Встреча с Летой (СИ) [dmfananddu] (fb2) читать онлайн

========== Вступление. “Лёша!” ==========

Одиноко.

Уже несколько месяцев практически ни с кем, кроме коллег по цеху, не общаюсь. У нас столько забот, что беседы дальше «телеги» не продвигаются даже в нерабочее время.

Вроде только два года прошло, а полный день уже превратил меня из студента во взрослого мужика… Хотя какой мужик. Я холостяк с пустой квартирой. Не в плане захламленности или недостатка мебели, нет — даже ремонт свежий. Просто, когда вхожу, сразу думаю, что там не хватает чего-то домашнего, тёплого и живого. Хоть в плед всё заворачивай.

Сегодня снова забыл, что не нужно ночевать на работе — это называется быть руководителем. Чтобы добраться домой, нужно перетерпеть час качаний в пустых вагонах метро. Но не зря же я очнулся от работы и успел зайти на платформу за несколько минут до закрытия? Не просто так…

Вдруг, сквозь дремоту, я услышал неожиданно жалостливый окрик:

— Лёша!

Было бы страшно открывать глаза на столь знакомый голос, если бы я не сделал это рефлекторно.

— Лета? — ошарашенно спросил я.

Волшебные, словно весеннее небо, голубые глаза, от которых едва ли мне когда-либо хотелось или захочется оторвать взгляд — сейчас они красные, заплаканные, смотрят с надеждой и болью, буквально передающейся по воздуху.

— Привет, — улыбается мне она, вся какая-то бледная.

И макияж она, похоже, весь успела где-то стереть. Нос покраснел, как и скулы. Платье прилипло к телу, неравномерно потемнело, да и волосы были будто намоченные. Лучше не буду спрашивать, откуда она в таком виде, раз у неё нашлись силы обратиться ко мне.

— Попала под дождь? — спрашиваю я, вставая.

— Угу, — кивает она, сжимая-разжимая кулаки и делая крохотный шажок навстречу — пока она говорит, у неё подрагивают губы. — Всё никак не согреюсь.

Я приветствую её, как добрую подругу, с которой связано всё детство: крепко обнимаю. И не успеваю я умилиться большой разнице в росте, как вздрагиваю от холода. По мне побежали мурашки: она не просто попала под дождь, она ледяная. Не только руки и плечи, но и спина её оказалась неприятно холодной.

Я усаживаю её рядом.

— Ты теперь гусь, — хихикнула она, растирая бёдра.

— Да. Ты ужасно холодная.

Она только отмахивается и хлопает меня по коленке.

— Брось. Ты же знаешь, насколько я закалённее тебя.

— Как же я рад тебя видеть, ты бы знала.

— Взаимно. Давай так. Пару станций проедем, и потом расскажу, что да почему.

— Хорошо… Ты великолепно выглядишь, Лета. И платье, и туфельки, и сама ты.

— Как мило, — улыбается девушка, придвигаясь плотнее. — Спасибо!

Эта шатенка снова отрастила кудри до лопаток, хотя когда-то жаловалась, что ей тяжело ухаживать за такими волосами. Она захватывает их, перебрасывает через плечо и начинает подлезать мне под руку — ух меня и дёргает, когда она укладывается на меня. Весело захихикав, Лета снова хлопает меня по ноге, словно закадычного приятеля: видать, очень глупое у меня выражение лица.

Свежие и ненавязчивые яблочные духи, смешанные с влагой дождя и ноткой её собственного аромата — видимо, ей пришлось пробежаться. Красивое вечернее платье, слёзы и одиночество в час ночи. Эта девушка опять пережила драму, развязка которой ещё не наступила.

Вообще, она не любит, когда её жалеют или расспрашивают, поэтому я просто потираю её плечо и смотрю в окно…

Мы уже проезжаем над рекой, когда Лета вновь говорит мне что-то.

— Моя любимая станция… — загадочно протягивает девушка.

Не помню, чтобы ей нравилась стеклянная отделка в таком виде: слишком много света для любительницы сидеть в темноте.

— Уже очень давно тут проезжаю.

— Выходит, с работы едешь? — удивляется она, уже согревшись и явно взбодрившись.

— Да. Представь себе — я трудоголик.

— Не говори чуши, ты был самым ленивым из всех моих друзей.

— Программист должен быть ленив, — отвечаю я и, когда поезд останавливается, заглядываю в её горящие озорством глаза. — Но я уже начальник, поэтому… Эх, не о чем мне жалеть теперь, короче.

— Вот именно, — она снова хлопает меня по коленке — и мы едем дальше.

С этой стеклянной станции открывался вид на ночную Москву, довольно романтичный, на самом деле, несмотря на близость бывшей промзоны: большой парк развлечений; новые, стеклянно-бетонные здания офисов, современных технологических фабрик и НИИ; несколько новых жилых кварталов; две широкие зелёные набережные и множество старых и молодых деревьев даже на самом маленьком свободном участке.

— Что-то ты не выглядишь дрищом, программист, — подмечает она.

— Это довольно поучительная история. Если хочешь…

— Давай, — перебивает она меня.

— Увлёкся курением после школы, а года два назад бросил, потому что чуть не умер однажды, — начинаю рассказ я, увидев интерес в округлившемся взгляде. — Шёл с работы, спускаясь по лестнице. Ещё летом после защиты диплома дело было. Чувствовал себя неважно. Взял, да и оступился на стеклянных ступеньках, и никак не мог отдышаться — задыхался, в голову так вступило, что перед глазами потемнело. Очнулся уже в скорой. И так вышло, что к сигаретам меня больше не тянуло — выкинул недокуренную пачку. А как только я вышел на работу, мне коллега посоветовал заходить в зал, когда под вечер делаю перерыв в работе. Из-за этого сейчас часов по двенадцать в офисе сижу, но зато подкачался, как видишь, и чувствую теперь себя нормально.

— Я рада, что ты бросил. И ещё мне нравится твоя нынешняя форма. Мало ли, вдруг тебе важно моё мнение…

— Спасибо.

— Пожалуйста-пожалуйста. Значит, сегодня ты тоже заработался?

— Проект висит, а я ведь руководитель команды.

— Оставь ты эти заботы хотя бы до послезавтра… — вздохнула Лета и, дав мне подумать, замолчала.

А уже через минуту она возобновила наш диалог: — Я настолько удивилась тебе, что совсем забыла, сколько лет мы не виделись. Сколько прошло? Десять лет?

— Десять. Даже тяжело признать, что я соскучился.

— Я тоже, Лёш. Я тоже соскучилась… Ты уж потерпи меня эту ночь.

— С радостью, Лет, — потрепал я её по плечу и, встретив растерянный взгляд, улыбнулся. — Терпи и ты меня. Тем более, нам уже пора выходить.

— Угу, — зевнула девушка.

========== Коварство ==========

Комментарий к Коварство

А вот эта глава уже оправдывает добавление жанра “Флафф” в шапку :)

P.s. Если вы думаете, что здесь уже много романтики, то спешу заверить: это лишь цветочки ;D

Пересев на другую ветку, мы снова оказываемся в пустом вагоне. Виолетта молчит, украдкой поглядывая на меня, и даже не делает попытки высвободить согревшуюся ручку. Иногда она зевает, беспечно положив голову мне на плечо, и оттого мне становится теплее, и само метро будто бы затихает.

Я по-детски рад, словно все эти годы думал о том, как бы снова погулять с этой девочкой… Девушкой… Как-то забылись наши отношения. Наверное, первые для обоих. Такие чистые, абсолютные, лишенные полутонов.

Полтора метра роста, крепкие плечи, сильные ноги и красивейшие бёдра, кудрявые волосы и огромные голубые глаза… Да… Узнал бы её и в толпе, и в лыжном костюме, и в акваланге. Везде, всегда и среди всех. Надеюсь, хоть в этот раз мы не обругаем друг друга до ненависти. Хотя бы сегодня.

— Мне интересно тебя послушать, если хочешь что-нибудь рассказать, — сказал ей я, избегая прямых вопросов.

— Ох, это надолго и грустно. Сегодня был неудачный вечер, — пренебрежительно морщится Лета и, резко выдохнув, ухмыляется: — Надеюсь, ночь будет приятнее.

— Понял намёк, — улыбнулся я.

— Итак, я кончила лицей в другой части города, когда свалила после девятого. Всё, падла, из-за тебя, — вдруг добавляет она милым и ненавязчивым шёпотом, вонзая ноготки мне в ладонь.

— Ну а потом я отучилась в Бауманке. Окончила бакалавриат, и магистратуру тоже, пошла работать аналитиком. И вот она я здесь. Еду с тобой в свой выходной. Взяла отгул на день. А как у тебя, Лёш?

— Школу я окончил, никуда не переходя, хотя учиться было тяжело и тоскливо. Думал стать прогером. Пошёл в Вышку, благо олимпиада была. По русскому, прикинь? — усмехнулся я, встретив забавное «искреннее» удивление. — Окончил так, с горем-пополам. Но на работу меня взяли, ещё когда я на четвёртом курсе был. Недавно стал главой команды. Только наша команда с базами данных работает, так что никакой я не программист по сути.

— Ты молодец! Всегда знала, что из тебя вырастет стоящий работник. Несмотря на лень. Из меня вот тоже программиста не вышло, хотя ты должен помнить, как я тебя на олимпиадах «кхм-кхм», — хихикает девушка. — А сама ещё не доросла, пока просто старший аналитик. Мучаю стажёрку.

— На это же тоже талант нужен! Справляешься?

— Она не особо тупит, так что, наверное, да, — пожимает она плечами. — Время ещё покажет, что из неё на самом деле вырастет. Её ли это. Если свалит через год, считай, зря время на неё тратили. Но пока меня больше всего беспокоит, что у неё нет со мной общих интересов, вряд ли мы вообще сработаемся.

— Твой труд всё равно не пропадёт напрасно, просто знай это. Помню, как ты помогала моей сестрёнке математику учить. У тебя уже тогда хорошо получалось, а сейчас получается ещё лучше. Занимаясь со стажеркой, ты только повысишь свой уровень компетенции.

— Спасибо, — улыбается она.

Согревшись и отлежавшись у меня под боком, Виолетта становится бодрее и легко подхватывает любую тему, что я ей предлагаю. И я тоже не отстаю. Как-то неожиданно легко, даже не смущаюсь больше — может, мы слишком устали для всяких глупых условностей.

За то время, что мы катались в метро, я понял, что нам есть о чём спорить, но, в целом, лишь по мелочи. Самое главное: по мелочи. Это не стоило криков и нервов. Может, из-за того, что мы повзрослели, но мы сразу понимали, даже не глядя друг другу в глаза, что где-то не стоит распространяться, а где-то можно с упоением погрузиться и смотреть за вдохновенной пылкостью второго.

Буквально час вместе, и вот мы уже снова знаем друг друга: она всё ещё танцует, наши плейлисты чуть ли не дополняют друг друга; она рисует, пытаясь выйти на мой юношеский уровень продуктивности. Новым для меня стало то, что Лета живет на съёмной квартире, учится готовить и даже получает кайф от этого, особенно если удаётся кого-нибудь покормить.

Вскоре мы доезжаем до конца маршрута и выходим из вагона. И только тогда до меня доходит, что она тоже ехала ко мне домой. Вместе со мной! Так вот почему она сказала, что едет со мной. Боже! Как я туплю! Чёртов недосып. И что мне с ней делать? У меня и одежды-то женской дома нет.

— Ты чё это застыл? — удивляется Лета, начиная осматриваться и вертеться. — У меня что-то с платьем?

— А-а-а, нет. Всё в порядке! — отвечаю я, перекрикивая уходящий поезд.

Девушка молча смотрит на меня. Сначала я подумал, что она просто ждёт, пока уедет поезд, но даже пока он едет в тоннеле, она ехидно улыбается и готовится к чему-то подлому.

— У тебя уши покраснели, — сообщает она и тыкает меня в бок, безошибочно попадая под ребро.

— Ау, — дергаюсь я и, как дурачок, хихикаю, потирая бок. — У меня дома нечего есть. Придётся сварить чего-нибудь по-быстрому.

— Есть запасы чего-нибудь конкретного?

— Картошка… — вздыхаю я, уводя девушку к нужному выходу.

— Лук хоть есть? — снисходительно интересуется она.

— Угу, — млею я, представляя, как Лета будет для меня готовить.

Не помню, чтобы за эти пару лет на своей квартире мне удалось принять гостей с ночёвкой. Похоже, Лета будет первой… И как же это символично, чёрт возьми!

========== Шеф-повар ==========

Она гораздо ниже меня, не достаёт и до плеча, поэтому я не смущаю её частыми взглядами, пока иду рядом. Стоит ей ступить передо мной на эскалатор, как я уже могу встретиться с её уставшими, но радостными глазами. Всё просто, как дважды два. Она мне нравится, и её поведение говорит о некой взаимности, пусть даже не романтической. Даже если это вспышка на одну ночь, я хочу спасти всю эту энергию: не лукавлю, просто и искренне говорю ей прямо в лицо обо всём, что приходит в мою пустую голову. Ей только это и нужно, чтобы улыбаться.

Я не собираюсь тащить её в постель. Готов делать ставки на то, что и она этого не хочет, однако мы флиртуем друг с другом, а Лета не упускает возможности покрутиться или махнуть волосами передо мной.

Улица резко встречает, когда теплый ветер метро перестаёт обдувать наши спины. Безлюдная холодная площадь, освещённая яркими фонарями, создаёт атмосферу пустынного музея с чёрными стенами, где мой дом гордо выделяется среди прочих экспонатов.

— Ого! — удивилась Лета, задирая голову.

— Новострой во всей красе! Там за ним ещё двое похожих стоят.

— Да-да-да, — фыркает девушка, горделиво и бодро уходя вперёд. — Красивый снаружи, шикарный внутри, а ещё круглосуточные ЧОПовцы и всё такое.

Не будь я таким уставшим, начал бы думать, что Лета опять ищет комплимента, демонстративно цокая миленькими каблучками. Она напрягает спину, скрещивает руки на груди и ускоряет шаг, сбегая от уличного холода. Из-за только окончившегося дождя вся земля будто источает влагу, что не добавляет никому из нас приятных ощущений. Надо было брать ветровку с работы — хотя бы её плечи прикрыл.

Я произвольно вздрагиваю, разгоняя по телу всё тепло, которое сохранил в метро, а потом подбегаю к Виолетте и беру за руку. Со мной шатенка снова чуть оживляется: бросает внимательный и оценивающий взгляд на фонарики во дворе, будки-фильтры с подземной парковки, ровный газон, скамейки и детскую площадку. На всём этом она ещё не задерживает взгляд, но быстро расслабляется, войдя в сухой и тёплый подъезд.

