Иногда следы остаются [Сергей Алексеевич Марков] (fb2) читать онлайн

Сергей Марков Иногда следы остаются

Рождество было уже не за горами и Лесю переполняли ожидания. Уже целых полгода как наступил её сдвиг по танго. За это время она успела обойти все городские милонги и почти все школы, знала кто из партнеров Киева прекрасен, а кто… Ну, такое… И знала даже, что это словосочетание может поставить в тупик русскоговорящих жителей соседних стран. В общем, она была уже крепко в теме и душа требовала продолжения полёта.

А тут Ремолино как раз на носу. Аж за два месяца до его наступления весь фейсбук (ну, по крайней мере, его танго-часть) пришёл в радостное возбуждение. Все ищут квартиры и соседей для съёма гостиницы, попутчиков в поезда и самолёты, выкладывают фотки с кофе, шоколадом, «хренивкой» и хвалебными одами от которых сладко свербило на душе.

В офлайн тоже творилось радостное брожение. Судя по словам, брошенным вскользь Лесиными преподавателями, болтовне в раздевалках и на милонгах, именно Ремолино, а не свадьба, самое прекрасное, что случается в жизни девушки. Какой-то мистический калейдоскоп чудес, квинтэссенция танго-счастья.

Ну и Леся готовилась. Ну как готовилась. Написала в фейсбучеке танго-друзьям и мигом нашла и сожителей, и попутчиков.

Жить во Львове ей предстояло совсем недалеко от Днестра¹, в компании Оксанки, с которой они ходили в одну группу и Петей, интеллигентным парнишкой-программистом, который, был влюблён практически во всех киевских партнерш разом, но безнадёжно барахтался во френд зоне.

Дальше дело пошло чуть сложнее. Какое выбрать платье? А туфли? И вообще, образ? В свои двадцать семь Леся, при правильной подготовке, одинаково хорошо могла исполнить роль невинной овечки и серой волчицы. Скромной начинашки и женщины-вамп. Для танго-дивы правда не хватало танцевального мастерства, самую малость, но зато роскошные черные волосы, обольстительный взгляд из-под пушистых ресниц и очаровательная улыбка были при ней. Мужчины никогда не оставляли Лесю без внимания и она этим вниманием умело пользовалась. А что, как-то же надо чинить старенький ноутбук, перевозить вещи с одной съёмной квартиры на другую и так далее.

При этом Леся всякий раз умудрялась расплатиться за эти услуги одной лишь улыбкой. Ну в кино могла составить компанию, так что её совесть и репутация всякий раз оставались чистыми и пушистыми.

Размышляя о перспективах Ремолино она решила, что находиться в образе роковой красотки целую неделю утомительно, а симпатичных начинашек понаедет со всех стран бывшего Союза столько, что выделиться на их фоне поможет разве что красное платье. Жаль, что оно одно у неё такое. Алое, как плащ тореадора – ни один мужчина не пройдет мимо. Решено. Это её главное оружие.

Теперь туфли. С ними ещё проще. Туфли для танго у Леси тоже одни, зато не какие-нибудь, а Madame Pivot, все нормальные тангеры в них танцуют. Лесе повезло урвать их у Наташки из старшей группы за пол цены. Растянулись немного и стали велики хозяйке, а Лесе – в самый раз, так что и разнашивать не пришлось.

Осталось побросать в чемодан бельё, расческу с зубной щёткой и ещё пару дежурных платьев, джинсы, зимний свитер и готово. Даже чемодан с косметикой, привычный спутник многих подруг, Лесе не нужен. Она и так красивая, куда уж больше?

Покончив с формальностями она углубилась в изучение меню – открыла Интернет-страницу марафона со списком участников и принялась за составление «бальной книжечки».

Если верить фейсбуку на этот праздник жизни планировали съехаться тангонутые как минимум со всей Европы.

Прежде всего бросался в глаза внушительный десант итальянцев с заманчиво мелодичными именами и томными фотографиями на аватарках. Уже одни мысли обо всех этих надушенных, стильных и горячих Джузеппе, Джованни и Джанлуках заставили глаза Леси загореться шальным блеском, но на итальянской кухне меню не заканчивалось.

Кроме родной и милой сердцу украинской кухни на праздничном столе было зарезервировано место и для русской с белорусской. Москва, Питер, Челябинск, Ростов, Нижний, Саратов, Самара, Томск – намечалась настоящая российская интервенция. Интересно, а там вообще на Новый год, кто-нибудь останется? Братский Минск присылал солидную делегацию, в составе которой у Леси было полно друзей – будет с кем и потанцевать, и посидеть за глинтвейном.

Реже, но всё ещё часто встречались поляки, венгры, финны, немцы и турки. Были даже аргентинцы и совсем уж экзотические чилийцы, греки и даже граждане эмиратов.

Леся привыкла проводить вечера на милонгах, где собиралось порядка пятидесяти человек. Бывало, чуть больше, бывало и меньше, но в целом порядок чисел был примерно такой. Теперь ей предстояло погрузиться в недельный угар с ежедневными двухразовыми милонгами в компании пары тысяч человек!

От радостного возбуждения она уже за месяц до начала полностью утратила работоспособность и вместо того, чтобы заниматься проектами заказчиков, барахталась в околоремолиновских участках всемирной паутины. Клиенток, приходивших обсудить детали будущих платьев она слушала вполуха, отвечала односложно. Мол, да-да, сделаем всё как вы хотите, да-да, сошьём за ночь, да-да, и без фаты, можно, да-да, сделаем почти даром, ведь есть и платить за аренду нам совсем не нужно.

Где-то на задворках сознания Леся чувствовала, что такая клиентоориентированность больно аукнется ей в уже в ближайшем будущем, но когда оно настанет? Для неё время разделилось на всё, что было до Ремолино и сам фестиваль. Дальше она не заглядывала, словно бабочка, для которой близилась яркая кульминация всей её жизни.

***

Никита вот уже два года как считался подающим какие-то смутные надежды для довольно обширного танго сообщества Питера, но, откровенно говоря, максиму надежд, которые он мог оправдать, это немного скрасить вечер какой-нибудь скучающей из-за гендерной диспропорции дамочки. Ну или нескольких дамочек. Но и это не так уж мало, если принять в расчёт количество времени, проведенное ими за вином и разговорами при том, что платили они всё-таки за возможность потанцевать, а не замечательную атмосферу модного диджея или возможность излить душу под дешёвое полусладкое. Всё то же самое, только гораздо лучшего качества они могли получить во многих других местах, а на милонгах им были нужны мужики. Некоторые из них, правда, развлекали себя танцуя с подругами и почти не страдали по местечковым плясунам, но таких было меньшинство. Правда и то, что подавляющее большинство местных плясунов и впрямь не стоили душевных мук и телесного томления.

В общем, на безрыбье и Никитка, двадцатитрёхлетний в меру спортивный патлатый увалень, казался многим вполне себе окунем. По крайней мере, он был по-питерски застенчив и обходителен, в танце не делал грубостей, регулярно мылся, ежедневно менял рубашки и даже вполне уверенно попадал в бит. Так что экземпляр вполне достойный употребления.

Про Ремолино Никитке все знакомые парнёрши уши прожужжали.

– Ах, этот Ремолино…

– Ремолино? Это было волшебно…

– Ты ведь собираешься на Ремолино? Как не знаешь? Надо ехать!

Подобные суждения звучали и от тех, партнерш, что едва удерживали баланс на тонких шпильках, и от тех, кто уже превратил танго в бизнес. Ремолино восхищались почти все. С одной оговоркой. Дамы слегка за сорок не так сильно рвались во Львов под Новый год. Они утверждали, что конкуренция даже среди молодых и хорошо танцующих партнерш там такая, что лучше провести время в местных ресторанах и «кавярнях».

Должно быть именно последние аргументы помогли сделать мнущемуся Никите окончательный выбор. Этот Новый год он решил провести в Незалежной и начал поиски жилья.

Несмотря на горячие уверения всех очевидцев предыдущих фестивалей в том, что украинские цены вполне гостеприимны для москальской мошны, ему так не казалось. Он бы молод и беден. Неделю в Днестре себе позволить никак не мог и, наверное, до самого фестиваля ходил бы удручённый этим обстоятельством, если бы одна хорошая знакомая не предложила ему присоединиться к маленькой концессии по съёму квартиры на углу Соломеи Крушильницкой и Словацкого, то есть, в пяти минутах ходьбы от места священо действа.

А дальше были сборы, знакомые любому холостяку. Покидал в спортивную сумку несколько рубашек, ботинки для танго, белье. Сверху положил брюки в нелепой надежде что, они пересекут границу всё такими же выглаженными, какими сделала их мама. Да, наш герой в свои двадцать три жил с мамой.

В полдень тридцать первого декабря его вместе с парочкой подруг поглотил плацкартный вагон. Из тех, что навсегда пропитались запахами торчащих в проходах портянок дембельнувшихся солдат и курочки гриль, бережливо обернутой в фольгу. Правда в этот раз к ним присоседились тонкий аромат мандаринок и дурманящие алкогольные испарения.

Пассажиры готовились встречать год черного водяного дракона в пути.

Встречать начали по дальневосточному времени. Уже около пяти со всех концов вагон послышались народные песни.

Вниманию подневольных слушателей были представлены и такие хиты как «Черный ворон» и «Ой, мороз, мороз», и менее известные Никитке и его попутчицам шлягеры в исполнении возвращавшихся на «батькивщину» украинцев.

Удивительная гармония царила в вагоне. Россияне, украинцы и представители других братских народов не сговариваясь распределяли между собой «эфирное время» таким образом, что часов до десяти песни не смолкали вовсе.

Под них по вагону скакала бодрая и нетрезвая жирафиха. То есть очень высокая, под два метра ростом, стройная девушка с головы до пят упакованная в плюшевый комбинезон соответствующего окраса. Она бессмысленно, но дружелюбно таращила глаза на окружающих, словно они все вокруг были соучастниками её игры. Вон бегемоты уминают оливье из пластиковых контейнеров, гиены нализались какой-то настойки и гогочут на всю движущуюся по направлению к границе Савану, несколько сурикат испуганно сгрудились в кучку на нижней боковушке у туалета, а утомленный всем этим бурлением жизни крокодил тихо курит в тамбуре.

Она шаталась на своих ходулинах от одной стае к другой в надежде разжиться сигареткой. Несмотря на Дальневосточный Новый год ей почему-то с этим делом не везло, но она не унывала и продолжила скитаться. Савана большая, вагонов так четырнадцать – где-нибудь да найдётся курящая макака.

Никита с Надей и Светой были теми самыми сурикатами. Они перманентно вжимались в стену когда в очередной раз рядом с грохотом распахивалась дверь и хотели просто мирно распить одну на троих бутылку каберне, заесть её тарталетками с икрой и мандаринками под романтичный стук колес.

Они не ожидали, что мир сойдёт с ума.

Народные песни их даже не насторожили. Скорее напротив, порадовали. Вот мол, какой колорит! Жирафиха заставила похихикать, и только на буфетчице Любке они начали подозревать, что творится какая-то бесовщина.

Любка была из тех женщин, которых и сейчас можно встретить в российской и украинской глубинке. Неопределённого возраста, предположительно лет сорока с краснющим пропитым лицом и необъятной как сама Родина талией она вполне могла бы стать героиней кошмара какого-нибудь впечатлительного столичного юноши, но тут собралась публика попроще. Ближе к природе, так сказать. И у этой публики, состоящей преимущественно из возвращающихся после заработков работяг Любка имела оглушительный успех.

Она с шутками и прибаутками, от которых свернулись бы в трубочку уши исчезающе редких порядочных девиц, катила тележку с пивчанским и всякими солёно-хрустящими ништяками из вагона в вагон попутно обтекая и обтирая своими зефирными боками все углы, а за ней раскидистым хвостом, или шлейфом следовали подвыпившие мужички.

Они восторженно хихикали, норовили ущипнуть её колышущийся на ходу багажник и неловко уворачивались когда Любка обозначала, для порядка, некоторое сопротивление. Были среди них и закоренелые бобыли, и те, кто ехал встретить Рождество в семейном кругу и, даже те, кто, судя по оскорбленным выкрикам с окрестных полок, путешествовал в компании супруги.

Любка светилась как большой алый маяк, а вот Надька со Светой словили когнитивный диссонанс и долго вхолостую ворочали шестеренки в мозгах силясь определить своё отношение к происходящему. То ли возмущаться дурным вкусом и распущенностью мужичков, то ли по-черному завидовать животному магнетизму, какой им, двадцатилетним симпатичным пигалицам, даже не снился.

И всё-таки в основном в вагоне царила хоть и сумасшедшая, но праздничная и весьма добродушная обстановка. Словно в царстве зверей наступило какое-то радостное перемирие. Все собрались в едином порыве у водопоя и куролесили по тихой, без агрессии.

Все кроме Мишани. Он был из той когорты людей, которым лучше вообще никогда и ни при каких обстоятельствах не употреблять огненной воды, ибо едва она попадала в его кровь, та мгновенно закипала и превращала его в воина-берсерка с обостренным чувством социальной справедливости.

В этот раз Мишаня решил отомстить за Афганистан. Ну да, это вооруженное противостояние, по всей видимости, оставило в его душе глубокие раны, которые так и не затянулись с годами и смешного тут ничего, конечно же, нет. Вот только непонятно, почему он обратился с волнующим его вопросом к двадцатитрехлетнему славянину Никитке, честно откосившему от армейки по состоянию здоровья?

– За что вы, чурки, наших ребят в Афгане резали, – спросил он с болью в голосе.

Никитка сначала подумал, что пропитой мужичонка из параллельной России обратился к кому-то другому. За свою нелегкую юность ботаника он кем только не побывал. В основном обидчики щеголяли остроумием в диапазоне слов, однокоренных с Никиткиной фамилией или склоняли его слоистое брюшко. Никитку во многом можно было обвинить при желании, но в принадлежности к афганцам, да ещё и тем, что воевали в те годы, когда он едва появился на свет – это вряд ли.

Он как-то неубедительно попытался воззвать к разуму нападающего, но тот принял твердое решение дать волю накипевшей за годы боли. Дело стало принимать угрожающий оборот. Причём угроза исходила не только от кулаков Мишани. В порыве слепой и надрывной ярости он схватил со стола кухонный нож.

