Избранники светил. Сборник рассказов [Василий Вадимович Зеленков] (fb2) читать онлайн

Избранники светил

Звезды. Звезды тихого вечера

Чем меньше королевство – тем богаче старается оно казаться. Истинному величию нет смысла накидывать на себя узорчатые одежды и сияющие диадемы… но что-то я слишком погружаюсь в философию. Тем более, что двор Фларитты не так уж плох, но после Небесного Города земные богатства не впечатляют.

Король дает бал в честь семнадцатой весны своей дочери; он сам уже стар, но глаза его лучатся любовью при одном лишь взгляде на юную принцессу. Единственный и бесценный ребенок, наследница его престола… как ее не обожать?

Он хороший человек. Жаль, что не увидит внуков; Отдел Финалов говорит, что он умрет через восемь месяцев и четыре дня.

Вокруг журчала легкая восточная речь (ее местный диалект), гости приносили поздравления принцессе, танцевали, вели учтивые беседы. Даже заклятые враги – потому что король обрушит свой гнев на того, кто испортит праздник его дочери.

Мне, как Избранной Венеры, приятно видеть такую гармонию.

Сама я ее нарушала, правда: синий шелк моего платья и серебряный узор на нем никак не вписывались в принятую здесь зелено-золотую гамму. Да и светлые кожа и волосы выделяли меня среди смуглых и темноволосых флариттцев.

Но разве это имеет значение, когда они не могут меня увидеть? За пределами судьбы я стою, и смертным чувствам не дано узреть… о, Венера, Дева Безмятежности, я начинаю думать как отдельные Небесные поэты. Какой ужас.

В любом случае – я действительно незрима, как и мой верный спутник. По идее, я тоже не должна его видеть, когда он сбрасывает материальный облик, но заплетенное в волосы зеркало из звездного металла меняет дело. Львинопес из живого нефрита застыл рядом, с искренним интересом оглядывая людей; вопреки обычаям своих сородичей, Рикарлен любит странствия. Еще бы, после того, как три века просидел на одном месте… Я нашла его – и не могла не взять с собой; пусть страж мне и не нужен – но кому помешает спутник?

– Хороший праздник, – заметил львинопес. Ему было видно больше – Рикарлен почти на голову выше меня; увы, я всегда выделялась еще и невысоким ростом. – Хм… Сапфировая Роза, а что мы тут делаем?

– Ш-ш. Музыка чудесная, не находишь?

Рикарлен энергично кивнул; он хоть и мелкое божество, но музыку любит больше всех демонов. Вот и хорошо, отвлечется, а я получше рассмотрю принцессу Сиорли.

Прелестная девушка, без всяких оговорок. Свежесть молодости, блестящие черные волосы, ровный и здоровый загар, тонкие черты лица и лучистые глаза… Половина мужчин здесь постоянно возвращается взглядами к ней, и их можно понять.

(Другая половина – те, кто слишком стар, уже влюблен или не смеет по своему положению смотреть на нее прямо).

Надо сказать, сами мужчины здесь очень даже примечательны, ни одного некрасивого лица. Но сейчас мне интересны только двое из них.

Командир Каторис – высокий, крепкий, с суровым обветренным лицом и пересекающим щеку шрамом. Резкая, сильная привлекательность уверенного в себе и могучего волей человека. Испытанный солдат, мастер боя… через три месяца станет генералом. Коллеги из Отдела Битв подтвердили.

Севан, принц Альгии, соседа и давнего союзника Фларитты. Изящный и удивительно красивый юноша, талантливый политик и просто хороший человек. Через четыре года его отец уступит ему престол и Севан станет прекрасным правителем.

Почему они интересны мне? Так ведь и Сиорли с любопытством смотрит на обоих, а они – на нее. Пока что это лишь интерес с обеих сторон… но поверьте Избранной Безмятежности, есть признаки, что говорят о зарождении чувств и знающий их не пропустит.

Я вздохнула. Извини, милая, но этот выбор делать будешь не ты.

– Рикарлен, пойдем, – я коснулась плеча львинопса, отступив к открытым дверям. Дух печально вздохнул и последовал за мной.

– Севан и Сиорли, – сказал он, когда мы вышли в сад. – Мы ведь тут из-за них? Прекрасная пара.

– Не могу не согласиться, – отозвалась я. Пара действительно чудесная; будь здесь холст и мои кисти – немедленно бы написала их рядом. Но на работу я их не беру, чтобы не отвлекаться. До сих пор со стыдом вспоминаю тот случай в Белостенье, полтора века назад. Спасибо Сове, подхватившей операцию.

Мы беззвучно скользнули мимо стражей, скрылись в подходившем к дворцу лесу. Платье за ветки не цеплялось; пара веков практики позволяют хоть в кружевах ходить по чащобе и не вспоминать об искусстве швеи.

Рикарлен восторженно рассуждал о музыке, я слушала краем уха, сосредоточившись на предстоящем. Эту судьбу я рассчитывала последний месяц, подтвердила свои выводы визитом на бал.

Остался последний штрих. А, вот и подходящая поляна…

Я сбросила с себя незримость – теперь она ни к чему. Рикарлен, поняв, что я буду делать, отошел к деревьям, замолчав; я же опустилась в высокую траву, смешав сочные стебли и синий шелк.

Все ли я подготовила? Гороскопы участников, тщательно выписанный план, каллиграфически исполненное прошение, подписанное еще двумя коллегами… Да, все. Пора начинать.

Лазурный свет моей анимы озарил поляну призрачным сиянием, когда я наконец позволила себе отпустить замысел на волю, вплести его в слова молитвы, растворяющейся в пространстве и уходящей ввысь и сквозь границу миров – в Небесный Город, к Веретену Судьбы, к мириадам пауков-ткачей, скользящих по его бесконечным нитям.

Я знала, что они слушают меня, любуются изяществом плана, моим почерком и совершенством составленных гороскопов… а затем дети Асны Перворожденной ищут судьбы, к которым я привлекла их внимание.

Извини, принц Севан. Завтра ты повредишь ногу, потому что столкнешься со светловолосой путешественницей, а выздоровев – засядешь за обременительные дела, не оставляющие свободного времени. Ничего страшного – я не питаю к тебе неприязни – но в течение трех месяцев ты не сможешь даже увидеться с Сиорли, не то что поговорить с ней.

Таков твой рок.

Поздравляю, командир Каторис. Тебе будет сопутствовать удача – здоровье будет крепким, обаяние твое укрепится, когда ты будешь надевать форму (а ты ее носишь почти всегда), да и звать на службу тебя будут не скоро. Сиорли влюбится в тебя без памяти; это подтверждает незнакомая тебе Звезднорожденная. И она за этим проследит.

Таков твой рок.

Когда молитва закончилась, я осела в траву, чувствуя безмерную усталость. Всегда так ощущаю себя после сплетения сложных судеб… а эти две были сложными и тонкими. Прислушалась к себе – нет, все в порядке. Я не рассердила ткачей своим проектом.

– Почему? – тихо приблизившись, спросил Рикарлен. Львинопес достаточно часто видел меня за работой, чтобы понять, какое сплетение рока я сейчас создала. – Они с Севаном…

– Были бы прекрасной парой, – расслабленно улыбнулась я. – Он бы любил ее и окружал заботой всю жизнь; Сиорли не знала бы никаких невзгод.

– А Каторис?..

– Будет любить ее любовью собственника. Приходить в ярость, увидев другого мужчину в пределах десяти шагов от жены, никогда не интересоваться ее мнением… она будет любима – но несчастна.

– Так почему же?! – топнул лапой Рикарлен. Трава не колыхнулась – он по-прежнему был нематериален, и видим лишь мне. – Почему, Безмятежная?

Я покачала головой.

– Через двенадцать лет сюда вторгнутся арцзехи, друг мой. Если королем будет Севан – то он не сможет их сдержать; он велик в покровительстве искусствам, он хорошо разбирается в мирных делах… но он не воин. Орда сметет Фларитту, разграбит половину Алькарии, и они так и не восстановятся – соседи поглотят. Сотня Королевств, сам знаешь…

– А Каторис?.. – вопрос духа прозвучал эхом предыдущего.

– А Каторис сделает из флариттцев отличных воинов. Выкует эффективную армию сумеет пригласить на службу многих детей духов, а когда сотворенная им разведка донесет о дикарях – найдет и наймет внекастовых дракорожденных. Фларитта выстоит и отразит орду, прикрытая ей Алькария – поможет после войны, король Севан щедро вознаградит царственного собрата за то, что тот стал бастионом на пути орды. Отношения стран укрепятся.

Я вздохнула и добавила:

– Сын Каториса, с детства глядя, как отец обращается с матерью, никогда не позволит себе такого же. Более того, когда он взойдет на престол, Фларитта прославится тем, как хорошо здесь поступают с женщинами – и такая привычка закрепится в веках.

– И ради этого, – медленно сказал Рикарлен, – не грех и пожертвовать счастьем одной девушки.

– Ради Безмятежности, – поправила я, – им я обязана пожертвовать.

Львинопес печально покачал головой.

– И ведь это не в первый раз у тебя, Сапфировая Роза? Как ты вообще живешь с такой работой?

Я мягко улыбнулась, поднимаясь.

– А почему, как ты думаешь, нашей силе не завидует никто?..

Звезды. Сияющая страсть

Окутанные кипящей зеленоватой водой пальцы сжали запястье противника; последовал молниеносный, немыслимо могучий рывок – и рука бойца с хрустом оторвалась от плеча. Вопль боли перешел в хрип: кулак Сархая сокрушил горло, проломившись сквозь него к позвоночнику и раздавив его одной лишь силой удара, столь быстрого, что еще мгновение солдат стоял, прежде чем рухнуть без движения.

Откинув голову назад, Сархай торжествующе расхохотался; небрежно отведя в сторону отчаянный выпад, он взмахнул оторванной рукой. Импровизированное оружие разлетелось на части от удара – но и голова солдата, уже обожженного кипящей анимой, разорвалась, забрызгав одежду Возвышенного осколками кости, кровью и серым склизким мозгом.

Боевой отряд Царства готовился к схватке с силами Вильда – а вместо них отыскал убежище культа Йози. И, к несчастью для отряда, культ возглавлял Сархай, внекастовый дракорожденный Воды.

Акума Малфеаса. Мастер стиля Адского Чудовища.

Сархай всегда стремился к мощи, к ощущению неизмеримого превосходства; сила Ада и порожденное им боевое искусство давали и то, и другое. Разве могут сравниться с ним стили Творения? Разве позволят они одним прыжком оказаться рядом с руководящими солдатами Воздушным, вогнать пальцы в его грудь, ломая кости и вновь омывая кисть горячей кровью, дотянуться до сердца, и сжать его истинно адской хваткой, раздавив и разорвав, а потом дернуть руку назад, вспарывая внутренности? Разве позволят они развернуться, вскидывая перед собой труп и принимая на него стрелы солдат, что еще не бежали от акумы… а потом – швырнуть тело с такой силой, что оно врезается в лучников и крушит их, оставляя изломанные трупы, словно попавшие под удар тарана?

Нет!

Тем страшнее для них выглядит он, избранник Ада, наделенный его мощью хищник.

Прыжок – пальцы вцепились в плечи взвывшего от страха солдата. Резким движением Сархай развел руки, разрывая тело пополам, рассмеялся вновь, глядя на смешение цветов крови и внутренностей, на завораживающую картину; сила окружающей его стихии рвала эти цвета, добавляя в них краски Ада.

Остальные обратились в бегство, видя судьбу своих командиров и товарищей. Акума небрежно отбросил половинки тела, шагнул вперед, наступив на голову погибшего ранее солдата и раздавив кости и мозг с равной легкостью. Не уйдут!

– Однажды утром дева проснулась, – неожиданно прозвучал позади мягкий мелодичный голос, – и узрела на себе ошейник и поводок.

Сархай резко обернулся.

В нескольких десятках метров от него стояла женщина; стройная, в темно-синей одежде, со светлыми волосами. В руке ее блистал необычно длинный меч… нет, не меч. Текучая лента, артефакт, созданный по образу и подобию уруми, оружия с рукоятью меча и клинком, подобным плети.

Акума понял, кто перед ним. Даже если бы на лбу женщины не блистал синевой астрологический знак, а оружие не сияло радугой звездного металла… он бы все понял по одной лишь стойке. Женщина была готова к бою – но казалась невероятно изящной и грациозной, парила, не касаясь ногами земли; анима ее расплелась мерцающими синими лентами, скользящими вокруг тела в непрерывном легком танце.

Сторонняя. Из мастеров тех боевых стилей, что недоступны ему даже сейчас, когда тело и Эссенция перекроены властью Ада.

Губы Сархая искривила торжествующая улыбка. Наконец-то! Наконец-то настоящий противник, не то что эти слабаки, возомнившие себя мастерами!

Он бросил мимолетный взгляд на бегущих солдат. Ничего, с ними можно будет позабавиться позже; никто не уйдет от мастера Адского Чудовища. Никто!

Акума не собирался тратить время на разговоры. Короткий выдох, резкий крик – и плечи Сархая мгновенно расширились, одежда затрещала, когда глаза бойца запылали бешеным изумрудным огнем, а тело стало крупнее и тяжелее. Но как обманулся бы тот, кто решил, что теперь Сархай станет медленнее!

Кратким мигом Сторонняя распорядилась по-своему. Руки ее пришли в движение, клинок текучей ленты вплелся в танец сапфировых полос вокруг тела; казалось, она готовит защиту… но что за защита устоит перед ударом Ада?

Сархай сорвался с места; разделявшее их расстояние он покрыл за мгновения. Кулак устремился прямо в плечо Сторонней (лицо – потом, стиснуть пальцами череп, раздавить и раскрошить можно будет позже)… и она отклонилась в последний момент, давая удару пройти совсем рядом.

Женщина без раздумий окунулась в кипящую аниму Сархая; тонкие изящные руки обхватили его. Акума еще успел изумиться: неужто она хочет взять его – его! – в захват?!

Прикосновение воспламенило тело неожиданной, бешеной страстью. Он давно не вспоминал о плотских наслаждениях, предпочитая им ярость и гибель – но теперь ощутил, как кровь горит от желания, а собственный орган восстает, стремясь вонзиться в женщину.

Да! Сперва – настигнуть, перебить руки и ноги… лучше – оторвать совсем, дабы не успела заживить. Потом… потом взять ее так, как принято у множества демонов, мешая свое наслаждение с ее болью, погрузив кулак в череп в миг наивы…

– Она не помнила, где и как обрела их.

Влившаяся в разум страсть не дала Сархаю среагировать или отшвырнуть ее разрывающим плоть ударом, отбрасывая на десятки шагов. Ленты анимы Сторонней обвили его, вплелись в бурлящие воды собственного стихийного ореола; долей секунды позже она вновь грациозно отпрыгнула – оставляя на теле акумы сияющие ленты, плотно приросшие к коже. Плоть налилась тяжестью, ноги словно вросли в землю; с огромным усилием Сархай сделал шаг, вскинул руки, собираясь защититься от удара.

– Она пошла вдоль поводка, пройдя мимо всех своих бывших любовников…

Клинок текучей ленты распорол воздух, острие полоснуло по руке акумы – и тело того взорвалось острым, непередаваемым наслаждением. Боль от раны мгновенно переплавилась в удовольствие, поглотившее разум; выплеснувшееся семя смешалось с бушевавшей в аниме стихией.

Сквозь пелену удовольствия он уже не увидел нового удара – лишь ощутил как смертоносно быстрый гибкий клинок с удивительной точностью вспорол горло и пронзил сердце.

И когда чернота смерти затопила взгляд Сархая, он услышал лишь шепот:

– …и узрела, что он кончается в ее же руке.

***

Сапфировая Роза наклонилась, тронула шею акумы, кивнула. Вздохнула – жаль, не успела раньше. Но зато ее в бою не видел никто из непосвященных; судьба Сторонних стерла бы из памяти наблюдателей ее лицо, но не искусство. Теперь же секрет остался секретом.

В десятке метров за спиной женщины материализовалась фигура – странное существо из белого нефрита, похожее на смесь льва и пса.

– Остальные в безопасности, Рикарлен? – не оборачиваясь, осведомилась Сторонняя.

Присмотревший за бегством солдат дух кивнул, осторожно подходя ближе и осматриваясь.

– Никогда бы не подумал, что Безмятежная может так сражаться.

– Я не люблю схваток, – печально отозвалась Сапфировая Роза.

Рикарлен выразительно огляделся вокруг и остановил взгляд на трупе акумы.

– Видишь, как стало тихо и спокойно? – улыбнулась Сторонняя. – Я люблю безмятежность.

Звезды. Красные тона

Ступив на вьетнамскую землю, Сэм Хаммер поранил руку. Ничего страшного, мелкая царапина, но кровь выступила.

С того момента вся война для него окрасилась алым и багровым. Задумываясь о прошедших днях, он вспоминал прежде всего отблески заката, красных муравьев, ползущих по стволам деревьев, кровь из мелких ранок и ржавый оттенок воды, нередко встречавшейся в лесу.

Багряный цвет виделся ему везде, даже почему-то в зеркале. Но что удивительного? Цвет крови. А на войне она льется щедро.

С кровопролитием, правда, Сэм встретился далеко не сразу. Все время поначалу занимали долгие и утомительные походы, подготовка лагеря, безрезультатные засады, обустройство и хозяйственные дела… ну так без этого не обойтись, верно?

Хаммер обнаружил в себе талант отстраняться от происходящего, взирая словно с расстояния; особенно он пригодился, когда приходилось копать ямы и строить ограду вокруг лагеря. Усилием воли Сэм погружал разум в подобие ленивого сна, отрешался от монотонной работы и давал телу действовать. Усталости он в таком состоянии почти не чувствовал и мог трудиться, пока сержант Элиас не хлопнет по плечу, сообщая – делу конец.

Иногда ему казалось, что окружающие его почти не замечают. Да, он, конечно, всегда вел себя тихо и редко подавал голос – но солдаты все равно часто вскидывались, сообразив, что Сэм рядом.

Впрочем, чужаком он все равно не выглядел. Обычный парень из Аризоны, такой же, как и многие другие; разве что во вьетнамскую военную жизнь он скользнул так легко, словно всегда ей принадлежал.

Пару раз Хаммер вспоминал сцену, которую застал на вербовочном пункте, за сотни миль от дома: сержант погнал прочь молодого парня, решившего вызваться добровольцем, рявкнув – «Иди на хрен, Тэйлор! Тебе там делать нечего». Встретившись взглядом с парнем, Сэм был склонен согласиться – да, не тот взгляд, который нужен для войны.

Откуда взялось такое уверенное суждение… этого Сэм сказать не мог. Но считал, что судьба распорядилась правильно, отправив во Вьетнам его самого; Кинг как-то раз с усмешкой заметил: «Хаммер, ты тут словно родился». Солдат подумал и согласился: постоянное напряжение почему-то чувствовалось куда более родным и приятным, чем домашний покой.

День проходил за днем, и Сэм все больше вживался во вьетнамскую жизнь… и находил в ней все больше красного цвета. Как тогда, ночью в засаде, когда внутренний толчок пробудил его, заставив вскочить и послать автоматную очередь в смутные тени – за секунду до того, как подкравшиеся вьетнамцы сами открыли огонь.

Тогда от шальной пули погиб один из солдат, и кровь, казавшаяся в ночи черной для всех, в глазах Хаммера почему-то пылала красным. Именно этот образ – одежда, залитая кровью – первым приходил на ум, когда Сэм потом вспоминал о ночном бое.

Но сама гибель не вызвала в душе какого-то отклика. На войне умирают. Одна из общих черт войн во всех местах и временах.

Не вызвала никакой реакции и ругань сержанта Барнса, который прошелся по всем, в том числе и по Сэму, пусть и несправедливо. Хаммер и сам потом удивлялся своему спокойствию. Да, он смеялся вместе со всеми, сидел за карточным столом, ворочал грузы и ругал начальство – но внутри оставался почти бесстрастным, собранным и… нет, не напряженным. Ожидающим.

Чего именно – он сказать не мог.

Иногда Сэм чувствовал себя просто наблюдателем. Кем-то, кто взирает на взвод и оценивает его; кто учится у Элиаса вдыхать дым через ружейный ствол, весело ругается с Джуниором, слушает ругань О’Нила… Впрочем, нет. Любые попытки осмыслить приводили к перечислению в уме всего, что делает этот «наблюдатель» – и все.

Это ощущение пропадало только во время боев. Словно невидимая волна смывала отстраненность, принося взамен удивительно четкое понимание того, что и как надо делать. За проведенные во Вьетнаме месяцы Хаммер ни разу не был ранен и успевал вовремя дернуть других в сторону, убирая из-под пули.

Понемногу во взводе его начали считать приносящим счастье. Сэм не возражал. Даже сам так подумал, когда отряд во время рейда налетел на ловушки, и он успел оттащить Сэнди, прежде чем тот угодил под взрыв.

Но потом Мэнни пропал – и обнаружился уже позже, изуродованный и привязанный к дереву. И когда на его глазах Барнс допрашивал старика, что возглавлял деревню неподалеку… Про себя Сэм подобрал возникшему внутри чувству простое определение.

Конец удачи.

Особенно когда Барнс походя застрелил жену старика (опять брызги красного!), приставил пистолет к голове его дочери и был изрядно бит Элиасом; вот это Хаммеру показалось удивительно правильным.

Он не знал, почему не вмешался. Наверное, потому что казалось – это вражда Элиаса и Барнса, их поединок, куда другим нельзя вмешиваться.

Гораздо позже, уже в лагере, когда они с Элиасом сидели ночью под звездами, Хаммер проронил:

– Барнс считает, что поступил правильно. Но это… нарушение.

– Нарушение? – удивленно взглянул на него Элиас поверх трубки.

– Да. Это… это…

Сэм замялся, не зная, как объяснить то, что ему казалось простым и очевидным. Показать разницу между убийством в бою и вне его, насколько различны правила в обоих случаях. Но тогда бы пришлось и объяснять, что именно он понимает под «правилами» – а этого Хаммер не осознавал и сам. Просто чувствовал, но облечь в слова не мог.

– Если будут такие «нарушения» и дальше, – мрачно ответил Элиас, – то мы проиграем эту войну. Я этого так не оставлю, Хаммер. Может, если Барнсу убийство с рук не сойдет, то другие задумаются…

– Это твой бой, – кивнул Сэм. – Но я буду рядом.

– Хаммер, – рассмеялся Элиас, затягиваясь и выпуская к небу сладковатый дым, – ты иногда так выражаешься, что я прямо древнего рыцаря вижу.

Сэм пожал плечами. Образ ему понравился.

Элиас не дожил до того, как смог «не оставить». Очередной бой, очередная вылазка в джунгли – и он не вернулся; Барнс бросил, что он погиб на его собственных глазах. Хаммер не поверил; особенно после того, как увозящие солдат вертолеты чуть-чуть не успели к вырвавшемуся из джунглей окровавленному человеку, которого пули прошили как за мгновение до того, как спустилась подмога.

Сэму даже не понадобилось переводить взгляд на Барнса, чтобы ощутить исходящее от того холодное удовлетворение.

Об этом он и сказал вечером в казарме. Спокойно. Размеренно, как и всегда, даже чуть задумчиво.

Может, потому-то все лишь вздрогнули, переглянулись, а потом Джуниор заявил:

– У тебя нет доказательств.

– Мне они не слишком нужны, – произнес Хаммер. – Да и вам не нужны. Вы же знаете, что было так.

Он не спрашивал – он утверждал, и солдаты вновь замолчали.

– Барнс семь раз был ранен, – нервно бросил Джуниор. – Никто даже и не поверит, если ты скажешь…

– Да и вообще, Элиас просил тебя соваться в его битвы? – вставил Ра.

Слова отозвались в душе странным, звенящим ощущением; прислушавшись к нему, Сэм неспешно сообщил:

– Нет. Но у Барнса не было права втягивать его в свою битву… в свое желание убивать.

– Убивать? – послышалось от входа; все резко повернулись к двери. Сэм – последним.

Сержант был явно навеселе; улыбка кривила губы, шрам на щеке выделялся особенно явно.

– Об убийстве, значит, говорите… Ты говоришь, Хаммер, – Барнс двинулся к Сэму. – Ты знаток? Ты тут в убийстве разбираешься? Да никто из вас… Сидите, трепетесь, дерьмо курите – лишь бы от реальности сбежать.

Он стукнул кулаком по стене.

– Вот, я – ваша реальность, ясно?! Элиас – придурок. Ни хрена не понимал в том, как тут живут… хотите вступиться?

Барнс вновь улыбнулся, и солдаты невольно попятились.

– Вас тут шестеро, я один. Ну? Давайте, парни. Убейте меня.

Повисло краткое молчание; солдаты нерешительно переглядывались, не трогаясь с места. Сэм вновь ощутил прежнее странное спокойствие, ощущение, что он смотрит на происходящее со стороны. И когда с губ сержанта уже была готова сорваться презрительная фраза, Хаммер проронил:

– Не время.

– Что? – поперхнулся Джуниор.

– Еще не время, – повторил Хаммер. – Каждому человеку есть свой срок и приговор, Барнс. Твой срок еще придет.

Воцарилось молчание; солдаты непонимающе смотрели на товарища, из глаз сержанта исчезло пьяное веселье. Сэм сухо усмехнулся и вернулся к своей койке; растянулся, заложив руки за голову.

Барнс ушел молча, бросив на Хаммера взгляд, из которого исчезло всякое выражение. Остальные разошлись по собственным местам, и больше в этот вечер не прозвучало почти ни слова.

Казалось, конфликт на этом угас, хотя Сэм нередко чувствовал на себе пристальный, опасный взгляд сержанта. Потянулись дни, и Хаммера вновь затопила спокойная отстраненность… но и ощущение битвы звенело где-то на краю разума. Вплоть до ночи, когда взвод разделился, засев в засады и укрытия. Были спокойные дневные часы. Была вечерняя болтовня с Фрэнсисом, напарником по посту.

А затем ночь обратилась в поле боя, когда внезапная атака вьетконговцев прорвала оборону, и мир вокруг затопили выстрелы, крики и грохот взрывов. Враг перешел в наступление и сделал это умело и жестоко.

Видеть Сэм мог только маленький кусочек боя, то, что обрушилось на их с Фрэнсисом окоп… но почему-то осознавал, что их стрельба и побег как раз перед тем, как прилетит граната – лишь часть куда более крупного и сложного рисунка битвы. Неожиданно ярко вспыхнувшее чутье послушно развернуло перед Хаммером сотни связей, придало значение каждому слышимому выстрелу и взрыву.

Он понимал, что далекий грохот означает гибель азиата-смертника, со взрывчаткой ворвавшегося в командный бункер. Что выстрелы уносят жизни Банни и Джуниора, что Фрэнсис, исчезнувший в темноте, умудрился спрятаться от врага, и что еле слышное гудение – это приближающиеся самолеты, призванные капитаном Харрисом.

А еще Сэм чувствовал, что он переживет этот бой, который он так хорошо понимал. Ночная темнота, торчащие из земли корни, ветви и листья вокруг – все это не мешало ему двигаться и стрелять; сейчас Хаммер самому себе казался то ли совершенной вычислительной машиной, то ли актером, играющим сотни раз отрепетированную роль.

С каждой секундой крепло ощущение того, что он действительно в своей стихии. Что он поступает правильно – и при этом близится к границе, за которой лежит что-то очень важное.

И когда Сэм услышал треск выстрелов, а потом яростный вопль и звуки ударов, то сразу понял, к кому приближается, снимая врагов короткими очередями.

Да, сержант Барнс дрался с вьетконговцами – вернее, как раз добивал врага, вонзив ему в горло лопатку. Движения сержанта потеряли солдатскую отточенность; он бился как зверь, яростно и жестоко.

– Барнс, – окликнул Хаммер, останавливаясь.

Сержант мгновенно обернулся; лицо его исказилось яростью и Барнс замахнулся лопаткой, едва не раскроив Хаммеру череп – но тот успел уклониться, удивительно стремительным движением перехватил и выкрутил руку; лопатка полетела в траву. Быстрый точный удар по ноге сержанта лишил ее подвижности, толчок швырнул на дерево.

– Ну! – выдохнул Барнс, в глазах которого блестели отблески рассекавших ночь очередей. – Ты этого хотел, Хаммер? Давай! Попробуй убить меня!

Солдат смотрел на него, осознавая, что тело привычно скользнуло в боевую стойку, гармоничную и отточенную. Неизвестно где – никто никогда не учил Сэма Хаммера из Аризоны так сражаться.

– Попробуй! – рычал Барнс. – Скажешь еще, что я погиб в бою!

В бою.

Слова зазвенели в ушах Хаммера, закружились мириадами алых искр в глазах. Лицо исказила странная улыбка – словно творившееся вокруг было шуткой, доступной лишь избранным; кровь на лице сержанта, казалось, засверкала алым сиянием.

– Нет, – промолвил он. – Мне не нужно тебя убивать, Барнс. Просто не обязательно. Ведь тебя не существует.

– Ты свихнулся? – выдавил сержант.

– Нет, все верно, – ответил Сэм, опуская руки и выпрямляясь во весь рост. И в голосе его звучала такая уверенность, что Барнс смог лишь спросить:

– Почему?

Хаммер поглядел на него, отстраненно улыбнулся и произнес:

– Потому что некогда жила дева…

И мир расцвел алыми лентами.

Сияющие полосы кружились вокруг Хаммера, рассекая темноту; он двинулся с места, даже не глядя на землю – и легко переступая корни и тела. Казалось, он чувствует бой, что продолжает кипеть вокруг; онемевший Барнс смотрел ему вслед.

– …чьи битвы увели ее далеко от дома, – продолжил Сэм, проходя мимо тела вьетконговца и рухнувшего неподалеку американского солдата.

Вверху уже гудели самолеты; секунду спустя воздух разрезал вой падающих бомб и взрывы разорвали ночь, перекрывая стрельбу и крики. Но даже на фоне взрывов ясно звучал холодный, спокойный голос:

– Она убила существо, которого более всего страшилась, и завоевала землю, пугавшую ее.

Бомба разорвалась неподалеку, и высокое дерево накренилось в сторону Хаммера; тот не замедлил шаг и с идеальной точностью прошел под ним за долю секунды до того, как ствол рухнул, вздымая пыль.

Сквозь стягивающую лоб повязку, сквозь грязь и пыль, пробивался свет – красный, яркий свет, что сплетался в странную фигуру, замысловатый знак.

Вскинув голову к звездам, Сэм прорычал:

– Пока она сражалась вдалеке – она знала, что ее детям требуется наставление.

Автоматная очередь вспорола воздух и листья; чуть повернувшись, Хаммер встретил ее открытой ладонью, и пули бессильно ударились о нее, разлетелись в стороны, рассыпались по земле.

Порожденное взрывами пламя металось по лесу, окрашивая мир вокруг желто-багровыми отблесками – и вплетаясь в бешеный темно-красный ореол, в ауру, что все сильнее расцветала вокруг солдата, шагавшего сквозь хаос боя.

Она знала, что к ним явились тираны, – лилась с губ чеканная тихая литания, вплетающаяся в грохот бомб. – Она знала, что к ним пришел страх.

