плохо!

Эмоциональный спич Свима понравился всем, кроме Ф”ента. Он предпочитал осторожность, но его доводы, как двумя праузами раньше о медведе, остались также невостребованными.

Команда Свима смело вышла на открытое пространство и ускоренным шагом двинулась прочь от солнца, медленно вползающего на серый небосклон.

Глава 32

К полудню следующего дня спутники, не снижая скорости движения, свернули к лесистому участку, чтобы поесть и отдохнуть под защитой деревьев.

На поселение тронутых изменением, как им сперва показалось, они наткнулись случайно. Ничто не предвещало его появления, как вдруг они обнаружили себя посередине утоптанной площадки перед небольшой платформой, сделанной из тонких не ошкуренных стволов молодых деревьев. Платформа, площадью примерно два на два бермета, поддерживалась венцом из толстых брёвен меньшего периметра. Вокруг площадки, но в беспорядке – одни ближе, другие дальше, – размещалось несколько конусообразных жилищ, покрытых шкурами диких.

Пока они с недоуменным интересом осматривались, пытаясь понять, куда они попали, из этих жилищ вышли какие-то люди и направились к ним. Они подошли, не торопясь, остановились напротив и стали просто смотреть на пришельцев. Лица их ничего не выражали. И они молчали.

– Тронутые изменением, – прошептал Ф”ент, вывалил язык и поджал под себя хвост.

– Спокойно! Улыбайтесь, – посоветовал своим Свим и миролюбиво обратился к местным: – Мы сейчас уйдём, мы к вам попали случайно.

Тронутые даже не подали вида, что услышали или восприняли слова дурба. Зная кое-что о них, Свим не слишком обеспокоился встречей и таким поведением.

Тем временем подошло ещё несколько человек, среди них были дети. На лицах девочек и мальчиков можно было заметить, хотя и слабую, но заинтересованность, однако и они не издавали ни звука и также упорно смотрели на путников.

– Они общаются между собой внутренним голосом, – сказала Клоуда. – Нам в школе пилотов Тескома рассказывали о них.

– А как нам к ним обратиться вежливее, с тем, чтобы дело закончить миром, не рассказывали?

Клоуда помолчала, потом виновато посмотрела на Свима и смущенно пожала плечами.

– Наверное, говорили что-то, да я не помню. Правда, Свим… Это всё оттого, что я была не слишком прилежной ученицей. Да и говорили нам о них немного.

Людей прибывало…

Команду уже обступили не менее двух десятков тронутых. Откуда они брались, было непонятно. В таких небольших строениях не могло проживать столько людей. Они же всё подходили, словно материализовывались из воздуха. Это были разные люди. Высокие и низкие, полные и худые, рыжие и черноволосые, лысые и заросшие по самые глаза, взрослые и дети, но детей постепенно оттеснили куда-то в тылы. Что могло их собрать в такой глухомани Диких Земель, в преддверии Заповедника Выродков? И они явно были не родственниками, как это бывает у тронутых изменением.

Одежда на всех однообразная. Не униформа, но сделана, похоже, в одной раздаточной. Никакого оружия ни в руках, ни на поясах. Руки у всех безвольно висели вдоль туловищ, глаза застыли в неподвижности.

– Я боюсь, – шепнула Клоуда. – Они как будто неживые. Давайте уйдём отсюда быстрее!

– Ты права, милая. Тут нам делать нечего. Надо уходить, – сказал Свим. – И быстрее.

– Придётся хорошо потолкаться, чтобы выйти, – мяукнул К”ньец. – Они вокруг нас кольцом встали.

– Да уж, – Свим осмотрел тронутых поверх их голов, – плотно стоят… Попробую их попросить расступиться добром.

Он сделал шаг к людям, голосом и жестами стал говорить и показывать, что они хотели бы выйти из их окружения и покинуть поселение. Результат его стараний оказался удручающим. Они даже не шелохнулись и не моргнули, как заметил Свим, во время всей его полу безмолвной речи. С таким же успехом можно было помахать руками и подёргать мышцами лица перед столбом.

Камрат решил помочь Свиму. Он безбоязненно подошёл к высокому худому мужчине и взял его за пальцы руки своей рукой. И тут же отскочил от него назад. Ему показалось, что он почувствовал касание к оледеневшему камню, от которого нестерпимый липкий холод ринулся в него.

– Он замороженный! – со смешанным чувством страха и удивления воскликнул Камрат и отошёл ещё подальше от мужчины. – Попробуй, Свим.

– Я тебе верю, малыш. – Потом обратился ко всем своим. – Тут что-то не так. Я никогда не слышал, чтобы тронутые вели себя подобным образом, как эти. Что-то здесь с ними происходит непонятное. Будьте все начеку! Надо будет, протолкнёмся силой.

Он критически осмотрел своих друзей, привлёк к себе поближе Клоуду и решительно направился на стену, созданную безмолвными и безучастными людьми-изваяниями. Вначале он попробовал действовать деликатно: спокойно подойти и где бочком, где лёгким нажатием сделать проход и вывести команду из круга.

Однако деликатные, а затем и всё усиливающиеся его действия приводили, казалось, к ещё большей незыблемости застывших людей. Их было слишком много, дабы одним нажатием плеча или телом пробить дорогу.

– Ну, всё! – озлился Свим и приказал команде: – Встаньте цепочкой за моей спиной, упритесь руками друг в друга и помогите мне продавать их строй. И не жалейте сил. Я вытерплю. Вперёд!

Объединенный натиск вначале как будто удался. Передний ряд людей прогнулся, показалась крохотная щёлка, в неё-то и устремился Свим, подталкиваемый в спину друзьями.

Он сумел просунуть вперёд руку, следом вдвинул плечо, стал протискиваться сам и… так и застрял, плотно сжатый холодными и твердыми, будто отлитыми изо льда, телами с трёх сторон. Сзади на него давили, не жалея сил, как он приказал, сам он упирался сильными ногами, чувствовал, что задыхается от напора и всё же не двигался с места ни на полшага.

– Назад! – наконец выдавил он.

Не тут-то было. Его уже в спину не толкали, но он не мог вытащитьпросунутую вперёд руку, её сдавало словно клещами.

– Помогите мне! – яростно прорычал он сквозь зубы и, что есть силы, рванулся назад, в круг.

Рывок был мощным и резким. Ему показалось, что он отлетел от людей на почтительное расстояние, а рука так и осталась между их омертвевшими телами.

– Мутные звезды и проклятый збун! – громко бранился Свим, растирая онемевшие пальцы и кисть высвобожденной конечности.

Он ругался, в бешенстве бегал от одного края замкнутого круга к другому, стараясь хоть как-то привлечь внимание этих людей.

Всё впустую.

Наконец Свим созрел для поступка. Не замечая людей и друзей, он был готов на всё, выхватывая тяжёлый меч.

– Сви-им! Не делай этого! – отчаянный крик Клоуды и подхватившие её выкрики голоса мальчика и выродков наконец достигли его сознания.

Меч опустился концом вниз.

Злость и бессилие перед лицом непонятного опустошили дурба. Он постоял с мечом наголо, тяжело дыша и унимая дрожь. Клоуда всё это время держала его за руку и судорожно переводила дыхание, чтобы не заплакать навзрыд.

– Это никакие не тронутые, – заявил Свим парой минтов спустя, и пошёл по кругу, внимательно вглядываясь в заставшие лица. – Тронутые изменением не такие…

Немигающие глаза странно окаменевших людей смотрели перед собой. Напротив лиц некоторых из них Свим поводил туда-сюда растопыренными пальцами руки, но не обнаружил никакой реакции с их стороны на его действия.

Можно было лишь догадываться, что вдруг случилось с этими людьми после того, когда они подошли и образовали круг с пришлыми разумными посередине.

Что сейчас удерживает их на ногах, если они находится в таком состоянии? Что или кто привёл их сюда и заставил не выпускать людей и выродков? Вопросы возникали у каждого из путешественников, но ответов они не находили. Никто из них не слышал ни о чём подобном и что-либо предполагать о таком не мог.

Клоуда стояла с закрытым ладонями лицом. Она не могла без содрогания видеть омертвевшие черты лиц, окаменевшие позы незнакомых ей людей. Кто бы они ни были, они не должны находиться в таком нелепо страшном виде – это не лица, это не позы людей, контролирующих свои движения и поступки. Как это страшно!

В полнейшем замешательстве находились остальные члены команды. Однако они ещё не теряли надежды выйти из круга мирным путем.

Ф”ент с поджатым хвостом припал к земле и решил проползти между ногами стоящих. Его попытка походила на желание просочиться через частые толстые прутья клетки. Он извивался ужом, вытягивался в скользящее веретено в поисках любой проталины, сквозь которую можно было бы проникнуть за пределы отведённого им пространства круга. Но его заострённая личина едва-едва погружалась в просветы между ногами чужих ему людей – не далее, как до ушей, и прочно застревала, не продвигаясь вперёд ни на волосок его усов.

– Они… – обрубок хвоста под его брюхом мелко дрожал. – Они же каменные! Их ничем не взять. Я пытался укусить… Это камень! Их даже мечом не взять.

Камрат решил проверить утверждение стехара. Он молча подошёл к мужчине, которого уже брал за руку, и ткнул в его ногу гладиусом. Мужчина не дрогнул, не заметил того, что с ним делают, а все усилия мальчика (под причитания Клоуды и ворчание хопса) погрузить в его тело заострённый мелерон хотя бы на кончик ногтя остались втуне. С таким успехом можно было попытаться проткнуть придорожный камень.

К”ньец перестал мяукать и проделал то же самое с другой жертвой непонятного состояния живого человека и изрёк:

– Они находятся в доре, под гипнозом. Есть такая его разновидность, когда все ресурсы организма направляются на пребывание в таком вот окаменелом состоянии. Они сейчас ничего не видят, не слышат, не чувствуют.

– Не мы же виновники этого! – задумался Свим. – Или… Может ли наше появление здесь так повлиять на них?

– Нет… конечно, нет. Мы от них ничем не отличаемся… Хотя… -К”ньец прижал уши к голове. Мяукнул: – Не знаю.

– А может случиться так?.. – Свим опять задумался, прежде чем продолжить развивать своё предположение. – Если не мы, тогда источник их гипнотического состояния может быть где-то радом. В их толпе непосредственно или вне её? Рядом с нами?

Свим подозрительно огляделся, хмуря брови.

– И такое может быть, – сказал К”ньец.

– Они тут все в этой доре, – возразил Ф”ент. – Все не шелохнутся. Источник где-то в другом месте.

– Возможно, ты и прав, – сказал Свим. – К”ньюша, а ты не мог бы снять с них гипноз? Ты же умеешь. Попробуй.

– Чужая дора, чужой гипноз… Не наш гипноз… Привёл бы их в такое состояние кто-то из моего клана хиков, я, возможно, смог бы. А это чужой… И их так много! Был бы один…

– Ну, а загипнотизировать их как-то наоборот… Не знаю, как это может называться. Но пусть они разойдутся хотя бы на шаг, хотя бы на несколько мгновений!

К”ньец хлестнул себя хвостом. Что означал его этот своеобразный жест – никто не знал, так как обычно хвост у него оставался эмоционально нейтральным в любых ситуациях. Сейчас это движение, пожалуй, включало многое: несогласие, напряжение, бессилие, потому что несколькими мгновениями позже хопс устало произнёс мяукающим голосом:

– Ты не понимаешь, Свим… Я уже пробовал, но я не чувствую в них никакой искры жизни. Они сейчас мертвы!.. Полностью! И я не понимаю, почему они ещё могут стоять и реагировать на наши потуги. Они же, посмотрите, даже не дышат!

Его заявление стало такой же неожиданность, как и само происшествие, и вызвало в команде новый всплеск переживаний. Они принялись проверять правоту слов К”ньеца, разглядывая во все глаза помертвевшие лица, окруживших их людей,

– Они дышат! – первым, к всеобщему облегчению, заметил Камрат. – Но очень редко.

Люди дышали. Их дыхание можно было уловить, если долго наблюдать за кем-либо из них.

– Так сколько же времени они смогут в таком состоянии продержать нас здесь? – спросил Ф”ент, ни к кому персонально не обращаясь.

– Пожалуй, не слишком долго, – ответил ему К”ньец. – Никакой живой организм, в том числе и этих людей, не может выдержать такого напряжения. Ещё, быть может, блеск или несколько минтов, думаю, они продержатся, но не больше. Иначе полное истощение нервной системы и, как следствие, либо они просто упадут, либо превратятся в идиотов, и тогда никакой гипноз их здесь не удержит. Так что, – хопс помедлил, облизнул узкие губы, – придётся ждать.

– Чего? Когда они попадают?

– Нет, – хопс выгнул спину и прижал уши к голове. – Я думаю, что скоро объявится тот, кто привёл их в это состояние. Он должен знать меру.

– Странно… Если ты, К”ньюша, прав, то мы ему, этому… для чего-то нужны? Или он нас…

– Да, Свим. Вот этого или я и боюсь. Все эти люди попали под чьё-то влияние, и это может грозить нам. Всем. Но в первую очередь, вам – тебе, Клоуде и малышу.

В голосе К”ньеца послышалась горечь, не присущая выродкам.

– Эт-то… серьезно? – Свим с недоверием посмотрел на хопса.

– Ты что, сам не понимаешь? Посмотри на этих несчастных! Здесь только люди. Разве тебя это не убеждает?

На заявление К”ньеца бурно отреагировала Клоуда, находящаяся на грани истерики.

– Свим! – бросилась она к дурбу. – Я не хочу! Я не хочу окаменеть! Свим! Надо же что-то делать!

Свим нервно погладил её волосы, потерявшей какой-либо вид причёски, огляделся по сторонам, как затравленный дикий зверь,

– Вот что, – прокричал он сорвавшимся голосом, будто члены команды находились от него на почтительном расстоянии, а не в одном малом шаге. – Слушайте меня! Я сейчас попробую выбросить малыша из круга. За ним стехара. Тебя, Кло, и тебя, К”ньюша… Вас я брошу на их мёртвые головы, и вам, думаю, удастся пройти по ним туда. – Он энергично махнул рукой перед собой, потом повернулся и махнул ею в другую сторону. – Или туда. За вами я тоже попытаюсь сделать…

– Первый я, – подсунулся Ф”ент. – Я легче всех.

– А-а! Ф”ент… Ладно! Тогда – ко мне! Ближе!.. Как тебя лучше ухватить? За ногу, за загривок? Быстрее!

Выродок, только что предложивший себя в качестве первого претендента покинуть круг таким оригинальным способом, заробел, нерешительно затоптался на месте.

– Всё равно. Как ухватишься, так и бросай, – тем не менее, смело сказал он. – Я потерплю, лишь бы тебе было удобно, и я смог бы через них перелететь. А там я....

Свим нагнулся и подхватил стехара под брюхо, поднял его над головой и двинулся к переднему ряду заставших людей. Ростом он был выше большинства из них и выродок в его руках парил почти на полбермета над людской стеной.

Свим изогнулся и распрямился сильной гибкой пружиной, посылая тело Ф”ента прочь от себя…

И мгновенно лес рук возник перед летящим выродком. Он на скорости, приданной ему дурбом, ударился о первые твёрдые, будто крепкие палки, руки, залаял от боли, отлетел назад и упал на землю. Скуля и перебирая только передними конечностями, он пополз подальше от обидчиков,

– Сволочи! – крикнул страшное ругательство Свим неизвестно кому. – Я ещё до вас доберусь! Вы у меня…

И осёкся…

Люди, так жестоко прервавшие полёт Ф”ента, вдруг как по команде расступились и создали широкий коридор. Можно было видеть и оценить ширину опоясывающего кольца – не менее десятка человек стояли в затылок передним.

Свим было рванулся в прорыв, ухватив за руку Клоуду, и готовый на ходу позвать за собой команду, однако тут же остановился.

В образованный проход, с трудом переставляя негнущиеся ноги – все четыре, медленно входило какое-то существо не более бермета высотой в холке…

С первого взгляда трудно было признать в появившемся монстре хопперсукса, произошедшего, по всей видимости, от бегемотов и собак. Он представлял собой некое извращённое создание, появление которого на свет не могло произойти, кроме как в результате целенаправленной селекции какого-то шутника-биолога или не вполне нормального учёного древних. Пропорции того и другого вида, от которых произошёл хопперсукс, исказились до гротескности.       Толстые, одетые в броню, бегемотовы ноги заканчивались громадными собачьими лапами с длинными, что кинжалы, когтями. Потому-то это творение невесть кого не могло нормально ходить, а лишь ковыляло. Мощная передняя часть чуть вытянутой личины большой дыне образной головы прикрывалась фривольной белёсой чёлочкой, а широкие ноздри зияли в обрамлении длинных вислых усов. Шерсть росла клочьями на боках и груди и отдавала серебром. Бочкообразное длинное тело было прикрыто на груди и в пахе плотной синей тканью из невечного материала, а длинный безволосый хвост, что волочился по земле, украшал красный бантик, повязанный на самом кончике.

При том при всём хопперсукс не производил отталкивающего впечатления, но назвать его гармоничным или хотя бы сообразным было невозможно. Вернее всего он походил на беззлобную карикатуру, призванную не унижать или раздражать, а развлекать.

И вот это-то нелепое создание безраздельно, по всей вероятности, владело сознанием несчастных людей, управляло ими. Это оно заставило их окружить Свима и его команду и не выпускать из круга.

– О-о! Какой у нас сегодня удачный день! Какой прекрасный улов! – проговорило оно приятным грудным голосом. Нос у него задёргался, усы встопорщились. – Вы даже не знаете, как мы рады вашему приходу! Несказанно рады! Надеюсь, радость наша продлиться вечно!

В его возвышенной, какой-то неожиданной для невольных слушателей, тираде были искренние радость и доброжелательность, радушие, располагающее собеседника облегченно вздохнуть и расплыться в счастливой улыбке и ответить подобным же образом – радостно заявить о нечаянной встрече с такими милыми хозяевами… И только сознание попасться под его гипнотическое влияние через силу заставило Свима сдержаться в желании незамедлительно наговорить ему любезностей и раскрыть свои объятья.

Однако искушение было таким сокрушительным, что Свим сделал шаг вперёд и стал разводить руки для братанья. Его одёрнул К”ньец и, едва шевеля губами, предупредил:

– Бойся его! Это он виновник всему! И он не один…

У Свима, словно шоры спали с глаз. Он помотал головой, стряхивая наваждение, и посмотрел за пределы круга. Там, за первым уродливым хопперсуксом виднелись ещё не менее двух таких же существ. Их могло быть и больше, но проход в людской толпе не расширялся, и что там за ними творилось, не было видно.

Следующее действие Свима было совершенно вполне осознанно. Он шагнул навстречу существу и твердо, с жёсткими нотками в голосе, сказал:

– Что здесь, мутные звёзды, происходит? Почему эти люди не дают нам пройти? И почему они в таком состоянии? Поверьте, у нас нет времени здесь задерживаться. У нас свои дела и мы хотим продолжить свой путь!

Состоящая из сплошных складок личина существа оскалилась в чуткой улыбке, маленькие глазки совсем потонули под толстыми припухлыми веками.

– О-о! Не всё сразу, не всё сразу-у, – пропело существо, словно наслаждаясь звуками собственного голоса, к которому оно прислушалось, а, может быть, оно обрадовалось возможности вообще поговорить, потому как остальные люди, так и стояли неподвижными истуканами, не выражая никаких чувств. – Ах! Ответы, ответы, ответы… Как же, как же! Они, естественно, будут. Как не быть ответам? И вы всё узнаете. Как вам не узнать? Но!.. Всему своё время. К тому же вам теперь некуда торопиться. Да, да! Не-ку-да!.. Ведь сказано, кто торопится, тот мало живё-ё-т… Ха-ха! Хорошо сказано? Не думайте, что это моё, но хорошо сказано! Ах, как хорошо сказано!..

Существо и смеялось по-человечьи приятно, сочно, показывая в смехе самое главное, чем обладает любое разумное, – искренность. Искренность и добросердечность.

Оно почти всем неповоротливым с виду и в натуре телом повернулось. Люди, управляемые им, тут же оттеснились от него на несколько шагов. Существо посмотрело на своих соплеменников, таких же необычных и некультяпистых, как и оно, всем своим видом призывая их посмеяться вместе с собой. И они засмеялись, как от хорошей дружеской шутки. Их смех раскатисто переходил от одного к другому, так дети, играя, перебрасывают туда и сюда мяч.

Они наслаждались, нет, они упивались смехом.

– Ну, хватит! – прокричал Свим, чтобы пересилить звуки, издаваемые смеющимися монстрами. – Кто вы? И кто эти люди?

Чересчур развеселившиеся существа прекратили смех и с обиженным недоумением уставились на дурба.

– Ну вот, ну и во-о-от, – пропело первое из них красивым баритоном. – Вот мы, наконец, и добрались до официального знакомства. Вы даже не представляете, но мне очень и очень приятно будет вам сообщить, что с сего момента вы уже приняты в общество забывших себя и других… И дру-уги-и-их. А мы – учредители этого общества!.. Ха-ха-ха!..

Оно затряслось от шутки, смех, казалось, лучился каждой частичкой его карикатурного тела. К нему вновь присоединились соплеменники…

– Весельчаки, – заметил Ф”ент и вывалил язык.

– Весёлого мало, – пробормотал К”ньец, – Они же развлекаются сами по себе. А вы, люди, будьте настороже. Они могут на вас обрушиться в любой момент.

– А вас они могут? Как нас… людей? – спросил Свим с надеждой услышать отрицательный ответ.

– Кто знает, – уныло проговорил хопс. – Если здесь нет путров, то это не означает, что их нет в таком же состоянии в других местах. Об ином и думать не хочу.

Смех, наконец, закончился, существа утробно прокашлялись, словно выколачивали из себя остатки смеха, готовясь к серьёзному разговору.

По-видимому, так оно и было. То, что появилось первым, важно заявило:

– Мы – арнахи! – Существо помолчало, давая возможность запомнить название. – Мы – вечные! – И опять помолчало. – И этим всё сказано! Но! Но-о… Потому мы и арнахи, что мы вечные… Потому мы и вечные, что арнахи! И о нас никто ничего не знает! И даже не подозревает о нашем существовании! И… Никогда не узнает! Вот!

Арнахи? Каждый из команды Свима прокручивал в своей памяти название, ища что-либо похожее на это слово, и не находил. Как будто бы очень простое слово, но за ним ничего не стояло, и слышали они его впервые.

Не повышая голоса и сдерживая охватившее его бешенство, Свим проговорил:

– Ты прав. Мы не знаем арнахов. И не слышали о вас… И были рады с вами познакомиться. Всё это так. Однако у нас есть свои неотложные дела и нам надо идти.

Его слова обрадовали арнаха.

– О-о! Какая учтивость! Каков слог! Давно я не общался с подобной учтивостью… Однако! Учтивость, не знак сообразительности. Это к слову, чтобы вам можно было бы понять последующее. Мы всё говорим и говорим… Хорошо говорим. Но! А почему вы не спросите, почему никто не знает арнахов?

– Почему? – вздохнув, спросил Свим.

Рука его лежала на рукоятке меча. Он готов был уже крикнуть своим и наброситься на этих, якобы, вечных. Но медлил и понимал это, ведя бессмысленный, по сути своей, разговор с экзотическими существами. Ведь совсем ясно, что беда, захватившая встреченных ими людей, от арнахов, и только от них. Это они воздействуют на людей. И если удастся их убить, лишь тогда можно будет надеяться на освобождение не только этих несчастных, но и самих себя…

Не находятся ли они уже под воздействием их гипнотических наводок, и он потому никак не может решиться напасть на них? – беспокойно подумал Свим.

– А потому, – наставительно отвечало существо. – Некому было о нас рассказывать. Вот оно что! Отсюда, то есть от нас, арнахов, ещё никто не ушёл, чтобы о нас рассказать! Вот вам и наша тайна. Так что откуда вам знать о нас?

– Но зачем вам люди? Вот эти? Или мы, в конце концов?

– О-о! Хороший вопрос, но… – арнах шумно вздохнул, будто разочаровался в Свиме, – но слишком тривиальный. Оттого, думаю, он будет последним. Поверьте, так утомительно отвечать на вопросы, которые люди почему-то умудряются всегда задавать одни и те же. Ax-ax!.. A ведь мы могли бы поговорить об… э-э… искусстве! Да-а. О достижениях науки!.. Но какая теперь у людей наука? А искусство? Всё прах и тлен…

– Свим, пора! – мяукнул К”ньец, трепеща всем телом,

–… или о мастерстве ремесленников!.. О…

– За мной! – выкрикнул Свим, легко преодолел расстояние между ним и продолжающим разглагольствовать арнахом и взмахнул своим страшным мечом, намереваясь покончить с этим чудовищем одним ударом.

Дальше произошло то, о чём предупреждал К”ньец, и чего они все боялись.

Свим яростно взмахнул мечом и так и застыл изваянием, а меч вывалился из его рук и, сделав пару вялых оборотов в воздухе, воткнулся в землю недалеко от него.

Воткнулся, ковырнул утоптанную землю и беззвучно упал плашмя.

Глава 33

Страшно закричала Клоуда и бросилась к Свиму.

И также застыла с остекленевшим взглядом вылезающих из орбит глаз и раскрытым в крике ртом.

Метнувшиеся на защиту своего командира выродки преодолели не более трёх коротких шагов. Оружие из их лапин выпало. Они сели на землю, охватили головы лапинами и с жутким воем закачались от невыносимой боли, обрушившейся на них…

Всё это Камрат видел как во сне. В страшном сне. Такого не могло быть с его друзьями в яви, а только во сне, где всё так нереально и нелепо…

Он тоже закричал, даже не понимая, почему он это делает, и кинулся на обидчика, до замирания сердца ожидая того же ужаса, который только что пережили его друзья.

Шаги его были легки и стремительны. Он кричал. Успел сделать шаг, потом второй, третий… Его быстрые ноги неумолимо несли к монстру.

Камрат набегал на арнаха, и ничего с ним такого не происходило. Он бежал! И – нечего!

Что-то шумело в его голове, какие-то слова прорывалась в сознание, уговаривали, предупреждали, грозили, но они не останавливали его. Напротив, будто подстёгивали.

И он добежал до арнаха!..

Увидев перед собой исказившуюся от удивления и нарастающего страха личину монстра, он что есть силы поразил её гладиусом. Лобная кость, возможно, могла бы выдержать мальчишеский удар, однако Камрату не надо было раздумывать, куда с наибольшим успехом вонзить клинок, так как уже прекрасно представлял, куда следует бить на поражение,

Всё то время, пока арнахи веселились и вели никчёмные разговоры, он старательно изучал их со всех, доступных ему с того места, где он стоял, сторон. Благодаря тому, нашёл несколько, как ему показалось, уязвимых точек у монстров. И первое из них – широкий чёрный нос с вывернутыми наизнанку ноздрями,

Гладиус легко вошёл по рукоятку, длины клинка хватило достать до мозга весельчака. Арнах еще стоял, а Камрат уже резко выдернул своё оружие из его головы и устремился, протискиваясь между его и остолбеневшими людскими телами, к спутникам поверженного арнаха.

Он видел перед собой только расплывшиеся личины обеспокоенных монстров, начинающих понимать серьёзность создавшегося положения для них самих. Они уже получали от своего вожака или старшего по возрасту сигнал бедствия – словно ожёг молнии. Впору было спасать себя, а не заниматься людьми, которых они держали в повиновении. Их сила стала убывать.

Но Камрат не рассуждал в эти короткие мгновения, он держал в поле видимости врагов и стремился добраться до них быстрее, а то, что стало происходить вокруг него, осталось за пределами его представлений.

А позади Камрата со страшным шумом завалился на землю убитый им наповал арнах. Стремясь к оставшимся хопперсуксам, мальчик не знал и не видел, что пришедший в себя Свим, тряся головой, никак не может сообразить, где он находится, что с ним только что случилось, и что он должен делать дальше. К его чести такое состояние неуверенности и забывчивости продолжалось считанные мгновения. Он поискал глазами свой меч и нашёл его. Ожила Клоуда и продолжила крик отчаяния. Избавились от мучительной боли в голове выродки, и уже стояли на ногах с оружием в руках, хотя и чувствовали себя едва живыми, как после долгой драки, в которой они были нещадно избиты. У них кружилась голова, и их взгляд блуждал, не имея возможности остановиться на чём-нибудь определённом.

Зашевелились и люди.

Смерть арнаха вывела их из-под его контроля, а другие арнахи были заняты налетающим на них Камратом. Но этим несчастным людям требовалось значительно больше времени по сравнению со Свимом, побывавшим в их состоянии всего несколько моментов, чтобы не только получить свободу движения и осознания не подвластности контролирования за их нервной системой со стороны, но и понять, что вокруг них происходит. Поэтому помощи какой-либо от этих людей нельзя было ожидать.

Да и никто и не ожидал…

Второй арнах встретил Камрата ощеренной пастью с рядом острых, как лезвия, сахарно-белых зубов с выделяющимися конусообразными клыками. В раскрытой пасти мальчик мог бы поместиться полностью со своим заплечным мешком, и там ещё бы осталось свободное место. Передние лапы, на которые арнах опирался при разговоре с пришельцами, высвободились – он встал на задние ноги и стал значительно выше.

Он поднимался и поднимался, а мальчик рядом с ним превращался в пигмея. В высоту арнах достигал теперь не менее двух с половиной берметов.

Стоя чуть с наклоном вперёд, он заколотил перед собой толстыми лапами с длинными острыми когтями, не давая мальчику приблизиться к себе и угрожая убить его одним касанием конечности. Камрат запрыгал вокруг него, лишенный возможности поразить вставшего на дыбы арнаха в намеченные заранее уязвимые места.

В это время третий арнах бросился бежать с пола боя.

Краем глаза Камрат заметил, как из бестолково шевелящейся толпы оживающих людей разъяренным зверем выскочил Свим и, улучив момент, когда арнах пренебрёг им и повернулся к нему боком, следуя за танцующим перед ним мальчиком, что есть силы, полоснул мечом по незащищенному брюху поперек туловища.

Арнах на мгновение замер. Кожа на его брюхе под тяжестью внутренностей начала рваться с противным звуком, и наружу стали вываливаться кишки и ещё что-то. И, тем не менее, несмотря на страшную рану, монстр стал живо разворачиваться к Свиму, а тот стоял рядом с вновь выпавшим из рук мечом, и окаменевший.

Намерение арнаха предугадать было не трудно. Камрат чуть помедлил, чтобы внимание того отвлеклось от него, и, разбежавшись, погрузил в его бок гладиус и длинный свой нож, а, выдернув их, стал безжалостно кромсать тело арнаха. Из-за своего роста он не мог дотянуться, чтобы повредить ему как можно больше. Арнах слепо повёл лапой и смёл мальчика. Камрат перевернулся в воздухе и стал на ноги. Бабкина школа приземляться на ноги сработала безотказно. Зато прикосновение мощной твёрдой лапы не могло не сказаться на его состоянии. Плечо, куда пришлась отмашка арнаха, занемело, а рука вышла из строя. Камрат на некоторое время просто перестал её чувствовать.

Арнах всё ещё поворачивался к Свиму, а тот словно плавал в воде, контроль со стороны хопперсукса над ним ослабевал, но держал пока что на одном месте и не давал возможности воспользоваться мечом или отойти на безопасное расстояние.

Непонятно было, откуда арнах черпал силы. Внутренности его вывалились и волочились по земле, из ран, нанесенных Камратом, струями била кровь. Единственное, наверное, что его удерживало – это ненависть к человеку, вспоровшему ему живот.

И вновь Камрат кинулся вперёд, держа в здоровой руке гладиус, ибо его клинок был много длиннее, чем у ножа и мог причинить монстру больше вреда, проникнув глубже в его тело.

Лезвие погрузилось от небольшого усилия мальчика где-то около нижней части хребта и достало-таки что-то из важных органов арнаха. Хопперсукс тонко вякнул, резко выпрямился, потеряв контроль над Свимом полностью, тут же заревел басом, перешедшим во всхлип, и медленно стал заваливаться на бок.

Земля под ногами Камрата дрогнула от падения поверженного противника.

Очнувшийся Свим остервенело наносил ненавистному врагу удар за ударов, хотя тот уже не шевелился и никакой угрозы не представлял.

К нему подошла Клоуда и, стараясь не смотреть на изрубленное тело арнаха, стала Свиму что-то говорить, а он продолжал размахивать мечом, никого и ничего не замечая.

А вокруг всё пришло в движение.

Несколько человек потерянно ходили среди оставшихся окаменелыми собратьев по доре и бестолково расспрашивали друг у друга: кто они, что здесь происходит? Они не узнавали тех, с кем прожили бок о бок не один, быть может, месяц, а то и годы. Им совершенно непонятна была картина недавней схватки, жертвами которой стали неведомые для них или позабытые напрочь животные или разумные. Только немногие из них когда-то вот так же, как и команда Свима, побеседовали с арнахами, после чего надолго превратились в болванов. Они что-то смутно вспоминали, но их мозг, столько времени лишённый информации и способности работать сознательно, уже начал атрофироваться, поэтому соображения у людей не было ни какого.

Наконец, Свим успокоился. Его взгляд, застланный слепым бешенством, прояснился. Напоследок он ткнул труп арнаха носком сапога, промычал нечто нечленораздельное. Клоуда ни на гран времени не отходила от него и нашёптывала ему успокоительные слова. Она пережила мгновения, когда уже потеряла его для себя навсегда, и теперь старалась быстрее вернуть себе и ему душевное равновесие после пережитого. Её большие повлажневшие от слёз глаза следили за каждым его движением. Она так любила его…

– Третий убежал, – сообщил Камрат, когда они всей командой собрались и смогли что-то связно сказать важное для всех.

– Похоже, многие ещё не пришли в себя. Они находятся до сих пор под гипнозом. Впрочем, это не гипноз и не дора я думаю, это какое-то влияние на умы людей и на нас, путров, – заметил К”ньец, после чего посмотрел на Камрата долгим немигающим взглядом. – Малыш… Ты один смог противостоять им. У тебя чудесное качество, ты не попал под их влияние… Если бы не ты, малыш, мы бы… Я и стехар умерли бы от боли или потеряли разум и превратились бы в диких… Наши головы взрывались изнутри…

– Это не передать словами, какая боль, – поддержал хопса Ф”ент, его язык упал до земли.

– А вот Свим и Клоуда превратилась бы…

– Да, друзья, да! Не хочу говорить красивых слов, но мы, малыш, все обязаны тебе, – устало проговорил Свим, у него до сих пор шумело в голове, руки дрожали, и во рту скапливалась кислая слюна. – Я начинаю понимать смысл твоих занятий хапрой. Ты не внушаем со стороны. Ты владеешь дозволенным оружием. Тебя не смущают особенности противника. Нам повезло, что ты с нами.

– Ах, малыш… – Клоуда подошла и поцеловала мальчика в лоб. – Спасибо тебе, Камрат! Ты спас не только нас, но и всех, кто здесь мучился. Эти люди… – говорила она сквозь новые слёзы, брызнувшие из её покрасневших глаз целым потоком.

У неё начиналась истерика, и Свиму пришлось плотнее привлечь женщину к себе, чтобы она могла поплакать на его груди.

Камрат не знал, чем и как ответить им на их благодарность. Ведь никто ещё ему никогда в жизни такого не говорил. Сейчас он испытывал двойственное чувство. С одной стороны, ему было приятно, что друзья видят в нём своего спасителя: какой мальчишка не мечтает кого-то спасти, а тем более взрослых! Но с другой, – ему до сухости во рту почему-то было стыдно за себя, и он чувствовал себя неудобно перед теми же взрослыми друзьями. Ведь он сделал только то, что должен был сделать, чтобы их спасти, чтобы не видеть ужаса застывших в немом крике Свима и Клоуды, и катающихся на земле от нестерпимой боли К”ньеца и Ф”ента. О других людях в эти страшные мгновения он не думал. Они оставались со своим горем где-то в стороне от него. Он дрался с арнахами не ради них, а лишь ради своих друзей…

Только после слов Клоуды до него стало доходить значение того, что он, собственно, сделал.

Мальчик посмотрел на всех исподлобья и повторился:

– Третий убежал. С ним могут прийти другие. Много.

– Да, конечно, – спохватился Свим. Добавил для Клоуды, отстранив её от себя: – Успокойся, милая. Нет времени для этого. Всё ещё не так хорошо, как нам кажется.

Зарёванная Клоуда покорно кивнула головой, но продолжала держаться за локоть Свима.

– Тогда нам надо отсюда уходить как можно быстрее, – пролаял Ф”ент, высовывая длинный язык. – Не ждать же их подхода?

– А что будет с этими людьми? – Испуганно спросила Клоуда. От беспокойства за других людей и, найденной какой-то отвлекающей идеи, слёзы у неё моментально высохли.

– Но нам же надо уходить, – притворился непонимающим Ф”ент, хотя прекрасно понимал её заботу и боялся, что Свим и остальные прислушаются к вопросу Клоуды и останутся освобождать всех людей.

Он не ошибся в своих предположениях. Впрочем, иного он не ожидал. Те немногие дни, что он пребывал в команде, не давали ему уверенности в обратном.

– Людей, конечно, надо спасать, – вполголоса произнес Свим, и столько в нём было усталости и безнадежности, что Клоуда вновь взяла его руку и приложила к своей щеке.

– Ты же справился с ним, – проговорила она негромко.

Свим покачал головой.

– Не я, милая. Это Камрат справился с ними со всеми.

– Нет, Свим, – запротестовал мальчик и честно признался: – Ты же видел, я к нему никак не мог подойти, а тебе удалось распороть ему брюхо.

Свим криво усмехнулся.

– Не так, малыш. Ты думаешь, я к нему смог бы так близко подобраться, когда б ты не отвлекал его? Да и вообще подойти… Он же со мной творил, что хотел… Понимаешь, во второй раз, когда он меня поймал и остановил, я всё видел и чувствовал, а пошевелиться не мог. Стою и думаю, сейчас упаду, а не падаю. Как бочка на шпильке. Так что, случись что с тобой, малыш, нам не сдобровать бы.

– А может быть, уйдём, – тянул своё Ф”ент.

– Можешь уходить, – подсказал К”ньец и отвернулся от стехара.

Отвернулся, но в душе он был полностью на его стороне. Что они смогут сделать, если сейчас заявится целая орава этих чудовищ? Выть опять от боли? И может ли Камрат выдержать целенаправленного влияния на него нескольких особей этих весельчаков?

Кто-то из людей подошёл к ним и стал с детским интересом их разглядывать. В его глазах застыл немой вопрос.

– Ты кто? – спросила его Клоуда.

– Ты кто? – повторил мужчина. Черты лица его исказились. Он потряс из стороны в сторону головой. – Простите, я никак не могу сосредоточиться, – медленно проговорил он с длинными паузами между словами.

– Как тебя зовут? Твой нэм?

– Меня зовут? Меня? Меня… Это да… Меня… Каро… Карант Ко-нак… Я вспомнил! Меня зовут… Да, меня зовут Карант Конакрис Кента. Да, да!

– А меня Клоуда Кавели Ковда. А это мои друзья. Свим, Камрат, К”ньец и…

– Мы с вами… – мужчина даже не посмотрел на называемых друзей Клоуды. Он что-то мучительно вспоминал. Наконец он обрадовано произнёс: – Да… Мы с вами, оказывается, софурсники… Мы… – Он улыбнулся летучей улыбкой виноватого в чём-то человека. Его узкое истощённое лицо покрылось сетью морщин. – Благодарю вас, – чопорно раскланялся он и вялой походкой направился прочь от них.

– Если мы с вами решили спасать мир, – крутя головой во все стороны, сказал Ф”ент, – то надо сделать так, чтобы этот мир смог бы нам помочь себя спасти.

– Темно говоришь, – посмотрел на него Свим.

– Какой ещё мир? – презрительно фыркнул хопс. – Хочешь бежать, беги, а то…

– Ты, кошка, повторяешься, а это признак… плохой признак. А я предлагаю спасать их так, чтобы и они, – выродок показал на бродящих без дела людей, освободившихся из плена гипноза арнахов, – поучаствовали в своём спасении. Да и выяснить численность этих бестий, арнахов. Хотя бы примерно.

– Ты прав, стехар.

– Навряд ли они что-либо знают, – возразил К”ньец. – Арнахи для этих людей как бы и не существовали вообще. Посмотрите, они с явным удивлением пялятся на них. Впервые видят.

– Ты, К”ньюша, тоже прав, – поддержал хопса Свим и задумался. – Вы помните, что сказал этот весельчак? Да, да… Первый из них. Так он сказал: мы арнахи, мы вечные. Другое дело, что, говоря о вечности, он перестарался или придумал, чтобы поразить нас, но живут они, по всей видимости, и вправду долго. И так долго, что для нас эти промежутки времени, проживаемые ими, как раз и будут, по сути дела, вечностью. Но долгоживущих существ, это известно было ещё древним, много быть не может. И вот почему. Вечность такая, как я говорил, не любит молодых. Иначе арнахи уже заселили бы Землю сплошь. Другим разумным и диким места не осталось бы. Значит, их не слишком много. Сколько? Давайте подумаем. Я-то считаю так. Было бы их десятки, о них всё-таки что-нибудь да знали бы в бандеке. Поскольку, чем больше особей, тем выше степень их конкуренции, борьбы за сферы влияния. Разумные они или нет, но в природе именно так всё устроено. Им пришлось бы разойтись и проживать на большой территории, и не у всех арнахов могло получаться так идеально в тайне, как случилось здесь.

– Как гараны, – бросил реплику Ф”ент.

– Вот именно. И ещё. Мы, благодаря Камрату, убили двоих из них, а почти половина людей уже освободилась от их контроля.

– Их осталось двое, – быстро подытожил Камрат. – Неужели их только двое?

– Это, малыш, минимум, а максимум…

– Пять! – перехватил инициативу К”ньец в предположениях. – Хотя я завышаю оценку, пожалуй. Все эти люди ими контролировались полностью. И у них ещё имелся запас, чтобы воздействовать и на нас. Тогда их осталось только двое. Нет, трое. Их должно быть трое… Но мы же не уверены, что здесь собрались все люди, которых они поработили. Если такие люди есть в других местах, тогда арнахов больше,

– Хороший расчёт, К”ньюша, – похвалил хопса Свим. – Но тех людей не оставишь без присмотра. Тогда…

– Они могут появиться в любую минуту, – напомнила Клоуда. – надо что-то придумать.

– И они навалятся на нас разом, – покачал головой Свим, соглашаясь с предупреждением Клоуды. – Они, конечно, уже знают о малыше и подготовились. А мы, кроме Камрата, опять выйдем из игры. Как твое плечо, малыш?

Камрат покрутил руками, поморщился.

– Уже нормально. Слегка болит, но уже терпимо. Когда он меня стукнул, рука даже перестала меня слушаться… Да, Свим, а я ведь тоже почувствовал их воздействие. У меня в голове от них шум какой-то появился, и будто слова разные раздавались, непонятные только. – Мальчик оглядел сидящих перед ним друзей. – Когда они сюда будут подходить, то я, наверное, их услышу. И вы…

– Боюсь, малыш, когда ты их услышишь, для нас уже всё будет поздно. К сожалению, мы тебе будем не помощники, особенно в самом начале, пока ты не ввяжешься с ними в схватку. Потом они могут ослабить своё воздействие на нас, занимаясь тобой. Если, конечно, у тебя будет всё получаться как с этими… Поэтому, давайте-ка подумаем, как тебе их достать, выходя один на один… До их брюха тебе не подобраться. Ты и не пытайся. Лапы у них хотя и короткие, однако, защищаться они ими умеют хорошо, как мы уже знаем. Лучше бы тебе подойти к ним так, как ты уложил первого. Со стороны личины они беззащитны, похоже. Другое дело, как заставить их не становиться на задние лапы, а подставить нос? Всё-таки, малыш, первого ты убил внезапно. Они никогда ещё с таким оборотом дела не сталкивались, вот почему так нелепо, на мой взгляд, погиб этот арнах. Другого такого случая у тебя, малыш, может и не быть. Значит, оставляя это одним из возможных вариантов, не будем всё-таки надеяться на несообразительность арнахов. Тогда куда их можно ещё поразить?

– С бока какого-нибудь, – подумав, неуверенно сказал Камрат. – Знать бы с какой стороны у них сердце, тогда можно будет бить наверняка.

– Да, знать следует, – со вздохом сказал Свим. – Придётся у этих посмотреть. Благо, у этого всё наружу выпало.

– Свим! – Клоуду от предложения что-либо смотреть у убитых арнахов, копаясь в их внутренностях, передёрнуло.

– Ты, милая, предпочитаешь то, что с нами уже случилось? – ответ Свима на её восклицание был жёстким. Он смотрел прямо ей в глаза. – Так?

– Не хочу, – отводя свой взгляд от его взгляда, прошептала женщина. – Но… Это так противно!

– Согласен. А ты что предлагаешь?

– Свим… Мне не хотелось, чтобы ты так… думал обо мне. Я всё понимаю. Я просто боюсь.

– Ах, Кло! Бояться не страшно. Страшно осознавать, что будет с тобой, со мной… со всеми нами, если нам не удастся им противостоять. Извини, Кло. Стехар, – обратился он к Ф”енту, – лучше тебя никто этого не сделает. Посмотри, что у них где находится, и подскажи Камрату.

Ф”ент встал с платформы, на которой они сидели после схватки с арнахами, с пожатым хвостом. Ему явно не хотелось заниматься тем, что предложил ему Свим.

– Что ещё у них можно зацепить? – продолжил свои размышления Свим. – Думайте, друзья, все!

Однако вариантов – думай, не думай – вырисовывалось мало.

Самый лучший – если Камрат каким-либо образом внезапно окажется перед монстром и убьёт его через нос. Совсем неплохо – подойти к нему с боку и попытаться разрезать ему брюхо или удачно ткнуть, а вдруг посчастливиться попасть туда, где у арнаха расположено сердце, и достать клинком до него. Терпимо – вонзить нож и гладиус в место, заставившее упасть второго арнаха.

Худший вариант – арнах уже поднялся на задние лапы и молотит перед собой передними. Куда его бить в таком случае?

Вот, пожалуй, и весь перечень возможностей. Совсем не густо, тем более что все они лишь предугадываемые, а как может сложиться на самом деле, ни у кого определённого, тем более уверенного представления не было.

Обсуждалась также, правда, вяло и неохотно, тема помощи Камрату от Свима и выродков, если, естественно, они будут на то способны.

– Итак, – подвёл итог надуманному Свим. – Когда они объявятся, то хорошо бы сделать так, малыш, чтобы ты им не попался на глаза сразу. Думаю, вернее, надеюсь, что у них отсутствует способность вычленять неподконтрольный мозг сред других. До того у них не было нужды это делать.

– Но мы этого не знаем, – не согласился К”ньец.

– Да, К”ньюша, мы, к сожалению этого не знаем, – сказал Свим. – Мы многого не знаем. И всё-таки. Надо тебе, малыш, встать среди других людей так, чтобы появилась возможность внезапности с твоей стороны. При сражении тебе следует быть поближе ко мне или к кому-то из нас, чтобы мы могли при благоприятном случае сразу прийти тебе на помощь.

– Не очень близко, малыш, – поправила Свима Клоуда. – Постарайся, чтобы они нас не растоптали, когда будут гоняться за тобой. Мы ведь в это время… Извини, малыш, но так не хочется умереть бесчувственной.

У Свима замечание Клоуды вызвало печальную улыбку, он взял её голову в руки и поцеловал в губы.

– Ну что ты говоришь, милая? – Он с грустью посмотрел на мальчика и сказал тихо. – Она права, малыш.

К ним подошёл Карант. Прежде чем сказать, он слегка поклонился.

– Мы посовещались. Мы можем вам помочь? Нет, я не так выразился. Мы можем вам помочь, но не знаем как.

– О, да, уважаемый…

Свим уже позабыл нэм незнакомца. А надо было назвать по имени, так как этот человек явно страдал повышенной учтивостью, и его обращение помочь было как никогда вовремя. Они точно могут быть полезными. Следует только подумать об их роли.

– Карант Конакрис Кента, – наполнил своё имя подошедший.

В нём вежливость была заложена так давно и глубоко, что на неё не повлиял кошмар мозговой атаки арнахов. И хотя его нэм был невысок, но он, наверное, имел когда-то отношение к лицам с более высоким нэмом.

– О, да, уважаемый Карант. Вы, конечно, можете помочь. Мы здесь как раз обсуждаем возможность появления других… они называют себя арнахами. Мы думаем, как с ними справиться, Кстати, уважаемый Карант, кто это вы? С кем вы совещались?

– Нас здесь много. Я могу познакомить вас.

– Прекрасно, но я прошу вас, уважаемый, повременить со знакомством. У нас попросту нет времени на это. Арнахи могут появиться в любой ближайший минт. А познакомиться мы ещё успеем. Сейчас давайте сюда людей, и мы сразу со всеми обсудим, как нам при встрече с арнахами поступить в той или иной ситуации. Прошу вас не медлить!

Карант молча отошёл за теми, кто согласился с ним помочь пришлым разумным, а Свим повеселел и радостно потёр ладони.

– Арнахов стало меньше. Контроль их ослаблен. Поэтому, чем нас будет больше, тем вернее надежда на победу… Вы посмотрите, сколько их!

К ним нестройной толпой подходило человек двадцать во главе с Карантом. Всё это были худые, измождённые люди. Большинство из них давно уже, подобно Свиму, не могли пользоваться бритвенным капиллом и заросли дремучей растительностью. Люди ещё не отошли от последствий власти арнахов над их психикой и психомоторикой, и чувствовали себя стеснённо. Однако их состоянье уже не мешало мыслить логично.

Суть решаемой проблемы по выработке тактики схватки с арнахами и помощи Камрату, как реальному единственному бойцу, они уловили не сразу, но в итоге поняли её достаточно хорошо. К тому же все осознавали свою полную незащищённость от нового влияния со стороны ожидаемых монстров, тем более что рядом многие ещё так и продолжали находиться в полу невменяемом состоянии и практически не реагировали на происходящие перемены вокруг них.

Уже через блеск без длинных споров – спорить некому – был разработан следующий план. Главным в нём оказалось – этовооружить людей.

Представлялось, что все они будут вооружены палками с заострёнными концами, с тем, чтобы быть готовыми в любой момент ткнуть арнаха куда придётся, лишь бы нанести ему как можно больше вреда. Для этих целей разобрали платформу, назначения которой никто из людей не вспомнил. Конечно, такое оружие – толстые шесты – представляло двояко опасную вещь. Оно могло в принципе что-то повредить в арнахе, удачно воткнувшись в него, но с таким же успехом сучкастая необработанная палка могла сильно поранить руки того, кто её удерживает, и представляла угрозу соседям.

Когда с помостом было покончено, а арнахи так и не объявились, мало того, некоторые из людей, до того находящиеся в зависимом от арнахов состоянии, начали приходить в себя и осознавать окружающее, появилась возможность более обстоятельно осмотреться. Обратили внимание на длинные шесты, составлявшие каркас построек: они вполне годились для производства приличных по прочности и более безопасных кольев.

Из вышедших из-под власти арнахов людей составили несколько групп. Предполагалось образовать из них три-четыре отдельных островков пассивной обороны, построенных таким образом, чтобы из этих своеобразных каре колья торчали заострёнными концами во все стороны. Преследовалась, по мысли Свима, двойная цель в таком построении. Если арнах появится, а люди останутся вне его влияния, то с какой бы стороны он к ним не подходил, на него обязательно будет направлено несколько острых шестов. Вторая цель предполагала некоторую гипотетическую возможность не выпустить из рук заостренные палки даже в момент потери сознания, то есть застыть под гипнозом с ними наперевес. Буде это удастся, то арнах не сможет без опасения повредить свою шкуру напасть на беззащитных людей, и у него сузится пространство для манёвра, в то время как Камрат сможет без задержки передвигаться там, где ему будет сподручнее.

Конечно, все их построения были сомнительны, смахивающие на авантюру, но людьми двигало понимание необходимости создания хотя бы видимости борьбы.

Иначе не могло и быть. Избавившись от плена зависимости, сознавая, что с ними здесь произошло, они справедливо считали себя глубоко оскорблёнными, и никто из них не хотел пасть так низко, чтобы любым путём не вырваться из создавшегося унизительного положения, а потому – пусть сомнительное, скорее всего безнадёжное противостояние, но не бездействие.

Все эти люди, вопреки апатии, угасающей человеческой расы в городах, сбросили с себя узы покоя и тупого бытия на всём готовом и когда-то добровольно вышли из поселений в мир, движимые желанием посмотреть его, узнать новое, ощутить вкус жизни.

Но на их дороге встали арнахи…

Один Ф”ент выполнял конкретное дело, не вызывавшим ни у кого симпатий. Поэтому он работал, ни на кого не глядя и не вслушиваясь в то, о чём вокруг решают, говорят, в том числе и о его занятии. Используя лапины, зрение, нюх и зубы, стехар искал, копошась во внутренностях трупа монстра, уязвимые для поражения извне органы.

Наконец, тщательно почистив лапины пучком старой травы, клочьями выросшей у основания разобранной платформы, он подошёл к Камрату и стал подробно объяснить ему, куда лучше и с какой стороны поразить арнаха, чтобы нанести ему, если не смертельные, то такие раны, от которых он может пострадать больше всего.

Камрат особого участия во всех дискуссиях и задумках людей и своих товарищей не принимал. И построения освобождённых от влияния арнахов людей его касались поскольку постольку. Он потерянно бродил по утоптанной площадке мимо бывшей платформы неизвестного назначения и прикидывал, где ему встать для неожиданного нападения хотя бы на одного из арнахов, когда они появятся здесь. Для этого надо встретиться с ним нос к носу, выскочив из-за какого-то укрытия, и поразить его испытанным на первом арнахе приёмом.

Возможно, он давно нашёл бы такое место, но с ним происходило нечто странное: ему представлялось, что всё произошедшие, настоящие и предполагаемые действия – всё это будто бы проистекает в ночную пору. На небе – солнце в зените, а он видел только узкий какой-то участок округи, куда у него в тот момент падал взгляд, а всё остальное терялось где-то в мглистой темноте. Вспоминая теперь свой первый бросок на арнаха, он видел перед собой только его далеко видающийся нос, всё остальное поглотила мгла. У него, казалось, совсем исчезло боковое зрение, и свет достигал его глаз по узкому лучу, и он видел только то, что в этот луч попадало.

Мальчик пытался стряхнуть с себя такую напасть, но все его ухищрения: встряхивание головой, частое моргание и прижимание глаз пальцами и тыльной стороной руки не помогали. Похоже, думал он, для него встреча с арнахами тоже не прошла бесследно.

Поэтому Ф”енту с трудом удавалось что-либо втолковать, обеспокоенному таким своим состоянием, Камрату. Он вначале вообще не замечал выродка, а у того были важные сведения.

– Не забудь, малыш, у него сердце рассредоточено в трех местах. Поранишь одно из них, выйдут из строя другие… Я не знаю, почему у них так устроено! – оправдался Ф”ент, хотя Камрат его ни о чём не спрашивал. – Первое сердце у него под самым горлом. Второе – в центре грудной клетки. Тебе, если он станет на заднее лапы, ни первого, ни второго не достать. Третье располагается очень близко к рёбрам слева почти посередине его туловища… Ты понял?

Мальчик не отреагировал.

Ф”ент ещё раз повторил ему сказанное ранее и, расстроенный невниманием Камрата, отправился помогать Свиму и людям готовиться к бою с монстрами.

Камрат постоял один, всё, что ему сказал стехар, он запомнил, но опять же словно в затуманенном виде.

И тут…

… Он услышал шум в голове и понял – арнахи возвращаются.

– Они идут! – крикнул Камрат и, словно прозрев, огляделся.       Тьма, окружавшая его, размылась, вернув боковое зрение.

Большая часть недавно живых и мыслящих людей вновь окостенела. В группах не все смогли удержать самодельные копья, и всё-таки достаточное их количество грозно ощетинилось, но державшие их люди, естественно, не могли осознанно участвовать в предстоящей схватке.

Арнахи приближались. Камрат чувствовал их движение в виде бестелесных теней, скользящих на фоне окружающей его перспективы. Он даже смог с большой точностью определить точку округи, из которой они появятся. Так что он имел все шансы полностью использовать предоставленную возможность сориентироваться и выбрать, наконец, место и стать за одним из полуразрушенных строений, чтобы первое время остаться вне видимости для арнахов.

Камрат чуть выглянул из-за края постройки и увидел монстров воочию. Их было трое, и шли они в линию, разойдясь на расстояние, не менее чем на три бермета друг от друга. Передвигалась они подобно диким – на четырёх лапах, лениво переставляя их. Вытянутые вперёд тяжёлые и тупые – от бегемотов – личины ничего не выражали. Кончики приподнятых хвостов с повязанными на них цветными бантиками покачивались в такт ходьбе.

Ближайший из них к мальчику, продолжай он идти по прямой, должен был пройти как раз мимо укрытия, за которым он спрятался. Оставалось надеяться, что так оно и будет.

Камрат вытащил нож и гладиус и приготовился к нападению.

Ни страха, ни волнения он не испытывал, его не интересовала обстановка вокруг и что происходит с друзьями, ибо они могли отвлечь его; потому они остались где-то в стороне, там, где им сейчас следовало быть, чтобы сохранить себя и помочь ему.

Параллельно такому кажущемуся безразличию ко всему в нём жила мысль – быть готовым нанести первый удар наилучшим образом. Арнах будет проходить мимо. Можно: выскочить перед ним и попытаться поразить в нос; пропустить его на полкорпуса и вонзить гладиус в боковое сердце, благо монстр будет повёрнут к нему как раз левым боком; поднырнуть под шею и достать горловое сердце…

А те, кто называли себя вечными, продолжали идти неторопливо. Неизвестно, что им сообщил арнах, скрывшийся с места схватки, но шли они довольно уверенно. По всему, безнаказанная веками способность управлять людьми и уничтожать выродков сказалась на умении соблюдать разумную осторожность. Поступь их была уверенной, и ни один из них даже не повёл тяжелой головой, чтобы осмотреться, подходя к площадке с людьми. Впрочем, они могли всё видеть и слышать, что происходит вокруг, и без помощи глаз и ушей.

Они шли карать.

Камрат услышал тяжёлые шаги совсем рядом и, выждав мгновение, выскочил навстречу арнаху.

Они встретилась: лицо человека напротив личины монстра.

Непонятно как, но Камрат узнал в нём убежавшего от первой схватки. Его руки с зажатыми в них мелероновыми клинками поднялись для нанесения решительного удара в незащищенный нос противника, но в самый последний момент арнах успел повести головой в сторону, и нож, направленный в помощь гладиусу, с силой воткнулся в ухо монстру, а гладиус лишь чиркнул по его переносице.

Сильный рывок подбросил мальчика вверх и в сторону. Нож, проникнув глубоко в ухо, намертво застрял в нём и вырвался из рук Камрата.

Мальчик уже в полёте понял, как всё хорошо складывается: удалось всё-таки ранить одного арнаха, а сейчас он летел с большой скоростью прямо на второго. Тот в растерянности стоял, вперившись взглядом в распотрошённую тушу соплеменника, над которым потрудился Ф”ент.

