Напарник (СИ) [Слом] (fb2) читать онлайн

========== Глава I. Храбрый рыцарь ==========

Ведь не может же такого быть, чтобы посреди белого дня из огромного города бежал человек, о котором ничего нельзя было бы сказать!

Может. Как оказалось, может.

Именно такой человек по словам Хаффмана умчался из Мондштадта утром. В городе его никто не видел. Как он выглядел, стражник не запомнил. Ничего странного ни с кем не произошло.

Только вечером рыцари нашли в комнате Кли игрушку, которой у неё раньше не было. Собачку или волчонка из звёздного серебра.

«Волчонок, наверное». Кэйа вертел фигурку в руках. Вспоминал строки, которые читал Искорке вчера:

Придёт серенький волчок

И укусит за бочок

И потащит во лесок,

Под ракитовый кусток.

Этим утром Кли пропала.

Бывают тихие и тревожные вечера, когда страшно становится оттого, что солнце садится, а ты не можешь вернуться домой. Потому что должен куда-то идти. Альберих шел на Драконий Хребет. Считал горные вершины. Матерился. Наскоро складывал ругательные стихотворения. Пытался вспомнить какую-нибудь добрую сказку для Искорки. И закончил тем, что нафантазировал с десяток ужасов, которые могли с ней случиться.

Успокаивало одно: к нему за ноги никого не привязали. Он убедил Джинн, что один справится быстрее.

И лишь потом понял, почему действующий магистр так легко его отпустила. Альбедо уже был где-то там, на Хребте. Алхимик лучше всех знал горы, лучше всех знал Кли, вообще много чего лучше всех знал… В общем, Кэйа очень старался себя убедить, что лучшего напарника для этой задачи не найти. Утешал себя, как умел.

Смотрел на пик Хребта. И не сбавлял шага.

Вершину обнимали мрачные облака. Рыцарю показалось, что в одном из них зажглась молния. Если бы гора была человеком, он попросил бы её сделать лицо попроще. Тусклый пейзаж, метель, тишина…

По низинке у подножия бежал ручей. Маленький и злой. Капитан тогда не догадывался, что, ступая на ручей, пересекает определенную черту. Одну из тех, на которые лучше обращать внимание. Он только удивился необычной легкости, с которой тяжелый весенний поток поддался заморозке и пропустил его вперёд. Совсем немного удивился.

Черта, тем не менее, была пересечена.

И Хребет знал, как принять гостя.

========== Глава II. Бенефис неподражаемого Принца мела ==========

Вечернее солнце окрасило снег в розовый, и сверкающие узкие тропки разре́зало длинными синими тенями сосен.

Кэйа заключил, что всё это отвратительно.

Он обнимал себя за плечи и периодически ежился. Пробовал уткнуться носом в свою пушистую накидку, только от дыхания она быстро стала сырой и холодной. Захотелось чихнуть. Но шуметь он не стал. Слишком тихим был тот вечер на Хребте. Будто все чудовища, привычные этому месту, сбежали или умерли. Ни разбойников, ни хиличурлов, ни тварей Бездны, никого. И, самое главное, никаких следов…

Грустные развалины, черневшие в вышине, растворились с приходом сумерек. Не стало видно практически ничего. Только огни агатов сверкали тут и там. Постоянно лезли в глаза.

— Столько вдохновения для поэтических строк… одно блаженство, — шипел он себе под нос, пробираясь к лагерю Альбедо.

Пока он шел, начал слышать то, что сперва спутал с тишиной.

Гора полнилась слабыми звуками. Они странным образом вторили друг другу, отражались эхом, перепутывались, и соединялись в один большой, ни на что не похожий гул, звучавший постоянно. Он был всегда одинаков, этот гул, и не надоедал - наоборот, было в нём что-то таинственное, удивительно привлекательное. Хотелось вслушиваться до бесконечности, пытаться различить в нём отдельные звуки.

Альберих смог уловить лишь крики галок. Их тонкие взвизги трудно было не узнать. Тут же, как бывает, когда в шумной толпе найдешь один знакомый голос, рыцарь начал яснее всего слышать именно эти птичьи голоса. Тогда его ещё не удивляло, что никаких галок на Хребте не было. Он и не мог этому удивиться. Потому что он этого не замечал.

Капитан шел тихо, охотничьим шагом. Под ногами хрустел снег, и этот звук, как понимал Кэйа, тоже впутывался в гул шумов, и кто-то, кто находился тогда где-то на Хребте, кто-то, кто так же, как и он, внимательно слушал, тот мог улавливать этот звук. Кто-то мог слышать.

Альберих остановился.

А снег не перестал хрустеть. Шаги звучали в том же ритме. Всё громче и громче.

Кэйа понял, что забыл, куда шел.

— Здравствуй.

Рыцарь на миг оцепенел, потом обернулся — и встретил холодный взгляд в упор.

— Альбедо…

— Не ожидал тебя здесь увидеть.

— Я тебя тоже, — проговорил Кэйа, сам себя не слыша, — Погоди, нет, я тебя искал! — мысли вернулись к нему, — Кли похитили.

Благовоспитанный, всегда спокойный, собранный, правильный Альбедо вдруг растерялся. Пару секунд он бессмысленно глядел перед собой, потом спросил очень серьёзно:

— Кто?

— Не знаю. Всё, что знаю — её спрятали на Хребте.

— Или её провезли через Хребет, чтобы избавиться от преследования…

Алхимик, пока говорил, то ли потерял интерес, то ли ушёл в себя. На его лице не было ни одной эмоции.

— Это всё? — от его интонации Кэйа засомневался в смысле собственного существования.

— И её нужно найти!

— Я понял. Спасибо, — алхимик повернулся и пошел прочь.

— Пока не за что — просто ответил Альберих, поравнявшись с ним.

Некоторое время шли молча. Альбедо старался увеличить дистанцию.

— Знаешь, ты не обязан мне помогать.

— Пожалуйста, не воображай, будто у тебя есть выбор, — посмеялся капитан.

Сворачивать на дороге было некуда и смотреть было не на что — тропинка шла по дну ущелья. Ущелье было рыцарю незнакомо, но раз уж Альбедо пришел отсюда… «Секунду… что?» — Кэйа вдруг заметил, что впереди снег был гладок и чист. Разве алхимик не должен был оставить следы?

— Ты по камням ходишь?

— Извини?

— Ты ходишь по скалам, чтобы не оставлять следов?

— Да, — алхимик сделал паузу. — Но не всегда. Будет полезно, если тот, кто украл девочку, узнает, что его ищут. Может, он начнёт действовать. Понимаешь? — Альбедо оглянулся через плечо.

— Отдаю должное — умно.

Тот улыбнулся, вскинул подбородок и туманно проговорил:

— Ну а чего ты хочешь, — он отвернулся, и взгляд его ускользнул от Альбериха.

Рыцарь вновь услышал крики галок. Посмотрел наверх, но ничего в темноте не различил. Кроме силуэтов сосновых верхушек.

Чтобы не слушать птиц, капитан следил за мерцанием агатов. Следил долго. Шли долго. Его начала схватывать крупная дрожь. И стало совсем темно. Он видел теперь только что-то белое и что-то черное. Ещё он заметил что-то красное — плавающую в воздухе алую пыль. Может, так издалека выглядели агаты?

На минуту галки стихли.

— Куда мы идём, светлая голова?

Кэйа не понял, к чему задал этот вопрос. Его спутник стоял на месте. Смотрел прямо на него. Совершенно стеклянным взглядом. Альбедо шепнул:

— Ты совсем идиот?

Они никуда не двигались. Оба стояли там же, где встретились. И вокруг алхимика не было никаких следов.

— Видел бы ты своё лицо — ученый мрачно улыбнулся, и вдруг Кэйа понял, что Альбедо глядел не на него, а куда-то за его спину, будто…

Обернуться рыцарь не успел, —

Над самым ухом засвистел воздух, и что-то со страшной силы обожгло затылок.

Дальнейшие события от капитана ускользнули.

========== Глава III. Зеркало ==========

Когда вечером алхимик добрался до Мондштадта, его у самых ворот встретили вопросом:

— Мистер Альбедо, вы не нашли Кли?

Он вернулся на Хребет быстрее чем за час.

Поиск напарника представлялся тривиальной задачей — на первом перекрёстке горных тропок Альбедо заметил цепочку следов.

На неё и ориентировался. Шел вперёд скорым шагом, почти безотрывно глядя под ноги — чтобы не отвлекаться на обманчивый блеск агатов и не вывихнуть лодыжку, поднимаясь по обледенелым склонам. Смахивал снежинки с ресниц. Следил за дыханием и как мог спокойно рассчитывал в уме, сколько часов сестра провела на Хребте с неизвестным преступником.

И сколько ещё проведёт.

Вдруг хорошо знакомый ему гул Хребта изменился. Алхимик замер, чтобы перестал шуршать снег под ногами. Тогда он различил человеческие голоса. Один воздушный, свободный, театральный, а другой…

Другой заставил его… нет, не идти дальше — красться. Другим голосом был его собственный. Звучал он, разумеется, иначе. Всегда, когда человек слышит свой голос со стороны, он кажется ему неправильным. Потому что человек слишком привык, что его голос доносится до него изнутри.

Вдруг оба голоса оказались прерваны зверским треском. Не иначе как обрушилась целая стена льда.

Альбедо поспешил в закуток, из которого доносился шум.

И увидел две неподвижные фигуры в полутьме. Тёмная фигура лежала в куче прозрачных обломков — те кривили светом и не давали разглядеть упавшего. Светлая же — стояла над жертвой и смотрела прямо на алхимика. Глаза были точно на уровне его собственных.

Вспыхнули золотые цветы. Взревел грохот. Двойник превратился в чёрный силуэт, когда за его спиной загорелись белым ледяные осколки. Альбедо выпустил из ножен Киноварь и рванулся вперёд. Перескочил через тело капитана, остановился — и встретил холодные шипы новой тектонической волной. Колючая ледяная пыль и мелкие камешки полетели во все стороны — пришлось закрыть рукой лицо и задержать дыхание. По предплечью будто прошлись наждачкой. Альбедо стиснул зубы. Весь сжался, готовый броситься в сторону, открыл глаза — и увидел перед собой бездыханную попрыгунью.

Алхимик растерянно выдохнул. Медленно выпрямил спину, спрятал меч. Перевёл взгляд на рыцаря. Тот лежал без сознания. Альбедо забеспокоился, когда увидел на снегу рядом с ним тёмную полосу. Она оказалась прядью синих волос. Алхимик осторожно ощупал кожу на затылке капитана, осмотрел его — крови не было, лишь плотная шишка на голове и ссадины.

Никакой угрозы здоровью, если только он не надышался осколков.

========== Глава IV. Мятный чай ==========

Альбедо решил, что никого не будет посвящать в подробности того, как тащил потерявшего сознание рыцаря вверх по крутым заснеженным лестницам до самого лагеря.

Он мыл руки в кадке ледяной воды, поглядывая на капитана.

Тот был теперь уложен на бок. Голова на подушке, на шишке — компресс. В сознание он ещё не пришел, но алхимик давал ему время. В котелке над костром Альбедо кипятил воду — напарник не откажется от мятного чая. Он уже успел заработать себе переохлаждение.

Алхимик взял пушистое полотенце, чтобы вытереть ладони. Попробовал вспомнить, где мог видеть одеяло.

В лаборатории царил такой позорный бардак, что Альбедо не верил, будто мог устроить его сам. На столе раскрытые книги перемешались с личными записями, какие-то клочья бумаги снесло сквозняком на пол. На снегу — удивительные черные следы. Он как-то уронил угольный карандаш в зазор между камнями в полу, и с тех пор черные пылинки растаскивались сапогами по всей пещере. На полках хранился остальной его художественный материал, включавший краски, старые кисти, мыло, самодельные угольные карандаши, восковые свечи, бутыль спирта, наждачную бумагу, лоскуты ткани в разноцветных пятнах, новые холсты, которые он пока не придумал, чем загрунтовать… Там же затесалась маленькая киноварная кливия. Опять забыл полить. По крайней мере капли памяти, которые он забыл выпить, стояли на своём месте. Но аккуратность алхимика в обращении с зельями не шла ни в какое сравнение с его щепетильностью в обращении с образцами. Его личные разработки со всеми вариациями едва умещались на отдельном стеллаже. Они упорядочивались по дате создания, а их названия, номера и результаты тестов фиксировались на квадратиках бумаги, аккуратно наклеенных на склянки. Изучая этот стеллаж, можно было бы поставить Альбедо какой-нибудь неприятный психологический диагноз. Всё на своём месте!

В отличие от одеяла…

— Капитан, вы меня слышите?

Боковым зрением алхимик уловил слабое шевеление. Но рыцарь не двигался. Только пальцы его оказались собраны в кулаки. И он не дышал.

— Капитан?

Стало очень скользко. Что-то с силой толкнуло в бок, и в глазах Альбедо потолок и пол пещеры поменялись местами. Лентами для него вытянулись огни факелов, а потом всё побелело — алхимика швырнуло головой об пол.

Щурясь от боли, он увидел, как над ним выросла тень.

Резко выставил вперёд руку — его молниеносным движением ухватили за запястье, рука оказалась пригвождена к земле. Альбедо не мог пошевелиться — вторая его кисть была вместе с бедрами вжата в камни. Капитан прибил его к полу.

Алхимик не мог дышать. Нападавший одной рукой держал его за запястье, второй — за горло.

— Говори, что происходит, — голос совершенно мирный.

А вот взгляд — один из тех, которыми можно пытать. Стальной. Неживой. Безразличный.

— Успокойтесь… — Альбедо оставалось только сдавленно шептать.

— Не смеши меня! — капитан оскалил улыбку, — Зачем ты напал?

— Вам нельзя еще активно двигаться…

Рука взорвалась болью. В запястье будто вливали раскаленное золото. Алхимик ощущал, как немели пальцы, как теплым начинал казаться промерзший пол, пока кожа не переставала вообще что-либо чувствовать…

— Могу так же с головой сделать, — нараспев предупредил рыцарь, — в глаза смотри! — он притянул Альбедо за шею к себе только для того чтобы резко опустить его затылком на камни.

Алхимик открыл глаза с трудом.

Легкие сгорали. Он разжал губы, чтобы ответить, но из груди вырвался лишь болезненный хрип. Нависший над ним силуэт странно поплыл, детали стерлись, стало темно…

Капитан позволил ему сделать вдох. Зрение вернулось. Его правая рука продолжала гореть страшной болью. Рыцарь примораживал её к земле и не собирался останавливаться.

— На вас напало другое существо! — хрипел алхимик, судорожно соображая.

— Я в десять лет лучше врал! Попробуем снова — почему ты меня вырубил?

— Следы!

— Какие такие? — капитан ослабил хватку, и Альбедо смог относительно свободно дышать.

— Никакие! Он не оставляет… вырастает из-под земли…

— Аи-аи-аи-аи-аи! Бред сумасшедшего.

— Попрыгунья!

— Чего?

— Попрыгунья притворилась мной! Капитан, хватит!

Капитан молчал. Он снова сжал горло алхимика. Больше ничего не спрашивал. Просто душил и морозил. Без особого интереса.

Надо было срочно себя спасать.

— Что вы услышали, когда падали…

— Я сознание потерял. В ушах, знаешь, звенело.

— Вспомните! Лёд хрустнул. Над ухом, должно быть… а потом — вы здесь. Только вы можете вспомнить.

В ответ — тишина.

— Мой Глаз Бога… не того элемента, — Альбедо уже не был уверен, что говорит что-либо.

Потом он увидел потолок пещеры. Услышал страшный вой — свое собственное сбитое сипение. Рыцарь ушел.

Впервые в жизни Альбедо благодарил Селестию за Глаз Бога.

Справа что-то глухо и часто стучало. Его рука, сине-белая, беспорядочно тряслась и билась об пол костяшками пальцев. Он перевернулся на бок. Мучительно застонав, притянул её к себе здоровой рукой, приложил к горячей шее — и согнулся пополам. Страшный холод накрыл горло.

Альбедо пытался сфокусироваться на одной точке. Обнаружил, что смотрит под стол. Нашел одеяло.

Он долго лежал на полу, свернувшись клубком, борясь с болью, собственным дыханием и бешеной дрожью. Пока прямо перед его лицом чужая рука не поставила на пол… чашку.

Над чашкой вился мягкий пар.

========== Глава V. Совсем заврались ==========

Тошнота, головная боль и стыд. Кэйа привык думать, что эти чувства одновременно вызывало только похмелье. Что же, он ошибался.

Решив больше не трогать алхимика, он отошел подальше. Сел возле костра. Поставил рядом вторую чашку чая. И потерянно уставился на огонь.

Кто на него напал? Сколько он пробыл без сознания? Где была Кли? Почему Альбедо двое? Их точно двое?

Может, он действительно «совсем идиот»?

В один момент рыцарь услышал приближающиеся шаги. И замер.

Альбедо сел рядом. Оперся локтями на колени. Одна его рука безжизненно висела, в другой он держал чашку. Чай не пил. Только наблюдал, как поднимался медленный пар. Спустя минуту сказал:

— Ну здравствуй, — приветствие прозвучало почти как то, что Кэйа уже слышал тем вечером. Было лишь одно заметное отличие: этот алхимик хрипел.

— Извини.

Альбедо выдержал свою паузу.

— Ничего, — он вдруг наклонился и… поменял их чашки, — я бы тоже сначала перепутал, — он неспешно отпил из новой чашки, вздохнул, потом пояснил — это моя.

— Ага…

Воцарилось неловкое молчание. Кэйа напрягся: он не мог пока сказать, был ли алхимик в самом деле настолько спокоен, или он так успешно скрывал раздражение.

— Хочешь объясню, как их друг от друга отличить? — наконец отчеканил Альбедо, готовый убить за отрицательный ответ.

— Очень!

Алхимик подскочил, встал напротив Альбериха, наклонился и указал пальцами себе повыше ключиц:

— Вот эта звезда на шее есть только у меня. У настоящего меня. Это понятно?