Девушка молчит и рассматривает всё вокруг: тяжёлые стеклянные двери, чёрно-серебристый вестибюль, освещение, чистый пол и стены. Она ласково и сосредоточенно щупает листочки искусственных деревьев, поставленных в больших горшках тут и там.

— Очень строго и стильно, — тихо говорит она в пол, проходя в лифтовую.

Лета мимолётно улыбается нашему отражению в дверях, но через мгновение грустно опускает глаза, узнав во внутреннем зеркале ещё одну себя, походящую на участницу пошлого показа мод, измотанную бессонницей или чем похуже.

— Не обращай внимания. Из лифтовой в этих зеркалах даже Иисус выглядел бы скверно. Свет падает просто отвратительно, пока в лифт не зайдёшь.

— Хах… Да нет, всё нормально, — отмахивается девушка. — Дорого тут жить?

— Не очень. Зато как приятно видеть всё новым и чистым. Повышает самооценку.

— Будто всё для тебя.

— Всё так и должно быть в твоём доме. Осталось только дополнить его кем-то ждущим.

— Жду не дождусь, когда смогу принять горячий душ, — девушка зевает, мечтательно потягивается и надолго замолкает.

Она не хочет спрашивать разрешения, а я не хочу её останавливать. Когда мы заходим в квартиру, Лета просто мгновенно снимает туфли, а пока я ставлю их на полочку, скрывается в ванной. Её отстранённое молчание в момент становится тревожно тяжёлым, старая гнилая вина вновь опускается на плечи спёртым дыханием. Умываюсь я водой похолоднее в туалетной раковине.

Решив ничего не спрашивать, я просто трачу двадцать минут на уборку в спальне, ищу что-нибудь удобное для моей гостьи. Белья для неё я не хранил, но на всякий случай достаю из шкафчика небольшие «семейники» с наиболее упругой резинкой, мягкий и севший от стирок халат, который когда-то мне подарила тётя, тапочки, большую футболку и шорты.

Помявшись немного перед дверью, я вспоминаю забавную, но неуместную шутку про Чебурашку и полотенце, которое тот принёс крокодилу Гене. Когда вода немного стихает, я кричу в закрытую дверь:

— Я приготовил тебе вещи! Я зайду и оставлю их тебе!

— Хорошо!

…

Домыв картошку, я выключаю воду, угрюмо вздыхаю и вздрагиваю от хитрого смешка, который тут же превращается в задорный смех. Лета выглядит крайне довольной картиной, вольготно сидит на стуле и болтает ножками.

— Очень милый халатик, только великоват, — улыбается румяная девушка, поглаживая мягкий серый ворс.

Он велик ей в талии и доходит до колен, поэтому Лета чувствует лишние складки и, вместе с тем, бОльшую свободу движений, чем в коротком платье. Белое полотенце на голове и голубые тапочки добавляют её образу удивительной приземлённости, домашней очаровательности и уюта, разительно преображая образ бойкой красавицы.

— Хотел бы видеть такую картину каждый вечер, — говорю я первое, что приходит в голову.

— Иди подмойся сначала, — фыркает Виолетта нарочито низким тоном.

Наверное, в тот раз я немного переборщил с милостями, но зато она может почувствовать себя свободно, побыть собой, если поверит, что я не собираюсь её осуждать за что-либо.

И когда моюсь, и потом я холодно загоняю всяческие фантазии поглубже - это удивительно легко даётся. Меня не покидает чувство ответственности и вины, которое запирает не только распущенные, но и многие позитивные мысли. В голове роятся сомнения.

…

Лета дежурит у плиты. Она будто нарочно застывает и не оборачивается, но стоит мне сделать ещё шажок к ней, и коротышка ловко и эффективно толкает меня бедром, окончательно и бесповоротно освобождая от готовки.

— Вот это настоящая хозяйка, — улыбаюсь я, усаживаясь за стол и надеясь, что не краснею.

— Я просто побоялась, что ты начнешь приставать и я что-нибудь себе обожгу.

— Похоже, не я один на голодный желудок страдаю от избытка фантазий.

— Сейчас она закипит, и мы поболтаем.

========== Переварили ==========

Я смотрю на неё, не отрываясь. Виолетта не поворачивается, а лишь меланхолично покачивает бёдрами, опираясь то на левую ножку, то на правую. По ней нельзя сказать, устала ли она, болит ли у неё что-нибудь и уж тем более что она чувствует.

Если я вспомню о нашей последней разлуке, то испорчу аппетит и весь вечер. Или, может быть, хуже будет сначала выслушать её рассказ о каком-то парне? Нет… Хуже всего молчать и ждать, пока она сама от тоски вспомнит прошлое и детские несбыточные идеалы. Просто скажу: «Прости»?

Вот! Она идёт сюда!

Я открываю рот, даже не тратя время на вдох. Мы встречаемся взглядами, и…

— Не надо, — шепчет она — и я лишь немо сглатываю.

Лета садится напротив — теперь мы легко можем дотянуться друг до друга.

— Ты правда не против того, чтобы я рассказала про сегодня?

— Если тебе станет легче.

Она уже успокоилась, встретив меня в метро, а сейчас хочет выговориться и забыться. Очевидно, что настоящее беспокоит её больше.

— Учитывая, сколько мы знакомы, насколько хорошо я тебя знаю, и понимая, как мы доверяем друг другу… по крайней мере свою безопасность, такой рассказ наверняка вызовет чувство ответственности, и ты начнёшь думать, что чем-то мне обязан. Обещай, что этого не случится.

— Нет, — пожимаю я плечами. — Ты сама понимаешь, что вверила себя мне так, как не делает никто и никому. Другие, может быть, и не предприняли бы ничего. Но я так не могу.

— Честно?

— Да! Твои слова для меня очень важны, и сейчас здесь только мы… Не сдерживайся. Пусть сегодня станет вечером откровений.

— Т-тогда слушай… Да. Начну с этого… — вздыхает Лета, потирая лоб.

— У меня было уже трое мужчин… — на выдохе протягивает она и, чуть поджав губы, вопросительно глядит на меня.

Это было неожиданное вступление, но увидев смену эмоций и болезненно знакомый прищур, я понимаю, что Лета высматривает во мне что-то осуждающее. Или несогласное…

— Ты взрослая умная женщина, вправе искать спутника жизни. Вполне нормально не найти его с нашими-то москвичами.

— Я понимаю… — нахмурившись, отвечает слегка румяная девушка. — Ну? Может, скажешь, сколько сколопендр у тебя было?

— Пара из них отлично подходят под твоё описание. Ничего особенного, как выяснилось. Даже не влюблялся как следует. Штуки четыре, наверное.

— Выходит, мы оба любовные неудачники, — усмехается Лета.

— Продолжай свою историю, — киваю я, сдвигая брови.

— Эти отношения длились год, я успела безумно сильно влюбиться, — девушка рассказывает, часто вздыхая, усмехаясь и меняя интонацию. — Мне было с ним приятно, интересно, весело и даже счастливо… Сейчас я начинаю понимать, что с ним произошло, просто не всегда удаётся выбросить это из головы и холодно проанализировать. В какой-то момент он перестал замечать мои проблемы, видимо я ему уже давно разонравилась. Но тогда, часа три назад, мне казалось, что у него что-то случилось. О чём-то гадком я вообще не могла думать, пыталась ему помочь, подшучивать, расслаблять флиртом. Ты видел, как я оделась. Это мой любимый наряд для свиданий… был… Он сказал, что не любит меня, что разрывает наши отношения, которые ни к чему хорошему не приведут. Сказал, что ему стало тяжело найти со мной общий язык. И это правда!

Её глаза слегка блестят от обиды, голос срывается на крик, руки мелко дрожат, а дыхание становится всё более прерывистым, и я слежу за тем, чтобы она не разревелась без моего участия, вновь почувствовав одиночество, всегда крайне болезненное для неё.

— Извинился, что ведёт отношения с другой девушкой. «Пару недель». Пару недель он мне чисто изменял! Ну то есть весь июнь, да? Неужели так сложно поступить достойно с самого начала? Зачем было обманывать и делать вид, что мучаешься от выбора? Зачем было демонстративно показывать мне эту тёлку? Очистить совесть? Почему такой эгоизм?! — Лета со слезами на глазах выкрикивает вопрос, а моё сердце предсказуемо пропускает удар.

— Крыса… — сдавленно шипит она, едва не рыча от злости.

Лета замечает как трясутся руки и прячет от меня раскрасневшееся лицо, словно готовясь реветь, но не успевает закрыть лицо руками — я беру её за руку и заглядываю во влажные и дрожащие, требующие объяснений, глаза, пока она ещё держится.

— Мне больно за тебя, больно, что твою любовь использовали… — говорю я, сначала, дрожащим голосом. — Твои чувства видны даже сейчас… Придётся это пережить. Но помнишь, как Мария Сергеевна говорила: всё происходит к лучшему… У меня была ситуация, когда я просто ушёл, вслед за утраченной влюблённостью. Я понял, что это не станет любовью, а дружбу никто из нас не хотел. Не знаю, почему люди так устроены… — заговариваюсь я, давая Виоле возможность продышаться. — Многие думают, что если нагадить человеку в душу, он тебя возненавидит и ему станет легче без тебя. Но это неправда. Все, кто осознанно так делают, всего лишь эгоисты, они решают за другого, они просто делают ему ещё больнее, надеются, что они не будут чувствовать привязанности к человеку, который их ненавидит. Если просто молчать и говорить как есть, покажешь своё безразличие, покажешь, что человек тебе не близок и что ты ничем не хочешь с ним делиться. Что тебе не жаль, что теперь и он не должен ничего чувствовать.

— Ты прав. Нельзя строить отношения из жалости… Но почему это так разрывает? Это разочарование… Я устала терпеть его от вас. Один изменяет и уходит, другой бьёт и уходит, третий вообще послал. А ты! — обжигает она яростным взглядом, с усилием вдавливая ногти мне в кожу — больно, но терплю.

— Прости, — отвечаю я, крепче сжимая её маленькую ладошку. — Я очень виноват перед тобой. Гораздо больше, чем могу представить.

Ну вот, я всё же говорю это. Чтобы загладить вину за то, что вспомнил старое, я подношу её ручку к губам и целую пальчики, едва касаясь. Если посчитает нужным, выцарапает глаз…

Она молчит. Ей приятен мой жест, иначе бы вырвалась сразу. Но почему она не плачет? Я хорошо справляюсь, или она настолько боится реветь и расслабляться при мне?

— Знаешь, все эти десять лет я не могла выбросить из головы то, что ты мне сказал, хотя уже и забыла, кто тогда был рядом с нами. Для меня тогда было обидным, что ты пошёл на поводу у друзей и какой-то другой девочки, а не меня.

Она сильна, значит, и мне нужно перетерпеть этот комок в горле.

— Прости, — говорю я и как могу мягко прижимаю её пальчики ко лбу. — Понимаю, это уже почти невозможно, но всё же… Прости, пожалуйста.

— Твоя интонация такая твёрдая и милая, — отвечает Лета, даже не пытаясь двинуться с места. — Наверное, я сейчас слышу то, что хочу услышать, но ты перестань извиняться. Мы были импульсивными детьми, и я тоже виновата перед тобой. Я была слишком развязной с другими ребятами, которые оказались дураками, я недостаточно доверяла тебе, чтобы тот конфликт не разорвал нашу связь…

— Не разорвал… — шепчу я, стараясь быть достаточно тихим, чтобы она не прервалась, но точно услышала меня.

— Ты тоже прости меня.

Я лишь киваю вместе с ладошкой, опускаю её на стол. И откашливаюсь.

— Ты никогда меня не обижала по-настоящему. А теперь делаешь то, что уже не должна была делать никогда, — говорю я, стараясь не разрывать взгляд.

— Не обижаюсь и послушно даю подержать за ручку?

— Да. Не обижаешься и даёшь подержать за ручку.

— Какая я непредсказуемая, — улыбается Лета, высвобождаясь и подбадривая меня хлопками по руке.

Она поднимает глаза на часы и тут же вскакивает к плите, а я — за ней.

Похоже, переварили.

========== Stripped ==========

Выбирая картофелины, Лета начинает напевать про себя какую-то неописуемо знакомую песню:

«We’ll lay on the grass

And let the hours pass»

Я ненадолго застываю над кастрюлей, пока вспоминаю композицию, а Лета уже идёт к столу, продолжая петь:

«Let’s get away

Just for one day»

…

И тут я вспоминаю, что забыл про лук, поэтому на время отбрасываю мысли о песне и занимаюсь делом.

— Спасибо, что поревел за меня, — улыбается Виолетта, голодно облизываясь и перемешивая картошку с луком. — Приятного аппетита.

— И тебе… приятного аппетита, — прерываясь на обдувание горячей еды, отвечаю я.

— Ну вот! — вскочила с места Лета и рванула к тумбочкам. — Теперь мы масло забыли.

Она мило вытягивается на носочках, едва доставая до содержимого нижней полки. Пальчиками подтянув к себе бутылку, она ловко хватает её и разворачивается ко мне, довольная собой.

— Ты легко освоилась здесь.

— Довольно предсказуемо хранишь масло по левую руку от плиты. Оно ведь сойдёт? — спрашивает она, похлопывая по бутылке.

— Конечно. Спасибо, — киваю я.

Сдобрив картошку маслом и солью, мы, наконец, приступаем к еде. И какое-то время просто жуём, постоянно встречаясь радостными взглядами и хихикая с полными щеками.

— Ты не против, если я сделаю селфи с тобой и твоей кухней? — вдруг спрашивает девушка.

— Неожиданный вопрос, но я не против.

Подняв глаза прямо в камеру, я едва успеваю улыбнуться.

— Супер! — сияет девушка, показывая мне удачный кадр.

Я сижу немного правее центра кадра, поодаль, поэтому не видно, что губы в масле, и относительно других моих фотографий весьма удивительно, что я не кажусь сгорбленным или напряжённым. Однако, если я получился неплохо, то Лета выглядит просто очаровательно: дальнее от зрителя левое плечо озорно оголено, милая весёлая улыбка и блеск в глазах. Особенную гордость у меня вызывает, насколько аккуратными и стильными выглядят моя кухня и накрытый стол.

Какое-то время она неторопливо возится с фотографией, позволяя налюбоваться её пальчиками и треснувшим стеклом смартфона.

— Куда пойдёт? — спрашиваю я.

