Болезненность суждений (СИ) [Tasty_tears] (fb2) читать онлайн

========== Болезненность суждений ==========

Кровать больше не казалась одинокой. Ночные кошмары посещали с каждым днём реже. Артур давно не спал. Он лежал с закрытыми глазами и наслаждался моментом. Мысли старались вытащить из подсознания одиночество из глубокого прошлого, но ничего не получалось. Будто где-то на стене висел ловец снов. Возможно чушь, хотя верить всё равно хотелось. Голова повернулась в сторону. Рядом лежал Пётр. Его тяжёлое дыхание придавало утренней атмосфере свою изюминку. Растрёпанные короткие волосы смешались на лице, прикрывая глаза. Он до сих пор спит в штанах, пускай это их пятый совместный сон. Парень нахмурился от собственного голоса в голове: «Почему не раздевается до трусов? Мы ведь мужчины. Стесняется меня?» Тяжёлый вздох прервал сопение. Смирнов еле открыл глаза, сразу же приподнимаясь на левый локоть. Другая рука убирала мешающиеся волосинки.

— Спи-спи, — Зимин постучал по большому плечу и улыбнулся. Неловкое молчание никак не заканчивалось. Солнечные лучи не вовремя ослепили лежащего. Он уткнулся в подушку и накрылся одеялом с головой. — Я говорю спи!

— Но я ведь проснулся, — удивлённо ответил мужичок и рассмеялся, проходясь рукой по своему лицу, а затем утыкаясь носом в плечо парнишки. Жизнь проходит мучительно и быстро. Казалось, только вчера стоял с дипломом со школы и решал, чем заниматься в жизни без перспектив и желаний. Да, в молодости было слишком много ошибок, они есть и по сей день, но живут же люди. Стоит найти смысл, цель или путь. Тогда существование на планете приобретает различные краски. Интерес рождает предложения. Так и появился Артур. Его не было в планах мужчины, изучающего взаимоотношения с людьми и грани их физических и психических возможностей (способна ли женщина пережить самый сильный стресс? Какие будут последствия? Чем отличится результат от результата с мужчиной?). Однако именно ребёнок изменил неизменяемое. В психопате проснулось чувство, либо точнее его оттенок. Только как назвать то, что и сам не понимаешь? Любовь — высокое чувство, и оно хорошо знакомо эмпатам. С пробелом в этом пункте будет сложнее. Вот и Смирнов жил себе спокойно, мимикрируя под окружающую среду, пока не столкнулся с удушающим желанием присвоить человека себе. Что здесь такого? Кто-то умирает или рождается каждые десять секунд. Планета не нуждается в большом количестве животных. Мужичок раздражался от неумения младенца показывать более развитые эмоции. Игра на двоих не могла никак начаться. Ожидание длилось веками. Чтобы развлечься, Пётр терроризировал Светлану и доводил её до истерик, наблюдая за слезами и дрожащими губами. Какая жалость. Девушка любила до седых волос, пока её возлюбленный не умел чувствовать обычную радость. Мужичок никуда не торопился, из-за чего пропадал в своих интересах и играх, не ночуя дома. К ребёнку загадочное отношение не менялось. Это был вопрос времени. Или даже вопрос ко времени. Насколько долго неизвестное чувство будет тревожить разум и сердце великого мыслителя? Последний нервный срыв Светланы закончился побегом к тёще и новому ухажёру. Смирнов вернулся в пустую квартиру и заскрипел зубами. Не жаль потерять «семью». Но кто-то действительно посягнул на его собственность? На Артура? Бесконечные суды результата не дали. Ребёнок оставался с матерью и рос под присмотром другого отца. Повороты судьбы бывают разные. И сейчас связь с сыном вновь восстановлена, правда раскрыта. Казалось, всё есть, но что-то будто не так. Или это недоверие и поиск подвоха? Артур долго лежал и пыхтел в подушку, пока не стал задыхаться. Он ожидал действий от мужчины, долго не собираясь сдаваться. Тяжёлые громкие вздохи прервали мысли Смирнова. Парнишка перевернулся на спину и поправил волосы.

— Молчишь и молчишь, я чуть не умер тут, — Пётр снова рассмеялся от его слов и скинул с себя одеяло, собираясь встать с кровати. Небольшая ладонь схватила крупное запястье. — Не уходи. Давай никуда не пойдём сегодня? Останемся лежать в кровати.

— Так нельзя, Артур, — мужичок немного помолчал и придвинулся ближе. Грубая рука оказалась на небольшой щеке. Щенячьи глазки бегали в разные стороны, пока не остановились на лице. — Если будем лениться, на жизнь не заработаем. Тем более, ты должен ночевать ближайшие дни с матерью. Настраивайся на продуктивность и прошлую жизнь.

— Я должен снова страдать?

— Нет. Светлана не знает, что ты ночуешь на моей кровати. Для неё нас объединяют лишь рабочие отношения. Понимаешь?

Слово «отношения» взбодрило парнишку. Плохие мысли стёрлись, словно их и не было. Он не знал, какие бы отношения с Петром ему больше хотелось. Какие разрешает мораль и общество? Они родственники. Буквально отец и сын. Тогда семейные? Черноглазый кивнул и потупил взгляд. Придётся снова спать на холодной кровати. Без внимания, без любви. Мама была бы занята своим горем и воспоминаниями о прошлом. Смирнов изучал эмоции сына, не понимая, что тот чувствует. Любопытство не давало перевести тему.

— Переживаешь?

— Уже грустно. Жаль, что я не могу ничего ей рассказать, — глазки блеснули и посмотрели на мужчину. — Ты так и не сказал, почему вы расстались. Всё из-за неё? Она ведь плохая мама, да?

Пётр сжал свою ладонь в кулак, еле сдерживаясь, чтобы не настроить Артура против Светланы. До сих пор маленький мальчик очень наивен и невинен перед ним. Готовый слушать и следовать советам, он становится мишенью для таких, как его отец. Опасно. Кто-нибудь другой может безостановочно покуситься на такое сокровище. Своровать, завладеть, разрушить. Смирнова убивало то, что он не может владеть всем этим даром сам. Приходилось анализировать больше, копаться в прошлом опыте. Артур должен был стать сильнее с годами. Независимым, менее уязвимым. Тогда чувство собственности укрепилось бы на коренном доверии и железном характере маленького человека. Таков был безуспешный план. Даже сейчас в чёрных щенячьих глазах сияли преданность и безграничная любовь. Пётр неуместно улыбнулся. Вся ответственность лежала на несгибаемых твёрдых плечах. Как Геркулес, он поднял весь свой мир на себя, застывшим взглядом осматривая другие планеты. Ни один мускул не сокращается; прямые ноги столетиями не сгибались в коленях. Спокойствие или безразличие? Жизнь других людей похожа на игру. Но если кто-то осмелится обидеть Артура, закаменелая улыбка превратится в оскал. Этот человек пожалеет. Смирнов уступчиво продемонстрирует, как последствия могут быть куда страшнее содеянного. Вплоть до смерти.

— Ты ещё не вырос, чтобы я посвящал тебя в такую тему. Не задумывайся о прошлом. Лучше смотри в будущее и держи голову выше, — отстранившись, тело с лёгкостью сползло с кровати и приземлилось на ноги. Голый торс, но не снимаемые брюки. Внимание привлекли солнечные блики за окном. Первоклассники, с портфелями их роста, спешили в школу. Они забавно бежали, наклоняясь ниже для ускорения. Смех и радость можно было увидеть на эмоциональных лицах. Юность исчезает незаметно.

— Хей! Я вообще-то давно совершеннолетний, — глаза невольно опускались в область оголённого торса, где от пупка шла ровная полоска волос. У самого такого не было, поэтому можно вполне любоваться чужим телом. Красивый мужчина, красивое телосложение. Зимин тут же отвёл взгляд, как только зазвучал голос собеседника.

— Только если по паспорту. А в голове и в сердце ничего нового, — Смирнов почесал задумчиво затылок, невольно вспоминая прошлое. Какого это — быть под защитой отца? В командировке, с подарками, с эмоциональным блоком и каким-то безразличием. Пётр не нуждался в большем. Весь интерес всегда находился вне дома, отчего лишних вопросов в голове не появлялось. Однако в других семьях любовь была другой. Мужчине потребовалось много времени, чтобы узнать, почему люди нуждаются в заботе, понимании и поддержке. Оказывается, социализация начинается с семьи. Рождаясь, человек настраивает контакт с родителями. Учится говорить, читать, делиться опытом. Игнорирование приведёт к замкнутости. Эмоции будут неправильно выходить, а при дальнейшей агрессии появляются социофобы или социопаты. Смирнов не был ни тем, ни другим. Родившись особенным, ему пришлось узнавать всё самому, рано став безболезненно самостоятельным, ведь привязанность вызывает боль, и этого он не чувствовал даже после смерти родителей. Но что насчёт Артура? Мужичок посмотрел на него, замечая открывающийся рот от каких-то слов, проходящих мимо мыслительного барьера собеседника. Это такой же обычный человек, нуждающийся во всех необходимых чувствах для нормального развития. Что же пошло не так? Несформированный ребёнок никак не становится взрослым. Та же манера общения, та же беззаботность. Ошибка или исключение? Когда он был маленьким, это ещё оставалось под вопросом. Обычный случай. А сейчас, спустя года, на кровати до сих пор лежит мальчик, а не мужчина. Смирнов извлекал привлекательное из непривлекательного. Яркая мишень для неудач и насилия стала сокровищем. Насмотревшись на искажённые лица и бесконечный театр масок, Пётр знает, что всегда может прийти к бесконечному Солнцу и позволить себе положить голову на вид хрупкие колени. «Каков твой предел? Меня необъятно много. Пытаешься узнать ближе, но даже ничего не подозреваешь. Ребёнок.» Артур выскользнул из поля зрения и подошёл ближе, постучав по плечу.

— У тебя инфаркт??? Инсульт??? Я уже тут полжизни рассказал, а ты никак не реагируешь.

— Задумался об алкомаркете и доходе. Нужно договориться и заказать новый товар по низкой цене, а самим поднять для продажи и указать мнимую скидку, — разговор ловко перетекал в сферу бизнеса.

— Звучит прибыльно, — с досадой подметил парнишка, желая, чтобы его отец думал больше о нём, а не о своей работе.

— Тогда собирайся, я отвезу нас, как обычно. Надеюсь, что Прохор не опоздает сегодня. Дел полно. В последнее время его интересует что-то другое и куда хлеще, чем зарплата.

— Надеюсь, что он вообще не придёт, — прошептал Артур себе под нос и пошёл одеваться, догадываясь о заинтересованностях коллеги. Либо это конкуренция, либо любовь к унижениям. И ему не нравилось ни то, ни другое. Утренняя сонность прошла. Можно сказать, появилась даже сиюминутная работоспособность, а затем разбилась о скалы лени. Денег хотелось за отдых и безделье, без утруждения и напряжений. Комната наполнялась шуршанием. Через открытое окно стали доноситься певчие голоса птиц.

