КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706104 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272715
Пользователей - 124641

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Тень за троном (Альтернативная история)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах (ибо мелкие отличия все же не могут «не иметь место»), однако в отношении части четвертой (и пятой) я намерен поступить именно так))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

Сразу скажу — я

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Азъ есмь Софья. Государыня (Героическая фантастика)

Данная книга была «крайней» (из данного цикла), которую я купил на бумаге... И хотя (как и в прошлые разы) несмотря на наличие «цифрового варианта» я специально заказывал их (и ждал доставки не один день), все же некое «послевкусие» (по итогу чтения) оставило некоторый... осадок))

С одной стороны — о покупке данной части я все же не пожалел (ибо фактически) - это как раз была последняя часть, где «помимо всей пьесы А.И» раскрыта тема именно

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Хроники Бальтазара [Влад Волков] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Хроники Бальтазара

Новый клинок

I
Воронье карканье гремело оглушительной какофонией погребальных колоколов над остывающим полем боя. На их зов слетались стервятники с ближайших земель, чтобы попировать истерзанными телами, обгладывая кости бесславно погибших. На многих лицах, что виднелись из-под забрал перекошенных, смятых и нередко обугленных шлемов, застыло выражение невыносимого ужаса, спасением от которого в наилучшем исходе выглядела лишь сама принятая смерть.

Кронхольд был разбит, а барон Казир побеждён. Битва была окончена, и победа в ней была за уставшим, едва уже способным дышать, молодым некромантом. Магический ветер вокруг утихал, перестав тревожить каскад его светлых прядей. Всё кругом замирало в преддверии грядущего рассвета.

Было уже довольно светло, хотя лезвия первых лучей ещё не пронзили горизонт, врываясь в мир тем самым мерилом, что отсекают каждый народившийся новый день от утратившей свои господствующие силы эбонитовой ночи. Он и сам ощущал сейчас то же самое. Усталость делала тело неповоротливым, с каждым вдохом мужчина чувствовал, как воздух вокруг сменяется с ночного на дневной. Слишком много энергии забрала эта схватка, впрочем, ничего другого он и не ожидал.

Туман медленно рассеивался, оставшись седыми стадами ближе к лесным опушкам поодаль. Сиренево-чёрное пламя и малиновые спирали колдовских витков вокруг бродячих скелетов исчезали, и кости их, не скреплённые никакой плотью, падали вниз, погребённые остатками доспехов, лязгом проржавевших клинков и одеялом изодранных практически истлевших тканей.

Призраки почти развеялись, покидая этот мир. Зомби бесцельно ковыляли, падая без сил ниц, и на колени, и плашмя, теряя все свои силы и присоединяясь к покойникам вражеской армии. Всякая нечисть расползалась по тёмным уголкам, надеясь пережить губительное солнце в своих глубинных норах, преисполненных первородной непроглядной черноты. Запахи крови и свежей мертвечины манили с ближайших глухих лесов и погостов различных стригоев и упырей, но те предпочли отсидеться на дневное время в убежищах и склепах. Не захотели высовываться на побоище накануне царства рассветных лучей. А место битвы уже готовилось стать для них роскошным нежданным пиршеством на ближайшие ночи.

Солнце величаво поднималось над горизонтам. Красное, рыжее, ярко-жёлтое, золотисто-белое, наливающееся силой нового дня в своей лучезарной короне. То, чего ждали войска Кронхольда, на что молился барон Казир, дабы свет этот прогнал все полчища, приведённые сюда некромантом. Увы, главное подкрепление людской армии в виде небесного светила прибыло к сражению слишком поздно.

Молодой человек с фиалковым взором из-под сбившихся, лезущих в глаза волос цвета платины бросил взгляд на отчасти разрушенный замок. Его не особо волновало внешнее состояние постройки. Так он выглядел даже более грозным и зловещим, почти заброшенным. Волновал его обломок меча в руке.

Верный полуторный «бастард» с шестигранным сечением был сломан о булаву обычного рядового пехотинца. Почти безродного солдата, чьи останки, как и то самое с округлыми шипами на шарообразном изголовье, оружие — валялись где-то здесь, неподалёку.

Мужчина вздохнул, ещё раз посмотрев на переломанное лезвие, и медленно разжал пальцы, как бы прощаясь с эфесом в виде чешуйчатой змеи, кусавшей щит узора оборонительной чаши и с оскаленной собачьей головой, украшавшей навершие. Меч был с ним много лет, ещё с Кастора. Прошёл через многое, а теперь некромант был вынужден с ним навсегда расстаться. Он мог многое. Он был теперь новым бароном на этих землях. Бальтазар Кроненгард призывал полчища тьмы, рвал ткань времени, открывал инфернальные дыры порталов, поднимал мёртвых… Но, увы, кузнецом никогда не был и свой клинок починить уже не мог.

Несмотря на усталость, спать отчего-то совсем не хотелось. Да, магия его изнурила, а вот сам бой раззадорил, да ещё быстро кончился. Он хотел вызова. Ждал какую-то затяжную финальную дуэль, желал опасности и риска. Хотел узреть это проклятое солнце, что испепелит большую часть армии, одних обессилит, других разгонит… Он жаждал показать, на что способен при свете дня. А всё закончилось даже до рассвета.

Конечно, можно было бы совсем пуститься в какой-то дотошный тотемизм, выискать все осколки клинка и отнести на переплавку, но так заморачиваться и ползать на корячках средь окровавленной травы и павших воинов ему совершенно не хотелось. Да и царица-тьма нашёптывала на ухо:

— Оставь его, найдёшь другой. Он тебе уже не нужен… — женский мягкий шёпот звучал всегда откуда-то из-за спины.

— Как и я для тебя однажды стану ненужным, да? — прожурчал бархатистый мужской баритон.

Она общалась с ним мысленно, по крайней мере, обычно никто не мог слышать её шёпот кроме него, даже Гродерик, наставник по чёрным книгам. Бальтазар же предпочитал отвечать ей вслух. Когда-то в далёком детстве старик Редгар учил его, что ангелы слышат только мысли, а демоны — только слова. Но к какому типу сущностей относится сама царица-тьма, молодой некромант не знал. Но чувствовал, что мысли скрыть от своей наставницы, скорее всего, не получится.

Потому что царица-тьма это не просто ночь, которая уже давно развеялась и отступила с приходом рассвета. Это нечто глубинное, древнее, почти за гранью человеческого понимания. Она пронзала его суть, его разум, его душу, была где-то внутри и обволакивала снаружи. Иногда ему казалось, что он лишь просто её марионетка, но старался всё же не терять рассудок, а придерживаться убеждений, что каждый свой выбор совершает сам, согласно личным желаниям.

Ответа не последовало. Молодые крепкие пальцы кое-как причесали на голове волосы, чтоб не лезли в глаза, проверили застёжки плаща в виде вороньих голов, заодно ровнее поправив накидку. Серебристая бахрома эполетов на плечах не повредилась, застёжки косого мундира, выделанного чёрной кожей молодых ягнят, были на месте. Тёмный маг мало участвовал в самой схватке, а мог бы и вовсе наблюдать со стороны. Это бы ничего не поменяло, разве что сохранило меч. Но это как раз было одно из личных глубинных желаний. Не стоять, как дряхлый старик с каким-нибудь посохом, а пойти в гущу сражения и показать, чего он стоит в ближнем бою безо всех этих клубящихся дымчатых черепов, пронзающих лучей, чёрных потусторонних разрядов… Чего ради? Потешить собственное самолюбие. Доказать что-то самому себе, ведь уверенность в победе была с ним от начала и до конца.

И этой битвы ему не хватило. Раз не хотелось спать, можно было навести ужас на ближайший городок. Стереть какое-нибудь сельское поселение с лица земли, поработив чьи-то души, взяв во служение чьи-то тела. О нём должны слагать страшные легенды и пугать непослушных детей. Цель была — стать настоящим свирепым чудовищем, чтобы слава о его могуществе прогремела на всю долину, а то и дальше, к степям Кернана, к горам Бушваля, на юг, к рисовым полям, и на север к самодовольным королевствам.

Жизнь столько раз подводила и обманывала его, что лишь в смерти он нашёл своё предназначение. Лик добра был искажён ложью, корыстью и интригами. Быть ребёнком в семье, которая родила тебя лишь для того, чтобы принести в жертву — то ещё удовольствие. Любовь и искренность были лишь гротескными уродливыми масками, чьё скрывавшееся под ними мерзостное безобразие не поддавалось описанию даже всей вереницей чувств, которые ощущало покрывавшееся льдом сердце.

Но теперь он сам стал хозяином своей судьбы. Да, не без влияния старика Редгара. Не без поучений Сульги Тёмной, лесной ведьмы и своей первой наставницы. Не без изнурительных, закаливших его тренировок в Касторе у сэра Даскана, который и научил Бальтазара обращаться с мечом. И, конечно же, не без Гродерика Черноуста, за семь последних лет сделавшего из него своего лучшего ученика тёмной магии.

И сейчас, на двадцать шестом году жизни, он уже покорил барона Казира, уничтожив всю его охрану и ополчение. Можно было собирать урожай из соседних деревень. А заодно найти там толкового кузнеца, среди изделий которого подобрать себе новый хороший клинок, так как без меча чернокнижник отчего-то ощутил себя каким-то не целостным, будто теперь чего-то не хватало.

Старые ножны с гравировкой огнедышащих демонических собак о двух головах были сняты с пояса. Нет смысла искать другой клинок, который в них идеально подойдёт по размеру. Что он, детская сказка про туфельку что ли? История верно служившего, но, увы, отжившего своё лезвия, была окончена. Этот этап был позади, нужно было двигаться дальше. Подбирать замену прямо с места сражения он сейчас не стал, решил присмотреть по пути у торговцев. А заодно у каждого такого городка должен быть свой чародей-покровитель, с ним-то и можно будет прилюдно устроить дуэль, чтобы потом с ужасом народ бежал и рассказывал о его триумфе, вопиющей жестокости и несказанном могуществе.

И даже на руку было, что он потратил немало сил на колдовство в этой битве. Так было гораздо интереснее посмотреть, что могут здешние волшебники, попытаться расплести чьё-нибудь заклятье ещё на подлёте или умело контратаковать, применяя всё, чему его учили.

II
Яротруск был ближайшим таким поселением на его пути. Городок немаленький, но, смотря с чем сравнивать. Высокие чёрные сапоги наружной тугой шнуровки несли его неторопливыми шагами по песчаным и каменистым дорогам. Ни телег, ни путешественников, ни в ту, ни в другую сторону не встретилось. Ленивое начало дня местные встречали без особой суеты.

К удивлению путника в городке было немало мужчин. Кажется, не все примкнули к ополчению барона, иначе б здесь повсеместно слонялись только женщины и дети. Вид у жителей был понурый, словно они уже заведомо знали, какую судьбу им готовил чернокнижник.

Но при этом никто не обращал на него никакого внимания. Все в простецких рубахах, льняных накидках и курточках, кто-то в смятых пыльных жилетках, кто в епанче приглушённо-зелёного оттенка, словно для лесной маскировки — видимо, здешние охотники. И никому нет дела до грозного аристократа в дорогой одежде — серебристо-чёрном мундире, мрачных кашемировых брюках и тёмно-фиолетовом с внутренней стороны плаще, подобранном чуть ли не идеально под цвет глаз

Им не надо было тут же охать, ронять всё из рук, признавая в нём тёмного мага, и удирать прочь. Следовало хотя бы выказать уважение знатной персоне, почтившей их своим присутствием. Бальтазару нравилось внимание и поклоны. Эти моменты, когда его умоляли пощадить и сохранить жизнь. Тогда он и вправду ощущал себя властителем душ и судеб, важной персоной, чьи решения влияют на ход движения этого мира.

Вздыхавшая женщина с пустыми вёдрами глядела лишь под ноги, неся красное резное деревянное коромысло на своих плечах, чуть не врезавшись в некроманта. Позади неё вдали виднелся центральный колодец, однако со всех мыслей его сбил звук внезапно распахнувшихся двойных дверей заведения справа, откуда люди дружно вышвырнули голого дворфа, что-то там озлобленно бормотавшего.

Он был коренаст, весьма мускулист, с кожей цвета красной глины и весь блестящий, будто покрытый маслом или потом. С тёмной, оформленной в крупные колосья косичек бородой и также заплетёнными усами, венчавшимися, тянувшими их книзу, металлическими кольцами. Да и волосы его, оттенка медвежьей шкуры, представляли собой свалявшиеся «стебли» дредлоков, уложенных косматой гривой назад.

— Да сказал же, заплачу чуть позже! — прикрывался голозадый дворф небольшим белёсым полотенцем.

Недовольный бурчащий голос его был низким и кряхтящим, напоминал скатывающийся в горный ручей небольшой камнепад. Широкий нос с округлым кончиком шумно сопел, раздвигая крылья крупных ноздрей. А густые брови, как лохматые гусеницы, и вовсе, казалось, жили своей жизнью, будто мимика дворфа в чём-то была даже побогаче людской, выписывая в его недовольном настроении невероятные ужимки широкого лица.

— Что б духу твоего здесь больше не было, голодранец! — визгливо кричала на него из дверей статная дама в бордовом платье и тёмно зелёной накидке на плечах с высоким накрахмаленным воротом, а близстоящий к ней чернобородый мужчина грозил кулаком.

— Никакого понимания о долгах и возвратах, — причитал гном, — Какие отсталые люди, однако! Сказано им, «запишите на мой счёт», значит, верну попозже. Что суетится-то сразу?! Что так нервничать?! — спешно побрёл он прямо так, босяком по песчаной улочке.

Бальтазар даже не стал провожать его взглядом. Ещё подумают о нём что-то не то, если он станет тут голых дворфов рассматривать. Но тип был и вправду странный да любопытный. Некромант никогда не был в Яротруске и местных порядков не знал. Да и к чему это всё, если он собирается испепелить и разрушить в щепки эти постройки.

В задумчивости пальцы правой руки коснулись колючего подбородка. Небольшая щетина давала о себе знать, последние пару дней он был слишком занят, чтобы приводить себя в порядок — собирал и вёл отряд на замок местного барона. Мелькнула странная мысль, не заглянуть ли к здешнему брадобрею, перед тем, как всех вокруг истребить. Воспользоваться гостеприимством городка, прежде, чем здесь останется лишь грузный вой стенающих призраков среди смрадной черноты и инфернальных переливов тлеющих углей.

Чем ближе к центру, тем чаще попадались различные торговые лавки. У одного покуривавшего длинную трубку из вишнёвого дерева мужчины, что сидел в красной токе на голове и с полумесяцем густой короткой бороды, прислонившись к стене, как раз на разложенном красном в белых узорах покрывале лежали на продажу различные мечи и боевые топорики.

Там путник и остановился, чуть склонившись и долго выбирая, изучая глазами, что бы такое себе присмотреть. Для подобного городка мечи выглядели слишком уж хорошими, врядли местной работы. Бальтазару подумалось, уж не пособирал ли тот их по-быстрому с недавнего поля боя, умудрившись попасть сюда другим более коротким путём, но вооружение солдат барона по большей части уступало качеству этих клинков. Иначе бы некромант уже сам по окончании схватки, да ещё при солнечном свете, присмотрел бы себе какой-то трофей.

— Подходи! Подходи, разглядывай! — маячил перед его глазами жестами простираемых смуглых рук выходец из жарких земель Таскарии, который, видимо, был здесь проездом. — Выбирай, что понравится! Смотри, какой клинок! А вот этот! Вот этот-то как хорош! — тараторил он, мешая Бальтазару сосредоточиться. — Ах, какой тесак! Так мясо будет рубить! Нет? Да ты не торопись, гость! Подумай! Кинжал на пояс возьми. А то как так, такой путник и без кинжала ходит! — разглядывал он наряд некроманта. — Полдня ещё в городе побуду, присматривай поскорей да бери! Цены низкие, в таких городах мы наценок не делаем, господин. А товар хороший, сам видишь. Глядя на тебя, как в картах вижу, что в оружии такой молодой человек уж точно разбирается.

— А этот эсток в какую цену? — изучал новоявленный барон-чернокнижник красивую гарду в виде вороньего клюва, которая идеально бы подошла к застёжкам для плаща на его мундире, — Хотя нет, с двуручным будет неудобно колдовать, а вот этот фальчион ничего… Или вот, с идеально ровными кромками… Но мне бы полуторный, как был, — вздохнул он, так ничего и не выбрав, отходя от торговца.

А сиреневый взор вновь устремился на колодец, подходя ещё ближе к центральной площади. И там он заметил неподалёку здешнего волшебника в бурой мантии с золотой тесьмой по кайме плеч, с широкими в густых складках рукавами, напоминавшим разлитую карамель. Под ней виделась белая рубаха и красивый колдовской пояс с угловатым украшением. Посох из красного дерева венчался фигурой из взвинченных козлиных рогов молодых особей, меж которыми был зажат крупный янтарный шар.

Гродерик учил его, что янтарь свидетельствует, вероятнее всего, о небольшой мощи чародея. Могучий волшебник поставил бы рубин, изумруд, сапфир, что-то существенное. Янтарь был для магов-бедняков, если можно так выразиться. Даже громадная жемчужина и та смотрелась бы престижнее, не говоря уже про обсидиан или агат, впрочем, чёрными камнями свои посохи мало кто любил украшать.

— Чародей! — позвал он его, встав на месте в боевую стойку и готовясь уже сплести пассами ладоней в районе живота какое-нибудь недоброе заклятье.

Мужчина за сорок же, с недлинной курчавой бородкой примерно с ладонь длиной и бобровой шапкой-бояркой на голове не обратил на путника вообще никакого внимания. Он вовсю продолжал оживлённо разговаривать с женщиной в сером платье, белёсом фартуке и ещё более светлом белоснежном платке, повязанном на голову «восьмёркой».

— Чародей! — уже громче и более грозным тембром окликнул Бальтазар главного защитника Яротруска, так как даже местный староста со всем возможным ополчением едва ли в какой-то мере превосходил бы возможности городского мага.

Но тот всё также игнорировал его присутствие, жестикулируя свободной рукой, что-то там объясняя, а по губам читать тёмный маг не мог, таким вещам научить его из всех знакомых было попросту некому. Пришлось привлекать к себе внимание более традиционным образом. Создать сверкающую чёрно-фиолетовую ауру, поднять небольшой вихрь, направив прямо на просторную мантию волшебника, чуть не сдувая с его кудрявой головы шапку. Да магией усилить громкость собственного голоса.

— ЧА-РО-ДЕЙ! — загремело вокруг так, что уже все обратили внимание на богато разодетую светловласую персону с молодым овальным лицом, сейчас источающим даже не гнев, а истинную ярость в выражении остервенелого оскала.

Судачащие меж собой женщины в косынках спешно вдвоём пробежали мимо, мальчуган с рогаткой перестал целиться в птиц на деревьях, испуганно дав дёру. Некоторые прохожие просто остановились, покосившись на охваченного мерцающей аурой разъярённого некроманта, и наблюдали поодаль за происходящим.

— Что-то хотели? — ни капли не вздрогнув повернулся к нему местный маг.

Большие каштановые глаза с любопытством взирали с немолодого, уже познавшего набеги морщин, продолговатого лица. Казалось, где-то за густой растительностью обязан скрываться остроконечный подбородок. Из-под шапки над чёрными изогнутыми бровями торчали недлинные кудри оттенка мокрой коры. Нос был крупным, орлиным, а кожа чуть смуглее, чем у местных. Вероятнее всего таскарец, или полукровка, если родился в этих краях от кого-нибудь из переехавших в поисках лучшей доли женщин Таскарии, что теперь не редкость, с тамошними-то порядками.

Голос напоминал скрежетавший гранит под гул пустынных духовых инструментов. Слегка скрипучий, самую малость даже гнусавый, не слишком низкий, но и не так, чтобы бы звучал визгливо. На слух некромант охарактеризовал бы его, как неприятный. Не тот, который хотелось бы постоянно слышать в ежедневных разговорах.

Бальтазара позабавило, как тот его не боится. Чародей казался самоуверенным, быть может, даже высокомерным и убеждённым, что знает себе цену. Смущал во всей этой стати лишь янтарный посох да относительно скромный наряд. Могучие маги могли бы позволить себе ткани побогаче, зато в этой мантии он неплохо сливался с общей унылостью окружающего городка.

— Ты, последний оплот Яротруска! Городской чародей! Бейся за судьбу города! — громогласно вызывал его на бой Бальтазар.

— А, — только и вырвалось с окаймлённых аркой густых усов и бородой губ волшебника, чуть вскинувшего голову, закатившего глаза и повернувшегося опять к своей собеседнице.

— Да ты издеваешься что ли?! — прорычал молодой некромант, — Принимай мой вызов или станешь черепом у меня на поясе! — угрожал он.

— А ты кто такой? — нехотя опять повернулся к нему волшебник.

— Чудь белоглазая! — зачем-то отшучивался в припадке ярости, широко раскрывая ноздри, полыхал Бальтазар, наводя на сиреневый взор изнутри белёсую дымку, делая свой вид ещё более угрожающим, — Я уничтожил барона Казира с его войском! Теперь это мои земли! — заявлял он, — Дерись за своих жителей или я здесь всё уничтожу! — заискрились меж его пальцев сине-сиреневые переливающиеся молнии.

— Нам сейчас, если не видишь, немного не до тебя, — разговаривал с ним чародей, как с маленьким ребёнком, которому велели пойти побегать и поиграть где-нибудь в другом месте, дабы не мешать старшим в важной беседе.

— Был барон, нет барона, нам-то какая разница, — проговорил мимо идущий чуть наклонившийся вперёд в своей походке мужчина лет пятидесяти в высокой зелёной шапке и курточке почти под её тёмный травяной тон.

— Вот какая! — с расстояния поднял некромант этого человека в воздух, пронизывая яркими разрядами, а окруживший его дым преобразовывался в звериные черепа, клацающие зубами и тут же принявшимися пожирать несчастного со всех сторон под истошные вопли.

Люди с перекрёстка площади по правую руку и вправду всё побросали, что тащили с собой — складки тканей, дрова, покатившиеся плетёные корзины рассыпавшихся лекарственных цветов, да разбежались прочь по домам и укрытиям. Однако не все вокруг среагировали также, например, собеседница чародея, просто прикрыла рот от испуга, уставившись на чудовищное зрелище, может, оцепенела от страха, но в бегство, в любом случае, не ударялась.

— Ну, теперь уж точно всё, — глядя на гибель деревенского мужчины, сказал чародей этой женщине, и та, будто обретя вновь дар передвижения и контроль над телом, спешно побрела с площади подобру-поздорову, чтобы тоже не угодить под горячую руку некроманта.

— И так будет с каждым! — предупреждал Бальтазар не столько город, сколько стоящего напротив волшебника.

— Да хоть так, что с того? — спросил тот, даже чуть дрогнув грудью, но не со страха, а от какого-то едкого смешка, — Оглянись вокруг! Ты не видишь? — развёл он руками, в одной сжимая свой деревянный посох.

— Не вижу что? Город, как город, в округе таких немало, — посмотрел по улочкам тёмный маг.

— На вот, голубчик, подавись, — вложила ему в руку яблоко невысокая сгорбленная старушка с аккуратным пучком волос на голове.

— Яблоко… — только и произнёс Бальтазар.

— Некромант, а не чуешь? Тьфу ты, — плюнул чародей себе под ноги, — Отравлено оно. Всё здесь к чертям отравлено! И колодцы, и растения, болезнь да смерть одна!

— На вид и скажешь, — огляделся ещё раз странник вокруг с перекрёстка главной городской площади, где грузной походкой расшагивали озадаченные и понурые жители.

— А должны на тележках трупы со всех домов вывозить? Загляни через недельку, застанешь суету. Если, конечно, останется ещё, кому эти самые трупы на кладбище утаскивать. Опустеет Яротруск, оглянуться не успеешь. И что ты сюда пришёл со своими угрозами? Да испепели, мне-то чего? Всё сожги, всех! Если тебе оттого легче станет, — агрессивно восклицал и яро жестикулировал волшебник.

— Да ты просто трусишь на старости лет сразиться за город, который поклялся защищать, — провоцировал его Бальтазар.

— Мой тебе совет, некромант, — сказал ему маг, — Хочешь, чтобы все здесь страдали и мучились, пройди мимо. Смерть станет лучшим избавлением от нашего горя. Видишь ту женщину? Вчера она хоронила обоих сыновей. Нет более страшного горя для матери! А впереди всех ждёт то же самое, когда не знаешь уже, что с огорода и садов можно есть, а что вовсю ядом змеюк подколодных пропитано! Уничтожив нас, ты лишь окажешь Яротруску большую услугу. И землю прожги уж так, чтобы яд никуда больше не распространялся. Пусть всё здесь будет мертво, как некрополь, от построек до природы.

— Собрали бы манатки, да убрались восвояси, раз такие дела, — хмыкнул Бальтазар, терявший интерес от такой ответной провокации.

— Легко тебе, видать давно чувство дома атрофировалось, сколько скитаешься? — поинтересовался чародей.

— У меня теперь свой замок есть! — заявлял тот, минуя подробности и уклоняясь от ответа.

— О, ишь как. Значит, новый барон? Вот вымрет через недельку весь городок, а с ним и все рядом стоящие. Хорошо тебе будет? Господин без слуг, аристократ без челяди, — глядел на него волшебник.

— Подниму живых мертвецов, веселее станет, — только и отмахнулся тот.

— Но «тёмный лорд» звучало бы получше, чем «барон», не так ли? Может к чёрту дуэль, да надумаешь расширить свои владения? — мелькнул на немолодом пучеглазом лице хитрый прищур.

— Звучит-то сладко, да цели твои не ясны, — скрестил руки на груди некромант, встав в важную позу.

— Ах, да. Невежливо как-то с моей стороны даже не представиться. Ильдар Шакир, чародей Яротруска, — поклонился волшебник.

— Бальтазар Кроненгард, — произнёс безо всякого поклона и кивка некромант, глядя собеседнику в глаза, но всё же без фальши и скрытности тоже представился эдакой ответной любезностью.

— Так вот, милорд, раз уж вы новый владелец этих земель, и жаждите поубивать тут всех, так, может, начнёте со всякой отравляющей ваши же земли дряни типа серпентов? Люди-змеи травят колодцы, льют свои зелья в корни наших деревьев. Болеет скот, гибнут дети. Вам-то всё равно на жертвы, но нужен ли вам кишащий чешуйчатый клубок в долине? Они ехидно посмеиваются, да думают, что это они здесь главные. Их раса, мол, древнее и всех нас переживёт. Вытравят людей и расселятся своими семьями здесь же, — рассказывал чародей, подходя ближе, — Обтешут дубы в деревянные идолы, на месте борделя храм какой-нибудь воздвигнут. Надо оно тебе на своих землях?

— Э, нет, старик, — усмехнулся Бальтазар, пригрозив тому пальцем, — Я знаю, что ты хочешь сделать. Ильдар Хитрый Лис. Хочешь стравить меня со своими врагами. Втянуть в ваши распри со змеелюдьми. Я тебе не какой-нибудь наёмничек. Золото и прочие награды меня не интересуют, богатства хватает. Могу всех здесь купить себе во служение замок восстанавливать да спину массировать.

— Спину, это мы можем, — приобнял его левой рукой маг и развернул, — Иди, отдохни с дороги, выпей чего-нибудь, прими ванну, развлекись с девицами в борделе, — подводил он его к тем самым двустворчатым крупным дверям, околоченным металлическими узорами, из которых не так давно вышвыривали голого гнома.

— Если продажные девки и дешёвое вино, это всё, чем вы можете развлечь… — начало было некромант.

— Да ты сразу-то не отказывайся! — восклицал чародей, — Окунись в атмосферу Яротруска, познай жизнь и жителей города.

— Вот мне нечем заняться, по-твоему? Я — злоба голодных волков, гнев богов, я — гибель, сошедшая с мрачных туч! — угрожающе цедил тёмный маг.

— Да хоть ужас на крыльях ночи, — закатывал глаза Ильдар, — Нам всем от этого не легче.

— Я не выполняю поручения каких-то немощных волшебников, которые сами за порядком уследить не могут, — медленно и стараясь звучать доходчиво проговорил ему Бальтазар.

— Зато из меня неплохой целитель. Нашего-то местного врача ты на куски разорвал своими тенями, — припомнил он, — А без него теперь точно весь люд пропадёт. Помогу, чем смогу, но людей много, всех от яда не вылечишь. Так что это теперь дело времени. Всё кончено, Яротруск лишь история. Поживи, погляди, как город доживает свои последние дни.

— Давишь на жалость? Очень зря. Ты меня не знаешь, не видел, что я могу и каков я в гневе. Мрут твои люди? Чихать я на них хотел, как и они на меня. Страдают? Стонут от отравы? Ну, так молись за них, старый пень, что ещё остаётся, — пожал плечами новоявленный барон-некромант.

— То, что я чародей, ещё не значит, что я братаюсь с Белыми или Церковниками, — вновь сощурились крупные карие глаза, но теперь уже не с хитростью, а с какой-то обидой.

— Я не буду за тебя выполнять твою работу, старик, — на пороге заведения ещё раз обернулся к нему Бальтазар, — Сам со своими змеями разбирайся, — заявил он напоследок и зашёл внутрь, оглядывая первый этаж со столиками и танцовщицами.

Идти нужно было не в эти двери, а на рынок, обойти всех торговцев, желательно с привозным, а не местным товаром. И заглянуть к кузнецу в поисках лучших изделий, что тот способен предложить. В крайнем случае — к цирюльнику, привести себя в порядок. Но, возможно, что вариант с борделем, не альтернативой, а прелюдией к знакомству с городком и его последующей ликвидации, тоже вполне себе неплох, подумалось Бальтазару. Расслабиться после затяжного ночного боя вполне не помешает, можно набраться сил перед следующим. А этот бородач там снаружи пусть соберёт вокруг крестный ход или местное ополчение, всем расскажет о прибытии такого гостя, будет веселее развлекаться, когда все узнают, что к ним пришёл убивший их барона некромант.

Чародей лишь тяжело вздохнул. По крайней мере, он попытался. По крайней мере, убедил этого странствующего чернокнижника не разрушать город в мгновение ока и не устраивать бесполезную дуэль у всех на глазах. Выиграл время, было бы ещё ради чего. Вовнутрь следом за гостем он действительно не пошёл, нужно было спешить помогать тем, кто отравлен. Ведь лекаря в городе больше не осталось.

Ну, а Бальтазар убеждал себя, что это вовсе не слова Ильдара на него повлияли, а он сам, устав после битвы, устав с дороги, устав, в конце концов, трепаться с этим странным типом, решил чего-нибудь выпить и отдохнуть под массажем легкодоступных дам этого места.

III
Вино ожидаемо оказалось какой-то кислятиной, зато крепкой и, как говорил когда-то сэр Даскан, «по шарам» давало на ура, как кувалда огра-переростка. Так что уже в скором времени лишенный всякого плаща, мундира и сапог, некромант лежал на широкой лавке из ароматного кедра, окружённый вниманием трёх выделенных ему нагих «массажисток».

Рельефной спиной его занималась, правда, лишь одна. Наиболее зрелая из тройки пышногрудая смуглянка, тоже полукровка из Таскарии, как пить дать, не иначе. Влажной кожей он ощущал не только её умелые руки, разминающие от плеч и вниз по телу, но и мягкую грудь, которой та регулярно касалась его кожи при наклонах.

Примерно его возраста зеленоглазая особа сидела возле его головы, промывая и поглаживая ему платиновые пряди, иногда касаясь шеи, щёк и ушей. Причёска её, цвета пшеницы, была интересным образом заплетённой косой, как венок, окаймляющей румяное личико. Ну, а третья, помоложе, тоже со светлыми, почти белыми, такими жемчужными и длинными волосами, полулёжа развалилась на краю решётчатого ложа из брусьев местной липы, и с зеркального подноса кормила пришлого некроманта привозным виноградом.

Его и ряд других фруктов, по всей видимости, закупал поставками владелец этого заведения, черноусый плечистый мужичок слегка за тридцать в красном платке на голове, которого Бальтазар мог видеть внизу следящим за порядком и встречающим гостей, а также ранее до этого грозящим вышвырнутому прочь голому гному.

Сама атмосфера борделя была призвана забыться и отдаться мирским радостям, утонуть в удовольствии, уходя от насущных проблем, что стерегли серой стаей там, снаружи. Люди тратили последние сбережения в преддверии скорой смерти из-за отравленной земли, воды и плодов. Развлекались, как могли, топили грусть в вине и прочих крепких напитках.

Здесь внутри буквально царил другой мир. Все стремились утолить разные прихоти и желания, веселье лилось рекой вместе с элем по кружкам, с воздушной пивной пеной, перелетающей, как барашки кучерявых облаков, с журчанием счастливых голосов, не всегда попадающих в ноты народных песен. Борьба и войны здесь обращались в постельные жаркие страсти. Стоны боли сражений и боевые кличи — в развратные возгласы, преисполненные удовольствий. А вместо кровопролития по грациозным сосудам искрилось красное вино, ибо белых виноградников в долине не водилось.

Пьянящий морок обхватывал весь его разум. Иногда острыми молниями пронизывали мысли, а не стащат ли с его костюма что-нибудь — кружевные манжеты, рубиновые запонки, дорогой ремень… Казалось, даже царица-тьма пыталась в эти моменты до него достучаться и что-то сказать, но Бальтазар оставался глух к её шёпоту, отдаваясь в заботливые руки девиц, которых видел впервые в жизни.

Никогда прежде он не знал подобной ласки одновременно сразу с тремя. Всё, что было в Касторе, в его юности, нельзя было даже сравнить с этими умелыми движениями. Первая влюблённость, симпатии, подруги… Невольно вспоминались чужие лица. Ворох не самых приятных воспоминаний о тенях прошлого, через чьи образы царица-тьма тоже пыталась воззвать к его разуму. Но Бальтазар прогонял эти видения.

Он уже давно простился с ними. Тогда, когда окончательно стал таким, когда выбрал свой путь и призвание. Сульга пророчила ему большое будущее, но только, если он не станет слушать голоса в своей голове. Кастор обещал ему военный триумф, но если он будет сдерживать свой гонор. Царица-тьма обещала ему всё, что он только пожелает. А вот Гродерик Черноуст не обещал ничего. Он лишь говорил, что столь могучего некроманта всегда будут презирать и ненавидеть, пока жив.

Здесь же его любили. Пусть за деньги, пусть ложью, он итак видел в мире достаточно лицемерия, чтобы с ним не слиться. Выжить можно было лишь став таким же, как всё вокруг. Без сострадания, без морали, без чести, без угрызений совести и чувства долга. Он был ничем никому не обязан. И служил тьме лишь в её личной трактовке событий, а сам старался держать в узде и использовать ту себе во служение.

И сейчас ему хотелось, чтобы эти мгновения длились вечно. Его покрывали поцелуями, как божество, лобзали, как главного красавца города, окружали вниманием и заботой, словно праздничного идола, приглашённого на мирской пир в свою честь. И Бальтазара абсолютно не волновало, что где-то там в других комнатах происходит то же самое или хотя бы нечто подобное. Как не интересовало и что было внизу — новые гости, новые куртизанки, очередной вышвырнутый дворф или всё тот же, вернувшийся дабы устроить дебош…

Для него существовала только эта комната и эти девчонки, которых он самолично выбрал. Или же это были рекомендации хозяина борделя, того типа в красной бандане. В любом случае наслаждение было неописуемым, а красоты вокруг удовлетворяли любой изысканный вкус. Он лежал уже на спине, пока женственные пальчики гладили рельеф его торса, колючие щёки, ведь к цирюльнику он так и не заглянул, промытые чистые волосы средней длины, которые в чёлке, может, тоже после недавних событий стоило бы слегка укоротить, дабы в ответственный момент не лезли в глаза…

Как неуёмные умелые наездницы они по очереди седлали его, ублажая своим извивающимся телом, словно по навету Ильдара пытаясь напомнить ему о просьбе насчёт змей. Но на все порождавшиеся такие ассоциации Бальтазар не поддавался, а старался наслаждаться моментом. Мужские молодые пальцы мяли упругие девичьи ягодицы, хватали мягкую женскую грудь, скользили по влажным бёдрам удивительно нежной кожи.

Его губы, как и всё тело, ощущали вкус лживых, но приятных поцелуев. Он уже на ощупь мог отличить кто из трёх на нём сладко поёрзывал. Мог даже с закрытыми глазами определить по ощущениям и дыханию, тем более, что наглая мелкая, с волосами как жемчуг, стырила втихаря несколько виноградин, что ощущалось теперь во вкусе её губ и прикосновениях языка. Научился различать голоса, но даже не знал их имён. И совершенно не собирался спрашивать. Ни о чём не хотелось думать, никуда не хотелось уходить, и разве что заканчивавшийся на «скелетах» гроздей виноград хоть как-то намекал о прошедшем времени.

— Я принесу ещё, — поцеловав левую щёку, у его уха произнесла смуглая куртизанка.

— Нет, — помотал слегка головой некромант, не ты, — Она, — глянул он на кареглазую молодую девчонку, пока другая с кошачьим зелёным взором скакала сверху на его жезле в стремительных горячих порывах, — У неё задница лучше, — усмехнулся он, желая полюбоваться, как младшая пройдётся перед ним нагишом до двери.

А с её возвращением с разными фруктами помимо крупного винограда долины, весь круговорот сладострастия закрутился по-новой. Теперь он уже сам после массажа и ласк, набравшись сил, перекусив, опьянев, с разгорячённым молодым сердцем и бурлящей кровью, брал всё под свой контроль, умудряясь смаковать их тела и поочередно, и одновременно, и заставляя их ублажать друг дружку у него на глазах, заводясь ещё больше.

Вязкое клейкое время вокруг будто застывало, переполняясь жаром их дыхания. Комната напоминала больше баню, недаром половину её занимала деревянная кадь в качестве круглой ванны. Никто не смотрел в запотевшие окна, как день сменяется ночью и затем вновь наступает новый багряный рассвет. До красот природы им не было дела, тем более, что любоваться яблоневыми садами, когда плоды их отравлены, уже как-то в полной мере не получилось бы.

Он побывал в них так, как не все мужья бывают с жёнами за десятилетия совместной жизни. А они открывали ему новые грани удовольствия, делясь безудержной фантазией и богатым опытом. Бальтазар всем уделял внимание, слизывал сок спелых плодов с груди и шеи, шлёпал по молодым упругим задницам, пронзал горячо и страстно юных дев, словно врагов на поле брани, но это было удовольствие совершенно иного рода. Они заигрывали с его роскошными, мягкими как шёлк, волосами, гладили по небритому подбородку, словно им нравилась это его двухдневная щетина, целовали и знойно покусывали губы, переплетали языки, отдаваясь, как желанному супругу, как властному верховному жрецу, поклоняясь его величию и статусу. И он всецело наслаждался этой иллюзией любви, не ведая, но и не желая ничего иного.

Казалось, сквозь жаркое подрагивающее дыхание, под изнывающие оргазмические стоны, колокольным перезвоном отдающиеся в его ушах с каждым новым пиком наслаждений, он мог поработить и поглотить их души прямо так. Но понимал, что их уже давно поглотил сам этот город, доведя до такой жизни. Мелькали мысли, что они уже пусты изнутри, но всё же теплилась какая-то надежда на тонкий весенний лучик, ещё не угасший огонёк внутреннего мира. Что они всё же не куклы, а с ними можно кроме звериных инстинктов ещё и о чём-нибудь поболтать в перерывах между соитием и поеданием фруктов.

Но, как ни извращайся со временем, а остановить его насовсем невозможно. Рано или поздно вся ублажавшая его троица обессилила и уже не могла продолжать, завалившись, кто как сумел. Они ещё ворочались, с губ слетали какие-то звуки, но глаза уже были прикрыты, умоляя об отдыхе. Им хотелось спать и набраться сил, ведь впереди всё это должно было повторяться вновь уже с новыми клиентами, местными и приезжими, знакомыми и неизвестными, ожидаемыми и внезапными, со своими прихотями и предпочтениями.

А ему не спалось. Уже неведомо сколько, а отключиться от реальности так и не получалось. Он решил, что это царица-тьма, вредничая, нарочно изнуряет его в наказание, но от этого Бальтазар решил лишь не спать ей назло. Схватив спелый персик возле опустевшего остова виноградной грозди, дерзким укусом, он едва не сломал верхние передние зубы о ребристую косточку, мякоти у плода оказалось куда меньше, чем он рассчитывал.

Можно было и со спящими телами вытворять, что угодно. Такие блестящие от пота, пахнущие собой, цветочными маслами, алкоголем, фруктами и им, они были так доступны и послушны, будто куклы. Но он не считал себя девочкой, чтобы в эти куклы играть. Ему было недостаточно их покорности и, может, потому он предпочёл пойти сюда, в живой город, вместо того, чтобы обустраивать с помощью разлагающихся зловонных зомби полуразрушенный замок барона Казира…

Сердце сдавило самым противным чувством на свете. Жалость, та самая едкая гниль, которую он никогда старался не испытывать, вдруг заиграла мелодию своей тягучей плачевной скрипки, словно готовая принести себя в жертву красивая жрица, стоящая на краю отвесного обрыва. Он будто уже расхотел уничтожать Яротруск. А ведь «никакой жалости» было одним из его главных кредо по жизни, одной из заповедей, по которым он жил или хотя бы старался жить.

Бальтазар гнал прочь это чувство, замещая его себялюбием, хоть чем-то другим. Это была гордыня, а не жалость, так говорил он себе. Это ради себя, ради повторения этих удовольствий, он хотел бы оставить эту троицу при себе. Не из жалости пощадить и оставить в живых, а взять в вечное рабство. Ну, или хотя бы одну, так, на память. Можно было найти упыря и повелеть обратить кого-то из них в вечную личную вампиршу. Но вдруг он от неё устанет? Однажды царица-тьма, почти заменившая родную истинную мать, убедила его в Касторе, что без красавицы Фелис его мир станет лучше, а сам он сильнее. Снова пронеслись перед глазами восковые маски давно позабытых лиц в мутном калейдоскопе вихря нежеланных воспоминаний…

Чья-то наглая ручонка с полу потянулась к подносу с фруктами на тумбе и случайно опрокинула его по своей неаккуратности, грохотом отвлекая от картин прошлого. Две другие даже не проснулись, лишь поворчали и сменили позы, разлёгшись поудобнее, кто на спине, кто калачиком в позе эмбриона. А некромант знал, кто из всей тройки настолько озорная и неуёмная, что даже, вроде как, уснув, нашла время отведать чужого угощения. Ведь это ему, а не им, расплачиваться за всё чеканной монетой.

— Мало тебе всё? — грубым тоном проговорил он, присев возле неё, оглядывая на разлетевшиеся косточки фруктов.

— Простите, — тяжело дышала юная особа с длинными перламутровыми волосами и густым карамельным взором, — Я сейчас приберу, — попыталась она встать, но поскользнулась влажной ладошкой о дощатый пол, выпрямляясь на руках, и распласталась на спине почти без сил.

— Маленькая растяпа, отхлестать тебя мало, — глядел он, как приоткрываются пухленькие губки, как наигранным невинным взором поглядывают на него глаза, как с каждым вдохом вздымается её грудь, в таком положении казавшаяся ещё меньше, при этом аккуратные маленькие соски розовыми плотными вишенками выдавали не то лёгкий озноб, всё же лежала она голышом на полу, не то не угасшее ещё возбуждение.

— Всегда пожалуйста, — попыталась она перевернуться на спину, подставив для наказания свою несчастную попку, однако и на это сил толком не хватило, — Ах, может чуть позже, милорд.

— Я ещё не лорд, девочка, — заметил тот, скривившись так, будто всё это специально напоминало ему опять о просьбе чародея, — Сколько тебе? Двенадцать? Четырнадцать? Что ты вообще здесь делаешь? — едва не пронзала его неловкость за всё, что он здесь с ней вытворял, когда голова теперь протрезвела.

— Скажешь тоже, — рассмеялась она, а потом тут же посерьёзнела, отводя глаза и с грустью вздыхая, — А здесь, потому что родители умерли. Вода в колодце оказалась отравлена. Мать принесла и умылась, отпив с ладоней. Отец зачерпнул из ковша мне и себе. Он отхлебнул… Влетела… — тяжело дышала она, иногда вздыхая, уносясь по волнам неприятныхвоспоминаний, — Влетела оса… Я напугалась, отбежала прочь. Следила за её полётом по комнатам в избе… Думала тряпкой пришибить, если сядет куда на стенку или банкой накрыть, если на стол, да выпустить тогда уж на волю… А потом родителям резко стало плохо, — рассказывал тихий девичий голосок, — Врач Гаспар сказал, что это яд в их крови, и потом взял воду из вёдер, что-то там в ней исследуя… Сказал, из-за неё. Я вот испить не успела, осталась жива, а зачем? Чтобы последующие годы коротать здесь, — вздохнула она.

— Я убил его, — признался некромант, — Вашего лекаря.

— Ах, как жаль, — отвела она взгляд на погрустневшем, но не перепуганном круглом личике, ни непонимания, ни недоверия, ни панических визгов и попыток тотчас сбежать, лишь лёгкий опечаленный вздох, — Вообще он хороший был человек… Общительный, суетливый в хорошем смысле. Бегал везде, всем помогал, только и спрашивал, всё ли в порядке, нет ли головокружения или каких-то симптомов. Снабжал нас здесь снадобьем… — кусала она губы, видать каким-то кислым или не очень вкусным.

— Снадобьем? — сощурился не понявший тёмный маг.

— Ну, что б дети не рождались. Работа-то какая, сами понимаете! — сверкнули на него девичьи карие глаза со всей серьёзностью.

— Что, нельзя было найти работу получше? — хмыкнул Бальтазар, — Доить коров, ходить жницей в поле, кружева вон плести, — нашёл он глазами свою сложенную одежду.

— Никому не нужен лишний рот, нигде не надобны лишние руки. Это сейчас, когда людей ещё меньше стало, может быть, кто-то востребован. Да ведь и пшеницу тоже отравить этим гадам ничего не стоит. Здесь хотя бы кормят привозными товарами. Да и платят куда больше. Если б копила, я бы тоже могла купить такой костюм, — проследила она за его сиреневым взором.

— Такой — нет, — заверил он, чуть вздрогнув улыбкой в уголках фактурных губ. — Почему не уедешь?

— Куда? Через год змеи потравят и следующий город, если не раньше, — отвечала она. — Да и что там делать, всё равно устраиваться только в такие заведения, где похотливым самцам дают вдоволь распускать свои руки.

— Вы те здесь ещё, конечно, притворщицы, но меня не проведёшь, девчонка, — усмехнулся Бальтазар, — Я же видел, как тебе всё нравилось. Ну, может, почти всё. В постели непросто изображать театральную актрису, хоть вас на то и науськивают местные владельцы, дабы угождать любым запросам гостей.

— С кем-то можно вести себя естественно и получать удовольствие, с другими тщательно изображать, что тебе всё нравится и хочется ещё, ещё и ещё, — тихо отвечала она.

— К чёрту всё, хочешь, подарю вечную жизнь? — предложил некромант.

— Стать носферату? Днём спать в гробу, а по ночам ловить таких дурочек, как я сама? Нет уж, спасибо. Помру своей смертью, сколько бог отмерил, — не согласилась она.

— Бог… Церковники уже и вас, деревенских, склонили к своей новой вере, — морщился мужчина.

— Что вы, в Яротруске всегда почитали лишь одного бога — Солнце, — отвечала ему юная куртизанка, распластавшись поудобнее, рассыпая подобные тонким нитям бисера свои жемчужные переливающиеся волосы по полу.

— То-то оно вам помогло, — хмыкнул он, поднимаясь на ноги, вспоминая, как войско барона не дождалось рассвета.

— Уже уходите? Мы могли бы… — попыталась она хотя бы сесть, приподнявшись.

— Тс-с, — приложил Бальтазар палец к губам и гипнотическим взором заглянул юной особе в глаза, — Даже не думай ко мне привязываться и тем более влюбляться. Не заговаривай со мной, если я сам не обращусь. Держись подальше, так всем будет гораздо лучше.

Та робко кивнула, улёгшись прямо на полу, выбирая позу поудобнее, чтобы уснуть. А он периодически на неё поглядывал, думая, повторить всё, что было, или одеваться уже, да двигаться дальше. Казалось, что итак слишком долго тут задержался, что уже начал беседовать вот с такими, у которых толком ни прошлого, ни будущего.

— Звать-то тебя хоть как? — зачем-то вдруг поинтересовался Бальтазар, нарушив очередную свою заповедь, звучащую, как «не привязывайся».

— Люция, но мама с папой звали меня всегда ласково Люси, — отвечал, подобный звенящему ручейку, обретавший силу звонкий девичий голосок.

— «Люси» это «Люсильда» или «Люсия», — хмыкнул Бальтазар, на что девушка сразу обиженно насупилась, — Раз «Люция», тогда уж «Люци» надо звать.

— Я ж тут не роли играю, как вы там выразились, не вру вам! Как звали, так и звали. Я родителям перечить что ли буду? Была у них крошка Люси, да выросла, теперь Люция, — бурчала она на это с явным недовольством.

— Да уж, — поморщился он от очередных неприятных воспоминаний, — Родителей надо слушаться, — произнёс он то, с чем в корни был не согласен, иначе бы не стоял здесь живым перед ней.

— Идёте снова кого-нибудь убить? — поинтересовалась она, первой не выдержав возникшей паузы, глядя, как он, с шумом окунувшись в округлую деревянную ванну, вылез, освежившись в остывшей воде, протираясь хлопковыми полотенцами и шлёпая босыми мокрыми стопами в сторону сложенного костюма.

— Тю, не спишь? — удивился он, обернувшись. — А что, надо кого? — усмехнулся некромант, — Ты складывала? — заметил он, сколь дотошно и бережно лежат все детали наряда.

— Нет, Элишка, — мотнула та головой в сторону зеленоглазой, уже, правда, вовсю спавшей подруги, чья коса-диадема за время всех бурных утех не слишком-то и растрепалась.

— Ну, если будет кто обижать, ты скажи, — ещё раз усмехнулся Бальтазар, прекрасно понимая, что сейчас застегнёт пояс, прикрепит плащ и отправится прочь из Яротруска, так что они даже никогда больше не свидятся, чтобы она смогла потом о чём-то попросить.

— Да какой смысл, скоро все здесь помрём, — шумно выдохнула она маленькими ноздрями чуть вздёрнутого аккуратного носика и улеглась на бок, с понурым видом, подложив ладони под голову, собираясь, наконец, поспать.

IV
Выйдя на улицу, расплатившийся с хозяином борделя Бальтазар заметил, что вокруг раннее-раннее утро, когда седой туман ещё не развеялся и не начало светать. Неподалёку Ильдар и тот торговец в красной токе покуривали похожие трубки, о чём-то неторопливо беседуя. Похоже, продавец оружия весьма и весьма лукавил тогда насчёт своего заявления про «полдня всего буду в городе». Поторапливал потенциального покупателя к сделке и не давал толком времени всё обдумать. Некромант не был уверен, сколько прошло времени, но по его ощущениям дня два, а уж точно не пару часов. Впрочем, что-то предъявлять ему он не стал. Хотелось краем уха подслушать предмет их диалога, но разговор закончился, как только чародей заметил вышедшего из борделя чернокнижника.

— Уже нагулялся? — дивился волшебник, опираясь на посох и шагая к гостю, — Я думал, тебя неделю не выпустят, как минимум. Они у нас бабы цепкие, ненасытные.

— Мелкие больно, — кривил губы Бальтазар, — Спать уложил, сказку рассказал и… пора и честь знать, — жестом пальцев возле лба попрощался он с главным защитником поселения, поглядывая и соображая в какую сторону двигаться, припоминая, откуда он пришёл, дабы не возвращаться сейчас к замку.

— Там разные есть, хозяин бы выдал опытных и умелых. Сарват разных при себе держит, ты б поспрашивал, — заявил ему чародей.

— Да я ж шучу, ты, старый пень, — усмехнулся некромант, — Куда к долине-то? — всё пытался он сообразить.

— Туда, к колодцу, и дальше от него прямо-прямо, будет восточный выход из города, — указывал Ильдар направление сквозь туман, махнув рукой.

— Что куришь? Смрад такой, словно пустой соломой пыхаешь, — морщился некромант.

— Обижаешь! Милорд, таскарийский табак! Его к нам даже не завозят, друг вот подкидывает, — повернулся он в поисках того торговца, но, если тот ещё и был где-то рядом, утренняя белая мгла надёжно скрывала его силуэт, — Уж я качество всегда узнаю!

— С навозом что ли табак-то? — качал головой Бальтазар.

— Типун тебе на язык, некромант! Главное, не как пахнет, а как дурманит! — заявлял ему бородатый собеседник.

— Дурманил бы хорошо, ты б меня видел с ослиными ушами или вообще говорящей задницей, — хмыкнул на это тёмный маг. — У нас, в Фуртхёгге, кстати, говорят «таскарский», а не «таскарийский».

— А кто ж сказал, что я тебя таким не вижу? Хе! — отшучивался тот.

— На вот, махорка из Кастора, вам сюда такую не завозят, — достал Бальтазар из внутреннего кармана косой застёжки мундира позолоченный прямоугольный футляр с закругленными углами, — Аристократы таким балуются. Сам не курю, мне незачем. Ношу с собой, непонятно на кой чёрт…

— Держал бы у сердца коробочку, глядишь, стрелу бы какую отразила, — разглядывал тот подарок, после чего нашёл, как его открыть и вдохнул аромат сушёной смеси, — Ух! Таким и надышаться можно вусмерть, даже зажигать не надо! Ядрёная вещь!

— В Касторе других не держат. Там всё резкое, острое, наглое, дерзкое… — перечислял он и вспомнил ту молоденькую куртизанку, оставшуюся наверху, что воровала тайком его ягоды без спроса, за что крепко получала по ягодицам в процессе их дружного соития.

— Следующий по пути будет Сельваторск, лесами окружённый, там тоже с чародеем будешь на дуэль нарываться? — интересовался Ильдар.

— Если у него посох тоже с янтарём, а не что-то нормальное, то продолжу искать противника поинтереснее, — задел самолюбие собеседника едкой заметкой Бальтазар.

— Между прочим, янтарь хорошо сцепляет раны и порезы при врачевании, да и против яда неплох. Ещё у меня белый лунный агат есть, — достал он шёлковый бордовый мешочек с золотистой ниточкой, перебирая пальцами под постукивающие друг о друга камушки, — От змеиного яда помогает.

— Ладно, папаша, — вздохнул Бальтазар, — Поразвлечься хочу. Где там твои эти змеи? — говорил он так, словно не оказывает городу услугу, не собирается никому помогать, а лишь хочешь потешить собственное эго в поисках интересного противника, будто у городского задиры вовсю кулаки чешутся.

— Хо-хо! Тогда от колодца налево, — радостно повёл его чародей сквозь туман. — Как зелёные холмы пойдут, так за ними в низине их тростниковые и глиняные хижины. Варят там свои зелья, только и думают, как нам жизнь отравить. Старосту деревенского сгубили, один я остался.

— Вот как… Зови своего дружка давай. Меч мне нужен, — остановился некромант на месте.

— Магу? Меч? Да вы, аристократы, там совсем уже спятили что ли? — дивился чародей, — Тебя какой беленой девки распутные опоили в этом злачном месте? Может, тебе ещё кнут на пояс, или лук на плечо да латы с тебя весом?

— Знаешь, последний, кому мне приходилось что-то повторять дважды, болтался потом черепком у меня на поясе, пока в бою не пригодился, — исподлобья сурово взглянул на него Бальтазар, чей фиалковый взгляд искрился тонкими ломанными линиями молний.

— Идём, — закатил глаза чародей, — У богатых свои причуды…

Но привёл он его отнюдь не к тому своему знакомому, а в местную кузницу, стуком в окошко ближайшей пристройки из крупной каменной кладки разбудив хозяина оной. Тот заспанный вышел в одной длинной рубахе, зевая и потягиваясь с заядлой частотой, почёсывая зад и сонно вглядываясь в непрошеных гостей, пытаясь признать. Настоящий чернобородый богатырь, на голову выше пришлого некроманта и вдвое шире по комплекции. Дерись они где-нибудь на равных да без магии, такой бугай мог бы легко Бальтазара схватит руками, да переломить ему позвоночник о своё колено. Впрочем, нельзя было сказать, что Бальтазара сейчас сколь-либо пугал внушительный вид кузнеца.

— Ну, что вам? Петухи ещё не пропели, а вы, петухи, уже тут, как тут, стекло над ухом клюёте, кудахчете почём зря, — жаловался он рокочущим утробным басом на то, что его подняли в такую рань.

— У тебя Захаб на передержке для тайной продажи хранит лучшее оружие, если к нему нагрянут на случай обыска. Наш достопочтенный барон требует меч в уплату за свою милость и твою же собственную голову, Родерик, — строго заявлял ему Ильдар.

— Это в кузне, — недовольно бурчал тот, как пробужденный зимой посреди спячки медведь, хватая ещё где-то в своей прихожей связку ключей, сняв с гвоздя, обувая крупные лапти на свои широченные стопы, и неспешно шагая от пристройки к главному входу кузницы, где висел массивный замок, — В подвале.

— Ну-с, — стукнул посохом о землю и зажёг янтарный шар, как фонарь, Ильдар, — Прошу, — вместо хозяина мастерской, самолично он простёр в проём другую руку, заходя вместе с гостем.

На пороге Бальтазара посетили сомнения, а не готовят ли тут вообще ему какую-то ловушку, если маг таки в сговоре с Белыми или хотя бы Церковниками, но потом сам припомнил, что про меч-то была вообще его идея, едва ли кем-то способная быть навязанной.

После широкой скрипучей лестницы в янтарном сиянии предстало несколько образцов высококачественного оружия. Некромант знал, какие такие вещи сюда попадают. Что-то украдено, что-то куплено у хитрых перевозчиков добра и списано в потери, что-то вообще хитрые кузнецы столиц сбывают сами, делая дубликаты таких вещей, которые у них заказывали, в общем-то, в одном экземпляре, только вот металлов те требовали расчётливо на две или на три копии заранее.

Кузнец не задавал никаких вопросов, не разглядывал заспанными глазами пристально нового барона, верил на слово городскому чародею и не желал для себя никаких проблем, предоставив гостям полную свободу. Выбор был невелик, зато каждое изделие здесь годилось под стать кому-нибудь из королей севера для главного сражения всей жизни. Уж, по крайней мере, любому именитому лорду так точно.

— Вот, — взял в руки, наконец, Бальтазар причудливый клэйбэг, прямой полуторный меч под одну руку, не волнистый, как фламберг, не изогнутый, как фальчион или сабля, а имевший симметричное ровное лезвие, сужающееся в тонкое остриё. — Этот пойдёт. Такой дизайн явно делали, чтобы устрашать врагов.

Крестовина в виде крыльев летучей мыши, плотная обсидиановая рукоять без защитных душек и колец гарды, с нарезанными полосами, дабы руки не скользили. Навершие в виде человеческого металлического черепа, узорчатые лангеты, гравировка в виде паукообразных чудовищ в основании лезвия клинка и на помпезных ножнах, симметричное острие четырёхгранного сечения. Бальтазара всё устраивало целиком и полностью.

— Сразу подумал, что его выберешь, — произнёс чародей, отступая чуть назад и выходя первым из всей троицы наружу.

— Это всё? — в спину им зевнул кузнец.

— Да, если вдруг не сломается в первом же бою, — отвечал некромант, разглядывая даром доставшуюся, но весьма не дешёвую вещицу.

— Захаб, небось, за него уйму всего отдал, надеялся озолотиться, ну, дык, трупу-то деньги на кой? Если змей не победить, все здесь сляжем, — размышлял вслух Ильдар, пока они снова шагали к колодцу на центральной площади.

— Там достаточно всего, что можно неплохо продать, — подметил Бальтазар, — А как же так у старосты вашего нет дегустаторов, кто б воду вместо него отхлебнул? — удивился он, припомнив от вида колодца их недавний разговор здесь с волшебником, — Он-то как сгинул?

— Да причём тут… Схватили они Тадеуша дня три тому назад, охрану разбили, к себе уволокли. Уже утопили, небось, или сожрали, насадив на вертел да обжарив на огне, — отвечал тот, — Он тот ещё толстяк был, но мозговитый. Котелок-то у него варил даже на старости лет, и воду мы его методами очищать стали после первых смертей, да кто ж знал, что на деревья позарятся. Смотри, не срывай по пути ничего. Ни малину, ни яблок, чёрт их знает, что нынче вокруг в рот тянуть можно.

— Это вон те тебе расскажут, — шутливо указал рукой некромант, оборачиваясь на почти скрывшуюся в тумане постройку борделя.

— Ты нам подбрось сюда башку чью-нибудь, кто там у них главный, ладно? — просил, оставшись на территории Яротруска Ильдар, — А то сгинешь в пелене, я и не узнаю вообще, разобрался ты, примкнул к ним, мимо прошёл, али помер вообще. Дать агат от яда-то? — крикнул он ему вдогонку.

— Сам справлюсь, — отмахнулся некромант, зашагав прочь.

V
Не покидало чувство, что его всё-таки используют. Он явился сжигать городок, терзать людей, поглощать души и порабощать тела, делая новые отряды зомби. Намеривался биться с чародеем, чтобы казнить его с особой жестокостью у всех на глазах, а теперь что? Побратался так, что даже махорку из кармана отдал в футляре, на который весь этот городок можно купить да со всеми жителями. И шагает вдоль торгового тракта к зелёным холмам, чтобы решать местные проблемы.

С другой стороны, если уж быть бароном, то править верными людьми, а не иметь на территории замышлявших непонятно что серпентов. За свою юность в Касторе зверолюдей он встречал нечасто, разве что среди торговцев и путешественников. В основном то были людоящеры, минотавры да крысолюды. Изредка монахи-псоглавцы. Во время обучения у Черноуста опыт общения с подобными был более весомым, но это всё равно лишь крупицы, считанные дни среди семи лет познания основ колдовства и тёмных искусств.

Зато читал он о них порядочно. Серпенты, они же люди-змеи, обычно довольно примитивного склада ума дикие племена. Нередко выше людей ростом, бывают с капюшоном, как у кобр, бывают без. Покрыты чешуёй, как рептилии, по всему телу, носят минимум одежды, почти все смертельно ядовиты для человека. Не выносят горчицу, чеснок, недолюбливают запах жженой травы, словно он инстинктивно обращает их в паническое бегство, как их ползучих собратьев. И стараются не селиться в местах, где много громких и резких звуков — возле гейзеров, вулканов, шумных городов, в общем, за холмами было идеальное место для их обитания.

Он вполне мог бы попросить горчичного порошка ли сушёный чеснок у чародея перед выходом сюда, однако же, считал себя выше всего этого. Едва ли существа прямо-таки помрут на месте от таких раздражителей, а дезориентировать их ему хватит и личного колдовства. В конце концов, он не какой-нибудь там охотник за нечистью, чтобы тщательно подготавливаться и быть во все оружии. Ненароком можно и себе в глаза горчицей попасть, чего бы весьма не хотелось.

Бальтазар держался ближе к прилеску, где всё ещё оставался туман, скрывавший его приближение к поселению змеелюдей. Завидел крупные ягоды дикой малины, но, протянув руку, вспомнил предостережение бородача и есть их всё-таки не стал. Чем ближе к холмам, тем чётче в воздухе ощущался запах костров, и были слышны звуки их ритуальных бубнов да барабанов.

А периодически к их ритму добавлял ещё одна довольно причудливая вибрирующая мелодия. В ней тоже виделось нечто ритуальное, почти потустороннее, однако такого инструмента некромант прежде ещё никогда не слышал. Любопытство дополнительным стимулом вело в низовья холмов, где у озера на небольшом расстоянии друг о друга крест-накрест лежали полыхавшие поленья, а сами чешуйчатые существа извивались и отплясывали в юбках из сухой длинной травы, почти целиком скрывавшей их когтистые и лишённые всякой обуви ноги.

Весь танец был столь синхронным, что ввергал в гипнотический транс. Долго смотреть на эти идеально выверенные и скопированные друг за другом движения человеческому взгляду было невыносимо, разум тут же ловил резонанс и вибрировал вместе с ритмом, забывая обо всём остальном, так что молодой человек пытался отвлечься на что-то ещё, изучая и разглядывая здешнюю обстановку.

Хижин немного, но всё равно сражение будет явно непростым. Не земле валялись крупные венки, сплетённые из луговых цветов. В огонь подбрасывали разные пахучие травы. Плясали не все, были и музыканты, и охранники с копьями из каменных и металлических наконечников. Жрецы в сине-белых полосатых платках-клафтах на головах стояли с неглубокими корзинами, что-то небрежно швыряя оттуда в воду.

Были особи, державшие малышей-змеёнышей на руках. Стоило, наверное, назвать их женщинами, но у этих рептилий пол определить было практически невозможно. Отсутствовали и молочные железы, и то, что у людей именуется фигурой. Не было, разумеется, никакого волосяного покрова на головах, чтобы особи друг от друга отличались хотя бы причёсками. Все выглядели одинаково, хотя, быть может, поживи он в их обществе какое-то время, то, глядишь, и научился бы как-то меж собой различать.

Необычные же звуки главной мелодии посреди отбивавших ритм бубнов и тамтамов принадлежали громоздкому струнному инструменту в руках дворфа крайне похожего на того, которого вышвырнули из трактира. Такой же репоголовый, с длинными «щупальцами» дредлоков на голове, правда, теперь торчащими из-под широкой соломенной шляпы. Сейчас он, благо, был уже в походной светло-коричневой курточке с бахромой и тёмно-серых бриджах. Где успел одеться и, главное, раздобыть этот ситар, а именно так звалось то, что находилось сейчас в его умелых руках под управлением толстых пальцев, было неизвестно.

Но Бальтазар, пусть и не слышал прежде его звучания, определённо видел такой инструмент среди многих других на искусных детальных изображениях нескольких энциклопедий в библиотеке своего последнего учителя. Семь основных струн, ещё девять резонирующих, обилие ладов, колков и всего прочего. Да ещё и специальное кольцо с коготком на палец, которым дворф на нём поигрывал.

Делал он это умело, можно даже сказать профессионально. Бальтазар сразу смекнул, что, с большой вероятностью имеет дело со странствующим музыкантом, то бишь бардом. Таким и вправду бывает иногда нечем платить в таверне или борделе, но они устраиваются там на работу и пару дней за еду и прочие услуги, без каких-либо денег в оплату, развлекают посетителей своей музыкой или даже песнями. Впрочем, прямо сейчас голоса этого гнома слышно не было.

В сердце снова взыграло тревожащее неприятное чувство. Они были даже незнакомы, но в грядущей бойне Бальтазар как-то не хотел убивать этого низкорослика. То ли музыка его так околдовала, то ли просто сейчас казалось, что он ни при чём во всех тёрках серпентов с людьми Яротруска и других городов.

И, подкравшись поближе, он видел теперь, что жрецы на берегу из своих широких плоских корзин в воду бросают отрубленные части человеческих тел — кисти, голени, стопы, разные внутренности, отчего озерцо у побережья начинало становиться мутно-красным.

А когда всё закончилось, то они, юрко метнувшись в одну соломенную хижину, вытащили оттуда связанного тучного старика с широкой седой бородой, что называется, в форме лопаты. При этом рот ему не заткнули никаким кляпом, не то, даже не опасаясь, что его призывы о помощи отсюда кто-то услышит, не то, надеясь, что тот будет громко вопить на протяжении своего жертвоприношения. С таких созданий станется, и не на такие зверства способны.

Дорогой чёрно-золотой камзол с бирюзовыми пуговицами выдавали в нём человека небедного. И мелькнула мысль, что это и есть городской староста. Ну, а те отрубленные части рук и ног, вероятно, принадлежали его изувеченной охране. Ведь каких-то подробностей похищения оного Бальтазар у чародея не расспрашивал, ему всё это было максимально не интересно.

Какая разница теперь, в каком часу и где было нападение. Не важно, сколько длилась битва. Факт был перед глазами, похищенный мужчина. Может, купец с дороги, может, и вправду градоначальник Яротруска, спасать его в любом случае некромант не собирался. Он выбрал его лишь поводом для себя вступить в сражение с серпентами, дабы не заявляться просто так.

А пока он приближался, ритуал и сам подступал к собственной кульминации. Земля задрожала, и по ощущениям даже не из озера, а откуда-то из-под земли, прорыв себе путь к дну водоёма, оттуда с шипением начало подниматься колоссальное существо отдалённо чем-то напоминающее гигантскую кобру.

Извивающееся толстое тело червеобразного чудища покрывала зелёно-коричневая чешуя в ромбовидных узорах. Брюхо было снабжено блестящими горизонтальными пластинами цвета ротанга. Примерно от середины подобного древесному стволу вертикально вздымавшейся туши уже начинал распускаться перепончатый капюшон на манер крыльев летучей мыши, держащийся полупрозрачными мембранами на шиповидных отростках, вылезавших своим остриём за его пределы.

Глаз на выпиравшей склизкой голове не было видно вовсе. Такой подземной твари они, видимо, были попросту не к чему. Симметричная чудовищная пасть горизонтальными вытянутыми челюстями раскрывалась, имея по два клыка снизу и сверху, а внутри звёздчатый язык, напоминавший головоногого моллюска с кучей склизких щупалец. Только вместо присосок на них были не то крючки, не то шипы, не то зубы, способные сцепить, перемолоть и растерзать любое попавшееся в их цепкую хватку животное. В том числе и заготовленного для ритуального жертвоприношения, связанного плетёной льняной верёвкой по рукам и ногам старика, истошно вопящего от ужаса под ускоряющийся ритм бубнов и звона струн ситара.

Щупальца бледно-розовых языков исполинского чудища ощупывали воздух, непрерывно колеблясь. Голова склонялась к окровавленной воде и дыму от костров, куда могли добавлять и особые сушёные цветки либо плоды для особого дополнительного аромата. Густая жёлтая слюна, напоминавшая крупные капли лимона или даже скорее мёд диких пчёл, вязко капала на песок и траву, а это идолище уже готово было изогнуться для рывка в направлении своей жертвы.

Тут Бальтазару вспомнилась глупая шутка Ильдара про лук, которого ему «не хватает», и действительно подумалось, что стрелять с такой позиции было бы куда удобнее, чем бежать в ближний бой с холма. Ну, а так, как лука с собой не было, пришлось импровизировать магией. Сколько он уже не спал, некромант не помнил. Но отдых в борделе определённо помог ему набраться сил хотя бы на ещё одно вот такое сражение.

Пальцы соорудили в воздухе несколько косых полос и круг вокруг них. В месте перекрестия клубящийся чёрный дым, постепенно меняя цвет, формировал тёмно-сиреневый череп, внутри которого сияло серебристо-голубое пламя, словно свеча внутри резных фигур. И вмиг череп кометой понёсся к заблестевшей на рассвете в лучах восходящего солнца вытянутой прямоугольной голове.

Ритуал людей-змей специально ждал этого момента, чтобы непосредственно на восходе совершилось жертвоприношение. Но сделать рывок к ёрзавшему с места на место неуклюжему телу не дал прилетевший сильный разряд, хоть и не нанёсший видимых повреждений вокруг чешуйчатой пасти, но заставивший существо нервно подрагивать и шумно кашлять, выигрывая время.

— Замрите-ка! — громогласно заявил Бальтазар, спускаясь с холма, в левой руке сплетая подобие крутящейся многогранной звезды, а правой достав из паучьих узорчатых ножен свой новый ребристый клинок, пока вокруг людоящеров сгущался в воздухе могильный холод, — Немедленно развяжите пленника! — командовал он, хотя это в корни противоречило предыдущему его приказу им застыть на месте.

— Ты ещ-щ-щ-щё кто? — хриплым шипением проговорил кто-то из жрецов в полосатых клафтах, отступивших подальше от пришедшего на кормёжку их божества.

— Печально, когда ты будущий лорд тьмы, а о тебе пока ещё никто ничего не знает, — пробубнил себе под нос некромант, ну, а для них резко воскликнул — Бальтазар Кроненгард! Ученик Гродерика Черноуста! Новый владыка этих земель! — создал он вокруг себя тёмную ауру с бесплотным магическим вихрем, чтобы его чёрно-фиолетовый плащ заколыхался вместе с причёской выразительным и эффектным способом, красуясь перед противниками.

— Кто? Ч-с-чей уч-щ-ченик? — шипели змеелюди, сбегаясь перед связанным мужчиной, дабы не дать некроманту к тому подбежать и освободить пленника.

Дворф перестал играть от воцарившейся суматохи, поглядывая и будто тоже припоминая, что видел уже где-то на днях этого самого типа. А тот размахивал свистящим в воздухе клинком, угрожая всем, кто приблизится, тем более, что отрубать головы с длинных змеиных шей было в разы удобнее, чем сражаться с какими-нибудь другими расами.

— С-сгинь неч-ч-чисть розовёщ-щ-шёкая! Кыш-ш! — негодовали жрецы, — Ты с-срываеш-ш-шь обряд! Иначе с-станеш-шь с-следующ-щей жертвой Тес-с-с-скатлетона! — вздымали они пятипалые остроконечные пальцы ввысь к жуткой лязгающей бестии, уже приходящей в себя после полученного разряда тёмной энергии.

Определённо после такого у существа болели мышцы даже под толстой бронированной шкурой. Бальтазар знал, что плотная чешуя может отразить некоторые виды заклятий и действовать надо довольно аккуратно. Но дабы не стать мишенью для множества копейщиков, он резво присел, коснувшись руками земли. А над спиной его формировался чёрный вихрь раскрывавшего космического мрака с переливами неведомых созвездий, который, буквально взорвавшись широкими крыльями, кусками ткани меж-реальности рванул вперёд, окутывая окружающее пространство потусторонним сумраком, скрывавшим движения некроманта за вращавшимися слоями беспросветной мглы.

— Помогите! Пожалуйста! — раздавался голос связанного старика, даже не понимающего, что тем самым он выдаёт для гигантского змея своё местоположение.

Рядом стоящему Бальтазару пришлось того даже пнуть хорошенько, чтобы покатился бочонком ближе к воде, чтобы не мешался под ногами. О такого того и гляди вмиг споткнёшься, да ещё и балабол редкостный, отвлекает почём зря. Лучше б ему рот перевязали, а не ноги, удрал бы подальше и помалкивал — думалось кривившемуся в лице некроманту, сосредоточенному теперь на защите.

Чёрный купол отражал ядовитые кислотные плевки, которые друг за другом слетали через неравные промежутки времени из раздувавшей свой капюшон громадины. А затем змей-исполин показал, за что ж его так боятся и почитают его чешуйчатые поклонники. Взревел и начал низвергать целый дождь кислоты, попадавший в том числе и на воинов, искавших некроманта.

А затем ниспослал ещё и едко-жёлтую струю, сотрясаясь на месте, неспешно поворачивая голову и, тем самым, пытаясь пронзить всю мрачную пелену в надежде задеть своего врага. Кислота капала на песок с таким шипением, что тёмный маг не всегда понимал, где вооружённые прислужники твари, а где просто испаряются капли, в которые явно бы не стоило наступать. А, судя по возгласам, не носившие обувь люди-змеи после всего этого «дождя» вокруг ещё как умудрялись это сделать.

Несколько заплутавших в чёрной дымке копейщиков таки обнаружили Бальтазара, рванув к нему, что было сил, отталкиваясь лишёнными обуви мощными лапами, оставляя на прибрежном песке глубокие следы. Но и они выдали себя звуком свирепого шипения, так что чародей, сколдовав ярко-малиновую сферу, окружил себя электрической спиралью и начал свой боевой танец с новым клинком.

Первые два удара лезвия прошлись по парировавшим древкам копий, срубая острые наконечники. Что, впрочем, никак не повлияло на агрессивное настроение местной стражи, и те тыльным концом дружно ударили молодого некроманта прямиком по лицу. Их отбросило искрящимся заклятьем, но удар всё равно достиг цели, так что и светловласый мужчина слегка выгнулся назад, задрав голову вверх и пытаясь оправиться.

Вскочившие быстро на ноги люди-змеи, изогнулись в неестественном для человеческого телосложения приседании, устремив свои палки к ногам незнакомца. Тот же соорудил из дыма чёрного ворона, который и раскидал парочку чешуйчатых созданий, и взмыл вверх, шелестом своих крыльев отвлекая ориентировавшегося по звуку и запаху гигантского змея.

Чавкающие клыкастые челюсти пытались схватить рукотворную птицу на лету, высовывали свой звёздчатый шевелящийся язык, под скверный скрежет торчащих из него костяных крючьев. Ну а внизу собиралось всё больше стражников, также ринувшихся на звук, дабы придти своим на помощь.

Удар за ударом новёхонький меч отражал выпады копий, пока хитрецы, бьющие по ногам, не уронили некроманта спиной на землю. Спираль окружавшей молнии вспыхнула, разлетевшись по всем, словно цепной реакцией, каждого болезненно потрясло, некоторых повалило на колени, а кого-то и вовсе тоже сбило с ног, но каких-то серьёзных повреждений такая магия серпентами не наносила.

Спина Бальтазара болела от падения, дыхание чуть сбилось, но в своё время его учили противостоять таким недугам и держать себя в руках. В частности, техника, используемая им сейчас, предлагала постараться задержать дыхание и вообще ни о чём другом не думать, кроме сражения.

Не успел молодой человек встать на ноги, как один из отважных копейщиков уже бежал на него, стремясь пронзить насквозь. С впечатляющей грацией некромант увернулся от вражеского лезвия, выставив своё собственное прямо в голову нападавшему. А тот в броске схватил некроманта и, даже налетая на меч, проткнувший левый глаз создания, умудрился вонзить ядовитые клыки магу ниже плеча в области лопатки.

Мужчина вскрикнул, ощутив, как жгучий яд тут же принялся разливаться по телу, но боль лишь раззадоривала на битву. Скинув с себя тушу и вынимая из глазницы уже бездыханного людозмея свой клинок, он ринулся вперёд, гневно размахивая им в прыжках, ногами отводя от себя опасные копья и срубая клыкастые головы со змеиных вытянутых шей, покрываясь их брызгавшей синей кровью.

За гибелью первого шёл следующий серпент. Каждый, кто приближался, получал режущим взмахом меча резвый и сильный удар, чаще всего оказывавшийся смертельным. Правда одно из упавших ещё не добитых тел умудрилось вонзить свои зубы в икру правой ноги некроманта, остановив его движения и едва не уронив наземь.

Бальтазар со злости отсёк голову существа, застрявшего зубами в его плоти. И песок вокруг вновь обагрила густо-голубая жижа, фонтанируя из раны так, что попала брызгами некроманту прямо в глаза. Пальцами левой руки он старался их протереть, отвлёкся на попытки отцепить и вытащить из себя эти подобные изогнутым кинжалам крупные клыки, как из мрака появилась громадная четырёхзубая пасть Тескатлетона, раздувавшего свой капюшон и готово вот-вот схватить некроманта.

Нигде не говорилось, что у серпентов ядовитая кровь, однако же, меж веками определённо чувствовалось неприятное раздражение и лёгкое жжение, постоянно заставлявшее сощуриваться, как бы старательно он те не протирал. Но приближающийся рывок инфернальной кобры заметить вовремя, к счастью, удалось.

Пришлось перекатом нырять в сторону вместе с оставшейся на ноге мешавшейся головой. И чем больше было движений, тем болезненней сам углублявшийся укус, и тем больше яда стекало по этим гладким клыкам в растягивавшиеся раны. Земля задрожала, когда туша гиганта окончательно вылезла наружу и уже не торчала из озерного дна. Теперь чудище могло появиться вообще откуда угодно. Дымчатый ворон давно рассеялся, а вот сотканный космический мрак стал больше мешать уже самому Бальтазару.

Он начал разрушать это заклинание, чтобы узреть побольше. Ринулся к силуэту толстяка, чтобы рассечь путы, но это оказался дворф рядом с банджо, схваченный жрецами в заложники, словно тот может быть хоть чем-то дорог пришлому чернокнижнику. От подобной наглости некромант аж остановился на месте, не веря глазам своим.

— Стой, или он умрёт! — шипел один из желтоглазых зверолюдей в клафте.

— Выручай, братан! — взмолился синеглазый дворф, поглядев на него, он попытался даже протянуть руку, но его сцепили ещё крепче.

Мужчина не испытывал к тому сейчас ни капли сострадания, бросая пленника со змеелюдьми и отправившись сквозь развеивающуюся дымку к кромке озера на борьбу с огромным извивающимся чудовищем, несмотря на все раздосадованные возгласы и крики о помощи гномьего голоса. Его было бы жалко убивать, если б он был на стороне серпентов, а раз они не друзья, то пусть сам выкарабкивается из передряги. Барды обычно носят с собой какое-нибудь оружие для защиты от разбойников на дорогах.