Зарезать им можно было разве что кусок ветчины, и то, если очень постараться, но Никитка обмер от страха.

Всё то время, что Мишаня призывал к ответу Никитку, его, Мишанина, бедная супруга сидела на нижней полке одного из «купе» и тихо подвывала со стыда, но когда её благоверный схватился за нож, всё-таки попыталась удержать его от греха.

Успехом эта попытка не увенчалась и Мишаня пошатываясь от поездной тряски и водки вновь нарисовался перед Никиткой.

Между ними нарисовался проводник, но Мишаня отмахнулся от него как комара или мухи и уже было занес карающий меч, то есть нож, когда на арене появился супер-герой. Точнее героиня. Люба.

Создатели вселенной Марвел ничего не смыслят в чудо-женщинах. Настоящая Wonder Moman она такая. Необъятная, могучая, притягательная и в то же время добрая, готовая защищать слабых. Мужчин, то есть.

Люба мигом схватила Мишаню за шкварник и конвоировала на законное оплаченное место. На пару с супругой они уложили его буйную голову на подушку, и некоторое время контролировали его порывы.

Мишаня то вроде бы начинал смежать веки, то принимался орать бессвязные, но очень болезненные для жены оскорбления среди которых просочилось откровенное признание собственной неверности. На Любу он смотрел с обожанием.

Уже в десять вечера со всех концов вагона доносился богатырский храп. Спали все кроме троицы у туалета.

Нахватавшиеся впечатлений Никитка и Надька со Светой тихо достали вторую бутылку вина и провожали к чертям этот сумасбродный кошачий год.

Полночь они встретили за тихой и немного нервной беседой. Впереди была знаменитая украинская таможня.

***

Леся ехала шумной развесёлой компанией. Вагон был полон тех добродушных усачей, для которых одна уже улыбка хорошенькой девицы была в радость.

Это позволяло в полной мере ощутить себя если не королевой, то по крайней мере принцессой для которой благородные рыцари готовы и чемодан на багажную полку закинуть, и постель застелить и шоколадкой к чаю угостить. Вместо серенад отлично пошли рождественские песни, которым Леся с чувством подпевала сама, вместо пиров и балов – откидной столик, ломившийся от вина и закусок. Горилка, сальце, колбаски, огурчики, салаты – всё как полагается.

В общем, сказка, а не дорога, ехала бы себе и ехала так хоть всю жизнь. Жаль только, что быстро кончился этот праздник.

Но это ничего. Впереди у неё другой. Яркий, волнительный, полный неожиданных встреч и открытий.

Широко улыбаясь утреннему морозному солнцу Леся вышла на Дворцовую площадь Львова и с грохотом покатила чемодан по заснеженной брусчатке.

Но долго катить не пришлось.

Уже через пятьдесят метров какой-то гарный парубок предложил себя в качестве грузчика. Он радостно пыхтя приволок Лесин скарб к трамвайной остановке на Черновицкой и растворился в лучах света. Оставил только имя, которое Леся тут же забыла. Не из злого умысла и душевной чёрствости. Просто для неё помощь от мужчин была такой естественной частью жизни, что она не считала себя в кому-то обязанной. Она ничего и никогда не просила. Ей всё предлагали сами.

Всё вокруг улыбалось для Леси, всё пело. Только старый трамвай-шестёрка ворчливо скрипел железным дёснами, но это было как доброе ворчание любимого дедушки над проказами внучки. Леся сунула в жестяную пасть талон, глянула на номер – счастливый! На радостях заговорила с какой-то бабусей, спросила далеко ли до Университета.

Оказалось, всего три остановки, а к отелю нужно будет пройтись и подняться в гору через парк Ивана Франка.

Леся насладилась видами похожего на имбирный пряник заснеженного Львова и вышла на нужной остановке. Мороз шаловливо щипал её раскрасневшиеся щёки.

Путь наверх с чемоданом был не прост. Тонкое снежное покрывало скрывало под собой опасную наледь. В любой момент восхождение могло завершиться стремительным спуском, но Лесе и тут повезло.

Пока она любовалась памятником Ивану Франка сзади подкрались Оксанка с Петей и ухватили её под руки с двух сторон.

– Привет!

– Как я соскучилась за вами!

– Как добрались?

– Ну такое…

– А у меня прямо праздник какой-то! Все такие добрые вокруг, такие хорошие!

Они обнялись и втроём со смехом и шутками дотолкали чемодан до отеля.

Через несколько минут ко входу в Днестр подъехал хозяин квартиры в которой им предстояло жить, впихнул всю компанию вместе с вещами в старенький ланос и за пять минут доставил к месту ночлега. Правда, в отношении Леси, Оксанки и Пети это слово не вполне подходило – ночи они как раз собирались проводить в Днестре.

В квартире была заколочена одна комната, на шкафу с бельём висел амбарный замок и поначалу суровый на вид дядька с головой, похожей на бильярдный шар, смотрел на квартиросъемщиков с явным подозрением. Но не прошло и десяти минут как заливистый девичий смех и пушистые ресницы разгладили складку на его переносице.

Заколоченная комната досталась Лесе, шкаф был освобожден из-под ареста и представил в знак благодарности ворох постельного белья и полотенец.

Заплатив хозяину и пристроив кое-как свои вещи, микро-ячейка ремолиновцев направилась осматривать город.

А осматривать было что. Незнакомый со Львовом туристлегко спутает его с Варшавой, Прагой или ещё каким уютным восточно-европейским городом: и ратуша имеется, и брусчатка, и башенки костёлов, возле которых раскрашенные фигурки изображали известные события. Всё вокруг светилось от рождественских украшений и дышало праздником.

Ребята отведали «мяса и справедливости», восхитились тамошней традиции обращения с чеками, забрались по очереди в железную клетку, повертели в руках все местные мечи, топоры и нагайки, наделали кучу фоток и двинули дальше по Подвальной в сторону Высокого замка.

По дороге к смотровой площадке растрясли немного съеденное и выпитое. Стояли с полчаса на продуваемой всеми ветрами высоте, любовались закатным небом и городским пейзажем. Дух захватывало от красоты, но воздух стал быстро остывать, а резкий ветер кидал в лица снежные комья.

Смеясь и отфыркиваясь спустились вниз на Максима Кривоноса и через площадь Данилы Галицкого направились к Газовой лампе – пропустить по стакану глинтвейна.

Глинтвейн пошёл так чудесно, что одним стаканом дело не ограничилось и к себе, на пересечение Гребинки и Богдана Лепкого, они вернулись ближе к десяти. Первая милонга уже началась, но бывалым милонгерос, а все они, и Леся, и Оксанка и Петя были, конечно же, бывалыми, приходить к началу не пристало.

Явились ближе к полуночи.

***

Компанию Никитки со Светой и Надей облагодетельствовали примкнувшие к ним Аня, известная, да что там, практически легендарная, диджейка, преподавательница одной из питерских школ Наталья, и Виталий – сухонький мужичок под полтинник с искрящимися от восторга и коньяка глазами.

Они вшестером поселились в двухкомнатной квартире с атмосферным внутренним двором, высокими потолками с лепниной и даже консьержем в парадной.

Хозяйка подробно и со вкусом смаковала достоинства своей недвижимости, словно была некоторая вероятность того, что питерские гости подумают, да и купят квартиру в складчину. Фестиваль-то каждый год, к чему мучить себя постоянными поисками пристанища? А тут тебе и кухня с кастрюлями для борща, и бельё постельное, и кровать, и два кресла раскладных и диван. И матрас надувной. А главное, тихо. Тут с этим строго. После одиннадцати консьержка превращается в Гендальфа Серого и никакой гоблин с бутылкой не пройдёт.

Но дети ночи из Северной Пальмиры не должны переживать – хозяйка знает о цели их визита в город и заблаговременно умаслила консьержку, так что в шесть утра можно смело красться на цыпочках к себе и спокойно укладываться спать.

О том, что во всём районе нет горячей воды она упомянула вскользь, словно о досадной, но вполне обычной и простительной житейской мелочи.

– С водой бывают перебои. Это во всем городе так. Трубы старые, да и дом на холме стоит – воду приходится снизу качать. Ну да ничего. У нас есть и тазик, и плита, так что без помывки не останетесь.

Сколько времени потребуется шестерым танцорам на сборы к милонге с учётом стирки и мытья в единственном тазу она не думала – это уже не её печаль.

Гости остались в недоумении, но скандалить не стали. Заплатили сполна и принялись делить жилплощадь.

Комнаты было всего две, а их было шестеро. Зато была просторная кухня, в которой отлично поместился надувной матрас.

По итогам плебисцита маленькая комната отошла Никитке с Виталием. Они расположились на узких односпальных креслах с жёсткими деревянными подлокотниками. Света с Надей и Аня с Натальей расположились в большой комнате попарно на диване и кровати соответственно. Матрас решили поберечь на непредвиденные обстоятельства.

Распаковав самое необходимое и переодевшись группа решила разделиться. Виталий и Наталья ушли на базар за продуктами для борща.

– Моим борщам все аргентинцы признавались в любви, – самоуверенно заявила Наталья и шустро взяла в оборот покорного Виталия в качестве тягловой рабочей силы.

Остальным предстояло докупить в магазине продуктов по своему усмотрению и такие необходимые в быту вещи как стиральный порошок с туалетной бумагой.

Не прошло и получаса как обитатели свежеиспеченной питерской коммуналки во Львове рассосались по городу.

Никитка с Аней, Надей и Светой потратили некоторое время на поиски достойного универмага. Накануне Нового года многие полки с продуктами пустовали, так что пришлось бродить с покупками из первого магазина по второму и так далее, пока всё необходимое не было приобретено.

Обвешанному как мул Никитке скитание по хозяйственным нуждам быстро обрыдло, причем настолько, что спустя час после заселения в квартиру он совершенно не мог уже представить, что вечером окунётся «в омут танца с головой» и мечтал только о том, чтобы скинуть с себя пакеты и свернуться в кресле калачиком ровно до завтрашнего утра.

А вот сильная половина их компании, девушки, то есть, совершенно не разделяли его настроя. Они весело щебетали о том, какой смешной этот украинский язык, вспоминали кодовые слова для прохода в одно известное заведение, присматривались к окрестным кофейням с шоколадными лавками и строили грандиозные завоевательные планы на вечер.

Вернулись они уже затемно и очень удивились, когда поняли, что Наташи с Виталием все ещё нет. Расфасовали еду по полкам шкафов и холодильника, а туалетные и мыльно-рыльные в помещении, которое в родных краях было принято именовать гаваной, девушки принялись готовить какой-то перекус, а Никитка упал лицом в разложенное кресло и провел в таком положении около получаса, по прошествии которых в прихожей послышалась возня и вялое переругивание.

На кухне уже что-то бодро шкварчало. Залихватски свистел чайник.

Он вышел из комнаты и застал сцену немого противостояния характеров добродушного Виталия и смелой, уверенной в себе Натальи. Похоже они прекратили пикировку только для того, чтобы не привлекать к участию в конфронтации лишние стороны. Виталий, улыбался несколько более скованно, чем обычно, в глазах Натальи поблескивали электрические разряды.

Как они умудрились поссориться, будучи едва знакомыми, Никита не знал и чувствовал, что попытка провести расследование чревата серьезными осложнениями уже для него самого. Поэтому он просто перехватил пару пакетов с едой из рук Виталия и понёс их на кухню.

Там царила почти армейская дисциплина и слаженность действий. Аня строгала салат, Надя жарила картошку, Света мыла посуду и поглядывала на кастрюлю в которой закипали пельмени.

Круглый столик в углу кухни явно не был рассчитан на шестерых, но для хорошей компании это не проблема, в студенческие годы и сильнее трамбоваться случалось, так что разместились. Зато чувство локтя усилилось. Упирающегося в бок локтя. Но никто не жаловался. Все весело болтали и шутили, даже Никитка временами отрывался от тарелки, чтобы ввернуть в разговор свои три копейки.

Только Наташа с Виталием недобро поглядывали друг на друга с разных концов стола.

После еды всех немного сморило, но времени на послеобеденный сон не было. Скоро милонга, а они всё еще немыты и неглажены с поезда. Никитка помог перелить в большой таз горячую воду из кастрюли и чайника, а сам взялся за утюг.

Девушки после непродолжительной игры в поддавки образовали очередь в гавану.

К началу милонги все были в сборе и торопливо шагали вверх по улице к Днестру. Да, приходить на милонгу к началу – это, конечно моветон. Хорош тот гость, которого долго ждали. Но опыт Ани с Наташей подсказывал, что на подобных мероприятиях лучше всё-таки поступиться принципами и занять столик, иначе придется до шести утра мыкаться по разным углам.

Никита, Света, Надя и Виталий всецело доверились «старшим товарищам».

Они спешили.

Условились не ждать друг друга после переодевания, а сразу подниматься наверх к банкетному залу и занимать места.

Первым наверху оказался Никитка.

Диджей поставил музыку всего-навсего десять минут назад, но с посадочными местами и впрямь была напряжёнка.

Пришлось изрядно побродить между обвешанными сумками стульями и столами с красными скатертями и искусственными карликовыми деревцами с кофейными зёрнами вместо листьев. Но свободный всё-таки среди них отыскался. В самом углу у входа.

Никитка бросил кардиган на один свободный стул, а барсетку – на второй. Возможно, следовало лечь на несколько стульев сразу, но на это он не решился и просто врос в сидение готовясь держать оборону.

Через пять минут у входа в зал показалась Аня со слегка сумасшедшими глазами. Она принялась судорожно сканировать ими пространство и Никитке пришлось привстать со своего места и помахать ей рукой, чтобы обозначить своё присутствие на стратегически важной точке.

За Аней в зал влетела Наташа, следом за ней понуро плелся Виталий. Света и Надя пришли только пол часа спустя. Накрашенные и невозмутимые.

Стол был занят прочно. И только теперь можно было приступить к отдыху.

Виталий отправился в сторону бара, Аня, Надя и Света принялись стрелять глазами по сторонам, а Никитка решился пригласить на первую танду Наталью.

Несмотря на самое начало милонги трафик на танцполе был весьма оживленный, как в час пик на регулярной милонге в Питере, а то и более плотный. Правда в основном тут были новички и те, к кому танго-возраст пришел в одиночестве. Иными словами, уровень вождения оставлял желать лучшего.