Камрат летел не дольше мига, а его уже настигал невероятный рёв раненного им арнаха.

Несколько человек зашевелились, те, кто до того уронил копья, стали поднимать их. Такое поведение людей, похоже, также приводило в замешательство пробывших арнахов. Либо они были молоды и неопытны, либо не обладали теми способностями, которые были присущи убитым и раненому их собратьям.

Камрату, однако, до выяснения причин такого их поведения дела не было. Так что промедление второго арнаха предпринять что-либо в свою защиту стоило ему жизни. На него Камрат обрушился удивительно – по воздуху. Он лихо перевернулся в полёте и стал на ноги как раз напротив личины вечного. Не прошло и двух мгновений как вечность его закончилась от рук мальчика, убившего его наповал проверенным уже способом, через нос – в мозг.

Камрат успел выдернуть свой гладиус из личины монстра прежде, чем тот упал. Раненного им до того арнаха, добивали очнувшиеся люди. Не менее десятка кольев вонзились в бренную плоть бывшего их негласного повелителя и всё глубже и яростнее погружались в неё.

Всё это происходило по правую руку от Камрата. Совсем иначе было по его левую руку. Там оставшийся в живых арнах уже пришёл в себя и обрушил свою дьявольскую силу на всех. Вокруг него царило мёртвое оцепенение людей, хотя он и оказался в их полном окружении.

Не стоило медлить и следовало бы тут же напасть на последнего монстра, но Камрат не мог этого сделать сразу же по двум причинам. Надо было сплотить оживших людей и как-то заставить их переключиться на живого арнаха, а не дырявить без пользы тела убитых. И он чувствовал себя без ножа как без одной руки, он испытывал необходимость выдернуть нож из уха арнаха, до сих пор торчащий в нём.

Как бы протекала в дальнейшем схватка с последним вечным, напади на него Камрат сразу, осталось в вероятности, в том сослагательном небытии, о котором потом вспоминают с сожалением или с почтением, приравнивая нерешительность или промедление мудрости или подвигу, достойным подражанию.

Однако всё случилось намного проще. Камрат из-за отсутствия ножа и бестолковых действий людей почувствовал себя вдруг беззащитным и попытался отгородиться, как ему казалось, от неожиданностей.

Он бросился за ножом и едва не попал под пыряющий тычок колом в бок.

– Идите туда! – кричал Камрат людям, показывая на живого арнаха, но они словно заворожённые плясали вокруг поверженных туш и как в ритуальном танце поочередно поражали их заострёнными палками. Они его не слышали, как ни старался он до них докричаться.

На поиски Свима ушло ещё некоторое время, по истечении его оставшийся в живых монстр стал энергично выбираться из круга копий и оцепенелых людей, явно намереваясь сбежать. Свим оказался среди находящихся под гипнозом, в нелепой позе, с открытым ртом, наверное, в чём-то наставлял людей до самого последнего момента, когда был пойман дорой. У его ног корчились от мучений выродки. Клоуды и Каранта вообще нигде не было видно. Так что никто не мог взять на себя руководство взбешёнными людьми, терзающими ненавистных вечных.

Иного выхода, как броситься наперерез убегающему арнаху и не дать ему уйти, у Камрата не оставалось.

И мальчик стал на пути у монстра.

Хопперсукс опешил от сознания неуправляемости его гипнотической силе возникшего перед ним человека. Потом он, наверное, узнал в нём того, о котором ему yжe передали сведения погибшие арнахи, и стал подниматься на задние лапы…

Внимание арнаха рассеялось, и картина за ним пришла в движение. Быстро пришёл в себя и сделал вперёд несколько шагов Свим, готовый поразить арнаха в спину, уже тянулись острия копий. Выродки смогли сообразить и отползти подальше, чтобы не попасть под ноги толпы людей. Откуда-то вылетела Клоуда и с мечом наизготовку, чтобы кольнуть им противника, присоединилась к Свиму.

И вновь застыли все на месте…

Камрат опять оказался один на один перед громадой уже не разумного существа, а дикого зверя. Зверя с обнажёнными острыми зубами и способного пустить в дело мощные лапы с длинными когтями; он мог разорвать мальчика пополам одним рывком.

Арнах двинулся несокрушимой скалой, Камрату пришлось пятиться. Он не знал, что предпринять.

Рядом – немая и неподвижная сцена: люди замерли. Те же, кто мог двигаться, набегали, но до них было так много берметов, а лапы арнаха – вот они – уже над самой головой мальчика. Он отскочил, монстр промахнулся. От мощного замаха лапой впустую его крутануло волчком, люди за ним мгновенно ожили и бросились на него. Не добежали, остановились, застыли в невероятных положениях. Один из них, уже почти дотянувшийся до арнаха копьём, был убит ударом лапы.

Мысль втянуть арнаха в гущу людей, была отброшена Камратом тут же. Все они могут стать жертвой монстра. Мальчик стал отступать, уводя вечного подальше от поляны. Оживающие люди волной бросалась им вслед, однако, не добегая одного-двух берметов, застывали. Камрат двигался дальше, а за ним, размахивая лапами и щёлкая зубами, вперевалку наступал арнах. Люди как будто делали короткие перебежки и никак не могли их настичь.

Мальчик, несмотря на отсутствие поддержки со стороны друзей и вышедших из-под власти арнахов, какого-либо страха так и не почувствовал. Занимало другое, то, что в его сознание стала закрадываться неприятная догадка: так долго продолжаться не может. Кто-то из них – он сам или арнах – в сложившейся ситуации проиграет. Как такое поражение будет выглядеть для арнаха, он представлял хорошо – останется труп. А вот как это может выглядеть для него самого, ему и в голову не приходило.

Отчаявшись найти радикальный выход из затягивающейся неприятности, Камрат стал встречать лапы монстра ножом и гладиусом, раня ему их. Тот словно не замечал порезов и крови, разлетающейся во все стороны. Тем не менее, мальчик приободрился и с ещё большим рвением стал наносить арнаху порезы, с надеждой, что истекающий кровью противник быстро потеряет силы, а с ними – власть над людьми, и те, наконец, смогут прийти на помощь.

Сделав очередной шаг назад, он вдруг почувствовал за спиной преграду. Спина упёрлась в какую-то ложбину, арнах же напирал и был рядом, так что отскочить куда-либо в сторону уже не было возможности.

Всё-таки Камрат увлекся игрой, игрой со смертью, с монстром, со своей надеждой. А бабка Калея всегда говорила, что увлечение в бою подобно поражению, потому что играющий на чём-то одном перестаёт видеть поле множества возможностей, где он играет. Так и произошло – его спина втиснулась в развилку двух деревьев, выросших из одного корня.

Оставалось одно – броситься навстречу разъярённому арнаху, каким-то невероятным образом увернуться от его смертоносных лап и обеими руками вонзить вложенное в них оружие в брюхо, покрытое нежной розоватой шерстью.

Приложивший столько выдержки и сметливости, чтобы загнать неподдающееся волевым атакам человеческое существо в ловушку, арнах уже праздновал ещё не завоеванную победу. Он предвкушал, как сейчас схватит это ненавистное создание с непонятным происхождением, и сладкая кровь человека потечёт изо рта, раздробленное его сильными молодыми зубами, как это делали все арнахи столько лет. Он потянул к мальчику лапы, лишая того возможности выскользнуть из чудовищных объятий.

Тогда Камрат в отчаянии, слабо надеясь на успех, метнул нож в горло противнику.

Бабка Калея, вопреки запрету во всех бандеках использовать метательное оружие, учила его метать ножи с того возраста, когда он ещё, наверное, не умел ходить, а лишь вставал на ноги. Во всяком случае, так ему представлялось. Ибо помнил ещё то время, когда она вкладывала в его руку игрушечный нож и показывала, как его надо метать. Камрату нравилась эта необычная игра. Мальчикам вообще свойственно что-то бросать – камни, палки… Он бросал ножи. Метание ножей занимало в упражнениях с бабкой важное место.

Однако сейчас всё было не таким простым, что бы его сноровка могла сработать наверняка. Ножи метают точно и сильно, если нож для этого предназначен, а такие ножи были только у бабки, хранящиеся в тайнике. Другие ножи тоже можно использовать, но их количественное разнообразие не всегда позволяет быть уверенным в успехе. К тому же нож для метания вкладывается в руку определенным способом. У Камрата же в эти мгновения в руке был судорожно зажат нож, по размерам и массе почти равный гладиусу. Правда, сейчас проблема состояла не в длине или тяжести ножа. И такое оружие позволяло успешно бросить и убить врага, если всё уже готово для броска. К сожалению, у мальчика на перекладывание или хотя бы на надёжный замах рукой не оставалось ни времени, ни пространства.

Он его метнул, от рукояти и снизу.

Лапы тянулись к нему, а нож как бы повис в полёте и не двигался, медленно совершая оборот. Вот рукоятка стала обгонять лезвие, летит впереди, опускается и пропускает вперёд жало…

Оно точно коснулось точки на горле монстра, о которой ему дважды рассказывал Ф”ент, и медленно погрузилось вглубь, достигая горловое сердце арнаха.

Судорога свела все конечности вечного и он, клокоча кровью, всей громадой рухнул на мальчика.

Глава З4

Свим ощутил, как жаркая волна охватила его уже в который раз, и он обрёл свободу движениям. Меч ему удалось научиться удерживать в руках во время похожего на обморок состояния. Голова работала чётко: набежать на арнаха, спина которого маячит всего в трёх шагах, и полоснуть по ней. Однако в это мгновение арнах стал падать от него на развилку небольших деревьев. Свим приостановился, и, даже не видя Камрата, каким-то шестым чувством определил – арнах валится на малыша.

– Камрат! – закричал он в ужасе, понимая свою тщетность что-либо сделать и остановить неминуемое падение монстра, туша которого в состоянии раздавить насмерть и взрослого человека, а мальчика и подавно.

Голос Свима сорвался. Он бросился к деревьям, надеясь как-то перехватить, смягчить удар, и не успел. Мертвый арнах рухнул и застрял головой в развилке двуствольного дерева. Под его обмякшим телом был погребён Камрат.

Вокруг оживали и начинали беспричинно кричать люди, подчиняясь общей неразберихе: все кричат, и я кричу.

Организовать немедленную помощь мальчику Свиму и его команде стоило большого труда. Множество людей были рядом, но никто не понимал их забот. Большинство из них не видели конца сражения с последним арнахом и не знали, чем всё закончилось для его победителя. Им важнее было осознавать, что они теперь все свободны, они победили и все арнахи повержены. Оттого призывы Свима долго не имели никакого успеха.

Ни Свим, ни выродки не рискнули сами скатить или перевалить тело монстра с тем, чтобы вызволить мальчика. Они боялись еще больше ему навредить. Тушу надо было приподнять, а уж потом извлекать из-под неё Камрата.

Наконец, удалось уговорить нескольких мужчин, среди которых находился Карант. Подчиняясь подсказкам Свима, они ухватились со всех сторон за мертвого арнаха и со всеми предосторожностями приподняли его и отбросили в сторону.

Камрат лежал без сознания, сжавшись в клубок, но внешне без видимых повреждений. Ему повезло, что, падая, арнах практически повис на своей голове в развилке, и только первый удар ошеломил мальчика, но не придавил.

Свим поднял Камрата на руки и понёс к площадке. От неё, увлекая за собой вечного, Камрат отступил берметов на сорок. По дороге Свим несколько раз окликал Камрата, но тот безжизненно повис на его руках, не двигался и не откликался на все потуги привести его в чувства. Около разобранной платформы Свим положил свою ношу на шкуры, оставшиеся от построек, шесты которых были пущены на устройство кольев. Теперь колья валялись по всему пространству, и путалась в ногах бесцельно перемещающихся людей. Они бродили по одному, кучками, знакомились, искали сограждан и даже встречали знакомых.

Все старания Свима и Клоуды привести Камрата в чувства окончились неудачей. Мальчик оставался таким же безвольным. Пульс его был учащённым – единственное, что им удалось установить. А почему он не приходил в себя, Свим не мог знать точно. Он, как большинство дурбов, умел остановить кровь при открытой ране, вправить вывих, наложить шину при переломе кости, но сейчас его знания не позволяли сделать какое-либо заключение о состоянии мальчика, оттого непонятным оставалось, как и от чего его лечить.

Испробовав всё, что он считал нужным сделать, Свим поднялся с коленей на ноги, так как все его действия необходимо было проводить с Каратом, положенным на землю, и решил поискать знающего человека среди недавних узников арнахов.

– Среди вас есть врачи? – прокричал он несколько раз, поворачиваясь во все стороны, прежде чем к нему подошёл молодой ещё человек, может быть, ровесник Свиму, с легкими белокурыми волосами и аккуратным прямым носом. Его слегка утолщённые губы сжимались в суровой утонченности, и на лице не отражалась радость освобождения, охватившая всех его товарищей по несчастью.

– Я врач, – сказал он сухим бесцветный голосом. И печально добавил: – Был когда-то врачом. Задолго до того, как попал сюда.

– Посмотри мальчика. Его зовут Камратом. Это он практически один убил всех арнахов и освободил нас. Последний, убитый тоже им, упал на него… А я никак не пойму, что с ним… Это он убил…

– Я знаю, – отозвался молодой человек, когда Свим подумал, что он не понимает его просьбы, и начал повторяться. – Меня зовут Хараном… – Его красивые зеленоватые глаза в опушке длинных ресниц слегка затуманились воспоминанием. – Да, Хараном… Хемоносом Хиррой. Так.

Свим тоже представился, но одним именем. Врач не обратил на его имя никакого внимания, из чего Свим сделал вывод: Харан лечил людей разноимённых, и одноимённые ему не в новинку. Впрочем, подумалось Свиму, с его нэмом ухропа кичиться перед кем-то особо не следовало.

Харан медленно опустился на колени перед распростёртым Камратом и стал его неторопливо ощупывать, начиная с головы к ногам, следя за выражением его лица.

– У него, похоже, переломов или других каких-то серьезных повреждений нет, – вслух спокойно решил он, не глядя на Свима и подошедших поближе Клоуду и выродков, а также на толпу собравшихся вокруг заинтересованных происходящим людей, падких на зрелища после столького времени, когда их мозг не мог соображать, анализировать и понимать происходящее вокруг.

Поведение Харана – неторопливое и уверенное – понравилось Свиму, оно вселяло надежу. Этот человек был тем, кем назвался – врачом. И его появление здесь являлось, вообще-то, необыкновенной удачей, поскольку врач – редкая профессия, ибо она, по сути своей и по содержанию, выступает альтернативой закалочных, а им верят больше, чем людям. Настоящий врач привыкает вести себя подобно машине – он делает своё дело. И сейчас Харан занимался этим делом, а окружающие его в этот момент не занимали.

Врач тем временем, подняв веки, посмотрел на глаза Камрата, проверил пульс, постучал костяшками пальцев по его груди. Позвал негромко, но требовательно и отрывисто:

– Камрат!.. Камрат, ты слышишь меня?.. Камрат, очнись! – и потрепал мальчику щёки длинными сухими пальцами.

Мальчик шевельнулся, но глаз не открыл, хотя под веками они стали двигаться.

– Он в шоке, – сделал заключение Харан. – Думаю, – он сделал длительную паузу, ещё раз подержал руку на пульсе Камрата. – Думаю, сегодня ночью… В крайнем случае, к завтрашнему дню он полностью придёт в себя. Ему вообще надо будет полежать денька два. И… – Харан поднял глаза на Свима, – всё встанет на место. Он здоров, как может быть здоров юноша его лет. Ему лет тридцать или двумя годами больше?

Свим замешкался, не зная как поступить с вопросом врача: сказать правду о возрасте Камрата или промолчать? Он сделал второе, Харан, наверное, ответа не ожидал. Он встал и с интересом огляделся, только теперь по-настоящему заметив толпу, собравшуюся вокруг него и мальчика.

– Спасибо, Харан! – поблагодарила Клоуда.

Свим поддержал её жестом руки и признательной улыбкой, предназначенной врачу.

– Это… так. Это мы должны вас благодарить, – с мягким нажимом не согласился Харан.

– Не нас, Харан. Не нас, а его, – поправил Свим. – Нашего малыша, Камрата.

– Да, ваш мальчик… – Харан будто в сомнении слегка покачал головой, – любопытный случай. Как я теперь понимаю, сила влияния арнаха на живое существо практически была беспредельна. Каждый из них мог держать в повиновении, по-видимому, несколько десятков разумных. Люди выживали, а путры не могли вынести их давления на их психику и погибали мучительной смертью. Но вот Камрат, человек… Он успешно противостоял им и один справился с ними… – Харан постоял, словно в нерешительности. – Вообще, интересный случай. Кто он?

В вопросе врача сквозил чисто профессиональный интерес. Он мог задать вопрос из простого любопытства, как обычный человек, увидевший нечто непонятное или занимательное.

Тем не менее, Свим сразу подобрался и подозрительно огляделся. Его подозрительность ни на чём не основывалась, он и сам это прекрасно понимал, но в последние дни успел во всём видеть не то, что есть на самом деле. Освобождённые ими люди ничего толком не знали даже о себе, не говоря уж о событиях в бандеке, и тем более об объявленной Тескомом охоте на Камрата, а позже – за всеми теми, кто его окружает.

Но было и другое. Да, они пока что ничего не знают. Но через день, а вернее, через несколько прауз они уйдут отсюда и тут же наткнуться где-нибудь на тескомовцев или посланцев предательской части Центра Фундаментальной Арены. Эти люди, даже не подозревая о своём участии в облаве на его команду, расскажут им о невероятном событии, участниками которых были лично.

У них есть такое право рассказать об арнахах, о спасении и о спасителях…

«Пора отсюда уходить, и как можно быстрее», – подумал дурб, а на вопрос Харана ответил:

– Племянник. Сын моей сестры, – он повторил версию, неожиданно придуманную ещё при встрече с Хленом.

– Уникальный случай! – Харана ответ Свима, похоже, не интересовал, он думал лишь о феномене Камрата. – Ведь я был одним из тех людей, с кем арнахи долго беседовали, прежде чем захватить мой мозг. Беседа состоялась обстоятельная и профессиональная, поскольку о последствиях её я ничего плохого не ожидал. Даже был рад встрече с умными вежливыми собеседниками по различным вопросам. Я был один и тех, кто тяготился под их чудовищным влиянием, не видел… Мы просто разговаривали. Тем более, здесь и в иных места я насмотрелся на разумных… Тогда я многое узнал от них и, прежде всего, об их способностях, приобретённых, якобы, после взрыва какой-то древней экспериментальной лаборатории в первый день падения города-спутника. Они очень красочно описывали то время. Считали себя ровесниками Суременных гор, чему я, честно скажу, не поверил. Но они утверждали, что вначале там, в месте падения города, появилась громадная яма, а потом стремительно стали расти горы. С тех пор сила воздействия арнахов на разумных совершенствовалась. Они властвовали…

– Так они и… что, и вправду были вечными? – Свим присвистнул. – Но люди-то, зачем им были нужны?

– Они и этого от меня не скрывали, сказав, что я им понравился как кое-что знающий человек… Да… Как ни банально это звучит, люди им были нужны как раз для поддержания своей вечности. Они на биологическом уровне могли перерабатывать или, что точнее, питаться энергией мозга захваченных ими жертв и преобразовывать, по их же выражению, в энергию жизни. А проще – они стимулировали собственный витаукт. То есть омолаживали свой организм путём внесистемного его действия. Они выкачивали молодость из людей… – Харан чуть помолчал. – Тех, кто был неспособен или уже не мог давать энергию, они просто съедали…

Свим вытаращил глаза, слушая Харана. Ему не верилось, что он правильно понял сказанное врачом.

– Мутные звёзды и проклятый збун! Как такое возможно? Омоложение! Вита… ну, что ты там назвал?

– Витаукт?.. Древнее слово. Витауктом обладает каждый человек, но у каждого он протекает по-разному. Зато действие его у всех одинаковое. Он борется со старением организма человека. Система витаукта…

Харан оживился. У него слегка порозовело лицо с впалыми от истощения щеками. Он быстро и обстоятельно стал объяснять Свиму, совершенно обалдевшему от неожиданного потока слов до того молчаливого собеседника, половину которых он слышал впервые и оттого непонятных, принцип действия таинственного витаукта со дня рождения человека до его глубокой старости.

– Остановись, Харан! – вскричал дурб и поднял вверх руки. – Это не дня меня и у нас нет времени на детальный разбор значения вита… ута. Извини! – Свим повернулся к своим друзьям, не менее его зачарованным речью врача. – Нам надо срочно отсюда уходить. Камрат?.. Я его понесу. К”ньюша, разделите еду моего мешка с Ф”ентом… Не здесь! Кло, как ты себя чувствуешь?

Свим посмотрел на девушку, и глаза его потеплели. Горе ещё больше сблизило их. Клоуда в ответ слабо, но радостно улыбнулась, показав белые зубы.

– С тобой у меня, – сказала она, мучительно скрывая в словах усталость и пережитое, – всегда прекрасное настроение, дорогой.

Свим счастливо усмехнулся и, покрутив головой, смущённо произнёс:

– Однако, Кло… Тогда в дорогу!

– К нам идут, – тревожно мяукнул К”ньец.

К ним подходил Карант с группой людей, успевших объединиться вокруг него в единую команду. В ней уже наметился лидер – Карант, и двое подручных – они при обсуждении тактики боя с арнахами принимали активное участие и сейчас следовали сразу за своим новоиспечённым предводителем.

– Мы принесли вам благодарность, и в вашем лице этому мальчику, – слегка поклонившись, витиевато и торжественно начал без тени улыбки проговаривать подготовленную речь Карант, а с полной серьёзностью педанта, всегда знающего, что говорить, когда говорить и как говорит, – за наше освобождение из плена… мозгового плена. Мы ещё не знаем, как это назвать. Но суть не в том. Мы просим вас, Свим… – он приостановился, надеясь услышать от дурба продолжение недостающей части его нэма, но Свим промолчал. Произошёл первый сбой, и Карант был недоволен собой. Он поджал губы, помолчал прежде, чем продолжить: – …возглавить людей для выхода из этих мест к дорогам, охраняемых Тескомом. Мы все ваши должники. И при этом…

Свим поднял руку, останавливая его не слишком вежливо, и не стал извиняться: не было времени и то, что он решил им сказать, извинений не требовало.

– Послушайте вы меня, Карант, и вы, люди! Пока вы находились здесь, вдали от городов и человеческого общества, в нашей бандеке, в Сампатании, произошли некоторые, я бы сказал, трагические события.

Люди перед ним заволновались, раздались крики недоверия и отчаяния – им не хватало ещё неурядиц при возвращении домой после столь долгого отсутствия. Свим опять поднял руку, чуть подождал, когда они стихнут. Их заботы ему были близки, и он стал говорить более осмотрительно и только факты. –

Ну, я, может быть, сгущаю краски. Однако действительность такова. Власть в стране… скажем так, перешла в руки Тескома. Сам Теском раскололся на враждующие между собой группировки. Это первое, что я вам хотел сказать. С тем, чтобы вы знали обстановку, с которой вам вскоре придётся столкнуться. Второе. Мне и моим спутникам надо срочно идти на север, к Суременным горам, пока не хлынули воды. – (Мяукнул от неожиданного заявления К”ньец и тявкнул Ф”ент – решение Свима их повергло в полное изумление, зато Клоуда сделала им знак помолчать) – Мы несём весть клану варантов о желании родственного им клана притоков объединиться в один клан. Мы – вестники. – Свим приостановился, отметил, что слушатели поняли значимость возложенной на его команду только что придуманной им миссии. – Так что спасибо за приглашение и доверие. К сожалению, нам с вами не по пути… Нам надо идти как можно быстрее. Мы выходим сейчас же!

– А как же мальчик? – подал голос один из подручных Каранта. Он, похоже, искренне был озабочен состоянием Камрата.

– Врач, – Свим показал на Харана и склонил перед ним голову в знак уважения к нему, – определил, что мальчик скоро придёт в себя и обретёт прежнее здоровье.

– Что ж, – сказал и некоторое время помолчал Карант, словно обдумывая услышанное, но было хорошо заметно, что он больше рад такому повороту событий, чем обескуражен. Отдавать кому-либо, хотя бы и победителю монстров, случайно обретённое лидерство над большой группой людей ему явно не хотелось. И отказ Свима был весьма кстати. – Мы понимаем ваши заботы, вестники. И ещё раз благодарим вас и вашего мальчика! Желаем доброго пути и мирных переговоров!

Он повернулся к своим людям и потерял интерес к команде Свима, его заботы были несоизмеримо сложнее: объединить всех людей, подумать о еде, довести всех до дороги, где они смогут безопасно разойтись по своим городам. Свиму тоже было не до него. Он облегченно вздохнул, избавившись от Каранта, и сквозь зубы процедил, чтобы слышали его слова только свои:

– Через минт нас здесь не должно быть!

Он легко подхватил Камрата на руки и, не оглядываясь, пошёл на север, в сторону Суременных гор.

– Но, Свим… – мяукнул было К”ньец.

Дурб, не оглядываясь, огрызнулся:

– Помолчи, К”ньюша!

– Счастливой дороги! – крикнул им вслед Харан, тая на губах улыбку разгадавшего загадку случайных вестников.

Побывав под боком правителя бандеки, он был хорошим физиономистом, чтобы за утверждениями Свима увидеть совершенно иное…

Команда шла не таясь. Что-то подсказывало Свиму – тескомовцы сюда носа не кажут. Всё может быть: Теском давно знает об арнахах, но способ борьбы с ним не нашёл, либо все люди, бывшие под властью арнахов, тем или иным способом попали сюда не без участия тескомовцев. Свим хотел поделиться подозрениями с Клоудой, потом, посмотрев на её измученное лицо, отбросил эту мысль. Рядовые тескомовцы такого знать не могли, иначе об арнахах сведения просочились бы дальше и о них знали бы многие, хотя бы в качестве сказочных персонажей, как того заслужили другие – те же кокшики или вупертоки.

– Как ты? – поинтересовался он у подруги.

– Всё хорошо, – она криво улыбнулась. – Я смогу!

– Ты чудо! Ты лучшая из женщин! Ты славная!

– Ну, перестань, – на лице Клоуды заиграла настоящая улыбка счастливого человека.

Удалившись от площадки с освобождёнными людьми не менее чем на свидж, Свим без слов круто повернул команду опять на запад. Шёл он уверенно и упруго, казалось, Камрат не доставлял ему неудобств.

Они прошли ещё не менее полутора свиджей, когда из-за частокола прутьев широкого куста навстречу им вышел Харан и остановился напротив Свима, не давая ему дороги.

– Извините меня…

– Что надо? – как всегда грубо начал Свим, надеясь отпугнуть неожиданного встречного с самого начала.

Такой тон он принимал машинально. Но Харану ему грубить не хотелось. Да и понял он, что врач неспроста перехватил их с такой изумительной точностью вдали ото всех и навряд ли испугался его неприветливых слов.

Так оно и случилось.

Харан не испугался, а улыбнулся.

– Ещё раз извините меня, уважаемый Свим… Хотя, мне кажется, у вас имён много. Мне не хотелось бы пускаться в долгие объяснения. Поэтому я хочу высказать всё сразу. Возьми меня в свою команду. Вы же идёте не на север, к Суременным горам, а мне как раз надо на запад,

– Ну, вот ещё! – первым, когда такое происходило, как всегда в подобных случаях, недовольно проговорил К”ньец, – Зачем он нам нужен, Свим?

– Я, надеюсь, буду вам полезен…

– Чем? – не унимался хопс, пока Свим раздумывал над просьбой молодого человека.

– Как член команды…

К”ньец фыркнул,

–… как врач, как воин, в конце концов. Я неплохо владею чигиром, ножом. Меч мне тоже по руке. Я знаком со стрелковым оружием…

– Как это? – К”ньец от неожиданного открытого признания Харана выгнулся спиной кверху и уставился на него немигающим взглядом желтых глаз, словно Харан собирался на него напасть, а он принял стойку защиты себя без оружия.

– Ты знаешь о стрелковом оружии? – резко спросил Свим, вспомнив вчерашнее сообщение неизвестного информатора о разорении секретного музея стрелкового оружия. – О каком?

Свим продолжал держать не приходящего в чувства Камрата, и не ощущал тяжести ноши.

– Как сказать, – озадаченно произнёс Харан. – Видов стрелкового оружия много…

– Вот ещё, – недоверчиво пролаял Ф”ент и оглянулся на хопса, чтобы тот поддержал его высказывание. – Это же оно. Оружие. Так какие там ещё могут быть виды?

– Такие же, как и у холодного, – улыбнулся наивности вопроса Харан.

Улыбка его могла бы считаться хорошей, портил её истощённый вид его лица: будто выеденные щёки, морщины, и какая-то печальная усталость во всех чертах. Особенно поражали глаза, они как будто принадлежали другому человеку и в жизни лица, на котором располагались в мелких глазницах, никакого участия не принимали. Их взгляд, улыбался Харан или был серьёзным, оставался напряженно устремлённым и изучающим, словно искал во всём увиденном подоплёку.

«Он, наверное, есть хочет», – подумал Свим и оглянулся на Ф”ента.

Сделал он это непроизвольно. Вспомнил, каким отощалым представился им выродок в доме, занимаемой бандой Кемеша. Шкура да кости. Сейчас Ф”ент, много ли времени прошло, слегка отъелся и выглядит вполне прилично даже с отрубленным хвостом…

«Чем же питались люди у арнахов?» – проскользнула у него мысль. – «Они выглядели худыми, но не до крайности, смогли даже противостоять своим мучителям».

Врач тем временем рассказывал внимательно слушающим его людям и выродкам о стрелковом оружии.

– Видов стрелкового оружия много. Это могут быть арбалеты всевозможных размеров, назначения и устройства. Они стреляют короткими толстыми стрелами. Такие стрелы иногда называют болтом. Существуют разнообразные луки, посылающие стрелу на четверть свиджа, а то и подальше, поражающие цель с большой убойной силой. Есть разновидности агретов для ближнего боя. Они выстреливают кольца-бритвы… И ещё кое-какие виды. Их много. Все они используют силу согнутого упругого стержня…

Харан говорил хорошо, не торопился, хотя всё это происходило как будто не в соответствующее для того время – сразу после внезапной встречи. Слов он не подбирал, но речь получалась гладкой.

Свиму она нравилась. Кроме того, он, как подавляющее большинство жителей бандеки, имел совершенно превратное представление о стрелковом оружии, запрещенном тысячелетия назад. Запрет соблюдался жёстко, и нарушившие его преследовались безжалостно. Любая попытка носителя идеи возрождения и, тем более, использования стрелкового оружия, даже рассказ о нём с объяснениями, как оно устроено, кому-то другому, карались вплоть до физического устранения, чтобы она, эта идея, умерла вместе с ним, догадавшимся до неё, не говоря уже о тех умельцах, кому удалось изготовить нечто подобное. С ними просто не церемонились.

Правда, утверждали, что и мечи когда-то точно также были запрещены, а тех, кто изготавливал их или хранил, убивали. Однако если запрет на стрелковое оружие остался, то искусство мечного боя не угасло и ношение меча превратилось в нечто значимое. В настоящее время меч порой выступал чуть ли не единственным признаком отнесения разумного к сословию либо обладателю многих имён, если он был человек, либо к определённому клану, где меч служил отличительной клановой чертой. Свимов меч мог служить ему вместо любого документа при допуске в места, где одноименным путь был закрыт.

Впрочем, все эти неписаные привилегии что-то стоили в городах и в узких кругах людей. На Дикие Земли они не распространялись. Многие гурты и практически все банды, при попустительстве или недосмотру Тескома, могли вооружиться мечами и бесчинствовать на дорогах или с их помощью выяснять отношения между собой. Кроме того, дурбы и многоимённые позволяли своим путрам ношение меча, если те всё время находятся под их патронажем и человек мог поручиться за выродка словом. Так, К”ньец мог носить меч, пока состоял при Свиме.

Меч всё чаще становился признаком силы, угрозы, неповиновения. Почему бы такой метаморфозе ни произойти в отношениях и к стрелковому оружию? Но это был риторический вопрос, который никогда не занимал Свима, да и многих тех, кого он знавал.

Выродки насели на Харана, требуя подробностей, пока Свим не остановил их, подведя черту под нечаянной встречей.

– Хорошо, Харан, – проговорил он решительно. – Умелый спутник нам не в тягость. Да и малышу нужна помощь врача.

– Это естественно, – спокойно проговорил Харан, словно не сомневался в исходе своей просьбы, – но моя помощь ему вообще-то не нужна. Ваш племянник, скажу вам как врач, удивительный ребёнок, а вернее сказать, удивительное существо. После эдакой схватки с арнахами и полученного удара от падения на него такой махины, пульс у него подобен пульсу хорошо отдохнувшего человека. Нет, правда. И… Я, конечно, присмотрю за ним первые два-три дня.

– Та-ак! Тогда вот что, Харан. Возьми-ка мой мешок у Клоуды и переложи в него часть ноши из мешков путров, – Свим показал на выродков. – Вон сколько на них тяжести.

Харан не выразил ни радости оттого, что принят в команду, ни робости перед Свимом, ни удивления от его распоряжения. Он спокойно подошёл к женщине, помог снять ей мешок с плеч и приготовился заняться перегрузкой. Открыв мешок, он увидел вечные двигатели, снятие с воздушного шара тескомовцев.

– Глаудеры! И два. Вы владеете богатством, Свим.

– Ты и с ними знаком? – вырвалось у дурба.

Харан выпрямился и посмотрел в глазаСвиму.

– Вы удивляетесь? Хотел бы предупредить, чтобы вы не удивлялись далее некоторым моим познаниям в малодоступных, скажем так, для вас областях. Признаюсь, что был личным врачом и даже в некоторой степени советником по многим вопросам пятисотимённого Гунака Гделина Гамарнака. Да, да, Правителя Сампатании.

– Я его однажды видела в Габуне, – проговорила Клоуда.

Рот её приоткрылся, она смотрела, широко раскрыв глаза, на Харана, как на чудо.

Свим, сам после такого признания, едва также не открывший рот от удивления, почувствовал укол ревности: Кло могла бы так не смотреть на других мужчин, да ещё в его присутствии.

– Я вас понимаю, – сказал Харан, не обращая внимания на поведение женщины, а лишь отвечая на её восклицание. – Гамарнак красивый человек. И внешне, и внутренне. Он многим нравится. Однако его жена Девона…

– Вот что, друзья, – перебил его Свим, – Время к полудню. Нам следует сделать привал, поесть и отдохнуть. Утро у нас получилось… Да… До сих пор не верю тому, что случилось. А ещё больше тому, что могло с нами сегодня случиться!

– Не надо, Свим, – жалобно попросила Клоуда. – Всё уже позади.

Она подошла и погладила руку Камрату.

– Да, милая… Не будем вспоминать. Лучше поедим и заодно послушаем нашего нового члена команды. Интересно же знать, почему личный врач и даже в некотором роде советник такого человека, как Гамарнак, сейчас находится не рядом с ним, а в Заповеднике Выродков… Я не иронизирую, Харан. Но ты сам должен нас понять.

Говоря, Свим уложил Камрата на свою куртку, взятую у Клоуды – днём потеплело, и она больше мешала, чем согревала девушку.

– Естественное желание, – невозмутимо отозвался Харан.

– Ну, тогда, – Свим огляделся. – Мы, надеюсь, достаточно далеко отошли от людей, оставленных с арнахами, – бодро сказал он. – В нашу сторону они, надеюсь, не пойдут, хотя…

Он вопросительно глянул на Харана. Тот понял его с полуслова.

– Они двинутся к югу, к дороге Перток-Примето, – обнадёжил он Свима. – Я слышал об их планах,

– Вот и хорошо, а теперь – за еду.

Вопреки пожеланию Свима услышать повествование о жизни Харана, все ели молча, только Клоуда подсказала молодому человеку:

– Ты не увлекайся едой. Ешь медленнее, и хорошо пережёвывай…

– Я врач, и всё понимаю, – улыбнулся Харан. – И всё-таки спасибо за напоминание.

Она ему тоже улыбнулась и после этого украдкой посмотрела на Свима, хотя как будто не чувствовала за собой никакой перед ним вины. К Харану она относилась как к интересному собеседнику и новому в их команде человеку, способному рассказать много любопытного. Но она заметила напряженность, возникшую вдруг между нею и Свимом, и стала следить за каждым своим словом и движением.

Свим улыбки, подаренной ею Харану, словно не заметил. Он усиленно жевал и рассматривал кусок тескомовского пакета, будто увидел в нём что-то лишнее. Ему не хотелось признаваться, что он поторопился принять Харана в команду…

День, заполненный событиями, не хотел заканчиваться миром. Уж такой он выдался неспокойный.

Не успели они поесть, как с неба камнем свалилась В”арьёсу. Она была взбудоражена, перья кое-где у неё топорщились и на слабом ветру казались маленькими фонтанчиками, бьющими сквозь серо-коричневое оперение.

Свим чертыхнулся и поискал в небе других калуб, но В”арьёсу в этот раз заявилась одна.

То одним, то другим глазом калуба с недоверием осмотрела Харана. Почистила нос о ветку куста.

– Он откуда? – заорала она скрежещущим голосом, заставив каждого вздрогнуть. – Оттуда?

Харан вопросительно посмотрел на Свима,

– Что ты имеешь в виду, уважаемая?

– А то! Он из тех? Тут они, невдалеке.

– Теперь понятно. Если ты имеешь в виду группу людей… – Свим хотел было вкратце рассказать В”арьёсу о случившемся и объяснить появление людей в этих нелюдных местах, но калуба не стала ожидать подтверждений и заорала громче.

– Там не группа. Там народу человеческому на дум! Не меньше! Люди идут в южном направлении. Они сказали, что вы направились к Суременным горам. И я!.. Да, да, я! Я как последняя дура, бросилась туда, отмахав свиджей десять, пока не поняла, что ты не только этих людей ввёл в заблуждение, но и меня! Меня!

– Извини, уважаемая…

– Не стоит, – почти нормально сказала она. – Напротив. Это похвально! Но я не за этим сюда прилетела. У меня сегодня кладка, и я тороплюсь. Мой партнёр, – она опять заорала, – мой В”рьельясу – подлец! Он признался, что вёл за вами наблюдение по поручению Центра. Не всего, а некоторых его представителей. Но Центра сейчас нет. Ты знай, что его…

– Я знаю, – кивнул Свим. – Дальше?

У него мгновенно улучшилось настроение. Когда объявилась калуба, он был слегка потрясён, что она их всё-таки нашла и заявилась как ни в чём ни бывало, а сообщение, принятое кавотью, предостерегало от веры калубам. В”арьёсу подтвердила, с одной стороны, предупреждение неведомого информатора, придав тем самым сообщению последнего больше правдивости в глазах Свима, а с другой, – его убеждённость в верности самой В”арьёсу окрепла полностью. Она не могла предать. Её признание сняло напряжение и подозрительность, возникшие в нём после её появления, и теперь он стал лучше вслушиваться в её слова.

– А дальше вот что. Десятью свиджами южнее вас параллельно вашему пути идёт почти крин тескомовцев.

– Спасибо, уважаемая, – искренне поблагодарил Свим. – Мы пойдём чуть севернее.

– Ты лучше слушай! – каркнула В”арьёсу и осуждающе постучала клювом. – Я не договорила. Люди всегда торопятся. А мне некогда… Да ладно. У них там, у тескомовцев, что-то случилось. Я посмотрела что. Оказывается, они обнаружили двух убитых из своей группы и занялись поиском убийцы. Так вот, у меня есть подозрение, но я не нашла никаких следов.

– Сестерций! – уверенно произнес Ф”ент.

Калуба уставилась на него одним глазом. Неопределённо гуркнула.

– Точно! – подтвердила она после внимательного осмотра стехара. – И я того же мнения. Но его нигде нет! Я уж искала его по-всякому. Но если всё-таки это убил он, то тескомовцам его искать придётся долго, раз даже я не нашла. А будут искать, то, думаю, успеют лишиться ещё кого-нибудь.

– Мы будем рады этому.

– Кто такой? Сестерций? – поинтересовался Харан и ответил-спросил: – Торн? Настоящий?

– Настоящий, – важно ответил за всех Ф"ент.

Ему не терпелось всем показать, как он продвинулся во взаимоотношениях с калубой: то панический страх быть ею съеденным, а теперь вот – беседа равноправных.

– Ты, возможно, скоро его увидишь, а сейчас послушаем уважаемую В”арьёсу, – вновь повернулся к калубе Свим. – Вижу, что ты ещё что-то хочешь сказать. Так?

– Так!.. По всему, южный отряд для вас представляет не слишком большую угрозу. Хуже то, что с севера. От Крепости, якобы, летят шары с десантом. Этот предатель, – калуба свесила на бок голову, – вы понимаете, о ком я говорю, во всём сознался. И в том, что воздушные шары высадят целый крин на этом берегу Бурмасы. В”рьельясу точно знает, так как этот крин габунской группировки. И пойдут они, по всей видимости, на юг, на пересечение с вами. Командир у них Марсьек, правда, я не знаю, летит ли он сам с крином.

– Марсьек? – Клоуда. переглянулась со Свимом.

– Последнее время это имя нас преследует, – сказал Свим. – Почему ты, уважаемая, думаешь, что южная группа тескомовцев не подчиняете Марсьеку? Как мы знаем, они ещё третьего дня были под его руководством. Ты же сама слышала их переговоры, когда мы летели на шаре.

– В нашей бандеке сейчас три дня – большой срок, – проскрипела в оправдание калуба.

– Вы летели на шаре? – попытался выведать подробности Харан.       Рядовой разговор Свима с калубой о каких-то их общих делах потряс врача не меньше, чем команду, когда узнали о его прежней жизни. А тут ещё упоминание о полёте на воздушном шаре…

– Летели, летели, – скороговоркой подтвердил Свим. – Подожди, Харан. Так что произошло за три дня, уважаемая?

– Ты спросил меня о южном крине, я ответила. Значит, они отпали от Марсьека за эти три дня. Понятно? Сейчас у них книрейтором считается некто Лалепон, а он считает себя сторонником той части бывшего Тескома, которую возглавляет какой-то Такель. Предатель много знал, я уж его порасспросила, будь уверен! Ты знаешь Такеля?

Свим отрицательно мотнул головой. Он практически никого из руководителей Тескома не знал, даже тех, кто стоял у руководства этой организацией, а уж о командирах думов, тем более кринов, он не знал ничего.

– Я его знаю, – сказала Клоуда. – Видела несколько раз. Маленький такой и толстый. Лицо круглое. Мне он не понравился. Шарик какой-то пыхтящий. А глазки едва видно…

– Зря вы, Клоуда, так о нём отзываетесь, – заступился за тескомовца Харан. – Такель – его псевдоним, а имя Истлан Иссират Иссенца. Это один из умнейших руководителей Тескома. Будь я в Габуне и членом Тескома, я бы поставил на него.

– Тебе виднее, – рассудил Свим. – Но мы в Габуне окажемся не скоро… Это всё, уважаемая?

– Нет. Вдоль дороги Примето-Фост выставлены усиленные патрули тескомовцев. Не только на вас. Они как будто разыскивают семью Гамарнака…

– А что с ним? – резко спросил Харан, было заметно его явное волнение.

Не спроси врач, этот же вопрос задал бы и Свим. Судьба правителя бандеки, почти четверть века сидевшего во главе Великого Куругума, его интересовала также.

– Точных сведений нет. Считается, что Теском, убив его, тем самым ускорил свой раскол.

– Как убили? Почему они так сделали? – Харан спрашивал с дрожью в голосе. – А что с его семьёй? Она спаслась? Почему её разыскивают?..

Казалось, врач не соображал, что говорит.

– Ты, человек, задаёшь вопросы, на которые у меня нет ответов! – гаркнула на него В”арьёсу и недовольно вытянула шею вперёд. – Теперь у меня всё! Мне пора.

– Спасибо тебе, уважаемая. Счастливой и многочисленной тебе кладки! До встречи! Буду надеяться на это.

– Приятно слышать от человека учтивые слова, – ужасно проскрежетала калуба. И прежде чем улететь, долго и внимательно, склонив голову, чтобы, может быть, лучше видеть, по очереди рассматривала участников беседы.

У калуб так и не появилось бинокулярное зрение.

Глава 35

Камрат очнулся ночью. Ему снился сон. В нём, кроме бабки Калеи на втором плане, из-за её плеча выглядывал мужчина. Он уже появлялся в одном из снов Камрата. Мужчина имел плотное телосложение. Бабка печально смотрела на мальчика, а мужчина улыбался широким добрым лицом. Потом бабка, словно не сказала, а подумала, потому что рта не раскрывала, но Камрат понял её слова:

– Ты хорошо вёл себя, Камрат, сражаясь с арнахами.

Так говорила бабка, но ни радости, ни одобрения в её глазах Камрат не увидел. Зато мужчина озорно подмигнул ему. Камрат стал всматриваться в его лицо, будто прикрытое серым облачком, и… проснулся.

Первое, что он увидел – замысловатое переплетение ветвей над собой, подсвеченное слабым красноватым светом костра. Кто-то рядом ходил, мягко ступая по земле. Доносился переливчатый храп – так мог храпеть только Свим. Храп был по-домашнему умиротворённым и вызывал спокойствие. Он означал: кто-то мирно спит, не боясь привлечь к издаваемым звукам внимания тех, кого они могут подвигнуть к нападению. А это диких хищников, неразборчивый гурт, подобный гаранам, или какое-нибудь другое существо, с неясными целями или замыслами.

Вот так же храпела бабка Калея, впрочем, не так мощно, как Свим, но очень похоже. Камрат с живым воспоминанием об увиденном во сне, где ему явилась бабка, с удовольствием вслушивался в рулады, издаваемые дурбом.

Костёр перекрылся тенью. Камрат лежал и смотрел перед собой и слушал Свима. Было так хорошо и легко, словно у него исчезло тело, да и вообще отсутствовало всё, а осталось только нечто такое, что лишь видело, слышало и не осознавало – всё мимо, мимо, мимо…

– Надо сделать так, чтобы они всё-таки встретились и без нас выяснили между собой отношение, – услышал мальчик, слегка подлаивающий выговор Ф”ента.

– Просто сказать о таком деле, чем сделать, – возразил К”ньец, и шаги прекратились.

– Не сказать, а подсказать.

– Как ты себе представляешь такую подсказку? На ухо им шепнуть или ещё как?

– Надо устроить так, чтобы они узнали о своём сопернике, который присутствует рядом с ними, почти под боком у них… В нашем клане, у Хранителей Талисмана, есть выражение: «Натравить кого-либо на кого-нибудь, если хочешь остаться целым». Вот также надо натравить одну группу тескомовцев на другую. Тогда им будет не до нас.

– Легко сказать, натравить, – вновь высказал сомнение К”ньец, но уже с оттенком заинтересованности.

– Стоит подумать, как это сделать. Они ведь и без подсказки могут встретиться уже завтра. Надо подумать не только об этом, но и о том, как сделать, чтобы мы смогли успеть перешагнуть их место встречи. Пусть они выясняют отношения между собой уже за нашей спиной. Как ты думаешь?

Камрат не вникал в суть разговора выродков. Ему было просто приятно слышать их мирную беседу, они разговаривали на равных, и в их репликах не чувствовалась тревога или какие-то нотки недовольства. Всё это подсказывало мальчику о нормальных взаимоотношениях в команде, да и сама команда никуда не бежит, ни от кого не отбивается, она – отдыхает.

Другое дело, почему он лежит под нависшими над ним ветвями кустов и не помнит, когда он сюда попал? Он задумался…

И вдруг как вспышка прорезало мозг воспоминание: его нож, брошенный из неудобного положения, входит всё глубже и глубже в горло монстра, и тот с маху валится прямо на него, давит…

Он оторвал голову от подсунутого под неё мешка, сел и огляделся. Вокруг тесно стояли кусты. Здесь в летнюю пору, наверное, неплохое местечко, уютное. Сейчас же длинные ветки тянулись вверх, сливаясь с ночным небом. Сквозь них едва пробивался свет притуманенных пятен крупных звезд. Луны не было, по-видимому, уже ушла за горизонт или вообще не всходила. Подрагивало пламя костра. Рядом с ним сидел Ф”ент, тут же, в шаге от него, стоял К”ньец и оглядывался – было его время стоять на страже. Чуть в стороне, разбросав руки, спал и самозабвенно храпел Свим, на его груди пристроилась голова Клоуды, а по другую сторону костра спал ещё кто-то.

Вначале Камрат с радостным волнением подумал о Сестерции, но торн так спать не мог, да и одежда незнакомца больше походила на комбинезоны, в которые практически все люди были одеты у арнахов. Значит, в команде произошли какие-то изменения, а он ещё не знает о них.

Его не коснулась досада от открытия появления чужака среди друзей, напротив, он подумал о новостях, которые узнает, если сейчас встанет и подойдёт к выродкам. Вставать же не хотелось. И спать не хотелось. Он чувствовал себя отдохнувшим и готовым ко всему: идти, бежать, с кем-нибудь сражаться.

Однако нега и истома таились при этом во всех его членах.

Камрат вновь откинулся на мешок.

Далеко-далеко раздался визг – шла обычная, извека заведённая ночная охота. Ветер едва давал о себе знать. В костёр подбросили веток. Ночь тянулась. Камрат лежал и смотрел перед собой…

– Завтра, если он прав, малыш придёт в себя, и мы пойдём быстрее, – донеслось от костра. Говорил хопс. – Но я всё думаю о твоём предложении. Было бы хорошо, чтобы о нём узнал Свим. Все люди узнали. Вместе легче что-нибудь придумать.

После продолжительной паузы заговорил Ф”ент.

– Утром поговорим… Но я уже придумал, – сказал он уверенно. – Их натравлю я. Прикинусь обиженным, мол, кто-то из них меня обидел, побегу к другим искать на них управу. Вот и пусть встретятся. А я уж подскажу, где это можно будет сделать.

– Смело, – буднично произнёс К”ньец, – но опасно.

– Не очень. К тескомовцам такие, как мы, часто обращаются за защитой. Правда, есть одно… У меня хвоста не хватает.

Камрат улыбнулся его формулировке. Хвоста не хватает. Не сказал, что полхвоста осталось, или обрубок, или ещё как-нибудь, а то – хвоста не хватает.

– Ну и что? – не понял К”ньец. – Есть хвост, нет его. И потом, у тебя же там что-то осталось… Извини, но я тебя не понимаю.

– Чего извиняться. Вот именно, что-то осталось. А ты думаешь, здесь Хранители Талисмана кишмя кишат? Я один.

– Так откуда другим взяться?

– Вот и тескомовцы могут так подумать, глядя на меня и мой хвост. Они же меня знают или слышали обо мне.

– С чего бы им о тебе знать? – от удивления К”ньец мяукнул,

– Из-за хвоста же. Могут поинтересоваться моим хвостом. А потом, я всё-таки точно не знаю, кто мне вживил тот передатчик. А он может находиться среди них.

К"ньец опередил Камрата, захотевшего удивиться заявлению выродка.

– Ты же говорил, что его тебе поставил твой бывший вождь банды. Кемеш.

– Я говорил? – пришла очередь искренне удивиться Ф”енту – А-а… Так я тогда ещё не знал…

Наступила продолжительная пауза. Камрату хотелось посмотреть, каким образом на слова выродка реагирует К”ньец, но так было хорошо лежать и не двигаться, что он поборол желание.

– А сейчас? – донеслось сказанное хопсом.

– Сейчас тоже, – стехар врал напропалую.

Наступила молчаливая длительная пауза.

– Тогда тебе ходить к ним нельзя, – рассудил К”ньец. Повторился: – Свиму надо сказать и другим, вместе можно что-нибудь получше придумать… И скажи ему о передатчике.

– Ну, уж, нет. Опять вопросы, а я ничего не знаю.

«Хорошо находиться среди друзей, которых узнаёшь по голосу», – с этой мыслью Камрат заснул, а проснулся с восходом солнца.

Поёживаясь от утреннего холода, вокруг костра ходил какой-то незнакомый человек. Одет он был в серый комбинезон, как мальчику и показалось ночью, значит, он и вправду из тех людей, которых они встретили на поляне у арнахов. И он примкнул к их команде.

Мальчик тихо поднялся и направился к незнакомцу. Тот резко обернулся, в глазах его отразился испуг. Увидев Камрата, он приветливо улыбнулся, покрыв своё лицо сетью морщин.

– Вот и прекрасно, – негромко проговорил он. – Я был уверен не зря. Я знал, когда ты придёшь в себя. Сегодня к утру. Так и случилось. Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? Покажи-ка язык!

– Зачем? – отступил на шаг Камрат. – Со мной всё в порядке. А кто ты?

– Я врач. Зовут меня Хараном. А ты – Камрат. – Сказал озабоченно: – Мне бы тебя надо осмотреть тщательнее, чтобы удостовериться в первоначальном выводе о твоём состоянии. Что ты помнишь?

– Я… Ничего не помню. Где мы?

– Подожди! Ты сражался с арнахом. Помнишь?

– Это помню. Он на меня упал… Вот и всё. Так, где мы сейчас находимся?

– Если честно, то не знаю. Ты был без памяти со вчерашнего дня. Свим нёс тебя на руках. Он утверждает, что мы отошли от места вашей стычки с арнахами свиджей на пятнадцать к западу.

– Мы идём на запад?

– Похоже. Свим так говорил.

– А ты сам не знаешь, где запад?

Харан внимательно посмотрел на мальчика, усмехнулся.

– Знаю, конечно. Только я вчера на это не обращал внимания. Меня занимали другие проблемы.

– Мы уже в Заповеднике Выродков?

– Всё может быть. Но я даже и этого не знаю. Где-то впереди перед нами маячит дорога Фост-Примето. Об этом говорила калуба.

– В”арьёсу прилетала? Как она?

Харан пожал плечами.

– Как обычная калуба. Только… Как она к вам попала?

– На неё гараны напали, а мы её спасли… А что ещё у нас?

Харан опять пожал плечами.

Камрату надоело задавать вопросы и выслушивать невразумительные ответы Харана, который сам был слегка ошеломлён разговором. Словно он оробел перед мальчиком. Его вчерашнее поведение в борьбе с арнахами, сила воздействия на людей, которых была, по всей видимости, беспредельной, возбуждало в нём какое-то воспоминание. Не о противостоянии этим искусственным монстрам, наследием деяний древнего человечества, а что-то связанное с подобным или чем-то схожим явлением: некто против кого-то или чего-то, и тоже необычно, вне возможного, закономерного.

Мальчик огляделся. Все спали. Выродки прижались друг к другу спинами.

– Пора их будить, – повернулся он к Харану и, видя его нерешительность, добавил: – Мы всегда поднимались с восходом солнца, если шли днём. Отсюда надо уходить как можно быстрее. Кругом тескомовцы, идут по нашим следам, так что засиживаться нечего.

– Ты-то откуда это знаешь? – почти восхитился Харан. – Дай-ка я у тебя пульс проверю. Кроме собственных рук, у меня больше ничего нет. Тебя же после шока следует проконтролировать, хотя бы по пульсу.

– Сначала разбуди Свима. Он остальных сам поднимет.

– Что-то он ничего не говорил, – засомневался Харан. – Я сменил К”ньеца, но и он не настаивал на раннем подъеме. Впрочем…

Он неуверенно подошёл к Свиму, в объятиях которого спала Клоуда, и осторожно коснулся его плеча. В то же мгновение его отбросило или, может быть, он сам успел отскочить далеко назад, так как Свим уже стоял на ногах и шарил рукой по поясу, нащупывая рукоять меча. Клоуда открыла глаза и ошеломлённо посматривала на Харана.

– Что?! – глухо спросил Свим.

– Утро! – ответил Камрат вместо врача, опешившего от реакции Свим на прикосновение к его плечу.

– Да, – недоверчиво сказал Свим и потянулся, – И то… утро. Что-то мы сегодня припозднились с подъёмом. Эй! – гаркнул он весело. – Вставайте!

Выродки подхватились разом, а Клоуда ещё полежала, щуря глаза. Отброшенная резким вставанием Свима в сторону, она уже не спала.

– Малы-ыш! – произнесла она певуче. – Здо-оров?

Свим повернулся к мальчику, выкатил глаза.

– Мутные звезды! И точно малыш! А я тут… Ведь с тобой же я уже говорил. Ну и ну! Ты цел и невредим, надеюсь? Харан, как ты считаешь, он вполне?

– Но внешнему виду и по тому, как и что он говорит, я думаю, у него всё пройдёт без последствий. Но мне надо бы…

– Надо, так делай… Тогда! На сборы минимум времени. Тескомовцы уже тоже проснулись и готовы пойти за нами.

– Свим, – Камрат посмотрел на путров. – У наших друзей есть хорошее предложение.

Хопс и выродок переглянулись и, естественно, один заподозрил другого.

– Какое предложение? – первым кинулся выяснять обстоятельства К”ньец.

– Натравить тескомовцев друг на друга. Так, кажется, говорят в клане Хранителей Талисмана.

Ф”ент предварительно поджал под себя остатки хвоста, прежде чем разобраться в произошедшем.

– Я не знаю, малыш, кто тебе наплёл что-то, но такое предложение у меня созрело точно… Ну, кошка! – повернул он оскаленную личину к хопсу. – Ничего сказать тебе нельзя, чтобы потом не каяться. Авво!..

Мальчик только сейчас понял свою ошибку. Он-то хотел немного разыграть выродков, а стал причиной размолвки между хопсом и стехаром, подвергая сомнению их хрупкое налаживание дружеских отношений,

– К”ньец ни при чём, – поспешил он заверить Ф”ента. – Я ночью случайно слышал ваш разговор.

У Ф”ента язык выскользнул из-за зубов и повис длинной красной лентой.

– Как ты мог подумать? – обиделся на него К”ньец,

– Успокойтесь! – махнул на него рукой Свим. – Что за предложение? И – покороче.

Ф”енту потребовалось не более полуминта, чтобы изложить свой план, умолчав при этом исполнительную часть задуманного и своё возможное участие в ней. О передатчике тоже не было сказано ни слова.

– Хе-хе, – отреагировал Свим. – Здорово было бы!

– И интересно посмотреть бы, как у них всё это получится, – добавил К”ньец. – Где-нибудь со стороны.

– Зрелищ нам не хватает, это точно. Только я думаю, не всё так просто, как мы сейчас себе представляем. – Свим подергал щетину на подбородке. – Однако нам ни к чему на это смотреть. Другое дело, как их свести друг с другом. Ладно. Надо поесть и идти, а в дороге попробуем что-нибудь придумать.

Стало совсем светло. Оглядев при свете дня место, где они остановились на ночь, все почувствовали себя не очень уютно. Ночью будто бы они находились среди зарослей, а на самом деле вокруг росли редкие кустики и лишь кое-где тянулись вверх тонкоствольные деревья.

Можно было видеть и небольшие рощицы, отгородившиеся от подобных соседок пространством с полсвиджа и больше.

Команда Свима просматривалась со всех сторон. Утешало сознание, что и им видно далеко, и они могут заметить неприятеля не позже, чем он их. Кроме того, они уже находились в пределах Заповедника Выродков и надеялись на благоразумие тескомовцев. Есть ли смысл им сюда вторгаться? О преследователях можно было бы и не вспоминать и не беспокоиться, не будь предупреждения калубы. Похоже, куда бы Камрат не ступал, погоня за ним будет вестись постоянно.

