Танцы втроем [Александр Зорич] (fb2) читать постранично

Александр Зорич Танцы втроем

ГЛАВА 1

6 мая, 12.30

В дежурной части было, как обычно, накурено. Лейтенант Симакин, которого сослуживцы знали в общем как человека непьющего, но если уж пьющего, то пьющего беззаветно, поэтически и беспробудно, всю смену старался дышать "про себя", плотно стиснув зубы и деликатно втягивая воздух носом, как в какой-нибудь экзотической дыхательной практике загадочного и дремотного Востока, где все мужчины – йоги, а женщины – гейши. Или чуть иначе: все мужчины – ушуисты, а женщин просто нет за ненадобностью. По крайней мере, так смотрелся пресловутый Восток сквозь стекла кинескопов и зарешеченных окон райотдела.

Со вчерашнего вечера Симакин протрезвел лишь отчасти. Звуки и запахи внешнего мира воспринимались им с некоторым запозданием. Полуденный кофе, который варился в соседней комнате, был им в первый раз за много дней упущен, поскольку по правилу "кто поспел – тот и съел" он доставался всегда трем из шести милиционеров дежурки. Это неизбежно следовало из размеров джезвы (двести пятьдесят грамм), которую из-за этого называли чакушкой и из-за этого же традиционно соображали на троих. Второй раз кофе не варили – экономили.

Симакин также не услышал (а точнее, не осознал), как сержант Рында ("Вот такая флотская фамилия", – гордо подтверждал сержант любому переспросившему; переспрашивали все), выдувая белесую поземку с глянцево-черной кофейной поверхности, пробасил: "А лейтенанту нашему – шиш; он своих чакушек вчера, похоже, нахватался под горлышко". Поэтому Симакин не зря сомневался в эффективности предпринятых мер маскировки (к которым, помимо йогинского дыхания, относились жвачка "Дирол" и туалетная вода с броским, но всегда ускользающим из памяти названием).

На телефонные звонки он тоже реагировал с запозданием. Бабушка, которая не могла попасть домой по причине утери ключей, дозвонилась только с третьего раза. Выслушав ее долгие, сбивчивые, невнятные объяснения, Симакин в ответ так же долго и невнятно пытался втолковать ей, что подобного рода происшествия выходят за рамки компетенции ("копотенции" – наконец-то выговорил Симакин) правоохранительных органов и подлежат копотенции ЖЭК'а или, еще лучше, какого-нибудь ловкого пацана, который пролезет к ней в квартиру через соседский балкон. Бабушка не понимала, о каком Жене говорит Симакин и какому пацану она сможет доверить кошку, которая томится с утра без молока и селедки. "Довели страну до ручки", – резюмировала бабушка и наконец отстала.

Симакин со скукой вперился в огромную карту района, висевшую прямо перед ним. Если бы он умел рисовать, то смог бы по памяти нарисовать ее всю с каждым последним деревом, гаражом, со всеми бабушками и кошками, которых, разумеется, на карте не было, но которые жили в ней и постоянно чего-то хотели от Симакина. Симакин от них не хотел ничего. Симакин хотел пива.

Прошло шесть часов дежурства и за все это время не случилось ровным счетом ничего примечательного. Ни бомбы в школе, ни разбойного нападения на "Мерседес" какого-нибудь эспэшного главбуха. "Оно и не удивительно, – меланхолично подумал лейтенант, – май, воскресенье, фирмы закрыты, народ сажает картошку, малолетние преступники целый день смотрят мультяшки про Тома и Джерри. В новых районах бухают, если только есть деньги, и весь мордобой начнется вечерком, но только меня уже здесь не будет и разгребать это все придется Саше. Или Володьке – хоть убей не могу запомнить этот график."

– …товарищ лейтенант, телефо-он! Возьмите наконец! – Рында орал уже вторую минуту, клича лейтенанта то господином, то товарищем. Пятьдесят на пятьдесят, потому что прежнее уставное обращение вроде бы устарело, но новое еще вроде бы не утвердили.

– Дежурный на проводе! – гаркнул Симакин, сердясь и на себя, и на Рынду, и на пропущенный кофе, который он унюхал только сейчас, спустя полчаса после того, как помыли чашки.

– Милиция? – громко и уверенно переспросил мужской голос.

– Милиция, милиция, назовите себя, – раздраженно ответил лейтенант в предвкушении очередной ерунды.

– Дмитрий Силин, адрес…

Лейтенант, механически занося время, имя и координаты в журнал, удивился почти армейской точности и обстоятельности, с которой потерпевший (обычно все-таки звонят потерпевшие) выдал всю необходимую информацию. Так пишут в протоколах, но почти никогда не говорят живые люди, у которых в поезде украли штаны с бумажником или угнали из-под окон новенький "BMW". А голос принадлежал явно человеку, у которого скорее всего увели именно "BMW", человеку из разряда как раз эспэшных главбухов.

– Убита моя соседка по лестничной клетке, Марина Рубина, – к полной неожиданности лейтенанта сказал Силин.

– Та-ак, разберемся, – довольно глупо протянул Симакин. И, спохватившись, сообразил, что по его опыту, да и вообще по всем правилам, сообщения об убийствах надо принимать в особенной непробиваемой деловой манере. Только так зачастую удается удержать того,