Внуки Богов. Начало [Д. Г. Марина] (fb2) читать онлайн

Внуки Богов. Начало

Авторская благодарность

 «Спасибо мышкам летучим,

лягушкам плавучим,

кошкам прыгучим,

волкам грызучим,

медведям лесным…

Теням ночным —

любимым, родным!»

На полях:

Все совпадения случайны.

Авторский коллектив обладает широчайшей фантазией, как и их герои, живущие исключительно своей, сюжетной, жизнью.

***

Эпиграф

«В начале третьего тысячелетия

севернее 48–й параллели

возродится древнейшая вера,

которая сплотит нацию.

Эти северяне

могущественны по своей природе,

и лишь чужая религия их рознила».

М. де Нотрдам. 

Пролог

Серая сухая мгла застилала глаза, изредка расцвечиваясь желто-оранжевыми всполохами. Жутко, до боли в горле, хотелось пить. Кирилл с трудом приподнял голову, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть и понять, где находится его ослабленное непослушное тело. Кроме цветного тумана, не удавалось различить ничего, что могло бы хоть что-то подсказать об этом месте. Опустив затылок обратно, ощутил только, что лежит на чем-то мягком и тонко пахнущем травами. Подумалось: живой. Водички бы… В голове стучало, кровь прилила к вискам. Живой — хорошо, только что вокруг, а главное, где?! Сирия? Ангола? — сомнительно, воздух не сушит, довольно свежо. Может, чёртов Суринам? Нет, не настолько сыро. Но запах, запах, травяной, такой знакомый… Северная Ирландия! Разнотравье, тишина. Похоже на то. Возникло нестерпимое желание встать и как следует осмотреться, но ничего не получилось. Нетерпение, помноженное на бессилие, опустошало. Неизвестность, ожидание — мучительны сами по себе, а сейчас особенно удручало то, что и тело совсем не поддавалось контролю.

Неожиданно раздался тихий, протяжный, чуть скулящий стон. Казалось, звук идет отовсюду, долгий, как сама вечность. Кир снова попробовал оглядеться, но безрезультатно, вокруг лишь плавающие по серой, жгущей глаза темноте, пятна, напоминающие блики костра. Однако ни запаха дыма, ни треска горящих поленьев и в помине не было. Стон постепенно становился всё слабее, пока не прекратился совсем. Жажда раздирала горло, растрескавшиеся губы горели огнем, но усилия Кирилла произнести хоть слово успехом не увенчались, он как будто онемел. Как рыба, выброшенная на берег, — промелькнула быстрая мысль и пропала, оставив после себя только нескончаемую жгучую жажду и легкий налет страха. Не то, чтобы встать, просто пошевелиться не получалось — хорошо двигались только пальцы рук, но тело чувствовалось полностью, от макушки до пят. Желание сделать глоток воды становилось с каждым вздохом острее, занимая все внимание и превращаясь в медленную пытку. Его когда-то немалые силы были настолько истощены, что даже моргать было больно. Кирилл закрыл глаза и в ту же секунду снова услышал недавний стонущий звук, продлившийся чуть меньше предыдущего. Как только наступила тишина, темнота сгустилась, в воздухе повеяло прохладой, и ослабленный мужчина почувствовал, как его голову приподнимает чья-то рука, а огненные губы омывает долгожданная влага. Возникла мысль, что более приятных ощущений он не испытывал никогда. Взглянуть на человека, подарившего ему это наслаждение, не получилось, потому что иссушенных серой мглой глаз коснулось что-то мягкое и влажное, дающее облегчение векам. Несколько капель стекли по подбородку и тут же были вытерты. Голову аккуратно опустили в облако травяного запаха, и едва различимый шёпот произнес: спи.

Кирилл не мог сказать, откуда в нем появилась уверенность в том, что голос принадлежал женщине, и почему в ту самую секунду, когда он услышал короткое слово, глубоко внутри возникло чувство безопасности; но теперь жажда отступила, а по телу словно разлилось тяжелое мягкое тепло покоя. Кир провалился в сон, успевая подумать, что в Северной Ирландии не бывает столь отчетливого запаха хвои и нагретого солнцем багульника. И голос… тихий приятный женский голос.

Никогда не знакомьтесь с незнакомцами в поездах…

I

— Ты собираешься в Питер, а я узнаю об этом последней?!! Почему? Ты все решаешь самостоятельно, ставишь меня перед фактом! Я планировала провести совместный отпуск на юге, в Турции, а ты… Скажи мне, зачем тебе в Питер?

— Мне нужно встретиться с Игорем.

— Ты с ним месяц собрался встречаться?

— Наташа, не начинай. Раз я сказал, нужно, значит, нужно. И предваряя дальнейшие вопросы, отвечу сразу — никаких, как ты любишь выражаться, «баб» там не будет.

— Паша, твои секреты уже поперек горла. Ты два года в отпуске не был и что, что я вижу? Собранный рюкзак? Ни обсуждений, ни моего согласия, ты даже не спросил ничего.

— Если ты хочешь в Турцию, возьми подружек и вперед! Загорайте. А мне необходимо лететь севернее. А ты действительно бледновата, загар тебе не помешает.

— Бледновата??! Я всю ночь не спала после объявления о самолете в Петербург! Ты… знаешь, кто ты после этого?

— Знаю, Наташа. Просто мужлан. Но ты спасаешь меня своей нежностью, поэтому до сих пор не ушла к своему кисейному начальнику.

— Причём тут начальник? На что ты намекаешь? Сам улетаешь по первому зову. И неизвестно, чем заниматься там будешь. Служба твоя давно закончилась. Игорь этот тебе даже не командир. Что тебе там мёдом намазано?

— Я хочу встретиться с ним лично. Мне нужно с ним поговорить. Служба моя… обсуждению не подлежит.

— А со мной? Паша!!! Когда ты начнёшь разговаривать со мной?

— Говорю, не начинай. Мне некогда, такси ждет. Я в Питер и обратно. Денег тебе на Турцию хватит с лихвой. Все, целую. Я пошел.

— Что ты натворил? Ты совсем идиот?! Он просто пытался познакомиться со мной! Тебе пить противопоказано! Зачем ты его трогал?

— Жить будет. А тебе стоит учесть, что ты моя девушка. И мне не нравится, когда прямо при мне с тобой пытаются познакомиться.

— Слава, какого черта ты его ударил?

— Скажи спасибо, что не убил…

— Что ты там бормочешь? Говори нормально, я не слышу. Бурчишь себе под нос.

— Я сказал, жить будет. Что ты мне на мозги капаешь? Сама спровоцировала, а я виноват.

— Я капаю??? Ну, ты вообще… Выматывайся из машины, ты приехал.

— Это не мой дом.

— Дойдешь.

— Так, дорогая, у тебя будет время подумать. Увидимся нескоро…

— Ты куда-то собрался?

— Можно и так сказать. Поразмысли пока, кто и в чем прав. И почему. Позвоню, поговорим.

___

— И что? Ты мне хочешь сказать, что уезжаешь на весь отпуск, оставляя нас одних? Я даже не могу отдохнуть по-человечески!! Думала, соберёмся семьей, съездим к маме, поможем ей с ремонтом, дети на даче отдохнут. Я рассчитывала на тебя!

— Милая, пойми, все получилось спонтанно и срочно. Мне необходимо ехать, я обещал.

— Да?! А мне? Ждешь твоего отпуска, как манны небесной, и в итоге… Иди, чтоб глаза мои тебя не видели! Даже разговаривать не хочу!!! Делаешь, что хочешь, а жена и дети побоку! Безразличный чурбан!

— Я вообще-то тебе билеты показывал пару недель назад. И ты знала о моем отъезде. С чего сейчас ты скандалишь, не пойму.

— Думала, это шутка! Надеялась, ты все же выберешь меня, а не свой Питер! Что ты там не видел? Вдоль и поперек его знаешь!

— Хочу пройтись по нашим улочкам…

— Каким еще «нашим», Рома? Чего ты улыбаешься?

— Мы с тобой познакомились где, Оль? Успокойся, улыбнись. — Роман крепко обнял ворчащую жену, ласково поглаживая ее по спине. Сопротивление ее ладоней на его груди постепенно сошло на нет.

— Ром?..

— Мм?

— У тебя там серьезные дела? Рюкзак с собой горный… Ты в Карелию? С кем? С вояками своими опять? Ты с ними скоро ёкнешься от вашей боевой подготовки!

— Да, Олька, дела серьезные. С Пашкой и товарищами. Сбор в Питере. Нет, не в Карелию. Едем на Сельд-озеро, это Кольский. Но все в порядке, приеду домой, как обещал. Не дуйся. И к маме съездим, и ремонт организуем. Веришь?

— Верю. Ромка, ты осторожнее там. А женщины?

— И ты туда же? Думал, у нас Наталка «против баб», а ты нормальная.

— Ай, Ром. Ну, тебя! Эти вояки твои… Я думала, ты успокоился уже. Нет, собрался все-таки. Чего тебе дома не сидится?

— Оль…Я мужик или нет? Не жалуюсь, но пойми, мыть малышкину жопку и лечить ссадины сына — это не предел моих мечтаний. Я вас очень люблю, очень. Но можно мне сменить картинку и прочувствовать, что я могу больше, чем ходить на работу, приносить домой зарплату, копать грядки на тещиной даче и возить вас к морю? Ты понимаешь?

— Ну…

— Это не значит, что вы мне в тягость. Очень люблю вас, мои отрады. Просто хочу снова почувствовать себя боевым самцом, который, как ты помнишь, когда-то поверг тебя в полный восторг. А вояки мои многому меня научили. И пропасть мне не дадут. А я — им.

— Ром…

— Все, мне пора. Позвоню. И еще… если вдруг связи не будет, не волнуйся. Ты меня знаешь. Я вернусь. Не впервой.

— Иди уже, а то не отпущу. Самолет ждать не будет. Люблю тебя…

___

Проводница проверила билеты и чуть посторонилась, пропуская входящих в вагон. Ромка поднялся в тамбур первым, принял рюкзаки и придержал дверь, пока его команда заходила по одному, стараясь в проходе не задеть никого из присутствующих. Поставив поклажу, Паша со Славкой прошлись до противоположного тамбура, оглядывая каждый угол. Напротив их мест согласно купленным билетам сидел крепкий мужчина лет сорока, откинувшись на спинку, и дремал, скрестив руки на груди.

Поезд тронулся и, отъезжая от вокзала, дал сигнал. Путь от Питера до Оленеводска предстоял неблизкий. Мужчин в вагоне было немного, кроме четверых друзей, еще трое — один напротив, дремлющий на боковом месте, и двое с семьями неподалеку от тамбуров. Женщины и дети разных возрастов, разместившись на своих сиденьях, очень быстро создали непрестанный шумовой фон. Игорь достал «дорожную» бутылку из-под минералки, Слава тут же нарезал нехитрую закуску, эх! — хорошо пошло.

Кирилл, внимательно прислушиваясь к окружающим звукам, молча наблюдал из-под ресниц за пассажирами, практически сразу сообразив, что компания мужчин, расположившаяся практически под боком, представляет собой немалый интерес. Судя по разговору, направлялись они как раз туда, где раздумывал «выпасть из эфира» сам Кирилл. Тайга, горы… Ни телефонной связи, ни интернета — то, что нужно. Только примут ли незнакомца, согласятся ли взять с собой… Это тебе не девочки, с которыми познакомиться в поезде легче легкого и так же запросто можно сыграть на взаимной симпатии. Одну из таких в компании двух подруг он заприметил еще на перроне, мысленно поставив галочку приглядеться поближе и, в крайнем случае, использовать как запасной вариант. Продолжая прислушиваться и присматриваться, Кир размышлял, как завязать беседу с троими… нет, четверыми соседями по отделению плацкартного вагона. Хм. Все любопытственнее и любопытственее… Одного-то он чуть не пропустил. С чего бы это? Вроде на чутье и внимательность не жалуется. Принюхавшись, Кирилл понял, что в бутылке у них вовсе не минеральная вода. А сразу и не поймешь — ни повышения тона, ни раскрасневшихся лиц. Молодцы мужики.

Поезд шел на полной скорости, мерно отстукивая километры в непреклонно приближающийся вечер. В отличие от любопытных детей и заботливых мамаш, мужчины практически не обращали внимания на пейзаж за окном, тихо и неспешно обсуждая особенности погоды на ближайшие дни. Вдруг Кирилл внутренне собрался, услышав знакомое название — Сельд-озеро! — это слово значило так много, оно давало ему шанс заговорить с соседями. Более того, самый молодой из них посетовал, что их «дорожная» постепенно подходит к концу, а спать совсем не хочется. Кир мысленно поплевал через плечо, достал из рюкзака бутылку Хеннесси и медленно подошел к четверке:

— Вечер добрый. Извините, тут такое дело… Я ненароком услышал, что у вас топливо заканчивается, а мне одному совсем тоскливо. Может, позволите вас угостить? — интонации голоса были совершенно ровными и ничем не выдавали внутреннего ожидания, а Кириллу просто позарез необходимо примкнуть к компании таежных туристов. Можно сказать, счастливый шанс! Конечно, есть варианты — пойти матросом на рыболовецкое судно, устроиться разнорабочим в горнодобывающую компанию, но здесь его привлекало ограниченное количество глаз и ушей, да и маршрут, разумеется.

Оценивающие пристальные взгляды пронизывали насквозь. Давно Кириллу не приходилось испытывать холодок мурашек по спине. Двое из компании переглянулись между собой, тот, что постарше, неуловимо повел бровью, второй на секунду прикрыл глаза и сделал приглашающий жест рукой:

— Ну, раз «такое дело»… Присаживайтесь, попутчик.

— Кирилл.

Рукопожатия при знакомстве получились короткими, отложилось, что руки у всех сухие и теплые, да каждый вежливо приподнялся на несколько секунд, подавая руку, больше ничего. Непродолжительное молчание не давало ощущения тягостной неловкости, но Кир понял, что роль первой скрипки играть придется ему, ведь именно он вторгся в их границы. Слегка кашлянув в кулак, Кирилл обратился ко всей компании, при этом смотря на одного из старших, представившегося Игорем:

— Прошу прощения за невольное подслушивание, поезд, сами понимаете, общественный… Я так понял, вы на Сельд-озеро направляетесь? Когда-то посчастливилось там побывать, совершенно волшебное место. С ним связано много легенд. Одна из них про великана Куйву — слыхали о таком?

Игорь слегка наклонил голову, ответив, что толком саму легенду не знает, но говорят, что вроде как рисунок великана есть на скале у озера. Роман добавил, что наскальное изображение не рукотворное, а природное — черные мхи, лишайники очертаниями напоминают человека в северных одеждах. И можно под определенным ракурсом увидеть рядом с Куйвой летящую птицу. Сказки интернета, выразился он.

Сейд в переводе с саамского означает «священный». И на берегу озера сейдов находится скала со знаменитым изображением Куйва. Легенда гласит, что замурованный в горе над озером колдун Куйва не любит, когда его беспокоят. Саамы боятся этого места и поклоняются ему. Сюда приходят умирать шаманы. С 1922 года эти места изучаются искателями неизведанного, начиная с экспедиции Александра Барченко, искавшего Гиперборею. Колдун Куйва — хозяин озера сейдов, легендарный великан, обитающий в Ловозерской тундре. В переводе с саамского это имя означает «старик». В давние времена предки саамов пришли в долину Ловозеро и встретили злого великана Куйву, который напал на них. Призванные саамами Боги увидели погром, учиненный Куйвой, и обратили его в скалу, сохранив исполинские размеры. По другим данным в образе Куйвы предстают враги саамов, приходившие с юга. Возможно, имеет место некое сражение, исторически связанное со скалой. Сама фигура имеет форму человека и высоту 74 метра.

Слава (внешне самый молодой из группы) спросил, откуда Кириллу довелось узнать о великане. Чтобы вызвать немного любопытства к своей персоне и заинтересовать разговором собеседников, Кирилл откровенно объяснил, что служил в тех местах, а в те времена служба проходила не один год; познакомились и с представителями местного населения, а они любили о своей земле порассказать, особенно про то, о чем по телевизору не услышишь.

Спокойствие и выдержка мужчин особо не удивили Кирилла — уверенность в том, что это не совсем простые туристы, крепла час от часу. Мимика, жесты, интонации каждого, искренняя сплоченность их маленькой группы с соблюдением явно устоявшейся внутренней субординации наводили Кирилла на определенные подозрения. Мужчины вели себя совершенно естественно и непринужденно, при этом существенно отличаясь от многих тем, что употребление алкоголя никак не меняло их манер и не влияло на реакции. Казалось, они заинтересовались, услышав, что Кирилл служил в Полярном. Но излишнего любопытства не выказывали. Только Ромка тихо произнес: да-а, и мы на Севере бывали когда-то. Обсудили легенды о Куйве, о Сельд-озере, о других загадочных местах. Приветливость вызывала приятные чувства, но перейти к самому важному Кирилл никак не решался, все не выпадал подходящий момент. Заметив, что Роман с Игорем собираются в тамбур на перекур, он вежливо напросился с ними, предположив для себя, что согласие этих двоих может существенно перевесить ситуацию в его пользу. Вышли, прикурили. Игорь, оказалось, просто стоял с Романом. Кир подавил проскользнувшее сомнение, понимая, что они хотели переговорить с глазу на глаз. Поезд в тамбуре гораздо громче стучал на стыках, а в стеклянном проеме дверей все не садилось солнце, сияя на поворотах дороги. Чтобы дым не концентрировался, открыли двери в переход между вагонами, дышать сразу стало легче.

— Есть проблемный вопрос. Я уже в пути на Оленеводск узнал, что друг, у которого планировалось провести отпуск, срочным образом улетел к матери. У той инфаркт, обошлось, но уход нужен, присмотр. Не до меня ему. Остановиться можно и в гостинице, дело не в деньгах, но интерес не тот. Мы хотели потаежничать. Вопрос таков: если вы согласитесь принять меня в вашу команду, обещаю, что не доставлю вам хлопот. Снаряжение у меня в полном порядке. Представлю все необходимые документы для проверки, контакты, если понадобится.

Две пары глаз задумчиво рассматривали Кирилла с невозмутимым спокойствием. Взгляд Романа, как чувствовалось, отдавал холодом. А от Игоря, к удивлению, не исходило ничего. Они не произносили ни слова. Роман без спешки докурил сигарету, смял окурок и тихо ответил:

— Сам придумал?

— Рома, мои тщательно выстроенные планы накрылись медным тазом уже в дороге. А тут вы под боком разговариваете о вожделенных местах Заполярья. Знаю, что правила о чужаках говорят, но единственное, что я могу предложить взамен — это деньги. Скажем, по десятке в день. На каждого. И уточню сразу, что вести себя при этом как начальник не собираюсь. Подумайте, пожалуйста. За первую неделю могу внести всю сумму в Оленеводске. Ну, или за две.

Игорь внимательно и чуть отстраненно смотрел на Кирилла долгую тянущуюся минуту. После перевел взгляд на Романа и сказал, что предложение заманчивое, но непростое, решение нужно как следует взвесить. По его интонации Кир рассудил, что первоначального отрицания его просьба не вызвала. Он поблагодарил своих собеседников и прошел в вагон на боковое место, вынул из кармана наушники, включил музыку, всем видом давая понять, что вмешиваться в их разговоры не станет, и закрыл глаза.

Роман подошел к своим, коротко позвал Пашу выйти в тамбур, оставив Славку присматривать за вещами.

— Паш, поступило предложение от Кирилла этого. Десятка в день на каждого, предоплата сразу же, если согласимся.

— За что?

— За нашу компанию. В тайге.

— С «чего» ли? Чужака с собой в тайгу? Чем думаешь? Он нас расчехлит на первой же ночевке, там и оставит. Ты его снаряжение видел? А руки? Такими явно не на пиано лабают и не по клаве стучат. Я живым домой хочу вернуться. Тоже мне, романтика дороги — знакомиться в поезде. «Гера Ляля ищет лоха», как выражался мой отец. Проснешься мертвым посреди тайги, никакая десятка в день не понадобится. — Пашка практически шипел злобным полушепотом.

— Пахан, уймись, не уговариваю я тебя. Поступила информация, передаю как командиру, не скалься на меня.

— Игорь, а ты что скажешь?

— Надо хорошо подумать.

— Ему чего ответили?

— Заманчиво, но…

— Что заманчиво? Вы в своем уме?! Может, он никакой не Кирилл вовсе! Что ты о нем знаешь?

— А если проверить?

— Как ты, ё-моё, представляешь это свое «проверить»? Покажите-ка досье, месье-монпасье? Ну, пацаны, не понимаю я вас. Как дети, честное слово!

— Он предоставит контакты, документы.

— Игорь, прости меня, но я знаю, знаю много чего о документах, тебе о каких рассказать, под чьей подписью?

— Паш, не бузи. Никто с тобой не спорит.

— Я свое слово сказал. Нет. Думайте, как хотите. Мне жизнь дороже.

Игорь коротко кивнул, давая понять, что принял мнение Паши, а затем долго и вдумчиво смотрел Роману прямо в глаза, не произнося ни слова. Ромка хлопнул Пашку по плечу и предложил ввести в курс дела Славу, сменив его на месте. Аргументом стало то, что все члены команды должны знать о происходящем. Славка прибыл через пару-тройку секунд. Паша без лишних рассуждений пояснил обстановку и тут же недвусмысленно выразил собственное отношение. Слава поджал губы в тонюсенькую ниточку, что означало его глубокую сосредоточенную задумчивость и мыслительную работу. Протянув негромкое «ммм», он ответил:

— Паха, если так, то вернуться с суммой в пять нолей я не прочь.

— В том-то и дело, вернуться! — жестко отреагировал Паша. Игорь снова уточнил о готовности Кирилла предоставить документы и контакты для проверки, чем вызвал недовольное хмыканье в ответ.

— Ну… Здесь я вижу лишь одно — дежурить. Собачью вахту беру на себя, а до и после время ваше. По одному точняк, может, когда и по двое. И прошмонать его при случае. На переходах я сзади него, шпалер наготове, сработает быстро, если что.

— Черт с вами, мужики, вы просто бараны! Ты, что, Слава, готов взять ответственность за наши жизни? Еще и в сучью собачью вахту.

— Хм. Готов. Не подведу.

— Игорь, ты поднял эту тему, а сам отмалчиваешься. Тебе-то есть что сказать?

— Да, Паш. Кирилл этот, судя по всему, беглец. Ждать от него можно чего угодно, но мы готовы как раз к самому худшему варианту. Меня единственное что смущает, так сумма… Посчитай, и вопрос: откуда у человека такие деньги, которые уйдут незнакомым людям? И за что — чтобы «потаежничать», как он выразился. Неспроста это. За такие «свободные» бабки можно и в кругосветку с полным обслуживанием. А мы не бабы, леденец сосать не станем. И он это понимает прекрасно. Нутром чую, беглец. И тайга ему одному не под силу, хоть и знает места, как говорит. Но Паш, ты-то сумеешь проверить, врет ли, нет.

— Игорь, а если подстава? Вдруг там группа ждет? Мы, конечно, те еще балеруны, но вчетвером долго не попляшешь, ежели втридорога жизнь отдавать придется.

— Паш, — перебил друга на вдохе Славка, — как выйдем, я с вами попрощаюсь и к бабушке, точку встречи только наметим и рацию на твой прием, мою передачу.

— Так, я понял, ты с Игорем заодно. Легионеры. Безбашенные…

— Слушай, ты пока не обещай, но спроси у Кирилла, будь он неладен, чем он докажет, что не верблюд.

___

Солнечный луч мазнул по лицу, добравшись до ресниц. Немного поморгав, Кирилл глянул на соседей, увидел, что все четверо бодрствуют. Заметив, что он проснулся, подошел Паша и попросил все имеющиеся документы, а также пару личных контактов для надежности. Кирилл прикинул, что, судя по возрасту Пашки и сотоварищи, стоит предложить лишь один телефонный номер. Он высветил в книге контактов фамилию Убейволк и повернул дисплей Павлу. Тот медленно приподнял бровь, но ничего не говоря, набрал номер. Непродолжительные гудки наложились на пульс Кирилла.

— Слушаю вас. — На том конце беспроводной телефонной связи послышался строгий спокойный мужской голос с легкой хрипотцой. Сердце замерло на вдохе.

— Владимир Алексеевич?

Когда Кирилл услышал имя-отчество, его прошиб холодный пот, потому что имени он не называл, а в записи контакта инициалов не было.

— Да.

— Здравия желаю, вас беспокоит Ильин Павел Олегович, годы службы **-**, старший матрос, 2 рота.

Голос в трубке коротко кашлянул и тут же спросил:

— Чибис?

— Так точно!

— Приветствую. Рад слышать. Чему обязан? Давненько тебя не видать. Номер только не знакомый. Все в норме?

— Да. Телефон не мой.

— Так перезвони мне со своего, будь добр.

Пашка нажал на отбой и позвонил Владимиру Алексеевичу снова.

— На связи. Вот теперь вижу, что мой боец. Как жизнь? Чем занят?

— Работаю в конторе юридической, образование позволяет. Мы тут по нашим местам прогуляться решили, а в команду за очень приличный гонорар просится некий Колчин Кирилл Константинович, знакомы с таким?

— С чего бы… А по нему что-то есть? Вышли мне, посмотрю.

Паша сфотографировал каждую интересующую его страницу паспорта, водительские права с обеих сторон, неожиданно щелкнул самого Кирилла (как было, без предупреждения) и отправил файлы. В трубке спустя минуту раздалось, как послышалось побледневшему от напряжения Кириллу, задумчивое покряхтывание. Слов Владимира Алексеевича он не различал, но отдельные моменты улавливал.

— Чибис.

— Я.

— Кирилл… Человек свой. Наш человек, спору нет, Прогуляйтесь, но о гонораре не забывайте, лишним не будет. А откуда-куда гуляете?

— Питер — Оленеводск и окрестности.

— Сельд-озеро?

— И окрестности.

— Надолго?

— Отпуск летний, товарищ командир.

— Состав группы.

— Четверо. И вот…

— Как выйдете, уважьте старика, позвоните. Может, в баньку сходим.

— Договорились.

— Трубочку Колчину передай. Без громкой.

Паша протянул телефон и отошел к своим.

— Кирилл?

— На связи.

— Что случилось в Ирландии?

— Декабрь выдался морозным. Есть «бочки», все целы. Туман стоял стеной. Было невесело. Палец порезал*…

(*Гермоконтейнер доставлен, задача выполнена. Не все гладко, есть жертвы, но эти проблемы группы не коснулись, ушли в туман по тихой грусти.)

— Скажи-ка, Беркут, какими судьбами занесло в наши края? Лет пять ничего нигде, что у тебя стряслось, кстати? Морду кому набил?

— Набил.

— Помогло?

— Не по телефону.

— А от ребят что нужно тебе?

— Как сказать… Подкрепление разве что. Одному гулять скучно и несподручно.

— Ну… Погуляйте, мальчики. Маршрут наметили?

— Оленеводск и окрестности. Отпуск, с месяц, не больше.

— Как вернетесь с прогулки, набери меня. Баньку организую. Абсолютно безвозмездно, чтобы ты понимал.

— Добро. А если связи не будет?

— Хм, если не у тебя, то уж у Павла связь точно будет. Отбой.

Кирилл вернул телефон Паше, выдержал его пронизывающий насквозь взгляд, коротко кивнул и налил себе немного коньяку. Вкуса напитка он совершенно не почувствовал. Перед глазами встали северные фьорды и события, повлекшие за собой бурные водовороты судьбы, которые в конечном итоге привели его сюда. В поезд, в котором он был простым пассажиром с шитым-перешитым лоскутами прошлым. И оно крутилось фильмом; кадр — годы жизни и работы на маленькой ферме, общение с немногочисленными соседями, дружба с семьей смотрителя маяка, рыбалки и дело, ради которого все затевалось… После которого вся его карьера провалилась к чертям! Если бы исход операции зависел только от Кирилла и в одной из прибывших на рыболовецком судне к острову Раттлир групп морских котиков в самый последний момент не обнаружился бы крот, чуть не подставивший под разнос Ми-5 многолетнюю работу и людей, крот… тварь, с капитанскими погонами, командир, отдающий приказ действовать не по основной задаче и демаскироваться, вступив в схватку… — Кирилл почувствовал, что стиснул зубы только тогда, когда ощутил кровь во рту; но фильм воспоминаний не прекращался. Да, груз доставлен, и люди, отвечающие за него, действительно ушли в туман. Кроме того каптри… — усилием воли Кир подавил желание сжать пальцы в кулак до белых костяшек, ему никак нельзя было показывать напряжение. Ромка не выпускал его из виду.

…Камни и шум прибоя, туман и песок помогли неприметному фермеру приблизиться почти незамеченным в тот момент, когда в коротком эфире прозвучали нежданно-негаданные команды, и одна из групп начала медленно, но верно двигаться к берегу… Картинка сложилась — британцы на хвосте, электричество в воздухе… Бирмингем — Ливерпуль: две черные машины на трассе, идущие по всем правилам; расстояние между ними не сокращалось несколько часов. Показательная остановка в Уоррингтоне — маленькая кофейня, стеклянные окна-витражи… Одна из этих совершенно идентичных машин припарковалась неподалеку, вторая медленно проехала мимо. Из автомобиля вышли двое мужчин и женщина лет сорока. Они даже не скрывали своего интереса, фотографируя все вокруг. Покружив по городу, Кирилл понял, что оторваться от них не так-то просто. Но ему хватило опыта и навыков, а также везения! — десять минут передышки, кардинальная смена образа, — и в автобус, идущий на Ливерпуль, сел совершенно другой человек. А его скромная неприметная машина так и осталась на выезде из Уоррингтона с ключами в замке зажигания. Мало ли, пригодится кому… А его провожатые тоже — где-то на выезде.

…Именно те короткие приказы в эфирной тишине остальных, ведь командовал не только каптри, и группа рыбаков иностранного траулера была не единственной… эти несколько ключевых слов, помноженных на атмосферу последних дней, яркой вспышкой высветили в мозгу: предатель! А ведь Кир предупреждал, что работает крот. Времени на раздумья не было от слова совсем. Кирилл отправился на верную смерть — вероятность одолеть действующего командира диверсионной группы морского спецназа равнялась не просто нулю, она уходила в минус бесконечность. Кир слишком долго занимался интеллектуальной деятельностью, аналитикой и не вступал в рукопашный бой. Но удачно расположенные камни выверенного не без помощи его пресловутого интеллекта рельефа, шум волн, пелена тумана и не иначе, как воля Богов, отвлекли перебежчика — в момент приближения Кира тот смотрел в сторону боя между конкурирующими группами местных заказчиков, развернувшегося из-за права владения грузом. И заодно занимался техникой, пытаясь выйти в открытый эфир. Целью являлась явная демаскировка всего происходящего.

…А дальше решали секунды, нет, доли секунд! — молниеносное движение собственноручно заточенного черного как смоль лезвия ножа — и Кир, сидящий на боковом месте плацкартного вагона маршрута «Петербург-Оленеводск», слегка поморщился, — заново увидев разгрузочный жилет, резкий выплеск парящей крови из горла, безуспешную попытку раненого зажать шею одной рукой, достать «АПС» другой, взвести курок о собственное бедро, дослать патрон… Выстрела не прозвучало. В память Кирилла врезалось намертво впаянное в застывающих глазах умирающего капитана удивление… Мысленно находясь на том северном морском берегу, Кирилл испытал чувство благодарности к Убейволку, мгновенно включившемуся в ситуацию. Ту ситуацию. Отвлеченное внимание предателя позволило подойти достаточно близко, но члены группы вели каждого на этом участке. И Кир был под прицелом практически с первых шагов, как начал приближаться. Он жив только лишь благодаря чутью и реакции командира остальных, тех, кто молчал и не двигался до тех пор, пока… Резкие и четкие распоряжения Убейволка, наблюдавшего за событиями, перевесили желание бойцов моментально уничтожить Кирилла. Будучи командиром второй группы, тот отчетливо слышал несвойственные обстоятельствам приказы и видел, что дальнейшие действия идут не по плану без объективных причин. Доставка груза прошла без особых помех; необходимости демаскировать себя не возникало, более того, местные разборки по разделу власти их не касались. И от агента, принимавшего груз, поступил соответствующий сигнал, после которого требовалось немедленно скрыться и выполнять задачи по отходу из, скажем так, недружественных территориальных вод. Да, рыбацкое судно со всеми соответствующими сопроводительными документами не вызывало лишних подозрений, обеспечивая успешный исход операции. Однако крот-каптри отдал приказ вступить в открытое противоборство, что никак не соответствовало сути и духу деятельности группы. И фермер, внезапно появившийся в туманной дымке из ниоткуда, с нехарактерными для сельского жителя манерами движений… В секунду, когда рука Кирилла совершала смертоносное действо, командир Убейволк вышел в эфир…

Вызывающий восхищение своей строгой красотой, остров Раттлир, как и многие другие земли Севера, полон легенд. Но эта история скрыта в тумане прибрежных волн. Никто и никогда не узнает о ней, кроме некоторых непосредственных участников, хотя и те — всего лишь ночные тени на морском берегу…

Паша записал телефон Кира, коротко посовещался с друзьями и сообщил, что теперь Кирилл поступает в его распоряжение как член команды. Конечно, при соблюдении оговоренных ранее обязательств. Рукопожатие окончательно скрепило согласие Кира с условиями договора. Потихоньку готовясь выйти на станции вместе с новоприобретенной группой, он настраивал себя на непривычное за последние годы жизни положение подчиненного. Дав зарок не выпячиваться и высказываться исключительно по существу, да и то лишь в случае, если возникнет совсем уж аховое с его точки зрения положение, он уточнил, как удобнее осуществить перевод — единой суммой на чей-то счет или каждому в отдельности. Паша оговорил получение денег на станции и уточнил, что Оленеводск не за горами. И коротко напомнил о специальной сетке от вездесущего и выедающего слизистые гнуса, который в августе только и ждет, кем поживиться. Да, вздохнул про себя Кирилл, это мы уже проходили. В ответ он сунул руку в специальный карман рюкзака и продемонстрировал командиру наличие требуемой детали экипировки, взамен получив молчаливый кивок и чуть поджатые уголки Пашкиных губ, что в рамках их новых, не устоявшихся взаимоотношений вполне могло сойти за улыбку.

___

— Олечка, привет. Я правильно понимаю, что твой тоже отправился в этот Петербург к несравненному Игорю?

— Да, Наташ. Ума не приложу, как теперь отпуск организовать. К маме ехать не хочу без него, она вопросы начнет задавать, а что мне ответить…

— Я потому и звоню. Давай махнем на юг? Позагораем.

— Ой, Наташка, я бы рада, да, боюсь, финансово не потяну. Да и с детьми, какой отдых…

— Оль, может, так поступим — детей и родителей твоих в санаторий оформим, а сами поедем похолостякуем? Насчет денег не переживай, я помогу. Мы и так твоему Ромке должны по жизни за то, что Пашка спиной не мучается, да и я в порядке.

— Так это ж он по-дружески. Разве можно за Пашку деньги брать…

— Так, Ольга. Отказ не принимается. Я тоже по-дружески. Подумай, будешь брать детей с собой или мне заняться путевками в санаторий? Завтра созвонимся в это же время. Целую. Пок… Ой, да! Ты случаем не в курсе, какой номер телефона у Славкиной девчонки нынешней? А то я малость запуталась в них…

— У него чуть больше полугода отношения с Таней. Весьма бурные, надо сказать. Оба с характером, порой случаются аттракционы с фейерверками. Какая-то история случилась перед отъездом, Ромка упоминал, но у нас тогда сын приболел, и было не до Славкиных личных драм. Но в целом у него с этой барышней все хорошо вроде. Я скину ее номер тебе в смс.

— Пойдет. Если все получится, будем три девицы, но не под окном, а под пляжным под зонтом! Созвонимся, пока.

— Пока.

___

— Алло?

— Привет. Таня?

— Да, это я.

— Наташа Ильина. Хочу спросить, ты в отпуск когда идешь?

— Через пару дней.

— Может, составишь нам компанию? Съездим погреться в Турцию на пару недель. Я все узнала, выйдет недорого.

— А кто еще с нами?

— Ольга, жена Ромкина. Деток их мы отдыхать с бабушкой отправляем, а сами летим покорять турецкие пляжи. Если ты едешь, я все организую и вечером тебе перезвоню.

— Мм, звучит заманчиво. Отомстить мальчикам?

— В смысле?

— Они на север, мы — на юг.

— А… Ну, да.

— Хорошо, я с вами.

___

Наткнувшись после долгого многочасового перехода на очень удачное место у ручья, команда решила сделать привал. Все бы хорошо — и отдых гудящим мышцам ног, и легкий перекус, но вот одно удручало… Гнус. Эти мелкопакостные насекомые лезли в каждую щелочку, добираясь до слизистых носа, глаз и рта. Они буквально вгрызались в нежную кожу, причиняя боль и вынуждая суетливо чесаться. А поднимать защитную сетку было нельзя лишний раз. Но и не поесть, не попить — тоже невозможно. Каждый из мужчин справлялся с досаждающим гнусом, как мог. Больше всех страдал Игорь. На его лице было написано отвращение и боль. Ромка держался достойно, изредка выругиваясь вполголоса. Паша, как и подобает настоящему командиру, мужественно терпел, но друзья понимали, что и ему приходится несладко. И только Славка, казалось, не испытывал неприятных ощущений. Но здесь сказывались, скорее, черты его неунывающего молодого характера, готового ко всему подходить бодро и позитивно. Он и задал вопрос Роману, как долго это будет продолжаться. Может, привыкнем, и нам станет легче? Хотя все осознавали, что к такому привыкнуть нереально. Ромка кратко, но обстоятельно пояснил, что в дальнейшем гнус перестанет так сильно беспокоить путников, потому что благодаря долговременному пребыванию здесь, в тайге, с ее особенной горной водой, воздухом и подножным кормом в виде ягод и грибов, у людей меняется запах тела. Выветривается городская жизнь. И вместе с тем местная природа постепенно признает путешественников за своих. Конечно, это не касается хищников, к вящему сожалению. А вот гнус через некоторое время донимать перестает. Игорь, в очередной раз цыкнув от боли, пожелал, чтобы благословенное признание природы наступило как можно скорее. «Никакого удовольствия от вкусных сладких фиников и сухарей с проклятущими насекомыми!» — подытожил он.

Передохнув, надели рюкзаки и отправились дальше по маршруту. Для поднятия боевого духа сочиняли вслух песенки, переделывая слова известных мотивов. Получалось весело и порой нецензурно, с изрядным налетом порнографии. Но шутливо, задорно и очень по-мужски! Привычная до автоматизма жизнь осталась за спиной, впереди их ждали трудности похода по Заполярью, и предстоящие сложности были им по плечу, не впервой. Даже Кирилл, не будучи впаянной в механизм их многолетней дружбы деталью, не чувствовал себя чужаком. Да, с него не спускали глаз ни днем, ни ночью. Да, он по определенным образом сдвинутым с места закрытым замкам заметил, что содержимое его рюкзака на первой же стоянке было очень грамотно осмотрено в считанные минуты, пока он отсутствовал по причинам, знакомым любому живому организму. Да, с ним общались слегка официально, не подначивая его и не подшучивая, как позволяли делать по отношению друг к другу. Но сейчас, когда он на ходу вставлял рифмованные колкие фразы в их песенные шедевры, он приблизился к команде хоть на один, но такой важный шаг. Нет, Кир не ставил перед собой цели стать их закадычным приятелем, ему это было вовсе не нужно. Он лишь хотел, чтобы сложившаяся из-за его присутствия обстановка стала хоть на йоту менее напряженной. Внезапно командир, шедший первым, резко вскинул руку вверх. Внимание!

Звук летящего вертолета доносился со стороны таежных лесов, неуклонно приближаясь к предгорьям. Кирилл, только заслышав, сразу же хотел предложить затаиться в зелени деревьев, благо расцветка экипировки способствовала тому, что различить группу среди зарослей соснового стланника было крайне сложно, но промолчал. Только дернулся немного. Пашка подал знак скрыться и проводил Кирилла долгим взглядом. Кир оценил про себя скоординированность действий четверых мужчин. Они грамотно залегли, выбрав не просто место, а скрытый наблюдательный пункт. Минутой позже ему стало ясно, что при этом Пашке и Славке прекрасно видно, где и как расположился сам Кирилл. Славка озвучил мысль, что никто знать не знает, куда они направились, а связь отсутствует, засечь невозможно. Да и кому их искать… С последним замечанием Кир мог бы поспорить, но любой комментарий вызвал бы вопросы, на которые никак нельзя было отвечать. Паша съязвил, что, кроме оставленных дома женщин с их работающей на приукрашенном воображении системой центральной, моментами нервной, высылать за ними вертолет никому резона нет. А лично его Наташка проинформирована о командировке в культурную столицу, не более. Роман добавил, что на вертолет у баб вместе взятых возможностей не хватит. Вертушка зависла в считанных сотнях метров и внезапно за шумом винтовых лопастей раздались отчетливые очереди с характерным отсветом. Команда мгновенно замерла, не сговариваясь. Сказалась армейская выучка. Весь этот театр боевых действий занял не более пары минут, но они никому не показались короткими. Краем глаза Кирилл заметил, что Паша, сидящий неподалеку от него, отметил координаты на gps-приемнике и карте района, которую явно привычными движениями вынул из гермопакета. Слава недвусмысленными жестами, понятными далеко не всякому, спросил командира, нужно ли зарядить ружье? Хм… Значит, еще и так. Пашка дал сигнал, что необходимости в этом нет.

Вертолет сделал пару кругов и завис неподалеку. Группа залегла на склоне, ближе к зелени, и находилась чуть выше. Паша внимательно отслеживал ситуацию в бинокль. Из вертолета спустились по веревочной лестнице двое, на некоторое время скрылись в тайге, затем вернулись. Особо тяжелого груза не несли. Вертолет улетел. Команда подождала, пока звук стихнет окончательно, и выдвинулась по направлению к отмеченной точке. На расстоянии метров трехсот они разгрузились. Игорь по собственному решению остался с поклажей. Спустя пару километров обнаружили тушу лося без головы, отрезанной явно на трофей. Присмотревшись, поняли, что нет еще и сердца. Посовещавшись, решили разжиться мясом, отправили Славку за рулоном мусорных пакетов и солью. Сами разделись по пояс, понимая, что при разделывании туши руки будут по локоть в крови. Штаны, конечно, тоже испачкаются, но догола раздеваться было совсем неразумно. Разделывали тушу так, что Кир не на шутку задумался. Пашка беззлобно скомандовал Кириллу присоединиться к работе тоже. Они очень быстро работали сами и всячески заставляли его спешить. Кирилл прекрасно понимал ситуацию, в которой не представлялось вариантов: он не мог скрыть навыки. Нож лежал в руке как влитой, движения были точными, без лишних раздумий и примерок, на которые попросту не оставалось времени. Пашка нещадно подгонял команду, потому что на запах крови может явиться волчья стая, росомахи, медведи… Мяса нарезали много, без костей и шкуры. После наскоро обмылись в речке.

— Видел я в бинокль улыбающуюся и довольную морду стрелка, аж пробрало до печенок. — Смывая кровь лося с предплечий, Паша говорил негромко, но очень сердито. Видно было, что ему вся эта история совсем не нравится.

— Есть мнение, что не добычи ради, а развлечения для. — Согласился Роман, добавив еле слышно, что так поступают только конченые люди.

— Запасы скирдуем?

— В ледник. Вешки поставим. Вряд ли, конечно, мы когда-либо за ними вернемся, но добрым людям может пригодиться.

Сложив в мешки свежее мясо лося, щедро просыпанное солью, Роман с Пашкой внимательно огляделись вокруг,сверяясь с компасом. Кирилл решил не встревать в их решения — выбор места схрона добычи был неоспоримо важен, но лезть с советами он не спешил. Славка направился к Игорю с долей мяса «для себя», пообещав по-быстрому вернуться. И действительно, практически бегом он в скором времени скрылся из виду. Выбрав подходящий выступ, Паша скомандовал подниматься, пройдя через речку. Особенности северного светового дня были им на руку, — солнце, приближалось к горизонту, но не заходило за него. В ночное время при желании можно было читать. Но команде было чем заняться; взбираться к нужной точке по горной местности с неудобным грузом — это не по бульвару с барышней прогуливаться. Через пару с лишним часов достигли выступа, изрядно прогревшись, так, что сырые после речки штаны высохли прямо на них. Дальше их ждали не менее увлекательные развлечения: при помощи ножей раскопать снег, выдолбить приличный по глубине «стакан», выбирая лед и камни с землей, затем поместить туда мешки с добычей, перекладывая слои упакованного мяса обломками льда…

Подоспевший на помощь Слава сам завершил всю эту операцию, настояв на том, что мужики должны немного передохнуть, ведь пока он «гулял», они сделали практически всю самую тяжелую начальную работу по раскопке. Заложив схрон льдом и определенным образом прикрыв камнями. Славка накрепко воткнул приготовленные Романом вешки, отошел чуть в сторону, осмотрел сложившуюся картину и довольно крякнул, мол, грамотно всё. Опытному глазу сразу станет понятно, что это дело рук человека. На всякий случай Павел отметил место на gps. Молча перекурив и от души поблагодарив Славу за небольшую, но такую нужную фляжку воды, глоток которой после труда показался божественным нектаром, группа выдвинулась к Игорю. На вопрос Паши, как он там, Славка улыбнулся с хитрецой во взгляде и ответил «природой наслаждается». Кирилл не без оснований почувствовал подвох в интонации и подумал, что не все так просто. Но усталость давала о себе знать, да и, откровенно говоря, давно подсасывало под ложечкой. Он понимал, что каждый из них чувствует себя примерно так же.

Что тут скажешь?! — дорога обратно показалась гораздо короче, обычное для путников дело. Подходя к месту, где их ждал с рюкзаками Игорь, они почти одновременно втянули носами воздух и, не сговариваясь, переглянулись, не веря себе. Мясо! Запах жареного мяса… Мм, не привиделось ли? Оказывается, пока четверо занимались таежно-горной благотворительностью, пятый сделал все для того, чтобы уставшие и голодные, они смогли почувствовать себя людьми. Игорь полностью поставил лагерь на всех, включая Кирилла. И тот не стал даже акцентировать свое внимание на очередном «шмоне» личного рюкзака. Горел небольшой аккуратный костер с котелком, в котором закипали какие-то травы, отдавая хвоей. Чай. Рядом поднимался пар от жареной лосятины, выложенной в небольшую походную миску-тарелку и сводил ароматом голодный желудок горячий суп в котелке. Пашка и Ромка благодарно обнимали Игоря, а Слава подначивал друзей: «Ну, как? — говорил я вам, что тут истинное наслаждение?!!» Кирилл протянул главному по лагерю руку, крепко пожал и вложил в короткое «спасибо тебе» искренность и пожелание добра. Игорь улыбнулся в ответ.

Ели молча, медленно и со вкусом. Несмотря на походные условия, прием «пищи Богов», как назвал это Слава, напоминал величественную трапезу по всем правилам дворцового этикета, настолько аккуратно и красиво мужчины обращались с ножами и другими походными приборами. Насытившись и разлив парящий горячими травами чай в кружки, слегка расслабились. Постепенно завязался разговор. Неутомимый Славка, скорее в силу характера, нежели по причине молодых лет, на первый взгляд никогда не выглядящий уставшим, хотя и действующий наравне с более опытными товарищами, поднял свою вторую по счету кружку чая к небу и бодро произнес:

— Слава Богам! У нас пища и кров, нам хватает огня и дров! А еще я и ты, ты, ты, ты — будь здоров! — он заразил всю компанию своей задорной почти мальчишеской улыбкой, — Слава Богам!

— Славян, скажи, чьим Богам хвалебную песнь поёшь? — Игорь говорил негромко, но сидящему чуть поодаль от него Кириллу было слышно каждое слово.

— Я? Ну, спрашиваешь! Сам говоришь, «Славян». Своим же Богам и благодарность, славянским. Чьим ещё, не африканским же, тьфу!

— Всем сразу или кому конкретно?

— И всем, и конкретно. Велесу, например, я дары в лесу оставил, пока мешок с добычей тебе нес. Да я и не пою вовсе, так, разговариваю. А славлю Богов за живых и здоровых нас и за нашу дорогу, за погоду прекрасную, за то, что звери не трогают, за тишину лесную… И за то, что не плутаем. Да и вот — свежее мясо едим, не все сублиматами питаться. Да, это самое лучшее дело в долгом походе, и нести легко, и есть нормально, ничего не говорю. Ну, и сейчас ягоды-грибы, конечно, вкусно и полезно покушать, чай твой травяной — просто сказка, но сам посуди, мы с тобой, Игорь, вряд ли бы стали лося валить, лишь бы такой наваристый суп сварганить. — Славка чуть привстал и подлил себе еще немного травяного отвара, предложив остальным добавки в кружки. Игорь никак не прокомментировал сказанное, и Кир, было дело, решил, что на этом увлекательный диалог насчет славянских Богов завершен. Однако спустя пару минут явно задумавшийся о своем Павел продолжил тему:

— А я вот думаю, каждому свое. Кому-то языческие славянские Боги ближе по духу, а кто-то и в африканских верит. Другой вопрос, что есть вера и в единого Бога, — говорил он слегка отрешенно, словно обращаясь к себе самому.

Ромка очень внимательно посмотрел на Пашу, слегка искривив линию рта. Кирилл уже понял, что этот на первый взгляд незначительный мимический жест означает, что происходящее заставляет Романа задуматься, и отнюдь не приводит в восторг.

Игорь, напротив, живо заинтересовался замечанием командира.

— Паш, а «единый Бог» в твоем понимании, что означает?

— Бога.

— Какого?

— Спасителя. Хранителя.

— Согласно христианским верованиям, Спасителем является Иисус Христос. Но он же по писанию Сын Божий, а не Бог.

— Слушай, Игорь, что ты мне голову дуришь? Культуролог чертов!

— Сам посуди, у Славкиных Богов более четко распределены все, скажем так, функциональные роли. И он, обращаясь к ним, просто разговаривает. Так, Слава?

— Да. Именно так. Славяне — это внуки Богов, и общаемся с ними на равных.

Пашка ухмыльнулся и спросил:

— И как?! Отвечают?

— А то! Видишь, все ладно идет. Это их забота о нас.

— И что, спасут в случае опасности или болезни?

— Паха, моя прабабушка песню любила одну про Кострому, там слова: «заболели? — полечитеся!» Если я по дурости своей или чужой окажусь в опасности, то надеяться буду на собственные силы и мозги, действуя максимально быстро и четко, — этому меня учат славянские Боги. Падать ниц и молить о спасении не стану. Если я на это время буду тратить, точно останусь без башки.

Кирилл, взглянув на Романа, отметил про себя, что ответ молодого товарища его явно порадовал. Игорь, не без удовольствия распечатав леденец, вкрадчиво обратился к Павлу:

— А вот что еще хочу узнать… Как ты представляешь себе единого Бога в христианском понимании? В том смысле, что он един для всех — богатых и бедных, праведных и особо грешных? Или что он просто Бог, один-единственный?

— И так, и эдак.

— Да еще и Спаситель?

— Ну.

— Так за ради чего устраиваются религиозные войны? И почему, скажи мне, этот Бог-спаситель называет своих людей рабами?

— Игорь, прошу, не делай мне голову. Я не мешаю никому верить в то, что нравится, что близко и родно. И я не критикую славянских Богов, они еще те ребята! Ты чего вообще докопался, профессор? — Паша легким движением швырнул в собеседника шишку, попав в левое плечо. Этот шутливый дружеский жест заставил улыбнуться всю команду. Роман, отсмеявшись, повернулся к Кириллу и спросил, не оскорбляют ли эти разговоры его личные религиозные чувства. Паша метнул короткий взгляд на друга и внутренне порадовался, что Ромка спровоцировал их новоявленного работодателя на разговор. Он с удовлетворением отметил, что мыслят они с Доком в одном направлении.

— Нет, — коротко ответил Кир, — но без пол-литры тут не разберешься. У меня еще осталось в запасе немного горячительного, вы как насчет прогреться перед сном? Мы сегодня изрядно промокли, пока с мясом возились. Достать?

— Ой, да наливай, не спрашивай! А что за топливо?

— Как в поезде.

— Ба, да мы аристократы! Коньяки хранцузские в тайге… — Ромка слегка театрально развел руками.

Достав из рюкзака «Хеннесси», Кирилл на секунду засмотрелся на костер, над которым сушились их сырые ботинки, и подумал, что хорошо иметь отработанную привычку класть в походный рюкзак сменные шлепанцы. Впрочем, его сопровождающие на стоянке тоже всегда переобувались. Ассортимент сохнущей обуви удивлял разнообразием — горные «Соломоны» Кира и американские армейские ботинки Пашки и Славки соседствовали со старыми добрыми, явно видавшими виды, советскими берцами Романа. Похожие на ромкины, берцы Игоря казались ненамного новее.

Рыжие блики невысокого, но жаркого пламени расцвечивали сосны вокруг, плясали на упавших стволах деревьев, служивших им сиденьями и столом, и навеивали на мысли о тепле и покое. Запахи сосен и багульника наполняли ароматом свежести и давали силы. Дышалось полной грудью, и с каждым вдохом становилось легче, уходила усталость. Было неосознанно и необъяснимо уютно. Редкое ощущение.

Разливая по пяти нержавеющим кружкам коньяк, Кир чуть подсвечивал себе фонарем, чтобы никого не обидеть. Встретившись взглядом с Ромкой, увидев еле заметные морщинки около уголков серо-синих глаз, которые слегка собрались в редкой улыбке обычно серьезного и даже порой угрюмого парня, Кирилл с ошеломлением осознал: ему нравятся эти люди! Просто и тихо. Они настолько незаметно обаятельны и приятны в общении, интеллектуальны до интеллигентности и при этом поразительно чётки и слаженны в непредвиденных ситуациях, что да, черт возьми, они ему нравятся! Тряхнув головой, чтобы снять наваждение и пообещав себе разобраться с этим новым восприятием компании позже, Кир сделал глоток, и посмотрел в сторону подсвеченных солнцем облаков около горизонта. Невдалеке журчала горная речка с ледяной, чище девичьих слез, ледниковой водой, бегущей с вершин. Пришла мысль: цель их туристического пути достаточно близка. Сельд-озерское нагорье. Впереди перевал, за ним овеянное легендами Сельд-озеро… При хорошем раскладе ходу до перевала чуть больше двух дней, но эти ребята могут позволить себе особо не напрягаться, делая короткие привалы на перекус и отдых ногам и спинам.

— Ну, давай «дзынь».

— За понимание.

— К вопросу о чувствах верующих… — Кир приподнял кружку к губам, опустил ее на колено, и начал свой ответ, над которым у него было время подумать, — смотрите, есть общепринятая в нашей стране христианская православная религия. — Славка согласно кивнул, ничем не переча говорящему. Остальные тоже внимательно слушали, отдавая должное содержимому кружек.

— Не будем вдаваться в подробности особенностей божественного «пантеона», но касательно основных догматов есть некоторые наблюдения, — продолжил Кирилл. — На поверку десять заповедей отнюдь не соблюдаются, причем не только и не столько верующими обывателями, сколько самими служителями культа, во имя их религии за всю историю убито, жесточайшим образом сожжено на кострах, изнасиловано, награблено и использовано в собственных целях и интересах столько, что отмыться не получается. Всем широко известны орудия пыток воинствующих христиан. — Игорь ухмыльнулся, потирая подбородок, но предпочел промолчать.

— Однако стоит уверовать, прийти в храм, помолиться, рассказать о своих пороках и даже зверствованиях, отстоять на коленях положенное количество молебнов, правильно крестясь и повторяя по книжке зачастую не понятные, но нужные слова, и твою покаянную голову простят и отпустят с миром. Нагадил, подтерся, и можно продолжать в том же духе. Главное, знать, что все плохое — происки дьявола, а ты, раб, ни в чем не повинен. И обращенное в сторону церкви лицо озаряется благостью. Отпущение грехов, та самая индульгенция, проводилась даже за деньги. Бизнес, ничего личного. Ограбил, убил, заплатил — и свободен. Главное, чтобы светские законники не поймали. Это с одной стороны… — Пашка и Ромка практически одинаково прищурились, не скрывая одобрения словам Кирилла. Их ухмыляющиеся лица выражали скорее согласие, нежели критику.

— Гораздо южнее существуют народы, согласно религии которых, мужчина даже не может жениться, пока не принесет голову врага из соседнего племени и не съест на глазах у сородичей его сердце. Да и вообще, печень врага и другие мало-мальски съедобные органы и части тела — обычное явление и приветствующаяся практика. Им не нужны ни храмы, ни покаяния. Они чисты перед своим божествами и перед собой.

Славка негромко засмеялся, сказав:

— Ха-ха, свободные люди, похоже!

— В плену традиций и ограничений. У них на многое наложено табу. — Игорь не мог не ответить.

— А что!? Охота жениться — руби головы врагов. Чего ради любви не сделаешь… — смеялся Слава.

— Что хуже и что лучше? — подытожил Кирилл. — И о чьих чувствах верующих мы предпочтем поговорить на сон грядущий? О военизированных религиозных орденах католиков? О папстве, где каждый второй либо педофил, либо гомосексуалист; и первый и последующие — отравители собственных предшественников? Или упомянем случай, когда в одном из заброшенных женских монастырей Италии при раскопках обнаружили более трех тысяч скелетов утопленных в бассейне атриума младенцев? Что это? — служение и благодеяние во славу Бога или монастырский бордель без контрацептивов, которые в те времена были недоступны? — Данное высказывание тоже не вызвало никаких неодобрительных комментариев.

— О «золотых куполах» вспомним?.. так и до «ветра северного» недалеко! Романтика: «украл, выпил — в тюрьму». Уверовал, покаялся, спасся, пошел активно спасать других, становясь в некоторых случаях даже после многолетней отсидки настоятелем монастыря и святым отцом-батюшкой. А какой вообще нормальный человек добровольно пойдет в монастырь, отказавшись от своей же собственной природы?

— Да уж… «зла немерено»… У некоторых бывает жуткая психическая травма, либо острое неприятие правил общества, и поэтому люди пытаются скрыться от чужих глаз. Не все же непременно гомофилы, лесбиянки…

— Ром, так Кирилл и говорит «нормальный человек». Тот, кто может жить в обществе. — Игорь довольно улыбался.

— Лично я предпочитаю обсудить и послушать ваши дружеские препирательства о веселых языческих Богах, которые по историческим сведениям и преданиям фольклора называют свой народ «детьми» и «внуками». Они не нуждаются в богомольстве и челобитии, а богохульства не боятся, их это не трогает. И судя по тому, что мне известно, каждый действительно может обратиться к ним напрямую и не унижать себя ни на йоту при этом. К тому же, мы находимся в таких местах, которые среди образованных людей считаются территорией легендарной Гипербореи. И как я понимаю, приближаемся к особенному месту силы, а именно Сельд-озеру. А там каждый из нас должен иметь четкое представление, зачем, собственно, пришел-то. — Кирилл снова поднес к губам кружку. На несколько секунд воцарилось дружное молчание. Ромка отреагировал первым, хлопнув в ладоши и затем выставив большие пальцы рук:

— Потрясающий спич! Браво, оратор.

Слава кивнул вслед за ним:

— Да уж… Тебе бы в проповедники.

Игорь задумчиво потирал подбородок, но было заметно, что он страшно доволен происходящим.

Посмотрев Павлу прямо в глаза, Кирилл вежливо поинтересовался:

— Ну, что скажешь, командир? О чем дальше речь вести будем?

— А ты об этом профессора нашего спроси. Игоря.

— С чего это я «профессор»?

— Так кто ж у нас сразу две, а то и три библиотеки закончил? Как есть, доктор книжных наук.

— Мы, сударь, ваших университетов не кончали! Умишка не хватат.

— Ииииигорь. — Славка хлопнул друга по плечу в знак полнейшего одобрения.

— Что ж… Догматов не приемлю. У нас все обсуждается. Есть правда, определенная совестью и честью. Чувство собственного достоинства и уважения к окружающим. Врага и предателя не прощаю при всем понимании причин. Рабом не являюсь, ни божьим, ни человеческим. Закуют в кандалы — буду бороться до последнего вздоха. Так понятно? — Паша говорил спокойно, без лишних интонаций, неспешно пропуская между длинными пальцами свой нож. Движения были отчетливо привычными.

Игорь негромко хмыкнул и буквально снял с языка Кирилла ответ:

— Да все абсолютно понятно. А про единого Бога-то что, скажи мне, неразумному?

— Как вариант. В итоге интеллектуальный заруб вышел! Ты доволен, товарищ книголюб?

— Доволен, конечно, чего ж скрывать. Славик молодец, закинул камушки в курятник. Интересно получается, но чтобы дополнить картину, предлагаю вспомнить любопытные философско-религиозные течения Востока, о которых мы не упоминали.

— Игорь, ты уж прости, но лично мне это до фонаря. — Слава не стал скрывать своего отношения к вопросу обсуждения.

— Лекцию читать не стану. Просто догматы и идеологическая промывка мозгов есть во всех мировых религиях, особенно ставших общепринятыми и многонациональными. Эти нормы касаются всех и каждого и предписывают, прежде всего, определенно заданные правила поведения и мировоззрения. Любое инакомыслие воспринимается в штыки и резко осуждается. А почему?

— Отсутствие абсолютной свободы воли. Рамки и разумные обоснованные ограничения не всегда плохи. Порой, получив полную свободу действий, человек постепенно и неуклонно катится в сторону мерзейшего скотства. — Ромка слегка покачал головой.

— Да, а то, о чем Кир говорил про этих, как их? Главных «недопедо…». Они, я услышал, как раз властью обладают и могут себе позволить! — нахмурился Слава.

— Именно. И что мы, по сути, имеем в итоге? Куда ни глянь, система управления. И выстраивается она по модели, скажем, тюремного администрирования, с разницей лишь в том, что простой человек, зарабатывающий себе на кусок хлеба, не видит большинства воздвигнутых вокруг него стен и потолков, потому что считает себя, например, свободным гражданином правового государства. А прав у него на деле не намного больше, чем у отбывающего срок зэка. И та же жизнь по расписанию. Только вот обязанностей — до смерти не пересчитать. А если следовать основным религиозным ветвям, то и после жизни земной пребывание его души за гранью раем не окажется.

— То есть ты считаешь, что мы все — заключенные? — брови Славки сдвинулись еще больше.

— Скорее заложники, Слав. Но, подозреваю, не все… — Игорь махнул рукой, словно бы отсекая дальнейшие расспросы, и на несколько минут разговор прервался молчанием.

— Могу заметить, что мы заложники не только с идеологической, но и с биологической точки зрения. — Роман поднес свою кружку поближе к бутылке коньяка, и Кирилл плеснул ему на пару глотков.

— Я давно понял, — продолжил доктор, — что мы — единственные прямоходящие, и гравитация нашей планеты не соответствует организму, что приводит к разрушению позвоночника и прочим радостям. Все остальные млекопитающие, к которым наш вид принято относить, гораздо более приспособлены к существованию в земных условиях без дополнительных для их организмов приспособлений и придумок, начиная с одежды, домов, кондиционеров и заканчивая, к примеру, спа-процедурами. Ввиду органичности пребывания на Земле большинство известных нам крупных животных, как наземных, так и водных, и воздушных, живут не то что продолжительностью в человеческую жизнь, а на порядки дольше. А они не занимаются изучением медицинских наук. В связи с этим, нас всех так волнуют вопросы: кто мы есть? откуда? зачем? — а на них очень любят отвечать адепты всяческих религий, философских течений, а также предлагать пути спасения и вечной молодости.

Спорить с ним никто не стал. То ли понравилась высказанная версия, то ли просто усталость сказалась… Славик сладко зевнул и абсолютно бодрым голосом сообщил, что пора заканчивать посиделки, а то скоро думать не о чем будет. Впереди еще масса всего, найдется время и для бесед. Роман сказал, что дежурить будет первым и пошел за ракетницей. Паша пожелал всем доброго сна и ответил, что его дежурство следующее. «Ну, а я — как обычно! — радостно возвестил Славка, забираясь в палатку, — не зажарьте ботинки!». Игорь и Кирилл спокойно кивнули друг другу и направились каждый к своему спальнику.