Шли молча, торопились. Свим с высоты своего роста оглядывал затуманенный горизонт.

– Не надо было останавливаться на ночь, – запоздало покаялся он. – Могли бы…

– По такой дороге мы в темноте далеко бы не ушли, да ещё с мальчиком на руках, – возразил Харан. Он легко перепрыгивал по кочкарнику, поросшему бородами прошлогодней травы, и размах его прыжков не уступал широкому шагу Свима.

Казалось, дурб выслушал аргументы врача в пол-уха, поэтому Харан хотел ещё что-то добавить к сказанному, однако Свим махнул рукой, призывая к вниманию.

– Там, – показал он направление, – кто-то… К”ньюша, приглядись! Э-э, да это же Сестерций! – тут же воскликнул он. – Смотрите!

К”ньец подтвердил его слова.

На краю небольшой рощицы, не больше кантора в поперечнике, к югу от направления их движения, стоял торн во всём блеске своего одеяния и подзывал их рукой.

Команда перешла на рысь, так что вскоре приблизилась к торну настолько, чтобы услышать его негромкие слова:

– Тескомовцы! С двух сторон. Будут здесь через праузу.

– Вот тебе и ответ, – сказал Свим Харану. – Мы всё-таки не успели пересечь их место встречи…

Торна приветствовали как родного. Он гордо вскидывал голову, но доволен был сверх меры – голубая аура светилась вокруг него в лучах солнца легкой газовой накидкой. Он чопорно познакомился с Хараном, внимательно выслушав полное его имя и назвав себя. А его способность воспринимать радостные восклицания друзей по случаю встречи с ним, похоже, не имела границ.

Наконец Свим растолкал всех и придвинулся к торну, стараясь быстрее получить исчерпывающие сведения.

– Где они?

Торн гордо оглядел с ног до головы потомка Обезьяна, аура его рассеялась.

– Люди, – сказал он. – Я тебе отвечу, но вначале всем надо укрыться. Идёмте! – Сестерций столбом повернулся и вошёл в частый кустарник, опоясавший несколько сотен деревьев, сбившихся в плотную кучку. Кроны их переплелись. Здесь, должно быть, когда-то было жилище, или какая другая постройка древних людей, на ней и разрослась рощица. Пройдя шагов двадцать вглубь зарослей, торн остановился и повернулся на растянувшихся в цепочку людей и выродков. – Расположимся пока, здесь. Тескомовцы, как я заметил, не любят забредать в такие вот лесочки. В последнее время у них в таких местах случаются неприятности. Зайдут десять тескомовцев, а выйдут восемь…

– Ну, хватит! О потерях тескомовцев, которые учинил ты, я знаю, – нетерпеливо перебил его Свим. – Они далеко?

– Калуба, наверное, наболтала? Летала здесь, выискивала. Я её видел, но она меня не могла видеть…

– Сестерций! Долго я от тебя буду ждать нужное? Или ты свой комп где-нибудь о дерево ударил? А то…

– Свим, – с неожиданной укоризной в голосе сказал Сестерций, – не будь таким занудой!

Клоуда хихикнула, она не отставала от любимого ни на шаг и теперь стояла рядом с ним и слышала необычную реплику торна.

– Мутные звёзды и проклятый збун! – только и нашелся дурб, дергая себя за щетину. – И ты…

– Люди! – произнёс любимую фразу торн. – Люди нетерпеливы. Я же сказал, они будут здесь через праузу. Рассказываю подробности. Их две группы. Одни идут с юга. Это те тескомовцы, которых я водил за собой от самого тростера. До вчерашнего дня они шли южнее, никуда не сворачивая, а вчера вечером неожиданно подались сюда. Я догадался, что кто-то им подсказал, где вы находитесь, и они ринулись вам наперерез,

– Дружок В”арьёсу, наверное, сработал, – буркнул Свим.

Торн невозмутимо продолжал:

– Я пошёл впереди них, чтобы предупредить вас. Но слишком далеко проскочил на север. Там наткнулся на другую группу тескомовцев. Не меньше крина. Они, наверное, прилетели на шарах. Я видел их несколько, улетающих по направлению к Крепости. Северная группа тоже идёт сюда. Обе группы вот-вот встретятся где-то рядом с нами. Ещё бы несколько минтов – и вас заметили бы. Либо южный крин, либо северный.

Со своей стороны Свим кратко, не более чем пятью предложениями, ввёл торна в курс сведений о тескомовцам, которыми располагал.

Торн, покрываясь желтоватой аурой, начиная с головы, постоял в задумчивости. Свим с интересом наблюдал за ним. Он слышал, что торны обладают мыслительным аппаратом, отличным от человеческого. Внешне это никак не проявлялось, кроме, пожалуй, появления ауры, каким-то образом участвующей в мышлении биоробота,

– Тогда, – предположил Сестерций, – они идут навстречу друг другу сами по себе, а вы тут ни при чём? Может быть такое? Гражданская война?

Свим пожал плечами.

– Я так не думаю… Но доля правды в твоём предположении, пожалуй, есть. Они могут и напасть один на другого. Хорошо бы… Надо последить за ними. Сейчас… К”ньюша, Ф”ент! Надо посмотреть, что делается вокруг. Ты, К”ньюша, выгляни на север, а стехар – на юг. Мы же пока побудем здесь. Давайте. Себя не показывайте.

– Это ясно, – отозвался Ф”ент.

Выродки исчезли, под их ногами не хрустнула ни одна ветка.

– Мне бы научиться так ходить, – восхитился торн.

– Мне тоже, – усмешка у Свима получилась кривая.

Хорошо, если их надежда на взаимную враждебность группировок тескомовцев оправдается. Такая вражда откроет возможность увереннее и безопаснее передвигаться по территории Заповедника и дальше.

В случае же слияния групп для совместной облавы на его команду…

Свиму совсем не хотелось сейчас думать о таком исходе событий, но он непроизвольно уже прикидывал, что может вскоре произойти в этой, такой мирной и непримечательной, рощице. Два почти полных крина тескомовцев, одетых в броню и вооруженных по-походному против него самого, малыша, торна и двух выродков. Клоуда и Харан не в счёт. У Клоуды легкий меч и никакой практики владения им, а Харан просто не вооружён, по крайней мере, до первого убийства кого-то из соперников, если, конечно, первым не будет сам Харан. Расклад, как ни считай, ужасный: десяток тескомовцев на одного бойца его команды. В рощице не спрятаться, а предположение торна о нелюбви тескомовцев заходить в такие заросли – слабое утешение.

Не прошло и пяти минтов, как объявился Ф”ент.

– Они проходят мимо нас почти рядом. Человек двадцать, – прошептал он, сдерживаясь от поскуливания. – Все в меленраях…

– Семнадцать, – поправил торн. – Их семнадцать. Я постарался уменьшить их количество.

– Мы знаем, – напомнил Свим. – Стехар, проследи за их уходом. А мы… Всем лечь на землю и не разговаривать!

Последнее относилось к Клоуде и Харану. Они стояли рядом, лицом к лицу, и вели, как показалось Свиму милую беседу, далёкую от насущных вопросов, решаемых им самим и остальными. Кроме этой парочки… По его короткой команде они прекратили разговор и легли на землю. Клоуда подползла к Свиму и устроилась рядом.

– Они могут войти сюда? – со страхом спросила она.

Свим пожал плечами, ему как-то неудобно было разговаривать с Клоудой после её близкого недавнего общения с Хараном. Он чувствовал раздражение к ней, и ему не хотелось смотреть в большие ищущие от него поддержки глаза и пожать протянутую к нему руку.

Она его не понимала и не прекращала попыток обратить внимание на себя.

От терзаний по поводу взаимоотношений Клоуды и Харана, притупивших чувство опасности из-за сложившейся вокруг команды обстановки, Свима вывело появление К”ньеца.

Он сел и дал возможность хопсу собраться с мыслями.

– Говори!

– Они появились. Группа из шестнадцати человек. Тескомовцы. Идут плотно, как в строю, и быстро. У всех надеты меленраи. Минтов через пять подойдут сюда.

– Ф”ент доложил о подходе южной группы. Ты не видел?

– А-а… Так вот почему они перестроились. Те, с севера, наверное, увидели крин южан и стали уплотняться. Вначале, когда я их увидел, они шли россыпью.

– Та-ак! Тогда так. Всем быть здесь, не подниматься и не шуметь! – Распорядился Свим, поднимаясь на ноги. – Пойдем, К”ньюша, посмотрим на них,

– И я! – подле стоял Камрат.

Свим озадаченно поскрёб в голове. Харан и Клоуда тоже смотрели на него выжидательно.

– А, – Свим сделал отмашку рукой, – идёмте все. Что здесь, что там, одно и то же. Но тихо!

Из-за кустов открывался хороший обзор местности, чтобы можно было увидеть встречу двух групп тескомовцев.

С севера они подходили небольшим, но плотно сбитым, словно сжатым в кулак, отрядом, отчего создавалось впечатление целеустремленности и решительности входящих в него вооруженных людей. Слева, из-за рощицы, обогнув её, выходили пришедшие с юга. Они продвигались рыхлой толпой. Шаги их были вялыми, от них доносились выкрики – перекликались между собой или выражали отношение к тескомовцам другого отряда.

– Ты хотел посмотреть, К”ньюша, так смотри. И тут в пору гадать: кто кого?

– У них равные силы, – оценил хопс. – Да и будут ли они сражаться между собой?

– Поживём – увидим. Но по всему будут. Не надо быть визингом, чтобы уже сейчас предсказать исход их встречи. Дойдёт до схватки – верх возьмут идущие с севера. У них, мне кажется, неплохой командир, они дисциплинированы. Не то, что у крина с юга. Тут явная вольница. И хотя их больше, им не устоять.

– Но они, должно быть, опытнее, – включился в рассуждения об исходе возможного сражения между тескомовцами Харан. – Одежда у них поизносилась больше. В крине явно не новички.

Свим с уважением посмотрел на худое лицо врача, отмечая его острое зрение, сам он не мог бы определить на таком расстоянии, как одеты тескомовцы. Задержав взгляд на лице Харана, Свим опять с неприятным чувством подумал о Клоуде: что она в нём нашла? К самому Харану у него не возникали никакие претензии.

– Они дольше в походе, вот и поизносились, – не согласился он всё-таки с мнением врача.

– И такое возможно, – отозвался тот. – Я как-то о таком не подумал… Сейчас они сойдутся…

Было что-то нереальное в совершавшемся на глазах у невольных зрителей.

Светило солнце, прогревая землю, готовую через десяток дней сменить своё пыльно-серое одеяние вначале на серо-зеленое, а чуть позже – зазеленеть изумрудной свежестью новых трав и листьев. И вот на фоне оживающего после зимы простора сближаются две группки-капельки вооруженных людей, чтобы…

От нетерпения люди и выродки, затаившиеся на окраине рощицы, вытягивали шеи, чтобы лучше видеть и не пропустить концовки драмы или трагедии, разыгрывающейся перед ними.

Южане остановились, стали подтягиваться в более плотное образование. От них долетели обрывки команд. От группы отделился какой-то человек и выступил вперёд шагов на десять. Северяне произвели такой же манёвр, выставив своего человека. Наверное, встретились командиры кринов.

Они сошлись, не доходя вплотную бермета на полтора – мечом противника не достать, – стали о чём-то говорить, сопровождая слова энергичными жестами.

– Они могут договориться? – спросила прерывистым шёпотом Клоуда, сжимая руку Свима.

– Кто их знает? – нехотя отозвался дурб.

Он хотел убрать руку, но раздумал.

– Их договоренность зависит от ряда факторов, – взялся за пояснение Харан. – Не важно, какую группировку расколовшегося Тескома они поддерживают. Сейчас здесь, в глуши Диких Земель, я думаю, решается не это. Они ещё не привыкли набрасываться и сражаться между собой лишь из-за принадлежности или поддержки с одной стороны Марсьека, а с другой – Такеля. Зато сверхважным становится знакомство кринейторов: или они видятся впервые и ничто их не связывает, или каким-то образом симпатизируют друг другу… Ещё имеет значение, одного ли батлана воины, есть ли в противных группах родственники, близкие друзья… Если да, то они пожмут друг другу руки и разойдутся. И никому не скажут о встрече. После этого, мне сдаётся, они объединяться против нас не станут, им надо будет разойтись как можно дальше от места сговора. Но… – Харан покусал губы. – Марсьек умён. Его там нет, но он всё это учёл и знал, кого посылать. Десант высажен не для рукопожатий, он послан против южан целенаправленно. А коли это так, то есть надежда ожидать отсутствия всего того, о чём я говорил. Кринейторы наверняка незнакомы, и сейчас выясняют, кто есть кто. Страсть к выяснениям у них в крови… Теперь смотрите. Ни один тескомовец из групп не только не подошёл к кому-нибудь из другой группы, но даже не поприветствовал хотя бы рукой. У них нет ни знакомых, ни друзей, ни родственников…

Харан говорил, комментируя происходящее. Поскольку слов переговаривающихся между собой командиров кринов нельзя было слышать, то подсказка Харана для всех являлась как бы расшифровкой того, что там говорилось, да и яснее становилась интрига встречи двух групп тескомовцев.

А врач медленно и подробно продолжал описание творимого на глазах заинтересованных зрителей действа:

– Они сейчас побеседуют со своими людьми… – Кринейторы в это время возвращались к своим группам. – Нет, нет! – громко воскликнул Харан и прикрыл рот пальцами. Чуть позже продолжил: – Уже всё решено… Жаль, у нас нет увеличителя.

Свим хмыкнул от слов Харана. Он слышал об увеличителях, используемых тескомовцами. Кто-то даже утверждал, что в одной из бандек где-то за Ахрамовым морем увеличители не редкость.

Харан на его ироническое хмыканье не обратил внимания.

– Да, увеличителя, мы бы многое увидели… Они сейчас сойдутся… Я так и думал! – опять воскликнул врач. – У северных есть арбалет! Значит, музей стрелкового оружия разворовали тескомовцы. Да-а… Сейчас они поставят стрелка так, чтобы к нему никто из южного крина пробиться не смог, а он будет бить на выбор. Ай да Марсьек!

– Разве можно так просто применить агрет? – спросил Свим сам у себя и покачал головой,

– Неужели они всё-таки начнут сейчас сражаться? – робко спросила Клоуда.

Она, хотя и желала, как все её товарищи, чтобы тескомовцы передрались, а потом убрались куда-нибудь с их дороги и с глаз долой, но выше её понимания была обыденность подготовки к сражению. Как можно вот так встретиться, поговорить, потом разойтись с намерением вынуть меч, кинуться на противника и начать резню?

– Кому охота, – безапелляционно заявил Ф”ент. – Не будут они себе усложнять жизнь.

– Перебить себя глупо, – мяукнул хопс и облизнулся.

Харан и Свим промолчали, их опытный взгляд подтверждал – сейчас крины набросятся друг на друга.

Глупо убивать? Конечно, глупо. Но у тескомовцев, похоже, происходят брожения на уровне ненависти к себе подобным.

Первыми двинулись на противника пришедшие с юга. Могло статься, они были, возможно, как предположил Харан, опытнее и потому решили не тянуть с таким важным делом, как выяснение отношений с неприятельской стороной. Мечи в их руках были приспущены вниз клинками, шаг они делали неширокий, но твёрдый. Они не просто шли – они накатывались грозной волной.

– А-а-ахх! – донеслось до рощицы – передние ряды тескомовцев встретились.

И сразу же разошлись, словно соприкоснулись и обожглись. На месте краткой встречи остались лежать не менее трёх человек. Может быть, их было и больше, но неровности земли позволяли видеть только то, что возвышалось до колен тескомовцев. Считать же живых стало трудно – они быстро перемещались.

– Вот он! Смотрите! – воскликнул Харан, словно увидел чудо и восхитился ему. – Арбалет!

Из среды северных вперед выступил один из воинов, держа в руках перед собой какой-то короткий предмет, и следом в десятке берметов от него повалился сраженный человек. К арбалетчику подтянулись основные силы северян, а южане нестройной толпой стали отступать.

– Сейчас он их всех по очереди перещёлкает, – тускло прокомментировал произошедшее Харан. – Им бы, напротив, надо навязать ближний бой, тогда арбалетчику с ними не управиться. И свои будут мешать, и чужие не дадут поставить новую стрелу. А так ему и целиться не надо… Нам надо быть начеку. Они могут побежать прятаться сюда. Среди деревьев арбалет не эффективен… Свим, они точно могут набежать на нас.

– Понял! – Свим живо осмотрел своих соратников.

Они все с напряжением следили за схваткой тескомовцев. Никто из них не был кровожадным по натуре, но каждый сейчас молил о продолжении боя. Чем больше тескомовцы ввязнут в избиении себе подобных, тем больше шансов выжить у затаившихся в рощице.

Южане по команде рассредоточились и отступали, не отворачивая лиц от преследователей. Тескомовец с арбалетом вновь выступил вперед и выстрелил, однако среди отступающих никто не упал. Арбалетчик спешно стал пятиться.

Долетел приглушенный звук: – Т-ток!

– Ха! – с разочарованием выдохнул Харан. – Струна у арбалета лопнула. Значит, точно взяли его из музея. Экспонаты там содержались в действующем состоянии, но никто не предполагал, конечно, использовать их по назначению. Неужели не сообразили, что струны давние и гнилые? Им лет по тысяче… Растяпы!

Свим с возрастающим уважением и подозрением одновременно посмотрел на Харана. Самому ему и в голову не пришло думать о таком: об арбалетных струнах, гнилые они или нет, о растяпах тескомовцах, не предусмотревших разрыва струны…

И опять же напоминание о музее.

Свим о его существовании узнал только позавчера, а врач о нём уже слышал, а может быть, и побывал там и воочию видел это удивительное стрелковое оружие – агреты, упоминаемые в давних сказках и легендах. В них славные герои могли в совершенстве владеть любым видом агрета, натягивать тетиву и пускать стрелы с высокой точностью в цель, отстоящей от них, якобы, на свидж и дальше. С таким же проворством они умели уворачиваться от летящей стрелы врага или заслоняться от неё особым приспособлением – щитом.

У Свима поплыло перед глазами, он ощутил себя маленьким, внимательно слушающим сказительницу. Она произносила странные слова: агреты, стрелы, щиты… Они волновали сердце и возбуждали воображение. В них громадные люди, а они якобы все были не меньше двух берметов роста, бросали друг в друга стрелы и лихо уклонялись от них, смеясь противнику в лицо…

Свим тряхнул головой, выбивая из себя наваждение.

Всё-таки неординарность человека, напросившегося в его команду, бросалась в глаза. Не будь сейчас перед ними тескомовцев, Свим задал бы ему немало вопросов, в том числе и каверзных, чтобы выяснить до конца его тайну.

Выход из строя арбалета взбодрил южан. Они потеряли больше воинов, чем северяне, но у последних что-то не заладилось после нового соприкосновения с противником. По всему, неудача с арбалетом повлияла на их боевой дух, они слишком сгрудились и дали возможность южанам взять себя в полукольцо. Стеснившись, бойцы Мерсьека стали мешать сами себе, а у их противника появилось больше свободы для передвижения и использования всегомногообразия приёмов ведения боя, которым они владели в совершенстве.

Вскоре группы разбились на кучки ожесточенно сражающихся людей. Сразу стало неясно, кто из них пришёл с юга, кто с севера – все перемешались, и только они одни знали на кого нападать и от кого защищаться.

– У них, наверное, убиты кринейторы, – сделал предположение Свим. Он не стал обращаться за поддержкой своего мнения к Харану, а позвал хопса: – К”ньюша, приглядись!

К”ньец привстал, уши его слегка прижались к голове, он застыл на месте и как будто даже перестал дышать.

– Трудно разобраться, – вдохнув, сообщил он. – Уж слишком они там озлоблены и увлечены…

– Они просто соскучились, – с иронией в голосе проговорил Харан. – Давно, наверное, не упражнялись с оружием. У них в школах, в хирисах, каждый день прауз по десять идут занятия. А в таких вот поисках дело до мечей редко доходит, вот они и рады стараться.

– А ты откуда знаешь, как у них в школах занимаются? – не стерпел Свим.

В конце концов, о школах тескомовцев столько слухов, что говорить о порядках в них – самого себя не уважать.

– Ха, на собственной шкуре испытал дикий режим хириса. Я в одной из школ, в столичной, два года занимался.

Всё это Харан сказал просто, мимоходом, словно речь шла о чём-то незначительном.

– Та-ак! – Свим машинально подергал волоски щетины на скулах. – Что-то я тебя не пойму, Харан. Ты и личный врач правителя бандеки, и, как теперь оказалось, и тескомовец, ты и… Кто ты ещё?

Харан недобро усмехнулся, глаза его стали холодными. Свим поёжился от их проницательного взгляда и запоздало подумал, что не следовало его спрашивать так напрямую, а сделать это мягче, либо разговорить его самого.

– Я личный телохранитель Гелины Гонаты Гаманрак, если вам говорит что-нибудь это имя, – не опуская глаз, медленно, дабы это все слышали и вняли сказанному, проговорил Харан.

Неизвестно что ожидал услышать Свим на свой провокационный вопрос, но ответ Харана застал его врасплох. Он почувствовал, как кровь приливает к лицу, и он краснеет, как начинают вылезать от удивления глаза, а под ложечкой напряглось – словно кто-то связал живот и спину и потянул за узелок.

Кто не слышал о приёмной дочери правителя бандеки, о красавице Гелине, о девушке, ставшей притчей во языцех, когда из-за неё в среде тескомовцев и дурбов начались и набирали силу скандальные поединки? Её недоступность для мужчин стала поговоркой, хотя мало кто мог похвалиться, что видел её хотя бы мельком.

Она превратилась в легенду для жителей Сампатании, подобно давно ушедшим из жизни таким же легендарным личностям, хотя, как говорили, она была ещё молода…

А тут, рядом с ним, – её личный телохранитель!!

Свим не видел Клоуды, но слышал её приглушённый не то восторженный, не то испуганный вскрик.

– Значит, знаете, – спокойно сделал вывод Харан и закусил верхнюю губу. Так же спокойно он продолжил: – Я же обещал всё рассказать. Но у нас нет спокойного времени для этого. Рассказывать хорошо, когда ничто не довлеет, и можно не торопясь задавать вопросы и обстоятельно на них отвечать.

– О семье Гаманрак мы слышали. Всякое говорят. И о Гелине… Сколько же ей лет? О ней так давно ходит столько кривотолков, что мне она представляется старухой лет под двести.

Харан с удивлением уставился на Свима.

– Однако! Не так уж и давно о ней говорят, – возразил он. Потом внезапно скис и едва слышно добавил: – Ей всего тридцать один. Было, когда я… – Он неожиданно согнулся в плечах и прикрыл лицо ладонями. – Где-то она сейчас? Гонимая или… – Голос Харана был глухим, и в нём сквозила такая тоска, что Свим с беспокойством переглянулся с Клоудой.

– Так ты её, – Клоуда передохнула, прежде чем продолжить: – любил?

Харан отнял руки, лицо его исказилось от злой усмешки.

– Любил ли… Любил и, главное, был любим! Но я же Хирра, а она Гаманрак! По приёмному отцу – Гамарнак, а по родному – Гуверний… Что я, по сравнению с ними? Мое имя в самом конце, а её – в начале. Кто может позволить мне любить канилу? Гиту? Кто?!

Свим и Клоуда понимающе кивнули.

Да и как не понять, если знатность человека и его сословие зависит строго от того, насколько буква, с которой начинаются его имя и фамилия, что одно и то же – нэм, ближе к началу алфавита.

Когда, случилось расслоение людей в зависимости от буквы их имени, знали только вечные звёзды. Однако, чем ближе к первым буквам, тем длиннее становились сочетания троек или нэмов имен. Их могло быть и сто, и несколько сотен, главное в них – фамилия, как Гамарнак, к нему имя – Гелина, а по матери – Гоната. Приёмного отца её звали Гунаком, он был сыном Гделина, а полностью нэм правителя бандеки звучал как Гунак Гделин Гамарнак…

Последний обладатель фамилии на первую букву алфавита, некто тысячеименный Антее Анрак Антебен тихо умер или погиб лет триста, а может быть, и все тысячу лет назад, оставив по себе лишь воспоминание о существовании, о нём не слагали легенд, деяния его остались незамеченными, а значит, неизвестными.

До сего времени дожили Бланки. Вот кому досталась вся любовь и ненависть истории. Бланки – правители, герои и злодеи. Бланки – провидцы, чародеи, визинги и знахари. Бланки, по народной молве могли летать, быть невидимыми, противостоять целому батлану тескомовцев.

Бланки…

Их никто уже давно не видел. Поговаривали, что их потомство кто-то, как-то и почему-то уничтожил совсем недавно, почти вчера или сто лет назад… Слухи были, но никто ничего определённого о Бланках не знал. Зато все были уверенны – Бланки затаились, и скоро кто-нибудь из них объявится, но для чего? Тут фантазии не было предела – каждый знал своё.

Ожидали появления Три-Бланки…

Уж он-то… И следовал целый ряд невероятных дел, которые предстоит ему совершить на благо человечества.

Где-то доживали свой век Веленканы, опять же по слухам, в южных бандеках, но на политику, проводимую людьми на Земле, никак не влияли. Вообще, Веленканы как-то выпали из ряда замечаемых историей фамилий. Пожалуй, наиболее известными были приключения Ватаки Ватинеку Веленкана. Он, якобы, каким-то образом, повествование о том умалчивает, сумел побывать на Луне. Там он общался с потомками переселенцев с Земли и наблюдал странные нравы, царящие в их среде, но чем они примечательны, оставалось также неизвестным. Да и случилось это приключение в незапамятные времена. Так что, когда вдруг в разговоре упоминали о Луне, то в качестве присказки добавляли: – до которой лишь один Ватаки добрался, да и тот позабыл, что там увидел.

Самыми знатными на Земле остались те, чьи имя и фамилия начинались на букву Г – гиты. Таковых в каждой бандеке насчитывалось до десятка, они составляли на современном этапе элиту человечества. Некоторые из них считались тысячеимёнными, но большинство гитов могли похвастаться пятью-шестью сотнями имён. Среди них существовал древний обычай усыновления и удочерения детей из гитов других фамилий. Потому-то Гелина, дочь Гонаты, по фамилии Гродова, проживавшая в другой бандеке, после удочерения стала Гаманрак.

Последующие буквы, с которых начинались фамилии, позволяли их носителям тоже входить в верхние слои, поставляя руководителей самых ответственных государственных служб и ведомств.

Ниже по буквенному ряду, фамилии на букву с И по Т – или инеги – считались как бы равноправными, между людьми этих семей чаще всего заключались браки, выходцы из этого слоя занимали хорошие посты на государственной службе, они имели свободное право заниматься тем, чем им захочется. Впрочем, здесь тоже были свои определенные ограничения и условности. Конечно, некто, скажем, Индерок мог свысока посмотреть на какого-нибудь Тирамона, но открыто это делать опасались, так как такое поведение осуждалось повсеместно, а порой наказывалось Кругом Человечности. Несколько иначе относились к понятию софурсников. Софурсники имели имена, начинающиеся с одной буквы. В городах существовали общества софурсников – фурсы, они решали свои какие-то проблемы, поддерживали друг друга, среди них чаще совершались брачные отношения.

Конечные буквы алфавита давали тройные имена – нэмы – всем полноправным гражданам бандеки, однако ограничивали некоторые их права и свободы. Здесь выделяли группу ухропов ( от У до Ч) и швыхов – все остальные. Имеющий такой нэм мог покинуть пределы города, но навсегда оставался его гражданином, в других городах он мог быть только гостем, иначе там он имел право только на одно имя и стать изгоем. Государственные должности им доверяли в порядке исключения.

Надо было быть очень талантливым, знающим и умелым, чтобы достичь таких высот, каких достиг, по его словам, Харан Хемонос Хирра – обычный ухроп, которые составляют основную часть населения бандек.

Понимание причин, приведших Харана в Дикие Земли и к плену у арнахов, стало доходить до Свима. Всё могло быть и не так, как ему думалось, но в нём крепла уверенность, что мотивом блестящей карьеры Харана стала его любовь к многосотимёной гите. Не он первый, не он и последний. Подобных примеров часто можно встретить во всех городах. Конечно, не с такой жуткой разницей нэмов, как у Гелины и Харана, но достаточной, чтобы довести молодых до отказа от гражданства, а то и от жизни…

Подумав о неравенстве слоёв людей, Свим машинально посмотрел на Клоуду. Ему ещё предстоит решать такую же задачу по возвращении в Примето. Многие софурсники и иные многоимённые не поймут его выбора, осудят. Утешало одно – он сам себе хозяин, никто не сможет ему сказать со всей определенностью о его неправоте: родителей нет, сестре всё равно, а к мнению других он предпочитал не прислушиваться. К тому же он уже так давно не посещал свой хабулин, что о нём, пожалуй, в городе многие, те же софурсники и иные, позабыли.

От размышлений о бренности жизненных успехов человека в мире и собственных заботах Свима отвлёк возглас К”ньеца:

– Их осталось одиннадцать! Всего!

Тескомовцы сместились ближе к леску и разбились на пары. Бой уже утомил их, мечи они держали двумя руками и, словно договорившись, стучали ими по меленраям по очереди.

Одиннадцатый, непарный, наверное, никак не мог отойти от нанесённого ему удара, потому, шатаясь, ходил, спотыкался и не помогал своим товарищам. Чуть позже он упал и не поднялся.

Меленрай сделан из того же мелерона, что и меч, И когда один из бойцов Тескома размахивался и ударял противника по латам, меч превращался в обыкновенную дубинку – он тупился. Потом то же самое проделывал другой тескомовец. Стук стоял беспрестанный. Побеждал, по-видимому, тот, кому удавалось случайно попасть в уязвимое место в доспехах. Оставляемые без пары в злобе добивали поверженных врагов.

Страшная схватка велась до последнего бойца.

Что толкало людей на подобное самоуничтожение? Со стороны это трудно было понять. На вопрос Свима всё знающий Харан ответил пожатием плеч.

– Мне трудно судить, я давно не был в столице. Хотя…

Он медленно, под стук мечей сражающихся тескомовцев, всё ближе подходящих к леску, всё-таки высказал свое предположение.

По нему выходило так.

Все тескомовцы ещё несколько дней назад представляли собой единую систему, направленную на поддержание порядка в бандеке. Без её функционирования давно бы прекратились безопасные передвижения по всем дорогам – банды людей и выродков захлестнули бы страну. Между городами прервалась бы связь, нужные товары застряли бы у производителей, заставляя вхолостую работать вечные предприятия по выработке необходимых людям и разумным предметов быта, одежды, обуви, еды…

Казалось бы, единая система должна объединять все свои подразделения, выполняющие практически одинаковые задания, а случилось обратное. Раздираемый в последние годы противоречиями, Теском провоцировал и поощрял непримиримую борьбу между различными своими службами, батланами, думами и даже кринами, доведя безумство вражды до каждого отдельно взятого тескомовца. И сейчас они убивали своих же, по сути, товарищей, позабыв о личной безопасности, хотя не могли видеть последствия своего столкновения.

– Но почему они так безумствуют, я затрудняюсь сказать, – завершил рассуждение Харан.

– Всё ты придумал! – возмутилась Клоуда. – Никто ни на кого нас не учил нападать в школе Тескома. Никто не думал с кем-то враждовать.

– Я говорил о тенденциях в организации по имени Теском. А в частности… Что же мы тут видим? А видим, как один крин, спаянный дисциплиной и даже дружбой, уничтожает другой такой же крин, и, естественно, уничтожается сам.

Харан сказал, и устало вздохнул. Он отвернулся и перестал смотреть на сражающихся.

Остались три пары.

Одна, увлеченная взаимным обменом выпадов и ударов, вплотную приблизилась к рощице, а потом и вломилась в него почти рядом с командой Свима. Потные лица тескомовцев искажала ярость, в них не было ничего человеческого: выпученные от натуги глаза, слюна, текущая изо рта. Силы их были на исходе. Оказавшись в кругу неизвестно откуда появившихся людей и выродков, они не обратили на них внимания, а вернее, не заметили их, занятые только единоборством.

Свим ещё не решил, что с ними делать, как торн и хопс напали на несчастных и закончили их спор.

– Они перед схваткой наелись харвы, – брезгливо посматривая в сторону убитых воинов Тескома, сказал Харан. – Вот почему они так зверствуют. Они ничего, кроме убийства, сейчас не могут воспринимать. Ты знаешь о харве, Свим?

– Наслышан, – задумался Свим. – Но для чего они её ели?

– Ну, может быть, каждый думал только о себе, не зная замыслов противной стороны, неуверенно сказал Харан. – Мы не знаем предыстории их встречи.

– Откуда у них столько харвы?

– Всем выдают, – за Харана ответила Клоуда. – У меня тоже была. Но я её выбросила, так мне Пли посоветовала. Женщинам он вреден.

– Да, – подтвердил Харан. – Но по другой причине.

– По другой? Ой, да ну тебя, – Клоуда отвернулась с лицом, налитым краской стыда.

Свим поморгал, глядя на них, но уточнять о действии харвы на женщин не стал.

Две пары тескомовцев всё еще стучали мечами о броню. Они сошлись в одном месте. Продолжалось это довольно долго, когда они, наконец, решили схватку закончить. По два тескомовца с той и с другой стороны как бы развалились на две части, и с тоской осмотрели поле битвы.

И те, и другие молчали

– Решались бы на что-нибудь, – нетерпеливо приговаривал, глядя на них, Свим.

Словно услышав его заклинания, два тескомовца развернулись и, не оглядываясь на оставленного противника и поверженных друзей по крину, пошли, едва переставляя от усталости ноги, по направлению, откуда пришли южане. Двое оставшихся, ещё несколько минтов потоптались безо всякой цели на месте и медленно побрели на восток.

– Вот и всё, – подвел итог Харан. – Они искали встречи не с нами… Не с вами, конечно, потому что, как член вашей команды я им неизвестен. – Харан через силу улыбнулся. – А Теском, скажу я вам, переживает и точно не лучшие свои дни. Ведь если они так выясняют свою правоту везде при каждой стычке, то от Тескома и его бойцов скоро ничего и никого не останется.

– А много ли тескомовцев в Сампатании? – поинтересовался Свим, его вера в знания Харана становилась беспредельной.

– Их число держится в тайне, – поторопилась высказаться Клоуда.

– Не такая уж это тайна, – посмотрел на неё Харан. – Считайте. Пять батланов, в батлане по две тысячи бойцов. Во всяком случае, стараются набрать такое количество. Ещё крины охраны, подсобные подразделения, обслуживающий персонал по поддержанию тростеров, систем связи и кое-кто другие. Всего тысяч тринадцать. Но таких, как те, что встретились здесь и смогли померяться силой реально, думаю, не больше шести тысяч. На всю Сампатанию.

Свим недоверчиво покрутил соловой.

– Тогда, не скоро они себя перебьют.

– Мы не знаем, что происходило в столице, – не согласился с его выводом Харан. – Там располагались все штабы батланов, там находились основные силы Тескома. То, что мы увидели с вами здесь сегодня, наводит на мысль не слишком радостную. На территории бандеки идёт война на истребление лучшей части людского населения. Вот почему я сказал о скорой смерти Тескома. А потом… Не хочу накаркать беду, но нашу страну ожидает страшное…

Глава 36

Тридцать два трупа насчитали они, обходя недавнее место встречи двух тескомовских отрядов. Раненых не было. Тела лежали в неестественных позах, на лицах поверженных остались следы слепой ярости.

– Они все ели харву, – осуждающе приговаривал Харан.

Он проявлял наибольшую активность, быстро переходя от одного убитого к другому.

Харан искал арбалет.

– Зачем он тебе? – лениво осведомился Свим. – Лучше поменяй одежду.

При виде такого числа трупов людей не то что говорить, но и думать о чём-либо не хотелось, потому мельтешение Харана было не по душе дурбу.

– За ним будущее в этой войне, – сдержанно, почувствовав неприязнь к себе со стороны дурба, ответил Харан. – Поверь мне, Свим. Агреты до сегодняшнего дня строго, я бы сказал, жестоко запрещены во всех странах мира, как варварское оружие, и преданы забвению. Надо сказать, наш Теском давно приглядывался к нему, к стрелковому оружию, мотивируя свой интерес возникновению из года в год большего числа банд и воинственных гуртов путров. Сейчас оно у нас вырвалось на волю. Ненадолго, надеюсь. Но прикинь. Нет Тескома, нет власти, нет закона в нашей бандеке. Ты же видел, сами тескомовцы воспользовались доступностью этого оружия. А в музее, скажу, хранилось несколько сот образцов агретов. Боюсь, что их пустят в дело не только крины Тескома.

– Все они, как и этот арбалет, благополучно выйдут из строя, – не соглашался Свим. – Какой в них прок?

Харан покусал верхнюю губу.

– Да, это так. Многое выйдет из строя. Две трети или три четверти. Но многое и останется. И потом, зная, как оно устроено, разве нельзя изготовить новое? Кто теперь, пока Теском занят своими делами, сможет проследить и наказать за самоделку?

– Тут ты прав, – скучно согласился Свим, ощущая холодок, коснувшийся его спины.

Харан говорил правду и очень убедительно, но всё-таки не хотелось ему верить. Как было бы хорошо, если он ошибается в своих прогнозах!

Арбалет нашёлся под телом убитого арбалетчика, немолодого уже тескомовца, из-под шлема торчала прядь седых волос. Убит он был колющим ударом в горло. Рядом с ним валялись два болта – всё снаряжение для стрельбы. Не порвись струна, убил бы или ранил он ещё одного-двух противников – и всё! После чего арбалет всё равно оказался бы бесполезной игрушкой перед мелероновым мечом.

Харан сноровисто, со знанием дела, проверил работу механизмов орудия, высвободил порванную струну.

Свим лишь искоса посмотрел на его уверенные движения и промолчал.

У убитых для Харана нашёлся удобный заплечный мешок, а чуть позже – меч по руке. Немного повозившись с креплениями, он снял с одного погибшего меленрай и умело натянул на себя, вызвав усмешку у Свима.

– Ничего, – бодрился Харан, двигая плечами, – привыкну. Когда-то же носил, и было в пору.

– Нет уж, – отмахнулся Свим. – В нём как в тисках, тут жмёт, здесь давит, тяжесть лишняя, хотя и немного, да мне приходится слишком много ходить. Носил бы его, ноги у меня до колен давно стоптанными были бы. И потом, лето наступает. Жарко в нём.

– Стерплю, – неуверенно пробормотал Харан, затягивая ремни крепления брони.

Северяне пришли с трёхдневным запасом еды, у южан все припасы практически закончились. Ни тем, ни другим они были теперь не нужны, и команда Свима воспользовалась продуктами, чтобы пополнить свои заплечные мешки. Едоков прибавилось.

После долгих уговоров, Клоуда согласилась надеть подходящие для неё кубры, чтобы прикрыть израненные в дороге ноги, и присмотреть куртку. На последнем Свим не настаивал – ночи становились теплее, и вскоре куртки начнут им мешать, а до Примето ещё далеко, где их можно будет оставить до осени.

Казалось бы, всё, и давно отсюда надо было уходить. Это понимали все, однако убитые тескомовцы словно не отпускали их от себя.

– Их бы следовало похоронить, – выразила общую мысль Клоуда. – Но как?

– Вот именно, как? – Свим с остервенением дёргал себя за щетину. Такого количества мёртвых людей он никогда не видел.

Тридцать два человека всего две-три праузы тому назад были живыми, а теперь их останки разбросаны по всему полю перед рощицей. Недавняя радость оттого, что тескомовцы оставили его команду в покое и занялись дракой между собой, увяла перед лицом смерти стольких бойцов.

Для похорон надо было выкопать громадную могилу, а у них кроме мечей ничего не было, да и сколько это займёт времени?

Как ни тяжело было людям оставлять не погребенными тела тескомовцев на растерзание диким, они всё-таки уходили. Единственное, что ими было сделано – собрать и положить тескомовцев всех вместе. Понять же, кто из них пришёл с юга, а кто с севера, было невозможно, потому предложение Ф”ента разделить их по принадлежности к той или другой группе тескомовцев, люди отвергли сразу.

– Невесёлое место, – вместо траурной речи произнёс Свим и посмотрел в небо, будто призывая его в свидетели.

– Им всё равно, – добавил Харан.

– Люди… Они друг друга не жалеют, – сказал торн и осветился прозрачной аурой вокруг головы.

Клоуда плакала.

Камрат, насупившись, смотрел себе под ноги. Он сегодня насмотрелся смертей досыта. Да, за неполных полтора десятка дней ему пришлось повидать немало убитых людей и выродков. Но во всех тех предыдущих случаях был какой-то смысл, как ему, во всяком случае, представлялось. А произошедшее здесь Камрат не то чтобы не понимал или осуждал, но сама бойня с практическим уничтожением всех и с обеих сторон, когда не оказалось победителей, а только побеждённые, не укладывалась ни в какие его представления.

Мальчик смотрел себе под ноги, чтобы не видеть обезображенные лица убитых, так как лицо чаще всего оказывалось тем уязвимым местом, в которое можно было поразить противника, одетого в меленрай. Ему хотелось быстрее уйти отсюда, и он не понимал взрослых, почему они оттягивают время выхода, а стоят над трупами и о чём-то говорят и говорят…

Они уходили, не оглядываясь, как будто оставленные мертвецы пристально всматриваются в их спины и тем самым подгоняют уйти от них как можно дальше и быстрее.

Через две праузы Харан попросил остановиться. Он так устал в тяжелой для него броне, что решил с ней расстаться.

– Во мне сил убавилось вдвое, – объяснил он, стягивая меленрай. – Ты был прав, Свим. Без него так легко и свободно. Не взлететь бы. Только жаль его оставлять.

– Так неси с собой, – посоветовал, улыбаясь, Свим.

– Давай я понесу, – вызвался торн.

– Э, нет, друзья! Никого обременять я не собираюсь. – Харан аккуратно сложил доспехи. Огляделся. С сожалением сказал: – Запомнить бы место, где я его оставляю. Да ориентиров здесь никаких нет. Жаль…

– Люди… – произнёс любимое словечко Сестерций, только на этот раз было не ясно: осуждает он действия Харана или одобряет.

Время в дороге тянется, ходьба утомляет, каждый шаг оставляет свой след, снижая упругость мышц, утяжеляя заплечный мешок, убивая желание о чём-либо говорить и даже думать. Потом как бы вдруг оказывается, что время, хотя и противостояло каждому движению путника вперёд, на месте тоже не стояло, а стремительно неслось. Солнце совсем недавно грело плечи, но вот оно уже бьёт в глаза и мешает разглядеть перспективу впереди. Появились длинные тени от деревьев и самих ходоков. Наступал тот момент, когда уже следовало подумать о ночлеге.

Думать, естественно, приходилось предводителю команды.

Свим долгие годы передвигался по бандеке один, потом вдвоём с К”ньецем. Для них ночлег случался там, где их заставала ночь. Чаще, поскольку они ходили по хорошим дорогам, в давно намеченных поселениях людей, либо развалинах, как это было в Криме, где Свим облюбовал несколько помещений, известных даже Центру под условными цифрами. Если же что-то случалось не так, то особых приготовлений делать не приходилось: разводили костерок, садились напротив друг другу, оставляя пламя костра между собой, ужинали, и один ложился спать, а другой становился на охрану его сна; в середине ночи – менялись местами.

С увеличением команды возникла неприятная необходимость обустраивать место ночлега. Какой костёр ни разведи, а в Диких Землях, чем он меньше, тем безопаснее, но теперь вокруг него было довольно тесно, чтобы он мог обогреть и осветить всех. Даже устройство импровизированного стола занимало немало сил и времени. За столом хорошо сидеть, когда каждый видит остальных, участвует в общем разговоре и, глядя на других, с аппетитом поедает свою порцию еды. Для сна теперь требовалась определенная территория. И там, где двое могли укрыться под кроной одного небольшого дерева или куста, для команды надо было отыскивать заросли или хотя бы группу плотно росших деревьев.

Зато легче стало с ночным дежурством, а с появлением торна оно упростилось совсем. Торны практически не спят, прекрасно слышат, то есть обладают идеальными данными, чтобы охранять людей и выродков, пока они видят сны, в течение всей ночи.

Местность вокруг мало изменилась с той поры, как они ушли от обиталища арнахов. Такое же редколесье и кустарник. Равнина простиралась перед путниками. Островки рощиц, встречавшиеся в середине дня, остались далеко позади, они таки были привязаны к прошлым строениям. Теперь же, к вечеру, глазу не на чем было остановиться. Свим озабоченно рассматривал задымленный горизонт, ища подходящее пристанище для остановки и отдыха.

Заботы о ночлеге неожиданно усугубились другой проблемой. Появилась она неожиданно для Свима после краткого и практически безобидного вопроса Харана.

Они шли рядом, перебрасываясь редкими фразами о том, о сём, как врач мимолетом спросил:

– Ты думал, как будем переходить дорогу от Пертока к Фосту?       Свим словно споткнулся. Всем телом повернувшись к вопрошающему, он тут же схватился за голову. Как он мог упустить из вида эту дорогу? Все его помыслы до того были направлены на выход к дороге Фост-Примето, потому он и вёл команду строго на запад. Дорога именно там, думал он постоянно. Однако такое передвижение приводило прямиком к самому Фосту, где наверняка можно встретиться с теми, кто их преследует. Примето же располагался к югу. Значит, и о смене направления движения следовало давно уже не только подумать, но и повернуть.

Но дорога! Её пересечь – не одно и то же, что передвигаться здесь, практически в ненаселённых пространствах Заповедника, куда тескомовцы, наверное, давно не заходили, кроме посещения тростеров. Разыгравшаяся драма между кринами враждующих группировок не в счёт, она могла произойти в любом месте…

– Не в счёт, – буркнул себе под нос Свим.

– Что? – повернула к нему лицо Клоуда.

– Я так, для себя… Впрочем… Харан! Ты, Кло, тоже послушай. Крин со стороны Такеля шёл по нашим следам уже давно, со времени, когда Теском еще был един. Во всяком случае, номинально. Так? И вдруг десант на шарах. Почему Марсьек выступил против крина Такеля? Тот ведь охотился за нами.

– Марсьек ничего просто так не делает, – заявила Клоуда. – У него всегда всё рассчитано.

– Ну да, – Харан зашёл с другой стороны от Свима, чтобы общаться с ним не через Клоуду. – Он решил вам облегчить дорогу и убрать преследователей.

Свим в сомнении покривил губами.

– Навряд ли. Правильнее, думаю, чтобы самому выслеживать нас. Потому и послал нам наперерез целый крин, дабы перехватить у текелевцев. Так, что ли? А те были рядом с нами… Что-то не сходится.

– Да уж. Они встретились, зная друг о друге. Скажи, Свим.., – Харан замялся, что мало походило на него, насколько его уже знал Свим, выслушивая последние два дня.

– Говори, не мнись.

– Твоя команда для меня, как бы это сказать… Мне непонятно её назначение. А проще, почему Теском за вами так рьяно охотится?

– Хороший вопрос. Сколько раз я сам себе его задавал. Скажу честно, на него полностью мне самому не удается ответить… Да не торопись ты мне не верить! У тебя сложилось о нас несколько превратное мнение. Тескомовцы гоняться не за мной, да и команда моя им не нужна. Им нужен Камрат. А вот почему, тут я что-либо сказать определённое, бессилен.

– Малыш? – широко раскрыл глаза Харан. – Теском против Камрата?

– Ты правильно меня понял. Как я сейчас знаю, именно весь Теском и… некоторые другие, не буду уточнять, против него… Нет, я не так сказал. Может быть, они не против него. Он им, вернее всего, нужен живым. Однако бабку его они хотели убить… Послушай, Харан, – покривил лицом Свим. – У меня от этого вопроса голова давно болит. Не будем об этом говорить, пока нет ничего определённого. Договорились?

– Вполне… Но любопытно!

– Не сомневаюсь. Я уже попривык к этому. Сейчас нам лучше подумать о другом. – Свим позвал: – К”ньюша!.. Ты что-нибудь увидел подходящее для остановки на ночь.

– Да, – отозвался хопс и приблизился к людям. – Слева вижу очертания большого дерева. До него не больше свиджа.

Заслонив глаза рукой от солнца, Свим посмотрел в сторону, указанную К”ньецем.

– Прекрасно. Смотрите, друзья. Это дерево растёт как раз в том направлении, которому нам следует теперь придерживаться, чтобы перейти дорогу от Фоста к Пертоку. Так что сворачиваем к нему.

Дерево, громадный дуб с толстым, особенно к комлю, словно расклешённым стволом, одиноко тянуло вверх и в стороны разветвленную крону. Летом под ним мог бы разместиться целый крин, и его нельзя было бы рассмотреть сверху. Весной же здесь было не слишком надёжное прикрытие. Однако все устали, солнце уже коснулось горизонта, да и вокруг ничего подходящего не просматривалось. Тескомовцы, как угроза, по-видимому, пока отошла на второй план. После сражения они долго теперь будут их разыскивать на громадной территории.

Костёр собрали небольшой. Дул теплый несильный ветер, не посвежевший и после захода солнца. Поели быстро. Все жаждали отдыха, но с удовольствием послушали рассказ торна, пять дней водившего за собой целый крин тескомовцев, благодаря передатчику, вшитому в обрубленный хвост Ф”ента.

Пикантности словам Сестерция добавлял факт присутствия бывшего обладателя носимого торном предмета. Ф”ент впервые узнал о приключениях некогда существенной части своего тела.

Хотя Сестерций произнёс свой длинный монолог ровным скучным голосом и не сказал ничего такого, что могло бы вызвать смех, однако к концу его подробного повествования люди хохотали как сумасшедшие, от удовольствия урчал и мяукал К”ньец и поскуливал Ф”ент.

Дело едва не дошло до истерики. Клоуда перешла на рыдания, и её долго не могли успокоить. Напряжения последних дней, арнахи и бойня между тескомовцами, усталость и страхи – всё это прорвалось дурным смехом, слезами, всхлипыванием. Вытирал слёзы Харан, и никто бы не мог определить – это плач у него отчего: об увиденном и потерянном или радость избавления из плена невменяемости?

Пожалуй, только Камрат смеялся оттого, что ему по истине было смешно слышать о хвосте Ф”ента и видеть перед собой выродка, внимательно слушающего торна.

На второй день после описанных событий, в течение которых команда шла на юго-юго-запад, появились первые признаки, отмечающие близость хорошей, охраняемой и постоянно используемой всеми обитателями бандеки дороги: кострища разумных, проторенные тропы, предметы, оставленные или потерянные прохожими. Уже можно было ожидать появления банд, промышляющих на и при дороге, тескомовцев, прочесывающих окрестности в поисках и наказании таких банд, а то и случайных разумных, сошедших с дороги и потерявшихся. Причиной сошествия с дороги могло быть и неустойчивое положение в бандеке. Вдоль дорог порой передвигались гурты, встреча с которыми не сулила ничего хорошего. К таким дорогам, стаж существования которых насчитывал десятки тысячелетий, примыкали древние поселения, окончившие своё бытие также тысячелетия назад. О том, что они были, напоминала более густая растительность, почти настоящие леса и перелески, остатки бывших и вновь выросших упран.

С появлением зарослей с высокими деревьями идти стало легче и труднее одновременно. Не надо бояться быть замеченным издалека и с воздуха, зато шагать по бурелому – не разгонишься, ветки целятся в глаза, а корни стремятся подвернуть путнику ноги.

Теперь первым из-за деревьев или кустарника на чистое место выходил Ф”ент, за ним, несколькими шагами позже, – К”ньец. Слушая и нюхая, они оценивали ситуацию. Если ничто не угрожало, то за ними следовали люди и торн. После чего вся команда быстро пересекала открытое пространство. Такой переход происходил, если можно было сразу же попасть в следующие заросли. Когда попадались широкие участки, не покрытые древостоем, то выродки уходили на разведку к ближайшему леску, поскольку никакая острота зрения, никакой нюх не могли уловить того, что могло их ожидать на таком далёком расстоянии.

Однажды, пересекая безлесную полосу шириной с полсвиджа, заметили тескомовские шары, медленно плывущие вдали, и, как им вначале показалось, в их сторону.

– Назад! – приказал Свим, и все вернулись в недавно покинутый лесок под спасительный полог ветвей деревьев.

Четыре шара величественно пролетели не меньше, чем в полусвидже от них и скрылись вдали.

– Они контролируют дорогу, – уверенно высказался Свим.

– Да, – согласился с ним Харан. – До дороги рукой подать. Что будем делать?

– Надо переходить ночью, – посоветовал торн.

День еще не закончился, солнце стояло высоко. Не появись тескомовские шары, Свим, наверное, возразил бы торну, и рискнул пересечь дорогу сходу. Он зло подергал себя за щетину.

– Ждём ночи? – обратился ко всем.

– Мне кажется, Сестерций прав, – первой подала голос Клоуда.

– Харан?

– Разумно подождать. Стемнеет, и – пойдём. Нет смысла рисковать.

– Вас, друзья, не спрашиваю, – обратился Свим к путрам. – Сейчас или ночью, а вам надо всё-таки сходить на разведку. Посмотрите подходы к дороге, наметьте место, где лучше её пересечь. – Когда Ф”ент и К”ньец отошли, оставив мешки на попечение спутников, Свим пояснил оставшимся: – Путры сейчас у тескомовцев навряд ли вызывают особый интерес. У них задача отслеживать людей. Они ищут семью правителя, да и мы для них лакомый кусочек, попадись только. Будем ждать известий и отдыхать.

Выродки, осторожно ступая, скрылись из вида, торн стал на часах у кромки леска, где расположились люди.

Свим упал на спину и раскинул руки, Клоуда присела рядом.

– Зря ты напомнил о семье Гаманрака.

– Да я и сам понял, но лишь после того, как ляпнул о ней. Где он сейчас? – Свим приподнял голову, прищурился, отыскивая глазами Харана, сникшего после его случайного упоминания об охоте тескомовцев на семью правителя бандеки.

– Вон там бродит, – показала Клоуда на одинокую фигуру, мелькающую за кустами. – Он… Он всё-таки необыкновенный человек…

– Я заметил.

– …чтобы из-за любви, – продолжила мысль Клоуда, – пойти на такое!

– На что он такое пошёл? – насторожился Свим, потому что о том, почему Харан оказался в Заповеднике Выродков за сотни свиджей от столицы, не было им сказано ни слова. И Свим понадеялся, что Клоуда кое-что выведала у него.

– Как на что? – удивилась Клоуда. – К арнахам попал!

– А что он у них там делал? У арнахов? Какое дело его в Дикие Земли погнало? Не просто же любовь.

Клоуда вздохнула, Свим её не понял. А ей хотелось говорить о любви. Пусть не о своей, но хотя бы о другой…

Солнце припекало, весна вступала в полные свои права. Уже появились зеленые стрелки травы, почки на кустах набухли, готовые раскрыться. Клубочки теневых листьев усыпали ветви, теснясь обилием к верху. Свим смотрел на всё это, и постепенно ему стало казаться всё в каком-то плывущем мареве. Он готов был заснуть, но Клоуда перестала вздыхать и произнесла мечтательно:

– Из-за любви можно на всё пойти. Даже…

– Погоди!

Свим резко поднялся. Его вернули к реальности не слова Клоуды, а сигнал от торна. Сестерций приблизился к ним.

– Хилоны бегут назад. Думаю, на них кто-то напал.

– Та-ак! Малыш! Харан!.. Харан! Сюда! Будьте готовы ко всему!

Наконец появились сами разведчики в самом плачевном состоянии. У К”ньеца вновь была ранена лапина, та, что только недавно оправилась от первой раны, полученной в схватке с гаранами. У Ф”ента серьезно пострадал нос – чувствительная часть его личины. Будь на его месте человек, то на его лице сейчас красовался бы громадный синяк, а у выродка нос просто смотрел куда-то вбок. Надбровная дуга, рассечённая почти полностью, отвалилась и закрыла глаз стехару отвратительно-кровавым лоскутом кожи.

Клоуда бросилась ему помогать. Ф”ент стонал и взлаивал, пока она пыталась приклеить ему этот лоскут на место и скрепить порез. К”ньеца умело перевязал Харан. Он осмотрел работу Клоуды, похвалил за умелость.

– Паршивцы, – заявил хопс, используя слово из арсенала Свимовой речи. – Напали без предупреждения. Засаду устроили, паршивцы. Мы со стехаром…

– Стоп! – приказал Свим. – Ты, может быть, скажешь, кто на вас напал? И сколько их?

– Их там целый гурт. Особей на сорок…

– Больше. Кролики там, – добавил Ф”ент, кося глазами, чтобы увидеть свой нос. – И все с ножами. И… Не поверите. Все с хвостами.

– Так почему ты думаешь, что это кролики? С каких это пор у кроликов хвосты? – Харан с удивлением перевел взгляд с выродка на Свима.

Свим пожал плечами.

– Я даже не припомню, где у нас в бандеке располагаются кланы кроликов или кочуют их гурты, – сказал он.

– Да ещё с хвостами, – вновь высказал своё недоумение Харан. – Да и не могут кролики на кого-либо нападать…

Известие выродков слегка обескуражило людей. Разумные кролики редко встречались в Сампатании, говорили, что они поселились где-то на юге бандеки, и в подавляющем своём большинстве использовались людьми для различных работ, где требовались скрупулёзность и постоянное внимание к выполняемой работе. Выродки-кролики славились скромностью, не многословием и нетребовательностью к условиям проживания.

Правда, все эти скудные сведения о кроликах не относились к хвостатому виду.

Их появление как никогда отражало сложную обстановку в стране и наступившую в ней нестабильность – они-то и могли заставить кроликов вооружиться и объединиться в воинственный гурт. Другого объяснения, пожалуй, не было.

– Где они сейчас? – поинтересовался Харан, обратившись к выродкам,

– Как где? – вместо разведчиков, ответил торн. – Вон они. Думаю, весь гурт сейчас будет перебегать опушку и пожалует к нам. Их там, хилоны правы, несколько десятков.

– Мутные звезды! Тут тескомовцы над головой болтаются, а они на драку лезут. Я пойду, поговорю с ними. Кролики всё-таки, а не вупертоки какие-нибудь. На каком языке они говорят? Слышали?

– Молчали они. Таятся, наверное.

– Мы тоже молчали, – досказал Ф”ент реплику хопса,

– Ладно, разберусь на месте. С них глаз не спускать. Их много, могут окружить. Поэтому…

– Я с тобой пойду, – не спросил, а как само собой разумеющееся, заявил Камрат. – Вдруг они не говорят на хромене, как ты с ними переговоры вести будешь? Кроме того, им надо показать наше оружие, чтобы не считали нас безобидными.

Харан поднялся тоже.

– Молодец, малыш! Свим, он прав. Переговоры надо вести с позиции силы. Пусть они сразу увидят, с кем им придётся иметь дело. Кроме того, потребовать отчета за нападение на наших разведчиков. Но и следует показать наше миролюбие.

Свим на тираду Харана что-то пробурчал нечленораздельное, но ни спорить, ни явно соглашаться не стал.

– Сестерций, ты с нами? – однако спросил он торна.

