Метель [Евгений Франк] (fb2) читать онлайн

Евгений Франк Метель

Случилось это в две тысячи седьмом году. В то время, мы с Серёгой, безбашенные студенты, увлекались всем, что могло дать нам хоть какую-то порцию адреналина. Диггерство, сталкерство, зацеппинг, паркур, руффинг…

В серьёз мы ни на чем не останавливались, не примыкали на долго ни к какой команде, но при этом репутацию в тусовке имели людей адекватных, хотя и «вечных новичков». Взять нас на вылазку считалось делом не зазорным, потому как мы никогда не чудили, и ни кому ничего не обламывали. Слушали более опытных товарищей, и не занимались самовыпилом, отделяясь от группы на незнакомом маршруте и залезая в какие-нибудь ебеня в промзоне, где провалились бы в колодец или шахту лифта, и тихо свернули бы себе шею.

Однако, в закрытые походы «для своих» нас никогда не звали, по понятным причинам. Да мы и не знали особо о таких походах. Как я уже сказал, мы в основном плавали по поверхности. Были этакие «каждой бочке затычки», пара раздолбаев в вечном поиске то ли себя, то ли острых ощущений. Даром, что с головой.

Но, суть рассказа вовсе не в этом…

Как сейчас помню, были это зимние каникулы после сессии. Я сидел в общаге, и лениво потягивал пиво, слушая КиШа. Пиво было дешевым, кажется багбир в полторахе, но на вкус ничего так. По крайней мере не пахло тряпками, как некоторые сорта местечкового производства в моём родном зажопинске.

Серега ввалился в комнату с мороза, раскрасневшийся, в распахнутой куртке. Куртку в городе он никогда не застегивал из принципа, даже в минус тридцать, когда за десять минут ожидания автобуса на остановке, лицо его начинало приобретать синеватый оттенок. Мне всегда казалось, что это такая же дурь, как у девчонок, что в разгар зимы шляются в мини и остекленевших колготках, а иногда ещё по льду на каблуках. Но вслух я ему ничего не говорил. Каждый… как он хочет. Ну, вы поняли.

– Санёк! – Серый отобрал у меня полтораху, плюхнувшись на кровать.

По истёртой дорожке, что пролегала вдоль кроватей через всю комнату, тут же начала расползаться грязная, чёрно-коричневая московская слякоть. Конечно, этот придурок не подумал снять ботинки, а кого-нибудь, чтобы дать ему оплеуху, в комнате не было – все разъехались по родным, и на эти две недели мы могли считаться полноправными королями нашей берлоги.

– Ты бы хоть разулся, свинья…

– Бля… Какой разулся! Слухай, мне тут родоки матпомощь прислали, типа Новый год, голодающему студенту и всё такое. Ток щас извещение получил.

– Сколько? – я оживился, решив отложить разговоры о чистоте в и без того разгромленной комнате до другого случая.

– Пятак, – довольно оповестил Серёга, и с энтузиазмом дал длинный залп глотков из ополовиненной полторахи.

– Не кисло! – я присвистнул – Так что, зовём девчонок? Никого нет, комната наша! На такое бабло можно зависать до конца каникул!

– Тебе лишь бы сиськи. Есть идея круче! Короче, настоящая тема испытать себя. Зимний поход. Сибирь. На неделю. На билеты и закупиться хватит, я уже подсчитал. Часть дороги поедем по студакам, на собаках. В идеале, конечно, зайцем, но маршрут дальний, как повезёт.

– Ёбнулся, – констатировал я, отбирая у Серёги остатки пива, – Пять тыщ убить, чтоб неделю по лесу таскаться. Новый год, каникулы, пустая общага, ни с кем делиться не надо – накрываем стол на четверых, зовём Таньку, Светку… У меня ключ от комнатухи где Игнат живёт есть. А если хочешь куда-нибудь залезть – я тебе устрою. Прям сейчас диггерам на форум напишу, найдём компанию, слазаем на ВДНХ… Хочешь в лес? Ну поехали в Подмосковье, там сейчас сугробы по пояс, чем тебе не Сибирь? Только бесплатно, и если задницы начнут отмерзать, мы сможем домой вернуться, а не останемся там, так что ни с вертолета, ни с собаками нас уже не отыщут…

– Друг называется, – обиделся Серёга, – Я ему о реальном деле, а он о бабах, о жратве… Баб у тебя ещё сколько будет, знаешь? А вот это приключение – оно на всю жизнь. Ты потом, бля, лет через десять будешь работать в какой-нибудь шарашке, и вспоминать: вот тогда, в две тысячи седьмом, мы с Серёгой… А если ты эти деньги пропьешь, ты через месяц не вспомнишь. И очередной залаз станет именно очередным, сольётся в массу таких же. А Сибирь… Это Сибирь! Хочешь – оставайся, я один поеду. Могу тебе даже тыщу оставить, чтоб ты побухал как следует. Я ж думал, ты понимаешь. А ты…

Серёга махнул рукой и поднялся, явно намериваясь уйти.

– Да подожди ты! Чего я тебя, кину что ли? «Давай, Серый, вали в свою Сибирь, пока я тут буду жопу греть» – это таким другом ты меня считаешь, да?

Серёга остановился у двери и хмуро обернулся.

Я выжидающе посмотрел на него.

– Что, едем?

– Едем.

Развернувшись, он подошёл ко мне и протянул руку. Секунду спустя мы уже колотили друг друга по плечам, объявляя конец едва наметившегося конфликта. И если мы хотели успеть вернуться до начала учебы, времени на сборы у нас оставалось не так-то много.

Поначалу всё шло хорошо. Мы собрали тот минимум снаряжения, который посчитали необходимым, рассчитали маршрут, даже прогноз погоды удосужились узнать. Добирались на перекладных. Где в плацкарте, потягивая пиво на полке, где на электричке, где зайцем, где в тамбуре за сотню в руку проводнику.

Высадившись на безымянном, помеченном лишь номером километра полустанке, мы вдохнули морозный лесной воздух, и я таки уверился в том, что план Серёги и впрямь стоит свеч. Всё же, это действительно было приключение. Да ещё какое. В городе такого чувства никогда не испытать. Ощущение, что вокруг тебя ни единой души, на километры, километры и километры… Впрочем, про километры и километры я, конечно, слукавил. Судя по карте где-то неподалёку должна была быть деревенька. И даже отделение почты имелось. Чуть поодаль деревенька поменьше, дальше – зимовье, где ещё в советское время охотники промышляли пушнину. Впрочем, ощущению одиночества это никак не мешало.