Кирилл проснулся по требованию собственного организма, хотя поспать еще немного было бы не лишним. Встав, снова увидел Славу, приветливо помахавшего ему рукой.

— Все в порядке? Привет. Или, может, Дока разбудить?

— С утром. Нет, я просто встал, самочувствие в норме.

— Ты далеко один не отходи. Зверье предупреждать о визите не станет.

— Да я так, вот за эту сосенку…

Вернувшись спустя пару минут, Кирилл поздоровался с проснувшимся Игорем и понял, что скоро поднимутся остальные. А значит, можно без спешки укладывать рюкзак и при необходимости помогать с завтраком. Хотя Игорь предпочитал готовить на всех сам, выдавая кулинарные шедевры не хуже ресторана с мишленовскими звездами, особенно в такие моменты, как вчерашний вечер. Горячая лосятина в его исполнении еще не раз порадует путников — запасов хватает. Да, это был непредвиденный дополнительный груз, но оно того стоит. Сняв со специально приспособленной веревки, перекинутой через сук, котелок с супом, Игорь стал разогревать его над костром. На аромат, постепенно поднимающийся от котелка, подтянулись Роман и Павел. Главной темой их короткого совещания явились вопросы распределения запаса мяса по рюкзакам и проблема острого нюха лесных обитателей, которые более чем вероятно навестят их и в пути, и на стоянке, привлеченные запахом крови сырой лосятины, пусть и хорошо подсоленной. Окончательно подтвердилась уверенность Кирилла насчет имеющегося в распоряжении Славки огнестрельного оружия. По команде Паши тот собрал вертикалку, зарядил ее и надел на себя патронташ. С удовольствием доев наваристый суп, группа свернула лагерь и отправилась в сторону перевала. Командир шел первым, сверяя путь с картой, за ним Игорь, хуже всех подготовленный к подобным прогулкам, — именно на его темп ориентировались с самого начала путешествия; Кир посередине, вслед шагал Ромка, а вооруженный ружьем Славка замыкал процессию.

Путь, выбранный для очередного этапа их таежной экспедиции, достаточно долго радовал — сначала беспрепятственно шли по тропе, потом по каменистому берегу реки. Ближе к раннему вечеру, когда стали возникать мысли о привале и перекусе, местность поменялась, идти становилось все труднее. Рюкзаки давили на плечи. И пара лишних килограмм мяса на каждого ощущалась не иначе как болью. Остановились, прилегли на рюкзаки, расслабляя спины, поели сухпаек (финики, печенье, леденцы, сало, сухари) и приняли решение двигаться дальше, ведь судя по карте и расчетам Паши в этом районе должны быть подходящие места для ночевки. Как коротко охарактеризовал это Ромка: вода и поляна. Спать на валунах не то, что неразумно и нецелесообразно, а попросту невозможно. Хотя вряд ли слово «поляна» соответствовало особенностям окрестностей. Необходимо найти ровное место для палаток, обязательно рядом с водой.

Следуя за Игорем на подъеме, Кирилл размышлял, что именно в сложных ситуациях, далеких от обыденной и привычной до автоматизма городской жизни, стирается все наносное, аннулируются понты и чувство собственной важности и проявляется истинная сущность. Из множества лиц, которые заменяют эмоциональную броню в наших буднях, в условиях, приближенных к боевым, остается одно, ведь даже физически и интеллектуально подготовленные люди с опытом не могут притворяться и юлить. Да, четверо друзей, в компании которых потерялся в тайге Кирилл, с самых первых часов знакомства не показались ему прожженными лицедеями или лжецами. Взять хотя бы неустанную работу Ромки над их состоянием, ежевечерние опросы о дыхании, о сердце, о ногах; его чуткие пальцы при проверке натруженных при переходе позвонков пробегали по всей спине если не привычным, то, по крайней мере, уже не чуждым жестом, от которого по первости ерошился загривок.

Но, тем не менее, Кирилл поймал себя на том, что ждет. Ждет какого-то яркого проявления человеческой сути и изнанки на уровне неясного предчувствия. Не веря ни в Бога, ни в черта, Кир всерьез обдумывал промелькнувшую мысль, что если бы он мог говорить с Богами, как и молодой славянин, навострявший уши на малейшие шорохи вокруг и в каждую секунду готовый стрелять, то попросил бы Богов направить их на верную дорогу. Дорогу, идя по которой, каждый из путников доберется до цели живым и вернется здоровым. Странно, но ему хотелось добра и мира — в кои-то веки для самого себя тоже.

И тут Игорь упал. Вместе с рюкзаком. Но страшно было то, что он не вставал. Кир вскрикнул, обернулся командир группы, резко вскинул кулак, и краем сознания отметилось, что тень Славки мгновенно метнулась правее и вверх. Как Ромка оказался около лежавшего друга быстрее Кирилла, осталось за кадром. В следующие секунды обстановка разрядилась — Игорь был в сознании и ответил Доку, что резко пронзило поясницу словно огненной иглой, и перестали слушаться ноги. Но когда Роман дал отмашку, полностью осмотрев пострадавшего, Славка возник буквально из воздуха как чертик из табакерки. Он сообщил, что в считанных десятках метров нормальное место для отдыха. Игорь после четких манипуляций доктора со спиной начал утверждать, что уже полегчало, и он доберется. Но Ромка безапелляционным тоном заявил, что рюкзак Игоря необходимо разгрузить хотя бы частично, иначе возможен рецидив.

— Нормально, Ром. Я смогу.

— Нет, Игорь. Да, нам всем тяжело, но мне лучше, чем тебе. Дойдем. А ты нам нужен живым, понял? Хорошо, что здесь нет обрыва или расщелин. На привале я тобой займусь отдельно.

— Роман, мой рюкзак в вашем распоряжении. Килограммов пять принять смогу точно, я — нормально. — Кирилл обозначил свою позицию. Коротко кивнув ему в ответ, Паша быстро раскидал груз на четверых, существенно облегчив рюкзак Игоря. Через пару минут надели рюкзаки на плечи. Каждый из них подогнал лямки и ремни, приноравливаясь к грузу. Игорь тоже. Начали двигаться. Ничего не брякало и не тряслось.

День клонился к вечеру. Поймали практически чистую проходную тропу — то ли людскую, то ли звериную. И судя по карте, она вела к ручью. Вдоль их пути стали попадаться грибы, чем дальше, тем больше. Славка, шагая позади, заметил, что все члены группы, несмотря на тяжеленные рюкзаки, нет-нет, да подбирали особо понравившиеся экземпляры. К моменту, когда они вышли на красивое и по всем параметрам подходящее место, где можно устроиться на ночевку, грибов набралось столько, что хватило на целую сковородку. «Здорово, что есть такая раскладная железяка, на которой можно что угодно на костре поджарить», — подумал Славка, разбирая палатку и поглядывая на колдующего у огня Игоря.

После того, как лагерь был полностью поставлен, а от костра веяло соблазнительными запахами жареных грибов и мяса, Ромка непререкаемым тоном скомандовал всем собраться на медицинский осмотр. Он тщательно осмотрел ступни каждого, предварительно промытые в ручье неподалеку. Выдав антибактерицидную мазь собственного приготовления (да здравствует живица!), объяснил, как обработать ноги. Хоть и не в первый раз, но в горах каждая мозоль или царапинка имеет значение и порой влечет за собой такие последствия, что жить не захочешь. Именно поэтому члены группы слушали Романа беспрекословно и выполняли все, что он говорил, до мелочей. После вызывал по одному, оставляя других дежурить по лагерю, ведь таежное зверье никто не отменял. Кирилл, впервые участвуя в подробном лесном врачебном мероприятии, отметил для себя, что Роман задавал минимум вопросов, больше прощупывая, нажимая, поворачивая туда сюда… Возникло впечатление, что Док каким-то образом слушал суставы, проверяя себя пальцами. Каждому из них досталось и внимания, и процедур, но особенно Игорю — его Ромка оставил напоследок и занимался дольше всех. Кирилл ни разу на своем веку не видел, чтобы в абсолютно не приспособленных для этого условиях вернули к жизни и бодрости четверых уставших людей. Но произошло именно так. Судя по довольным улыбкам и словам благодарности, доктор сделал так, что натруженные грузом спины, утомленные переходами колени и почти не поворачивающиеся шеи заработали в полную силу. Да, это можно назвать растяжкой позвоночника или еще как-то правильно и умно, но здесь, в тайге, и как говорится, практически на коленке, Роман просто починил всю команду. Только после того, как Пашка со Славкой, явно давно обученные Доком, помогли и ему самому, группа приступила к трапезе. Разговаривать не хотелось. Распределив дежурства, отправились спать. Кирилл, засыпая, с удивлением осознал, что в голове нет привычной круговерти мыслей.

___

— Девочки… Как я рада солнечной погоде!!! Особенно тому, что кроме купальника и парео больше ничего не надо. Потрясающе просто!

— Да, Танюш, отдыхать — не работать.

— Да, Оля, это точно. Кстати, Наташ, а в здешнем баре делают алкогольные коктейли?

— Таня, я не знаю. Думаю, твоего английского хватит, чтобы выяснить.

— Ну, тогда я пошла.

___

— Наташ, я ничего не хочу сказать, но ты заметила, что эта девочка не пропускает случая продегустировать меню всех баров в зоне доступа?

— Как тут не заметить… Олька, не мое это дело, но молчать я тоже не стану. Позавчера из ее номера под утро вышел парень, с которым она все танцевала, когда мы ходили слушать живую музыку.

— КАК?!

— Ну, так. Уж не знаю, когда и на каком языке она с ним договорилась.

— Полагаю, на международном языке тела…

— Скорее всего.

— Наташа, что же делать? Нельзя оставлять подобное без внимания.

— Говорить с ней бесполезно. Она сюда не просто отдыхать приехала, а «мстить мальчикам». Вот, действует по задуманной программе.

— Но что мы?

— Мы культурно греем косточки и золотим кожу. Вернемся посвежевшими и похорошевшими. А ты вдобавок сменишь картинку и соскучишься по детям.

— Да я уже соскучилась.

— Ага, как в самолет сели.

— Не смейся. Да, я сумасшедшая мамаша. Но у меня при виде их мордашек сердце замирает. На любимого мужа похожи!

— Это факт. Но у маленькой твоя улыбка.

— А глазки Ромкины!

— Оль, переключись немного. Нельзя так погружаться ни в мужа, ни в детей.

— Вот и Рома так говорит. А я все не верю своему счастью. Ты же помнишь, что со мной было…

— Помню немножко. Стараюсь не вспоминать, если честно.

— Все хорошо. И я благодарна вам с Пашей до глубины души. Только вот не знаю… Не знаю, чем отплатить.

— Дурища ты! Любовью своей и возвращаешь. Ромка изменился, смеется в голос. И взгляд добрый, ласковый. Думаешь, это Паша тебя спасал? Он друга своего из болота вытаскивал. А у меня — ты. Ну, мы вас и представили друг дружке. А дальше уж вы сами. Встретились два одиночества и расстаться не смогли.

— Да уж. Слушай, я вот думаю… давай мы тоже по коктейльчику замахнем за это дело?

— Ну, за любовь грех не выпить. Пошли.

___

Утро. Кромка леса перед перевалом. Неописуемая красота! Команда внимательно всматривалась в облака, нагоняемые ветром. Паша, глядя в оптику, потирал кончик носа, явно взвешивая все за и против. Роман подошел к нему и, кивнув на горные вершины, тихонько произнес:

— Дождь будет. Смысла нет соваться.

— Да вижу.

— Здесь место хорошее. Думаю, стоит переждать.

— Придется.

— Заодно Игорь отдохнет. Да и мы сами… Мяса нам хватает пока. По-хорошему, съесть бы его. А ягоды и грибы тут повсюду.

Ромка подошел к Кириллу и спросил, что тот думает насчет перевала.

— Небезопасно.

— Предлагаешь не идти?

— Решать не мне. Но облака нагоняет…

— И что?

— Из-за дождя в горах частенько обвалы бывают, а нам через ущелье идти.

Вертолетный гул заставил мужчин быстро скрыться в зелени деревьев, практически мимоходом потушив костер. Это приобретало какую-то не вполне понятную и отнюдь не хорошую закономерность — в здешних местах не наблюдалось, скажем так, вертолетных площадок и летных путей. Какого черта?! — читалось на лицах притаившихся. Они занимали достаточно удобную с точки зрения высоты позицию, им было видно все происходящее даже без биноклей. А история разворачивалась на глазах со скоростью полета трассирующих пуль, которыми с вертушки гнали медведей. Судя по размерам, медведицу и уже подросших медвежат. Животных не убивали, но Ромка и Славка, явно предчувствуя трагедию, переглянулись и одним им понятными знаками «переговорили», сможет ли их ружье достать до вертолета. Паша, заметив негласное совещание, запретил высовываться, тем более что это было практически бесполезно и очень опасно для них самих. Командир видел в бинокль, что состав стрелков на вертушке был тем же, что и в прошлый раз, когда шла охота на лося.

Заметно было, что животные устали. А ухмыляющаяся морда вооруженного новомодной винтовкой одного из сволочей что-то резко проорала и начала настраивать прицел. Трассеры приутихли, и начались точечные выстрелы по маме-медведице. Рев раненого зверя резанул по ушам, мгновенно добравшись до глубины души. Защищая своих детей, медведица встала на задние лапы, пытаясь отмахиваться от жалящих ее ос. Но, к сожалению всей команды, наблюдающей за гибелью ни в чем не повинного животного, это были отнюдь не осы, а смертельные пули, достигающие своей цели. И в конечном итоге самка упала и после недолгой агонии затихла. Несмотря на близкий звук крутящихся винтов вертолета, показалось, что наступила кромешная тишина. И в этой страшной давящей на горло тишине раздался тонкий двухголосый плач. Вы когда-нибудь слышали плач медвежонка? Не рык, не рев — плач! Горестный, обездоленный, насмерть перепуганный и пробирающий до мозга костей леденящим одиночеством. В унисон. Безысходность сжимала сердце в тиски, хотелось зло и беспощадно мстить! За эту мирную животную семью, за эту мать и косолапых детей, осиротевших по прихоти лоснящегося от собственной важности жирного борова, спускавшегося по веревочной лестнице к месту убийства. Вдруг медвежата одновременно оглянулись куда-то в сторону и мгновенно сорвались с места, двигаясь в сторону таежной чащи слаженно и будто бы целенаправленно. Странно-радостное чувство за зверят испытали члены команды, увидев, что те беспрепятственно скрылись.

Отрезав от убитой медведицы передние лапы, голову и вырезав желчный пузырь, стрелок с вертолета оставил тушу на месте и поднялся в кабину.

Славка побледнел от гнева. Ромка скрежетал зубами от бессилия. Пашкины глаза казались щелочками, и на его режущий взгляд лучше было не натыкаться. Он сосредоточенно следил за вертолетом, отмечая что-то на планшете. Кирилл сжал пальцы в кулаки, но достаточно быстро пришел в себя и расслабился. Неприятно, но, увы, ничего не изменишь. А Игорь, обычно умиротворенный и наиболее добродушный из всех, витиевато выругался как сапожник, целым текстом, не повторяясь в эпитетах. И он постоянно тер руки и тряс ладонями так, будто стряхивал капли воды. Вертолет сделал еще один круг и направился на юго-восток, отдаляясь от перевала. И вдруг Игорь вскрикнул:

— Ребята, готовьтесь, что-то будет! Даром не пройдет. Не знаю, как, но за этим наблюдают еще две пары глаз, — и снова выругался, обозначив ситуацию как полный конец обеда.

Все подобрались. Кирилл нутром почувствовал, что речь идет не о том, что они лежат и смотрят, не о них речь. И по реакции товарищей рассудил, что они думают примерно так же. Правда, что мог знать Игорь, и каким образом он понял про незримое (или все-таки зримое?) присутствие еще кого-то?! Слегка тряхнув головой, избавляясь от излишних размышлений, Кир снова нашел глазами вертолет. И вот тут началось!

Летящая железная птица нежданно накренилась, не сбавляя скорости и на вираже срубая лопастями винта верхушки сосен. И вертолет рухнул полубоком в считанные секунды. От удара отломился хвост и загорелся один из подвесных топливных баков. Кабину и ломающиеся о препятствия лопасти мотало и швыряло, пока не остановился винт.

— Черти тебя забери! Вот еще пожара не хватало! — Славка шлепнул по коленке в крайнем раздражении.

Резко потемневшее небо разразилось благословенным проливным дождем. Удивительно, но черные тяжелые низкие тучи сгустились как раз над местом крушения вертолета. Чуть дальше синело ясное небо. И ни малейшего дуновения ветра. Все словно бы замерло, и только разверзшиеся небесные хляби заливали всполохи огня. Мужчины, не сговариваясь, поблагодарили те высшие силы, в которые верили каждый по-своему, и по знаку командира собрались на маленькое совещание. Паша предоставил выбор — идти дальше своей дорогой, не обращая внимания на происшествие, или разведать обстановку. Игорь сразу же ответил, что он подчинится мнению большинства. И практически единогласно решили обследовать местность вокруг обломков вертушки. Мало ли что… Паша спросил, как будем действовать, и команда в унисон произнесла слова, от которых Кирилла пробрало до мурашек: тихо, быстро, молча.

Шли, соответственно девизу, молча. Каждый из них прислушивался к малейшим шорохам, всматривался в округу и старался ступать как можно тише. Через несколько километров запахло гарью. Как по команде, они рассредоточились и, словно превратившись в тени, стали не спеша подкрадываться к предполагаемой точке аварии. Никому из них не хотелось встретить в тайге тех, кто летел в той рухнувшей железной птице. Как ни цинично это звучит, но даже Роман подспудно надеялся, что никто из пассажиров вертушки не остался в живых — потому что вооружены. Иначе проблем не оберешься.

На подступах к месту крушения все вели себя крайне осторожно и аккуратно, оставив Игоря с поклажей неподалеку. Он, как мог, тихо объяснял им, что там нет ничего, кроме смерти, это за милю чувствуется. А если и есть кто, то осталось недолго. Но, тем не менее, команда была верна своим боевым инстинктам. Кирилл отметил, что двигаются они так, что только полузвериное чутье говорит о том, что где-то тут, рядом, есть человек, и человек этот — свой.

Благодаря вылазке к вертолету группа разжилась нехилым запасом оружия и патронов, а также дорогостоящей еды и алкоголя. Ну, это если грубо выражаться. Взяли ровно столько, сколько могли унести с учетом возможностей каждого из пятерых. И только Ромка, как самый сильный из них, не смог расстаться с ручным пулеметом, которого он незаметно поглаживал, как любимую игрушку. А Кирилла словно потянуло чуть поодаль… Он скрылся за деревьями на берегу реки. И увидел лежащего охотника, который так радостно и безнаказанно стрелял и в лося, и в медведицу. Тот был явно с переломанным позвоночником, уж подобное Киру доводилось наблюдать. А левая нога вообще торчала жилами из залитой кровью прорванной штанины. Не жилец. Кирилл подошел поближе и увидел, что израненный все еще сжимает в руках потрясающе новую и безумно дорогую снайперскую винтовку. Сквозь хрипы, еле различимо, послышалось: спаси…спаси… И решение пришло в голову мгновенно, без раздумий. Кир отнесся к нему безучастно, вновь почувствовав себя на привычной за долгие годы работе. Он разжал пальцы, взял винтовку и, отложив ее немного в сторону, мягко приподнял и повернул голову лежащего перебитого стрелка — до упора и чуть дальше. Чуть слышный характерный хруст подтвердил его уверенность в том, что теперь этому человеку уже не больно. Совсем. И быстрая смерть милосерднее, чем оказаться съеденным заживо дикими зверями. Сняв с почившего патронташ, Кирилл подобрал винтовку и перед возвращением к команде сделал пару шагов к быстрой холодной речке — смыть с себя совершенное.

II

Слава, едва присев после долгого хождения по тайге на оговоренном месте сбора, высказал все, что думает:

— Паша, мы рейдом прочесали весь квадрат, не мог он уйти еще дальше. В периметре ни следов крови, ни черта. На основных направлениях багульник не замят. Черника целая. Предлагаю сделать перерыв и подумать, где и как искать Кира. Есть мнение, что он нарочно ушел и возвращаться не намерен.

— Слав, оставить здесь одиночку, сам понимаешь… Да, Кирилла нельзя назвать своим в доску, мы слишком мало знаем, чтобы говорить о дружбе. Но сам посуди — здесь… одного… Нутром чую, живой он. Нельзя бросать. — Игорь говорил негромко, но с легким нажимом.

— За временем следите, мужики. С момента крушения до наших поисков и дальше… Никаких перерывов и раздумий, на сбор даю считанные секунды. Кто он нам такой вообще, Кирилл этот? — Паша выглядел не просто сердито, а откровенно зло и сурово.

— Он нас нанял. Ведет себя вполне прилично, по-мужски. При этом ситуация критическая, нужно уходить. Вертушку скоро искать будут, как пить дать. — Роман, не теряя времени, методично и быстро перегружал рюкзаки, распределяя нежданно-негаданно свалившуюся в буквальном смысле слова на голову добычу. Его действия говорили о том, что оставлять рюкзак Кирилла в тайге он не собирается.

— Куда ему взбрело в голову деться? И за каким чертом?! — продолжал возмущаться Славка, но уже без прежнего эмоционального надрыва.

Игорь положил руку Славе на плечо. Этот незамысловатый дружеский жест старшего товарища подействовал моментально, парень успокоился, благодарно кивнул и подошел к Ромке помочь. Игорь смотрел на скалы, вслушивался в музыку таежных просторов, дыхание его заметно замедлилось…

— Южнее! Ромка, спускаемся ниже по течению, там наш беглец. Скала углом выдвигается и тропа шире, а сбоку отвес.

Роман, не прекращая заниматься поклажей, бросил на Игоря короткий быстрый взгляд чуть исподлобья, затянул петлю очередного узла и ответил:

— Принято.

Игорь, за годы разлуки с другом отвыкший от его походно-полевой, более того, таежно-горной ипостаси, чуть вздрогнул, выходя из легкого транса. Паша не стал задавать вопросов, понимая, что друзья знают чуть больше, чем рассказывают. Но его внутреннее чутье и жизненный опыт говорили, что пахнет жареным.

— Волков, выдвигаемся по реке. Километров на десять. Бегом! Следов оставлять нельзя. Группа следаков по вертушке — раз, группа Колчина — два. Мало не покажется.

Роман ничего не сказал в ответ командиру, но Паша понял, что тот его прекрасно услышал.

— Паха,что за группа Колчина? — нахмурился Слава.

— А ты думаешь, Огневой, он просто так исчез, бросив рюкзак?! Нас, тепленьких и живеньких, с грузом трофейного оружия… Думаешь, раз на выходе из Оленеводска не приняли нас в объятия хозяйские, так и здесь все пройдет на ура??? Что скажешь, спецназ? Никто разве не ждет в тайге по наводке за кем-то сбитый вертолет? Это не наша боевая операция!

— Резонно. Двигать надо! Неизвестно, сколько их там. Направление?

— Отход, Слава. Эта река ведет чуть в сторону и севернее, а мы пришли совсем с другой стороны. И по логике, должны двигаться вон туда. Но нас там не будет.

— Трофеи?

— Пока берем. Скоропорт съедаем на ходу, без остановок. Через пять километров заскирдуем бухло, если что, вернемся. А нет, так и леший с ним.

— Понял. Но тяжело бегом с таким грузом…

— А жить тебе не тяжело?

— Вопросов больше не имею.

— Роман, Игорь, готовы?

— Да.

— Так, вот река, вверх по течению. С максимальной скоростью за мной — бегом!

— Но, Паша, нужно южнее… Там Кирилл…

— Игорь, именно потому и уходим, что там — Кирилл.

— Но как же?…

— Вальсом. Кир ушел в одном жилете без снаряжения, практически не оставив следов. С ним, насколько я понял, снайперская винтовка одного из стрелков. Здесь ни связи, ничего. Значит, это так или иначе спланировано. А я не хочу отвечать по таежным законам за чужую смерть, к которой не причастен.

— Но, Паша, я…

— Роман. Есть возражения?

— Нет, командир. Понятно. Другой вопрос, что Игорь тоже не пальцем деланный.

— И?

— Меня вертушка смущает. Маяк. Следственная бригада. За каждым шорохом звук винта слышу и лай поисковых собак.

— И…

— К отходу готовы, командир.

— И, что, Колчина не жалко?

— Паха, философию на ночевку оставим. У костра поговорим.

— Никаких костров. Без перекуров. Попрыгали. Бегом — марш!

Пока собирались, Паша прошел с биноклем чуть вперед, вернулся и сообщил, что видимость приличная. По команде командира проверили рюкзаки, несколько раз подпрыгнув на месте. Все сидело как влитое. Выдвинулись. Из-за дополнительного груза бежали так быстро, как могли, но трофейное оружие бросать никто из них пока не собирался. Главное, чтобы ботинки не развалились от беготни по воде. Это конец. По тайге с грузом и оружием далеко босиком не уйдёшь (запасные кроссовки или шлепанцы годятся для отдыха на привале, но никак не для длительных переходов) — это понимал каждый. А уйти сейчас, значит, выжить.

___

— Ой, девочки, я в восторге, что мы сюда приехали!!! Я так отдохнула! Век не забуду.

— Да, Татьяна, отдых действительно удался.

— Оля, Наташа, я полна сил. Надеюсь, Слава скоро вернется. Съесть его готова!

— Мм… Не наелась еще?

— В смысле?

— В коромысле. Займи очередь за вон тем оранжевым пиджаком.

— Наташенька, билеты наши у тебя?

— Да, Олька, все в порядке. Бери эту нимфу турецкую и на регистрацию, я перекурю, пока можно, и за вами.

— Наталья, ты же не куришь!

— Олечка, прости, но я взвинчена и раздосадована. Мне необходимо выпустить пар.

— Что-то серьезное?

— «Ужель та самая Татьяна», понимаешь? Нет, на пару затяжек.

— Понимаю, сама в шоке от девицы. Ладно, я в очередь.

— Да, моя золотая, я мигом.

___

Свет по каплям растворялся в предрассветном тумане, наполняя воздух свежестью и еле ощутимым подспудным ожиданием чего-то неуловимо приятного. Очертания женского силуэта постепенно становились все четче. Она смотрела сквозь него, казалось бы, не замечая ни восхищения во взгляде, ни затаенного дыхания. Молчание окутывало бледнеющий полусвет ночи. И вдруг — крик! Короткий, но идущий словно бы отовсюду. От неожиданности он не смог разобрать, звериный ли вопль или человеческий. Тревога затопила его сердце, вопросы возникали один за другим и падали в пустоту. Женщина отвернулась, не произнеся ни слова. Прямая спина, волны чуть взлохмаченных волос и руки над огнем. Кирилл хотел было спросить, чей это крик, который он слышит уже не в первый раз, но пересохло во рту. Не смог издать ни звука, только еле различимый хрип. Она не обратила на его потуги никакого внимания. Мысли завертелись — сколько он проспал, всплывая и снова погружаясь в пелену сна… сколько она сидела то рядом с ним, промакивая его растрескавшиеся губы, шепча что-то неразборчивое, то напевая, напевая у огня, вглядываясь в потрескивающие поленья… Что она видела в всполохах пламени? Кто же она и как он очутился здесь?

Он помнил боль. Всеобъемлющую боль, высасывающую все силы, сжимающую дыхание в каменный кулак, огненно-кровавым покрывалом застилающую глаза. А теперь иначе. Дышится легко, видится, слышится. Исчезла иссушающая серая мгла, расплывающиеся на ресницах желто-оранжевые пятна оказались бликами костра, а та, что подносила ему воды, явилась сказочной красавицей, каких сейчас днем с огнем не сыщешь. Только вот что же за крик раздавался в тот миг каждый раз, когда Кир приходил в сознание? Звук, полный безысходной тоски. В конце концов, он решил подождать, пока незнакомка подойдет к нему, а голос начнет его слушаться. Тело было немного ватным, но получилось приподняться на локте и немного оглядеться. Место напоминало пещеру с округлым входом, в проеме которого была видна желто-золотистая заря. Тихо. Час рассвета. Еще немного, и он рассмотрит лицо женщины. И запомнит на всю отпущенную жизнь. Заговорить так и не получалось. Голос не давался. Очень хотелось глотка воды, но позвать девушку он не мог, как ни старался. Прямая спина, волны чуть взлохмаченных волос… Молчание. Кир напряг слух. Не зная, что и думать, он прогнал от себя мысль, что она не дышит. Кирилл был уверен в том, что незнакомка шептала над ним, пела вместе с пламенем, а значит… как по-другому-то? Не может она казаться!! Живая она, живая! Прикосновения ее помнит.

— Худо? — в ответ на его сбивчивые размышления раздался тихий спокойный голос. Словно прохладой повеяло…

Кир показал на горло.

— Худо. Кричишь. — Она подала ему чашу с теплым питьем, пахнущим травами и костром. Кирилл благодарно кивнул. Но неожиданно пришла мысль — это, что, его крик? Изумление настолько ярко отразилось на лице, что слов не потребовалось. Девушка подошла поближе, еле слышно ступая босыми ногами, и погладила его теплыми тонкими пальцами, убрав прядь волос со лба.

— Солнце поможет. Жди. Дыши. Ищут тебя, верят. Найдут после вечерней зари.

Ответить он был не в силах, но круговорот воспоминаний закружил голову.

— Дыши. Смотри. Вот, вот… возьми. — В его ладони оказался круглый, теплый и будто бы бархатный на ощупь камешек.

Силы небесные

Скалы отвесные

Вода стекает

Камень растает

Камень-голыш

Боль — тише

Даждьбог, услыши,

Велес, услыши.

Камень-песок

Лес высок

Светла голова

Чиста булава

Душа в тишине

Тепло в огне…

— Вспомнил? Имя-прозвище. Дыши, Кирка, дыши. Солнышко силу наберет, легче станет.

Кирка… мама в детстве ласково проводила рукой по его насупленным бровям, когда он хмурился, не принимая это имя, немножко похожее на девчачье. Да и братан дразнился, меняя ударение. Впоследствии так и повелось — кирка. Имя-прозвище. Но откуда об этом могла знать молодая красавица? Да еще где! — посреди таежного леса. Ох! Кир чуть не задохнулся от навалившегося осознания — в голове мелькали картинки поезда, четверых друзей, согласившихся взять его, чужака, с собой по дороге на Сельд-озеро, да, за приличный гонорар, но все же… Не принято чужих в такие места за собой вести, а они не побоялись. Вертушка эта, полная припасов еды и, главное, оружия, невесть отчего свалившаяся чуть ли не на голову, причем так, что в живых из тех, кто летел, остался один переломанный-искалеченный, да и его Кирилл так по-своему, по-таежному, лесному «пожалел». Возвращаясь к оговоренному месту встречи с командой, он решил немного умыться, пройти по реке, оступился и… Память подсказала лишь одно слово: боль. Нет, он ее больше не чувствовал, только помнил. А потом туман, нескончаемая жажда, волны полуяви-полусна и вот… Изумление нахлынуло настолько, что Кирилл попросту забыл, что говорить не получается.

— Кто вы? Как я здесь? Где группа? — холодные рубленые вопросы падали, словно камни. Он не испытывал страха, но промелькнувшие мысли о том, что группа могла уйти без него, ведь неизвестно, сколько его не было с ними; и как теперь, без вещей, без сопровождающих, не зная, куда… — все это привело Кира в состояние, близкое к бешенству. А он умел контролировать себя в подобные моменты, ох, как умел!

— Ты здесь по велению моему. Как ты говоришь, «группа» — рядом, после вечерней зари увидишь. Не темней лицом, не боюсь. А я… Анастасия, хранительница здешняя. А большего тебе знать не положено. Ишь, как встрепенулся! Вставай, коли силы есть. Пойдем твоих попутчиков радовать, пока не отчаялись. Нравятся мне они, упрямые. Ни следа, ни духу твоего не оставила, а дорогу все равно выбрали верную. И как близко подошли-то, аж светло мне на душе, благостно. Не зря с тобой возилась. И железяку эту с пути сбила не зря. Медвежат воспитают, есть кому. Да, ты правильно поступил, милостиво, когда того «приголубил», не жилец он был, а заживо зверью на растерзание оставлять не дело.

— Кто вы?!! — Женщина снова уверенно говорила о том, чего знать никак не могла, и это охладило пыл Кирилла.

— Говорено уже, дважды повторять не стану. Али память отшибло?

— Нет.

— Ладушки. Просьба у меня есть. Не надо со мной на «вы». Не пристало такое славянам. Я одна, вот, вся перед тобой, имей уважение. Не враги мы.

— Но я… Я старался вежливо.

— Понимаю, но вспомни корни свои. Вежливость в ином совсем, в ином.

___

— Наташка, привет! Удобно говорить?

— Да, я дома. Одна, как ты понимаешь. Собаку, что ли, завести… или кота. Независимая женщина с котом.

— Ну, что ты так… Натуся, вернется Паша, будет тебе весело.

— Обхохочешься. На работу свою как уйдет, так и приходит ночевать. Даже не ест порой от усталости.

— Ты сердишься, потому что любишь и скучаешь. А еще недели отпуска.

— Вот именно! А я даже дозвониться до него не могу!!! Где этот, прости, паразит со своим Игорем потерялся в Питере, что связи нет?! А?

— Ну, может, в область уехали… Мало ли что. Мальчики большие, справятся и без наших с тобой хлопот о том, где, что и как они делают. Тем более что их там целая подборка молодцов, один другого краше: профессиональный доктор с недюжинным опытом экстремальной медицины, биоэнерготерапевт с профессорской должностью в закрытом НИИ, только что уволившийся с контрактной службы боец с отточенными специфическими навыками и твой, юрист, так сказать…с удостоверением на случай непредвиденных обстоятельств.

— Ольга. Ты меня так успокаиваешь… ты что-то знаешь?

— Не больше твоего.

— А. Ну, вот именно, Оля. Эта, как ты говоришь, «подборочка» дорогого стоит. И может выкинуть еще те фортеля!

— Наташа. Я понимаю твои сомнения и волнения. Но давай верить и ждать. Больше им от нас ничего не нужно. А если тебе одиноко и скучно, приезжай ко мне с ночевкой. Можно надолго. В конце недели дети вернутся, уж они-то покажут нам, где раки зимуют. А вот ни собаки, ни кота предложить не могу.

— Вот. Так и проживешь всю жизнь без собаки.

— Маленький ты мой, буду рада твоему приезду. Посекретничаем перед сном…

— Как раньше?

— Ага.

— Хорошо. Послезавтра буду. Есть дела, нужно поработать.

— В отпуске?

— Покой нам только снится.

— А еще на Пашу говоришь.

— Оля! Молчи про Павла лучше.

— Наташ… Выдохни. И до десяти…

— Десять! Олька, да, я люблю его, я жду его, я вся — его. Но иногда у меня складывается ощущение, что он сам по себе, а я сама по себе. Вот смотришь на вас с Ромкой и видишь — пара. А мы, я даже и не знаю, с чем сравнить.

— Мы с Ромкой сколько вместе? И что творилось до нашей с ним встречи в судьбах каждого? А вы — как знак бесконечности, с младых ногтей. И огонь, и воду, и медные трубы. Вы и прошлое, и настоящее друг друга.

— А будущее что же?

— Натуся, девочка моя, послушай. Я сейчас не стану растекаться мыслью по древу, потому что быстро моего отношения к будущему не объяснишь, и всё — наши с тобой девичьи секреты. А пока требую честного дружеского слова: приедешь послезавтра, точно?

— Как штык. Без машины, поэтому часам к одиннадцати, не раньше. С меня гостинцы, с тебя напитки. Пойдет?

— Принято.

— Хорошего тебе дня. Целую.

— Буськи. До встречи, дорогая.

___

Долгие километры остались позади, усталость давала о себе знать, но командир и не думал расслабляться и устраивать привал. Единственное, что Паша позволил сделать, так это выйти из реки и шагать (практически бежать) по камням речного берега. Разумеется, они сменили полные воды ботинки на сухую запасную обувь и носки. Но долго в кроссовках с гружеными спинами в предгорьях не погуляешь. Все понимали, что в конечном итоге остановка и передышка станет насущной необходимостью. Никто из четверых не заикался о перекусе, но есть хотелось нещадно. И желательно чего-нибудь горячего. Паша прямо на ходу сверялся с картой, следил за временем и коротко указывал направление движения, зачастую пользуясь системой понятных только им знаков. Было очевидно, что не просто устали, а замучались этим внезапным бегством от неизвестности абсолютно все. Но даже более слабый в отношении специфической физической подготовки Игорь держался молодцом и упрямо не сбавлял темпа, заданного идущим первым Пашкой.

Спустя несколько часов солнечная погода сменилась туманной облачностью. Видимость не менялась, но дело, казалось, шло к дождю. Хотя угадать было сложно, тяжелых дождевых туч не наблюдалось, воздух просто дышал свежестью и влажностью, а чуть выше по тропе, которую выбрал Паша, собралась легкая дымка тумана.

Одолев не крутой, но, тем не менее, не легкий подъем, команда получила разрешение на отдых. Костер разводить никто не предлагал, лагерь не ставили. Ромка обнаружил небольшой родник, до краев наполнил почти опустевшие фляги с водой каждому из группы. Ели молча.

— Командир, такое дело… — негромко, но уверенно начал Слава, закончив перекус, — ну, никак не мог Кирилл вести нас на убой, у него попросту не было возможности корректировать группу.

— Да, мы не раз проверяли все его снаряжение, — добавил Игорь.

— Возможно, но я не давал команды расслабляться! — отрезал Павел.

— Паш… Мы согласны действовать по-боевому, но нужно мыслить объективно, — продолжил Роман, — у него ни связи, ни карт, ничего для подготовки группированного налета. И нельзя циклиться только лишь на одном понимании ситуации. Взгляни шире…

— Мужики, я не узколобый тупица. Но вы же понимаете, наши жизни зависят прежде всего от нас самих. Никакой, вы уж простите, бог не убережет, если на плечах головы нет. Давайте, соберитесь! Если придется вступить в бой, он точно окажется последним. Либо мы, либо нас. И следов не найдут. Никогда. Знаете же, раз взял в руки оружие, готовься к тому, что придется не просто стрелять, придется убивать. Или быть убитым. Вы готовы?

— Да-а, оружия у нас достаточно на каждого…

— Именно, Славка.

— Возникает логичный вопрос: зачем нам это все? Мы же не планировали ничего подобного.

— Игорь, как говорится, поживем-увидим.

— Но по всем объективным признакам…

— Игорь! Ты умеешь нутром чуять? Вот и я умею! — со злостью прошипел Паша, — и оно, чутье это, говорит мне, что мы отнюдь не в безопасности!

— Но Кирилл вполне мирный человек. Это стечение обстоятельств…

— Si vis pacem, para bellum.

— В точку, Рома. Para bellum! А потому я продолжаю гнуть свою линию. Вы со мной?

— Да, командир!

— А если в бой?!

— Да, командир.

— Принято. Слава, твой позывной не изменился?

— Тот же.

— Док, Сом, пока держите местность, я пойду осмотреться. Игорь, без глупостей!

Паша отправился разведать местность впереди, понимая, что с одной стороны в скором времени будет необходимо остановиться надолго, а учитывая ситуацию, нужно разместиться так, чтобы к ним невозможно было подобраться незамеченными. Вернувшись, он сообщил друзьям, что следующий переход относительно короткий, хотя придется идти вверх. Роман и Слава кивнули, ничего не сказав. А Игорь не отреагировал никак. Он сосредоточенно оглядывался вокруг, и, глядя на него, можно было подумать, что мужчина очень удивлен. Ромка вскинул бровь, но вопросов задавать не стал. Отдышавшись, снова выдвинулись вслед за командиром. Проходя мимо Романа с рюкзаком за спиной, Игорь шепнул: «Мы на верном пути». И доктор ощутил, что беспокойство, тревожащее разум на протяжении долгих часов после крушения вертолета, сменилось необъяснимой, но твердой уверенностью в том, что все идет, как надо. Все правильно.

III

Анастасия отошла ближе к выходу и, проходя мимо костра, сделала неуловимое движение рукой над пламенем. Ни дыма, ни огненных языков — только чуть тлеющие угли, покрывающиеся на глазах у Кирилла холодным белым пеплом.

Он до сих пор не мог понять, как случилось то, что он оказался в этой пещере. Все, что стоит перед глазами — бегущая по камням вода…

— Они идут за мной? Как они могут знать, куда?

— Тише. Удальцы твои приняли решение скрыться в тайге, потому что им неизвестно, как именно рухнул тот вертолет с охотником. И правильно сделали, хотя и потратили силы и драгоценное время на поиски тебя. Несмотря на то, что, возможно, ты сам организовал крушение и не просто пропал, а ушел к своим людям и можешь вернуться за их головами. Как ты называешь, группа спасала свои жизни. Как думаешь, трусость это?

— Нет. Это очень грамотно. Но вы… ты говоришь, что они близко. И про верную дорогу… Откуда им знать, куда идти?! Спасая свои жизни, нужно скрыться как можно быстрее и дальше.

— Всего объяснять не стану. Но однажды ступив на путь, ты не можешь с него свернуть. И идти тебе по пути, не сойти. Ежели дорога верна, ты пройдешь ее всю сполна. В темноте или на свету… Важно выбрать тропинку — ту. Ступишь раз — сама поведет. Каждый ищет. Каждый найдет. Но не знает, куда повернет. Это выбор. Шаг, еще шаг. Кто-то друг. Ну, а кто-то враг. Жизнь — сплетение встреч и разлук. Зов пути — не слышимый звук.

— Красиво. Но за всей поэзией я хочу услышать конкретный ответ. Как они, уходя от меня и предполагаемой опасности, пришли именно сюда.

— Тропинка привела.

— Сказки!

— Предания. И, поверь, все только начинается.

— Что «начинается»? Что творится вообще?

— Именно, Кирилл. Творится.

Анастасия улыбнулась, и сердце мужчины словно медом обволокло. Ласка.

— Солнышко греет. Камень свой потерял? Тот, что я давала.

Кир посмотрел на сжатый кулак. Оказывается, он все это время не разжимал пальцы. С усилием разогнув ладонь, он увидел, что теплый шершавый камень стал комочком серо-черного песка.

— Брось в кострицу, да на ладонь подуй. — Анастасия даже не повернулась. В свете дня Кирилл увидел, что она одета в льняной сарафан с бело-красной вышивкой, а в волосах вьется по ветру лента с орнаментом.

— Мм… Анастасия, а ва… тебе не холодно? Места далеко не южные, а ты по-летнему.

— Думай о своем пути. Мне что жар, что холод… Разве что глазу человеческому непривычно смотреть. Ну, чтобы не думали лишнего, уважу путников. А ты уж как есть смотри, только не спрашивай больше о таких мелочах, внимания не стоящих. Что ж, пойдем потихоньку, знакомиться с твоими провожатыми. — Анастасия указала на небольшую площадку гораздо ниже их пещеры. На подступах к ней виднелись четыре шагающие фигуры, причем каждый из них нес что-то впереди себя. Сердце ёкнуло и пустилось вскачь. Кирилл до дрожи боялся ошибиться, так сильно ему хотелось верить, что это — свои. Скала, выдвигающаяся острым углом по направлению к площадке на тропе, скрыла движущихся людей из виду. Женщина улыбнулась, махнула рукой, и не спеша пошла так, словно шагала по начищенному паркету, а не по горной крошке. Кирилл решил для себя, что хочешь — не хочешь, а подумать об этом придется завтра. Или послезавтра. Но точно не сейчас. Иначе можно в отвес свалиться. Мысленно сравнив Анастасию с Хозяйкой Медной горы, он внимательно смотрел под ноги, осторожно спускаясь вслед за девушкой.

___

— Наташа, привет.

— Привет.

— Слушай, а мальчики не говорили, когда вернутся?

— Отпуск кончится, и вернутся. А что?

— Не могу дозвониться до Славы. Уехал и пропал. Я вот что думаю…

— Думаешь?

— Да. А вдруг он совсем в другом месте и с кем-нибудь там… ну…

— С женщиной?

— Трубку не берет, точнее, даже вызов не проходит. Что это за поведение?

— Тебя беспокоит его поведение?

— Ну, как ты считаешь, что я должна думать…

— Думать!

— Жду его, жду, надоело уже. Что я ему, обязана сидеть у окошка?

— Нет, Таня. Насколько я поняла, у вас отношения без обязательств.

— Да нет, Наташ, ну, почему же…

— Вы свободные люди. И ждать ты его не обещала.

— Да, мы поссорились перед его отъездом. Он так скоропалительно уехал…

— Хм, какие обороты!

— Да, повороты еще те. Мне скучно одной.

— Понятно. Веселись по полной. Слава приедет, и разберется, как ему быть.

— Ты меня не осуждаешь? Молодость-то идет.

— Конечно, месяц молодости терять впустую нельзя. Особенно когда скучно…

— Но я не хочу с ним расставаться, он такой заводной!

— Как часы. Главное, чтобы не на взводе…

— Ну, вот что мне делать? Лето, красота, а я одна.

— Ты девочка с придумками, найдешь себе компанию без труда, я уверена.

— А ты меня поддерживаешь?

— Тебе разрешение требуется?

— Не хочу, чтобы Слава узнал.

— Ах, вот оно что. Я так скажу: жизнь твоя, решать тебе. Славка сам разберется, что ему нужно знать, а что нет. Иногда люди предпочитают жить с широко закрытыми глазами.

— Ой, как ты сказала! Прямо как в книжке.

— Скорее, в кинематографе.

— Наташ, но если он не обращает на меня никакого внимания, я же не могу этого терпеть. Его телефон молчит. Он мне не звонит. Все бросил, и уехал.

— Таня, ты вольна поступать так, как тебе заблагорассудится. Кто я такая, чтобы обсуждать твою личную жизнь и решения? Бесплатных советов не даю. И мои консультации стоят очень дорого.

— Я должна тебе теперь?

— Нет. Но впредь прошу не беспокоить меня подобными вопросами. Хочешь думать — думай. Никто вмешиваться в твой мыслительный процесс не станет.

— Но я…

— Все, Татьяна, извини, но у меня масса дел. Всего хорошего!

___

Подойдя к небольшой горной площадке, Паша расценил, что именно здесь можно остановиться. Он согласился расположиться в этом месте после того, как Роман указал на водный ключ неподалеку. При всем внешнем спокойствии, командир внимательно осмотрел местность и расставил все огневые точки. Каждому, включая Игоря, было приказано действовать без промедления. Пока главный по кухне распределял пайки, остальные находились на своих позициях и общались исключительно по рации. Игорь, разумеется, тоже на связи бесперебойно. Другой вопрос, что именно ему не просто казалось, а было доподлинно известно, что Кирилл — рядом. Также Игорь знал, что никакой опасности извне ни от кого не исходит. Их измотанная, но четкая сплоченная команда — сама вопиющая опасность! Кроме присутствия Кира, ощущалось нечто необъяснимое, не передаваемое словами… и дающее успокоение. Игорь был уверен в том, что они все пришли туда, куда и не мыслили добраться в самых смелых мечтах. Он пытался подобрать ассоциации, чтобы как-то назвать то, что ощущал, но ничего не получалось. «Невыразимые вибрации», — крутилось в голове, а больше слов не находилось. Да и эти профессор считал не особо путными и вескими. Понимая, что друзьям, готовым в любую секунду вступить в бой, невозможно передать благость и умиротворение, возникающее буквально из воздуха, Игорь коротко отвечал на команды Паши и внимательно следил за местом стоянки.

Зримая им ранее та скала, выступающая углом, была видна невооруженным глазом. Да, они шли совсем в другую сторону, да, двух настолько идентичных скальных выступов и быть-то не может, а значит, их путь подвергся неким сдвигам, так сказать. По всем объективным показателям их группа на северо-востоке. А скала Кирилла по другим, менее доказательным, но тоже точным данным — гораздо южнее. И это несовпадение очень веселило Игоря, которому было ясно как день, что грядущее наступило. Он негромко, но радостно рассмеялся, предчувствуя увлекательные повороты судьбы, и тут же получил короткий «отлуп» от Пашки за то, что «не время ржать!». Внутренне согласившись с тем, что скоро им всем будет не до смеха, Игорь разложил на видном месте порции провизии, пригласил по очереди обедать. Ну, или ужинать… Кому как нравится. Паша отправил сначала Славку, затем его сменил Рома, и только тогда, когда все поели и заняли исходные позиции, появился в лагере сам. Игорь хотел было предложить другу снять дежурства и расслабиться, но по вертикальной морщинке между бровей понял, что сказанное только сотрясет воздух, не более. Поэтому он лишь уточнил, будут ли они спать и в каком режиме. Пашка недолго помолчал и провел маленькое совещание по рации. Распределив полномочия, отправился на точку, приказав Роману идти отдыхать. Игорь остался дежурить на месте, ведь никто из них не забывал еще и о таежных обитателях. Да, командир вымотался не меньше других, но он на то и глава группы, чтобы заботиться о состоянии своих бойцов. Друзей. На протяжении долгих часов Паша не сходил с места, пока по очереди, сменяя друг друга на выбранных им позициях, не отдохнули все члены команды. И только потом, доверив Роману и Славке охрану округи от всё ещё предполагаемых непрошенных гостей, бледно-серый от усталости Пашка завернулся в спальник, разумеется, без палатки, и отключился. Игорь, посвежевший после сна, тихо шептал что-то неразборчивое, но вслушивающийся в любой звук и шорох Ромка различил уверенное «мы — будем!». Он прекрасно видел, что его старинный друг проводит не простую, но очень важную работу. И так, не торопясь, после длительного марша по таежно-горным тропам, Игорь подлатал энергетические запасы каждого из них во время приносящего силы сна.

Вокруг было спокойно. Только необходимость быть начеку не оставляла возможности мирно и восхищенно любоваться окрестностями. А красота захватывала дух! Ради этого стоило покинуть привычную жизнь и жутко скучать по своей семье в медленные минуты между явью и сном, видеть жену сквозь ресницы, вспоминать сына и дочку. И, разумеется, ради них — стоило вернуться. Роман не предполагал, что их скромный и четко распланированный поход обернется целой операцией в условиях, приближенных к боевым. Но сейчас, находясь в расположении с пулеметом в руках, он поймал себя на мысли, что именно эти условия диктуют ему желание жить. Быть. И защищая свою команду, он сохраняет не только их собственные жизни, но и судьбы женщин и детей, оставленных дома. Мир, в котором дышат те, кому никогда не узнать, что ради них способны на все, лишь бы продолжали дышать. Да, именно здесь сию минуту нет войны. Но и кому, как не ему, знать, что означает «война»… Роман поморщился от внутренней боли и слегка тряхнул головой, скидывая с себя нахлынувшие воспоминания. Захотелось в баню, попариться, да рюмку чаю. За ребят. Тех, что тенью по небу летят. Тех, что тенью по грязи ползут. Тех, кого где-то любят и ждут. И за тех, что уже не придут.

«Видела бы Олька…слышала бы…» — размышления были прерваны Славкой, вышедшим в эфир.

— Док, патронов всего ничего, сотня. Ленту набивай через один, иначе нажмешь на спуск, выплюнешь пятнадцать, не меньше. Остаться без пулеметчика, сам знаешь…

— Принял, Сом. Прикрою.

Сначала Ромка, затем Слава доложили обстановку. Командир принял. Затем последовала короткая пауза. Было видно, что Игорь и Паша о чем-то быстро и бурно разговаривают. Причем, последний явно готов озвереть.

— Сом, смотреть назад. Камни на 17.00, тебя не видно.

— Док, твой сектор фронтальный и спина Сома.

Махнув рукой на Игоря, Паша скрылся, заняв новую, но не менее удачную позицию. А профессор довольно улыбнулся и медленно пошел чуть в сторону. И площадка, за пределами которой расположилась группа, и тропа, к которой шагал Игорь, прекрасно просматривалась со всех трех занимаемых точек. И не только просматривалась, разумеется, но и простреливалась. Пашка коротко приказал быть в полной боевой готовности и смотреть в оба. А Игорь подошел к валуну на тропе, уселся на него и уставился на гору.

— Чибис, Док на позиции. Сектор на 12.00 и вторым — Сом. Подо мной ковер ржавых стреляных гильз от маузера. Здесь, похоже, нелегкий был бой.

— Посмотри при случае. Не видел архивных данных по этой местности.

— Чибис, принял.

— Сом — Чибису. Тут, на точке, старые гильзы от ППШ и «Мосинки».

— Сом, внимательно. За тобой Док.

Набивая пулеметную ленту, Док осознавал, что тело практически трясется от страха, адреналиновый выброс бушует в крови. Но самодисциплина и самоконтроль мешали слабому человеческому организму паниковать и путаться в мыслях и действиях. Только на краю сознания думалось: «Ну, вот, опять… Не жили спокойно, нечего и привыкать!» Закончив, боец дослал патрон в патронник и по-мужски, со всей ответственностью перед самим собой и любимыми, оставшимися дома, перед друзьями-братьями, с которыми и ради которых… — попрощался с собственной жизнью. Перед глазами на несколько секунд встали кадры счастливой жизни с женой и детьми, кадры радости дружеских встреч, кадры, кадры… Но он быстро проморгался, настраивая зрение. Мир в точке прицела кажется совсем другим. И да, он и есть — другой. Но как говорил один из давно ушедших, «если выбирать сытую жизнь и безопасность вместо свободы, то в итоге не жди ни того, и другого!» А здесь, в горно-таежных просторах, расчетной монетой стала их свобода. И ради мира, ради того, чтобы вернуться, они сейчас смотрели в прицелы. А если и не вернуться, то продать свою свободную жизнь как можно дороже!

Переговорив с Доком, Сом быстро занялся боеприпасами и автоматом, находясь практически безотрывно в лежачем положении. Он понимал, что ему нечего терять, кроме себя и своих товарищей. Вспомнился самый первый бой, когда дрожащий от нахлынувшего липкого холодного страха, он старался не терять рассудка только лишь потому, что знал — не один. И от его действий, от быстроты его реакций, от его самообладания зависит и собственная жизнь, и сослуживцев; и, разумеется, итог всей военной операции. И, как ни странно, вся, казалось бы, невыносимая ответственность нисколько не давила, а наоборот, поддерживала бойца в секунды, минуты, часы… И вот сейчас снова Сом готовился защищать себя и остальных, проверенных, родных, кровных, — точно также, как тогда, в тех леденящих душу боях, он отстаивал свою свободу и жизнь, сохраняя каждого боевого товарища и зная, что они — за него, за ним, с ним!

Роман не мог сказать, сколько прошло времени… Сверху вниз по тропе спускался Кирилл. Налегке. Без видимого оружия. Он шел медленно и остановился метрах в пятнадцати от камня, на котором его ждал Игорь. Их негромкий разговор поначалу не был толком слышен никому из троих. Паша не торопился обозначать присутствие. И задавал по рации «неудобные вопросы», и отдавал команды для Кирилла. Таким образом, командир смог убедиться, что, невесть как оказавшийся здесь, пропащий не вооружен. Даже ножом. Но это не снимало подозрений, а наоборот, укрепляло скептичного Пашку во мнении, что дело тут не чисто.

А дальше начались, как говорится, чудеса в решете… 

***

Белый туман -

молоко небес.

То ли ты там,

то ли ты здесь.

То ли ты друг;

сердец перестук.

То ли ты так…

Белый мрак.

Череда встреч

I

Кирилл наконец-то подошел к Игорю, изумляясь самому факту того, что он снова видит знакомое лицо. Судя по всему, трое остальных находились неподалеку и своими глазами видели всю ситуацию. Насколько мог догадываться Кир, скорее всего, сквозь прицел. Не оглядываясь, не осматриваясь и стараясь сохранять выдержку и спокойствие, Кирилл протянул Игорю руку и пришел в удивленное оцепенение, когда тот обнял его, похлопал по спине. И сказал: «Привет, дружище!» Никак не удавалось поверить, что его не бросили, искали и нашли. За ним пришли. Пришли — за ним. Не наказать, не уничтожить, не пытать, не допрашивать, не судить. Пришли только лишь потому, что он — дружище. И эта мысль «пришли, пришли» крутилась в мозгу, вытесняя и лоскутами расшитое прошлое, и незавидное, хоть и вполне обеспеченное финансами настоящее. Кир окончательно убедился в искренности этой случайной компании, когда услышал:

— Как мы рады, что ты жив!

Игорь вложил в короткую фразу все тепло, на которое доставало сил. И оно обдало Кирилла от макушки до пят.

— Не ожидал. Спасибо.

— А что стряслось? Где ты был?

Понимая, что рации включены, и диалог стоящих рядом двоих слышен всем без исключения членам группы, Кирилл пояснил, что после того, как упал вертолет, и они пошли прочесывать местность, он отошел чуть в сторону и обнаружил самого главного стрелка, положившего и лося, и медведицу. Ломаного-переломаного, но еще живого… И по всем мыслимым, а, точнее, немыслимым простому обывателю законам милосердия он помог охотнику с вертолета достойно и быстро, без мучений, завершить свой земной путь. А после, подобрав снайперскую винтовку, хотел немного умыться в речке, чтобы, назовем это так, смыть с себя нечаянную смерть. Не то, чтоб ритуал, но… Запнувшись в объяснениях, Кирилл увидел, что Игорь смотрит и слушает очень внимательно и слегка улыбается. И внезапно почувствовал, что его прекрасно понимают. И не осуждают. Также пришло острое ощущение, что Игорь и его группа чего-то ждут. Кир понял, что умолчать о своем приключении невозможно.

— А где, собственно, твоя винтовка?

— В пещере.

— ??? Хм…

— После того, как я вступил в воду, я ничего не помню, только бессилие, жажду и боль… Сколько я там, в скале, провалялся, сам не знаю. Невообразимо, но факт!

— А как ты оказался в пещере этой? Пешком дошел?

— Нет, конечно. Не знаю, как, Игорь. Лучше спроси ее сам. Она лучше ответит.

— ЕЕ?

— Анастасию.

___

Разлитое белое молоко тумана заволокло окрестности, оставив видимым пространство, на котором находились Пашкины подопечные и Кирилл. Это привело командира в полнейшее состояние нестояния! Он был готов умереть, он был готов убивать, но, кроме своих, Павел не видел никого и ничего чужого. Местность не просматривалась вообще. Совершенно не характерный для этого времени года в Заполярье кромешный белый мрак заполнил все вокруг, оставив абсолютно чистой площадку, на которой находился Игорь с Кириллом и огневые позиции Дока и Сома. Нутро Чибиса горело огнем. Он понимал, что парни будут действовать и без его команды, они не лыком шиты, но, тем не менее, ответственность за их жизни, быстрота его реакции как снайпера, скорость, точнее, молниеносность тех самых основополагающих выстрелов — все это лежало на его плечах, и Паша сосредоточенно и осмысленно старался не упустить ни сантиметра открытого пространства, ожидая появления врага отовсюду. Не зная, откуда именно… не зная, сколько их будет. Да, Док и Сом не упустят ни мгновения, ни единой посторонней души, он не сомневался ни на секунду, но командиром называли его, он повел их за собой, отдавая приказы, расставляя точки. Они — пошли с ним, пошли за ним. И этот повсюду окружающий их белый молочный туман, за которым не видно ни зги, но — ребята, вон они! — заставлял Пашкины инстинкты работать на полную мощь, переключал сознание, заставлял быть одновременно нигде и везде, физически оставаясь на одном и том же месте.

___

«Анастасию…» — прозвучало в эфире. И логика понимания ситуации оборвалась в то мгновение, когда буквально из ниоткуда возникла женщина.

— Берегите патроны. Чибис, мы одни. Док, Сом, осмотритесь, прежде чем спускать курок. — Спокойный и размеренный голос внезапно появившейся женщины звучал так, будто она находилась на расстоянии вытянутой руки от каждого из мужчин. Роман, Слава и Паша ничем не выдавали своего присутствия, но насторожились еще больше, услышав свои позывные. Белое молоко тумана исчезло, как и не было, и командир поймал себя на том, что видит весь мир вокруг. Он смотрел сквозь прицел, но понимал, что его взгляд вбирает в себя не только гостью, Игоря и Кирилла, но каждый излом горы, каждый камень, деревья, реку… Ощущалось абсолютно все пространство вокруг. Паша знал, где в эту секунду находится группа лосей, пивших воду неподалеку, знал, что мирные звери сейчас в безопасности. Он видел каждую травинку, тропинку, и все его восприятие говорило ему, что в округе больше нет ни одного человека. Только их вооруженная до зубов группа и странная женщина неопределенного возраста. Понимая, что Ромке не потребуется команда в случае чего, он самостоятельно оценит обстановку и отреагирует мгновенно, Паша подумал, что следует сначала поговорить, а потом уже действовать по-боевому.

— И то верно, командир. Поговорим. — Женщина кивнула так, словно прочла его мысли. — Сначала познакомимся. Меня Анастасией зовут. Я здешняя хранительница. Вы пришли сюда по доброй воле. Вы четверо. И Кирилл ваш… тоже пришел. Древние тайны таежных троп и северных гор привели сюда вашу компанию. Позвольте встретить вас и показать дальнейший путь. Но в первую очередь скажу, что в падении вертолета нет ни правых, ни виноватых, — незаконная охота и не оправданная жестокость переполнила чашу моего терпения. Я долгое время следила за тем стрелком и его манерой развлекаться, но на сей раз он грубо нарушил равновесие сил. Да, мне жаль погибших вместе с охотниками пилота и техника, но медведица-мать оказалась последней каплей, и я поставила точку. А вас привела ко мне дорога, которую вы сами выбрали. Путь, с которого не свернуть.

— Чибис, все чисто, — полушепотом доложили бойцы.

— Паша, — обратился к командиру Игорь, — поверь, она не лжет.

Но интуиция подсказывала Павлу, что не все так просто, он спинным мозгом ощущал холодок неприятия, говорящий ему, что невесть откуда материализовавшаяся «хранительница» — женщина с сюрпризами. И при общении с ней необходимо быть настороже.

___

— Проходи, Наташ, привет!

— Привет, дорогая. Держи гостинцы.

— Я тоже наготовила. Будем пировать?

— Ага, чтобы аж не вздохнуть. До отвала.

— Располагайся, ты дома.

— Олька, сразу скажу: спиртное не буду. Не могу. Пару дней назад чуть пригубила, так, думала, наизнанку вывернет. Понятия не имею, с чего… может, с желудком что-то…

— Может, и что-то… Ну, еще обсудим. Ты, надеюсь, надолго?

— Как договаривались. Я ударно поработала эту отпускную неделю, имею право послать всех к чертям и отдохнуть.

— Вот и умница. Рассольник будешь?

— Оо, волшебно! Ты знала, чего я хочу!

— Да… Мой руки и за стол.

___

— Каким образом вы «поставили точку»? Вертолет упал, но он не был подбит извне.

— Павел, пожалуйста, не считай меня врагом, не нужно на «вы». Сейчас я покажу каждому, что происходило… удивляться излишне, а страх притупляет сознание, поэтому ничего не бойтесь.

…Вертолетный гул не заглушал трассирующие очереди пулемета. Прежде чем стрелять, вооруженные пассажиры вертолета пытались убедить заказчика охоты, оплатившего все мероприятие, не трогать медведей. Но доводы разума натолкнулись на алчущий чужой крови жестокий азарт. Приезжий властитель орал благим матом, не стесняясь в выражениях, и сулил снос башки каждому из присутствующих в случае, если звери будут упущены. А возможностей у этого гастролера хватало. Нарвавшись на неприятности, все понимали, что в глухой тайге истерзанное зверье никогда никто не обнаружит, а вот им еще служить и служить, причем именно у тех, кто с таким удовольствием отправил их на эту увеселительную прогулку над таежными лесами практически в приказном порядке, подсластив пилюлю изрядной суммой денег на карманные расходы. Но они до последнего не оставляли надежд убедить не стрелять по медведице.

— Тебе сказано, старлей, не возникать. Командир приказал слушать меня, что ты пятишься?! Девку не включай, тебе денег дали, вот и помалкивай. Квартиру себе купишь, а то и две.