– Конечно. Харан великолепно сказал о том, как надо себя вести с врагом. Пусть видят нас во всём нашем блеске…

– Остановись! Кролики не враги, я думаю, а жертвы событий в бандеке. Но… высказанный принцип принимаю. Выходим все!

Появление целой команды во главе с людьми и при торне из зарослей застало некоторых кроликов на пути к укрытию в леске, откуда как раз и вышла команда, и стало неприятной для них неожиданностью. Бегущие остановились, совершив перед этим громадный скачок вверх с хлюпающим приземлением, отчего во все стороны полетела трава и поднялась прошлогодняя пыль.

Ростом они едва ли превосходили Ф”ента, но сильные ноги и утолщённость в тазовой части делали их массивными на вид и необыкновенно устойчивыми. Их передние конечности, слабые и короткие, с трудом можно было бы назвать лапинами, тем не менее, они держали в них ножи. Одежда не стесняла кроликов – в гурте, наверняка, были одни самцы, хотя каждый клан к одежде относился в меру своих отношений к окружающим разумным. И у всех представителей этого необычного вида кроликов имелся длинный пушистый хвост, достойный лисьим или беличьим выродкам, чем, как известно, Ф”ент, например, похвастаться не мог.

Они, таким образом, представляли собой хопперсуксов

Оказавшись на пол дороге к укрытию, кролики-выродки застыди в замешательстве, превратясь в тумбообразные фигуры, нелепо расставленные неведомой рукой между двумя зарослями. Те же, что ещё оставались по ту сторону опушки, пришли в страшное возбуждение. Их коричневатая шкурка хорошо контрастировала на серо-зеленоватом фоне растительности, и их мельтешение из стороны в сторону хорошо было видно.

Наконец, они там решились и высыпали навстречу команде всем гуртом, выстроившись полукругом в два-три ряда: те, что посмелее – впереди.

Свим остановился в нескольких шагах от кроликов и жестом руки придержал других членов команды. Камрат же шагнул на линию с ним.

– Что надо? – громко с хрипцой в голосе спросил хопперсуксов Свим, многозначительно положив руку на рукоять своего громадного меча.

– У нас свои дела, у вас – свои! – выкрикнул кто-то из гурта на хромене. – Мы вам не помешаем. Вы не мешайте нам.

– Ага!.. – Озадачился Свим заявлением кролика. – Тогда зачем вы напали на наших путров? – говоря, он вынул меч и сделал шаг к первому ряду выродков.

Bсe, к кому он приблизился на расстояние, достаточном, чтобы можно было поразить мечом, отскочили назад, завалив наземь тех, кто стоял за ними. Произошла нелепая и смешная свалка почти в четверть гурта.

– С позиции силы здесь делать нечего, – посмеиваясь, решил Харан. И посоветовал: – Ты их очень-то не пугай. Они сами нам и так всё расскажут. Хотя бы о дороге. Эй, вы! – крикнул он. – Может быть, проведём переговоры?

– О чём? – последовал ответ-вопрос.

Прозвучал он с левого края восстановленного полукруга.

– О вас, и о нас! – прокричал Харан. – Тему разговора найдём. Вам лучше с нами говорить, чем нам рубить ваши головы.

– Ничего себе переговоры! С обещанием рубить головы. А ещё не с позиции силы. Хитро! – усмехнулся Свим и с крепнущим уважением посмотрел на Харана.

Не зря он служил самому правителю бандеки. Может повернуть дело и так, и по-другому.

Гурт сбился в кучу, каждыйноровил протиснуться в середину. Толкались и спорили.

– Что-то да решат, – задумчиво проговорила Клоуда.

– Молодой гурт, субординация ещё не отлажена, – отметил Харан. – Видите, как они друг перед другом выступают. Каждый считает нужным что-то сказать своё. Предводителя нет.

– Это плохо, – сказал Свим.

– Да, не слишком хорошо, – подтвердил Харан. – Но думаю, на переговоры пойдут.

Кролики на переговоры согласились, выделив почти десяток парламентёров.

Разговор состоялся вблизи опушки под деревьями, чтобы скрыться от сторонних глаз, и происходил на официальном языке Сампатании; кролики вполне членораздельно произносили слова и могли изъясняться и понимать смысл сказанного противоположной группой парламентёров, то есть со Свимом и всей его командой.

От кроликов люди узнали много интересного и кое-что полезного для их дальнейшего продвижения по мятежной бандеке. Гурт образовался не без причины. Клан их, многочисленный и не знающий врагов, проживал где-то между Куншем и Дорогой Страха. Месяц или чуть больше тому назад на их клан напали какие-то громадные птицы. Никто в клане никогда таких птиц не видел, хотя близко расположенные Болота Первое и Второе приучили их ко всяким неожиданностям. То стадо странных пчёлообразных диких выползет из непроходимых топей, а то и птицы налетят какие-то и норовят ухватить с собой крольчат. Однако у последних размах крыльев достигал нескольких берметов.

При выяснении размера размаха крыльев, сколько именно берметов он достигал, у парламентёров случилась активная перебранка. Закончилась она, однако, согласованной мерой.

– Около десяти берметов, – твердо заявил один из кроликов.

И как ни удивлялись и не хотели тому верить слушатели, кролики стояли на своём

Далее выяснилось следующее. Птицы прилетели стаей в несколько десятков числом во время кормежки клана, когда кролики собрались вокруг Священного Общего Стола-Помоста. Всякий, вставший у него, тут же с пафосом было разъяснено внимающей команде Свима, ощущает единство клана, его значимость и уникальность в этом безумном мире.

Правда, вновь произошла небольшая склока по поводу ощущений каждого из парламентёров, когда они стояли у Священного Помоста и совершали процесс кормления. Общего мнения не получилось, но кролики остались довольны высказанным в процессе обсуждения такого важного для них вопроса.

Птицы воспользовались бреющим полётом, подлетали бесшумно. Занятые трапезой кролики не слышали их приближения. А они налетели и стали убивать всех без разбора. Убивали и тут же поедали жертвы, проглатывая их целиком. В каждую птицу входило бессчётное количество родичей, оставшихся в живых кроликов.

Переполох, учиненный неведомым врагом, был невероятный. Никто не знал, как противостоять острым клювам и бешеной злобе, проявленной нападавшей стороной, а потому в живых остались только те, кто успел юркнуть в семейную нору, или отсутствовал в поселке клана во время налета птиц. В основном это удалось сделать более сильным самцам, а крольчихи и крольчата, занимающие почетные места за Священным Столом-Помостом, не могли так быстро его покинуть и практически все погибли.

– Мы ничем не могли им помочь, – скорбно проговорил кто-то из кроликов, выражая общее мнение о произошедшем.

Остатки клана решили бежать подальше от страшного места, и направились к норочному поселению родственного клана сабхов. Сабхи, хотя и посочувствовали, но встретили несчастных не слишком приветливо – их Священный Стол-Помост не был рассчитан на лишних едоков, им самим удавалось едва кормиться на исходе зимы. Пришлые не обижались, а пытались как-нибудь переждать голодное время, а потом либо вернуться в своё поселение, взяв у сабхов самок, либо постепенно обжиться на новом месте.

Ни тому, ни другому не суждено было сбыться.

Все – и пришлые, и местные – уравнялись, когда несколько дней спустя, птицы напали на сабхов и уничтожили их подавляющую часть. Сохранившим свою жизнь ничего не оставалось, как бежать на север, ближе к более обжитым и цивилизованным местам, под защиту людей и других разумных…

– Перед вами, – сказал один из ведущих переговоры с печалью в голосе, – всё, что осталось от славного клана кравелей, ведущих свой род от Великого и Всезнающего Киты Всемогущего, всем известного покорителя Болот и Первого, приобретшего хвост.

– И того меньше, а вернее, лишь двое могут назвать себя сабхами, предком которых был сам Сабха Знающий Разное, – добавил другой кролик, по-видимому, сабх.

На взгляд людей он ничем не отличался от кравелей.

Харан оказался прав, команде встретился молодой, недавно созданный гурт: без истории, без устойчивой руководящей верхушки, без признанных лидеров. Вот почему они ещё спорили по всякому поводу и вырывали инициативу друг у друга по ведению переговоров. Да и опыта создания гуртов у хвостатых кроликов, по-видимому, до того не было.

После жалобы сабха разговор на себя перевёл другой кравель. Трудно было определить по его личине и внешнему виду, старше он предыдущих кроликов, говоривших о постигшем несчастье с кланами, или младше, но говорил он быстрее, понятнее и как-то солиднее предыдущих.

– Вчера, подходя и тескомовской дороге, мы встретили смешанный гурт…

– В основном собачьи… – влез другой кролик.

Но взявший на себя дальнейшее ведение переговоров, охладил выскочку холодным взглядом и продолжил свой рассказ, словно и не было реплики со стороны:

–… в нём были собачьи, но и барсуки и даже тарбаганы. Мы не захотели с ними вступать в контакт. Однако они почему-то напали на нас. Мы их превосходили числом, и значительно, но вы видите наше оружие? У нас нет опыта. Мы их, конечно, потрепали, но и сами потеряли с шестерых кравелей. Увидев сегодня этих… ваших путров, мы подумали, что они из тех, кто вчера напал на нас. Вот и… Мы приносим извинения за свой поступок.

Люди переглянулись, вежливость кравеля их поразила.

– Где произошло это нападение? – спросил Свим.

– Там, за дорогой, – наконец вмешался в разговор ещё один кролик. Он давно уже порывался что-либо сказать, не находя удачного для того предлога, а тут решил, что настало его время. – Вчера уже к вечеру, их было около десятка или чуть больше. Вооружены двумя мечами, кинжалами и чигиром. Чигир мы у них отобрали, а мечи не смогли отбить. Жаль!

Команда Свима посочувствовала кравелям и двум, оставшимся в живых, сабхам. Да и что можно было сказать разумным, потерявшим свой клан не по собственной вине? Теперь они были гуртом исчезнувших кланов, пройдёт несколько лет и от хвостатых кроликов ничего не останется, как не осталось от множества других видов разумных. Если, конечно, там, у Дороги Страха, не погибли все кролики и крольчихи, а выжили. Многочисленные кланы как раз и славились своей выживаемостью в любых условиях. И можно надеяться, что с гуртом кравелей не ушла хотя бы одна пара. Тогда лет эдак через десять вновь возродится клан под таким же именем, только род его члены будут вести уже не от Великого и Всезнающего Киты Всемогущего, а от того, кто сейчас, дрожа от страха хвостом, сидит, возможно, затаясь где-нибудь в семейной норе покинутых посёлков кравелей или сабхов…

Свим обратился к своим пострадавшим путрам:

– К”ньюша, Ф”ент, вы слышали их рассказ. Думаю, вам следует простить кравелей за неприятную встречу с вами.

Хопс промяукал нечто непонятное, зато Ф”ент пустился в рассуждения, словно только и ждал подсказки Свима.

– Да! И ещё раз да! Как не простить разумных, подвергшихся такому разгрому! Вот так живёт кто-то из нас, никому не мешает, и – раз! – Ф"ент повел вывернутым носом, подтверждая его движением всё своё сочувствие бедным кроликам. – Кому-то помешали лишь своим существованием! – Выродок опять остановился на мгновение, чтобы высунуть язык на всю длину и тут же убрать его. Продолжение его речи совершенно отличалось от сказанного ранее. И голос у него изменился от торжественного до обыденно-ироничного. – Кстати, уважаемые, что это за птицы такие, которые за раз смогли проглотить несчётное количество ваших родственников? Мне бы не хотелось уличать вас в бессовестной лжи, ибо вижу ваше печальное состояние, однако и вы должны понимать нас, что подобные рассказы, которыми вы пытаетесь кормить встречных, в том числе и нас, могут насторожить слушателей и вызвать справедливое недоверие и к вашим рассказам, и, главное, к вам самим. Не кажется ли вам, уважаемые кравели и сабхи, многое из того, что было поведано здесь вами, слегка… как бы это сказать, чтобы вам было не обидно?.. Скажем так, слегка приукрашено, чтобы не отвечать за содеянное? Я говорю о вашем нападений на меня и дорогого мне К”ньеца из знаменитого клана хиков.

Вопрос, поставленный Ф”ентом после такой длинной и путаной тирады перед парламентёрами, совершенно сбил их с толку. Простые по своему образу жизни и естеству, кравели никак не ожидали от выродка такого потока слов, да ещё со словами обвинения в их адрес.

Кролики явно растерялись.

– Ничего себе простил, – усмехнулся Свим. – Ай да, стехар. Не кажется ли тебе, Харан, что его надо первого выпускать на переговоры с кем-либо?

Харан усмехнулся, поддержал дурба.

Им потешно было наблюдать за реакцией кроликов. Уши, не слишком длинные, как у диких предков, переломились у них почти пополам, и опали, оконтурив личины, редкие волоски усов тоже опустились – всё это придавало кроликам некий скорбно удивленный вид.

Впрочем, вопрос о птицах Свима и Харана тоже интересовали. Дурб и сам был готов спросить о них у парламентёров. Ф”ент правильно заметил особенность в рассказе кроликов – уж очень невероятное виделось из их повествования о птицах. Размах крыльев – за десять берметов – пусть так, но прожорливость потрясала.

– Как выглядели эти птицы, уважаемые? – наконец задал Свим вопрос, когда кролики слегка пришли в себя после выступления Ф”ента. – С таким размахом крыльев и такой бездонной утробой?

Кролики тут же наперебой заговорили, каждый пытался перекричать соседа. Свиму пришлось остановить поднятый гвалт.

– Давайте по порядку! Что или кого видели вы, уважаемый? – он показал на крайнего слева кравеля, пока не сказавшего ни одного слова, хотя, как было видно, желание высказаться у него имелось.

После обращения к нему Свима он было запаниковал. Неподвижный до того хвост торчком встал за его спиной пушистым жезлом. Тем не менее, кролик внятно сказал следующее:

– Я лично птиц, похожих на напавших на нас, не встречал никогда, хотя я охотник и неоднократно ходил в плавни вокруг Болот. Но этих птиц я постарался рассмотреть и запомнить хорошо. Тело у них бочкообразное, не такое, как у всех других птиц. На голове острый гребень с козырьком назад. Глаза большие и расположены ниже, чем обычно, почти под раскрывом клюва. Им, наверное, так виднее, что делается на земле под ними, когда они летят, вытянув длинную шею. Перья отливают синевой. Ноги длинные с тремя пальцами вперед и один – короче и толще – назад. Когти короткие лезвиеобразные. Они не цепляют жертву, а втыкаются в ее тело. Ещё особенность – хвост. Он у них вертикальный…

– Вертикальный?! – оживился Харан. – Кто ещё из вас видел, что у птиц такой хвост?

– Что тебе дался этот хвост? – недовольно обернулся к нему Свим.

Ему уже прискучило говорить о делах кравелей и он хотел перейти к другой теме переговоров – о своих делах.

Харан настаивал.

– Подожди, Свим! Так кто видел такой хвост?

Кролики после нескольких замечаний пришли к выводу о вертикальности хвоста у птиц. Они все отметили эту особенность, но не придали значения, а сейчас вспомнили, и теперь им самим интересно было поразмышлять о том.

– Ну и что? Необычный хвост. Всё бывает. Вот и всё, – предводитель команды пытался остановить Харана, не ко времени проявившего заинтересованность к несущественной детали. – Могли бы ещё послушать охотника. У него глаз острый, вон, сколько заметил особенностей.

– Нет, нет, Свим. Ты вслушайся! Вертикально расположенный хвост есть только у одной птицы, к тому же таких громадных размеров. Впрочем, это не совсем птицы. О них много спорили и говорили в кругах Правителя бандеки и в Тескоме. Их называют самаберсами. И это…

– Лунные птицы?

– Ага, и ты знаешь? Да, есть и такое предположение. Вот почему я и говорю, что они не совсем птицы, если они со спутника. Птицам не под силу преодолеть пространство от Луны до Земли. Между планетами нет воздуха и там очень холодно. А они, самаберсы, смогли. И даже могут нападать на разумных и даже поедать их. Им что, еды на Луне не хватило?

– Так что получается? Они что ли могут не дышать всё то время, пока находятся в межпланетном перелёте? – удивился Ф”ент.

Стехара такие вопросы занимали не меньше, чем людей.

– Я ничего такого не говорил, – поспешил заверить Харан. – Есть предположение, что самаберсы сделаны или выведены на Луне и представляют собой биороботов, способных получать энергию для перелёта непосредственно от солнца. Им, возможно, нет необходимости дышать или каким-то образом затаивать дыхание… – Но тут же Харан с нажимом и удивлением сказал: – Но они едят!

– Нет таких биороботов, – решительно заявил торн. – Биологическая сущность роботов сродни общеземной жизни. Она основана на окислительных процессах, для чего нужен кислород. Значит, любой биоробот должен дышать! Это точно! И есть тоже!

Сестерций сказал и гордо вскинул голову, считая своё утверждение окончательным.

– Но это не очевидно… – начал было Харан.

– Тогда зачем они ели кравелей? – не дал ему докончить предложение и высказал своё сомнение Ф”ент.

– Хилон прав! – веско одобрил высказывание выродка Сестерций и благосклонно глянул сверху вниз на стехара. – Они не могут существовать без обычной еды. Таким же был создан наш предок Акарак. По образу и подобию, так сказать!

– Но какому ещё образу и подобию? – взорвался Харан. Впалые щёки его порозовели, он вскочил на ноги и придвинулся к монолитной, по сравнению с его, фигуре торна. – Ты так же похож на самаберса, как я на придорожный камень. Даже если ты, как и самаберсы, будешь есть кравелей…

– Поосторожней, Харан! – оборвал врача Свим, но стычка телохранителя канилы с торном его позабавила. – А по поводу образа и подобия, то у самаберсов может быть свой создатель и свой предок, а не Акарнак.

Свим пошутил, подождал реакции торна и с недоумением посмотрел на него. Сестерций шутки не понял и проглотил её, не заметив опасности покушения на его мировоззрение, которым он так гордился. Он и не мог эту шутку Свима понять. Для него существовали только Акарнак и его младший брат Обезьян, лишь они удостоились великой чести создать две основные ветви разумных: биороботов и людей. Но Свим надеялся, что предположение о создании ещё какого-то праотца могло заставить торна остановить спор о биороботах и дать возможность перейти к рассмотрению с кроликами других дел.

Не тут-то было. Обволакиваясь сиреневой аурой, Сестерций уже пустился во все тяжкие, обрушив на Харана свои искаженные познания об истории развития жизни на Земле. Врач пучил на него глаза и безуспешно пытался опровергнуть подобные измышления торна, как совсем недавно хотел это проделать Свим. Но Сестерций гнул своё…

Парламентёры кравелей притихли и стали посматривать по сторонам – не сбежать ли им куда подальше, когда вооруженные мечами незнакомцы начнут выяснять отношения между собой не только на словах.

– Всё! – воскликнул Свим. – О самаберсах и их сущности мы ещё поговорим. Как-нибудь на досуге, если он у нас будет. Сейчас есть другие заботы и их надо обсудить. Скажите, уважаемые кравели (имён как таковых кролики, похоже, не имели, либо не называли по каким-то иным причинам), как вам удалось пересечь дорогу? Когда вы её переходили, вам чинил кто-нибудь препятствия? Встречались ли вы с тескомовцами или другими разумными?

Вначале кролики, хотя и насторожили огромные уши, вопросов дурба не поняли. Немного позже выяснилось, что по сути дела, они даже не запомнили факта прохода, так как в процессе движения, в том числе и через дорогу, они были всецело заняты более серьёзными делами – кормёжкой. Оказывается, вдоль тракта растёт много растений со съедобными вкусными корешками. Выкапыванием корешков они занялись ранним утром, а поскольку на дороге в это время никого не было, то они и перешли через неё незаметно для себя.

– Но вот зато корешки здесь!.. – мечтательно заявил один из кроликов. – Мы решили сделать запас на будущее.

– Им эта дорога, что пространство между норами, – разочарованно отметил Харан. – Они ничего нового нам больше не скажут.

– Похоже, но я их ещё поспрашиваю. Уважаемые кравели, а днём далеко ли вы кормились от дороги?

– Рядом, – был общий ответ.

– Ну и кто-нибудь из вас видел на ней идущих людей, вьючных торнов, путров или тескомовцев?

Памятью кролики не блистали и на чётко заданный Свимом вопрос отозвались разноголосицей. Кто-то заявил, что по дороге с самого утра так никто и не прошёл, другие утверждали обратное – да, по дороге никто не ходил, однако они, якобы, видели нескольких разумных, проходящих крадучись краем полотна тракта. Но они идут и идут себе, а главное заключалось в одном – никто из них не представлял для кроликов никакой угрозы, потому гурт не обратил на них особого внимания.

– Хорошее правило, – одобрил торн. – Тебя не трогают, так не приставай сам. Люди такого не могут.

– Не обобщай, Сестерций! Мы тоже мимо обходим тех, кто нас не трогает.

Беседуя таким образом между собой и с парламентёрами от гурта кравелей, добрались до вопросов о тескомовских шарах. И повергли кроликов в изумление. Никаких шаров они не видели.

– Как же так? – озадачился Свим. – Они летели прямо над вами, и вы не видели?

– Не видели!

Кролики вообще предпочитали на небо не смотреть, им проще увидеть наземные предметы, а для взгляда вверх надо немало потрудиться: вывернуть неестественным способом шею, только тогда их глазам может представиться картина выше окружающих кустов. Но зачем себя ставить в неудобное положение и смотреть на небо?

– Так-то они и самаберсов не заметили, – проговорил задумчиво Харан. – Они, по-видимому, реагируют только на тень сверху.

– Да, свидетели из них плохие. Думаю, пора с ними расстаться. – Свим повернулся к своим выродкам. – У вас к ним вопросы есть?.. Тогда всё!

Парламентёры послали одного из кравелей предупредить гурт об успешном проведении переговоров и о заключении мира на время, пока гурт и команда Свима не разойдутся в разные стороны. Кроме того, они выразили желание осмотреть раны друзей людей и помочь с их обработкой и лечением.

– Э-э, – отмахнулся тут же Свим, – это решайте с ними сами.       Свима разговор с кроликами утомил вконец, словно прошагал весь день с тяжелым заплечным мешком. Имен они не называли, и, обращаясь к ним, приходилось всё время показывать рукой на того кравеля, от которого хотелось бы подучить сведения. И даже прямое указание на ответчика не помогало. Они отвечали все разом, перебивая соседа.

К”ньец от помощи обидчиков отказался гордо и сразу же, а Ф”ент с удовольствием подставил распухший нос двум кроликам для лечения. Кравели мягко ощупали своими маленькими верхними конечностями вспухлось, надавили вокруг неё на какие-то точки, приложили зеленовато-бурую жвачку, вынутую изо рта, и подержали её на кончике носа выродка несколько мгновений.

Результат их действий был похож на маленькое чудо. Опухоль спала тут же, и нос стехара стал смотреть вперёд, а не влево. Следом врачеватели перешли к порезу на брови и так же приложили к нему жвачку.

– Боль прошла совсем, – удовлетворенно констатировал Ф”ент плод усилий кравелей. – Ты бы, К”ньюша, показал им свои порезы. Новые и старые. Не противься. Зарастёт как на собаке.

– Вот именно, – неприязненно буркнул К”ньец.

Быстрота, с какой кравели вылечили стехара, его потрясла до кончиков ушей, но гордость не позволяла нарушить свой отказ, и он долго упирался, пока Свим не приказал ему подчиниться необходимости как можно быстрее вылечиться.

Хопс неохотно дал себя осмотреть внимательным кравелям и приложить к ранам кашицу, исторгнутую врачевателями на его новую и старую раны.

Уже через пару минтов К”ньец благодарил их за облегчение от болей, и сделал это вполне искренне, словно не он только что презрительно фыркал, наблюдая за лечением собаки.

– Мне бы так научиться лечить, – восхищённо проговорил Харан, наблюдая за спорыми движениями кроликов и результаты этих простых, на взгляд со стороны, действий.

Гурт кроликов, а их в нём оказалось, пожалуй, не менее сотни самцов, полностью перебрался в лесок, где остановились Свим и его команда. Здесь нашёлся богатый урожай понравившихся хвостатым созданиям корешков, и вскоре вокруг появились свежие ямки и выбросы земли, раскопанные сильными конечностями кравелей.

Солнце повисло в зените. Ветер затих совсем, и воздух прогрелся до летней температуры. Становилось жарко.

– Я считаю, нам надо отсюда уйти куда-нибудь в другое место, – лениво оглядываясь, предложил Харан. В его негромком голосе и предложении не чувствовалось настойчивости, он просто высказывал мысль, которую он тут же пояснил: – Тескомовцы, пролетая над нами, могут поинтересоваться, кто это здесь так усиленно ковыряет землю? На кравелей им наплевать, а нас они могут заметить…

Опасения Харана понимали все, но уходить куда-то не хотелось. И не потому, что уже расположились, присиделись и пригрелись, а совершенно по другой причине. Им нравилась возня, производимая вокруг кроликами. Кравели копались в земле, переговаривались, ругались из-за добычи, делали массу непонятных для зрителей движений и каких-то странных дел.

Отвыкшие от окружающего кипения чужой жизни, люди и выродки ощутили свою приобщённость к происходящему вокруг них действу. Им любопытно было наблюдать за кроликами и видеть, как те также наблюдают за ними; незнакомая жизнь гурта хвостатых пришельцев с юга развлекала и отвлекала от мыслей о собственных заботах и неустроенности; им нравился приглушённый шум, производимый кравелями, бесхитростные личины и слегка косящие взгляды розоватых глаз.

В такой мирной жизни не должно было быть ничего лишнего и ненужного: никаких погоней и бегства, мечей и арбалетов, тескомовцев и арнахов…

Есть ли смысл перечислять все беды на пути преследуемой группы случайных разумных?

Сейчас они просто отдыхали. По-настоящему отдыхали, внимая запахам зрелой весны.

Наконец, чувство предосторожности одолело, и Свим приказал команде собираться в путь. Сборы, хотя собирать было практически нечего, затянулись.

А когда собрались, уходить куда-либо было уже поздно: в нескольких берметах над ними висел шар тескомовцев.

Глава 37

Шар, отливая зеленью, висел совсем низко и рядом с командой. Тескомовцы – четверо – сгрудились с одной стороны гондолы, накренив её край к земле, и подозрительно вглядывались в людей и выродков. Как им удалось так осторожно подкрасться, никто из спутников команды не понимал. Благо кролики, они всё, что выше их носа, не видят, но опытные Свим, торн…

Свим подпрыгнул, словно проверил, крепко ли его держат ноги, и вполголоса приказал К”ньецу:

– Со стехаром прикройте малыша. При случае, уходите через дорогу, и где-нибудь ждите нас. Или… Как получится. Займись!

Кролики, казалось, не обратили на тескомовцев внимания, они продолжали заниматься своим любимым делом, лишь с десяток их отвлёкся, да и то на недолгое время – отметили факт появления новых действующих лиц, и только.

К”ньец вкратце объяснил мальчику, как вести себя, пока тескомовцы под боком.

– Ссутулься, малыш, и ковыряйся в земле… Как все эти… Ф”ент, прикрывай!

– А как же Свим?

– Он приказал. Давайте, делайте, что я сказал. И отходим отсюда куда-нибудь в сторону.

– Эй! – уже кричали из гондолы шара. Громко и весело кричали. – Кто такие?

– Отдыхаем вот, – миролюбиво отозвался Свим, через силу изображая приветливую улыбку.

– Не подходи к ним, – сквозь зубы прошипел за его спиной Харан. – Пусть они выйдут.

Торн, завидя шар, сел и, выжидая, так и остался сидеть, словно всё происходящее его не касалось. Он демонстративно занимался самим собой: поправлял чалму, складки на одежде, подтягивал сапоги. После окрика тескомовцев он медленно встал и ленивым шагом направился к одному из кроликов. Проходя мимо Харана, сказал:

– Вы – люди, отвлекайте их! Я буду невдалеке.

Тескомовцы из гондолы шара могли видеть расслабившихся на солнце людей и занятых непонятно чем выродков, которые, заметив шар, равнодушно реагируют на него, а до кого-то их факт появления ещё даже не дошёл.

Люди и выродки различных видов на отдыхе – почему бы и нет? Именно так должно было бы показаться тескомовцам, уставшим от целодневного наблюдения за окрестностями, сидя безвылазно в гондоле. Им даже поговорить с незнакомцами, перебросившись несколькими фразами, – и то интересно. К тому же, можно позлословить, поёрничать – отвести душу, а потом лететь дальше. Бандиты в земле не копаются, а до остальных им дела нет…

Так бы оно и было, возможно, если бы не Клоуда.

Она так же, как и торн при виде шара, села и застыла изваянием, не в силах побороть страх и ненависть. И то и другое были настолько глубокими, что она не замечала ничего вокруг: ни действий выродков с Камратом, ни поведения торна, ни поз и реплик Свима и Харана. В тескомовце, окликнувшем их, она с первого взгляда узнала Тикера, пилота-инструктора, который учил её управлять воздушным шаром и постоянно мучил домогательствами.

Не будь Тикера с его душной настойчивостью сделать из неё своей любовницей и нагло заявлявший о том во всеуслышание, ещё не известно, как бы она себя повела при встрече со Свимом там, уже далёком во времени и пространстве, тростере. Возможно, подобно Пливе, с ненавистью встретила бы дурба, убившего всех мужчин-тескомовцев, прилетевших с нею на его поимку.

Это Тикер заставил её улыбнуться приветливости и ненастойчивой ласковости Свима при их первом разговоре; это Тикер подтолкнул так легко согласиться помогать беглецам в угоне шара.

Свим появился со своей удивительной улыбкой в ту пору, когда она уже почти до слёз довела сама себя мыслью, что по возвращении на базу она должна была рассчитаться с Тикером за право первого самостоятельного полёта. Именно так он ей говорил, гнусно при этом улыбаясь и подмигивая бойцам, взошедшим в гондолу её шара. Она наговорила ему грубостей, всплакнула, однако понимала свою беспомощность, чтобы сопротивляться его стремлению обладать ею.

– Либо – либо, – сказал он смеясь. – Либо права пилота, либо… Куда пойдёшь? А права на вождение надо заработать не только знанием, но и телом. А оно у тебя… мм… скажу тебе…

Тикер стоял в гондоле прилетевшего шара. Он не мог сразу узнать Клоуду. Со спутанными волосами, в полевой не по размеру форме тескомовца, позаимствованной на месте сражения кринов, вооружённая мечом, – она мало напоминала ту лёгкую, на взгляд, беззаботную и изящную девушку, которую инструктор провожал в первый её самостоятельный полет и пожирал глазами, предвкушая получить давно лелеемое удовлетворение после её возвращения.

Зато она узнала его с первого взгляда на обитателей гондолы.

Тикер был заметным мужчиной. Лет ста, широкоплечий, с красивой посадкой головы, украшенной густыми волосами, подстриженными так, чтобы прикрывать большие дряблые, словно выжатые после стирки, уши. Лицо приятное, но было в нём что-то нехорошее, будто затаился где-то в самой его глубине, как под маской, тщательно скрываемый постыдный порок. И глаза: внимательные, въедливые, беловатые, словно облитые молоком, – неприятные. Клоуда больше всего боялась его глаз.

Шар медленно опускался и безмолвно наплывал на свободно стоящего Свима. Харан находился чуть позади него и в стороне, он подбоченился и широко расставил ноги. Невдалеке, как будто что-то искал, ходил туда-сюда Сестерций. На тескомовцев торн не смотрел, но готов был в любой момент податься на помощь своим друзьям. И только хопс и Ф”ент медленно подталкивали Камрата подальше в кусты, помогая ему копаться в земле.

Оцепеневшая Клоуда резко портила картину беззаботности, разыгрываемую командой Свима. Она не слышала сердитых подсказок Харана, не шевелилась и упрямо смотрела вниз, лицо её побледнело, руки вцепились в волокна прошлогодней травы.

Гондола мягко коснулась земли и остановилась. Между нею и Свимом осталось не больше полутора берметов.

– Вот и мы! – весело сказал кто-то из тескомовцев.

Свим со знанием дела изучал прибывших, пытаясь выявить их сильные и слабые стороны, чтобы быть уверенным в предстоящей схватке с ними. А она могла состояться. Почему бы четверым бойцам, не скованным дисциплиной развалившегося Тескома, не размяться, не потешиться?

Он видел перед собой четверых мужчин.

Двое – крупные, сильные, одетые в поношенные меленраи и в каски не первой молодости: погнутости, следы ремонта. У каждого на плече не менее чем по десятку колокольчиков – победы. Мечи скрыты пока бортом гондолы, но Свим не сомневался в их наличии и грозности в руках этих двоих тескомовцев: в Тескоме они явно служили давно и побывали не в одной переделке.

Вторая половина экипажа шара была укомплектована молодыми бойцами, одетыми в новые доспехи. На их лицах написано явное любопытство к встрече со странными людьми и выродками, и совершенно отсутствует необходимая в таких ситуациях настороженность. Служба в Тескоме их пока что больше забавляла новизной впечатлений, чем давала уроки правильного поведения с подозрительными группами и гуртами разумных. И если те, кто постарше, слегка прищурив глаза, рыскали цепкими взглядами вокруг, то у молодых глаза светились щенячьим восторгом.

«Эти не в счёт, – подумал Свим о молодых тескомовцах. – Они даже помешают этим двоим. А эти-то лет по тридцать, а то и поболее, видать, в Тескоме. Поднаторели в схватках, при том успешных – вон как обвешены киликами».

В принципе, сложилась вполне как будто бы приемлемая ситуация: четыре тескомовца против троих людей, с учётом Камрата, торна и двух выродков. Клоуда не в счёт, но тоже хотя бы количественная подмога. Всё так, когда бы этот шар был в единственном числе, но он – один из тех четырёх, которые совсем недавно здесь пролетали и находятся, может быть, уже на подлёте сюда…

– Так кого ты здесь из себя изображаешь? Среди всего этого? – начал с шутки тескомовец, в котором Клоуда узнала Тикера.

Лицо его кривилось в ухмылке.

Шутка Тикера понравилась его друзьям. Они с удовольствием потешались над Свимом.

– Полководцем он себя изображает, – подхватил молодой тескомовец и счастливо залился смехом.

Тикер одобрительно посмотрел на сказавшего, и подмигнул ему так, чтобы его намёк видел и Свим.

– С червями воюет! Ха-ха!

Свим уже сменил свободную позу на более устойчивую, его рука готова была выхватить меч. Однако пока тескомовцы оставались в гондоле и упражнялись в словесах, всё могло закончиться миром. Они ещё поглумятся, выскажут несколько шуток и, быть может, покинут площадку посредине рощицы.

Передвигаясь по дорогам бандеки, Свим встречался и с такими, как эти. Надо промолчать, они и отстанут.

Так что теплилась надежда, и грубить шутникам Свим не собирался. И тут…

Клоуда шевельнулась и вскинула голову.

Тикер вытаращил глаза от удивления. Рот его открылся для возгласа, но прошло несколько мгновений, прежде чем он хрипло выкрикнул:

– Клоуда!?. Ты!?

Поражён нечаянной встречей был Тикер, но и Свим испытал почти физическую силу удара от удивления тескомовца, узнавшего Клоуду.

– Я… – невнятно отозвалась Клоуда.

Она не подозревала в себе такой покорности и полного безволия перед лицом этого человека. Он так долго довлел над нею в образе инструктора и домогателя, что в ней вновь вспыхнули чувства загнанной вглубь бессильной ненависти, действующей на неё как гипноз: какой-то шум в голове от знакомого требовательного голоса и безысходность мысли – что делать? что делать?

За неё сделал Свим. Он шагнул вперёд и в сторону и прикрыл Клоуду от глаз тескомовцев. Теперь он находился от них на расстоянии дважды вытянутой руки.

– Уважаемые дурбы желают услышать мое имя? – гордо вскинул он голову, разыгрывая защитника слабой женщины.

Все его действия и вызывающие слова об имени больше походили на ужимки плохого актёра, чем на поведение знающего себе цену воина. Зато это помогало тянуть время.

Впрочем, Свим и сам не знал, зачем он решил тянуть время. Уже было ясно, что миром дело не кончится. Клоуду придётся защищать. Тескомовцы не прощают отступников, и узнавший её человек, по всей видимости, именно тот, о котором она со слезами на глазах рассказывала ему, так что здесь замешаны чувства. Он наверняка захочет наверстать упущенное, ощущая за своей спиной силу прилетевших с ним бойцов Тескома. Где-то рядом находятся еще два-три шара с восемью-десятью, не меньше, тескомовцами. Связь между ними налажена. Расклад противостоящих сил в их пользу. Даже убей он сейчас неожиданным и отчаянным выпадом этого человека, деваться от остальных некуда.

Да и как его поразить, коль они по пояс прикрыты бортом гондолы, и вылезать из неё не собираются?

Что там затевает торн, что делает сейчас Харан и где малыш, он не знал, так как не хотел оглядываться и привлекать внимания к ним тескомовцев. Пока прилетевшие на шаре занимаются им, а теперь и Клоудой, видя в нём одном основную силу, а в ней источник раздора, остальным, как он хотел бы надеяться, удастся занять более удобные позиции. Впрочем, всегда неизвестно, что у этих железных, как порой называли тескомовцев среди разумных, на уме, но пока шли подобные переговоры в виде реплик, обидных шуток, высказывании и идиотских розыгрышей, время шло.

Оно шло, только непонятно в чью пользу. Свиму хотелось бы, чтобы в его.

– Надейся, надейся, – отозвался Тикер. Лицо его закаменело, и он спросил уже без улыбки, так, как спрашивал, наверное, сотни раз, пользуясь неоспоримым правом тескомовца знать имя того, кто находится перед ним: – Так как тебя зовут?

Свим заколебался: какое назвать имя? Настоящее или придуманное, то, которым он пользуется в настоящее время? Но говорить настоящее здесь, в Диких Землях? Что оно ему даст, когда схватка предрешена в любом случае, поскольку есть веская к тому причина – Клоуда?

Ничего.

Законы города здесь значат мало. Следовательно, надо назвать придуманное имя. Тут тоже не всё так хорошо, если вдуматься в ситуацию, возникшую с ним в последние дни. Теском мог знать это его имя, преследуя команду, к которой примкнул Камрат. Назвав сейчас его, он практически сам подвигает тескомовцев к действию, как бы они не были настроены: просто попугать, отбить Клоуду, ещё дольше поизмываться. А с другой стороны, почему бы и нет? Вдруг они не знают этот нэм? А если и знают, так что им с того? Пусть попробуют его взять!

Как ни крути, всё равно драка, и теперь, пожалуй, чем раньше, тем лучше, пока не прилетели другие шары с воинами. А с этими они справятся!

– Свим Сувелин Симор Свиниест Сапановус… – чётко выговорил он каждое имя полного нэма.

У молодых тескомовцев покруглели глаза, а стоящий рядом с Тикером рослый и бывалый воин глухо произнёс, не дослушав и первых трёх имён:

– Ну вот, Свим Сувелин Симор, ты наконец-то попался!

– Свим, берегись! – отчаянный крик Клоуды не достиг цели.

Напарник Тикера выстрелил в Свима липучкой – сетью с клеевыми узлами. Как ни скор был Свим и увертлив, но сеть – в развернутом положении два с половиной на два с половиной бермета – достала до него в одно мгновение и спеленала по рукам и ногам.

Сеть ещё летела к нему, стремительно разворачиваясь до максимальной площади, а Свим уже проклинал свою беспечность и забывчивость. Мог же он о подобном предполагать. Знал, что в арсенале тескомовцев всегда найдётся что-нибудь эдакое, пакостное, отчего может не поздоровиться. Он и ожидал подвоха, готовый ко всему, а о липучке позабыл и вспомнил о ней, лишь, когда она стянула ему члены, и он не мог шевелиться.

О действии сети он был прекрасно наслышан и даже однажды видел, как она действует: чем больше ей сопротивляешься, двигаешься и делаешь попытки освободиться, тем сильнее она опутывает попавшего в неё. Был наслышан и видел, но не мог так просто сдаться. Вскоре ему стало трудно дышать, и он вынужден был прекратить попытки освободиться от наброшенных на него пут.

– Свим, милый, – присела над ним Клоуда.

Она тщетно пыталась ему чем-либо помочь.

– Прекрасно! – удовлетворенно заметил Тикер, неторопливо закрепляя за стропу, удерживающую гондолу, конец длинного паводка, соединенного с липучей сетью. – С пресловутым неуловимым Свимом покончено в два счета: раз и два! А? – Тикер притворно хохотнул. – Без дурацких погонь и стычек. Раз и два!.. Раз и два! А теперь всё остальное. Вон там, да, с выродками, мальчишка. Он-то нам и нужен. Хипер и Шелд, – также без суеты, почти лениво, обратился он к молодым тескомовцам, – вам первое боевое задание. Выродков при мальчишке убить. Мальчишку доставить сюда. И, он погрозил им пальцем, – чтобы с него волос не упал! Ясно? Ясно. Тогда туда и обратно. Быстро! Хе! Проворные ребята, не находишь, Самил?

– Не знаю. Они мне не очень нравятся, – ответил Самил, напарник Тикера, грузный, с лицом вечно обиженного ребенка, тескомовец. – На всё смотрят бараньими глазами. Вот думаю, справятся ли с выродками?

– Н-да, ты прав. Пойди, проследи тогда там сам. Но дай им проявить себя. И чтобы мальчишку не обидели. Сам знаешь, над ним там трясутся, а чего, не говорят. Иди, а я тут займусь ещё кое-кем. – Тикер указал на Клоуду.

Пока Самил неловко выбирался из раскачивающейся гондолы, Тикер наблюдал за действиями Клоуды, безуспешно пытающейся мечом рассечь волокна липучки.

– Клоуда! – выкрикнул он, как будто она была от него не ближе, чем в полусвидже, а не в одном бермете. – Ты?! Как ты могла?

Бывшая воспитанница со страхом посмотрела на него, не прекращая трудов по освобождению Свима. Глядя на неё, Тикер захлебнулся от гнева, восторга, жажды мести и свободы делать теперь с нею всё, что ему захочется.

Его напарник, привлеченный криком, повернулся к Тикеру, чтобы выяснить причину его несдержанности, и поплатился за это жизнью.

Харан всё это время стоял в стороне и делал вид, что его не касаются происходящие вокруг события; даже когда Свим попался в сеть, он сдержался, понимая свою неспособность чем-либо ему помочь в данный момент. Он выжидал. Чего? Одного – тескомовцы не будут вчетвером покидать гондолу, а сделают это по одному или парами, только тогда появлялась надежда справиться с ними поодиночке. Он пропустил мимо себя молодых тескомовцев. Худая изящная фигура Харана не слишком их озаботила, они посмотрели на него, как на нечто незначительное, и прошли мимо. У них был приказ старшего, а остальное их сейчас не касалось.

Тикера и его напарника, занятых Свимом и Клоудой, Харан также пока не озаботил.

Зато он дождался момента и нанёс смертельный удар Самилу.

Он надеялся как раз на такой случай, и тот подвернулся. Самила подвела традиция старых тескомовцев носить несменные меленраи, даже если они начинают приобретать неисправности. Традиция считает: новый меленрай – молодой боец, и такое правило правильно, потому что неопытного тескомовца чаще всего спасает именно броня; у тескомовца-ветерана – старый меленрай, и такое тоже правильно, поскольку воин в состоянии постоять за себя перед любым противником.

На Самиле был надет старый меленрай, и Харан мог выбирать: воротник открывал шею тескомовца, левая нижняя застёжка не застегивалась из-за погрузневшего тела хозяина и оставляла без защиты весь его бок, а отогнутые наплечники, чтобы не мешали могучим бицепсам рук, позволяли проткнуть тескомовца вообще насквозь.

Харан уступал тескомовцу в росте почти на голову, потому направил своё оружие туда, куда мог дотянуться и наверняка поразить Самила. Он выбрал не застегнутую застёжку, открывающую узкую щель, в которую податливо вошёл весь клинок меча.

– Самил! – вновь неистово закричал Тикер, отворачиваясь от Клоуды.

Он увидел Харана с окровавленным мечом и обезумевшим взглядом потемневших глаз и своего друга и соратника, плашмя падающего на землю, кровавя жухлую траву, быстро впитывающую драгоценную жидкость – кровь.

«Он меня так и не узнал, – подумал Харан. – Или забыл, что мне пришлось из-за него уйти из Тескома. Иначе уже лет пять тому кого-то из нас не было бы в живых. По всей видимости, меня…»

Тикер выпрыгнул из гондолы и быстро осмотрелся. Взгляду открылась непонятная и неприятная ему картина: один молодой тескомовец, свернувшись калачиком, лежал у ног хопперсукса из кошачьих, а оставшийся в живых, отступая, отбивается от мальчишки. Кто из молодых его спутников погиб, Тикер не мог определить, ибо познакомился с ними только сегодня перед вылетом на шаре для барражирования вдоль дороги. Он, конечно, помнил их имена – Хипер и Шелд, однако пока что объединял их в паре, без четкого для себя деления: кто из молодых Хипер, а кто – Шелд. Сейчас можно было бы последнего из живых напарников поддержать хотя бы голосом, назвав его по имени, но как именно зовут противостоящего мальчишке, Тикер не мог сказать.

– А-а! – вложил он в утробное рычание всю свою злость от неудачного дня: на глазах погиб Самил, отказала связь с другими шарами, слезы Клоуды по Свиму – всё свалилось сразу, не дав перед тем и малейшего намёка на подобную развязку.

Ведь, казалось, дежурство проходит нормально. Они, подлетая к людям и выродкам и, не зная, кто они, посмеивались над ними за невнимательность. Не заметить тескомовский шар – это надо же! Они приземлились, и ничто не угрожало им в гондоле, пока не разобрались, с кем имеют дело, и опять всё шло хорошо. Даже не хорошо, а прекрасно! Им несказанно повезло. Пресловутого Свима спеленали как спящего. Оставалось всего ничего: поймать мальчишку, эту повседневную заботу Тескома уже долгое время…

Рычание Тикера перешло в рёв. В его руке, как при выполнении фокуса, появился меч. Крутанув им перед собой, Тикер бросился за Хараном. Врач, петляя, побежал к К”ньецу, надеясь с его помощью атаковать тескомовца с двух сторон. У Харана дрожала каждая жилка. Вспомнилось старое, когда он вот так же не мог устоять перед озверевшим Тикером. В нём нарастала злость на него и более того на себя за то, что он опять бежит?

«Куда не убегай, всё равно его меч или мой положат конец в нашем противостоянии», – лихорадочно думал он.

Его подмывало остановить своё бегство, развернуться и лицом к лицу сразиться с громадным тескомовцем, топающим за ним и орущим непотребные слова. Но понимал, что не следует этого делать, так как противник превосходил его упитанностью и силой и, главное, был в броне.

Тикер кричал недолго, так как, оказалось, даже лёгкий бегдля него был в тяжесть. Он шумно задышал, и Харан, обогнавший его всего на десяток коротких шагов, услышал позади себя одышку тескомовца. Тут же он сообразил: Тикер уже не тот, что был когда-то, сидение в шарах сил не прибавляет, и его следовало погонять, пусть выдохнется. Как только он принял это решение, то свернул с направления, ведущего к мальчику и хопсу, и прикинул примерный круг в лесочке, по которому поведёт за собой разгневанного Тикера.

Тикер разгадал его намерение сразу и перестал бежать. В конце концов, сказал он себе, ему под силу справиться со всеми по очереди. Вначале убьёт этого ублюдка, посмевшего напасть на Самила. Потом хопперсукса разрубит пополам, и пусть гадают после этого, от кого тот произошёл. Так что куда торопиться!? И умирать они у него будут медленно, особенно эта тварь – его воспитанница. Корчила из себя недотрогу, а сама… У-у!..

– Ладно, – глядя в спину Харану, процедил он сквозь зубы, – побегай у меня пока, а я…

Тикер решительно развернулся к хопперсуксу, чтобы застать его врасплох, и дрогнул: молодой тескомовец, зажимая лицо руками, падал вперед, а хопс и мальчишка стояли около и пинками подталкивали его быстрее закончить падение.

Тикер на мгновение оцепенел. Вокруг творилось необъяснимое. Он остался один, враги стали медленно приближаться к нему со всех сторон. Каждый из них для него – ничто, но их стало многовато против одного.

– Ну, нет! – его крик раздался и утих.

А невдалеке, там, где лежал в липучке Свим, происходили свои события. Сестерций вскочил в гондолу с надеждой что-либо найти для освобождения Свима. Гондола, хотя и была рассчитана на четверых наблюдателей, всё-таки для торна была маловата из-за его хаотических действий. Он метался в ней, осенённый светлой аурой, хватал всё, что подворачивалось под руку, ощупывал каждый выступ. От его резких движений гондола вздрагивала как живая.

Что он там зацепил, для него осталось тайной, поскольку Сестерций никогда до того на шарах не летал и не представлял принципа их работы.

Но зацепил!

Шар дрогнул и стал медленно подниматься.

Клоуда самозабвенно возилась около любимого, пытаясь мечом разрезать нити сети. Они так же, как и меч, были сделаны из мелерона и поддавались клинку с большим трудом. Она только что, наконец, разрезала сеть, покрывшую лицо Свима, дав ему возможность дышать свободнее, как поводок, прикрепленный к стропе шара, резко натянулся и потянул сеть со Свимом за собой. Вначале дурба протащило несколько берметов по земле, потом он стал подниматься вверх вслед за шаром.

Клоуда ухватилась за него и стала взлетать вместе с ним. Она кричала и билась в истерике. Наверху, в гондоле, бесновался ошалелый торн, не знающий, что делать. Ругался Свим, едва понимающий, что с ним происходит и почему он висит почти вниз головой и удаляется от поверхности земли.

Клоуда не удержалась и сорвалась с большой высоты вниз, ломая при падении ветви густого куста, в который она угодила.

Шар плавно и неотвратимо уходил в высоту. Отдельной каплей следовал за ним свёрток со Свимом, а поводка уже нельзя было разглядеть. Да его и разглядывала лишь одна пара глаз.

Тикер ничего этого не видел, ему надо было спасать свою жизнь. Враги сходились к нему. Он вдруг ощутил беспокойство от понимания, что по одному с тремя противниками ему не справиться. Можно было, конечно, наброситься на хопперсукса или убийцу Самила – с ними он и по одному и вкупе смог бы совладать играючи. Смог, если бы не ужасное чувство, охватившей его целиком несвойственной ему неуверенности, которой он не испытывал уже много лет. Она, неуверенность, каким-то образом подпитывалась почти ощутимыми импульсами неизвестного происхождения, они волнами накатывались на него со стороны мальчика.

Мальчик спокойно стоял чуть в стороне и с невозмутимым видом наблюдал за ним. Тикеру казалось, что он видит на лице мальчика отражение всех своих действий: быстрые развороты на месте, чтобы видеть всех противников сразу, ложные замахи мечом, долженствующие держать нападавших на почтительном расстоянии, на его потуги казаться хладнокровным и уверенным в себе…

– Именем Тескома! Стоять на месте, не оказывать сопротивления! – вспомнил он древнюю формулу, которая предписывала всем, услышавшим её, подчиниться ему беспрекословно, бросить оружие и выслушать волю Тескома, произнесённую его устами. – Именем Тескома!

– Нет такого имени, так как нет сейчас Тескома! – кривясь в улыбке, отозвался Харан. – Вы подобно дворовым ляшкам передрались между собой. Так кому ты теперь служишь? Зачем тебе мы?

– Тескома нет, говоришь? – рыкнул в ответ Тикер. – Сейчас я вам покажу, что такое Теском!

Первым на Тикера, сделав знак мальчику и хопсу, чтобы они не вмешивались, напал Харан. Тескомовец встретил его мечом, направленным прямо в голову. Харан едва увернулся, сделав великолепный акробатический прыжок через плечо, и вновь пошёл на Тикера, отвлекая его гнев на себя. К”ньец решил воспользоваться моментом и неслышно подкрался сзади. Но то ли он не наметил загодя, куда будет бить клинком, то ли замешкался от волнения, а результат оказался не таким, как ему хотелось бы. Его меч лишь скользнул по меленраю, вызвав моментальную ответную реакцию Тикера. Чудо да кошачье проворство спасли К”ньеца от верной смерти. Острый как бритва меч тескомовца пронёсся молнией над его головой и отрубил хопсу ухо, а сам К”ньец отлетел далеко прочь и замяукал от боли и злости. Кровь потекла по его личине.

Победа, хотя и ничтожная, вызвала прилив сил у тескомовца, пришло избавление от тягостных чар, навеваемых мальчишкой. Грудь у Тикера раздалась, он вдохнул свободнее и стал целенаправленно теснить Харана. А тот отступал, легко и непринужденно перепрыгивая с места на место, словно его дергали или толкали то с одной стороны, то с другой, заставляя Тикера следовать за собой. Тескомовец, держа меч в приподнятом положении у плеча, неторопливо ходил за ним, рыхля под собой землю не снашивающимися подошвами сапог.

Камрат едва успевал за ними. Он не понимал Харана. С тескомовцем должен сразиться он, а Харан пусть займётся К”ньюшей. Но врач не замечал его жестов и водил за собой тескомовца. Камрат решил постоять на месте и дождаться, когда они подойдут к нему ближе, тогда он отсечёт Харана от тескомовца и сам вступит в схватку.

Мимо, никого и ничего не замечая, пробежал кролик, и Тикер на мгновение отвлёкся. За эти несущественные в обычной жизни мгновения, которые он потратил на осмысление ситуации от появления кравеля, Харан почти вплотную подскочил к нему, намереваясь нанести колющий удар, подобный тому, какой ему уже сегодня удалось сделать.

На таком расстоянии, заметив его, Тикер не успевал встретить его мечом, тогда он со страшной силой ударил Харана в лицо громадным кулаком. Харан оторвался от земли и пролетел добрых два бермета, прежде чем приземлился спиной, поднимая пыль из старой травы.

Он упал и не шевелился.

Тикер победно оглянулся, никого не увидел, в душе пожалел, что никто не оценил его успеха и направился к поверженному врагу, дабы добить его.

Шагнул и наткнулся на мальчика.

Камрат, широко расставив ноги, стоял в двух шагах перед Хараном, преграждая дорогу тескомовцу.

– Прочь с дороги, малец! – беря на испуг, закричал Тикер.

Лицо его исказила такая злоба, что он, казалось, готов был уничтожить любого, кто попробует встать на его пути к тому ублюдку, который убил его друга и пытался напасть на него.

Его крик и ярость во взгляде не устрашили мальчика, лишь голова у него чуть опустилась ниже, и взгляд больших глаз исходил исподлобья.

– Я тебе сказал, прочь с дороги!

Сзади на тескомовца налетел К”ньец. Тикор лишь отмахнулся, стряхивая его с себя наземь. Он шёл на мальчика, уверенный, что тот сейчас прыснет в сторону и уступит ему того, кого надо будет уничтожить.

Вместо этого у мальчика появились в руках длинный нож и гладиус. Он держал их как-то необычно в обеих руках. Нож крутился как урлютка, а гладиус смотрел лезвием прямо в глаза Тикеру.

Тескомовец повёл мечом – убрать с дороги клинок мальчика. Его меч наткнулся на неодолимое препятствие – он упёрся в гладиус и остановился, сколько Тикер на него не давил

Когда Харан упал и к нему, неуклюже ступая, двинулся тескомовец, Камрат отстоял от них довольно далеко, чтобы каким-то образом отвратить или оттянуть неумолимое, что могло произойти. Тескомовца надо было остановить на время, пока Харан придёт в себя и сумеет обезопаситься, хотя бы убежав подальше от места схватки. Но ни напасть на Тикера, ни отвлечь его Камрат не успевал физически. Он отчаянно, до боли в напряженных мышцах и голове, захотел оказаться перед неумолимо подступающей к Харану могучей фигурой воина…

И вдруг увидел себя стоящим именно на том месте, где ему надо было быть в данный момент – между неподвижным телом Харана и тескомовцем.

Молниеносный перенос себя в пространстве мальчик воспринял как должное, словно до того он проделывал этот невероятный приём многократно.

Тескомовец опешил, закричал на него и стал угрожать мечом. Камрату пришлось второй раз после появления воздушного шара взять в руки оружие и встретить направленный на него клинок.

Он, казалось, не делал никаких усилий, удерживая меч тескомовца. Действительно, он практически не чувствовал усилий Тикера отвести его гладиус в сторону, мало того, он бы мог без усилий, одним поворотом кисти отбить большой меч вверх, вниз, в сторону.

Они смотрели в глаза друг другу, и каждый видел своё. Мальчик – расширенные потемневшие зрачки и совершенно побелевшие от бешенства мутные роговицы, а тескомовец – серьезный недетский взгляд внимательных изучающих глаз, перед которыми как будто происходило нечто странное или достойное интереса.

Неестественное противостояние поразило Тикера до жгучего любопытства и глубокого отчаяния. Два чувства переплелись с горечью от чего-то важного и упущенного в жизни и теперь навсегда. Ему вспомнились бессмысленные, как тогда показалось, наставления инструктора отдела самых важных дел Тескома, предупредившего, и неоднократно, о возможном вооруженном сопротивлении со стороны разыскиваемого мальчика.

Слушая его, ветераны Тескома, а именно их инструктировал представитель самого секретного отдела организации, были склонны списать предупреждения на неспособность самого инструктора правильно держать меч и защититься от кого-либо. Потому, де, и мальчик выступал для него источником страшной опасности. Ветераны Тескома, в том числе и Тикер, посмеивались, наперебой предлагая свои варианты противоборства, если им удастся найти мальчишку. Тикер, как он сейчас вспомнил, внёс в копилку подобных идей и свою. Он собирался дать мальцу пару щелчков в назидание на будущее.

«Да что же такое со мной происходит?!» – раздирал Тикера внутренний вопль. – «Вот он, мальчишка, осталось дать ему щелчков, чтобы…»

Мальчик спокойно, даже как будто небрежно, повёл рукой и отодвинул его мощные руки, сжимающие меч, в сторону, а кинжал с невероятным проворством метнулся к незащищенной меленраем шее.

Тикер ещё пытался отступить назад, увернуться, как делал такое несчётное число раз, но понял свою обречённость и неожиданно для себя смирился с этим. И тут же почувствовал освобождение от наваждения, захлестнувшего его сознание.

Всё стало на свои места – вот он, сильный мужчина, а напротив – мальчик. Всего лишь мальчик!

Он оценил ситуацию, преисполненный уверенности, что теперь его никто не удержит и не затуманит голову, ему удастся смести неожиданное препятствие в лице обыкновенного мальчишки, чего бы там о нём не рассказывали.

И с этой уверенностью Тикер умер.

Глава 38

Камрат с недоумением оглядывал тихое и уютное место недавнего их привала. Вокруг всё было истоптано, кусты помяты, земля взрыта, и не только кравелями. В неестественных позах лежали поверженные в схватке люди в едва различимых на бурой траве телесного цвета меленраях.

Из-за чахлого ближайшего кустика виднелись подрагивающие ноги хопса, а в двух шагах узкой полосой в сером комбинезоне вытянулось тело Харана; лица его Камрат не видел, у него не было желания рассматривать его, ведь Тикер как раз и ударил врача в лицо.

Невдалеке и вокруг мелькали тёмно-коричневые с проседью шубки кроликов. Они не прекращали заниматься раскапыванием земли в поисках полюбившихся им корешков. Трагедия, разыгранная о бок с ними, казалось, происходила от них так далеко, что они её даже не заметили и теперь не замечали результатов.

