Безнадежный [Awelina S.] (fb2) читать постранично

Безнадежный

Часть 1

Оболтусы.

— Записали условие? — спросила я, нахмурившись, путешествуя от стола к столу и заглядывая к великовозрастным слушателям в тетради.

— Угм, — раздалось в ответ нечленораздельное и нестройное согласие от нескольких студентов.

— Итак, скоррелируйте коэффициент защиты от апатита и золота с коэффициентом берилла и осмуса дэва три.

— Магистр Ш’энн, — перебил меня бедолага, сидевший за последним столом в третьем ряду. — А можно выражаться на едином имперском, а не научно-забубенном?

Послышались смешки и хмыканье.

Я же говорю: оболтусы.

— Загляните в словарик, курсант Харкрисс. Если у вас недостаточный словарный запас, — холодно отрезала я, прошив взглядом черноволосого парня с орлиным носом, криво мне ухмылявшегося.

Несколько студентов нашли ситуацию чрезвычайно смешной — загоготали.

— Уела она тебя, Рэй.

— Расширяй кругозор, остолоп, — прокомментировали друзья Харкрисса.

— Пошли вы, — беззлобно огрызнулся тот, вернувшись к написанию условий задачи.

О-бол-ту-сы. Впрочем, я повторяюсь.

Вот вроде бы сущий пустяк — полтора-два года. Это разница в возрасте между мной, магистром артефакторики, преподавателем высшей академии магии Ровшана, и ими — моими студентами, солдатами северной границы, проявленными огненными магами. Мы практически ровесники, но чувствую так, будто принадлежим к разным поколениям и между нами разница лет в сто, не меньше. Интеллектуальная, разумеется. В физической и боевой сферах эти оболтусы меня обойдут, хотя, если воспользоваться лучом Гоббса…

Да уж. Здоровенные детины в количестве одиннадцати штук. Жесткий, цепкий взгляд, какой бывает лишь у военных, в плечах — косая сажень, ширь и размах ушли в мускулы ну и пороки, типичные для вояк: несговорчивость, упрямство, презрение к людям иных профессий. Сюда еще прибавить армейский похабный юмор, ограниченное мышления, разухабистое поведение, поистине подростковую задиристость, агрессивность и привычку слышать лишь командный тон, и, в принципе, впечатление от данной группы в военной школе при академии будет полным.

Хотя нет, не полным. Есть еще один нюанс. Тоже неприятный.

— Как только получите величины, — я продолжила объяснять задание, возобновив прогулку по рядам, — эти соотношения…

— Сношения? — вновь перебил меня Рэй Харкрисс и засмеялся. Глупую шутку рискнули оценить еще несколько студентов.

— Простите, магистр, но при взгляде на вас ни о чем другом не думается.

Я стиснула челюсти. Нет, подобный выпад меня не задел, уже привыкла к плоскому юмору этих юнцов и завуалированной похабщине. Оценивающие, раздевающие и масленые взгляды перестали нервировать и занимать где-то минут через десять после начала первого занятия в их группе. Ну молодая преподавательница, девчонка совсем, хороша собой, притягивает взгляд, во что бы ни была одета, и возбуждает — в общем, я своих студентов понимала. А еще понимала: во-первых, мы здесь не за этим и в сидящих в аудитории пустоголовых болванов мне за короткий срок придется запихнуть то, что остальные слушатели академии два года изучают, во-вторых, нрав у меня драконий не только потому, что отец принадлежит к этой расе, но еще и потому, что я помешана на своем предмете.

Очень скоро курсанты оценили, чем грозит нарушение дисциплины на занятии, игнорирование заданий и ошибка в восприятии меня как очередной симпатичной мордашки. Ознакомившись опытным путем с системой наказаний и перспективой попасть в рапорт, предъявляемый их командиру, эти оболтусы прониклись, перестали паясничать и звать меня на свидание (шутки ради, приключений для?). Почти перестали. Бывали редкие дни, когда отдельные элементы, такие, как Рэйбанд Харкрисс, впадали в тоску при виде магматематических величин и задач и напрашивались на неприятности.

Но сейчас моя вспышка гнева была вызвана даже не тем, что один особо одаренный, в кавычках, студент мешает учебному процессу, а тем, что его шутки грозят сварой. А за драку на занятии выговор получу уже я. Ректор предупреждал.

Опасения оправдались. Воздух в помещении заполнялся запахом пепла и озона, характерным для магии огневиков, а Харкрисс завопил:

— Ай! Демон треклятый! Ты что, мать твою, творишь!

И это были единственные цензурные слова недалекого Рэя.

Я мгновенно обернулась к студенту, сидевшему за первой партой первого ряда, прямо напротив преподавательского места. Вот он, мой неприятный нюанс, Марэк де Онтэрго. Личная головная боль, самый безнадежный из всей этой группы оболтусов.

— Курсант Отэрго! — одернула я парня, который посветлевшими до ярко-янтарного глазами глядел на сорвавшегося с места и потиравшего зад Харкрисса. На мой окрик Марэк предсказуемо не отреагировал, заклинание не развеял.

— Немедленно извинись перед магистром, — угрожающе протянул Онтэрго.

— Ах ты ж… — Рэй вновь перешел на нецензурщину. Ожог второй степени на