С каждым шагом он менялся; кожа стала немного темнее, черты лица заострились, на подбородке густой тенью взошла борода, карие глаза окрасились все тем же отблеском красного огня.

С каждым шагом Сэм Хаммер погибал, растворялся в охватившем его яростном багровом сиянии. И из света войны, среди грохота рвущегося металла, заново рождался тот, кем он был на самом деле.

Сэн Хамар. Избранный Марс. Сторонний касты Битв.

– В родных землях все шло не так, – прогремел его голос, звучавший теперь гораздо ниже; тени шарахнулись прочь, когда острые лучи алого звездного света вокруг фигуры ужалили их.

Солдат – воин Бюро Судьбы, Щитоносец – шел сквозь битву, теперь понимая, почему он чувствовал себя здесь как дома. Это и был дом. Это была его судьба.

– И потому она воздела руку к солнцу, отбросила тень на мир и утопила беды своего дома во тьме, – произнес Сторонний, шагая на открытое пространство и останавливаясь.

Вверху взвыли моторы; самолеты устремлялись на финальный заход, стремясь нанести окончательный, добивающий удар.

И когда последние бомбы устремились к джунглям, когда им оставалась лишь пара мгновений до того, чтобы утопить лес в вихре пламени и железа – в эту секунду Сэн Хамар прошептал, вскидывая руки к небу и падающей с него смерти:

– И она изрекла: «Выживает достающий далеко».

Мир застыл. Бомбы замерли в воздухе; поблекли краски, истаяли звуки.

Мгновение – и реальность вокруг начала рушиться; сотни линий распороли лес, разделяя его на бессчетные тысячи осколков, падающих вниз, оставляющих за собой только черноту, оставляя бездну.

Сэн Хамар последовал за градом осколков, когда трава ушла из-под ног, разбившись словно стекло.

Голову охватывал раскаленный обруч боли, пульсировавший в висках. Щека касалась гладкой поверхности – камня… нет, гладкого дерева, похожего на камень. В горле царила страшная сухость, будто он только что выбрался из пустыни близ Гема.

Сторонний попытался приподняться, не смог – тело сковало тяжестью. Он сумел опереться на локоть, перевернуться на спину, уткнувшись взглядом в покрытый мягко сияющим узором потолок.

Рядом послышались легкие шаги. Прозвучал негромкий женский голос:

– Вижу, ты пришел в себя. Хочешь пирожок?

Щитоносец с трудом поднял голову, найдя взглядом лицо говорившей.

Невысокая полненькая женщина с мягкой рассеянной улыбкой и розоватыми волосами. Шелковое, со вкусом подобранное платье, в руках – поднос с двумя пиалами чая и ароматными булочками; ее имя – Пушистая Сова – удивительно ей подходило.

Милая симпатичная домохозяйка, каких полно по всему Творению. Так бы сказал каждый, и так действительно было легко подумать.

Легко подумать – если не знать, что Сова отмерила уже тринадцать веков жизни, что она – Сторонняя Финалов, числится в списке лучших мастеров боя в Братстве и была ученицей одного из самых смертоносных людей Творения. И что ее наставник Совой очень гордился.

Уже не первый век она наставляла в боевых искусствах своих собратьев-Провидцев, и Сэн Хамар стал очередным учеником Совы, устремившись к постижению самых опасных и могучих стилей Творения.

Старшие друзья предупреждали его перед обучением, что оно будет нелегким. Кто-то заметил: «Сова учит великолепно. Но она вынет из тебя душу, вывернет наизнанку, а потом предложит булочку с кремом».

Тогда Сэн Хамар счел эту фразу метафорой.

Сова грациозно опустилась рядом, поставила поднос на пол и подняла одну из пиал, поднося к губам Щитоносца. Тот, благодарно кивнув, сделал глоток, чувствуя, как сухость в горле проходит, а силы постепенно возвращаются; стянул с головы мокрую от пота повязку, не дававшую волосам лезть в глаза при тренировке.

Он уже понял, что произошло. Вернее – вспомнил, как они беседовали о методах ведения войны и о высших боевых искусствах; Сова была одним из немногих мастеров, овладевших стилем Границы Калейдоскопической Логики. И теперь Хамар помнил, как во время тренировки попытался пустить в ход придуманную им самим комбинацию приемов… и налетел на ответ.

На Восход Медитативного Поля. Высшее мастерство Границы, способное ввергнуть сражающихся в иной мир, создаваемый мастером стиля. Существовал ли этот мир на самом деле? Возникал ли только в умах вовлеченных в него?

Ответа, как считалось, не знали даже сами Сторонние, овладевшие этим искусством. Или, по крайней мере, так они говорили.

– Как, – Сэн Хамар глубоко вздохнул, снова попытался сесть – на этот раз удалось. – Как вы изобрели такую войну, сифу?

– Мне не понадобилось, – пожала плечами Сова. – Я повлияла на твою память, воплотила себя в лесе… и дала тебе сделать с пространством все остальное.

Щитоносец на мгновение сомкнул глаза, обдумывая все грани прозвучавшей фразы. Наставница любила выражаться с кажущейся простотой, за которой часто таился совсем иной смысл.

Он отвлекся от мыслей, только когда Сова, улыбнувшись, вложила ему в пальцы булочку; вновь склонив голову, Сторонний откусил и медленно прожевал кусок ароматной выпечки. Пожалуй, кулинарное мастерство Совы не уступало ее мастерству боя и убийства.

О чем они говорили незадолго до тренировки? Да… о методах ведения войны. О том, как он сам понимал судьбу Избранного Битв – того, кому со сражениями и войнами приходится иметь дело все время. Кому приходится их организовывать, предотвращать, следить за проведением…

Он считал, что хорошо понимает путь, уготованный ему Девой Битв. Сейчас… сейчас Щитоносец не был в этом уверен.

– Я думал о войне как о судьбе и славе, – медленно сказал Сэн Хамар. – А вы хотели показать мне все ее стороны…

– Не думай о том, что я хотела или не хотела показать, – посоветовала Сова. – Думай о том, что ты увидел.

Снова простые слова, навевающие размышления. Но этого и стоило ожидать; для Сторонних мысль была не менее важна, чем действие, и именно потому их магию пронизывали странные, парадоксальные сутры.

Разве не вырвался он из сотворенного Совой мира, сосредоточив свою волю через сутру Девы на Войне?

Сова молчала, спокойно поднося к губам пиалу с чаем; казалось, ее внимание полностью поглощено приятным напитком. Только фиолетовые глаза Финальной продолжали невозмутимо и пристально следить за лицом ученика.

Что он увидел? То, как сражаются смертные, лишенные магии. То, как на одной и той же войне восстают герои и убийцы, как бьют издалека и как сходятся лицом к лицу. Все это Сэн Хамар знал… но не видел. Не чувствовал.

До сегодняшнего дня.

– Мне о многом надо подумать, – проронил он, и Сова кивнула с легкой улыбкой.

– Полагаю, ты теперь лучше поймешь это поле битвы, – заметила она, изящным жестом указывая на грудь собеседника.

На сей раз смысл сказанного был очевиден; в конце концов, этим ощущением была пронизана вся судьба Избранных Марс.

Истинное поле боя каждый носит в себе; без этого нельзя выжить на полях, что находятся вне тела. Но вот каким будет это поле, что есть душа – пожалуй, на этот вопрос не ответит даже самый мудрый наставник. Впрочем, мудрый и не станет отвечать.

– Кажется, – задумчиво произнес Сэн Хамар, – я знаю, каким будет мой мир, если я когда-нибудь освою Калейдоскопическую Логику.

И снова повязал голову темно-красной лентой.

Звезды. Несущий тишину

Один мой знакомый говорит, что убийство должно обладать тонким вкусом и планироваться с изысканной точностью. Кое в чем он прав, хотя, конечно, он – бог намеренных отравлений и судит предвзято.

Впрочем, я не могу не согласиться с тем, что планировать убийство необходимо очень внимательно и скрупулезно, если хочешь вспоминать исполнение своей задачи без негодования. С полным правом могу сказать, что я всегда уделял планам должное место и всегда сосредотачивался на деталях.

Именно поэтому стража у башни легко меня пропустила. Обыскала, конечно, не нашла ничего, кроме материалов и инструментов стекольщика, лишь скользнула взглядом по желтому плащу. Я совершенно уверен, что стражники его запомнили – и это хорошо.

Как приятно работать в городе, где есть богатые люди, увлекающиеся астрологией – в этом случае всегда найдутся высокие башни с застекленной обсерваторией на самом верху. Сделать так, чтобы стекло разбилось – довольно просто. Прийти вместо стекольщика, ныне наслаждающегося совершенно случайно подвернувшимся ему под руку вином – еще проще.

Нельзя не оценить парадокс: стражники обыскивали меня, беспокоясь за хозяина дома. Я действительно пришел со смертью, но членов этой семьи она не коснется. Пока.

На крыше я разложил ткань, на нее опустились стекла и изогнутый деревянный футляр с инструментами. Я не смог отказать себе в удовольствии действительно заменить разбитое стекло – в конце концов, оно пострадало из-за меня. А время еще есть, моя цель – человек строгого распорядка дня. Искренне приятно работать с такими людьми.

Сощурившись, я вгляделся в крышу иного здания – за три дома от этой башни и в сорока футах ниже. В этом городе большинство зданий выстроены в один-два этажа, заинтересовавший меня дом – как раз двухэтажный. Тем лучше, расстояние будет меньше.

Я отделил от футляра незаметную дугу, размотал закрученную вокруг браслета прочную нить. Точнее, называя их настоящими именами – извлек лук и размотал тетиву; упругое дерево легко согнулось в руках, тетива плотно охватила концы лука. Взгляд на крышу – о, вот и он. Полный человек, сдвинувший в сторону кресло и устроившийся в тени под навесом, набивающий трубку. Каждый день – любуется игрой света на башнях дворца правителя и курит… как я уже говорил, приятно иметь дело с человеком привычки.

Пронести стрелы с собой не было бы никакой возможности, но зачем они мне? Пресекать чужие пути по-настоящему можно лишь тогда, когда сам мир служит оружием.

Я взвесил в руке длинный и тонкий кусок стекла, примерил в уме траекторию выстрела и кивнул. Да. Все верно, место выбрано не зря. Что ж, начнем.

Некогда жила дева...

Стекло задрожало, и по нему пробежала едва заметная волна звездного света – изменяя, переплавляя, накладывая иную судьбу…

Судьбу стрелы.

На тетиву легла широкая стрела с листовидным наконечником – с такими в этих краях часто ходят охотники или стражники на городской стене. Полезная и удобная вещь.

Я выпрямился во весь рост, натягивая лук; ради скрытности пришлось пожертвовать качеством оружия, но текущая сквозь меня сила обычно не дает промахнуться – и когда тетива с тихим скрипом поползла назад, я уже знал, что мой снаряд не пройдет мимо.

…что была живым воплощением всего правого в мире.

Тихий звон тетивы.

Шелест наконечника, рассекающего ветер.

Опрокинувшийся назад, натолкнувшийся на опору навеса и бессильно осевший человек в кресле; светло-зеленая одежда теперь темнеет от крови, а под бессильно запрокинутым подбородком выступает длинная полоса стекла, принявшего в момент удара свою истинную судьбу.

Момент финала – трагический и прекрасный одновременно.

Равно без особой спешки и медлительности я вернул тетиву на запястье, а лук соединил с футляром. Собрал оставшиеся стекла и инструменты и двинулся вниз – докладывать о работе и вновь подвергаться обыску – не украл ли ценные астрологические приборы из башни?

Мне искренне хотелось рассмеяться такому парадоксу.

***

Столь смертоносным стекольным делом моя задача все же не исчерпывалась. Право же, тот, кто предложил Хангану-Охотнику заказ, плохо понимает, насколько трудно убить трех охраняемых человек в течение недели. К счастью, я достаточно искушен в своем деле, и судьба мне благоволит.

Пройдясь мимо дома, где обитала женщина, ставшая моей целью, я оглядел высокие каменные стены и суровых стражников у входа, прислушался к лаю огромного пса внутри. Ничего удивительного. Так и должно охранять дом одной из городских старейшин, тем более – судьи.

В такой дом очень непросто ворваться, и почти наверняка вторжение будет неудачным – здесь ведь есть потайные ходы, а охрана способна на время задержать кого угодно.

К счастью, вторжение в мои планы не входило. Даже напротив – я намеревался войти по приглашению. Ну а пока что стоит озаботиться маленькой, но очень важной деталью.

Надвинув шляпу поглубже, я двинулся мимо ворот, полностью погрузившись в свои мысли – или так казалось. Стража проводила меня подозрительным взглядом, но убедившись, что я иду своей дорогой, тут же обо мне забыла.

Пока она жила, никому нельзя было нанести настоящего вреда.

Из моего рукава выпала и почти беззвучно упала на камни рядом со стеной заколка – светлый металл, аметист и тончайший узор гравировки. Такие заколки делает один прекрасный ювелир из Арджуфа, и я искренне надеюсь, что он проживет еще очень много лет– иначе мне неоткуда будет брать столь полезные вещи.

Все. События начали свой ход, и мне осталось только сопроводить их.

А именно – на следующий день явиться к воротам с целым лотком разнообразных товаров и в желтом плаще. Непременно в желтом, конечно.

– Покупайте! Покупайте притирания и эликсиры! Ощутите, как возрастет ваша страсть и тело укрепится любовным пылом!

Все боги Творения, кто сочинил в древности столь кошмарные тексты? Не знаю. Но повторяются они торговцами беспрестанно, и сохраняются в веках не хуже самых священных писаний.

Краем глаза я отметил, как стражники переглянулись, и один из них исчез за воротами. Отлично. Мне оставалось лишь неспешно шагать дальше – мимо ворот, к углу стены, вдоль оной стены… Здесь есть черный ход. Я не сомневался, что им быстро воспользуются.

Оказался прав. Я не успел даже свернуть на улицу, уходящую прочь, когда заскрежетал замок второй двери и оттуда выскочила молодая девушка. Отыскав меня взглядом, немедля кинулась следом.

– Подождите! Подождите, прошу!

– Конечно! – остановился я. – Чем могу помочь… своим товаром?

Девушка покраснела. Именно на это я и рассчитывал, играя с интонацией. В подобном искусстве мне недостает мастерства многих моих знакомых, но и аудитория тут невзыскательная. Служанка быстро оглянулась – нет, улица в эти часы пуста (иначе бы я даже не подошел к воротам), и прошептала:

– Вы можете хорошо заработать… только вы должны молчать!

– Я никогда не раскрываю тайн клиентов! – возмущенно ответил я. Чистая правда, должен заметить. – Особенно когда замешаны… высокие лица?

Последние слова прозвучали на пониженных тонах и с вопросом. Служанка кивнула, подтверждая то, что я и так знал. Увы, овдовев, госпожа судья не вышла замуж вторично, но при этом прониклась любовью к самым разным удовольствиям, не влияющим на ее служебный долг. Конечно, она это скрывает. Конечно, об этом знают все, кому это интересно. Конечно, все делают вид, что ничего не знают.

Обычная жизнь.

– Где изготовлены ваши снадобья? – деловито спросила девушка.

– Варили в Зеленой Башне, – назвал я соседний город и служанка вновь кивнула, поманив за собой. Еще одна слабость госпожи судьи – она твердо уверена, что лишь в этих землях могут создавать хорошие вещи и питает недоверие ко всему чужестранному. К счастью, у меня смуглая кожа, короткие темно-рыжие волосы и приземистая фигура – типичный уроженец этих мест.

Не то чтобы это впечатление было хотя бы на волос правдиво, разумеется.

Я последовал за девушкой в дом, оглядываясь так же настороженно, как и она. Внутри нас встретили двое стражников, быстро обыскавшие меня – и одежду, и сумку, и лоток. Отобрали маленький клинок для срезания трав и походный нож, несмотря на мое возмущение.

Эти люди знают свое дело, нельзя не признать. Заслуга сына хозяйки дома, опытного воина, который всегда стремится защитить свою мать; хорошо, что в это время года он не бывает в родном городе.

В сопровождении стражников я прошел через сад и галерею, кольцом окружавшую дом. Хозяйка дома встретила меня внутри, одарив благосклонным кивком; я рассыпался в благодарностях за то, что она соблаговолила проявить интерес к моему товару.

Как и ожидалось, она взмахом веера отпустила стражников: они остались за задвинутой перегородкой. Конечно. Все-таки женщина, ей неприлично говорить о таких вещах при мужчинах (исключая самого продавца), а перегородки рассеивают, но не поглощают звук полностью. В случае чего крик стража услышит мгновенно и ворвется в комнату.

Опустившись на колени, я расстелил ткань, и выложил на нее множество баночек, склянок и флаконов из сумки и с лотка, расхваливая каждый из них и пользуясь выражениями, сделавшими бы честь профессиональной свахе. Чему только не приходится учиться при моей работе!

– Вот это, – я поднял прозрачный флакон с блестящими шариками внутри, – белые слезы, которые испускают дивный аромат, если их положить в воду…

Я коснулся пояса, где висела фляга и смущенно потер лоб.

– О, прошу прощения. У меня кончилась вода, но…

– Рилина, – приказала хозяйка дома, – принеси.

Служанка поклонилась и немедля выскользнула за дверь; как только за ней стукнула закрывшаяся перегородка, я скользнул взгляд на темных волосах госпожи судьи, заплетенных в элегантную высокую прическу. И на украшениях в этих волосах – например, на светлый металл, аметист и гравировку.

Конечно же, она оказалась здесь. Я даже мог сказать, что стражник, собравшийся уйти в город, увидел блеск металла и поднял заколку, а потом подарил служанке, к которой испытывал теплые чувства. Та же, одарив воина признательностью, решила, что вещь эта для нее слишком уж красива и дорога и преподнесла своей госпоже. Разумеется, хозяйка дома сказала, что надо найти владельца – но пока что оставила заколку у себя.

Я знал, что все случилось именно так. Я пожелал, чтобы все так случилось.

Теперь осталась последняя случайность.

– Вот, посмотрите на это. Настой серебряной лилии, очень хорошо действует…

Все пространство между нами было занято, так что я поставил баночку в сторону – судье пришлось повернуть голову и наклониться, чтобы рассмотреть ее. Заколка беззвучно выскользнула из ее волос, упав точно в подставленные пальцы.

Ни ран, ни болезней, ни даже смерти.

Длинная и острая заколка, миниатюрный кинжал, которым очень удобно поразить точку на человеческом теле, что остановит сердце и дыхание, пронзить плоть и одежду с такой же легкостью, что и мечом.

Прекрасные заколки делает мастер Самада Ригэн, да будет он жить еще долго.

Я поднялся с места, шагнул к двери – госпожа судья осталась сидеть в той же позе, что и раньше, мой удар не подвел. Мгновенный финал, миг перехода от смерти к иной жизни.

Мое искусство иногда печалит меня своей необходимостью и восхищает мимолетной красотой.

Шагнув за дверь, я бросил стражникам извиняющимся тоном:

– Еще лист один нужен, чтобы показать, – и двинулся в сад неспешной, уверенной походкой человека, имеющего точное поручение и знающего, что делает. Инерция мышления – стражи даже не подумали сомневаться, что я иду с разрешения и повеления их госпожи.

Мысленно я считал секунды. Если меня не подводит чувство времени, то менее чем через полминуты служанка подбежит с пиалой, полной воды, скользнет в комнату, удивится моему отсутствию, обратится к госпоже, не получит ответа, тронет руку…

Над домом взлетел перепуганный девичий крик. А. На четыре секунды раньше, она удивительно расторопна.

Но я уже подходил к черному ходу, где сейчас не было охраны. Дверь надежно заперта, и замок не вскроешь на ходу… но зачем? Рядом растет удобное дерево; прыгнув на тяжелую дверную ручку, можно оттолкнуться и оказаться на ветвях, подтянувшись вверх – оказаться в идеальном положении для прыжка на стену. Я выбрал достаточно прочные башмаки, чтобы покрывающее гребень стены битое стекло не пронзило их.

Земля ударила в подошвы, когда я спрыгнул вниз и сорвался с места. Дом позади уже гудел воплями и грохотом бегущих людей, но они опоздали. К моменту, когда они хотя бы вырвутся на улицу, я уже скроюсь из глаз.

Говорят, что точность – вежливость владык. Убийцы про себя могут сказать то же самое.

***

– Как же можно! – всплеснул руками торговец. – Вы шутите, не правда ли? Вы посмотрите, каков этот шелк, как на нем играют лучи солнца!

Он схватил со стола ткань и поднял ее повыше, подставляя под падающий из окна свет. Нельзя не признать, тут он прав. Тем не менее, я возмутился:

– Мне-то какое дело до света?! Я в комнатах работаю, не разгибаясь… вы когда-нибудь видели, как писцы работают? Видели б – не требовали с меня столько!

– Я уважаю труд людей кисти и чернил, но разве вы не понимаете, как дорого мне обходятся такие товары? – не уступал лавочник. – Вы ведь берете лишь небольшую полосу…

– …именно потому, что на большее у меня не хватит серебра, – закончил я. – Были бы цены пониже – может, я бы и взял больше…

Кажется, его проняло. Даже задумался, почесывая затылок; ожидая решения, я поправил полу желтого плаща. Цену за кусок шелка торговец вряд ли сбавит, но у меня хватит денег на любую покупку в его лавке. Можно подумать, я только за шелком сюда явился.

В конце концов на два динара торговец цену сбавил. И то хорошо; как я уже сказал, денег у меня хватает, но я по природе своей экономен и покупать стараюсь необходимое. Как сейчас.

Покинув лавку, я неспешно двинулся прочь, прикидывая в уме, хватит ли у меня времени превратить полосу шелка в шнур. По идее, должно…

– Эй! Ты, в желтом плаще! А ну стой!

О. Как неудобно. Значит, городская стража уже связала желтые плащи стекольщика и торговца воедино? Мои поздравления, хотя эта особая примета предназначалась не для них.

Приятно видеть, что в этом городе за порядком следят разумные люди, как бы это мне ни мешало.

Я повернулся к стражнику – высокому усатому воину с тяжелым клинком на поясе и копьем в руке. На лице у меня читалось исключительно недовольство человека, которого оторвали от важных размышлений и которому не дают к ним вернуться.

– Ты кто такой? – сурово спросил стражник. Взгляд его скользнул по моей фигуре, задержался на чернильнице и футляре для кисти на поясе. – Писец?

– Нет, – кисло ответил я, – профессиональный убийца.

Стражник посмотрел на меня и зашелся хохотом, хлопая себя по коленям. Я напустил на себя вид оскорбленного достоинства, и скрестил руки на груди; в конце концов блюститель закона выпрямился и махнул рукой.

– Иди к демонам. Убийца, тоже мне… на свою б рожу посмотрел…

Все еще посмеиваясь, он двинулся прочь; я, раздраженно фыркнув, последовал своей дорогой.

Как же плохо люди иногда верят совершенно правдивому заявлению, принимая его за ложь. Прискорбная особенность человеческого разума. Конечно, толика силы, проникающей в голос и заставляющей отринуть правду, считая ее выдумкой, тоже причастна, но все равно прискорбно.

***

Прекрасен высокий зеленый лес на рассвете. Прекрасна игра света в листьях и ветвях, прекрасны щебет птиц и шелест ветра.

Прекрасны собравшиеся на охоту люди – роскошью нарядов, богато украшенным оружием и великолепными скакунами.

Прекрасна темнота, еще таящаяся в лесу и меж ветвей, скрывающая человека, что облачен в должный наряд, превращающий его в лесную тень.

Не могу не отметить, что шелковая петля в моих руках тоже прекрасна. Не так-то просто быстро превратить полоску материи в смертоносную удавку, но я много практиковался. Конечно, сгодилась бы и любая другая крепкая ткань, однако моя нынешняя цель принадлежит к высокому роду, и шелк для нее будет единственно подходящим выбором.

А вот и он, впереди своей свиты. Высокий человек с надменным орлиным профилем, великолепно держится в седле прекрасного маруканского жеребца и покачивает копье в руке с небрежной грацией бывалого воина. Он готов нести гибель поднятому зверю; в том, что гибель ожидает его самого, есть некая странная справедливость, которую лесные боги бы оценили.

Я чуть расслабился, готовясь сделать одно движение; купленный вчера шелк скользнул в пальцах, когда я сменил позу.

Но она стояла между миром и всем, что было хуже.

Прозвучал рог – и рассветная тишина мигом разбилась десятками голосов и топотом копыт. Охота началась – во всех смыслах.

Лес недостаточно густ, чтобы кони сломали там ноги, но кроны достаточно широки, чтобы охотники оставались в приятной тени; потому-то он и избран для охоты. Разумно. Я выбрал этот лес по той же самой причине.

Как и ожидалось, охотники рвались вперед, нацелившись на зверя и больше ни о чем не думая. Сквозь листву свистнула стрела, вновь зазвучал рог. Нельзя не признать, аристократы отлично умеют развлекаться.

Наклонившись вперед, я даже испытал сожаление. Никакого актерского мастерства, никакой тонкой работы… разве что расчет того, где промчится моя цель. Это ведь несложно – если заручиться помощью мелкого духа, что поведет зверя там, где нужно.

В остальном же это убийство уступало двум предыдущим. Не то чтобы я не намеревался исполнить его безупречно, разумеется…

«Однако, – сказала она, – я собираюсь умереть». И никто не слушал.

Неслышимый шелест шелковой петли, падающей из листвы.

Изумленный ужас в глазах человека, на чьей шее она оказывается.

Мгновение конца – когда петля вырывает его из седла, ломая шею, а тело рушится на траву, потому что я уже отпустил гладкий шелк. С сожалением отпустил – действительно ведь отличная ткань, жаль с ней расставаться.

Все. Теперь – самое сложное; само убийство в этот раз довольно просто, а вот уйти будет труднее.

Я сорвался с места, вплетаясь звуком движений в шум вокруг… а значит, двигаясь беззвучно. Прыжок из одной кроны в другую, по толстым ветвям, отталкиваясь от них и приземляясь на следующие; несложный внешне, но очень непростой трюк. Конечно, есть способы его освоить – скажем, любой раскрывший свою Эссенцию смертный сможет обрести подобную легкость движений, если изучит стиль Ночного Бриза.

Я, правда, им не владею.

Позади послышались крики, топот ног и копыт. О, надо же. Я предполагал, что к телу подбегут почти сразу, и все поймут, увидев петлю – но чтобы верно поняли, в каком направлении я ушел… Мою цель охраняли отличные профессионалы. Пожалуй, если они меня догонят, мне даже придется их убивать, а это совершенно ни к чему. Не люблю лишних смертей.

Так что лучше не попадаться. По счастью, пути отхода я продумываю ничуть не менее тщательно, чем сами убийства; иначе бы я не посмел посмотреть в глаза своей наставнице или перешагнуть порог ее дома.

Лес обрывался у реки, над которой нависали серые скалы; последний прыжок перенес меня с ветви на камень, и я сорвал серо-зеленую накидку, полетевшую в бурный поток. Жаль, хорошая накидка, но сейчас она мне уже ни к чему. Теперь свою роль должно сыграть одеяние скального цвета, облекающее мое тело.

Когда преследователи вырвались из леса, я уже слился с камнем, оказавшись в узкой расщелине, отвернув голову в сторону и сохраняя полную неподвижность. Только тот, кто коснется меня, сможет понять, что перед ним не камень – и я надеялся, что такого не случится.

Они и в самом деле оказались профессионалами. Более часа слуги покойного аристократа обыскивали весь берег, пронзали копьями воду и едва ли не обнюхивали скалы. К счастью, я позаботился о снадобье, временно лишающем меня запаха, так что собаки помочь своим хозяевам не могли.

Мне пришлось оставаться неподвижным в течение всего этого времени. Довольно скучное занятие, но терпение в моей профессии просто необходимо. Нет, разумеется, терпение – всегда добродетель, но она особо полезна врачам, влюбленным и убийцам.

***

К жилищу своего заказчика я подошел, когда уже стемнело. Примерно за квартал до укрытого среди переулков дома я остановился, извлек неприметный флакон и осушил его. Поморщился от неприятного вкуса – и как, спрашивается, иные отравители его маскируют?

Легкое напряжение ума – и начавшее было неметь тело вновь приобрело прежнюю гибкость. Все, теперь можно и навестить господина Кальдена, видного торговца и моего нынешнего клиента.

Тяжелая дверь отозвалась на условный стук открывшимся окошком, забранным частой решеткой. Рассмотрев в сумерках мое лицо и желтый плащ, слуга кивнул и загрохотал засовом.

– Что за запах? – недовольно поинтересовался он, ощутив исходящий от моей одежды сладкий аромат.

– Уходил от погони по грязи, – пожал плечами я, – вот и пришлось вонь отбивать. Не дело же – к господину Кальдену являться, когда от тебя разит, как от помойки.

– Это да, – одобрительно проворчал слуга, – это верно.

Он прикрыл дверь; едва заметно засветились покрывающие притолоку знаки. У Кальдена хороший тауматург; вздумай кто войти без приглашения – весь дом сразу поднимется на ноги от звона.

Слуга провел меня по длинному темному коридору к резной двери, где и оставил меня, отвернувшись; глаза его немедленно потускнели и стали мутными. Я переступил порог, оказавшись между двумя верзилами, стоявшими по обе стороны двери; они смерили меня совершенно одинаковыми мрачными взглядами.

В этой роскошно обставленной комнате, полной украшений (лепнина под потолком и большое зеркало у стены, скажем) и с уэйвкрестским ковром на полу, я уже бывал – получая заказ. Правда, тогда меня принимал только секретарь, сейчас же меня приветствовал сам хозяин.

– О, добро пожаловать, Ханган! – приветственно вскинул пухлую руку полный, облаченный в зеленый наряд человек, расположившийся в большом самшитовом кресле. Похоже, Кальден рад меня видеть.

Еще бы. Я ведь устранил за эту неделю трех его опаснейших соперников.

Даже при этом Кальден не встает из кресла, не предлагает подойти, а его телохранители не сводят с меня взгляда. Он хорошо умеет беречься от убийств, надо признать.

Что ж, я не собираюсь его убивать.

– Рад вам помочь, господин, – поклонился я. – Надеюсь, хорошо послужил.

– Очень хорошо! Но ты все-таки неосторожен, – с улыбкой погрозил пальцем Кальден. – Этот твой желтый плащ уже примелькался, Ханган. И стражники у башни его запомнили, и в доме судьи, и торговцу шелком запал он в память… нет, конечно, так и я проверил, что ты все выполнил – но такие промахи тебе могут дорого обойтись.

Я молча склонил голову. Еще бы этот плащ не примелькался; я особо выбирал цвет, дабы люди Кальдена меня ни с кем не спутали.

В случае с иным нанимателем пришлось бы отвечать на вопросы «но как?» или выбирать иные методы убийства. К счастью, сему торговцу не надо объяснять сверхъестественное. Он ведь видит во мне тонкие, почти незаметные признаки демонической крови… по крайней мере, я очень надеюсь, что он их видит. В противном случае выходит, что я зря потратил три дня на то, чтобы создать эти признаки.