— Понятно.

— Тебя «вырубила» мутировавшая попрыгунья, обученная копировать мои внешность и поведение. Их здесь много, — он запнулся и смягчил учительский тон — Я знаю, что это звучит, как бред. Но ты должен запомнить.

— Хорошо.

— И я не знаю, где Кли, — ученый отвернулся и бесцельно прошелся по лаборатории — А ещё у тебя сотрясение мозга и переохлаждение. У нас обоих обморожение. Так что нужно собрать аптечку и отогреться, прежде чем идти.

Рыцарь послушно и скромно пил свой чай. Альбедо засел в уголок и принялся перевязывать руку. Альберих наблюдал. Ему казалось бредом, что можно после допроса с пристрастием проглотить все эмоции. Но алхимик словно забыл о произошедшем. Деловито затянул в узел марлю на руке, а потом обратился к своим полкам и ящичкам.

Кэйа присоединился к увлекательному процессу поиска нужных вещей в королевстве бедлама. По итогу не всё содержимое их причудливой «аптечки» оказалось ему понятным. Склянка перекиси, короткий ножик, ремень, армейская иголка, моток паутинной нити, щипок берёзовых листьев, пинцет и тепловая бутыль, заботливо укутанная в бинт. Всё умещалось в холщовом мешочке.

— Я правильно понимаю: мы идём туда, не знаю куда? — поинтересовался Альберих, подбирая котомку.

— Вообще-то есть один вариант — костёр шипел, пока Альбедо перемешивал угли со снегом — я сегодня работал на восточной стороне Хребта. И ничего там не заметил.

— О! Я знаю! Идём на Запад?

— Идём на Запад…

Тут Альбедо осекся, закрыл рот ладонью, нахмурился. Замер вот так на несколько секунд.

— Днём хиличурлы покинули точки, где концентрация драконьей крови была наиболее высока. Пока не знаю, почему, но сегодня Хребет особенно влиял на поведение живых организмов. У тебя могут возникнуть… трудности.

— Это еще что значит?

— Ты можешь быть дизориентирован.

Капитан нервно хмыкнул.

— Вот что: дай мне знать, если почувствуешь себя болезненно или непривычно, или заметишь что-нибудь неестественное. Хорошо? — Алхимик протянул ему руку. Он требовал обещания?

— Хорошо, — Альберих ответил уверенным рукопожатием, — А с тобой ничего не будет?

Альбедо ответил не сразу.

— Я уже приспособился.

Кэйа чувствовал, когда люди врут. И прекрасно знал, что отличало хороший обман от плохого. Правдоподобие и старание. Ложь в этом смысле была сродни искусству — не терпела лени и неточности в деталях. Альбедо это упустил. Так что капитан решил его проверить. Может, не узнать, что именно спряталось за его игрушечной формулировкой, но как минимум засечь, как долго он сможет держать лицо. Стало очень интересно!

Через секунду стало очень плохо. Альберих сделал три шага из-под свода пещеры и чуть не упал. Тошнота плотным кольцом обхватила горло, дыхание прервалось, в ушах тонко зазвенело, перед глазами заметались мушки, замельтешило что-то красное…

«Дать знать?»

Кэйа удержался на ногах, выдохнул. И поднял голову с самым обычным видом. Приготовился терпеть.

Его искусство требовало жертв.

========== Промежуточная глава I. Красная шапочка ==========

У Кли вообще-то был хороший день! Он только начался как-то странно.

Девочка лежала в постели, ловила пальцами утреннее солнце, как вдруг к ней в окно постучался Альбедо. Старший братик никогда так рано не приходил. И никогда не приходил так!

Пришлось вылезти из кровати, чтобы впустить его. Он как-то неуклюже залез, едва не запутавшись в плаще. Непонятный был плащ. Он раньше такого не носил.

— Братик, а почему ты не зашел через двери?

— Мне хотелось сделать тебе сюрприз…

И он вручил ей маленького волчонка из… звёздного серебра! У него были смешные изогнутые лапы и морда вроде пирамидки. Сам он был прохладен и настолько мал, что умещался целиком в её ладошку. Кли улыбнулась. Она хорошо знала брата. Она поняла, что такая мелочь не могла быть единственной причиной, по которой он…

— И ещё кое-что.

— Да-да?

— Сегодня у меня выходной. Если у тебя не было неотложных планов, я предложил бы устроить небольшую…

— Экспедицию!

— Экспедицию.

Искорка уткнулась брату в плечо. И мысленно дала себе железную клятву: больше его сегодня не перебивать.

Потому что у неё лучший брат на свете.

***

По дороге Кли стала напрягаться.

— Братик, а почему у тебя такие холодные руки?

— Прости, Кли. Я, похоже, приболел.

Если подумать, Альбедо и правда выглядел нехорошо. То ли он не выспался, то ли простудился. Он был такой бледный-бледный, ещё бледнее, чем обычно. Будто очень долго не выходил на солнце.

— Ничего, мы тебя согреем и вылечим! У меня есть идея! — заверила девочка.

Идея была довольно размытая. Требовала доработки. Но Кли уж очень хотелось успокоить брата. Сегодня он о чем-то переживал, наверное. Обычно он сам всегда говорил:

«У меня есть идея».

***

Ничего не работало!

Кли привыкла добиваться своих целей. Поэтому старалась изо всех сил. Она перевернула лабораторию Альбедо с ног на голову. Но это было ничего. По сути она только и сделала, что один бардак переменила на другой. Точно такой же, вроде бы, бардак. Даже, надо сказать, почище стало.

Она перебрала все склянки, перепробовала все капли, намешала таких трав, которых в жизни не видела, истратила всё силы, но болезнь ничего не брало. И вот это уж было самое обидное.

А брат смеялся глазами. И, казалось, был совсем-совсем здоров. Но он только вел себя так, будто был бодр и весел. Выглядел он всё ещё жутко. А Кли знала своего брата, и знала, что обычно он выглядел по-другому. И это было самое непонятное.

— Тебе надо к тёте Лизе… — капитулировала Искорка.

Она чуть не плакала.

— А как вы думаете, доктор, свежий воздух больному не повредит?

Ну вот зачем нужен этот цирк? Чего Кли не понимала во взрослых, так это того, почему они прямо не могут сказать: «Кли, пойдём гулять», или ещё что-нибудь на человеческом языке. Она шмыгнула носом. Подождала, пока слезы закатятся обратно в глаза. И очень серьёзно проговорила:

— Если больной обещает не замерзнуть! — она пихнула ему в руки большущий серый шарф из рюкзака.

Альбедо замер с ошарашенными глазами. Медленно, странно подобрал шарф. Искорка тогда заметила, какие у него были тонкие пальцы. «И чего он удивляется»? Это был их старый шарф, Колючка. Кли всегда носила его с собой на Хребет, и доставала в случае необходимости.

Наверное, братик просто снова играл в цирк. Потому что миг спустя он улыбнулся, заглянул ей в глаза и шепнул заговорчески:

— Я видел вчера такую яркую красную фею…

Искорке ничего не осталось кроме как горячо закивать, схватить брата за руку и потянуть его к выходу из лагеря.

Кли знала, что он выздоровеет. Потому что она знала своего брата.

Комментарий к Промежуточная глава I. Красная шапочка

Ребята, которые читают главы каждую неделю — хочу вам сказать большущее спасибо! Ваше присутствие очень помогает работать.

Также у меня для вас объявление: следующую главу “Пощечина” опубликую через две недели, 21 мая.

Промежуточная глава обозначает собой закрытие одной большой части истории. После каждой такой главы я буду делать перерывы. Это нужно, чтобы пересмотреть дальнейший сюжет и скроить его поплотнее.

Всем добра!

========== Глава VI. Пощечина ==========

Альбедо рыскал глазами вокруг. Останавливался на каждой детали. Искал изменения.

Два последних дня над Хребтом вилась метель. Она успокоилась лишь несколько часов назад. Ветви елей держали на себе целые сугробы — с начала вьюги никто выше кабана здесь не проходил. Тонкую тропку, поднимавшуюся по склону, протоптали лисы. Они же оставили алхимику подсказку. Агаты и кварцы сияли повсеместно, но вокруг них не лежал ни один лисий след. Обычно животные любили греться у камней. Теперь они бежали от любых источников крови дракона.

Алхимик ещё днём это заметил.

«И почему именно сегодня кто-то спрятал Кли здесь?»

Альбедо понял, что рассматривает агат уже, должно быть, минуту. И с тревогой отвел взгляд.

Неужто и на него давило безумие Хребта…

Раздался странный протяжный рокот. Совсем близко. Альбедо остановился. Он узнал звук. Тишина, тёмно-синий снег, черные дыры деревьев и кустарника… и над ними — черный силуэт. Силуэт медленно шатался. Ронял снег. Из-за него торчали такие же черные, как он, вертикальные отростки.

— Прекрасно! — раздалось за спиной шипение.

С ним же был напарник! Алхимик не придумал, что делать с этой информацией. Попятился назад.

И увидел, как цветом марганцовки загорается над елями пятно света. Услышал, как механически загудела печь.

— Назад! — крикнул Альбедо.

Это была очень точная формулировка. Шаг влево или вправо означал утопление в настоящем снежном болоте. Рыцари не могли свернуть с тропки.

Рванулись. Вспыхнула очередь лучевой пушки. И оборвалась. Снег оплавился в полуметре от алхимика.

— Чего это он?

— Холодно. Ядро не разогрелось. Следующий заряд продержится дольше.

— А…

Взвыла механическое ядро. Розовый глаз стал раскаляться до белизны. Руинный молотильщик двинулся на рыцарей.

Действия Альбедо были быстрее мыслей. Оглушительно хлопнула тектоническая волна. На обшивке — ни царапины.

— Стой, пиротехник. Зря силы тратишь.

Робот нещадно сминал ногами сугробы. А у Альбедо с капитаном была только тропинка.

И, кажется, план.

— Отходи назад. Как можно дальше. Жди. Когда окликну тебя — бей по ногам. Беги! — отрывисто прохрипел алхимик и кинулся вперёд.

Прямо под ноги роботу.

Чуть не упал. Киноварь бесполезно стукнула по броне молотильщика. Машина направила на ученого свой теплый глаз. Тот бросился к ней за спину. Нашел тропинку. Автоматон стал разворачиваться. Безумно медленно. Альбедо отдышался, поискал глазами напарника. Тот скрылся. Молодец.

Алхимик ударил землю открытой ладонью. Распустился солнечный цветок.

Теперь нужна была новая тектоническая волна. Молотильщик уже шагал в сторону Альбедо.

— Сейчас!

Где напарник?

— Капитан, сейчас!

Не было капитана. Альбедо стоял, как дурак, и точно знал, что собственным мечом никакого вреда машине не нанесет.

Молотильщик остановился. Ухватился длинной рукой за ближайшую ель. Огромную.

Альбедо пытался сконцентрироваться, создать элементальную волну. Ни по каким подсчетам он не должен был успеть нанести этот удар.

Он и не успел.

Дерево полетело. Соседние ели его не остановили. Переломились. И всей массой обрушились на алхимика.

Воздух вышибло из груди. Альбедо по шею вбило в снег. Ученый уцепился за ствол.

Он жалел о каждом движении.

Кора больно проехалась по плечу. Смола прилипла. Алхимик напрягся до дрожи, согнулся и смог ухватиться за обломок повыше. Мыча и отдуваясь, подтянулся — и вот уже можно было поднять голову! Хвоя чуть не выколола глаз. Альбедо вдохнул. Протянул руку вперед. Едва не вывихнул плечо. Весь подался вперед. Этим он страшно себе навредил — ледяная жесткая ветка рванула по левому боку. Зато он вытащил себя из белого месива. Лежал на животе, путаясь в обломках хвои. Задыхался.

На него упала тень. Альбедо сжался. И покатился в ту сторону, где, вроде как, должна была быть тропинка.

Если бы ошибся, утопился бы в снегу.

Обломки, бывшие только что под ним, треснули, взлетели — и вернулись углями. Алхимик вскрикнул, приняв один из них на ухо.

Он не дал себе отдышаться. Вскочил. И понял, что делать.

Молотильщик после выстрела замер. Он вновь запускал разогрев лучевой пушки. За его спиной, в закутке — алхимик точно знал — была яма. Её всегда заносило снегом. Метель закончилась только что. Если уронить туда машину…

«Будет секунд двадцать на побег».

Альбедо, маленький и быстрый, пробежал под ногами робота. Остановился где-то перед ямой, посмотрел на противника. Тот развернулся. Поднял ржавые руки. И резко свел их прямо перед собой. Альбедо отпрыгнул. Не побежал. Ударил мечом по кулакам машины. Бесполезно. Тогда механизмы заревели — молотильщик перенес центр тяжести, поднял громадную ногу. Альбедо шагнул назад. Взмолился, что не провалится вниз.

Второй шаг.

Машина нависла над ним. Наклонилась вперед. И опустила ногу, целясь прямо в него.

Алхимик зайцем кинулся обратно на тропку. Споткнулся, не попал, рухнул рядом с ней. Встать не получалось. Альбедо вывернул шею — где враг? Молотильщик уже смотрел своим разогретым глазом.

Алхимик сжал правую руку в кулак. Завел за голову. Задержал дыхание. Замер, прицеливаясь.

И выбросил элементальную волну.

Цветы вмиг разворотили шарнир одной ноги механизма. Вторая нога от взрыва зашаталась. Конструкцию повело. Тяжелый корпус медленно потянуло назад. Машина рухнула в снег.

Альбедо сжался в клубок. Сердце билось с такой силой, что ребра трещали. Он мельком огляделся.

Различил в полутьме что-то синее. Обездвиженную макушку капитана.

Алхимик застонал. Бросился к нему, — опять в снег. Шумно дыша, развернул рыцаря к себе лицом. Глаза открыты, дыхание сбитое, голова не держится, дрожь по всему телу, реакция отсутствует.

— Идем. Пожалуйста.

— Мх…

Он ухватил капитана, закинул его руку себе на плечи, нащупал опору в снегу — и пошел. За спиной неистовствовал беспомощный пока молотильщик.

«Сколько времени у нас есть?»

Он запретил себе думать. Главное — дышать. Не будет дышать — рухнет. Рухнет, —

Мозг пульсировал в черепе. Шею свело от напряжения. Пальцы — от холода. Колени почти скрипели, ступни не чувствовались. Лисья тропка предательски размазывалась под ногами, тело колотило так, что трудно было уследить за собственными движениями.

Альбедо думал, что может на ходу потерять сознание.

Тогда сзади заревел скрежет. И ученый ускорился.

Дорожка круто уклонилась вниз. На скользком снегу алхимик едва не упал. И увидел за берёзами холодные отсветы.

Голубая трава. Пещера!

Послышались звуки железных шагов. Альбедо, отрывочно выдыхая пар, спотыкаясь, подворачивая ноги, но накрепко вцепившись в беспомощного напарника, заволок того в коридор. Сияли голубые морозные сталагмиты. Пол пещеры живописно блестел льдом.

Алхимику сейчас было на это плевать. Он обошел один из кристаллов, спустил капитана на пол и упал рядом. За эту ночь второй раз он тащил чужое тело по морозу, второй раз его трясло от изнеможения, боли и холода. Альбедо старался восстановить дыхание.

«Почему он вообще в обмороке?»

Между голубых столбов легла массивная тень. Механические шаги стихли. Алхимик вжал голову в плечи. Перестал дышать. Глядел на тень, не отрываясь.

Альберих чихнул. Ему хватило наглости чихнуть. Будучи без сознания. Коротко так, скромно, как котёнок. Чихнул. И снова замер.

Альбедо даже понять ничего не успел.

Пушка загудела. Звук умножился в стенах пещеры. Алхимик увидел, как повсюду вспыхивает оранжевый горячий свет — на столбах, на потолке, на полу…

Ледяной пол лопнул.

Грохот, горячий, холодный воздух, осколки, щепки, пыль, и каменная стена — то есть, видимо, очередной пол — и тишина.

Нет, не тишина. Звон в ушах.

Алхимик лежал непонятно где, в куче льда и снега, и чувствовал… он не анализировал. Так прошло, может, пять минут, может, полчаса. Перевернулся на спину. Тело обняла тягучая боль. Альбедо догадался, что, возможно, это чувство люди называют «разочарованием».

Он зажмурил глаза и выдохнул. Сел. Спину проштопало болью, но алхимик не заметил. Он уставился перед собой. На ядро хаоса. На застрявшего в снегу механического стража.

Машина была мертва. Давно мертва. И не собиралась двигаться. Кажется.

Ещё один измученный выдох. Альбедо прикусил губу, пытаясь заставить собственные ноги держать тело. Тяжело поднял голову.

Ему вдруг подумалось, что тот, кто спрятался с его сестрой здесь, выбрал для этого худший день. Животные сбежали с горы, метель угробила тропы, охранные механизмы разошлись по склонам в случайном порядке, разбушевалась драконья кровь.

«Драконья кровь…»

— Кэйа, ты гений!

Кэйа его не слышал. Рыцарь бредил — дергался, вертел головой, мычал, сжимал веки…

Удивительно, как при современном развитии человеческих этики и медицины самым эффективным способом привести человека в чувства остается удар по лицу.

Четыре пощечины. В данном случае.

Рыцарь уставился на алхимика, как на любовь всей жизни.

— Больше не пытайтесь меня обмануть, капитан, — сухо попросил Альбедо.

Докапываться до истины — его работа.

========== Глава VII. Его секреты ==========

Белый огонёк горит в красном мороке. Багровая пыль не мешает его свечению. И он об этом знает. Он мудрый. Он ведёт за собой. И есть в нём что-то, что мучает его. Что-то, что нужно разрешить сегодня. Какое-то детское ощущение, когда чувствуешь, будто случится непоправимое, если…

Что-то в этом огоньке…

— …не пытайтесь меня обмануть, капитан.

Огонёк сдуло.

