Наш неоконченный роман. Молчун ты мой любимый [Ирма Гринёва] (fb2) читать онлайн

Ирма Гринёва Наш неоконченный роман. Молчун ты мой любимый

ПРЕДИСЛОВИЕ

…Голубые глаза встречаются примерно у 20% населения Земли.

Голубые глаза означают холодность натуры, отстраненность и обособленность от окружающего мира. Чем чище цвет глаз, тем сдержаннее в проявлении своих чувств их обладатель. Часто такие глаза встречаются у талантливых, оригинальных, одаренных людей с неординарным подходом к действительности. Голубоглазые люди – это творцы. Их интеллект выше, чем у представителей с другим цветом глаз.

Голубоглазые молниеносно, без тени сомнений принимают решения, а при изменении обстоятельств не теряются, быстро адаптируясь к ним. Они довольно требовательны, строги по отношению к себе и окружающим. Для достижения цели они готовы на все. И дело не только в упрямстве, которое, несомненно, им присуще. Голубоглазые люди не получают, да и не ждут подарков судьбы. Они не выигрывают в лотерее, у них нет нужных влиятельных знакомых. Они всего достигают сами.

Под внешней отстраненностью может скрываться сентиментальность, романтичность, однако не всем удается пробиться к ней, поэтому часто голубоглазые остаются непонятыми, одинокими. Таким людям свойственна обидчивость, даже по пустякам, ранимость, повышенная чувствительность, которые они тщательно пытаются от всех скрывать.

Не пора ли решиться? (продолжение рассказа «Куда смотрят мужики?» из сборника «Зеленые глаза»)

А сколько ещё неизведанного! или Игра в кошки-мышки

Настоящая итальянская жена

Найду! Обниму! Не отдам никому!

Любовь стоит того, чтобы ждать

Чистой воды блеф

Всё, возможно, будет не так уж и плохо!

Ты ворвалась в мою жизнь непрошено…

А если это любовь, то…

Наш неоконченный роман

Так вот она какая – любовь!

Пять слов на букву «Л»

Все цветы в твоих руках

Кто бы мог подумать?

Молчун ты мой любимый!

Она сказала: «Нет!»

Наш неоконченный роман¹

1

Тоня сидела за столиком в ресторане и ругала себя последними словами. Ну, какого чёрта, она влипла в эту авантюру?!? Любопытство её одолело, понимаешь! Восемь лет… Да нет, какие –восемь?! Все девять не видела и ничего не слышала о Романе, и тут позвонила его нынешняя жена, и она, как оголтелая, сорвалась и поскакала к нему на встречу. Может, конечно, сыграл элемент неожиданности. Столько лет ни слуху, ни духу, никаких контактов, да ещё и просьба о помощи… Да ладно! Что, уж, перед собой лукавить? Так захотелось его увидеть… И это не смотря на то, как

по-свински он с ней поступил! Практически выгнал из дома, беременную, и ни разу не поинтересовался, где она живёт, как себя чувствует. А потом прислал своего юриста. Понадобился развод, вот и прислал…

Проблемы в их семейной жизни начались, как ни странно, когда у Романа «попёр» (так он выражался) бизнес. Казалось бы, должно было быть наоборот: оба здоровы, любят друг друга, финансовых проблем – никаких. Живи да радуйся! Они продали свою однокомнатную квартирку на окраине Москвы в Бирюлёво, полученную Ромкой, как воспитанником детдома от государства, и купили большую трехкомнатную в центре Москвы с толстыми стенами и высокими потолками. Тоня с удовольствием наводила там уют. Каждый уголок квартиры был продуман и с любовью обустроен. На новоселье пригласили сослуживцев и Тониных родителей. Так прекрасно прошедший, по Тониным ощущениям, праздник, закончился первой крупной размолвкой. Почему-то через несколько дней оказалось, что квартиру Антонина обставила «по-мещански», по выражению Романа, и за те деньги, которые он «вбухал» в устаревшие, несовременные «финтифлюшки», можно было нанять грамотного дизайнера и не позориться перед партнёрами, выставляя напоказ «деревенщину».

Тоня так была ошарашена кардинальной переменой настроения мужа (на новоселье он светился от счастья и гордости за себя и жену), что не нашлась с ответом. И даже не обиделась, не обратив внимания, на его слова о «деревенщине». А зря! Оказывается, они относились не только к её допотопному вкусу, но и к её родителям тоже. Господи, ну, какая «деревенщина»! Родной Тамбов – большой областной город. Родители – учителя. Папа – истории, мама – русского языка и литературы. Самая что ни на есть интеллигенция! Они тонко уловили отношение к себе зятя и прекратили ездить в Москву. Тоне ничего не сказали, сослались на здоровье: «Знаешь, дочка, приезжайте лучше вы к нам в гости. Нам, старикам, уже трудно переносить дорогу». Она приняла их отговорку. А, может, ей было так удобно? Чтобы поменьше думать об изменениях в муже?

Одна из последних размолвок между Романом и Антониной произошла после их возвращения из отпуска. И ведь ничего, ни-че-го-шень-ки, не предвещало, что такой удивительный, сказочный, богатый на впечатления отпуск в Иордании обернётся для Тони новой порцией ворчания и критики. Фигура у неё, видите ли, не та – расплылась, обрюзгла, ноги забугрились целлюлитом. Про целлюлит было явным преувеличением, а в остальном Тоня частично согласилась с мужем и купила абонемент в фитнесцентр, где усиленно крутила педали на велотренажёре и сгоняла жирок с бёдер и живота качанием пресса. Одно только ей было непонятно – если она уж так плохо выглядит, то почему весь отпуск Ромка доставал её своей ревностью, зеленея от взглядов мужчин на неё, особенно на пляже? И не только местных арабов, но и своих русских, невольно провожавших каждый её заход в воду. И с чего бы это? С маской на глазах и дыхательной трубкой во рту на миловидное лицо и пышные волосы не сошлёшься, с ластами на ногах грациозной походкой с кокетливым покачиваем бёдрами по песочку не пройдёшь. Тоне льстила ревность мужа, на взгляды остальных мужиков ей было наплевать (кокетство было не в её натуре). Она со смехом отбивалась от угроз Ромки заковать её в паранжду и не пускать на пляж. Тем более что каждый приступ его ревности заканчивался жаркими занятиями любовью. Когда они, опустошённые, уставшие от ласк, тающие от неги, засыпали, обнявшись, переплетясь руками и ногами, как ветвистое дерево, никаких претензий к её мягкому телу муж не высказывал, наоборот, нежно терся щекой об её плечо, ласково проводил ладонью по бархатистой коже от спины через пухлую попку по бедру до колена (дальше рука не доставала) и вырубался, мыча от удовольствия, как объевшийся сметаной мартовский кот.

Отпуск в Иордании оказался последним светлым пятном в семейной жизни Ромки и Тони. Там Ромка расслабился, много шутил, вернулся к себе самому, такому, каким Тоня его встретила и полюбила. Он даже на одну экскурсию уговорился, хотя перед отъездом жестко сказал, что будет только валяться на пляже и плавать.

Сказочная Петра² покорила своей красотой обоих. Сначала они долго шли по дну узкого извилистого каньона, любуясь фантазией природы, раскрасившей его стены то горизонтальными, то вертикальными разноцветными полосами, придавшей скалам очертания то гигантской рыбы, то головы слона в натуральную величину, то зайца с огромными полосатыми ушами. А потом, неожиданно, выскочили на широкое пространство, где остановились, поражённые мастерством рук человеческих, тактично и искусно вписавших свои творения в окружающую действительность, умудрившихся не только ничего не испортить, а ещё и добавить величественность.

После Петры Ромка так раздухарился, что уже без всякого сопротивления согласился ещё на одну экскурсию – к Мертвому морю. И, хотя, маслянистая вода Мертвого моря не понравилась, а погружение в реку Иордан не вызвала трепета в их атеистических душах, впечатления от экскурсии были исключительно положительные, а фотографии получились сочными, яркими, по-восточному пёстрыми.

Тоня как раз рассматривала на компьютере фотографии из Иордании, пытаясь выбрать самые-самые красивые для печати (получалось слишком много: и разноцветные и причудливые скалы каньона, и Храм-мавзолей Эль-Хазне, внесённый ЮНЕСКО в список «Новых семи чудес света», и яркие и пёстрые рыбки, которых они наблюдали, плавая среди кораллов), когда домой заявился вздрюченный Ромка, и, в ответ на её восторженные воспоминания, начал с места в карьер предъявлять к ней претензии. Ну, ладно, по поводу располневшей фигуры… Да и то, что об этом говорить, если она и так уже над этим работает? Но дальше пошёл полный бред: она должна бросить работу, заняться своим самообразованием в области моды и косметики, выучить хотя бы один иностранный язык (можно подумать, что он их знал несколько! Ни одного ведь не знал!). Видите ли, он выходит на такие горизонты, что спутница его жизни должна соответствовать. Чему соответствовать? Кому соответствовать? Этого, похоже, Ромка и сам не знал. А последней каплей в Тонино терпение стало требование сменить имя: ни Тоня, ни Антонина не звучат современно, надо найти что-то поблагозвучнее! Нет, ну, скажите, разве это не бредятина? Слово за слово, они круто поссорились. И даже постель не смогла их помирить. Ромка злился, демонстративно взял себе отдельное одеяло, и засыпал, плотно в него завернувшись. И отвернувшись от неё.

Ей бы уже тогда задуматься и понять, что у Ромки кто-то появился. Кто-то, кто его постоянно накручивает против неё. Кто-то, кто пытается влезть в его сердце, выталкивая из него её, жену. И кто уже успешно заменил её в постели… Но тогда Тоня ни о чём таком не думала. Просто была растеряна, сбита с толку, пыталась найти оправдание поведения мужа в его загруженности на работе. Шутка ли, становление и развитие собственного бизнеса! Да ещё в Москве! Да ещё без какой-либо поддержки, родственных или дружеских связей! Откуда им было взяться у парня из детдома? И Тоня копалась в себе, пытаясь найти компромисс, чтобы и мужа не расстраивать, и себя не потерять. Конечно, любимую работу она не бросит! И в моде разберётся, и с макияжем справится, и даже иностранный язык выучит, раз уж для него это так важно. Но вот что делать с именем, она так и не придумала.

А потом для неё всё отошло на второй план, даже дальше. Показались такой ерундой их ссоры. Тоня узнала, что беременна. 5-6 недель. Да здравствуют жаркие ночи Иордании! Почему-то она решила, что и для Ромки это будет также важно и значимо, как и для неё. А оказалось… Оказалось, что его узкие колючие глаза, которые с ненавистью метали молнии при их последней ссоре, ничто по сравнению с его пустым взглядом и холодным голосом, которым он сказал… Нет! Приказал ей сделать аборт, поскольку ребёнок не входит в его планы на ближайшие пять лет.

Вот тогда Тоне стало по-настоящему страшно! Она проплакала всю ночь, а утром, после ухода Ромки на работу, позвонила на свою, получила разрешение задержаться, тихо собрала свои вещи и ушла из своей семейной жизни. Благо, что было куда пойти. К Иришке, к кому же ещё? К единственной своей подружке.

Там, правда, тоже было не особо сладко. Деятельная натура Иришки рвалась помочь Тоне не только словом, но и делом – вправить Ромке мозги веским словом, даже нанять кого-нибудь, чтобы его отметелили как следует, подать на алименты в суд. Тоня от всего отмахивалась.

Иришка же уговорила Тоню отказаться от идеи вернуться к родителям в Тамбов. «Ты что, с дуба рухнула?! – наезжала на подругу Иришка, – Люди в Москву рвутся, ищут пути-выходы, чтобы зацепиться за столицу, а у тебя и прописка, и работа есть. Чем ты там заниматься будешь? В аптеку за гроши пойдёшь работать? Или в школу учителем химии нервы на кулак наматывать? Сядешь на шею своим родителям-пенсионерам? Ишь, чего удумала! В Тамбов она вернётся! Чем тебе тут плохо? Крыша над головой есть. Даже если твой ирод не одумается, даже если не получится оттяпать у него часть квартиры, так чем тебе у меня плохо? Живи. И мне веселее, и тебе помощь! И потом. Ты же его, скотину, любишь до сих пор! Любишь-любишь, не отпирайся, я же вижу! Хотя, по мне… Ух, я бы глазёнки его бесстыжие повыцарапывала… А ты, небось, простишь сразу, как появится. И что ж ты думаешь, он в Тамбов за тобой поедет? Нашла декабриста! В Москве-то оно сподручней ждать!»

Последний аргумент подруги, это про то, что оставшись в Москве, есть хоть какая-то надежда помириться с Ромой, был для Тони весомее всех остальных аргументов вместе взятых. А ещё она загадала на удачу: если начальник, узнав, что она беременна, не уволит её, она останется. А, если уж скажет – иди-ка ты, девочка, лесом, то уедет.

Начальник, Сергей Иванович, посмотрел на неё с недоумением, когда она доложила ему о своей беременности. Зачем ему эта информация так и не понял, а потому посоветовал сходить в отдел кадров, чтобы ей разъяснили её права и обязанности согласно Трудовому Кодексу. Тоня поняла, что никто увольнять её не собирается, и воспряла духом. И начала ждать. Ждать, что Ромка одумается и придёт за ней. Но день проходил за днём, месяц за месяцем, а он так и не появился. А потом пришёл его юрист.

Тоня ещё за дверью услышала рассерженный голос подруги, и сердце её ёкнуло. На кого ещё Иришка могла так наезжать, как не на Ромку? Но Ромки в квартире не было. За их столом на кухне сидел незнакомый кряжистый мужчина, а над ним нависала красная от праведного гнева Иришка. Когда Тоня появилась в дверном проёме кухни, подруга подняла на неё взгляд и с возмущением сказала: «Нет, ты представляешь! Твой благоверный развестись с тобой хочет! И при этом оставить тебя голой, как липка! И чтоб без претензий с твоей стороны!»

Вот тогда Тоня поняла окончательно, что с Ромкой всё закончилось бесповоротно. Дмитрий Андреевич, так звали Ромкиного юриста, как-то странно посмотрел на Тоню, (видимо, её явно выпирающий живот стал для него неожиданностью), позадавал какие-то вопросы и отчалил, так и не дав на подпись Антонине документы, которые так разозлили Иришку.

А второй раз появился только через два месяца, когда Тоня уже родила Полинку. С документами на развод, но на кардинально других условиях. Тоня с удивлением прочитала о вполне приличной сумме, ежемесячно выделяемой на неё и ребёнка, и обязательствах по покупке двухкомнатной квартиры на её имя в любом выбранном ею районе Москвы, в обмен на отказ от притязаний на долю в их квартире и в его бизнесе. Она без звука подписала документы, и эта страница её жизни, жизни, в которой они были вместе с Ромой, была перевернута. Как ей казалось – окончательно. А оказалось, что – нет.

За прошедшие девять лет Тоня, кажется, ни разу и не вспоминала о Романе. Растворилась в любимой доченьке – Полинке. А ещё в её жизни была любимая работа. Она даже умудрилась, не смотря на полуторогодовой перерыв и частые больничные, продвинуться по служебной лестнице, доросла до заведующей лабораторией. А ещё в её жизни была любимая подруга, с которой вместе и в театр можно сходить, и в отпуск вместе съездить, и на кухне за жизнь потрындеть. С новой любовью вот только не сложилось. Так и что? Плакать что ли из-за этого? Вон, у Иришки тоже не сложилось. Да и сколько их, красивых, умных, образованных женщин, у которых тоже не сложилось? Тьма! А у неё и дочка, и прекрасная двушка рядом с парком, и работа, и друзья! Счастье, да и только!

А вот, подишь, ты, случилась с Ромкой беда – страшная авария, в которой он чуть не погиб, много чего переломал, получил сотрясение мозга и даже потерял память (всё это со слов его нынешней жены. Интересно, той, из-за которой ему понадобился развод, или это уже следующая?), и она, Антонина, тут же откликнулась на призыв помочь ему. В первую очередь восстановить полностью память. Но видно, основательно Ромка вытравил из головы те пять лет, что они прожили вместе. Как ни вглядывалась Тоня в его глаза, в его, так и оставшийся родным, облик, но так и не смогла уловить не то что искорки узнавания, но даже намёка на неё…

¹ – первая строчка из стихотворения неизвестного автора под ником Конвалия

Наш неоконченный роман

Мне не дает уснуть ночами.

Вы так красиво обещали…

Я слепо верила в обман.

Страницы прожитой любви…

Мы не поставили в них точку.

И Ваши клятвы, между прочим,

Мне в душу прочно залегли.

В квартире старенький диван

Скрипит пружинами устало…

Но как-то вдруг там Вас не стало

И не окончен наш роман…

² –  древний город, столица Идумеи, позже столица Набатейского царства. Расположен на высоте более 900м над уровнем моря и 660м над окружающей местностью, долиной Аравы, в узком каньоне Сик. Название «Петра» означает «камень». Жители Петры, построившие город, с терпением высекали дома, склепы и храмы из каменных глыб. А с помощью терракотовых труб создали сложную систему водоснабжения и, несмотря на засушливый климат, никогда не нуждались в воде. Часть водопроводной системы сохранилась до сих пор.

2

Роман сидел за столиком ресторана напротив бывшей жены и пытался понять её место в головоломке «Кто хотел меня убить?» А в том, что произошедшая с ним авария не была несчастным случаем, а тщательно разработанным планом, который, к его счастью, дал сбой, он был уверен на все сто процентов. Он уже почти ответил для себя на этот вопрос, и тут появляется его бывшая и путает весь расклад…

Роман выплывал из полусна-полунебытия после аварии несколько раз, пока не выплыл окончательно. И вытащили его на поверхность два момента: неприятный женский голос, сочившийся ложью, и голос мужской. И если женский голос царапал его сердце не тем, что говорила его обладательница, а то как она говорила, то мужчина зацепил подсознание тем, что сказал. А сказал он, что у больного после аварии возможны провалы в памяти. Роман разволновался, но, поскольку его возвращение в сознание было пока эпизодическим, додумать мысль не успел. Но зато при следующем пробуждении начал думать о том, с чего закончил в прошлый раз (явный признак восстановления).

Ромка проинспектировал свою память и понял, что помнит всё. Ну, или почти всё. Например, женский голос, который так его раздражал, принадлежит его жене Инге. И надо, кстати, поразмыслить, почему информации о его возможной потери памяти так ей не понравилась. В том, как она выспрашивала об этом врача, не было любви, переживаний за любимого мужа, даже элементарного человеческого сочувствия не было. А была… была… досада. Да, это слово подходило больше всего!

Единственного, чего Ромка не помнил совершенно, это – как и почему он оказался в больнице. Он помнил, как сел в машину после деловых переговоров. Потом провал. И дальше сразу больница. То, что он попал в аварию, Ромка понял только со слов врача, выхваченных сознанием во время кратковременных всплытий из полусна сквозь вязкую вату окружающей его действительности. Но саму аварию не помнил совершенно. Ни визга тормозов, ни боли. Ни-че-го. Об этом тоже надо было крепко подумать, и Ромка решил притворяться овощем без сознания, пока не придёт к какому-нибудь выводу.

Но долго притворяться не получилось. Доктор, Александр Николаевич, раскусил его во время первого же визита. Правда, пока в палате находилась Инга, ничего не сказал. Но, как только она и медсестра ушли, обратился к Роману:

– Молодой человек, мы с Вами в палате одни. Можете смело открыть глаза… Ну, вот, отлично, – продолжил доктор после того как Ромка его послушался, – Взгляд чистый. Как Вы себя чувствуете, Роман Алексеевич?

– Вроде, неплохо…

– Вы помните, как Вас зовут? Дату своего рождения? Какое сегодня число?

– Роман Алексеевич Алексеев. Десятое октября. Какое сегодня число не знаю, – отчеканил Ромка.

– Отлично! – восхитился доктор, как будто больной ответил ему на экзамене на кучу заковыристых вопросов, – Вы помните, что с Вами случилось?

– Нет, – покачал Ромка головой, – Этого не помню совершенно. Это из-за потери памяти?

– Возможно, – задумчиво ответил доктор. – Такое количество травм, которое Вы получили, плюс сотрясение мозга, могли привести к частичной потери памяти. Но это выходит за рамки моей компетенции. Мы пригласим к Вам профильного специалиста. Да, и ещё. Следователь и Ваша жена ждут, не дождутся, когда Вы придёте в сознание. Вы свою жену-то помните, Роман Алексеевич?

– Помню, – проворчал Ромка, – но лучше бы забыл. А ещё лучше бы вообще не знал!

– Ну, это я заметил, – усмехнулся врач.

– Что, современная медицинская аппаратура позволяет определять, кто как к кому относится?

– Ну, откуда в областной больнице может быть такая аппаратура?! Просто жизненный и профессиональный опыт, – горько рассмеялся доктор, а потом, посерьёзнев, добавил, – Я в любом случае обязан сообщить в следственные органы и Вашим близким, что Вы пришли в себя. Это же и в Ваших интересах побыстрее разобраться и вспомнить, что с Вами произошло.

– Доктор…

– Александр Николаевич.

– Александр Николаевич, а Вы могли бы не говорить моей жене, что я её узнал? – попросил Ромка, в голове которого вызревала какая-то идея. Она пока была не ясна ему до конца, но он чётко ощущал, что связана она была именно с Ингой.

– За это можете не беспокоиться. Врачебная тайна. И Вашей жене, и следователю будет сообщён только необходимый минимум.

– Спасибо! – от души поблагодарил Ромка своего врача. И сделал зарубку на память – если дальше всё пойдёт хорошо, купить в больницу какой-нибудь современный крутой аппарат в знак благодарности.

Следователь прискакал к Ромке в этот же день. Был он молодой, лопоухий и белобрысый. Ромка сразу понял, что толку от него не будет никакого.

Инга прилетела утром на следующий день. Разыграла бурную радость, кинулась с объятиями и поцелуями. Как же Ромке противна была её игра! Но он сделал вид, что не узнал жену. И обеспечил себе прекрасное настроение на целый день, вспоминая какой растерянный и обиженный вид был у Инги, когда он отодвинул её от себя здоровой рукой и спросил:

– Женщина, а Вы кто?

Во-первых, не узнал, а во-вторых, «женщиной» назвал вместо «девушки». Двойной удар.

В дальнейшем Ромка пользовался преимуществом потери памяти направо и налево. Что хотел – помнил, что не хотел – «забывал». Кое-что полезное добавил для себя из интернета. Ведь логично было пациенту с таким диагнозом изучать своё заболевание? Вот он и изучил, что позволило не скрывать свою убежденность в подстроенности аварии. Так что его поведение на работе, где он придирался к каждому, был подозрителен и непредсказуем, вполне объяснялось перенесёнными травмами.

Фирме уже исполнилось пятнадцать лет и, конечно, в ней появились люди, которые были балластом. Вот Ромка и занялся «чисткой». Безжалостно увольнял не только тех, чьей работой он был не вполне доволен, но и тех, кто ему просто не нравился, как человек. Причём, логику увольнений сотрудники постичь не могли, поскольку шеф шерстил фирму от уборщиц до своих замов, от лизоблюдов до заядлых строптивцев. Летели головы и тех, кто позволял себе с ним спорить, и тех, кто оказался в его кабинете в первый раз и стоял, втянув шею в плечи от страха. С другой стороны, главбуха, которая никогда не скрывала своего мнения, пусть оно даже шло вразрез с мнением руководства, не тронул, хотя разговор у них вышел крутой – гневный голос шефа был слышен далеко за пределами его кабинета. И секретаршу Мариночку, уже сутулую от постоянно втянутой шеи, не тронул тоже.

С новичками, желающими устроиться к нему на фирму, Ромка разговаривал лично, на какую бы должность они не претендовали. Никогда раньше такого не было. Но зато позволило ему отловить приход Антонины в качестве очередной соискательницы, а то устроилась бы на работу, и он бы знать об этом не знал, пока нечаянно в коридоре бы не столкнулся.

Какого черта она припёрлась? Насколько он помнил, она обожала работу в лаборатории своей фармацевтической фабрики, из-за чего они не раз ссорились, когда он начал требовать стать домохозяйкой. Где её любимая химия и где его строительная фирма? Неужели подстроенная автокатастрофа её рук дело? Месть, как говорят, должна быть блюдом холодным, но через десять лет?!? Это, уж, как-то слишком. И абсолютно противоречит здравому смыслу, ведь она потеряет своё нехилое ежемесячное содержание в случае его смерти. Или кто-то третий, кто в этом заинтересован, посулил ей несравненно большее? Да не похоже это на Антонину! Насколько он помнил, она была простой, непритязательной девушкой, без амбиций и уж точно не злобной фурией. Если характеризовать одним словом, то – «простушка» подходит больше всего. Вернее, подходило. Сейчас простушкой она отнюдь не выглядела. Умело наложенный макияж, стильная стрижка, правильно подобранная одежда на телесных формах отнюдь не манекенщицы (всё-таки она освоила то, что он с неё требовал. Интересно, английский тоже выучила?), прямая спина – и вот перед нами уверенная в себе, независимая, интеллигентная, красивая женщина, знающая себе цену. Такой увидел её Ромка, когда взглянул на бывшую жену через десять лет расставания.

А с другой стороны… Не подала виду, что они знакомы, не напомнила о себе, когда вошла к нему кабинет. Глазом не моргнув, согласилась пойти вместе на обед, как будто это нормально, когда возможный работодатель проводит собеседование в ресторане. Что же за игру ты затеяла, Антонина? В какую авантюру влипла?

Ох, не случайно раздался этот звонок из прошлого. И ведь оказался не первым. Это он тогда, когда молоденький зеленый следователь закрыл дело о покушении на него, Ромку, написав в Заключении, что авария произошла по вине самого Романа, заснувшего за рулём, и утомлённый Ромкиными наездами, выдал ему визитку частного детектива, к которому посоветовал обратиться, Ромка подумал, что это просто совпадение. И за частным детективом Дмитрием Андреевичем Андреевым (им всем, кто попадал в детдом без имени, давали простые фамилии: Иванов, Петров, Андреев, Николаев, Алексеев и, чтобы не заморачиваться, вписывали и отчества под фамилию) скрывается его бывший друг, а потом бывший юрист его фирмы, предавший его, Ромку, с позором уволенный и с болью вычеркнутый из жизни. Но с появлением второго человека из прошлого – Антонины, стало понятно, что это не было простым совпадением. И скорей всего, Димка Андреев из детдома в прошлом и окажется Дмитрием Андреевичем Андреевым, частным детективом в настоящем. Вернее, наоборот, но суть не в этом…

И не пора ли ему запустить руку в это осиное гнездо?

3

Роман сделал заказ официанту, отложил меню в сторону и накрыл руку Тони своей. Та сидела ни жива, ни мертва, но руку не отняла. Роман перевернул Тонину руку ладонью вверх и нежно провёл большим пальцем по её мягкой внутренней поверхности. А потом и вовсе наклонился и поцеловал. Не отпуская её руку выпрямился, прижал Тонину ладошку к своей щеке, поймал её взгляд и произнёс:

– Тонечка! А я ведь не смогу взять Вас на работу. Вы же не сможете работать у меня, когда станете моей женой. А если откажете – тем более. Мне будет слишком мучительно знать, что Вы совсем рядом, но не сметь дотронуться до Вас.

– А ничего, что Вы женаты, Роман Алексеевич? – с иронией спросила Тоня и отняла свою руку. Его высокопарно-приторная речь тут же погасила душевный трепет, который охватил её в ответ на неожиданную ласку бывшего мужа.

– А что жена? – пожал плечами Роман, – Сегодня она есть, завтра её нет.

– Как, оказывается, у Вас всё просто! – с горечью отозвалась Тоня, – А если я замужем?

– А Вы замужем?

– Нет, но…

– Ну, вот, видите, – перебил Тоню Роман, – с этой стороны никаких препятствий нет. А знаете, если бы муж был, было бы даже лучше! Мы бы с Вами были в равном положении. Тогда и разводиться не понадобилось. Мы бы стали любовниками. Знаете, я очень хороший любовник. Так как, принимаете моё предложение?

Ромка понимал, что говорит и действует уже на грани фола³, но как иначе вывести Антонину на эмоцию? Снять маску, которую она на себя нацепила? В принципе, её реакция ему понравилась. Тоня посерела лицом и сухо ответила:

– Нет!

– Нет – это ответ на что? На предложение стать любовницей или выйти замуж?

– На оба. Первое не приемлемо в принципе… Да и второе тоже, пока Вы женаты. Кроме того, у меня есть ребёнок, – ответила Тоня и замерла в ожидании реакции Ромки на упоминание о ребёнке.

Роман никак не отреагировал. Даже про пол ребёнка не спросил, настолько ему это было не интересно, с горечью отметила про себя Тоня. Сказал равнодушно:

– Ну, на «нет» и суда нет.

Остаток обеда прошёл в молчании. Тоня еле дождалась его окончания. Желая побыстрее покончить с этой авантюрой, тут же позвонила Инге, как только машина Романа скрылась за поворотом, и сухо доложила, что он её, Тоню, не вспомнил, и пусть она ищет другие способы вернуть ему память, а её больше ни во что не впутывает. Про то, что замуж предлагал выйти при живой жене, не рассказала. И про то, что любовницей не прочь был сделать, не упомянула. Это их семейные проблемы, вот пусть сами и разбираются.

А Роман отложил пока мысли о бывшей жене и её роли в этой запутанной истории в сторону, решив зайти с другого конца. Пришла пора разобраться с Димкой, Дмитрием Андреевичем Андреевым. Обиженный человек с юридическим образованием гораздо опаснее любой женщины, тем более такой порядочной, как Антонина.

Роман перебрал в уме те единицы людей, на которых он сейчас может безоговорочно положиться, и понял, что придётся-таки обращаться к кому-то на стороне. К такому опасному врагу не сунешься без тщательной подготовки, а собственный юрист, который занял в своё время Димкину должность, не входил в число тех, кому Ромка сейчас доверял.

³ – действовать рискованно, на грани допустимых правил, на грани приличий

4

В принципе, к Димке можно было не ехать. Под него месяц копало частное детективное агентство по заказу Романа, но ничего, связывающего его с Антониной, Ингой или Ромкиной строительной фирмой не выявило, кроме того факта, что он там работал полтора года до своего увольнения. Потом вернулся в Пензу, откуда, собственно говоря, и приехал опять в Москву. В Пензе, оказывается, он жил со своими приёмными родителями (Ромка не знал, куда уехал друг после усыновления). Два года назад его родители ушли из жизни один за другим, и через полгода после этого Димка перебрался в Подмосковье, где создал частное детективное агентство «Честный детектив». Агентство еле держалось на плаву, да и состояло всего из одного Димки да двух мутных личностей, работающих не на постоянке, а по договорам.

Но месяц потерянного времени и кругленькая сумма гонорара стоили того. Попутно выяснилось, что, всё-таки, связь между Ингой и появлением Антонины есть. Они созванивались, и не один раз. Первой позвонила Антонине Инга, и было это три месяца назад. Ромка прикинул и понял, что было это примерно в тоже время, когда он был вынужден «вспомнить» жену. Восстанавливающееся тело требовало регулярных порций секса, к услугам проституток Ромка всегда относился с презрением, новую подругу искать, шкандыбая на одной ноге с костылём, было затруднительно, да и опасно – вдруг подсунут кого-то, кто доведёт недоделанное дело по его устранению до конца. Так что вариант с женой показался самым разумным и безопасным.

А последний звонок был от Антонины Инге. И было это в тот день, когда они с Ромкой встретились, а по времени, когда завершили обед. «Доложила результаты», – догадался Ромка. Только вот чего они хотели добиться, так и осталось неясным. Эх, жалко, что не удалось достать расшифровку разговоров! Но, судя по тому, что больше контактов между ними не было, Инга желаемое получила.

Конечно, можно было бы продолжить столь плодотворно начатую работу с московским детективным агентством, но Ромка всё же решил поехать к Димке. Зачем он это делал, сам себе внятно объяснить не мог. Вдруг потянуло встретиться с бывшим другом, а тут такой повод подвернулся.

Ведь, если разобраться по честноку, то не так уж Димка его и подставил. Да, с разводом юлил, тянул время и, в итоге, оформил уже после рождения ребёнка. Если подойти по-человечески, то просто не стал мотать нервы беременной женщине на последних месяцах беременности. Ну, да, выбил из него содержание и квартиру для Антонины с ребёнком. Но ведь ребёнок-то его, Ромкин, так что всё правильно. Не так уж много и выбил. По суду она бы больше получила. Другое дело, что, как разъяснил Роману новый юрист фирмы, должно было руководствоваться чисто его, Ромкиными интересами и до суда дело не доводить. Как на суде, так и до него, у ловкого юриста есть куча приёмов в рукаве, чтобы сделать как можно лучше для своего клиента. Антонине, например, можно было сказать, что её бывший муж сомневается в своём отцовстве, и для исключения факта возможной супружеской неверности с её стороны требует проведения генетической экспертизы. Ну, какая мать будет подвергать своё дитя такой опасной процедуре? На этом фоне можно было её заставить подписать любые бумаги – и о разводе, и о мизерных алиментах. А можно и вообще без алиментов, ведь после развода Ромка имел полное право не согласиться дать ребёнку свою фамилию и отчество.

Где-то в глубине души Ромка и тогда понимал, что это несправедливо, и больше, чем материальные потери, его возмутило в поведении друга не то, что он предал его интересы, а то, что он предал их дружбу. Не пришёл, не поговорил по душам, не сказал прямо, как другу положено: «Что ж ты, гад, делаешь?!? Неужели хочешь своему ребёнку такого же детства, как себе, в нищете, голоде и холоде? Ты ж мужик! Так и поступай соответственно! Ну, кончилась любовь, что ж – не редкость, сплошь и рядом бывает. Так ребёнок-то чем виноват? Ты его обеспечь, а потом делай, что хочешь!» Но ничего этого Димка не сказал, провернул всё за Ромкиной спиной. Пудрил ему мозги сначала, что не может Тоню найти, потом, что она отказывается разговаривать на тему развода. А параллельно убеждал Ромку, что при его амбициях выхода на зарубежные рынки, надо иметь кристально чистую биографию. Мол, у иностранцев сейчас модно придерживаться семейных ценностей и традиций, и, если уж развода не избежать, то надо сделать так, чтобы к его, Ромкиному, поведению никто не мог подкопаться. Когда всё вскрылось, Ромка почувствовал себя лопоухим зайцем, на уши которого навесили тонны лапши. А Димка ушёл молча. Даже не посчитал нужным не то, чтобы извиниться, а, хотя бы, объясниться.

Может, поэтому он к Димке и поехал? Чтобы дать ему эту возможность? И ещё. За прошедшие после аварии девять месяцев Ромка остро почувствовал вокруг себя вакуум. Ну, не нажил он за прошедшие пятнадцать лет жизни в Москве друзей. Партнеры по бизнесу были. Десятки. Сотрудники, на которых можно было положиться, были. Единицы. А друга – ни одного. Случилась беда, и не оказалось рядом ни одного человека, которому можно было довериться…

Димка встретил бывшего друга и работодателя не ласково. Выражение его лица с отстранённо-вежливого сменилось холодной маской, как только он узнал человека, переступившего порог его офиса. Даже сесть не предложил (Ромка ходил уже без костыля, но ещё опирался на палку). Ну, ничего, мы и так сядем, без приглашения.

– Ну, здравствуй, Димка! Давно не виделись, – по-свойски начал Ромка.

– Здравствуйте, Роман Алексеевич! – не поддержал дружеский тон Дима.

– Что так официально?

– Предпочитаю с потенциальными клиентами держать дистанцию.

– А если я не как клиент пришёл?

– Тогда нам с Вами вообще не о чем разговаривать!

Ромка даже обиделся. Ведь это Димка его подвёл, а не наоборот. А держится так, как будто Ромка – исчадие ада, а он, Димка, гордый мученик, полный праведного гнева. Ну, ничего, мы эту маску с тебя снимем. За время становления собственного бизнеса Ромке со многими личностями пришлось общаться. Его сфера деятельности – строительный бизнес, никогда не был и никогда не будет, чистым и пушистым. Так что за прошедшие годы Ромка поднаторел в вопросах определения типажа своих собеседников, что не только приводило к процветанию дела, но и, зачастую, спасало жизнь, или, по крайней мере, облегчало её. Димка никак не тянул на твердый орешек, и внешняя шелуха не могла обмануть Ромку. Но тон свой он сменил на чисто деловой:

– Я тут с полгода назад в аварию попал в ваших краях. Следователь попался неопытный. Желторотик, одним словом. Не смог до конца в деле разобраться. Закрыл, как несчастный случай. А когда я начал настаивать на продолжении следствия, посоветовал в «Честный детектив» обратиться. Ну, вот я и обращаюсь.

Ромка для убедительности даже визитку выложил перед Димкой на столе.

– Чем же Вам может помочь наше агентство, если официальные органы закрыли дело?

– Я не собираюсь добиваться его открытия. Хочу разобраться, кто подстроил аварию. Кто хочет моей смерти? Знаю точно, в этом замешаны моя нынешняя жена Инга и моя бывшая – Тонька. И мне важно найти их кукловода.

– Почему именно они? Это могут быть, например, и конкуренты по бизнесу.

– Вот ты в этом и разберись.

Димка прикрыл глаза, откинулся на спинку стула и несколько раз качнулся на его задних ножках.

– Я хорошо заплачу, – добавил для весомости Роман.

– Дело не в гонораре, – откликнулся Димка, – Мы с удовольствием помогаем хорошим людям, – продолжил он, напирая на слово «хорошим», – но занимаемся, в основном, бытовыми проблемами. В уголовщину, да ещё в таких крупных сферах, как Ваша, Роман Алексеевич, предпочитаем не соваться. Если Вы заметили, то мы называемся «Честный детектив». Не боитесь, что попутно можем натолкнуться на скелеты в Вашем шкафу?

– Это на что же ты, друг мой, намекаешь? – разозлился Ромка и уставился на своего визави сузившимися от гнева глазами.

Ромка, конечно, не был в бизнесе, да и в жизни, ангелом во плоти, но и грязными делами не занимался, деньги миллионами в оффшоры не выводил, партнёров по бизнесу не подводил, конкурентов не отстреливал.

Димка предпочёл на поставленный вопрос не отвечать. Сказал холодно:

– Вынужден Вам отказать! Мы не будем браться за Ваше дело.

Ромка выровнял дыхание, встал и похромал прочь. У двери остановился и не выдержал, сказал, впервые обращаясь к другу на Вы:

– А Вы, оказывается, чистоплюй, Дмитрий Андреевич, и трус! Потому и в бизнесе своём не летаете, а ползаете!

И вышел, хлопнув дверью. Да, не получился разговор.

5

Об этом же думал и Димка, когда Ромка ушёл. И чего его понесло? Чего вызверился? От неожиданности что ли? Или это вина его перед другом обернулась агрессией? Димка и сам понимал, что, мягко говоря, некрасиво поступил по отношению к Ромке, и как к другу, и как к работодателю, а потому был полностью согласен с обвинениями, которыми сыпал, как из рога изобилия, новый Ромкин юрист: некомпетентность, предательство интересов клиента, нарушение юридической этики и так далее по списку. Но случись всё опять – поступил бы точно также. Общечеловеческое понятие о справедливости всегда в нём превалировало над должностными обязанностями. Он поэтому и из Пензы уехал.

На какую должность мог устроиться работать начинающий юрист, не имеющий опыта работы и связей? Только на должность государственного адвоката. А это означает, помимо мизерной зарплаты, работу, в основном, с опустившимися элементами общества да всякая бытовая чепуха. Ораторскими способностями, как у Плевако⁴, Димка не обладал, удовлетворения от оправдательного приговора, если сам был уверен, что его подопечный виновен, не испытывал. Для того чтобы выйти на уровень, когда дела себе можешь выбирать сам, нужно было пройти полосу, где, вывернувшись наизнанку, выигрывать правые и неправые дела налево и направо. Димке этого не позволяла совесть. Да и что бы изменилось? Как только бы он вышел на такой уровень, за него ухватились бы толстосумы и матёрые уголовники. Деньги бы потекли рекой, но получал бы он удары по своей совести ещё более весомые. По всему было видно, что специализироваться Димке надо было по судейской стезе, а не по адвокатской. Но пока он до этого додумался, у него уже такая была аллергия на весь судебный процесс, что проще было вообще наплевать на годы, потраченные на юридическое образование и приобретение опыта, и податься в какие-нибудь продавцы пивного ларька. Это если ты ещё туда устроиться сможешь. С работой в Пензе, также как и в других нестоличных городах России, было не ах.

Родители, видя, что сын всё больше замыкается в себе, погружаясь в депрессию, начали уговаривать его уехать в Москву или Питер, попытать счастья в крупных городах. Димка долго сопротивлялся (не хотел бросать пожилых людей без сыновней поддержки), но, в конце концов, уговорился. С возвышенными намерениями найти себя в Москве и как можно быстрее перетащить туда и родителей, Димка отчалил покорять столицу.

В Москве ему сказочно повезло: он ещё не успел опустить руки, когда наткнулся на объявление о вакансии юриста в одной строительной компании. Пришёл на собеседование и узнал в будущем работодателе своего друга по детдомовскому детству – Ромку Алексеева. Но главное, что и Ромка узнал Димку! Бурно обрадовался, тут же взял на работу с очень даже приличной зарплатой. И даже служебную жилплощадь выделил.

Димка рыл землю копытом, буквально вгрызаясь в хитросплетения строительного бизнеса, чтобы не подвести друга. Обзаведение собственным жильём и переезд в столицу пожилых родителей замаячили на горизонте совсем уже не туманной перспективой. И тут Ромка поручил ему заняться своим разводом. Никаких подвохов в этом деле Димка не ожидал. С текущей женой босса он был не знаком, но, если судить по его нынешней пассии, ожидал увидеть такую же стерву, жадную до добра, заработанного чужим трудом. А потому горел энтузиазмом не дать ей возможность поживиться за счёт друга.

Первое, что его смутило, это дом, в котором жила Ромкина жена, Антонина Васильевна Алексеева, – обычная панельная пятиэтажка, в народе именуемая «хрущёбой». Его встретили вежливо, но с настороженностью, провели на тесную пятиметровую кухоньку. Пока молодая женщина, всё больше хмурясь, знакомилась с подготовленными им документами на развод, Димка рассматривал жену Ромки и недоумевал. Высокий рост, спортивная фигура, пусть и не модельных размеров, открытое, с правильными чертами лицо. Настоящая русская красавица, которая и пожалеть, и плечо подставить умеет, и в домеуют поддержит (вон как у неё чистенько), и вкусно накормит (в квартире обалденно пахло свежей выпечкой. У Димки, который ужасно соскучился по домашней еде, аж под ложечкой засосало), и за детьми присмотрит, и мужа приголубит. Дурак Ромка! Да за такую надо держаться руками и ногами! Такая же – одна на сотню, а если Москву брать, так одна на тысячу, а то и две!

Благостные Димкины рассуждения прервал возмущенный голос женщины. Он даже не сразу врубился в суть того, что она говорила, поскольку к возмущению был готов и вслушиваться не собирался. И только когда женщина хлопнула в сердцах папкой по столу и обратилась к кому-то за его спиной, до Димки дошло, что общался он не с женой Ромки, которую тот жаждал побыстрее сделать бывшей. А когда обернулся… Тут-то и потёк окончательно. В дверях стояла ещё одна настоящая русская красавица с таким кротким выражением лица, что Димке показалось, что оно светится. А, может, так оно и было. Женщина была, что называется, глубоко беременна.

Вся стратегия поведения, которую Димка тщательно выстраивал перед встречей, полетела в тартарары. В голове крутилось только то, что статистика явно врёт – настоящих русских женщин гораздо больше! Антонина усмирила гнев подруги, присела за стол и готова была подписать все бумаги, не читая. Но Димка не стал ей их подсовывать. Так, спросил о чём-то незначащем, и отчалил. Да и что-то подсказывало ему, что её темпераментная подруга не позволила бы ей это сделать.