Расчехлив спёртые из каптёрки институтского тренера лыжи (с твёрдым намерением вернуть, да), мы встали на нетронутую снежную гладь и начали прокладывать лыжню в противоположном деревне направлении. В глушь. Туда, где не ступала нога человека. А если и ступала, то настолько давно, что это можно было считать неправдой.

Двигались, по очереди сменяя друг друга. Один прокладывает путь, второй идёт позади – отдыхает. Периодически, на привале, делали по глотку из припасённой Серёгой бутыли дешевого коньяка. Для согревания и поддержания бодрости духа. Таких он припас не то две, не то три, обозначив их как «топливо». Коньяк был, прямо скажем, не «Арарат», но я был не привередлив.

К вечеру, когда закатное солнце озарило белоснежный простор багрянцем, решено было организовать лагерь. Серёга отправился рубить ближайший сухостой, покуда я расчищал место под костёр и палатку. В качестве костра выбор остановили на ленивой «нодье», благо неподалёку имелась вполне подходящая сосенка. Поделив её на брёвна и оставив огонь разгораться, мы довольно быстро, в четыре руки поставили палатку, и проткнув заточенными палками «краковскую» колбасу расположили её рядом с костром. Грызть мороженую краковку удовольствие было бы так себе, потому пришлось запастись терпением.

Пока оттаивала колбаса, мы натолкали в котелок снега, и соорудили рядом ещё один небольшой костер из обломанных со ствола сучьев. Прогореть он должен довольно быстро, и нужен был лишь за тем, чтобы вскипятить воду. Разместив таганок, и подвесив котелок над огнем, мы достали сигареты и прикурили от извлеченной из костра веточки. Курить на маршруте, хватая легкими ледяной воздух, было бы самым верным путем к воспалению. В лагере же, у костра, это было милое дело.

– Ну что, каково? – спросил Сергей, щурясь на огонь, и с удовольствием затягиваясь табачным дымом.

– Хорошо-о-о, – протянул я.

Ответ был банальным, но на большее меня не хватило. Тепло от костра, усталость и благостная обстановка начинали смаривать без всякого ужина.

– Что «хорошо-о-о»? Красота! Посмотри, какой простор! И ведь мы здесь абсолютно одни – единение с природой!

Серёге, напротив, спать не хотелось. То и дело он обводил взглядом окрестности, как будто всё ещё не до конца веря, что сбылась мечта идиота. Шевелил длинной палкой ветки в костре, поглядывал в котелок, от которого уже начинал подниматься густой на морозе пар.

– Сейчас чаю заварим, и картошки, порубим туда колбасу, выпьем по глотку для аппетита, – мечтательно перечислял он, отправляя окурок в «нодью», которая уже хорошо разгорелась по всей длине, так что можно было водружать сверху третье полено.

Разобравшись с костром, заварили чай в термосе, сразу на литр, чтобы хватило до самой ночи. Талый снег давал не так много воды, поэтому пришлось трамбовать в котелок новую партию. Пока грелась вода, выпили. Действительно по глотку, в походах Серёга был довольно строг к алкоголю. «Только для поддержания настроения» – говорил он, открывая бутылку со спиртным, – «Ну и для температурного баланса». Я данную позицию полностью поддерживал. Пить на маршруте – можно сказать, изощрённый способ самоубийства. Небольшой глоток коньяка, чисто для бодрости – это да. Но напиваться… Были и те, кто после выхода объявлял сухой закон до самого возвращения на вокзал, но с такой категоричностью я так же был не согласен.

– Как думаешь, сколько мы сегодня прошли? – спросил я, глядя на медленно поднимавшийся от котелка пар.

– Ну… Километров десять. На вскидку.

– Всего десять? За целый день? Да ну, не может быть.

– А сколько ты хотел? Двадцать, тридцать? Э, нет, брат, нужно оценивать трезво. По снегу, на лыжах, мы не могли больше десятки за день дать, мы же не олимпийцы. К тому же, лыжню мы прокладываем сами. Вообще, точно я тебе не смогу сказать, да и никто не скажет. У нас с тобой навигатор какой модели?

– Целлюлозно-полиграфической, – усмехнулся я.

– Точно. И к нему ещё дополнение в виде магнитного указателя направления.

Серёга расстегнул рюкзак, и достал из него наш «навигатор». Разумеется, на что-то более продвинутое у двух студентов попросту не было денег.

– Смотри, выдерживать направление мы можем только по компасу. Если нигде не сбились, и я более-менее верно прикинул расстояние, то должны мы быть примерно вот здесь, плюс-минус километр.

Палец Серёги указал на карте ничем не примечательный участок леса.

– Если завтра нам так же удастся пройти около десяти километров, то к вечеру упрёмся в берег реки, во-о-от тут. Это и будет означать, что мы двигаемся верно. Дальше пойдём вдоль русла, как и планировали, до старой вырубки. Раньше, кстати, с неё брёвна по этой самой реке сплавляли. От вырубки, по мосту, если он ещё сохранился, а если нет, то по льду, перейдём на другой берег, дойдём до деревни, а оттуда до станции. Вопросы?

– Маршрут-то я знаю, – я задумчиво потёр лоб, разглядывая карту, – Я вот сейчас о другом думаю: а если мы завтра реки не увидим? Или промахнёмся мимо деревни? Там же минимум два дня перехода…

– А если промахнёмся, это будет означать только одно – что мы заблудились, – весело ответил Серёга, сворачивая карту.

– И… план? – почему-то мысль, что стоило бы заранее подумать о том, что делать, если мы сойдём с маршрута, посетила меня только сейчас.

– Какой тебе план? Карту в руки, компас в зубы, и вычислять направление. Если что – главный наш ориентир река. Двигаясь вдоль русла так или иначе можно дойти до человеческого жилья. Еды у нас с тобой достаточно. Воды тут…

Серёга обвёл руками окружающий нас снег.

– Так что дойдём. Но я бы предпочёл не теряться. Не дрейфь! Карта и компас – самый надёжный навигатор. Электронные что? То спутники потеряют, то разрядятся. А компас будет работать хоть пятьдесят лет, и не подведёт.

– Тоже мне, успокоил. Компас может и будет работать пятьдесят лет, а вот мы в Тайге столько вряд ли протянем…

– Да что ты панику разводишь на ровном месте? Санёк, первый день прошли, а ты уже «сколько протянем», «куда идти»? Доставай картошку давай, вода кипит!