Прохор проснулся значительно раньше от очередного кошмара, приложившись к нескольким бокалам виски. Сердце ныло. Но это была не болезнь, а эмоции и чувства, которые использовались для выработки нескончаемой злости на мир и окружающих людей. Мужчина разбил зеркало в ванной и прихватил с собой осколок поострее, замотав в бывшую футболку. Желания искажались. Где настоящий Прохор? Он часто смотрел в сторону виски и периодически пил, всё больше отрываясь от адекватных мыслей. Бутылка осталась дома, а её потребитель отправился на работу, как верный рабочий. Осколок в кармане брюк слабо потирался о ткань. Опасность. Повернувшись вертикально, плоть бедра могла быть беспощадно вспорота даже через два слоя одежды. Неудачникам везёт. Сувенир не ворочался и вполне плотно прилегал к внутренней стороне брюк. Ноги с каждым переулком переставлялись медленнее. Усталость или лень? Мужчина побил себя по щекам. Шаг сменился на бег, который длился всего несколько минут. Он врезался в дверь, еле устояв на ногах. Мысли выпали из головы, словно то была игра в вышибалы. Тяжесть вернулась, и реальность вновь напомнила о себе. Руки неосознанно схватились за ручку. Подняв глаза, Аксёнов понял, что уже стоит возле алкомаркета. Небольшой магазин с примечательными вывесками и наклейками (вероятно их предложил Артур). Голова медленно уткнулась в окно рядом. Глаза стали бегать и искать хоть кого-либо внутри, но здание оказалось пустым. «Ключи. Ключи!» Ухмыльнувшись, мужчина сунул руку между двумя листами «Открыто» и «Закрыто», вытаскивая оттуда пластиковую копию ключа. В голове ярко играли слова директора: «Если вы потеряете ключ, запасной муляж будет находиться здесь. После его использования будет включена сигнализация. Если это будете вы, то выключите и отпишитесь, что всё в порядке. Распространять информацию про ключ запрещено.» Как только дверь открылась, во всём здании заверещала не просто сигнализация, а целая сирена. Чуть не оглохнув, Прохор еле как разблокировал доступ к системе с помощью отпечатка пальца и выключил её, доставая телефон. «Эмо ч, кл.ч заюыл.», — так и было отправлено сообщение с чистой совестью. Ошибок пьяный мозг не заметил. Спасибо, что он вообще вспомнил про ключ и предупреждение. Мужчина осмотрелся и ушёл в туалет, умываясь холодной водой.

— Ха-а-а… — холод с каждой минутой ощущался меньше. Руки приятно немели. Казалось, что даже боль не пробьётся через этот барьер. Лишь сердце не польёшь водой: ему надо горячо биться. Аксёнов посмотрел в целое зеркало, сдерживаясь, чтобы не разбить его. Собственное отражение часто навевало прошлые воспоминания. Маленький женственный мальчик из-за длинных волос. Слабый, уязвимый, беспомощный. Им легко воспользоваться тем, кто будет сильнее. Ненависть. Боль. Нельзя допускать собственные унижения. Желание стать лучше. Страшнее. Опаснее. «Я не хочу бояться кого-то. Я хочу, чтобы боялись меня», — мысли подросткового возраста крепко засели в голове. Юношеский максимализм? Травма, плотно укутанная в чрезмерность и крайности? Потерять себя — это удел слабых или сильных, достигших всего в жизни? И можно ли считать нежелание чего-то добиваться и смирение с имеющимся высшей точкой развития? Или это деградация при выгорании с тяжёлой депрессией? Прохор нахмурился. Он давно перестал отвечать на вопросы в собственной голове. Все они казались чужими и порой умными. Где найти слова, когда эмоции, словно мусор, перерабатываются в гнев? Защитная реакция. Бесконечная тревога. Страх, что всё повторится. Пётр — силуэт, сбивающий с пути потерявшегося. Надежда, забирающая последнюю надежду. И кто здесь плохой? Человеческий фактор. Невозможно оправдать человека после обдуманных поступков даже в психически нестабильном состоянии, но его можно легко оклеветать. Втоптать в грязь. Уничтожить. Мужчина понимал это, когда находился в здравом уме. Чем же он отличается от Гилберта? Животного, не способного любить и сострадать. Слабостью. До сих пор? До сих пор. Прохора тошнило от самого себя. Алкоголь туманил рассудок, только изменить личность было ему не по силам. Самовнушение работало через раз. Не важно, как долго и умело ты будешь притворяться, кошмары никогда не исчезнут от настоящей части тебя, пока она всё ещё не стёрта окончательно. Вопрос состоит в том, что послужит причиной. Вредные привычки? Бред? Сумасшествие? Или сама смерть?

Пётр увидел сообщение, как только подъехал к алкомаркету. Вместе с ним было и уведомление о проникновении на частную территорию.

— Похоже, что сегодня ты работаешь один.

— Он не придёт?

— Он уже пришёл, только не в трезвом состоянии. Разберусь с документацией и отправлю домой. Распугает ещё посетителей. Присмотри за ним ненадолго.

Артур нахмурился и надулся, молча кивнув. Недовольство было видно издалека, но мужичок ничего больше не сказал. Слов и не требовалось. Машина остановилась на парковке. Ключи от алкомаркета скользнули в руки парнишки. Директор любил заходить через чёрный вход. Странно, но кто не имеет странных привычек? Зимин зашёл в помещение и с подозрением осмотрелся. «Ты засаду мне устроил?», — небольшая тревожность заиграла яркими красками, когда взгляд наткнулся на горящий свет в туалете. Он осмотрелся и пошёл вперёд с решимостью выявить, где же находится пьяный коллега. Для своей безопасности. Всего лишь. Безопасно ли только лезть на рожон? Рука пихнула дверь в сторону. От яркого света у вошедшего помутнело в глазах. Прохор обернулся на звук и рассмеялся, оголяя нечищеные зубы. ОКР следовало бы коснуться не только окружающей среды. Нездоровый вид хозяина усиливал его неадекватное поведение. Как в книгах или сериалах про больных, романтизированных теми, кто с таким даже не сталкивался.

— Припёрся, чушка, — шаткая походка не предвещала ничего хорошего. Артур застыл, с трудом открывая рот без слов. Жалость смешалась с отвращением. Резкий диссонанс ударил по психике и ногам, не желающим отходить. Что такое? Настолько ненавистно, что хочется помочь? Аксёнов схватил Зимина за грудки и вжал в стену, другой рукой прижимая осколок из кармана к горлу. Кусок бывшей футболки медленно предательски сползал, оголяя острые грани. Страх преодолел ступор.

— Что ты делаешь?! Отпусти меня! — он взволнованно сжимал одежду коллеги, стараясь не двигаться, чтобы не вскрыться самостоятельно.

— И чё ты сделаешь? Состроишь из себя невинного?! Побежишь к мамке?!

Глаза прижатого невольно заслезились. Однако неуверенность исчезла. Рука с силой сжала чужое плечо, и это отразилось на мимике её владельца.

— Не смей ничего говорить про мою маму! Я не дам её обижать даже на словах! Оскорбляешь меня — оскорбляй, как мужчина. Хватит переходить на мою семью!

Прохор сдвинул брови сильнее. Непонимание происходящего билось уже в висках, растекаясь невидимой кровью от холодной пули. Как ребёнок. Защищает мать, которая явно того не заслуживает. Или заслуживает?

— Ха-ха! От подола не оторвался что ли? Молоко вытри с губ, не дососал видимо. Мать он свою защищает. Себя защити, защитник хренов!

— Да что ты себе позволяешь! — Зимин напряг шею, не чувствуя, как по ней потекли капли крови от лёгкой царапины. Осколок до сих пор соприкасался с кожей. — Я умею любить, и я храню то, что люблю! Удивлён? А ты?! Любишь ли ты?! Ты умрёшь один! И никто не будет тебя защищать!

Рука с осколком дрогнула. Гроза воспоминаний ударила куда-то в область груди, перекрывая дыхание. Артур заметил потерянность и улизнул от опасности, побежав тут же к двери. Что-то внутри ныло и желало помочь, но страх в этот раз был выше.

— Больной!!!

Аксёнов с досадой посмотрел на осколок в руке. Больно. Как ему удалось ударить так метко и так глубоко? Без силы, без сопротивления. Слова имеют вес. Под ними ломаются несокрушимые мосты, а люди подавно. Значит физическое насилие не имеет никакого смысла? Или он просто слабый. Слабак? Прохор сжал осколок в руке, прорезая легкодоступные ткани. На лице выражались боль и отчаяние. Это ли судьба, к которой ему пришлось стремиться? «Жалкий. Жалкий. Жалкий.», — нескончаемые голоса в голове перекрывали другие мысли. Словно в бреду, мужчина поднёс осколок к горлу, собираясь вспороть его прямо здесь и сейчас. Если алкоголь не спасает, то кто ещё на это способен? Смысла жить остаётся всё меньше. Всё ли успел сделать, о чём мечтал в детстве? Мальчик хотел силу. Однако вряд ли он загадывал стать своим же отцом.

— Если ты хочешь вскрыться, то давай хотя бы вне моего алкомаркета? — Пётр посмотрел на всю картину в целом, и в его глазах проскользнуло наигранное сожаление. Незнакомое чувство, необходимое в нужные моменты. Для чего оно людям? Прохор застыл, внезапно открыв глаза. Низвергнули зло, туманящий рассудок. Бред превратился в настоящее мучение. Разум создал фантомную боль, заставляя признать падшесть. Встать на колени. Склонить голову. Мужчина застонал от сильной боли в дрожащей руке, еле разгибая пальцы от окровавленного осколка. На глазах накатывали слёзы от непонимания и слабости.

— Уйди отсюда…

— Чтобы ты залил здесь мне всё кровью? Вставай, я обработаю рану.

Аксёнов продолжал сидеть, с трудом сдерживая истерику. Как сорванец, которому запретили плакать после падения. Кровь не желала сворачиваться. Она стекала по рукам и одежде к полу, размазываясь, либо создавая небольшие лужи. Смирнов с интересом наблюдал, пока необычное не превратилось в обыденность; посмотрел на время, а затем тяжело выдохнул и подошёл ближе. Прохор ощутил, как его подняли на ноги, удержавшись с помощью того, что прижался к директору. Мужичок не успел сообразить, из-за чего был ловко замаран кровью. Красивую синюю рубашку с жакетом придётся выбросить. Терпение хотело закончиться, но возникшие слёзы работника повременили появление раздражения. Сдерживающаяся истерика перестала быть сдерживающейся. Аксёнов разрыдался, но сдаваться не стал. Отпихнул от себя опору и успел дойти до раковины, цепляясь за неё руками.

— Зачем ты бегаешь? Я пришёл не добивать, а помочь, — директор знал, в чём дело, поэтому и знал, что следует сказать. В болезненной атмосфере беспомощности присутствовали нотки садизма и доминантности. Всхлипы грубо прерывались тяжёлым дыханием. Попытки насильно успокоиться. Страх. Уязвимость. Где гарантия помощи? Да и как её может оказать кто-то, наподобие Петра? А ведь недавно он и сам хотел вскрыться, а сейчас беспокоится за смерть от чужой руки. Или дело в другом? В детстве? Чувство, будто его хотят загнать в тупик, либо уже это сделали. Сломать. Подчинить. Желание сопротивляться гаснет с каждым днём общения. Сознание только радо дурманиться чем-то знакомым. Смирнов тихо подошёл сзади, проталкивая свои руки под руками сотрудника, после чего обнимая его практически мёртвой хваткой. У раненного прихватило живот, но он не смог согнуться физически. Такая близость сводила с ума. И далеко не все эмоции были положительными. Спёртое дыхание выдавало волнение, ведь истерика уже закончилась, будто её и не было. Кровавые ладони схватили и сжали ещё до этого момента чистые глаженные рукава, а глаза в панике поднялись выше. Две фигуры отлично отражались в зеркале. Можно было рассмотреть все возможные детали, в том числе их застывшую позу. Однако взгляд работника был прикован ко взгляду директора.