Альберих не понял, как они оказались в пещере, но мог точно судить о двух вещах: во-первых, он был жив только благодаря алхимику и, во-вторых, тому досталось не по-детски. Будто перетёртый на тёрке, весь в синяках и царапинах, растерявший свои косы… он обескураживал своей наглостью.

Альбедо никак не выдал боли. Он с неожиданной силой потянул капитана за плечи, заставил его встать на ноги. И отошел. Без опоры Кэйа чуть не рухнул обратно в снег.

— Если вы снова скроете свой припадок, я оставлю вас умирать, — просто сказал алхимик и двинулся к выходу из пещеры.

В глаза не посмотрел.

— Договорились, — улыбнулся Альберих.

В ледяном, сыром коридоре шаги звенели вместе с капелью. Сквозняком приносило гул.

Алхимика стало трясти. Так сильно, что и в скудном свете было заметно. Дышал он рвано и тяжело, пара не выдыхал. И шел быстро.

«Пусть это будет таким экстремальным способом хранения секретов», мечтал Кэйа. Очень не хотелось думать, будто алхимик обиделся. Гораздо веселее было предполагать, что у Альбедо была какая-то причина, по которой он решил во что бы то ни стало не обнаруживать своих боли и страха. Будто была какая-то дикая тайна.

Туннель был настолько путаный, что его ответвлений нельзя было пересчитать. Альбедо на развилках ориентировался мгновенно.

На капитана он, кстати, не оборачивался. Впрочем, Кэйа умел завязать диалог:

— И всё-таки рыцарь из тебя хреновый.

Альбедо не ответил.

— Титулов ты не ищешь. Драться так, чтобы потом не выглядеть, как собака побитая, не умеешь. Славы не добиваешься. И нельзя сказать, что кому-то служишь. Альбедо, ты кто?

Зачем он так? Надоело молчать.

— Вы хорошо себя чувствуете? — прошелестел ученый.

— Прекрасно. Тебя это беспокоит?

— Интересует. Вы, очевидно, сильно ударились головой.

— Какой ты заботливый! — обрадовался Кэйа.

Свет резанул по глазу.

Сразу за порогом пещеры зиял обрыв. Остановились. Кэйа взглянул на алхимика. Напарник снова держал себя как совершенно невредимый человек. Он мягко пошел по тропинке, бежавшей вдоль самого края утёса. Капитан двинулся следом.

Прошло ещё несколько минут мерзкого молчания.

На одном из ледяных поворотов почва зарокотала. Альберих весь сжался. Альбедо замер.

Не помогло.

Рокот сменился мощным грохотом. И тропинка пошла в пляс. Камни пустились с обрыва.

— Бегите назад! — алхимик повернулся и внушительно посмотрел капитану в глаза.

А потом улетел вниз.

Шаг вперёд обещал рыцарю сломанные ноги. Или позвоночник. Так что Кэйа действительно кинулся прочь.

Он убегал. Не оборачивался. Слышал грохот за спиной.

Вдруг до него дошло:

«Импровизация — это вот это».

Он встал под камнепадом, совершенно на всё наплевав. Развернулся. И бросился назад. В два раза быстрее.

Тропинки не было. Была бешено рвущаяся вниз твёрдая масса ледяных осколков и камней. Удары хлестали со всех сторон. Кэйа шипел. Глотал облака снежной пыли. Искал.

Далеко внизу мелькнул светлый волос. Синей молнией он кинулся туда.

На секунду зажглось солнце — Альбериха в голову ударило каменным обломком. Ноги потеряли опору. Хруст собственных костей, грохот камней, боль в перебитых руках, вырванный из легких воздух, крик, случайные слезы — всё спуталось для него. И тут же резко прекратилось. Камнепад выбросил Альбериха на откос. Лицом вниз. Грохот стал стихать. Или звон в ушах его глушил.

Послышался голос:

— Я ведь велел вам…

Рыцарь разглядел напарника. Резко потянулся к нему. Тело окатило болью. Он намертво впился пальцами в запястье Альбедо.

— Велел бежать прочь…

— Твою мать, заткнись и держись!

Алхимик неловко зацепился свободной рукой за плечо Кэйи. Тот ухватился покрепче. Потянул его к себе. За шкирку. Трясло дико. Что-то больно огрело по спине. Рыцарь зарычал. Запретил себе медлить. И вытащил напарника на откос.

В глазах чернело. Капитан смог отпихнуть ученого подальше от края. И уронил голову. Стал дышать. Дрожать. Облизывать снег.

Альбедо прерывисто шептал:

— Ты только что…

— Да!

— Ты…

— Спас твою жизнь!

— Никогда больше так не делай, — выдохнул алхимик и в изнеможении прикрыл глаза.

Альберих посмотрел на него. Вдруг он снова ощутил себя очень странно. Боль и холод колотили всё тело, и мысли забивались случайными бессмысленными сочетаниями слов, и он вспомнил про этот огонёк…

Только всё это больше не мешало.

— Не за что.

«Пусть хранит свои секреты».

========== Глава VIII. Пульс учащается ==========

Рыцарь упорно смотрел Альбедо в глаза.

Это было бессмысленно, потому что в то же время он обрабатывал алхимику порезы. Получалось неаккуратно, болезненно и медленно.

Альбедо от гляделок молча отказался.

Сквозь частый, липкий снегопад он пытался различить агаты. Вслушивался в гул Хребта, стараясь разобрать спутанные звуки.

Когда перекись обжигала сильнее, он мельком оглядывал напарника. Безумие к тому пока не подступало. Во всяком случае, внешне всё было нормально.

Алхимик старался не отвлекаться на него.

Он всё внимание сосредоточил на звуке. Шумы вокруг оказались невероятно обыкновенными. Привычными уху. Невозможно было определить их источники. Сделать такую простуювещь… Стоило подумать, будто так на сознание Альбедо влияла драконья кровь, как сразу стало понятно: вокруг не было ни агатов, ни кварцев. Чистый пейзаж. Скалы и снег. И тогда же стало ясно, что никаких «необыкновенных» звуков раздаваться поблизости просто не могло.

Это же было очевидно…

— …шутишь надо мной?! — проговорили довольно громко над самым ухом.

Алхимика настойчиво трясли за плечо. Вырвавшись, Альбедо поглядел на напарника.

— Не волнуйся, — он спешил обнадежить рыцаря, но голос алхимика засквозил растерянностью. Далеко впереди мелькнуло красное пятнышко — Это всего лишь агаты.

Капитан, уже вновь потянувший к нему руки, остановился. Что-то было в его жесте такое странное, чего раньше не было.

— Альбедо, что ты чувствуешь?

«Что?»

Алхимик так и ответил:

— Что?

— Что? — передразнил рыцарь, широко раскрыв глаз, — ты меня прости, Принц, но у тебя едет крыша.

В мозгу возникло что-то вроде вакуума. Альбедо так был удивлен этому ощущению, что упустил, то есть целенаправленно проигнорировал монолог рыцаря. Тот о чем-то говорил. Весьма эмоционально. Но внимание алхимика теперь было не переключить.

«Я что-то должен чувствовать?»

Взглядом он остановил рыцаря. И начал говорить неловко, как-то смутно:

— Я только хотел сказать, — слова волочились, как иноязычные, — хотел сказать, что у меня есть подозреваемый.

Алхимик встал на ноги и побрел вперёд. Идти теперь можно было куда угодно — он знал точно.

За спиной зашуршали торопливые шаги.

— Просвети, будь так добр.

Алхимик был добр. Но никакими усилиями ума он не мог подобрать слов, которыми можно было бы исчерпывающе описать его версию. Не мог определить степень опасности, в которой они оказались. Не мог оценить шансы напарника на выживание.

И всё ещё не мог разобрать шумы…

— Один из моих двойников, — он вглядывался в черное пространство снежной кутерьмы, теперь не для того, чтобы что-то в ней разглядеть, но просто потому что надо было куда-то смотреть… Впервые за ночь он признал, что не видит ни черта, — если точнее, мой самый первый двойник, мог это сделать. У него есть резон.

Рассказывать рыцарю всё было бы ни к чему.

— Понятно. И наши глюки как-то с этим связаны.

Хорошо, что Альберих не был детективом.

— Иначе я не могу объяснить, почему именно ты отбиваешь от меня морок.

— Потому что я единственный, кто может ударить тебя в лицо? — фыркнул ученый.

Что-то дернуло за грудиной. Раньше алхимик себе не позволял так раздражаться.

А рыцарь засмеялся. Альбедо сник, не зная теперь, нужно ли извиняться за неосторожное слово.

— Хорошо-хорошо, понял, — улыбка звенела в голосе напарника.

Альбедо оставалось только догадываться, что он там понял.

От тупиковых размышлений его оторвала тишина. Глухая, ватная тишина, спустя секунду сменённая прежним гулом. Рыцари переглянулись. Слабый запах металла, соли и сероводорода коснулся нёба. Альбедо молча сменил курс, и капитан последовал за ним.

И снова привычные шумы оборвались. Альбедо услышал, как билось его собственное сердце. Быстрее обычного. Сильнее. Кровь навязчиво отстукивала в ушах сломанный ритм. Даже вернувшимся гулом этот звук было не заглушить.

— Раздражение, — выдохнул алхимик, чтобы только перестать слышать пульс, — Я разозлился на тебя, и потом мне стало, кажется, стыдно.

Отчего-то сложно было об этом думать, ещё сложнее — говорить. Рыцарь не отвечал. Альбедо понимал, что ответил несвоевременно.

— А теперь? — задумчиво отозвался капитан, — что ты теперь можешь сказать?

— Я чувствую ровно то же самое, что и ты, — ответил алхимик отстраненно. Так было привычнее, — страх и интерес.

— Ну, давай бояться вместе…

Напарник точно улыбался, когда говорил. Альбедо в этот раз ощутил, как и сам невольно поднял уголки губ, но улыбки не получилось.

Её убило сосредоточение. В скале перед ними зияла дыра. Очередная пещера. Запах соли и металла здесь усиливался.

Здесь раньше был лагерь хиличурлов.

Теперь из промерзшей пещеры не доносилось ни звука. Завидев обездвиженные, чудно́ вывернутые силуэты, алхимик медленно выдохнул и шагнул внутрь.

Тишина и тяжелый запах, практически полное отсутствие света. Альбедо осторожно прошел вглубь крохотного грота. Заметил в дальней стене дыру — узкий туннель.

Лед не позволял судить, как давно погибли трое хиличурлов, лежащих теперь на полу. Ясно было только, что костер убийца не тушил — органика дала густой гнилой запах. На белой от снега земле почти не было тёмных пятен. Жертв не резали. Но ученый видел кости. Черные, блестящие кости. Видел, что одному из тел недоставало правой руки.

Альбедо присел рядом с ближайшим существом и разглядел, что блестели кости от инея — тот колючей коркой покрыл влажные обрубки. Но что произошло с мягкими тканями?

Он огляделся в поиске следов. Увидел свои собственные, потом следы капитана, и кроме них ничего. Только белое покрывало.

Засверкали на белом красные блики. Алхимик посмотрел выше — рыцарю за плечо. Над входом в пещеру мерцали крупные агаты. Целое скопление.

Тишина оборвала гул. Надавила на уши. Сердце снова забилось.

И агаты оглушительно хлопнули.

Альбедо успел рвануться к рыцарю. Упал. На голову опустилось удушающее снежное облако. Воздух грохотал.

Алхимик едва только приподнялся на локтях и открыл глаза, как услышал знакомый шаркающий звук. Из-под земли. Три ледяные попрыгуньи. С разных сторон. Вход и пол завалены обломками.

Альбедо вскочил, обнажив Киноварь. И почувствовал, как край его плаща дернуло вниз.

— Альбедо, я… Не скрываю… — сдавленно шипел капитан.

Он слабо тянул алхимика на себя. Повсюду вокруг него, в снегу, на полу — алые пульсирующие осколки.

Он просто так не поднимется.

Комментарий к Глава VIII. Пульс учащается

Совесть уже стучится в моё окно за то, сколько физических страданий этим двоим приходится выносить.

Я зашториваюсь наглухо.

========== Глава IX. Спектакль плаща и шпаги ==========

Да, он не доверял ему до конца. Но, если в той пещере было что-то, с помощью чего Альберих мог сохранить рассудок, то это был алхимик. Это он в прошлый раз прогнал морок. Это он спасал жизнь…

В голову будто ударили шпалой.

Вместо картинки — красный цвет. Не вдохнуть. Кулаки сжаты. И как же громко кричат эти хреновы птицы! Черные силуэты. Нет, — один черный силуэт. Маленький. Страх и обида свернулись в горле таким комком, что Кэйа чуть не всхлипнул.

И ожил белый огонёк.

— …не надо. — пробился знакомый голос.

— Чего? — просипел, задыхаясь.

— Глаза закрыв…

Красный. Оглушительный гул. Кто-то словно зажал его сердце в кулак.

— Дыши! — рявкнул алхимик.

Щёки и шею будто кипятком ошпарило. Альбедо, как лис, чью нору подожгли, бесился, напружинивался, но с места не сходил. Кристаллический щит отчаянно грохотал за его спиной. Ледяные осколки!

Грозились долететь до цели.

Алхимик не отрывал взгляда от Альбериха.

— Ну? — шипел он.

Кэйа выдохнул.

— Спасибо! — он сгреб ученого в охапку и покатился прочь.

Куда? Влево!

Щит алхимика разорвался, попрыгуньи взвыли. А рыцарям повезло! Слева валялась щедрая ледяная глыба. На затылке остался синяк. Зато Альбедо мог отдышаться.

Правда, сначала он бухнулся на землю, недовольно мыча. Альберих едва не рассмеялся ему в лицо. Благо, некогда было. Попрыгуньи выкопались в двух шагах от укрытия. Одна из них — за спинами рыцарей.

«Ой, хорошая моя»! Кэйа хлестнул ее льдом по морде. Бедная луковица отлетела к сородичам.

И поднялась.

Золотой цветок вырос на земле. «Альбедо справится». Рыцарь бросился из укрытия. Попрыгуньи окаменели. И кинулись к нему.

В руку легла ледяная сабля. Длинная. Кривая. Привычная. Прилетела твари в голову, — взрыв! В месте удара. Враг, как тряпочка, упал. Так вот зачем нужны были эти цветы! Прекрасно!

Еще хо́лода в руку, и он снова вооружен. Вторая попрыгунья запустила шипы.

«Не тут-то было!»

Было. Сабля хрустнула. Шипы обожгли холодом. Кэйа не ждал, рванул в сторону. Только бок успело ошпарить. Усмешка помогла не сорваться на крик. Зубы скрипнули.

Позади звенела сталь. Все нормально.

Попрыгунья заклокотала. Ушла в землю. Рыцарь ждал ее за спиной. Правильно. Она действительно появилась за спиной. У Альбедо.

Красный. Кровь ударила в висок несколько раз.

Сорвался с места. Зря. Глаза отключило. Вместо гула крови в ушах раздался дикий скрежет. Колени прошибло болью. Рыцарь стиснул саблю, замотал головой так, что всё побелело. Красные пятна исчезли.

Луковица прямо здесь! Наотмашь рубанул ей по корням. Лёд причинил нулевой вред. Достаточно, чтобы разозлить. Она извернулась, готовая к броску.

Из-за спины капитана ей точно в шею ударил белый клинок. Что-то в этом горле беспомощно хлюпнуло.

— Не падай сейчас, — спокойно прозвучало над ухом.

Сзади выла вторая попрыгунья. Не глядя, рыцарь ударил холодом. И точно. Животина, едва не набросившись на алхимика, отлетела.

Альберих неодобрительно цокнул языком. Ударил ледяными осколками. Они беспомощно рассыпались. Ударил снова. На холод тварям было совершенно плевать. Ударил ещё.

Она не успевала отвечать.

И тут Альбедо.. замер? Встал вплотную к капитану — плечом к плечу.

Зарядив посильнее твари в голову, Кэйа развернулся. И правда, замер.

Несколько осколков второй попрыгунье. Первая уже встала. Ледяная стена встаёт между ней и Альберихом. Вторая тварь кидается на Альбедо. Морозный шип прилетает ей в голову.

Она только фыркает.

«Альбедо, одумайся».

Золотые цветы! Разорвали воздух, тряхнули пол. Разбили ледяную стену, укрытие. Склеп чуть не разнесло.

Попрыгуньи попадали.

Альберих несколько секунд стоял, не решаясь шевельнуться. Кристаллические осколки гасли в сугробах, расплывалась снежная пыль, эхо успокаивалось. Кровь вскипела, перегнав столько ледяной энергии за минуту, и теперь остывала. Пальцы кололо. Наконец отдышавшись, капитан неловко смахнул с головы снег. Отряхнулся. И взглянул на Альбедо.

Тот разминал правое запястье.

— Цель устранена.

Кэйа улыбнулся:

— С тобой, конечно, никаких полумер…

— Ты зачем меня с ног сбил? — высказал ученый.

«О!»

Это было его любимое.

— Если бы укрытия не нашлось? Каков был бы план?

— По ситуации, — капитан почти смеялся.

— Ты! — Альбедо резко повысил голос, но не закричал, — Ты не взял меч…

Альберих треснул.

— Ты не взял с собой меч! — разгорячился ученый, не понимая смеха.

— Я ж не дурак, тащить в гору стальную полуторку!

— Ты о чем вообще думал? Тут всё, что живое — всё ледяное!

— Клин клином!

Альбедо запрокинул голову и беззвучно закричал. Тут Кэйа совсем сломался. Засмеялся так, что алхимик не выдержал. И беднягу согнуло пополам. В попытках остановить приступ смеха Альбедо отвернулся, чтобы не видеть напарника. Это не помогало. Не мог остановиться человек. «Довёл дурачка», умилялся рыцарь.

Альбедо отчаянно глотал истерику:

— Ты… в порядке? Морок не подступает? — воздуха не хватало, и паузы между словами были уж очень длинными и весёлыми, но договорить спокойно ему всё же удалось.