— Конечно же, в Инстаграм и ВКонтакте. Мы очень классно получились, — довольно кивает Лета и, почесав кулачком нос, начинает выгружать фото в сеть.

— Я рад. Ты знаешь мои аккаунты, чтобы отметку сделать?

— Точно… — девушка отвечает, не задумываясь, и делает несколько новых кликов.

Я смеюсь, понимая, что всё это время она следила за мной, не будучи подписчицей.

Лета в ответ хихикает и показывает язык.

— Что тебе друзья скажут, увидев эту фотку?

— Пусть завидуют, — фыркает она, откладывая телефон. — Давай доедим скорее, пока не остыло.

…

Перед тем, как пойти в комнату, она зашла в ванную, чтобы снять с головы полотенце и причесаться.

— Ой, это сестра. Я должна ответить! — радуется Лета вдруг зазвонившему телефону и уходит на кухню.

— Передавай Кате привет, — улыбаюсь я, втихаря подслушивая слова гостьи из спальни.

Виолетта говорит о том, что больно рассталась с каким-то парнем — и вздыхает. Говорит, что я не пристаю, что Катя может не беспокоиться, и что вернётся домой завтра днём, а сейчас она отдыхает рядом со мной, потому что больше ей ничего не хочется. Она просит прощения, что остаётся со мной, а потом бормочет что-то совсем тихо, и сестра вскоре её отпускает.

…

— Тут у тебя уютненько. Персиковые обои, шкафы с книгами. Столько места. Можно…

— Потанцевать?

— Да! Но сначала, пожалуйста, покажи свои рисунки.

— Хочу, чтобы ты осмотрелась сама. Попробуй найти место, где я храню все свои работы, — улыбаюсь я, усаживаясь в стул-кресло у самого рабочего стола.

Зачем предлагаю эту игру? Мне просто показалось, что я понимаю её мысли, а она мои. И дело не в последнем ответе. Я тоже хотел выложить фотку с ней, чтобы её бывший перестал видеть себя пупом земли; тоже хотел, чтобы она помогла мне приготовить нам ужин; тоже хотел, чтобы она провела этот вечер со мной; тоже хотел обнять её и смотреть ей в улыбающиеся глаза, голубые, как майское небо; тоже хотел показать ей свои работы, чтобы она могла узнать на некоторых из них саму себя. Очень надеюсь, что Лета не подумает, будто я люблю лишь её внешний образ, а не тот колючий и временами апатичный комок нервов, которым она себя считает. Сужу лишь по её жизни в соцсетях.

— Ты умеешь управлять интересом девушки, я погляжу, — ухмыляется Лета, томно играя голосом.

— Очень нравится, когда ты поддерживаешь мои странные идеи, так что ищи, — командую я, рассматривая её мимику и движения.

Лета послушно задумывается и оглядывается.

Изучая каждый уголок комнаты, она ненавязчиво крутится передо мной. Я же стараюсь думать не о том, какой у моего халата идеальный размер для Виолетты, и не о том, как плавно она двигает ножками в свете люстры, а о каком-нибудь рисунке, наброске с ней.

Лета сначала бродит по комнате, не поворачиваясь ко мне. Она изучает каждый предмет мебели одним лишь взглядом и мыслью, прикидывая, где может поместиться всё разом, без конкуренции с одеждой, книгами или чем-то ещё. Конечно, первым делом на ум приходил стол — логично, пишу за столом, потом готовое складываю внутрь, чтобы не выцветало на солнце.

Но всё не так просто. Стол занят канцелярией. В том числе и красками, которыми последний раз я пользовался ещё год назад. Они почти кончились, так что даже если и высохли — ничего страшного. Тумбочки и шкафы целиком в одежде и прочей мелочи. А вот нижняя полка одного из двух книжных шкафов и была тем самым складом художника-любителя.

Я с детства не видел Лету такой простой и свободной.

Как я боюсь себе признаваться, что она до сих пор мне нравится. Тот огонь, который она воспламеняет во мне своим взглядом, движением или голосом, всё не затухает, а будто только разгорается. Как бы я не старался всё юношество его тушить, но сейчас понимаю, что интереснее неё никого не существует.

Этот взрыв сегодняшнего вечера судьбоносен, но не должен руководить нами. А особенно ей. Она любила человека три часа назад, а теперь вынуждена вырезать его из сердца. Будет неправильно, если я заставлю её заменить его мной. Надеюсь, сейчас я помогаю ей чувствовать меньше боли, но вместе с этим чётко вижу: чем увереннее я, тем спокойнее ей принимать решение, что нам теперь делать.

Её губы шевелятся, произнося слова из той же песни, и я вслух подпеваю ей:

«Let me hear you make decisions

Without your television…»

Комментарий к Stripped

В данной главе представлены строчки из песни “Stripped” британской группы Depeche Mode (1986-го года).

========== Яблоневый сад ==========

Комментарий к Яблоневый сад

Данная глава получилось очень большой по сравнению с предыдущими, но, надеюсь, вам всем она понравится :)

P.s. “Спасибо” тут только 7 раз появляется! :D

Когда я начинаю подпевать, Лета вздрагивает и застывает, обняв плечи. Гулкий стук часов мешает услышать её глубокое дыхание, но я всё же чувствую его, вижу через махровую ткань халата.

Её очень тронуло то, что я узнал песню и подпел. Это позволяет торжествовать и заставляет улыбнуться.

Через некоторое время Лета оживает и возвращается к поиску. Она касается каждой дверцы, гладит ручки шкафов, тумб и стола. Девушка скидывает тапки и щупает пальцами ног мягкий ковёр, что устилает почти весь пол комнаты. Волнуется… Или ей действительно жарко?

— Красивый педикюр.

— Сама делала, — бормочет она и становится в нерешительности перед книжными шкафами. — Ну так, подскажешь? Какое-нибудь холодно-горячо?

— Ты можешь просто наклониться да посмотреть ящички. Зачем мне мучать тебя каким-то детективом?

— Не хочешь помогать, так молчи, — горделиво фыркает Лета и присаживается на корточки рядом с дальним шкафом.

Ящики оказываются пустыми. Точнее, в них не лежат мои работы — только паззлы.

— Блин, — расстраивается девушка, жалуясь: — Сложно!

— Ты слишком расслабилась, когда распознала хранилище в этих ящиках. Ты уже почти у цели.

Нахмурившись и слабо кивнув, она переходит ко второму шкафу. Он стоит ближе к моему рабочему столу, а, следовательно, к нему легче всего подъехать на стуле-кресле.

— Тогда остаётся левый или правый отсек. Но к столу ближе всего именно правый, — тихо проговаривает девушка, и, выдвигая нужный ящик, восклицает: — Ура! Сокровища-то какие!

Виолетта азартно пыхтит и коварно хихикает, доставая толстую и разнородную стопку.

— Так. Подержи, — командует она, ловко поднимаясь ко мне. — Я схожу переоденусь в домашнее.

— А я думал, ты и не вспомнишь об этом.

— Кстати, я в прихожей на плечики пока платье повесила, если ты не против, — говорит она, убегая.

— В следующий раз спрашивай, прежде чем где-нибудь хозяйничать!

— Хорошо! Прости! — кричит она, закрываясь в ванной.

…

Вернувшись, она, одетая в те самые футболку и шорты, плюхается прямо на ковёр, рядом со мной.

Пока её не было, я немного упорядочил стопку, отделив сюжеты от портретов, черновики от готовых работ. Ей может что-то не понравиться, но, надеюсь, хотя бы на половину она бросит больше одного взгляда.

— Ты часто рисуешь людей, — говорит Виолетта, вглядываясь в рисунки. — И умело детализируешь окружение и одежду, мне всегда казалось это самым сложным.

— Спасибо, стараемся, — улыбаюсь я в очередной раз. — Но, поверь, я ещё только учусь. Очень многое ещё совсем не умею.

— Но ты научишься! Пока я не вижу, чтобы ты где-то халтурил. Чистовики проработанные, а черновики… Ну-у-у, это черновики… Даже они у тебя очень аккуратные. Отрабатываешь динамику, эмоции. Вот где-то тренировал позу, где-то глаза, где-то руки или ноги.

— Дальше будет больше хороших работ, поэтому не стесняйся быстро откладывать эти самые черновики, если нечего сказать. Потом точно будет на что заглядеться.

…

Где-то она лишь рассматривает реалистичные или анимационные портреты, сюжетные картинки или пейзажи, а где-то пытается на ощупь прочувствовать штрихи или мазки. Постепенно она перестаёт нервничать и бояться сказать что-то не то, и говорит всё больше. Мимика и жесты становятся всё активнее, она улыбается и задумывается — хорошо, что ей не скучно.

…

Очередной работой в руках Леты, не прерывающей хвалебные речи, становится цветной карандашный портрет чародейки Йеннифер. В школе мы по очереди читали «Ведьмака» Сапковского, а теперь эти книги тихо стоят в шкафу напротив.

— Эмоции просто великолепные. Она искренне напряжена, в её глазах азарт и возбуждение боем, и злость. Даже мимика, особенно эти морщинки раздражения на переносице. А заклинание вокруг её рук просто живое, — говорит она, поглаживая золотые вспышки и «тело» заклинания. — Даже не верится, что ты такую работу просто в шкафу держишь!

— Ты меня перехвалишь!

— Ну и пусть! У меня появится время догнать твои навыки, пока будешь ходить павлином.

Честно говоря, не смогу ходить павлином. Просто потому, что я пропускаю половину этой похвалы мимо ушей, всё пытаясь понять, действительно ли она не замечает следующую работу, лежащую прямо перед ней.

Лета смущённо замолкает и краснеет, лишь только взяв этот акриловый портрет в руки.

Юная аристократка сидит в саду на ажурной скамейке. Её белое платье с нежными розовыми вкраплениями подчёркивается весенним цветением яблони. На коленях Виолетты лежит толстая книга: девушка только что отвлеклась от чтения. Пристальный взгляд аристократки устремлён немного в сторону, в нём читаются любопытство, радость и свобода. Она видит то, что всегда ждёт, чему всегда счастлива.

— Спасибо, — шепчет она, учащённо моргая.

Лета, довольно долго рассматривая картину, несколько раз приближает её к себе настолько близко, что может изучить штрихи, сложившие цветы, блики света или черты её лица. Руки девушки слегка дрожат, когда она отдаляет картину от себя. Если бы не сидел так близко, то не заметил бы волнения.

— Это правда я? — спрашивает меня Лета, хлопая ресницами.

— Абсолютно. Я старался поймать тот самый момент, когда ты понимаешь, что перед тобой появилось то, чему ты всегда радуешься.

— Так мило. Ты дал мне в руки книжку потяжелее, чтобы я выглядела умнее.

— Этим ты всегда отличалась.

— Спасибо, — улыбается девушка, вновь приближая картину к глазам.

— Очень долго оттенки шпинели для серёжек искал, чтобы свет хорошо взаимодействовал с ними, — говорю я, замечая, куда устремлён взгляд девушки. — Черновик с отдельным укрупнённым камушком и украшением в этой же стопке должен быть.

— Я тоже о шпинели подумала. Статусные, хоть и для молодой девушки. Но мне тоже очень нравятся.

Посмотрев на себя ещё немного, Лета вздыхает, хмурится и, покусывая губу, заключает: — Это не должно лежать тут.

— Если бы я повесил это…

— Нет-нет, я понимаю, — она прерывает меня, хватая за руку, и почему-то грустнеет.

Чтобы отвлечь меня от своего настроения, девушка нехотя откладывает портрет и берёт в руки следующий рисунок. Странно, почему она не решается сказать то, что хочет.

— Просто спасибо за эту работу. Спасибо, что показал.

Я ненадолго замолкаю — вскоре Лета должна увидеть ещё одну себя — и тогда не только щёки, но и уши покраснеют.

…

— Ой! А почему я голая?! — спрашивает девушка, так наивно и невинно удивляясь, что я лишь смеюсь в ответ.

Это второе и последнее изображение Леты в акриле, остальные рисунки будут лишь карандашной графикой.

Она танцует посреди амфитеатра какого-то древнего храма. На площадь спустилась ночь, и Виолетту освещают лишь огни костров, расставленных в широких каменных вазах по всей дуге сцены и окружности амфитеатра. Площадка абсолютно пустая, безлюдная и чистая. На танцовщице нет ничего, кроме отсвета огней, и даже волосы её распущены.

— Это ритуальный танец. Не слишком приврал?

— Если честно, мне даже неловко, насколько ты точен. Даже в этих местах… Эти изгибы, рёбра и мускулы, — проговаривает она, краснея до ушей, но с диким азартом разглядывая саму себя. — Откуда ты это всё обо мне узнал? Я же не выкладывала фоток с тренировок или в купальнике. Да ещё и движение такое странное…

— Однажды я увидел твою фотографию, где ты танцуешь, и задумался. Вспомнив греческие мифы, вспомнив мои эмоции от «Таис Афинской» Ефремова, я в эту же ночь набросал черновик. Натура для ритуального танца у меня была, но оттуда я позу лишь частично взял, да и план там другой был. Красил недели три после работы и на выходных… Но это уже более старый рисунок, ему года два. Думаю, переборщил немного с яркостью этих огней. Ты должна быть немного более таинственной.

— Здорово… И этот свет, кстати, очень красивый, я бы даже не подумала, что он слишком яркий. Эти тени такие натуральные, и особенно волосы. Когда я с телефоном в руках прохожу втемноте мимо зеркала, меня порой аж дёргает от испуга… У тебя получилось так умиротворённо, что мне снова захотелось танцевать, — говорит Лета, замечтавшись.

Пока она молчит, я решаюсь рассказать ей об этом рисунке, о процессе создания.

— Мне нравятся твои кудри. Это невероятно сильное упражнение. Теперь могу нарисовать почти любые волосы… Сложнее только ещё более кудрявые, афро-косички всякие… Тело не сложно было изобразить даже в точности, ведь я знал твои уникальные черты. Всё как-то само родилось и в голове, и на листе… Мне нужна была танцовщица, и я понял, что лучше тебя никого не смогу нарисовать. Движение было самым сложным элементом, поэтому, переключаясь на окружение, я чувствовал, как голова и руки отдыхают. Но, конечно, приятно было возвращаться к твоим ножкам.

— Господи-Боже, — протягивает Лета, широко улыбаясь. — Я рада, что выгляжу в твоих глазах так… возвышенно… Наверное, такое ощущение складывается из-за плана спереди. Моё лицо здесь хоть и не крупное, но видно, что я спокойна и свободна.