Зато Никитка ощущал себя вполне сносной рыбой в этом лягушатнике и даже почти не переживал от того, что впервые танцует со слегка похожей по типажу на школьную учительницу Натальей. По его собственным ощущениям если она его и экзаменовала, то должна была остаться вполне удовлетворена. Крепенькую четверочку он, со скидкой на свой стаж, и начало милонги, вполне заслужил.

И всё же проводив её к столику он облегченно выдохнул, расплылся в улыбке и некоторое время отрешенно наблюдал как танцпол вновь заполняется парами.

Аня ушла плясать со знакомым диджеем из Москвы, Света и Надя выхватили каких-то турков, а Виталий любовно грел в руках бокал с остатками коньяка.

Между Никитой и Натальей завязалась оживленная беседа о технике танца. Эдакий разбор ошибок, впрочем, весьма корректный. Наталья, как опытный педагог берегла неокрепшую психику юноши. Они в питерском танго и так были штучным товаром.

Вечер стремительно набирал обороты. Когда Никита спохватился и понял, что не танцевал уже минут сорок, на танцполе была наглядная инсталляция выражения «яблоку негде упасть», а Наталья наметанным взглядом поймала коротыша аргентинца, вот уже несколько месяцев околачивавшегося в Москве и ушла танцевать.

Скучать за столиком в гордом одиночестве не хотелось, но удачи всё не было. То музыка была слишком быстрой. Танцевать милонги в такой давке? Это же самоубийство! То партнерши подходящей не находилось. Как и большинство мужчин Никита инстинктивно сторонился женщин, от которых исходили флюиды отчаяния, а таких тут встречалось не так уж и мало. При этом, в отличие от регулярных милонг Питера, атмосфера всё ещё оставалась праздничной, ведь в большом потоке никто не видит как много времени дама скучает. Никому нет до этого дела. Но Никитка сторонился также и слишком уж нахрапистых, разбитных женщин, готовых на всё, или почти на всё за танду-другую. Была в их поведении такая назойливость, из-за которой ценность танца с ними скатывалась к нулю.

Оставалась золотая середина. Но её представительницы в Никитке не особенно нуждались. Стайки симпатичных девчонок из Москвы умильно поглядывали на приодетых и надушенных иностранцев, особенно на редких гостей из Буэнос-Айреса, московских и киевских знаменитостей, в общем, всех тех, кто чего-нибудь да стоил в иерархии танго-сообщества. Знакомые петербурженки тоже не для того пересекли границу, чтобы со своими самоварами плясать. Нет, большинство из них соглашалось на тандочку, но в основном следовали его ведению несколько рассеянно – пляски во имя этикета. Отказать неудобно – фестиваль пройдёт, и наступят танго-будни. Откажешь сейчас – не с кем будет коротать вечера в Касе, Квартале и Мансе.

Никита на животном уровне понял причину внезапного падения мотивации и без особой нужды знакомых и подруг не тревожил. Пусть охотятся вволю, с ними он потанцует дома.

Пришлось пуститься в свободное плавание по мутным водам. Он уже успел привыкнуть к тому, что каждое приглашение – результат своего рода кастинга. Обычно у него была возможность понаблюдать за партнершей, примерно оценить уровень её мастерства и манеру танцевания. Теперь же всё смешалось. Знакомые лица были каплями в человеческом море, понаблюдать хоть за кем-то длительное время не удавалось.

Если ему нравилась партнерша, чаще всего она оказывалась какой-нибудь звездой и в те редкие моменты, когда оказывалась вне танцпола едва переводила дух и давала отдых усталым ногам. Беспокоить таких было как-то совестно и Никита решился на кота в мешке. В конце концов, есть свой шарм и в танцевальной лотерее.

Как только Никита отпустил вожжи и доверился слепому случаю, дело пошло бойчее. Девушки из Челябинска, Ростова и Самары были не столь привередливы и охотно соглашались потанцевать с ним. Правда чаще всего танцуя с ними он чувствовал себя довольно неуклюже. Из-за отсутствия практики переключаться с одной партнерши на другую, умения подстраиваться под каждую ему на условиях высокой плотности приходилось несладко.

Были и совсем забавные случаи. Например, одна очень опытная и энергичная дама при попытке станцевать хиро сама начала его кружить, да так мощно, что у хлипкого петербуржца закружилась голова.

В общем, вечер был полон открытий и к четырем утра усталые, но счастливые они осторожно нащупывали дорогу под свежим снежком и на ходу делились впечатлениями.

А впереди было ещё шесть дней танцевального угара.

***

Первая милонга обернулась для Леси неприятным происшествием.

Они с Оксанкой и Петей, как и полагается, явились уже ближе к полуночи, когда половина партнёров успели сменить первые рубашки, а самые востребованные партнёрши устало обмахивались веерами и полоскали рты шампанским.

Несмотря на это движение на танцполе не уступало по плотности дорогам Дели. Но справедливости ради стоит сказать, что порядка тут всё-таки было побольше. Если тихо трусить гуськом по крайней полосе, то вполне можно было сохранить и ноги и нервы. Но если какая-то дьявольская сила уносила пару на соседнюю полосу или, не приведи Господь, в центр зала, то о танце можно было смело забыть – начиналась борьба за выживание, в которой шансы обойтись без потерь можно было приравнять к одиночному плаванию по горной реке. Без лодки.

Здесь была законная вотчина тех самым джигитов, которые презирают езду на зеленый сигнал светофора и заодно придуманные трусливыми отцами-основателями танго правила передвижения на милонгах.

Организаторы мероприятия не уставали каждую милонгу прерывать диджея для того, чтобы напомнить собравшимся о необходимости уважения к остальным участникам процесса, но труд их был сродни тому ручью, что точит камень. Неуклонно, но всё-таки не очень быстро.

Едва очутившись в зале Леся тут же включила взгляд незнакомки Крамского² и почти сразу, буквально кожей ощутила интерес. Но удариться в эксперименты она не успела.

Петя решил воспользоваться «правилом первой ночи». То есть танды. И пригласил её по-свойски, без игры в гляделки. Оно и к лучшему. У него были весьма внушительные очки, минус пять, если не семь, так что кабесео в его исполнении выглядело жутковато.

Леся не стала говорить приятелю, что не нуждается в выгуле и согласилась.

Поначалу всё шло неплохо. Они ввинтились в поток на самом краю танцпола. Задняя часть Леси была ограничена багажником стоящего впереди партнера. Петя, в свою очередь, находился в критической близости от багажника стоящей позади него дамы. Посмеялись над ситуацией, перекинулись парой фраз, чтобы разрядить напряжение и тихонько поползли за направляющими, словно свидетели Джобса в очереди за свежим яблоком.

Играл величественный и лиричный Di Sarli, который своей неспешностью и гармонией слегка притормаживал опасные порывы особенно горячих партнеров. Петя вел не то чтобы очень уверенно, но старательно и достаточно мягко. Леся оценила и эту деликатность, и парфюм, которым он уже успел где-то себя окропить. Ей даже удалось пару раз прикрыть глаза и позволить тактильным ощущениям взять верх над зрительными. В общем, временами она отпускала ситуацию и целиком погружалась в танец.

Но следующим в плейлисте диджея оказался энергичный и забористый инструментальный Tanturi.

Петя предложил продолжить и Леся опрометчиво согласилась.

Музыка как будто обязывала Петю двигаться энергичнее и он, словно нехотя повиновался её призыву.

Леся с тревогой уловила в его движениях признаки суеты. Но это было ещё не так ужасно. Куда хуже то, что суета охватила и большую часть окружающих пар. Начался разброд и шатание. Кто-то решил, что пара впереди двигается слишком неторопливо и пошел на обгон. Кто-то, напротив, предпринял попытку вернуться из пекла середины зала к благословенной окраине и пошел к цели настойчивым противолодочным зигзагом.

Не прошло и минуты, как вместо плотного, но упорядоченного Токио вокруг Леси и Пети творился плотный и беспорядочный Мумбай.

А Петя, как бы ни старался, привык ездить по Киевским дорогам. Он как мог, пытался заслонить собой Лесю от прямых столкновений, хлёстких болео³ и размашистых ганчо⁴ и это сильно сказалось на его способности вести пару и вообще контролировать ситуацию. Очень скоро они вылетели даже из второго ряда и оказались в эпицентре ада.

То и дело он корчил болезненные гримасы и утыкался в Лесю заставляя её терять равновесие пока после очередного толчка извне не наступил с размаху на оголенный большой палец её правой ноги.

Finita la comedia.

Из томных Лесин глаз градом покатились слезы. Она тут же согнулась пополам и тихонько заскулила.

Обескураженный таким фиаско Петя секунд тридцать простоял глупо озираясь по сторонам в поисках виновника своего провала, но тот или не желал выдавать себя чистосердечным признанием или был слишком поглощен стремлением накрутить еще пяток ганчо до конца мелодии.

Не найдя обидчика Петя испытал легкое разочарование и существенное облегчение. Он помог выпрямиться всё ещё страдающей от боли Лесе, приобнял её за плечи и уже без всяких танцев повёл к столикам зализывать рану.

***

Дневную милонгу Никита решил пропустить. Он с трудом выбрался из-под одеяла ближе к двум часам дня. Кресло Виталия было уже аккуратно, по-армейски, застелено.

Из кухни доносилась тихая ругань на полутонах.

Никита немного поглядел туповатым взглядом в окно на заснеженную улицу и решил взбодрить себя пробежкой по парку. Натянул спортивный костюм, прошмыгнул в коридор, достал из рукава пуховика шапку, а из кармана перчатки, снял один из ключей с гвоздя на стене и вышел в парадную. Скатился мячиком по лестнице и с наслаждением втянул морозный воздух.

Начал неспешно. Спустился ещё немного и потрусил тихонечко по краю парка параллельно Университету, мимо статуи усатого дядьки в шинели. Дальше начался подъём в гору.

Непривычному к перепадам высот петербуржцу было непросто, но скорости он не сбавил и даже нашёл в себе силы оглядеться. С противоположной стороны улицы на него смотрела вывеска какого-то банка, а на пересечении улиц Листопадового Чину и Гоголя возвышалось Управление Львовской железной дороги. На вершине холма стоял Днестр, где уже вечером на двадцатом этаже сотни человек вновь соберутся танцевать танго.

Дальше начинался спуск и ноги сами понесли Никиту вперед. Он дал им немного свободы, но всё-таки старался не упускать ситуацию из-под контроля, ведь под снегом прятались промёрзшие лужи.

Он сделал три таких круга и дыша здоровьем и энтузиазмом вернулся домой.

На кухне больше не бранились. Из неё доносился приятный запах какой-то еды. Из гаваны, в свою очередь, слышался шум воды и редкие вскрики, возвещающие о перепаде температуры в душе.

Никита зашел на кухню и увидел Виталия с Надей, Светой и Аней, попивающих чай с вареньем и сушками. Виталий лучезарно улыбался и рассказывал какую-то историю, девушки сонно хмурились и слушали его вполуха.

– Кто крайний в душ? – жизнерадостно спросил Никита.

Возникла пауза. Виталий попытался было показать на Надю, но Аня его опередила.

– Там Наташа моется сейчас, давай после неё. Тебе же недолго?

– Да, мне только сполоснуться – всё так же бодро ответил Никитка.

Девушки переглянулись.

– Ну, ладно, я пока к себе за шампунем с полотенцем. – сказал Никита и покинул кухню.

Через десять минут он сам уже вскрикивал от температурных виражей. Намылил всё, до чего смог дотянуться гелем типа “руки-рожа-вся другая кожа” и наскоро смыл. Вышел в кухню, а там уже Наталья, в полотенечной чалме разливала по тарелкам свой хваленый борщ.

– Борщу надо дать настояться, – назидательно говорила она Наде со Светой, – сутки хотя бы, а можно и больше. Тогда у него будет насыщенный вкус, ни один мужик не устоит.

Кухня наполнилась смехом.

А борщ и в самом деле было восхитителен. Быть может, Наталья знала какие-то великие секреты, а может дело в местной свёкле. Так или иначе, но проглотив по-волчьи свою порцию Никита начал грустить от того, что не растянул удовольствие.

Его печаль не укрылась от Натальи.

– Добавки? – самодовольно спросила она.

– Конечно! – радостно отозвался Никита, – шикарный борщ!

После обеденного завтрака стали собираться на прогулку. Приготовления растянулись – как-никак, всего один душ, зеркало и фен на четырёх женщин.

Никита быстро собрался и завалился на заправленное кое-как кресло, воткнул наушники и принялся слушать танго попутно размышляя о предстоящем вечере.

Именно в этот день ему, начинающему двадцати трехлетнему танго-диджею предстояло впервые услышать знаменитого Феликса Пичерну, диджея из Буэнос-Айреса, который провёл за пультом больше лет, чем Никитка прожил на белом свете.

От одной мысли об этом захватывал дух. Он будет танцевать под музыку, подобранную живым современником Тройло и Пуглиезе! Да ещё с кассетного плеера! И это в двадцать первом веке, когда цифра уже захватила музыкальную индустрию!

***

Поврежденный Петей палец посинел и распух, а туфли у Леси были всего одни и с открытым носом, так что плакала милонга и Леся вместе с ней.

Оксанка как могла, пыталась её утешить, словами о том, что скоро всё заживет, и вообще в толпе и темноте никто и не заметит Лесиного увечья, но всё тщетно. Подруга сама не верила своим словам, так что психолог из неё не вышел.

Петя пытался всеми силами загладить вину. Вскочил с постели уже в одиннадцать утра, сбегал в аптеку, принес пластырь и мазь какую-то, заварил кофе в хозяйской турке и даже сделал массаж ног, но Леся решила пока не вызволять его из опалы. Такие грехи нельзя прощать слишком легко.

Оксанка проворковала, что вообще-то тоже не отказалась бы от массажа и бедный Петя кинулся угождать и ей.

Леся трагически заявила, что останется вечером дома и одной ей будет нестерпимо скучно. Эти слова вызвали у Пети легкую панику. Вечером диджеил Пичерна и он, как будущий танго-диджей (Петя планировал им стать через пару лет, когда будет достаточно хорошо подготовлен) не мог пропустить это легендарное событие, ведь знаменитому Феликсу было уж даже не семьдесят, так что любая встреча с ним могла стать последней.

Он принялся увещевать Лесю.

– Ну что ты! Там жеПичерна будет! Это никак нельзя пропустить!