— Что ж ты такой шумный? Кричишь, истеришь. Если ты что-то хочешь — возьми это, а не требуй, — томный голос заставил сердце мужчины биться чаще. Волнующая странная обстановка ставила полноценно в тупик, утыкая головой в холодную стену. Слова вместе с дыханием врезались в ухо, обтекая и залезая глубоко внутрь. — Тебя не учили манерам, мальчик?

— Я не м-м.! — Аксёнов схватился за слово, решив оттолкнуться от него, но его владелец бездушно отобрал своё обратно, опустил одну руку с груди на живот. Напряжение росло. Работник сглотнул, посмотрев на это через отражение в зеркале, после чего поднимая глаза обратно в продолжающем молчании.

— Видимо не учили, — продолжил тот, словно ничего не происходит. — Ты хотел привлечь моё внимание своей смертью? Или слабостью? А может быть ты хотел, чтобы я тебя потрогал?

Смирнов спустил руку в область паха, слегка сжимая. Прохор сразу же выпрямился и невольно прогнулся. Сердце стучало в ушах, а перед глазами начало плыть и раздваиваться. Он сам не понял, как начал таять в руках мужичка, теряя сознание. Происходящее казалось сном или бредом. Алкоголь. Точно виноват алкоголь! Вот упадёт и поймёт, что один в туалете. Сознание просто издевается над ним. Однако желаемое было далеко от реальности. Работник действительно отключился на какое-то мгновение, вот только очнулся на полу. Директор сидел рядом и бинтовал ладонь. Мужчина повернул голову в его сторону, начиная краснеть от осознания своих пошлых образов. «Совсем спятил. Надо меньше пить. Мерещится всякое», — такие мысли казались более здравыми, чем те, которые были недавно.

— Что здесь.? Я… — взгляд остановился на рукавах помогающего, запачканных в крови. Разве не он замарал ему их, когда они вдвоём стояли перед зеркалом? Живот снова внезапно дал о себе знать, отчего ноги привычно согнулись в коленях.

— Я пришёл сюда, когда ты совсем плохо выглядел. Нёс какой-то бред, в крови измазал. Полез мыть руки, а затем отключился. Повезло, что я был рядом и смог словить тело. Когда падаешь, кто знает, прилетит ли твоя голова на что-то мягкое или твёрдое, способное пробить череп и вызвать мгновенную смерть?

Смирнов с любопытством наблюдал за реакцией осознания происходящего. Было бы неприятно, если всё время мечтал об одном, исполнил это в бреду и сейчас ничего не помнишь, отчаянно пытаясь построить связь с действительностью. Покрасневшие щёки работника выдавали его порочные мысли для того, кто всё знал. Люди смешные, когда пытаются что-то скрыть. Только кто будет смеяться? Жертва или охотник?

— Вот как… — Прохор облегчённо выдохнул. Не страшно что-то забыть. Страшно, что что-то может оказаться реальностью. Быть под полным контролем, валяясь в ногах и целуя грязную обувь? Аксёнов бежал от такого всё своё детство, ломаясь каждый день, как сухая ветка. Насилие казалось бесконечным. Страдания давно перекрасились в красный. И если разрезать торт, из него вытечет алая кровь.

Смирнов был заинтересован в развлечениях, но присваивание себе конкретного работника в планы не входило. Для чего, если у него уже есть малыш, с которым хочется проводить больше времени? Мысли о сыне вызвали невольную улыбку. Хороший и добрый мальчик, обладающий невероятной силой притягивать к себе всё плохое. Он оставил рядом с собой самое опасное в его жизни, и эта опасность стала защитой. Сбой системы? Рождение ребёнка знатно потрепала психопата, меняя его установки и направления в жизни. Пётр каждый раз говорил себе, что уйдёт, ведь ничего не может сдерживать такого умного и жестокого человека. Однако только присутствие Артура делало его человечней. «Невозможно перевоспитать, но можно приручить», — слова, которые Смирнов услышал из разговора каких-то пенсионеров в автобусе. А ведь и правда. Преступления встают на задний план, да люди подавно. Зимин — единственный, к которому на колени ложится само зло, чтобы отдохнуть. Аксёнов смотрел на улыбающегося директора, не понимая, в каком мире тот находится. Он прошёлся рукой по лицу и тяжело выдохнул.

— Я хочу остаться работать, вот только одежда…

— Какой работать? У тебя алкоголя в крови больше, чем у меня на полках, — левая бровь поднялась в усмешке. Собеседник нахмурился. — Впрочем, можешь помогать Артуру под его присмотром, но на кассе стоять запрещаю. И из зарплаты вычту. Ещё раз придёшь в таком состоянии — отправлю домой, и в конце месяца ты получишь половину заслуженного. Одежду надо переодеть. Да и мне тоже. Вставай, у меня в кабинете есть шкаф.

Пётр поднялся и спокойно вышел, замечая скучающего Артура. И скорее всего сонного. Ему хотелось прошмыгнуть мимо и побыстрее, вот только именно так и не получилось. Ошарашенный парнишка тут же подбежал и стал трясти мужичка.

— Откуда кровь?! Что с тобой? Ты ранен?!

— Спокойно, это не моя, — тот улыбнулся. Однако такой ответ всё равно не успокаивал.

— Ты убил Прохора?!

Аксёнов вышел чуть позже, поглаживая бинты на ладони. Ещё болит, но уже не так сильно. Какая-то потасовка рядом привлекла внимание.

— А вот и Прохор, — директор положил руку на плечо подошедшего. — Это его кровь. Он изрезался осколком, и я оказал первую медицинскую помощь. Теперь нужно переодеться, чтобы продолжить работу.

— Он ведь пьяный, — волнение исчезло. Недовольство снова появилось на лице. Коллега недавно хотел зарезать его, а сейчас стоит сам в крови. Повезло, что рана на шее была пустяковой. Капля крови смахнулась, да пореза совершенно не было видно.

— Такое больше не повторится. Да, Прохор?

Мужчина нахмурился и опустил взгляд, кивнув.

— Да…

— Вот и славно. Артур, продолжи работу, скоро к тебе придёт помощь. Но на кассе сегодня только ты. Пьяным не место возле денег.

Смирнов увёл Аксёнова в кабинет, пока Зимин ворчал себе под нос. Возмущается, хотя всё равно будет делать то, что говорят. Из шкафа появилось два костюма. Официально, да какая разница? Быть в крови — не самый лучший торговый вариант.

— Переодевайся и уходи, — директор сел за стол, видимо дожидаясь одиночества, чтобы снять с себя запачканную одежду. Всё его внимание переключилось на лёгкую стопку бумажек. Это были отчёты за прошлый месяц. Бизнес идёт хорошо. Стоит только поднять количество покупателей, чтобы продажи скакнули и стабильность длилась дольше. Пётр каждый месяц клал ладонь на отчёт, после чего убирал в дальний ящик. Бессознательная игра? Как долго одна и та же продукция с малой поставкой будет радовать глаз и привлекать к себе новых людей? Прохор задавался таким же вопросом, уже во сне разбирая бесконечный ящик с однотипным бухлишком. У него перестал открываться пивной рот на товар из их алкомаркета. Приходится покупать продукцию в других местах. И если посчастливится по ошибке приобрести знакомую бутылку, то ей придётся в одиночестве стоять не один десяток лет в каком-нибудь пустом и пыльном шкафу. Мужчина стал неуверенно переодеваться, оставаясь в нижнем белье на какое-то время. Его волновал единственный зритель в этой комнате. Однако переживания были зря: Смирнов ни разу не поднял взгляд на работника, словно делая вид, что находится здесь один. В один момент волнение сменилось на раздражение. Очень хорошо знакомое игнорирование вновь било ногами по животу. Любовь? Ненависть? Презрение? Отвращение? Что же испытывает этот непостоянный человек по отношению к своему подчинённому? Прохор вышел из кабинета молча. Только после этого Пётр посмотрел ему вслед и подошёл к двери, закрывая на ключ от посторонних людей. Рубашка с жакетом медленно расстёгивались по пуговице. Рукава тихо шуршали под такт действий. Смирнов не стеснялся своего тела, но показывать его кому попало тоже не хотел. «В человеке остаётся шарм, когда он в одежде. Без неё — это уже обнажённая душа.», — так ему захотелось выразиться однажды за застольем в прекрасном ресторане со своими тогдашними коллегами. Никто не понял, и по залу пробежал хохот пьяных свиней. Их поведение давило на этику Петра. Они смело свалили на алкоголь в крови их невинного и девственного друга. «Дружище, тебе бы бабу, да покрасивше! Вот как встало бы, так бы и перестал фигнёй страдать. Душа, шарм. Ха-ха-ха! Ой, насмешил сегодня!», — это были последние слова тогдашних коллег, исчезнувших в тот вечер из жизни Смирнова. А может быть и из жизни нескольких людей, с которыми они были знакомы. Даже Светлана в своё время не могла застать своего бывшего мужа полностью обнажённым. Момент близости проходил в одежде. Никто не понимал, а объяснять свою истину нет смысла — не поймут. Пётр сомневался в догадливости Артура, тем более в его осознанности, из-за чего тема удачно уходила в тёмный угол. Мальчишка должен заниматься своим огородом, а не пытаться вскапывать чужие посевы в поисках клада. Порой наивность мешала ему соображать и мыслить ясно. Такого непослушного сына многим отцам хотелось бы наказать и поставить более серьёзно на ноги. Встряхнуть для осознания. Возможно выпороть. Однако Пётр не мог поднять на него руку или даже повысить голос. Странно и непонятно. Есть же этому объяснение? Поведению, эмоциям, блокам и влечениям. Кто только сможет раскрыть всю суть, если не сам мужичок, копающийся в куче день ото дня? Вопросы без ответов отнимали силы. Хотелось просто не думать. Отдохнуть от потока тяжёлых мыслей. Только спасёт ли это? Желание жить сплошными интересами сдавливало рёбра. И всё же оно утихало при виде ребёнка. Возможно ли так, что один человек хранит в себе весь интерес? Пётр прикусил губу и осмотрелся. Запачканная одежда лежала кучкой на полу. Подхватив её, мужичок убрал всё на полку в шкаф, решив, что возьмёт домой постирать. А теперь пора проверить работоспособность подчинённых. Особенно подвыпившего. Директор сел за мониторы и настроил камеры, упираясь лопатками в спинку твёрдого стула.

Прохор тем временем шлялся по алкомаркету и иногда что-то ворчал. Зимин с ним не разговаривал из-за случая в туалете. Гордость не позволяла извиниться. Да за что извиняться? Правда у всех своя, а воспитанность не каждому достаётся. Мужчина с недовольством иногда наблюдал, как коллега обслуживал покупателей самостоятельно. Вновь выиграет приз зрительских симпатий (Петра). Конкуренция билась где-то внутри, но алкоголь приглушал все яркие эмоции. Хорошо всё-таки быть пьяным. Решались бы ещё так легко проблемы, возникающие до или после этого. Размышления Аксёнова прервала какая-то незнакомая женщина.

— Какой сегодня хороший день! И какие красивые мальчики здесь работают, — она мягко улыбнулась, осматривая работника перед собой. На вид незнакомке было за тридцать.

— Что надо? Точнее… э-э… — собеседник от неожиданности забыл про правильную манеру речи, после чего пытался быстро вспомнить. Женщина посмеялась.

— По запаху алкоголь здесь не только продаётся, да? Не буду тебя утруждать, обращайся ко мне сразу же на «ты». Если ещё и по имени будешь звать, вообще в восторге буду.

— А как тебя зовут? — мужчина ничего не понимал. Флирт? Насмешка? Внимание? Игра?

— Меня зовут Мария. Можешь называть меня просто мама Маша, — женщина с улыбкой опустила глаза на бейджик. — Приятно познакомиться, Прохор. Какое замечательное имя.