Вода и правда уже вовсю бурлила. Достав из рюкзака пакет покупного порошкового пюре, мы сняли котелок с огня и засыпав половину пачки стали интенсивно мешать набухающие хлопья. Ну, точнее Серёга мешал, пока я крупно рубил разогретую колбасу и сбрасывал куски в котел.

Спустя несколько минут мы уже работали ложками на пару, активно поглощая получившийся ужин. Подкоптившаяся колбаса придавала пюре ни с чем не сравнимый аромат костра, так что все тревоги постепенно куда-то улетучились, и я вновь проникся романтикой похода.

– Масла не хватает, – мечтательно заметил я, зачерпывая из котелка очередную ложку.

– Масла ему. В пюре с колбасой. Буржуй да и только, – рассмеялся Серёга, а потом вдруг на минуту замер, опустив ложку в котел, – Слушай, Санёк. Я чего заметил. А ты в курсе, что с самого момента, как мы вошли в лес, мы ни разу не сругнулись матом?

Я недоумённо воззрился на друга, пытаясь припомнить, проскочило ли в наших разговорах хотя бы одно матерное слово.

– Ну, походу нет… Как ни странно. А что?

– А то, что это всё лес. Это город, суета и обилие людей располагают к тому, чтобы человек матерился, и говорил, как абы что: чо, ща, слышь, бля… Слышишь, как чужеродно звучит? А это потому, что мы в лесу. Атмосфера совсем другая.

Я только хмыкнул. Ругаться и впрямь не хотелось, и жаргон здесь звучал как-то странно… Тем не менее валить всё на лесную атмосферу я не спешил. С другой стороны… А что ещё? В городе мы и в самом деле уже тридцать раз бы выругались, и коверкали половину слов… Мистика, да и только.

– Хмыкай-хмыкай, а я тебе говорю, лес – это совсем другой мир, – подытожил Серёга, обтирая свою ложку снегом и пряча её в карман рюкзака, – Всё, в меня больше не лезет. Разморило с горячего-то… Давай что ли по чаю и спать. Ночью, если вдруг замерзнем – будем пить из термоса. Ну и у костра погреться можно. Хотя, «нодью» как надо сложили, палатка вроде близко стоит, не околеем. Зато экстрим!

– Экстрим-экстрим, – добродушно согласился я, чувствуя умиротворение после сытного ужина, – давай кружку – чаю налью.

Спустя минут пятнадцать мы уже улеглись в палатке, забравшись в спальники. Раздеваться, конечно, не стали, только скинули куртки, положив их под головы. Пока что было достаточно тепло, а в случае чего можно было и одеться обратно.

Поначалу, я хотел было обсудить с Серёгой план завтрашних действий. Но потом зевнул так широко, что у меня щёлкнуло в челюсти. И я решил – нафиг. План никуда не убежит, а вот сон… Сон накрыл меня практически мгновенно, когда я решил отпустить все мысли до завтра. Так что я не смог даже примерно отследить момент, когда меня вырубило. Вот, вроде бы я устроился чтобы заснуть, и хоба – наступило утро.

Как всегда бодрый Серёга пихал меня в бок.

– Санёк, вставай, завтрак просипишь!

– А куда он убежит, завтрак твой? – спросил я, потягиваясь, – Когда приготовим – тогда и будет.

– Завтрак может и не убежит, а утро уходит. Нам переход до реки нужно закончить до вечера, если ходим убедиться, что идём правильно. Темнеет рано, так что не разлёживайся.

Бурча что-то недовольное я накинул куртку и вылез из палатки. Впрочем, не прошло и минуты, как пришлось застегнуться и натянуть перчатки – мороз кусался, и на контрасте с тёплым спальником это чувствовалось гораздо острей.

– Что на завтрак?

– По-быстрому погрызём колбасу с галетами и вперёд.

– Чаю заварить надо. С запасом.

Всё ещё не проснувшись до конца и зябко ёжась, я взял котелок, и отойдя в сторонку от лагеря начал трамбовать в него снег.

– Чай – дело святое, – согласился Серёга, расставляя у догорающей «нодьи» наколотую на заострённые палки краковскую.

Позавтракали мы действительно быстро. Честно говоря, согреться до конца не помог даже свежезаваренный чай. То ли с вчера стало холоднее, то ли так только казалось… Никакого термометра у нас не было, и температуру оставалось определять «на глаз». Благо, рюкзаки мы держали в палатке, так что колбасу долго греть не пришлось. Галеты, оставь мы их на улице, пожалуй и вовсе превратились бы в подобие стекла.

– Ничего, на маршруте согреемся, – подбадривал Серёга, пока мы снимали палатку и укладывали наши пожитки.

– Хорошо бы… Погода мне не нравится. Вроде ж обещали всю неделю ясно, а погляди, – я взглядом указал на сереющее небо.

– Кто ж погоде в интернете верит? – усмехнулся Серый.

Но, тем не менее, было видно, что хмурое зимнее утро ему тоже не внушало доверия.

Спустя немногим более получаса, мы уже снова вышли на маршрут. По мере движения действительно становилось теплее. Так что мы шли сохраняя вчерашний темп, периодически сменяя друг друга, и останавливаясь, чтобы передохнуть, или приметить очередной ориентир по компасу. Но перемена погоды как-то поубавила наш энтузиазм. Разговоры на привалах получались вялыми, и в голове вертелось одно – распогодится, или всё же сыпанёт? Последнее означало бы задержку в пути как минимум на день, а в худшем случае и вовсе пришлось бы разворачиваться к станции.

В слух мы, разумеется, об этом не говорили, чтобы не накликать. И упрямо продолжали движение.

– Сань, у нас с тобой азимут движения на реку – двадцать пять, выход – двести пять, – напомнил Серёга не останавливаясь.

– Да знаю я, только нафиг? Ты у нас всегда карта и компас, – легкомысленно отмахнулся я.

– Прям как в первый раз в поход вышел. Направление должны знать оба. На всякий случай… Ты за ориентирами следишь?

– Вон та сосна. Там сверяемся, – я указал рукой дальнее дерево, выбранное нами в качестве точки сверки маршрута.

Серёга удовлетворённо кивнул, прибавил шагу, и в следующую секунду исчез.

Ну, точнее не совсем исчез, а просто провалился под снег.

– Накаркал, блять?! – зло спросил я, быстро перебирая палками, и подъезжая к краю провала, – Ты там живой?!