Только он не перестал улыбаться. Альбедо смотрел и улыбался. Кэйа, посмеиваясь, замотал головой.

Ещё он, кажется, чему-то обрадовался.

А потом увидел, как за ученым, в проходе, задрожали красные огоньки. Они горели угрожающе, ревностно по отношению к Альбериху. Как будто у камней могло быть к человеку что-то личное.

Какой-то вызов.

Рыцарь кивнул в ту сторону:

— Но там, кажется, он может подступить.

Другого выхода из пещеры не оставалось.

========== Глава X. Актер теряет маску ==========

Ноги у капитана подкосились на пятом метре пути. Зрение он потерял, похоже, ещё раньше — сразу, когда увидел стену сплошь из красного камня.

Алхимик молча взял его под руку и повёл.

Выхода из туннеля не было видно. Но слабый свет, едва заметный здесь, должен был откуда-то исходить. Его почти полностью пожирали агаты — узкий коридор был испещрен камнями от пола до потолка. Глядя на них, Альбедо щурился, сам не зная, зачем.

Он понял, что от полной дезориентации… от полной потери контроля его отделял только этот слабый свет. Потом он вспомнил, что той ночью месяц был очень тонок. И что облака то и дело его скрывали.

Алхимик выпалил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Подожди, это мой вопрос… — улыбнулся капитан.

Болезненный кашель прервал его слова.

— Терпи, — торопливо шепнул Альбедо.

Тот в ответ только закивал. Натянул ухмылку.

Сейчас нельзя было умолкать. Нужно было приводить рыцаря в чувства. Но Альбедо говорить не хотел. И не собирался.

Сознание забивала изнутри белая прозрачная взвесь. Какие-то картинки. Концентрации внимания больше не хватало, чтобы от них защищаться. Перед глазами стал мелькать белый пустынный пейзаж. Не то чтобы воспоминания душили, но дыхание у алхимика стало прерываться. Холодный шарик одиночества собрался за грудиной. Алхимик не понимал, к чему это. Это бесило… «Нет»! Галлюцинаций не было достаточно, чтобы сбить ученого с толку. Он стискивал зубы. Шел.

Измученный голос оцарапал тишину:

— Ты… тоже видишь этот белый огонёк?

— Нет. Я вижу только действительность.

Конечно, он видел. Не белый огонёк… Белый на белом пожар в метели. Видеть он не хотел. Из всех галлюцинаций он в тот момент предпочел бы что угодно другое.

Краем глаза Альбедо заметил, что рыцарь прикусил улыбку.

— Ты лучше говори со мной, ладно? — алхимик старался звучать так тепло, как мог, — Скажи, например, что ты видишь?

Он вспоминал. Пургу, ветер, лед. Пятно. Белое на белом. Далеко впереди. Бесконечную слабость.

Её безразличный голос.

— Может, ты что-нибудь слышишь, — Альбедо звучал спокойно.

Хорошо, что капитан не мог видеть его лица. Капитану было не до того. Костяшки его пальцев побелели, дыхание остановилось. Он ответил не сразу.

— Каэнри’ах.

Не мог рыцарь сказать это своим голосом. Слишком ровно. Слишком тягуче. Слишком некстати.

— И не говори мне, алхимик, будто не знаешь, что это.

— Не буду. Я знаю.

Альбедо оторопел. Рыцарь теперь почему-то не позволял себе ни кашля, ни хрипа. В его голосе лилась кипящая сталь:

— Тогда… Альбедо.

— Да?

— Посмотри мне, пожалуйста, в глаза. Внимательно.

Глупая просьба. Ученый едва ли мог увидеть что-то при такой освещенности. Он зажмурился до боли, чтобы хоть немного рассеять белые видения. Вздохнул, наклонил голову к капитану, заглянул ему в глаза.

И увидел.

У Альбедо заболела голова.

— Бред.

Рыцарь улыбнулся.

— Понимаю, что бред. Согласен! В жизни вообще много бреда. Я вот, например, мондштадтец.

И рыцарь рассмеялся, через вдох срываясь на сиплый кашель. Алхимику от этого смеха стало холодно.

— Прости, я…

— Ничего не понял? Ага, да! Я тоже! Сам запутался. А ты, знаешь, не обращай внимания, — капитан резко перестал улыбаться, — я шучу.

Альбедо не отвечал. Не смеялся.

— Я шучу, — ободряюще повторял капитан, — шучу…

Алхимик перебил:

— Но ты ведь не врешь?

— Не вру.

Конечно. Глаза не врут.

Альбедо почувствовал себя пустым. Не взволнованным, не запутанным, даже не виноватым. Никаким. Он легко узнавал это чувство — чувство близости человека. Настоящего, из плоти и крови, живого человека, с эмоциями, с искажениями, изъянами, с отношениями, планами, со странными загогулинами в судьбе.

На таком фоне Альбедо действительно ощущал себя никаким. Обычно. В ту ночь было немного по-другому.

Он, кажется, чувствовал себя похожим?

«Как странно».

Это было не понимание, не какое-то метафизическое духовное родство или узнавание. Даже теплоты в этом чувстве не было. Просто… было отсутствие одиночества.

— Спасибо, — Альбедо услышал полуулыбку в собственном голосе.

Белый туман растворился перед глазами. Ноги с прежней ясностью почувствовали землю. Идти стало легче. Он шел, крепко ухватив напарника.

— Не закрывай глаза и слушай мой голос.

Банальщина, конечно, но сейчас словам не требовался смысл. Что Альбедо мог сказать? Начать задавать свои вопросы? Упомянуть наставницу? Нет, конечно. Алхимик просто говорил. Медленно и максимально отчетливо, чтобы капитану было проще слышать. Только тот никак не реагировал.

— Ты можешь отозваться?

Должно быть, Альберих разыгрывал его или жалел о признании, потому что он не отвечал.

— Я говорил, что брошу тебя умирать, помнишь?

Черный цвет. Отвратительная, совершенно не изобретательная галлюцинация — алхимика ослепило начисто.

«Идти всё ещё можно».

Словно отвечая на заключение, из темноты выступили красные полупрозрачные ленты. Размытые, невесомые, как дым. Они зависли на секунду в черноте, затем колыхнулись и полезли. К горлу. Медленно и неостановимо.

Альбедо почувствовал, что дышит будто сквозь вату. Тяжелую, плотную, мерзкую вату.

— Кэйа, пожалуйста, не переставай говорить со мной.

Собственная слабость его ошарашила. Ему не мог ответить человек, чьи легкие в сотый раз за минуту стягивала судорога. Рыцарь, возможно, уже потерял сознание. И всё же Альбедо полагался на него. Прислушиваясь к тяжелому, пугающему своими хрипами дыханию напарника, он сам стал дышать медленнее. Коснулся пальцами руки капитана. Тёплая. На удивление тёплая рука.

Верно. Всё будет хорошо. Альбедо всё сделает правильно.

Он пробирался ощупью. Следом тянулись красные языки. Алхимик мог бы убежать, разорвать дымные ленты, но даже мысль о том, чтобы бросить Альбериха, не приходила ему в голову.

Не иначе как морок обладал зачатками сознания — точно то, на что психика ученого опиралась в данную минуту, было затуманено. Альбедо ясно ощутил, что руки его оказались пусты. Напарника не было. Ученый усмехнулся.

«Так вот как Хребет сводит людей с ума».

Алый дым старательно затягивался узлом вокруг горла, и наплывал он быстрее, чем алхимик двигался. Когда гортань свело, в самое ухо навязчиво и часто застучала капель. В ответ ей также бешено забилось сердце. Альбедо отчаянно встряхнул головой.

Не помогло. Доступ к воздуху окончательно прервался. Красных языков больше не было видно. Ничего больше не было видно.

«Два идиота».

Колени обожгло. Потом — бок. Альбедо был готов почувствовать, как боль превращается в ничто, но вместо этого ощутил только холод. Прежний холод. И накатывающую дрожь.

Морок медленно освобождал сознание. Альбедо нашел себя на ледяном полу.

Сцедив в легкие воздуха, шепнул мучительно:

— Кэйа?

Ответа не последовало.

========== Промежуточная глава II. Серый волк? ==========

Отчего у тебя такие большие зубы?

Наступила ночь. Альбедо почему-то не стал даже предлагать вернуться в лагерь. Впрочем, Кли это нисколько не смутило. Просто он ей теперь больше доверяет, просто Искорка чуть выросла, она может его защитить. Да. Вот и всё.

Предательскую зевоту подавлять больше не получалось. Оставалось только прятать. Бдительность. Надо сохранять бдительность!

«Ох, Додоко, помогай…» Кли неохотно призналась себе, что никаких огонька и выдержки на местную холодину больше не хватало. С максимально серьёзным видом, едва удерживаясь от того, чтобы чихнуть, она остановилась перед братом и проговорила:

— Я считаю, нам необходим перер-рыв-в-в…

Обидно. Нижнюю челюсть свела судорога-предательница.

Альбедо застыл, как льдинка. И почти сразу будто проснулся: едва не схватился за голову. Нет, он точно сегодня болел. Причём голова его страдала не в последнюю очередь, так как первое, что он теперь сделал — снял Колючку! Выпутался из шарфа, весь взъерошенный, и тут же укутал им Искорку.

Нет, такого исхода она не планировала! Но брат уж очень быстро и железно, накрепко завязал шарф. Для Кли Колючка был велик, она себя в нем чувствовала, как в целой шубе. Или как в ловушке!

— Но тебе разве самому не холодно? — сердито бурчала она в надежде, что сквозь серый колючий пух брату хоть что-то слышно.

— Я не мерзну, — отговорился Альбедо.

И тут подул ветер. Настоящий, суровый ветер Хребта, такой силы, что, если бы братец не загораживал Искорку, её бы просто унесло. Приключенцы это звали «сотым суховеем». Название страшное, потому что объясняют его так: «сто раз ничего от этого ветра не будет, а на сто первый…» Кли было без разницы, что будет на сто первый раз! Для неё это за всю жизнь был только тридцать второй. Она их считала!

Но было неизвестно, который это «суховей» для Альбедо. Видимо, не сто первый, потому что брат даже не шелохнулся. Можно было спорить, он и не заметил никакого ветра!

— Альбедо… — зашептала Искорка, раскрыв рот, — всё-таки ты самый-самый на свете лучший!

Братик смутился. Отвел взгляд, нахмурился едва заметно. И еще губы так поджал смешно.

Всё-таки иногда Альбедо действительно был камушком. Как будто он и чувства это две такие линии, параллельные… ну, те, которые не пересекаются даже в бесконечности.

***

Ни разу за ночь Альбедо не предупредил, что где-то «очень скользко». Не уходил вперёд, «проверять маршрут». Даже когда Искорка побежала на озеро, он не использовал свой элемент, чтобы оценить лёд «на крепость».

В общем, её брат больше не был сумасшедшим. Вернее, был, но в другом смысле. Он был этому месту, как родной.

Нет, по-другому надо сказать… он был беспечен до безобразия! Всё ходил, задумчивый такой, по сторонам смотрел, прислушивался. Как-то далеко внизу, на одном из соседних склонов, загремел страшный грохот. Такой, как если бы саму гору вдруг выкорчевали и стали бы утрамбовывать в землю вниз вершиной. Этот шум долго не прекращался. Кли даже забеспокоилась.

Побежала к брату. Он стоял на краю утеса, смотрел туда, откуда доносились звуки, и… улыбался?

«Чего?»

Ну, видимо, было в этом жутком грохоте что-то весёлое. Действительно! Там, внизу, поднялось большущее снежное облако. Камнепад… Кли придумала название лучше:

— Снежный взрыв! — воскликнула она.

Видимо, с восторгом Искорка переборщила, потому как Альбедо от ее голоса едва ли не подпрыгнул… она продолжила виновато:

— Что это там такое, братец?

— Ничего, — все-таки он умел разочаровывать, — точно ничего такого, что могло бы выйти из-под контроля.

А!

Гениально.

Для Кли паззл собрался мгновенно: эта непонятная улыбка, невиданная для брата беспечность, ночная прогулка… да у них же просто выходной! Альбедо его себе заработал — заранее обеспечил на Хребте безопасность.

Искорке, получается, не нужно было его защищать.

Ситуация находилась под его полным контролем.

***

Альбедо в тот раз показал ей много новых мест, но это! Кли пришлось сдерживать возмущение: почему раньше он скрывал от неё такую красоту?

Представьте себе большущую пещеру, где всё светится. Как в сказках, всё подряд сияет, да ещё всё во всем отражается. При том, что кругом ночь, зима, луны нет, света нет — хоть глаз коли! Кроме того, пещера эта ещё и под землей. А всё равно сверкает. Как ёлочка. Только ёлочка, понимаете, не зелёная, а красная такая. Вся в красных огоньках.

Искорке подумалось, будто они пришли сюда на привал, но, не успела она насмотреться на огоньки, как Альбедо нашел какой-то туннель и, конечно же, сразу туда полез. Брату любая красота была по боку! Как будто он каждый день видит пещеры из красного камня!

— Альбедо, слушай… — с плохо скрываемым недовольством заговорила девочка, — а куда мы идем?

— Видишь ли… — он посмотрел вглубь коридора, — нас там… ждёт кое-кто.

Ну, заинтриговал! Кли было побежала вперёд него по красному туннелю, только… только ножки устали. Пришлось пойти гораздо медленнее. Она вздохнула.

Альбедо быстренько нагнал её и снова пошел первым.

Кли отказывалась признавать, что она устала. Не хотелось уступать брату. Он сейчас шел так же легко, как утром! Неугомонные взрослые…

Шел аккуратно, как кот. Вообще, братик был похож на кота, она давно замечала. Правда, сегодня кот был какой-то взъерошенный, прыгучий и растерянный. Как будто он долго спал, и теперь неожиданно сам для себя проснулся. И всё-таки ей даже сейчас хотелось брать с него пример. Искорка смотрела на него, не отрываясь.

Мелькнул огонек.

Какой огонек? Кли сама сначала не поняла, только стала вглядываться вперёд. Там показался хвостик какого-то пятна. Она запланировала было не моргать, но жизнь заставила ее передумать. Сквозь слезы стало уж совсем плохо видно. Зажмурилась, открыла глаза, и — снова! Как будто кто-то далеко впереди спичку зажег. Нет, не так. Кому скажешь, не поймет. Спичка-то она спичка, да только… вот, снова! Чёрный огонёк. Спичка чёрным горит. А потом — вжжух! — И вместо спички — братик шагает.

Все по-прежнему.

— Альбедо… у тебя тень какая-то странная.

Ну, вернее, не то чтобы. Просто нету ее. Тени.

— Где тень? Куда убежала? — Альбедо, шутя, звал пропажу.

Нет, извините, это уже детский сад.

— Братик, ты прости Кли, пожалуйста, — она нагнала его и остановила, просто взяв руками за ногу, — но тень-то, тень… уж она-то должна быть. Это не шутки! Давай вернемся? Может, она там осталась где-то? Мы поищем, — она подняла на него беспокойный, как ей казалось, взгляд, и честно сказала, — я за тебя боюсь.

Нет, это была не спичка! Может, в свете красных камней так показалось… да мало ли, показалось или нет? Какая разница? Ее брат, его лицо, голова, вся его фигурка на какое-то мгновение вспыхнули черным. Как будто тень никуда не сбегала. Как будто взобралась на хозяина.

Кли сделала усилие, чтобы ничего не говорить. Сейчас брата нельзя было пугать. Он-то думает, что все под контролем! Как он отреагирует?

«Надо его срочно отсюда вытаскивать».

— А «отсюда» это откуда, по-твоему? Ты разве знаешь, где мы сейчас?

Кли промолчала. Ничего не стала говорить.

— Сестрёнка, ну я же мысли не умею читать. Ты вслух сказала. Правда. Что-то ты сама не своя. Засыпаешь, наверное?

Брат включил дурацкую учебническую интонацию, такую интонацию-заботливого-взрослого.

— Ну ничего, ничего, — он безразлично высвободил ногу и побрел дальше, — нам уже совсем недалеко…

— Но это опасно, как ты не понимаешь! — Кли обежала брата и остановилась прямо перед ним, — Мне не важно, кого ты там хочешь встретить или найти, я с тобой туда не пойду! То есть, я тебя туда не пущу! — она раскинула руки, преграждая дорогу, — Мы с Додоко тебя туда не пустим! Альбедо!

И человек, говоривший с ней, перестал улыбаться.

— Альбедо здесь нет, девочка. Здесь только я. Ты у меня в гостях, понимаешь?

Человек был не тот. Какой-то сразу он после этих слов стал нечеловеческий. Какой-то белый. То ли из камней, то ли из льдинок. Холодный человек.

Глаза у него тоже были холодные. Такие же огромные, как у брата, такие же синие… нет, по-другому синие глаза. На эти глаза не получалось не смотреть.

Кли сделала шаг назад. И тут же почувствовала, что двинуться больше не может. Будто сзади выросла стена.

Не получалось не смотреть на глаза.

— Пойдем, девочка. Нам очень надо там быть. Потерпи еще немножко, хорошо? Всё закончится быстро.

И Кли пошла за ним. Она не хотела. Знала, что не хотела, и пошла. С трудом она нашла в себе силы спросить тихо-тихо:

— А… кого ты так хочешь увидеть?

— Того, кто очень на меня похож.

«Братик Альбедо… почему ты, друг, украл то, как выглядит братик Альбедо?»

Человека от чего-то как будто передернуло.

— Видишь ли, родился я таким. Еще до твоего брата. Да, мы похожи. Потому что нас сделали одинаковыми. Но между нами большая разница.

Кли видела разницу. Объяснять ей этого было не нужно. Но человек что-то точно путал: если они одинаковые, разницы быть не должно.

— Разница, девочка, в том, что один из нас нужен, а другой — нет. Именно потому что мы одинаковые. Вот и вся разница, — очень просто, без эмоций сказал он.

Брат обычно говорил с точно такой же интонацией…

— Кто это придумал?