— Алексей Васильевич, но здесь же медвежата, они погибнут без матери…

— Защитник природы нашелся, стреляй, говорю, гони мне ее, я твои высокие материи слушать не намерен! Заплачено по полной программе, так отрабатывай.

— Но…

— Заткнись, иначе по прилету со службы вылетишь к чертям собачьим! Я тебя не рассуждать нанял, советов не спрашивал, стреляй, падла, молча, и не отсвечивай!

…Медведица металась, насмерть перепуганная выстрелами, которые не прекращались ни на секунду. Страх за выпестованных с любовью подрастающих детей, еще не вступивших в полную жизненную силу, подстегивал ее бежать и бежать, надеясь скрыться, спасти медвежат от преследования сулящих смерть звуков, бежать, несмотря на обуревающую усталость… душераздирающий звук впился раз, другой, принося невыносимую боль и усиливая неотвратимый страх за жизнь, за медвежат… третий… медведица поднялась в полный рост, превозмогая себя, в попытке защитить от жалящих ос своих малышей, принять эту боль на себя, отмахнуться… и перед самым концом ее земного пути только смотрящие на нее, внутрь нее, невидимые глаза надгорных небес ниспослали ей знак — дети в безопасности… дети продолжат ее род…

…Получив желаемое, лоснящийся от удовольствия охотник словно бы потерял дар человеческой речи, он кряхтел и крякал, периодически порыкивая. «Зверь», — подумал старлей… И я вместе с ним в этой крови по локоть. «Такое не прощается», — возникло в голове, и пулеметчик помотал головой, стараясь избавиться от наполняющего сердце чувства неизмеримой вины. «Не прощается, не прощается»… — стучало в висках. «Не отмоюсь…»

…Вспышка света озарила все видимое сквозь блистеры кабины пространство… Пилот, техник и старлей-пулеметчик ушли в этот свет, где впереди их ждала та самая медведица, чья бурая шкура покрылась инеем на кончиках волос… древняя звериная душа приняла их без страха и порицания, показывая путь туда, где нет ни боли, ни обид, ни разъедающего нутро чувства вины за деяния и бездействия…

…Вертолет резко потерял управление и падал, падал, падал, вертясь, кружась, разламываясь от столкновения с таежными лесами…и ужас неотвратимой предстоящей гибели заполонил зарвавшегося охотника до мозга костей… он кричал во все горло, моля бога, в которогоникогда не верил, поминая и мать, и отца, он так хотел жить, так цеплялся за поручень, боясь выпасть из разваливающегося на части вертолета, что даже не почувствовал, как сломались его пальцы, сжимающие оторвавшийся кусок металлической трубы, которая выпала из руки при падении… в другой же руке осталась судорожно стиснутая винтовка, из нее он так радостно и удовлетворенно убивал и лося, и медведицу, развлекаясь и упиваясь собственной властью…

…Переломанный и истекающий кровью, он бредил от жутчайшей боли, пытаясь хотя бы понять, откуда идет это невыносимое жжение и как избавиться от него… Ангел явился ему, темный ангел, и склонился над ним в ответ на его требовательную просьбу: спаси…спаси… Ангел протянул к нему руки, и боль превратилась в черную точку, всосавшую в себя память и сознание, рассыпаясь пеплом по иссиня-черному холодному небу далеких звезд…

— Ничего себе. Ангел, ежкин кот! Кир, ты, что, добил этого борова жирного? — Слава не смог сдержать эмоций. — Или меня неправильно приглючило? А? Все это кино смотрели, мужики?

— Сом. Тихо! — тон Паши не предполагал возражений.

— Анастасия, мы верно поняли, вы…

— Ты, Игорь. Пожалуйста, ты…

— Ты… «уронила» этот вертолет?

— Машина не может работать сама по себе. А люди мгновенно ушли за пределы.

— Как?

— Игорь, выбор был невелик. Их дальнейший земной путь… темен и полон иссушающей души жалости…вины и жалости… Мужам не престало винить себя в ошибках других. Они ушли к праотцам. Без боли, к свету. До того, как машина упала и вспыхнула.

— Но почему тогда тот, главный, не с ними?

— Он не муж, не воин. Он зарвался и нарушил равновесие жизненных сил. Не единожды, Игорь. Шансы были, и давались не раз. Пойми, он долго шел к своему концу, уповая на бессмертие.

Паша еле слышно скрипнул зубами, чувствуя, что его команда попала в очередной переплет. Эта Анастасия — кто она? Откуда взялась? Мало им Кирилла, к которому они еще не успели толком привыкнуть, так еще и женщина, способная вызвать галлюцинацию, причем одну на всех. Мысли, полные вопросов, еще не растворились в сознании, как незнакомка очутилась рядом с ним, настолько внезапно, что Пашка опоздал повернуться и взять ее на прицел.

— Посмотри, командир. Мои документы. Поистрепались малость за годы, но фотография различимая. Похожа?

«Светозарова Анастасия Власовна. СССР. № 2047. Майор ГУКР «Смерш». 1942–1946»

— Контрразведка?

— С собой пока только это, остальное позже. Значок с удостоверением.

— Снайпер Великой Отечественной?

— Я здесь очень давно, Павел. Пулеметчика своего ты грамотно разместил, трудно достать. На том же самом месте летом 1943 расположился немецкий боец. Поверь, пришлось нелегко. Его профессионализм невозможно недооценить. Я в той операции работала вторым номером, а «Эдельйвес Норвегия» засела в здешних горах действительно намертво. Егеря поддерживали огнём зондер-команду «исследователей» из «Ананэрбэ».

— А они-то что здесь забыли?

— Они, как и советские экспедиции 30-х годов, искали руины древней Гипербореи …. и меня. Мы безвозвратно теряли многих, слишком многих. И балагура Ковальчука Степана по прозвищу Хохол, талантливого минера; и большого, сильного, очень доброго пулеметчика Альгиса Литовца, который, будучи раненым, упорно тащил и тащил на себе умирающего Степку, надеясь дотянуть до своих, спасти друга. А потом пел над его могилой украинские песни с литовским акцентом на русский лад. И плакал как ребенок. А после и сам не оправился от ран. И сколько их таких, советских солдат, не перечесть! Но тот чертов стрелок «Эдельвейса» в конечном итоге не ушел от нас. Впервые тогда я сплюнула себе под ноги после выстрела. И растерла. Веришь?

— Хм. И это фильмом покажете?

— Нет, Паша. У каждого из нас своя кинохроника. Я тебе не враг. И вы мне тоже. А тогда фашисты искали здесь пути к тайным знаниям, проход к древним волхвам. И не понимали, что волхвы сами идут по их следу. Они по наущению пытались уничтожить мир и выстроить свой, но равновесие этого мира не терпит подобного. Ты, кстати, вижу — не веришь мне. Я знаю не просто много, но все. Про вас пятерых. Чтобы ты понимал, скажу: не забудь жене шишки сосновые принести по возвращению. Насобирал уже? Или не до того было?

Пашка никак не отреагировал, только немного прищурил глаза, обдумывая, как действовать в случае, если эта странная женщина без возраста надумает что… Но в ее мягкой улыбке, казалось, не таилось опасности.

— Нож прохладен и чист в твоих ножнах, взгляд твой ясен и быстр, но, похоже, ты не веришь мне ни на грош, что ж, узнаешь — и все поймешь, а пока пусть твоя рука не касается рукояти, я сумею противостоять, но не дело, сынок, путь наш долог, сложен, далек… пусть пока тебе невдомек, но ты нужен мне, твои люди, а я вам нужна. Так, обсудим?!

Паша ощутил небывалое тепло, разливающееся в душе, но его холодный ум продолжал фиксировать все детали — движение воздуха, солнечные лучи, высвечивающие малейшие светотени, спокойное дыхание Кирилла, нетерпеливую дрожь Игоря, настороженность Славки и замершее на вдохе сердце Ромки. Прицел!

— Док, отбой, отбой. Не стрелять!

— Чибис, принял. — Ромка выдохнул. На таком расстоянии невозможно было это ни услышать, ни увидеть, но Паша знал, что друг был готов действовать, потому что тоже — чувствовал.

— Благодарю, Паша. Как говорила одна моя знакомая: не губи меня, братец, я еще пригожусь.

— Смеетесь? Мы вам с чего верить должны? Как вы нам пригодитесь? Мы не вас тут искали, у нас своя задача. Вертолет этот…тьфу, — все планы к чертям! И если судить по наведенному вами внушению, это устроено специально. За ради чего, хотелось бы знать!

— Цепь случайных совпадений. Желания каждого сложились в единую картину и привели вас ко мне. А меня — к вам. Сейды никуда от тебя не денутся, Паша. И Наташкины шишки сосновые тоже.

— Слова, уважаемая… А вы.

— Ты.

— Вы по документам ветеран второй мировой. Сколько же вам лет на сегодняшний день? И что вы делаете на склоне лет в горах?

— Живу я здесь. И да, я ветеран. Ты не смотри, что стара, для меня годы уходят в вечность, что вода в песок.

— Внешность — тоже морок? На вид вам лет сорок-сорок пять.

— Ты у Кирки спроси, сколько мне лет, улыбнешься. Одному только Игорю абсолютно без разницы, как я выгляжу, он меня иным взором видит. А вам — кому как больше нравится. Ни с кем не ассоциируюсь? Ты поройся в памяти.

— Марина Дмитриевна. Как? Учительница моя, первых классов. Как?

— Ты от нее добро видел. Добро и помощь. А, главное, то, чего тебе так хотелось! Помнишь?

— Знания. Учения. И сказки.

— Бежал на уроки самым первым, чтобы пластинку выбрать. Верно?

— «Учат в школе…»

— А последний звонок? Ведь даже не покраснел, когда на пороге ее дома букет вручал, еле на ногах стоя!

— Она… Хватит! Не понятно, как вы это делаете, но хватит.

— Я… Это ты сам, сынок. Или уж внучок. А то и правнук. Прапра…

— Сом Чибису: медвежата на тропе, двое, по-моему, к нам.

— Док Чибису: росомаха в двух км, на реке.

— Принял. Вижу. Так что же, майор госбезопасности, я весь внимание.

— Разговор долгий. Предлагаю согреться в убежище, там за трапезой и поговорим. Игорь вам путь укажет, он знает. А я пока медвежат встречу. Они мирные, но дети еще малые. Твоя группа им не чужая, не тронут, но могут заиграться и поранить по нечаянности. Негоже допускать лишние расстройства, без того сироты.

Анастасия исчезла, как и не было ее. Только старое майорское удостоверение, документ, подтверждающий звание стрелка, и советский снайперский значок остались в руках Павла как немое доказательство того, что нежданная и необычная встреча состоялась каких-то пару секунд назад.

Игорь подошел к рюкзакам, Кирилл медленно двинулся за ним. У Паши не возникло никаких возражений по этому поводу. Он прекрасно понимал, что все члены их вновь увеличившейся на одного группы видят и слышат друг друга, чувствуют мир на сотни метров вокруг и находятся в относительной безопасности от посторонних людей и зверья. Но это новоприобретенное восприятие порождало больше вопросов, чем ответов. И единственной, кто мог дать вразумительное объяснение, была Анастасия. А значит, придется сунуть голову в логово. Неизвестность — вот что более всего беспокоило Павла. Он понимал, что Роман со Славой чувствуют себя примерно так же. Не просчитываемые шахматы… Абздольц! Зато Игорь весь светился от счастья, причем не только в переносном, но и в самом прямом смысле. Игорь напоминал киногероя, обработанного в кадре компьютерными спецэффектами, до того от него во все стороны исходило радужно-перламутровое сияние, заметное невооруженным глазом. Подойдя поближе, Паша попытался потрогать рукой это свечение и ощутил тепло. Включенный дозиметр показал, что радиация в норме, можно находиться рядом.

— Благодарствую, командир. — Кирилл протянул Пашке руку и крепко пожал его ладонь. — Ты пришел. Я давно забыл, что такое, когда приходят свои.

— Будь здоров. А вот насчет того, как мы — здесь, я бы поспорил… Нас пришли, так будет точнее.

— Да, Настасья говорила про путь.

— Настасья?

— Девушка эта.

— Девушка?

— Ну, ты же разговаривал с ней. Анастасия. Она спасла меня. Нестыковок множество, но думаю, не стоит с ней шутить.

— Девушка… Все ясно, что ничего не понятно.

___

— Олька, ты помнишь, как ты в юности увлекалась толкованием снов?

— Конечно. Развлекалась, как могла. Романы можно было писать!

— Так вот… мне последние дни снится одно и то же, с небольшими различиями. Хочу понять, что за знак подает мне мое подсознание.

— Рассказывай.

— Ты же знаешь, что я равнодушна к рыбалке. И всегда отпускаю мужа одного, а по возвращении он сам колдует над своим уловом. А тут, понимаешь… снится, будто я с ним то на речке, то на озере, и все ловлю эту рыбу. Руками ловлю, живую, и получается больше, чем у Пашки с его навороченными удочками. А вчера, точнее, сегодня, мальки сплошные — много-много — и я ими вся была обвешена, как русалка на выданье.

— Та-ак… а эмоции твои?

— Восторг. Радовалась во сне как девчонка малолетняя, Пашке во весь голос вопила «смотри, смотри, видишь, что у меня есть!». Ничего не понимаю, Оля. Вот к чему эта рыба мне? Я ее даже и не готовила во сне, только носилась с ней как дите с новогодним подарком.

— Рыба. Ну, что ж… Есть у меня предположение, точнее, почти убеждение. Только ты должна отнестись спокойно к моему предложению и сделать то, о чем я тебя попрошу. А я пока пойду поищу в закромах то, что нужно… где-то лежала у меня упаковка…

— Упаковка чего? Вяленой плотвы?

— Практически. Держи вот контейнер, иди в туалет.

— Анализы? Оля!

— Наташа! Не придуривайся, что не понимаешь, даже если и не хочешь верить. Я считаю это счастьем, но необходимо убедиться, что сны твои — как раз об этом.

— О чем? О, а зачем ты мне… тест?!

— Иди, говорю, используй по назначению. Рыба, особенно мальки, она просто так женщинам не снится. Ох, пусть будет правдой! Давай, через пару минут все поймем.

___

Роман понимал, что необъяснимо четкое внимание и расширенное восприятие окружающего мира — это следствие неких пока не понятых сил. И они связаны с появлением женщины, которая производила неоднозначное впечатление даже внешне. Чутье, обострившееся в последние дни, говорило Ромке, что встреча с Анастасией является точкой. Точкой отсчета. Отправной… И куда они двинутся далее, предстоит выяснить в самое ближайшее время. А сама женщина — не совсем человек. Нет, ни о каких пришельцах и мысли не возникало. Но безо всяческих объяснений и обоснований Роман четко знал, он был попросту уверен, что за человеческой внешностью скрывается очень древняя и практически всесильная душа. Хм… это куда интереснее сейдов.

Когда Анастасия разговаривала с Пашей на расстоянии полшага, Док самым внимательным образом следил за ней, за округой. И параллельно прислушивался к внутренним ощущениям. Удивительно, но так и не возникло чувство опасности и угрозы. Единственным краеугольным камнем, остро торчащим из гладко вышитой канвы событий, явились мгновения, когда пальцы Чибиса потянулись к ножу. Напряжение достигло предела. Да, Рома не расслаблялся ни на секунду, но, даже глядя в прицел и держа женщину на мушке, он подспудно осознавал, что стрелять не придется. «Док, отбой…» Выдох.

Благость и покой растворялись в воздухе, наполняя легкие до краев. Дышалось ровно и спокойно, сердце билось тихо и без перебоев. И в момент исчезновения Анастасии он не моргнул и глазом. Неизвестно, почему, но это не стало неожиданностью для него. Коротко переговорив с Пашкой, Роман понял, что до следующих распоряжений останется на позиции. Командир же собрался отправиться вместе с Игорем и Кириллом поближе познакомиться с так называемой хранительницей. Получив новые вводные насчет секторов контроля, Рома пожелал им удачи и попросил глядеть в оба.

Немного странным показалось то, что, несмотря на увеличивающееся между ними расстояние, Роман прекрасно видел и слышал все, что происходит с троими членами группы, приближающимися к скальному выступу. «Вот Игорь, вот сукин сын!» — перефразируя классическую цитату, мысленно восхитился Ромка. Привел же все-таки к Кириллу, как и хотел, шаман питерский. Только теперь доктор понимал, что его старинного друга с непроизносимой профессией интересовал не столько сам Кирилл, сколько совершенно невообразимая тайна, в эпицентре которой очутился этот их прелюбопытнейше незадачливый спутник. «Пряник тульский. И мы за ним… прямо к самовару. Что ж нам скатерть-самобранка-то покажет… Эх.» — Рома оглядел окрестности, слегка улыбаясь уголками губ. И получив от Славки информацию о медвежатах в паре десятков метров, он подтвердил, что видит зверят, до боли в сердце похожих на тех, маму которых… — улыбка исчезла в пепле, окрасившем каемку сжатых в линию губ.

___

Ветер дышал солнечным теплом, наполняя радостью каждый вздох. Шаги давались легко, не позволяя усталости последних дней завладеть сознанием. По-прежнему виделось и слышалось на километры вокруг. Павел поинтересовался у Кирилла, ощущает ли он себя так же или иначе? И понял, что их новоприобретенный спутник не вполне понимает, о чем говорит командир. Почему же Киру эта странная женщина не расширила восприятие… Что не так?

Шагнув на порог выемки в скале вслед за Игорем, Паша увидел пространство, не поддающееся привычному описанию. Можно было условно назвать это пещерой, конечно, но слово не вмещало в себя всего открывшегося не то, что взгляду, скорее, интуиции, чему-то глубоко внутреннему, не определенному и не ограниченному понятийным языковым рядом. Обозначив для себя место как свод, Пашка выбрал наиболее удобную со своей точки зрения позицию и разместился, положив оружие таким образом, чтобы в случае чего молниеносно привести его в боевое положение. Он ждал. Подспудно, не пытаясь убедить остальных в личном понимании опасности, он продолжал ждать всяческих неожиданностей, причем, не всегда приятственных. Анастасия вошла к ним спокойно, не возникая как чертик из табакерки. За ней в их скальный свод сунули нос два медвежонка с глазами-бусинами, повели своими любопытными носами и уселись на входе, повинуясь молчаливому жесту женской руки.

— Те самые двое. Они теперь под присмотром. К вам отпущены, на подмогу. Только внимания им поменьше оказывайте, они все-таки зверье вольное, к человеку привыкать им не дело.

Медвежата мотнули головами, словно бы соглашаясь с Анастасией. Один из них приподнял свою красивую пухлую когтистую лапу, приветствуя собравшихся, а потом неожиданно чихнул, рассмешив всех, даже напряженного как струна Пашу.

— Дети, — улыбнулась женщина.

— Чем они нам помогут?

— Не каждый зверь захочет подходить к вам близко, учуяв запах медведей. Да и не только зверь… А эти вам не чужие. И единственное, что требуется, будьте построже.

Игорь улыбался, не скрывая восторженного отношения к происходящему. «Будто в сказку попал», — подумал Павел. И в ответ на его мысли Анастасия предложила добрым молодцам согреться да подкрепиться. Костер запылал в мгновение ока. Женщина спросила, не нужно ли пригласить Романа и Славу, ведь очевидно, что здесь им ничего не угрожает. И уточнила, что они все пришли сюда с миром.

— Так что, Павел Олегович, отпустишь своих бойцов?

— Я на слово должен верить?

— Ты пойми, сынок, что мое слово крепко. Нарушать его мне не с руки. С вами всеми предстоит дело большое, а пустобрехство мне неведомо, я здесь не за этим. Сам посуди, могла бы заморочить вас, а вместо того и видишь, и слышишь, и чувствуешь. Раньше не мог, а теперь свободно сознание.

— Хм, а Кир почему тогда не может?

— Времени мало прошло. Трудно ему было, от себя не скрыться. Жив ваш Кирка, только обождать надо, пока раны зарастут.

— Какие еще раны?! Кирилл, что она тебе сделала?

— Да целый я. Только слабость изредка накатывает, будто в бане перепарился.

— Точно? Опоила, небось?

— Ничего, кроме воды чистой.

— Да… а как ты здесь очутился вообще?

— Паш, думаю, отнюдь не случайно. И вы тоже. Прежде чем решения принимать, послушать нужно, зачем все, по каким причинам. Сообща. Ты позови парней, а я пойду, подежурю. Доверишь? — Кирилл взял лежащую у стены знакомую винтовку и надел на себя полностью набитый боеприпасами патронташ. — Ты пришел за мной, командир. Не подведу. И знай: я по-своему тоже «вижу». И момента не упущу.

Пашка помолчал несколько секунд и попросил Игоря дать Киру рацию.

— Беркут мой позывной.

— Чибис.

— На связи.

Кир подошел к входу-выходу, и медвежата привстали на задние лапы, одновременно освобождая проход. «Символично», — мелькнуло в голове Паши. Провожая Кирилла внутренним взглядом, позволяющим видеть даже сквозь скальные стены, командир отдал приказ Доку и Сому выдвигаться к ним, когда Беркут выберет себе позицию и разместится. Роман и Слава прибыли в считанные минуты. Небольшая заминка возникла на входе, — один из медвежат заурчал и начал бодать головой колено Ромки, явно требуя ласки. Но Анастасия четко дала понять, что приближать к себе зверей не стоит. И Док это знал. Он чуть заметно потер коленом нос шерстяного мальца и прошел к костру. Но все присутствующие почувствовали, что другу очень понравилось поведение мишки.

Все понимали, что вопросы переполняют чашу терпения, и ждали объяснений. Но не того, что сказала Анастасия, когда команда закончила трапезу.

— Зачем вы сюда пришли?

Она не просто поинтересовалась, в ее интонациях звучала требовательность строгого учителя, ожидающего малейших ошибок со стороны отвечающих. И одновременно трепет, желание услышать тот самый верный ответ. Первым взял слово Игорь. Чуть приподняв открытую ладонь и прокашлявшись, он произнес небольшую речь, главной мыслью которой стала фраза «мы долго надеялись, искали и верили, что получим знания, о которых практически невозможно прочесть в книгах, потому что их тщательно скрывают от нас всех».

— Тайные знания?

— Когда-то они были явными и являлись обыкновенными для каждого, даруя силу и мудрость, направляя разум и, что важно, дух.

— Духовные знания?

— Не в современном ограниченном понимании. В более древнем, истинном.

— И почему же вы пришли именно сюда?

— Нам нужен опыт наших предков. И судя по тому, что я вижу и чувствую, мы на верном пути.

— А что ты видишь?

— Это не поддается описанию словами, но из того, чем я могу пользоваться, наиболее подходит слово энергия. Сплетение, пульсация, вибрация, взаимодействие… Вы…

— Ты.

-..ты можешь выглядеть как угодно, но для меня нет облика. Правда, внутренне я определяю женское начало, но, возможно, моему восприятию так попросту удобно. Это касательно тебя, Анастасия, лично. Также я вижу… не вполне подходящее слово «вижу», но ладно… энергетические потоки этих мест. Если бы здесь сидел какой-нибудь жрец, он назвал бы скалу священной и сразу же ограничил бы доступ к ней. Но дело не только в скале. Это очень древние земли, и здесь на протяжении тысячелетий формировалась и развивалась непознанная, а потому и свободная энергетическая, скажем так, сеть. Поэтому сюда постоянно стремятся в поисках таинства и попытках познать и контролировать.

— И, что, получается?

— Как видите, земли свободны, чисты и не познаны до сих пор.

— Вижу.

— Думаю, ты принимаешь живое участие в том, чтобы здесь не… прости за просторечие… шарились те, кому до зарезу необходимо прибрать все к рукам.

— Верно думаешь. Вы все за этим пришли?

— Мы не рассчитывали встретить кого-либо, начиная с Кирилла и заканчивая вами, — Паша упорно продолжал сохранять дистанцию в общении, не переходя в обращении с Анастасией на «ты».

— Какая теперь разница? — не скрывая недовольства, снова вмешался в диалог Игоря и хранительницы Павел, — мы здесь, перед вами, и все говорит о том, что совершенно не случайно. Зачем вам именно мы?

— Не стану говорить именно о вас. Скажу, что нужны именно такие, как вы. Ваши любимые женщины в одном из последних своих разговоров назвали вас всех «подборочкой», будучи совершенно уверенными в том, что вы «способны на любые фортеля». А я, понаблюдав за вами последние годы, могу признать, что «съесть» вас и не подавиться, не получится никому. Если переходить на личности, то единственным, кому приходится очень худо, является Кирилл. Но у меня нет причин оставлять его без внимания и помощи. Пойми, Павел Олегович, ваши дороги пересеклись не зря, и так же не зря превратились в общий с Колчиным путь. Кстати, отвечая на твой непроизнесенный вопрос: парня действительно зовут Кирилл Константинович; и Колчин — фамилия его прадеда по матери. И неважны другие имена, коих множество. Вот, например, ты, Павел, скольким в свое время надавал тумаков за «Паштета», доказывая, что эта «бутербродная размазня» не имеет к тебе лично никакого отношения? Сам потом синяки и ссадины залечивал, да изодранную форму зашивал. Но дрался насмерть. Участковый тебя даже уважал, хоть и воспитывал. Но, пожалуй, мы здесь не за тем, чтобы детство вспоминать.

— Ну, вот… А про меня ни слова! — Славка сделал крайне возмущенное лицо, но его хитрые глаза светились улыбкой.

— Прабабушка сказки рассказывала перед сном да колыбельные пела. Одну особенно помнишь, не так ли, дитёнок? — ласково улыбнулась в ответ Анастасия.

Чадо, чадушко мое

ладо ладушко мое

согревает солнца свет

улыбается в ответ

чудо родное мое

чудо кровное мое

ветер из-за моря туч

принесет рассветный луч

баю чадушку мою

баю ладушку мою

слава роду моему

слава имени твому

спи дитенок засыпай

имени не забывай

славу родичам поет

ладо ладушко мое

Красивый народный напев тронул за душу каждого, но неожиданно для всех неунывающий Славка заплакал. Он закрыл лицо руками и плакал как маленький ребенок, очень тихо и так искренне, что не выдержал даже строгий и скептичный Паша. Он хотел было подойти к парню, но в то же мгновение мимо него бесшумно пронеслись две тени — два медвежонка обступили плачущего Славку и положили свои головы ему на плечи. Анастасия вздохнула, но промолчала.

— Слав, что такое? Плохо? — Игорь нарушил молчание, в котором изредка раздавалось негромкое поскуливание медвежат в такт подрагивающим плечам Славы.

— Мальчик, нет твоей вины. Смерть — это смена измерения, не более того. Смена мира. И ты знаешь об этом.

— Я не уберег, — сквозь затихающие всхлипы еле слышно прошептал Славка.

— Бабушка Ярина твоя знала о своем часу. И ушла спокойно, дождавшись, когда все, кого она пестовала и берегла всю жизнь, станут на ноги и обретут свои дороги. Будет время, и ты там побываешь.

На несколько минут воцарилось полнейшее молчание. Каждый думал о своем. Через некоторое время поступил сигнал от Беркута с коротким сообщением, что все чисто. Паша сначала ответил «принял», а позже неожиданно для всех скомандовал Кириллу направляться к ним. Анастасия внимательно посмотрела на Павла, но никак не прокомментировала его решение. Подойдя к Роману, женщина спросила, хочет ли он что-нибудь от нее узнать. Доктор улыбнулся уголками губ и сказал, что научиться можно и у ветра, если понимать, как. Его интересует медицина, но не в современном классическом понимании, основанном на бизнесе фармацевтики, а старинная, древняя. Природная. Знания, которыми когда-то обладали те, кого называли ведающими, волхвами. Анастасия кивнула ему в ответ и попросила дать ей правую руку. Посмотрев на его давно зажившие, но до сих пор отдающие болью шрамы, она слегка покачала головой, проводя пальцами от ладони до запястья. «Здесь все непросто. Поможете, мальчики?» — обратившись к команде, женщина указала образовать круг, взявшись за руки, так, чтобы Роман оказался в центре. «Шрам останется», — предупредила она. А после в скальном своде раздалась песня на странно знакомом, но не понятном языке. Она влекла за собой, расширяясь, становясь сутью дыхания, пропитывая каждую клетку тела; и Ромкина рука между ладоней Анастасии стала переливаться перламутром, на глазах превращаясь в сплетение энергетических нитей. Воздух в круге становился все теплее, а позади — прохладнее, заверчиваясь, кружась сразу в двух направлениях, наполняя этим вихрем сознание. Мужчины сидели, не размыкая рук, четко ощущая, что они хороводят. И каждый из них сосредоточился на тепле, которым нужно окружить и наполнить друга. Это солнечное тепло, энергия добра и жизни должны были вытеснить, вычеркнуть из Романа изнуряющий холод боли.

Резкая световая вспышка на миг ослепила, но не обожгла. Анастасия слегка покачала ладонь со шрамом, отпустила и сказала: «Поработай кулаком и распрями пальцы, сильно, с напряжением». Ромка сначала очень медленно, потом быстрее и резче сжимал и разжимал кулак, вертел пальцы, запястье, — и в его глазах все четче проступало удивленное облегчение. Поняв, что все получилось, мужчины разорвали круг хоровода и выразили радость и благодарность за оказанное благодеяние. Но в то же время Павел, не теряя критического мышления, поинтересовался, что они будут теперь должны. Не в деньгах же дело! Анастасия согласилась, что материальная сторона вопроса ее совсем не волнует. И пояснила, что непременно расскажет, какова ее цель и причины, по которым они вообще встретились, но сначала нужно всем немного отдохнуть, место безопасное, надежное. А ей необходимо покинуть их команду ненадолго, по зову долга.

«Служба», — коротко ответила она на незаданный Пашей вопрос, прозвучавший в молчании мыслей достаточно громко. Медвежата, все это время не отходившие от Славки, слаженным дуэтом выскочили за порог на горную тропу и дружно скрылись за уступом. Анастасия же, шагнув к выходу, попросту растворилась, как и не было ее.

___

— Наташ… ну, чего ты задумалась? Не молчи. И давай уже моргни хоть. Застыла как изваяние.

— А?!

— Ты в порядке, спрашиваю.

— А. Да. Я… я… мысли кончились.

— Ты рада? Улыбка на лице, а взгляд отсутствующий.

— Да, очень. Я не ожидала, понимаешь. Мы же давно смирились, что не получается, с головой в карьеру, дела, дела… А это точно? Тест правильный? Ну, там… может, ошибка какая-то?

— Наташа. Три теста, два из которых я в аптеке взяла разных марок и по абсолютно противоположным ценам.

— А. Но нужно… Пашке сказать, нужно знать точно.

— Звони врачу.

— Да он в отпуске, точнее, она. В отъезде.

— Тогда я со своим договорюсь. Вот сюрприз! Поздравляю, девочка моя!

— Подожди. Подожди. Давай сначала удостоверимся с диагнозом.

— Да уж… «диагнозом!» Наташа, ты беременна, а не больна.

— Я… да… а это точно, Оль?

— Ооо, понятно. Ладно, сиди отвисай, а я позвоню Виктору Владимировичу.

— Кому?

— Врачу.

— Мужчине?

— Это принципиально?

— Не знаю. Нет, наверное.

— Вот и молчи. Думай о хорошем.

___

В воздухе электризовалось напряжение. У каждого вопросов было на порядок больше, чем ответов. И пока Пашка подбирал слова, рассматривая переливающегося всеми цветами радуги Игоря, обращая внимание на задумчивого притихшего Ромку, фиксируя спокойствие и невозмутимость Кирилла, словно бы непричастного к происходящему… пока зрело понимание ситуации и отношение к тому, как и зачем, собственно, все… Слава с самым серьезным видом задал на первый взгляд очень простой, но, по сути, определяющий вопрос:

— Ну, пацаны, как вам она? Анастасия эта. — Ни тени улыбки не промелькнуло на его лице, давая понять, что за совершенно обычными словами кроется глубина восприятия.

— Девичья красота обманчива, Слав… — Кирилл произнес эти слова с такой интонацией, что группе стало очевидно, он говорит не о самой хранительнице, а о ком-то другом, о женщине, оставившей в его душе весьма глубокий след. «Шрамы бывают не только от ранений…» — подумалось Пашке в секунды, когда отзвуки фразы Кира растворялись в скальных сводах.

— Хм. Кир, я не совсем понял — ты эту хранительницу девочкой называешь? Она же древняя!

— Славка, ты прав, — подытожил Игорь, — Анастасия не имеет возраста, каждый из нас внешне видит ее такой, какой его собственному восприятию угодно, молодой ли, старой… или, как ты выразился, древней. Для меня, например, она олицетворяет собой некое женское начало без личностных человеческих признаков. Я вижу ее сплетением энергетических потоков, связанных с мирозданием и влияющих на мир вокруг и на нас как часть этого мира.

— А с какого перепугу ты сам светишься, аки елка новогодняя? — ухмыльнулся Игорю Паша.

— Хватит ржать! Дозиметром меня проверять сразу, поганец… Я наконец-то нашел то, что и не виделось в самых смелых мечтаниях, а ты меня в радиоактивные записывать тут же. Думаешь, я не заметил?

— Ну, а чего? Ты видел бы себя, прожектор. Шар дискобол, даром, что под потолком под музыку не вертишься.

— Здесь место силы, Паш, похлеще Сельд-озера. И сама Анастасия — сосредоточие неких, скажем так, божественных высших сил, которые я воспринимаю как очень тонкие и высокие вибрации, не поддающиеся описанию. И отвечаю им.

— К вопросу о восприятии. Паш, слушай, я так понял, мы тут все видим не пойми как… Вот лично мне очевидно, что на юго-востоке, метрах в трехстах, в мелком сосняке из-под валуна бьет родник, — Слава взмахнул рукой, определяя направление, — вы тоже это видите?

— Ну. Да-а, — закивали все, кроме Кирилла.

— А давайте проверим, мужики, может, это морок какой. Я мигом обернусь. А чтобы не сомневались, валун сфотографирую.

На лице Павла читалось сомнение, с одной стороны интересно было удостовериться в происходящих с ними чудесах, а с другой не хотелось отправлять парня одного. Кирилл, безо всякого труда разобравший ход мыслей командира, вызвался подстраховать Славку. Понимая, что это очередной определяющий отношения момент, Пашка ответил не сразу. Аргументировав, что состояние Кира пока таково, что необходимо поберечь силы, он отправил к валуну вместе со Славой Романа. Проверив окрестности, попросил Игоря помочь подготовить места для сна, потому что в ином случае даже их новообретенных возможностей надолго не хватит. Вскоре вернулись Док и Сом, продемонстрировали фото огромного камня, из-под которого бил родник, и подтвердили, что в сознании обоих и путь к месту, и сам валун были абсолютно идентичными и соответствовали фотографии. Игорь и Паша согласились, что им виделся именно этот родник в сосняке. Обсудив невероятность, но факт, распределили дежурства, весьма огорошив Кирилла тем, что ему тоже досталось время вахты, и заступал он самым первым.

___

Кирилл поднялся после сна, взял свою трофейную винтовку и протянул ее Павлу, укладывая рядом с его коленями запас боеприпасов.

— Командир, держи. Видеть не хочу, в руках держать не хочу. Я от этого давно ухожу, да все судьба носом тычет. Все, что касается вашей защиты, сделаю. Но иначе, Паша.

— Беркут, ты, что, скис? Стрелять разучился? — Славка недоверчиво вскинул брови.

Кир коротко бросил в ответ: «Береза по правому краю», — и, не целясь, вскинул ствол и выстрелил, перебив дерево пополам. Тоненькая березка переломилась и упала навзничь. Звякнувшая об камень гильза чуть подпрыгнула и остановилась возле Славкиного ботинка. После Кирилл снова протянул открытое оружие командиру со словами «устал я от этого, Паша, устал». Подняв на него внимательный взгляд, Павел перехватил предложенную винтовку там, где ее держала рука Кирилла. Придержав сухие теплые пальцы, плотно обхватывающие приклад, он чуть потянул на себя, не разжимая ладонь и таким образом приглашая Кира присесть рядом для разговора.

— Ты, добрый друг, кем будешь-то вообще? — голос Пашки звучал ровно, но во взгляде читался искренний интерес.

— Я… в другой ситуации я мог бы назвать тебя братом. Мы с тобой одного поля ягоды, только росли немного в разное время. И судьба повернулась у каждого по-своему. Но вот, свела наши тропинки в одну. Мы же знаем, что бесшумные мышки летучие — братья тихим лягушкам плавучим. Или хитрым кошкам прыгучим.

Паша молча встал, взял ту же ни в чем не повинную березу на прицел и отточенными движениями отделил выстрелом от ствола дерева изрядный кусок. Тут же вскинулся Славка, с видимым удовольствием чуть ли не обласкавший эту «о, какую прекрасную игрушку!», словно юную прелестницу, и столь же точечно, как и командир, укоротил остатки дерева практически настолько же в считанные секунды. Спустя минуту Ромка удрученно чертыхался, потому чтоне смог повторить мастерства друзей, но, несмотря на дружеские подначки и смешки, все понимали, что друг попросту еще не привык к тому, что он может оперировать сразу обеими руками в равной степени. И шутки вскорости сошли на «нет». Игорь стрелять отказался наотрез.

Присев рядом с Кириллом, Паша положил винтовку и кивнул, затем слегка вскинув голову вверх:

— Ну… что?

— Да все, Чибис. Что именно тебя интересует? Спрашивай. Что смогу, отвечу. Сам знаешь, при нашем прошлом и настоящем в слова можно обратить далеко не все жизненные подробности.

— Как ты оказался здесь?

— Сам не знаю. После крушения вертолета и того охотника из властьпридержащих подошел к воде, умыться, а дальше ничего не помню. Очнулся в пещере, вон в том углу, да не сразу и понял, где я и что со мной. Шевелиться не мог, говорить не мог, думал, все, каюк мне настал. А потом она, пить давала, воду, да над пламенем шептала. Полегчало мне вскоре, но понимание, как я тут очутился, так и не пришло. Да она и не объясняла. «По велению моему» — и весь ответ. А потом вы.

— Мм. А как ты вообще оказался в этих краях? Что тебя сюда привело? Зачем к нам прибился? Как говорится, дела пытаешь, али от дела лытаешь?

— Хм. Сложная ситуация у меня возникла там, где я живу и работаю. Под угрозой оказалась моя жизнь. А я последние несколько лет стараюсь решать проблемы исключительно мирным путем. Мне нужен был месяц, может, чуть больше, чтобы мои иностранные партнеры по сбыту металлолома на вторичную переработку удостоверились в том, что им от моего имени пришла та партия, которую они ждали. А подстава исходила совершенно не от меня. Но там люди молодые, горячие и на расправу скорые, поэтому посмертно оправдания и извинения я принимать не хотел. И воевать не хотел. Решил скрыться, пока все не утихнет и не войдет в привычную колею. Устроить себе отпуск без связи и привязки к местности. Подумав, понял, что лучше всего податься на Север, тем более, что условия местные мне знакомы. А то, что в поезде вы оказались под боком, — чистая случайность. И услышав о Сельд-озере, поначалу посчитал, что вы туристы. План созрел моментально. И только впоследствии выяснилось, что туристы из вас еще те. Но пугаться было нечего, сам такой же. Даже забавно вышло.

— Такой же — это какой?

— Паш… я — гражданский человек. А о прошлом либо хорошо, либо никак. В моем случае лучшим выходом будет молчание.

— Понял. Что про Анастасию эту думаешь? На вот, документы посмотри. — Пашка выложил перед сидящим Кириллом удостоверения и значок и слегка прищурил глаза, смотря на реакцию.

— Интересно. Выходит, либо обман зрения, либо что-то с бумагами. Хотя мне думается, что документы подлинные, а в этом я, поверь, разбираюсь. Почему же тогда я ее вижу девицей невиданной красы? А ты как?

— А почти как на фотографии на удостоверении СМЕРШ, только чуточку постарше.

— Слав? — Кирилл обратил на себя внимание дежурившего у входа парня, — как ты видишь нашу Хозяйку Медной горы?

— Ну, как. Древняя она. Не старая, не страшная, красивая даже, но волосы у нее белые не потому, что льняные, а потому что седые. Думаю, ей примерно столько же, сколько и горе этой.

— И не удивляешься даже? — задал вопрос Игорь.

— Нет. Любопытно только, чего ей от нас надо, бабке Ежке этой. Хотя зря я так, она, мне кажется, совсем другая.

— А женщина интересовалась, зачем мы сюда пришли, — голос Ромки звучал задумчиво, и фраза получилась певуче-растянутой.

— Ром, ты же знаешь, что налицо игра с пространством и временем.

— Знаю. Но я рад. И даже не потому, что моя рука снова принадлежит мне в полной мере и совсем не причиняет боли. Я рад, что наше путешествие обернулось настоящим приключением. И мы можем узнать больше, чем рассчитывали, и понять, научиться. А мое тридесятое чувство говорит, что впереди нас ждут невообразимые дела. Но при этом мы вернемся домой. Я смотрел на знаки, по всем приметам мы выберемся из этого приключения живыми.

— И обновленными!

— Игорь, отставить светящийся восторг! — Пашка рыкнул на друга, но всем было понятно, что он совершенно на него не сердится. — Ты уже настолько просветленный, что тобою можно города освещать. ЛЭП. Ты мне лучше объясни природу твоего сияния. Ты можешь как-то контролировать процесс, или что с тобой сделать? — в Питере ведь тебя на опыты заберут.

— Хватит смеяться. Ты это видишь как свечение, а остальные? Ромка, что скажешь?

— Тепло от тебя, как от солнца. На расстоянии. Мне кажется, это можно использовать как во благо, так и в качестве защиты.

— Вот. Славян?

— А по мне Игорь как Игорь, всегда таким был, особенно когда расслаблен. Находишься рядом — умиротворение наступает, цветочки-бабочки. Даже иной раз приходится отгораживаться, чтобы не поплыть. Только сейчас радиус действия конкретно увеличился по всей сфере. Но внешне ничего не видно.

Игорь вопросительно взглянул на Кирилла. Тот слегка разочарованно повел руками и ответил, что с его точки зрения ничего не изменилось, но его мнение можно не брать в расчет, так как прошло слишком мало времени со дня знакомства. Единственное, что отметил Кир, так это очевидность внутренней радости, переполняющей Игоря. И спросил, не забывает ли товарищ профессор включать критический анализ происходящего и, что важно, своего собственного состояния. С последним замечанием Кирилла командир группы согласился, как ни с каким другим и крепко пожал ему руку.

Роман, увидев этот дружеский жест, попросил Пашку помочь ему испытать, как работает его «отремонтированное» правое запястье. Бросив короткое «Беркут, вход», Паша дал знак Славе присоединиться к нему. Кирилл встал на входе таким образом, чтобы краем глаза наблюдать за поединком, в котором Ромке пришлось ой как нелегко. Хорошо, что это всего лишь насыщенный спарринг, а не смертельная схватка. Через несколько динамичных минут Пашка скомандовал отбой, и вспотевшая троица старалась дружно отдышаться, медленно шагая туда-сюда. «Ну?» — «Не болит». — «Совсем?» — «Совсем». — «Ура, поздравляем. А у меня теперь плечо болит». — «А! Это я мигом вылечу».

Заметив краем сознания движение некой светотени, движение воздуха по направлению к ним, Кирилл вскинул руку, и группа моментально затихла и сосредоточила внимание, мгновенно вооружившись. С непривычки они даже не воспользовались своим новым навыком — видеть все в радиусе нескольких десятков километров. А когда Слава попытался настроить это новое внутреннее зрение, то обнаружил, что его сознание заволокло облаками белого сияющего, словно снег на солнце, тумана. Но привычное восприятие показывало, что за пределами их скального убежища обычная видимость.

II

— Оля, Оля, а что же теперь? Все изменится?

— Немного. Но это же радость, Наташка! Чудо жизни. Ваша семья получит новый виток.

— А интересно, новоиспеченный папа соизволит наконец выйти на связь?

— Никуда не денется. Но по телефону не надо, ты дождись, когда приедет, и тогда скажешь.

— Уж по телефону он от меня мало хорошего услышит. Совсем оборзели, ни слуху, ни духу. Что они там себе думают? — за порог и все, следы затеряны в туманной мгле? Воины вереска, ни дать ни взять.

— Вот вернется, и дашь ему дрозда! А сейчас успокойся, нервничать никак нельзя. Подумай, может, ты хочешь чего? Доктор что сказал — радоваться жизни и вовремя приходить на прием. Вот и будем радоваться!

— Поедем розовый ломик искать.

— Что?

— Ломик. Маленький. Розовый. Я же девочка. Муж приедет, будет ему прием. Взлом нервной системы.

— Кровожадная ты, я смотрю. Ну, тогда нам в гаражи. Может, и найдется тебе ломик… Покрасим сами.

— Серьезно?

— Ну, а как?… на всю голову беременным отказывать нельзя!

___

Голос раздался словно бы отовсюду, но тихие спокойные интонации явно мужского тембра несли в себе такое умиротворение, что сразу становилось понятно — невидимый глазу гость пришел с миром. Никто из мужчин не испытывал страха, лишь удивление. И только Игорь нетерпеливо ерзал, сидя на камне. Пашка даже недовольно поджал губы — невесть что творится, а профессору все одно: радость. Как ребенок на празднике, ей-богу. Услышав приветствие и пожелание добра, Паша, как главный в группе, спросил:

— При всем уважении… хотелось бы видеть вас. И знать, как обращаться.

— Белогор. — Фигура пожилого мужчины с белоснежной бородой возникла прямо у костра, посреди всей компании.

— Знаю, мальчики, как вас всех звать-величать. И откуда-чьи будете. Только вот куда вы путь держите?

— Мы, пожалуй, уже пришли, — слегка неуверенно произнес Игорь.

Паша переглянулся с Ромкой и загривком ощутил, что друга обуревают те же эмоции и чувства, что и его. Перед ними стоял хозяин. Старый, как и его посох, но величественный и непоколебимый. Слава замер и, казалось, не дышал. Глаза молодого спецназовца изумленно округлились и практически не моргали. Пашка понял, что в душе парня что-то переворачивается, но что именно, спрашивать было бы неуместно. Он собрался с мыслями и нашел в себе силы принятьответственность за своих людей.

— Путь наш извилист и порой ведет по бездорожью. Сейчас мы здесь, и есть основания предполагать, что так тому и быть — иначе наша встреча вовсе бы не состоялась. Позвольте предложить вам, дорогой путник, погреться у нашего костра. И узнать, с чем же вы к нам пожаловали?

— Ох, внучек. Юные и прыткие. Встреча наша состоялась давным-давно, просто раньше вы меня воочию не видели, не было причины.

— Прошу прощения, Белогор, а вы… вы — кто? — Игорь все еще не обрел прежней радостной уверенности, но скорее оттого, что был совершенно ошеломлен, а вовсе не испуган.

— Можете называть меня хранителем пути.

— Северного?

— О, и этого тоже. Любого пути, от зарождения и до, и после, и во время — жизненный путь во всех его проявлениях находится, как говорят у вас в двадцать первом веке, в моем ведомстве.

Старик улыбнулся уголками губ и присел неподалеку от костра, как раз напротив Славы. Впервые в жизни Паша наблюдал, как у его друга откровенным образом отвисает челюсть. Но опять же, спрашивать Славку, что же его так впечатлило, было совсем неудобно.

— Раз ты хранитель, так скажи нам, какой у каждого из нас путь?

— Вас давеча спрашивали, зачем вы сюда пришли. Что же вы ответили? Учиться… познать древнюю мудрость, найти истоки знаний… Верно? Думаю, я сумею вас научить. Но сами понимаете, вы уже не дети малые, буквицу объяснять не стану. Уроки у вас практические. Вы же знаете, без фундамента крышу не построишь, а значит, без истории прошлого не было бы сегодняшнего 7531 года нашей с вами жизни на этой земле. Согласны познакомиться со своим не таким уж и давним прошлым? Помощь там не помешает, а вы ребята воинскому делу обученные. Игорь вам предварительные данные покажет. Не смущайся, внучек, ты сможешь. Вон ту стену вместо экрана используй, развлечетесь малость, да заодно и проанализируете. Анастасия даст вам все, что потребуется. А если не найдется у нее желаемого, вон за тем камнем напротив входа возьмете. Обещаю, мы еще встретимся. И помните, вы отовсюду вернетесь. — Белогор взял непродолжительную паузу и продолжил, обращаясь к замершему в изумлении Славке: Благодарствую, внучек, за дары, которые ты оставил на своем пути для меня, старого путника.

— Позволь, Белогор, а твой путь? — ты его знаешь? Откуда, зачем…

— Мой путь предписан Родом. Как, собственно, и все пути этого мира.

— Вел… — Слава потерял дар речи, изрядно обеспокоив друзей.

— Вячеслав, как говорят у них, «я знал, куда шел!». Ну, бывайте, родные.

____

После исчезновения Белогора чувство умиротворения не исчезло. Роман с удовлетворением похлопал Славку по плечу, поздравляя друга с нежданной судьбоносной встречей, которую они никогда не забудут.

— Ты понял, ты понял, Рома? Это же он! Это же сам! Сам Велес.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Только один вопрос меня волнует: мы его все одинаково видели, или как с Анастасией — кто как?

— Думаю, одинаково. У него нет никаких причин воздвигать вокруг себя защиту. Полагаю, что подобные встречи — редкость. Но его либо видят, либо совсем нет.

— Но ты слышал, он сказал, что где-то требуется наша помощь. Ты готов? Я в себя прийти не могу — получается, что мы божественное воинство.

— Мне больше понравилась мысль о том, что мы его внуки.

— Разве это не обыкновенное ласковое обращение?

— Нет, Славка. Пойми, Велес отнюдь не душечка, он суровый славянский Бог, и ему не пристало миндальничать. Но то, что он выбрал нас — хороший знак. Придется соответствовать.

— Ромка, ты парню голову дуришь? Может, это никакой и не Велес, а просто волхв, вроде Анастасии. Что мы вообще о славянских богах знаем? Легенды, не более того. — По обыкновению скептичный Паша снова решил спустить друзей с небес на землю.

— Легенды, прошедшие сквозь тысячелетия, — возразил ему Кирилл, — выдержавшие гнет христианского ига и дошедшие до нас в виде сказаний и преданий… и в некоторых случаях практически в неизменном виде. Существуют даже признанные официальной современной наукой древние тексты, в которых упоминаются славянские боги. Летописи, былины, сказки… Конечно, большинство летописных текстов были не раз и не два переписаны и отредактированы в угоду правящим христианским догматам РПЦ, но даже и в этих случаях авторы того же средневековья не смогли выкинуть слов из песни и ничего не сказать о языческих богах. Да, порой с целью оскорбить и преподать язычество как не богоугодное дело. Но кому мировоззрение и мироощущение человека, живущего в ладу с природой и энергией окружающего мира и его стихий, было не угодно? Разве что только тем, кто хотел подчинить себе сознание свободного человека путем внушения богобоязни при жизни и раболепия во имя посмертного спасения. Велес приходил ли к нам, или волхв от его имени, судить не берусь, но то, что нас считают воинами и называют внуками, делает нам честь.

— Да, я поддерживаю Кирилла, Паша. Мне довелось сталкиваться с людьми, которые имеют самое серьезное отношение к славянским северным богам, считая их могущественными по сию пору. При этом замечу, эти люди весьма и весьма образованны, многие из них не раз ходили под пристальным взором смерти, большинство влиятельны, их мнение весомо в различных кругах, в том числе и научных, и, что самое интересное, никто из них не знаком с остальными. Люди приходят к языческому мировосприятию самостоятельно, каждый своим путем, но в конечном итоге их внутренний стержень имеет схожую структуру и даже практически одинаковый энергетический спектр, это я тебе как биоэнерготерапевт говорю. — Игорь произнес краткий монолог с такими интонациями, что Паша понял, данная тема действительно находилась в разработке профессора длительный период времени, и сказал он сейчас лишь малую толику.

— Откуда Белогор мог знать, кому и какие дары я оставляю? — негромко и беззлобно возмутился Слава. — И выглядит он так, как я всегда представлял. А на посохе у него знаки. Что ты, Паха, Ромку ругаешь, он-то причем?

— А притом, что всем этим темам давным-давно научил тебя кто?

— Паш, пойми, язычеству невозможно научить. У него нет догматов наподобие современным иудейским, христианским или мусульманским верованиям, — тон Игоря вновь не терпел возражений.

— Слушай, братец, ты чего, собственно, раскритиковался, разворчался? Сам-то какой? А? — Ромка хитро подмигнул Паше левым глазом и улыбнулся с самым хулиганским выражением лица.

— Да я… понять пытаюсь, что творится вообще. А без критического подхода никак.

— Товарищи мои, располагайтесь поудобнее, пожалуйста, но так, чтобы вам было видно эту часть стены. Я готов показать вам картинки, которые следуют потоком сознания. Не спрашивайте, как я буду транслировать этот поток на скальную стенку, главное, будьте внимательны, соблюдайте тишину и анализируйте в свое удовольствие.

___

Скальный отвес подернулся дрожащей дымкой, постепенно становясь все прозрачнее. Показалось поле, заснеженное белым покрывалом сугробов, лес в отдалении… С приближением ракурса стало видно, что перелесок полон людей в старинных одеяниях, вооруженных мечами и кинжалами, лошадей в искусно сделанных сбруях, явно не современного образца. То там, то тут виднелись костры. Речь собравшихся в подлесье поначалу было не разобрать, но Игорь чуть слышно предупредил, что на перестройку языковых структур нужно несколько минут, так как их современное сознание отказывается сразу воспринимать древнерусский язык как родной и привычный. Внимательно смотря на лица, Паша отметил про себя, что мужчины у костров изрядно устали и хлебнули немало лишений. «Война у них там, что ли…» — промелькнула достаточно очевидная и близкая к истине мысль. Увидев собрание воинов чуть в отдалении, окруженных дозором, командир безошибочно решил, что это группа командующих, явно совещающихся друг с другом. Один из «воевод», как обозначил их Павел, горячо убеждал остальных, на лицах которых читалось сомнение, неверие и даже неприязнь. Впрочем, несколько человек были скорее солидарны с говорящим. Вдруг включился звук. Картинка продолжала демонстрировать собрание у главного костра. «Очень интересно!».

— Негоже мне, христианину, слушать речи столь нечестивые, да обращаться к волхвам поганым!

— Евпатий, знаю, что боярин ты честный, достойный, но людей пожалей. Мы на верную смерть идем, помощь требуется. А среди воинов твоих есть те, кто до сих пор уважает старинные предания народа. Сколько говорится о том, что волхвы воинам всегда благоволили, силой наделяли, крепостью. Что станется с того, что обратимся мы к земле-матушке, небесам родным, да к народной премудрости? Или ты считаешь, что бог твой княжеский послал смерть женам да детям нашим из милости? Простой люд, так и знай, считает, что дух славянский свободен, как ветер, его невозможно обратить в раба божьего, как тому христиане учат. Издревле мы рабами не рождались и не умирали, не бывать тому! А единственное, в чем мы ошиблись, так в том, что истоки свои забыть стараемся, чтобы выжить и не идти брат на брата, сын на отца. Да токмо кровь — не вода, из памяти народной не вытравить сок корней, от коих древо рода славянского растет.

— Тьфу на тебя, Велеслав, упертый ты, как бревно неохватное. Говорю тебе, не пойду я к волхвам твоим, знать не знаю, ведать не ведаю, как с ними говорить. Да и не стану. Ты же мне не раб, дело твое, но стыд и срам этот скрой от глаз людских.

— Ты, Евпатий, не вели казнить, кто со мной пойдет. Супротив твоего пришлого на наши земли бога мы войны не ведем, веры не подрываем, но пойми, тысячелетиями род наш людской един был духом славянским, от великих божественных сил произошедшим. А названы мы так, потому что славим прародителей своих, искру жизни в нас зажегших.

— Ответь мне, Велеслав, за что же вы их славите, чем так дороги идолы окаянные?

— Почему же идолы? Боги для славян — великие и могущественные предки, от коих род свой ведем. А то, что лики их небесные правим, так то и христианский бог ваш требует, иконопись ведете, да пред ними, иконами теми, и ниц падаете, челом бьете. И сам посуди, сколько войн от того вашего бога, сколько крови. А родовые наши боги того не просили и не просят, только духу единому учат, воинскому делу — земли и жизни свободные защищать, обращению со скотиной домашней да землепашеству, учат семейному ладу да укладу и собственному миру. А кровавых жертв отродясь им не клали.

— Да что-то больно много их, богов ваших! А христианский бог един.

— Вдумайся, Евпатий, в трех лицах твой христианский бог. И веруешь ты во спасение после смертного часа. А жить-то как? Рабом божьим? Слово правое сказать побояться? Дело правое сотворить не осмелиться? Куда ни плюнь, всюду грех! Даже любить, даже родину защищать — и то очернено. А по какому закону требы класть? Сам посуди, откуда в церквях христианских столько злата? Чему учат отроков неразумных? Поклоняться в страхе, жить в страхе, мыслить в страхе перед карой господней. А о правде людской ни слова! Вот веришь ты в это, потому как научен сызмальства рабству духовному, хоть и воин ты справный. А боярином ты стал, потому что наше народное воинское дело корни свои берет в глубине времен. И у врагов своих славяне токмо учение берут в сечах, да потомкам пересказывают. Памяти народной края нет. И не забудут славяне, что род свой духовный от богов ведут. Потому как слово народное крепко, а из песни слов не выкинешь.

— Дурманят мне голову речи твои, Велеслав, от дурманят! Одно вижу, без силы небесной не справиться нам с Батыем.

— Евпатий, дозорные показали, что их великая рать, полки немалые, лошадей без числа, копий да мечей. Но давай, друг мой ратный, рассудим наш спор мирно. Ты молись своему богу, в коего веруешь, а я возьму воинов своих, кто едиными мыслями думает, да отправлюсь на древнее капище, здесь короткий путь, поговорю с богами славянскими, вдруг откликнутся.

— Позволенья своего на то давать тебе, Велеслав Бероев сын, не стану. Но и препятствий чинить не буду. У меня свои пути, у тебя свои. Но знай, что уважение к тебе и доверие — мера моя, иначе вызвал бы тебя на поединок за слова твои.

— Поединок нас всех ждет до единого. Бой смертный. И с собою взять вражеских голов нужно бесчисленно. Только помысли, Евпатий, зачем Батый вообще на наши земли пришел, чего хотел, почему врагом стал… Да важнее всего — за что мстить ему идем, себя не жалея. А я пойду, мешкать некогда.

Вослед Велеславу поднялись еще четверо воинов, в полном молчании встретившие едва ли не презрительные усмешки остальных во главе с Евпатием. Но никто не произнес ни слова.

На группу, безотрывно глядящую в заснеженный морозный лес, сквозь который целенаправленно и слаженно спешили конники, настолько явственно пахнуло холодом, что Пашка слегка отшатнулся. Движение его тела немного нарушило магию, хотя действие продолжалось, и даже запах дыма от костров, остающихся позади конной дружины из десяти воинов, был явственно различим; но бегло оглядев своих, Паша заметил, что волосы Славки припорошены снегом. «Хм, ничего себе кино!» Краем глаза заметив, что друг отвлекся, Игорь требовательным жестом призвал всех быть очень внимательными.

Густой морозный лес, словно в песцовую шубу, одетый в пушистый снег, бесшумным фейерверком то и дело взлетал с ветвей деревьев от быстрого бега лошадей, умело и ловко направляемых всадниками. И даже менее вдумчивому наблюдателю стало бы очевидно, эти древние воины знают путь к своей конечной цели и спешат добраться как можно скорее. А пятерых друзей, всматривающихся в каждого из тех, кто скакал за Велеславом сквозь снежные опахала ветвей, никак нельзя обвинить в легкомыслии. Отточенность и слаженность, организованность позволяли конникам двигаться по лесу без малейших помех, словно бы они демонстрировали свое мастерство на выставочно-соревновательной площадке, а не летели сквозь морозные лесные заросли. «Рождены в седле».

Спустя время всадники сбавили скорость, а затем и вовсе спешились. Один из воинов по просьбе Велеслава согласился остаться с живыми, порядком подуставшими конями. Они поводили их по поляне, расседлали, угостили каждого из животных яблоком из седельной сумки и, надрав из-под снега прижухлой травы, быстро, но тщательно протерли запаренные тела лошадей. Некоторые из коней аккуратно захватывали губами верхушки сугробов, давая понять, что им хочется пить. Оставшийся с привязанным на длинные поводы маленьким табуном, охранявший воин накрыл войлочными попонами разгоряченных подопечных, поглаживая и успокаивая животных. Его собственный конь ласково ткнул мордой в плечо хозяина, напрашиваясь на угощение. В ответ послышалось только любовное похлопывание и искренне извиняющееся: «Потерпи, Буран, потерпи, милочек, вернемся к заре вечерней, добуду тебе гостинец. Сейчас, родной, возьми то, что от моей краюхи хлеба осталось».

Девять воинов подходили к холму, поросшему высокими елями, образующими арки ветвей, которые отдаленно напоминали потайные входы. Постепенно мужчины разошлись так, что поднимались на этот холм они кольцом, — ракурс видения наглядно демонстрировал картинку со всех мыслимых углов притаившимся в скальном своде сосредоточенному Пашке, изумленному Славке, внимательно-настороженному Ромке, Кириллу, чьи мысли никак не отражались на лице, Игорю, который с неподдельным интересом впитывал каждую секунду происходящего. Отметилось, что на вершине холма красовался практически идеальный круг, в котором отсутствовал снежный покров. В самой сердцевине было выложено кострище, что удивительно, в нем лежало несколько нетронутых огнем поленьев. Рядом располагался вросший в землю камень, на который Велеслав и его товарищи выложили из загодя взятых с собой седельных сумок нехитрые запасы еды, что у кого имелось. Требы своим народным богам, не приемлющим кровавых жертв. Во имя мира и добра, во имя правды крови не проливают, праотцов своих ею не кормят. Пытались князья по наущенью чужестранному приобщить богов славянских к жертвам людским, да предпочли боги уйти на время, оставив среди людей слово свое крепкое, кое из рода в род, из уст в уста передается, и жить слову тому поныне и во веки веков. Ибо нет для слова правды оков, нет ни плена, ни смерти, ни забвения. И пока жив тот народ, кто хранит язык своих богов, слово правое скрепит дух поколений.

Паша слегка встряхнул головой, попутно заметив, что Ромка со Славкой сделали то же самое. Они пытались избавиться от ощущения полного погружения в новую, а точнее, весьма старую реальность. Возникало впечатление, что вместе с древними воинами Велеслава на капище прибыли и они, группа друзей из сегодняшнего века. Ведь даже мысли текли неспешно, складно, словно песня лилась, завораживая, увлекая, как река в тумане ранним утром. И явственно казалось, что свои это мысли, свои собственные.

Костер в центре круга не просто занялся и разгорелся, а резко вспыхнул ярким пламенем, взвившись языками в небо. Уставшие воины встали в хоровод и запели песню, которая, по всей видимости, была еще древнее, чем их привычная старинная речь, потому что своеобразное «синхронное озвучивание» не сработало. Но ритм этого сложного, узорно-ажурного танца и слаженного пения совпадал с сердечным. И даже сполохи огня кружились, вертелись все выше и выше…

Моргнув, Пашка увидел, что пламя опало, лишь слегка обласкивало поленья, а древние воины сидели вокруг, чуть поодаль и в абсолютном молчании. В этой первозданной тишине с северной стороны не спеша появился крупный, мощный и очень красивый медведь, при одном взгляде на которого становилось понятно — хозяин пожаловал. Велеслав и его дружина склонили головы и снова сели прямо, явно чего-то ожидая. Испытывали они страх или нет, Паша сказать бы не взялся, только лишь подумал, что такой медведь по зиме… Язык не поворачивался назвать его животным. Хозяин угостился всем, что положили воины на камень. И отправился восвояси. Но, уходя туда, откуда пришел, лесной повелитель обернулся и трижды кивнул. А потом исчез, как и не бывало. Дружинники просияли. Они посчитали появление медведя добрым знамением, а то, что принял он их угощение, хорошим знаком. Велес услышал. Но смущало, что помощь их древнего Бога следовало ждать с Севера. По всем их ожиданиям оттуда некому было прийти к ним сейчас на выручку. Слегка нахмурился Велеслав в раздумиях.