– Подожди! Не ходи сюда, следом ухнеш! Сука… Больно-то как…

Скинув лыжи, я осторожно заглянул в снежный колодец, стараясь тщательно прощупывать ногами устойчивость снега.

– Что там? Потянул что?

– Я хуй знает… То ли берлога, то ли яма какая! Кругом кустарник, ветки какие-то, сверху снегом замело, ничерта ж не видно! Встать не могу…

– Позвоночник? – в этот момент, честно говоря, я похолодел.

Самая опасная травма в подобном походе – это позвоночник. Вокруг на десятки километров не одной живой души, а если и есть где-то поблизости такой же сумасшедший, как мы, что толку? Какова вероятность встретить случайную помощь в тайге?

– Да не… Погоди… Только одной ногой пошевелить не могу… Вывернул как-то… Погоди, дай отдышаться…

–– Не легче, – ответил я, хотя про себя всё же с некоторым облегчением выдохнул.

Нога – не спина, всяко лучше. По крайней мере, дело не пахло параличом, это я видел своими глазами. Серёга осторожно откапывался, скидывая с себя поломанные ветки. Правда, шевелил он при этом только руками, ноги по-прежнему находились где-то под рыхлым снегом, так что оценить, что с ним случилось, было пока нельзя.

Сев прямо на снег, я достал пачку сигарет, и поспешно закурил, наплевав на одышку и распаренное тело. Сейчас это было уже не важно.

– Тебя как-то вытащить надо, – сказал я сделав несколько затяжек.

– Знаю, что надо. Я ногой двинуть не могу! Боль такая, как будто в капкан попал.

– Замёрзнешь, – мрачно напомнил я очевидную вещь, но Серёга только нервно отмахнулся, сжав зубы.

Сидели мы так несколько минут. Оба поняли, что чем дальше тянем – тем хуже становится. Покуда Серый сидел по пояс в яме, понять, что с ним произошло, мы никак не могли. К тому же, у него попросту начала отмерзать задница. Полчаса-час такого сидения и всё, нахер яйца.

Решено было вытаскивать его, наплевав на боль. Даже если там перелом, нужно сначала его увидеть, а потом уже фиксировать. Иного пути у нас не было, потому, раскидав снег и примяв ветки кустарника, я взял друга под руки и начал вытягивать. Серёга орал криком. Натурально, как только в фильмах ужасов орут. Хотя нет, гораздо страшнее. В фильмах орёт актер, который изображает, что увидел перед собой очередную «нёх». А здесь орал мой друг, которого я вытягивал из провала, в то время, как он бессильно загребал руками снег, запрокинув голову в каком-то диком воющем крике.

Ногу, вытаскивая, я ему, конечно, сместил. Когда я наконец уложил его на снег, из глаз взрослого, двадцатилетнего парня, натурально ручьём текли слезы. Впрочем, он не плакал, и не впал в истерику. Такое ощущение, что они текли как-то непроизвольно, в то время, как Серёга, стиснув зубы, молча и сосредоточенно дышал, глядя куда-то перед собой.

– Серый, ты как? – задал я абсолютно идиотский вопрос, присаживаясь рядом.

– Хуёво, Сань, – Серёга ответил вполне серьёзно, не став язвить по поводу тупых вопросов – не та ситуация, – Что там?

– Да вот, как раз таки хуёво.

Другого слова просто в голову не лезло. Правая нога Серёги в колене болталась, будто из неё выбили сустав. При малейшем движении она изменяла положение, как если бы крепилась на одних мышцах.

– Тебе нужно шину наложить. Бинт у нас есть. Есть анальгин, есть твой коньяк. Сейчас соорудим тебе лубок, и будем думать, что делать дальше…

– Сань… ты же понимаешь, что я не дойду? – как-то очень мрачно и безысходно спросил Серёга, так что от этого вопроса я похолодел во второй раз.

– От нас до станции меньше двух дней пути. Сделаем тебе сани из еловых лап, буду тебя тащить, каждые несколько часов – привал, костёр, чтобы согреться. Дойдём до станции, там поезд, в поезде уже в обяз окажут помощь. А там до ближайшего города и в травму. Пару дней потерпеть, и всё… Палата, гипс, сестричка. Да и я с тобой останусь, пока тебя нельзя будет в Москву забрать.

Я старался говорить как можно более бодро, чтобы у друга не осталось и тени сомнения в том, что всё будет так. Двое в панике, в зимнем лесу – это можно было бы сразу застрелиться. Впрочем, ружья у нас не было, так что выход оставался только один – добраться до поезда.

– Спасибо, – Серёга кивнул, по прежнему мрачно, постаравшись выдавить из себя улыбку.

Я же, не став терять лишних секунд, поспешил обыскать место вокруг нас, чтобы раздобыть пару подходящих палок.

Немного погодя лубок уже был готов. Попутно я скормил Серёге две таблетки анальгина, и влил в него изрядную порцию коньяка. Помогало это слабо, но хоть так. Другого ничего у нас всё равно с собой не было.

Соорудив из широких еловых ветвей, связанных верёвкой, подобие санок, я осторожно уложил на них друга. Не смотря на боль, он к этому времени немного приободрился. То ли мой план, то ли коньяк, помогли ему справится с нахлынувшей паникой, но он даже пытался улыбаться, и помогал мне руками его перетаскивать. Конечно, наложенная на ногу тугая шина, значительно улучшила его состояние. Колено больше не гнулось под непонятными углами, ступня не сдвигалась от малейшего движения, так что, в таком положении вполне можно было двигаться. Ну, мне можно было двигаться. Серёге же только осталось лежать на импровизированных санях.

«Выход двести пять», – напомнил я себе, ориентируясь по компасу. Опыта в этом деле у меня было значительно меньше, но, так как движение по азимуту мы изучали ещё в школе на уроках ОБЖ, я не сомневался, что справлюсь. Настраиваешь компас, выбираешь ориентир и вперёд. Достиг точки – сверяешь направление, выбираешь новый ориентир, и идёшь дальше. Конечно, всегда есть вероятность определённого промаха, но учитывая, что нашей конечной точной была железнодорожная линия, чтобы промахнуться мимо неё, нужно было очень постараться.