— Ну, это уже не важно.

«Я пропала на целый день». Искорке стало вдруг точно понятно, что человек не станет ей говорить, зачем ему братик. Она поняла, почему он не станет говорить.

— Успокойся, девочка, — протянул человек так, что у неё побежали мурашки, — наш с тобой братец спокойно относится к смерти родственников. Знаешь, когда меня оставили здесь умирать, он был, похоже, согласен, — и человек оглянулся через плечо с понимающей улыбкой.

Кли не могла поверить, что всё ещё идет за ним.

— Я лишь хочу продемонстрировать ему суть его ошибки. Наглядно, понимаешь?

Искорка не ответила. Тогда человек остановился перед ней.

— Скажи мне, что он прав, девочка, — попросил он очень серьезно, — скажи, и, если ты действительно в это веришь, я немедленно верну тебя домой.

— Он… — Кли сделала усилие, чтобы голос не дрожал, — вы оба правы. По-своему.

— Вот и я так думаю.

Человек хотел было пойти дальше, но Искорка вдруг взяла его руку себе в ладони. Холодную руку. Дрогнувшую руку. Они долго стояли вот так. Кли смотрела ему в глаза и всё старалась что-то разглядеть. Что-то, чего человек недоговорил. Но ничего не было видно. Непроницаемые были глаза, непонятно было, что он думает или чувствует. И ему это тоже было непонятно. И Кли об этом догадывалась.

Она больше не хотела пугаться. Не хотела, честно. Она ведь не была в опасности! В настоящей опасности был её брат… И её брат почему-то когда-то оставил здесь этого… «Что же это получается?»

В горле собрался комок. Искорка сильнее сжала пальцы человека.

И сорвалась с места. Бросила его руку и побежала.

Комментарий к Промежуточная глава II. Серый волк?

Дышим глубже.

Напоминаю вам, что следующая глава будет опубликована через две недели, 9 июля. Мы с вами закруглили львиную долю сюжета! История в моей голове разрослась такими павлиньими хвостами… нужно немного времени, чтобы их подобрать.

Спасибо тем, кто читает и ждёт! Я все ещё очень рада, что вы где-то там, далеко, есть.

Всем добра~

========== Глава XI. Ходит дурачок ==========

Он лежал на ледяном полу лицом вниз. Скулы промораживало до зубов, но терпеть эту боль было легче, чем поднять голову и снова, не отдышавшись, нырнуть в красный омут.

Альбедо медленно вдыхал режущий воздух. Хотелось взяться руками за горло, оторвать красные ошметки, душившие его, но не было уже никаких ошмётков. Всё. Растворились. Привиделись.

Долго он жмурился, глотая мороз, сражаясь внутри себя непонятно с чем… то ли с раздирающим чувством ломоты во всём теле, то ли с пресловутой судорогой, то ли с желанием закричать… да не закричать — скорее, замычать мучительно от холода, или просто разрыдаться, пока откатывает шок.

Наконец, дрожа так, что плечи сводило, он приподнялся на руках. Ладони почти не чувствовали поверхность. С левой руки куда-то делась марля. Чернели волдыри, оставленные Альберихом. Мерзко. Будто настоящие дыры в коже… «Собственно, это и есть, фактически, дыры в коже». Мысли разметались, как ртутные шарики.

Странное желание обнимало за плечи: свернуться здесь калачиком и закрыть глаза. Альбедо уже чувствовал подобное. Духота. Сухое тепло, собирающееся сгустками под диафрагмой, за грудиной, и потом выше; в голове, в висках, в уголках глаз. Жара. Давящая, почти нестерпимая.

Где Альберих?

«Без него будет проще».

Шатаясь, алхимик поднял себя на ноги. Снег. Падает медленно. Откуда-то сверху — свет. Далеко, между камней, белеет синим.

Альбедо замер на несколько секунд или, может, минут, глядя сквозь полузакрытые глаза туда, наверх. Внутри у него всё дрожало от жара. И он ловил губами снежинки. Тёплые снежинки.

Вокруг — скалы. Лед. Каменные колонны торчат, завалившись, по краям пещеры. Иней рисует на них узоры. У Хребта почерк неумелого акварелиста.

Заходясь в приступе резкого кашля, Альбедо прикусил перчатку.

Знакомая вспышка. Очередной красный камень.

Пульс не участился при взгляде на него. Сердце толкало кровь медленно и безнадежно.

Колыхнулся где-то в сознании интерес. Простой, весёлый интерес. Что нужно было сделать с кровью дракона, чтобы та стала так давить на людей? Что нужно было сделать, чтобы надавить на Альбедо?

Алхимик торопливо зашагал в сторону вспышки. Он не собирался повторять данный опыт. Конечно же нет! Просто это был его долг: выяснить, что произошло, и каким образом можно было добиться таких результатов. Он хотел выполнить свои обязанности, как алхимика. Ничего больше.

Он опустился перед камнем на негнущихся ногах.

Такой же, как тысячи других, кварц. Ничего нового ни в оттенке, ни в отсвете.

Альбедо протянул побелевшую руку. И замер в нерешительности. Пальцы укололо слабое тепло. «За неимением инструментов»… В его практике часто приходилось что-то проверять на себе.

Он задержал дыхание. Коснулся кварца.

Ничего не произошло. Только тепло, тогда казавшееся диким жаром, медленно согревало руку.

Альбедо снова узнал это чувство. Разочарование.

«Может, это намёк»? Алхимик сжал камень пальцами. Морок к сознанию не подступал. Удушья не было. Видений — тоже.

Необычно маленький, причудливой формы, сколотый так, что одна его сторона царапала кожу, он, как и все кварцы, передавал чувство легкой печали. Возникало ощущение, будто играла в камне какая-то жизнь. Ощущение ложное, конечно. Но обнадеживающее.

Подумав, Альбедо оставил камень в кармане.

И двинулся дальше.

С неожиданной для него самого легкостью алхимик подмечал мельчайшие детали: подрагивание сияющих пещерных трав, медленное движение теней на каменных потолках, шорох редкого сквозняка, легкий хруст ледяной корки под ногами… Казалось, даже слышно было, как приземляются на землю снежинки. Вокруг не было никаких снежинок, и это алхимик тоже спокойно отметил.

Он признал, и признал без удивления, без неожиданности для себя, что не знал, куда шел. И что он не мог остановиться. Что всё, что теперь происходило, происходило по чужой воле. Он понимал это с самого начала, с того момента, как потерял Альбериха. Его, наверное, должно было это беспокоить?

Некое волнение действительно плясало в его сознании. Но оснований для этого чувства было довольно мало. Альбедо догадывался о причинах, по которым его тянуло вперёд. И понимал, что никаких страшных сказок за этим не стоит.

Кроме той единственной, которую не рассказала Мастер.

Киноварь звякнула в ножках. «Я обещал достичь дальних краев философии…» с печалью вспоминал алхимик. То, о чем он думал теперь, не относилось ни к каким «дальним краям». Этот принцип был одной из очевидных вещей. Принцип гуманизма. Человечность.

Он мог бы теперь констатировать, что не является человеком. Мог бы умыть руки. И убить.

«Сотвори новую судьбу для меня и своих братьев».

В ножнах дрожал клинок. В голове мысли путались сильнее, чем от морока.

— Как же так, друг?

Они всегда появлялись из-за спины! Привычно взявшись за рукоять Киновари, алхимик оглянулся через плечо.

Пусто.

— Не торопи события. Есть ещё кое-кто, кого ты должен увидеть.

Альбедо не отвечал. Он не мог не признать, что его собственный голос, говорящий детскими шарадами, будил в нём бешенство.

Прямо над его головой тени странно извернулись. Собрались черным клубком в углу стены. Алхимик выдохнул. Ледяная и бледная, какая-то ужасно утомляющая аура наполнила грот. Черные огни забурлили.

И тут же рассеялись. Без движения или красивых превращений, просто исчезли. Одномоментно.

В последнее мгновение рядом скользнул отдаляющийся шепот:

— Не уходи далеко…

Отлично.

Сила, тянувшая алхимика через туннели, растворилась. И, похоже, сила эта имела ту же природу, что и ледяная аура двойника. Очевидно. Она вытянула из него какую-то часть сознания, часть воли.

Мелкая, липкая дрожь снова заползала под рёбра.

Удивительно, но Альбедо был в абсолютной безопасности. Теперь, когда причины, по которым он сюда пришел, стали ясны, оказалось очевидно, что на этой горе до встречи с двойником ему бы просто не позволили умереть.

В чём заключался план его брата? И повлияли ли на его исполнение рыцари? Получилось ли что-то сорвать? Или всё, что происходило этой ночью, всё, к чему они пришли, было известно двойнику изначально?

«Если так, то мы, пожалуй, действительно идиоты», совершенно не в сердцах отметил ученый. Альбедо, Альберих и Кли. Три трупа. Удачный расклад, чтобы прийти в Мондштадт. Чтобы притвориться разбитым, травмированным гибелью сестры алхимиком Ордо Фавониус…

Учёный сжал кулаки. Чтобы ослабить дрожь, нашарил в кармане красный камень. Тепло кварца помогло выдохнуть.

Спустя миг ладонь ошпарило.

Он бросил камень. Перчатку разорвало. Точно. Кварц был острый. Ткань темнела в месте разреза.

Алхимик не испугался и не отреагировал на боль. Только задержал дыхание. Так проще было прислушаться к запутанным шепотам, которые полезли в уши.

Его удивляло, как много отделов мозга реагировало на кровь дракона. И он заметил определённую закономерность: бо́льшая часть галлюцинаций была связана с памятью.

Каждое слово принадлежало его Мастеру. Что-то горькое, что-то холодное, привычное, слышимое каждый день, и забытое, что-то такое, что, возможно, говорила не она… но ярче, яснее, чаще всего в этом новом гуле в его голове мелькала та единственная фраза, которую вслух никто в его жизни точно не произносил:

«Альбедо, иди в Мондштадт».

Алхимик игнорировал шепот. Он умел игнорировать вещи. Эту тоже получится.

Он старался вспомнить что-нибудь другое. И, кроме мыслей о наставнице, в сознании возникали лишь образы трёх погибших человек. Двух человек, погибших по глупости одного не-человека. И вспомнился вопрос напарника. Идиотский вопрос. Что он чувствует? А что надо было чувствовать? Растерянность, страх, вину, гнев? Да, и ещё желание забиться в угол. А какой смысл был в чувствах, если они не помогали?

«Если еще раз я увижу, как ты плачешь — останешься в этом мире один».

Ученый уважал эмоции. Он знал, что они нужны людям, чтобы подчеркивать, как чернилами, моменты жизни, повторения которых необходимо избегать всеми силами, чтобы сохранить душу.

Избегать нужно было именно этого момента. Спасибо. Понятно. Очень полезно.

Какой-то звук. Совсем недалеко — за поворотом тоннеля. Глухой, короткий, повторяющийся… торопливая поступь.

Альбедо двинулся туда. Тихо и мягко, как лис. Сейчас нужно было быть действительно осторожным. Сейчас, когда нервы плясали, как у умалишенного, нельзя было поддаться иллюзии, какой бы она не была, сейчас…

— Кли!

Вырвалось. Он не хотел пугать сестру. По лицу пробежала болезненная судорога, но выдавить полуулыбку все же удалось. Он очень старался.

Кли вздрогнула.

Она плакала.

Кажется. Она плакала? В темноте не было видно. Это как с той звездочкой в глазу. У Альбериха тоже не было видно. Только блестело что-то.

Сейчас также. Видно только, что что-то блестит. Но не видно, настоящий ли это вообще человек. Различима только тень. И огромные глаза. И маленькие, дрожащие плечи.

Альбедо что-то делал? Он вообще был там? Это с ним происходило?

Всхлип. Короткий, абсолютно панический всхлип знакомого голоса. Сестра отшатнулась, сделала шаг назад.

Она опрометью бросилась прочь.

Альбедо не дрогнул.

Если это ловушка?

Если это всё красные камни?

Если не надо за ней бежать?

Эхо множило шаги и дыхание. Потом один звук хлопнул громче других. Кли оступилась. Споткнулась. Упала. Альбедо сжал зубы. Его окатило страхом, причину которого он понял не сразу. Cтрах был в том, как повернулась фигурка сестры, в том, как она оглянулась — отрывочно и как-то дико, и страх был в том, как что-то блеснуло снова в темноте.

А если ему не кажется?

Кли снова побежала. Теперь не было видно даже мутного пятна. Только ноги стучали о камни. Уже далеко.

Он в упор смотрел в темноту. Слушал. Если это обман, Альбедо не поверит. На него это не подействует. На него такое не действует.

Какая-то горячая капля прокатилась по щеке.

========== Глава XII. Прялки памяти ==========

Несколько часов назад ему казалось, будто что-то манило его к вершине. Чужая шутливая воля. Или собственный азарт. Красота невидимой угрозы. Так или иначе он чувствовал, что его приглашают на Хребет.

Теперь же Альберих думал, что единственная цель, для которой его могли пригласить — возможность половину ночи пролежать без сознания.

Он почти привычно приходил в себя. Ничего нового. И морока не осталось. Только за грудиной драло. Привкус кашля и крови осел под языком.

«Где Альбедо?»

Этого следовало ожидать.

Капитан убрал волосы с лица. Поправил перчатки, аккуратно стряхнул с плаща снег. Невольно он заметил странное чувство. Он ничего не помнил о произошедшем, но это непонятное остаточное ощущение… И Альберих точно понял, что они о чем-то говорили. О чем-то безумно важном.

И тогда он сумел найти в голове замутненное воспоминание. Действительно, говорили о важном. Кэйа чувствовал, будто с ним поделились каким-то страшным секретом. Он не мог вспомнить этого секрета. Но он помнил доверие. Не чужое оказанное доверие, но, кажется, своё собственное, внутреннее. Поёжился.

Это был не сквозняк. Обычный ветер. Настоящий ветер снаружи черного каменного грота. Как рыцарь оказался здесь? Он решил спросить потом об этом алхимика. И поспешил к выходу.

Надоевший ему до одури пейзаж стал ещё скучнее. Чёрные и серые тучи, стянувшиеся в непробиваемый клубок, были точно такого же цвета, что и скалы. Здесь, удивительно близко в вершине, не было гула. Звукам, похоже, неоткуда было отражаться. И в ушах монотонно шипел морозный ветер. Галок не было. И деревьев, где они могли бы сидеть, тоже не было. Только снег, наполовину черный, серое небо и серый камень.

И чёрная, грустная и размытая фигура. Развалины, к которым напрямик с порога грота пролегала тропка. Единственная.

Альберих вообще любил мистику. Поэтому с радостью поддался интриге и пошёл по тропке. Нет, он по ней не шёл — его тянуло! Тащило, просто волокло с неистовой манящей силой. И это был не морок, не мистическая злая воля, о чем Кэйа, возможно, слегка жалел. Это был его собственный интерес. Желание проверить одну очень конкретную догадку…

Под куполом было мало света.

Рисунки. Подёрнутые временем, они испещряли стены от пола до потолка. Зелёные узоры складывались в огромный треугольник, верхний край которого вытягивался под потолок. И зелёные человечки разных размеров по этому треугольнику разбежались.

Альберих понятия не имел, что это был за сюжет. Его только удивляло кое-что — зелёный треугольник изображал, кажется, Хребет?

Кэйа в детстве ещё удивлялся, до какой степени никого не волновала древняя история. Вот эти узоры, например, могли заинтересовать разве что Лизу…

Впрочем, чего он хотел? Что было, то прошло, что умерло, то мертво. Развалины в Мондштадте слились с пейзажем и никого не удивляли.

А Хребет-то давным-давно был зелёным…

Что-то он начал различать в этих рисунках.

Весёлые люди на цветущем холме. Они поднимались к вершине и, кажется, тянулись к столбу света. Свет этот наверху, почти под потолком, собирался в цветной шар. Кэйа подумал было, что это солнце, но потом пригляделся получше. Шар не был закрашен равномерно. Было в середине шара белое пятно — в форме парящего острова.

Свет, зелень, маленькие зелёные цветы в узорах. И люди. На рисунке было ещё много деталей, но у рыцаря не получалось их разглядеть. Мешала плотная корка синего инея. Вечная. Альберих невольно коснулся в памяти… не то чтобы чего-то личного. Так, просто, хороших стихов:

Казалось, что это музыка,

Казалось, что так будет всегда —

Но осколки гасли быстрей, чем спички,

Покрывались корочкой льда…

Улыбка медленно сползала с его губ. Он наслушался за жизнь историй о древних королевствах. О людях, в былое существование которых трудно поверить, об их великих свершениях, о гордыне…

О наказании.

Всё это он уже давно видел. Выучил наизусть. Не хотел повторять. И не мог отвести от этого глаз.

Потому что была во «всём этом» какая-то часть его самого. Банальщина, но факт. Да и, если честно, разве много кто мог похвастаться такой «банальщиной»? «Конечно. Все люди на свете, например», очень серьёзно отметил Кэйа.

Он смотрел на рисунки и думал: а остались ли на свете подземелья, где на стенах были бы нарисованы сюжеты его древней истории? И где они были, если были? Это всё, конечно, ему не нужно, это всё так же неинтересно, как любые развалины. Ему просто почему-то… непонятно, почему — мучительно хотелось, чтобы всё-таки были такие подземелья. Хотя бы одно такое подземелье.

И ещё ему бы очень хотелось, чтобы было там что-то, что он мог бы понять.

Получается, чем больше человек узнаёт себя, тем большим адом становится его жизнь?

«Получается, что так».

Прибежало из коридора, из глубины развалин, эхо чужих шагов. Время улыбнуться. И пойти прочь.

С воспоминаниями прощаться было не больно, потому что этого не нужно было делать. Они никуда не уходили. Дышали в спину. Привычно.

За поворотом встретился очередной коридор. Всюду из пола торчали каменные колонны, отбрасывая тени, складывая их в чёрный узор. Посередине — знакомая тонкая фигурка.