Мальчик долго не решался что-либо предпринять. Он ждал появления Свима и искал его глазами, но тот не появлялся. Куда-то запропастился торн, которого Камрат видел как будто совсем недавно. И Клоуды нигде не было видно. Впрочем, она могла быть где-то рядом со Свимом. Значит, надо искать Свима.

– Свим! – вначале негромко позвал он.

Потом крикнул громче.

На его призыв, встряхивая головой, из-под куста, куда его забросила отмашка Тикера, вылез К”ньец. Он как-то по-особому и долго вглядывался в мальчика.

– Ты жив? – наконец сказал он, и непонятно было, удивлён он или просто не верит увиденному.

– Жив, – озадачился его вопросом Камрат. – А ты? – спросил он на всякий случай; мало ли что преследовал хопс, подступая к нему с таким вопросом.

– Как видишь. А почему ты спрашиваешь, жив я или нет?

– Разве я тебя об этом спросил? – возмутился Камрат.

– Ах, да… В голове шумит и вот это, – К”ньец показал на окровавленный обрубок уха, не дотрагиваясь до него лапиной. – Жаль, – посетовал он, – не заметил, куда отрубок улетел. Можно было бы приложить. Думаю, прирос бы, а?

– К”ньюша, где Свим?

– Наверняка прирос бы…

– К”ньюша, ты слышишь меня?

– Конечно, а что?

– Где Свим?

– А-а… Не знаю. У них что-то произошло у шара. Мы тогда с тобой занялись тескомовцами, которые на нас напали, а они… И шара нет… – Оставшееся ухо встало у хопса торчком. – И Сестерция нет… И эта паршивая собака как всегда смылась. Трус несчастный. Встречу и откушу ему ухо. Пусть знает, как…

– Разве можно так нехорошо говорить о тех, кто всё время был рядом с вами и готов был прийти к вам на помощь в любой момент?

Ф”ент, отряхивая с себя былинки, предстал перед мальчиком и хопсом. Взгляд его был безвинен, зато активности ему было не занимать. Он не терпящим возражений голосом распорядился:

– Тебя сейчас покажем кравелям, пусть заживят твоё ухо. Я с ними уже договорился. Вон они стоят, ждут тебя. Теперь Харан и Клоуда…

– Где она? Где Свим?

– Не торопись, малыш. Всё по порядку. Итак. На Свима набросили липучку… Не знаешь, что это такое? Сеть такая. Тот, кто в неё попадёт, сам никогда не выберется. Так вот шар стал подниматься, Клоуда хотела его удержать, но упала с большой высоты. С ней сейчас кравели. Я с ними договорился. Клоуда без памяти, у неё, возможно, сломаны ребра. Ну, а Свим и торн улетели на шаре.

– Зачем?

Стехар вывалил язык.

– Вот этого даже я не знаю, – сказал он спустя некоторое время. – Свим оставался в липучке, а торн был в гондоле.

– Что он в ней делал?

– Понятия не имею. Может быть, что-то знает Клоуда, но она пока ничего не сможет нам сказать. А это… Харан?

Они подошли к врачу. Тот лежал в беспамятстве, полу прикрыв руками лицо. Оно у него было разбито и запеклось кровью в сплошную ржавую маску.

– Ему тоже нужна помощь, – засуетился Ф”ент. – Я сейчас.

Мальчик и хопс непроизвольно переглянулись: что бы они сейчас делали без этого трусливого лгунишки, без этого пронырливого и незаменимого выродка. Конечно, в бою от него пользы никакой, зато в такой ситуации помощь его была бесценна.

Кравели, выделив на каждого участника схватки по небольшой группе, справились с ранами и ушибами на удивление быстро. К”ньец при одном ухе выглядел странно, но мальчику и Ф”енту было не до него. Все они сидели перед Хараном и Клоудой, уложенных радом. Кролики предупредили, что раненым следует побыть в таком положении хотя бы до утра следующего дня.

– У них кости срастутся, синяки рассосутся, – сказали они, оставляя людей на попечение мальчика и двух выродков. – Проснувшись, они позабудут о ранах.

Но в этом – в ожидании завтрашнего утра – таилась вся неприятность, потому что остатки команды Свима могли привлечь внимание других тескомовцев. Случиться такое может прямо сейчас или чуть позже, а шары, в поисках пропавшего шара, появятся здесь, и тогда их ничто не спасёт, тем более Харана и Клоуду.

– Нам срочно надо уходить отсюда, – сказал К”ньец. – Их нам не уберечь и сами пострадаем. Раз повезло, два повезло, но даже люди о том знают, что везение не бесконечно. Какой смысл умножать трупы, если можно…

Мальчик не отвечал на унылые слова хопса. Он не собирался оставлять друзей, недавно ставшими для него таковыми. Не имел права. Так ему казалось. Но и в словах хопса был свой резон – нагрянут тескомовцы, пощады не жди.

– Мы же не сможем их унести с собой, если даже у нас будет на то время, – подавленно тянул К”ньец, понимая бесперспективность разговора, начатого им же.

Наверное, не будь здесь человека, хотя и маленького, он сам бы ни за что не оставил раненых, а сейчас ему хотелось, чтобы решение принял человек.

Камрат думал о том же, хотя его желание касалось противоположного – хотелось от К”ньеца услышать решительное заявление, а он лишь тянул слова, но ничего не предлагал.

– А ты что думаешь, Ф”ент? – посмотрел он на выродка.

Ф”ент поджал хвост и вздохнул.

– Я думаю так же, как кошка, – заявил он спустя небольшое время. – Правда, у меня несколько иные намерения, чем у него, хотя я и не понял, что он собственно, хотел бы сделать в нашем положении. Так вот, можно попробовать сделать так. Надо убрать убитых тескомовцев, чтобы они не были видны сверху. Сделать это мы можем попросить кравелей. Когда их просишь вежливо, они, похоже, отказать ни в чём не могут. И это хорошо. Мы их попросим, они оттащат их куда-нибудь в укрытие. Потом… Потом опять же можно попросить их перенести наших людей через дорогу, подальше отсюда… Тескомовцы будут искать шар, – стал пояснять Ф”ент. Ему показалось, что ни мальчик, ни кошка не уяснили его идеи. Не потому, что с ним не согласны, а потому что устали и в данный момент смотрели на него, как на избавителя ото всех непривычных дел, что обрушились на них. Он продолжил пояснять: – Тескомовцы вряд ли будут скрупулёзно проверять каждый бермет территории, тем более она будет слишком большой для них, ведь шар этих железных мог залететь куда угодно. Мы же спокойно сможем отсидеться до завтра, по ту сторону дороги.

Выродок кончил говорить. Мальчик и хопс переглянулись с тем же вопросом друг к другу: что бы мы без него делали?

– Ты предложил очень хороший план, – радостно ответствовал Камрат. – Ты поговоришь с кравелями?

– Естественно, – произнёс Ф”ент тоном, допускающим лишь одно толкование: куда уж вам заниматься такими делами?

Мальчик, пока выродок вёл переговоры с кроликами, собрав вокруг себя не менее десятка особей, сходил на место недавнего привала команды. Всё тут ещё дышало миром. У Камрата навернулись слезы. Ведь всего ещё праузу назад все были в сборе, живы и здоровы. А что теперь?.. И что теперь делать?.. Уходить за дорогу и ждать? Чего или кого? Свима или нового нападения тескомовцев? Вернётся ли Свим, улетевший в липучей сети неизвестно куда? Как хорошо с ним было и, главное, в планах команды казалось всё таким ясным – все идут в Примето. А что произойдёт завтра, когда оставшиеся взрослые люди очнутся? Пойдёт ли Клоуда в город своего любимого, и не повернет ли Харан в Габун разыскивать свою Гелину? А выродки? Как поступят они? У всех у них свои заботы, свои дороги в жизни. Судьба мальчика? Они и так отдали ему время и защиту от множества неприятностей…

Камрат постоял несколько минтов, пока перестал дрожать подбородок и, тяжело вздохнув, подобрал увесистые заплечные мешки Свима и Клоуды, мешка Харана на месте не оказалось.

– Зачем они нам? – вяло запротестовал К”ньец, когда Камрат едва доволок мешки и положил их у ног хопса.

К”ньец, несмотря на лечение кравелями, чувствовал себя плохо. У него сильно кружилась голова, а тело на каждое движение отзывалось болью – приземление после удара Тикера было не очень удачным.

– Свиму… Понадобится ему ещё, – неуверенно пояснил Камрат.       Хопс с сомнением покачал головой и скривился от боли и головокружения.

– Лишь бы нашёлся Свим, а мешок… – Он махнул лапиной, подражая дурбу, у которого перенял жесты и даже манеру высказываться. – Мешок можно новый найти.

Вернулся Ф”ент, деловой, невозмутимый.

– Я с ними обстоятельно поговорил и договорился… Что с тобой, кошка?

– Скоро пройдёт, – через силу ответил К”ньец. – О чём договорился? Они согласны?

– Да. Они предлагают тескомовцев закопать. Так, говорят они, будет быстрее и надёжнее.

– Они это смогут? – Камрату просто в голову не приходило хоронить убитых.

– Землю-то копать? Смогут, да ещё как! Посмотри, они больше ничего делать не могут.

– А помочь перенести наших… Харана и Клоуду?

– Не всё сразу. Давайте управимся с одним делом. У них память короткая, забывают всё сразу. Сейчас они могут согласиться, а потом забыть о договорённости. С ними следует говорить только о чём-то одном. Первое дело – они не прочь закопать этих… И пусть займутся ими. А там… – Ф”ент сел по-собачьи и вывалил свой красный язык. – К сожалению, вечер наступает, и боюсь, что они захотят уйти отсюда куда-нибудь на ночёвку.

– Тогда пусть…

– Не беспокойся, малыш. Яму они уже копают. И очень быстро. И потом, мы же можем их уговорить переночевать и на той стороне дороги. Нет, правда. Они любят, когда их просят что-нибудь сделать. Да и какая им разница: здесь или там. Еды для них здесь везде хватает. И тут, и за дорогой.

Как ни был встревожен Камрат предстоящими заботами и мыслями о Свиме, он улыбнулся Ф”енту.

Выродок заметил его улыбку.

– Надо верить в лучшее, малыш. Всё не так плохо, как могло бы быть. Посуди сам. Большая часть людей здесь и живы. Мы с кошкой тоже. У него поболит и перестанет. А, К”ньюша?

– Спасибо, Ф”ент. Ты истинный стехар! – поблагодарил мальчик от души выродка, которого не знал ещё всего неделю назад, а сейчас мог уже на него положиться.

Как быстро он привыкал к новому окружению, как быстро менялись все его представления о выродках, хопперсуксах, торнах и людях!

– Ну, собака! – не остался в стороне и хопс.

На сей раз в его словах было одобрение.

– Надо проверить работу, – словно не слыша слов благодарности, сказал Ф”ент.

– Мы с тобой.

Камрат мрачно наблюдал за тем, как сноровисто работали кролики. Их слабые на вид передние конечности мелькали с неуловимой для глаз скоростью: дробили слежавшуюся землю, рвали корешки трав и кустарников, выгребали грунт в отвал около ямы. И в то же самое время они никуда не торопились, не мешали тем, кто работал рядом – их движения поражали удивительной слаженностью и целесообразностью.

Наконец могила, достаточная для помещения в ней всех тескомовцев, была выкопана, всех четверых положили плотно и на бок. В другом положении они не умещались в яме.

Камрат знал, что при похоронах людей исполняется какой-то ритуал, но он не представлял ни его содержания, ни внешнего проявления. Ему хотелось хотя бы что-то сказать прежде, чем убитые будут засыпаны землёй. Все его знания о подобного рода обрядах основывались на бабкиных рассказах. Он (имярек) положил его (имярека) иссечённое в битве тело в могилу и сказал слова прощания. Скупые слёзы упали и смешались с кровью… Или. На его могиле каждый сказал своё слово…

Уходя с места побоища между тескомовцами, команда оставила тела павших не погребёнными, и Камрат не смог узнать что-либо нового для себя от взрослых людей. Говорить же слова прощания тескомовцам, которые сами напали на них, он не хотел, да и прощаться можно только с теми, кого хорошо знаешь.

– Положите с ними их оружие, – попросил он друзей-путров.

– Два меча взяли себе кравели. Те, что полегче, – пояснил вездесущий Ф”ент. – А два других можно.

– И каски тоже, – добавил Камрат.

– Само собою, – понял его по-иному выродок, – чтобы никаких следов не оставалось.

Камрат не стал спорить, он подозвал К”ньеца.

– К”ньюша, я знаю… Нет, я не знаю как раз… Что говорят или делают, когда хоронят разумных?

– У людей?

Камрат непонимающе посмотрел на хопса.

– Разве это важно? Мне кажется, у всех разумных есть что-то одинаковое. Путры так давно живут с людьми и столько у них переняли, что… Или нет? Что ты знаешь о людях?

– Я видел, как люди бросают в могилу при похоронах землю руками. Берут немного в горсть и бросают на тела мертвых. До этого или при этом говорят слова о разлуке и о встрече в будущем. Правда, я не знаю, почему они говорят о такой встрече. Да, некоторые плачут… Я лишь однажды всё это видел, да и то со стороны. Люди не любят, когда путры бывают на их кладбищах. Ты знаешь, что такое кладбище?

– Знаю, но у нас в Керпосе его давно закрыли. А что делаете вы, когда хороните?

– У нас считается, что Всемогущий Биолог отнимает у умершего только разум, чтобы передать его другому, нарождающемуся хику. Поэтому желают умершему хорошего нового тела, мужского или женского, как того захотел ещё при жизни хик. Потом старое или умерщвлённое иными причинами тело закапывают так глубоко, чтобы оно не смогло опять вернуться к жизни, ибо возвращённые не имеют разума, а лишь оболочку, и совершают неразумные поступки. Их стараются сразу убить, а потом сжечь.

– А у нас, – подвернулся Ф”ент со своими сведениями, – желают умершему в новой жизни быть старейшиной клана и чтобы у него было богатое потомство.

– Тогда… пусть… и для них… всё это сбудется, – спотыкаясь на каждом слове, словно с трудом вспоминая каждое из них, проговорил Камрат. Помолчал и связно продолжил: – Только пусть они в новой своей жизни уже не будут тескомовцами, а обычными людьми, горожанами. Я правильно сказал? – повернулся он к К”ньецу.

– Да. Люди почти так говорят.

– Хорошо сказал, – подтвердил Ф”ент.

– Давайте теперь бросим в могилу по горсти земли.

Земля, перетертая кравелями, показалась Камрату мягкой, она была чуть влажной и пачкала руки.

Ф”ента позвали на переговоры кролики, он подошёл к ним и тут же вернулся со сконфуженным видом.

– Что случилось? – насторожился мальчик.

– Да ну их! Они предлагают закопать и наших людей… Нет, нет! Что ты, малыш. Я, конечно, отказался. Но они нас не понимают. Они просто считают, что нам без них будет проще и легче идти по своим делам. Я их не оправдываю, – сам стал оправдываться выродок, словно его кто-то обвиняет. – Они бы так и поступили, будь Харан и Клоуда с ними. Закопали, и всё.

– Так от их гурта скоро ничего не останется, – предположил К”ньец, – если живых закапывать будут.

– Меня не это удивляет, – сказал Ф”ент. – Они сами нам это предложили без нашей просьбы.

– И что? Это что-нибудь меняет?

– Кто их знает, малыш.

– Ты считаешь, нам не удастся договориться с ними о переноске Харана и Клоуды через дорогу?

– Пока ничего не считаю. Посмотрим ещё. Они сейчас сказали, а чуть позже о сказанном забудут. И потом, у них один говорит, а другие его не слушают, а думают совсем об ином. Так что, давайте, подождем, пока они не закончат с погребением.

Мальчик и выродки долго стояли и смотрели, как кролики, используя передние конечности, легко управлялись с землёй, аккуратно закапывал трупы. Заметен был навык проведения погребений. Они заровняли место захоронения и сверху положили кусочки дёрна. Маскировки особой не получилось, наблюдательный взор сразу бы определил, что в этом месте копали, а потом пытались скрыть следы. Но придёт лето и на могиле вырастет трава, и уже к осени никто, даже наткнувшись на небольшое всхолмление, не подумает, что под этим бугорком лежат четыре человека, погибшие в схватке, в которой они должны были победить, но не победили, а сами были побеждены.

Пока с десяток кравелей занимались последними штрихами камуфляжа, Ф”ент уже вёл переговоры с другой группой кроликов. Тактика его взаимоотношений с ними строилась на рыхлой не устоявшейся иерархической структуре гурта. Гурт кравелей, недавно вобравший в себя особей разных возрастов, занятий и взглядов, переживший распад клана и разорванные семейные узы, ещё по-настоящему не сформировался в монолитное объединение с жёсткой соподчиненностью по вертикали, с новыми законами бытия, необходимое для существования гурта. В нём ещё преобладали клановые уложения с расплывчатыми горизонтальными связями и групповыми интересами. Ф”ент все эти особенности взаимоотношений в гурте понял при проведении первых переговоров Свима с кравелями и теперь использовал их для нужд оставшейся команды.

Пока что ему такая тактика удавалась.

– Они согласны, – закончив переговоры, Ф”ент вернулся к мальчику и, замявшись, добавил: – Только они просили за это подарить им твой нож, малыш. Понимаешь, они считают, что он, побывав в таких умелых руках, как твои, принесёт им удачу. Правда, так и сказали.

Ф”ент стоял, ожидая ответа мальчика.

Камрат соображал. Отдавать нож было жалко, он к нему уже приноровился. К тому же в бою, если он опять случиться, снова придётся действовать одной рукой, что неудобно. Но и отказываться от помощи он не мог. Нож – что? Его можно будет где-нибудь раздобыть, а вот кролики могут уйти и оставить их тут один на один с больными товарищами.

– Я им обещал, – поторопил его Ф”ент, но на всякий случай, чтобы не пострадать за превышение полномочий распоряжаться чужим имуществом, поджал хвост.

– Правильно сделал, – успокоил его Камрат и со вздохом подал ему оружие. – Раз он им так нужен, что ж… Мы пойдём прямо сейчас?

– Да, они уже готовы.

– Тогда, как любит говорить Свим, вперёд!

Благодаря стараниям Клоуды, у него была возможность хотя бы дышать, но он не мог шевельнуть и пальцем. Потом что-то случилось непонятное. Его вначале дёрнуло и потащило вместе с Клоудой по траве, затем оторвало от земли. Клоуда цеплялась за него и что-то надрывно кричала. Она сорвалась с большой высоты и полетела вниз. Он слышал, как в месте её падения трещат кусты, старался ухитриться посмотреть, всё ли там закончилось благополучно для любимой женщины и не смог. Привязанный к гондоле поводком, он не имел никакой возможности ориентировать себя в пространстве. Его развернуло затылком к месту падения Клоуды, к тому же он висел почти вниз головой…

Мутные звезды!

Он, пожалуй, никогда в жизни не попадал в более безнадежную ситуацию, как это случилось с ним на этот раз. Неуправляемый шар может по воле ветров пролететь тысячи свиджей, нигде не опускаясь. Конечно, его могут перехватить где-нибудь над другой дорогой те же тескомовцы, если кто-то из них вдруг заметит бесхозный шар, улетающий в неизвестность. Однако почти неисполнимые надежды на такой исход не могли служить ему утешением. Не выловят его – он найдёт ужасную смерть от жажды, прилива крови в голову, задохнётся. А упадёт где-нибудь шар, то не избежать нападения диких – для них сеть не послужит помехой. Попасть в руки Тескома – тоже не перспектива, хотя, если у них и придётся умереть, то по-иному, правильнее, что ли.

Впрочем, зачем они набросили на него липучку? Взять живым, так для чего он им?..

Земля стремительно удалялось, деревья помельчали, стали выглядеть кряжистее, а лента дороги сузилась до нити.

Всё?! Единственное, что сейчас мог Свим, так это только думать. Холодок неотвратимости и безысходности окостенел его существо сильнее липучки. Сеть сковала его тело, теперь же он чувствовал, как от страха и безразличной покорности судьбе в нём умирает каждая клетка, каждый нерв.

Звук рыдания, вне его воли, вырвался из груди…

Но что это? Кто-то дёрнул за поводок или ему показалось? Опять дернул…

– Эй-эй! – закричал он так, на сколько хватило сил и воздуха в сжатой сетью груди.

– Сим-би-би… – Кто-то отозвался как будто.

Свим задёргался в путах, понимая, что тем сильнее сам себя пеленает. Приходилось терпеть, лишь бы там, в гондоле, кто-то заметил его в таком состоянии. Или там тескомовцы? Но и они должны знать пределы возможностей человека, попавшего в липучку. Долго он в ней пробыть не может. Его стянет до невозможности дышать или перетянет члены до их выхода из строя. Зачем он им такой?

– Тяни! – задыхаясь, прокричал он.

Ему казалось, что его не слышат. И промедли они там ещё минт-другой, он не выдержит и умрёт.

– Тяни-и!

Кончик липучей ленты, отрезанный Клоудой, мотнулся и зацепил верхнюю губу, Свим вообще лишился возможности что-либо кричать или просто говорить. В пору лишь замычать.

Но это случилось!

Он почувствовал вращение, и ему стало ясно, что его подтягивают к гондоле. Так и есть! Ноги упёрлись во что-то твёрдое. Он расслышал сквозь шум в голове:

– Свим, ты жив?

– Мм… – выдавил Свим, узнавая торна.

Не менее двух прауз Сестерций, осторожно орудуя мечом, высвобождал голову и руки Свима из паутины липучки. Как только Свим получил возможность говорить, он попросил торна поискать в гондоле растворитель, позволяющий быстро снять сеть. Сестерций только развел руками, показывая полную пустоту гондолы, в ней не нашлось и соринки.

– Как же они собирались меня из неё вынимать? – озадачился Свим и, покачав головой, проговорил: – Значит, даже не собирались. Либо удавили бы сетью, либо сбросили бы меня в ней с высоты. Тескомовцы после раскола звереют не по дням, а по минтам. Сеют смерть, не разбираясь: свои или чужие.

– Люди! – одним словом торн выразил своё отношение к выводу дурба.

– Да, люди, – подтвердил Свим. – Но потерявшие веру в организацию, которой отдали свою жизнь, в себя, потому это исчез смысл этой жизни, ведь Теском не сборище убийц, но система для поддержания порядка в бандеке. Чтобы не исчезла связь между городами, и необходимые товары доставлялись вовремя и в нужном количестве. Чтобы разумные могли беспрепятственно передвигаться по дорогам без страха быть убитым, изувеченным или ограбленным. Не было бы Тескома – была бы какая-то другая организация подобного рода, как в других бандеках.

– Ты мне рассказываешь о значении Тескома, будто я сам этого не знаю. Но Теском – это люди. Только люди! – Сестерций дёрнул головой. – Люди любят говорить о равенстве разумных, но в городах разумные-нелюди горожанами становятся не всегда. В некоторых городах они живут в гетто. А разумные без людей редко причиняют кому-то вред. Гурт разумных может, конечно, что-то натворить. С другим гуртом схватиться на ножах или причинить вред какому-нибудь клану, попавшемуся на пути его движения. Что там ещё они могут?.. Но банды разумные не создают. Во главе их всегда стоят люди. Только люди могли придумать такую пакость, как эта липучка или воздушный шар.

– Да-а, Сестерций. Я давно заметил, не любишь ты людей, а?

К этому времени они работали вдвоём, отрывая по кусочку липучей сети от кожи и одежды Свима, а потом мучительно долго избавлялись от них, прилипших к пальцам. Приходилось прокатывать в шарики налипшее, лишь после того от них можно было отделаться, высовывая руки за борт гондолы и цепляя их к ней с внешней стороны. Нудная и кропотливая работа.

– Почему ты так думаешь? – спросил торн, выслушав реплику Свима.

– А как же я должен думать после того, что ты здесь наговорил о них? О людях. Да и раньше ты не очень-то нас, людей, жаловал.

– Нет, Свим. Мы, торны, любить или не любить, как это бывает у людей, не можем. И это правильно. Мы – торны. Правда, и среди нас бывают исключения. Я тебе уже рассказывал о нашем славном роде Огариев. И говорил, что в нём были предками и обычные разумные, возможно, что и люди. Об одном таком человеке, который…

«Понесло его про Огария и его род, – подумал Свим, – теперь ничего приличного не скажет».

– Всё, хватит! – решительно заявил он, поскольку руки и ноги были высвобождены. То, что осталось на спине, рукавах и сапогах, он оставлял до лучших времен, да и сама одежда со временем потихоньку справится с инородным телом. – Надо нам, Сестерций, возвращаться назад, ближе к дороге. Там где-то наши…

Он поднялся во весь рост в гондоле, осматривая панораму, развернувшейся под ним части Диких Земель.

Шар летел на высоте не меньше полу свиджа. Было много прохладнее, чем внизу, когда они отдыхали на опушке, хотя Свим всё это время больше потел, чем мёрз. Ветер, гонящий шар, по-видимому, был слабым. Внизу серое полотно мелколесья оставалось практически неизменным в деталях, скрашиваемых атмосферной дымкой. Полотно кое-где было заштопано озерцами, прошито кривыми узорами русел речек и местами подмочено более тёмными колками перелесков. На самом пределе видимости сквозь штору аэрозолей просматривалась дорога Перток – Фост, хотя Свим не был полностью уверен, что это она.

– Та-ак! Будем снижаться, – заявил он и пытливо посмотрел на торна. – Кстати, ты, Сестерций, надеюсь, знаешь, как это делается?

– Что это? – дёрнул головой торн.

– Ну-у… Как снижаться, например, как вообще управлять шаром?

Сестерция вопросы Свима явно ввергли в замешательство. Вокруг него стала разгораться огненная аура.

– Откуда мне знать? – наконец, сказал он. – Мы, торны, считаем шары ненужными, а потому…

– Но-о…

– Я потому тебя сразу не поднимал в гондолу, что надеялся снизиться вначале, а уж потом, на земле, заниматься тобой. Скажу честно, я так и не понял, как это люди додумались летать по воздуху и как тут всё делается. Здесь же ничего для этого нет.

– Да-а… Хотя ты, конечно, не прав. Кое-что здесь есть, но я ведь тоже не знаю, как снижаться.

– Как же так? – торн стал окутываться более яркой аурой. – Ты же рассказывал, что вы летели на шаре от тескомовского тростера, и ты был всё время с Клоудой. И мне казалось…

– Ты тогда меня не так понял, – поспешил оправдаться Свим. – Да, я был всё время полёта с Клоудой, но меня тогда не интересовало, как шар управляется. Меня занимала сама Клоуда… Впрочем, я знаю, что вот эти кнопки… вот эти… – он повёл пальцами, как будто что-то передвинул, – это управление, и они могут включать и выключать глаудеры. – Уверенности в сказанном у Свима не было. Но он более категорично заявил: – Они могут заставить шар лететь даже против ветра. Так вот…

Свим потянул движок на одном из вечных двигателей. Гондола дрогнула и стала разворачиваться вокруг своего центра. Всё быстрее и быстрее. Свим поторопился вернуть движок в прежнее состояние.

– Во! Видел? – бодро проговорил он, одобряя свои действия, и показывал торну, что у них что-то получается.

– Интересно, – не меняя интонации голоса, прокомментировал успех Свима торн. – Мы можем вернуться к дороге. А потом?

– Теперь надо узнать, как на этом проклятом шаре снижаются.

Свим поискал что-нибудь похожее на рычаги, кнопки или ползунки, позволявшие воздействовать на подъемную способность шара. Ничего не нашел.

– Я тоже искал, – утешил его Сестерций.

– Подожди!

Свим напряг свою память, пытаясь вспомнить, что же такое делала Клоуда, когда они совершали посадку? Однако все его потуги остались тщетными. Он тогда даже не видел, что она там делала и что приводила в действие из-за наступившей темноты и от необходимости поиска подходящей площадки для приземления. Он ей просто сказал о снижении, и шар стал снижаться.

– Да что же это такое? – возмутился он самому себе на себя самого.

Свим ругался, поминал Край, мутные звёзды и збун, елозил в гондоле туда и сюда, оттого она опасно раскачивалась, норовя сбросить новый, такой неусидчивый, экипаж.

Торн долго со спокойствием, присущим биороботам, наблюдал за ним, его аура обесцветилась, туманя небольшим облачком только верхнюю часть головы.

– Люди, – сопровождал он метания Свима.

– Именно, люди, а не такие чурбаны, как вы, – огрызался Свим. – Чего стоишь истуканом? Мог бы своим компом пошевелить, чем упрекать людей!

– Вот что, Свим, – решил прервать Сестерций суматошные поиски человеком того, чего, по его мнению, в гондоле не существовало. – Сначала давай включим глаудеры так, чтобы они нас приблизили к дороге. Там наши друзья. Ты знаешь, я не уверен, что у них там всё закончилось миром, но возвращаться надо и надо их отыскать. В полёте будем выискивать способ, как опуститься вниз. А не найдём, так продырявим этот пузырь мечами.

– Тоже метод, – согласился Свим. – Тебе чаще надо напоминать, чтобы ты шевелил своими искусственными мозгами… Всё, всё! Никаких Акараков!.. Возвращаемся.

Однако не так-то просто было отрегулировать тягу глаудеров, чтобы она была у них одинаковой. На взгляд дилетанта – проще простого, казалось бы, установить ползунки, определяющие силу тяги вечных двигателей, так, чтобы лететь себе в нужном направлении. Именно так делала Клоуда, это Свим помнил точно. Она почти небрежно касалась их пальцами, и шар летел по прямой, а при поворотах – опять легкое касание к нужному глаудеру, и шар послушно менял направление движения.

Оказалось всё не так примитивно, как думалось. Сколько ни пытался Свим уравнять тягу, всё равно один из двигателей тянул чуть сильнее, и шар то заносило и отворачивало от того направления, которое было выбрано, то вообще начинало раскручивать на одном месте. О поисках каких-то приспособлений, снижающих шар, Свим даже не мог думать, было не до того, чтобы думать – руки от напряжения вспотели.

Ну вот, как будто уравнял, так нет, оказывается! Шар поплыл куда-то в сторону по плавной дуге.

– Влево уходим! – кричит торн, и Свим чуть-чуть, самую малость, убавляет тягу правого двигателя, а торн теперь предупреждает: – Уходим направо!

Так и летели.

Утешало одно – летели к дороге довольно быстро, её участки вскоре стали различимы явственно – они выделялись красновато-матовыми узкими полосами на фоне серо-зеленоватой лесостепи. К сожалению, невольные воздухоплаватели никакого понятия не имели, хотя бы приблизительного, какой из этих видимых участков ближе всего находится к рощице, где в критическом положении остались их друзья один на один с тескомовцами. Свима терзали мысли о них, спасительно сбиваемые необходимостью управлять полетом шара. Но снова и снова перед ним воскресала картина падении Клоуды, когда он ничем не мог ей помочь…

– Пора бы начать снижение, – Свим с надеждой посмотрел на Сестерция, вдруг тот что-нибудь придумал своими полу искусственными мозгами, пока сам Свим сражался с капризными глаудерами?

Торн весь их путь сидел, словно в полузабытьи, лишь подавая сигналы об отклонениях от маршрута, как если бы насущные вопросы, необходимость решения которых подстёгивала их постоянно, его не касались.

– Да, конечно, – спокойно отозвался он на призыв Свима и вынул из ножен меч.

Дурб разочарованно проследил за действиями Сестерция. Он понял: ничего нового торн не придумал, кроме как рубить оболочку шара, благо она уступала отточенному мелерону, так что мечом её можно било резать и рубить. Другое дело –где рубить? Можно было ткнуть мечом снизу, стоя в гондоле – до оболочки не трудно дотянуться даже рукой, а мечом и подавно. Другой вариант осуществлялся сложнее, зато результат мог быть более верным. Для этого следовало взобраться по стропам повыше и сделать отверстие в оболочке где-нибудь сбоку, чтобы газ из неё выходил быстрее. Впрочем, как себя поведёт шар, после того как будет нарушена его герметичность снизу, сбоку или ещё в каком месте, пассажиры гондолы не имели никакого представления, кроме того, что камнем вниз падать не хотелось, но и процесс спуска на землю затягивать не имело смысла.

Свим остановил глаудеры далеко от дороги. Там должны были летать на более низкой по сравнению с ними высоте другие тескомовские шары. Как знать, возможно, они уже ищут пропажу. Правда, усиленный осмотр местности таких шаров не показал, что было хорошим признаком, если, конечно, они сейчас находились где-то вблизи места их невольного старта.

– Начнём? – обратился Свим к торну, замершему с мечом в руках. Тот ответил невозмутимым взглядом мерцающих синеватыми огоньками глаз, словно там, за радужкой, загоралось и затухало открытое пламя. – Истукан, и только, – буркнул себе под нос Свим, посмотрев на застывшего в готовности выполнить его команду Сестерция. – Тогда начнём. Будем рубить снизу, – проинструктировал он торна. – Там какой-то газ. Он легче воздуха и поднимает шар с нами. Дыра внизу не даст ему сразу вытечь, и мы постепенно опустимся, а не рухнем камнем вниз. Понял?

– Я это сам всё знаю, – гордо проговорил торн и полоснул оболочку настолько, насколько хватило замаха его руки с мечом.

Разрез почти в бермет длиной с шипением разошёлся. На разумных пахнуло гнилым, до тошноты, отвратительным запахом.

– Фу ты! – закашлялся и отвернулся, насколько позволяли размеры гондолы, Свим, едва продышавшись после глотка газа, наполнявшего шар. – Во, пакость-то!

– Сложный состав, – скрупулёзно проанализировав газовые составляющие, заявил важно Сестерций. – Не менее шести компонентов. Думаю…

– Оставь! Мы опускаемся?

Торн взял визир и доложил:

– Мы опускаемся, но слишком медленно. Бермет на десятую минта. Надо увеличить площадь истечения газа.

Свим подумал.

– Не торопись. Газ ещё выходит. Ну и запашок! Кто его только делает таким?

– Тайна Тескома. Кто, где, как – никто не знает.

– Может быть, тайна, а может быть, и нет. Делают его в Сеперте. Город снабжает этим газом практически все бандеки на Земле. Ещё, якобы, осталось где-то в мире подобное производство, но оно значительно уступает по объёму выпускаемого газа. А вот как делается? Думаю, даже в самом Сеперте никто не знает, так как никто не решается что-либо посмотреть или ковырнуть в этом древнем комплексе. Копнёшь, а газ перестанет появляться.

Пока они обсуждали производство газа, его шипение от истечения из разреза иссякло. Но опускался шар едва заметно. Можно было бы подождать, однако невольным воздухоплавателям всё время приходилось помнить о щекотливости своего положения. Воздушный шар – штука заметная на громадной площади Диких Земель. Множество посторонних глаз могут его видеть и проследить за его снижением. И не известно, чьи это будут глаза: друзей или врагов? Вернее всего – врагов. Свиму задыхаться в липучке ещё раз не хотелось. Потому, чем меньше они с торном будут находиться в гондоле шара или рядом с ним, тем больше у них шансов избежать новой встречи с тескомовцами или с какой-нибудь бандой.

– Руби! – решительно распорядился Свим, отворачиваясь от возможной струи вонючего газа.

Торн только и ждал команды человека, он от души размахнулся мечом и сделал свежий прорез в оболочке – накрест первому. Газ вновь стал выходить, но немного. Если спуск и ускорился, то незначительно, чтобы удовлетворить потребности экипажа.

– Так мы до вечера не опустимся, – посетовал Свим. – Надо нам… Он удивленно замер, почувствовав, как всё его нутро поднимается к горлу.

Падение шара началось неожиданно.

– Э-э, да мы… – растерянно протянул Свим. – Мы же падаем!

– Да, градиент изменения нашего ускорения к земле резко возрос, – важно проговорил Сестерций. – Мы ускоряемся и ускоряемся. К земле мы приблизимся со скоростью брошенного камня. Не знаю, как в таких случаях происходит с людьми, а мы, торны такой скорости падения не выдерживаем…

– Люди тоже, – машинально ответил Свим, лихорадочно перебирая в уме варианты спасения от новой напасти.

Тем временем торн продолжал, не заметив высказывания человека:

– …у нас выходят из строя некоторые важные органы, после чего торн становится неспособным к клонированию, теряет управление над аурой…

– Заткнись! – безумным криком оборвал Свим монолог торна. – Что ты несёшь? Что делать будем?

– А что? У меня нет точки опоры…

– Какой ещё точки опоры? – опешил Свим и подозрительно посмотрел на торна.

Похоже, он ещё до падения и удара о землю уже потерял контроль не только над аурой.

– Чтобы остановить наше падение, – пояснил Сестерций. – Иных способов не вижу. Падает шар, падаем мы.

– Думать надо! Зачем тебе мозги вставили? Чтобы думать… – Свим говорил, а сам лихорадочно перебирал приемлемые способы, которые смогут, если не устранить их падение, то хотя бы смягчить его последствия.

Можно вырубить мечом один из глаудеров и направить его тягу кверху, облегчая массу груза, подвешенного к шару… Он тут же вспомнил, сколько времени они провозились в прошлый раз, отделяя вечные двигатели, и отбросил эту мысль – не успеть.

Попытаться до касания гондолой земли сильно подпрыгнуть, гася таким образом хотя бы частично скорость встречи с поверхностью земли… Но это как же надо оттолкнуться? С какой силой, чтобы… Да и хватит ли этой силы так оттолкнуться и не переломать себе после этого ноги?

Сломанные ноги, что может быть страшнее в их положении посередине Диких Земель? Ничуть не лучше смерти в липучке…

А что если отрубить стропы, поддерживающие гондолу?.. Она весит немало, без неё шар хотя бы на некоторое время замедлит своё стремительное движение вниз. Потом, пока наберёт новую скорость падения, к земле будет ближе и можно надеяться, что и сама скорость станет значительно меньше теперешней. Самим же повиснуть на оставшихся концах строп…

Точно, он как-то слышал о таком. Тескомовцы вот так же сбросили гондолу, когда шар вдруг стал выпускать газ при повреждении оболочки, и спаслись. Да, да, кто-то рассказывал.

В двух словах Свим объяснил торну детали предстоящих действий. Сестерций, если и засомневался, как показалось Свиму, но разве можно по его лицу – носту – что-либо прочесть?

– Восемь строп, каждому по четыре, – распределил Свим предстоящую работу.

– Когда начнём? – изготовился торн.

– Сейчас же. Рубим!.. Нет, постой!.. Давно бы надо было подумать об этом. Просто так нам на стропах не удержаться, надо привязываться, а уж потом… Помоги!

Свим с помощью торна едва смог размотать покрытую липучкой текелевую веревку. Привязал её за две стропы, идущие к разным бортам гондолы; длины верёвки хватало с лихвой.

Глянув через борт, Свим ахнул – земля стремительно надвигалась, до неё было рукой подать – не больше ста берметов.

– Рубим! – выкрикнул он и остервенело набросился с мечом на ближайшую стропу.

Стропа в толщину не больше десятка вместе сложенных волос издала густой звук и не поддалась, продолжая надёжно удерживать гондолу. Свим в отчаянии наносил по ней удар за ударом и добился лишь нескольких басовитых однообразных нот.

– Ты ее не руби, а режь! – подсказал торн, справившийся уже с двумя стропами. – Смотри как!

Свим, обругав себя, заспешил, а земля была уже почти рядом: не надо было заглядывать через борт, её можно было видеть уже с высоты роста человека. Наконец, он справился с одной стропой… Тонко тенькнула вторая перерезанная стропа… Земля в десятке берметов… Три стропы взлетели вверх от встречного ветра… Четвертая!

Гондола даже не произвела звука падения, так как стропы высвободили её в полу бермете от поверхности земли, густо покрытой прошлогодней травой. Шар резко дёрнулся вверх, человек и торн двумя маленькими грузами повисли на нём. Шар подскочил почти на два кантора и плавно поплыл по ветру. Стал медленно снижаться.

Следовало отвязаться от строп с тем, чтобы вовремя спрыгнуть и оставить шар самому себе, но узлы, добротно завязанные Свимом, оказались слишком далеко от путешественников, и они не могли до них дотянуться. Их ноги коснулись земли, они вынуждены были побежать за шаром, подгоняемым небольшим ветерком и инерцией. Вскоре и он зашуршал по сухой траве и стал катиться, наворачивая на себя стропы и привязанных к ним разумных.

Свим почувствовал, как его потянуло вверх, он совершил головокружительное сальто, потом последовал сильный удар о грунт и… он потерял сознание.

Глава 39

Ночь начиналась ужасно.

Солнце скрылось за горизонтом, полыхнув огненно-красным окрасом на полнеба. Округа словно вспыхнула на мгновение и превратилась в призрачный мир странных теней, окантованных четкими кровавыми тончайшими линиями. И тут же всё померкло, стушевалось до серой обыденности. Стало быстро темнеть. Окружающее пространство стремительно сужалось, словно стремилось превратиться в одну точку, эпицентром которой был Камрат.

Мальчик сидел в позе человека, замерзающего на пронзительном морозном ветру. Он крепко обхватил колени руками, и неотрывно смотрел на распростертые перед ним неподвижные тела Харана и Клоуды. Рваные раны на лице Харана, обработанные со всей тщательностью кравелями, запеклись кровавыми бороздами – следы от боевой рукавицы тескомовца, оснащённой шипами, отчего лицо врача больше походило на маску, надеваемую на празднике, посвященным Всем Разумным. Кравели, лечившие не слишком долго раны Харана, единодушно заверили об их незначительности, сказав, что даже шрамов не останется и, мол, неприлично голая личина человека не будет отличаться от прежней. Сейчас, глядя на изуродованное лицо Харана, в такой исход трудно было поверить.

Клоуда же спала и на её кругловатом с ямочками лице как будто блуждала улыбка, хотя кролики нашли состояние женщины значительно серьезнее, чем у Харана, определив переломы рёбер в правой части тела и сотрясение мозга. С последним они справились быстро: помяли ей голову своими мягкими передними конечностями, словно большой ком глины, и без труда приоткрыв ей рот, влили в него несколько капель какой-то жидкости. А с переломами провозились почти до вечера. Они делали ей массаж в области удара, приведшего к переломам. Делали они его по очереди – каждый кролик манипулировал над ней не более полу минта, потом они все прикладывались и переворачивали её, и опять массажировали. Сказали: пусть остережётся пока делать резкие движения хотя бы дня три и не ложиться на этот бок.

Кравели, облепив людей со всех сторон, осторожно перенесли их через дорогу, положили здесь и ушли, оставив мальчика и двух выродков на ночь. На ночь без Свима, с двумя людьми, то ли спящими, то ли находящимися без сознания, с раненым хопсом и трусливым Ф”ентом. Себя Камрат в расчёт не брал, потому что как единственный здоровый человек он сейчас возглавлял команду Свима и был в ответе за всех.

За последние несколько прауз, со времени исчезновения Свима, у Камрата произошла полная переоценка многих представлений, начинающих складываться у него после выхода из Керпоса. Он совершенно по-другому стал смотреть на предпринятое путешествие из города в город. Тот восторг, который охватывал его ещё три дня назад, сейчас померк.

Тогда жизнь на приволье казалась ему несказанным счастьем и неким благом, подаренным судьбой. Не без изъянов, конечно, но – благом. Мало того, ему казалось – вот смысл жизни: свобода, свершение желаний.

Что может быть прекраснее?

Но сейчас он, в одночасье будто повзрослев, проанализировал всё, что сопровождало его в дороге, и с удивлением для себя открыл бездну превратностей такой жизни. Его пронзило щемящее чувство понимания всех её негативных сторон – неустроенность быта, случайная еда, отсутствие общения с людьми, ожидание опасности на каждом шагу…

Впрочем, не этот перечень отрицательных черт дорожного бытия вызывал у мальчика тупую тоску. Его жёстко терзало открытие того, что он стал убийцей себе подобных.

Да, убийцей! Иначе он не мог себя назвать.

И всё происходило как будто по необходимости. Ввязавшись в драку с бандой Хлена, а потом, при нападении на них во время обеденного отдыха выродков с выжившим из ума вождём-человеком, он убивал и считал произошедшее благодеянием. А как же! Защищал себя и друзей. И в схватке с арнахами – то же самое и сверх того, так как освобождал людей из плена существ, питающихся их сознанием…

Всё так, и не так.

Дневная встреча с тескомовцами полностью выбила из-под ног основание правоты убивать, по каким бы мотивам это не происходило…

Здесь мысли его путались, разбегались от желания понять, что же собственно происходит вокруг него, команды Свима, между тескомовцами, между всеми людьми?

Конечно, можно честно признаться себе о своей неправоте, ибо убийство – самая страшная неправота, она претит, и он готов раскаяться и больше никогда, ни при каких условиях не делать этого. Однако сегодня на них напали с явным намерением убить людей и выродков другие люди, а потому пришлось отвечать тем же.

Как тут не растеряться мальчику, готовому дать обет не убивать, когда кто-то задался целью убить его самого и его спутников? А до того и бабку Калею.

При воспоминании о захоронении тескомовцев Камрата охватывало холодом. Четверо здоровых мужчин не просто исчезли из списка живых, они перестали вообще существовать на поверхности земли. И теперь никто никогда не узнает, куда они подевались, где их останки, что случилось с ними, так как он никогда никому не расскажет о том ужасе, который пережил при виде неровного холмика на месте захоронения.

Не скажет он, промолчат выродки, забудут кравели…

Бабка Калея иногда говорила внуку о вражде разумных и особенно людей против себе подобных, но, как оказалось, она умолчала самое существенное о такой вражде, о её неизбежном итоге и о тех мучениях победителя, которые он испытывает после совершения убийства или ранения противника, кто бы тот ни был.

Как же случилось, – задавал мальчик неразрешимый для него вопрос, – что он, только-только став на тропу свободной жизни, так было понравившейся ему, окунулся в такой, оказывается, страшный мир, мир сплошных убийств?

Или мир вообще так устроен, что нельзя пройти и пятидесяти свиджей, чтобы на тебя кто-то не стал бы охотиться?

Но если это так, то люди сами перебьют свой собственный вид быстрее, чем разгневанная природа сведёт условия жизни для человека на нет. А ведь все сетуют на природу. Она, и только она, о том неоднократно говорила Калея, якобы, загнала людей в города-резервации, влияет на их генетический код и рождает уродов, от которых приходится избавляться, иначе род людской уже бы выпал из разряда разумных и пополнил бы ряды диких. Может быть, так оно и есть, но природа слепа, она не ведает, что творит, а человек-то разумен!

Как же нам выжить, даже отсиживаясь в городах, если кто-то приходит среди ночи и кричит:

– Бабку надо убить сразу?!.

Из предосторожности костёр не разжигали. Камрат темноты не замечал, каким-то внутренним взглядом он, даже не поворачивая головы, видел до последней чёрточки лежащих перед ним людей, трясущегося от холода и страха Ф”ента, готового улизнуть куда угодно, случись что здесь, и хопса, засыпающего от усталости и вздрагивающего от каждого шороха.

Ночь уже полностью вступала в свои права. Камрат зашевелился, и мысли, тупящие мозг, отхлынули, уступив место другим, более насущным заботам.

«Где-то сейчас Свим, если он жив?» – подумал с грустью мальчик и вздохнул.

Хотелось верить, что жив, порукой тому было утверждение Ф”ента о торне, как будто также унесённого шаром вместе со Свимом. Сестерций мог помочь человеку.

Где они сейчас?

Камрат прислушался – ничто лишнее не нарушало ночные звуки – и вновь погрузился в полуявь путаных мыслей и размышлений.

– Вы, люди, даже падать по-настоящему не умеете.

– Почему это? – возмутился Свим заявлению торна, потирая ушибленное плечо.

Шар спустил большую часть газа и лежал громадной зеленой кляксой, подмяв под себя кустики и небольшие деревца. Свим и торн сидели рядом с ним, стеная от полученных тумаков во время приземления упавшего на землю шара.

Их обоих потрепало основательно. И, тем не менее, торн, только что пришедший в себя и похожий на помятую куклу, полвека провалявшуюся в каком-то заброшенном подземном складе хабулина, вдруг нагло заявляет о неумении людей падать по-настоящему. Что значит – по-настоящему – он не объяснил, однако Свиму всё равно такое заявление было неприятно, тем более что он пришёл в себя после падения прежде, чем Сестерций.

– Потому, – ответил на резонный вопрос Свима торн. – Ты только посмотри на себя, дурб. На кого ты похож? Выпачкан, глаз заплыл, из носа кровь течёт…

– Как кровь течёт? – Свим торопливо провёл тыльной стороной ладони под носом и увидел на ней красную полосу. – Да, течёт… Так что с того? Течёт и течёт. Перестанет. А вот где твоя красивая чалма, уважаемый торн? Мне сейчас противно смотреть на твой лысый комп, похожий на колено… толстой-претолстой женщины…

Сестерций, в мгновение окутавшийся холодно синей аурой, в панике схватился за голову, суетливо пробежал пальцами по чалме, которая всё также увенчивала его, и непонимающе уставился на человека.

Взгляд торна был таким, что Свим против воли стал оправдываться:

– Я пошутил. Что тут такого?

– Вот что, человек, с нами, торнами, так не шутят. Мы таких шуток не понимаем. Так что имей ввиду…

– А пошёл-ка ты? Знаешь куда? Самоделка несчастная. Тебе, конечно, неприятности людям можно высказывать, шутить, так сказать, а о твоей чалме – молчок. Так, что ли? Они, видите ли, шуток не понимают. Плохо, что не понимаете.

– О чалме, да! О ней мы шуток не понимаем.

Свим некоторое время с интересом изучал ност биоробота, стараясь догадаться, не разыгрывает ли тот его. Как будто нет. Свим озадаченно похмыкал.

– Тоже мне. Она что у вас, к голове приросла совсем что ли? Или атрибут, какой, вечный?

– Почему именно атрибут? – Сестерций явно расстроился незнанию людей таких простых вещей. – Люди, – прежде осуждающе посетовал он и пояснил: – Чалма у нас служит многоцелевой рассеивающей системой. Через неё сбрасывается лишняя теплота, лишние электрические разряды, смягчаются эмоции… Главное, последнее. Не будь на мне чалмы, у тебя уже прибавилось бы синяков. От меня.

– Даже так? Ничего себе откровения! Первый раз об этом слышу… – Свим виновато замялся. – Вот что, я совсем не хотел тебя обидеть, уважаемый Сестерций из рода Огариев.

– Люди!

Они посидели на земле несколько минтов, поглядывая друг на друга.

Свим, будь он среди людей, сейчас с удовольствием бы рассмеялся, чтобы стряхнуть пережитое и смехом поддержать себя и спутника, но, видя перед собой скучную физиономию торна, не лишенную достоинства и красоты, засомневался, стоит ли это делать? Сестерций явно не поймёт, подумает, что он чему-то радуется, а сам, поди, уже всё, что у него накопилось, через чалму из себя вытряхнул. Сидит вот, аурой балуется, она у него то посветлеет, то потемнеет, меняя окрас – становится голубой, жёлтой, розоватой, а то и ржавой на просвет. Впрочем, одёрнул себя Свим, может, он и не балуется, а производит какие-то манипуляции: организм свой настраивает или ещё что. Скажешь ему что-нибудь о его занятиях, он опять шутки не поймет. Н-да…

Свим почесал заросший подбородок и сказал:

– Раз уж мы можем с тобой обмениваться шутками… Но-но, удачны они или нет, другой вопрос. Я к тому, что мы с тобой уже сможем идти. Пока мы опускались, нас свиджа на два отнесло от дороги. И мы не долетели до неё свиджа три, а то и больше. Надо идти и искать. Кто-то же должен остаться в живых… Эх! Клоуда падала слишком с большой высоты, а вот малыша, может быть, выродки увели от глаз тескомовских долой.

Торн неторопливо поднялся на ноги, со всей тщательностью ощупал себя с ног до головы и важно произнёс:

– Люди!.. Люди, Свим, весьма забывчивые существа. И знаешь почему? А вот почему. Когда Акарак создавал Обезьяна…

– Ну, опять ты начал нести ахинею, – кисло заметил Свим.

Ему напоминания торна об Акараке стали уже надоедать, а тот наставительно продолжал:

– …то был под впечатлением одной торнетты, о забывчивости которой до сих пор сохранились легенды. Так вот, Акарак посчитал забавным именно таковым сделать и вашего первопредка. То есть Обезьяна.

– Тьфу, на тебя, Сестерций! Вы сами, торны, себе мозги набекрень поставили и теперь носитесь со сказками как некоторые, так называемые, религиозные люди и разумные со своими Священными Книгами, Писаниями, Откровениями и другим подобным бредом. Ты когда такое несёшь, неужели веришь сам в сказанную галиматью? И потом, ты сам забыл, что мне уже рассказывал то же самое совсем недавно. Ваш Акарак, ты говорил, и наш Обезьян были созданы оба. Они же братья, по сути дела, если верить твоей версии. А ты мне тут лепишь идиотские легенды!.. Ладно, у нас времени маловато. Смотри, солнце уже наполовину погрузилось под землю. Так что пошли, уважаемый потомок Акарака.

– И куда же ты пойдёшь, потомок забывчивого Обезьяна? Туда, или, может быть, вон туда?

– Что ты пристал? Ничего я не забыл. А пойдём сейчас к дороге, и будем искать.

– Люди! – Торн неторопливо снял свой заплечный мешок и вытащил из него небольшой кубик, похожий на тот, что был у Свима.

– А-а, – вспомнил Свим. – Ну и что?

– Вот потому я и говорю, что люди забывчивы. Ты после того, как нажал на эту сторону для пеленга на свой приемник, нажимал на неё ещё раз?

– Нет. Мне и в голову не приходило, что нужно было…

– И приёмник лежит у тебя в мешке?

– Да-а, – Свим стал догадываться, к чему ведёт торн свой дотошный допрос. Появилась надежда, но Свим не торопился поверить в невозможное, спросил осторожно: – Ты считаешь, что у нас есть способ выйти на него? И найти наших?

Торн многозначительно промолчал.

– Но вдруг он попал в чужие руки? – Предположил Свим. – Или даже наши взяли и нажали, совершенно случайно. Хотя бы из интереса.

– Не думаю. Для того чтобы выключить пеленгатор, надо нажать трижды. Не представляю, кто может до этого догадаться. Так что на твой вопрос отвечаю. Да, мы можем выйти на твой мешок или на сам пеленгатор, если он потерян, вынут, заброшен или у кого-то в кармане. Ты, вижу, доволен.

– Ха, доволен. Я восхищён тобой… Ну, так давай, нажимай! Что ты тянешь?.. Чтоб тебя збун проучил!

Демонстративно помедлив, торн нажал на кубик. В нём сдавленно пискнуло, словно провели чем-то твёрдым по стеклу, заставив Свима передёрнуться всем телом. Сестерций, однако, удовлетворительно кивнул компом и приложил кубик к уху, прослушивая неслышимое. Неслышимое для Свима, сам-то торн, по-видимому, что-то там прекрасно слышал и как бы соглашался со всем, часто кивая чему-то в такт услышанному.

– Ты, дурб, даже не представляешь, как близко находится твой пеленгатор или мешок, – неторопливо доложил торн и замолчал, выводя Свима из терпения.

– Ну, мутные звезды! Не тяни! Где?

Сестерций гордо вскинул голову. На него находила гордыня перед человеком, наконец-то, проявившему неподдельный интерес к его способности что-то сделать для их обоюдного блага. Его зеленоватые глаза, не мигая, в упор смотрели на Свима.

– Слушай, ты! Там, может быть, наша помощь нужна, а ты тут из себя что-то изображаешь. Что ты мне свою спесь демонстрируешь?

Свиму было невдомёк, что вспышка самолюбия у торна имела под собой непростую основу и не обычный каприз.

Сегодня, при падении в гондоле воздушного шара, с ним случилось то, чего он всегда боялся, тем более перед лицом Свима, который, похоже, ничего не заметил. Для себя Сестерций объяснил невнимание со стороны человека его незнанием некоторых возможностей торнов, сохраняемых втайне по клановым или личным соображениям.

Так, идеальная подвижность конечностей не показывалась из-за желания торнов во всём походить на людей. Имея дело с Сестерцием, можно было позабыть, и даже не знать, что у него колени и локти не настоящие, а лишь мимикрия. Привычка подражать людям заставляет их сгибать руки и ноги именно в известном месте и направлении; ладонь, не имеющая тыльной стороны и отличная от человеческой, сжимается в кулак так же, как у людей.

Особую и отличительную роль у биороботов играла периферийная система. Она непременно прикладывалась каждому клону торна, но не являлась его составляющей, а управлялась волевым воздействием через биотоки. В систему входили приспособления, устройства, всевозможные датчики – все, естественно, биологического происхождения, предназначенные для усиления мобильности и жизнестойкости биороботов. По-видимому, неведомые создатели торнов пытались обеспечить их способностями, какими не обладали сами: быстро, без сложных технических средств, передвигаться, точно фиксировать температуру окружающей среды, в любой момент знать суточное и календарное время, ориентироваться по магнитным линиям земли, усиливать зрение и другие штучки, которыми человек обделён природой.

К таким приспособлениям относились подвесные универсальные движители – пуджи, встроенные в вечные сапоги торнов. Пуджи, построенные как квазиантигравитационные вставки, подобно глаудерам, считались вечными и передавались от клона к клону. С ними могли справиться только биороботы, получая способность приподниматься на несколько сантиметров над опорой для ног и скользить или парить во взвешенном положении. Скорость движения при этом составляла десятки свиджей в праузу.

Таким образом, Сестерций мог воспользоваться движителями и не бояться падения с высоты. И даже помочь человеку, поддерживая его некоторое время.

Мог-то он мог, да не всегда. С первых мгновений своего создания Сестерций ощутил в себе одно неприятное качество – ему не всегда удавалось воздействовать на периферийную систему, в том числе и на пуджи. Так уж случилось с его клоном. За годы он смирился со своим своеобразным недугом, ведь могло быть и хуже. Некоторые клоны Огария и других предков клана Акарак страдали куда более обширным комплексом неполноценности по сравнению с его бессилием управлять периферийной системой согласно желанию.

Падая, Сестерций пытался привести пуджи в действие. Неудачная попытка справиться с ними и последующее не слишком мягкое приземление отрицательно сказались на психике торна. Ему требовалась какая-либо опора, чтобы самоутвердиться, почувствовать свою значимость и незаменимость. Потому-то так кстати оказалась просьба Свима, а его нетерпение получить как можно быстрее сведения от единственного источника, которым оказался торн, дали возможность Сестерцию скорее восстановить внутреннее равновесие. Зависимость человека от его способностей можно было сравнить с положительными эмоциями, что позволяло легче избавиться от неприятных ощущений, связанных с изъяном клонирования, через чалму или ауру.

Однако долго держать человека в неведении, тем более что это было связано с заботой о других людях, он опасался. И потому, что Свим – человек, и потому, что Сестерцию одному оставаться посередине Диких Земель не хотелось.

– Нам надо идти вот так, – торн развернулся и показал направление длинным пальцем. – Там, в пятнадцати свиджах и трёхстах двенадцати берметах, лежит твой мешок.

Свим ошалело и подозрительно посмотрел на Сестерция.