Пока плавно растворявшееся колдовство скрывало движения некроманта, была возможность приблизиться к гиганту незамеченным, впрочем, у твари-то глаз никаких не наблюдалось, главное, чтобы его прислужники не помешали с ней разделаться. Причём, сделать это надо было как можно скорее, иначе яд совсем скуёт тело, да и пронзённая икра уже почти заставляла прихрамывать. Необходимо было взять себя в руки, позабыть о боли на какое-то время, и стремительно действовать.

Теперь было видно, что у монстра на кончике хвоста, где чешуя была багряного оттенка, также раскрывалось что-то перепончатое, напоминавшее небольшой веер, которым тварь яростно колотила по земле, поднимая песчаную пыль. А создаваемая быстрым бегом Бальтазара вибрация передавалась пластинам на брюхе Тескатлетона, так что змей теперь без труда мог определить место положение жертвы, правда прицелиться был непросто, ведь та стремительно к нему приближалась и необходимо было предугадать момент.

И он был угадан верно. Четыре крупных клыка одновременно пронзили тело некроманта, схватив крепкими челюстями, меж которых к мундиру тут же высунулись покрытые крючковатыми зубцами щупальца. От серьёзных ран и охватившей тело инфернальной агонии молодой чернокнижник едва не выпустил свой клинок, но всё же крепко сжал кулаки, в одном из которых находилась ребристая обсидиановая рукоять.

Казалось, ещё мгновение, и яд пожрёт его целиком. Или же целиком проглотит это чудище, утянув в свою зловонную гадкую глотку, растворяя и переваривания в едкой желудочной кислоте, как всех принесённых в дар ему до этого. Чудовищу-то было всё равно, сожрать толстого старика или молодого воина, а лучше было бы даже обоих, кто знает, когда эту скользкую, извивающуюся волнами, громадину кормили в последний раз.

Изодранный плащ колыхался в воздухе, крепко держась на вороньих металлических застёжках. Наряд много где уже был прокушен, и от частых движений разрезы и дыры лишь растягивались, терзая дорогие ткани, с шумом рвущиеся под натиском прямоугольных челюстей.

Что было сил Бальтазар начал пронзать мечом крупную чудовищную морду в щели между крупными чешуйками. Куда на деле довольно легко входило плоское наточенное лезвие узорчатого клэйбэга. Клинок погружался и вновь взмывал в воздух, открывая хлещущие синей кровью широкие раны. Нередко удары шли в одно и то же место, доставляя змею всё больше мучений. А сам некромант собственную боль старался превозмогать, давая выход воплям гнева и погружаясь в неистовый раж, когда пыл битвы вновь замещал ту животную страсть, которой он упивался в Яротруске.

Несмотря на то, что визит в городок прошёл совсем не так, как некромант планировал, такое сражение с неистовой бестией устраивало его чуть более, чем полностью. Такой противный был не просто достойным. Он был превосходящим. Змей определённо был сильнее и тяжелее, мог сломать все косточки человеку в любое мгновение, ударить о землю, задушить кольцами. Монстр был также хитрее, не обладая зрением, но вычислив с роковой точностью перемещение Бальтазара, схватив вот так смертоносным укусом.

Кровь и слюна хлестали наружу из исполинской пасти на перекошенного гримасой ненависти Бальтазара, когда лезвие не подводящего меча играючи перерубало все копошащиеся в воздухе хоботы-щупальца мерзкого уродливого языка, пронзало розоватое склизкое нёбо бестии раз за разом. А изнутри по его сосудам стремительно двигались новые дозы отравы, заставляющие действовать всё быстрее, пока силы не покинули вооружённого чернокнижника.

Прямо в пульсирующий центр хлюпающего языкового обрубка Бальтазар всунул свою левую руку, морщась от отвращения, и, что было сил, сосредоточился на смертоносном сине-чёрном луче. Тот через время своего сплетения, наконец, вырвался вперёд и пронзил насквозь тушу твари, косым столпом сияния выходя где-то там сзади из спины чешуйчатой громадной бестии.

Челюсти хлюпающей громадины мгновенно разжались, и с криком от неожиданного падения, некромант рухнул с большой высоты на левый бок, сломав и руку, и парочку рёбер, разбив рот, так что привкус крови во рту ощущался и своей, и чужой. А вокруг сбегались змеелюди, окружая его почём зря. Ведь окончательно издохшая, трепыхавшаяся в последних предсмертных конвульсиях, громадина рухнула так, что погребла под собой добрую половину стражников с правой стороны от Бальтазара, забрызгав остальных их кровью под бесовской аккомпанемент хрустнувших и лопающихся костей.

Он был ещё жив, завалившись на спину и поглядев на жрецов, столь одинаковых и похожих друг на друга, как капли воды. Отличать их по некой разнице рисунка, помятостей и ровности одетого клафта было бы в разы проще, чем анатомически по чешуйкам на мордах, или же лицах — Бальтазар не слишком понимал, как следует называть это у зверолюдей, чьим расам не особо-то доверял и откровенно недолюбливал.

— Тес-с-скатлетон… мёртв? — раздался шипящий голос кого-то из людозмей, будто не готовых признать очевидное, развернувшееся прямо у них на глазах.

Уже ни утреннего тумана, ни колдовской дымки, только истерзанная туша уродливого змея-исполина, кровоточащего лазурной жижей в ярких лучах утреннего солнца, бездыханно лежавшая мертвее некуда в голубоватой луже от собственных опрометчивых почитателей. Остатки племени глазели на труп и умирающего рядом Бальтазара, сузив свои вертикальные зрачки огромных жёлтых глаз.

— Невозмож-ш-ш-жно! Бога нельз-с-с-зя убить! Кто ты такой, что унич-чтожил ц-с-целое бож-ш-жество?! — пали они перед ним на колени.

У Бальтазара же внутри и снаружи столь адски болело всё тело, где травмы от ран перемешивались с повреждениями органов от действия яда, что он даже не мог им ничего ответить, только плеваться собственной кровью. Почти не слышал, но до последнего сохранял себя в сознании, по крайней мере, старался, потому что знал, если царица-тьма укроет его в мягкий сумрак своими крыльями, то не отпустит из глубин той бездны уже никогда.

— Жалко его, — подошёл выпущенный змеелюдьми дворф-музыкант, поглядывая на умирающего чернокнижника, — Хорошо бился… Эх… Пал смертью храбрых! Я напишу балладу о безымянном герое, отдавшем жизнь в сражении с чудовищным богом-червём, — бурчал низкий голос, и он со вздохом отошёл, держа на наплечном ремне за спиной свой крупный ситар.

— Теперь-то хоть можно меня развязать! Вы! Рептилоиды! — вертелся пухлым червяком бородатый старик, которому ещё и плечо серьёзно обожгло одним из поленьев на берегу, на которое он имел несчастье накатиться за это время.

— Вы мерз-с-зкие нетерпимые с-с-сущ-щества! — повернулись к нему змеемордые, — Ваш-ши лазутчики, страж-ш-жники, раз-с-зные горожане только и делали, что уничтожали наш-ш-ши гнёзда, раз-с-зрывали наш-ши кладки и разбивали скорлупу, губя ещ-щё нерождённых детей! — шевелились в воздухе раздвоенные их языки.

— Вы отравили наши колодцы! Варите тут всякую дрянь, выливая на наши яблони! — свирепо ворчал городничий.

— Неприпис-сывай нам с-с-собственные грехи, человек. Тес-с-скатлетон велел нам принос-сить ему жертвы, иначе бы пожрал нас-с-с. А пос-скольку наш-ши кладки уничтож-ш-жены, нам приш-шлось отлавливать людей из ваш-ших с-с-селений! Иначе мы бы прос-сто ис-счезли с-сами, как рас-с-са! Вы, злобная, завис-стливая, розовощ-щ-щёкая нечис-сть! Вам мало того, что итак з-с-загнали нас аж за холмы? Презирающ-щие нас-с-с лишь за то, как мы от вас-с отличаемс-ся, вы пош-шли против с-своих, отравляя город, лиш-шь бы обвинить в этом нас-с-с! — шипели недовольные серпенты.

— Вы же отсталые в развитии дикари! Пляшите у тотемов, приносите своих в жертвы, кормите каких-то чудовищ! — пыхтел старикашка, — Вас надо убрать из этого мира! Мешаете человеческому виду развиваться! Не зря вас всех истребляют церковники! Вы здесь нечисть! Во имя господа нашего! — молился он слёзно, глядя на небо.

— Меш-ш-шаем вам быть ц-с-царями природы, коими вы не являетесс-с-сь, но очень хотите быть, — шумно пыхтели недовольством змеелюди своими ноздрями — Год за годом, Тадеуш-ш-ш, вы лиш-шали насс-с потомс-ства. Никогда не оказывали помощ-щи, не делилис-сь знаниями, рес-сурс-с-сами, не желали быть мирными с-сос-с-седями! Наш-ши кладки разорены, наш-ше новое поколение ничтожно. Вы убили даже наш-шего бога! И теперь нас-с ничто не держит на этой земле. Заберите с-себе этот клочок, жалкие бес-с-сердечные чудовища, — разошлись они с таким видом, что ещё не потерявшему сознание Бальтазару показалось в их необычной мимике змеиных морд определённая грусть, разочарование и отчаяние.

Но то, что зверолюди способны, как и род человеческий с их ближайшими соседями, испытывать настоящие эмоции, что они никак не были связаны с проблемами Яротруска, было последним откровением в потоке мыслей, перед накрывшей весь разум некроманта абсолютнейшей густой чернотой. На этот раз лишь истинный мрак и тишина. Ни мерцающих звёзд, ни переливов далёкого неведомого космоса, ни источника света, ни лучика надежды, ни мерцающего огонька потусторонней реальности. Не было даже шёпота царицы-тьмы, к которому он уже был готов, чтобы услышать очередные нотации.

VI
Бальтазар ждал снова видений с призраками прошлого. Отрывки из воспоминаний, которые могли быть неточными, фальшивыми, искажёнными спустя столько времени. Готов был встретить поток лиц и эфемерных, таящих гримасами остервенелого уродства масок. Сцены дружбы и предательства, утраты близких, конфликты с наставниками. Но ничего не было. Словно вся жизнь была пуста.

Не было даже ощущения этого некромантического мира, что должен существовать где-то на той стороне, с его тленным смрадом и дыханием смерти в каждом порыве и дуновении потусторонних ветров, царящих среди ушедших душ. Никаких лабиринтов сознаний, сокрытых потаённых чудовищ, загробной жизни и пристанища мертвецов. Лишь безбрежный густой океан плотной первородной тьмы, такой, как ещё до пришествия в этот мир хаоса. Пустота, в которой можно было бесцельно плыть, парить, тонуть, и не нужно было даже дышать.

А ему казалось, что он мог. Вопреки всему. Назло этому миру. Всем инфернальным чертям, порождениям тьмы и вопящим душам умерших врагов. И этим людоящерам, которые, как выяснилось, ничего плохого, и деревенскому старосте, который точно руку приложил к отравлению колодцев. Бальтазар был в непроглядном мраке, не чувствуя даже собственного тела, но почему-то ощущал каждый медленный вдох и каждый ещё более томный выдох.

И затем вновь погребальные колокола пронзили спокойствие и умиротворение. Казалось бы, вот она — вечность. То самое спокойное забвение, где уже ничто не будет его отныне тревожить… Протяни руку и коснёшься этой вязкой, как смола, сладкой, как мёд, и чёрной, как дёготь, окутавшей и осязаемой темноты. Растворишься в ней, падая в небытие, в бесконечный полёт средь бескрайних глубин мироздания… А уши резало до боли знакомым голосом.

Отнюдь не тем, который так хотелось бы услышать. Этот, прежде всего, был мужским. Немного гранита, немного духовых инструментов Таскарии, нотки гнусавости, скрип старой двери, и вот уже сам собой вырисовывается образ, словно готовое зелье из верно подобранных ингредиентов.

— Долго же проспал. Ну, ты и соня! — проговорил Ильдар где-то совсем близко, покуривая подаренную махорку в длинной трубке из дерева вишни, как у того торговца, видимо им же и подаренной.

Веки нехотя открылись, впуская в жизнь Бальтазара опять этот отталкивающий бренный мир, преисполненный в первую очередь разливающейся по телу болью с покалыванием, будто затекли абсолютно все конечности и сейчас ими дружно пировали несколько сотен клыкастых пауков.

Чем сильнее болело тело, тем лучше он его ощущал. Шевелил пальцами ног, отозвавшимися болью в колене и левом бедре. Сжимал кисти, отчего заныли недавно сросшиеся рёбра. Некромант чуть ли не слышал весь собственный кровоток по венам и артериям, приходя в себя столь медленно и постепенно, что никак не реагировал на всё то, что пытался спросить у него рядом сидящий волшебник.

— Эй, эй! Ты вообще меня слушаешь? — склонился тот к нему ещё ближе, выдохнув ароматный дым махорки.

Бальтазар обнаружил себя в лунном свете на берегу озера, с деревянными поленьями под головой в качестве подушки, её приподнимавшей, раздетым по пояс, да ещё и без обуви. Пальцы рук медленно сжали песок с целью тут же бросить его в бородатое лицо пучеглазому чародею. Он едва удержался, чтобы сделать это сразу, и нехотя повернулся к настырному типу.

— Чего тебе ещё? Я же убил змея? — не дожидаясь ответа, он повернулся в другую сторону, где застал эту разлагающуюся тошнотворными ароматами громадину, — Наконец-то хоть выспался! — потянулся он, вдыхая полной грудью, — Уй, - и корчась от боли в рёбрах от каждого вдоха и движения в верхней части туловища.

— Ещё как! Яротруск весь хвост растащил, супов наварили, в бочках засолили. Даже кислотные железы забрали, пальцы сожгли, но пристроили в хозяйстве, — с усмешкой рассказывал Ильдар, — Остальное вот уже гнить начало, девать некуда. Скоро всякая нечисть пожалует, а это уже по твоей части, — всё улыбался бородач, посасывая дым сквозь широкий и плоский загубник мундштука резной трубки.

— Так какого ж чёрта ты, Хитрый Лис, вообще здесь делаешь? — опять поглядел на него некромант.

— Ну, ты ж мой янтарь поливал всякой гадостью, обзывал, как только мог, а я говорю, лекарь-то из меня неплохой будет! — ухмылялся городской маг, — Чародейство да камушки агата с ядом боролись не менее отчаянно, чем ты с этой тварью. Как видишь, справились. Не хуже тебя будут, хе-хе. Плечо вправили, лопатку склеили, рёбра на место вернули, что-то ещё с ногой у тебя было, мышцы все разорваны при падении, — припоминал он.

— Избавь от анатомических подробностей, — прокряхтел Бальтазар на такую заботу. — В этом мире главное, чтобы член был цел и стоял, как надо. Остальное вторично. Материальных удовольствий слишком мало, чтобы размениваться по мелочам.

— Вот уж чего не проверял, того не проверял! — обижено отвернулся чародей, пока тот пытался приподняться на руках, но рухнул на спину также, как та обессиленная куртизанка в борделе, только ещё и затылком об остатки костра ударился.

— Уй-йа! — скривился некромант и занёс к затылку кое-как правую руку, — А гадости вам подливал ваш бородатый председатель, — смутно припоминал он, чем всё дело кончилось перед вязким забвением.

Конечности потихоньку приходили в себя. Иглоукалывание по всему кровотоку постепенно отступало, хотя каждый вдох ещё отдавался болью в грудине, особенно в рёбрах с левой стороны. Было даже опасение, что они от этого недоучки как-то там не так срослись, с него станется. Черноуст велел никогда не доверять слабым магам с янтарными посохами.

— Шуму ты, конечно, наделал, это да… — всё ещё не поворачиваясь, поглядывая вдаль, к горизонту, произнёс волшебник, левой рукой придерживая дымящуюся ароматную трубку.

— Тем, что червячка заморил этого? Видали мы и покрепче бронтозавров, знаешь ли, — всё-таки принял, наконец, не без труда сидячее положение Бальтазар, отряхивая кожу от песка.

— Тем, что на чистую воду старосту вывел. Избавил этих чешуйчатых дикарей от их, так сказать, «бога». Змеелюди и явились в деревню, приволокли Тадеуша, поставили его на ноги, связанного по щиколоткам и запястьям, и пинали раскалённой головешкой по заднице, гоняя по городу, пока он скакал, как сайгак степной, да не рассказал всем, что лично готовил яд да лил в колодец. Ну, и всё такое прочее, — ленился погружаться в подробности чародей.

— Так что там? Мир, дружба, лакрица? — вздохнул Бальтазар.

— Как сказать. Ящеры… тьфу ты, змеи! Всё время ж их путаю, рептилии эти, господи! В общем, серпенты обыскали хижину, запросили всяких ингредиентов недостающих, наварили зелий. Что-то мы носили вёдрами к яблоням, что-то в колодцы городские, в общем, очистили нам воду, сады, да ушли восвояси со всеми пожитками, — сообщал тот, — Даже еды в дорогу не взяли, ни платы никакой. Сказали, мы, люди, мол, добро быстро забываем. Если останутся они жить рядом с нами, то уже через пару поколений снова пакостить начнём им да войной пойдём. Мол, сколько раз такое было. Они нас лечат, мы их калечим. А у нас даже поверий и легенд никаких нет о чешуйчатых спасителях и помощниках. Ничего в памяти народа не осталось, ей богу.

— И даже репоголовый бард их в песне врядли упомянет, — пробубнил себе под нос некромант, — А ты ж у нас, вроде, не за церковников был, — припомнил уже погромче на эти выраженьица некромант.

— Ну, так я и не уточнял, какому именно богу, — хохотнул тот, — Пока тебя лечил, то богу врачевания молился, например. А дабы ты проснулся, то богини ночи, чтобы выпустила тебя из своих когтей к нам обратно.

— Да на кой? Я пришёл тебя убить и город уничтожить. А ты меня спасать удумал, старый дуралей… — фыркнул мужчина.

— Да я знаю, что от добра добра не ищут. Кстати, на лице у тебя какие-то синяки ещё остались, сам долечивай, — говорил чародей о следах от ударов древками копья, — Я б и не пошёл, вообще, зачем ты мне сдался, — вновь отвернулся он к луне, продолжая изображать обиженку, — Это она всё потянула…

— Кто? — аж вздрогнул и протёр глаза Бальтазар.

А из-за плеча полосатой мантии чародея робко выглядывал невинный кареглазый лик в оформлении жемчужных, переливающихся в серебристом небесном сиянии девичьих волос. Тихо сидевшая за старым волшебником Люси с лямками сарафана на голы плечи всё это время даже не встревала в их разговор, скрываясь от взора аметистовых глаз пробудившегося некроманта.

— Нет! — удивлённо выдохнул и чуть попятился он ползком. — Я ж тебя заклинал, гипнозом подчинил, держись подальше, не смей влюбляться, — определённо был он крайне не рад молчаливой гостье, прятавшейся за чародеем.

— Да я, может, и не влюблялась вовсе! Потому и не подействовало, — порозовели молоденькие щёки, а вид тоже стал слегка обиженным, как и у Ильдара, — Просто волновалась, как вы тут. Проснулась, а вас нет. А эти две ещё дрыхнут. Скучно стало, я, фрукты доела, сарафан накинула, да и вышла во двор воздухом подышать. А там наш волшебник рассказывает кузнецу, что скоро нас кое-кто пришлый ото всех бед вмиг избавит, я и удивилась! Думала, вы и лекаря нашего убили, и ещё там пол городка себе в зомби или в вампиров превратите. Чем вы там обычно занимаетесь…

— Некроманты-то? — выдвинул вперёд нижнюю челюсть и дунул на лезущие в глаза волосы Бальтазар, — Ну, судя по всему, как видишь, скромные городки от нашествия гигантских змей выручаем…

— Никто даже не знает, что это вы! Это так несправедливо! — на эмоциях ударила она кулаком прямо по плечу чародея, — Ой, простите…

— Ты без выкрутасов давай это, — отсел тот подальше, кашлянув дымом махорки, — Я итак лечил господина барона, сколько сил потратил! Мне покой и отдых нужен, я уже не молод!

— Одетта делает отличный массаж, зайдите к ней, — советовала девушка.

— Чего прячешься-то там за чужой спиной, малявка? — ругался на неё молодой чернокнижник.

— Вы же сказали, не говорить с вами без разрешения, я и сижу, помалкиваю, — фыркнула та, кокетливо повернувшись в профиль и запуская тонкие пальчики с длинноватыми прямоугольно обстриженными ноготками в свои длинные жемчужные волосы, косясь на него, смотрит ли.

— Что со старым хрычом-то? Простили и снова на трон посадили? — прервал их поинтересовавшийся Бальтазар.

— Ха! Скажешь тоже! Это Яротруск, это тебе не Бон Мешаль, где власти сидят, свергаются, потом снова сидят, снова свергаются, опять возвращаются и всякий раз одни и те же. Весь совет старейшин, которые никак богам души не отдадут, уж полвека как правят, если не больше… — ворчал чародей.

— Да не отвлекайся ты, брюзга старый, — нашёл на ощупь среди песка некромант маленький гладкий камушек и бросил им в мага.

— Сожгли его на костре сегодня ночью, — повернулся тот, — Зрелище было, ты бы видел! Вопил похлеще любой ведьмы! На кол через задний проход посадили, воздвигнув голого среди башни хвороста повыше, что б все видели, пока он тушкой своей жирненькой по пике сползал, да подожгли всё вокруг. Плясали, словно сами дремучими дикарями сделались! Ух, безудержное веселье! Захаб столько денег урвал на ставках, отчего хрыч сдохнет, от пронзённых органов или от огня. Все пари выиграл. Так что ты о его несостоявшейся выручке за меч не переживай, кстати, вон он лежит возле одежды.

— Я постаралась заштопать все порванные места, — скромно и тихо произнесла Люси, — где их прокусили мелкие или крупные эти… существа…

— М-да уж, толку теперь к вам идти ужасы наводить, сами без меня прекрасно справляетесь с людскими мучениями, — хмыкнул некромант на слова Ильдара, а сам поглядел на бережно сложенный девушкой мундир, лежавший поверх тканей новый клинок, изрядно помогший в бою, и стоявшие неподалёку начищенные сапоги.

— Зато вода свежая и фрукты не отравлены, — заявляла девушка, — Но обидно, что героями стали ящеры.

— Змеи, — поправил Ильдар.

— Да какая уже разница?! — не понравилось ей, как он встрял с поучениями, едва ли не подтверждая их слова о людях, — Они про вас даже слова не сказали! — глядела она с сожалением на Бальтазара, — Стали героями, будто они сами разоблачили старика Тадеуша. Потом, под конец, уже уходя, заявили, мол у озера туша змея… Теска… Туска… Текта… Да не важно. Там уж вас-то и нашли, все думают, вы умерли. Погибли в бою с этой штукой. Так про вас дворф какой-то пел, уехал уже.

— Может так, даже лучше, — потягивался и неспешно разминал мышцы сквозь боль и кряхтение молодой некромант, — Ещё не хватало перед завоеванием соседней деревушки прослыть каким-нибудь местным героем, — скривился он в лице, — Потом отбоя не будет от всех этих «Моих детей похитили, помогите», «Моя кошка залезла на дерево», «У меня в подвале завелись крысы»… — изображал он тоненьким писклявым голоском потенциальные просьбы, — Сжечь всех и дело с концом! Никаких проблем сразу! — гаркнул он, занизив голос.

— В общем, — поднялся чародей, — нового старосту не избирали, я теперь в Яротруске за главного. Если что, обращайся. Они не помнят, я-то помню! — поглядел он на некроманта.

— Вот уж не хватало ещё когда-нибудь в жизни просить помощи у мага с янтарным посохом, — покачал головой сидевший на песке Бальтазар.

— И не благодари за меч. Смотрю, он тебе уже сослужил добрую службу. Пусть будет благословлён на новые подвиги! — напоследок стукнул этим своим посохом Ильдар.

— На завоевание остального человечества, ага, — усмехнулся лишь на это всё чернокнижник.

— Оставлю вас, телесные раны залечены, душевными пусть девка распутная занимается, — побрёл неспешно чародей от озера.

— Да ну тебя, это ж не серьёзно! Какие душевные раны, да она ж едва созрела, маленькая ещё совсем! — вскидывал белёсые брови домиком некромант, глядя ему вслед, пока та уже уселась ему на бёдра, вызвав очередные приступы боли и попытки её оттуда стащить да скинуть на песок.

— Да?! — возмущённо пищала она от щекотки, сопротивляясь его пальцам на порывы себя сбросить, — А маленькие умеют делать так? — юркнула она рукой под тёмную дорогую ткань его кашемировых брюк, доступных лишь в одноимённой дальней провинции, и принялась нескромно поглаживать, при этом ловкими пальчиками другой руки ловко расстёгивая пояс, чтобы было куда удобнее.

— Ты! Ну, ты! — ёрзал он, а она щёлкнула одной из пуговичек лямок сарафана и начала из-под него вылезать, пока тот спадал, оголяя её молоденькое тело.

— А что? Ты сам сказал, что для тебя в жизни это главное! Я же всё слышала! — заявляла она, слегка краснея, что было заметно даже ночью в бледноглазом лунном сиянии, двигая рукой и чувствуя его сильное возбуждение, а затем страстно повалила Бальтазара на песок, навалившись и прижимаясь округлой девичьей грудью, так, что он снова стукнулся головой об обугленные деревяшки.

— Ай! Маленькая негодница! Накажу ведь! Совсем не думаешь, что творишь! — раздавался его голос, скорее в шутку, нежели с реальной угрозой.

Естественно, она могла быть сверху лишь пока он слабо сопротивлялся или сам этого не хотел. Столь лёгкая для него, она быстро сама оказалась голой спиной на песке, ёрзая и извиваясь под ним, словно змейка, знойно и игриво вылезая из своего сарафана, как из прежней кожи, перерождаясь в небесных серебристых переливах и поглядывая таким взором, в котором похоть и невинность грациозно танцевали друг с другом вихрями бесконечного гипнотического вальса, тесно обнявшись, на тонком лезвии наточенного клинка.

И клинок этот был уже в её власти. Пыл битвы вновь готовился смениться сладострастием плотских утех, губы их соприкоснулись, мужские пальцы в мелких песчинках нагло вонзились в разбросанную жемчужную причёску, и хрупкая девчушка ощутила себя целиком в жгучей власти крепких объятий своего спасителя, безрассудно ласкавшего и пронзавшего её всегда там, где ей и хотелось.

Она не ждала, что теперь её жизнь изменится. Совершенно не надеялась, что он возьмёт её куда-то с собой, увезёт прочь, что они стали бы близки и у них всерьёз могло бы хоть что-то реально получиться. Молоденькая куртизанка и высокомерный повелитель нечисти. Они были слишком разные и никогда не должны были встретиться в одной постели. Да и унесись они вместе на белом коне, уже днём позже он мог бы вот так умереть уже взаправду от сражения с кем-то ещё… Сколько может продлиться подобный союз? И сколь счастливым он вообще может быть? Скорее всего, уже поутру он исчезнет или она сама сбежит в городок, оставив его дремать на пляже у озера, сколько тому вздумается. И всё будет, как раньше. Может, чуточку лучше.

Но сейчас, под любопытным взором полнолуния с чёрно-фиолетового ночного неба, усеянного россыпью подмигивающих им и хитро улыбающихся жемчужин-звёзд, они вновь могли поиграть в то чудесное театральное представление, где были друг для друга самыми-самыми. Самыми желанными, самыми единственными, самыми счастливыми в этом мире. И у них впереди была вся ночь на чувственные прикосновения, сочные ласки и поцелуи, тесные объятия, жаркие стоны и нескончаемые всплески ни с чем несравнимого наслаждения, переплетаясь нагими телами и сливаясь вместе будто бы в одно целое в стремительном пылком полёте бурлящего экстаза.

Никому из них неважно было прошлое друг друга, как и несовместимое грядущее будущее, что каждого понесёт по руслу собственного извилистого, как кованный фламберг или туша убитого бога-червя, пути. Не требовалось даже слов. Тела и несдерживаемые звуки высшего блаженства всё говорили сами за себя. И пока они живы, этим, безусловно, надо было пользоваться снова и снова… Опять растворяясь яркими светлячками в вязкой тишине медовой околдовывающей бездны, в затмевающей разум и взор темноте удовольствий, но уже вдвоём. И наплевать, что об этом подумает и что скажет на это царица-тьма. Всё что потом — то, право, не важно. Волшебство творилось здесь и сейчас.

Башня ужаса

I
Бархатная ночь простирала вокруг плащ своих непроглядных крыльев. Хмурое небо застилало блики звёзд, словно запрещая всякое проникновение вниз нежеланного света, укрывая детей тьмы от чужих глаз. Мягкой почти бесшумной поступью сооружённые из частей мёртвых животных твари, окружённые чёрным и фиолетовым дымом, пронизывающим их обглоданные белёсые кости, шагали вперёд под руководством повелевающих рук некроманта.

Бальтазар двигался на Сельваторск с собранным по пути небольшим воинством лесного зверья. Молодой мужчина в косом тёмном мундире аристократа, с пышным каскадом светлых волос оттенка платины, активно жестикулировал. Кружевные белые манжеты из-под чёрных рукавов ягнячьей кожи только и мерцали в потёмках, словно порхавшие ночные мотыльки, привлечённые далёким светом городских огней.

До поселения было ещё далеко, однако даже отсюда виднелись рыжеватые маячки уличных фонарей и некоторых окон домов на окраине. Некромант чувствовал, что по левую руку где-то неподалёку расстелились своей гибельной обителью топкие торфяные болота. Место смерти людей и животных, чьи кости можно было поднять оттуда прямо сейчас.

Но это требовало дополнительной затраты сил и времени, а с ним итак была его стоя, способная навести ужас на окружённый лесами городок. Древесные стволы создавали сейчас непроглядную темень, а в плохую погоду так и вовсе сельская дорога смотрелась мрачнее обычного.

Хотя для него-то погода была в самый раз. Бальтазар из рода Кроненгард недолюбливал яркое солнце. Как-то в детстве, в ясный день его попытались принести тому в жертву. Но всё тогда пошло не так, и жизнь его, которой судьбой было уготовано оборваться на седьмой день рождения кровавым ритуалом, внезапно метнулась в другое русло.

Царица-тьма подсказала ему новый путь. Для него это был путь жизни, для многих других он сулил смерть и неминуемую мучительную гибель. Посаженное глубоко в груди чёрное зерно сомнения окутывало лоскутами сумрака огрубевшее сердце. Его путь делал юношу свидетелем несправедливости мира, боли и отчаяния, что грызут этот мир на каждом шагу. Не спасла его душу даже первая любовь, обернувшаяся катастрофой и разочарованием.

С тех пор Бальтазар предпочитал истинным чувствам лишь звериную страсть, а жертвенность ради других он разбил, как фамильную вазу, пронзённый осколками предательства, обмана и безразличия. Жизнь для себя казалась теперь осмысленным выбором, жестокость — бронёй от внешних воздействий, а силы тьмы, полученные в ходе обучения, средством к достижению своих желаний.

Захватив в Вольных Землях замок одного барона, теперь он стремился к расширению своего влияния в разные стороны от него. Нужно было заставить ближайшие города уважать себя и бояться. А для этого, как он считал, не помешают вот такие визиты с прожорливыми «питомцами».

Создания-гибриды, имевшие в основе туши оленей, кабаний хребет, волчьи черепа и змеиные головы на хвостах, сверкали полыхающим тёмно-сиреневым огоньком в тёмных пещерах своих глазниц. Уродливые истлевшие порождения мрака, они должны были наслать на городок панику, заставить дрожать население и укоренить здесь, таким образом, власть Бальтазара.

Тому могли понадобиться здешние кладбища для войска и даже живые люди. Никогда прежде не бывавший в этих землях, он всегда с интересом узнавал местные обычаи разных сёл и городов. О чём-то был наслышан, с чем-то сталкивался впервые, а иногда визиты его и вовсе проходили совсем не по плану.

Было похоже на то, что и сейчас внезапно нападение на готовящийся ко сну Сельваторск рисковало оказаться под угрозой срыва. С ветви одного крупного раскидистого дуба фигура в капюшоне натянула сразу три оперённые стрелы в свою тетиву и выпустила так, что те, засверкав, тут же поразили ближайших костяных големов, рассыпая их на бессвязные кусочки.

— Что? — оскалился ошарашенный некромант. — Магические стрелы? — его прищуренный фиалковый взор метнулся к источнику выстрела.

Некто в тёмно-зелёном капюшоне не мешкал, а вовсю готовил следующий тройной залп. Упругие стрелы своими четырёхгранными крупными наконечниками сверкали серебристой аурой, пульсируя изнутри, будто кто-то пытался раскалить их в кузнечной печи.

Они со свистом взмыли в воздух, оставляя после себя в том яркие лучи света. На этот раз чернокнижник попытался защитить от них своих тварей и даже вовремя выстроил наспех сплетенную защиту, но его тёмная магия оказалась пробита столь же легко, как керамический горшок, стеклянный купол или полая скульптура из тонкого льда.

Осколки, разлетаясь вокруг, лишь сильнее разбрызгивали частицы заклятья. Тем самым стрелы поражали ещё больше костяных безвольных чудовищ, слушавших лишь то, что приказывает им воля молодого барона. Тот же всерьёз хмурился своими тонкими бровями на гладко выбритом лице, исказил фактурные угловатые губы в новом оскале и бормотал вслух о собственном удивлении всеми этими сверкающими выстрелами.

— Лучник-маг? Быть такого не может! — раздувались от гнева ноздри его прямого аккуратного носа.

Глаза горели ненавистью и таким же фиолетовым пламенем, как и в звериных черепах, словно сам он был из подобных созданий, а отнюдь не их хозяином. Впрочем, это никак не волновало охотника. Тот с удовольствием пускал стрелы, засиявшие в этот раз ярко-зелёным, и в самого Бальтазара.

Две просвистели мимо, однако третья всё-таки угодила в плечо, вонзившись крепко, заставив некроманта пошатнутся и вскрикнуть. Стрелок в капюшоне, тем временем, сменял положение, прыгая по веткам, отстреливая отдельных особей из костяного войска, разрушая тех частично или даже целиком.

Наконечники его верных стрел сверкали то серебристо-белым, то тёмно-синим и даже ярко-зелёным. Один раз ещё каким-то малиново-розовым, когда стрела пронзила тело Бальтазара уже в печень, вновь угодив в свою цель. Он формировал защитные купола, пытался сосредоточиться, выдохнул астральный огонь, чтобы сжечь мерцавшие магические снаряды в полёте, а когда это начало помогать, лучник попросту начал стрелять всё быстрее.

Обломав древко стрелы, что в плече, и испепелив его прямо в ладони, тёмный маг расставил руки в стороны и окружил спереди своих существ шипованным панцирем, сосредоточенно произнося вербальное заклинание. И когда новые стрелы угодили прямо в них, материальная часть стрелы отскочила, словно от выгнутого металла или каменной кладки, а вложенная магия отразилась обратно в стреляющего.

И теперь уже охотник стал жертвой, оказавшись сбитым с ветки, полетев шумно вниз. Клацающие костяными зубами монстры были тут же направлены туда растерзать ещё не успевшего подняться лучника, но и тот был на деле не промах.

Постукивающие костями туши с внутренним сиянием, магическим дымом и танцующим пламенем во в прямом смысле «горящих глазах», ринулись по приказу хозяина. Но зачарованный лук будто сам служил колдовским инструментом охотнику, и фигура в накидке умело защищалась от некромантии, образовывая спирали защитных барьеров, прогибавшихся, но не так-то просто ломавшихся под натиском воющей нежити. А иногда путешествующие по охранной траектории сверкающие рыжеватые и голубоватые шары переливающейся энергии срывались в приближавшуюся или прикасавшуюся к защите зверюгу.

Бальтазар на это сплёл паукоподобное заклятье, направляя его разверстым жестом пальцев из сложенных рук туда. Но многолапая стрекотавшая тварь из чёрной энергии залипла на щите, словно насекомое на стеклянной поверхности. А потом, ещё не поднявшийся на ноги лучник, вновь начал рассыпать стрелами, изранивая сущностей вокруг, пронзая и разрушая тех, кто так стремился ему навредить.

От этих выстрелов некромант уже уворачивался перекатом, лишь добавлявшим боли в боку и плече. Причём внизу всё ещё торчало цельное древко. Часть сил уходило на поддержание самочувствия, дабы не шататься, не хромать и сосредоточиться. Были посланы новые команды костяным ищейкам, вот только дополнительной защитой окружить их он позабыл и те рассыпались в прыжках, ещё на подлёте к цели.

Новый тройной выстрел барон Кронхольда остановил прямо в воздухе, а точнее сжал мрак вокруг них настолько плотно, что те по итогу замедлились и упали на землю, продолжая ещё уагасающе мерцать какое-то время.

Вынув отчаянным рывком стрелу из собственного бока, он попытался унять хлещущую кровь. Целительством некромант, понятное дело, не обладал, но на такие случаи Гродерик Черноуст обучил его иным сподручным приёмам. С ранами на теле можно было делать разные вещи, а из человеческой крови, в том числе собственной, благо даже тёмный маг на деле оставался человеком, можно было вытащить уйму крайне полезной энергии.

Многие ритуалы вообще, так или иначе, требовали истязать себя ножом, например, порезать ладонь или запястье, дабы окропить что-либо кровью — символ, алтарь, жертвенное животное, порой даже книжную страницу или отдельно переписанный свиток с заклинанием. Сейчас же ничего такого совершенно не требовалось, а вот два серьёзных увечья с кровопотерей на теле незнакомец ему устроил.

Плотная тёмная дымка окутала ноги в чёрных кожаных штанах, которые чаще носили простолюдины, нежели аристократы, но он предпочитал именно их под свой наряд, нежели какие-нибудь колюты, лампасы, шаровары или чулки. Иногда разве что, чередуя с кашемировыми брюками, которые шили на заказ только в одноимённой области. Да и мода в его родном Фуртхёгге серьёзно отличалась и от Империи, и от Северных Королевств. Впрочем, от Дайкона и жаркой Таскарии тоже, и даже куда сильнее. Там носили то, чего практически не встретишь в других землях материка, но, конечно, были и какие-то довольно общие для всех, весьма похожие от региона к региону костюмы, особенно у бедняков — шорты, рубахи, жилеты…

Сейчас, правда, было совсем не до мыслей сожаления о проделанных неизвестным стрелком дырах в дорогом мундире, можно было и вовсе внезапно лишиться жизни от стычки с таким странным противником. Бальтазар совсем не ожидал с кем-либо столкнуться на пути к Сельваторску. В чужих заклятьях он довольно легко читал природную магию. Но встретить друида, который вместо посоха орудует луком — было вообще за пределами его понимания и вне самой картины мира для барона-некроманта.

Сейчас, похожий больше на какого-то тёмного джинна, так как ниже торса ноги его скрывал густой дым, запретивший себе чувствовать боль, Бальтазар ринулся вперёд, обнажив из изящных узорчатых ножен свой прочный полуторный меч-клэйбэг с навершием-черепом и крестовиной в форме крыльев летучей мыши.

Лихой удар должен был настичь и пронзить охотника прямиком на траве среди старой листвы, мелких веток и валявшихся желудей, но лишь ударился на сотворённую взмахом мерцавшего грациозного лука защиту. Ноздрей достиг аромат эльфийской магии. Чуждой человеческому роду, такой дикой, с нотками лаванды и ванили под букет таинственных заморских специй, запах сырой земли и скошенной свежей травы горных лугов.

Чародейский лук был явно особым. На нём в моменты наиболее яркого свечения можно было заметить украшения в виде орлиных голов по обе стороны рукоятки и стилизованное оперение вверху и внизу древка с симметричными многослойными узорами. Крупное изделие с четырьмя изгибами, инкрустированное драгоценностями зелёных и голубых оттенков в своём декоре служило стрелку не просто орудием, но ещё и действительно катализатором всех его чародейских умений, как служит магам посох, колдовской жезл или волшебная палочка.

Удар клинка рассёк защиту, но потерял оттого всю вложенную в замах силу. Казалось, что некроманта попросту перехитрили, зная, сколько всего он собирается вложить в этот удар. Да, барьер не выдержал, но функцию свою всё равно выполнил, замедлив лезвие, как если бы тот попал во что-то густое и вязкое.

И вовремя развернувшийся ловкий охотник тут же вонзил вынутую из резного колчана стрелу Бальтазару в лопатку, повалив ниц крепким всплеском энергиии вонзившегося в спину выстрела. Следовало бы благодарить тьму, что лучник успел спешно зарядить лишь одну, да и ей попал не в затылок. Однако тёмный маг лежал лицом ниц, а его прыткой оппонент сейчас вовсю мог вскочить и подняться.

Пришлось отступать, выпустить переливы тьмы, змеящимися волнами, соткавшими вокруг непроглядную темень. Доступная жертва в мгновение ока ускользнула от охотника в мутной дымке. Три серебристо-белые магические стрелы полетели туда, где ещё мгновение назад лежал поверженный некромант, но, разумеется, в том месте уже никого не было.

Дотянуться и вытащить третью стрелу никак не получалось. Боль сковывала всё сильней, возвращаясь гулкими ударами, от которых по телу расходились яркие терзающие волны. Нельзя было даже стонать, чтобы позволить врагу обнаружить себя. Ни в коем случае не следовало сейчас выдавать своё местоположение.

А ноги в высоких сапогах наружной тугой шнуровки несли его в сторону болота, прикрывая лесной чернотой и собственной тёмной энергией от глаз меткого мага-охотника, что расстреливал последних големов из своры порождений некромантии и, наверняка, уже гнался за самим чернокнижником, дабы добить.

— Глаза б ему выколоть, — фыркал в груди мягкий шёпот недовольной царицы-тьмы.

— Успеем ещё, — скалился озлобленный Бальтазар. — Что он вообще такое? Как маг может быть ещё лучником?! — всё не укладывалось в его голове.

— Я скрыла тебя, но, если он попадёт наугад… — лишь беспокоилась та за него.

— Не сможет, — оттолкнувшись, что было сил от кочек, преодолевая боль по всему телу от ран, некромант плашмя рухнул в болото, спешно оплетая себя новым непроглядным заклятьем.

Вокруг торса обвивались потоки гулкого мрака плотными лентами. Словно щупальца, тьма взбиралась по его рукам и ногам, а вуаль широкой бесформенной маски скрыла, как капюшон или шлем, светловласую голову. А в скором времени, окруженный всей этой космической чернотой Бальтазар начал подпитываться энергией тлена, ужаса и смерти от всех тех, кто в этом болоте когда-то увяз.

Он буквально погружался туда к ним в эти топи, прикрытые глаза вырисовывали контуры всех скелетов людей и зверья, кому место стало последним пристанищем и цепкой плотной могилой — неупокоенные духи и незахороненные останки, которым не суждено когда-либо быть обнаруженными и показаться на поверхности, разделяли его боль и делились своей.

Кости так и оставались в вязкой встревоженной жиже, в то время, как души умерших поглощались потусторонней аурой Бальтазара, питая его силы и помогая заживлять ранения. Процесс этот был долгим, призраки далеко не свежеубиенными, а потому в их компании он завис между жизнью и смертью на какое-то время, благо царица-тьма игривой кошкой расплела путеводный клубок, дабы аспидные нити вели его сквозь мутно-сиреневый морок обратно.

Казалось, ушей достигли шаги чародея, что проходил мимо этого места, но некроманта в болте не почуял и не обнаружил. Загадочный незнакомец потерял след и не смог закончить начатое. Однако же помешал нападению чернокнижника на Сельваторск и поменял тем самым его планы.

У Бальтазара было достаточно времени обдумать дальнейшие действия. И когда он снова всплыл на поверхности, оплетённый густыми лентами тёмной магии, вокруг уже вовсю было светло, ночь давно кончилась, и со стороны городка доносились типичные звуки кипящей жизни — голоса людей, удары кузнечного молота, скрип колёс от телег, звуки домашнего скота и многое другое.

Чародейские мрачные вьюны расплетались обратно, распадаясь в невидимые частицы, оседавшие на проклятую топь. Весь ворох её узников так и останется в ней навечно, однако сам Бальтазар поднимался в полный рост уже почти невредимым.

Отметины от выстрелов на коже под оставленными в костюме дырами, конечно, ещё виднелись, но были похожи больше на шрамы, заживавшие через неделю после вынутой стрелы. Тьма извлекла из него даже ту, что в спине. Она покоилась теперь где-то на дне болота. Ну, а сам некромант, немного промёрзший, но хоть не промокший благодаря колдовству, неторопливо зашагал из торфяников к дубовой роще, а оттуда на лесную дорогу и в сторону города.

II
Местные жители глядели на него с опаской, удивлением и испугом. Однако самым странным было отнюдь не это — некромантов всегда и везде недолюбливали. Тут же было нечто иное и даже противоположное. Бальтазара даже встревожило то, что он видел на этих, отводящих свой взгляд людских лицах. В глазах их, при виде него, горел помимо всего прочего странный огонёк непонятной надежды, сменяющий привычные эмоции презрения и ненависти.

Как будто они вздыхали с облегчением, когда он явился. Боялись его, опасались сил такого тёмного мага, и в то же время были… будто бы рады его визиту. Чего не случалось практически нигде за его путешествия, кроме одного местечка, где на того взирали почти также.

А потому он тут же сообразил, с чем имеет дело. В Сельваторске, скрывавшем какие-то тёмные тайны, была некая своя особенная проблема — с неупокоенными. Лишь однажды Бальтазара встречали с надеждой в глазах. Когда его просили угомонить нежить либо забрать с собой, что он и сделал, избавив народ одного поселения от постоянных набегов и ночных ужасов. То был единственный городок в старом Кните, где имя Бальтазара Кроненгарда прославилось, как великого героя, спасителя и избавителя. А подобная слава ему была совершенно не нужна.

Окружённый лесом с трёх сторон крупный город, который был должен пасть под гнётом сумрачных чудовищ, сейчас, при виде статно шагавшего аристократа в чёрном мундире с фиолетовым плащом, металлическими черепами, блестящими цепочками, застёжками-воронами и серебристыми эполетами с мелкой бахромой на плечах, стыдливо отводя от него взгляд, надеялся на его помощь.

— Забери меня на ту сторону, некромант! — какая-то дряхлая старуха с изогнутой клюкой, слегка сгорбленная, низкорослая и в морщинах на округлом пухловатом лице буквально взмолилась, шагая к нему, держась свободной рукой за поясницу тыльной стороной ладони.

— Чего? — скривил Бальтазар брови. — Всяко видал, но, чтобы сами смерти просили…

— Пожалей ты меня старую, не приходит жнец с косой, хоть ты тресни, — притопнула она ногой, как смогла. — Последнюю корову свою доела, нет ничего и никого, кто б обо мне заботился на старости лет. И с соседями не дружна, уж больно они шумные, раздражают то и дело. Страдаю одна, смерти жду, покоя вечного! — хватали старческие пальцы его за мундир, пока она задирала ввысь на него свою голову и глядела с жалобным видом своих серых, как будто выцветших от старости, пожилых глаз.

— Ты, давай-ка, старая с соседями там примирись попробуй лучше, нечего смерть торопить, — не собирался здесь и сейчас поглощать чернокнижник её душу, хотя процесс, вероятно, вполне неплохо бы напугал окружающих зевак.

Уже стало интересно, что же произошло в этом городке. Неупокоенная нежить, чьё присутствие ощущалось не просто в смотревших с надеждой глазах местных жителей, но и в самом окружающем воздухе, где тонкими нитями витала тёмно-серая аура тлена мёртвой, но при этом всё ещё живой плоти, разъедала его любопытство всё сильнее.

Он собирался отыскать местного чародея или городского старосту, а то и обоих по очереди, если это вдруг не, как в Яротруске теперь, один и тот же человек. Заодно расспросить про местного охотника или егеря, что это был за лесной страж такой, которого нетерпелось отыскать для реванша.

— Да за кого ты меня держишь! — лишённым многих зубов ртом чавкала она, задрожав старческими губами, — Не хватало мне ещё перед соседями прощения просить.

— Вот что, бабушка, — ступай-ка ты в горы, где поёт эхо, — поглядел некромант вдаль на юго-восточные возвышенности за лесом. — Там и крикни вопрос свой, помирать али жить. Что эхо ответит, с тем и приходи, — коснувшись её плеча уводил он её от себя прочь, поторапливая.

Этот совет он когда-то слышал в детстве. Не то отец давал его старой простолюдинке, что явилась с подобной проблемой немощного одиночества без внуков и детей, доев последний скот. Не то это было из какой-то сказки старика Редгара, что занимался его воспитанием в Фуртхёгге. В любом случае, сейчас только это пришло в голову, дабы её спровадить куда подальше, а старая и не стала настаивать на своей немыслимой просьбе. Вняла словам Бальтазара и действительно пошла, отстав от него, собираясь забраться куда-то в близлежащих горах.

Глядя на нее, вообще не очень-то верилось, что она справится с дорогой и восхождением. Но помрёт она от волков, свернёт шею при подъёме, спотыкнувшись, или даже явится обратно — барона совершенно не волновало. Встав на месте, он заводил глазами по ближайшим домам в надежде обнаружить где-нибудь ратушу.

Спрашивать дорогу как-то не особо хотелось, хотя зайти в какую-нибудь таверну и поинтересоваться там, заодно с дороги что-то перекусив, тоже проносилось в голове вполне себе неплохим вариантом. Вот только в воздухе нигде не разносилось ароматов готовых блюд или хотя бы доброй хмельной выпивки из злачных мест Сельваторска.

— Ты! Да ты же сдох, бороду мою распотроши! — кряхтящий, низкий и подобный камнепаду в горный ручей голос был отчего-то до боли знакомым.

Возле городского фонтана с лебедиными статуями, с влажным лицом стоял умывшийся там пузатый гном в соломенной шляпе, походной коричневой курточке с обильной бахромой, синей рубахе и сероватых бриджах. Кожа оттенка красной глины. Усы и борода сплетены тугими металлическими кольцами в толстые косы, а волосы под головным убором представляли собой свалявшиеся толстые дредлоки тёмно-бурого оттенка, длинные и уложенные назад, как ворох дохлых трофейных змей.

Он уже видел его однажды в Яротруске. Сквозь пузатую пухлую тушку виднелся косой широкий ремень музыкального инструмента, выпячивающегося своими краями из-за спины бродячего музыканта. Это был крупный ситар, чью музыку Бальтазар слышал, когда дворф развлекал своими песнями змеелюдей у одного озера, не так уж и далеко отсюда.

Бард был свидетелем сражения некроманта с огромной тварью, которой тот чешуйчатый народ и поклонялся. И от яда чудовища Бальтазар и вправду мог умереть, если б вовремя, когда он уже был без сознания, к нему не поспешил бы чародей Ильдар со своими целебными камнями, янтарной магией и, кто знает, чем ещё там он его выхаживал. В себя-то чернокнижник-барон пришёл уже, как сегодня в болоте, спустя определённое время забвения. Благо хоть в этот раз удалось самому справиться без чьей-либо помощи.

Гном выглядел ошарашенным, он даже песню о павшем отважном рыцаре успел сочинить иисполнить, а тут заявился её главный герой да ещё живым и здоровым. Густые, подобные откормленным лохматым гусеницам, брови на лице дворфа приподнялись, плотные губы раскрылись, как и густо-синие удивлённые глаза.

— Слухи о моей кончине несколько преувеличены, — зашагал в его сторону некромант.

— Э-э-э! Господин Чёрный Ворон! Что ж ты налетаешь-то средь бела дня! Пощади! Да как ты меня выследил! — окатил тот Бальтазара водой из фонтана, зачерпнув своими ручищами и брызнув каплями прямо в лицо, после чего гном пустился наутёк, активно двигая руками и ногами, уносясь, как воришка едва-едва не схваченный за руку торговцем.

Одни сами лезут, другие сразу ноги делают со страху, городок встречал некроманта по-разному. А он ещё зачем-то понёсся за бородатым музыкантом, словно от того ему что-нибудь было нужно. В частности, он всего лишь собирался спросить, где здесь местный маг или градоначальник, если бард, определённо пришлый и путешествующий, сам вообще успел за время прибытия освоиться или знал местность.

Следовало отпустить этого трусливого пузана восвояси, всё это узнать можно было вполне и у кого-то ещё, да хоть догнать ту же немощную старушку, от которой он столь сильно хотел избавиться, что совсем позабыл о возможности спросить дорогу. Но дворф-музыкант будто бы своим бегством его спровоцировал, и это уже было дело чести не дать тому уйти.

Бальтазар пытался преградить ему путь магией, только толстяк, да ещё и с громоздким музыкальным инструментом, улепётывал столь шустро, что все созданные некромантом барьеры оказывались уже позади него, никак не мешая. Маленькие толстые ноги в плотных башмаках бежали шустро, стараясь завернуть за угол какой-нибудь постройки.

Большинство домов в Сельваторске представляли собой бревенчатые избы, но были и исключения типа кузницы или поместий здешней знати. Тратить силы понапрасну на прыткого гнома чернокнижник устал, надеясь лишь на собственную сноровку.

От них в стороны разбегались потревоженные куры и гуси, всю эту беготню облаивали местные собаки, натягивая цепи своей конуры до предела. А добежав до лениво пасущейся крупной коровы, дворф нагнулся, придерживая шляпу и проскочив под ней, а вот Бальтазару пришлось через животное перепрыгивать.

Та, впрочем, хоть и промычала от такой суеты нечто непонятное со слегка удивлённым видом, но даже с места не сошла, продолжая отгонять от себя мух хлёстким хвостом, и вновь нагнулась, чтобы щипать травку недалеко от владений собственной хозяйки.

Уже и люди заглядывались на их гонку по чужим дворам и пересеченью здешних улочек. Бальтазара удивляло, почему никто из местных или какой-нибудь стражи не остановит беглеца, решив, что это какой-нибудь щипач, обокравший аристократа. И у него на родине, и в Касторе так бы поступили все приличные люди. Но, может, для этого здесь требовалось прямо-таки что-то кричать наподобие «Держи вора!», чтобы кто-то вмешался.

Наконец, на очередном повороте некромант настиг гнома. И то, потому что тот замер справа у стены в надежде, что преследователь пробежит мимо и не заметит, как тот спрятался в тени, куда не попадало солнце. Но это отнюдь не делало барда невидимым и совсем не походило на какой-нибудь непроглядный мрак норы, пещеры или подвала, а была самая обычная тень ясным днём, никак не помогающая скрыться. Разве что чуть спасавшая от жары под палящими лучами, недаром что весь лоб под стеблями дредлоков у бородача покрылся испариной от беготни.

— Ну, всё! — прижал за горло его к бревенчатой стене Бальтазар, осознавая, что пяди его пальцев не хватает на толщину гномьей шеи и поднять того в воздух при его комплекции для него не под силу, но, тем не менее, давил, что было сил.

Тот не особо прижимался спиной, опасался повредить инструмент, а потому практически прогибался назад в пояснице от такой хватки, не зная, что и делать. Руки потянулись зачем-то к ситару. Вероятно, как подумалось заприметившему это некроманту, гном собирался пожертвовать своим инструментом, как-то резко сняв с плеча и врезав, используя такую возможность, как последний шанс, но сделать этого тёмный маг ему не позволил, сверкнув сиреневой молнией из его полыхавших яростью глаз прямо в толстенные кисти низкорослика.

— Ладно-ладно, я-то не знал, что ты жив! — забурчал вдруг тот, тогда уже приподняв руки в позе сдающегося.

— Да какого ж чёрта ты вообще удираешь! — не понимал Бальтазар. — Что я тебе, угрожаю что ли чем?

— Да вас поди разбери, — фыркал тот. — Разве ты не выследил меня, чтобы поквитаться за песню? — глядели на некроманта большие синие глаза.

— Какую ещё песню? — нахмурился некромант.

— Ну, про сражение со змеем. И рыцарь пал в бою неравном, ядом был сражён… — протянул он без музыки на свой мотив.

— Не слышал такую, — недобро гремел обычно бархатистый тембр некроманта.

— Да ну! Песни Коркоснека до вашей глуши не добирались что ли? Ты сюда вообще откуда будешь? — нагло интересовался он безо всякого уважения.

— Из Книта, — буркнул в ответ Бальтазар, не унимая хватку.

— А, ну да, там не бывал, хе-хе. Мало кто отважится разгуливать по краю одичалых чародеев, — нервно улыбался гном. — Так чего ты хочешь-то тогда? — заодно поинтересовался он.

— Увидел тебя, сразу твоё лицо вспомнил. Тебя сначала из борделя вышвырнули нагишом. Потом ты змеелюдям что-то наигрывал, а они тебя чуть в заложники не взяли, — говорил ему чернокнижник.

— Вот-вот! А ты даже выручать меня не стал, братан! — напомнил тот. — Но, я понимаю, битва с громадным змеем была поважнее, — пытался он убедить Бальтазара, что на того не в обиде.

— Так вот, — выпустил тот его, наконец, перестав давить к стене избы, за которой они стояли, — дорогу спросить хотел. Кто тут главный? Где чародей Сельваторска? Где староста-градоначальник? Знаешь?

— Ха! «Чародей», скажешь тоже, — закатил дворф глаза и зашлёпал губами, как лошадь. — А городничим здесь Себастьян. Твоего поля ягода, чопорный такой весь, манерный тип с этими, как вот их там, — хватал он бесцеремонно Бальтазара за рукав, — с манжетами, во! Как меня там учили, манжета, она, женского рода. Вот вы придумали себе фентифлюшки, конечно, — качал он массивной головой.

— Сам-то, лучше что ли? — приподнял пальцами Бальтазар длиннющие полоски бахромы его курточки и щёлкнул по соломенной шляпе, чудом не свалившейся от их погони, имея в виду его странную причёску.

— Это вам не мода знати! — заявлял тот с гордым видом.

— А в чём разница? — не понимал барон. — И там и тут суть щегольнуть своей вычурностью. Узор кружев, опрятность, контраст и броские детали. Контрастом, конечно, твоя бахрома не отличается, под цвет куртки, но уж вычурности и пафоса-то сколько!

— Так я бард! — рявкнул гном. — Мне положено быть на виду и привлекать к себе внимание! Ты не понимаешь, это другое! — утверждал он.

— Ох, так ты подскажешь, где тут ратуша или изба волшебника? Хоть песней, хоть стихами, а лучше лаконичной краткой прозой, — глядел на него Бальтазар.

— Да вон он, не того ль ты ищешь? — кивнул дворф в сторону, и некромант заметил там лишь огородника, мужчину под тридцать, что-то делавшего на своей земле, склонившись над грядками.

Музыкант же, тем временем, шмыгнул в сторону, пробираясь вдоль стены и уходя подальше от чернокнижника, оглядывая тому костюм и различные вещицы на поясе ниже косого чёрного мундира. Пользуясь случаем, что аристократ отвлёкся, бард тайком пытался от него улизнуть.

— Хочешь сказать, что тот мужик это и есть… — повернулся Бальтазар и заметил, что дворфа нет рядом.

Тот уже спешно бежал прочь по зелёной траве, только подошвы ног сверкали в воздухе. А в руках был сорванный с пояса некроманта мешочек, позвякивавший серебряными монетами. Небольшой, и всё же определённо с какими-то деньгами, на которые низкорослый бородач и позарился.

— А ну стой, чёртов вор! — погнался за ним барон-чернокнижник вновь, на этот раз уже используя тайные знания для укрепления собственных ног и усиления возможностей человеческого тела.

Это не было подобно заклятью ускорения, которое способны были творить стихийные маги, но имело схожий результат — позволяло перемещаться куда быстрее, а заодно совершать невероятные прыжки. Главное было не переборщить, чтобы потом стопы, да и мышцы в ногах не болели несколько дней, так что в отличие от чародейства ветра тут был ещё и своеобразный обратный эффект.

— Ха! В Сельваторск попал — роток не разевай! А-ха-ха! — гоготал дворф. — Чего так кипятишься-то! Господин Чёрный Ворон, такова жизнь! Хе-хе! — широко улыбался он, наливаясь румянцем в пухловатых щеках и выразительных скулах. — Кто-то теряет, а кто-то находит!

Догнал удиравшего Бальтазар быстро. Но в последний момент перед прыжком, способным крепким ударом повалить дворфа наземь, бородатый тип развернулся, толчком бёдер и движением рук взяв свой инструмент, и сосредоточенно ударил по струнам, стоя перед приближающимся преследователем.

Ситар издал не только звук аккорда, но и магическую невидимую, однако же, осязаемую волну, сбившую некроманта с ног и прошедшую по всему его телу, подобно, как если б его дружно пинали на земле или даже скорее колотили по всем местам прямо в полёте. Энергия боли пронеслась вдоль всего некроманта от ног до головы, да ещё и спиной он ударился после падения довольно сильно.

Нижние зубы попали по верхней десне, так что во рту мгновенно ощутился солновато-железный вкус крови. Резкий ответный бросок на прыжок Бальтазара вызвал крайне болезненную реакцию. И, конечно же, у того не было никакой возможности вовремя защититься, чем-либо себя окутав. Во-первых, всё произошло слишком быстро, с учётом его ускорения заклятьем разгорячённых мышц. А во-вторых, тёмный маг попросту не ожидал, что бард окажется способен на нечто подобное.

Никогда прежде он не имел дела со звуковым колдовством. Слышал о нём и даже читал немало трактатов про зачарованные предметы или «походную магию», как раздел прикладных искусств боевой энергетики, чем обычно промышляли так называемые Белые маги, но вот воочию нечто такое он видел впервые.

Когда Бальтазар поднялся на ноги, то гнома уже и след простыл. Где бы тот ни затаился на этот раз, не было даже ориентиров в какой стороне его выискивать. Деньги в мешочке были не все, сэр Дрейк Даскан всегда поучал его перед выходом в город, когда он жил в Кросте, нельзя «класть все яйца в одну корзину». Деньги следовало распределять по разным карманам, а на случай грабежа ещё иметь какую-нибудь секретную заначку в сапоге или каком тайнике.

Хотя бывало, что уличные преступники снимали с несчастной пойманной жертвы и обувь, и дорогой камзол, и головной убор, оставляя в кальсонах с позором босяком и без всего плестись домой. В Кросте бандиты вообще не уважали знать и ненавидели её, поэтому у зажиточных горожан всегда были с собой дуэлянты и эскорт охраны.

Здесь же при нём никого не было, хотя он мог бы соткать из тьмы каких-нибудь сущностей, правда, дневной свет был бы тем сильной помехой. Пришлось бы приложить немало усилий, дабы придумать что-то годное к преследованию и в солнечном свете либо скользящее из тени в тень. Но, когда Бальтазар, прикрыв глаза, ощутил окружающий воздух, то не нашёл ни малейшего следа ауры страха. А ведь гном, по идеи, должен бы бояться преследования, оставлять за собой ауру, по которой того можно было бы вычислить.

Но, по всей видимости, музыкант уже ликовал, видя, что погони нет, и радовался награбленному. Там ведь монет пятнадцать-двадцать не меньше. И даже если каждая всего лишь четвертак — в одну четвёртую узаконенного веса полноценного серебряка, то это на четыре-пять наберётся, что для странствующего музыканта практически выручка с концертов за год с учётом затрат на еду, проживание и путешествие.

Средний трактир с успешным выступлением содержал около двадцатки готовых заплатить довольных слушателей, тративших обычно разменные медные десятники — одну десятую часть полноценной медной монеты. За сотню медяков можно было у менялы взять один четвертак бронзы, а сотка полновесных бронзовиков уже обменивалась на вот такой серебряный четвертак.

Однако же сотня чистого серебра составляла не, как по логике всего остального положено бы четверть золота, а всего лишь золотой десятник, одну десятую часть золотой монеты. Потому шансы дворфа-барда хоть раз в жизни заполучить такую равнялся практически нулю, будь он хоть придворным менестрелем — их услуги ведь требуются лишь на балах, праздниках и церемониях, остальное время они лишь на фаворитском содержании, то есть на кормёжке с предоставлением комнаты и свободного посещения ванной. А мероприятий таких за год будет поменьше, чем вот такой бродячий музыкант сможет обойти кабаков. Впрочем, в них и платят поменьше, чем тем, кто поигрывает на скрипке при дворе. Зато тебя хотя бы не вырежут со всей прислугой при какой-нибудь междоусобице или народном бунте, во всём можно было усмотреть какие-то положительные стороны.

Надеясь, что гном музыкант достаточно глуп, чтобы пойти сразу же тратить свежеукраденные деньги, Бальтазар направился в первый встречный трактир. Ещё мелькнула мысль, что раз этот тип музыкант, надо ж ему будет где-то играть на своём ситаре. Обойти все питейные заведения в городе труда не составит. Сельваторск не из числа самых крупных городов Кронхольда. В лучшем случае, тут по харчевне с гостиницей у каждых ворот, то есть штуки четыре, и одна-две ещё где-нибудь в центре: кабак подешевле, и таверна для знати. Едва ли такой город станет включать в себя более шести, хотя пивных без подачи обеда могло быть и штуки три вместо одной, тут уж предугадать наверняка было тяжко.

В любом случае за свою беготню они продвинулись от края города с этими пасущимися коровами ближе к центральной части. Так что попавшееся по правую руку во время дальнейшей прогулки заведение вполне привлекло внимание некроманта. Заодно теперь и ароматы в воздухе к тому располагали сполна.

Он и сам собирался бы уже что-нибудь выпить да, может, даже перекусить. Потому и без поисков дворфа-музыканта, вероятно, зашёл бы сюда. И уж в таком заведении ему точно хоть кто-то да подскажет, как пройти к дому старосты или как хотя бы найти местного чародея.

III
Внутри его любезно встречали молоденькие официантки, разносящие кружки пенящихся напитков по столикам. Стоял гул голосов, что-то обсуждающих по своим компаниям. Где-то собирались друзья, где-то обедали несколько семей, сидя напротив, но он предпочёл подойти к стойке, чтобы поговорить с трактирщиком.

Тот тоже оказался дворфом. Чернобородым, с угольным чубом на лысой голове, пышными раскидистыми усами, напоминавшими рыбьи хвосты или густые крупные кисти. Сразу стало понятно, что расспрашивать, не забегал ли сюда бард с чужим кошельком — смысла не имеет. Гном гнома прикроет и припрячет, с серебром можно было попрощаться. По крайней мере, если судьба снова их не сведёт, свела же сейчас в этом городе, в конце концов, мало ли, когда пути с этим музыкантом ещё пересекутся.

У стойки угрюмо отпивал из большой кружки один рослый старик. Затем поодаль от того сидела одинокая женщина в зелёном, стараясь побыть наедине с собой, что б никто не беспокоил. Перед ней испускал пар наваристый суп с щавелем и лесной дикой птицей, который она и поедала деревянной узорчатой ложкой, заедая мягчайшей булочкой округлой свежей выпечки. Ещё одна такая же лежала под рукой недалеко от тканой салфетки, на случай, если одной не хватит.

Недалеко располагалась солонка, говоря о достатке этого места — абсолютно любой мог взять её и посолить себе похлёбку сколько влезет и сколько совесть позволит. А рядом с той ещё и перечница, свидетельствующая о неплохой торговле специями. Впрочем, это можно было легко понять и по царящим запахам — блюда здесь готовили не просто так, а от души с пряностями и травами. Вероятно, как раз та центральная таверна, куда могли частенько захаживать дворяне.

Бальтазар встал с другого края, размышляя, что бы попросить поесть и заодно полез во внутренний карман, проверить-таки наличие запасных денег. Было бы обидно расплачиваться запонкой или кольцом, но, благо позвякивающие монеты оказались там, где и должны были. Ещё несколько было в наружном правом кармане мундира со специальной защёлкой, иначе бы давно вытряхнулись ещё даже не от беготни за гномом и внезапного падения от его музыки, а задолго до — во время ночного сражения с неизвестным друидом-стрелком.

— Доброго дня, путешественник! — подбежал дворф-трактирщик в его сторону. — Чем вас угостить? Или, может, желаете выпить?

— Таскарских и Бушвальских вин к вам, наверное, не завезли, — без особой надежды вслух проговорил некромант.

— Увы, мой друг, — качнул тот головой. — Но есть дайконское светлое! — улыбнулся он во всю ширь рта, в котором не хватало парочки зубов.

— Рисовое… — с омерзением поморщился Бальтазар.

— Местные виноградники весьма неплохи. Есть дубовые бочки в подвале, которым пара десятков лет. Понимаю, что хорошее вино должно отлежаться хотя бы годков пятьдесят, но зато есть многообразие сортов, — чуть было не начал он перечислять.

— Ты, давай не трать такие запасы, — строго взглянул на него некромант. — Если будешь открывать да наливать, так вина хорошей выдержки и не останется вовсе. Черничная настойка есть? — заодно поинтересовался он.

— Есть немного, больно крепкая, днём такую не пьют, — сетовал трактирщик. — Не сочтите, что я указываю. Вам, безусловно, лучше знать, чего вы желаете. Но добрый совет и предостережение от хорошего знатока браги и хмеля: вещица вырубит на остаток дня, очнётесь среди ночи. Может, даже с больной головой. Приходите уж под вечер, там и выпейте подобное. Сейчас, может, пива с нашей пивоварни или привозного? Злаки к нам везут с полей соседних деревень. Ячменное, как по мне, самое вкусное получается. Но на вкус и цвет, сами понимаете… А ещё квас есть хороший малой крепости. Голове легко станет, а язык и тело слушаться будут. Есть и ещё меньшей даже, что детям наливают, но там вкус уже не тот… Или вот медовуха трёх сортов, но вы лучше бы её через неделю или через месяц заказали. С пасек товары привезут, свежайшая будет. А та, что есть, строго говоря, ну, скорее товар уже для деревенщин остался, — понизил он голос. — Так, могу задаром угостить отхлебнуть, сами же откажетесь потом платить за недостойный напиток.

— Настойки черничной налей и зубы мне не заговаривай, — вздохнул некромант.

— Вижу, что мой гость стремится поскорей забыться, — вздохнул и тот, вскарабкавшись на прочный топорной работы табурет за настойкой.

Если уж для кого такую мебель и делали, так для дворфов. Всё во внешнем виде этой конструкции говорило о том, что предмет сделан для подобной комплекции. Причём даже не сидеть на нём, а вот так, вставать в качестве опоры и куда-то лазить — за книгами, за склянками, за чем угодно на разные полки или пространства на шкафах, если б речь шла о доме.

— Гость просто не из тех неженок, что от черничной настойки впадают в беспамятство, — нехотя пробубнил ему некромант.

— Гость, наверное, не умеет пить, — раздался женский голос поодаль.

Твёрдый, терпкий, в нём нежность переплеталась с металлическим стержнем натянутой прочной струны. Мелодичность соседствовала с низковатым тембром. Как будто кто-то изобрёл музыкальный инструмент, сочетающий в себе возвышенность флейты с медным гонором трубы. Голос властный, звонкий, но с нотками должного изящества. Голос сильной, молодой и уверенной в себе женщины.

— Вы остры на язык и наглы для бесцеремонного общения без знакомств и приветствий. Звучите так, словно готовы бросить вызов, — даже не глядел в её сторону некромант.

— А отчего бы нет, — легли подле него с его вытянутой руки женские перчатки из оленьей кожи.

— Кривой стежок, — заметил он. — Никак сами делали. Дочь лесника или добытчика?

— Охотника, — признавалась та, — И продолжаю вовсю семейное дело.

— О, стало быть, умелая дама, — произнёс некромант с некой иронией.

— «Дамы», молодой человек, статно выхаживают во дворцах и на балу, а я женщина! — гордо заявляла незнакомка.

— Что ж, это, видимо, многое меняет, — нехотя отвечал ей Бальтазар.

— Не будь я столь усталой с ночной охоты, мы бы ещё посмотрели, кто первый из нас свалится от черничной настойки, — заверяла она. — Но я уже подкрепилась супом, а такие дуэли в честном бою устраивают на пустой желудок.

— Это типа закуска вся уже ушла до выпивки? — усмехнулся некромант.

— Что вы, почтенный гость, на дуэлях в перепив здесь не закусывают. Это Сельваторск в конце концов, а не какой-нибудь слащавый Гедельбург, — прозвучал её ещё более уверенный голос.

— Ночная охота в этих краях может быть и опасной, — припоминал он собственные приключения на подходе к городу.

— Знаю, сама полночи выслеживала одного некроманта, — резанули его слух звонкие медные слова.

И тогда он, словно поражённый потусторонней невидимой молнией, повернулся, чтобы получше её рассмотреть. Молодая женщина немного за двадцать с косой пышной чёлкой, едва не застилающей один глаз, и длинными волосами цвета пшеницы. Изумрудные глаза её напомнили одну давнюю знакомую из Кроста. Нос был маленьким, аккуратным, а светлые брови прямыми, тонкими и едва заметными. Скулы казались выразительными и округлыми на сужавшемся к подбородку лице. А губы с выразительной ямочкой впадины и характерной дугой изгиба казались бледно-розовыми и блестящими от влаги после трапезы.

Только сейчас он обратил внимание, что позади её головы лежит сложенный откинутый капюшон. И тогда он встал с места, отойдя от стойки, и принялся разглядывать незнакомку, дабы окончательно убедиться в своих будоражащих догадках. Он нервно искал глазами что-то уже не на ней, а вокруг. И нашёл. Под ногами у неё, прислонённый к стенке, стоял тот самый орлиный рук с резными крыльями, клювами и россыпью зелёных и голубых камней разных размеров: турмалины, хризолиты, изумруды, топазы, опалы, сапфиры — тот самый, что был у ночного охотника. Такой, на который можно было купить себе настоящий замок, если выгодно продать коллекционеру эльфийских вещиц повышенной стоимости.

Поначалу от их разговора некромант предполагал, что она окажется дочерью своего ночного преследователя. Но теперь-то все факты говорили об обратном. Загадочным лучником была она, вот эта светловласая миловидная девица. Хрупкая на вид, но крепкая и опытная в боях, как он уже успел испытать на своей шкуре. Безжалостная, с твёрдой рукой и натренированным глазом.

— Кира Морвен, чародей Сельваторска, — наконец представилась зеленоглазая особа, оглянувшаяся на любопытного гостя.

— Бальтазар Кроненгард, новый барон Кронхольда, — не смотрел ей в лицо, а продолжал разглядывать убранство её наряда тот.

— Вы что-то потеряли и что-то ищете? — не понимала она столь пристального внимания.

— Я обучен иметь дело с нежитью, и мне было бы любопытно узнать, что у вас тут за проблемы с неупокоенными, — ответил тот, подойдя на шаг ближе и взглянув уже её в глаза, а точнее в глаз, ведь правый был скрыт чёлкой причёски.

— Это потому вы вели сюда целую стаю костяных уродцев? — со всей серьёзностью глядела на него она, тоже явно распознав в госте ночного встречного.

— Будем считать, ищейки привели меня к вам в город, — усмехнулся тот.

— А я, как чародей, бы попросила вас уйти, — соскочила она с места, развернувшись к нему и встав в полный рост.

За счёт её обуви они поравнялись. Она носила вовсе не каблуки, а специальные подошвы с крючьями и шипами, чтобы уверенней стоять на земле и древесных ветвях, отталкиваться от коры и не скользить. Подобные он видел у охотников Фуртхёгга, но эта деталь отнюдь не свидетельствовала о том, что она сама оттуда. Скорее похожие изделия есть у лесных охотников самых разных земель и областей континента, кому такие действительно нужны в обиходе. Сейчас они лишь постукивали по доскам пола, приподнимая свою владелицу слегка в высоту, нежели она бы носила обычную обувь.

— Лучница-чародей, ты смотри, — глядели сиреневые глаза Бальтазара на собеседницу, как на какую-то диковинку.

— Таких ещё не встречали? Так и думала, здесь вам не там. Откуда бы вы ни явились, — уверенно заявляла она.

— Думаю, вы таких, как я, здесь тоже не видывали, иначе бы решили уже все свои проблемы с нежитью, — улыбнулся тот в надменном оскале.

— Мы с этим сами разберёмся. Или вы не видите, что кругом на столбах, домах и деревьях вокруг не висит никаких грамот с текстом о том, что мы нуждаемся в помощи? Мы не разыскиваем никаких некромантов, борцов с нечистью и прочих наёмников, дорогой гость. И не стоит так разглядывать мой лук, он может и выстрелить. Ваши чёрные барьеры ломались и таяли, как масло от расклеенного ножа, — угрожающе сверкнули её глаза.

— О, какая строптивая девочка. Я Кроненгард и я всегда получаю всё, что хочу, — заверил её некромант.

— Уверяю вас, барон, меня вы себе точно не получите, — отбросила она движением скрещённых рук его в противоположную стену.

— Такая строптивость лишь подогревает интерес, — усмехнулся он, поправляя свой мундир косого запаха.

— Как же меня раздражают такие напыщенные и самоуверенные мужчины, — качала она головой. — Убирайтесь прочь! Любите брать силой, распускать руки, не имеете ни малейшего уважения и почтения. Настоящие звери!

— Говорите так, словно вам животные страсти чужды, — всё улыбался приближавшийся Бальтазар, но охотница создала магический поток, не позволив ему вновь к ней подойти.

— Как хорошо, барон, что я родилась женщиной и могу думать головой, а не членом, — хмурилась Кира. — Вы считаете, вам всё можно, что вы баловень судьбы, пуп земли, но это не так. Вы лишь очередной аристократ, который хочет укрепиться в вольных землях. Ничем не лучше Казира, которого свергли, и вообще ничем не отличаетесь от всех остальных. Ваша победа над кем-то, лишь временная удачная партия в большой игре, где вы даже не пешка, а просто клетка на игровом поле, которую будут занимать сильные мира сего.

— Любопытно узнать, какая же тогда вы фигура? Королева? — усмехнулся он, сверкая сиреневым взором.

— Пусть так, она вольна ходить, как хочет, — заявляла чародейка.

— И единственная женщина на доске, хотя пол ассасинов, честно говоря, под вопросом, — отвёл он взгляд, позволив себе краткие раздумья.

— Вот именно. Женщины во всём лучше мужчин, вам так не кажется? Мы собраны, пунктуальны, серьёзнее относимся к любому делу, делаем работу в разы более тяжёлую и тонкую. Думаете, тяжкий труд это кузнечный молот поднимать? Или пахать поле увесистым плугом? Что вы, мужчины, можете знать о настоящем тяжком труде. О рождении ребёнка, о воспитании его достойной личностью. О приготовлении вкусных и полезных блюд. Да ни один силач никогда не сделает такие кружева, что у вас на манжетах. Весь ваш наряд это плод кропотливой работы женского труда. Быть может молодых ягнят, из чьей кожи этот мундир, и забивал безжалостный мужчина, состригая и подготавливая материал. Но шила-то это всё определённо женщина. Воротник, рубашка, тесьма на камзолах знати, узоры вышивки, запонки, застёжки, пуговицы, весь декор, все элементы, пришитые карманы, платья для дам аристократии, банты и аппликации, всем этим занимаются исключительно умельцы моего пола. Который вы без всякого уважения именуете слабым. Но мы во всём сильнее вас. Что в хитрости, что в смекалке, что в рукоделии, — утверждала Кира.

— Довольно любопытная теория, — заявил ей Бальтазар. — Вы могли бы написать об этом книгу. Жаль швеи и рукодельницы Империи не умеют читать. Иначе можно было бы даже провести там внутреннюю революцию женского труда.

— Всё смеётесь, да? Большой ребёнок. Такой же, как и все остальные, — качала головой чародейка. — Ступайте лучше, откуда прибыли. Здесь вам не рады. И вздумаете снова чудить тут своей некромантией, будете иметь дело со мной.

— И, тем не менее, как барон всего Кронхольда, я бы в вашем, и фактически моём, Сельваторске всё-таки задержался, — проговорил он, не дрогнув под её напором.

— Дело ваше, — нахмурила она брови, — но не нужно здесь всё разнюхивать, предлагать помощь и уж тем более рассчитывать на моё содействие. Разберёмся здесь сами и без вас, барон. Я вас предупредила.

— О, я бы предпочёл хотя бы постоять в стороне и побыть зрителем, когда это случится, — усмехнулся Бальтазар, привыкший всегда получать то, что хочет.

— Рюмка черничной настойки? — прервал их давно ожидающий, но вежливо не вступавший в их разговор чернобородый трактирщик.

— Да, для храбрости, — иронично улыбался Бальтазар, вернувшись к стойке и сделав цельный глоток, запрокинув голову. — А то места и женщины у вас тут довольно дикие, — бросил он взгляд на лучницу и спешно покинул таверну, шумно выдохнув от насыщенной крепости сладко-горького напитка.

IV
Теперь его путь лежал к ратуше. Оставалось только как-то её найти. Подобные постройки скрываться в городе не будут, должны быть как раз где-то в центральной зоне, недалеко от площади с красивыми фонтанами, где резвилась полураздетая детвора босяком в шортах или закатанных, всё равно покрытых следами брызг и капель, штанишками.

Шум и гам, распрыгавшиеся в разные стороны лягушки и разлетавшиеся, едва сумевшие напиться в резервуарах над искусными водопадами птицы, стремились покинуть настоящее «поле боя», где мальчишки и девчонки в жару окатывали друг друга водицей из наполненных колец нижних широких резервуаров. Кто-то бил по водной глади, пуская всплеск и волну, кто-то зачерпывал ладонями, окатывая рядом находящихся, как из плошки. Некоторые даже с шумом валили друг друга целиком, что-то не поделив или поспорив, благо, не прижимая ко дну с целью утопить.