Алхимик на появление напарника не реагировал. Смотрел прямо перед собой, как слепой. Кэйа задушил дикое желание наорать на него. Улыбнулся:

— Уважаю, конечно, твою любовь к догонялкам, но что если сперва мы доиграем в прятки с Кли?

Альбедо повернулся с неожиданным запалом ярости, открыл рот и… промолчал. Уставился на рыцаря. Очень злой. И совершенно беспомощный. Его трясло.

Капитан заговорил так осторожно и мягко, как мог:

— Я беспокоился за тебя…

— Замолчи, — просипел алхимик, еле шевеля языком. У него глаза оказались круглые, как две луны.

— Альбедо, — Кэйа держал мирный тон.

— Сейчас не до тебя! Замолчи!

Громко сказал. Гораздо громче обычного. Дыхание его сбилось, и дрожь, похоже, усилилась. Альберих дал ему выдохнуть. Шепнул:

— Ну зачем всё портить? Мы ведь только подружились.

Алхимик всё никак не мог отдышаться. Он отвёл растерянный взгляд.

— Не подружились, — и он шагнул навстречу рыцарю. Протянул ему руку.

Кэйа дал ученому опереться на себя и аккуратно повел его прочь из пещеры. Спустя минуту алхимик заговорил:

— Кли только что… была здесь. Это точно была она, настоящая она, — он часто прерывал себя, потому что, видимо, понимал, что заговаривается, — только, увидев меня, она испугалась. Заплакала и побежала. А меня это так поразило. Я не смог решить, бежать мне за ней или… и остался здесь.

Постепенно тон его сменился с печального на механический. И глаза опустели, будто всё, что он рассказывал, было так скучно и так не ново, так ему неинтересно, что он успел от этого устать.

— Теперь у нас один подозреваемый, — заключил он с железом в голосе.

Альбериха радовала способность алхимика справляться с эмоциями, но почему-то теперь он чувствовал что-то неправильное.

— Плюсы: мы теперь приблизительно понимаем, что произошло, — спокойно начал рыцарь, — минусы: один из нас полностью разбит.

Самый растерянный на свете алхимик ответил непонимающе:

— Что с тобой?

— Со мной всё в порядке! — усмехнулся капитан.

— Не начинай…

— Нет, Альбедо, ты прости, — упрямо и мягко продолжал Альберих, — но что-то с тобой случилось, когда меня не было. И вообще, если судить объективно, выходит вот что: ты устал. Не спал всю ночь, уже трижды вытаскивал нас обоих из могилы, боялся за сестру… всё время, наверняка, о ней думал, да ещё и пытался от меня скрыть то, что у тебя банально всё болит от побоев. Я знаю, что больно, и знаю, что страшно. Сокрытие, понимаешь, это низкий жанр!

Кэйа подивился тому, куда его унесло, и совершенно не специально, по привычке, начал отшучиваться. Он всегда старался прервать себя шуткой до того момента, пока в речи не закончится правда.

Правда…

«Проклятье»…

В пещере стояла кромешная чернота. Сверкали лишь белые капли, падавшие с потолка под странным углом.

Возможно, это из-за темноты. Альберих вдруг явно почувствовал, что упал. Что земля выскользнула у него из-под ног.

— Альбедо, я что, рассказал…

Это было неосторожно. Не так, как он обычно спрашивал. Он испугался. Заговорил, не подумав. Поэтому не стал вообще заканчивать предложения. И вышло совсем глупо.

Алхимик также неуверенно, тихо ответил:

— Я могу сделать вид, что ничего не слышал, — и подарил рыцарю наиглупейший из своих взглядов.

Кэйа едва не взвыл.

Всё было просто! Правду знали двое живых людей. Двое! Для остальных Кэйа был цыганёнком. Элементарная схема. А теперь в неё каким-то хреном надо было вписывать Альбедо!

«Может, придушить проще?»

Алхимик смотрел на капитана. Как-то туманно и… оценивающе, что ли? Протянул:

— Есть ещё кое-что.

Альбедо снова взял свою любимую паузу. Медленно поправил перчатки. Сжал правую руку в кулак, потом раскрыл ладонь, растягивая пальцы. Вздохнул.

— Он мой брат.

Ученый поймал непонимающий взгляд Альбериха, чуть подождал.

— Двойник — мой брат.

Сказал, как будто пожелал доброго утра. Сопротивляясь шоку, Кэйа отшутился:

— Ты — луковица?

Альбедо слабо улыбнулся. В его выражении читалось грустное «если бы».

— Я существо, синтезированное алхимическим путём.

В списке людей Мондштадта, хранивших самые тёмные тайны, алхимик мгновенно взлетел на первое место.

— Меня создала моя наставница. Двойника — тоже. Поэтому мы с ним родственники. С определённой точки зрения.

Кэйа наслышан был об алхимиках. Он знал, что их наука умирала. Что былым величием она была обязана искусству Кхемии. Искусству, действительно способному создать всё из ничего, остановить разложение и смерть, сделать из неживого живое, в том числе человека… и Бога.

В ушах застучала кровь.

С языка слетел издевательски простой вопрос:

— И как ты связан с ней?

Комментарий к Глава XII. Прялки памяти

Хорошие стихи, которые помнит Кэйа — песня «Осколки» группы «АДО».

Скромное обращение к тем, кто пользуется публичной бетой:

Ребята, я Вам очень благодарна! Хочу, чтобы Вы знали, что Вы большие молодцы! Иногда мне не хватает внимательности, и ваши заметки сильно помогают. Спасибо!

Всем добра~

========== Глава XIII. Водой не разольешь ==========

— Как ты связан с ней?

— С Великой Грешницей?

Никогда за всю жизнь Альбедо не называл свою создательницу так. Но её имя… её настоящее имя…

Оно очерчивало теперь внешнюю грань той правды, которую Альберих был в состоянии принять. Капитан мог и имел полное право возненавидеть ученого за то, что он скажет, или за то, о чем не станет говорить. Альбедо знал это.

«Понимание — это ключ к доверию? Он теперь в шаге от того чтобы понимать меня без слов. Мы, кажется, дошли до сути».

Рыцарь смотрел на алхимика, как на врага.

«Хорошо».

Альбедо решил, что, если продолжить давить на напарника, можно заставить его уйти.

— То, что случилось 500 лет назад, очень слабо связано с настоящим… — алхимик, кроме прочего, не хотел ничего слышать от этого человека о своей создательнице.

— Одна из этих тварей может прямо сейчас убить Кли! — Альберих быстро терял самообладание.

Альбедо ответил простым спокойствием:

— Другая из этих тварей стоит перед тобой.

— Всё не так, — капитан смешался, — тебя убивать не надо.

Алхимик помолчал. Не для того чтобы заставить Альбериха жалеть о сказанном. Просто он не знал, чем ответить.

«Чем больше эмоций, тем меньше вероятность сделать всё правильно».

— Может быть, — легко согласился ученый, — Пока не надо.

Рыцарь посмотрел так, что его стало жалко.

— Альбедо, я, наверное, обидел тебя, — извинялся он, — но и ты, пожалуйста, в крайности не впадай.

— Единственный, кто здесь впадает в крайности — это ты, — алхимик действительно не чувствовал ни обиды, ни гнева. Только осторожность, — я не собираюсь убивать своего брата.

— А что насчет твоей сестры?

И тогда Альбедо использовал всю фантазию художника:

— О ней я и беспокоюсь, — он делал паузы, — если навредить ему, он может ответить чем угодно. Он хаотичен, — со стороны, наверное, выглядело так, будто ему безумно сложно подобрать слова, будто он говорит о чем-то сугубо личном, — и, к тому же, он психически травмирован. Его много раз пытались убить… И я тоже пытался.

По факту алхимику всего лишь сложно было выбрать информацию, которую Альбериху можно было знать.

— Я виноват перед ним, понятно? И я не знаю, что делать, но точно понимаю, что хуже делать нельзя.

Задача художника: сложить из условностей картину. Неполную, но достаточно убедительную, чтобы зритель самостоятельно додумал целое.

— Сейчас разрыдаюсь, — прошипел капитан, — Отвечай, на чьей ты стороне? Мондштадт или Каэнри’ах? Я имею право знать, кого защищаю? Альбедо!

Подействовало. Рыцарь смотрел на него с почти детским страхом. И Альбедо прочел, увидел в этом взгляде способ, единственно верный способ отправить напарника домой. Больше не нужно было ничего придумывать:

— Ты сам-то что выбрал?

Кэйа застыл. Альбедо не дал ему ответить:

— Кажется, на этот счет скрывать тебе нечего.

Обычно рыцарь надевал улыбку быстро и профессионально. В этот раз она потребовала видимых усилий. Оба понимали, что она кривая, что она не нужна, что она ни от чего больше не защитит. Но Альберих продолжал её держать. Он шепнул:

— Считай, что мы сегодня не виделись.

— Один ты никуда не пойдёшь!

— Да? — Кэйа рассмеялся.

— Это не умно.

— Ну так…

Кэйа задушевно улыбнулся на прощание, развернулся и пошел прочь.

Алхимик только растерянно выдохнул. С легкой руки капитана миссия по спасению превратилась в гонку. И Альбедо не собирался проигрывать.

Разумеется, всё, что он сказал — это бред. Никто больше не собирался жалеть братика. Точно не после того, что он натворил в ту ночь. Алхимик всего лишь хотел убедиться, что напарник не последует за ним.

Потому что теперь он знал точно, куда следовать.

Кварц выдал себя алой вспышкой.

Альбедо всё не мог понять, как выглядел опыт, который брат провёл с камнями. Как вообще аморфная сущность могла сделать с драконьей кровью хоть что-то? У него ведь не было полноценной физической оболочки. Не могло быть после их последней встречи.

Уже потом стало ясно, что всё это совершенно не важно. Вот факт: опыт оказался проведён. И это было превращение. Потому что теперь камни специально, прицельно воздействовали на сознание алхимика.

Кварц легко было отсоединить ото льда.

Неправильно было думать, будто камни сводили с ума. Они всего лишь обращали сознание к памяти. Нет, это было не безумие. Здесь скорее что-то с совестью…

Руку жгло, но промёрзшие пальцы этого больше не чувствовали. Нервы то ли коченели, то ли сгорали… алхимик точно не знал. Он спокойно смотрел, как кварц сверкал каким-то новым, пульсирующим светом. Как дрожали пальцы. Как в старой ранке на ладони тихо вспенивалась кровь.

Почему он раньше не понял, что всё настолько просто? Сердце шутливо запрыгало в груди от любимого волнения…

Боль в ладони согнула его пополам. Алхимик прикусил язык, зашипел, опустился на колени, дрожа всем телом. Но камня не выпустил.

Он зажмурился, стиснув зубы до боли в висках. Рука пульсировала огнём, и медленно эта боль поднималась по запястью до предплечья, от предплечья до плеча, и дальше, вдоль ключицы, она забиралась едкой лентой под ребра. Срываясь на вынужденный кашель, алхимик чувствовал, как чёрный огонь выжигал его изнутри. Он не знал, какой рукой ухватился за сердце. То готово было или остановиться, или разорваться от жара.

Всего на секунду ученому стало страшно за свою жизнь. И тогда огонь перестал гореть. Реакция прошла.

Открыв глаза, он не увидел пещеры. Только болезненный силуэт собственной руки. Кварц куда-то исчез. Рана — тоже. Боль осталась. Глухая, проходящая.

Краски сгустились. Буквально. До такой степени, что потеряли цвет. Тень и свет из пространства словно высосало. Снег походил теперь на плотное серое месиво. Объекты потеряли объем. Пропали ветер и сквозняк. Остался лишь липкий, сухой холод, проползавший иногда по коже. Хотя там не было холодно. Было никак.

Было как на монохромном подмалёвке — очень нечётко и не совсем правильно. Зато понятно как никогда.

Воздух заволакивало этой глухой чёрной пеленой. Давила на сознание знакомая печальная аура… такая, которую носили агаты и кварцы. С печалью мешалось чувство безнадежного одиночества. И, чего алхимик не ждал, чувство необыкновенной доброты.

Стоило задуматься на секунду, что неясно было, куда идти, как камни вокруг вздохнули. Пространство колыхнулось и двинулось вперёд, навстречу учёному.

Он шёл туда, куда ему предлагали, и увлеченно, едва не доходя до помешательства, анализировал этот… новый слой действительности? Как это назвать?

Его удивляло обилие чёрного. По другую сторону этого подпространства кварцы и агаты пылали красным. Здесь же они походили на чёрные дыры в снегу и стенах. Поглощали свет. Поглощали тепло. Стали полной противоположностью самих себя. И была в этой черноте неровность, был странный нахлёст. Нахлёст не было видно, но его можно было очень явно почувствовать. Оттуда тянуло холодом, болезнью и усталостью.

И Альбедо двигался именно туда.

Знакомых подземелий он в этих коридорах больше не узнавал. И не пытался. Они менялись каждую минуту. Бесшумно и плавно, будто в вакууме, туннели переворачивались, вздымались, сменяли друг друга, выстраивая новый, причудливый путь. Очевидно, это пространство не вполне существовало в материальном плане.

Чувство болезненности и бессилия стало ощутимо крепнуть.

Альбедо услышал чужие шаги. Или, лучше сказать, свои собственные.

Белый, тонкий силуэт вытянулся перед ним, как зеркало. Вот чьей природой были холод, болезнь и слабость. Вот кто концентрировал эту ауру. Альбедо видел в остром взгляде брата ледяной накал, видел тяжесть, с которой тот дышит. Видел тонкую, до ужаса тонкую кожу, белую от холода и синюю от вен. Увидел черные кривые клинки, зажатые между бледных паучьих пальцев.

И понял, что делать.

Киноварь блеснула в черноте.

========== Глава XIV. Вальс красных огней ==========

— Предательская гнида!

Теперь он шел по коридору настолько тёмному, что приходилось время от времени выставлять вперёд руку и обращаться к элементальным частицам на полу, чтобы только ни во что не втесаться. Эхо тоже помогало. Поэтому, наверное, Кэйа и ругался во всю прыть.

Точно не потому что в напарники ему досталась такая сволочь.

Очевидно, Альбедо врал. Естественно, рыцарь это понял. Не было у алхимика никакого колоссального морально-нравственного страдания, не было у него сомнений. Но что было вместо них? Альберих не знал. Он мог только определить вранье, он не умел читать мысли.

Хотя здесь нечего было читать. Всё было просто. Его послали.

Одно оставалось неясным: что он будет делать, когда морок подступит к нему, если рядом не будет белого огонька?

«Я дурак».

— Но дуракам везет, разве не так? — шепнули над самым ухом.

Резкий разворот спас, похоже, Альбериху жизнь. Он ледяной вспышкой отразил удар клинка. Хлесткий. Точный. Грозивший рассечь ему спину.

Еще выпад холода. Почти рефлекторный. Вслепую. Промах.

Шаркнули по снегу сапоги. Отскочив на три шага, Альбедо посмотрел капитану в глаза.

Нет. Это был не Альбедо. Этот был другой. Какой-то белый, совсем белый. Губы у него были синие. С тяжелой полуулыбкой. Были не мигающие больные глаза, нацеленные, как штыки, на Альбериха.

На шее не было звездочки.

Рыцарь рванул наискось. Ледяная сабля весело легла в руку. Звякнула о полуторку. Холодная пыль резанула щеку.

А затем еще раз. И еще. Лёд шипел и крошился, а двойник не открывался. Бил коротко, почти без замаха, — в шею, в бок, в плечо, по ногам! Альберих отвечал. Спокойно. На выдохе.

— Хреновенько тебя братишка драться учил!

Меч противника прошел над головой.

Бой на клинках. Это так скучно.

Выпад холода разрядил обстановку. Двойник вскинул руки, закрываясь. Альберих отступил на шаг. Ударил саблей об пол. В руке остался ледяной осколок.

Оппонент уже, — не замахивался — бил.

Альберих нырнул к нему вплотную. И просто сбил его с ног! Клинок двойника вспорол воздух.

Рыцарь ударил осколком в шею. Руку перехватили.

Алхимик… это существо дико улыбалось. На таком расстоянии Кэйа мог отчетливо слышать тихий досадный хрип. Противник дрожал. Вцепился в осколок. Не давал додавить ножа до глотки.

Тогда осколок разорвало. Вспышка мороза ослепительно хлопнула перед лицом двойника. Тот вскрикнул. В кулаке рыцаря уже лежала новая льдинка.

Кэйа прижал её к горлу врага.

«Попался, касатик».

Он видел, что противнику больно было раскрыть глаза. Шипя и отдуваясь, чувствуя лезвие на коже, он крутил головой. Чертыхался. Когда его глаза приоткрылись, наконец, ледяными щелками, Кэйа улыбнулся. Легонько. Успокаивающе.

— Ты скажешь мне, где Кли, и объяснишь, что случилось с Альбедо, — убаюкивал капитан, — а я взамен голову тебе не отрежу. Договорились?

Тогда двойник перестал вертеться. Медленно и буднично, он выдохнул:

— Будем знакомы, человек.

Глаза. У этого существа были страшные глаза. С насмешливыми искорками, совершенно равнодушные. Такие бывают у тех, кому по-настоящему на всё наплевать.

Отвести взгляда от этих глаз не получалось.

Кэйа дёрнулся, будто пробуя вырваться из захвата. Бесполезно. Никто его не держал.

В казармах в апреле очень-очень холодно.

— Это я тебе голову отрежу…

Голос звучал словно издалека. Альберих чувствовал, как тяжелели его легкие. Зрение заплыло черными пятнами.

Руки в тот день ему обварило. Джинн шептала что-то доброе на ухо.

Отца похоронили на холме.

Сквозь морок Кэйа чувствует, что тело его сейчас безжизненно валяется на холодном полу. И чужая рука аккуратно убирает волосы с его лица. Прикосновение ледяное. Морок горячий. Давит на голову.

В красном билась молния. У брата дрожали губы и сжимались кулаки. Огонь.