– Та-ак!.. Так уж и в трёхстах двенадцати? – усомнился он в точности, высказанной торном. – Опять шутишь?

– Какие шутки? – вскинул голову торн.

– Хорошо, хорошо, верю. Он неподвижен или движется? Это можно определить твоей… этой… штучкой?

– Мы их называем пеленгаторами. И подвижность другого пеленгатора можно определить. Твой неподвижен.

– Та-ак!.. И что это может означать, не говорит тебе твой пеленгатор?

– Всё, что угодно. Повторить?

– Не надо, уважаемый. Ты и так сделал невозможное, – искренне сказал Свим. – Нам, я считаю, пора выходить по твоему пеленгу.

Человек и торн, бросив последний взгляд на распластанный на земле воздушный шар, зашагали в сторону, определенную торном.

– Всё-таки далеко нас занесло, – посетовал Свим. – Мне представлялось, что нас свиджей на пять, не больше, отнесло. А пятнадцать… Многовато. Будем на месте только к полуночи. Или к утру.

– Не раньше, – согласился Сестерций. – Всё зависит от того, как будем идти, и какой будет дорога.

– Ты прав, уважаемый потомок Огариев.

– Да уж, – гордо вскинулся Сестерций. – Мы Огарии…

– Знаю! – оборвал его Свим. – Давай пойдём молча.

В полночь Харан сильно захрапел, выведя Камрата из полусонного состояния. Мальчик обрадовался. Это был первый звук, изданный врачом после схватки с тескомовцами.

Вскоре Харан проснулся. Темнота поразила его неожиданностью, потерял-то он сознание при солнечном свете. Он приложил руки к глазам и тут же одернул их, нащупав толстую корку от запёкшейся крови и жвачки кравелей.

– Эй! – робко позвал он. – Кто-нибудь… Кто здесь?.. Я ничего не вижу?..

– Я здесь, Харан! – отозвался мальчик, обрадованный его пробуждением и человеческим голосом, наконец-то раздавшимся в ночи. До того он слышал лишь визг, писк и рычание диких, вышедших на кормёжку и охоту. – Как ты себя чувствуешь?

– Мои глаза… Я ничего не вижу!

– Ты не видишь, потому что ночь. Посмотри на небо, там ты увидишь звёзды.

Харан притих на мгновения.

– Да, я вижу звёзды… Малыш, это ты?

– Я, Харан, я! – Камрат протянул руку и дотронулся плеча Харана.

Врач ухватился за неё как утопленник за спасительную веревку – обеими руками и накрепко.

– Ты один? Где остальные?

Камрат подробно рассказал ему всё, о чём знал сам и что услышал от Ф”ента. Харан молча слушал.

Бодрствующий Харан придал смелости и Ф”енту. До этого его не было видно и слышно. Мальчик даже подумал, не ушёл ли выродок от них совсем? А тут он вынырнул откуда-то из темноты и присоединился к разговору.

– Хорошо, что с тобой всё в порядке, – протявкал он, явно осторожничая, чтобы не привлекать внимания кого-либо из диких. – Как только женщина проснётся, нам надо будет сразу уйти подальше от дороги. По ней сейчас обычные разумные не ходят, а если ходят, то редко, да и то, наверное, банды. Зато я уже несколько раз чувствовал присутствие диких, тех, которые ходят стаей и нападают на путров и даже на людей.

– Не знаю таких, – запротестовал Харан.

– И хорошо, что не знаешь. Знакомство с ними обычно стоит жизни. Ты ведь и арнахов не знал.

– Ладно тебе нас пугать. Крупные животные среди диких когда-то, говорят, были, а сейчас дикие не больше кравелей. Или вот есть волки…

– И тупая собака, – добавил Камрат со знанием дела.

– Не-а. Тупая собака на людей не нападает, – уверенно произнёс Ф”ент. – Они для кошки страшны. А что до диких, то размеры здесь ни при чём. Чухраны, например, всего с ладонь человеческую, а как кровожадны! – Последнее слово выродок не проговорил, а громко пролаял, похоже, чухраны были известны ему не понаслышке. – Нападут когда, то их можно бить, рубить, пинать, расчленять на части, а они, даже издыхая, успевают отхватить кусок от живого существа. Если бы они не поедали друг друга, от них давно погибли бы все разумные, одни дикие остались бы, а может быть, и их не стало.

– Встречался я с чухранами, – как-то уныло признался Харан, словно смертельно устал только от их упоминания. – Но сами они не нападают, чаще нападают на них. Соблазняются неказистым и как будто беззащитным их видом. Вот тогда обидчику и достается…

Харан с Ф”ентом недолго поговорили, вспоминая слышанное или виденное о диких-людоедах, о тварях непотребных, расплодившихся в Диких Землях других бандек, о змеях величиной с иголку, о мухах весом в голову человека.

Особенно разговорился Ф”ент. Камрат слушал их, пока под успокоительное журчание слов не уснул. Он уснул, свалив, как ему казалось, весь груз забот на плечи взрослого человека – Харана.

Всё утро провели в ожидании, когда проснётся Клоуда, как предрекали кравели. Она же не просыпалась, хотя дыхание у неё было ровным, а Харан, измерив у неё пульс, потрогав конечности и проверив температуру тела, остался доволен её состоянием. Он пробовал её пробудить, но не настойчиво, громко называя по имени, легонько похлопывая по щекам.

В ответ Клоуда странно улыбалась во сне и – не просыпалась.

– Гипноз, – неуверенно предположил К”ньец. – Кравели наложили и просчитались по времени. Я так думаю.

– Возможно, – так же неуверенно согласился Харан, с удивлением рассматривая хопса; без уха тот выглядел незнакомо и странно – личина потеряла соразмерность.

Ближе к полудню над недалекой дорогой пролетел тескомовский шар, потом он вернулся и завис там, где вчера произошла трагическая встреча с тескомовцами.

– Ищут, – ни к кому не обращаясь, хрипло сказал Харан.

С его лица хлопьями опадала засохшая кровь и жвачка кроликов, кое-где оголяя розовые шрамы от боевой перчатки тескомовца.

– И могут прийти сюда, – скуля, Ф”ент уже поджал обрубок хвоста и задом подался под ближайший куст, присел там – и словно его не было.

– Там они ничего не найдут, – сказал Камрат.

Он надеялся, что Харан, как старший человек в их среде, возьмёт на себя функции Свима и возглавит их маленькую группу. Врач, однако, никаких поползновений к тому не сделал и всем видом показывал, что и не собирается выдвигать себя в лидеры, и предоставляет мальчику взять на себя эту ответственность.

– Действуй, малыш, – сказал он и потрепал Камрата за плечо. – Кто, как не ты? Я у вас человек новый.

– Ты взрослый, – попытался воззвать к нему Камрат. – Тебе и надо быть у нас…

– Это ничего не значит, – прервал его врач. – Поверь мне, малыш! И привыкай быть первым, думаю, тебе в жизни это наверняка пригодится.

– Ладно, – согласился мальчик нехотя. – Но ты мне помогай.

Харан кивнул.

– Это само собой.

Камрат огляделся и попытался представить себя на месте Свима. Что бы сейчас дурб увидел, как бы оценил ситуацию, какие бы предпринял действия?

Наверное, он размышлял бы примерно так, думал мальчик.

Придут сюда тескомовцы или нет, близость их чревата неожиданностями и неприятностями, тем более что остатки команды уязвимы, пока они сидят вокруг спящей Клоуды.

И Свим сделал бы так…

Размышляя таким образом, Камрат укрепился в сознании взять на себя заботу обо всех. Впрочем, такое решение у него созревало уже с раннего утра, так как он не надеялся на полное выздоровление Харана, а, значит, и на его отказ. Поэтому, он бы ещё утром мог сделать так, чтобы и выродки, и Харан могли увидеть в нём своего предводителя. Но он ждал Свима.

Он ждал Свима каждый миг. Ему казалось, сейчас расступятся кусты и из них выйдет настоящий руководитель их команды, и сделает всё так, как следует.

Он ждал, но Свим всё не появлялся, а оставаться на одном месте было бессмысленно и опасно.

– Давайте сделаем так, – робко ступил он на новую для себя ступень взросления. – Харан, ты врач. Тебе надо обязательно разбудить Клоуду. Ты, стехар, пойдёшь и посмотришь, что там делают тескомовцы. Будь осторожен. А ты, К”ньюша, посмотри вокруг и поищи тропу, по которой мы сможем уйти отсюда подальше от дороги.

– Малыш прав, – согласился хопс и поторопился исполнить его поручение.

Харан с поощряющей улыбкой кивнул мальчику и присел перед спящей. И лишь выродок посчитал распоряжение мальчика для себя не обязательным.

Ф”ент видел, как взрослый человек и боевой хопперсукс спокойно вняли словам Камрата и стали выполнять его предложения, но сам он посчитал для себя ниже своего достоинства подчиняться мальчику. Впрочем, в принципе, он был как бы и не против него и его руководства. Руководства другими, конечно. Но ему захотелось, чтобы Камрат как-то по иному, другими бы словами что ли, высказал ему своё распоряжение. Попросил бы или…

Выродку даже для самого себя трудно было сформулировать своё желание, и не представлял, что бы такое мог ему сказать Камрат, командуя именно им, Ф”ентом. А не исполнять приказ человека, в каком бы он возрасте не был, тем более что взрослый человек ему подчинился, тоже было нельзя. Не так-то просто не подчиниться человеку, к тому же известному, проверенному, на которого можно положиться…

Никогда ещё Ф”ент не попадал в такое двойственное положение. Кемешу, вождю банды, он подчинялся, поскольку боялся его дурных замашек: бить кулаком при любом неповиновении или сажать на цепь и морить голодом. Свиму подчинился тоже из-за силы, но силы, защищающей его, делающей равной со всеми, в том числе и с людьми. И вот теперь воля мальчика… Ни Харана даже, взрослого человека, к которому у Ф”ента пока что не сложилось определенного мнения, что-то ему в примкнувшем к команде человеке не нравилось, а мальчика, человеческого дитя, годами младше его, Ф”ента.

Во всём этом было что-то неправильное, несправедливое, непонятное и обескураживающее.

Хвост выродка всё больше поджимался к животу, а язык норовил выпасть изо рта и больше туда не возвращаться. Ф”ент с искривлённой личиной от разрывающих его чувств нервно ходил кругами, повизгивал, всем видом своим показывал, чтобы на него обратили внимание. Почему Камрат больше ничего ему не скажет? Почему он не накричит на него, не пригрозит? Почему молчит и даже не смотрит в его сторону?

А Камрат сразу отметил поведение стехара. Он даже интуитивно ожидал от него такого ответного действия. Ему стало понятным то, чего так страстно желал получить выродок – криков, угроз или униженных просьб. И он мог бы сделать всё это, но не делал, крепился, хотя ему и следовало что-то предпринять.

Однако для того, чтобы дальше в команде всё шло как надо, требуется говорить только один раз и не повторяться, иначе у него, как у руководителя, не будет авторитета, и никто его слушать не будет. Так говорила ему бабка Калея. Сама она никогда не повторяла того, что ему надо было выполнить, если он, конечно, понимал её задание сразу. Лишь при непонимании она снисходила до разъяснения и повторения распоряжения. Так и Ф”енту достаточно было сказать только один раз, так как ничего в его указании сложного или непонятного для стехара не было. А если он не понял всё-таки, то мог бы переспросить. Отсюда напрашивался вывод: Ф”ент не желает, чтобы им командовал Камрат, вопреки всем остальным, значит, можно сделать суровый, но правильный вывод – Ф”енту в команде делать нечего, он должен уйти.

Иначе не должно быть. Команда либо представляет собой единый коллектив, либо её нет!

Хотя жаль, конечно, если так случиться…

Клоуда проснулась с вскриком. В её расширенных остановившихся глазах отсутствовало понимание того, где она находится, что с ней происходит, кто её окружает. Но пустой взгляд девушки, наверное, видел нечто ужасное, отчего она сжималась в комок, и всё её тело мелко тряслось.

– Ну, ну, Клоуда, – раскатистым успокаивающим голосом заговорил с нею Харан. – Всё в порядке. Это я, Харан. С нами малыш и твои друзья-путры. Успокойся… Дай мне руку. Ну вот, молодец. Посмотри, это я, Харан. Нет, нет, не делай лишних движений, поостерегись. У тебя болят рёбра. Ты чувствуешь боль?.. Да, здесь. Скоро ты себя почувствуешь хорошо. Ты спала, мы тебя разбудили, потому что нам надо идти… Ты меня понимаешь?

Взгляд Клоуды изменился. Она поводила большими глазами из стороны в сторону, что-то искала, а на слова Харана и на его самого внимания не обращала.

– Где мы? – отрывисто спросила она. – Где Свим?

– Наконец-то, – облегченно перевёл дыхание Харан. – Клоуда, ты меня видишь?.. Клоуда!

– Вижу… Где Свим?

– Всё в порядке. Нам надо идти. Клоуда!

– А где Свим? – закапризничала женщина, она надула губы, словно готовилась заплакать.

– Мы тебе всё объясним. Ты всё узнаешь. А сейчас нам надо идти. Поднимайся, Клоуда. Нам надо отсюда уходить, – настаивал Харан, монотонно выговаривая каждое слово.

– Да, да, конечно, я сейчас. Свиму надо… У меня что-то тут болит. Я сейчас… – Клоуда вдруг замолчала и огляделась осознанным взглядом. – Что же это я? – воскликнула она. – Ведь Свим улетел на шаре! В липучке! Он же… Я помню… Харан… Малыш. Что с ним? Он же умрёт!

На глаза её навернулись слезы.

– Мы не знаем, – нехотя сознался мальчик. – Но в гондоле находился Сестерций, он тоже улетел на шаре. Мы надеемся, что он помог Свиму выбраться из липучки. А как далеко их унесло, мы можем только догадываться. На десять или на сто свиджей…

Камрату трудно давались объяснения. Он не знал как себя вести с женщиной. Харан для него, по сравнению с нею, казался куда проще и понятнее, хотя интеллект бывшего приближенного руководителя бандеки был на голову выше, чем у Клоуды.

Но она была не просто женщина, а влюбленная женщина. Камрат, конечно, ещё мало что понимал в хитросплетениях взаимоотношений полов, но чувствовал необходимость разговаривать с Клоудой как можно осторожнее, предполагая непредсказуемость её поведения после его пересказа событий и последствий, подёрнутых дымкой неизвестности. Она могла сорваться и пуститься на поиски Свима сама в одиночку или потребовать всем принять участие в его поиске, она могла покинуть их команду, поскольку здесь её ничто не держало. Она могла остаться с ними…

Она могла, оттого следовало быть начеку. Что-то должно произойти: от бессильных слёз до паники. Но Клоуда, вопреки ожиданиям мальчика, повела себя совершенно по-иному.

– Вы решили их не ждать? – спросила она тихим печальным голосом. И сколько безнадежности было в нём!

– Мы хотим лишь чуть дальше уйти от дороги, – поспешил обнадёжить её мальчик. – Там сейчас тескомовцы.

– Вы от них убежали? Со мной?

– Нет, мы не убежали. Мы их убили… Там другие тескомовцы.

– Вы… их убили? – Клоуда испуганно прикрыла рот рукой. – Всех? И… Тикера? Это ты, Харан?.. Это он тебя?

Харан осторожно прикоснулся кончиками пальцев руки к своему лицу, покачал головой.

– Да, это он меня, но его… малыш. Но ему это по делам.

– Вы что, его знали? – встрепенулась Клоуда.

– К сожалению, – отозвался Харан. – У меня с ним давние счёты были. Из-за него я ушел из Тескома. Он-то меня, наверное, и знать позабыл или не узнал, а я помню… Жаль, что не я.

– Он был пилотом-наставником, – тихо сказала Клоуда. – Моим наставником. Если бы не он, я, может быть, сегодня не была бы с вами, а летала на шаре.

Мальчик поражёнными от услышанного глазами смотрел на взрослых, ему было ещё невдомёк, что и в его жизни неоднократно будут происходить подобные неожиданные встречи при самых невероятных обстоятельствах, а кто-то, узнав всю подноготную стычки, будет удивляться так же, как и он сейчас.

Нет, ему взрослых не понять.

– Малыш, как же ты сумел?

Камрат передернул плечами. Ачто он мог ответить Клоуде? Сумел и сумел, и весь сказ. Не говорить же ей о хапре и своих способностях вести бой.

– Нам надо уходить! – прервал он наступившее молчании.

– А если Свим вернётся сюда?

– Тогда… Не знаю. Может быть, мы их по дороге встретим или будем сюда заглядывать время от времени. Или они сами нас найдут. Пойдут по нашему следу и найдут… Не знаю я.

– Оставь мы следы, за нами пойдут не только они, но и тескомовцы, – высказался Ф”ент, подходя к людям.

Камрат разыграл удивление.

– Мне показалось, что ты решил идти от нас отдельно, – холодно проговорил он, едва взглянув на выродка, – так что тебя не могут волновать наши заботы. Без подсказки обойдёмся. У нас здесь свой разговор. И нам самим решать, что делать дальше.

Чего не ожидал Ф”ент, так это явной отчужденности Камрата к нему и того, что его пренебрежение, проявленное к распоряжению мальчика, будет принято за отказ остаться в команде. У него ничего подобного и в мыслях не было. Так чего это они? Ну, хорошо, так считает малыш, которому он не подчинился и тем обидел его, но и взрослые люди не только не осудили предположение Камрата, но и странно повели себя. Клоуда изобразила на лице непонимание, отнюдь не возмущение или хотя бы протест, а Харан даже отвернулся, чтобы не видеть его, словно между ними не было ничего общего!

Харан же отвернулся, чтобы подавить ненужный сейчас смех, одолевающий его. Он тоже обратил внимание на поведение выродка после распределения обязанностей, произведенных мальчиком. Ему даже хотелось поинтересоваться у стехара, почему это он не идёт на разведку к дороге, но, посмотрев на то, как крутился выродок и необычно себя вёл, Харан решил повременить со своим вопросом. Потом его стала забавлять несвойственная стехару нервозность. Обычно он либо быстро поджимал хвост, вернее, то, что от него осталось, и куда-то прятался, либо, изображая хозяином положения, вёл себя развязно и заносчиво. Камрат, как заприметил Харан, демонстративно не видел выродка и никак не реагировал на его не исполнительность, так что врач ещё тогда подумал о какой-то интриге, задуманной мальчиком. Так оно и случилось. Харан не знал, выждал ли Камрат такого момента, чтобы оглушить выродка сокрушительным щелчком, или это у него получилось случайно, но как бы то ни было, всё оказалось на удивление смешным. Смешным, потому что у него мыслей об исключении стехара из команды не возникала.

У выродка отпала челюсть, язык выпал, доставая почти до земли, хвост нырнул между ног под брюхо. Ф”ент присел по-собачьи и выпучил глаза.

Вернувшийся с разведки К”ньец несколько разрядил обстановку, и назревающее выяснение отношений между мальчиком и выродком отодвинулось на более позднее время.

– Там для нас ничего хорошего нет, – доложил хопс. – Деревьев мало, растут вразброс, а кустарник мелкий. Идти трудно, земля неровная какая-то. Зато в свиджах пяти отсюда видны какие-то большие руины. Я близко не подходил. Пожалуй, это единственное место, где мы можем отсидеться, пока люди восстановят свои силы.

К”ньец посмотрел на Клоуду, она в ответ кивнула, так как чувствовала себя плохо и не могла скрывать этого перед людьми и выродками, поскольку понимала, какой она будет им помехой, когда они двинутся в путь.

– Оттуда можно просматривать подходы со всех сторон. Если Свим появится, мы его сразу заметим, – добавил К”ньец и замолчал, ожидая, что решат люди.

У людей выбора не было.

– Руины слишком заметный ориентир, – заметил вяло Харан. – Их тескомовцы в первую очередь проверят. Нет… Я не против там расположиться. Просто нам придётся подстерегать не только Свима, но и патрули Тескома.

– Что там, что здесь, – возразила Клоуда. – Руины бывают разные. Надо посмотреть. В них можно укрыться так, что нас никто не найдёт. И потом…

Она коротко глянула на Камрата и вновь прикрыла рот ладонью, словно не давая сорваться с губ ненужным словам. Когда мальчик справился с арнахами, Клоуда посчитала это чудом, но намёки Свима, что малыш в бою незауряден, ей как-то не верилось, и его слова пролетали мимо неё. И вдруг она узнаёт, что Тикера, известного бойца Тескома, убил именно Камрат. Ей было страшновато воспринимать подобное, в то же самое время, способности малыша вселяли в неё оптимизм – он будет её и всех их защищать, пока не появится Свим.

– Надеюсь, ты права, – Харан поднялся на ноги.

– Выйдем сейчас? – спросил К”ньец.

Харан выжидательно посмотрел на Камрата. Мальчик потупился и покраснел.

– Да, конечно, – не слишком уверенно проговорил он и умоляюще приподнял руки.

– Нет, малыш, – улыбнулся Харан. – Клоуда, надеюсь, того же мнения, что и я. Клоуда, – повернул он голову к женщине. Она в этот момент вставала и болезненно кривилась от боли. – Ты, думаю, не против того, чтобы Камрат пока заменил бы Свима во главе нашей команды?

– Не против. Я – за. А кому ещё? Не нам же, ох! больным.

– Слышал, малыш? Так что не стесняйся. Учись командовать. К”ньюша, ты как?

– Так же, как и вы. Пусть будет малыш.

К”ньец оглянулся, увидел выродка, сидящего, словно в онемении, и ничего не подозревая, спросил его:

– Что там делают тескомовцы?

Ф”ент дёрнулся, переступил ногами и лапинами и сжался, как будто став ниже и незаметнее.

– Ты это чего, стехар? – не дождавшись ответа, К”ньец обратился к людям. – На него тескомовцы там напали? Били?

Харан не выдержал, рассмеялся. И охнул от боли. Он стиснул зубы, а смех рвал его изнутри. Засохшие нашлёпки кравелей и сами шрамы осыпались струпьями. Глядя на него, засмеялась Клоуда, хотя причины смеха, от которого страдал врач, не знала. Улыбнулся и колокольчиком поддержал её Камрат.

Они хохотали, стоя друг перед другом. К”ньец, как практически все выродки, смеяться не умел, но людской смех рождал в нём схожие чувства, и он, подражая им, ощерился, показывая длинные острые зубы – умилился оскалом.

– Никто его не бил. Он с нами решил не идти, – отсмеявшись, пояснил Камрат. – Так что тескомовцы теперь ему не страшны. Это он тут просто так сидит, ждёт, когда мы уйдём.

Ф”ент подскочил на месте и сделал стойку.

– Да что… Да что ты такое говоришь, человек?! – пролаял он возмущенно. – Как ты мог подумать обо мне такое? Да я за вас… Я всегда с вами…

– Нет, стехар, – степенно проговорил Камрат. – Посуди сам. Что я мог подумать о тебе, если ты глух к интересам команды? Либо ты с нами и тогда живёшь заботами нашими, либо ты не с нами. А как же иначе?

– Так я это… Я же всегда за вас…

Неизменно лёгкий на язык, сейчас выродок ощутил всю его неповоротливую тяжесть, он там приклеился к нёбу и не хотел отрываться. Стехар не знал, что сказать. Слов не было: от негодования, от осознания собственной вины, от легкомысленного отношения к нему людей. Они же смеются!

До сих пор Ф”ент плохо понимал причину смеха людей, не вникал, не различал эмоциональных окрасок смеха. Незачем ему это было знать. Люди почему-то смеются, собаки повизгивают, а кошки всхрапывают по особому, мурлычут. У каждого вида разумных своё отношение к радости или нелепой ситуации и внешнее к ним проявление. Но сегодня он словно прозрел и понял: люди смеются над ним! Это он стал причиной смеха.

Странные люди! В то время, когда хочется поднять к небу личину и выразить печаль непонимания между ним и ими заунывным звуком, они смеются! Но ведь, как ему когда-то объясняли явление смеха у людей, они смеются тогда, когда им весело, им хорошо. Значит, смеются они из-за собственной выдумки, что он, якобы, решил уйти от них. И они радуются его уходу?

– Я всегда подозревал тебя, собака! Но ты умел войти в доверие всем. Изображал себя другом. – К”ньец от возмущения прижал целое ухо к голове и распушил жидкие усы. – И теперь, когда мы должны объединиться, ты нас бросаешь? А нам надо противостоять тескомовцам и тем, кто видит в нас своих врагов. И надо найти Свима и помочь ему. И Сестерций тоже наш друг…

Ф”ент даже помотал головой, чтобы прийти в себя и избавиться от обвинений, неожиданно посыпавшихся на него.

– Я не хотел…

– А разве тебя кто заставляет? – бросил реплику Харан.

– А разве нет!? – Ф”ент ухватился за соломинку, подброшенную врачом. – Почему он решил, что может командовать мной? Мной? Я ему… Что я ему?

– Командуй ты, – равнодушно посмотрел на него Камрат и стал собирать вещи, готовясь к выходу.

Остальные члены команды посмотрели на выродка. Люди не смеялись, они терпеливо ждали его команды.

Ф”ент попятился назад и недоверчиво огляделся. О, Талисман! Они уже не смеются над ним, они издеваются! Разве может он командовать людьми? Как они могли так о нём подумать? Или им всё равно, кто ими командует? Или… они и вправду решили от него избавиться! Но он же не давал тому никакого повода. Подумаешь, не захотел подглядывать за тескомовцами. Не повод, совсем не повод, чтобы так просто отказаться от него!

Людям надоело на него смотреть и ждать, что он предпримет, они отвернулись, подобрали свои мешки и, не прощаясь, пошли гуськом за К”ньецем.

Ф”ент в замешательстве покрутился на одном месте, рванулся за уходящими, остановился, опять покрутился.

Всё! Они ушли без него, а он не знал, что предпринять.

Глава 40

Незнакомая местность ночью – проклятие для путников.

Под ногами не плоская поверхность, а взрытый неизвестно кем и для чего бесконечный участок полосы препятствий. Каждый шаг идущего по такой дороге подстерегает то непредсказуемый провал в яму, то неожиданная кочка. Ни то, ни другое не доставляет ни удовольствия от ходьбы пешеходу, ни желаемой скорости передвижения. При попадании ноги в яму тело вздрагивает и падает вниз, вызывая неприятный взлёт всех внутренностей к самому горлу, сердце делает сильный толчок и словно замирает на время падения. Следом, когда нога, наконец, достигнет дна ямы, внутри живота раздается протестующий всхлип всего содержимого, что-то там ёкает, шея при этом напрягается и вздёргивает голову так сильно, что протестующе хрустят все позвонки.

Едва путник минует яму и начинает налаживать ритм ходьбы, как одна из ног цепляется за невидимый в темноте бугорок, и трава, хотя и прошлогодняя и не такая упругая, как свежая, опутывает конечность. Верхняя часть тела продолжает двигаться с прежней скоростью, в то время как нижняя его часть остановилась. Следует резкий кивок вперёд, шея опять напрягается и дёргает голову, спина напрягается от громадной нагрузки, после чего все мышцы её начинают болеть…

Свим был именно таким путником. Он в очередной раз выругался, попав ногой в выемку и избежав вывиха. Как он ни старался идти так называемым скользящим шагом, чтобы в любой момент нащупать неровность дороги и вовремя на неё отреагировать, сегодняшняя ночная гонка стоила ему уже расцарапанных в кровь при падении рук и болью в левом колене.

– Мутные звезды! – в который уже раз повторил он излюбленную фразу. – Ползти, наверное, будет быстрее и вернее. Медленнее, но зато безопаснее.

– Пять… – Чётко проговорил рядом с ним, не видимый в темноте, торн.

– Что пять? Я тебе что-нибудь говорил такого, что ты стал считать мои монологи? Когда я говорю, мне легче. Не идти, конечно, а просто так легче. Впрочем, тебе меня не понять… – Свим споткнулся, ища опоры руками перед собой.

– Еще пять свиджей осталось, – пояснил Сестерций, когда, поминая мутные звезды и збун в придачу нехорошими словами, Свим поднялся на ноги и смог продолжить движение.

– Охо-хо! Дойти бы целым и невредимым, – отозвался Свим.

Когда стемнело, и у Свима случились первые падения, торн пытался подсвечивать дорогу для него своей аурой. Но на открытом пространстве такая подсветка едва ли освещала участок на дальность руки, а то, что Свима подстерегало под ногами, не было видно совершенно. Свиму светящиеся контуры торна только мешали идти: отведя глаза от его ауры, он не мог даже разглядеть звёзды, мутно светящиеся в небе, не то чтобы дорогу перед собой.

– Выключись! – наконец, сказал он резко, в душе понимая заботу Сестерция, тот хотел хоть как-то помочь ему.

Сам торн видел в ночи значительно лучше человека. Он убрал ауру и пропал из поля видимости Свима.

– Люди!

Чтобы смягчить резко брошенное слово, Свим пояснил:

– Береги энергию. Ночь только началась, а что нас ожидает у пеленгатора, неизвестно.

– Ещё как известно. Твой мешок…

Сестерцию почему-то понравилось все время говорить о мешке Свима.

– Вот когда придём к твоему мешку… – Говорил он периодически. – Твой мешок не двигается… С твоим мешком никаких изменений… До твоего мешка осталось столько-то…

Свим смирился с его слабостью, а вначале пытался слегка сопротивляться. Смирился и сам стал думать о мешке, как об одушевлённом предмете: лежит, не идёт, не двигается…

До пресловутого мешка оставалось четыре свиджа. Свим заученно пожаловался, ни к кому не обращаясь, на неровности пути и на некоторое время замолчал, обратив всё своё внимание на решение загадки при очередном шаге, что его поджидает впереди: яма, бугор, ровное место?

Охнув, он провалился вместе с торном.

Шли бок о бок и ступили почти в одно место. Под ногами почва вдруг подалась, раздался натуженный скрип, они потеряли под собой опору, ухватились друг за друга и так полетели вниз. Падали они в какой-то колодец глубиной не меньше, чем берметов в пять.

От увечий при падении на такую глубину их спасло многое и случайное. Колодец был узким, и им вдвоём в нём было тесновато, так что падали они, цепляясь локтями и коленями, плечами и боками за все неровности вертикальных стен. Кроме того, внизу колодца лежал толстый слой рыхловатой земли, к тому же с ними рухнули вниз ветки, трава и земля, замедляющие скорость падения. Всё это закончилось небольшими ушибами и осознанием свершившегося факта – они, похоже, попали в непредвиденную и неприятную ситуацию, из которой, возможно, быстро не выбраться.

– Ты где? – первым подал голос Свим, когда в его голове прекратился шум от внезапного полёта и удара при приземлении. – Сестерций, ты где?

– Здесь я, – раздался голос торна откуда-то снизу. – Спускайся сюда.

– Если бы я знал куда, – проворчал Свим, привычно нащупывая ногой перед собой дорогу. – Нам с тобой сегодня что-то везёт на падения. Как только шею ещё не свернули…

Внизу, разгораясь, прорезалось лёгкое сияние – Сестерций окутался розоватой аурой. Здесь и такого света оказалось достаточно, давая Свиму возможность осмотреться.

Ширина колодца была не более двух третей бермета. Сверху ничего не было видно. «Там ночь, – машинально подумал Свим, – а крупных звезд сейчас над колодцем, наверное, нет». Впрочем, в своих предположениях он не был уверен. Что-то там, когда они проваливались, скрипело. Крышка какая-то? Люк?

Он стоял на довольно высокой и крутой куче земли, склон которой уводил под арочный свод какого-то помещения, где, стоя на полу, аурой светился торн.

Упираясь каблуками в податливую землю, Свим пригнул голову, чтобы не зацепиться за полусферический, чётко оформленный край кровли помещения, переходящей в колодец.

– Куда же это мы с тобой попали? – осведомился он, подходя к торну, ожидая от него того же вопроса.

– Да, местечко, – произнес торн. – Это часть какого-то туннеля. Посмотри!

Свим видел немного, но достаточно, чтобы согласиться с выводом торна: они стояли в широком коридоре. Он тянулся в одну и другую сторону, его делила куча земли, упавшая сверху через колодец. Стены и свод коридора были сделаны из серого строительного вещества, шероховатого на ощупь. Пол устлан толстым слоем пыли, на ней, похоже, никто и никогда не оставлял следов. Может быть, они когда-то и были, но так давно, что стерлись под покровом пыли, осевшей на них за многие и многие годы.

Отсутствие следов прибавило упавшим силы и спокойствия. В конце концов, могли угодить не прошеными гостями к какому-нибудь клану, проживающему в подземелье, к банде, устроившей здесь свою базу, а то и к диким.

Другое дело, что отсюда всё-таки надо будет как-то выбираться. Но спутники пока о том не хотели забивать себе голову. Надо посмотреть, где это они очутились, а уж потом решать остальное. Тем более что выход здесь на поверхность, может быть, совсем рядом. Так или примерно так подумал Свим, а что мыслилось Сестерцием, он не интересовался.

– Сюда как будто никто не забредал. Так что нам здесь можно не стесняться, да и бояться нечего, – проговорил вполголоса торн. Добавил: – Пыль веков!

Свим хмыкнул.

– Да ты лирик, уважаемый Сестерций. Не обижайся. Я к тому, что ты хорошо сказал. Только вот есть одна загвоздка, хотя бояться здесь нам некого. Это ты верно заметил. Кроме одного: как отсюда выбираться будем?

– Как забрались, так и выберемся, – хладнокровно заметил торн. – Я смогу по колодцу взобраться.

– Утешил. Спасибо! Тогда вот что, – Свим подёргал себя за щетину. – Надо бы посмотреть творение древних. Как думаешь? Если здесь никого давно не было, то можно найти много чего интересного и занятного. Времени много не займёт.

– Возможно, здесь что-то есть. Не забудь, мне нужно к свету… – бесстрастно отозвался Сестерций.

Его биологическая сущность могла поддерживать активную жизнедеятельность за счёт солнечной энергии – прямых лучей или рассеянной, а в подземелье таковой могло не оказаться. Вопреки традиции древних в коридоре не было вечных светильников, и он не освещался. Да и вообще, торн страдал, как и все биороботы его типа, клаустрофобией. Широкий коридор и высокие потолки подземелья не могли его обмануть – они уже сейчас давили на него, стесняли волю и мешали мыслить. По нервным волокнам уже потекли сбивчивые импульсы, вызывающие беспричинный страх ко всему окружающему и атавистическую потребность замереть на месте и отключить все внешние рецепторы, дабы заняться стабилизацией процессов жизнеобеспечения, тогда вокруг пусть будет темнота или теснота – они не скажутся на психике торна.

Ничего этого Свим не знал, и желание Сестерция выбраться к свету в середине ночи посчитал блажью и пропустил это мимо ушей.

– Никаких возможно! – горячо воскликнул он. – А точно! Здесь что-нибудь да есть. Та-ак! В какую сторону двинемся?

– Есть разница?

– Нет, конечно, но хотелось, чтобы ты запомнил дорогу. Если не найдём какого-то другого выхода, придётся возвращаться обратно. Не хватало нам здесь заблудиться. Не возражаешь?

Торн мигнул аурой – он не возражал.

– Тогда… Пойдём туда, где ничто нас не остановит, – Свим пренебрежительно махнул рукой в сторону завала земли. – Это обходить не будем. Пока.

Подземелье, пустое и гулкое, тянулось немногим больше ста берметов и разветвилось на три хода, а вернее, его пересекал точно такой же коридор.

Спутники остановились на перекрёстке. Куда повернуть?

– Как ты думаешь, для чего древние делали эти подземные ходы? – Свим задавал вопрос не только Сестерцию, но и себе, так как его поистине интересовало нелогичное, по его мнению, занятие древних строителей.

– Они как будто часто пользовались подземными переходами. Между зданиями или под дорогами. И сейчас в некоторых городах есть такие прямые переходы, которые минуют частные дувары, чтобы перейти из одной части города в другую. Иногда только под улицей.

– У нас в Примето такие переходы устроены для вьючных торнов, чтобы никому не мешали. Но разве над нами древний город? Не похоже. Мы когда летели на шаре, ничего подобного под нами видно не было…

– Много ты видел, – прервал его торн, – вися вниз головой, да ещё в липучке?

– Не я, так ты бы увидел, – не сдавался Свим. – Да и шли мы с тобой по незастроенной территории. И потом, если там, – он показал пальцем вверх, – когда-то и было что построено, то это, наверное, в такие далёкие времена, от которых уже ничего не осталось, кроме этого подземелья. И, обрати внимание, здесь нет следов летнего половодья. Сухо.

Торн посмотрел влево по проходу, вправо.

– Ты, дурб, прав. Но почему? Раз уж мы сюда с тобой провалились через колодец, то здесь должно быть воды под самый верх.

– Крышка колодца с секретом? Мы провалились, а вода не поступает. Но тогда… – Свим озадаченно посмотрел на торна, окутанного аурой. – Пропустит ли она нас назад?

– Чего сейчас гадать? – спокойно отозвался торн. – Будем возвращаться – узнаем. Кстати, наши следы хорошо видны, так что никаких отметин или запоминания делать не будем. А сейчас пойдём прямо?

Свиму собственные следы, оставленные в пыли, разглядеть было сложнее, пришлось положиться на торна – ему виднее, в прямом смысле,

– Давай прямо.

Коридор шагов через тридцать стал слегка поворачивать вправо. В стенах появились аккуратные ниши, в них останки каких-то странных приборов или аппаратов. Во всяком случае, они на них походили.

Некоторые выглядели как новые, только назначение их было совершенно непонятным для потомков тех, кто их когда-то сделал и поставил в ниши неизвестно для чего: для красоты, для функционального какого-то назначения, или просто так, для таких вот, как Свим и Сестерций, непонимающих, чтобы задурить им голову – пусть поломают её, проходя мимо нелепых творений. Подобно мебели на крыше тескомовского тростера.

Такое предположение высказал Свим. Мимоходом. Так как облёк в слова не своё мнение. Оно сложилось у людей еще в стародавние времена.

Обилие долговечных вещей, оставленных древними, поражало своим бесконечным разнообразием. Каждая вещь когда-то, наверняка, служила каким-то потребностям жизни тех, легендарных поколений. С потерей интереса, а затем и знаний к технологиям и самой технике, с последующей деградацией цивилизации хомо сапиенс и природы, их окружающей, несоизмеримо упростились надобности людей и других разумных. Они ещё пользовались устройствами и системами из класса вечных, поддерживающих деятельность городов и производящих самое необходимое для выживания человеческой популяции: еду, одежду, некоторое примитивное оборудование целевого назначения. Однако ни количество вновь производимых вещей, ни их набор не шёл ни в какое сравнение с тем ошеломляющим изобилием, которое могли себе позволить древние.

Но прошли тысячелетия, и подавляющее большинство того многообразия вещей потеряло свою практическую ценность. Потомки совершенно не понимали, для чего они были созданы. Так случилось, что какая-нибудь сложнейшая поделка, служившая древнему для определенной цели, теперь превращалась в игрушку, в фетиш, в талисман или ещё во что-то, только не для прямого использования.

Исподволь накопленные целой эпохой изделия, потеряв своё потребительное назначение, в мыслях людей превратились в некие мнимые, специально сделанные древними людьми лишь для одного – заморочить своих далёких потомков. Пусть, де, эти умники поломают головы над той или иной вещицей. Вот потеха-то!

– Древние всегда оставляли после себя нечто такое, что должно было ввести в заблуждение тех, кто будет жить после них, – уверенно объяснял Свим торну всем известную истину.

Сестерций в это время склонился в легком трансе от восхищения над элегантной, хотя совершенно непонятной конструкцией в виде вертикально поставленного трезубца. Средний зуб, похожий на раздвоенный язык змеи, возвышался над крайними, жала которых слегка загнулись вовнутрь, подчеркивая доминирующую роль центральной части композиции. Опора трезубца в виде многогранного стержня тончала и сходила почти на нет внизу, где вырастала из массивной чаши, до краев заполненной слежавшейся пылью. Кончики зубов несли ажурное полудужье, выполненное в виде трубки в палец толщиной.

Выслушав тираду Свима о странном развлечении древних, Сестерций не согласился с его утверждением.

– Я сомневаюсь, – проговорил он, не отрываясь от созерцания конструкции. – Подумай сам, зачем бы им такими делами заниматься? Так рассуждать, как это понимаешь ты, значит и самим делать то же самое. А я что-то не заметил у людей такой тяги к производству вещей для обмана потомков.

Торн поднял голову, посмотрел на Свима, кивнул на трезубец.

– Мы, конечно, не понимаем, зачем это здесь стоит и для чего оно предназначено. Но говорить о таком, как об обмане, непозволительно! – Сестерций вскинул голову, принимая гордо-неприступный вид, который делал его вздорным и которого так не любил Свим. – В конце концов, оно красивое. Им можно восхищаться! Какой же это обман?

Свим выслушал его с подозрительным вниманием.

– Всё?

– Всё. Но надеюсь, что я в своём кратком описании обсуждаемой темы очень удачно, кажется, показал тебе несостоятельность утверждения, непонятно почему бытующего у людей, о создании каких-либо вещей просто для обмана кого бы то ни было, тем более своих потомков. Я такого не встречал.

Сестерций высказался и гордо тряхнул головой.

– Ну да, не встречал, болтун ты эдакий! – Тирада торна задела Свима за живое. Он тоже не верил тому, что говорят, да и сказал о том Сестерцию, лишь бы не молчать в глухом подземелье, а эта подделка на человека пытается его наставлять. – Это потому, что у тебя глаза не на месте! – произнёс он с расстановкой, так, ему казалось, надо сейчас держаться перед разговорившимся биороботом. – Плохо видишь, потому не замечаешь. Ты вспомни. Мебель на крыше тростера. Для чего она?

– Да, помню… – Торн слегка поник. – Эта мебель… Может быть, ты и прав. Люди – сложные создания. Их мыслительный аппарат, возможно, совершенен, но уж очень нелогичен.

– Ты так говоришь, словно я не человек, а ты мне объясняешь, что он из себя представляет. Все эти разговоры среди разумных о людях надуманы. Сами придумывают, сами говорят. А вот наслушавшись тебя, думаю, что именно это вы, торны, больше всех о людях и придумываете. Но вы-то, все торны, сделаны по образу и подобию нашего! Руки, ноги, голова… Посмотри как-нибудь на себя со стороны… Видел? Значит, и мозги вам вставили не лучше, чем сам человек имеет, значит, и вы такие же нелогичные, как ты тут утверждаешь, что и мы.

– Ну, уж нет! – Торн вздёрнул голову и стал как будто выше. Аура его вспыхнула ярче. – Мы, торны…

– Зат-кнись! – с расстановкой приказал Свим. – Вот так! Мы сюда с тобой попали не дискутировать, – напомнил он, словно до того не сам положил начало бесцельной перепалке, возбудившей гордого торна высказаться в защиту своих соплеменников против наглых утверждений человека. – Пошли дальше!

Сестерций, наговаривая себе под нос о людях, не уважающих своих старших собратьев, зашагал за решительным Свимом.

– Наконец-то двери! – остановился дурб. – Я иду и думаю, не просто так был построен этот коридор. Должны же быть какие-то другие помещения, к которым он ведёт. И был прав!

Если здесь когда-то и была дверь и дверная рама, то изготовленные, по-видимому, из обычного, не из класса вечных, материалов, они давным-давно превратились в труху и осыпались тонким истлевающим порошком на пол. Зато проём двери четко зиял перед спутниками. За ним находилась большущая комната с фальшивыми окнами на противоположной входу стене. При большой фантазии можно было обнаружить следы какой-то меблировки или вещей, что здесь, возможно, располагались. Древние, если следовать легендам, любили украшать свои жилища и общественные помещения картинами, коврами, красивой мебелью…

Но за тысячи лет всё истлело, и комната казалась гулкой, пустой и неприветливой.

И только одна стена привлекла внимание вошедших в комнату. Она представляла собой полированную до зеркального блеска поверхность, отразившую без искажений смутные в свете ауры фигуры человека и торна.

Свим провел по полировке ладонью, ощутив холод подземелья. Стена была идеально чистой, к ней не пристала многовековая пыль, отторгнутая каким-то неизвестным свойством стены. На вид полированная сторона комнаты походила на стекло, хотя Свим сомневался в своём же предположении. Торну было проще.

– Сейчас узнаем, из чего она сделана, – важно сказал он.

Его чувствительные пальцы могли производить несложный анализ вещества, к которому они прикасались. Он положил ладони на полировку и замер, словно вслушивался в то, что происходило где-то внутри стены.

– Чистый кремний, – наконец, сказал он. – Это похоже на экран связи или увеселения. Твои предки любили видеть перед собой глубокие изображения, переданные издалека. Они могли видеть собеседника и разговаривать с ним так же, как мы сейчас с тобой. Но чаще всего они смотрели всякие придуманные представления… Объёмные, цветные и…

– Да знаю я… – с тоской в голосе откликнулся Свим.

Его захлестнуло ностальгическое чувство навсегда утраченного времени, времени чудес, оставшегося лишь в сказках и легендах. Ему до слёз захотелось увидеть – одним глазком, хоть на секунду – то, что когда-то на этом экране, если торн прав и это экран, могли видеть простые люди. Он с детства слышал об экранах увеселения и даже о том, что они, якобы, где-то сохранились: в Сампатании или в других каких бандеках – неизвестно. Однако до сегодняшнего дня он эти экраны представлял как-то иначе, во всяком случае, не во всю стену и… вообще, не так.

Совсем по-другому. Тогда и стена коридора, по которому его Токан вёл к Индрису – тоже экран?

Торн практически силой вывел его из комнаты, расстроенным и усталым.

– Люди! – не преминул он буркнуть в затылок человеку.

– Ладно тебе, – вяло отмахнулся Свим. – Скоро пройдёт. Это меня липучка доконала. Да и поспать бы не мешало…

В соседней комнате, куда спутники завернули почти машинально, обстановка оказалась точно такой же, как в первой комнате, кроме странного сооружения около самой двери. Оно походило на стойку в рост среднего человека с выпуклой стороной в комнату, словно облитой светло-коричневым стеклом сверху донизу. Сквозь стекло можно было видеть перспективу в зияющей пасти округлого отверстия, уходящего далеко вглубь, хотя за стойкой сразу находилась стена не толще двух человеческих пальцев, а за ней – пространство коридора. Низ отверстия представлял собой лоток, подходящий к кромке стекла. Справа на стойке, чуть выше лотка, с внешней её стороны располагался целый ряд выпуклых кнопок.

Стойка могла представлять собой всё, что угодно, но больше всего она походила на городской распределить пищи – раздаточную. У тех, правда, было не больше четырёх-пяти кнопок и лоток никогда не закрывался, всегда готовый накормить страждущего. А в остальном – всё было одним и тем же.

Торн выслушал предположение Свима о назначении стойки, и оно ему не понравилось.

– Ты слишком примитивно думаешь о древних, – назидательно начал он наставлять человека. – Вспомни, как об этом рассказывают легенды. В те времена надо было только сказать несколько слов и перед человеком или торном появлялся стол, уставленный той едой, которую он соизволил заказать. Никаких кнопок. Они появились потом, когда техника перестала понимать голос разумного. И потом, городской распределитель имеет набор едва ли на три или пять единиц заказа, да и то не всегда выполняет заказанное.

Свим отмахнулся рукой.

– Слушай ты сказки. В жизни древних всё было проще. Они были не дураки. Там, где можно было, не мудрствовали лукаво. А потом, что спорить? Сейчас узнаем. – Он потыкал указательным пальцем в кнопки, они мягко притапливались и возвращались в исходное положение. – Работает! А ты вспомнил про три-четыре слова. Ты ещё скажи, что древние могли произнести такое же количество слов и тут же получали связь с любым человеком, где бы он ни был. Чепуха, я думаю, всё это. Проще устроить… Ох!..

Свим испуганно отскочил от стойки, едва не сбив с ног торна.

В ней что-то засветилось, замурлыкало, как будто стойка получила удовольствие от действий Свима. Передняя прозрачная перегородка, прикрывающая зев с лотком, бесшумно отъехала в сторону, и на лоток выплыла, материализовываясь постепенно, большая тарелка с какой-то жидкостью. Мало того, из чрева стойки раздались негромкие слова на незнакомом языке, хотя Свим мог бы поклясться, что это были слова благодарности.

Пораженные случившимся, разумные с удивлением и подозрением разглядывали наполненную на три четверти тарелку и парок, поднимающийся над нею – то, что было в неё налито, явно находилось в подогретом состоянии.

– Еда? – Голос у Свима моментально сел, и он едва вытолкнул из себя с хрипом звук: – Еда?

– Ты меня спрашиваешь?

Торн благоразумно встал за спину человека и с опаской посматривал на тарелку через его плечо. Сестерций никогда не доверял технике, да ещё такой, которой, быть может, десяток тысяч лет. И как бы утверждая своё недоверие, он проговорил скороговоркой:

– Она не должна работать.

– Ну да… – Дернул плечами Свим. – Не верь глазам своим, так?

– Свим, посуди сам… Такого не может быть. Столько лет. Я даже говорить не хочу об их количестве.

– Не бойся! – Свим нервно хихикнул. – Бесстрашный потомок Акарака. Мы сейчас… Да, именно сейчас узнаем, чем потчевали людей в те времена, о которых ты тут зудишь.

– Не советую! Ты не понимаешь, что хочешь сделать.

– А ты? Мне самому и вправду не следует снимать пробу. Её сделаешь ты. Вы же можете анализировать качество пищи при её потреблении. Попробуй, Сестерций. Немного! Тебя же отравить, надеюсь, просто так нельзя. Давай!

– Ну, если попробовать. – Сестерций постоял над тарелкой в безмолвии. Предупредил: – Только ты не мешай.

Свим приподнял руки, показывая своё терпение и невмешательство.

Торн вышел из-за спины человека, предельно осторожно приблизился к стойке и снял посудину с лотка, постоял, взвешивая ношу в руке.

– Горячая… – Сделал он первое открытие. – В меру. – Поднёс содержимое тарелки к носу, понюхал в затяжном вдохе. – Хм… Пахнет хорошо, заманчиво.

– Дай мне! – Свим тоже придвинул свой нос к содержимому тарелки, вдохнул парок. – Ты прав… Какие-то странные специи… Пахнет не заманчиво, а вкусно. Пробуй!

– Могли бы с ложкой подать, – пробурчал торн, привередничая. – А так… неудобно.

– Через край пробуй, – подсказал Свим.

Сестерций несколько раз подносил тарелки ко рту, но хлебнуть из нее не решался.

Свим вдруг почувствовал приступ зверского голода, и колебания Сестерция возмутили его до злости.

– Смотри, чтобы я тебе это силой не влил. Сколько можно нюхать? Пробуй, несчастный потомок Акарака!

Торн втянул в себя несколько капель жидкости, погонял ее от щеки к щеке. Проглотил.

– Ничего такого, чтобы… – одобрил он пробу. – Во всяком случае, это не вредно для меня…

– Тогда и для меня тоже! – воскликнул радостно Свим, протянул руки и отобрал тарелку у торна. Попробовал еду на язык, облизнулся. – Да, могли бы и ложки подать. Кстати, тут и для одного не слишком много. Так что я поем, а ты набери себе что-нибудь.

Не ожидая возражений или одобрений Сестерция, Свим жадно припал к краю тарелки, не беспокоясь, как это выглядит со стороны. Не до приличий.

– Я не верю! – Торн тупо уставился на кнопочник.

Он не верил. Не верил, даже после снятия пробы. Всё противоречило его представлениям. В его искусственном мозгу пульсировала одна мысль: такого не может быть! Вся его логика разбивалась о действующий распределитель пищи. Для того чтобы подать горячую еду и к тому же годную к употреблению, нужно выполнить, по крайней мере, несколько условий: она должна была быть уже горячей до их прихода, изготовлена тоже загодя и находиться совсем рядом с лотком выдачи. Но как в здравом уме можно предполагать, что, простояв столько времени без использования, система приготовления пищи точно рассчитала, когда появятся перед стойкой страждущие, наберут именно данный код блюда с тем, чтобы тут же получить требуемое?

Да не могло такого быть – и всё!

– Я тоже не верю, – поддержал торна Свим, допивая содержимое тарелки. – Но и что из того? Факты, вот они! И они таковы, что, хочешь, не хочешь, а надо верить. Жаль только, я уже не помню, какие нажимал кнопки. Повторить бы. Давно такого не едал… Вообще такого не ел.

– Ты хотя бы немного подожди, проверь, что после еды у тебя будет, а уж потом повторяй, – охладил пыл человека Сестерций. – Она, конечно, безвредна, но появление её и возраст… составляющих ингредиентов как-то не вселяют надежд на благоприятный исход.

– Успокоил, – приуныл было Свим. – А-а, ничего не будет. Съеденное в охотку, с удовольствием, никогда не приведёт к плохим последствиям. Проверено! Так что ждать ничего не будем. Твоя очередь набирать код. Смелее!

Торн осторожно надавил на ряд кнопок в свободной комбинации и отступил на шаг.

– Запомни, какие нажимал! – подал голос Свим, но Сестерций, похоже, его не слышал совсем, его взгляд был прикован и глубокому провалу зева стойки.

Там, в глубине, словно что-то затуманилось, и в лотке проявился на тонкой плоской подложке нарезанный кусочками какой-то неизвестный плод, зелено-жёлтый снаружи и нежно розовый внутри, с капельками сока на месте разрезов.

Как только лоток раскрылся, Свим первым схватил дольку и затолкал её в рот. Зажмурился от удовольствия.

– Не знаю, что это такое, но скажу одно – наши предки ели неплохо. Понимали в еде получше нашего.

Торн степенно попробовал, кивнул головой в знак согласия.

– Похоже на сливу… – высказал он предположение о съеденном.

– На настоящую грушу. Мне так кажется, – неуверенно поделился Свим о своем вкусовом восприятии плода.

– А ты её когда-нибудь ел?

– Да. Однажды в детстве. Тогда их завезли в Габун откуда-то с юга, якобы из самой Непревации. Каждому жителю досталось отведать. Мой отец как раз был в Габуне и принёс целую грушу, чтобы поделиться со мной и мамой.

– А я не знаю, каков вкус у настоящей груши, выросшей на дереве, но у нас перед каждой постоянной халупой обязательно растёт слива. Правда, она у нас мелкая, с ноготь. А эта, смотри, наверное, не меньше как на два сложенных кулака была.

– Тебе виднее, – согласился Свим с представлениями торна. – Я-то никогда слив не ел, так что спорить с тобой не буду. Ну что, ещё попробуем?

– Почему бы и нет! Мне понравилось.

– Ха, поверил, значит?

– Факты, как ты говорил, диктуют своё.

У распределителя еды они провели много времени, совершенно позабыв о нём. Их охватил азарт, они набирали наперебой всевозможные комбинации и радовались как дети каждому заказу, без конца и разбора поглощали добытые деликатесы. Нашли несколько сочетаний с особо понравившимися блюдами, одно из них выдавало сок – приятный на вкус, не слишком сладкий и утоляющий жажду. Когда они, уже не в силах что-либо есть или пить, уходили из комнаты, у Свима в питьевой фляге вместо выплеснутой воды был налит сок, а вокруг распределителя валялась гора тарелок и подставок. К сожалению, тщательное обследование стойки окончилось неудачей – ничего похожего на мусоросборник не нашлось.

– Могли бы подумать о такой мелочи, – выказал неудовольствие торн.

Ему теперь казалось, что древние могли бы, нет, должны были сделать для них со Свимом всё.

– Как везде, наверное. Мусорное ведро выносили куда-нибудь к поглотителю, а он находится где-то в другом месте, – предположил Свим.

Торн с ним не согласился.

Коридор, в стенах которого они нашли входы не менее чем в три десятка комнат, где стояли распределители еды и ни одного поглотителя мусора, закончился крутой лестницей, ведущей вверх – здесь и свод подземелья тоже устремлялся к поверхности земли.

Лестницей явно пользовались долго, не сейчас, а в былые времена, о чём говорили потертости ступеней. Кроме того, она была идеально чистой – ни пылинки, белой с голубоватым оттенком, но в темноте подземелья она производила отталкивающее впечатление и казалась огромной костью в раскопе.

– По ней и подниматься страшновато как-то, – высказался Свим.

– Люди, – привычно заявил торн, но добавил: – Похоже на скелет чудовища.

– Ты прав, – вздохнул Свим и ступил на первую ступень.

Лестница вывела на большую площадку с тремя дверями. Все двери были целыми, сделанными из материала, схожим с мелероном, и открывались поворотом рукоятки. Две двери вели в отдельные небольшие помещения с низкими потолками, где вся обстановка, если она там когда-то была, превратилась в пыль. Третья дверь выводила ещё на одну площадку, значительно больше первой. Однако со всех сторон её окружала паутина разнокалиберных балок и стержней. Возможно, в свое время эти конструкции входили в состав стен, перекрытий или каких-нибудь сооружений, но годы и годы очистили их, и только толстый слой праха внизу, затопивший почти в рост человека площадку, мог породить догадку, что так оно и было.

Торн потянул на себя один из торчащих стержней, что потоньше, и согнул его.

– Надо же! – воскликнул он, явно подражая Свиму, так как сам по себе выражать эмоции голосом не умел. – Сплошной металл! Железа много.

– Так уж и металл, – не поверил Свим. – Нет, правда?

– Не сомневайся, – отозвался торн и проанализировал состав квадратной балки. – Металл!

– Значит всё это – металлическое? Ну и ну!..

Человека и торна можно было понять. То, что металлические изделия в руинах дожили до сих дней, следовало считать невероятным событием. Свим благоговейно подержался руками за стержень, согнутый торном, и попытался его разогнуть.

– Упругий, – выдохнул он восхищенно.

Другого ему сказать было нечего. Металл на Земле давно стал редкостью, наверное, со времён падения спутников, после изобретения материалов на мелероновой основе: дешёвый, доступный, легко поддающийся обработке при небольшом нагревании, прочнее стали, многообразие цветов и универсальность – всё это привело к исчезновению металлургии вместе с наукой, технологией и техникой, связанных с ней.

Металлические поделки ещё можно было увидеть в музеях и в частных коллекциях старины при хабулинах многоименных. У Свима дома, в одной из подземных кладовых, имелся увесистый брусок металла. Что это был за металл, Свим никогда не интересовался, достаточным было сознавать о его наличии в семейной кладовой.

Тут же перед ним в забвении громоздились тонны раритетного материала. Было от чего ощутить волнение.

Однако усталость брала своё, притупляла эмоции, а впереди было ещё много дел. Свим сел на пол и привалился к металлической балке, уже не находя такую опору ни странной, ни необычной. Против обыкновения казалась лишь холодной, а так можно сидеть и под деревом, и под стеной…

– Мы поднялись по лестнице высоко. Думаю, достигли поверхности или даже поднялись выше её, – сказал торн.

– Я тоже так считаю, – отозвался со вздохом Свим. – Но сможем ли мы пробиться через такой завал наружу?

Они с сомнением посмотрели перед собой – прутья, уголки, швеллерообразные балки хаотически заполняли проход перед ними. Протиснуться сквозь них, должно быть, было так же трудно, как выбраться из клетки. О возвращении к колодцу они даже не подумали.

– Но только не сейчас, – решительно заявил Свим. – У меня уже в голове шумит, так спать хочу. Что там твой пеленгатор?