Скоро мы поняли, что главным нашим врагом будет не опасность сбиться с пути, а холод. Мне-то он был нипочём, пока я вёз Серёгу, пот с меня лил в три ручья, а вот он – замерзал. Мороз стоял, пожалуй, градусов тридцать, если не больше. Сидеть без движения на «санях» по такой погоде – простейший путь к переохлаждению. Мы пытались отогревать его коньяком, но оказалось, что его запасов у нас было ничтожно мало. Одно дело – пить по глотку на привале, другое – пытаться им греться. При том, что Серёга старался им не только согреться, но и хоть немного заглушить боль. Так что через несколько часов первая бутылка уже была прикончена.

– Всё, баста. Привал, – выдохнул я, роняя верёвку, за которую тянул сани.

Друг не спорил. Только смотрел на меня с какой-то грустной беспомощностью, покуда я натаскивал ветки для костра.

– Ну что ты, а? – не выдержал я, бросив на снег очередную охапку хвороста, – Да я те говорю, месяца не пройдёт, ты уже танцевать будешь! Шея цела, хребет цел, а нога… Ну мало людей ноги ломали?

Серёга молчал. Возможно моя бравада выглядела слишком наиграна, но что я мог сделать? Смотреть на то, как он наблюдает за мной, прикованный к месту, даже не в состоянии переместиться самостоятельно, было тяжело. А уж насколько ему было тяжело сидеть на этих ветках, понимая, что все теперь зависит только от того, смогу ли я дотащить его до станции, этого я и представить не могу.

Разведя костёр, я наскоро натянул палатку в виде тента, чтобы она хоть как-то аккумулировала тепло. Натыкал на палки остатки колбасы, подвесил котелок со снегом.

Заварили чай. Серёга пил, продолжая молчать. Взгляд его был затуманен то ли коньяком, то ли болью. Ел неохотно, но много курил. Выждав час и отогревшись, мы пустились в дальнейший путь.

На просьбы о второй бутылке я ответил жестким отказом. При хорошем раскладе до станции нам осталось дня полтора. Если Серый выпьет всё в первый день, то потом поправить нервы ему будет уже нечем. Так что, от боли я предложил ему ещё пару таблеток анальгина, и достал из рюкзака новую пачку сигарет. Пусть курит сколько хочет. Вред от курения – это сейчас было последним, о чём стоило думать.

А потом небо всё же прорвало. Поначалу снег пошёл редкими пушистыми хлопьями, медленно опускавшимися вниз. Возможно, это могло бы показаться красивым, будь мы в иной ситуации. Постепенно завеса хлопьев становилось всё плотнее. Ударил ветер. Десять минут спустя разыгралась метель. Да, мы опасались этого с самого утра, но как же ужасно всё наслоилось одно на другое. Выдерживать направление в таком снегопаде было невозможно. Нет, двигаться по азимуту я, конечно, мог, но не примечая ориентиры это могло означать промах на один, а то и на несколько километров. Кроме того, скорость движения была бы такой, что не сильно бы отличалась от остановки. Нас попросту замело бы на ходу. Потому, пристроив Серёгу под елью, я стал спешно разбивать лагерь.

Делать это под снегопадом было то ещё занятие: снежные хлопья залепляли нос, глаза. Передвигался я практически на ощупь. Расчистить место под палатку удалось лишь условно. Костёр я собирал в спешке. Ветер крепчал. Вскоре пальцы начали неметь даже в перчатках. Каково было при этом сидеть Серёге – ума не приложу. Я таки выдал ему вторую бутылку коньяка, приложившись и сам.

Затащив друга в палатку, я грел чай. Благо, силы ветра было пока недостаточно, чтобы не дать мне установить таганок. Но всё это выглядело таким тщетным… Кое-как натянутая палатка хлопала как парус. Тепло от костра уносилось ветром в никуда. Костер не позволял согреться, хотя я совал пальцы чуть ли не в самое пламя.

Чай с ледяными галетами представлял так себе перекус. Метель усиливалась, занося палатку. Ещё несколько часов, и наше убежище станет больше похоже на банальный сугроб. Что ж, возможно это поможет нам как-то согреться? Эскимосы же живут в снежных домах, и говорят, что там тепло.

Не помогло. В один момент палатка просто продавилась под тяжестью снега. Мне пришлось выбираться, чтобы пытаться её снова натянуть. Бесполезно. Я выбился из сил. Я ругался так, как не ругался никогда. Я проклинал всё: экстрим, нашу безбашенность, походы… Не проклинал я только Серёгу. Да, это он навязал нам своё решение идти в поход, но он был моим другом. И если нам суждено было сгинуть здесь, то сгинем мы вместе.

К ночи чуть улеглось. Мне удалось раскидать снег и поставить палатку так, чтобы в ней можно было по крайней мере спать. Несколько часов у меня ушло на то, чтобы развести костёр. Снег и ветер упрямо сдували пламя. Потому я сперва затопил растопку прямо в палатке, а потом уже перенёс её на кострище из обрубленных с окрестных деревьев веток и сучьев. По мере того, как разгорался огонь, я всё подбрасывал и подбрасывал дрова. Костер трещал. Ревел вздымая огненные языки, шипел падающим в него снегом. А я всё бросал и бросал новые ветви. Мне просто хотелось согреться.

Ночь прошла ужасно. Серёга напился. Боль мешала ему уснуть, паника накатила с новой силой. Он то кричал, что это он во всём виноват, то просил его не бросать. Как будто бы я мог это сделать. Обещал, что больше никогда не уедет из города. Хватался за ногу, бил руками по полу палатки. А я мечтал поспать. Хотя бы немного. Хотя бы пару часов перед рассветом.

К утру, словно бы насмехаясь, метель разыгралась снова. Не вышло как в наивных фильмах, где утром после дождя или снегопада, светлеет небо, даруя новую надежду. Тучи хмурились пуще, костёр, который я оставил, покуда дремал, завалило окончательно. Завтракали всё тем же стеклом из пресного теста, которое едва удерживали непослушные от мороза пальцы. Чая не было. Были остатки коньяка.

Собирал лагерь я примерно два часа. Был выбор – ждать здесь, или двигаться дальше. Температура в палатке, по сути, мало чем отличалась от той, что была на улице. Продолжать сидеть на одном месте, означало бы что мы просто медленно замерзнем.

– Сань… Сань, не бросай меня, а? – завел ночную песню Серёга, так что у меня с первых слов свело челюсть, как будто я глотнул уксуса.

– Завязывай. Я похож на того, кто друга с холоду подохнуть бросит?