– Рассказывай, – нетерпеливо переплел он пальцы. – Я хочу знать, как они умерли!

– Да, разумеется, – снова низко поклонился я. Выпрямился, учтиво разводя руками.

И пальцы мои одновременно ударили в точки на шее каждого из стражей, мгновенно лишая сознания, но не причиняя иного вреда. Для них пришло время сна, в котором они не станут мне мешать.

Ну а для меня пришло иное время – время стремительного броска вперед, отбрасывая нынешний облик и принимая истинный.

Прощай, наемный убийца Ханган по прозвищу Охотник, мне было интересно жить тобой.

Добро пожаловать назад, Кейшем, прозванный Шелковой Смертью, Сторонний касты Финалов.

Я мог представить, как это выглядит со стороны – кожа сорвавшегося с места человека мгновенно белеет, волосы – чернеют и удлиняются, сама фигура становится выше и стройнее. Изрядно надоевший мне желтый плащ исчезает, сменяясь темной шелковой одеждой. Воздух вокруг тела расцветает фиолетовым сиянием, на лбу ясно проступает сплетение прямых и изогнутых линий – символ Сатурн, Девы Финалов.

И ее Избранных, разумеется.

«Я умру завтра», – сказала она. И никто не услышал.

Господин Кальден даже ничего не успел сделать, разве что удивиться. Одним движением я преодолел расстояние между нами – и ударил, на этот раз не сдерживая силу; такой удар не убьет, но поразит болью и рассечет кожу… этого хватит.

Парализующий яд, выпитый раньше и мерцавший в окрестностях моей судьбы, влился в тело Кальдена, словно изначально ему и предназначался. Ну, строго говоря, так оно и было.

Лишенный движения человек осел в кресле. Я же не терял времени даром, подтащив большое зеркало поближе; ковер на полу заглушил все звуки. Сосредоточился, мягко скользнув в боевую стойку, чуть прикрыв глаза и став так, чтобы стекло отражало лишь беспомощного Кальдена.

Благословенна будь память легендарного Эй Зу, создавшего это боевое искусство – стиль Обсидиановых Осколков Бесконечности. Он очень помог моей работе.

Моя анима вспыхнула столь ярко, что усердный студент смог бы заниматься при ее свете. Фиолетовый свет озарил всю комнату и заиграл отблесками на стенах; хорошо, что здесь нет окон, тревожить соседей было бы крайне неучтиво.

Не говоря уже о том, что это бы изрядно помешало свершаемому.

Моя ладонь беззвучно коснулась зеркала – и отпрянула, увлекая за собой чужое отражение. Стеклянная гладь пошла рябью, когда двойник Кальдена переступил порог рамы и остановился, глядя на меня. В глазах его оригинала читался ужас; кажется, он как минимум знает о Братстве Пяти Двадцаток и наконец понял, кто навестил его.

Приятно иметь дело с понимающим человеком. Не то чтобы это ему помогло, разумеется.

Мы с двойником обменялись короткими кивками – отражение уже знало мою волю. Хм, он получился немного полегче, чем оригинал, но что поделать! Зеркальные образы никогда не бывают абсолютно точными.

Я бросил мимолетный взгляд на еще не очнувшихся стражников. Все в порядке, запах, который я принес на себе, сотрет из их памяти последний час (как и из памяти встретившего меня слуги), а двойник позаботится о том, чтобы они ничего не заподозрили. Здесь мне больше делать нечего.

Взяв Кальдена за воротник, я другой рукой извлек из потайного кармана серебристый шнур, завязанный узлом. Его непросто распустить пальцами одной руки – но я достаточно напрактиковался.

Вспышка Эссенции окружила нас обоих; пушистые белые облака укутали меня и жертву сплошной пеленой, поглотившей все вокруг. Я мысленно считал секунды – и на двенадцатой пелена развеялась по ветру.

Разумеется, не фигурально. Здесь и в самом деле дул ветер – в шестидесяти милях от города, в небольшой роще, которую я позаботился как можно внимательнее изучить.

Я опустил Кальдена на землю; мой знак на мгновение чуть засветился, когда я потянулся разумом к небесным светилам. О, десять минут до рассвета. Отлично. Через полчаса после восхода солнца ко мне прибудут несколько духов, которым я и передам Кальдена на ближайшие две недели. Потом, разумеется, я прослежу за его смертью, дабы не осталось ни оригинала, ни двойника.

Сам он явно думал о побеге – но яд держал тело крепко. Я же перебрал в памяти все случившееся и улыбнулся – никаких ошибок, мне даже стоит сохранить в памяти воспоминания об этом деле и потом поделиться ими с наставницей. Право же, господин Кальден, мне надо быть вам благодарным. Ваш заказ дал мне возможность устранить первосвященника культа предков, что слишком уж приблизился к поклонению Лордам Смерти и главу местного преступного мира, что повадился торговать с детьми Хаоса… а заодно и приблизиться к вам – надежно защищенному магией и хорошо скрывавшемуся верховному жрецу культа Йози. Ваш культ уже давно заинтересовал Бюро Судьбы – и теперь в течение двух недель ваш двойник передаст нам все, что хранится в вашей памяти, выяснит имена всех младших членов сего братства демонопоклонников и соберет в одном месте все руководство ячеек, что разбросаны по половине Востока. Разумеется, я там тоже буду, вместе с парой коллег из Отдела Битв.

Жаль лишь судью – она свою работу исполняла честно. Впрочем, она все равно должна была случайно погибнуть через месяц; стоит проследить, чтобы этот непрожитый месяц прибавился к сроку жизни ее сына. За более чем три века жизни я уже не раз совершал подобные перераспределения.

Судьба часто бывает жестока, но редко бывает несправедлива, как говорят в нашем Отделе.

Задумчиво поглядев на светлеющее небо, я позволил себе прошептать последнюю строку из сутры Обещания Девы, что приходила мне на память за эту неделю.

– И в безмолвии она изрекла: «В конце концов, всегда есть финал».

Звезды. Призрачное пламя

В Ю-Шане Тень Черного Льда лучше всего себя чувствует, когда на небесах сияют Сатурн или Луна. Фиолетовое сияние небесной покровительницы или мягкий серебристый свет Изменчивой Леди ближе ему, чем иные светила.

Потому и в Творении он предпочитает бывать ночью, окунаясь в свет Луны и шагая под звездами. Обычно так и выходит: Тень работает с Нижним Миром, а к призракам лучше всего наведываться ночью.

Но сейчас он бесшумно идет по окутанному темнотой миру по иной причине: его наставник посчитал, что ученику пора усвоить нечто новое. Тень не знает, что за испытание ему уготовано, но подозревает, что оно будет неприятным.

Стиль Дракона Огня требует жесткого обучения, а Мечник Погребального Пламени – суровый учитель. Тень прекрасно помнит, как пришлось изучать пламенный чарм, вложив руку в огонь, терпя боль и ощущая, как обугливается плоть. Возвышенный организм залечил раны без следа, но память боли осталась.

Осталось в памяти и то, как он сопротивлялся жару огня и как смог перенести обучение-пытку. Когда чуть позже в Творении Тень столкнулся с преступным огненным элементалем, то даже и не моргнул.

Поначалу он негодовал. Потом Мечник сухо заметил, что не проводит ученика через то, чего не испытал он сам, и ярость Тени понемногу улеглась; учитель никогда ему не лгал. Наверное, и при жизни он оставался правдив с учениками; впрочем, когда Тень познакомился с Мечником, тот уже не первое десятилетие был призраком.

Сейчас он идет немного в стороне, спокойно и размеренно. Чем-то они похожи – оба среднего роста, бледные, с двумя короткими мечами на поясе, облачены в темную одежду; только у Тени черные короткие волосы, а у Мечника – длинные рыжие. Ученик по обычной привычке замотал лицо шарфом, учитель же не считает нужным скрывать ясные черты того, кто при жизни был дракорожденным Огня.

Мечник жестом останавливает ученика и указывает вперед. Тень приглядывается, и его глаза суживаются: в темноте ковыляют неуклюжие фигуры с дубинами и ржавым оружием в руках. Ночную тишину разрывают шарканье ног и бульканье, исходящее из гнилых легких.

Зомби. Много.

– Уничтожь их, – коротко говорит Мечник. Сам он скрещивает руки на груди, не собираясь вмешиваться.

«Вот как», – качает головой Тень, разглядывая врагов. Он вскидывает руку, готовясь призвать на кончики пальцев фиолетовое сияние покоя, способное сделать из ходячих мертвецов – мертвецов обычных.

– Никаких Сторонних чармов! – резко приказывает Мечник. – Только Дракон Огня.

Тень выдыхает сквозь зубы: придется обходиться силами тела – и теми чармами стиля, которые он уже успел освоить. Задача усложняется.

Короткие дайклейвы выскальзывают из ножен, черные душестальные клинки тускло блестят в лунном свете. Тень шагает навстречу мертвецам, вглядывается в их лица.

Нет. Это не люди, читать намерения по лицам нельзя – сгнившая плоть и выпавшие глаза не выражают ничего. Но их и читать-то не надо, зомби не отличаются хитростью.

Ближайший мертвец замахивается палицей – Тень подныривает под удар, душестальной клинок с легкостью вспарывает мертвую плоть, отделяя руку от тела. Выпад вторым клинком рассекает тело, вываливая внутренности: мертвец путается в них, рухнув на землю.

Сейчас Тень движется с легкостью пламени: искусство Дракона Огня вливает в мышцы новую скорость, позволяет любому удару достигать цели и уходить от чужих выпадов. Зомби неуклюжи, но их много, и Тени нельзя оставаться на месте – и так ржавые клинки несколько раз проходят совсем близко с головой.

Тень орудует дайклейвами с холодной сосредоточенностью Финального, отсекает руки, перерезает мышцы ног – даже мертвая Эссенция не может двигать неспособное к этому тело – отрубает головы, катящиеся по земле словно мячи для игры.

Высокий зомби замахивается сжатым кулаком; не размышляя, Тень вскидывает руку навстречу, жар пламени зарождается в сердце, пробегает по телу и вырывается наружу длинным, бледно-зеленым языком огня. Он бьет в мертвеца, и тот отшатывается, бестолково размахивая руками; его одежда мигом занимается пламенем.

Тень прыгает вперед, сосредоточившись на других зомби. Зеленый огонь пляшет на руках и кончиках дайклейвов; раскаленные пламенем стиля мечи легко рассекают шеи мертвецов, перерезая плоть и позвоночник. Иногда он промахивается, и тогда клинки разрубают головы; Тень лишь тихо радуется, что закрывающий лицо шарф отсекает часть запахов – на прогнившие мозги мертвецов и смотреть-то неприятно.

По обонянию бьет запах горящей плоти – совсем близко! – и Тень внезапно понимает, что допустил глупейшую ошибку.

Адепт Дракона Огня учится терпеть боль – но мертвецы ее вообще не чувствуют.

Пылающий зомби наваливается сзади, крепкие руки охватывают шею Стороннего, и пламя течет с них по одежде и телу. Тени не удается сдержать вскрика, когда кожа вспухает волдырями; но мощным усилием воли он отрешается от боли.

Всему есть финал – и боли тоже.

Он резко вскидывает мечи, проворачивая короткие клинки в пальцах и вонзая их в руки зомби, быстрым сильным движением рассекает отточенной душесталью плоть и кости.

Вырвавшись из смертоносно-жарких объятий, Тень прокатывается по земле, сбивая с себя пламя, вскакивает на ноги. Бросок вперед, мимо горящего зомби, один дайклейв подрезает мышцы ног, второй – бьет в позвоночник.

Еще двое бросаются с разных сторон: занесенный топор и тянущиеся к горлу пальцы. Тень ускользает из-под удара, и ржавая секира одного мертвеца врубается в череп второго; спустя секунду скрестившиеся дайклейвы отрезают голову обладателю топора.

Тень останавливается, опустив оружие и тяжело дыша. Все. Ни один зомби больше не поднимется. Он оглядывает тела и мрачно хмыкает: эти трупы стоит показать всем, кто склонен романтизировать Нижний Мир.

Сам Тень слишком давно работает с царством мертвых, чтобы питать иллюзии.

Рядом слышны легкие шаги учителя, наблюдавшего всю схватку со стороны. Тень не смотрит в его сторону, мимолетно задумываясь: вмешался бы призрак, если б ученику пришлось совсем плохо? Или его мечи остались бы в ножнах?

Мечник останавливается, окидывает взглядом поле боя.

– Отлично, – довольно говорит он. – Ты понял, как надо поступать; теперь ты готов пройти по пути Дракона Огня дальше.

– Я бы предпочел урок в зале, – мрачно отвечает Тень, тщательно вытирая дайклейвы и вкладывая их в ножны.

Мечник с иронией качает головой.

– Можно научиться вызывать пламя в додзё. Но научиться сражаться пламенем можно только в бою.

– Я не думал, что у вас есть жалость, сифу, – говорит Тень, оглядываясь на Мечника. – Я считал, что вы заставите меня тренироваться на людях.

Призрак сухо улыбается.

– Будь я жив – мог бы и заставить. Но мертвые учат иначе.

Звезды. Пути небесные

Небесный купол над Ю-Шанем темен, и лишь в центре его сияет одна яркая звезда. Край небосвода уже начинает светиться расплавленным золотом; Непокоренное Солнце вырывается вперед в Играх и скоро в Городе Богов наступит день.

Но пока что над улицами светится только Меркурий, звезда и Дева Странствий. Стоящей на балконе высокого дома женщине, такой знак кажется добрым; она и сама принадлежит к избранникам этой Девы.

Прохладный ветер ласкает темную кожу; Айеша Ура почти обнажена, гладкое крепкое тело скрывает лишь короткий легкий полупрозрачный халат. Она совсем недавно поднялась с постели, где еще спит ее любовник, и не отказалась бы туда вернуться.

Если бы не мысли, которые не дают ей заснуть. Если бы не сны…

Она старалась прогнать их жаркими ночами, отдаваясь своему наставнику и любовнику, блаженно закрывая глаза в его руках, стараясь наполниться его ласками так, что не останется места ни для чего иного, что она заснет усталой и счастливой.

Но раз за разом всплывают новые образы. Она знает, что века назад Сторонние обеспокоились судьбой мира и сотворили пророчество, явившее им три пути. Не желая выбрать Темный, они спорили из-за Золотого и Бронзового – из-за контроля соларов или же их свержения и уничтожения. Она знает, что приверженцы Бронзового пути победили, и что первыми погибли не солары, а Сторонние, что пожелали предупредить Избранных Солнца.

Айеша читала об этом. Но каждую ночь она видит случившееся, чувствует, как клинок из звездного металла пронзает ее грудь, как по гладким полированным плитам разливается ее жизнь. Она чувствует, как корчится в предсмертной агонии тело и как рот наполняется кровью, а перебитая рука, висящая почти на ниточке, дергается бессмысленными движениями.

В прошедшую эпоху ее Возвышение принадлежало Таммизу Ушуну, лидеру выбравших Золото и первому погибшему за свой выбор. И, как всегда, Возвышение запечатлело ярчайшие моменты жизни, способные даровать мудрость (век Ушуна был долгим), но пока что Айеша видит только смерть.

И лицо человека, склонившегося над умирающим – резкие четкие черты, темную бороду и волосы, зеленые глаза, в которых сожаление скрыто под стальной решимостью.

Чейоп Кеджак. Сторонний Тайн. Лидер Бронзовых. Давний друг Ушуна, наставник и возлюбленный Айеши.

Сторонняя качает головой, и ветер касается коротких курчавых волос. Каждое утро она лежит с сомкнутыми глазами, изгоняя память ночи – чтобы, подняв веки, посмотреть на Кеджака взглядом любящей женщины, а не убитого друга-соперника.

Но теперь эти воспоминания – часть ее души, часть пути, уготованного ей Девами. И они становятся все сильнее с тех пор, как она начала изучать Искусство.

Каждый чародей знает о Пяти Испытаниях, которые должен преодолеть идущий по такой дороге. Странствие и ученичество, смирение и страх – со всем этим Айеша справилась. Мелкая жертва, последнее испытание, позволила ей познать заклинания Земного Круга; к ним она давно привыкла.

Последние годы Кеджак побуждал ее принести вторую жертву и пройти посвящение в Небесный Круг. Айеша знает – он хочет блага для ученицы и любимой, и хочет большей силы для нее – и одновременно для Бронзовых, своей фракции, над созданием и укреплением он столь неустанно работает.

Но что за жертву она может принести? Что она должна выбрать, что выбросить из своей жизни?

Вновь возникает та же мысль, что и раньше, и Айеше становится холодно. Она медленно проводит ладонями по телу, оглаживает полную грудь, скользит пальцами вниз, вспоминая, как совсем недавно этот же путь проделывали руки Кеджака и как светились его глаза, когда он погружался в нее, медленно и ласково…

Воспоминания рассыпаются. Образы страсти оказываются слабее тяжелых мыслей, и Айеша вздыхает. В душе крепнет ощущение того, что надо сделать, и что будет единственно правильным.

Вечное проклятие и благословение Сторонних – ощущение своего долга. Кеджак делал необходимое, сокрушив Золотых той Эпохи и организовав свержение соларов. Она… она тоже поступит так, как необходимо теперь.

Небо все сильнее разгорается светом Солнца; позади раздаются шаги, и Айеша оборачивается. Кеджак стоит в дверях, улыбаясь; его халат тоже не запахнут, он выглядит почти молодым.

Несколько секунд они любуются друг другом. Айеша сама довольно улыбается, видя, как взгляд любовника скользит по ее телу, останавливаясь на высокой груди, на длинных стройных ногах, на ее янтарных глазах; он часто говорил, что взгляд ученицы светится умом и иронией даже когда она опечалена.

Она и сама не отрывает взгляда – лидер Бронзовых крепок и силен, пробившаяся в бороде и волосах седина лишь придает ему степенности. Взгляд Айеши падает ниже, и она с усмешкой вспоминает, как сказала, что Кеджак отменно обращается с любыми посохами, и как они вместе смеялись.

Чейоп подается вперед, но не успевает ничего сказать; женщина чувствует, что если он заговорит, то ее решимость разлетится.

– Я выбрала жертву, – произносит Айеша, выпрямляясь и поднимая голову. Она знает, что этот образ – темнокожая прекрасная женщина на фоне золотого неба – навсегда останется в памяти Кеджака.

Пусть будет так.

– Я выбрала, – повторяет Айеша. – Я принимаю себя, прошлую и настоящую. Я принимаю память Ушуна.

«Я отрицаю нашу любовь и твое дело», – звучит в этих словах и Кеджак, всегда верно понимавший то, что он слышит и видит, застывает.

На мгновение зеленые глаза наполняются болью и лицо Кеджака застывает искаженной мукой маской.

На мгновение янтарные глаза вспыхивают слезами и Айеша вздрагивает всем телом, ощутив, как ставший внезапно холодным ветер проходится по телу под одеждой.

Но миг проходит – и Кеджак коротко, сдержанно кивает, затягивает пояс халата твердым, почти официальным жестом, и уходит с балкона. Не оборачиваясь.

Айеша стоит неподвижно, вслушиваясь в то, как он одевается и идет к двери. Раздается короткий стук, и только после этого Ура позволяет себе медленно, беззвучно выдохнуть.

Она не позвала его – пусть и хотела. Мелькнувшие слезы испарились, и Сторонняя вновь медленно поворачивается к залитому светом Ю-Шаню, чувствуя, как внутри нее нечто меняется. Пустоту, оставленную решением, заполняет новая сила, новое могущество… новая дорога.

Айеша знает, что сделает сегодня. Сперва – соберет немногочисленных Золотых, к которым она теперь принадлежит, и объявит, что Возвышение их лидера снова встало на правильный путь. Потом – отправится в Департамент 137 и начнет знакомиться с Небесным Кругом, ныне открытым ей.

И начнет вести своих союзников по пути исполнения Золотого Пророчества. И исполнит его.

Иначе не может быть.

Ведь дорога, созданная жертвой, не может быть напрасной.

Луна. Рога из лунного серебра

Костяная катапульта сухо щелкнула, посылая тяжелый камень через всю равнину; вражеские лучники дернулись было в сторону, но опоздали на долю мгновения. Снаряд врезался в их отряд, расшвыривая в разные стороны тела и обломки костей, заливая землю кровью.

Облаченные в ржавые доспехи или потрепанную одежду зомби брели вперед, равнодушно добивая раненых противников, отсекая головы или всаживая клинок в сердце. Боевые призраки мелькали среди ходячих трупов смертоносными тенями, атакуя внезапно, поражая мечами или разрывая лица живых загнутыми черными когтями. Невысокая трава уже почти полностью побагровела от текущей крови, но северяне держались и отбивались от мертвецов не менее ожесточенно, чем в самом начале битвы.

Но ни нежить, ни их противники не замечали фигуры, скрытой лесом, начинавшимся в доброй сотне шагов от схватившихся воинов.

В другом случае трудно было бы не заметить наблюдателя, но сейчас двадцатифутовый варстрайдер из лунного серебра был надежно скрыт зеленоватым иллюзорным покровом. Магия сливала очертания боевой машины с лесом, позволяя двоим Возвышенным в кабине наблюдать кипевшую на равнине битву.

– Центр состоит из зомби, – негромко диктовала Файна. Знак Сумеречной касты мягко горел в середине ее лба, освещая лист чистой бумаги и кисть с золотистым узором, стремительно бегавшую по нему в такт словам хозяйки. – Боевые призраки поддерживают их с флангов, катапульта прикрывает… на кой ему катапульта против пехоты? Всего один удачный выстрел и сделала.

– Может, он хотел какую крепость штурмовать, да передумал или отвлекся? – предположил Армаль. Он глядел на записи Файны поверх ее плеча, расположившись в середине паутины контрольных ремней варстрайдера. Серебряные татуировки бежали по бледной коже Армаля, выдавая в нем лунара любому знающему.

– Логично, – согласилась Файна; они с Армалем уже давно были вместе, и его военная смекалка не раз помогала теоретическим рассуждениям.

Они вновь перевели взгляд на поле, где живые схватились с мертвыми.

Первые принадлежали к числу слезоедов – северян, которые, как удалось выяснить Армалю и Файне, служили кому-то из Лордов Смерти. Противостоящая им нежить подчинялась другому Лорду; раздоры между владыками нежити обоих Возвышенных совершенно не удивляли.

Слезоеды превосходили мертвецов в численности, и, казалось бы, исход схватки предрешен. Зомби были сильны, но тупы, боевых призраков немного… однако нежить возглавлял рыцарь смерти.

И это меняло очень многое.

Под руководством темного Возвышенного зомби сражались почти как люди, пусть и реагировали на приказы медленнее. Воин Лордов благоразумно оставался за спинами своих солдат, продвигаясь вместе с ними, но не вступая в прямую схватку со слезоедами. Похоже, направлять мертвецов и наблюдать, как они разрывают людей на части, ему нравилось куда больше.

– Командир – тактик и руководитель, то ли не склонен к личной схватке, то ли не владеет боевым мастерством, – продолжала Файна. – Возможно, желает испытать свои таланты руководителя или же этих конкретных зомби.

– Рыцаря надо взять живым, – неожиданно заявил Армаль.

Спутница воззрилась на него с искренним удивлением, и Армаль пояснил:

– Тогда его можно будет не просто убить, а вырезать орла.

– Кажется, я не знаю этого обычая, – сосредоточенно сдвинула брови Файна, подхватывая чистый лист. Кисть выжидающе замерла.

– О, он очень прост, это у нас так страшных врагов казнят, – с воодушевлением объяснил Армаль. – Сперва делается разрез на теле, чтобы добраться до ребер. Потом эти самые ребра берутся и разводятся в сторону, выдирая из тела, но так, чтобы они не оторвались, а распростерлись как крылья орла…

Кисть, уже выписавшая несколько строк, застыла; Файна с подозрением уставилась на Армаля. Тот же увлеченно продолжал:

– После этого врага отпускают ползать по полу, пока он не истечет кровью. Если ножом работал мастер, то он может еще несколько часов прожить, пока славные воины пьют за его смерть и пируют. Хотя, конечно, рыцарь смерти – враг крепкий, так что лучше поступить как конунг Фальд: сперва вырезать орла, а потом бросить доску на спину и как раз на ней и сесть пировать…

– Армаль! – не выдержала Файна. – Ты издеваешься?!

– Почему? – удивился лунар.

– Потому что ты опять принимаешься вываливать на меня кровавую жизнь своего племени! Каждый раз, как я тебя пытаюсь расспросить о твоей культуре, ты начинаешь рассказывать всякие ужасы!

– Ну а что я сделаю, если так и есть? – Армаль попытался развести руками, но контрольные ремни варстрайдера помешали.

– Так ведь не только кровавым кошмаром твое племя живет, – попыталась втолковать Файна. – Вот, скажем, у вас потрясающе тонкая резьба по кости…

– …врагов, – закончил Армаль. – Особым мастерством считается резать, когда кость еще в теле, причем враг жив и надежно закреплен. Рука разрезается, чтобы кость была обнажена, а потом мастер берет резец и принимается выводить узоры…

– Ты же сам и близко не так кровожаден! – с негодованием воскликнула Файна. – Ты нормальный цивилизованный лунар, и только зачем-то пытаешься меня дразнить!

– Слушай, это все-таки моя родная культура, – возмутился Армаль. – Именно так у нас и несут цивилизацию. И это еще не худший вариант…

– О, Солнце! – вздохнула Файна. – Сам себя послушай. Речь как у образованного человека – не зрятебя в Договоре воспитывали, содержание самой речи – как у бешеного дикаря.

– А я кто? – удивился Армаль. – Белостенцев спроси, они тебе так и скажут. К нам, кстати, посылали просветителя, который должен был нас учить просветлению через музыку.

– И что вышло? – невольно заинтересовалась Файна.

– Да ничего особенного, – флегматично отозвался Армаль. – Нашли змею, сунули музыканту в горло медный рог, туда змею запустили. Внешний конец рога запечатали и подогрели, она в брюхо и…

Файна зашипела не хуже помянутой змеи, и Армаль умолк.

Тем более, что и ситуация на поле поменялась.

Пока Возвышенные спорили, слезоеды сумели правильно перегруппироваться, солью отогнать призраков и уничтожать зомби, атакуя их слаженной группой. Отряд нежити стремительно таял, и рыцарь смерти явно был этим недоволен: Армаль и Файна видели, как он резко рубанул рукой в воздухе.

Но идти в бой он не собирался. Вместо того рыцарь смерти принялся стремительно жестикулировать, анима вокруг него разгорелась черным огнем, плеснув на добрый фут над головой.

Земля рядом с варстрайдером завибрировала, вокруг самого рыцаря смерти – задрожала, пошла трещинами. Из разломов одна за другой вырывались перламутрово сияющие кости; устремляясь к рыцарю смерти, они начинали светиться тошнотворным зеленоватым сиянием.

Могучий ветер вздернул рыцаря смерти над землей; он широко распростер руки, позволяя костям выстроить вокруг него сложный механизм, покрывая шестеренки и рычаги зеленовато-белой броней. На груди собиравшейся некромантией машины проступали образы: гниющие тела, отсеченные головы с выпученными глазами или зияющие черными провалами глазниц. Зомби вокруг заклинание тоже не обошло, вырывая скелеты из мертвой плоти и втягивая их в число вьющихся вихрем деталей.

Еще несколько секунд – и на поле окончательно воздвигся варстрайдер из костей и поблескивающей между ними черной Эссенции. В протянутой руке соткалось костяное же копье подобающих размеров; машина уступала варстрайдеру Армаля несколько футов в росте, но для смертных была не менее грозным противником.

Костяной страйдер сделал несколько шагов, слезоеды в ужасе кинулись прочь: вокруг некромантической машины колыхалось все то же наводящее страх черное пламя анимы. Оно скапливалось на копье, пропитывая древко и наконечник; оружие дернулось, капля огня настигла бегущего слезоеда – и плоть того в одно мгновение истаяла, стекая прочь с костей и обнажая скелет.

– Пора, – прошептал Армаль, сосредотачиваясь.

Если обычные варстрайдеры были просто боевыми машинами, то варстрайдеры благородного класса всегда имели какие-то особые черты, зависевшие и от создателя, и от материала. Нередко случалось так, что на машины из синего нефрита устанавливали полетные системы, собранные из орихалка окружали себя защитным полем…

А некоторые лунносеребряные варстрайдеры могли меняться вместе с пилотом-лунаром.

Мягкое сияние пробежало по фигуре Армаля расплавляя и меняя облик: в кабине разом стало тесно, когда вместо человека возник огромный олень с ветвистыми рогами. Однако и кабина тут же переменилась – вершины деревьев за стеклом плавно ушли вверх, сама кабина из круглой превратилась в овальную.

Армаль вскинул голову, по контрольным ремням пробежала дрожь – и варстрайдер, сменивший форму на оленью, рванулся с места, набирая скорость с каждой секундой. Кости слезоедов и зомби равно хрустели под лунносеребряными копытами, корпус заблестел от силы вливаемых в него чармов; варстрайдер низко опустил голову, выставив рога.

Файна уцепилась за шею Армаля, пытаясь не стукнуться о стену и при этом не мешать управлению, и лишь тихо проклинала авантюрный характер спутника.

Но тактика сработала: рыцарь смерти слишком поздно заметил происходящее. Костяной страйдер неуклюже повернулся, нацеливая сочащееся тьмой оружие, и опоздал на секунду.

Рога из лунного серебра врезались в некромантическую машину, ударив со всей набранной скоростью и весом благородного варстрайдера. Брызнули осколки костей, панцирь раскололся – и один из отростков рогов разбил кабину, насквозь пронзив пилота. По чистому серебру хлынула кровь, пятная металл и капая на землю внизу; Армаль резко дернул голову варстрайдера, разрывая корпус и кабину чужой машины пополам – и тело пилота вместе с ними.

Контрольные ремни сыграли с рыцарем смерти дурную шутку: они связывали его с нижней частью кабины, и лопнули слишком поздно. Серебряный рог легко распорол плоть врага, сокрушив грудную клетку и вырвавшись на свободу у ключицы.

Армаль победно вскрикнул; варстрайдер двинул разрушенного противника копытом, и костяной гигант обрушился на землю. Серебряная машина тут же развернулась к слезоедам, и те совершенно правильно поняли намек, кинувшись прочь с поля боя. После сражения с нежитью племя оказалось не в том состоянии, чтобы пытаться совладать еще и с Возвышенными.

Теперь на эти земли мог свободно прийти тот народ, с которым Файна и Армаль старательно сотрудничали последние два года.

Проводив бегущих кочевников взглядом и гневными ударами копыта о землю, лунносеребряный гигант вскоре стал менять форму – Армаль вновь приобретал человеческий облик.

– Ты все-таки совершенно безрассуден, – вздохнула Файна, когда ее руки обвились уже вокруг мужской шеи, а не оленьей.

– Это моя культура, – гордо заявил Армаль. – Ты знаешь, у нас приняты и более безрассудные обычаи; например, сражаясь в сезон Огня, мы бежим на противника голыми, рубим врагов на части, а затем берем женщин прямо на…

Файна прожгла его взглядом, отпустила и шагнула к люку. Выскользнув наружу, она спрыгнула вниз; кастовый знак слабо вспыхнул, когда влитая в мышцы Эссенция помогла приземлиться и ничего не сломать. Армаль присоединился к ней через полминуты: Файна уже сосредоточенно изучала останки костяного страйдера.