— Грация и точность. Мягкость и плавность движений. Спокойствие и свобода, ты права! Я старался выпендриться перед самим собой, пока писал это. С диким вдохновением. Одну ночь даже не спал. Был мёртв, но счастлив, когда закончил!

— Спасибо, — снова улыбается мне Лета, сверкая зубками и кладя второй портрет поверх первого.

— На самом деле, не все твои образы такие элегантные. На каком-то наброске ты просто загораешь попой к зрителю, а где-то сидишь перед ноутом.

— Мда, — хихикнула Лета. — Ну почему бы и нет. Попа — такая же часть тела, как и остальные. Хотя, признаюсь, мне куда приятнее, что на больших работах ты показываешь, что во мне есть что-то более… привлекательное! К тому же я понимаю твое внимание, если это не порнография.

— Что ты! Никакого прона!

— Вот и славно, — кивает она, беря в руки очередной эскиз. — А ты не думал заняться рисованием профессионально?

— В смысле профессионально? На Бусти? — называю я первую платформу, что приходит на ум.

— Типа того, — пожала плечами она, сосредоточенно вглядываясь в очередную картинку.

— Ну, может быть. Это от меня далеко не убежит. Но как-то глупо увольняться сейчас и жить только на такой заработок. Нужно разгоняться уже сейчас, чтобы года через два иметь фанбазу, которая сможет на третий год меня поддерживать хотя бы на пятьдесят тысяч в месяц. Но опять же. В электронке я не рисую, а для фанатов предпочтительнее именно она.

— Может быть, тебе просто нужно оборудование, чтобы делать хорошие снимки своих настоящих работ? — показывая мне очередной неплохой рисунок, говорит она. — Вести стримы, как ты творишь…

— Может быть. Я уже некоторое время думаю над этим, но, чтобы этот процесс был продуктивен, нужно не только съёмку производить нормально, но и освещение ставить подходящее, рабочее место преобразовывать, а это ощутимые разовые траты. Их надо готовить пару дней минимум. Возможно, заказывать что-то заграничное.

— Я считаю, у тебя правда хорошие перспективы, даже если ты не сможешь первое время достаточно заработать на этом. Я могла бы помочь с раскруткой… в какой-то степени.

— Спасибо. Подумаю над этим пару недель, — киваю я, едва сдерживая довольную улыбку.

…

Не сказал бы, что для меня каждая работа дороже золота. Наверное, из-за того, что Лета тоже рисует, она невольно меряет меня по себе и пытается понять, как художник художника. Она внимательна к каждой картинке и неустанно замечает что-то новое и интересное, даже если это эскиз. Это внимание и постоянство греет лучше любых комплиментов, оно вдохновляет и заставляет смущённо улыбаться.

Стопка с двумя картинами частенько притягивает её взгляд, она очень хочет найти себя ещё где-нибудь, и у неё ещё остаётся минимум три возможности пополнить её неплохими, на мой взгляд, работами, пусть и не самыми серьёзными.

…

— О! вот и я, — обрадовалась Лета, разглядывая картинку, где она сидит по-турецки перед ноутом, освещённая лишь светом монитора, хмурясь и опираясь локтями на собственные пятки.

— Очень мило, Лёш. Я, бывает, так и сижу, когда домой работу брать приходится. Часами так графики и таблицы изучаю, считаю числа, формулы, статистику, базы данных перелопачиваю. Никогда бы не подумала, что ты можешь так живо представить то, как я гроблю осанку.

— Просто однажды задумался над чем-то, когда понял, что не хочу ничего смотреть или читать… А потом вспомнил о том, что ты аналитик. И тут сразу такой свет перед глазами, ты в этих шортах и футболке, волосы в хвост и думаешь, хмуришься. Особенно сложно было прикидывать твою одежду, конечно. Но вроде получилось проработать, как думаешь?

— Да. Очень похоже. Правда, теперь мне жаль, что у меня самой нет таких шорт, — улыбнулась девушка, и, слегка покраснев, добавила: — Обычно без штанов хожу, когда одна.

— Я тоже.

Лета хихикает в ответ. Я чётко вижу, как она польщена моими рисунками, но пока не знаю, как она относится к тому, что я рисовал её, когда мы совсем не общались. Не подумает ли она, что я влюблён в её внешний образ?

— Если тебя мучает вопрос, ты ли это, или это просто твоя оболочка с чужой душой, то не сомневайся. Это именно ты, по крайней мере для меня. Я считаю, что ты способна на всё то, что я изобразил. Просто я не думал, что ты увидишь эти рисунки, а теперь я понимаю, что у меня покалывает за ушами, когда я вижу твои портреты у тебя в руках. Может, стоило их в самый конец положить.

— Я тоже часто вспоминала о тебе. Не переживай, я и не думала, что это может быть просто образ! Ты с такой точностью прорисовываешь эти чёртовы морщинки, брови и эмоции, что я просто словно в зеркало смотрю! — говорит она, откладывая рисунок и хлопая в ладоши…

Она не может справиться со смущением и возбуждением, надеясь увидеть себя ещё на нескольких листах. А мне становится стыдно, что я в этом её разочарую. У меня ещё есть идеи относительно этой милой коротышки, но не хочу начинать без настроения. Может быть, она захочет прийти в гости ещё раз. Тогда я успею обрадовать её чем-то новеньким.

…

Лета некоторое время молча рассматривает рисунки, кивает многим из них. Вообще как-то странно сидеть на полу, обложенном собственными работами. Словно участвуешь в подготовке выставки, а рядом твой куратор, готовящий ассортимент.

— Я тебя заставлю больше рисовать. Понял? — обернувшись ко мне, уведомляет Лета.

— Угу.

— Ну где же там моё нагретое филе, м?

— Неужели ты так давно его не видела?

— Около полугода назад я была на пляже, лежала вся такая в купальнике на животе, подставила солнцу спину. И как начали ко мне парни подкатывать. Хорошо, что я с подругами была — они помогали мне разворачивать восвояси особенно надоедливых. Но я тогда была в долгих отношениях и не хотела ни с кем флиртовать, поэтому неплохо научилась динамить. Это было так весело! Мы с Лесей даже притворялись парой, чтобы от нас отстали.

— Мне тут одна идея в голову пришла.

— Потом мне покажешь?

— Естественно.

— Постой, а откуда ты её знаешь? — опомнилась Лета, подозрительно взглянув на меня.

— У меня хорошая память на лица, стоит мне разок увидеть что-то впечатляющее, симпатичное или подходящее настроению, так потом сложно забыть это. Сценка сама появляется перед глазами. И все эти люди вокруг, которых я вижу… Часто они будто одинаковые, а иногда в толпе блеснёт чьё-то особенное выражение, или такое тёплое, человечное, что и язык не повернётся сказать, что он плохой человек. И в памяти часто что-то мелькает, иногда заедает. Да и вообще, ты видела мою ленту в инстаграме? Там есть пара твоих симпатичных подруг.

— Каких ещё симпатичных подруг? Офигел?

— Я честно говорю. Ты же и сама так думаешь.

— Мало ли что я о них думаю! Не смей в своих развратных мыслишках представлять моих подруг! Они уже почти все замужем.

— Ах, так это забота о подружках… Ну ладно.

— Шоколадно.

— Ну вот и докопалась до филе. Как тебе?

На переднем плане, как я и обещал, освещённые ярким солнцем бёдра и ягодицы, спина и довольный профиль Виолетты.

— Это безусловно поднимает самооценку. Но ты дурак, конечно, что показываешь такой рисунок.

— Почему?

— По кочану. Ты здесь смотришь на меня как те самые парни с пляжа.

— Да ну тебя. Я эстет! — уверенно восклицаю я.

— Ну-у-у, — протягивает Лета, разочарованно опустив глаза. — В любом случае, мне нравится рисунок, у тебя есть вкус. Такой взгляд тоже приятен, хоть и злит немного.

— Почему злит?

— Да забей, это мои загоны. Но прошу эротику пока в интернет не выкладывать… Если надумаешь раскручиваться.

— Понял.

…

Лета продолжает улыбаться, постепенно меняя своё отношение к своему положению в моём творчестве. Статус музы ей льстил. Даже осанка становится более гордой и ничем, кроме красивых портретов, это не объясняется. Я даю Лете спокойно досмотреть рисунки, тем более остаётся лишь одна с её участием.

В клипе одной старой группы, которой Виолетта имела грех заслушиваться в подростковом возрасте и песню которой мы недавно напевали, сюжет вертелся вокруг темы любовного треугольника. Крутой парень, главный актер цирка (как самый сильный человек во вселенной) был влюблен в девушку. Однако ей было не по душе быть в отношениях с ним, она начала проводить всё больше времени с клоуном из этой труппы и в итоге ушла к нему. Помимо этих трех главных героев было окружение в лице дрессировщика осла, двух фокусников и двух девушек танцовщиц, одна из которых — высокая блондинка, а вторая — низенькая кучерявая брюнетка.

Когда Лета натыкается на эту картинку, она не сразу понимает, что я заменил всех, кто снимался в оригинальном клипе на участников её «группы», однажды выступавшей в вузе. Она начинает вглядываться в лица, тела и позы людей, собравшихся для групповой фотографии.

Над деталями я старался поработать как следует, благо у меня был образец для каждой из них.

И вдруг, когда увлекаюсь рассмотрением героев на рисунке, я слышу её всхлип и вздрагиваю.

— Это же мои друзья… — шепчет девушка.

— Ты чего? — тут же пододвигаюсь ближе и обнимаю за плечо.

Я ожидал от неё радости, смеха до коликов из-за грима и костюмов, но вместо этого она откладывает рисунок и начинает плакать и дрожать.

— Господи, как я безвольно заревела… — сквозь слёзы говорит Лета. — Это ведь всё правда, только Леся никогда не была частью этой компании, да и сама компания здесь не совсем моя. Зато тут все мои универские друзья.

— Я подумал, что это неплохая идея переместить вас в этот кадр. А ты плачешь.

— Дурачок. Я рада. Поэтому и плачу, — всхлипывает она. — Блин. Почему я так расклеилась от одного рисунка.

— Может, твоих друзей тебе как раз и не хватает?

— Может быть и так… Выходит, что ты их заменяешь. По крайней мере сегодня.

— Сейчас принесу платок, — говорю я, слушая, как Лета хлюпает носом.

…

— У тебя лицо и глаза покраснели. Это так резко контрастирует с твоей бойкостью, что аж немного пугает, — говорю я, когда Лета уже окончательно приходит в себя и снова улыбается, глядя на рисунки.

— Я стала настолько страшной?

— Нет! Просто твоя аура резко меняется, когда ты плачешь. Совсем другой облик, словно падает какой-то барьер. В метро, когда я просто тебя обнял. Не могу сопротивляться желанию успокоить.

Пока я оправдываюсь, тараторя о каком-то барьере, она без предупреждения смачно целует меня в щёку и говорит, мечтательно улыбаясь: — Как будто в школу вернулась, когда за мной так же трогательно ухаживал один соседский мальчик.

========== “А какава?” ==========

Если буду бодрствовать без дела ещё хоть немного, точно начну зевать.

— Лета, — зову я девушку, чуть ли не впервые за вечер взявшую в руки смартфон.

— Да? — отвлекается она.

— Потанцуем?

— А говорят ещё, парни намёков не понимают, — обрадовалась девушка, вскакивая с кресла. — Сначала только пару треков найду.

…

Лета гораздо ниже меня, однако легко выходит из положения и не задирает свободную руку мне на плечо, а просто обнимает ею.

— Ты где-то учился вальсировать? — улыбается девушка, высоко поднимая голову.

— Не танцевал со средней школы, — вздыхаю я. — С тобой, вроде и танцевали.

— Да? — удивляется она. — Уже и не помню!

— Мне нравилось танцевать с тобой. Но ещё больше мне нравится вновь чувствовать тебя в своих руках.

— Взаимно, — Лета отвечает после небольшой паузы, улыбается и затихает.

Мы некоторое время кружимся в вальсе, но уже скоро начинает играть ещё более спокойная композиция. Виолетта не стесняется крепче обнять меня, но и я не упускаю момента. Наверное, немного неправильно так широко обхватывать её спину, но я делаю меньшее из того, что хочу.

— Честно говоря, я бы хотела больше пространства для танца. Но стоит признать, что благодаря этому ковёрчику мы хотя бы не стебанулись о шкаф, — бормочет Лета куда-то мне в грудь.

— Ты о вальсе?

— Да. Для этих топотушек нам и метра хватило бы.

…

Я уже думаю возмутиться, когда она начинает чесать об меня нос, но вместо этого делаю ответную глупость: утыкаюсь в её макушку.

— И что ты хочешь там учуять? — смеётся она.

— Мой прекрасный шампунь, — отвечаю я, понимая свой провал, ведь тот манящий аромат яблочного парфюма пропал уже после душа.

— Теперь мы квиты, — хихикает Лета.

…

Прежде, чем отправиться спать, гостья просит меня лечь самому и ненадолго уходит в ванную.

Выключение света и резкое погружение в полную темноту становится знаком её возвращения. Теперь сложно разобрать даже движения, но я как самый честный пионер всё равно отворачиваюсь и некоторое время слушаю лишь её шаги. Виола кладёт что-то на кресло, а потом подходит ко мне.

— Хорошо, что футболка длинная, — заявляет девушка, залезая под одеяло.

По закону подлости Лета должна задеть меня, но… Этого не происходит.

— Спокойной ночи?

— Спокойной ночи.

Через несколько мгновений уже могу видеть её силуэт… Глаза Виолетты немного блестят, но взгляд, кажется, направлен в сторону и пропадает в темноте быстрее, чем я осознаю желание взять её за руку и хотя бы поболтать.

…

Утро наступает около полудня. Как только я поворачиваюсь к ней, вижу лицо так близко, что тянет поцеловать… Но ничего, потерплю.

За ночь она успела повернуться ко мне вплотную, хотя ножки по-прежнему дальше вытянутой руки. Дыхания девушки совсем не слышно, вздымания одеяла едва выдают в ней жизнь. Это неповторимое блаженное выражение лица, едва заметная улыбка, чистая от всего — это подло, но я втайне делаю снимок.

Виолы не добудиться. Я и шепчу, и поглаживаю по руке, но в конце концов сдаюсь.

…

— Доброе утро, — ворчит шатенка, входя в кухню.

Она жутко щурится и хмурится, а слегка растрепанные волосы только добавляют её виду беспечного очарования. Интересно, когда она успела так испортить причёску, ведь когда я от неё уходил, всё было в порядке.

— Доброе утро. Ты прелестно выглядишь, — говорю я, ожидая, когда же, наконец, приготовится омлет.

— Угу, — причмокивает она и скрывается в ванной.