Расспрашивать ребятню о местоположении градоначальника, правда, не пришлось. Здесь стоял столб с указателем, на одной из деревянных слегка косых стрелок которого как раз красовалось искомое «к ратуше», но он и без него заметил бы роскошное здание, больше похожее на особняк или поместье знатного рода.

И было чёткое ощущение, что так оно на самом деле и было. Старостой в Сельваторске был кто-то из здешних аристократов, как и говорил тот дворф, а ратушей служила определённая часть этих величественных построек с рельефными колоннадами, балконами с красивыми балюстрадами, мозаичными витражами на нижних окнах, словно в храме, а также настенными барельефами из гипса в виде симметричных драконов, грифонов и мантикор, обращённых друг к другу с разных сторон проёмов и порталов входа.

Такое здание не каждый представитель знати захотел бы сделать общественным местом, куда бы день ото дня приходили топтаться на дорогих коврах простолюдины от ремесленников до фермеров и крестьян, но тот, кто, безусловно, жил здесь в дальних и верхних спальнях, старался показать свою щедрость и доброе сердце. А за подобными делами, как за маской, знавал Бальтазар, всегда может таиться и нечто совершенно иное.

Неподалёку в окружении разросшихся деревьев виднелась неухоженная старая башня. Полуразрушенная, словно заброшенная. Оставшаяся, видимо, от династии предыдущих владельцев. Кладка других построек давно рухнула или была растаскана для городских стен, литейных и прочих каменных заведений.

Встречавшая внутри ратуши прихожан и визитёров мебель умело сочетала в себе простоту и изящность. Ножки столов, например, были прямыми, без вычурных изгибов и утончённости форм, но при этом представляли собой не топорные столбы, а резные обтекаемые фигуры с любопытными округлыми и дисковидными элементами, как будто бы их составили вместе из нескольких разных деталей.

Кто-то очень желал выдать их за красное дерево, но при ближайшем рассмотрении Бальтазар легко сообразил по кое-где облезшему тону, что поверхность окрашена, и всё это не более чем имитация. Довольно расчётливый ход, городские простаки и не отличат, может, за исключением мастеров работы по дереву, а в случае какой поломки хозяину будет не так жалко испорченной утвари.

На стенах красовалось несколько картин, часть из которых составляли местные пейзажи, узнаваемые некромантом после путешествия в эти края, а некоторые представляли собой портреты аристократов, незнакомых ему, но подписанных единым именем рода — Гадияр и где-то Гадьяр, будто фамилия слегка преобразилась за последние поколения.

Кто они такие по роду деятельности подписано не было, но пара мужчин походила на военных генералов до-имперской формы мундира, другие выглядели борцами за свободу, которым Вольные Земли обязаны чуть ли не всем в самом глобальном смысле этого слова. А кто-то же просто представал в красивом фраке или камзоле без каких-то чётких ориентиров и деталей, указывавших бы на его занятие.

Портреты были по большей части мужские. Иногда можно было встретить изображение семейной пары — кто-то из тех, кто уже представал в начале отдельным профилем, теперь глядел в обнимку со своей супругой в каком-нибудь зале или с живописного крыльца своего поместья в ясный солнечный день, прямо как сейчас за окном.

В одном из залов пожилой аристократ с белёсой козлиной бородкой у окна сидел с игровой доской, двигая фигуры и играя сам с собой, задумчиво поглаживая подбородок. В другом, сквозь приоткрытую дверь, гость заметил, как длинноволосый мужчина в белом дорогом камзоле пристаёт к застигнутой им врасплох молоденькой служанке, протиравшей вазы.

В коридоре ближайшего перекрёстка, поглядывая по сторонам, горничная в годах аккуратно залезала в выемку настенного тайника, пользуясь личным доступом. Какой-то молодой лодырь сметал веником сор под пушистый ковёр. А из закрытой комнаты для курения раздавалось сладостное многоголосье плотских утех под скрип тамошних, наверняка весьма комфортабельных, диванов.

По правую сторону был ход в другую часть дома, откуда доносились голоса прислуги и едва уловимые ароматы еды, витавшие ещё в воздухе после завтрака. Судя по всему, там располагалась столовая, где с характерным звоном убирали посуду и относили на кухню, дабы ополоснуть. Самым ярким запахом было перекрёстное сочетание хорошего кофе и недорогого чая, как будто количество любителей этих напитков на застолье разделились на две противостоящие равные группировки.

— Вы к его превосходительству? — кудрявый слуга в сером жакете с позолоченной вышивкой, стоя слева, у дверей кабинета городничего, словно постовой стражник, поинтересовался у Бальтазара.

— К нему, к нему, — кивнул в ответ тот, изучая единственную двустворчатую дверь по эту сторону на первом этаже, красиво украшенную натёртыми до блеска металлическими элементами в виде вьюнков и ветвей хвои с маленькими шишечками.

— Как вас представить? — развернулся к дверям этот немолодой человек с орлиным профилем.

— Бальтазар Кроненгард, барон Кронхольда, — отвечал некромант, поглядевшись в вытянутое зеркало, обрамлённое бесконечным пересечением завитков металлической рамы, среди которых нашли себе пристанище миниатюрные фигуры драконов и прочих диковинных, едва приметных от своего размера, существ.

— Ах, барон, — тут же поклонился слуга. — Прошу простить мои манеры, вы у нас столь редко…

— Я у вас впервые, — поправил его некромант, зашагав ближе к дверям, дабы тот, наконец, уже вошёл туда и представил его местному управленцу.

— Господин, к вам барон всего Кронхольда! — спешно сделал должное тот высокопарным тоном с чуть дрожащим голосом.

В просторном и хорошо освещённом сквозь цветочные узоры окон помещении находилось три крупных богато украшенных стола. Один центральный с работавшим там господином, и два по краям для его писарей и переписчиков. Множество шкафов с полками и выдвижными ящиками, декоративная тумба с кружевной скатёркой и полевыми цветами в изящной сиреневой вазе. Большая картина с батальной сценой, заслоняющая большую часть левой стены как раз между возвышавшейся, как обрамляющие колонны, мебелью. И ещё один портрет — офорт в волнистой белой раме между широкими окнами.

Этого, изображённого там деятеля, Бальтазар уже знал. Философ Бриан Локнольд, инициатор идей о свободе воле и выбора, порицавший строгие имперские порядки и тоже сыгравший ключевую роль в освобождении ныне независимых земель. Кудрявый, немолодой, с рыхлыми широкими щеками и гордым взглядом настоящего аристократа. А под портретом на столике располагались различные угощения, по большей части представленные спелыми фруктами и ягодами в аккуратных вазах и расписных плоских блюдах.

Общая гамма была красно-синей, в ведущих цветах сопротивления. Мебель была обита тканями именно этих оттенков, перемежавшихся друг с другом среди элементов декора помещения. Прервавшиеся на визит писари, мельком бросили взгляд на вошедших, и быстро вернулись к аккуратному выведении букв гусиными перьями, обрисовывая тем множество завитков на светлой бумаге. Один из них был в округлых маленьких очках, другой же в подобном предмете, похоже, не нуждался и имел зрение получше своего коллеги, хотя возраста оба были примерно одного — уже седеющие мужички в годах, где-то за пятьдесят.

— Себастьян Гадияр, виконт и глава Сельваторска, — почтенным жестом руки мужчина-слуга представил своего правителя гостю.

— Сам барон, вот это да, — скобливший пером молодой аристократ бросил свой золотистый взгляд на вошедшего. — Что ж, оставьте нас, — обратился он ко всем остальным. — Господам побеседовать нужно.

И придворные писари сложили перья, послушно кивнув, отодвинули чернильницы и встали из-за столов, противно проскользив ножками стульев о дощатую поверхность вокруг, где не было мягких ковров, устилавших лишь центральную область между ними. Кудрявый мужичок проследовал за дверь вместе с теми, с поклоном прикрыв створки и, видимо, остался стоять снаружи рядом, где Бальтазар его и встретил.

Градоначальник тоже прекратил свою работу, поднявшись из-за стола, где слева лежало блюдо с виноградом. На вид ему ещё не было тридцати. Мужчина был худощав, не столь крепок, как барон, но немного выше того, с выдающимся носом с горбинкой, пышной чёлкой, ровно разделённой пополам, а остальные смольно-чёрные волосы его причёски были собраны назад в широкую блестящую косу.

В левом ухе виднелась красивая серьга с полумесяцем и изумрудом, янтарно-золотистый взор обрамляли угольчатые брови, а вокруг губ располагалась бородка «имперка», когда линия усов и бороды образует замкнутый круг, хотя на форме его вытянутого лица это больше походило на сужающуюся сверху вниз трапецию. А заодно между нижней губой и подбородком у этого господина располагался ещё чёрненький треугольник щетины.

Парчовый камзол с золотистыми узорами на тёмной ткани и поверх бархатный сине-зелёный жилет с нашитыми карманами сидели на нём идеально подогнанными по фигуре. Высокий ворот, особые нарукавники с мелкой вышивкой, широкое кружевное жабо, но при этом крайне аккуратные маленькие манжеты. Видимо, дабы не испачкать их при письменной работе. А на ногах подобранные под тон лёгкие бриджи и чёрные кожаные ботинки-лодочки военного фасона, но с поблёскивающими россыпью драгоценных камней застёжками, тут же бликами на солнце привлекавшими к себе внимание и говорящими о том, что в настоящем бою такие бы никто не надевал.

— Себастьян, — мягко пожал он гостю руку, представившись ещё раз, более кратко и самостоятельно. — Да вы никак тёмных дел мастер, — разглядывал он украшения наряда на Бальтазаре. — Разве сейчас не жарко в таком костюме? — обеспокоился он, что визитёр его одет не по погоде.

Голос у него был певучим и плавным, лицо лоснилось в широкой добродушной улыбке, и весь вид буквально говорил, как он рад увидеть внезапно некроманта на пороге своего кабинета. Жестом он пригласил пройти его к центру или расположиться в одном из двух кресел возле своего стола, округлых и мягких, с обитой спинкой и подлокотниками специально для комфорта гостей.

— Бальтазар рода Кроненгард, ученик Гродерика Черноуста, некромант, нынешний барон Кронхольда, — пафосно проговорил чернокнижник.

— Вот вы-то мне и нужны, Бальтазар! — заулыбался молодой мужчина. — Услуги человека, находящего контакт со всякой нежитью, нашему городку были бы весьма кстати. А какова же истинная цель визита нашего достопочтенного хозяина? — полюбопытствовал он, активно жестикулируя.

— Можно сказать, обхожу владения, — неторопливо отвечал тот своим глубоким баритоном. — Ощутил присутствие тлена в вашем воздухе, и теперь меня прямо-таки распирает любопытство.

— О, ближе к вечеру всё объясню, отведайте фруктов, — приглашал его Себастьян. — Садитесь, располагайтесь, — буквально силой, но всего лишь с мягким давлением элегантно вскинутых рук на эполеты плеч гостя, усадил тот его в тёмно-синее кресло возле угощения. — А я вам пока расскажу о ситуации.

— Интересно, — только и произнёс Бальтазар, взяв в ладонь серебристый поднос с гроздью крупного бордового винограда.

— Местная знать находится под двумя силами. Моим патронажем и страхом того, что вылезает по ночам. Вы ведь наверняка на подходе сюда видели старую башню Роарборхов, — глядел он расширенными зрачками на некроманта.

— Да, старая и частично разрушенная, будто там никто не живёт, — отвечал тот.

— Люди называют её «Башней ужасов», — вскидывал тот свои густые ресницы, изображая наигранный театральный ужас в своём выразительном взгляде. — Там вход в местные подземелья. Вымощенные красным кирпичом ходы, прорытые в незапамятные времена, — размахивал руками городничий, образно рисуя арки и коридоры. — Когда-то там совершались богослужения различных культов, а сейчас сползается местная нежить. Неупокоенная и просыпающаяся на заходе солнца. Мои умельцы устлали всё там тяжёлыми решётками, однако же, одну тварь из подвалов темницы ничто не удерживает. Бестия будто умеет просачиваться сквозь прутья, как дух или облако пыли, и собираться заново. Местное проклятье, с которым мне и не помешала бы помощь такого знатока, — теперь уже более хитро воззрился он на явившегося барона.

— Я так полагаю, лояльность и верность будет моей единственной выгодой в таком деле? — интересовался Бальтазар.

— О, Сельваторск очень древний город и много что способен вам предложить, — улыбался Себастьян. — Здесь живут и зажиточные крестьяне, и вельможи, богатые купцы, процветающие фермеры. Мы поставляем сыры, молоко и прочие товары отсюда в разные концы Кронхольда. Как вам местные фрукты? — сорвав ягоду винограда он протянул её прямо к лицу некроманта, будтожелал кормить того с рук. — Поставки прямиком к вам в замок дважды в неделю вообще без какой-либо платы, что на это скажете? Расходы повозок беру на себя, при учёте, что кормить придётся вас и от силы ещё пяток слуг. Некроманты, я слышал, не особо-то нуждаются в живой прислуге. Но вы, наверняка, однажды присмотрите какую-нибудь леди из местной знати себе в продолжение рода или же будете нуждаться в личном помощнике, ведущем дела, документы, приглядывающим за казной. В одиночку не справиться. В общем, будут телеги мимо проезжать, и вам пару ящиков разного добра занесут задаром.

— У вас здесь, к слову, маловато слуг, как я заметил, — произнёс чернокнижник, оглянувшись на дверь.

— Ах, вам просто не повезло со временем визита, мой друг! — отвечал тот. — В этом доме сначала обедают мои чиновники, а потом по-быстрому завтракает прислуга. Люди здесь присматривают за канцелярией, доходами и расходами, очерёдностью визитёров, если их вдруг достаточно много. Сегодня вот никого, кроме вас. Все приставлены вести свои дела. Снабжение, документы, подсчёты, наблюдения. И, конечно, за постелями и убранством приглядывают горничные, штат из пяти кухарок и двух поваров трудятся на кухне весь день напролёт. Да, я не ставлю грозную охрану на входе, стража нужнее будет в патрулях, а не у дверей. И у меня всего один приветствующий глашатай, но, заверяю, если б я испытывал какие-либо трудности, я бы нанял ещё людей. Единственная проблема Сельваторска — это восставшая нежить, с которой едва справляется моя чародейка.

— Да, встречал её, странная личность, — отметил Бальтазар.

— Её отца убила эта тварь, а она единственная наследница, — жестикулировал он руками с небольшими белыми манжетами. — Довольно интересный у неё лук, заметили? — спросил его Себастьян. — Так и не рассказала мне толком, где раздобыла, но уверяет, что это было щедрой наградой за её труды, — хмыкнул он, не то, чтобы с недоверчивостью к этим словам, а скорее с пафосными нотками обиды на то, что чародейка не делится с ним подробностями и историей этого весьма роскошного военного изделия.

— Да уж, чтобы чародей вместо посоха луком пользовался… — качал головой гость. — Вот только она не шибко-то рада была моему приходу в город. В отличие от вас, — поднял он любопытствующий взгляд на лик градоначальника.

— О, видимо, желает сама с этой тварью разделаться, — произнёс тот. — Забрать всю славу или отомстить самолично за отца. Да всё пока не выходит. Давно уже поручил ей это занятие… Я бы хотел пригласить вас поучаствовать в охоте на нечисть.

— С пафосными речами о том, как правитель должен помогать жителям своих земель? — глядел на него своим фиалковым взором некромант.

— Что вы, я сторонник политики, что любой труд должен быть оплачен, — вновь положил он свои руки гостю на плечи, начиная те массировать, пока Бальтазар неспешно поедал фрукты. — Вам здесь несказанно рады! Будьте, как дома, располагайтесь, отдавайте распоряжения и высказывайте свои пожелания. Вам виднее, как разделаться с нашими бедами, ведь они как раз по вашей части. Ну, а я уж за ценой не постою!

— Стало быть, вам и вправду будет, что предложить, — не знал тёмный маг, куда деться от назойливых ухаживаний улыбчивого виконта.

— Раскрою перед вами все секреты и все тайны, — убрав руки с украшенных бахромой серебристых эполетов, вновь принялся тот активно взмахивать руками. — А здесь, в столь древнем городе, они и вправду есть. Вечером вас ждёт кое-что весьма интересное! Я бы даже сказал… незабываемое! — широко раскрывал он свои глаза, будто гипнотизировал, навевая общий тон загадочностью и пелену таинственности над этим местом.

— Вижу, что вам очень нужна моя помощь, — оглядывал кабинет Бальтазар. — Так что надеюсь, моя выгода от сделки будет никак не меньше вашей.

— Да, разумеется! Прекрасно вас понимаю, мой друг, — всё улыбался и подлизывался тот. — Человек вашего уровня не желает тратить время и силы по пустякам. И любой человек желает достойную награду за свой труд. Нет никакого чувства долга и чести в этом мире, оставьте высокие речи для тех, кому платят за то, чтобы вдохновлять войска на смертный бой. Ораторское искусство весьма в цене, но всё по-прежнему вокруг решает сила, — утверждал Себастьян. — Каждым должен двигать здравый эгоизм. Желание персональной выгоды для себя или своих близких. Прибыль, титул, власть, какие-то услуги, каждый сам находит, ради чего он делает то, что делает. Тем не менее, иногда можно подумать и об общем благе. Например, я за то, чтобы дать достойный отпор Империи, уже тянущей к нам свои мерзкие щупальца.

— Любопытные слова от человека, который при этом носит «имперку» на лице, — усмехнулся на его внешний вид от таких заявлений Кроненгард.

— Такой стиль бороды зародился в Империи, да. Но именно здесь, на этих землях, когда те входили в её территорию, — напомнил собеседник. — Я бы не стал вешать в кабинете сражение при Майте и портрет Лонкольда, будь я лоялен к императору. Не выкрасил бы здесь всё в цвета свободы! Я истребил здесь род Роарборхов, что замышляли переворот против Мортимера, имея с имперцами общие дела и интересы в отношении края. Наш общий лорд человек гибкий и податливый. У него большое войско, широкое влияние, однако сам он слишком лояльно относится к нашим неприятным соседям. И, надеюсь, вы заметили, что в Сельваторске нет ни храмов, ни церквей? Это давний обычай, здесь всегда царили собственные культы. Но не сейчас, мой друг. Наш бог — человек! Высшее создание природы, способный покорить ту и получить от неё все жизненные блага: плоды, лекарственные травы, грибы, шкуры, мясо, кости и древесину для изделий, богатства недр: металлы, камни, самоцветы… — перечислял тот, вращая в воздухе указательным пальцем с нефритовым перстнем.

— Вас представили виконтом, а я думал в этих землях принята боярщина, — проговорил некромант.

— Это дела минувших дней, однако же, это всего лишь титулы. Помещик, пан, боярин, дюк, ярл… Дворянство есть дворянство. Это Вольные Земли, мой барон, здесь каждый волен величать себя, как ему вздумается. Я могу быть хоть императором Сельваторска, если бы город получил свою независимость. Но оно мне не нужно. Сельваторск входит в Кронхольд, Кронхольд входит в Червегор, как и ещё пара земель. И всё это независимая единица правящего лорда. Жаль, Мортимер у нас не совсем таков, за которым мы бы чувствовали себя уверенно, но всё течёт, всё меняется, не так ли? Когда-то в Сельваторске были Роарборхи, и когда-то в замке Кронхольда сидел Казир, а не Бальтазар, — хитро улыбался Себастьян.

— Предлагаете свергнуть лорда, — прямолинейно вслух заключил чернокнижник.

— О, нет-нет, о чём же вы! Скорее… заменить, — расплывался и дальше городничий в улыбке. — Долина может дать нам ещё больше, если на неё никто не будет покушаться. Крупные города типа Гедельбурга стоят сейчас на торговых путях и просто жиреют на глазах. Сельваторск окружён глухими лесами с трёх сторон, мы никогда не станем на подобном пути, но можем быть источником, откуда товары расползаются по всей паутине дорог хотя бы веером вниз по карте. Не будь здесь неупокоенных, жизнь забила бы ключом, а край процветал. Не то, чтобы ночные восстания как-то мешают работе и ремеслу, немногие хотели бы трудиться в тёмное время суток. Но, тем не менее, всякая завывающая и бродячая мерзость такой край совсем не красит. Впрочем, я понимаю, мой друг, у некроманта свой взгляд на нежить, и, вероятно, вам всякие упыри да бруксы кажутся по-своему прекрасными. Но заверяю смело, что без них Сельваторск способен дать региону куда больше. Мы были бы рады от всех них избавиться, если бы вы их не то, чтобы уничтожили или упокоили, а куда-нибудь, скажем, увели под гнётом собственной власти.

— Иными словами вы и ваша знать меня поддержат, если я пойду на главный замок Червегора, — произнёс Бальтазар, хитро оскалившись. — Особенно с войском вашей же нежити.

— Оформим это, конечно, по-другому, — мечтательно расплывался тот в очередной улыбке. — Вы забираете тварей с лесов и погостов в свою армию, мы заодно поддержим своими войсками на границах. Сделаем всё беспрекословным приказом, но, как я уже говорил, на закате я покажу вам кое-что интересное. Я за вас присмотрю за Кронхольдом со скромным титулом барона, буду докладывать, как здесь дела, сооружу из Сельваторска главный деловой центр области с ярмарками и всем таким прочим. Вы же будете лордом всего Червегора! Независимым землевладельцем у самых имперских границ, откуда хлынут потоком в новый мир свободы за глотком свежего воздуха все те, кому станет душно в ошейниках и тесно в кандалах, в которых их там удерживают строгие законы и рамки. Оттуда сможете расшириться куда-нибудь на юго-восток, в Арьеллу, например. Надо возвеличить наши земли и расширить города, дабы быть готовыми к переселенцам. Укреплять свою власть, а из них сделать преданных воинов, чтобы сама Империя не двинулась на нас, в слепой ярости желая захватить. Мы с вами ведь довольно похожи, не так ли? Родом не из этих мест, но закрепились и обосновались именно в Кронхольде. Свергли предыдущую династию силой. Ненавидим Империю. Даже эта серьга в моём ухе, думаете, она мне так нравится? Это бунт, мой дорогой друг, это акт восстания и неповиновения имперским порядкам, где мужчинам запрещено прокалывать уши.

— Мне любопытно, почему у вас такой зуб на самую могучую державу континента, — глядел на него Бальтазар.

— Гость жаждет узнать истоки моей ненависти? — приблизился тот, так, что можно было ощущать его дыхание. — Империя это кладезь человеческих пороков, скрытых под масками верности, закона, религии… Это политика пастухов, которым не нужны свободомыслящие люди. Им нужно лишь покорное стадо, ресурсы для питания и расширения своих владений. Спросите на улице, какую часть урожая я собираю с полей местных крестьян. Велю ли им придерживаться чёткого распорядка дня с молитвами и отдыхом лишь после заката? Империя привязывает крестьян за своим помещиком, словно рабов! Там нет воли, Бальтазар! Там воспитывают покорность. Например, женщины там не имеют даже права высказывать свои мысли и обучаться грамоте. Их продают замуж, а не выдают, дорогой гость. А у нас есть чародейка, главная пряха, школа для детей обоего пола. А станет их больше с ростом города, я построю ещё одну или той за летние вакации этаж надстрою. Жницы, художницы по росписи, гончарки, да пусть хоть в кузне работают, если душа к тому лежит! Нет, серьёзно, в Гедельбурге, например, есть женщина-кузнец. Причём потомственная, её мать тоже ковала мечи и топоры. Вольный Край на то и вольный! Здесь есть свобода выбора. Попробуйте сказать об этом в Империи, как вам тут же язык отсекут за инакомыслие. Империя, мой новый друг, это система. Это какой-то механизм, как мельница, который вбирает в себя соседние богатства, а люди там крутятся винтиками, быстро изнашиваясь и легко сменяя друг друга. Никто не хочет быть счастью механизма. Все хотят свободу самовыражения. Не я назначаю, кому растить морковь, а кому пшеницу. Здесь вольный народ со своей головой на плечах. Империя же, это жизнь по уставу, по своду правил, там регламентированы даже наказания для детей, за что на горох, за что розги, как будто бы там даже не слышали о прощении. Только своды чётких правил, ни шагу влево, ни шагу вправо. Табель о том, табель об этом… Мир вокруг, это дивная многообразная природа. А Империя это набор узаконенных стандартов, где сыновья обязаны наследовать профессии отцов. И если ты сын писаря, но и в почерке твоём сам чёрт себя не разберёт, корпеть тебе за чернильницей до конца дней. А если ты возишь дерьмо на удобрения… Ну, вы меня прекрасно понимаете, — переходил он с гостем то на «вы», то на «ты», словно этим подчёркивал вольность местного общения.

Точно также и сами территории эти имели ряд схожих наименований: Вольный Край, Вольные Города, Вольные Земли и тому подобное со словами «вольный», «свободный» и «независимый», всегда подчёркивая факт неповиновения и не входа в состав областей во власти императора.

— Итак, что там с этой вашей башней? — полюбопытствовал Бальтазар.

— Увидите всё ночью, а сейчас отдохните и выспитесь хорошенько. Я подготовлю для вас одну из гостевых спален, проведёте время в комфорте, пока я займусь насущными делами. Если днём трудно уснуть, любой трактирщик может налить вам ежевичной или черничной местной настойки. Крепчайшая вещь, немного приторная, будто для сладкоежек, но разбавлять не рекомендую. Можно заодно ромашковым чаем или настойкой валерианы запить для пущего эффекта. А на закате сами всё увидите, что здесь происходит, грядёт та ещё ночка… — советовал Себастьян, и у некроманта, по сути, не было иного выхода, кроме как запастись терпением и дождаться вечера.

Они попрощались, и градоначальник вручил ему с собой несколько фруктов на закуску напитков. Бальтазар же предпочёл расслабиться в местном борделе повторному посещению трактира. Но ближе к вечеру вернулся и туда, взяв всё-таки комнату там, а не принимая гостеприимство виконта в его особняке, и с намерением полежать и отдохнуть несколько часов, направился наверх в одиночестве.

На застеленной кровати, в запертой на ключ гостевой уютной спальне он обнаружил свиток с посланием, гласящим «Если вам дорога жизнь, поскорее уезжайте отсюда», но этим словам не внял, а завалился с раздумьями на мягкую постель.

V
На закате к нему прислали посыльного, который, постучав и услышав ответный голос проснувшегося барона, сообщил тому, что ждут его на западном кладбище. За окном вовсю наливался красками поздний закат. Ещё несколько мгновений, и весь кроваво-фиолетовый багрянец начнёт темнеть и чернеть под властью наступающей ночи.

— Будь осторожен, — внутри шепнула ему царица-тьма, приглядывавшая за своим избранником.

— Сама будь начеку, — буркнул он, рассчитывая на её поддержку, как в прежние времена.

На кладбище, что располагалось с краю и за пределами городских стен, ждал его одиноко стоящий Себастьян в красивой треуголке и всё в том же сине-зелёном дорогом наряде. С ним не было ни слуг, ни чародейки, а лицо при виде барона вновь расплылось широкой приветливой улыбкой.

— Ах, вот и вы! — поклонился он, сняв шляпу.

— Обширное здесь кладбище, — оглядывал некромант как свежие, так и покосившиеся надгробья.

— Сельваторск очень старый город. Многие здесь покоятся поверх других слоёв захоронений. Но попробуйте их призвать, — распростёр в вежливом жесте свои руки виконт, будто бы приглашая к столу, а на деле указывая на местные могилы.

Здесь было сыро и холодно. Над кладбищенской землёй царило полное безветрие под темнеющими крыльями окутавшей всё вокруг ночи. В дальних краях окружавших лесов серыми стаями уже начинал собираться седой туман, стелящийся к городским стенам, как неотступно смелеющие стаи.

Бальтазар присел и медленно постарался погрузить свои пальцы в чёрную землю. Она была твёрдой, промёрзлой, однако же, чем глубже он погружался, тем сильнее будто бы чувствовал пульсирующее тепло. Странные переливы чужеродной энергии царили здесь.

Вместо привычной серости тлена и некромантической фиолетово-чёрной ауры, он ощущал подушечками пальцев малиновые глубинные переливы, где кроваво-красные тона сквозь привычную ему сиреневую ауру переходили в мертвенно-синий. Подобную энергию на кладбище он не встречал ещё никогда, но тем сильнее становился его интерес к происходящему.

На зов некроманта никто не явился, хотя он мысленно уже проносился по этим могильникам, ощущая останки каждого, кто захоронен здесь. Статные вельможи, бедные крестьяне, скошенные болезнью и голодом семьи, братские могилы после сражений и стычек, убитые зверьём, кого удалось найти в лесу, умершие своей смертью старики и отравившиеся чем-либо молодые люди. Перезахороненные утопленники, даже бывшие городские чародеи. Практически все слои общества. И никто из них не внял его приказам подниматься. Никто не повиновался его заклятью.

— Чудеса, да и только, — пробормотал Бальтазар, приподнимаясь и отряхивая пальцы.

— Это всё Роарборхи виноваты, — сетовал Себастьян. — Их челядь, их подручные и поверенные, их работники и слуги, всё это колеса одной большой мельницы, перемалывающей людские души, судьбы и кости.

— Они не идут, потому что их нельзя пробудить. Они не дремлют в недрах, а давным-давно под чьей-то властью. Лишь скрываются от дневного света, лежат там до заката и вот-вот готовы вырваться на волю. Но не ко мне, — заявлял некромант. — Они никогда не спят, а только щёлкают зубами да ждут своего часа. Какого ж чёрта здесь происходит? — глядел он на местного градоначальника.

— Слышишь? Скребутся, ползут под землёй. Под нами катакомбы, куда просто так не пробраться. Они стерегут свой горн, а вход охраняет лютая бестия. Идём к башне, здесь больше нечего делать, — махнул он рукой. — Быстрее добредём, застанем, как она появляется.

И они прошагали опять в сторону городского центра, где недалеко от особняка Гадияров располагалась старая каменная башня цилиндрической формы с обрушенным верхом и щелями в давней кладке своих серых стен. Кое-где виднелась паутина, ближе к верхушке находились вороньи гнёзда, а кругом был такой бурьян и искореженные проклятьями деревья, что казалось, местные вообще обходят этот клочок земли стороной.

— Там в подвалах жила последняя наследница Роарборхов. Её заковали в цепи и заморили голодом. Но по ночам теперь она взметается жуткой тварью, — рассказывал Себастьян.

— Брукса? Гарпия? — интересовался Бальтазар. — А говорил, они тут только шастают. Эта-то ещё и летает ко всему прочему?

— Кто их всех знает. Я обучен грамоте, но в бестиариях ваших не разбираюсь. Слышишь? Она уже скулит. Воет по своему роду, скребёт ногтями от гнева, — говорил он на раздававшиеся из подвалов башни тягучие звуки. — Вот-вот вырвется наружу.

И в скором времени, едва протяжные стоны замолчали, а всё вокруг на время разразилось пугающей тишиной, сквозь решётки дымкой пепла смерчем вылетело формировавшееся в плотный и цельный силуэт нечто. С большими крыльями, захлопавшими в воздухе, словно приветственные аплодисменты для гостей. Похожее на человека существо, но уже давным-давно им не являвшееся. Голое, уродливое, в котором едва-едва оставалось что-то от женственной фигуры. Спина покрыта торчащим длинным ворсом тёмной шерсти, позвонки обросли изогнутыми шипами, на стопах цепкие крючковатые когти, подобно хищным птицам.

А голова бестии больше напоминала волчью или медвежью. Вытянутая широкая пасть, чьи похожие на тонкие иглы кривые зубы росли настолько хаотично, что челюсти эти даже не смыкались. От носа и ушей здесь остались лишь тёмные прорези, глаза казались маленькими по сравнению с большой пастью, а вся кожа была бледно-серой, и совсем чуть розоватой в перепонках на могучих крыльях.

— Фурия, — скривился лицом некромант. — Отродье мести.

— Тебе видней, — заключил Себастьян. — Знаешь, как с нею справиться?

— Посмотрим, так ли она хороша, — достал некромант из ножен свой меч правой рукой, левой формируя простенькое заклятье, подобное шару из переплетавшегося колючего тёрна в ореоле густо-сиреневого сияющего дыма.

С пронзительным воплем, сопровождаемым также диким свистом и озлобленным шипением, крылатая тварь пикировала с ночных небес в их сторону, заставив отпрыгнуть по разные края дороги. Кругом были плотно закрытые ставни и двери городских домов, а также разных заведений. Укрыться было негде за исключением нескольких никем не запряжённых телег, под которые можно было бы рискнуть залезть, да сараев с инструментами, чьи двери не имели наружных засовов.

Однако, в отличие от Себастьяна, пытавшегося скрыться от погнавшейся за ним бестии, Бальтазар себе никакого укрытия не искал. Взглянув наверх, со своего сосредоточенного молодого лица он испустил несколько полупрозрачных чёрных черепов-ищеек, полетевших выискивать чудовище прежде, чем заряд сотворившей их энергии развеется в воздухе.

Таким образом, у некроманта оказалось множество «глаз», способных видеть различные локации центра Сельваторска. Тварь приютилась на округлой крыше колокольни, пытаясь выискать не его, а представителя рода Гадияров, но и размахивающий своим клинком самоуверенный барон её вполне устроил в качестве цели.

С шипением и клёкотом, разевая свою скалящуюся сотней игольчатых зубов пасть, она ринулась вперёд, словив на грудь терновый сплетенный заряд, опутывавший её живыми колючими побегами, разрезающими плоть и впивающимися в тело.

Однако, даже если руки существа оказались скованы, ногами, зависнув в воздухе, она дралась ничуть не хуже, парируя и отражая все выпады верного клинка с крестовиной в форме летучей мыши, паучьим узорам в основании симметричного лезвия и навершием-черепом, сиявшим сейчас, как катализатор вложенной магической ауры.

Когти на массивных женских ногах пытались добраться до лица некроманта, запутывались в его волосах, едва не схватив за те и не приподнимая его в воздух. Но скользящее из стороны в сторону лезвие всё же нанесло раны по её серым мускулистым икрам, не выпуская крови, но вскрывая тёмное синеватое мясо из-под плотной серой кожи.

Срезать или переломать крепкие птичьи когти, увы, не получилось. Они оказались противоестественно прочными, не желая поддаваться даже размашистым ударам хорошего меча. Дабы избавиться от них следовало срубить ей пальцы, а то и все стопы. Но Бальтазару бы, наоборот, хотелось, чтобы она не порхала над ним, как агрессивное жалящее насекомое, а спустилась на землю, потому стремился в первую очередь поразить и изодрать монструозной девице её крылья, уворачиваясь от всех её выпадов и вооружённых конечностей.

Человеческого строения ноги выглядели невероятно мускулистыми, словно от напряга мышц наружные бледные ткани вот-вот лопнут, натянувшись поверх них до предела. Сейчас их, правда, ногами и назвать-то уже было тяжко. Настоящие лапы заживо гниющей бестии, свирепой, как пробирающий до костей её леденящий вопль, жаждущей отмщения и возмездия за те невзгоды и гибель, что принес их династии пришедший сюда на смену род.

Фурия взвыла, сделав несколько кругов и ударив некроманта в спину, так что тот отлетел в крупный стог сена подле телеги. Собиралась пикировать вниз, но в неё вонзился крестьянский топорик, брошенный Себастьяном из раскрытого сарая. Тот метнул ещё серп, но он не пожелал следовать выбранной траектории, не добравшись до цели.

Крылатая нежить, стряхнув из серой плоти угодившее в тушу лезвие колуна, метнулась туда, в мгновение ока пробив сарай насквозь. Пронеслась с душераздирающим адским визгом, подобным завыванию нечистой силы в оргиях неистового шабаша. Но Себастьян уцелел, упав на пол так, чтобы бестия пролетела мимо, а затем юркнул в небольшой погреб, где хранились упряжь, подковы, банки с гвоздями и несколько щёток для лошадей.

Целиком поместиться туда было непросто, пришлось вытаскивать содержимое и ютиться на корточках, но взмывшую ввысь бестию уже вновь атаковал магическими лучами некромант, оставляя дыры в мембранах крыльев, пытаясь заставить шипящее спуститься на землю и прекратить летать над их головами.

Налитые кровью глаза казались невероятно маленькими для размеров чудовищной пасти. Они будто бы сохранили свои исходные человеческие размеры, некогда принадлежа молодой женщине, с которой и произошла эта чудовищная трансформация.

Она ринулась на него, и Бальтазар тщательно выбирал момент, чтобы вонзить свой клинок ей меж рёбер. Но в самый ответственный момент, некая сила рывком вбок сбила его с перекрёстка, впечатав в каменную кладку таверны и прижимая туда с недюжинной силой.

— Уймись, наконец! Как ты не понимаешь! — из-под тёмно-зелёного капюшона сверкали на него зелёные глаза лучницы чародейки.

— Опять ты, — вздохнул некромант, хватая её и переворачиваясь, теперь уже чужим эльфийским луком за шею придавливая несносную лучницу к стене. — Видел я, что ты странная, но чтобы вот так защищала безумную нечисть…

— Зачем ты здесь? Хочешь её подчинить себе на службу? — ловко перевернулась она, используя вес соперника против него же, и опять прижала Бальтазара к холодной кладке. — Ничего не выйдет! — гордо заявляла чародейка, сверкая глазами. — Фурия, это существо порождённое местью. Ребекка Роарборх, заморённая голодом, прогрызла себе запястья и своей кровью из последних сил прокляла собственное тело, обрекая на становление этим чудовищем. Фурия появляется там, где совершены противоестественные преступления, где нарушена честь и священная клятва! Это порождение мрака по ночам выходит из своего жилища и жаждет кровожадного отмщения! Её не остановят ни мольбы, ни просьбы, от неё не откупиться и не договориться. Она — сам неумолимый закон природы! — заявляла волшебница.

— Видать, у вас с ней много общего, — только и усмехнулся на это Бальтазар, попробовав ещё раз поменяться позициями, но не вышло.

Рассерженная таким сравнением женщина попыталась ударить острого на язык барона промеж ног, но бойкая коленка её ударилась о защитный металлический гульфик, предусмотрительно надетый тем под кожаные штаны в качестве защиты.

— Уходи прочь! — перестала вдавливать его в стену и нацелила свой сверкающий лук чародейка.

— А то что? Выстрелишь в меня? Ты же уже попадала, помнишь? Даже несколько раз, а ничего путного не вышло, — горели фиолетовым пламенем его аметистовые глаза.

— То было не в упор и не тремя стрелами разом, — полыхали нацеленные на него наконечники то зелёным, то ярко-малиновым пламенем.

— Если уж суждено умереть, я хотя бы должен понять, — спокойным тоном говорил ей некромант. — Почему же ты её защищаешь? И что вас связывает между собой?

— Ты ничего не знаешь о том, что здесь было. Под династией Роарборхов Сельваторск процветал, был крупнее, и в центре помимо этой башни стоял настоящий небольшой замок, от которого теперь ничего не осталось кроме неё. Мой род служил им поколение за поколением городских чародеев. И однажды сюда пришли Гадияры, бежавшие из Империи от тамошних скверных порядков. Они служили правящему роду, но предали его. Выдали своих дочерей за сыновей верховного боярина, и те в первую же ночь перерезали юношам глотки. Самого же его со слугами замучили до смерти в тронном зале, где принимали послов и прошения от народа. Оставалась последняя наследница, незамужняя Ребекка, первая из детей последнего правителя, старшая дочь свергнутого семейства. Её заковали в кандалы, с позором протащив нагой по улицам города под улюлюканье толпы, избили, прилюдно многократно надругались и заперли в подвале башни, ни разу не удосужившись принести еды. Она умерла, став мстительной Фурией. И хотя замок давно разрушен, башня ужаса ещё стоит. Никто не приближается к её обители, где она с ненасытным голодом теперь соскабливает мясо с костей своих жертв, — с серьёзным видом рассказывала ему целящаяся чародейка.

— Так вот в чём дело, — ухмылялся Бальтазар, поглядывая не столько на неё, сколько в небо вокруг, не появится ли смертоносное создание. — Мне, наконец, стали ясны твои мотивы. Ты ждёшь, когда она избавится от последнего Годияра, дабы занять его место. Мир вертится вокруг типичного эгоцентризма, как этот тип и говорил. Плевала ты на людей и на то, как здесь жилось до, и как живётся после. И вовсе Сельваторску не стало худо без Роарборхов. Всё осталось примерно по-прежнему, разве не так? Ну, может, меньше поставок товаров из Империи, но тебе плевать и на это.

— Много ты понимаешь! — хмурилась Кира.

— Когда здесь стоял замок, у него была довольно обширная сеть подвалов, о чём ты умолчала. Впрочем, как и о смерти отца. Но вход туда, что тебе, что Себастьяну, преграждает это создание. Ты ждёшь, когда она пожрёт твоего конкурента. А он дал тебе задание охотиться на нечисть и ждёт, когда она пожрёт тебя. Не знаю уж почему и чем ты так ему мешаешь, но видя нрав и твои замашки, мне всё это не удивительно. А потом победитель ваших престольных игр явится вниз, где проводились ритуальные службы. Я видел столько боли под этой землёй, неужто ты представляешь, что там находится? — интересовался некромант.

— Слышала лишь, что там некий горн и склянка с кровью вампира Волдриани. Вот только ты ошибаешься, что меня как-то останавливает фурия. У меня есть ключи от темницы, — показала она связку у себя на поясе. — То, чего нет у Себастьяна.

— Так вот в чём весь его смысл! Ты не даёшь ключи, строптивая девчонка! Что же мешает тебе просто подстрелить городничего, изодрать ножом в клочья и сказать горожанам, что его задрала эта безумная тварь? — любопытствовал Бальтазар.

— Издеваешься? — дрогнули женские губы, а глаза смотрели на него, как на глупца. — Это бесчестное убийство ничем не лучше того, что совершили с Ребеккой. Фурия тут же примется за меня, как за преступницу против воли природы. Она должна расквитаться с Себастьяном и уйти на покой. Тогда и можно будет проникнуть вниз, узнав, что скрывают местные катакомбы. Будьте честны с самим собой, барон, и ищите правду в других. Тогда вам нечего будет страшиться с чистым сердцем!

— А склянка, что там с ней? — заодно спросил её некромант.

— Говорят, перед своим обращением, Волдриани, ещё будучи человеком, разлил свою кровь в маленький стеклянный сосуд. С ней проводилось столько ритуалов, что сейчас выпивший ее, по сути, может обрести бессмертие или же долгую жизнь, не опасаясь никаких болезней и заразы, — отвечала она.

— Достойный артефакт, чтобы продолжить династию, — согласился Бальтазар. — Что Гадияров, что чародеев. Жаль, Роарборхи ничего не подозревали о предательстве и не выпили в день свержения, иначе бы конфликт прошёл ещё веселее.

— Тебе всё смешно? Все вы, мужчины, беспечны и глупы. Большие дети, что с вас взять. Привыкли получать всё, никого ни во что не ставите, избалованные аристократы. Вам всё течёт само в руки, и вы даже не представляете, как мирный люд вокруг добывает пищу себе тяжким трудом! — сверкала она глазами.

— Вы же не собираетесь посреди схватки с фурией повторять мне всю свою тираду про угнетенных женщин, которые во всём лучше мужчин? — понадеялся он.

— А что вы с такой трусостью озираетесь по сторонам? Боитесь, что не смогу вас защитить в случае чего? — усмехнулась та.

— Защитили вы как раз эту любопытную мстительную особь, едва не сломав мне плечо, толкнув в эту стену, — напомнил он.

— Какой однако хрупкий некромант! Под стать своим скелетам. Если вы её убьёте, значит, Гадияры победили! Значит, род вероломных предателей продолжит процветать здесь и править! Сидите на заднице ровно, барон, — практически приказывала она повелительным тоном. — Не вмешивайтесь! Ваш визит может оказаться очень кстати, раз Себастьян сейчас снаружи, а не скрывается в своём особняке. Я всё думала над способом заманить это существо туда, но сейчас мне надо лишь не дать ему туда вернуться и где-либо укрыться. Вы выманили его, и Сельваторск вам, так и быть, будет благодарен, — изменилась она лицом на более добродушное выражение. — А потому просто не напортачьте и не испортьте всё, что создали. Сидите тихо, и пусть чудовище свершит свою миссию.

Они замерли вдвоём, выискивая крылатое существо в ночном небе. Но фурию давным-давно ещё во время их негромких разговоров нигде не было видно и даже слышно. Не отыскав спрятавшегося Себастьяна и не добравшись до Бальтазара, которого из-под её когтей увела чародейка, она будто бы улетела охотиться в другие городские районы или даже ближайшие леса.

Сколько ни бродили они, осмелев, по ночному городу, до самого рассвета так ничего более и не случилось. Кира шумно притопнула с досады, поднимая облако пыли в рассветных лучах. У башни они увидели, как серое бесформенное нечто скользит в воздухе между толстых прутьев решётки, скрываясь в непроглядном мраке глубин данжеона.

— Хотите оказать городу реальную услугу? Повторите ночью то же самое. Скажите ему, что подготовились, что знаете слабое место, что вам нужен какой-нибудь арбалет с крестовыми наконечниками стрел или я, например, в подмогу. Я подыграю. Нужно выманить и скормить ей Себастьяна любой ценой. Скажите, чтобы не отсиживался у себя, а служил живой приманкой, — чеканила она приказательным тоном, отправляясь прочь с городских улиц, явно расстроенная и собиравшаяся, наконец, отдохнуть и поспать после тревожных ночных выжиданий.

Бальтазар же направился выискивать виконта, ведь тот, если сам не уснул в своём укрытии, должен был выбраться оттуда с первыми лучами солнца, едва фурия убралась в темень своего подземелья. Вокруг уже светлело, было прекрасно видно в деталях весь городок с его узкими и широкими улочками, простенькой окраиной и насыщенным заведениями центром.

— Некромант! — окликнул его старческий голос.

Со стороны ближайшего леса всё ковыляла к нему та сгорбленная седая старушка, опираясь на извилистую клюку, подрагивая губами, будто всё время что-то там пережёвывала. Пока все вокруг ещё спали, она, видимо, возвращалась с ближайшего склона, возвращаясь в город довольно быстро. И суток ведь не прошло с их вчерашнего разговора, если, конечно, та черничная настойка не заставила его пропустить день-другой в трактире, что крайне маловероятно.

— Да чего тебе снова надо-то, старая? — закатил он глаза.

— Забери меня, сил уже никаких нет! Мёртвые здесь сами ковыляют, но моя смерть не приходит никак. Ни скота ни осталось, подруги-то все померли, поговорить не с кем, — дрожал старушечий беззубый рот.

— Да полно в городе старичья всякого! С кем угодно можно за жизнь потереть, о том, как в твоё время трава зеленее была, уймись уже! — глядел строгий взгляд Бальтазара. — Найди себе новых друзей да занятие какое-нибудь, чем прежде занималась. Кота там заведи.

— Ха! Скажешь тоже! — кряхтела она. — Кормить я его чем буду? И самой питаться чем? Милостыню просить у ратуши? Нет уж! Я не стану унижаться, некромант! Сам меня за эхом посылал! Оно ответило, что помирать мне пора. Исполняй уговор! — трясла она своей палкой.

Некромант лишь вздохнул, приблизившись и поглядывая на неё. Потом посмотрел по сторонам, но не для того, чтобы убедиться, что их никто не видит, а наоборот, желая напугать парочку спозаранку проснувшихся свидетелей, дабы о фигуре его пошли разные тревожные слухи.

Старуху охватила и подняла в воздух серая призрачная аура, легко из немощного тела вытаскивая полупрозрачный призрак души. Её найдут здесь бездыханной, схватившейся за сердце, словно смерть настигла её в дороге на рассвете прямо на городской улице. Куда-либо относить её Бальтазар, конечно же, не собирался. Но кто-то мог бы и видеть, стать свидетелем того, как чернокнижник забирал себе её сущность.

— Что ж ты такого спросила у эха, что оно тебе помирать приказало, — напоследок гремел его могучий голос.

— Так и спросила жеж «Жить мне или помирать?», — отвечала та на последнем издыхании, будучи между жизнью и смертью. — Эхо и завопило в ответ «Помирать… Помирать…» — изображала она затухавший голос в горах.

— Глупая старая ты баба, — кривился Бальтазар. — Спрашивать надо было «Помирать мне или жить?», тогда и эхо «Жить! Жить!» подсказало, — раздались последние слова, которые донеслись до её ушей… — Нашла бы здесь добрых людей, кто б гуся подарил, кто телёнка новорождённого, всё бы у тебя было, если б захотела. Старая сморщенная изюмина, — проговорил он, оглядывая валявшееся мёртвое тело.

Некромант продолжил свой путь, растворяя внутри себя остатки энергии незадачливой пожилой женщины. Во всём этом наиболее ценным был её жизненный опыт и вереница воспоминаний, долгая тягучая жизнь, которую она добровольно оставила позади. Но барон Кроненгард в этот поток видений не вглядывался и душой старушки интересовался мало, немного подпитав за счёт неё собственные силы и продолжил отыскивать укрытие местного градоначальника.

Тому бы уже и показаться самому не мешало. Из-под телег никого не виднелось, случайных прохожих вокруг всё ещё не было, так что любое замеченное движение могло принадлежать вылезшему Себастьяну. Тот не должен был где-то там втихаря сделаться добычей для фурии, но наверняка некромант знать всё равно не мог.

Обойдя место краткого ночного сражения, вернувшись туда, где они как раз разделились, он обнаружил виконта в полуразрушенном сарае, отряхивающимся от пыли и щепок, заодно возвращавшим на место в погреб всякие щётки и ремни уздечек. На вид, вроде как, живой и здоровый. Даже костюмчик нигде не порван крючковатыми когтями этой бестии.

— Вы здесь, — бросил ему Бальтазар, подходя ближе к остаткам постройки, чей хозяин всё ещё мирно спал в преддверии первых петухов.

— Ну, что там? — глядел Себастьян не столько на некроманта, сколько на его меч, ожидая, что тот должен быть запачкан.

— Скрылась дрянь, кружила до утра, искала вас, как будто, а потом нырнула обратно, как крыса в подполье, — отвечал тот.

— Вот же зараза! Да, на меня позарилась, вон как разнесла тут всё, — показывал он и на дыру в стене, и на валявшиеся инструменты. — Пришлю плотников, есть у нас доски на складах, залатают. Делать-то что, ты мне скажи? Каждую ночь воет тварь, вылезает из своего логова. Даже не нагрянуть к ней, ключ нужен. А он у чародейки, просто так не отдаст. Может, хоть вы авторитетом своим надавите? Прикажите, как барон!

— Со мной она говорить тоже отказывается. Считает мы, мужчины, слишком высокого о себе мнения. Вы вот не женаты случаем? Авось, с дамой какой-нибудь она была бы более сговорчива, — предполагал некромант.

— Увы, нет, — отвёл тот глаза, — с женщинами так непросто находить общий язык в наше время. Такие все упрямые и своенравные стали. Даже служанку надёжную на такую миссию не пошлёшь… И переодеваться нам с вами в женское не к лицу ради такого обмана, — качал он головой. — Кира опытный следопыт, она всякий обман за версту почует!

— Ну, ещё бы! Это ж «имперку» сбрить придётся! — отшучивался чернокнижник.

— Всё бы вам веселиться, барон. А тут дело жизни и смерти, — кусал городничий губы. — Что бы эдакое сообразить…

— Можно на хитрость пойти. Есть у вас в городе воришка один проворный. Повелите-ка найти в кабаках и борделях дворфа-музыканта, что ситар с собой носит, чьи волосы змеям подобны, борода в крупную косу, что у вас хвост волос позади, а звать, как же его… Словно закуска к браге какая-то… Корки… Креко… Кроко… Коркоснек! Так, кажется, представлялся он, если не оболгал самого себя.

— Был дворф, песни пел. А чего ж не разыскать? Разыскать его, это мы мигом! Хоть все ночлежки обыщем, — пообещал тот. — Сейчас же подниму своих людей.

VI
Отсыпался днём Бальтазар в куда более комфортабельных, чем в трактире, предложенных покоях в особняке Гадияров. Одна из гостевых комнат выходила окнами на запад, дабы гостя не беспокоило озорное яркое солнце. Впрочем, синие шторы в львиных узорах и золотистых коронах были столь плотными, что итак бы не впускали сюда лучи света.

Проснулся он уже к обеду, даже позже, но, Себастьян распорядился гостя хорошо накормить. Внизу на скамье сидел вздыхающий и сильно нервничавший дворф со скованными руками, переглянувшийся с заспанным зевнувшим бароном. Но тот собирался того ещё помучить ожиданиями и потому первым делом направился даже не перекусить, а в ванную комнату.

Уже многим позже, и встретившись с Себастьяном в его кабинете, вновь заставив того бросить все свои дела, они направились к схваченному гному. И повели его отнюдь не в какие-нибудь местные подвалы для допросов или ещё в какую-то комнату пыток, а как раз в столовую, где накормили, как пленника, так и некроманта. Цепь меж кандалами была достаточной, чтобы бард нормально орудовал руками, хватая и перепелиные ножки, и накалывая маринованные грибки серебряной хозяйской вилкой. Гостей напоили хорошим некрепким пивом, дабы разум его совсем не поплыл и, разлив бутылку ароматного красного, перешли прямо к делу.

— Так что, если умыкнёшь ключ у чародейки, так и быть, будешь прощён за украденный кошель, — подытожил виконт после изложения задания.

— Будет вознаграждён вдвое большим, — вмешался Бальтазар, пригубив в очередной раз изящный хрустальный бокал багряного вина. — Таким, как он, нужны стимулы поинтереснее.

— У лучницы этой спереть ключи удумали?! — удивлялся гном. — Она ж меня, как кабанчика стрелой пронзит и на вертеле вращать будет в камине!

— А когда не срабатывают деньги, в ход может пойти политика страха, — заявил Бальтазар виконту.

— Так, голубчик, — махнул тот рукой, подозвав к ним мальчишку виночерпия, — ступай, найди Ноэллу и позови к нам сюда.

— Да, мой господин, — кивнул юнец едва ли старше семнадцати в удлинённом фраке.

— А, и как приведёшь, прикрой дверцы снаружи, — заодно повелел тот.

В скором времени в зал вошла женщина с аккуратным пучком волос, одна из служанок. Бальтазар узнал её, вчера видав здесь в коридоре. Сейчас она выглядела взволновано, лицо раскраснелось, а когда юноша-виночерпий закрыл зал, оставшись снаружи, и вовсе задрожала губами, захлопала ресницами, словно пытаясь на них взлететь в воздух и начала теребить металлическую брошку в форме цветка, судорожно водя по его гладким лепесткам подушечками своих пальцев с аккуратно подстриженными ногтями, окрашенными в коричнево-бордовый оттенок «красного дерева».

— Вам ч-что-то нужно г-господин? — поглядывала она на Себастьяна, но с ещё большим страхом косилась на наряд некроманта, сверкавшего на неё своими фиалковыми глазами.

— Ноэлла, солнышко моё, — вдохнул тот, — разве мы здесь как-то плохо с тобой обращаемся?

— Нет, господин, всё п-прекрасно! — тараторила та тонким голоском, чуть покачивая головой и удивлённо хлопая глазами.

— Так почему же тогда вся грудь у тебя звенит моими деньгами? — любопытствовал виконт. — Ты шагаешь, а звон монет на весь коридор раздаётся, — явно преувеличивал он, хоть и дал понять, что она поймана на краже.

— Я… я… ваше благородие, — пыталась она найти, что сказать.

— Когда ты берёшь втихаря из тайника себе по монетке, это ещё куда ни шло, — наклонился Себастьян вперёд через стол, перебирая сложенными вместе пальцами. — Но человеческая жадность не знает границ, ведь так? Думала, если я не замечу пропажу одной монеты, то не замечу и пропажу двух. Да и денег там столько, что не замечу и пропажи десятка. Но это вот уже перебор, — рванул он резко вперёд, потянув ткань её платья на себя и порвав лиф, откуда на стол и тарелки посыпались мелкие серебряные монеты, заодно открыв мужскому взору всех троих её большую грудь с крупнымибледно-розовыми сосками.

— Я… я хотела взять совсем немного, отложить на старость или детям, может, будущим внукам, — блеснули в её каштановых глаза слёзы, а руки даже не решались пристыжено прикрываться.

— Воровка в моём доме! — хлопнул он по столу ладошкой под звон посуды. — Пригрел змею на груди, называется.

— Господин, я всё верну, всё отработаю, я ничего не потратила, — заверяла она, хотя по глазам было видно, что это не так, просто саму себя она явно пыталась убедить, что растраты были пустяковыми, самую малость из украденного и запасённого дома в шкатулках, куда складывала принесённые звонкие монеты.

— Она ваша, Бальтазар. Покажем нашему гостю, — поглядел он на дворфа в кандалах, — что мы делаем здесь с воришками.

— Нет-нет! Постойте! — дрожала та, отшагнув подальше, прикрыв, наконец, грудь правой рукой, когда к ней поднимался и подходил некромант.

Длинноволосый мужчина разглядывал её, будто изучая. Его ледяной аметистовый взор врезался внутрь, заставляя дух трепыхаться, отделяясь от тела. Сосредоточенное лицо Бальтазара чуть исказилось напряжённым оскалом, движения пальцев творили чёрный и мерцающий изнутри дым вокруг роптавшего женского тела. Та сопротивлялась, готова была закричать и молить о пощаде, но вдруг застыла и выгнулась, как парализованная, будто бы в спину её пронзили копьём.

Обмякшие руки опали кистями, протянутые в сторону ковра. Нагая грудь была приподнята, спина выгнута колесом, а голова совсем потеряла опору расслабленной шеи, запрокидываясь куда-то назад. И вот, словно верхний слой её контуров, с женщины сошла призрачная душа, повторявшая контур её тела, если б она оказалась без одежды, но мерцающая аура вокруг создавала словно ещё один полупрозрачный желтоватый слой поверх светлого туманного ореола, будто в память о последнем наряде.

И вся это серебристо-золотистая субстанция под неистовый предсмертный вопль, изданный телом, заканчиваясь всей своей астральной формой как раз у губ несчастной замершей в неестественной позе жертвы, начала впитываться некроманту в лицо, поглощаясь испепеляющим сиянием фиолетового огня его глаз.

Несколько мгновений, и душа была вынута из тела несчастной, рухнувшей на ковры столовой бледнее снега, с почерневшими губами и остекленевшим взглядом. Вся её дрожь и волнение, словно заразная болезнь, тут же передались затрясшемуся от увиденного дворфу, чьи цепи застучали звеньями друг о друга, а сердцебиение в тишине можно было бы слышать с любого угла просторного обеденного зала.

— Теперь-то уж он должен нам помочь отыскать горн, — проговорил Себастьян барону-некроманту.

— Горн? — оживился дворф. — Отыскать горн?! Господа хорошие, я, быть может, и щипковым делам обучен, но зачем вам этот ключ, если я могу помочь со взломом замка? — приподнимались толстые лохматые брови синеглазого гнома, всеми силами пытавшегося не заикаться, хотя голос весьма и весьма подрагивал.

— Ещё и взломщик? Хорош музыкант, — произнёс с усмешкой чернокнижник, слегка покачивая головой.

— Снимите кандалы, покажу интересное, — протянул он свои руки в цепях в Себастьяну.

Тот, нехотя, не спрашивая одобрительного кивка у Бальтазара, всё-таки отомкнул широкие дуги сковывавших колец на толстых запястьях низкорослика, и тот, отойдя от стола на полшага, взял в руки свой ситар, какое-то время настраиваясь.

А затем заиграл весёлую пляску, да так, что вилки с ножами на поверхности атласной поблёскивающей скатерти сначала задрожали, а потом зашевелились и завертелись, сменяя своё местоположение, позвякивая о тарелки, чашки и полупустые блюда, с которых они втроём уже разобрали разные закуски.

Когда бард перестал играть, всё прекратилось, а он, развернул на лямке свой инструмент обратно за спину, снова подойдя к хозяйскому столу поместья, поглядывая на лица переглядывавшихся господ. Те отметили, что сила вибрации и какое-то чародейство имеет место быть, а потому может отомкнуть механизм в башне и без ключа, однако же, не были уверены, стоит ли так рисковать.

— А если сами стены вдруг затрясутся? Пойдут трещинами, обрушатся на нас? — опасался Бальтазар.

— Или же замок завертится внутри не так, как надо, — заодно дополнил Себастьян.

— Будем крутить, пока не выкрутится. А стены, это совсем для иных заклятий, — гордо заявлял им гном.

— Что ж это за магия-то вообще такая? Музыкальная, — удивлялся некромант.

— Хороший фокусник своих секретов не выдаёт! Ну что, пойдём пробовать или так и будем жуткой ночи дожидаться? — укоризненно поглядели его васильковые большие глаза.

— Не хотелось бы внимание привлекать, — проговорил виконт. — Но, с другой стороны, выйдем в потёмках, опять наткнёмся на фурию.

— Вот уж дудки! До неё надо успеть всё сделать, поторапливаемся! — махнул дворф, будто желал возглавить компанию и пойти первым, развернувшись и направившись от стола.

— Удерёт? Не удерёт? — тихо поинтересовался Себастьян у Бальтазара.

— Удерёт, — заявлял тот. — Хватать надо.

А гном и вправду шаг за шагом всё ускорялся, прокручивая в голове страшное убийство служанки, и потом вовсе перешёл на бег, стремясь поскорее выбежать из зала через другие двери, ближайшие к нему. Но к тем метнулась резвая тень, посланная некромантом, отчего створки вздрогнули, гулко щёлкнув в нанесённом на них тёмном очертании жуткой морды, заставив низкорослика остановиться и нервно сглотнуть, глядя на этот теневой театр.

А затем ему на плечо легла рука Бальтазара, быстро оказавшегося сзади, словно намекающего, что от них ему просто так не уйти и не отделаться. Задыхавшийся от испуга бард, сотрясаясь, повернулся к нему, пытаясь изобразить добродушную улыбку на своём бородатом лице.

— Да чего ж вы? Я бегом вперёд, к этой вашей башне. А вы чего? Объелись и животы налёживаете! Давайте-ка к делу поскорее! — демонстративно поднял он кулак, оправдывая своё бегство обычной спешкой.

— Да, вы только кое-что забыли, — движениями пальцев распахнул его боковой карман Бальтазар с помощью магии, не прикасаясь к ткани.

И взору предстали столовые приборы — ножи и вилки из начищенных до блеска дорогих металлов, которые недавно плясали по столу и были частично собраны и утаены здесь, пока они с Себастьяном переглядывались и обсуждали, что им делать.

— А! Так они ж попадали сами! Я-то причём! — хлопнул себя по лбу бард. — Это не я. Это всё музыка! Вот придём замки ломать, сами всё увидите! Хе-хе! — глядел он и на некроманта, и на подходящего к ним Себастьяна, возвращая тому протянутые серебряные приборы.

— У меня есть одно поручение для вашего мальца, и можем идти, — проговорил виконту некромант, сверкая аметистовым взором.

VII
К башне данжеона они шли, обойдя особняк с противоположной стороны и скрываясь в зарослях рощи, в которой народ опасается даже гулять. Нельзя сказать, что их никто не видел, однако кандалы с гнома были очень предусмотрительно сняты ещё на застолье, так что вид их троицы не шибко привлекал сейчас к себе внимание.

— Здесь три замка, — первым нарушил молчание виконт Себастьян ещё на подходе. — Дверь башни, вход в темницу и там внизу ещё, — пояснял он.

— Не страшно, просто дольше провозимся. Но, раз с нами некромант я, хе-хе, нечестии не боюсь, — заявлял дворф, хотя весь его трясущийся и вспотевший вид выдавал совершенно обратное.

Благо он не знал, что местная нежить командам Бальтазара не подчиняется. Его не просвещали в подробности. Он мог даже не знать о летающей по ночам фурии, если мирно спал где-нибудь в это время в съёмной комнате, если только сам не слышал вчерашнего сражения в миниатюре, пронзающего до костей свиста, хлопанья крыльев и каких-либо местных легенд. Хотя за столом уверял всё же, что им нужно успеть «до неё», значит, так или иначе, был в курсе. Или испугался со слов господ упоминания такой твари.

— Итак, господа хорошие, разойдитесь-ка. Мне нужен конус, — руками показывал он себя пространство в сторону обитой досками явно металлической старинной двери.

Бальтазар и градоначальник встали у него за спиной на расстоянии в два шага. Попасть под чужую магию не хотелось, но и быть слишком далеко на случай, если этот проныра опять решит сбежать — тем более. Был, конечно, и вариант, раз они стоят близко, то он просто развернётся и собьёт их с ног, как уже было с некромантом буквально вчера, но тот тайно оплетал их бесшумным барьером на этот случай.

Звуковая или магическая волна сорвёт морок тумана, никак не задев их, скрывавшихся за вуалью, словно величественные недвижимые статуи или монолиты древности, которым следовало бы поклоняться. Предусмотреть всё они, конечно, не могли. Например, бард мог с размаху покрутиться на месте, задев их ситаром по головам. Инструмент, вероятно, повредится так, что шансов восстановить будет мало, зато убежать этот гном, скорее всего, сумел бы при таком раскладе.

Ветер шелестел в кронах так, что скрипели старые массивные сучья. Пения птиц в роще не раздавалось, будто даже всякая живность обходила эти проклятые места стороной. Ни щебетания, ни стрекочущих белок, разве что насекомые периодически сновали по коре. Вальяжные жуки, сражавшиеся за самок, скидывая друг друга, вечно занятые муравьи, на которых с презрением поглядывал Себастьян, считая их аналогом имперских порядков, где с рождения за каждым закреплена его функция.

Оно и понятно, если нет птиц, способных склевать всё это многообразие членистоногих да выковырять из коры их личинок, значит, жучки-паучки найдут себе целое раздолье, пожирая друг друга и размножаясь на ветвях, листьях и кустарниках. Вероятно, где-то здесь могли быть осиные и пчелиные ульи, хотя до ушей не доносилось характерного жужжания. И, вероятно, к ним виконт относился бы с таким же отвращением, как и к муравейникам, хотя вот есть мёд он любил и с ближайших пасек всегда заказывал оный в своё поместье, как делали и многие другие здешние дворяне.

Хотя хищные вороны где-то там в развалинах башни, правда, гнездились. Но насекомым они шибко не угрожали, улетая отсюда в ближайшие леса за всякими грызунами, высматривая полёвок на полях и пастбищах подле города. Да и было их всего несколько гнёзд на самом деле.

То, что делал гном, относилось к какой-то загадочной и совершенно не человеческой магии. Движения пальцами, рунические символы, использование звука, как чародейского орудия, и музыкального инструмента, в качестве катализатора вместо посоха. Пусть дворф был и не местный, но Сельваторск продолжал поражать и удивлять Бальтазара, впервые его посетившего, всеми своими нынешними обитателями от странной старушки до вот такого барда-низкорослика.

А самым интересным было то, что разрозненные бренчанием его толстых пальцев аккорды, и вправду складывались в полноценную мелодию. Пусть не похожую на те мотивы, что обычно играли странствующие артисты на площадях, и уж совсем не имевшую ничего общего с фоновой музыкой на пирах и званых вечерах аристократии. И, тем не менее, во всём этом была своеобразная жёсткая гармония, определённые закономерности, лиричные перепады и, куда важнее, эффективность на входной замок.

Что-то там скрипело и лязгало, постукивало и тёрлось друг о друга, пока со скрежетом старая дверь не отворилась перед ними, проехав на петлях и поднимая небольшую пыль своего внутреннего запустения. В лицо помимо этой дымки серости ударил мерзостный запах тлена.

Гниющая человеческая плоть скопилась где-то там внутри, все неупокоенные с кладбищ прорыли за столетия себе ходы к подземным тоннелям и сейчас их ждали. Не зная сна, усталости и голода, впрочем, в последнем наверняка нельзя было быть уверенным, они могли сколько угодно терпеливо охранять это место и отбивать костями внутри своих мёртвых исчахших сердец ритм должного часа, когда к ним спустятся новые жертвы.

И делать было нечего, вся троица зашагала внутрь, а Бальтазар предусмотрительно соорудил из пальцев серебристый сверкающий шар, порхавший впереди и освещающий им путь. На полу были отдельные кости и валявшиеся без нижней челюсти черепа. В некоторых кандалах виднелись останки рук, но это пока ещё была совсем не та нежить, что обитала в этом месте.

Под ними была округлая каменная дверь прямиком в подземелье, чьи крупные петли казались столь плотными и могучими, что переломать их кувалдами выглядело бы наперёд тщетным занятием. Нужен был ключ, о чём свидетельствовала едва заметная и запылённая замочная скважина.

— Ну, мистер взломщик, продолжайте свою работу, — скрестил на груди руки Себастьян, а Бальтазар оглядывал изломанную винтовую лестницу, ведущую в верхние помещения тюремщиков и надзирателей.

Там же когда-то располагались и хранилища важных бумаг об узниках, кто, за что и на какой срок, с какими приказаниями по пыткам, кормёжке. Вероятно, была какая-нибудь комната для допросов, а ещё смотровая площадка, чей функционал был обособлен от темницы и призван приглядывать за порядком в городе, наступлением врага или возникновением каких-нибудь лесных пожаров, дабы вовремя обо всём таком подать сигнал страже, властям, жителям Сельваторска.

Дворф вновь начертил в воздухе руны, которые начали мерцать и пульсировать, наливаясь металлическим золотистым блеском по мере его продолжительной игры. Струны резонировали с эхом полуразрушенной кладки, осыпая ещё больше пыли со щелей между блоками, распугивая стаи летучих мышей и птиц, что нашли себе здесь приют, но всё-таки взаимодействуя с тяжеленной дверью.

В одиночку, быть может, Себастьян или Бальтазар даже не смогли бы её поднять без воздействия магии. За гнома говорить было сложнее, он хоть и выглядел пузатым, был при этом широкоплечим и невероятно крепким, напоминая комплекцией богатыря-кузнеца из Яротруска по имени Родерик. У него тоже были тайные подвалы, и именно там нашёл для себя свой верный меч-клэйбэг барон Кроненгард.

Заклятье на этот раз сработало немного не так. Петли не выдержали и треснули, так что тяжёлая дверь обвалилась вовнутрь, раздавив собой с хлюпающими брызгами весь ворох собравшейся там под ней живой мертвечины, ожидавшей прихода гостей.

Запах гниющего некрополя стал ещё более тошнотворным. В зияющую дыру нырнул шарик света, а вторгшимся гостям, зажимавшим носы, пришлось по обломкам лестницы спускаться друг за другом в дьявольский склеп подземелья, ставший последним пристанищем и могилой для множества заключённых, среди которых была и последняя из рода Роарборх. Та самая Ребекка, ставшая посмертно фурией от своей злобы и желания мести.

Но она была явно не среди скопившейся обезумевшей мерзости, как-то проникшей к самому входу. Раздавленные туши ещё трепыхались в луже собственных расплескавшихся останков, но поднять каменную плиту никак не могли. Дворф желал бы развернуться от такого зрелища с торчащими обрывками бледной плоти и ошмётками мяса на шевелящихся высунутых из-под обвалившейся двери конечностях, но шагавшие за ним Себастьян и Бальтазар, разумеется, никуда бы его не выпустили.

Затхлый коридор из красного кирпича арочным вытянутым проёмом змеился пред ними, иногда разбегаясь на перекрёстках в несколько путей. Тут были кладовые, помещения с давно испорченной одеждой, среди которой в основном оказались мантии и рясы. Свечи и подсвечники, один из которых тут же взял в руку виконт, судорожно разыскивая и огниво, дабы поджечь фитили. Попадались какие-то ритуальные маски, диадемы и прочие носимые атрибуты-побрякушки для церемоний.

— Вот он, кабан, герб Роарборхов. Само имя рода, если расшифровать с древних языков, будет означать «ревущий вепрь», — показывал и рассказывал Себастьян, водя таки зажженными свечами подле запылившейся фрески.

Чем глубже они шли, тем отчётливей были слышны вопли и стоны бродящих здесь зомби. Но по правую и левую руку от них теперь уже располагались прочные приваренные к проёмам решётки, не позволявшие тем к ним пройти. Живые мертвецы алчно тянулись, постукивая зубами, пытаясь их схватить. Шагать можно было только чётко по центру друг за другом, в надежде, что протянутые руки не смогут до них добраться, и двигаться дальше по этим подвалам некогда величественного замка, от которого за исключением тюремной башни уже над ними не осталось и следа.

— Стоять! — хватал за шиворот Себастьян гнома, оттаскивая от какой-нибудь ловушки.

То лезвия или копья вылезали из стен при нажатии на подножную плиту. То под ними разверзалась пропасть с кольями, которую необходимо было перепрыгивать. Место скрывало немало секретов, приходилось быть внимательными и не попадаться в такие капканы.

Могильный холод будто бы отступал, несмотря на пугающее присутствие множества шевелящихся трупов. Здесь было тепло, как будто где-то рядом или под ними протекал горячий источник. И всё же было довольно сыро, с запахами плесени, сырой земли и гнили, пронизывающими незримыми нитями весь воздух.

— Кстати, — заговорил вдруг Бальтазар, — вы мне сказали, что приваренные решётки ваших рук дело. Как же сюда проникли ваши мастера, если ключ был недоступен? — интересовался он.

— Ключ всегда хранился у чародея. Отец Киры был куда более сговорчивым. Он хотел покончить с тьмой, изгнать отсюда всю эту нежить. Но когда мы продвинулись вплотную к главному залу, на выходе его унесла и растерзала фурия. Открыть последнюю дверь его дочь отказывается. Вот мы почти к ней и подходим, — слегка вскинул он головой, как бы указывая вперёд.

В свете сияющей сферы и подрагивающего пламени трёх свечей золотого подсвечника красовалась ещё одна металлическая, но обитая также ещё слоем дерева дверь главного зала, повторяющая арочные контуры коридора, открываясь во внутрь.

— Что ж, внутри должен быть легендарный горн, — произнёс Себастьян. — Играй, музыкант. Если поверья верны, эта последняя дверь.

— Как прикажете, ваше благородие, — взял тот снова ситар в руки с определённым воодушевлением.

Стены дрогнули, песок и пыль осыпались, зомби от резких звуков выли ещё протяжнее, словно им крайне не нравился концерт заплутавшего к ним сюда не шибко-то по своей воле барда. Эхо подхватывало и разносило звуки по всем коридорам, не спотыкаясь ни о какие заслоны и плотные металлические решётки.

Вот только замок на этот раз не поддавался. Дворф чертил свои руны, даже обводил их кругом, будто это их должно усилять, направлял силу и энергию волшебной музыки прямиком на замочную скважину, раздавался скрежет защёлок, а та всё никак не поддавалась.

— Может, открылась, да слишком разбухла? Может, силой её надо? — предположил Себастьян. — Давайте что ли гурьбой, навались! — попытался он скомандовать, но воздух пронзил свист ярко-зелёной стрелы, угодившей в деревянную дверцу.

А потом та вспыхнула, взорвавшись им в лицо ярко сверкающей дымкой, заставившей вскрикнуть и зажмуриться. В глаза будто бы попали острым перцем, а в лицо пудрой из колючего толчёного стекла. Однако же ощущения эти в скором времени притупились и рассеялись вместе с чарами.

Протирая глаза, прокашливаясь и слегка постанывая, словно те же зомби, троица в дрожащем свете глядела, как к ним шагает разгневанная Кира, сверкая нефритовым взором из-под своего тёмно-болотного капюшона. Орлиный лук мерцал, переливаясь от едко-розового до небесно-голубого синхронными волнами от рукояти к резным крыльям.

— Какие же вы предсказуемые, — шумно выдохнула она. — Говорю ж, мужики все одинаковы… Мёдом вам тут что ли намазано? Как непослушная детвора забрели на свою голову безмозглую, навстречу приключениям…

— Бежим! — тут же предложил гном, хотя она как раз преграждала собой им путь в этом коридоре. — Ладно, не бежим. Какой у нас запасной план, братаны? А? А? — оглядывал он, переводя свой взор то на виконта, то на некроманта.

— Кто ещё предсказуем, — хмыкнул Бальтазар. — Так и знал, что ты появишься. Твоя записка меня не напугала, а почерк красивый, — отметил он. — Ветви деревьев подле башни скрипели так, словно ты там не одна, а собрала целую ораву в подмогу. Хруст крючков на твоей обуви о кору я с той ночи узнаю из тысячи других звуков, — оскалился некромант в улыбке.

— Хорошая была ночь, подстрелила одного чернокнижника, — сурово чеканила та.

— Она была бы куда ярче, если бы вы провели ту ночь вместе, — вульгарно и гордо заявлял тот с игривой улыбкой.

— Мечтать не вредно, некромант. Оставь свои речи для глупышек из борделя. Барон вы там или холоп, мне всё равно. Вы хоть в курсе, что снаружи уже вечер? Вы пошли сюда не с утра, а после обеда. Устраивали концерты, шагали по башне, шарились по лабиринтам подземелий, ещё и заглядывали в разные комнаты с оставленным Роарборхами хламом! — возмущалась она. — Совали всюду свои любопытные носы, куда ни попадя. Аж стоять и ждать вас в темноте устала, уфф, — прорычала чародейка. — Затянули время так, что вскоре проснётся чудовище. И вчера вы что-то не слишком-то готовы были её побеждать.

— Чудовище?! — недоумевал бард.

— Ты вот здесь вообще зачем? — интересовалась она у музыканта.

— Ну, как! — восклицал тот. — Я ж и прибыл в ваш Сельваторск, чтобы на легендарный горн посмотреть! Зачарованные музыкальные инструменты, моя страсть! — открывал он уже все карты, словно его зельем правды опоили. — Как услышал от господина начальника, что зовут в подземелье искать эту диковинку, тут же вызвался быть полезен!

— Глупец, — посмеялась над ним Кира, вышагивая ближе. — Горн, это печь. А не тот горн, в который дудят глашатаи.

— Что?! Да как так? — притопнул дворф от ярости. — Ну, я так не играю… — грустно вдарил он по струнам.

— Открывайте, что уж устали, — неожиданно для всех бросила она им связку ключей с пояса, которые поймал хлопавший своими золотистыми глазами Себастьян.

— Вы что, передумали? — удивлялся тот такому повороту событий.

— Рано или поздно кто-то вскроет эту дверь. Местный, — смотрела она на Себастьяна, — пришлый, — перевела свой взор на Бальтазара, — или взломщик, — опустились ярко-изумрудные женские очи на вздрогнувшего гнома. Пусть лучше это случится при мне. Я, в конце концов, наследная чародейка Сельваторска.

— Ей тоже нужна склянка, — перевёл всю эту пафосную речь на понятный язык Бальтазар.

— Ах, вы в курсе и об этом, — цокнул языком с досадой Себастьян, не посвящавший того в свои планы.

— Так я вам больше не нужен? — с надеждой поинтересовался дворф.

— Ты нужен, как никогда, мой маленький друг, — положил руку ему на плечо Бальтазар. — Понимаешь ли, сила горна проклятьем рода Роарборхов подчиняет волю этих зомби. И я не могу их контролировать. Как бы понятнее выразиться… Их сознание уже занято другой магией. Нельзя налить вино в бокал, если он полон воды или молока, понимаешь? Да, на деле получится какая-то смесь, что-то выльется через край, но выветрить чужую магию можно будет, лишь добравшись до источника…

— Да вы спятили! — верещал музыкант. — Я не умею упокаивать трупы!

— А их не надо упокаивать, глупенький, — звонко звучал голосок Киры. — Их надо развлечь и ты знаешь прекрасно, что делать. Гипнотический танец под руны опьянения. Так ведь ты зарабатываешь свои деньги? Заставь их танцевать под свою музыку.

— Играй то, что играл в ритуал змеепоклонников, — припомнил Бальтазар ему Яротруск.

— Ох, это мы умеем, — нервозно произнёс Коркоснек, снова забренчав по струнам.

Остальные наблюдали за реакцией мертвецов, что в дальней части коридора позади них тянули свои руки сквозь квадратные прорези толстой плоской спайки заграждений. Эхо подхватывало бойкую ритуальную мелодию. Она казалась ломаной, но симметричной, немного резкой, но оттого лишь более задорной.

И вскоре руки и ноги зомби задёргались в унисон в том же ритме. Едва ли это походило на человеческие танцы, скорее на какое-то странное подёргивание конечностями. Они плясали так, как только могут настоящие мертвецы. Но, главное, что воля их была целиком теперь подхвачена этой мелодией.

Себастьян подобрал из связки нужный ключ и распахнул тяжёлую дверь под своим напором, куда впервые за долгое время упал свет. Их впереди ждал небольшой коридор с рычагом, поднимавшим зубчатую решётку. И уже затем открывалась прямоугольная большая комната.

Пол, за исключением центральной каменной дорожки, был решётчатым, но очень старым. Здесь уже защиту от неупокоенных делали в незапамятные времена, а отнюдь не новые ремесленники Гадияров. Стены зала оказались буквально устланы костями и черепами. Отовсюду слышались завывания, однако толпы неупокоенных существ были во власти колдовской музыки причудливого ситара.