— Славлю, Велесе, волю твою и правду. Разгадать бы загадку знаков твоих и путем пойти верным.

— Ты, Бероев сын, уже на правом пути.

Посреди их круга, у самого костра, держа руку над пламенем, переливающимся, словно цветок папоротника, стоял давешний старик со знакомым Славке посохом, испещренным рунами и резами. Белогор повел посохом вкруг себя и спросил:

— Зачем пожаловали?

— На смерть идем за детей и жен, за отцов-матерей наших, за оборванный род рязанский, за втоптанную в грязь славу мужей наших, отмстить Батыю.

— А я-то вам почто?

— Батюшка Велес, мы сгинем в бою неравном, но биться хотим как воины земли своей родной, отцов своих славных, богам светлым равных! И погибать, так, как свободный народ, вольный духом, а не рабами божьими. Потому и к тебе пришли.

— Ко мне многие приходят… жаль, что чаще перед смертью. Песня твоя, Велеслав, что в круге спета, из каких стихов составлена и кем?

— Прародительница наша всех детишек ей учила, сказывала, из древних веков пришла песня и уйдет в века, покуда живы мы; моей семье от отца, варяга северного, да от матери передана, и пред боем правым верное слово в ней кроется. Наказывала детям из уст в уста вкладывать, сохранить правду родов наших. Потому и чтим месть страшну, дети наши погублены или в полон взяты.

Игорь задумчиво протянул, почти не разжимая губ:

— Песня имеет индо-европейскую этимологию…

— Я разобрал только слова «враджья десанта», — еле различимым шепотом продолжил Паша, — санскрит же.

Кирилл нахмурился, но промолчал. Он прекрасно понимал, что ввязались они в нечто невообразимое, и это только начало. И стоило крепко подумать о происходящем, рассчитать последствия. Не зря им головы морочат, да так тонко, что командир даже дежурить никому не приказал. «Да, песня в морозном лесу имела свои секреты, но если разбирать текст побуквенно, то и древнее обращение к духу внутри и его бесконечности вокруг, к предвечности миров, где одно лишь дыхание животворящих…»

Кира сбили с мысли Роман и Слава, при помощи спешного чуть подсвистывающего шепота и короткой пантомимы сговорившиеся о чем-то, понятном только им самим.

Мимолетным движением кисти Славка метнул небольшой кусочек шершавого камня в сторону заснеженного леса, и глубоко вздохнул, убедившись, что его друг был прав, предлагая ему проверить, в обе стороны ли работает «экран». Камень слегка взрыхлил сугроб и оставил небольшую воронку, погрузившись в снег.

«Да уж, интересное кино… только холодно очень. Видят ли нас с той стороны так же четко, как мы их?..»

— Нет, Кир, — Игорь помотал головой с самым серьезным видом, — это односторонняя связь.

Кирилл вопросительно вскинул брови.

— Чувствую, — пояснил профессор, — ваши эмоции и мыслеобразы. Но на каждую мысль реагировать не могу, нужно «экран» держать.

Кир кивнул, на секунду прикрыв глаза, и прежде чем снова обратить внимание на Белогора и славян, при более внимательном рассмотрении не настолько уж и древних, как показалось на первый взгляд, он проверил вход, получив от командира бинокль, — винтовку с прицелом в руки брать желания не возникало. У входа Кирилл и расположился, отлично видя и слыша не только то, что происходило по обе стороны «экрана», но и то, что наблюдалось на подступах к их местоположению. Тишина природы за пределами их убежища слегка взволновала — затишье перед бурей? — минует ли их непогода и, как и когда, собственно, разверзнется небо…

— А о чем, Велеслав, песня твоя? Что ты ею мыслишь-думаешь?

— Обережная она, и для млада, и для велика. И одному в помощь, и многим. А коли обратить ее к солнечному свету, огню животворящему, то открывает она дорогу верную. Ты, Велес, пути всех миров ведаешь, потому к тебе слово мое. Помоги нам правду нашу страшную справить, сила нам нужна богатырская, от земли-матушки, солнца-батюшки, от ветра быстрого, от ручья чистого, от мира явного для боя правного. Никому не вернуться с поля бранного, помоги не зазря мечи точить, да крепко мстить — за род свой загубленный, за землю пожженную; да особо прошу, Велес, встретиться опосля помоги с принявшими смерть невинными детьми родными да женами, отцами да матерями, что обороняли землю нашу да полегли перед ратью. Проведи нас путями чудными, дорогами мудрыми. Век тебя помнить будут, как сейчас! Или не Велеслав я!

— Пути хватит на каждого. И волшбы. Известно мне, что воины у вас все храбрые, не токмо те, кто пришел с тобой сюда обережное слово петь. Да послушают ли вас, поймет ли воинство Евпатия… Насильно заставлять…сам знаешь, раб потому и раб, что духа в нем никто не видит, не бережет, не славит, оттого и не по нашей славянской правде внуков своих рабами кликать. А придет ли по своей воле боярин, да найдет ли слово верное для люда своего… Помогу тебе, Велеслав, помогу. Да все же попробуй Евпатия попросить встретиться с волхвом Белогором. На капище его не веди, коли согласится, я сам вас отыщу. И знай, прародительница твоя песнь сохранить сумела. А теперь ступай. За камнем возьми, что найдешь. Коням твоим справным терпеливым силы требуются. И вам самим. Будет вам сила!

Белогор (Велес, если быть более почтительным) повел посохом и растворился в бликах пламени костра, поднявшегося от углей. Велеслав дал распоряжение обозреть капище и радостно поблагодарил щедрого бога за дары, данные им, — дружинники нашли за жертвенным камнем запасы еды, которой хватало и людям, и лошадям. Откуда и как появились здесь яства, никто вопросов не задавал. Воины оставили немного еды для лесных обитателей, памятуя, что лес — всеобщий дом, и чтить нужно каждого его жителя, не возносясь ни над кем.

Паша бросил взгляд на Кирилла, тот дал ему знать, что в округе тихо. После командир оглядел остальных и снова вернулся к скачущим в лагерь славянам. Их накормленные кони несли всадников, словно на крыльях. Но не только это отметили сидящие в скальном своде мужчины: лес расступался перед конной группой, ни один из воинов не задел ни ветви, они не встретили ни единого препятствия на своем пути.

Вернувшись к месту расположения, Велеслав застал Евпатия за разговором с дозорными, как раз прибывшими из разъезда и пешей вылазки на окраине стана Батыева с целью разведать, где войско вражеское, коим числом и куда путь держит. Опечален и задумчив был Евпатий — вести получил недобрые, куда ни кинь, а выходило, что не сладить им с Батыем. Но решения отомстить за народ рязанский не оставлял. И дружинники его так же мыслили. Крепко подумать нужно было, прежде чем в битву вступать, но не для жизни своей сохраненной, а для смерти честной, пред коей множество врагов остановить, да на суд божий отправить, к праотцам. Отпустив дозорных передохнуть, Евпатий обратил свое внимание на Велеслава, спросив его, с чем пожаловал. Выслушав сотника, боярин еще больше нахмурился.

— Не могу уважить нелепую просьбу твою, не проси. Силы богатырской у волхва искать? Колдовством не побрезговать? Кощунство привечать? Или у него рать имеется добрая? Откуда бы… Не слыхивал о таком.

Сидевший неподалеку от Евпатия дьяк, служивший ему писарем да церковным законником, на путь истинный наставляющим, вторя сказанному, закивал мелко-мелко, аж бороденка его жиденькая застряслась, и слегка закатив глаза к небу, затянул:

— Пощади тебя Господи, брат Велеслав… грехи твои тяжкие… отрекись от тьмы, в коей блуждаешь, обрати взор свой к вере праведной, единым богом данной нам во спасение… не вводи во искушение христианина верного, ибо множишь тем грехи свои тяжкие…

Ничего не сказал Велеслав, но даже без слов было понятно, что еле сдерживает он себя, чтобы не ответить писарю по-воински, по-мужски. Видно, допек его этот грамотей, меча не знающий, ничего тяжелее пера в руках отродясь не держащий. Однако сотник нашел в себе силы улыбнуться:

— От в каких же писаниях о грехах моих тяжких написано? А заслуги мои там же отмечены временем? Или то, что стою я здесь, жив-здоров, то само есть грех? Порожденье греха — человеческое дитя? Так, по-вашему, христианскому? Триста лет вы здесь, на родной нам земле, а чему вон учить удумали! Смысл в жизни самой у людей отнимать, на долю небесную уповая. И отец мой, и мать, что, законы божьи нарушили, что родили меня много лет назад? И тебя, выходит, быть не должно, по вере твоей? А что скажешь ты мне о мужской любви, о которой викинги сказывают, будто в южных тех землях, откуда вера твоя, женщина не нужна совсем, будто низко и плохо деву любить? Или то не грех? И в чем же спасение? Жить рабом, умереть рабом, — ради божьей любви? Так что ж то за любовь, чернее грязи считать, запрещать жить, радость запрещать, — где уважение и почет к тем, кто к твоему богу пришел? Да и чей то бог, из каких земель, чьих людей, из начал каких, от истоков?

Улыбка Велеслава не сходила с лица, но все более напоминала оскал. Дьяк становился все бледнее с каждым вопросом, заданным спокойным холодным тоном, и лишь бороденка его дрожала как осина на ветру. Он возмущенно смотрел на сотника и пятерых воинов, вставших рядом с Велеславом, и отсветы огня на их кольчугах отражались в его глазах. Не успел писарь ответить, как Евпатий, поднявшись, стукнул кулаком по бедру и решительно сказал:

— Вижу, распри грядут в рядах наших. То беда. Допустить разобщения мы не вправе. Знаю веру боярскую, но пред лицом вражеской тьмы негоже отказаться от помощи. Ведь когда-то славянский люд и стоял на том, что богов не чурался. Почему бы и нам не узнать, чем так боги те были славны, что по славе той и назвался народ наш… Ты, дьяк Федор, строго меня не суди, я от веры не отрекаюсь, но ты сам поучаешь, знания — многая сила, учение — путь света, деяние богоугодное. Потому понять я должен, в чем же сила тех богов, что народ упорствует в заблуждениях своих, или же то вовсе не затмение души и разума, а тоже путь, в коем правда есть. Велеслав, седлай коней, путь к волхву твоему держать.

— Пешими дойдем, Евпатий, малым числом.

— Как ты мыслишь, Велеслав? — пешими, туда, где день пути заняло у вас?

— На сей раз он к нам придет, коли согласен ты говорить как равный с равным.

— Веди, сотник. Скажи только, нужен ли ритуал особый?

III

— Что ж, Натуся, убедилась, что в гаражах можно найти все, что угодно?

— Олька, ты мне скажи, откуда ты знаешь про эти гаражи?

— Да Ромка там частенько машину ремонтирует, у парня, которого ты видела, руки золотые. К нему полгорода ездит на ремонт автомобилей.

— Тебя там тоже встречают как родную, я смотрю.

— Ну, а что… Ты чего хмурая такая?

— Не знаю. За драконов наших переживаю.

— Каких еще драконов?

— Затаившихся.

— Ха. Мы с тобой, получается, крадущиеся тигры?

— Нет. У меня чувство, что тигры там у них свои.

— «Снился мне ночью неравный бой:

Ты, а вокруг арабы.

Чувствую, милый, беда с тобой —

Чувствую, рядом бабы!»* (С.М.)

???

— Нет, я не об этом. Тьфу, тьфу. Снилась под утро зима, снег, а они сидят в засаде и соображают, как им действовать, как выбраться.

— Откуда выбраться?

— Не знаю. Просто… что-то не то с нашими мужиками. И вовсе они не в Питере!

— Ну, даже на Кольском сейчас совсем не зима. Да и какая засада, Наташ, мирно же в стране.

— Оля. У меня нет никакой информации, только интуитивное чувство, что неладно там. И холодно при этом. Ну, ничего. Приедет, я ему устрою.

— И что ты, скандалить будешь?

— Нет. Наверное, нет. Я же на самом деле очень рада буду его видеть живым и невредимым. Придумаю что-нибудь. Его отпуск скоро закончится, а пока есть время на размышления.

— Ох, Наташка. Затейница. А мне ничего не снится. Странно даже. Вообще ничего. Только какая-то пелена белая, знаешь, как сахарная вата. И тихо так, спокойно. Просыпаюсь умиротворенная, отдохнувшая. А вот ты стала говорить о зиме, и в голове щелкнуло, что Ромка с твоим Пашей в безопасности, потому что этот туман их от бед хранит. Вот что… Давай-ка позвоним жене Игоря. Она у него, конечно, дама с придурью, но все-таки жена, должна хоть что-то знать.

— В смысле «с придурью»?

— Как сейчас говорят, «токсичная» женщина. Очень сложно разговаривать, чтобы не нарваться на неприязненные комментарии и ядовитые замечания. А также изворачивание слов и поступков в нужную ей сторону. Любая шутка быстро превращается в назидательный момент.

— С чувством юмора катастрофа?

— Не может быть проблемы в том, чего нет в абсолюте.

— Да уж… И ты планируешь нарваться на неприятность?

— То-то и оно, что со мной Алла всегда любезна и мила. Уж не знаю, почему.

___

«…ритуал особый?»… Велеслав махнул рукой, ответив, что все необходимое уже сделано. Он привел Евпатия к небольшой поляне, окруженной зарослями, и повелел встать в середину круга, образованного сопровождавшими их воинами. Повинуясь внутреннему порыву, Евпатий вынул меч из ножен, совершил несколько круговых махов и резко воткнул меч в землю, но так, что его можно было легко вытащить. Он так и стоял пред своим мечом, когда круг дружинников расступился, и снова сомкнулся за спиной высокого, статного и беловолосого старца с ясным соколиным взором.

— Буде добре, боярин.

— Приветствую тебя, старче.

— Имя твое известно.

— Как тебя величать скажешь?

— Называй меня Белогором. Ты сам пришел, по вольному выбору, или по нужде великой? Неужто заставили?

— Сам стою перед тобой, но и нужда немалая гложет.

— Сказывай, раз пришел.

— Смерть нас впереди ждет неминуемая, сами ее выбираем, ибо не жить нам в мире и радости опосля того, как Батый наши земли пожег, погубив роды рязанские.

— Перед смертью ко мне… а при жизни к кому хаживал? Впрочем, не отвечай, знаю все. Да и мне-то особой разницы нет, когда ко мне придут, это вам, детям, есть, с чем жить, кого любить-почитать, а кого пятой попирать. И пред смертным часом что поминать.

— Я на житье не жалуюсь.

— Ты воин справный, плакать не привык. И просить тоже. Да только не справиться тебе без древней волшбы, без обережных сил, без воинской мудрости да без сговора со смертью самой. Потому ты здесь и стоишь.

— Потому и стою, старче. Удача нам потребна. Врага от края до края, а нас чуть боле тысячи. Мы костьми поляжем, да врага прежде себя на тот свет отправим без числа. Справь нам силу с удачею, зоркость глазам да твердость рукам присуди. Сдюжишь?

— Смерть твоя привела ко мне, а при жизни служил богу пришлому, любо было? Почему к нему не пошел на поклон? Или веры нет в его помощи?

— Люд мой ратный просил меня прийти к тебе, говорят, что живут боги древние, всемогущие, да народ берегут, в беде-горести не оставляя. Против воинов храбрых я не пойду, но молил я бога-спасителя, не принес покоя мне молебен тот, я не видел знаков божественных. А народ говорит, раз родна земля, раз за родную кровь идем мы на смерть, так и боги свои есть у каждого, что едины для всех, кто в них верует. И ведут они путь от родных начал, от истоков Рода славянского.

— А ты сам пришел, говоришь со мной. Что душа твоя, откликается? Или словно раб, что служить готов, ты склоняешь голову буйную? Или человек, что в любви рожден, что добром и мудростью пестован, что свободен духом и разумом, молвит слово свое перед гибелью?

— Я не раб тебе.

— А тому ты — раб? Тому богу, что вас так кликает? И склонять учит головы пред собой, и бояться кары божественной…

— Никому не раб! Не гневи меня своим словом, волхв, не затем я здесь, чтобы ссориться.

— Так зачем пришел?

— От всех русичей, что на смерть идут, просить силы и мудрости воинской, просить твердой руки, острого меча да коня бесстрашного быстрого. И, чего уж тут, не молчать пришел, просить слова защитного верного. Чтобы нам с собой увести на смерть столько вражеских полчищ, чтоб помнили! — не уйти врагам, что пришли с мечом, не уйти отсель невредимыми. Пусть запомнят все, пусть пойдет молва, что враги всегда будут наказаны, что отмстим за всех и не пощадим ни единого вражьего воина. Пусть боятся нас и во все века не суются на землю русскую!

— Мм. А скажи мне, Евпатий, прежде чем в землю меч свой булатный вонзить, что ты им рисовал?

— Круг старинный, меня старый воин учил, когда я пацаненком бегал. Солнцеворот. Говорил он, не простой то круг, призывает силы великие.

— Знать, не только предсмертный стон слышать мне от вас, но и память хранит народ о корнях своих, учат деток заветам дедовым.

— То семейная мудрость, домашний уклад и обычаи наши славянские — уважение к тем, кто жизнь подарил, жизнь взрастил и жизни дал новый путь. А ступая дорогами новыми, нам нельзя забывать о тропах проверенных. Чтобы песню сложить свою, прежде песни пращуров знать-понимать и чувствовать надобно.

— Хорошо ты про путь сказываешь, хорошо. Что ж, Коловрат, быть по-твоему.

— Как ты меня обозвал?

— Коловрат. Солнцеворот. Круг заветный твой, мечом рисованный… Евпатий Коловрат ты отныне, и жить имени твоему в веках, если судьбу свою примешь. Возвращайся к людям своим да говори с ними, а на заре Велеслав придет с наказом. Ступай, не пропадешь.

Проводил Белогор уходящего имянареченного Коловрата Евпатия долгим взглядом. Обернулся боярин да обомлел: то ли волхв то стоял, то ли старый медведь, убеленный туманом заснеженным… и в глазах того морока обо двух ногах отражались звезды бескрайних миров, озаряющих тропы небесные… И вокруг из-за белых морозных дерев сияли огни — то ли волчьих глаз, то ли чьих еще… Ничего не сказал на то Коловрат, только вынул меч, да пошел к своим верным дружинникам. Но точила его неуютная мысль, что следит за ним кто-то без устали. Вскинул взгляд он туда, где, казалось, соглядатай, да только снежный туман расстилался дымкою белою…

Ромка смело выдержал строгий задумчивый взор, прямо в душу ему направленный. Зародилось смутное осознание, что не просто так, не для развлечения этот нежданный эфир, и слова о пути, о жизни, о смерти, о духе свободном, о правде и верности… Неспроста это все — Белогор в двух мирах, говорящий как равный с равными… и медвежий лик, и хранительница земель, и туман, межмирье скрывающий… Что же дальше? Хотелось воскликнуть и разогнать возникший в скальном экране туман, настолько реальный, что чувствовалась чуть сквозящая морось — руки протяни, не увидишь ладоней. Оглядев друзей, Роман понял, что все задаются одним вопросом: для чего это все? И что дальше ждет. Удивляться уже и не думали. Но необходимо было определить цели, задачи и выводы, а также обозначить линию их собственного поведения. Все однозначно понимали, что попали в переплет, но пока еще не могли выстроить структуру ситуации. Да, они были вооружены до зубов, но, похоже, здесь работало нечто иное…

Белогор обратился к Велеславу с вопросом, готовы ли воины встретить достойно помощь его, примут ли наказ о содействии с мощью присланной. Сотник отвечал, что все лишь на себя надеются, но и от подмоги никто не откажется. Дозорные говорят, нет числа батыевым вражникам, нет числа…

— Путь твой привел ко мне, и далее дорогу твою я ведаю. Оставь отроков бездетных в стороне, негоже без роду помирать, пусть словам предадут вашу славу, сквозь века проходящую. Но скажи им имя Евпатия, чтоб запомнили!

Поклонился сердечно Велеслав и отправился к своим дружинникам, а Белогор взмахнул рукой на прощание и сказал вслед: «Свидимся, молодцы».

Пересказал Велеслав просьбу волхва об отроках юных. Евпатий кинул клич, вышло пятеро. Приказал им перед строем Коловрат в битву не вступать, но запомнить все до последнего, передать в роду. К Федору обратившись, наказал все внести в его летопись, вместе с юными воинами поминая. Долго отпирался дьяк, уверяя боярина, что он — русич, своих не оставит, меч держать будет наравне с прочими. Но непреклонен был Евпатий, хоть и благодарен дьяку, что мужество свое предлагал настойчиво, хоть и не был удалым воином. «Не бросают своих в битве!» — убеждал дьяк Евпатия. Однако от принятого решения Коловрат не отступил, разъяснив Федору, что меч его пригодится не раз. И среди отроков он за старшего, за жизни их отвечает. А еще попросил он писаря обучить молодых своей грамоте, даром что руны и резы они сызмальства знают, буквицу понимают.

«Экран» зарябил и подернулся дымкой, ни звука не было слышно. Пашка вопросительно посмотрел на Игоря, но тот лишь развел руками, предположив, что сеанс связи закончился. Но только лишь все отвлекли свое внимание, как в белом молочном тумане раздался строгий мужской голос, леденящим душу тоном отдающий приказ держать на мушке «непонятную птицу залетную». Через пару секунд развеялась дымка, стало видно, что в расщелине заснеженного оврага в ногах бойцов с ППШ полулежит Анастасия в теплой солдатской форме, без тени беспокойства смотря прямо в глаза автоматчиков, одетых в видавшие виды зимние маскхалаты.

___

— Так что ты выяснила?

— Ничего нового. Наши отправились в экспедицию на Кольский полуостров, к сейдам. Хотят получить опыт и знания. На связь пока не выходят. И если уж верить в мистику, то Алла говорит, что ей тоже в последнее время ничего не снится, кроме заснеженного леса. Но она проверяла погоду на Кольском, там обычная для августа ситуация, лето. И довольно жаркое для тех мест.

— Что их туда понесло?

— Не сердись. Мужья у нас имеют специфическое отношение к жизни и миропониманию. А сейды имеют непознанные свойства. Думаю, что такой таежно-горный отдых настолько впечатлит наших мужчин, что они вернутся обновленными, даже если и не заметно на первый взгляд. Как мне объяснил Роман, им необходимо почувствовать себя бравыми и боевыми. Пусть сменят обстоятельства, им полегчает, и можно будет только порадоваться за них.

— Боевыми… Говорю же, в засаде сидят!

— Где они возьмут эту засаду? У них даже ружей нет. На кого им охотиться?

— Главное, Олька, чтобы никто на них не охотился. Алла точно уверена, что они на Кольском?

— Да. Игорь присылал ей фотографии из Оленеводска. С предупреждением, что дальше связи не будет. Обещал непременно позвонить по выходу из тайги.

— А она что?

— Что… старшая колледж закончила, поступила в вуз, на работу устроилась. А маленький узурпатор без контроля отца целыми днями ходит на ушах и спит в супружеской кровати вместе с мамой. Алла пока в отпуске, так Георгий детский сад не посещает, устраивает матери веселую жизнь.

— Понятно. А мы твоих детей когда встречаем? Если ты не против, я с ними пообщалась бы, а то в пустой квартире совсем тошно. И мысли всякие в голову лезут.

— Ох, я только за! Послезавтра мама с ними приедет, сдаст с рук на руки и, судя по всему, тут же ретируется. Ее чаша любви к внукам переполнена, срочно требуется радость одиночества.

___

— Откуда взялась?

— Товарищ капитан, шла в нашу сторону. Не таилась, не пряталась. Как пробралась, пока не выяснили.

— Оружие, документы?

— Не обнаружили. Только доставили ее, даже имя спросить не успели.

Их прервал солдат, буквально говоря, свалившийся к ним на головы, настолько быстро и четко он спустился в овраг.

— Товарищ командир, разведка докладывает, обложили нас фрицы по правому флангу, судя по всему, в кольцо брать собираются. Ранены двое, боеприпасы на исходе. Да, и еще… ветер стих, туман опускается.

— Позови товарища Жернакова ко мне, как прибудет.

— Так он с группой здесь уже.

— Почему не доложился?

— Ранен он. Говорит, северо-запад наглухо фрицами закрыт, не пройдем. У них силы немалые, сунемся — сгинем. Яценюк убит, Оймяконов слегка поцарапан, но к бою готов. Да только Яценюк многих спас, даром что очкарик, его бы к награде посмертно… Он отход наш прикрыл. Потому и живы.

— Что с Жернаковым?

— Еще повоюет! Перевязку ему сделают, так и придет. Просил извиниться.

— Каждая минута на счету.

— Товарищ Жернаков про туман говорит… чудно ему, мол, зима лютая, а туман сгущается молочный, мягкий, словно вата, плотный — ни зги не видно, будто над рекой рассветной в середине июля. Но еще страньше, командир, что и густо, и пусто — отрезало нас туманом от немцев, а в расположении смотришь, все как обычно — зимний день, к вечеру клонится, глазу туман не мешает. Понимаете?

— Отрезало? А их от нас тоже?

— Не могу знать, разрешите проверить.

— Отставить, лейтенант. Жернакова ко мне.

— Есть, товарищ капитан.

— Командир, с этой-то что? — вернул к началу разговора старшина, указывая на помалкивающуюженщину.

— Ох, ты ж бога душу мать! К особисту ее, он разберется. Русская она вообще? Ты откуда взялась? Отвечай.

— Русская. Светозарова Анастасия Власовна. На помощь вам прислана и с заданием.

— Ишь оно как! Документы где? Ты понимаешь вообще, где находишься? И что, я поверить должен? Надумала! Баба разведроте в помощь, да еще и с заданием! Все, старшина Гоголюк, отправляй эту… приблуду к товарищу Титкову. И передай Якову Константиновичу, что у нас хоть и не флот, но баба на корабле, сам знаешь, к чему…

Анастасия поднялась с таким гордым достоинством, что становилось понятным — «приблуда» готова к любому повороту событий. И абсолютно не испытывает страха и смущения. Уверенность, исходящая от женщины, несколько задела за живое — командир недовольно нахмурился и сердито взглянул ей вслед, сверкнув глазами. Что-то было в ней, родное такое, домашнее, теплое, мирное! И это доставляло капитану Михаилу Ильину наибольшее беспокойство. Время военное, страшное, вокруг кровавые следы смерти; запахи, звуки — все складывается в картину редчайшего ужаса; и нужно жить, бороться, отстаивать каждый метр, каждую минуту, каждый вздох живой души. И это ставшее привычным, слегка притупившееся ощущение беды вдруг распорол луч надежды, расцвечивая черноту безвозвратных потерь, даря желание быть, силы дышать, решимость действовать. Обычно гнавшему от себя мысли о доме Михаилу Федоровичу стало и сладко, и больно — он знал, что его молодую жену отправили в эвакуацию, в маленький уральский городок, но дальнейшая ее судьба была практически неизвестна. Находясь в госпитале, он получил от нее письмо, со временем почти истершееся на перегибах. В нем говорилось, что ждет его радостная новость, что имя его у нее на устах, что видит она глаза его и улыбку. Ему было приятно думать, что она ждет и действительно помнит своего мужа веселым, добрым парнем с влюбленным серым взглядом, обращенным только на нее. Но в сметающем все живущее на своем пути урагане войны перемололась искренняя доброта молодого парня, и прежний Мишкин взгляд обернулся холодной сталью, пронизывающей окружающих насквозь, до самого нутра. Ничего было не скрыть от командира. И эта женщина, Светозарова, она удивительно спокойно отвечала на серый холод его глаз, ни одна тень не пробегала по ее лицу. Наоборот, внутренне смутился именно капитан Ильин, ведь ему давно не доводилось испытывать столь отчетливое ощущение мира и покоя. Головой Михаил понимал, что круги ада сжимаются, и жить осталось считанные часы, и то лишь благодаря не пойми откуда взявшемуся туману, разделившему его разведроту и части противника. А сердце было наполнено жизнью. Не надрывным желанием идти до конца, защищая землю свою, своих жен, детей и стариков, свои дома, леса, поля и небеса, защищая от черноты помыслов, с коими враги шли на них; но жизнью, что была задолго до самого Михаила Федоровича, жизнью, что дышала теплом вместе с ним, жизнью, что родится и продлится после него… Посторонние в боевых обстоятельствах мысли и чувства всколыхнули его сознание именно из-за Анастасии этой. Что-то в ней было такое!..

___

— Твой Димка просто профессор! Олька, как в таком юном возрасте можно столько знать? Где он все это берет?

— Увлеченный парень. Энциклопедия — лучший подарок. Читаем, смотрим. Память у ребенка уникальная. Он, как папа, стихи с первого раза запоминает и цитирует при удобном случае. Но ты не думай, что «ботаник», хулиган и драчун еще тот! Ромка ему вечно синяки и ссадины лечит.

— Твой милый интеллигентный сын дерется?

— Возник у него в школе конфликт. Сначала терпел, молчал, а потом папу попросил научить его драться. Вот в этом закутке и тренировались. Бой в ограниченном пространстве. Я поначалу пыталась вразумить обоих, а затем смирилась. Бесполезно спорить с этими людьми добрейшей души. И что думаешь, приходят они однажды и заявляют, что записались на пятиборье. Димка счастлив, муж доволен, а я целый вечер сидела над расписанием, чтобы везде и всюду успевать с уроками, с тренировками. Мне повезло, что Маша очень спокойная девочка, с ней можно хоть в космос лететь. Иначе не представляю, как бы я справлялась, пока Ромка на работе.

— А что с твоей работой?

— Пока декрет. Но, думаю, у Маши не возникнет проблем с адаптацией в детском саду. Честно говоря, очень хочется вырваться из домашнего круга. Рома, было дело, думал оставить меня на хозяйстве пожизненно, но тогда я его на три дня выходных сделала старшим по дому, уехала к брату на помощь с новорожденной. Вот и сменил мнение. Оказывается, быть отчаянной домохозяйкой не так-то просто.

— Как думаешь, я справлюсь? Честно говоря, мне казалось, что тебе все нравится, ты как-то запросто с детьми, с домом, с мужем. И всегда все в порядке, даже когда лазарет. Мне кажется, даже апокалипсис ты переживаешь с улыбкой.

— Ты прекрасно знаешь, как и что я переживаю. С Романом я могу быть собой.

— Самой спокойной женщиной на свете?

— Наконец-то ты смеешься!

— Оль… волнуюсь я. Отвлекаюсь на тебя, на детей. Но сердце не на месте. Недавно звонили с незнакомого номера, я аж подпрыгнула. Мне про какой-то сервис пластиковых окон, обслуживание, а я их даже не слушала, радовалась, что не про Пашку что-нибудь зверское и беспощадное.

— Наташа, тебе известно, какая у нас телепатическая связь с Ромкой. Живы они, успокойся. А уж если и влезли во что, так разберутся. Ты пойми, по сравнению с ними все остальные — одни.

— Что ты имеешь ввиду?

— Старый еврейский анекдот. «Их двое, а мы — одни». Наших как минимум четверо. Не удивлюсь, если больше. А все остальные — одни. Поверь в своего Павла наконец. Сама знаешь, кто он у тебя. Единственный человек, которого ему никогда не победить, это ты, моя хорошая. А теперь вас будет двое. Или трое… Вдруг двойня?

— Ой.

— А что… у Пашки в роду есть случаи, так что вероятность высокая.

— Ол-ля.

— Вот и думай. Паша обалдеет. Детьми командовать — это не сослуживцев строить.

— А я… как я с двойней?

— Прекрасно. Мы все поможем. Но пока рано об этом, всего лишь вероятность…

— Маша проснулась! Пошли баловать.

— Позови Диму, скоро будем обедать, а затем на прогулку.

___

— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться. Командир к вам направил.

— По какому вопросу, товарищ старшина?

— Да вот… — Гоголюк чуть повернулся и слегка подтолкнул Анастасию под локоть, направляя поближе к особисту, — без документов, без оружия, появилась из тумана вблизи расположения, бес ее дери.

— Интересно. Возьмите на себя боевое дежурство неподалеку.

— Есть.

Титков медленно обошел женщину кругом, внимательно всматриваясь в малейшие детали ее одежды, черты лица, особое внимание уделил рукам, приглядевшись к каждому пальцу, и не говоря ни слова, встал перед ней. Анастасия хранила полнейшее молчание. Секунды растянулись, поглощая напряжение момента. Наконец, слегка встряхнув головой, Яков Константинович коротко скомандовал:

— Поясните!

— Светозарова Анастасия Власовна, русская. Прибыла вам в помощь. И задание есть. Но доложить должна командиру, лично. А уж он потом с вами…

— Товарищ капитан, как видно, и разговаривать не стал. Документы предъявите.

— К вам пробраться не так просто, а с документами тем более. Но чуть позже, думаю, вы увидите все, что вас интересует.

— Чуть позже? Вы явно не в своем уме! Чуть позже здесь места живого не останется. И чем вы нам «в помощь»? Солдат дезориентировать?

— Белым-бело… туман течет… давным-давно… тот бой идет… и смерть за смерть, и жизнь за жизнь… ты белым светом обернись… и в грани той, что нет конца, не видно моего лица… но я смотрю, смотрю, смотрю… и смерть, и жизнь… я мир храню.

— Что вы там шепчете?

— Развяжите мне руки, пожалуйста, Яков Константинович. У меня есть информация, которая касается каждого из вас, и дело, ради которого я нахожусь здесь.

— Вы в расположении разведроты, одна, без документов, ничего не способны пояснить по факту вашего появления, шепчете невесть что, и при этом у вас хватает наглости мне дерзить.

— Я попросила вежливо.

— Слова. Но тон!

— Яков Константинович, будьте добры. В конце концов, направьте на внешнюю границу тумана группу своих бойцов, а когда они доложат вам обстановку, тогда и решим, в каком тоне нам подобает разговаривать. И стоит ли.

— Вы привели врага?

— Ваш враг повержен. Немыслимой, невероятной ценой, но, тем не менее, народ, который вы защищаете, жив. Изрядно потрепан, но жив. И поймите, ему в очередной раз требуется помощь. Сейчас вам будет сложно объяснить, но после выполнения задания вы узнаете абсолютно все подробности. Ваша война выиграна, но, да, ценой вашей гибели. И память о вас жива…

— Гоголюк! Уведи эту малахольную. И без присмотра не оставляй, поручи своим. Рук не развязывать. Будет что, так рот ей на замок. Сами придумаете. Некогда мне с ней, бестолковщина одна. Заговаривается она совсем… пророчица.

— Разведгруппы отправь, старлей, а потом головой качай. — Анастасия говорила негромко, но очень строго. Ни злости, ни обиды, ни презрения в ее голосе слышно не было, лишь серьезность и деловитость. И внутреннее достоинство, позволяющее ей разговаривать на равных даже с теми, кто в ее собственных глазах казался неразумной малышней. Однако, она ничем не выказывала превосходства. И сомнений ее интонации не вызывали. Но такое впечатление она производила на наблюдателей за пределами того времени и пространства, где сейчас находилась сама Анастасия. Пашка мельком взглянул на ее документы и подумал, что грамотный боевой особист разглядел бы ее руки. Разумеется, в случае, если бы Светозарова показала ему их.

Яков Константинович, отправив Анастасию подальше от себя, занялся было своими неотложными делами, однако сказанная ею напоследок фраза не выходила у него из головы. Спустя несколько минут все офицеры разведгруппы были изрядно озадачены потерей связи. Связист доложил командиру о полной тишине эфира. Успел лишь передать, что окружены. Не работал ни прием, ни передача. Капитан запросил у офицера охранения доложить обстановку. Тот ответил, что бойцы рапортуют о стене тумана вокруг их расположения. И с позволения добавил, что туман странный — стоит плотной стеной округлой, полностью скрывая их от неприятеля, по внешней стороне от нас даже звуков не слышно, а в местах размещения самой разведроты видимость и слышимость отличная. И за дальними пределами белой стены тоже. Только вот еще что… несколько разведчиков докладывают об отчетливом конском ржании в предполагаемом периметре противника. А парни они деревенские, попутать не могут. Уверены, что лошади там, да не одна. Михаил Федорович устало провел ладонью по лицу, на котором читалось, что вот еще и табуна лошадей тут не хватает, чай, не гражданская война в степях украинских. Но промолчал командир, только окинул взглядом собравшихся товарищей офицеров и, коротко посовещавшись, решил отправить еще три контрольных группы, в состав которых включил себя лично.

«Экран» заснежился, а затем, говоря современным языком, пошла раскадровка на весьма приличной скорости. Впрочем, наблюдающие за происходящим успевали уследить за перемежающимися кадрами. Получалось, что Пашкиной команде были показаны и все группы, двигающиеся в ночи по трем направлениям от стены тумана, с внешней стороны оврага оказавшимся кромешной черной пеленой, и действия разведчиков, находящихся внутри расщелины. Эпизодично, но последовательно. Единственный, кто интересовал самого Пашку больше всех, был капитан Ильин. Слишком много совпадений! И фамилия, имя, отчество, и звание, и даже изможденные войной, но так похожие на старую бабушкину фотографию черты лица. «Быть того не может!» — про себя сомневался Павел. Но странности продолжались. И в одном из относительно длительных эпизодов особист Титков вернулся к разговору с Анастасией, в котором она без запинки назвала ему список званий, наград и мест их особенно тяжелых боев. Свою просьбу развязать ей руки подтвердила обещанием не сбегать, сопровождая смехом. «Сама пришла, дело важное, а сбегать мне незачем» — серьезно добавила она. В конце концов, хмурый старлей освободил ей руки от ремня и вслед за тем получил предложение помочь с ранеными. Его недоверчивое «А умеешь?» было встречено новой ухмылкой и дерзким «А то ж еще! Вот с лейтенанта и начнем. Кровь у него сочится, это плохо. Где ваш санинструктор?» А разведгруппы пропали из виду — на снегу добавилось сугробов. И только опытному взгляду было понятно, где залегли разведчики, да и то если внимательно приглядеться.

Туман не исчезал, отрезав разведроту от всего мира. От войны, если быть точнее. Но по прошествии суток вернувшиеся разведгруппы доложили командиру то же, что он видел и сам: никаких немцев в округе, а вместо них — конные и пешие люди, вооруженные клинками (кинжалами, мечами, копьями). Щиты, кольчуги и шлемы служили им защитой. Группа разведчиков с северо-востока, ушедшая чуть дальше от остальных, описала деревянные строения укреплений, на подступах к которым расположился еще один лагерь таких же людей, гораздо больших числом, и имеющих не один и не два конных разъезда. Сравнив данные, Ильин понял, что это совершенно разные группы. И к фашистам они никакого отношения не имеют. Выругавшись сквозь зубы, капитан пошел искать эту женщину, надеясь хоть как-то понять, что происходит. Анастасия как раз давала очередной совет санинструктору, больше похожий на указание в приказном порядке. И тот ее внимательно слушал, временами даже делая пометки. Ведь на его глазах эта незнакомка помогла стольким раненым за короткое время! И не просто, а с ошеломляющими результатами. Прервав беседу Анастасии с санинструктором, Ильин отвел женщину в сторону и прямо спросил:

— Что творится на этой земле?

— Жизнь. Смерть.

— Так. Собственными глазами видел — нет ни немцев, ни следа от них. Что за чертовщина?

— Михаил Федорович, выслушай меня. В твоем настоящем — смерть от града огня фашистких захватчиков. Достойная воина смерть. Благодаря твоей разведроте, основные силы успели не только отойти, но и подготовить решающий, переломный бой. Но ни тебе, ни твоим соратникам этого не было бы известно, не попади вы сюда. Тсс… дослушай. Этот туман — не явление погоды. И в понимании вечности ты будешь жить, покуда твой род живет. Война с нацистами завершится капитуляцией Германии и свержением третьего рейха. А память о твоей жизни продолжится в твоем сыне и внуках. Именно об этом сказано в потрепанном письме твоей жены. В глазах своего ребенка она видит твой взгляд, и твоя улыбка расцветает на его лице. Сын твой вырастет настоящим воином, а внуки… Внуки продолжат ваш род, ничем не уступая праотцам. И сейчас ты и твои люди нужны в определенном витке прошлого, где требуется помощь. Твоей разведроте уже нет разницы, где и когда совершать настоящие подвиги. А без далекого прошлого, без вечной истории нет настоящего. Да, у нашего народа испокон веков утаивают, перевирают и искажают, уничтожают подлинную историю. Так пытаются истребить русский дух. Но пойми, это невозможно. А на просторах прошлого совершаются события, влияющие на настоящее твоих внуков. У вечности нет понятия времени. И ратный подвиг пращуров может подарить будущим поколениям рода новые жизни.

— Сказка твоя хороша. — Ильин потерял остатки терпения. — Ты о сыне, о внуке… по больному бьешь. Я не знаю ничего ни о семье, ни о жене. О смерти и о жизни рассуждать легко. Попробуй сохранить ту жизнь, когда одна смерть вокруг, когда время не то, что в дни, в часы, — в секунды сжимается.

— Есть моменты, в которых встречаются живые с мертвыми, да и не различишь, потому что между мирами живы все. Да только ты уйдешь в одном направлении, а те, кто должен земной путь продолжить, — в другом. Но встреча неизбежна. Так решено!

— Какая еще встреча?

— С внуками.

Память Рода

I

— Алла звонила. Я не до конца поняла, что и как она делала, но простыми словами, нечто вроде обряда связи. Ее Игорь научил чему-то такому вроде настройки на его волну. Так вот, получается, что нет наших мужчин нигде. Но при всем они живы. Но этот невообразимый сигнал отражается каким-то особенным образом, нет обратной связи, но одновременно есть. Ох, я совсем запуталась! Словом, Игорь с ней говорить не может, но он живой, только пространство вокруг него не просматривается привычным Алле образом, словно он посреди облака, и вокруг сплошная сахарная вата. Еще она добавила, что ее муж там не один. И уж не знаю, домыслы Аллкины, или факт, но, цитирую, «наши мужчины находятся на пороге истории». Уж я хоть и боялась тебе рассказывать, беспокоить, но решила, что лучше вместе держать за них кулачки.

— Эх… Оля-а… Что из этого я должна понять? Алла с Игорем общаются на расстоянии? Телепатически? И видят друг друга при необходимости? Как?! — яблочко наливное по блюдечку с голубой каемочкой катая? Или, не хочу ругаться матом, она до него дозвонилась, поговорила, а мы с тобой своим побоку?! Обряд связи. Настройка на волну… Оля! Кто из них пытается строить из меня дуру?!

— Наташ, тише, тише. Успокойся. Ну, всякое бывает. Мне об Игоре Ромка немножко рассказывал. Они с ним и не такому обучены, только у Игоря возможности шире и знания глубже. Вот не хотела я рассказывать о шаманизме этом, и не надо было рот раскрывать. Чувствовала, что ты перейдешь на резкости.

— Нет, подруга. Я буду молчать. В доме дети, под сердцем у меня тоже жизнь рождается, я женщина сильная. А за ломик спасибо! Давай Димулю с Машенькой спать уложим вечером и в розовый цвет покрасим мое орудие возмездия. Хорошо?

— Если тебя это отвлечет от переживаний, то я на все согласна. Но у меня краски по металлу нет.

— А вот я сейчас поеду и куплю!

— Ты серьезно?

— Однозначно!

— Тише, тише. Хорошо, езжай. И если будет возможность, на обратном пути молока и сметаны купи в магазине за углом, я утром вкусненького наколдую, пока вы досыпать будете. Деньги тебе сейчас дам.

— И по лбу, и в лоб, Оля! Я тебя сейчас за твое «денег дам» покусаю и буду права. Все, я уехала.

— Будь аккуратнее!

___

Рассредоточив восприятие, Паша четко следил за происходящим, внимательно прислушивался к диалогу Михаила Федоровича и Анастасии, а сам тем временем включил свой телефон и нашел когда-то оцифрованные фотографии бабушки с дедом. Тот числился «пропавшим без вести», ведь данных о его гибели так и не поступало. Изображенный на фото дед как две капли воды походил на капитана Ильина, порождая в Пашкиной голове вихрь мыслей. Быть того не может! Но мало ли, чего не может быть… Последние события гласили, что быть всему. Но как, как проверить, дед это, или нет?! Решение пришло моментально, не успев толком оформиться из эмоции в разумные доводы, а руки Пашки уже перекладывали из рюкзака в карманы то, что сознание сочло необходимым. Наблюдательные друзья не оставили его действия без внимания и, выслушав, настоятельно сообщили непререкаемым тоном, что одного его они не отпустят и если так уж невтерпеж, то прикрыть ему спину будет кому. Короткий насыщенный спор Пашка проиграл.

Загвоздка возникла со снаряжением. Снег по ту сторону экрана казался натуральным. И мороз, соответственно, тоже. Но вмешался Игорь. Он напомнил, что за камнем напротив их скального свода, по словам Белогора, было все, что нужно. Не выходя, Паша глянул в бинокль, но ничего не обнаружил. Чертыхаясь, он нервно крутил в пальцах свой нож. Игорь, сохраняя невозмутимое спокойствие, предложил подумать, что именно им нужно. Четко представить и назвать, а потом только смотреть за камнем. Скептичный Пашка сначала скривился, словно от зубной боли, но вслед за сосредоточившимся Славкой тоже стал думать об экипировке и вооружении, подходящем для декабрьских сугробов. Молчать он не стал, вынес список предполагаемых чудес запасов за камнем на обсуждение. Закончив разговор о насущном, Паша с мрачным удовлетворением убедился, что за камнем ничего не изменилось. Никаких цинков с патронами для пулемета, разгрузочных жилетов, маскхалатов и автоматов не наблюдалось. Он коротко плюнул и крепко задумался, как и в чем ему идти в эти сугробы из августовского тепла. Закралось сомнение, а есть ли сам снег, реален ли он. Или такой же морок… Он подошел вплотную к месту видения и зачерпнул рукой пригоршню снега, слегка скрипящего при сжатии в ладони. Легче не стало. Дед в те же секунды отдавал приказы расставить дозорно-охранные посты и отправить две двойки снайперов Оймякунова и Глебова, Лисицына и Фролова на охоту, следы дичи в округе попадались разведгруппам на каждом шагу. Дед… Он ли это… Фамилия и черты лица так разбередили Пашину душу! Да и отец, будучи моложе, словно списан с капитана Ильина. По крайней мере, взгляд в идентичном разрезе глаз поражал сходством. «Только у бати, — подумалось Павлу, — морщинки в уголках глаз были от улыбки, а деду тут вовсе не до смеха. Ничего, лишь бы добраться, лишь бы поговорить… Даже если и не мой дед, все равно руку пожать! За Победу!»

— Командир, взгляни-ка. — Слава демонстрировал цинки для пулемета и новехонькие «Стечкины». Ромка в ту же минуту был занят ГП25 и запасом гранат.

— Там, за валуном, все, что мы обсуждали, даже ботинки зимние, причем по размеру!

— И все будто только со склада, чесслово! — Славян не скрывал слегка восторженного сарказма. — Так вот куда военное имущество девается. А интендант потом волосы на голове рвет, обнаруживая недостачи.

— Значит, мы сможем идти…

— Паш, — перебил его Игорь, — есть существенная проблема. Я не уверен, смогу ли впустить вас обратно, когда вы захотите вернуться. С моей точки зрения, это односторонний канал. Я думал над вопросом обратного хода, но понял, что никто, кроме Анастасии, не в силах решить эту задачу. И еще… Рома, постарайся настроиться на ее волну. Помнишь, как я учил? Трудностей возникнуть не должно, уж она-то тебя услышит. Просьба, попробуйте рации свои ввести в сопряжение с теми, что есть у нас здесь. Вдруг получится держать связь… Кир, ты поможешь?

— Да, Кирилл. Ты же не с нами, я полагаю. Но я могу надеяться, что Игоря ты одного не оставишь?

— Можешь, Паш. Не оставлю, буду рядом. Ты снайперку возьми с собой, а мне дай что-нибудь… а кроме «Стечкина» есть что-то? — разочарованно закончил фразу Кирилл.

— А ты пожелай себе любые боевые игрушки. У Ромки вон в руках ГП25. Мало ему ПКП, так теперь еще и это. Любитель чего погорячей! — подначил друга Слава.

— «Печенег» с лентами Ромке и останется, тебе, Сом, автомат с патронами и ГП с ВОГами, а я пойду с винтовкой Кира и «монки» с «озм» возьму. У нас с вертолета остались ПМ, отдай Кириллу, от зверья отбиться четырех магазинов хватит. Да, Кир, ты сам попробуй, если хочешь, может, и тебе за валуном удастся найти желаемое.

Паша настроил и раздал всем по две рации, тактические шлемы, мягкие бронежилеты последнего поколения, термобелье, разгрузочные жилеты, ножи, запас нехитрой еды (сало, хлеб), патроны и остальное, сопровождая процесс четкими указаниями. И что самое главное, он не забывал следить за первоначальной целью своей вылазки. За таким молодым, таким далеким и уже таким близким — дедом.

— Ничего не забыли, Паш? Что смотришь на меня пристально?.. Если на вас, глистоперых, срач нападет в неизведанных землях, вы снегом подтираться будете? — Игорь говорил с таким серьезным профессорским видом, интонациями выдавая истинное отношение к вопросу, что Кирилл не выдержал и сдавленно засмеялся в кулак. — Пятые точки пожалейте, припасите уж бумаги туалетной, всему вас учить, походнички!

Единственной проблемой стало возвращение назад. Игорь сомневался в своих способностях держать коридор экрана таким образом, чтобы вышедшие из скального свода друзья видели вход в него. И никто не знал, что там, за экраном, и как выглядит пространство. Проверив города в округе, Игорь не обнаружил ни Мурманска, ни Архангельска, вокруг зеленела тайга. Где именно находились пятеро мужчин, и как их «держать» на виду при выходе из привычного времени, было абсолютно не понятно. Ориентиров у них не было. Подумав пару минут, Игорь решил предварительно связаться с Анастасией лично, выказав уверенность, что телепатия этой женщине может быть знакома не понаслышке. Когда Игорь глубоко сосредоточился, экран немного потерял четкость. Легкая рябь прошла сразу же после того, как он вернулся в реальность. Ничего не объясняя, профессор сказал:

— Идите. Рома, на связи! Вам помогут. Выбросит у самой стены тумана, если не сразу в него. Настройся на Анастасию, друг, иначе вы можете затеряться в белом мраке и неизвестно, что ждет. Верь в свои силы. Ее ментальность ты не перепутаешь. Слава, ты знаешь, что говорить и кого просить о помощи, в случае если что-то пойдет не по плану. Думаю, он вас не бросит. Паш…аккуратнее там.

Роман некоторое время молчал, а потом коротко бросил «есть, чувствую!». Они не стали прощаться, боясь спугнуть удачу. И шагнули в ногу в морозный декабрь неизвестного года.

Время, ты быстротечно,

ты вечно!

Что тебе расстояния

и пространства!?

В этом пути неизведанном

Млечном

не одного ты ведешь

скитальца.

И позади тебя жизнь,

впереди неизвестность,

важен момент решения

в настоящем.

Время, кружись, кружись,

замирая в месте,

где беспокойное сердце

найдет и обрящет.

Мы выбираем путь,

с которого не свернуть.

Размеренные строки чуть затихли в голове Славы, как рука потянулась к автомату, — впереди замелькали тени! Чибис и Док тоже их прекрасно видели в приборы ночного видения и превосходно слышали, а потому затаились в белом молоке тумана. Это были двое отправленные на охоту солдаты Ильина, вернувшиеся с тушей оленя. Роман дал знак, что нужно ждать Анастасию и ее распоряжений, пока себя никак не обнаруживать. Трое друзей залегли, стараясь внимательно слушать туман вокруг себя. И толи это странное место так действовало на Славу, толи еще что, но в его голове снова тихо-тихо зазвучали стихотворные строчки, так, на краю сознания. Он даже слегка удивился, потому что особого литературного таланта в себе никогда не замечал и тяги к сочинительству не испытывал.

Дети и внуки продолжат род.

Нить на прялке протянется.

Жизни дорога бежит вперед.

Предкам память останется.

Наших дедов мудрый наказ,

бабушек сказ,

выручит в трудный час!

Дети и внуки передадут

слово правды защитное.

И новые нити пряхи спрядут…

Быть тому!

Странно, но эти незамысловатые стихи звучали голосом любимой Славкиной прабабушки, которая когда-то давно пела ему колыбельные, баюкая в тишине. Ее узнаваемые интонации и легкий белорусский акцент, певучесть голоса и ласка в каждом звуке успокаивали Славу и сейчас. Он прошептал себе под нос: «Ба, спасибо. Живи, где бы ты ни была, живи! Ты в моем сердце». И словно в ответ стало очень тепло, будто солнцем обогрело. Он понимал Пашу, который отправился черти куда, лишь бы проверить, его ли это дед! Славка тоже многое отдал бы за то, чтобы встретиться с Ба. Но ему повезло гораздо больше Пашки, его бабушка-прабабушка прожила долгую жизнь и успела дать своему «чадушке» многое. А Паха деда никогда вживую не видел. Война проклятая! Хорошо еще, что тогда Пашина бабушка в эвакуации сына родила, а у того после сам Пашка появился. Род дедов продолжился. А если б нет? Что тогда? Вот и сейчас им показали, за что Евпатий мстить хочет. За род рязанский! Политика дело неблагодарное, но пока миром идет, пережить многое можно. А вот когда истребляют подчистую… как это слово новомодное… геноцид! Когда геноцид, тут уж биться будешь до последнего вздоха. Мы помним про подвиг наших дедов и прадедов в 1941–1945, но если копнуть историю глубже, так у русского народа было испокон веку. Миром нужно жить, добро множить, правду блюсти и честь. А кто к нам с мечом… Эх, а меч у Коловрата знатный! Вот себе бы такой!

Еще две тени промелькнули. Кабана подстрелили, — рассудил Слава, глядя в «ночник» тактического шлема. Он сам был прирожденным охотником и рыболовом, с малых лет вместе с дядькой занимаясь чтением звериных следов и добычей дичи. В сложные моменты жизни его семьи талант охотника очень выручал, и не раз. Если с природой в ладу жить, она голодным не оставит. А когда юным мальчишкой с Ромкой познакомился, тот его травам обучил. Кое-что, конечно, Слава и от бабушек своих знал, но друг заметно расширил его кругозор.

___

Анастасия появилась внезапно, но для Ромки это не стало неожиданностью. Он сразу спросил ее, будет ли их визит к дедам грозить неприятностями, и нет ли опасности для жизни, ведь разведчики люди суровые, и незваным гостям не рады. Но Анастасия сказала, что, кроме командира и его офицеров, их поначалу не увидит никто из разведроты. А он хоть и сомневается в происходящем, но мужик сообразительный, быстро разберется, кто друг, а кого в расход. Тем более что морально она его подготовила. Разговаривали они долго и, по мнению Анастасии, достаточно конструктивно. Вот позже могут возникнуть трудности, потому что особист — человек очень критического склада ума, и ему сложно будет объяснить, откуда взялись трое из будущего. Прежде чем предстать перед лицом Михаила Федоровича, необходимо подождать, пока измученные войной и голодом солдаты, наконец, разделят между собой принесенного охотниками оленя и кабана.

— Анастасия, объясни нам, пожалуйста, зачем и как ты создала ситуацию, в которой время перекручено настолько, что могут встретиться внуки 21 века с дедами 20 века да еще и на полях сражений средневековья? Или мы чего-то не понимаем?

— Да, лично меня, Анастасия Власовна, вы взяли за живое — я всю жизнь хотел познакомиться со своим дедом. Думал, после смерти увижу, обниму. Но судя по ощущениям, я вполне себе жив. Где мы все находимся и, главное, для чего?! Есть же у вас какая-то цель всего мероприятия?

— Есть. Урок состоит в том, что нельзя забывать о прошлом. И не только о коротком прошлом одного человека, но обо всей жизни семьи, рода, вплетенного в канву судьбы целого народа. Но и не думать о будущем — тоже нельзя. Решение, принятое здесь и сейчас, всегда влияет на предстоящие события, и есть настолько важные решения, сложный, но необходимый выбор, отступить от которого попросту невозможно. И подобные решения одного зачастую становятся жизнью всех. По крайней мере, меняют течение судьбы. С одной стороны, вы встретитесь со своими дедами, которых при жизни вам не было шанса обнять, с другой — они уйдут в свое измерение, зная, что их подвиг — не зря! Они верили в это до самого конца, они хотели верить. Но обрести четкое знание и уверенность в собственной правоте, в победе над теми, кто желал истребления их рода человеческого, пожалуй, лучшая награда. А войско Евпатия будет научено тому, что пути славянского народа проложены древними, и в отличие от пришлого Бога, навязавшего свою волю с помощью насилия, эти жизненные дороги славян вполне себе «исповедимы» и берегутся теми, кто со своими на ты. Для нас и Коловрат, и разведчики, и вы — все внуки. Вы наши детища, вы наши души. И защищать вас, и поучать вас — основная задача славянских божественных сил. Только вы не под богом ходите, а с богами. У нас одни с вами тропы, одни слова, одно дыхание. И под пяту свою вас никто не ставит. Евпатий поймет это, да только поздно. Но его подвиг останется в памяти веков, и сыны, и внуки будут знать, что именем Коловрата были отмщены роды рязанские, и спасены другие, ведь Батый примет месть войска Евпатия и задумается, а прав ли он. Так что и Батыю урок. А главное, Паша, понимание — будущее всегда смотрит в прошлое, и они сходятся в точке настоящего. Всегда.

___

— Товарищ командир, разрешите обратиться?

— Слушаю, товарищ старший лейтенант.

— Видел, вы разговаривали с женщиной этой. Извините, но как она вам?

— Что именно «как»?

— Много брешет, или верить ей можно?

— Ох, вкусный кабан, ох, вкусный! Оймякунову и остальным благодарность от души. Брешет… как тут рассудить… вроде и небылицы рассказывает, а чувство такое, будто ни словом не врет! Но меня беспокоит больше то, что за туманом творится. Откуда эти странные люди, сошедшие со страниц сказок и былин?

— Я Светозарову спрашивал, пока она Жернакова латала… кстати, очень грамотно лечит, все раненые, кому помогала, твердят, что полегчало им мгновенно благодаря ей… спрашивал я про странности вокруг, она ответила, что в декабре 1943го наша задача выполнена сполна, а помощь нужна здесь, волею судеб. Думаешь, Михаил Федорович, тронутая она? Вроде и не похожа на блаженную.

— Да мне тоже кажется, что не похожа. Да только Светозарова ли она… Подтвердить ее слова некому и нечем. Впечатление производит уверенное, о чем бы ни говорили, не плавает. С другой стороны, порой ее слова не сходятся с реальностью. Говорит, будто книжку пишет. Выводы могут быть только такие: либо она знает гораздо больше, чем говорит, а мы, ничего о ней не ведая, не способны оценить по достоинству, либо, наоборот, она всего лишь пытается собрать информацию. Для кого и зачем?

— Есть предложение. Взять Жернакова и пообщаться с ней в узком кругу. Позволите?

— А я пока возьму комиссара и с бойцами поговорю. Сам доложил, все раненые молиться на нее готовы. Она, как вижу, с половиной состава перемолвиться успела. Так пойдет, она тут и командовать начнет. Только аккуратно с ней, если что. Разрешаю реагировать по обстановке.

— Я, конечно, не Жернаков, но даже я сумею выстрелить по-македонски.

— Надеюсь, не понадобится. Постой, Яков Константинович, доешь сначала. В ситуации нашей хорошо только одно — поесть можно не впопыхах, а с чувством, с толком, с расстановкой. Вот и ешь. Глебову с Фроловым спасибо скажи и Оймякунова с Лицицыным поблагодари за добычу. Заодно и обстановку у них уточни. Небось, пока зверье выслеживали, еще много чего интересного заприметили. Снайперы у нас, сам знаешь… Ну, я пойду повару руку пожму и атмосферу в роте проверю. Если что, найдешь меня. Эх… Яш… в другое время встретиться бы нам…

Командир грустно вздохнул и, в сердцах махнув рукой, отправился по намеченным делам. Яков Константинович, быстро, но размеренно доедая горячее мясо, подумал, что в иное время с радостью бы дочку свою растил, а если бы у Михаила сын родился, была бы ему невеста. Да только далеко было до тех времен, ох, как далеко! И настанут ли они… нет!!! настанут! — и будут девчонки невестами, а мальчишки мужьями, и будут родиться внуки и правнуки, и не исчезнет русский народ, не переведется на родной земле душа русская! Стукнув кулаком по земле, старлей поднялся и пошел искать Анастасию, попутно передавая снайперам-охотникам искренние слова благодарности за спасительную пищу. Светозарова, как по заказу, сидела неподалеку от Жернакова, попивая кипяток из заботливо предоставленной кружки. Рядом с ней, внимательно слушая, делал заметки санинструктор. В мирной жизни Титков только порадовался бы подобной встрече. Женщина была умна и красива той самой внутренней красотой, которая словно подсвечивала ее глубокий взгляд небесной летней синевы. В других обстоятельствах старлею не пришлось бы допрашивать незнакомку в паре с собственным другом… И заботливо перевязанному лейтенанту Жернакову Якову Петровичу было бы приятно просто поговорить с умной собеседницей, прочувствовать на себе силу женского очарования… Но сейчас интеллект этой прекрасной женщины противопоставлялся знаниям и умениям боевых офицеров, за годы войны научившихся чуять ложь и страх за версту. Засыпая ее вопросами, они внимательно слушали и анализировали каждое слово, интонации, жесты… в конечном итоге, отпустив ее осматривать с санинструктором сменившуюся с дежурства охранную группу, тезки-офицеры сошлись на том, что женщина не врет. Да, Анастасия иногда говорит бездоказательные вещи, но так, словно ей доподлинно известно истинное развитие событий. При этом лейтенант, в довоенное время имевший медицинское образование, авторитетно заключил, что никаких признаков сумасшествия нет. Как выразился Жернаков, «если кто и двинут, старлей, так это мы сами, жесткие и подозрительные убийцы… можем ли мы сохранить доброе отношение к людям?.. а вот она — может, и именно этим она нам подозрительна, ведь по сравнению с ней мы чернее черного». Но особист в корне не согласился с другом. Чернота эта наносная, ведь до войны были, как все, один — врач, другой учитель, третий плотник… кто в цирковое поступать собирался, кто машины чинить учился, кто комбайном управлять… И только те, кто пришел уничтожать наш народ, наших отцов, матерей и детей, научили нас не обращать внимание на черноту деяний — да, мы убиваем, да, мы будем убивать беспощадно, но не потому что нам нравится это делать, а потому что мы защищаем и отстаиваем тех, кто хочет и будет жить, тех, кто родится после нас, на нашей родной пропитанной кровью земле. Не приди эти изверги к нам, никогда бы в человека не выстрелил! Лейтенант объяснил, что и не собирался спорить, кровь с рук смывается слезами спасенных детей, но говорил он другу не о том, что они — звери, а о том, что Анастасия вызывает подозрение исключительно добрым своим отношением, более ничем. Вспомнил Жернаков подразделения SD «Нахтигаль», собранные из украинских националистов для уничтожения мирного населения Украины и Белоруссии. И колодцы, полные мертвых младенцев. Вспомнил, как жители деревни, которую отбили у гитлеровцев, отдавали последнее только лишь за то, что на их глазах он лично вспорол живот фашистскому командиру, отдававшему ранее немыслимые приказы по уничтожению оккупированного населения. Вспомнил, как одновременно смеялись и плакали люди, смеялись и плакали. Это ли не сумасшествие? Нет. Удовольствия и удовлетворения молодой Жернаков, безжалостно расправившись с тем нацистским захватчиком, не испытал, а практически его ровесник особист Титков закрыл глаза на то, что немецкого командира не взяли в плен, не расстреляли, а наглядно и хладнокровно зарезали. В документах сухо отразили ход боя, упомянув, что немцы и их приспешники были полностью уничтожены силами Красной Армии. А жители… картошку принесли тогда, мороженую, сладкую, самую вкусную картошку на земле. «Берите, хлопчики, берите, от сердца, только вперед идите, хлопчики, гоните тварину с земли нашей, идите до конца». Да только привыкаешь за годы войны к жестокости, внимания на то не обращая, словно коростой обрастая, и встреча с добротой становится испытанием.