…

Умывшись и причесавшись, она выглядит приличнее, с благодарностью принимает стакан воды, но зевать и недовольно ворчать не перестаёт.

— Я устала. Хочу спать. Почему ты меня не разбудил?

— Долго пытался. Но ты так крепко спала, что у меня ничего не вышло.

— Мог бы и получше постараться! Теперь башка болит, — почти плюхаясь на стол, говорит Виола.

— Можешь лечь обратно, а я принесу завтрак в постель.

— Реально? — поднимает на меня голову девушка, вязко удивляясь.

— Да.

— А что же не принес сразу? — едва сдерживаясь, улыбается провокатор.

— Ты спала.

— Ааа… Точно, — протягивает Виола и вновь укладывает голову на руки.

— Как Добрыня Никитич. Хорошо, что не храпела ещё.

— Меня и будильник не может разбудить. Не то что какой-то Елисей Силович.

— А это тебе не мешает? Опаздывала куда-нибудь? — спрашиваю я, отсмеявшись.

— Постоянно, — жалуется Виола.

— Ну, сейчас ты никуда не опаздываешь, поэтому можно расслабиться. Пойдёшь в кровать?

— Мне ле-е-ень… — протягивает Лета и жалостливо мурлычет: — Какаву сделай.

— Угу, — принимаю заказ я и ставлю чайник кипятиться.

— Почему вообще мы проснулись так рано?

— Скоро час. Какой рано? — удивляюсь я, расслабленно опираясь о столешницу.

— Я бы проснулась часа в три и нормально.

— А спать когда?

— Ну-у-у, чуть пораньше, чем вчера, — невинно улыбается девушка.

— Ммм, ясно. Нарываешься на мешки под глазами.

— Да я дура вообще, чё ты с меня спрашиваешь? — махнула она расслабленной ручкой, так что та просто звонко плюхнулась на стол.

— Ты как-то обмякла, будто из тебя можно фигурки лепить.

— Слепи высыпающуюся стерву, пожалуйста.

— Почему стерву?

— Это лучше, чем мешки под глазами, —фыркает Лета и уходит.

…

— Зарядку делала, что ли? — спрашиваю я — щёки девушки слегка румяные, дыхание бодрое, учащённое, а движения по лёгкости уже напоминают вчерашние.

— Да-а-а, — вытягивается на носочках Лета. — Потянулась и поприседала.

— Я бы на твоём месте ещё поотжимался, чтобы руки размять.

— Да, пап, я знаю. Отжимания я тоже успела сделать.

— Тогда молчу… Ну, кушать подано! — ставя на стол две тарелки с омлетом и бутербродами, улыбнулся я. — Только пока очень горячий.

— Ням-ням, — расплывается Виола. — А какава?

— Какаву щас сделаю.

— Дава-а-ай, — капризно протягивает Виола и начинает стучать ногтями по столу — ровно до тех пор, пока я не ставлю нам обоих по стакану какао.

Как только я сажусь за стол, она жадно налетает на завтрак, сверкая озорными глазищами. Периодически гостья блаженно мычит, каждый раз мажорно, словно поёт — лучший комплимент шеф-повару.

========== Лё-о-оша-а-а! ==========

— Очень вкусно, спасибо большое! — говорит Лета посреди завтрака.

— Рад, что еда помогла тебе перестать ворчать.

В ответ она лишь виновато опускает глаза, заправляет волосы за ушки, начинает кушать очень тихо и аккуратно. Щёки Леты покрываются румянцем — вряд ли она настолько хорошая актриса, чтобы так легко играть стыдливую девицу. Надеюсь, ей правда стыдно.

…

Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, в том числе и наше домашнее свидание. Лета мнётся и хмурится вслед за мной, понимая это противное настроение — не хочу его оставлять, надо что-нибудь придумать.

— Прости, что решаюсь оставить тебя, — начинает говорить она, уже одевшись во вчерашнее платье и туфли. — Но мне нужно к сестре… Спасибо тебе большое за поддержку, тёплый вечер и утро. И вкусную еду… Мне стало легче, но теперь я совсем не знаю, что делать дальше…

— Давай я тебя тогда до сестры провожу? — догадываюсь я до самого простого.

— До дома???

— Если позволишь, — кивнул я.

— Ой, ну давай, — смущается Лета уже второй раз за утро — она непроизвольно закрывает лицо руками, безуспешно скрывая широкую улыбку и яркий румянец. — Вообще мы вместе с Катей квартиру снимаем, так что еду к себе домой.

— Тем более! — вдохновляюсь я её сиянием.

…

На улице палит солнце, растворяя в воздухе вчерашнюю влагу. Душно настолько, что та ветровка, которую я прихватил для девушки, оказывается никому не нужной.

В метро мы обсуждаем всякую всячину, обходясь без музыки в ушах. Сегодня поезда куда резвее, поэтому иногда наш состав особенно мерзко скрежещет о рельсы.

— Мерзость, — забавно морщится она, сдабривая слова выразительной гримасой.

— К этому звуку не привыкнуть, пока не оглохнешь.

…

Она не соврала, сказав о том, что живёт недалеко: всего двадцать минут на метро. Поднявшись на улицу, мы проходим по оживлённой улице прямо до полицейского участка и сворачиваем перед ним налево, во двор широкой многоэтажки.

— Нам не в этот дом, а в тот беленький, впереди, — Лета показывает рукой на четырёхэтажный дом, скрытый деревьями.

Чтобы подойти к нему, нужно сделать небольшой зигзаг по узкому дворовому проезду, заставленный машинами жителей многоэтажки. Подъезд к маленькому дому оформлен гораздо симпатичнее. Перед высокими железными воротами есть разметка на полтора десятка автомобилей, а внутри ещё около сорока мест. Ворота и забор, неприступно опоясывающий весь двор, выкрашены в коричнево-баклажанный цвет.

Войдя во двор можно спокойно рассмотреть, что высажено заботливыми жильцами. Справа за воротами довольно плотно стоят высокие кустарники и деревья: снежноягодник, жасмин, клён, берёзы. Слева растут неброские цветы, за ними — клёны и рябины, чуть поодаль — пушистые голубые ели, туя и заросли снежноягодника, ломящиеся от урожая. У самого дома высажены разнообразные цветы, розовые кусты, высокие и низкие, кустики голубых ягод. По стенам пары подъездов до самой крыши вьётся виноград, за которым даже не видно некоторых окон. В этом густом ковре спрятались гнёзда птиц, по пению похожих на воробьёв и стрижей.

— Очень красивый двор. Так тихо и столько всего посажено, — восхищённо вздыхаю я, фотографируя всё подряд.

— Купить тут квартиру просто нереально. Но из-за того, что это далеко от центра, аренда не очень большая.

— Сколько?

— Сорок тысяч.

— Нехило.

— Зато район хороший. Рядом школы, детские сады, аж две штуки, парки, а рядом река… Да и сам знаешь, какие там территории зелёные.

— Согласен. Хорошо, что вы теперь не студентки, — улыбаюсь я, помня, что говорила она про сестру: окончила бакалавриат и уже почти год работает hr-ом.

— Да. Но ты прав в том плане, что пора искать своё собственное жилье, а то на аренду треть моих доходов уходит.

Очень кстати я вспоминаю: Катя в детстве была гиперактивной — пока Лета отвечает, её сестра выбегает из подъезда с пугающе радостными воплями.

— Лё-о-оша-а-а! — сверкает она искренним детским счастьем.

— Ох! — вздыхаю я от силы столкновения и силы объятий. — Как ты выросла.

— Я высокая, да, — засмеялась девушка, стискивая меня всё импульсивнее.

— Эта лосиха выше меня стала.

— Как вы похожи, всё-таки. Фигура, волосы, особенно глаза и губы, — говорю я, сравнивая сестёр быстрым взглядом.

— Кстати о фигуре! Как тебе наша котлетка? — подначивает Катя, тыча локтем мне в бок. — Надеюсь, ты её хорошо прожарил? А?

— Да вот видишь, еле на ногах стоит, — усмехаюсь я, глядя, как Лета раскрывает рот и краснеет, готовясь яростно возмущаться.

— Нахалы! Этой шутке уже восемь лет, — надувает губы девушка.

— Кстати, вас я заметила так заметила! Стоят такие перед подъездом, будто со школьной дискотеки вернулись.

— На машине времени, — смеюсь я.

— Лета ещё так переминается на каблучках, локоны на пальцах крутит. Ну я и слетела вниз в чём была. Почему ты меня не предупредила, что придешь с Лёшей?! Я бы хоть прибралась и накрасилась!

— Ты и так красавица. А убираться не надо, — отвечаю я.

— Почему? — удивилась Катя.

— Потому что я пришёл проводить Лету до дома. А раз ты тут, то я точно уверен, что с ней всё будет хорошо.

— Ладно тебе, конечно будет. Тем более с тобой рядом! Ты бы видел, как эта плакса мучилась и ревела, когда её предыдущие парни бросали. Просто каждый год! — говорит Катя с каким-то странным выражением — Лета вздрагивает, словно ошпаренная, её глаза начинают блестеть, она ловит ртом воздух, но у неё никак не получается что-либо сказать.

— Сейчас она таким бодрячком. Будто её парень снова ты…

— Катя! — я хватаю её за плечо, пытаясь остановить непонятные откровения.

— Что?!

— Будь тише и следи за языком. Держи себя в руках, — говорю я, обнимая Лету. — Вам необходимо успокоиться и спокойно поговорить, как сестра с сестрой. Без меня.

— Спасибо, Лёш, — кивает Лета после нескольких глубоких вдохов через силу.

— Хорошо, — вслед за сестрой выдохнула Катя и спросила спокойным тоном: — Почему так вышло, что вы встретились?

— Лета сама всё расскажет, когда вы поднимитесь домой и выпьете чаю.

— Уууух! — обижается девушка, надувая щёки. — Первый парень, который мне отказал. Да ещё так уверенно!

— Почему ты так на меня смотришь?

— Ты что, правда не поддался на мой шарм? — спрашивает меня Катя.

— Да. У меня иммунитет благодаря твоей сестре, — улыбаюсь я.

— Не поняла, — синхронно удивились девушки, младшая с возмущением, старшая с откровенным непониманием.

— Она тоже пыталась заговорить тебя?

— Ничего не заговаривала я. Я вела себя более чем прилично. До утра, — смущается Лета, придя в себя после слов Кати.

— Немного пыталась, да и не так откровенно. Она это умеет лучше тебя.

— Ты прав, — снова вздыхает девушка, словно спуская пар. — Хорошо. Но расскажите мне хоть про ту фотку. Сказать, что я охренела, это ничего не сказать!

— Я хотела похвастаться вечером в такой компании. И ничуть не жалею.

— Но мои подружки теперь мучают меня вопросами, встречаетесь ли вы?! Они-то не в курсе про тебя, и про Лёшу тем более. А наши школьные друзья вообще с ума сошли! Именно они вспомнили шутку про котлету, кстати!

— Какого?! — надувшись, возмущается Лета и краснеет словно помидор — видимо, она чётко понимает, о каких друзьях речь, хотя я не припоминаю, чьё мнение (из числа общих знакомых) реально могло бы что-то значить.

— Ты разве не этого добивалась своей фоткой? — приподнимает бровь Катя.

— Нет. Я просто хвасталась. Да, это подростковый порыв, но вот мне захотелось сделать кадр на память, и я его сделала. Да и пофигу мне, кто там что думает! А жаренная я или нет — это наше с Лёшей дело.

— В любом случае, соглашусь, — киваю я Лете.

— Так жаренная или нет?!

— Нет! — восклицаем мы хором.

— Хорошо. Я рада, что моя сестра — приличная женщина, и у неё есть такая жилетка с крепкими нервами, как ты, Лёш. Спасибо, что пригрел нашу зайку.

— То есть до сих пор ты в этом сомневалась? — не понимая её мотивацию, спрашиваю я.

— Знаешь ли, не сомневалась, но после той фотки в халатике (который я даже вспомнила!), уже не была уверена ни в чём. К тому же, я не думала, что ты действительно его простишь, — отвечает Катя, обращаясь к сестре.

— Как видишь, — бормочет она.

— Ещё раз спасибо, что доверилась мне, — говорю я, взяв Лету за ручку.

— Да ладно тебе уже, — смущается девушка и тихо смеётся: — Теперь Катя точно подумает, что мы встречаемся.

…

В итоге Виолетта всё равно отказалась пускать меня к себе домой, хотя Катя ещё целых два раза просила об этом. В отместку младшая сестра трижды смачно и звонко чмокнула меня в щёки и обняла. К сожалению, из-за её активности, я не видел реакции и эмоций Леты, но в итоге та попрощалась со мной точно так же. Только я уже целовал её показательно крепче, чем Катю.

Всё же зря младшая сестра провоцировала Лету на эмоции прямо передо мной. Надеюсь, они смогут поговорить спокойно и Катя по-настоящему поможет ей восстановиться.

========== Извращенцы ==========

Комментарий к Извращенцы

Глава от лица Виолетты.

Расцеловавшись с Лёшей, я крепко ухватываю сестру за руку и увожу домой. Поднимаясь в квартиру, даже не задумываюсь о том, чтобы остыть от выходки Кати. Какой же она бывает невыносимой! Теперь откровенно боюсь того, как её поведение и слова могут повлиять на мысли Лёши.

— Как ты могла такое сказать! — восклицаю я, без предупреждения «награждая» сестру парой злых шлепков по заднице.

Катя даже не успевает вскрикнуть от неожиданности, а я уже отталкиваю её и продолжаю возмущаться, едва не крича: — От парня к парню со слезами я бегаю, значит! Тем других не нашлось?! Соскучилась она, как же! Ха-ха! Здарова, Лёха, кстати, моя сестра тупая шлюха!

Я не понимаю, почему Катя так настойчиво упоминала мою «приличность». Неужели её это так задевает?

— Зачем ты так сказала? Ты правда так думаешь?

— Нет, — вздрагивает сестра и замолкает, испуганно глядя на меня.

— Может, я и быстро влюбляюсь, но я хотя бы не вру себе о собственной неотразимости. Да, меня бросили все три парня, с которыми я спала. И что мне теперь прикажешь делать? Перестать искать мужа?

— Тебя бросили, потому что ты любила отношения, а не самих ребят, — отвечает Катя низким тоном, сжимая кулаки.

— Много ты знаешь! — огрызаюсь я. — Он мне изменял, понимаешь? Какая разница, что я чувствовала? Я его не предавала!