– Мощное некромантическое заклинание, – диктовала она кисти, – примерный возраст извлеченных из земли костей – около пятисот лет. Предположительно укреплены Эссенцией в момент создания боевой машины…

– Только не помогло, – весело заметил Армаль. – Нынешняя схватка доказала, что сильнее всего в Творении!

– И что же? – покосилась Файна через плечо.

– Прогресс и технология! – торжествующе заявил Армаль. – Видишь?

Он гордо указал на сияющую громаду варстрайдера.

– Видишь, Файна, на что способен магитек Первой Эпохи? Я даже не знаю, как ты, Сумеречная, можешь сомневаться в его силе!

– Ученые – всегда скептики, – резонно заметила Файна. – Понимаешь, Армаль, всегда есть факторы, которые могут свести на нет совершенство техники.

– Не в этом случае, – категорически заявил Армаль. – Вот что может угрожать варстрайдеру, кроме схватки с другим таким же?

– Не дразни Дев, – откликнулась Файна. Армаль отмахнулся, и собирался что-то сказать, но…

На другой стороне поля последний оставшийся зомби продолжал выполнять приказ. Он заложил последний камень в костяную катапульту, нажал на рычаг и тупо замер, не зная, что делать дальше. Снаряд же со свистом разрезал воздух, пронесся по небу и угодил прямо в грудь варстрайдера.

Покачнувшись, лунносеребряный механизм с грохотом завалился на спину, подняв тучу пыли.

Армаль уставился на происшедшее, не веря своим глазам. Файна только прикрыла глаза ладонью.

– Э… – озадаченно пробормотал Армаль. – А как же… превосходство магитека над грубыми машинами?!

– Я тебя люблю, Армаль, – вздохнула Файна. – Но иногда ты такой… лунный олень.

Луна. Цена познания

Первой из-за деревьев скользнула изумрудная ящерица примерно в фут длиной, почти неразличимая на фоне буйных листьев. Забралась на нагретый камень, приподнялась, оглядываясь. На первый взгляд она казалась обычной, но чуть более пристальное изучение являло отличия – чешуя ящерицы напоминала кору, когти слегка искрились, воздух вокруг нее дрожал, словно нагревшись.

Следом за ней появился огромный волк, высунувший язык от жары; он ступал по мягкой траве спокойно и бесшумно, глаза искрились любопытством. Будь рядом кто-то еще – тоже бы заинтересовался; такие волки водились на Севере, никак не в жарких лесах срединного Востока. Среди обильной зелени и травы он казался чужим, даже если бы по меху не вился сложный, сверкающий серебром узор, придававший волку почти неземной вид.

Остановившись у камня, волк встряхнулся – и тело его стремительно изменилось. Исчезла шерсть, втянулись клыки, лапы обратились в руки и ноги, череп словно потек, меняя форму; через мгновение среди деревьев выпрямился высокий светлокожий и светловолосый человек в легких штанах и рубашке, с мешком за плечами.

Теперь с волком его роднили лишь узор на коже и волчьи уши у тени, стелившейся позади. Зрелище не менее удивительное для того, кто сумел бы разглядеть странную форму тени; впрочем, здесь не было разумных наблюдателей, а двое путешественников и так знали достаточно друг о друге.

– Жарко все-таки, – проронил человек, вытирая пот со лба.

– Нечего было в такой шкуре бежать, – хмыкнула в ответ ящерица. – Здесь тебе не родной Север, Коготь, здесь Восток. Тут, знаешь ли, и снег даже в Сияющем Воздухе не выпадает.

– Удивишься, но знаю, Синкарл. Учитель достаточно рассказывал. Думаешь, я его плохо слушал?

– Не-а, – признал Синкарл, – когда Крыло говорит – его не слушать не выходит.

Оба замолчали, оглядываясь и подмечая множество деталей, ничего не сказавших бы горожанину, но для путешественников оказавшихся яснее самых подробных карт. В этих краях оба они еще не бывали, однако незнакомство с местностью не мешало.

Синкарл был элементалем Дерева, и в родной стихии чувствовал себя превосходно, ориентируясь даже не по зрению, а по чувствам, настроившись на потоки родной ему Эссенции. Коготь Славы таким чутьем не обладал… но он был Возвышенным-лунаром. А уж если что изменчивые избранники Луны и умели – так это находить свои пути и приспосабливаться к любой обстановке. В зверином обличье лунар чувствовал мир еще лучше, но сейчас подойти к цели странствия в человеческом облике казалось учтивым.

Длившееся не первый месяц путешествие почти подошло к концу. За это время Коготь успел неплохо узнать Восток, обзавестись несколькими новыми обликами (по пути попалось немало интересных зверей и нашлось время для священной охоты), а также убедиться в правоте слов наставника. Звездное Крыло очень ясно объяснил, насколько же Восток отличается от родного ученику Севера.

Где родился сам учитель, Коготь не знал. Огромные совы, вроде той, что служила старому лунару духовной формой, водились во множестве мест, а во времена рождения Крыла народы смешивались куда чаще, так что и человеческая внешность не помогала.

Впрочем, Коготь и не спрашивал. Какая разница?

Медленно вздохнув, лунар двинулся через поляну, к широкому ручью и деревьям на другой стороне. Синкарл скользил в траве рядом, наслаждаясь погружением в привычную ему стихию.

Они дружили давно – с тех пор, как Крыло, желая пояснить ученику все тонкости выживания в лесу, обратился к знакомому элементалю. Тот с радостью отозвался, и с тех пор сопровождал Когтя, то ли из любопытства, то ли желая обрести сильного союзника. Коготь считал, что верно последнее; особой мощью Синкарл не обладал, а северянин принадлежал к касте Полной Луны и по праву назывался могучим воином.

В любом случае они сдружились, и Коготь не раз пользовался хитроумными советами Синкарла. Элементаль за свою жизнь побывал во множестве мест и всегда мог что-то подсказать; сам-то лунар хорошо знал только обычаи Севера, да и то не все. Помнится, наведавшись по распоряжению наставника в земли хаслантийцев, он изрядно удивился тому, как жители Лиги отличаются от привычных самому Когтю племен.

Пробираясь сквозь лес, отодвигая с пути листья и пригибаясь, когда навстречу попадались особо толстые ветки, молодой лунар начинал слегка нервничать. Он находился на чужих землях – и все ближе подходил к месту, о котором шла не лучшая слава.

О похороненном в восточных лесах городе ему, как и всегда, рассказал учитель; вернее, он сперва случайно упомянул его, а затем подробно ответил на вопрос. С тех пор Коготь загорелся желанием побывать здесь и прикоснуться к древней мудрости. Да, Звездное Крыло обучил его очень многому… но сам он легко признавал, что в библиотеках Первой Эпохи можно найти больше, чем он сможет предложить. К знаниям Когтя тянуло; в конце концов, именно наставник и привил ему любовь к чтению, удивившую самого лунара.

А где могут быть лучшие библиотеки, чем в городе, что славился ими даже во времена величия мира?

Ныне, однако, этот город окружала темная слава, а о его хозяйке говорили многое. Но Коготь не особенно верил; если даже в одном племени человека можно очернить сплетнями… то что уж говорить о той, кто редко покидает свой дом и общается с другими? Вот наставник ее с самой Чумы не видел.

Пройдя меж деревьями, Коготь наконец впервые за много дней пути по-настоящему покинул лес. Трава шелестящим ковром текла дальше, вплетаясь меж разрушенных домов, но деревья уже отступали, не в силах окончательно завладеть старым городом.

– Я дальше не пойду, – сообщил Синкарл, напоминая о принятом ранее решении. – Меня ваши законы не очень хранят. У разбитой скалы, да?

– Да, я туда наведаюсь, – кивнул Коготь. – Не скучай.

– Не буду, – усмехнулся элементаль и скрылся среди деревьев.

Лунар же медленно вздохнул и двинулся вперед, вступив в Сперимин, город знаний. Ныне звавшийся Городом Тысячи Золотых Удовольствий – Махаланкой.

Обитель Ракси. Возвышенной-лунара касты Безлунных. Сильнейшей чародейки Серебряного Договора.

Или, как ее еще прозвали – Королевы Клыков.

Однажды Коготь Славы спросил у учителя: почему тот не создаст свое племя зверолюдей, почему живет одиночкой? Звездное Крыло лаконично ответил: «У меня не будет другого племени». Сказано это было таким тоном, что у ученика напрочь пропала охота задавать новые вопросы.

Королева Клыков явно придерживалась другого мнения.

Махаланка кишела обезьянолюдьми, потомством Ракси. Хвала Луне, они принадлежали к опознаваемым породам; в обезьянах Коготь всегда разбирался слабо, пусть и знал главные виды.

Мимо целеустремленно протопали громадные гориллоиды в шлемах и кирасах, с копьями в руках; под черной шерстью бугрились мускулы, глаза свирепо горели. Видно, местная стража; вот как рыкнули на мелких мартышек, таскавших ведра с водой; те вжали головы в плечи.

Гориллы уступили дорогу орангутану в потрепанной мантии, отмахнувшемуся от них небрежным движением лапы. Неподалеку на стену вскочил бабуин со свитком в лапах и чернильницей на поясе, составлявшем всю его одежду.

Были здесь и люди, облаченные в шкуры или набедренные повязки. По большей части – смуглокожие восточники, явные дикари; нередко попадались и люди с выступающими изо рта клыками или покрытые шерстью.

Мутанты Вильда. Таких Коготь уже видел на Севере.

Он шел сквозь город, не скрываясь; жители уступали ему дорогу, лишь задержав взгляд на покрывающем тело серебряном узоре, признаке лунара. Коготь сдержал улыбку, мысленно одобрив то, как Ракси вселила почтение в своих диких подданных. Они прекрасно понимают, что лунаров надо уважать, и правильно делают. Даже если не учитывать пропасть между зверолюдьми, дикарями и Возвышенными… он мог с легкостью расправиться с любым из могучих стражей.

Полная Луна – каста воинов. Кто может сравниться с бойцом-лунаром? Разве что солар, но их давно не видно в Творении.

Отвлекаясь от мыслей, Коготь невольно залюбовался городом. Похоже, слова «руины Сперимина» были серьезным преувеличением…

Здания для смертных, лавки, мастерские и прочие обычные дома давно сдались лесу; трава и плющ плотно обвили обломанные стены. Кое-где они не доходили Когтю и до груди; Полнолунный лишь вздохнул, невольно вспоминая мертвые северные поселки, где вместо травы приходили лед и снег.

Кое-где были новые, грубые постройки. Вот, скажем, неподалеку от огибавшей город шумной реки возвышалось… Кажется, это был загон – обширный добротно сделанный, из бревен, в два человеческих роста, с массивной дверью и засовом снаружи. Сейчас он был пуст; Коготь нахмурился, пытаясь сообразить, что за скот здесь держат, пожал плечами и выбросил из головы.

Иная же часть Махаланки, к которой он и приближался… Под ноги легла гладкая, но не скользкая поверхность, сияющая изнутри белым светом; среди руин гордо вознеслись двенадцать башен из адаманта и стали, пережившей многие века. Их окружали здания поменьше – башни, словно сотканные из стекла и фарфора, окружали старших собратьев блистающим кольцом.

Замедлив шаг, Коготь зачарованно смотрел на уходящие вверх башни и шпили. Казалось, время над ними не властно; казалось, перед его глазами ожила Первая Эпоха, и даже фигуры невозможных для городов тех времен зверолюдей не портили впечатление. Древняя магия не только берегла башни и улицы – она еще и очищала их, растворяла и распыляла всю грязь, что оставалась на сияющей поверхности.

В городе, заселенном обезьянами – полезная способность.

Стряхнув оцепенение, лунар решительно двинулся вперед, к проходу, что вел к центральным башням… к главной башне. К исполинскому восьмиугольнику, который, как знал Коготь, в ширину не менее четверти мили, а в высоту – сорок этажей…

Даже представить трудно. Даже стены Белостенья так не впечатляют – там-то хоть камень, а здесь – сталь и адамант, блеск лунного серебра, радужного звездного металла и пяти цветов нефрита на парапетах, золотое сияние орихалкового купола.

Да. Действительно ведь великий город. Великая Библиотека – то самое здание впереди.

Коготь даже не сомневался, что найдет хозяйку города там. Где еще может обитать могущественная чародейка?

Двое горилл у входа, в броне получше качеством, переглянулись при приближении лунара, потом скрестили копья. Коготь кивнул – ну да, логично, без приказа пропускать нельзя.

– Сообщите своей госпоже, что гость просит встречи с ней, – произнес Коготь, старательно выговаривая слова лесной речи. Главный язык Востока он освоил неплохо, но все еще не был уверен в произношении.

Гориллы снова переглянулись, один из стражей коротко рыкнул, и внутрь стремительно умчалась мартышка – видимо, докладывать.

Коготь ожидал, что сейчас его впустят внутрь. Возможно – что предложат подождать аудиенции у правительницы.

Но вот чего он совсем не ожидал – так это того, что Ракси сама выйдет к нему.

Древняя чародейка удивительно подходила своему сияющему городу; серебро вьющихся по телу татуировок вплеталось в блеск стекла, адаманта и стали, и Ракси казалась порождением света и теней, сроднившимся с городом.

Она была невысока, едва доставая Когтю до груди. Смуглая кожа была гладкой как шелк, длинные темно-рыжие волосы были подняты вверх, закреплены и спадали вниз пышным водопадом. На вид ей было не больше шестнадцати-семнадцати зим; всю одежду Королевы Клыков составляли две повязки, охватывавшие бедра и грудь, и почти ничего не скрывавшие.

Тонкие черты лица, изящные изгибы тела, грациозная манера двигаться – все это дышало непредставимой притягательностью, немыслимой аурой желания, которая, казалось, была разлита в воздухе. Коготь поймал себя на том, что не сводит с нее глаз, что в горле пересохло, а штаны становятся тесны.

Ракси чарующе улыбнулась и промолвила, легко и безупречно выговаривая слова неборечи, языка Севера:

– Рада видеть собрата-лунара.

Мелодичный голос вывел Полнолунного из оцепенения; он поспешно поклонился.

– Да будет Луна вечно сиять над вами, старейшина. Мое имя Коготь Славы, я принадлежу к касте Полной Луны.

– Так тебя назвали после Испытаний? – чуть подняла темную бровь Безлунная, и выбранное для себя имя впервые показалось Когтю чрезмерно напыщенным.

Стоявшая перед ним не нуждалась в смене имени; даже титул Королевы Клыков ей поднесли. Прорвавшись сквозь пелену немыслимого желания, исходившего от Ракси, молодой лунар ощущал: в хрупком теле чародейки струится власть, которой не нужны пышные звания. Зачем? Никакой титул не сможет что-то прибавить к величию, которым она и так обладает.

И слово «старейшина», не вязавшееся с юным обликом, как нельзя лучше подходило к ауре силы, что источала госпожа Махаланки.

– Да, старейшина, – ответил Коготь, спохватившись, что слишком долго молчит. – Мудрецы и мой наставник согласились с ним.

– А кто твой наставник?

– Его зовут Звездное Крыло, старейшина… из касты Изменчивых Лун.

– Вот как… – задумчиво протянула Ракси. – Древний филин по-прежнему странствует и берет учеников, не так ли? Как всегда.

Слова показались Когтю не слишком уважительными, но он промолчал. В конце концов, что он знает об отношениях старейшин Серебряного Договора, родившихся в Первую Эпоху древнейших лунаров? Что знает о том, что они позволяют друг другу?

– Но почему же ты пришел в Махаланку? – отвлекла его Ракси от раздумий.

Коготь вновь склонил голову.

– Я хотел прикоснуться к мудрости, старейшина. Я знаю, что этот город до сих пор остается собранием знаний.

– Полнолунный, стремящийся к знаниям? – улыбнулась чародейка. – Похвально. Необычно, но похвально; соединивший боевую доблесть и накопленные веками знания может стать истинно великим.

Улыбка ее была до того очаровательной, что лунар невольно выпрямился во весь рост, чувствуя заслуженную гордость собой. Похвала от родившейся в Первую Эпоху дорогого стоит; превосходивших Ракси по возрасту можно было по пальцам пересчитать. Да и то неизвестно, многие ли из них живы – а Безлунная стоит прямо перед ним.

Наверное, он не зря выбрал себе такое имя.

– Пройдись со мной, – предложила Ракси, изящным жестом указывая на улицу, отходящую от главного проспекта. Коготь немедленно последовал за ней, любуясь тонкой фигурой королевы Махаланки и сиянием серебра на смуглой коже.

Они вместе прошлись по белой и удивительно чистой улице, достигнув в конце концов места, где она скрывалась в лесу; зеленые сочные листья шелестели над гладкой светлой дорогой, не смея опасть на нее.

– Ты хочешь мудрости, – задумчиво произнесла Ракси, – и это похвально, как я уже сказала. Но это мой город и моя земля, Коготь Славы. Я давно установила закон, который требует от стремящихся к моим библиотекам оплатить будущую науку.

Коготь молча кивнул. Все справедливо; землю других лунаров члены Серебряного Договора уважали, и что-то о таких испытаниях он слышал. Правда, слухам не особо верил, а те, кто с Ракси расплачивался, ничего не говорили. Видно, она взяла с них обещание молчать – иначе бы, зная точную цену, все сюда ринулись.

– Чем я могу помочь вам? – спросил Коготь. – Все, что в моих силах.

– Все?

Ракси заинтересованно смерила его взглядом, прислонившись спиной к могучему дереву и слегка выгнувшись. У лунара снова перехватило дыхание, когда его взгляд остановился на почти не скрытой тканью маленькой груди и на том, как натянулась повязка на бедрах. Пожалуй, даже полностью обнажившись, Безлунная не стала бы более соблазнительна.

Взгляд Королевы Клыков скользнул от лица северянина по груди, потом вниз, остановился на штанах, и Коготь невольно смутился, осознав, что там сейчас выпирает бугор.

– Нет, пожалуй не сейчас, – задумчиво промолвила Ракси; лунара кольнуло изрядное разочарование. – Возможно, потом, Коготь Славы – но сейчас я попрошу тебя об ином.

Туманное обещание воодушевило Полнолунного еще сильнее.

– Что пожелаете, старейшина!

– Я предпочитаю допускать на свои земли тех, кто мне угоден, – заговорила Ракси. – Если кочующие племена просто проходят просто по моим владениям – я не обращаю внимания. Но в последнее время один отряд слишком много времени проводит в границах моих владений, и мне это несколько надоело. Я уже собиралась отправить своих подданных – но, полагаю, ты справишься с задачей гораздо лучше.

– Конечно, старейшина! – подтвердил Коготь. Чтобы Полнолунный и не справился лучше зверолюдей и дикарей?! – Что именно нужно сделать?

– В отряде есть взрослые и дети, – пояснила Королева Клыков. – Убей взрослых. Дети не должны пострадать ни в коем случае; поэтому я и заколебалась с приказом. Мои дети и поданные бывают зачастую… чересчур ревностны и неудержимы.

– Понимаю, – кивнул Коготь. Ракси еще больше поднялась в его глазах, мало кто подумал бы о такой тонкости. – Это отряд для учебной охоты?

– Судя по всему, – кивнула Безлунная.

– Я исполню, – решительно сказал Коготь. – Сегодня же?

– Ну, – протянула Ракси, – если ты не устал…

– Пары часов отдыха мне хватит, старейшина, – заверил Полнолунный. – Как раз придет ранний вечер, и будет хорошее время.

– Ну что же, – улыбнулась Ракси так, что Коготь едва подавил желание шагнуть вперед и коснуться едва скрытого повязками тела. – Да поможет тебе Луна, Коготь Славы.

– Убить всех взрослых? – повторил Синкарл, скользивший по ветвям и листьям рядом с плечом Когтя и легко удерживаясь даже на самых тонких веточках.

– Они сами на себя навлекли беду, когда решили остаться на землях Ракси без ее разрешения, – пожал плечами Полнолунный.

– Может, не знали? – предположил элементаль.

Лунар усмехнулся:

– Не знали? Синкарл, Ракси здесь уже веками живет. Не думаю, что остался кто-то «не знающий».

– А что будет с детьми без взрослых? – уточнил элементаль.

Коготь наклонился, пропуская над собой тяжелую ветку, и пояснил:

– Если они хоть немного похожи на моих соплеменников – а я уже посмотрел на восточные племена, они схожи – то дети, вышедшие на первую охоту, уже могут легко найти дорогу домой, особенно вместе. Да и тут легче, это же не Север со снежными бурями. Здесь тепло, и погода хорошая, а местные опасности они должны знать, иначе бы на охоту не пустили.

Синкарл с сомнением хмыкнул, но возражать не стал.

– Помоги мне, хорошо? – попросил Коготь. – Отслеживай охотников, я к лесам еще не привык, могу их потерять.

– Хорошо, – вздохнул элементаль. – Раз уж пришли вместе – вместе и поработаем.

Отряд оказался необычно большим для первой охоты – десятеро взрослых, шестнадцать детей. Коготь немало удивился традициям Востока: младшие были самых разных возрастов, большая часть – лет шесть-семь, несколько подростков. Хотя… да, скорее всего, все просто – старшие охотники следят за подростками, те учатся руководить младшими, а сами младшие учатся на примере; потом, видно, уже сами выйдут на охоту. Неплохо, хотя в его родных местах поступали иначе.

Никаких сожалений Коготь не испытывал. Жаль только, что младшим придется познакомиться с опасностью жизни раньше, чем следует – но, похоже, подростки уже умеют ходить по лесам, вон, у одного даже шрам на руке, явно от схватки со зверем.

Вздохнув, лунар отбросил сомнения и принялся действовать.

Для начала охоты Коготь выбрал обличье снежной ласки, одного из самых быстрых хищников Севера. Он по себе знал, насколько же опасны такие звери, и как трудно с ними сражаться в снегах. Здесь, конечно, будет проще: все же в густой зелени белая шерсть не помогает, скорее мешает. Но… это если позволить себя заметить.

Чего Коготь делать не собирался.

Гибкое длинное тело снежной ласки сейчас было надежно скрыто ветвями и листьями, не давая рассмотреть белую шерсть. Лунар внимательно следил за тем, как высокий крепкий мужчина отделился от отряда, скользнул в чащу и на небольшую поляну рядом, держа наготове копье. Ясно, разведчик – дабы опасный зверь не натолкнулся на отряд, застав его врасплох. А что будет, если зверь нападет на самого разведчика?

Конечно. Вот и прикрывающий его лучник. Все верно, зверь не пройдет.

Зверь с разумом Возвышенного – другое дело.

Снежная ласка метнулась из зарослей, и лучник даже не успел ничего понять, когда десятифутовое тело обрушилось на него. Острые клыки сомкнулись на горле, моментально разорвав его до самого позвоночника; Коготь мотнул головой, отшвыривая кусок плоти, придавил бьющееся в последней судороге тело лапой.

Копейщик обернулся на звук; застыл, увидев совершенно незнакомого, покрытого белоснежной шерстью зверя. Коготь прянул к нему, уклонился от выброшенного навстречу острия; челюсти ласки сжались на руке охотника. Хрустнули переламывающиеся кости, рот снова наполнился острым вкусом крови.

Охотник взвыл от боли, когда резким движением преображенный лунар оторвал руку прочь, забрызгав алой кровью зеленые листья. Конвульсивно сжимающаяся кисть полетела в сторону, клыки полоснули по горлу, и крик перешел в предсмертный хрип; мгновенно отскочив, Коготь убедился, что рана смертельна.

Белая шерсть задрожала, тело изменило форму, словно переплавляясь – и по стволу дерева вверх взбежала огромная кошка с клыками, подобными саблям. Затаившись в листве, Коготь ждал.

Крик охотника входил в его планы. Эти люди все же заслуживали шанса на бой… да и как еще их немного отманить от детей? Пусть они и виновны в нарушении границ, но убивать их на глазах у младших не стоит. Надо быть справедливым.

Коготь ожидал, что кто-то один сунется проверить. Может быть – двое-трое, прикрывая друг друга.

Но к погибшим товарищам устремилась вся восьмерка охотников, и замерший на ветвях лунар шевельнул хвостом от удивления. Как это понимать? И как понимать донесшиеся до него короткие приказы топот ног – дети явно отступают прочь?

Ну что ж, ему же легче. И наблюдающему со стороны Синкарлу не надо будет их выслеживать.

Увидев тела, охотники замерли, вскинув копья и луки. Они, на свою беду, были знатоками и видели, что оставленные раны ничуть не похожи на следы кошачьих когтей и клыков, потому и не глянули вверх.

Зря.

Коготь спрыгнул вниз, точно рассчитав момент, рухнув прямо на плечи оказавшегося рядом с деревом охотника. Острые когти вспороли тело, выпустив потоки крови, лапы полоснули по голове, сдирая волосы и распарывая лицо; под когтем хлюпнул глаз, другая лапа разорвала шею.

Оттолкнувшись от падающего трупа, лунар прыгнул, сбивая с ног вторую цель, своим весом вырвав из рук охотника лук. Точный удар перебил шею – да нет, практически порвал, отделив голову от плеч, отшвырнув в кусты; плеснувшаяся кровь проложила алую дорожку до них.

Свистнули две стрелы, от которых Коготь уклонился. Вряд ли бы они ему повредили, но по оставшейся со смертных лет привычке проверять не хотелось.

Новый бросок – и одна лапа отбила в сторону копье, а загнутые когти вцепились в живот охотника, с легкостью вырывая внутренности. Человек согнулся пополам, а Коготь с отвращением фыркнул – скользкие, неприятные на вид кишки испачкали всю лапу и когти, смешавшись с кровью, окрасили ее в какой-то мерзкий цвет.

Пятеро оставшихся сгрудились у дерева, выставив копья и готовясь отразить нападение. Коготь лишь покачал головой: они еще не поняли, с кем имеют дело? Что ж, нарушители границ должны знать, кто пришел за ними.

Он снова сменил обличье – становясь еще крупнее. Голова вознеслась на двенадцать футов над землей, тело же вытянулось на добрых шестнадцать футов в длину. Рыжая шкура почернела, пасть наполнилась длинными острыми клыками, глаза вспыхнули оранжевым светом, морда вытянулась.

Лица охотников исказил страх – пусть они и не знали, кто перед ними. Не могли знать.

Если и был на Севере хищник опаснее великого ужаса, отдаленно схожего с собакой зверя, то Коготь его не знал. Он искренне гордился тем, что смог убить такого зверя, и принять его облик вместе с кровью сердца; каждый раз, перетекая в эту форму, лунар чувствовал прилив сил.

Зарычав, он рванулся вперед, и копья безвредно скользнули по его шкуре. Огромная пасть сомкнулась на голове ближайшего противника; острые клыки легко сокрушили череп, разрывая плоть и мозг, движение морды – один из любимых приемов Когтя – сорвало прочь половину головы, разбрызгав серые ошметки по коре дерева.

Удар тяжелой лапы раздавил грудь другому охотнику; белые осколки костей пропороли кожу, сердце сплющилось и разорвалось, обратившись в лохмотья.

Трое тех, кто избежал броска, метнулись к деревьям, явно надеясь, что среди могучих стволов зверь не сможет двигаться так быстро. Зря надеялись: для своих размеров великие ужасы были удивительно подвижны, и Коготь догнал беглецов раньше, чем они успели оказаться в лесу.

Одного он сбил с ног и просто наступил всем весом на голову, круша кости черепа и заново испачкав лапу – на этот раз в мягком мозгу. Другому вцепился в спину, перекусив позвоночник, вздернув вверх и отбросив – так, что тело врезалось в ветви и повисло сломанной куклой, оросив землю смесью крови и мочи.

Последний погиб так же, как и первый – клыки пробили голову, полностью разорвав лицо; бессильно повисшего в зубах охотника Коготь просто выпустил, и труп мягко шмякнулся на землю.

Снова приняв человеческий облик, лунар постарался прогнать привкус во рту, не подходивший к этой форме. Сплюнул, оглядел залитую кровью и заваленную внутренностями поляну и вздохнул: он даже лиц их не запомнил. Ничего, потом вернется и похоронит, пусть и по северным обычаям.

Теперь надо было лишь пройти дальше – за уходящими детьми. Убедиться, что они действительно могут найти дорогу. Вот тут Синкарл точно поможет.

Наблюдая за вечерним костром сквозь деревья, Коготь удовлетворенно кивнул. Все хорошо, дети справились, как он и ожидал. Оказались уже почти за границами земель Ракси, утром отправятся в путь, вернутся к своему племени по прежним следам. Молодцы.

Позади послышался шорох; лунар резко обернулся и тут же расслабился. Не выживший охотник и не зверь – просто госпожа этих мест пришла принять его работу.

В вечерних сумерках кожа Ракси казалась совершенно черной, серебряный узор – повисшим в воздухе, очерчивающим контуры гибкого тела. За ее спиной виднелись могучие фигуры обезьян, сопровождавших свою королеву.

– Старейшина, – склонил голову Коготь. – Задание исполнено; дети не пострадали, взрослые мертвы.

– Да, я уже видела тела, – кивнула Ракси.

Коготь чуть подался вперед, ожидая оценки его охоты.

– Ты отлично справился, – сладко улыбнулась Безлунная. – Возвращайся в Махаланку; завтра же я допущу тебя в Великую Библиотеку. Сперва, конечно, отдохнешь, и поужинаем вместе.

– С радостью! – отозвался Коготь.

– Вы, – оглянулась Ракси на зверолюдей, – схватите всех.

Тонкая рука повелительно указала в сторону лагеря. Коготь, уже шагнувший в лес, замер, недоуменно оглядевшись.

– Старейшина?

– Что тебя удивляет? – изогнула бровь Ракси.

– Вы же хотели, чтобы они ушли?

– Нет-нет, – поправила Безлунная, улыбаясь. – Я хотела, чтобы взрослые умерли; они мне бесполезны и неинтересны. Дети же… дети – дело другое. Им в Махаланке всегда рады, хотя я и предпочитаю тех, что помладше.

– Вы хотите взять их к себе? – озадачился Полнолунный. Кажется, где-то на Севере такая традиция была… или там брали рабами?

– Конечно, – подтвердила Ракси и добавила: – На стол.

Когтю показалось, что он ослышался. Взгляд его вонзился в безмятежное лицо Безлунной, натолкнулся на ее веселую улыбку.

– Это моя пища, Коготь Славы, – пояснила Ракси, не оставляя простора воображению. – Я очень тебе благодарна; мои неуклюжие подданные вечно умудряются убивать детей при таких нападениях. Вот когда они ударили по племени, от которого это – последние остатки, решившие прятаться у меня под носом… эти дети сбежали, а остальных мои глупцы убили или тащили так, что те не дожили до Махаланки. А я не люблю уже мертвой плоти. Вообще-то, как и сказала, я предпочитаю совсем маленьких – возрастом где-то до полугода. Они нежнее всего. Но в последнее время мне захотелось слегка разнообразить стол, попробовать что-то покрепче.