– Ну и что с того, – ответила Леся, – все будут танцевать, а я сидеть как дура?

– Ну, там много кому сидеть придется, – неосторожно сморозил Петя.

– И что с того?! – возмутилась Леся, – я не собираюсь это терпеть!

– Ну, я буду с тобой танцевать, – не сдавался Петя.

– Спасибо, уже потанцевал, – усмехнулась Леся.

– Ну Лесечка, ну, пожалуйста, пойдем с нами! – встала на сторону Пети Оксанка – я буду сидеть с тобой вместе!

Ей совершенно не хотелось идти на милонгу одной и рисковать потерять единственного гарантированного партнёра.

– Ну ладно, – сдалась Леся, – но тогда мне понадобится глинтвейн, чтобы не грустить…

– Я принесу тебе! – обрадовался Петя.

Вечер был спасён.

Днём Леся не вставала с постели. Усиленно восстанавливалась к вечеру. Петя юлой крутился вокруг неё с мандаринами, глинтвейном и шоколадками. Он же взялся постирать и погладить её платье. И, конечно же обработал травмированный палец мазью. И массаж ступни ещё раз сделал.

Раздобревшей от такого обращения Лесе стоило колоссальных усилий сохранять строгую мину.

В этот раз они решили прийти на милонгу к началу – нужно было обеспечить посадочное место. И место это оказалось превосходным. Поблизости были и вход в зал, и бар. Те самые места, где толпились в надежде пригласить даму на танец большинство мужчин.

Петя снова предложил Лесе свои услуги в качестве партнера для выгула, но опять получил отказ. Впрочем, Леся тут же пожалела его и решила, что завтра непременно простит и потанцует с ним на дневной милонге.

Он было расстроился, но ненадолго. За пультом был фактурный дедушка в костюме-тройке и фетровой шляпе. Рядом с ним на столе лежал ворох кассет, вроде тех, что Петя видел в детстве, только вместо Цоя и Металики на них были Тантури и Д`Агостино. Временами мэтр вылавливал какую-нибудь кассету из кучи, перематывал пленку карандашом и запускал в плеер. Иногда он не находил нужной кассеты на столе и тогда обращался к стоящему рядом со столом саквояжу. Такой себе реквизит из мира волшебников. В нем всегда находилось то, что нужно.

Всю эту магию пытались запечатлеть на цифру с десяток восторженных молодых балбесов. Они крутились у стола гуру словно мальки вокруг трехсотлетней черепахи, а Феликс, сосредоточенно работал и на поклонников не отвлекался.

На танцполе, тем временем, творился какой-то хаос. Привыкшие к строгому соблюдению канонов танцоры были шокированы хулиганством дедушки. Вместо привычных, однородных по составу танд с четырьмя композициями одного жанра и одного оркестра он выпускал в зал каких-то анархических демонов.

Выходит робкий первогодка с партнёршей на танцпол. У него и так стресс от плотности движения. И осмелился на танец он только потому, что заиграл величественный и спокойный Di Sarli, но вместо положенных четырех композиций Дона Карлоса получает под ребра забористого и энергичного D`Arienzo. А после, непонятно с чего вдруг, Ricardo Malerba, ритмичный, но более спокойный. Или вообще, Pugliese, там не каждый профи мгновенно поймает ритм.

А на кортинах играют то отрывки из какой-то оперы, то Вивальди, то рок-н-ролл!

Танго-анархисты были в экстазе.

***

Никита целый час не мог заставить себя оторваться от стула. Товарищи по квартире давно растворились в зале, а его картина мироздания летела к чертям.

Целых два года ему вдалбливали старшие товарищи о пользе и необходимости соблюдения традиций диджейства, хотя его склонный к ясным и понятным правилам разум в дополнительных стимулах не нуждался. Ему и без того было приятно осознавать, что на милонгах есть определенные каноны, которые ему хорошо понятны. Он верил, что они являются залогом успеха всего предприятия. Без них мрак, хаос и прочая вакханалия.

При этом те же самые старшие товарищи непременно восторженно отзывались о Пичерне. Он был для них легендой, гением и вообще, матером Йодой. В общем, Никиту постиг жестокий когнитивный диссонанс.

Он периодически сверялся со своими ощущениями. Готов выйти на танцпол? Пожалуй, что пока всё-таки нет. Он был капризен в выборе музыки, ко всему прочему и рисковать спокойствием в условиях дикого угара марафонцев не решался.

Так продолжалось ровно до тех пор, пока он случайно не поймал её взгляд.

Она сидела на другом конце зала и уже тот факт, что их глаза преодолели пространство, заполненное хаотично мельтешащими парами говорил о многом. Кругом было полно красавиц, а уж красных платьев, и вовсе через одно, но что-то всё-таки заставило Никиту обратить внимание именно на неё.

Он не отрываясь смотрел на неё секунд тридцать, чтобы убедиться, что его интерес взаимен, после чего кивнул, приглашая вместе промочить ноги в этом потоке безумия.

Она уверенно и с достоинством кивнула в ответ.

Идти за ней пришлось мимо столов, стульев, висящих на них сумок, пиджаков, свитеров и шалей. Пока дошёл половина мелодии уже отыграла. Кстати, снова играл D`Arienzo, что, наверное, было не лучшим вариантом для начала знакомства, учитывая плотность и хаотичность движения.

Но на помощь пришел совет старого милонгеро Jorge Dispari, который на одном из мастер-классов рассказал партнерам об одном маленьком, но эффективном приемчике. Никита практиковал его время от времени и в этом раз, традиция и опыт старших поколений спасли его в современных стремительных реалиях.

Он встал в пару с девушкой таким образом, чтобы заслонить её спиной от второй полосы движения и при этом самому видеть не только то, что происходит впереди, но и тех, кто двигался следом. Нет, передвигаться боковыми приставными шагами всю мелодию было, конечно, немыслимо, но периодически оказываться в этой позиции, чтобы оценить обстановку, было совсем нелишним.

С первых шагов девушка произвела на него необычное впечатление. Танцевала она, конечно, недавно – то и дело теряла равновесие и вообще, шагала не слишком уверенно, но объятье её было настолько живым, теплым и мягким, словно она родилась с ними или оттачивала годами. Никите оказалось вполне достаточного этого объятья, и они плыли по танцполу словно единое целое несмотря на бурную музыку и пытающееся угнаться за ней окружение.

Только после второй мелодии он спохватился и понял, что они так и не обмолвились ни одним словом.

– Никита, – коротко представился он и постарался улыбнуться не слишком скованно.

– Леся – лучезарно улыбнулась она в ответ.

– Вы откуда, Леся? В первый раз на Ремолино?

– Из Киева, а Вы? – она слегка замялась при выборе обращения. Похоже, выкать было ей непривычно.

– Из Питера, – с достоинством ответил Никита. Он знал, что эти слова звучат гордо, но дело было не в этом. Он действительно любил свой серый промозглый город.

В этот момент D`Arienzo внезапно сменил Pugliese и они снова соединились в объятии.

За четыре мелодии совершенно разных по динамике и настроению оркестров они успели сделать всего один круг и вернулись к тому месту с которого начинали.

Никита был бы не против зайти на еще один круг, но традиции обязывали его избегать двусмысленностей и он сожалением проводил Лесю до её столика. Эти же самые традиции не запрещали ему потанцевать с ней еще раз, после перерыва, но шансов вновь поймать её взгляд из толпы был не так уж и велик.

Когда он занял своё место за столиком, хаос на танцполе его уже не тревожил.

***

Леся долго попивала принесенный Петей глинтвейн и досадливо поглядывала на танцующих. Как же ей самой хотелось танцевать! Она даже пожалела, что уступила Петю Оксанке. Они плясали вот уже третью танду подряд.

Каждый перерыв между песнями Петя, светясь от восторга что-то вещал раскрасневшейся Оксанке. Они смеялись и, забывались настолько, что только гневные взгляды напирающих сзади пар заставляли их продолжить танцевать.

Только после четвёртой танды они вернулись за столик, но ненадолго. Оксанка тут же ускакала в уборную поправлять макияж, а Петя уцепился за хвост длинной очереди в бар. Их не было целую танду, но и после они не остались с ней. Едва Оксанка присела за столик как сразу же получила приглашение от какого-то смуглого мужчины, судя по манере одеваться, итальянца. Петя принес Лесе второй бокал глинтвейна и пару минут неловко пытался скрасить её досуг беседой.

– Как твой пальчик? – спросил он виновато.

– Всё ещё болит, – скуксилась Леся.

Это было не совсем правда, боль утихла и почти не ощущалась, но Леся надеялась, что чувство вины заставить Петю побыть с ней какое-то время, а может быть даже пригласить танцевать.

Но вышло совершенно иначе. Он ещё какое-то время пытался поддерживать разговор и ушел танцевать с Милкой Кищук, которая, как и Оксанка ходила с ними в одну группу.

Леся опять затосковала. Ей казалось, что все кругом счастливы, кроме неё и даже глинтвейн не слишком спасал положение. Надо было брать судьбу в свои руки, но Леся всё ещё колебалась. Ей ужасно не хотелось вставать из-за стола и являть всему миру обмотанный пластырем палец.

Но сидеть в одиночестве до шести утра – тоже не выход. Несмотря на сомнения она начала оглядывать зал в поисках партнера.

Искать пришлось долго. Все знакомые уже танцевали. Испытывать судьбу с какой-нибудь скучающей звездой было страшно. Из-за треклятого пальца она в любой момент могла оступиться и вообще, его же всем видно!

К началу второй композиции в танде за столиками осталось совсем мало партнеров. Те, кто не танцевал, в основном, толпились у бара. Но один подходящий экземпляр нашелся.

На противоположном конце зала задумчиво подпирал подбородок коротко стриженый юноша в клетчатой бело-голубой рубашке.

Когда Леся посмотрела в его сторону он словно выплыл из омута своих мыслей и посмотрел в ответ двумя синим льдинками.

Взгляд его был долгим.

Леся даже начала сомневаться. А хочет ли он танцевать с таким странным субъектом? И всё же кивнула в ответ на его кабесео.

Он излучал то, что называется «мягкой силой». Какая бы буря не бесновалась снаружи, внутри его объятья было тихо и тепло как в деревенском доме у печи или камина. Вел плавно, и при этом прислушивался к её откликам, двигаться не спешил, но каждый шаг был неотвратим как течение Днепра. Или Невы. Он был из Питера.

Леся не успела опомниться, как танда подошла к концу. Она словно уснула на облаке и очнулась только когда он взял её под локоть и повел к столику.

– Как, уже всё? А я бы еще потанцевала… – подумала она -Неужели ему не понравилось? Как жалко!

***

Утром следующего дня Никита снова бегал вокруг парка. На этот раз, действительно утром – без четверти двенадцать. Обитатели квартиры поголовно спали, словно вампиры после кровавой ночи, а он уже вдыхал морозный воздух и рассеянно глядел по сторонам. Из головы не шла вчерашняя танда с киевлянкой.

Надо бы попробовать пригласить её сегодня – думал Никита,– А ещё сегодня Эля диджеит! Вечер намечается прекрасный!

Дневную милонгу он, из экономии сил, опять пропустил.

И вообще, что это за мероприятие такое несуразное? Дневная милонга? Это что-то стоящее в одном ряду с безалкогольным пивом и безкофеиновым кофе. В Аргентине такого нет. Какая милонга может быть без чарующего объятья ночи? Не важно, теплой южной, или морозной северной, освещенной огнями мегаполиса, или убаюканной морским прибоем. Ночь – время милонгеро, – считал Никита.

Надя и Света его предрассудков не разделяли. Им было не важно в какое время суток танцевать, были бы приличные партнеры, а тут, на Ремолино, их хватало, так что в шестнадцать обе уже были в Днестре.

Аня и Виталий с Натальей предпочитали количеству танцев качество и потому не стали размениваться на танго-утренник и направились в центр города осматривать ярмарку, где среди добротных деревянных лотков можно было найти и новогодние игрушки, сувениры, жареные сосиски, глинтвейн в пластиковых стаканчиках и мерч типа «Дякую Тобi, Боже, що я не москаль».

Увязавшийся за ними Никита больше любовался на готические башенки и размышлял о том, кем, по мнению местных националистов, является уроженец Ленинграда, сын вологодского мужика и хмельничанки? Обратиться за разъяснениями к специалистам в этом вопросе он как-то не решился и поблагодарил Бога за то, что в детстве научился бегло «размовляти державною мовой».

Аня с Наташей и Виталий на ярмарке разжились кто чем: медом, леденцами, брелоками, сувенирными шкаликами горилки, Никита обзавелся румяными щеками и сонливостью. Когда они вчетвером ужинали в пузатой хате на Шевченка Никита он уже почти забыл и об Эле, и о Лесе и подумывал лишь о том, как неплохо было бы вздремнуть перед милонгой.

Аня с Наташей, тем временем лоббировали свою кандидатку.

– Ты уже танцевал с Плюшевой? – строго спросила Наталья ковыряя селедку под шубой.

– Нет, – безразлично ответил Никита, спокойно мокая блин в сгущенку – мне многие про неё говорили. Я присматривался, как-то не проникся. Ну не лежит душа.

– Там не смотреть, а трогать надо,– поддержала Наталью Аня.

Подобные двусмысленности были вполне в её духе воспринимались окружающими так же естественно, словно речь шла о проверке на спелость какой-нибудь груши или сливы.

– Ну не знаю, – не сдавался Никита, – у меня как-то всё интуитивно. Если внешне танец не нравится, то ничего путного не выйдет. Давно проверено.

– Плюшевая – исключение – упорствовала Наталья – Попробуй.

– Я подумаю… – уклонился от обязательства Никита.

– А я бы с радостью потанцевал с Ниночкой, – вставил мечтательно Виталий, – но она почему-то не соглашается. Все бегает от меня…

– Это потому, – сказала Наталья назидательно,– что ты вечно руки выкручиваешь партнерше. Говорила уже сто раз, расслабь плечи!

Зародившийся спор с Виталием заставил девушек забыть о Никите.

***

– Нет, ну что ему могло не понравиться,– недоумевала Леся. Размышлять про себя она не могла, а потому Оксанка с Петей стали невольными свидетелями её мыслительного процесса. – Даже Тищук и Савченок танцевали со мной по три танды, а этот, вроде бы и не звезда какая-нибудь… Вы знаете о нём хоть что-то?