— Может, и не понимаю, но в Алексее я пока ничего особенного не увидела. Ничего, что отличало бы его от этих парней. Он тоже может решить, что ты его не любишь, а просто играешь. Разве что, на измену он не решится.

— Нет, — тяжело сглатываю я, сжимаясь от страха.

— Ты его хотя бы раз о сестре спросила? Или может быть о его настроении, желаниях? А теперь ты говоришь мне, что он тебе нравится.

— Я… Не могла вспомнить обо всём сразу!

Я чувствую, как начинаю реветь, но вместо того, чтобы остановить слёзы, оправдываюсь, постоянно всхлипывая: — Я спрашивала… о его желаниях… увлечениях… У него горели глаза рядом со мной… Мне… нравилось… смотреть на него… и… думать о нём… Неправда… Это неправда, что я не любила никогда!.. Я… не знаю, куда деться… что делать…

— Прости меня… — обнимает меня сестра, шепча прямо на ухо. — Я не должна была так говорить…

— Я…

— Тише, тише, — целует она меня в висок. — Просто поплачь.

…

Немного успокоившись, мы завариваем себе чай. Детское печенье в нём быстро размягчается: едва успеваю доставать уже почти разваливающийся мякиш и отправлять в рот. Хорошо, что на вечер ещё есть мороженое.

— Как ты вчера, не переохладилась после беготни под дождём?

— Не особо. Всё очень удачно сложилось, так как я смогла вдоволь погреться о него, — улыбаюсь я, вспоминая вчерашние милости. — Весь в мурашках сидел, но молчал. Очень сдержанный стал. Так и тянуло что-нибудь сказать или пощекотать.

Катя знает, что я влюблена в Лёшу. Всё то время, что я с ним не общалась, он не выходил у меня из головы. Катя периодически подлавливала меня, замечала интерес к Лёше и подначивала заговорить с ним самой, но я всегда находила оправдания и теперь жалею, что не встретилась с ним раньше.

— Я думаю, ты ему всё ещё нравишься. Он тебя быстро раскусит, в плане, что ты в него втюрилась, и не отстанет. Вы ведь стали дружить ещё до моего рождения?

— Да. Он тебя даже таскал в детский сад пару раз.

— Это мило. Очень мило. Ну правда, даже сейчас я посмотрела на него, как на старшего брата. А как там Наташа, не знаешь?

— Нет, что-то ничего не спросила. Он только раз, вроде, о ней упоминал, — вспоминаю я, взволновавшись — очередной мой проступок!

— Ясно, — протягивает Катя, опуская глаза и переводя тему: — Он подкачался, я заметила. Жаль, что кубики не прочувствовала.

— Да ты его всего общупала! Даже я так его не тискала.

— Ну и зря. Ему понравилось бы. На меня вот реакции не было. Как дубом стоял, так и стоял. А от тебя бы, может, и вздрогнул.

— Надеюсь… Теперь есть повод встретиться снова.

— А как вы встретились?

— Я подошла к нему в пустом вагоне, он сидел грустный, голову опустил, даже без телефона в руках. Я чуть не заплакала… Что-то слишком много поводов последнее время. Но он так просиял, когда меня увидел. Мгновенно встал и обнял. Вздрогнул от холода, но сжал только крепче. Дальше я уже не особо помню.

— Чистая сказка. Они воссоединились там, где нельзя быть собой, и мир ради них опустел. Их сердца быстрее ветра понеслись, но меж ними всё ж остались две рубашки, — увлекается Катя стихосложением. — Ну ты надеюсь, продержалась?

— Да сама не знаю, как. Наверное, от усталости… — улыбаюсь я, будто проживая события снова и снова. — Так забавно с ним было, что я расслабилась и вела себя немного развязно.

— Немного? — смеётся Катя. — Ухмылка тебя с потрохами выдаёт. Надеюсь, он хоть не поддерживал твои похотливые начинания. Приставал?

— Нет, ты что. Очень целомудренный молодой человек. Но пару раз он «подтупливал» и задерживался позади меня, пока я виляла задком. Чуть-чуть, — хихикаю я, вспоминая его румянец. — Меня тогда это так радовало, что я… успокоилась. Ну, то есть вообще забыла, что было до него. Даже про тебя забыла.

— Эх ты, — опускает глаза Катя, съедая сразу две печеньки. — А как отлупить, то сразу Катю!

— Прости, я погорячилась! И очень боюсь, что он перестанет мне доверять и просто махнёт рукой.

— Да не. Это я шучу… Ты права, я вела себя глупо и неприлично. Но ты действительно влюбчивая, Лет, тебе нужно что-то с этим делать. А по поводу Лёши… Не убежит он, я уверена. Если уж принял тебя дома и не приставал, значит, чувствует что-то… Рассказывай, что было дальше.

— Мы вышли на улицу, снова холодно стало. Это новостройка, рядом с центром, я была в шоке от уровня. В подъезде, словно, в холле отеля. Даже лицо охранника приличное. Потерялась на фоне дома, — пожимаю плечами я. — Только в квартире смогла выдохнуть спокойно.

— А что в квартире?

— Я скинула туфли и пошла мыться. Лёша мне занёс халат, футболку, трусы и шорты… И тапки, — вспоминаю я.

— Даже так? — ухмыляется она.

— Да. Он очень за мной ухаживал. Я просто расплывалась, пока в ванной была. Даже потом, когда я вышла, он стоит и готовит. Захотела его поцеловать, но отогнала мысль. Жар пробрал от того, как быстро мои чувства поменялись. Дошла до этих мыслей уже утром, правда. Тогда я лишь отогнала всякое и вспомнила, что было до Лёши, чтобы хоть как-то пыл остудить. Но получилось так себе. А вечером оттолкнула его от плиты, занялась ужином сама — там уже ничего особенного не оставалось, по-моему. Только воду до кипения довести и картошку вариться поставить… Постояла так немного, подумала. Потом села к нему и начала эмоционально пересказывать расставание с последним козлом и ругаться.

— А он что? — непонимающе смотрит на меня Катя.

— Просто хлопала глазами, когда он начал извиняться, и не сразу поняла, что он откровенничает в ответ — похоже, воспоминания по-настоящему взволновали меня, я помню, что не пыталась фальшивить. Я была против вспоминать наше старое… Но он выбрал лучший момент, чтобы стать услышанным: глаза у меня блестят, мысли спутаны, реакция заторможена… Лёша просто взял мою руку и прижал ко лбу. Если бы я захотела, могла ткнуть его пальцами в глаза. А он попросил прощения пару раз, что-то ещё сказал, поцеловал руку даже… Ничего больше не помню, едва не сдалась. Опускаться в уныние после такого не могла. А картошку немного переварили из-за этого.

— Ты влюбилась, — говорит Катя через паузу. — Надеюсь, выяснение ваших отношений не превратится в какой-нибудь сериал. Хочу, чтобы ты, наконец, за Алексея вышла и перестала мучиться.

— Самое лучшее свидание в моей жизни.

Стараясь не задумываться о последних словах сестры, вылавливаю из стакана пенку-печенье, выпавшее прямо из рук посреди истории об извинениях.

После обсуждения рисунков Лёши, Катя заключает, что мы оба дураки и извращенцы, раз столько лет следили друг за другом, но до сих пор не общались. И снова повторяет, что нам нужно поскорее жениться.

========== “Договорились”. ==========

Настаёт суббота, первый день долгожданного отпуска. Написание новой сюжетной картины с каждым днём всё быстрее приближается к завершению, а сегодня я уже с самого утра работаю над деталями, поправляю оттенки и тени. Стараясь ничего не упустить, обдумываю всё, что произошло между нами за эти несколько дней.

Виолетта не слишком сильно поменяла свой настрой, но часто, если мы касались наших отношений, пока ещё не романтических, она была робка и боязлива, говорила очень абстрактно. В остальные же моменты Лета иногда включала «вредину», вела себя игриво, дерзко и нагло. Коротышка словно искала то, что меня злит или даёт возможность разговорить на действительно откровенное. Наверняка, сестра помогала ей с написанием особенно объёмных сообщений.

Конечно, я её понимаю. Лета вовсю проверяла меня, но я уже давно не такой вспыльчивый как раньше. Даже её наглое, самодостаточное поведение в гостях не злило меня — по сути, она всё делала правильно. Будь она моей сожительницей, я был бы даже доволен тем порядком, который она поддерживала.

Мы боялись реакций друг друга. Выглядело это так странно. Похоже на отношения только что подружившихся парня и девушки: будущее совсем не ясно, вас тянет друг к другу словно магнитом, а потом резко хочется убежать и спрятаться, и так несколько раз в день.

Уникальность нашего случая в том, что мы, на самом деле, прекрасно знаем друг друга: повадки, даже стиль речи и, порой, ход мысли. И этому есть прямое объяснение: с первой песочницы и до ссоры в девятом классе мы с Виолеттой держались парой. Помню, как мы познакомились. Она спровоцировала игру в «догонялки», сломав один из моих куличиков. Даже наши родители временами общались.

Сейчас нам уже не до куличиков, поэтому мне мало вдохновенных переписок на сотни сообщений. Я требовал большего и от себя, и от неё. Несколько раз звонил. Бывало, и не вовремя. Тогда она ворчала на меня, едва не роняя телефон — видимо, ей нужно было срочно чем-то себя занять, на месте не сиделось.

Всё же, сёстры очень похожи: обе энергичные и эмоциональные, хотя Катя довольно стабильный оптимист, а Лета очень подвержена настроению.

…

И вот, наконец, сегодня, через неделю после нашей первой встречи, она звонит мне сама.

— Привет, Алексей, — хихикает она мне в трубку.

— Приветик, ты трезва? — язвлю я.

— Как стёклышко. Ой, — икает она мне в трубку.

— Как дела?

— Я не просто так звоню, — серьёзным тоном продолжает Лета, нетерпеливо выпаливая однозначные вопросы: — Давай проведем несколько дней вместе? Где ты хочешь побывать?

— Я никуда билеты не планировал брать. Хочу съездить в деревню и сходить в поле за клубникой. Что скажешь?

— На несколько дней в поле?

— Хватит и двух походов, я думаю.

— Ох, моя спина будет меня ругать.

— Ничего, я, если что помогу размять её.

— Оу, май, — улыбается она — слышно по тону голоса, немного поднявшемуся и полегчавшему. — А ты умеешь массаж делать?

— Да… Забыла?

— Да конечно нет! Не напоминай! Я за тот стон ещё месяц перед одноклассницами краснела.

— Поедем вместе туда? Сегодня вечером.

— Сегодня? Ох, чёрт. Мне нужно собраться успеть и… И-и-и… Вообще! Что с собой взять? Походное что-то нужно?

— Нет. В доме всё есть. Не бери много. Мы дня на три-четыре, я думаю. Конечно, сроков нет, но хотелось бы потом куда-нибудь слетать. Погреться на берегу моря. Тоже с тобой. Если у тебя нет планов и работы.

— Я тоже отпуск взяла, — отрезает она, нетерпеливо фыркая в трубку.

— Да… Ты бы и не предложила в ином случае ведь?

— Слушай, Тугодум Тринадцатый, я не знаю, что там по билетикам и поездам всяким. Поэтому просто скажи, куда приехать. А я скажу, как ты меня узнаешь. Буду ждать встречи!

— Договорились. Я тоже, — улыбаюсь я.

Обыкновенное настроение Леты было как нельзя кстати. Её всегда раздражали несообразительные люди. Хорошо, что девушка стала терпеливее с годами и даёт пару секунд подумать вместо того, чтобы просто злиться.

За последние несколько дней я действительно расклеился и едва ли мог принимать какие-то решения — и это учитывая тот факт, что я не особенно то и работал. Лишь раздавал поручения и советы тем, кто будет меня замещать.

Что ещё сказать. Как можно быстрее покупаю билеты на электричку, чтобы сегодня вечером уже оказаться дома. Ставлю наскачивание несколько фильмов, которые давно себе наметил просмотреть, беру рисовальные принадлежности, собираю рюкзак и, отчитавшись Лете, получаю от неё: «Молодец, выезжаю!» — на удивление, немногословное. Недописанный портрет, к сожалению, придётся оставить, чтобы не портить девушке сюрприз.

…

В толпе выделяются не только самые большие или высокие, но и самые яркие и светлые. Лету выдаёт блеск глаз, улыбки… и активные размахивания руками.

Она тюкается лбом мне в грудь и прижимается, соревнуясь в крепости объятий.

Совершенно не ясно, кто в этой битве выходит победителем, когда Лета отрывается от меня, запыхавшись, раскрасневшись и смеясь.

— Ты такая красивая.

— Красивая? — смущается девушка, широко улыбаясь и отмахиваясь от комплимента. — Не смеши мои подковы! Я почти не красилась.

========== Бирюза и вишня ==========

Перехватив маленькую, полупустую сумку, я не снимаю с неё бирюзовый рюкзак: в поездках он у коротышки взамен дамской сумочки, поэтому отбирать его - себе дороже.

— Он всё ещё с тобой?

— Да. Пару раз его зашивала, но покупать новый как-то лень. У меня всё равно другой есть для походов на работу.

…

На вокзале всегда душно, и даже не из-за толпы людей, а просто отвратительной вентиляции. Длинный подземный переход, ведущий к платформам — наше спасение. Уличный ветерок здесь приятно освежает и ненавязчиво развевает волосы моей кудрявой спутницы.

Лета шагает передо мной, невольно покачивая бедрами — виной тому упругая подошва её кроссовок. Да, хорошая обувь — засматриваюсь.

— Мне кажется, я поправилась, — расстроенно говорит девушка.

«Завораживающе» — не совсем то слово, которым следует называть её подъём по лестнице, но другого не могу подобрать.

Дело даже не в красоте Виолетты и элегантной походке. Была какая-то волшебная картинная тайна в её образе.

В отрочестве, в последний год нашей дружбы, я заметил, как различные гормоны стали беспощадно мучать максималистские мысли и воображение. Большинство мальчишек стеснялись этого. И я был в числе этих подростков: казалось постыдным смотреть на девочек, превратившихся в юных девушек, и других женщин. Нормы поведения запрещали таращиться на них в открытую, но почему-то каждый из нас постоянно прятал взгляд словно от самого себя, даже когда никто не ловил за руку. Мне тоже было стыдно, но оттого не возникало мысли, что необходимо перестать наблюдать за людьми. Нельзя откровенно «пялиться» и заставлять их чувствовать себя некомфортно, а остальное — моё право.

Мне требовалось осознать, что понимание красоты женского тела сводится к признанию красоты человека как равноценной части окружающего мира. Природа, эпохи прошлого, вымышленные миры, растения, животные, люди — всё это можно и нужно наблюдать, чтобы передать в будущее самые прекрасные мысли и явления. Спустя годы я понял, что Лета была катализатором этого осознания.