Дворф старался изо всех сил, судорожно поглядывая на внутреннее убранство. Бескрайний гобелен из человеческих обглоданных останков тянулся здесь от стены до стены сквозь высокий потолок, будто они оказались в гроте какой-то пещеры. Внутри пропадало ощущение сырости, было тепло, даже жарко. Вот только запахи царили ещё более немыслимые и тошнотворные. Кира едва не вернула свой обед, склонившись, пока остальные неуверенно двигались вперёд по каменным плитам, стараясь миновать решётки по краям.

А в самом центре на квадратном постаменте покоилось кубическое ритуальное горнило, в котором горел вечный огонь неизвестной магии, окаймляющий подвешенную там склянку, казалось, сделанную из стекла, но то бы давно расплавилось. Это мог быть горный хрусталь или что-то другое, ещё более загадочное. А внутри покоилась алая жидкость, похожая консистенцией на вино. Причём она не кипятилась и не бурлила внутри сосуда, а лишь охранялась пламенем, которое не было над ней властно.

— Вот тебе и горн, — заявила чародейка, распрямляясь и протирая влажные губы свободной от лука ладонью.

— Угу, — недовольно буркнул дворф, с досады наяривая по многострунному инструменту.

В дальнем конце зала виднелся чёрный ход в последующие подземелья, а от него к центру шла такая же симметричная дорожка из блоков. Бесовской смрад в алчном танце огня переполнял помещение. На костяных стенах вновь двигались тени от внезапных гостей, а куб горна, казалось, ухмылялся своим пламенем, словно бросая им вызов — попробуй, мол, теперь дотянуться до вожделенной добычи.

— Проклятый ритуальный зал, — осматривала Кира не столько склянку, сколько стены. — Здесь Роарборхи поколение за поколением творили свои омерзительные богослужения. Сюда приводили арестантов и просто жертвенных по жребию людей на ритуальные заклания. Пытки, изнасилования, сдирание кожи, кровопускание, всё в своём самом безумном апогее, не укладывающимся в головах простых жителей. Никто не верил в такие слухи. Никто не предполагал, что они на такое способны. Но здесь отрезали человеческие части, жарили на огне и придавались ритуальному каннибализму, — морщилась она, читая кости на стенах, словно фрески какого-то воистину дьявольского храма.

— Дом боли, дом отчаяния и агонии, так они называли это место, — проговорил и Себастьян. — Здесь мучили людей так долго и умело, что они должны были сами умолять о смерти, жертва обязана быть добровольной. Их кормили собственным мясом. Угрожали привести сюда их детей, расправляясь с теми у них на глазах. А, может, даже и приводили. Поди теперь разбери, чьи это всё кости! Бесчеловечные служения богу огня проводились здесь на разные празднества. Под его благословением Сельваторск и процветал.

— Ему как-то пытались скормить и меня, — глядел на пламя Бальтазар, словно на давнего знакомого, а скорее даже на заклятого врага.

— И даже когда Роарборхов самих больше нет, — продолжал виконт, — здесь всё ещё полыхает огонь их душ во славу божества. Они всё ещё подчиняют живых мертвецов собственной воли, заставляя прислуживать.

— А ещё говорят, что это тьма приносит с собой смерть, — усмехнулся на это некромант. — Вот он, бог света и огня, лучезарный Молох, дающий всходы и урожаи, но требующий за это безмерную кровавую дань. Тварь с головой вепря, вампирским хоботом, тянущимся из пятака, серпами клыков и громадным пузом с бурлящим непомерным голодом, не имея жалости ни к кому из живых. Вовсе дело не в фамилии рода, герб Роарборхов посвящён его рылу и бездонному аппетиту. Бойтесь богов, свет приносящих, ибо несут они, разгоняя мрак, лишь погибель, — процитировал он один древний запретный текст.

— Что ж, есть идеи, как достать вообще эту вещицу? — глядел на окружённую короной инфернального пламени склянку нынешний глава города.

— Некромант только что всё сам сказал, — нехотя процедила Кира, будто той всё это не нравилось. — Огонь, это свет. Здесь всё так устроено, что попытки его залить, затушить, даже окропить жертвенной кровью или какой иной жидкостью ни к чему не приведут. Такое пламя испаряет любую воду ещё на подлёте струй. Ни ледяное колдовство, ни искусственные дожди от стихийников вам здесь не помогут. Но тьма… Помните, что огонь, это в первую очередь всепожирающий вечно голодный свет, — поглядела она на Бальтазара, как будто умоляя его не совершать то, что тот задумал.

— Там немало, на четыре глотка хватит, — прикинул он, поглядывая на склянку и путешествуя фиалковым взором по остальным.

— Гному не нужно, мы наняли его за монеты и сохранение жизни, — заявил ему Себастьян.

— На три хватит тем более. Бессмертия не обещаю, но разделить этот мир на троих, не самая плохая идея из возможных, — размышлял вслух некромант.

— Вот и я так считаю, — уверенно кивнула Кира.

— Сейчас весь свет вокруг померкнет, а мертвецы никуда не денутся. Пусть дворф играет громче, заставляя их плясать, пока мы добираемся до артефакта! — велел тому виконт.

— Стараюсь, как могу! — огрызнулся тот, хмуря кустистые брови. — Бренчу для вас, не покладая рук, а вы даже не делитесь!

— Тебе такое пойло не понравится, — хмыкнула Кира. — Потом, как всё… Если всё удачно закончится, угощу тебя в трактире, чем захочешь. Всё бери задаром и бочонок с собой укатывай, куда дальше путь держать вздумаешь.

— Подготовь свои стрелы, если низкорослик предаст нас и перестанет играть, — шепнул Себастьян своей чародейке.

— Если он перестанет, его сожрут первым, — сверкнула она глазами на него. — Ты ведь осознаешь, да? Бальтазар некромант, он придумает что-нибудь для обороны. Я городской чародей, я бьюсь с нечистью каждую ночь, защищая здесь мирных граждан, задержавшихся на улицах после заката и охраняю подступ к деревни с ближайших лесов. А Себастьян… Он ближе всех к дальнему коридору, по крайней мере, — выставила она своего городничего беспомощным в такой ситуации. Но первым сожрут музыканта. Смотри, какой пухленький, на всю толпу хватит, — запугивала она его. — Кусок за куском, как думаешь, есть в мире смерть страшнее, чем быть заживо сожранным?

— Определённо нет! — взвыл перепуганным голосом, вздрогнувший от одной только мысли подобной кончины Себастьян.

— Вы б уже делом занимались, блин, — ворчал дворф. — То вор им нужен, то взломщик, теперь музыкант! Повезло вам, что я такой весь молодец, три в одном! Другого такого не сыскали бы по всему свету! Неблагодарные…

— Ничего-ничего, получишь золотом свою плату, если невредимыми отсюда выберемся, — теперь уже виконт хлопал его по массивному плечу.

— Приступаю, — предупредил всех некромант, заодно погасив и свою мерцающую и парящую в воздухе сферу лунного света. — Там ли ты? И знаешь ли, что мы задумали? — шептал он уже мягким голосом самой царице-тьме.

— Гаси свет, некромант, — звучал уверенный голос виконта Себастьяна. — Делай то, что лучше всего умеешь. Затуши последний огонёк души предшествующего правящего рода.

Кружа ладонями, словно грея руки у горнила, барон-чернокнижник начал создавать непроглядную потустороннюю черноту, потоками загадочных волн окутывавшую потрескивающее и воющее пламя. Это не было похоже ни на дым, ни на дёготь, ни на вороное оперение. Совершенно иная космическая субстанция, приходящая извне. Из глубин его души и разума, сплетаясь в абсолютную гулкую первородную тьму.

В ней должны были мерцать колючие звёзды, переливаться туманности, но ничего этого Бальтазар не создавал. Первичный ледяной мрак, существовавший ещё до первого блика, охватывал здесь всё, впитывая свет, растворяя и поглощая его в ничто, заставляя и некроманта, и всех остальных даже задержать дыхание, содрогаясь от окутывавшего вязкого холода.

Первыми погасли огни свечей у Себастьяна. А затем стало затухать и пламя в горне. Отсутствие воздуха не позволяло огню дальше гореть. Истинная тьма пожирала свет, пронизывая танцующие полыхавшие языки, убивая их, срезая их весёлую пляску, умаляя в размерах до последних сверкающих капелек, испустивших вскоре последний вздох.

Замолк даже ситар, ибо в абсолютной глухой тьме не мог распространяться звук. Но уже через мгновение всё рассеялось, как будто морока и не было вовсе. Тьма вошла внутрь Бальтазара, склянка покоилась в его руках, никак не обжигая. А завращавшиеся вокруг него свежеесотворённые вспыхнувшие сферки серебристыми светлячками освещали зал, в котором вновь послышались звуки нервозной ритуальной музыки и шум дыхания четвёрки гостей. Ведь они, в отличие от прочих обитателей это места, не являлись ожившими мертвецами.

— Это было самое ужасное, что со мной случалось… Я будто утонула в чёрном холодном озере. Нет, даже в вязком болоте, в обволакивающей трясине, аж мышцы свело! — жаловалась Кира.

— Какое знакомое чувство, однако, — усмехнулся некромант, вспоминая последствия их битвы в лесу.

— А-а-а-а! — вскрикнула она вдруг, тут же отпрыгнув на шаг и направив три заряженные стрелы в мерцающем луке в дальний край комнаты.

Там, в чёрном проёме, куда взглянули все, включая отвлекшегося и тоже вздрогнувшего дворфа, стояла высокая фигура в чёрном плаще, скалящаяся на них из мрака подземелья с бледного и лысого лица. Худощавый носферату с острыми ушами, морщинами, складками под почти лишёнными век глазами, свирепо глядел на них, облизывая сиреневым языком свои длиннющие верхние и нижние клыки.

— Какого дьявола… — попятился Себастьян, едва не угодив в цепкие лапы мертвецов. — Это ещё кто?!

— Сам Волдриани явился за своей кровью, — дала ответ Кира.

— Неужто? — сощурился Бальтазар.

— Я долго ждал, пока кто-то осмелится явиться сюда. Я долго думал, как обойти все ловушки и загасить жертвенное горнило Роарборхов. В благодарность за то, что вы сделали, я сохраню вам жизнь. На время. Вы можете идти, если сейчас же добровольно отдадите мою склянку, — клокотал его загробный стрекочущий голос перезвонами колоколов дряхлого некрополя, в котором старость смешивалась с гордыней, а окружающее эхо делало сей тембр ещё более зловещим и устрашающим.

— Что ж, придётся пить зелье, пока господин вампир не добрался до нас, — шепнул своим спутникам Бальтазар, не отводя глаз с бледной фигуры с чёрно-фиолетовыми приоткрытыми губами.

— Вы же, как настоящие мужчины пропустите даму вперёд, — протянула она руку за склянкой.

— Нет уж, она выпьет всё. Я ей не доверяю, — цедил Себастьян, не желая, чтобы той достался полный сосуд.

— Это ты выпьешь всё разом, ни с кем не поделившись, алчная ты дворянская морда, — фыркнула та. — Пока ты споришь, мы только время теряем.

— Не совершайте глупостей! Вы все прекрасно знаете, что эта кровь моя по праву! У вас нет ни шанса претендовать на содержимое сокровенного сосуда и бросать вызов самому Волдриани! — горели красные глаза носферату.

— Каждый по глотку, — медленно проговорил Бальтазар и передал склянку с кровью в руки чародейке.

— Что ты творишь, это наша погибель! — хлопнул его плечу недовольный Себастьян.

— Она слишком чтит честность. Ты бы слышал, что она там говорила о фурии и вселенской справедливости… — начал оправдываться некромант.

— Именно! — заявила им Кира грозно и уверенно. — И самым справедливым будет уничтожить такую вещь! — со всей силы бросила она склянку о каменную плиту под собой, да ещё опустила сверху ногу под дождь разлетевшихся алых брызг и осколков.

— Не-е-е-ет! — хором закричал и Себастьян, и сам Волдриани.

Но если первый, хватаясь за голову, от отчаяния рухнул на колени, то другой из тьмы рванул к ним, склонившись над алым пятном, и пытался фиолетовым длинным языком с камней слизать последние останки, скобля длинными белыми ногтями по плитам и железным решёткам с мерзостным звуком.

— Поди прочь, темнейшее отродье! — засверкали жёлтым и белым наконечники стрел чародейки, отпугнув скалящегося вампира.

Тот зарычал, оскалив свой чудовищный рот, закрылся плащом от яркого света и метнулся обратно вдаль комнаты, во тьму соседнего коридора, откуда прибыл, сверкая красными глазами от переполняющей его ярости.

— Что ты наделала! — вопил Себастьян.

— Вы ещё познаете мой гнев, — обещал поквитаться носферату, поглядывая на всю четвёрку, будучи неподвластным чарующим и гипнотическим мелодиям барда в отличие от остальной нежити.

Бледное существо с гладкой головой скрылось во мраке, уносясь прочь из подземелья в каком-то неведомом направлении. Те наверняка имели для отступления дворянства при штурме выход в ближайшие леса, а то и к рекам, что б по ним сплавиться на лодках и плотах.

Бальтазар со спокойным видом глядел на лужицу от упавшей склянки. Кира сбрасывала в решётку слева от себя осколки, махнув луком небольшой ветерок, подсушивая поверхность и разгоняя возможные капли, дабы они не собирались в каких-нибудь неровностях или бороздках.

— Можешь уже не играть, музыкант, — проговорил барон, похлопав того по соломенной шляпе.

— А? Чего вдруг? — замолк сразу тот явно с очень усталым видом.

— Едва пламя горна погасло, души и призракирассеялись. Род Роарборхов потух навсегда и заклинание, имевшее контроль над местными трупами, окончательно спало. Развеялось. Теперь я могу их упокоить по склепам и могилам, — концентрировался Бальтазар, направив свои руки в стороны и сосредотачиваясь на ауре местной земли.

— Ну, я тогда потопал делать ноги, знаете ли! — сообщил Коркоснек. — Встретимся лучше снаружи! — спешно побрёл он прочь, ударив по струнам, окружающая себя чем-то наподобие рунической защиты: рыжеватым шаром из восьмиугольников, не желая здесь оставаться после всех увиденных и услышанных ужасов, да ещё и запах тлена ведь никуда не девался, находиться внутри с каждым мгновением было всё труднее.

— В ловушки не попадись там, пузатый, — с усмешкой бросил ему некромант, стоя с прикрытыми глазами и расчищая дворфу дорогу, разумеется, не лично для него, а просто подчиняя своей воле местных мертвецов, заставив расползаться из катакомб на кладбище, откуда будет удобно их забрать при необходимости себе на службу.

Те же, что были придавлены второй дверью на пути сюда, просто более не подавали признаков жизни, распластавшись под тяжёлым каменным весом навеки и не могли уже хватать за ноги замешкавшегося гнома, когда он подойдёт к полуразрушенной лестнице. По той, правда, ещё предстояло толстяку как-то подняться, но, быть может, судя по его прыткому бегу, он был куда проворнее, чем кажется по комплекции, а, может, у его волшебной музыки было что-нибудь и на такой случай. Песнь высокого прыжка или возвышающая мелодия полёта, левитации, подъёма вверх.

— Чёртова тварь! — схватил за горло чародейку и пронёс в самый конец зала, к проёму из которого они пришли, Себастьян, озлобленно рванувший к лучнице и до глубины души недовольный её выходкой, не желая подобное прощать.

Она хотела его оттолкнуть, засверкав луком, но тот с силой ударил её по рукам и выбил красивое эльфийское изделие, отлетевшее ещё дальше. Глаза её сияли, но пальцы его сдавливали женскую шею так, что он явно намеривался задушить её за содеянное здесь и сейчас. Пока гном удрал, вампир отправился восвояси, а некромант занят своими заклинаниями.

Весь вид Себастьяна говорил о том, что он буквально жаждет её уничтожить. Что он будет наблюдать за глазами Киры, пока из них не пропадёт последняя искра. Пока тело её не обмякнет в его хватке. И останавливаться он не станет, твёрдо решив избавиться от столь наглой и своенравной чародейки, вконец возмутившей его своей непреклонной строптивостью.

— Идём. Пусти её, — над ухом виконта раздался низковатый баритон Бальтазара.

— Вот уж нет! Мы пойдём, а этот данжеон станет могилой ещё и для неё, как и для Ребекки! — скрежетал он зубами.

Та оказалась легка на помине. Сквозь хруст и верхние перекладины, откуда-то из темницы в зал просочился резвящийся мешок костей и тленных тканей, собираясь в мгновение ока из бесформенной массы гнили и мертвечины в чудовищную крылатую бестию, чья пасть не могла сомкнуться из-за кривизны множества тончайших зубов.

— Как?! — не верил глазам Себастьян.

— Заклятье Роарборхов пало, но не оно заставляет эту тварь пробуждаться с закатом, — произнёс некромант. — В ней особая сила жажды отмщения Ребекки. Той, которая убила себя, заморенная голодом, дабы переродиться этим орудием возмездия. Идём скорей, снаружи будем биться.

— Я скормлю ей эту дрянь, — сжимал Себастьян хватку на шее брыкавшейся и извивающейся в тщетных попытках вырваться Киры. — Занимайся своими делами, некромант, а я своими!

Та смотрела вдаль зала, на шагавшее в их сторону бледно-серое чудовище, пытаясь найти спасение в её нападении на виконта. Но сил дышать и создать хотя бы руками какое-то чародейство, у неё уже совсем не было. Тот слишком уж долго давил на её горло, и, казалось, последняя ниточка жизни вот-вот оборвётся ещё до того, как остервенелая фурия ринется и растерзает свою главную цель.

И где-то на тонком лезвии зеркальной грани между жизнью и смертью раздался мужской томный вздох бархатистого баритона и скрежет резко опустившейся заострённой решётки. Хватка ослабла, она смогла прижаться к стене без сил, сползая по той, а всё вокруг озарил неистовый вопль боли.

Это кричал Себастьян, которому опущенная Бальтазаром, дёрнувшим за рычаг, входная решётка отсекла правую руку, а заодно и преградила всяческий путь к отступлению. Конечность рухнула им под ноги, пока сама Кира пыталась отдышаться и соображала, что происходит.

Сам виконт, зажимая хлещущую рану, то истошно вопя, подхватываемый эхом зала и коридоров, то стиснув зубы и пытаясь стерпеть полыхающую агонию, свирепо и непонимающе глядел на некроманта. Он не понимал его поступка, считая их столь похожими, столь одинаковыми в судьбах, в ненависти к Империи, в стремлении к власти… Его разум просто не мог понять, зачем и почему с ним так поступили.

— Нет! Нет! Да как ты смеешь! — дрожал его голос, как и оформленные бородкой-имперкой широкие губы. — А-а-а-а-а!

А затем сзади уже накинулась свирепая фурия,начиная с головы, дробя челюстями череп, как хрупкую глиняную вазу, выдирая из тела Себастьяна куски и органы, словно изголодавшаяся хищная птица, заглатывая те почти не пережёвывая, вгрызаясь в тянущуюся кожу, сдирая ту с мяса, а его с костей. Бестия пожирала долгожданную добычу, прежде, чем уйти на вечный покой.

— Очень не люблю повторять дважды, — бросил Бальтазар сквозь прутья опущенной решётки руку Себастьяна в сторону его тела, чтобы и её дикая нежить не забыла как следует обглодать.

— По… почему? — всё тяжело дышала и набиравшаяся сил Кира, глядя на своего спасителя примерно с тем же непониманием, что и недавно Себастьян.

— Потому что так будет лучше, — заверил он, помогая подняться.

— Из двух… Из двух зол ты… выбрал меньшее или большее? — пыталась она усмехнуться, а затем нагнулась за луком.

— Ты женщина, которая ценит силу и независимость. Ты куда сильнее ненавидишь Империю и её порядки, чем он, не так ли? Поэтому я послал за тобой мальчишку-виночерпия из поместья, — припоминал он, как просил перед выходом к башне привести к нему посыльного для одного дела, лишь разыграв речь про скрипучие ветви для вида. — Поэтому я отдал я тебе склянку, зная, что ты её разобьёшь. Кто тут ещё самый предсказуемый человек во всём Сельваторске? А, Кира? Ха! Мы были бы стать тремя почти бессмертными непобедимыми сущностями. Но твоё чувство вселенской справедливости не позволило мне разделить этот мир с кем-то ещё. Я завоюю его сам, а ты будешь всем мне обязана и никогда не примешь сторону имперцев, даже если я буду казаться тебе неистовым чудовищем.

— Я-то надеялась, что вызвала в твоём сердце симпатию, — сетовала та, вновь позволяя ему помочь себе подняться и хватаясь за руку, уже выпрямляясь вместе с луком.

— А я разве говорил, что это не так? Может, и не все мужчины так отвратительны. Просто у тебя нормального не было, — задирал нос некромант, освещая им путь вращающимися сферами лунных светляков.

— Невыносимо! — фыркала Кира. — Твоя самоуверенность и прямолинейность однажды тебя погубит!

— В Сельваторске нет ни храмов, ни церквей. И ты видела, куда ведут безумные религии, не так ли? Поклонение свету до добра не доведёт. А тьма… — вздохнул он, — Страшна не тьма, а то, что там, в себе, она скрывает. Чёрное — ничто без белого. Люди не боятся ночной мглы, но когда сквозь мрак прорежутся белёсые кости скелетов, бледные ползуны, упыри с серебристой кожей, туманные волки и прочая нежить, тогда-то и ощущается ценность темноты. Когда в контрасте с ней вылезает нечто, столь запредельно жуткое, не свойственное свету… Стон вьюги, вой волков, совиный крик — к их маршу чрез всю мглу аккомпанемент. Любите поэзию?

— Дал мне разбить склянку не потому, что это справедливо, а потому что не захотел делиться с Себастьяном, и скормил его фурии, — вслух проговорила лучница, нервно усмехаясь и покачивая головой, сняв капюшон, пока они медленно двигались в обратном направлении. — При этом и месть Роарборхов свершилась, но огонь их потух. И даже этот вурдалак своей крови не заполучил.

— О, с ним, я думаю, мы ещё встретимся. Волдриани самый сильный вампир и, хотя, мне не хотелось бы видеть его в числе своих врагов, мне бы куда меньше хотелось видеть, как он бы добрался до своей зачарованной в веках алыми культами человеческой крови, усилившись просто до невероятных масштабов, — заявлял Кроненгард.

— Ты всегда такой? Совершаешь кажущиеся со стороны благие и благородные поступки, прикрываясь настолько низкими эгоистичными помыслами так, что тебе хочется врезать? — недовольно бросала она на него свой зеленоглазый взор.

— Ух, какая ты. Любительница доминировать и избивать мужчин, — только и усмехался он, её придерживая. — Такое лицо надо целовать, а не бить, зря я что ли сбриваю колючую щетину.

— Мы уже сражались, ты помнишь? Ты не протянул и часа, — намекала она на их стычку ночью на подходе к городу.

— Не победил в бою, может, в постели получится? Там, уверяю, я продержусь гораздо дольше, — звучал его самоуверенный голос.

— Ещё чего! — пихнула она его ладонью в грудь, словно отталкивая, но от бессилия так и осталась ковылять, придерживая его объятиями. — Какой же ты… Грр! — рычала она, морщась и скалясь. — Невыносимый! Все вы мужики одинаковы! Вам только одного надо…

— Хотело бы я знать, что теперь нужно тебе. Гадияры пали. Тебя я назначаю главой Сельваторска. В соседнем Яротруске тоже теперь чародей-градоначальник. Странная традиция, но у вас, в конце концов, новый барон, — надменно выпячивал он статную грудину. — Фурия свершила свою месть и отныне исчезнет. Больше никакое чудовище не будет тревожить ночами город. Мертвяки по погостам, курганам и склепам. Каковы же теперь твои цели?

— Улучшить здесь всё… — мотала она головой, размышляя. — Условия труда, поля и пастбища, построить больше школ, бань, литейных. Расширять ремесло. Может, бортников позвать, пусть обустроят пасеки на окраине. Лишь бы пчёлы детвору не жалили. Не знаю, что-то делать для этого города! — заявляла ему Кира.

— Ну, а первым делом? — интересовался Бальтазар.

— Отметить победу, — пожала она плечами, вешая лук на правое. — Горн угас, зомби упокоились, Себастьян мёртв, кровь Волдриани безвозвратно уничтожена, — перечисляла она вслед за ним.

— Иными словами: напиться! — только и посмеивался некромант.

VIII
В скором времени они вдвоём действительно налегали на ежевичную, брусничную и черничную настойки. Столь приторные и крепкие, помогавшие забыть всю боль, усталость и заботы, разносясь весёлым задором и приподнятым настроением, переполняя их лёгкостью, всё сильнее способствуя общению. Озолочённый Коркоснек угощал в таверне всех за свой счёт, наигрывая весёлые мелодии под хлопки и стук приплясывающих ног переполнившей заведение толпы.

К ним он не подходил, опасался. А вот опьянённые некромант и чародейка, казалось довольно недолюбливающие друг друга, весело болтали, вспоминая минувшие события, сидя напротив за маленьким круглым столиком, как ни в чём ни бывало.

Помимо обсуждения того, что случилось, каждый рассказывал немного о своём прошлом. Бальтазар не пытался как-то разжалобить собеседницу, а потому эпизод детства, где собственные родители пытались его убить, был опущен. В основном он говорил о скитаниях. О нотациях Сульги Тёмной, о благородстве сэра Даскана и заветах Гродерика Черноуста.

Кира рассказывала ему об интересе к стрельбе из-за детской первой влюблённости, и как тот мальчишка легко её бросил, уехав служить пажом в стрелецкое войско лорда Мортимера. О своей любви к рыбалке и изучении местных рыб. Об отце, каким он был и какой её растил. Об утрате, которую очень тяжело переживала, но при этом совсем не стремилась отомстить фурии.

Ещё девушка рассказала, что в тот злополучный день Себастьян подарил её отцу свою шапку на выходе из башни, где они осматривали защитные решётки от орды подземных мертвецов. И вероятно именно поэтому бестия ринулась на чародея, решив, что это сам виконт вышел первым, тут же налетев, не дав волшебнику что-либо сколдовать, да и вообще сообразить, что происходит.

Некромант же рассказывал лучнице о своих путешествиях, о захвате замка Казира. О сражении под Яротруском с гигантским змееподобным червём. В очередной раз сообщив, что ненавидит религию, ведь за ликом каждого бога на деле скрывается лишь очередное ущербное чудовище, а каждый культ лишь орудие помыкания и подчинения верной паствы.

— То не вьюга во тьме завывает, наметая снег во все концы. Это с кладбища, маршем шагая, ледяные идут мертвецы, — зачитывал чернокнижник ей мрачную поэзию о суровых зимах.

— Ах, барон, вы неисправимы… Я бы предпочла что-то светлое и высокое. Может, даже самую малую капельку романтичное, — вздыхала она.

А мгновениями позже, они уже поднимались верх по лестнице к гостиничным комнатам, жарко целуясь, и с силой прижимая друг друга к стене ещё на ступеньках. В голове было легко и непринуждённо. Морок удовольствий опьянял рассудок, и после всего случившегося хотелось забыться. Вместе, в жарких объятиях, в потоке звериной страсти, чтобы сожалеть обо всём уже когда-нибудь после. Потом. Но не сейчас, когда впервые за много лет в Сельваторске выдалась прекрасная тихая ночь. Безопасная для всех, кто был в городке, от вороватого барда до ленивой прислуги особняка, сметавшей сор под ковры.

— Ненавижу… бруснику… — звучал мужской баритон между поцелуями, но язык его всё равно проворно пролезал меж её сладостных губ, слизывая капли брусничной настойки и переплетаясь там в бесстыдном танце.

— А я самодовольных мужчин, — твердила Кира, противореча сказанному и тянувшись к его губам в пылком порыве, буквально набрасываясь, и тоже в ответ впечатывая его с жаром в противоположную стену проёма.

— Просто тебе не попадались достаточно хорошие, — посмеивался тот, чуть ли не хватая её на руки, тиская за бёдра и обтянутые штанами из кожи ягодицы. — Придётся припадать тебе урок и показать, на что способны настоящие мужчины.

Она стонала, не сдерживаясь, но всё же торопила его с лестниц и коридоров, наконец, перейти на кровать. А он был готов пронзить её прямо здесь, напористо пригвоздив к стене под собственным весом, удерживая на руках, целуя грудь, властно приподнимая за округлую женскую попку. Входить в её тело, даже не раздеваясь. Однако же, всё-таки больше всего не терпелось ему содрать с неё эти излишки тканей и самому выскользнуть из своей одежды, как из тесного панциря.

Бальтазар от такой женщины ждал властной хватки. Предполагал, что она захочет всё взять в свои руки и доминировать, седлая его сверху и управляя ими обоими. Пытался при этом сам справляться со всеми застёжками и завязками, избавляя их тела от совершенно не нужных сейчас нарядов, едва они оказались наедине в тесноватой, но залитой светом огней комнатушке трактира.

На деле же, он узрел, что даже самой сильной и независимой женщине иногда в глубине души хочется оказаться побеждённой и хрупкой. Пасть под властью горячего мужчины, который будет при этом не только властным собственником, но и неистово преклоняться перед формами её нагого тела, как перед образом богини, а не обращаться, как с вещью.

И, кокетливо раздвинув свои изящные ножки ещё шире, она рассыпала по широкой пуховой подушке пшеничного оттенка распущенные волосы, изгибаясь в распутных стонах, пока язык Бальтазара ласкал её уже там, внизу.

— Тебе… Ах! Тебе же хотелось назначить меня градоначальником за заслуги… А-ах! Обыграть всё так, что это я одолела фурию, спасла тебя, а вот Себастьяну мы помочь не смогли… — извивалась она на постели, будучи уже без сорванной с себя одежды. — Придётся выставить себя слабым перед народом… — хихикала она, трогая его уши, виски и щёки гладко выбритого молодого лица.

— Молчи, женщина, и не порть момент, — осыпал он её живот и ноги горячими частыми поцелуями, неспешно поглаживая по бархатистой приятной коже, с придыханием и вожделением лаская ещё более напористо.

Женские пальчики теребили густые светлые локоны платинового оттенка. Крупная грудь, более не стиснутая обтягивающим костюмом лучницы, подрагивала вместе с каждым движением тела, вздымаясь с каждым томным вдохом. И на неё ложились тёплые мужские ладони, заигрывая с набухавшими вишнями женских сосков, пока он с жадностью вампира впивался в её нежную промежность.

Руки его скользили по её телу, словно играя на ней, как на причудливом эротичном инструменте, чьим звуком верно сыгранной мелодии могли быть лишь искренние пошлые стоны в нарастающих волнах несказанного удовольствия. Кира сжимала простынь, хватала страстно его волосы, иногда помогала ему, трогая себя, слегка краснея и прикусывая нижнюю губу в стыдливой, но довольной улыбке.

От вихрей охватывающего их наслаждения разум затуманивался всё сильнее. Она могла лишь вздрагивать и выгибаться, испуская стон. Переворачиваться, подставляя под его умелые ласки свою изящную спину и пухлые ягодицы, снова оказываться на спине, поглядывая на то, как Бальтазар, словно младенец, посасывает жадно её грудь. И наконец, ощутить его в себе, когда он глыбой разгорячённого вулкана возвышался над ней, прижимаясь, погружаясь и сливаясь в одно целое.

Рельефный торс тёрся о твёрдые возбуждённые соски мягкой женской груди. Возобновились поцелуи, напоминавшие летний зной на цветочном поле, когда они на пару разделяли жаркое дыхание ветра под сладкие ароматы ягод и бутонов, нисходящие друг от друга после сладких алкогольных настоек.

Их глаза, прикосновения к коже друг друга, их вкус и запахи возбуждали с каждым движением всё сильнее. Некромант пронзал её сочную плоть твёрдым жезлом, доставляя ещё больше радости и восторгов, чем умелые пальцы или озорной язык. Пылкие поцелуи мешали дышать, но их хотелось чувствовать куда больше самой жизни, отдавая своё сердце и душу этой жажде и влечению без остатка. Истощая всего себя для каждого из них, лишь бы соединяться вновь и вновь в интенсивных порывах.

Не оставалось больше ничего. Даже топот танцующих ног и мелодии ситара, раздававшиеся внизу, замолкали, оставляя их парить в звёздном небе под всплеск всепоглощающего истинного наслаждения. Столь сильного, столь взаимного, что когда их глаза то и дело встречались, а губы смыкались развратно и долго, казалось, никто из них до конца не верил, что это сейчас происходит. Мгновения натянутой неловкости тут же продолжались новым огнём их движений и бурным переплетением тел в жарких объятиях.

А потому хотелось снова коснуться щеки друг друга, прижаться поближе, поглаживать, ощущать рядом, за что-то сжать и даже ущипнуть. Вновь ощутить момент слияния и повторять ритуал безумной звериной, и в то же время совсем человеческой искренней страсти с новым нарастающим желанием раз за разом, до беспамятства, до полного изнеможения и погружения в приятный мир грёз после многократный медитаций на пике блаженства. Кровать скрипела, ритмично постукивая о стены, мешая спать другим гостям и постояльцам. Энергия кружила, окутывала и пронизывала их тела в искрящемся экстазе. Силы не желали их отпускать, а вот они друг друга желали очень даже вновь и вновь. И над городом с тысячеглазой улыбкой подмигивающих игривых звёзд висела, простирая свои бескрайние крылья, бархатная летняя ночь.

Кошачий бог

I
Уже смеркалось, и с каждым мгновением видимость вокруг становилась всё хуже и хуже. Солнце закатилось за горизонт, исчез румянец в мрачнеющем вечернем небе, но крепкая немолодая кобыла чалой масти отнюдь не торопилась стремглав мчаться до деревни. Везла увесистую повозку со всеми своими хозяевами разом, неторопливо шлёпала по влажной грязи недавно подкованными копытами, пачкая кончики бахромы длинных «щёток» на своих могучих ногах.

Волков в этих краях уже практически не водилось. Почти все, что были — повымирали. Остались в предостерегающих поговорках, детских сказках да людском воображении. В основном по лесам бродили лисы, куницы, дикие лесные коты, хоть и свирепые, как росомахи, но обычно остерегавшиеся нападать на людей, так что их никто не боялся, в том числе и усталая лошадь.

Позади в телеге ютились четверо. За вожжи держал мужичок в высокой шерстяной шапке с таким же треугольником длинной бороды, симметрично ей направленным вниз от морщинистого лица. За ним по краям на бортиках сидели дети: девушка чуть за двадцать в синей косынке и утеплённом сарафане, да мальчишка, которому и десяти явно не было, в столь плотной маленькой папахе из серой шерсти, что, казалось, та ему уже мала.

У них в ногах лежали различные тюки, бочонки и вытянутая вдоль дна телеги белая пышнохвостая лисица с торчащим из правого глаза древком оперённой стрелы. Сам лук и узкий колчан ютились неподалёку. Ну, а в дальнем конце с муфтой из такого же лисьего меха сидела мать ребятишек — супруга погонщика. Женщина моложе того почти на десяток, но тоже уже с морщинками на немолодом лице с тонкими губами и выразительным тёмно-зелёным хвойным взором. О чём-то задумавшаяся и гревшая руки от прохладного вечернего воздуха после хмурого дождливого дня в меховом изделии собственной работы, она глядела куда-то в сторону сменяющих друг друга деревьев тёмного леса.

Берёзовые рощи чередовались буковой порослью, могучими аллеями орешника, склонявшегося вдоль лесной широкой дороги, где спокойно разъехались бы две встречные повозки. Высились клёны и дубы, иногда теряя свои причудливые листочки, шумели кронами тополя во время редких порывов местного ветра.

Щебетание птиц к этому времени суток почти затухало, было слышно лишь, как где-то неподалёку, по левую сторону, звучит голосок кукушки. А скрип верхних ветвей, казалось, звучал ей своеобразным сопровождением, заодно аплодируя шумным шелестом зелёной листвы.

— Кукушка-кукушка, сколько мне жить? — с улыбкой спросила девушка, оглядываясь на птичий голос, словно пыталась в сумерках разглядеть ту глазами.

— Астра! — тягучим голосом выразила её мать своё недовольство, осуждая, какой нелепой суеверной ерундой занимается дочь.

Та же бегала глазами среди деревьев, мимо которых они проезжали. Смотрела на ближние и дальние, то к кронам, то к средним веткам. И чем дольше вокруг воцарялась тишина, тем быстрее исчезала с её молоденького лица весёлая улыбка. Кончики угловатых губ сами опустились в расстройстве оттого, что птица не издала более ни звука. Не было слышно даже хлопанья крыльев, как если бы её что-то вспугнуло с насиженного места где-то там, с одной из древесных веток.

Внутри пустынным вихрем отзывалось чувство неловкости. Было неприятное хладное ощущение, что затея погадать на долголетие настолько не удалась. Ей-то хотелось считать всю дорогу, коротая время и стараясь не сбиться. Не смотреть на братца, который бы гримасничал, дразнился языком, строил рожицы, в том числе при помощи рук, мастеря пальцами рога и зубы неведомых чудищ, всячески пытаясь её сбить и отвлечь.

Но по итогу только молчание чащи, ещё довольно густой, с видневшимся ельником с правой стороны, где раскидистые конусы колючих хвойных деревьев широким тёмным пятном выделялись среди остальных более редко проросших стволов. Казалось, утих даже ветер.

А потом лошадь резко встала на дыбы, издав напуганный визг, всерьёз переполошив всю семью, что возвращалась в город на внезапно замершей телеге. Грива животного засияла серебристым цветом, копыта перебирали в воздухе, словно она передними лапами пыталась чего-то избежать или даже кого-то оттолкнуть. И они заметили в бледно-голубом ореоле светловолосого молодого мужчину, что сосредоточенно стоял возле их кобылы и при помощи пассов левой ладони формировал пред собой некое змеевидное спиральное заклятье. Причем, не просто сплетая энергию в определённую форму, а тонкими нитями и видневшимися, похожими на мерцающий туман потоками, вытягивал силы из животного.

Та пала замертво, рухнув наземь вместе с хомутом и постромками упряжи, но при этом на её месте оставался будто бы её сверкающий призрак. Серебристо бледный силуэт, вот только не цельной кобылы, а исключительно её скелета — ни гривы, ни хвоста, ни формы плоти и контуров шкуры, лишь переливающийся полупрозрачный костный остов, тем не менее, стоявший на всех четырёх ногах вопреки всему.

Это нечто клацало челюстями, вертя составной шеей, оглядывалось назад, так, как живая лошадь никак не смогла бы. Люди с ужасом глядели на ярко-красные огоньки далеко в глубине черных глазниц звериного черепа, что внушало лютую морозную дрожь пятившимся вглубь телеги хозяевам. А те, растерянные от подобного жуткого зрелища, судорожно переводили взгляд со скелета-призрака на ухмылявшегося и обходящего их по правую сторону некроманта.

Бальтазар Кроненгард тоже сверкал своими глазами, густо-фиолетовыми, как играющий на солнце аметист. В этом свечении явно было что-то потустороннее, магическое и неестественное. Впрочем, тот, пронизывающий до глубины души трюк, который он провернул у них на глазах с их кобылой, уже прекрасно выдал в нём человека, обученного колдовству.

— Что вам нужно? — нервно хватала маленького сына и тянула за юбку к себе поближе дочь женщина в дальнем конце повозки, — Влас, иди сюда живо! Не подходи к нему! — строгий шёпот обращался к мальчишке.

Муж её плавно пятился с облучка, спиной упёршись в боковой борт, и медленно тянулся к топорику на поясе, так как нагибаться за луком и стрелами было бы глупо, да и для стрельбы расстояние слишком уж близкое, неудобное. Его наклон некромант тут же заметит, а вот у скромного движения руки вдоль бурого кафтана шанс схватить своё оружие на защиту семьи всё-таки был.

И всё это удалось мужчине, пока тёмный маг бросал взгляд мерцающих фиалковых глаз на его семейство. Широкое древко было плотно стиснуто морщинистыми пальцами, небольшое заострённое изголовье взмыло в воздух, не дожидаясь первого выпада молчаливого колдуна.

Тот уже было собирался направить потоки энергии с распростёртой ладони, пронзить тело возничего, словно остроконечными щупальцами, шевелящимися сгустками энергии, да только взмах топора оказался быстрее. Остриё ловко прошлось между безымянным и средним пальцем чернокнижника, расколов тому ладонь почти до запястья, так там и застряв.

Бальтазар вскрикнул, оскалившись от неистовой боли, совершенно не ожидая подобного исхода, заполыхал излучаемой колдовской силой. Даже отпрянул на шаг правой ногой, отчего, наконец, топор и его кисть с хлюпаньем брызжущей крови и скрежетом рассечённых костей о движение металла, наконец, разъединились. Вот только мужик в шапке не продолжал в том же духе. Замешкался, не решаясь яростно кинуться на убившего их лошадь злодея, что остановил их посреди лесной дороги с явно недобрыми намерениями. И не напрыгнул на некроманта, кромсая и изрубая, что было сил. В этом была его главная ошибка.

— Иди сюда, тварь! — процедил Бальтазар, хватая того за ворот кафтана правой рукой, окутывая с излучаемой аурой яркими спиралями, глядя тому в глаза, и принимаясь вытягивать из человека всю его душу, поглощая собственным лицом, чьи напряжённые мышцы подрагивали в гримасе презрения и агрессии.

Мужчина вновь занёс топор, но опустить его с колющим размахом сил уже не было. Он кряхтел и сопел, глаза закатывались в мелкой конвульсии так, будто что-то засасывало их вовнутрь головы. С дрожащих губ слетали слабые стоны, и они почти беззвучно трепыхались, пока жизненные силы его тела слетали посеребренной лёгкой пыльцой, втягиваясь в ауру некроманта.

— Вукол! — прокричала имя мужа и протянула руку в его сторону женщина, другой ладошкой прикрывая глаза сыну, в то время, как Астра сама в ужасе отвернулась, не желая видеть скверную кончину своего отца, — Нет! Вукол! — со слезами стенала её мать, глядя на мерзостный ритуал.

Мальчик, которому закрывали взор, громко закричал звенящим голоском, словно пищала загнанная в угол крупная мышь. От визга даже заложило уши, причём не только у некроманта, но и у молодой девицы, тут же прикрывшей их руками вокруг повязанной косынки и сильно зажмурившейся.

Бальтазар же смотрел, как в процессе поглощения чужой души срастается его плоть и кости на повреждённой руке, вновь обретая кожу на израненном месте. Рассечённая кисть заживала сама собой. Неторопливо, но всё-таки, буквально на глазах. Долго так стоять и ждать ему не приходилось, а когда та стала выглядеть, как прежде, будто ничто её и не пронзало, он заметил, что и визг мальчишки стих. Все трое теперь изумлённо смотрели туда же — на его ладонь, на затянувшуюся рану. После чего тёмный маг вскочил к ним в телегу одним прыжком, как едва ли смог сделать простой человек, и спешно направился продолжать своё колдовство.

Лицо чуть опущено, мрачный недобрый взгляд исподлобья, чёрно-сиреневый плащ и платинового оттенка длинные волосы шевелятся от растекавшейся в разные стороны сверкающей ауры — после инцидента с топором вид его был теперь куда более грозным. Всё тело собирало энергию для нового заклинания, дабы уже испустить смертоносный хваткий импульс, порабощающий их всех. А женщина, оставшись по центру, резко оттолкнула от себя в стороны своих детей, дабы некромант растерялся за кем из них гнаться. А те, в свою очередь, не мешкая и не теряя времени, спешно перелезали через борт, обойдя его фигуру слева и справа, в панике разбегаясь от телеги.

— Не пущу! — грудью стояла она за своих, с суровым серьёзным лицом и хмурящимися тёмно-каштановыми бровями, пытаясь отвлечь на себя некроманта и дать возможность дочери с сыном убежать отсюда подальше.

— Ох, глупышка, — только и вздохнул Бальтазар.

Зажившей левой рукой он схватил женщину за горло и поднял с места, задрав в воздух так, что даже ноги её в простенькой тёмно-бурой обуви тряслись и уже не касались деревянного дна. Полупрозрачные колкие щупальца из мерцающего предплечья вновь впились в человеческое тело. И своим лицом из её глаз он высасывал и поглощал человеческую душу. Сжирая её сущность спешно, неразборчиво, не заглядывая в её мысли, её судьбу, какие-то картины её прошлого, не ощущая черт её личности, будто просто проглатывая на ходу, не успевая пережевать и перемолоть, ведь надо было бежать догонять парочку беглецов.

Перед тем, как вылезти, он заметил вытянутый труп белой лисы вдоль телеги, с торчащей из головы стрелой через глаз. Направив ладони над пушистым зверем и сделав несколько пассов, ничего не произнося губами, всё делая лишь при помощи жестов, он заставлял это животное оживать и приподниматься на лапы.

Присев, Бальтазар вынул стрелу из головы лисицы, и внутри неё виднелось теперь холодное сиреневое пламя того огонька «души», что он в ней создал, призывая себе на службу. Можно было использовать её, как ищейку, но это показалось ему слишком легко и просто. Да и не солидно как-то натравливать зомби-лису на беглецов, чтобы та кусала их за икры и щиколотки.

Одно дело поднять что-то реально жуткое и крупное, другое дело вот такого зверька, добываемого ради пушнины. Хвостом украшают шапки, воротники, шкуры идут на шубы, муфты — он даже не заметил, что где-то неподалёку валяется как раз такая, которую женщина скинула, освобождая руки, ещё когда подтягивала к себе детей, ныне убежавших в неизвестных направлениях.

На их поиски интереснее было пойти одному, так что зверю он даровал свободу. Пришлось повозиться подольше, чтобы оживить мозг и слегка заживить глаз, чтобы тот не гноился. Иначе бы зомби-зверь просто бесцельно стоял либо тыкался в деревья, сгнивая изнутри. А так, одноглазая живность с горящим фиалковым огоньком, продолжала жить своей жизнью, удрав спешно восвояси под его провожающим взором, так как не понимал, что от мужчины не будет никакого вреда. Спешно ретировалась, чтобы охотиться, выискать себе нору или даже вернуться в свою, если вспомнит, где жила.

Дальнейшая судьба лисицы некроманта уже не шибко волновала. Он даже не понимал, зачем решил её воскресить. Просто, потому что так захотелось. Бальтазар был волен принимать любые необдуманные решения, вероятно, заскучав от пешего путешествия по лесу, в котором встретилась лишь к концу дня всего одна телега.

Лошадей он не седлал по ряду причин. Во-первых, находил это опять-таки для себя слишком простым и скучным способам путешествия, пешим путём можно было встретить куда больше приключений от вот таких простолюдинов, до какой-нибудь разбойничьей шайки, с которой он бы вдоволь поразвлекался. Во-вторых, Бальтазару с детства не давались уроки верховой езды. В конце концов, он, разумеется, научился держаться в седле и управлять поводьями, но добровольно занимался бы сейчас подобным только в самом крайнем случае. Если, например, понадобится вести конную армию в атаку.

За спиной раздалось стремительное подрагивание кустов, однако отвлёкся он на них зазря. Свора упитанных желтоглазых манулов — диких лесных кошек, сновали в чаще среди деревьев, вероятно, привлечённых сюда загадочными яркими огнями, но опасавшихся подходить слишком уж близко.

Мужские ноздри вдохнули окружающий воздух, улавливая аромат лавандового масла, отвара из клевера и ромашки для мытья волос, и, главное, человеческого страха, пронизывающего дерзкий ритм ритуальной безудержной пляски сердцебиения.

Девичьи ноги в испачканных бурых башмаках сначала спешно топали по грязи, затем она, слегка придя в себя, смекнула свернуть в чащу леса, где, как ей казалось, поймать её будет сложнее. Астра еле сдерживала крик ужаса, что из груди так и рвался наружу, пытаясь разорвать ткани мира вокруг, дабы пробудить её от страшного сна.

Но реальность не желала никуда отступать. Кочки мешали под ногами, ветви и кустарники хлестали по телу, давая раз за разом понять, что всё вокруг отнюдь ночным кошмаром не является. Всё, что случилось — происходило на самом деле.

Отец и мать были мертвы, как и рухнувшая в одночасье лошадь, эти сцены никак не отпускали её, всплывали раз за разом перед глазами, заставляя сердце судорожно колотиться. Девушка оглядывалась, пытаясь понять, есть ли за ней погоня.

Каждый треск пугал до желания присесть на корточки и закрыть глаза. Любой шелест и шорох вокруг создавали ощущение опасности, а за каждым деревом чудились голодные волки. Она даже не представляла куда бежать. До города было не близко, а в потёмках так и вовсе было легко заблудиться.

Тревога за собственную жизнь тесной пламенной спиралью внутри переплеталась с резкими импульсами волнения о младшем брате. Она одновременно и жалела, что он где-то там без присмотра и её опеки, и при этом понимала, что разбежавшись врассыпную шансов спастись у них было намного больше. Не может же этот колдун оказаться в двух местах одновременно.

Но из двух удиравших жертв он всё-таки выбрал её. В шёпоте крон, как ведомый жаждой крови дикий упырь, он перепрыгивал по ветвям, распугивая гнездящихся птиц и живущих в тёмных дуплах животных. Некромант настиг её отнюдь не с какой-либо из сторон, как она ждала, вертясь на месте и вглядываясь среди стволов деревьев, а прыгнув сверху. Тут же своим весом повалил на землю и заключил в смертоносную жёсткую хватку под собой, чтобы деться уже девушка никуда не могла.

— Пустите! А-а-а-а! — кричала она, суматошно брыкаясь, отталкивая его руками, волоча каблуками по земле сгибая ноги в тщетных попытках отпихнуть душегуба, — Нет! Пожалуйста! На помощь! Кто-нибудь! Помогите! — старалась она на него не смотреть, однако же, мерцающая пыль с контуров её лица уже потянулась пристальному взору некроманта.

Его пульсирующие синевой ладони прижимали её к земле. Магия с них вплеталась прямиком в её тело, сразу же проходя вовнутрь и захватывая всё, что ему от неё было нужно. Живительная сила, молодость, ретивая энергия сердца и юного тела, вся её душа, распадавшаяся на частицы, делавшие его сильнее с каждым таким ритуалом.

Визг и девичьи крики быстро прекратились, так как организм слабел с каждым мгновением. Его магия попросту парализовала Астру, заставив обессилено застыть от ужаса, переживаемого вновь и вновь. Конечности не слушались, а жалобный невинный взгляд напоследок был направлен прямо на него в надежде хоть на какое-то сострадание.

Поглощая нежную молоденькую душу, он чувствовал её мысли, в которых больше всего доминировал страх быть грубо изнасилованной здесь и сейчас. Бальтазар мог бы заглянуть во всё это, воплотить самые худшие фантазии девушки, воспользоваться ей, возводя вокруг картины жутко разыгравшегося воображения. Мог надругаться, прежде чем убить, но на то не было времени, да и откровенного желания — валяться в холодной грязи и сырой листве. Он бы предпочёл что-то гораздо более уютное.

В конце концов, первые семь лет его растили в семье аристократов, где он познавал все блага высшего света, доступные ребёнку. Да и потом, после пяти лет в хижине лесной ведьмы, следовало обучение фехтованию в роскошных залах замка сэра Дрейка Даскана, где он в комфорте провёл всю свою юность.

Когда в его жизни и случалась страсть под открытым небом, всё обычно было куда романтичнее, да и по согласию. От неё ему нужно было вовсе не тело, и гонялся за ней по вечернему лесу некромант отнюдь не для каких-то там плотских удовольствий.

Едва её сердце перестало биться, а нежный голосок тихо стонать, как вновь кругом воцарилась тишина. Ни ветра, ни шелеста крон, ни пения птиц. Ни даже топота детских ножек — видать, мальчуган, отбежав подальше, замер среди деревьев и во мраке сгущавшейся ночи пытается поглядывать на дорогу, идёт ли за ним по следу некромант или чудом отстал.

Что ж, подумалось Бальтазару, пусть бежит. Ему не помешает очевидец, который раструбит всему Гедельбургу о том, что видел. О том, что движется к ним и вскоре ждёт каждого, кто не успеет в страхе удрать. Эти люди были просто закуской на пути к главному блюду. И было даже не важно, нагрянет он туда прямо ночью, или неторопливо шагать до поселения придётся аж к рассвету, силы на солнце никуда не девались, просто вариантов их использования было бы меньше.

А ещё можно и вправду для разнообразия оседлать кошмара — так назывались в народе эти неупокоенные призраки лошадей, которого он создал из той кобылы. Красноглазое костлявое нечто в голубовато-серебристых прозрачных переливах верно ждало его приказаний, так и стоя на месте рядом с собственным трупом где-то там, возле телеги.

Вот только, оглядевшись, нужно было теперь самому сориентироваться, как выйти обратно на лесную дорогу, и в какую сторону по ней идти. В принципе, второе уже было вторично. Пробежавшись туда-сюда можно было где-то обнаружить повозку, а там как раз костяной силуэт будет стоять в нужном направлении. Другое дело, что все кусты и деревья вокруг выглядели совершенно одинаково, а местность была незнакомой.

II
Через какое-то время блужданий, ещё не вернувшись на проезжую тропу, он снова вдыхал ноздрями ауру этого места. Не воздух, не запахи, а тонкие ткани мира. Он, конечно, мог бы потратить уйму сил, разрывая ткань времени, чтобы вернуться в мгновения прошлого, но это бы чревато последствиями. Да и на уговоры царицы-тьмы о содействии ушло бы немало сил и нервов. А после такого расточительства энергии не было бы никакого смысла идти уничтожать городишко. Прыгать через временные порталы из-за таких мелочей уж явно не стоило.

В сторону телеги можно было пробраться и сквозь лес. Как минимум, коснуться земли и ощутить свежие трупы возничего и его жены. Правда, те остались в телеге, так что прощупывать в таком случае пришлось бы не классическим методом, а через воздух. Отыскать ауру всё того же кошмара, лишённого упряжи, узды и угнетения домашних животных безрассудно царствующим человеком.

А ещё, как это и делал он, через запах страха, что разносился от убегавшего мальчишки. Так того можно было выследить, пока он не успокоится или вдруг не проявит храбрость, взяв себя в руки. Прикрыв глаза, он видел этот красно-бордовый ореол в воздухе, подобный миниатюрному небесному сиянию, прозрачной лентой мелькавший средь деревьев, указывая направление к источнику. Гродерик Черноуст называл это пурпурное сияние «следом позора». Учитель не любил трусливых людей, может, потому и Бальтазар после обучения нередко был преисполнен чрезмерной самоуверенностью.

Кустарники вдали активно шевелились, так что некромант спешной походкой направился туда. Если ребёнок не удосужился убежать за всё это время достаточно далеко, почему было бы заодно не схватить и его. Но звериное рычание и не принадлежавший человеку писк, что при его приближении раздавались вокруг, намекали на то, что здесь происходит нечто другое.

Свора манулов, блуждавшая в округе, выследила какого-то карлика в монашеской рясе и верёвочном поясе. Сначала Бальтазар подумал, что это какой-нибудь «щенок» псоглавцев, так как тем ради спасения своей расы пришлось обратиться в веру и заключить мир с церковниками. Потому их представители и встречаются в виде странствующих монахов то тут, то там. Он видел их не раз в Касторе, когда жил у сэра Даскана.

Этот точно был серый, мохнатый, с вытянутой звериной мордой из-под капюшона. Но не собачьей. Монах, который стал жертвой диких лесных котов, по злой иронии судьбы был представителем расы людей-крыс. Манулы на людей не нападали даже стаей, да и вообще предпочитали одиночный образ жизни. Это уж именно здесь, от нехватки еды или какого-то развившегося чувства стаи они собирались в подобные охотничьи своры, сменив тем самым исчезнувших волков.

А вот крысолюду этому явно не поздоровилось. Тот верещал, изгибался, дрыгался, но его уже буквально схватили за все конечности. Некромант встал неподалёку у дерева, дабы не вспугнуть хищников, и наблюдал, как те со свирепым рычанием рвут тряпьё тёмно-бурой рясы и пытаются растерзать загнанную жертву.

Вообще большинство представителей расы людей-крыс были выше людей, но обычно горбились так, что получались наравне. Этот же больше походил на карлика. Какой-то подвид или полукровка, оттого было не удивительно, что он в монашеской рясе и в одиночестве, а не с толпой себе подобных.

От изворотливых и взбалмошных движений с того всё сильнее откидывался капюшон. Он глядел по сторонам, то и дело переводя глаза на крупных и мохнатых кошачьих, что кусали его за одежду со всех сторон. Крысолюд не искал никого, кто мог бы помочь, хоть и отчаянно звал к себе на выручку, если кто-то услышит. Скорее, взгляд его пытался найти что-то подходящее в качестве оружия, что бы смогло помочь ему разогнать лесную кошачью стаю — палку, желательно с «зазубринами» мелких отростков, крупные шишки, булыжники…

А наткнулся он лишь на злорадно ухмылявшегося некроманта, плечом прислонившегося к стволу старой липы. Бальтазара удивил странный взгляд крысолюда. Вместо выпуклых чёрных бусин, на него глядели зелёные глаза с вертикальным зрачком. Очень походили на кошачьи по своему строению, как у тех манулов, только у всей местной стаи оттенок был приглушённо-жёлтым. А тут яркая зелень травы или оттенок неспелых яблок — в сумраке сгущавшейся ночи уже не удавалось так хорошо разобрать. Но и цели любоваться глазами зверочеловека он перед собой, в общем-то, не ставил, а просто наблюдал в ожидании, как того разорвут голодные хищники, чтобы на месте поглотить энергию страдания и беспечную душонку, так удачно подвернувшуюся прямо сейчас.

— Ты! Помоги! Что стоишь! — взмолился тот, не в силах даже лапу протянуть, так как за рукав тащили клыкастые кошачьи морды.

— Был бы ты хотя бы кобольдом, знавшим места с сокровищами, может мне и был бы смысл тебя спасать, — проговорил бархатным низким баритоном чернокнижник, а потом добавил, — будь я бедняком. А так уж нам не по пути, извини.

— Ух, ну, ты чего?! — негодовал крысолюд, — Пожирают, раздирают, видишь же! Не стой столбом, некромант! — заверещал он пискляво.

— Увы, в этом мире кто-то хищник, кто-то жертва, а кто-то сторонний безучастный наблюдатель. Слуги мне не нужны, куда интереснее посмотреть, как ты мучаешься.

— Гад! Да что же ты за существо! Я ещё пригожусь тебе, точно-точно! — дрыгался тот, периодически изнывая от укусов под треск рвущейся ткани.

— Ты? Мне?! Я же, вроде, ясно сказал, слуги мне не нужны. Не люблю повторять, — рассержено выдохнул Бальтазар.

— Ты же тот, кто сразил змея в Яротруске, верно? Совсем ошалевший некромант, все сказали, что ты сдох, а ты вон, живёхонек! — бормотал зверочеловек в рясе.

— Я-то да, а вот тебе не позавидуешь. Быть заживо съеденным, разодранным на части, смерть крайне болезненная и мучительная. Я бы мог закончить твои страдания быстрее, но зрелище, ты уж прости, замечательное, — усмехнулся молодой чернокнижник.

— А ещё мог бы прогнать этих тварей! Будь все они неладны! Кыш! Кыш, кошкара! Пшли вон! Великий Рататоскр, спаси и сохрани! А-а-а! — истошно вопил крысолюд, — Ты ведь там новый барон? Чего тебе в замке-то не сидится? Хочешь известности, тщеславный чародей? Давай я буду твоим вестником! Разнесу молву, что ты жив и расскажу, какой ты свирепый! Ну, выручи, а?! — всё пискляво голосил лежавший на спине монах ростом с ребёнка, — Ну, давай я тебя шестерёнки и болты с гайками мастерить научу? Или в картах мухлевать?

— Это уже интересней, — оценил Бальтазар, — Карты я люблю, — старик Редгар научил его тайно ряду карточных игр ещё в детстве, хоть и родители строго настрого это запрещали, но запретный плод всегда самый сладкий, и некромант прекрасно это знал.

Поводом для раздумий также была монашеская изодранная ряса. Второй гонец к деревне был не шибко нужен, хватит и мальчишки. А вот свой шпион среди церковников был бы ему на руку. Не факт, что человекокрысу доверяли бы всю важную информацию без искажения, как своим, но в орденах монахов нравы обычно отличны от привычных и городских. Там все братья, там воспевают терпимость, дам прикрываются многими добродетелями, продвигая власть церкви над властью знати. Хотя бы в общих чертах знать, что те замышляют, было бы довольно полезно.

— Ладно уж, будешь должен, — нехотя проговорил Бальтазар, скривившись недовольной миной на лице, и соорудил простенькую яркую сферу, правда довольно крупную.

Пульсирующий шар покрывался символами, а потом стал излучать столь яркий свет, из жёлто-оранжевого становясь почти белым, что на него не просто отвлеклись лесные кошки, но и суматошно с рёвом разбежались, напугавшись приближавшегося к ним сверкающего нечто. В своем неспешном полёте по воздуху, миниатюрное солнце, не несущее тепла, порождающее лишь холодный свет, замерло, когда вложенная энергия вся растратилась, и начало медленно угасать, сужаясь до крохотной точки.

Некромант ожидал другого результата. Свет должен был привлечь свирепых манулов, быть может, разозлить. Те задирали бы распушившийся хвост трубой, шипели и скалились, завязалось бы сражение, но те предпочли дать дёру, чтобы не связываться с человеком. Тот, может, даже и воскресил бы их потом, как лису, чисто потехи ради, симпатизируя ночным животным. Хотя предпочёл бы, пожалуй, больше волков, чем стаю кошек, пусть и диких.

— Ух, а сразу нельзя было?! — недовольно хмурил мордочку крыс, валяясь без сил.

— Быть хозяином чужой судьбы довольно занятно, — только и отметил Бальтазар, который сегодня и убивал, и воскрешал, и теперь вот ещё спасал.

— Ты некромант, но случайно не лекарь? У меня тут царапины и раны от клыков по всему телу, — явно преувеличивал крысолюд, например, шею, голову, да и бока ему практически не трогали, изранены были предплечья от запястий до локтей, иногда плечи, но больше всего кровоточили ноги.

Самое интересное, царапали и кусали его так долго,прерываясь на погони за сбежавшим, снова окружая и набрасываясь, что какая-то часть самых первых ран уже даже покрылась корками, не представляя опасности, если туда, конечно, когти и зубы со слюной лохматых тварей не занесли какую-нибудь инфекцию.

— Случайно нет, — не собирался вылечивать этого типа Бальтазар, — Встать-то сможешь?

— Кое-как, — кряхтел и пищал тот. — Попробую, — отдышавшись, ото неспешно перевернулся на живот, упёрся коленками в землю и ковёр из мелких веточек, травы и сухих листьев, тоже самое сделал когтистыми покрытыми мехом руками с розовыми подушечками ладоней отдалённо напоминавших человеческие, и начал подниматься на ноги, несмотря на боль.

— Вот, жив-здоров, а так верещал! Мужик, вроде ж. Стыдоба! — усмехался некромант.

— Легко тебе, и меч на поясе, и магией владеешь, — фыркнул крыс, отряхиваясь от прилипшей лесной подстилки и сшелушившихся застрявших коготков в ткани рясы.

— Ну, тоже бы чему-то научился да топорик или кинжал с собой носил, — хмыкнул на это Бальтазар.

— Да был у меня ножичек, я им грибы срезаю, дабы грибницу не портить. А иногда растения, если мне корни не нужны. Пусть себе живут и дальше растут, — проговорил тот.

— И где ж он? Потерял, пока удирал? — всё улыбался молодой светловолосый чернокнижник.

— В норе остался, дома я его забыл, — изобразила крысиная вытянутая морда своеобразную смесь эмоций из стыдливости, обиды на самого себя и ворчливого нежелания сознаваться, — Там и мази все, снадобья… Доползу и подлечусь, — вздыхал он.

— Я думал ты странствующий монах, а ты, выходит, из местных? — удивился некромант.

— Кип меня зовут, — представился тот. — Моя землянка неподалёку. Думал, успею вернуться до заката, пока эти из логовищ своих не повылезали, да не вышло.

— Бальтазар Кроненгард, — назвал себя в ответ и мужчина, — Ну, идём, покажешь, что там с картами, — напомнил он об уговоре.

— Ползём-ползём, залечивать раны надо, — кивнул тот, и с очередным писклявым вздохом поманил за собой, прихрамывая и еле шагая.

Из-за такой походки крысолюда двигались они довольно долго, хотя на самом деле путь был близкий. Отсюда даже лучше виднелась лесная дорога, идущая толстой петляющей змеёй лишённого деревьев промежутка сквозь все эти дебри. Будто у Кипа тут был свой наблюдательный пункт.

Землянка располагалась под холмом, на котором рос раскидистый дуб. Место и вправду весьма неплохо замаскировано, сразу-то нору средь торчащих наружу корней и не увидишь. К тому же тот наверняка её чем-нибудь ещё прикрывал, скорее всего, охапкой веток с листвой в это время года. Та желтела, сливалась с окружением, и заметить ход вниз было бы ещё сложнее для прогуливающихся путников.

— Сейчас поищу масло и фитиль, если тебе неохота магию на свет тратить, — проскрипел зубами вытянутой пасти Кип. — Тут, если корни раздвинуть, вполне себе взрослый человек пролезет, не застрянет, не боись.

— Да с какой мне стати тебя боятся-то, — хмыкнул Бальтазар.

— А вот известны легенды про разбойника лесного, что путников к себе зовёт в узкую нору, а когда гость застревает, тот рубит его пополам, вкатывает да разделывает. Жарит, солит, супы готовит, — рассказывал крысолюд.

— Не думаю я, что ты так рисковать захочешь, — хмуро подметил некромант. — Это ж, поди, тебе меня страшиться надо, а не наоборот. А ты метис какой-то что ли? Откуда глаза-то такие? — заодно поинтересовался он, — У твоей расы обычно глаза тёмными выпирающими бусинами, а ты зеленоглазый, как ведьмин кот.

— Уж, каким народился. Не знаю, не братаюсь я с другими крысолюдами, — отмахнулся Кип.

— И, стало быть, ты вообще не монах, — сообразил Бальтазар, осознав, что весь план его пал крахом.

— Ну, почему ж… Так-то рясу я укр… позаимствовал, но наведываться в монастырь под видом своего, дабы тамошние щи да каши уплетать, это я горазд, — хвалился тот, — Не переживай ты, пригожусь ещё, — обещал он, — Ты вот лучше скажи мне, как…

Их разговор прервал звонкий детский вопль. Не здесь, а довольно далеко, едва доносившийся тонкой иглой сквозь листву кустарников и стволы деревьев, однако же крик ужаса был столь неистовым, что некромант мгновенно сообразил — вопит тот мальчишка, которого он не стал догонять.

По ауре страха, сопровождавшей доносящийся звук, Бальтазар увидел силуэты картин, что паренёк повстречал нечто устрашающее и громадное. Он визжал, явно задирая голову, но совершенно не так, как кричат в небеса от горя или отчаяния, это был вопль страха другого рода, точнее сказать, самого обычного, первородного и глубинного — сильный испуг от того, что было увидено воочию.

И хотя в ночи мальчонка мог принять за чудище любой холм, дерево, каменный валун странной формы и даже какую-нибудь полуразрушенную лесную хижину, некроманту казалось, что его «глашатай», который должен был отнести в деревню весть о случившемся на дороге, попал в такую беду, откуда живым уйдёт врядли.

— Ладно, крыс, зализывай раны свои, котов в нору свою не пускай, а у меня дела есть, — не желая сейчас идти спасать ребёнка, Бальтазару приходилось это делать, иначе прахом падёт и ещё один его план, а это было уже чересчур для такого дня.

Если мальчик не добежит до города и ничего никому не расскажет, почти всё было зазря. Много энергии ушло и без того на заживление серьёзной раны и быстрые прыжки по деревьям. Три поглощённые крестьянские души явно не стоили того, надо было рассчитывать на панику в Гедельбурге. А теперь всё это было под угрозой.

III
Юркой тенью скользил Бальтазар во мраке деревьев, выбегая на лесную тропу и выискивая там повозку с двумя телами, мёртвой лошадью и её призрачным остовом. Скелет пришлось оседлать, но при этом, окружив себя особой аурой, чтобы они соприкасаться. По сути, наружная оболочка некроманта как бы становилась астральным духом, позволяя взаимодействовать с такими сущностями.

И призрачно-костяной конь-кошмар нёс его на своих плечах вдоль дороги, а потом и свернув меж редких деревьев орешника, стремительно приближаясь к своей цели. Некромант видел источник детской паники ещё задолго до прибытия, уже на подходе к месту, служившим источником звука, где замер Влас, именно так называла его мать в телеге, когда тянула к себе в надежде защитить.

Мальчишка трясся, потеряв дар речи, свою папаху где-то по дороге и даже способность кричать. Все силы, что были, казалось забрал истошный вопль истинного глубинного ужаса, когда в густом мраке хмурого дня, средь когтистых великанов-стволов чёрного леса, как две подобные друг другу гигантские луны, пялились на него громадные жёлтые глаза.

Над ним, облизываясь, возвышался угольной масти кот-великан с переливающейся шерстью, благодаря фактуре которой его было видно почти целиком в отблесках всех изгибов даже среди сгустившейся ночи. Он совершенно, разве что за исключением глаз, не походил на местных лесных особей. Это был скорее короткошёрстным, довольно гладкий на ощупь, если б кто-то мог провести по нему гигантской рукой, хвост его совсем не был пушистым, правда и облезлым его б никто не назвал. Но вот сам размер зверя делал его куда более опасным хищником, чем даже целую стаю манулов.

Мягкой поступью он всё приближался, а застывший статуей мальчик не был в силах даже убежать. Бальтазар нёсся во весь опор и даже достал меч, чтобы отогнать существо подальше от ребёнка, столь необходимого ему в качестве свидетеля его сегодняшнего колдовства.

Но усатая чёрная бестия рывком головы тут же схватила Власа, задрав морду к небу и начала в свете рогатого насмехавшегося месяца спешно глотать того, толком даже не прожёвывая — слишком уж мал был для такого кота этот «кусочек» в виде мальчишки, не сравнимый даже со взрослым.

Не испытывая ни малейшей жалости к проглоченному, некромант всё же рассержено закричал, проклиная всё на свете, а в частности это исполинское существо с толстыми лапами-колоннами, подобной дёгтю шкуре и вздымавшимся, как густой столб прямого сигнального дыма, хвостом.

Взмах лезвия срезал коту нижний ус справа и сделал насечку на следующем. Больше никак травмировать его не удалось, ведь тот, преодолев собственное любопытство, осторожно приподнял голову, не став принюхиваться к приближающемуся сверкающему кошмару со всадником.

Бальтазар спрыгнул с костяной туши, но при этом ауру не убрал, а даже усилил. Искажающееся подрагивание частиц вибрировало вокруг тёмного контура резкими острыми лучами, двигавшимися вдоль очертаний тела чернокнижника живыми языками пламени.

Полыхал и его яростный взгляд. На самом деле битва была не просто так. Ещё не всё было потеряно, мальчонку заглотнули быстро, можно было вспороть гигантскому коту брюхо, тому там предстояло перевариваться довольно долго, да ещё и в одежде. Но, разумеется, рассечь своё шерстистое пузо это создание решительно не позволяло.

Зверь протяжно взревел по-кошачьи. Оскалился, чуть отпрыгнув назад, пригнулся, присев передними лапами и зашипел на агрессивно махавшего мечом некроманта. Первый удар могучей лапой был скорее пробным, тренировочным, не в полную силу. И кот-гигант обжёгся о полыхающую ауру, снова зашипев ещё яростней, демонстрируя тонкие иглы своих хищных клыков из-под раздвоенной губы с длиннющими светлыми вибриссами.

Некромант сделал пару выпадов, но промахнулся. Как ни странно, попасть в чудище таких размеров было не так-то просто. Обычно гигантские твари были довольно медлительны и неповоротливы. Этот же сохранял привычную кошачью грацию, злобно ворчал и принюхивался, бил тёмного волшебника лапой каждый раз всё сильнее. Отчего не давал Бальтазару сконцентрироваться и сплести в свободной руке хоть какое-то новое заклинание.

А когда тот хотел срезать ему когти, то зверь ударил не сверху, а сбоку, просто отшвырнув мужчину в сторону сквозь кусты, так что аура подожгла их синим пламенем, изрядно отпугивая чёрного четырёхлапого исполина, но и вокруг самого некроманта она уже сиять перестала.

Кот ринулся на лежавшую жертву, пытаясь придавить лапой, и у него это почти получилось. Плотные подушечки прижимали Бальтазара к земле ночного леса. Но давили они не так сильно, проминаясь вовнутрь под его фигурой в плотном косом мундире с металлическими серебристыми застёжками. Плащ пришлось отстегнуть от литых эмблем в виде вороньих голов, зато самому удалось прокатиться по земле, вытиснувшись из давки куда-то в пространство между пальцами огромной кошки.

Зверь подобного не одобрял и откровенно, вытягивая когти, вспахивавшие с каждым ударом землю, с силой бил по валявшемуся человеку, но раздавить его никак не мог. Бальтазар был довольно стройного телосложения, чтобы удачно умещаться в пространствах между подушечками кошачьих пальцев, и слишком маленького размера, чтобы не попадаться под остриё загнутых белёсых «лезвий».

В свой лучший момент некромант изловчился, оказавшись на спине примерно по центру приближающейся тёмной колонны с розовыми пальцами. И тогда он приподнял свой меч остриём вверх, удерживая сразу двумя руками за рукоять, чтобы изо всех сил направить таким штырём и, будто шило или игла, пронзить стремящуюся к нему кошачью лапу насквозь в самом центре крупной пястневой подушечки.

Но чей-то тёмно-зелёный и дымящийся разряд магии с силой ударил ему в правый бок, буквально вышвыривая, как опасную занозу, из-под шипящего угольно-чёрного зверя. Болели рёбра и плечо. Заклятье было опознано, как что-то природное, подобное хлёсткому удару лиан или корней, будто плетью по телу да ещё с дополнительным толчком отбрасывающего взрывного импульса. Столь сильным, что такое заклятье протащило его по земле, оставляя след, шагов где-то на пять от оставшегося валяться чёрно-фиолетового плаща.

Бальтазар поглядел направо, пытаясь сориентироваться сквозь боль по телу, откуда же был этот неожиданный залп. При этом надо было остерегаться и новых нападений агрессивного шерстяного гиганта. Главное, что заострённый клэйбэг всё ещё был у него в руках, ведь если б ещё и его выбили, ситуация выглядела бы гораздо хуже.

Там, на нижней толстенной ветке стояла копытами лесная дриада с рыжими кудрями короткой взъерошенной причёски. Среди локонов едва проглядывали небольшие завитые рога бурого цвета, идущие вдоль висков наискосок. Сверху на ней был стёганый камзол грязно-бежевого оттенка, а нижняя часть тела, представлявшая густо покрытые шерстью козлиные ноги в пропорциях конечностей человека, была лишена и юбки, и белья, и штанов, да и, разумеется, обуви. Разве что сзади были видны полы тёмно-зеленой накидки, складки капюшона которой виднелись эдаким «шарфом» на плечах и у шеи поверх её камзола.

Лесная дриада явилась защитить своё божество или любимого питомца, кем бы чёрный гигант ей не приходился. Они с ним вдвоём одновременно устроили охоту на свою жертвой. Кот сделал очередной прыжок, приём уже не лапой, а желая укусить мужчину за плечо или бок. А рыжая зеленоглазая дама сколдовала вытянутые сплетённые из ярко-зелёных изумрудных переливов копья, которые полетели в него один за другим, стремясь и ранить, и ограничить в передвижении. Вонзались вокруг, словно прутья клетки и преграждали возможные пути отхода от хищной пасти чудовищной клыкастой громадины.

Пришлось снова применить магию для усиления человеческих качеств и способностей тела. Некромант совершил высокий прыжок, взмахивая острым лезвием, дабы поравняться с кошачьей головой и отсечь ту от лохматой лоснящейся шеи. Но путы дриады двумя лианами сковали его прямо в полёте, уронив на землю и врастая в ту, мгновенно укоренившись. Всё больше и больше хватких змееподобных побегов поднимались из почвы, обхватывая его, как морской кракен взвивает щупальцами по мачтам рангоута потопляемого корабля.

Где-то с помощью меча, а где-то при помощи боевой алой магии, Бальтазар разрезал, разрывал и прожигал эти лианы, спешно выбираясь из них, пока когтистые лапы своими серпами-полумесяцами не вспороли ему кожу сквозь дорогой выделанный чёрной кожей ягнят военный мундир, подаренный одним влиятельным человеком в благодарность за помощь.

В целом, от когтей увернуться удалось, а вот устоять на ногах — не очень. Лапа задела когтями клэйбэг не с острия, а с плоской стороны клинка, так что возможности обрубить зверю его загнутые орудия смерти не было, а сам удар прошёлся и по лезвию, и по руке, и в целом заставил некроманта пошатнуться и практически упасть на бок, подогнув правую ногу.

Кот отпрыгнул, зашипев, а дриада слева уже готовила новое заклинание, усердно концентрируясь и перебирая над сверкающим аморфным сиянием пальчиками с ноготками, похожими на сухие луковицы растений. Бальтазар ответил ей тем же. Подобно прошлому творению рыжей девицы с копытами и рогами, молодой человек сплёл серебристую сеть, направив на ту, и опутав со всех сторон, словно ловчий набрасывал силок на куропатку. Та принялась дрыгаться в ней, и была обезврежена на какое-то время.

Куда важнее было победить кота, а не ту, что его защищала. Так что он вновь ринулся, но в прыжке даже ус с лохматого чёрного зверя ростом с колокольню срубить не смог, тот лихо отскочил и пригнулся, продолжая скалиться. Зрачки его во время боя пульсировали, то сужались до совсем тонких полос среди похожих на два полнолуния громадных глаз, то раскрывались широкими блюдцами, напоминая солнечное затмение, когда вокруг оставалась лишь сияющая корона, а посреди царила беспросветная глубинная тьма.

Ещё несколько резких взмахов в усиленных высоких прыжках, от которых при приземлении уже начинали всерьёз болеть стопы да уставать мышцы ног, и Бальтазар загнал кота так, что позади того были густые заросли близрастущих деревьев, как бы ограничивающие возможности передвижения столь массивного животного, едва ли способного там протиснутся, не застряв. Нечто такое дриада провернула недавно копьями в отношении самого Бальтазара, только масштабы теперь возросли в разы.

Иными словами, пятиться и отпрыгивать назад коту-гиганту уже было некуда. Нужно было принять бой с некромантом, и тот принялся обволакивать лезвие клинка дополнительной спиралью тёмного сине-чёрного, в пульсирующем клубящемся дыму заклинания.

А едва молодой тёмный маг уже собирался ринуться вперёд на решающее противостояние клыков и когтей с магией да мечом, чья крестовина была сделана в форме крыльев летучей мыши, а чёрная ребристая рукоять из вулканического стекла — обсидиана, как в спину ему пришёл совершённо подлый крепкий удар, поваливший вперёд на землю.

Удар грудиной был серьёзный, сбилось дыхание, по рёбрам прошлись волны боли, а от этого шли все прочие проблемы с концентрацией и реакцией. Удалось лишь перевернуться на спину, чтобы защищаться лезвием клинка. Тот едва не выпал при падении, но всё же повезло с ним не расстаться. А теперь молодые мужские пальцы крепко сжали черенок, готовясь к битве.

Дриада появилась неожиданно не спереди, не со стороны его вытянутых ног, откуда в спину был оставлявший синяки удар, как если б обозлённая лошадь лягнула копытами, а слева, почти у его головы, столь близко, как он совсем не ожидал её увидеть.

Покрытая курчавой густой шерстью правая нога её, с коленями назад, как у фавнов и сатиров, резко взмыла в воздух, а затем треск и отдавшаяся в лице боль сменились чернотой забвения. Хорошим ударом кудрявая лесная дама просто ввергла некроманта в отключку.

Он чувствовал боль в своём теле, но какую-то далёкую, как будто через дымку сна. Не мог пошевелить ни рукой, ни головой, но болели стопы, торс от падения, спина от удара копыт, лицо где-то в левой щеке, и всё это пульсировало, сдавливало, отзывалось потусторонним эхом, но будто бы шло отголосками из иного измерения.

Нельзя было ни ощутить себя целостно, ни потрогать места ушибов. Он просто плыл по мёртвой реке в безвременье, где чёрные воды безо всякого контраста уходили в горизонт такого же чёрного неба. Его обволакивала царица-тьма. Та, чей голос давно заменил родную мать, желавшую принести его в жертву своему богу, для чего Бальтазар в своей семье и был рождён.

Предательство родителей спустя столько лет оставалось самой крупной травмой, истоком его разочарования в жизни, но сейчас он их совсем не вспоминал. Он вслушивался в похожий на ветер, несущий чуму, на дыхание смерти в погребальном перезвоне кладбищенских колоколов, на карканье ворон над трупами после битвы и шелест хлопающих крыльев стай летучих мышей, шёпот истинной первородной темноты, направлявшей его многие годы.