– Неа – в один голос ответили Петя с Оксаной, которым питерский милонгеро был представлен издалека в тот же вечер.

– Так в чём проблема тогда?

– Не знаю, – ответила Оксанка.

Ей после вчерашних плясок с Петей было не до терзаний подруги. У неё в голове полным ходом шли дебаты.

– Он та-а-а-акой милый, – пищала Оксанка добрая душа, – сегодня же вечером его поцелую!

– Ну, это же Петя… – возражала ей практичная Оксана Владимировна, – он милый, конечно, надёжный там и безотказный. Айтишник, опять же, но … Это же Петя… Ну, такое…

– Но он такой массаж делает, и заботится обо мне, и настроение поднимает, – не сдавалась Оксана добрая душа.

– Рекс знаешь ли, тоже настроение поднимает, – усмехнулась Оксана Владимировна, – и ты его даже в постель таскаешь вечно, но спать всё-таки отправляешь на коврик!

Эти жаркие дебаты длились весь день и совершенно измучили Оксанку, так что Лесе она была не помощник.

А вот безотказный Петя всё-таки пустился в рассуждения.

– Ну, может он традиции типа того, чтит.

– Какие ещё там традиции, – не поняла Леся. Она себя чтением форумов не утруждала и не кодигосе, негласной библии тангоманов имела очень поверхностное представление.

– Те, в которых потанцевать больше одной танды подряд означает приглашение на завтрак.

– Так я бы и не… – сказала Леся, осеклась и зашлась румянцем.

Она бросила вороватый взгляд на Оксанку – а ну как растрещит. Но та всё ещё была погружена внутрь себя и пропустила эту информационную бомбу мимо ушей.

– Думаешь, он это для приличия? – спросила Леся Петю.

– Ну конечно! – с убежденностью отозвался тот.

– Тогда ладно …

***

В этот раз Никита нацепил белую рубашку с принтом из блекло серых снежинок, надушился парфюмом Виталия, которым тот перебивал запах коньяка и даже занял место неподалеку от диджейского пульта.

Эля освещала все вокруг широкой нетрезвой улыбкой.

Никитке вспомнилось интервью актера Хабенского в котором тот шутил про различие между питерской и московской театральными школами. Говорил, что москвичи, обычно работают слегка навеселе, а питерцы – с жёсткого бодуна. В отношении танго диджеев не вполне справедливо. У всеми любимой в Питере Анечки рядом с ноутбуком обычно чай или кофе, у Эли был виски.

Она прихлёбывала из него время от времени и подставляла правую щёку под ежеминутные поцелуи кавалеров словно мадонна паломникам.

Обычно в подобной ситуации Никита, оценив размеры очереди, ушел бы «искать счастья» в других краях, но тут что дёрнуло его попытаться её пригласить.

Заиграл Domingo Federico, под который они уже как-то танцевали в Питере и на удивление взгляд Никиты сумел прошить толпу приятелей и воздыхателей.

Эля благосклонно кивнула в ответ и внезапно залпом осушила почти полный стакан.

– Надеюсь, это всё-таки был яблочный сок, – подумал Никита в смятении. Он совсем не переносил пьяных женщин, шальные императрицы – точно не его типаж, но по всей видимости, предрождественский Львов что поменял в нём. Трудно сказать, запомнила ли тот танец Эля, но Никита запомнил точно. Возможно потому, что ему удалось удержать баланс за себя и растекающуюся топленым маслом в объятьях партнёршу.

***

– Похоже, ему всё-таки не понравилось, – с тоской подумала Леся глядя на то, как он пляшет с диджейкой.

Вот уже почти целый день это был не Никита из Питера, а Он. Петя с Оксаной смирились и приняли это как должное. Накануне милонги Лесю терзали противоречия.

С одной стороны, гордость не позволяла ей как-то специально готовиться. Не того полета птица. Не преподаватель, организатор школы или там хотя бы диджей известный. От него не расходились словно круги по воде слухи, не шептались по раздевалкам взволнованные девушки. Он был обычным парнишкой из далекого северного города. К тому же, судя по всему, ещё и младше её на пару-тройку лет. Так что специальное платье или макияж – слишком много чести.

И всё-таки он почему-то не шёл у неё из головы и отказывать себе в удовольствии потанцевать с ним ещё разок-другой было бы глупо.

В итоге Леся остановилась на компромиссном варианте. Как обычно, не стала краситься, надела простое черное платье в белый горох, но волновалась несколько больше чем перед рядовой милонгой и даже чуть больше чем просто фестивальной.

Против своего желания она излучала такое нетерпение, что даже Петя с Оксанкой собрались к началу, хоть это и было не в их привычках. Зато получилось занять тот же столик, что и вчера.

Леся решила, что это хороший знак.

Никита в белой рубашке в мелкий серый горох тоже пришёл к началу .

Леся сочла, что это второй хороший знак. Как же здорово они будут смотреться в паре! Практически инь и янь! Ну, подумаешь, горох на его рубашке не чёрный, а серый. Это же такие мелочи жизни!

Но, похоже, именно из-за этой мелочи у жизни сбились настройки. Иначе как объяснить почему Он совершенно не смотрел в её сторону, а пялился на пьянющую вдрызг курицу за диджейским пультом?! И ведь ладно была бы она какая-то королева красоты, так ведь нет. Она, Леся-то, куда лучше! И это не говоря уже о том, что в таком состоянии едва ли она сможет нормально танцевать. Неужели это не очевидно?

Похоже, он, как и все, просто хочет прикоснуться к известной московской штучке. А сразу и не скажешь, что из таких…

Пока её Никита танцевал с «этой размалеванной клушей» Леся старательно уводила взгляд от танцпола и нервно цедила глинтвейн через трубочку, но как только танда закончилась и зазвучала кортина не смогла удержаться от того, чтобы посмотреть в их сторону.

А там происходило нечто вопиющее и совсем уж непростительное! Во-первых, они долго не расходились и продолжали стоять в объятии. Слишком долго для обычной дружеской танды. И даже расцепившись ещё секунд тридцать перекидывались какими-то шутками и смеялись. Во-вторых, хотя, на самом деле, во-первых, прощаясь эта кошёлка оставила сочный оттиск помады на его шее! Ну, это вообще ни в какие ворота! Да что она о себе возомнила!

От нахлынувшего возмущения Леся чуть не задохнулась. Она твердо решила, что в этот вечер он не дождётся от неё даже одной танды и принялась искать взглядом Петю, но тот всё не мог расцепиться с Оксанкой. Похоже, у них уже всё сложилось.

***

Никита постоял ещё какое-то время с Элей в обнимку чтобы дать ей понять, что танда уже закончилась и пора бы ей вернуться к пульту, а заодно и убедиться, что она не упадет сразу после того, как останется без опоры. Затем аккуратно отстранил её и потянулся чмокнуть в щеку – обычная форма прощания и благодарности за танду в танго-среде, но потянувшаяся в ответ Эля промахнулась мимо щеки и поцеловала его в шею.

По коже табуном пронеслись мурашки, но Никита быстро взял себя в руки и спокойно проводил её до диджейского столика. Он понимал, что это всего лишь оказия. А если и нет, то и тогда не стал бы пользоваться тем, что девушка пьяна.

Проводив Элю он сходил в уборную и тщательно избавился от бордовой улики. Пришлось даже немного застирать ворот рубашки.

Идти танцевать в таком виде было слишком самоуверенно для Никиты и он решил для начала немного обсохнуть для чего направился к бару через отдельный от танцпола коридор. Там было темнее чем в зале, болтали отдыхающие от танцев пары и компании, сновали официанты.

Никита заглянул в большое панорамное окно и увидел огни ночного Львова. Этот вид был столь прекрасен, что он забыл на какое-то время, что собирался к бару за кофе. Оперся на подоконник и умиротворенно глядел в тихую украинскую ночь. Простоял так целую танду и вспомнил о кофе.

У бара была солидная очередь, в которой ему пришлось провести ещё танду. Хорошо что ночь длинная, да и милонга не первая и не последняя. Можно никуда не спешить и спокойно перекинуться несколькими дежурными фразами со знакомыми питерцами. На содержательный разговор, конечно, рассчитывать не приходилось. Все были охвачены танцевальной лихорадкой и думали лишь о том, что там дальше запустит диджей, кого бы ещё пригласить из незнакомок и как добиться расположения московской и киевской элиты.

Никита в этом смысле был как Япония. То есть, шел своим путем. На мысли диджея оказать влияние нельзя, поэтому и смысла гадать, что будет дальше нет. В любом случае, это будет танго, вальс или милонга. В выборе новых партнерш Никита был привередлив, ведь его и дома весьма неплохо кормили, так что бегать с высунутым языком за каждой юбкой он не собирался. Но и со звёздами у него как-то всё не складывалось. То ли рожей не вышел, то ли статусом. В общем, поделиться с товарищами ему было практически нечем.

Виталию он советовать не стал ничего, а неплохому танцору Витьке Иванову, после минутного колебания порекомендовал Лесю. Колебался потому, что и сам намеревался её пригласить, а Витька, помимо того, что нравился девушкам ещё и не страдал ветхозаветными предрассудками – “одна танда-одна партнерша”. Понравившуюся даму он мог затанцевать до изнеможения.

Никита сомневался, стоит ли оказывать услугу столь вероломному конкуренту, но совесть победила.

– Обрати внимание на брюнетку в черном платье в горох, – ответил он Витьке, – техника, может быть, и не топ, но обнимается шикарно.

Витькины глаза хищно блеснули и Никита тут же пожалел о собственной откровенности.

***

Леся всё ещё не пришла в себя от возмущения когда перед столиком вырос с протянутой рукой мужчина лет тридцати пяти в темно-синей рубашке с цветочным узором.

– Потанцуем? – спросил он самонадеянно.

Леся от удивления молча положила ладонь в протянутую руку и пошла за незнакомцем к танцполу.

– Виктор – коротко представился он.

– Леся…

– Как в песне? – бодро ухмыльнулся он.

– Наверное… – не поняла Леся. – Я не знаю.

– Ну, как же! – сказал Виктор, и начал фальшиво напевать – Ах, Алеся, как бы нам встретиться и поболтать…

– А, точно…

Танцевал Виктор великолепно. Четко, уверенно, разнообразно и при этом весьма музыкально. Было, правда, небольшое ощущение, что он танцует скорее партнершей, чем с партнершей, но, быть может, оно было надуманным. В конце концов, такие ценные кадры Лесе попадались не часто и она охотно согласилась и на вторую танду, и на третью, и даже на четвертую. С каждой последующей мелодией чувство собственной вторичности крепло. Казалось, Виктор считал своим долгом планомерно наращивать мощности. Темп всё быстрее, фигуры всё изощреннее. Леся перестала успевать за полётом его креатива.

Виктор не растерялся и пришел ей на помощь. А как иначе? Позволить себе танцевать скучно он не мог – женщину надо удивлять. Выглядеть в танце неумёхой тоже, это могут видеть и другие партнёрши. Осталось только взяться за снаряд покрепче и исполнить свой номер. Чувства «снаряда» в этом случае пришлось принести в жертву.

После четвертой танды разгорячённая и слегка раздосадованная Леся отпросилась передохнуть и Виктор, посчитав, что девушка удовлетворена, барски проводил её к столику. Мавр сделал свое дело.

Пару мелодий она приходила в себя. Обмахивалась оставленным Оксанкой веером, пила воду и тихо постанывала в унисон оттоптанному Петей пальцу, который оказался не готов к сдаче спортивных нормативов.

Постепенно дыхание пришло в норму. Леся машинально окинула взглядом танцпол и настроение испортилось окончательно.

Прямо перед ней скользил по паркету Он с известной минской тангерой Плюшевой – весьма и весьма сдобной блондинкой, которой, казалось бы, ничто не предвещало головокружительный успех на милонгах. Но этот самый успех она снискала. Не смотря на внушительные габариты Надежда Плюшевая отличалась прямо-таки феноменальной грацией и отточенной техникой, а главное, необычайной для средней полосы откровенностью.

Всё это вместе заставляло многих известных и просто хороших партнёров сквозь пальцы смотреть на её далекую от идеала фигуру и даже не столь уж миловидное лицо. Тактильное побеждало зрительное.

Вот и у Никиты было то самое идиотское выражение лица, которое вызывало жгучую ревность и зависть у многих, куда более эффектных чем Плюшевая, партнерш.

– Да она просто жирная потаскуха! – возмутилась внутренне Леся, хоть и сама была в неплохих отношениях с добродушной и веселой Надей – это ж надо так ему в ухо сопеть! Эй, снимите уже себе номер!

Возмущенная и опустошенная Леся решила, что на сегодня с неё хватит. Сняла со стула сумочку и побрела в гардероб. Танцевать больше не хотелось.

***

Витька взял себе вискарика, хлебнул немного и уверенной походкой направился в сторону Лесиного столика.

Полный смутных и недобрых предчувствий Никита проводил его тоскливым взглядом.

Товарищ не обманул его ожиданий.

Когда бармен осчастливил Никиту бодрящим эспрессо Витька уже вовсю отплясывал с Лесей под развесёлого Enrique Rodriguez.

Леся выглядела довольной происходящим, и Никита ощутил легкий укол в самолюбие.

Немного подумав, он решил, что Витька вряд ли станет плясать с ней больше двух танд. К акробатике Леся, явно не готова, а Витя без неё не может. Должно быть, считает пресной танду без единого болео и ганчо.

Надо подождать.

Но Виктор не выказывал признаков неудовольствия. Поначалу он вообще держался в рамках приличий – количество пар на танцполе не позволяло ему особенно разгуляться, но постепенно он всё же начал наращивать обороты.

После второй танды Никита заметил признаки усталости на лице Леси и думал, что третьей танды не будет, но ошибся. Виктор был словно розовый кролик из рекламы Durasel которому в пару достался кролик с обычной щелочной батарейкой.

После третьей танды Никита уже не думал о том, чтобы приглашать Лесю, ей явно нужен был отдых, но Витька так не считал. Четыре танды – это уже серьезно!

Расстроенный Никита перестал за ними следить и принялся блуждать взглядом по сторонам.

Блуждал целую танду пока не забрел в опасные зеленые омуты глаз Плюшевой, которую так настойчиво рекомендовала Наталья.

– Ну, почему бы собственно и нет… – обреченно подумал Никита.