— Яков, у меня вопрос возник. Где она?

— Да вон там должна быть, сами же ее отпустили раненых смотреть. Там Гоголюк за ней глаз да глаз.

— Пойдем вместе, вопрос важный.

Подойдя к старшине, Титков выяснил, что Анастасии нет нигде в пределах видимости. Практически взяв Гоголюка за грудки, особист добился от него, что отлучилась женщина только что «вот за тот куст, сам понимаешь, организм требует». Да не вернулась еще. Доложив командиру, они поставили охрану в ружье. Капитан Ильин скомандовал, что проверить туман «за тем кустом» нужно мгновенно и лично. Взяв ППШ, три офицера немного разделились и пошли на окружение, стараясь прикрывать друг друга. Анастасию они увидели все одновременно. Она стояла и смотрела на них так, что каждому казалось, что ее взгляд фокусируется именно на нем. Строгий, сосредоточенный, без улыбки, взгляд. Но страха не возникало. Она смотрела открыто и по-прежнему была одна и не вооружена. Сохранив дистанцию, офицеры остановились, не сговариваясь. Анастасия заговорила спокойно и степенно, словно бы не видя приготовленных к бою ППШ.

— Товарищи бойцы. У вас множество вопросов, на которые вы не находите ответов. И я здесь затем, чтобы объяснить вам суть предстоящих задач. Но прежде чем говорить о том, зачем мы встретились, скажу, где именно мы все находимся. Этот туман, скрывший вас от вашего ненавистного врага, на самом деле — Межмирье, точка, где сходятся все времена и пространства, доступные человеку. Вы привыкли мыслить просто: прошлое, настоящее, будущее. И в вашем настоящем вы — разведчики Великой Отечественной. Ваше будущее живо! И ваши внуки рождены в том будущем, ради которого вы вступаете в бой. И для них вы — часть прошлого и часть настоящего, кому как повезло. Двоим из вас доведется растить своих детей и внучат, стать частью их жизни и их времени. Но ради мечты одного из внуков, ради памяти одного из сыновей, ради жены и матери, передавшей эту память, сейчас, в этой безвременной точке, вы, товарищ Ильин, встретитесь с тем, кого в иной ситуации вам никогда не увидеть. Потому что вы не знали о существовании будущего своего рода. Вам попросту неизвестно, куда и на кого смотреть. Вы деретесь за Родину, не веря ни в бога, ни в черта, но считайте, что вам дан дар богов. Примите его. Вы достойны. И, конечно, для порядка не забудьте спросить мои документы. А свои они вам покажут сами.

— Кто? Кого ты, бога душу мать, привела к нам? Сколько их? — Титков вскинул ППШ, показывая ничем не прикрытую ярость.

— Их трое. И они, нужно уточнить, пришли сами. Это их решение.

— Кто-о? — прорычал капитан, как и старлей, вскидывая ППШ. Лейтенант Жернаков безотрывно следил за округой. Но просматриваемое пространство до ближайших видимых перелесков окружало белое на белом — туман над снегом, несколько не примечательных сугробов, ничего, что могло бы навести на подозрения.

— Михаил Федорович, я обещала тебе встречу.

— Что-о? — злому удивлению Ильина не было предела.

— С внуками. Встречу с внуками. Благодаря их решительным действиям это стало возможным. Не все они родные вам по крови. Но командир их тройки стоит особого внимания, капитан Ильин, совершенно особого. Загвоздка в том, что без вашего согласия эта встреча не состоится. Пойми, ротный, твой внук никогда не сможет тебя увидеть, если сейчас ты не примешь мое предложение. Поверь, кроме троих парней из миллиона тех, кого советские солдаты отстояли и спасли, здесь никого нет. Их жизни стали возможны благодаря вашим жизням и вашему мужеству. И знай, командир, они пришли сюда с миром. Со слезами благодарности. С невыразимым счастьем пожать вам руки. А твой внук, Михаил Федорович, с документальным доказательством того, что твоя кровь течет в его жилах. Хочешь убедиться в правдивости моих слов? Или не веришь, что русские не сдались и одержали Великую Победу, дав народу возможность жить и продолжать свой род?

— Ты меня на «веришь/не веришь» не бери. Каким образом могут нам встретиться внуки наши, если мы детей своих не родили?

— А на то моих способностей хватает. И про детей ваших мне известно. Иначе как быя про внуков сказать могла бы… Если тебе интересно, капитан, ты подтверди свое согласие, а о том, как это организовано, думать моя задача. Так что, будешь без предупреждения стрелять в тройку незнакомую или поговоришь сначала?

— Откуда ты на наши головы свалилась? Что ты байки нам травишь? — дети, внуки… Я жену свою два года не видел, какие там, что вообще ты городишь? Будущее, будущее. Какое, бога душу мать, будущее?!

— Твое, капитан, личное. Вот и посмотришь на жену свою, на сына, на внука. Хочешь? За ради чего ты шкуру свою под пули подставляешь? За ради кого ты немцев выкашиваешь, чтобы не распространялась гниль по земле твоего народа? Неужто откажешься от шанса увидеть тех, чья жизнь возникла только благодаря тебе?

— Что тебе на то ответить? Считаешь, мы в сказку попали? Мы который год воюем, а тут вдруг раз — и внуки… Раз уж у тебя, женщина, с головой не в порядке, так я свой разум не растерял еще! Ты информацию о нас собрала, а теперь что, группу свою привела?

— Не веришь, значит. Тогда послушай, капитан Ильин, внимательно.

Душа моя милая,

родная моя душа,

тону я в глазах твоих,

тобой дыша.

Ты якорь мой,

ты моя звезда!

Я жив. Я живу — тобой.

Скажи мне, любимая, «да».

Я стану твоим,

лишь тобою любим,

— навсегда.

Моя Валентина,

даруй мне сил,

душа моя милая…

— твой Михаил.

Ни единый человек не слышал этих сочиненных в порыве нежности наивных строк, кроме твоей жены. Ты их никогда не забывал, но произнес лишь однажды, спрашивая у любимой женщины руку и сердце. И в той беседке у озера она согласилась, Михаил Федорович. И еще до войны вы успели создать семью. Да только война развела вас в разные концы страны. И не успела, не успела Валя сообщить тебе о том, что беременна. Прощаясь с тобой, она по неопытности не знала о ребенке под сердцем. И в том маленьком таежном поселке в эвакуации родился мальчик. Сын с твоими глазами. Замечу, капитан, что глаза у ваших мальчиков фамильные. Посмотри на своего внука, сам увидишь. Или до сих пор сказкам моим не веришь? Или боишься взглянуть своему будущему в лицо?

— Что с Валей?!

— Еще раз повторяю, Михаил, жена твоя в эвакуации выжила, родила сына, назвала Олегом, в записке твоей затрепанной она старалась передать тебе радость, но одновременно скрыть информацию ото всех лишних глаз, сам знаешь, вон — особист подтвердит, что такое полевая почта. Поэтому не стала жена разведчика писать открыто, что у тебя родился сын. Дала знать, что жива, и точка. Но слова «вижу глаза твои, улыбку твою вижу» — это не о тебе, а о ребенке твоем, как две капли воды вылитым. Да только ты сам не вернулся, офицер. Бой декабря 1943 года стал для тебя последним. Подвиг твой не забыт. И спустя десятилетия после Победы найдут твой след. Но сейчас, именно сейчас и здесь, есть шанс увидеть того, ради кого ты шел на смерть. Пойми, другой возможности не будет.

— Увидеть Валю? Сейчас?

— Лицом к лицу ты встретишь только внука. Жену и сына он тебе покажет на фотографиях. Это невозможно в принципе, но техническая сторона вопроса не имеет для вас никакого значения. Так что, согласен, командир? И мои документы, товарищ Титков, будут предоставлены в ваше распоряжение. Времени на раздумья нет. Даже здесь, несмотря на то, что в Межмирье времени вообще нет как такового.

— Что скажете, товарищи?

— Вариантов два, командир. Либо малахольная она, как есть, либо мы попали в невероятную ситуацию. С одной стороны, поверить ей невозможно, такого просто не бывает, но само отсутствие фрицев и какие-то непонятные люди из былинных времен в округе… что ж… готовыми нужно быть ко всему.

— Товарищ капитан, если на то пошло, пусть приводит этого «внука», посмотрим, что за молодец. Мы в боевой готовности, не подведем. Нас голыми руками не возьмешь.

— Из воздуха ты его слепишь?

— Внук твой из плоти и крови. И он здесь. Возможность прийти к тебе, капитан, использована им по собственной воле. Никто за уши не тащил. Дали шанс, и он его принял. Так и ты — согласен свою долю принять?

— Хм. Ежели не соглашусь, не будет никакого «внука», так что ли?

— Внук есть. Встречи не будет. И уйдешь ты в иную жизнь, ничего о своем роде не зная, о продолжении не ведая.

— Заладила, приблуда. «Внук, внук»… Ты мне лучше скажи, что с женой моей, раз всеведущая такая!

— Вот он тебе и расскажет. Ему есть, что показать тебе, капитан. Своими глазами Валю увидишь. Конечно, не вживую, но сам поймешь, что не лгу я тебе ни словом, о жене говоря, о сыне.

— Тьфу ты. Заморочила голову, едрить. Хорошо, по-твоему будет. Но чтоб тот, о ком ты твердишь, один пришел и без оружия.

— Как ты себе представляешь, чтобы в расположение разведроты совались без оружия?

— На себя посмотри!

— Так-то я… И внук твой с миром к тебе идет. Ему увидеть тебя важно, а не стрелять. И ты, капитан, резких движений не делай. И все сладится.

___

— Наташка, доброе утро. Завтрак готов. Ох, ты домовенок Кузя!

— Что? А-а, гнездо на голове… Ну, сейчас…

— Ты чего шепчешь?

— Дети спят… или не спят? Чего тогда так тихо? Хулиганят втихаря?

— Нет. Димка на тренировке с самого утра, у них сегодня лошади по расписанию, а маленькую деды забрали погулять пораньше, пока не так жарко. Через час приведут.

— Погоди. А сколько сейчас времени? Одиннадцать двадцать? Серьезно?

— Ты думала, семь ноль-ноль?

— Ну, не полдень же!

— Иди уже гнездо прихорашивай и лопать! Я сырники твои любимые сделала.

— Творожники?

— Заноза. Сырники, творожники… все как ты любишь. Поторопись к столу. Новости есть.

— Какие?

— Интересные. Без чашки чаю ничего не расскажу.

___

Павел находился достаточно близко, чтобы слышать разговор Анастасии с капитаном Ильиным и его офицерами. Но вставать и обнаруживать себя не торопился. Ему нужен был знак, что разведчики примут его без излишней и беспощадной стрельбы. Наблюдая реакцию деда, Паша сомневался, что тот действительно согласен на нереальную фантастическую встречу. Ильин, по его мнению, был готов только к одному — получению информации. Командиру разведроты было необходимо убедиться лично, что происходит, кто и что есть вокруг, чего, в конечном итоге, ожидать от окружающего пространства. И будучи боевым офицером, он попросту не верил ни в какие сказки. Единственное, что могло переломить ситуацию, беспокойство воина о любимой жене. У Пашки была коллекция старых фотографий бабушки и отца, не зря он тратил время на их оцифровку. И фотокарточки молодого деда имелись. Только сможет ли он включить мобильный телефон, чтобы продемонстрировать деду всю свою жизнь и доказать, что он родной ему по крови…

— Послушай, капитан. Волею высшей необходимости все твои люди оказались там, где нет границ, оторванными от своего времени. Как ты думаешь, я способна справиться с вами? Есть и плюсы — вы смогли набраться сил, передохнуть, перевязать свои раны и наконец-то спокойно поесть… Но как видишь, об этой частной встрече я спрашиваю твоего согласия, а не действую насильно. Мне важно показать тебе то, что впоследствии станет твоей основной задачей и целью — жизнь твоего внука. И поверь мне, будет лучше, если ты сам поймешь, насколько это важно для тебя лично. По твоей просьбе он придет один. Но сразу скажу, внук твой — достойный воин, и теряться не станет. Поэтому поставь офицеров своих в охранение и будь готов встретиться с равным тебе лицом к лицу. Без агрессии и страха. Тем более что мне нужно ваше взаимодействие, а не распри. А я, как ты смеешь судить, умею добиваться того, что считаю необходимым. Так или иначе…

— Указывать начала? Кто ты такая есть, чтобы мной командовать?

— Хранительница границ. Но тебя должны касаться вовсе не мои обязанности, а перспективы твоей судьбы и людей, с которыми ты делишь невзгоды и несчастья последних лет. И многое зависит от того, состоится ли твоя встреча с внуком, или нет. Знаешь, что такое кон?

— Знаю.

— Так вот и думай. Мне спешить некуда, но чем быстрее ты примешь решение, тем скорее начнут развиваться дальнейшие события. И нужно понимать, как именно будут скручиваться жизненные нити.

— Всё присказки…

— Сказка будет впереди.

— С чего мы должны тебе верить? Может, их в округе взвод, а не трое. Или еще больше. Чем докажешь?

— Ты просишь одного, придет один. И он — воин. Помни об этом. Но это у вас династия такая, по мужской линии. Ничего удивительного…

— С какой стороны его ждать?

— Из-под снега.

— Шутить изволишь?

— По левую руку от меня. Вон тот заснеженный пригорок видишь? Примерно оттуда.

— Веди своего… Посмотрим.

Со стороны редких кустов и небольших перелесков до сих пор не раздалось ни единого выстрела, из-за пригорков никто не двигался. Стоящие на продуваемом декабрьскими ветрами отрезке снежной равнины у стены защитного тумана, разведчики все еще были целы и невредимы, несмотря на то, что являлись незащищенными целями для предполагаемого снайпера и остальных противников. Именно эта мысль стала основополагающей для решения Ильина принять предложение странной женщины. Он считал необходимым разузнать как можно больше, о ком и о чем она говорила ему все время. А если суждено погибнуть, так к тому они уже давно привыкли, день за днем и ночь за ночью играя со смертью в пятнашки.

— Сейчас я дам ему знать. Он встанет. Не стреляйте.

___

Кирилл проверил, разобрал, почистил и собрал оставленный ему на непредвиденный случай ПМ, зарядил один магазин на восемь патронов и три положил под руку. Вокруг царило спокойствие. Редкие животные обходили их с Игорем место пребывания за несколько километров, словно чуяли, что оно заговорено. При этом взявшийся охранять объект от не прошеных гостей Кирилл вместе с Игорем неустанно следил за «экраном», в котором воины имя нареченного славянина Коловрата соседствовали с разведчиками Великой Отечественной Войны. И во всем необъяснимо смешанном пространстве находились — Кир споткнулся на слове, но мысленно повертел его на языке и в конечном итоге внутренне принял — свои. Ромка, Славка, Пашка. Свои ребята. Следом в голове застучала логичная во всей неотвратимости мысль: «как давно у меня не было рядом своих…». Обстоятельства его жизни складывались так, что слишком много лет Кирилл постоянно работал один. Жил один. И порой пребывал на пороге смерти — один. И никому не верил. Иногда даже самому себе. А тут… слаженность молодых мужчин, несмотря на возрастную разницу, их умение читать друг друга, взаимное доверие, — все вызывало подспудное уважение и даже легкую зависть. Первоначальное недоумение, вызванное их внезапным появлением на горной тропе, сменилось глубоко спрятанной душевной благодарностью, когда Кир понял, что они — пришли. И наведенные на место их встречи у выступа скалы прицелы он отметил как проявление профессионализма, сам бы так сделал, будь он командиром вооруженной группы. Никакого смущения по этому поводу он не испытывал. Парни молодцы, спору нет. И даже тот факт, что они встретились скорее с попустительства Анастасии, связавшей их пути-дороги в одну, чем по желанию и стремлению Паши, нисколько не затмевал радости от осознания того, что разговор после крушения вертолета не только состоялся, но и сложился в целом. Они более не воспринимали его как нанявшего их чужака. И даже допустили до первого дежурства, доверили оружие и собственный сон, а впоследствии — полную ответственность за жизнь их друга. Единственное, что не на шутку беспокоило Кирилла, так это сам Игорь. Как долго он сможет не спать? И если уснет, что станет с порталом? Не имея возможности контролировать этот аспект, привыкший учитывать каждую малейшую деталь бывший офицер, потихоньку перебиравший заново калейдоскоп своих воспоминаний, умений и навыков, решил потихоньку прояснить волновавшие его вопросы, зная, что негромкие разговоры нисколько не мешают Игорю и на ход событий по ту сторону «экрана» не влияют. Насколько он понимал, Игорь, цепко державший связь с неведомым, даже мог позволить себе двигаться, ему совсем не обязательно было сидеть сиднем в определенной точке.

Игорь словно почувствовал настроение и сомнения Кирилла. Он потянулся за кружкой остывшего чая и выразил уверенность в том, что оружие им не пригодится.

— Пойми, Кир, здесь не работают привычные законы мироздания, каковыми они кажутся нам в повседневности. Мы с детства приучены к конкретно заданной картине мира, и любое расширение восприятия может выбить нас из колеи. Вот ты, судя по всему, что я смог о тебе узнать, настолько овладел искусством владения оружием, что даже не осознаешь его абсолютной бесполезности в данной нам волхвами ситуации. В скальный свод не зайдет ни единый зверь, а люди, уж, коль скоро они могут оказаться неподалеку, вообще не увидят ничего, кроме монолитной гранитной глыбы. Не буду объяснять, как мы сами здесь оказались, скажу только, что на то воля Славкиных богов. И, конечно же, не только Славкиных, просто его имя — самое подходящее в случае разговоров о славянах и родных им славных богах, берущих исток от Создателя нашего древнего народа. Тем более что наш парень назван так действительно не случайно.

— Я знаком с историей религий и верований различных народов. И большинство верующих мне встречались в повседневной жизни. Говоря о Создателе славян, ты имеешь в виду Рода?

— Именно.

— Мы участвуем в играх богов?

— Нет, Кир. Наоборот. Это они участвуют в наших, как ты выразился, играх. Присматривая за нами, направляя и оберегая нас, славянские боги — заметь, несмотря на всю многовековую борьбу с самим их существованием в душах и мыслях людей — стараются не влиять на человеческие судьбы без собственной на то нашей воли. Они не помыкают нами. Мы равны им. Это их дар для всех нас. Мы — не бездушные и безвольные марионетки, а их прямые, хоть и изрядно померкшие с годами жизни на Земле потомки. И относятся они к своим потомкам соответственно. Кстати, ни разу не спрашивал, — у тебя дети есть?

— Есть.

— Тогда ты на своем примере понимаешь, что такое отеческое отношение. Нам трудно верить в себя, осознавать и принимать, что мы — внуки богов. Большинство погрязло в заведомо проигрышном бегстве за преходящими благами, забыв о ценности жизни, о том, что истинно светлый дух человека способен на все, даже на договоренность со смертью. Ведь по старинным славянским верованиям — это всего лишь смена мира, иной путь, вне пределов нашей привычной земной Планеты. И путь этот в конечном итоге ведет к Создателю. И на этой дороге нам от самого сотворения нашей души, воплощения ее в жизнь, заботе о земной судьбе, и до посмертной нашей инициации сопутствуют посланные Родом боги, его высшие творения, волхвы и, что важно, мы сами. Мы сами создаем свою судьбу. Да, это избитая истина. Но на то, Кир, и есть истина, чтобы быть настолько привычной, что перестаешь ее замечать. Для тебя, мой друг, — да, я позволю себе так тебя называть, — для тебя оружие — часть твоей истины. Но здесь и сейчас оно не играет никакой роли. Поверь мне.

— А если я сейчас выстрелю в тебя самого, что тогда?

— Моя земная жизнь закончится быстрее, чем я рассчитывал. Но не забывай, что сию секунду наши боги здесь, их волей мы с тобой оказались один на один. Ты волен поступать, как знаешь. Мне будет жаль лишь одного: человека, которого я чувствую как надежного друга. Я уйду в мир иной, а ты останешься наедине с собой. Что тогда?

— Философия дело хорошее. Но в моей, как ты говоришь, картине мира, есть стойкое убеждение, что неотвратимая смертельная опасность — хороший аргумент для любого человека. На пороге гибели спадает все наносное, куда только что девается! Ты сейчас делаешь вид, что не боишься. Но ты, Игорь, попросту чувствуешь благодаря своим особенным профессиональным умениям, что я не стану причинять тебе зла. А в ситуации, когда к твоему горлу приставлен острейший нож… хм… это страшнее, чем ты думаешь… твоя пульсирующая горячая кровь закипает от соприкосновения с наточенной сталью через тонкую, ничем не защищенную кожу. И холод лезвия порождает холод страха в твоих конечностях, сковывающего жилы страха… Ты замираешь, становясь точкой. Точкой пульсирующей крови под острием смерти. И говорить об истинном духе, договаривающимся со своей гибелью, ты не будешь. Молча примешь смерть. Забьешься в истерике, укорачивающей твою жизнь. Выдержишь свой холодный страх. И в голове твоей будет звучать одна мысль: я хочу жить. Прямо здесь и сейчас — жить. Это единственное будет твоим молением, неважно, каким богам. Ты выберешь молчание или мольбу своего палача о пощаде. И, если этот отточенный холод тончайшего лезвия ножа вдруг уберут от твоего горящего горла, вот тут, Игорь, вот именно в этот момент ты познаешь самого себя. Находясь среди врагов, не имеющий возможности противопоставить им ничего, кроме мысли «я хочу жить!», кем ты станешь впоследствии, и как ты будешь идти по земной дороге — вот что станет твоей картиной мира. Молчание ли твое, стойкость и гордость, благодарность ли кровным врагам, решение пойти с ними на компромисс… что станет мерилом истинности светлого духа? Ты, Игорь, мирный человек, и главным определением человека и степени человечности в нем, для тебя является свет его души, глубина его разума. А я… так сложилось, что я измеряю людей их тьмой.

— Две стороны одной медали. Свет и тьма людских душ — тоже прописная истина. Но ты хотел спросить не об этом. Извини, я внимательно наблюдал за тем, как ты обращаешься с оружием. Оно становится продолжением твоих рук. Но намедни ты объявил, что не хочешь иметь дело со стрельбой по живым мишеням. Именно поэтому мне захотелось уточнить, что этого вовсе не требуется.

— Понял. Мне приятно, что ты называешь меня другом. Я постараюсь соответствовать. Хватит философии на ближайшее время. Меня интересует, что будет с коридором, который ты контролируешь, в тот момент, когда твой организм не сможет бодрствовать, и ты попросту уснешь, светлый ты человек?

— Я держу канал связи не один. И в случае если я усну, ничего не случится. Без помощи волхвов даже в этом месте силы я не смог бы в одиночку организовать подобное мероприятие. Да, если и ты уснешь, я буду дежурить совершенно спокойно. И пистолет мне не понадобится. Единственное, не очень хочется пропускать наблюдаемые события.

— Принял. Я запомню и перескажу.

— Договорились. Кир, у нас есть что перекусить? Мне, конечно, жаль тебя дергать, но выполнять обязанности ответственного по лагерю в полном объеме я пока не могу.

— Без проблем. Я тоже кое-что умею. Пожелания будут?

— Горячего чего-нибудь, малость зябко тут у снежного экрана.

— Может, немного горячительного?

— А давай. У меня даже тост есть.

— Секунду… держи.

— За дружбу. И за то, что ты, мой друг, снова учишься смеяться. В отличие от начищенного ПМ, твой смех еще нуждается в доработке. Но я рад тому, что ты в принципе не стал скрывать, а засмеялся в голос, спрятав его в кулак.

— Ты заметил?

— Ну, а что ж… не все мне на твои навыки с оружием внимание обращать. Я наблюдал за тобой все время, с момента знакомства. Ты засмеялся впервые. Мне не нужны подробности твоих скелетов в шкафу, но… жизнь дается тебе тяжело.

— Бег с препятствиями, если образно. И в масштабах песчинки в ботинке или горного хребта в облаках на пути к заключительному кругу, — такое сравнение тебя устроит?

— Давай еще по одной и буду рад воспользоваться твоими поварскими талантами.

— Звезд Мишлена не обещаю, но голодным не оставлю. По-походному, таежному.

— Заранее благодарен.

— Ай, Игорь, заранее ничего не надо. По факту. Будешь сыт, тогда и скажешь. Идет?

___

— Как через полчаса?! Оля, вы все сговорились! Я узнаю последней обо всех важных событиях! Да что это за напасть!?

— Натуся, успокойся. Ничего и не последняя… Алла сама не была уверена, что получится достать билет перед самым вылетом, ей просто повезло.

— Да, но о том, что она в принципе к тебе приедет, ты знала заранее.

— Но никто не мог предугадать, когда. Чего ты взбеленилась? Ты против приезда жены Игоря? Так она сама ничего не могла обещать, но обстоятельства сложились так, что все сошлось одно к одному — и свекровь соскучилась по Жорику, и билет на самолет в аэропорту заждался. Я и сама получила ее сообщение буквально недавно, вот, смотри: «Вылетаю. Буду сегодня. Уточни домашний адрес». Видишь? А время ее предполагаемого прибытия я рассчитала, возможно, с ошибками. Но из Питера полет недолог. Да и здесь, у нас, на такси или автобусе тоже меньше часа. Вот и получается у меня, что Алла позвонит нам в двери примерно через полчаса.

— За это лето обо всех важных перемещениях моих близких и не очень я узнаю последней! И мне это не нравится.

— Ты о наших? Думаешь, Наташка, ты одна такая?

— И, что же?… Аллка преподнесет нам сюрприз? Доказательства того, что наши благоверные затерялись в мирах?

— Тьфу-тьфу. Возможно… Давай дождемся и выясним, с чем она к нам пожалует.

___

Снежный сугроб в двадцати метрах от Анастасии поднялся, огляделся, прошел несколько метров неторопливых шагов, тщательно осматривая окружающее пространство, и остановился в допустимых пределах видимости и слышимости. Убрав оружие за спину, похожий на Йети человек в странном шлеме (скафандр, ей-богу) недвусмысленно и четко скомандовал своим прикрывающим в радиоэфир: «Не стрелять ни при каких обстоятельствах!» На вопрос капитана Ильина «ты кому сказал?», белый декабрьский пришелец ответил «своим сказал, они стрелять не станут». Капитан выяснил, что их таких тоже трое. Пашка заверил присутствующих, что невидимые их глазу двое мужчин прекрасно видят и слышат абсолютно все. И поднял забрало шлема, открыв большую часть лица. Он нарочито неторопливо достал документы Анастасии и передал ей, когда та подошла поближе. ППШ троих разведчиков следили за каждым его движением. Продолжая держать дистанцию и сохранять тишину, насквозь просвечиваемый пронзительными взглядами офицеров, Ильин Павел Олегович достал свой паспорт и служебное удостоверение. Настоящий документ, подтверждающий его звание и весьма ответственную должность в одной из очень важных и влиятельных государственных структур. Не ту официальную визитку юридической конторы для отвлечения внимания посторонних лиц, а реально действующее, имеющее немалый вес в знающих кругах удостоверение. Особист Титков был изрядно удивлен, увидев звание Анастасии Власовны. Подсвечивая фонариком, он долго всматривался в каждую мельчайшую деталь. Потертые уголки, скрепки, спецзнаки, фотография — Яков Константинович проводил пальцем по ее документам, словно бы имея встроенный сканер. Но ни одной эмоции не отразилось на его непроницаемом лице. Смотря на особиста, Паша поймал себя на мысли, что чувствует себя героем книги «Момент истины» В.О.Богомолова… Только с непривычно другой стороны. Ведь сам он точно так же, как и Титков, вел себя когда-то на Кавказе во время спецоперации. Паше были ясны движения души особиста. Контразведчики имеют совершенно особое мышление. Но Анастасия однозначно выше рангом. Ильин без тени злости произнес в ее сторону, безотрывно следя за гостем, что теперь ему понятно, откуда у женщины командирские замашки, майор ГУКР как-никак. А вот сам Пашка большого авторитета для особиста и командира разведроты пока не представлял. Вряд ли они станут привечать так запросто незнакомца. Документы Павла вызвали массу вопросов, потому что в 1943 году не существовало Российской Федерации и ламинированных страниц паспорта, да и фотографии разительно отличались, ничего не попишешь. Голограмма стала камнем преткновения. Павлу пришлось отвечать на град вопросов, и было очевидно, что его объяснения об изменениях в стране, причины и следствия распада СССР воспринимаются в штыки. Его словам не просто не верят, в них и не хотят верить. Да и как доказать солдату, дерущемуся в страшнейших боях, что его страны однажды не будет. И дружбы народов, как основополагающей доктрины СССР, тоже не будет. Как?! Но прекрасно понимая ситуацию, вмешалась Анастасия. Она предупредила Ильина, Титкова и Жернакова, что сейчас покажет им те события, о которых упоминает Павел. И действительно показала…

Рейхстаг. 9 мая 1945 года.

Нюрнбергский суд.

Смерть И.В. Сталина 1953 года.

Череда председателей ЦК КПСС.

Распад СССР 1991–1993 года

90-е годы России…

КГБ — ФСБ. Подлинность удостоверений.

Правление В.В. Путина.

— Теперь вы понимаете, почему Павел Олегович не может показать вам советский паспорт или удостоверение КГБ?

— Лучше бы я этого не видел. Как воевать за страну, которой не станет? — мрачно проговорил Титков.

— Люди, Яков Константинович. Останутся люди. Отцы, матери, дети, внуки. Земля, на которой они родятся. Память об их праотцах, отдавших все, чтобы внуки были свободны, чтобы внуки вообще — стали. И жили по-русски. Название не имеет значения, только границы земель и сами живущие люди.

— Что ж… ты убеждала меня в возможности сказочной встречи. Я жду доказательств, что этот человек имеет отношение к моей семье, — интонации капитана Ильина были пропитаны сомнением по отношению к предмету разговора.

— Ты позволишь, товарищ капитан, подойти поближе? То, что тебе будут демонстрировать как доказательство прямых родственных связей, нельзя передать из рук в руки, это не бумажный вариант. Только прежде проверь, пожалуйста, вот это… — Анастасия протянула Михаилу Федоровичу документ с фотографией покореженной осколками медали, на оставшейся части которой просматривался семизначный номер, — сверь цифры со своими.

Ильин перевесил ППШ за спину, расстегнул телогрейку и в свете тусклого армейского фонарика повертел в пальцах медаль «За отвагу!» и обнаружил, что цифры на фотографии пробитой медали идентичны номеру его награды. Более того, в недавнем бою на его медали появилась небольшая царапина, которую он мечтал заполировать в мирной жизни. И на изображении эта самая царапина тоже имелась.

— Что это?

— Память о тебе, капитан. Я уже говорила, что 1943 год для тебя станет последним на этой земле, и ты никогда не вернешься домой. Спустя длительное время при раскопках в местах боев обнаружат твою медаль и полуистлевшие документы, частично сохранившиеся чудом в толстой планшетной сумке. Станет ясно, что один из погибших солдат, — это именно ты. Твоя номерная медаль, не правда ли? Так что, посмотришь на внука?

— Посмотрю. Мы все? Мы все поляжем в этом бою?

— Нет. Большая часть твоих соратников погибнет, но Титков с Жернаковым благодаря твоим решениям и нескольким совершенно отчаянным разведгруппам сумеют прорвать фашистское окружение и присоединиться к основной группе войск. Твой подвиг и подвиг твоих людей состоит в том, что ты вызвал весь огонь на себя, давая время для маневра, именно ваша безумная в своей ярости рота стала такой занозой в заднице немцев, что основной состав советских войск этого направления смог получить возможность для перегруппировки и массированного удара. После этих боев советские солдаты вашего фронта перешли в наступательную фазу войны, и долгое время гнали немцев поганой метлой из этих земель.

— Понятно. Жаль, что пожить не успел, счастья не повидал. Как там… Павел… покажи мне Валю, хоть глянуть на нее… подойди сюда, я слово даю, ни единого выстрела не будет.

Паша молча приблизился к Ильину, достал из разгрузочного жилета запакованный в гермопакет мобильный телефон и после согласного кивка Анастасии на не заданный вслух вопрос о возможности включения устройства стал искать в коллекции цифровых фотографий альбом с бабушкой, отцом и молодым дедом. Довоенных фото было всего три. С них он и начал. Царило полнейшее молчание, изредка прерываемое короткими комментариями Павла о времени и месте кадров, о том, как рос отец, какая девушка стала его женой, и когда родился сам Пашка, и кем в конечном итоге вырос. Молчание наполнялось эмоциями, и загрубевший от бесконечной войны Ильин-старший не смог сдержать слез. Он стоял, смотрел и молча плакал. Комок в горле мешал говорить. Даже Жернакову с Титковым было трудно дышать. Олег Михайлович, так Валя назвала своего сына, был как две капли воды похож на отца. И у Пашки были точно такие же глаза, как у деда. Даже цвет тот же. Узнав, что Валентина еще жива, Михаил Федорович попросил внука передать ей при встрече, что он верит, — они с ней обязательно встретятся. Паша ответил, что бабушка и сама так думает. Замуж она больше никогда не выходила, а любовь к деду жива в ее сердце. И когда, бывало, мама сердилась на отца, бабуля ее успокаивала и приговаривала: «Светочка, пока есть он, люби от всего сердца, пока есть, милая… а иначе на кого тебе сердиться еще придется?». И мама поначалу возмущалась, мол, и так Олега люблю, а он, а я, а он, а я… Но бабушка всегда их учила, и папу, и маму, что в любви есть только «мы», а «он» и «я» — в делах и заботах за порогом дома. Дома — только «мы». И с годами мама с папой стали единым целым, друг без друга уже и жизни не мыслили.

Ильин некоторое время молчал, по его лицу было видно, что он глубоко задумался. После командир разведроты коротко посоветовался со своими офицерами и, получив их согласие, сказал Павлу, что тот может пригласить своих воинов присоединиться к ним. Ромка и Слава оказались довольно близко, хоть и подошли с разных сторон. Представились по полной программе. Пришлось объяснять, что Волков Роман Евгеньевич не простой врач, а полевой. Его навыки экстремальной медицины спасли жизни не единожды. И едва не стоили его собственной… А молодой боец подразделения специального назначения несколько лет отдал службе в войсках, о которых не принято упоминать всуе. Да, Вячеслав Викторович Огневой еще не дорос до высших званий, но за годы, проведенные и под водой, и в воздухе, и на охваченной вооруженными конфликтами земле, он научился таким вещам, что по опыту мог равняться бойцам Великой Отечественной. Вооружение и экипировка троих внуков стало первой темой обсуждения. Особое внимание уделили ботинкам. Но самым главным, что хотели сказать взрослые потомки, это искренняя благодарность дедам за подвиг войны, ставшей в истории народа праздником Великой Победы. Возможность пожать руки тем, кто сумел мужественно выстоять и подарить своим детям и внукам жизнь и свободу, воодушевляла. Но Анастасия не позволила превратить встречу с дедами в семейные посиделки. Не до того было! Она направила русло разговора на тему предстоящих целей и задач. Выходило, что прибывшие в пространство Межмирья трое друзей самим своим появлением сделали выбор — действовать по приказу майора «Смерш». Тот факт, что Павел тоже майор ФСБ, вызывал уважение, но не играл для Анастасии большой роли. Ведь помимо всего прочего она была древней хранительницей границ и волхвом славянских богов. Это являлось основной ее задачей. Она объяснила, что целью Паши и его бойцов станет не бой в войсках Коловрата, а изъятие из рук приспешников Батыя двух древних «батареек», собирающих эфир. Эти артефакты, условно названные ею «ваджеры», действовали как накопитель информационно-силового поля и при определенных факторах становились опасным орудием поражения всего живого, особенно человека. Разумеется, просто так воины Батыя их не отдадут. И огневое прикрытие силами разведроты нужно не столько Евпатию, сколько им самим. Конечно, троих мужчин даже со специфическими боевыми навыками недостаточно для гарантии успеха операции, но Анастасия заверила, что в ее распоряжении имеется обмундирование, способное защитить и от меча, и от огня. Тем более что Батый доверяет своим операторам и не держит «ваджеры» подле себя. Наоборот, артефакты хранятся чуть в стороне от расположения предводителя. И бой, который начнет Ильин, и довершит до момента гибели последнего из рязан Коловрат, поможет произвести изъятие «батареек» ничтожно малыми силами и практически без затрат. Со своей стороны хранительница гарантировала, что боевых потерь в рядах разведроты и Пашкиной троицы в XIII веке не будет. А после того, как потрепанное коловратовцами войско Батыя лишится «ваджер», она вернет их всех в нужное время и место. И более того, сумеет восполнить боеприпасы разведчиков Ильина ради решающей битвы декабря 1943 года. Командир разведроты выразил отношение к сказанному конкретно:

— Что бы там ни было, выбора у нас нет. Но своими людьми командовать я буду сам. А тебе, товарищ майор, предстоит объяснить им, каким образом мы оказались в этих местах и кто все эти, как ты их называешь, «коловратовцы». И не забудь, Анастасия Власовна, подтвердить моим солдатам, что они обязательно вернутся в декабрь 1943го. И получат боеприпасы. Это действительно станет помощью, о которой ты говорила еще при появлении в расположении роты.

— А вы, — продолжил Ильин, обращаясь к внукам, — погодите пока немного, я морально подготовлю однополчан к вашему присутствию. И Анастасия мне подсобит, раз уж на то пошло.

— Хорошо, дед.

— Будьте неподалеку, а то ж как с вами связаться, если что? Одного оставьте на месте.

— Михаил Федорович, мы услышим. Вот, возьми запасную рацию. Включение. Здесь «говорить», здесь «слушать». Каналов 12, у нас первый.

— Мелочь какая, едрить. Ничего не весит. Ну, будьте начеку.

Трое разведчиков и Анастасия скрылись в пелене тумана. Ромка настроил рацию на передачу и обратился к Игорю:

— Видите там, волки пещерные, как мы тут встряли в историю? Игорь, ответь.

Из рации послышался голос друга, наблюдавшего всё со стороны.

— Да-а, Рома, вы нарвались на приключения. Получили даже больше, чем ожидали. Точнее, мы все попали в водоворот событий, но никто не думал, что они окажутся еще и историческими. Прием.

— Скажи-ка, что такое «ваджеры»? Какую еще древнюю «батарейку» имеет ввиду Анастасия?

— Думаю, она использует индийское слово, обозначающее торсионное оружие. В буддизме «ваджра» — это символ Индры. Не стану читать лекцию, но с психикой человека это орудие, если оно настоящее, в умелых руках может сотворить многое, как и с телом. Ваджеры влияют на энергетику вещества на том уровне, на котором материя переходит в энергию. Только как именно его могут использовать люди XIII века, я совсем не могу оценить. Возможно, как гипнотическое оружие или как наш современный инфразвук. Кто его знает… До нас дошли какие-то копии или рисунки. Никто не может это проверить, так что вся информация — серия легенд. Если вдруг вы будете держать это орудие в руках, попробуйте сфотографировать или снять видео. Возможно, Анастасия позволит.

— Ей, кажется, до лампочки по большому счету, снимаем мы все вокруг, или нет. Вы там как?

— Спокойно. Общаемся, смотрим на всех вас и ждем развития сюжета. Кир передает привет.

— Замечательно. Мы тут диверсионную вылазку готовим, а они приветы нам в ответ. Кто вы после этого, а, профессор?

— Мы держатели коридора. И хранители памяти. Нам со стороны хорошо видно, ты не переживай. Запомним и потомкам рассказывать будем, сказки перед сном.

— Вернемся, посмотрим, что ты Алле своей скажешь. Она пальцем у виска покрутит в лучшем случае.

— Подозреваю, что я больше услышу, чем скажу. По моим подсчетам наш отпуск подходит к концу, а я связывался с ней практически в самом начале таежного путешествия. И могу себе представить, насколько довольна и добра ко мне будет моя жена. Да и ваши с Пашей тоже. Ни слуху, ни духу… что они там думают о нас, неизвестно. А так как приключения только начинаются, полагаю, нам лучше и не знать о себе истинных мыслей любимых женщин. По возвращению они сами нам расскажут, если вообще разговаривать станут.

— Анастасия обещала вернуть нас в свое время. Здесь оно течет иначе, по необъяснимым законам.

— Будем надеяться. Логично предположить, что гарантия возврата к исходным точкам предполагает сохранность жизни. А это в преддверии битвы, ох, как хорошо! Но, тем не менее, мы все равно несколько выбиваемся из запланированного графика отпускного похода. После вашей диверсии нам же еще домой возвращаться…

— Думаю, в ее власти помочь нам с этим вопросом. По крайней мере, выбросить нас около того же Оленеводска… Лады. Решим. Сейчас о доме думать рано.

— Никогда не бывает «не вовремя» думать о доме. Особенно том, где тебя действительно ждут.

— Согласен. Отбой.

— Док, в снег.

Несколько разведчиков появились из пелены тумана и прошли мимо затаившейся тройки буквально в сотне метрах с небольшим, в сторону перелеска. Чуть поодаль такая же группа, и еще одна. Видимо, дед направил разведгруппы с целью отслеживания ситуации. Роман по команде Пашки мгновенно перешел в боевой режим, но потом понял, что лично им пока не грозит опасность.

Светало. Розовая полоса рассвета появилась на востоке. Казавшийся белым ночной туман менял оттенок и очертания, становясь практически прозрачной пленкой, за которой не было видно ни одного человека. В нем словно бы отражались деревья и снежные просторы. Из-за этого эффекта казалось, что пространство полностью пусто и просматривается на километры вокруг. Слава оценил уровень маскировки и сказал, что возможности хранительницы просто недопустимо высоки и практически недостижимы. Паша посмотрел на часы и спросил, хотят ли его бойцы спать. Ответ был положительным. Обсуждение смены дежурств и времени сна заняло считанные минуты. Они понимали, что помимо разведроты под боком, существовала вероятность нежданной встречи с древними славянами, а чем она могла грозить, не брался судить никто из его команды. Небольшая загвоздка возникла с выбором места — их снаряжения хватало, чтобы, как выразился Павел, зарыться в снег. Минимум комфорта, но уставшему человеку, как правило, не до изысков. Тем более подготовленному воину. Роман вызвался дежурить первым. Славка было начал готовить снаряжение, но его действия прервал появившийся из прозрачного тумана старшина Гоголюк. При взгляде на них троих у него округлились глаза, но голос остался ровным — свое изумление солдат тщательно скрыл.

— Товарищи бойцы, командир приказал явиться. И просил передать, что гарантирует вашу безопасность. Милости просим к нашему шалашу — это его приглашение разделить с нами скромный обед и по возможности набраться сил.

___

— Что ж… все, что я способна пояснить по данному вопросу, девочки, я уже сказала.

— И мы должны верить в домыслы?

— Это отнюдь не плод моей буйной фантазии, Наташа. Все, о чем я говорила, есть на самом деле. Мы с Игорем слишком много лет вместе, чтобы не успеть набраться от него различной информации и умений ее использовать.

— Так Игорь учил тебя телепатии?

— Скажем, он инициировал данное природой. Включил, так сказать.

— И ты предлагаешь нам попробовать пообщаться с Пашей и Ромой на расстоянии без телефонов и прочих устройств? Ментально?

— Я не уверена, что у нас получится настроиться на ваших мужей. Но на общение с Игорем — вполне вероятно. Ваша энергия усилит мою, и мы получим больше возможностей. Никуда он от нас не денется! А как поймаем его энергетические потоки, сразу узнаем, что и как с остальными. Я не профессор закрытого НИИ, чтобы суметь объяснить вам по существу, как это работает. Но моих навыков хватит, чтобы попробовать совершить задуманное.

— Алла… я согласна. Но сначала давай пообедаем и организуем детей. Думаю, им не стоит путаться под ногами в процессе.

— Дети не помеха, но лучше, конечно, полностью сосредоточиться.

— Тогда отложим сеанс телепатии на вечер.

— Хорошо, Оля, как скажешь.

___

Разведрота гудела как улей. Негромко, но размеренно. Обсуждали вновь прибывших. Обмундирование и вооружение Ильина-младшего и его бойцов вызывало удивленное недоумение. Уж какими словами и методами командир и Анастасия смогли довести до личного состава информацию о том, что трое присоединившихся к ним бойцов явились из будущего, Пашке было неизвестно. Но никто не воспринимал их как чудо дивное, солдаты отнеслись к ним совершенно спокойно и даже несколько равнодушно. Единственное, что их действительно интересовало, так это более удобное, надежное и совершенное по своим характеристикам оружие. Комиссар и несколько солдат особое внимание уделили пулемету, заметив, что патрон в этом орудии от «мосинки». Роман ответил, что конструкторы создавали «Печенег» под самый распространенный патрон. Второй темой ротных разговоров стали «коловратовцы». Паша, Ромка и Слава слегка удивились, поняв, что разведчики воспринимают свое пребывание в далеком от ХХ века прошлом без замешательства и страха. Никакого шока никто не испытывал. Друзья пришли к выводу, что это следствие воздействия особенных способностей Анастасии. Офицеры командования и снайперы, а также постоянно возвращающиеся с разведывательного дежурства группы сошлись во мнении, что смогут справиться с войском «меченосцев» Батыя самостоятельно, без вмешательства дружины Коловрата. Но Анастасия была непреклонна, утверждая, что этот бой соответствует определенному историческому времени и событиям, эта битва принадлежит рязанским славянам и останется в памяти именем Евпатия Коловрата. Поэтому невозможно оставить их наблюдать за тем, как с войском Батыя расправятся за них. Тем более что силы разведроты по большому счету требуется не для уничтожения «меченосцев», а для прикрытия диверсионной тройки Ильина-младшего. И, наконец, третьим всеми обсуждаемым вопросом стал внешний вид воинов Батыя. Разведчики, совершающие вылазки в стан врага Коловрата, в один голос докладывали, что «батыевцы» совершенно не похожи на татаро-монголов в привычном понимании их внешности. Их речь не понятна по содержанию, но очень похожа на славянскую по произношению звуков. В стане Батыя и лагере Коловрата люди говорят практически одинаково. А татаро-монголы практически все статные, белокожие, русые (от светлого до темного), большинство со светлыми глазами и вовсе, кстати, не узкоглазые. Только некоторые конники были немного похожи на привычных современному человеку татар из учебника истории. Они совсем не такие, какими мы привыкли их считать. И если не знать, то и догадаться-то невозможно, что они татаро-монголы, а не славяне. Анастасия на это отреагировала легкой ухмылкой: «Да, видя своими глазами правду, сложно верить в чужую ложь».

— Товарищ майор, думаю, стоит тебе решить вопрос со своим Коловратом, чтобы не лез поперек батьки в пекло, а дождался огневого удара, и только после уже вступал в свой бой. Всех «батыевцев» сразу положить мы не сможем, но внести смятение в их ряды сумеем, эффект неожиданности обеспечим. Тем более что ты настаиваешь на том, что это его битва заразоренные рязанские земли и истребленные семьи. Так что, иди к Евпатию этому и договаривайся. Мне с ним говорить неудобно, я все равно ни слова не пойму толком, разве что отдельные сочетания знакомых звуков. Согласна?

— Михаил Федорович, твой внук может подтвердить, что я и подобные мне умеют контролировать языковой барьер и трансформировать его таким образом, что любые люди могут понять друг друга, говоря на совершенно разных языках. А Коловрат изъясняется всего лишь на более раннем славянском языке, который впоследствии станет русским в твоем представлении.

— А как он отреагирует на меня и моих воинов? Мне-то было сложно осознать, что ты способна организовать встречу с внуками, и что это действительно правда, не сочиняешь по малахольности своей… а те? Они же нас не примут. А людей своих я подставлять не хочу.

— Примут. Но тебе и отобранным тобой воинам, включая внука с товарищами, нужно будет встретиться с одним очень влиятельным волхвом. Большая часть дружины Коловрата верит ему и не станет противодействовать вам из чувства непонимания и страха. Белогор и приведет вас в лагерь рязанцев.

— Эх… в сказку попали. Из огня да в полымя. Ладно, Анастасия Власовна, к вечеру пойдем к меченосцам вашим. Ты уж свяжись со своим Белогором, пусть сопроводит.

— Договорились.

— И да… благодарю тебя, что людей моих вылечила. Жаль понимать, что это ненадолго, что погибнут многие в 43-м, очень жаль…

— Сочувствую. Но благодаря передышке вы оправитесь от ран и впоследствии сумеете выжать немцев до мозга костей и дать время основной группе войск. Да и не все полягут, я уже говорила. Многие друзья твои останутся живы, и до самой старости тебя будут помнить. А по секрету шепну, Яков Константинович найдет твою семью и станет для Олега вторым отцом, многому его научит. Но ты не думай, честь твоей семьи запятнана не будет. Наоборот, их дружба будет основана на взаимном уважении. Думаешь, откуда у твоего Олега жена Светлана появится? Чтобы ты точнее понимал, Светлана Яковлевна. Больше ничего не скажу, и так достаточно.

— Да уж, достаточней некуда. Тогда просьба у меня к тебе будет. Сбереги Якова, раз у меня доля такая короткая, пусть за двоих поживет.

— Ты о смерти не думай. Раз уж на то пошло, знай, что после твоей жизни на Земле, тебя ждет иная судьба в ином мире. Главное, про внука не забывай, тебе еще быть его хранителем.

— В ангелы меня, что ли, запишешь?

— Да нет, что ты… Вестником ты не станешь, но ваши с внуком судьбы переплетены — так пряхи нити скрутили в одну. Только ты с одной стороны мира, а Павел — с другой, земной. Если сравнивать, то лицевая и изнаночная нить, внешняя и внутренняя сторона… ты понимаешь.

— Хм. У нашего мира две стороны, что ли?

— Нет, Михаил Федорович, все сложнее. Мир разносторонен, многолик и так закручен, что для простоты восприятия планету вашего Земного мира представили вам как шар. Так проще, чем объяснять почти бесконечное множество хитросплетенных основ Земли и ее окрестностей. Но вы, люди, всегда знали, что есть мир живых, мир умерших и мир богов. Это самое простое деление. Явь, Навь, Правь — так славяне назвали особенности своего мира. Он целен, хотя эти три основы делятся каждая еще на три… Тридевять земель, помнишь? А тридесятое царство — это общая, объединяющая мироздание сфера Создателя, все три мира (или девять, если нравится подробное деление три на три) в целом, Вселенная славянского мироздания, в котором Земля — лишь небольшой ломоть мира Яви и Нави в ладони Рода. Но тут я поставлю точку, не хочу читать тебе лекцию.

— А почему ты говоришь только о славянском мире, на Земле много кого живет.

— Я говорю с тобой о твоих корнях. Не об африканских божках мне с тобой беседы вести.

— Я человек партийный, мне все эти боги, ты уж прости… Религия, как война, всегда идет путем обмана.

— Речь не о религии. А о мировосприятии. И тему я затронула в связи с предстоящим знакомством с Евпатием Коловратом и его варягами-«меченосцами». Он приучен считать себя христианином. Но его родовая память, благодаря которой он стал знатным воином, имеет иные мировоззренческие корни. И в крови подавляющего большинства его воинов течет память тех, кто умел беседовать со своими богами на равных, считая себя их прямыми потомками. И славянские боги, изначально никогда не требующие кровавых жертв, тем более человеческих, всегда любили своих храбрых воинов и нежных мирянок. Впоследствии случилось так, что те, кто следует путем обмана, проникли в славянский мир и распространили среди правителей чужеродные идеи, чуждую веру. И сейчас… и далее в будущем идет религиозная война. Информационная и смертоносная. Война мировоззрения, ума и способности анализировать, иметь личную волю, собственное достоинство. Война прав и свобод. Батый не является врагом Коловрата в прямом смысле. Он пришел отбить славян от христианского ярма, но нарвался на сопротивление и оскорбление гордости и чести — а ведь, по его мнению, нельзя отринуть от себя тысячелетия истории своего народа и, в угоду чужакам с их посулами, начать считать себя чуть ли не новорожденными, смотря в рот новоявленным «отцам святым». А обращенные прихристы правителей Руси самого Батыя считают безбожным царем, поганым, — а он просто язычник, до него еще не успела добраться чужая благодетельная вера и окрестить своим рабом. И в твое с внуками время всю дохристианскую Русь официальная история называет темной, древней, языческой и покрытой черным мраком невежества. Но это не так. Батый всего лишь хотел вернуть людей к своим корням, но ошибся в методах. И мы вмешиваемся в его дела лишь потому, что он нарушил равновесие сил. Иначе имя Коловрат не появилось бы в исторических списках.

— Прям вспоминаю Пушкина: «как ныне сбирается Вещий Олег отмстить неразумным хазарам»… Хм. Коловрат не пошел бы мстить за поруганные земли, если бы не твое вмешательство?

— Нет, Евпатий отплатил бы Батыю сторицей, но само его имя звучало бы иначе. Он не встретился бы с Белогором и не получил бы обережное имя. Это была бы совсем другая история…

___

— Скажи мне, сотник, когда и как мы узнаем, что твой языческий волхв нам прислал дары великие — удаль недюжинную, удачу воинскую да обережную силу?

— Знак мне был, Евпатий. Белогора ждать гостем надобно. Да не один он к нам пожалует. Что же до сил обережных — имя твое, Коловрат, защитит от вражеских глаз да меч твой направит, от чужих клинков тебя оберегая. Имя тебе богом дадено, а это оберег надежный, чистый, от самых истоков идущий.

— А ведаешь, Велеслав, когда ждать нам гостей? Батый долгое время столоваться не станет, сейчас самое время для сечи праведной.

— К вечеру. Будь готов обратить свой взор на путников во главе с их проводником. Белогор придет с ратным воинством.

II

Кирилл отправил Игоря спать и, сидя в одиночестве, поймал себя на том, что наслаждается тишиной. «Экран» исправно работал. Было видно, что Анастасия вела Пашу, Ромку и Славу в сторону реки, подальше от разведроты и вероятных разъездов славян. Подойдя к обрывистому берегу, она попросила их сохранять полнейшее молчание и ни на что не реагировать. И запела. Берег отличался тем, что среди песчано-глинистых дюн попадались огромные вросшие в землю гранитные валуны. Анастасия пела, ее голос был чист и постоянно менял тональность — от почти мужского органного баса до тончайшего сопрано, напоминающего музыкальный писк молодых птенцов. Возможно, она переходила на ультразвук, но этого не было слышно в диапазоне восприятия. И под ее пение один из внушительных валунов начал выдвигаться из обрыва, трансформируясь на ходу, разделяясь на части, которые в конечном итоге превратились в космических роботов. Это было наиболее подходящее сравнение, пришедшее Кириллу в голову. Он насчитал четыре машины. И хмыкнул, подумав, что не все подвластно Анастасии, раз ей нужно подобное устройство. Не успела критическая мысль остыть в его голове, как женщина посмотрела прямо на Кирилла и произнесла ему в глаза:

— Одного оставляю запасным на непредвиденный случай и чрезвычайную ситуацию. Включается легко — вот здесь. Надеюсь, что он не понадобится, но Экзот — устройство достаточно древнее, ему 12 тысяч лет как-никак. Дополнительный экземпляр лучше иметь про запас.

Кирилл промолчал. Он не желал испытывать судьбу. Его жизнь, весьма капризная дама, постоянно проверяла на прочность его самого. И как малого кутенка тыкала носом в неприятности. Поэтому заранее настраиваться на них Кир желания не имел. Тьфу-тьфу три раза.

Анастасия продемонстрировала, как включать и открывать Экзот. Она объяснила, что роботом не нужно управлять, он работает по принципу ментального взаимодействия. Для этого не требуется особых технических или языковых знаний и навыков. Но нужно ознакомиться и немного привыкнуть. Личное вооружение можно оставить при себе. Как только понадобиться выйти из Экзота, необходимо просто сказать ему об этом. Но желательно учитывать, что прежде, чем выпустить, он оценит ситуацию с точки зрения безопасности для вашей жизни. И сколько бы вы ему ни приказывали, посреди боя он не станет открываться изнутри.

— Чтобы с ним разговаривать, нужно петь, как ты?

— Нет, конечно. Думайте как обычно, он сумеет настроиться на вашу ментальную волну. И выбрать подходящую манеру общения. Мое пение — это определенный код частичной расконсервации.

— Экзот живой, что ли?

— Генетически нет. Это боевой рабочий инструмент. Но со временем его характерные особенности трансформировались в наличие определенной ментальности. Он перестал быть грудой металла с конкретно заданным алгоритмом задач. И стал помощником. Отношение к таким, как Экзот, можно сравнить с твоей, Слава, нежной дружбой с любимым специальным ножом. Ты прошел со своим клинком огонь, воду и медные трубы. Он стал твоим другом. Примерно такое же взаимодействие у нас с Экзотом — с одной стороны это технический инструмент, с другой — хороший помощник и друг.

— Он обладает искусственным интеллектом?

— Трудно объяснить… интеллект у него скорее естественный. И вместе с тем, он, по сути, им не обладает. Его ментальность определяется особенностями энергии окружающего мира. И человеком, находящимся с ним во взаимодействии. Но бояться нечего, он никогда не поработит вас и не причинит вреда. Единственный вполне терпимый и объяснимый недостаток — отчаянная забота о вашей безопасности во время боя. Экзот будет подчиняться всем вашим приказам, но прежде чем выпустить вас, составит подробный анализ и оценку ситуации вокруг. Но, в крайнем случае, вы можете попросить его покинуть поле боя и выйти наружу чуть поодаль от места боевых действий.

— А чтобы выключить его? Вдруг придется его оставить? Кто-нибудь залезет и пошло-поехало…

— Выключается он так же легко, как и включается.

— После выключения он сразу окаменеет? Его можно использовать только один раз?

— Нет. Его работы в беспрерывном боевом режиме хватает на полных 30 часов. В спокойном рабочем состоянии около двух ваших земных месяцев без подзарядки. В спящем виде он может сохранять энергию без временных ограничений. Вам точно хватит времени на знакомство и тренировку использования Экзота, выполнение диверсии и возвращение в точку, где я буду ждать вас с полученными ваджерами. Что ж… развлекайтесь. Знакомьтесь, осваивайте. И ничего не бойтесь. Экзот знает, что такое белый мрак, туман Межмирья для него не внове, так что он легко доставит каждого из вас куда угодно, например, к капитану Ильину, где бы тот ни находился. Или ко мне.

— Что значит «частичная» расконсервация? Бывает полная?

— Да. Но на Земле она не нужна. По крайней мере, в данном временном отрезке. Более на эту тему я пока ничего не скажу.

— А почему ты всегда говоришь Экзот в единственном числе — здесь же четыре машины..?

— Сколько бы их ни было, это один общий вид механизмов. И они имеют одну отличительную особенность — их ментальность тоже общая. Один Экзот или тысячи — одна ментальность на всех. В этом есть и плюсы, и минусы, но это их отличительная черта, с которой нужно считаться и принимать как данность.

— Они выглядят космически. А кто их сделал и зачем? И когда? Где?

— Экзот вам сам расскажет, если ему понравится ваша ментальность. Но советую вопросы оставить напоследок, он не любит излишне настырного любопытства.

Анастасия оставила троих друзей разбираться с новинкой техники, а сама попросту исчезла. Никто не знал, как и куда. Возможно, подумал Кирилл, она сделала так из-за наблюдавших за происходящим двух снайперов. Кир взял рацию и доложил Паше:

— Беркут Чибису. Два хвоста за холмом на 17. Дальше чисто. Прием.

— Принял, Беркут. А чьи?

— Дедовы.

— Спасибо.

А капитан Ильин не промах, не промах. Хоть и верит, что Пашка внук ему и пришел с миром, хоть и знает, что за туман в расположении роты никто не сунется, а обстановку постоянно держит на контроле. Молодец, командир. Молодой, а грамотный. Даром что только образования несколько лет школы да юная довоенная жизнь. Война быстро учит. Проговорив про себя слово «война», Кирилл ощутил оскомину на зубах и прекратил размышления на эту тему. Посмотрев на часы, он поставил котелок на огонь, чтобы после пробуждения Игорь мог поесть горячего. Ему самому тоже хотелось спать. И раз уж Игорь так уверен в безопасности заговоренного места, Кир решил не отказываться от спокойного сна.

___

Три странных величественных машины замерли в ожидании, пока трое мужчин собирались с мыслями и настраивались на непривычную для них работу. Они всегда имели дело с людьми. И взаимодействие с человеком, мирное ли, смертельно опасное ли, было вполне понятно и логично просчитываемо. Сейчас же им предстояло познакомиться с древней техникой, которая на первый взгляд казалась чудом творения. Чьего только… Навряд ли хранительница могла создать такое, но судя по всему, наделить способностью к ментальному восприятию она могла даже механизмы. Четвертый экземпляр Экзота сложился в небольшой валун и стал настолько белым, что не отличался от лежащего вокруг снега ничем, он даже слегка порозовел в лучах заходящего зимнего солнца. Небо было ясным, без облаков, и лучи раскрашивали пейзаж, придавая окружающему пространству сказочный вид. Проверив радиосвязь, Паша приказал ждать, пока он попробует «диво дивное» включить и разобраться с принципом его работы. Он подошел к роботу, стоявшему ближе всех, и дотронулся, как учила Анастасия. Мгновенно исчезла лицевая панель, словно бы испарилась. На внутренней стороне задней стенки загорелась зеленая полоса, очерчивающая силуэт человека. Паша сделал легкое движение вперед, намереваясь подняться и таким образом залезть внутрь, как вдруг его подхватило, и через доли секунды он очутился на месте этого зеленого контура, полностью подходящего ему по размерам. Передняя панель возникла так же моментально, как и появилась. Павел ненароком задержал дыхание, не понимая системы жизнеобеспечения странного аппарата. И тут же услышал собственный голос, идущий со стороны.

— Я Экзот. Приветствую тебя, человек. Твоему сердцу требуется воздух, дыши, пожалуйста. Твоя безопасность гарантирована. Назови мне свое имя. Я вежлив.

— Павел. Как я могу выйти?

— Просто скажи об этом. Я открою в любом безопасном для тебя месте.

— Как тобой управлять?

— Никак. Я свободен. Я друг. Твои просьбы — мои действия. После полной настройки я смогу обходиться без слов. Твои решения будут приняты сразу. Ты привыкнешь. У нас есть время для знакомства или я должен включить ускоренную адаптацию?

— Немного времени есть.

— Сколько минут?

— Около часа. Почти 60 минут.

— О. Это много. Можно не торопиться.

— Анастасия говорила о вашей общности. Наш с тобой разговор слышат другие Экзоты?

— Да. Они привыкают. Ты первый, главный. Дать команду на включение? Нам легче работать с людьми, если они с нами в команде. Расстояние мешает считывать импульсы вашего приемника-передатчика.

— Ты имеешь в виду мой шлем?

— Нет. Твоя техника здесь не работает. И оружие тоже. Но я сохраню их в целости. Устройства помогают тебе снаружи, ты выбрал их.

— Как я смогу связываться с командой?

— У нас есть общая связь. Ты будешь называть имена своих соратников, и они смогут отвечать тебе.

— Что тогда ты называешь приемником-передатчиком?

— Твой плохо пригодный к этой Планете организм оснащен мощнейшим аккумулятором энергетического обмена. Вы называете его мозгом. Но для вас, лишенных в силу особых причин девяноста пяти процентов его мощности, мозг считается органом, управляющим сетью нервной системы. А на самом деле это… в земном языке нет подходящего слова… твой мозг связан с миром. Со всем миром, не только тем, о котором тебе хорошо известно, а МИРОМ во всей его бесконечности и многообразии названий. Трудно говорить, твой язык недостаточен для объяснения. Хотя он хорош, твой язык. Многолик. Мне нравится на нем думать. Более семи тысяч лет назад я был знаком с человеком, который тоже думал на твоем языке, только намного сложнее и многообразнее. Ох, прости, я так соскучился по людям за время сна, что забыл, что говорить должен ты, а не я.

— Как мне дать знать, что мои друзья могут познакомиться со своими Экзотами?

— Ты можешь оставаться на месте, но я открою. Скажешь им.