– Я же знаю, что я тебя назад тяну… Сейчас, в таком пиздеце, даже здоровый и тот шансы выбраться прикинет, а со мной… Сань, ты меня всё равно не бросай… Я не хочу умирать… Понимаешь? Я не хочу…

– Приткнись уже! Помирать он надумал! – я рявкнул на Серёгу, сам удивившись нахлынувшей бессильной злобе и ярости, – Я тебе сейчас так умру, что вторую ногу сломаю, ты понял? Я, блять, сутки его на себе тащу, не чувствую ни ног, ни пальцев, а он помирать надумал! Хуй тебе, понял?

Серёга заткнулся. Пусть подобный выпад в сторону товарища, возможно, был жесток, но нужного результата я добился. Мне нужна была тишина. Мне нужна была возможность что-то делать, без отвлекающих факторов, при том, что силы меня и так оставляли.

Впрягшись в верёвку я вновь достал из-за пазухи компас. Хрен мне, а ни ориентир. По такой погоде дальность видимости была от силы метров десять-пятнадцать. Попробовать выдерживать азимут – единственное, что оставалось.

Серёга со вчера стал тяжелей. Тяжелей стало всё. И рюкзак, и палатка, и руки, и ноги. Каждый шаг являлся победой. Над собой, над обстоятельствами. Снег летел в лицо. Я ненавидел снег. Серёга мёрз.

Мне пришлось отдать ему третью и последнюю бутылку коньяка. Пил он молча. После нашей утренней перепалки он вообще предпочитал молчать. Пил и молчал. Пытался курить. Не знаю, что он там делал у меня за спиной. Я просто упрямо шёл вперёд. Сверялся с компасом. И шёл дальше. Шаг за шагом. Пока не понял, что окончательно сбился с пути. Лес вокруг выглядел одинаково. Снежная мельтешь не позволяла толком смотреть вперёд. Я уже не верил компасу. Не верил себе. Не верил в то, что мы выберемся. Я просто шёл. Потому что остановиться – означало погибнуть. Обоим.

Спустя несколько часов мы остановилась на привал. Серёга дрожал. Сжимал в руках почти пустую бутылку коньяка. Костер не получался, пальцы не слушались. Тепла не было. Как и надежды.

Я сгрыз несколько замерзших галет. Выкурил сигарету. И двинулся дальше. Выбора у меня не было так же.

К вечеру я уже смирился. Я знал, что эту ночь мы не переживём. Снег продолжал падать. Мы утопали, вязли в нём. Пытаться разбить лагерь было бесполезно. Всё было бесполезно. Зря я орал на Серёгу. Он был прав. За исключением одной неточности. Не он здесь умрёт, а мы.

Идти дальше было невозможно. Но я продолжал. Просто потому, что это было единственное, что я мог сейчас делать. Видимо, я был ещё не готов сесть под ближайшее дерево и просто заснуть. Возможно, эта мысль придёт ко мне, когда окончательно стемнеет.

Внезапно, продолжая своё упрямо-баранье шествие, я осознал, что деревья перед нами начали расступаться. Дорога? Пронзившая сознание мысль словно налила тело огнём. Я пошёл быстрее. Нетерпеливо, спотыкаясь, но продолжая двигаться к заветной цели.

Железка! Конечно же это должна быть железка, значит я не сбился. Отсюда оставалось только найти путь до станции, и… Почувствовав, что земля под ногами уходит куда-то склоном вниз, я начал сомневаться – ЖД насыпь должна, наоборот, подниматься.

Минуту спустя, я остановился на берегу русла замерзшей реки.

– Да будь же ты! – крикнул я в пустоту снежной мути, что кружилась вокруг в вечерних сумерках.

Бесполезно. Какого чёрта чека? Как я мог выйти к реке? Откуда?! Я двигался в противоположную сторону!

Это конец. Если это та река, к которой мы двигались, до станции нам уже не добраться. А мост и лесозаготовки должны быть в паре дней пути. Хотя нет, не меньше четырёх по такой погоде.

Ну, вот и всё. Стало быть, на берегу реки. Странное место, чтобы замерзнуть. Я думал, нас ждёт эта участь скорее в лесу. Заснуть под деревом, быть заметённым снегом, а по весне твоё тело растащат волки… А здесь, такой простор. Здесь и пристроится-то негде, чтобы спокойно заснуть.

Я огляделся. Где-то на берегу, на самом краю видимости, чернело какое-то большое пятно. Понять, что это, отсюда было невозможно, но, по сути, нам уже нечего было терять. Потому, накрутив на руки верёвку поплотнее, я направился в строну единственного объекта, выдававшегося на фоне широкого берега. Валун, одинокое дерево? Плевать. Если за ним можно будет хотя бы укрыться от ветра – это место вполне подойдёт для последнего ночлега. Умирать на речном берегу, посреди снежной целены было… как-то неуютно, что ли?

По мере моего приближения к этому пятну, сквозь метель проступали его до странности правильные очертания. Вот оно уже обрело форму прямоугольника. Шаг, ещё шаг, ещё… Объект стал напоминать не то сарай, не то какую-то хибару. Сердце забилось чаще. Охотничий домик! Хотя, если на берегу реки, то может и рыбацкий. Или времянка браконьеров. Да какая разница? Изба! Какая-никакая, передо мной была изба о четырёх стенах, возможно даже с печью!

– Серёга! Серёга, пришли! – обрадовался я, из последних сил ускоряя шаг.

У порога смотал с онемевшей руки верёвку. Каким-то чудом вцепился негнущимися пальцами в ручку. Дёрнул на себя. Безрезультатно. Да и правильно, какой дурак будет ставить в таёжной избе дверь наружу? Заметёт – и всё, сиди там до весны, грызи доски. Я налёг на дверное полотно плечом. Толкнул, оскальзываясь в снегу. Нет, она откроется. Я знаю, что откроется! Собрав себя в кулак я врезался в дверь. Ещё и ещё. Затрещала намерзшая ледяная корка. Дверь нехотя подалась внутрь. Я сделал ещё рывок, и ввалился в пустое тёмное помещение. Конечно, температура здесь ничем не отличалась от той что на улице. Но хотя бы не было ветра. Втащив за верёвку сани с Серёгой, я снова навалился на дверь, на этот раз, чтобы закрыть. Пришлось потратить пару минут, поскольку из-за занесённого мной снега, она не желала закрываться плотно. Но в итоге я справился, и даже задвинул примитивный деревянный засов, висевший в скобах, чтобы ударивший снаружи порыв ветра не пустил мои усилия псу под хвост.

– Ты как там, брат?