Спокойный рассудительный тон настолько не вязался со смыслом сказанного, что мир вокруг на мгновение почудился Когтю дурным сном, иллюзией. Не может же она говорить такое! Не может же…

– Ты тоже отведаешь, если захочешь, – великодушно разрешила Ракси. – Твоя добыча, в конце концов. Советую печень; у таких молодых смертных она еще ничем не испорчена. Сердце, прости, я никому не уступлю – слишком уж вкусное.

Она улыбнулась, обнажив острые белые зубы; с внезапным холодом, пробежавшим по спине, Коготь подумал, что титул «Королевы Клыков» Ракси заслужила вовсе не главенством над обезьяньими племенами.

– Это… это же невозможно! Это…

– Это моя земля, – напомнила Ракси. – Я давно установила здесь закон.

Обезьянолюди уже медленно и осторожно пробирались сквозь чащу, разворачивая сети. Полнолунный, окончательно осознав происходящее, порывисто дернулся в их сторону, желая остановить охотников, потом обьясниться с…

Могучий удар обрушился на его голову. Земля рванулась навстречу, и сознание мгновенно покинуло лунара.

Очнувшись, Коготь со стоном оторвал голову от земли. Спасибо силе Возвышения – не болит, да и череп всегда был крепким…

– Синкарл! – позвал он; элементаль вынырнул из кустов рядом. – Сколько я лежал?

– Полчаса, не больше, – сообщил дух. – Но они детей повязали за пять минут и всех увели; наверное, уже на подходах к Махаланке.

У Когтя чуть не сорвалось с языка «что ж ты ничего не сделал?!», но он вовремя понял глупость мысли. Что элементаль при своей невеликой силе мог сделать? Хорошо еще, что его в родной стихии не заметили.

Лишивший его сознания удар, казалось, заодно прояснил мысли. Все происшедшее виделось и осознавалось кристально ясно, и Коготь лишь скрипнул зубами, понимая, как же просто и легко Ракси его использовала.

Его родное племя было малочисленным и детей, способных вырасти в новых воинов или хозяек, там ценили. Каждый взрослый отдал бы жизнь, защищая ребенка; это лунар впитал еще до Возвышения, еще до нового имени – и теперь в сердце кипела ярость, смешанная с горем и болью. Он сейчас сам нарушил главный закон своего бывшего народа, обрекая младших на смерть!

Усилием воли Коготь сумел отбросить навалившееся ощущение вины. Как учил наставник: сосредоточиться на цели, только на ней, прочь все сомнения!

– Пойдем, – решительно сказал лунар. – Может, еще успеем.

– Не понял, – удивился Синкарл.

– Успеем их вытащить оттуда до того, как Королева Клыков «поужинает», – объяснил Полнолунный, шагнув к темным деревьям.

– С ума сошел? – Синкарл забежал вперед, свесился с ветки. – Ты даже не знаешь, где дети!

– Уверен, что знаю, – отозвался Коготь, ускоряя шаг. – Я у входа в город видел здоровенный пустой загон; почти наверняка они там.

– А если нет? – Синкарл скользнул по ветвям следом.

– Тогда будем думать на месте.

– Будем? – выделил слово элементаль.

– Да, – лунар оглянулся на спутника. – Ты ведь мне поможешь?

Синкарл задумался на несколько секунд, и безнадежно махнул лапой.

– Ладно. Помогу, тут же и моя вина есть. Только план составим, пусть и на ходу.

Коготь не ошибся: деревянный загон и в самом деле оказался предназначен для пленников. Самим выбраться из него было непросто: у входа застыл страж-горилла, а река была не так близко, чтобы из-за шума воды он не услышал попыток вскарабкаться по бревнам.

Самого лунара, скрывшегося сейчас среди деревьев, он не пугал. Зверолюди Возвышенным не противники, тем более один на один.

Он медленно скользнул вперед, приготовившись к короткой схватке и пока что скрываясь. Вот обломок стены, отбрасывающий густую тень… вот куст… теперь хватит одного лишь броска, чтобы добраться до гориллы…

И мягкий мелодичный голос, которому очень шли звонкие слова неборечи, произнес:

– Ты все-таки не унимаешься, Коготь Славы. Похвальная настойчивость.

Лунар резко выпрямился, обернувшись.

Ракси снова застала его врасплох; то ли она выступила из-за зданий, то ли скрыла себя и десяток обезьян в свите ныне сброшенной иллюзией. Королева Клыков сочувственно улыбалась Когтю, и тому показалось, что все повторяется – снова он пришел в сияющий город, снова встречает хозяйка этого города…

Но теперь все выглядело иначе.

Королева Клыков – у Когтя больше не поворачивался язык назвать ее «старейшиной» – была все так же безумно соблазнительна и привлекательна. Но теперь по ее подбородку текла кровь, а глаза сияли тихим безумным пламенем; тонкие длинные пальцы небрежно сжимали аккуратно отрезанную маленькую руку, от которой Безлунная только что оторвала зубами кусочек мяса.

Она… уже успела? Или это из прежних… запасов?

– Похищать у меня еду? – произнесла Ракси, по-прежнему на языке Севера. – Это удивительная дерзость, Коготь Славы. Прямо-таки неуважение.

– Это не еда! – выдохнул Полнолунный. – Это люди… дети!

Ракси скользнула вперед, оказалась совсем рядом, почти касаясь тела лунара скрытыми повязкой сосками, улыбнулась.

– Ты без малейших колебаний убил взрослых, – заметила она, – а теперь защищаешь тех, кого они опекали? Как непоследовательно. Мне даже не верится.

– Это иное, – сквозь зубы ответил Коготь. – Взрослые суть взрослые, они могут защищаться. Их смерть – все равно моя ошибка, мой грех… но губить или бросать детей – гораздо хуже.

– Принципы? – усмехнулась Безлунная, отходя в сторону; она глянула на загон и повернулась к нему спиной. – Человеческие принципы. Ты еще не понял, что Возвышение уносит их, как ветер – листья?

– Этого я никогда не пойму и не захочу понимать, – твердо ответил Полнолунный.

– А я-то надеялась на ученика, – печально покачала головой Ракси. – Тебе ведь осталось немного до посвящения в чародейство.

– Что? – изумился Коготь.

– Насколько я знаю Крыло – ты познал страх, ты понял, что есть учеба, ты научился смирению, насколько это возможно для Полнолунного. Теперь ты совершил странствие. Осталась жертва, – Ракси кивнула на загон, не оборачиваясь. – Отбрось свои убеждения. Прикоснись к силе чародейства.

Коготь заколебался. Вспоминая уроки наставника, теперь он видел – да, тот незаметно проводил его сквозь ступени пути чародея. Не обязательно чтобы посвятить; но этапы такой дороги сами по себе были полезны.

Осталась жертва. Финальное испытание, цена высокого познания… открывающая дорогу к силам и мудрости, превосходящим зачастую даже обычные силы Возвышенных.

И все же Полнолунный медленно покачал головой, ощущая, как сама мысль заставляет кровь вскипать, а душу – вспыхивать яростью.

– Нет. Может, в будущем я и принесу жертву – но не сейчас и уж точно не такую.

– Тогда уходи, – велела Безлунная. – Ты выполнил задание, так что я не стану карать тебя за дерзость. Уходи и являйся снова, когда все жепо-настоящему захочешь мудрости.

– Тоже нет, – Коготь выпрямился во весь рост, глаза его сверкнули. – К демонам все, Королева Клыков! Я не уйду… и давай решим все, как лунары!

Ракси насмешливо изогнула бровь.

– Ты хочешь поединка, юноша? – она рассмеялась и взмахом тонкой руки приказала зверолюдям отступить подальше. – Как забавно… Что ж, пожалуйста. Я даже пойду тебе навстречу и соглашусь на прямой бой по традициям Полнолунных. Это будет даже немного интересно.

Ее улыбка казалась такой издевательской, что Коготь не выдержал. Сорвавшись с места, он рванулся прямо к Ракси. Посмотрим, как она знакома с настоящим боем, когда не бьет со спины!

Для великого ужаса тут маловато места, а она – слишком маленькая цель, но есть и другие обличья.

Он взметнулся в прыжке, и тело лунара мгновенно переплавилось в иную форму. Огромный ястреб с клекотом ринулся прямо в лицо Безлунной, выставив хищные когти, целясь в глаза; зверолюди, включая стража у загона, дружно ахнули.

Ястреб был быстр, как и все хищные птицы – но украшенная серебром смуглая рука оказалась быстрее. Ладонь Ракси врезалась в грудь птицы, сбив ее в полете и отшвырнув к деревьям и обломкам стен; только чудом лунар не сломал крыло о камень.

Ударившись о траву, Коготь мгновенно преобразился снова: к Безлунной рванулась быстрая гибкая кошка. Лунарка занесла руку – кошка, прянув в сторону, и оказавшись рядом, тут же вытянулась, обратившись исполинским удавом.

Громадная змея обвила Ракси тугими кольцами, сжав мертвой хваткой. Смертному этот захват сокрушил бы кости, но сейчас Когтю казалось, что он пытается сжать каменный столб – его противница даже не шелохнулась. Она лишь с улыбкой высвободила руку, протянула ее, и сжала тело змеи под самой головой неестественно гибкими и длинными пальцами.

Коготь почувствовал, что задыхается – пальцы Ракси казались стальными клещами, сжимающимся все крепче ошейником. Усилием воли он стряхнул подступающее удушье – глупо было пробовать эту тактику!

Тело удава мгновенно раздалось вширь, пойдя полосками. Хватка Ракси разжалась – могучий тигр вырвался из ее рук, с триумфальным рыком повалил на землю скорчившуюся лунарку. Когти царапнули по смуглой коже не оставив следа… и мгновением позже сжавшаяся в комок Безлунная распрямилась, впечатав обе ноги в противника.

Когтю показалось, что его ударили молотом; огромный тигр взлетел в воздух и врезался в землю так, что едва не потерял сознание. Он с трудом встал на лапы, перетек в новый облик – красно-черная шерсть сменилась бурой, большая кошка увеличилась, обретая форму медведя.

В глазах прояснилось, и Полнолунный вновь ринулся на Ракси, разинув огромную пасть. Схватить, вцепиться, сжать так, чтобы не вырвалась!

Королева Клыков ушла с линии атаки легким, почти небрежным движением. Долей секунды спустя на морду медведя обрушился сокрушительный удар, сбивший его с ног; молниеносный пинок смял густую шерсть и слой жира – Коготь почувствовал, как трещат ребра.

Он откатился в сторону, вновь вернувшись в человеческий облик; с трудом встал на одно колено (мимолетно заметив, что гориллоид у загона сделал несколько шагов вперед, не сводя глаз со схватки), нашел взглядом лицо своей противницы. Та улыбалась – покровительственно и издевательски одновременно.

– Глупый мальчик, – пропела Ракси. – Да, ты могучий воин, а я – скромная чародейка. Но ты не прожил еще и трети века, а я оставила за плечами пятнадцать столетий. Ты гонял фейри на Севере, а я погружалась в самый глубокий Вильд, дралась с избранниками звезд и стихий. Неужели ты думал, что лишь словом и обаянием я взяла власть над Махаланкой и держу ее? Неужели ты думал, что лишь из-за обычаев никто не бросает мне вызов?

Коготь поднялся, шатаясь. Почувствовал, как одежду пропитывает кровь; в ушах шумело, перед глазами плыло. С запозданием он понял, что татуировки Ракси почти не светятся, а значит… значит, она даже и не…

– Да, мальчик, – угадала его мысли Королева Клыков. – Мне даже не нужна магия, чтобы разделаться с тобой. Мне даже не нужно менять облик, как видишь!

Она раскинула руки, весело улыбнувшись.

– Мне нравится мое прелестное тело, и нравится таким, какое оно есть!

Полнолунный зарычал, чувствуя, как ярость наполняет тело и заставляет отступить боль. Серебряный узор на коже вспыхнул, когда сквозь него пробилась шерсть, на пальцах возникли когти.

Человек-волк, мигом выросший на добрый фут, оскалил клыки и бросился вперед; татуировки мгновенно разгорелись, чистый серебряный диск на лбу полыхнул в полную силу, лунное сияние заколыхалось вокруг него призрачным ореолом. Боль и усталость отступили, смытые бешенством; мир вокруг внезапно стал медленным и малоподвижным.

Ракси ускользнула в последний момент, когда лапы Полнолунного, казалось, уже сомкнулись на ее шее. Цепкие смуглые пальцы мертвой хваткой сжали покрытое шерстью запястье; легкий поворот, движение – и Коготь с размаху врезался в дерево.

Отступить от него он не успел – на Полнолунного мгновенно обрушился град стремительных, хлестких, сверхъестественно мощных ударов. Безлунная била точно и жестко, ни разу не нацеливаясь в одно и то же место, и каждый удар заставлял трещать кости и рваться плоть.

Коготь отчаянно рванулся вперед – и вновь оказался в захвате и броске, распластавшись на траве.

– Боевая форма тебе не поможет, – вздохнула Ракси с притворным сожалением. – Вернее – ее не хватит, мальчик. С твоим наставником мне пришлось бы драться всерьез, но с тобой… Хочешь померяться со мной количеством и мощью боевых чармов? Пожалуйста. Я лишь нагуляю аппетит.

– Нагуливай, – хрипло прорычал Коготь, снова поднимаясь. – Есть тебе будет все равно нечего.

Улыбка исчезла с лица Безлунной. Она резко оглянулась в сторону загона – и Коготь сорвался с места, вложив почти все силы в этот бросок.

Неудачно. Стремительный двойной удар швырнул его прочь, и уже в полете Полнолунный услышал разъяренный вопль, подсказавший – Ракси увидела, что случилось.

Что загон пуст, а ворота распахнуты. Еще бы – они все же сотворены из дерева… какое дерево устоит перед элементалем той же стихии, и кто лучше сможет увести пленников незаметно, если дорога идет по лесу?

Удар о землю выбил из Когтя дыхание – вновь. Вонзив когти в землю, он попытался приподняться – увидел, как Безлунная мгновенно оказалась рядом с загоном. Гориллоид, охранявший его, с ужасом взглянул на свою миниатюрную хозяйку, глаза которой пылали бешенством. Незадачливый страж даже ничего не успел сказать – татуировки Ракси запылали, тонкая рука с размаху вонзилась в грудь зверолюда, пропоров ее со сверхъестественной легкостью. Резкое обратное движение – красный, истекающий кровью ком вырвался из раны, полетел прочь; зверолюд мешком осел у ограды.

Коготь невольно проследил взглядом упавшее неподалеку сердце, а когда глаза его вновь метнулись к Безлунной, она уже изменилась – в первый раз с его прихода в Махаланку.

Боевая форма – слияние двух истинных, среднее между человеком и духовным зверем лунара. Казалось бы, боевой облик Королевы Клыков не должен был сильно отличаться от звериного – обезьяны и так схожи с людьми. Так Коготь посчитал раньше, мимолетно задумавшись… и ошибался.

В лице Ракси мешались грубость обезьяньей морды и тонкие черты ее человеческого обличья. Крупные клыки выпирали из-под изящно очерченных губ, сквозь багровую шерсть проглядывала чистая, гладкая и смуглая кожа. На тяжелых надбровных дугах остался легкий разлет бровей, огромные лапы были украшены длинными когтями, несшими на себе след изысканного маникюра. Вся пятнадцатифутовая фигура казалась стократ грациознее обычных обезьян – схожей с человеком, и одновременно чудовищно сильно отличающейся от него.

Коготь невольно попятился. Впервые в бою по его спине пробежал холод, но было уже поздно – бешеный взгляд Ракси остановился на нем. Над исполненными ярости глазами сияло серебряное кольцо, знак Безлунных, и он казался третьим оком, провалом в пустоту смерти.

Не сказав ни единого слова, Королева Клыков ринулась вперед, и Полнолунный вскинул руки, готовясь принять удар, и перехватить ее.

Не смог.

Когтю показалось, что он попал под лавину. Лапа огромной обезьяны смела его блок, словно он защищался листом бумаги; треснули кости в руке, но вспышку боли мигом затмила другая – чудовищной силы удар впечатал его в толстое дерево. Затрещали ребра, рот наполнился вкусом крови.

Он попытался защититься от нового удара – и не сумел; голова взорвалась болью, острые когти вспороли плоть, могучая хватка сжала обе руки. С потрясающей легкостью Ракси вздернула Полнолунного над землей, с яростью хватив им о дерево. И еще раз. И еще.

Боль опаляла все тело, Коготь ощутил, как рвутся связки, как ломаются и трескаются кости. Он отчаянно вцепился в руку Безлунной клыками – и ее когти немедля полоснули воина по лицу, едва не оторвав ухо. Резко развернувшись, Ракси швырнула его прочь.

Лунар прокатился по земле, вспахав ее собственным телом. Подняться не успел – Безлунная мгновенно оказалась рядом, страшный пинок выбил дыхание из легких, подбросив Когтя в воздух, где его настиг очередной удар, раздробивший плечо. Полнолунный обрушился на траву, со странной отрешенностью заметив, что она залита алым.

Новый удар – в лицо, стоило ему подняться. Когти Ракси прошлись по нему снизу вверх, оставляя глубокие раны, удар локтем, казалось, проломил кости груди – Коготь вновь отлетел прочь.

Но на этот раз под ним не оказалось травы. Полнолунный рухнул в обжигающе холодную воду, мигом хлынувшую в рот, дернулся, вырвав голову на поверхность – и позволил бурному течению реки нести себя, сосредоточившись лишь на том, чтобы не потерять сознания и не уйти под воду. Даже перекинуться в лосося он не мог – только не сейчас, со сломанными костями, рваными ранами, разбитым плечом…

Ощущая вокруг лишь ледяную воду, он слышал затихающий вдали бешеный вопль Ракси.

Река трепала его, переворачивала и швыряла, ударяя о камни, затягивая в глубину; струящаяся сквозь тело Эссенция латала изорванную плоть, но каждый новый удар, казалось, заново рвал тело.

Коготь не знал – сколько времени он пробыл в реке. Ощущение холодной бездны вокруг схлынуло лишь когда цепкие лапы ухватились за плечи, задержали в потоке, потащили на берег. Тело само помогло, ухватилось за камни, не соскользнуло обратно.

Острые когти коснулись груди, вспышка целительной силы пронизала плоть; Коготь вздрогнул и потерял сознание окончательно – осознавая, что он все же выжил.

Когда он вновь открыл глаза, небо уже начинало светлеть. Болело, казалось, решительно все – мышцы, кости, даже зубы.

Рядом послышался шорох; повернув голову, лунар разглядел Синкарла. Он и так не сомневался в том, что именно элементаль вытащил его из реки и слегка подлечил; как и многие духи, его друг был сильнее, чем казался, а целительство всегда принадлежало Дереву.

– Где… дети? – выдохнул Коготь.

– Неподалеку, я их надежно укрыл, – отозвался элементаль. Показалось или нет, что в его глазах мелькнуло одобрение?

– Спа… спасибо.

– Не благодари, – покачал головой Синкарл. – Теперь тебе ходу в Махаланку нет, Коготь. Да и еще мне, чтобы их увести и от самой Ракси спрятать, пришлось на ходу много чего наобещать местным духам. Долг на тебе, я же предупреждал…

– Помню, – выдохнул лунар, устало прикрыв глаза. – Рассчитаюсь.

Синкарл вздохнул, шевельнув хвостом.

– Она не погналась. Посчитала, что ты покойник, видно… да и рассвирепела на редкость, а поскольку умная – не пойдет никуда, пока не успокоится. Фора есть.

Коготь поднял веки, глядя в небо и чувствуя, как в сердце снова вонзается отравленный кинжал; он пришел за знаниями, а получил… получил нечто другое, похоже. Совсем другое. Теперь он понимал все происшедшее предельно ясно: взрослые охотники не на зверя кидались, они старались поставить себя между детьми и посланцем Ракси, знали, что истребившее их племя чудовище придет и за ними.

А он их убил. Лунар, Хранитель Творения, поставил один из его малых народов на грань гибели.

– Зачем только наставник рассказал мне о Махаланке… – прошептал Полнолунный. – Лучше бы я никогда ее не видел…

– Может, того и хотел, – тихо пробормотал элементаль.

– Что?

– Да ничего. Идти можешь?

Коготь прислушался к себе. Лунная сила уже заживляла раны; он кратко поблагодарил про себя наставника. Звездное Крыло первым делом обучил подопечного выживать и восстанавливаться после ранений и не отступался, пока не сказал «Хорошо. Теперь ты выживешь, если не умрешь сразу».

– Где они?

– Тут, недалеко. Пошли, проведу, без меня не отыщешь.

Они действительно оказались недалеко – в укрытии ветвей и тщательно сплетенной иллюзии. Полтора десятка (число кольнуло болью в сердце), все живы и целы.

Лунар ступил под ветви и застыл на месте, когда в него разом ударили все взгляды.

Дети смотрели на него, и в глазах смешивались испуг и надежда. Худощавый паренек, на пару лет постарше других, неосознанно выдвинулся вперед – то ли поговорить, то ли защитить младших в случае чего.

Защитник. Хранитель. Такой же, как и он… каким был он.

Они не бежали, уже хорошо. Синкарл ведь сказал, что дети видели, как он бьется с Ракси, и, вероятно, поняли все правильно… наполовину.

Лунар снова шагнул вперед; полные страха и надежды взгляды не отрывались от него.

– Меня зовут…

Слова застряли в горле. Имя «Коготь Славы» впервые казалось чужим, неподходящим ему. Какая тут слава? Своими же когтями он ее перечеркнул.

Самое славное его деяние – то, что он встал перед Ракси, спасая этих детей. Тех, кого сам же и предал ей во власть, убив их… учителей? Отцов? Просто соплеменников?

Неважно. Сейчас неважно; есть только дети, которых нужно защитить и увести прочь. А потом… потом рассказать им все. Потому что хранить случившееся в себе будет ложью, хуже которой нет.

Но – потом. Сейчас важно иное. И имя, принятое после Испытаний, осталось в прошлом; настоящим казалось лишь то, что было дано при рождении.

– Меня зовут Лерант, – хрипло сказал лунар. – Не бойтесь. Я вас не брошу.

Солнце. Погладь лес, Пантера!

Карьера гладиатора великолепно развивает тело и умение работать на публику. Жизнь в Нексусе дает обширнейшие знания об искусстве боя и убийства, а также о наркотиках и развлечениях. Возвышение солара дает колоссальную силу и благословение сильнейшего бога Творения.

К несчастью для Пантеры, бывшего гладиатора, нексуссца и Зенитного солара, ничто из этого не давало умения жить на природе! Особенно среди лесов Востока, которые убежденному горожанину казались совершенно одинаковыми.

Просто выживать было нетрудно. Солар всегда отличался завидным здоровьем, а Возвышение пропитало его тело энергией, не подпускавшей обыденные болезни и укреплявшей плоть. Детство на улицах закалило желудок, так что голода Пантера не боялся… но попробуйте как-то сориентироваться в этих бесконечных лесах!

Проще говоря, солар заблудился.

Это бы и в обычное время раздражало – а уж сейчас, когда от него зависело выживание небольшого города и по пятам шли враги…

Пантера вздохнул, с раздражением и удовольствием одновременно. Первое вызвала сложившаяся ситуация, второе – воспоминания.

Он забрел в эти места пару недель назад, самонадеянно решив отправиться к границам Хальты, и сбившись с пути. Поначалу Пантера не обеспокоился, посчитав, что достаточно давно ходит по Востоку, чтобы к нему привыкнуть, и сможет успешно найти дорогу.

Солар ошибся. Насколько серьезно ошибся – стало ясно, когда лежавший спокойно камень вдруг открыл пасть и попытался его укусить. Скальнодила Пантера, конечно, прибил; по таким местам он всегда ходил, держа наготове орихалковые катары. Да и без артефактов драться умел отлично.

Но само наличие зверя ясно дало понять, что на сей раз заблудился он не на шутку – ибо водились такие существа только там, где уже чувствовалось дыхание Вильда. Самого изменчивого хаоса Зенитный не боялся; некогда, по настоянию сокруговцев, он освоил защиту от его влияния. Да и на Грани обрести мутацию – еще очень постараться надо.

Однако оставаться поблизости от Вильда Пантере не хотелось, и он постарался поскорее уйти с медленно меняющихся земель… и заблудился снова. По крайней мере ноги вынесли его не в изысканные лапы фейри, а к вполне смертному поселению.

Пусть и не человеческому.

За время странствий солар уже привык спокойно относиться к разнообразию жизни в Творении. Да и Нексус, где можно было встретить кого угодно, от крестьянина до Короля-Дракона, не развивал ксенофобию.

Потому-то обнесенному стеной поселению зверолюдей Пантера совершенно не удивился, зная, что их племена часто не похожи друг на друга. И если его не встретили стрелами сразу – то могут и принять как гостя.

Они и приняли. Племя оказалось кошачьим – смесь людей и рысей, размерами не крупнее человека (солар возвышался над ними на голову), но многократно быстрее и гибче. Сами себя они называли мирринами, и обитали на привычной им Грани уже несколько веков.

Пантера задержался у них. Получил карту (окрестности люди-рыси изучили очень хорошо), отдохнул как следует (нашелся дом, чей хозяин не так давно погиб, а его место никто еще не занял), запасся едой. Миррины солару понравились – в них удивительно гармонично сочетались хищная натура, жизнерадостность и в целом добродушное отношение к жизни. Зенитный не мог не сравнить людей-рысей с самим собой, и удивился тому, сколько у них похожего.

Он с радостью провел у мирринов почти полторы недели, помогая им в охоте и ремонте нескольких домов, рассказывая по вечерам о далеких землях, которые повидал своими глазами. Особенно внимательно слушали пушистые дети, шаман с седой шерстью и несколько молодых девушек, среди которых была и Шарра, ученица шамана.

Несколько ночей назад, когда Пантера готовился ко сну, Шарра скользнула в дом, огляделась, на мгновение прижав уши. Потеребила воротник свободной куртки, расшитой защитными знаками, махнула хвостом.

– Что-то случилось? – удивленно спросил солар.

– Нет, нисколько, – миррина вильнула хвостом и дернула ухом – этот жест заменял ее соплеменникам улыбку. – Пантера, ты ведь сказал, что ты не просто избранник Солнца, но и его священник, верно?

Бывший гладиатор кивнул.

– А ты давал какие-то обеты?

– Формально – нет, – пожал плечами Зенитный. – Я поклялся сражаться с нечестивыми, нести веру в Солнце и помогать людям.

– И все? – уточнила Шарра.

– Да, – чуть удивленно подтвердил Пантера.

– Отлично! – просияла миррина и принялась стягивать куртку. Прежде чем солар успел что-то сказать, она пояснила: – Ты не давал обета целомудрия, я не ношу ничей браслет, так что нам ничего не мешает. Правда ведь?

Солар уже знал, что миррины к любовным играм относятся куда проще людей, и венчальный браслет – единственное препятствие. Кошачьего брачного сезона у них не существовало, тут они были близки к людям.

– Или… ты только со своими? – растерянно уточнила ученица шамана, застыв на месте в неловкой позе – она уже развязала пояс, но штаны еще не успели соскользнуть на пол. Миррины редко встречались с людьми, и мысль оказалась запоздалой.

– Да нет, – усмехнулся Пантера, оправившись от удивления. Предложение было неожиданным, но… Странствия давно не приносили ему привычного по прежней жизни женского внимания. Шарра выглядела необычно – но, Солнце свидетель, была женственна и привлекательна, и более чем согласна. Не очень высокая, стройная и приятно округлая, с рыжеватой шерстью на спине, голове и руках, и с все более светлой – спереди, длинным пушистым хвостом, острыми ушами с черными кисточками.

А что не человек, так это не страшно. Лебедь вот вообще с духами общается, а Дейс, ходят слухи, с лунаркой спал, причем чуть ли не в Нижнем Мире. В конце концов, все ходят под светом Солнца.

Уши Шарры радостно дернулись, от оставшейся одежды она избавилась моментально; Пантере понадобилась пара секунд на то же самое.

Эту ночь Зенитный запомнил надолго. Женщин у него в Нексусе хватало, но еще никто не мурлыкал, прижимаясь к нему и не облизывал с увлечением солнечную татуировку на груди, щекоча вибриссами. Коготки Шарры оставляли царапины, которые тело Возвышенного заживляло через считанные мгновения, а шерсть приятно скользила по темной коже – казалось, миррина ласкает его всем телом разом. Она отличалась от человеческих женщин меньше, чем могло показаться, но невероятным образом выгибалась, когда Пантера с силой входил в нее; каждое прикосновение к небольшой, покрытой мягкой светлой шерстью груди заставляло Шарру мурлыкать и крепче сжимать могучего солара сильными ногами.

Пантеру невольно завораживало то, как дергались уши миррины, когда он в очередной раз сжимал умещающуюся в широкой ладони грудь. А хвост… до этой ночи солар даже не представлял, что можно сделать сильным пушистым хвостом, и невольно задерживал дыхание, когда тот мягкими, ласковыми движениями проходился между ног Пантеры, щекоча крупный темный ствол.

На пике наслаждения она не вскрикивала, как человеческие женщины – лишь тихо рычала, наклоняясь к любовнику и касаясь его кончиком языка. А потом, когда они лежали рядом, отдыхая – задумчиво водила хвостом по ногам Пантеры, задевая самый чувствительный орган; глаза Шарры при этом искрились весельем.

И эта ночь была только первой. На третью солару уже совершенно не хотелось продолжать путь.

А потом, еще через несколько дней, случилось то, чего Зенитный опасался с самого начала – пришли фейри, облаченные в лед и листья прекрасные воины Вильда, и самая лютая вьюга была добрее их взглядов.

Первую атаку охотников Хаоса миррины отбили со всемерной помощью Пантеры. После этого его зауважали в поселении еще больше: никто не смог, не пострадав, в одиночку удерживать ворота и заставлять фейри отступить, а многих из них – оставить лежать на траве, распоротыми снизу доверху зазубренными клинками катаров.

Но на следующий день они пришли снова. Штурм отбили уже с меньшей легкостью, и шаман с Шаррой весь день не покидали домов, готовя целебные снадобья и укрепляя обереги против детей Хаоса.

– Если они будут так нападать и дальше, – мрачно сказал Пантере вождь Синкарай, необычно высокий миррин с темной шерстью, – то нам конец. Обереги пока держатся, но слабеют с каждой атакой, и если они не выдержат…

Солар кивнул. Защитные знаки не давали детям Хаоса перемахнуть через стены, вынуждая штурмовать ворота; без такой защиты фейри легко ворвутся внутрь, и даже сила Зенита их не остановит – он просто не сможет быть везде, и силы его не безграничны. Был бы здесь Дейс со своими наемниками или Лебедь, способный защититься от фейри властью древних пактов… но увы. Сокруговцы далеко и связаться с ними не выйдет.

– Помощи ждать неоткуда? – спросил Пантера, глядя мимо Синкарая на Шарру, вышедшую из дома и устало опустившуюся у стены; уши ее поникли, хвост разметался по земле. Солар невольно вспомнил, как этот хвост ласково касается самых нежных мест, как кисточки на ушах трепещут в миг страсти; покачал головой, отбрасывая неуместные сейчас образы.