Сначала рванул на работу, но потом сам себя остановил. Засел в кафе, привёл мысли в порядок, и только после этого пошёл на разговор с Ромкой. У Димки выстроились два варианта своих дальнейших действий. И выбор одного из них зависел от того знает или не знает Ромка, что его жена беременна, его или не его это ребёнок. К сожалению Димки, ему пришлось выбрать вариант, который не делал ему честь, как юристу, но оставлял его совесть незапятнанной, как человека. Ромка знал, что жена беременна, был уверен, что от него, но был к этому совершенно, абсолютно равнодушен.

И Димка сделал то, что сделал. Тщательно скрывая свои телодвижения от Инги, которая коршуном вилась вокруг Ромки. Хладнокровно продумывая каждое слово в разговоре с ним. И у Димки всё получилось! Всё-таки, какие-то способности у него были!

Слава богу, что его партизанские действия вскрылись через несколько месяцев, когда задний ход дать было уже нельзя. Но и его юридическая карьера в Москве на этом закончилась бесповоротно. С работы уволили, со служебной квартиры выгнали, да ещё и пригрозили устроить жёсткий прессинг, если не уберётся из столицы за двадцать четыре часа. И пришлось Димке вернуться к родителям в Пензу.

Об одном он только жалел – о том, что не высказал Ромке всё, что он думает о его «драгоценной» Инге (вот, уж, точно, что обойдётся она ему дорого! И на мно-о-о-го больше получит в случае развода, чем то, что смог выбить из него Димка для нынешней) и о том, кого он теряет в лице Тони. Может, смог бы посеять в нём семена сомнения? А то, ишь, что удумал – заговор между жёнами! От Инги можно было ожидать чего угодно, но такое подумать про Тоню!?! И как Ромка смог свой бизнес построить, если столь плохо разбирается в людях?

Димка решил взяться за Ромкино дело. А то наймёт кого-нибудь, кто будет мотать Антонине нервы. Да и Ромку стало жалко. Ведь, если он прав, ему грозит реальная опасность. Не последнюю роль в принятии этого решения сыграл и шанс вновь увидеть Иришку, Тонину верную подругу, чьи такие прекрасные, даже в гневе, глаза до сих пор снились ему иногда по ночам…

⁴

–

Плевако Федор Никифорович -

выдающийся адвокат, научный деятель и публицист. Вел гражданские и уголовные дела, многие из которых выигрывал блестяще. В 1880-х годах стал настолько популярен, что почти все его речи публиковали в печати, а москвичи специально приходили в суд, чтобы его послушать. Вот один из примеров его речи на суде, которая привела к оправдательному приговору: Суд рассматривает дело старушки, потомственной почетной гражданки, которая украла жестяной чайник стоимостью 30 копеек. Прокурор, зная о том, что защищать её будет Плевако, решил выбить почву у него из-под ног, и сам живописал присяжным тяжелую жизнь подзащитной, заставившую ее пойти на такой шаг. Прокурор даже подчеркнул, что преступница вызывает жалость, а не негодование. Но, господа, частная собственность священна, на этом принципе зиждется мироустройство, так что если вы оправдаете эту бабку, то вам и революционеров тогда по логике надо оправдать. Присяжные согласно кивали головами, и тут свою речь начал Плевако. Он сказал: «Много бед, много испытаний пришлось претерпеть России за более чем тысячелетнее существование. Печенеги терзали её, половцы, татары, поляки. Двунадесять языков обрушились на нее, взяли Москву. Всё вытерпела, всё преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь… Старушка украла старый чайник ценою в 30 копеек. Этого Россия уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет безвозвратно…»

6

Димка позвонил Ромке через неделю и предложил встретиться для обсуждения условий договора. Если предложение ещё было актуально, конечно. Ромка ехидничать не стал, но в Москве встретиться отказался. Сказал, что сам приедет в Одинцово, когда сможет.

К разговору Димка подготовился основательно. В первую очередь пообщался с подполковником полиции Глебом Михайловичем Матвейчуком. Подполковник был первым, с кем Димка наладил контакт, когда решил осесть в Одинцово. Частному детективу без поддержки или, хотя бы, лояльного отношения со стороны местных правоохранительных органов никак нельзя. Уж этот урок он крепко усвоил, набив синяки и шишки и в прямом и в переносном смысле, при организации своего первого частного сыскного бюро в Пензе после возвращения из Москвы.

Глеб Михайлович направил Димку к следователю, который вёл дело Алексеева. Здесь Димке крупно повезло, потому что следователем-«желторотиком», как выразился Роман, был Валера. Старший лейтенант Валерий Игоревич Курков. Димка не только шапочно знал Валеру, но и дружил с ним, поскольку оба были из одного теста – правдолюбы-правдорубы, на чём и сошлись.

Старший лейтенант на многих, с кем его не связывали деловые или личные отношения, производил несерьёзное впечатление, здесь Ромка был не одинок. Белобрысый, круглолицый, он казался намного младше своих лет. А на самом деле был въедливым, внимательным, упорным следаком. И честным до щепетильности. Так что Димка вполне мог доверять его выводам по делу Ромки.

– Помню я прекрасно твоего клиента, – сказал он Димке, – Я его, конечно, понять могу – автомобильная авария всегда дело подозрительное, тем более, когда ты бизнесмен и деньги в кармане водятся. Наследники, конкуренты, партнёры – многие бы хотели отправить тебя к праотцам. Но поверь, я уж это дело со всех сторон рассматривал. Даже Кольку с Тарасом привлекал. Помнишь, отпрашивал их у тебя на неделю?

(Колька и Тарас и были теми самыми «мутными» личностями на договорах, которые фигурировали в отчёте московского детективного агентства. Их к Димке привёл, как раз, Валера. Колька был его младшим братом, гением по компьютерной части. Валера очень боялся, что от безделия и по глупости Колька влипнет в какую-нибудь авантюру. Прецеденты были. Последний, когда взломали компьютерную сеть Префектуры и личную переписку префекта. Три дня руководство ездило по ушам Глеба Михайловича, а он, в свою очередь, по головам своих подчинённых, пока сам же Колька и не признался брату, что сделал это он. Под стать ему был и его дружбан Тарас. Тот мог любую вещь заставить работать, даже ту, что не могла работать по определению. Когда Валера присмотрелся к Димке – привёл пацанов к нему. Пусть делом занимаются! Опять же, под двойным присмотром: своим и работодателя)

– Так это для этого дела?

– Ну, да. Роман твой так был убежден, что на него совершено покушение, что я решил проверить всё ещё раз «независимыми», так сказать, экспертами. Тарас облазил всю машину, прощупал каждый миллиметр, ты же знаешь, какой он умелец по части железа. А Колька мне составил кучу компьютерных моделей возможных аварий по разным причинам, но ничего не подошло. Только один вариант вписывался и в следы от протектора шин, и в скоростной режим. Пострадавший сам заснул за рулём, нога надавила на газ, а руль развернуло. Машина сделала крутой поворот на скорости, её закрутило и перевернуло несколько раз.

– Анализы крови делали?

– Обижаешь! А как же! И на алкоголь, и на наркотики, и на снотворное, и на примеси. Ни-че-го!

– А где он лежал?

– Скорая отвезла его в ближайшую районную больницу. В Москву везти побоялись. Ему и так повезло, что машину заметили на просёлочной дороге. И, судя по разбитым часам, до приезда скорой прошло не меньше трёх часов с момента аварии. Представляешь, как ему повезло, что бензобак не взорвался?

– С его лечащим врачом ты, конечно, общался?

– Конечно! Александр Николаевич Борисов – местный светило. Вытащил, считай, твоего клиента с того света.

– И что он сказал?

– Да ты с ним лучше сам пообщайся, напрямую. Я тебе дам его координаты. Он, кстати, тоже считает, что Алексеев заснул за рулём. Ехал с переговоров, один, накопившаяся усталость, стресс. И то, что он абсолютно не помнит ни момента аварии, ни того когда и зачем свернул на просёлочную дорогу, тоже точнёхонько укладывается в версию о сне. Случись авария на трассе, он бы такую мясорубку спровоцировал. Ему бы радоваться, что из пострадавшего его не переквалифицируют в виновника ДТП, а он упёрся, как баран, покушение да покушение. Тогда я его на тебя и скинул. Если не нароешь чего новенького, так хоть деньжат подзаработаешь, мужик-то при деньгах, сразу видно.

(Это было не в первый раз, когда местные следаки подкидывали работу «Честному детективу». Димка в долгу не оставался. Помогал, когда просили, чем мог)

От Александра Николаевича, по сути, ничего нового Димка не узнал. Папка с делом Ромки обогатилась только перечнем травм, полученных им в результате аварии: сотрясение мозга средней степени тяжести, трещины в трёх рёбрах справа и одного ребра слева, перелом со смещением большеберцовой и малоберцовой костей левой ноги, вывих правого плечевого сустава. Многочисленные ушибы и ссадины – это уже так, по мелочи. Что касается амнезии, то здесь в медицинской карточке Ромки стоял вопросительный знак. На вопрос об этом «вопросе», доктор ответил, что пациент категорически отказался обследоваться у невролога, а, поскольку он правильно себя идентифицировал, заставлять его никто не имел права. Ещё они абстрактно поговорили о возможных последствиях черепно-мозговых травм: кратковременной, фрагментарной или длительной амнезии, развитии мнительности и подозрительности, агрессии, головных болях вплоть до мигрени.

7

Объём проделанной Димкой за неделю работы впечатлял. Роман закопался в фотографиях, схемах, документах и 3D реконструкциях. Димка наблюдал за рассеянно перебирающим бумажки Ромкой, прекрасно понимая, какое внутреннее опустошение он сейчас испытывает. Больше девяти месяцев Ромка выкарабкивался из последствий аварии под гнётом уверенности, что его могут убить в любую минуту, а, оказывается, бояться было нечего. Всё – плод его разыгравшегося воображения. Это чуть позже Ромка сможет вздохнуть полной грудью, почувствовать вкус бытия – свободного от химер. А пока…

Чтобы как-то прервать затянувшуюся паузу, Димка сказал:

– Видишь, Ромка (они оба незаметно в процессе разговора вернулись к «ты», хотя начали его с официального «Вы»), тебе незачем даже меня нанимать. Всё и так предельно ясно.

Ромка коротко взглянул на друга и, вдруг, задал вопрос, совершенно не по теме:

– Давно хотел узнать, почему тебя усыновили? Ведь они, кажется, тебя даже не видели ни разу? Да и взрослый ты уже был. Лет двенадцать, кажется?

– Моя фамилия, имя и отчество полностью совпали с их погибшим внуком, вот и усыновили.

Димка понимал, что Ромка старается собрать свои чувства в кулак, а потому ответил терпеливо. Терпеливо, но коротко. Если бы Ромка спросил об этом ещё тогда, больше двенадцати лет назад, то Димка рассказал бы целую историю о своих приемных родителях.

О том, с каким предвкушением счастья они ждали приезда сына с семьёй к себе в гости. Сын служил на Дальнем востоке, выбраться с которого за вменяемые деньги можно было только раз в три года. В прошлый раз приехать не получилось. Незадолго до запланированного приезда, у Натальи, супруги их сына Андрея, случился выкидыш, она попала в больницу, и совместная поездка в отпуск с заездом к старикам не состоялась. Так что они видели внука Димочку только трёхлетним, а в этот приезд ему уже девять – совсем взрослый. Они его, поди, и не узнают. Но и эта встреча не состоялась. Самолёт попал в облако вулканического пепла нежданно-негаданно проснувшегося вулкана Ключевской (его извержения повторялись один раз в 5 – 6 лет, а тут прошел только год, а он опять начал свою активность), ушёл в вертикальный штопор и разбился у его подножия. Родственникам даже хоронить толком было нечего. Валентина Сергеевна слегла в больницу. Василий Семёнович держался из последних сил. После сорокового дня немного отпустило. Через год пришло смирение.

А потом придумалось усыновление, и старики засуетились – возраст-то уже на пределе, ещё чуть протянуть и никого им не позволят усыновить. По каким критериям делать выбор и сами толком не понимали. Когда пришли в первый же детдом, на них с такой жаждой любви уставились пары разноцветных глаз, что им пришлось с позором ретироваться, дабы не заработать по сердечному приступу на пару.

Больше в детдома не ходили. Спасибо, соседка помогла. Она, недавно освоившая компьютер и интернет, с удовольствием практиковалась, списываясь с детдомами. Получала списки и фотографии по почте. Когда старики увидели в списках фамилию, имя и отчество, полностью совпадающие с их внуком, они не стали смотреть ни на возраст, ни на фотографию, ни на характеристики…

– А жили-то хорошо? Дружно? – опять задал бестактный вопрос Роман.

– Да.

И опять Димка не стал вдаваться в подробности. Даже, если бы захотел, то не смог – ком встал в горле. Прошло уже больше двух лет, как тихо, один за другим, ушли родители. Сначала отец. Едва отметив сороковины, мама. А его, Димку всё не отпускало. Сказать, что они любили друг друга – ничего не сказать. Сказать, что они понимали друг друга – это мало. Это была такая смесь из взаимоуважения, заботы, любви… Димка ведь был уже взрослый, когда его усыновили. Понимал и был готов, что видеть в нём будут не его, безродного Димку из детдома, а того, незнакомого ему мальчика Диму, жизнь которого так рано оборвалась в полёте. Но этого не случилось! Родители так заинтересованно узнавали его, принимали таким, как он есть, любили, что он и сам не заметил, как быстро улетучились мысли о его роли заменителя. Он потому и не смог оставаться в Пензе после их ухода. Всё давило – стены, воспоминания, сам воздух. В одночасье собрался и рванул опять в столицу. Осел в Одинцово. И не потому, что помнил о Ромкиных угрозах, а потому что в Подмосковье дешевле было снять жильё…

– А каким ветром тебя в детективы занесло? – перескочил вдруг Ромка на другую тему.

Димка замялся. Короткий ответ не формулировался, а отвечать подробно не хотелось. Это надо было рассказывать о своём внутреннем конфликте между буквой закона и совестью. Так совсем недалеко было и до причин, почему он так, а не иначе поступил с Ромкой. Выяснять отношения сейчас не хотелось. Да и Ромка к этому ещё был не готов. Даже непонятно, слышал ли, что ему говорили или нет. И Димка решил ответить нейтрально:

– Детективы получают больше…

– Неужели больше, чем я тебе платил? – встрепенулся Ромка.

«Чёрт! – ругнулся про себя Димка, – Надо как-то уйти от этой темы!»

– Я имел в виду больше, чем государственный адвокат, которым я работал в Пензе.

– А какого чёрта ты из Москвы тогда подался? – проявил Ромка знания о биографии Димки, полученные от московских детективов, – В Москве, по-любому, вариантов работы больше и платят лучше.

– Так ты же мне пригрозил, что я ни в одну, даже захудалую контору в Москве не устроюсь, – не выдержал нейтральную линию поведения Димка.

– Я?!? – искренне удивился Ромка, и в его глазах впервые за всё время разговора промелькнула жизненная искорка.

– Ну, может, не ты лично, – ради справедливости решил уточнить Дима, – скорее, твой новый юрист. Но ты промолчал, а, значит, был согласен.

Димка ждал продолжения, уже смирившись, что выяснения отношений не избежать, но Ромка после короткой вспышки эмоций как-то опять поник. Помолчали. Ромка задумчиво крутил в руках ручку и, кажется, не думал уходить. А Димка уже не знал, как закончить этот бессмысленный разговор. Может, в ресторан Ромку пригласить? А что? Напьёмся. Проспимся. А на утро Ромку и отпустит. Но Димка не успел выложить предложение на стол, Ромка опять задал вопрос, сменив тему:

– А семья у тебя есть?

– Родители умерли два года назад, – сухо ответил Димка

Но Ромка на тон не обратил внимания, махнул рукой:

– Это я знаю. Я имел в виду – жена, дети?

– Нет, – покачал головой Димка.

– А что так?

Опять Ромка пытается ковыряться в его душе! «Хорошо, что не успел пригласить в ресторан, а потом домой. Пьяный он бы точно из меня всю душу вытряс», – подумал Димка. Ну, не готов он был никому рассказывать о своих мечтах сблизиться с Иришкой! Конечно, после того, как с разводом Ромки бы всё утряслось. И о том, как мечты эти разбились вдребезги, когда его Ромка выгнал с работы. И что прикажешь делать? Звать едва знакомую девушку за собой в Пензу? «Вы меня совсем не знаете, но я Вам предлагаю бросить работу, забить на Москву и поехать со мной в Пензу. Там у меня «шикарная» малогабаритная квартирка есть. Я Вас познакомлю со своими родителями. Жить будем все вместе, вчетвером. В тесноте, да не в обиде. Работы у меня, правда, нет, но я что-нибудь обязательно придумаю!» И жили они долго и счастливо, и умерли в один день… Да… Весело, однако. Пенза, конечно, не Тобольск, но и ожидать повторения подвига декабристок всё равно не приходится… И Димка решил отделаться банальностью:

– Не встретил свою единственную!

– Зато я, аж, двух встретил! – неожиданно взорвался Ромка. – Так что рано ты, мой друг, решил умыть руки! (Оказывается, Ромка всё слышал, – удивился Димка). Я хочу точно знать, что эти две стервы против меня задумали!

Вот, черт! – сокрушался Димка после отъезда друга, – Ну, никак не может Ромка съехать с теории заговора! Но кто платит, тот и заказывает музыку. Хочется Ромке тратить свои деньги на ерунду – его воля.

8

У Ромки вошло в привычку ежедневно запираться с трёх до четырех часов в кабинете. Входить к нему или звонить в этот промежуток времени было запрещено под страхом смертной казни. Ромка слушал, а с недавнего времени и наблюдал за Тоней и Полинкой…

… Поначалу прослушивать Антонину было скучно. Пока она была на работе, на записи всё время что-то шуршало, булькало, свистело. Разговоров почти не было. Она уходила на обед с сослуживцами или по вызову к начальству, где, наверное, можно было почерпнуть что-нибудь интересное, но сумочку с собой не брала.

В три часа Тоня забирала Полину из школы. И вот здесь начиналось для Романа самое интересное. Ну, во-первых, он узнал, наконец-то, что у него дочь. И что Тоня назвала её Полиной. А что? Красивое имя. Какое-то весеннее, радостное. Полина Романовна. Очень даже неплохо звучит.

Полинка радостно бросалась навстречу матери (её голос на записи звучал всё громче и отчётливее) и начинала щебетать о своих школьных успехах. Каждый её рассказ заканчивался неизменно: «Мамочка! Я молодец?» «Конечно, молодец, солнышко!», – также неизменно отвечала Тоня, и они, если была хорошая погода, примерно час гуляли на детской площадке (слышались голоса других детей, поскрипывание качелей). А, если погода была плохой, сразу шли домой.

Из дома слышимость была никакая. Видимо, Антонина оставляла сумочку в коридоре. Так что у Ромки и был всего один этот час – с трёх до четырёх часов дня. И вскоре ему этого стало мало…

Димкино расследование связей между Ромкиными жёнами, бывшей и настоящей, ничего нового не выявило. Он, так же, как и московские детективы, установил факт того, что они перезванивались непродолжительное время. Но о чём говорили, выяснить не представлялось возможным.

Чтобы хоть как-то продвинуться в этом деле, Димка предложил установить прослушивающие жучки. Антонине жучок подкинули в сумку, благо, что она была у неё одна и всюду с собой. С Ингой этот номер не прокатил – сумки та меняла чаще, чем перчатки. Единственное, что у неё всегда было при себе – это её собственное тело. Но вживляемых жучков не было в арсенале Димки. Пришлось устанавливать жучки в телефонах Инги, их у неё оказалось три, чего Ромка не знал. Один использовался только для связи с ним. Второй – подруги, салоны, магазины и прочая дребедень. Третий – с неизвестным абонентом.

Про разговоры на первом телефоне Ромка и сам всё знал. Слушать её трёп по второму быстро наскучило. А вот третий… Здесь оказалось о-о-очень интересно. Неизвестным абонентом оказался… юрист фирмы Олег Нахабин. И с Ингой его связывали отнюдь не платонические отношения.

Ромка даже сам не ожидал, что это известие вызовет в нём только брезгливость и ничего больше – не ревность, не уязвлённое самолюбие. Он приказал Димке оставить аудиозаписи на хранение и заснять не менее трёх видео на будущее. Для развода, по которому Инга шиш что от него получит. После этого Димка прекратил слежку за Ингой, велев снять все жучки, поскольку разговоры любовников, в основном, сводились к определению времени очередной встречи, а слушать их стоны во время секса было противно.

Примерно в это же время Ромка потребовал установить видеонаблюдение в квартире Антонины. Димка не понимал, зачем ему это было нужно, но, скрипя сердце, согласился. С Ромки станется нанять для этого кого-нибудь другого, если бы Димка отказался. «Лучше, уж, я, – решил Димка, – Так хоть буду держать руку на пульсе!»

Квартиру Антонины решили не взламывать, хотя, замки у неё – булавкой можно открыть! Но вешать на себя и своих ребят уголовную статью, Димка не собирался. Они и так с этими жучками ходят по краю административных нарушений. К Антонине пришёл Тарас под видом профилактических работ по сантехническому оборудованию. Тщательно проверил ванную, туалет и кухню. Как раз на кухне установил первую видеокамеру. По ходу дела подтянул краны, прочистил подводящие трубы в ванной, заменил спусковой механизм сливного бачка и выровнял разболтавшиеся дверцы шкафов на кухне. Квартира без мужских рук, что говорить! Обрадованная Антонина сама позвала Тараса помочь с незакрывающейся дверью на балкон в комнате Полинки и мигающей люстрой в большой комнате. Тарас и там прошёлся мужскими руками по мебели, исправил неполадки, попутно установив ещё одну видеокамеру в большой комнате. Уходя, вручил Антонине номер своего мобильника, наказав звонить ему лично, если что потребуется, поскольку «в ДЭЗе он на испытательном сроке, конкуренция большая, возьмут его или нет, не известно». Тоня горячо уверила, что такого рукастого парня обязательно возьмут, и насильно всучила Тарасу тысячу рублей.

И с этого времени Роман не только слышал, но и видел жизнь Тони и Полины. На работе усилием воли позволял себе только один час с трёх до четырёх часов дня, а дома включал видеотрансляцию онлайн, и участвовал в их жизни виртуально. Собственно говоря, ничего особенного там не происходило. Обычные домашние мелочи. Пришли, переоделись, покушали, сделали уроки, пообщались. Потом разошлись. Полинка смотреть мультики по телевизору. Тоня – или вместе с ней, или оставалась на кухне готовить еду. (Как оказалось, Ромка даже помнил запах и вкус тех блюд, что готовила Тоня, когда они ещё жили вместе. Особенно, домашних чебуреков⁵. Так захотелось! Аж под ложечкой засосало! И это у него, привыкшего кушать в ресторанах с высокой кухней!) Почитали на ночь сказку, легли спать. Но почему-то притягивали эти мелочи сильнее магнита. Ромка, как наркоман, уже не мог без них обходиться и ужасно раздражался, когда Инга возвращалась домой раньше обычного, и он вынужден был прерывать сеанс до того, как Полинка, а за ней и Тоня, укладывались спать.

Через какое-то время Роман поймал себя на мысли, что называет Тоню и Полинку своей семьёй, а из определения статуса Тони, как жены, исчезло слово «бывшая». Поневоле начал задумываться, почему так взбеленился, когда Тоня объявила, что беременна, и потребовал сделать аборт? Холодным потом прошибла мысль, что его голубоглазой, как Тоня, и светловолосой, как он, дочери могло и не быть, если бы жена тогда его послушалась…

А как он поступил с ней потом? Ведь совершенно не задумывался – куда она ушла, где живёт, как живёт. Сначала думал – побесится и вернётся, куда ей деваться? Потом равнодушно пожал плечами – ну и дура! А потом бывшая жена и вообще растаяла в воздухе, как будто её и не было. Если бы не штамп в паспорте, который срочно надо было аннулировать, чтобы жениться на Инге, Ромка бы вообще об Антонине не вспомнил.

Потом был скандал с разводом. А ведь получается, что поступок Димки, который он тогда посчитал предательством, вовсе таковым и не был. Просто Димка поступил по-человечески и тем самым спас его, Ромку, от угрызений совести сейчас. Впору другу в ножки кланяться, что не совсем, уж, Ромка свиньёй выглядит в глазах Тони и Полинки.

Копаться в себе оказалось достаточно утомительным занятием. Ромка никогда не понимал рефлексирующих героев Достоевского из школьной программы, но, кажется, сейчас сам попал в их число. «А здорово меня башкой приложило!», – впервые подумал он.

⁵ – рецепт домашних чебуреков:

Ингредиенты:

для теста:

мука – 450г,

вода (кипячёная, теплая) – 150мл,

1 яйцо

1 ч.л. соли,

растительное масло – 20мл

*************

для начинки:

свинина (шейка) – 400г,

жир – 50г,

перец душистый и жгучий – по 3г,

репчатый лук – 150г,

соль,

кефир

Способ приготовления:

Воду, соль и масло довести до кипения. Всыпать неполную норму муки, перемешать, не снимая с плиты. Тесто должно завариться и образовать плёнку на дне кастрюли. Остудить 2 мин. Переложить в миску и размешать с яйцом. Замесить тесто с оставшейся мукой. Накрыть плёнкой и отложить в сторону.

Замесить начинку.

Тесто сформировать в колбаску, разрезать на 10 кусочков. Раскатать в лепёшку. На одну половину выложить начинку. Сложить чебурек, выдавить воздух и запечатать.

Жарить в большом количестве растительного масла с двух сторон. Готовые чебуреки выложить на бумажные полотенца, чтобы убрать лишний жир.

9

Ромка очередной раз вслушивался в то, что делают Тоня и Полинка после школы, как неожиданно в ровный детский гул ворвался голос Димки:

– Здравствуйте, Тоня!

– Здра… Дмитрий Андреевич?! Здравствуйте! – растерянно отозвалась Тоня после заминки.

Ромка разволновался. Димка звонил ему утром и сказал, что он кое-что придумал для прорыва в деле выяснения причин кратковременного общения Ромкиных жён, но и представить себе не мог, что тот будет ломиться напрямую.

– Как у Вас дела? – как ни в чём не бывало, продолжил Димка.

– Всё нормально, – нейтрально ответила Тоня.

– А это Полинка на качелях?

Видимо, Тоня кивнула, поскольку Димка продолжил:

– Какая уже взрослая! В школе?

– Да, во втором классе.

С каждым ответом в голосе Тони всё больше нарастало напряжение. Димка этого не замечал. Или делал вид, что не замечает.

– И как ей, нравится учиться?

Тут Тоня не выдержала и сухо произнесла:

– Дмитрий Андреевич! Не надо делать вид, что Вас интересует моя дочь! Вас Роман прислал? Что ему от нас нужно?

– Нет-нет! Никто меня к Вам не посылал. И я уже давно не работаю у Романа Алексеевича. Извините, Антонина Васильевна, что так неуклюже начал с Вами разговор… Я тут недавно узнал, что Роман Алексеевич попал в серьёзную аварию, хотел узнать у Вас о его здоровье. Вы же с ним общаетесь?

– Нет, – с явным облегчением в голосе ответила Тоня, – Я сама узнала об аварии совсем недавно. Мне его жена, Инга рассказала.

– Инга? – очень натурально удивился Димка, – Так Вы с Ингой поддерживаете отношения?

– Да какие «отношения»? – возразила Тоня, – Просто она мне позвонила, рассказала об аварии и попросила о помощи. У Романа было тяжелое сотрясение мозга, он даже память потерял. Не совсем, а так, какие-то куски не помнил. Даже жену не узнавал. Вот она и попросила меня с ним встретиться. Надеялась, что это поможет восстановлению памяти.

– Так Вы с ним встретились?

– Да, один раз. Но это не помогло. Роман меня не узнал.

– Печально, – протянул Димка.

– Печально, но не удивительно, – с ноткой горечи отозвалась Тоня, – Глупо было надеяться, что, если он любимую жену не узнал, то узнает бывшую.

– Ну, а в остальном он как? Каким Вы его нашли?

– Внешне выглядел нормально. Только ходил, прихрамывая, с палочкой. И, видимо, плечо болело. Всё время разминал его другой рукой.

Ромка поразился – надо же, заметила! Плечо побаливало до сих пор. Не помогали ни уколы, ни физиотерапия. Только когда показали в ЛФК элементарные упражнения, полегчало, и дело пошло на поправку.

– Спасибо, Вам, Антонина Васильевна за информацию, – закруглился Димка, – И ещё раз извините, что невольно заставил Вас понервничать.

Ромка отключился от прослушки и задумался. Что касается Тони, то тут стало всё кристально ясно. А вот Инга… Зачем ей, всё-таки, было нужно, чтобы к нему вернулась память в полном объёме? Насколько он помнил, к тому времени её он уже «узнавал». Или он что-то путает? И почему ему не даёт покоя этот вопрос?

10

Ромка тосковал. Видимо, действительно, сотрясение мозга не прошло бесследно. У него появились эмоции, которых раньше и в помине не было. Дело в том, что Тоня с Полинкой улетели на майские праздники в Казань. Димка с Ромкой, посоветовавшись, решили жучок с Тониного телефона снять – в аэропорту рамки, мало ли, заметят, проблем не оберёшься. Но Ромка, таким образом, остался без своего ежедневного виртуального общения с семьёй, и очень скучал.

Свой законный час на работе развлекал себя разглядыванием фотографий Тони и Полинки, нащёлканных Димкиными архаровцами. Вот Тоня и Полинка на беговых лыжах. Вот с хохотом катятся на ледянке с горки. Вот Полинка на коньках вместе с тренером – поза неуклюжая, даже на мелкой фотографии видно, что вот-вот брызнут слёзы. Ну, зачем Тоня мучает ребёнка??? Обязательно что ли осваивать всё? Полинка и так и на велосипеде катается, и на доске, и на лыжах… А вот радостная Полинка несётся по коридору (это в школе, наверное). А это с детской площадки: взлетают качели, крутится карусель, Полинка задом наперёд скатывается со спиральной горки.

Ромка задумался. На работе и дома он уже предпринял шаги к «легализации» своей бывшей семьи, то есть к тому, что он их «вспомнил». Пришло время придумать, как восстановить отношения с Тоней и познакомиться с дочерью. Ромка так глубоко погрузился в свои мысли, что не услышал, как в кабинет вошла секретарша Мариночка.

Каждый рабочий день ровно в 16.05 Маринка заходила в кабинет начальника с подносом, на котором дымилась чашка ароматного кофе и благоухал ванилью только что испечённый круассан. Вот и сегодня она поставила поднос перед Романом Алексеевичем и невольно обратила внимание на фотографию светловолосого мальчика, красующуюся во весь экран монитора. Фотограф поймал напряжённый момент футбольного мачта. Мальчишка готовился нанести удар по воротам. На его сосредоточенном лице были плотно сжаты губы, а брови сдвинуты к переносице. И так он с этим выражением лица был похож на босса! Ну, просто вылитая копия! Мариночка умилилась:

– Ой, Роман Алексеевич! Какой сынок у Вас симпатичный! И на Вас так похож!

Ромка вздрогнул от неожиданно прерванных мыслей и уставился на подчинённую своим фирменным взглядом через узкие щелочки глаз:

– Разве в Ваши обязанности, Марина Николаевна, входит пункт лезть в мои личные дела? Что-то я такого не припомню!

У Маринки от обиды аж нижний подбородок затрясся. Ну, что такого она сказала?!? Только решишь, что босс стал чуточку человечнее, он тут же тебе и нахамит.

Нет, объективности ради, надо сказать, что настроение у него последнее время явно улучшилось. Не то, что первые месяцы после аварии. Тогда головы летели направо и налево. А сейчас, особенно после часового перерыва с трех до четырёх часов (интересно всё-таки – чем он в это время занимается?), босс, как правило, находился в благодушном настроении. Что быстро заметили и чем не преминули воспользоваться его сотрудники. Обычно, к этому времени в секретарской выстраивалась очередь из тех, кто желал решить свою проблему, личную или производственную, с наибольшей вероятностью положительного исхода. Впору было талончики с номерами в очереди выдавать, как в эпоху тотального советского дефицита.

Но случались и рецидивы. Недавно он, например, так орал на главбуха, Ольгу Ивановну, что отчётливо было слышно каждое слово не только в секретарской (просителей как ветром сдуло). Господи! И из-за чего?! Она, видите ли, не обратила его внимание на строчку в ежемесячных тратах, касающихся его алиментов бывшей жене, которую он даже не помнит! И откуда главбух могла знать – помнит он об этом или нет? Ольга Ивановна, как всегда, кротко взяла вину на себя, чем выбила из-под босса основание продолжать экзекуцию, и с достоинством покинула его кабинет.

Маринка никогда не слышала о существовании у босса первой жены и ребёнка, поскольку устроилась на работу в Ромкину фирму уже после его развода, и даже после женитьбы на Инге. Она, собственно говоря, и сменила Ингу на посту секретарши. И местом своим обязана была Инге не только в силу того, что она его освободила, резко превратившись из подчинённой в хозяйку, но и благодаря её капризу. Инга потребовала от мужа взять на эту должность женщину в возрасте. Маринка, проработавшая секретаршей всю свою сознательную жизнь и больше никакой профессией не владеющая, только что была с почётом выдворена на пенсию. Она горестно размышляла – на что она будет жить и чем занимать своё свободное время? А тут такое счастье привалило! Когда она увидела объявление о вакансии секретаря для женщины 55+, то не поверила своим глазам. Не поверили, решив, что в объявление вкралась типографская ошибка, видимо, многие, поскольку конкуренцию Маринке составляли сплошь молодые, грудастые и длинноногие. А взяли именно её!

Только вот характер у босса оказался – не дай бог! Маринка искренне завидовала Ольге Ивановне, которая умудрялась всегда выходить с достоинством из любой ситуации. Маринке это никак не удавалась. Уж как она старалась угодить боссу! И всё равно получала периодически на орехи. Каждый раз решала окончательно и бесповоротно, что это последняя капля, и завтра она обязательно напишет заявление об увольнении. Но каждый раз откладывала своё твёрдое решение на потом.

Вот и сегодня, босс остыл, вполне миролюбивым тоном через 20 минут попросил забрать освободившийся поднос, а когда она с ним уходила, пробурчал, вроде, как и не ей, а в пустоту кабинета:

– У меня девочка, а не мальчик. Полинкой зовут.

Это было равносильно объявлению о перемирии. А его следующая фраза вообще прозвучала как извинение за допущенную грубость:

– Правда, так сильно на меня похожа?

– Правда, – тихо ответила Мариночка, боясь сказать лишнее слово.

И увольнение опять было отложено на неопределённый срок. А у Ромки резко поднялось настроение. Пока всё шло по плану: он якобы заметил ежемесячно выплачиваемые алименты, заинтересовался – кому? И «открыл» для себя существование первой семьи. Появилась возможность напрямую поговорить с Ингой.

– Представляешь! – возмущённо начал он после удовлетворения своей потребности в сексе, – Изучаю наш отчёт за месяц и замечаю странное назначение – Алексеевой А.В. Я к главбуху – кто такая? Почему не знаю? Может, я её давно уволил, а ты зарплату мыльным пузырям начисляешь, а денежки себе в карман кладёшь? А она мне и говорит: мол, это алименты Вашей бывшей жене и ребёнку. Я в ауте – какая жена? Какой ребёнок? Почему меня об этом не предупредила? В общем, наехал на неё по полной программе.

– И правильно сделал! Давно пора прекратить тратить деньги на бывших жён!

– А что, у меня ещё есть бывшие? – искренне удивился Ромка.

– Да, нет! Слава богу, только одна. Это я так, образно. Это же тебе твой бывший дружок подсуропил, который ошивался вокруг тебя в качестве юриста. Ты не помнишь?

– Как-то смутно… Напомни!

– Димка, твой знакомый по детскому дому. Ты ему велел подготовить документы для развода, а он тебя развёл на деньги и квартиру. Мы с Олегом Николаевичем потом открыли глаза на его афёру, и ты его выгнал.

– Так помимо алиментов, я ещё и квартиру бывшей купил?

– Представляешь, жадная стерва, хоромы в Москве от тебя поимела! Господи, а приехала-то из глухой провинции.

– Да, уж! – протянул Ромка, – Ну, ладно, алименты – копейки…

– Не скажи – тридцать тысяч вполне приличные деньги! А за эти десять лет, представляешь, в какую сумму они вылились?

Ромка на это ничего не сказал. Подсчитать общую сумму за год было не сложно. Но Ромка думал не о том, сколько денег он потерял за десять лет, выплачивая алименты, как думала Инга, а о том, что сумма на жену и дочку за год меньше, чем то, что тратит Инга за месяц. Вот такая арифметика…

Разговор с женой прошёл впустую. О своих контактах с Антониной Инга так ничего и не сообщила. А, поскольку Инга уселась на своего любимого конька – о деньгах, бесполезно было от неё ждать какой-либо новой информации.

11

В воскресенье Ромка помчался в аэропорт Внуково встречать Тоню и Полинку из Казани. Пора было уже выйти из тени. Да и соскучился так, как будто год их не видел, хотя и прошла всего неделя.

Тоня, увидев бывшего мужа, который вёл себя как любящий супруг, встречающий семью, от неожиданности впала в ступор и безропотно позволила усадить себя и Полинку в машину, но уселась на заднем сиденье рядом с дочерью, а не на переднем, как рассчитывал Ромка. Разговаривать при таком раскладе было неудобно, и Ромка только иногда позволял себе поглядывать на семью в зеркало.

Полинку всегда в машине укачивало, а после перелёта, пусть и короткого, но поздневечернего, она и тем более так устала, что пристроила голову на кресле и задремала. Тоня смотрела в окно. Там, правда, почти ничего видно не было, поскольку дождь лил как из ведра. «Надо же! Расстояние от Казани до Москвы всего ничего, а какая резкая разница в погоде! Там – теплынь и солнышко, а здесь – холодрыга и ливень», – мысленно уцепилась Тоня за погоду, пытаясь отвлечь себя от мыслей о поведении бывшего мужа…

Поездка в Казань получилась чудесной не только благодаря погоде. Город оказался таким уютным, чистым, красивым, что влюбил в себя сразу. Только один вид с одного берега Волги на другой чего стоил!

Тоня старалась каждый год на майские праздники выезжать куда-нибудь с Полинкой. В первый раз им даже удалось заграницей побывать. Многоэтажный белоснежный паром отчалил из Питера по маршруту Таллинн – Стокгольм – Хельсинки и обратно. Шли ночью, а день проводили в городе, каждый раз новом. Полинке хоть и было всего пять лет, но путешествие ей очень понравилось. А Тоня поняла, что с дочкой можно выезжать и на целую неделю. Потом они дважды были в Питере, поскольку в этом удивительном городе и месяца мало, чтобы его весь обойти-изучить. В этом году были планы отправиться в Данию, на родину Андерсена, но – увы! Поездка оказалась очень дорогой, и пришлось срочно что-то придумывать по России. Так возникла идея с Казанью. О чём ни Тоня, ни Полинка ничуточки не пожалели!

Тоня так старалась составить маршрут, чтобы и ей, но, в первую очередь, и дочке, было интересно. Они вместе рассматривали красочные фотографии дворцов Казани, скачанные из интернета, похожие на замки из восточных сказок. Широкий, основательный, твёрдо стоящий на земле, собственно говоря, как ему и положено в соответствии с его назначением, Дворец Земледелия с мощным ветвистым деревом в середине, крона которого магически начинает светиться в темноте зелёным цветом.

Гордо стоящий на высоком обрывистом берегу Волги Казанский Кремль с его изящной мечетью Кул-Шариф, шапки минаретов которой и центрального купола такого синего цвета, что сливаются с небом в любую погоду. Мечеть – единственная достопримечательность в мире, которая попала в список охраняемых памятников ЮНЕСКО ещё до того, как была построена, настолько была красива ещё на этапе чертежей. С трогательно наклонённой башней Сююмбике, названной так в честь царицы, которая по легенде сбросилась с неё вниз, чтобы не достаться живой врагам, осаждавшим Казань. И, хотя башня наклонилась из-за прокладки под Кремлём метро, легенда тут же обросла новой подробностью, что именно из-за прыжка Сююмбике так получилось.

Необычный, яркий, разноцветный Вселенский храм, собравший в единый комплекс сооружений православную и католическую церковь, мусульманскую и буддистскую мечеть, китайскую пагоду, иудейскую синагогу и даже алтари исчезнувших религий. Он задумывался его создателем – известным общественным деятелем Татарстана, художником, архитектором и целителем Ильдаром Хановым как символ единого духовного наследия всего человечества. Всё это, конечно, пока было сложно для понимания восьмилетней Полинки, но Тоня надеялась, что семена веротерпимости она этим посещением в душу дочки посеяла.

Сказочное здание кукольного театра Экият, что, собственно, и переводится с татарского как «Сказка», будто шагнувшее со страниц книги «Волшебник Изумрудного города» прямо на площадь Казани, по дороге добавив в свой декор восточного колорита. Таким оно видится издалека. А когда подходишь ближе, вдруг замечаешь тоненькую фигурку Маленького принца на полукруглом балконе, который взмахнул руками, то ли готовый вот-вот взлететь в небо, то ли броситься обнимать пришедших к нему в гости детей. Но принц не простой, а уже свой, татарский, поскольку его, развевающиеся на ветру, волосы прикрыты тюбетейкой.

Все эти изумительные красоты Тоня и Полинка увидели в Казани воочию. И оттого, что они предварительно познакомились с ними по интернету, те ничуть не поблекли, а наоборот, заиграли новыми красками. А ведь было ещё много чего ещё!

Сказки и легенды были на каждом шагу пешеходной улицыБаумана, и даже в оформлении метро: с потолка станции Кремлёвская за вами наблюдает огнедышащий дракон Зилант, а её стены украшены яркими сценками из восточных сказок. Станция Габдуллы Тукая, названная в честь знаменитого татарского писателя и переводчика, сделавшего так много за свои короткие 27 лет земной жизни, как будто он прожил лет до девяноста, вся выглядит как иллюстрация к его стихотворным сказкам. Всё это уже Тоня Полинке по интернету не показывала. Была мысль купить книжку со сказками Тукая в Москве, но найти не получилось, так что они приобрели их уже в Казани, методично заруливая во все книжные магазины, встречающиеся им по дороге.

А ещё был Зооботсад – клетки и вольеры старенькие, а вот звери откормленные и ухоженные, с блестящей, густой, лоснящейся шерстью. Огромный Город мастеров, в котором Полинка провела полдня и никак не хотела уходить, хотя уже на пятой профессии засыпала от усталости. Парк аттракционов Кырлай, обзорное колесо которого соперничает с таким же колесом в аквапарке Ривьера. И не только с какого из них вид на противоположный берег Волги лучше, но и кто ярче сверкает подсветкой вечером. И, если Город мастеров, парк аттракционов и аквапарк ничего уж совсем необычного из себя не представляют, такие и в Москве есть, то ЗАГС Казани, в виде огромного казана со смотровой площадкой на крыше, явление абсолютно оригинальное. А его ночная подсветка – абсолютный победитель и парка, и аквапарка.

Мостовые древней Татарской Слободы оказались сплошь зашиты в современную плитку, прямо как в Москве, и из-за этого её пёстро раскрашенные дома и ворота казались не такими уж и древними, а скорее похожими на какие-то киношные декорации. Тем более что гладь озера Верхний Кобан рассекали катамараны в виде современных автомобилей – кадиллаков и седанов.

…Дворники не справлялись с потоками воды, Ромка почти ничего не видел и сбавил скорость. Только это спасло его от лобового столкновения с фурой, которую занесло на скользкой, как во время гололёда, трассе. Фуру развернуло почти на 180^о, она заехала на разделяющий дорогу газон и остановилась, перегородив наполовину проезд как в одну, так и в другую сторону. Ромка резко нажал на тормоз и вывернул руль, чтобы объехать торчащую поперёк дороги кабину фуры. Его джип занесло и закружило как в вальсе. Тормоза не справлялись. Пытаясь не столкнуться с машиной Романа, водитель следующей машины тоже был вынужден вывернуть руль. В вальсе закружились уже две машины.