— Это ещё что такое… – врывается растерянный шепот.

Дилюк в тот день на него не кричал.

— Мама дорогая!

Не надо туда лезть.

— Мы с тобой, оказывается, оба никому не нужны, друг.

Да, его бросили. Да, брат его ненавидит. И он ненавидит сам себя. Потому что так должно быть. Он заслужил. Он не тот, кем должен быть. И он ничего не может изменить.

«Нет! Это не мои мысли».

У него не сохранилось воспоминаний о том, как отец ушел. Не было картинки, не было силуэта, растворяющегося в дожде или мгле ночи, не было никакой романтики.

Потому что отец сказал ему уходить самому.

А Кэйа был послушным ребенком.

— Я ничего не внушаю, я только показываю…

— Ты лживый бешеный паразит, — выплюнул Альберих, не слыша собственного голоса.

Тогда он увидел развалины в красных языках, треснувшую землю, разорванное небо…

Чужая чёрная рука лезла в его память, копалась в фактах и событиях. Это были не его воспоминания.

— Да будь ты хоть наполовину тот, кем должен был быть, ты бы это помнил, — в голосе сквозило разочарование, — Стыдно, галчонок.

Галки…

Кэйа ничего не чувствовал и не видел, но слезы проглотить у него получилось. Нет, об этом он сегодня вспоминать не собирался.

О чем угодно он готов сегодня думать, но об этом — не будет. Просто не будет.

Стало очень больно.

Он не будет.

Физически больно. В голове.

Черное солнце! Нет, это… это тоже неправда. Это Луна. Луна закрыла собой Солнце.

Солнцу самому страшно. К нему на небо летят галки — черные, маленькие. Летят быстро, не жалея сил, чем выше, тем лучше, и чем выше, тем горячее.

«Я никогда не понимал».

Они возвращаются на землю. Белым пеплом.

Под дождем пепла стоит фигура. Черный силуэт. Маленький… кажется. Кэйа не узнает ребенка, не видит его лица — только затылок, и тот в капюшоне. Он не знает, как ребенка зовут, но знает, что тот чувствует. Они оба чувствуют одно и то же.

Ребенок вздрагивает. Поворачивает голову.

Прядь синих волос.

Он ничего из этого не помнит. Это ложь. Ничего не было.

— Я вижу, как ложь превращается в страх…

Голос звучал прямо в голове. Кэйа царапал ногтями камни.

— И это логичная метаморфоза.

Невыносимый бред продолжал давить. Горящие руины, ураган из детства, голоса, приказывающие уйти, и чёрная позёмка чужих мыслей, окрашивавшая всё в один цвет. Беспомощная истерика. Рука тянет за нервы, и они рискуют порваться. По венам прокатываются кипящие волны, и хочется убежать.

— Не трогай его!

Тот, кто выворачивал, жёг черный огнём его память, вдруг остановился. Морок тревожно всколыхнулся. Смешались неясные чужие чувства.

Бешенство, ненависть, бушующие жажда и предвкушение, застарелые униженность и тоска… в мороке всё сложилось в сумасшедший, особенно густой поток чувств и навязчивых мыслей. Красными вспышками в этом чёрном потоке бились сомнение и тревога. Откуда… взялось сомнение?

Ощущения мешались, нельзя уже было отличить одно от другого. Сердце просто билось под самым горлом, изнемогая от фейерверка, бушующего в голове.

И тогда всё прошло. Отступило. Оставив за собой только печаль.

Белую печаль.

Кэйа тихонько выдохнул. Перед самым глазом мягко блеснул снег. И уже не морок, а простая пелена бессилия стала медленно накрывать его с головой.

И тогда что-то встряхнуло его за плечи.

Что-то красное.

— …эйа, Кэйа, проснись! Кэйа! Кэйюшка!

Вдох. Ничего не чувствовавшими руками он прижал к себе алый комочек тепла.

Его обнимали, дергали за волосы, осыпали ударами маленьких кулачков и душили сведениями. Они гуляли всю ночь. Кли думала, это её братик. Это действительно её братик, только другой, не Альбедо, а другой. Хорошо, что Кэйа нашелся. Кэйа был настоящий? Точно? Он видел Альбедо? Их Альбедо.

— Искорка… Искорка ты наша… — только и шептал он в ответ.

Он заглянул ей в глаза. Огромные, напуганные, обрадованные. Она только что спасла ему жизнь… На ней страшно бестолково был завязан шарф.

Осторожно, чтобы ледяными руками не задеть ребенка, рыцарь укутал Кли поплотнее.

— Теперь всё будет хорошо.

***

Искорка оказалась невредима. Кэйа решил, что так должно быть и впредь.

Лучшее, что он мог сделать, когда их сумасшедший маньяк растворился неизвестно где, а лаборатория алхимика осталась в часах пути — найти в туннелях укромное место и спрятать Кли там. Потом нужно было быстро отыскать напарника. И дело с концом.

— Знаешь, этот человек… он не белый, на самом деле.

Кли странно называла его: «Черный человек». Почему «черный человек»?

— Напомни мне как-нибудь тебе рассказать. Стихотворение есть такое, — отшучивался рыцарь.

Ей точно было больше известно, чем ему или алхимику. Но девочка слишком устала, чтобы что-то объяснять. Он нёс её на руках, а она то и дело роняла голову ему на плечо.

Кэйа прижимался щекой к маленькой макушке. Он чувствовал себя виноватым.

Главное достоинство бомбочек Искорки: они поджигают что угодно. Промерзшие корни и старые обрубки хвои покорно вспыхнули. Закуток, который он выбрал, не так хорошо прогревался. Но там было сухо. И чужой глаз не приметил бы поворота туда.

В конце концов, Кэйа отстегнул свой плащ.

— Я люблю пушистые штуки… — шептала сонная девчушка, утыкаясь носом в мех накидки.

— Всё для вас, почетный Алый Рыцарь, — шептал он, — и вот ещё что…

Кли накрыло прозрачным ледяным щитом. Та мгновенно проснулась:

— Холодный шарик! — она сперва развеселилась, а потом добавила задумчиво, — Ты думаешь, мне понадобится броня?

— Ну ты ведь помнишь, что мы говорили о таких случаях, — устало проговорил рыцарь.

— Что это просто хорошая примета и твой проверенный ритуал…

— Именно, — капитан улыбнулся.

Он подыгрывал до упора. Но видел, что Искорку это не особенно успокаивало. И понимал, что ей не хочется оставаться одной.

— С Альбедо всё будет хорошо, — обнадежил он, — я обещаю.

Она смотрела на него с тревогой и сурово сжимала полы платья в кулачки.

— Обещаю, — повторил Кэйа без улыбки.

— Ладно. Я тебе верю, — ответила она очень серьезно.

Через секунду она чисто по-детски потянулась его обнимать.

— И в тебя я тоже верю.

Рыцарь взял с Кли честное слово, что она останется в закутке, будет сидеть тихо и держать бомбочки наготове. Разумеется, чтобы сохранить тепло. И затем он двинулся дальше по туннелям, вслушиваясь в каждый шум.

Разум его ещё слегка немел от морока. Галки тихо-тихо кричали где-то в глубине коридора. Галки под землёй. Забавно.

Он ощутил тогда впервые так ясно: и эти предательские туннели и стены, и застревающие, путающиеся в них звуки, этот морозный до боли воздух, само это место, сама эта ночь — мстили. Кому и за что — Альберих не понимал. Не помнил или не знал. Но чувствовал, был точно уверен в том, что всё, что сейчас происходило, было не одним только планом двойника.

Как обычно, всё было несколько сложнее. Да, это была не простая месть. Не воспоминания Кэйи, и даже не навязанные ему видения.

Завидев впереди холодные пятна света, рыцарь остановился. Он неспешно собрал в ладони немного инея. Частички сложились в белый заострённый осколок. Капитан задумался, неравномерно постукивая по льдинке пальцем.

Кто-то будто ухватил Альбериха за затылок и с силой повернул ему голову. Заставил посмотреть на то, что он изо всех сил старался в себе не замечать. То, что этот самый лёд много лет назад помог спрятать.

Такое теплое и печальное чувство. Чувство, которым проникнуты были странные легенды, которыми теперь мондштадцы развлекали своих детей. Им были проникнуты те каменные цветы, которые он видел раз в жизни, название которых давно забыл… его сны. Его секрет.

Та, о которой он помнил по рассказам отца, та, о которой слагали истории, Каэнри’ах давно умерла, конечно. Но её труп протягивал к живым руки. Умолял эти руки согреть.

И Кэйа отвечал на мольбы.

Потому что он был единственным, кто слышал.

И он будет слушать. Но тогда… в ту ночь он должен был обо всём забыть.

Он завёл осколок за ухо. Выдохнул. И пошел прочь.

На снегу осталась длинная прядь синих волос.

***

Наконец, эти туннели закончились. Рыцарь увидел широкую, невероятной глубины ледяную пещеру, всю в голубых и белых переливах. Его не интересовала красота. Ему нужны были навязчивый ориентир и открытое пространство.

«Ну где ты, собака»…

Он перебирал в голове все годящиеся для двойника имена. Если он умеет, пускай и теперь прочтет мысли Альбериха. Если он такой умный, —

В этот раз Кэйа не успел увернуться. Нечто острое впилось в левое плечо. Сорвавшись на короткий крик, рыцарь ухватил нападавшего, тот мгновенно вывернулся. Красные огни мучительно заплясали перед глазами. И… черный огонь.

Альберих игнорировал видения. Ничего нового ему бы уже не показали.

Выдрав осколок из раны, двойник снова замахнулся. Кэйа вцепился ему в локоть здоровой рукой. Алый камень маячил прямо перед глазом. Рыцарь видел собственную кровь.

Двойник высвобождал руку со зверской остервенелостью, а капитан, сжав зубы, отказывался отпускать. В какой-то миг их взгляды встретились.

Рыцарь не успел понять, кто кого опрокинул на землю. Он шипел, отбивался и пытался вымарать из головы огни, едва успевая дышать. Сперва его осы́пало шквалом ударов — он перехватил замах, собрал мороз в руку, ударил, промахнулся, потом зашипел от резкой боли, когда красный осколок проехался вдоль ключицы до самой шеи, — а затем морок стал его душить. Чёрно-красное месиво выжигало раны, застилало глаза, не давало думать.

Как-то ему удалось пригвоздить безумца к земле. Хрипя и отдуваясь, едва видя противника сквозь чёрную пелену, он создал новый ледяной осколок, замахнулся, —

Вспыхнул белый огонек.

Кэйа выставил вперёд локти, чтобы отвести удар. Со всего размаху проехавшись по льду, рыцарь никак не отреагировал на боль. Замер.

Он точно видел белый огонёк.

— Аль…

Удар в кадык выбил из рыцаря дыхание. Он раскрыл рот, чтобы вдохнуть, и тут же получил будто пушечным ядром в висок. Поймал затылком каменный пол. Потолок. Он видел только потолок. В ушах звенело.

В мороке снова бушевал черный огонь.

«Черный человек»…

Его потащили за ворот. Вдохнуть так и не получилось — тяжелый удар сапогом под ребра не дал этого сделать. На этот раз красной перед глазами была кровь. Боль прошила позвоночник, потом — солнечное сплетение.

В затылок себя ударить капитан не позволил.

Пол мгновенно накрыла ровная корочка льда. Двойник тяжело и глупо рухнул на камни, бросил на Альбериха яростный взгляд.

Тот ответил смешком. Вспышка инея была готова в его кулаке, оставалось лишь вытянуть вперёд руку.

И снова.

Этот белый огонёк.

С трудом задержав на пальцах сверкающий лёд, Альберих зашипел от досады. Вспышка уже весело разогналась в крови. Едва не разорвалась против его воли. Нельзя. Теперь бить было нельзя.

— Ну давай же, галчонок! — взревел противник.

Уворачиваться было поздно. Двойник уже занёс красный осколок над самой головой Альбериха. Воздух свистнул.

Камень лопнул.

Сознание ошпарило мороком. Красный свет выжигал изнутри, как летучий огонь. Вместо зрения остались вспышки, вместо слуха — скрежет и звон. Альберих не чувствовал ничего кроме слёз.

Сквозь горячую кровь в ухе до него донеслось:

— Всё-таки ты слёток.

На грудь надавил тяжелый чужой сапог. Кэйа ударил наотмашь. Медленно и совершенно беспомощно. Лёд его больше не слушался. Уронив руку в снег, рыцарь понял, что не сможет даже собрать её в кулак.

«Альбедо, идиот… во что ты вляпался?»

— Ну, галчонок, не бойся…

Смеющийся сумасшедший склонился над капитаном, заглядывая ему в глаза.

— Скоро всё закончится.

Он аккуратно вытянул кусок льда из ослабевшей руки рыцаря. Отстранился. И отошел, не торопясь, на несколько шагов.

Альберих разглядел в мутных пятнах, как двойник легко поигрывал осколком на пальцах. Он слегка касался второй рукой того места, где на шее должна была быть звёздочка. В его жесте было много задумчивости и простого расчета.

Рыцарь всё понял.

Двойник развернул льдинку острым концом на себя. Взял на вытянутую руку. Замахнулся.

Белый огонек вспыхнул.

Кэйа сорвался с места.

========== Глава XV. Мел ==========

Поединок затягивался.

Короткие клинки из красных агатов не скалывались о Киноварь, но и оцарапать её не могли. Физически Альбедо был сильнее и ловчее двойника, но в чёрной пелене это не играло роли. Чтобы просто ориентироваться в пространстве ему приходилось напрягать сознание целиком. Всё представало перед ним расплывчатым, туманным ощущением, существовало как бы во мраке. Действительность казалась отдалённой, ушедшей от него.

А удары сыпались всё быстрее и яростнее. И Альбедо успевал отвечать.

Он знал заранее о каждом движении брата, и любой из его собственных выпадов не удивлял двойника. Единственное, что их отличало, это, пожалуй, мысли. Ученый отразил очередной удар, сделал косой выпад. Вспомнил о напарнике. Случайно ему представилось, что Кэйа мог бы уже найти его сестру…

— Вот он, пожалуйста, человек! — прохрипел двойник, — С эмоциями, с чувствами…

Агаты били снова и снова. Удар-удар-удар, брат шипел:

— С болью, с прошлым, со страхами, со слабостью…

Вот оно. У того, с кем он теперь боролся, слабостей не было. Эмоций не было. Альбедо вспоминал слова мастера:

«Между вами было одно отличие»…

Альбедо парировал очередь выпадов, пропустил один, выдохнул, когда ему ошпарило щёку, а потом вцепился двойнику в руку. Вслепую, резко надавив, ударил противника его же рукой…

Пронзительный снежный свет едва его не ослепил. Алхимик зажмурился. Киноварь… её не было в руке. Выпала?

Его пальцы, ладонь дико морозило непонятно откуда взявшимся холодом. Ниже по руке текло и липло что-то горячее. Сердце билось, рискуя кости сломать, а мышцы не могли пошевелиться. То есть они шевелились, но как-то неорганично, неправильно. Алхимик приоткрыл глаза.

Альберих.

Ему улыбался этот идиот.

— Ты прости, конечно, — посмеивался рыцарь сдавленно, — но в мою смену никакого суицида.

Кэйе было больно. И Альбедо видел, почему. Руку напарника насквозь пробило ледяным шипом. Шипом, который алхимик стискивал в своей ладони. Острый конец маячил прямо над горлом учёного, и лёд медленно окрашивался в багровый.

Альбедо попробовал убрать руку. Та, как стальная, как чужая, не поддавалась. Ни одна часть тела не поддавалась. Алхимик мог только часто-часто дышать.

— Шшш, без паники, — рыцарь не позволял шипу опуститься, — тебе нужно только ослабить хватку.

«Хорошо». Где-то в железных мышцах точно можно было хотя бы мысленно найти одну ниточку, только одну ниточку, за которую Альбедо всё ещё мог потянуть. В противовес неведомой воле, превращавшей его ладонь в кулак, он старался разжать пальцы. Рука дрожала. Он чувствовал, как бьётся и вспыхивает в его сердце тошнотворная чёрная взвесь. Было больно. Ему казалось, что кисть вот-вот сломается, не выдержав давления с обеих сторон. Он почти слышал хруст. Или что это было? Скрежет?

На какую-то долю миллиметра его пальцы отстали от ледышки. И Кэйа вырвал её вместе с собственной рукой из ладони алхимика. Ученый услышал короткий вскрик и звон. Осколок разбился о землю. Рыцарь прохрипел:

— Ты молодец.

У алхимика не было сил говорить. Он едва ли видел напарника перед собой. Только чувствовал кровь между пальцев.

— Кэйа… уходи…

— Альбедо, это же клише! — рассмеялся рыцарь.

— Я больше не контролирую ситуацию, — алхимик задыхался, — Он обманул меня.

Нет. Альбедо сам себя обманул. Сам себя переиграл. Почему он вообще решил, что справится с двойником в одиночку? Зачем он туда полез?

— Да, — не в меру спокойный голос Альбериха начинал злить, — Но так уж вышло, что я могу тебя защитить. И я это сделаю.

— У тебя кровь из уха… хлещет. Ничего не получится.

—Ну, считай тогда, что это эксперимент.

Напарник улыбался так невинно, что Альбедо захотел его ударить. Но сил хватило только на взгляд. Долгий, прямой, предупредительный.

Вдруг без особой причины в голове застряло простое, глупое слово:

«Доверься».

Чёрная пелена уже душила алхимика. Он коротко вздохнул, чтобы кислород отрезвил его разум. Не помогло. Навязчивая мысль не исчезала. Всё потому что мысль исходила от самого алхимика. Это было не глупое слово, а его прямое желание. Он, правда, тогда этого не понял.

Но и сопротивляться больше не мог. Задыхаясь от слабости и бешенства, Альбедо медленно, вынужденно закрыл глаза. Надавила тяжелая темнота, исчезла кровь, исчез холод, и осколок, и Альберих.