Серёга не отвечал. Отойдя от двери, я склонился к нему, и тут меня буквально парализовало. Я застыл, ещё не до конца понимая, точнее не веря в причину накатившей на меня волны ужаса.

Серёга лежал на санках из еловых лап, присыпанный снегом как какое-нибудь морозное изваяние. Снег скопился в складках куртки, покрыл лицо, лёг тонким слоем на глаза. А глаза были открыты. Смотрели сквозь колючий полог. Сквозь меня. А снег не таял.

После нескольких секунд ступора, у меня как будто отнялись ноги, и я сел на задницу. Нелепо, словно по-детски. Уронив руки, и продолжая вглядываться в Серёгино лицо. Абсолютно белое в пробивавшимся из окна скудном свете зимних сумерек.

Я должен был убедиться. Пусть это было глупо, но я должен проверить пульс.

Впрочем, уже первое прикосновение дало мне то понимание, которого я так боялся. Рука была… словно деревянной. Намертво прижатой к телу, так что мне не хватило бы сил её распрямить. Это не было спазмом мышц или чем-то подобным. Она была абсолютно твёрдой и просто примёрзла.

Я снова сел на пол и медленно попятился, отползая к двери. Да, мне было страшно. У меня умер друг. Вероятно я уже час, а может и больше, возил за собой его труп. Потому что под конец пути у меня уже не осталось никаких сил на разговоры. Я просто шёл. Шёл и тащил, тащил и шёл… А сейчас он был мёртв. Друг, которого я не спас. Которому обещал, и не спас. И я боялся. Нет, не Серёгу. Одиночества. Сейчас я осознал, что нахожусь один, наедине с мёртвым телом, посреди тайги. И на многие километры от меня, нет ни одного человека.

Я не знаю, сколько я так просидел. Вжавшись спиной в дверь, и глядя на Серёгино тело. Меня охватило ощущение какой-то неизбывной пустоты. А следом за накатившим страхом, я снова почувствовал сковывающее дыхание холода. Взгляд потерял фокусировку. Я понимал, что я засыпаю. И мне казалось, что может быть это к лучшему. Может быть лучше над вдвоём здесь заснуть. И только где-то на грани сознания, мне было немного обидно от мыли о том, что завтра мне уже не проснуться.

– Санёк, ты чо, ебнулся? – мне по лицу прилетела увесистая пощёчина, так что в глазах засверкало.

А в следующую секунду я заорал. Заорал так, как не орал никогда. До боли в глотке, что самому по ушам ударило. Орал насколько хватало воздуха в лёгких, а потом набирал ещё и…

– Дурак! Дурак, заткнись! Точно ёбнулся! – Серёга, подползший ко мне со своего елового лежака, заелозил по полу, пытаясь отползти обратно и морщась от боли, – Положи топор! Санёк! Санёк, ну очнись ты!

– Ты же умер! – выпалил я, сжимая в пальцах рукоять буквально выдранного на ощупь из рюкзака топора.

– Куда умер? Ты меня как в дом втащил, так и повалился на пороге. Я уж думал всё, кранты, сгинем мы здесь оба. Я без тебя как? Я без тебя никак. Идти я никуда не могу, значит тут мне рядом и замёрзнуть. Потом смотрю – не, дышишь. Ладно, думаю, значит вырубило тебя. Я тебе по морде раз, два. Реакции толь, только что поморщился. Ну, думаю, ладно, дам тебе минут пять прочухаться. А с двери-то тянет. Того гляди, на улице замерзнуть не успели, так остекленеем тут. Ну, я, пока ты валялся, дверь худо-бедно закрыл. Посадил тебя кое-как. А дальше, думаю, нужно будить, иначе кони двинем. Что нам эта хибара, если здесь то же самое, что за дверью? Ещё час, и уже пофиг будет. В общем, когда я тебе третий раз по морде съездил, ты глаза наконец открыл, а потом… ты топор-то опусти, а… Сань?

– Серёга… Серёга… я думал, ты того… помер… Мы когда вошли, я тебя на санках твоих мёртвого видел… Я тебя трогал, а ты как лёд…

– Ты тож на живого-то не сильно был похож, – нервно ответил Серый, поглядывая на лезвие топора, который я продолжал сжимать в руках, напрочь забыв о нём думать.

Впрочем, секунду спустя, я уже откинул топор, бросившись обнимать друга и колотить его по плечам.

– Саня, блять! Нога! – взвыл Серёга, дёрнувшись от боли, – Ты если добить меня не хочешь – лучше печку затопи, а радоваться – это уже потом.

– Какую печку?

– Вон там буржуйка в углу стоит, – Серый махнул рукой в дальний угол единственной на всю избу комнаты, и, пыхтя и чертыхаясь, взобрался на какой-то топчан у стены, усевшись и привалившись спиной к брёвнам, – Я пока ползал, там ногой кучу дров задел. Невесть что, дровишки такие себе, до утра не хватит. Но, как прогорят, можно будет мебель сломать. Там стул какой-то, стол… Не околеем. На улице дрова искать без толку – там всё замело нахрен, только тепло выпускать выходя.

– Ладно, ща. Мигом!

Высыпав из рюкзака, безнадёжно порванного при извлечении топора, всё его содержимое, я отыскал фонарик, и, включив его, установил на столе. Теперь ориентироваться в избе стало проще. Взяв какую-то попавшуюся под руку потрепанную книгу, я пустил её на растопку буржуйки. Минут через пять дрова в ней уже радостно трещали, ещё не наполняя дом теплом, но уже основательно вселяя в наши сердца надежду.

– Ну что, выбрались? – спросил я Серёгу, усаживаясь на стул, который предполагалось пустить на растопку.

– Э, не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Мы где вообще?

– Чёрт его знает. На реке.

– Вот то-то и оно, что неизвестно. Направление потеряно полностью. Наша это река, или не наша? Если мы повернули обратно, как мы вообще могли к ней выйти? Это ж какой крюк? Человек столько не пройдёт.

– Говорят, в экстремальных условиях…

– Пофиг, что говорят. Карту у меня из рюкзака достань, давай попробуем понять.

Поднявшись, я порылся в Серёгином рюкзаке, отыскал там карту, а заодно подбросил в печь немного дров. Снег, который мы принесли с собой, стал влажным, расплываясь по полу тёмными пятнами. Значит, температура медленно ползла вверх.

