Сорняки [Александр Владиславович Михайловский] (fb2) читать постранично, страница - 3

вид, что я спешу, и решительным движением освободиться из сжатых костлявых кулаков. По дороге до магазина я позабыл практически все, что он успел мне наговорить, но упомянутые им разросшиеся сорняки и камни по окружности все-таки смогли пустить корни в моей памяти.

На обратном пути я решил навестить Витьку Коня, чтобы обсудить с ним запрет на трансфер цветных металлов через территорию моего суверенного двора. Я настойчиво постучал в его хлипкую облупившуюся дверь. Вскоре из-за нее послышались усталые старческие вздохи. Потом – звон упавших на пол ключей. Еще через пару минут ключ начал размеренно биться о дверь в попытках разместиться в замочной скважине. Когда дверь открылась, я без лишних слов понял, что старик, у которого на обе руки приходится три с половиной пальца, едва-ли до сих пор подворовывает с завода листы и в ночи тащит их через лес и соседские дворы. Повисла неловкая пауза, и я решил все же сделать старания деда по открыванию двери менее бессмысленными, одновременно разобравшись с подозрениями насчет оставшегося соседа.

– А не знаете, Леонид где-то здесь живет?

– Лёнька что-ли? На той стороне жил, помер в том году, спился – тихо прохрипел дед.

– Помер…

– А чего он вам, родственник?

– Да так, знакомый… давний… ну отца моего – на ходу выдумывал я.

Я поблагодарил деда, мы попрощались. Судя по звукам, он еще пару минут провел в попытках вновь закрыть почти напрасно открытую дверь.

Однозначная непричастность всех потенциальных виновников моего беспокойства свела на нет скудный набор разумных гипотез происходящего. Вернувшись домой, я решил осмотреть место, где были примяты сорняки, с задней мыслью последовать совету психа и выложить камни по периметру той окружности.

Приближаясь к дому, я включил фонарик на телефоне. К моменту, когда я выбрался во двор, аккумулятор неожиданно сел, хотя еще по дороге домой заряда было более половины. На крыльце я нащупал керосинку и в темноте решал загадку по её наполнению.

Набравшись решительности, я стал прорываться сквозь тьму, замысловато сплетенную с сорняковой чащей. Тусклое керосиновое пламя не давало мне упасть, но не спасало ни от попадания лицом в плотную паутину, ни от жгучих крапивных ожогов. По мне что-то начинало ползать. Происходящее степенно распаляло в груди распирающее чувство ярости.

Заросли резко оборвались. Могучие сорняки с деревенеющими несгибаемыми стеблями послушно лежали, образуя трехметровый в диаметре круг. Ровно там же находился упоминаемый психом пригорок, которого ни с крыльца, ни со второго этажа из-за зарослей не было видно. Его пик, по совпадению, приходился на самый центр окружности. Я разместил на нем лампу. Тусклый свет будто воспрял и стал чуть лучше справляться с густой темнотой.

В самом углу у забора действительно лежала замшелая груда плоских камней. Я начал понимать, что псих мог так хорошо знать это место, если только сам тут бывал.

Пока я укладывал сырые и скользкие щербатые камни, свет привлекал крупный рой мошкары, комаров, мотыльков и бражников. Все они бились в беспорядочных движениях вокруг огонька, оставляя после себя длинные ожившие тени, становившиеся похожими в темноте на фигуры людей и животных.

Впервые с момента моего прибытия где-то в округе завыла собака, которую, как эхом, поддержали другие. Легкий и далекий гул разбавил насыщенный шелест листвы, превратившись в слиянии с воем в стену всезаполняющего лейтмотива, под который тени то заводили архаичные ритмичные танцы, то упивались сценами кровавой охоты, войн и жестоких убийств. А жертвы их посвящали Предкам-Богам. Последний камень замкнул собой круг. Тусклое пламя под мелодию жизни и дикие пляски разгорелось в погребальный огонь, заполнив собой весь солнечный круг из примятых растений.

И в лампе иссяк керосин.

Сквозь густую сорняковую поросль и непроходимую тьму меня несла только жажда расправы над татуированным беркутом. Из-за ожогов крапивой я уже не чувствовал ног, глаза заливало едким потом, а зуд от копошащихся под рубашкой насекомых начинал сводить с ума.

Он изначально мне не нравился! Шрамы эти с татуировками в виде кругов, а тут меня значит своими кругами решил запугать. Не мертвая же собака тут траву приминает, и не трехпалый ворюга привалы с добычей устраивает. Доберусь до него завтра! Где же их тут держат? Уж не в самой ли разваливающейся кирхе живет кучка сумасшедших, которые пользуются халатностью некоего хромого Сереги, чтобы сбегать по ночам и кошмарить других?!

Перед самым крыльцом я все же упал и напоролся рукой на подлый скрюченный гвоздь. Рана была глубокая и грязная, но из-за злости я не чувствовал боли. При входе в дом я машинально ударил по выключателю, щедро измазав его кровью. В доме очень кстати появился свет.

После перевязки раны заснулось очень быстро. Яростная злоба, переходящая в ненависть, заглушила собой все эти скрипы, стуки и шорохи. Единственное, что отвлекало – непривычное жужжание заработавшего холодильника.