Ромка бесполезно жал на тормоз – машина его не слушалась. Благодаря кружению, ему казалось, что скорость только увеличивается. Справа был глубокий кювет. Ромка побоялся, что машина перевернётся, если он вырулит туда. Кроме того, он не мог рассмотреть в зеркало заднего вида, есть ли там ещё машины, которые могут ударить его в бок при таком манёвре. И Ромка хладнокровно решил выехать на газон, чтобы загасить скорость.

Джип подпрыгнул, ударившись колёсами о бордюр, и вылетел на встречную полосу. Там опять пришлось в ритме вальса объезжать встречные машины, пока каким-то чудом Ромка не углядел просёлочную дорогу, примыкающую к трассе. Там, увязнув в хляби разбитой колеи, джип, наконец, остановился.

В машине висела мёртвая тишина. Ромка повернулся и увидел картину, из-за которой комок застрял у него горле. Тоня навалилась на кресло дочери, пытаясь своим телом закрыть её собой со всех сторон. И так и застыла в этой позе.

– Тоня, Тоня! – потряс её легонько Роман, дотянувшись до плеча, – Всё в порядке, мы уже в безопасности.

Жена не реагировала. Ромка пересел на заднее сиденье, мягко развернул Тоню к себе и обнял её, закоченевшую от страха. Полинка спросонья ничего не понимала:

– Мы уже приехали?

– Ещё нет, солнышко, – нашла в себе силы ради дочери разомкнуть губы Тоня, – Просто мы остановились отдохнуть.

– Ты как? – тихонечко спросил Тоню Роман.

– Нормально, – так же тихо ответила Тоня.

– У меня в бардачке коньяк есть. Хочешь глотнуть для согрева?

– Нет, мне не холодно.

– А руки как ледышки, – возразил Роман, пытаясь согреть Тонины ладошки своими руками и дыханием.

Тоня руки отняла. Ромка не стал настаивать.

– Мне надо сходить посмотреть, что там творится. Посидите без меня?

– Куда ж нам деваться! – с ноткой горечи ответила Тоня.

«Потихоньку приходит в себя», – обрадовался Ромка, ничуть не обидевшись на тон жены.

Движение на трассе полностью встало в обе стороны. За несколькими легковушками в хаотичном порядке остановившимися вокруг фуры, выстроились ровными рядами машины, подъехавшие уже после аварии. Водители сгрудились у кабины фуры и нервно курили, сбрасывая стресс. Курили даже те, кто сроду этим не баловался.

Авария произошла относительно недалеко от аэропорта, и полиция со скорыми приехали довольно оперативно. Помощь медиков, как ни странно, никому не понадобилась. Полиция записала координаты всех участников аварии, и они почти все уехали с места ДТП своим ходом. Фуру с помощью подъехавших грузовиков вытащили с газона на полосу от аэропорта, чтобы побыстрее пропустить машины тех, кто уже опаздывал на свои рейсы из Внуково. Ромка остался ждать эвакуатора, поскольку с неработающими тормозами ехать не мог. Чтобы не заставлять жену и дочь ждать неизвестно сколько времени, он договорился с полицейскими, и те подвезли их к ближайшей станции метро. Доставить домой с комфортом не получилось.

Вот ведь! Не пришла бы Ромке идея встретить Тоню и Полину в аэропорту, они бы в аварию не попали. Доехали бы спокойненько на аэроэкспрессе. А с другой стороны… Вдруг бы решили взять такси? Справился бы водила на его месте также без потерь? Это ещё вопрос…

12

Из тяжелого сна Ромку выдернул настойчивый телефонный звонок. Он нехотя буркнул в трубку:

– Ну?

– Это Алексеев Роман Алексеевич?

– Ну? – опять повторил Ромка.

Сразу после аварии Ромка ничего особенного не почувствовал. Когда добрался до дома после составления протокола, ожидания эвакуатора и сопровождения джипа до ближайшего автосервиса, единственное, что ощущал – это ужасно хотелось спать, глаза, прямо-таки, слипались на ходу. А неожиданно выдернутый из сна, чувствовал себя так, как будто его переехал грузовик, потому ответил грубо:

– Чего надо?

– Ты, это, мужик, подъехал бы к нам побыстрее!

– Куда это «к нам»?

– Ну, в автосервис на Лесную.

– А-а-а, – понял Ромка откуда звонят, – если ты по поводу машины, то делай всё, что найдёшь нужным. Я за всё заплачу.

– Не, мужик, лучше, чтоб ты сам подъехал.

– А что, по телефону нельзя решить проблему?

– Не, не телефонный разговор.

Вот ведь засада! Так не хотелось вылезать из тёплой постели! Но делать нечего. Ромка поколебался: ехать самому на Мерсе или вызвать такси, но, вспомнив, что коньячок, завалявшийся в бардачке джипа, он вчера весь уговорил, набрал семь девяток и пошёл одеваться в ожидании приезда Яндекс-такси.

Звонить по незнакомому определившемуся номеру не пришлось. В дверях автосервиса его встретил пожилой дядечка и сразу же провёл к джипу.

– Ну, что тут у тебя? – нетерпеливо спросил Ромка.

– Сейчас покажу, – откликнулся старый мастер, ничуть не обижаясь на обращение к нему на «ты» очередного клиента.

Машины к ним на автосервис в основном заруливали крутые, их хозяева мнили себя хозяевами жизни, а не только автомобиля, а потому обслуживающий персонал, находящийся где-то далеко внизу иерархической лестницы, обращения на «Вы» не удостаивался. Мастера к этому были привычные, внимания не обращали, сами тоже называли всех на «ты».

– Вот тут, смотри, мужик, видишь? – спросил Ромку мастер, подсовывая ему под нос тормозной шланг.

– И что я тут должен увидеть? – ничего не понимал Ромка.

– Надрезал кто-то твой шланг, мужик! – сочувственно произнёс мастер и, видя, что клиент пока не может осознать полученную информацию, продолжил, – Кто-то очень хотел, чтобы ты в аварию попал. Надрезали, видишь, совсем чуть-чуть. При обычной езде он бы рвался по капелюшечке, пока не надорвался полностью, но следа разреза уже было бы не различить. А тут ты наддал по тормозам резко, вот и видно разницу в кромке разрыва и кромке разреза. Здесь, видишь, край рваный, а здесь – ровный.

– Это точно? – только и смог произнести ошарашенный Ромка.

– Точнее не бывает! – ответил мастер, – Я полицию пока звать не стал. Решил тебя сначала дёрнуть. А ты, уж, сам решай, что и как тебе дальше делать.

Ромка вышел из сервиса на воздух, присел на лавочку и закурил. Вот ведь! В прошлый раз был на 100% уверен, что аварию подстроили, а это оказалось пшиком. А по поводу вчерашней ни одной подозрительной мысли в голове не возникло!

– Тебя как звать? – спросил подошедшего мастера Ромка.

– Иван Корнеич.

– Спасибо тебе, Иван Корнеич! – с чувством произнёс Ромка, – Я тут у тебя посижу? Друга вызвал, надо ему машину показать.

– Да сиди хоть целый день, мне-то что.

– Скажи, а можно сделать так, чтобы никто к моей машине не притрагивался и лишних вопросов не задавал?

– Полицию, как я понимаю, вызывать не будешь?

– Нет, – коротко ответил Ромка, – пока нет.

– А за нашу контору не беспокойся. Я тут хоть и в нижних чинах, но слово моё – закон.

– Это как же так выходит? Солдат генералами командует?

– Хозяин у нас сменился с полгода назад. В мастера своих родственников да знакомых набрал. А они все – «курлы-мурлы», как я говорю. Что они в машинах понимают? Вот меня и оставил. Так что они даже гайки крутят под моим руководством…

Так неспешно они и разговаривали, пока не приехал Димка. Димка приехал не один – притащил своих архаровцев, которые под приглядом Ивана Корнеевича ещё раз осмотрели машину. Мастер, поначалу снисходительно смотревший на зелёных пацанов, в конце с искренним уважением пожал обоим руки, а Тарасу даже посоветовал стать авторемонтником. А выводы осмотра уже в три пары глаз были те же – не утешительные.

«Совет в Филях»⁶ проводили в первой же попавшейся по дороге забегаловке. Собственно говоря, подозреваемые были всё те же – жена, конкуренты, партнёры по бизнесу.

– Чёрт! – в сердцах произнёс Ромка, – Жалко, что сняли наблюдение за Ингой. Хотя бы с ней сейчас ясность была!

Димка заметил, как мальчишки коротко переглянулись на этой фразе, и строго сказал:

– А ну, колитесь! Что за перегляды?

Колька слегка покраснел и отвёл взгляд, а Тарас уставился в стол и хрипло произнёс:

– Я это… Не снимал жучки…

– Ну, что же ты замолчал? – ещё строже произнёс Димка, – Мы тебя внимательно слушаем: какие оставил? Было ли там что подозрительное? Если – да, то почему не предупредил?

– Мы это… Не всё слушали…

– И что же вы слушали?

Тут уж лица запылали у обоих, как маков цвет. Признаться в том, что прослушивали только страстные стоны любовников во время секса, язык не поворачивался. Но взрослым мужчинам и так всё было понятно, сами были в этом возрасте – гормоны играют, а выход им не всегда находится. Димка не стал больше мучить пацанов, выбивая признание, спросил о самом существенном на данный момент:

– Запись велась полная? Или вы её обрывали после интересного для вас?

– Когда как…

– Сколько записи мы можем восстановить?

– За неделю, может, чуть больше.

– Тогда так! Тарас – ты мухой летишь к любовному гнёздышку и настраиваешь аппаратуру на круглосуточную запись, чёткое видео и чёткий звук. Понятно? А ты, Колян, прослушиваешь всё, что вы там поназаписывали, и восстанавливаешь все разговоры любовников. Как только найдёте что-то существенное, сразу звоните мне, в любое время дня и ночи. И работать вы будете тоже и днем и ночью, пока всё не сделаете, это, надеюсь, понятно? А сейчас – брысь отсюда!

После того, как мальчишки ушли, Димка спросил у Ромки:

– Инга знает, что ты попал в аварию?

– Не знаю, – после заминки ответил Ромка, – когда я вернулся, дома её не было. И утром, когда проснулся, тоже.

– Надо ей рассказать. Спровоцировать на реакцию. Давай сделаем так: как только Тарас отчитается, что аппаратура работает, вызови её на разговор.

⁶ – устойчивое выражение, появившееся благодаря  военному совету, который был созван  во время Отечественной войны 1812 года главнокомандующим М. И. Кутузовым в деревне Фили к западу от Москвы. На рассмотрение был вынесен вопрос о том, пытаться ли после не выявившего победителя Бородинского сражения дать сражение под Москвой либо оставить город без боя?

13

Дома Ромка разыграл целый спектакль. Во-первых, потребовал отчёта у жены: где она была ночью? После нескольких ревнивых вопросов снисходительно принял её объяснения, а потом красочно описал аварию. О том, что ездил встречать в аэропорту бывшую жену и дочку, скрывать не стал. На ответную игру в ревность Инги оправдался, что любопытство замучило – захотел узнать какого чёрта Антонина приходила наниматься к нему на работу. Инга быстро повернула обратно на разговор об аварии. О том, что сама просила бывшую жену прийти к Роману, так и не призналась.

– Эх, не везёт мне с джипами! – сказал в конце разговора Ромка, – Надо подумать, какую новую машину купить!

Инге дома не сиделось. Она сослалась на запись к парикмахеру и умотала. Ромка задерживать её не стал, понял, что она будет сейчас связываться с любовником. Подумал зло: «Ну, что ж, птичка! Вот клетка и захлопнулась!»

Через два часа позвонил Димка. Сказал коротко:

– Приезжай! Есть новости.

Они сидели в офисе Димки в Одинцово и прослушивали запись разговора Инги и Олега, присланной Тарасом по интернету:

«Черт живучий! Надо же, как везёт мужику! – возмущался голос Олега. – Столько усилий и всё коту под хвост!»

«Говорила я тебе – надо было его ещё тогда добить, во время первой аварии. А ты – контракт да контракт. И что теперь? Ни контракта, и он живее всех живых!»

«Ну, и как бы ты его добила в больнице?»

«Господи, да дали бы доктору на лапу, он бы его залечил до смерти!»

«Дура, ты, Инга! Ничего в людях не понимаешь! Не взял бы у тебя ничего тот доктор, да ещё бы сдал этому следователю»

«Этому белобрысому придурку? Плевать на него!»

«Не скажи! Это он с виду зелёный несмышлёныш, а хватка у него, как у бультерьера. Если бы сейчас дело об аварии к нему попало, он бы нас рано или поздно вычислил. Твой точно ни о чём не догадывается? Дело не завели?»

«Кажется, нет. По Ромкиному рассказу полиция занималась только водителем фуры, остальным посоветовала обращаться к своим страховщикам»

«Ну, и чудненько! Только вот что с твоим благоверным делать?»

«Подождём немного и опять аварию устроим»

«Нет, это слишком опасно. Придётся придумывать что-нибудь другое. Жалко, с контрактом Ромку не удалось подставить… А теперь ещё и этот его интерес к бывшей жене и ребёнку. Чёрт, а как бы хорошо вышло: и он, и его наследница одним махом – кирдык!»

«Ты что, хочешь сказать, что после его смерти придётся делиться с его дочерью?»

«А ты как думала? Я, конечно, попробую минимизировать её долю, но тут бабушка надвое сказала. Суд дело тонкое, могут разделить всё пополам и точка»

«Ты, что, офонарел – «пополам»?!? Я что зря под него десять лет стелилась, чтобы отдать своё какой-то сопливой девчонке???…»

Ромка и Димка дослушали запись до конца, но ничего существенного больше не было. Какого-то нового способа устранения Ромки и его бывшей семьи любовники не изобрели. Пока не изобрели.

– Что будем делать? – спросил застывшего Ромку Димка.

Ещё бы не застыть соляным столбом: одно дело подозревать жену в желании от него избавиться, и совсем другое – слышать собственными ушами, когда она говорит о его смерти, как о факте неизбежном, почти состоявшемся!

– В первую очередь – надо спрятать Тоню и Полинку!

– Полицию будем привлекать?

– Об этом потом подумаем. Сначала семья. У тебя есть кого нанять им в охрану? Может, Валеру привлечь?

– У меня есть другое предложение: надо уговорить Тоню уехать из Москвы. У меня в Пензе осталась двухкомнатная квартира от родителей. Пусть хотя бы месяц там поживут, а мы за это время что-нибудь придумаем.

– А это не опасно оставлять их там одних?

– Ну, со мной же тебя они никак не связывают. Тогда, как же они догадаются об адресе в Пензе? Да и потом: они же теперь будут под нашим круглосуточным наблюдением. Если что подозрительное услышим, успеем среагировать раньше их. Только вот как уговорить Антонину уехать? У неё – работа, у Полинки – школа.

– Пусть попробует не согласиться! Утащу силой!

Силу применять не понадобилось. А вот объясняться пришлось. Тоня выслушала Ромку и согласилась на переезд. Больше, чем все его слова, её убедил его взъерошенный вид. На работе взяла отпуск, а школы Полинке осталось всего-то две недели. Так что особых препятствий не возникло. Только досада мучила: как же она спокойно и счастливо жила, пока он опять не ворвался в её жизнь!

14

Управиться за месяц не получилось. Пока Колька расшифровывал аудиозаписи, чистил звук, вычленял существенное, Роман с Димой поминутно восстанавливали маршрут передвижения Ромкиного джипа, начиная со дня аварии и назад по дням. По составленному маршруту передвигался Тарас, отмечая все видеокамеры по пути. Наконец, все ниточки сошлись на дне, когда был подрезан тормозной шланг.

И произошло это во время совместного обеда Олега и Романа. Ловко, однако – Олег и алиби себе обеспечил, и Романа контролировал, пока подельник орудовал под капотом джипа. Разглядеть лица злоумышленника на видеозаписи с камеры ресторана не удалось. Так что его поиски заняли ещё больше времени, чем все предыдущие изыскания. И только когда Димка с Коляном смогли вычислить перевод денег от Олега к исполнителю, круг поисков замкнулся.

Доказательства злого умысла были налицо, но обращаться в правоохранительные органы Роман не стал. Во-первых, все доказательства были собраны не правовым путём и их могли не принять к сведению. Во-вторых, Димка с ребятами подставлялся по полной программе. Друг не только мог лишиться лицензии на свою профессиональную деятельность, но и за решётку загреметь – статей в Уголовном Кодексе, которые они нарушили, было предостаточно. А в-третьих, наша правовая система работает долго и нудно, да ещё и с неизвестным результатом, зачастую достаточно далёким от понятий общечеловеческой справедливости.

Вот именно с точки зрения этой самой справедливости Роман и решил действовать. У него в голове сложился чёткий план и как он поступит с Олегом, и как – с Ингой. Подготовка плана тоже потребовала времени, особенно, что касалось Олега.

Только в конце июля Роман и Олег вылетели в Якутск. Роман объявил на очередной планёрке, что решил расширить свой строительный бизнес лесозаготовительным производством, уже провёл предварительные переговоры, и теперь он с юристом вылетает на место для утряски «юридических нюансов» (так он выразился). Олег, конечно, не очень был доволен внезапной и такой далёкой командировкой, но, кажется, ничего не заподозрил.

Ромка и не собирался давать ему ни поводов, ни времени навострить уши. В отеле Якутска, где они разместились и куда прибыли поздно вечером после долгого семичасового перелёта, Ромка подмешал Олегу в коньяк, который сам же и предложил выпить для «расслабона», огромную дозу снотворного, которого должно было хватить на тот дальний путь, который им ещё предстояло преодолеть. Туда, в то место, которое станет для Олега и домом и тюрьмой на ближайшие три года.

Олег очнулся от тяжёлого сна с чугунной головой (ещё бы! Ромка не пожалел для него фенобарбитала⁷!) и никак не мог сообразить, где находится. Вместо широкой двуспальной кровати люксового номера отеля он лежал на грубо сколоченной деревянной кровати, накрытый медвежьей шкурой. У изголовья на табурете стояла простая алюминиевая кружка с ледяной водой. Олег жадно выпил холодную воду, от которой сводило зубы, и ему немного полегчало.

Мозг отказывался воспринимать окружающую действительность и, когда Олег заметил огонёк включенного ноутбука, лежащего на столе, он опрометью кинулся к нему, надеясь услышать информацию о розыгрыше.

Экран ноутбука радостно засветился, как будто с нетерпением ждал, когда его створки кто-нибудь откроет. Красивая разноцветная картинка заставки резко сменилась не очень чёткими видеокадрами, на которых двое: мужчина и женщина занимались сексом. Никакого сопровождающего текста не было. Только их обнажённые тела, только их хриплые стоны. И справа внизу экрана дата. Одна, вторая, третья… Сколь ни была некачественна запись, на ней всё равно были узнаваемы он, Олег, и Инга…

Потом видеокадры сменились… мультиком. Мультиком про Кота Леопольда и двух мышек – серой и белой. Под кадры происков мышей был ловко вмонтирован (это Колян постарался) разговор его, Олега, и Инги, где они рассуждали, как жалко, что не удалось одной аварией одновременно убрать и Ромку, и его наследницу…

Следующее видео было сначала без звука: кто-то в накинутом на голову капюшоне залезает в джип Романа. Потом крупным планом на экране появлялся тормозной шланг в чьих-то натруженных руках, и голос за кадром объяснял, как и почему могли появиться два разных вида его разрыва: один гладкий, второй – неровный. Шланг сменила выписка с банковского счёта Олега Николаевича Нахабина с подчёркнутой суммой перевода, а затем карточка с именем получателя этого перевода. И, наконец, сам получатель, который прямо глядя в камеру, а Олегу казалось, что прямо ему в глаза, рассказывал когда, как и для чего его наняли.

Последним на экране ноутбука появилось лицо Романа, который сказал буквально следующее: «Мне кажется, что я так тебе подробно всё разжевал, что больше и говорить не о чем. Но всё же кое-что скажу. Согласно тридцатой и сто пятой статьям Уголовного Кодекса РФ за покушение на убийство положен срок от шести до пятнадцати лет. Я решил быть милосердным судьёй и назначил минимальный срок. Мало того! Разделил его пополам. Вы же с Ингой вдвоём это всё задумали! Так что вот тебе мой приговор – три года. Срок окончательный и обжалованию не подлежит. Выживешь в тайге – твоё счастье. Ровно через три года я тебя отсюда заберу и разрешу жить в Якутске. Решишь бежать – флаг тебе в руки! Но не советую. Так тебе, для справки: до ближайшего населённого пункта сто восемьдесят километров по непроходимой чаще, а в ней и волки, и медведи, и лисы, и рысь водятся. И ещё учти: если тебе крупно повезёт, и тебя по дороге никто не загрызёт, то на тебя по всему краю ориентировка дана. Так что сам выбирай: три года в избушке или от шести лет в камере. Ну, а чтобы тебе не скучно было, оставляю библиотеку из двух книг: Уголовный Кодекс и Библия. Проведи своё время с пользой!»

На этих словах ноутбук погас, задымился и самоуничтожился (это Тарас постарался). А Олег завыл. Долго. Протяжно. По-звериному. От безысходности.

Ромка не случайно потащил Олега в Якутск. Здесь жил и успешно вёл свой лесозаготовительный бизнес его друг по колледжу Лёшка Кошевой. Лёшка был одержим путешествиями автостопом, в которых с удовольствием принимал участие и Ромка (что он видел в своём детдоме? А тут поля, леса, новые города, реки, да мало ли что ещё!). Однажды летом на товарняках они доехали аж до Сибири! Лёшка бесповоротно влюбился в эти бескрайние просторы, чистые ледяные реки, белоснежно-зелёную тайгу. После окончания колледжа попросил распределение в Якутск и с тех пор виделись они только один раз: Ромка приехал к другу в гости, и они две недели жили в старой охотничьей избушке где-то в глубине тайги. Воду набирали в ведро из студёного ручья. Чай заваривали из листьев растений, которые сами собирали. А питались только той дичью, которую сами смогли подстрелить, благо, что тайга была богата непуганым зверьем: белками, зайцами, куропатками. То, каким отдохнувшим, полным энергии, очистившимся после этого отпуска Ромка не чувствовал себя больше никогда, на каких бы морях и в каких бы пятизвёздочных отелях не отдыхал.

Чтобы не подставлять Лёшку, Ромка уговорил его сдать ему охотничью избушку в аренду на три года. И как друг не сопротивлялся, пытаясь откреститься от денег, Ромка настоял на официальном договоре и приличной оплате. Погостил Ромка в Якутске не долго – всего-то три дня. Ему не терпелось «воздать по заслугам» Инге.

⁷ – одно из сильнейших снотворных средств. Не имеет запаха, вкус слабо выражен. Отличается длительностью действия – в зависимости от дозы больной может проспать 8 часов и больше. Минус наблюдается после пробуждения: снижение активности, проявление апатии, сонливость, низкая сосредоточенность, недомогание.

15

По-хорошему, любовников надо было оставить в тайге вместе, но Ромке необходимо было получить согласие Инги на развод, а потому пришлось для неё придумывать другой план.

В середине августа Ромка с женой вылетел на Гоа, забронировав пятикомнатный люкс для молодожёнов в самом дорогом и фешенебельном отеле Leela Goa. Он знал, что ни ласковое море, ни эксклюзивные экскурсии по стране, Ингу не заинтересуют. Своё время она будет делить между СПА-салонами и ювелирными магазинами. Так и произошло. Уже на третий день отдыха Инга отправилась на шопинг в Din Brothers Jewellers and Gold Smiths.

Как всегда, при виде чистейших бриллиантов, сапфиров и аквамаринов (и заметьте: не искусственно выращенных, а исключительно настоящих, природных), глаза у Инги загорелись, а аппетиты взлетели до небес. Она долго выбирала, что ей взять, гладила пальчиками искристую поверхность камней, любовалась на себя в зеркало, примеряя, насколько тот или иной камень подходит к её глазам. И в итоге остановилась на бриллиантовом гарнитуре за баснословные деньги.

Каково же было её удивление, когда кассир вернул ей её карточку, с извиняющейся улыбкой сообщив, что на ней недостаточно средств для совершения покупки. Инга заменила свою обычную карточку на платиновую с неограниченным кредитом, и с возрастающей тревогой услышала, что данная карточка заблокирована. Что за дела?!? Продавец любезно предложил ей отложить выбранный ею гарнитур до вечера, посоветовав проверить карточки в банке, находящемся по соседству.

В банке любезные улыбки менеджеров заметно похолодели, когда у всех трёх карточек клиентки высветился нулевой баланс. Инга испугалась и начала названивать Олегу по их секретному телефону. Равнодушный металлический голос автоответчика предложил ей пополнить баланс телефона, чтобы вернулась возможность совершать звонки. Точно такой же текст она услышала и по другому телефону, когда решила позвонить мужу.

Инга в панике порылась в сумочке и, найдя несколько мелких банкнот долларов США, поймала такси, чтобы доехать до отеля. У неё ещё была слабая надежда, что всё это какое-то недоразумение, глюк из-за роуминга, но, когда она вошла в номер и увидела ледяное лицо Романа, развалившегося в кресле с рюмкой коньяка в руках, стало понятно, что ни о каком недоразумении не может быть и речи.

Роман молча указал ей на стул перед журнальным столиком, на котором нетерпеливо мигала лампочка ноутбука. Записей на ноутбуке было всего две. Первая – видео их с Олегом кувырканием в постели. Вторая – аудио их разговора о подстроенной аварии.

– Что…Что…

Инга пыталась спросить «Что ты от меня хочешь?», но слова застревали в горле от страха, и кроме первого слова дальше не выговаривались. Но Ромка её понял:

– Я хочу, чтобы ты подписала бумаги о разводе.

И положил перед её носом документы, подготовленные Димкой. Инга долго вчитывалась в пляшущие перед глазами строчки. Ромка её не торопил, хотя ничего особенного вычитывать там было нечего. Инга должна была добровольно подписать согласие на развод и отказ от претензий на Ромкино состояние и любое движимое и недвижимое имущество. Инга это уже предполагала и просто тянула время, чтобы немного прийти в себя и собраться с мыслями.

– А если я это не подпишу? – хрипло спросила она.

Ромка пожал плечами:

– Позволь ввести тебя в курс дела. Я сегодня улетаю. Бронь отеля я уже ликвидировал. Через… (Ромка посмотрел на часы), уже через два с половиной часа мы обязаны освободить номер. Твой обратный билет я аннулировал. То, что ты осталась без денег и без связи, ты уже знаешь…

– Я обращусь в наше посольство! Я всем расскажу, как ты со мной поступил!

– Ну, – усмехнулся Ромка, – до посольства ещё надо добраться! И я бы тебе это настоятельно не советовал делать. Там уже находится информация, что в России на тебя и твоего сообщника Олега Николаевича Нахабина заведено уголовное дело по тридцать пятой статье «Сговор группой лиц с целью совершения убийства». Так что тебя с удовольствием препроводят в Россию за казённый счёт прямиком в камеру предварительного заключения. Надеяться, поверь, тебе не на кого. Твой Олежек сейчас находится в таком месте, которое он бы с бо-о-ольшим удовольствием поменял на место у параши в тюрьме. Все твои так называемые подруги будут шарахаться от тебя, как от прокажённой. Кому ты нужна без моих денег и связей?

Ромка сделал внушительную паузу, чтобы Инга поглубже осознала, что ждёт её в будущем, и продолжил:

– А вот если ты подпишешь, тогда совсем другое дело. Хочешь услышать, что тебя ждёт в этом случае?

Инга нашла в себе силы только утвердительно кивнуть головой.

– Итак, если ты будешь умницей, то, во-первых, я тебе отдам все твои тряпки. Во-вторых, перечислю на карточку пятьсот долларов. Это примерно тридцать тысяч рублей. Даже чуть больше. Ты же сама говорила, что это вполне «приличные деньги», не так ли? Так вот, такие переводы я буду делать ежемесячно в течение трёх лет, то есть до окончания визы. Leela Goa тебе, конечно, уже не по карману, так что придётся где-то пристраиваться, чтобы моего содержания хватило на ночлег, еду и всё остальное на месяц. И да! Вот ещё что: ежемесячное довольствие прекратится в двух случаях – если ты покинешь Индию до истечения срока действия визы или если найдёшь под кого тебе «стелиться». Что ты будешь делать потом, мне всё равно. А что будет, если попытаешься вернуться в Россию, я тебе уже рассказал.

– В гробу я видала тебя и твою грёбаную Россию! – вскричала Инга.

– Ну, я вижу, что мы договорились! – хохотнул Роман.

Инга размашисто подписала все бумаги, безропотно отдала карточки и телефоны, и поволокла два своих тяжеленных чемодана к выходу с территории пятизвездочного отеля, где ещё недавно была полна надежд шикарно провести отпуск с мужем. Напоследок.

А Роман сел в приехавшее за ним такси, и отправился в аэропорт. Домой! В Москву! А потом в Пензу. За женой и дочкой! За своей настоящей семьёй!

16

Ромка вихрем ворвался в квартиру Тони и закружил её по комнате:

– Нам больше ничего не угрожает! Мы свободны! Быстро собирайся! Мы возвращаемся в Москву! А где Полинка?

– Погоди! – остановила его поток Тоня, – А можно поспокойнее и всё по порядку?

– Ты, мой любитель порядка! – ласково произнёс Ромка, вспомнив, что она и в прошлый раз, когда он её по-быстрому пытался отправить из Москвы, заставила сначала всё объяснить, и, потёршись носом об её волосы, сказал:

– Покушение устроили Олег Нахабин, мой юрист фирмы, бывший уже, конечно, и Инга. Они были любовниками, как выяснилось. Олег уже в местах си-и-и-льно отдалённых и очень суровых. Инга тоже далеко, но у неё потеплее, – хохотнул Ромка, – Они оба нас больше никогда не побеспокоят. С Ингой я уже оформил развод, так что мы возвращаемся в Москву и можем сразу пожениться. А где, всё-таки, Полинка?

– Полинка на дне рождения подружки в соседнем подъезде, – задумчиво произнесла Тоня.

Высвободилась из объятий Романа и отошла к окну. Ромка, в эйфории произошедших и предстоящих перемен, устремился за ней.

– Ну, ты чего загрустила? Всё же прекрасно!

– Как у тебя всё просто! – с горечью отозвалась Тоня, – Хочу – развожусь, хочу – женюсь!

– А чего усложнять? Да, признаю, накосячил в своё время. Ну, что об этом вспоминать?

– Десять лет прошло, Рома! Лет, а не месяцев!

– Да какая разница, сколько прошло времени! Главное, что теперь мы вместе! Я люблю вас с Полинкой! Я тебя люблю!

– А я – нет! – сказала, как отрезала Тоня, – Спасибо тебе за заботу, но ничего, кроме обычной благодарности я к тебе не испытываю. Всё кончено! Было, не отрицаю! Но всё ушло, отгорело…

Ромка как на ледяную стену всем телом налетел. Вглядывался в спокойные голубые глаза Тони и верил, и не верил услышанному. Если бы не это её спокойствие… Если бы она кричала на него или смотрела с ненавистью, он бы ей ни за что не поверил, а вот это её ледяное спокойствие… Оно придавало её словам какую-то весомость, ощущение правдивости…

Ромка сузил глаза, как делал всегда, когда начинал давить на собеседника, Тоня это прекрасно помнила, и всё внутри у неё сжалось. У неё и так вся душа была в раздрае. И не так уж она уверена была, что всё к нему отгорело… О конце сказала чисто из инстинкта самосохранения. Слишком больно будет, если через какое-то время Ромка опять решит, что она ему не соответствует по каким-то там никому не известным критериям. Тогда, десять лет назад её спасла дочка. Ради неё, ещё не родившейся, она выжила и не позволила себе развалиться на части. А что будет теперь, если опять всё повторится? Ведь больно будет вдвойне – и за себя, и за Полинку! Взрослый может объяснить сам себе, что его любили, а потом разлюбили. А как объяснить ребёнку, что её разлюбил отец? Ну, не верила Тоня Ромке, не могла ему доверять. Лучше, уж, пусть так, совсем без отца… Им и вдвоём не плохо!

Ромка ничего не сказал. Постоял какое-то время, тяжело дыша, развернулся и ушёл. О! Он бы многое мог сказать! Но… Но всё, что приходило в голову, больше походило на угрозы, а не на уговоры: лишу алиментов, отберу дочь, выгоню с квартиры, с работы, из Москвы… Так он привык действовать в бизнесе – методом шантажа и угроз. Но, вдруг, подумал, что не хочет также поступать с Тоней и Полинкой. А хочет… Хочет… Может, это и последствие сотрясения мозга, но он хочет, чтобы в их голубых глазах, обращённых к нему, плескались любовь, доверие и радость. Безграничная любовь… Безоглядное доверие… И искренняя радость… Но какие слова для этого сказать – не знал. И что сделать не знал тоже. Иногда даже в бизнесе было лучше отступить, а не лезть напролом, чтобы посмотреть на ситуацию со стороны, что Ромка и сделал.

17

Мысли о семье крутились в голове весь обратный полёт в Москву. Как вышел из самолёта и сел в машину, Ромка не заметил. Куда ехал – не видел. Очнулся от стука по окну машины. Опустил стекло и с удивлением увидел Ивана Корнеевича. Как его к нему занесло?

– Неужто, опять в аварию попал? – недоумённо спросил мастер, оглядывая вполне себе целый автомобильный кузов.

– Можно и так сказать, – ответил Ромка, вылезая из машины.

– Ну, пойдём, поговорим, – отозвался Иван Корнеевич.

– А ты один?

– Один-один! Что тут всем торчать? Надо будет – вызову.

– Хорош генерал! Сам на посту, а солдаты отдыхают!

– А что мне дома одному делать? Супружница моя давно померла, а дети разлетелись.

– Слушай, а ты не хочешь ко мне на работу перебраться? У меня три машины в гараже, будешь за ними приглядывать. И платить я буду в два раза больше. Ты здесь сколько получаешь?

– Нет, извини, Алексеич, но лучше я тут со своими «курлы-мурлы» останусь. Дело не в зарплате. Здесь люди разные каждый день, случаи интересные, есть над чем голову поломать, куда умение приложить. А у тебя я что делать буду?

«Никто ко мне не хочет, – подумал Ромка, – сначала Димка отказался (Роман предложил ему вернуться на фирму в качестве юриста, но Димка сослался на то, что ему нравится то дело, которым он сейчас занимается, он самостоятелен, работа интересная, не тривиальная, живая), потом Тоня выгнала, теперь вот Корнеич…»

Иван Корнеевич с сочувствием смотрел на опустошённое, как в воду опущенное, лицо Романа – гложет что-то мужика, ему бы сейчас стопарик глотнуть для снятия стресса, да нельзя – за рулём же!

– Корнеич, а ты как со своей супругой жил? Дружно? Не изменял? Любил её? – перескочил Ромка на тему, которая его сейчас волновала больше всего.

– Эк, ты! – крякнул Корнеич, – Столько вопросов сразу… Жили нормально, как все. Погуливал, конечно. Бывало, и не раз, особенно по молодости… Любил? Наверное, любил. Только не задумывался над этим. Не осознавал. А понял, только когда потерял… Когда уже не исправишь и прощения не попросишь. Как-то так… А ты это к чему спрашиваешь? С семьёй что случилось?

– Да, с семьей… – протянул Ромка.

И выложил этому, по сути, незнакомому мужику, всё, как на духу, начиная с событий пятнадцатилетней давности. С того времени, как встретил Тоню, и полюбил её. Как строил свой бизнес. Как по пути потерял семью, свернув на другую дорогу в фигуральном смысле этого выражения. И как судьба его долбанула, когда свернул на другую дорогу в реальности. И как после этого наводил порядок в своей жизни и на работе, избавляясь от ненужных людей, налипших как моллюски на днище его корабля⁸. И как хочет вернуть свою семью, но не знает – как это сделать…

Иван Корнеевич слушал внимательно, не перебивал. Когда человек так подробно всё рассказывает, он больше сам для себя это делает. По ходу рассказа всё по полочкам раскладывает. Чаще всего, ему, в конце концов, чужой совет и не нужен бывает. Сам до сути докопается. Но Корнеич совет, всё-таки, решил дать:

– Ты, это, Алексеич, попробуй с другого бока зайти. Правильные бабы, они деток своих больше себя любят. И, если ты к их дитю с лаской да любовью, то и они к тебе также с любовью и лаской. А как я понял, твоя Антонина баба правильная…

– Это, уж, точно! Правильнее некуда!

– Вот ты к ней со стороны дочки и подкати. Только учти: дети, они нутром человека чуют. Их подарками не купишь. Подарки-то они возьмут и даже порадуются, но вот любви их за это ты не поимеешь. Только на твою любовь их сердечко откликнется. Ты вот себя спроси строго: любишь ты свою дочку или нет? Так, чтоб больше себя? Больше своей жизни, работы, комфорта, баб? Если – нет, то и начинать не стоит. А, если – да, то вот с ней контакт и начинай налаживать. А мать её, Антонина твоя, сама приложится. Куда ей будет деваться? Даже если пофордыбачится первое время, то ещё есть приёмчики…

⁸ – так называемый, эффект обрастания – это нарост, образуемый на погруженных в воду искусственных предметах поселениями организмов (бактерий, водорослей, беспозвоночных животных) и минеральными частицами. За полгода днище судна может покрыться наростом толщиной до 7 сантиметров и весом до ста тонн (из Википедии)

18

Напрасно Тоня понадеялась, что в их с дочкой жизни Роман больше не появится. Он, как ни в чём не бывало, заявился через месяц прямо к ним домой. О замужестве речи не заводил. Сказал, что хочет познакомиться с дочерью. Если бы позвал Полинку куда-нибудь с собой погулять, Тоня бы не отпустила, но он и не звал. Проторчал в квартире до обеда, общался только с Полинкой. На обед не остался. Договорился, что опять придёт на следующей неделе в субботу. Тоня попыталась ему отказать под надуманными предлогами, но, поскольку заранее не подготовилась, предлоги получились неубедительными. Да и Ромка сразу разгадал её манёвр. Внимательно посмотрел на неё и сказал, что она не сможет ему запретить общаться с дочерью. Пусть даже не пытается!

После Ромкиного ухода Антонина помчалась в Одинцово к Иришке и Димке. К кому ещё можно обратиться в трудную минуту? Родители далеко. Вот и остаётся – верная подруга и почти семейный юрист.

«Почти» – потому что Иришка пока замуж за Димку выйти не согласилась. Он у неё был на испытательном сроке. Неудивительно, если учесть какое количество вранья он со своим друганом Ромкой наворотил вокруг Тони. Димка, правда, с определением «враньё» был категорически не согласен. Даже в очевидном стоял на упоре. Нет, ну скажите, какая разница в формулировках работать на человека или у человека? Димка применял свою юридическую казуистику, доказывая, что он не врал, когда заявлял Тоне, что не работает у Романа, поскольку работал на него. С точки зрения Иришки – стопроцентная отмазка! В остальном будущие молодожёны пришли к консенсусу. Иришка отбушевала своё ещё четыре месяца назад, когда Тоня скоропалительно исчезла из Москвы, и связь с ней, для её же безопасности, пришлось держать через Димку, тогда Дмитрия Андреевича. Поневоле пришлось общаться. Так постепенно и сблизились. Тогда же Димка отчитался Иришке за всё, как на духу, и не за пятнадцать последних лет своей жизни, как Ромка Ивану Корнеевичу, а за все свои тридцать пять, ну, или чуть меньше, с тех пор, как себя помнил.

Димка окончательно расстроил Тоню. И тем, что подтвердил отсутствие у неё оснований для препятствия общению Ромки и Полинки. Такое постановление может вынести только суд. И тем, что категорически отказался представлять её, Тонины, интересы перед Ромкой. Даже надутые губы Иришки не помогли.

19

Ромка приезжал к Полинке каждую субботу, вне зависимости от погоды. Если на улице светило солнышко, они шли гулять на открытое пространство. Ромка даже не подозревал сколько, оказывается, в Москве парков. И в каждом из них была куча развлечений для детей. И всякие там контактные зоопарки, и аттракционы, и прогулки на лодках и катамаранах, и велодорожки, и веревочные лазилки. Если же было холодно или шёл дождь, они шли в кино, в Планетарий, осваивали профессии в Городе мастеров, проходили квесты в развлекательных центрах, принимали участие в мастер-классах. Ромка вместе с дочкой навёрстывал своё детство, то, которое у него могло быть, если бы он рос в семье, а не в детдоме.

А как он обрадовался, когда в воспитании Полинки пробел обнаружился! Она всё умела, а плавать, оказывается, не умела! С тех пор при каждом удобном случае, они бежали в аквапарк, где Ромка терпеливо учил Полинку не только плавать, но и нырять, дышать через трубку в маске, бесстрашно прыгать в воду с его плеч, всплывать со дна звёздочкой и поплавком. И радовался её успехам, как будто джек-пот в лотерее получил.

Тоня ужасно ревновала дочку к Ромке. Ну, конечно, папа же у нас Мистер-праздник! Девять лет плевать на нас хотел, а тут появился, как чёрт из табакерки, обрядился Дедом Морозом и подарил себя, как подарок, перевязанный красной ленточкой!Полинка каждый день недели торопила в ожидании субботы. Раньше всем делилась только с мамой, а теперь… Нет, она, конечно, делилась, но теперь каждый раз после ритуального вопроса: «Я молодец?», обязательно добавляла, что надо об этом рассказать папе.

Каждую пятницу, когда Ромка звонил, чтобы договориться, во сколько он подъедет за Полинкой, у Тони, с одной стороны, сжималось сердце от ужаса – вдруг, он сегодня не позвонит, и как ей тогда утешать дочку? А с другой стороны, после очередного звонка, начинала сердиться – когда же он наиграется, наконец, и отстанет от нас? А сама ждала субботы с не меньшей радостью, чем Полинка. И сердилась уже на себя за эту радость. И чему тут радоваться-то? Они там развлекаются, а она дома, как сыч, сидит. Нет, она бы, конечно, не пошла, если бы они её с собой позвали, но они и не звали. Эта тоненькая ниточка разрыва с дочерью больно ранило Тонино сердце.

Иногда Ромка оставался у них ужинать, и тогда Тоне казалось, что у них настоящая, полноценная семья. Тем больнее было, когда он уходил. С дочкой они долго обнимались в коридоре, а Тоне он говорил просто «Пока!», даже нейтрально в щёчку не чмокал на прощанье. Не то чтобы повторить предложение о замужестве. Быстро же прошла любовь, завяли помидоры! Тоня стала плохо спать, долго ворочалась – всё мешали мысли о Ромке. Что было бы, если бы она тогда согласилась… Если бы да кабы… Но потом неизменно решала, что, всё-таки, такая семья, на один раз в неделю, всё же, лучше, чем ничего. Вон как дочка расцвела! По земле не ходит, а буквально летает!

Ромка прекрасно видел все душевные метания жены. У неё же всё на лбу было написано аршинными буквами. Как же ему хотелось прижать её к себе плотно-плотно, поцеловать, хотя бы при прощании. Но тогда бы она заметила, как он её хочет, и весь процесс перевоспитания строптивых пошёл насмарку. Нет, уж! Надо потерпеть. Чтобы, уж, наверняка! Так что с этим погодим. А вот время для воплощения в жизнь следующего совета от Ивана Корнеевича как раз подоспело!

20

Ромка позвонил Тоне на работу и попросил о встрече, но так, чтобы без Полинки. Напустил туману. Договорились встретиться во время обеда. В пафосные рестораны, которые он любил, не потащил, а подъехал поближе к Тониной работе.

Тоня разволновалась, как девчонка перед первым свиданием, и, сколько голову ни ломала, никак не могла догадаться – о чём пойдёт речь. Ромка вообще последнее время был какой-то странный. Часто задумывался о чём-то, уходя в себя, улыбался, но как-то отстранённо, чему-то своему внутреннему, потаённому. Не так уж часто они и виделись – как обычно, раз в неделю, но Тоня заметила. Весна так на него действовала, что ли?