Паша прикинул расстояние и понял, что говорить стоящим чуть поодаль Славке и Ромке придется достаточно громко, как вдруг его Экзот плавно подался вперед, будто поплыл над снегом, и остановился в считанных метрах от ребят. Лицевая панель мгновенно исчезла, и он заметил, что два других робота также приблизились к их компании и опустили защитные передние стенки. Павел подтвердил, что нахождение внутри Экзота безопасно и вполне комфортно. Только необходимо проявить уважение и вежливость. Слава выбрал оранжевый силуэт, поняв, что красный больше подходит Ромке по габаритам. Панели закрылись. Роботы замерли, знакомясь каждый со своим человеком и настраивая общую для них волну. Изредка по внешним выступам их конструкции пробегали волны, соответствующие внутреннему цвету. Через несколько минут у каждого Экзота появились одновременно три цветовые волны — зеленая, оранжевая, красная. И они доложили, что связь налажена. Павел предполагал, что каждый из них разговаривает со своим человеком их собственными голосовыми интонациями и оперирует привычными для Романа и Славяна понятиями. Он не мог слышать разговоров своих друзей с их Экзотами, пока они не обращались к нему лично. Но было до жути любопытно узнать, как прошел первый контакт. Ведь ему за несколько минут общения довелось получить прелюбопытнейшую информацию. Паша продолжил изучать возможности Экзота и выяснил, что боевые задачи не являются для них первостепенными, скорее эти создания — работники по добыче ископаемых на астероидах, специалисты по строительству и помощники в проектах по терраформированию и трансформации условий планет. Они участвовали в переделе Земли после потопа, потому что в этом остро нуждались живые организмы. Возник вопрос — а как случился всемирный потоп и почему, какая в нем была необходимость? Экзот немного помолчал и ответил:

— В МИРЕ существует множество Живущих, и порой они не могут дружественно договориться о разделе сфер влияния, территорий и сотворении созданий. Конфликт интересов зачастую приводит к беспощадным войнам. На твоем языке это чаще всего означает смерть. Но иногда смерть — лучшее, что может случиться со свободными созданиями Творителей. Про изуверства я рассказывать не стану, добавлю только, что на Земле издавна жили дети Создателя. И его волей были свободны, легки и информационно бесконечны. Сама Природа нянчила потомков. Поэтому ваши человеческие… мм… ребенки до сих так непосредственно общаются с Природой. Но с приходом техногенной цивилизации началось порабощение людей и перестройка приемника-передатчика информации МИРА. Тех, кто сопротивлялся, уничтожали. А сопротивлялись все, кто был способен. Под угрозой оказалось само существование людей на Земле. Я не много говорю, ты не устал?

— Нет, продолжай.

— Понимая, что дети Создателя ментально сильнее представителей техногенной цивилизации, поработители попытались уничтожить сразу всю Планету изнутри. Их стараниями Земля стремилась к взрыву. Это могло привести к необратимым последствиям для огромной части всего МИРА. Пришлось решать проблему срочно, второпях, чтобы не допустить катастрофы. И благодаря отзывчивости Морского народа мы смогли остудить Землю. Произошло терраформирование и наполнение Планеты ледниками, водами, — со всех сторон оставшихся материков. Поспешность действий тех, кого вы называете специальным словом «Боги», повлияла на существование человечества в некоторой степени не лучшим образом. Изменилась Природа. А с ней и сами люди. А еще… не самое приятное, но, пойми, остро необходимое в то время решение пришлось принять в отношении информационно-энергетического центра ваших организмов. Создания Богов были лишены полноценных возможностей, ваш мозг был отключен от бесконечности МИРА. Остались жалкие крохи. Но, тем не менее, даже в таком состоянии вы способны на многое.

— Почему нас лишили этой связи?

— Ради безопасности. Так Творители сохранили саму вашу жизнь. Вы не представляете особого интереса для техногенной цивилизации, не имея бесконечной и непрерывной связи с Создателем. Но до сих пор идет охота на тех, кто может больше остальных. В результате той древней войны на Земле остались и те, кто был порабощен, и те, кто попал сюда благодаря вражескому нашествию. Именно поэтому на вашей Планете такое генетическое разнообразие людей, имеющих определенные общие признаки сходства. Больше я ничего не вправе говорить. Добавлю только, что знающему человеку видны следы той войны на поверхности Земли. Все.

— Сом Чибису. Как слышно?

— Сом, отлично. Как ты?

— Нормально. Разузнал кое-что. Но любимая фраза: «Это закрытая информация». Вооружены мы Даждьбог кому, по боевому использованию и по безопасности все четко. Активация на 10 %, но нам этого выше крыши, их возможности никаким нашим военным новшествам и не снились. Вплоть до сопротивления прямому попаданию боеголовок, ударным и ядерным волнам, всего не перечислишь. Словом, находясь внутри, мы практически неуязвимы. Не знаю, как ты там, а мы с новым другом — конкретные пацаны. И еще: они умеют работать в команде и знать приказы не только одного из нас, но и намерения всех остальных — одновременно. Тебе не придется специально обращаться ко мне, они анализируют общую информацию и выбирают оптимальный путь действий для нас троих сразу. Так что если я вдруг отбегу в сторону, вместо того, чтобы двигаться прямо, не серчай. Как я понял, эти ребята и не такое видали, им наши местные разборки кажутся детскими салочками.

— Хм… Принял. Чибис Доку. Что у тебя?

— Общаемся. Коротко и по существу. Но емко. Мой Экзот объяснил, что его так зовут, потому что, по сути, он экзоскелет. Но не для нас. Мы из плоти и крови, поэтому с нами он работает скорее как думающая броня. Может незаметно для человека вылечить, так что готовьтесь быть бодрыми и забыть о старых болячках. Правда, есть ограничения: Экзот готов лечить только в том случае, если посчитает ментальность человека подходящей для затраты его сил. А вот если бы мы являлись теми, кто побывал за Кромкой, тогда Экзот стал бы действительно экзоскелетом. Я не очень понял, о ком точно говорит, он не вдавался в подробности, ссылаясь на примитивность понятийного ряда нашего земного языка. Но, исходя из объяснений, можно представить людей из-за Кромки как души, вроде призраков или ангелов. Но сразу уточнил, что все гораздо сложнее и глубже, ни в одном нашем языке нет подходящего слова. И еще: неполная активация его ресурсов задана Волхвом. Очевидно, он имеет в виду Анастасию. Эта ограниченность продиктована тем, что в его нынешнюю задачу не входит поражение противника, только забота о нашей безопасности и выполнение задания — поиск ваджеры. Они способны противостоять силе ваджеры, иначе мы не сможем его забрать у тех, кто завладел «батарейкой». Я спрашивал, каковы свойства ваджеры. Экзот не все мог сказать, потому что информация закрытая. Но в целом (в переложении на наш язык) это аккумулятор эфира общего МИРА и он практически полностью заблокирован. Но даже малых свойств ваджеры хватает на многое. Те, кто им владеет, могут использовать ее в различных целях. Вплоть до отключения работы мозга. От сумасшествия до мгновенной смерти. Наряду с этим ваджера многократно увеличивает способности тех, кто им владеет. Ни один человек не смог бы пользоваться ваджерой, даже по случайности обнаружив ее. Но против Волхвов работают Контрабандисты (так мой Экзот назвал представителей техногенной цивилизации). Именно эти существа подстроили ситуацию, в которой люди не только завладели ваджерой, но и стали использовать его против самих себя. «Батарейка» легко определяет качественную степень настройки приемника-передатчика, то есть мозга, а Контрабандисты, благодаря устройству, облегчают себе задачу по поиску и вычислению нужных им людей. Они охотятся. Что происходит с теми людьми, кого захватили, Экзот не рассказал. Ответил коротко: «Отключение памяти рода». У меня все.

— Принято. Раз уж активация прошла успешно, необходимо привыкнуть к движению внутри Экзота.

— Понял тебя. Вокруг находятся люди. Я должен прийти к ним?

— Пока нет. Покажи мне возможности передвижения без присутствия лишних глаз.

— Нас видят два человека. Они в смятении. Ты хочешь скрыться от них?

— Думаю, можно попробовать.

— За нами наблюдает еще один человек. Но он по ту сторону перехода. Очень удивлен. Но он не слышит нас.

— Видимо, это Игорь. Скажи, а Волхв постоянно на связи с тобой?

— Не всегда. Но если ко мне обращается Волхв, я слышу его вне зависимости от расстояния.

— И ей придется петь, чтобы разговаривать с тобой?

— О. Вовсе нет. Пение — это ключ. В рабочем режиме мы с Волхвом связаны совсем по-другому. Но это закрытая информация. Все, разговоры в сторону. Пора двигаться. Я слышу каждое твое ментальное решение, и другие Экзоты тоже. Мы группируем ваши действия. Тебе нужно только думать, не используя говорение.

— Что ж. Поехали!

___

— Товарищ командир, мы обязаны доложить!

— Слушаю.

— Там… За туманом эти трое, пришлые. Они достали ходячие машины.

— Вообще не похоже ни на что! Ни на танк, ни на самолет. Капля перевернутая с ногами и руками, только из железа, камня и стекла.

— И железо это будто мягкое. И переливается. На белом становится белым, у черного — черным, в деревьях коричневым, как стволы.

— И ходют машины эти. Как огоньки-манки над болотами, так и эти плывут. Над снегом плывут, не оставляя следов.

— И быстро-быстро, не угнаться. А по следам не найдешь.

— Оймякунов, Лисицын, не тараторьте. О чем вы мне говорите? Какие ходячие машины, откуда они их достали? Как?

— Михал Федырыч, поверьте. С ними поначалу была женщина эта, которая от ран нас лечила. Она их к берегу реки отвела, и вроде как запела, но без слов. А из каменного валуна эти вылезли. Машины. Ходячие. Не знаю, как. И объяснить не могу. Она, простите, баба эта, исчезла потом в тумане, куда отправилась, не знаем. А трое, о которых вы с ней нам говорили, они до странных железяк дотронулись… даже и железяками-то не назовешь. Я не знаю, каким словом вам сказать. Огромные они. Метра три точно. И ходют.

— Железяки «ходют»?

— Ну, да, так и есть.

— Сами по себе?

— Нет, капитан. В них эти трое влезли, а после они собрались и пошли-поплыли.

— Кто собрался?

— Железяки.

— Оймякунов, ты у меня малость контуженный, что ли? Вроде не наблюдал я за тобой ничего эдакого…

— Да клянемся мы, товарищ капитан!

— Лисицын, докладывай по существу, что вы увидели.

— Все как Иван говорит. Те трое, которых Анастасия привела, влезли в странные машины, посидели в них немного, а потом ушли в сторону леса, туда, где лагерь «меченосцев», тот, что поменьше.

— И ты туда же. Подойди-ка поближе, шельма, да и дыхни. Наркомовские у нас давно закончились, а весь спирт сдали санинструктору. Где взял? Как тогда, что ли, в Колопетовке, выкрал? Давай, дыши, дыши. Чего руки дрожат, будто кур на хуторах воровал? Или опять бутыль самогона сама себя нашла?

— Да трезвый я, товарищ командир. Вот.

— И точно. Трезвый. Ну, чтоб ездили машины, это я понимаю. Но чтоб ходили… и следов не оставляли… Парни, вы, видать, от усталости совсем заговариваться начали. У вас так машины скоро и запляшут да что, говорить, как люди, начнут.

— Товарищ командир… мы не брешем! Вот на медали клянусь, не брешем.

— Ладно. Выясню я, что вы там углядели. Андрей, найди мне Светозарову.

— Есть.

— Ваня. Сходите с Лисицыным к санинструктору, пусть Володя вас посмотрит, мало ли что. Мне так спокойней будет.

— Понял, капитан.

— Идите.

Крепко задумался командир. Ситуация постепенно выходила из-под контроля. И первая скрипка явно переходила в руки женщины, о которой Ильин толком ничего не знал, и окончательно доверять ей не мог. Документы ее особист принял. Изучив их со всех сторон, заключил, что подлинные документы. Майор она. Да только что она здесь с ними делает, и какими судьбами они все оказались в этом месте с чудесами… Какова ее роль во всем этом… Чутье подсказывало, что самая главная и однозначно ведущая роль. Она того и не скрывала. С самого начала вела себя как Хозяйка. Капитан, несмотря на молодой возраст, обладал достаточно жестким характером и очень не любил быть чьей-то марионеткой. Иначе не стал бы командиром разведчиков. Или того пуще, лежал бы где-нибудь, хорошо если землей прикрытый… Неспокойно было Ильину. Хотелось взять ее за горло да повыспросить поподробнее, без свидетелей. Да только добрая половина роты молиться на нее готова была — излечила она как-то приговорами своими, да передышку устроила, поесть получилось наконец-то товарищам бойцам. Да еще и звание… Нет, в военное время и на то можно было внимание не обратить. Но особист калач тертый, а про Светозарову сказал, что абсолютно уверен. Долго он с ней беседовал с глазу на глаз. Может, она и его приговорами?.. Вроде не похоже, как был Титков, так и остался. Что с Оймякуновым только? И Лисицын… Какое чудо техники увидели? Если Паша, будучи старше по званию да и по возрасту жизни, действительно его внук… так, что, и машины ходячие из его времени? Как они это бойцам объяснят? Голова кругом! Ну, что ж, придет Анастасия Власовна, нужно будет вооружать роту. Как говорится, до первых петухов. Пока не поздно. Раз уж творит девка чудеса, так пусть и обещания выполняет. Да и слова правильные для солдат сама думает. Железяки ходячие… ишь чего!

___

Проснувшись, Кирилл обнаружил тлеющие угли. Но котелок с травяным чаем был еще горячим. И кое-что из еды ждало его, лишь слегка поостыв. Он наскоро перекусил и спросил Игоря, что там. Тот ответил, что наши под руководством Анастасии обезопасили себя совершенно космическими аппаратами. Он не до конца понимает, как это работает, но «ваджеры» сильно воздействуют на людей, и хранительница посчитала необходимым достать из-под земли нечто невероятное. Кирилл согласился, напомнив «держателю коридора», что эти события он застал, прежде чем уснуть. С точки зрения Игоря, эти аппараты можно сравнить с «разумными роботами», но термин не вполне отражает суть. Это совсем не машины. Он не может толком рассказать, как и о чем, но Экзоты явно общаются со своими носителями. Но данный факт ничем нельзя подтвердить, так как профессор только лишь ощущает их энергетику с тех пор, как Пашка, Ромка и Славка соприкоснулись с этими непознанными аппаратами. Но Игорь не слышит их разговоров. Только чувствует, что наша боевая троица в безопасности, потому что «роботы» их приняли. А именно это самое главное, ведь Анастасия предупреждала, что взаимодействие с Экзотом возможно только при наличии общей ментальности. Одно только плохо. В момент, когда Чибис, Док и Сом оказались внутри, пропала радиосвязь. Энергетические волны Экзота перебивают частоты рации. Слышен шум, но, сколько Игорь ни пытался связаться с друзьями, ничего не выходило. И четвертый Экзот так и лежит, словно перламутрово-снежный валун. При мысли о наших — видно двигающихся «роботов», которые направились на разведку в лагерь Коловрата. Но поговорить с Пашей или Ромкой пока не получается. Нужно ждать, когда они выйдут из контакта с Экзотами. Игорь немного сожалел, что ему самому не довелось испытать на себе подобное общение. Но он заверил Кирилла, что сейчас Паша и остальные в полнейшей безопасности. И добавил, что при этом соблюдается полная свобода решений и действий — Экзоты не способны поработить человека, Игорь просто знает это, чувствует на уровне спинного мозга. Но и никто из людей не может сделать Экзота своим рабом. Они вступают в осознанное взаимодействие и сотрудничество, практически на равных.

— Если эти Экзоты настолько самостоятельны и разумны, зачем им люди?

— Я не могу, Кир, конкретно ответить тебе на этот вопрос. Насколько я смею судить, эти механизированные существа специально созданы для человека. Особенно в те моменты, когда речь идет о безопасности. Без человека Экзот может работать как физическая сила — строить, добывать… А с человеком он способен на большее, но пока не могу понять, что именно может дать подобное сотрудничество. Одно уточню: Экзот человеку не враг, а помощник. И они никогда не соперничают друг с другом.

— А ты можешь научить меня держать коридор?

— Это можно сравнить с тем, что ты будешь за считанные минуты делать из меня снайпера-профессионала.

— Значит, нет… Ты не можешь отправиться по ту сторону… и познакомиться с Экзотом… Или как?

— Или. Мне, конечно, весьма и весьма интересно, но тот опыт, который я получаю на протяжении всего нашего путешествия и особенно пребывания здесь, общение с Волхвом и — я нисколько не сомневаюсь — древним славянским богом Велесом, поверь, это гораздо важнее моего любопытства. Моим друзьям невозможно до конца объяснить, в каком энергетическом и информационном потоке я нахожусь. Но им это и не требуется. Так и мне, важно лишь то, что они в безопасности.

___

— Вечереет уже, Велеслав. Ждать не стану я долго. Нет времени. Дозоры сказывают, близко мы подошли к войску вражьему. И они пока переводят дух, жарят мясо да чистят сбруи. Нападем на них без твоих волхвов, с Божьей помощью православною.

— Коли славишь Правь, так и верь слову правому. Было обещано, так и будет сделано. Ты, Евпатий, сомнениями полон. А неверие порождает гнев. И глаза застит хуже слепости. Хочешь говорить ты с Волхвом, позови. Только изгони все сомнения.

— Поучать легко. Я собрал дружину на смертный бой. И чего мне ждать? Погибать идем. Не вернемся мы, сгинем начисто в бою праведном.

— Ты за веру воюешь? Али мстишь за гибель люда рязанского?

— Хм… ты сам божествам своим веруешь, а помочь так никто и не…

— Евпатий Коловрат, я вмешаюсь с твоего позволения, — Белогор стоял чуть поодаль, и рядом с ним находилась прекрасная женщина.

— Белогор?

— Разговор предстоит непростой. Но солнце клонится к ночи, а ночь — время тайное. Пред тобой, Коловрат, страж земель и хранитель границ. Анастасия, дочь Власова. Уважай проводницу, Евпатий. Она сведет тебя с силами мною обещанными. Ее слово сильно и крепко, как и мое. Верить ей, Коловрат, надобно.

— Я просил удаль молодецкую, а ты мне женщину привел?

— Удали у тебя на десятерых довольно, а я привел тебе путницу верную, чьими следами ходят издревле люди добрые. Видишь там, у сосен, овраг?

— Вижу. Только что мне, в овраге том? И неужто ты схорониться советуешь?

— Нет. Евпатий, там сила запрятана.

— Окромя туманного дыма морозного и не видно в овраге ничего!

— Потому и не видно, коль запрятано. Ты по краю оврага ступай со своею дружиною, не спеша. И найдешь свою силу воинскую. Токмо не выступай всем лагерем, чтобы вас дозорный разъезд не заметил до нужной поры. Да и сила твоя чтоб раньше времени не воспряла.

— Белогор! Милости прошу, наставь нас на путь верный.

— Велеслав, вы избрали свой путь. Ты оставь в тихом месте юных воинов под приглядом учителя мудрого. Сколько есть, всех оставь. Чтобы слава дошла…

— Мы отправили поодаль пятерых, Федора с отроками. Те запишут о битве в грамоты. И оставят в народе песнь грустную, как Евпатий с дружиною дерется со смертию. Выступаем мы завтра засветло. Нет возможности ждать нам более.

— Хорошо, сын Бероев, правильно. Пусть научат младых о подвигах. И былины сложат народные.

— Я Перуна просил… смертного огня.

— Будет вам полымя, красным знаменем. Собери людей, что за главных, всех. И за Анастасией следуйте. И во всем, Велеслав, не перечьте ей. Она знает поболее вашего.

___

— Рекогносцировка сделана, данные загружены. Планшеты подключены автоматически и заряжены. Расчет расстояния закончен. Боевые единицы союзника и противника подсчитаны с погрешностью в 0.01 %. Конные и пешие. Обнаружена техника противника: установка камнемета в количестве двух. Вычислены оптимальные пути подхода. Ваш запрос разведывательных данных завершен и загружен. При выходе воспользуйтесь программой расчетов на планшетах.

— Принято. Что по нашей операции?

— Ваджеры расположены неподалеку друг от друга. Это намеренно. Так они наиболее эффективно накапливают эфир Планеты. Операторы не могут воспользоваться ими против вас. Но и не отдадут вам «батарейки» добровольно. В моей заданной Волхвом активации я не смогу причинить смертельный вред оператору, но сделаю все возможное для успешного исхода.

— А отобрать ваджеру ты сможешь?

— Важно, чтобы человек отключился от него. Это я могу сделать. Тогда вы заберете артефакт и поместите его сюда, — в боковой «стенке» загорелся синим небольшой отсек, — я доставлю Волхву то, что принадлежит древним, и, возможно, моя миссия будет закончена. Но прежде Экзотам необходимо убедиться, что с тобой, Паша и твоими воинами все в порядке.

— Каким образом ты отключишь человека от ваджеры?

— Изменю его сознание. В моей задаче нет права на убийство. Но сейчас я не чувствую здесь присутствия Контрабандистов. Они не слишком далеко по моим меркам. Но в привычных для тебя единицах измерения расстояния — это сотни тысяч километров. Пара-тройка световых лет. Однако тебе кажется, что это непреодолимо долго. В рамках понимания пространства и времени, которыми обладают Контрабандисты, — это всего лишь несколько земных часов. Ты должен очень быстро переместить ваджеру во временное хранилище, чтобы тем, кто охотится за такими, как вы, не успел поступить сигнал о вас.

— Так что, ты не можешь взять ваджеру сам?

— Я способен мгновенно разрядить ее до полного опустошения. Это происходит автоматически и моментально повышает мою активацию. Понадобятся годы на перезапуск «батарейки». Мне дали указание, что этого нельзя допустить. Поэтому выкрасть артефакт и поместить в специальное хранилище можешь только ты и твои люди. Но это необходимо сделать в кратчайшие доли минут.

— Откуда взялись ваджеры?

— Это закрытая информация. Обратись к Волхву.

— Но тогда как эти люди узнали о них? Как они их нашли?

— Происки Контрабандистов. Они играют на желании человека жить долго и абсолютно беззаботно, как в детстве. Да, использование ваджеры дарит людям определенную власть и возможности, но Контрабандисты держат в секрете главное его свойство. Эта «батарейка» не только аккумулирует энерго-информационный эфир МИРА, но и отлично определяет способность человеческого приемника-передатчика к широте восприятия и познания. А также показывает уровень родовой памяти. Техногенная цивилизация пользуется полученными сигналами и изыскивает таких людей для дальнейшего исключения их из памяти Рода. Люди становятся пустыми и неспособными на созидание. Их главной задачей становится только лишь потребление. И запросы постоянно растут, подогреваемые извне.

— Но в современном мире практически все «заточено» на потребление.

— Да, это результат информационной войны.

— Получается, все человечество отключено от памяти Рода?

— К счастью, не все. И Волхвы стараются сохранить тех, кто наиболее связан с МИРОМ. Они тоже вступили в информационную войну. Но иногда проще включить осознание взрослых людей, готовых к битве, чем пестовать и растить малышей. Конечно, каждый рожденный ребенок важен для Волхвов, новая жизненная ниточка памяти, и они никогда не оставляют без внимания детей. Но порой приходится действовать в узко ограниченном времени. Тогда происходит второй этап обучения, который доступен только для взрослых. Готовых к диалогу, готовых к познанию. Вы сами шли за знаниями и опытом. Вам дают и то, и другое. Но от вас требуется выполнение определенных задач — быстрое и выверенное. И в этих рамках все зависит от вас. От вашего уровня. Вы хотели, искали — вы нашли, получили. И, поверь мне, получите еще, если захотите.

— Ты предугадываешь будущее?

— Нет. Это логика. Я слишком молод, чтобы предугадывать будущее. Я лишь просчитываю логические варианты. С Волхвами очень увлекательно сотрудничать. Никогда не перестаешь учиться. Павел, мы пришли. Нужно выходить. Прости, я снова велеречив.

— Мне интересно. Спасибо. Как мы найдем вас, когда нам потребуется?

— Возьми этот амулет. По аналогии его можно назвать свистком. Но, кроме нас, никто не услышит ни звука. Активированный Экзот появится рядом с маячком в считанные секунды. У каждого из вас будет свой сигнал для нас. Мы действуем сообща, но индивидуально. Тебя и твой маячок я не спутаю с призывом Славы или Ромы. Тот затаившийся в снегу Экзот, который ждет своего человека, будет активирован только им. На ваши сигналы он не отреагирует. Будь осторожен. Я не могу обеспечивать твою полную защиту, когда ты находишься отдельно от меня.

— Спасибо за беспокойство. До встречи.

___

— Неужто тебе, Настасья, дана сила великая?

— Дана.

— И подсобить нам сумеешь?

— Сумею.

— Ты дочь ему?

— А ежели и так…?

— Значит, ходят боги тропами людскими.

— Ходят, ходят. Мы пришли. Обожди меня здесь, Велеслав. Не ступай за мной покамест, мне слово нужно передать дозорным, что…

— Постой! Чьим дозорным? Ты…

— Нет. Не к Батыю я вас привела. Охолони. Обещана вам сила. И тропы ваши сошлись в одну с теми, кто ниспослан вам на подмогу. С ними и будем слово держать. Они люди честные, правду свою знают, в долгу не останутся. Тыпоймешь и дружина твоя, что дана вам сила ратная.

— Люди?

Вопрос остался без ответа — Анастасия скрылась в пелене обволакивающего пространство тумана. Коловрат озадаченно нахмурился и велел сотникам быть готовыми ко всему. Он не доверял чужакам, и ожидал коварства и предательства. События выходили из-под контроля, и даже несколько минут ожидания приводили Евпатия в состояние всепоглощающей нетерпимой ярости. Он не желал идти на поводу у незнакомой женщины, пусть даже и присланной волхвом. И в секунду, когда Коловрат собрался возвращаться к своему малому войску и отчаянно биться с Батыем не на жизнь, а насмерть, туман расступился, и появилась Анастасия с несколькими мужчинами в странных одеждах. Ни лошадей, ни мечей при них не было. Они подошли молча. Первой заговорила та, кого Белогор назвал «верной путницей».

— Коловрат, это воины страшной Войны, смертных битв и небесного пламени. Это вашей жизни грядущей сыны, что потомками русичей рождены, защищать свободное знамя. И такой же глава военный, как ты, Михаил. Я прошу, уважай его.

— Я приветствую вас. Чьи вы люди, откуда?

— Мы Советские солдаты.

— Вы чьего совета?

Михаил Федорович слегка замялся, но быстро сориентировался и ответил Коловрату, что все его люди русские, а совет народный. И главенствует среди воинов он лично. Ильин решил не тянуть кота за хвост, и тут же перевел тему на обсуждение предстоящих задач. Выслушав перед этим Павла с его планшетом и картами, и сравнив данные разведгрупп о расположении и передвижениях «меченосцев», а также изучив особенности местности, капитан имел полное понимание о собственных действиях и даже в процессе настороженного знакомства так и эдак вертел в голове план операции. Как только он собрал окружающую их всех картину в одно целое и благодаря чудесам Анастасии получил необходимое вооружение, он, не мешкая, отдал приказ минерам ставить «озм» и «монки». Отдельным указанием была просьба оставить проход с учетом конницы «коловратовцев». Поэтому он пообещал Евпатию, что его врагов ждет кара небесная, огонь из-под земли, но на определенном участке необходимо маневрировать по строго заданному плану. А мало не покажется никому!

Кирилл, смотря на встречу Ильина и Коловрата, отметил, что «синхронный перевод» работал в обе стороны. Витиевато и неспешно говорящий славянин Евпатий в отображении «экрана» изъяснялся коротко и четко, а Михаил Федорович, напротив, разговаривал, словно герой старинных бабушкиных сказок. Было даже забавно слушать. Но, по всей видимости, стилистические языковые особенности определялись степенью восприятия собеседника. Иначе диалог не сложился бы. И скорее всего каждый из них произносил те слова, которые были привычны, но Анастасия подстроила так, что все понимали друг друга. И даже Кирилл не испытывал трудностей, слушая Коловрата и его дружинников. Те поначалу изрядно возмущались, негодуя на Белогора. Они считали, что удаль молодецкая и воинская мощь должна была наполнить их собственные силы, а не явиться в виде странных воинов без конницы и мечей. Но Анастасия в своей непревзойденной манере успокоила собравшихся и не позволила гневу разгореться. Она настоятельно объяснила, что на помощь дружине Коловрата пришли самые настоящие внуки Богов, способные сокрушить немалые числа противника. И орудия боя у них значительно превосходят мастерство войска Евпатия, потому что для поражения врага им вовсе не обязательно приближаться и сходиться в рукопашной. Кирилл отметил, что не обошлось и без ворожбы этой женщины без возраста. Само ее присутствие давало ощущение покоя и мира.

— Может, Яков Константинович, пусть посидят в лесу? А не то убьем ненароком. Они ж былинные…

— Мне, товарищ капитан, эта история нравится все меньше и меньше… Мы им, что, курс молодого бойца должны проводить?

— Дед. Капитан Ильин. Битва с Батыем — дело Коловрата, ему посмертную славу сквозь века пронесут. А мы по другой части. Их по большому счету охранять не нужно. У нас задача другая. И огневую мощь мы войску Коловрата обеспечим, но не ради их спасения, ты же знаешь. Да, они вызывают неукротимое любопытство и интерес, но мы не можем перевернуть историческое прошлое и оставить дружину в живых.

— Ты-то хоть шлем бы снял… Они же, глядя на тебя, и не поймут, что ты человек.

— Шлем помогает мне контролировать окрестности в радиусе километра.

— Это ж как?

— Могу показать.

— Погоди-ка, Паша. Сначала богатыри наши на очереди. Товарищ Титков, проводи гостей, может, от кипятка не откажутся… Я пока с Жернаковым свяжусь.

— Мы не гости, это наша земля.

— Мы здесь тоже местные. И ты русич, и я. Мы обязаны предупредить твоих военачальников…

— Кого?

— …Командиров твоих. О наших методах ведения боя. Думаю, ты не слишком знаком с огнестрельными орудиями. Слушать придется внимательно, времени на повторения нет.

— Ты будешь вести бой?

— А ты хочешь взять командование на себя?

— А как иначе?

— Своими людьми я командую сам. И на твою дружину, товарищ Коловрат, моя власть не распространяется. Именно поэтому я обязан рассказать тебе и твоим людям об особенностях передвижения в гуще боя. Иначе вы все погибнете, не успев даже приблизиться к своему врагу. Моя рота…

— Что?

— …Мои воины начнут битву, послав огонь из-под земли и с небес, а после настанет твой выход, и мы не станем вмешиваться. Враг будет изрядно растерян, это я тебе обещаю. Смятением в их рядах ты и воспользуешься.

— Товарищ капитан?

— Слушаю, старшина.

— Нам ваши… эти… новенькие двое… они кабана принесли. Целехонького, пригодного к приготовлению в пищу. На кабане ни царапинки, а Ванька Оймякунов и повар наш, дядь Витя, ой, товарищ Зобов, они подтвердили, что свежий кабан, только-только добытый, еще теплый. Но целехонек. Как это понимать? Можно нам его готовить?

— Спрашиваешь. Как крыс в заброшенной деревне подстреливать, чтобы хоть что-то съесть, так ты не спрашиваешь. А как передохнул да поел вдоволь, так кабан ему не тот!

— Дак отчего же он целехонек? Ни следа на нем, ни от ножа, ни от пули.

— От страха помер. Иди уже. Еще мне об этом думать. Старшина? Проводи товарищей поближе к кухне. Уверен, что майор Светозарова уже провела инструктаж личного состава касательно новоприбывших.

Возьми людей своих, Коловрат, и примите угощение, не побрезгуйте. Когда еще доведется вместе хлеб делить…

— Хлеб делить — врагом не быть. Негоже вражьей пищей столоваться, а из рук друга само-то хлеб да соль принять.

— Согласен. Но, боюсь, как раз с хлебом и солью у нас напряженка. А вот мясо благодаря охотничьим вылазкам пока имеется. Неожиданным образом… ну да ладно, чем богаты, как говорится…

— …тем и рады. Но мы не закончили разговор о предстоящей битве, Михаил. Я рад отведать от твоего стола. Но мы продолжим.

— Не спорю, Евпатий. Но прежде чем говорить с тобой, мне нужно подготовиться. Мои бойцы проводят тебя и твоих воинов, а после мы обязательно обсудим все детали.

Память Рода (1)

III

— Станет нестерпимо горячо пальцам и ладоням, не бойтесь. Потерпите, девочки. Так надо. Ожога не будет. Главное, не отвлекаться.

— Не понимаю, Алла, каким образом мы «услышим» Игоря… Ты введешь нас в гипноз?

— Нет, Наташа, внушением я не занимаюсь. Неважно, как, не правда ли? Важно, что.

— Ну, смешно. В двадцать первом веке колдовать сидеть.

— Посмеемся вместе, когда закончим. Сосредоточились…

— Привет, дорогой. Живехонек?

Странно, но факт. Находясь в трезвом уме и твердой памяти, абсолютно критично оценивающие обстановку Наташа и Оля вслед за Аллой видели Игоря как наяву. Он сидел в какой-то пещере у практически прозрачного, слегка туманного проема стены, в котором, словно в сломанном телевизоре шел белый снег. Игорь Павлович доложил, что с их командой все в порядке, мужчины живы-здоровы и очень сильно заняты. Алла хотела было выразить личное отношение каждой из жен на тему занятости их благоверных, но возникли какие-то помехи. Впрочем, им удалось узнать, что мужья обещают вернуться вовремя. Пригрозив Лукинову всяческими смертными карами, Алла в конечном итоге пообещала ждать и верить, добавив, что по возвращению из отпуска одного из гуляк ждет невероятны й сюрприз. Подарок судьбы, можно сказать. Игорь хотел было что-то спросить, но Алла прервала связь, напоследок уведомив мужа, что они нарушают все мыслимые протоколы этикета и нарываются на гендерный конфликт. Судя по тому, как вздохнул Игорь, это означало нечто из ряда вон выходящее, хотя ничего грубого жена профессора не сказала. Но он понял больше, чем было произнесено. И без того рябившая картинка окончательно рассеялась, и Алла попросила Ольгу заварить чаю.

— Прежде, чем я что-либо начну говорить, нужно основательно подкрепиться, девочки. Мужики наши далеко сидят, глубоко глядят. Давайте чайку, мне требуется подумать.

___

— Так, товарищи. Необходимо всем вместе обмозговать наши позиции и план действий. У меня есть некоторые соображения, и часть предварительной подготовки уже ведется. Благодаря Павлу мы получили подробнейший картографический анализ расположений предполагаемого противника. Паш, у меня пара вопросов.

— Да, дед. Товарищ капитан.

— Ты говоришь, шлем твой… особенный. Помогает контролировать окружающую обстановку. Так, у бойцов твоих тоже такие, особенные?

— Так точно.

— А где сами-то они?

— За туманом. Неподалеку от Романа Оймякунов и Лисицын, а Славку пасут Глебов с Фроловым. И они постоянно сменяют друг друга. Не дремлет разведка!

— Как ты?!…

— Можешь этого не делать, командир. Мои бойцы прекрасно всех видят. А я тебе обо всем рассказываю. Не трать силы солдат на слежку за Романом и Славой. Вижу, ты нас собрал для обсуждения стратегии и тактики.

— Эх… если вдуматься, то и не я вовсе нас собрал. Ну, да ладно, бога душу мать. Жернаков?

— Да, товарищ капитан.

— Доложи обстановку.

— Город здесь, явно готовится к осаде. Ставка Батыя находится в данном квадрате, обозы слева, разъезды по заданному периметру и времени. Минируем подход здесь, здесь и здесь — с двух сторон. Вы сами просили оставить дорогу для конницы. Двойной зигзаг, пусть точно двигаются, иначе быть беде. Как будем располагать батареи и пулеметчиков?

— Предлагаю разместить минометные расчеты вот таким образом… Они охватят максимальный радиус действия. При непредвиденных обстоятельствах перенесем минометы на другие цели. По два расчета с каждой стороны в резерве. Пулеметчики?

— Да, осуществляют прикрытие минометных расчетов. Их самих закрывают «монки» с перекрестным радиусом поражения. Необходимо ваше решение по размещению двоек снайперов по флангам и пулеметчиков для их обеспечения. Рота вооружена поголовно, рады безмерно. Единственное, чем все интересовались у Анастасии — когда пойдем на немцев, и не кончатся ли наши боеприпасы в этом неожиданном бело-туманном противостоянии. Она уверила бойцов, что немцам достанется на каждого, и мы успеем повоевать в своем сорок третьем. Да еще и с новыми силами после вынужденной, но такой необходимой передышки. Слово даю, наши все выдохнули и воспрянули духом. Более того, атмосфера в роте такая, что предстоящее задание воспринимается как летние каникулы, ведь этих «меченосцев» и за противников-то никто не считает.

— Значит, так. Снайперов здесь с прикрытием… А вот как быть с корректировкой минометного огня…? Высота есть подходящая? Рации… Паша, что там с твоими переговорными коробками, найдется штуки три? Или тебе они самому позарез?

— Найдется, дед… товарищ командир. Только несколько минут подождать придется, пока мои друзья принесут вам свои рации.

— А сами как же?

— У нас шлемы. И не только.

— Что, еще какая штуковина?

— Есть, но об этом, дед, товарищ капитан, мы лучше отдельно поговорим.

— Ох, дела твои… Так, товарищи, возражения будут?

— По сути размещения боевых единиц у меня возражений нет. Вопрос в следующем: да за ради чего мы вообще во все это вмешиваемся?

— За ради внуков наших. По крайней мере, я так понял, это самая главная причина, по которой мы в этом белом мраке находимся. И действовать будем по плану. И судя по всему, друг мой Титков, уж не по нашему с тобой. Но, тьфу три раза, впоследствии мы сможем сделать все, чтобы не позволить немецким рожам окружить нас и подобраться к основным войскам. И при этом выбраться из пекла. Не без крови и потерь, но выбраться. И увидеть, Яша, мирную жизнь.

— Так ты веришь Анастасии?

— Я глазам своим верю, Яша. Мою Валю я ни с кем не спутаю. И себя узнаю. Да и тебя, друг мой, тоже…

— В смысле? Ты о чем, капитан?

— Так, об увиденном. О будущем мечтаю, старлей, чтобы жилось подольше да покрасивше хотя бы мысленно. Вот, и вижу в мечтах, как немцев перебьем, да мир налаживать станем, детей растить-женить, да внучков тетешкать.

— Да… и у меня бывает. Хотя какие нам внучки, мы сами еще пожить не успели. А с другой стороны, Михаил Федорович, мы с тобой за эти годы словно луни стали белые, даже ресницы почти не видны. Хотя я до войны на черешню черную цветом волос походил. Да и ты был русый до темного…

— Ничего, Яков Константинович, будут нам и дети, и внуки. Так? Петрович, как мыслишь?

— Я вот внучку Маринкой бы точно назвал. И чтоб косички пшеничного цвета. А еще хочу сыновей и дочь. И пусть у дочки потом — Маринка. Маленькая любимка. На колено ее посажу, и песням буду военным учить. И монетку подбрасывать. А еще научу косой траву косить, да на сенокосе снопы вязать. И справлю ей по росту косу малую, острую-острую. И будем мы с внучкой на рыбалку ходить. И пусть гусей гоняет да за петухами бегает. Вот мне только жену осталось найти… Но это дело совсем не военное.

Чуть поодаль, неподалеку от поварского хозяйства, раздался взвизг и суматоха. Визжала дикая свинья, бегавшая по расположению и совершенно ошалевшая от количества людей. Да и бойцы были порядком ошарашены, не сразу сориентировавшись в ситуации. Деревенские парни начали гонять ее впятером, попеременно целясь в нее из ППШ. Но никто не стрелял, боясь задеть своих же. Посмотрев на славян, Паша заметил, что те даже не сдерживают смеха. Потихонечку переместившись поближе, он услышал, как они говорят, что «безоружные люди не могут поймать свою еду, лишь показывают на свинью странными железками, пужают, небось». И самый младший из них предложил свою помощь. «Не впервой тебе вепря рубить, Любомир, покажи им, как нужно правильно. А то надеются, что кабан от страха помрет, так то ж ему быстрей от них вырваться. Что за люди босяцские, Велеслав, чего ждать от них, а? Ото ж воины?». А молодой дружинник вытащил два меча, затанцевал, чуть касаясь земли, выписывая вооруженными руками немыслимой скорости круги. За ходом лезвий не успевал человеческий взгляд, казалось, будто свет чуть свистит на воздухе. Подбираясь к подуставшей свинье, Любомир стал шептать что-то себе под нос, но слов было не различить. И так, танцуя, он с легкостью одним взмахом подрубил кабану ноги и в ту же секунду мгновенным мощным движением обрушил меч на его шею. Голова кабана откатилась. Все замерло. И спустя пару выдохов раздались одобрительные аплодисменты. Любомир ухмыльнулся в бороду и стал очищать мечи от крови. Он не видел ничего необычного в своем танце, для него было настолько естественно двигаться именно так, что возгласы одобрения он принял не на свой счет, а как признание неумелости этих воинов, что пришли воевать безоружными, со свиньей не сумели справиться. Только трубки какие-то, ножи небольшие, и то не у каждого. Лошадей нет совсем. Зато сундуки зеленые с невнятными надписями. Сидеть на них удобно, не холодно. И котел со съестным единый на всех, потому и отведали сотники от стола их, не стали отказывать. Да и повар неплох. По-походному, по-воински суп из оленя горячий на каждого. Утварь странная, светло-серая, легкая и от супа греется. Вот ее-то на всех и не было. Но то, видимо, дело привычное. Ничего, Велеславу вера велика, он соратник опытный. И с рождения говорить с богами наученный. Те послали им этих… босяцкий народ… Велеслав считает, что вовремя. Не напрасно, и воинство верное. Только знак был. Молот рунический… да неужто то войско Перуново? И огнем выжгут землю под конницей вражьею… Да и где ж тот огонь? Прячут в сундуках?! Посмеялся Любомир в свою бороду, начертил мечом на снегу он солнцеворот и прибавил Перунову молнию. И про Велеса знак славянин не забыл, чтоб пути их наставил бог верному.

Посмотрел Павел внимательно, да и подумал, что не зря, видимо, говорят старинные пророчества о том, что жива древняя вера. И лишь чуждая религия рознит северян. Но сквозь время, как сквозь песок, проходит живая вода родовой памяти, и знают внуки символы веры дедов, знают внуки знаки заветные, что идут с их народом испокон веков, охраняя души их светлые. Знаки древних богов, суровых богов, что даруют свободы ответственность. На их плечи не переложить личной воли или решимости. Их в ошибках своих не обвинить. Они не живут за тебя, они живут с тобой. Средь народа… и по сей день. Промолчал Паша. И пошел навстречу своим двоим друзьям, отдавать принесенные рации капитану Ильину. Отойдя немного от древних славян, он поймал себя на том, что всего секунду назад думал стихами, да еще и на религиозно-философские темы. Да уж, сила впечатления! Моментально меняет сознание.

___

— Кир, что я пропустил? Ты смеялся в голос, друг мой! Ты — смеялся.

— Ну, а что?! Видел бы ты, как наши солдаты отпрянули от ожившей свиньи! Мат-перемат на нескольких диалектах, все по-русски, а словечки разные! Но это ладно. Стрельнуть в нее никто не решался, так как боялись задеть людей, свин-то не дурак, бегал как ошпаренный. Так, а что, тебе бы поварским ножом по шкуре, ты б еще не так побежал. Бедолага-повар получил по самому тому месту задней ногой, куда мужчин бить нельзя, охнул и глаза выкатил от изумления. Переполох в курятнике, не иначе! — никто же не ожидал, что принесенный Славкой кабан живехонек. Конечно, удивились! Думали, зверь от страха околел, шкура-то целая, тем более, что сам командир такое предположил в разговоре со старшиной, но вот то, что свин в обмороке!… Я вспомнил стихотворение одно, там как раз такой же курьезный случай — «свинья размером с самолет!». А вот парнишка один, как я понял, самый юный, он после безвременной кончины кабана от рук Любомира сочинил строчки… по-детски, конечно, но повар хоть малость улыбнулся после предательски-свинского ранения в область паха. Я запомнил. Рассказать? А, кстати, чего ты отвлекся-то? Заснул от усталости, сидя?

— Нет. С женами общался.

— Женами? А сколько у тебя их?

— Одна. И еще две присоединились.

— Они почкованьем размножаются? Ты шейх теперь?

— Ой, нет, упаси меня селедка иваси! Мне Аллы хватает в полный рост. С ней просто Пашина и Ромкина супруги. Решили интервью взять. Грозятся революцию устроить, если мы не успеем к ужину.

— К ужину?

— Шутка. Спрашивали, ждать нас живыми или уже к панихиде готовиться. Любовь свою выражали, словом. В самых красочных тонах!

— Беспокоятся?

— А то ж.

— Ужин это хорошо… когда есть, кому ждать. Ну, да ладно. Мне еще что понравилось — славяне ящики с боеприпасами облюбовали, а при всем том считают, что наши им не чета, так как ни меча, ни лошади, ничего путного не имеют. Да и кабана сразу ни изловить, ни убить. Со скоморохами ярмарочными сравнивают в разговоре. Ведь в разведроте в присутствии славян ни единого выстрела не прозвучало, вот они и не понимают… И удивленно смотрят, и презрительно, и с надеждой… А то, что солдаты СССР за третий год Войны стали матерыми хищниками, им невдомек. Каждый из наших — стоит сотни! Никак не меньше.

— Судя по историческим летописям, в той же Повести о разорении Рязани Батыем, говорится, что «един бился с тысячею, а два — со тъмою». То есть с десятком тысяч. Так что не переводятся на Руси богатыри добры-молодцы! И дух русский вечен!

— Согласен.

— Так расскажешь стих про случай с поимкой и казнью свиньи?

— Мы свинью внезапно оглушили,

В обморок кабан со страху брык!

Думали, что до смерти убили,

Наступил животному кирдык.

А когда разделывать решили,

Вдруг свинья из-под ножа взвилась,

И кругом со взвизгами носиться

По расположенью принялась.

Вредная свинья же нам попалась!

Мы ее и эдак, мы и так.

Но подлюка храбро вырывалась,

Морща нагло розовый пятак.

Древний славянин, мечом играя,

С боку подобрался к кабану.

Откатилась голова свиная.

Как? — того ответить не могу.

Быстро, молча, славянин все сделал.

Видно, он не зря мечи точил.

Повар наш, колдуя над обедом,

Славянина горячо хвалил.

Вот такие строки мальчишка написал, Игорь. А расскажешь кому, не поверят.

— Думаешь, не станет Коловрат и его люди прислушиваться к мнению Ильина?

— Сомневаюсь я. Сам посуди, славяне того времени бились в большей мере в ближнем бою, изредка используя лук со стрелами и осадные орудия. Они не до конца понимают, с кем и с чем имеют дело. Это нам понятно, кто они такие, и то, никогда не постичь их мастерства в обращении с мечом. А им пока вообще невозможно сделать какие-либо выводы. Еще и свинья эта… подсуропила.

— Откуда она вообще взялась?

— Славян принес. Он проверял, как я понял, возможности своего Экзота. Особенно его интересуют боевые навыки. И судя по тому, что я видел, Славкин помощник оглоушил кабана. Энергетически как-то. Контузил животину, глубоко и качественно. Но, как выяснилось позднее, вовсе не убил.

— И свин восстал?

— Им повезло, что самка попалась, а то секач большего бы шухеру навел, мог и ранить кого-нибудь ото всей своей звериной души.

— А мы сейчас можем связаться с нашими?

— Смотрю, тебе дамы совсем голову задурили. Никак ты сориентироваться в происходящем не можешь. Да, связь есть. Экзоты пока в отдалении.

— О, женщины! О, дар богов — мужчинам в наказанье и в награду!

— Сентенции?

— Мое общение с женами может быть приравнено к легкой контузии. Но я предполагал нечто подобное, долго без контроля над нами они бы не протянули. И без того сколько терпели. Сейчас я постараюсь с Ромкой переговорить, есть у меня одна мысль относительно сомнений славян…

___

— Верно, Рома, ты говоришь. Мои бойцы тоже заметили, что посмеиваются над нами «меченосцы». Но притом один из них все твердит про какие-то знаки, мол, мы воинство, присланное им свыше. А кабан этот… подложил нам свинью, мать его бога душу. Согласен я с тобой, показать людям Коловрата, что мы не лыком шиты, дело нужное. Никто нас здесь не услышит. Возьми Семеныча… — снайпера Николая Глебова, пусть с вами идет. Хоть один из моих ребят должен в этом участвовать.

— Есть, товарищ капитан. Думаю, это представление немного поможет изменить ход их восприятия. И добавит уважения. Иначе они не станут слушать наших требований относительно передвижения дружины в коридоре минного поля.

— Так и полягут сами.

— Разумеется.

— Объясни им с товарищами, что к чему. Павел знает о твоей задумке?

— Так точно.

— Добро. Ну, ступай.

Роман ушел в направлении сидящего неподалеку от «коловратовцев» Славы. Тот как раз занимался своим автоматом и ГП, прилаживая одно к другому. Михаил Федорович слегка усмехнулся, понимая, что его одобрение было испрошено, скорее, из уважения, нежели по необходимости. На деле троим молодцам ничье разрешение не требовалось, они и сами с усами. Павел тем временем что-то изучал в своей странной карте, которую называл планшетом. Рома коротко переговорил с друзьями и внимательно огляделся, выискивая снайпера Глебова. Обнаружив его около санинструктора, Ромка первым делом поинтересовался, все ли в порядке, не нужна ли медицинская помощь, и только получив уверения, что личный состав полностью на ногах, передал Николаю распоряжение капитана. Товарищ Глебов слегка нахмурился, но больше ничем не выказал своей обеспокоенности. Поначалу ему было немного непонятно, что за немаловажное задание он будет выполнять вместе с «новенькими». Но выслушав пояснения Романа, снайпер согласился и тут же договорился, что патроны он возьмет у них, а свои прибережет на будущее.

— Тебе каких отсыпать? Бронебойных, трассеров?

— Что еще за трассеры?

— Для ночной стрельбы. Видно, куда летит.

— И откуда?

— Ну-у…

— Не-а, мне не нужно то, что видно. Не по моей службе. А другие возьму, попробую.

Роман в самых учтивых выражениях пригласил дружинников Коловрата посмотреть, каким же оружием обладают воины его времени. И попросил выбрать удобное дерево, за которым можно, по их мнению, спрятаться от камнемета или от вражеских стрел. После он взял у Николая старую, но целую солдатскую каску и предложил Любомиру дать ему какой-нибудь шлем из не особо нужных. Снайпер Глебов сначала не понял, зачем, но после того, как Роман сказал ему начертить углем небольшие мишени на каске и шлеме для точного выстрела и повесить на дереве, тот с удовольствием согласился. Легкий азарт охватил бойцов. Хотелось показать славянам, что их потомки не лаптями щи хлебают. Но никто из них не испытывал чувства превосходства и не пытался бахвалиться. После случая с кабаном все они прониклись уважением к мастерству предков. Ведь в ближнем бою ни один не сладил бы с древним воином, вооруженным мечами. У Славы при взгляде на меч Любомира перехватывало дыхание и сосало под ложечкой, уж до того ему хотелось иметь нечто подобное. Но он ничем не показывал повышенного интереса к старинному мечу, имевшему превосходный вид и отменное качество даже на первый непрофессиональный взгляд. Особенное впечатление производили и рунические резные символы, украшавшие рукоять и клинок. Успокоив душу глубоким вздохом, Слава начал готовиться к демонстрации работы подствольного гранатомета, уж с этим-то видом вооружения он умел работать как никто другой из их компании!

Выбрав внушительное дерево и привесив на выступающие вперед нижние ветви шлем и каску, славяне по просьбе Романа установили неподалеку от ствола два факела, потому что в вечерних сумерках нужен был хороший ориентир. Темнота еще не наступила, но день угасал с каждой минутой все стремительнее. Николай уверил Романа, что неясное освещение пока позволяет выстрелить точно в цель. Он встал на позицию, несколько минут помолчал, вскинув свою снайперскую «мосинку», и спустя секунду сделал два выстрела. Непривычные к резкому грохоту славяне выглядели ошеломленными, они сурово нахмурились, не понимая, что происходит. В считанные минуты к ним присоединилась еще одна немалочисленная группа воинства Коловрата. Любомир и его соратники под руководством Романа приблизились к дереву, пройдя немногим более ста метров, и увидели, что в местах, начертанных на каске и шлеме угольных мишеней, зияют аккуратные дырки. Но даже не это впечатлило «коловратовцев», а пробоины в дереве. Пули прошили ствол насквозь. Славяне крепко призадумались, слушая объяснения Ромки, который говорил, что человек, ставший на пути снайпера, не способен выжить даже за деревом. Следующим «выступил» Роман. Вернувшись на позицию, он встал определенным образом, выставив вперед левую ногу в полуприседе, навел на цель прицел «Печенега» и выпустил длинную пулеметную очередь из бронебойных и трассирующих пуль, показавших «меченосцам», что маленькие горящие огни летят далеко и очень быстро. Не сразу отойдя от звукового шока, Велеслав, Любомир и остальные некоторое время удивленно моргали, пытаясь унять звон в ушах. Коловрат спросил Романа, должно ли, что он и его люди практически ничего не слышат. Ромка пояснил, что временная глухота — явление совершенно нормальное, и слух вернется. На вопрос, почему же сам Роман не страдает от своих же выстрелов, было указано, что современный тактический шлем защищает воина в том числе и от канонады боя.

— А как именуется орудие твое? — Велеслав и Любомир заинтересованно кивнули на пулемет. Евпатий старательно скрывал удивление, но его глаза горели любопытством.

— Пулемет «Печенег», — ответил Ромка, не придавая особого значения моменту.

— Что сказываешь ты? — взвился Любомир, — печенег?!! Это почто же орудие Перуна вражьим именем кликать?!

Ромка чуть заметно смутился, но тут же нашел подходящий и достойный, по его мнению, ответ:

— А потому что «Печенег» теперь нам служит, по-воински. А ты думаешь, что это орудие Перуна?

— А то ж. Огнем пышет, что твой Змий. Громы и молнии мечет. Человек с ним на дальних подступах с врагом сладит.

Исследовав несчастное дерево, они в изумлении качали головами, внимательно рассматривая решето каски и шлема, измочаленный пулями ствол и израненные близстоящие деревья. Все отметили не понятный и не слишком приятный запах. К Славкиному ГП славяне отнеслись с любопытством и восхищением, ожидая еще больших впечатлений. Факелы к тому времени прогорели, темнота сгустилась, и с точки зрения славян, видимость цели приближалась к нулю. Но вооруженный автоматом с ГП молодой улыбчивый парень, опустив забрало шлема с термовизором, аккуратно выпустил пять «Подкидышей», три из которых попали точнехонько в дерево, окончательно разрушив его, а две предыдущих оставили страшные осколочные следы неподалеку от цели. На глазах у всех выбранная для демонстрации силы ольха затрещала, обломилась и упала, зацепившись широкой кроной за соседние деревья. Разломленный полувековой ствол и истерзанные пулями крупные ветви разобрали на костер, помогая топором одного из дружинников. Шлем и каску, после обстрела напоминавшие кружева, Коловрат взял с собой, для показа воинству. Ведь остальным тоже нужно рассказать, что присланная им на помощь сотня и в самом деле обучена ратному делу. Любомир некоторое время молчал, нахмурив брови, а после сказал:

— Страшна быстрая смерть ваших врагов. Вам даже не требуется подпускать их и смотреть на противника вблизи. От незаметной быстрой смерти трудно спрятаться. Вы непобедимы!

Николай Семенович возразил, сообщив, что у их врага тоже есть такое оружие. И война страшна в любом веке. Порой победу в бою приходится выгрызать зубами и побеждать голыми руками. Но главное, что всегда нужно понимать, — ради чего ты воюешь, ради чего идешь на смерть. И добавил, что русские советские солдаты защищают свою землю от басурман, считающих, что советский народ должен подлежать полному уничтожению. Любомир согласился с ним, уточнив, что постарались бы рязанцы договориться с Батыем, да решил он поступить по-своему, истребил практически весь рязанский люд. И тем самым навлек на себя неизмеримый гнев! Понимают дружинники, что не сладить им со всем войском Батыевым, но оставить его безнаказанным, значит, честь свою потерять. Пожали Николай и Любомир друг другу руки, и славянин пошел к Славяну, задавать терзающие его вопросы относительно оружия тех, кто называл себя потомками их народа. Слегка раззадоренный личным общением с древними по современным меркам славянами Слава набрался храбрости и спросил Любомира, откуда берет свое начало его меч. Тот объяснил разницу между мастерами знака Ульфберт и знака Людота Коваль. И уточнил, что русский умелец не хуже заморского кузнеца, а имя родное мечу душу греет. А Велеслав прошептал: «Благо ты нам подарил, Перуне, Огненный Бог, твои воины мечут смертельный огонь в своих врагов! Благо ты нам подарил, Велесе, сведя пути наши с воинами грядущих лет! Блага и вам, родовые наши боги, живите в памяти люда, и пусть слово о вас будет неистребимо, и в огне не горит, и в воде не тонет, а пусть ветер его по родной земле из уст в уста гонит, сохраняя память народа, память Рода!».

___

— Ты говоришь, что Игорь Павлович твой давно занимается вопросом энергетики нашего мира… и речь вовсе не об электричестве или топливе…

— Не знаю, как проще объяснить. Я с ним, колдуном своим, уже столько лет вместе, что мне порой и говорить не надо, сама чувствую. Доходит до того, что он думает, а я ему отвечаю, не произнося ни слова. И он слышит каким-то образом. Поначалу думала, у меня, мол, на лице написано. Мимика там, жесты… А он действительно слышит, дальше — больше. Я привыкла со временем. И вы, девочки, поймите, ваши мужья тоже не девицы на выданье. Оля, мой Лукинов твоего Волкова считает очень перспективным учеником, а это говорит о многом. От Игоря редко кто дождется слова перспективный. Он скептик у меня, хоть и выглядит восторженно-одухотворенным романтиком. Поверьте, девчонки, Игорь попросту не пошел и не поехал бы никуда, если бы не рассчитывал встретить там нечто не поддающееся научному объяснению. Поэтому, да, можно признать, что с пути истинного всю компанию сбивает мой Палыч.

— Мне, Алла, от этого не легче. Но я рада, что живы и здоровы мужики. Будет кого встретить с орудием возмездия наперевес.

— Наташа, не сердись. Вернутся они. Ой, я же клюкву в сахаре привезла. И вкусно, и полезно. Сама делала! И детям всяческих гостинцев и подарочков. Вы меня с порога в оборот, я даже опомниться не успела. Олька, поможешь?

— Да, а что делать?

— Рюкзак разобрать дорожный.

— Легко!

___

Кирилл безотрывно смотрел в «экран», полностью сосредоточившись на развивающихся событиях. Игорь пытался было поговорить о происходящем по ту сторону, но Кир попросил его помолчать. Наши готовились к бою! Основные силы — Коловрат и его дружина — получили полный инструктаж, как двигаться в коридоре минного поля. Все славяне были предупреждены о том, что будет страшно, громко и смертельно опасно, — огонь из-под земли не щадит никого, ни друга, ни врага. Минометные расчеты, прикрываемые пулеметчиками и снайперскими двойками, были расставлены таким образом, что у врага не было возможности сразу добраться до них живыми. А Паша, Ромка и Славка были на изготовке — в самую гущу боя они должны были подобраться с левого фланга к стану Батыя и выкрасть ваджеры при помощи Экзотов. Собственно, и затевалась-то боевая операция лишь для того, чтобы без помех добыть древние батарейки. А содействие «коловратовцам» стало попутным следствием данной задачи. В гуще подготовки Любомир и Велеслав нашли несколько секунд для того, чтобы подойти к троим далеким потомкам, и дали волевое решение взять себе на долгую память их боевые мечи, проверенные в сражении со свеями.

— Друже наши, мы более не свидимся на дороге жизни. Не откажите нам в последней просьбе.

— Слушаем, Любомир.

— Вы воины других времен, но теми тропами, по коим вы ступаете, нам не пройти никогда. Но в знак памяти и благодарения мы просим, сохраните наши мечи, посмертно. Они сослужат нам добрую службу в этом бою. Найдите их, сберегите. Мы будем зело рады знать, что наши клинки не загниют в земле, но продолжат свой путь в мирах потомков.

— А ты свой меч, Любомир, в кузнице выковал или в битве добыл?

— Да и то, и иное правда. По правой руке — наш, славянский меч, а по левой — из бою со свеями. Мой противник достоин был, чтобы меч его дальше жил. Бился храбро и мастером слыл славным. Те, кто выжил тогда, к нам пошли служить, слово чести дав, верой и правдою. Это меч их отважного конунга. Много славы и крови на нем. Да и мне он достался не ласкою. Я хочу, чтоб тебя, Паша, мой меч берёг. Ты, я вижу, тоже за конунга. Малой силой идешь, много знаешь. И сдюжишь. А славянский мой меч — тебе, Слава, дарю. После битвы найдешь его, друже, не спутаешь. Видишь, знаки на нем? То волшебный меч. Но сначала добудь его сам себе. Коли не отыщешь посреди поля брани, знать, тому и быть, а когда в руку возьмешь, тогда и узнаешь силу меча славянского.

— По рукам, Любомир.

— Рома, — заговорил Велеслав, — я давно смотрю, вижу, что непростой ты потомок, ох, непростой, только нет у нас времени говорить. Завещаю тебе я свои клинки, меч славянский и древний старинный кинжал, коих нет больше на Руси-матушке. Мне от пращуров рода как сыну отца передали его в знак взросления. Только сына я, Рома, уже не рожу, а малого с женой потерял навсегда. Отомщу я за них — ты клинки забери, пусть другие сыны растут русские. Я на битву иду за свою семью, за сожженный дом, за родных друзей, за соседский двор, за околицу! Сохрани клинки, передай своим, коли вырастут людьми достойными.

Они понимали, что не вернутся с предстоящей битвы. И хотели, чтобы сквозь многие лета осталось свидетельство их жизни, не доставшись врагу. Паша, Рома и Слава, пожав славянам руки, пообещали, что выполнят последнюю просьбу воинов, за короткое время ставших им практически побратимами. «Будет вам память!»

Славяне замерли, всем своим видом выражая спокойствие. «Перед смертью не надышишься». Поздняя красная декабрьская заря окрашивала их шлемы и кольчуги кровавыми переливами. Воины олицетворяли собой дух смерти, они сами были ею. Они шли мстить — жизнь за жизнь. И собирались забрать с собой как можно больше тех, кого считали врагами. Истребив рязан, Батый взял на себя кровь славянского рода, и по следам этой крови пришли за ним «коловратовцы». Взять свое — согласно славянской правде. И пусть численное превосходство Батыева войска не оставляло им шансов выйти из боя живыми, но сила правды была на стороне людей Коловрата. И эта правда усиливала дух славянских воинов. Они шли не просто умирать, они шли побеждать! Ведь никто не должен оставлять подлость безнаказанной. И правда вела Коловрата и его дружину на верную смерть. Чтобы впредь неповадно было распоясываться на русской земле, чтобы знали границы власти своей те, кто решил назвать себя хозяином. Не бывать у русичей господ. Или же самих русичей не бывать! Но хранит народ свои роды славные, и отстаивает свои земли родные, и так тому и быть! Кровавой сталью сверкали мечи в руках воинства Коловрата, и один был как все, и все как один!

Ильин отдал последние указания по расстановке сил, сверил все расчеты с данными Жернакова, проверил работу раций, связь с корректировщиком, буссольщиком и напоследок еще раз уточнил у Коловрата, как поняли его команду по проходу… И началось!!!

…Координаты: угол возвышения 75 градусов, дальность 2800 метров, по биссектрисе 12.

…Квадрат один. По «улитке» пять! Первая батарея. Расчет один. Осколочный. Прицел семь-ноль-пять. Угломер 28/90. Восемь мин беглым приготовить, колпачки снять…

…Корректировщик…

…Батарея вторая. Расчет два, квадрат два, по «улитке» пять, осколочно-фугасные… По немецко-фашистским…тьфу! по татаро-могольским захватчикам… огонь!