Раньше, уже очень давно, я стеснялся своих мыслей, желания изучать и рисовать. В начале средней школы она активно помогала мне, мы ходили в библиотеку в поисках книг, пропадали в кабинете ИЗО и ходили на сторонние семинары по рисованию. Виолетта прививала мне идею, что прежде, чем создавать на полотне свой мир, нужно добиться завершенности его понимания. А это невозможно без горы книг и впечатлений.

Когда мы ещё немного выросли, стало труднее перебарывать взросление и желание бросить церемонии и, наконец, прощупать всё своими руками. Моя глупая злость и обида на собственный страх сыграла со мной злую шутку. Я присоединился к распространению злых историй о Виолетте. Мне казалось, что она игнорировала мои чувства, смотрела со снисхождением, лишённая чувств и желаний, и искала то, чего я не понимал и не мог ей дать. Я, как и многие парни, решил, что не нужен ей.

Уже без Леты научился ключевым художественным приемам, позволяющим выпускать картинки без технического брака. Расставание с ней позволило по-другому взглянуть на других девушек и на остальных людей, научиться ценить их личность.

Да, некоторые коллеги пугаются моего пристального взгляда, но теперь без страха вижу красоту, её основу и детали, каждый отблеск света, каждую фактуру, объём, вес и форму. За всем этим стоит характер и настроение. В каждом мгновении может быть скрыта целая вселенная, и даже сейчас, видя Лету со спины, я понимаю, что сейчас внутри неё.

Надежда, энергия, переданная сестрой, упрямство и страх. Много страха, окутавшего коротенький, потрескавшийся, но твёрдый стержень. Мои глаза не пытаются съесть её, но почему-то легко видятся надломы и надрывы в, казалось бы, безгрешной форме — становится не по себе.

В противовес беспокойному внутреннему состоянию, внешне она выглядит лучше, чем неделю назад. Ножки стали стройнее, осанка ровнее, плечи плотнее. Слегка развевающиеся кудрявые волосы просто неотразимы. Сколько труда и заботы вложено в эту шевелюру. Даже небрежная прогулочная одежда и потрепанный рюкзак не смогли скрыть, как настойчиво девушка готовилась к нашей новой встрече.

— Ты какой-то молчаливый, — оглядывается на меня девушка. — О чём думаешь?

— О том, что ты в отличной форме, — улыбаюсь я. — Ты похудела за эту неделю. И твои волосы просто прекрасны.

— Спасибо… — шепчет девушка, краснея и почему-то замолкая.

…

— Мороженого хочу, — вздыхаю я, подведя её к началу платформы.

— А я солёненького, — улыбается Лета.

— Не понял.

— Может быть, и не хочу… У тебя дома-то будет что поесть? В магазинах можно чем-нибудь запастись?

— Да не то слово! Довольно современное место… Куча дорогих тачек у крутых домов.

— А у тебя есть тачка?

— У меня есть кое-что получше. У меня есть гараж для тачки!

— Там в подполе банки, а на столе — старый молоток.

— Ты что, была в моем гараже? Следишь за мной, да?

— Да. Всегда нравились хозяйственные мальчики, да и приличный гараж может быть вполне живописным. А почему мы не в экспрессе едем?

— Потому что экспресс на моей станции не останавливается.

— Отстой, — поморщилась девушка.

— Что взяла с собой?

— Значит. Первым делом. Чтобы мне больше не пришлось тебя обворовывать. Первым делом… Запасные трусы, — начинает Виолетта, сохраняя на лице настолько серьёзную мину, что я не выдерживаю и смеюсь в голос.

Когда нас отпускает, Лета продолжает, мило улыбаясь: — Я взяла блокнотик и ноут, скачала пару фильмов.

— Я тоже. Отлично. Теперь у нас весёлых картинок на целый день.

— А у тебя там дома есть утюг?

— Есть, а что?

— Просто я взяла пару лёгких платьев, вдруг захочешь потанцевать со мной, или чтобы я тебе попозировала, — отвечает Лета, пожав плечами, словно в этом не было ничего необычного.

— Ты можешь и гулять в них. И в поле, и по посёлку в них пройтись, там публика привычная к современной моде… Я бы хотел посмотреть на тебя в платьях и потанцевать, и порисовать.

— А куда мы едем вообще? — улыбается девушка.

— Это место нельзя назвать деревней в полном смысле слова. Скорее коттеджный посёлок. Хозяйств мало, пасек мало, скотина в нескольких километрах встречается, около озера. Какой-нибудь столетний дед может выпустить коз неподалёку от сараев, но это всё мелочи. Животные даже не подойдут к домам, где много людей и машин. В места для локального выпаса, скорее, целенаправленно надо ходить, так что, если хочешь, можем спокойно обходить их. В любом случае, есть места живописнее. Дня за три мы даже не успеем их все обойти.

— Как ты сказал, мне надо растрясти жир, — драматично вздыхает Лета. — Поэтому будем гулять… У тебя там остались знакомые?

— Некоторые люди ещё помнят, чей я, но не бойся слухов, забей. Злопыхателей у меня нет… Так и так, кто-нибудь обязательно узнает, что мы с тобой пара и отдыхаем у меня дома.

— А как там с криминалом?

— Никак, его просто нет… Гопоты тоже нет, в основном дети и бабульки. Там могут быть какие-то полупьяные подростки, но из-за крутизны заборов и машин, они шарахаются ото всех и хоть как-то опасны только по ночам.

— Понятно, но всё равно в мини там появляться не хочу.

— А есть возможность?

— Представь себе, — отворачивает взгляд Лета.

— Тогда будешь дома в платье ходить…

— Ну уж нет. Это извращение. Я взяла для этого шорты.

— А зачем?

— Ну я же приличная девушка, к тому же, вдруг у тебя там всё в клопах, а я не хочу, чтобы меня покусали.

— Да нет у меня клопов! Хватит кошмарить мой дом! — слегка завожусь я. — Всё чистое и ухоженное.

— Правда?

— Да. Вот сама увидишь. Тебе лучше меня бояться, чем букашек каких-то.

— Тебя я не боюсь. Сам же сказал, тебя там знают… Овода и то страшнее.

…

В поезде мы садимся у окошка, так что получаем доступ к старенькой занавеске. Солнце заливает другую сторону вагона, ветерок задувает в форточки, задавая многообещающий тон поездке домой. Мы выезжаем со станции более увлечёнными пейзажами, чем разговорами.

Постепенно начинаю рассказывать о тех местах, что мы проезжаем. Поток моих историй не заканчивается, почти каждая заинтересовывает Лету, смешит её, вызывает ироничные комментарии — у неё чудесное чувство юмора. А во взгляде постоянно мелькает тепло и внимание к чему-то помимо самой истории. Выехав из Москвы, мы успокаиваемся и затихаем. Я обнимаю её за плечо, чтобы, пока дремлю, чувствовать её рядом.

…

Мы проезжаем так довольно долго, прикрыв глаза и отдыхая.

— Знаешь, если бы мы остались подростками, то не избежали бы колючих разговоров, которые не привели бы ни к чему, кроме плохого настроения и боли в груди, — отрешённо говорит Лета, вглядываясь в свободный горизонт. — Спасибо, что ты просто обнимаешь и даёшь подумать, не задаёшь глупые вопросы типа «почему я так быстро поехала с тобой в деревню»…

Её вишнёвые губы легко поддаются поцелую и ласково затягивают в чудесный мир без сомнений и недомолвок.

Комментарий к Бирюза и вишня

Впереди Финал!

========== Лёня и Боря ==========

Комментарий к Лёня и Боря

Эта глава предполагалась как первая половина Финала, но он выходит слишком большим (около 12 страниц) для данного формата, поэтому разделяю!

Следующая глава - заключительная!

Лета пытается отдышаться, оставаясь всё так же близко: — Я уж думала, до самой деревни ждать, пока ты решишься.

— Не хочу по-другому. И не важно, что было с нами до этого, важно, к чему это привело: к тому, что мы едем в посёлок пить вкусную ряженку, гулять и смотреть мультики.

— Хочу ещё… — рычит девушка, хватая меня за воротник и возвращая долг.

Она классно целуется, поэтому я не перехватываю инициативу — лишь не позволяю забраться мне на колени. Хорошо, что скамья напротив свободна, и у нас есть время расслабиться и насладиться кисловато-сладкими трепетными летними касаниями.

Вскоре довольная Лета усаживается рядом и кладёт голову мне на плечо.

Она закрывает глаза, дышит ровно и глубоко — очень кстати в окно залетает свежий и расслабляющий лесной воздух.

…

Мы совершаем остановку за остановкой, и после одной из них в вагон заходят двое молодых ребят с гитарами наперевес.

— Сейчас будет музыка, — шепчу я Лете на ухо, так и не уснувшей, а почти беспрестанно глядевшей в окно.

— Хочешь послушать?

— Вдруг будет неплохо?

— Что-то слабо верится… Парни? Молодые? — спрашивает коротышка — она сидит близко к окну и не может как следует рассмотреть вошедших из-за высокой спинки скамьи.

— Два парня чуть моложе нас, — шепчу я в ответ. — Может, ровесники.

— Доброго пути, граждане! Долгая дорога может заставить заскучать, поэтому сейчас мы постараемся немного поднять вам настроение и исполним… акустическую версию одной очень знаменитой песни. Песни, которая много старше нас самих.

Вагон абсолютно никак не реагирует на появление или слова музыкантов, но Лета всё же просит поменяться местами. Она выглядывает в проход, чтобы рассмотреть исполнителей.

— Они ловко обращаются с гитарами, да и инструменты хорошо выглядят.

— Да. Ощущение, что я их где-то видел.

— У меня тоже, если честно.

Парень, который представлял дуэт, выходит немного вперёд и, наверное, должен задать темп игры, а второй - исполнить поддерживающую партию. В руках обоих акустические гитары, тем более нам интересно узнать, что же они собираются играть.

Проверив настройку гитар парой аккордов, ребята кивают и начинают плавную игру, тут же заставив Лету вздрогнуть и трепетно вздохнуть.

— Кончится лето, — шепчет она.

— Я тоже узнал.

Лета на мгновение закрывает лицо руками, пытаясь скрыть неожиданный всплеск эмоций. Она вздыхает, плотно хватается за сидение и концентрируется на красивой музыке: блестят её голубые глаза, белеют от напряжения костяшки пальцев, на лице грустная улыбка.

Композиция — кавер оригинальной песни знаменитой группы «Кино». Кроме двух гитар при его исполнении ничего не было задействовано.

Щуплый, косматый гитарист в темно-синей толстовке, джинсах и потертых кроссовках похож на «вечного студента». Худые пальцы будто помогают ему играть невероятно чисто и ловко.

Из-за короткого чуба его смугловатого товарища, я невольно вспоминаю о «Тихом Доне». Он мускулистый, одет в футболку, шорты и кеды. Именно этот «басист» больше напоминает того, кто играет песни у костра в каком-нибудь уютной походе, но отчего-то ведёт себя скромнее. Он с удовольствием уходит в тень, почти не двигается, задавая ритм прекрасной игре товарища.

Щуплый фронт-мен казался немного нервозным, пока готовился играть, но стоило ему опустить пальцы на струны, как поза его стала уверенной, харизматичной, но при этом спокойной и идеально подходящей темпу и настроению кавера. Он отлично передаёт тоску и надежду, окутывающую исчезновение чего-то старого, жизненно важного.

Раньше Лета не была такой эмоциональной, но сейчас именно из-за этих всплесков влюбляюсь только сильнее… Какие необычные обстоятельство побуждают её показать себя настоящую, чувственную и бесстрашную, полную надежд и жизни… Девушка даже не смотрит на музыкантов — она роняет слёзы с ресниц прямо на брюки, изредка хлюпает носом и улыбается, едва сдерживая смех.

Как же повезло, что никто не обращает на нас внимания и позволяют Лете почувствовать свободу - едва дыша, нагло впитываю её облик в каждом проявлении.

…

Когда музыканты проходят мимо нас, я протягиваю им пятитысячную купюру, что вкупе с благодарным и немного восхищённым взглядом Виолетты резко останавливает их.

— Спасибо за отличную игру и за подаренные эмоции, ребят, — говорю я.

Парни, собрав за весь вагон на порядок меньше, были очень удивлены и смущены.

— Спасибо… Нам ещё… никогда не были так рады, — скованно махнув рукой, говорит косматый и неловко поправляет волосы.

— Как вас зовут? — спрашивает Лета, сияя улыбкой.

— Меня Лёня.

— А меня Борис, — улыбается загорелый парень — косматый как-то неловко, с досадой дёргается, словно не решившись обернуться.

— Но если по-простому, то Лёня и Боря, — усмехается загорелый.

— Это ваш кавер?

— Не совсем, — выпаливает Лёня и пару секунд подбирает слова, негромко щёлкая пальцами. — Мы слышали очень похожее когда-то в универе. Мы на первом курсе ещё учились и однажды у местных ребят этот кавер услышали.

— Не помните, кто играл? — прищуривается Лета.

— Ю. Вроде у него такая фамилия, — вспоминает Боря.

— Его тоже Боря зовут.

— А ты его знаешь? — удивляется Лёня.

— Да. Мы вместе играли «Кино», да и не только, когда компанией собирались. Я на барабанах играла. Ребята поднатаскали.

— Охренеть… — выпадают ребята почти хором.

— Что такое, я не понимаю? — спрашиваю я у всех троих.

— Э-э-эм, — протягивает Лёня, улыбается и изображает барабанщика: — Это же ты тогда… отжигала на ударных, когда вы на концерте играли «Перемен». Со скрипкой ещё… А мы… Так и не узнали, кто для нас играл.

— Ну что поделаешь, вы помните нашу игру — это самое главное. У вас самих очень здорово получается, — Лета улыбается музыкантам и начинает отвечать мне: — Мы с ребятами иногда решались что-то публично сыграть, а Боря и Лёня, получается, были в числе наших слушателей. Тот кавер, что они сейчас сыграли, когда-то записал Боря Ю, а потом мы вместе с ребятами его исполнили. Правда тот симфонический кавер на «Перемены» совсем не наш, мы просто его переиграли… Упростили оркестровую версию и сыграли под фанеру. Там ведь минимум два барабанщика должно было быть, а я одна никак бы не справилась. Мы записали некоторые партии отдельно и пустили их во время живого исполнения.

— Как тесен мир, — улыбаюсь я, ненадолго замолкая.