— Она ведь могла и шею тебе свернуть, — обращалась к нему царица-тьма.

— А было не так? — недовольно хмыкнул Бальтазар, — Хочешь сказать, мол, я ещё жив? — усмехался он, хотя попытки улыбнуться несли сквозь губы и мышцы лица молниеносные удары резкой боли.

— Конечно, жив, — звонко ответил совсем иной голос. Незнакомый, благозвучный, но волнообразный и стеклянный, будто ветер заигрывал с пустыми бокалами на обеденном столе.

IV
Он открыл глаза, увидев в подрагивающем свете масляной лампады, в ореоле подсвеченной купольной крыши тростниковой хижины, над собой молодую женщину, что смотрела прямо на него, протирая мягкой тряпочкой мужской лоб от крупной испарины.

Дама была зеленоглазой. С густыми каштановыми бровями под резким углом и почти такого же, но всё же чуть более светлого тона, а, может, так просто казалось ночью в хижине под танцы огня, недлинную причёску с прямым небрежным срезом. Так пряди левой половины почти прикрывали один из изумрудных глаз, опускаясь вдоль щеки почти достигая уровня подбородка, а волосы противоположной стороны были собраны за аккуратное округлое ухо.

— Ты ещё к… — пытался проговорить он, но её мягкие пальцы коснулись его губ, заставив замолчать.

— Тише, лежи. Тебе неплохо так досталось, — пальцами второй руки она провела по разложенному на его рельефном торсе грудины травяному компрессу.

Бальтазар понял, что лежит без мундира на соломенной койке внутри непонятной лесной хижины, так как на городскую избу или каменный дом всё это было совершенно не похоже. Глаза как раз смотрели вверх, оглядывая согнутые балки, тростниковые перегородки и соломенную крышу, опускаясь на простенькое внутреннее убранство — самодельные тумбы, корзины, сундуки, пару высоких кривых шкафов с дощатыми створками из выпуклой от сухости древесной коры.

Подвесные полочки выглядели интереснее, канаты и верёвки шли через какие-то колёсчатые шестерёнки, напоминавшие миниатюрные колёса телеги. Что-то вертелось, слегка покачиваясь. Конструкции явно могли вращаться нужной стороной по мере надобности склянок, горшочков и мешочков с этих полок.

Это всё напоминало ему о второй половине детства, когда с семи до двенадцати он обучался у лесной ведьмы Сульги, где куда более просторная и обустроенная изба, годная под зимовье в суровых лесах Фуртхёгга, была также уставлена всевозможными снадобьями, порошками и ингредиентами, будто лавка торговца пряностями и специями на роскошном базаре.

Затем был Кастор, Книт, но сейчас это не имело никакого значения. О его прошлом эта дама, по крайней мере, пока что не спрашивала. Когда тело стало ощущаться ещё лучше, он смог определить, что на левой его щеке тоже лежит небольшой компресс из трав, распугивая тот синяк от удара копытом.

— А кот? И дриада? — чуть сощурились его глаза от воспоминаний, взглянув на молодое овальное лицо с выразительными скулами и алыми губами со слегка закруглёнными верхушками, из которых нижняя была чуть более пухлой, чем верхняя.

— Считай, тебе повезло, что я тебя выходила, — с улыбкой произнесла она, нескромно проведя по разбросанному на мешковатой подушке каскаду платиновых волос молодого мужчины.

— Удрали, значит, — вздохнул Бальтазар.

— Я Эргильда, живу в этом лесу уже довольно давно, а вот тебя в первый раз здесь увидела, — представилась она, чуть отойдя к самодельной закопчённой печке из металла на вытянутых ножках, где горел согревавший помещение огонь, а сверху подогревался в плошках какой-то отвар, — Кот Йоль здесь с незапамятных времён. Ещё людей не было, а это создание уже шастало в соседних лесах, избавляя мир от разных крупных чудовищ. Без него, может, и не поселились бы здесь первые люди, кто знает.

— Бальтазар из Фуртхёгга, новый барон Кронхольда, — прокашлялся он, представившись в ответ, — Ученик Гродерика Черноуста.

— О, выходец Книта, и что там сейчас? — поинтересовалась она.

— Как и всегда. Книт спокойное место, прибежище чародеев-изгнанников, не нашедших себе места на других землях или не желавших мириться с амбициями королей да непомерным аппетитом Империи, — отвечал некромант, — Книт, он как северные независимые земли, сам по себе, никому не служит и никому ничего не должен.

— Здешние аристократы уже не знают куда метаться, если начнутся сподвижки к войне. Гномы хотят назад северные земли, люди претендуют на степи кентавров, церковники давят свою веру, белые маги порицают цветных и тёмных, народ недоволен реформами. И все норовят влезть в междоусобицы эльфийских народов, дабы что-то себе урвать с их конфликтов, — вздыхала она, — А мы где-то на перепутье. Не знаем куда идти, куда двигаться, кого поддержать.

— Надо будет навестить местных помещиков, ещё мне сговора с церковниками от них не хватало какого-нибудь, — попытался встать некромант, но та уложила его спиной на сухую солому обратно.

— Вот лучше, выпей, — протянул она глиняную чашу с пахучим отваром, все запахи которого перебивал аромат земляных грибов трюфелей, так что зелье больше напоминало какой-то суп для знати из его детства, ведь в Фуртхёгге трюфели искали специально науськанные для этой цели придворные кабаны.

А крестьяне, если и находили подобный деликатес то, могли, конечно, и съесть, но куда выгоднее было продать и разбогатеть. Обзавестись на вырученные средства парой новых коров в хозяйство, тёплой одеждой к зиме и тому подобным.

Не отрывая от неё глаз, взяв тёплую посуду, светловолосый мужчина, приняв таки сидячее положение, начал пить, не высказав никаких подозрений. Хотела бы она его убить — уже бы убила. Странно, что этого не сделал кот-гигант со своей копытной подружкой. Так что, пусть они едва только познакомились, её отвар с довольно необычным привкусом он поглотил довольно быстро и без лишних вопросов.

Женщина же бережно снимала с его тела присохшие, похожие на клочки мха, травяные смеси, протирая их зеленоватые следы влажной тряпочкой из толстой ткани, заставляя его лицо и мужественный торс блестеть в подрагивающем танце крупной лампады на столике недалеко от печки.

— Любопытная конструкция, — заметил он, когда она относила туда глиняную чашу, — Обычно печь стараются делать каменной кладкой.

— Всё течёт, всё меняется, — отозвалась Эргильда. — Надо шагать в ногу со временем, а не застревать, как дикари, в каменном веке. Здесь нередко в домах стоят металлические печи, это хорошо сказалось на кузнечном и литейном деле. А трубы их узкие, ведущие наружу, съёмные и разборные на части, как водосборник. Чистить куда удобнее и безопаснее для трубочистов, чем шеи сворачивать над каминами. Дела у людей сразу пошли в гору.

— К тебе же в лес тут всякие трубочисты не приходят, — хмыкнул на это Бальтазар.

— Своими силами справляюсь, — отвечала та, уверенно взглянув на него.

Высокий лоб, пухлые скулы, губы даже на серьёзном выражении лица подобны лёгкой улыбке, и аккуратный овальный подбородок, на котором был едва заметный маленький холмик родинки, напоминавший комариный укус. Она снова приближалась к нему, сидевшему на её постели в полураздетом состоянии. В то время, как сама она была в тёмно-зелёном платье с золотистыми переливами расширявшихся рукавов и бурым фронтальным треугольником от лифа вниз к шёлковому поясу на узкой осиной талии.

— Если отправишься к здешней помещице, то должен знать, что все бесчинства кота-великана Йоля — на её совести, — рассказывала Эргильда, — Когда Марлен из рода Габо сама была маленькой девочкой, при ней была фрейлиной молоденькая колдунья из рода гоблинов. Они много играли и веселились, практически росли вместе, — массируя плечи, надавливала она своими умелыми руками, укладывая обратно в постель, словно рассказывала сказку на ночь.

— Я только проснулся, а ты опять встать не даёшь, — изучали фиалковые глаза некроманта изумрудный взор травницы.

— Тише, Бальтазар. Лежи и слушай, — скользили пальцы с бирюзовыми острыми ноготочками по мужественному торсу, поглаживая по тёплой коже, хватаясь за ремень с пряжкой-черепом, пока лицо её приближалось всё ближе, так что он мог ощутить аромат её дыхания.

Он бы отпрянул или отбросил её от себя, будь настойчивая дама не в его вкусе, но некромант лежал и принимал её нескромные ухаживания, не сопротивлялся движению ловких рук. А когда её алые губы прижались вплотную к его лицу, он протянул руку, коснувшись её волос на затылке, запуская пальцы в локоны, необычно жёсткие на ощупь и бывшие даже короче его собственных. Будто притягивал её голову поближе к себе, жарко отвечая на её ласки и поцелуй.

— А потом девочка выросла, перестала нуждаться в няньках, вышла замуж, но своих детей у неё долго не было, — рассказывала ему Эргильда.

Невинный приветливый поцелуй, подобный порханию бабочки над весенним лучом в лучах тёплого солнца, быстро перерастал в пылкий и чувственный, как распускающиеся красные цветы в летнюю жару на маковом поле. С тем же дурманом, обволакивающим их разум, с тем же горячим воздухом, что создавали в хижине ароматные поленья внутри жерла металлической печки.

Её пальчики тоже заигрывали с его светлыми волосами, касались лба, проводя по прямому носу и уносясь, как по склону горы, подушечками вниз по щекам в сторону висков. Сладкие поцелуи покрывали и их, и гладко выбритый подбородок с едва заметной ямочкой, переходили на крепкую шею, вздымались снова ввысь по молодому ухоженному лицу, находили мужские фактурные губы с угловатыми контурами и сливались в едином медовом потоке взаимного наслаждения.

— Взрослая помещица вновь позволила той гоблинше жить с ними, пока и у той нет своих детей. Но, конечно, уже не была с той так дружна, а больше внимания уделяла супругу. А потом у зеленокожей чародейки родился ребёнок… И это вызывало приступ ревности у той, что забеременеть никак не могла, — звучал голосок травницы для его внимающих ушей.

Некромант коснулся её плеч сквозь ткани платья, тянулся к завязкам у ключиц, но та шлёпала его по непослушным рукам, отталкивая их в сторону, и сама, прикусив нижнюю губу, как невинная скромница, которую вынуждают быть активной в первую брачную ночь, закинув вверх и назад руки, расстёгивала пуговички платья ниже шеи.

То быстро спадало, обнажая крупную округлую грудь конической формы с заострёнными розовыми сосками. Это возбуждало его ещё сильнее, пока левая рука травницы активно занималась его кожаным ремнём и кашемировыми брюками, ублажая прикосновениями.

— И вот тогда Марлен повелела той избавиться от уродливого создания. Отнести носатое лопоухое чудище в лес да там оставить на съедение коту Йолю, в дар, как божеству, чтобы тот, как владыка и покровитель этих мест, ниспослал ей самой дитя в благословение… — продолжала историю этого места Эргильда.

Она вся будто бы не хотела его участия. Соблазняла так, что не позволяла себя раздеть или овладеть, приподняться и перевернуть в объятиях. Стремилась сама властно быть сверху. Голые колени её влезали на набитую соломой постель, поднимая характерный шелест сухих травяных листьев. Розовый язык змеем-искусителем проникал внутрь мужских губ, переплетаясь в страстном танце. И уже не рукой, а своим телом она ёрзала по нему сверху, выгибаясь в звонких стонах, приподнимая голову на своей маленькой шейке к потолку своей куполообразной хижины.

Тёплые мужские пальцы поглаживали её по бёдрам и коленям, иногда переходили вверх по телу к груди, сжимая и щупая, а она всё приподнималась и опускалась на твёрдом жезле, розовея щеками в области пухлых скул, стыдливо прикрывая изумрудный взгляд, но продолжая поёрзывать бёдрами, постепенно ускоряя ритм.

Жаркое дыхание касалось их обоих лиц, когда она наклонялась. Страстно кусала его крупную нижнюю губу, развратно целовала, и снова прерывала соприкосновение, сладко постанывая, утыкаясь аккуратным носиком в его лицо, поглаживая и потираясь, как влюблённая кошка, о его щёки.

Бальтазар изгибался под ней, наслаждаясь их слиянием в каждом нежном, но всё ускорявшемся движении. Она приподнималась на нём со временем всё более порывисто и быстро. А он обращался с ней, как скульптор с грациозной статуей, постоянно водил ладонями по телу, ощупывая её формы, изящные изгибы, рельеф груди, мягких ягодиц, широкие бёдра и крохотную талию с плоским животом и каплевидной щёлью забавного пупка, что вместе с её порывами вздымался и опускался, приманивая его взгляд в моменты, когда мужчина разглядывал не её грудь и краснеющее нежное лицо, а опускался фиалковым взглядом ниже по фигуре.

Жар страсти разгорался всё сильнее. Сердцебиение учащалось, округлая мягкая грудь скользила по рельефному мужскому торсу, губы с характерным звуком смыкались всё чаще и чаще, распутные языки переплетались, а пальцы его теперь ласкали её плечи и спину, прижимая к себе и не желая отпускать.

Казалось, дыхание их теперь общее. Да и громкие несдерживаемые стоны разлетались в унисон, как будто, переплетаясь и прижимаясь телами, они срастались в единый полноценный организм, где мужское и женское начало переплеталось бурным танцем на фоне бушующего вулкана под дуновением горячих ветров их страстных порывов.

Не оставалось больше ни «его», ни «её». Это всё было одним целым, в общем удовольствии, на пике извержения, когда одни пальцы сладко поглаживали лицо, а другие жадно тискали подвижные ягодицы. Фонтанирующая кульминация жаркой пляски средь пламенных рек настигла их обоих одновременно. Поцелуи прервались, разомкнувшись, так как было уже невозможно дышать. Оба тела выгнулись, как лепестки разверстого цветка, раскрывавшего свой бутон навстречу утреннему солнцу…

А потом Эргильда бессильно обмякла, и Бальтазар ощутил, как она прижалась вновь грудью, улегшись поудобнее на него, тяжело дыша и положив левую руку Бальтазару не плечо, чуть сжимая и поглаживая. Он же касался её волос, иногда кончиками пальцев ниже них переходя на влажную горячую кожу, в предрассветной тишине слушая её мягкое томное дыхание. Вязкое, как окружавшая их за окнами хижины темнота. Столь непроглядная из-за внутреннего света лампады, что им в порывах вожделения казалось, будто они одни в этом мире, и там, за пределами — нет больше никого и ничего. А вся эта ночь кем-то соткана лишь ради их взаимного удовольствия.

— Сказочница из тебя так себе, — вздрогнуло могучее тело в шутливой усмешке, — А вот любовница хороша, — гладил он её плечи, попутно восстанавливая своё дыхание. Не сказать, что любопытно, чем там дело кончилось, но при мне одного ребёнка котяра этот сегодня точно сожрал. А дриада вспороть ему брюхо помешала.

— Просто ты совсем меня не слушаешь, — прислонила она указательный палец к его бубнящим губам. — Гоблинша-служанка в поместье не вернулась, — поглядела на него Эргильда, чуть приподнявшись. — Покинула эти места, проклиная всё. Вот и нет здесь покоя, недобрый лес. Даже волки повымирали в округе, — рассказывала она.

— Так может, её вместе с младенцем и съел этот Йоль, — хохотнул некромант, снова опускаясь ладонями ниже спины лежавшей на нём молоденькой травницы, после отдыха желая сладкого продолжения их постельного ритуального танца глубинных животных инстинктов.

— Кто знает, может, и так. Спроси у Марлен, если встретитесь, — приподнялась она на руках над ним, заглядывая в глаза, — Но говорят, теперь Йоль не просто грибников заплутавших пожирает да лесных косуль, а на всех жильцов дома Габо охоту устроил. Сначала их конюх, потом поверенный Анастаса, мужа Марлен. Дальше её фрейлины одна за другой пропали без вести. Мажордом, что за хозяйством приглядывал, теперь его сынок молоденький на посту осваивается. Ещё там пара торговцев, что от них уезжали. Думаю, кот сожрал того, кто был из семьи как-то связанной с поместьем этого рода, — возвращалась она к его словам, как очевидца событий с мальчишкой, — Гоблинское проклятье как-никак.

— Знаешь, я слышал про эльфийскую магию, про гномьи руны, даже про орков-шаманов, но вот про проклятья гоблинов, честно говоря, впервые, — сказал ей на это Бальтазар, властно прижимая её нагое тельце к себе за мягкую женскую попку.

— Народ верит, я-то что, — вздохнула женщина, — Моё дело пересказать местные поверья. А у помещицы всё-таки родилась дочь от Анастаса, а то они аж на грани размолвки всё это переживали. Растёт теперь, красавица на выданье. Всё думают, кому её пристроить, дабы спровадить отсюда, с земель этих неспокойных. Да жениха побогаче ищут.

— А что ж там за рыжая дриада-то была с копытами и рогами? Может, не гоблиншей была служанка вовсе, а врёт народная молва да твои сказки? — поглядел он на, казалось не слишком-то желавшую продолжения плотских утех травницу.

— Может и так, — закатила она глаза, оглядывая всё вокруг и возвращаясь к его лицу, которое озарили первые лучи солнца. — Вот и рассвет, пора умываться, — поднялась она на ноги, сладко потянувшись в озаряющем сиянии, — Плащ твой вон лежит. И порезы слева на мундире я затянула.

— Я ничью сторону принимать не собираюсь, — заявил Бальтазар, разглядывая стоящую полубоком к нему нагую травницу, подобную весеннему божеству в золотистых контурах ярких лучей, создающих над её волосами ореол короны, и на фоне розоватого утреннего зарева, — Мальчишка тот, гонец моего могущества. Он мне, как свидетель напуганный нужен. Так что найду я логово кота, а что там у помещицы, что там у той дриады, все эти гоблины, кикиморы, русалки, плевал я на их и всех конфликты с местными. Вспорю брюхо, пока малец не переварился.

— Глупость какая, — посмеялась Эргильда, — Он примет тебя за своего спасителя. И рухнет вся твоя тёмная репутация, барон Бальтазар.

— Не рухнет, — отмахнулся тот, — Пригрожу ему мечом, напомню, что было ночью своим видом, лицом и аурой, — демонстративно засиял он, заодно проверяя, что после отдыха и сладкого соития у него поднакопилось сил, — Обращу в бегство с воплями ужаса звонкого щенячьего голоска. Оберну всё так, будто дрался с чудищем, а спасение мальца лишь счастливая, для него, случайность. Если он не раструбит, как я высасывал души из его семейства, местная знать не будет трепетать передо мной. Зря что ль была вся ночная охота? Труды насмарку? Можно сокрушить и весь город, но это не какой-нибудь там Яротруск, это Гедельбург! Если Церковники решат пойти на Книт, то пойдут через эти земли. А на свои владения я их впускать не намерен. Лучше заручиться поддержкой помещиков. Нет кота — нет проклятья рода Габо. Главное, что б мальчишка шороху навёл на город перед моим прибытием.

— Ах, как знаешь. — вздохнула травница, — Мирный люд всегда был лишь ресурсом да случайными жертвами в венных игрищах… Позавтракаешь хоть или сразу логово зверя искать пойдёшь? А то, смотрю, тебе уже неймётся, — подошла она поближе, — Кашу могу сделать, гречку сварить, блинов напечь, если яйца в погребе ещё остались… Что хочешь?

— Хочу… — призадумался Бальтазар, отведя от неё взгляд, — Тебя! — резко схватил раздетый некромант Эргильду и уложил на соломенную постель под собой, жарко обхватывая своим телом и никуда не торопясь, пока ещё была возможность поразвлечься.

V
К логову зверя он вышел, когда рассветный румянец с небес уже слез и то стало по-утреннему нежно-голубым, а вокруг уже проснулись и протянулись к нему различные цветы. Выслеживать крупную смольно-чёрную зверюгу можно было несколькими способами, при этом травница толком ничем не помогла и не подсказала, как выйти на пещеру, где такая громадина могла бы скрываться.

Места были незнакомые, но магические ориентиры помогали хотя бы в некоторых мелочах. Плюс можно было обратиться ко всему тлену, что содержала в себе земля — к отдельным костям, черепам и скелетам умерших здесь птиц, кротов, мышей, ящериц, мелких и крупных обитателей, что лежат недалеко от поверхности и всякое могли повидать.

При этом особо растрачивать запасы энергии ему не хотелось. Бальтазар вообще не любил чувствовать себя, как выжитый лимон, старался даже в лихом бою беречь силы и никогда не истощаться целиком. Это не раз спасало ему жизнь, впрочем, счастливый случай и советы шёпота царицы-тьмы оказывали ему эту услугу куда чаще.

Сейчас её голос молчал. Как будто она, лишь в людском представлении наделённая женственными чертами сущность, как первородная мать, из которой отец-хаос бурным соитием сплёл всё, что сейчас вокруг окружает, приревновала своего избранника за тот пылкий разврат, устроенный в чужой постели едва знакомой красавицы-отшельницы.

Самодовольный Бальтазар считал, что и без чужих советов прекрасно справится. Шагал спешно, по сторонам глядел внимательно. Вот только по наитию собирался шагать в дебри лесной чащи, а по ориентирам вышел скорее на какой-то прилесок опушки.

Но те не подвели, ясно понял он, когда неподалёку раздался оглушительный женский визг и разъярённое кошачье урчание. Прямой обоюдоострый клинок был мгновенно вынут из ножен и заблестел в дневном свете. На косом запахе мундира засверкали тёмно-фиолетовым цветом все металлические элементы от застёжек до цепей. А покрытый мерцающей призрачной аурой чёрно-сиреневый плащ, как могучие крылья, раскрывался за спиной некроманта, стремительного бегущего вперёд меж лесных деревьев.

Кто бы там ни попал в беду — косвенно придётся его, а скорее всего — её, выручать от ворчащего крупного зверя. Ведь до того добраться следовало бы как можно скорее. Хотя, постоять в сторонке и поглядеть, как крупный кот ещё кого-то пожирает — тоже было вариантом, но в отличие от своры манулов, терзавших монаха, в зрелище одного мгновенного проглатывания крупной пастью Бальтазар не видел для себя ничего интересного. Да к тому же итак наблюдал это уже вчера с мальчонкой Власом. Настроения на злорадство не было, хотелось как раз наоборот, вызволить того из брюха, если чудище ещё не переварило ребёнка.

Он мчался вперёд, жалея, что рядом нет того коня-кошмара, припоминая, где вчера его оставил. Конечно, можно было бы проверить почву под ногами на признак могильной земли — чьей-либо гниющей плоти и костей, чтобы собрать какое-нибудь ездовое существо, но на это потребовалась бы куча мелких тел и энергии, если рядом нет какой-нибудь оленьей туши.

То же самое можно было смастерить из сухих веток и умерших деревьев, но в такой трухе обычно копошится уйма муравьёв и тому подобных тварей. Скакать на деревянном големе, когда по тебе ползает воинственный рой — то ещё развлечение. Он как-то в прошлом уже наступал случайно на муравейник и знакомился с гневом его обитателей, заметив, что по нему ползут и кусают, когда те уже вовсю взбирались выше колена.

Впереди шелестели кусты и раскачивались деревья, куда юркнул длинный хвост, подобный столбу дымной копоти. Зверь удирал прочь, будто его что-то вспугнуло — несущийся сюда некромант в сверкающей ауре или пришедшее на прилесок яркое дневное солнце, добравшееся по небосводу до этого места… В любом случае среди изломанных веток на старой листве кричала лишь его жертва — молодая девушка в розовом платье, которую зверь не смог заглотить целиком и откусил несчастной ноги.

Кривые огрызки ниже колен с торчащими обломками костей обильно кровоточили и дрыгались. Обладательница израненных ног была в истерике, панических конвульсиях и почти на грани болевого шока, который бы хоть как-то облегчил её муки, если б она смогла потерять сознание.

Но подобного, увы, не произошло и жуткие страдания, выпавшие на долю девчонки, неистово терзали её, способную только рыдать и кричать, не в силах подняться и куда-либо поползти.

— Боже! Боги! Нет-нет! А-а-а! — осматривала она обрубки ног, не веря своим глазам, неистово метаясь с боку на бок, то задирая голову ввысь к голубому небу, видневшемуся сквозь зелёные кроны, то снова поглядывая на кровоточащие культи.

— Плохо дело, — поглядел на всё это некромант, — Придётся добить, облегчить твои мучения, — уже собирался он использовать её боль себе во благо, а душу поглотить для пополнения сил перед попыткой догнать чёрного кота.

— Нет, нет! Пожалуйста! — задыхалась она со столь ошарашенными глазами, что, казалось, те прекратили даже лить слёзы отего шокирующего заявления.

Неготовая к смерти девица в розовом наряде из атласа и шёлка, с лентами и бантами, немного терявшимися из-за монотонности оттенка, тянула руки и умоляюще глядела на мужчину, отнюдь не стремящегося ей помогать. Брать её на руки и нести невесть куда, какому-нибудь городскому лекарю в его планы совершенно не входило. Знает ли она хотя бы, в какой стороне город? Впрочем, опушка леса сама подсказывала, как выйти к полям, а оттуда уже и Гедельбург должен быть виден. Другое дело, что он тут по другому поводу и лучше бы она подсказала какую-нибудь дорогу к логову зверя.

— Где обитает эта тварь, знаешь? — поинтересовался он, но та слёзно лишь мотала головой с крупным колоском косы из волос, — Прости, красавица, кот важнее, — проговорил он, прикладывая меч к своему плечу, собираясь ей, сидящей, с замаха снести голову, чтобы и сама не мучилась, и его совесть не терзала, но глаза заметили имперский оберег у неё на шее.

Багряный в белом плетении прямоугольник из скреплённых лоскутов кожи, где вверху был вышит круг, а под ним белый крест. Та всхлипывала, едва дышала, уже даже не верещала, готовясь принять свою судьбу из рук хладнокровного убийцы, а тот, как назло, не торопился выполнять обещанное.

— Помогите… п-пожалуйста, — заикалась она, и всё тело её трясло от боли в ногах и от ужаса их потери.

— Всё, что я могу, это обратить тебя в вампира. Иначе не выживаешь. Ты ж не из людей-ящериц, чтобы конечности себе отрастить. Такой дальше жить, даже не представляю, чем по жизни заниматься. Пряжу плести, рукодельничать. Без обеих ног присмотр чей-то нужен, — спокойным рассудительным тоном звучал его бархатисто-сочный голос.

— У меня… есть слуги… я Ингрид Габо, — произносила она дрожащими губами, ощущая слабость и холод по телу после обильной кровопотери.

— Габо? Как интересно, — призадумался Бальтазар, — До города с таким бледным лицом точно не дотянешь… Хотя, та травница, — оглянулся он, как будто после такого расстояния ту хижину можно было углядеть, — Если придумает, как хотя бы кровь остановить и чем тебя выходить… В общем, всяко ближе города будет, — взглянул он вдаль сквозь деревья, не видя нигде ни мельниц, ни колоколен.

— Кто вы? — спрашивала она сотрясавшимся голосом и поглядела на него чернооким взором.

— Я Бальтазар, но это не важно… Запачкаешь же меня сейчас, ох, — убрал он меч в ножны и нагнулся, пытаясь аккуратно её приподнять обеими крепкими руками.

А та сразу покрепче обвила его шею, хотя сделать это в полную силу всё уже возможности не было, от слабости она даже голову ровно едва держала, так что он уложил её чуть по-другому, чтобы она смогла облокотиться затылком ему на плечо.

— Помогите… пожалуйста, — смотрела она него вблизи, разглядывая как горят фиолетовым пламенем мужские выразительные глаза. А затем ощутила движение. Он шёл обратно в лес, надеясь отыскать дорогу к Эргильде, а сделать это в малознакомой чаще было не так-то просто.

Девушка была довольно лёгкой, тем более, что часть веса от неё откусил лесной великан, но тащить её всё равно было не шибко удобно, да ещё и сориентироваться на местности в направлении той самой хижины предстояло каким-нибудь образом. И чернокнижник пытался смекнуть и сообразить, как это лучше всего сделать, шагая вместе с израненной Ингрид на руках.

Запах трюфеля и всего прочего в воздухе давно развеялся и отнюдь не сопровождал его всю дорогу. Если б та сейчас активно занималась приготовлением завтрака, может, и царил бы на подходе какой-нибудь аромат каши или выпечки, может, даже супа к обеду, но ноздри не улавливали никаких ориентиров.

Если б на Эргильду саму напал кот-людоед, та бы кричала, испускала ауру страха — это бы помогло туда добраться. Но и этого явно с ней не случалось, так что не слишком медленно, не слишком спешно, Бальтазар тащил безногую окровавленную девушку лет примерно семнадцати на вид с русой косой и имперским амулетом.

— Не работает эта штука-то, — подметил он со злорадной усмешкой, поглядывая, как от дыхания вздымается её грудь в округлом вырезе платья, и по ней дребезжит бордовое изделие.

— Ах, не знаю, — прижималась она щекой к его плечу, — Пока жива, значит, работает… — слетало с её губ тонким голоском.

— Не думаю, что это амулет меня заставил тебя пощадить и взять на руки, — отрицал влияние подобных вещей чернокнижник, — И едва ли это он отпугнул Йоля, когда он отгрыз тебе ноги, помешав доесть остальное. Говоришь, из рода Габо? Те самые? Главные помещики Гедельбурга?

— Да, — раздался немногословный её ответ.

— И что ты вообще тут делала? Сама сказала, слуги у тебя есть, не надо тебе никакое ремесло знать, мол. Богатенькая наша, — удивлялся Бальтазар.

— Мать обучает колдовству потихоньку… — нехотя отвечала девушка, явно розовея щеками от смущения, что на бледном обескровленном лице смотрелось, как румяна на трупе, — Для одного ритуала на красоту… нужно было собрать росу с раскрывавшихся бутонов на рассвете, — прерывисто дышала она.

— Говори-говори, не вздумай отключаться, я потом в омут за тобой нырять к мёртвым духам не собираюсь! — тормошил он девчонку на руках. — Тебе лет-то всего-ничего! Дурёха! Какой ритуал на красоту?! Вот жеж удумала! Лучше б слуги тебя уму-разуму учили какому, хоть бы прясть научилась, а не росу поутру бегать собирать.

— Из слуг бы никто не пошёл, большинство уже со двора выходить боятся, — тихо отвечала она, но так как губы её были не так уж далеко от его правого уха, всё это мог вполне чётко слышать и разобрать.

— Мать узнает, чем ты занималась, и сама по заднице высечет, и слугам повторить прикажет, — хмурился он. — Ишь, колдовству её учат. Ритуал омоложения она где-то прочла… Ой, дурёха. Ой, зачем такую спасать вообще, — поражался он, широко раскрывая фиолетовые глаза и покачивая длинновласой головой из стороны в сторону, но, не бросая её на месте, меняя планы, и всё-таки таща по лесу неведомо куда в надежде на чудо.

Чудо издало громкий возглас, когда ему наступили на левую кисть, а оттого вздрогнули и едва не упали вдвоём Бальтазар и Ингрид. Крысолюд в разодранной рясе тоже чем-то занимался с лесными цветами, плашмя валяясь так, что не смотревший под ноги, а чаще разглядывавший молоденькую и крупную грудь девушки, да осматривавший всё вдалеке вокруг в поисках хижины некромант, вздрогнув, попятился на шаг назад, не понимая, что вообще происходит.

Тот, ростом с карлика, сам опешил от вида перекушенных ног и обилия крови, приподнимаясь и потеряв дар речи. Зверочеловек лишь потирал правой кистью — левую, на которую наступили чёрные высокие сапоги наружной шнуровки. Устоявший на ногах и удержавший девушку чернокнижник, разумеется, припомнил своё вчерашние знакомство с этим парнем, что обещал ещё научить его выигрывать в карты, каким-то там своим секретным техникам.

— Кип, ты что ль? Сразу в ноги кланяться бросаешься, — отшучивался Бальтазар.

— Великий Рататоскр! Это… вообще что такое?! — не сводил крыс с кровоточащих ног девушки.

— Это жертва кота Йоля, знаешь, как до травницы добраться? — поинтересовался Бальтазар.

— Да зачем к травнице, слушай! Тащи её ко мне, надо срочно такие раны обрабатывать, маслом помазать, боль унять, кровь остановить! Что ты с ней таскаться по всему лесу удумал! — настойчиво тот схватил Бальтазара за правый рукав мундира над белой кружевной манжетой и тащил.

— Э, нет, ты у нас, хоть и из церковников, но ей не молитвы твои нужны и не народные скудные средства, а та, что меня выходила вчера после стычки с кошаком. Давай к Эргильде веди, — велел Бальтазар.

Тот всё же вёл их, прошагав до своего холма под корнями могучего дуба, и настойчиво приглашал туда залезть, пронести девушку в дыру землянки. Эта задержка на ненужном месте изрядно злила некроманта, тот понимал, что времени на помощь девчонке не так уж и много.

— Что ты не веришь-то мне! Бальтазар! Я же сказал, что тебе пригожусь! Масло вербенного дерева у меня есть, снадобья и мази! Сам всё увидишь! — нырнул он первым внутрь, придерживая коренья, — Вперёд ногами подавай, я не боюсь запачкаться.

— А я боюсь, что грязные лохмотья твои от соприкосновения с раной занесут туда инфекцию всякую, — не доверял Бальтазар, — Крепости знаешь, как берут? Натягивают требушет или катапульту, кладут поражённого заразой человека и метают за стены, чтобы болезнь распространялась!

— Сейчас всю заразу моими зельями прогоним, а рясу я и скинуть могу, — обещал тот, не понятно с целью угрозы или уступки.

Нехотя пришлось соглашаться. Девчонка могла помереть за время, пока некромант продолжит искать лесную травницу, особенно, если крыс им не желает помогать и подсказывать дорогу. Так что этот подвернувшийся Кип был бы весьма кстати, если, конечно, реально сможет помочь, а не обманул насчёт своих мазей и умений. С крысолюдов такое станется. Любят всучить всякую дрянь под видом дорого пойла на рынках.

Внутри землянка выглядела для Бальтазара прямо-таки поразительно. Вместо подземной норы была обустроенная всяческими механизмами комната. Ленты и лопасти вращали крутившиеся друг о друга шестёрёнки. Всё кругом состояло из каких-то конструкций с винтами и болтами, крутились цилиндры, перемалывая орехи, наклонялся кофейник, подогреваемый быстро растопившейся печкой. Всё это крысолюд запустил, едва оказавшись внутри. И каждая деталь работала исправно, будучи идеально подогнанной под всю остальную систему.

Точнее, здесь была масса мало связанных между собой обособленных движущихся систем. Что-то на силе ветра, что-то на силе пара или дыма, но всё по большей части металлическое, невесть откуда взятое монахом, разве что по частям украденное из города да торговцев, собранное тут за все годы его жизни и тренировок по созданию таких вот механизмов. Эксперименты, воплощённые идеи, прототипы, не имевшие аналогов — обычно чудесами инженерной мысли люди-крысы отнюдь не владели, это было прерогативой гномов и гоблинов, продававших людям такие диковинки и заметно опережавших тех в развитии технологий.

В своих копях они мастерили паровые машины, что ездят по рельсам, вывозя телеги с песком, углём, самоцветами, слитками и всякой рудой. Там были и копающие приборы, и дробящие, множество всяких необычных приспособлений, пока люди по-старинке в собственных шахтах по большей части оставались верны киркам и лопатам.

Было ощущение попадания в какой-то другой мир, в иное королевство и чужие земли, но Бальтазар быстро опомнился, что он и не у человека в гостях. Так что «берлога» крысолюда, вероятно, и обязана выглядеть странной. Да ещё и отшельника, Того ещё прохвоста и воришки, но всё же мастеровитого на какие-то выдумки и приборы. Да ещё и монаха. Хотя кругом не наблюдалось особо символов веры, молебных вымпелов и даже идолов. Казалось, гипотезы и подозрения насчёт того, что ряса тому нужна лишь для бесплатной еды в монастырях, находили своё подтверждение.

— Вот, сюда! — помогал тот Бальтазару уложить девушку на кровать, под покрывалом которой тоже, судя по шелесту, была никак не перина, не вата хлопка, а сушёная трава.

А затем Кип тут же нырнул по своим полочкам. Вращая те, отодвигая дверцы, раскрывавшиеся вбок, как у южных жителей Дайкона, а не наружу. При этом, в отличие от всяческих шестерёнок, мебель по большей части была сделана из тростника, а некоторая даже из дерева.

Девице подложили ещё одну подушку под голову, а потом Кип достал небольшую вытянутую вазу с губкой, внутри которой, по всей видимости, было масло вербенного дерева. Ингрид, всхлипывала носом, жалобно изгибая нежно-каштановые бровки, поджимая свои розовые губки бантиком, и глядела, как бережно зверочеловек губкой мажет её раны.

— Ай-а-ай! — зажмурилась она от болезненных прикосновений.

— Простите, госпожа, я постараюсь ещё аккуратнее, — вежливо поклонился Кип, продолжив обрабатывать перекушенные хищником обрубки девичьих ног.

Вскоре на полки были вытащены разные мази в мутных стаканах. Из погреба, для пущей прохлады тоже выстланного металлическими листами поверх каменных маленьких блоков, был вынут кувшин молока, из которого крысолюд плеснул в плошку да поставил подогреваться на печь. Её дымоход служил чуть ли не сердцем для движения многих остальных приспособлений в корнях дуба над головами гостей в этой землянке. Всё что от горячего воздуха приходило в движение, тянуло за собой лопастями, цепочками, вёрёвками, каучуковой резиной и прочими способами различные части прочих механизмов.

— Болит уже гораздо меньше, — призналась Ингрид после ряда крысиных манипуляций.

Тот нескромно задрал юбку её платья почти до середины бёдер, принявшись отмывать культи от следов крови, а заодно положил несколько целебных гладких камушков девушке над коленками, оттуда те периодически скатывались при её движениях и подрагивании. Она пристыжено извинялась, краснея гуще, тот говорил, мол, ничего страшного, нагибался и лазил по полу в поисках, куда те укатились — к шкафам, тумбам, под кровать.

Периодически Кип вежливо просил Бальтазара помочь с чем-нибудь. Что-то подать, открыть дощатую дверцу погреба, снять плошку молока с плиты, чтобы подать девушке, добавив туда ещё мёд и капли других снадобий. Кругом царил сонм самых разных ароматов от его манипуляций под скрежет работающих причудливых приспособлений.

Он рассказывал, что выискивал в лесу сегодня клевер и похожую на него кислицу — растение, что в народе местные ещё зовут «заячьей капусткой». Вот и валялся плашмя, срывая стебельки, пока его чуть не раздавили. Радовался лишь, что кости целы и обе кисти работают, иначе бы проблем у них было сейчас гораздо больше, ведь вместо ухода за дочкой помещиков, ему бы ещё и собственным и переломами заниматься пришлось. А с одной рукой куда там помощь оказывать…

— Слушай, серый, ты и без меня тут со всем справляешься. Ей, вроде, получше, — произнёс Бальтазар. — Ты мой должник, вот и выходи её, договорились?

— Уже уходишь? Хотя бы кофе для бодрости! Лучший! Зёрна ук… принёс только вчера. Все привозные, в такой местности-то бобы эти не растут, всяко не фасоль и не арахис! — заявлял он, нахваливая напиток.

— Пару глотков, — согласился Бальтазар вовсе не из-за уговоров, отнюдь не из-за сонливости или нехватки сил, и уж точно не из вежливости или там уважения к хозяину дома, просто в горле слегка пересохло от всей этой мороки с девчонкой, он бы и простой воды попить был рад, но предложили привозного кофе, значит пусть будет кофе.

— Вы сходите к моим родителям? — жалобно интересовалась Ингрид.

— Я, деточка, кота-великана выслеживал, когда ты мне все планы на утро сбила. С тобой пусть вот этот тип возится. Закончит с обработкой ран, пусть смотается в город, ему явно не впервой.

— Кип, а не «тип», — поправил тот.

— Ох, в общем, он за тобой присмотрит. Не знаю, как в твоём случае прозвучит «отведёт тебя домой», случай, конечно, уникальный, — глядел он на торчащие обломки костей вместо её стоп, — Но что-нибудь придумаете, пусть сюда людей покличет-приведёт. А мне Йоль нужен, отомщу ему заодно и за ноги твои, — иронично пообещал Бальтазар.

— Но мама и папа будут очень волноваться! — распереживалась та, кусая влажные пухленькие губы.

— Если город не будет стоять на ушах перед моим приходом, мне тяжелее будет договориться с помещиками, — у выхода из землянки обернулся некромант.

— Мои родители помещики! Семя Габо! Самые влиятельные в округе! За моё спасение они согласятся на любые условия! Не нужен вам этот кот! Конечно, если б вы его победили или хотя бы прогнали… — отвела она взгляд в сторону.

— Прогнали? Да что с тобой, девочка? Я серьёзно это слышу? Нотки жалости и даже симпатии к зверю, который тобой собирался позавтракать? — полыхали глаза Бальтазара, отчего аж Кип попятился поглубже к своим полкам.

— Он же просто животное! Как вы не понимаете! Его ведут инстинкты, он их раб, просто дикий огромный кот! Он же не хотел зла. Он бы съел, ну, кого-то ещё. Кабана там, косулю, оленя. Может, даже медведя! Он обычно спит днём. Уходит на рассвете! Думаете, я бы пошла на верную смерть? Я надеялась, он в своей… в чём спят коты? В дупле? В берлоге? В норке? — переводила она свой густо-кофейный взор то на Кипа, то на Бальтазара.

— Ох, ну и молодежь пошла нынче, — закатывал глаза некромант.

— Сходите к родителям, прошу вас! Они очень волнуются, будут рады известию, что я жива. Скажите, что спасли меня от зверя, преследующего род Габо древним гоблинским проклятьем, они согласятся вам помочь, что бы вы от них не хотели. Финансовую помощь, союз, деревенское ополчение.

— Дай сюда вот это, — прошагал он к кровати и сорвал с её шеи оберег, — Я хочу узнать, какого чёрта в Гедельбурге делает имперский знак, — соглашался он нехотя, что придётся теперь в глазах её отца да матери побыть и вправду героем-спасителем, вместо надвигающейся на деревню угрозы, высасывающей души.

— Что ж, — рассеянно проговорила она, явно недовольная таким поведением и снятием своего амулета, — Это хотя бы послужит доказательством, что вы говорите им правду обо мне. Я бы сама отдала, зачем было так грубо срывать…

— Слуг своих проси быть с тобой повежливей. И вот этого вот крысёныша, — поглядел он на Кипа, — Ухаживай, давай за ней. Пойду к её родне и приведу сюда людей, чтобы аккуратно вытащили и отнесли в поместье, — обещал Бальтазар.

— Разумеется, — кивнул тот, — Сейчас согрею ещё молока, и помажу вскоре снова вербеновым маслом. А пока травы делают своё дело, и камушки лечат, — морда крысочеловека изогнулась эдаким подобием довольной улыбки, демонстрируя мимику побогаче обычной звериной.

— Ты у нас любитель поворовать кофе, зерно, молоко, всю вот эту дребедень, — разведёнными руками Бальтазар указал на крутящиеся механизмы под потолком, — Объясняй мне давай, как от твоей землянки в город быстрее всего попасть, кузнец ты наш, — иронично в шутку назвал он Кипа на основе поделок из металла, хотя, разумеется, в кузницах ковали лишь отдельные детали и элементы всего этого, а собрали всё вместе уже совершенно другие умельцы.

VI
Добираться до города помогли указания Кипа, так что в скором времени Бальтазар не просто вышел на лесную дорогу, но и срезал путь, пойдя не по ней, а напрямик через бор, выходя на опушку с водосборной башней и крайней из трёх колоколен города, откуда следили за лесными пожарами и не только.

Особняк Габо как раз был с этой стороны городка, чьи каменные дома крайне отличались от деревянных изб Яротруска и Сельваторска. Бревенчатыми тут были только бани, по крайней мере, они первыми бросались в глаза, а в сам Гедельбург некромант и не пошёл вовсе. Его интересовало поместье, чьи дворы с хозяйством он обходил, зажимая нос от запахов свинарников и курятников, пытаясь подобраться поближе к небольшому саду и цветнику с узорчато подстриженными зелёными кустами красной смородины и крыжовника.

Внутри из господ удалось застать только Марлен. Молоденькая служанка с голубым платком на голове, немного испачканным передником, чуть полноватая, но резвая и суматошная, спешно проводила богато разодетого гостя в гостиную, сообщив, что вскоре его примет хозяйка.

Там полукругом стояло три комфортных мягких дивана, не горевший сейчас камин, оформленный под пасть человекоподобного духа или божества. Был столик с пепельницами, шкаф с колодами карт и деревянными плоскими коробочками настольных игр, буфет с сервизом для напитков. А на стенах — несколько зеркал и картин исключительно с пейзажами светло-зелёных тонов — луга, окаймлённые лесами поля, залитая солнцем поляна и вид на реку с покрытых травой холмов, напомнивших ему сражение со змеем Тескатлетоном.

Наряд хозяйки особняка для простой помещицы был и весьма вычурным, подчёркивая, что она наиболее влиятельная персона в Гедельбурге, хотя Бальтазар больше рассчитывал на встречу с её супругом. Чёрная бархатная юбка в переливах едва заметных цветочных узоров, помпезный лиф с кружевами на плечах и манжетах. А яркая позолота линий тесьмы образовывала ромбовидные переплетения, как вдоль тела, так и вдоль рукавов, также обрамляя и дуги вдоль линий пояса. Всё это с украшениями из жемчуга, разбросанными по ткани с чувством тонкой симметрии.

Марлен Габо внешне представляла собой худощавую даму с тёмно-зелёным взором, широкими бровями и чуть вздёрнутым кончиком носа, почти как у дочери. Уже немолодая, с дряблой кожей на тонкой шее, морщинками на лице, выдававшими, что ей уже слегка за сорок. Некромант, с учётом возраста оставленной у Кипа девчонки, ожидал увидеть женщину помоложе, но, похоже, истории о долгих проблемах с зачатием ребёнка могли оказаться правдой.

Правдоподобнее, конечно, выглядело, что Марлен вышла замуж отнюдь не по юности, а уже зрелой девушкой. В этих краях вообще заключение браков нередко затягивалось, слишком уж часто выгодная партия могла внезапно разориться, смениться, быть свержена восстанием или какой-либо бедой. А знать всегда старалась к союзам наиболее выгодным, и почти никогда речь не шла о действительно молодых влюблённых. Но и не верить Эргильде у него поводов ещё не предоставлялось.

— Слушаю вас, барон, — оценивающим взглядом, без должных поклонов и помпезных приветствий с эпитетами, поглядела та на него, будто бы размышляя, насколько он достоин её общества, — Марлен Габо, впрочем, вы это итак наверняка знаете, — представилась женщина.

От неё не следовало ожидать в его адрес ни любезностей, ни званого ужина с запеченными гусями, ни даже чаепития. Дама не пригласила его на диван, не предложила с дороги воды или хорошего вина, а вела себя так, словно незваным гостям даже вышестоящего чина, владельцам всех этих земель по праву силы узурпирования баронского замка, здесь совершенно не рады.

— С учётом той, чья дочь в серьёзной беде и пропала, вы не слишком-то нервничаете, — подметил чернокнижник.

— Ах, с Ингрид опять что-нибудь приключилось? — распахнулись её большие глаза, а к удивлённому рту она вежливо поднесла левую ладонь.

— Из её рассказов, я думал, она ушла без спроса. Думал, вы тут с ног сбились в её поисках, — усмехался тот, оглядывая помещение.

— Она у вас? И вы пришли сюда требовать выкуп? Что вам нужно барон… Как вас там? И к вашему сведению, Ингрид та ещё соня, и мало кто спохватился бы её до обеда, если б горничные не заглянули. Никто не полагал, что она сбежала или в беде. Все ожидали, что она скоро вернётся, но, разумеется, волновались. Времена у нас тут явно неспокойные. А с вашим появлением всё стало ещё хуже.

— Я Бальтазар из рода Кроненгард, что Фуртхёгге. Однако здесь я и вправду новый барон Кронхольда, как и сказал вашей служанке, — отвечал тот.

— Местные люди участвовали в ополчении. А вы их всех убили своей нежитью. Некромантов здесь не любят. Гедельбург всегда был городом веры и надежды. А ваш наряд только и вопит о том, кем вы являетесь. Неужели нельзя было одеться поскромнее? — осматривала она все изображения черепов, ворон, эфес клэйбэга с крыльями летучей мыши в своей крестовине.

— И я не похищал вашу дочь, — продолжал он, игнорируя все её замечания, — Она столкнулась с местным чудовищем и была вся в крови, когда я её обнаружил.

— Что? — снова ахнула и подбежала поближе Марлен, — Её настиг этот зверь? Проклятый чёрный кот размером с дом, что нас преследует все эти десятилетия! Сколько прислуги он перебил! И даже Эррикса, брата Анастаса, что праздновал с нами полгода тому назад! Где Ингрид? Что с моей девочкой?

— Как вам сказать… Она жива, но её состояние вам, скорее всего, не понравится, — уклончиво отвечал некромант.

— Нет, не говорите мне, что обратили её в кровососа или зомби. Моя девочка не станет ночным исчадьем ада, и не будет охотиться на детвору Гедельбурга, задержавшуюся на улицах после заката! — с ужасом мотала головой помещица, достав белый платок, и Бальтазар с недобрым прищуром подозрения углядел едва ли не попытку её осенить себя крестным знамением.

— Мне казалось, я ясно произнёс слово «жива», — вздохнул Бальтазар, — Кот не смог проглотить её целиком и откусил ей ноги. Я его, кажется, вспугнул, вот зверь и не закончил свою трапезу, нырнув во мрак средь деревьев.

— Ноги? Боже правый! Какой ужас! Бедная моя девочка! — причитала и протирала слёзы Марлен.

— За ней сейчас кое-кто присматривает и, думаю, вам нужно послать людей, чтобы принесли её домой. Сама она, увы, дойти не сможет, — заявлял Бальтазар.

— Вы пытались спасти её, но было слишком поздно, — прикрывала дама свои влажные глаза, — бедная моя Ингрид! Да какой же чёрт её дёрнул ходить в опасный лес! По-одиночке туда вообще никто не ходит, все стараются держаться вместе.

— Да, видел одну семейку, — усмехался Бальтазар, припоминая ночные приключения.

— Ей нужно было взять с собой конвой, какую-то охрану, хоть кого-то из слуг, кто, если не защитит, хотя бы будет глядеть по сторонам, вовремя предупреждая об опасности, — вздыхала дама напротив.

— Вот в доказательство, — протянул он, — Странный у неё на шее амулет. Круг и крест это же знаки Империи. Что в Кронхольде могла забыть подобная вещица? — с прищуром проникновенных сиреневых поглядывал он на неё.

— Это ей отец подарил, — взяла она оберег из его рук, разглядывая с серьёзным видом, — Привёз откуда-то, так что это не местное. Да и Кронхольд ведь когда-то был колонией Империи, не удивляйтесь, если где-то осталась их символика. К тому же сейчас они уже объединили крест и круг в один символ… А эта эмблема — старая. Ох, что же теперь будет, — восклицала помещица. — Несчастное дитя! И кто без ног возьмёт её замуж!

— Вот уж не знаю действительно, — только и промолвил задумчиво Бальтазар.

— Вы ведь могучий маг, так ведь? У Казира было неплохое войско и за него шло воевать не так уж мало народу… Вас ненавидят в большинстве городов, но вы могли бы привлечь людей и знать на свою сторону! Уничтожьте чудовище! И уже здесь станете героем.

— Я предпочитаю, чтобы меня боялись, а не чтили, — посмотрел на неё некромант, — И разве жизни вашей дочери недостаточно, чтобы мы кое о чём договорились?

— Я знаю, чего вы хотите, — с серьёзным видом, сглатывая слезы, проговорила она, — Я вижу ваше отношение к имперцам и понимаю, каких союзов вы опасаетесь.

— Гномы хотя назад свои северные земли, они пойдут на союз с Империей, чтобы вычистить все независимые королевства. И пойдут через нас, и через Книт, так как Церковники захотят вырезать всех, кто не подчиняется их канонам. Все независимые маги и самоучки не на службе Империи будут ликвидированы. Чего вы хотите, Марлен Габо? Покровительства императора или свободу? — глядел на неё Бальтазар.

— Я бы не хотела, барон, чтобы Гедельбург был полем брани, — отвечала ему она. — Но я всеми силами стремлюсь отправить Ингрид замуж, куда подальше от этих мест и нашего проклятья! Поэтому в первую очередь меня тревожит моя безопасность. Если сюда прибегут священники и вместо вас изрубят шкуру этого кота на тряпки, я…

— У меня к вашему коту свои счёты, успокойтесь. Будем полагать, вам повезло. Я избавлю вас от чудовища, а вы гарантируете мне верность и держите в курсе последних событий. А заодно выясните, откуда ваш супруг привёз оберег, — сурово отчеканил он, глядя на неё.

— Значит, договорились. Избавящий нас от Йоля да не будет забыт, — обещала зеленоглазая дама.

— Велите прислугу подать флягу настойки на корнях валерианы, — повелел он.

— Сейчас же распоряжусь, — кивнула женщина, — Что-то ещё?

— Информацию, — глядел на неё Бальтазар, — Я тут иду решать ваши проблемы, а вы даже не держите меня в курсе.

— А что мне вам рассказать? Это просто обиженная на весь мир ведьма! На наш род, — заявляла Марлен. — Прокляла нас и сгинула, оставив своё чудовище.

— Вы говорите мне про какое-то проклятье и последние десятилетия, но всем известных легенды о чёрных котах этих краёв, и что Йоль, последний из них, здесь с незапамятных времён. Вы недоговариваете, что ведьма не сгинула, навесив чары, а сама приручила его и натравляет на вас. Я видел, как Кота защищает лесная дриада, — рассказывал некромант.

— Дриада? Бросьте! Это гоблинша! Чародейка из рода зеленокожих! Мы играли в детстве, она была при дворе нянькой. А потом вновь служила мне, в период, когда мы с Анастасом никак не могли обзавестись детьми. А у неё внезапно родилось чудовище! От кого-то из слуг, в общем, я даже не знаю! Я не могла слышать плач младенца в этом доме при своём горе, вы понимаете? Мне плевать справедливо это в ваших глазах или некрасиво, это мой дом, барон! Здесь будет так, как я скажу! Да и с какой стати я должна была приютить здесь ребёнка-гоблина?! Она, его мать, даже не состояла ни с кем в браке! Позор! А гоблинша умела очаровать, кого хотела, я вам говорю. Могла менять внешность, как ей вздумается. Перевоплощаться и соблазнять. Та ещё штучка! Ушла отнести младенца в лес и больше не вернулась.

— Гоблинша? — дивился некромант. — Таких чародеек ещё не встречал.

— Ловкая, проворная, хитрая. Люди говорят, что видели её с зелёным «камнем», повелевающей жутким котом. Считают, что зеленокожая ведьма сплела из волокон кошачьей мяты клубок с отверстием по центру. Знаете, такой оберег «куриный бог», что вешают в курятниках для защиты от кикимор и прочей нечисти, заодно и от лис с хорьками, чтобы не пробирались? — интересовалась у него Марлен.

— От лис и хорьков надо курятник без щелей строить, а не на камни уповать, — фыркнул чернокнижник, — Суеверный люд нынче совсем головой тронулся, за ритуалами и обрядами не видят их сути и истинного смысла. Никакого уважения к истинной магии. Одни приметы на уме… Недавно бабу с пустыми вёдрами от колодца встречал, и ничего, — припоминал он Яротруск.

— Соткала она, в общем, из смятых нитей себе клубок с отверстием, «кошачий бог» называется, и подчинила себе Йоля, — признавалась Марлен тем временем, — Науськивает его теперь на всех, кто здесь обитает. Некоторые по ночам аж громкое кошачье шипение или ворчание слышат. Такое злобное ур-р-р, — изобразила она, как смогла.

— То есть вы не собирались поклоняться коту, как божеству и просить дитя? — вопросительно смотрел он на помещицу.

— Да бог с вами. Ну, или кто там помогает некромантам, — осеклась она, — Я ещё не совсем из ума выжила, чтобы лесную тварь за божество считать. Да, Йоль был здесь много веков, но так в древности было много гигантских животных. Коты, олени, волки, кабаны… Это теперь их осталось всего-ничего. И обитал он не здесь, а в других лесах, о нём легенды много где ходят, это да, и сюда он загуливал, случалось. А теперь та паршивка в обиде на меня мстить удумала, подчинила себе чёрную тварь и радуется. Никуда отсюда не пускает, нас травит! Я не так воспитана, чтобы устраивать в доме цирк и приют, барон! — заявляла Марлен, — И не испытываю никаких угрызений совести. Если б она отнесла младенца в лес волкам, росомахам и манулам да вернулась, то жила бы себе дальше. Её распутство меня не касается, а содержать её потомство в поместье я не собираюсь!

— Принесите что-то, что ей принадлежало. Мне нужен запах. Старая обувь, головной плеток, зимние варежки. Что-то могло остаться, если у чародейки была своя комната, — повелел некромант.

— Была, разумеется, — отвечала Марлен. — Сейчас что-нибудь раздобудут. Она неплохо владела магическим ремеслом и даже обучала меня. А сейчас на её книжки и записи подсела Ингрид, надо было всё сжечь, да руки не доходили.

— Что ж, и это стоило ей ног, — заключил Бальтазар.

— Как вы можете быть таким спокойным и холодным?! — качала головой аристократка, — Моё дитя где-то там, на грани жизни и смерти!

— Как вы можете лгать, что не знаете от кого был ребёнок служанки, если весь ваш вид, каждая мышца лица и проявленная эмоция вопит, как разъярённая баньши, что зеленокожая чародейка соблазнила вашего мужа. И это потому вы её прогнали прочь вместе с младенцем, — щурился и изучал её ауру некромант, — За своей якобы нетерпимостью вы скрываете личную трагедию. Не мне судить её или вас, но даже интересно, кто говорит больше правды.

— Как вы можете! Нас могут услышать! Деликатности вас, похоже, вообще не учили! — возмущалась та, шире раскрывая ноздри от недовольства, — Так вы её знаете, выходит? Уже общались? — сверкали ненавистью её глаза, заискрившись колдовскими тонкими молниями.

— Она обратилась в вас, соблазнила вашего мужа и натравила на ваш род приручённого зверя, что обитает в ближайших лесах испокон веков. Никуда не ушла, а поселилась здесь отшельницей, — говорил Бальтазар, в принципе, то, что собеседница итак знала, — Может ей лишь лично ваша смерть была нужна, чтобы обустроить с вашим мужем собственное счастье… А остальные лишь случайные побочные жертвы. И звали её Эргильда, не так ли?

— А по вашим глазам и вправду видно, что вы уже её встречали. Ваша реакция на мой рассказ о смене внешности была удивительной. Дело ведь не только в дриаде? Она и до вас добралась? Неумное похотливое создание. Позор и разврат, она обратила бы моё поместье в дом оргий, если бы могла. Вы понятия не имеете, что творилось здесь для богатых господ, когда я была маленькой. Я рада, что её больше нет в этом доме! А вы, как защитник своего народа, должны избавить меня от неё.

— Одна жизнь за союз Гедельбурга с Книтом, не так уж и много, — пожал плечами Бальтазар.

— Книт? Об этом не шло и речи! — возмутилась Марлен.

— Тогда сами идите в лес с валерьянкой и решайте свои проблемы. Дочь в землянке у какого-то крысолюда-карлика, — прислонил он пальцы к виску и махнул прочь в знак прощания, — Если ваша церковь защищает вас лучше меня, если сила веры даст новые ноги вашей дочери… Так тому и быть. Чудаки вы тут, конечно. Всего хорошего! — развернулся он и направился прочь из гостиной, на чьи алые диваны так и не присел.

— Стойте! Ладно! — притопнула ногой от ярости аристократка, — Мне подходят ваши условия.

— Что ж, тогда прошу поторопиться с флягой и всем прочим. У меня не так много времени, — скрестил он с важным видом руки на груди.

— Распоряжусь, как и обещала, — глядело на него недовольное морщинистое лицо женщины с недобрым прищуром, после чего она развернулась и направилась к двери в противоположном конце, где снаружи должна была ждать та служанка, — А! И ещё кое что, — развернулась она опять к дальней стене, поглядев на застывшего у проёме выхода Бальтазара, — Среди крысолюдов нет карликов.

VII
Заполучив белый платок, передник и бутыль с настойкой, Бальтазар шагал с помещичьего двора в сторону леса. Теперь он знал, что та дриада, что его вырубила в бою, и та травница, что вылечила и соблазнила — было одно и то же лицо. Видать, пожалела или её привлекла его внешность. Женщин иногда было трудно понять, особенно ему, кто так никогда и не был женат за двадцать пять лет своей жизни, хотя повидал немало любовных приключений на свою голову.

Ни разу, правда, они не заводили его до постельного союза с гоблиншей и думать о таком ему на самом-то деле не очень хотелось. С ним бы отправили людей к Кипу в землянку, но он шёл сейчас не за дочкой помещиков, а непосредственно сразу к ведьме. Как ту будут вызволять из-под корней, его волновало не слишком. А ещё были подозрения, что Кип никто иной, как тот самый унесённый в лес младенец, иначе какой смысл Эргильде оставаться в лесу, и к чему была фраза про карликов от Марлен.

Ребёнок подрос, возмужал, захотел независимости, обустроив себе землянку. А вот почему выглядел, как крыса, было не слишком понятно. Вероятно, менял облик так же, как и его мать. Будто талант к перевоплощению в их роду был главенствующим.

Занимать чью-то сторону и искать правду в трактовке давно минувших событий он совсем не хотел. Его вообще куда больше волновало, переварил уже кот мальчишку или нет, а вся эта война отшельницы с помещицей мало трогали его своим конфликтом.

Вслед Бальтазару с порога глядела Марлен уже без служанки, отпущенной по своим делам. Однако же стояла не одна, ведь как только некромант удалился подальше, из двери вышел крепкий и рослый мужчина в тёмно-буром, почти чёрном, камзоле с вышивкой узоров геральдических лилий и ромбов, с густой широкой бородой-лопатой и лысеющим уже массивным лбом с кучей крупных морщин.

— Что он хотел то? — каменистым клёкотом кряхтел его голос.

— Он всё знает, — передала та ему сорванный амулет, — Придётся менять планы Лордерона, а обещанной свадьбы Ингрид с графом из Вершталя теперь не будет. Нам с тобой, — повернулась она, снизу вверх поглядев в его густые карие глаза, — надо вообще молиться, чтобы дочь осталась жива.

— Идём тогда, любовь моя, — взял он её за руку, — Я знаю, к кому здесь стоит помолиться.

Некромант же не оборачивался. Да и сделай он это, врядли с такого расстояния углядел бы две фигуры на пороге, давно слившимся в одну точку вместе с целым поместьем. Он спешно шагал в лес, где выискивал следы ауры травницы. Теперь у него было всё, чтобы её найти, но последний раз она этот чепчик и передник одевала явно больше семнадцати лет тому назад, ведь она даже не застала рождения Ингрид.

— Ты слышишь? — тихо пробубнили вслух губы Бальтазара.

— Всегда, — раздавался чарующий потусторонний шёпот царицы-тьмы.

— Не зная отдыха и сна, всегда в душе царит она. Кто непроглядный сумрак чтит, того она благословит. Ведь нужен ей свой адъютант… — бормотал он стихами.

— Ко мне, мой верный некромант! — закончила она голосом в его голове, — Ах, этот Бошир! Какие рифмы, какой ритм! Недаром посмертно стал могучим демоном.

— Это Вискольт, — поправил куда больше разбирающийся в тёмной поэзии, чем та, кому вся она была священна.

— Тоже прекрасный и талантливый человек был. Но он хотел познать меня иной, он желал покоя и умиротворения, а не верной службы, как Бошир! — звучал женский шёпот.

— Подними волков, мне нужны ищейки, — перешёл, наконец, к делу некромант.

— Сам же можешь, и ради этого ты меня позвал? — звучала она так, словно самой древней сущности вселенной, первозданной тёмной пустоте, не чуждо ничто человеческое.

— У меня впереди битва с ведьмой, её отпрыском, и их гигантским питомцем. Я бы поберег силы, а ты пробуди туши волков, что здесь когда-то ходили, — просил, а скорее даже требовал, судя по тембру, от неё Бальтазар.

— Ах, вечно ты лезешь на рожон, любишь эти битвы, кровь… Тьма в созидании, это Хаос в разрушении, — стенала она.

— Я сам разберусь со своими методами, ты будешь помогать или нет? Теряем время, — недовольно пыхтели его ноздри.

— Я могу разорвать ткань времени для тебя, если хочешь, и ты вернёшься ко двору поместья, откуда шёл. Или открою окно в минувшую ночь, и сам догонишь мальчишку. Не повстречаешь монаха, травницу, вообще не явишься сюда. И тогда не надо будет убивать грациозного кошачьего великана, — шептала царица-тьма.

— Что-то вчера во время моей с ним битвы я не слышал от тебя какой-либо симпатии к кошачьим. Или тогда, когда я собирался порвать на клочки стаю манулов, но они испугались «фонаря», — вслух говорил с ней Бальтазар.

— Кто же, по-твоему, приютил их в темноте? Манил к себе прочь от губительного света, — лился мягкий женский шёпот.

— Я могу взять сторону выгнанной ведьмы и уничтожить с помощью кота весь город, но Книт, интересы которого я представляю, предпочёл бы видеть Корнхольд не абсолютным пустырём. Это не Яротруск, которого никто не хватится. Это всё-таки какое-никакое пересечение торговых путей. Крупный городок, — произнёс некромант.

— Сдался тебе этот Книт. Представляй свои интересы! Да и зачем бороться против чудовища, если можно его приручить? — журчала царица-тьма.

— Тогда ему придётся перебраться в соседние леса, как прежде. Он слишком задержался здесь. Не потому ли вымерли волчьи стаи? Кого жрёт кот и его манулы под патронажем такой статной чёрной особы? — поинтересовался он.

— Будут тебе твои ищейки, — сгущался вокруг морок, как будто воцарялось солнечное затмение в одной небольшой области, и из-под земли вырывались белёсые черепа, отдельные кости и даже цельные скелеты. — А ты пока подумай обо всём.

Костяные големы под видом волков в количестве двух штук подходили к своему хозяину, ковыляя на скрежетавших лапах и сверкая красным пламенем глубоко внутри пустых чёрных глазниц. Они клацали зубастыми пастями и покачивались отдельными частями из стороны в сторону, волной от шеи к хвосту, как псовые отряхиваются, вылезая из воды.

Он протянул в правой руке ткани с запахом гоблинши, а пассами левой с шелестом и вспыхивающими на ладони искрами создавал внутри костяных волков фиолетовые сгустки. За нюх, разумеется, отвечали не кости, а органы, так что приходилось их создавать магическим путём или заменять на астральные аналоги, вплетая внутрь скелетов обилие энергии.

И уже скоро они втроём неслись через дневной лес по следу, минуя заросли папоротников, кустарники колючей ежевики и обычно отпугивавшей всякую нечисть бузины, сейчас, однако же, совсем не ставшей преградой для передвигавшихся крупными прыжками скелетов с некромантической аурой.

Наконец, он добрался до хижины. Волки-големы встали по разные стороны, и присев издали вой на солнце, как если б вместо него сияла полная луна. Атмосферы ночи сейчас не хватало, но Бальтазар спешил со слабой надеждой, что ещё удастся вспороть живот дикому коту и вытащить ребёнка. Одного союза с родом Габо, по его мнению, могло быть недостаточно. Слишком надменная особа сама себе на уме. Лучше бы распространить слухи о нём среди населения, как и планировалось.

Он ворвался внутрь, распахнув собранную из связки толстого тростника дверь и обомлел, завидев внутри ту, кого уж точно здесь быть никак не могло. Фиалковые глаза Бальтазара сильно расширились, лоб покрылся лёгкой испариной, и весь вид выдавал явную нервозность. Кажется, даже пальцы начинали подрагивать.

— Фелис? — слетело с его губ.

Рыженькая молодая девушка с выразительным изумрудным взором повернулась к нему и тоже изобразила явное изумление. Казалось, она одновременно и обрадовалась, и испугалась. Затем испугалась, заметалась в душе и попросту не знала, как на него реагировать.

— Баль… Бальтазар? — недоумевала она.

— Какого дьявола… — трепыхалось его сердце, — Ты же никогда не покидала Кастор, — сглотнул он, тяжело дыша.

— Всё, как в тумане… Я была у себя, а потом какая-то старуха, такая зелёная, скверная, этот хохот! — закрыла она ручками свои уши, отчего слегка встрепенулись маленькие косички в её причёске, — Меня похитили, но будто бы даже связать забыли. Торопились так, а я… Не знаю даже куда бежать.

— Она пыталась манипулировать мной, через тебя? —зашагал он вперёд.

— Наверное… Бальтазар, а что происходит? Выручи, а? Идём с тобой, мне будет не так страшно! — журчал ручейком её голосок.

— Что бы сказал на это твой брат?! — усмехнулся Бальтазар, подходя всё ближе, и в изумрудных глазах отступавшей к стене девушки проглядывали нотки страха.

— Да с ума наверное сходит! — пыталась она быть уверенной, хотя голос подрагивал.

— А ты? Где была ты, когда я так нуждался в помощи, Фелис… — недобро горели фиолетовым огнём его глаза, сверху вниз глядящие за неё.

— Прости меня, прости-прости! Я же была глупой, я… — кусала она губы, отводила взор, едва не плача и жалобно то и дело, поглядывая на него в поисках защиты.

— Мне кажется, ты кое-что забыла, — грубо проговорил некромант, хватая её за горло левой рукой.

— Ч-что? — трепыхалась она, пальцами взбираясь по его предплечью, пытаясь изобразить откровенное непонимание на своём миловидном личике.

— То, что с моей последней встречи с Фелис в Касторе прошло более семи лет, — грозно глядел на неё Бальтазар, — И она никак не может выглядеть такой, какой мне тогда запомнилась, — сдавливал он её шею.

Ногти её засветились зелёным светом, из пальцев по его руке прошлась спираль тоненькой молнии, а потом с густым дымом раздался взрыв, отбрасывающий его к порогу хижины, окутав саму девушку мутно-болотной дымкой.

— Кхе, — поднимался маг, перекрывая ей выход.

А из дыма вышагнула в белёсом сарафане босоногая девчушка куда ниже Фелис, сверкая карамельным взором из-под длинных жемчужных волос. Тонкие бровки поднимались скатной крышей избы, изображая невинное личико, пухленькие губки чуть приоткрылись, а пальчики рук не знали, куда себя деть и теребили простенькую ткань крестьянского сарафанчика с застёжками на лямках.

— Люция, — припомнил он вновь Яротруск.

— Ты совсем забыл меня. Не навещаешь, а я ведь жду, — заговорила она звонким голоском.

— Ты просто ошибка моего звериного нрава… Слушай, хватит! — схватился за меч Бальтазар, — Мы оба знаем, что ты не она, прекращай паясничать, Эргильда!

— Кого ты хочешь видеть, Бальтазар? — менялась она ростом, лицом и пропорциями.

Перед ним стояла рослая чародейка, затем кудрявая рыжая дриада, травница с тёмно-каштановыми недлинными прядями, половина которых была зачёсана за ухо, имея небрежный срез в причёске. Она менялась, показываясь ему самыми разными типажами, пытаясь подобрать красотку под вкус некроманта, обращалась даже в Ингрид с целёхонькими ногами, но это уже не могло сбить его с толку.

— Седлай своего кота, забудь нелепую охоту с отмщением и двигай прочь! — крикнул он. — Я дважды повторять не буду.

— За этим ты здесь, да, Бальтазар? Поверил ей, а не мне? Так просто принимаешь сторону той, что предала и отвергла меня! Как легко предаст она и тебя? — подходила молодая травница, поглаживая его по гладкому подбородку и щекам нежными руками.

— Ты — это не ты, Эргильда, хватит играть со мной своими обликами, оборотница! — вырвался он из объятий, а она набрасывалась властно и страстно, горячими маковыми губами стремясь его поцеловать.

— Ложись в постель, забудь свои проблемы! Йоль уничтожит город, как ты и хотел. Род Габо исчезнет, он поутру принёс мне ноги их дочери. Пара итак была бездетной боги их знают сколько лет, теперь с горя они скорее разойдутся, чем попробуют завести малышей. Да и Марлен стареет, время не щадя берёт своё. А я могу быть для тебя вечно молодой. Вечно юной. Какой пожелаешь. И тебя приму даже стариком. Нет, мы даже станем поддерживать твою молодость, ты, горячий ретивый жеребец, — нагло щёлкала она по застёжкам мундира.

— Прекрати это, слышишь! — вырвался он, оттолкнув её руки.

— Ты не понимаешь, что я могу стать любой? Какой ты хочешь! Всегда разной! Хочешь куртизанку, хочешь травницу, хочешь рыжую полукровку из Кастора! — хмурилась та.

— Не называй её так! — снова взял её за горло Бальтазар крепкой хваткой.

— Ты воюешь не за ту сторону, надо поддерживать не помещиков, а чародеев, — кряхтела она, вырываясь.

— Я не воюю ни на чьей стороне, — убеждал он, — Ваши тёрки волнуют лишь ваши семейства. Ты даже не представляешь, что с их дочкой.

— Переваривается в желудке у моего кота, — проскрипел старческий голос с молоденьких губ, — Если, конечно, не застряла в комке шерсти. Этот гад вечно налижется, а потом пол пищи отхаркивает с волосами из пасти.

— Уведи его отсюда, иначе не оставишь мне выбора! — едва ли не взмолился некромант.

— А кто тебе сказал, маг, что ты вообще меня победишь? — вновь засияла та яркой потрескивающей аурой с перелетающими разрядами и отбросила его подальше от себя, принимая естественный зеленокожий вид гоблинши-старухи.

— Хочешь, чтобы перестала притворяться? Ха-ха-ха! Тебе не по нраву будет мой естественный облик, но в нём я раскроюсь сполна лучше любой дриады или чародейки! — усмехалась та, с торчащими кабаньими клыками в нижней челюсти, преисполненной складками и бороздами от выдающегося крупного носа, и ушами, напоминавшими скорее перепонки крыльев, столь большими и тонкими они казались.

Бальтазар валялся на полу в окружении сбитой со своих мест при его падении некоторой простенькой мебелью. Молодой человек застёгивал обратно косой мундир из ягнячьей кожи, крепче сжал обсидиановую рукоять меча, но в правую кисть последовал крепкий разряд, напоминавший десятки муравьиных укусов, выбивший клэйбэг и заставивший его, сморщившись, вскрикнуть.

— Чёртова ведьма! — шумно выдохнул разъярённый чернокнижник.

— Гедельбург мой, некромант! Здесь не будет помещичьей власти! Сюда придут жить гоблины, а я со своим сыном Кипом будут править этим местом, нравится тебе это или нет! — заявляла старуха.

— Знала бы, кого он сейчас у себя укрывает, — усмехнулся Бальтазар даже сквозь боль по всей правой кисти, продолжавшей терзать его пальцы и отдаваться колким эхом в каждой линии на ладони.

— Мы в ссоре, он давно со мной не разговаривает. Но он примет это край таким, каким я его сделаю. И я найду со своим сыном общий язык, даже если не найду с тобой! — заявляла гоблинша.

— Мне тошно от одной только мысли, что мы переплетали наши языки на этой постели! Один твой вид вызывает рвотные рефлексы, жирная болотная коротышка! — старался он её задеть.

— Ты не был похож на того, кому не нравятся мои ухаживания. Да, я падка на людей, есть грешок. Уже не молода и никогда не была красива, чтобы не менять собственной внешности. Но Анастас сам набросился на меня. Ты бы видел, что он вытворял, осознав, что я не его супруга. Он раскрылся в акте любви, как пустынный цветок, который задыхался, но вдруг получил в сезон дождей желанную влагу! — кряхтела она.

— Довольно! Избавь меня от своих распутных похождений! — поднялся Бальтазар на ноги.

— Их было побольше, чем у тебя, юноша. Я даже тут превзошла тебя-мальчишку! — усмехалась она, тоже как-то стараясь задеть его честолюбие.

— Ты всё-таки забыла, с кем имеешь дело, — глядел он на валяющийся меч, словно соображая, как быстро сможет его выхватить болящей рукой, а потом просто подманил к себе с помощью магии.

— Я изучаю колдовство столько, сколько тебе жить да жить, юноша! И врядли ты до той поры уже доживёшь! — принялась она испускать ярко-зелёные сферы с произрастающими из них, как щупальца медуз, тонкими молниями, сбившими клинок в полёте к руке и отгоняя от него своими всплесками электрических отростков.

А он схватил флягу с пояса, большим пальцем быстро скинув крышку, и плеснул на неё настойкой валерианы, обливая носатую гоблиншу, сколько в металлическом сосуде было мутно-буроватого содержимого. Та аж опешила, перестав сиять и распускать из ауры зловещие летающие разряды, уставившись на него, а потом понюхав свои пальцы и тёмное платье.

— Ты забыла, что некроманты никогда не играют честно. Хотела дуэль? Повоюй-ка со своим котом, старая грымза! — усмехнулся Бальтазар.

И в этот самый момент громадная когтистая лапа под утробное разъярённое «Мя-а-а-ау!» снесла крышу с хижины, потроша солому на балках стен и ломая тростник. Усатая морда сшибала мебель и полочки на колёсиках, которые явно принадлежали рукам Кипа, а он даже не обратил внимания на эту связь, когда был у того в норе и не догадывался, что карлик-крысолюд тоже замаскированный гоблин.

— Йоль! Нет! Уйди, паршивец! — успела проговорить гоблинша, судорожно по карманам своего платья ища клубок кошачьей мяты с отверстием в центре, а гигантский зверь тут же схватил её своей пастью и, задрав голову кверху, начал глотать сопутствующими движениями на глазах у Бальтазара.

— Что ж, я надеялся, он раздерёт когтями её на части, — не знал теперь некромант атаковать ли кота, ведь проглоченная волшебница может ещё оказаться живой.

Кот же обнюхивал всё пространство разорённой хижины, шершавым языком слизывая места, куда с тела ведьмы попали капли валерианы. Заглатывал осыпавшуюся солому, скопившуюся пыль, иногда какие-то мелкие частички обломков разной утвари, пока некромант стоял поодаль и размышлял, что с ним делать.

От зверя надо было избавляться и идти к Кипу, возможно, выручать-таки от него юную помещицу. Кто знает, какие его истинные мотивы и планы, действительно ли тот не за одно с матерью, даже не знавшей, как выяснилось, что Ингрид жива.

А внутри кота слышался какой-то всплеск и грохот. Иногда Бальтазару казалось, что он даже слышит сварливый скрипучий голос носатой зелёной старухи. И Йолю вдруг поплохело. Кот начал судорожно кашлять, коричневый нос его набух, жёлтые глаза прикрылись, блестя от влаги, и он, пригнувшись, присев на все свои четыре лапы, поджав хвост и задёргавшись, начал плеваться, выталкивая из себя крупный ком влажной и склизкой шерсти.

Проглоченная старуха таки заставила зверя сделать рвотный рефлекс, заодно и прочистив тому желудок. Её ноги торчали из общей массы спутанных и смятых волос, причём помимо неё там барахтался ещё не переваренный котярой Влас. Мальчишка, застрявший в шерсти и не добравшийся до растворяющих пищевых соков создания-велкана.

Он выбрался первым, вновь увидев белый свет спустя несколько часов кромешной темноты внутри чудовища. Кот же приходил в себя, так что несчастный мальчишка был обескуражен зрелищем. Сам он промок почти насквозь, был в склизкой слюне, протирая лицо и волосы. Рядом смрадный ком меха, из которого выбиралась страшнючая гоблинша. Позади в себя приходит гигантский кот, сожравший его намедни, а перед ним некромант, убивший его мать, отца и сестру минувшей ночью.

Сначала казалось ноги едва держат мальчонку на ногах, но потом он издал такой вопль, глядя на полыхавшего глазами и вооружённого мечом Бальтазара, что понёсся прочь, едва не сшибая лбом вековые дубы — сквозь все кусты и кочки, причём, к своему счастью, ещё и в сторону деревни. Уж неведомо, случайно или так хорошо сориентировался в родном лесу даже под приступами лютой паники.

— За ним, Йоль! Круши город! Ломай дома! Жри людей! — достала-таки старуха свой клубок с дыркой, повелевая котом, ввергая того чуть ли не в гипнотический транс.

И вскоре громадное животное понеслось по следу Власа, наверняка довольно быстро нагоняя, но, не съедая мальчишку, а лишь преследуя. Стимулируя бежать всё быстрей и отчаянней, без оглядки, без передышки, не жалея ни ноги, ни своё сердце, ни самого себя, словно единственная цель в жизни у него теперь была привести чудище к Гедельбургу на всеобщую беду.