…Расчет три, квадрат три, по «улитке» два. Корректировка: прицел семь-ноль-семь. Угломер 28/95. Колпачки снять…

…Расчет четыре, квадрат четыре, по «улитке» шесть… — огонь!

Ильин в доли секунды отдавал команды, постоянно связываясь с корректировщиком, соотнося действия своих минометных расчетов с батареей Якова Жернакова и буссольщиком Витей Симоновым.

Взметнулся воздух, засвистели мины,

И вздрогнула земля, взорвавшись плотью,

Смерть прорвалась разрушенной плотиной,

И захлестнула разом все живое!

Воздух наполнился свистом, воем, разрывающими все на своем пути взрывами, все ближе и ближе подбирающейся наводящей ужас стеной шума и вспышек, сметающих в смертельном смерче и живое, и мертвое. Обезумевшие от небесного пламени и сводящего с ума невыносимого смердящего запаха тухлятины, который издавал горящий порох, перепуганные, раненые, не понимающие налетевшего на них вихря свистящей смерти «батыевцы» заметались, на ходу пытаясь оценить ситуацию. Однако на то они и слыли воинами, что первое смятение было подавлено, и в скором времени были собраны отряды, призванные по возможности совладать с невидимым противником. Согнанные по «улитке» в центр, отрезанные от флангов, пытающихся прорваться туда, откуда, по их мнению, прилетал этот страшный свист, противники Коловрата старались наладить сопротивление, готовя камнеметы.

Оцепенело небо, содрогнувшись,

В животном страхе потонули мысли,

Но враг, от первых волн смертей очнувшись,

Собрал войска, — отряды его быстры.

Выдвинувшись в сторону капитана Ильина, навстречу выходящему из свободного от мин коридора Коловрату, «батыевцы» вместе со своими ни в чем не повинными лошадьми сразу же попали в минные поля. От липкого запаха крови, выворачивающего наизнанку сознание и несущего острый страх смерти, пеленой заволакивало глаза. И воинство Евпатия по достоинству оценило серьезность предупреждений, которыми Михаил Федорович старался обезопасить неприученных к подобным боевым методам славян.

Огонь с небес разрушил дух победы,

Огонь из-под земли смел ровный строй,

И наши пращуры, сказав спасибо дедам,

Ворвались в стан врага отмщения волной!

Напасть на выстраивавшего свои ряды войска Коловрата с флангов воинам Батыя не удалось. Подняв в знак прощального приветствия мечи, «коловратовцы» все убыстряющимся строем выдвинулись на встречу с собственной смертью, не зная, но надеясь, что их имена останутся на устах потомков.

Они мечом несли свое возмездие,

И слово правды замирало на устах,

И знал тот враг, что право судной мести

Несет в себе Евпатий Коловрат.

И шел он сквозь полки,

Един — на тысячу,

И люди его по двое на тьму.

И в памяти останется он мыслию:

Не истребим народ Руси,

Не быть тому!

Разведчики сполна осознали старинное русское слово «Сеча». Конный и пеший бой на мечах, на удлиненных ножах знаком далеко не каждому, а во времена Коловрата сызмальства учили обращаться с оружием, которое со временем становилось продолжением руки. Меч, нож — не только боевая единица, но и стальной друг, которого и берегут, и хранят, и почитают. И в наши дни существуют обычаи обращения с ножом, приметы и дань уважения. «Взял нож на время, пользуйся, но верни вычищенным», — это самая малая толика отношения человека с холодной сталью, будь-то малый перочинный ножик или боевой десантный клинок. Ильин и его товарищи более не стреляли, не было необходимости, они внимательно прикрывали свои позиции, изредка умножая на ноль отдельных конников Батыя, чудом сумевших приблизиться сквозь минное поле к батарее Жернакова. Снайперские двойки не дремали.

Запах смерти заполонил все вокруг, липкий, сладкий, отдающий паленой гарью. Надоевший капитану и его людям хуже горькой редьки! Ильин смахнул рукой холодный пот со лба, и подумал, что, видать, на роду написано — воевать. И не по-детски, с крапивой во дворе, с пацанами деревенскими, а по-мужски, до последней крови, до смертного вздоха. В бинокль было очень хорошо видно, что противник Коловрата неснеотвратимые потери, и был нещадно дезориентирован. Судя по выкрикам, татары считали, что на них вслед за огненной волной идут восставшие из мертвых! Но будучи изрядно потрепанными, они применили против остатка отряда славян камнеметы, и «батыевцы» все же разбили рязанскую дружину во главе с Коловратом.

Татары словно пьяные, безумные,

Не сразу справили нещадный бой.

Без счета «Коловратовцы» отважные,

Врагов заклятых унесли с собой.

Погиб Евпатий. Слово правды верное

Живет в веках! И знает каждый русич,

Что за народ свой, за родную землю —

Пойдет он до конца,

пред небом он не струсит!

И вздрогнет воздух…

___

Кирилл забыл дышать, забыл моргать — он весь был там, с ними, он безотрывно смотрел, вбирая глазами сразу все! И минометные взрывы, и панику в войсках Батыя, и холодное сосредоточение строгих и четких команд Михаила Федоровича Ильина, и молчаливую решимость людей Коловрата, понимающих, что впереди — смерть. Настрой этих людей передавался самому Кириллу, он словно бы вместе с ними проживал последние минуты, и наполнялся гордостью правого дела. Но эта эмоциональность сыграла не слишком смешную шутку — Кир на некоторое время выпустил из виду Пашку и двоих своих. Ему понадобилось несколько минут, чтобы в гуще боя вычленить местонахождение каждого из них. Славку и Ромку он нашел практически сразу — они находились внутри Экзотов и споро «отряхиваясь» от особо смелых «батыевцев», собирали древние мечи. Судя по всему, ваджера была у одного из них. Но вот Пашу пришлось поискать. Кир даже попросил Игоря сосредоточиться конкретно на нем, чтобы «экран» показал нужную картинку. Доли секунды понадобились Кириллу, чтобы оценить обстановку, и, опережая самого себя, очутиться рядом со спящим в сугробе Экзотом. Активировав его, Кир сразу же скомандовал двигаться к Павлу, мешкать времени не было. Экзот, нужно отдать ему должное, вообще не задавал никаких вопросов, и за два гигантских прыжка (скорее маленький перелет) приземлился возле Павла. Спустя секунду оглушенный, почти теряющий сознание Паша был заново водворен внутрь своего Экзота, а оператор ваджеры, с которым он пытался вести беседу, покинул бренный свет. Батарейку Кир положил в нужный отсек. Откуда он знал все это? Задумываться было некогда. Дав команду Экзотам идти на базу, потому как Пашку срочно нужно лечить, Кирилл связался с Анастасией, и доложил ей, что своих троих он забирает вместе с батарейками и возвращается в скальный свод. Она согласилась, ответив, что необходимую помощь Паше окажут Роман и Игорь, их способностей хватит с лихвой. И отключилась, напоследок добавив: «Ждите гостей».

___

Дьяк Федор, сидя в сумеречном свете на заранее примеченном дубу вместе с четырьмя отроками, вспоминал, как Евпатий взъярился, узнав о разорении Рязани Батыем, о том, как спешно собиралась дружина… Он записывал в свою грамоту мысли о событиях, предшествующих сегодняшнему дню.

«<…>Еупатий воскрича в горести душа своея

и разпалаяся въ сердцы своемъ.

И собра мало дружины:

тысящу семсотъ человекъ,

которых быша вне града<…>

К сожалению, Федор не увидел самого начала всего происходящего пред станом Батыя. Дружинники отослали дьяка и четверых молодцов подальше от враждующих станов еще до предполагаемой встречи Евпатия с теми, о ком твердил Велеслав. Сегодня же, внезапно разбуженный младшим из отроков посреди навеянного его всевидящим Богом сна, он мелкими перебежками направился вместе с ними к указанному боярином Евпатием дубу, чтобы сохранить жизни молодых рязан, оставшихся на попечение дьяка. С немалым трудом взбираясь на дерево по обледенелым веткам, он лишь слышал отголоски грома, словно рассыпающегося по небу горохом, да видел вдалеке, за лесом, дымные зарницы, будто дружина платила Батыю той же монетой, обдав его стан огнем. Но в понимании дьяка, у Евпатия не было возможности жечь врага. Присмотревшись повнимательнее, в неровном сумеречном декабрьском рассвете, Федор углядел, что воины боярина устремились в смятенные неожиданным нападением ряды татар. И записал:

И внезапу нападаша на станы Батыевы,

и начаша сечи без милости.

И сметоша яко все полкы татарскыа,

татарове же сташа яко пияны или неистовы.

Дьяк добавил, что дружина Евпатия перестраивалась и ходила сквозь вражеские отряды, словно нож по маслу. Удивление было написано на лицах татар-язычников. Рассеивающийся утренний сумрак постепенно превращался в день, и становилось все легче различать особенности битвы. Варяжский хирд Евпатия единым дыханием давил врага щитами — «У», колол копьями — «РА». И со слившимся общим дыханием криком «УРА!» вновь и вновь поражал набегающие волны супостата.

<…> татарове мняша, яко мертви восташа.

<…> и навадиша на него множество пороков

<…> и едва убиша его.

К сожалению, силы были не равны. Слишком мало воинов шло за боярином Евпатием, слишком мало. Однако и столь малочисленной дружиной они отмстили неразумным, посягнувшим на самое святое — родовые земли, где издревле жили славяне, оберегая и приумножая свою собственную память о предках, пестуя и опекая потомков, коим передавалась из уст в уста прославляемая любящими Родину мужами-защитниками и женами-берегинями правда. И решил дьяк образно и красиво оставить в своей грамоте след о тех, кто стоически погибал за свою русскую правду, унося с собой как можно больше вражеских жизней:

Сии бо люди крылатыи и не имеющее смерти,

<…> бьяшеся един с тысящею, а два со тъмою.

Ни един от них может сьехати жив с побоища».

Повесть о разорении Рязани Батыем.

Не был бы Батый кровным врагом Коловрата, если бы не нарушил слово свое договорное, не разорил бы роды и семьи. Но так же и славянские роды не стали бы врагами Батыя, коли не междоусобица, царящая на Руси. Испокон веку разрозненность русских родов, разобщенность народа и отсутствие единомыслия становится истинной причиной вражды и является самой главной, а порой и единственной целью поругания русского Отечества басурманами. Спасает только одно — умение объединяться, сплачиваться и действовать сообща в самые трудные минуты, даже ценой собственной жизни отстаивая право на существование свободного русского духа.

IV

Игорь, увидев мчавшихся по направлению к скальному своду четверых Экзотов с пассажирами, оценил космическую скорость их передвижения. Ему хватило миллисекунд мысли, как Кирилл уже давал указания Роману и Славе, вынимая оседающего на землю Пашку из неведомого аппарата. Профессор только успел подумать, держать ли «экран» дальше или отпустить, как Кир обратился к нему с просьбой:

— Игорь, нужна помощь, срочно и безотлагательно. Коридор пока отпускай, это прерогатива Волхва. Экзоты связаны с Анастасией, она займется проходом между Мирами, а твои силы необходимы Павлу.

— Понял. Ты знаешь, что делать, или мне посмотреть самому?

— Мой Экзот объяснил, что оператор ваджеры попытался воздействовать на Пашу, но не успел применить аккумулятор в полную мощь. Иначе мы не увидели бы своего друга тем, кем мы привыкли его знать. Командира лишь слегка задело. Его нужно окружить живительной энергией. Насколько я понял, это примерно тот же процесс, что и с лечением Ромки.

— Хороводить?

— Около того.

— Принято. А Экзот помочь не сможет?

— Экзот остановил процесс. Его дружескими стараниями наш Пашка сейчас не безвольное рабское существо, не биоробот, а человек с собственной волей, эмоциями, интеллектом. Но из-за ваджеры он потерял почти всю энергию, а этот ресурс Экзот восполнить не в силах. Нужны люди. Игорь, ты сильный человек, необычный, помоги другу. Павла спасти можем только мы.

— Поставь… нет, давай положим его здесь. В круге. Нас слишком мало, чтобы обступить его со всех сторон, держась за руки, но я налажу связь наших энергетических потоков, и замкну круг. От сердца к сердцу, от мысли к мысли, все то хорошее, что вы чувствуете и можете дать, вы должны посылать в центр круга, туда, где находится Пашкино солнечное сплетение. А я буду распределять энергию света, добра и мира по его пострадавшему организму. Вскоре восстановится и физиологический процесс, он сможет восполнить потери сам, но сначала — мы.

Друзья с легким изумлением отмечали на краю сознания, как высвечивается скрученная в одну нить солнечного луча, переливающаяся различными радужными оттенками, расходясь от одного из них к другому, и единым белым спектром вливается в центр созданного ими солнечного круга, туда, где лежал с закрытыми глазами командир. Поначалу не было заметно, дышит ли он. Но затем, спустя вечность, сжатую в один миг, веки Пашкиных глаз слегка затрепетали, сжатые в линию губы приоткрылись, и послышался судорожный, неровный, но такой долгожданный вздох. Свет полностью впитался, постепенно тая в руках хороводящих и переходя в оживающего, наполняемого любовью друга. Разомкнулся круг солнечных нитей, и Павел самостоятельно приподнялся на локте, затем легким движением встал на ноги и по обыкновению требовательно спросил:

— Колдуете, мужики?!

Игорь засмеялся. Все немного расслабились. А Роман проговорил словно бы про себя:

— Колдуй, бабка, колдуй, дед, — чего было, того нет.

А Славка трижды сплюнул через левое плечо.

Всем очень хотелось расспросить Павла о происшествии, но того в данный момент больше всего интересовало, что там с его дедом, капитаном Ильиным, поэтому разговоры о встряске решили пока замолчать.

Паша попросил Игоря связаться с Анастасией и предоставить ему возможность поговорить с дедом. Он попытался пройти за «экран», но с неудовольствием удостоверился, что проход был закрыт. Картинка поблекла, видны были только Экзоты, находящиеся в паре-тройке метров от портала. А дальше — белый мрак. Но на то Паша и носил фамилию своего деда, что не привык отступать. И его несколько раздражало, что ситуацию контролирует не он. В ответ на мрачные мысли друга, Игорь сообщил, что коридор заперт, но связь с Анастасией открыта, и она клятвенно обещала, что Паша еще увидит своего деда в деле. Сейчас происходит некоторая переподготовка, и процесс будет запущен спустя несколько минут. Но Паше и его друзьям соваться туда запрещено. И да, Анастасия дала слово Волхва, что команда Ильина-младшего успеет сказать прощальное слово своим дедам.

Чтобы немного отвлечь друга от томительного ожидания последующих событий и оторвать его от сосредоточенного созерцания закрытого от проникновения «экрана», Кирилл задал вопрос, который был обращен сразу ко всем:

— Расскажите, как вы обнаружили ваджеры?

…Экзоты будто бы ждали появления троих друзей, процесс взаимодействия занял доли секунд. Переход от места «лежанки» Экзотов до левого фланга войска Батыя, где находились ваджеры, был настолько стремительным, что напоминал короткий перелет. За счет того, что Паша, Рома и Слава двигались так быстро, они остались незамеченными, даже находясь внутри внушительных аппаратов. Им пришлось разделиться, потому что ваджеры хранились на некотором отдалении друг от друга. Было принято решение, что Роман и Павел будут, так сказать, изымать «батарейки», а Славян обеспечивать прикрытие, не позволяя «батыевцам» приближаться к Экзотам и каким-либо образом вмешиваться в их действия. Да, три «машины» не светились, стараясь как можно четче сливаться с окружающим пространством, но при движении на малых скоростях Экзоты все же были различимы. Ничего не понимающие противники Коловрата пытались забросать их стрелами, опасаясь подойти на близкое расстояние. Наиболее смелые все же пытались направить коней на Славку, размахивая мечами и выкрикивая что-то непонятно-громкое, видимо, для пущего устрашения. Но боевой Экзот не давал им никакого шанса, действуя так же, как и с тем злополучным кабаном, наделавшим столько шуму в расположении разведроты. Некоторые «батыевцы» валились с коней, либо теряли сознание прямо в седле, но Слава четко знал, что они живы, точно так же, как тот свин под ножом солдатского повара. Мелькнула даже крамольная мысль сожаления, ведь пусть и оглушенный, но живой противник гораздо опаснее, нежели мертвый. С другой стороны, ни у него, ни, тем более, у его Экзота не было задачи по полному уничтожению кого-либо из окружающих. Да, Анастасия допустила вмешательство разведроты в историю подвига Коловрата, она в принципе создала ситуацию, в которой вообще стала возможна фантастическая встреча поколений, но, как рассудил Славка, древней хранительнице границ виднее, какими методами действовать. И молодой боец сосредоточился на своей текущей задаче, не подпуская ни единого воина к Ромке и Пашке. Это было не так уж и легко, учитывая, что его товарищи находились на приличном расстоянии друг от друга. Но не успел Слава утомиться, как ему на помощь подоспел Док, доложивший, что «батарейка» у него. На слегка удивленный комментарий, что уж больно быстро управился, Роман ответил, что человек, в ведении которого находилось устройство, оказался смертельно ранен осколком разорвавшейся мины. Он не мог сопротивляться и умер практически сразу после того, как Рома, выбравшись из Экзота на несколько секунд, забрал у него ларец с ваджерой. «Ларец?» — переспросил Славка. «Ну, немного похоже. Ящик для хранения, видимо, с неким механизмом подзарядки, я не понял, но уж очень искусно украшенный нечитаемой вязью. Потому и ларец. Напомнил мне этот ящик сказки про Кощея и его смерть… Но мой Экзот ящик забраковал, позволил поместить в отсек только саму «батарейку». Пришлось выкинуть этот ненужный предмет, разбираться с ним некогда». «Да уж… — протянул Славка, — тут много чего эдакого…». Так, переговариваясь, они приближались к Экзоту Паши, собираясь не только прикрыть друга, но и посильно помочь ему отнять ваджеру у оператора, который по всем данным был в полном здравии. Воины Батыя почти не беспокоили их обоих, испугавшись неведомого мора, постигающего всех, кто подойдет ближе. Да и стрелы не оказывали никакого вреда, тратить их было абсолютно бессмысленно. Потому и следили некоторые из «батыевцев» за передвигающимися по окраине основного боя Ромкой и Славкой издалека, не пытаясь нападать. А Паша не спешил выбираться из Экзота, по всей видимости, о чем-то договариваясь с ним. И когда решение было принято, командир боевой тройки приказал не пропускать ни единого и дать ему возможность выбраться к кромке леса. С некоторым удивлением, Роман и Слава увидели, что Пашкин Экзот схватил оператора вместе с аналогичным ящиком-ларцом и двинулся к указанной точке. Но о чем-то спрашивать или, тем более, спорить было некогда, потому что вслед за удаляющимся в Экзоте Пашкой вместе с необычным грузом, старались пробиться около пары десятков воинов. Отбив накатывающиеся волны соперников, сами того не замечая, Роман и Слава, переместились чуть дальше от Павла и чуть ближе к гуще основного боя. Они своими глазами видели, как отчаянно дрались Любомир с Велеславом, они видели, как Евпатий Коловрат ходил сквозь полчища своих врагов, будто нож в масле, они видели, как гибли люди и кони — от мечей и от стрел, как оружие останавливало оружие, как острия разрубали доспехи и кольчуги, как руки и головы отделялись от тел, как лилась и лилась кровь, обагряя морозный воздух, окропляя снег… Зрелище страшное, жуткое, но оно словно заворожило двоих друзей, они потеряли счет времени. Они видели гибель Любомира, гибель Велеслава, гибель, гибель, гибель… И очень хотелось крикнуть: остановитесь, хватит! Но никто не имеет права изменить прошлое. Памятуя о просьбе рязанских воинов, Славка попросил Экзота найти и поднять мечи Любомира и сохранить их, а Ромке он напомнил о мечах Велеслава. Пока они, пробираясь сквозь гущу человеческих и лошадиных тел, собирали оружие, бой, продолжавшийся целую вечность, пошел на убыль, потому что погиб Коловрат. Да и осталось рязан всего лишь пятеро… Пленными, их повели к Батыю. Не дожидаясь окончания этой истории, Ромка отыскал меч Евпатия, добавив его к собранным трофеям. И в ту же секунду услышал команды Кирилла. Славка тоже. Экзоты моментально среагировали и, спустя какие-то мгновения, уже четыре «машины» мчались в сторону от поля боя, мимо белого облака тумана, мимо перелесков, мимо, мимо, так, что пространство сливалось в единую линию. И замерли «машины» уже у полупрозрачной скальной стены, сквозь которую приказал шагнуть Кирилл, вынимавший Павла из Экзота и раздававший указания по перемещению потерявшего сознание друга-командира. За этим плотным воздухом находился Игорь…

— Обнаружили ваджеры, Кир, собственно, не мы, а Экзоты. — Роман слегка покачал головой.

Паша, еще пока отличавшийся от остальных бледностью лица, все же внимательно слушавший звучавшие почти в унисон воспоминания товарищей, добавил, что теперь он может много чего рассказать о «батарейках», но позже.

— Смотрите, мужики, кажется, это… — голос Павла осип и пропал, а рука указывала на открывшийся взору «экран», в котором…

___

Свистопляска смерти. Эти слова слишком просты для того, чтобы передать увиденный Павлом и его друзьями страшный, неумолимый и беспощадный бой советских воинов с фашистами. Смертью было пропитано все, каждый клочок земли, каждый глоток воздуха. Даже Славка, еще совсем недавно отошедший от службы в армии со всеми вытекающими особенностями работы морского спецназа, и тот морщился, смотря на безвременную и неотвратимую гибель людей. Смерть плясала, кружась, вертясь и унося в безжалостном вихре судьбу за судьбой, обрывая жизненные нити, гася искры души. «Куда потом? — думалось Славе, — к каким небесным берегам? Неужели заклятые враги могут встретиться за чертой? И что они скажут друг другу?».

— Осколочные по левому краю — беглым, огонь!

— Правый сектор восемь мин — огонь!

— Приготовиться к атаке!

— Держать огневой коридор! Обеспечить отход! Держать!

Кирилл пронизывал «экран» суровым сосредоточенным взглядом, сжав губы в тончайшую нить. Его мысли не отражались на лице. Игорь стал белее белого. Нет, он не тратил силы на поддержание коридора, физически он чувствовал себя лучше, чем когда-либо. Но смертельная пляска затмила собой все мысли, настолько больно было на это смотреть. И понимать, что там — свои. Родные, близкие! И это именно они победили саму смерть, обманув ее, они держали свои рубежи до последнего вздоха последнего солдата.

Разрывы мин. Осколки накрывали живых, превращая в мертвых. Стрельба в обе стороны не прекращалась ни на секунду. Кровь бесконечным потоком омывала декабрьский морозный снег, разлетаясь рубиновыми каплями во все стороны. Кровь врагов была точно такой же, как и кровь своих, советских солдат, — русских, украинцев, грузин, якутов, татар, белорусов и многих других, вставших насмерть за свою Отчизну… Разрывы тел. Ошметки рук, ног, разодранные пулями лица. Покореженная техника. Изломанные смертью судьбы. Болью сводило горло, слезы текли тихо из уголков глаз, было до одури жаль, что Великая Победа давалась такой непомерной ценой!

И чудо подвига свершилось. Благодаря небольшой кучке отчаянных, безумных от запаха смерти разведчиков, из ведьминого котла бойни вырвались, спаслись те, кому капитан Ильин ценой своей жизни приказал отступать. Михаил Федорович прикрыл собой своих лучших офицеров. И он помнил, помнил, что род его — живет! Отдавая команды непререкаемым тоном, голосом такой силы, что четкие приказы перекрывали свистопляску смерти, Ильин был одновременно везде. Счастье наполняло его сердце, праведный гнев пылал в душе, ведь он воевал наравне со своими, родными и близкими солдатами, за жену, за сына, за внука! И Жернаков — за будущую внучку Маринку, и Титков — за мир, где правит свобода. Все они дышали ненавистью! Ненавистью — за любовь, за мир и покой, за жизнь на родной земле. И это был их бой. Они были ведущими в смертельном танце по осколкам судеб. Но и неприятель не был лыком шит. Доставалось от немцев потерь несчитанных. Боль пронзала и пронзала с каждым сердечным стуком острием кинжальным грудь, когда группа Павла увидела, как упал замертво Оймякунов, как неподалеку от него, умирая, беззвучно закричал Зобов, как Лисицын навсегда снял с позиции того слишком меткого немецкого снайпера, поймав его на ошибочной секундной радости. Только вот как командира оставить, никто не понимал. Но ослушаться не смели, на то он и командир. Батя. Молодой, хлебнувший горя, как и все. Да не просто подчинялись Михаилу Федоровичу, любили его, уважали. За него в огонь и воду готовы были. И он приказывал обеспечить прорыв к основным советским войскам, передать всю информацию, и помнить, помнить, как вместе в снегу испытывали смерть на прочность. Да что там, в любое время года. И закончить эту войну Победой. Да такой, чтоб потомки плакали от счастья, зная, как их деды землю грызли за свою Родину. Ушли разведчики… Спасти получилось две трети во главе с Жернаковым и Титковым. Глебова с Лисицыным капитан отправил с ними же — прикрывать. А Фролов уперся. «Я — с тобой, капитан, и не трать слова! За всех, за наших».

И глядя своими совершенно седыми глазами на упрямого снайпера, немногим моложе его самого, Ильин понимал, что Фролов совершенно серьезно и решительно относится к собственному выбору. Он действительно был нужен. И этому немного хмурому парню из Архангельской глубинки даже смерть была не указ. И капитан кивнул, не в силах подобрать слова.

I

А смерть вихрила кружева сугробов,

расцвечивая сполохи огней,

Декабрь морозным белым гробом

прикрыл тела обломками ветвей.

И отступил враг, убоясь расправы,

с ног сбитый яростью разведчиков-солдат,

что были истинно, сермяжно правы,

устроив на земле своей кромешный ад, —

чтобы фашистам было неповадно

искать житье на северной земле!

Любовь, свобода, совесть, честь и правда —

вот главная для русского награда, —

и большего для счастия не надо.

А враг — сгорит же в собственном котле.

II

И, умирая, губы прошептали:

«За внуков! За свободную страну!»

И, умирая, жизнь врагов забрали,

без счета, — Род народа на кону.

Декабрь стал их саваном морозным,

Смерть отплясала и ушла во тьму.

И ведь не зря отстаивали грозно

Свободу нашу! Я и ты — живу.

III

И память нашей Дедовой Победы,

И память наших бабушкиных слез, —

Все это в нас!

(И в наших детях следом)

Мы сохраним семейный сказ.

Пусть знают, что такое честь и совесть,

О Подвиге пусть знают с малых лет.

У каждого в семье такая повесть,

у каждого есть бабушка и дед.

Прогремел взрыв. В огненно-осколочном всплеске мгновенно погибли практически все, кто так яростно, на грани безумия, держал оборону против захватчиков и прикрывал отход своих однополчан. Но и немцы понесли невосполнимые потери. Они собирали жалкие остатки орудий и людей, подготавливая отход. Задача Ильина была выполнена. Враг не смог продвинуться вперед. Но какой ценой…

Капитан не успел понять, что произошло, почему секунды растянулись, почему исчезло время. Его медаль «За Отвагу» пробило осколком практически у самого сердца. И сразу же окрестности заволокло туманом, слегка сияющим, переливающимся бриллиантовым перламутром, как сугробы в свете луны. Но туман не мешал видеть, как оставшиеся в живых фашисты спешно сбегают с поля боя, как уходят к своим бойцы Жернакова и Титкова, как раненый, но все еще живой Фролов продолжает свое жестокое, но правое дело, роняя все новые и новые рубиновые капли… Голос. Требовательный голос позвал капитана следовать за ним. И в неясном звездном мерцании показалась лунная дорожка, на которой в некотором отдалении стоял старец с посохом. Михаил Федорович был не в силах ослушаться. Он хотел было что-то сказать, но не смог произнести ни звука. Туманное сияние влекло его все сильнее. Капитан еще раз окинул взглядом все вокруг и понял, что теперь ему держать новый путь. Он вдохнул окружающей его бриллиантовой прохлады и сделал шаг.

Паша сидел и плакал, плакал, плакал навзрыд, горестно, жалостно, горько. Изредка подвывая в кулак. Суровый боевой майор контрразведки, видевший за свою насыщенную событиями жизнь, и смерть, и кровь, и отвагу, и предательство, рыдал, как обездоленный ребенок. Он стирал текущие по щекам слезы, но в этом было мало толку, — горечь потери продолжала катиться по лицу. Кирилл подошел к нему и, молча, положил сжатую в кулак руку на его правое плечо. Ромка встал слева. Позади Славик, а Игорь присел перед Павлом и стал быстро-быстро что-то шептать, шептать, и от его тихих неразборчивых слов стало очень тепло, не горячо, а именно тепло, будто свежим летним ветром повеяло. Роман не знал, как это видят остальные, но он различал, что Игорь закручивает посолонь вокруг Паши солнечный поток, а сами друзья, словно символы частей света, являются опорными точками. Все они делились с Пашкой силами добра. Он не должен болеть от горя, не должен. Слегка судорожно, но глубоко вздохнув, зареванный командир группы открыл глаза и попытался улыбнуться правым уголком губ. Эта полу-ухмылка порадовала друзей. Игорь помог Паше подняться и сердечно его обнял.

— Паша, ты помни, Волхв никогда не говорит впустую. И уж тем более, понапрасну не обещает.

— Сказано — сделано!

— Именно.

— Я понял. Спасибо. Спасибо вам, мужики.

Паша пожал руку каждому и обнял, дружески похлопав по спине. Это по-хорошему взволновало Кирилла, так как он много лет не принимал ни от кого подобного знака внимания. Смутившись, Кир занялся потухающим костром, напомнив Игорю, что изредка в этой жизни и перекусить нужно что-нибудь, кроме солнечного тепла. Он по капле принимал в свою душу доброе отношение к нему самому. Отношение, которого так давно не видел. Это здорово выбивало из колеи. Привыкнув к жизни одиночки, Кирилл толком не знал, как реагировать. Поэтому прятал свои эмоции глубоко внутри, четко осознавая, что драгоценные капли понимания, уважения и зарождающиеся ростки дружеского доверия в будущем не раз спасут его от вселенской тоски и выручат в трудную минуту.

Когда Игорь позвал товарищей отобедать, или отужинать, Паша достаточно бодрым голосом попросил:

— Мне нужно выпить.

В этой короткой фразе звучала удрученность. Ромка проверил запасы и ответил, что осталось не так уж и много горячительного.

— Много и не надо. Рюмку, две. Сил нет, мужики.

— Пашка, ты воин, помни об этом.

— Да помню, — отмахнулся командир, словно от назойливого занудства. Он понимал, что друзья обеспокоены его состоянием, но не хотел акцентировать на себе внимание. Тем не менее, когда все расположились у костра, предварительно еще раз удостоверившись, что снежный коридор по-прежнему заперт, Паше не пришлось уточнять, что поднимать бокалы никто не будет. Чествовали память. Не чокаясь. Молча. Никто не произнес ни слова. Каждый из них смотрел куда-то вдаль, внутрь своей души. Виски было крепким, терпким и слегка обжигало нутро. Роман настоял на полноценном принятии пищи. Никто из них не мерз, но нервная истощенность давала о себе знать. Ели тихо, стараясь экономить движения и слова. Насытившись, Паша сел чуть расслабленнее, чем в самом начале трапезы. Видимо, подействовало осознание, что здесь он в относительной безопасности. Он повернулся к сидящему рядом Кириллу и проникновенно сказал:

— Не стану разбрасываться словами. Скажу коротко: «Спасибо, товарищ боец. Знаешь, за что».

— Скажи мне, Павел Олегович, что стряслось в том перелеске между тобой и тем человеком? Я успел за тобой в последний момент. Забыл, как дышать. Что там было?

— Да, Паха, чего тебя вообще понесло в сторону ото всех? — заинтересованность так и сквозила в тоне Славы.

— Любопытство и недоверие. Привычка лично проверять поступающую информацию, прежде чем выполнять данные не мной команды. С одной стороны, Анастасия показала себя в деле, а с другой, я в ответе за своих людей. Кто знает, чем руководствуется хранительница, рассказывая нам о ваджерах? Да и Экзоты напрямую подчиняются только ей. Мне было важно и интересно убедиться, что нас не используют, словно подопытных кроликов. Было нужно проверить, правду ли нам говорят. Ну, и не стал я сразу лишать жизни оператора, приказал Экзоту отправить нас в более тихое и уединенное место. Тот посчитал, что минометный обстрел войска Батыя достаточно сильно отличается от представлений о безопасности и согласился перенести оператора туда, где мины не причинили бы нам никакого вреда.

— А потом что? — глаза Славки горели огнем.

— Вы-то, голубчики, свою задачу выполнили, ваджеру забрали, оператора прикончили, да и ориентировались под обстрелом как рыбы в воде, выполняя предсмертную волю Любомира и Велеслава.

— И не только. Ромка меч Коловрата для тебя припас.

— Спасибо. — Пашка кивнул вполне искренне.

— А дальше?

— А после высадки в перелеске за радиусом обстрела я хотел было поговорить с оператором ваджеры, да только не довелось мне дослушать речь до конца. Поначалу он решил, что я — один из его Хозяев, уж больно техническая экипировка подходила. Особенно шлем. Но мои наивные вопросы сбили его с толку, и в конечном итоге он испугался, что разглашает тайны чужаку. Посчитав меня агентом противника, он использовал саму ваджеру…

— А каково это? — Игорь спросил, не скрывая нетерпения.

— Обухом по голове! Сознание плывет одномоментно, такое ощущение, будто твои силы истекают из тебя потоком, сосредотачиваясь в этой ваджере. Твое тело, словно придаток к батарейке, кроме нее будто и на свете ничего нет. Оплываешь, как огарок свечи. И гаснешь, гаснешь. Иначе не могу описать.

— А почему тебя Экзот не спас? — Славкин вопрос прозвучал как нельзя кстати.

— Полагаю, не обошлось без закулисных игр всевышних. Проверка на прочность. У Экзота не было такой задачи. Он мог действовать только по моей просьбе, а я не мог тогда давать приказы по собственному спасению, я плыл в бесконечности небытия.

— И Кирилл пришел на помощь.

— Да. В ту секунду, когда мне казалось, что я растворюсь в этом безумном и безудержном потоке сознания и отправлюсь в состояние бессознательного и бестелесного существования, став лишь пешкой этой ваджеры, Кирилл прикончил оператора батарейки. Моей рукой, из моего пистолета, он просто нажал на взведенный курок. А потом я лишь краем оставшегося разума наблюдал, что Кир поместил меня в Экзота, артефакт закинул в него же, и мы помчались на неописуемой скорости в сторону нашего «экрана». Я не мог ничего делать, ничему противодействовать, ничего не в силах контролировать. Было плохо. Но я чувствовал, что батарейка отпускает меня, поток моих сил прекратил исходить из меня. Мое сознание возвращалось. Но окончательно меня спасли все вы! Только ваша энергия дала мне возможность вернуться к себе. Я снова стал собой, цельным и независимым ни от кого и ни от чего только благодаря вам, мужики. Низкий вам поклон!

— Мы за тебя, дружище. Обращайся. — Ромка выразил общее мнение.

— Благодарю тебя, Кирилл.

— Рад служить, командир. Не смогу объяснить свои действия, про этих ваших Экзотов вообще ничего не понимаю, не успел разобраться, некогда было. Но я за тебя, Паша. И за жизнь. Пусть мне приходится порой выбирать, за чью именно я готов положить собственную совесть, но я за свободную, гордую жизнь настоящего воина. И хватит на этом.

— Паш… а что он успел сказать тебе, оператор ваджеры? — не унимал любопытство Игорь.

— Да что… Как я понял, он принял меня за «Хозяина» Яви. Видимо, о них говорил мой Экзот, упоминая техногенную цивилизацию Контрабандистов. Уж больно тот человек, или что от него осталось, адепт психосоматического аккумулятора энергии, пытался услужливо отчитаться, скольких он превратил из независимо мыслящих людей в толерантных биороботов, у которых нет ни целей, ни мечтаний, ни критичного мышления и самостоятельной осознанной жизнедеятельности. Так, стереотипный набор действий. Их энергия утекает сквозь мембраны накопителей, вроде той же ваджеры, не становясь жизнетворящими нитями энергобиосферы. Ну, Вернадский, например, называл ее ноосфера, многие зовут ее Вселенной, кто-то более прозорливый сферой Создателя. Биороботы отключены от тончайших вибраций Создателя, они не способны ни слышать, ни видеть, ни чувствовать. Только дышать, ходить и выполнять заданный алгоритм действий. Их «Хозяева» хитры и вкрадчивы, они создают иллюзию разнообразия. Но биоробот, отключенный от свободного мышления, никогда не принимает собственных осознанных решений, он лишь пешка, причем, не способная никого съесть, даже если вдруг ему помогут другие и постараются вытащить из обыденной жизни по прямой линии.

— Паш, а как ты все это понял?

— Само пришло. Что-то Экзот подсказал, что-то накрыло, пока к себе возвращался. Знаешь, Слав, будто на темной стороне Луны побывал. Есть предположение, что там они и базируются, Контрабандисты эти. Кстати, они жадные, до золота охочие. Оно им необходимо, как нам вода. У нас на Планете золота много, много, да кто его видит в тех количествах, что добывают?

— И что теперь, они на тебя охотиться начнут, раз уж ты про них знаешь? Прятать тебя надо?

— Не знаю, Славка…

— Не надо! — Анастасия появилась неожиданно и вела себя так, будто находилась в скальном своде всегда, не отлучаясь ни на миг.

— И вам здравствуйте.

— Обойдемся без реверансов. Мальчики, понимаю, что вам сложно переживать все те события, в которых вы оказались участниками. Но, поверьте, это еще цветочки. Я, собственно, зачем пришла… У тех, кто вам всем дорог, есть последняя просьба. И для этого я открою проход между границами. Будьте аккуратны. Паша, твой дед хочет сказать тебе пару слов перед дальней дорогой. Не смей нарушать правила и перешагивать через порог. Рукопожатие допустимо, не более. Готов?

— Да.

— Подойди поближе, еще ближе, нет, полшага назад. Все. Жди.

Горькою тропою

погасших звезд

шли на смерть герои,

шли — вперед!

Без оглядки, с мыслью

лишь победить —

шли на смерть герои.

Героям — быть!

В памяти потомков

их имена.

Звездно небо, тонко.

Была Война.

И ушли герои

Победе вслед

смертною тропою.

И стал рассвет.

Внуки подрастают

под небом их.

И рассвет сгорает,

И утро — тихо.

Горькою тропою

не ходить с тобою.

За «экраном», с каждым стихом Анастасии искрившимся тончайшими переливами льда, встали, как живые, капитан Ильин, санинструктор Мамаев, и другие разведчики, рядом с Коловратом и его дружинниками, Любомиром, Велеславом и остальными. Встали единой ратью! Все понимали, что теперь они воины тех богов, в которых верили. Воинство небесное. И все, чего хотелось Пашке, услышать, что же дед, его родной, родной и незнакомый дед скажет ему оттуда. Что завещает… Павел приложил руку к льдистому «экрану» и ощутил морозное покалывание. Дед сделал то же самое. Ладонь в ладонь.

— Дед…

— Внучек. Олегович мой дорогой. Прости…

— Что ты… что ты, дед…

— Не мог иначе. Не мог, внучек. Все бы отдал, чтобы тебя растить! Выбор… Послушай, маленький, перед лицом вечности говорю: чтобы быть достойным человеком, нужно очень любить жизнь и немножко ненавидеть себя. Пойми это. Сожалеть можно, а вот жалеть — никак нельзя, себя особенно. Будь, мой родной! И возвращайся домой со всеми своими. У вас там девочки, их беречь нужно и защищать. Поздравляю тебя, внучек!

— С чем?

— Дома узнаешь. Нам с тобой везет в любви, Пашка! Везет. А это, как оказывается на поверку, главное. Люби жизнь, внук, выбирай — жизнь. А я, как ты всегда и думал, пригляжу за тобой. Ты все верил в меня, так вот он я, Паша, дед твой, я — есть. И фамилию ты передашь по наследству.

Капитан Ильин стремительно седел, становясь все взрослее… и через мгновение перед Павлом стоял тот самый дед, которым он себе всегда представлял Михаила Федоровича, хотя и видел наяву лишь пожелтевшее от времени молодое лицо юного бабушкиного мужа на довоенной фотографии, отца своего отца. Но перед ним стоял его дед. Паша заплакал, не зная, каких богов благодарить за эту встречу. Слезы текли, заполняя паузы между словами. Внук и его дед стояли, молча, смотря друг на друга, запоминая, вбирая в себя каждую черточку, каждый взгляд, каждый вздох. По лицу Михаила Федоровича тоже текли слезы.

— Свидимся, внучек.

— Дед…

— Прощай. Свидимся.

— Дед…

— Конечно, дед. Ты же вон у меня какой! Ни в сказке сказать, ни пером описать. Внук, знай, дед твой — за тебя, что бы ни было! Жизнью клянусь! А в жизни, как и в смерти, внучек, я уж понимаю. Все, не рви душу, прощай.

— Прощай, дед. Не поминай лихом.

— В путь, внучек. В добрый путь!

Любомир пожал руку Славе, поблагодарив его за то, что исполнил последний наказ и собрал славянские мечи вместе с Романом, не позволив клинкам гнить в земле. Велеслав пожелал Ромке доброй силы богатырской, сказав, что видит в нем божественное начало. Так и подтвердил:

— Знак в тебе имеется, друже. Воля в тебе сильна, защищен ты со всех сторон. Боги благоволят тебе. Слушай только их наказы, воин, иди по их знакам. Доброй тебе дороги, Рома!

Евпатий Коловрат поднял руку в знак прощания и сотворил солнцеворот при помощи почти невидимого сияющего по контурам меча и все, кто стоял за «экраном», исчезли в тот миг, когда погас последний льдистый огонек. Скала стала цельной и непробиваемой. Глазом не успели моргнуть. Но атмосфера никуда не исчезла. Никому не хотелось разговаривать. Даже Анастасия присела у костра, согревая руки над пламенеющими углями. Молчание не было тягостным, но слова — излишни в такой момент. Каждый обдумывал что-то свое, глубоко личное. Поэтому друзья несколько удивились неожиданным визитом. Их скальное убежище посетили приятные гости — два давешних медвежонка, напоминавших о том, с чего, собственно, все начиналось. Они, урча, потерлись головами о Ромкины руки, бодро и дружно боднули Славку, улыбнулись Игорю и уселись рядом с Кириллом, всем своим видом демонстрируя полное довольство жизнью.

Кир, обозрев рядом сидящих, резюмировал события, наполнившие его будни:

— Совет на будущее, пацаны: «Никогда не знакомьтесь с незнакомцами в поездах…».

Легкое замешательство, осмысление и… — дружный смех был ему ответом.

___

— Добре дела твои, братец!

— И твои, друже, добре.

— Путь людей твоих привел к сече великой…

— Они сами выбрали этот путь.

— Ведаю, не по сердцу тебе война. Ведаю, не по душе быть провожатым по дороге мертвых.

— А ты ведаешь ли любовь? Или только гибель людская, война тебе мила и очи застит?

— Ох, Велесе, остер твой язык, но забудем вражду и поговорим с миром.

— Кто старое помянет, тому глаз вон!

— Мы не скандинавы, но присказку принимаю.

— Перуне, не води круги по воде. Ходишь вокруг да около. Что привело тебя сюда, брат?

— Мужество. Меня сюда привело неискоренимое мужество твоих людей. Оно движет ими честь по чести и пропитано правдой. Позволь мне, брат, просить тебя как Путника…

— Проси.

— Приведи Коловрата и его дружину ко мне. В мое воинство. И еще… других Внуков Богов не забудь, что по твоей милости в Межмирье побывали. Жизнь их сочтена. Я буду ждать их за Кромкой, звездная тропинка тебе известна, как никому другому. Окромя тебя, никто и не сможет пройти по призрачному Млечному Пути. Проводи отчаянных бойцов великой Правды в мои чертоги. Сам ведаешь, небесное воинство малым не бывает. И в Прави нет понятия конца. Как говорят:

Из Яви через Навь и в Правь

Ты мне дорогу покажи,

О, Небо, ты Богов восславь

и о потомках расскажи.

О, Солнце, озари мой путь!

Луна, даруй мне ночью свет.

И я приду когда-нибудь,

где ни конца, ни края нет.

…

— Всех, бывших в эти дни с Коловратом, к тебе не отпущу. Но подумаю, есть, кого выбрать из ратников. Не все они моими тропами ходить научены, те пятеро, что с Волхвом пришли, малы еще. Им жить и жить, ума набираться. Им на ноги сперва встать надобно.

— Любишь ты с малышней возиться.

— Мои воспитанники становятся потом теми, кого ты так гордо и настойчиво просишь привести к тебе.

— Не стану отпираться. Так что, пожмем друг другу руки?

— Я принимаю твою просьбу. Ты мед поэзии разлил на мое сердце. Давно ли добрым стал и мягким, Перуне?

— Воин должен быть разным. Мы с тобой не воюем, брат мой Велесе, и негоже гневить судьбу разладами своими. Благодарю тебя за помощь. Кличь, коли понадоблюсь! Прощаться на всякий случай не стану.

— Ступай. Будет тебе дружина.

___

— Алла, а ты веришь в высшие силы? Или вы с Игорем считаете, что человек — венец творения?

— Хороший вопрос, но скажу твоими же словами: я считаю, что человек — венец творенья высших сил, он синергичен им.

— Как это понимать?

— Человек, не испорченный жаждой потребления, энергетически настроен на высшие волны, тонкие вибрации… ох, об этом тебе лучше с Игорем поговорить.

— А как узнать, испорчен человек этими жаждами или нет?

— Созидающий человек или «трутень» в самом гнусном понимании данного слова… — разница есть? Вот и думай, можно ли узнать или нет. Тот кто дает, он приобретает. А тот, кто пытается только взять, не давая, ну, Игорь зовет их «жрунами». Некоторые люди могут сказать «энергетический вампир». А я называю «трутнями», имея в виду такую черту, как потребление в собственных интересах. Ведь в итоге трутень не имеет особенной силы, той, которая возникает у созидающего человека, потому что он не связан с тонкими вибрациями высшего уровня.

— Аллка, ты действительно профессорская жена! Вроде и по-русски говоришь, вроде и понятно, но все равно заумно.

— Ай, я так привыкла. С волками жить…

— Кто говорит о волках?.. Я, между прочим, замужем за одним таким.

— Волкова, хватит смеяться. Знаем мы твоего Волка! Он и поросенка не обидит.

— Ну, не скажи… Ромка у меня парень хоть куда!

— И чтец, и жнец…

— Именно! Я так соскучилась… эх.

— Аналогично.

— И я… Павел Олегович, отзовись, пожалуйста.

___

Перекусив на скорую руку, команда Паши задалась вполне логичным вопросом: а что же дальше? Отпуск подходил к концу. Как по написанному, Кириллу поступил входящий вызов (и это несмотря на то, что телефонная связь в таежно-горных областях отсутствовала), в котором словесно активный и радостный абонентпо-английски изъявлял желание скорой встречи в Санкт-Петербурге для подписания нового контракта. Уж больно пришелся по душе качественный металл, поставленный фирмой Кирилла в полном объеме. Заказ был выполнен в срок и полностью оплачен стороной заказчика. И возникшие предварительные накладки, повлекшие за собой долю непонимания, никоим образом не меняли общих договоренностей. Кир не то, чтобы просветлел, но в целом остался доволен. Только удивился, что телефон зазвонил. Но взглянув на Анастасию и ее медвежат, подумал, что и не на такие чудесатые чудеса способна эта женщина. Он прочувствованно кивнул ей в знак благодарности.

Слушая разговор Кирилла с заказчиком, остальные подумали, что жизнь продолжается. И вскорости необходимо возвернуться к роднымпенатам. Только вот как же быть с пережитым… Слишком много подарков на память! Игорь не выдержал первым:

— Анастасия Власовна, не обессудь, но как нам теперь жить? Мы узнали и получили достаточно, чтобы наше сознание слегка расслоилось, если быть точными.

— Игорь Павлович, что именно тебя интересует? У вас практически у всех есть семьи, у каждого — работа, дела, да и отдых вы себе придумываете не как у приличных людей, а позаковыристей. Жить вы будете обычно. Для того уровня сознания, которое имеете на данный момент.

— Но у нас оно расширенно!

— Не спорю. Поверьте мне все, вы сумеете приспособиться и научиться пользоваться своими особенными навыками в обыденной жизни. А также выключать их тогда, когда того будут требовать обстоятельства. Уж кнопка вкл/выкл всегда используется первой.

— И что, мы вам больше не понадобимся?

— Кто сказал?

— Но вы так спокойно рассуждаете о том, что впереди нас ждут обыкновенные будни…

— Это тоже нужно и важно. Обыкновенные будни. Не все же чудеса в решете переживать на каждом шагу. Вы вернетесь к себе домой, к своим прямым обязанностям. Но уверяю вас, что связь со мной вы не потеряете. И мы встретимся. Не раз и не два. Я сама вас отыщу, так проще.

— То есть сейчас мы распрощаемся.

— Именно. Но напоследок я сделаю вам всем небольшой подарок. Вы шагнете за порог, и окажетесь неподалеку от селения, в котором есть прямой автобус до железнодорожной станции.

— Не у себя дома?

— Ох, конечно. Вам необходимо завершить путешествие так, как вы его начали. Вы же не Алисы в стране Чудес.

— Понятно.

— И еще… послушайте меня, мальчики… все свои берданки оставьте здесь, они никак не пропадут. На вас пятерых хватит трофеев, мечей шестнадцати штук, да и официальная ружбайка у вас охотничья на всякий случай. Никуда от вас оружие не денется. Иначе можно проблемы обрести в случае встречи с представителями власти и контроля.

— А как быть с Экзотами? — Пашкин тон оставлял желать лучшего. Неизвестно, что так раззадорило его, но в подобном настроении его лучше было не распалять, иначе нарвешься на недоброе.

— Экзоты уснут там, где им надобно.

— А ваджеры?

— Ваджеры я деактивирую.

— Мне оператор доложил, что там их десятки, если не сотни. Спрашивал, почему «Хозяин» не хочет увеличить воинство «охотников»…

— Где «там»? Что?

— На складе в подземельях, в области Южного Урала. Батарейки.

— А-а, это… Пока не ваша задача. Помимо вашей новообретенной судьбы существует и обыденная жизнь. И ее тоже необходимо проживать.

— Значит, вы, Анастасия Власовна, нам больше ничего не расскажете?

— А я и не рассказываю. Я показываю. Как тебе, Павел Олегович?

— Я лучше промолчу. Но за деда спасибо.

— Пожалуйста. А тебе, Кирилл Константинович?

— Интересно. Но мало не показалось. Благодарю за помощь. Воспоминания больше не мучают меня. Я заключил перемирие с самим собой. Не зря, Анастасия, отпаивала ты меня в пещере.

— Хорошо. Не требуйте от меня объяснений, это не мои методы. Вы слишком взрослые, чтобы алфавит изучать. У нас с вами второй способ обучения… Собирайтесь пока, а я настрою переход. Паша, давай сверим карту и время, чтобы удобнее было.

— Мы можем рассказывать о произошедшем? И что насчет собранного нами фотоматериала? — Роман взмахнул рукой, всем своим видом показывая, что «сказошных» историй хватит не на один долгий зимний вечер.

— Что ж… запрета нет, но будьте аккуратны, мальчики… не те люди и не в тех обстоятельствах могут быть опасны. Как бы не закрыли… до выяснения подробностей. А вам ни медикаментозная терапия в ПНД, ни особенности содержания в других режимных учреждениях вроде ФСИН совершенно ни к чему. Говорить-то вы можете, только тщательно выбирайте, что и кому. И уж тем более не швыряйтесь направо и налево документальными доказательствами своей правоты. Правда, она такая… сложно с ней. Люди настолько привыкли ко лжи, к заданным рамкам, сознание большинства до такой степени зашорено, что каждого, кто попытается раскрыть глаза и лишить их привычной картины мира, многие готовы сжечь на костре, но не терять любимой улиточной раковинки.

— И что же?! — Ромка искренне возмутился, — нам теперь помалкивать? Иначе без головы останемся?

— Вето на ваши волшебные истории никто не накладывает. Роман Евгеньевич, пойми, твоих нынешних знаний хватит с лихвой, чтобы загривком чувствовать, стоит ли раскрывать рот и в довесок показывать фото или видео; рассказывать, например, о трофейных мечах и обстоятельствах их обретения… Ты либо без малейшего сомнения рассчитаешь и тему, и содержание, и дозировку своих слов, либо вовсе не заикнешься ни о чем. А я не имею никаких возражений против распространения информации. Хоть романы пишите!

— Значит, можно… Хорошо. А, что, эту информацию нужно разглашать? Нужно? — Рома сделал ударение на последнем слове.

— Слово не воробей, Роман, помни об этом. А знания и опыт в узде не удержишь, так или иначе, что-нибудь да выплывет. Поэтому решим на том, что и бояться себя не стоит, и распаляться тоже нельзя. Брошенный камень всегда создает круги на воде. А вас уже пятеро… И ничего не буду пояснять, но вы такие не одни.

— Хм… круги тебе необходимы информационные, так?

— Да, Паша. Благодарю за «ты». — Анастасия улыбнулась. Медвежата довольно заворчали, растянув мордочки в хитроватой улыбке.

— Зачем?

— Память людская, друг мой. От отца к сыну, от деда к внуку… от сестры брату, от товарища и земляка… память. Она же на честном слове держится, на честном добром слове. Как скажешь, так и поверят. Если верно скажешь, конечно. Но тут я вам не указ. Ладно, время прощаться. Границы я вам открою. Доброго пути!

Не успев моргнуть, команда оказалась на той самой небольшой скальной площадке, где вечностью ранее Игорь встретился с пропавшим Кириллом. Рюкзаки со снаряжением как по заказу стояли рядом с каждым из присутствующих. Легкий ветерок слегка взъерошивал порядком отросшие волосы. Осознавая, что окончен определенный этап их приключений, они пытались сосредоточиться на предстоящем пути домой. Приблизившись к «расщелине Куйвы», как назвал тропу Славка, они остановились осмотреться. Солнце освещало горный перевал, расцвечивая кроны деревьев и ковер багульника под ними. Пахло нагретой хвоей. Спускаясь в распадок, друзья оглянулись и поняли — не было. Ни пещеры, ни Анастасии, ничего. Только древние мечи, испещренные рунами и резами, знатно оттягивали рюкзаки. А так, да, и не было ничего. И лишь одна невыраженная никем мысль объединяла их молчание: начало, это только начало. Ягодки же будут впереди!

Память Рода (2)

V

Выйдя к небольшой речке, которая еще не успела вступить в полную силу, но и не была тонким ручейком, мужчины прошли несколько километров вниз по течению. Найдя неплохое место для привала, решили перед выходом к цивилизации выпить чаю. Пока занимались костром, котелком с водой, выложили из поклажи мечи в ножнах. Слава достал один из них и слегка помрачнел.

— Славка, а чего ты морщишься? Ты же помнишь, где мы их собирали, чьи они.

— Ребят, чистить нужно оружие, в крови оно. Не порядок. Так и не послужит толком. Нельзя относиться к клинкам неуважительно.

— Да, Славян. Сейчас, Игорь чаю заварит, сядем и спокойно займемся.

— Ромка, а черники наберешь? Тут поляна за соснами.

— Будет тебе, господин Профессор, черника. Глаза твои полечим.

— Роман, — обратился Кирилл, — а спирт у нас еще остался?

— Да, есть немного. Бахнем для верности? Паш, что скажешь?

— Думаю, стоит заночевать здесь, а поутру уже идти в поселок.

Посмотрев особым образом вперед, Паша увидел, что в семи километрах находится поселение. Славка уточнил, что это скорее ИТК, нежели обычный охотничий поселок.

А Игорь выразил опасение и посоветовал в случае чего поискать участкового. Кир вызвался пойти первым, Славян сказал, что он — группа поддержки. «Сработались», — возникло в голове у Кирилла. Командир не без удовольствия усмехнулся и сказал, что утро вечера мудренее. Лагерем для ночевки занимались втроем со Славой и Киром, Игорь как обычно главенствовал над костром. Роман специальным ручным комбайном, приобретенным еще на выходе из Оленеводска, в самом начале их замысловатого пути, собирал ягоды черники.

Приняв решение заночевать, насобирали еще и грибов на «жаренку». Из оставшихся практически нетронутыми сублиматов заварили суп, поели. И, насытившись, без спешки потягивали чай. Слава снова напомнил про мечи. Вышло по три на каждого и один самого Евпатия, его оставили напоследок. Разрезав на части пару нестиранных футболок, начали чистку клинков. После непродолжительного молчания, прерываемого лишь отзвуками тайги, тявканьем лис в ущелье неподалеку да редкими возгласами Игоря, тихим ворчанием Романа, Паша задал закономерный вопрос:

— Кир… как думаешь, что это было?

Кирилл слегка напрягся, услышав, что командир обращается именно к нему. Виду не подал. Подняв от меча взгляд, он выдержал небольшую паузу и ответил:

— Путешествие, Паша. И по моим ощущениям, оно — та самая реальность, которую не только трудно принять, но еще сложнее объяснить. Девчонке на свидании не расскажешь. Но это действительно случилось.

— Мужики, что это вообще было, бляха-муха?!

— Павел, друг мой… — тон Игоря был исполнен спокойствия и ласки, — ты помнишь, зачем мы поехали в Заполярье?

— Сейды искать.

— А зачем?

— Игорь, ежкин кот, не переводи тему!

— Я и не думал. Пашка, напротив, я подвожу к ответу. Мы готовились потратить свои отпуска на обретение новых знаний, древних, как сама земля Севера. И, как ты считаешь, мы получили то, что хотели?

— Я не этого ждал.

— Тебе не понравилось?

— Тьфу, Игорь, ты намеренно меня злишь?

— Ну, как ты заметил, я ничего эдакого не сказал. Не понимаю, что тебя так заводит.

— А я не понимаю, зачем это все с нами случилось. Неважно, каким словом называть — путешествие, опыт, как еще… Почему и зачем? — вот в чем вопрос!

Ромка отложил третий вычищенный меч, вынул из рюкзака аптечные запасы, развел спирт до нужного градуса, налил каждому члену группы и, присев рядом с командиром, тихо произнес:

— Потому что мы хотели своими глазами увидеть, своими ушами услышать и узнать — есть ли магия и волшебство в нашем мире. Мы шли за этим. И нам дали. Мы просили, и нам показали на нашей собственной шкуре, Паша. Друзья, как мы можем заключить: древняя магия этого мира существует до сих пор. И она работает. Неписаные законы, по которым мы, так или иначе, стараемся жить, соблюдая обычаи и традиции, чтя заветы прадедов, помня бабушками переданные нам, маленьким, приметы, используя собранные сознанием правила чести и совести, — все это составляет наш привычный будничный мир. Мы, как и большинство людей, не задумываемся, почему так происходит, потому что знаем, что именно так должно быть, а иначе — плохо. А Заполярье окунуло нас в самую гущу событий. Второй способ обучения — практика. Вот вам задание, действуйте, соколики. Теперь мы знаем, что существуют и границы, и пути, и переходы сквозь них… Но также и магия, основной составляющей которой является правда.

— Мы воевали, Рома! О какой магии ты говоришь? Неважно, что были переходы во времени и пространстве. Правда этого мира — война?!

— Нет, Паша. Так может показаться лишь на первый взгляд. Копни глубже.

— Мы видели и Хранителей. Разве этого мало? — Слава закончил чистить мечи и показал два из них Паше. — Вот, смотри, командир, это меч Любомира. Людота Коваль. Дамаск и легированная сталь. Погляди, как он гнется, а какая острота клинка. Им почти только что крошили доспехи из металла, кожи и дерева, а взгляни, как он рубит. — Славка за два шага подошел к стройной невысокой сосенке и слегка неумело, но уверенно, одним движением, смахнул верхнюю часть ствола. — Мы видели наших дедов и прапрадедов. Да, они воевали. И мы вместе с ними. Но за что, Паша? За что Коловрат и его люди шли на верную смерть. А дед твой? А ты, за что воевал вместе с ними и чуть не погиб ты?

— За преемственность поколений. За свободу, Слава. Экзот объяснил, почему Волхв отправила нас с заданием. Батарейка помогает порабощать человеческое сознание. В лихие 90-е я читал о чем-то подобном, там автор называл это пси-оружием. Выходит, не так уж и прост был тот журналист-писатель.

— Да, а там их сотни, батареек этих… сам сказал. Но правда нашей жизни на Земле не в противостоянии людей с людьми. Правда наша — защита от нелюдей.

— Техногенная цивилизация запустила свои щупальца практически по всей Планете.

— Но насколько я могу судить, Хранители свободны. Значит, Контрабандисты могут работать только в Явном Мире. И плести интриги, строить козни, объявлять одних лучше и выше других, менять сознание, разъединять, расщеплять… А Волхвам нужны те, кто способен противостоять, иначе… плохо будет.

— Да, Паша, — вмешался Кир, — повсюду есть следы Большой Войны. Исчезли целые цивилизации, имеющие высочайшие технологии. Их в процессе взаимодействия с представителями тех, кого принимают за Богов и называют Хозяевами Яви, получили люди, вставшие на путь рабского потребительства. И мне кажется, это последствия тех времен, когда в человеческий мир вмешались Высшие. Выступая против Контрабандистов и порабощенных ими людей, Они жертвовали самым любимым, что у них есть, своими детищами-людьми, миллиардами людей, чтобы спасти горстку тех, кто остался свободен. Тех, кто жил согласно энергетическим силам Планеты, силам Природы. И им, тем, кто выжил, приходилось начинать все с начала… Историки называют это цикличностью развития. Но это лишь попытки объяснить то, что трудно называть обычными словами.

— Согласен, Кирилл, — вмешался Роман, — будучи в Хибинах я видел древние воронки, то ли выработки нереально гигантского экскаватора, то ли бомбежки не знакомых нам по мощности орудий войны.

— Вот возьми, например, Паша, этот меч… — продолжил Колчин, кивнув Роману в ответ, — какого он века? Взгляни на клинок темно-серого цвета, на держащие заточку легированные кромки, сердцевину, рукоять, — подобные технологии ковки могли быть только лишь при наличии высокого мастерства и качества производства. Для булатных славянских мечей нужны и знания, и технологический процесс, и время. Я понимаю в металле, Паша. А вот другой, Ulfberht, — здесь налицо дамаск и углеродистая сталь. Чуть попроще, но тоже на коленке не выкуешь. И сколько их мы видели, мечей этих! Что же нужно было иметь в те времена, когда Коловрат мстил Батыю, чтобы организовать целое производство, да еще и под именным знаком? Да, клинки берегли и передавали от отца к сыну, от сотника десятнику… Но ты видел лишь малую толику. Я все сказал.

— Значит, мы теперь — воинство Волхвов? — Павел взял булатный меч и полностью повторил солнцеворот, по памяти выполняя движения Евпатия, которые видел в «экране» при знаковой встрече последнего с Белогором. Завершая круг, он намеренно вспорол мечом пласт земли, оставив глубокий порез.

— Вполне возможно, но сразу я бы так не сказал, Паша. Ты сейчас говоришь на эмоциях, а поостынешь, подумаешь и сделаешь нужные выводы, — поставил точку Кирилл.