Плюшевая танцевала прекрасно, этого у неё было не отнять. Никита сразу понял почему многие статусные партнеры, даже молодые и привлекательные, закрывали глаза на её, не совсем канонические габариты. Будь Плюшевая хотя бы обычной парнершей, высокого уровня шансов потанцевать у неё было бы не так много. Танго-мир, как и любое другое человеческое сообщество, безжалостен к тем, кто не вписывается в общепринятые представления о прекрасном. Но Плюшевая была выдающейся танцовщицей не только в прямом смысле этого слова.

Никиту, правда, смущала её манера уж слишком откровенно сопеть в ухо во время танца. Всё-таки для него танго это танго, а секс – это секс. И шансы у одного перетечь в другое для него ничуть не больше, чем встретить свою любовь, скажем, в метро или на работе. То есть, конечно, такой шанс всегда есть, но не то, чтобы это было обязательной частью программы.

Он был бы благодарен Плюшевой, уменьши та мощность своей необузданной энергетики. В этом случае скорее всего, он пригласил бы её ещё на тандочку уже в этот же вечер. Но как сказать о таком? Мадемуазель, я гнусь под напором вашего либидо, не могли бы Вы немного сбавить обороты?

Никита решил оставить подобные просьбы на самый крайний случай и попробовал воспользоваться языком тела – слегка обмяк сам, пытаясь таким образом предложить партнерше меньшую интенсивность. Его сигнал был услышан, но, к сожалению, истолкован превратно – Плюшевая удвоила напор.

Никита невольно усмехнулся ситуации и вдруг почувствовал кожей какое-то движение силы в воздухе.

Звучит несколько сомнительно, но любой милонгеро поймет, о чем речь. В условиях жестокого дефицита партнеров каждый, хоть сколько-нибудь приличный ощущал на себе чужие заинтересованные взгляды. Причём для этого совсем не обязательно видеть тех, кто смотрит на тебя. Обычно это бывает просто интерес разной степени интенсивности, но если очень повезёт, вы можете почувствовать любовь.

Никите достались какие-то лучи смерти. Он невольно повернулся в сторону столиков и увидел прожигающие насквозь черные глаза вчерашней киевлянки. От неожиданности он даже слегка запнулся о торчащую на танцполе ножку стула, самортизировал о Плюшевую и остаток танды провел в размышлениях о том, что же стало причиной такой ненависти.

Решил попробовать как-нибудь разузнать лично и проводив Плюшевую тут же направился в сторону Лесиного столика, но её там уже не было. Пустовал и стул, на спинке которого до этого висела маленькая сумочка.

Должно быть, ушла в дамскую комнату, решил Никита и снова принялся ждать.

Но Леся в ту ночь так и не вернулась.

***

Ремолино превратился для Леси из сказки в фестиваль обломанных надежд. Никогда ещё в её жизни не случалась столь длинная полоса невезения. На фоне Никитиного загула оттоптанный Петей палец казался мелочью, но главное она совершенно не чувствовала в себе сил переломить ход событий. Если бы у неё была возможность немедленно уехать она бы не колебалась ни минуты.

Но её поезд отправлялся только через двое суток и что делать в такой ситуации она не знала. Раньше ей не приходилось конкурировать за мужское внимание. Даже в детском саду все мальчишки были её, а на милонгах родного Киева мужчин и женщин было примерно поровну, и она танцевала почти не присаживаясь. К тому же никто из киевских партнёров, даже самых лучших, не вызывал в ней таких странных противоречивых чувств. Они все были какие-то родные, тёплые и домашние, но чтобы вот так ревновать их? Неужели она влюбилась?

Перестань она ходить на милонги, тут же вызвала бы неудобные вопросы у Пети с Оксанкой и других знакомых и друзей. К тому же Львов – чудный город, но она была тут уже раз пять, а за фестиваль отдала приличные деньги.

Эти мысли не отпускали её весь следующий день. Ничто не могло отвлечь, ни обеды в Пузатой хате и болтовня с друзьями, там к Пете с Оксанкой присоединялась целая ватага московских, киевских и минских ремолиновцев, ни любимый кофе в турке, приготовленный на песке – предмет глупых шуточек россиян⁵, ни «майстерня шоколаду»⁶. Ну, то есть Леся отвлекалась конечно, но эпизодически, на пару минут, после которых снова погружалась в раздумья.

Под вечер Леся так измучилась переживаниями, что вместо того, чтобы собираться на милонгу, уснула.

Петя деликатно потрогал её за плечо.

– Ты в порядке? Скоро милонга. Сегодня Аня из Питера диджеит, она невероятно крутая!

– Вы идите, я попозже… – пролепетала Леся.

– Вставай или проспишь своего питерца! – съехидничала Оксанка.

Леся мгновенно вспылила, но виду не подала. Сон испарился, но она осталась в постели с закрытыми глазами словно слова подруги её не задели.

– Ну и ладно, – сказала Оксанка, – тогда я сама буду его кабесеить, раз тебе всё равно.

И ушла, зараза. Подруга, называется.

А Леся поворочалась-поворочалась и опять уснула. На этот раз уже до утра.

***

Аня за пультом – гордость любого организатора фестиваля. Все хотят её заполучить. Есть у неё что особенное, помимо отменного вкуса и богатого опыта. Что-то неуловимое, но при этом выделяющее её из массы коллег по цеху и воздвигающее на заведомо недостижимую ступень пьедестала.

У каждого диджея есть своя публика: кто-то нравится молодежи, кто-то, наоборот, старым милонгеро, на кого-то специально ходит только небольшая группка друзей, а кто-то вытаскивает из нор даже тех, кто впал в танго-спячку. Аню любят абсолютно все. Для этого ей пришлось пройти долгий путь, полный упорной и кропотливой работы, съедить в Аргентину и сберечь полученные там знания от модных веяний и вкусов толпы. В результате Аня стала той самой желанной для любого торта вишенкой и лишь краснокирпичные стены Каса Латины да отдельные долгожители питерского танго помнят её первые шаги. Но они никому не скажут о недовольном ворчании по раздевалкам, сопровождавшем Аню на заре карьеры.

Теперь за лоскутной бахромой, отделяющей полуобнаженные тела от танцпола, перемывают свежие кости. Как знать, быть может сейчас там песочат будущую новую Аню.

Никита был чрезвычайно рад соседству со звездой цеха. Он как раз был на той самой стадии, когда публика доверие в кредит не даёт и каждую танду воспринимает в лучшем случае с недоверием. А тут есть у кого поучиться.

Он ежедневно терзал Аню практическими вопросами, а та охотно, и даже с энтузиазмом, делилась секретами ремесла.

Вот и теперь, пока она выбирала музыку, он сидел рядом и наблюдал. Пытался понять логику построения композиций в тандах и, по возможности, разобраться как она взаимодействует с эквалайзером.

Получалось так себе. Аня работала слишком быстро и уверенно, при этом успевала болтать с подсаживающимися друзьями, попивать чай с облепихой и даже изредка убегать танцевать. Частенько случалось так, что когда начинала играть кортина, впереди был пустой плейлист. Она прибегала из дальнего конца зала и секунда за десять решала, какой оркестр выбрать, находила первую мелодию и пока та звучала, вооружившись наушниками выбирала остальные три.

Никита от такого режима сошел бы с ума. Он свои танды собирал дома. Выслушивал, вымеривал по часу иной раз, чтобы потом, сидя за пультом, заблаговременно доставать их из-за пазухи.

В общем, за Аней было не угнаться. К тому же музыку она подбирала так здорово, что ноги настойчиво требовали выйти на танцпол. Никита крепился сколько мог, но спустя пару часов ему стало совсем невтерпёж.

Начал лихорадочно искать глазами партнёршу. От долгого сидения на стуле под любимую музыку ему было уже почти всё равно с кем танцевать, но проблема была в том, что всех хоть сколько-нибудь приличных партнерш на Аниных милонгах разбирали в первые десять секунд после начала танды. Хлопать ушами было некогда.

Поначалу он ещё пытался высмотреть в толпе Лесю. Место, которое она занимала на предыдущих милонгах было занято какими-то незнакомцами, на танцполе её не было видно, и раздосадованный Никита отправился танцевать с Валей, знакомой девчонкой из Питера. После неё провел по танде с Надей, Светой и Натальей. Снова присел на хвост Ане. Потанцевал и с ней тоже.

И всё-таки Леся не шла из головы.

Уже давно миновал пик милонги и все, кто по тем или иным причинам не пришел к началу, уже были на месте.

Никита как бы невзначай обошел зал дозором, заглянул в бар, прошелся мимо столиков с отдыхающими, но той самой киевлянки так и не обнаружил. Настрой, который до этого был праздничным начал сдуваться как проколотый воздушный шарик. Музыка всё ещё была прекрасна, хороших партнерш уйма – танцуй пока ноги не откажут, но всё-таки какой-то червяк поселился в мозгу и методично жевал серое вещество в час по чайной ложке.

Прислушавшись к себе Никита понял, что танцевать ему уже не хочется. И что тут поделаешь? Алкоголь он не пьет, музыку может послушать и дома, а общаться с друзьями лучше в те моменты, когда их мысли не заняты поисками пары. В общем, выдохнул огорченно и ушел по-английски.

***

– Ну Леся, ну, пожалуйста! Пойдём, а? Последний день остался, завтра уедешь уже и не будет целый год Ремолино! – умоляла Лесю Оксанка.

– Не хочу я что-то. Какой смысл там просто так сидеть? – вяло ответила Леся.

– Ну, а ты не просто так сиди. Там будет куча классных партнёров! Неужели ты всё из-за того питерца страдаешь?

– Слишком много чести! – ответила Леся возмущённо.

Пригодились навыки, приобретённые в детстве в театральном кружке.

Но Оксанка чувствовала Лесю на интуитивном, животном уровне и даже хорошим спектаклем её было не провести.

– Ну хочешь, Петя сделает тебе массаж? А я глинтвейн принесу … – сказала она – А питерец твой забудется скоро. Зачем он тебе вообще? Наши ребята ведь танцуют не хуже, а кто-то и лучше. Савченок тот же, Турченюк, Вакуленко… А питерец дурак, раз не понимает, какую красоту теряет. Нечего было тереться со всякими…

Оксанка осеклась. Она была воспитанной девушкой и не позволяла себе грубых выражений даже в мыслях. Ну, почти не позволяла.

– Да что ты привязалась с этим питерцем, – раздраженно закатила глаза Леся, – сказала же, дело не в нем. Просто не хочу на милонгу и всё. Устала уже…

– Просто так? Ни с того ни с сего? Ты ведь спала вчера…

– Девчонки, – не ссорьтесь, – вмешался неосмотрительно Петей накладывая обеим яичницу с луком и томатной пастой. – Сейчас позавтракаем, погуляем, а к вечеру видно будет. Может, мы с Оксаной тоже не захотим на милонгу…

– Ещё чего! – возмутилась Оксанка, – я целый год ждала Ремолино, кучу денег заплатила и дома буду сидеть? Нет уж!

– Так вот и иди на милонгу свою, ко мне-то чего пристаешь? – сказала Леся.

– Девчата… – начал было Петя, но тут же смолк под гневными лучами двух пар жгучих карих глаз.

Остаток завтрака прошел в тягостном молчании. Непривычно тихо было и в первый час прогулки, но постепенно носы и уши девушек подмерзли, а души, наоборот, оттаяли.

Мало-помалу, слово за слово завязалась беседа.

– А знаешь, я, наверное, тоже не пойду сегодня. Поужинаем вечерком, выпьем по сто грамм и спать ляжем – сказала Оксанка.

– Да, – поддержал Петя, – Ремолино он каждый год, успеем еще натанцеваться. К тому же, нас и дома неплохо кормят…

– Нет, ребята, вы идите. Не надо из-за меня страдать, – сказала Леся.

– Да кто страдать будет? Лично я – ни капельки! – уверенно возразил Петя.

– Я тоже, – чуть менее уверенно поддержала его Оксана.

– Ребята, какие же вы классные, как я вас люблю! – расчувствовалась Леся.

Нагулявшись вдоволь они снова завернули в Газовую лампу. Народу было так много, что им пришлось трижды обойти каждый угол заведения пока, наконец, на третьем этаже не освободился столик прямо под винтовой лестницей.

Это место основательно продувалось и им пришлось остаться в куртках, но они не унывали.

Петя поймал за фартук официанта и сразу же заказал всем троим по стопке перцовки.

Официант понимающе хмыкнул и поспешил выполнить заказ. Ребята остаканились и разговор пошел совсем бойко. Обсуждали предстоящий фестиваль в Одессе, вспоминали старые анекдоты и просто болтали за жизнь.

Они и не заметили как пролетел целый час – только тогда им принесли еду: копченые охотничьи колбаски с капустой и горчицей, стейки с «хреновым мороженным» и по стопке хренiвки⁷.

Осоловевший от выпивки и приятной компании Петя заказал ещё графин.

И они посидели ещё немного. К концу этого самого немного все трое изъявили желание пойти на милонгу.

***

Никита уже почти ощущал себя украинцем – сказывалось происхождение по матушке. Ему нравился Львов с его кофе, уютными улочками, брусчаткой, холмами и готическими храмами, и соборами. И всё бы хорошо, но утром на пробежке перед его мысленным взором постоянно маячили полные гнева Лесины глаза во время танца с Плюшевой.

А ещё подустал постоянно болтать и смеяться. Не хватало привычного интроверту личного пространства. Но в то же время он был благодарен Ане с Натальей и Виталию за то, что сами того не зная ограждали его от нудной грызучей досады.

День прошел в обычных бытовых хлопотах: стирка, уборка, готовка. Никиту командировали в магазин за хлебом, молоком и «чем-нибудь к чаю».

Поручение слишком простое, чтобы взять напарника и ему снова пришлось остаться наедине с собой.