— Ты мне льстишь. Что тебе нужно?

Зимин всё время наблюдал за пьяным коллегой, хоть и каждый раз отворачивался при встрече взглядом. Переживания легко скрыть, только не от самого себя. Коллега-мудак всё равно человек, что уж тут поделать. В последнее время его вид оставляет желать лучшего. Психическое состояние Прохора беспокоило Артура. Может пострадать не только больной, но и его окружение. Как же контролировать чужие эмоции и чувства? Этот дурак скрывает всё под гневом и действует неадекватно. Можно ли ещё как-то помочь? Парнишка выдохнул и устало очередной раз взглянул на коллегу, который за смену впервые с кем-то разговаривал. Напряжение между собеседниками явно росло. Стоило бы вмешаться.

— Здравствуйте. Извините моего коллегу, он сегодня неважно себя чувствует. Вам что-то подсказать, либо вы уже определились? — Артур ловко уводил женщину разговором. Мало кто мог бы так же болтать, как он. Вот только такая черта существует лишь на работе, а в жизни на первый план выдвигается смущение и робость.

— Ох. Здравствуй, Артур, — глаза поднялись с бейджика на молодого паренька. — Нет-нет, у нас всё прекрасно. Изволь формальности. Называй меня тётя Маша.

— Но…

— Я никому не скажу! — кокетно добавила женщина и засмеялась, по-доброму улыбаясь. Зимин ей в сыновья годился. Прохор был почти в той же стороне.

— Хорошо, тётя Маша, — работник немного смутился от такой активности покупателя, переводя взгляд на Прохора. — Тебе нужно отдохнуть? Можешь ведь идти домой.

— Нет, не могу. Что тебе надо вообще? — тот нахмурился и посмотрел на покупателя. — Я справлюсь сам. Так тебе что-то подсказать?

— Какой хмурый вид! Великое одолжение человека «Я — сам»? Ха-ха! Можете помочь мне вдвоём, я совсем не против компании таких симпатичных мальчиков. Хмм. Знаете что-нибудь из спиртного, чтобы вкус был, как у дорого вина, но при этом процент алкоголя был низкий, как у шампанского? Муж очень хочет, хотя ему противопоказано сейчас.

Аксёнов задумался и осмотрел верхние полки, натыкаясь на возможные варианты. «Эр» или «Питенол»? А может быть «Губолин»?

— Если есть противопоказания, то тогда не стоит покупать. Это окажет вред на организме и повлечёт последствия. Мне бы не хотелось, чтобы это ещё сказалось как-то на нашем алкомаркете…

— А какие предложения у тебя, Прохор?

Мужчина посмотрел на коллегу и с победоносным видом подошёл к полке. В руке оказалась непримечательная бутылка с надписью «Питенол». На бежевой этикетке были нарисованы зелёные бутоны цветов. Белый шрифт придавал что-то необычное такому странному сочетанию.

— Предлагаю купить именно вот это. Я сам не пробовал, но, по словам других людей, в нём есть что-то, чего сложно найти даже в крепких напитках.

— Прохор!

Артур стал ворчать и отбирать бутылку у работника. За ним закреплена власть: только ему можно сегодня продавать товар. Из-за этого шансы на победу были неравные. Мария наблюдала за потасовкой, пока не взглянула на время. Радость сменялась грустью в глазах. Унывать нельзя. Впереди предстоял ещё долгий разговор. Или нет.

— А вы ещё не забыли про меня? Ха-ха! У меня было так много времени подумать. Я решила, что беру. Не беспокойся, Артурчик, больному попадёт внутрь пара капель!

Зимин с недоверием посмотрел на женщину. Вот так всегда говорят, а потом болеющим становится хуже. Вина распространяется с геометрической прогрессией. Особенно обвинения, после которых пробуждается даже самая побитая совесть.

— Ладно. Сделаю вид, будто не слышал, кому это покупается. Только не забывайте о последствиях. Дорогих людей легко потерять. Будет обидно, если это сделает какая-то бутылка, — парнишка посмотрел на алкоголь и с досадой выдохнул. В его жизни роковым последствием стала машина. Авария со смертельным исходом стала точкой для матери, и она хотела поставить её и для сына. Как желание убить себя вместе с ничем неповинным ребёнком, смотрящим с надеждой на свою опору. Где найти помощь? Вокруг обвинения. Все хотят заставить извиняться, задыхаться от совести в неуместной ситуации. Ужин в доме напоминает поминки. Каждый день проживать с воспоминанием события, которого даже не помнишь. И думать. Думать. Думать. Думать. «Что, если бы это был я? Всё было бы хорошо. Все были бы счастливы. Никому не пришлось бы страдать.» Лишь при Петре подобные мысли надолго исчезали. Тревожность уходила следом. Парнишка выдохнул и посмотрел в сторону кабинета директора, стоя возле кассы. Не ноги, а мысли донесли его. Нет, он должен жить. Всё было не зря. «Ты так заботишься обо мне… Я ведь тоже тебе очень дорог, правда? Да. Правда. В твоих глазах даже появляются звёзды, когда они смотрят на меня. При других такого нет. Я хочу жить ради тебя!» — Зимин плавал в своём мире.

— Люблю тебя…

Собственный голос заставил работника очухаться от фантазий. Он посмотрел на покупателя с коллегой в стороне и смутился, слегка краснея. «Боже мой, хорошо, что они не услышали. О чём они говорят?»

— Знаешь, Прохор, у меня к тебе есть серьёзный разговор, — женщина говорила тихо и с осторожностью. Никто не мог подслушать на таком расстоянии. — Мы практически не знакомы, но не мог ли ты оказать мне услугу?

— Услугу? — мужчина пренебрежительно осмотрел Марию, будто та предложила товар в виде своего тела.

— Да, — небольшое молчание. — Мой муж болен. Он потерял большую часть памяти, но помнит, что у него есть я и сын.

— А я здесь причём?

Женщина достала платок, вытирая появляющиеся слёзы. Со стороны было заметно, что она говорит с трудом. Мудрость в старости? Даже если так, то эта мудрость была элегантной и утончённой.

— Дело в том, что наш сын умер десять лет назад. У Сени, моего мужа, проблемы с сердцем. Ему нельзя говорить правду. Если… если он узнает, это станет большим потрясением. Его сердце не выдержит. Он умрёт, — покупатель был очень сдержан, несмотря на серьёзность ситуации. Лёгкая улыбка снова появилась на лице. — Сеня очень любит сына. Спрашивает, как он там живёт, вдали от дома. Когда приедет, чтобы навестить больного папочку. Ты очень похож на него. Когда я пришла сюда, чуть не упала в обморок. Думала, что воскрес…

— Это ты мне предлагаешь стать сыном для какого-то мужика? — Аксёнов пошёл в штыки, не собираясь подчиняться женщине, а мужчинам тем более. Мария тяжело выдохнула. Ей хотелось уйти, но совесть перед супругом не позволяла шагнуть назад.

— Подумай хорошо, пожалуйста. Он лежит в больнице. Врачи не прогнозируют что-то хорошее. Отмалчиваются и уходят. Если Сеня умрёт, мне бы хотелось, чтобы он перед своей смертью увидел сына, пускай даже не его. Материнскому сердцу тоже больно. Но только представить, что чувствует отцовское, подарившее всё тепло и заботу своему единственному мальчику…

Она помотала головой, вытерла слезинки и достала клочок бумажки с ручкой, у которой заканчивалась паста. Номер телефона и адрес больницы вскоре оказался в руке у Прохора.

— Второй этаж, третья палата направо.

Мария помолчала и аккуратно обняла мужчину, словно бархатное одеяло, а затем отстранилась и поспешно вышла из алкомаркета. Аксёнов остался в замешательстве. Лёгкость и нежность сбивала его жёсткий настрой. Глаза опустились на бумажку. «Даже вино не купила…»

— Поздравляю! Ты уговорил её не покупать? Вот видишь. Умеешь ведь, когда захочешь.

Мрачный подчинённый подошёл к кассе и купил товар сам, после чего молча удалился из здания. Артур вопросительно посмотрел ему вслед. Вот и ушёл комок проблем. Только куда? На улице сгущались ночные тучи. Людей становилось меньше. Рабочий день. Тяжёлый рабочий день. Кому хочется после такого гулять? Лишь тем, кто не работает, либо тем, кого выпнули размяться и подышать свежим воздухом. Весенние вечера отдавали тоской. Дожди, лужи, грязь. Почему люди, состоявшие из мусора, так презирают это время года? Они любят лето. Зелёная травка, солнышко. Тепло и светло. Всё для того, чтобы скрыть свою сгнившую натуру. Если постелись на лужу свой пиджак для прекрасной сопровождаемой леди, он не останется чистым, когда его поднимут. Запачкается. Пропитается всеми отвратными составляющими неизвестного водоёма после стаявшего снега. И что же дальше? Наигранное веселье, вызывающее чувство тошноты, как если бы запил бесплатный кусок рыбы молоком. Отвращение, жалость, сочувствие. И улыбка. Нельзя показывать отрицательные эмоции, пока на тебя смотрит человек, оплативший несчастную рыбу. Ведь он не виноват, что ты, точно лишившись ума, принялся запивать кусок попавшимся под руку молоком, оправдываясь специфическим вкусом, при этом сдерживая подходящую рвоту. Бесконечная игра однажды приводит в тупик. Солгал с рыбой, солгал при леди, что всё в порядке. А затем жизнь превращается в карточный стол. Друзья и знакомые играют в мафию, а ты становишься ведущим, ведь другие ролитебя больше не устраивают. Когда выпадает другая карта, почему бы не утаить правду? Всего лишь житель. Однако, если убрать из колоды ведущего и шерифа, можно играть до бесконечности. Раскусили — солги и преврати в шутку. Верят — продолжай. Ты и сам перестанешь видеть границу. Ложь станет правдой. И сейчас, сидя возле окна, ты наверняка думаешь: «Хочу лето. Надоела эта слякоть. Обувь постоянно грязная. Ненавижу весну», — даже не задумываясь, что говоришь о себе.

Прохор сжимал горлышко бутылки в руке. Слушаться незнакомую женщину, чтобы порадовать какого-то мужчину? Целый цирк. Глубокие противоречия сжирали его изнутри, пока в душе снова билось маленькое желание получить хотя бы глоток заботы. Судьба ли это? Стать заменой, раз не получилось быть собой. Нечего терять. Однако всё равно страшно. Довериться и умереть? Аксёнов нёс не бутылку в руках, а нож, который он протянет в подарок. Взгляд поднялся к небу. Если это последний вечер, то следовало бы запомнить звёзды. Единственное родное и постоянное. Ведь даже толком не с кем проститься. Время летит. Каждый находит свои интересы. Никто не заметит, как исчезнет тень. Лишь на небе прибавится звезда, чтобы освещать путь другим потерявшимся душам.

— Всего лишь одна встреча. Нафантазирую что-нибудь и уйду. Пускай там слюни попускает от радости, хотя бы помрёт радостным.