– Союзники далеко, да и не справятся они с… – Синкарай задумался. – Хотя есть кое-кто. Богиня. Странная… ее найти непросто – надо идти туда, где никто из воинов не бывал.

– Я могу пойти, – мгновенно предложил Пантера. – Если продержитесь без меня.

Вождь подумал и кивнул.

– Если не задержишься – выстоим. У тебя всего пара дней будет.

Вот так и вышло, что Пантера вновь шагал по Восточной Грани, стараясь держаться указанного пути, ощущая за спиной охотника-фейри, который никак не хотел потерять след солара… и все яснее понимая, что он заблудился.

Опять.

Ну что за невезение!

Фейри, державшийся со своими гончими далеко позади, настроения не улучшал. Пантера предполагал, что может с ним справиться, но кто знает, можно получить и раны, которые его замедлят. А надо торопиться.

Однако судьба все решила за солара. Очередная тропа вывела его к… скале? Да, к скале, которая между деревьев еще минуту назад никак не просматривалась. Обогнуть ее и скрыться от приближающегося преследователя Пантера никак не успевал, и потому лишь вздохнул и развернулся к скале спиной, подняв руки и готовясь к бою.

Фейри появился из-за деревьев через минуту; он был высок и строен, лицом ему служила деревянная маска, в руке блестело золотистое копье, а на серебряных поводках скалили зубы три пса с клыками из алмазов и шкурой из травы.

– Ну вот и окончена охота! – торжественно объявил фейри, отпуская поводки. Псы немедленно двинулись вперед, взирая на солара как на добычу.

Тот мрачно улыбнулся – были бои и похуже, с озверевшим лунаром, например. Или с наглыми богами. Или…

– Я посвящаю твою смерть… – продолжил фейри и осекся, глядя куда-то поверх головы солара. Псы тоже замерли, нерешительно уставившись мимо Пантеры.

А затем, совершенно неожиданно, сверху по скале сбежали кошки. Десятки, сотни кошек, промчавшихся мимо остолбеневшего Зенитного и с яростным воем накинувшихся на фейри и его свору; сын Вильда даже не успел занести копье, когда в его плоть вонзились тысячи когтей и клыков. На глаза у замершего рядом со скалой Пантеры фейри мгновенно разорвали на части, оросив траву бледной кровью; здоровенный серый кот с урчанием утащил в сторону голову охотника, держась зубами за длинное острое ухо.

Псов постигла та же участь. Возвышенного же кошки проигнорировали.

Солар медленно поднял голову, поворачиваясь. За скалой волновался лес, которого еще пару минут назад там не было.

Лес из кошек.

Трава обычных лесов перетекала в шевелящийся пушистый мех, покрывавший землю рядом с лапами деревьев. Одни из них были похожи на исполинских кошек, чей мех походил цветом на кору, а вместо задних лап росли могучие корни. Передними же лапами деревья помахивали мохнатыми лианами, а голова поросла тысячами меховых игл.

Другие деревья выглядели еще более необычно – они состояли из тысяч кошек, прижавшихся друг к другу и сотворивших высокие сосны и ели. Они постоянно перемещались, меняясь местами и качаясь; иногда кошка отрывалась от ствола и перебегала к другому.

Пантера даже не знал, что сказать. Молчание нарушило одно из гигантских котодеревьев, наклонившееся к солару и сообщившее густым басом:

– Мяу?

– Итак, – задумчиво произнесла Величественная Повелительница Прославленного Дерева, – ты пришел просить помощи для своих друзей. Я знаю мирринов, хорошее племя, и родственное моим подданным. В какой-то степени.

– Да, госпожа, – кивнул Пантера, уже полностью оправившийся от удивления.

Именно это место он и искал; видно, права была Шарра, посоветовавшая идти не по дороге, а за своим желанием. Кошачий Лес не тронул солара; стоило ему немного углубиться в покрытую мехом чащу, как навстречу ему вышла огромная лошадь, составленная из девяноста кошек; на ней восседала пожилая женщина в просторном коричневом одеянии.

Богиня и хозяйка Леса. Та, к которой его и отправил Синкарай.

Она выделялась на фоне мурлыкающих деревьев и кустов и многочисленной пушистой свиты – хотя бы тем, что в Повелительнице не было ничего кошачьего. Богиня напоминала человека, обычную женщину почтенного возраста… если не считать исходившего от нее ощущения силы. Удивительной, старой силы, которой не должно быть у духа, веками не появлявшегося в Творении.

– Я знаю тех, кто на них напал, – произнесла Повелительница. – Обычно я не имею ничего против фейри, но эти – жестоки, грубы, склонны к бессмысленным убийствам и предпочитают собак.

– То есть вы поможете? – уточнил Зенитный; в душе вспыхнула надежда. – Но как именно? Вы ведь…

– Лес свободно и быстро двигается по Меже, но на Грань ступить не может – там слишком жесткая реальность, – подтвердила богиня. – Однако частички его я вполне могу отпустить на время.

Пантера подался вперед, ожидая продолжения.

– Ну… – Повелительница задумчиво погладила за ухом ближайший куст, – можно предпринять многое. Я могу дать тебе боевые перчатки из кошек…

Солар поперхнулся, представив себе мяукающие и царапающиеся перчатки и ежедневную миску молока для них.

– Также я могу дать тебе ездовую исполинскую кошку, – продолжила богиня. – А еще я могу предоставить тебе небольшую армию…

– Из кошек? – подозрительно уточнил Пантера.

– Конечно, – подтвердила Повелительница.

– Госпожа, – вздохнул солар, – вы все проблемы решаете кошками?

– Мой дорогой Избранный, – улыбнулась богиня, – я не встречала проблему, которую нельзя решить при помощи кошек.

Пантера шумно выдохнул.

– Ну что ж, армия точно пойдет… Но как мне расплатиться с вами за это?

– О, – заинтересованно поглядела на него богиня. – Ты не собираешься требовать послушания просто по праву силы Непокоренного Солнца?

Зенитный развел руками.

– Вы же не подчинитесь, верно?

– Верно, – кивнула Повелительница. – Что ж, у меня простое желание. Погладь лес.

– Что? – не поверил своим ушам солар.

– Погладь лес, Пантера, – промурлыкала богиня. – Он это любит, и всегда готов отозваться на ласку.

Бывший гладиатор заморгал. Изумленно огляделся вокруг, встретившись глазами с тысячью кошек, с живым интересом наблюдавших за ним. Неуверенно потер лоб, стараясь не смотреть на ехидно улыбающуюся Повелительницу.

Затем опустился на одно колено, и принялся гладить куст по серой шерсти; тот мгновенно замурлыкал и принялся тереться о солара.

Со всех сторон раздалось восхищенное мяуканье, и Пантера медленно вздохнул.

Лес был большим. Гладить пришлось много.

Синкарай всегда был больше охотником, чем воином, но отлично знал и свое племя, и поселение, и опасности Вильда. Оборона двух проходов в поселение вождь построил так, чтобы сменять уставших, не нарушая защиту, выгреб из домов все ненавистное фейри железо, заставил шамана постоянно подновлять обереги – пока на каждое его появление на стенах не начали лететь стрелы из-за деревьев… Миррин искренне надеялся, что фейри просто надоест. Что они отвлекутся на что-то иное и пойдут жрать души у кого-то еще, оставив племя в покое.

Но охотники Вильда оказались слишком терпеливыми, изнашивая обереги постоянными нападениями и не собираясь уходить. Можно было лишь благодарить всех богов, что на Грани им куда труднее перекраивать реальность по своему капризу.

Когда воинство фейри собралось для очередной атаки, освежаясь напитками из слез и лунного света и над селением пронеслась песня рогов из костей рубиновых ящеров, Синкарай, даже не глядя в сторону шамана, понял – все. Этого штурма обереги не выдержат, и противостоять порождениям Вильда будет уже невозможно.

Миррин вздохнул, покрепче сжал копье, повелительно махнул хвостом, подзывая охотников…

И прежде чем он что-то успел сказать – окрестности огласило триумфальное мяуканье, мгновенно заглушившее рога фейри.

Кошки всех видов и пород вырвались из леса, протекая меж деревьев стремительной волной. Казалось, сама земля ожила, вскипев пушистой, гневно мяукающей массой (а на Меже ведь такое случалось). Острые клыки и наполненные боевым азартом глаза сверкали под солнцем, шерсть у всех четвероногих бойцов встала дыбом, чуть ли не вдвое увеличивая их в размерах.

Впереди же всех мчался огромный кот, размером с иных тигров, с длинной золотистой шерстью и басовитым рыком. А на нем восседал Пантера, окутанный ярким, слепящим светом своей анимы.

Фейри даже не успели опомниться, когда на них обрушилось мохнатое воинство. Когти кошек стаскивали охотников Вильда вниз, раздирая плоть и вырывая сердца и печень (или то, что заменяло детям Хаоса внутренние органы). Солар же ворвался в самую середину строя фейри, с бешеным ревом проламывая чужие доспехи ударами катаров и обжигая противников словами, пылавшими солнечным пламенем. Сотканное из снов оружие бессильно скользило по налившейся золотом коже Пантеры, его же удары не проходили мимо, вспарывая тела и разрушая бытие врагов в мире.

Уши Синкарая взметнулись вверх, он моментально заорал приказы – и со стен полетели тщательно сберегаемые стрелы с наконечниками из железа или же кости, которым искусство шамана и ученицы временно придало свойства железа.

Победа была близка.

– Спасибо, – шепнула Шарра, лизнув ухо Пантеры. Она налетела на него сразу, как только миррины открыли ворота, чтобы впустить и принять спасителей, и с той минуты не отходила, лично позаботившись о его ранах (пара клинков все же прорвала защиту) и напоив восстанавливающим силы напитком. Все это – сидя на коленях солара и касаясь темной кожи собственной мягкой шерстью.

Зенитный подумал, что лучшего отдыха после битвы и придумать нельзя.

– Я защищал людей, – честно ответил он. – Таков мой долг, Шарра.

– Такова судьба, – промурлыкала миррина, и кисточка ее уха скользнула по щеке Пантеры. – Ты просто не мог тут не оказаться.

Солар, оглядывая ликующих мирринов, ластящуюся к нему Шарру, мурлыкающих вокруг жителей Леса, невольно согласился – да, кому, как не ему быть здесь. С таким-то именем…

Но вслух Пантера только подвел итог всему безумному и приятному путешествию:

– Кошки – это хорошо.

Солнце. Ворона и лисица

Когда Мальчика-Ворону спрашивали, почему она не возьмет себе гордое имя «Ворон», она обычно отвечала: «Какой я вам ворон? Я птица городская».

Об уроженке Нексуса и воспитаннице его улиц нельзя было сказать лучше. Она родилась и выросла в городе, славном торговлей, обилием людей и бандитами – и все эти черты были сплетены воедино. Детские и подростковые банды тут не были редкостью, но одна в последнее время выделялась, набирая численность, силу и авторитет. О Трубочистах уже начали поговаривать, и Ворона пока еще не решила, хорошо это или плохо. Будут уважать – но не посчитают ли их угрозой банды покрупнее? Да и надо ли дальше изображать из себя парня, или уже авторитета хватит, чтобы сказать остальным бандам «я девушка, смиритесь»? Перед своими-то она и не притворялась, но, выходя на дело, тщательно маскировалась под юношу.

Но эти сомнения не мешали Вороне заниматься прежним делом: налаживать жизнь, присоединять другие подростковые банды и экспериментировать со своим главным и самым тайным козырем.

О том, что Ворона – солар Затмения, знал только близкий круг и те, чью верность она закрепляла клятвой на аниме. Но в нее входило и требование никому не сообщать о силах Вороны – так что с этой стороны тайне ничего не угрожало.

Но вот как распоряжаться собственной силой, она толком не понимала – и потому старалась добыть все крупицы знаний, какие могла. Старые рукописи, легенды, сказания – хорошо еще, что Ворона умела читать! Помогали и иногда приходящие странные сны, хотя непонятного в них было куда больше, чем полезного.

Сейчас она как раз над очередным старым манускриптом и сидела; вечерние тени за маленьким окном уже давно превратились в ночную черноту, и мрак в комнате разгонял лишь огонек свечи на столе. Добыть книгу со странным названием «К вопросу о мотонических эффектах чармов восприятия» оказалось проще, чем можно подумать – чего только у скупщиков краденого не найдешь! А вот вчитаться в нее было куда сложнее.

Задумчиво покусывая кончик кисти, Ворона пыталась разобраться в словах древнего ученого. Таланта к наукам у нее хватало, а вот образования – нет, половина терминов даже и близко не была понятна. Основной смысл она пока уяснила – чтобы вытащить что-то из чужого разума, надо охватить магией свой… но как будто и так не было ясно! Распознавать ложь она уже умела. Хорошо еще, что воровские силы понимаются куда проще, пусть и тренировать их надо. Очень уж доход хороший: с того момента, как она разобралась с этими силами, старый железный сундук Трубочистов принялся быстро наполняться серебром. Вот если б они еще ее светиться не заставляли…

Ворона вздохнула, покосившись на оплывающую свечу. Что-то она задержалась допоздна, вся банда уже спит. И ей надо выспаться: следующей ночью отдохнуть не придется, там уже дело предстоит, которое она уже вторую неделю обдумывала. Господин Камбин был богат, был изрядной скотиной (что Ворону радовало – иначе бы его слуги не согласились торговать планами дома) и не входил в Гильдию. Последнее было особенно приятно: Гильдия была титаном не только в торговом мире, но и в криминальном, и ссориться с ней Ворона не хотела. В том числе потому, что уже прикидывала, как можно бы наладить контакты, и какую выгоду предложить гильдейцам. А также – что попросить взамен, не слишком наглея.

Ворона – птица городская. Знает, в какой стае летать и с какими кошками мясом делиться.

Ворона поднялась из-за стола, зевнула и решительно закрыла книгу, заложив на нужном месте. Решено. Сейчас – спать. Завтра – наведаться к Камбину.

Ах, Нексус, донельзя порочный и притягательный, безумно опасный и щедрый… Умница Семи Дьяволов остановилась и с ностальгией оглядела извилистую улицу, подергивая кончик огненно-рыжей косы. Все-таки она вернулась домой – туда, откуда юную и ничего не понимающую в новообретенной силе девушку по имени Орра забрали таинственные наставники.

Теперь же она пришла снова. Незримый пока что знак касты Изменчивой Луны на челе, сокрытый волей и магией серебряный узор татуировок на коже, текущая в теле серебристая Эссенция Луны… и, конечно, то, что и сопровождает эту Эссенцию – знание тайных сил и дюжина звериных обличий.

Казалось бы, Возвышенной-лунару в Нексусе делать нечего. Но это лишь на первый взгляд так кажется: Умница всерьез намеревалась провести в городе перемены и сделать его чище. Сила Возвышения, знание самого Нексуса, в котором она выросла, хитрость лисы – ее духовной формы… что может пойти не так?

Впрочем, кое-что может. Одинокой девушке по улицам лучше не бродить, даже если она способна защитить себя. Особенно если способна – это привлечет лишнее внимание, а уж этого Умнице сейчас не требовалось.

К счастью, это поправимо. Лунары не зря считаются великими мастерами маскировки, даже когда не принимают облик животных.

Умница огляделась и скользнула в безлюдный переулок. Через минуту оттуда появился гибкий рыжеволосый парень, с удовлетворением оглядевший себя. Дорожная одежда была подобрана как раз с расчетом на такое превращение: равно подходила мужчинам и женщинам, могла не стеснять движений девушки и нормально скрывать мускулы юноши. Главное – приноровиться, она такой облик до сих пор почти не носила.

«Назовусь Орром», – решила про себя Умница. Так было привычнее, да и внешности соответствовало: чарм менял лишь пол, но в лице при желании было легко узнать ее прежние черты.

Пройдя извилистой улицей, она не удержалась и пригляделась к серому двухэтажному дому. Да, когда-то именно здесь жил Ломбра Гаруа, и держал он всю эту улицу. Наверное, его сменил кто-то другой сразу после ее отбытия.

Умница задумчиво поглядела на собственную ладонь, вспоминая, как влажно блестела кровь в лунном свете. Она не была воином – ни тогда, ни сейчас. Но момент Возвышения дарует огромную силу, и в эту секунду даже хрупкая девушка, умеющая лишь избегать врагов и уговаривать людей, способна на многое.

Например, она может убить вооруженного нефритовым мечом матерого дракорожденного бандита, и не получить ни царапины. Конечно, не приди ей на помощь будущая наставница, вряд ли бы Умница легко выбралась из Нексуса – это она прекрасно понимала.

Теперь многое изменилось. К воинскому ремеслу Умница была по-прежнему не склонна, но лунная Эссенция налила мышцы силой бывалого солдата, а полученное обучение позволило бы схватиться с несколькими врагами разом. Но Умница предпочла бы их уговорить или вообще не попадаться на глаза.

Тряхнув головой, она отвернулась от дома Ломбры. Прошлое есть прошлое, а на Нексус у нее имеются свои планы. Нужно закрепиться в городе, отыскать тех, с кем была знакома… Если еще живы, не погибли от наркотиков или не попались наемникам Сержанта Рассвета, нарушив какой-то из изменчивых законов Нексуса, а то и саму Догму, убереги Луна. А если так – то нужны новые союзники. Нужно подыскать себе подходящее место для жилья – прежний дом наверняка уже занят. Наконец, нужно искать рычаги влияния на местных воротил.

Умница уже знала, с кого начнет – не зря беседовала с торговцами на пути в Нексус. Завтра же вечером господина Камбина ожидает внезапный визит.

С тех пор, как Ворона узнала слово «логика», ей очень нравилось строить планы именно с помощью этой самой логики. Планы воровства – особенно.

В дом вовсе не обязательно проникать всем: хватит самого умелого вора. Помощники нужны совсем для другого: чтобы следить за окрестностями и предупредить вовремя, если хозяин вернется или еще кто пожалует. А еще – чтобы, если Вороне придется удирать, она могла сбросить добычу, не попасться с ней, но и не потерять – приятели подберут раньше, чем хозяин найдет украденное.

Все логично. Главное – взять нужное число людей; обычно Ворона водила четверых. Конечно, на дело она могла прихватить хоть десяток, но почему-то идти впятером казалось правильным.

Из убежища они вышли вечером, и когда пятеро подростков добрались до особняка Камбина, уже опустилась ночь. Ворона остановилась неподалеку, приказала быть потише; они медленно обошли дом, выглядывая из переулков и убеждаясь – лишней стражи нет.

– Теперь ждем, – распорядилась Ворона.

Четверо спутников переглянулись. Ворона регулярно меняла тех, с кем выходила на такие дела – чтобы к работе привыкали все. Кирпич, Гвоздь и Бегун уже не раз ходили с главарем, Праща был впервые – и от любопытного худого парня она ждала вопросов.

Праща не разочаровал.

– Чего ждем-то?

– Ночь только опустилась, еще не все заснули, – объяснила Ворона. – Подождем, пока уснут; Камбин только вчера со слугами уехал, стража первые ночи без хозяина будет очень рьяно следить. Так что – пусть сперва все уснут или успокоятся, а потом…

Она коснулась мешочков на поясе; каждый из них легко отстегивался, если надо было скинуть груз. А то и весь пояс разом: конструкцию застежек Ворона придумала сама.

– А чего ты тогда мешок не взяла? – недоуменно спросил Праща. – Серебра ж мало сюда набьешь.

– Я монеты вообще брать не буду, – пожала плечами Ворона.

– Почему? – Праща уставился на девушку с искренним недоумением.

Ворона лишь закатила глаза. Все-таки остальные были хороши тем, что молчали. Вот из Кирпича слова невытянешь, да ему и говорить не надо. Поговаривали, что в нем есть кровь духов; Ворона считала, что кровь принадлежала как минимум богу буйволов – уже сейчас Кирпич кулаком мог любого взрослого свалить.

– Так почему без серебра? – не отставал Праща. – Деньги же!

Ворона вздохнула и объяснила:

– Серебро тяжелое. Не так, как золото, скажем, но Камбин свои сундуки динарами, а не дирхемами набивает; так что тащить его трудно. Камешки будут стоить столько же, но они куда легче.

Праща кивнул, оценив логику.

– А еще, если мы заберем деньги, он может обанкротиться, – сложное слово Ворона произнесла по слогам, чтобы все поняли. – И выйдет, что мы мешаем торговле.

– И что? – не понял Праща.

Ворона мрачно глянула на него.

– И то, что тогда нам придет Эмиссар, – она подумала и уточнила: – Полный.

Все четверо дружно сглотнули. Ворона очень сомневалась, что Эмиссар в самом деле заинтересуется такой мелочью, но упоминание его безотказно действовало на любого нексусца.

– А теперь – молчим, – скомандовала Ворона. – Ждем еще часа полтора, потом вы – на места, я – в дом.

Праща обиженно засопел, но замолчал. Ворона вгляделась в дом, прикидывая, что именно и как делать. Она не сомневалась, что придется пользоваться солнечной силой, но применять ее решалась только в присутствии самых доверенных. Остальных могло и напугать: слишком уж много ходило жутких легенд о соларах. И если слухи правдивы, и чешуйчатый глава Тань-Дзена – тоже из них… что ж, Ворона могла понять эти страхи.

Минуты тянулись одна за другой; Ворона несколько раз обращалась к солнечным искрам внутри себя, уточняя время. Остальные молчали, не мешая думать и прогонять планы в последний раз; Праща опять порывался что-то спросить, но Кирпич показал кулак, и вопросы заглохли. Ворона даже восхитилась чужой убедительностью.

Наконец она решила – время. Пара коротких команд, и парни скользнули на свои места; Ворона была уверена, что не подведет никто. Даже Праща – пусть и доставучий, но глаза отличные, да и прозвище не зря носит.

Сама она скользнула к задней стене дома, принялась ловко и быстро взбираться, находя мелкие щели между камнями; не стоило Камбину жалеть денег на то, чтоб их все промазать. Ну а теперь сам денег лишится, и Трубочисты получат еще один дом, а Ворона - новые книги.

Через минуту Ворона уже была на крыше и кралась к дымоходу. Трубочистами ее банда называлась не просто так.

Спуститься по трубе оказалось проще простого; Камбин догадался поставить там решетку, но с замком Ворона справилась за считанные секунды. Тонкая рука пролезла между прутьями, заискрившаяся в пальцах и инструменте магия помогла разобраться – и пару мгновений спустя девушка уже бесшумно скользнула в очаг. Потом огляделась; глаза быстро привыкли к темноте.

От уволенного Камбином год назад слуги она получила план дома, но вот какая здесь стража, разузнать так и не вышло. Кажется, хозяин держал собаку, и на этот случай Ворона припасла снотворный порошок. Главное – чтоб весь дом не перебудил лаем, но это понятный риск.

А вот за что бы Ворона хоть десять дирхемов отдала – это за сведения о тайниках. Увы, чего нет – того нет, надо искать. Хорошо еще, что точно известно: да, драгоценные камни есть. Как не быть, если Камбин недавно партию их да украшений… хм… позаимствовал у конкурента из Великих Развилок?

Осторожно ступая в темноте, Ворона всматривалась в контуры предметов. Солнечная сила послушно пришла на помощь, обострив зрение и рассеивая мрак; к сожалению, делать то же самое со слухом она еще не умела. Решила, что чуткость пальцев важнее.

Из трубы Ворона появилась в кабинете Камбина на втором этаже – и сейчас беззвучно скользнула к столу у окна. Опустившись на колени, она быстро ощупала ящики: заперты. Отмычки выскользнули из чехла в рукаве, сила вновь заискрилась внутри, направляя пальцы как надо: Ворона даже бы и без отмычек справилась, но тогда б золотое сияние на пальцах засветило бы ее во всех смыслах.

Нет. Ничего. Часть ящиков пуста, при прощупывании, правда, нашлось потайное отделение – спасибо обостренной магией чуткости. Тайник Ворона вскрыла, но разочарованно покачала головой: только какие-то бумаги. Придется искать дальше; на всякий случай она проверила, нормально ли достается нож за поясом.

Вернув все на место, Ворона поднялась и беззвучно скользнула к двери.

И прямо на пороге едва не врезалась в столь же бесшумно выросшую перед ней фигуру.

В дом Камбина пробраться оказалось легче, чем Умница думала. Конечно, и двери, и окна были закрыты – но рассчитаны все эти меры были на людей или хотя бы кого-то человеческого размера. А вот мелкого воробья, способного протиснуться сквозь вроде бы незначительную щель, Камбин не учел, и Умница этому была очень рада.

Оказавшись внутри, на крупном зале второго этажа, она вновь приняла человеческий-мужской облик. Видела она в темноте очень неплохо, с обонянием было похуже… но человеку куда легче искать и вскрывать тайники.

«И где бы я прятала важные бумаги? – задумчиво спросила себя Умница. – Ответ «исключительно в памяти» не пойдет…»

Дом был совершенно пуст и тих. Такое чувство, что уехал не только хозяин, но и вообще все, кому здесь положено быть. Разве что один слуга есть, она днем его в окнах видела.

Ну так тем лучше.

Ступать беззвучно Умница научилась еще в детстве, а обучение в Серебряном Договоре помогло еще больше. Теперь надо было лишь постараться держаться подальше от окон, через которые падал лунный свет. Стараясь не зацепиться ни за что косой (надо было ее свернуть и закрепить, а уж потом воробьем перекидываться!), она скользнула вдоль стены и принялась аккуратно и без особой спешки ощупывать стенные панели. Обычному вору пришлось бы трудно, Возвышенному – не очень.

Очень скоро усиленные серебряной магией чувства подсказали: тут тайник. Внимательно вглядевшись и вспомнив уроки о замках и скрытых панелях, Умница довольно быстро определила, куда нажимать.

Внутри, правда, ничего не оказалось. Какие-то темные мешочки, которые даже и трогать не стоило: документов там точно нет. А именно документы и были нужны! У Камбина было множество связей, и один беглый взгляд на его записи позволил бы Умнице составить четкое и ясное впечатление о немалой части расстановки сил в Нексусе. А то и дать рычаг давления на самого Камбина, это тоже было полезно.

Только вот куда он их засунул-то? Ночь не бесконечная, а особняк большой.

Умница задумчиво поглядела в сторону видневшейся в темноте двери. Кабинет? Она считала, что как раз там прятать слишком уж очевидно, но… кто знает. Надо проверить.

Она прикрыла тайник и двинулась к двери, оглядываясь на ходу. Нет, никого, полная тишина в доме…

Когда на пороге кабинета возникла другая фигура, Умница исключительно удивилась.

Несколько секунд они просто ошарашенно смотрели друг на друга. Ворона заморгала, разглядывая гибкого парня с длинной рыжей косой и в темной практичной одежде; Умница вытаращила глаза, взирая на невысокого чумазого юношу в темно-сером «ночном костюме».

– Ты что здесь делаешь? – прошипела Умница, опомнившись первой.

Ворона так опешила, что честно ответила:

– Граблю.

– А-а, – с облегчением кивнула Умница. – Тебе деньги нужны?

– Камни, и… Стой! – опомнилась Ворона. – Ты сам зачем?

– Я за бумагами Камбина, – так же честно ответила Умница. – Хочу все его тайные дела знать, а потом себе на пользу их пустить.

– Там в столе ящик, внутри вроде какие-то бумаги есть, – подсказала Ворона. – Может, оно?

– Может! – радостно согласилась Умница. – Я сейчас стены смотрел, там в десятке шагов отсюда какой-то маленький тайник с мешочками, если нажать верхний левый угол панели – откроется. Глянь там? А если где найдешь документы – отдашь.

– Отдам, – пообещала Ворона. – В столе ящик прямо под рукой, там замочную скважину нащупать надо, она в дерево утоплена. Если где отыщешь камни – меня зови.

– Договорились. Тебя вообще как зовут?

– Ворона. А ты?

– Орр, – представилась Умница. Повезло – а она уж думала, что сейчас придется срочно удирать и попрощаться с этой частью плана.

«Нет, судьба издевается?» – спросила себя Ворона. Вот чтоб в этот особняк в одно и то же время залезли два вора по разному делу?

Видимо, если над кем судьба и смеется, так над Камбином.

Ворона вежливо отступила, пропуская коллегу в кабинет. Не удержалась и оглянулась, отметив про себя: «Что-то я его не видела раньше, но Нексус большой… а парень симпатичный. Двигается плавно и приятно».

«Если убрать сажу – очень приятный юноша, – подумала тем временем Умница, опускаясь на колени у стола. – Совершенно беззвучно ступает, и руки явно умелые…»

Не удержавшись, они переглянулись, с интересом смерили друг друга взглядом еще раз – и вернулись к работе. Дело сейчас было важнее.

Ящик Умница отыскала сразу, извлекла бумаги, пролистала их – и разочарованно положила обратно. Бесполезно, просто бордельные записки; на кой только Камбин их прятал? Разве чтобы подчиненные не соблазнились его любимицами…

Ворона тем временем вскрыла тайник в стене, быстро перебрала мешочки и мрачно вздохнула. Драгоценных камней тут не было, только фишки для игры – один раз она видела такую, с хитрыми правилами и расчерченной линиями доской. Сделаны фишки были потрясающе, но брать не имело смысла – слишком уж трудно такие сбыть.

– Ну как? – поинтересовалась Умница, выскользнув из кабинета.

– Пусто, – отозвалась Ворона. – Видно, у себя в спальне хранит, она дальше по этажу. А у тебя?

– То же самое. Давай вместе глянем? – предложила Умница.

Ворона кивнула, и ступила вперед, указывая путь. План сам собой развернулся перед глазами: три крупные комнаты одна за другой, на одном конце этажа – кабинет, на другом – спальня.

Они дошли до половины второго зала, избегая полос лунного света из окон – и застыли. Зоркие глаза что Умницы, что Вороны моментально различили тень в дверях напротив – еще до того, как зверь повернул к ним голову и сверкнул глазами.

Шерсть громадного пса отливала медью, взгляд вперился прямо в воров. Таких собак Ворона уже знала – здоровенные, живучие, умные… а еще очень редко лающие. Медные псы предпочитали сразу бросаться, в лучшем случае – ограничиваться рычанием; тревогу они не поднимали, но воров валили насмерть.

Блеснули белые клыки, и пес сорвался с места; Ворона выдернула нож из-за пояса, дернувшись в сторону, понимая, что мало поможет, схватилась за мешочек со снотворным… но оно и не понадобилось.

Умница резко вскинула руку и пес затормозил. Недоверчиво склонил голову; они с Умницей уставились друг другу в глаза. Магия уже пришла в действие, мягко проникая в сознание собаки; подчинить его себе было нельзя, но вот убедить, что здесь только дозволенные личности и вообще друзья – вполне возможно.

Пес шумно зевнул, фыркнул и побрел прочь, цокая когтями по доскам пола. Ворона проводила его ошеломленным взглядом и молча воззрилась на Умницу.

– У меня талант, – пожав плечами, пояснила та.

– Здорово, – обрела дар речи Ворона. – Со всеми так можешь?