Неужели, влюбился? Как ещё можно объяснить это навязчивое желание оправдаться. Сказать что-то типа «да мне, на самом деле, и не понравилось даже», «да это случайно вышло», и вообще «она сама мне в ухо дышала». Ужасно глупо если учесть, что они с Лесей вообще едва знакомы, а этикет в социальном танго не только допускает, но и приветствует смену партнеров. Есть исключение для женатиков и парочек неразлучников. Те живут по своим собственным правилам, выработанным путем долгих проб и ошибок. Но Никита к ним относился пренебрежительно. Потанцевать – это скорее как поговорить, считал он. Весь вопрос не самом факте такого разговора, а скорее в том, как именно он протекает, какие эмоции участники беседы испытывают, какие скрывают, а каким позволяют прогуляться. В этом смысле аналогия с беседой практически полная. Вот приходите вы на работу, а там симпатичная коллега. Утро, понедельник, без раскачки в производственный процесс не войти, ну и вы беседуете, слово за слово. И в этой беседе вы можете как обсудить вчерашнюю погоду, так и наилучшие позы в йоге. Это, как говорится, лишь бы по обоюдному согласию. Так же и в танго. Сам по себе факт того, что люди вышли вдвоём на танцпол ещё ничего не значит, что бы там ни придумывали себе романтики и невротики.

Причин для объятья в танго не меньше, чем для рукопожатия. Танцующие могут быть просто друзьями, учителем и учеником, даже деловыми партнёрами. Иные диджеи, к примеру, нагуливают себе социальный жир танцами с организаторами милонг и фестивалей. Есть и те, кто-то приторговывает телом скучающим дамам кому за. А что? Раз спрос есть, есть и предложение. Да в конце концов любой танец с прекрасной незнакомкой/незнакомцем,это в первую очередь, просто танец, а уж дополнительный смысл ему могут придать как сами участники, так и сторонние наблюдатели.

Короче, Никита не видел ни одной разумной причины чувствовать себя виноватым и вынужден был признать, что эта девушка почему-то стала для него кем-то большим, чем рядовая партнерша по танго.

Целый день он прокручивал в голове достойные оправдания, но так и не придумал ничего, что показалось бы достаточно убедительным. Его переживания наложились на хронический недосып, обычный для любого длительного танго-мероприятия и сделали фаталистом.

Главное найти её, а там будь что будет, – заключил он под вечер когда уже минут двадцать утюжил белую рубашку.

При этом встречи он боялся и неосознанно оттягивал момент возможного её наступления, поэтому на милонгу пришел уже часам к одиннадцати. Не спеша переоделся, поднялся на лифте, заглянул в бар, взял кофе и только потом, нога за ногу отправился в зал.

Она была на «своём месте». Вовсю болтала с подругой, смеялась.

Никита был обескуражен. После вчерашних «лучей смерти» он ожидал увидеть её озлобленной, огорченной, отрешенной, безразличной. Да какой угодно, но уж точно не беззаботно хохочущей.

Он нервно попивал кофе пока не закончилась танда после чего приблизился к её столику на расстояние кабесео.

Она вздрогнула. Видимо, почувствовала на себе его взгляд. Обернулась и внешне невозмутимо, даже с улыбкой кивнула в ответ на его приглашение.

Ох и зря он выпил кофе! И без него нервничал, а теперь подавно! Когда они сплели пальцы рук, его ладони мигом вспотели, а сердце ускорилось вдвое! Что же она теперь подумает?! – неслась в голове горячечная мысль.

Но она, судя по всему, волновалась не меньше. Да, на лице это никак не отразилось, но сердцу забыли сказать, что оно в игре. Первую мелодию Никите даже показалось, что своих у него два. Одно слева, одно – справа. И оба работают на бешеных оборотах.

Если бы ему сейчас пришлось говорить, он бы, пожалуй задохнулся от переизбытка чувств, но к счастью, в танго принято не портить тактильное говорильным и потому, мало-помалу, ему удалось успокоиться. Спасибо и дону Карлосу Ди Сарли за то, что его оркестр играл такую гармоничную музыку. Пожалуй, выйди они танцевать под динамичного Д`Арьенцо или, того хуже, Энрике Родригеса, прийти в себя было бы куда сложнее.

Отыграла композиция La capilla blanca, началась Nido gaucho, но они пока ещё не начали танцевать. Никита решил перекинуться уже наконец парой фраз.

– Добрый вечер – он чуть натужно улыбнулся прекрасно понимая, как глупо звучит приветствие после того, как они две с половиной минуты или около того провели в объятии.

– Привет – легко и свободно улыбнулась в ответ Леся. Трудно понять, понимала ли она комичность ситуации.

– Хотел вчера Вас пригласить, но что-то не смог отыскать…

– Мне стало нехорошо и я ушла спать…

– А Вы надолго?

– Через два часа поезд…

– Уже? Так скоро?

– Да, на работе много дел…

– А как Вам Ремолино?

– Прекрасно! Вот только Петя палец мне оттоптал…

– И как же такое случилось? – спросил Никита, хотя на самом деле его куда больше интересовало кто такой Петя.

– Ну, мы танцевали с ним и одна пара в нас врезалась …

– Да, трафик бывает непростой, конечно…

В этот момент Никита почувствовал как что-то коснулось его задницы.

Он обернулся и увидел, что идущий следом за ним партнер, известный московский диджей, вытянул длинную изящную ногу и тонко намекнул болтуну, что в данный момент проблемы с трафиком создает именно он.

Похоже, нам пора, мы создаем пробку – улыбнулся Никита.

***

– Он волнуется! – ликовала Леся в уме, – вон как сердце бьется, похоже, я ему нравлюсь!

Целую мелодию она переживала эту мысль и всё внутри неё пело. Она довольно рассеяно следовала за его ведением и, несмотря на неторопливый темп, пару раз стормозила и пошла не туда.

Но он сумел замаскировать ее ошибки так, что со стороны должно было показаться, что так и было задумано.

Когда первая мелодия закончилась Леся изо всех сил старалась сохранить достоинство, но губы предательски растекались в улыбке.

Он пытался завязать разговор, но выходило не очень. Леся решила ему помочь и зачем-то пожаловалась на бедного Петю. Это был чистой воды экспромт, она не думала о последствиях и уж тем более о том, что услышав о Пете он напряжется ещё сильнее. Это ж Петя! Ну как можно к нему ревновать? Но он-то, конечно, об этом не знает, а рассказать подробности Леся не успела – вмешался Саня Кудряшов, пока ещё живой, но уже довольно потасканный идол всех московских барынь.

Они снова начали танцевать и Леся буквально почувствовала как шевелятся шестерёнки в его мозгу. Ей тут же захотелось как-то успокоить его и она переместила свою руку с его спины к плечам, зацепила пальцами шею…

Он вздрогнул, но постепенно перестал походить на Буратино и начал танцевать.

***

Танда пролетела незаметно и с первыми звуками кортины Никиту охватило беспокойство. Меньше часа осталось до того, как Леся уедет в Киев. Если повезёт, перекинутся парой сообщений в фейсбуке. Может быть, даже встретятся как-нибудь на другом фестивале или марафоне, но ему такие перспективы казались ничтожными.

– Послушаем, что дальше будет? – спросил он. Говорил он о музыке, но подразумевал не только её.

– Давай, – ответила Леся.

Когда бодренькая джазовая кортина стихла, заиграли вальсы Мигеля Кало.

– О, люблю эти вальсы! Сам ставлю их частенько когда за пультом сижу – обрадовался Никита и не удержался от легкого хвастовства.

– Так ты диджей? – спросила Леся.

– Да, но начал только пару лет назад…

– Ого, а сколько же ты танцуешь?

– Три года.

– Здорово! А у кого занимаешься? Я, правда, никого не знаю почти в Питере…

– Да у всех понемножку. Начинал у Петра и Надежды, но потом решил поменять стиль и пробую разных преподавателей. А больше на практики хожу. А ты у кого учишься? Ничего, если на ты?

– Да, конечно, – обрадовалась Леся отмене официоза. – Я у Василя, уже полгода…

– Полгода?! Да у тебя здорово получается!

– Спасибо …

– Танцуем?

– Да.

И они станцевали ещё одну танду. После вальсов Леся с хохотом рассказывала Никите про своего киевского приятеля Петю, который случайно оттоптал ей палец большой ноги на одной из первых ремолиновских милонг. Никита того синяка бы и не заметил, если бы не сама Леся.

За вальсами последовал Troilo. Живой, динамичный, мощный. Музыка словно стремительный наполняла сердца силой и светом. Это была уже третья танда для Леси и Никиты. Несмотря на светлую энергетику музыки к Никите вернулись сомнения.

Он думал о том, не слишком ли навязчиво предложить остаться ещё и на Тройло. В конце концов, он и так вышел за рамки приличий предложив вторую танду. С другой стороны, у неё было совсем мало времени до отправления поезда. Захочет ли он тратить это время на него?

А её душа искрилась, пела и плясала. Забыта была и Плюшевая, и московская алкоголичка и сотни людей вокруг и даже поезд Львов-Киев. Весь мир сократился до крошечного пяточка под их ногами, но это был самый настоящий райский остров, лучшее место из всех возможных.

Перед началом четвертой танды Никита посмотрел на часы.

– А ты успеваешь на поезд?

– А сколько времени?

– Без четверти двенадцать.

– Ого! Придется на такси ехать!

– Тебя проводить? – неожиданно для самого себя спросил Никита.

– Да – легко согласилась она.

Они спустились вниз, вызвали такси с ресепшн отеля. Выкатили оставленный там же на депозит чемодан.

Такси приехало слишком быстро. Никита погрузил чемодан в багажник и открыл заднюю дверцу и замер скованный по рукам и ногам.

– Поедешь со мной – спросила Леся.

– Да! – обрадовался он.

Неприметный серый ланос катил по заснеженному сказочному Льву. Они молча глядели в окна. Каждый ощущал как ослабевает сила притяжения, словно их планеты приблизившись друг к другу на короткий миг продолжили движение по своим орбитам, всё дальше и дальше уходя друг от друга.

У Никиты ком к горлу подступил. Всё хотелось что-то сказать, но он не знал, что именно.

– А ты есть в фейсбуке, – спросил он наконец.

– Да, конечно, – обрадовалась она, – Леся Терещук, латиницей, через си эйч.

– Ага, сейчас найду! – сказал он и уткнулся в телефон.

– Это ты? – спросил он через минуту.

– Ага, я! – сказала она.

Повисла пауза секунд на десять и вдруг произошло то, чего никто из них не ожидал.

Никиту словно кто-то в спину толкнул, или быть может, у кого-то наверху был пульт управления. В общем, не успев обдумать последствия своего поступка он быстро прильнул к Лесе и поцеловал её.

Чуть было не отпрянул назад сразу же, но она не только не попыталась освободиться, но и поддержала его порыв.

Такси остановилось на площади перед вокзалом за десять минут до отправления поезда.

– 

Откуда вы, ребята? – спросил водитель.

– 

Из Питера.

– 

Из Киева.

Повисла неловкая пауза. Оба не знали, что делать дальше.

Никита встрепенулся первым. Он схватил чемодан в одну руку, Лесю в другую и бегом, через вокзал по подземному переходу на перрон.

Поезд уже шипел и гудел, словно конь, задержавшийся в стойле. Он фыркал в нетерпении и готов был вот-вот сорваться с места.

– Проходим на посадку, уважаемые пассажиры, – сказала уставшая бортпроводница обращаясь в пространство, занятое пробегающими мимо челноками с клетчатыми баулами, смолящими сигареты мужиками, пенсионерами, трогательно прощающимися со своими внуками.

Никита запустил в вагон Лесю, закинул чемодан и ломанулся было внутрь вагона – помочь закинуть чемодан на полку, но проводница его остановила.

– Провожающий? Мы отправляемся через две минуты…

– Я только с чемоданом помочь…

– Ладно, бегом, – сказала проводница глядя в Никиткины очумелые глаза и понимающе хмыкнула.

Никита ужом проскользнул в самый конец вагона, забросил чемодан, торопливо чмокнул Лесю и выскочил из вагона не дожидаясь пока выгонит проводница. Она пустила его в последний момент и ему не хотелось её подводить.

Встал у окна напротив лесиной койки. Поезд не шел.

Он наблюдал, как она скинула пуховик и начала разматывать шарф когда увидела его в окне. Подошла к боковой полке широко улыбнулась и приложила ладонь к стеклу – титаник, ни дать ни взять.

Никита нервно хохотнул. Сам фильм он не смотрел, но конкретно ту сцену всё-таки видел.

Через несколько секунд Лесе надоело играть в Кейт Уинслет и она убрала ладонь.

А поезд всё стоял, словно машинист предлагал Никите воссоединиться с возлюбленной. Мол, он тоже всё понимает, не только проводница.

Но Никита его не понял и остался на перроне завороженно глядя в карие глаза за стеклом.

***

Следующим утром в квартирке на Крушельницкой царило оживление. Надя со Светой терзали Никиту не хуже опытных дознавателей. Их интересовало буквально всё. От деталей знакомства до цвета платья и туфель южанки, столь лихо вскружившей голову их слегка заторможенному северному товарищу.

Аня и Виталий с Натальей тоже навострили уши, но с вопросами не лезли – понимали, что и без них из новоиспеченного Ромео всю душу вытрясут.

А Никита, с одной стороны, рад был поделиться своими чувствами, которые и сами лезли из всех щелей, с другой – готов был замкнуться в себе от напора.

Почувствовав это Наталья решительно оборвала девчонок.

– Ладно, потом дослушаем. Давайте собираться уже. Двинем в сторону ярмарки. Фестиваль скоро закончится, а мы так и не накупили сувениров!

– Точно! – впервые за весь фестиваль поддержал её Виталий, – говорят, у них есть чудесная лавка с настоечками …

– А тебе бы всё по коньячкам, да по настоечкам! – осадила его в ответ Наталья.

– А я бы тоже зашла – поддержала Виталия Аня, – сама я не большой любитель, но сестре и родителям бы прикупила. Да и на работе тоже спрашивали…

– Там, говорят, музей кофе неподалеку … – сказал Никита. Он был рад возможности сменить тему.

До самого вечера они бродили по городу в поисках подарков для друзей и родни. Никита подумал было прикупить какую-нибудь милую националистическую безделицу, но узнав цену ограничился магнитиками «Файна Украина» для коллег по работе. Родителям он планировал прикупить местных деликатесов – салу и колбасе они порадуются куда больше магнитов.

Пока они бродили по центру города незаметно стемнело. В руках были пакеты, набитые сувенирами, бутылками, кофе в мешочках и шоколадками в крафтовой бумаге, перевязанными бечевкой. Воздух стал резко холодать, а желудки напомнили о себе жалобным урчанием.

Поужинать решили тут же, неподалеку, на площади Рынок.