– Боюсь что… – Торн достал кубик, прислушался к нему. – Так и есть. Металл экранирует, связи между пеленгаторами нет. Всё-таки легенды одревних несут в себе не только вымышленное, но и кое-что из реальной жизни. Металл экранирует связь между передатчиками и приёмниками, об этом упоминается неоднократно. Например, перечень экранирующих явлений в легенде о радиомолчании на всём земном шаре после падения города-спутника. Или сказание…

Свим полусонно кивнул головой.

– Всё равно, – сказал он, – надо поспать. Иначе от меня никакого толку не будет… Ночью надо спать… – пробубнил он и смолк.

Торн разбудил Свима, когда вокруг было совсем светло. Переплетение металлического хлама в свете начинающегося дня показалось не таким уж и непреодолимым. Стали просматриваться прорехи в, казалось бы, сплошной канители линий – прямых и изогнутых. Сквозь них мог протиснуться не только жилистый и предельно гибкий торн, но и более массивный и по-человечески неуклюжий, по сравнению с Сестерцием, человек.

В некоторых местах металл соприкасался с металлом уже так долго, что успел диффундировать и спаять балки и прутья намертво, перед такой преградой пасовал даже торн. В других местах построения естественной конструкции можно было без труда отогнуть или даже выломать кусок прогнившего металла.

Однако продвижение, вернее просачивание оказалось не безопасным делом. Малое, что можно было заработать, так это ушиб о металлическую конструкцию, но стержни норовили попасть в глаз или поцарапать кожу, или, упруго отжавшись, ударить при возвращении в прежнее положение.

С трудом и синяками у Свима они протащили свои тела сквозь решето балок и вышли в большое помещение, часть крыши которого рухнуло вниз, отбросив стену так, что отсюда можно было видеть часть территории перед руинами как раз со стороны дороги.

Торн тут же вызвал ответчик и, послушав свой прибор, буднично доложил:

– Твой мешок движется. Oн уже всего в двух с половиной свиджах от нас. И движется точно сюда.

– Тескомовцы?

Торн по-человечески пожал плечами.

– Наши?

– Свим, ведь я тебе уже говорил, что не могу судить о носителе, – наставительно ответил Сестерций. – Подождём немного. Он скоро должен появиться вон оттуда. Так что мы с тобой задолго увидим и узнаем, кто несёт твой мешок.

– Ждать да догонять – последнее дело! – дернул себя за щетину Свим. – Быстрее бы выяснить, да заняться поиском наших.

– Вон они, – тут же заявил торн и показал Свиму, куда надо смотреть.

Свим долго вглядывался вдаль, подёрнутую дымкой, пока, наконец, не увидел маленькие фигурки, едва бредущие к руинам.

– Наши? Сестерций! Ты же лучше видишь.

– Наши, наши, не беспокойся, – невозмутимо сказал торн и добавил: – Не вижу Ф”ента. А впереди идёт хопперсукс, за ним… Харан и Клоуда. В конце – Малыш.

– Правильно распределились, – похвалил Свим.

Он не мог видеть так хорошо, как Сестерций, но верил ему на слово. Главное, идут Харан и Клоуда. Клоуда идёт – вот что его сейчас беспокоило. Идёт, значит, здорова, и падение с большой высоты не привело к тяжким последствиям. То, что жив Камрат, Свим не сомневался. И К”ньюша жив…

– Пойдём навстречу… – начал он, но его перебил торн.

– Клоуда упала… Им нужна помощь. И смотри!.. Видишь? За ними тескомовцы. Четверо!

– Мутные звезды! К ним!

Глава 41

– Мы выходим из зарослей, – оглянулся и предупредил К”ньец людей, медленно бредущих за ним. – Дальше почти открытое пространство.

Команда остановилась. Камрат посмотрел на взрослых. Харан, борясь с собственной слабостью, поддерживал бледную Клоуду под руку. На вопросительный взгляд мальчика врач приподнял брови – ничего хорошего, но идти надо.

– До руин ещё далеко?

– Свиджа два, малыш, – подумав, ответил К”ньец. – Берметов через двадцать сам увидишь. Они хорошо просматриваются.

– Тогда… идём дальше.

Перед ними открылось почти ровное поле, лишь в нескольких местах поросшее отдельно стоящими деревьями или небольшими купами кустов. Руины увидели сразу все. Они словно парили над раскинувшейся равниной и занимали центральное положение на данной территории.

– Нам бы, малыш, следовало передохнуть, – сказал Харан, прикрывая от усталости глаза.

Камрат обернулся на оставленные кусты.

– Надо будет вернуться, – растерянно сказал он и остановился, чтобы решиться либо на продолжение движения, либо вновь отойти и зарослям и там, в укрытии, отдохнуть.

Он досадовал на себя, что не заметил состояния людей и не смог догадаться сделать этого раньше.

– Здесь невдалеке есть небольшая ложбинка, невысокий кустарник, – вмешался К”ньец. – Может быть, там…

– Да, – обрадовался мальчик.

Клоуде стало совсем плохо, ноги её не слушались. Так что, едва дойдя до ложбинки, а по сути, приямка, о которой говорил К”ньец, она присела, выпав из рук Харана.

– Голова кружится, – пожаловалась женщина невнятно и вяло.

Харан приложил ладонь к её лбу, нахмурился.

– У неё лихорадка.

– Да, весна, – сказал хопс. – Летом можно было бы найти кое-какую траву, сбить температуру.

– Ей трава не нужна, – возразил Харан, усаживаясь рядом с Клоудой и морщась от собственной боли. – Ей нужен покой. День или два.

– Только не здесь, – насторожился Камрат. – Надо добраться до руин. Там мы сможем укрыться хотя бы от шаров. Да и от дороги подальше. А здесь мы уязвимы.

– Я не думал здесь останавливаться, – стал оправдываться Харан. – Но передохнуть надо. Особенно Клоуде.

Его лицо постепенно очищалось от коросты запёкшейся крови и, как и предупреждали кравели, появлялись едва заметные шрамы, ещё розоватые и свежие. Пройдёт время, они поблекнут и, вероятно, вообще не будут заметны.

– Я пойду, – со стоном сказала Клоуда, – малыш прав. Помоги мне, Харан. Мне самой не подняться.

Врач сам с трудом поднялся, подхватил Клоуду под руку, поставил на ноги и подставил свое плечо.

– Обопрись! И… – Он вымученно улыбнулся. – Не бойся, я выдержу.

– Спасибо!

Не ведающий усталости хопс уже двинулся к руинам. Мальчик привычно огляделся.

Обернувшись назад, он увидел тескомовцев.

– А! – горло у него перехватило.

Тут же Клоуда почти без сознания выскользнула из-под руки Харана, они оба упали на землю. На шум их падения обернулся хопс, но увидел приседающего к земле Камрата и знаки ему руками, чтобы он сделал то же самое.

Хопс вначале ничего не понял. Старшие люди лежат, а малыш делает какие-то странные движения. Камрату ничего не оставалась, как, не таясь, крикнуть ему:

– Тескомовцы!

Хопс рухнул вниз и лишь потом спросил:

– Где?

– Сзади, справа.

К”ньец приподнял голову и увидел четверых тескомовцев, стандартно одетых и вооруженных, только что вышедших на открытую местность. Они внимательно её просматривали, пока что, не видя беглецов, и стояли, обсуждая возможный их путь. Один из них показывал рукой на руины.

Хопс подполз и мальчику.

– Они собираются пойти к руинам. Если сразу повернут к ним, то могут нас не заметить. Надо лежать тихо, – он обернулся на людей. – Клоуда может застонать. Пусть Харан последит.

Камрату до слёз хотелось, чтобы тескомовцы последовали словам К”ньюши, сразу бы направились к руинам и не заметили их. Встреча с четырьмя здоровыми вооруженными мужчинами, привыкшими держать меч, не сулила ни ему, ни его товарищам ничего хорошего. К”ньец, хотя и хорохорится, но ещё не оправился от ран. Клоуда – не воин, она и пальцем пошевелить не сможет, чтобы защитить себя, а Харан измотан до предела и не способен кому-либо противостоять. Не то что тескомовцам, но и смирному кравелю.

О себе Камрат не думал, он за себя не боялся.

Он ещё не умел бояться.

Бабка Калея, наставляя и натаскивая его в хапре, не давала ни намёков, ни даже понимания о чувстве боязни перед кем-то: человеком, разумным или диким. Противника, если он перед тобой, бояться не следует – вот её наставление. Другое дело – нечто незнакомое, неизвестное или ситуация, где сам ты значишь слишком мало, чтобы повлиять на течение событий. В таких случаях Камрат мог переживать чувство страха. К тому же страх мог быть беспричинным, как отголосок атавистического ощущения неблагоприятной среды, окружающей человека, или той же среды, придуманной или представляемой им самим помимо его воли.

Перед лицом реального противника у Камрата не было причин бояться, так как всё было ясным – тескомовцы. Но не только прозрачность положения, в котором он сейчас пребывал, давала ему возможность боязни. Существовала другая причина, коренившаяся в событиях последних дней. Мальчик просто укрепился в благой мысли о своей неуязвимости.

Как часто, особенно в юные годы, после одного-двух успешных или счастливых происшествий, порой даже не зависящих от нас самих, появляется шальная мысль о бессмертии, о способности прожить жизнь без сучка и задоринки, без потерь и утрат, молодым и полным сил…

Камрат был сейчас именно таким.

Но он ещё не знал, что он таков и есть на самом деле…

Тескомовцы не торопились. Шли ли они по следам, оставленным сапогами беглецов, или ориентировались другими соображениями, трудно было предполагать, да и незачем. Так или иначе, но они объявились рядом и, похоже, знали что-то об уходящих от них, если обсуждали маршрут своего дальнейшего движения.

Впрочем, кто знает этих железных, от которых можно ожидать что угодно?

Наконец, они пришли к какому-то решению и, не спеша, двинулись по направлению к руинам. Камрат перевел дыхание – угроза встречи миновала?

Припавший к земле мальчик прижал палец к губам. На него смотрели побелевшие от боли и страха глаза Клоуды, замершей в неудобной позе после падения. Чуть в стороне от неё притаился Харан. Он, как и Камрат, видел тескомовцев. К”ньец распластался так, что стал почти невидим на фоне слегка подбитой зеленью травы.

Ещё несколько шагов и тескомовцы пройдут мимо. Камрат уже облегченно выдохнул и вдохнул воздух и стал подумывать, куда теперь надо будет повернуть, чтобы разминуться навсегда с преследователями, если они таковыми были. Их неспешный, вперевалку, шаг, общее обсуждение каких-то вопросов во время ходьбы плотной группой и не слишком внимательный осмотр местности наводил на мысль, что тескомовцы, пожалуй, просто проверяли территорию: либо искали своих пропавших друзей, залетевших сюда на шаре, либо проводили плановый рейд. Во всяком случае, Камрат готов был поверить, что ищут тескомовцы не обязательно его и его друзей.

Когда, казалось, самое страшное миновало, и тескомовцы стали постепенно удаляться в сторону руин, на них неожиданно набросился рыжеватый клубок, вопящий и лающий. Ни тескомовцы, ни Камрат со спутниками долго не могли разобраться, кто же это осмелился напасть на целое звено – купор – вооруженных мужчин.

Первым уяснил ситуацию К”ньец.

– Ай да, собака! – воскликнул он и, не раздумывая, бросился на подмогу своему другу-неприятелю.

Его пронзительное мяуканье слилось с визгом Ф”ента.

– Неужели стехар? – изумился Харан. – Куда его понесло? Я так и знал, что он нас не бросит.

Упираясь руками в землю, Харан стал вставать с намерением тоже помочь Ф”енту.

Врач был прав, думая о стехаре так, как выразил это словами.

Покинутый на поляне у дороги, Ф”ент некоторое время бесцельно ходил по кругу, переживая случившееся. Он, то гордо думал о себе, как о выходце из знаменитого клана капов, Хранителей Талисмана, обладателе незаурядного, по сравнению с другими, даже людьми, ума, то удрученно вспоминал о своём утреннем дурацком поведении перед людьми, с которыми мыслил связать свою судьбу в течение хотя бы ближайших несколько лет. И это случилось тогда, когда в команде произошла беда со Свимом и Сестерцием. А он – кап и стехар – выступил со своими капризами как раз именно сейчас. Что они теперь о нём думают? И что теперь может о нём говорить эта паршивая кошка, с которой ему иногда удавалось найти общий язык и высказаться по любому поводу? Как много у него нашлось общего с К”ньюшей. А он сам разрушил наладившиеся взаимоотношения со всеми. К тому же, одному, даже капу и стехару, в этом мире не прожить, тем более здесь, вдали от городов, вне клана, без людей. Его может ожидать очередной какой-нибудь Кенеш, только уступающий тому и умом, и сноровкой.

Ф”ент совсем уже решился догнать ушедших вперёд, повиниться перед Камратом и отдать себя в его распоряжение. И, что бы там ни было, не оставлять людей и хопса. Он уже повернулся к чуть заметной тропе, оставленной за собой его друзьями, как услышал шаги. А потом невдалеке от себя увидел тескомовцев.

Тескомовцы шли, не таясь и громко разговаривая. Стехар припал к земле – его не видно и не слышно. Но те направлялись в ту сторону, куда Камрат увёл команду. Выродок сразу понял, какая угроза нависла над его недавними спутниками. Пригнувшись, как можно ниже, он последовал за тескомовцами, надеясь каким-то образом отвлечь их от группы Камрата.

Каким, он ещё не знал сам.

Он бесшумно крался, не выпуская тескомовцев из виду, пока те не вышли на открытое пространство. Но Ф”ент нигде не видел и ушедших, что могло означать одно – они отдыхают, так как взрослые люди казались слишком изнуренными, когда уходили к замеченным К”ньецем руинам. Отдыхают и не знают, что по их следам идут тескомовцы.

Следовало их предупредить, чтобы они смогли незаметно скрыться, для чего надо дать друзьям знать о себе и преследователях.

И он нашёл способ, как это сделать.

Крича и лая – так будет слышно далеко, он бросился на тескомовцев, показывая их друзьям.

Первые несколько мгновений Ф”ент крутился вьюном под ногами тескомовцев и колол во все стороны своим жалким ножом. Его уколы в ноги людей для тех были неприятными, но не представляли никакой серьезной опасности.

Слегка опешившие люди рассвирепели от такой наглости, посчитав атаку выродка за безумство. Они быстро, крича на собаку и ругаясь, достали свои мечи и пустили их по назначению. Острые клинки засвистели над и сбоку от Ф”ента. Он уворачивался, нападал, подпрыгивал и всё время кричал.

Так долго продолжаться не могло. Как ни был изворотлив Ф”ент, но против четверых мужчин ему долго устоять было невозможно. Вскоре, не достав до наглеца мечом, тескомовец дотянулся до выродка ногой и пнул его под ребра. Ф”ент, скуля от боли, описал в воздухе пологую дугу, пролетая мимо другого тескомовца. Тот решил добавить выродку скорости, однако его пинок не достиг цели, отчего тяжелое тело мужчины занесло и он едва не упал.

Тескомовец ещё балансировал на одной ноге, когда на него сходу набежал К”ньец.

Хопс – не чета Ф”енту – хорошо владел мечом и умел вести бой. Человек в неудобной позе представлял для него подходящую мишень. Хриплый выкрик тескомовца слился с тонким сдавленным звуком, рвущимся из горла К”ньеца, ткнувшего меч под заушину каски тескомовца.

Пролилась первая кровь. Тескомовец упал. К”ньец нанёс ему серьёзную рану, и тому теперь было не до чего, лишь бы выжить.

Оставшиеся в живых тескомовцы, наконец, разобрались в ситуации.

– Выродки! – воскликнули они.

Ф”ент заметил К”ньеца, отступающего от людей по направлению к нему. Крикнул:

– Бегите! Я с ними тут… – И отскочил, едва увернувшись от острого тескомовского клинка.

– Как вы смеете нападать на людей? – громыхнул один из мужчин, пока другие занимались раненым товарищем. – Путры не имеют права этого делать! Вы ответите своей жизнью! И мы доберёмся до ваших кланов и убьём по десятку за нашего товарища!

Угроза тескомовца имела под собой веские основания. Теском уже давно, со времени Войн За Выживание, взял на вооружение правило наказывать кланы и гурты, выходцы из которых поднимали руку на людей.

Поскольку перемещение разумных по земле нигде, кроме отдельных территорий, не ограничивалось, то между бандеками существовала простая, но действенная договорённость. Теском или приравненная и нему организация, в случае нахождения путров за пределами данной страны, передавали сведения тем, на чьей территории в настоящее время располагались разумные-нелюди. Действовал слепой распорядок: убить тех-то столько-то. Договоренность исполнялась неукоснительно.

Несмотря на односторонность применения этого правила, каждый выродок, уходя из клана или покидая гурт, давал соплеменникам слово не навлекать на них беды, осквернив себя нападением на человека. Как любое правило, оно имело исключение: выродок мог ополчиться на человека и убить его под руководством другого человека.

Однако даже такие строгие правила подчас нарушались со стороны некоторых кланов и их выходцев. Примером тому могли быть гараны.

Поэтому, пока перед тескомовцами были путры, они имели законное, хотя по сути своей негласное, основание предупредить выродков об ответственности, взятой ими на себя.

Поведение их резко изменилось, когда они увидели Камрата, неторопливо подступающего к ним, и Харана, который хотя и пошатывался от слабости, но выглядел решительно с оголённым мечом.

Тескомовцы тут же словно позабыли о выродках и повернулись к новым действующим лицам. Отношение Тескома к людям, возглавлявшим вооруженных путров, всегда было отрицательным по многим причинам. Одно – исключение из правила наказания соплеменников выродков. Из-за возможности пострадать от выродка – сама мысль об этом претила человеку. И, главное, привлечение всё большего числа разумных не из людей к постоянному ношению меча и искусству владения им, могло, как думали в Тескоме, привести к взрыву взаимоотношений между людьми и путрами, не в пользу первых.

Так что хорошего отношения со стороны тескомовцев ни Камрату, ни тем более Харану, ожидать не приходилось.

– Кто такие? – Грубо спросил руководитель звена – купорен, его главенство подтверждала светло-зеленая точка на груди меленрая.

Камрат не ответил. Он остановился и стал смотреть на тескомовцев, следя за каждым их движением.

Поведение мальчика озадачило и более ожесточило мужчин.

– Мы, кажется, не там искали! Не тех проверяли! – с удивлением проговорил один из тескомовцев. Он был молод и высок. Его коротко остриженные волосы выдавали, а он снял каску, раннее облысение ото лба до макушки. Он был бы красив, но его лицо портил массивный, слегка кривоватый нос. – Вот вам и мальчик! А мы его ищем везде. Дней десять уже? Как тебя зовут, мальчик?

Камрат проигнорировал и этот вопрос. Он решил вообще не вступать ни в какие переговоры с тескомовцами.

– Чего он молчит? – молодой и высокий уже обратился к своим товарищам, словно они могли ответить ему за Камрата.

– Он язык проглотил, – сказал руководитель звена. Его большая голова с выдающимися скулами и маленьким подбородком наклонилась чуть набок. – Ну, с мальчишкой мы ещё успеем поговорить. А сейчас надо наказать выродков за Кранта. Вы займитесь ими, а я… Мальчик, а ну-ка, подойди сюда, пока я сам к тебе не подошёл!

Подзывая, он не удосужился переменить тон своих слов – грубых и нетерпеливых.

Камрат заметил про себя: – точно также вёл себя с ним вчерашний тескомовец. Они видели в нём только мальчика. Его это обидело.

На окрик тескомовца он шелохнулся, одними глазами проследил, как подручные звеньевого безуспешно гоняются за выродками, передохнувшими и успевшими подготовиться к бою, пока тескомовцы занимались мальчиком. Если бы не Клоуда и Харан, он смог бы с ними уйти от тескомовцев, – подумалось мальчику. Потом он отбросил эти мысли. Никуда бы они не ушли. Воины Тескома могли бы их преследовать долго, вызвав при этом подмогу.

И первым из троих выдохся бы он, Камрат. Так что нет смысла думать о Клоуде и Харане, как об обузе, тем более что Харан стоит сейчас рядом с обессиленной Клоудой и готов умереть вместе с ней.

Купорену стала надоедать неопределённость положения. Грузно ступая, он пошёл на Камрата.

Мальчик подождал, когда тот приблизится на короткое расстояние, и сам сделал к нему два быстрых лёгких шага.

Тескомовец побывал во многих схватках, однако с детьми, такими как Камрат, ему сражаться не приходилось. Порол и лозой и шнуром – да, но сражаться? Он накатывал на мальчишку без осторожности, удивляясь несколько выдержке мальчика – не побежал от вооруженного мечом мужчины, не захныкал от страха. Мало того, мальчишка вдруг бросился на его меч так резво, что тескомовец даже не среагировал, чтобы его отвести в сторону. Он напрягся, ожидая неминуемого – сейчас его меч обагрится кровью, и он в том виноватым не будет.

Однако непонятным образом мальчик успел обогнуть острый конец меча и внезапно оказался вплотную с мужчиной.

Камрат опытным взглядом искал подходящую прореху в меленрае или место, не защищенное им, чтобы поразить тескомовца. Доступной щели для гладиуса не оказалось, а тескомовец, словно ему в лицо плеснули кипятком, отпрянул далеко назад и в сторону.

– Ах, ты… гад-дёныш! – взревел он.

Мгновениями раньше уверенный в своей неуязвимости, опыте и силе рядом со щуплой детской фигурой, он пережил мгновение беспомощности. Кровь ударила ему в лицо.

Камрат также отпрыгнул от тескомовца и вновь застыл на месте, выжидая его дальнейших действий. Противник теперь не торопился и готовился всерьёз заняться мальчишкой. Смешно было бояться его жалкой игрушки, но не хотелось, чтобы потом с издёвкой пересказывали с мыслимыми и немыслимыми подробностями историю, как его, известного и сильного, ранил какой-то малец, у которого и меча-то настоящего не было. Уже сейчас назревает ситуация, стоящая хорошего мужского словца, и можно будет ожидать, что он ещё услышит о себе уничижительную байку…

Ладно, как надо бороться с насмешниками, он знает лучше, чем как поступить сейчас. Мальчишку надо будет оглушить, чтобы не сопротивлялся, потом связать, пожалуй. И потом, наверное, придётся его тащить на себе, хотя бы до дороги…

Меч тескомовца был подстать мечу Свима – тяжелый, из великолепного мелерона цвета чуть подсохшей травы, он матово поблескивал клинком в свете солнца и в руках сильного мужчины казался невесомым. Меч ходил в его руке, ведомый одной кистью. Кончик меча описывал всё увеличивающиеся круги.

Зачем тескомовец так крутил мечом, Камрат не понимал и не торопился что-либо предпринимать.

Стал слышен тонкий посвист разрезаемого воздуха. Мужчина, похоже, увлёкся размахиванием меча.

«Сейчас!» – подумал Камрат, и тескомовец бросился на него.       Меч, опускаемый плашмя, пролетел, рассекая пустоту там, где только что находился мальчик, а сам он опять рядом с меленраем и жадно оглядывает его и ищет неудачный шов, или свежую застёжку, или неправильно подогнанные пластины, чтобы достать жалом гладиуса то, что надежно спрятано под бронёй – тело тескомовца.

Новый обоюдный отскок в противоположные стороны.

Мужчина хмурится и свирепеет. Обычное хладнокровие оставляет его. Будь перед ним взрослый, он бы знал как себя вести перед ним. Но этот мальчишка…

Камрат быстро огляделся. К”ньец изловчился и дотянулся до руки тескомовца, который охотился за ним, и ранил его, но вид у хопса не боевой, а тескомовец наступает. Ф”ент увлёк своего преследователя далеко от места схватки, они оба исчезли где-то там, за перепадами поверхности земли. Пусть тескомовец побегает за стехаром.

Единственным зрителем и свидетелем происходящего стал Харан. Он успел оглушить недобитого тескомовца и теперь неотрывно следил за леденящей его кровь картиной единоборства мальчика и зрелого, искушённого в боях, тескомовца. Сам когда-то тескомовец, Харан видел, насколько взрослый превосходит мальчика в росте, массе, в длине оружия. Да, всё это давало тескомовцу преимущества, но только не перед этим удивительным малышом.

Харан, примеривая на себя происходящую на его глазах стычку, сам не знал, как бы он построил свой бой, будь он сейчас на месте тескомовца. Руководитель звена, по-видимому, тоже бился над той же задачкой. Выло что-то такое в действиях мальчика, что совершенно не походило на всё виденное им до сего дня.

Если оценивать каждое движение Камрата, то ничего особенного в них как будто не было. И настойчивость его, на взгляд со стороны, страдала прямолинейностью – приблизиться к тескомовцу как можно ближе и поразить его, воспользовавшись несовершенством старого меленрая, подобранного когда-то к стройной, не такой массивной, фигуре тескомовца, едва сходящегося сейчас на нём. Всё так: прямолинейность, позы, похожие на оцепенение в мгновения кратких перерывов в бое, нелепые движения гладиуса, больше похожие на заточку конца палки, чем на боевые приемы. Зато в целом создаётся ошеломляющая нелогичность ведения схватки, и как ему противостоять – не ясно, даже наблюдая со стороны.

К тому же тескомовец явно стал уставать. Вся беда бойцов Тескома Сампатамии заключалась в потере ими боевой сноровки. В последние годы, лет пять-семь, основная стабилизирующая организация перешла от активной политики в бандеке к пассивной, что послужило, кроме невозможности ужиться с этим поганцем – Тикером, одной из причин в своё время ухода Харана из ее рядов.

Обычно Теском вмешивался во все сферы жизни страны, жестко подавлял всякое проявление бандитизма, междоусобиц среди разумных, усмирения гуртов. Тескомовцам приходилось много передвигаться по территориям, сшибаться в кровавых схватках с воинственно настроенными отщепенцами из людей и выродков. Подготовка бойцов велась в школах – хирисах – на самом высоком уровне отличными учителями. В такие периоды взрослели бойцы Тескома, набирались опыта, умели защитить себя и других. Им тогда не было времени сладко есть, вести изнеженный образ жизни вне зависимости от их положения на иерархической лестнице в организации Тескома.

Но прошли те времена, и у такого воина, с одним из которых судьба свела в поединке с Камратом, всё осталось в прошлом. Всё лучшее: выносливость, азарт, владение оружием. Он, конечно, ещё представлял грозную силу, при нём сохранились опыт и навык, однако на смену им пришли быстрая одышка, тяжелый шаг и потеря квалификации ведения боя из-за долгого отсутствия практики. Такими были и вчерашние бойцы, прилетевшие на шаре.

Камрат до сих пор совершенно не ощущал подступающей усталости от противостояния тескомовцу, в то время как его противник уже обливался потом, надрывно дышал и терял терпение.

Смахнув со лба капли пота, выедающего глаза, тескомовец перестал думать о том, кто перед ним. Неважно, что мальчишка, важно одно: ему противостоит вооруженный человек, напавший на представителя Тескома. «Кому нужен этот гадёныш, пусть сами его берут, хоть голыми руками!» – злясь на себя, думал звеньевой. – «Надо было сразу заняться с ним по-настоящему. А теперь… Жарко, во рту горько!.. А это ещё кто такие?»

Тескомовец увидел две смутные человеческие фигуры, показавшиеся вдалеке. Они стремительно приближались к месту схватки. Похоже, это не тескомовцы, поскольку бегут не от дороги, а откуда-то из недр Дикой Земли.

– Наддар! – услышал он отчаянный призыв одного из своих бойцов, к которому подбегали неизвестные.

Руководитель купора отступил на несколько шагов, и обернулся на зов. Меленрай на нем напрягся, и Камрат наконец-то обнаружил место, через которое можно было поразить тескомовца.

– Отступай к дороге! – крикнул звеньевой своему бойцу. – Отступай! А я тут сейчас… А-а!..

Рядом с ним стоял Камрат.

Пока тескомовец был занят перекличкой и отвлёкся всего на мгновение, мальчик сделал несколько неуловимо быстрых шагов и вонзил своё оружие в открывшуюся прореху в броне.

Противник упал, Камрат осмотрелся и увидел Свима, а за ним ярко разодетого торна, вынимающих мечи против оставшегося в живых тескомовца. То, что он был последним, Камрат узнал чуть позже. Ф”ент, уводя своего преследователя подальше от места схватки, вывел его прямо на бегущих на подмогу, Свима и торна.

Встреча всей команды, Свима и Клоуды, мальчика и Свима, торна со всеми – всё происходило в каком-то сумбуре: мельтешение снующих туда-сюда людей, хопса и торна, невразумительные радостные выкрики, слёзы радости у Клоуды, переходящие в рыдания, начало рассказов, что с кем случилось за время разлуки…

Команда словно пополнилась сразу на десяток новых членов – столько было произведено движений, произнесено слов, восклицаний, сделано жестов и подарено друг другу улыбок.

Один Ф”ент отсутствовал и не принимал участие в радостном событии.

Свим вспомнил о нём:

– Он ранен, но не опасно. Там ему ещё немного укоротили хвост.

– Куда же ещё? – удивился К”ньец и серьёзно заметил: – Не везёт ему на хвост. Без него он становится стеснительным.

– Ну, вот ещё, – вступил в обсуждение торн. – Там осталось достаточно, чтобы показать ему свою трусость.

– Он не трус! – на защиту выродка стал Камрат. Его поддержал К”ньец. – Он один бросился на четверых тескомовцев, чтобы отвлечь их от нас. Если бы не он, не знаю, встретились бы мы в полном составе. Вот он какой!

Свим похлопал мальчика по плечу.

– Я рад, малыш, что мы снова с тобой встретились, и что команда наша собралась целиком, и что она не знает трусов и… поражений. – Свим окинул команду взглядом. – Да уж… Вот что, друзья, удивительно! Ни дня без драки, а мы все живы. Основательно потрёпаны – это да, но живы. Живы!!

– Люди! – напомнил о себе Сестерций. – И, тем не менее, ты, Свим, прав. Во всём присутствует какая-то алогичность. Вне её половина команды давно бы закончила своё существование среди живых.

– Мутные звезды! Как тебя заносит! Лучше так, как есть, чем так, как ты тут наговариваешь.

– Я не наговариваю, я констатирую.

– Вот и оставь это при себе, а нам надо отсюда уходить.

Глава 42

По дороге к руинам отыскали Ф”ента, Свим взял его на руки. Рядом, ухватившись за мощную руку дурба и не отпуская её ни на мгновение, словно Свим сможет опять куда-то исчезнуть, семенила Клоуда, и требовала от него подробностей освобождения из липучки, борьбы с воздушным шаром, о найденном подземелье. Внезапная встреча с любимым подняла Клоуду на ноги, придала сил, она не ощущала своего тела, болей в нём, как будто плавала в радостном розовом тумане.

Свим посматривал на неё сверху вниз, прижимал локтем её руку и много смеялся. Несясь с торном к месту встречи остатков команды с тескомовцами, Свим готов был вспорхнуть птицей и в первую очередь защитить её. Слова торна о падении, о том, что до того её поддерживал Харан, так как она, похоже, самостоятельно не могла передвигаться, разбудили его воображение с вариантами, один другого худшим, произошедшего с нею: она серьёзно ранена, избита, измучена, изнасилована тескомовцами… Он бежал так, что обогнал Сестерция, правда, не намного, оттого что сегодня торну удалось привести в действие пуджи и он испытал неповторимое чувство полёта на расстоянии берметов в семьдесят.

Сейчас же Свим видел усталую, но счастливую женщину, позабывшую о вчерашнем падении со страшной высоты, о муках боли после того, когда проснулась днём, об ужасе, пережитом от встречи с тескомовцами, когда стоящий над нею Харан по её просьбе готов был её убить и броситься на врага, чтобы самому быть убитым. Иного они не предполагали. Но вот хопс смертельно ранил одного и занялся другим, не столько нападая на него, сколько отвлекая подальше от людей, что не могли постоять за себя, а малыш выматывал своего противника, обещая отсрочку неотвратимого. Потом как во сне, как в хорошей сказке случилось появление сильного и любимого ею Свима, которого она не чаяла уже увидеть и мысленно даже смирилась с этим печальным для неё фактом. А он – вот он! – здоровый, живой, смеющийся…

– Что было дальше? – теребила она его, стараясь заглянуть ему в лицо, чтобы порадоваться ещё раз его доброй и счастливой улыбке.

– Потом… Потом Сестерций рубанул шар мечом, газ, вонючий такой, задохнуться можно, потёк, и мы стали вначале медленно, а затем всё быстрее падать…

– Вот бестолковые. Управлять шаром просто. Ты же видел, как я это делала? Тогда, когда мы летели. В тот первый день.

– Конечно, видел. Как же. Только не то, как надо управлять шаром, а видел лишь тебя.

– Правда? Сви-им!..

Ф”ент на руках у человека умудрялся зализывать многочисленные, хотя и не очень серьезные, раны. Как ни был ловок стехар, но порезы от мечей тескомовцев, удар ногой, а напоследок усекновение хвоста, совсем немного – в человеческий палец толщиной, а всё – раны.

– Ты можешь полежать спокойнее? – спрашивал его Свим, когда выродок слишком энергично крутился на его руках.

– Могу, – с вызовом ответствовал Ф”ент и продолжал своё беспокойное занятие.

Он сразу почувствовал свой новый статус в команде – все его любили и уважали, поэтому с удовольствием пользовался новым положением. Одно то, что его на руках несёт человек в знак уважения к его заслугам, стоило многого. Так он, пожалуй, прославит клан хиков ещё больше!

– Тогда замри! – приказал Свим и чуть притиснул его к себе.

– Ай, ай! Я могу, но мне надо срочно зализать те раны, которые могут быть заражены. Разве ты не знаешь, что мы, собаки, всегда так поступаем?

Его резонного вопроса Свим уже не слышал, его вновь отвлекла Клоуда. Так Свим и шёл: спрашивая, отвечая, рассказывая… И был тем безмерно счастлив.

Остальные члены команды чуть приотстали и с интересом выслушивали подробный и монотонный рассказ Сестерция о полёте на шаре, высвобождении Свима из липучки, о муках приземления, о падении в какой-то колодец посредине Дикого Поля и о распределителях еды. Последнее вызвало маленькую дискуссию, ибо все, кроме торна, со вчерашнего дня не ели. После красочного описания чудес, получаемых из распределителя, каждый ощутил предвкушение и зверский голод.

– Неслыханное дело, – восхитился Харан. – В это трудно поверить на слово. Но вы-то видели и ели!.. Главное, я тоже увижу и попробую пишу, приготовленную по рецептам многотысячелетней давности… Твои ощущения, Сестерций, каковы? Есть в еде какие-нибудь элементы, которые не встречаются сейчас в нашей еде?

Сестерций вскинул было голову, однако снизошёл до ответа:

– Всё одно и то же.

– Да-а, – разочаровано протянул Харан. – Но наличие самой раздаточной… А я ведь нечто такое однажды слышал. Но, скажу честно, в городе я таким россказням никогда не верил, и не только я. В городе о территории, тем более о Диких Землях, сами знаете, ходят разные слухи. Порой, правда, ничего определённого, а иногда распространяется просто сногсшибательная какая-то история, вроде той, что нам тут рассказал ты, Сестерций.

– У нас в городе то же самое, – решил поделиться своими впечатлениями Камрат. – Придут лесовики, вокруг них народ соберётся, а они начнут о чём-нибудь таком говорить, что на них все пальцем показывают, говорят, что они там, в лесу, может быть, видят что-то, но либо о том врут, либо сами всё придумывают.

– Городских понять можно, – неожиданно заступился торн за горожан. – Они живут по своим законам, в заданных условиях города. Всё необходимое для жизни у них есть. А кто-то приходит и говорит о таком вот распределителе, идите, говорит, и пользуйтесь. Выбор – бесконечный. Что будет, если часть горожан бросится сюда? Тронь горожан, что станется с городом? Так, Харан?

– Ты меня, уважаемый Сестерций, поражаешь. Ты ведь, кажется, в городе не жил?.. Я так и думал. Но в своём рассуждении ты, наверное, прав. Многое, если не всё, в городе держится только на традиционных представлениях, иногда ложных или даже нереальных по своей сути. На них-то и основаны нормы и законы проживания в городе. Как бы мы ни судили, а вне города человек деградирует. Я уже давно не был в городе и чувствую – во мне происходят негативные процессы. Пора бы укрепить зубы, почистить глаза и исправить остроту зрения, пройти закалочный цикл. Дикие Земли убивают человека.

– Люди! – тут же прокомментировал Сестерций.

– У нас в городе о лесе и загородной жизни судят по крику одура, – сказал Камрат, сам он в укрепляющих организм человека мероприятиях ещё не нуждался. – Мы вот идём уже больше десяти дней, а никакого одура ни разу не видели.

Харан засмеялся, хотя смех давался ему с трудом.

– Одуры только около городов и держатся, – сказал он. – В лесу или в Диком Поле ему страшно.

Камрат подозрительно посмотрел на Харана, не смеется ли он над ним? Решил заступиться за одура.

– А чего ему бояться? Он сам, кого хочешь, испугает. Одур, он никого не боится! Его боятся.

– Ой, малыш! Ты-то когда-нибудь одура видел?

– Нет, конечно. Одура мало кто видел. Мне рассказывали о нём. Он такой… – Камрат призадумался, но оказалось, что он ничего такого об одуре не знает, но признаваться в том ему не хотелось. – Большой и страшный. Да! А зубы как… В руку длиной. Лапы с когтями. Как нападет, ка-ак схватит кого-нибудь!

Харан откровенно расхохотался, с его лица посыпались остатки – пыль – засохшей крови и нажеванной кравелями замазки на шрамах.

– Ничего смешного не вижу, – степенно проговорил торн. – Может быть, малыш, что и приукрасил, расписывая одура, но так оно и есть. Так говорят.

– Надо же, ещё один того же мнения. Ты, видать, тоже никогда с одуром не встречался?

– Не встречался и рад тому. Говорят, что те, кто с ним встретился, уже никогда ничего никому не расскажет. Признайся, Харан, что ты пошутил?

– Да что вы? Сговорились? Кто вам такого страшного об одуре наговорил? Одур… Мне даже трудно что-либо сказать, так вы меня обескуражили своими заявлениями. Одур вполне приличное животное, неразумное или потерявшее когда-то разум, со страшным голосом. Голос у него не отнимешь. Закричит, а те, кто его слышит, представляет себе о нём невесть что. Голос – и только. Похож он на безобразную человекоподобную обезьяну… Да, да, как бартиллы. Но одур выше их ростом, примерно как человек. Первым одур ни на кого не нападает, да и вообще старается разумных обходить стороной. Диких тоже. Но силы у него предостаточно. Если кто-то его зацепит, причинит боль или задумает с ним расправиться, он может свернуть шею обидчику в одночасье. Были примеры, когда одур дружил с человеком и был ему беззаветно предан. Да, насчёт зубов в руку длиной. Одур ест корешки, как кравели, но не гнушается мясом мелких грызунов, особенно мышей.

– Как К”ньюша у нас, – вставил мальчик.

– Ничего плохого в мышах, как в еде, не нахожу, – возразил хопс. – Мы в нашем клане специально мышей разводим.

– Еда есть еда, – глубокомысленно произнес Харан и добавил: – Есть охота. После рассказов Сестерция, у меня аппетит разыгрался на двоих.

– Свим обещал накормить нас в руинах, – напомнил Камрат.

– Я вам тоже могу показать, где стоят распределители и как ими пользоваться. Кое-какие коды мы уже расшифровали, и я их помню. А Свим… Ему будет не до вас пока. Так мне кажется.

– Да, женщина, – проговорил с мягким мурлыканьем К”ньец и облизнулся.

– И ещё какая, – вздохнул Харан и прибавил шагу.

Лишь Камрат ничего не понял из их реплик и с обидой на них подумал, что Свим не такой, как они его представляют. Сейчас он придёт в руины и станет показывать, где можно будет устроиться на отдых, и где стоят распределители еды – мальчик испытывал со всеми муки голода.

К сожалению, утром поесть времени не было.

Впереди щебетала Клоуда, в ответ ей доносился баритон Свима, раздавался беспричинный смех. Торн, высоко подняв голову, выслушивал Харана, который с увлечением что-то говорил ему. Рядом с ними своей обычной походкой, словно подкрадывался к кому-то, К”ньец. Камрату ничего не оставалось, как замкнуть передвижение команды, что выглядело вполне естественно.

Взрослые предоставляли ему возможность исполнять кое-какие обязанности, и мальчик со всей серьёзностью отнесся к ним. Он внимательно осмотрел оставленное позади пространство, посмотрел на небо. Никто их группу не преследовал. Оглядываясь назад, Камрат испытывал жалость к только что убитым тескомовцам. Похоронить они их не могли, лишь положили их вместе и присыпали старой травой.

Свим, постояв над распростертыми телами убитых, вздохнул и сказал:

– Как они мне надоели…

Вход в бывшее строение обвалился. Надо, было пробираться по груде камней, поросших пучками травы. За ними – пролом в стене в высоту и ширину в два человеческих роста, идти опять приходилось по камням. Лестница за проломом, ступеней двадцать, вела вверх к небольшой площадке, а уж от неё можно было попасть на открытое пространство, с которого дурб и торн увидели своих друзей. Сюда и привёл команду Свим, сделав широкий жест рукой – располагайтесь, мол, всё это наше.

Ф”ент с хвостом во второй раз укороченным, и ослабевший после пережитого и от пинков тескомовцев, остался лежать там, где его положил Свим. Рядом с выродком со стоном опустилась Клоуда. Короткая вспышка бодрости от радости встречи с полюбившимся ей человеком и переход к руинам вымотали её полностью. Она села с закрытыми глазами, на её посеревшем лице застыла маска боли.

«Надо поплакать», – подумала она в отчаянии. Поплакать, чтобы смягчить ломящие усталость и боль, опустошающее бессилие; поплакать от неспособности сделать какое-нибудь движение, чтобы хотя бы сесть удобнее; поплакать от нечаянной уже встречи со Свимом…

Слёзы хлынули из её глаз градом,

– Что с тобой, милая? – обеспокоился и подсел к ней Свим, обнимая вздрагивающие плечи Клоуды.

Ему ещё не всё было известно о состоянии её здоровья, оттого он испугался резкой перемене, произошедшей с ней.

– У неё были сломаны ребра при падении с шара, – пояснил подошедший Харан. – Кравели ей помогли, но ей нужен покой. Во всяком случае, дня два ей следует полежать, посидеть.

– Кло, почему же ты не сказала мне об этом? А я-то…

Женщина склонила голову на его грудь.

– Ничего страшного, дорогой. Я скоро отдышусь. Я так была рада твоему возвращению, что немного перестаралась…

– Возьми мою куртку под голову, полежи.

– Спасибо, милый!

Торн с иронией, насколько был способен к этому, наблюдал картинку взаимоотношения мужчины и женщины.

– Люди! – сказал он многозначительно. – У них всё так сложно и забавно. – Он повернулся к Камрату и хопсу. – Я же вам говорил, что Свиму будет не до вас? Так и случилось. Пойдемте, я вас покормлю вволю.

– А меня? – притворно надул губы Харан. – Я тоже есть хочу. Да и уважаемого стехара следует прихватить с собой. Он хоть и раненый, а от еды, думаю, не откажется.

Ф”ент с благодарностью посмотрел на Харана – тот назвал его уважаемым, а всего две праузы назад от него такого нельзя было дождаться.

Всё изменилось после отчаянного нападения на тескомовцев.

Выродок сейчас уже затруднялся бы назвать причину или объяснить кому-либо, что именно подвигло его на такой, не свойственный ему, поступок. Словно всё это делалось и не им, а кем-то другим. Да, конечно, он хотел, в первую очередь, обратить внимание своих бывших и покинувших его друзей на появление тескомовцев. Но оповестить их можно было другим способом – догнать и сказать о преследователях. Ему, наверное, поверили бы, однако постарались бы не заметить его попыток реабилитировать себя и вновь стать членом команды. Примкнул к нам – что с тобой сделаешь, но на уважение и любовь с нашей стороны не рассчитывай. Так бы могло быть.

Однако,выслеживая воинов Тескома, Ф”ент ни о чём таком не думал. Когда же тескомовцы вышли на открытое пространство, а команды под руководством Камрата в поле видимости не оказалось, с ним всё-таки что-то такое произошло из ряда вон.

Похоже, он испугался как никогда до этого, и, главное, не за себя. Такое впечатление, что он не владел собой. Сейчас бы, вот так вот лёжа в безопасности, он подумал бы ещё как поступить, а двумя праузами раньше у него не было никаких сомнений, он это точно помнил. Как поступить? Определенным образом – наброситься на тескомовцев, предупредить тем самым друзей об опасности, а там – будь что будет!

Напав на четверых вооруженных людей, он не мог рассчитывать на милость с их стороны, и ведь, что удивительно, понимал это. А набросился! Набросился, не уверенный ни в чём: что его услышат или увидят, что после того как услышат или увидят, скроются так быстро и незаметно для тескомовцев, что те их не найдут, а к нему на помощь никто не придёт…

– Ты сможешь? – участливо поинтересовался К”ньец у выродка после предложения Харана.

– Я могу его и донести, – предложил торн. – Там, правда, вход не слишком удобен, но общими усилиями мы его пронесём.

– Не надо, – Ф”ент поднялся, ему было трудно стоять на ногах и идти. – Не обращайте на меня внимания, друзья. Вы все сегодня побывали в переделке и устали не меньше моего.

– Твоя самоотверженность начинает пугать, уважаемый стехар, – покачал головой Харан и улыбнулся. – Такое поведение – признак выздоровления не только физического. То-то ещё будет, когда ты совсем выздоровеешь.

– Вот чего нам не надо, так это его выздоровления, – не остался в стороне К”ньец и высказал свою точку зрения. – Пусть лучше остается всё по-старому. Мы уже прекрасно все знаем, на что наша уважаемая собака способна, и не будем усложнять жизнь ни себе, ни уважаемому стехару.

Пожелание хопса вызвало противоречивые отклики слушателей.

– Завидуешь, кошка? – ехидства Ф”енту было не занимать.

– С людьми поведёшься, ещё не такого у них научишься, – отозвался Сестерций.

Камрат засмеялся, а Харан с удивлением посмотрел на К”ньеца.

– Такому и у людей не научишься. Ты, К”ньюша, хорошо умеешь выражать свои мысли. Для путров это не типично. Я высказал не своё мнение, но бытующее среди тех, кто пытается решать проблемы взаимоотношений между разумными.

– Люди!.. – Торн оставил за собой последнее слово. – Вот отсюда и начнём пробираться к распределителям еды. Кстати, перед вами всё это переплетение из металла.

– Из металла? – отозвался Харан.

Но разговоры о металле тут же закончились – всем не терпелось добраться до раздаточных.

Выродкам и мальчику, а также отчасти Харану, ничего не стоило свободно пройти путь, сквозь который почти праузу продирались Свим и Сестерций. Торн и сейчас, несмотря на подвижность всех членов, едва поспевал за остальными. Наконец и он оказался у двери, ведущей вниз к подземному переходу и к комнатам, где стояли распределители еды.

– Первый работающий распределитель мы нашли далеко отсюда. Давайте, опробуем те, что поближе. Заглянем сюда. – Торн, окруженный зыбкой аурой, слегка отодвигающей темноту, прошёл в проём двери ближайшего помещения и показал на стойку распределителя. – Вон он.

Стойка, идеально чистая, со сглаженными, словно облитыми, формами даже в жидком свете ауры торна резко контрастировала с совершенно пустой комнатой. Она казалась забытой вещью – жильцы съехали, всё до мелочей забрали с собой, а самое главное и красивое в спешке оставили стоять и напоминать о тех временах, когда вокруг кипела жизнь, и пахло жилым.

– Наши городские распределители убогое подобие этому, – оценил Харан, вглядываясь в ломающиеся отражения пришедших с ним разумных. – Из чего он сделан, Сестерций?

– Стекло… и какие-то добавки. Сложная смесь.

– Нельзя ли потом поговорить, как он выглядит? Лучше узнать, что внутри, – пролаял Ф”ент. – Есть хочу!

– Самое время, – отозвался торн. – Я сейчас наберу комбинацию…

Распределитель этой комнаты слегка заурчал, выполняя заказ, и выдал на плоской тарелочке разрезанный на дольки плод не то сливы, не то груши. Каждый взял по дольке и посмаковал.

– Вот теперь я верю окончательно! – прокомментировал событие Харан. – О! А это что? – принял он тарелку первого блюда, полученного торном и Свимом. – Вкусно! Я думаю, друзья, где-то здесь, в подземелье, сохранился источник энергии. Вечный источник. Кроме того, он общий… Мне это тоже понравилось… Да, общий источник. Если бы у распределителей был индивидуальный, то многие из них уже не работали бы… Молчу! Что ты нам ещё предложишь, кормилец ты наш, Сестерций?

– Я вам показал достаточно, чтобы справиться с таким простым делом. В соседних помещениях можете найти себе по распределителю. А подбором кодов займитесь сами. Потом мы все находки суммируем и проверим. – Важно проговорил торн. – А я сегодня на два дня вперёд наелся. Нам, торнам, много пищи не надо. Скромность во всём присуща нам, так что…

– Скромность!? Нам много пищи не надо? – не стерпел нахальства К”ньец. – Ты же ешь в два раза больше любого из нас, да ещё умудряешься аккумулировать энергию солнца!

– Да, это так! – гордо ответил торн и вскинул голову. – Мы, торны, не в пример другим разумным, находим энергию не только в пище, но и в лучах солнца, и в рассеянном свете. Мало того, мне нечего от вас скрывать, однако тепло ваших тел, которое вы так бездарно теряете, может служить мне дополнительным источником энергии.

Харан хохотнул.

– Спутники у меня разговорчивые…

– Вот я и говорю, – стоял на своём К”ньец, – что все твои скромность и воздержанность в пище не что иное, как пустые слова.

– Напротив! Нам, торнам, всё это подходит. Поэтому я не пойму, что тебя смущает?

– Хороший вопрос, – подал голос Харан.

– Ничего, – увернулся К”ньец.

Говорить с торном на равных он не мог. У биоробота всегда находился вопрос, никакого отношения не имеющий к теме разговора, и отвечать на него не было смысла.

– Тогда… – Сестерций на мгновение остановился, словно не знал, что дальше сказать. – Ах, да. Тогда я вам не помощник. Сам я наелся, вы же можете сами всё сделать.

– Но посветить-то нам можешь? – спросил Камрат. – В темноте не очень-то видно, какие кнопки нажимать.

– Мне светить не надо, – отказался от услуг торна Ф”ент и резво, словно не его только что несли обессиленного, выскочил из комнаты, чтобы занять ближайший распределитель.

– Я тоже могу обойтись, – заверил К”ньец.

– А я бы воспользовался светом вашей ауры, уважаемый Сестерций, – сказал Харан. – Побудьте со мной и малышом.

– Люди! Всё-таки наш предок Акарак обладал неоспоримым превосходством над Обезьяном. Он имел всё!

– Кроме настоящих мозгов, – отозвался Харан.

– Прискорбный факт, но это так, – согласился Сестерций. – Но даже человеческий мозг в темноте слеп.

– Не мозг, а глаза, – поправил его Харан. – Но оставим выяснение отношений. Малыш, начинай!

Общение с распределителями доставило много радости и развлечения для людей и выродков. Набираешь определенное количество цифр – от одной до девяти по числу кнопок, на счёт «раз, два» ждёшь, и автомат выдает тебе нечто новое и порой непонятное, но неизменно съедобное и вкусное.

Камрат, получив наугад выбранные блюда, съел две или три порции, потом потребовал у торна комбинацию для заказа странного плода, выданного для пробы. Сколько мальчик себя помнил, он никогда ничего вкуснее не ел. Оттого раз за разом заказывал одно и то же.

Харан экспериментировал, смаковал, сравнивал. Ему хотелось найти какой-то порядок в наборе кнопочных комбинаций.

– Должна же быть система. Пользователь должен знать заранее, что он получит, а не так как мы, не ведаем, что заказываем… Вот как сейчас… Пахнет хорошо… и вкусно-то как!.. Но я хочу чего-то молочного или сладкого. Но мне не удаётся хотя бы разобраться с тремя кнопками… Ты бы, малыш, съел вот этот… не знаю, как назвать… Тогда, я съем…

Ушедшие выродки заняли по распределителю.

Ф”ент довольно быстро добрался до мяса – большим куском и с косточкой, а К”ньецу понравилось какое-то каше подобное варево. Выродки, также как и мальчик, самозабвенно предавались повторению пройденного.

Гора тарелок выросла у каждого распределителя. Воспитанный бабкой оставлять место принятия пищи чистым, Камрат собрал все тарелки и плоские подставки и сложил их в углу комнаты.

– Ты прав, малыш, – отдуваясь, поощрил его Харан. – Эту… последнюю, я уберу сам. И пойдём отсюда подальше. Мне казалось, что я не страдаю чревоугодием. Оказалось, что плохо знал себя. Страшно подумать, сколько я съел.

– Не слишком много, если сравнивать со Свимом, – заметил торн.

– Благодарю тебя, Сестерций. А то я уж о себе стал плохо думать. Пойдём, посмотрим, чего добились наши путры.

Ф”ента они застали в соседнем помещении обессилевшим, но уже от обильной еды. Лежал он прямо на грязной посуде, пятная свою шёрстку подливкой или просто недоеденной снедью. Язык выродка вывалился изо рта – после еды ему стало жарко.

– Ф”ент съел много, – сказал ровным голосом торн.

– Слишком много, – добавил Харан.

– Ты, стехар, наверное, когда проживал в клане, конуру свою никогда не чистил? – спросил мальчик. – Тарелки надо убрать. Ф”ент, ты слышишь меня?

Выродок осоловело посмотрел на пришедших и ничего не ответил. Глаза его закрывались сами собой, и слушать едкие замечания в свой адрес ему было недосуг.

– Мы уходим, Ф”ент.

Но и эти слова мальчика не были услышаны засыпающим выродком.

К”ньец в той же мере оброс посудой, однако все тарелки и подложки были чисто вылизаны и сложены стопочками.

– О! – приветствовал он визитёров. – Как у вас прошло знакомство с распределителем?

В этот момент лоток выдал ему очередную порцию.

– Что ты ешь? – спросил Камрат.

– Не знаю, как оно называется, но я, пожалуй, съем ещё парочку тарелок. Мне случайно удалось найти комбинацию из пяти нажатий. Хотите попробовать? Как, малыш?

Камрат был не против, но у него болел набитый фруктом живот, и ему пришлось отказаться от заманчивого предложения – уж очень аппетитно поглощал хопс вкусно пахнущую кашицу.

– Нет, К”ньюша, – отказался мальчик и осторожно похлопал себя ниже груди. – И так полный.

– У самого под горло подпирает, а остановиться никак не могу, – заурчал К”ньец, въедаясь в снедь.

Харан же не выдержал, съел тарелку еды хопса, похвалил…

Они едва брели на выход из подземелья, когда навстречу им вышли Свим и Клоуда, которую дурб поддерживал под локоть.

– Поели?

– Еле идём, – с одышкой ответил К”ньец. – Такого у нас с тобой ещё не было, Свим. Уфрр!.. А собака даже вставать не хочет. Так и лежит там среди тарелок.

– Пусть его, трогать не будем. Еда и сон быстро вылечат его. Мы скоро вернёмся, только покормлю Клоуду. Нам надо будет обсудить наше с вами дальнейшее… э-э… В общем, что будем делать дальше?

– Хорошо, – за всех ответил Камрат, потому что К”ньец лишь мотнул головой, и непонятно было, соглашается он или нет, а Харан промычал что-то нечленораздельное.

Так бы они и разминулись – одни от распределителей, другие – к ним, но торн по поводу предложения Свима собрался разразиться речью:

– Моя точка зрения по данному вопросу проста… – начал он было монотонно.

Но речь его не состоялась.

– Сестерций, поднимись наверх и посиди на солнышке, – посоветовал торну Свим. – Оно ещё светит. А нам надо поесть.

Пробираясь через железные заслоны, Камрат поинтересовался у торна:

– Что ты хотел сказать Свиму о наших дальнейших действиях?

Перевесившись через балку, Сестерций круглыми глазами уставился на мальчика, будто увидел впервые.

– Не скажу, – выдал он фразу и отвернулся.

– Но почему? – не отставал Камрат, заинтригованный поведением словоохотливого обычно Сестерция.

– Нет смысла повторять дважды одно и то же. Появится Свим, и я скажу. Иначе… Нелогично.

– Торнам переедать тоже вредно, – поддержал разговор пыхтящий Харан. – От этого у них слова застревают в горле.

– Нам, торнам, переедание ничем не грозит. Но логично высказать какую-то мысль один раз.

– А если мы её не поймём? Ты повторишь эту мысль? – хитро посмотрел на Камрата Харан и подмигнул ему, чуть делая кивок в сторону торна.

Мальчик уже одолел все преграды и стоял на площадке, поджидая менее подвижных взрослых. Слова Харана и его подмигивание развеселили мальчика.

– Люди, – пробурчал биоробот и, наверное, вздохнул, если бы его создатели позаботились о таком выражении эмоции.

Вся команда собралась вместе уже в темноте.

С юга тянул теплый ветерок, и костёр решили не разжигать, чтобы не привлекать внимания кого-либо. На сытый желудок можно было посидеть и в темноте. Правда, Камрат опять почувствовал голод. Наевшись одних фруктов, он теперь через каждые десять минтов бегал по малой нужде. В животе стало чуть свободнее, и захотелось съесть что-нибудь существенное. Но одному идти в тёмное подземелье, ему не приходило в голову, однако мысли о еде и темноте подземелья навели его на вопрос к Харану.

– Харан, ты говорил, что здесь может быть вечный источник энергии и его можно найти.

– Говорил и могу повторить. А что, тебя это заинтересовало? Ты имеешь в виду, где он может находиться?

– Не-а. Почему же тогда в подземелье темно? Если есть источник, то и вечные светильники должны быть.

– Вот их-то как раз и нет. Я там походил, но ничего похожего на них не видел. Зато работают распределители. А соединение вечных светильников с вечным же источником энергии могло оказаться не вечным. Ведь вечного на самом деле ничего нет. Это мы так говорим, потому что для человека тысяча лет – уже вечность, а те же светильники порой освещают помещения уже десяток тысяч лет. Поистине вечные. Так что источник надо искать.

– Поищем, – вмешался Свим. Он сидел, скрестив могучие ноги, и держал руку Клоуды в своей руке. Клоуда уже не казалась такой измученной как днём, на её лице появился румянец. Свим продолжал: – Давайте смотреть на нашу счастливую находку шире. У меня и у вас, надеюсь, сложилось впечатление, что подземелье простояло не тронутым кем-либо многие столетия, а то и больше. Здесь всегда есть и будет вода и пища в большом выборе…

– Долго ли? – С сомнением покачал головой Харан. – Система работает в автономном режиме. А они и в те времена имели большой, но ограниченный ресурс… Извини, Свим. Продолжай!

Свим встряхнул головой и покривил полные губы.

– Да нет, Харан. Продолжать бы надо тебе. Твоё замечание кстати. Я как раз хотел говорить о том же, но совершенно противоположное. Мне сдаётся, что этого самого ресурса, как ты выразился, для такого небольшого числа едоков, которое представляем мы, хватит надолго. Во всяком случае, на наш век.