Они сделали заказ, и Ромка, явно смущаясь, что было совершенно ему не свойственно, начал разговор:

– Тоня, мне надо с тобой посоветоваться… Не знаю, как лучше поступить… Я встретил девушку… Очень хорошую. Не думай, не такую стерву, как Инга. Один раз обжёгся, хватит! В общем, мы собираемся пожениться. И у нас будет ребёнок. Это такое счастье! Только, вот, я не знаю, как об этом сказать Полинке. Сейчас её с Катюшей познакомить? Или уже после свадьбы? И про братика или сестричку как сказать, чтобы не обиделась, чтобы не думала, что я из-за этого буду любить её меньше. У нас с ней только всё наладилось… Что ты об этом думаешь? Что посоветуешь?

Тоня сидела оглушённая, чувствовала себя как рыба, выброшенная на берег. Вздохнуть хочется, а каждый глоток воздуха раздирает лёгкие в клочья. Так вот почему он перестал проводить с Полинкой всю субботу. Вот почему прекратились их совместные ужины. У него появилась новая любовь…

Тоня еле выдавила из себя, что ответить так сразу трудно, и она над этим подумает. А Ромка, обрадованный тем, что сбросил с себя проблему на другого, оживился, начал расхваливать свою избранницу и делиться с Тоней планами на будущее, в которых присутствовала и его будущая семья, и Полинка, а вот Тони в них уже не было…

Еле Тоня дотерпела до конца обеда.

Вторая половина рабочего дня к работе не имела никакого отношения. Какая уж тут работа, если до встречи с Полинкой остаётся всего три часа, а тебе надо собрать осколки своей души в единое целое, да так, чтобы никому не было заметно ни шовчика, особенно дочери!

И ведь поплакаться некому! Иришка ещё тогда, летом, сразу после возвращения в Москву, когда Тоня пересказала ей последний разговор с Романом, где он говорил об их женитьбе, как о деле само собой разумеющемся, а она ему отказала, предрекла такой конец: «Ты что – дура? Ты что думаешь, он тебя век ждать будет? Он молодой, здоровый, богатый мужик! Не ты, так он другую найдёт! Монахом, уж точно жить не будет! Ладно бы не любила, а то ведь уже десять лет прошло, а ты всё по нему сохнешь! Ни одного мужика к себе не подпускаешь! Ну, смотри, упустишь – будешь крокодильими слезами обливаться! Ко мне тогда в жилетку плакаться не приходи!»

Ромка чрезвычайно был доволен Тониной реакцией на свою придумку. Заливался соловьём, описывая Тоню в «Катюше» Главное было не брякнуть одно имя вместо другого. Но, Тоня, кажется, этого и не заметила бы. Во всяком случае, то, что он говорил о ней, не поняла. Побледнела, замкнулась, постаралась свернуть обед побыстрее.

Всё шло чётенько по плану. Спасибо Корнеичу! Работали его советы! Ещё как работали! Итак, с дочкой контакт наладил, Антонину заставил почувствовать, что будет, если она его, Ромку, потеряет. Что там следующее? Ага, на жалость надавить! Как там Корнеич говорил? «Бабы, они ж жалостливые. Дай им только повод над собой поквохтать, так они в лепёшку расшибутся. Бывало, посмотришь, каких уродов на своих плечах тащат – и алкашей, и тунеядцев, и калечных, что мама не горюй!» Только вот вариант, как надавить на жалость, никак не придумывался. Идеально было бы заболеть и остаться у Тони с Полинкой, чтобы они за ним ухаживали. Не подстраивать же собственную аварию, чтобы попасть в больницу?!?

21

Ромка сделал «круг почёта» вокруг дома, но ни одного места для стоянки машины, кроме как в глубокой луже у Тониного подъезда, не нашёл. Не помогли даже скрещённые «на счастье» пальцы Полинки.

Мимо проехал, не снижая скорости, автомобиль и обдал Ромкину машину фонтаном брызг. «Вот урод! – ругнулся про себя Ромка, – Даже не притормозил! А если бы я уже дверь открыл?!? Обтекал бы сейчас по полной!… Стоп! Да это же идея!» Ромка отстегнул Полинку и велел ей перелезть через сиденье, чтобы выйти сразу на тротуар. А сам дождался следующей машины и вышел в аккурат под холодный душ.

– Мамочка! А папу всего обрызгали! – закричала с порога Полинка.

Роман и правда представлял из себя жалкое зрелище: весь его фирменный костюм был мокрым и грязным, лицо в темных размазанных потёках (видимо, пытался вытереться носовым платком), в лакированных туфлях чавкала вода (лужа оказалась глубокой, что Роману было только на руку). Пришлось Тоне выдавать ему сухую одежду, а его пытаться отстирать и высушить.

Туфлям, конечно, после такой ванны хана, пиджаку, скорее всего, тоже, но это ничуть не портило Ромкиного настроения. Как и постоянное прысканье Полинки и едва сдерживаемая улыбка Тони над его внешним видом в коротких трениках Тони и её же растянутой футболке. После горячего душа (настоящего, а не из лужи) и сытного ужина он блаженствовал на кухне, вытянув длинные ноги. Одежда и, особенно, туфли вряд ли высохнут в ближайшие два часа, так что Тоне ничего не останется делать, как оставить его ночевать у себя. Можно ещё и поныть, что боится простудиться, чем вынудить Тоню принять превентивные меры для его здоровья.

Тоня уложила всех спать – Полинку в свою кровать, Ромку на раскладушку на кухне, а сама опять не могла заснуть. К бессоннице, которая мучила её с возвращения в их с Полинкой размеренную жизнь Ромки, последнее время добавились почти ежедневные слёзы. По вечерам, тихонечко, чтобы Полинка не услышала. С того времени, как Ромка объявил ей о своей скорой женитьбе. На другой. А случилось это почти два месяца назад. И он с тех пор больше не поднимал этот разговор, про ответный совет не спрашивал. Чем мучил Тоню ещё больше.

Она лежала с открытыми глазами, глядя в потолок, и слёзы двумя горячими ручейками скатывались по щекам и образовывали два солёных озерца на подушке. Ромка такой был трогательный в этой нелепой одежде… Такой родной… И вот же он, рядом, только руку протяни… А уже не её… Другая заняла место в его сердце… Профукала она своё счастье… И Тоня разрыдалась, уткнувшись в подушку. Чтобы никто не слышал.

Но Ромка расслышал. Ему тоже не спалось. Вот он добился своего: и Тоню измучил, и на ночь напросился, а что делать дальше – не знал. Но тут услышал Тонины сдавленные рыдания и бросился к ней в комнату. Без всякой задней мысли бросился. Просто потому, что ей явно была нужна помощь.

– Что случилось? Тебя кто-то обидел? Тебе кто-то угрожает?

Тоня ничего не ответила, только ещё глубже зарылась лицом в подушку. Ромка присел на край дивана и начал гладить её, как маленькую, по голове.

– Малыш, ну, успокойся, пожалуйста! Скажи толком – что случилось? Чем я могу помочь?

Тоня только мотала головой и рыдала всё громче. Ромка растерялся. Он всегда терялся от женских слёз, а тут уже, похоже, настоящая истерика. Он оторвал Тонину голову от подушки и прижал к своей груди, крепко обняв.

– Ну, успокаивайся, успокаивайся, а то Полинку разбудишь! Только скажи, что произошло? Ты же знаешь, я всё для вас сделаю!

Тоня всхлипывала, закрыв лицо ладонями и уткнувшись в плечо Романа. Он баюкал её, как ребёнка, одной рукой, а другой успокаивающе гладил по спине. Её чудесные пышные волосы щекотали его нос. А пахли! Пахли так соблазнительно, что он и сам не заметил, как начал покрывать их лёгкими поцелуями. Потом его губы переместились на Тонины руки, закрывающие лицо. А потом почувствовали её горячие губы. Она сама к нему потянулась. Сама. Всем телом. И вот они уже вместе упали на диван и крепко прижались друг к другу. Одежда мешала. Они скинули одежду и неистово целовали и гладили друг друга. Их губы, их руки вспоминали каждую ложбинку, каждый изгиб, каждую родинку…

Роман мягко вошёл в ту последнюю сокровищницу на её теле, которая делает соединение мужчины и женщины поистине цельным, замыкает их тела в нерушимый круг, сеет семена жизни, обещает бессмертие, собственное возрождение в детях, внуках, правнуках…

Но Тоня не позволила чуду совершиться. Она забилась в его руках, начала сопротивляться, отталкивать Ромку. Отчаянно шептала, даже в порыве страсти помня о спящей дочери, и пытаясь не разбудить её:

– Нельзя! Нам нельзя! У тебя другая! Нельзя! У тебя ребёнок будет! Отпусти! Нельзя!

Ромка не сразу сообразил, о чём она толкует. Враньё, оно ведь не запоминается, не сидит в голове постоянно. А, когда, наконец, вспомнил, – расхохотался и попытался справиться с бушующей женой. Пришлось применять силу. Навалился на неё всем телом, брыкающиеся ноги зажал коленями, руки удерживал на кисти, а сам губами пытался поймать Тонины губы. Она мотала головой и даже попыталась его укусить. Тогда он изловчился и перехватил её руки одной своей рукой, а второй зажал ей рот и нос.

– Я тебя сейчас отпущу, а ты меня спокойно выслушаешь. Договорились?

Тоня моргнула глазами в знак согласия. Ромка снял руку с её лица, и Тоня тяжело задышала, судорожно восполняя нехватку воздуха.

– Слезь с меня, – сказала строго, отдышавшись.

– Мне и так хорошо! Сначала скажу, а потом видно будет!

– Говори уже скорее и вали отсюда!

– Ого, как ты заговорила! – искренне изумился Ромка, – Я от тебя таких слов в жизни не слышал!

– Много ли было той жизни? – с горечью ответила Тоня, – Без тебя в два раза больше, чем с тобой.

– Вот я и хочу это исправить, – ласково произнёс Ромка, пытаясь опять поцеловать жену.

– Женившись на другой? – прошипела Тоня, уклоняясь от Ромкиных губ, – Или гарем решил завести?

– А что? – развеселился Ромка, – Пойдёшь ко мне старшей женой?

– Спешу и падаю!

– Мы, кажется, ревнуем, а? – съехидничал Роман. – А единственной пойдёшь? – спросил он и замер.

– Как ты… Как тебе…

Тоня от возмущения не могла ни одну фразу договорить до конца:

– Она же беременна от тебя! Гад! Предатель!

И она опять начала биться под ним, пытаясь сбросить с себя. Ромка понял, что зашёл слишком далеко, заигрался:

– Да нет у меня никого! Придумал я всё! Да, тише, ты! Посмотри мне в глаза! Тоня, слышишь! Нет у меня никого! – сказал Ромка, отдельно чеканя каждое слово, когда поймал Тонин взгляд, – Стратегия и тактика укрощения строптивых жён!

– Ах, ты! – не нашлась с определением Тоня.

И откуда силы нашлись – скинула с себя Романа, да ещё и пощёчину умудрилась ему залепить.

– Иди отсюда и больше никогда, слышишь? Ни-ког-да у нас не появляйся!

Тоня уже не контролировала себя. Ей бы порадоваться, что всё так счастливо разрешилось. Что всё, о чём она мечтала последнее время, готово превратиться в реальность. Но в душе царил такой раздрай, так всё наслоилось, что её несло куда-то, куда-то не туда. Слова выговаривались сами собой. И совсем не те, что были в душе.

Но Ромка не собирался сдаваться. Тонины слова его только забавляли. Он демонстративно разлёгся на диване, забрав единственную подушку себе, и сказал:

– И не подумаю!

– Подумаешь-подумаешь! – азартно воскликнула Тоня и попыталась спихнуть его с дивана.

Ромка схватил жену за руки и повалил на себя. Они продолжили возиться и пихаться, больше шуточно, чем на самом деле, пока от двери не раздался детский голос:

– Мам, пап, а можно мне к вам?

Эпилог

Расписались Роман с Тоней и Дима с Иришкой в один день. Это была идея девушек, мужчины не возражали. На свадьбе со стороны Димки и Иришки присутствовали Колька, Тарас и Валера, со стороны Ромки и Тони – её родители и Иван Корнеевич.

Ромке, кстати, всё-таки удалось подгрести Ивана Корнеевича под себя. Он просто выкупил автосервис у его «курлы-мурлы» хозяина. Так что стал Иван Корнеевич начальником и по форме, и по сути. А вот Димка стать подчинённым Романа так и не уговорился. Да оно и к лучшему: найти профессионального сотрудника намного проще, чем хорошего друга.

Судьба Олега и Инги осталась неизвестна.

Лешка наведался в свой охотничий домик в тайге через год летом. Очень уж ему было любопытно, зачем он Ромке понадобился. Да и беспокоило что-то. В домике были явно видны следы проживания. Исчезли все запасы еды, а также и ружьё с патронами. Лёшка успокоился: понадобится Ромке ещё здесь пожить – он сам восполнит запасы. Только вот почему в гости к нему, Лёшке, не заскочил, было не понятно. Откуда Лёшка мог догадаться об узнике? Тем более что тот не смог избежать соблазна сбежать. И следы его затерялись в дебрях тайги.

А следы Инги растаяли в лучах солнца и ласкового моря Гоа. Ромка исправно переводил деньги на её карточку, пока однажды платёж не вернулся, поскольку карточка оказалась заблокированной.

Вот такая история, которая совсем не тянет на роман, поскольку быстро закончилась.

апрель 2019

Молчун ты мой любимый

1

– Нет!

Ну, Шурочка другого ответа от Тимура Георгиевича и не ждала. Это первое время она дёргалась, пыталась тут же, с наскока, доказать свою правоту, искренне возмущаясь упёртостью шефа – она же для дела старается?! В конце концов, это её прямая обязанность, как менеджера по связям с общественностью, заниматься не только имиджем компании, но и имиджем её руководителя. А любой имидж разве не с внешнего вида начинается? Но если ко всем предложениям своего менеджера, касающимся компании, Тимур Георгиевич прислушивался с уважением, то на любые попытки Шурочки повлиять на его внешность и одежду упирался руками и ногами. На работе не вылезал из джинсов и рубашек невнятного защитного цвета, а летом так и вообще – футболок! Ладно! Сотрудники все к этому привыкли. Но ведь к нему, как владельцу крупной фармацевтической компании, косяком приходили солидные люди на переговоры. И кого они видели? Стареющего любителя вестернов (шефу было 47, когда Шурочка пришла в его компанию наниматься на работу. И было это 2 года назад). Впечатление ещё больше усиливалось, когда кто-нибудь из посторонних узнавал, на чём владелец РинГлара ездит на работу – на Harley-Davidson, пусть и дорогом, на уровне автомобиля премиум-класса, но всё же – мотоцикле!

Ну, от привычки приезжать на мотоцикле даже на светские мероприятия, Шурочка шефа отучила довольно быстро. Правда, ей это чуть не стоило потери работы, но обошлось. Мероприятие было за городом. Шурочка не стала настаивать на машине, но и о просёлочной дороге не предупредила. А грунтовая дорога, разъезженная гружёными самосвалами (асфальтовая дорога как раз и строилась, но до места проведения светского раута ещё не дошла), да ещё весенней капризной порой – м-м-м! Прекрасное место для проведения гонок по бездорожью! Вот Тимур Георгиевич и выглядел, когда доехал, как участник этих самых гонок, то есть обляпанный грязью с ног до головы.

А когда снял шлем и нашёл взглядом безмятежное лицо Шурочки, стал похож на разъярённого пикадором быка во время корриды – глаза налиты кровью, из ноздрей пар, а сказать ничего не может, только что копытом не бьёт о землю, ввиду отсутствия этих самых копыт.

Шурочка отвела шефа в туалетную комнату с душем, где ему уже был приготовлен комплект одежды с обувью. Нормальный такой светский комплект – костюм, рубашка, галстук и лакированные туфли. Всё это новое, с иголочки и идеальное по размеру. Шеф бесился, но делать было нечего – не рассекать же голым или в мокрой одежде?

Всю вечеринку Шурочка старалась на глаза шефу не попадаться – авось, к её концу остынет. Но издалека наблюдала. Ей даже показалось, что Тимур Георгиевич вполне доволен. Во всяком случае, он выглядел довольно раскрепощено, свободно общался с мужской частью гостей, а, уж, у женской половины так и вовсе пользовался особой популярностью. Он и в серо-коричневых своих футболках выглядел сексуально, а в костюме с галстуком так был просто не отразим.

Выходку Шурочки Тимур Георгиевич не простил. И, когда мероприятие закончилось далеко за полночь, пришлось ей сначала отвезти шефа домой на своей машине и только потом тащиться к себе на противоположный конец Москвы. И доставкой его байка самой заниматься, причём к его дому на следующее же утро и в чистом виде. Всё это встало Шурочке в кругленькую сумму за свой счёт, поскольку бумажный счёт, предоставленный шефу, тот демонстративно при ней разорвал. Ну, хоть не уволил, и то хорошо!

С тех пор транспорт шеф со своим менеджером по связям с общественностью всегда согласовывал. Шурочка старалась не вредничать, власть свою над шефом не выпячивать, когда представительская машина была не обязательна, против байка не возражать. С одеждой оказалось сложнее. Пришлось разрабатывать целую стратегию и тактику. Особенно когда приходилось общаться с иностранными партнёрами (Шурочка по совместительству была ещё и переводчицей, поскольку основными европейскими языками – английским, французским и немецким, владела в совершенстве и в фармацевтических терминах уже поднаторела). Вот тут Шурочке приходилось превращаться в шпиона-разведчика, выискивая информацию о предполагаемом партнёре по бизнесу, его пристрастиях, хобби, вкусах в еде и одежде. И доказывать Тимуру Георгиевичу необходимость придерживаться определённого имиджа с помощью фото, видео и статей из журналов и газет. Вот как сегодня во время подготовки к встрече с владельцем Эко-Фарма под Абенсбергом герра Герхарда Баума.

Услышав вполне ожидаемое «Нет!» шефа, Шурочка открыла свой портативный ноутбук (пришлось обзавестись, поскольку однажды Шурочка попыталась показать что-то шефу на его компьютере, но так решительно была остановлена, как будто покусилась на государственную тайну) и вывалила на Тимура Георгиевича всю нарытую на Герхарда Баума информацию. И шефу пришлось капитулировать.

2

Да, в определённом смысле Тимур Георгиевич был прав, сопротивляясь одеваться как все бизнесмены. Все эти пиджаки и галстуки делали мужчин похожими друг на друга, лишали индивидуальности. Тем более что и укладку Шура убедила шефа сделать под Герхарда Баума. Немцу явно нравилось видеть перед собой своё более моложавое отражение. Он быстро перешёл с сухого делового тона на вполне дружелюбный. Правда, может это произошло потому, что Эко-Фарма была больше заинтересована в сотрудничестве с РинГлара, чем наоборот. Но это уже выходило за рамки компетенции менеджера по связям с общественностью, поэтому Шурочке приятнее было думать, что именно её усилия способствовали успеху переговоров.

А вот кому ещё пришёлся по вкусу внешний вид шефа, так это спутнице герра Герхарда – фрау Катарине, так её представил немец, не назвав ни фамилии, ни статуса, ни её должности. Жена? Любовница? Переводчица? Для сотрудницы держала себя слишком раскрепощено, для жены или любовницы – слишком не осторожно. Немка усиленно строила глазки Тимуру Георгиевичу и к концу ужина уже откровенно-плотоядно пялилась на него. Ни на что серьёзно-радикальное, типа женитьбы, не намекала, но и против жаркой короткой интрижки ничего не имела.

На стандартное представление о сухопарых и несексуальных немках Катарина никак не походила. Карие глаза-вишенки с поволокой, полные губы и чистая кожа выдавали в ней славянку, скорее всего, соотечественницу Шуры – украинку (Шурочка отметила про себя разобраться с этим вопросом и на будущее обязательно проверять вторые половинки возможных партнёров по бизнесу заранее, хотя это уже входило в компетенцию службы безопасности, а не её).

Тимур Георгиевич никак на заигрывания Катарины не реагировал, похоже не замечал, весь сосредоточившись на переговорах, в перевод с немецкого на русский вслушивался только из уст Шуры. А вот Шурочка решила не оставлять поведение немки без внимания. Был в её арсенале такой приёмчик: внимательно и заинтересовано смотреть в глаза выступающего, и тот, через какое-то время, уже начинал говорить для неё одной, сколько бы ни было в аудитории слушателей. Герр Герхард наживку проглотил быстро, Катарина не сразу, но вскоре это заметила, и занервничала. «То-то!», – торжествовала про себя Шурочка, но внешне свой триумф постаралась ничем не выдать.

За всеми этими скрытыми манёврами (ещё бы – и переводить, и отражать атаку немки, и следить за собой, чтобы не переиграть), Шурочка не заметила, с какого момента переговоры начали раздражать шефа. Но когда они проводили немцев, тот уже кипел, как тульский самовар.

– Кто она? – накинулся он на Шуру грозно.

– Э-э-э, – растерялась Шурочка. И пришлось признаваться – Не знаю…

Шеф резанул по Шуре гневным взглядом и отвернулся, что означало высшую меру недовольства. У Шурочки на языке крутилось возражение, что выяснять подноготную потенциальных партнёров и его окружения не входит в её служебные обязанности, но она его благоразумно проглотила. Себе дороже! Когда шеф так зол, лучше ему не перечить.

Шурочка откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и постаралась отвлечься. Но мысли всё равно крутились о работе. Она думала о том, что уже который раз недооценила шефа, его внимательность до въедливости и умение владеть собой. И что завтра надо будет опять перерывать интернет в поисках сведений о Катарине, а, заодно, и всего ближайшего окружения герра Герхарда Баума. И ещё о том, что Тимур Георгиевич, пожалуй, единственный человек, по крайней мере, на сегодняшний день, в глаза которого она не может смотреть внимательно и заинтересовано. Даже цвета его глаз не знает!

3

Шура сидела на совещании у шефа и честно пыталась сосредоточиться на работе. Но мысли всё равно крутились о Наденьке. Своей племяннице, дочери старшего брата – Тараса, и его жены – Олеси.

… Шура не видела свою семью уже долгих три года. С тех пор, как Майдан расколол взаимоотношения двух стран – России и Украины, на до и после, пройдя глубокой бороздой по душам двух братских народов, по сердцам родных и близких. С тех пор Шурочка в родном Киеве ни разу не была. Благодаря короткому студенческому браку она стала петербурженкой, и ездить на родину каждый год, чтобы получать отметку таможни, как это приходилось делать украинцам, работающим в России, ей было не надо. А съездить просто в гости не получалось. Что там съездить! Ей даже звонить домой, чтобы пообщаться с родителями не дозволялось! Они звонили сами, украдкой, когда Тараса рядом не было. Тарас заделался ярым националистом. Не скрывал, что если бы не беременность жены, а потом маленький ребёнок, отправился бы на фронт. Воевать с «москалями», как всех россиян называли националисты, не зависимо от города проживания. Шурочку считал предательницей, и общаться с ней строго запретил. Вычеркнул из семьи. Олеся мужа слушалась, хотя раньше они с Шурочкой были лучшими подругами, а родители изредка, но запрет нарушали. Ведь родительское сердце болит за всех своих детей.

Когда Олеся позвонила сама после трёх лет молчания, Шура несказанно обрадовалась. Значит, всё-таки, мозги встали на место! Но причина оказалась куда более прозаичной и, даже, трагичной. Наденька росла больным ребёнком (Шурочка об этом знала со слов родителей) и, наконец-то, врачи в Киеве смогли поставить диагноз – лейкемия. Украинские врачи давали неутешительный прогноз на лечение, фактически в открытую сказав родителям, что надежды на выздоровление нет. Лечение заграницей стоило неподъёмных денег, и семья вспомнила о Шуре. Её работа в фармацевтической области натолкнула на мысль, что она сможет помочь.

Шурочка не стала спрашивать ни Олесю, ни своих родителей – а как к её помощи отнесётся Тарас? Подняла все свои связи, наработанные за два года в РинГларе, и вышла на специалистов Национального медицинского исследовательского центра детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Рогачева в Москве. И начался интенсивный обмен информацией через Шурочку, поскольку клиника в Киеве не могла напрямую пересылать данные в Москву. Вердикт российских врачей был более оптимистичным – излечение возможно с помощью пересадки костного мозга и нескольких курсов химиотерапии. По результатам пункций костного мозга Наденьке в качестве донора подошёл Тарас, что было несказанной удачей – искать донора на Украине или в России не было времени, оно было упущено за время установки диагноза. А ещё дорого, тем более, если бы его пришлось искать заграницей. Операцию и лечение в России, оказывается, могли предоставить не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и в Самаре, где оно было на порядок дешевле, чем в столицах, а по качеству ничуть не уступало.

Шурочка и в Самаре нашла рычаги, чтобы надавить и приблизить дату начала лечения. И вот всё было готово. Дата госпитализации Наденьки подошла. Они втроём с Олесей и Тарасом выехали из Киева и… застряли на украинско-российской границе. Украинские пограничники ссадили семью с поезда и начались изматывающие душу допросы о цели визита в страну-агрессора. Возможно, если бы Олеся с Наденькой были вдвоём, они бы и проскочили. Но они были с Тарасом – мужчиной вполне призывного возраста, и здесь уже никакие бумаги, свидетельствующие о болезни ребёнка, на пограничников не действовали.

Олеся позвонила Шуре в понедельник. Уже была на грани истерики. Мало того что на её руках была больная дочка, лекарства для неё они взяли в дорогу с небольшим запасом, из-за задержки в пути могли лишиться места в клинике, так ещё их разлучили и с Тарасом. О его судьбе Олеся ничего не знала, связи с ним не было, и воображение любящей жены рисовало всякие ужасы. Пограничники ничего Олесе о муже не рассказывали, её возвращению домой с дочкой не препятствовали. Но она не могла вернуться домой! Это означало бы обречь Наденьку на смерть.

Из всего перечня проблем Олеси Шурочка смогла помочь только с датой госпитализации Наденьки в Самарской клинике, оттянув её на неделю. С остальными был полный тупик. Никто из её знакомых не брался помочь на границе. Все честно признавались, что не смогут этого сделать даже за большие деньги.

Ещё ни разу в жизни Шура не чувствовала себя такой беспомощной и бесполезной. Каток истории, которая происходила на твоих глазах, свидетелем и участником которой ты был, в жернова которой попали страны, люди, грозил безжалостно перемолоть жизнь Шурочки и её семьи, а она ничего не могла с этим поделать! Так же, наверное, чувствовали себя те, кому «посчастливилось» жить в революцию 17-го года, раскулачивание 20-х, репрессии 30-х годов. Сегодня уже четверг. Прошло четыре дня… Что для истории четыре дня? Так, меньше пылинки, атома. А для человека четыре дня могут означать больше, чем вся его предыдущая жизнь до этого. Или провести жирную черту, за которой жизни не будет вовсе…

– Кораблева, останься! – вырвал Шурочку из круговоротов мыслей голос шефа.

Шурочка вздрогнула и оглянулась вокруг. Сотрудники уже почти все покинули кабинет Тимура Георгиевича. Она не слышала ничего, о чём говорилось на совещании, а ведь наверняка там были и её вопросы, поскольку на совещания шеф приглашал только необходимых людей.

– Ну! – подстегнул Шурочку шеф, глядя исподлобья.

Шурочка совершенно не представляла, что от неё ожидает услышать босс. В измученную тревогой за родных голову никакие спасительные идеи не приходили, и она решила признаться честно, что отвлеклась на домашние проблемы.

– Простите, Тимур Георгиевич. Отвлеклась. Больше этого не повторится.

– И?

Что подразумевал шеф под вопросительным «и», Шурочка не поняла, да и не было у неё сил разгадывать ребусы начальника, она застыла между желанием уйти, чтобы расплакаться уже за дверью, и настоятельной потребностью разреветься здесь же.

– Я тебя слушаю, – как-то неожиданно мягко произнёс Тимур Германович, и Шурочку прорвало.

Может быть, он имел в виду услышать что-то про работу, но Шурочка вывалила ему про Наденьку, Олесю, Тараса, про непробиваемых украинских пограничников, про отчаянье, которое она испытывает из-за своей беспомощности. И, всё-таки, разревелась.

Тимур Георгиевич, не обращая внимания на её истерику, выслушал заплетающуюся речь до конца, дождался окончания рыданий и отпустил с напутствием заняться своими прямыми служебными обязанностями. Он ничего не пообещал Шурочке, не успокоил, но, как ни странно, её отпустило внутреннее напряжение. Она взяла себя в руки и даже смогла немного поработать.

За ночь возникли новые идеи, куда можно бы было обратиться за помощью, а ещё, вопреки логике, затеплилась надежда, что шеф поможет. Но ничего не происходило, и к вечеру пятницы в животе Шурочки опять начал завязываться тугой узел безысходности. От нервов её начало подташнивать, поднялась температура.

А ночью Шурочку разбудил звонок телефона. Она спросонья никак не могла отыскать источник звука, а когда выудила, наконец, сотовый из сумочки, услышала на том конце провода приглушённый голос брата:

– Мы уже в России. Боялись звонить тебе раньше, чтобы не сглазить. Спасибо, сестрёнка!

4

В понедельник Шурочка летела на работу, как на крыльях.

За выходные она успела встретить родных и проводить их в Самару. Они смогли вовремя прибыть в Самарскую клинику к сроку, до которого Шурочка умолила подержать за Наденькой место.

А вот поговорить, пообщаться толком не успели. Не потому, что к националисту Тарасу вернулась его ненависть к «москалям» вообще, и к сестре-предательнице в частности. Просто не было времени.

Шурочка сразу после ночного звонка Тараса поднялась и помчалась в Пулково, благо, что самолёты между Питером и Москвой летают каждые 2 часа. Так что она успела встретить родных на Киевском вокзале и проводить сразу на Курский. В вокзальной суете, сдерживая эмоции, чтобы не испугать ребёнка – что это за разговор? Шурочка с тревогой всматривалась в родные лица. Прошло всего три года, как она их не видела, а, глядя на Олесю и брата, казалось, что прошли все десять. Постарели они за предыдущие годы или за последние пять дней, было не понятно. Олеся постоянно глотала слёзы, рассказывая о мытарствах на границе. А Тарас выглядел, как побитая собака. И в переносном и в прямом смысле. У него была разбита губа и отбиты почки (каждые полчаса он бегал в туалет). Брат избегал смотреть Шурке в глаза. И только прощаясь перед поездом, порывисто обнял сестру и прошептал куда-то в волосы: «Прости, что так всё скомкано получилось!» Но Шурочке показалось, что просил он прощение не за события последних дней, а за всю ту ненависть, что выплёскивал в её сторону последние годы.

Ну, ничего! Ещё успеют они и пообщаться, и простить друг друга! Дай Бог, только чтобы лечение Наденьки было успешным.

Весь день Шурочка караулила Тимура Георгиевича, чтобы высказать ему свою безмерную благодарность за родных, поскольку кто, кроме него, мог ещё помочь? Шеф на горячие слова своего сотрудника только поморщился и сказал:

– Мне нужно, чтобы мои подчинённые отдавали все свои силы работе!

И углубился в бумаги на столе, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Шурочка ничуть не обиделась на холодность шефа. Какими бы эгоистичными соображениями не были продиктованы его поступки, но ведь именно он разрулил безвыходную ситуацию!

5

Нет! Совершенно не понятно, зачем шеф потащил за собой в командировку Шурочку. Что касалось её прямых обязанностей – менеджера по связям с общественностью, то ничем больше в Германии помочь она не могла. А что касается перевода, то для знакомства с производством на заводе Эко-Фармы под Абенсбергом были наняты специальные переводчики, хорошо знакомые с техническими терминами. Но Тимур Георгиевич всё равно заставлял Шурочку присутствовать на всех встречах. Она понимала из беглого разговора специалистов едва ли половину, и ей было скучно. Но она старалась, очень старалась! Попробуй у Тимура Георгиевича не стараться! А после того, как он помог с Наденькой, так и особенно. Он ведь ей, фактически, жизнь спас. Да и Тарасу тоже.

Работа занимала у Шурочки полдня, и что делать во второй его половине было не понятно.

Абенсберг – городок крошечный. Все его достопримечательности – центральная площадь с милыми разноцветными домами в баварском стиле, да пивной завод-музей, больше похожий на сказочный замок из Диснейленда, поскольку построен по проекту австрийского архитектора,

великого затейника Хундертвассера¹.

В музей Шурочка сбегала в первый же день, дома на площади перещёлкала, в симпатичной пиццерии все пасты перепробовала. В Мюнхен, где достопримечательностей было полным-полно, добираться надо было больше двух часов в одну сторону, да ещё и с пересадкой, так что свободных полдня на него явно не хватало.

А когда у Шурочки образовался целый свободный день, Тимур Георгиевич её в свободное плаванье не отпустил. Буркнул:

– Ты мне завтра нужна!

Эх, Мюнхен! Близок локоток, да не укусишь! Увы! Работа есть работа.

¹ – австрийский архитектор и живописец. Реализовал огромное количество нестандартных архитектурных проектов в Австрии, Германии, США, Японии, Израиле, Швейцарии, Новой Зеландии. Также много работал над дизайном государственных флагов, монет, почтовых марок. Несколько раз менял собственное имя, которое из начального – Фридрих превратилось в итоге в Фриденсрайх, что дословно означает – «богатый миром», и, безусловно, отражает суть его личности.

Общественный туалет, Вена

Мусоросжигательный завод, Австрия

6

На следующий день утром, сразу после раннего завтрака, они вдвоём отправились в дорогу. Арендованную машину вёл сам Тимур Георгиевич. Куда и зачем ехали не сказал. А Шурочка и не спрашивала, зная по опыту, что лишние вопросы шефа раздражают.

Ехали долго, больше трёх часов, Шурочка успела даже подремать в машине, так что в каком направлении был их путь, не заметила. Только остановившись около калитки низенького забора, огораживающего участок с аккуратными, расчерченными как по линейке, клумбами цветов, перерезанными прямыми дорожками, и небольшим двухэтажным домом – то ли чья-то дача, то ли частное жилище, разжал губы и соизволил объяснить:

– Тут живёт немецкая семья моего деда.

Шурочка не успела даже толком удивиться, как они вошли в дом, и оказались в окружении множества лиц. Здесь было около десятка людей самых разных возрастов, запомнить сразу – кто есть кто, было нереально. И Шурочка сосредоточилась на двух персонажах – самой пожилой женщине в инвалидном кресле, очень эмоционально отреагировавшей на их появление, вернее, на появление Тимура Георгиевича (конечно, причём тут она, Шурочка? Она ведь только безликий переводчик) и молодого человека примерно её возраста, который не только представил всех членов одной семьи (немецкой семьи деда Тимура Георгиевича), но и в дальнейшем взял на себя почти весь разговор.

Питер, так звали молодого человека, оказался младшим внуком фрау Андерс, той самой дамы преклонного возраста. Он же, как оказалось, помог гроссмутер разыскать в далёкой России Тимура Георгиевича и был единственным, кто знал историю их семьи со слов бабушки. Для остальных её членов известие, что их любимый отец, дедушка и прадедушка был русским, стало шоком, от которого они ещё не отошли, судя по их перевёрнутым лицам.

А у Шурочки и Тимура Георгиевича застыли лица, как только они услышали начало истории семьи Андерс с момента знакомства 27-ти летней немки Агнешки Боден и 20-ти летнего солдата советской армии, бывшего танкиста, Петра Рыбникова². Их шокировало не только место знакомства – концентрационный лагерь Флоссенбюрг³, где Агнешка работала, но больше всего то, каким бесстрастным и спокойным тоном Питер об этом рассказывал. Как о самой обыкновенной работе кассирши в магазине или продавщицы мороженого!

…Пётр Рыбников поступил в лагерь в июне 1944 года. К этому времени Советская армия уже почти полностью освободила территорию СССР, но немцы ещё верили, что они не победимы. А вот гонения на советских военнопленных в концентрационных лагерях усилилось. Их отправляли в печи крематориев нескончаемым потоком наряду с евреями.

Игра Петра на гармони в местной самодеятельности (было и такое, когда немецкое начальство концлагерей, считающее себя великими эстетами, собирало оркестры из пленных, умеющих играть на музыкальных инструментах. Особенно им нравилось заставлять их играть перед дверями крематориев) уже не гарантировало ему спасение от смерти в печи, и Агнешке приходилось выкупать приглянувшегося ей русского паренька у коменданта лагеря. Такое произошло дважды из-за смены руководства лагеря.

В апреле 45-го лагерь Флоссенбюрг срочно эвакуировался в Дахау из-за того, что с востока фашистские войска теснила Советская армия, а с запада – союзническая армия США. Агнешка работала машинисткой при коменданте лагеря оберштурмбанфюрере СС Мартине Готтфриде Вайсе, и потому ей удалось воспользоваться неразберихой во время поспешной эвакуации и выправить документы Петра Рыбникова на бывшего бродягу из Гамбурга Питера Андерса.

В концлагерь Дахау они не доехали, сбежали по дороге. Бежали и бежали дальше на юг, лавируя по линии фронта. Прячась и от немцев, и от русских. Попадись они в лапы немцев, обоим грозила бы смерть, как уклонистам и предателям. Попав в плен к русским, участь Агнешки, как сотрудницы концлагеря, была бы решена одним выстрелом, а Петра, если бы выяснилось, кто он такой, в лучшем случае ожидала ссылка куда-нибудь под Магадан. Так что беглецы решили бежать на юго-запад, где уже хозяйничала американская армия.

По дороге в городке Мемминген Агнешка и Питер обвенчались в Kreuzherrenkirche (церковь Креста Господня). Так исчезла Агнешка Боден и появилась чета мирных немецких обывателей Агнешка и Питер Андерс. Их документы не вызвали подозрения у американских оккупационных властей.

И стали они жить-поживать и добра наживать, как говорится в русской народной присказке. Нажили двух детей – Вальтера и Белинду, шестеро внуков, одним из которых и был Питер, названный в честь деда, и двух правнуков (пока). Правнуков Питер-старший уже не увидел. Умер тихо, как и жил – замкнуто, молчаливо. Не любил шумных компаний, с соседями почти не общался, его голос даже в семье звучал редко.

И, тем не менее, и дети, и внуки своего отца и дедушку обожали, о его смерти искренне скорбели. Питер с энтузиазмом откликнулся на просьбу бабушки помочь ей найти родных любимого мужа, абсолютно не подозревая, что искать их придётся в России. Он в одиночку пережил шок от известия, что на самом деле деда зовут Пётр Рыбников и что в России, возможно, ещё жива его первая жена, есть их общий сын и, вероятно, внуки и правнуки тоже. И три года, пока разыскивал Тимура Георгиевича, в одиночку нёс бремя этого знания потому, что его попросила молчать бабушка, не уверенная в успехе поисков и, в случае неудачи, желающая сохранить тайну до своего самого последнего часа.

Когда Агнешка Андерс перешагнула свой 95-летний юбилей, она, вдруг, задумалась о том как много, из того о чём она мечтала в юности, не осуществилось. Сначала помешала война, потом страх разоблачения, затем дети, внуки, правнуки… Она долго колебалась, но, всё-таки, решилась на поездку в Париж, ведь для её возраста выражение «Увидеть Париж и умереть» отнюдь не является красивым оборотом речи.

Дети уговаривали мать сначала не ехать, потом, когда поняли, что её не переубедишь, остановиться в дорогом отеле. Но она их не послушала ни в первом, ни во втором случае. В первом сыграло упрямство её натуры, во втором – знаменитая немецкая бережливость.

Маленький 2-х звёздочный отельчик (зато в центре города и рядом со станцией метро) располагался на улице с символическим названием Москва. Ещё когда она увидела его в интернете – сразу решила, что остановится только здесь, какой бы клоповник её не ожидал. Ведь ещё одним её страстным и тайным желанием было побывать на родине своего горячо любимого мужа. Она понимала, что это её желание не осуществимо в принципе, а потому решила прикоснуться к России хотя бы таким способом.

Из соотечественников в отеле она была одна. Зато там полно было русских. А среди множества телевизионных каналов фрау Агнешка нечаянно наткнулась на один русский. Она щёлкала пультом и вдруг услышала знакомую и уже изрядно подзабытую речь (Питер иногда, когда никого не было рядом, пел ей грустные и протяжные русские песни, аккомпанируя себе на гармони, которая спасала его от смерти в концлагере), а с экрана телевизора на неё надвигалась бескрайняя река людей с фотографиями в руках – мужчин и женщин, но больше мужчин, в военной форме и гражданской одежде, с орденами и медалями на груди. Она поняла кто эти люди,вспомнив, что сегодня – 9 мая. Во всей Европе праздничные мероприятия, посвящённые окончанию Второй мировой войны, уже отгремели накануне, а в России ещё только начались.

У Агнешки защемило сердце. Но плохо ей стало, так что пришлось вызывать врача, когда камера выхватила из толпы и показала крупным планом фотографию её Питера и рядом – очень похожего на него мужчину средних лет. Именно в этот момент она поняла, почему её горячие молитвы Богу с просьбой забрать её на небеса, чтобы воссоединиться с мужем, остаются без ответа. Она должна узнать о судьбе его русской семьи! Может быть, даже, соединить её со своей! Ведь не может быть всё это случайным совпадением – отель на улице Москва, 9 мая, Бессмертный полк (название акции позже нашёл и перевёл ей внук Питер) и лицо мужа, выхваченное камерой из тысячи и тысячи фотографий!

Питер-младший не стал вдаваться в подробности трёхлетних поисков первой семьи деда – его сводный кузен, Тимур Георгиевич, явно тяготился разговором, и Питер постарался свернуть его побыстрее. Отказался русский внук их деда и пообедать с семьёй, сославшись на ограниченность времени во время командировки. Не дрогнуло его сердце и когда к нему напрямую обратилась бабушка Агнешка, ласково накрыв его сжатые в кулаки руки своими исхудавшими ладонями с пергаментной кожей:

– Du siehst so aus wie mein Geliebter Peter! So schön, gründlich, still! Nimm dich in Acht! Sei glücklich!

Шурочка перевела: «Ты так похож на Питера! Такой же красивый, основательный, молчаливый! Береги себя! Будь счастлив!», убрав из текста «моего» и «любимого». Она вообще старалась переводить осторожно, убирая лишние эпитеты и эмоции – видела, как напряжён Тимур Георгиевич, и очень боялась, что он взорвётся и нагрубит.

Когда русские ушли, взорвался Вальтер, сын фрау Агнешки. Он был искренне возмущён неуважением, которое проявил русский внук их деда по отношению к матери. Агнешка прервала гневную тираду сына.

– Они имеют на это право! – сказала пожилая женщина и закрыла глаза с закипевшими слезами.

А под закрытыми веками на неё шли и шли люди с фотографиями своих родных и близких в руках, которых у них отняла война. Сотни, тысячи людей. И это ещё было благо, что её не преследовали картины того, на что она насмотрелась в концентрационном лагере Флоссенбюрг.

² – есть несколько версий происхождения слова «рыба», ни одна из которых не является приоритетной. По одной – от слова «рябой», что сделало «рыбу» чисто славянским словом. Есть мнение, что «рыба» – это древненемецкое слово, которое произошло от «rupa», в переводе – «налим». В царской России фамилия Рыба была очень престижной. Согласно таблицам времен Ивана Грозного, она была зачислена в реестр почетных. То есть ее, как и титул, земли или богатства, могли даровать за величайшие заслуги перед государем. Отсюда и пошли фамилии Рыбаков, Рыбин, Рыбников и многие другие.

³ – концентрационный лагерь СС в Баварии возле города Флоссенбюрг на границе с Чехией. Был создан в мае 1938 года. Располагался на небольшом горном плато на высоте 800 метров над уровнем моря. За время существования лагеря через него прошли около 96 000 заключённых, из них более 30000 скончались. В начале лагерь использовался для содержания в качестве заключённых так называемых асоциальных элементов (бродяги, пьяницы, безработные, уголовники, гомосексуалисты, цыгане, члены секты Свидетели Иеговы). Их использовали в качестве рабочей силы для работы на гранитных каменоломнях, принадлежавших СС. Во время Второй мировой войны большинство заключённых поступало в лагерь с оккупированных восточных территорий (из Википедии)

7

Тимур Георгиевич не смог вести машину. Он отогнал её от дома и оставил на первой же подвернувшейся парковке. Шурочка понимала, что шефу надо успокоиться, и молча шла за ним. Начал накрапывать дождик, и они зарулили в ресторан, тем более что и время было обеденное.