Слова совсем не отражали то, что творилось внутри. Взгляд опустился на бутылку. «Для храбрости», — проскользнуло в голове, а затем открытое горлышко было уже у рта. Несколько глотков. Настроение постепенно поднималось. Решительность шагала вместе с ним по глубоким лужам. Всего лишь посмотрит на слабого и беспомощного мужчину, поймёт, что ему никто не нужен, и всё будет, как раньше. Было бы всегда так легко. Аксёнов перешагнул порог больницы, проходя мимо регистрации. Глаза бегали от бумажки к палатам и окружению. Слишком много людей. «Дома не сидится что ли? Умереть все в один день захотели?», — положительные мысли обходили Аксёнова стороной. Его мало интересовали больные и умирающие. Он и сам в детстве часто болел, только лечить его никто не собирался. От собственной беспомощности выработался гнев и раздражение к подобному состоянию. «Я буду презирать слабых и ненавидеть себя, если стану таким», — это утверждение, будучи подростком, ему пришлось сказать вслух перед зеркалом, словно при беседе с собственным врагом. К чему же всё привело? В руках бутылка, в голове пустота. Последний шанс? Дрожь в коленях. Прохор остановился возле палаты, не меньше десяти минут решаясь войти. Сердце застучало быстрее. Алкоголь будто выветривался из организма. Желание убежать и напиться возрастало с геометрической прогрессией. И вот ладонь крепко сжала шаровидную ручку двери. Минута сомнений. Правая нога переступила порог палаты. Взгляд метнулся по комнате и остановился на лежачем пациенте. Дверь тихо хлопнула. Аксёнов подошёл ближе и облегчённо выдохнул: больной спит. «Ну и заебись», — лёгкость обвернулась в разочарование. Отказаться от шанса? Но как противостоять возможности? Мужчина немного помялся на месте и поставил вино на тумбочку, разворачиваясь к двери. Ничего не было, вот и не стоит начинать.

— Сынок?

Колени посетителя подкосились, отчего ему пришлось балансировать на ногах. Теперь задрожали руки.

— А… а? — Прохор резко обернулся. Так и есть, старик проснулся. Раздражение от нового поворота событий и смятение бушевали одновременно.

— Это ты! Я так и знал! — старик по-доброму засмеялся и искренне заулыбался. Он был старше своей супруги почти на пятнадцать лет. Их свела любовь, а не цифры. — Машунька моя не верила. Говорила, что забыл уже про папку своего, семьёй занялся. Ну! Чего стоишь?! Проходи сюда. Как жаль, что я в таком состоянии. Обнялись бы сейчас от души. Не брезгуешь хоть папку?

Аксёнов нервно улыбнулся и подошёл ближе, садясь на край кровати. Где же алкоголь? Почему сознание всё так хорошо понимает? Или это уже галлюцинации, и он перепил?

— Я… ам, я…

— Ха-ха-ха! Так рад видеть старика, я прав??? — молчание. Сеня осмотрел мужчину и задумался. Тяжёлый вздох и отведённый взгляд. — Думал, что я уже помер наверняка? Нет семьи, нет проблем. Я понимаю, так же думал. Эх… Дети быстро растут. Я просто скучал по тебе, Тодди.

Прохор почти не слушал, пока по ушам не ударило чужое имя. Как тяжесть на сердце. Расплывающийся силуэт Гилберта. Шёпот грязных слов. Крики. Мимика на лице пришедшего «сына» искажалась, выражая то удивление, то сочувствие, то боль. Чьи всё это слова? Они адресованы ему? Если убрать чужое имя, то…

— По… повтори…

— Я скучал по тебе, Тодди? — старик поднял брови и грустно улыбнулся, пока не увидел лицо собеседника. Волнение стёрло небольшую радость. Брови спустились ниже их обычного расположения. — Тебе плохо? Может врача позвать?

Повторение внесло последние мазки в общую картину. И «сын», словно бездомный щенок, прижался к тёплой груди, издавая человеческие рыдания вперемешку со всхлипами. Ему тяжело: полное недоверие, но такое сильное желание утешения. И всё-таки он решился довериться. Последний раз? Последний раз. На тумбочке стояло не вино, на ней лежал отцовский охотничий нож в крови. Каков же итог? Сеня растерялся и испугался. Вероятно, у больного даже подскочило давление. Его руки крепко обняли павшего, словно они никогда и не разжимались.

— Боже мой, сынок, ты точно в порядке? Ты с девушкой расстался? Кошка умерла?

— Ко… кош… ка.? — мужчина поднял голову и истерично рассмеялся, после чего снова заплакал и уткнулся носом в грудь обратно. Это должно было отвлечь и успокоить, а не усилить истерику. Почему старик не кричит? Руки до сих пор обнимают. Где побои? Когда нужно отстраниться? Уворачиваться? Отползать и просить прощение? Поломанная психика не выдерживала. Попытки пациента установить диалог проваливались. Аксёнов не успокаивался, пока попросту не вырубился от алкоголя в крови. Кажется, у кого-то будет сорван голос после крепкого сна. Сеня очень тяжело выдохнул и погладил «сына» по голове.

— Может действительно кошка умерла? Не помню. Ну ничего. Заведём тогда новую кошку. Так расстроился из-за этого… Сказал бы сразу же, папка бы всё уладил. Такой взрослый, но такой маленький, — Сеня улыбнулся и с трудом сел. Пододвинулся. Спящий Прохор был успешно помещён рядом на кровать. Лишь бы не пасть обоим с тесной

лежанки. Старик лёг обратно и накрыл «сына» одеялом, а затем крепко обнял и снова улыбнулся. — Я помню тебя, Тодди. Я помню и люблю тебя, потому что мы — семья.

Мария заглянула к супругу с утра и чуть не упала, когда увидела тесноту на кровати. Она конечно хотела выставить Прохора за сына, но даже не представляла, как почти незнакомый мужчина будет спать на кровати рядом с её мужем. «Вот это они хорошо вчера пообщались, » — взгляд метнулся к бутылке. Оставалось надеяться, что её пил не больной. Женщина подошла к спящим, подбирая слова в голове. Аксёнова разбудили первым.

— Ты выхлестал половину бутылки?

— Да? — Марию устроил даже вопросительный ответ.

— Тогда отлично. Выйди из палаты, нам нужно поговорить.

Раздражитель исчез. Сонный мужчина осмотрелся и повернулся к мужчине лицом, с ужасом осознавая, что всю ночь обнимался неизвестно с кем. Паника и злость тут же заменили сонливость. Прохор неуверенно ощупал свой зад, не чувствуя боли или какого-то дискомфорта. Недоверчивый взгляд изучал мимику спящего старика. «Ты ничего не сделал со мной? Даже когда был такой шанс…» Аксёнов потупился от неловкости за собственные подозрения. Голова ненадолго уткнулась в уже знакомую грудь. Молчаливый знак благодарности. На душе стало чуть спокойней. Теперь у него будет новая семья? Пускай и построенная на лжи. Обман всё же лучше боли. «Сын» слез с кровати и схватился за голову.

— Бля, я же пил… мм-м…

Глаза скользнули по вину на тумбочке. Вышел из палаты мужчина уже с ним в руках. Раз Сене нельзя, то и нельзя ему душу тревожить. Выльет куда-нибудь на асфальт, либо выбросит подальше. Мария сидела на лавочке и болтала ногами. Прохор подсел рядом.

— А у тебя найдётся таблетка от головы?

— Болит? — собеседница посмеялась. — Я даже не удивлена. Сравнить твою реакцию на моё предложение, а затем то, что я увидела сегодня утром…

— Эй! Забудь вообще про это! — он смутился, стараясь сохранять хмурое выражение лица.

— Вот опять! Видимо, Сеня на тебя хорошо влияет. Дай сюда, — бутылка вина пошла по рукам. Глоток из неё делает новый человек. — Он хороший муж и отец. Жаль, что жизнь забрала сына так быстро и беспощадно. У нас больше не будет наследников. Возраст. Врачи запрещают, да и состояние Сени желает лучшего. Нам не до памперсов с пустышками.

Аксёнов долго молчал на созданную тишину, решаясь с мыслями. Вчера его не просто не добили, а подарили шанс, без которого теперь жить невозможно. Зачем задыхающуюся рыбу на суше облили водой? Она будет страдать заново. Куда более мучительно.

— Я могу стать вашим сыном. Его звали Тодди? Расскажи мне про привычки, манеру, подробности из семьи. Я попробую стать им.

— Это… это неправильно, Прохор. Даже звучит как план нездорового человека. Мне важно было, чтобы Сеня знал, что его сын всё ещё живой, и с ним всё в порядке. Но это ложь. Тодд мёртв.

— Мы не скажем ему, — рука мужчины легла на руку женщины. — Пожалуйста. Я хочу быть вашим сыном. У меня даже получилось найти общий язык с Сеней, — оказывается, истерика сближает на уровне подсознания. — Я не буду жить с вами или что-то требовать. У меня есть дом, работа.

— А семья? — долгое молчание. — Извини…

— Ты ведь сама предлагала мне стать им, — Аксёнов пребывал в отчаянии. Он впервые за долгое время унижается перед кем-то, не думая о последствиях. Мария молча кивнула и задумалась. Насколько человек бывает настойчив? Снова глоток. Рука с бутылкой придвинулась к мужчине.

— Тогда уходи сегодня. Мне нужно всё обдумать. Я позвоню тебе завтра, договорились?

— Договорились, мама Маша, — Прохор искренне заулыбался. Когда такое было в последний раз? Женщина болезненно улыбнулась в ответ и с тяжестью на сердце зашла в палату. «Сын» не обратил на это внимание и пошёл на выход из больницы с приятными ощущениями. Настолько, что хотелось вспороть свой живот. Но это было бы лишним. Как и договаривался с собой мысленно, он вылил остатки вина в переулке, после чего спокойно бросил бутылку в мусорный бак и поплёлся домой. Головная боль исчезла на время эйфории. Жизнь всё-таки бывает прекрасной. Нужно лишь правильно искать источник счастья, а затем аккуратно им пользоваться и пополнять запасы. Аксёнов отпросился у Петра и с чистой совестью пошёл по магазинам. Купил продукты, ингридиенты. День нужно провести хотя бы с малой пользой. Можно было наконец приготовить лапшу, которую давно хотелось попробовать.

Артур всю ночь плохо спал, слыша очередные всхлипы матери за стеной. Ему уже не было грустно от этого. Оставался только небольшой осадок. И страх, что сейчас к нему в комнату завалится заплаканная Светлана и начнёт обвинять во всех проблемах в жизни. Это неправильно. Сколько бы сын не любил мать, спокойнее ему спалось подальше от этого дома. Поближе к родному отцу. Не в силах преодолеть бессонницу, парнишка как минимум один раз в час что-то писал Петру, вероятно крепко спавшему. После отправки сообщения на душе становилось легче. Не хватало диалога, но время поправит ситуацию. «Лучше бы я спал у тебя. Никакой бессонницы вообще не было бы. Интересно, ты переживаешь о том, кого я сильнее люблю?» Зимин лежал и периодически думал. Если человеку дана такая способность, то почему бы ей не пользоваться? Глаза стали закрываться ближе к утру. Крепкий сон пришёл за час до звонка Петра, прочитавшего и ответившего на все сообщения полуночника.

— Всю ночь не спал что ли? Какие у меня славные работники. Один дрыхнет, другой с похмелья.

Смирнов уточнил у Светланы о сне его мальчика, после чего решил устроить внеплановый выходной. В кабинете мало что сделаешь, работать некому. Да и самому напрягаться не хочется. Хороший день, чтобы заняться своими делами. Не хватает лишь сына, заполняющего всё пустое пространство. Пётр осмотрел квартиру. «Не могу не признать, что скучаю. Странное чувство.» Лёгкая наигранная улыбка. Порой мимика тяжелее собственного тела. Старость забирает силы. И мужичку не хотелось бы, чтобы сын видел его в слабом и беспомощном состоянии. Суицид? Нет. Он считал подобное низким и лёгким поступком для себя. Идти открыто против закона? Нарваться на шальную пулю при задержании, либо погибнуть в карцере после убийства сокамерника? Авторитет устанавливается быстро, если человек этого захочет. Но что желает Смирнов? Одиночество перед смертью? Или всё-таки последние минуты с Артуром? Сжать его руку, доверить глазам образ немощности. Этот мальчик скрывает в себе большой потенциал. Как фонарь для мотыльков. Настроить правильно свет, и все люди начнут тянуться к нему. Помогать. Пётр хотел раскрыть, скинуть вуаль перед собственной кончиной, чтобы не только человек, но и весь мир оберегал его мальчика.