– И если есть поменьше, – добавил Сестерций.

К”ньец встопорщил свои редкие усы и, подражая интонации безжизненного голоса торна, проговорил:

– Торны!.. Они советуют другим, но сами своим советам не следуют.

– Как это? – Сестерций и сидя выглядел гордым.

– Вот так. Ешь слишком много! За двоих.

– Да, мы, торны…

– Помолчите, – миролюбиво остановил их Свим, не прибегая к окрику. – Послушайте пока меня. Я предлагаю эти руины сделать нашей базой в этих местах.

– Ура! – неожиданно сорвался и закричал Камрат.

Мальчик даже подпрыгнул от радости. Свим высказал то, что у него уже формировалось в сознании, он лишь не знал, как всё это высказать.

Все, как ему показалось, как-то странно на него посмотрели, и он смутился.

Свим усмехнулся.

– Значит, не только я о том думал. Когда же ко мне пришла идея о базе, то, честно скажу, сам себя поздравил с такой находкой. Пусть эта база будет для нас как тростер для тескомовцев. О ней знаем только мы, здесь сидящие. Уходя отсюда, будем маскировать вход сквозь металлические останки таким образом, чтобы никто не сунулся через них. Как это сделать, надо подумать уже сейчас.

– Прекрасная идея, – согласился Харан. – Мало ли что сейчас нас ожидает в городах. После переворота в Габуне и раздрая, наступившего в Тескоме. По дорогам и Диким Землям уже, наверное, идут группы людей и выродков, которые ищут для себя новых мест проживания. Не будем вдаваться, почему они покинули города. Подробности, поверьте мне, скоро будут. Другое дело, что мы также можем превратиться в подобных изгоев. Для себя я такой исход уже вижу. А база станет для нас местом, где можно отсидеться, поесть и отдохнуть.

– Спасибо, Харан, – Свим переглянулся с Клоудой, между ними уже, наверное, состоялся обмен мнением на тему базы, и пожал её руку. – Завтра начнём обустраиваться. Как?

Свим спрашивал всех, но смотрел на Харана. При нём можно подать только мысль, а Харан сумеет объяснить её смысл как никто другой. Поэтому нестройная поддержка со стороны мальчика и выродков его в этот момент мало интересовала. Он ждал, что скажет Харан.

– Это неплохая мысль, Свим, и мы тебя с ней поздравляем, – не замедлил высказаться врач. – Как ни говори, а мы, друзья, стали обладателями уникального уголка прежней, а сильнее сказать, легендарной жизни с функционирующими системами жизнеобеспечения. Мне сдаётся, что автоматы раздачи пищи не последнее. Здесь можно найти и использовать кое-что ещё. Потрясающая живучесть распределителей еды, не одного из них, а всех, наводит на мысль о наличии в подземелье или рядом с ним иной аппаратуры тех лет и тоже действующей.

– Вон ты куда! – Свим прокашлялся.

Его поразила, хотя он и ожидал нечто подобного, способность Харана высказывать свои мысли с использованием слов, которых Свим никогда бы не употребил в разговоре, а также умение найти нечто сложное в простом, на первый взгляд, как это он сейчас и сделал.

Сам Свим подумал только о базе, где можно спрятаться и отсидеться, так как здесь есть кое-что необходимое для жизни, а Харан заглянул куда-то дальше и там, Свим почувствовал, таилось что-то необычное и более значительное, чем предыдущее его представление о руинах. Они словно стали просторнее и заманчивее, как подарок, о котором уже знаешь, что он будет, и живёшь в предвкушении удивиться и порадоваться после его получения.

– Но возможно ли такое? – засомневался он. – Моей кавоти полторы тысячи лет. Как будто. Её, может быть, хватит ещё лет на пятьсот, после чего она просто рассыплется. Говорят, самая старая на Земле аппаратура – это для связи, потому что такой уже не делают давно. Она тоже постепенно выходит из строя, а ей от силы тысяч десять лет.

– Видишь ли, Свим, такое впечатление, что здесь когда-то было нечто такое, отчего используемая техника смогла дожить до наших дней в целости и работоспособности. Изготовили её неспроста, а для каких-то важных целей. Ведь распределители пищи здесь стоят не с тем, чтобы нас поразить, а потому, что в помещениях всё может меняться: обстановка, жильцы, назначение самого помещения, а основное – автомат, кормящий людей, – остается постоянным и служит долго. Вот я и думаю, есть смысл посмотреть тут всё внимательнее и поискать, как следует.

– Наговорили столько, что мне следует подумать, всё ли я правильно понял, – после небольшой паузы в разговоре, наступившей после высказывания Харана, монотонно выговорил Сестерций. – Слушая вас, я всё больше удостоверяюсь, что люди были созданы после нас, торнов. Первая модель разумных существ на Земле, наш предок Акарак, не обладал таким изощрённым умом, как вторая модель – предок людей Обезьян. Когда я увидел стойку распределителя пищи, то, простой я перед ней хоть целый год, мне бы в голову даже не пришлю воспользоваться ею и получить еду. А что сделал Свим? Он сразу решил проверить и нажал на кнопки. И получилось!

– И совсем, как оказалось, неплохо, – вставил Харан в монотонный монолог торна.

– Да, – серьёзно подтвердил Сестерций, – совсем неплохо. Скажу теперь честно, меня испугали его действия.

– Ха! – не поверил Свим. – А-а, то-то ты за меня прятался, – тут же вспомнил он.

– Не прятался, а поступил благоразумно.

– Но чего ты испугался? – спросил Харан.

– Отвечу… Техника прошлых эпох была такой разной. Нас могло, после действий Свима, просто похоронить в подземелье… Или выбросить из него на высоту, куда нас шар не поднимал. Сделав такой прыжок, мы могли бы не беспокоиться о приземлении. Просто упали и – всё.

Люди засмеялись, а торн продолжал:

– Теперь вот Харан со своими предложениями. И я говорю: – а что? Вдруг найдём. Потому я поддерживаю Харана. Надо искать.

Ф”ент во всю свою зубастую пасть сладко зевнул, заглушая последние слова торна.

Все вновь рассмеялись, то есть те, кто умел смеяться – люди.

– Уважаемому стехару кроме еды ничего не надо?

Выродок посмотрел в сторону Клоуды, сказавшей о нём. Она его видела в уже наступившей темноте совсем плохо, он – лучше.

– Не то чтобы ничего кроме еды. Просто я подумал, не лечь ли нам спать, а завтра на свежую голову решить все вопросы. То, что наговорили сейчас, поутру покажется ерундой. Или…

– Да ну тебя! – хохоча, отмахнулся Свим. – Ты как скажешь, так…

– Разве я не прав? День сегодня не только для меня, но и для вас был тяжелым…

– Во, собака! – восхитился К”ньец. – И для нас был тяжелым, а для него, стало быть, и вовсе тяжелейшим, а?

– Ты, кошка, остался с одним ухом, оттого и слышишь звуки вполне внятной речи искажённо.

Новый взрыв смеха.

– Я-то слышу не хуже твоего и с одним ухом, а ты…

– Хорошо, хорошо! Тогда для тех, кто слышит хорошо, скажем так. Сегодняшний день для всех был непростым. Надо как следует отдохнуть, тем более после такой еды… Авво!..

Смех постепенно затих, в наступившей тишине раздался высокий голос Камрата:

– Сегодня всё так здорово у нас получилось. Сидим все вместе, никто нам не мешает, никто нам не угрожает. Вокруг тихо. – Он прикрыл глаза, чтобы показать, как ему хорошо и уютно здесь среди друзей и тишины. – Я бы так просидел всю жизнь!

– То, на чём сидишь, отвалится, – первым нашёлся торн. – Нам, например, долго сидеть нельзя.

– Это как сидеть, – отозвался Свим, прикрывая рукой рот, раздираемый зевотой.

– В принципе, малыш высказал один из вариантов будущего, – произнёс Харан. – У каждого из нас бывали в жизни моменты, когда появлялось желание каким-либо образом продлить во времени хорошее настроение или удачные дни. Но, малыш, поверь мне, всю жизнь так не просидишь, как бы приятно это не было и как бы тебе этого не хотелось. – В голосе Харана появились наставительные нотки. – Не просидишь, потому что устанешь, как заметил Сестерций, или другие не дадут. Да и сидеть – стареть! У тебя ещё столько впереди будет дел, событий, встреч и разлук… Кто знает, вспомнишь ли ты вообще когда-нибудь сегодняшний вечер, хотя он и пленил тебя покоем и удачным завершением дня. А вспомнишь, так, опять же поверь мне, подумаешь, какой я тогда был маленький и многого не понимал, мечтая просидеть всю жизнь. Жизнь, подумаешь ты, – это путь, непростой и уходящий в бесконечность, по которому надо всё время идти без остановки. Действительно так, Камрат! Ибо тот, кто сидит – не живёт, он только существует, плывёт по течению. Это не жизнь человека или разумного, но жизнь травы, знающей лишь свою кочку. Вокруг неё ещё несколько таких же травинок и все крепко, как им кажется, держатся за землю. Сидят! Однако её съест корова, на неё наступит сапог разумного, её опалит злой огонь – а она ни с места. Так и человек подобен такой траве, если он сидит… Ты понял, что я хотел сказать, малыш?

– Очень даже понял, – живо отозвался Камрат. – Но люди в городах сидят в своих домах всю свою жизнь. Если ходят, то к кому-нибудь в гости два-три раза в год или на выборы кугура. Они, значит, – как трава?

– Ай да малыш! – похвалил Харан. – С тобой интересно говорить. И ты прав. Люди в городе – проблема, которой никто, к сожалению, не занимается. Город даёт возможность сносно существовать человечеству, но в то же самое время убивает его. Да, в массе своей, горожане – трава. Тот, кто осознаёт страшную истину сидения, уходит из города. На время или навсегда. Куда уходит?.. В другой город, путешествовать по городам, становится лесовиком, хожалым, тескомовцем, фундаренцем или бандитом. Да, обыкновенным бандитом, как мы это понимаем. Одним словом, они ищут и находят свой путь, дающий знания, полноту жизненных впечатлений, и друзей! Так-то, малыш!

– Спасибо, Харан.

– Хм… Я рад за тебя…

– Мутные звезды! Я вот слушаю тебя, Харан, и мучаюсь загадкой. Ну, где ты так научился говорить?

Свим не видел улыбки Харана. Бывший личный врач руководителя бандеки продолжал улыбаться и тогда, когда проговорил:

– Этому, Свим, не учат. В нашей стране точно. Впрочем, в некоторых бандеках, там, где сохранились Педагоги, преподают науку по названию… ри-то-ри-ка… Да, риторика. Она учит, как надо говорить, как строить речь, какие употреблять слова. Мало того, подсказывает, что при этом делать руками, как улыбаться или негодовать… Целая наука? А я не учился. Когда был молод, мой нэм не позволил, потом появились другие интересы, не до того было. И не так уж я хорошо говорю… Просто мне в жизни много приходилось думать. А когда усиленно думаешь, то сам с собой споришь и подыскиваешь такие слова, чтобы самого себя убедить.

Его слова повисли в пустоте.

Сопел уснувший Ф”ент, свернулся клубком К”ньец, откинулся к стене торн и замедлил метаболизм в своём организме. Как будто уснула Клоуда. А Свим молчал, потому что ему нечего было сказать Харану.

Сказать, что его нэм позволял всё, лишь изъяви желание, но он его не изъявил? Поймёт ли его собеседник-ухроп? Или, что ему думать так, как приходилось Харану, случалось не часто, а уж спорить с самим собой и убеждать самого себя – вообще не возникало необходимости. Может быть, он когда-то и был несколько не прав сам с собой, однако не считал это для себя учебным материалом. И он примирительно бросил:

– Давай спать, Харан. И ты, малыш, спи.

– А дежурство?

– Сестерций всё равно не спит. Он всегда начеку.

– Действительно, – замедленно и глухо отозвался торн. – Спите потомки Обезьяна…

Глава 43

Спокойный длинный сон вернул всем силы, а прохладное утро – взбодрило. Лишь торн вышел на солнце, осветившее небольшую часть площадки, и подставил себя его лучам, впитывая энергию.

Ф”ент, подняв обрубок хвоста, как дикая собака, слонялся тут же, словно не находя себе места. Он заглядывал во все углы и совал свой нос во все дыры. Ему не терпелось начать обследование руин. Хотя вчера он и дремал, а потом призывал всех завалиться спать, но идею Свима и Харана принял близко к сердцу. Такой подход к руинам его устраивал. Как там будет ещё у людей, а у него самого всё может произойти. Приятно знать, что где-то есть кров и еда, где ты можешь переждать не лучшие времена.

Поиски не приносили ничего существенного. Нос улавливал тлен веков, запах ржавчины, да былые деяния мышей, здесь когда-то пробегавших. Ф”ент фыркал, стряхивая крупинки земли, прилипшей к носу.

Хопс с интересом наблюдал за действиями стехара, особенно его забавлял хвост выродка.

– Ф”ент, – наконец, не выдержал он и сказал, когда стехар пробегал мимо, – люди иногда держат диких собак в своих домах. Есть у них такая глупая привычка, держать диких. Так вот диким собакам они зачем-то отрезают хвост. Ты на них так похож.

– Не мешай! – огрызнулся стехар, ему показалось, что из дыры, которую он в этот момент обнюхивал, тянет запахом не таким, как везде. – Иди-ка лучше сюда и понюхай. Что-то здесь есть отличное ото всего. Из глубины, похоже, идёт… Да подойди ты! Нос не обдерёшь. Или ты не только плохо стал слышать, но и нюх заодно потерял?

Отвечать на глупый вопрос Ф”ента хопс не собирался. Он нехотя подошел к выродку, приставил нос к дыре и, подёргивая им, потянул воздух. Пахнуло чем-то странным и сухим. К”ньец прыснул и несколько раз мотнул головой из стороны в сторону. Опять приложился носом. Что бы там ни было, а у него почему-то на загривке встали дыбом волосы.

– Чувствуешь? Пахнет не так, как везде.

Хопс промолчал, так как не знал, как пахнет везде, и, поколебавшись, ещё раз принюхался. Нет, он не мог разобраться, от чего может исходить такой запах, и почему по его телу словно что-то пробежало нечто неприятное, что захотелось мяукнуть во всё горло.

– Не знаю, что это такое, – зафыркал он. – Первый раз ощущаю нюхом подобное. Как будто там что-то нагретое. Воздух сухой, но прохладный. Так иногда пахнет перегретый на солнце сапог Свима. Да, да, – упомянув обувь дурба, К”ньец стал догадываться, почему на него так подействовал неизвестный запах, он был похож на запах кожи змеи гаранды, из которой были сделаны сапоги Свима.

– Сапог Свима?.. – Ф”ент явно не понял намёк хопса. – Не знаю уж, как он пахнет перегретым… Но в основном у меня такие же представления: перегретый, сухой, но прохладный… А? Вот я и думаю, ведь такое сочетание – чепуха какая-то, а?

– Что тут у вас? – Свим неспешно подошел и ним и прислушался к разговору.

– Эта соб… В общем, Ф”ент находит запах, выходящий из этой вот дыры, необычным. Так больше здесь нигде не пахнет.

– А ты, К”ньюша, нюхал?

– Нюхал. В других местах я еще не принюхивался, но со стехаром вполне согласен. Там, – хопс показал лапиной под ноги, – таится что-то непонятное для нас двоих. Странный запах, новый.

Свим наклонился, вытянул голову и приблизил свой не слишком длинный нос к дыре, несколько раз потянул воздух.

– Да, конечно, – проговорил он, выпрямляясь, – я-то ничего такого странного не почувствовал. Но вашим носам верю. После завтрака и начнём с этой дырки. – Свим до хруста в костях с удовольствием потянулся. – Покопаем, мышцы разомнём. А сейчас в подвал к распределителям. Да, уважаемый стехар, посуду после себя надо бы прибирать. Выноси её сюда. Здесь где-нибудь за стенкой мусорник устроим. А то…

– Х-хе, – Ф”ент задрал четвертушку хвоста, – чтобы каждый прохожий видел, как тут хорошо живут? Посуду вот выбрасывают, едят, наверное, хорошо, подумают, одним словом – живут на славу. Так?

– Мутные звезды! Ты же прав! Та-ак!.. Задачка… – Свим почесал заросший подбородок. – Придётся искать в первую очередь мусоропровод. Должен же он здесь быть. Либо выделить одну комнату под мусорник… Так ведь запашок появится… Ладно, подумаем.

Завтракали долго.

Друг у друга выясняли запомнившиеся комбинации нажатия кнопок, угощались добытым с товарищем, спорили о вкусах. Смеялись. С замиранием сердца следили за явлением каждого блюда, всё еще не привыкнув к процессу подачи заказа.

Долго не удавалось получить что-нибудь горячее на десерт. Знали только, как заказать сок, да и то одного вида. Наконец у Клоуды получилось. Над небольшой чашкой поднималась, прихотливо изгибаясь, струйка пара, разнося незнакомый аромат напитка. Он понравился всем, но им решили не увлекаться, так как Харан после него у всех отметил повышение частоты сердцебиения.

– Необычно и вкусно, но напиток содержит что-то наркотическое, я думаю, – заявил врач, повергнув всех не только в изумление, но и в волнение – наркотики были запрещены давно, в городах ими ведали только на уровне кугурума. – Прежде проверим, как он на нас повлияет через некоторое время. Кто знает, потребляли ли древние наркотики, и какими дозами. То, что для них могло быть нормой, для нас сейчас может обернуться головной болью, расстройством организма, апатией или обмороком. Я однажды видел такое… Быстрее всех должен почувствовать Сестерций. Сестерций! Твои ощущения?

– Почему ты спрашиваешь меня? – спросил торн, словно и не слышал сказанного.

Ответ торна так удивил Харана, что он не смог ничего придумать, чтобы как-то прокомментировать услышанное. Не оправдываться же перед Сестерцием?

– А кого же ещё спрашивать? Это ты у нас потомок Акарака и ближе нас к природе. Сам говорил, что у тебя весь интеллект в ощущениях. Тебе первому и отвечать! – с удовольствием произнёс едкую речь Свим.

– Дорогой, зачем ты так? – урезонила дурба Клоуда. – Уважаемый Сестерций, от вас зависит судьба напитка, комбинацию кода которого открыла я. Мы его будем пить и в дальнейшем или откажемся от него. Ваше мнение?

– Тоже мне, тю-тю-тю… – сузив глаза, посюсюкал Свим.

– Ну, Свим…

– Уважаемая Клоуда, пить будем, – четко изрёк Сестерций. – Налиток бодрит. Припоминаю. В клане какабудов, клан которых располагается обычно по соседству с нашим, пьют настой молотого пережаренного в зёрнах ячменя. Какабуды считают появление традиции пить этот напиток горячим в громадных количествах с начала времён. Они его называют аффе. Я неоднократно пробовал аффе. Ваш горячий напиток, уважаемая Клоуда, очень напоминает аффе, но он изготовлен не из ячменя. Сложный состав. Вот всё, что я ощутил.

– Спасибо, Сестерций! – поблагодарила Клоуда торна и победно глянула на Свима, он в ответ улыбнулся счастливой улыбкой.

– Какие мы сегодня вежливые после того, как выспались и хорошо поели, – однако съязвил он.

– Тогда, может быть, закажем еще по чашечке… аффе, – горячо предложил К”ньец и облизнулся.

Было в напитке что-то волнующее, и хопсу не терпелось повторно подвергнуть его дегустации, чтобы разобраться.

– Нет и нет! – строго заявил Свим. – Пусть Харан за нами посмотрит, а там видно будет. Завтрак считаю законченным, пора за работу!

Выбравшись из подземелья на свет, активно приступили к раскопкам вокруг унюханной выродками дыры. Свим шумно распоряжался, Камрат весело крутился под ногами взрослых, выродки чинно сидели в стороне – они находились в резерве, как определил предводитель команды, или представляли смену – по предложению Харана. Клоуда к раскопкам допущена не была, мол, не женское то дело. И она согласилась без пререканий.

Прах бывшего строения, земля, занесённая ветром, отмершие корни – всё это слежалось до каменной твердости и с трудом поддавалось усилиям людей и торна, вооруженным обломками металлических прутов и уголков.

– Физическая работа облагораживает разумных, – с пафосом изрёк в начале раскопок Сестерций и первым приступил к расширению отверстия в земле.

– В принцип, я с вами согласен, уважаемый! – Харан стал чуть в стороне, чтобы не мешать торну. – Однако при выполнении некоторых условий.

– Каких это условий? – поинтересовался торн и перестал ковырять землю.

– По крайней мере, трёх. Первое, – увлеченно стал перечислять Харан, подняв ладонь правой руки вверх и загнув мизинец, – физическая работа, конечно, облагораживает, если её выполняет кто-нибудь другой, а ты наблюдаешь за ним…

– Хо-хо-хо, – довольно отозвался Свим и показал большой палец руки, поощряя врача на высказывание других условий в том же духе

– Второе, – Харан сам улыбнулся и загнул безымянный палец, – и одно из главных условий. Надо быть соответственно вооружённым, чтобы выполнять физическую работу. Дело в том, что в нашем положении хорошо бы иметь лопаты, ломы и ещё кое-что посущественнее. Тыкая этими прутьями землю, много не накопаешь. И третье…

– Всё это прекрасно, – прервал его торн. – Но лучше не перечислять условия, а начать работать. Условиями землю не вскопаешь.

– Не мешай!

Свим стоял и, как завороженный, смотрел в рот Харану, ожидая от него какого-то откровения. Сам бы он никогда в жизни не придумал бы третьего условия, равно как первого и второго тоже. Харан на его глазах творил невероятное.

– Публика жаждет, и я повторяю, – спокойно и с показной непринужденностью проговорил придумщик условий. Он загнул средний палец. – И в-третьих…

– Третье!

– Что, малыш? – не понял Харан реплики Камрата.

– Ты до того сказал – и третье, а потом почему-то – и, в-третьих. Я тебе и напомнил.

Харан с недоумением рассматривал мальчика. Выдумывая и перечисляя условия, он развлекался, а оказывается, его понимают всерьёз… Он даже прикрыл глаза, ведь было с ним уже такое. Было! Он будто бы развлекался, не ведая последствий, но кто-то воспринял буквально его вольности. Расплата была ужасной. И даже не для него самого. Он – жив и обрёл друзей. Но кто вернёт тех, с кем его свёл случай?

– Ты чего, Харан, – обеспокоился Камрат.

– Ах, малыш… Всё в порядке. А твой вопрос… Так разницы в том нет. Пусть будет и третье. Так вот, третье условие заключается в самом банальном. Знать бы наверняка, куда мы копаем, куда ведёт эта скважина?

– А вот за это отвечают они, – Свим демонстративно показал рукой на рядком сидящих выродков, смирно ожидающих своей очереди поработать. – С них будет спрошено, если внизу ничего полезного для нас не будет.

– Мы так не договаривались, – обеспокоено пролаял Ф”ент.

– Не важно, – отмахнулся Свим.

– А что ты считаешь полезным для нас? – полюбопытствовал Харан.

– Как что? – озадачился руководитель работ. – Например, вход в какую-нибудь мастерскую… А? Хорошо я придумал?

– Или в древний туалет, – продолжил Харан.

– Тоже неплохо, – поддержал его Свим. – В конце концов, и для этих дел нам надо что-то устраивать.

– Или на склад с древним оружием, – мечтательно произнес Камрат. – Вот было бы здорово!

От его слов все на мгновение замерли. Никому из них такое предположение никогда в жизни не приходило в голову. Они во все глаза смотрели на мальчика, в них была надежда, что такого не произойдёт, и никакого склада с древним оружием не будет. Страх к средствам уничтожения себе подобных, применяемых древними, у разумных был заложен на генном уровне. Недаром высказывание Камрата так потрясло их.

– А что ты, малыш, знаешь про древнее оружие? – почти вкрадчиво осведомился Харан.

Камрат пожал плечами. Сам он в своих домыслах не видел ничего особенного. И высказывание о древнем оружии считал таким же неоригинальным, как и ожидание входа в древний туалет. Руины, оставшиеся с тех времен, могли сберечь кое-что из того оружия, которым когда-то владели древние и которое осталось в воспоминаниях людей и других разумных в виде легенд-предупреждений, страшных сказок и досужих россказней.

– Оно могло убить любого на далеком расстоянии, – начал он выкладывать свои познания. – Потом, оно было очень легким и маленьким, так что его можно было спрятать, и никто его даже не замечал… Что ещё… Им мог пользоваться любой разумный безо всякой подготовки. Взял и – убивай. Вот.

Харан вздохнул, с грустью глядя на мальчика.

– Именно так, малыш. – Он подошёл к Камрату и положил руку на угловатое плечо мальчика. – Оно могло на большом расстоянии убить, и это мог сделать любой, кто брал его в руки. Подготовка какая-то, конечно, нужна была, но это не владение мечом, искусству которого надо учиться практически всю жизнь. Древнее оружие было несравненно проще в обращении с ним. Потому-то его и запретили. Очень давно.

– Давно-то давно, но насколько? – справился торн, вновь оставивший раскоп в покое. – Просто давно – не аргумент, как ты понимаешь.

– Об отказе от древнего оружия говорят по-разному. Есть такие, которые относят запрещение ещё до падения спутников. По другим оценкам его отрицание произошло значительно позже. Мне кажется, не в том суть, как это случилось давно, а в самом факте запрещения его изготовления, хранения, использования. Ни один музей мира не имеет его образцов… Великой мудрости были наши предки, коль одолели самих себя и приняли такой порядок вещей. И нам лучше бы его не находить.

– А вдруг найдём? – тихо спросила Клоуда.

Харан растерянно посмотрел на друзей, видя любопытствующие лица и личины.

– Лучше его не находить, – повторился он. – Слишком велика опасность его появления на свет. Разумные порой творят, не ведая того, что они творят. Появись вдруг что-либо из оружия древних, как тут же объявятся безответственные умельцы, под силу которым разобраться в нём и размножить его.

– Навряд ли, – засомневался Свим. – Агреты представляют совсем простое стрелковое оружие, но его не делают же.

– Напротив, Свим. Агреты как раз пример того, о чём я говорю. Его запрещали неоднократно. Проходило время, все как будто о нём и вправду забывали, однако находились новые его первооткрыватели. По всему, Теском в Сампатании и подобные организации в других бандеках когда-то и были созданы для выявления и уничтожения в зародыше всех поползновений в изготовлении и использовании каких-либо агретов.

– Ха, а теперь сами им пользуются, – зло заметил Свим. – Ладно. Если оно нам попадётся, мы его снова закопаем. Глубже.

– И забудем тут же, где закопали, – поддержал Харан предложение главы команды.

– И забудем! А теперь – за работу!

Праузы две они в поте лица (для людей, естественно) расковыривали твёрдую корку улежавшегося грунта, выкопав за всё это время ямку не меньше, чем в пол бермета глубиной. Вознаграждением их трудов стало: обнаружение в раскопе двух полу истлевших тарелок, явно относящимся к тем, которые выдавали распределители с едой, достижение естественного пола площадки, покрытого вытертой керамической или под керамику плиткой, появление намёков на лестницу, ведущую вниз.

– Лестница, – глубокомысленно произнес торн, когда ясно обозначилась первая ступенька.

– Сами видим. Сколько же дней нам понадобиться, чтобы расчистить её до конца и толкнуться в дверь, если она там есть, конечно, чтобы проникнуть куда-то за этой дверью? – вытирая обильный пот, стал прикидывать Свим.

– Если там есть двери, – пробормотал уставший и вспотевший Харан.

– Я и сказал, что если она там есть.

– Вот именно, если, – буркнул Харан.

Копать ему явно надоело. Ободранные о неприспособленный шанцевый инструмент ладони горели огнём. Да и сама затея заниматься раскопками уже не казалась ему такой уж необходимой, а вернее, она должна была быть не такой рьяной. Вздыхая и бросая реплики, он старался команду подвести к идее, что всё сразу не делается, а надо подходить к любому делу, не спеша и не слишком усердствуя.

Однако он плохо знал Свима. Тот никогда не бросал начатое на полпути, к тому же, ему до мурашек по коже интересно было посмотреть на то, что могло быть в засыпанном входе, и ему не давали покоя слова Камрата о возможности обнаружения оружия древних. Он не жаждал такой находки, но подспудно в нём горело: а, вдруг, если оно там и точно есть…

– Должна быть дверь, Харан, – разыгрывая бодрость, настаивал на своём Свим. – И мы вправе удостовериться, что находится за нею. Коль скоро мы решили здесь организовать свою базу, то следует о ней знать всё. А вот отдохнуть нам пора. Это точно. Пока мы с тобой будем отдыхать, Ф”ент и К”ньюша не почтут ли за труд продолжить начатую нами работу?

– Мне следует также на время прервать физические занятия, – оповестил команду Сестерций и протянул свой скребок – кусок металлического уголка в бермет длиной – Ф”енту.

Принимая своеобразный подарок, выродок сделал несчастную личину и завёл свой обрубок хвоста между ног. К”ньец получил орудие из рук Свима и с удовольствием занялся раскопкой лестницы.

– Стехар, – через некоторое время напомнил Свим всё ещё не решившемуся Ф”енту присоединиться к хопсу, – не отвиливай! Работатьможно, не надрываясь, но споро. Попробуй и ты так. А мы тут передохнём блеска два… Не изображай страдальца!

– Хорошо сказать, не надрывайся, но работай споро, – пробормотал выродок, начиная лениво ковыряться в земле.

Ниже грунт стал более податливым и раскопки пошли быстрее. Уже к вечеру были очищены девять ступеней. Лестница оказалась винтовой с центральной опорой.

Харан не поленился и сходил посчитать количество ступеней, ведущих из подземелья к верхней площадке.

– Шестнадцать, – объявил он, вернувшись назад. – Если сравнивать, то осталось всего семь ступенек и мы у двери. Обнадёживает.

– Ничего не обнадёживает! Семь ступенек не тай уж много, в глубину ещё мне по грудь, – вытирая грязный пот на лице грязной рукой, возразил Свим оптимистической оценке Харана. – Пора бы появиться пресловутой двери. Или она для низкорослых сделана, под кравелей каких-нибудь?

Харан только пожал плечами. Он присел на верхнюю ступеньку, измерил пальцами ее высоту.

– Пожалуй, – устало произнёс он. – Но эта лестница может идти на другой горизонт подземелья. Кто знает, сколько под нами таится этажей? Два или десять?

– Ну, ты увлёкся. Сколько же это времени нам понадобится, чтобы до дна докопаться? – Свим потёр затылок, потом подёргал себя за короткую бородку.

– Сколько потребуется. Сам сказал, надо всё узнать о базе. Копать будем!

– Да, конечно, только ты меня не лови на словах. Копать будем, но уже не сегодня… Ты знаешь, в подземелье есть ещё один туннель. Мы шли с Сестерцием и видели его… Эй, Сестерций!

Торн крестом стоял на невысоком холмике вынутой из раскопа земли и подставил ладони закатному солнцу, тем самым, очищая себя от грязи. На зов Свима обернулся неторопливо.

– Я здесь.

– Мы же с тобой видели поперечный туннель, когда первый раз шли по коридору.

– Видели. И что?

– Как что? Посмотреть бы его надо как следует. Мы тут копаемся, а тот туннель, может быть, в не раскопанную нами здесь дверь упирается. Вот глупо-то получится.

– Не думаю, – усомнился торн. – Мы шли в том направлении, а поперечный коридор пошёл тогда… – Он стал прикидывать направление. – Наверное, сюда…

– Там небольшой поворот к лестнице и здесь выход тоже под углом к основному коридору.

– Тогда пойдём и посмотрим.

– Что, сейчас? – спросил Свим, которому, вообще-то, хотелось покончить с физическими изысками на этот день и никуда, тем более, не ходить.

– Почему бы и нет, – торн демонстративно отставил в сторону свой скребок. – К тому же, нам пора ужинать. От распределителей пищи недалеко до развилки. Логично?

– И логично, и разумно, – поддержал торна Харан. – И пройтись нам полезно будет. Я с вами попривык ходить. Пора ноги размять.

– А что? – против воли воодушевился Свим. – И разомнём. Все слышали?

Слышали все. Рытье земли к вечеру всем прискучило: одним копать, другим созерцать процесс. Все шутки уже были высказаны, темы разговоров, связанные с физическим трудом, исчерпаны. Предстояло хоть какое-то изменение в их неожиданно задремавшем бытие.

Первая беглая прогулка по подземелью ничего нового не принесла. Поперечный коридор заканчивался тупиками, во всяком случае, стены, замыкающие его с одной и другой стороны, выглядели монолитными. Для чего он мог служить древним, нельзя было предположить ничего вразумительного по случаю отсутствия каких-либо следов пребывания вещей, мебели, либо какого-нибудь оборудования. Впрочем, слой слежавшейся пыли, устилавшей пол подземелья, мог быть прахом былого, всего того, что было перечислено или чего другого.

Когда очередь дошла до кучи земли, на которую низвергнулись после провала Свим и торн, то обходить её захотелось лишь Камрату и Свиму, остальные сказались уставшими.

За кучей коридор продолжался ещё шагов на сто и заканчивался завалом, случившимся в незапамятные времена. Вдоль него зияли провалы бывших дверей, ведущих в небольшие, совершенно пустые комнаты. Вызванный для освещения торн обследовал с людьми несколько из комнат, находя их полностью одинаковыми.

– Не создается ли у вас впечатление, друзья, – медленно рассуждал Харан, пока они возвращались в обжитую ими уже часть подземелья к распределителям еды, – что все эти коридоры, комнаты, колодцы, автоматы, сохранившиеся до наших дней, были сооружены для долгого пребывания и проживания людей в автономном режиме! Независимым от того, что творится вокруг и на поверхности… Как знать, возможно, в этом подземелье прожили свой век несколько поколений людей или вообще разумных.

– Торны так жить не могут, – заверил Сестерций, подумав, что Харан к таким поколениям причисляет и его предков.

– Я говорил в основном о людях, Сестерций. Другие разумные могли составлять им копанию, те, кто могли, конечно.

– Тогда для чего постройка на поверхности? – возразила Клоуда. – Если они безвылазно сидели под землёй?

– Да я это так, в качестве предположения. Неприхотливая фантазия о быте и занятиях тех людей. Ну, вот подумай, Кло, что они могли здесь делать? Это могло быть обычное присутственное место, куда люди приходили или приезжали и работали. У них были всевозможные средства передвижения, для которых сто свиджей представляли не столь уж большое расстояние. Непонятно только, почему они работали под землёй?

– А если тогда оно подземельем не было?

– Думаешь, почва наросла на такую высоту? Такое бывает. Все города древних ушли под землю. Например, Габун сейчас располагается берметов на сто выше древнего города, на месте которого он расположен. Но я сомневаюсь, что здесь произошло то же самое. Посмотри: ни окон, ни дверей наружу, одна только бутафория. Да и ступени из него ведут вверх.

На тему, что могло быть на месте руин, они проговорили весь вечер, пока вначале слушатели, а потом активные собеседники, не погрузились в сон, оставив охранять его торну.

Утром следующего дня встали поздно, завтракали обильно, взялись за раскопки, но без вчерашнего энтузиазма. Работали с ленцой, с перерывами и за день углубились всего на три ступеньки.

– Как же девиз о физической работе, которая украшает разумного?

Вопрос Харана повис в воздухе без ответа. Промолчал и автор высказывания – Сестерций. С командой Свима случилось то, что и должно было случиться.

Постепенно пополняя свои ряды, люди, выродки и торн более двух недель прокладывали себе путь по неизвестным землям Сампатании, ежедневно подвергая себя опасности. Спали урывками, ели наспех, каждый их шаг требовал напряжения. За ними охотились, их преследовали, на них нападали. За их плечами остались кровавые стычки с людьми и нелюдями, скверная дорога и приключения на грани жизни и смерти.

И вдруг: изобилие еды, чувство полной безопасности и отсутствие неприятных воспоминаний о понесённых потерях. Они прошли по всем дорогам, участвовали в стольких вооруженных стычках и все до одного остались живы!

Нежданный приют расслабил их настолько, что уже на третий день Свим, сонно посматривая на товарищей, стал ощущать смутную тревогу от царящего вокруг спокойствия и умиротворения. Члены его боевой команды, как дикие коты после сытого обеда, разлеглись на солнышке и зажмурили глаза от удовольствия. И ничто их больше не тревожит, только если надоест лежать на одном боку, тогда можно перевернуться на другой, предварительно при этом, потянувшись, и опять расслабить все члены так, чтобы они обтекали место спячки.

И сам он впал в такую негу, пальцем пошевелить, в которой, казалось, сверх непозволительным и тяжёлым.

А время бежало быстро. Надо было уходить в Примето, зайти в Сох…

«Нельзя так опускаться», – думал он лениво.

За все дни, проведённые в руинах, они не соизволили оглядеть округу или поинтересоваться положением на дороге.

– Камрат, – среди дня позвал Свим мальчика. – Ты мог бы залезть во-он туда?

Свим прикрыл один глаз, метясь пальцем в самую высокую часть руин. Там остался небольшой участок стены, обретший крутые склоны земли, покрытой длинными космами травы и несколькими кустиками. Верхушку венчала старая береза с искривленным стволом. Ветер или естественное сползание почвы-нашлёпки заставили дерево всё время тянуться вверх, к солнцу, в то время как её нижняя часть переворачивалась, чуть ли не корнями вверх.

– Да ты что, милый? – встрепенулась Клоуда. Её лучистые глаза с обожанием смотрели на любимого человека. – Он же сорвётся и что-нибудь себе поломает.

– Что с ним будет?

Выродки, услышав опасение Клоуды отреагировали по-своему: К”ньец фыркнул, а Ф”ент насмешливо выкрикнул:

– Конечно, это не на тескомовском шаре летать!

До того выродки находились в яме раскопа и штангами из толстого прутка по крупице отламывали от слежавшегося грунта. Подвернулся счастливый случай оставить работу, чем они с удовольствием воспользовались. Камрату того и надо было – он давно уже собирался взобраться на самый верх руин, однако не то чтобы не решался, а просто не было случая осуществить желаемое.

Предложение Свима обрадовало его, а реплика Клоуды – возмутила.

– Залезу я! И ничего не поломаю!

– Надеюсь, – Свим оторвал своё размякшее тело от куртки, служившей ему и Клоуде постелью. – Посмотри там вокруг, малыш! Что-то мы обеззаботились, и что у нас под носом происходит – не знаем. Полезай и посмотри!

– И кого он там увидит? Вокруг никого, – пыталась возразить Клоуда, но Свим уже принял решение и в ответ буркнул:

– Что увидит, то увидит…

Вначале Ф”ент, за ним хопс выбрались из глубокого котлована и сели на ступеньках, изображая зрителей некоего аттракциона в исполнении Камрата. Взрослые люди перебрались на иссохшую коряжину и с трудом разместились на ней.

Мальчик перебрался через кучи вынутого грунта, перепрыгнул на узкий осколок стены, подпиравшей крутой холм сползающей сверху земли и, цепляясь руками за ненадежно приросшие пучки травы, стал быстро карабкаться вверх.

Земляной вал достигал только до половины оставшейся целой стены, и, чтобы попасть к кривой березе, следовало пройти вдоль грязно-серого основания стены, а затем по выломанным её участкам, как по своеобразным ступеням, подняться ещё выше.

Почва под ногами предательски съезжала вниз. Весной корни травы держаться плохо, потому на каждом шагу Камрату приходилось искать равновесие, дабы не скатиться вниз по склону. За ним протянулся заметный след вывороченной с землёй растительности.

Добравшись до стены, Камрат посмотрел вниз. Оттуда до того места, где он теперь находился, казалось, можно было рукой достать, а сейчас он увидел себя, чуть ли не под небесами. Прямо под ним черным зевом зияла яма, над которой они трудились вот уже третий день. Вокруг неё громоздился вынутый грунт – отчего яма казалась ещё глубже, чем была на самом деле. Чётко просматривался веер ступеней лестницы, воронкой ввинчивающейся в основание площадки. За валом просматривалось основное пространство строения перед входом в подземелье, там сидели люди. Торн стоял чуть в стороне и на мальчика не смотрел, зато выродки махали ему лапинами и подбадривали выкриками.

Он тоже ответил им взмахом руки.

Снизу взобраться наверх казалось делом простым и быстрым. Прямо вверх, пройти по краю земляного откоса, придерживаясь руками стены, а на конце её излом таков, что по нему как раз и можно вскарабкаться к самой березе.

На практике оказалось всё не так. Подъём по откосу оказался труднее, чем думалось, а пройти вдоль стены и не кувыркнуться вниз – ещё труднее. Камрат сбил себе ладони, хватаясь и упираясь в изъеденное временем тело стены: на ней находились какие-то наросты, норы, трещины.

Дальше – хуже. Его роста не хватило для того, чтобы дотянуться до края излома стены, а земля под ногами, раз за разом от его подскоков и резких движений, расползалась, утаптывалась и всё больше отдаляла его от края стены, делая его практически недосягаемым для мальчика.

Снизу, естественно, полетели советы, как поступить, чаше всего от выродков, в их предложениях сквозила издёвка. Особенно Камрата задела фраза стехара:

– Не-ет, малыш! Летать ты не можешь!

«Им там хорошо», – с некоторой обидой подумал мальчик, делая новую безуспешную попытку допрыгнуть до края стены и зацепиться за неё руками. – «Летать не можешь… Как будто сами могут!»

Не получилось и на этот раз.

Оставалась одна, но рискованная возможность – ступить ещё дальше по склону, за которым шёл обрыв берметов на десять вниз, перекинуть ногу на рассыпающийся от старости и погодных воздействий срез стены и по нему уже подтянуться повыше, к более прочному и ровному, в виде небольшой площадки, участку стены.

– Малыш! – услышал он напряжённый голос Клоуды. – Будь осторожным! А лучше спускайся вниз.

Лучше бы она этого не говорила. Она, наверное, думает, раз она большая, а он маленький, то она лучше его знает, сможет он залезть на стену или нет. Мало подначек от выродков, так ещё она со своими предостережениями…

Камрат приноровился, сделал три быстрых шага и, используя инерцию замаха ноги, кинул себя на стенку и повис поперек неё.

Оставалось за малым: развернуться и полезть вверх. Так он и попытался сделать, но в этом месте стена так долго подвергалась дождям, збунам, ветрам, морозам и времени, что мгновенно стала осыпаться под его грудью и руками песком. При крутизне не менее сорока пяти градусов песок послужил хорошей смазкой между стеной и телом Камрата – он стал неумолимо съезжать к обрыву стены.

Ахнула Клоуда, помянул обитателей Края Свим.

– Замри! – выкрикнул Харан.

– Люди! – подал голос торн.

Камрат застыл, боясь делать какие-либо движения, ибо даже слабейшее из них приводило к дальнейшему сползанию.

К”ньецу хватило нескольких мгновений, чтобы взлететь вверх по откосу, пробежать, глубоко врезаясь в землю копытцами вдоль стены, и протянуть мальчику руку.

Не прошло и четверти минта, как Камрат, наконец, с помощью хопса находился на облюбованной площадке и смог начать подъём к березе.

– Может быть, спустишься? – вытер лапины о куртку хопс.

Он спросил, но не настаивал.

– Не-а. Полезу туда.

– Ты не торопись. Сначала посмотри, на что наступаешь и за что ухватишься рукой, а уж потом поднимайся. Ладно, иди, я здесь побуду, подожду тебя.

– Спасибо, К”ньюша.

К”ньец ревностно проследил за первыми движениями мальчика, удовлетворился его уверенностью в себе и надёжностью выполняемых им действий.

– Всё в порядке! – подал он знак вниз, отвернулся от стены и сел, прислонясь к ней спиной – так сидеть было много удобнее, чем на ступенях разрываемой лестницы. – Я тут побуду.

Вот и ржавые корни березы, густо оплетшие верхушку стены. Сколько лет они боролись за жизнь дерева! Узловатые, причудливо изогнутые и переплетённые в неразборчивое кружево, они послужили мальчику хорошим упором для ног и для подтягивания к самой верхушке стены.

Камрат осторожно оторвал руки от корней и поднялся на ноги. Посмотрел перед собой и задохнулся от величавой картины, распростёртой перед ним перспективы.

Мало увалистая равнина раскинулась во все стороны и терялась в мутноватой дали солнечного дня не менее чем за пять свиджей от руин. Весна полновластно вступала в свои права, и всё вокруг сменило серый оттенок на смутно зелёный, а кое-где уже виднелись изумрудные островки. Кучки деревьев на западе сгущались, и там можно было видеть темную полоску леса вдоль Буртасы. На севере хорошо просматривалась лента дороги, лишь кое-где затенённая деревцами вдоль неё.

Всё было таким близким – протяни руку и дотянешься!

Даже летя на воздушном шаре, Камрат не испытывал такого обострённого чувства приближённости далёких мест, как сейчас, с верхней точки руин. Дорога отсюда почти рядом, а до неё ведь свиджа три или полторы праузы ходьбы по бездорожью.

– Ну и что там? – услышал он Свима.

– Хорошо! – ответил мальчик искренне и развёл руки, словно собираясь взлететь.

Как здорово, наверное, калубам, видеть под собой каждый раз такую красоту, от которой захватывает дух.

Его восхищенный взгляд скользил вдоль затуманенного горизонта, перебегал к ближним ландшафтам. Он видел место последней схватки с тескомовцами, высохшее до летних паводков русло извилистого ручья, ещё одни руины, густо поросшие большими деревьями…

Наконец он глянул на юг и обомлел, едва не свалившись по другую сторону стены.

Не далее как в трёхстах берметах десятка три или четыре людей и путров устало бежали к руинам, а за ними, отставая не более чем на полсвиджа, накатывался развернувшийся в широкий полумесяц многочисленный гурт каких-то выродков. Последние явно стремились захватить первых. Люди и путры, как было хорошо видно, выбивались из сил, некоторые из них безнадежно отстали от основной группы и в скором времени их настигнут преследователи.

– Люди! – крикнул Камрат вниз. – С выродками! За ними гурт какой-то! Они на них нападают!..

У него всё перепуталось. Он не знал как быстро и толково сообщить Свиму увиденное. Но предводитель команды что-то понял из его сбивчивых выкриков и вскочил на ноги.

– Быстро вниз, малыш! – скомандовал он. – К”ньюша, проследи! Клоуда и Ф”ент – в подземелье!

К”ньец помог Камрату спрыгнуть со стены, дальше мальчик спускался как с горы – кувырком. Сам хопс занял место Камрата, но не вставал, а наблюдал за происходящим у стен руин исподтишка.

Преследуемая группа людей и путров подходила к руинам уже вплотную. Мальчик, наконец, подробнее рассказал о преследуемых и преследователях, а К”ньец жестами показал Свиму, где те сейчас объявятся.

Гурт, хопс узнал в них ненавистных ему енотов-выродков, шумно подбадривал себя выкриками и лаем. При их виде К”ньец непроизвольно для самого себя выгнул спину и зафыркал. Встреча с енотами, так открыто напавших на людей, не сулила ничего хорошего.

Надо было возвращаться на площадку и принимать со всеми какие-то меры по защите не только преследуемых, но и самих себя.

Похоже, спокойное и беззаботное времяпрепровождение в руинах закончилось безвозвратно…

Конец первой книги

Глоссарий

Агреты – собирательное понятие стрелкового, метательного и иного оружия: арбалеты, луки, самострелы и т.д., огненного боя в описываемое время уже не знали.

Ауна – законная жена многоимённого, иногда вежливое обращение к женщине в присутствии её мужа.

Бандека – страна, территория, государственное образование – добровольное, но и исторически сложившиеся объединения городов с контролируемыми ими земельными пространствами под общим руководством столичных Правителей, иногда с соответствующим официальным языком (помимо всеобщего). Управление посредством полицейских организаций типа Тескома. Сампатания со столицей в Габуне – одна из таких бандек на земном шаре.

Батлан – крупное подразделение Текскома, создаётся на региональном уровне, состоит из думов.

Бермет – мера длины, двойной шаг, равная 1,4 … 1,5 метра

Блеск – мера времени, равна 1/4 праузы, примерно 18 минут.

Быкель – по сути своей – раб, существо, обычно путры, находящиеся у людей на правах раба, рабство преследуется властями, но в некоторых бандеках не является запретным, в Сампатании используется бандитами, хожалыми, но вне тескомовских дорог.

Вечные – светильники, двигатели, энергоустановки, дороги, оборудование, одежда, обувь и т.п., способные выполнять свои функции в течение продолжительного времени (техника – тысячелетия), продукты древних, забытых со временем, технологий, воспроизводство в описываемый период лишь на бытовом уровне (одежда, пища, некоторые поделки, …).

Вупертоки – единственный отряд псевдоразумных насекомых (саранчовые), несколько не контактирующих между собой видов и кланов, имеющих постоянное место зимовки, которую проводят в анабиозе.

Выродок – путр, в просторечии: всякий разумный-нечеловек биологического происхождения.

Глаудеры (двигатели веков) – движители из класса вечных, устанавливаются преимущественно на воздушных шарах Тескома.

Город – основное место проживания людей, обеспечивающий их выживание в деградирующих природе и обществе самих людей.

Гурт – стадо, толпа, большая группа кочующих вооруженных путров одного вида, обычно состоящих из одних самцов, исторгнутых кланом.

Дикие – неразумные, животные в отличие от путров.

Дикие Земли – заброшенные, необжитые человеком и даже выродками территории, прибежище бродяг, изгоев и бандитов, лишь в исключительных случаях пересекаемые дорогами, в основном тропами.

Дора – состояние разумного, когда он подчиняется чьей-то воле, чаще злой.

Дорога – основная, тескомовская, хожалая и т. п. – вид вечных древних дорог, соединяющих города между собой.

Древние – разумные (только люди), жившие до падения городов-спутников; обладали совершенными знаниями, технологиями, техникой; создатели вечных изделий, дорог и т.п., летавшие в Космос и освоившие планеты Солнечной системы с частичной их колонизацией, строго запретившие разработку, производство и применение агретов; жили примерно за 22 тысячи лет до описываемых событий.

Дум – подразделение (отряд) Тескома, полный дум насчитывает около двухсот бойцов (только людей), во главе дума – думерт.

Дурб – название и уважительное обращение к сильному, чаще вооруженному мечом человеку.

Дувар – подземелье, составная часть хабулина, образовалось благодаря нарастанию культурного слоя: древние постройки – здания, некоторые сооружения – постепенно погрузились под черту современного уровня почвенного горизонта, некоторые дувары имеют разветвленную сеть подземных залов и переходов. Часть дуваров может выступать городской собственностью.

Закалочные камеры – оставшаяся от древних система поддержания в исправном состоянии жизнедеятельности человеческого организма путём его очищения и стимулирования, излечения некоторых болезней, исправления нарушений работы многих внутренних органов, залечивания ран, омолаживания. Посещение закалочных дело добровольное, однако, настоятельно рекомендуемое Кругом Человечности.

Збун – состояние атмосферы, лишенной озонового слоя, когда аэрозоли выметаются с некоторого участка земной поверхности и жёсткое излучение достигает дна атмосферы, обрушиваясь на флору и фауну.

Инеги – люди, имеющие трёхзвенное имя – нэм от буквы И до Т включительно.

Кавоть – персональное средство связи, дуплексное, переносное.

Канила – приёмная дочь многоимённого.

Кантар – мера длины, сорок берметов – около 60 метров.

Клан – общность путров одного какого-либо вида, ведут обычно оседлый образ жизни (на природе) со своими внутренними законами и порядком, историей, нравами, первопредками и атрибутами; в городах, где уставы разрешают находиться путрам ночью, организуются клановые дворы (не обязательно для каждого вида, чаще смешанные).

Коввта – алкогольный напиток с сильным специфическим запахом, желтоватый на цвет.

Когур – администратор во главе кугурума, руководитель, старшина города или населенного людьми пункта, выборно-добровольная должность из многоимённых.

Койна – составная часть городской стены, выполняет защитно-энергетические функции, отделяя экологическую среду города от внешней среды не только по периметру, но и в виде купола над городом. Горожане могут (в случае необходимости) беспрепятственно пересекать койну, предварительно предприняв меры по ее нейтрализации, например, перекинув через полосу койны доску или иной изолирующий материал, хотя можно обойтись даже без этого, но с неприятными ощущениями.

Комп – голова торна.

Копольц – индивидуальное средство защиты от збуна и дождя в виде складной шляпы с большими полями.

Крин – подразделение Тескома – десятая часть дума, насчитывает около двадцати бойцов, во главе крина – кринейтор.

Круг Человечности -

Кубры – дорожная одежда из класса вечных, грубые походные штаны.

Кугурум – администрация города или отдельного его района, а также здание, где она размещается.

Купор – подразделение Тескома – звено крина, обычно его четвёртая часть, но может насчитывать и больше бойцов в случае необходимости, во главе купора – купорен.

Лесовики – горожане, посещающие на свой страх и риск окресные городу леса – упраны, а порой уходящие вплоть до Диких Земель; те, кто на такое не отваживается, а это подавляющая часть жителей городов, черпают сведения об окружающей среде от лесовиков, хотя их рассказы порой грешат вымыслом и фантастическими домыслами; поэтому иносказательно – лгуны.

Лапина – передняя конечность путра, в процессе преобразования и эволюции приспособленная для выполнения той же роли, что и рука человека.

Личина – лицевая часть головы путра.

Малак – смешанный гурт, выродки разных видов и полов.

Меленрай – защитный костюм тескомовцев, броня, изготовлен из мелерона, целиковый.

Мелерон – универсальный материал, заменитель металлов.

Минт – сотая часть праузы, примерно 40-45 секунд.

Многоименные – люди (семьи), ведущие свою родословную от далеких предков; каждый очередной потомок добавляет своё индивидуальное имя к общему их перечню – нэму; все имена начинаются на одну букву, чем длиннее имя, тем эта буква ближе к началу алфавита; элитным именам или нэмам счёт ведется со стоименных и выше.

Ност – лицевая часть головы – компа – торнов.

Нэм – у людей, набор имён, начиная с личного, обычно три, в особых случаях – пять первых, одноимемённые нэма не имеют.

Одноименные – имеющие всего одно имя: изгои, не знающие своих родителей, по каким-то причинам скрывающие свой нэм и т. д.

Одур – дикая обезьяна с зычным громоподобным голосом, обитает вблизи городов в лесных окрестных зарослях – упранах.

Оприт – член банды, самоназвание.

Ориалипия – обряд добровольного ухода из жизни в среде многоименных; обычно главы семей, муж и жена вместе.

Прауза – мера времени, в сутках 20 прауз, примерно 70 – 72 минуты.

Проклятые Века -

Пукель – поясной походный мешок, кошель для мелочей, необходимых в дороге.

Путры – общее (вежливое для них) название разумных-нелюдей, потомков животных; обращение к путрам: уважительное – куди, стехары, помелы, хилоны, раты, грубоватое – стоки, бугры, уничижительное – хлюки.

Пуриурки – род змей, обладающий коллективным разумом.

Разумные – люди и нелюди, обладающие разумом; к ним относят собственно людей и тронутых изменением; путров: выродков и хопперсуксов; торнов: настоящих (регламентированных) и вьючных.

Рахмы обменные – род стоимостного эквивалента, по сути деньги, но дающие ограниченные права их обладателям: по определенному месту использования и неширокий обменный круг необходимых разумному вещей. Обычно используются хожалыми при переходах из города в город для получения еды в небольших поселениях, где собственных раздаточных не хватает.

Сарка – питьевая фляга, неизменный атрибут любого человека, иногда вещь именная, специальное устройство (с само заполнением) для конденсации экологически чистой воды.

Сатен – второй летний месяц.

Свидж – мера длины, равная примерно полутора километрам – тысяча берметов.

Стоименные – многоименные, у которых в перечне предков около ста имен.

Страм – имярек, бесстрашный до безумства, обычно после приема харвы.

Судорожное Возрождение – попытка людей восстановить свои блага после падения городов-спутников на землю. Термин, возможно, возник в те времена среди древних или чуть позже, когда стало ясно, что потуги человечества обречены на провал и началась эра Полной Деградации.

Тасмед – признанный вожак гурта или малаки.

Теском – организация, служба контроля и наблюдения за порядком в бандеке Сампатании, выполняет полицейские функции; в других бандеках может называться по иному. Структуру и построение (см.).

Тескомовцы – служащие, воины (бойцы) Тескома.

Торны – самовоспроизводящиеся, человекообразные биороботы, различают два вида (класса): настоящие или регламентированные торны и вьючные торны; настоящие живут кланами, разумны; вьючные управляются людьми, служат для переноски поклажи в городах и между ними (караваны), имеют программированный разум, но относятся к разумным, так как обладают некоторой долей мышления и воли.

Тронутые изменением – люди-мутанты, особый вид людей, обладающих некоторыми особенностями, недоступные обычным людям: телепатия, отказ от жизни в городе, умение жить в природе, вплоть до потребления пищи и воды.

Тупая собака – разновидность очень крупной и сильной дикой собаки, тем не менее, обладающей зачатками разума, направленного на бессмысленное убийство путров. Иногда привязывалась к человеку, видя в нем покровителя, иногда становясь для него верным защитником от других диких. Хожалые старались иметь в дороге такую собаку, но Теском Сампатании не позволяли собакам покидать отведенного им урочища в районе Сопта.

Упраны – лесные заросли вокруг городов, их возникновение связано с питательной средой за счет сточных вод города, удобряющих землю на многие свиджи, характерны мощные деревья, густой подлесок, выступают как прибежища основной массы диких.

Ухропы – люди, имеющие трёхзвенное имя – нэм от буквы У до Ч включительно.

Фундаментальная Арена (Фундарена) – одна из многочисленных тайных (якобы) организаций, ставящей перед собой ряд задач, отлич- ных или не совпадающих с официальным курсом Правителей, в том числе и с Тескомом, дальняя цель – взять власть в бандеке с превалированием человеческой доминанты и возрождение ее культуры.

Фундаренец – член Фундаментальной Арены.

Хабулин – дом, территория, хозяйство многоимённого.

Хапра – психико-физическая подготовка человека для определенных целей: методы ведения боя, поведенческие реакции; в описываемое время запрещена Тескомом по причине невозможности следить за такими людьми и их превосходства над самими тескомовцами. Знаток хапры – хапрель.

Харва – наркотик из ягоды одноименного кустарника.

Хирис – школа подготовки тескомовцев.

Хожалые – посвятившие свою жизнь или ее часть на переходы из города в город ради интереса или изгойства.

Хопперсукс – хопс – выродок выродков, разумный путр, помесь различных видов животных – по сути, химера.

Чигир – боевое оружие в виде палки с насаженным каменным шаром на одном ее конце, булава.

Шейн – обращение к официальному лицу – начальнику, у тескомовцев.

Швыхи – люди, имеющие трёхзвенное имя – нэм от буквы Ш до Я включительно.

Шивда – не тескомовец, бранное у тескомовцев.

Эра Полной Деградации – период времени в истории человечества, когда оно распрощалось с идеями Судорожного Возрождения и стало медленно уступать свой приоритет другим разумным, а само превращаться во всё больше тупеющее сообщество особей по имени – человек.

Написать автору: anawiwa@mail.ru

Оглавление

РЕМАРКА

Команда Свима Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Заповедник Выродков Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава З4

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глоссарий