Начали мыкаться по многочисленным заведениям, но практически везде было битком.

Наконец они нашли место, где их готовы были принять без предварительной брони.

И что это было за место! Кафе «Ратуша» назвать словом кафе было затруднительно. Привычному к барокко и ампиру Никите хотелось снять поеденные солью башмаки и надеть махровые тапочки. Не говоря уже о том, что собственная сумка с магнитами и кровяной колбасой, а также поношенный пуховик вызывали в нем острое чувство дисгармонии пополам с желанием пятясь вернуться на мороз. Он был из тех петербуржцев, которые в золоченые люстры, зеркала и картины обычно разглядывали на школьных экскурсиях, а питаться привыкли в пышечной или шавермачной.

– Разрешите Ваше пальто, – вежливо сказал пожилой мужчина то ли в ливрее, то ли во фраке. Никита даже не знал, как называется этот предмет гардероба, но золоченые пуговицы, искусная вышивка, а главное, какая-то дьявольская опрятность, усугубили его уйти и не возвращаться без смокинга и бабочки.

Он оглядел лица товарищей и увидел на них радость, благоговение, но уж никак не страх. Предлагать уйти и поесть в ресторане поскромнее, было бессмысленно – все были в восторге.

Он нехотя сдал пуховик, с тоской взглянул на истекающие снежно-грязевой жижей ботинки, старательно вытер их о коврик в вестебюле и проследовал за метрдотелем – элегантной дамой лет пятидесяти, отчетливо напоминающую строгую, но справедливую школьную учительницу.

В воспаленном Никитином мозгу уже почти звучали привычные с детства нотации – посмотрите направо, этот роскошный гобелен с охотничьими сюжетами подарил императору (Павлу, Николаю, Александру – вариантов было не так много) герцог …. (дальше шла непроизносимая немецкая фамилия).

Но она просто провела гостей к столику возле камина, на котором горели настоящие свечи в золоченых подсвечниках и декорировали пожелтевшие от времени, но идеально чистые, без единой пылинки, собрания сочинений русских классиков.

Они расселись за столиком и углубились в изучение меню. Там тоже была классика, только уже кулинарная. Разжиться тут можно было и борщом, и щучьими котлетами, и голубцами и блинами с красной икрой и гречей с гусем. Ценник был приемлемый даже для такого оборванца как Никита.

Он остановился на голубцах и, пока Наталья с Виталием спорили о том, стоит ли взять на всех штоф водки, Аня металась между бефстрогановым и селедкой под шубой, а Надя со Светой выбирали начинку к блинам, продолжил заниматься приличествующим для данной обстановки делом – глазеть по сторонам.

В какой-то момент за его спиной раздались мелодичные звуки пианино. Он обернулся и увидел пожилого господина, который мягко перебирал чёрно-белые клавиши.

– Это Василий Аркадьевич, – сказала подошедший официант, – солидный мужчина лет сорока в костюме и белых перчатках, – между прочим, заслуженный работник культуры Украины…

– Вот это да! – искренне восхитился Виталий, – Здорово! Под это дело нам бы водочки…

– Сделаем, – понимающе ответил официант.

– А мне посоветуйте, пожалуйста, – сказала Аня, что лучше пельмени, бефстроганов или селедку под шубой?

– Возьмите вареники с вишней или творогом со сметаной. Творог и сметана, к слову, свежайшие, утром привезли с рынка…

– Прекрасно! А можно тогда мне с вишней вареники?

– Как Вам угодно…

– А нам блины! – сказала Света, – со сметаной…

– А мне с икрой все-таки – перебила Надя.

– Записал.

– А мне борща, пожалуйста – сказала Наталья.

– Сделаем.

– А мени голубцы, будь ласка, – выделился Никита. Он всячески старался изъясняться с местными на их языке.

Те, как правило, переносили его суржик стоически. В конце концов, на чистой смеси польского, украинского и румынского говорят только здесь, во Львове, а в других областях с «мовой» могут быть проблемы, так что «хлопчик» вполне мог быть с Донецка или других восточных регионов. Да что там, даже в Киеве вполне можно ещё встретить таких вот «украинцев».

– Добре – ответил официант Никите.

Когда заказ был сделан Наталья достала из сумки сувенирный путеводитель по Львову и непринужденно вошла в образ не то абстрактной Марьи Ивановны, школьной учительницы литературы, не то салонной дамы времен конца девятнадцатого – начала двадцатого века.

Под какой-то нежный вальс в исполнении заслуженного Василия Аркадьевича она невозмутимо принялась вслух зачитывать факты из жизни Данилы Галицкого, также известного во Львове как Король Данила.

Несмотря на вполне обычный для подобного жанра литературы набор (женился на той-то, поругался с тем-то, бежал туда-то, собрал войско и вернулся и т.д. и т.п.) и сухой казенный язык, которым была написан путеводитель, слушатели с трудом сдерживали рвущийся наружу смех.

Толи спускали напряжение, вызванное опасениями перепачкать белоснежную скатерть, толи их веселила ирония чтицы, коварно укрывшаяся за внешним спокойствием и бесстрастными интонациями.

Никита тоже давился смешками пока в кармане не звякнул телефон. Он его разблокировал и увидел Лесино лицо в круглом окошке – сообщение в мессенджере фейсбука.

– Привет! Что делаешь? – спрашивала Леся.

– Сижу в ресторане на Площади Рынок, – торопливо настрочил Никита. – Ты уже дома?

– Да. Утром уже была в Киеве. Сейчас на работе.

– У нас тут атмосферно. Как в лучших домах Парижа! Или в салоне литературном.

– Покажи.

Никита заснял на видео окружающую обстановку и подгрузил видео в мессенджер.

Видео грузилось долго, Никита даже начал нервничать. Ему не хотелось, чтобы Леся думала, что он её игнорирует и взялся написать про медленный трафик, но тут пришло сообщение от неё.

– Представляешь, я уже соскучилась за тобой…

Никиту бросило в жар.

– Я тоже… – написал он медленно.

Подумал некоторое время, но отправлять не стал. Видео всё грузилось.

В это время Наталья завершила публичное чтение путеводителя.

– Что, киевлянка твоя пишет? – спросила она беспардонно.

– Да… – ответил Никита отрешенно.

– Что пишет? – полюбопытствовала Аня.

– Говорит, скучает… – сказал Никита.

– Ого! – хмыкнула Наталья – Быстро она! Так поезжай. Меняй билет и вперед!

– В смысле? – не понял Никита.

– А какие тут могут быть смыслы? – удивилась Наталья. – Девушка скучает. Езжай развлекать!

– Пожалуй, у меня ещё есть неделя отпуска… – начал рассуждать Никита.

– Пожалуй, спроси у неё, хочет ли она, чтобы ты приехал – оборвала его Наталья.

– И то верно, – согласился Никита.

Он стер буквы в черновике и слегка подрагивающими от волнения пальцами наковырял.

– Хочешь, чтобы я приехал к тебе? И зачем-то подмигивающий эмодзи.

– Да!!! – Пришло в ответ с широко улыбающимся эмодзи. Цифровая версия улыбки чеширского кота.

– Говорит, что хочет, чтобы я приехал – растерянно сказал Никита Наталье.

– Так и вперед! Скажите, а до которого часу у вас кассы на вокзале работают? – Последнюю фразу Наталья адресовала уже официанту.

– Полагаю, часов до восьми, – ответил тот.

– Который час? – спросила Наталья сама у себя и закатив рукав свитера прищурилась на крохотные часики.

– Ну, у тебя еще целых сорок минут, – объявила она Никите, – если на такси поедешь – успеешь.

– Вызовите молодому человеку такси до вокзала – распорядилась Наталья официантом.

– Момент… – ответил тот и ушел к ресепшн.

– Но я … – начал было возражать Никита, пытаясь отстоять право на самостоятельное принятие столь судьбоносного решения.

– Что ты? – пристально посмотрела на него Наталья своим строгим взглядом экзаменатора.

– Я ещё не решил…

– Она тебе нравится?

– Очень, но …

– Тогда какие могут быть но?

– Такси будет через две минуты… – прервал их официант.

– Всё, потом поблагодаришь! – сказала Наталья Никите, – марш одеваться.

Никита обреченно повиновался. Его телефон уведомил о новом сообщении.

Потертый дэо дотащил Никиту к вокзалу через заснеженные улицы спустя двадцать минут.

Вся дорога прошла в переписке. Леся была в восторге от видео, изъявила желание немедленно перенестись к ним за стол, спеть что-нибудь под звуки живого пианино, полакомиться варениками с вишней.

О поездке на вокзал Никита ей пока не сказал.

Из восьми касс на вокзале работали три. В первой из них сидела неприветливая женщина по фамилии Баранюк. Судя по надувшимся красным в прожилку щекам её переполняло негодование по поводу работы в рождественскую неделю, необходимости досидеть до конца смену и явлении в зарешеченном окошке раскрасневшейся, словно в насмешку над ней, рожей белобрысого стриженого парубка.

– Добрый вечер, – заискивающе начал Никита, – у меня билеты в Санкт-Петербург, нужно поменять на Киев.

– Вам когда? – спросила товарищ Баранюк.

– В смысле? Сейчас хотел бы поменять… – сглупил Никита.

– На какой день брать будете?! – начала закипать кассирша.

– А! – обрадовался тому, что все-таки понял её Никита, – чем скорее, тем лучше…

– Есть на сегодня два билета, но только люксы. Будете брать?

– А сколько стоит билет?

Баранюк озвучила цену в гривнах. Никита от волнения никак не мог сопоставить её с курсом рубля, махнул рукой и задал ещё один вопрос.

– А во сколько отправление?

– Через два часа.

Никогда ещё в своей недолгой жизни Никита не принимал столь скоропостижных решений. Через минуту он уже выскочил на площадь и принялся разыскивать такси.

– Встретишь меня утром, в десять? – написал он Лесе.

Спустя два часа он скромно сидел в обитом бордовым бархатом вагоне и с любопытством разглядывал быт зажиточных путешественников.

Купе было рассчитано на двоих гостей, к услугам которых были не только бумажные шлепанцы, но и журналы, завтрак, чай с кофе и даже крохотный телевизор.

Напротив расстилал постель усталый и немного грустный мужчина лет сорока.

Никита с первого мгновенья понял, что дорога будет, что называется, без эксцессов. Вряд ли этот господин порадует его народными песнями, но и допытываться о резне в Афгане точно не станет.

Оно и к лучшему, с Никиты и без этого было довольно потрясений.

***

Киев встретил Никиту словно горячо любимый дедушка внука. В окно купе, медленно подплывающего к вокзалу, мягко светило зимнее солнце.

Попутчик вежливо пожелал доброго утра и счастливого пути после чего с вещами вышел в тамбур.

Никита натянул штаны, свитер и куртку, достал сумку и осмотрел, на всякий случай, купе. Не забыл ли чего?

Заглянул и в окно, а там косые солнечные лучи подсвечивали искрящееся улыбкой Лесино лицо в обрамлении меха от капюшона пуховика.

Губы Никиты расползлись непривычно широко для раннего утра.

Уже через минуту двое влюбленных застыли в поцелуе обтекаемые потоками пассажиров как одинокий маяк. Крики таксистов и грузчиков заменяли им чаек.

Дальше была дорога по снежной чаче, холмистый Киев, кухня с высоким потолком и Cant`t take my eyes off you едва слышно звучащая из динамика ноутбука. Кофе, заваренный во френч-прессе, какие-то бутерброды и любовь, пузырящаяся по венам.

Днем Никита гулял по городу. Всё вокруг нему нравилось: и холмистый рельеф, и широкие улицы, и улыбающиеся люди и неспешный, относительно Питера, городской пульс. Каких-то диковинных мест он не посетил. В основном, шарахался по типичным туристическим местам: Андреевский спуск, Лавра с мощами Ильи Муромца, Майдан и так далее. По утрам бегал вокруг Ботанического сада.

Вечерами, когда Леся заканчивала работать они шли на практику⁸ или милонгу, в зависимости от дня недели. На милонгах особого успеха среди киевлянок Никита не снискал, но появляться там с Лесей ему очень нравилось. Нравилось слушать как ставили музыку киевские диджеи, нравилось наблюдать за тангерас, среди которых было много очень хороших танцоров, общаться с Лесиными друзьями, ну и конечно, нравилось танцевать самому.

Накануне отъезда они шли с милонги пешком. Путь был неблизкий, но они, несмотря на поздний час, не спешили. Падали крупные мягкие снежинки, а люди встречались крайне редко, в основном, одиночки.

В какой-то момент они вышли на широкую и пустынную площадь. Нетронутый снег лежал на ней словно сахарная пудра.

– А ведь мы не скоро теперь потанцуем, – взгрустнул Никита.

– Тогда давай танцевать сейчас! – сказала Леся.

В отличие от него она улыбалась. Завтра он уедет, но это будет только завтра. Сейчас-то они вместе.

– Прямо здесь?

– Прямо здесь!

– А что, у меня и музыка найдется, – сказал Никита разматывая наушники.

– Вот и чудно! – сказала Леся и закружилась на месте, а потом запрокинула голову и начала ловить ртом снежинки.

Никита дал ей один наушник, второй сунул себе ухо и они оставили замысловатую цепочку следов на нетронутом снежном покрывале пока сквозь десятки лет для них пел Карлос Видаль.

Callejón… callejón…

lejano… lejano…

íbamos perdidos de la mano

bajo un cielo de verano

soñando en vano…

Un farol… un portón…

–igual que en un tango-

y los dos perdidos de la mano

bajo el cielo de verano

que partió…

Déjame que llore crudamente

con el llanto viejo adiós…

adonde el callejón se pierde

brotó ese yuyo verde

del perdón…

1Отель,       в котором проходила тогда большая часть       танго-фестиваля «Ремолино».

2Картина       русского художника Ивана Крамского,       написанная в 1883 году и являющаяся частью       собрания Государственной Третьяковской       галереи. https://ru.wikipedia.org/

3Элемент       в танго, когда нога партнера или партнерши       совершает резкий мах.

4Тоже       дорольно опасный для плотного трафика       элемент, который в прямом переводе       означает «крючок».

5       По-украински «кофе на песке» – «кава на       пiску»

6       Мастерская шоколада.

7       Самогон, настойка из хрена.

8       Имеется в виду практика танго, когда       партнеры отрабатывают какие-либо навыки       самостоятельно.