День проходил незаметно. Каждый занимался чем-то своим. Прохор готовил и убирался, Пётр наконец взялся за бизнес и договаривался с новыми поставщиками, Артур с большим перерывом сел за рисование. Ему хотелось сделать подарок для отца. Это единственный человек, который примет все его каракули или даже кучку мусора. Парнишка знал, но всё равно старался и много раз переделывал. Дело не в осуждении или непринятии. Дело в значимости. Ведь если вкладывать силы в творение, то это приобретает новый смысл в первую очередь для себя. Или здесь скрыт страх? Тревожность. Смирнов разводил руками. Он не понимал, как успокоить юную пылкость искать ошибки, уничтожать, переделывать. Ему самому хотелось многое. Большее, чем мог бы сделать. Так кому же можно ошибаться? Детям? Или взрослым тоже простительно?

— Артур!

В комнату зашла Светлана. Перепугавшись, Зимин скинул все вещи на столе на рисунок, повернувшись к вторгшемуся. Родитель выглядел нарядно, что не могло не вызывать подозрений.

— К нам придут гости, оденься празднично. Там будет твоя сверстница. Красивая такая, молоденькая. Тебе давно уже пора жениться на ком-нибудь. Завести семью, деток.

— Что? — он принял, как шутку. Минутное осознание повергло в шок. Артур впервые разозлился на мать.

— Что-что, невестка твоя приедет. Приберись в комнате, уединитесь тут, — Светлана улыбнулась и ушла, поправляя волосы. В её голове всё выглядело хорошо: сын пойдёт по её стопам, сразу же найдёт любовь всей жизни, и никакой Пётр больше ничего не испортит, все будут живы. Парнишка сжал руки. Ни с какой невесткой знакомиться и даже видеться он не собирался. Плевать, что подумает и скажет родитель. Здесь и дураку понятно: она хочет избавиться от директора, словно от пятна на ковре. Так легко и беспечно. Некрасивый поступок.

— Я никогда не предам его.

Смирнов бы удивился такой уверенности. Зимин в спешке и в тревожности дорисовал, убрал в файл и спрятал под кроватью. Пыль работу обойдёт. Осталось решить вопрос с незваными гостями. Прогулка? Хорошая идея. Свежий воздух всегда полезен. Парнишка ехидно улыбнулся и переоделся в уличную одежду; оставил записку с просьбой не беспокоить и прогнать гостей из дома; поставил телефон на беззвучный режим и прихватил немного денег: прогулка предстоит долгой. Слинял смельчак через окно, хорошенько закрыв после выхода. Побег свершился удачно. Никто пойман не был. Самое время пройтись по магазинам и проесть часы в каком-нибудь кафе. «Как там Петра?»

Прохор сделал всё, что планировал. Даже помылся. Мокрые волосы делали его внешность интересней (возможно из-за редкости их встречи с шампунем). Он спокойно лежал на кровати в спальне и тыкал в дисплей телефона, как внезапно послышался стук в дверь. Тук-тук. Тук-тук? Тук-тук! Настойчивость заставила отвлечься и подняться с кровати. Небольшая тревожность тоже проснулась. Что за музыкант колотится?

— Кто там?

Мужчина подошёл к двери. Тишина. ТУК-ТУК. Аксёнов дёрнулся в сторону и нахмурился. Его точно разыгрывают. Разозлившись неудачной шутке, он быстро открыл замки и распахнул дверь. Дуло пистолета с глушителем уткнулось ему в лоб. От неожиданности дыхание спёрло, а в горле застрял непреодолимый ком. Незнакомец с оружием был в маске и солнечных очках.

— Тебе пришло письмо. И добавка, цитирую: «Сломай ему нос, чтобы не скучал».

Прохор не успел сообразить, как конверт плавно и быстро пролетел по полу, после чего ему в лицо так же быстро прилетел кулак в перчатке. Мужчина свалился на колени и заорал, схватившись за нос. Незнакомец постоял ещё мгновение и ушёл. Дверь оставалась открытой. Ничего не понимая, Аксёнов с трудом встал и закрылся обратно, убегая в ванную. По раковине стекали капли крови. Пол тоже придётся мыть.

— Агх, сволочь… чё за бред вообще? Кто это был? Письмо…

Как только кровь остановилась, боль утихла, хозяин дома вернулся к конверту и отнёс его в спальню. Читать или не стоит? Может там порча? Хер с ним, от этого нос пострадал. Нужно узнать хотя бы за что. Пальцы стали неуверенно двигаться. Спустя пару махинаций согнутый листок вывалился наружу. Мужчина собрался с силами и развернул его. В глазах стало темнеть от первых строчек.

«Если ты читаешь это, значит всё ещё жив, щенок. Помнишь своего отца? А жаль. Видимо, мало бил. Хотя, с другой стороны, это даже прекрасно. Надеюсь, ты жил и страдал всё это время, а не беззаботно радовался жизни! Я вспомнил о тебе случайно. Тут есть заключённый, зовут Зак. Он заговорил про сына. Про его таланты, внешность, ум. Вот там действительно сын. Хороший наследник. А что взять с тебя? Женственный, никчёмный, слабый. Ты мог лишь раздвигать ноги и работать ртом. Только таким и смог похвастаться Заку, он посмеялся. Обслужил бы ещё одного? Хотя кому ты нужен. Собрал ведь весь город, шлюха. Только под моим присмотром оставался чистым, а сейчас уже не отмыть от кучи мерзкой грязи. Собственно, для чего же я пишу? После неприятных воспоминаний о тебе, меня посетили и хорошие мысли, можешь не переживать. Ты ведь живёшь в моём доме. Он всё ещё прописан на меня. И будет. Даже не оправдывайся, что не живёшь там. Моё нутро чувствует. Да и ребята рассказали. К утру тебя быть там не должно. Видел мужчину, доставившего письмо? Теперь в моём доме будут жить другие люди. Если не уйдёшь, даже не знаю, что с тобой сделают. Можешь стать их подстилкой, мне всё равно. Думаю, ребята позабавятся на славу. Покажешь им все свои таланты. Прощай, Прохор. Я буду думать о твоей псовой смерти в сперме или в собственной моче. Твой жалкий вид всегда поднимал мне настроение, а такая картина оставит хорошее воспоминание надолго».

Аксёнов прокусил губу до крови, ощущая влажные глаза. Горло болело, хотелось плакать, но шок и усталость не позволяли. Смешанные эмоции, ноющее сердце. Разве можно просто взять и выставить из дома? Остаться? Наплевать на жизнь и стать секс-рабом, если его вообще не убьют. Дрожащие руки трясли несчастную бумажку. Он с трудом сжал её в кулак, скалясь от боли. Разве так пишут после долгих лет тишины? Кидая дротики в слабые места. Снова утыкая лицом в дерьмо, при этом приспуская штаны… Прохор резко вскочил, замотав головой. Нет. Нет, это не должно повторяться и как-то продолжаться. Теперь у него будут родители, и они сделают его счастливым. Приютят ли? Придётся жить под их дверью. Собаке собачья смерть? Тогда стоит идти. «Если я умру от холода или голода, я хочу быть счастлив в этот момент. Хотя бы немного». Бумажка молча лежала рядом с ножкой кровати. Хозяин уже бывшего дома сложил пару вещей в пакет, оделся потеплее и вышел в спешке. Ему не хотелось оставаться дольше даже на секунду от тревожности и паранойи. Утром — понятие растяжимое. До скольки работает больница? Прохор часто спотыкался, не чувствуя тело. Всё казалось ненастоящим. Плохой сон? Плохая жизнь. Когда мужчина врезался в столб, ему пришлось достать телефон и светить. Нос снова ныл. Так можно и не дойти. Вечером быстро стемнело. Мозг до сих пор не соображал. Цифры расплывались в голове и превращались в кашу, которую отвратно есть по утрам. Рука коснулась долгожданной ручки. Однако дверь не открывалась. Тяжёлый вздох. Глаза поднялись на расписание и опустились на дисплей телефона. Действительно, цифры разные. На мобильном устройстве они были больше. Мужчина осмотрелся и подошёл к ближайшей лавочке, положив на неё пакет, а затем укладываясь и сам. Мало кто решится украсть что-то из-под тебя. Единственная мысль перед сном. И затем только мрак. Никаких сновидений нет. Холод хотел приложить руку к интересному и бесстрашному человеку. Так крепко спит и не обращает ни на что внимания. Наверное, он устал. Пускай спит. Закат сменился рассветом. Лучи широкими объятьями покрывали землю. Просыпались животные, на улицу выходили сонные людишки. Аксёнова разбудил дворник.

— Чувак, всё совсем плохо? Тут больничка рядом. Хочешь сигарету?

Мужчина сел и протёр глаза. Как брошенная дворняжка. Но он не дома. Это главное. Непреодолимая усталость и грусть хотели уложить обратно, из-за чего пришлось встать. Ноги чуть дрогнули.

— Бывало и лучше, — рука похлопала по чужому плечу. Взгляд снова поднялся в сторону больницы, и тело направилось туда. При себе был лишь пакет. Действительно не украли. Дворник помотал головой и продолжил работу.

Ноги шваркали по полу внутри здания. Опустошение и апатия. Желание уткнуться в грудь доброго отца и быть в безопасности. А вот и палата. На этот раз сомнений не было. Дверь открылась сразу же. Прохор прошёл внутрь и никого не увидел. Тяжесть усилилась. В одиночной комнате была заправлена кровать, тумбочка стояла пустой и открытой. Даже воздух казался чище последней встречи. Одинокие слёзы потекли по щекам. Это конец? Мужчина прошёл к кровати и свалился перед ней на колени. Ему приснился прекрасный сон? Или его снова бросили? Большая часть тела легла на мягкую поверхность. Спать не хотелось. Однако и сил не было, чтобы подняться. Всё так несправедливо и бессмысленно. Всю жизнь стараться ради чего-то, выкручиваться, пресмыкаться. Агрессия кажется такой же никчёмной, как и он сейчас. «Я так ненавижу себя… больше, чем кого-либо…» Прохор сидел долго. Руки несколько раз затекли, спина тихо ныла. В палату вошла медсестра. Она шокировалась незваному гостю, отложив в сторону новую простынь и наволочку.

— Мужчина, вы кто такой? Вам плохо? Здесь нельзя находиться.

— Где… — голос хрипел и срывался от сухости во рту.

— Что где? Пациент, который был здесь? А вы кто ему?

— Я его сын… он умер?

— Ох, нет-нет! — девушка спохватилась, решив, что незнакомец по ошибке пережил все стадии принятия и сейчас находится в глубокой депрессии. В чём-то она была права. Она подошла ближе и стала помогать подниматься. — Ваш отец жив! Вам никто не сказал об этом? Его жена забрала домой, потому что состояние улучшилось. Домашняя обстановка для больного всегда лучше больничных стен. Аксёнов с усталостью посмотрел на медсестру, стараясь разобраться в словах.

— Можно мне… позвонить? Телефон…

Девушка протянула своё мобильное устройство и вышла из палаты. Бывают же понимающие люди. Прохор, будто в лёгком бреду, долго рылся по карманам, а затем вытащил маленький клочок бумаги. Вот и номер. Почему он не догадался позвонить раньше? Может это было последним испытанием? Телефон прислонился к уху. Гудки. Глаза опустились в пол. Ему действительно никто ничего не сказал. Неужели такой жест означал, что всё кончено?