— В общем, спасибо вам, ребята. От души спасибо, - сияет Лета

— И вам! Вы с Ю и ребятами нас вдохновили. Мы стали играть регулярнее…

— Учиться новому, — добавляет Боря.

— Да! Уже тройку лет учимся играть и думаем что-нибудь инструментальное записать, если денег поднакопим.

— Очень похвально! Вот как раз мы вам помогаем! И я передам ребятам ваши благодарности, им будет приятно…

— Спасибо большое!

— А вы выступаете где-нибудь? — спрашивает Лета.

— Только здесь, да в кругу друзей, — отвечает Лёня.

— На квартирниках?

— И на них тоже, бывает, но неоплачиваемых, — улыбаясь, машет рукой Боря. — Так, с друзьями поём. Немного импровизируем.

— Вас недооценивают, вы очень хорошо играете. Так чисто, хотя вагон заметно качает.

— Спасибо… А-а… — заминается Лёня.

— Я Виолетта, а это Алексей, но можно звать нас Лета и Лёша.

— Честно, для нас встретить таких благодарных как вы слушателей — первый раз в жизни. В следующий раз попробуем слабать ещё что-нибудь из универского…

— Будьте увереннее, ребят. Спасибо Вам большое!

— Удачи вам, — улыбаюсь я, пожимая им руки.

— Спасибо! — почти одновременно отвечают они, и почесав затылки, убегают в следующий вагон.

Комментарий к Лёня и Боря

Кавер, который исполнили Лёна и Боря в нашей реальности называется: “Кончится лето acoustic cover” (трек длится 2:35). Автора, к сожалению, не знаю, но если кто-то знает, прошу! напишите в комментариях!

Кавер “Перемен”, о котором упоминает Лёня - “Симфоническое кино - Перемен!”.

P.s. Если очень интересно послушать - пишите в ЛС.

P.s. Ссылки на треки не прикрепляю во избежание нарушения правил КФ.

========== Клубника луговая ==========

Мы выходим на станции уже вечером, около семи часов. Лёгкий ветерок и яркое солнышко тепло встречают нас. Уходящая электричка стучит всё тише и дальше.

Свободно вздыхая чистый и вкусный воздух, мы слышим крик петуха и стрёкот кузнечиков. И тихо смеёмся.

Вокзал расположен на холме. На его территории всего одно здание, ещё досоветское, но удивительно хорошо сохранившееся. Несколько лет назад его и ближайшие территории заметно облагородили, так что теперь к вокзалу удобно подъехать буквально со всех сторон. Вокруг много места для автомобилей, легко спуститься и подняться на каждую из двух здешних платформ. Рядом со зданием, вдоль путей обустроили маленький скверик со скамейками и клумбами. Даже две аллейки из сосен и голубых елей.

— Складывается ощущение, что мы не на российской станции, а немецкой. Так всё аккуратно и чисто. Мило, но при этом строго, ничего лишнего.

— По сути так и есть. Ремонтом занималась немецкая фирма, владеющая здешним карьером. Добывают камень и песок… В прошлом году немцы и совхозом занялись. Столько полей теперь обрабатывается. Зато у людей есть работа, и они хотя бы не бухают дни на пролёт.

— Повезло им, наверно, — неуверенно заключает Виола.

— Некоторым обидно, что всем владеют немцы, но даже самые безнадёжные ребята им благодарны. Хотя, может быть, я приукрашиваю. Все эти истории до меня только от родственников доходят.

Обойдя здание вокзала, начинаем спускаться вниз — на южном склоне холма раскинулся мой родной посёлок. В детстве я приезжал сюда по два, три раза в год. На неделю осенью или зимой, а летом на целый месяц. Когда-то у меня здесь были друзья, когда-то тут жили бабушка с дедушкой, но теперь здесь остались лишь красота и волшебное умиротворение, которыми мне до сих пор жизненно необходимо заряжаться.

Каждый раз, когда сюда приезжаю, тянет выйти в поля, в лес, к дальней деревне, или куда-нибудь поближе, к озеру. Там, на берегу речки, начинающейся с родника и питающей озеро, стоит ещё одна деревушка, совсем малюсенькая, в несколько дворов. На окраине посёлка, где сейчас совхоз — совсем ровные поля, за которыми, чуть поодаль, через пару рощиц и диких полей, растёт другой лес, большой, дикий и глухой.

Где-то за ним пустует и разрушается усадьба, последний хозяин которой в дни революции спрятал в этом лесу своё состояние.

Куда популярнее в округе легенда о том, что в этом лесу водятся злые привидения, которые пугают и мучают до смерти заплутавших путников. Местные жители просто пугают этими сказками детей, чтобы те не напоролись в лесу на диких зверей. Лис, зайцев, сов и лосей мы вместе с дедом видели. И люди там даже при мне ещё пропадали.

По правой границе посёлка, пересекая территорию совхоза, идет сквозная дорога, соединяющая областные центры. Справа от неё в моём детстве была только дорожка и большой заброшенный стадион, а теперь, откуда ни возьмись, появились целых три новых улицы. Там приезжие и наследники старых жителей обустроили себе симпатичные коттеджи. Один из них за высоким забором, за высокими густыми елями больше похож на небольшую усадьбу, и кто там живёт — совершенно не ясно.

В самом посёлке большое пространство занимают тихие улочки с частными домами: иногда парными, иногда новыми, иногда советскими. На некоторых улицах, и в частности, на Центральной и Госпитальной стоят жилые пятиэтажки, больница и школа.

Мы проходим вдоль железнодорожных путей, отдаляясь от стадиона, обходим ряды гаражей, и поворачиваем в сторону моего дома.

— Лёш, — зовёт меня Лета.

— Аюшки?

— Покажешь мне важные для тебя места?

— Хорошо. Только отдохнём с дороги и поедим.

— А в магазин надо?

— Ох, ёлки. И правда, — расстраиваюсь я. — Ещё же готовить.

— Не грусти. Завтра погуляем.

…

— Вот скажи, зачем тебе жена, если ты сам так ловок на кухне? Ты вчера так здорово руководил, что мне совсем не хотелось встревать, — расхваливает меня Лета за завтраком.

— Как это зачем? А посуду мыть? А полы?

— Ладно полы, — пожимает плечами девушка, ухмыляясь. — Но посуду… давай по очереди, а то я себе все руки сотру.

— Как пожелаешь, — киваю я, едва не смеясь.

Чем больше смотрю на неё, тем сложнее дышать — шутки хоть как-то спасают от перенапряжения. Не знаю, куда деть руки, чтобы унять дрожь — двигаюсь резко и угловато.

Лета без стеснения смотрит мне прямо в глаза, слепит горящим, лукавым взглядом — всё замечает, но молчит.

— Когда в поход? — улыбается коротышка. — Клубнику собирать.

— Прямо сейчас. Хорошо, что вчера еды наготовили. Надо по лоткам рассовать и вперёд.

…

Как только она понимает, что нам необходимо пройти добрый десяток километров сквозь поля, лесополосы и даже ручьи, чтобы дойти до заветной опушки, она начинает смотреть на меня умоляющими о пощаде глазами и шептать разнообразные нежности. Но я неумолим и туп, поэтому мы идём дальше, а я думаю, как потом буду её задабривать.

Неся на плечах палатку с лотками под ягоды, молча благодарю тренажёрный зал за помощь в подготовке. Восхищённый взгляд любимой девушки сам по себе так поднимает самооценку, как не сможет даже новая должность.

…

— Теперь пришли? — мучается Лета, несмотря на то, что я оставил у неё лишь бирюзовый рюкзак.

— Нет.

…

— А сейчас?

— Нет!

…

— Мы пришли?

— Нет.

— Ты врёшь! Вот же клубника! — восклицает Лета, бросаясь вперёд.

Лета тоже молодец, ножки стройные, подтянутые — приходится аж руку от них одёргивать.

— Здесь её мало, — отвечаю я, уходя вперёд. — Мы можем сделать привал, отдохнуть и пожевать здешнюю. Ещё пару километров идти.

— Жесть, — закатила глаза Лета, опираясь руками на коленки.

— Сейчас найду место и расстелю нам лежбище.

— И ты оставишь меня здесь одну?

— Да. Без малейшего угрызения совести, — подмигиваю я, и машу ей на прощание, пытаясь скрыться за высокими полевыми травами.

— Не смей! — надувает губы Лета и нагоняет.

От небольшого пучка клубники нашу временную стоянку отделяет несколько десятков метров, но стоит Лете плюхнуться на покрывало, как она мгновенно забывает про лакомство и капризы об усталости. Коротышка, распластавшись звёздочкой, спиной кверху, начинает сопеть и не оставляет мне выбора.

— Сейчас приду, никуда не убегай.

Когда я возвращаюсь с горсткой ягод в руках, обнаруживаю Лету ровно в той же позе. Единственная разница в том, что девушка сняла рюкзак со спины — не-е-ет, она не спит. Вот сейчас присяду к ней, а она что-нибудь выкинет.

Тихо зову её — не улыбается, не щурится, не шевелится — будто ангелочек спит. Я медленно, аккуратно сажусь на колени как можно ближе к ней — вроде, всё в порядке… Наклоняюсь и начинаю гладить по спине свободной рукой — как предусмотрительно она убрала свой кудрявый хвост за плечо.

Через несколько секунд блаженства Лета, едва не всхлипнув, поджимает губы и открывает глаза прямо на меня. Она смотрит на мою руку, полную ягод, облизывается и приподнимается на локтях. Из такой позы не удобно перехватывать у меня клубнику, но и двигаться дальше девушка не собирается — всё смотрит на лакомство и молчит. Учащённое дыхание и румянец легкомысленно выдают волнение коротышки.

Нежный поцелуй — и вот она снова улыбается. Моя ладонь неохотно отрывается от её талии, и я начинаю кормить Лету, по ягодке.

Через несколько чудесных молчаливых минут, утонувших в бесчисленных эмоциях её небесных глаз, мы собираемся для последнего рывка к заветной опушке, и я уже не отпускаю её ручку.

…

На краю луга достаточно места для костра и целой группы отдыхающих, но в этот раз он весь оказывается полностью нашим. Ото всех деревень и сёл он слишком далеко, чтобы кто-то просто так отправлялся сюда гулять, а потому считанное количество людей знает об этом клубничном царстве. Как правило, ягоды собирает старшее поколение, но раз с утра здесь безлюдно, то и к вечеру никого не объявится.

Мы ложимся в тени дерева, плотно обедаем и болтаем обо всём подряд. Потом, радуясь послушанию Виолетты, я учу её быстро и аккуратно собирать клубнику. Она внимательно слушает и запоминает, куда и как надо становиться, чтобы ничего не раздавить и найти как можно больше спелых ягодок, оставляя зелёные и подгнившие.

…

Очень уж радует, что она не жалуется на приставучих мушек. Стоит мне раздеться, чтобы не зажариться под солнцем, и увлечься сбором ягод, как Лета делает то же самое, отойдя от меня, от греха подальше.

— Ты часто в такие палаточные прогулки отправляешься?

— Фух! — выдыхает Лета, разгибая спину. — Пока на работу не устроилась — каждые каникулы в поход ходила. И не по одному разу… Спасибо, Лёш. Давно я палатку не ставила.

…

Постепенно солнце склоняется к западу всё сильнее — становится трудно различить лепестки клубничных ростков среди остальных трав, и мы заканчиваем рабочий день. Урожая много: хватит на пару трёхлитровых банок компота. Но беспокоит не это — беспокоит, что Лета под вечер начинает хмуриться.

…

— Сидишь? — устало бормочет задумчивая Лета, глядя на пламя костерка.

Сижу, но не признаюсь…

Она пытается немного размять шею и плечи, но обречённо вздыхает и тяжело опускается рядом со мной. А ведь буквально только что мы бодро собирали клубнику.

— Не могу я сидеть сложа руки… Посиди так немного, — говорю я, отодвигаясь ей за спину.

Девушка слегка поворачивает ко мне голову, но вновь морщится — довёл, молодец.

— Не против, если я сделаю тебе массаж? — спрашиваю я, кладя руки на плечи.

— Буду благодарна, — бурчит Лета.

— Не унывать! Сейчас разомну тебе шейку и плечи, и всё пройдёт, — говорю я, спуская лямки майки и лифчика. — Спина не болит?

— Вроде нет. С тех пор как села, — тихо отвечает Лета — я не вижу её лица, но готов ручаться за то, что её щёки ярко пылают.

— Если будет больно, говори. Надеюсь, не забыл, как это делается.

Чуть-чуть сжимая мышцы, вожу в разные стороны, пытаясь для начала снять с них болезненное напряжение.

— Сильнее, — выдыхает Лета.

Слушаю и повинуюсь.

— Ещё, — вздрагивает Лета, покрываясь мурашками. — Не филонь.

— Не сдерживайся, расслабься, — говорю я, замечая, как она поджимает губы.

Стоит мне это сказать и надавить чуть ниже шеи, по обе стороны от позвонков, вызвав тихий хруст, как Лета со стоном-вскриком обмякает и расслабленно заваливается прямо на меня.

Она чувствует блаженное и спокойное облегчение. А я вижу, наконец, её всю у себя в руках и застываю в благоговении.

От плеч по телу девушки проходит крупная дрожь и она вновь покрывается мурашками. Лета дышит глубоко и разгорячённо, её грудь высоко вздымается, и руки куда-то тянутся… А этот сводящий с ума аромат кожи…

— Ты как? Прошло? — спрашиваю я последними частичками холодного рассудка.

— Да, — медленно вздыхая отвечает Лета, слегка отмахиваясь и улыбаясь. — Спасибо.

И открывает глаза…

— Бездонные. Колдовские, — говорю я, целуя их.

— Лёша… — шепчет она, подаваясь навстречу — какие же у неё мягкие губы, сколько же ещё поцелуев их ждёт…

Как в первый раз сердце готово выпрыгнуть из груди, тело горит, каждое движение сопровождается дрожью и жаром, и мы вместе делаем пылкий, безрассудный, но долгожданный шаг в бесконечность.

…

Сквозь верхушки редких деревьев к нашей палатке без труда пробивается сильное летнее тепло. Вчерашний вечер вспоминается с непроизвольной улыбкой, как лучшее, что происходило со мной в этой жизни.

— Доброе утро, солнце, — шепчу я, обнимая сокровище и гладя её волшебные волосы.

— Доброе утро, ягодка, — мурчит Лета мне в грудь.

Сказочная встреча открывает перед нами бездонное небо, чистое от грозных сомнений, дремучие леса, манящие новыми тайнами и приключениями… и бескрайние поля, полные счастливого умиротворения и сладости.