– Все животные, если их немного, – усмехнулась Умница. Наставница объяснила ей пределы такой магии, заставив потренироваться на тигре (успешно) и на пятидесяти козах (безрезультатно). Последнее испытание вспоминалось с тихим ужасом.

– Слушай, ты вообще в какой банде? – поинтересовалась Ворона, разжигая в себе частичку солнечной силы, готовясь пропустить ответ через нее.

– Ни в какой, – пожала плечами Умница, – в одиночку работаю.

«Не врет», – удовлетворенно заключила Ворона.

– А к нам не хочешь? – предложила она. – Нам такое умение пригодится.

– А это вряд ли, твоя банда и так сегодня человека потеряет.

Умница изумленно моргнула: слова принадлежали не ей, голос был какой-то шелестящий, исходил… сзади?

Обе они медленно повернулись, ожидая увидеть кого-то из охраны – может, с псом ходил?

Это был не стражник. Но – как мгновенно подумали Ворона и Умница – лучше бы был стражник.

Из темноты проступил силуэт огромного паука с разомкнутыми жвалами и восьмеркой горящих глаз; двигался он по невидимой (даже для Возвышенных глаз) в темноте паутине, медленно и с чувством неотвратимого достоинства. Сам его вид заставил воров застыть и дружно сглотнуть; казалось, паук может закусить и ими, и псом, и йеддимом впридачу.

– Заворожи его, – одними губами выдохнула Ворона.

– Пытаюсь, – таким же шепотом отозвалась Умница. – Не работает.

– Потому что я – не зверь, – сообщил паук, пошевелив мохнатой лапой. – Я разумное и голодное существо.

Жвалы сошлись и снова разошлись. Хитиновый панцирь слегка заискрился.

– Пора ужинать, – констатировал паук и скользнул вперед.

Оцепенение исчезло мигом, рефлексы коренных нексуссцев взяли верх: Ворона и Умница тут же сорвались с места, рванувшись прочь.

Вслед им полетели паутинные нити, налипшие на одежду Вороны; та споткнулась, приложилась об пол. Умница, обернувшись на бегу, тут же прыгнула назад; точный и быстрый взмах рукой – и блеснувшие на миг серебристые когти перерубили паутину.

Сам паук не собирался отставать, скользя по невидимым нитям с потрясающей скоростью; он плюнул паутиной в Умницу, та едва уклонилась – и Ворона швырнула прямо в жвалы мешочек с усыпляющим порошком.

Засыпать страж и не подумал, но отчаянно замахал лапами – снадобье оказалось явно не по вкусу. Краткой передышки хватило, чтобы воры, не сговариваясь, кинулись к окну.

– Рама! Замок! – выдохнула Умница.

– Я! – мгновенно отозвалась Ворона, оказавшись рядом. Отмычки лежали в чехле, доставать времени не было – так что она схватилась просто пальцами. Тонкие стержни из золотистого света тут же материализовались в руках, вгрызаясь в замок со всей силой соларской магии и личного мастерства Вороны.

Паук, оправившись от порошка – что бы тот ни сделал – остановил на «ужине» взгляд и ринулся за едой. В этот самый момент замок поддался, окно распахнулось – и Ворона выскочила наружу, цепляясь за стену.

Умница тут же последовала за ней – но распоровшая темноту лапа паука прижала к стене длинную косу, едва не втянув добычу обратно. Ворона, мгновенно оглянувшись, выдернула из-за пояса нож и полоснула по рыжим волосам; жвалы щелкнули совсем рядом, но Умница уже вылетела прочь.

Опомнились они уже на крыше в двух домах от особняка, прижавшись друг к другу и тяжело дыша. Паук, к счастью, за ними не погнался – видно, в окно не пролез, или ему было запрещено покидать дом.

– Так, – переведя дух, выдохнула Ворона. – Что. Имей. Меня. Демон. ЭТО. Было. Такое?!

– Эссенциальный паук, – с дрожью в голосе ответила Умница. Наставница несколько месяцев вдалбливала в нее всю фауну Творения, пока ученица не пригрозила стать вегетарианкой. – Есть такие, слышала… но они в городах не живут.

– Наверное, Камбин его откуда-то привез, – предположила Ворона. – Он на Востоке часто торгует…

– Как мы его не заметили-то? – сказала через секунду Умница. – Ни звука, ни вида…

– У Камбина дом построен так, что залы один в другой переходят, потолки высокие…

– …а паутина наверняка под ними натянута, – мгновенно ухватила идею Умница. – Из другой части дома явился.

– И мы вляпались, – мрачно констатировала Ворона. – Чудесно. Камней нет, бумаг тебе нет…

– Ну хоть позна… – оптимистично начала Умница и осеклась, глядя на лоб Вороны.

Та удивленно подняла брови и тут же застыла: вскрывая окно, она даже не думала об Эссенции, и сейчас осознала, что это значит.

На лбу у нее проступало золотое кольцо с кругом внутри – знак касты Затмения. Пока что лишь слабо светящееся – но заметное в ночи и для острых глаз.

– Ты солар, – ошеломленно констатировала Умница.

Ворона резко отодвинулась, схватившись за нож. Умница, заметив жест, негромко рассмеялась.

– Нет-нет, не бойся! Вот уж я точно не стану тебя Анафемой обзывать.

Короткий вдох: часть лунной Эссенции вернулась обратно в душу, часть – перелилась к голове…

По лицу и рукам Умницы быстро побежали ручейки серебряного узора, расчерчивая кожу замысловатыми изгибами и завитушками. На лбу расцвел серебристым цветом полумесяц кастового знака.

– Лунар, – обалдело сказала Ворона.

Они пристально посмотрели друг на друга – и расхохотались, даже не задумавшись о ночной тишине.

– Нет, ну это надо же! – отсмеявшись, сказала Ворона. – Два вора в один вечер, две Анафемы… о, извини за волосы, кстати.

Умница резко вскинула руки к голове, не нащупала косы: в горячке побега она даже не поняла, что коса осталась в паучьих лапах.

– Демоны! – огорченно сказала она. – Заново отращивать теперь… Ну ничего. Малая цена за жизнь. Спасибо!

Она поглядела на Ворону, представила себя в жвалах паука – и, ощутив резкий прилив благодарности, подалась вперед и поцеловала спасителя.

Ворона аж поперхнулась; краска проступила даже сквозь сажу на лице.

«Он что… из таких? Или… чтоб вас! Конечно же, маскировка Орра не обманула, понял, кто я такая! Лунары же, у них чутье звериное!»

– Кхм, – сказала Ворона, смутившись окончательно.

Умница недоуменно моргнула. То ли собеседник не имел вообще никакого опыта, то ли…

«Дура! – мысленно выругала она себя. – Я и забыла, что я в мужском облике, он явно это не так воспринял!»

– Так, слушай, мне же своих подобрать надо, – опомнилась Ворона. – Меня остальные ждут… тебе есть куда податься?

– Временный дом имеется, – признала Умница. – На сегодня снят; я вообще из Нексуса, но долгое время меня тут просто не было.

«А, вот почему я его не видела раньше», – сообразила Ворона. Магию проверки лжа она применяла уже, даже и не задумываясь, и определила – Орр не врет.

– Есть мысль, – сказала она вслух. – Пошли со мной.

У любой банды имелось несколько убежищ для разных целей. Трубочисты исключением никогда не были, и распределяли территорию по обычному принципу: пара мест для жилья самой банды, пара тайных кладовых, множество разнообразных подвалов, где можно укрыться и пересидеть… ну и, конечно, пара мест, где можно разговаривать с чужаками.

Привести незнакомца Ворона могла только в последние – благо часто они применялись и как временные дома для своих. Узнать тут какие-то тайны Трубочистов было нереально, столкнуться с кем не надо – тоже. Интуиция подсказывала Вороне, что Орр – не враг, но пока что объяснять это всем Трубочистам она не собиралась, как и вести все-таки чужака в важные убежища.

Неосторожные в Нексусе долго не жили.

Своей сегодняшней четверке Ворона ситуацию объяснила очень быстро и четко, хотя и задумалась мимоходом: они ей в самом деле так доверяют, или просто у солара Затмения убедительно звучит что угодно? Даже слова, которые по сути значат «у меня тут внезапно оборотень отыскался, прелесть-то какая!».

Но лучше пока не рисковать и не испытывать на всех других свои таланты.

– Заходи, – предложила Ворона, отпирая скрытый замок и отворяя потайную дверь.

Умница, переступив порог, быстро огляделась. Очень простая комната – стул и стол, низкая кровать, тумбочка рядом… Временный ночлег, больше ничего, пусть даже вся мебель и сколочена крепко.

– Так вот, здесь можешь пока остаться, – продолжала тем временем Ворона. – Мы друг другу помогли, а если ты только сейчас в Нексус вернулся – то многое наверняка пропустил. Мы, Трубочисты, тебя со всем познакомим.

Странное дело, но Ворона сейчас чувствовала себя даже более свободно, чем с Трубочистами. Она впервые столкнулась с другим Возвышенным, причем таким же «скрытым», как и она сама. Нексус принимал всех, но все же здесь хватало людей, которые на соларов и лунаров взирали с ужасом – так что Орру не стоило блистать на улицах серебром.

«Кстати, отменно на нем смотрится», – подумала Ворона мимоходом, но тут же подавила мысли, сосредоточившись на ином: может, Орр что и про соларскую силу знает?

Умница же не могла поверить своей удаче. Второй день после возвращения – и такая встреча! Дружелюбный, симпатичный, да еще и солар. Инстинкты равно звериной половины и уроженки Нексуса во весь голос заявляли: «хватай, держи и не отпускай».

– Спасибо, – поблагодарила она вслух. – Я вижу, в городе многое поменялось, пока меня не было.

– Улицы, – пожала плечами Ворона. – Они-то никогда не меняются, а вот люди на них – с легкостью.

Умница остро глянула на нее: неожиданно философское замечание для главаря банды. Хотя вот как раз от солара такое ожидать можно.

Несколько минут они молчали, просто разглядывая друг друга. Совсем недавно они побывали в опасности, проявили друг перед другом Возвышенную природу – и сейчас чувствовали некоторую озадаченность.

– Но вообще, – сказала Умница, просто чтобы нарушить молчание, – думаю, мы сработаемся. Во всех смыслах.

Ворона неожиданно почувствовала, что краснеет: таким тоном было сказано… Об этой стороне жизни она представление имела – кто б не имел, вырастая на улицах. Но к себе как-то раньше не очень применяла. Ну разве что один раз добыла специальную книгу, прочитала, усилием воли и солнечной силы согнала со щек краску и решила: уличные, может, и хамы, но образованные – извращенцы.

Но вот Орр… с таким взглядом… да еще с которым не надо скрывать солнечную силу…

Умница же улыбнулась. Новый знакомый ей нравился, отсутствие возражений намекало на то, что не против, просто смущается… а наставница не раз говорила: «Хитрость хороша, а прямота иногда помогает даже лучше».

О том, что она по-прежнему в мужском облике, Умница снова благополучно забыла. Сейчас в ней возобладала любопытная лунная лиса – и, тонко улыбнувшись, она наклонилась вперед и поцеловала Ворону. Снова. Теперь – уже куда более долгим и жарким поцелуем.

«Точно догадался!» – промелькнуло в голове у Вороны; она прижалась спиной к стене, подумала секунду – и ответила на поцелуй, не слишком умело, но старательно. Не то чтобы она была готова… но и в самом деле не возражала.

Умница оторвалась от губ Вороны и с легкой усмешкой коснулась ее куртки: ловкие пальцы быстро расстегнули ремни. Чувствуя, как учащается чужое дыхание, Умница скользнула рукой под одежду, под рубашку, коснувшись кожи, погладила бок и бинт, стягивающий…

Стоп.

Умница резко выдернула руку из-под рубашки Вороны, отскочила и воззрилась сперва на пальцы, потом – на саму девушку. Да, теперь уже точно ясно – девушку.

«Я идиотка! – мрачно подумала Ворона, верно истолковав удивление во взгляде. – Он не распознал, и он в самом деле из таких… ну, вор все равно будет хороший, но…»

А затем прозвучало то, чего Ворона совершенно не ожидала услышать.

– Ты что, тоже?!

– Что?! – сбитая с толку Ворона недоуменно нахмурилась.

– Просто… как бы объяснить… В общем, Орр – Орра – это прежнее имя, сейчас-то меня зовут Умница Семи Дьяволов.

Умница глубоко вздохнула и развеяла изменяющую тело магию. Черты лица мгновенно переменились, став тоньше и изящнее, рубашка тут же… наполнилась, не оставляя вообще никаких сомнений.

Ворона икнула. Уставилась прямо на торс Орра… Орры, похлопала глазами. Почему-то смутилась еще больше, чем раньше – когда считала, что перед ней парень.

– В общем, так, – неловко завершила Умница. – Извини, раньше надо было сказать, но это же не в зверя превращаться, забыть можно.

Голос у нее теперь стал немного выше и мелодичнее.

– Я солар Затмения, и я не знаю, что сказать, – честно ответила Ворона. Пришедшее с Возвышением умение подбирать слова ее сейчас совершенно оставило.

Появилось, правда, острое ощущение, что это сотрудничество и впрямь будет интересным. И насыщенным. Во всем.

– Ну, в общем-то, мало что изменилось, – Умница преодолела озадаченность и придвинулась чуть ближе. – Мое, так сказать, предложение остается в силе.

– Как? – уставилась на нее Ворона.

Умница развела руками.

– Можно и вот как мы есть. Но, если хочешь, я снова в парня превращусь. Я же лунар, мне без разницы.

– Но ты же все-таки девушка! – выпалила Ворона.

Умница пожала плечами и ослепительно улыбнулась.

– У всех свои недостатки!

Солнце. Пираты Запада

Моряки часто говорили – «Полюс Воздуха на Севере, сердце воздуха – на Западе». С поговоркой было трудно не согласиться; никто не мог бы достичь успеха на море, не прислушиваясь к ветру и не вдыхая смесь ароматов, которые он доносит. Даже простые рыбаки машинально извлекали из дуновения больше, чем самые образованные ученые родом из глубин материка – что уж говорить о тех, кто на волнах провел всю жизнь?

Человек на высокой скале вдыхал ветер, с улыбкой глядя на море и опираясь на камень. По виду он был типичным уроженцем дальнего Запада – высокий и худощавый, с бледно-синими волосами и кожей, отливавшей оттенком морской волны. Один глаз закрывала черная кожаная повязка, лишь подчеркивавшая четкие правильные черты лица. Облачен он был в тяжелую куртку, укрепленную пластинами из золотистого, мягко светящегося изнутри металла; с плеч куртки скалились черепа. Предплечья плотно охватывали золотистые наручи, на боку висел широкий изогнутый меч с длинной рукоятью.

– Капитан, – послышался сзади высокий голос.

Морэй Дарктайд, капер Скаллстоунского Архипелага, повернул голову на звук. К нему неспешно приближался изящный бледнокожий юноша с короткими темными волосами; глаза его сейчас смотрели в одну точку. Рэйла взяли на корабль по одной простой причине: благодаря крови деда-призрака, он обладал редкой чувствительностью к силам Нижнего Мира, даже по меркам рожденных в тенеземлях Скаллстоуна. А на борту у Морэя имелось пять призраков, и им было куда проще говорить через Рэйла, чем тратить силы на материализацию.

– Корабль готов, – доложил тот, кто сейчас пользовался голосом юноши, – можем отбывать в любую минуту. Морская пехота наполовину разбужена.

– Отлично, Сэвин, – кивнул Морэй. Каждого своего призрака он легко узнавал по интонациям и манере речи. – План прежний. Выступайте немедленно, ждите моего маневра.

– Так точно! – отчеканил Сэвин-Рэйл и быстрым шагом двинулся вниз, к бухте, где ждал «Кольчужный Кулак». Капитан же вновь повернулся к морю – к безмятежному сине-зеленому простору, паре мелких скал, выступавших из бескрайнего океана…

И двум кораблям, неспешно скользившим по воде. Темно-зеленым, хищно вытянутым, и нисколько не скрывающимся. Один лишь их вид превращал улыбку Морэя в боевой оскал.

Линтийских пиратов ненавидели по всему Западу, и их страшились на всех островах. И не зря – демонокровные корсары постоянно нападали на поселения, захватывая новых рабов, беспощадно грабили и топили корабли, не оставляя никого в живых, вырезали прибрежные деревни. Находились, конечно, и те, кто торговал с линтийцами, но даже такие дельцы вели торговлю с опаской.

Сам Дарктайд их искренне ненавидел; он не отказывал себе в удовольствии получать прибыль с недругов Скаллстоуна, но ради удара по судам Линты Морэй был готов отмахнуться от прибыли. Команда, живая и мертвая, его в этом поддерживала.

Как и сейчас.

Капер наблюдал за тем, как корабли чужаков движутся между двумя островами, примерно в миле от скалы, где он сейчас стоял. Внизу послышался шум; «Кольчужный Кулак» медленно шел к выходу из бухты. Расстояние до линтийцев его корабль преодолел бы за считанные минуты, но сближаться с двумя судами сразу, давая им время на обстрел и подготовку к абордажу? Не слишком умное решение.

Капитан злорадно усмехнулся. К несчастью для линтийцев, у поджидающей их команды был серьезный козырь, и звался он Морэем Дарктайдом.

Он медленно вытянул из ножен дайклейв-волнорез – широкий изогнутый клинок, засиявший под солнцем все тем же теплым золотом, что и наручи, и пластины на куртке. Орихалк, прочнейший магический материал, особо могучий и опасный в руках тех, с кем он был связан.

Соларов. Избранных Непокоренного Солнца.

Морэй пригнулся, напрягшись; на лбу его ярко засиял золотой знак – круг, от которого расходились солнечные лучи. Вокруг тела вспыхнул ослепительный свет, видный даже в лучах солнца, переливающийся белым золотом.

И Дарктайд прыгнул.

Окутанная золотым светом фигура взвилась со скалы, вспоров воздух сияющей кометой, пронеслась над морем, вплетая свое свечение в отблески на воде. Одним лишь прыжком капитан «Кольчужного Кулака» преодолел целую милю, покрыл разделяющее его и линтийцев расстояние.

На палубе чужого корабля не успели даже ничего сообразить, когда пылающий золотом враг обрушился на них с небес; тяжелое орихалковое лезвие рухнуло на капитана, подмеченного Морэем во время прыжка. Даже если бы он успел вскинуть клинок, энергии удара хватило бы, чтобы снести любую защиту… но он и не успел.

Оружие Дарктайда вошло в плоть линтийца между левым плечом и шеей, прошло весь путь до правого бедра и покинуло тело. Столь быстрым и неожиданным оказался удар, что мгновение демонокровный капитан еще стоял, а потом с коротким хлюпаньем развалился на две части, блеснув внутренностями. Кровь обагрила зеленоватую палубу, ноги и руки дернулись в запоздалой судороге.

Морэй мгновенно развернулся к остальной команде, еще не оправившейся от изумления. Типичные линтийцы: у большинства зеленоватая кожа, у многих жабры на шее или острые как иглы зубы. Почти у всех на шее и поясе висят засушенные уши, пальцы и гениталии – остатки поверженных врагов.

– За Скаллстоун и Князя! – провозгласил Дарктайд, вскидывая волнорез. Орихалковый клинок с легкостью перерубил шею ближайшего пирата; голова взлетела в воздух, и выплеснувшаяся кровь догнала ее. Обратным движением Морэй вогнал острие дайклейва в грудь стоявшего чуть дальше линтийца, пропоров тело насквозь и повернув оружие в ране.

Только тут изумление пиратов прошло, сменившись осознанием случившегося и яростью. Даже самые деятельные враги линтийцев признавали – трусость у них не в чести; с бешеным криком демонокровные корсары кинулись на давнего врага.

Они знали свой корабль и знали, как атаковать, не мешая друг другу. Смертный или потомок духа точно бы не выстоял – но Морэй уже давно освоился с силой своего Возвышения и помнил, как выживать в таких боях.

Дайклейв вновь вспорол воздух; казалось, он разделился на десяток своих призрачных копий, каждая из которых нашла свою цель. Лишь один линтиец успел подставить изогнутый меч под чужой клинок и лишь отлетел назад; остальные же рухнули на палубу, поливая ее собственной кровью и украшая внутренностями.

Воздух разорвал могучий рев, и со второго корабля, плывшего борт о борт, перепрыгнула громадная фигура, покрытая багровой шерстью. Взмах когтей натолкнулся на стремительное движение дайклейва; Морэй ускользнул от нового удара демона-эримантоса, полоснув его по бедру и немедля вскинув клинок вверх, распоров острием плечо врага. Сейчас солара окружал пылающий полуденным солнцем костер света, вздымавшийся на фут над головой; он слепил чужие глаза и разжигал ярость в созданиях тьмы… ну так и хорошо! И видно его было за пару миль.

Он уклонился от удара сзади, мимоходом двинув линтийцу в зубы навершием рукояти. Вновь сосредоточился на демоне, парировав новый взмах когтей и рубанув мечом по здоровенной лапе; к счастью, эримантои не славились проворством.

Воздух вспорол свист, и Дарктайд, не задумываясь, бросился на палубу, уйдя в перекат; стрелы достались эримантосу, взревевшему в недоуменном гневе. Капер опять вскочил, бросил взгляд на второе судно. Вновь свистнули стрелы, и Морэй мигом ушел в сторону, поймав одну из стрел с небрежной легкостью, блокировав удар кинувшегося на него пирата и всадив ему в глаз наконечник.

Отлично! Один против команд двух кораблей и демона… нет, демона, в ярости своей налетевшего на взмах золотого клинка и распоротого сверху донизу, можно уже не считать. Но все же непростой бой для молодого солара, пусть и воина Рассвета, да?

Линтийцы, видимо, так и считали. Ровно до того момента, как прозвучал запоздалый крик-предупреждение, а секундой позже два снаряда, скрепленные шипастой цепью, прошлись по палубе второго корабля, подрубая мачты и сметая моряков. Стрелы пронзили тех, кто оказался у судовых орудий.

Увлекшись схваткой с оказавшимся среди них соларом, демонокровные пираты пропустили появление «Кольчужного Кулака», преспокойно вышедшего из бухты и подошедшего на нужное расстояние без помех.

Чего, собственно, Морэй и добивался.

Развернувшись, «Кольчужный Кулак» оказался борт о борт с вражеским кораблем. В воздух взвились абордажные крючья; один неудачливый линтиец с хрипом осел – острый металл пронзил его насквозь, сила тянущих за крюк подтащила к борту и прижала к нему, раздирая внутренности.

И первыми на борт бросились бойцы морской пехоты – не знающие страха, не знающие усталости, не знающие сомнений… и жизни.

Пятьдесят зомби во время плавания обычно хранились в трюме; командиры-призраки и корабельный тауматург полностью активировали их только незадолго до боя. Вооруженные широкими мечами и облаченные в черные кирасы мертвые бойцы всегда шли первыми и принимали удар противника на себя.

Да и призраки не отставали. Сэвин, приняв материальное обличье, налетел на пиратов, орудуя сразу двумя тяжелыми тесаками; тело его светилось мертвенным сиянием, заставляющим врагов попятиться, пусть они и были привычны к сверхъестественному. Краем глаза Морэй заметил, как бьется Рэйл – судя по необычной скорости движений и мощи ударов юноши, его телом сейчас управлял кто-то из призраков, направлявший собственную силу через живую плоть. Словно желая подтвердить мысли капитана, «Рэйл» выдохнул черный туман, окутавший часть корабля, и скрывший из глаз и бойца, и оказавшихся рядом линтийцев.

А за мертвыми воинами хлынули живые – четыре десятка бойцов обычной команды, с саблями, гарпунами и топорами. Связанные боем с мертвецами демонокровные просто не могли отвлечься вовремя, и клинки скаллстоунцев с легкостью сносили головы, вспарывали животы и отсекали руки и ноги. Полтора десятка пиратов устремилось на помощь капитану – суда еще шли достаточно близко, чтобы было можно перепрыгнуть, а рулевой давно валялся на палубе с раскроенным черепом.

Исход схватки был решен. По мнению Морэя, он был решен еще когда он обрушился на палубу линтийского судна, разрубив капитана пополам. Теперь оставалось только…

– Капитан!

Солар мгновенно крутнулся на месте, услышав тревогу в голосе Фенкора, своего обычно спокойного старпома. Бросил взгляд в сторону, куда Фенкор показывал саблей, и коротко выругался, мимоходом распоров живот нападающему линтийцу.

Из-за второго острова показались стремительно приближающиеся силуэты. Еще два корабля… еще два линтийских корабля! Вот почему эти двое шли так медленно – они ждали, пока товарищи их догонят!

За секунду Дарктайд обдумал положение. Этих не застанешь врасплох – они уже увидели происходящее, увидели его аниму и готовы к бою. Лучники уже поднимают оружие – прыгать опасно. Полно свежих, только вступающие в бой противники… и не просто! На носу одного из кораблей воздел руки высокий линтиец, и поза его недвусмысленно говорила – это чародей, готовящий заклинание.

Морэй видел чародейство на море, и знал, как оно крушит мачты, хлещет молниями по палубам или же просто многократно ускоряет и укрепляет корабль. Что бы там ни желал сделать линтиец – для команды «Кольчужного Кулака» это добром не кончится.

И потому солар рявкнул остальным «Добивайте!» и спрыгнул за борт.

Анима Дарктайда полыхнула с новой силой; волны света столкнулись, опали и вновь поднялись за его спиной, сквозь них проступили сотканные из солнечного сияния скелеты, размахивающие клинками. Ноги Рассветного коснулись волн, и золотое сияние не дало ему провалиться сквозь гладь моря; вместо того Морэй ринулся к врагам, прямо по воде, выжимая из тела и Эссенции всю доступную скорость.

Он не надеялся, что успеет добраться до чародея раньше, чем тот закончит, но рассчитывал, что не даст ему сотворить еще что-то. Судя по отсутствию анимы, это смертный, а не линтийский дракорожденный, и…

Когда снаряд баллисты ударил в чужой корабль, Дарктайд удивился ничуть не меньше линтийцев. Огромная стрела с широким наконечником сразила нескольких пиратов, и одновременно в последний момент сорвала концентрацию чародея; вспышка разбившегося заклинания отшвырнула его назад, опалив нос корабля.

Но даже изумление не заставило Морэя прекратить бег; отбив пару полетевших в него стрел, он оказался совсем рядом с линтийским кораблем. Размахнувшись, капер обрушил дайклейв на чужой борт, мысленно благодаря Солнце и Серебряного Князя за то, что в корпусе нет ни капли металла Первой Эпохи.

Орихалковое лезвие сокрушило зеленоватое дерево, и в пробоину моментально хлынула вода; не останавливаясь, Дарктайд пробежал вновь чужого корабля, нанося все новые и новые удары. Это их займет!

Краем глаза он заметил, как несколько пиратов тоже спустились с борта по тросам и заскользили в его сторону; а, да, конечно, у них на каждом корабле водяные туфли… Что ж, всегда рад!

Морэй ринулся навстречу линтийцам, уклонился от первого удара и полоснул волнорезом по животу противника. Отточенный орихалк с легкостью распорол тело, линтиец согнулся пополам, стараясь удержать собственные внутренности; промчавшийся мимо него Дарктайд скрестил клинки с другим демонокровным, заставил его податься назад, мигом сам отпрыгнул, внезапно оказавшись рядом с третьим пиратом. Удар – и в сторону отлетела рука, блеснувшая осколком кости.

Взмах меча прошел совсем рядом с соларом, поразив одного из скелетов анимы. Тот замахал мечом, словно насмехаясь над промахнувшимся линтийцем; второго шанса капер ему не дал, рубанув по ноге. Пират ушел под воду в облаке крови и с беззвучным воплем.

Над головой вновь просвистел снаряд баллисты, и Дарктайд, обогнув линтийское судно, наконец увидел – откуда пришла нежданная помощь. Союзник вынырнул из-за того же острова, где ранее укрывался «Кольчужный Кулак» – видно, пройдя между десятками рифов, усеивавших море на пятнадцать миль в ту сторону.

Корабль, схожий с его собственным, пусть и поменьше – но легче и быстрее. Отлично держится на волнах, движется даже с неестественной скоростью и плавностью… и даже не стоит гадать, почему. И почему его не заметили, пока команда не атаковала.

Он хорошо видел высокую темноволосую женщину, окруженную золотым сиянием, почти таким же, как и у него самого.

Более того – Морэй ее знал. И искренне не понимал, чего ждать от такой встречи.

– Спасибо, Кэлли! – крикнул он, заходя к линтийцам с другой стороны.

– Не коверкай имя! – сердито отозвалась с борта женщина. – Или «Калонис Ветер Бури» ты не выговоришь?

Дарктайд лишь отмахнулся клинком. Сейчас линтийцы были важнее вежливости. Благо он и так учтивостью не славился.

Капитан был уверен, что этот день запомнит надолго. Всего за полчаса баланс сил поменялся несколько раз; в такое ни один сочинитель не поверит, и ни один режиссер Театра Смерти не поставит.

Четвертый линтийский корабль все же ушел, благоразумно оценив свои шансы. Мертвецы и команда Морэя покончили с двумя другими, Калонис взяла на себя третий. Команда у нее была свирепая, пусть и состояла из женщин… ну, не совсем.

Дарктайд усмехнулся, вспоминая, как ему пришлось объяснять этот обычай Запада путешественнику, приплывшему в Скаллстоун из Земель Стервятников. Ни одна женщина (кроме рыжих и дракорожденных) не могла стать моряком, не рискуя навлечь на себя гнев матерей бурь… и потому те, кого все же тянуло в море, становились тайя. Женщинами, отказавшимися от всего женского в жизни, считавшимися мужчинами во всех аспектах. На патриархальном Западе к ним относились с уважением, которого тайя своим морским умением и боевым мастерством вполне заслуживали.

Калонис и ее команда были из таких.

Некогда они служили Уэйвкресту – но давно покинули государственную службу; теперь Ветер Бури, назвав корабль в свою честь, оказалась в рядах пиратов, пусть и не трогала суда своей родины. Морэй даже примерно представлял, когда именно это случилось – когда Калонис обрела силу, схожую с его собственной, став соларом Ночной касты.

Дарктайд уже с ней сталкивался, и тогда дело кончилось поединком. Скаллстоунцев тайя не любила, да и грабил он тогда именно корабли Уэйвкреста.

Можно было лишь порадоваться тому, что линтийцев она не любила больше. Как, впрочем, и весь Запад.

Сейчас «Ветер Бури» и «Кольчужный Кулак» стояли бок о бок. Обе команды с интересом разглядывали друг друга – при прошлой встрече вышло так, что схлестнулись в основном капитаны. Мертвых бойцов на всякий случай никто не спешил уводить с палубы; покрытые татуировкой тайя смотрели на них с удивленным отвращением.

Дарктайд неспешно прошел к борту, положив ладонь на рукоять волнореза. Взглянул на тайя, стоявшую напротив него в такой же позе.

Калонис очень сильно отличалась от женщин Скаллстоуна. Те были бледны и худощавы – а Ветер Бури дышала здоровьем, и темный узор традиционной татуировки казался естественным рисунком на загорелой коже. На лице ее почему-то не было; странность, которую Морэй подметил еще раньше. Да и не носили на архипелаге широкополых шляп, которые любила тайя.