Но если прирученный слуга зеленокожей ведьмы умчался прочь, костяные волки-големы некроманта всё ещё были здесь, и теперь подступали вместе со своим хозяином к склизкой носатой гоблинше, стараясь окружить с трёх сторон. Предстояла итоговая битва, где победителем мог стать либо он, либо она.

— Тебе понадобятся такие, как я, когда сюда прибудут слуги Церкви! — заявляла ведьма, из ладоней направляя быстротечные цветные молнии в камзол некроманта.

Тот отражал их лезвием клэйбэга, направляя в сторону, защищая собственную одежду, но покрепче ухватившись за рукоять, дабы снова не потерять своё блестящее оружие. Клинок с черепом-навершием, обсидиановым черенком и крестовиной, выполненной в форме крыльев летучей мыши, принимал на себя энергию ведьмы, защищая своего обладателя.

— Мне пригодится запрет на церковников в Гедельбурге и союз этих земель с чародеями Книта, — отвечал тот, подкравшись ближе и приказав своим псам напасть на ведьму.

Та брызнула им в черепа яркими сферами, притопнула по земле ногами, отчего скелеты волков были тут же схвачены выросшими снизу путами лиан, а сама выпустила крепкий разряд на некроманта, который при ближайшем подлёте оказался сетью и схватил его, повалив с ног на спину, прирастая к почве, как живые плотные стебли.

— А ведь мы могли бы стать хорошей парой, — подходила она всё ближе, сквозь сетку пут выпуская в его тело болезненные молнии из своих когтистых пальцев. — Ты и я, правящие Кронхольдом!

— Да я скорее лягу под свинью, чем снова под тебя, чудовище, — прорезал опутавшие его лианы сверкающим клинком Бальтазар.

— Не понимаешь, отчего отказываешься! — заявляла она, выпустив на этот раз алую вращающуюся сферу, похожую больше на сжатую невидимой силой в воздухе вязкую жидкость.

Некромант, пробившись сквозь сеть, выпрыгнул оттуда, заодно увернувшись от этого летевшего разряда, от чьих капель в воздух тут же пошёл едкий густой пар. Он понёсся на гоблиншу, а та из пульсирующей жёлтой и зелёной энергии сплела себе двуручный посох, принявшись ловко отбиваться то одной, то другой его стороной, встречая сиреневую ауру клинка и впитывая ту в себя.

Каждый шаг некроманта создавал силами ведьмы под ним мерцающий бирюзовый квадрат травяной ловушки, из которого режущие острые стебли, как створки капкана, хватали его ногу, заставляя стиснуть зубы от боли и отвлекаться на них. Остроконечные, похожие на форму пикирующего ворона, дымчатые сферы с левой ладони срывались вниз, взрывая ловушки, пока правой рукой некромант продолжал свистеть в воздухе, обрушивая всё новые выпады на оборонявшуюся чародейку.

Махать мечом долго при таком раскладе Бальтазар не мог. Его энергию просто поглощали так называемой «синей» магией или «магическим вампиризмом». А когда он попытался опять натравить на неё своих псов, она всунула этот свой сотканный из магии посох обеими концами в их пасти и взорвала так, что некроманта отбросило, крепко швырнув спиной о землю, а големов разнесло на косточки. Так что соединявшая их сиреневая некромантия моментально угасла.

Пара змееподобных лиан взвивалась вокруг мужчины, заставляя переводить взгляд с одной на другую, откуда же ждать первого нападения. Первая резво обвила клинок, как стремительная поросль толстого вьюна, и собиралась вырвать клэйбэг из рук некроманта. Вот только от плотного сжатия лиана сама себя изрезала о наточенное лезвие, падая кусками наземь, что вызвало самодовольную усмешку у мужчины.

Другая же принялась хлестать его за это по лицу, с целью сбить с толку, помешать фиалковым глазам следить за действиями ведьмы, а самому Бальтазару такими хлёсткими всплесками по коже напоминая пощёчины девиц из юности, которым его наглое поведение не нравилось.

Но придаваться воспоминаниям посреди важного боя было некогда, и взмах правой руки с зажатым клинком избавлял его от назойливых зелёных щупалец. А потом срезал и рубил на куски всё новые и новые побеги магической поросли, пока Бальтазар не заметил, как ведьма что-то усиленно собирает в концентрации, стоя на месте, в то время, как он отвлекается на порождённые ею стебли.

— Ты только оттягиваешь неизбежное! — поднимался чернокнижник, левой рукой бросив наспех сколоченный из тёмной энергии черепок, но лишь в качестве отвлекающего манёвра, после чего понёсся на гоблиншу с направленным остриём клинка.

Та в последний момент нагнулась, выпрямляя обе руки вперёд на него, и искрящимся расходящимся в разные стороны накопленным разрядом ударила в упор, прямо в живот, отбросив прочь. А заодно и выбив тем самым взрывом стихий у него меч из рук. Блестящий клинок упал в лужу солнечного света позади её полыхающей переливами зелёных тонов фигуры. А некромант снова оказался под ней, лёжа на спине.

Багряная потрёпанная туфля ступила властным жестом на его грудную клетку, не позволяя встать. Старуха выглядела скорее хрупкой, нежели тяжёлой, но сейчас определённо давлением какой-то своей магии буквально пригвоздила его к земле, даже руки поднять было проблематично.

— Ты не сможешь убить меня, Бальтазар! — заявляла она, вновь обратившись внешне травницей, чувствуя так себя безопасней и приблизившись к нему, пока мужские трясущиеся руки тщетно пытались преодолеть силу невероятной тяги, — Внутри меня твой ребёнок. Наш ребёнок, — погладила Эргильда теперь уже свой живот, — А ни один человек не способен погубить своё потомство, — намекала она, что проведённое вместе время страсти не прошло для неё даром.

— Нет, — качал головой Бальтазар.

— Да, — кивнула Эргильда, — И ты больше никогда не поднимешь на меня руку, дорогой. Мы будем править и смотреть, как растут наши дети, наследуя наши земли.

— Совсем чокнутая, — попытался он в неё плюнуть, но получилось не так, как он рассчитывал.

— Знаешь, с тобой я поняла свои возможности! Отомстить этим помещикам за то, как люди презирают гоблинов и все другие расы, это только полдела. Надо доказать всем, что мы не просто равны, а мы выше них! Понимаешь? Ты должен понять, ты такой же отвергнутый ими, как мы! Никому не нужный некромант, которого все боятся и ненавидят за то, что ты другой, непохож на остальных чародеев. Союз Книта и гоблинов сотворит куда больше, чем все эти пакты с гномами, с минотаврами, людоящерами… Мы вернём в эти земли орков. Мы будем жить наедине с природой, без всех этих каменных городов! — заявляла она.

— Слишком много болтаешь, — процедил некромант, — А возможности могла бы показать, обратившись могучим рыцарем или кем-то из великих магов!

— Город разлетится в щепки! — сверкала старая ведьма своими почти кошачьими зелёными глазами. — Роду Габо конец. Теперь я буду править Гедельбургом и всем Кронхольдом! Мир содрогнётся, услышав имя «Эргильда»! — хохотала она под грохот и треск.

Вокруг начали изгибаться стволы деревьев, словно в почтительном поклоне. Тростник в развалинах хижины зацвёл новыми побегами, да и всё, что было сделано из дерева, даже мелкие обломки, начали порождать маленькие черенки с распускавшейся свежей зеленью тонких вытянутых листьев.

— Нет, мама! — заявил писклявый голос, принадлежавший Кипу.

И оглянувшаяся чародейка, лицом снова обратившаяся в зеленокожий привычный облик, как и посмотревший в ту сторону, лежавший под ней некромант, узрели носатого гоблина-коротышку в монашеской рясе. Причём другой, более тёмной, нежели в которой был вчера — та вся была изодрана манулами и требовала времени на шитье заплаток да соединение нитями лоскутов меж собой.

Это был, по всей видимости, естественный вид того, кто пришёл сюда из своей землянки. Обилие складок кожи на лице выглядело таким, словно её хватило бы на два или три таких лица с лихвой! А рядом с ним, к особому удивлению Бальтазара и настоящему шоку Эргильды, на ногах шагала живая молоденькая Ингрид, с ужасом взирая на поле боя.

Чернокнижник с прищуром разглядывал протезы ног, преисполненные всяческих подвижных шестерёнок, где вращались какие-то башни, поршни, обода и многие другие детали, из которых умелый механик-самоучка смастерил для девушки новые стопы.

— Ты не пойдёшь против матери так же, как он не посмеет пойти против своего дитя! — восклицала она кряхтящим и скрипучим голоском.

— Меня позвали замуж, мама! Мы заканчиваем всю эту вражду с родом Габо! — заявил Кип, заставив Ингрид густо покраснеть и одёрнуть его рясу, словно тот выбалтывает что-то лишнее.

— Замуж?! — оторопел со слабым смешком некромант, потеряв всю концентрацию на попытках подняться, искривив брови и прищуривая оттого один глаз от невероятного удивления.

— Ты никогда не породнишься с ними! — вскричала чародейка, преисполненная искрящихся ярких молний, вырывавшихся из её тела наружу пугающими волнами раскатов от приступа её неистового гнева.

Это весьма пугало Ингрид, сделавшую полшага назад, прикрывшую удивлённый рот ладонью и даже потянувшую за собой левой рукой Кипа, беспокоясь явно и о его жизни тоже. Вид охваченной сверкающими бликами дамы с телом женщины-травницы и носатой лопоухой головой сотрясал неготовую к такому зрелищу дочку помещиков.

— Ты никогда не хотела мира и думала только о себе, — заявлял длинноносый гоблин, слегка шепелявя, — Чем дальше, тем твои идеи становились всё ужаснее и сумасброднее.

— Да как ты смеешь! — взревела она, — Твоих сил не хватит, чтобы со мной тягаться! Думай, что делаешь, когда перечишь матери, Кип!

— Да оставьте уже его и нас в покое! — всплеснула руками девушка, сжав кулачки у бёдер.

— Никогда! Твой род будет стёрт, весь город будет стёрт! Орки и гоблины в лесах Гедельбурга построят свой новый мир! Оторвут клочок земли, не пустят никаких церковников, сажая на кол каждого, кто не почитает нашу расу! Мы научим людей уважать тех, кто на них не похож! Заставим прислуживать нам, как некогда мы прислуживали им! И отныне рабы и господа поменяются местами! Грядёт эра зеленокожих! — заявляла она, испуская вокруг себя мерцающее сияние и громогласный треск опасных колдовских разрядов.

— Вот уж бред, — прогремел низкий баритон некроманта, и, подняв правую руку, пока та отвлекалась на сына, он тёмной аурой призвал к себе мерцающий клинок.

Да не в кисть, а лезвием ей в спину, со свистом пронзая тело гоблинши насквозь в самое сердце. Покрытое зелёной слизистой кровью остриё совсем чуть-чуть не дошло до выделки на его дорогом мундире, когда застрявший в ней меч, наконец, остановился. Та, мгновенно захлёбываясь, успела повернуть к нему своё ошарашенное лицо, не веря, что тот готов убить её вместе с зачавшимся у них ребёнком.

А строгий и уверенный взгляд Бальтазара выражал ответ на все её вопросы, принять который вся её сущностью попросту не могла. Крепкие руки вырвали зелёный клубок из её слабевших пальцев. Губы преисполненного складками рта в нескольких подбородках дрожали и пытались ему что-то сказать, но даже если Эргильда и произнесла какие-то фразы, слова или звуки, все они были заглушены воплем ужаса от Ингрид, поражённой зрелищем, как клэйбэг насквозь пронзает ведьму.

Кип с горя тяжело вздохнул, сняв капюшон с гладкой и лысой головы, напоминавшей черепаший панцирь. Своим зелёным взором, который вызывал подозрение у Бальтазара еще, когда тот был в форме человеко-крысы, он прощался с матерью, чьи убеждения и идеалы не смог принять, потому и отселился подальше от её хижины.

Мёртвое тело Эргильды перестало сиять и рухнуло на бок. А поднявшийся из-под неё некромант только нагнулся, но не в почтительном поклоне перед трупом достойного соперника, а чтобы из её спины вытащить торчащий меч за чёрную рукоять из обсидиана и протереть зелёное окровавленное лезвие о её же одежду, безо всякого уважения к павшей.

Он мало кому повторял свои просьбы дважды, а её буквально упрашивал уйти отсюда с миром. Себя он считал лишь орудием судьбы, а не убийцей, убеждённый, что она собственным выбором погубила саму себя. Он мог бы вступить в бой и с Кипом, если б тот ринулся защищать семейные узы. Но маленький гоблин явно ни о чём таком не думал, лишь с грустью провожая мать в последний путь.

— Что ты с ней сделал? — поднимаясь и отряхиваясь, поинтересовался Бальтазар, поглядывая на механические «сапоги» Ингрид.

— Просто соорудил новые ножки из того, что было под рукой. Смазал конопляным маслом шестерёнки, натянул цепи. Закрепил, чтобы не натирали, внутри компрессы целебные, чтобы всё заживало. Она в движении натягивает пружины, а те во время остановки разжимаются и двигают прочие детали, стопа идеально изгибается, а вещица заряжается сама собой при ходьбе, — отвечал тот, — Ловкость рук и никакой посторонней магии!

— Удобно хоть? — поглядел он на слегка смущённую девочку.

— Да, вполне… Сначала упала при первом шаге, но когда поднялась сама, сделала ещё ряд шагов и прошлась, и всё стало комфортно, — чуть улыбнулись уголки её малиновых губ.

— Ну, и славно тогда, — махнул некромант, — А что это ещё за история с женитьбой?

— Ну… — отвела взор, вконец раскрасневшаяся девушка, — После того, что между мной и Кипом было после вашего ухода, он, как порядочный челов… как порядочный мужчина должен бы на мне жениться! — сжимали её пальчики ткани юбки, не зная, куда себя деть со стыда.

— Да я и не против, — усмехнулся Кип, — Ничего такого особо-то и не было, — клыки его застенчиво покусывали едва выраженные контуры губ в складках гоблинского лица.

— Она что, тоже беременна теперь? — глянул на её живот Бальтазар.

— Едва ли, — озадачился Кип, — До такого дело не дошло.

— Чем же вы… Нет, даже слушать не хочу, — закатил мужчина свои сиреневые глаза, — А он тебя как одурманил-то? Был крысой, стал зеленокожим теперь, а в постели? Мужчиной мечты что ль?! И к чему тогда мольбы Рататоскру, если гоблины молятся Гобу, в честь которого и названы, — не мог взять он в толк.

— Дело привычки образа, — кратко и с умным видом отвечал зеленокожий.

— Да будет вам, — отводила красное лицо та, поглядывая на останки хижины ведьмы, обратившиеся в роскошный памятный цветник посреди леса. — Как красиво! Смотрите!

Все поглядели туда. Необычные вьюнки взбирались по укоренившимся «стволам», которые цвели сами по себе. По итогу переливающиеся бело-розовым оттенком лепестки раскрывались ввысь, зубчатые алые чашечки обнажали пушистую рыжую сердцевину, раскинувшись вширь, синие колокольчики опускали свои головки в поклоне. А желтоглазая поросль и блестящие жемчугом маленькие симметричные цветочки чередовались со всеми остальными, опутывая расцветавшие обломки и детали интерьера, некогда бывшие предметами мебели.

И среди всего этого зацветали бутонами диковинные орхидеи, никогда не появлявшиеся в климате этих мест. Каждое пышное соцветие было уникальным, имея свои сочетания оттенков, иногда переходные и родственные, иногда резко контрастные, бьющие своим колоритом прямо в глаза. И всё это создавало удивительный аромат, разносящийся лёгким летним ветерком вместе с переливающимся блеском лёгонькой пыльцы.

Зрелище привлекло неожиданным букетом запахов даже пробегавшую мимо белую лисицу, что высовывала нос из кустарников, принюхиваясь да поглядывая здоровым глазом на цветник, эдакий миниатюрный сад-памятник Эргильды, в то время, как другое её око светилось фиолетовым.

— И вправду недурно, — заметил тот, кто предпочёл бы вместо всего этого бордовые, тёмно-синие и чёрные розы.

Но свой сад у замка он ещё успеет возделать с помощью павших в битве прислужников барона Казира, а сейчас его пешее путешествие по окрестностям в разные стороны состояло в укреплении власти и подавлении возможных мятежей.

И него, вроде как, получилось всё, что он хотел. Ребёнок удрал в город, рассказывая о похождениях некроманта, девочка будет возвращена в семью, пусть и с протезами, зато ходячая и живая. Теперь разве что кот, отправленный ведьмой крушить Гедельбург, мог сыграть не на руку. В конце концов, стирать поселения с лица земель в Кронхольде имел право только он сам. Как считал Бальтазар.

VIII
До города они добрались довольно быстро. Треск камней расколотых стен и разворошённых крыш был активно слышен в округе, пока громадный чёрный кот, блестящий своей короткой шерстью в солнечных переливах, при свете дня разрушал пригород, хватая людей, царапая кладку стен и сшибая своими движениями навесы, сараи, крыши колодцев, бегая за скотом со дворов и конюшен. Вокруг царил настоящий хаос.

— Отведи девочку к тому поместью, — указал Бальтазар на двор семейства Габо, дабы обезопасить своих спутников, — А я попробую усмирить это чудовище.

— Идём, — повёл за руку низкорослый гоблин богатенькую девушку в диковиной обувке, заменявшей стопы и щиколотки откушенных ног.

— Как же вы? — не торопилась та, — Он же сожрёт вас и не заметит!

— Я слышал, он питается теми, кто живёт у вас дома, а мы, бароны, котам не закуска, — самодовольно подмигнул он ей и стремительно направился в сторону городских улиц.

Там кипела суматоха, так как жители не ощущали себя в безопасности внутри стен своих домов. Те вообще могли обвалиться вовнутрь, под натиском великана, так что безопасных мест толком не было. Самые сообразительные ныряли в погреба, вот только рисковали так там навечно и остаться, если дверцу снаружи завалит обломками.

— К водонапорной башне! Чёрт бы вас побрал! — попытался руководить небольшой толпой Бальтазар, — Слушайтесь, когда ваш барон вам приказывает! — засверкал его меч сиреневой аурой.

— Это ж он? Это ж тот самый! — перешёптывались люди, и толпа разбегалась врассыпную с воплями ужаса, бросая шапки и даже теряя башмаки на ходу.

Улепётывали так, что только пятки сверкали. Прибежавший и рассказавший о ночной встрече мальчуган, которого столько раз для этой цели пытался вызволить некромант, выполнил свою задачу на ура. Только вот в свете сложившихся обстоятельств, это играло против дальнейших планов Бальтазара.

Он подбежал к компании женщин, похватавший на руки своих детей, едва не спотыкаясь и перестав смотреть под ноги. Видел, как местные пьянчуги удирают от него на четвереньках, как животные, не в силах подняться на ноги, несясь упитанными боровами прочь по закоулкам вымощенных камнем улиц.

Вокруг закрывались двери и ставни. Слышались возгласы «тёмный маг да при свете дня!» и тому подобное возмущение. Никто не желал его слушать и даже остановиться. Те, кто хотел сбежать из города, завидев его, тут же падали, разбрасывая кульки и мешки со своими пожитками, пятились ползком на задницах, заикались и бежали прочь, так и не разобравшись, кто ж страшнее, чёрный кот или аристократ в кожаном мундире.

Зверь, тем временем, активно разорял курятники на окраине. Там Бальтазара нашёл и Кип, уже вернувший девушку родителям, но зачем-то явившийся сюда помогать некроманту. Он сам едва не спотыкался о полы монашеской рясы.

— Вот не сидится тебе в безопасном месте! — ругался на него некромант.

— Так ведь жизнью своей тебе обязан, надо долг отдавать, — верещал носатый гоблин.

— Водонапорную башню открыть надо, я струю на кота направлю, это его точно в бегство обратит, пока он к центру не ринулся, где уже отсюда не достать водицей будут. А эти от меня шарахаются, как от пожара, — шумно раздувал мужчина ноздри с недовольным видом.

— Есть иллюзорное заклятье невидимости, как раз подойдёт, — начал перебирать пальчиками Кип, без одобрения и разрешения, что-то оплетая вокруг фигуры Бальтазара.

— Живей-живей, плясун ритуальный! — подгонял он, глядя, как вокруг него с ноги на ногу прыгает зеленокожий монах.

— Вот, готово! Бежим! — метнулся он своими ножками вперёд и махнул рукой в подвёрнутом рукаве рясы.

Очередную трясущуюся толпу, покинувшую свои разрушенные дома, они нашли совсем рядом. Женщины и дети жались к забору, мужчины с молотками, серпами и вилами стояли спереди на защите жён и малышей. Никто и вправду не обращал внимания на фигуру Бальтазара, словно тот был прозрачным. Всё внимание людских глаз устремилось на подбежавшего к ним карлика-монаха.

— К водонапорной башне, живо! — раздавался при этом баритон некроманта, — Открывайте! Кошки боятся воды!

Так они повторили ещё в парочке ближайших закоулков с одного и того же первого городского перекрёстка окраины, и сами помчались за людьми к башне, где те спешно пытались дать проток шумной воде. Могучие капли забарабанили по земле, а затем и толстая струя начала обрушаться вслед за ними, даже привлекая внимание гигантской бестии, пожиравшей кур и кроликов в людских хозяйствах.

Некромант сразу же принялся обрекать воду в форму, изгибать поток в воздухе, словно тот под напором падал не снизу вверх, а от башни вперёд в сторону усатой морды. И уже в скором времени крепкая струя ударила зверю в глаза, обливая с такой силой, что тот не успел ни отскочить, ни как-либо увернуться.

А на одной голове Бальтазар не останавливался. Основы магии позволяли взаимодействовать такими методами с разными объектами — не нужно быть магом огня, чтобы из костра раздуть настоящий пожар, так же и магом воды быть не требовалось, чтобы готовый поток под напором перевести в сплетённое из магических конструкций русло.

Выстраивая траекторию, Бальтазар управлял струёй, окатывая животное-гиганта с головы до длинного хвоста. Кот отряхивался, фыркал, громко шипел, но получал лишь новую порцию воды, пока та не закончилась. Однако и этого уже хватило, чтобы промокший Йоль желал куда-либо отсюда деться.

Бальтазар же вышагал в его строну, держа в руках клубок, что называли «кошачьим богом», и не без чародейский манипуляций, магическими ветрами нёс его аромат к тёмно-коричневому треугольнику носа, едва заметного на усатой морде с огромными жёлтыми глазами.

— Эй, ты! Клочок шерсти! Чёрный, как смоль, чёрный, как мрак, чёрный, как ночь! Я, повелитель ночи, взываю к тебе! — принимался некромант гипнотизировать чудище, подчиняя сквозь эти узкие вертикальные зрачки своей воле под ароматы кошачьей мяты.

Царица-тьма словно выстроила между ними клубящийся спиральный коридор. Тоннель, скрывающий от чужих глаз и света солнца. Можно было не отвлекаться на зевак, на стук последних капель с башен, на кудахчущих ещё оставшихся в хозяйствах кур… Здесь был только кот-великан и ученик Гродерика Черноуста, что явился в Кронхольд из Книта и сверг барона Казира, заполучив себе эту местность, эти леса и местных помещиков в качестве челяди.

Всё это длилось недолго. Некромант ощущал, как тьма из его груди плотно окутывает его и стремится вдаль к желтоглазому коту, укрывая так, словно стремится его погладить и приласкать, как домашнего питомца. По итогу Йоль спешно ретировался от города прочь обратно в свой лес, недовольный тем, как с ним здесь обращаются.

А толпа рукоплескала, вот только не невидимому некроманту, чьи манипуляции не могла видеть, а поднимала на руки монаха-гоблина, чествуя своего спасителя в его лице. Ведь для горожан всё выглядело так, что это Кип привёл их к башне и, по их мнению, своими силами одной только водяной струёй прогнал жуткое чёрное чудище.

— Гоблин! Гоблин! — голосил народ, чествуя носатого лопоухого низкорослика и унося его на улицы Гедельбурга.

Бальтазар же отправился к поместью перевести дух. Вот только и там его под наложенным заклятьем не видели ни слуги, ни Марлен с Анастасом. Только Ингрид, когда он к ней зашёл, вздрогнула, в ореоле полупрозрачной туманности смогла разглядеть едва заметные, словно потусторонние, призрачные контуры спасшего её некроманта.

— Это вы? Ах, входите, прошу! К чему эти маски? — сидела она на постели, вытянув ноги с металлическими наконечниками вращающихся шестерёнок.

— Это всё твой Кип постарался, иллюзию из меня сделал, что не видит никто, — присел некромант рядом.

— Какой он всё-таки душечка! Всем помогает! Вон, подходите, на окне чай остывает. Выпейте, он с травами, чтобы набраться сил. А под ним в комоде есть вино, — приглашала она.

— Хорошее вино полагается хранить в холодном погребе, — подметил Бальтазар, но всё-таки направился к предложенному угощению.

— Если б вы оставили меня в лесу, я бы никогда не добралась ни до города, ни до Кипа. Всё благодаря вам! Дом Габо в невероятном долгу перед таким бароном, — нежно шелестел её голосок, подобно лепесткам весенних цветов и пению утренних птиц.

— Не видел вашего городского чародея в этой суете, — произнёс Бальтазар, — Говорят, он из верующих… Приглядывай тут за всем, что происходит. Будешь моими глазами и ушами в городе.

Девушка только посмеялась, сказав, что далека от политики, а мать с отцом не только её ни во что не ставят, считая глупенькой и наивной, но и собирались выдать замуж куда-то подальше отсюда. Теперь же, правда, всё изменится. Кип сможет их очаровать своими талантами и всё у них будет хорошо. Так она полагала и искренне в это верила.

Под вечер он заявился и сам. Марлен Габо открыла дверь после небольшого стука. Не видела внутри сидящего возле опустевшей бутылки вина Бальтазара, хоть взгляд туда всё же и бросила, явно решив, что употреблению напитка причастна её дочь, и огласила визитёра, под шарканье маленьких ножек зелёного гоблина.

— Родная моя, твой муженёк, барон! — огласила статная помещица, надеюсь, ты и твои ноги хорошо себя чувствуют? — завидев кивок улыбающейся дочери она, ещё раз бросив неодобрительный взгляд на вино, удалилась из покоев.

— Кип, солнце моё! Где ты был? — радовалась и встала, чтобы обнять того Ингрид, после присев возле карлика на корточки.

Ноги её, судя по всему, в железных протезах и вправду не болели да чувствовали себя отлично. Бальтазар никак не мог представить подобное решение проблемы откушенных стоп, будучи уверенным, что счастливого будущего для такой девчонки уже почти быть не может. Но мастеровитый и талантливый механик его весьма удивил своей находчивостью.

— Ой, толпа чествовала. В таверну отнесли, поили, чем только можно. Я едва на забыл внешность сменить, когда к поместью подошёл, — отвечал тот, чуть покачиваясь и икая от опьянения.

— Внешность? И почему это тебя назвали «барон»? — косился на него Бальтазар, — Ушастый, ты кем прикидывался-то для них и для неё?! — негодовал он, уж которого автор ещё не развеявшегося заклятья мог сам прекрасно видеть.

— Вами, сэр, — с улыбкой и безо всякого зазрения совести кланялся подвыпивший гоблин, — Когда вы ушли, ей со мной в качестве крысолюда стало так страшно и одиноко, что, дабы успокоить барышню, я принял облик некроманта Бальтазара из Фуртхёгга, барона Кронхольда, ученика Гродерика Черноуста из Книта!

— Да ты спятил! — вскочил с подоконника у тумбы Кроненгард, едва не потянувшись к убранному в ножны клинку. — Это меня ты на ней типа женить удумал! Все же будут думать, что ты, это я! — жестикулировал он руками в слегка запачканных манжетах.

— Это было первое, что пришло мне в голову, и что её хоть как-то успокоило, — глядел зеленоглазый гоблин то на некроманта, то на раскрасневшуюся Ингрид, — И когда повёл её сюда по вашему приказу, ничего другого не пришло в голову, как показать им спасителя их девочки. Снова обратиться вами. Не заявляться ж гоблином или крысолюдом с просьбой руки и сердца!

— Не знаю, как вы всё это там обыграете, но давай-ка ты выбирай внешность другого красавца, пока я сам твоим лицом не занялся, — проверял он застёжки плаща в виде изображений вороньих голов с направленными в разные стороны клювами, — Закат уже, мне пора выдвигаться. И ты давай без фокусов!

— Ваше высокородие, я обязательно… — начал было гоблин, а потом на его преисполненную складками зелёную физиономию упали закатные лучи сквозь выходящее на запад окно спальни, залитое багряным румянцем заката.

Голос гоблина из писклявого становился звонче и мелодичнее, формы тела менялись и искрились. А ряса окончательно спала вниз, став слишком широкой для стройной фигурки молоденькой девушки, тут же зардевшейся в смущении и постаравшейся прикрыть небольшую грудь и юный пушок внизу живота.

Тёмные пряди цвета мокрой коры, бережное расчесанные на прямой пробор, только две из которых, выбивавшиеся из общего порядка, проносились вниз мимо округлых аккуратных ушек. Она была чуть ниже ростом, чем Ингрид, тем более, когда та удивлённо выпрямилась, стоя рядом, это было видно ещё наглядней.

Черноокая, с фактурным овальным подбородком, худощавой фигурой, она была больше похожа на замеревшую статую для фонтанов, даже кожа бледновата, словно девчонку давно хорошо не кормили. Нагая девица глядела то в устланный розово-голубыми коврами пол спальни юной помещицы, то на остальных.

После чего она спешно присела, поднимая ткань рясы, и закрывалась уже ею, напялив, кое-как, смущённо поглядывая на обомлевших остальных. Те не слишком понимали, что вообще происходит и к чему это вдруг такое перевоплощение.

— Э-э, что за фокусы-то? — первым раздался голос Бальтазара.

— Заклятье… спало… разрушено, — улыбалась она, глядя в окно на закатное солнце, а оттуда на свои блестящие человеческие ручки с тоненькими пальчиками и аккуратно подстриженными ноготками.

От складок на лице, длинного гоблинского носа и лопоухости не осталось и следа. Гоблин Кип преобразился в молоденькую девушку, счастливую, невинную, но всё же крайне шокировавшую Бальтазара с Ингрид этим неожиданным перевоплощением.

— Заклятье? — переспросила дочь помещицы.

— Я… дочь Эргильды, — кусала нервно нижнюю губу немного выпиравшими передними зубками, — Меня прокляла твоя мать, когда увидела, что у служанки-гоблинши и её мужа родилось милое человеческое дитя, хотя своих у них не было. Она обратила меня в уродливого карлика-гоблина, нескладного, низкорослого, страшнее, чем все другие зеленокожие. И велела отнести в лес, мол, таким не место на земле и в этом мире…

— Какой кошмар! — прикрыла рот рукой от удивления Ингрид.

— Но мама оставила меня и стала лесной отшельницей, — рассказывала та.

— Так ты должна быть благодарна ей, а не позволять мне её убить, — возмущался некромант.

— Ох, конечно, я ей благодарна за всё! Просто она с годами… так озлобилась на всех, принесла столько смертей… Будто искала свой покой и дождалась его от вас. Она расколдовать меня не смогла, а я… Я, будучи нескладным низкоросликом, всё время проводила за рукоделием. Винтики, шестерёнки, гайки, болты… Что-то собирала, что-то мастерила. Совершенствовалась, как могла, собирая по кусочкам всякие полочки и подвесные механизмы. Печь, кофейник, перемалыватель орехов. Вот даже ножки-сапожки! — скромно поглядела вниз на Ингрид.

— Ты умница! — взяла она её за щёки, поднимая взгляд к себе, — Талантливая молодец! Мастерица на все руки! — радовалась она, — Что бы я без тебя делала!

— Я вылечила и приютила тебя, помогла прогнать кота и сделала эти скороходы-протезы. Три добрых дела для дома Габо и заклятье пало на закате! — радовалась она с заблестевшими бриллиантами слёз счастья на своих выразительных глаза.

— Расколдовалась и чудесно! — обняла её Ингрид, — Только… что теперь со свадьбой будет?! — содрогнулось её хрупкое тельце в нервном смешке.

— Ладно, девочки, вы с этим уж сами разбирайтесь, — опасаясь, что и заклятье иллюзиивот-вот развеется, и вокруг здесь слуги и хозяева дома смогут его увидеть, прошагал Бальтазар к двери спальни.

— Уходите? Ох, — вздохнула Ингрид. — Заглядывайте к нам. Что-то придумаем… А Кип… или… как же тебя теперь называть-то? Будет моей названной сестрёнкой!

Некромант согнул вместе три пальца на правой руке, оставив сложенные вместе указательный и средний, прислонил под пряди ко лбу и совершил прощальный жест, покидая их разбираться в сложившейся ситуации, посчитав себя третьим лишним на этом празднике чудес. Хватит с него на сегодня сюрпризов, ночь итак прошла без сна вместе с завершавшимся днём, считал молодой мужчина.

Снаружи спешно покинутого им поместья ещё доносилось щебетание птиц, не улетевших пока ночевать по своим гнёздам. Народ активно трудился, восстанавливая загоны для скота и сгоняя туда выживших животных. Предстояло ещё выстроить заново и починить очень многое, а заодно и воду в опустевшую башню занести, если та сама не подпитывается подземными источниками и системой насосов, обустроенных мастерами типа Кипа.

В голове не укладывалось, как мелкий монах-крысолюд обернулся не просто гоблином, способным всех дурманить, но и девочкой — дочерью Анастаса Габо, помещика, которого соблазнила зеленокожая служанка-чародейка. Совсем внешне человеческой девушкой, заколдованной в ярости и зависти его супругой Марлен. Наяву ли вообще случилось всё это и не очередной ли морок каких-то иллюзий, — размышлял он, с трудом принимая произошедшее. Что вообще сама Марлен и Анастас сделают, когда всё узнают, да и узнают ли всю правду, а, может, Ингрид с Кипом придумают для них какую-то свою удивительную сказку.

А чета помещиков сейчас, в свою очередь, перед сном навестили в городе таверну, а точнее одного её постояльца, подозвав к дверям немолодого мужчину, довольно тощего и крайне высокого. С лысеющим выпирающим лбом, взъерошенной «короной» седых волос, его окаймляющих, в монашеской бело-золотой рясе и посохом, который венчал отнюдь не драгоценный камень, а загнутая позолоченная спираль с разными узорами, внутри которой хватавшая себя за хвост змея красовалась вокруг фигуры перекрестия.

Однако при взгляде на эту персону, первое, что бросалось бы в глаза, было совсем не это. Не спираль церковника, не взбалмошная неопрятная причёска, и даже не красивый золотой орден на шее с красно-кровавыми гранатами, переливавшимися в закатных лучах своими гранями.

У мужчины сквозь вытянутое лицо с густыми совиными бровями шёл крупный шрам сквозь весь левый глаз, который был бело-серым, словно внутри всегда клубился туман. Другой же из-под толстых складок надбровных дуг глядел пронзительным янтарным взором, как лучезарное миниатюрное солнце.

Позади него в таверне цокали друг о друга кружки, лился сонм беседующих голосов, среди которых разобрать можно было лишь пение горланящего дворфа с крупным ситаром, что напевал строки о гигантском змее и павшем в бою с ним храбром воине.

— Слухи верны, мессир, — сообщила этому человеку Марлен, — Вместо Казира и вправду объявился какой-то некромант из Книта.

А сам Бальтазар сейчас, оседлав чёрного кота-великана Йоля, мчался сквозь леса с клубком кошачьей мяты в руке, держась за чёрно-угольную шерсть на загривке желтоглазого зверя, и двигался на нём в сторону долины, на которую падал алый закат. Где-то внутри груди мирно мурлыкала царица-тьма, довольная исходом.

Гедельбург с его проблемами остался далеко позади. С полей доносился запах скошенной травы, с лугов — ароматы закрывавшихся ко сну ярких цветов. Редкие белёсые облака кучерявыми глыбами взирали сверху на причудливого всадника верхом на самом необычном скакуне из всех возможных.

Мимо проносились плодоносящие деревья, местные леса, от хмурых хвойных до берёзовых в полоску. Дневные звери уже прятались по норам, дуплам и укрытиям. На охоту выходили ночные хищники, да где-то на западе в темнеющем небе натачивал свои рога бледный месяц, крадучись выползая над горизонтом, словно сонно поглядывая, ушло ли уже восвояси дневное солнце. Сгущались сумерки, и на долину плавно наступала неспешной властной походкой густая чёрно-фиолетовая ночь.

Солнцеворот

I
Седые туманы опускались с дремучих лесов тоскливой дымкой, угрюмо сползаясь к холму, на котором стоял частично разрушенный замок. Как памятник, как древний погребальный монумент, высился он над окрестными землями. Вуаль белёсой мглы застилала собой окружные кладбище и поле боя, на котором ковыляющие трупы медленно растаскивали камни. Оживлённые магией мертвецы неторопливо занимались восстановлением стен под присмотров своего повелителя.

Сам Бальтазар, впрочем, сидел сейчас в подножье башни за карточным столом и отнюдь не руководил теми, кто итак прекрасно справлялся с монотонной задачей неспешного ремонта крепостной кладки. И пока им мешала дымчатая пелена, ему самому не давали сосредоточиться разные мысли. Пасьянс не сходился в третий раз, пальцы врывались в каскад платиновых пышных волос, и молодой мужчина хмурил лоб под навеваемые раздумья о расширении владений.

К концу осени было улажено немало дел, совершено столько всего, но укрепление власти барона ещё отнюдь не означало серьёзное продвижение на пути господства над миром. Да и сны в последнее время были какие-то неспокойные. Даже царица-тьма из груди, будто залёгший в спячку зверь, молчала и ни о чём с ним не разговаривала. Может, была за что-то в обиде, он не лез и не спрашивал.

Он вообще общался с ней, только когда ему от неё что-нибудь требовалось. А вот она любила внезапно заговорить. Но, кажется, сейчас, к концу годичного цикла, как раз, когда ночи были невероятно длинными, а мир вокруг после листопада казался суровым и мрачным, она не столько нежилась во всей этой природной красоте, сколько отдыхала, лишь сонно наблюдая за происходящим.

Наверное, она одобряла его разные планы. Молчание издревле считалось знаком согласия. Если бы что-то её вопиюще разозлило, вполне вероятно, она подала бы свой шепчущий голосок под видом какого-нибудь недовольного шипения. А пока ночную тишину нарушал лишь скрежет в восстановлении западного крыла замка.

Он пришёл в эти края как раз оттуда, с запада, со стороны Книта — прибежища отвергнутых чародеев. Земля некромантов, гадалок, нерадивых учеников и самоучек. Казир, бывший владелец этого замка, был разбит за одну ночь, даже быстрее. Схватка, к которой некромант столько готовился, казалась теперь в воспоминаниях даже унылее какой-нибудь дуэли с лесной ведьмой.

Бальтазар не был против лёгких побед, но жаждал испытать себя с достойным соперником куда больше, чем, если б всё просто доставалось ему на блюдечке. Его итак нередко упрекали в аристократическом происхождении, что, мол, многое должно было ему доставаться без затрат и проблем.

Уроженец Фуртхёгга, из рода Кроненгардов, одна фамилия которых уже отсылает к стражам королевского или даже императорского величия. А в вольных городах Империю весьма недолюбливали. Он сам так и вовсе презирал её порядки, потому-то и укреплял здесь свою власть, чтобы Кронхольд и Книт не позволяли, в случае чего, имперцам держать свой путь на север.

Он мог бы и сам пойти туда с завоевательными походами. Прикрывать тамошних королей-самодуров тоже не шибко хотелось. Вот только в сражениях с ними, Империя обязательно ударит с тыла по его ослабленной армии и опустевшим землям. Если увести с кладбищ всю нежить, кто же останется сторожить Яротруск, Сельваторск, Бримстоун и прочие поселения, раскинутые от баронского замка в разные концы Кронхольда?!

В руках лежали две карты, а третья, сине-чёрной рубашкой кверху, валялась на столе из чёрного дерева. Причём, мебель осталась от прежних хозяев, отнюдь не была прихотью некроманта под собственный стиль. Утварь из эбена очень ценилась знатью. Внутри её было немного, Казир был скорее разоряющийся феодал, нежели преуспевающий вельможа, и, тем не менее, его род когда-то позволял себе ту или иную роскошь, достойную даже дворцов лордов.

— Так и думал, что ты не спишь, — без стука, без приветствия, заглянул к нему высокий мужчина в бобровой шапке, опираясь на янтарный посох.

Чародей из Яротруска, смугловатый, уже немолодой, но всё же статный чернобровый красавец с густыми усами и курчавой острой бородкой. Он, в бурой мантии с большим мешком на плече и посохом с янтарным навершием, прошагал сюда неблизкий путь, осмелившись явиться без приглашения. Не испугался всей нежити в округе, тумана над могилами, которые впрочем, из-за густой дымки мог и не заметить…

— Это ты, чародей? — взглянули исподлобья сквозь мешавшиеся светлые пряди густо-фиолетовые глаза, сверкавшие, как крупные гранёные аметисты в бликах закатного солнца, — Я не звал тебя. С чем пожаловал? — интересовался Бальтазар у внезапного гостя.

— Народ начало нового года скоро отпразднует, Солнцеворот на неделе, — сообщал Ильдар совершенно очевиднейшие вещи.

— Ещё скажи, меня будут рады увидеть на празднике, — усмехнулся Кроненгард.

— Нет-нет, куда там, — улыбался чародей, щуря позолоченный карий взор, оглядывая внутреннее убранство нижнего этажа округлой башни, — Но народ пришёл к тебе с просьбой, — сообщал он.

— Народ в сгустившейся тьме не рискнёт приблизиться к замку, — не верил Бальтазар, — Тебя, что ль послали для переговоров?

— Да ты выйди, посмотри! — указывал он деревянным посохом на дверной проём, — Толпа собралась вокруг! Близко, конечно, опасаются, но стоят у границ кладбищ, по делу пришли до своего барона.

— Сюда пришедшие домой не возвращаются, — угрожающе поглядел он на чародея, а тот только бесцеремонно сел за стол напротив.

— Одна карта осталась, — теперь уже очевидное вслух подмечал Бальтазар, поглядывая на лежавший синеватый прямоугольник.

— И? Гадаешь тут что ли? — чуть склонился тот вперёд, зависнув бородой прям над картой, как луна над скрюченным лесом.

— Третий раз расклад делаю, не сходится ничего, — отвечал некромант, — Будто одной карты не хватает. Кто вот мог взять, да и когда? Всё должно быть по парам, — показывал он две карты в руках, — А эта лежит неприкаянная.

Ильдар коснулся карты и перевернул её, поглядывая на перевёрнутую для себя шестёрку мечей. Бальтазар синхронно положил свои карты по обе стороны, и на них тоже красовались шестёрки — монет и кубков. Не было масти щитов, а без одной карты всё уже никак не складывалось.

— Может, таков и есть расклад? — глядя на рядок из трёх карт, проговорил чародей.

— Три шестёрки? Знак разрушения миров. Так-то оно так, — ухмылялся некромант, — Но одна карта из колоды всё ж таки испарилась, — недовольно выдохнул он ноздрями.

— Не знаю, ваше высокородие, я лично тут вижу три девятки, — со своей стороны стола разглядывал их Ильдар, — Число могущества, число предела возможностей. Девятка, последняя в ряду, наивысшая, наиглавнейшая! Тройная триада, — рассказывал он, — Безграничный океан, но в то же время и ограничивающий его видимый горизонт. Истина всегда противоречива.

— Мастак ты по раскладам и нумерологии, — хмыкнул на это молодой чернокнижник, — Могущество тоже неплохо звучит, — встал он из-за стола, — Так, где там, говоришь, народ твой? — выглядывал в окна некромант, и вправду замечая вдалеке людские толпы, страшащиеся подходить ближе.

— Не мой, а ваш, милорд, — поднимался за ним и чародей, поправив меховую шапку.

— Ещё не лорд, но мы к этому стремимся, — поправил его Бальтазар, заявив о себе во множественном числе или имея в виду себя с царицей-тьмой на пару, или же себя со своей армией мертвецов…

— Они хотели бы забрать своих на похороны, — говорил за его спиной Ильдар. — Барон Казир собирал против вас ополчение. Мужей, готовых к бою, с разных городов и сёл. Кто-то шёл, кто-то нет, кого-то даже силком забирали. Они пали и так и не были похоронены по человеческим обрядам.

— Они служат мне, — отвечал некромант, поглядывая к западной стене и выходя из дверей башни наружу.

— Смотрите, какую шубу для меня в Яротруске сшили! — доставал он из мешка свёрнутый наряд. — В красной вышивке, парадная, тёплая! На зиму самое то! Словно для знати какой! Дай, думаю, в дар тебе принесу от лица народа. Скоро ж морозы грянут, сколько можно в одних кожаных штанах и мундирах расхаживать.

— Красную? — повернулся к нему Бальтазар, без интереса разглядывая шубу, украшенную узорчатой яркой тесьмой, — Нет уж, оставь себе. Найду я, как зимой согреваться.

— Да не отказывайтесь, милорд! — хмурился чародей. — У нас в Яротруске обычай есть с дарами на Солнцеворот приходить.

— Я не уничтожил тебя и весь город, разве это недостаточный дар? — глядел на него холодным сиреневым сиянием некромант. — Забирай и шубу свою, и людей, у меня тут не проходной двор. А что эти смельчаки мужиков своих военных обратно хотят, так думать надо было, и не посылать в ополчение. Они сами свой выбор сделали, я-то с чего своих бывших врагов жалеть и отпускать на покой теперь должен?!

— Вы ведь пришли сюда с собственным войском. Зачем вам наши, павшие в битве? Они, может, «свежее», конечно, — чуть ухмыльнулся смуглый волшебник, — Дык оставьте себе придворную челядь и самого Казира, крестьян-то домой к празднику отправить неплохо бы, упокоить по родным погостам. Их отпевать местными обычаями будут, не церковными, — заверял он заодно.

— Казира разорвало так, чтобы никто поднять не смог на возврат замка, — напоминал ему некромант, — Ни ноготка, ни зуба, ни глаза его целёхоньким не найти. Всё растащило вороньё да прочие падальщики. Даже с земли не соскрести по кусочкам.

— Пусть так, но как же люди? — всё склонял его к принятию доброго решения чародей.

— Люди? — обернулся Бальтазар, — Они проклинали меня и ненавидели. Мечтают, чтобы я убрался отсюда, а лучше помер. Они не выказали ни грамма уважения, отчего ж тогда я должен уважать их желания?

— Вы сами поставили себя грозным магом, а не добрым хозяином. Предпочли политику страха… — начал было тот.

— А с ними по-другому и нельзя! — сверкал сиреневым взором некромант, — Им палец в рот, они руку по локоть откусят! Дармоеды. От них мёртвых проку больше, чем от живых! — заявлял он, — Хотят увидеть павших близких? Сейчас я им устрою! Пусть познают, куда пришли! — сверкавшими пассами рук и переливавшимся с них тёмно-фиолетовым туманом, велел он мертвецам вместо кладки стен выдвинуться в сторону толп у периметра.

Те, молча, послушно повиновались и ковыляли к людям. Народ аж опешил от такого массового движения трупов в своём направлении. Вскоре раздались визги, беготня, какие-то возгласы и бормотание молитв. Народ спешно разбегался, кто куда, удирая восвояси с баронской земли.

Разве что девчонка лет восьми с косами и небольшой корзинкой в руках оставалась на месте среди разгуливавших мимо неё изувеченных зомби, ведь приказа нападать и угрожать им не поступало. Ребёнок стоял, сжавшись напряжённо, как статуя, стараясь на них не глядеть, а посматривая лишь в сторону Ильдара и барона-некроманта, что смотрели с холма у башни могучего замка.

— А у этой что, ноги отказали или парализовало от ужаса? — недовольно фыркая, отправился туда Бальтазар, чтобы прогнать её поскорее.

Девочка судорожно дышала, пытаясь при этом взять себя в руки. Пальцы сжимали плетёную ручку корзинки, левая хватала правую чуть выше локтя. И было видно, как коленки, едва видневшиеся из-под светлого платья в тёмный крупный горошек, подрагивают и постукивают друг о друга, не то от страха, не то от мороза, не то от всего и сразу в ночное время в таком месте.

— Ты остолбенела, себя позабыв, на месте или такая храбрая выискалась, а? — недобро поглядывал на неё подходивший тёмный маг, — Ты что, меня не боишься?

— Мама говорит, барону виднее, что лучше для его земель, — раздался тоненький щенячий голосок.

Каштановые, даже почти бордовые глаза взирали на него с детского личика. Тёмные волосы от макушки зачёсаны назад, по краям от чёлки расчёсаны в крупные косы, ленты, на концах которых почти сливались с их цветом. Губы подрагивали, а вот голос звучал уверено. А затем маленькие тонкие ручки протянули эту крохотную корзинку в сторону чернокнижника.

— И что это такое? — не брал в руки, а лишь заглядывал туда Бальтазар.

— Дары к Солнцевороту, — объяснила девочка, — Мама говорит, что рождение нового солнца, начало нового года, самый главный праздник. Даже важнее личного Дня Рождения, потому что это День Рождения всего-всего мира! — заявляла она.

— Дары? — усмехнулся некромант, всё-таки с любопытством взяв корзинку. — Что ж там? Шишки, камушек, бант и дохлая мышь? — не мог представить тон, что способна придумать в качестве подарка восьмилетняя девчушка.

— Там масленый блин, символ Солнца, — начала неторопливо и всё с той же серьёзностью перечислять девочка, — Пирожок с ежевичным вареньем, символом Ночи, которую нужно разломить, дабы новое Солнце народилось. И яйцо, как символ рождения.

— Символ ночи, это какое-нибудь ночное животное. Например, кролик, — говорил он ей, разглядывая содержимое.

— Для крестьян мясо крольчатины редкость, — нагонял его и Ильдар, — А ежевику с лета в банках запасают. Самая чёрная ягода из местных съедобных. Черника-то на деле синяя, а внутри багряная с фиолетовым соком. Ежевичное варенье и вправду же почти чёрное, если щедрую ложку положить.

— Да такое же пурпурно-фиолетовое, — не соглашался некромант, — А блин кто ж холодным ест, — достал он его со дна и, свернув трубочкой, начал подогревать с помощью языков пурпурного магического пламени возле пальцев, не брезгая тратить колдовские силы на сущие мелочи.

— Ух ты! — глядела она на его простенькое колдовство, как на праздничное чудо.

— Девочка старалась, прошла сюда такой путь из Яротруска, — призывал его быть с ребёнком помягче чародей.

— Если крольчатина крестьянам редкость, вот уж на главный праздник года точно стоило б ею запастись, чтобы достать к столу самое лучшее! — заявил он.

— Спасибо, я передам, — кивнула девочка со скромной улыбкой, отходя подальше, сначала пятясь, потом оглядываясь на шатавшихся мертвецов, которых Бальтазар ещё не вернул к работе, а потом, развернувшись, побежала вниз с холма к ближайшей дороге, где уже её дожидалась наиболее смелая часть ещё не разбежавшейся до конца толпы.

Видать, там с ней был кто-то из родных или знакомых, дожидаясь её. И все они ни с чем отправились по своим городам, расходясь по ночным дорогам в золотистом сиянии убывающего рогатого месяца. Бальтазар провожал их взглядом, дабы убедиться, что никто больше не влезет без спроса на его территорию. Заодно и зомби его бесцельно расхаживали по округе, отпугивая простой люд и держа всех любопытных на большом расстоянии от замка.

— В городе пропала пара ребятишек, — досадливо проговорил чародей, — Даже башмаки остались, а сами пропали, — скинул он вновь мешок, достав оттуда с самого дна бурую пару маленькой обуви.

— И что ты хочешь? Что б я туши волков поднял, и они по следу пошли? — усмехнулся на это некромант, давая понять, что делать подобное он не собирается.

— Милорд, если не станет детей, не будет в городах нового поколения. Опустеет всё, — искал своеобразное оправдание Ильдар, удерживая на руке повисшую красную шубу.

— На погостах полным полно умерших поколений лежит. Да в лесу зверья под сторожевых големов полно, — отмахнулся левой рукой Бальтазар, на изгиб локтя правой подвесив корзинку, и поедая подогретый блин.

— Но, если пропажи продолжатся, местные станут бояться уже не вас, а неведомого нечто. Тварь или тварей, что ребятню пожирают да похищают, — всё звучал поскрипывающим гранитом с придыханием ноток гнусавых восточных труб его голос.

— Это звучит уже любопытнее, — проговорил Бальтазар с лёгким вздохом. — Вкусно кстати, мне вот в детстве блины не готовили. Считали «крестьянским» блюдом, — сообщал он. — Пойти, что ли к вам в харчевню заглянуть? Эх… Ладно уж, чёрт бородатый, уговорил, идём в твой Яротруск.

II
В городе атмосфера была неспокойной. Казалось, никто не спал, в окнах всюду горели огни. Да и на улице народ активно суетился, украшая дома и перекрёстки солярными символами в знак нового рождения Солнца. Спирали, круги, узорчатые ромбы и шестигранники, коловрат в его большом многообразии, словно в каждой семье выдумывался свой персональный узор.

Другие шатались на улочках городка по своим делам. Некоторые что-то активно скупали, другие торговали на разложенных коврах прямо в неположенных местах вдали от центрального рынка. А в таверне так и вовсе царил галдёж под раздававшиеся звуки кулачной драки.

Это всё заинтересовало как Бальтазара, так и местного чародея, заглянувших внутрь заведения. Там шёл активный мордобой, где о стойку и ближайшую стенку одного местного шутника вовсю лишал зубов пришлый тип в бордовом кожаном плаще и не снятой, как полагалось бы в помещении, широкой багряной шляпой.

Это был рослый мужчина уже серьёзно за тридцать, с густыми щетинистыми бакенбардами, хорошо сложён и страшен в гневе. На вид напоминал скорее неотёсанного оборотня, нежели благовоспитанного человека, да и вёл себя так же — сыпал ругательствами, занимался рукоприкладством, сшибал плошки и рюмки, нанося ущерб хозяину таверны, да и попросту отравлял вечер остальным посетителям.

— Где дети, Натор?! — рычал он, стукнув темнобородого взлохмаченного мужичонку затылком о стену, — Где они? — двинул он тому кулаком по зубам.

При следующем замахе его правый локоть схватил зубами большой дымчатый череп из тёмной магии, казавшийся эфемерным, воздушным, нематериальным, однако челюсти свои он сжимал плотно, кусая незнакомца, словно пёс, хватавший незадачливого воришку. Мужчина в шляпе поспешил одёрнуть руку, но у него ничего не вышло. Тогда он взглянул на стоявшего неподалёку некроманта и спешащего к удерживаемому им за ворот бедняге чародея, поняв, в чём же дело и недобро оскалившись.

— Мастер Натор, вы в порядке? — тут же окружил бородача бледно-зелёной защитной капсулой Ильдар.

Тот тяжело дышал, плевался кровью из разбитого рта и ничего внятного ответить сейчас не мог. Некромант развеял своё заклятье лишь когда тип с бакенбардами выпустил того из хватки и разжал кулак, закатывая желтоватые глаза от набежавших защитников.

— Да что у вас тут происходит?! — крикнул чародей, оглядывая всех присутствующих.

— Господин вошёл сюда, заказал вина, — протирал гранёный крупный стакан лысоватый и немного пухленький хозяин таверны, небольшая поросль тёмно-серых волос на чьей голове сохранялась лишь у висков и за ушами.

Он заодно указал на недопитый бокал с алым содержимым, свидетельствующим, что гость отпил совсем немного. Поставил пустой стакан, из рук в перевёрнутом виде, словно подзывая так местных пьянчуг, и готовился продолжать рассказывать.

— И? Что дальше-то? — спрашивал Бальтазар.

— И поинтересовался у меня, кто из местных Натор Бурц, наш мастер музыкальных инструментов, — продолжал тот, — Я указал без задней мысли, думал поначалу, это бард к нам заявился, хочет новый инструмент себе прикупить. А он подсел к нему, немного поболтал, а потом швырнул на соседний столик, — показывал он на лежащую на полу вытянутую бочку и квадрат доски, служивший поверхностью — столь скудно здесь выглядели столики для бедняков, заказывавших немного блюд, — Началась словесная и кулачная перепалка.

— В чём вы его подозреваете? — приблизился к незнакомцу чародей, — Да и вообще, с кем имею честь? — интересовался он у гостя.

— Сетт Догман, — представился тот, отхлебнув с плоской округлой фляги в тонком кожаном чехле, сорванной с коричневого кожаного пояса, преисполненного самых разных предметов, — Демонолог, охотник за всякой нечистью.

— Наёмник, — понял чародей, — Какими же судьбами в Яротруск?

— В Империи наслышаны о ваших бедах, лорд Конрад прислал меня на разведку, — рассказывал тот.

— Так, может, вам уже пора вернуться обратно? Уже поздно, ночь сгустилась, а в этих краях имперцев не любят, — заметил ему Бальтазар.

— Да не тряситесь вы так, барон, — усмехнулся мужчина в широкой шляпе, — Мне всё уже уплачено, вашей казны мне не надо.

— Кто вообще сказал, что я барон?! — хмурил брови некромант.

— Ну, как же. Такой костюмчик. Да, продав его, можно три таких Яротруска выстроить и ещё на снабжение останется. Шелка, выделка кожей, какие эполеты, хоть по частям распродавай! — усмехался тот. — Все наслышаны, что появился какой-то тип из Книта, весь в чёрном, как ворон. Казира сверг, сам поселился в его замке.

— Смотрю, слухи до имперцев доходят быстрее, чем вежливая просьба, — произнёс Бальтазар.

— Я здесь хотя бы по делу, а вы? Зашли выпить? Что вы сделали для своих земель, барон, как вас там? Огромного змея в этих краях одолел неизвестный павший рыцарь, о нём даже песнь сложили. Гедельбург от напастей спас гоблин. Где были вы? Здесь? Пропускали по стаканчику? — посмеялся Сетт, поглядывая на ряд заулыбавшихся постояльцев. — Лучше ж выпить пинту пива, чем не выпить пинту пива? Правильно я говорю?

— Добро! — поднимали кружки усталые деревенские мужики, коротавшие тут вечерок, а с ними и уже ряженый к празднику в забавный колпак местный скоморох.

— Мы здесь сами справимся, услуги демонолога будут излишни, — заявлял ему Бальтазар, худо-бедно сохраняя манеры, — Прискорбно видеть, что люди типа вас, глянув на дорогой костюм, в первую же очередь думают о том, как бы его продать. Это многое о вас говорит.

— А о вас многое говорят ваши земли. Страдания, похищения, разбой, странные культы, жуткие твари, — перечислял тот, — Вот и приходится опытным в своих делах охотникам помогать некоторым новоявленным правителям как вести дела, — с оценивающим взглядом Сетт изучал детали наряда некроманта и продолжал надменно ухмыляться, чувствуя себя совершенно вальяжно.

— Что вы хотели от несчастного Натора?! — осматривал тому раны Ильдар.

— Музыканты… Все они под подозрением. Был случай, тип один, крысолов в одном городишке, всех спящих детей из постелей повынимал своей музыкой. Как под гипнозом шли, словно зомби какие, — поглядел он вновь на Бальтазара, — Хорошо один очнулся по дороге, шум поднял. Так того и не поймали. Думали, у вас объявился, — рассказывал демонолог.

— Ложь, впрочем, от имперца ничего и не ожидалось, — процедил некромант.

— Да? Ну, что ты? — злился тип в шляпе, подходя ближе и угрожающе возвышаясь над бароном, будучи его крепче и крупнее, — Чем докажешь?

— Да хотя бы тем, что для поимки музыканта не нужны демонологи, — отвечал тот.

— Верно, — кивнул чародей, — Так что, мастер Натор, вы не в курсе? — повернулся он к пострадавшему.

— Никак нет, понятия не имею, — отвечал тот, в надежде, что от него, наконец, отстанут.

— Есть у меня кнут верный, под ним запоёт, как следует, — тянулся к поясу демонолог.

— Даже не думай, — искрил фиалковыми глазами за его спиной некромант, — На моих землях ваши услуги не требуются.

— Бароны уходят и приходят, вам ли не знать? Кому ведано, как карта обернётся завтра, — поглядел он с каким-то снисхождением на того.

— Я не «какой-то там барон», я Бальтазар рода Кроненгард, ученик Сульги Тёмной, Дрейка Даскана, Гродерика Черноуста! — заявлял чернокнижник.

— Врядли всё это делает вас удачливым сыщиком детей, — подметил Сетт.

— А вас делает? Вы нянька или демонолог? — усмехнулся барон под одобрительный хохот и некоторых постояльцев заведения.

— Аристократу неплохо бы следить за языком, — повернулся вновь к нему мистер Догман.

— При разговоре с равными, а не с челядью, — подметил тот.

— Да мой кнут обернётся вокруг твоей шеи быстрее, чем ты даже подумаешь о заклятье, — полыхал яростью демонолог.

— Очень ненадёжное оружие, — сказал ему Бальтазар, — Я предпочитаю меч, — демонстративно потянулся он к своему клинку с черепом в навершии, обсидиановой чёрной рукояткой и металлической крестовиной в форме крыльев летучей мыши.

— Без тебя разберусь, — хмыкнул тот и, сорвав кнут с пояса, хлёстким щелчком обернул змеящийся кончик вокруг мужской шеи.

Охотник на нечисть явно кое-что умел, а не был просто задававшимся путешественником. Кончик кнута начал сверкать золотым сиянием, святой магией сдавливая некроманту горло, мешая дышать и причиняя потрескивающими искрами болезненные ощущения, словно кожу пилили в разные стороны несколько лезвий.

Не вытаскивая клинок из ножен, чернокнижник сотворил обеими ладонями некое аморфное паукообразное из склизких переплетающихся нитей полуматериальной тленной субстанции, поползшее своими стрекочущими лапками на демонолога и взорвавшись болезненной энергией после обхвата. Мужчина в шляпе упал с болезненных стонах, стиснув зубы, а Бальтазар, скинув ослабевший кнут на пол, уже плёл новое заклинение, взмывавшее вверх каплевидными объектами, отдалённо напоминавшими косяк крупной рыбы.

— Кажется, кто-то ещё сегодня не досчитается зубов, — поднимался рассерженный демонолог.

— Да у тебя дар провидца! Некто по имени Сетт, незваный гость, непонимающий намёков, что пора домой, — кивнул с агрессией в своём бархатистом тоне некромант.

— Да угомонитесь вы! — рявкнул на них хозяин таверны с закатанными до локтей рукавами сизой рубахи, — Устроили тут, как дети малые!

— Да пусть дерутся, тварь только таких и забирает, — прокряхтел чей-то немолодой голос.

— Что? — отвлеклись на него и Сетт и Бальтазар, подходя ближе.

— Вы о нём что-то знаете? — интересовался демонолог.

— Что вам о нём известно? — одновременно хором с тем спрашивал и Бальтазар.

— Да самых непослушных оно забирает, — кривился мужчина за пятьдесят, с седой недлинной бородкой, окаймлявшей его округлое лицо от уха до уха.

— Ну-ка, поподробнее, — уселся некромант, да и Сетт со своей стороны также присел на небольшие деревянные ящички возле столика, служившие здесь вместо стульев и табуреток.

— Эта тварь забрала моего сына. А он тот ещё сорванец… Как его воспитывать, ума не приложу. Только и бегает здесь с рогаткой, птиц стреляет. Непоседливый, никаким ремёслам не обучаем. Сидеть на месте в рутине не может… — вздыхал немолодой мужчина, — Ему б на стрельбище какое записаться и ходить тренироваться, служить при бароне, да вы ж у нас из этих, некромонков.

— Некромантов, — поправил его Бальтазар.

— Да хоть друидов, — хмыкнул мужик, — Суть-то одна, у вас там мертвяки рабочей силой и охраной. Слуги не нужны. А он бы и рад был все мишени пересчитать, научиться луком владеть, например.

— Стоять и стрелять в мишень тоже занятие нудное и монотонное, — заметил тёмный маг.

— Всяко лучше, чем в птиц, прохожих да по глиняным горшкам на окнах или в других ребятишек, — сетовал тот, — Охотником мог бы сделаться, да мал ещё. Куда ему одному в лес ходить.

— И забрали его за это? За стрельбу из рогатки по горожанам? — интересовался Сетт.

— Думаю, так, — кивнул собеседник, — Ох, Вейланд, мальчик мой, где же ты… Он мне не родной, но всё же жаль мальчишку, если сгинет. Ему б служить, да вы у нас не по этой части, — косился он на Бальтазара.

— Да уж, не по мальчикам, — лишь посмеялся тот.

— Барон, у человека горе, а вы… — покачивал головой Ильдар.

— Ладно уж, если вызволим, отправится служить при Кире в Сельваторск, — пообещал Бальтазар.

— Если только хулиганов ловит, точно мой клиент, — гордо заявлял демонолог, поставив на деревянную поверхность локоть и уверенно задрав жёлтые глаза к потолку, большим пальцем правой руки подбрасывая и ловя в кулак золотую монету с гербом Империи.

— Это ещё почему? — хмурился Бальтазар.

— Корочун хулиганов отлавливает, — рассказывал тот, — Существо, что дни делает всё короче и короче. Когтистая рогатая тварь. Демон с обрезанными крыльями. Его ещё называют «Тот, кто гасит свечи». На Солнцеворот получает свободу, когда наступает самая длинная ночь. И охотится на тех, кто весь год себя плохо вёл. На моей родине демона называют «Крампус», то бишь «Когтистый». Много у него разных прозвищ, да суть одна.

— Да, двое последних пропавших вчера, дрались на улице, сам видел, — подтверждал за их спинами чародей, — Ещё пропала девочка, которую дважды ловили на воровстве на рынке, а на третий отсекли бы руку. С отчимом вдвоём живёт, крайне непослушное дитя. Расслоение в Яротруске сильное началось, бедняки последнее отдавали, когда колодцы отравлены были, думали, не проживут и неделю. Так сказать «гуляли на всё, что есть», скот заодно весь слопали из жадности, что б соседям их добро нажитое после их кончилны не досталось…

— Люди везде одинаковые, — качал на это головой некромант.

— А теперь платить нечем, есть нечего… Тяжко людям стало, — вздыхал Ильдар, — Ну, а Вейланд и вправду среди ребятни был главным хулиганом, — сочувственно поглядел он на того мужчину, — Но ведь пропадают по очереди, и не шайкой одной. Все разных возрастов. Многие меж собой даже не дружили, не играли, не гуляли вместе. Чёрт их поймёт, что в городе началось!

— Дай-ка им всем указ, детей вообще не выпускать из домов. Ни днём, ни ночью, пусть все у себя сидят, — повелел Бальтазар, — Если к кому заявится тварь или ещё какой похититель, будут кричать, звать, там и нагрянем. Мы или ещё кто из стражников обхода. Караул тут организуй и вели маршировать по периметру да по улочкам. Пусть слушают, не зовёт ли кто на помощь, да приглядывают, что б в двери и окна никто не забирался.

— Барон пребывает в столь слабом авторитете, что сам даже приказы отдавать не может, — рокотал в довольной ухмылке Сетт.

— Кого-то неплохо бы научить манерам, — разминал кулаки некромант.

— Так, господа, полночь! — всех прервал голос хозяина таверны, — А, значит, самое время «сыграть в ящик», ха-ха! — веселился он, проводя в который раз всем полюбившуюся местную забаву.

— Что происходит-то? — обернулся Бальтазар к чародею.

— Увидишь сейчас сам всё, — поглядывал тот на лысоватого типа в синей рубахе с подвёрнутыми рукавами и бледно-серой жилетке поверх.

— Под всеми из вас ящики, почти все пустые, но в одном припрятана бутылка вина. Каждый вправе поставить любую сумму монет, заявляя, что она точно у него, — напоминал правила трактирщик, — Любой другой вправе повышать и перебивать ставки, пока не определится число участников. Затем я говорю, где была бутылка, сможете обыскать остальные ящики для честности. И все деньги переходят к тому, кто на ней сидел, если таковой вообще будет среди оставшихся участников. В противном случае, деньги уходят мне.

— Ну, и название, «сыграть в ящик», — дивился пришлый демонолог, вскидывая торчащие брови над ярко-жёлтыми, как диск полной луны, глазами.

— А что, «сесть на бутылку» звучало бы лучше? — посмеивался Бальтазар.

— Полно вам дурью маяться, малышей караулить надо, — недовольно выдохнул чародей.

— Ставлю золотник, что подо мной, — криво усмехался Сетт, не думая, что такую цену сможет перебить хоть кто-то из посетителей сельской харчевни.

III
Несмотря на старания и дежурства, оповещение всех домов и шагавший по улицам караул стражи, ночью всё-таки пропал ещё один малыш. С утра родители не застали его в постели. Одеяло на полу, но никаких следов борьбы, словно быстро схватили да утащили неведомо куда.

Едва безутешная мать заявилась спозаранку к Ильдару, как тот собрал в её доме и барона, и гостя-демонолога осматривать место, искать какие-то зацепки и выяснять, что же стряслось. Дело было на втором этаже небольшого деревянного домика. Единственное окно заперто, по лестнице вниз ребёнка врядли выносили, а кругом ни грязи, ни мха, ни травы, ни контуров грязной или мокрой обуви, ничего.

— Ириний же не был никогда хулиганом, — заявлял чародей, — Я тут всю ребятню знаю! Кормил собак чужих, играл с ними, дрессировал вместо хозяев, если тем дела до пса не было. Лапу там подавать учил, голос, перевороты. Добрый малый.

— Да, чудесный мальчик! Мы же и ему щенка готовились подарить на праздник! Уже договорились с Арексом Фоули, — всхлипывала мать.

— Покладистый был, — глядел своим золотисто-карим взором в бордовые очки демонолога Ильдар, уверяя в своих словах, — На речку без спросу не ходил, как другие бегают да всяким русалкам попадаются.

— А если нам что-то недоговаривают? — с прищуром глядел Сетт на рыдавшую женщину в светлом платье и меховой курточке, накинутой поверх плеч, — Если сам сбежал отчего-то? А? Иногда в тихом омуте черти водятся. Создай-ка своих волков-ищеек, — повернулся он к Бальтазару, — Прочешите лес, может, чего учуют. Вон тут сколько его вещиц, подушку или простынь можно взять, и суток не прошло, как он валялся тут всю ночь, ну или сколько там до похищения.

— Меня не очень-то радует ваш тон, господин Сетт, — щурился с недобрым взором своих аметистовых глаз и некромант. — Я не позволю, чтобы мною командовали и помыкали.

— Милорд, ну, пожалуйста, — обратился к нему Ильдар, — Не время для споров. По горячим следам бы найти.

— Разделимся лучше, — предложил охотник на нечисть, дабы избежать общества Бальтазара, — и оглядим окрестности. Так будет куда быстрее.

— Всеми руками за, — чуть оскалился тот.

Холодный лес встречал их потрескиванием облысевших крон на морозном ветре, шелестом ковров пожухлых листьев, тоже иногда гонимых резкими порывами, да щебетанием оставшихся на зимовку местных птиц, иногда что-то поклёвывавших — постукивавших по коре, шелушащих свисающие хвойные шишки.

— «Некромонк» теперь, значит, — посмеивался чародей Ильдар Шакир, разгуливая подле Бальтазара с его костяными големами.

— Всему ваших деревенских увальней учить надо, — недовольно вздыхал тот, — «Некро-мантия» вообще изначально была лишь гаданием по костям да внутренностям трупа, предсказанием будущего. А затем из мук, крови и тлена научились забирать новые формы энергии. Мёртвой силы, чуждой всему остальному: огню, воде и прочему колдовству. Совсем не та субстанция, которую собирают боевые Белые. Что-то потустороннее, гибельное, замогильное, но способное быть использованное себе на службу. Хотя, что уж там, чародей. Гибли некроманты в своих опытах почаще других самоучек.

— Как гибли и вокруг них объекты этих опытов, — справедливо подмечал городской волшебник, на котором с недавних событий были возложены ещё и обязанности главы поселения.

Собранные из костей лесных животных с сиреневыми огоньками внутри туш создания напоминали больше всего волков или вепрей, а концы их хвостов украшали другие мелкие звериные черепа — один крысиный, а другой змеиный, тоже горевшие аметистовым пламенем из тёмных пустых глазниц.

— Без смерти некромантию не познать, да и брали обычно на жертвенные цели преступников. А лекарям всяким как помогли! Сдирали кожу, мышцы, сколько новых знаний об устройстве человеческого тела тогда выяснялось! О! Век чудесных открытий, прорыв медицины и врачевания. Определение причин смерти, разрыва связок, повреждений, и где благодарность? Тёмное колдовство двинуло вперёд разные науки! Алхимию в том числе. Просто их представители предпочитают об этом умалчивать. А почему? Да потому что объявились церковники с их Творцом, искореняют старую веру, несут свою, новую, навязывают людям, указывают, как им жить… Не может человек не уповать на обилие высших сил, чародей! Ну, хоть ты им скажи! Даже без имён богов, людям нужно во что-то иррациональное всегда верить! В Удачу там, например, кто бы как её ни называл. И знать будущее все хотят. А если не все, то многие. Но церковники и гадания запретили, в том числе и некромантию в первоначальном её понимании. Будешь им потакать, и тебя запретят! — утверждал Кроненгард, — Да! И не надо так на меня смотреть своими глазищами, не девку в постель соблазняешь. С такими взглядами в бордель свой иди, привет Люси, Одетте и Элишке передавай. А я лучше других знаю, что всех колдунов они захотят под себя подобрать, что б знамя их несли с крестом-колючкой и кружком-змеем, кол и плеть их орудия, а не доброе слово. Как ведьм неугодных сжигают, так и до чародеев доберутся, запомни.

— Да не глупите, милорд, кому мы нужны! Как это мир без чародеев в каждом городе, — посмеивался Ильдар, — Ведьм-то за дело жгут, преступниц! — утверждал он.

— А это уж как посмотреть. Понабегут сюда Белые, обвинят тебя в чём-нибудь, попробуй ещё оправдаться потом, — хмыкнул некромант, — Ну, а города без чародеев, поменять тебя на своего церковника и будет он второй силой после старосты. А то и первой, — морщился он, не желая даже представлять подобного будущего.

— Всегда можно вызвать на суд поединком, — отмахивался тот.

— А если с ними маг посильнее? — косился Бальтазар с недоверием на простенький янтарный посох из красного дерева, — Или если разом накинутся? Ты зря недооцениваешь потенциальных врагов.

— А ты зря из соседей врагов делаешь, — улыбался тот, — Можно ж мирно жить. Построить церковь и собор в каждом городе, кому надо, пусть ищут там утешения. Кого волнуют церковники? И кого волнуют городские чародеи? Все своими делами заниматься должны просто, и жить в мире.

— Когда живёшь в мире, тем более надо держать ухо востро и готовиться к войне, — утверждал Бальтазар.

Костяные ищейки, преисполненные чёрно-сиреневых переливов внутри черепа и рёбер, шагали и клацали зубами, ничего не чуя, лишь изматывая Бальтазара лишней тратой энергии на собственные астральные органы. Ни по охотничьим и грибным протоптанным тропам, ни по проезжей дороге, барон с Ильдаром так ничего и не обнаружили. Даже в дебрях, доходя до промёрзлых болот и тихого пруда с торчащей осокой и порослями камыша да рогоза, не оказалось никаких следов пропавшего мальчонки.

Не было и ауры страха, которую также пытался прочувствовать некромант, если б тот был напуган, пока неизвестные его куда-либо тащили. Ни следов, ни попросту чего-либо странного или необычного — каких-нибудь аномалий, клоков шерсти существа-похитителя, шалаша-логова. Да и почти вся лесная нечисть в спячку ушла, поговорить не с кем.

Разве что женские стоны недалеко от деревянных мостиков через расширявшийся в этих местах лесной ручеёк, вдруг внезапно донеслись до их ушей и привлекли внимание. Оба тут же поспешили поскорее туда, где раздавался свист и крики, дабы поглядеть, что происходит.

В буковой роще следом за небольшим ельником, в котором они остановились, выглядывая на происходящее, голых лесных мавок нещадно лупил своим кнутом пришлый демонолог. Девы шипели, скалились, пытались сопротивляться, но тот был строг, суров и неумолим,выбивая из них информацию о пропавших детях.

Со стороны могло и вовсе показаться, что там стояли живые женщины, однако, во-первых, в такой погоде голышом даже после бани не шибко побегаешь, а во-вторых, глаза их виднелись чёрные-чёрные, листва вокруг летала колдовскими вихрями, а волосы были различных оттенков зелёного, совсем не походя на человеческие. Больше напоминали водоросли и хвою.

— Ох, остановите его, молю, — раздался женственный голос рядом с чародеем и некромантом.

Они огляделись вокруг, однако же, никого не обнаружили, попереглядывались и ещё раз всё вокруг еловых стволов в хвойной поросли осмотрели. Ильдар лишь пожал плечами, хотя утверждать, что им просто почудилось, он бы наверняка не стал.

— Ну что же вы, — с сильным переживанием завывал голос.

— Да кто здесь? — начал уже через позолоченные импульсы ауры с пальцев свободной от посоха руки ощупывать воздух вокруг чародей.

— Кто ты? — интересовался и Бальтазар, не сыскав никого глазами.

— Мавка я, как и они, бедняжки, — высунулась из тёмного дупла могучей одной ели худощавая голова похожая на человеческую.

— Экая в местных лесах сущность живёт, — поглядывал некромант, словно ни в Фуртхёгге, ни в Касторе, ни в Кните мавок живьём вот так воочию не видал.

Она была с довольно карикатурными уродливыми чертами лица, с непроглядной чернотой обсидианового стеклянного взора, вытянутыми тонкими ушами, зелёной хвоей причёски и тараторила квакающим голоском. Простого человека, может даже местного, такая её внешность могла бы и испугать, но умели эти создания и «прихорашиваться», туманя людям взор, дабы казаться ослепительными красотками.

Но Ильдара подобными фокусами было не провести, он хорошо знал всех обитателей этих мест. А вот новоявленный барон не переставал удивляться за время своих путешествий по окрестностям, какие иногда дивные вещи могут в Кронхольде происходить.

— Некоторые удрать успели, а вокруг остальных он колдовскую линию очертил! — верещала им жительница ёлки. — Купол создал и сёк деревья, пока не повылезали, все иллюзорные одёжки сбил. Кнут у него магический, заговорённый. Ритуальные взмахи руками делает, символы болючие на коже оставляет, печатями колдовскими заклинает! Уж не демонолог ли?

— Он самый, — скривившись лицом, произнёс некромант.

Дупло было совсем небольшим, человек бы не поместился внутри, но эта сущность сидела как бы своим духом в самом стволе, материализуя лишь из тёмного отверстия свой образ, и разговаривая с ними, чтобы как-то показаться. Прятаться же пойманным в ловушку и менять свою форму, похоже, мешали различные орудия и приёмы Сетта, пытавшего лесных дев для информации.

— Спасите моих сестёр! Засечёт же до смерти истинной! — просила мавка, — Мы уже дремать улеглись на зиму, а он пожаловал! О детях ещё спрашивает, изверг! Будто не знает, что главная печаль каждой мавки в том, что она родить не может! Не видали мы здесь детей никаких!

— Тварь одна в Яротруск повадилась, — рассказывал ей Бальтазар, — Детей похищает. Этот тип припёрся, говорит, это не человек-душегуб, а демон какой-то. Из его знакомых.

— Демон? Ох, спасите сестёр! А я вам совет дельный дам! Пересадите ель в городе. Нечисть лесная демонов призванных недолюбливает, не родня они этому миру. Не явь, не навь, не чудь, не людь, а незнамо что чуждое из подземного потустороннего пекла! Будет ёлка тотемом городским вам служить в оборону от таких тварей. Чем больше почёта и внимания, тем сильнее аура охранная по всем улочкам пройдёт. В центр какой-нибудь определите, чтобы во все стороны силы расходились. Пойду с вами в ней, а вы гуляния устройте вокруг. Музыканты пусть сыграют, пьянчуг из таверны вытащите песни попеть. Сразу энергия ель напитает и пойдёт защита по ближайшим домам! Что смогу сделаю! Только их выручите! — предлагала мавка.

— Что, чародей? Попрёшь ёлку на плечах до города? — усмехнулся Бальтазар, — Или мне своих покойничков поднимать?

— Да придумаем уж. Этого бы угомонить, — махнул бородкой Ильдар в сторону свистящих ударов и женского визга. — Мужик своё дело знает. Смотри, как мавок легко выискал, да с кнутом как умело обходится. Зря вы его прогоняете, помочь может. Пойдем, выясним хоть, узнал ли чего, пусть попусту силы тратить прекратит.

Барон не ответил, так как на перечисление всех прегрешений имперцев пришлось бы тратить уйму времени, а тип в шляпе бы отсюда всё равно оттого не исчез. Только быстрое решение вопроса с демоном сможет избавить от такого назойливого гостя. А дел у него, наверняка, и помимо Яротруска хватало бы.