— Алло?

— Мама Маша?

— Прохор? Ты всё-таки позвонил… Что с твоим голосом?

— Я… я не могу. У меня нет смысла… жить… без тебя и Сени, — говорить становилось труднее. Появившийся ком в горле от неожиданности звонка только мешался. — Пожалуйста… пожалуйста, скажи, что ты решила.

Женщина долго молчала в трубку. Тишина тянулась и натягивалась последней струной на старой скрипке. На фоне приглушённо говорил телевизор.

— Возвращайся домой, Прохор, — небольшая пауза, после чего последовал адрес, по которому и проживают супруги. — Я вызову тебе такси. Мы решим все проблемы с момента их появления, а сейчас… возвращайся домой, сынок.

Аксёнов с трудом улыбнулся и спокойно заплакал, запрокинув голову. Тяжесть стекала грязью по телу вниз. В палату вошла медсестра, ничего не понимая и пытаясь выяснить что-нибудь, не зная, что всё это уже не важно.

Смирнов решил прийти на работу пораньше. Он неспешно прогуливался по парку, а потом двинулся вдоль тротуара. Зимин с ним всё ещё не связался. Вечером произошла ссора с матерью, было много недопониманий, пререканий. Парнишка остался в своей комнате. Видимо раздражение распространилось не только на одного родителя. Кому-то нужно было время и немного одиночества, чтобы подумать. Пётр поправил воротник рубашки. Он относился к подобному спокойно, ведь сам любил посидеть и о чём-то поразмышлять. Внимание привлекло уведомление в телефоне. Это было СМС от неизвестного пользователя. Пальцы сразу же потянулись открыть его. «Привет, Пётр! И пока. Твоя мерзкая и самодовольная жизнь всё никак не могла закончиться. Я устал смотреть за твоим счастливым лицом. Пришло время страданий.» Смирнов поднял бровь и рассмеялся. В его адрес звучало много угроз. Только здесь даже не было никаких причин. Снова какой-то клоун решил поднять самооценку за оскорбление другого? Звук скрипа шин привлёк внимание. Мужичок немного обернулся, и это всё, что он успел сделать, как в него резко въехала машина и только прибавила газа, уезжая с места. Не стали топтаться из-за свидетелей или из-за не такого яркого желания убить? Пётр отлетел в сторону. Он очухался и поднялся, прихватив рукой грудину. Ничего не болело, но это был скорее всего болевой шок. Сколько осталось? Пару минут? Где-то вдали к нему бежал мужчина. Артур. Глаза заметались по земле. «Мне надо написать ему? Лучше не буду. Я ещё стою на ногах.» Положительные мысли стали обрывать пятна в глазах и внезапная слабость. В пояснице появился спазм. Смирнов до сих пор воздерживался позвонить или даже написать. Однако от усиливающейся непонятной боли по всему телу пришлось мысленно прощаться.

— Артур… я… — он жёстко и резко свалился на колени, откашливая сгустки крови. В груди жгло. — Я тебя…

Глаза полностью закрылись, и Пётр упал на землю. Не лучшее приземление для повреждений после аварии. Подбежавший незнакомец в панике звал на помощь, звонил в скорую и неосторожно щупал шею пострадавшего, боясь смерти на собственных руках. Вокруг собирались другие люди. Кто-то шумел, кто-то молча смотрел. Приехавший медицинский персонал разогнал любопытных и беспокоящихся. После машины остались лишь выхлопные газы и капли крови на асфальте. Фельдшера установили капельницу, доложили информацию. Дело было передано в полицейский участок. Как только больной придёт в себя, его допросят. Значит, первыми пойдут родственники. Папка оказалась на столе упитанного следователя. Ленивый взгляд пробежался по известному материалу. Цоканье.

— Снова ничего неизвестно. Пальцем в небо! Сколько таких случаев уже? Они сговорились что ли?

— Не бубни, Док. Сходи, разомнись. Засиделся уже поди, — за соседним столом сидел накаченный мужчина лет тридцати. Он был старше и спокойней. Отличительная хладнокровность выручала в ситуациях, где обычного человека вывернет наизнанку, и ещё после такого добавится психологическая травма.

— Так может сам бы и пошёл?

— Не могу. На мне открытое убийство с изнасилованием и расчленением. Допрос, улики, изучение материала. Хочешь поменяться?

— Нет, спасибо. Завязывай, я только недавно поел, — тошнота подкатывала к горлу. Кто же знал, что у организма будет такая реакция. В школе и университете никто не предупреждал о психологической неготовности к профессии. Мужчина встал изо стола и подтянул брюки. — Тогда я поехал по адресу, а то трепать ещё будут. Когда там отчёт?

— Завтра утром. Дело серьёзное, но под вопросом. Пострадавшего пробили. Он довольно интересная личность, — коллега откинулся на спинку стула и засунул ручку в рот в размышлении. — Наши шутят, что это какая-то тёмная личность, и его не просто так прокатили по капоту. Однако в компьютере нет никаких нарушений. Сидел? Нет. Шёл против закона? Нет.

— И что? Всё сходится к обычному законопослушному гражданину. Давно таких не видел? Забыл уж наверняка, как они выглядят. Шансы есть. Ещё не передумал взять дело?

— Этот человек ходит с давно возбуждённым судом, который собирается время от времени. Странно. Можно ведь давно решить все вопросы. А знаешь причину? Она ещё более странная. Я не слышал о таком раньше.

Док выслушал и задумался. Звучит опасно и интересно. Только правда ли? Может это просто издёвки над бедным мужчиной. Таким давно никто не занимается. Какой смысл, если лишь спрос рождает предложенья?

— Как-то бредово звучит, — доли сомнения были слышны в голосе. — Посуди сам. Зачем ему это? Хотя нет, не надо тут судить. Ты итак больной немножко. «Сдвинешься» и всё. Пойдёшь заниматься, например, таким.

Коллега хотел заговорить, да рассмеялся, положив «живую» ручку на стол. Так и потерять можно, либо запустить в натяжной потолок и не заметить. Нервишки часто шалят. Пальцы стали перебирать друг друга, пока мозг активно работал. На лбу выступала небольшая вена.

— Будь осторожен. Смотри, чтобы не «сдвинулся» ты. Ножи отлично залетают в желе, а от стены у них есть возможность отскочить.

Док немного помолчал и вышел. Бред. Наговорил всякого, чтобы испугать. Не на того напал! Дело оказалось в подмышке. Прихватив с собой чёрный кофе, он направился к машине, насвистывая методичную мелодию. Лёгкий расспрос одинокого мужчины. Кто там?

— Так, тебя звать Петром, — Док курил сигарету в салоне и читал подробности. Пепел с трудом держался, чтобы не свалиться на большой живот. Подстраховка или соблазн? — Что-то родственников маловато. Почти никого нет. Только бывшая жена Светлана. Что ж, Светлана. Пришло время вспомнить старое.

Машина завелась со второго раза и рывком сдвинулась с места. Докуренная сигарета исчезла в открытом окне. Прохладные сиденья и небольшой пар в салоне навевал воспоминания с прошлой зимы. Они ехали на дело обычного наркомана, который встал на такой путь из-за плохих людей. Столкнулись в переулке, напичкали, отжали деньги. В кармане остался пакетик с порошком. Вот и пошёл бедный по неправильной дорожке, оставшись ни с чем. Он плакал, когда к нему приехали полицейские. Кто-то убил его сестру, обвинения легли на наркомана. Но он был хорошим парнем, был согласен на реабилитацию. Только повесился на следующий день. Именно Док вернулся обратно и прочитал записку, после которой ещё долго плакал по ночам — ранимый человек. Там было что-то наподобие: «Я знаю, что я наркоман. Башка не соображает, мысли путаются. У меня галлюцинации тоже бывают. Но я бы никогда не убил сестрёнку. Она для меня единственный родной человек. Я любил её. Я копил на дозах, страдал жутко, лихорадил, привязывал себя к батарее. Она очень хотела новый телефон. Её прошлый совсем состарился, работал через раз. Мне так жаль. Прости меня, Сонечка. Я почти накопил, но больше никогда не смогу подарить тебе новый телефон. Мы встретимся снова. Только я буду без подарка. Надеюсь, ты не будешь сильно расстроена.» Док сжал руль и тяжело выдохнул. Тяжесть на сердце снова вернулась. Почему жизнь так жестока? Много людей страдает напрасно. Пускай кто-то умирает, кто-то рождается. Неужели нельзя сделать смерть мягче? Слёзы не должны обжигать щёки.

— А ведь вы никогда не встретитесь, — шёпотом заговорил мужчина. — Самоубийц туда не пропустят…

Пальцы включили радио. Нужно отвлечься. Сейчас другое время, другое место. Плохо мешать мысли. От этого и работа лучше не станет. Может, всё-таки стоило выбрать другую профессию? Вот только зла от этого меньше не станет. Возможно, кто-то ждёт именно его помощи. Нельзя останавливаться на середине пути. Машина припарковалась в закрытом переулке. Через решётку никто не умеет просачиваться, значит никому не помешает. Поправив форму, мужчина надел ещё зимнюю шапку и пошёл в сторону дома. Документы из кармана оказались в руке, чтобы не мешкать и не пугать незнакомку. Прохожие косые взгляды впивались в спину. Ничего, обыденное дело. Все сразу становятся законопослушными гражданами, отчего даже смешно. Актёры без актёрского диплома. Кулак постучался в дверь. Глухие тяжёлые удары были сердцу привычнее, чем громкий быстрый стук. Дверь открылась. На пороге появилась женщина лет за тридцать или даже сорок. Документы в руке поднялись на уровень глаз.

— Здравствуйте, вас беспокоит следователь Следственного комитета Ронин Док Павлович. Я пришёл задать пару вопросов насчёт вашего бывшего мужа Смирнова Петра Яковлевича. Как давно вы с ним общались?

— Здравствуйте, — женщина растеряно посмотрела на документы, вскоре исчезнувшие во внутреннем кармане куртки. — Знаете, мы давно с ним не общаемся. И меня не интересует то, что он натворил. Совсем видимо слетел с катушек, до полицейских дошёл. Вот и пусть гниёт за решёткой.

— Нет-нет, вы не так поняли, — Док тоже не понимал такой открытой ненависти. Тем более, подобные обвинения можно легко приплести к делу, если захочется. — Пётр Яковлевич ничего незаконного не совершал. Его сбила машина, и сейчас он находится в больнице, возможно в тяжёлом состоянии. Нам необходимо разобраться, была это случайность, либо запланированное покушение. Допрос свидетелей, особенно ближайших родственников, необходим для продолжения дела.

Артур шёл из своей комнаты на кухню, как услышал мужской голос у двери. Он спрятался и стал подслушивать. Колени стали подкашиваться от шока. Сбила машина? Петра? В тяжёлом состоянии? Во рту внезапно стало сухо, а перед глазами всё начало расплываться. Парнишка держался за стенку.

— Пф, ещё лучше. Я ничего не знаю. Раз сбили, значит заслужил, — внезапная ненависть к бывшему супругу обострилась. Её любимый человек погиб в аварии. Виновник со своим ядовитым языком получил, наконец, по заслугам. Пускай умирает в одиночестве.

— Почему вы так говорите? Это не моё дело, но вы буквально отказываетесь помогать следствию в расследовании преступления?

— Да. До свидания.

— Нет!!! — к ним резко подбежал напуганный Зимин. Он переживал, что не успеет оказаться здесь прежде, чем полицейский бы ушёл. — Где он лежит? Какая больница?