Он мимолетно подумал, что несмотря на ее статус, думать о Калонис, как о мужчине, было трудно. Слишком уж подчеркнуто женской была ее фигура.

– Спасибо за помощь, – Морэй коротко наклонил голову.

На мгновение, когда он взглянул на тайя, перед глазами пронеслись странные образы: она, выше и стройнее, затянутая в серый шелк и с орихалковым кинжалом в руке; он сам, крупнее размерами, с улыбкой пропускающий ее вперед и поднимающий лук… Помотав головой, капер отогнал странное видение.

– Когда линтийские сволочи дерутся с соларом… – пожала плечами Калонис. Взгляд ее был странным, словно для тайя тени прошлого тоже проступили поверх настоящего. – Вопрос был решен.

– А я уж думал, что роль сыграли моя доблесть и обаяние, – усмехнулся Морэй.

Калонис изогнула бровь.

– Неужели заигрываешь с тайя, Дарктайд? Вот уж трудно подумать, что ты схож вкусами с адмиралом Буруку.

Она выразительно оглядела команду «Кольчужного Кулака».

– Хотя… у тебя тут одни мужчины да нежить… неудивительно.

– Ты, видно, как раз одних вкусов с Буруку, – засмеялся капер. – Одни тайя на борту.

Ветер Бури выразительно пожала плечами.

– Традиции.

– Уж это точно, – согласился Морэй. Здесь разногласий не было; более традиционное общество, чем Скаллстоун, еще надо было поискать. Как нарушать заветы предков, когда оные предки каждуюночь рядом с тобой работают?

Несколько секунд они молчали. Потом Дарктайд взмахнул рукой.

– Что ж, в любом случае – мы у тебя в долгу, Кэлли.

– Калонис! – недовольно поправила Ночная.

– Без разницы, – ухмыльнулся капер. – Как-нибудь я этот долг отдам.

– Ловлю на слове, – улыбнулась в ответ тайя. – Только, Дарктайд, сразу предупреждаю – если еще раз увижу, как ты уэйвкрестцев грабишь… повешу на мачте за самое рассветное место.

– Ну-ну, – скептически отозвался Морэй. Калонис была отличным мореходом, но ее шансы в прямом бою с Рассветным вызывали у скаллстоунца изрядные сомнения. – Ты-то сама что здесь делаешь? Твои любимые воды в тысячах миль южнее.

– Надо, – коротко ответила Ветер Бури.

– Понял, – не стал спорить Дарктайд. – Что ж… попутного ветра, Кэлли.

– Калонис! – тайя многообещающе постучала пальцами по рукояти сабли на поясе. Морэй лишь с улыбкой поклонился в ответ.

Показалось ему или нет, что она смотрит с каким-то странным оттенком сомнения? Впрочем, даже если спросить – не скажет ведь… Да и вообще, помощь помощью, но находить привлекательность в тайе действительно отдает извращением. Лучше уж к нормальным женщинам, призракам в том числе. Кажется, та девчонка в прошлый визит домой была лишь чуть холоднее живой… или все же была живая? А, неважно.

Корабли разошлись через несколько минут. Морэй проводил «Ветер Бури» задумчивым взглядом, усмехнулся, и бросил взгляд на своих подчиненных:

– Добычу забрали?

– Так точно, капитан, – отозвался Фенкор. – Выгребли у поганцев все.

– Отлично… – Дарктайд остановил взгляд на Рэйле, все еще державшемся с необычной уверенностью. – Кейбан! Который раз говорю тебе – перестань свою призрачную задницу внутри Рэйла прятать, дерешься – так дерись сам, а не суй нашего медиума под удар.

– Капитан… – прогудел Кейбан-Рэйл низким голосом.

– Вышвыривайся из Рэйла и благодари Князя, что мы победили, – резко приказал Дарктайд. Мгновением спустя юноша шумно выдохнул и опустился у борта, лишь слабо улыбнувшись.

Капитан лишь недовольно покачал головой. Кейбану давно пора вдолбить, что и самому драться можно. Морэй планировал в будущем году отправить Рэйла в Колледж Некрохирургии – некромант на борту был бы совершенно не лишним – и рисковать парнем не хотел.

Но в целом-то рейд вышел удачным. Линта лишилась трех кораблей, ему помогла соларка… эх, жаль, Калонис не любит Скаллстоун. И почему только? Морэй искренне не понимал, как можно не любить тонкий вечерний туман, прохладные сумеречные дни, тихое спокойствие улиц и величественный черный камень зданий. А те, кто ругали Скаллстоун и при этом посылали на тяжелейшие работы живых, а не зомби, на взгляд капера были просто лицемерами.

Улыбнувшись, он покачал головой. Ладно. Потом можно подумать. Дома – потому что пора уже возвращаться.

– Курс к Сеймасту, – распорядился Морэй. – Там передохнем.

Планам Дарктайда было не суждено сбыться. Трехдневная стоянка в гавани Сеймаста, мелкого островка, принимавшего к себе любые корабли, позволила и отдохнуть, и запастись провизией, и кое-что сбыть – несмотря на величину, расположен остров был удобно, и торговцы Гильдии здесь встречались.

И здесь же Морэя, уже собравшегося было прокладывать курс к Скаллстоуну, застала весть из дома: черная галера скользнула в гавань, как раз когда «Кольчужный Кулак» готовился к отбытию. С нее помахали флагами, приглашая солара в гости.

Капер поднялся на борт через четверть часа, с одобрением оглядел гребцов. Командир отлично заботился о команде – каждый зомби был в прекрасном состоянии, мускулы укреплены, предохраняющие от тления знаки безупречно начерчены на бледной плоти.

Глянув на выступившего из каюты ему навстречу командира, Морэй понял, что удивляться нечему. Давный знакомый, Рыцарь Теней и Призраков, абиссал касты Дня, славился сдержанностью и скрупулезностью.

– Рад тебя видеть, Морэй, – кивнул абиссал. Они давно друг другу симпатизировали, не раз сражались вместе.

– Я тоже рад, – отозвался Дарктайд, с недоумением разглядывая старого товарища. Рыцарь выглядел хуже, чем при прошлой встрече: безупречную кожу сейчас прорезали морщины, в иссиня-черных волосах проглядывала седина. Неужели что-то не так с его бессмертием?

– Ты собираешься домой? – сразу перешел к делу абиссал. – Уж прости, вынужден тебя огорчить.

– Что такое? – насторожился капер.

– Наши торговые корабли повадился кто-то грабить в районе Перешейка. Князь желает, чтобы ты разобрался. Возможно, ничего особенного – я сам проверю со стороны Нижнего Мира – но лучше подстраховаться.

– Еще три-четыре месяца вдали от дома… – с тоской отозвался Дарктайд. – Я уже почти год на островах не бывал!

Рыцарь развел руками.

– Что поделать, Морэй. Ты отлично справляешься, и у тебя отличная репутация.

Капер неохотно кивнул. Он знал о своей популярности, как во флоте Скаллстоуна, так и среди вольных пиратов. Рыцарей смерти боялись, солара же уважали, и он был этому только рад.

– Хорошо, – тяжело вздохнул Морэй. Мелькнула мысль, что Серебряный Князь словно нарочно держит его вдали от островов… да нет, ерунда. Зачем?

Он снова посмотрел на лицо абиссала, и не удержался от вопроса:

– Рыцарь, что с тобой такое. Уж извини, но паршиво выглядишь?

– Верно, – мрачно отозвался Дневной. – Не знаю, что такое, состояние ухудшается… Подарок от бывшей госпожи, похоже. Князь ищет средство, говорит, что возможно разработать.

Дарктайд медленно кивнул. Он знал, что Рыцарь не принадлежит к абиссалам Князя, что он перешел к нему на службу от некоего Лорда Смерти… некоей. Кара в таком случае вполне могла последовать.

– Держись тогда, – лишь пожелал Морэй.

– Спасибо, – усмехнулся абиссал. – Ничего, пока что я могу выполнять свой долг. Как и мы все.

– Как и мы все, – эхом отозвался Дарктайд. На архипелаге каждый знал свой долг – и при жизни, и после смерти.

Путь к Перешейку занял неделю; погода выдалась ясная, ветер – сильный. Морэй лишь поблагодарил судьбу, что перед хорошим путем команда успела расслабиться на Сеймасте и отложенное возвращение ее не слишком огорчило.

На других кораблях Скаллстоуна большая часть экипажа состояла из зомби, но Дарктайд предпочитал все же общаться с живыми и призраками. Это было приятнее.

Таймар, молчаливый корабельный тауматург, без проблем предсказывал погоду и словно чуял шторм за половину суток. Когда однажды вечером он сообщил, что в десятке миль справа бушует буря, никто даже и не усомнился.

– Обойдем стороной, – приказал Дарктайд. – И… постой. Нет, не обходим.

Он нахмурился. За годы на море Морэй прекрасно изучил закономерности погоды; сильных штормов сейчас в этих местах быть не должно. Случайность или происки какого духа?

– Сэвин, – коротко приказал Дарктайд, зная, что призрак его слышит, – проверь, что там.

Нематериальному привидению ярость бури бы не повредила; скользить же по воде или над ней умели все скаллстоунские призраки, выходившие в море.

Рэйл, слышавший приказ, подошел и остановился рядом с Морэем, барабанившим пальцами по планширю. «Кольчужный Кулак» скользил в прежнем направлении; пока что ему ничто не грозило, буря была еще далеко.

Не связан ли этот странный шторм с нападениями на корабли? Многие духи и чародеи оставались врагами Скаллстоуна…

Через какое-то время Рэйл вздрогнул и кашлянул.

– Капитан, – произнес Сэвин-Рэйл, – вы правы. Там мать бурь со свитой, и она треплет корабль.

– Неудивительно.

Матери бурь, свирепые и вспыльчивые духи, часто обрушивали свой гнев на неприглянувшиеся им суда. Капитаны спасались ритуалами или же просто собрав на борту достаточную силу. На суда Царства, скажем, эти духи накидывались редко, связываться с дракорожденными им не хотелось.

– Что за корабль? – уточнил Дарктайд, уже готовясь отдать приказ о смене курса и не связываться со злопамятными духами.

Сэвин-Рэйл пару секунд помолчал, а потом неохотно ответил:

– «Ветер Бури».

– Что?! – поперхнувшись, Морэй развернулся к помощнику. – Это с какой стати?

Матери бурь никогда не нападали на тайя. Собственно, они им даже скорее благоволили. И чтобы Калонис и ее команда вдруг прогневали бешеного духа…

– Не знаю, капитан, – отозвался Сэвин. – Говорю что видел.

Дарктайд замолчал, обернувшись к уже видимому шторму и сжав рукоять дайклейва. Чем бы там ни прогневила духа Калонис – это ее дело, ее проблема… но он ей должен за схватку с линтийцами. Свои долги Морэй привык отдавать. Да и вообще, не помочь собрату-солару…

Вопреки тому, что думали многие, у пиратов и каперов была своя честь. И в понимание честности они включали помощь своим, если не было какой личной вражды. Сперва поможешь ты, потом – выручат тебя. На кого еще надеяться, как не на своих?

– Вперед и будите пехоту, – приказал Морэй. – Посмотрим, что там за матушка.

Матросы переглянулись, пожали плечами – и кинулись по местам. Дарктайд вечно ввязывался в авантюры и вечно выходил из них целым; единственный по-настоящему безнадежный бой принес ему Возвышение и победу.

Команда ему верила. И знала, что азартная злая улыбка на лице солара обычно предвещает удачный бой.

«Кольчужный Кулак» легко вошел в бурю; волны и ветер с яростью накинулись на корабль, но в Скаллстоуне строили на совесть. Да и не на капера сейчас было устремлено бешенство погоды.

Взглядываясь сквозь брызги, ветер и пелену воды, Дарктайд быстро оценил положение. Да, в самом деле мать бури, и драка идет нешуточная. Калонис очень удачно поставила свой корабль, прижавшись к скалам и бросив якорь; в этом месте шторм попросту не мог раскачать судно так, чтобы швырнуть его на берег или разбить о скалы. Но погода доставляло лишь неудобство, главная же опасность была не в ней.

Морские псы, мелкие элементали Воды, часто служившие более сильным духам.

Небольшая стая псов размером с маленькую лодку, с двумя рядами острых зубов, крепкими когтями и семью длинными, цепкими языками. Они кружили вокруг «Ветра Бури», стараясь разодрать корпус, но дерево корабля сейчас даже сквозь шторм мягко светилось золотистым сиянием – Калонис пустила в ход укрепляющие корабль силы.

Сама Ночная танцевала на воде, орихалковый клинок метался в ее руках, отгоняя псов. Команда на палубе шестами и ударами топоров сталкивала тех элементалей, что старались забраться наверх.

А поодаль, сложив руки на груди, стояла на волнах сама мать бурь. Чудовищно уродливая старуха в пенной одежде с удовлетворением наблюдала за отчаянным сопротивлением Калонис и ее тайя, время от времени поднимая голову к облакам; тогда дождь усиливался.

Пара секунд на взгляд, пара секунд на раздумья… выводы и план.

– Пехоту к бортам, – распорядился Морэй. – Призраки – по мечам… Кейбан, это и тебя касается, не смей лезть в Рэйла! Займитесь псами, сдержите и отвлекайте, мать бурь – на мне!

– Есть! – дружно рявкнула команда, бросаясь выполнять приказ. Зомби безмолвно встали у бортов, пара матросов вытащила на палубу пятерку тяжелых громадных мечей. Морэй требовал от каждого призрака на борту умения при нужде вселяться в предметы и управлять ими, пусть и ненадолго.

Сам Дарктайд, выбрав момент, прыгнул за борт, выхватив дайклейв из ножен, и ринулся прямо по волнам, к еще не заметившей его матери бурь.

Лицо той исказилось от изумления, когда «Кольчужный Кулак» ворвался в стаю псов, и подхваченные волей призраков мечи завертелись вокруг него, разрубая шкуры элементалей. Несколько псов, осознав, что удар настигает их даже под водой, попытались влезть на палубу, и их встретили размеренные мощные удары зомби.

Но прийти в себя и помочь слугам морская богиня не успела – на нее налетел вихрь света и орихалка.

Дайклейв Морэя рассек струи дождя, острие распороло пенную одежду матери бурь, и та едва успела отпрянуть. Новый взмах – мать бурь воздела перед собой волну, которую оружие Рассветного разбило на мелкие капли.

– Прочь, солар! – прогремела богиня, и сила ее слов даже оттолкнула капера назад.

Но в ответ его анима вспыхнула еще ярче, знак Рассвета на лбу разгорелся золотом, разгоняя темноту шторма.

– Прочь! – взревела мать бурь, замахиваясь волной; Дарктайд проскользнул прямо под ударом, его сияющий выпад рассек пену и водную плоть духа. Богиня вскрикнула с недоуменным ужасом, стремительно скользнула в сторону, но солар не отставал.

– Оставь ее! – прокричал он сквозь шторм. – Оставь – или сразись со мной!

Острые капли полетели Морэю в лицо; капер со злой улыбкой крутнул дайклейв, отражая удар, прорвался сквозь темный ветер быстрым точным выпадом, оставившим новую рану на теле матери бурь.

Та снова вскрикнула – и понеслась к открытому морю, слившись с волнами и дождем. Морские псы метнулись следом за ней, повинуясь беззвучному приказу.

«Как же я люблю заставать врагов врасплох, – мимоходом подумал капер. – Потрясающе, как часто мне это удается».

Непрекращающийся дождь перекрыли торжествующие крики матросов с двух кораблей; Морэй ринулся обратно к «Кольчужному Кулаку».

На полпути его встретила скользившая по воде Калонис.

– Ты свои долги платишь, Дарктайд! – крикнула она.

– Ты сомневалась, Кэлли? – расхохотался тот.

– Калонис! – рявкнула та, но на лице тайя играла улыбка.

Вновь на образ Ночной наложилось странное видение – похожая на нее женщина, затянутая в серый шелк и благожелательно улыбающаяся… поигрывающая тонким длинным кинжалом…

Морэй лишь помотал головой, снова отгоняя образы.

– Чего она на тебя накинулась? – крикнул он.

– Расскажу, когда нормально на якорь станете! – отозвалась Калонис.

– Это приглашение?

Тайя мгновение помедлила.

– Оно самое.

К общему удивлению, потерь в командах практически не было. У Калонис – пара раненых (солнечная сила защитила сам корабль, а палубу тайя обороняли умело), у Морэя пострадал лишь один зомби, которому оторвало руку, и сейчас Таймар, мрачно бормоча себе под нос ругательства, пришивал ее обратно.

Оба корабля стали борт о борт; ветер уже перестал рвать паруса, но дождь еще и не думал прекращаться. Обе команды укрылись под палубами, перемешавшись; Дарктайд с мимолетным удивлением заметил, что тайя ведут себя куда более открыто, чем в прошлый раз, хотя это и понятно… Сошедших в трюм зомби, впрочем, все равно сторонились.

Сам же Морэй принял приглашение Калонис, спустившись за ней в капитанскую каюту. Расположившись в удобном кресле, Дарктайд наблюдал за хозяйкой каюты с невольным восхищением; та еще не переоделась, и промокшая одежда плотно облегала тело, подчеркивая крупную грудь и крутые бедра. Сам он сбросил куртку с орихалковыми пластинами, оставив ее у входа.

– Что-то нас часто судьба сводит вместе, – заметил он.

– Это точно, я и не думала, что снова тебя увижу так скоро, – Калонис подошла к небольшому шкафу у стены, вытащила крупную бутылку. – Не откажешься? Я недавно неплохим вином запаслась.

– С радостью, – отозвался Морэй. Что-то в речи Калонис было странным, но вот что – он пока не понимал.

Рубиновый напиток полился в два грубых бокала; Ветер Бури поднесла один Морэю, и тот с наслаждением пригубил вино.

– О, илмаринское! – удивился он. – Давно не пробовал.

– Столкнулась с Закатным Лисом, он поделился, – пояснила Калонис.

– А он правда оборотень, или слухи? – не мог не уточнить Морэй.

– Они себя лунарами называют, но правда, – кивнула тайя. – У меня на глазах превращался. Даже не знаю, как на это смотреть; твои зомби и то понятнее.

– Бывает, – развел руками Дарктайд. – Я, кроме рыцарей смерти да дракорожденных, только с Океанской Жемчужиной сталкивался, когда она нагло за своим моряком в Скаллстоун явилась.

– Я ее понимаю, – усмехнулась Калонис.

– Да как будто я за своими хоть в Синюю Гавань не полезу, – кивнул Дарктайд, – но все равно нагло. И дерется неплохо… а, ладно. Демон с ней.

Несколько секунд они молчали, потягивая вино, сидя друг напротив друга и с интересом разглядывая. Морэй сообразил, что его собственная одежда тоже промокла, и подчеркивает все детали фигуры так же, как у Калонис… но тайя это обычно безразлично? Или?

– Так что там с матерью бурь вышло? – нарушил молчание Дарктайд.

– Тут, понимаешь… – задумчиво протянула Калонис. – Я просто всегда была немного неправильной тайя. Гадал, наверное, почему на щеках узора нет?

– Было дело, – кивнул Морэй, пытаясь все же понять, почему речь Калонис кажется ему странной.

– Причина дурацкая донельзя, – поморщилась Ветер Бури. – На лице всегда самый простой узор, так что татуировщик решил его напоследок оставить… а у него краска кончилась. Решил закончить потом, но старейшина местная уперлась – священный обряд, нельзя в две части. Пусть так ходит, получит узор, когда право на сложную татуировку заработает. Вот и зарабатывала… а потом Возвысилась, и мне к тайя Уэйвкреста сейчас ходу нет, еще Дикой Охоте сдадут. А других мастеров пока не знаю.

– Вот умники, – посочувствовал Морэй. – У нас праведные мертвецы и то гибче на мир смотрят.

Калонис кивнула.

– Ну а после Возвышения, я все чаще начала задумываться. Ну да, женщинам в море дорога закрыта – спасибо матерям бурь. Но почему сотни тысяч людей на Западе на горстку духов должны оглядываться? Отец Океана и морские драконы-то против ничего не имеют. Да и я – солар, так что… Вот ты Жемчужину вспомнил – она отродясь тайя не была, и ходит по морю спокойно.

– После Возвышения, – не мог не уточнить Морэй. Это он знал хорошо; Жемчужина Возвысилась, подняв мятеж против взявшего ее в любовницы скаллстоунского капитана. Дарктайд этого моряка по имени Черное Сердце не любил, но знал неплохо.

– После, – согласилась Калонис, – ну так и ко мне оно пришло. Или вот на Царство посмотри – дракорожденные женщины без проблем кораблями командуют, и плевать на матерей бурь хотели. Вот я и задумалась… и выбор сделала.

– Погоди! – резко выпрямился Морэй, наконец сообразив, что же странного в речи собеседницы.

Впервые она четко говорила о себе в женском роде, вместо привычного для тайя мужского или подбора нейтральных слов.

– Так ты…

– Именно, – кивнула Калонис. – Сказала «я больше не тайя», назвала себя женщиной-капитаном. Найду мастера или какое божество – сведу татуировки к демонам. И… знаешь, вся команда за мной пошла. Вся.

Дарктайд поперхнулся, теперь понимая, почему мать бурь так разозлилась. Возвышенной было бы еще простительно – для Избранных любые правила всегда отличались, но целый экипаж… На пропитанном традициями Западе такое решение было почти равнозначно факелу в бочке с огнепылью.

– Что, уже жалеешь, что ввязался? – с усмешкой спросила Калонис.

Морэй подумал и пожал плечами.

– Да нисколько, Кэлли.

– Калонис!

– Нисколько в любом случае. У меня перед тобой был долг, матерей бурь я особо не любил никогда… да и вообще, в Скаллстоуне меряют по способностям, а не по тому, что в штанах. Так что – удачи в твоем деле.

– Спасибо, – искренне сказала Калонис.

– Но что, мужские права терять не жалко? – ухмыльнулся Дарктайд, наклонившись вперед.

– Жениться я теперь не могу, да и так не собиралась, – усмехнулась в ответ Ветер Бури. – А в остальном – пусть я и снова женщина по обычаям, но делать буду то, что хочу.

– И спать с кем хочешь, – не удержался Морэй.

Калонис на миг замерла, встретилась с ним взглядом и медленно лукаво улыбнулась.

– Это приглашение?

Дарктайд так же медленно усмехнулся.

– Оно самое.

Калонис со стуком поставила стакан на стол, порывисто поднялась; глаза ее загорелись азартом, почти таким же, как в бою. Морэй чувствовал, что и в его единственном глазу сейчас пылает то же самое.

Недавняя схватка, плотно облегающая тела одежда, хороший разговор и отменное вино – что еще может лучше подогреть кровь?

На секунду поверх Калонис вновь проступил иной образ – высокая гибкая женщина… только теперь серый шелк соскользнул до пояса, обнажая высокую грудь с темными сосками; женщина призывно улыбнулась, прочертив кончиком пальца линию от шеи до талии…

Но видение исчезло, когда они шагнули друг к другу.

Мокрую одежду снимать непросто, но и Морэй, и Калонис это умели неплохо, особенно раздевая друг друга. Дарктайд справился первым, и его руки уверенно легли на крупную грудь женщины, скользя по ней и сжимая; Ветер Бури медленно выдохнула, на мгновение прекратив возиться с одеждой Морэя, но тут же продолжила, стаскивая с него рубашку. Капер в этот момент возился с ее поясом, стягивая штаны вниз и крепко сжимая бедра Калонис, скользнув ладонью ей между ног.

Бывшая тайя сделала то же самое парой секунд спустя, избавляя Морэя от ставшей очень тесной одежды; высвободившись из его рук, мягко опустилась вниз, скользнув кончиком языка по животу солара. Тот откинул голову назад, шумно выдохнув, когда язык продолжил дело значительно ниже.

– Где только научилась… – невольно вырвалось у него.

– Ты не поверишь, чему только не учатся у тайя, – отозвалась Калонис, на мгновение оторвавшись от него и тут же вернувшись обратно, проводя языком по всей длине; пальцы ее умело порхали, касаясь самых чувствительных для мужчины мест. Лишь на пару секунд она прервалась, окончательно сбрасывая собственные штаны и помогая Дарктайду сделать то же самое.

Еще несколько минут ласки – и Морэй не выдержал; отстранившись, он подхватил Калонис, легко подняв ее и усадив на стол. Припал к груди женщины; руки пирата быстро и уверенно ласкали ее тело, заставляя Ветер Бури чаще дышать и вздрагивать, отдаваясь наслаждению.

Она чуть подалась назад, когда Дарктайд выпрямился, нащупывая нежную влагу внизу, задела рукой и смахнула на пол разложенные на столе листы.

– Демон, бумаги на добычу! – огорченно выдохнула Калонис. – Казначей разорется…

– Вали на меня, – выдохнул Морэй, входя в нее уверенным, мощным движением; глаза женщины вспыхнули, и она подалась навстречу, впиваясь в его губы и успев лишь прошептать «Буду валить».

На столе оказалось не очень удобно – и через несколько минут они оказались на постели, даже не потрудившись сбросить с нее покрывало. Калонис прижала Дарктайда к кровати, касаясь губами его тела, вновь спускаясь вниз; через пару минут он притянул ее обратно, сжал бедра, направляя и вонзаясь на всю глубину.

– Не только мечом махать умеешь… – шепнула Калонис; черные волосы разметались, скользя по щекам Морэя и смешиваясь с бледно-синими прядями.

– Всегда бью в цель! – усмехнулся тот в ответ.

И до утра в каюте раздавались лишь стоны и обмены колкостями, лишь подстегивавшие обоих.

Соларская выносливость оказалась очень кстати.

Утром море было спокойным, и о вчерашней буре напоминала только пара поваленных деревьев на берегу. Обе команды неспешно готовились к отплытию, обмениваясь шутками; былое недоверие, казалось, развеялось. Морэй усмехнулся, заметив, как Рэйл мимоходом обнимает за талию невысокую девушку, говоря что-то о прошедшей ночи. Видно, постоянный контакт с призраками не лишил парня умения радоваться жизни… да и другие, видно, тоже развлеклись.

Калонис тем временем, отдавая короткие распоряжения, смотрела на остров с легкой грустью. Пожалуй, она его запомнит. Странные воспоминания – и последствия своего выбора, и приятная ночь, и человек, знакомый в двух жизнях.

О последнем она Морэю не сказала. Незачем ему знать, насколько яркие образы прошлого вспыхивают, когда она вглядывается в него. Пока незачем.

Оба корабля вышли в море через час, пока что скользя борт о борт. Морэй, стоявший на палубе «Ветра Бури», оглянулся на свой корабль, махнул рукой – сейчас вернусь; через милю морские пути пиратов расходились.

– Ну и общество… – вслух произнес он.

– Что? – удивилась Калонис, спускаясь по лестнице на палубу. Тайя у руля сейчас аккуратно поправляла курс.

– Да просто вдруг подумал, – отозвался Морэй. – Я с моими не-мертвыми. Ты с девушками. Океанская Жемчужина со своей разношерстной командой. Закатный Лис с полукровками… ну ничего общего нет.

– Только нас всех зовут пиратами, – закончила Ветер Бури, облокотившись на мачту.

– Именно так! – улыбнулся Дарктайд. – Хоть свое дело твори, вторую Гильдию, только с кораблями и пиратами.

– А это мысль, – заметила Ночная. – Хочешь возглавить?

– Нет уж, – расхохотался Морэй, – я слишком плохо деньги считаю! Да и есть уже у меня работа.

Он глянул на небо и на море, вздохнул.

– Ладно. Уж извини, мне пора, еще дел полно.

Дарктайд почти церемонно поклонился женщине, махнувшей шляпой в ответ, и шагнул к борту

– Морэй, – внезапно позвала Ветер Бури и капер оглянулся. – Слушай… почему бы тебе не бросить это… свою работу, в смысле? Ты солар, ты волен идти куда угодно – так бросай свою службу, давай ходить по Западу вместе! Вдвоем быстро такую эскадру сделаем, что линтийцы шарахаться станут и за тысячу миль обходить.

Дарктайд улыбнулся – неожиданно грустно.

– Извини, Кэлли, – проронил он, и Калонис впервые не поправила его. – У меня есть долг.

– Долг? – чуть склонила голову набок бывшая тайя. – Я, конечно, берега Уэйвкреста охраняю… но у меня лично долг только перед моей командой.

– Верно, – кивнул Морэй. – У тебя есть команда. У меня… у меня есть еще и страна.

Калонис закусила губу. Она могла спорить с чем угодно – но только не с этой отчаянной, безрассудной любовью Рассветного к своим затянутым туманом островам.

– Твоей страны, Морэй, – пробормотала она, – страшатся по всему Западу.

– Увы, да, – кивнул Дарктайд. – Ну так, может, я сумею это изменить.

Он усмехнулся – на сей раз по-прежнему, с яростной бесшабашностью, и Калонис не могла не улыбнуться в ответ.

– Тогда, – сказала она, – удачи тебе, Морэй Дарктайд, капер Скаллстоуна. Пусть она сопровождает тебя даже в самых жутких морях!

Корсар улыбнулся вновь, вскинул руку в прощальном жесте и одним быстрым стремительным прыжком перемахнул на свой корабль, через разделявшее их пространство.

Ночная покачала головой и повернулась к команде.

– Что застыли? Все по местам, курс к Абалону! Посмотрим, кто водится в тех водах. И ни одной ухмылки в мою сторону, если не хотите палубу драить!

Все равно ведь будут ухмыляться – за спиной. Калонис это знала, и не обижалась – не со зла ведь. Но дисциплину поддерживать надо. Хорошо Морэю, у него призраки и зомби послушные…

Черный корабль удалялся прочь, уверенно держа курс на север. Капитан Дарктайд, прислонившись к мачте и скрестив руки на груди, смотрел вперед, словно стараясь разглядеть с такого расстояния скаллстоунский туман. А он его наверняка увидит, вот разберется с делом у Перешейка – и прямо домой отправится.

Он улыбнулся, сам не зная, чему радуется больше – предстоящему возвращению или встрече с Калонис, оказавшейся очень, очень приятной. Пожалуй, и тому, и другому.

– В самых жутких морях, – прошептал Морэй, вспоминая напоенный светом голос, пронизавший его плоть и душу в момент Возвышения. – Да, Он тоже так сказал.

Действительно ли солнечная сила предназначалась для служения Скаллстоуну? Трудно сказать. Трудно понять волю Солнца… но несомненно одно – он дает силу, и позволяет своим Избранным выбрать, как ей пользоваться.

Калонис Ветер Бури, бывшая тайя, свой выбор сделала.

Морэй Дарктайд, капитан-капер с туманных островов, – тоже.

Оглавление

Звезды. Звезды тихого вечера

Звезды. Сияющая страсть

Звезды. Красные тона

Звезды. Несущий тишину

Звезды. Призрачное пламя

Звезды. Пути небесные

Луна. Рога из лунного серебра

Луна. Цена познания

Солнце. Погладь лес, Пантера!

Солнце. Ворона и лисица

Солнце. Пираты Запада