Шурочка решила, что Тимуру Георгиевичу, в его вздрюченном состоянии, неплохо было бы залить в себя горячий супчик, коль, уж, он за рулём и спиртного нельзя. Только не учла она, что жиденькая баланда, которую европейцы считают за первое блюдо, раздражит его ещё больше. Тимур Георгиевич резко отодвинул от себя тарелку, расплескав половину слабенького бульона по столу, и высказался громко:

– Дрянь!

К их столу тут же подскочил испуганный официант, вытер стол и унёс не понравившееся клиенту блюдо, а Тимура Георгиевича прорвало:

– Я так им гордился! А он фашистам на гармошке наяривал! Документы на медаль «За отвагу» как святыню берег! А он по кустам прятался! Под бабской юбкой хоронился! Как крыса дрожал всю жизнь! С фашистской б… трахался! А ведь бабушка его всю жизнь любила! Как поженились они в семнадцать лет, так больше ни на кого и не взглянула! А ведь красавицей была даже в старости! Всё Петечку своего ждала! Сына его растила!..

(Петя и Настя любили друг друга ещё с седьмого класса школы. Еле дождались окончания школы. Осенью, после уборочных работ планировали сыграть свадьбу. Но в июне началась война. Петра призвали на срочные курсы механиков-водителей танков, поскольку профессия тракториста была ей сродни. Влюблённых расписали в сельсовете в экстренном порядке. Всего-то и успели они полюбиться перед расставанием две ночки. О том, что он станет отцом, Пётр узнал уже на курсах и очень обрадовался. Как бы дальше не сложилась его судьба, не иссякнет род Рыбниковых, продолжится в сыне. То, что будет именно сын, был уверен, даже имя ему выбрал – Георгий. Победитель!)

– Ведь какие письма, сволочь, писал: «Не сомневайся – раздавим фашистскую гадину!» «Победа будет за нами!» «А сына Георгием назови». А я-то, дурак! – воскликнул Тимур Георгиевич и грохнул кулаком по столу.

Шура испугалась – не хватало ещё, чтобы кто-нибудь полицию вызвал для усмирения буйного клиента, и заозиралась. Но, похоже, никто не понимал, о чём говорил шеф, а на неё смотрели сочувственно. Шура поняла, что люди воспринимают разбушевавшегося Тимура Георгиевича и её за семейную пару, а то, что происходит за их столом, как бытовую ссору, и успокоилась.

– С первых шествий ходил с портретом деда! Всё надеялся, что кого-нибудь встречу! Узнаю о его судьбе! Обрадовался, блин, когда письмо на немецком получил с его фотографией! Нафантазировал – побег из плена, антифашистское подполье! Лучше б остался «без вести пропавшим»!

(Сын Петра и Насти родился в феврале 1942 года. Как и наказал муж, имя ему дали Георгий. В июне Пётр с гордостью сообщил семье о награждении его медалью «За отвагу». А уже осенью этого же года письма от Петра приходить перестали. А вскоре в его дом пришло горе в виде скромного по размеру печатного бланка, где было написано, что водитель-механик Рыбников Пётр Семёнович без вести пропал в боях за город Н.)

Тимур Георгиевич иссяк. Сидел опустошённый, раздавленный. Жевал стейк, заказанный ему Шурочкой, не чувствуя его вкуса. Шурочке так хотелось прижать его седеющую голову к груди, погладить, успокоить, как ребёнка. Она понимала и его боль, и несправедливость его обвинений.

Кем был его дед, когда ушёл на фронт? Семнадцатилетним мальчишкой! И ведь храбро сражался, если медали «За отвагу» удостоился. И в плен попал явно раненым или контуженным. Тех, кто сам сдавался, фашисты привечали, а не в концлагеря отправляли. А то, что смог выжить в том аду, приспособиться, играя на гармошке – разве можно за это осуждать? Семнадцать – двадцать – тридцать – пятьдесят… В любом возрасте хочется жить. Отчаянно хочется жить! И то, что испугался на всю жизнь, боялся и своих, и чужих… Домой не вернулся… А что его дома ожидало-то? Ведь положа руку на сердце – клеймо изменника Родины, хорошо ещё ссылка в ГУЛАГ, а не что-то похуже…

Не могла Шурочка осуждать и Агнешку. Ведь в голову даже взрослого человека можно вбить что угодно, если долбить туда одно и тоже (пример родной Украины это ярко показал). Сколько было Агнешке, когда Гитлер пришёл к власти в Германии? Это для нас война началась в 41-м, а оболванивание немцев в 1933-м! Агнешке было всего 16! Она жила, взрослела в этой оголтелой пропаганде превосходства арийской расы над всем миром. Да, Шурочку тоже резануло то, что Агнешка работала в концлагере. Но ведь не надзирательницей, а машинисткой. Работать-то ей где-то надо было, чтобы жить?! Ведь фашисты и своих сажали в концлагеря за тунеядство. И где можно найти «чистую» работу, если вся страна работала на фронт?

И ещё одно соображение удерживало Шурочку от осуждения Петра и Агнешки. Вот его-то она и решилась высказать, когда Тимур Георгиевич немного успокоился:

– Я вот иногда думаю, как бы я поступила в той или иной ситуации? Во время революции или войны? Смогла бы я перетерпеть боль во время пыток? Пошла бы добровольцем на фронт или пряталась бы за обстоятельствами? И не знаю ответа…

Тимур Георгиевич ничего на эту речь Шурочки не сказал. Они вышли из ресторана (супа, кстати, в чеке не было) и пошли по узкой, извилистой улочке. Улочка круто спускалась вниз и вскоре вывела их на набережную. Шурочка увидела бескрайнее море и, не удержавшись, спросила:

– А это, случайно, не Боденское озеро⁴?

Тимур Георгиевич кивнул и ответил:

– Меерсбург⁵.

Шурочка, которая даже не надеялась побывать так далеко от Абенсберга, мечтательно прошептала:

– Отсюда всего полчаса на пароме есть шикарный ландшафтный парк на острове Майнау.

Тимур Георгиевич промолчал. Постоял, посмотрел вдаль, туда, где серая вода сливалась с серым пасмурным небом, и двинулся дальше. А Шурочка пошла за ним. И каково же было её изумление, когда шеф завёл её в кассы и купил билеты на паром до острова Майнау! Об этом она даже не мечтала, когда отправлялась в командировку в Германию!

Погода была, конечно, не особо подходящая для прогулок по саду – с неба то и дело срывался дождик. Но они купили прозрачные дождевики в магазинчике на пристани уже на острове. И, как два марсианина, отправились по дорожке, идущей вдоль кромки воды. Впрочем, они тут не одни были пришельцами из космоса. Несмотря на погоду, в парке хватало туристов.

Шурочка очень боялась, что разглядывание цветов Тимуру Георгиевичу быстро наскучит, и она

невольно ускоряла шаг, чтобы успеть рассмотреть как можно больше чудес этого райского острова,

прекрасного даже в хмарь. Но, кажется, на шефа пестрая яркость цветов и мерный плеск воды озера о каменный берег острова, оказывали благотворное действие. Он неспешно шёл по дорожке и не проявлял признаков нетерпения или раздражения. И Шурочка успокоилась. С удовольствием рассматривала творения ландшафтного дизайна и без устали фотографировала на телефон.

А посмотреть здесь было на что! Каждый клочок небольшого острова был с любовью обустроен. Клумбы радовали разноцветьем трав, цветов и деревьев. За поворотом дорожки вдруг открывался уютный уголок с лавочкой и фонтанчиком. Жаль только, что посидеть здесь из-за дождика не было возможности. Плавали по травяному лугу сделанные из цветов уточки, а рядом с ними прилёг отдохнуть весёлый гном. Тут даже карта Боденского озера была сделана из цветов!

Были здесь и детские площадки, и загончики с животными. Как ребёнок, Шурочка обрадовалась павлину, гордо восседающему на широком газоне с аккуратно подстриженной травой. Павлин был визитной карточкой Майнау и каждый год менял свои цвета. В интернете Шурочка видела его и ярко-красным, и фиолетовым, и белым, и, даже, зелёным. Им с Тимуром Георгиевичем достался красно-жёлтый.

Красными, розовыми, желтыми, белыми, сиреневыми тонами благоухал розарий. Розарий был разбит перед барочным дворцом Немецкого ордена. Внутрь Шурочка и Тимур Георгиевич не попали. Дворец стоял на самой высокой точке острова, откуда открывался чудесный вид на озеро и пристань, где как раз швартовался паром. И они поспешили вниз – день клонился к вечеру, бог знает, когда будет следующий.

В уютном тепле парома Шурочка и Тимур Георгиевич, вдруг почувствовали, что промёрзли. Пришлось согреваться глинтвейном⁶. Ах, как Шурочке было хорошо! Потому и заметила, что идут они не туда, не в Меерсбург, она не сразу. Пришлось опять звать официанта.

Улыбчивый белобрысый парень, увидев, что гости расстроились, начал убеждать их выйти на следующей остановке в городке Маммерн, взять машину и сгонять к Рейнскому водопаду, до которого всего-то 30 км пути. И подсказал время отправления и номер парома из Маммерна до Меерсбурга, чтобы они уже больше ничего не перепутали. А напоследок выдал по-русски: «Прывэт!», «Спасыбо!» и «Пока!». И всю оставшуюся дорогу специально делал крюк, чтобы пройти мимо их столика и заговорщицки подмигнуть. Что там скрывать – было очень приятно ощущать такое дружелюбное к себе расположение.

Рейнский водопад оказался не бог весть какой высоты (как утверждала табличка – 23 м) и ширины (150 м), но удивительно красивый. Вода несколькими уступами падала вниз, разделяясь на множество рукавов, чтобы обогнуть выступающие скалы с гордо торчащими вверх деревьями, каким-то чудом укоренившиеся на их вершинах.

У водопада было несколько смотровых площадок, и самая интересная – на скале в центре водопада, куда можно было попасть только на туристической лодке. Шурочка тщательно выяснила, сколько времени займёт такое путешествие, и они решили рискнуть.

С лодки водопад уже не казался таким маленьким и безобидным. Вода грохотала так, что самого себя было не слышно⁷. Ветер с ожесточением отгонял настырные лодки, которые лезли под самые струи водопада, и

швырялся пригоршнями воды.

Один такой особо сильный порыв грозил окатить Шурочку с головы до ног. Но Тимур Георгиевич вовремя сориентировался и закрыл собой, приняв удар стихии спиной. Они очутились в водяном коконе. А Шурочка оказалась в кольце рук шефа глаза в глаза. И её голубые утонули в его карих. А потом карие глаза приблизились, и вся Шурочка утонула в поцелуе Тимура Георгиевича …

⁴ – огромное озеро (536кв.км при длине 63км и глубинах до 251м) на границе Германии, Швейцарии и Австрии.

⁵ – город на Боденском озере в самом узком его месте. Расстояние до противоположного берега, где расположен город Констанц, составляет всего 5км. Крупный центр паромной переправы через озеро.

⁶ – горячий алкогольный напиток на основе красного вина, нагретого до 70–80 градусов с сахаром или мёдом и пряностями

⁷ – Вот как описывал это зрелище Н.Карамзин: «Друзья мои, представьте себе большую реку, которая, преодолевая в течении своем все препоны, полагаемые ей огромными камнями, мчится с ужасною яростью и наконец, достигнув до высочайшей гранитной преграды и не находя себе пути под сею твердою стеною, с неописанным шумом и ревом свергается вниз и в падении своем превращается в белую, кипящую пену. Я молчал, смотрел и слушал разные звуки ниспадающих волн: ревущий концерт, оглушающий душу!…»

8

Ой, господи, что же она натворила! Ой, что же теперь будет?! Волна паники накрыла Шурочку с головой. Ей хотелось зарыться в подушку и выть от ужаса. А ещё… А ещё хотелось вопить от счастья! От счастья, которое не умещалось в душе, рвалось наружу.

Как всегда в минуты глубокого эмоционального потрясения, Шурочку подташнивало, а тело горело, как при высокой температуре. И было от чего! Она любила Тимура Георгиевича. Давно. И уже давно сама себе в этом призналась – к чему перед собой лукавить? Любила, не смотря на его скверный, угрюмый характер, на его упёртость. На разницу в возрасте. На его холодность. Ни разу – ни взглядом, ни словом, он не поощрил Шурочкину любовь. До вчерашнего дня. До поцелуя. Но и после него выбор оставил за ней…

На пароме из Маммерна они отплыли в восемь вечера. В Меерсбург согласно расписанию должны были прибыть в районе девяти. По всем подсчётам вернуться в Абенсберг они могли не раньше часа ночи. Видимо, это же время прикинул и Тимур Георгиевич, поскольку велел Шурочке обеспечить им ночлег в Меерсбурге.

Шурочка рада была вгрызться в работу, чтобы отвлечься от мыслей о поцелуе и возбуждающей близости сидящего рядом шефа. Она сначала обрадовалась, что отелей в городке было не много, не больше десятка, потом испугалась, когда они, один за одним, стали отпадать – у кого-то не было свободных номеров, а кто-то и вовсе не отвечал. А потом споткнулась о вопрос ответившего администратора: один двухместный номер или два одноместных? Адресовала вопрос шефу, а он, молча, одним взглядом, отпасовал его ей обратно.

Поле напряжённости вокруг Шурочки, только было успокоившееся, опять завибрировало, в голове у неё зазвенело. И она заказала один двухместный номер. Не смогла воспротивиться искушению. Это как у сладкоежек – ведь знают, что сладкое вредно, особенно на ночь. И сколько раз клятву дают не залезать в буфет после 6 вечера. Но сладкое так и манит, запах стоит в носу, а во рту уже чувствуется вкус. Рука сама тянется к пакету с конфетами, разум отключается, в голове звенит. Ну, и чёрт с ними, с этими диетами! Один раз живём!

К прибытию в Меерсбург Шурочка ещё успела договориться с прокатной конторой в Абенсберге о продлении на сутки аренды машины, а потом… Потом шеф взял её за руку, помогая сойти по сходням на берег, и не отпустил пока они не зашли в номер.

И то, как они шли по ночному городу, и то, как поднимались в номер, и то, как улеглись в кровать – всё у Шурочки было в тумане. Она просто подчинялась мягкой, но целеустремлённой силе мужчины, а потом и вовсе растворилась в нём. В его руках, в его губах, в его желании. Но вот в его ли любви? Этого Шурочка не знала. Хотя ничего подобного тому, что она испытала этой ночью, у неё не было ни с кем.

Шурочке уже было 25. И, не смотря на то, что короткий студенческий брак был уже давно в прошлом, она не была ни старой девой, ни синим чулком⁸. Романы, короткие и более продолжительные, у неё были постоянно. Даже те два года, что она работала на Тимура Георгиевича, любя его безответно. Ни на что не надеясь.

Шеф был тёртым калачом и застарелым холостяком – 49, как-никак. Ни одного брака за его плечами не было. Это Шурочка доподлинно знала в силу своего служебного положения. А вот -сколько у него было любовниц, Шурочка не знала. Да и знать не хотела, также как и то, состоит ли он в каких-либо отношениях в данный момент. Её больше волновала собственная судьба.

То, что шеф никогда не женится, и так было понятно. И что же ждало её впереди? Несколько месяцев, а, может, и того меньше, в качестве любовницы. А дальше? А дальше она ему наскучит. И вылетит Шурочка не только из его постели, но и с работы тоже. Не то её ужасало, что она может лишиться средств к существованию (без работы не останется – был бы хомут, а шея найдётся!). А то, что лишится она счастья видеть его ежедневно. Такого вот крошечного счастья…

И ведь, если бы она удержалась от искушения, заказала бы два одноместных номера, шеф ничего бы не сказал. Своего неудовольствия не выказал бы. Из своего холдинга не выгнал. Работала бы Шурочка, как и раньше. В этом она была уверена.

Но и к нему бы ни на шаг не приблизилась! Не почувствовала бы себя такой маленькой, защищённой в кольце его рук. Не ощутила сладость и властность его губ на своём теле. Не изведала восторга всепоглощающего подчинения страсти. Одной на двоих. Такими слившимися, нерассоединимыми, такими совпавшими друг с другом и телом и душой показались они с Тимуром Георгиевичем Шурочке…

Ключевым словом здесь было «показались», потому что сейчас Шурочка так не думала. Она не могла заснуть и смотрела на похрапывающего шефа со странной смесью умиления и страха. Вот потому-то ей и хотелось одновременно выть от ужаса и вопить от счастья!

Шурочка повернулась на бок и попыталась запомнить, запечатлеть в душе любимого таким – умиротворённым, мягким, тёплым, близким, родным… Пыталась остановить мгновение счастья, заранее подготавливая себе эти воспоминания в качестве лекарства, когда ей станет очень больно.

Она погладила его торчащие густым ёжиком волосы, не дотрагиваясь до них. Но Тимур Георгиевич почувствовал и эту невесомую ласку. Развернулся к Шурочке, слегка улыбнулся, не размыкая глаз, и слепо потянулся за поцелуем. И для Шурочки всё исчезло – и её тревожные мысли, и комната, и время. Остались только ощущения и эмоции…

⁸ – выражение родилось в Англии в XVIII веке в салоне писательницы Элизабет Монтегю. По одной из версий, самым активным и видным членом этого кружка был учёный-ботаник, писатель и переводчик Бенджамин Стиллингфлит, который всегда носил синие шерстяные чулки вместо предписанных этикетом чёрных шёлковых. Когда он пропускал заседание кружка, там говорили: «Мы не можем жить без синих чулок, сегодня беседа идёт плохо – нет синих чулок!» Таким образом, прозвище «синий чулок» первым получил мужчина, а сам кружок стали иронически называть «Обществом синего чулка». Позднее «синим чулком» стали называть женщин, которые интересовались литературой и наукой, пренебрегая домом и семьёй.

Есть версия, что кружку леди Монтэгю имя «синие чулки» дал адмирал Эдвард Боскауэн. Он был мужем одной из наиболее восторженных участниц кружка и грубо отзывался об интеллектуальных занятиях своей жены. Выражение стало в Англии нарицательным после того, как поэт Джордж Байрон написал на салон леди Монтэгю сатиру и назвал её «Синие» (англ. The Blues).

9

Какая чудесная осень стояла в этом году в Питере! Солнечная, сухая. Ночью, правда, было холодно, а днём – тепло, как летом. Растения запутались, не зная, что и думать. Одни деревья не спешили снимать зелёные одеяния. Другие сменили наряд на жёлтые, оранжевые, красные, бурые тона. Третьи – обильно сбрасывали листву, готовясь к зиме, устилая землю весёлым разноцветным ковром. Но Шурочка шла по скверу, не замечая этой красоты, и машинально раскидывала ногами листья, устилающие его дорожки.

Такой же раздрай, как у листьев (ещё лето? уже осень?), царил и в душе Шурочки. Это сейчас, задним умом, она понимала, что Тимур Георгиевич отдалился от неё ещё в машине на пути из Меерсбурга в Абенсберг. А тогда, в эйфории счастья, не придала этому значения.

Счастье бурлило в ней где-то до среды. Пока находились желающие поохать над красотой, запечатлённой на фотографиях. В четверг в душе поселилась тревога. Пятница скрутила болью.

Всю неделю Тимур Георгиевич не обращал на Шурочку никакого внимания. Не то чтобы специально игнорировал, а просто вёл себя как обычно. Это-то и было самое страшное. Конечно, Шурочка понимала, что работа и их положение начальника и подчинённого, не та обстановка, которая приличествует проявлению чувств. Да её и не прельщала роль «подстилки» босса, которая расслабляет шефа за закрытой дверью его кабинета. Но всё же… Мог же он хотя бы взгляд на неё кинуть? Словом перемолвиться? Смску прислать? На почту написать? Можно ведь было куда-то на обед вместе вырваться под видом встречи с клиентом! Мало ли что можно было ещё придумать?! Но это – если хочется. А если нет?

А она-то хороша! Переживала, что будет в любовницах «всего несколько месяцев»! А продержалась всего одну ночь… Что это было? Кто она для Тимура Георгиевича? Средство для снятия стресса? Значит ли она что-нибудь в его жизни? Или – так, случайный эпизод, воспользовался и забыл? И что ей прикажете делать дальше? Уволиться? Сделать вид, что ничего не было?

Сквер закончился, Шурочка перешла дорогу и побрела по тротуару. Краем глаза заметила машину, медленно тащившуюся по дороге. Что-то ещё, кроме странности езды со скоростью черепахи на пустой дороге, зацепило сознание Шурочки… Ах, да! Её цвет – металлик «тёмная ночь». Такого же цвета машина была у шефа. Шурочка остановилась, как будто налетела на невидимую преграду. Остановилась и машина. Дверца её распахнулась, и Шурочка, ещё не до конца осознав, что в машине её ждёт Тимур Георгиевич, нырнула внутрь. А там… Там сразу попала в кольцо его рук. Его поцелуй был таким жарким, таким жадным! Он тоже по ней соскучился! И все тревожные мысли Шурочки растаяли, как дым, расплавились без остатка…

10

Жизнь Шурочки разделилась на две, почти равные части.

В одной она была менеджером по связям с общественностью и занималась своими прямыми служебными обязанностями: организовывала и поддерживала постоянные контакты со средствами массовой информации, информационными, рекламными, консалтинговыми агентствами, издательствами, агентствами по связям с общественностью, государственными и общественными структурами, занималась сбором информации, в том числе с применением социологических исследований, мониторила различные информационные источники и так далее. В этой части её жизни её взаимоотношения с шефом не поменились ни на йоту⁹. Она всё также была его подчинённой, он – её начальником. Даже когда они были вдвоём в его кабинете, без свидетелей. И только на «Вы».

На «Вы» они были и во второй части Шурочкиной жизни, которая длилась 3 ночи и 2 дня, с вечера пятницы до утра понедельника. Но, по ощущениям, во всяком случае, Шурочки, это время было даже весомее, чем предыдущие пять суток.

Шеф по-прежнему оставался для неё Тимуром Георгиевичем, а она для него – без имени и на «ты». Шурочку это никоим образом не смущало. Во-первых, так было удобнее, чтобы не путаться потом на работе. А во-вторых, что это меняло? Вон, Любовь Орлова и Григорий Александров тоже обращались друг к другу на работе и при людях, в гостях, на «Вы», а дома, в быту, наедине, вообще не разговаривали, общались только с помощью записочек¹⁰. Странновато, конечно, но ведь любили они друг друга от этого не меньше?!¹¹ Шурочка и Тарас, кстати, к своим роднулечкам – бабушке и дедушке, тоже обращались исключительно на «Вы», так было принято в семье (почему – никто не помнил), а любили их до обожания!

Самым сложным для Шурочки был рабочий день в пятницу. Она теперь специально оставляла на конец недели побольше работы, чтобы некогда было думать о том, что произойдёт вечером. А вечером повторялся один и тот же ритуал – она проходила сквер, усилием воли заставляя себя не бежать, переходила дорогу, медленно шла по тротуару, пока не подъезжала машина цвета металлик «тёмная ночь» и приветливо не распахивала перед ней дверцу на переднее сиденье. Кольцо мужских рук, страстный поцелуй и – вперёд, в загородный дом Тимура Георгиевича! В понедельник утром ритуал происходил в обратном порядке, правда, без поцелуя и объятий, – тротуар, дорога, сквер, работа. И нарушен был лишь один раз, в ливень, когда Тимур Георгиевич подвёз Шурочку до работы.

А между ритуалами были 3 ночи, наполненные страстью, нежностью, взрывами удовольствия и провалами в сон. Чем были наполнены 2 дня? Самыми обычными, элементарными, бытовыми делами. Купить продукты в магазине, приготовить еду (шефу особенно понравилась Шурочкина ленивая Ачма¹². Он нарезал соломкой лаваш, тёр сыр и весьма ловко переворачивал лепёшку на сковородке. Шурочке оставалось только взбивать и смешивать продукты), помыть посуду, посидеть перед телевизором, повозиться в саду перед домом… И всё это вместе, без разделения на мужские и женские дела, без – мелодраматические сериалы это женское, а трансляции футбольных матчей – мужское. Шурочка понимала, что за годы холостяцкой жизни у Тимура Георгиевича выработался определённый шаблон, и старалась тактично вписаться в него. Тем более что особо ломать в себе ничего не пришлось. Её выходные проходили примерно также, изредка разбавляясь походами в театр и на концерты, выставками и встречами с друзьями.

⁹ – это название буквы в греческом алфавите, означающей звук "и". По своему начертанию она значительно меньше всех своих подруг по алфавиту и напоминает закорючку. Она же пишется иногда в виде черточки под некоторыми буквами. Пропусти ее – и изменится грамматическая форма. Впервые слова "ни на йоту" встречаются в греческом переводе библейского текста, где говорится, что не только текст закона не может быть изменен, но даже ни одна буква, ни одна черточка в нем.

¹⁰ – Клавдия Шульженко, зная об этом, посвятила им свой романс «О любви не говори» (слова: Н. Лабковский, музыка: А. Владимирцов):

Очень хорошо влюбиться раннею весной,

Можно полюбить и летом.

Но, пожалуй, лучше в зимний день под сосной,

Крепче снега в сердце зной.

Ах, какое счастье полюбить в первый раз

И не говорить об этом.

И забыть любую из заученных фраз,

Всё сказать лишь блеском глаз.

Припев:

О любви не говори -

О ней всё сказано.

Сердце, верное любви,

Молчать обязано.

Без причины – не гори,

Умей владеть собой.

О любви не говори,

А молчать не в силах – пой.

Если друг твой сохнет от пожара в крови,

Ты его утешь советом.

Девушку, виновную в несчастной любви,

Ты к ответу призови.

Если ж в эту девушку и сам ты влюблён,

Ты не говори об этом.

Мало ли на свете есть желанных имён.

Друг один, а их миллион.

¹¹ – «Я влюбилась навсегда в этого голубоглазого великана, и это был конец», – написала Орлова об Александрове, который предлагал ей в то время сняться в «Весёлых ребятах». А Александров ушёл ради Орловой из первой семьи, где подрастал его единственный сын.

¹² – Рецепт ленивой пикантной Ачмы:

Ингредиенты (на 3 порции):

80г лаваш

40г сыра Российский (или любого аналогичного)

40г сыра Дорблю

2шт яйца

100г обезжиренного творога

100мл молока

соль

Способ приготовления:

Взбить яйца с молоком и солью. Растереть взбитую массу с творогом. Всыпать туда лаваш, нарезанный соломкой, и сыр, натёртый на тёрке. Выложить массу на сковородку, жарим на маленьком огне под крышкой минут 5. Переворачиваем и жарим ещё 2 минуты.

11

Хотя Маринка, секретарь Тимура Георгиевича, предупредила Шурочку, что у шефа посетитель, та всё равно решила подождать перед дверью. Обычно посетители у него надолго не задерживались, а Шурочке надо было срочно решить с ним вопрос о публикации в журнале «Экспериментальная и клиническая фармакология», чтобы успеть до конца рабочего дня скинуть им подписанный Тимуром Георгиевичем материал. Ведь сегодня пятница!

Но посетитель что-то задерживался. Мало того, из-за двери слышался разговор на повышенных тонах. Слов разобрать было нельзя, но то, что разговаривали двое – мужчина и женщина, было понятно. Шурочка удивилась – оказывается, Тимур Георгиевич умеет говорить долго и темпераментно, а не только отдельными словами!

Шурочка подошла к Маринке и спросила о посетительнице.

– Это его бывшая. Поговаривают, что босс новенькую завёл, вот бывшая и беснуется, – заговорщицки ответила Маринка.

Первым порывом Шурочки после такой информации было сбежать. Ведь «новенькой», очевидно, была она. Значит, кто-то с фирмы где-то их видел вместе, но пока её не узнал. Но любопытство взяло верх – очень, уж, хотелось посмотреть на «бывшую». А пока ждала, голову посетила грустная мысль, больно кольнувшая в сердце – ведь когда-нибудь и она перейдёт в разряд «бывших», и о ней также, с некоторой долей пренебрежения, будут говорить на фирме.

Наконец, голоса за дверью смолкли. Как Шурочка ни напрягала слух, но слышно ничего не было. А потом дверь кабинета распахнулась, из него вышел Тимур Георгиевич, а на его плече буквально повисла девушка. Она положила голову на его плечо и цеплялась обеими руками за его руку, так что рассмотреть её лицо Шурочке не удалось. Тимур Георгиевич скользнул взглядом по Шурочке, ничего не сказал ни ей, ни своему секретарю, и парочка удалилась.

До конца работы Шурочка «развлекала» себя поисками информации о бывшей любовнице шефа. Работа на ум не шла. Единственное, что Шурочка сделала, это отложила статью о РинГларе на следующий номер «Экспериментальной и клинической фармакологии». Под вечер её настроение кардинально поменялось, она успокоилась, даже повеселела, ведь скоро предстояла встреча с Тимуром Георгиевичем, на которой всё встанет на свои места.

Но встреча не состоялась. Шурочка полчаса прождала машину шефа на злом ноябрьском ветру. На смс Тимур Георгиевич не ответил, а звонить ему Шурочка побоялась. Так явственно представила себе, как на звонок отвечает развязный женский голос, что спасанула. Да, струсила! Неизвестность оставляла малюю-ю-юсенькую надежду, что шеф занят неотложными делами, а не проводит время с бывшей любовницей.

12

Все выходные Шурочка была сама не своя. Отвлечься какими-то делами не получалось. В голове крутились вопросы к Тимуру Георгиевичу и отметались один за другим. Одни больше походили на претензии, другие звучали унизительно, как будто она что-то выпрашивала. Одни формулировались слишком прямолинейно, другие настолько обтекаемо, что можно было и не понять о чём они. Как всегда, наиболее точная формулировка приходила перед сном, но вставать уже сил не было, а на утро она забывалась. Взгляд, который Тимур Георгиевич бросил на Шурочку, выходя из кабинета в обнимку с девицей, из мимолётного последовательно превратился в холодный – высокомерный – презрительный. К понедельнику Шурочка накрутила себя до тошноты, а тело ломило, как при высокой температуре.

Остаться наедине с начальником удалось только во вторник (наконец-то была подписана статья в журнал «Экспериментальная и клиническая фармакология»). И Шурочка в лоб спросила:

– Вы больше ничего не хотите мне сказать?

По всем канонам психологии вопрос был поставлен не верно – тот, кто хочет получить утвердительный ответ, должен избегать в формулировке частицу «не». Но Шурочка разнервничалась, и получилось, как получилось. В ответ услышала:

– Нет!

Она вышла из кабинета шефа на ватных ногах и до конца недели старалась избегать встречи с ним, передавая материалы через секретаря. В остальном неделя прошла как обычно.

В пятницу после работы Шурочка миновала сквер, как-то отстранённо думая о том, что пора пересесть в машину. Начало декабря, вкупе с пронизывающим Питерским ветром очень холодно, да и не красиво – деревья в сквере уже все стоят голые, тоже зябнут. Перешла дорогу и пошла по тротуару. Впереди заметила машину цвета металлик «тёмная ночь», припаркованную напротив входа в метро. Водитель, видимо, заметил приближающуюся Шурочку и распахнул дверцу на переднее сиденье.

Шурочка остановилась и стала ждать, что Тимур Георгиевич выйдет из машины, подойдёт к ней и хоть что-то скажет, хоть одно слово. Она прекрасно понимала, что будет, если она пойдёт на поводу молчаливого приглашения – кольцо мужских рук, страстный поцелуй и – вперёд, в загородный дом Тимура Георгиевича. Не будет никакого объяснения! А Шурочка так больше не хотела.

Но вместо Тимура Георгиевича прозвучал нетерпеливый сигнал клаксона. «Ах, так!», – взбеленилась Шурочка, развернулась и пошла к метро. Шеф и здесь её не догнал, не остановил. Вместо этого Шурочка услышала визг шин резко стартовавшей машины. Мол, не хочешь – не больно-то и надо! Уговаривать не буду! Возмущению Шурочки не было предела. Она что, на помойке себя нашла, чтобы с ней так обращались?!? Ноги об неё вытирали?!?

Малюсенький червячок сомнения – может, надо было всё-таки сесть в машину и найти в себе силы воспротивиться напору Тимура Георгиевича, заставить его поговорить, шевельнулся в душе Шурочки, но она его задавила. Закусила удила и в понедельник написала заявление об увольнении по собственному желанию. Шеф подписал его в тот же день, не воспользовавшись своим правом задержать её на две недели и изменив формулировку на «увольнение по соглашению сторон». Звучало издевательски и ясно показало Шурочке, что она права – шеф не дорожит ни их отношениями, ни ею, как работником, и трёх месяцев ему вполне хватило, чтобы удовлетвориться её телом в постели.

Что ж, она уже взрослая девочка, не романтичный подросток. Резать вены, бросаться с моста в холодную Неву не будет. Просто начнёт новую главу своей жизни. С новой работой, с новыми людьми и с новой любовью!

13

Шура понимала, что поиск работы перед Новым годом, пустая трата времени. Но надо же ей было себя отвлечь от мыслей о Тимуре Георгиевиче?

Менять профиль, в котором она работала последние два года – фармацевтику, ей не хотелось, и она осторожно прозондировала почву в крупных компаниях Санкт-Петербурга, которые могли себе позволить менеджера по связям с общественностью. Народ там сидел плотно, вгрызаясь в место зубами, так что этот путь был бесперспективным. Небольшие фармацевтические компании такой трудовой единицы в активе не имели, и Шурочка перевела своё внимание на газеты и журналы, с которыми имела крепкие связи. Связи связями, но она им была интересна как поставщик информации о РинГларе, а без него, сама по себе, – нет.

Ну, ничего! Отрицательный результат тоже результат! Шура пораскинула мозгами и нащупала ещё варианты. Открывались 2 пути. Один – умерить свои аппетиты по поводу зарплаты, попробовав себя в рекламе. Это сужало рамки её профессиональной деятельности, опуская на ступеньку ниже, но зато раздвигало горизонты в смысле количества мест трудоустройства. Второй вариант заключался в замене профиля на отличный от фармацевтики.

Но хорошенько продумать оба варианта Шура собиралась уже после Новогодних праздников. А пока решила воспользоваться открытой шенгенской визой, чтобы увидеть то, что ей не удалось во время командировки в Германии. Её ждал Мюнхен! Вернее, это она его ждала!

Были и ещё несколько радостных моментов в этом декабре. Почти полугодовое лечение Наденьки дало положительный результат. Врачи отмечали устойчивую ремиссию, правда, окончательно ли болезнь отступила, утверждать пока не могли. У Тараса за пять месяцев в России прочистились мозги от украинской пропаганды по поводу собственной самостийности (недаром власти Незалежной блокировали российские СМИ). По прибытию в Самару он сразу начал искать работу, хоть какую – временную, тяжёлую, ведь надо было на что-то содержать семью и отдавать долги сестре. Пришлось поднять старые связи, порушенные за последние 3 года. Помогли дружбаны по службе в Воздушно-десантных войсках. Голубые береты своих не бросают! И провокационных вопросов, которыми «балуются» украинские пограничники: «Чей Крым?», не задают. В итоге, Тарас очень даже неплохо пристроился, правда, в Подмосковье, а не в Самаре или Питере, и возвращаться с семьёй на Украину не собирался. А там, со временем, можно будет и родителей в Россию перетащить. Так что у Шурочки появилась перспектива не только общаться с родными людьми по телефону, но и видеться с ними.

14

Нет! Зря Шурочка решила провести новогодние дни в Германии. Здесь всё напоминало ей о Тимуре Георгиевиче. Хотя они не были вместе в Мюнхене, она ощущала его присутствие, когда любовалась монументальной красотой Арки Полководцев или очаровывалась скромно спрятавшейся в тени Старой Ратуши статуей Джульетты. Поражалась накопленными богатствами Виттельсбахов¹³, представленными в их Резиденции, и умилялась непорочно-девственной чистоте Богословской церкви, такой изящно-белоснежной внутри при ярко-жёлтом фасаде снаружи.

Он согревал её своим незримым присутствием, когда она мёрзла на Ратушной площади, пытаясь рассмотреть мельчайшие архитектурные детали великолепной Новой Ратуши (новая – потому что её строительство началось в XIX веке в отличие от старой, первое упоминание о которой датируется 1310 годом), и не могла оторвать глаз от представления на её центральной башне.

Ровно в 11 часов начали бить 43 ратушных колокола, открылись окна под часами-курантами, и 32 фигуры, высотой в человеческий рост, стали разыгрывать сценки из городской жизни, которые происходили на Мариенплац. Герцог Вильгельм V и его жена Рената Лотарингская открыли рыцарский турнир, проходивший на площади в 1568 году в честь их свадьбы. Прошла процессия герольдов с трубами, знаменосцев и оруженосцев, закованных в доспехи конных рыцарей. По сигналу герцога начался турнир, и рыцарь с баварским щитом выбил из седла лотарингского рыцаря. Вслед за турниром дирижёр взмахом палочки открыл на нижней части часов танец бондарей в ярко-красных куртках на празднике в честь отступления чумы в 1517 году.

Только в отеле, перебирая отщёлканные кадры, Шурочка рассмотрела «мюнхенского младенца» на шпиле башни, который держит в левой руке Евангелие, а правой благословляет город.

А Шурочка физически чувствовала свою руку в руке Тимура Георгиевича, когда шла извилистыми улочками к Фрауэнкирхе¹⁴, как тогда, в Меерсбурге, когда они искали забронированный ею отель…

В Нимфебург – великолепный дворцово-парковый ансамбль баварских королей, вдохновивший знаменитого Людвига II на строительство ещё более великолепных и вычурных замков -Нойшванштайн, Линдерхоф, Херренкимзее, Шурочка решила не ездить. Его красота и очарование было связано, в том числе, и с огромным парком, в котором находились ещё 3 небольших летних дворца – Амалиенбург, Баденбург и Пагоденбург, которые были на то и летними, чтобы зимой быть закрытыми. Кроме того, с парком граничил Ботанический сад, а какой в него поход зимой?!

По этой же причине – из-за парков, ехать в Линдерхоф и Херренкимзее тоже было бессмысленно, так что Шурочка решила посетить только Нойшванштайн, отложив поездки в остальные замки Людвига II на следующие приезды вГерманию поздней весной или ранней осенью. И почему-то мыслились они ей вместе с Тимуром Георгиевичем. А потом она вспоминала, что они расстались, и ей становилось грустно. Но это была какая-то светлая грусть. Потихоньку Шурочка излечивалась от любви к своему угрюмому шефу.

Да и в самом Мюнхене пришлось многое отложить на потом: тот же Максимиллиан-парк – райский уголок для тех, кто хочет отдохнуть в спокойной обстановке. Парк тянется вдоль реки Изар. Группы деревьев посажены таким образом, что всегда можно увидеть Старый город. Но абсолютным центром парка является, конечно, Ангел, мира. Как здесь было бы здорово организовать семейный пикник! А ещё Английский парк, уникально соединяющий природный ландшафт Изара со Старым городом благодаря его создателю – Фридриху Людвигу фон Скеллу¹⁵. С его японским чайным домиком, ротондой со смотровой площадкой, откуда открывается вид как на ладони на весь Мюнхен, пивной в виде китайской пагоды и, конечно, искусственным водопадом, образующим большие волны на ручье Айсбах, на которых тренируются серфингисты, устраивая ежедневный бесплатный аттракцион для праздношатающейся публики. Там тоже очень хотелось побывать и увидеть всё своими глазами. Только не одной, конечно, не одной…

А вот куда Шурочка однозначно не смогла бы затащить Тимура Георгиевича, так это в знаменитые Пинакотеки Мюнхена. И коль уж ей довелось «наслаждаться» одиночеством, так она решила наслаждаться им в обстановке искусства, и прошерстила их все три – и Пинакотеку современности, и Старую, и Новую.

В Старой Пинакотеке были собраны произведения мастеров XIII-XVIII веков. Там яблоку негде было упасть, не в смысле количества посетителей, желающих погрузиться в древнее искусство, а в смысле количества картин, плотно развешенных по стенам в 2 яруса. Количество великих имён тоже зашкаливало, достаточно сказать, что в Старой Пинакотеке представлено самое большое собрание картин Рубенса.

В Пинакотеке современности были собраны работы, начиная со второй половины ХХ века. Здесь царил простор, редкие шаги одиноких посетителей отдавались гулким эхом от пустых стен, на которых вольготно висели одна-две картины. У Шурочки возникли две версии. Одна – это что место оставлено на будущие шедевры. Но! За окном уже век ХХI-й, а шедевры никак не находятся. Едва ли две-три картины зацепили Шурочкино внимание. А вторая версия – что ничегошеньки она не смыслит в современном искусстве. Большинство кадров, которые она нащёлкала в Пинакотеке современности, были скорее забавны в своей нелепости, чем могли относиться хотя бы одним своим уголком к произведению искусства.

Нойшванштайн Шурочка оставила «на закуску» и правильно сделала, потому что перед его великолепием померкло всё остальное, что она видела в Мюнхене. Все эпитеты, которыми награждали замок в статьях, прочитанных Шурочкой при подготовке к поездке, – сказочный, романтичный, эклектичный, архитектурное чудо, роскошный, живописный, экстравагантный, причудливый, соответствовали действительности и одновременно блекли перед ней. И в то, что Чайковский написал свой волшебный балет «Лебединое озеро», будучи очарованным Новым Лебединым Утёсом, как переводится с немецкого Нойшванштайн, воспринималась как быль, а не легенда. И то, что Дисней использовал замок, как прототип замка Спящей красавицы в Диснейленде, было непререкаемо.

Нойшванштайн открылся Шурочке во всей красе с подвесного мостика, перекинутого через ущелье, по которому шумел звонкий ручей, и сразу же влюбил в себя однозначно и бесповоротно. Но любовь эта возникла вместе с грустинкой, остро кольнувшей в сердце. Да, замок был, безусловно, сказочно красив, но и очень одинок, доминируя над окружающим пейзажем, выбиваясь из него. Шурочка с трудом представляла замок как место, которое можно считать домом, всерьёз планировать,

как Людвиг II, жить там¹⁶.

Несмотря на яркую театральность внутреннего убранства замка, а почти все его помещения были посвящены операм Вагнера, которого Людвиг II обожал и перед которым преклонялся, ощущения Шурочки об одиночестве его хозяина только усилились. И, удивительным образом, напомнили Тимура Георгиевича. Ему очень бы подошёл Нойшванштайн с его богатым, но темным, тяжеловесным оформлением, очень точно отражающим глубину трагической музыки Вагнера.

Вот на такой щемяще-грустной ноте окончилась поездка Шурочки в Германию.

¹³ – немецкий  феодальный род, с конца XII века и до конца Первой мировой войны правивший Баварией, к которой относится Мюнхен, Курпфальцем, а также некоторыми близлежащими землями. (из Википедии)

¹⁴ – Собор Пресвятой Девы Марии XV-XVIвв, именуемый в обиходе Фрауэнкирхе. В соборе могли разместиться до 20 000 прихожан, однако внутри он не производит впечатления огромного сооружения, так как 22 колонны, поддерживающие крышу, создают иллюзию значительно меньшего пространства. С собором связывают много легенд. По одной из них архитектор заключил сделку с дьяволом, чтобы тот не мешал строительству. Дьяволу было обещано не делать в соборе окна. Действительно, в одном из ракурсов колонны скрывают оконные проёмы так, что окон не видно. В подтверждение легенды в соборе хранится «след дьявола» – отпечаток мужского ботинка на плите (из Википедии)

¹⁵ – «Природа лишь случайно выражает себя образно, искусство делает это с умыслом», – так описывает своё творение авторитетный создатель Английского сада.

¹⁶ – Нойшванштайн так и не был закончен при жизни Людвига II. Король прожил в нём всего 172 дня.

15

После возвращения в родные пенаты, грустить Шурочки стало некогда. Надо было вплотную заниматься поисками работы, во что она и окунулась с головой.