Док растерялся и рассказал, осматривая подбежавшего.

— А кем вы ему приходитесь? И как вас зовут?

— Ты никуда не пойдёшь! — завопила Светлана, схватив того за руку. — Ему давно пора умереть, и он должен загнуться, как псина, в одиночестве!

— Отпусти меня! — закричал Зимин в ответ. — Он мой отец! Настоящий отец! Я люблю его, а он любит меня! Иди и плачь в свой фартук! Хватит лезть ко мне! Если он умрёт, я никогда не прощу тебя!

Артур вырвался и выбежал на улицу в домашней одежде и носках, всхлипывая и растирая по щекам обжигающие слёзы. Ему хотелось беспомощно упасть и плакать, но перед этим надо добраться до больницы. Следователь остановил женщину в проёме двери, слегка нахмурившись.

— Светлана Прокопьевна, оставайтесь дома и не покидайте город. Вы находитесь в подозрении, и если попытаетесь спрятаться, вас коснётся уже уголовная ответственность, и ждать вы будете в другом месте. Вашего сына допросят в участке.

Док подошёл к парнишке и снял с себя курточку, накидывая на него. Серьёзное выражение лица смягчилось, появилось сожаление и сострадание. Ни о какой строгости речь не шла.

— Ты в порядке, парень? Может пойдёшь оденешься? — было понятно, что официальность здесь неуместна. Некрасиво для следователя при исполнении, но по человечески. Ответом стало мотание головой в разные стороны. Мужчина неуверенно положил руку на плечо парнишки. — Пойдём в машину. Хочешь довезу до больницы? Я и сам там ещё не был, не могу ничем утешить. Давай вместе надеяться только на хорошее? Уверен, твой папа быстро поправится.

Артур посмотрел влажными глазами на полного человека и закивал, стараясь сдержать слёзы, чтобы было чем поплакать ещё при виде Петра. Такой добрый, хотя большой и в форме. Они подошли к машине. Ронин открыл заднюю дверь и сел за руль, пристёгиваясь и настраивая зеркало, чтобы видеть парня. Радио снова включилось. Пускай пассажир отвлечётся и успокоится. Самому тошно. Мысли невольно касались напарника. Такой серьёзный дядька, но такой одинокий. Грустно приходить в пустую и холодную квартиру. Однако он всё равно заботится о нём. Несмотря на внешность и фигуру. Генри однажды пошёл против правил, подрался с каким-то сотрудником на задании, когда тот стал настраивать всех против Дока, мол от пышных форм нет ничего, кроме бесполезности. Мужчина ещё никогда не видел своего напарника настолько злым. Обычно тот придерживается нейтральности. После драки пришлось просить вышестоящих о помиловании. Меркантильные люди с широкими карманами для взяток. Ронин расстроился на задании, но после происшествия была только тревога и радость. Тогда он и услышал то, что так долго хотел: «Мы не просто напарники, Док. Мы друзья. Ты можешь положиться на меня. Вес — вторичность. Ты светлая душа. И мне есть чему учиться благодаря тебе.» Мужчина выдохнул и улыбнулся. Поднял глаза к зеркалу. Зимин долго пялился, а от встретившихся взглядов сразу же отвернулся. Редко ему встречаются такие хорошие люди. Наверное, всё-таки район не тот.

— А теперь скажешь, как тебя зовут?

— Артур. Зимин Артур Тихонович.

Водитель посмеялся.

— Не нужно официальности, это не допрос. Артур, значит. Красивое имя. У тебя хорошие отношения с папой?

— Да, хорошие. А почему вы так со мной говорите? Вам не будет плохо от такого? Люди в форме ведь должны говорить так, как вы говорили на пороге дома.

— Должны, но не обязаны, — мужчина подмигнул в зеркало, отводя взгляд на дорогу. Машина подъезжала к больнице. Долгое молчание.

— А вы правда считаете, что с папой всё будет хорошо?

— Конечно. Я знаю эту больницу. У меня здесь мама лежала. Её прооперировал божественный хирург.

— А как она теперь?

Док поколебался и выдохнул. Как же легко его разболтать. Хоть форму снимай для неформального диалога, а то потом будут снимать её официально с должностью.

— Она умерла во сне. Самая безболезненная смерть. И я рад, что она досталась ей. Мама была замечательным человеком. Никогда не забуду её любовь и тягу к жизни. Знаешь, я пытаюсь жить так же. Тяжело в таком мрачном мире. Распахнув руки, ты невольно подставляешься к распятью. Но кто знает? Нужно наслаждаться каждым днём. Радоваться, дарить радость. И если это последний день, ни о чём не сожалеть. Если только о том, что мог бы сделать ещё кучу-кучу всего, а судьба решила отправить на отдых пораньше, — Зимин улыбнулся. — Помирись с мамой, когда приедешь. Она вспылила на эмоциях. Значит до сих пор болит от упоминания бывшего мужа.

— Нет, это не из-за него болит, — собеседник заворчал, хоть и понимал, что мужчина прав. Как же тяжело унижаться, когда после такого правота остаётся постоянно на другой стороне. Чувство вины и обвинения всегда с ним, и люди будут с пеной у рта напоминать. — Меня воспитывал другой отец. Его звали Тихон. Он погиб в аварии. И с тех пор мама сама не своя. Обвиняет постоянно, кричит.

— Вот видишь? У твоей мамы большие проблемы, и ей нужна помощь. Никого рядом с ней нет, кроме тебя. Лишь ты являешься её опорой, — следователь явно не понимал глубину ситуации. Парнишка тяжело выдохнул и потупился, кивнув. Это был жизненно важный толчок. Только в ту ли сторону? Мысль о смерти от руки Светланы больше не казалась странной и пугающей. Если она совсем свихнётся, то хотя бы не в одиночестве. Как же Пётр? Сердце разрывалось между двумя родителями. Каково хоронить отцу собственного сына? Однако, если смерть ребёнка улучшит состояние Светланы, то Артур был готов принести себя в жертву, когда придёт время. Последний раз. Никто не видит количество страданий. Тогда пускай все будут счастливы. Слабый и беспомощный, он бы перестал сопротивляться. Так благословит судьба. Апатичность пришла издалека. Быть жертвой — вот и вся цель жизни. Так зачем же сострадание других людей? Пустая трата сил и времени. Парнишка опустил взгляд на куртку. Слова водителя проходили мимо ушей.

— Артур! — пассажир дёрнулся и сразу поднял голову. Кричащий неловко улыбнулся. — Я тебя позвал уже пять раз, но ты всё никак не реагировал. Мы приехали. О чём думаешь?

— Обо всём хорошем, — кратко ответил тот и вылез из машины, отдавая куртку. Холод пробирался со всех сторон. Главное не наступить в лужу полной ногой. — Возьмите обратно, мне не надо.

Док не успел открыть рот, как Зимин быстрыми рывками стал продвигаться к зданию, минуя лужи. Носки безвозвратно марались. Грязь охотно прилипала и размазывалась по рельефам пальцев и иногда опускающимся пяткам. Вскоре дверь больницы осталась за спиной. Ждать пришлось недолго. Различные незнакомцы то и дело опускали взгляд на ноги без обуви. Следователь зашёл через пару минут, подталкивая сразу же в нужную сторону. Он был в куртке и с более серьёзным видом, чем в машине.

— Идём-идём, не тормози, — почти шёпотом сказал тот и ускорил шаг, чтобы не привлекать лишнее внимание. Парнишка опустил голову. Тревожность увеличивалась с каждым разом. Раз вся его жизнь — быть жертвой, — почему он не может пожертвовать собой ради родного человека? Страх быть бесполезным. Упрёки имели уже не чужой, а очень знакомый голос.Свой. Оскорбления и унижения становились больнее. Стоит лишь начать. Артур споткнулся и схватился за ручку, сразу же вбегая внутрь. Следователь хотел предложить остаться ждать врача, но снова ничего не успел сделать.

— Петра!!!

— Петра? Разве его не Пётр зовут? — задумчиво пробубнил Док себе под нос, а затем повысил тон до нормального голоса. — Ты можешь посидеть с ним, только не делай глупостей. Когда придёт врач, я разберусь.

Дверь в палату закрылась. Зимин с трудом дождался конца этих советов, после чего подбежал к лежачему и стал сжимать расслабленную ладонь. Глаза заметались по телу. В правой руке в вене красовался катетер. Видимо ему ставили много капельниц. Парнишке стало жаль только сильнее. Хотелось оказаться на этом месте, чтобы забирать всю боль окружающих и видеть улыбки. Тело мужичка выглядело полноценным: конечности на месте, ничего не перекосило, анатомические пропорции сохранены. Смирнов спал от усталости и недавнего наркоза. Состояние оставалось под вопросом. Док осмотрелся и присел в коридоре, посмотрев на время. Ничего не оставалось делать, как залипать в стены и потолок. Минуты превращались в часы. Из дремоты следователя вытащила молодая девушка в халате.

— Здравствуйте. Вы насчёт поступившего?

— Ой, здравствуйте, — Док растеряно осмотрелся и представился, вставая. — Да. Сейчас в палате находится сын пострадавшего. Не смог его удержать.

— Что значит не смогли? Туда никому нельзя.

— Давайте загладим случившееся, — он улыбнулся и рукой стал аккуратно подталкивать собеседницу за спину, уводя оттуда подальше. Затем последовало мастерство уговоров и обольщение. — Я могу сводить вас в кафе в свободную минутку. Ну, знаете, после работы, например.

— Вы не в моём вкусе, но спасибо, — девушка стала добрее и снисходительнее. — Если бы с моими родителями что-то случилось, я бы тоже вышибла все двери, извиняюсь за такую свободу слова. Только недолго. Через час будет обход. Никого в палате, кроме больного, не должно быть. Пускай приходит завтра, и я подпишу разрешение о встречах раньше положенного.

— Спасибо! — мужчина посмеялся и отвёл взгляд. Когда-нибудь и ему повезёт быть счастливым. Может, найдётся кто-то, как Генри. Смотрящий не на фигуру. Кстати о друге. Когда лечащий врач ушёл, в руках появился телефон. «Скучал там без меня? Давай махнём в кафешку сегодня? Лень готовить дома. Если тебя не завалило работой, конечно. Смотри, а то съем порцию и за тебя!» На ответ ушло не больше пяти минут. Это радовало: шансы скрасить вечерок увеличивались. «Настолько скучал, что сделал твой фоторобот во время перерыва. Смотри, не нарушай закон, а то сразу найду. Съездим конечно. Жду в участке.» Мужчина облегчённо выдохнул и заулыбался, почесав затылок. Может ему никто и не нужен? Будет дружить и радоваться жизни. Порой это куда лучше трёпки нервов в отношениях.

Артур сидел на коленях рядом с кроватью. Он молчал и даже не плакал. Нельзя будить. Пускай спит и набирается сил. Парнишка опустился и положил голову на ноги, обнимая руками. Сердце болезненно трепыхалось.

— Пожалуйста, не умирай. Я очень-очень люблю тебя. Лучше бы тут лежал я…

Палата наполнялась тишиной. Частота дыхательных движений заменяла друг друга. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Никакого шума, словно его выключили. Пётр открыл тяжёлые веки. Желание спать никуда не исчезло. Лицевые мышцы всё-таки смогли изобразить улыбку от вида спящего Артура. Левая рука погладила голову на ногах и опустилась обратно, касаясь оголённой шеи. Секунда за секундой. Глаза закрывались обратно. Чувство умиротворения разливалось молоком по губам.

— Я люблю тебя, мой мальчик.