Но бешенство никуда не делось.

«Теперь ты понимаешь, почему мы оставили его»?

— Ты…

Голос алхимика, рокочущий теперь и пониженный, едва ли узнавался. Услышав его, двойник довольно улыбнулся. Пусть скалится. Пусть радуется. На то есть объективный повод:

Альбедо согласен сыграть по его правилам.

Два одновременных шага навстречу и зеркальные выпады. Камень звенит под сталью.

«Он вышел нерукотворным»…

Алхимик признавал для себя, что был полностью выбит из колеи. И решил, что так быть и должно.

— Вздумал меня подменить? — обвинял он, — Дурина для своих целей разбудил? Сестрой шантажировал? Друга изувечил?

— Друга? — двойник рассмеялся — Братик, я бы не советовал… — он говорил, не переставая атаковать, — с таким дружить! Эта неопределившаяся галка однажды своего груза не выдержит.

Золото вспыхнуло над клинком с очередным ударом. Алхимик выдохнул:

— Он определился. И я тоже.

«Я слишком увлеклась созданием совершенства при его синтезе»…

— Ты не ненавидишь меня, — вдруг осознал алхимик.

Вот почему он сражался в одиночку! Вот зачем он полез сюда. Он мог вытащить двойника из черной пелены. Он мог остановить морок. Он не должен был дать в обиду больше никого.

— Само мое существование вселяет в тебя экзистенциальный ужас. Ты почти такой же, как я, но мной тебе никогда не стать.

Алхимик отбросил брата от себя с такой силой, что тот оступился в бледной черноте и потерял равновесие.

— Получается, пока есть я, в тебе нет смысла… — ученый почувствовал вдруг, будто он и сам умеет читать чужие мысли, — просто потому что я намного и — самое страшное — недостижимо лучше.

Алхимик сделал несколько шагов в сторону противника. Развязно и наплевательски Киноварь проехалась по ледяному полу. Альбедо не поднял клинка от земли. Ему нравился скрежет.

— Но вот в чем штука, — он подошел в упор, — возможно, я хуже.

Стихийная волна загрохотала в темноте.

Золото цветов! Здесь оно не блестело. От желтого металла отражался не свет, но чернота морока и красные разводы. Алый с золотым плясали и переливались. Как же красиво сочетаются соседние цвета… алхимик даже засмотрелся.

Двойник уже валялся у него под ногами, почему-то весь в красных пятнах, и дышал; отрывочно, шумно, истерически. Ему, наверное, больно было вдохнуть? Золотые цветы такая штука — никогда точно не знаешь, куда ими попадёшь.

Кроме тех случаев, когда бьёшь в упор.

Альбедо занёс правую руку за голову. На ладони заискрился металл…

Позвоночник алхимика ошпарило кипятком. Ему вышибло дух или его самого вышибло из морока?

— …Альбедо, хватит!

Оказывается, их обоих из морока вышибло. Вот он. Точно такой же, как он, вполне физический, вполне осязаемый, всего только в метре от него валяется, возможно, даже ещё дышит, осталось только, может, пару раз зарядить..

Алхимика ослепило тяжелым ударом в висок. Знакомый голос рубанул:

— Достаточно, Альбедо. Стоп.

Ученый нашел себя в руках напарника. Тот буквально вжимал его в стену. Держал алхимика ладонями за голову, заставлял смотреть себе в глаза. Взгляд у Кэйи был пронзительный, дикий и… сочувственный? Альбедо сжался под этим взглядом. Медленно и мучительно к нему подбиралось осознание.

Его схватила дрожь. Крупная дрожь. Алхимика трясло, и он чувствовал, как голова его едва не разрывалась от боли, а горло стянуло непонятной горечью. Он хотел вырваться. Хотел увидеть двойника. Увидеть брата.

Одна рука алхимика оказалась свободна. Он понял это, когда его собственные пальцы заскребли по камню. Бессмысленно и рвано. На эту руку опустилось тепло, отчего Альбедо вздрогнул. Напарник. Всего лишь напарник взял его за руку. Тоже бессмысленно. Альбедо шумно вдохнул, в ответ сжимая эту руку до боли.

Выходит, если бы не Альберих, он бы действительно убил своего брата? Смешок против воли вырвался из груди. Что такое смех? Ведь смех это только механизм, сформированный мозгом для прекращения реакции страха.

Все отшучивания Альбериха обрели вдруг новый смысл!

Альбедо не сопротивлялся. Он забился прерывистым «ха-ха-ха-ха-ха» так, что рыцарю пришлось его удерживать. Альбедо отчаянно мотал головой, жмурился, царапал Кэйе руку. Это, кажется, помогало дышать. Потом он понял, что больше не дрожит. Что улыбки на его лице больше нет. И что на душе совсем не весело.

Всё закончилось.

Кэйе больше нечего было сказать, а Альбедо говорить не хотел. Когда они разняли пальцы рук, кожу слегка обожгло. Будто ледяной коркой поцарапало.

Взглядов они не разнимали. Что-то стало вдруг ясно.

Что-то, чего не получалось ни понять, ни ощутить.

Алхимик овладел собой. Приподнялся. Посмотрел мимо напарника. И выдохнул.

Ссутулившийся, простоволосый, до белого бледный брат тоже пришел в себя за это время. Уронив голову, он исподлобья глядел прямо перед собой. Отрывисто зазвенел над ухом тихий, непонятно откуда взявшийся треск.

«В человеческом обществе его судьба оказалась бы весьма печальна… что не прояснилось бы для него за всю жизнь».

— Чего я никогда не пойму… — зашептал двойник будто сам себе, не надеясь быть услышанным, — так это того, почему я должен был ориентироваться на тебя.

— Я не знаю, почему Мастер решила так, — с легкой дрожью и напряжением Альбедо приблизился к нему, — но мне… понятно твоё одиночество.

Снова послышались хруст и треск. Брат покачал головой:

— Врешь, братишка. Врёшь. Ты знаешь. И ничего не понимаешь.

— Дело в другом, — Альбедо многое, многое хотел бы сейчас сказать. Он изо всех сил старался выбрать правильные слова, — Тебе никого не нужно копировать, слышишь?

Брат не обратил на вопрос внимания. Странный треск продолжал где-то мерно постукивать.

— Волчонок из серебра. У тебя он…

Он смотрел на Кэйю в упор, не моргая. Сипло, будто это представляло для него невыразимый труд, он проговорил:

— Верни ребёнку.

Хрусть!

Через шею брата прошла красная полоса. Камень. Под кожей был алый камень.

Прежний звук удвоился и утроился. Красные трещины пошли по шее и рукам двойника. Треск сменился звонким шорохом.

И в руки алхимику рассыпался ворох красных камешков.

Альбедо перестал искать правильные слова. Он смотрел только, как в том месте, где только что был его брат, пылью оседал на землю мел.

Алхимик сжал зубы. Его мысли всегда были сильнее эмоций. Хотя, в тот момент у него вообще не было эмоций. Он ведь это уже видел. Брат уже умирал. Теперь было ровно то же самое. Просто во второй раз. Да, мысли были сильнее эмоций. И это правильно, поскольку главное тогда было в другом. Главное… нужно было сообразить, что сказать рыцарю, ведь он, наверняка, ничего не понял.

— Прости, а что за волчонок? — проговорил ученый непроницаемым голосом.

— Он игрушку сделал, — напарник звучал растерянно, в чём не было ничего неожиданного, — собачку. Из звёздного серебра. И оставил Кли.

— Оставил… — повторил алхимик, — правда. Раз оставил, нужно вернуть.

Альбедо вдруг так поверил в своего напарника… страшно поверил, как за всю ночь ни разу не был в нём уверен. Он решил, что Альберих сам всё в состоянии понять. Необязательно же было сейчас ему что-то объяснять? Почему-то этого очень не хотелось. Холодные красные камешки щекотали пальцы. У алхимика полные руки были этих камешков.

— Кэйа, ты большой молодец… — тихо-тихо начал Альбедо, — ты сегодня спас мне жизнь. Дважды. И брата моего спас.

Его дрожащий голос срывался на шепот. Альбедо крепко зажмурился. В горле скрёб комок.

Легонько, одними пальцами чужая рука коснулась плеча алхимика. Альбедо вспомнил, что надо дышать.

Рука долго оставалась на плече. Пока не раздался тихий, очень привычный шум. Алхимик не придал этому значения. Тогда друг шепнул ему осторожно:

— А ещё я нашел Кли.

Альбедо встрепенулся. Услышал быструю поступь. Нашел глазами красное пятнышко. Он только выдохнул и выбрался из осколков, как Искорка с разбегу влетела ему в руки.

Стало так тепло…

От неё как всегда пахло костром и реактивами. Альбедо с ужасом догадался, что сам пропах холодом, камнем и смертью. Но сестра не подавала виду или не замечала. Она крепко-крепко сжимала его плечи и утыкалась носом брату то в шею, то в щёку. Он закрывал её руками, защищая непонятно от чего, обнимал, гладил по голове. Сердце в груди рвалось, как бешеное. Дышать не получалось. Но теперь ему было всё равно.

Альбедо выдохнул со слабой улыбкой:

— Пойдём домой.

Комментарий к Глава XV. Мел

Следующая часть, эпилог, будет опубликована раньше обычного. В среду, десятого августа, в 18:01.

Выдыхайте, ребята. Хребет теперь за Вашими за плечами.

Добра~

========== Давайте негромко ==========

Искорка проснулась. На подушке лежал волчонок из серебра.

Со своими смешными лапами и грубой мордашкой, он глядел на Кли неожиданно строго. В оранжевом свете его маленький силуэт казался совсем уж внушительным. Искорка осторожно, с уважением, взяла его в руку. Холодный.

Девочка всё ещё хотела спать. В лагере было тепло. От подушек пахло мятой, а под любимым, самым тяжелым на свете одеялом, вроде бы, приятно было нежиться… и Додоко лежал рядышком.

Но уснуть у неё не получалось.

Два тёмных силуэта дрожали перед костром. Шуршали бинты, иногда чиркали ножницы. Альбедо с Кэйей молчали. Тише огня.

Кли медленным, бесшумным движением вытянула Колючку из-под одеяла. Потом прокралась мимо рыцарей за стеллаж с учёными штуками. Там по стеночке, на цыпочках, прошла до самого выхода из лаборатории. И выскользнула.

Робко захрустел снег. Кли остановилась перед краем откоса, зябко кутаясь в шарф. Зачем ей захотелось прийти сюда? Зачем-то же захотелось… Ветер выл на склоне, как обычно. На деревце рядом дрожали листья. Искорка глядела на эти листья, с удивлением замечая среди них один-единственный ещё зелёный. Под ногами на белой земле лежали его уставшие братья. Рыжие листья на холодном снегу.

Волчонок тоже не понимал, наверное. Он не выглядел больше строгим. Как будто бы задумался. Или переживал о чем-то сильно-сильно.

Кли оглянулась.

Братик наблюдал за ней из лагеря. Он тяжело опирался плечом на стенку шкафчика. Чем-то он ей напомнил этого серебряного волчка.

— Альбедо… тот человек. Похожий на тебя, — Искорка вдруг точно поняла, почему не могла уснуть, — Вы помирились?

Альбедо опустил глаза. Заговорил он вполголоса:

— Мы не всегда успеваем помириться с кем-то.

Она хотела услышать совсем другой ответ.

— Даже если это очень нужно?

— Да. Даже если очень, — повторил брат.

Порыв ветра. Настырный, трескучий, холоднее обыкновенного.

— Я тебя понимаю, — выдавила Искорка, — Понимаю, правда. Знаешь, когда я увидела, что они с Кэйей не подружились, я… — говорить было непросто, — в общем, человек убежал, — она взяла удивленного волчонка в обе ладони и попробовала дыханием его согреть. Не получалось, — как думаешь, почему он меня боится?

Альбедо покачал головой.

— Иногда люди убегают не из-за страха, — он вышел из-под свода пещеры.

Зелёный листочек беспомощно бился на ветке.

— Тогда… он обиделся?

Ветер толкнул так, что Кли едва удержалась на ногах. Она сжалась и подумала, что сейчас упадёт, но тут же упёрлась в знакомые руки.

— Он не обиделся, — Альбедо опустился рядом на одно колено, заслоняя сестру от ветра, — он очень хотел с тобой подружиться.

— Правда? — Искорка осторожно прильнула к нему.

— Правда-правда.

Зелёный листочек сорвался. Метнулся со склона тлеющим огоньком. Кли тихо призналась:

— Я буду по нему скучать…

Листик растворялся в темноте ущелья.

— Я тоже буду, — шепнул Альбедо.

Они долго смотрели вниз. У братика руки были такие тёплые, что никакого ветра будто и не было. Кажется, даже волчонок согрелся немножко.

Конечно, ужасно.

Нелепо! Бессмысленно!

О, как бы начало вернуть?

Начало вернуть

Невозможно, немыслимо.

И даже и думать забудь.

Она не заметила, сколько прошло времени, прежде чем Альбедо предложил вернуться в лагерь.

Там он снова укутал её самым тёплым одеялом, положил Колючку между стеной и подушкой, «чтобы не было сквозняка», а потом погладил по голове и попросил закрыть глазки.

Это было для них привычно. Буднично. Для алхимика это был только один из многих его постоянных ритуалов. И всё-таки той ночью он был искренне, кажется, этому рад.

Ученый остановился за собственным рабочим местом. Задумчиво сгрёб давно брошенные здесь записи в путаную стопку. И принялся деловито, по одному, разбирать листы и записки. Альбедо подумал, что засыпает, так как чувствовал он себя странно. Чудесато, словно что-то было не так. Потом он понял — через зелёную колбу атанора на него глядел огромный, плывущий, страшно кривой глаз.

Напарник глядел на него сквозь алхимический сосуд.

— Шахматы есть?

— Спать иди.

Мелькнув чеширской ухмылкой, капитан вылез из-за прибора. Он откопал самую старую в лаборатории табуретку, приставил её к столу и уселся напротив учёного.

С минуту Альбедо терпеливо ждал, когда рыцарь скажет что-нибудь.

— Нет, значит, шахмат?

— В чём дело?

Кэйа соединил перед лицом пальцы обеих рук. Прошептал задумчиво:

— Сейчас нам бы определиться, о какой части произошедшего лучше молчать…

О подробностях того разговора ни алхимик, ни рыцарь не расскажут никому.

Их шепоты стихли, когда темное небо занялось белым. Капитан подошел к Искорке. Незаметно подобрал одеяло и прилёг рядом, стараясь не потревожить девочку. Она приоткрыла глаза и потянулась к нему. Когда Кэйа послушно обнял её, малышка сонно ткнулась ему в плечо и буркнула привычное:

— Совсем как печка…

Её голос сменился прежним мягким сопением. Капитан зажмурился по-кошачьи. Усталость забирала своё. Мыщцы тяжелели, синяки и ссадины тупо болели, потрескивали стянутые раны. В горле собиралась болезненная мокрота.

Кэйа проглотил кашель и вздохнул мечтательно, — завтра сляжет не меньше чем на неделю!

На стене перед ним выросла тень. Алхимик не спал.

Он теперь узнавал его по тени. Уставшей, избитой, поломанной тени.

Напарник тоже не мог успокоиться. Шатался волком из одного угла в другой, чем-то аккуратно шуршал, что-то где-то приводил в порядок, вычищал золу, переплетал косы, снова чем-то шуршал… Даже когда тень замерла и алхимик сел, шорох не прекратился. Живописец. График. Чертёжник. Вдохновение у него предрассветное.

Кэйа вдруг почувствовал, что улыбается.

Заполним заботами быт.

Так легче — не так ли?

Так проще — не правда ли?

Не правда ли, меньше болит?

Удивительно, как можно рассказать человеку правду совершенно случайно, и он точно так же, совершенно случайно, не станет тебя за это душить… хорошая штука — импровизация. Выламывает запертые двери.

Впрочем, если себя не обманывать, выходит, что дверь не выломана. Так, приоткрыта. За дверью осталось столько грязи… И даже так. Алхимик всё понял.

«И достаточно. И замечательно».

Много ещё мыслей успело посетить капитана в то утро. Неудивительно. До самого рассвета он так и не спустил глаз с тени друга.

Уголь чиркал по листу.

Альбедо темнил. Специально темнил так, что лист становился тяжелым, плотным, как дырка. Как та чёрная пелена.

В этой дыре светилось белое треугольное пятно. Алхимик аккуратно забирал у пятна объем, постепенно вычищая в нём силуэт своего брата. Или, может, себя. На таком маленьком холсте с ненаточенным угольком ему было не до мелких деталей. Да и не так важно, есть там на шее звёздочка или нет. В той черноте это было не важно.

Альбедо остановился. Критично оглядел набросок. Перебор. Черное пятно давило на глаз так, что светлая фигура терялась в пространстве. Впрочем, возможно, так и надо было? Он уже не в состоянии был оценить. Алхимик выдохнул, запрокинув голову. Аккуратно опустил планшетку на стол. Бумагой вниз.

Альбедо прислушался к тишине, закрыв глаза и уронив голову. Учёный точно знал, что спать не будет, но покалывания дрёмы были ему приятны.

Едва слышимый шорох привлёк его внимание. Кли положила руку Альбериху на шею.

Мысли Альбедо были сильнее эмоций. Да. Но не в этот раз.

Он задержал теперь мысли. Остановил взгляд. Очень просто, как никогда раньше не наблюдал ни за чем, посмотрел, как сестра медленно сжимала и разжимала пальчики. Как Кэйа мерно дышал. И алхимик ощутил, как родилось и двинулось в груди чувство. Тяжелое, радостное и мягкое.

Да-да, господа:Не «авось», не «когда-нибудь»,

А больше ужеНикогда.

Он прикрыл веки.

И только тогда отпустил мысли.

Ему захотелось сперва назвать как-то это новое чувство, определить его, оценить. Но первая мысль, пришедшая к нему в голову, как ни странно, была совсем о другом:

«Спасибо, Кэйа».