Игорь зачерпнул горсть черники из походного котелка, любезно поставленного рядом с ним Романом, как любимому очкарику, допил разведенный спирт, съел ягоды и добавил:

— Ребята, мы упоминали о переходах и границах, но как-то вскользь… Мне есть, что сказать по этому поводу. Межмирье и так называемые коридоры невозможно повторить, отыскать просто так, по щелчку пальцев, и встретиться с Хранителями, ничего собой не представляя, тоже достаточно трудно. Однако, мы очень часто, особенно в детстве, сталкиваемся с неведомым из этих тонких миров. Самый обычный пример, — наши домовые. Думаю, каждому из вас они известны. Не стану вдаваться в подробности, но именно они постоянно шастают туда-сюда между мирами, являясь связующим звеном. Им не нужны ни порталы, ни «экраны», ни коридоры — они путники всех мыслимых границ со свободным паспортом. Давно ли вы общались с представителями иного, но такого привычного нам мира? Дружите ли вы с ними? Или эти создания тоже вызывают шок и протест, недоумение и страх? Вы верите в их существование, или вопрошаете «а что это, бляха-муха, было?!»…? Подумайте на досуге. И по возвращении домой не забудьте угощение. Думаю, что без наших домашних связных не обошлось на просторах Яви и Нави. Поймите, я говорю не только о мире мертвых. Навь — это еще и тонкий мир снов, грань между реальностью и сказкой, пребывая в которой, мы можем говорить с Богами. Это мир, где оценивают и сказанное, и сделанное, — перед лицом вечности. И уж поверьте мне, там тоже живут. Создания Рода во всех мирах, не только в Прави. А ведь иначе никто бы и не вышел с нами знакомиться. Тем более, Белогор. — Игорь вздохнул и добавил:

— И, братья мои, давайте, что ли, попробуем сразиться на мечах. Но без кровавых порезов. Кто со мной?

Игорь неожиданно резво вскочил, схватил в обе руки по мечу и начал крутить-вертеть в разные стороны, как пьяный казак шашками на свадьбе, чем немало удивил Кирилла.

— Иииигорь! Ты ж мой милейший добряк! Ты из какого Шао-Линя вышел? — Ромка радостно смеялся от души.

— А то ж что ж! Рома, где наша не пропадала?

— Наша пропадала — везде!

— Именно. А теперь в очередь, сукины дети, в очередь.

Две пары глаз с глубоким удовлетворением наблюдали за танцем мечей в августовской тайге в руках сообразительных и быстро обучающихся прямо на месте людей. Это было красиво.

___

— Сдюжат, Путница?

— Сдюжат, сдюжат. Ты подыщи им пути.

— Границы их сохрани.

— Да будет так!

___

— Ооолька!

— Что стряслось?

— Мне Пашка позвонил. Ффух, живы-здоровы, скоро приедут.

— Успокоилась?

— Да. Оля, мне сон снился сегодня, будто Олег Михайлович, только гораздо старше, сидит у моей кровати и говорит: «Деточка, будет тебе радость. Ты только улыбайся чаще. Мужчины нашего рода готовы на все, лишь бы их женщины улыбались! И что еще скажу, девочка… Есть стихотворение одно про Деда Мороза, найди его, пригодится. Там в конце слова «А глаза-то папины!». Не забудь, Наташа, мы все будем счастливы, и ты первая. Поздравь Пашу от меня. И береги себя и своих мальчишек».

— Ты свекру что-то говорила?

— Нет. Да и сомнения у меня… Будто это и не свекор, он же не такой старенький. Не знаю, дед ли это, прадед. Оль, подумай.

— А возможно, что и дед. Беременность — состояние особенное, волшебное. Тебя теперь весь Пашкин род хранит. «Мальчишек»… время покажет, конечно, но кто знает, может, и прав твой сон.

— Будем!

— Чем ты там пьянствуешь?

— Молоком с печеньем.

— Сейчас чайник поставлю и Аллу позову. Ей в аэропорт сегодня. Мужа скоро встречать.

— Ох, а мне-то! Домой же нужно, порядок навести.

— В твоей «операционной»?

— Смейся, смейся.

— Вечером тебя отвезу, они же не сегодня прилетают. Успеешь.

___

Утро встретило просыпающихся тонким и мелким моросящим дождем. Изредка, порывами, холодил августовский воздух северо-западный ветер. Славка исправно поддерживал костер, вернувшись к заданному ранее графику дежурства. Изменилось лишь то, что Кирилл больше не был в подчиненном положении подозреваемого. И шел спать тогда, когда хотел сам, не опасаясь, что его вещи могут быть осмотрены без ведома владельца. И он не был изгоем. Случившееся со всеми переиграло атмосферу общения в группе. Киру хотелось многое обсудить, но он решил дождаться нужного момента. С другой стороны, выход к мирному населению предполагал скорое расставание, акценты расставлять будет некогда, отпуск на стадии завершения. Но и сейчас, смотря на хмурые лица, защищенные от мокрого ветра балаклавами, Кирилл понимал, что пока ни командиру, ни Доку, ни Профессору не до дружеских разговоров. Одно только грело душу повидавшего на своем веку игрока не заканчивающихся военных шахмат — ему нравились эти ребята. Он так давно не испытывал симпатии к людям! Он так давно отключил любые эмоции, касающиеся жизни и смерти, что забыл, когда же вообще хотел о ком-то думать, тем более, в положительном ключе. Отмечая свои новые внутренние порывы, Кир понимал, что не испытывает более удивления — лишь легкое удовлетворение происходящим в его душе. «У меня в душе… — подумал отставник, — хм… есть она у меня, душа, жива, родимая! От оно как. Вытащила-таки Анастасия на свет… Я уж думал, что и нет во мне ничего. Жить заново привыкать, что ли… удружила Хранительница». За всеми этими размышлениями стояло четкое осознание тихой радости и еле заметный налет сожаления — раньше бы, раньше. Но Кирилл усилием воли приказал себе отставить слабость и никогда не жалеть. Нельзя жалеть. Было и было… Ничего не приходит вовремя, когда ждешь и торопишь события. А приходит, когда не ждешь. Нельзя жалеть! Но впервые за много лет перед внутренним взором встали образы жены и дочери, поблекшие за годы разлуки. Нет его в их жизни, только цифры на счетах… Но счастье измеряется в иных системах, если вдуматься. Деньгами можно купить комфорт, обеспечить какую-то безопасность, а счастье… Девочки здоровы, это главное. Дочь вот только о папе почти ничего не знает, то ли есть он, то ли нет. Папа-призрак… Сжав зубы, Кир излишне нервно дернул полог палатки, закрывая вход. Паша с Ромкой вернулись от речки с водой и предложили пока повременить с отходом к поселку, аргументируя тем, что не хотелось бы тащить в рюкзаке мокрые от дождя палатки.

— Что у нас там с кофе? — спросил Роман.

Игорь победным жестом вскинул руку, резко вынув из недр рюкзака заветную банку с рассыпным заваром. Ответом ему был довольный разноголосый гул.

— А суп будет? — улыбнулся Славка.

— Суп… сублиматы на выбор. Какой предпочитаешь?

— Мне бы гороховый… Вы как все насчет горохового?

— Нормально. Но можно каждому в тарелку, Славка. Я вот сегодня предпочитаю харчо. — Ромка поддразнивал друга преувеличенно ласковым тоном старшего.

— Ну, и все. А я гороховый!

— Любой каприз, мужики, — засмеялся Игорь.

Пока они, усевшись, завтракали горячим, чтобы чуть более комфортно чувствовать себя в сыплющей с неба мороси, дождь прекратился, да и ветер постепенно затих. Небо медленно, но верно светлело, облака рассеивались. И шанс на то, что ожидание, пока высохнут палатки, предстоит не очень долгое, увеличивался с каждым проступающим лучом солнца. Однако, думая о выходе из тайги в цивилизованный современный мир, Славка задал закономерный вопрос:

— А объяснять что будем, командир? Нужно сразу у стенки договориться, чтобы не сыпаться, если прижмет.

— Ты о чем, Слав?

— Кто мы, что, откуда. Что за груз… все дела, где мечи взяли… что про вертолет слышали, если на то пошло. Нельзя думать, что тайга глухая, она-то как раз очень даже о многом рассказать может.

— Мечи, — авторитетно начал Игорь, — можно представить за новодел местного кузнеца, знаю я одного такого умельца. Он, конечно, в Архангельской области живет, но кто проверит, откуда мы прибыли. Да и сам старик-кузнец в такой глухомани обитает, что замучаются проверяющие его искать. Скажем, в подарок набрали, потому и много у нас этого железа. Единственное, что действительно может создать проблему, так это если вдруг по какой-то причине те же полицейские экспертизу затребуют… Мечи-то наши не раз в боях бывали… Но чутье мне подсказывает, что подобная ситуация не возникнет. Не до того им. А с чего ты, Славян, решил, что нас принимать будут?

— Меня вертушка тревожит. Слишком серьезный борт, чтобы дать ему пропасть без вести. И люди, судя по всему, тоже, особенно тот, главный. Это крушение попусту не оставят.

— А мы-то здесь причем? — развел руками Игорь.

— Мы в этом районе и таежничали, а сами вовсе и не местные, нас первыми и сдадут, что в Оленеводске высадились и в тайгу ушли. Будут пятерых чужаков искать. У меня, Игорь, такого чутья, как у тебя нет, но и своего хватает. Что в случае разбора полетов будем говорить, какие версии?

Паша слегка сдвинул брови к переносице, а Кирилл задумчиво ворошил угли костра. Ромка, сосредоточившись, уставился в одну точку, обдумывая варианты развития событий. Не меняя выражения лица, он повернулся к Славе и произнес:

— Дорогой ты мой Вячеслав Викторович, за бдительность спасибо, но насчет местных ты немного не прав. Здесь есть определенные туристические маршруты и через Оленеводск проходит не одна группа. И мы, в отличие от подавляющего большинства, в контрольно-спасательном пункте не регистрировались. А сейчас лето, народ шастает чаще, чем зимой.

Командир перевел взгляд с Романа на Славку и добавил:

— Единственный, кто в курсе, это товарищ Убейволк. Не так ли, Кир? — чуть насмешливо вскинул правую бровь Павел.

— Так-то оно так, но это тебе не полиция. И не прокуратура. И даже не твои, Павел Олегович, конторские.

— Ну-ну. Конторские, конторские, да только с другого берега. Но речь не о закулисных ведомственных интригах. Решим таким образом: мечи действительно новодельные, а маршрут наш примерно такой… — Павел указал путь на карте, обходя место крушения злосчастного вертолета, — все запомнили?

Получив утвердительные ответы, Пашка попросил Игоря проработать легенду о старике-кузнице более детально. Профессор сказал, что местная полиция может и засомневаться, так как слухи бы ходили, если бы в этой местности жил такой мастер. Пока думали, как обойти подводные течения, Кирилл сделал замечание, решившее вопрос.

— Есть мнение, что никакая местная полиция вертолетом заниматься не будет. Не их это разработка. Нужно брать выше. Но в случае чего, можно сослаться, что там, за Сельд-озером, с северной стороны хребта, есть небольшое поселение, в котором проживает мой старый знакомый и его родственники. И уж они-то нам и добыли эти мечи в глубинке Архангельской губернии. А мы им заплатили, и будь здоров! Легенда почти живая, потому что я действительно был когда-то знаком с несколькими жителями тех мест. Правда, столько лет прошло, что уже и неправда…

— Вот и славно, — подытожил Ромка, — будем плясать от этого, а там по ситуации.

Паша дал команду собираться, напомнив, что до конца отпуска кровь из носу необходимо прибыть по домам. Ромка усмехнулся, мол, не загадывай, а то с самого начала сплошной форс-мажор. И подмигнул Кириллу. Тот улыбнулся в ответ. Слава предупредил остальных, что отлучится на пару минут, хочет отблагодарить лесных обитателей и соблюсти обряд прощания с тайгой по своему языческому миропониманию. Роман и Павел попросили немного повременить, пока снимается лагерь, и взять их с собой. Молодой боец только обрадовался, сообщив, что трое — большая сила, чем один. Кирилл подумал и, подойдя к Славе, передал ему свою часть съестного угощения для лесных жителей, уточнив, что тоже хочет поучаствовать, но с ними не пойдет. Игорь не остался в стороне, но и он предпочел не мешать троим друзьям. «Вы настроены друг на друга, мне и Кириллу не стоит вмешиваться в ваш энергетический поток», — пояснил Профессор.

___

Выйдя из тайги к поселку, команда пятерых мужчин, никого ни о чем не спрашивая, уверенным шагом направилась сразу к дому хозяина, сдававшего баню по часам. Сверив расписание автобуса, они поприветствовали Ивана Савича, как старого знакомого, и договорились о том, что баня нужна прямо здесь и сейчас. Явно завышенная цена путников не взволновала. Предоплата легла бальзамом на душу хозяина, и он с радостью предоставил им помещение, срочным образом снарядив помощников на растопку.

— Слышь, Гвоздь, муля пришла, что в краях наших заветных туристы пришлые. Пятеро.

— Пятеро не двое, Хлыщ, нужно знать, к кому соваться.

— Пацаны говорят, там, у Савича, двое фраеров с пузцом, за сорок сороков обоим, третий малый еще дрыщ, один малорослый очкарик, на бухгалтера лесхозного похож, да самый грозный из них тот, что жилистый, чуть выше среднего.

— А пузцо-то рассмотреть, Хлыщ, когда успели? Баню у Савича топили, или париться вместе с пришлыми ходили?

— Чего ты, Гвоздь… Сразу к тебе. Так, у пацанов просто глаз наметан.

— Ну, так и что? Самим стремно разбираться, хоть и не чета они нам, пассажиры эти залетные, помощи просят пацаны твои?

— А то ж. Их пятеро, нас шестеро. Дела свои портить не будем, репутацию там, доверие, а вот подарочков от туристов принять на добрую память жителям Севера, так оно ж то самое… смекаешь?

— Смекаю. Уверен, что их пятеро?

— Зуб даю.

— Нужно больно. Ладно, Хлыщ… Возьми Патлатого, Горяна и Финта, да этих двоих, банников. Я тоже приду, речь держать. За вами глаз да глаз… Эх, хоть какое-то кино!

___

Баня у Савича была действительно знатная, судя по всему, неплохой приработок. Деревня насчитывала примерно сотню домов, и это не считая колонии-поселения. Практически все хозяйства были огорожены заборами из почерневших от времени досок. А у Савича двор был широкий, чистый, ладный. И ребятня работала. Только и не разберешь с полпинка, родня они самому хозяину или так, за звонкую монетку. Показав туристам баню и выдав все, что нужно, Иван Савич Мартенко, он же Март, неспешной походкой направился к участковому с докладом. Дорога была привычна и не вызывала внутреннего протеста. Поприветствовав Григория Ильича стуком в окно, слегка трусящийся от волнения Иван Савич обратился к участковому, в простонародье называемому Грач, мол, так и так, вы, товарищ, доложить просили…

— Что опять, Савич?

— Да туристы из тайги вышли.

— И? Хулиганят?

— Да не…

— Дебоширят? Водки требуют и баб?

— Да не, культурные они, да только пятеро их.

— И что «пятеро»?

— Пять мужиков из тайги вышли. Забыл, Гра… Григорий Ильич, как наказывал тебе сразу стукануть в окошко, если завидит кто, что именно пятеро именно мужиков да из тайги пожалуют?.. Дык вот, имей уважение. В бане моей парятся. Пятеро.

— Ох, ты ж… бл. ин. Понял, Савич. Благодарствую. Иди уже, не светись тут.

Участковый набрал на диске красного, как флаг, телефона заученные на память цифры и, стараясь ничем не выдать собственного волнения, рапортовал товарищу майору, что в их Знаменке чуть более часа назад появились пятеро мужчин с рюкзаками, выходцы из тайги. Нет, крупного боевого оружия при себе не имели, уж пулемета точно не было, — захлебываясь от подробных расспросов, силился не вляпаться в строгий выговор за недоработку Григорий Ильич, на ходу додумывая логически, что уж Савич-то сообщил бы по старой дружбе о пулемете, коли видел бы или слышал. Подтвердив, что понял и принял команду составить фотопортрет парящихся в бане туристов, участковый аккуратно положил трубку телефона, нервными движениями поправил вечно наверчивающийся сам на себя провод, и надел фуражку, что означало выход в люди. Первым делом Грач отправился к магазину почти на окраине, что неподалеку от автобусной станции, и как раз рядом с домом, где, по словам Савича, парились в бане пришлые из тайги мужчины. Послушать нужно, что ветер носит…

___

— О-о, банька! Банный дух! Наконец-то!..

— Подбавь еще парку.

— Славный сегодня денек, я словно заново родился!

— Эх, ну, пора бы и охладиться.

Слава и Паша вышли из парилки и, разгоряченные, облились ледяными струями воды. Подойдя попить к отдыхающему Кириллу, они увидели, что тот включил свой телефон.

— Тут связь ловит. Я перевод сделал. Проверьте счет, пожалуйста.

— Какой перевод?

— Финансовый. Как мы с вами в поезде договаривались, за таежное сопровождение.

— А мы тебя просили? — пышущий паром Ромка не скрывал возмущения.

— Меня просить не нужно. Я слово давал, я его держу. Все так делают, кто дело знает. Или вы меня за мужика не держите? Договоренность была?!

— Охолони, Кир. — Паша примирительно положил руку ему на правое запястье. — Все в порядке. Просто, пойми, мы позабыли о деньгах, о поезде. Слишком много всякого… Да и ты теперь с нами, ну, вроде как и не чужой. Тоже много… Спасибо. Слово твое крепко. Принято. По рукам?

— По рукам. Извини, Ром, вспылил.

— Да ладно, я тоже малость перегнул. Всё, собираемся?

___

— Товарищ адмирал, день добрый. Разрешите доложить?

— Докладывайте, капитан.

— У нас в округе, в Знаменке, пятеро вышли из тайги. Есть мнение, что по вашему запросу.

— Что МВД?

— Пока ничего. Вышедшие мужчины чисты, как стекло. Безоружные… И по всей видимости в Знаменке они не надолго, только в бане попарятся и пойдут на автобус до железнодорожной станции.

— А личности установлены?

— Пока нет, товарищ адмирал. Но могу передать вам описание внешности.

— Слушаю… Да. Понял. Понял. Спасибо, капитан. Срочно вышли в Знаменку кунг с бойцами. Без моего приказа ничего не предпринимать. Я буду общаться с ними лично. Отбой.

— Власенко! Готовь вертолет. Пять минут.

— Есть, товарищ адмирал.

___

Дверь холла-предбанника приоткрылась настолько тихо, что только лишь по холодку, повеявшему по ногам, друзья поняли, что за ней кто-то есть.

В просторном холле на четыре скамьи и небольшой столик Паша, Кирилл и Славка увидели шестерых мужчин разного возраста, комплекции и различной степени наглости. Один из них, явно самый старший, без спроса взял в руки «Соломоны» Кира, рассматривая подошву и чуть ли не пробуя на зуб.

— Здравы будьте, бояре. Нравится? — Кирилл кивнул на собственные ботинки.

— А то ж. Махнемся? — Гвоздь не сдерживал презрения, предвкушая добрую добычу.

— Отчего ж не помахаться… мы славно встретились и славно разойдемся.

— Кир, что ты..? Хм… Вечер в хату, что ли? — Паша мгновенно включился в ситуацию.

— Именно. — Спокойно и степенно ответил Кирилл. — Вечера нынче долгие, белые…

— Что ж… решим миром. Кир, зови Игоря из парилки, сейчас делиться будем. Долгими летними вечерами… — приговаривая, Паша придвинулся к своему рюкзаку и ослабил затяжные петли.

Шестеро не могли поверить собственной удаче. С одной стороны, им хватало опыта держать ухо востро, понимая, что даже испуганные люди будут до последнего бороться за свое добро, а с другой, эти туристы производили впечатление сельских мирян, не способных на сопротивление. «Пришибленные какие-то», — подумалось Хлыщу. Увидев Ромку, Славку и Игоря, хозяева местной жизни окончательно убедились в том, что нарвались на золотую жилу. Интеллигентишка в очках даже побоялся подходить к ним близко, оставшись позади остальных. Встали так, что вроде почетного круга получилось. Их главный, Жилистый, подходил к каждому рюкзаку, ослабляя петли. А Очкарик молчал, только странно водил руками, будто в заграничном кино Брюс Ли фокусы показывал… Но толстоват и слишком учен был Интеллигент, куда уж ему с таким научным грузом да оголенным пузом! Финт демонстрировал отработанные умения обращения с заточкой, вертя ее меж пальцев. И это явно нервировало всю напаренную в бане компанию. Старший, тот, что взвился из-за обувки своей, хмурился с каждой секундой все больше, превращаясь в филина из детской сказки… Заухало! Загрохотало, словно раскаты грома перекатывали горные валуны по перевалам, а спустя секунды бахнуло, да так, что стены затряслись! In nomeni Dei! Звуками органа заполнило пространство… Гвоздь подумал, что только попа не хватает. Все стояли на своих местах, но Старый Филин с телом человека получил в свое распоряжение сияющий странными знаками меч. В те же мгновения Жилистый, чьи руки уже переливались красно-оранжевыми сполохами пламени, не глядя, метко бросил такие же мечи Молодому и Большому. И они тоже на глазах превращались из людей в неведомых монстров, полузверей, полулюдей, полукиборгов… И светились всеми оттенками, создавая какофонию света. А слабый Интеллигентишка чуть не довел своим видом Гвоздя до однажды предсказанного ему местной побирушкой инфаркта. Игорь вызывал инстинктивный страх, он напоминал Винторогого Дьявола из всех мыслимых Преисподних, его ярость не шла ни в какое сравнение, он пылал, и этот белый огонь оседал пеплом на волосах вусмерть перепуганных урок. Игорь шагнул по направлению к ним и насладился звериным криком животного страха. Бежать им было некуда. У выхода стоял Молодой, вооруженный мечами. И сияющие клинки были продолжением его рук, которые тоже все были покрыты странными древними знаками. Они струились по его обнаженному телу, периодически вспыхивая и погасая. Завораживающее зрелище, но Гвоздю и сотоварищи страшно хотелось покинуть гостеприимный дом Савича и отправиться в ближайшее укромное место. Дрожь сотрясла непрошеных гостей, когда Винторогий Дьявол простер к ним свои длани и, не скрывая радости, начал высасывать из полуживых от страха шестерых мужчин живительные силы. Гвоздь своими глазами видел, как белая энергия жизни утекает из него, как выходит душа, засасываясь в руки Дьявола, как мгновенно стареют подельники…

Обезумевший Финт в последний момент вынес заточкой небольшое банное оконце и попросту утек через него во двор, а дальше поминай, как звали. Хлыщ, Патлатый, двое савичевских банников и сам Гвоздь тоже последовали его примеру, еле унося ноги.

Выскочив вслед за ними на улицу впятером, как были, босиком, в полотенцах на поясе, вооруженные мечами и облагороженные устрашающим видом, Паша и его группа наткнулись не на убегающих уголовников, а спокойно стоящего практически перед входом в баню статного пожилого мужчину в элегантном и отлично подогнанном по фигуре официальном гражданском костюме, правда, без галстука. Паша обомлел. А Кирилл стал бледнее бледного.

— Развлекаетесь?! — и, чуть тише, — приглашаю вас в место более укромное и комфортное, тоже с парилкой и угощением. Иначе и не доведется с вами пообщаться по-отечески. Ох, товарищи офицеры, как вас жизнь-то уконтрапупила…

Сдержанно поприветствовав бывшего наставника, Пашка и Кирилл во все глаза рассматривали Убейволка, пытаясь подобрать слова для вежливого отказа. Но ничего не получалось. Выход был только один. И они приняли его приглашение. Через несколько минут, садясь в тонированную ГАЗель «Бизнес», Паша с некоторым удовлетворением отметил, что в двадцати метрах стоит оранжевый кунг без каких-либо отличительных знаков. «Апельсин». Несмотря на неоднозначность момента, подумалось, нет ли там, внутри кунга, знакомых лиц… Пашка отмахнул вихрящиеся мысли, тем более что Убейволк наклонился чуть ближе и спросил:

— Ну, ребятки, сказывайте, как вам Оленеводск и окрестности?!

___

Придорожная пыль вздымалась при каждом шаге волочивших ноги шестерых стариков. В конце улицы таежного поселка по грунтовой дороге на выезд на лесозаготовки ковыляли седоволосые мужчины. Движения давались им с трудом, дыхание было прерывистым, неровным. Казалось, старики таяли на глазах… Желтеющая кожа превращалась в пергамент, глядящие в никуда глаза покрывались бельмами, скрючивались руки. Осел один, с предсмертным хрипом упав в сбитую траву на обочине. Грудина провалилась и рассыпалась. Потом другие два… кожа лопалась, осыпались волосы и ногти. Истлевая, становясь трухой на придорожном багульнике, умирающий Финт до ужаса напугал цепляющегося за крохи жизни Гвоздя, который вдруг осознал всю неотвратимость конца. И в ту секунду, когда он сам стал пылью на дороге, пришло понимание: «Зря. Жизнь растрачена впустую». Проехавший по дороге спустя полчаса тягач-манипулятор, везший бревна, довершил дело, разметав оставшиеся после безмолвной кончины мужчин остатки волос и ногтей. Ничего. Ни следа не осталось от когда-то пышущих жизнью людей. И только ветер взметнул ворох пыли да бросил в траву.

Долгий молчаливый взгляд вдоль таежной дороги был ответом. Иные души уходят в вечность и становятся защитниками своего рода, воинами проживая собственную жизнь, воинами оставаясь после смерти. А иные… пыль на колесах судьбы. Да только невдомек кому-то, что не умирать нужно с достоинством, а жить. Жить по чести, по совести, по правде. По неписаным законам, коим сызмальства учат. Смерть у всех своя, а эти шестеро канули в небытие, без надежды, без веры, без права на возрождение вечной души.

___

Автомобиль тронулся, постепенно разгоняясь на ухабистой проселочной дороге по направлению к выезду. Пассажиры молчали. Вслед за ГАЗелью ехал кунг, держа небольшую дистанцию. Паша с неудовольствием отметил, что помимо водителя и Убейволка в машине находится вооруженный боец. Его ничем не прикрытый ПП «Кедр» недвусмысленно намекал, что вести себя нужно не просто прилично, а примерно. Оружие стояло на предохранителе, да и сам его владелец делал вид, что тихо дремлет, но это ни о чем не говорило. Роман переглянулся с Игорем, который сидел в непосредственной близости от вооруженного пассажира, и дал Паше знак, что хозяин «Кедра» в полной боевой готовности. Но все зависело от Владимира Алексеевича, а тот совершенно спокойно смотрел на своих попутчиков и хранил молчание. По лицу Убейволка было невозможно прочесть его отношение к ситуации, но Паша нутром чуял, что его бывшим зампобою движет изрядное любопытство. Неспроста так внезапно… хотя… внезапно ли… неспроста товарищ Убейволк столь стремительно появился в их жизни и пригласил к себе «на рюмку чаю». Решив действовать по обстановке, Паша слегка расслабился и устроился в автомобильном кресле поудобнее, насколько позволяла петляющая дорога. Самым же выдержанным из них казался Славка, ему не впервой было участвовать в играх, приближенных к боевым. И «Кедр» парень воспринимал с искренним, не показным, равнодушием.

Владимир Алексеевич с интересом рассматривал своих пассажиров. Пашка… Кто он сейчас? Кем стал Чибис после службы в его подчинении? О чем с ним можно говорить… как… Внешне он нисколько не изменился с тех пор, как покинул службу под началом Ножа, командира их части, одного из друзей зампобою. Был моложавым и поджарым да таким и остался. Сам же Убейволк не утруждал себя отслеживанием жизни Чибиса, чего не скажешь о Беркуте. О последнемВладимиру Алексеевичу многое было известно. Не все, конечно, но достаточно. Аппаратная борьба закончилась для карьеры Колчина полнейшим фиаско, хорошо, что вообще в живых остался. Всмотревшись в Кирилла, Убейволк вспомнил Раттлир и все последующие события.

…Корабль шел полным ходом, и вся команда была при деле. Однако общая атмосфера оставляла желать лучшего, особенно в умах тех членов диверсионной группы, которые непосредственно подчинялись убитому ирландским фермером командиру. Самого виновника держали в наглухо задраенной каюте. Практически все время пленный проводил с мешком на голове. С ним никто не разговаривал, исключения составляли команды «ешь» и вопросы, касающиеся опять-таки биологических особенностей организма. Ирландцу позволяли поспать и не причиняли никаких насильственных мер, его не били и не пытали. Убейволк приставил к его каюте надежную охрану из своих доверенных бойцов, прекрасно понимая, что иначе живым он Ирландца не довезет. А мертвым ему достаточно было и каптри, которого он вез на Родину в качестве «крота». Хватит ли доказательств… дадут ли пленному шанс оправдаться… Убейволк был единственным, кто снимал с Ирландца мешок, находясь с ним один на один. Он понимал, что этот русский изменил ход тщательно спланированного провала операции и не позволил иностранным службам получить в распоряжение группу специально подготовленных диверсантов. Тех, кто выжил бы в том ночном тумане в случае полного разгрома. Ирландец не допустил раскрытия тайны государственного значения всего лишь одним молниеносным взмахом ножа. Все, как учили… Снимая мешок, Убейволк видел поседевший взгляд уже не юного бойца. Интеллектуальный, глубокий взгляд. Ирландец был молчаливым собеседником. Он никак не комментировал ситуацию, не пытался вести разговор. Вежливый кивок в знак благодарности за горячий чай или тарелку супа был верхом проявления его реакций. Убейволк не прерывал его задумчивости. Но в конце морского перехода, связавшись с командованием, Владимир Алексеевич обратился к своему пленному, сказав, что обеспечит тому ходатайство, подтвердив, что его неправомерные действия были оправданны.

…Командир первой группы мало того, что вышел из воды на открытую местность, так еще и начал настраивать рацию. Почувствовав неладное, Убейволк, будучи командиром группы номер два, приказал своему радисту поймать волну общего эфира. Слушая неподобающие данные, он заметил, что группа один медленно выдвигалась по направлению к берегу, а со стороны фьордов к каптри приближался странный фермер… параллельно с действиями этого незнакомого ирландца Убейволк, веря своей интуиции и мгновенному включению в ситуацию, отдал беспрекословные команды сразу обеим группам. Диверсанты не тронули фермера, но забрали и его вместе с телом погибшего каптри, позаимствовав для неожиданно появившегося ирландца уже не нужный погибшему гидрокостюм. Радист в разговоре с Убейволком согласился содействовать в предстоящих объяснениях с командованием…

…Впоследствии Беркут вылетел со службы, что стало малостью по сравнению с показательным лишением жизни. Спасло лишь то, что диверсионные группы не стали отпираться и выдумывать лишнее. Высшее командование ирландского направления узнало и про выход в эфир со стороны крота-каптри, и про команды по демаскировке, и про код. Именно эти независимо друг от друга повторяемые Убейволком и его радистом слова «Maydaymaydayfireintheforestzeropointonezeropointtwozeropointthreecoordinates ** **…» окончательно убедили высокие чины в правдивости допрашиваемых по делу Беркута и оправданности действий последнего. Основным, конечно, стало то, что убитый каптри действительно являлся предателем. Не сразу, но это было выяснено и перепроверено. Но, тем не менее, карьера офицера рухнула. Убейволк понимал, что потерянному воину в обычной гражданской жизни попросту не находилось места. Сколько их таких… обученных, натасканных, замотивированных… И ведь не каждый может полностью перестроиться, особенно если побывал в горячих точках. Кирилл совсем недавно, всего каких-то пять лет назад, сумел выйти из артели наемников, организовав на накопленные деньги стабильный частный бизнес по переработке металлолома. Достаточно быстро он вышел на иностранный рынок; и ни один из его партнеров не догадывается, с кем имеет дело. Связь с прошлым, казалось бы, полностью разорвана. Однако сейчас и здесь Кирилл находится в составе группы Чибиса и подчиняется ему. Странно… Судя по опыту, скорее Павел должен быть на вторых ролях у Беркута… Кто же есть Чибис?..

Убейволк провел взглядом по остальным пассажирам, отмечая для себя, что самый рослый из них не успел ранее намозолить ему глаза, но что-то знакомое в его внешности наводило на размышления. Где-то пересекались, не иначе. А тот юноша рядом с… Владимир Алексеевич нахмурился. Он в очередной раз поймал себя на мысли, что из поля зрения постоянно пропадает член Пашкиной команды, которого можно окрестить доктором каких-нибудь мудреных наук, до того в его облике сквозит культурная интеллигентность и общая начитанность. Придя к выводу, что «научник» мастерски владеет умением отводить глаза, Убейволк, чертыхнувшись про себя, перевел взгляд на молодого парня. Чуть выше среднего роста, худощавый, с чертами лица типичного славянина и размытыми возрастными приметами, юноша, по мнению бывшего зампобою, представлял собой живое острие атаки. Опасный противник, словно южно-американская рыбка… юркий, быстрый и словно бы воздушный. Был такой же боец в его команде во время операции по поиску нацистских баз на берегах Оринокко, тогда и прилипло к нему имечко «Сандиру», по аналогии с беспощадной рыбешкой, стремительно и безвозвратно проникающей в самые темные и теплые места. И этот такой же судя по всему. У Павла не получается демонстрировать столь высокую степень расслабленности, а новоявленный Сандир — текучий, будто ртуть, несмотря на то, что сидит напротив Дизеля, практически под самым прицелом «Кедра». Весьма опасное спокойствие, искренняя, отнюдь не нарочитая и не наигранная уверенность… Пожалуй, парень специалист каких поискать. И это только на первый взгляд. А интуиция подводила видавшего на своем веку пожилого командира крайне редко. Встретив полуприкрытый взгляд Дизеля, получив от него знак, что бойцы охраны, предоставленной Ножом, настороже, и «Апельсин» на связи, Убейволк в полной мере оценил психологический комфорт в ГАЗели. Все сидели спокойно, без резких движений и нервных вопросов, без излишних комментариев. Даже дыхание его «дорогих гостей» было неслышным и размеренным. Вглядевшись в их лица, он отметил, что ни один из его пассажиров не напряжен, ни тени страха не было во взглядах, ни намека на нервозность, внутреннее неудобство и общий дискомфорт. Словно бы даже и не удивились они тому, как быстро оказались в его руках. Складывалось впечатление, что наставник везет свою группу на легкую учебную прогулку, не более того. Это наводило на мысль, что не так уж и просто будет вести с его профессиональными воспитанниками предстоящий разговор о сбитом вертолете. Или они не причастны… данные СК говорят о том, что проверка корпуса вертолета показала: не было никаких внешних боевых попаданий. Оружие… Нужно отработать предполагаемую версию. Из всех известных ему в данном районе туристов именно эти молодцы могут быть связаны с крушением вертушки, именно эти… И факт, что пропавшего оружия при них не имеется, не играет особой роли. С другой стороны, даже если у них и был ЗРК, остались бы следы. Но вот мечи откуда… и чем же так они напугали в поселковой бане шестерых местных… странности, сплошные несуразности… Разговор предстоит долгий и нелегкий. Притянуть за уши их причастность к падению вертолета как-то и не с руки, учитывая, что нет прямых доказательств. Самому можно попасть в неприятности, если начать выслуживаться перед начальством за счет своих же учеников. Нет… и без того проблем хватает, должность терять нельзя, семью кормить, лечить… лечить. Да вылечить ли… А вот про местных точно необходимо выяснить, не дают они покою. Странности…

___

— Олька, привет.

— Да, Наташ..?

— Слууушай, прости, родная, что я так поздно…

— Скорее, рано.

— Не обижайся, прошу, что разбудила, но…

— Стряслось чего?! Как самочувствие? Живот?

— Все нормально, правда, только комок в горле не проходит. И соседи эти…

— Какой комок? Плачешь?

— Нет. Тошнотствую в основном. Вроде и нечем, и не плохо, но ощущения не из приятных. И соседи все время что-то жарят, жарят, а моя кухня рядом с их кухней через стенку. И в окна все задувает. Не могу. Сегодня они, судя по запаху, капусту жарили или тушили, жуть, Олька, я на улицу ушла гулять, пока не выветрилось. Мне казалось, все пропахло той капустой.

— Так уж и все. Натуся, ты лимоны купи и по маленькому кусочку в рот клади, как леденец, это от комка в горле и от тошнотства помогает на раннем сроке. Идет?

— Да, хорошо. Олька, мне так одиноко. Я все-все переделала дома к возвращению мужа. Мне так грууустно, что я уже и не знаю, я… можно я к тебе приеду?

— Сейчас?

— Да. Можно пока у вас пожить, пока не вернутся наши отпускники? Я не могу одна. Буду помогать, обещаю. И с деньгами проблем нет. Не могу одна, прости меня. И у тебя дома так вкусно пахнет, так… не знаю, чем, наверное, дети твои сладкие, особенно Маша. Мне хорошо очень.

— Приезжай. Только ключи свои возьми, сама открой, пожалуйста, я тебе быстро постелю как обычно, но мне нужно хоть немного поспать, завтра множество дел. Увидимся дома.

— Я не буду тебя будить. Соберусь сейчас и приеду.

— А, Наташ, сквозь сон все равно услышу, что ты пришла, но я после этого только крепче усну в полном спокойствии. Документы не забудь, карту свою.

— Какую карту?

— Обменную, дурилка беременная! Тебе без нее теперь никуда. Все, жду. Дети будут рады. Отбой.

___

База, на которую приехала ГАЗель в сопровождении «Апельсина» ничем не напоминала военный объект. За исключением того, что по периметру были грамотно рассредоточены подготовленные бойцы. Да и тех Паша сотоварищи рассмотрели, благодаря своим новоприобретенным навыкам расширенного восприятия пространства. Но Убейволку было невдомек, что пятеро его гостей прекрасно понимали, что попали из огня да в полымя. И во многом их уверенное поведение объяснялось лишь умением видеть больше положенного. Игорь, хоть и не светился прежним восторгом, но излучал легкое любопытство исследователя, не обозначая тревоги или озабоченности. Ромка был сосредоточен и оттого слегка насуплен, но и он не проявлял признаков беспокойства. Кирилл словно бы ушел в себя, не показывая ни малейших эмоций. А неунывающий Слава, напротив, будто утратил прежнюю жизнерадостность и вместо юношеского легкомыслия представлял собой холодного и расчетливого профессионала, впрочем, не выдавая своего истинного отношения к ситуации. Такими видел Павел своих друзей. Сам же он вел себя как настоящий джентльмен, согласно воинскому этикету и церемониалу. Но непрерывно ловил еле заметные взгляды и знаки парней, указывающие на то, что и они превосходно владеют самоконтролем, подмечая малейшие детали обстановки и атмосферы общения с Убейволком. Диалог начался с ничего не значащего вопроса Владимира Алексеевича, а не испить ли им чаю. Вежливо отказавшись, мол, недавно от стола, группа предоставила Убейволку возможность вести словесную шахматную партию и тем самым поставила его в положение хозяина. От Игоря, по ощущениям Павла, исходило какое-то практически не различимое невидимое тепло, он словно бы заполнял небольшой закрытый конференц-зал солнечным светом. Окна помещения располагались нестандартно высоко, но дело было не в освещении, а именно в Игоре. Зачем он это делал, Павлу разбираться было некогда. Поприветствовав собравшихся, Владимир Алексеевич отметил, что ему приятно видеть знакомые лица и хотелось бы знать, какова цель визита в эти глухие таежные края. А заодно и любопытно познакомиться с новыми людьми, кивнув на Романа, Игоря и Славу, безаппеляционно уточнил Убейволк.

Получив документы мужчин, Владимир Алексеевич открыл компьютер и несколько минут щелкал клавиатурой и мышкой, сверяя данные. Он ничего не говорил, но временами издавал протяжное «ммм», приподнимая правую бровь.

— Приятно познакомиться, товарищ Огневой Вячеслав Викторович. Наша служба и опасна, и трудна…

— Волков Роман Евгеньевич, мое почтение. Военная медицина это вам не камни ворочать.

— Лукинов Игорь Павлович, вы — прелюбопытнейший человек!

— Колчин Кирилл Константинович, мне нравится белый и незапятнанный цвет твоей биографии. Но оно и к лучшему!

Взяв паспорт Пашки, лежавший в самом низу стопки, Убейволк кивнул сам себе, смотря в монитор, и произнес: «От оно как… Что ж, если прижмет, то и обратимся в Управление с официальным запросом…», — а после вернул каждому его паспорт и поблагодарил за понимание.

— Нельзя иначе. Процедура.

Группа замерла в ожидании. Никто не мог предугадать последующих фраз и действий, рассчитать развитие событий было крайне сложно.

— Так что ж, соколики мои, компания у нас подобралась интересная, не скучная. Вопрос у меня один, собственно: что же занесло вас, таких красивых, в наши края? Да еще и почти официально, почти, я акцентирую.

Паша открыл было рот, намереваясь напомнить о звонке из поезда и о том, что они в разговоре упоминали, что в окрестностях Оленеводска проводят отпуск, как Кирилл, чуть прищурившись, неожиданно ответил:

— Есть пути, Владимир Алексеевич, которых не обойти. И отнюдь не удивительно, что мы — здесь. Все. Именно этим составом. С Вами во главе. Не так ли?

— Вопрос философский. Но намек я понял, Беркут. — Убейволк немного помолчал, взял в руку пустой стакан, повертел его, поставил на стол рядом с графином и снова обратился сразу ко всем:

— О вертолете, значит, вы слыхом не слыхивали и видом не видывали?

— Не наших рук это дело. Не наших. — Кирилл отвечал четко и, как показалось Пашке, довольно холодно. Это была какая-то неизвестная никому, кроме Владимира Алексеевича и Беркута, старая ролевая игра.

— А чьих?

— А это тоже вопрос… философский. — Недосказанности, паузы между словами нисколько не мешали взаимопониманию, вся соль диалога растворялась в интонациях.

Убейволк понял, что Кирилл берет огонь на себя и тем самым прикрывает команду. У них какие-то сложные взаиморасчеты, ведь всего лишь неполный месяц назад Чибис знать не знал о Колчине. Иначе не было бы никаких предварительных разговоров по телефону. А теперь, смотри-ка, и подробностей не раскрывают, и не отнекиваются, не юлят. Но и правды не говорят. Партизаны!

— Хм. Так поговорим мы с вами по-дружески, философы, или что мне делать прикажете?

— Уши лишние от дверей и от окон убрать, Владимир Алексеевич. Мы с миром в эти края пришли, с миром и уйдем, — вступил в диалог Павел.

— Какие еще уши? Здесь лишних людей нет, как видите.

В этот момент Славка заерзал на стуле, и из-под его жилета начали вываливаться магазины с патронами, рассыпаясь по полу. Игорь коротко усмехнулся, не скрывая своего довольства. Он единственный видел, как Славян исчез из поля зрения присутствующих в конференц-зале, выскользнул за двери и обобрал всех приставленных к охране по периметру здания бойцов. Разумеется, его карманов и запаса одежды не хватило, чтобы долго удерживать добытые трофеи. Вернувшись незамеченным, Славка снова материализовался на прежнем месте, но вот когда он усаживался, магазины посыпались, привлекая всеобщее внимание. Кроме Игоря, никто не понял, что парень некоторое время отсутствовал. И никто не знал, что Сом двигался настолько быстро, что практически сливался с пространством, напоминая ветер. Или призрак. Но тем не менее, невидимый для обычного глаза двигающийся Слава, был вполне осязаем. И только его профессиональные навыки помогли ему максимально разоружить окружение Убейволка.

— Что это? — глаза Владимира Алексеевича недобро прищурились. Он встал и, подойдя поближе, внимательно рассматривал рассыпанное.

— Это? — слегка дерзко спросил Слава, всем своим видом демонстрируя, что ему и сам черт не брат, — патроны ваших бойцов, командир. Много их у Вас, вот и рук не хватило. Казус вышел, извините.

— КАК?!

— Тихо, быстро, молча.

— Ага… Поня-атно, понятно. И что, всех?

— Те, кто в здании, пустые. А на территорию не выходил.

— Хо-ро-шо. Хорошо, проверим. — Убейволк взял рацию и дал команду пройти в зал бойцам его охранения, сделав акцент на слове пройти. Лучшие кадры Ножа вошли спокойно и встали кругом, перекрыв все двери и подступы к окнам. Убейволк показал на графин с водой и сказал:

— Так. Тому, кто выстрелит и попадет в графин, даю десять суток отпуска.

Бойцы почти одновременно вскинули оружие и прицелились, но вместо звуков выстрела послышались сухие короткие щелчки. Убейволк задумчиво потер подборок, сосредоточенно нахмурясь. Он моментально поскучнел. Попросил Славу вернуть магазины, а затем отпустил свой спецназ, приказав всем выйти за пределы здания, и замолчал на несколько долгих минут. После встал и, так же молча, жестом пригласил группу следовать за ним.

— Поклажу свою можете оставить, возьмите самое необходимое. Мы прогуляемся, ненадолго. Никто не прикоснется к вашим вещам. Вернемся, можете проверить.

— А телефоны?

— Как считаете нужным, так и делайте. Я вам не указ.

Они прошли по нескольким коридорам, спустились в подвальное помещение, затем через три перехода оказались перед дверью, напоминающей вход в бункер или качественную переборку подводной лодки. Поколдовав с мудреной преградой, Убейволк открыл проход на лестницу, ведущую вверх. Поднявшись по ней, группа вышла на небольшую возвышенность. Не зная, что под растительностью скрывается лаз, невозможно было разглядеть что-либо невооруженным глазом. Не подготовленный смотрящий и не разберет, что здесь можно обнаружить следы человеческой деятельности. Но Пашку и его команду это не удивляло. Они заметили совсем другое. Владимир Алексеевич привел их туда, где вокруг на несколько сотен метров было ни души. И помимо того, никаких технических устройств. Никто не мог ни видеть, ни слышать их разговора. А рацию и телефон на глазах у всех Убейволк выложил и убрал в ящик стола еще в конференц-зале. Намечалось нечто неординарное…

Человек, который мог, несмотря на возраст, устроить одновременно им всем цирк бешеных обезьян и при хорошем раскладе оставить с большими потерями, а при плохом… — этот человек стоял и крутил в пальцах маленькую металлическую зажигалку, подбирая слова. Молчание сгущалось. Наконец Убейволк быстрым движением вложил зажигалку в карман и сказал:

— Доверие вещь зарабатываемая. Но у меня есть причины задавать вопросы вам, а у вас наверняка есть вопросы ко мне. С чего начнем, Павел Олегович?

— Зачем мы вам?

— Метко. Есть мнение, что вы знаете больше, чем я могу предполагать.

— На тему чего? Или кого?

— А это как раз таки мои вопросы: что именно вам известно о крушении вертолета? Только без кокетства, пожалуйста.

— По нашим сведениям, вертушка упала в связи с какими-то внутренними причинами, мы уж точно к этому абсолютно не причастны. А вы случаем не в курсе данных причин? Что следствие говорит?

— Оружие, Павел. Да, агентурно выяснено, что по документам никаких боекомплектов на вылете не имелось. Но это не так! Понимаю, что вы не наивные девочки, чтобы верить всему сказанному, но даю слово офицера, что я никоим образом не инициатор истории с вертолетом и от меня не исходило ни единого приказа по уничтожению экипажа. Также подтверждаю, что у меня нет цели сдавать вас кому бы то ни было. Мое слово крепко. Уж трое из вас должны это помнить.

— Хорошо. Вам что за дело до этого крушения? Причина в том пассажире?

— Да. Птица высокого полета.

— Падать низко пришлось, — негромко проговорил Кирилл.

— Что вы знаете? О каких внутренних причинах крушения ты говорил? Отложенный взрыв?

— Нет. Следы СК отыскало бы, если взрывное устройство имело бы место. Думаю, что-то с самими людьми… потеря управления.

— Они не были пьяны, следов наркотических веществ нет, каких-либо острых проблем со здоровьем у пилота не наблюдалось, у них же постоянные проверки по медицинской части. И ни разрыва сердца, ни инсульта эксперт не обнаружил, ничего такого. У вас есть версия? Или, может, какие-то факты?

— Это не наши задачи.

— Оружие, Паша. Поверь мне, проделана громадная работа. И проверены обширные территории. Неподалеку есть следы охоты. Данные совпадают с типом вооружения. Не могло же оно раствориться в воздухе!

Славка усмехнулся. Убейволк обратил на это внимание. Он понимал, что мужчины действительно знают больше, чем можно представить. Ему было сложно чувствовать себя на позиции если не ведомого, то равного. И закрытые файлы биографии Чибиса не позволяли вести разговор в приказных тонах. А эта полуулыбка молодого бойца не только раззадорила, но и насторожила бывалого командира.

— Павел Олегович. Чибис. Если это секретная операция, о которой нельзя ничего знать даже мне, я, конечно, изрядно удивлюсь, но не расстроюсь. А если нет, то по старой боевой дружбе объясни старику, что тебе известно. Без моего участия это дело замять будет очень трудно. И это не угроза лично вам, а констатация факта. Ну…

— Хм. Это не моя задача. И никаких секретов нет, запретов тоже. Я сказал, что потеря управления вертолетом и крушение машины произошло по причине человеческого фактора. Люди внутри вертолета не смогли ничего сделать. Это не поломка и не ошибка пилота.

— Что тогда?

— Как сказать… — Павел слегка замялся.

— Отключение, точнее, полное выключение сознания. Блокировка мозговой деятельности, — вступил в разговор Игорь, — члены экипажа, пилотирующие вертолет, попросту мгновенно умерли, перестали существовать в нашем мире. Тот стрелок-охотник погиб немногим позже.

— Это вы?! Вы способны на такое?! — Убейволк не скрывал изумления.

— Нет, мы точно нет, поверьте взаимно нашему честному слову, — любезно ответил Игорь.

— Но откуда вам известно, что все произошло именно так? У вас есть какие-то доказательства ваших предположений?

— Это не предположения, Владимир Алексеевич. Это знание. — Игорь намеренно акцентировал последнее слово.

— Но как? Откуда вы можете знать? Вы видите такие вещи? Что вы знаете?

— Просто так никто из нас не умеет видеть подобное, и уж тем более делать. Это прерогатива тех, кто стоит за нами.

— Постойте, Игорь. А кто же за вами? Вы выступаете от чьего-то имени?

— Нет, мы сами себе хозяева. Но на этой Планете мы не одни. Да и мир несколько не таков, каким мы по привычке его видим. Вы верите?

— Во что? К чему вы ведете?

— Так, — перебил Павел, — нужно закончить тему, прежде чем начинать другую.

— Это одна и та же тема, — возразил Игорь, — я хочу сказать, что мы, как простые люди, не способны заглядывать за рамки своего мира и расширять его границы. Но есть те, кто стоит за нами, и может изменить привычный порядок вещей. И благодаря таким событиям мы приобретаем знание. Единственным условием является стремление и осознанное намерение.

— При других обстоятельствах я мог бы вести с вами светские беседы, Игорь Павлович. Но мне нужна конкретика. Не до философии.

— Хм… — слово «философия» слегка порадовало Кирилла.

— Нам помогли. — Роман подошел на шаг ближе к Убейволку. — Нам помогли узнать и увидеть больше, чем мы привыкли, как говорит Игорь. И это происходило на вверенной вам территории, а тот вертолет стал некоей точкой отсчета всех последующих событий. Мы и сейчас способны на многое, а каковы пределы наших навыков, пока неизвестно.

— Кто вам помог?

— Хранительница.

Убейволк выставил открытую ладонь, показывающую, что необходимо замолчать. Он закрыл глаза и несколько секунд просто стоял и не двигался. Потом провел рукой по лицу, будто умываясь. Глубоко вдохнул, медленно выдохнул и, расставляя паузы между каждым словом, спросил:

— Вы … ЕЕ … видели?!!

___

— Наташа, мне Алла звонила. Говорит, волноваться не о чем, но дела возникли у наших, они на пару дней задержатся.

— Оля, я даже комментировать не буду, не хочу настроение портить ни тебе, ни себе.

— Ты погоди сердиться. Твоего мужа вызвал к себе бывший командир, еще по армейской службе. Паша ему очень нужен, и такая оказия — наши как раз в отпуске в тех местах. Так что не переживай.

— Командир? Это же какой еще?

— Ой, не знаю, я не очень поняла, связь была с помехами немного, но убийственная какая-то фамилия, как мне запомнилось. И сама не знаю, честно говоря, но как-то так…

— Фамилия командира — убийственная?

— Да, Наташ.

— Хм. Ну, положим, есть такой один. Командир-легенда. И фамилия у него как раз… убийственная. Но что ему от Пашки надо? И еще в отпуске! Какие дела могут быть спустя столько лет?! Мало того, что наши… не хочу ругаться при малыше… наши гадкозики насочиняли с три короба про Питер, а сами на Кольский махнули, так еще и теперь армейское командование их принимает в свои теплые объятия… И ты мне говоришь не сердиться!

— Главное, дорогая, сохранять спокойствие. С нашими мужьями и не того можно ожидать. Я, знаешь, с их режимом работы и издержками профессии не удивлюсь, если они вместо отпуска были как раз таки на оперативном задании и наврали нам насчет отдыха. А деньги отпускные им выдали в счет компенсации. Вот именно поэтому меня не шокировало, что они со своими командирами встречаются и задерживаются. Так что гадкозики наши в своем репертуаре; ничего нового от них ждать не приходится. Трудоголизм, Наташка, порой не лучше алкоголизма.

— Скажешь тоже, Олька. Сравнила сушку с пряником. Но в том, что они насчет работы у нас малость того, это да… Я не жалуюсь, Сама сколько лет об одной карьере только и думала. Только вот иногда смотрела на тебя с детьми, и так щемило сердце…

— Дело прошлое. Скоро и ты поймешь, что это значит, быть с детьми. Но сразу скажу, что на трудоголизм мужа это мало повлияет. Наоборот, подстегнет работать больше, чтобы семью обеспечивать. Это у них так забота проявляется, ты пойми. В итоге самое главное, дружочек, не выяснять отношения на тему «я с ребенком, ты с работой». Уставать будут все. А потом наладится. Я поначалу тоже думала, что Ромке лишь бы сбежать от нас, а уж там он… А я тут, в этом детском плаче, пеленках и режущихся зубках, кормлении по ночам и сплошном недосыпе. А однажды, Наташ, просыпаюсь, а он Димку на руках носит спящего, качает и разговаривает с ним, разговаривает. «Сын, мы с тобой мужики, мы должны маму беречь, она — девочка, веди себя хорошо, сынок, ты за главного, пока папка на работе. Подрастешь, мы с тобой в отпуск поедем, на лошади кататься. Маму возьмем. Ты не плачь, сын, зубы у тебя скоро вылезут, будешь все грызть. А маму береги, она тебя страсть как любит. Она у нас одна, сын…». Так-то, Наташка. Я после этого и перестала ворчать на Романа, что у него одна работа на уме. Он не раз так, придет за полночь, и носит Димку, беседует. А потом спать. Так и сейчас они, пока вечером не поговорят между ними, мальчиками, Димка не засыпает.

— А с принцессой?

— С Машей больше я секретничаю, но Ромка он… как сказать… тает он при виде Машкиной улыбки, как масло на сковороде. Так что с принцессой у нас расклад другой — папа любимый плюшевый медведь, а мама злыдня авторитетная. А для Димы отец — пример и самый лучший друг, мне даже и не светит проникнуть в тайные уголки их мужского клуба.

___

Легкий ветерок освежал и слегка холодил затылки, взъерошивая порядком отросшие за месяц волосы. Короткий ежик стрижки Владимира Алексеевича резко контрастировал на фоне взлохмаченных голов пятерых бойцов. А в том, что они все — настоящие бойцы, Убейволк не сомневался. И кто из них страшнее — Сандир, Чибис, Беркут или «научник» Игорь Павлович, — выбрать было сложно. Поняв, что пожилой командир разведгрупп, диверсант, изрядно хлебнувший на своем веку, им вовсе не враг, Паша решил показать бывшему зампобою фото- и видеоматериалы, доказывающие, что его группа знает, о чем говорит. И кадры встречи с дружиной Коловрата, эпизоды, связанные с ротой Ильина-старшего, события, последующие за этим, а также причины, по которым пятеро мужчин вообще очутились в неоднозначных и не поддающихся никаким логическим объяснениям обстоятельствах, крылись в одном неоспоримом факте: судьба свела их с той, о знакомстве с которой Убейволк мечтал уже много лет. Он, так или иначе, стремился отыскать Волхва, ту самую Хранительницу, про которую так спокойно говорили бойцы. И судя по всему, абсолютно мирный и тихий ученый Лукинов понимал больше остальных. Другое дело, что Роману порой приходилось переводить с русского на русский, потому что даже высокообразованный Владимир Алексеевич не всегда улавливал суть слов Игоря с первого раза. Казалось бы, язык один и у Игоря, и у Романа, но Профессор порой так завернет свою речь, что приходится продираться сквозь зачарованные дебри его интеллекта, а Рома скажет, и все на своих местах. А смысл и там, и там одинаковый. Но Убейволк чувствовал, что Игорь никоим образом не пытается поднять свой авторитет, он попросту привык разговаривать именно так, для людей его уровня мышления и восприятия информации было все легко и понятно. Также ощущалось, что Лукинов крайне увлечен темой и, как говорится, находится в своей стихии. Владимир Алексеевич отметил, что Павел и Слава не чураются Профессора, но именно Роман ближе всех к его «волне». Кирилл не казался изгоем и тоже был живым участником общения, добавлял красочные детали и ловко переводил нить диалога с одного узелка на другой, впрочем, не оставляя пробелов. Слава, если можно так выразиться, «отвечал» за эмоциональную составляющую разговора, виртуозно внося живые нотки. Паша оперировал историческими фактами, граничившими с фантастикой. Владимир Алексеевич слушал, обращая пристальное внимание на мельчайшие детали и одновременно «считывая» атмосферу взаимодействия со своими собеседниками, их роли друг для друга и для него самого. Налет скептицизма слетел с мыслей Убейволка тогда, когда Павел в завершение темы продемонстрировал последовательные фото своей семьи — молодого деда Михаила Ильина и своей бабушки, отца Ильина Олега Михайловича, второго деда по матери (к сожалению, «молодых» фото Якова Константиновича почти не осталось, а те, что были, не позволяли детально рассмотреть его черты). Для сравнения еще добавил фото самого себя: Пашка (с отцом и матерью) совсем юный, затем сразу после службы на Севере, в конце чуть более современную фотографию. Владимир Алексеевич увидел: у всех мужчин Пашкиной семьи — деда, отца, внука — были абсолютно одинаковые глаза, взгляд — один на троих. И завершающим аккордом — Она. Два фото. Женщина, которую Убейволк мысленно молил о встрече каждую ночь перед тем, как провалиться в неверный, зыбкий сон. Не зная имени, не зная лица… молил истово, не веря ни в бога, ни в черта. Перед глазами стояла Женщина, способная спасти тех, за кого он готов жизнь положить! Спасти его любимую семью.

Убейволк отчаянно хотел поверить. Он долгое время искал возможность встретиться с Анастасией, полагая, что именно она способна изменить сложившееся положение дел для его семьи. А профессия и накопленные за годы службы знания не позволяли ему верить на слово подобным фантастическим историям. Он попросту не мог! Грамотно поставленная реконструкция, мастерски смонтированное видео… Это объяснение соответствовало его пониманию. Появление подборки кадров было не более чем профессиональной игрой. Но зачем? Что является причиной? Каковы цели? Для чего Чибису все это? И кто он, черт подери, такой? Что он ищет?

— Хорошо, мальчики. Допустим… Будем считать, что я верю в сказки и прочую мифологию. Но вы можете организовать встречу? Как связаться с вашей Хранительницей? Где ее искать? Поймите, я допускаю вероятность того, что вы не сочиняете мне, только лишь по причине того, что наши северные земли наполнены различными слухами о существовании такого неоднозначного персонажа, как эта Женщина. Ветер носит… Но знайте, дорогие товарищи, что ни фото, ни видеоматериалы, даже предоставленные такими людьми, как вы, меня окончательно ни в чем не убеждают. Уж как-то слишком все, как-то слишком… Что именно излишне, я сам еще не понял до конца, но меня не покидает ощущение, что в вашей истории нет опорного стержня, финальной точки. Думаю, что дело в самой Анастасии. Она, если верить вам на слово, окунула вас, как кутят, в некое событийное пространство. А зачем и для чего — пока не понятно. Это все не ваша игра, если опять-таки, верить всей этой истории. Считать вас людьми наивными и глупыми, восторженными идиотами, если быть точным, смысла нет. Вы вполне себе подготовленная команда профессионалов. Но вы ничем меня не успокоили. Ваши объяснения и предоставленные доказательства тянут… хорошо, если на «троечку».

— Других нет. — Паша смотрел на Убейволка так, что тому стало слегка не по себе. — Мы в принципе могли бы вообще ничего вам и не рассказывать, командир. А наше пребывание на Кольском вполне оправданно, мы проводим здесь отпуск, причем неплохо оплачиваемый, благодаря Кириллу. Причастность к крушению вертолета никто доказать не сможет, просто потому что мы никак не связаны с катастрофой. И да, Владимир Алексеевич, вы верно сказали, это не наша игра. И все, что нам нужно, спокойно вернуться домой.

— Вернетесь, вернетесь. Да только от ваших историй больше вопросов, нежели ответов.

— Show must go on!

— Есть такое дело. Ну, так как? Насчет встречи с этой Женщиной…

— Владимир Алексеевич, — вступил в диалог Игорь, — я не могу сказать почему, но я чувствую, вижу, я уверен, что она нужна вам не для праздного интереса.

— Да. Но больше я вам ничего не скажу.

Слава осматривал, точнее, «мониторил» местность. Никого. Даже животные находились поодаль. Роман следил за состоянием всех собравшихся. Остановив взгляд на Кирилле, он обратил внимание, что Колчин стоял неподвижно, словно замерев, и смотрел куда-то внутрь себя. Сделав шаг по направлению к отрешенному Киру, Док наткнулся на невидимую стену, окружавшую Беркута. Практически в ту же секунду Кирилл моргнул и барьер исчез. Мужчина подошел к Убейволку на расстояние в полшага и четко произнес, будто сам удивляясь тому, что говорит:

- Доктор Левитин на крючке. Вы нужны. Ждать недолго. Место встречи вам знакомо. Только вам одному. Это единственное место, о котором известно вам и тому шаману, Петру Васильевичу, который однажды помог избежать верной смерти. Новый год в семье, а после двухнедельный отпуск и встреча. В том самом месте, у излучины реки. Так будет.

— Откуда?… Колчин, известно тебе об этом откуда?

— Не спрашивайте, командир. Не могу объяснить, как и что. Вижу я так. Не скажу, что мне эти заморочки очень нравятся, но доложить я вам обязан. Но это все, что вам нужно понимать. Поверите ли вы, или нет, дело ваше. Главное, не бойтесь.

— Так. Все! Пошли обратно, соколики. Озаботили вы меня. Разберемся.

— А мы-то что?

— Сразу домой отправитесь или сначала в баню?

Переглянувшись со своими, Паша ответил Владимиру Алексеевичу, что предпочтительнее выдвинуться в дорогу незамедлительно.

Вернувшись на базу, Убейволк отдал распоряжение отвезти группу Чибиса на железнодорожный вокзал и убедиться в их отправлении. Прощание получилось сухим, но Слава разбавил напряженность атмосферы, вытащив меч Коловрата, и одной мимикой предложив парням подарить клинок старому командиру. Так и сделали. Роман, Павел и Слава, взяв меч, на вытянутых руках преподнесли его Владимиру Алексеевичу. Он принял подарок, отметив в памяти, что необходимо отвезти оружие на проверку. На том и расстались.

___

— Папа! ПАПА! Ура! Я ждал тебя. Правда, что ты немножко потерялся?

— Возможно. Ты ждал, и я нашелся.

— И мама ждала, и Маша. А Наташа от нас совсем недавно уехала. Вы там все потерялись. К нам даже приезжала тетя Алла, она…

— Дима, слезь с отца, дай ему в дом пройти. Привет, любимый. Я очень рада! У нас есть новости, но об этом ты должен от Пашки своего узнать лично. И по поводу Славяна… а! тоже сам тебе расскажет, не маленький. Мы немного поколдовали намедни, как сказала Алла, будет ему радость мужицкого счастья! Но ничего тебе не расскажу, пока не поужинаешь.

— А после ужина расскажешь?

— Не-а!

— Женские тайны! Туманность словесная…

— Именно. Мы тут не скучали. С возвращением!

Конец первой книги.

Оглавление

Авторская благодарность

Пролог

Никогда не знакомьтесь с незнакомцами в поездах…

  I

  II

  III

Череда встреч

  I

  II

  III

Память Рода

  I

  II

Память Рода (1)

  III

  IV

Память Рода (2)

  V