— Это ж кто в моих лесах мою же нечисть истязает? — подходил Бальтазар ближе, но упёрся в защитный барьер круга, который прогнулся чуть внутрь, как если б перед некромантом был шатёр из натянутой кожи, и упруго выпрямился вновь в свою коническую форму.

— А, вот и вы! Смотрите, кого нашёл! — усмехался тот, поднеся флягу к губам свободной от кнута рукой, продолжив бормотать различные заклятья, отдающиеся эхом боли у некроманта в голове.

Не то, чтобы ему было плохо от вибрации и воздействия этих слов, скорее это частицы царицы-тьмы так реагировали и метались там внутри по всему естеству его тонких тел, переводя их импульсы в болевое воздействие и на физическую оболочку.

— Довольно тебе, я сказал! — засверкал Бальтазар так, как если бы под ним находился одновременно источник сине-голубого сияния и ветра, поднимавшего плащ и волосы.

Он начал изучать структуру защитного барьера, окольцовывающего небольшую область прилеска с деревьями недалеко от берега ручья. Стенки снова эластично проминались, теперь более податливо, как некая вязкая масса типа плёнки каучуковой смолы, но пальцы застревали в ней, расходясь волнами и искрами, чтобы прощупать это защитное колдовство.

— Ну, что ж вы, такой барон, а святой барьер для вас помеха? Однако же! — довольно ухмылялся демонолог.

Ильдар Шакир же прошёл внутрь безо всяких проблем, словно защитного ограждения нет вовсе. Он с сожалением глядел, как свистящий кнут рассекает мертвенно-бледную и синеватую кожу мавок на спине, лопатках, животах и ягодицах. Те жались к древесным стволам, но не могли в них исчезнуть, как та, что была в ельнике. Демонолог попросту не позволял от него ускользнуть, сорвал небольшой томик из-под плаща с твёрдым узорчатым переплётом, покрытым тонкими узорами металлических пластин и нитей, начал ещё что-то там восклицать, отчего мавки закрывали уже не свои голые тела, а остроконечные уши.

— Да не видели мы никаких детей! — голосили они.

— И никакого демона! — скалились и шипели девицы, обнажая длинные верхние и нижние клыки, превращая ногти в настоящие крупные серпы, но подойти к обидчику им при этом никак не удавалось.

— Да сколько ж можно, не знают они ничего, сказано тебе, — хмурился уже и Ильдар, которому лесную нечисть было не особо жаль, чем меньше их здесь, тем меньше проблем у людей, особенно возле ручья и особенно у детворы, однако сейчас уже хотелось защитить даже таких созданий, вдруг даже докучать люду Яротруска меньше будут в благодарность.

— Не знают? Это они на первой порке говорят, что не знают! Ты мне, папаша, тут советов не давай, я без тебя разберусь, как информацию со всяких чертей добывать, — грозно отвечал демонолог.

— Рхад Уриус Имбрис! — возвёл некромант пальцы к небу, стоя снаружи за кругом, а потом, когда те достаточно засверкали тёмной энергией, резко присел, словно хлопнул ладонями по земле, заодно вонзив в ту и согнутые пальцы рук.

Волна мгновенно, приподнимая почву, как крупный подземный житель, роющий недалеко от поверхности свой тоннель, понеслась к ногам Сетта и подтолкнула, однако сбить с ног не смогла. Тот всё же отскочил и удержался в стоячем положении.

Но, когда удар остановился, из образовавшегося холмика вылезли побеги лиан, оканчивавшиеся листьями с хищными зубцами, напоминавшими головы безглазых чудовищных змеев. Заодно ринулись на Сетта и костяные ищейки, однако, если толстые переливающиеся бликами аспидные стебли извивались и тянулись к тому, големы-волки также пройти сквозь барьер не могли.

Бальтазар же, уже хорошо вглядывался в принцип построения заклятия, буквально отматывая в голове время назад. Прикрыв глаза, он видел, как Сетт сюда пришёл, как первым делом очертил этот круг, а уже потом начал бить по деревьям, выкорчёвывая оттуда духов, заставляя тех проявить себя. Как мужчина сдирал с них кнутом наряды, разрывая те на пожухлую и даже зеленоватую, будто ещё свежую листву, что кружила спиралями да не могла вернуться к их коже. И как он наносил рану за раной, читая свои гневные молитвы.

Кнут помогал тому и сейчас. Он сверкал огненно-рыжим оттенком, причём кончик сиял так, что мог бы освещать неплохо в ночной темноте, как уличный фонарь на центральной площади. Настоящий солнечный наконечник, полыхающий и извивающийся, как если бы небесный луч обратился вдруг ползучей змейкой. И сейчас демонолог сильными взмахами буквально рубил чёрные лианы, пытавшиеся его опутать.

А когда те окончательно были «скошены» его ударами со всех сторон, пала и привязанная к ним наружная защита, позволив тем самым Бальтазару прошагать ближе, а девкам-мавкам разбежаться, запрыгнув внутрь деревьев, а кому и пуститься подальше да поглубже в лес, чтобы снова не вытащили из кустарника или ствола.

— Да что ж вы творите-то, полоумные! — хлестанул в воздухе тип с бакенбардами, оскалившись уже на чародея с некромантом.

— Это ты нам ответь, что ты хочешь от тех, ктони в чём не виноват, — спрашивал его Бальтазар.

— Да как на тебя люди смотреть станут, узнав, что ты защищаешь лесную мразь? — сверкал гелиодоровыми глазами и подходил к нему Сетт, поглядывая сверху вниз с презрением, как к какой-нибудь букашке, — Эти сволочи детей в воде топят, путников за нос водят, люди в лесу теряются, мрут от голода, от волков, от болота… Да пойми же ты, ворон пустоголовый, это навь! Это нелюди! И нет у них кроме внешнего подобия никакого родства с человеком! Они подражают нам, — вычеканивал он громоподобным рокотом каждое слово, — Имитируют! Понимаешь? Нет у мавок ни груди, ни задницы, ложь это всё, облик! И не кожу я им рассекаю, а сущность их астральную выпытываю кончиком святого хлыста, проникающим в самую суть их чёрного естества! Кикиморы, лесовики, грибные уродцы, ползуны бледные, волкодлаки, древесные мавки, фавны, гарпии остервенелые — все хотят терзать человеческую плоть и мучить людей! Враги они нам! Уж я, как заклинатель демонов, точно знаю, что им всем надобно! — заверял он.

— Ну, так и нет здесь никаких демонов, — сощурился злобно некромант, — Лесная нечисть с призванным хаосом не братается, — повторял он практически слова ельной мавки, — Всех под одну гребёнку косишь, а потом у тебя полынь с ячменём и крапивой в стогу, да хлеб с колючками чертополоха! — повышал он голос, образно обругивая наёмника. — Отличать бы уже научился! Взрослый мужик, а что чертей хлестать, что русалок, что домовых, один хрен горазд! Люди их, между прочим, задабривать научились. Лакомства носят, дары готовят.

— Дары-то кому на Солнцеворот? Корочуну, что детей уносит? — усмехался Сетт.

— Да пусть так, его, рогатого твоего Крампуса, тоже задабривать научатся, что б малышей не тягал! — заявлял Бальтазар.

— То есть ты предлагаешь его не наказывать, а переговоры вести?! — возмущению и ярости демонолога не было предела, — Да что родители пропавших детей тебе скажут на такое! Они мести потребуют, а не угощений для злобной твари!

— У всех есть слабые места и любимые лакомства. Твой этот рогатый когтистый уродец тоже что-нибудь такое любит. И к нему подход сыщется, — уверял некромант.

— Ему итак на заклание чёрных козлов ведут у нас в честь праздника, — нехотя пробурчал тот.

— Так вот же! И, небось, у вас там пропажи ребятни нет, раз ты к нам сюда заявился, а? Вот имперцы жеж, одна беда, одно зло от вас! Демона какого-то наслали сюда, никогда ж не было! — восклицал Кроненгард, — А теперь сами от него и приехали избавить, тоже мне герои! — сплюнул он тому под ноги.

— Да ты за языком-то следи! Империя — крупнейшее государство континента! Не чета независимым северным князьям, что себя в короли возвеличивают. Каждое их «королевство» помельче земель наших лордов будет! Да и здешних тоже. Ваш, кстати, как на гибель барона Казира отреагировал? — едко ухмыльнулся он.

— Не встречались ещё с Мортимером. Надеюсь, собирает армию и ждёт мою, когда я с ней заявлюсь, — размял с хрустом костяшки пальцев Бальтазар.

— Вот и учитесь политике, барон, — заявлял ему Догман, — Народу своему надо помогать, чтобы он хотел за вас воевать.

— У нас, некромантов, иные взгляды на вещи. Наше войско давно мирно спит на кладбищах, полях и лесах. Моя армия не знает усталости, не требует питья и воды… — начал было он.

— Так почему же за все столетия ни один некромант так и не завоевал весь мир? Хотя бы королевство… хотя бы лорда-некроманта знаете хоть одного? А некроманта-барона? Думаю, вы такой первый, — хмыкнул на это демонолог.

— Армию тьмы надо удерживать своей энергией. Кто в одиночку сможет контролировать сотни и тысячи мертвецов? А станешь истощён в середине битвы, рухнешь без сознания, так и все твои зомби полягут! — заявлял Кроненгард, — Вот многие даже и не пытаются.

— А ты, видать, уникальный! — снова хмыкнул Сетт, щелчком пальцев приподняв свою шляпу да поглядывая на Бальтазара.

— Как посмотреть. Черноуст сказал, что я его лучший ученик за все годы. Но я никогда не спрашивал, скольких он обучил до меня. Может, я всего лишь второй, а то и единственный, — отвечал тот, создавая вокруг них непроглядный мрак, словно ночь опустилась на прилесок, да пытался проникнуть в разум демонолога, чтобы выведать его страхи.

Разные образы встреч с демонами и ведьмами плыли перед глазами. Людей, тем не менее, он убивал куда больше, чем изгонял силы хаоса. А ещё несколько попыток снять одержимость оканчивались смертельным исходом для слабых женщин и немощных стариков. Едва не стоило жизни и изгнание демона из шстилетнего ребёнка. Но вот страха для самого охотника в этом всём никак не отыскивалось. Лишь полная луна бродила лениво по небу, да нехватка выпивки на поясе его волновала, словно тип совершенно бесстрашный.

— Гродерик Черноуст много дел натворил и много бед принёс. Он был советником при дворе молодого и неопытного лорда Драго, да, по сути, правил вместо него. Пытался из мямли и задохлика сделать сильного, уверенного в себе, а получилась истеричка, казнящая всё, что не по его воле, включая собственных жён! До глубокой старости лет лорда он им управлял, но после смерти Драго одурачить уже никого не смог. Бежал в Книт через вот эти Вольные Земли. Но только и вы, и Северные Короли, всё это разрозненные пальцы, торчащие из разодранной на лоскуты перчатки. Междоусобицы, раздоры, конфликты… Вы тоните во всём этом, как в болоте. А Империя — это сжатый кулак! — гордо и демонстративно сжал пальцы Сетт, повесив кнут на пояс, — Это крепкий удар и непробиваемая твердыня! С нами свет, с нами вера, с нами сила!

— Хватит уже ругаться, — пронзил Ильдар этот морок, который мгновенно развеялся.

Бальтазар не стал его удерживать или сопротивляться чарам колдовской вспышки. Ничего интересного в голове у Сетта он так и не обнаружил кроме тяги к пойлу да богатого, но далеко не шибко успешного общения с демоническими силами.

— Удар кулака по болоту рискует забрызгать и заодно затопить обладателя кулака, — посмеивался чернокнижник.

— А, по-твоему, лучше быть отсечённым, но свободным пальцем, чем живым и крепким кулаком, частью дружной общины, где все горой друг за друга! — возмущался охотник на нечисть.

— Свободный ещё не значит «слабый», — лишь заявил на это Бальтазар, — Что, чародей, придумал, как ёлку в деревню снести? — повернулся он к Ильдару.

— Ёлку? Вы чего там задумали? — кривил свои остроконечные взъерошенные брови Сетт.

— Да ель, как охранный тотем от демонов можно использовать, — отвечал городской волшебник, — Если намоленная аура возрастёт от ритуальных плясок, то весь Яротруск покроет, как купол. Всякому демону нехорошо станет, а кто-то и прорваться вообще не сможет. Делаем всё, что в наших силах.

— Я вам деревья таскать не стану, — покачал головой тот, да отправился прочь с этого места в сторону моста с выходом на дорогу к городу, — Не пляски нужны ритуальные, а на коленях стоять да Творцу молиться о прощении!

— От имперцев помощи в трудную минуту никто и не ждал, — вслед ему хохотал Бальтазар, — Вам лишь бы пасть ниц и пресмыкаться перед своим богом. А мы вокруг своих плясать будем! Вместе с ними! — заявлял он, — А что, чародей, — поглядел он затем на Ильдара, — поспрашивай-ка, не пропадал ли в Яротруске чёрный козёл у кого. А?

IV
Для ёлки, где мавка приют себе нашла, пришлось из деревни мужиков с пилой звать да спиливать, тащить всем дружно. Магия там никак не помогала. Ветром выкорчевать одно дерево невозможно, да и донести благополучно тоже. Срезать огненным заклятьем просмоленную ель нельзя, она сразу вся вспыхнет. Вот и удумали, спилить под корень, яму глубокую вырыть на центральной площади, недалеко от колодца, да прикопать там еловый ствол, поставив, словно в землю посадив.

Ильдар всё волновался, как же деревцу-то расти теперь, спиленному. Зачахнет и засохнет ведь. Но голос мавки отвечал, что ничего страшного. Такая уж судьба у оберега. Пусть стоит сколько сможет. А чтобы люд вокруг собрать, можно, мол, попросить украсить к празднику, — оглядывалась она кругом, — как и ставни с фасадами изб вокруг, как коньки над дверьми, как рамы и подоконники.

И горожане пришли на ель большую посмотреть. Вешали праздничные солярные символы из соломы, стекла да дерева. Кузнец и из тонкого металла предложил сделать такие да натереть до блеска. Так от фитилей ночных фонарей сразу блестеть красиво огнями отражёнными начнёт.

Песни отныне все опьяневшие после трактира могли горланить у дерева. Музыканты даже новые какие-то сочинять пытались. Пляски устроили, детей под присмотром выпустили, хороводы поводить. И чародей, и Бальтазар, а то и даже Сетт прямо-таки ощущали эту незримую, но определённо позолоченную ауру крупной ёлки. Как она идёт яркими волнами по центральной площади во все стороны к ближайшим домам.

Да недостаточно первой ночи такого веселья оказалось. Брат и сестра, близнецы, у ёлки этой плясавшие со всеми, из кроватей своих исчезли поутру. Не паиньки были, со своими проказами да хитростями, но и не сказать, что какие-то хулиганы, как первые из пропавших. Дети, как дети. Когда наврут чего, когда язык покажут, когда взрослым нагрубят или залезут, куда не велено, но по большей части-то не злые. Не сказать, что озорные прям шибко. Иногда меж собой чего не делили, но родителей и учителей в сельской школе всё ж слушаться старались.

Мужики из добровольной дружины, вызвавшиеся ходить по улицам всю ночь, клялись, что никого не видели и ничего не слышали. Ильдар ругал их, как мог, но криком делу не поможешь. Снова похититель изловчился провернуть свои тёмные делишки, и теперь уже выходить гулять и праздновать настороженный народ уже не особо желал. Праздник был под угрозой срыва.

Дом осмотрели, комнату их, кровати — следов вокруг никаких. Чародей в дом старосты, на городскую ратушу, к себе направился, а Бальтазар с увязавшимся за ним против воли некроманта Сеттом к ели вчерашней пошли, с мавкой поговорить, не подскажет ли чего.

— Бальтазар! Бальтазар! — замаха рукой светленькая девчушка в белом сарафане, подбежала к барону и бросилась на шею, словно родная сестра.

— Это ещё кто? Дочь или невеста? — не понимал Сетт, хлебнув из своей фляги в узорчатом чехле.

— Люция, — скромно приобнял её тот, пытаясь не столько прижать к себе, сколько наоборот поставить на ноги, да оторвать от своего мундира, игнорируя расспросы демонолога и вообще не собираясь с тем разговаривать.

— Вы снова у нас, говорят! А даже не заглянули! — кокетливо прикусила она пальчик и шаркала ножкой, когда уже его отпустила, выстроив брови домиком над карамельными глазами.

— Да не до утех сейчас, дети у вас пропадают, не слыхала что ли? Сколько уже? Сперва четверо, следом ещё один, да вчера аж двое! — глядел на неё Бальтазар.

— Слышала, но кто их похитил, не ведаю, — честно сообщала та, — Отец одной из них к нам захаживал, тоже понятия не имеет. Стресс приходил снять на днях.

— Вот люди а! Дочь пропала, он в бордель сразу! — шумно выдохнул расширившимися ноздрями некромант.

— Да он с ней мается полжизни, а она не родная ему, от жены покойной досталась, он и терпит. Девка совсем отбитая, я слышала. Ворует на рынке почём зря. Подрастёт, к нам попадёт, не иначе. Только Сарват без руки к себе не возьмёт, если ей отсекут однажды. Пропащая душонка без должного воспитания. А отцу до неё и дела нет, бегает себе целыми днями, где хочет, а он сапоги да другие изделия из кожи шьёт, ему не до присмотра. Вот и семейка, — рассказывала она.

— Друг друга стоят, — отметил светловласый мужчина.

— Говорят, на Солнцеворот такие морозы грянут, что аж снег выпадет! Бальтазар, представляешь! В Яротруске! Снег! — во всю ширь улыбалась молодая девушка.

— Чародей что ль погоду наш колдовать удумал? — произнёс Бальтазар.

— Нет, есть из наших девица одна, Марьяна Зеленовласка, хороша в гадании, вечно нам, своим подружкам, в чём-то таком помогает. Клиентов побогаче наворожить, ещё какую удачу, будущее там предсказать. Вот сказала, что белые хлопья снега вьюгой будут кружиться, мягкою ватой ложиться, и… что-то там ещё, — припоминала она.

— Ясно, — призадумался некромант, — Ладно уж, Люси, себя береги, кто знает, что у демона на уме, мы…

— Демона?! — ужаснулась она, снова прильнув к нему, щекой уперевшись меж верхних застёжек его куртки, — Я думала речь про какого-то похитителя!

— Да сами не знаем, — покосился он на демонолога, нехотя признавая доводы того. — Есть серьёзные опасения, что демон, но никаких следов присутствия пока не выяснили.

— Боже-боже! Скорее бы уже Солнцеворот! Новое Солнце прогонит все эти отродья! Ведь так? — с невинным блеском в глазах глядела она на него.

— Да, разумеется, — вздохнул он, чтобы та от него отстала, и провёл по её длинным жемчужным волосам ладошкой.

— В спячку заляжет тварь, — прокряхтел Сетт, словно у него в горле пересохло, хотя вот только мгновение назад отпивал из своей бутыли.

— Останусь-ка сегодня дома, — прикусила она губу, но сделав при этом не игривый и не невинный, а серьёзный и немного задумчивый взгляд.

— Вот лучше обереги повесь везде и себя саму береги. Поесть-то есть дома что? — вроде бы даже беспокоился он за неё.

— Крест повесь, они их не любят, что твой парнишка, — хлопнул он по плечу мундира Бальтазара так, словно тот молодой юнец.

— Не хватало тут ещё имперских символов среди украшений. Лучше приходи вечерком на песни и пляски возле ели. Она, как праздничный тотем у нас теперь будет. Детям понравилось. Вроде, и жители оценили. Уж песни петь по пьяни в Яротруске любят, спать не дают, — жаловался он на проведенные в трактире ночи.

— Вот ты молодой ещё. Зелёный, хоть и чёрный, — поучал его Сетт, — Ты всерьёз своей башкой думаешь, что это «имперцы» придумали символ круга и креста? Да их чертили ещё в пещерах, когда языка у человека не было! Очнись, некромант! С катушек уже слетел от своей ненависти! Крест древнейший символ защиты, самый древний. Круг — первичный символ солнца, в Яротруске же Солнцу, как богу, и поклоняются! Круг есть знак любой цикличности заодно. Дня и ночи, времён года… Прорастания, плодоношения и гниения твоего любимого, жизни и смерти, так тебе понятнее? Не знаю, на каком языке с тобой говорить. Вроде, и в Вольных Землях все на общем имперском балакают, — злобно фыркал он. — Пора бы знать, что демоны недолюбливают перекрестия. Потому и на окнах рамы крестом, и углы из избы, хей… кому я рассказываю, — махнул он своей крупной рукой. — Ты ж сам себе на уме, в одно ухо влетело, в другое вылетело… А ты, девочка, самодуров таких-то не слушай. Палки скрепи, подвесь по комнатам да на стены. Пусть тварь, если придёт, всюду кресты защитные видит.

— Да, хорошо, как скажете, мастер по нечистой силе, — вежливо поклонилась она, так как перечить её вообще не учили.

— Иди домой пока, — приподнял на себя её личико за подбородок Бальтазар, недобро косясь между делом и на демонолога, а потом снова взглянув на Люси, — Вот тебе монета, купишь что-нибудь, — бросил он её завалявшийся серебряный «четвертак», тонкой чеканки изделие, ценностью с четверть полноценного серебряка, разменная мелочь для людей высших сословий, но редкость для таких простых жителей Яротруска. Впрочем, какой её доход в доме увеселений некромант никогда не интересовался.

— Вы очень добры, господин Бальтазар, благодарю, — присела она в почтительном жесте.

— А вечером всё же приходи на ёлку поглядеть, надо на неё оберегов повесить да украшений.

— И крестов не помешает, — дополнил Сетт. — На всякий, — добавил он, глядя на недовольный повернувшийся взор некроманта, но звучал убедительно.

Распрощавшись с Люцией и добравшись, наконец, до ели, они под видом, что её украшают с утра пораньше, пока вокруг даже на центральной площади не так многолюдно, начали свой разговор с поселившейся там мавкой. Надо было всё же выведать, что той известно.

— Неспокойное место, — звучал её голос, а из темноты дупла блестели, словно остекленевшие чёрные глаза, — Но я не ощутила, чтобы кто-то подступал к городу ни с дорог, ни со стороны леса.

— А дети пропали, — скрежетал недовольный Сетт, — Вот и доверяй вашей нечистой породе после такого.

— Аура древа-тотема ещё слаба, делаю, что могу. Нужно больше песен и молитв, нужно одухотворение, отданная людьми энергия в плясках и веселье! Вы что с шаманизмом совсем не знакомы?! Сил ещё недостаточно, чтобы защитить такой город! Разве что окутать несколько домов и заведений близ перекрёстка, да на самом рынке охранять покой. Оставалась бы вся детвора здесь, может, и не пробрался бы ваш демон, — отвечала та.

— Какое уж тут теперь веселье, каждую ночь кто-нибудь исчезает, народ волнуется, — произнёс Бальтазар.

— Слышу голоса знакомые, вот они вы где, — подошёл к ним со стороны ратуши Ильдар, а с ним ещё и мужичок не шибко старый, щупленький, с широкой и в то же время длинной бородой, рыжей, как огненный веер.

— Выяснил что-нибудь? — поглядел на него Сетт.

— Матери безутешны, жалобы одни, что ничего не сторожим. Всем клянусь найти, что стало с их детишками… — отвечал тот.

— Мавка говорит, аура дерева защищает на малом расстоянии. Но не велишь же детям на улице спать. Даже укутав одеялом, совсем промёрзнут, заболеют… А костры вокруг жечь нельзя, ель дерево такое, что мгновенно вспыхнет со всеми оберегами и обитателями, — говорил некромант.

— Да вот все четыре фонаря вокруг для света яркого праздничного зажигаем. А согреваются все напитками да танцами, — кивал Ильдар. — Скажи вот им то же, что и мне, — просил он своего рыжебородого спутника.

— На днях, не так давно, коз своих пас на лугу, а когда собирал, одного чёрного козла недосчитался, — сообщал мужичок.

— Когтистый любит подобных зверей, неужто уволок… — качал головой демонолог.

— Так при свете дня же! Вроде я и смотрел за всеми, не знаю, куда делся. Вокруг никого не было. Так, телеги туда-сюда сновали, девки наши молодые гуляли и смеялись, гусей на выпас ещё вели старушки по дороге, помню. Ни разбойников, ни странных типов каких, — пожимал тот плечами.

— Не свои ж его перед праздником украли, — восклицал Ильдар, — Хотя беднякам есть нечего нынче, но не до такой же степени, чтобы до воровства пускаться!

— Зато, чем беднее народ, тем веселее он живёт, — заявлял демонолог. — Что для знати обыденность и повседневность, то бедняку роскошь и большая радость. А счастье в жизни как раз в приятных мелочах. Богатеем их добыть для себя куда сложнее, когда всё есть от ягод до шелков. А бедняк, и подкову найдя, счастлив будет.

— Ну, что, леса проверили, теперь поля проверять? Полевых будешь кнутом допрашивать? — интересовался Ильдар у Сетта.

— А что, чародей, нет ли под Яротруском пещер каких? — интересовался Бальтазар. — Может, тварь под землёй от нас скрывается? Не пойму, конечно, как она с верхних этажей домов детей тогда ворует, но козла с поля только так стащить можно было.

— Да нет, не знаем мы ничего ни про какие подземные ходы, — отвечал тот. — Сверюсь, конечно, может, есть чего в летописях. Пусть мавка вот прочувствует или из вас кто магией сквозь почву, — спешно бормотал он.

Гул труб религиозным гимном резанул слуг некроманту с правой стороны широкой центральной дороги. С южных ворот города к центральной площади приближалась целая процессия. Четверо глашатаев-трубадуров, человек восемь, не меньше, копейного войска — каждый с запасным коротким мечом в ножнах на поясе, на случай, если с основным орудием что-то случится.

А на лошадях под их эскортом статный тип, явно из числа аристократов, с короткими светлыми волосами и грубым прямоугольным ликом. Рядом с ним священник в белой рясе с посохом-спиралью и шрамом сквозь левый незрячий глаз, лоб лысоват, а с затылка торчком ввысь, как иглы, вздымалась его пепельная причёска.

Лошадь его была впряжена в телегу, чью большую часть занимала пустая металлическая клетка. Да ещё с ними был служка-монах в тёмной рясе с накинутым капюшоном, ютящийся с их дополнительной поклажей на крупном осле, присматривая за вещами да поглаживая свой нагрудный деревянный крест в круглой оправе.

— Отец Конрад, лорд Квинтесберга, — представлял статного гостя в тёмно-лазурном плаще и серо-сиреневом камзоле с манжетами, воротом в кружевах, с серебристой вышивкой и тесьмой, из-под которого вдоль ног виднелся густо-синий кобальтовый подризник, не прикрывавший лишь квадратные, усеянные по периметру мелкой россыпью бриллиантов, застёжки вытянутых чёрных сапог, — Со своим проводником, его преосвященством, чародеем-мессиром Дамианом из Гедельбурга!

— И мессир, и чародей, видел такое когда-нибудь?! — дивился и качал головой Бальтазар, глядя на старого типа со шрамом, поинтересовавшись у Сетта.

— У нас случается, когда церковь вербует мага к себе на службу, тот исполняет в городе функции и священника, и чародея, — тихо отвечал тот, — Но что сам лорд Конрад тут забыл, это ж какой путь пришлось проделать в Вольные Города из Империи!

— Из Гедельбурга, значит, — рассматривал некромант одноглазого священника, — А тот из Квинесберга, это ж не здесь, это в Империи.

— Так Конрад меня сюда и послал, — дивился не меньше него демонолог, — А теперь сам чегой-то припёрся.

— Братья и сёстры! — восклицал этот святой отец, что был притом ещё и лордом, — До нас дошли слухи о ваших бедах! Империя не оставит вас без своей поддержки! Силами Пресвятой Церкви Творца Великого мы защитим ваш город и ваших детей! — обещал Конрад.

— Сначала просто имперцы, теперь ещё и церковники… Ты их сюда притащил? — схватил недовольный Бальтазар резко демонолога за ворот.

— Руки-то не распускай некромант, — поглядел на него тот, даже не дёрнувшись, а стоя прочно, как каменная скала. — Иначе нечем будет пассы богохульные вытворять.

— Оставь его, Сетт, — певучим и гнусавым тоном произнёс мессир Дамиан, слезая со своего коня.

— Как скажете, святой отец, но это ж его пальцы на моих загрудках, мои-то вот они, — развёл он руками, а Бальтазар его таки выпустил из хватки.

— Новый барон, да? — подходил священник всё ближе, — Мне докладывали, что кто-то прикончил старину Казира, но, давайте не будем ругаться.

Лорд Конрад тоже спешился и направился в сторону чародея и остальной компании, пока вокруг собиралось всё больше зевак. И к неодобрению чернокнижника люди такому визиту были крайне рады. Оно и понятно, в силы Церкви против сил тьмы они явно верили больше.

— Приветствую вас в Яротруске, — поклонился им Ильдар, встав на одно колено, — Чувствуйте себя, как дома. Располагайтесь, и будьте…

— Доброе утро, достопочтенный чародей, но не нужно всех этих любезностей. Берите пример, вон, с барона, — снимал белые перчатки и снисходительно, также как и Сетт — сверху вниз, за счёт своего высокого роста, поглядывал лорд-церковник на Бальтазара, — Ему вон чины не важны, ему важна цель. Наше общее дело, ради которого мы приехали.

— Да, только не помню, чтобы приглашал вас в мои земли, — холодно подметил тот.

— Кронхольд, Бастиан и Фальсберг со всеми своими городами и тремя правящими баронами принадлежат к области Червогор, которой правит лорд Мортимер. Он нас и пропустил, — отвечал ему отец Конрад с важным видом, слегка картавя, показав заодно свиток с печатью и распоряжением.

— Не стоит ругаться, — ещё раз повторил мессир-проводник из Гедельбурга, — Вы в нас видите каких-то врагов, а Церковь Творца нашего, между прочим, очень чтит некромантов. Они упокаивают восставшие кладбища, изгоняют нечисть и нежить, выискивают склепы вампиров, помогая от тех избавиться, делают очень много полезной, а иногда крайне грязной работы, чтобы мы не марали свои руки. Моё почтение, — поклонился он чуть ли не в ноги некроманту, как, казалось бы, человек его возраста уже и не должен бы сгибаться телом, сетуя на кости и здоровье.

— Видите, не такие уж они и страшные, — ухмылялся Сетт, — Господа, разведал, что мог. Подозрение, что некий демон пробирается в город каждую ночь. Жертв у нас… сколько? — поглядел он на чародея с некромантом.

— Семь, — ответил тут же Бальтазар.

— Уже семь, — почти одновременно с ним произнёс Ильдар. — Близнецы пропали ночью. По странному совпадению, первыми были городские озорники. Мальчишка, что из рогатки бил плошки да вазы, девочка-воровка, двое драчунов, которых я намедни разнимал, но потом пропал очень достойный и хороший мальчик. О каких-либо тёмных его делишках и «другой стороне» мне неизвестно. А сегодня ночью близнецы, мальчик с девочкой, непоседы, конечно, но самые обычные дети. Отнюдь не хулиганы. Не могу связать всё вместе. И не дружили меж собой особо, возрастов больно разных. Тому, что с рогаткой бегал, двенадцатый год идёт. Сегодняшним по восемь, он с такими и не гулял бы особо. Что их объединяет, ума не приложу.

— Связей, значит, не подмечено… Хм… Хм… А вот интересная у вас ель посреди площади растёт, — поглядывал картавящий лорд-священник ввысь на украшенную зелень хвои. — Нигде такого не видывал.

— Из леса принесли мужики, оберег от нечистой силы такой тотемный, — рассказывал чародей, — Чем больше внимания дереву со стороны местных — песни, пляски, хороводы, тем лучше держится защита от всякого хаоса. Только сила пока мола, первую ночь стоит, защитить детей не смогли, нужно лучше намолить.

— Молитвы читать, крестами обвешать, танцевать вокруг, — подал настойчиво голос Сетт.

— Любопытно, — отметил Конрад. — Распорядитесь, чтобы и в других деревнях на площадях защитные ели от всякой нечисти стояли с церковными и солярными символами на Солнцеворот. Есть в этом, конечно, что-то от друидов, что-то не церковное, но оберег есть оберег. Если людей под песнями объединяет, силу им даёт, силой их себя питает, да защиту производит, надо учиться у природы, — велел он своему проводнику из Гедельбурга.

— Ну, разумеется, ваша светлость! — кивнул тот, — И вправду красивый символ под праздник. Только и украшать надо крестами да оберегами, — высказал Дамиан своё мнение, — Тогда и молить Творца можно смело!

— И то верно. На обратном пути Мортимеру сообщу, чтобы на своих землях обычай предложил. Посмотрим, как в других городах и деревнях приживётся, что народ скажет. Глядишь, и в Империю вашу мысль отвезу. Но сейчас, конечно, детей надо выручить, если живы. А коль нет, так что б мерзавец наказание справедливое понёс. Разыскать и представить перед судом.

— Местным или имперским? — с лукавым взором полюбопытствовал Бальтазар, косясь на клетку, что на телеге, ведь та явно была нужна для чьей-то транспортировки.

— Не сочтите за помешательство, но проверьте, не состоят ли родители их в какой общей секте. Что, если нас водят за нос, а детей к празднику Корочуна окаянного, — двумя пальцами крестился Дамиан, — сами в жертву дьяволам принести решили.

— Или сами дети могли чёрными книгами увлечься. Не сочтите за оскорбление, но, так сказать, барону новому подражая, — поглядел Конрад на некроманта, — Если грамоте обучены, могут к разному писанию тягу заиметь. Увидели эти цепи, черепа, воронов на застёжках, прониклись видом. Ребёнка впечатлить легко.

— Да не держим мы здесь чёрных книг никаких, где б они что такое раздобыли, — пожал плечами Ильдар в задумчивости.

— Есть одна, как минимум. Книга святая, хорошая, вот только есть там часть о демонах, в основном о защите, да кто-то из переписчиков забыл удалить ритуалы призыва и подношений. А оно таким текстом идёт, что страниц не вырвать, иначе и об оберегах ценных знаний не осталось бы. Вам её не так давно возвращали в библиотеку, — рассказывал мессир Дамиан.

— Крампус-Корочун их и похищает всех, — утверждал Сетт. Ближе к празднику силы мощнее. Но почему именно этих? — задавался он серьёзным вопросом, — Важно ли вообще или это так случайно вышло? Почему то по одному, то по двое, всегда чередуя же? Есть ли связь, есть ли смысл, или только сами себя запутаем, выискивая дно, где его нет.

— Да уж, над этим и кумекаем, — почесал лоб под бобровой шапкой чародей, достав трубку, глянув на святых отцов, и трубку свою тут же обратно и убрав, — Сходим до библиотеки, узнаем, взял ли кто эту книгу.

— О, боюсь, если кто её и вынес, то без официальных отметок, — пропел Дамиан, — Иными словами, выкрал.

— Поглядеть и проверить всё-таки стоит, — положил высокий тощий лорд из империи свою правую ладонь на плечо местного священника. — Мессир, сколь глупо будем выглядеть мы, если в библиотеке окажется запись об этом молебнике, или что собой представляет книга, и о том, у кого она на дому из горожан?

— Как пожелаете, ваша светлость. Поиск не требует отлагательств, проверять надо все возможные места. Вы, несомненно, правы, — почтительно кивнул немолодой священник-чародей.

— Служка отведёт осла и лошадей напиться, конвой пусть останется на площади вместе с повозкой. Чародей проведёт меня к библиотеке, а вы лучше наведайтесь в злачные места, где обычно пляшут всяческие слухи, — морщился Конрад так, словно и капли вина в жизни не брал, будучи не просто равнодушным к браге и хмелю, а ещё и презирающим всякую выпивку.

— Как пожелаете, — повторил Дамиан, — Идёмте, — в компании Сетта и Бальтазара прошагал он к трактиру.

— Встретимся здесь через какое-то время, — вдогонку им крикнул Ильдар. — Поделимся, кто чего разузнал.

— В Гедельбурге своя пивоварня, — рассказывал им святой отец, наоборот, облизываясь так, будто был весьма пристрастен к такому досугу, — А у вас привозное, как я думаю? Давайте скажу, действительно ли вам наше пиво завозят, или дурят жителей не пойми чем из-под полы, — предлагал он заодно.

— Вы не местный, он не местный, и я, почти новичок, которого недолюбливают и боятся. Так нам и рассказали все местные слухи, карман шире держите, — закатывал свои сиреневые глаза некромант.

— Надавим силой. Пара ударов плетью и… — хвастался Сетт.

— Тьма непроглядная, у тебя на всё в жизни один ответ? Ты и с женой, и с детьми также разговариваешь там, у себя дома? — возмущался Бальтазар, видя, как тот со злости заскрежетал зубами.

— Он вполне достойный демонолог, — заявлял ему святой отец, — Мне нахваливали его успехи.

— Видел я, — проговорил Бальтазар, вспоминая, как пытался залезть тому в голову и воспоминания.

— И, между прочим, раз вас боятся, то можно использовать страх, как неплохое оружие. Вы ведь и заклятьем видений можете харчевника до агонии и истерики довести, — с хитрым прищуром продолжал говорить Дамиан.

— Да я смотрю, вы, святоша, неплохо осведомлены о некромантах, — только и хмыкнул на это Бальтазар.

— Говорю же, вы можете то, что никогда не сможем мы. О чём бы я его убеждал? — риторически интересовался тот, когда они зашли в трактир, и сам же на свой вопрос отвечал, — О спасении души? Об очищении совести? Чем мне пугать его кроме посмертных мук? А реши я применить магию, от молний и огня тут всё загорится, зачем мне это? Вы знаете, как вспыхивает спиртное? Уверен, что прекрасно знаете.

— Голубчик, нам три пива гедельбургского, — показал пальцами трактирщику некромант, подходя ближе, пока за его спиной Сетт, замедлив ход и оказавшись позади ещё и священника, втихаря отхлебнул из своей плоской округлой фляги.

Все трое подошли к стойке и в скором времени получили свои крупные деревянные кружки с зелёными ободками и изящной, но в то же время толстой резной ручкой. Разговор заходил о злаках, солоде и пивоварнях. Владелец заведения даже прислушивался, навострив уши, к их беседе.

Посетителей вокруг с утра пораньше было немного. Некоторые пришли сюда совсем не выпить, а поесть. Пахло топлёным маслом, пшённой кашей, отваренной гречкой, молоком, немного салом, копчёной рыбой, квасом и пивом. Впрочем, аромат последнего, скорей всего, шёл исключительно от трёх гостевых кружек, что постепенно ими же и опустошались.

— А что, брат трактирщик, — обратился к нему святой отец, — вроде честный ты человек, народ не травишь, пиво не разбавляешь, товар хороший. Может, скажешь чего интересного? Дети говорят, пропадать у вас стали. Не слышал чего странного за последнее время? Переговариваться тут разные типы по вечерам могли подозрительные. Или связь меж пропавшими, быть может, какую уловил?

— Да что мне дети чужие, своих семь штук кормить надобно, — сетовал пучеглазый рыжий бородач с зачёсанными назад пышными волосами средней длинны, непослушно поднимавшимися на макушке небольшим эдаким хохолком, — А подозрительный тип у нас один вот выискался, — поглядел недобро он на Бальтазара.

— Понимаю, понимаю, — сказал тот, — А угости-ка вином монастырским тогда, уж больно хорошее было.

— Как в прошлый раз? — буркнул тот, нагнувшись куда-то вниз за бутылкой для особых случаев.

— Со мной лорд Конрад, мы за ценой не постоим, — достал немолодой мужчина трёшку чеканных имперских золотников и выложил веером перед трактирщиком.

У того и без того выпученные глаза совсем на лоб полезли. Если б веки не моргали, их придерживая, того и гляди, всерьёз сбежали бы из орбит да прокрутились от счастья. Таких деньжищ он в своей жизни никогда не видел. Да ещё и новые все, блестели,словно только что с монетного двора. А здесь даже серебряная монета, попадавшая к нему, была обычно затёрта так, что чеканку не разобрать, не подделка ли.

С учётом обычно неприязни церковников к подобному заведению, он, дабы подмаслить столь охотного к выпивке святошу готов был бы и вовсе налить им всем бесплатно, за счёт заведения. Но перед искушением таких золотников устоять ему было невозможно.

— Вина хоть всю бутыль берите, — поставил он сначала один бокал для священника, а потом ещё два чуть поодаль, если тот захочет угостить своих спутников, — Но хоть мешок таких дай, а не знаю я о детях ничего, святой отец. Пропадали, да. Отец девчонки часто своё горе по жене тут топит. А он мастер-то хороший, когда не пьян. Люди к нему обращаются, живёт не бедно, сапоги к зиме всему Яротруску сделал, считай, за осень, поднял неплохо денег, да спустил здесь часть за напитками уже. Не знает ни он, ни кто другой, кто падчерицу его и остальных унёс. Нет слухов у нас. Не бормочет, не шепчет никто, догадками не сыплют. Стараются даже не обсуждать.

Некромант уж было начал вокруг создавать мрачную ауру, мороком в глазах побледневшего трактирщика сотворяя иллюзии гнили на досках, сочащуюся слизь, волчий вой, от которого вздрогнул, казалось, не только харчевник, но и Сетт, судорожно отхлебнувший пойла из фляги. Тёмная магия мастерила странные тени за окном да силуэты мертвецов вместо посетителей, но Дамиан вовремя остановил его движущиеся в плетении заклятья руки, уложив те на деревянную натёртую поверхность стойки.

— Ни к чему тогда, — пояснил он, и весь морок в мир развеялся.

— Да не знаю я ни черта, — повернулся слегка рассерженный трактирщик к Бальтазару, — Ой, простите, святой отец, — перекрестился он тут же и отошёл подальше от троицы посетителей, словно у него были другие дела.

— Злачные места не помогли, — допивал Дамиан своё пиво, — Подумаем, где ещё может быть рассадник слухов.

— В бордель местный наведаемся? — усмехнулся Сетт, поглаживая бакенбарды.

— Сходим к чародею нашему, что там по библиотеке узнали. На месте книга али реально стащили, — встал Бальтазар на ноги, не желая пускать имперского бугая к местным девицам.

— Я б лучше винца остался выпить, — признался честно демонолог.

— Но-но, монастырское, это вам не с простых виноградников товар! — прижимал к себе Дамиан бутылку, как некую драгоценность.

— Ну, раз такое дело, — махнул тот, — Идём к твоему чародею, — покачал Сетт головой, не одобряя жадность и такое поведение святого отца.

— Ступайте с миром, — чуть обернулся он, — Я поспрашиваю у посетителей, нет ли у них догадок или идей о связи детей меж собой, почему именно их выбрали похитители.

Бальтазар оставлял его как-то нехотя. А ведь избавиться от общества церковника хотелось, вроде как, сильнее всего. Но мелькали мысли, что тот, пусть и из Гедельбурга, а не из Империи, врядли детально осведомлён, какие именно местные дети пропали, чтобы соображать по ситуации. Ещё одна фраза трактирщика не давала покоя, но у Сетта об этом спрашивать было бессмысленно, он тоже не местный, надо было хотя бы найти Ильдара.

Тот же вполне ждал их у дерева, будто о чём-то там с еловой мавкой даже разговаривая, косясь по сторонам, дабы их никто не услышал. Бальтазар с пришлым демонологом в широкой багряной шляпе подошли неспешно, хмель от большой кружки пива уже подступал к рассудку, слегка его туманя вместо того, чтобы делать чище.

— Уверяю, что аура не ощутила прибытия с дорог или леса, — звучал квакающий голос мавки.

— Но ведь откуда-то он взялся. Или не демон это вовсе. Или что… — переживал волшебник.

— О, уже в одиночестве, — подметил Бальтазар, подходя, — без лорда-святоши!

— О! Уже пьяные! — обернулся на них и всё понял по глазам и запаху чародей, — А гость наш второй там остался?

— С трактирщиком винцо монастырское хлещет, — жаловался Сетт, которому не досталось.

— Слыхал я, что есть у мессира такие проблемы в Гедельбурге, но он там и священник, и чародей, и место там крупнее нашего раза в четыре, дел столько, что одними молитвами да медитациями расслабиться, видимо, никак, — рассказывал Ильдар.

— А где пафосный тип с кружевным воротом? — поглядывал вокруг Бальтазар.

— Как его проводник-мессир и предполагал, в библиотеке книга украдена. На месте нет, записей нет, в архивах и много где ещё посмотрели, не нашли. Скорее всего, кто-то вынес, — отвечал тот. — Так что лорд Конрад остался изучать другие церковные книги на предмет похожих текстов, чтобы образец был и у нас. А мне велел ещё раз родителей обойти да думать, что дальше делать. Совета вот у мавки нашей спрашиваю.

— Пусть тотем намаливают, — отвечала та, — Дереву людская энергия нужна. Шум, гам, веселье, танцы! Созывай сюда музыкантов!

— Да распоряжусь сейчас, не верещи! — потёр тот виски от её неприятного голоска.

— Может, не там и не того мы ищем? — раздался баритон Бальтазара.

— Чего ж не того? Не демона, считаешь, проделки? — кривился Сетт, — А чьи тогда?

— Вот ещё раз, твой этот Крампус, выбирается на свободу раз в год, в самую длинную ночь? — переспрашивал Бальтазар.

— По поверью, — кивал тот.

— Ну, и чего ты нам голову морочишь? — крикнул некромант, — Дети пропали когда в первый раз? За сколько дней до праздника! Не рано твой козёл рогатый за ними явился?

— Слушай, а ведь верно! Не так уж и пусто воет могильный ветер в твоей никчёмной голове, барон. Демон-то не мог просто так сюда явиться… Видать, призывают его! Верно книгу кто-то взял с ритуалами. И мавка дело говорит. Ни с леса он приходит, ни с дорог, ни даже с подкопа какого чудного! Портал ему кто-то создаёт в Яротруск из самой Преисподней. И чёрный козёл пропавший, видать, уже ему в жертву заклан для ритуала! — снисходило на него прозрение. — И знаешь, что тогда это значит? — поглядел он и на Бальтазара, и следом перевёл взгляд на чародея.

— Что же? — интересовался именно бородач с янтарным посохом.

— Да то, что неспроста дети-то выбраны! Теперь уж точно можно сказать, что связь есть. Какая-то, но она должна быть! Не может не быть! — скрежетал Сетт зубами, — Думайте, давайте, как они все связаны. Пропали из своих домов, заметьте! Не снаружи гулявшие где не попадя. Точно кому-то что-то надо от них было. Включайте головы! Определённо здесь натравливает призыватель демона на конкретных отпрысков конкретных семей, как цепного пса! Схвачено всё у кого-то, по плану коварному дьявольскому движется! Информацию добывайте, как они связаны могут быть. Всё поднять, всё узнать, всё перевернуть вверх дном, но докопаться до истины! Вы тут живёте, не мне это распутывать в архивах, мальчишки! Давайте-ка за дело!

— На ратушу, в дом старосты, — кивнул чародей.

V
Тем не менее, Сетт тоже пошёл с ними в широкую крупную хижину городничего, где также отыскивал в записях что-либо про семьи, где пропали дети. О самих малышах кроме пола и цвета глаз да волос записей не было вообще.

За исключением мальчика, что любил стрелять из рогатки. Вейланд неоднократно бил чужую посуду, что стояла у окон, когда остывала каша или остужалась сурья в широком кувшине. Жалоб на него написано было немало, акты о розгах и горохе в наказание, о работах для потерпевших убытки, которым он прислуживать был обязан какое-то время или что-то для тех исполнять по хозяйству в искупление. Про других, даже про самых драчливых, и ту девчонку, что дважды за руку ловили при краже торговцы на ранке, ничего толкового и подробного в ратуши не нашлось. Этих без всяких приказов с миром отпускали, видать, прощали каждый раз.

— Да совсем же никак не связаны, ну! И род, и дружба, и профессии родителей! Ну, вот этих двоих кое-как, и эти так себе дружили, общались иногда, — парно подсовывал Ильдар какие-то бумаги, — Эти две дамы обе жницы, но толку? — восклицал городской волшебник, — Я тут живу всю жизнь! Я всех знаю. Понимаете? Вообще всех! Каждый дом назови, скажу, кто там проживает. У кого собака, у кого кот, кто мышей не убивает, а подкармливает, содержа в ящике или клетке-крысоловке, словно питомцев. Всякие у нас есть, о некоторых разные слухи ходят непроверенные. Но между похищенными детьми я связи не вижу!

— Старый, наверное, просто, — посмеивался Бальтазар.

— А ты молодой у нас парнишка, — нарочно поговаривал Сетт, — Приглядел чего?

— Приглядел, в отличие от вас, дураков, — отвечал тот, — Вот это, что такое? — тряс он бумажкой перед лицом чародея.

— Баронов акт, список дев на телегу в замок на право первой ночи, — вглядывался тот.

— И этот, и этот, и этот, — прикладывал тому ко лбу Бальтазар бумаги с красными чернилами, да кроме первой те на влажных морщинах, увы, не держались, спадая вниз.

— Что, все наши есть? — полез за ними Сетт, — В разное время разные бабы. Молодые совсем тогда были, что твоя подружка, — усмехнулся он, вспомнив Люцию.

— И она в списке есть, где-то в последнем. Вы вообще на это внимание не обращаете, да? Ты, осёл в шляпе, ушами прохлопал, что она нам сказала, выходит, — глядел на него Бальтазар.

— Чего несёшь-то? Воронёнок напудренный! — злился демонолог.

— А того! Люси сказала, что у пропавшей девчонки отчим от брака с помершей женой, так? — напоминал Бальтазар, — И трактирщика ты бы лучше слушал, чем из двух мест лакал, как кот валерьянку, то флягу пригубит, то кружку пивную. Что у тебя там вообще налито с собой, что ничего не помнишь?!

— Ну, да, было такое, — почесал густые рыжеватые волосы тот на своём затылке под шляпой, — Мелкая воровка с неродным отцом, да.

— Так я ещё в таверне вам сказал, что девчонка с отчимом живёт, — напоминал чародей. — А в чём дело-то?

— А там нам отец мальчика-стрелка, что ещё сказал? Кроме того, что тому в армии служить надо бы под строгой дисциплиной. Что и тот ему не родной! Вы хоть два плюс два можете складывать в башках своих, ну серьёзно? — хмурился некромант, — Все пропавшие дети, это дети Казира! От права первой ночи с местными девками разных времён, разных годов. Всё в этих бумагах у вас под носом, а ты, старик, как безграмотный какой-то, — упрекал он Ильдара.

— Да я лет на десять моложе того мессира буду, — обижался, гордо задирая бородатый смуглый лик местный чародей.

— Как же так проглядели. Будто связи нет. Дети меж собой не все общались, они разного возраста. Родители тоже не все дружили, да все, потому что они никак и не связаны. Связаны только матери, да не меж собой, а все ниточки к одному клубку, етить его колотить! К напыщенному петуху, которого я в клочья порвал, заняв его замок и титул, — заявлял чернокнижник.

— И вправду, похоже… — задумался, вглядываясь в списки Ильдар, — Но как ты логику-то нашёл вообще эту? Нигде ж не подписано, кто из них рожал. Далеко не все из списка беременели от Казира. Я бы даже сказал, меньшинство из всех девушек. За пару десятилетий вон всего-ничего будет случаев таких. И, выходит, все их подрастающие ныне дети… последние наследники барона! И от всех них кто-то избавляется.

— Кто-то, кому они крайне неугодны, — поглядел с подозрением Сетт на Бальтазара.

— Это мне-то что ль? — искривился он в изумлении, — Ты, морда имперская, на что намекаешь? — сощурился, сжал кулаки и начал явно злиться некромант. — Да скажи ему, — повернулся он к чародею, — Уж я-то точно здесь ни при ч…

Крупной тёмной чернильницей со стола Сетт крепко врезал по голове некроманту так, что базальтовая тяжёлая штуковина мгновенно отправила неготового сейчас к такой подлой атаке со спины на свой затылок человека в отключку. И Бальтазар свалился на пол ратуши совершенно без сознания.

Растерянный чародей не знал, что и делать. Была логика и в словах Сетта в мотивах чернокнижника. Но то, что именно Бальтазар тут сейчас всё столь легко и чётко по связи разглядел, могло казаться ему подозрительным. Или же обиды из-за обилия оскорблений так повлияли, что помогать он тому сейчас совсем не рвался. Демонолог же времени даром не терял и свистнул на улице конвой копейщиков, что приехали со священниками.

Сам же, раскрыв увесистый томик с пояса, которым тоже можно было бы огреть до беспамятства, начал читать что-то с последних страниц, оплетая Бальтазара сверкающими нитями, образовывавшими ломанный узор сверкающей святой клетки.

Того прилюдно погрузили в клетку уже настоящую, из калёного железа, впрочем, едва ли способного своим касанием всерьёз навредить некроманту. Тем не менее, полагалось всех ведьм и колдунов, обвинённых в чём-либо, перевозить именно так. Ильдар повелел собрать на площади музыкантов и веселить народ.

— Преступник схвачен! — заявлял народу чародей. — Волноваться не о чем! Пойте, пейте, веселитесь! Пропадать больше в городе никто не будет! — спешил он заявить под всеобщее ликование, пока рядом нет церковников, дабы все почести достались именно ему, как градоначальнику-спасителю.

А горожане и радовались, что их от тёмного мага теперь избавили. Музыканты и пёстрый скоморох поскорее явились на площадь. Некоторые старики присвистывали увозимому в клетке некроманту. Элишка хихикала, о чём-то перешёптываясь с другой молодой зеленовласой куртизанкой, вероятно, той самой Марьяной, и только стоящая рядом с ними Люция отказывалась верить в причастность Бальтазара к пропаже детей и с жалостью смотрела, как того без сознания, снова впрягая лошадь в телегу, увозят с площади.

Чернокнижника доставили в цепях в башню-темницу на окраине, одно из немногих каменных сооружений в Яротруске, где большую часть построек составляют бревенчатые избы. Внутри были специальные камеры, однако не все они были приспособлены сдерживать именно магов. Потому сторожить чернокнижника назначили самого Ильдара.

Явился даже отец Конрад, дабы самолично всё увидеть воочию и заодно подтвердить приказ. Ну, а чародею удалось настоять только на том, чтобы, несмотря на народные гуляния и ликования, городской патруль и добровольную дружину всё равно на эту ночь сохранили. Пусть бродят по улицам и следят за порядком, мало ли что.

VI
В себя Бальтазар пришёл уже под вечер, когда за окном стемнело, и озорной убывающий месяц демонстрировал с мрачневшего неба не то свои зловещие рога, не то тонкую позолоченную ухмылку. Затылок жутко болел от набитой шишки и даже спекшейся крови — столь сильным был удар Сетта, что даже кожу в том месте поранил.

— Всё молчишь, — прозвучал голос чернокнижника из тюремной камеры.

— Так, думал, ты спишь, — раздались по каменному полушаги Ильдара.

— Да не тебе я, а тьме, что внутри меня, — хмыкнул тот.

— А! — остановился где-то по центру зала чародей, поглядывая сквозь толстые прутья вертикальной решётки.

— Вот так, значит, да? — тянулся некромант в кандалах к своему затылку, натягивая крупные цепи, прикованные к каменной стене.

— Если ночь пройдёт спокойно, вас увезут в Империю, а замок Казира отдадут наместнику церкви, — заявил Ильдар.

— Предлагаешь мне молиться на ещё одного пропавшего ребёнка? — усмехнулся тот.

— Ни в коем случае! — сверкнули золотисто-карие крупные глаза чародея.

— Старый предатель, знаешь же, что это не я, — кривил свои фактурные губы некромант.

— Ни в чём не могу быть уверен, — щёлкнул тот посохом, окружая себя золотой спиралью змеящейся защиты, дабы тёмный маг не посмел с ним что-то проворачивать из своих трюков, — Вы ночевали без присмотра и охраны, кто знает, где вы шлялись по ночам, когда ребятишки пропадали.

— Эти барьеры хрупки, как тонкое стекло, — кривился лицом Бальтазар, — Я могу изранить тебя твоими же осколками, вообще никак не атакуя. Просто сжав барьер, как дайконский питон. Янтарный посох не сотворит для тебя должной защиты против некромантии.

— Значит, нам придётся биться, но мне велено вас охранять, милорд. Вас обвиняют в ужасном! Заверьте меня, что не знаете, где дети и не имеете к их пропаже ни малейшего отношения! — просил тот.

— Знаешь, чародей, когда я был маленьким, сбежав из дома, я думал, что стану защитником слабых и обездоленных, таких, как я был сам.

— С чего это вдруг аристократу из дома-то сбегать? — недоверчиво исказилось лицо смуглого волшебника.

— Да вот на мой седьмой День Рождения родители собирались принести меня в жертву своему богу, — отвечал тот.

— Да быть того не может! — брови чародея, казалось, поднялись выше, чем того позволяла бы анатомия лица, поплыли вверх на лоб от искажённого удивления и выражения истинного шока.

— Вот так, — спокойно отвечал тому Бальтазар, глядя в глаза. — Меня готовили к этому всё детство, что себя помню. Учили служению божеству, говорили, какой великой жертвой мне предстоит стать в конце пути. В этом был как бы смысл моей жизни, существования, самого моего рождения. До сих пор припоминаю разные молитвы, эти алтари в его честь, что во дворе, что в специально построенной ритуальной молельне. Но в день обряда умирать как-то совсем расхотелось… Всё вышло из-под родительского контроля, а я знал, что даже после кровавой бани, их культ может меня настичь. Наставник мой, старик Редгар, тоже был мёртв, тщетно пытался их остановить. Сам я просто не мог там оставаться среди слуг, где могут скрываться предатели, в истинном одиночестве без чьей-либо поддержки…

— Как же до такого вообще додумались? Своё дитя единственное в жертву! — не укладывалось у чародея в голове.

— Меня, по сути, и родили лишь для этой цели, — поморщился и отвёл свой фиалковый взор некромант. — Давным-давно, когда меня ещё не было, моя будущая мать была серьёзно больна. Отец-аристократ, любивший девушку, носил её по храмам и докторам в поисках лекарства. Он обещал потратить всё своё состояние, если она исцелиться, пустить его храмовникам или беднякам. Но лучше ей не становилось. Он пообещал стать священником и нести свет помогшего бога, распространяя его славу, влияние и имя в новые земли. Но и это никак не помогало. Много каких обещаний он давал, много чего пробовал. Наконец, он пообещал отдать помогшему богу самое дорогое, что у них с ней может быть, их дитя. Принести в жертву божеству их будущее ради спасения любимой здесь и сейчас. И девушка пошла на поправку. Чудесным образом выздоровела. Естественно, они планировали после меня завести ещё других детей, забыть о своей жертве, как о кошмарном сне, и стараться жить дальше, замалчивая всё, что сделали бы, никогда не вспоминая с тех самых пор. Но я не дал им выполнить обещание. Мальчишка, которому едва исполнилось семь, что он может? Ещё не обученный колдовству, прошу заметить. Без знаний, без умений… Но борьба за жизнь с отцом и матерью была поистине яростной. Казалось, это длилось целую вечность, словно сражение не прекращалось, а угроза шла от тех, кого ты искренне любил и кто был тебе дорог…

— Вот те раз, — качал головой Ильдар.

— Как-то раз, зимой, незадолго до этого, сидя у камина и поглядывая там от скуки на пляшущие языки огня на переливающихся красно-рыжих углях, я услышал мягкий женский голос. Он шёл словно извне, откуда-то от закрытого окна, за которым царила чёрная непроглядная ночь, — рассказывал некромант, — Мягкий голос прошептал мне с глубоким сожалением «Такой потенциал и всё ради жертвоприношения». Она говорила со мной, убеждала, что родители собираются меня убить, а я до последнего не верил, пока седьмой День Рождения не настал…

— Признаться, ничего ужаснее и слышал! — восклицал ему на это чародей.

— Убей или будешь убит. Вот, что я от неё тогда запомнил. Кролики мирно щиплют траву, и они никто. Просто корм, просто ресурс. Мирный люд, это лишь средство пропитания чьих-то амбиций. В мире царят хищники. Кроликов жрут птицы или волки, волков жрут эттины, эттинов и птиц убивают люди, а людей и самих могут сожрать волки, эттины и даже крупные громовые птицы… Либо стервятники-падальщики разодрать израненных и немощных на поле боя или умирающих от голода где-то на пустыре. Нет никого во главе цепи. Кто себя поставит, тот таковым и будет. Но это не значит, что он царь и его уже не свергнут. Всё течёт, всё меняется. Только кролики так и остаются кроликами, чародей. Я хорошо уяснил суть этого мира. Царица-тьма поселила своё зерно внутри меня, помогая в жизни, помогая осознать очень многие истины. В том числе и справиться с теми, кто собирался меня зарезать на алтаре.

— А что же потом? — интересовался Ильдар.

— Сбежал же, говорю. Совсем ты, старый, меня не слушаешь. Не помню уже взял с собой пожитки какие, или так и удрал в окровавленном костюме… Тогда не отдавал себе отчёт, что происходит. Я же не планировал этот побег, в конце-то концов, — усмехнулся Бальтазар. — Бродил-скитался, продавал всякие запонки, пуговицы с рубинами. Не знал цену деньгам, наверняка всё продешевил по глупости. А в одном из лесов старуху в перекошенной избе повстречал. Мне всё время казалось, она меня сожрать хочет. Скрюченная вся была, сморщенная, седовласая. Косоглазая да кривозубая. Думалось, история моя её как-то отпугивала мной пообедать. А по итогу учить меня стала, знания свои на старости лет передавать о духах, эфирных и астральных мирах, о стихиях и демонах, о плетении заклятий, тайны снятия и насылания порчи. О том, как всё взаимосвязано вокруг. Но явились лет через пять церковники, да сожгли её невесть за что. Представляешь? Вломились монахи, а народ глазел и ликовал! Никто не заступился, чародей! Никто и слова не сказал на такую жестокость. Все, кому она помогала, кого лечила, скот кому выхаживала, с родами помогала, снадобья и мази для кого готовила — все ликовали её сожжению. Дети плясали и смеялись, обязанные ей всем, кто глазом здоровым, кто ногой, кто самой своей жизнью и на свет появлением! Только и радовались, глядя на её муки. Не прав этот пёс демонолог, ничем люди от всяких брукс и мавок не отличаются. Просто у некоторых уродства лишь внутренние, наружу не проявляющиеся. А так все друг друга сожрать готовы да ликовать над чужими трупами.

— Здесь бы такого не позволили! — заверял чародей. — У нас магов уважают, никогда не дадут Церкви столько власти, вот так бесцеремонно людей убивать.

— Мне б самому сил вступиться за неё тогда, а мог только сбежать от этой ликующей паствы, себя призирая похлеще, чем их. Дальше из Фуртхёгга в Кастор путешествовал. Повидал там, сколь злыми и жестокими могут быть дети. Как они забивают камнями бездомных зверей и даже немощных людей. Как друг друга дразнят и подначивают на немыслимое, как могут поджечь сарай, сломать балки, разбить камнем посуду… Ни стыда, ни совести. Понял тогда, что ребёнок никакой защиты не заслуживает. Неокрепшая личинка человека со сгустком внутренней злобы, которую следует ещё очень тяжело воспитывать, дабы из такого существа вышел достойный человек.

— Не все такие, и у нас есть хулиганьё, а есть и покладистые. Сам же всё видел и слышал, как матери безутешны, — заявлял ему Ильдар.

— Одна лесная ведьма, другая уже, — сделал на этом акцент некромант, — верно сказала, что люди, это всего лишь ресурс. И гибель невинных лишь способ и средство достижения целей. Устрашения, наказания, показательного примера, ликвидации препятствия на пути куда-то и так далее. В том числе и устранения конкурентов в борьбе за власть. Из невинных душ много всякого можно сплести, но неужели ты всерьёз думаешь, что я, похищая или убивая их, всерьёз бы с тобой сюда пришёл чисто для отвода глаз всё это расследовать? Ты удивляешь меня, но, самое страшное, что ты меня разочаровываешь. Я бы остался в замке, мол, не при делах. Любой бы это понял, кто б знал меня хорошенько.

— А я тебя и не знаю вовсе, некромант, — глядел на него тот, — Ты пришёл и вызвал меня на дуэль. Хотел уничтожить весь город. Каким-то невероятным случаем, какой-то удачей, удалось мне тебя уговорить со змеями разделаться. А те даже невиновны ни в чём оказались, по сути. Твоя душа — потёмки. Кто ты и чего ты хочешь, для меня загадка. Ты укрепляешь власть, расширяешь владения в разные концы от замка, это всё понятно. Но чего ждать от тебя дальше? Гибель наших городов ради поднятия бессмертной армии?

— Может, и так, — отвечал Бальтазар. — Скорее всего, так и есть. Живые войска требуют походную кухню, продовольствие, медикаменты. Они устают, хотят жрать, привалов, потом им нужна дисциплина, воодушевление на бой. Зачем толкать речи перед толпой, если можно отправить свору полоумных зомби? Они даже боли не чувствуют, а человек от небольшого пореза уже может захромать или потерять сосредоточенность. А уж от попавшей даже не смертельной стрелы и вовсе практически стать бесполезным, поджидая смерть на поле боя.

— И каким же тогда станет мир, когда всё закончится? Когда падёт каждый, когда скатится с отсечённой головы последнего правителя последняя корона? Когда не будет больше ничьей власти над Бальтазаром Кроненгардом? Мир будет пустым омертвевшим некрополем? Где руины, как склепы, будут хранить прах испепелённых жителей? Поля, словно кладбища, устланы трупами павших, вместо зверей разгуливать твои големы-ищейки, а в небесах вместо птиц парить костяные драконы? — интересовался чародей.

— Звучит красиво, — усмехнулся тот, — Но ты преувеличиваешь.

— Неужели одни упыри да скелеты тебя устроят? Как же вороны, волки, летучие мыши? Пауки, змеи, прочие твари, которые излюблены тёмными магами. Они ведь живые, не смогут существовать в твоём некро-мире. Как же соратники, другие волшебники и ведьмы? Изгнанники, самоучки, чьи-то ученики. Одарённые дети, такие, как ты. Кто выступил против этого мира. А Люси говорит, ты ещё любишь чёрные розы. Они, может, и чёрные, но не мёртвые, Бальтазар. Им нужна влага, тепло и даже солнце, чтобы цвести. Это живые растения, которые не прорастут на почве безжизненного некрополя. И не будет ни дремучих лесов с хищным зверьём, ни вороньих стай. Без цветов и ягод помрёт всякий их корм типа белок и насекомых, а без них перестанут расти цветы и растения, — заверял Ильдар.

— Мир скатится к хаосу сам по себе. А там, глядишь, кто-то и выживет. Силы мои угаснут, мертвечина поляжет, упокоившись навечно. Все получат свой тихий глубокий покой, — говорил медленно Бальтазар, — В конце концов, все божества — это лишь просто громадные чудовища. А когда их не станет, люди захотят выдумать себе новых. Идея о Творце уже поразила Империю, как болезнь, распространяясь своей гнилью в людских сердцах под масками несущих добродетели. Ими манипулируют, и те, ничем не отличающиеся от моих пустоголовых зомби, верно следуют за эгидами пастухов-церковников, которым нужны лишь послушные пустоголовые бараны. Какой смысл спасать тех, кто уже мёртв внутри? Чувство жалости, это последнее, что может позволить себе некромант.

— И чем тебя такой покой не устраивает, будучи бароном? Смерть Казира, это уже миниатюрная война, переродившая Кронхольд. Новая эра для всех нас. Неужто так важно расширяться в Дайкон или на север? Покорять Империю, где и без тебя бед хватает? — спрашивал тот.

— Знаешь, что отличает тёмных магов от всех остальных? — наклонился к нему Бальтазар, громыхая своими цепями и примкнув лбом к решётке меж толстых прутьев, — Наш принцип — это воля. Нас ничто не сдерживает, у нас нет ваших рамок по выбору меньшего зла и справедливого решения. Мы творим, что хотим. Захочу стереть Яротруск, так сотру. А захочу, выстрою на его месте город до величия столицы. И, если захочу, пойду войной на Империю. Потому что, в отличие от тебя, я волен! А ты просто пёс на цепи, которому ошейник из красной шубы не тесен. Посадили в будку городничего, и ты сидишь-радуешься до следующего распоряжения лорда, до новой брошенной кости или какого задания, виляя хвостом, дабы казаться полезным. А я на лорда чихал. Будет мне дерзить, сам займу его место. Я сам по себе и я абсолютно свободен!

— Не сказать, что в темнице я часто слышу подобные заявления, — усмехнулся тот, глядя на прутья. — Сам же сказал, что некромант не может позволить себе сострадание и жалость. Где же тут свобода и воля? На тебе такие же оковы, просто с иным орнаментом. А сейчас ещё и все эти, — рассматривал он кандалы на запястьях, предплечьях, ногах и шее чернокнижника.

— О, ты всерьёз думаешь, меня это удержит? Мне просто лень разрушать эту башню, иначе, куда ты будешь приводить всякий сброд? Я здесь, чтобы доказать свою непричастность. Вы теряете время, и пропадёт ещё ребёнок. Ты поймёшь, что я не при чём, но найдёте ли вы виновного? Заметь, плохих людей в мире немало. Ты всё ещё считаешь, что у такого мира должен быть шанс на спасение? — спрашивал Бальтазар.

Ильдар вздыхал, а в глазах его металось сомнение и яркий поток всяческих мыслей. Городской чародей сжимал свой посох, бегал взглядом то на пленника, то на стены или каменный холодный пол темницы. Иногда на подрагивающие факелы, освещавшие полукруг пространства перед решёткой, разгоняя отсюда тьму. А некромант прикрыл веки и появился своим обликом во всех отражающих поверхностях — в зеркалах, в стёклах, в блеске металла и даже в янтарном шаре деревянного посоха, поглядывая оттуда сверкающими фиолетовыми глазами.

— ЧА-РО-ДЕЙ! — гремел хор голосов Бальтазара со всех сторон, словно тот представлял собой толпу собственных копий, многоглавую гидру, обхватившую здание.

— Да ну, к чёрту, — встал тот, и трясущимися руками снял сначала засовы, потом сломал восковые печати и, наконец, позвякивая ключами, открыл все замки прутьев камеры, отворяя широкую дверь проёма, в который можно было бы протиснуть даже довольно крупного и полного человека, — Пока в мире есть хоть один светлый человек, — поглядел он в аметистовый взор некроманта, — Этот мир точно заслуживает жизни. И не важно, кто он, имперец, дайконец, фуртхёггец, северянин или даже эльф! Нам надо спасти детей от неведомой угрозы.

Бальтазар не выходил. Он демонстративно хотел показать, что это всё не способно его удержать, никакие кандалы и цепи, никакие печати и тем более каменные стены ему нипочём. Его охватило фиолетовое сияние, отчего все оковы засветились и задрожали, начав с треском искажаться, ломаться и даже плавиться, падая на настеленную в камере солому, но при этом, не поджигая её.

— Увидимся снаружи, — бросил некромант чародею, обернувшись своим фиолетово-чёрным плащом и выпорхнув наружу сквозь маленькое окошко с тремя прутьями решётки, словно стал крохотной птахой.

Изумлённый Ильдар поспешил покинуть темницу, ринувшись оттуда на улицу. Бормоча какие-то слова, едва не выронив связку ключей, как и свой посох с янтарным шаром из другой руки, он растерянно водил по сторонам своими крупными глазами, судорожно пытаясь найти, легко избавившегося от всех цепей и кандалов Бальтазара.

Снаружи тот стоял со стороны дороги, у симметричной пирамидки лестниц главного входа в башню заточения. Назло чародею и всему городу он мог бы оттуда выпустить ещё ряд преступников или же вообще сотрясти стены и попытаться разрушить постройку. Но делать этого отчего-то не стал, решив поберечь силы, и что ещё важнее — не выплёскивать свой гнев. Эмоции, как источник для магии, были куда более ценным ресурсом, чем многое другое.

Хотя, например, чародеи-церковники, как гедельбургский мессир, больше всего уповали на собственную веру, стараясь не поддаваться чувствам или давать эмоциональный выход уже в самом крайнем случае, как секретный запас собственного внутреннего могущества на особенный случай.

— Теперь пешком до города, а уже стемнело, — стукнул посохом о песчаную дорогу сетовавший на обстоятельства чародей, поднимая вокруг них сверкающие светло-зелёные вихри, снижавшие трение об окружающий воздух, пронизывая его вокруг своей энергией, и позволяя всерьёз ускориться без лишних усилий.

— Помнишь, твой крестьянин сказал, что у поля только девицы гуляли. А ты сказал, своих, мол, не подозреваем почему-то. Меня вот стали подозревать, вообще умом тронулись. А я-то как раз уверен, что это кто-то из местных. Не все бастарды барона — жертвы, — заверял Бальтазар, — Один или одна из них и есть призыватель демона.

— Старухи с гусями, али девицы-болтушки? — усмехнулся Ильдар.

— Тот со шрамом сказал, что недавно сюда вернули книгу. А потом трактирщик его спрашивает «Вам, как в прошлый раз?», уж не он ли сам эту писанину сюда передавал. И только ли в библиотеку, а не тому, кто сейчас за всем стоит? Ты тщеславен, чародей, — качал головой некромант. — Как только была возможность себя выпятить, стать героем, без разбору меня сковать дал. И всерьёз сомневался, что я ни при чём? Ой, да иди ты, старый кучерявый пень, — хмыкнул он. — Из местных это. Молодой али старый, али тоже ребятёнок, главное, сын Казира. Ну, или дочь, в крайнем случае. У вас тут не Таскария, да? Здесь и девчонок грамоте обучают, хе-хе.

— Ты сам эти списки мне на лоб лепил, ворон чёртов, — пыхтел Ильдар, — Видел, сколько там имён! Казир любил право первой ночи. Здесь большинство баб знавало хоть раз его постель. Лишь самых некрасивых к себе не брал. Или бывало, увозил так много, что даже забывал уже, с кем спал, а с кем нет. Возвращались девственницами. Всякое бывало. Но, повторяю тебе, рожали от него не то, что «не все», а вообще меньшинство! Мои помощники и лорд Конрад сейчас вычитывают, кто от того ещё был рождён. Приставят охрану.

— Не забывай, один из такого списка и будет призыватель, — напоминал ему Бальтазар, — Кто-то один решил смести всех остальных, став единственным. И заговор заодно против меня намутить. Письмо церковникам о помощи в Империю, например, написать. Что иначе тут забыли эти?

— Матерей всех допросят ещё раз, я попросил их убедиться, что пропали именно Казировы дети. Как всё подтвердится… Ох, что делать-то теперь? И тебе в городе показываться не вариант, — вздыхал чародей.

— За меня не беспокойся. Как захочет снова кто меня взять, устрою тут такой «праздник», веками помнить будут, — полыхал огнём фиолетовой ауры некромант.

— Да не надо уж Яротруск губить, милорд, — качал головой Ильдар, — Народ глупый, даже не знает, как вы от змей окаянных тут всех спасли…

— Что ж ты им не рассказывал-то? — усмехнулся чернокнижник на бегу.

— Вы ж сами просили! Сказали, ещё не хватало, вам быть в людских глазах героем и защитником. Вы хотели, чтобы вас боялись. Вот народ и чествовал ваше пленение, словно врага человечества повязали. Тут Казир-то лютым бароном был, а уж некромант на его месте и вовсе страху вогнал в народ. Как от яда колодцы очистили и все от своего уныния «протрезвели», так и поняли, что опасно им под властью такого чернокнижника быть. Ох, пропасть-то какая меж бедняками и теми, кто в достатке теперь. Не знаю, что делать. Буду молить этого лорда денег дать в казну, да раздам бедным.

— Не вздумай даже с церковниками водиться. Будешь им должен потом, заставят предать родные земли! Даже знаться с ними не смей! — сверкал взглядом некромант.

— О, господин барон вернулся, — с усмешкой, подбрасывая золотую монету, путь им на дороге пригородила бордовая фигура в широкой шляпе.

— Что ж, наконец-то состоится полноценная дуэль, — разминал пальцы некромант, вышагивая вперёд, так что волосы и плащ его развевались на магическом ветру, и поглядывая на ухмылявшегося Сетта.

— Ха-ха, держи карман шире, некромант, — скалился тот в недобром прищуре, — Конечно, так и хочется двинуть тебе в зубы. Выбить, как старый коврик, свернуть и выбросить в ближайшую канаву. Или к чертям в какой омут. И меньше всего мне с такими напыщенными типами, невесть там, что себе думающими об Империи и её грехах, хотелось бы работать. Но такой радости, как дуэль со мной я тебе не доставлю. Не сегодня, малыш. Вычислили мы всех, кто от барона рожал. Знаю я прекрасно, что не твоих рук дело. Последняя осталась, девица лет двадцати. Первая из бастардов Казира.

— Это если до неё не добрались, пока мы тут прохлаждаемся, — поторапливал их Ильдар.

— Пока этого рядом нет, ей всяко спокойней будет, — уверял Бальтазар.

— Не кипятись. Подумаешь, шишка на затылке. Тебе за твой язык давно двинуть чем-то надо было, манерам поучить мальчишку, — лишь усмехался тот, — Я не меньше твоего хочу бок о бок работать, а все уже там, и лорд Конрад, и отец Дамиан с конвоем.

— Ну-ка стойте, — притормозил их некромант, — Если демон объявится, к нему надо быть готовыми.

— Да мне уже святой воды во флягу налили, — приподнял ту и пошатал в руке с характерным всплеском демонолог.

— Лучше б, конечно, кислоты, что с червя змееподобного тут надыбали, — припоминал некромант свой первый визит в этот город, — Ну, да ладно, сойдёт. А мне к кузнецу заглянуть не помешает, если на ночь глядя не закрылся ещё.

— Идём тогда, — предложил ему чародей, — Если Родерик не у ёлки сейчас, то, вероятно, в кузнице.

Громилу-кузнеца застали на месте. Тот протирал мехи, да чистил печь в обилии расставленных кругом подсвечников, словно на утро были запланированы важные дела, и никак нельзя было уборку отложить до завтра при свете солнца. Бальтазар взял у него свинцовых шариков в мелкий мешок, три кола медных, три кола железных да три оловянных. А затем ещё и крупные кузнечные клещи одолжил.

— Только верни обязательно, — медвежьим басом бурчал ему Родерик, — Куда мне без них с утра!

— В лучшем виде, — обещал ему чернокнижник.

А едва они с Ильдаром отошли от кузницы, как со второго этажа рядом стоящего домишка раздался громкий детский визг, заставивший их вмиг остановиться и поглядеть в сторону верхнего окна. Разглядеть что-либо с улицы сквозь него не удавалось, так что пришлось ринуться вовнутрь.

— Да это ж Мингусов дом, — тихо восклицал Ильдар. — Они сами бездетны, к себе только сирот разных прибирают от жалости.

Муж и жена с приёмными детьми сбегались внутри к лестнице на второй этаж, но лишь с опаской глядели наверх, не осмеливаясь туда взбираться. Входные двери были не заперты, так что барону-чернокнижнику с городским волшебником удалось вбежать к ним довольно быстро.

— Отведите детей подальше! — махал чародей семейству, а в первую очередь, конечно, бородатому мужику в белой рубахе, подпоясанному бурым кушаком, да его жене в светлом платье с голубой вышивкой узоров. — Наружу их! — прикрикнул он, когда увидел, что ребятню собрались по комнатам попрятать. — Выводите прочь, мало ли что!

— Не этот дом нам нужен, — позади него цедил Сетт.

Но над головами раздалась тяжёлая поступь крупных копыт о прогибающиеся половицы, отчего демонолог тут же осёкся. А Бальтазар первым ринулся вверх от любопытства, что ж такое там происходит. Чародей и охотник в шляпе ринулись следом по маленьким ступенькам, словно специально для детских ножек, так как в доме жило около пяти сироток, если не больше, кого Мингус с его бездетной супругой приютили.

После того, как в Яротруске были отравлены плоды и колодцы, некоторые дети лишились обоих родителей. Кого-то из сирых брали к себе в подмастерье разные ремесленники, кого-то другие семьи, дабы растить, как родных. Некоторым от нелёгкой доли, особенно девушкам постарше, пришлось совсем уж туго, как, например, той же Люси. Ну, а эта семейная пара взяла сначала двоих, потом ещё… Сколько могли прокормить, столько и набрали за эти годы.

Наверху косматый монстр, упиравшийся в конёк двускатной кровли крыши, сгорбленно стоял и поглядывал, как в самой дали в длинной рубашке, под стать платью, жалась к стене девочка лет восьми, забиваясь в правый угол. Тёмные чуть вьющиеся от расплетённых кос волосы зачёсаны назад. Бальтазар тут же узнал её — та самая, что не сбежала со всеми от его замка, а вручила праздничные дары, видать, здесь их и пекли, что блины, что пирожки с ежевикой.

Малышка была так напугана, что после того изданного визга, который они услышали с улицы, уже больше не могла кричать. Только глазела да нервно дышала от вида волосатой твари, что массивными ногами на двух копытах стояла напротив, не торопясь набрасываться и подходить.