Поиски, казавшиеся поначалу не таким уж и сложным делом (это с её-то квалификацией!), вдруг стали затягиваться. Январь подходил к концу, а она всё ещё оставалась в статусе безработной. Шурочку даже стало подташнивать по утрам от нервов, когда она включала компьютер, чтобы просмотреть новые вакансии и ответы на свои запросы. Писем было много, но в большинстве своём это был мусор. Ничего реального, а, тем более, стоящего, не было.

Но однажды случилось чудо – Шурочке пришло сообщение с сайта по поиску работы о полном соответствии её квалификации и весьма приличной зарплате одной вакансии. Она прошла по ссылке и с удивлением обнаружила объявление о вакантной должности менеджера по связям с общественностью… РинГлара. Ха! – развеселилась Шурочка. Оказывается, и Тимур Георгиевич не смог подыскать ей замену за эти два месяца! Объявление это ничего не давало ей в практическом смысле – она не собиралась на него откликаться, так что как была без работы, так и оставалась, но зато существенно поднимало самооценку, упавшую было ниже плинтуса в связи с безрезультатными поисками.

Никак не отреагировала Шурочка и на письмо автомата от РинГлара, приглашающее её на собеседование. Снова работать с Тимуром Георгиевичем она не собиралась. Тем более что и свет в конце тоннеля уже забрезжил – Шурочку пригласили на собеседования в две вполне приличные, пусть и небольшие, но зато реальные фирмы. Она в обеих договорилась о дне и времени собеседования, а вечером ей позвонила Маринка – секретарь Тимура Георгиевича.

Шурочка сразу поняла, что Маринка звонит не просто так поболтать (два месяца ей было не нужно, а тут вдруг понадобилось!), но облегчать ей задачу перейти к делу не собиралась. С удовольствием поддержала тему очередного отсутствия зимы в Питере, радостно поделилась впечатлениями о поездке в Германию, без всякой задней мысли приняла поздравления с выздоровлением племянницы, и даже не стала скрывать, что на работу ещё не устроилась.

– К нам не планируешь вернуться? – осторожно подхватила нужную тему Маринка.

– А что такое? – решила поиграть в неведение Шурочка, – Никого на моё место до сих пор не нашли?

– Да приходили всякие, и до сих пор приходят, но Тимуру Георгиевичу никто не нравится. Ты же знаешь, какой он у нас привередливый.

– А то! Ещё как знаю! Всё такой же угрюмый?

– Хуже! Туча-тучей! Тут ещё слух прошёл, что его любовница бросила.

– Эта та, которая к нему на работу приходила? – навострила уши Шурочка.

– Да нет! Это бывшая, а я говорю о последней.

– А-а-а! – неопределённо протянула Шурочка, стараясь не показать радость от того, что после неё у Тимура Георгиевича никого нет.

– Так ты всё-таки подумай – зарплата хорошая, работу ты знаешь, – вернулась к теме возвращения в РинГлар Маринка.

– Нет! – жизнерадостно ответила Шурочка и почти искренне добавила, – Хочется чем-нибудь новеньким заняться!

И на следующий же день отправилась на свою бывшую работу.

16

Маринка сделала вид, что не удивлена появлению Шурочки, накануне твёрдо заявившей, что возвращаться не собирается, и проводила её в комнату для переговоров. Шурочка рассчитывала, что, как и в прошлый раз, она сразу попадёт в кабинет шефа. Это было логично – менеджер по связям с общественностью практически является личным помощником, и если он не понравится боссу, то никакие профессиональные навыки не помогут соискателю получить эту должность.

Откровенно говоря, именно возможность поговорить с Тимуром Георгиевичем, подвигла Шурочку изменить своё вчерашнее решение. Вариант, что он не захочет с ней общаться в день приёма на работу, она просчитывала. И, поскольку не чувствовала себя ни соискательницей вакансии, ни просительницей (сами пригласили и не один раз, даже Маринку подослали), восприняла философски – нет, так нет! Кто бы ни пришёл – начальник службы безопасности Павел Петрович (он в прошлый раз разговаривал с Шурочкой непосредственно после Тимура Георгиевича), или начальник отдела кадров Игорь Андреевич (принял у неё документы), она просто поболтает с ними о том, о сём, и закроет главу своей жизни с РинГларом и его шефом окончательно и бесповоротно.

Но в комнату вошёл сам Тимур Георгиевич. Шурочка восприняла это так, что он тоже хочет с ней поговорить не как начальник с подчинённой, а как человек с человеком, иначе принимал бы её в своём кабинете. Только вот начинать разговор Тимур Георгиевич не торопился. Вошёл, сел за стол напротив Шурочки, и молчит.

Шурочка не собиралась играть с Тимуром Георгиевичем в молчанку по перетягиванию нервов. А потому спросила прямо:

– Тимур Георгиевич, что Вы от меня хотите?

Дальше собиралась действовать в зависимости от его ответа. Если он заговорит о работе – она собиралась отказаться и уйти. Если об их отношениях – то… Там посмотрим. Но Тимур Георгиевич высказался предельно ясно:

– Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне на работу и в постель.

Для Шурочки фраза прозвучала как «ко мне на работу в постель». Она взбеленилась и не стала сдерживать себя ни в словах, ни в тоне:

– А я хочу, чтобы меня любили и уважали! Хочу найти надёжную опору, плечо! Хочу нежности, страсти! Уверенности в завтрашнем дне! Хочу доверять! Верности хочу!

– Любви нет! – припечатал Тимур Георгиевич, скривив губы, – Это химера, сказка для романтичных подростков. Я не могу дать то, чего нет. Остальное – пожалуйста. Можем даже штамп в паспорте поставить для твоей уверенности в завтрашнем дне.

Шурочка услышала для себя главное – он её не любит, а без любви всё остальное ей было не нужно. Нет! Не о таком предложении руки и сердца мечтает женщина!

– Бумажка мне не нужна! И работа у Вас тоже! – гордо ответила Шурочка, встала и пошла к выходу.

– На Авесту не рассчитывай, это моя фирма, – догнал её в дверях голос шефа.

Шурочка хотела сказать ему что-нибудь ехидное в ответ, но не стала. Только взглянула коротко, последний раз, и ушла. И уже дома позволила себе расслабиться. Тут же налетела тошнота и температура. Шурочка поплакала, поспала, взяла себя в руки и включила голову.

Но думать о поисках работы не получалось. Мысли возвращались к Тимуру Георгиевичу. Ну почему он такой?!? Весь сотканный из противоречий. Грубый, угрюмый, холодный, отстранённый на работе и в тоже время страстный и нежный в постели. Так трогательно-просто, хоть и молча, делящий с тобой работу по дому – сходить в магазин, приготовить еду, помыть посуду, выбросить мусор. Большой босс огромной фармацевтической фирмы, предпочитающий простую демократичную одежду и гонки на байке вместо престижного автомобиля. Что у него внутри? Почему он считает любовь детской сказочкой?

Размышления не прошли даром. Шурочка вдруг поняла, что практически ничего не знает о Тимуре Георгиевиче. О его семье. Где он родился? Учился? Как создал свою империю? Как дошёл до жизни такой – в одиночестве? Ведь не на пустом месте так горько прозвучали его слова о том, что любви нет?

17

Что-что, а искать информацию и её анализировать Шурочка умела. Ведь эти навыки входили в её профессию. Так что уже через несколько дней она знала о Тимуре Георгиевиче если не всё, то основные вехи его биографии точно.

С удивлением обнаружила, что родился он в Москве. Каким же ветром его в Питер занесло? Между двумя столицами существует негласная конкуренция на уровне неприязни. Коренные питерцы за редким исключением рвутся в Москву, а для москвичей переехать в Питер – вообще нонсенс. Да что там говорить, Шурочка прекрасно помнила, как жёстко отклонил шеф предложение одного из менеджеров о сотрудничестве с московской фирмой. Весьма выгодное, между прочим, для РинГлара. Но тон шефа был настолько безапелляционным, что идея погибла на корню.

Шурочка копнула глубже, и с удивлением обнаружила, что Тимур Георгиевич не только родился в Москве, но там же учился в школе, блестяще закончил Первый Московский медицинский университет имени Сеченова. И создал свою первую фирму тоже в Москве!

По номеру школы Шурочка нашла информацию о Тимуре Георгиевиче в Одноклассниках. И с удивлением рассматривала его школьные фотографии, выложенные на страницах его друзей. На неё смотрел со старых снимков улыбающийся (!), открытый (!) Тимур! В обнимку с парнями. На волейбольной площадке. Где-то на речке в плавках. В спортивном костюме на лыжах.

С одним из своих одноклассников Тимур Георгиевич, оказывается, учился вместе в медицинском университете. Шурочка зашла на страничку Михаила Полякова и там обнаружила фотографии Тимура постарше. Но тоже счастливого. На фоне Москвы. С гитарой в руках у костра, то ли в походе, то ли на картошке. В обнимку вдвоём с одноклассником или втроём с ним же и с какой-то девушкой.

Фотографий после институтского периода не было. Не было Тимура Георгиевича и на общих снимках встреч одноклассников ни на десятилетие окончания школы, ни на следующих юбилеях. Что-то произошло после окончания университета, что вычеркнуло Тимура Георгиевича и из жизни одноклассников, и из жизни сокурсников. Что-то, что заставило его уехать из родного города, начать жизнь с чистого листа в Санкт-Петербурге. Это могло быть что угодно, вплоть до криминальной истории, связанной со становлением своего бизнеса, например. И разобраться с этим можно было только в Москве.

В Москву уже давно звал Шурочку брат. Ещё с декабря, когда она пожаловалась ему на потерю работы. Аргументов было много – и более благоприятный климат, и близость с родными, и экономия при совместной аренде жилья, и огромные возможности по устройству на работу. Да просто сменить обстановку! Но Шурочка никак не решалась на столь кардинальный шаг. А тут всё сошлось! Все пути вели её в Москву!

И не просто в Москву, а к конкретному человеку – Михаилу Сергеевичу Полякову. Владельцу небольшой сети аптек Трика. Бывшему однокласснику и сокурснику Тимура Георгиевича, с которым они вместе создали свой первый бизнес сразу после окончания университета. Счастливому, судя по фотографиям из соцсетей, главе семейства, женатому на той самой девушке с фотографии, где они запечатлены втроём с Тимуром Георгиевичем.

18

К владельцу аптек Трика попасть оказалось не сложно. Михаил Сергеевич встретил Шурочку доброжелательно, хотя и удивился цели её прихода.

– У нас, действительно, есть планы расширения нашей сети, но объявлений о наборе сотрудников мы ещё не давали.

– Я из Питера приехала…

– Решили покорять столицу? – улыбнулся Михаил Сергеевич.

Ехидства в его улыбке не было, и Шурочка улыбнулась в ответ.

– Так, зашла наудачу. Почву прозондировать.

– Опыт работы в нашей сфере имеется? Чем занимались на последней работе?

– Работала в одной крупной компании Питера как раз в сфере фармацевтики. А занималась… Чем только ни занималась. Вот моё резюме.

Михаил Сергеевич взял протянутый Шурочкой листочек и бегло пробежал по тексту глазами. Высказался уважительно:

– Ого! Действительно, чем Вы только ни занимались! Но мы небольшая компания. Ваша квалификация существенно превышает наши потребности и возможности. В смысле зарплаты, я имею в виду.

– Я отдаю себе отчёт, что приехав в столицу, придётся начинать на несколько ступенек ниже. Это не проблема.

– Мы планировали расширить нашу сеть аптек, выйдя за рамки не только Москвы, но и области. Нам будут нужны менеджеры, способные наладить работу в удалении от столицы, умеющие быстро собирать и анализировать информацию, находить нужные контакты.

– Меня не пугает такая работа. Это только часть того, чем я занималась, так что всё знакомо. Путешествовать я люблю. Семьёй не обременена.

– Что ж, если Вас устроит наша зарплата, то можно считать, что мы договорились. Простите, а почему Вы всё-таки решили уехать из Питера?

– На то были личные причины, – ответила, чуть замявшись, Шура.

Она, конечно, могла сослаться на брата, климат и на кучу ещё других выдуманных и невыдуманных причин, но решила сказать правду, пусть и не всю.

– Кхм! – отреагировал Михаил Сергеевич, от которого не укрылась пауза перед ответом соискательницы места в его фирме, и он решил дожать ситуацию, задав ещё один вопрос: – Ваше последнее место работы?

Он бы и так его узнал по трудовой книжке, но, будучи опытным бизнесменом, ему было важно услышать как, каким тоном возможный сотрудник ответит на его вопрос. Тем более женщина, тем более уволившаяся по «личным причинам». Михаил Сергеевич предпочитал осторожно подбирать кадры на важные должности, от которых в немалой степени зависело процветание его детища, а потому тщательно выяснял обстоятельства, приведшие работника к нему на фирму. Не всё то, что можно было выяснить из открытых источников, отражало суть событий, но в сочетании с тоном, которым говорил человек о своей бывшей работе – с обидой, со страхом, с отвращением, с сожалением и так далее, можно было сделать кое-какие выводы.

Сидящая напротив него молодая женщина ему нравилась. Он чувствовал её прямоту, честность, уверенность в себе (не путать с самоуверенностью!). Она не кокетничала, не заигрывала с ним. Но её ответ выбил его из колеи.

– РинГлар.

Шурочка не собиралась скрывать от одноклассника Тимура Георгиевича, где раньше работала, тем более что это было черным по белому написано в её трудовой книжке. Наоборот, очень хотела, чтобы название фирмы прозвучало в разговоре, чтобы увидеть живую реакцию Михаила Сергеевича. Реакции могло не быть вообще – ведь могли же одноклассники и сокурсники потерять друг друга из вида за двадцать пять лет? Могли. Могли не знать – кто кем стал? Могли. Даже могли не подозревать, живя в одном городе, не говоря уже о разных городах. В этом случае Шурочке пришлось бы искать другого одноклассника или сокурсника Тимура Георгиевича.

Теперь, допустим, что Михаил Сергеевич прекрасно осведомлён и о городе проживания своего бывшего друга, и о месте его работы. И вот он понимает, что перед ним сидит человек, который относительно недавно у него работал. Если он не замешан ни в какой грязной истории, связанной с Тимуром Георгиевичем, если скрывать ему нечего, что он сделает? Правильно! Обрадуется. Начнёт расспрашивать об однокласснике, что да как. А, если замешан, то сделает равнодушный вид – мол, не знаю, кто такой, ни его имя, ни название его фирмы мне ни о чём не говорит и… И не возьмёт Шурочку на работу без объяснения причин. Или… Всё равно не возьмёт, но прервёт собеседование грубо, жёстко. И вот здесь бы Шурочка взялась за него основательно, как она умеет, и докопалась бы до истории, которая превратила жизнерадостного москвича Тимура в хмурого питерца Тимура Георгиевича.

Реакция Михаила Сергеевича свидетельствовала об этом, последнем варианте. Его «РинГларом» как будто под дых ударили. Он замер. Доброжелательное мгновение назад лицо окаменело. А взгляд, такой мягкий, по ощущениям Шурочки даже ласкающий, такой мужской взгляд на красивую женщину, вмиг стал колючим, цепким.

– Наудачу, говорите, зашли? – спросил глухим, вмиг осипшим голосом Михаил Сергеевич.

Выдержал длинную паузу, во время которой Шурочке стало о-о-очень неуютно. И добавил то, что теперь выбило из колеи уже Шурочку:

– Если Вы решили выудить из меня какую-нибудь информацию о Тимуре, чтобы навредить ему по каким-то Вашим личным мотивам, то Вы пришли не по адресу. Нам с Вами не по пути, – жёстко закончил Михаил Сергеевич и протянул Шурочке её документы.

Шурочка документы брать не спешила. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться – ведь не всегда так в жизни везёт, что с первого раза попадаешь в десятку!

– Вы правы! – сказала примирительным тоном, – Я знала к кому я иду. И зачем.

И, вместо того, чтобы забрать протянутые бумаги, полезла в сумочку, а потом выложила перед Михаилом Сергеевичем две фотографии. На одной, старой, вытащенной из недр интернета, был запечатлён улыбающийся молодой Тимур. А на второй, где он случайно попал в кадр на одном из корпоративов, – замкнутый, хмурый Тимур Георгиевич.

– Я люблю Тимура Георгиевича, – просто и обыденно произнесла Шурочка, – и хочу понять, почему он из такого превратился в такого.

По лицу Михаила Сергеевича пробежала тень боли, когда он всматривался в свежий снимок бывшего друга. Он помолчал, потом поднял на Шурочку глаза, испытующе посмотрел на неё. Шурочка свой взгляд не отвела. Смотрела открыто, прямо. А вот Михаил Сергеевич глаза-то отвёл.

– Давайте мы с Вами встретимся после работы, часов в семь? Мне надо посоветоваться. Это касается не только меня и его.

– Где? – уточнила Шурочка.

– Я Вам позвоню, – как-то устало ответил Михаил Сергеевич, – Оставьте мне номер телефона.

Шурочка молча положила перед носом несостоявшегося босса свою визитку, где она была представлена менеджером по связям с общественностью РинГлара, и вышла из кабинета.

19

Шурочка немного переживала, что Михаил Сергеевич не позвонит, но он позвонил. Встретились в ресторане. Поначалу всё выглядело как… Как первое свидание. Когда двое нравятся друг другу, но ещё не могут нащупать вектор общения. Михаил Сергеевич был явно взволнован, и разговор начинать не спешил. Шурочка его не торопила. Они даже принялись за еду, но вскоре Михаил Сергеевич отложил в сторону приборы…

Почему Шурочка зациклилась на криминале? Наверное, потому что нашла упоминание об организации собственного бизнеса двумя неопытными, только что закончившими университет молодыми специалистами? Видимо, так. А история оказалась вовсе не криминальная, а самая банальная, лежащая на поверхности – любовный треугольник и измена. И ведь Тимур Георгиевич тоже говорил об этом! Что не верит в любовь. Он не упоминал о предательстве, подставе и так далее. А она отнесла его слова исключительно к себе самой.

И ещё – разглядывая старые снимки, Шурочка как-то сразу решила, что Лида, так звали девушку с фотографий, изначально была влюблена в Михаила, а не в Тимура. Тимур, тот Тимур, из прошлого, открытый, простой, явно проигрывал харизматичному Михаилу, с его ласкающим взглядом, который остался у него до сих пор. Такие на каждую женщину смотрят, как на единственную на всём белом свете. И женщины летят, как мотыльки, на свет их глаз, на белозубую самоуверенную улыбку, и больно обжигаются. Потому что через пять минут они уже точно также смотрят на другую. Умение увидеть за внешним обликом внутреннюю суть человека приходит только с жизненным опытом. Так что у Тимура не было шансов завладеть вниманием девочки Лиды рядом Михаилом.

Но всё оказалось так и не так одновременно…

Тимур влюбился в девочку Лиду, когда уже был на последнем курсе университета. Она – только что туда поступила. Мишка не понимал, что друг нашёл в этом воробушке и постоянно над ним подтрунивал. Но не зло, поскольку никакой угрозы со стороны обыкновенной девушки их совместным планам не чувствовал. А планов и дел было громадьё. Во-первых, последний курс, выпускные экзамены. Дальше – определение с работой. А тут ещё и классная идея по созданию собственного, на них двоих, бизнеса. Крутились, как белки в колесе. Всё время вместе. На учёбе – вдвоём, на отдыхе – вчетвером. Тим (так Тимура звали в университете) неизменно с Лидой, Мишка с разными девчонками. Он себя ни в чём не ограничивал – легко знакомился, без сожаления расставался.

Новый год решили отметить в общежитии – весело и недорого. Только вот у Тима не получилось попасть на праздник – бабушка, Анастасия Николаевна, та самая, которая верно ждала и любила своего мужа – Петра, слегла с инфарктом буквально накануне. Так что Тимур встретил Новый год в больнице. Друзья рвались составить ему компанию, но кто им разрешит находиться в больнице ночью? Чай, не проходной двор! Да и Тимур настаивал на том, чтобы они отгуляли и за себя, и за него. Лиду поручил другу Михаилу – «И чтоб ни на шаг от неё не отходил!»

Гулянка удалась на славу! Было весело и пьяно! Поручение друга Мишка выполнил буквально, вплоть до того, что на следующий день они с Лидой проснулись в одной кровати. И всё бы ничего – подумаешь, дружеский перепихон, тоже мне проблема! Но Лида оказалась девственницей. То есть была ею до этой ночи. Мишка видел, конечно, с каким трепетом Тим относился к девушке, но чтобы за полгода отношений ни разу не заняться сексом? Такого он себе не представлял.

Но, что, уж, сделано, то сделано, обратно не вернёшь! Расстались скомкано, оба смущённые произошедшим. У Мишки немного свербело внутри, но он решил, что, в конце концов, это проблема девушки – пусть сама придумывает, как объясняться со своим рыцарем. Как всё произошло, не помнил, но то, что силком её в постель не тащил, был уверен.

Столкнулись через несколько дней у Тима дома, когда Анастасию Николаевну уже выписали из больницы. Лида уже уходила, а Мишка только пришёл, так что быть вдвоём на глазах у друга, слава богу, не пришлось. Но Лида дождалась Мишку во дворе и… Попросила у него прощение за ту новогоднюю ночь. Мишка обомлел – такого в его жизни ещё не было! А дальше – больше. Лида призналась, что уже давно любит его, но понимает безответность своего чувства. (Шурочка оказалась права – не было у Тимура тогда шансов против Михаила) Дала слово, что Тим никогда ни о чём не узнает. Заверила, что сама придумает, как исчезнуть из их жизни, чтобы не разрушить их мужскую дружбу и не сделать слишком больно Тиму. Мишке полегчало – всё-таки его тяготило, что он так поступил с другом. А тут получалось, вроде, и не виноват. Его соблазнили, а не он воспользовался ситуацией.

С Лидой договорились списываться через смс, чтобы больше не сталкиваться у Тима. Также, через смс, обсуждали, когда, в какой момент начать операцию по расставанию. Получалось, что пока не получалось. Бабушка у Тима всё ещё была слаба. Как же можно в такой момент нанести ему ещё один удар? А потом уже началась подготовка к выпускным экзаменам – не хватало ещё, чтобы Тим их завалил из-за душевных переживаний!

Да и вообще! Совместных встреч хоть и было не избежать (бабушка уже выздоровела), но они были столь редки (друзья усиленно занимались перед окончанием университета), что особого неудобства в отношениях не доставляли. Тим по-прежнему был с Лидой, а Мишка по-прежнему таскал на них разных девчонок.

Только вот с девушками у Мишки что-то разладилось. Перестал он заглядываться на каждую юбку. Тяготиться стал их присутствием, чуждым их тесному кружку на троих. И счастлив был только тогда, когда писал Лидочке длинные смс с описанием какого-нибудь переживания, события, произошедшего с ним, пусть даже самого крохотного, незначительного. И ещё более счастлив, когда получал ответные от неё.

Мишка влюбился! Вернее, полюбил. Первый раз в жизни. И вот это уже была настоящая измена. Предательство их дружбы с Тимом. Это Мишка осознал чётко, но поделать с собой ничего не мог! И однажды не выдержал – подловил Лидочку после занятий (ведь он доподлинно знал всё расписание её жизни, а не только лекций и семинаров) и признался в любви.

С этого дня всё ещё больше запуталось и стало сложнее. Влюблённые уже вдвоём мучительно искали выход из положения, наиболее безболезненный для Тима, и не находили его. А Тим строил планы на будущее и делился ими с другом. Обсуждал с Мишкой, в какой день сделать предложение Лидочке – в день её восемнадцатилетия или до него? Свадьбу назначить в этом году или подождать пока их бизнес наберёт силу, чтобы чувствовать себя увереннее в финансовом отношении? Как-то стыдно просить деньги у бабушки на начало семейной жизни.

А Лиде и Мишке было стыдно смотреть в глаза Тима. Но они всё откладывали и откладывали решающий разговор, пока больше откладывать стало нельзя. Лидочка забеременела.

Какими словами они объяснялись с Тимом, Михаил Сергеевич не запомнил. Воспоминания об этом дне были отрывистыми и очень мучительными. В Тиме словно свет выключили. Он не сказал ни слова. Молча встал и ушёл. (Каким этот день стал для Тимура Георгиевича, Шурочке даже представить себе было страшно).

Лидочка прорыдала весь вечер. А ночью, едва они задремали, их разбудил звонок от Анастасии Николаевны – внук не пришёл домой ночевать, без предупреждения, чего раньше никогда не было, и на звонки не отвечает – «телефон выключен или находится вне зоны сети», как металлическим голосом сообщил автомат. Мишка на ходу сочинил для пожилой женщины, что Тимуру понадобилось срочно уехать из города по делам бизнеса. А сам подхватился искать друга по тем местам, где по его разумению он мог быть. Лидочка наотрез отказалась оставаться дома одна, и они вместе, взявшись за руки, мотались по ночной Москве.

Утром обзвонили всех одноклассников, сокурсников и кучу просто знакомых. Никто о Тиме ничего не знал. Не дали никаких результатов и звонки в справочную службу по несчастным случаям и больницы. Нигде Тима не было. В полиции заявление о пропаже человека у них не приняли. Во-первых, у него есть родственники, а во-вторых, ещё не прошло трое суток. Но в морги на опознание дважды вызывали. И слава богу, что его там не было.

Только к вечеру второго дня поисков они сообразили, что бабушка Тима больше им не звонила. Подумали самое страшное. Домой к Анастасии Николаевне Мишка отправился сам. У Лидочки сил больше не было.

Анастасию Николаевну Мишка нашёл живой и невредимой. Тимур позвонил ей ещё вчера утром, и бабушка была уверена, что его друг об этом уже знает. Пришлось Мишке опять на ходу сочинять версию, что он просто пришёл её проведать и – «может, помощь какая нужна?» Так они с Лидочкой узнали, что Тимур жив.

А дальше им самим стало не до него. У Лидочки замерла беременность. Она попала в больницу. Ребёнка, своего первенца, они потеряли, но хоть Лидочка осталась жива. Только вот здоровой её было назвать нельзя. Она впала в глубокую депрессию, из которой Мишке пришлось её вытаскивать целых два года с помощью врачей. Но исцелилась она только, когда вновь забеременела. Только тогда душевная боль отступила, и к Мишке вернулась его любимая Лидочка.

С Тимуром Мишке удалось пообщаться, если это можно было назвать общением, через 7 лет. Умерла Анастасия Николаевна, и он появился в Москве. Мишка подкараулил его около бабушкиного дома. Тимур прошёл мимо, как будто Мишка стал прозрачным. Но тот полон был решимости поговорить – сколько можно дуться? Семь лет прошло! И Мишка заступил Тимуру дорогу, так, что не заметить его было не возможно. А очнулся уже в больнице с сотрясением мозга. На вопросы врачей упрямо твердил, что поскользнулся (в апреле!) и упал сам. Хотя гематомы на лице явно не соответствовали этой его версии. Как хорошо, что не сказал Лидочке о приезде Тимура! Она была беременна их вторым ребёнком – сыном, и ещё не известно, как бы на ней отразилось «общение» «друзей», знай она правду.

О судьбе Тимура супруги узнали недавно – два года назад, нечаянно наткнувшись на статью о РинГларе в журнале «Разработка и регистрация лекарственных средств» (выходит – спасибо Шурочке, ведь это была её работа). Покопались в открытых источниках. Ничего особенного не нашли. Но главное, что их друг был жив, здоров и успешен, по крайней мере, в том, что касалось бизнеса. И они успокоились, окончательно отпустили от себя эту ситуацию.

И тут, как гром среди ясного неба, – появление Шурочки. И эти её фотографии с тем, что они сделали со своим другом…

Шурочке жалко было всех – и глупенькую, неопытную девушку Лиду (сколько там ей было, когда на неё свалилась любовь – семнадцать? Девочка совсем!), и легкомысленного Мишку, а сейчас грузно осевшего на стуле напротив неё от чувства вины Михаила Сергеевича. Но больше всего ей было жалко чистого, открытого Тимура, преданного и другом, и любимой. Его боль она чувствовала как свою. После такого не то что в любовь и дружбу перестанешь верить, а и смысл жизни потеряешь…

– Саша! – очнулся от горестных мыслей Михаил Сергеевич и накрыл её руки своими ладонями, – Постарайтесь сделать его счастливым! Он это заслуживает, как никто другой!

Шурочка не успела отреагировать. Была грубо выдернута из-за стола за локоть Тимуром Георгиевичем.

– Это моя женщина! И у неё будет мой ребёнок! – прорычал шеф и грохнул свободным кулаком по столу.

Посуда на столе жалобно звякнула и, кажется, что-то даже упало на пол. Но у Шурочки не было возможности рассмотреть – что. Тимур Георгиевич молниеносно протащил впавшую в шок Шурочку по залу ресторана и запихнул в такси.

– В Пулково! И побыстрее!

В самолёте Шурочка продолжала пребывать в шоке. Она никак не могла понять – каким образом шеф отыскал её в Москве. Следил что ли? Но что было ещё более странным – откуда он узнал о ребёнке??? Она сама об этом узнала всего пару дней назад, спохватившись, что уже два месяца нет менструаций и тошнота, которая обычно у неё появлялась из-за каких-нибудь сильных переживаний, теперь стала её ежедневным утренним кошмаром…

20

Ну, и чего она добилась в результате? Того, что хотел от неё шеф – возвращение к нему на работу и в постель! И штамп в паспорте, хотя этого-то он не хотел, а считал, что хотела Шурочка. Она этого, по правде говоря, хотела, но не так и не ради того, чтобы её ребёнок родился в браке, а ради себя самой. Ради любви – всепоглощающей, трепетной, одной на всю жизнь, взаимной. А получилось… как получилось.

Нельзя сказать, что её изыскания оказались, уж, совсем безрезультатными. Она теперь понимала Тимура Георгиевича, понимала, почему он стал таким закрытым, угрюмым. Понимала, почему он так остро отреагировал на информацию о своём деде, посчитав его предателем. В некотором смысле дед, действительно, предал свою семью, свою первую любовь, своего сына, а затем, получается, и внука. И Тимур Георгиевич перенёс свою ситуацию на эту, более чем полувековой давности, потому что сам пережил предательство друга и любимой.

Понимать-то это Шурочка понимала, а вот как достучаться до Тимура Георгиевича, до его сердца, до того открытого, жизнерадостного Тима, каким он был в юности, не знала. Было бы проще, если бы Шурочка была уверена в его любви к ней. Но… Уверена она отнюдь не была. В постели с мужем было всё прекрасно. На работе они по-прежнему были в отношениях начальник-подчинённый. А дома всё было как-то неопределённо. Да и домом, своим семейным гнездом, Шурочка дом мужа не ощущала.

Первый семейный скандал случился в их семье как раз, когда Шурочка проявила инициативу по изменению в доме. Из-за сущей ерунды. Она купила мужу новую мочалку взамен раздрызганной, потерявшей и форму, и цвет, старой. Тимур Георгиевич облазил всю ванную комнату в поисках своей любимой мочалки, потом догадался спросить у Шурочки. Вспылил, услышав о покупке: «Не смей трогать мои личные вещи!». И вернул мочалку на место, не побрезговав вытащить её из мусорного ведра. Шурочка была в шоке.

Справедливости ради, надо сказать, что в другие домашние дела, не затрагивающие его личностное пространство, Тимур Георгиевич не вмешивался. На вопросы Шурочки неизменно отвечал: «Делай, как хочешь!» И по-прежнему не считал зазорным делить с Шурочкой дела, исконно считающиеся чисто женскими – готовка, уборка, мытьё посуды, вынос мусора.

«Как хочешь!» он ответил и на вопрос, как ей его называть – на «ты», на «Вы»? Если на «ты», то хотелось сказать как-то ласково, но ничего, кроме «Тим» не придумывалось. Не называть же мужа, который старше тебя на двадцать с лишним лет «Тимурчиком»? «Тимом» звать тоже было нельзя, зная его юношескую историю, Шурочка понимала, что ему будет больно. Да он бы и не позволил. У Шурочки так в голове и звучало, как бы он её одёрнул: «Не смей называть меня этим именем!» Если на «Вы», то по привычке Шурочку тянуло сказать «Тимур Георгиевич», что было странновато для супругов. А ещё никак не способствовало душевному сближению, чего Шурочка страстно желала.

Шурочка очень старалась вытащить Тима из панциря, созданного юношеской обидой и наслоившимися годами одиночества. Она задавала и задавала мужу вопросы, отлавливая его хорошее настроение. На одни Тимур Георгиевич отвечал, другие игнорировал. На вопрос – каким образом он нашёл её в Питере? – ответил без тени смущения – «Да! Следил». На вопрос – как узнал о ребёнке? – отмолчался. Так Шурочка и не узнала, что с её беременностью Тимур Георгиевич попал, что называется, пальцем в небо¹⁷…

Когда ему доложили, что Шурочка отправилась в Питер, он насторожился и велел докладывать о каждом её шаге. Когда он узнал, что она была на приёме у владельца сети аптек Трика, – рванул в аэропорт. Пока он летел, Шурочка и Поляков переместились в ресторан. Когда он вошёл и увидел, как они держатся за руки, его пронзила боль. Такая же острая, как тогда, много лет назад. Нет! Он не позволит, чтобы у него ещё раз отняли его женщину! Тогда самым мучительным моментом для него было сообщение об их ребёнке. Пока он сгорал от любви, трепетал, терпел, оберегая чистоту и непорочность любимой до свадьбы, пока доверчиво делился с другом, с тем, кого он считал другом, планами на свою семейную жизнь, они смеялись над ним, насмехались над его допотопными взглядами, над его наивностью, они трахались за его спиной. И вот доказательство их измены, их предательства – их ребёнок, их общий, совместный ребёнок. Больше он такого не допустит! И Тимур Георгиевич громогласно заявил о своих правах на Шурочку и и х ребёнка. И каково же было его изумление, когда по реакции Шурочки понял, что угадал!…

Попыталась Шурочка выяснить и о Веронике, той девушке, которая вешалась ему на шею на работе, той, с которой он ушёл и изменил ей, Шурочке.

– А что от тебя хотела Вероника?

Тимур Георгиевич не стал делать вид, что не понимает, о ком спрашивает жена:

– Просила о помощи в одном деле.

– И как, помог?

– Больше она нас не побеспокоит, – ответил Тимур Георгиевич и уткнулся в экран ноутбука, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

Прямо на вопрос не ответил, но Шурочку согрело это «нас», и она уверилась, что измены не было. Зря она тогда психанула! По её глубокому убеждению, у мужчины, пережившего предательство, может быть только две модели поведения: либо он озлобится, и будет мстить всем женщинам подряд, изменяя налево и направо, либо он никогда в жизни не позволит себе поступить так, как поступили с ним. Судя по всему, Тимур Георгиевич относился к этому, последнему типу мужчин…

Когда Вероника заявилась к Тимуру Георгиевичу на работу с явно бредовой просьбой разыграть воссоединение их пары (их отношения были закончены полгода назад, ещё до развития отношений с Шурочкой) перед неким субъектом, ему сразу стало ясно, что всё это шито белыми нитками¹⁸. Но от Вероники было не так просто отвязаться, она умела не мытьём, так катаньем¹⁹ настоять на своём. Не вызывать же охрану, чтобы вытолкать её за дверь? Кроме того, объектом её внимания на этот раз был конкурент Тимура Георгиевича по бизнесу. Невольно закралась мысль, что это он подослал Веронику, чтобы та вытащила из бывшего любовника какие-то сведения, а не явилась по собственной инициативе. И Тимур Георгиевич, в конце концов, решил подыграть Веронике, чтобы по её вопросам понять предмет заинтересованности конкурента.

Но ничего такого не оказалось. По осторожным вопросам Вероники, которые становились всё более настойчивыми по мере алкогольных возлияний, чему Тимур Георгиевич не препятствовал, стало понятно, что женщину задели слухи о его новой любовнице, которую он, к тому же, тщательно скрывает, что говорит о каком-то ином отношении к этой женщине, возможно, даже, с далеко идущими планами на создание семьи. Конечно, Веронику это задело! Она была бы не прочь стать замужней дамой, чтобы гарантировать себе обеспеченную жизнь, чего с Тимуром Георгиевичем у неё не получилось.

Быстро отбояриться от прилипчивой Вероники не получилось, да ещё, к тому же, пришлось подвозить её домой (к ней, а не к нему), а потом одному возвращаться к себе. И злится на себя все выходные, что не знает домашнего адреса Шурочки, а звонить по телефону… Это ведь надо что-то говорить, объяснять. Ни того, ни другого не хотелось. Хотелось совсем иного – прижать её крепко к себе, гладить её нежную кожу, вдыхать аромат её волос, захватывать в плен её мягкие губы, всматриваться в её голубые глаза, затуманенные страстью…

«А не много ли власти взяла надо мной эта девочка?», – задумался Тимур Георгиевич. И не позвонил.

На работе отчётливо видел, как виртуозно Шурочка создавала ситуации, чтобы остаться с ним наедине (все они, женщины, манипуляторы, и Шурочка не исключение!), и, не скрываясь, ждала от него объяснений. Ему было приятно сознавать её ревность, а, значит, и любовь, но поддаваться на её провокации он не собирался, а потому вёл себя жестко в рамках начальника.

Но Шурочка оказалась упрямицей. Не села к нему в машину в следующую пятницу. Ну, что ж! Пусть ещё потомится без него неделю. А она взяла и подала в понедельник заявление об увольнении. А он взял и подписал. Уже понимая, что никуда она от него не денется. И он от неё. Потому что случилось чудо – он полюбил! Через двадцать с лишним лет после той, первой любви сердце его проснулось и открылось. Осталось только одна проблема – научиться доверять людям. Не всем. Хотя бы Шурочке…

Единственная областьбытия, с которым не возникало никаких проблем – это телесное общение. Муж любил подходить сзади, нежно обнимать, прижимая спину Шурочки к своей груди. Зарывался лицом в её густые пушистые волосы. Находил губами прогалины, в которых светилась её кожа, и целовал куда придётся – в основание шеи, мочку уха, висок. Ласково гладил руками её остро реагирующую на прикосновения грудь, пока ещё плоский живот, постепенно приближаясь к уже полыхающему от вожделения входу в святая-святых любой женщины. А доказательство его собственного вожделения отчётливо давило сзади, оставляя внушительную отметину на мягкой половине её попки. Шурочка вся горела и трепетала. Готова была отдаться тут же и не важно где – на кухонном столе, в ванной комнате, на подоконнике в гостиной, на ковре у камина. Но Тимур Георгиевич любил комфорт и неизменно отводил жену на их брачное ложе.

Но однажды и это закончилось. Муж неожиданно сгрёб свою подушку и одеяло, и отчалил на ночлег в другую комнату. Шурочка недоумевала – что она такого сделала, что он так демонстративно решил ею пренебречь? Вся их сегодняшняя суббота прошла мирно, как обычно. Единственное, что её отличало от предыдущих, это то, что они вместе сходили на УЗИ. Но не Шурочка туда затащила мужа силком. Он сам просил взять его с собой! И, по ощущению Шурочки, был потрясён, в хорошем смысле, увиденным на экране монитора. Ясно была видна головка, ручки, ножки и маленький краник. Сын! Сын!!! Точно – сын!

Шурочка была в середине второго триместра беременности. Утренней тошноты у неё не было, но зато появились отчётливые изменения в теле – выскочил живот, она набрала лишний вес, пальцы рук и ноги начали отекать. Это в физическом плане. А на эмоциональном уровне начались «качели». Настроение летало туда-сюда, порой никак не связанное с внешними обстоятельствами. Она из веселья могла запросто удариться в слёзы, а из настроения умиления вмиг перейти к агрессии. И уж тем более, когда что-то, даже мимолётный взгляд, не говоря уже о неосторожно сказанном слове, этому способствовало. Так что от самокопания в поисках собственной вины, она быстро перешла к возмущению и устроила мужу грандиозный скандал, второй в их семейной жизни.

Шурочка нашла комнату, в которой муж устроил себе лежбище, остановилась в дверях, упёрла руки в боки и включила базарную бабу:

– В чём дело? Я что – дурно пахну? Ты мне замену нашёл? Слишком толстая для тебя стала?

Она сыпала и сыпала короткими вопросами-обвинениями, совершенно абсурдными с точки зрения Тимура Георгиевича, повышая тон до визга, сама себя заводя всё больше и больше. В глазах уже закипали слёзы, а подбородок начал дрожать. И плевать бы он хотел на эту женскую истерику, но она носила его сына! Даже ему, ни разу в жизни ещё не переживавшему счастье отцовства, было понятно, как это вредно для ребёнка.

Тимур Георгиевич упруго вскочил с дивана и обнял жену. Шурочка прильнула к нему и разревелась. Но избежать объяснений не удалось. Шурочка отодвинулась от Тимура Георгиевича, уперевшись в его грудь руками.

– Почему ты ушёл?

Тимур Георгиевич потоптался на месте, но видя стальную решительность в глазах жены, из голубых превратившихся в серые, произнёс:

– Он уже большой. Голова. Руки. Всё понимает…

Больше смущённый, что было совершенно для него не свойственно, Тимур Георгиевич добавить ничего не смог. Не признаваться же, в самом деле, что силы воли сдержаться, лёжа рядом с горячим телом жены, вдыхая её чарующий запах, у него не хватит, а заниматься любовью на глазах у сына как-то стыдно?

– Ты о ребёнке? – удивилась Шурочка, глаза которой мгновенно высохли, – Так ты из-за него ушёл? – и она рассмеялась.

А потом положила одну руку мужа на свой живот и сказала, заглядывая ему в глаза:

– Он должен всё время ощущать нашу любовь!

Взяла за вторую руку и вернула в супружескую постель. И там они любили друг друга долго и нежно. А какую любовь имела в виду Шурочка под словом «наша» – их между собой, или их, как родителей, к сыну, осталось за скобками. Обоим очень хотелось, чтобы в их жизни присутствовала и та, и эта, но оба пока были не готовы поговорить об этом друг с другом.

¹⁷ – фразеологизм, означающий «Не зная правильного ответа, сказать что-то наугад и угадать», связан с древнейшими представлениями о небе как о тверди, которую можно потрогать пальцем.

¹⁸ – происхождение данного фразеологизма связывают не только с портняжным делом, где портные предварительно подготовленные детали изделий сшивают для примерки, так как белые (а во французском варианте голубые) нитки отличаются от изделия по цвету, то хорошо заметны на его фоне, но и с юриспруденцией, где вся доказательная база по какому-либо делу собирается в одну папку, прошивается белыми нитками, их концы заклеиваются бумагой и ставится печать, которая обязательно должна попасть частично на бумагу, а частично на нитки. Т.о. получается, невозможно произвести подмену документов дела так, чтобы это было незаметно.

¹⁹ – всего чуть более 100 лет назад выстиранное белье нередко предпочитали не гладить утюгом, считая, что глажка может его испортить, а выкатывать скалкой до полной гладкости. Прачки-искусницы знали, что хорошо прокатанное белье имеет отличный, свежий вид, даже если стирка произведена не совсем блестяще. Второй вариант происхождения этого выражения от слов: «мыт» – сбор или налог и «кат» – палач. Т.е. «Не хочешь по-хорошему – будет по-плохому».

21

В конце августа Шурочка родила сына. Назвали Львом. Лёвушкой. Потому что родился в последний день этого знака Зодиака за 15 минут до полуночи.

Роды прошли тяжело. Шурочка почувствовала периодическую тяжесть в пояснице с утра, но то, что это начались схватки, не поняла. К вечеру боль обострилась. Болела уже вся область от поясницы до копчика. Шурочка в панике вызвала мужа. Тимур Георгиевич сорвался с работы и сам отвёз жену в роддом.

В предродовой палате на 8 человек койки были заняты все, и каждая женщина справлялась с болью по-своему. Кто-то, кто, видимо, рожал не в первый раз, между схватками ходил по палате. Одна женщина так судорожно цеплялась за спинку кровати, что, казалось, её голова вот-вот проскочит между её прутьями и там и застрянет. Шурочка поглядывала на своих соседок и копировала позы, чтобы найти для себя наиболее удобную. Больше всего ей подошло лечь на бок и закинуть одну ногу на спинку кровати. Сначала было как-то стыдно так лежать, но боль взяла своё, и Шурочка на стыд плюнула. Периодически в палату заходила медсестра, проверяла у женщин раскрытие матки и уводила кого-нибудь из рожениц с собой. В её присутствии женщины, почему-то, стонали громче.