– Смотри, – Серый ткнул в карту пальцем, в то время, как я светил на неё фонарём, – Станция здесь, отсюда мы вышли. Там направление высчитано точно. Здесь наша первая стоянка. Дальше мы двигались сюда, предположим, прошли километра два-три. А вот тут я сломал ногу. Это, конечно, сильно плюс-минус, но будем считать, примерно здесь. Мы повернули обратно, прошли, скажем, ещё пару километров, и тогда посыпало. То есть, всё это время мы находились примерно между тем местом, где я упал, и тем, где вставали на ночёвку. Когда началась метель, тут уже можно не пытаться понять, в каком направлении мы двигались. Могли дать любой крюк, петлю, и пойти куда угодно. Давай тогда посмотрим, куда мы могли выйти. Мы у реки. Дойти до нужного нам места мы не могли, но, смотри, вот тут обозначен приток. Тонкая речушка на пол пути от моста до станции. Если мы взяли глубоко в лево, и шли по такой дуге, – палец Серёги прочертил по карте изогнутую линию, – То вполне могли сюда и выйти. А это уже километра три-четыре, смотря сколько мы петляли. И это уже больше похоже на правду, чем чудеса в экстремальных условиях.

– Картограф хренов, – восхищенно пробормотал я, почесав затылок и стянув шапку, – Жарко…

– То-то брат, что жарко. Вот теперь – живём! – Серёга распахнул куртку и вернулся к карте, – Смотри дальше. Если мы здесь, на притоке… Без разницы, где именно, потому как подойти к нему мы могли только с одного направления, уж если бы мы перешли в пути реку – мы бы явно заметили. Значит мы на этом берегу. Приток идёт вот так, направо от нас, и впадает в реку. Эту же реку пересекает наша «жэдэшка», вот тут мост. Как отогреешься и кончится метель, пойдёшь вдоль берега…

– Это что это значит «пойдёшь»? – удивился я.

– То и значит. Ты пойдёшь, а я на тебе проеду.

Я не весело усмехнулся.

– Не отвлекайся. Пойдём по берегу. Дойдём до реки, и дальше уже пойдём вдоль неё до самого моста. А там двигаемся прямо по линии, до станции. Это,конечно, дня два. Но, если отогреемся, и бурана больше не будет – сдюжим. После такого-то мы всё сдюжим, Санька. А теперь… Подбрось-ка дров в печку, да давай спать. Станет холодно – подкинем. А пока… Не могу я больше. Чувствую, что вот-вот провалюсь… Всё, баста. Дальше утром думать будем.

Серёга, матерясь сквозь зубы, закинул раненую ногу на топчан. Снял шапку, положив её под затылок, и вскоре задремал. А я ещё наверное с полчаса сидел у печи, следя за огнём и подкармливая его дровами.

В итоге я всё же разломал стул. И отправив его обломки в жерло буржуйки, тоже улёгся на топчан. Спальное место в доме было одно, но тесноты я никакой не чувствовал. Да я бы сейчас уснул и на узкой лавке, и на полу, и где угодно. Лишь только стоило мне закрыть газа, как усталость сразу взяла своё, и я провалился в абсолютно чёрный, непроницаемый и глубокий сон.

Проснулся я уже поздним утром. По крайней мере, в окно избушки во всю светило ослепительное зимнее солнце. Из этого можно было сделать ещё один вывод – за ночь метель улеглась. Небо прояснилось, а значит наши злоключения закончились. Ну, хотя бы какая-то их часть.

Тело по ощущениям как будто заржавело. Суставы скрипели, не желали гнуться. Мне стоило огромных усилий даже просто сесть на топчане и свесить ноги. Взгляд мой сразу упал на пол. Точнее, на сани из еловых лап, на которых, как и вчера, перед тем как я вырубился сидя у двери, лежало тело Серёги.

Нет, на этот раз я не испугался. Глупо бояться друга, который спас тебе жизнь. Живой ли, мёртвый… Это был мой друг.

Конечно, человек более рационального мышления, мог бы списать вчерашние события на панический бред. Посланные мозгом спасительные галлюцинации, которые бывают в тех самых экстремальных ситуациях. Смешавшийся с явью сон.

Но, я знал, что это Серёга, увидев что я опустил руки, и попросту замёрзну, задержался на одну ночь на этом свете, чтобы не дать погибнуть ещё и мне. Он был настоящим другом. Был, и навсегда им останется. Не таил он никакой обиды. Знал, что если так случилось, то нужно выжить хотя бы одному. Знал, что я приложил все усилия, чтобы вытащить нас обоих.

– Серёга-Серёга… Как же?.. – я тяжело выдохнул.

Стащил себя с топчана, подошёл к другу, и осторожно закрыл ему глаза.

– Как же это? Будь оно всё… – я упал обратно на топчан. Нащупал в кармане пачку сигарет. И закурил.

На столе, там где мы её оставили, по прежнему была разложена карта.

Я выбрался. Тем маршрутом, который и указал мне Серёга. За те самые два дня. Уже на ходу я понял, почему он говорил о двух днях, хотя везя его на санях мы добирались бы минимум четыре. Ночью, сонный и измотанный, я не придал этому значения. А вот фраза «ты пойдёшь» запала мне в душу ещё в тот момент, как он её произнёс. Ещё с тех пор, как он только меня разбудил, я подозревал что всё будет так, как я обнаружил на утро. Но, я был слишком уставшим чтобы бояться. Слишком уставшим, чтобы обдумать это как следует. Я доверился другу, и друг вывел меня. Ни разу за всё время что я знал его он меня не подвёл. Не подвёл и в нашем последнем походе.

Конечно, я отметил место расположения избушки на карте. Мы прибыли туда вместе со спасателями спустя неделю, чтобы забрать тело Серёги. Дом оказался времянкой браконьеров, перекрывавших приток сетями во время нереста рыбы, да временами стрелявших пушнину. Но, это уже не имеет никакого значения…

Прошло тринадцать лет. Сейчас мне тридцать три года. У меня есть семья, жена, двое сыновей. Каждый год я приезжаю на могилу к Серёге. Подолгу сижу на лавке у памятника, где на фото он всё такой же веселый, глядящий с хитрым прищуром, как в наши студенческие дни. Каждый раз я прошу у него прощения, за то что не смог вытащить его тогда из леса живым. Я знаю, что только благодаря ему моя жизнь продолжается, и я могу радоваться каждому дню. И знаю, что когда я умру и встречу его там, я наконец-то смогу сказать ему спасибо, которое не успел сказать той ужасной таёжной ночью.