Шурочка с ужасом почувствовала, как у неё потекла жидкость между ног. Она сначала сконфузилась, подумала что описалась, но мочой не пахло, и она поняла, что у неё отошли воды. Испугалась за ребёнка и начала в панике звать медсестру. Медсестра явилась не сразу, недовольная – «Что это, мамаша, Вы тут орёте? Вы тут не одна!». Осмотрела Шурочку, помогла встать с кровати и повела по коридору. Одной рукой Шурочка судорожно цеплялась за медсестру, другой поддерживала живот. По коридору шла в раскоряку, а по её ногам продолжали сочиться остатки родовых вод.

В родовой Шурочка вскарабкалась на высокий стол, и её окружили люди в белых халатах, забрызганных кровью. Единственное, что у них было чистое – это очки и перчатки.

Тужиться у Шурочки не получалось. Врачи всё время повторяли – «Ещё! Ещё! Сильнее!». Потом – «Отдыхай! Дыши!». Потом опять – «Тужься! Тужься! Сильнее! Ещё!» Шурочка рычала от стараний, а в соседней родовой стонала другая роженица, и всё это сливалось в один непрекращающийся шум. Врачи и ласково уговаривали Шурочку поднапрячься, и массировали живот, и грозились сделать кесарево, а у неё, истерзанной болью и обессиленной, уже начало уплывать сознание. Как сквозь вату она услышала что-то о давлении, и на её лоб лёг прохладный влажный компресс. Очередная схватка. И вдруг Шурочка почувствовала освобождение. Она с усилием подняла голову и увидела окровавленное тельце сына с ещё не перерезанной пуповиной. Откинулась на подушку счастливая – всё закончилось!

Новорожденного обмыли, завернули в кокон пелёнок и положили на соседний с мамочкой столик. Шурочка повернула голову и внимательно всматривалась в сына, стараясь запомнить его черты, потому что следующим после родов её страхом была подмена ребёнка (насмотрелась шоу «ДНК» на НТВ).

А врачи, между тем, продолжали делать своё дело. Последней острой вспышкой боли для Шурочки было когда из её живота выдернули послед. Когда зашивали разрывы в промежности, только немного щипало. Кто-то из врачей пошутил – «Небось, рада будешь, если полностью зашьём?» Шурочка дежурно улыбнулась, не в состоянии понять глубинного смысла шутки.

Потом Шурочка долго лежала на каталке в коридоре и слушала стоны и крики других рожениц. Ей казалось, что все про неё забыли. Какая-то врачиха, проходя мимо, укоризненно проворчала – «Хоть бы «спасибо» сказала!» Шурочке мгновенно стало стыдно, она попыталась крикнуть вслед уходящей спине – «Спасибо!» Но врачиха не оглянулась.

В послеродовой палате их, новоявленных мамочек, лежало четверо. Утро началось с обхода. Дольше всех врачи совещались около кровати Шурочки. Шурочка забеспокоилась – врачи сыпали цифрами и какими-то терминами, не знакомыми даже ей, работающей в смежной области.

– У меня всё в порядке?

– А Вы как себя чувствуете? Что-то беспокоит?

– Нормально… вроде, – с запинкой ответила Шурочка.

По сравнению со вчерашним днём небольшая головная боль и пощипывание при мочеиспускании были сущими пустяками, а отсутствие тяжести в области живота вообще добавляло оптимизма, хотя чисто внешне его размеры не очень-то и уменьшились.

– Вот видите! Вы – большая молодец! Рожали сами. Значит, всё будет хорошо!

…Воодушевлённая и свято поверившая словам доктора, Шурочка позже также ответила – «Хорошо!» на вопрос районного гинеколога – «Как прошли роды?» На что пожилая врачиха посмотрела на оптимистку поверх очков и хмыкнула: «Давление двести десять и пять швов?! Ну-ну!» И выписала Шурочке удлинённый послеродовой больничный на 86 дней…

После ухода врачей в палату вкатили тележки с детьми, и стало уже не до размышлений о собственном самочувствии. Шурочка с умилением и некоторой долей страха всматривалась в сына и никак не могла осознать, поверить, что ещё вчера он был у неё внутри, что это она сотворила этакое чудо – от крошечной точки на первом УЗИ, где, если бы не указание врача, она сама бы ни за что не поняла, что изображено на снимке, до маленького человечка с голубыми глазами, нежной светлой кожей, тонюсенькими пальчиками с миниатюрными ноготками и реденькими рыжими волосиками на кукольной голове.

Увидев сына второй раз в жизни, Шурочка ужасно обрадовалась, теперь-то она точно была уверена, что она никогда его ни с кем не перепутает. Он был единственным из четырёх детишек в палате со светлой кожей и такими весёленькими волосиками. По рассказам мамы Шурочка тоже родилась рыжеволосой, к школе волосы у неё уже стали пшеничного цвета, а в юности потемнели до светло-русых. Так что сомневаться, что это её сын, причин не было.

А вот то, что он сын Тимура Георгиевича стало ясно чуть позже. Лёвушка, единственный из всех, практически, не подавал голоса – ни когда был голодный, ни когда ему не нравилось лежать в набухшем от мочи или кала памперсе. Хмурил белёсые бровки и кряхтел. Вот, уж, истинный сын отца-молчуна!

Большой удачей оказалось, что вместе с тремя первородящими в их палате оказалась Галина, которая родила уже третьего ребёнка. Она и как пеленать, и как подмывать ребёнка показала. Шурочка вообще не знала, с какой стороны к сыну подойти, на курсы ведь она не ходила из-за того, что жила за городом. А остальные мамочки – Надя и Света, курсы хоть и посещали, но разве это одно и то же – кукла и ребёнок?!? А кормление?!? Это ведь целая наука, как правильно подавать сосок, чтобы и малышу было удобно и тебе не больно!

Только вот молока ни у кого, кроме Гали, не было. Деток увозили на кормление и другие положенные процедуры, а мамочкам-пустышкам велели «раздаиваться». У Шурочки не получалось. Она даже расплакалась, как девчонка. Медсестра сжалилась над ней и размяла одну грудь. Больно было – жуть! Но бодрая струя молока, брызнувшая из соска на целый метр, стоила того. «Вторую – сама!», – строго сказала медсестра и ушла. Шурочка старалась изо всех сил, но, то ли делала не правильно, то ли не могла сама себе сделать также больно, как чужой человек, выжала из второй груди только две капли. Медсестра следующей смены, глядя на Шурочкины потуги, проворчала – «Больно Вы себя любите, мамаша!», но помогать не стала.

Лёвушка, почувствовав молоко матери, хватал сосок и жадно сосал. Не всегда у Шурочки получалось дать его правильно, и к выписке у неё уже весь его ореол был сплошной раной.

22

Дома Шурочку закружил хоровод дел. Покормить Лёвушку – подержать его вертикально, чтобы отошли газики – уложить спать – поменять памперс – подмыть – приготовить еду – поесть самой – покормить Лёвушку – подержать его вертикально, чтобы отошли газики – уложить спать – поменять памперс – подмыть – погулять с коляской на улице – поменять памперс – подмыть… и так далее по кругу. В дыму проходили день за днём. А ночью Шурочка спала в полуха, боясь пропустить момент, когда Лёвушка проснётся голодным, поскольку рёва от него было не дождаться, а кряхтение можно и не услышать.

Шурочка, привыкшая в силу профессии к чёткой организации любого дела и считающая себя в этом вопросе супер-профессионалом, пыталась и дома придерживаться чёткого расписания, тем более что это же советовала ей и медсестра из патронажной службы, но ничего у неё не получалось. Всё время что-то сбивалось.

С кормлением тоже получалось не очень. Как она ни старалась, но раны на сосках не проходили. Лёвушка постоянно морщился и капризничал. То ли оттого, что ей не удавалось до конца смыть заживляющую мазь, то ли от того, что в молоко попадала её кровь. А самой Шурочке кормление доставляло жуткую боль.

После визита к педиатру Шурочка себя почувствовала абсолютно никчёмной матерью. Лёвушка не набрал положенный к первому месяцу жизни вес и, соответственно, отставал в росте. Контрольное сцеживание показало, что молока у Шурочки не хватает, а саму процедуру она делает не правильно. Врач выписала направление на молочную кухню для получения прикорма ребёнку, Шурочке прописала диету для увеличения молока и взяла телефон Тимура Георгиевича.

Что уж там врачиха наговорила мужу, но уже в следующие выходные водитель Тимура Георгиевича отвёз Шурочку к психотерапевту, а сам остался с сыном, поскольку нанимать няню не хотел, категорически не желая появления в доме чужого человека.

Пожилой дядечка с удивительно добрыми, но печальными, и, в тоже время, лукавыми глазами (прямо Пан²⁰ с картины Врубеля!), Константин Аркадьевич, поспрашивал Шурочку о том, о сём, и она сама не заметила, как заснула. Впервые за месяц заснула глубоко, без сновидений. А проснулась бодрой, отдохнувшей, будто сбросившей с плеч тяжкий груз, помолодевшей лет на десять! Ну, если не на десять, то на пять точно. Очень удивилась, что прошло всего полтора часа, и смутилась, что так получилось. Кинулась было извиняться, но Константин Аркадьевич

её остановил, сказав, что это очень хорошо, что она поспала.

С тех пор их встречи стали повторяться еженедельно. Шурочка их ждала как манны небесной²¹. А рассказать Константину Аркадьевичу ей всегда было что, потому что даже в объективно позитивных событиях она умудрялась находить поводы для очередных комплексов и страхов. И рассказать о них почему-то оказалось проще чужому человеку, чем поделиться и спросить совета у мамы или Олеси. Впрочем, Олесе Шурочка звонила, но та ударилась в воспоминания о собственных ощущениях в первые месяцы жизни дочери, и своими страхами – а хорошая, правильная ли она мать, Шурочка с ней так и не поделилась.

Тимур Георгиевич теперь старался на работе не задерживаться. Спешил поужинать и освободить Шурочку от хлопот о сыне. Шурочка чувствовала себя не нужной. Её грудь Лёвушка наотрез отказывался принимать, как только начался прикорм. И то, право, кому охота напрягаться, если из бутылочки течёт легко и сколько хочешь? И по вкусу больше нравится (сцеженное материнское молоко, которое едва хватало на одно-два кормления, пил, кривя губы). Менять пампесы и пеленать у Тимура Георгиевича получалось не хуже, чем у жены, а подмывать и купать даже ловчее.

Шурочка вслушивалась в сюсюкающий голос мужа и клёкот сына, немного напоминающий смех, и ей становилось ещё горше. Она чувствовала, как тает сердце Тимура Георгиевича от любви к сыну, и понимала, что у неё-то оно не тает. Да, она любит Лёвушку, готова жизнь за него отдать, выцарапать глаза любому, кто посмеет сказать о нём не доброе, всё для него сделать, чтобы он рос счастливым, но… Но вот не такая эта была любовь, как надо. Чувствовала Шурочка, что не такая. «Не такая», а «какая» объяснить не могла. Не мужу, конечно, об этом они с ним не разговаривали, а себе и Константину Аркадьевичу.

Психотерапевт разложил страхи Шурочки по полочкам, рассказав о типах взаимоотношений матери и сына. Шурочка с удивлением услышала, что таких типов аж пять²²! Себя безоговорочно отнесла к типу «отстранённой матери» – не уверенной в себе, всё время боящейся сделать что-то неправильно. И, как следствие, как оказалось, рискующая вырастить из сына недоверчивого и циничного мужчину. Один недоверчивый мужчина в их семье уже был – муж, второго получить не хотелось.

Из оставшихся вариантов больше всего Шурочке понравился тип «доброжелательная мать», чьи сыновья умеют строить счастливые отношения с женщинами. Но для этого, оказывается, Шурочка должна быть, в первую очередь, счастлива сама, не заморачиваться с самооценкой по любому поводу, иметь хорошие отношения с мужем. Тогда и сын для неё будет радостью, без завышенных требований к нему, но не единственным светом в окошке. Забота с любовью без излишней опеки – такой девиз Шурочке нравился. Только вот воплощение в жизнь этого варианта упиралось во взаимоотношения с мужем – проблема, которую Шурочка интуитивно чувствовала, но справиться с которой у неё пока не получалось.

Но – лиха беда начало! Теперь она чётко знала, к какой цели надо стремиться. И была не одна.

²⁰ – древнегреческий бог пастушества и скотоводства, плодородия и дикой природы. Пан родился с козлиными ногами, длинной бородой и рогами, и тотчас же по рождению стал прыгать и смеяться. Его отец – Гермес, отнес сына на Олимп и до того развеселил всех богов, что боги назвали его Паном, что по древнегречески означает – «великая радость». Врубель изобразил своего героя больше похожим на Лешего из древнерусских сказаний, а картину сам называл «Сатир», по имени лесного божества, жизнерадостного козлоногого существа. Сатир в греческой мифологии ленив и распутен, он проводит время в пьянстве и охоте за нимфами.

²¹ – происхождение фразеологизма имеет исторические корни. Во время бегства евреев из Египетского рабства через пустыню, пастух Моисей, возглавляющий поход, взмолился богу о даровании пищи измученным жарой и голодом людям. Согласно библейскому писанию, им была ниспослана «манна небесная», особая еда, буквально упавшая с неба, накормившая всех досыта. Это были своеобразные белые крупинки, похожие на семена кориандра, а также на бдолах – смолу одного индийского кустарника. Название «манна» произошло от того, что евреи спрашивали Моисея «Ман-гу?» – «Что это?». А тот объяснил им, что это хлеб, который дал бог. При поедании юноши чувствовали вкус хлеба, старики – меда, а дети – масла. До полудня можно было собирать манну, а затем она таяла под лучами солнца.

²² – 1.«Влюблённая мать» – всегда восхищена своим ребенком, он для нее идеал во всем. Постоянно хвалит сына, считает его самым умным и самым красивым, самым талантливым и просто неотразимым. Готова ради него всем пожертвовать, но и требования к ребенку выдвигает высокие. Проблема в том, что отношения построить такой мужчина сможет только с женщиной, которая будет любить его также преданно и самоотверженно. Он ждет поклонения и восхищения от своей супруги. 2.«Сверхопекающая мать» – всегда тревожится о своем сыне и мечтает быть рядом с ним всю жизнь. Обычно такое поведение помогает воспитать запуганного и неуверенного в себе мальчика, который сильно зависит от своей родительницы. С женщинами отношения складываются у таких мужчин крайне сложно: никто не выдерживает конкуренцию с матерью.

3.«Подавляющая мать» – стремится контролировать всё и всех. Она всегда готова напомнить, кто в доме хозяин, и поставить сына на свое место. Мужчина, который в детстве терпит унижения от матери, очень сложно строит личную жизнь. Порой из-за полученных психологических травм пытается отыграться на своей жене.

4.«Отстранённая мать». 5.«Доброжелательная мать».

23

Андрей, как всегда, ждал Шурочку в машине на выходе из внутреннего двора-колодца дома, где принимал психотерапевт. Её сеансы длились обычно не больше трёх часов, но сегодня она что-то задерживалась. Будь у него такая красивая жена, фиг бы он отпускал её одну на встречи с мужчиной, пусть и врачом, пусть и стариком. Но это дело, как говорится, хозяйское, не его, водилы, дело.

Андрей дал себе ещё 15 минут ожидания и поднялся на девятый, последний этаж (без лифта! Охота же кому-то ещё и деньги платить, чтобы добровольно подниматься по лестнице на такую верхотуру! Впрочем, чудиков хватает – ему один кореш рассказывал, что в Париже на смотровой этаж Эйфелевой башни везут три лифта и ведёт одна лестница. Так вот, на эту самую лестницу мало того, что очередь стоит, так ещё и билеты продают, не хилой цены, между прочим, двадцать евро, это почти тысяча четыреста рубликов! А смотровая-то на высоте ста шестнадцати метров. Это ж сколько этажей получается? Ё-моё! Больше тридцати!)

На настойчивые звонки Андрея открыл сам Константин Аркадьевич и очень удивился вопросу о Шурочке. Сказал, что она его покинула почти два часа назад, а если быть точным, добавил он, заглянув в журнал посещений, в 13.55. А сейчас на часах было уже половина четвёртого. У Андрея внутри всё похолодело. Пропустить её на выходе из двора он не мог. Другого выхода не было, это тщательно проверил Павел Петрович – начальник охраны Тимура Георгиевича. Значит, что-то с ней случилось здесь, в подъезде. И Андрей трясущимися руками набрал номер телефона шефа.

Через полтора часа томительного ожидания на площадку девятого этажа влетел запыхавшийся Павел Петрович. И они начали вдвоём методически осматривать лестничную клетку, упёрлись в наглухо заколоченный выход на чердак, поднявшись по узенькой металлической лестнице. Павел Петрович чуть ли не носом пропахал лестницу на несколько пролётов вниз и по каким-то одному ему видимым приметам сделал вывод, что этаж Шурочка не покидала. И что все следы ведут в квартиру напротив психотерапевта.

В этой второй на площадке квартире жила старушка – божий одуванчик, назло наследникам занимая огромную жилплощадь из нескольких комнат когда-то бывшей коммуналки и упорно не желающей ни внуков к себе на проживание пускать, ни освобождать квадратные метры, отправившись в мир иной. Всё это Павел Петрович выяснил ещё тогда, когда Шурочка только собиралась приступать к сеансам у психотерапевта.

На звонки никто не открывал, а выглянувший на лестничный шум Константин Аркадьевич сообщил, что уже давно не видел соседку. Дождавшись, когда доктор закроет за собой дверь, Павел Петрович легко открыл дверь, поковырявшись в замочной скважине обыкновенным гвоздиком, вытащенным из досок заколоченного чердачного хода.

Андрей ожидал, что они найдут в квартире мёртвую старушку, но никакого затхлого запаха не было. Не было и старушки. Они осторожно прошлись по всем комнатам длинного коридора коммуналки, и в его конце обнаружили ещё одну входную дверь, за которой была ещё одна лестничная клетка, то ли соседнего подъезда этого же дома, то ли другого дома.

Выход на чердак здесь был не заколочен, лишь закрыт на старый проржавевший замок, открыть который Павлу Петровичу труда не составило. Сделано это было так, для порядка. Даже неопытному Андрею было видно, что замок давно не открывали. А спуск по лестнице вывел их на улицу, совсем не ту, на которой стояла машина Андрея.

Павел Петрович ещё только собирался с духом, чтобы позвонить шефу, ведь это был его косяк, его промах, как начальника охраны, когда раздался звонок от Тимура Георгиевича:

– Возвращайтесь! Похитители уже вышли на связь и выдвинули требования.

– Тимур Георгиевич, тут надо бы всё тщательно облазить, – нашёл в себе силы возразить Павел Петрович.

– Всё потом! – как-то устало произнёс шеф, – Сейчас вы мне оба нужны тут.

Тимур Георгиевич потребовал от похитителей связь по видео с женой, чтобы убедиться, что она жива и не пострадала, но они отказали, жёстко заявив, что утром пришлют видеозапись. Неизвестность усиливала тревогу. Тревога способствовала бессоннице. Бесила собственная глупость – не предусмотрел. Душила собственная вина – не защитил. Волком хотелось выть от собственного бессилия. Горело сердце от жажды мести. Бесконечно долго тянулась ночь из-за бессонницы.

24

Шурочка очнулась в тёмной незнакомой комнате на скрипучей пружинной кровати. Язык прилип к нёбу, горло драло от сухости. Страшно хотелось пить, но пошевелиться было ещё страшнее. Чтобы не поддаться панике, Шурочка начала восстанавливать в памяти события сегодняшнего (а, может, уже вчерашнего?) дня до момента, когда потеряла сознание…

Она была у Константина Аркадьевича. Они говорили о том, чего ей не хватает в семейной жизни. Оказалось, парадоксальная вещь – любви хватает, а уверенности в любви – нет! Когда она самостоятельно пришла к этому выводу, очень удивилась! (Была у Константина Аркадьевича такая манера вести приём – он больше слушал, чем говорил сам, умело направляя мысли пациента в нужное русло. Получалось, что ты как будто рассуждаешь, беседуешь сам с собой или с добрым другом, а не с врачом) Выходило, что ей, Шурочке, не хватает каких-то ласковых, пустяшных слов, подарков… Нет! Не подарков! А подарочков! Мелких, не дорогих! Не по случаю праздников, а просто так. Без намёков или прямого выпрашивания. Элементарно посидеть рядышком, взявшись за руки, только чтобы муж обязательно взял её за руку первым. Услышать от него какие-то милые прозвища. Да хоты бы «солнышко», например, или «рыбка». Такие вот у Шурочки были непритязательные желания, чтобы чувствовать себя любимой и счастливой.

Следуя логике любой среднестатистической женщины, ей хотелось видеть в своём муже соединение положительных качеств мужчины-праздника – коммуникабельность, способность на широкие жесты, оптимистичное отношение к жизни, с положительными качествами молчуна-зануды – надёжность во всех отношениях, ответственность и серьёзность в вопросах брака и семьи. И совсем не хотелось сталкиваться с отрицательными – поверхностность, ненадёжность, измены мужчины-праздника и скучность, педантичность, стремление к одиночеству молчуна-зануды. В чистом виде два этих противоположных мужских типа встречаются крайне редко, как правило, представители сильного пола обладают лишь отдельными чертами, присущими тому или иному типу, но Шурочке «повезло» нарваться на чистый тип молчуна-зануды, строить отношения с которым нужно было опираясь только на его поступки, а не слова, коих из него не вытащишь. И свои желания выражать прямо, не рассчитывая, что он поймёт твои прозрачные намёки.

И вот здесь-то, с точки зрения психиатра, всё выглядело кристально просто и ясно – столько подвигов, сколько совершил Тимур Георгиевич ради Шурочки, мог совершить только глубоко любящий человек, что называется, горы готовый свернуть²³ ради неё! И эта его бескорыстная помощь с семьёй брата – ведь мог молча пройти мимо, заставив Шурочку работать с полной отдачей методом наказания или даже уволить. Его доверительное отношение к ней, когда позволил прикоснуться к истории своей семьи – что ему стоило нанять стороннего переводчика, с которым не надо было объясняться? И это его преодоление самого себя, своей обиды, даже ненависти, когда бросился за ней в Москву! А сам факт его женитьбы на ней? В пятидесятилетнем возрасте, когда перспектива делить свою территорию с партнёршей и подстраиваться под неё, приводит молчунов-зануд в ужас! Бога ради! И не надо говорить о ребёнке! В большинстве своём дети любимы мужчинами пока они сами любят их мать. А дальше отделываются щедрыми или не очень алиментами. Что мешало Тимуру Георгиевичу поступить также? А это его внимательное отношение к её самочувствию, настроению, его мгновенная реакция на её послеродовую депрессию? У большинства мужчин реакция варьировалась бы от грубого: «Хватит дурью маяться!» до легкомысленного: «Зайка, что ты переживаешь из-за ерунды?!»

Шурочка прекрасно помнила, с какой радостью, воодушевлением она вышла от психотерапевта. Пусть Тимур Георгиевич никогда не был и не будет мужчиной-праздником, но и классическим молчуном-занудой он не стал. Молчуном – да, был, а вот занудой – нет. Однозначно, нет! И, значит, у неё есть все шансы вернуть хоть частичку того открытого, улыбчивого Тимура, каким он был в молодости.

Именно об этом думала Шурочка, когда на неё напали сзади. Чья-то большая ладонь перекрыла ей воздух, зажав рот и нос, плотно прижав к лицу влажную тряпку со сладковатым запахом. Шурочка стала задыхаться, сознание поплыло. Она забилась в жёстких тисках. А последнее, что она запомнила, прежде чем окончательно потерять сознание, был укол в руку…

Шурочка осторожно прощупала левую руку и обнаружила след от укола. Значит, она всё правильно вспомнила. Укол – снотворное, сладко пахнущая тряпка – хлороформ. Её усыпили и куда-то увезли, но она жива и невредима, а, значит, это – похищение. Точно рассчитанная доза хлороформа и снотворного явно указывала на то, что заказчику похищения фармацевтика знакома не понаслышке. А это значит, что ему что-то нужно от её мужа. Не от неё же! Что с неё взять, кроме анализов? И, значит, шанс на спасение есть. Нужно только набраться терпения и мужества, вести себя осторожно, не поддаваться панике.

Как ни готовила себя Шурочка к появлению похитителей, дверь отворилась неожиданно. Вспыхнул яркий свет, и в комнату вошли двое. Оба в военной камуфляжной форме и с балаклавами²⁴ на голове. Один начал устанавливать какую-то аппаратуру, а второй подошёл к Шурочке и весело так, в расстяжечку, скомандовал:

– По-о-одъём!

Жёстко взял Шурочку за локоть и отвёл в туалет. Прохладная вода дала возможность почувствовать облегчение. Закрытая дверь – ощущение безопасности. Ложное, конечно. И слишком короткое. Её опять жёстко взяли под локоть и вернули в комнату, где для неё уже был приготовлен стул и видеоаппаратура.

– Ну, что, золотая рыбка, вякни что-нибудь! Не молчи, как рыба! – скаламбурил балагур и сам же заржал над своей шуткой.

– Что? – осторожно переспросила Шурочка.

– Что ты жива и невредима.

– Я жива и невредима, – послушно повторила Шурочка, глядя прямо в камеру.

– Но это п о к а! У тебя красивая жена, Налимов и, если ты не хочешь, чтобы мы попортили её чешую, сделай то, что тебе велели побырому!

²³ – выражение пошло из Библии (Мф, 17-20): «…если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажите горе – «Перейди отсюда туда», и она перейдёт»

²⁴ –  маска с отверстиями для глаз и носа или рта. Используется как подшлемник для горнолыжников, пожарных, танкистов, автогонщиков, а также бойцами спецподразделений и преступниками для сокрытия личности. Согласно легенде, балаклаву придумали солдаты британской армии, когда  сильно мёрзли под городом Балаклавой во время Крымской войны. Зима 1854-1855 года была очень холодной, а большая часть британских войск не получила вовремя зимнего обмундирования, жилья и питания.

25

Следующие несколько дней были похожи друг на друга. Утром и вечером Шурочку кормили и выводили в туалет. Сопровождал её неизменно один и тот же охранник. Он каждый раз выдавал «остроумные» замечания, демонстрируя обширные познания в царстве рыб. С ухмылочкой так, с издёвочкой, упражняясь на тему фамилии Рыбников. «Ну, что, вобла, как тебе кормёжка? Червячка заморила?» «Не больно твой Угорь на сковородке извивается, чтобы тебя вызволить. Пути-выходы, видать, привык, как сом, не торопясь в тине искать!» «Что-то не торопится твой Карась тебя забрать! Небось, пожирней уже себе стерлядку нашёл!» «Ну, что, щучка, не пора ли нам тебя прищучить?» Шурочка старалась пропускать его «остроты» мимо ушей, а про себя стала называть охранника Весельчак.

Другого охранника она прозвала Умник. Он с ней не общался, даже его голоса она ни разу не слышала. Весельчак и Умник – двое из семи гномов из сказки про Белоснежку. Этими смешными именами из детской сказки Шурочка интуитивно пыталась отгородиться от нависающей над ней опасности, преуменьшить её. Как сказал бы психотерапевт – выстроила механизм защиты как последовательное искажение когнитивного (сознательного, мысленного) и аффективного (чувственного) образа реальной ситуации с целью ослабления эмоционального напряжения, угрожающего индивиду, структуре его личности. Такая психологическая защита выстраивается, в том числе, и от угроз, исходящих от внешнего мира. Психологические механизмы защиты направлены на «избегание страданий», «устранение неприятного состояния», отрицание «болезненных переживаний», достижение согласованности внутреннего мира, реалистического приспособления субъекта к окружающему миру, достижение благополучия в конкретной ситуации.

Объяснить всю эту научную подоплёку собственного поведения Шурочке было некому, поскольку Константина Аркадьевича рядом не было, как не было рядом и мужа. Никого не было. Шурочка была одна и спасала хотя бы свою психику, как могла, коль скоро полностью спастись было не в её власти. Тут ведь что было самое главное? Не ждать, что спасение вот-вот придёт. Не думать об этом. И это было самое трудное, потому что нечем было занять своё время с утра до вечера.

Но, видимо, с этой трудной психологической задачей Шурочка, всё-таки, справилась, поскольку день её освобождения пришёл неожиданно. В комнату ворвался Весельчак, кинул ей в руки пальто и приказал:

– Пошевеливайся!

Едва Шурочка трясущимися руками застегнула пару пуговиц, Весельчак вывернул ей руки за спину и ловко скрутил их скотчем. Скотчем же залепил и рот Шурочки. Идти с завязанными руками оказалось не так уж и просто, и охранник то и дело грубо подталкивал пленницу вперёд.

Около машины с уже заведённым мотором их ждал Умник. Они вдвоём загрузили Шурочку в багажник, а потом ещё и ноги её замотали скотчем. К чему были такие предосторожности, она не поняла. Да и не задумывалась над этим. Не смотря на нехватку воздуха (нос был свободен, но, почему-то, из-за залепленного рта дышать полной грудью не получалось), на ломоту в плечах от вывернутых суставов рук, на боль от плотно прижатых друг к другу костяшек ног, Шурочка была счастлива! Сегодня весь этот кошмар закончится! Она вернется к мужу и сыну! К своей нормальной, повседневной жизни! И не будет больше маяться дурью: любит – не любит, так любит – не так любит, так люблю – не так люблю. Будет просто жить, наслаждаться каждым днём, ценить каждое мгновение!

Но всё оказалось совсем не так радужно как рисовалось Шурочке. Ехали довольно долго. Сначала по просёлочной дороге, дальше – по шоссе (Шурочку перестало трясти и чувствовалось, что машина прибавила скорость). Потом опять пошла грунтовая дорога, машину мотало из стороны в сторону, и Шурочка больно ударялась то носом, то затылком, пока ей не удалось упереться ногами и макушкой в стенки багажника. Когда машина, наконец, остановилась, и её извлекли на свет, Шурочка едва смогла стоять на ногах, так они тряслись от напряжения. Тут-то и стало понятно, что ни о каком освобождении речи не идёт. Они просто сменили дислокацию. Маленький дощатый домик, скорее – избушка, и густой лес кругом, вот где оказалась Шурочка на этот раз.

Охранники завели её внутрь и грубо толкнули на продавленный диван. Она это поняла по скрипнувшим пружинам, которые больно упёрлись ей в бок. Рассмотреть комнату возможности не было, так как вокруг её обступала кромешная тьма.

На какое-то время Шурочку оставили в покое, а дальше началось дежавю²⁵. Вспыхнул яркий свет, и в комнату вошли оба охранника всё в той же камуфляжной форме с балаклавами на голове. Умник начал устанавливать треногу под видеоаппаратуру, а Весельчак сдёрнул Шурочку с дивана и усадил на стул. Только он больше не балагурил. И скотч ни с лица, ни с рук Шурочки не снял. Зол был, как чёрт.

– Ты что же, падла, самым умным себя вообразил?! Играть с нами вздумал? Ну, ты напросился! Мы с тобой поиграем! Только в нашу игру! Пазлы называется. Слышал о такой? Это когда картинку по кусочкам собирают. Вот тебе первый пазл, премудрый пескарь!

И с этими словами Весельчак схватил волосы Шурочки, сколько уместилось в кулак, и откромсал прядь под корень острым армейским ножом, которым перед этим размахивал у неё перед глазами, пока наговаривал текст на камеру…

²⁵ – «уже виденное». Психическое состояние, при котором человек ощущает, что когда-то уже был в подобной ситуации или в подобном месте, однако, испытывая такое чувство, обычно не может, несмотря на его силу, связать это «воспоминание» с конкретным моментом из прошлого. Наука распознаёт два типа дежавю: патологическое, обычно ассоциируемое с эпилепсией, и непатологический тип, характерный для здоровых людей, из которых примерно две трети имели опыт дежавю. Люди, которые больше путешествуют или часто смотрят фильмы, испытывают дежавю чаще, чем другие. Частота возникновения дежавю уменьшается с возрастом (из Википедии)

26

Следующие несколько дней были похожи друг на друга. Утром и вечером Шурочку кормили и выводили в туалет. Только это был уже не тот комфортабельный туалет в тёплом доме, как раньше, а покосившаяся будка на улице с дыркой в полу. И кафельной раковины с горячей водой не было тоже. В коридоре был прилеплен рукомойник над ведром. Успеешь по дороге, пока тебя ведут обратно в место заточения, ополоснуть руки – хорошо. А не успеешь – твоя проблема, жди следующего раза. И вода в рукомойнике была той же температуры, что и в коридоре. А на дворе уже глубокая осень, конец ноября, вот-вот снег пойдёт.

Но человек животное быстро приспосабливающееся. Приноровилась к новым условиям и Шурочка. Она и в первый день пребывания на новом месте обитания не дала себе волю впасть в отчаянье, хотя очнулась на диване опять в полной темноте. Огнём горели губы и кожа вокруг них. Саднило ухо. Она потянулась к нему рукой и нащупала рану с чем-то липким. За ухом кололись неровным ёжиком волосы. Ещё не осознав, что произошло, отвлеклась на другое. Она ощутила, что лежит на чём-то мокром и холодном. Потянулась туда и поняла, что мокрыми были её собственные трусы. Она описалась.

И тут Шурочка всё вспомнила. Весь сегодняшний день в подробностях. И свои несбывшиеся надежды. И животный страх из-за мелькавшего перед её глазами ножа с широким лезвием. И боль туго натянутых волос… Губы горели из-за грубо содранного с них скотча. Липкое на её ухе – это кровь. Видимо, Весельчак задел его ножом, когда отрезал волосы. А описалась она от страха перед тем, как грохнуться в обморок. И Шурочка завыла.

– Заткнись, уклейка недорезанная! – грозно откликнулась темнота за закрытой дверью голосом Весельчака.

И Шурочка заткнулась. Взяла себя в руки и попыталась рассуждать логически. Главное – она жива. Скотч с её губ и рук сняли. Волосы отрастут. Стыд от мокрых трусов она как-нибудь переживёт. Чем так разозлил похитителей муж, и какой следующий пазл из её собственного тела они решат ему послать – лучше не думать. Тут ведь что самое главное? Найти точку опоры, от которой будешь соизмерять своё положение. Если за начало измерения, нулевой меридиан, брать свою прежнюю жизнь, сытую и спокойную, то впасть в отчаянье, а то и сойти с ума, не долго. Если ориентироваться на то, что было с тобой в течение последних нескольких дней до этого, то положение ухудшилось, но не на много. А если представить себе, что переживали узники концлагерей, то твои сиюминутные проблемы покажутся тебе сущей ерундой.

Исходя из этой логики, Шурочка себя и вела. К бытовым неудобствам старалась приспособиться, панике не поддаваться. А переживать и бояться было чего. Весельчак был всё время навеселе. От него постоянно несло перегаром. Мутный взгляд, которым он провожал каждый шаг Шурочки, был тяжёлым и липким. Она чувствовала себя мелкой дичью, за которой из-за кустов наблюдает матёрый хищник, подбираясь всё ближе и ближе. А ведь хищников было два. Не пил же Весельчак один? Наверняка они пьянствовали вместе с Умником.

Но вскоре Шурочке стало не до переживаний о себе. Однажды она подслушала разговор похитителей-охранников, и её затрясло от ужаса…

Шурочка уже приготовилась ко сну, угнездясь в раз и навсегда найденной позе между торчащими пружинами дивана, когда услышала грохот за дверью и отзвук повышенного тона голоса. Чёрт! У неё же есть стеклянный стакан! В фильмах не раз им пользовались герои, чтобы подслушать то, что творится за стенкой. Почему бы и ей так не попробовать? Всегда полезно знать, о чём говорят твои враги. Может, так и понятней будет, что произойдёт дальше, к чему готовиться?

Собственно говоря, стакан оказался и не особенно нужен. Достаточно было немного расковырять дырочку между досками, через которуюпробивался тоненький лучик света из соседней комнаты. (Это тебе не тот основательный каменный дом, в котором её держали вначале!). Голос Умника звучал приглушённо, о чём он говорил, можно было только догадываться по отдельно долетающим словам:

– …сыт…

А вот Весельчак говорил громко и в выражениях не стеснялся:

– Я только на неделю подписывался, а мы уже третью валандаемся!

– …деньги…

– Кинут нас на бабло! Нутром чую!

– …надо…

– Скучно мне! Свободу хочу! Бабу хочу! Погудеть на воле хочу!

– …шеф…

– А я сразу говорил – надо было щурёнка брать, а не бабу! Давно бы уже сговорились!

На этих словах Шурочке поплохело и слушать дальше она не стала. Поняла, что похитители рассматривали одним из вариантов похищение Лёвушки, ярко представила себе его в их руках, и её затрясло от ужаса. Господи! Какое счастье, что они остановили свой выбор на ней, а не на сыне!

27

Чтобы не сойти с ума от беспокойства за родных, Шурочка запретила себе думать о них и больше двух недель ей это удавалось. Она как будто забыла о сыне. Мужа мысленно называла не иначе, как Тимур Георгиевич и на «Вы», как будто он до сих пор только её начальник, а она его подчинённая. А взаимоотношения с родителями вернулись в ту фазу, когда они общались лишь изредка, украдкой от националиста Тараса, и отсутствие связи в течение двух недель было обычным делом. Но после подслушанного разговора сознание Шурочки взбунтовалось, мысли прорвали воздвигнутую ею плотину и хлынули неуправляемым бурным потоком.

Она думала о стареньких родителях, которые остались на Украине, побоялись быть в тягость собственным детям. Тарас ещё в Подмосковье не укоренился, жил с семьёй на съёмной квартире, куда там ему ещё родителей принять. Шурочка была замужем за состоятельным, но чужим человеком, напрашиваться нахлебниками к которому не хотелось. Да и климат в Питере для стариков был не ах. А тут свой дом, пенсия какая-никакая, да и хозяйство на кого бросишь? Конечно, наверняка материнское сердце почувствовало беду, приключившуюся с родной дочерью, но Тарас также наверняка навёл тень на плетень, чтобы не волновать родителей, и оно, сердце, малёк успокоилось правдоподобной ложью. Хотя, какую историю можно придумать, оправдывающую двухнедельное молчание дочери, Шурочка представить не могла. Уехали в отпуск в Антарктиду, где не работает сотовая связь? Так почему не предупредили? В любом случае, то, что родители остались на Украине сейчас только на руку. Вряд ли бы от них удалось скрыть Шурочкино похищение, будь они рядом…

А Тарас? Как там у него дела? Как Олеся? Как чувствует себя Наденька? Зная упёртый характер Тараса, Шурочка была уверена, что правду из мужа он вытряс давно. Тимур тоже упёртый, но тут ещё надо поглядеть кто кого. По Шурочкиному разумению упёртости в муже и брате было одинаково. Только и разницы-то: Тимур при всей своей упёртости ещё и замкнутый, а у Тараса все эмоции наружу…

Господи! Как же она соскучилась по мужу! Даже по его молчанию соскучилась! По его рукам! По его теплу в постели! По его мимолётному поцелую в щёку, когда она провожает его на работу! По мягкому выражению лица, с которым он смотрит на сына, когда тот засыпает! Что?!? Ну, что мог запросить похититель, чего ты не можешь ему отдать уже две недели??? Ты же понимаешь, как мне страшно?!? Как мне плохо?!? Пожалуйста, вытащи меня отсюда! Спаси меня!..

Лёвушка, как ты там без матери? Или я тебе тоже не нужна, как и твоему отцу? Еда в бутылочке, памперс есть кому поменять. Поел – покакал – поспал вот и все твои нехитрые радости жизни? Может, тебе уже няню наняли, и ты моё отсутствие и не заметил? Или твоё маленькое сердечко тоже чувствует мамочкину беду? Её отсутствие рядом? И ты капризулишь, кривишь губки, отказываясь от бутылочки, не спишь? Как же хочется прижать твоё тёплое тельце к себе! Поцеловать твою нежную бархатистую щёчку! Вдохнуть твой сладкий младенческий аромат! Господи! Какое счастье, что похитители остановили свой выбор на ней, а не на сыне! Спасибо тебе, Господи!

28

– А ты, щучка, оказывается, горячая штучка! Ишь, какая мокренькая! Все вы, бабы, сучки, что Жучки, что щучки!

Ещё до этих слов, которые никак не могли принадлежать Тимуру, Шурочку вытолкнул из сладкой неги запах. Запах перегара. Она несколько мгновений не могла сообразить, где находится. Ведь только что они нежились с мужем в постели. Он ласкал её грудь, гладил попку, щекотал между ножками. Она тянулась к нему всем телом, жаждала быть окутанной его теплом, пылала от желания соединиться, слиться с ним, сгореть в едином пламени. Но…

Но это было всего лишь сном. Сном, из которого её выдернули в грубую реальность. Чужие, шершавые руки мяли её грудь, сжимали мягкую попку и настырно лезли между ног в её святая святых. Запах перегара лез в нос. Весельчак! Он решил изнасиловать её.

Шурочка инстинктивно засопротивлялась. Но не так-то просто оказалось сбросить с себя тяжёлое мужское тело. Чем отчаяннее сопротивлялась Шурочка, тем грубее и жёстче обращался с ней насильник. Она брыкалась ногами и молотила руками в воздухе, пытаясь дотянуться до его лица. Рычала – «Нет! Нет!», уворачиваясь от его липкого, вонючего рта.

В какой-то момент ей удалось выскочить из-под него, и она побежала к двери. Но выбежать из комнаты не получилось. Весельчак схватил её за ногу и повалил на пол. Шурочка больно ударилась лицом. Мгновения, пока она справлялась с болью, насильнику хватило, чтобы навалиться на неё всем телом. Шурочка опять попыталась вцепиться Весельчаку в лицо, но он перехватил её руки, больно зажал одной рукой, а второй влепил звонкую пощёчину. По одной щеке, по второй.

Кто-то хладнокровный внутри Шурочки, кто-то, кто не потерял самообладания, какая-то маленькая рациональная частичка её сознания чётко произнесла ей в ухо: «Не сопротивляться. Потеряешь сознание – изнасилует. Поддаться. Тянуть время. Ударить чем-то тяжёлым. Один удар. Другого шанса не будет!» И Шурочка послушалась внутреннего голоса. Расслабилась.

– Давно бы так! – удовлетворённо проворчал насильник.

Отодвинулся в сторону и потянулся рукой вниз. Но второй рукой продолжал удерживать руки Шурочки, плотно прижимая их к её горлу, так что дышать было трудно. Возможности найти под рукой что-то тяжёлое и ударить, не было. Вжикнула расстёгиваемая на брюках молния. Рука Весельчака закинула подол платья Шурочки вверх и схватилась за её трусы…

Шурочка чувствовала себя удивительно спокойно, она как будто была не в себе, не в своём теле, а где-то над ним, наблюдала за собой со стороны. «Сделай вид, что помогаешь снимать трусы. Освободи ногу и ударь», – скомандовала она сама себе. Изловчилась и ударила коленкой, целясь в пах. Насильник взвыл и дёрнулся, но руки её не отпустил, лишь немного ослабил хватку, и дышать стало легче. «Кричи!», – скомандовало подсознание, и Шурочка заорала:

– Помогите!

Кому она кричала, кого звала на помощь, она не соображала. Просто этот крик отчаяния было единственным оставшимся в её распоряжении средством спасения. И пусть всё, что она сделала, только ещё больше разозлило насильника. Пусть он её может забить до смерти. Так было даже лучше. Так она освободиться. Освободиться от боли, от унижения, от ненависти.

Шурочка ждала удара, но его не последовало. Яркая полоса света от открывшейся двери разрезала темноту комнаты и осветила лежащую на полу женщину и скрючившуюся над ней фигуру мужчины с занесённым вверх кулаком, как будто луч прожектора выхватил из тьмы театральной сцены двух актёров. Чья-то тень пересекла свет, схватила мужчину за поднятую руку и в мгновение ока уволокла за дверь.

На какое-то мгновение Шурочка возликовала – муж! Это он, Тимур, вовремя пришёл ей на помощь! Но… Дверь закрылась. И никто не бросился к Шурочке, чтобы поднять её с пола, прижать к себе, успокоить, что теперь всё будет в порядке. Пусть даже ничего не сказать, а только успокаивающе погладить по голове…

И Шурочка поняла, что спасителем был не муж, а Умник. И где он был раньше? Почему не вмешался сразу? Почему помог сейчас? Вопросы так и остались без ответа.

29

Теперь по утрам в будку на улице Шурочку сопровождал Умник. Она бочком проскакивала кухню и сени, боясь встретиться глазами с Весельчаком. Покушать Умник усаживал Шурочку за стол. А потом спускал в подпол, здесь же, на кухне. Крышка опускалась, и Шурочка оказывалась в кромешной тьме. Только в подвале она поняла, что это такое на самом деле.

В подвале было холодно и сыро, но, несмотря на вероятность простудиться, Шурочка чувствовала здесь себя более защищённой, чем в комнате наверху. Её по-прежнему выпускали в туалет и давали покушать два раза в день. Сначала Шурочка пыталась считать «раз-два», «раз-два», чтобы вести счёт дням, но тьма так размывала время, что вскоре она сбилась и плюнула на это дело, а потому не обратила внимания на неурочность очередного поднятия крышки. А когда ей опять сунули в руки пальто, залепили скотчем рот и стянули им руки и ноги, тупо решила, что они опять куда-то переезжают. Если брать в расчёт тенденцию, что каждый переезд бытовые условия только ухудшает, то куда же они могут отправиться на этот раз? Разве что в шалаш…

Ехали опять довольно долго. Машину мотало из стороны в сторону, значит, всё время по грунтовой дороге. Наконец, остановились. Вынули Шурочку из багажника. Усадили прямо на землю. Умник наклонился над ней с ножом и разрезал скотч, стягивающий руки за спиной. Вернулся в машину, и она уехала. А Шурочка осталась. Она ничего не могла понять. Заозиралась вокруг. Сидела она на какой-то просёлочной дороге. Прямо перед ней расстилалось широкое распаханное поле. За её спиной был лес. Вернее – лесополоса, поскольку, когда она начала различать звуки, расслышала шум проезжающих машин. И тут она поняла – господи! Да ведь это – свобода! Свобода, которую она так жаждала получить! Свобода, которую она так долго ждала! Она жива и невредима, и скоро за ней приедут! И она окажется дома, в тепле и чистоте! Увидит мужа и сына! Господи! Какое счастье! Спасибо тебе, Господи!

Сидеть в ноябре на голой земле было холодно, а чтобы встать, надо было содрать скотч с ног. Да и не хотела Шурочка, чтобы кто-нибудь её видел в таком плачевном состоянии. Сначала она осторожно освободила рот, а потом на коленях доползла до ближайших кустов. Отломала подходящую веточку и с её помощью справилась со скотчем на ногах. И стала ждать мужа.

Походила туда-сюда, попрыгала на месте, чтобы согреться. Стараясь не углубляться в лес, чтобы не потерять из виду просёлочную дорогу, посидела на поваленном дереве. Повторила действия по кругу несколько раз. В душе стала нарастать тревога. По её внутренним часам прошло уже достаточно много времени с того момента, как её освободили похитители. Даже если они приехали заранее на место встречи, чтобы гарантированно ни с кем не пересечься, уже давно бы пора за ней приехать. Серое ноябрьское небо заметно темнело – то ли дождём грозило разразиться, то ли день уступал дорогу вечеру.

И тут Шурочка со всей очевидностью поняла – она напрасно ждёт, никто за ней не приедет. Никому она не нужна. Не нужна мужу, который не выполнил условия похитителей. Не нужна похитителям, которые поняв, что ничего от него не добьются, не стали брать грех на душу, не убили её, а просто выбросили, как бесполезный хлам. И что же ей теперь делать? Как жить дальше?

«Прежде всего – выбраться отсюда», – дала сама себе установку Шурочка, решив ставить перед собой небольшие практические задачи, а о глобальном подумать потом, позже. К шоссе она решила идти напролом. Конечно, просёлочная дорога наверняка где-нибудь к нему выводила, но кто знает, в какую сторону по ней меньше идти – направо или налево? По прямой всяко короче.

С лесополосой Шурочка справилась за полчаса. Пришлось-таки попетлять, обходя поваленные деревья и густые заросли кустов. Выбравшись на шоссе, в первую очередь внимательно вгляделась вдаль, заметила далеко впереди справа белеющий указатель, и двинулась туда – надо было сориентироваться, где она находится, в какую сторону идти к Питеру. Здесь Шурочке повезло – на указателе было написано, что до Санкт-Петербурга 25 километров. И идёт она в правильном направлении. Каких-то несчастных 5 часов и она в городе! А, если удастся поймать попутку, и того быстрее.

Машины редко, но по шоссе проезжали. Шурочка не бросалась останавливать первую попутную. Наоборот, заслышав приближающийся шум, шарахалась в кусты. Очень боялась нарваться на лихих людей. И только через час пути (больше часа она шла или меньше, но указатель о 20 км до Питера уже был пройден), увидев машину скорой помощи, решилась поднять руку. И опять ей повезло – скорая остановилась.

– Вам нужна медицинская помощь? – спросила молоденькая врачиха, не выходя из машины, лишь опустив стекло и с опаской глядя на молодую женщину в заляпанной грязью одежде с грязными космами волос, выбивающихся из низко надвинутого капюшона.

– Нет… Да! Помогите, пожалуйста. У меня всё отобрали и выкинули из машины… Ни денег, ни документов, ни телефона…

– К Вам были применены действия насильственного характера? – продолжила строго врач.

– Н-нет, – с запинкой ответила Шурочка.

– Через пару километров пост ГАИ. Можем Вас туда подбросить, они по горячим следам быстро разберутся, – как-то недовольно сказала врач.

– Ой, нет, пожалуйста! Подбросьте меня до какой-нибудь станции метро, – жалобно попросила Шурочка (с кем-кем, но с полицейскими ей сейчас общаться не хотелось), – Я так нанервничалась, устала, скорей бы домой! Пусть муж с этим разбирается.

– Ну, хорошо. Садитесь. Вам повезло, что мы без пациента на станцию возвращаемся. Иначе бы не остановились. Василий Семёнович, какое у нас там метро будет первым по дороге?

– Московская, – отозвался водила.

– Устроит? – переспросила врачиха.

– Ой, спасибо большое! Конечно, устроит! – обрадовалась Шурочка и поспешила забраться внутрь.

В машине было тепло, но её начало трясти, как при ознобе. Шурочка плотнее завернула полы пальто, но это не сильно помогло.

– Выпей горячего чая, дочка, намёрзлась, поди, – сочувственно сказала пожилая медсестра, протягивая Шурочке термос и бутерброд.

Чай был крепким, ароматным, а бутерброд с толстым ломтём докторской колбасы благоухал ароматом чего-то забытого, далёкого, ещё из детства. Шурочке показалось, что ничего вкуснее она в жизни не ела.

Дальше ехали молча. Шурочка углубилась в обдумывание следующей стоящей перед ней задачи – куда идти? К кому податься? До дома… до загородного дома Тимура Георгиевича, где её не ждёт муж, она по-любому до ночи не доберётся. Это долго, дорого, денег у неё нет. Да и незачем туда спешить. К себе домой (вот ведь, как чувствовала, что ещё пригодится, не стала разрывать договор с хозяйкой) не попадёшь – ключи в сумке, а сумка осталась у бандитов. К подругам, знакомым? Как-то неудобно. Кто его знает, где они в данный момент. Да и нет у неё таких подруг и знакомых, к которым можно без приглашения на ночь напроситься. Их и до декрета не было, а сейчас и подавно. Может, к Константину Аркадьевичу свалиться как гром среди ясного неба? Нет! Кто его знает, может, он как-то с похитителями связан? В любом случае идти туда, где начались её несчастья, было страшно. В сухом остатке оставалось только идти на работу. А что? Там охрана. Наверняка её ещё помнят. Пустят переночевать. Там она умоется как человек, голову помоет, зубы почистит. «Решено! Еду на работу!», – постановила Шурочка. Только вот жизненно необходимо было понять какое сегодня число, а ещё лучше – день недели. И время, конечно. А то сунешься в таком затрапезном виде в офис, а там рабочий день ещё не кончился, народу полно, стыда не оберёшься.

Шурочка покосилась на безмятежно дремавшую медсестру, добросердечно напоившую её чаем, взглянула на затылок строгой молоденькой врачихи, сидевшей на переднем сиденье рядом с водителем, и решила ни о чём их не спрашивать. Сообразила, что время увидит на часах в метро, а про день недели спросит у кассира.

Уже перед самой высадкой Шурочки медсестра сунула ей в карман сторублёвую бумажку. Теперь у неё были деньги на метро! Едва Шурочка успела поблагодарить, как скорая умчалась. Второй пункт программы был успешно выполнен, и Шурочка сосредоточилась на третьем – попасть в офисное здание своей бывшей работы.

В трёхэтажном здании на втором этаже ещё горел свет – кто-то задержался на работе в пятницу после окончания рабочего дня. Скорее всего, бухгалтерия. 28 число, конец месяца, горячее время. Шурочка решила подождать, не хотела столкнуться с кем-то из знакомых.

«Говорят, что в одну реку нельзя войти дважды, а я, получается, уже в третий раз вхожу, – грустно размышляла Шурочка, пока ждала выхода чересчур старательного работника, – Когда нанималась на работу, когда дала шанс Тимуру оправдаться, и вот сейчас – третий. После двадцати шести дней плена».

Наконец, свет погас, а ещё через пару минут из здания вышла женщина. Хорошо, что подождала, – обрадовалась Шурочка, узнав в припозднившемся работнике главного бухгалтера. Едва Ольга Ивановна повернула за угол, Шурочка рванула ко входу. Охранник ещё не мог уйти далеко, решит, что главбух что-то забыла и вернулась, и тем охотнее откроет дверь.

Так и случилось.

– Что-то забыли? – приветливо произнёс пожилой дядечка, открывая двери.

Но улыбка быстро сползла с его лица, когда он увидел перед собой женщину в грязной одежде:

– Тебе чего? – спросил строго.

– Пётр Маркович (Шурочка успела прочитать имя охранника на бейджике. В лицо-то она его помнила, а вот имени никогда не знала. Оставалось надеяться, что он её тоже вспомнит), Вы меня не помните? Я – Шура Кораблёва, работала в РинГларе менеджером по связям с общественностью…

– Александра Ивановна?! – узнал охранник, обескуражено вглядевшись в лицо под капюшоном, – Проходите-проходите! Что с Вами случилось?

– Это долгая история, – мягко ответила Шурочка, – Пустите переночевать?

– Конечно-конечно! – засуетился Пётр Маркович (видимо, повторять слова дважды было его привычкой).

А про себя подумал – ничего себе история, если хозяйка представляется бывшим работником, называет себя не мужниной фамилией, а выглядит чуть лучше бомжа и пахнет соответствующе! Но вслух ничего не сказал, попридержал свои мысли при себе. Бог знает, что там случилось между хозяином и хозяйкой, сами разберутся. И помог, чем смог. Шурочка на такое даже не рассчитывала. Оказывается, в распоряжении охраны был не только туалет, но и душ! Она с наслаждением вымылась, промыла волосы шампунем и даже почистила зубы, пусть и без зубной щётки, пальцем, но зато зубной пастой. Только тот, кто на своей шкуре испытал отсутствие благ цивилизации, может в полной мере оценить такие элементарные бытовые вещи, как круглосуточная горячая вода из крана и кусок мыла!

А после душа Шурочку ещё и накормили! Немудрёные макароны по-флотски с магазинной тушёнкой показались Шурочке пищей богов.

– Вы тут располагайтесь поудобней, – предложил Пётр Маркович, проводив Шурочку в каморку с диваном, – а мне уже на обход пора. И вот ещё, – добавил смущённо, протягивая аккуратно сложенную рубашку, – не побрезгуйте, она хоть и не новая, но чистая и глаженная.

Шурочка так растрогалась, что чуть не расплакалась, сказала с чувством:

– Спасибо, Вам, Пётр Маркович!

– Не за что – не за что, Александра Ивановна! Спокойной ночи!

И ушёл, осторожно прикрыв дверь.

Шурочка ещё нашла в себе силы постирать трусы, а на платье махнула рукой – и не отстираешь, и не высохнет, в чём тогда завтра идти?

Завтра! Какое судьбоносное решение ей придётся принять завтра… Но сегодня ещё сегодня, а не завтра, вот завтра и будем об этом думать! И Шурочка нырнула в постель, плотно закуталась одеялом и мгновенно вырубилась.

30

Всю ночь Шурочку мучили кошмары. Она одна. В лесу. Бежит от чего-то страшного, ужасного. Спотыкается. Падает. Встаёт. Опять бежит. Натыкается на что-то ещё более ужасное. Шарахается в сторону… Утро размыло реальность сна, но чувство неотвратимости надвигающейся беды осталось. Бухало сердце. Болела голова.

Она на автомате оделась, не обратив внимания, что её повешенные сушиться на спинку стула трусы куда-то исчезли, как и платье, а вместо них на стуле аккуратной стопкой лежала чистая одежда – джинсы, свитер, нижнее бельё.

На посту охраны её встретил молодой охранник:

– Доброе утро, Александра Ивановна!

– Доброе! А где Пётр Маркович?

– Его смена закончилась. А Вас уже ждут.

– Ждут-ждут, подождут! – пробурчала Шурочка, невольно задваивая слова, как её вчерашний спаситель, – Полцарства за глоток кофе!

Каждый глоток кофе возвращал её к жизни. Но, сколько бы ни длилось удовольствие, всё когда-нибудь заканчивается, закончилась и кофейная чашка. И Шурочка вышла на улицу.

«Не сам, Андрея прислал!» – кольнуло её, глядя на улыбающегося во все 32 зуба шофёра. Она хмуро кивнула головой на его радостное приветствие и уселась на заднее сиденье. Села так специально, чтобы не разговаривать, а подумать, крепко подумать, как ей вести себя с мужем. Глобальные вопросы – что делать? как жить дальше? анализу пока не поддавались.

Два часа дороги прошли в молчании. Шурочка углубилась в себя, а Андрей хоть и поглядывал с тревогой на свою хозяйку в лобовое зеркало, заговорить не решался.

Тимур Георгиевич встретил жену на улице, радостно кинулся к ней, как только она вышла из машины, крепко обнял. А Шурочка стояла столбом, никаких чувств не проявляла, в глаза не смотрела. И, как только он ослабил хватку, двинулась к дому. А там прошла сразу к сыну и не отходила от него ни на шаг до конца дня. Загораживалась Лёвушкой от общения с мужем. Тимур Георгиевич возражать не стал, тактично отошёл в сторону – шутка ли, мать не видела сына почти месяц!

Лёвушка смотрел на Шурочку так внимательно, по-взрослому, даже бровки хмурил. Если бы не отцовский характер, наверное, разревелся бы. «Забыл!», – ёкнуло сердце Шурочки. А вырос-то как! Как уверенно держит головку! А в глазах такое осознанное выражение! Только что смотрел так оценивающе, настороженно и вдруг задумался, даже пальчики в рот взял, чтобы помочь размышлениям. И это, кстати, было совершенно новым в его поведении, ведь раньше у него не получалось разжать кулачки.

Шурочка с жадностью вглядывалась в сына и отмечала в нём всё новые и новые изменения. Поворот головы на звук или свет. Ему уже не трудно было поднять грудь и лежать, опираясь на предплечья. По игрушкам бьёт ладошкой уже прицельно, а не просто так по какой получится попасть. А в рот тянет после долгих и внимательных размышлений – будет ли стоить результат приложенных усилий.

Чудом из чудес стало для Шурочки, когда Лёвушка, ловко оттолкнувшись от стенки кроватки, перекатился с животика на спинку. «Ах, ты моя умничка!», – завосторгалась Шурочка и от полноты

чувств почмокала губами. И каково же было её изумление, когда сын повторил за ней этот жест, а потом не только открыто улыбнулся, не той младенческой гримасой едва напоминающей улыбку, какой она была в 2 месяца, а самой настоящей, осознанной. А потом … заливисто рассмеялся. У Шурочки чуть сердце не остановилось от умиления. А Лёвушка, весьма довольный собой, деловито подтянул свою ножку к лицу, пытаясь дотянуться до пятки, но по дороге ему попался большой палец. А что? И он оказался вполне вкусненьким! Это было так прекрасно, что Шурочка едва не расплакалась.

Лёвушка тут же отреагировал на изменение состояния матери. Оставил ножку в покое и уставился на неё с вопросительным выражением – что случилось? Почему ты плачешь? Пришлось срочно брать себя в руки. Чтобы отвлечь малыша, Шурочка состроила рожицу – надула щёки, а потом «проткнула» их пальцами со смешным звуком «п-ф-ф». Лёвушка рассмеялся, задвигал ручками и ножками, а потом… тоже надул щёчки. Так они и играли до вечера – Шурочка придумывала смешные рожицы, а Лёвушка пытался их повторить. Она сама его кормила из бутылочки, меняла памперсы, сидела у кроватки, пока он спал днём. Сама искупала перед сном и сама уложила на ночь. Она бы и на всю ночь осталась в спальне сына, но пришлось возвращаться в свою.

Тимур Георгиевич уже лежал в кровати, но не спал – ждал жену. Шурочка бочком проскользнула на свою половину, боясь взглянуть на мужа, как будто это она была в чём-то перед ним виновата, а не он перед ней. Плотно завернулась в одеяло, пытаясь почувствовать себя в некоем замкнутом пространстве, в котором можно спрятаться от опасности. Иллюзия, конечно, ведь от собственных мыслей не спрячешься. Тимур Георгиевич и на эти её манёвры ничего не сказал. Шурочка постепенно успокоилась и даже задремала.

Ей опять повторился тот же сон. Она одна. В лесу. Бежит от кого-то страшного, ужасного. На что-то натыкается. Падает. Встаёт и опять бежит. А этот кто-то, такой страшный и ужасный, всё ближе и ближе. Вот-вот нагонит. И нагоняет. Нет! Нет! Шурочка чувствует его тяжёлую руку, которой он дотянулся до её плеча. Надо кричать, звать на помощь, ведь в прошлый раз это помогло. И Шурочка закричала, забилась… И проснулась.

Тяжёлая рука монстра из сна оказалась рукой мужа. Шурочке так хотелось прижаться к надёжному мужскому плечу, но она прекрасно помнила, сколь оно оказалось ненадёжным в случае с её мужем.

– Мне хотелось бы остаться одной, – сказала она сухо.

Тимур Георгиевич, с тревогой вглядывающийся в измученное лицо жены, через паузу кивнул, собрал свои подушку и одеяло, и ушёл. И опять ничего не сказал.

31

Утром Шурочка проснулась с ясной головой и твёрдо принятым решением. Высказала его мужу прямо, без предисловий:

– Я хочу развод. Так будет безопаснее и для меня, и для Лёвушки.

Если бы Шурочка смотрела при этом в глаза мужу, то заметила, какую боль ему причинили её слова. Но она не смотрела, а лишь краем глаза заметила, как он согласно кивнул. И вот это его, как ей показалось, равнодушное согласие кольнуло болью в сердце.

Развод занял 2 месяца – минимальный срок при наличии у пары ребёнка и отсутствии имущественных претензий друг к другу. Разводом занимались юристы Тимура Георгиевича. Шурочка в это не вмешивалась. Даже в суд на заседания не ходила. Она ничего не хотела от мужа, и подписывала бумаги не глядя. Все её мысли были уже об обустройстве быта в снимаемой квартире под ребёнка и поиску средств к существованию, пока она не сможет устроить Лёвушку в детский сад и выйти на работу. А потому купленная ей в собственность Тимуром Георгиевичем квартира и весьма солидное денежное обеспечение – её и отдельно на сына, стали для неё сюрпризом.

Первым порывом было отказаться, но потом она рассудила здраво – для нормальной жизни всё это было как нельзя кстати и, в тоже время, не представляло интереса для похитителей, вздумающих в будущем шантажировать Тимура Георгиевича сыном или бывшей женой. Женой – потому что её статус «бывшая» говорит сам за себя, а сыном, потому что, если мужчина дорожит наследником, то ни за что не отпустит от себя, отберёт у бывшей жены, для этого все средства и силы в его руках. А Тимур Георгиевич даже против переезда семьи, бывшей семьи, в Москву возражать не стал.

32

Как же она могла так ошибиться в Тимуре Георгиевиче? Ладно, он её, жену, отрезал от себя разводом, но он ведь и сына вычеркнул из своей жизни! Ни разу не изъявил желания увидеться с Лёвушкой. Да что там встретиться! Пусть он в Питере, они в Москве, занят, с бизнесом закрутился, некогда, но он ведь и не позвонил ни разу за эти полгода после развода! За себя Шурочка уже давно его простила, а вот за сына было очень обидно. И чем ближе подходило время к дате первого года жизни Лёвушки, тем всё чаще подобные мысли крутились в Шурочкиной голове. Неужели и такое событие Тимур Георгиевич проигнорирует?

– Рядько! Шурка! Ти що ли? А я кхадаю: ти, не ти!

Шурочку так неожиданно выдернули из глубоких размышлений её девичьей фамилией, что она никак не могла сообразить – кто перед ней? Хотя голос был знакомый.

– Тю! Шурка! Ти ніяк мене не впізнаєш? Це ж я – Микола Запорожній! Забула однокласника?

– Коля?! – удивилась Шурочка и попыталась изобразить радость от встречи, хотя радости никакой не испытывала – с хулиганом и двоечником она, отличница, будучи школьницей, не общалась.

Он был старше всех в классе, поскольку дважды оставался на второй год. У него была своя компания, у неё своя. А попытку установить в очередном классе свою диктатуру, на корню пресёк Шурочкин брат Тарас, когда та пожаловалась ему на поведение новенького.

– Що, так сильно змінився? А ти ще красивіше стала!

Экзальтированная речь неожиданно появившегося человека из прошлой жизни не нравилась Шурочке, почему-то вызывала отторжение. Неправдой попахивала, что ли, искусственностью. Как будто человек заход к тебе делает по кривой, чтобы потом что-то от тебя получить и так, чтобы ты не мог отказать. А ты это понимаешь и поневоле собираешься, чтобы быть начеку. Вот и Шурочка постаралась ответить спокойно:

– Да нет, Коля, ты почти не изменился. Просто ко мне уже давно никто по моей девичьей фамилии не обращался. Отвыкла.

– Що, тиснуть москалі? Довелося на російську змінити? – заговорщицки понизив голос спросил Николай.

«Господи! – подумала Шурочка, – Опять ультра-патриот на мою голову!» Чего было бы проще предположить, что женщина просто вышла замуж?!

– Никто никого не давит! У меня брат очень хорошо устроился в Подмосковье, и никто на его украинскую фамилию внимания не обращает. А у меня фамилия мужа – Рыбникова.

– О, так Тарас теж тут? Дати телефончик? Допоможе земляку? – явно обрадовался одноклассник.

– Вряд ли. Он на стройке работает простым рабочим, не начальником. Да и недавно совсем.

– А ти що це всё російськи говориш? Забула рідну мову? – резко сменил тему и тон разговора явно не довольный ответом Шурочки Николай.

– Не забыла. Но мы же в России. Да и в классе, насколько я помню, мы все по-русски общались.

– О, а чий це тут пацанчик за мамкою ховається? А ну, йди, сюды до дядька! – опять сделал резкий кульбит в смене темы одноклассник и поднял Лёвушку на руки.

Лёвушка, действительно, уже давно забросил игрушки в песочнице и жался к Шурочкиным ногам, внимательно, как взрослый, вглядываясь в незнакомого человека, разговаривающего с мамой. Этот чужой дядька ему не нравился. И потому первое, что он сделал, когда оказался у него на руках, это со всего маху треснул его совочком по голове.

– Ах, ти ж забіяка малолітній! А якщо я тебе вдарю?

«Я тебе ударю!» – взвилась мысленно Шурочка и потянула сына к себе. Николай Лёвушку не отпускал, и тогда сын сделал для Шурочки неожиданное – разразился трубным плачем, начал вырываться из цепких чужих рук и сучить ногами. Дальше ситуация вообще превратилась в фильм ужасов. Откуда ни возьмись, появились двое крепко сбитых молодца в одинаковых пиджаках и вклинились в борющуюся троицу. Шурочка вообразила, что у неё хотят похитить сына, и эти двое из одной компашки с Николаем. Она обхватила сына одной рукой, а второй молотила куда придётся и орала, орала. Звала на помощь, пихалась ногами, впивалась ногтями, когда чувствовала под рукой чью-то кожу.

На Шурочкино счастье рядом с детской площадкой качались на тренажёрах трое ребят. И они не стали делать вид, что ничего не видят, ничего не слышат – поспешили на помощь. Вырвали Шурочку с сыном из кучи мужиков. А завязавшуюся драку прекратил пенсионер с овчаркой, пригрозив спустить пса без намордника. Он же не дал никому улизнуть до приезда полиции.

В полиции быстро разобрались в ситуации. Развели участников конфликта по разным комнатам: Шурочку, её соседа-пенсионера (она не была до этого знакома с Анатолием Ивановичем лично, даже имени его не знала, так кивали друг другу головой при встрече, когда сталкивались в подъезде) и трёх спортсменов, пришедших на помощь – в одну комнату для дачи показаний. Одноклассника и двух его подельников – в другую, для написания объяснительных.

Шурочка в полиции немного задержалась, потому что, помимо дачи показаний, писала ещё и заявление на открытие дела о попытке похищения сына. А когда вышла на улицу, увидела, что её ждёт сосед.

– Спасибо Вам, Анатолий Иванович! – с чувством поблагодарила Шурочка.

– Обращайтесь! – галантно ответил сосед, приподнимая поля шляпы от солнца, – Мы с Баярдом всегда к Вашим услугам. Сопроводить куда или по дому что сделать. Я смотрю, Вы всё одна и одна с сыном колготитесь. Зато, какой защитник подрастает!

Шурочке очень приятно было слышать такое о сыне. Вот ведь какое золотце у неё растёт! Раскричался (!) вовремя, в полиции сразу успокоился, а сейчас и вовсе мирно заснул на руках у мамы, доверчиво положив голову на её плечо.

Шурочка уже было согласилась отправиться домой в сопровождении услужливого соседа, когда краем глаза уловила мужчину, входящего в здание полицейского участка. И всё бы ничего – мало ли кто туда входит, но уж больно он был похож на Андрея, шофёра Тимура Георгиевича. Показалось? Или?.. Если это Андрей, то не мог он оказаться тут случайно в день, когда с ней такое произошло. И значит… Значит он, а, следовательно, и бывший муж как-то связаны с попыткой похищения Лёвушки. Бред какой-то!

И Шурочка осталась. Расположилась в тенёчке на лавочке напротив двери в полицейский участок и стала ждать развития дальнейших событий, надеясь получше рассмотреть «Андрея» на выходе. Но вместо мнимого или не мнимого Андрея вышли… два молодца одинаковых с лица и спокойно пошли по улице прочь.

Возмущению Шурочки не было предела! Их отпустили! Как же так! А как же её заявление о попытке похищения? А как же свидетельские показания четырёх свидетелей? Нет! С этим надо было разобраться немедленно! И Шурочка решительно пошла обратно.

– Что-то существенное вспомнили? – сочувственно спросил дежурный на входе и пропустил Шурочку к следователю.

В кабинете она нос к носу столкнулась с Андреем. Это, действительно, был он, и сильно засмущался, когда встретился с ней взглядом, даже глаза в сторону отвёл. Ах, вот, значит, чья заслуга в освобождении отморозков! Шурочка уже набрала воздух, чтобы разразиться гневной тирадой, но следователь её опередил:

– Очень хорошо, что Вы вернулись. В связи с вновь открывшимися обстоятельствами надо будет переписать Ваше заявление о попытке похищения.

– Это какими же такими «вновь открывшимися обстоятельствами»? – прошипела Шурочка, гневно сверкая сузившимися глазами.

– А вот почитайте эти показания! – сказал следователь, протягивая ей листочки, заполненные размашистым почерком.

По мере чтения вся картина произошедшего у Шурочки перевернулась с ног на голову или с головы на ноги. Молодцы недаром казались похожими друг на друга – братьями оказались. А ещё сотрудниками частной фирмы «Телохранитель», название которой говорило само за себя. Договор с этой фирмой был заключён ещё в феврале (это когда Шурочка с сыном переехали и обосновались в Москве) Рыбниковым Тимуром Георгиевичем на охрану Рыбниковой Александры Ивановны и Рыбникова Льва Тимуровича (именно в такой последовательности – сначала она, потом сын). Копии договора и служебных удостоверений прилагались. По показаниям телохранителей они вмешались в ситуацию только когда увидели прямую угрозу жизни и здоровья своих подопечных (это, видимо, когда Лёвушка заголосил), а до этого осуществляли только визуальный контроль.

Следователь внимательно наблюдал за изменением выражения лица потерпевшей по мере знакомства с документами от гневно-решительного к растерянному.

– Так что, переписывать заявление будем? Только должен Вас предупредить: доказать намерение похищения Вашего сына гражданином Украины Запорожним Миколой Петровичем будет чрезвычайно сложно в виду Вашего с ним знакомства. Даже с учётом свидетельских показаний теперь уже шести свидетелей.

– Александра Ивановна, – вступил в беседу Андрей, – может, чёрт с ним, пусть катится в свою Украину? Тем более что у него въездной режим уже нарушен. Угрозу он Вам уже не представляет – его никуда не выпустят, пока не депортируют.

Из полицейского участка Шурочка вышла вместе с Андреем. Он же вызвался отвезти их с Лёвушкой домой, как будто вернулись те времена, когда Шурочка была хозяйкой, а Андрей её водителем. Или повторялось то утро, когда он вёз её домой после освобождения. Шурочка также как и тогда углубилась в себя, а Андрей хоть и поглядывал на неё с тревогой в лобовое зеркало, заговорить не решался. За одним исключением – сейчас Шурочка не чувствовала себя одинокой, с ней был её сын Лёвушка.

Никак у Шурочки не стыковались события в одну логическую цепочку. Зачем бывший муж нанял им телохранителей? Если ради сына, а она, так, до кучи, то почему отпустил Лёвушку с ней? Ведь все рычаги были в его руках – власть, деньги, опытные юристы. Если бы хотел отобрать сына у матери, то отобрал бы, и ничего бы она не смогла с этим поделать. А он заморочился наймом охраны, платит огромные деньги… Неужели это гораздо меньше той суммы, которую за неё запросили похитители? Вопросы… вопросы… Но, если Тимура Георгиевича рядом не было, чтобы на них ответить, а, если бы даже и был, фиг из него что вытрясешь, то Андрей-то, вот он, рядом. Уж, от него она всё узнает, что он сам знает. Не из Питера же он добрался за час до московского полицейского участка! Значит, в Москве обретается. И, как пить дать²⁶, непосредственно связан с охранной фирмой.

²⁶ – это старославянское выражение, обозначающее, что никто в нужде не обделит водой. Отказать в воде было несовместимо с совестью наших предков. Поэтому выражение «как пить дать», как наши предки в воде не отказывали, означает как незыблемое, точное, в чем сомневаться не приходится.

33

– Ну, рассказывай! – строго приказала Шурочка.

– Что рассказывать, Александра Ивановна?

– Всё! Начни с того, как давно ты в Москве и почему?

– С февраля, – отчеканил Андрей, – Отвечаю за вашу безопасность перед Тимуром Георгиевичем.

– Вот даже как, – протянула Шурочка, – А почему ты, а не Павел Петрович или кто-то из его службы безопасности?

– Павла Петровича Тимур Георгиевич уволил из-за ситуации с Вами.

– Нашёл козла отпущения! – усмехнулась Шурочка.

– Ну, он реально накосячил, – начал с горячностью защищать решение шефа Андрей, но Шурочка его перебила:

– Заплатить надо было сразу и все дела, а не виноватых искать!

– Так Тимур Георгиевич сразу их требования выполнил, как только видео с Вами получил, – уставился с недоумением на Шурочку Андрей.

С таким же недоумением смотрела на него и Шурочка.

– Расскажи всё по порядку, – попросила хрипло.

– Они сначала не деньги потребовали, а чтобы РинГлар снялся с тендера на производство вакцин. Пообещали, что сразу Вас отпустят, когда проверят информацию. И даже день, место и время назначили. Я сам с Тимуром Георгиевичем ездил. Проторчали без толку там до самой ночи, он уезжать не хотел, надеялся, что вот-вот Вас привезут. Но никто так и не приехал. Ни Вас, ни звонков от похитителей не было целые сутки. Тимур Георгиевич места себе не находил, боялся от телефона на шаг отойти. А потом пришло второе видео. Флешку в офис подбросили… вместе с Вашими волосами. Что тут началось! Я Тимура Георгиевича сроду таким не видел! А главное – не понятно, с чего они взбеленились, если мы всё выполнили? Но Тимур Георгиевич быстро разобрался. Тут ведь что получилось? Тендером в РинГларе занимался молодой специалист, техническую документацию готовил, документы подавал. Ему, видите ли, жалко было проделанной работы, очень он рассчитывал отличиться в первом же серьёзном деле. Тимур Георгиевич ему ясно велел сняться с тендера, а он основные документы РинГлара отозвал, а нашей дочерней фирмы оставил. Это так многие фирмы делают – участвуют двумя организациями, формально не связанными друг с другом. Если побеждает одна, а на втором месте оказывается другая, то первой можно сняться и тогда автоматически победа присуждается второй, у которой сумма контракта выше. Поскольку суммы исчисляются миллионами, то выгода не маленькая получается. А похитители до этого докопались. Но не он один накосячил. Тут, как назло, всё в одно сошлось. Павел Петрович тоже отличился. Ему Тимур Георгиевич запретил заниматься Вашими поисками, чтобы, не дай бог, не навредить. А он не послушался. Тайно вёл собственное расследование. И напал-таки на след похитителей, вычислил место, где они Вас держат. Но они, видимо, что-то заметили. Передислоцировались в срочном порядке. Вот после второго видео Тимур Георгиевич его и выгнал. А похитители в качестве «моральной компенсации» к своим требованиям ещё и круглую сумму добавили. Мы второй раз поехали. Опять прождали безрезультатно. Деньги они из тайника забрали, а Вас не привезли. Позвонили на следующий день, сказали, что дождутся окончательных результатов тендера и только тогда Вас отпустят. Тендер прошёл, но никто больше не позвонил. Тимур Георгиевич решил обратиться в полицию, тем более что понятно же стало, кто стоит за Вашим похищением – в тендере всего и участвовало три фирмы, из которых две наших снялись. Но тут позвонили из офиса, что Вы нашлись. Тимур Георгиевич сорвался сам. Вскочил на байк и вернулся только через пять часов. А мне велел быть у дверей офиса не позже шести утра. Вот, собственно говоря, и всё.

Шурочка сидела, оглушенная услышанным. Ведь всё это она могла узнать уже давно от мужа, если бы не оттолкнула его, окуклившись от обиды. Сама себе создала версию случившегося, сама в неё поверила, сама и наворотила… И даже ещё раньше! Если бы поговорила с Андреем тогда, в машине, когда он вёз её домой. А она надулась на весь свет и не пожелала ни с кем общаться. А всего лишь надо было поговорить, спросить, выслушать. И не было бы этого дурацкого развода, этого расставания, этого переезда. И боль бы уже давно прошла. И её. И мужа. Растворилась бы в их любви. И друг к другу. И к сыну. Но ведь не поздно ещё всё исправить?! И Шурочка деловито вскочила со стула:

– Так! Собирайся! Мы летим в Питер первым же рейсом. Найди билеты, а я пойду соберу вещи Лёвушки.

– Не надо, Александра Ивановна! – неожиданно заупрямился Андрей.

– Что не надо? – удивилась Шурочка.

– Не надо сейчас лететь в Питер. У меня на этот счёт чёткие инструкции от Тимура Георгиевича.

– Что за ерунда! Никто не имеет права запрещать мне увидеться с мужем. Даже он сам!

– И всё-таки, нам будет лучше остаться в Москве.

– Так, Андрей! Ты мне что-то определённо не договариваешь. Или говори всё, или я еду в Питер. С тобой или без тебя!

Андрей пробурчал:

– Тимур Георгиевич меня убьёт…

Шурочка решительно встала, желая показать твёрдость своих намерений, и Андрей промямлил:

– Ну, я это… Он когда… В общем… Короче, я всё знаю…

– Вот и прекрасно! – подстегнула его Шурочка, – Рассказывай, раз всё знаешь!

– Я знаю… что Вас… Ну, короче… Что Вас…

– Ну, говориуже!

– Что Вас изнасиловали, – выпалил Андрей.

– Что?!? – обомлела Шурочка.

– В общем, – заторопился соскочить со скользкой темы рассказчик, – Вы когда ушли, Тимур Георгиевич напился и начал всё в доме крушить. Мы, было, сунулись к нему, но он начал палить из пистолета, потом, когда обойма кончилась, из охотничьего ружья. А там патронов не меряно… И всё орал: «Убью гадов!» Холодов, это новый начальник охраны, растерялся, и мы его уговорили позвонить Павлу Петровичу. Всё-таки, мужик с боевым опытом, да и с Тимуром Георгиевичем не один десяток лет знаком, не то, что новенький. Вот он и смог к Тимуру Георгиевичу подобраться. Ружьё мы у него отобрали, а потом квасили до утра уже втроём. Тогда он и рассказал об э т о м… А ещё о том, что собирается убить и Квасневского, это тот, кто организовал похищение ради победы в тендере, и тех, кто посмел до Вас дотронуться. А потом сдаться полиции. И это хорошо, что Вы с сыном ушли. Чтобы эта грязь Вас больше не касалась. Когда Тимур Георгиевич заснул, Павел Петрович ушёл. Мне велел не говорить ему, что приходил, и о словах этих не напоминать – авось, забудет. С ребятами из охраны сам поговорил. Только Тимур Георгиевич о своём намерении не забыл. И начал с Квасневского. Ох, и поперёк горла встал гаду этот тендер! Как Вы в начале февраля уехали в Москву, так у него сплошные неприятности одна за другой. А потом и вовсе пропал. Тимур Георгиевич злился, что не у кого про псов его узнать, кто участвовал в Вашем похищении, а потом его, вдруг, самого к следователю вызвали. Вот так он и узнал, что Павел Петрович его опередил. Себя подставил, поскольку считал себя виноватым в Вашем похищении. Убил Штыря… Ну, это тот, который Вас… в общем… Ну, Вы поняли… А второго, Гладиатора²⁷, так покалечил, что мама не горюй. Квасневскому тоже досталось, хотя он клялся и божился, что приказывал пылинки с Вас сдувать, а не это… другое… Короче, все его будущие тендеры будут теперь на лекарства уходить. А следователь чего Тимура Георгиевича-то вызвал? Павел Петрович сам сдался и про всё рассказал, кроме причины, по которой он это сотворил. И Квасневский с Гладиатором в несознанку ушли, видимо, крепко их Павел Петрович запугал. Да и кому охота срок себе наматывать за похищение человека? От пяти до двенадцати. А следователь въедливый попался, или интуиция у него сработала – почувствовал, что какого-то важного звена не хватает. Через общий бизнес с Квасневским и бывшую работу Павла Петровича вышел на Тимура Георгиевича. По его версии Тимур Георгиевич – заказчик, а Павел Петрович лишь исполнитель, а его увольнение это так, для отвода глаз. Версия версией, а доказательства только косвенные, поскольку фигуранты дела все молчат, как воды в рот набрали. Вот и посадил он Тимура Георгиевича под домашний арест пока идёт следствие.

Андрей замолчал и уставился на Шурочку, которая давно уже застыла на стуле, как статуя, уставившись в стену за спиной рассказчика стеклянным взглядом. На кухне повисла звенящая тишина. А потом Шурочка едва слышно прошептала:

– Не было этого…

– Чего не было? – не понял Андрей.

– Изнасилования не было, – ответила Шурочка и крупные слёзы покатились из голубых озёр её глаз, – Попытка была… Штыря… когда напился… Гладиатор спас…

Андрей пожал плечами – для него эта информация ничего не меняла, а вот для Шурочки многое поменялось после рассказа Андрея. Ведь это она была виновата в том, что муж истолковал её взбрыки, как стресс после насилия. И ринулся её защищать, мстить за неё. Даже в тюрьму был готов сесть. Ведь это из-за неё погиб человек. Да – преступник, да – отморозок, да – пытался изнасиловать, но ведь не осуществил?! Ведь это из-за неё калекой стал Умник. Да – тоже преступник, да – тоже, наверное, не меньший отморозок, чем его подельник, но ей-то он ничего плохого не сделал! Заботился, как мог, можно даже сказать, жизнь спас. И ведь это из-за неё сядет в тюрьму хороший человек Павел Петрович, который, уж точно, ни в чём не виноват, который так понимал свой долг, что пожертвовал собой, своей жизнью ради человека, которого, как он считал, подвёл. И оба они – и муж, и бывший начальник охраны, молчат ради неё, лишь бы не вмешивать её в эту историю, лишь бы не причинять ей боль воспоминаниями о похищении. Готовы судьбы свои переломать ради неё. Только она им этого не позволит! Не позволит переломать их судьбу и свою. И своё счастье!

²⁷ – в переводе с блатного жаргона – «сильный человек, служащий орудием исполнения планов и приказов того, которому он привержен».

34

Нет, всё-таки, насколько удивительно противоположно может быть восприятие человеком одного и того же! Вот и в жизни Шурочки, во взаимоотношениях с мужем, по сути ничего не изменилось. Дни были заполнены повседневной суетой – купить продукты в магазине, приготовить еду, помыть посуду, посидеть перед телевизором, повозиться в саду перед домом, поиграть с сыном… И всё это вместе, без разделения на мужские и женские дела, без – мелодраматические сериалы это женское, а трансляции футбольных матчей – мужское. Памперсы – женское, а гули-гули с Лёвушкой – мужское. Конечно, с поправкой на работу Тимура Георгиевича.

И молчал он точно также, и как в период до их брака, и во время брака до развода, и после воссоединения. Бурное объяснение в любви и разговоры до утра, когда супруги вывалили на голову друг другу все свои чувства и мысли, можно считать исключением, которое только подтверждает правило. (Именно тогда, в их первый такой длинный разговор, Шурочка убедила мужа рассказать следователю об её похищении. Тимур Георгиевич долго сопротивлялся, не желая, чтобы жена, пусть только в мыслях, возвращалась к этому страшному эпизоду. И, если бы дело касалось только снятия подозрений с него самого, то ни за что не согласился бы. Но тут же ещё решалась судьба Павла Петровича, так что пришлось ему, скрипя сердцем, согласиться. Павла Петровича всё равно посадили, но суд учёл смягчающие обстоятельства, предшествующие преступлению Закона, и добровольную явку с повинной, так что срок был минимальным.)

Но как же по-разному Шурочка ощущала это «одно и то же»! В период «жениховства» – как нечаянный подарок судьбы, как нечто зыбкое, кратковременное, о чём в старости будешь вспоминать как о вспышке счастья, которое, в общем-то, и не заслужила, а потому очень рада, что оно случилось. В период первого брака (первого, потому что после полугода развода, случился второй, в котором Рыбникова Александра Ивановна опять вышла замуж за Рыбникова Тимура Георгиевича) – как боль непонимания, проб и ошибок в попытках изменить мужа, измениться самой, усиленных поисков выхода из тупика. А после воссоединения семьи – как безграничное счастье, уверенность в завтрашнем дне и муже, Тиме. Да-да! Муж разрешил называть его так. Для него это имя перестало ассоциироваться с предательством из юности и вновь стало именем из детства. Так его звали и отец, и бабушка.

И ещё – на его лице всё чаще стала появляться улыбка. А когда Шурочка сообщила ему о своей второй беременности, улыбка была такой широкой, открытой, как на тех фотографиях из юности. «Молчун ты мой любимый!», – каждую ночь думала Шурочка, засыпая в надёжных объятиях мужа.

март 2021

Оглавление

6