— Эй ты, чудище! — отвлёк его заодно и Сетт, сняв кнут с пояса.

Существо обернулось на них. Буроватое, комплекцией подобное медведю, но с торчащим ещё и серым длиннющим ворсом сквозь основной тёмный мех своей шкуры, особенно на спине и голове, оно совершенно не походило на какое-то конкретное животное.

В нём было много звериных черт, при этом передвигалась сущность на двух ногах по-человечески. Козлоногая бестия едва ли напоминала сатира или фавна, не походил демон и на чёрта в привычном понимании. Живот был немного лысоват, грудина широкая, с четырьмя произраставшими по краям лохматыми руками, крайне мускулистыми и оканчивающимися пятипалой кистью с крючьями чёрных загнутых когтей, напоминавших птичьи клювы.

Чем-то таким же были украшены его плечи, словно эполетами служили чьи-то чудовищные руки. Голова едва-едва напоминала козлиную. Была невероятно крупной, вытянутой и совершенно безобразной. С четвёркой глаз по паре с каждой стороны друг за другом. А над ними ввысь шёл ворох рогов: два крупных, похожих на камень, завитых назад, как у архаров, обрамлялись вокруг более мелкими наростами практически вдоль всей макушки и даже затылка, царапая всем своим нагромождением стык крыши с характерным скрипом.

Плотные бледно-бордовые губы его скалились, серая морда с густой бородкой свирепо морщилась, издавая утробное рычание. Монстр разевал свою пасть, в которой были и наточенные изогнутые клыки сверху да снизу, плоские резцы клацали спереди друг о друга, готовые отсекать плоть, а смыкающиеся лезвия топора. За саблевидными клыками округлые плотные зубы в форме бутонов тюльпана, как мерлоны стен форта, шли рядами вдоль по обе стороны, а сопровождали их похожие на колышки, ещё более острые, тонкие и прямые. И были ещё перемалывающие, как жернова, крайне крупные, неровные и извилистые, в дальней части челюстей этого устрашающего рта.

Ильдар от вида косматой зверюги тоже едва дар речи не потерял, раскрыв рот и никогда не видав ничего подобного. Пусть тварь и была помельче гигантского змея, однако пугала куда сильнее такой внешностью, не походя ни на мавок, ни на анчуток, ни на кого бы то ещё из всех, кого чародей повидал за свою немалую жизнь.

— Азазил, ты ли это, — а вот Бальтазар, похоже, это создание знавал, — Вот кого так боятся, что Корочуном да Крампусом кличут, боясь имя истинное выговорить. Знал я, что трусят церковники вслух демонические имена произносить, дабы те к ним не заявились. Хе-хе. Где хозяйка твоя, что сюда без сроку вызвала? Это ж какой силы должна быть ведьма, что б такого демонюгу призвать!

— Всё-то тебе расскажи, Бальтазар, — звучал голос из приоткрытой пасти без смыкания челюстей и должной мимики, словно раздавался сам по себе без движения губ и языка.

Тембр был жгучий, с металлическим скрежетом, при этом гулкий, будто голосили со дна колодца, но ещё и громкий, словно ты туда за ним сам спускался, отражаясь каменным эхом повсюду с перекатамиколокольного перезвона под рёв пожара, брызги вулкана и оплавление железа в душной литейной. Нечеловеческий утробный голосище, доступный лишь демонам из потустороннего мира.

А жёлтые глаза переливались огненно-рыжими вспышками и снова сверкали, будто источники яркого золотистого света. Угольно-чёрные зрачки в них напоминали косой крест с округлыми расширениями на всех четырёх концах. И они пульсировали, то сужаясь, то расширяясь, в каком-то гипнотическом ритме, будто улавливая сердцебиение собеседника и воздействуя на того через пульс.

— Так вот, каков из себя сам Крампус, — выписывал кнутом Сетт сверкающие спирали, собираясь энергию своеобразного энергетического заклятья за счёт этих рисунков в воздухе.

— Это он ещё не в полную силу, его пробудили и вызвали слишком рано, — пояснял некромант, — Да ещё и аура от ели сдавливает возможности демонов в округе. Но этот силён… Любимец Аштарты и верный зверёк для Магна Матер всех демонов, неименуемой свирепой богини. А когда-то у него ещё были громадные чёрные крылья, перепончатые, как у косматой мантикоры. И гривой в неё пошёл, — усмехался он, — Только крылья срезали да заточили в недрах Таскарии, загнали оттуда средь жара лавовых рек в недра Пандемониума, в Геханну, столицу демонических отродий, где он и коротает год за годом, выбираясь лишь на сутки либо под призыв очень сильных чародеев.

— Много болтаешь, ученик Черноуста! Я воочию видел то, что он посылал тебе лишь видениями прошлого! — рявкнул демон.

— Ты не жрёшь людей, на кой чёрт тебе девочка? — интересовался тот.

— Она, вроде, не дочь Казира, тебя не должно быть здесь! — подал, наконец, голос и Ильдар, сосредотачиваясь на энергии внутри своего янтарного навершия.

— Это моя дополнительная ночь свободы перед праздником! — продолжал рычать и скалиться Азазил.

— Мне нужен тот, кто призвал тебя! У кого хватило сил раскрыть врата для такого демона, хватило духа пережить всё твое уродство, и хватило воли управлять тобой ночь от ночи! Где этот человек? — требовал некромант.

— Я не расторгаю контрактов, некромант. Наследник барона получит своё и будет доволен. А я получу своё, — отвечало создание, зашевелив когтистыми лапами на свих плечах, нагибаясь так, чтобы было видно, как ещё две крепкие серые руки росли у того откуда-то из спины примерно из области лопаток, словно из обрубков крыльев или изначально над оными расположившись.

— Веди к хозяину, не то хуже будет, — щёлкал мерцающим разгорячённым кнутом Сетт.

— У тебя длинный язык, охотник, — была слышна своеобразная усмешка в зверином лязгающем голосе, — Но мой длиннее!

Из громадной, с торс человека, пасти существа высунулся алый раздвоенный язык, как у змеи. Казалось, ему нет конца, столь резво он рванул своим извивающимся парным кончиком к кнуту, сделав немало оборотов вокруг правого предплечья Сетта. А сам Азазил при этом оставался стоять на месте.

И затем язык дёрнул демонолога к себе, лишь чудом не затащив в пасть, так как туда, прямо по возвращавшемуся языку попал яркий разряд из янтарного посоха Ильдара, обжигая багряные ткани и заставляя монстра выпустить свою жертву из сдавливавшей хватки.

Не растерявшийся охотник на нечисть тут же бросился в атаку, вонзая в того колья и рассыпая пенящийся порошок. От того оплавлялись, как метал, ворсинки на шкуре, пузырилась кожа, заставляя чудище взреветь, но какого-то серьёзного ранения всё это ему не доставляло.

А когда демонолог собирался монстру на череп положить деревянный крест в круглой оправе, тот полыхнул огнём, испепеляя вещицу ещё на подходе, повредив заодно и рукав наряда, куда чудом успела нырнуть человеческая кисть, как в укрытие.

Одной из своих передних рук чудище схватило Сетта за горло, а другими сорвало с него пояс с разными орудиями, оставляя того без всех своих секретов. Попадали на пол и кнут, и томик в твёрдой оправе, различные ножики, костяные колышки, мешочки и кристаллы с проделанным отверстием. Разве что фляга в каких-то орнаментах на светло-коричневом чехле того заинтересовала особо, и он содрал её когтистой лапой, сжимая в уродливых пальцах.

Сопротивлявшийся и сыплющий проклятьями демонолог был сброшен на пол и прижат к доскам широким копытом, вставшим тому на грудь, едва не проломив с хрустом рёбра. А пока существо отвлекалось на него, Ильдар ринулся в дальнюю часть коридора и прикрыл собой девочку, соображая, как ту вывести отсюда.

— Я могу размозжить тебе череп здесь и сейчас, жалкое ничтожество, одним ударом, — угрожал демонологу Азазил.

— Да уж, уважь, будь добр, — усмехнулся некромант.

— Что? Так боишься меня? Не вступишься за своего дружка? — посмеивался монстр.

— С удовольствием погляжу, как ты топчешь, пожираешь или разрываешь в клочья имперцев да церковников, — улыбался Бальтазар, — Не смею сдерживать твою волю.

— Лжец! Это всё обман! Ты специально так говоришь, чтобы я решил, что враг моего врага… в общем, отпустил это ничтожество, — скрежетал демон и хмурил все четыре своих глаза ещё более озлобленным изгибом надгробных дух.

— Да нет же, валяй. Раздави его. Сделаешь большую услугу. Если понадобится, скажешь, моя работа. Если кто вдруг станет тобой недоволен, — отвечал ему барон-чернокнижник.

— Ах, ты ж тварь! — пытался вырваться от сдавившего грудину копыта Сетт, дрыгаясь на полу в своём бордовом плаще всё сильнее, то и дело оглядываясь с гневом на некроманта.

Ильдар, тем временем, медленно продвигался боком к лестнице, укрывая за спиной девчонку в рубахе, стараясь не привлекать к ним внимание когтистого и рогатого существа. Сетт с Бальтазаром неплохо занимали того действием и разговором, но надо было держать ухо востро, дабы вовремя вмешаться в конфликт, если вновь потребуется.

— Может, в карты сыграем? — предложил некромант, достав из внутреннего кармана косой застёжки мундира свою колоду, — Я выиграю, ты всю информацию по хозяину. Идёт?

— Там нет одной карты, — тут же узрел содержимое Азазил, заодно намекая, что играть с ним бессмысленно, взор его проникает сквозь «рубашку» и всё, что у тебя на руках, он узрит без проблем.

— По-хорошему не вышло, — вдохнул тот, — Как насчёт горох сосчитать? — из мешочка рассыпал он свинцовые мелкие шарики по всему полу коридора второго этажа.

— Я тебе не простой бес или чёрт какой, — скалился обиженно демон. — Меня молотить горох и пшено не заставишь. Сам на корячках ползай.

— Никак тебя не проймёшь, — негодовал и морщился в ответ чернокнижник, — Придётся трёпку задать. Ну-ка кинь сюда фляжку-то. Тебе такое нельзя, а мне горло промочить бормотухой в самый раз будет.

— Вот ещё! — фыркнул тот, — Этот твой дружок, видать, алкаш тот ещё, пойло с собой на боку носит. Будь там хоть чистый спирт, мне-то всё равно! — рявкнул демон.

— Я бы не советовал, лучше дай сюда для твоего же блага, — предупреждал Бальтазар.

— Ты кому указывать смеешь! Ты никто! И ничего не достиг! Поднял отряд мёртвых, словно до тебя так никто не делал! Думаешь, раз взял баронский титул, так теперь повелевать демонами имеешь право? — рычал на него Азазил.

— Да дай ты уже мне сюда мою флягу! — из-под ног чудовища яростно голосил демонолог, даже прихлопнув одной ладонью крепко по дощатому полу и протягивая ввысь другую, не то всерьёз надеясь на подачку инфернального отродья, не то в тщетной попытке с полу дотянуться и вырвать ту из его лап.

— А ну молчать там! — небрежно скинул на пол покатившуюся, подобно звонкой монете, крышку многолапый монстр, надавив копытом на грудь Сетта посильнее, что аж кости затрещали под болезненный мужской стон.

И, затем, сгорбившись ещё пуще, как бы присев, задрал высь, карябая рогами стены, свою ужасающую морду, принявшись щедро выливать в пасть и глотку содержимое металлического сосуда. А пока демон не глядел вокруг, Ильдар спешно повёл девочку вниз по ступенькам, через какое-то время просто схватив на руки и помчавшись на улицу.

Тем не менее, он сразу же обернулся на окно второго этажа, когда они выскочили прочь, ведь бросать своих совсем не собирался. Демонолога и вовсе следовало бы вызволить поскорее, пока косматое чудище его не раздавило. Но пойло оказалось совсем не тем, какое смел ожидать Азазил. А не удивлённый такому повороту Бальтазар лишь слегка ухмыльнулся уголками губ.

Демон взвыл, пытаясь крепко смять или расколоть фляжку, но у него это не вышло. Святая вода обжигала всё нутро. Он рухнул на пол, позволив тем самым Сетту выскочить из-под него поодаль. Наружу изо рта чудовища валил тёмно-зелёный дым, иногда сменяясь белыми густыми струями и даже становясь непроглядно чёрным. Монстр страдал и задыхался, корчась в судорогах, соскабливая крупные щепки всеми шестью когтистыми лапами с окружающих стен, дверей и пола.

— А я ведь предупреждал, Азазил, — подходил ближе некромант. — Будет тебе уроком, не хватать всё, что у борца с нечистью на поясе висит.

Вот только рогатый, в густой дымке начал растворяться, словно всасываясь в полыхающее кольцо раскрытого им портала, ныряя обратно в бездну Преисподней, откуда наружу в этот мир коптил какое-то время лишь весь этот смрад, пока пламенная дыра скоротечно затягивалась.

Сетт же поднял плоскую опустевшую бутыль и начал ползать, всюду глазами выискивая крышку. А на вопли демона, посмотреть, что у них здесь происходит, шумно топая, по лестнице спешно поднимался и Ильдар, застав наверху лишь демонолога с некромантом, когда от демона остался лишь растворявшийся дымный след.

— Э-кхе-кхе, окно хоть открой, — отходил ближе к лестнице Бальтазар.

Чародей соорудил вихрь, способный разогнать едкие клубы и проветрить помещение. В воздух поднялись и мелкие соскоблённые со стен, крыши и пола кусочки древесины, разлетаясь вокруг от сильного дуновения. Дребезжали рассыпанные колышки, тяжёлые маленькие шарики. Покатилась по полу и гонимая порывами лёгкая, но всё же ещё не взмывавшая ввысь крышка от фляги. Её успел накрыть ладошкой демонолог, перехватив на ходу, подбросив большим пальцем, как монету, и тут же водружая на место, прокручивая по горлышку сосуда.

— Хорошо, что из стали. Сквозь неё демоны не видят. Конечно, он, может, и не отличил бы даже сквозь стекло святую воду от хорошего не мутного спирта, эти ребята не шибко мозговитые, даже если высокого ранга, но, кто знает, — заметил поднимавшемуся Сетту чернокнижник.

— Хорошо, что не понюхал перед отпитием, так хапнул, — усмехался тот, — Вот уж без запаха вина или чего покрепче, может, и глотать бы не стал.

— Девочка снаружи с остальной семьёй, а вот нам надо быть не здесь. Демон-то удрал от вас, получается? Или вы его в пыль растворили? — интересовался Ильдар.

— Растворишь такого, — хмыкнул скривившийся лицом Бальтазар.

— Так он ж сейчас подлечится и к новой жертве рванёт, — собирал спешно свои боевые реагенты Сетт обратно на застёгнутый пояс. — Двигаться надо.

Кое-что пришлось так и бросить валяться, но большую часть, а также, самое главное, кнут и томик, он с собой забрал. Причём из всех троих только он, даже будучи не местным, знал конкретный дом, где сейчас были оба святых отца с их служкой и эскортом копейщиков.

В Яротруске он, может, ориентировался бы плохо. Но, во-первых, отовсюду было слышно, как на центральной площади люди веселятся у тотемной оберегающей ели, что уже служило определённой точкой в пространстве для навигации. А, во-вторых, к тому же сам, словно в предчувствии, шёл встречать чародея и некроманта к южной дороге, невесть, что планируя делать, если б волшебник Бальтазара не выпустил. Теперь оставалось только вернуться.

— Не заходите пока лучше в дом, — напоследок Ильдар сказал Мингусу и его семейке, — Лучше переждите на площади, там безопасно, — заверял он, надеясь, дерево и вправду своим влиянием распространит свою ауру хотя бы вокруг.

— Неужто та самая? — оглядел Бальтазар детишек, найдя среди них ту, что его угощала.

— Даника ещё восемь лет назад осиротела, — за её приёмных родителей ответил чародей, — Вот они и приютили.

— Она смелая была, но уродство демона всё ж сжаться и завизжать заставило, — проговорил некромант.

— Он просто как выскочил, — выдыхала она пар изо рта в морозный воздух, — Такой большой весь! Глазастый! Рук, как у паука! — жестикулировала девочка.

— Ну, полно-полно, всё, сгинул монстр твой, больше не побеспокоит, — погладил Ильдар её по голове, — Идём, скорее, — повернулся он уже к Бальтазару. — Ссвятоши без нас, небось, и не справятся вовсе. А вы согрейтесь в таверне или вон в плясках у ели, там безопасно.

VII
Они стремительно помчались дальше втроём. Да и не заметить, как зеваки собираются вокруг стражи одной избы, подходя посмотреть, что же там, было невозможно. Так что далеко не все местные были у ёлки или же по своим домам, довольно много народу из любопытства сбегалось и сюда.

Одни копейщики стояли даже лицом к горожанам, стараясь их держать всё-таки поодаль от избы. Другие же ждали сигнала на случай необходимой поддержки. Глашатаи тоже стояли рядом среди сбежавшегося народу. И только невысокий служка в чёрном капюшоне уплетал раздобытый в таверне кусок сыра, запивая вином и стараясь вообще опасливо держаться поодаль от всей ситуации, дабы не попасть в передрягу.

— Бальтазар! — окликнул вдруг знакомый девичий голос.

— Ты тут что забыла?! Дома ж велено было сидеть, — сердился он на Люцию, что подбежала к их компании в соболиной накидке поверх сарафана.

— Это что же? Марьянки избушка?! — выглядела она весьма обеспокоенной, — Что случилось-то?

— Последняя из возможных жертв, — отвечал Сетт, стараясь не сбавлять ходу и протискиваясь прочь от них среди стражников и зевак.

— Жертв? Каких жертв?! Да опомнись ты уже, бестолочь имперская! — кричал ему вслед некромант, но тот не обращал на него никакого внимания. — Ух, «глупость и безрассудство», девиз этих полоумных, — скрежетал он зубами. — Тут сейчас такое может быть! — поглядел он на Люцию. — Укройся, что б тебя не задело. Ступай домой или в таверну, или к ёлке этой повеселись. Сейчас здесь опасно, — провёл некромант по её сложенным у шеи поджатым рукам и ринулся следом за демонологом к избе.

Зеленовласая девушка лет двадцати на вид там стояла в дверях и о чём-то беседовала с лордом Конрадом, не пуская к себе и заодно отказываясь встать под защиту их конвоя. Все разговоры сводились к тому, как о ней беспокоятся и пытаются защитить, словно никто не понимал самую очевидную вещь.

— Вот и мы, юная леди, — к стройной куртизанке подошёл и Сетт, — Этой ночью за вами должен кто-то приглядывать, если это старичьё, — глянул он на Дамиана, что стоял неподалёку, — вас как-то страшит, изводит или доставляет дискомфорт, позвольте мне за вами присмотреть.

— Ну, если только такому, как вы, — улыбнулась девушка, чей взгляд был также выразительно-изумрудным.

— Что ж, мы… тогда покараулим снаружи, — нехотя проговорил слегка картавящий лорд-имперец, уставший спорить с той за всё это время.

Но не успели они закрыть дверь, как некромант и чародей влетели в сени избы следом, едва устояв на ногах, чтобы не упасть на пол, ведь заклятье скорости всё ещё действовало. Вторжению их молодая хозяйка дома была удивлена, а потом нахмурилась, желая выдворить за дверь, чтобы без разрешения к ней не являлись.

— Они же тоже хотят помочь, вы всё-таки последняя из бастардов Казира, вас могут… — осёкся он, глядя ей в спину, и призадумался.

— Что, пёс имперский, — пытался отдышаться, чуть склонившись, с ладонью на груди Бальтазар, поглядывая на того, — дошло, наконец?

— Именем Империи вы арестованы! — заявил ей Сетт, приняв статную стойку, спешно размышляя, как лучше будет ту схватить.

— Мать её, Перхта, возглавляла культ демонопоклонников, — запыхавшийся чародей, концентрировал в посохе сверкающий заряд, не давая пройти. — Явно дочь кое-чему обучила. Померла, когда здесь воды были отправлены, как и остальные члены культа. У них под кроватями ещё звёзды колдовские нашли воском чёрных свечей начертаны и много ещё чего интересного, — рассказывал он им историю Марьяны. — Колдунья померла, а девка её, в общем, с тех пор в борделе работать стала от нехорошей жизни.

— И решила, видимо, стать баронессой, — хмыкнул Сетт в своих предположениях, уставившись на Бальтазара. — О тебе кое-что выведала, сам знаешь прекрасно от кого. Без костей языки у таких, часами чесать готовы. От матери имеет кое-какие знания в колдовстве. Помнишь, этот… как звать-то… крестьянин ваш, в общем, дедок-пастушок рыжий такой, говорил, никто козла увести не мог? Все свои, мол. Бабули гусей пасли, да девчонки смеялись. Вот она из тех девчонок-то, видать, и была. От своих болтушек отошла, подманила козла листом каким капустным, повела к себе да ритуал устроила.

— Ишь ты, смекалистый какой, да больно поздно, доходит, как до диплодока дайконского, — шумно раздувал Бальтазар ноздри.

— Пусть признается, где дети. Не торопитесь её убивать. Давайте во всём разберёмся, — сурово глядел на неё исподлобья Ильдар.

— Нечего тут разбирать, чародей. Все наследники в Преисподней, она одна осталась из списка. Она и есть наш заклинатель. Могучая ведьма, — встретились полыхающие взгляды Бальтазара и девицы.

Марьянка издала энергетический вопль, словно баньши, отбрасывая звуковыми волнами в сторону двери некроманта и городского волшебника. А сама резко обернулась к Сетту, заискрив между ноготками ярко-зелёными молниями, следя за его движениями и не позволяя применить магический кнут против себя.

Между ними завязалась драка, в процессе которой, Сетт, как более крепкий, рослый и массивный, то валил её на пол, то прижимал к стене в попытках обездвижить. А она испускала яркие вспышки разрядов, обжигавшие его кожу, поражающие его тело, выводя мышцы из-под контроля, так что ей то и дело удавалось вырваться из-под его напора.

И по итогу, когда уже готовые к сражению Ильдар и барон-некромант вскочили на ноги, девушка ловко нырнула в подполье, где виднелась непроглядная темень. Едва все трое подошли ближе, как ноздри их ощутили мертвенный запах склепа, будто пред ними разверзлась старая могила, облюбованная падальщиками-упырями, стаскивавшими туда обглоданы трупы.

Чародей направил во густой смрадный мрак сверкающий луч, а затем зажёг навершие посоха желто-рыжим излучением света, спускаясь первым и зажав нос левой рукой. Отчего тут же получил каким-то болючим заклинанием по ногам, скатываясь вниз по ступенькам.

Посох выпал из рук, но это не помешало тому продолжать светиться и мерцать, освещая подземное помещение. А Ильдар, хоть и ушибся, но хотя бы шею себе не свернул. Здесь отвратительно пахло гниющим мясом, засохшей кровью и домашним скотом. Какой-то дикий некрополь представал перед ними в обширном подвале скромной избушки. Изувеченная обглоданная туша чёрного козла, от которого не так много уж и осталось, виднелась в кругу, в окружении слетевшихся мух, рядом с чем-то наподобие самодельного алтаря из брусьев и досок.

На нём покоилась большая книга, вероятно, та самая, о которой говорили церковники, и которую она как-то тайно взяла из местного собрания. Может, библиотекарь был среди её клиентов в борделе, так что она уговорила его посодействовать да не делать о ней каких-либо записей, выдав молитвенник неофициально. Может, прокралась сама среди ночи, да тайно вынесла вдали от чужих глаз.

Важнее было не как и когда, а сам факт того, что проведённых ею ритуалов и колдовских сил было достаточно, чтобы призвать дикого монстра из мира демонов, да ещё и управлять им, заставляя похищать всех других, в ком по сей день оставалась кровь предыдущего правителя Кронхольда.

Саму её они завидели довольно скоро, а вот за её спиной уже возвышалась лохматая фигура шестирукого Азазила, рычащего, немного потрёпанного, но не сказать, что израненного от прошлой встречи, по крайней мере, снаружи. Святая вода лишила его многих сил, он даже выглядел чуть пониже, а, может, так просто казалось, да и потолок у этого глубокого погреба был куда выше. И он всё равно оставался озлобленным, остервенело скалящимся и крайне опасным.

— Сгиньте прочь! Я не приглашала вас в свой дом! — угрожала Марьяна, создавая вокруг себя обвивающие толстые потоки мутно-зелёной, как её колосящиеся косы, энергии, направляя те пассами рук в сторону гостей.

Призрачные змеи слетали из её ауры, раскрывая пасти и стараясь впиться в души непрошеных гостей, но те разбегались в разные стороны и пытались от таких выпадов астральных гадин уворачиваться. Это, правда, мешало настроиться на плетение ответных мер. Например, выписывать печати и знаки кнутом в воздухе, или сосредоточенно собирать меж ладонями должный образ и структуру желаемого разряда. Стоять на месте ведьма им попросту не давала.

— Скажи, куда ты дела детей! — направлял в её сторону свой искрящийся посох Ильдар, низвергая к её ногам стрекочущие молнии и оставляющие полосы на каменной кладке лучи, словно не веря словам Бальтазара о том, что те уже где-то в Преисподней.

— Спроси у нашего козлоногого, чародей, — хмыкнула та, засияв ещё ярче и ринулась в сторону кравшегося демонолога, в то время, как Азазил, рухнув ниц на передние лапы, по-звериному, клацая зубами и выставив рога, нёсся вперёд на Ильдара.

Чародея спас энергетический щит спереди, вот только отбросило его ударом так, что незащищённая спина впечаталась в борты настенных полок, обронив те и всю стоящую на них утварь с порошками и травами.

Девица же старалась выцарапать глаза Сетту. Тот хватал её за запястья и получал ожоги. Прижимал к стене и ловил удар девичьим коленом промеж своих ног. Осыпал каким-то белёсым порошком из того, что смог схватить с пояса, но та лишь отбросила его от себя, подув и направив дымку, как будто кто-то мешок муки уронил и рассыпал.

Когда она попыталась удрать, то перед лестницей стоял Бальтазар. Он с галантным видом отошёл в сторону, жестом рук с кружевными манжетами, будто приглашая ведьму наверх, обратно в избу. Но ту за ногу схватил в рывке полетевший вперёд сквозь мглу «тумана» от порошка демонолог.

В лицо тому полетел из рук ведьмы болезненный слепящий разряд, буквально дёргая за каждый волос его бакенбард. Тот жмурился, кряхтел, даже кричал, мотая головой, но цепких пальцев своих на её лодыжке не разжимал. В ход вместо магии девушка просто пустила вторую ногу — избивая своей обувью его по руке.

Это возымело эффект получше, но тот ползком подтянулся вперёд и сменил правую на левую, потряся ушибленной кистью в воздухе, направив её к кнуту, дабы взять тот покрепче. Ботинок ведьмы же ударил теперь Сетта в лицо, а затем ещё раз, отпихивая от себя его кривящуюся физиономию, пока тот всё же не разжал хватку, и она не смогла вырваться.

Другую часть помещения вовсю рогами с разбега крушил Крампус, пытаясь добраться до изворотливого не по своим годам чернобрового чародея. Однажды он едва не застрял в стене, но всё же вырвался оттуда, сбив Ильдара с ног ещё до того, как тот смог бы соорудить достойное атакующее заклятье.

Высвобожденная энергия правда впечатала демона в потолок, да так, что, когда тот оттуда, наконец, рухнул, будто прилипший на краткий миг, вверху оставался чёрный силуэт его подпалённой туши. Огонь демонам, конечно же, страшен не был, тем более, что этот так вообще всегда обитал в жарких пустынях и большую часть года проводил в заточении среди подземных рек магмы. Климат там не выдержал бы ни один человек, да и не один зверь.

Взглянув четвёркой своих крестовидных зрачков на валявшегося Ильдара, Азазил понёсся рогами в сторону ничем не занятого некроманта, угодив в вязкий прозрачный барьер, как в болотистую ловушку. Вокруг Бальтазара в воздух взмыло девять металлических колышков, окаймлённых чёрно-фиолетовым сиянием. И барон-чернокнижник пассами рук формировал в особые фигуры с идеально вымеренным расстоянием между друг другом.

А затем все мигом вонзились в демоническое создание, пригвоздив к полу с нестерпимой болью, отчего чудище взывало совершенно невероятным голосом, сотрясая стены и, судя по звукам снаружи, распугивая даже там столпившихся. Все лапы были пронзены и удержаны, даже ногам досталось, и ещё один колышек буравил чудовищу живот.

Запах палёной шерсти внутри погреба доминировал даже над могильным смрадом от проведённых ритуалов и обглоданной козлиной туши, чья оставшаяся ещё на костях плоть активно разлагалась под жужжание мух и копошащихся в козлином черепе их личинок.

— Проклятый ученик Черноуста! — после приступов своей агонии глядел на Бальтазара рогатый демон.

— Мне всё-таки смертельно любопытно, что ты делал в сиротском приюте, Азазил, — присел рядом с ним тот с важным видом, пока неподалёку пытался подняться и отдышаться Ильдар, а позади, у правой стены, Сетт продолжал сражаться с ведьмой практически без применения колдовства с обеих сторон их дуэли.

— Так я тебе всё и… — прокряхтел демон, но Бальтазар принялся вращать каждый колышек, что был вонзён тому в плоть, не прикасаясь к ним.

Оловянные, железные и медные зубцы врезались сильнее и буквально всверливались в обретённую существом после призыва материальную оболочку. Наматывали его шерсть, выдирая волоски, нагревались от трения и вращения, вгрызались глубже и глубже в демоническое мясо и в прочные кости, на которых то держалось.

— Я очень не люблю повторять, Азазил, — снял с пояса за спиной некромант кузнечные клещи, накаливая их своей аурой в руках так, чтобы кончики аж засияли от жара.

Бальтазар оглянулся на то, как Сетт под своим весом, пытается прижать молодую и весьма хрупкую на вид ведьму к полу, а она против всех законов бытия, впечатывает его в потолок, словно роняя туда с высоты. Даже столь крепкому мужчине было не совладать с этой колдуньей.

— Ты ничего и никого не любишь, твое сердце неспособно, — говорил демон берону-чернокнижнику. — Даже тогда, в Касторе, зачем тебе была нужна та полукровка? Из жалости? Из плотского желания? Просто, чтобы была? Для статуса, дабы не быть одиноким? — голос его формировал перед некромантом образ скромницы Фелис, рыженькой симпатичной девушки с зелёными, очень выразительными и почти что кошачьими глазами.

— Ну, и длинный же у тебя язык, тварь, — качал головой тот, выбрасывая этот морок видения.

— А то! — скрежетал металлический и в то же время звериный голос, и из раскрытой пасти его вырвался змеевидный язык последним оставшимся орудием, дабы схватить чернокнижника.

Но тот перехватил его раскалёнными добела клещами быстрее, крепко сжав трепыхавшуюся алую и зашипевшую от ожогов плоть. Некромант развернулся, и стал через плечо тянуть на себя демонический язык, сжимая сильнее, шагая ногами в сторону битвы Сетта с Марьяной, будто пытался демону его вырвать.

— Ну? Хватит тебе? Или дальше будешь упираться, инфернальное отродье? Я тебя здесь оставлю не только на завтрашний праздник, что б ты своей законной свободы не получил, но и на долгие века запру в подвале вместе с книгой, где написано, как тебя вызывать. Всё равно козла сожрал ведь, правда? Вот и будет с тебя. Глодай его кости дальше в ледяной тьме, — угрожал Бальтазар. — Ты тварь теплолюбивая, а сюда морозы грядут. Ведьма не даст соврать, — с ухмылкой поглядывая на ведьму, да припомнив слова Люси о гаданиях и прогнозах той.

— Да ты не посмеешь! — гремел голос из раскрытой пасти с высунутым и натянутым, как струна, языком.

— О, ты меня плохо знаешь, Азазил, — всё занимался им некромант, несмотря на попытка Сетта где-то поодаль подать сигналы о помощи, когда наделённая мощью зеленовласая ведьма принялась с не дюжей силой швырять его обо всю мебель и тюки с запасами.

Зелёные молнии полетели в сторону Ильдара, заставив того на спине проехаться по полу в дальний угол к мешкам картошки. Ведьма старалась не терять бдительности и никому не давала творить против неё опасных и сложных заклятий. Ни крепких барьеров, ни пут или клеток, ни способных навредить или вогнать в бессознательное состояние разрядов.

Она рванула к ступенькам и уже поднималась по ним, гулко постукивая с эхом своими башмачками, но тут за ногу её схватил кончик святого кнута валявшегося на полу Сетта, так и не давшего ей выбраться из подполья. Он выглядел измождённым, в царапинах и синяках. С покраснениями, которые вскоре тоже расплывутся сиреневыми пятнами по телу, но отпускать девицу при этом всё равно не собирался.

— Ты поедешь со мной на суд Империи! — заявлял он, сплёвывая кровью.

— Никуда она не поедет! — обернулся на них Бальтазар, блеснув взором и направив прямиком из него яростный разряд сиреневой молнии прямо на кнут, что высвободило Марьянку и позволило той убежать наверх.

— Да ты спятил! — вскричал на него, перевернувшийся на живот и поднимавшийся на изувеченных ладонях Сетт, — Нашёл время для ссоры!

— А ты нашёл место для своих условий, имперский пёс! — разряд из глаз полетел и в самого демонолога, отбрасывая в противоположный от Ильдара угол.

— Да, может, сбежав, к детям приведёт, — прокашливался чародей, пытаясь подняться.

Ильдар, выглядевший помятым и усталым, с тёмно-серых мешков всё же вставал кое-как на ноги, поправляя шапку, потирая лоб и отряхивая мантию. Посох мерцал, иногда почти затухая, но маг сжал его обеими руками, опираясь при подъёме на ноги, направляя свою силу хотя бы на яркий свет, используя свой главный катализатор умений сейчас как лампу куда больше, чем как орудие волшебника.

— Если детей хочешь вернуть, то ловить надо ведьму! — гневно орал Сетт.

— А кто же тебе, наивный мой боров, сказал-то такую дрянь, что я детей защищать сюда пришёл? — расхохотался Бальтазар, всё ещё клещами удерживая демона за язык. — Раз тут такая ведьма, что самого Азазила достать из преисподней раньше срока способна, то мне такая на службе очень пригодится в походе на Мортимера и не только! — не стал он напрямую говорить про планы на Империю, но намёк этот звучал уж слишком прозрачно и очевидно, читаясь в его блестевших, как аметисты в лунном блеске, глазах.

— Милорд! Как так-то! — опешил Ильдар, выпучив глаза, раскрыв рот и пытаясь набираться сил, стоя на месте, опёршись на посох.

— Цена горсти ребятишек за ту, что демонами накормит моих недругов до отвала, не так уж велика! — повернулся к нему некромант. — Ты предал меня, отдав в лапы Церкви. Причём, как выясняется, сам всё знал про прошлое Марьянки. Оправдывать какие-то твои надежды и ожидания я уж точно не обязан, чародей. Мне вот только любопытно, почему он на не входящую в список напал, а? Эй, ты! Клыкастый, рогатый, когтистый, — тянул он вновь язык демона посильнее, будто не спешил догонять ведьму.

Сетт же, пользуясь случаем, бросился вверх по ступенькам, пару раз споткнувшись и упав на них щекой, ударившись нижней челюстью. И, тем не менее, помогая руками, выползал наружу из погреба. Девицы в избе, разумеется, не было. Она, раскидав весь конвой и сверкая магией, давно выскочила прочь. Демонологу оставалось разве что сплюнуть ещё раз, проверить наличие хотя бы кнута, и пуститься в преследование.

Из спиралевидного посоха отца Дамиана две белые сферы вылетели, раздуваясь крупными пузырями, дабы схватить внутрь себя мерцающую беглянку, но та была быстрее, вышмыгнув от приближавшегося капкана, да прыгнула так, что взрывом от приземления сбила с ног всех стражников возле дома. Только Сетт на ногах устоял, так как в своём прыжке приземлился уже позже ударной волны. Погоня продолжилась, а вот у некроманта внизу оставалось одно незавершённое дельце. Девочка, что принесла корзинку даров, его не беспокоила, но любопытство всё-таки разъедало.

— Ты один из немногих, кому я повторю в третий раз. А затем я позову сюда церковников, — пригрозил Бальтазар рогатому чудищу, — Зачем тебе нужен был тот ребёнок? Что хотел от той, кто не была родственницей Казира? — всё любопытствовал некромант. — Тебе или ведьме твоей она зачем?

— Да потому что это мой ребёнок! — рявкнул демон так, что тёмный маг даже разжал хватку клещей, выпустив обгоревший язык тому обратно в глотку. — Арргх! Чёртова аура! Почему я так слабею? У вас ель в каждом доме что ль стоит или что?! — дрыгался он, но вырваться от кольев никак не мог, видать, аура намоленной праздничной ёлки всё-таки делала своё дело, распространяя защитное влияние от всяких инфернальных тварей в разные уголки города, в том числе и в эту избу, даже в её подпол.

— Интересно получается, — приближался к нему снова некромант

— Мать её была в культе, одной из жриц, — нехотя отвечал пригвождённый демон.

— Уж не в том же самом, где и мамаша-ведьма твоей призывательницы? — недоумевал Бальтазар.

— Как-то они устраивали оргию, общими силами меня призвав. Одна по итогу понесла дитя человеческое. Ты думаешь, это ведьма твоя мной управлять так легко вздумала? Думаешь, она у тебя такая сильная и могучая? Она позволила мне поглядеть на дочь, что родилась здесь много лет тому назад. В местах, куда меня призвали всего раз за все века! Вот я и согласился на её условия. Сегодня мой свободный день! Я захотел хотел поглядеть, похожа она на человека, или с рогами, с копытами, может издеваются и насмехаются над ней. Хотел защитить! А вы ворвались, слово не дали ей сказать, чтобы успокоить, забившуюся в страхе, как мышку. Думаешь, только тебя в этом мире иногда гложит любопытство, да, некромант? Ты у нас единственный, избранный, лучший ученик! — гоготал Азазил, — Ты ни от кого и ничем не отличаешься. А вот она, дочь смертной и демона! Как тебе, а? Бальтазар?

— Она ребёнок крепкий, — заверял некромант, — ничего не боится на самом деле, просто ты бы видел себя, хоть бы шубу уж тогда надел для приличия, шапкой высокой рога закрыл, — вынул он жестом металлические колышки из Азазила.

— Поучать меня вот не надо. И должником твоим за высвобождение я не являюсь, некромант! У меня свободный день по контракту! Я всех изловил и теперь, что сегодняшнюю ночь, что завтрашнюю сам себе хозяин! — вскочил демон на свои, увенчанные крупными копытами две ноги.

— Нет уж, ты детей нам верни, куда уволок, — с серьёзным видом ковылял к нему чародей, — Колья-то всё в руках у некроманта, а церковники всё снаружи. Святой водой окатят ещё раз, в целый чан окунут или вёдрами сюда можем таскать, пока тебя снова по рукам и ногам распнёт истинный барон этих земель!

— Учили тебя, а, косматый? Старших слушаться надо. Делай, как старикан говорит, — зачем-то с тем соглашался некромант, вполне готовый всеми пожертвовать и уже бы должный бежать выручать ведьму из цепких хлёстких когтей Империи, но то ли история о дочке его тронула, то ли был какой-то новый план в голове.

— Верну детей из Инферно, это порвёт контракт с ведьмой! — лязгал демон.

— А тебе-то что? Этой ночи осталось всего-ничего. Раны позализывать лучше «дома». А завтра у тебя итак свобода от матушки Той Которую Нельзя Называть по праву раз в год, в самую длинную-длинную ночь. Хочешь, устрою тебе нормальную встречу с твоей Даникой? — предлагал Бальтазар новую сделку.

— Будь, как скажешь. Нагулялся за сегодня, — ощупывал свои раны и подпалённую кожу Азазил, — сейчас портал откроется, из него выйдут детишки ваши. Им там досталось, конечно, прутьями за все грешки, от чертей ничего не утаишь. Но ничего, живы-здоровы, мазями живительными раны затяните им на задницах и спине, хе-хе-хе! Хоть сквернословить должны были их отучить. Ещё спасибо моей родне скажете, воспитываем, как следует. Обращайтесь, — с насмешкой сказал он, чудовищно ухмыляясь оскалом своей пасти, ныряя в раскрывшийся огненный обруч, внутри которого в расходящийся волнах гладкой поверхности, проглядывали очертания демонического мира.

— Вот, вернёшь кузнецу, — в свободную руку чародею всучил остывшие уже крупные клещи.

Было ощущение, что Ильдар и некромант глядят в какой-то колодец, только шёл он в стену, а не в землю, как положено. Вверху над ними в погреб уже заглядывали Дамиан с его служкой в тёмной рясе и накинутым капюшоном, и сам лорд в сопровождении стражи. Ступеньки вниз слегка заскрипели от их неспешно двигавшихся ног. С опаской они взирали за происходящим, но демона воочию уже не застали.

А внутри всё пульсировало, как затухающий костёр — то царил мрак, и всё казалось угольно-чёрным, а потом прожилками загорался и затухал красно-рыжий свет, напоминая тлеющие угли. Невесть куда поднимался чёрный дым, ими подсвеченный, текли адские алые реки, зубьями чудовищной пасти свисали с потолков пещер каменные сталактиты…

Зато в скором времени к изумлению священников и их конвоя из полыхающего портала в слезах, ссадинах и синяках друг за другом вышагали семеро раздетых ребятишек. Все загорелые, будто извалявшиеся на летнем жарком солнце. Все блестящие от пота, будто маслом покрытые, столь жарко было им в Преисподней.

Глаза красноватые, зарёванные, слёзы ручьём по щекам. Губы дрожат, руки даже не прикрывают друг перед дружкой. Мальчишки и девчонки разных возрастов, все, кого похитили: и городской хулиган, и близнецы брат с сестрой, и девчонка-воровка, и все прочие. Стопы виднелись чёрные, будто по углям ходили, по телу там и тут мелкие ссадины, ожоги, черная копоть да сажа, а на красных ягодицах полосы яркие от розг полыхают, словно все эти дни их нещадно пороли за все проступки.

Оказавшись в освещённом лишь янтарным посохом подвале, поглядев на источник этого самого света и узнав своего чародея Яротруска, они всей толпой ринулись обнимать Ильдара. Заревев в унисон ещё сильнее, они просили защиты и прощения за озорство, непослушание, дурные поступки, осыпали того обещаниями хорошо себя вести, если он заберёт их обратно у чертей и вернёт по домам.

Портал тем временем закрывался. Дамиан и Конрад удивлённо переглядывались, да мессир приказал своим воинам снять панцирь доспехов и верхнюю рубаху, мол, чтобы малышей прикрыть. А то, во-первых, голые все всемером, каждый с отхлёстанной попкой, а снаружи толпа зевак-горожан, негоже так выходить, стыдить перед всеми да друг перед другом, а, во-вторых, там мороз-то уже какой на улице. Даже здесь в стенах погреба крайне прохладно и пар изо рта. Одеть да в тепло отвести было велено, родителям возвратить, умыть, накормить, раны и синяки обработать.

Бальтазар же за это время в тени прошмыгнул к лестнице и ринулся наружу. Беглянку-ведьму отыскать труда не составляло. Всё вкруг было пропитано её аурой, как и следами от недавних заклятий. Уловил он и частицы святой магии, видать, кто-то из гостей попытался её остановить.

Но так как оба, и лорд-священник Квинтесберга, и мессир-чародей Гедельбурга были в подвале, а точнее потихоньку выводили оттуда ребятню, чтобы вернуть в их семьи, то столкновение с ними Бальтазара никак не волновало. Нужно было отбить ведьму у Сетта, дабы ту не увезли в Империю.

Что бы там ни говорил Азазил про собственное согласие и личный интерес к контракту, та всё-таки ощущалась им, как создание крайне могущественное. Потому что, когда у ведьмы рождается ведьма, а мать той, как выяснилось, тоже была из числа призывающих демонов, это уже весьма интересное явление. И кто знает, кем была её бабка, может тут они имеют дело прямо-таки с потомственной колдуньей, потому и такие чёткие следы энергии в воздухе.

Искать обоих пришлось даже не в городе, а бежать в сторону леса. Чародея ждать смысла не было. Он едва ковылял там, в подвале, когда Бальтазар допрашивал демона, сильно его тряхнуло или нужен был хороший отдых. А времени на это сейчас не было. Некромант считал, что итак весьма припозднился.

Марьянка же была хитра. Каким-то образом прекрасно знала, что лесные мавки имеют зуб на нерадивого пришлого демонолога, и своим бегством загнала того в ловушку. Похожие одновременно на людей и на деревья создания с растянутыми лицами и чёрными глазами окружили того на поляне, натравливая диковинную лесную живность.

Кабаны с кустарниками оленьих рогов, будто вытесанные из дерева. Волки с двумя и тремя мордами. Голодные крупные эттины, которых вырвали из спячки, — неповоротливые прямоходящие создания в два человеческих роста, покрытые костяными и грибными наростами, нередко тоже с несколькими головами, иногда с четырьмя руками, а порой с одним единственным глазом, словно циклопы. Все крепкие, но пузатые, отъевшиеся к зиме для ночёвки в берлоге. Кто вооружён дубинами, кто с кастетами из зубов и наточенных камней, кто с катарами на предплечьях, чтобы резать и рубить прям с руки. Все с торчащими нижними клыками, широкими носами и громадными пастями.

Демонолог по щелчку кнута поджигал каких-нибудь травяных и древесных существ, не позволяя к себе приблизиться. Лихо рисовал в воздухе сковывающие печати, обезоруживая эттинов. Защищался, как мог, стегая мавок и заодно пытаясь угодить по самой скачущей то тут, то там ведьме.

Бальтазар видел сражение издали. Не особо разбираясь в происходящем, он влетел в расходящейся убийственными лучами чёрной сфере, отталкивая того от Марьянки. Сетт тут же был сбит лианами с ног и едва не угодил в пасти многоглавых серых хищников. Лучи некроманта пытались оградить ведьму от различной угрозы, а по итогу защитили упавшего демонолога от сбегавшихся к тому напастей.

В этот рывок было вложенное сильное заклятье, тщательно подготовленное на бегу средь лесных деревьев. А потому и разбрызгавшийся лучами и губительными каплями в разные стороны разряд нанёс окружавшей суматохе немало серьёзных повреждений. Всё это могло бы задеть и Сетта, да тому повезло быть сваленным ниц и пропустить мимо все всплески некро-энергии над собой, что рванули вокруг.

— Ещё не хватало быть тебе должным! — прогремел он, готовясь уже подняться.

— Молчи в тряпочку, имперец. Мальчишкам давно пора спать, а ты по лесу гуляешь. Я, между прочим, её от тебя защищал, а не наоборот, — оправдывался недовольный некромант, поняв, что действовал слишком опрометчиво и поспешил с врывом на поляну.

— Твой язык бы так клещами тягали, — фыркал Сетт, вздыхая и повернувшись на бок.

— Что ж, вот и долгожданная дуэль, — разминал пальцы Бальтазар.

Но демонолога опутала тёмная поросль, сотворённая ведьмой, перекрывая тому даже рот, заставляя дышать расширявшимся от гнева ноздрями. А сверкающий кнут был плотно сжат, чтобы быстро прожечь и иссушить щупальца-стебли, прижимавшие Сетта к влажному ковру осыпавшейся жухлой листвы.

— Забудь о нём, он нас больше не беспокоит, — раздался голосок молодой Марьянки.

Ближайшие обезглавленные эттины рухнули замертво, осыпаясь грудой камней и старыми корягами. Собратья их предпочли разбежаться и не связываться с некромантом. Оставшиеся волки тоже отступили, мавки нырнули в деревья, а деревянныезвери пригнулись, прижались к траве, укоренившись, и обернулись кустарниками, холмиками, причудливыми валунами, покрытыми мхом и сухим вьюном.

Только ведьма ликовала, опутав стеблями и плотно сжав тело демонолога, да медленно подходя к полыхавшему и немного растерянному некроманту. Он унял свою ауру, хотя вокруг них всё ещё гулял магический ветер. Ему вдруг показалось, что где-то внутри раздался шёпот царицы-тьмы, но голос ведьмы отвлекал от шелестящего эха этих слов.

— Вот, значит, ты какой, новый барон, — положила она свои руки на серебристые эполеты с бахромой на его плечах, — Мне о тебе много рассказывали, да что-то Яротруск ты совсем не посещаешь, — глядела Марьяна ему прямо в глаза.

— Других дел хватает, — вплетался он своей энергией в её силу, буквально обнимая астрально и ощупывая без физических прикосновений.

Её наглость ему не нравилась, однако девушка безо всяких барьеров и защиты впускала его энергию в себя, принимая и растворяя в собственной сущности. Позволяла её исследовать, прочувствовать, ощупывать, заглянуть в прошлое, а сама, тем временем, шагала к некроманту ближе и ближе.

В подозрении угрозы руки Бальтазара потянулись к мечу. Но колкий электрический удар по запястью, схваченному зеленовласой ведьмой, заставил его отбросить клинок, отлетевший поодаль. Она впитывала всю его ауру и энергию, казалась ненасытной, всё тянула и тянула из него силы, которые сами тянулись к ней, поглаживая по коже и взяв за обе кисти своими ласковыми прикосновениями.

Рассудок затуманила дымка чужих воспоминаний. Он заглядывал ей в душу, в разум, видел её детство, ту самую мать, что состояла в культе и обучала дочь колдовским премудростям. Видел, как та горевала, что ничем не смогла помочь отравившейся родительнице, никак не смогла её исцелить, проклиная всё, на чём свет стоит.

Видел и сплетни в борделе, разные гадания подругам, среди которых мелькала и Люция. В видениях была и раздобытая книга, призыв Азазила и заключение с ним договора. Много всего вереницей событий мелькало перед фиолетовыми глазами некроманта. Молодая ведьма же, прильнув к нему, принялась тянуться к его подбородку, гладить молодое лицо и целовать, плавно укладывая на поляну, несмотря на то, что недавно вокруг них ещё царствовала настоящая битва.

Губы двадцатилетней куртизанки действовали умело, затуманивая рассудок одними ласками, а игривые пальцы скользили по застёжкам мундира и ремня. Едва перед Бальтазаром кончился калейдоскоп видений её прошлого, как она сама предстала перед ним, срывая платье и ублажая, как может опытная жрица любви, познавшая даже самых трудных клиентов.

Возбуждение придавало сил, но всё равно было ощущение скованности, словно он целиком был в её власти. Вся его колдовская сила устремилась к ней, а она касалась его рельефного торса своей округлой мягкой грудью, нежно скользила по телу и прижималась. Двигалась сверху, соблазняя изгибами тела, а он даже не мог положить свои руки ей на бёдра.

Девушка выгибалась, приподнималась и опускалась, не просто впуская в себя всего некроманта, а уже буквально вытягивая из того жизненные силы. По мужскому разгорячённому телу прошла дрожь, а за ней и слабость вязкой тёмной волной вторгалась почти в каждую конечность. Наклонившиеся девичьи губки снова осыпали поцелуями молодое лицо барона. Нагая ведьма раскованно двигалась на нём, ничего не стесняясь, поглаживая по крепкому телу, могучим рукам и гладкому без щетины лицу, целуя искусно и чувственно.

Бальтазар ощутил, как растворяется в ней. Что падает в пропасть бездонной пустоты, где притупляются ощущения, где даже плотские удовольствия уходят куда-то на второй план, теряя связь с материальным естественным миром. И это всерьёз пугало, так как в страсти животные инстинкты всегда прежде были важнее духовной близости. А здесь его буквально истощали, высасывали до последней капли энергии, лишая всех физических удовольствий.

И где-то на тонкой грани между сознанием и полным падением в ушах раздался знакомый шёпот царицы-тьмы. Мягкий, как ночь, переливающийся, как мерцание звёзд, лёгкий, как туман, но вязкий и липкий, как непроглядный мрак пещер.

— Её глаза и волосы, может и зелёные, — шептал внутренний голос, — но сама она вся синяя-синяя от макушки до пальчиков ног.

И Бальтазар узрел это. Как ведьма сверкала буквально призрачным ореолом. То нежно-голубым, то разгораясь в густо-синие кобальтовые и сапфировые оттенки. Она была не просто ведьмой. Она была из синих магов, тех, кто питается чужой энергией. Царица-ночь называла таких колдунов вампирами, но энергетическими. Живущими за счёт чужой воли, чужих эмоций, когда страхов, когда гнева, а вот она подпитывалась энергией клиентов борделя, отдающих себя ей всецело и без остатка.

А сейчас сильная ведьма заполучила себе могучего некроманта, лучшего из учеников Гродерика Черноуста. Такую добычу упустить она не могла. К тому же, убрав, как ей думалось, всех кровных конкурентов-наследников, ещё ничего не зная про новый договор с демоном и освобождённых детей, ведь в голову к чернокнижнику залезать не умела, она сама метила на его место, статус и замок, как наследная баронесса Казира. Единственная, в ком ещё осталась его кровь.

— Мы… могли столько сделать вместе… — старался окутать её своим влиянием, гипнотическим взглядом и цепкой хваткой энергетических щупалец Бальтазар.

Но всё это растворялось в её ауре. Она с удовольствием впускала все его попытки её обхватить, выкачивая всё больше и больше, улыбаясь и наслаждаясь им всецело. По её взгляду было понятно, что сотрудничать с некромантом ведьма никак не желает. Тем более подчиняться или работать на него, исполнять его задания и приказы. Она владела им, полностью подчиняя волю, используя привычную мужскую похоть и податливость разврату, как своё главное оружие.

Ублажала и ласкала так, что некромант даже не мог пошевелиться и нащупать где-то там на земле упавший меч-клэйбэг. Все попытки дотянуться до неё астральными конечностями она радостно растворяла в собственных тонких телах, становясь лишь сильней.

Касаясь мужских губ, её аккуратный выразительный ротик уже буквально забирал его дыхание. Ей хотелось заполучить всё, как можно больше, и это была последняя надежда некроманта, что вместилища юной колдуньи просто не хватит для всех его сил. Что он перенасытит её так, что она потеряет сознание, лопнет и взорвётся энергией, потеряет контроль в удовольствии.

Но Марьянка была опытной обольстительницей. Чтобы не потерять управление над мужчинами, она никогда не доводила себя до пика блаженства. Сколько бы не было развратных игр и похотливых стонов, она предпочитала лишь имитировать желанные восторги, сдерживая себя и никогда не впуская из-под контроля всё своё синее колдовство, опустошая клиента-жертву духовно и энергетически.

— Зря, очень зря ты явился в Кронхольд, некромант, — поглаживала она его по щеке, поглядывая с вожделением в фиалковые мужские глаза, — Но твой вклад в моё восхождение будет просто невероятным! — распростёрла она руки, начиная сиять сиреневой аурой.

Из пальцев к ближайшим деревьям слетали чёрные молнии, дымка простирающихся тёмно-синих крыльев мерцала за спиной, пока вся она проникалась его поглощённой энергией, двигаясь бёдрами, прижимаясь голой грудью к горячему телу, выгибаясь с кошачьей грацией под аккомпанемент собственного звонкого смеха.

А когда она задрала голову к небу, дабы узреть бесстыдно глазевшие на их страсть звёзды, то, опешив, увидела ухмылявшегося изувеченного Сетта. Лицо с густыми щетинистыми бакенбардами ухмылялось. Израненные губы обнажали кривую улыбку белёсых зубов, меж которых проглядывали кровоподтёки. А в руках пропел в воздухе меч. Столь быстро, что она не успела даже ничего сделать.

Ни барьер, ни уворот, ни даже ослепляющую вспышку из зелёных глаз. Один ловкий взмах, и отсечённая голова ведьмы покатилась на пару шагов вбок от них по поляне, под конец, остановившись и замерев. Энергия тут же начала возвращаться в тело некроманта, отчего подрагивали мышцы, вновь ощущая весь внутренний тонус, а разум пульсирующее мерцал, приводя того в чувства.

Сердцебиение учащалось, рассудок возвращался, а шёпот царицы-тьмы в груди замолкал, свернувшись там, как кошка в морозную погоду, сонным калачом, окутанным гнездовьем вращавшегося вихря сил чернокнижника. Власть над конечностями вернулась. Сгибались пальцы ног и колени, сгребали старые листья сжимавшиеся кулаки. Сознание становилось всё ярче, а обезглавленное тело ведьмы так и рухнуло на него.

Теперь Бальтазар мог не просто получить обратно свою силу, но и в ответ на все хитрые действия ведьмы поглотить уже её сущность и душу. Вся колдовская мощь уносилась прочь из навсегда замеревшей женской фигуры, и он не позволял ни одной частичке пропасть даром.

А помимо прочего здесь разливалась энергия крови, перепачкавшей его, уносящейся ввысь, но не растворявшейся, а тщательно оплетённой паутиной его собственных сил и неспешно притягиваемой к сверкающим фиалковым глазам.

Сетту, вероятно, казалось, что некромант беспомощно лежит под окровавленным трупом, отчего-то не торопясь вылезать из-под ведьмы. Тот же весь был охвачен обилием энергии, которая получилась от их страсти, от её убийства, и струилась в окружающем воздухе от всего, что было и происходило сейчас вокруг.

Демонолог же, оставив чужой клинок лишь в одной руке, подошёл к голове, которая, как ему показалось, подозрительно пошевелилась. И вправду, когда он перевернул ту лицом вверх, девичьи окровавленные губы отчаянно что-то шептали, челюсти раскрывались, словно угрожая укусить, однако звуков она произносить без гортани уже не могла.

Да и дух её был целиком вытянут некромантом, поглотившим всю ведьму без остатка, теперь уже окончательно подчиняя и растворяя в себе. Скинув с себя её тельце, он неспешно полез за платком в карманы мундира, чтобы вытереть чужую кровь на лице и на шее. А затем также медленно и вальяжно застёгивался и одевался, поднявшись и поглядывая на изумлённого видом шевелящейся головы демонолога.

— Что это? — заметил он, как Бальтазар оказался на ногах и кивнув на «диковинку». — Сколько живу, такого не видал! — приподнимал осторожно Сетт за волосы клацающую зубами беззвучную голову Марьянки, глядящую на них.

— А никогда не задумывался, почему ведьм именно сжигают, а? Не рубят на куски и хоронят, например. Не закапывают, не вывешивают на столбах, как висельников, не топят с камнем на шее, не оставляют пригвожденными для пира стервятников где-то на пустыре? Уничтожают всё и до конца, — произнёс ему некромант.

— Пусть лорд Конрад решает, что делать с этой отсечённой головой, — буркнул тот.

— Некоторые колдуны собирают их со своих врагов, сушат, используют в чарах, натравляют на других, — рассказывал Бальтазар, отряхивая мундир от листьев. — Есть несколько способов использования, известных мне, — оставлял он почву и для новых исследований в такой области. — Иногда собирают лишь черепа или скальпы. А есть племена, где ценятся уши. Впрочем, есть народы, которые уши врагов сушат и едят, грызут по дороге, как краюху хлеба.

— А есть возможность заставить её говорить? — интересовался тот.

— Без души врядли, речь это не губы и язык, тут нужно тело, — поглядел он на валявшийся обезглавленный труп, — материальное или астральное.

— Ну, что, — всё ещё тяжело дышал Сетт после сражения, да и выпутаться из лиан ему стоило огромных стараний, — всё ещё собираешься биться за неё?

— А ты всё ещё хочешь увезти её в Империю, — не вопросом, а умозаключением ответил Бальтазар. — Её, конечно, можно воскресить нежитью, — размышлял он чисто гипотетически, не собираясь рассказывать тому, что уже взял от ведьмы всё, что хотел.

— Давай в честь Солнцеворота честную сделку, — предложил Сетт, — Я тебе меч обратно, — показывал он, что обезглавил ведьму-то именно клинком Бальтазара, который тот обронил, — а ты мне говорящую голову этой ведьмы, — в другой руке опять протянул он её.

— Некромант берёт всё, что хочет, — гордо заявлял Бальтазар, намекая, что отобрал бы в сражении всё, но требовалось «переварить» поглощённую силу, так как речь шла не о простом человеке, а о поверженной ведьме. — Но, раз уж в честь праздника… — принял он свой клэйбэг из руки демонолога, протирая от крови ведьмы и убирая в узорчатые ножны.

Несмотря на усталый внешний вид, сам некромант, конечно же, ощущал себя в тонусе и на подъёме после такой подпитки. Но выпускать едва порабощённую энергию куда-то во вне совсем не хотелось. Молодой чернокнижник не ощущал той усталости, что бывает после сытного обеда, но определённо тонкие его тела всё же чувствовали нечто подобное, не желая воевать здесь и сейчас. Её требовалось растворить в себе, переработать на внутренние магические ресурсы. Угостить царицу-тьму, в конце концов, чтобы и та поучаствовала в этом празднике жизни.

Тем не менее, Бальтазар искренне сожалел, что Марьяна отказалась сотрудничать. Призывательница демонов у него на службе была бы прекрасным дополнением к армии. И даже Кронхольд, если бы он в дальнейшем стал тёмным лордом всех земель Червегора, он бы мог отдать ей, всерьёз сделав баронессой этих мест. Вот только та от партнёрства, увы, отказалась, и это его весьма огорчило.

— И, будем считать, должок за спасение я вернул, — усмехнулся наклонившийся за шляпой Сетт, пройдя мимо, таща в руках шевелящуюся голову, словно знал или чувствовал, как та при любовных играх на поляне порабощала и высасывала силы из некроманта.

Тот не ответил ничего, какое-то время ещё оставаясь на месте, глядя неспешно бредущему типу вслед. Кто знает, чем бы окончилась астральная дуэль страсти между ним и колдуньей, если б не вмешался демонолог. Если б тот не освободился от тенёт, не подобрал меч. Если б клинок вообще у него из рук не выпал, а оставался в ножнах, будь он ещё податливей на женские ласки.

Подрагивали кустами успокоившиеся лесные создания, в стволах засыпали на зиму мавки, которых уже теперь никто не собирался тревожить. Возвращались в берлоги косматые эттины, тоже готовясь к спячке, так как крайне недолюбливали холодное время года.

VIII
Голову Марьянки увезли в Империю, тело же мессир Дамиан повелел предать огню. Вся слава досталась святым отцам — это они вывели спасённых и живых детей к народу из убежища ведьмы, это их наёмник отсёк и принёс её устрашающую голову. Все чествовали лорда Конрада и его проводника из Гедельбурга.

Похолодало настолько, что в сам день Солнцеворота действительно пошёл снег, как и предсказывала умершая ведьма. Люди Яротруска далеко не каждый год его видели к празднику. Он выпадал зимой в этих краях, но гораздо позднее, в самые лютые месяцы. А тут радовались все, особенно детвора, глядя, как мягкие хлопья украшают деревья, и в том числе центральную большую ель.

Снегопад мягко ложился почти в полном безветрии, застилая видимость на дорогах, но создавая удивительную сказочную красоту окружавшей природы. Сменившие шубку на белую, лесные зайцы наконец-то стали хуже заметны для проворных лисиц и соболей.

Самого же Азазила, чьё имя, как и истинные имена других демонов, церковники просили никогда не произносить вслух, а потому звали его то Корочуном, то Когтистым, то Козлоногим и ещё уймой различных эпитетов и прозвищ, дабы ненароком не привлечь по свою душу, Бальтазар на праздник попросил принарядиться, сам помог тому с одеянием и привёл на окраину.

Густая длиннющая шуба, скрывавшая обилие рук, была одолжена у богатыря-кузнеца. Высокая шерстяная шапка папаха, скрывавшая все его рога, сделана на заказ у скорняка городского. Поверх всего наряда красовались разные платки и накидки, да так, что даже лица существа за всем этим толком не было видно. И заодно, одежда свисала до самого снега, скрывая копыта. Он походил на ряженного эттина, громилу-орка или рослого очень широкоплечего эльфа с дальних земель. Но, по крайней мере, выглядел на порядок более «мирным» и человекоподобным, нежели в своём обыденном облике без всего этого.

И на свидание с ним некромант привёл Данику, также укутанную в меховой наряд и новенькие зимние сапожки, что для детей по просьбе Ильдара сделал местный умелец на радостях, что ему вернули падчерицу. Каштаново-бордовые глаза маленькой сиротки с интересом рассматривали высокую громоздкую фигуру, подходя ближе с небольшой корзиной в сереньких варежках.

— Как и обещал, — обратился к ней некромант, — вот и твой папа. Он вынужден жить далеко-далеко отсюда. В тёплых краях, где никогда не бывает снега. А теперь он может поглядеть на местную зиму и заодно проведать сегодня тебя перед отъездом.

— Такой большой! — взирала девчушка, — Из рода эльфов? — первым делом предположила она.

— Разве что из очень-очень тёмных… — пробурчала в ответ фигура.

— У него нет возможности быть рядом, но поверь, он всегда приглядывает за тобой. По крайней мере, будет стараться, — поглядел Бальтазар в темноту средь платков, где внутри покоилась желтоглазая голова демона.

— Такая маленькая, совсем человеческая, — взирал демон на девочку, — Ни рогов, ни хвоста, ни крыльев… Как же такое возможно.

— С крыльями было бы здорово! — воображала та. — А это тебе, — протянула она корзинку с дарами.

— Тоже праздничное угощение? — заодно поинтересовался Бальтазар.

— Блины, пирожки, крендели, ватрушки, слоёная булочка солнечной спиралью, я сама её складывала, — заявляла девочка.

— Сколько всего в одной корзинке, — проговорил некромант.

— Благодарю тебя, — вязанными варежками из-под рукава тулупа одной из своих рук хватал Азазил корзинку, произнося слова, которые, быть может, даже никогда прежде никому и не говорил вовсе.

Высвободившая руки девочка обняла, как смогла его через шубу. По сути, просто прижалась к меху, расправив руки и пытаясь обхватить крупное создание. Другие варежки на когтистых пальцах аккуратно коснулись её волос, плавно поглаживая. Другая его лапа незаметно для девочки постаралась снять заплечный мешок, передавая в натянутую варежку другой, чтобы ей вручить.

— А это тебе и твоей нынешней семье, — рокотал утробный демонический голос. — Бальтазар сказал, что вы небогаты и крольчатины на столе не видите. Вот я вам и наловил в здешних лесах.

— Спасибо большое! — воскликнула девочка в улыбке. — И от братьев и сестёр тоже! — благодарила она, как её учили.

— Ты только э-э… внутрь мешка не заглядывай. А то они там… немножко мёртвые, — беспокоился он. — Передашь родителям, пусть разделают, сварят суп там, обжарят на огне. Придумаете, в общем. Шкурка на варежки или шапки пойдёт, кости на бульон оставите, всё пригодится.

Было ощущение, что не только у местного барона Казира от права первой ночи изредка рождались дети, всего восемь где-то за двадцать лет правления с момента назначения в замок, но и для демона страстный союз с женщиной-жрицей крайне редко мог принести какое-либо потомство. В глазах некроманта могучий демон едва мог ладить и общаться с ребёнком, не зная даже, как подступиться. Но той и этого было вполне достаточно, что они вообще свиделись и хотя бы поговорили.

И теперь Азазил дивился девочке, как настоящему праздничному чуду. Бальтазар не спрашивал, как и когда тот вообще узнал, что у ведьмы от него родилось дитя. Может, ощутил это только здесь, будучи призванным в Яротруск другой колдуньей, имевшей свои планы по захвату власти. Но некроманта всё это уже не интересовало. Он лишь приглядывал, чтобы удалась сейчас их встреча, раз уж сам демон так хотел поглядеть на собственную человеческую дочь в свой единственный свободный день годичного цикла.

В самом городе, накинувший красную зимнюю шубу чародей, статно вышагивавшая со своим посохом, повелел всем, кто живёт в достатке, напечь на радостях пирогов и гостинцев в дорогу святым героям-путникам и выложить на пороге, чтобы те шли поутру и собирали благодарные дары. На деле же, он всё собрал сам в наплечный мешок, и, беспокоясь о городских бедняках, всё раздал им. Накормил сирот, стариков, немощных и по глупости разорившихся жителей.

Оседавший на его меховой шляпе и курчавой бороде снег делал его похожим на седого старика. А щедрость и доброту Ильдара даже оценил уезжавший на коне лорд-священник, сказавший, что и в Империи на такой праздник следует раздавать гостинцы всем неймущим соседям и тем более детишкам в городах и селениях, чтобы вели себя хорошо весь будущий год. Ну, а непослушным ведать страшный сказ о рогатом демоне и его перевоспитывающих розгах, о злой колдунье, что похищала нерадивых отпрысков, переиначив все случившиеся события во множество поучительных историй. На свой манер именуя в разных областях и ведьму, и демона, добавляя в сюжеты свои местные легенды и поверья.

Гости благодарили жителей Яротруска за гостеприимство, провожаемые как победители тёмных сил. Мессир Дамиан, его помощник-аббат и демонолог Сетт покинули город вместе с лордом Конрадом и его людьми через восточные ворота. Напоследок, чародею показалось, что из-под капюшона церковного служки на ослике вместо человеческого лица высунулась крысиная вытянутая морда. Но тот поспешил потрясти головой и протереть глаза, не думая, что в монахи могут принимать крысолюдов.

Пляски и хороводы вокруг тотемной ели очень понравились жителям Яротруска от мала до велика. Все эти дни, что дерево принесли и поставили им в защиту, там активно наигрывали музыканты, крутились скоморохи, развлекая публику. Народ был несказанно рад такому повелению своего городничего — веселиться и петь песни под добытой из лесу ёлкой.

Мавка сидела там же, словно шумный городок был ей интереснее спокойного леса, где мирно спали её сородичи. Людям она, конечно, не показывалась и звуков не издавала, хоть подпевать под общий шум иногда и хотелось. А на хвое, припорошённой теперь ещё и белым снегом, словно сахарной пудрой, красовались деревянные символы солнца и имперские обереги в виде крестов.

Собственными украшениями той служили вытянутые шишки, а люди радовались, как с городских крыш и других деревьев к ней сбегаются иногда то рыжие белки, то пёстрые маленькие птички. Особо в Яротруске радовались ополовникам — певчим длиннохвостым синичкам, пухлым и белёсым под тон снега, с рыхлым и пушистым оперением. Умельцы даже мастерили для них из дощечек небольшие домики, стараясь пристроить на ветвях свои поделки. И частенько белобородому от снегопада чародею приходилось при помощи своей магии поднимать их туда, куда люди без лестниц сами и не достали бы. Ведь приставлять к дереву совсем не хотелось, и красота белая с лап хвои собьётся-осыплется, и украшения прочие. Развешивали их и на другие деревья города, чтобы там также поселялись эти пернатые малыши.

Бывало, кто-то и вовсе из дома приносил какую-нибудь ненужную утварь, чтобы прикрепить на ёлке. Деревянные коньки с изголовья колыбелек, из которых дети уже повырастали, какой-то отбившийся резной декор, способный зацепиться за ветки, плетёные фигуры, подвесные ловушки для сновидений, и многое другое. Иногда на ветвях можно было углядеть даже чашки, продетые подальше, дабы не соскальзывали с распушившихся веточек.

Светлый день, самый короткий в году, промелькнул очень быстро. Воцарилась самая долгая ночь, символизирующая окончание одного годичного цикла и начало нового. Гуляния и песни только усиливались. Молодые затейники пришивали к мешковине различные украшения и переодевались в забавных зверей. Бывали такие, кто мастерил маски, то цельные, то собранные из отдельных кусков.

Так разыгрывали целые сказочные и легендарные сюжеты на потеху публики под мелодичный ритм флейт, бубнов и струнных инструментов. Песни и музыка лились рекой, и даже владельцы харчевен и постоялых дворов угощали народ задаром, подвластные всеобщему празднику. Наливали горячительные напитки по кружкам и, несмотря на сумрак длиннющей ночи, с радостью в глазах встречали начало нового года.

Бальтазар был не с ними. Петь и танцевать ему совсем не хотелось. Длинная ночь была хороша для мирного спокойствия и медитаций. Пасьянс только не складывался из-за нехватки одной карты, в остальном же внутри было эдакое умиротворение. Даже царица-ночь продолжала где-то там молчать, словно укрывшийся пушистым хвостом зверёк, впавший в спячку.

На столе было прибрано, слева потрескивал камин, а сзади ждала его прогреваемая жаром просторная кровать, на случай, если он решит заночевать здесь, на первом этаже. Ведь спален в замке хватало, все теперь пустовали без слуг, владык и придворных, каждая комната была только в его распоряжении, но он сейчас не прогуливался и даже не любовался снегопадом с высоких башен.

Так, лишь поглядывал на него в окно, будучи уроженцем Фуртхёгга и не видя в снеге ничего волшебного, редкого и необычного, как радовались те, кто сейчас водил хороводы в Яротруске и других ближайших городах, накрытых опускавшимся пушистым одеялом.

Его же одеяло было из шерсти верблюдов Таскарии, поверх которой лежал оболочкой тёмно-синий нежнейший шёлк Дайкона. А плясали здесь разве что языки пламени вокруг крупных поленьев в камине. Огонь устраивал себе веселее пиршество под потрескивающий ломанный аккомпанемент угольков.

У замка копошились зомби, сквозь снегопад потихоньку восстанавливая то, что было разрушено в ходе завоевательного похода. И некроманта совершенно не волновало, что у Казира осталось до семи бастардов в Яротруске и, кто знает, сколько ещё в других городах. Воспоминания о Марьянке, Азазиле и Сетте практически отступали, как увядающий день уходит прочь, сменяясь народившимся новым.

— Ого, ты здесь! — с удивлением и даже нотками досады прозвучал знакомый девичий голосок, отвлекая от мыслей.

— Люция? — взглянул на дверной проём Бальтазар. — Наверное, надо выставить часовых для охраны.

— Все веселятся, а ты чего тут один? — без приглашения заходила кареглазая девчушка с ободком на своих зачёсанных назад жемчужных прядях.

— Ты меня хорошо представляешь пляшущим под ёлкой? — поглядел он на неё вопросительно.

— А, ну да, это немного не твоё… — согласилась она. — Лучше бы роскошный бал какой, правда?

— Одна дама при дворе сэра Дрейка Даскана учила меня танцевать. Но это умение не особо пригодилось мне в жизни, — отвечал он.

— Что ж, кому вино, кому эль, все люди разные, — пожала она плечами, скидывая соболиную накидку.

— Все люди одинаковые, — не соглашался с ней Бальтазар. — Хотят одного и того же. Грызутся, пытаются разбогатеть, жаждут наживы и удовольствий. Отличие всё в том, что кто-то довольствуется малым, а у кого-то непомерный аппетит.

— Знаем мы твои аппетиты в удовольствиях, — подходила она всё ближе, — Между прочим, вы пропустили мой День Рождения, барон. А у вас когда? Пригласили бы справить всех знакомых из города.

— Я свой не праздную, — морщилось молодое лицо от воспоминаний про попытки принести его в жертву собственной семьёй.

— Как это так? Разве ж такое бывает! — дивилась девушка.

— Бывает всякое на свете… — вздыхал некромант. — Чудные у вас тут места. В Кните я поднимал кладбища, гонял деревенских увальней заклятьями ужаса, воплощал человеческие кошмары, насылал беды и вурдалаков. А у здесь? Взял штурмом замок и началось. Люди-змеи, ведьмы-куртизанки, гигантские чудища, демоны-похитители. Дошло до того, что я одной рогатой твари устраивал встречу с родным ребёнком, чьи шансы появления на свет вообще казались законам этого мира невозможными. А ещё, можно сказать, бился плечом к плечу с одним имперцем. Что ни говори, а уходящий год был трудным, необычным и диковинно странным, — качал головой Бальтазар.

— Привыкай, раз теперь наш новый барон и будущий лорд, — улыбалась ночная гостья, — Только… вот… опять там все не знают, что вы помогли детей спасать. Слава досталась Ильдару Шакиру, чародею нашему, и приехавшим служителям Церкви… — вздохнула она.

— А ты там как, по повелению мужика в шляпе, уже украсила дом крестами в оберег? — посмеивался Бальтазар.

— Вот тебе… вам… лишь бы подшучивать! — сжала она кулачки и надула щёки с недовольным видом.

— Зачем же пришла, раз так удивилась, что я в своём замке? — полюбопытствовал некромант, — Мне и накормить тебя нечем, надо поглядеть, что из запасов Казира осталось…

— Вот, держи… те… — протянула она свёрток с ежевичным плоским пирожком, отдалённом напоминавшим форму рыбки без силуэта хвоста, вытянутый, но не совсем овальной и ровной формы. — Угощение к празднику! Такая у нас традиция!

— Что-то по твоим забегавшим глазам вижу, что не ради пирожка ты сюда добиралась, — с укором глядел он, но подарок всё-таки из её рук взял, а девушка вся раскраснелась, когда приятно с разных сторон от свежей тёплой выпечки соприкоснулись их пальцы.

— Ах, да вот, вернуть кое-что, — скромно из кармашка сарафана достала освободившимися руками она «шестёрку щитов».

— Вот, значит, где она была всё это время, — выхватил редко Бальтазар недостающую карту из его красивой колоды.

— Я надеялась, тебя нет, верну, и не заметишь, — скромно отвела она в пол свои карамельные глаза.

— Ага, как же, — хмыкнул он, возвращая карту на место. — Украла, получается. Вот негодница бесстыжая, наказать тебя следовало бы, — в шутку грозил он ей пальцем, помещая все карты вместе в металлический футляр с резными узорами.

— Всегда пожалуйста, — прикусила та нижнюю губу и, повернувшись, щёлкнула застёжкой лямок сарафана, поглядывая на его реакцию через большое зеркало, в которое барону в полный рост полагалось смотреться перед выходом в свет. — И не «украла», а «одолжила», я ведь вернула, — поясняла она.

— А зачем брала вообще? — не понимал Бальтазар, какой толк от шестёрки.

— Да так, для гадания одного нужно было. А своих карт у меня нет. И подружки в таких делах не помощницы. И чародей наш не картёжник. Разве что вот действительно украсть у кого из посетителей, или взять у тебя незаметно, — отвечала она.

— И как гадание? Удалось? — усмехнулся лишь на это некромант.

— Да нет, не особо, не сказала бы… — замялась девушка.

— Странная всё же у человека природа. Одним наказания в ужас, вон, типа ребятни, которую черти розгами хлестали. А таким, как ты, только в радость, — закатил он глаза.

— Да, это ведь смотря как, — хихикнула Люция, — Так и с любым «проступком», одним во благо, другим в горесть, поди разберись, где в этом мире правда. У кого власть, тот и решает, как жить. Будь то отец или король, всё одно.

— Или повелитель всего, — сонно шептала откуда-то из груди царица-тьма, хитро приглядывая за ними «одним глазком», если б у той они, конечно, вообще на самом деле были.

— И то верно, — кивнул он. — Я тебя даже в гости не звал, а ты уже решила остаться на ночь, — оглядел он её раздевшийся вид.

— Увы, мне нечего предложить барону в подарок. Я не пеку пироги, не делаю леденцов, не плету кружева вам на новые манжеты и не занимаюсь огранкой самоцветов, — лился ручейком голос Люции. — Я не сошью сапог, хоть и было время, когда чинила ваш изодранный мундир, — припоминала она. — Даже не умею плести корзин. И всё же, подумав сейчас, что вам может быть одиноко, я могла бы подарить себя на эту ночь и все свои известные таланты.

— Будешь так часто заглядывать, украсть карту, вернуть карту, решат, что мы пара, — произнёс тот, когда она медленно повернулась.

— Деревенская куртизанка и барон-некромат? Ах, да разве ж такое возможно! — хохотала она. — Глупости всё, никто ничего не подумает. Просто была очень рада вновь вас… тебя увидеть, — лукаво усмехнулась нагая девушка и сделала робкий шаг, изображая невинную скромницу.

— А, может, это не мне, может, это как раз тебе даже среди шумного веселья стало одиноко и захотелось погреться у моего камина? — глядел сурово аметистовый взор, то в парадное зеркало недалеко от двери, где отражалась её изящная спина и округлая попка, то перед собой, скользя взглядом по формам её округлой девичьей груди, грациозным контурам фигуры с узенькой талией, худым животом и стройными юными бёдрами.

— Что ж, если так, тогда это тепло вашего дома и ваших рук станет моим подарком, — прижалась она, напористо повалив его на спиной на кровать. — Ну, или наказанием, раз вы так хотели, — изгибалась она, словно подразнивая его, — В любом случае, Бальтазар, нас с тобой ждёт самая, самая, — подползала она голыми коленями по проминающейся мягкой постели и ловко принялась на застёжку его пояса, — самая долгая ночка.

***
Морозное утро в каменном Гедельбурге приветствовали крики петухов, разбудив тех, кто почти до утра в тавернах отмечал начало нового года. Здесь не было пышной здоровенной ели, вокруг которой можно было бы петь и плясать, дабы та защитным тотемом оберегала от зла. Однако идея столь понравилась посетившим Яротруск Дамиану и Конраду, что те вовсю обдумывали, как внедрить её через год эдаким праздничным символом.

А народ радовался снегу, началу нового года, Солнцевороту, потому просто вовсю пел и гулял по улицам, по площадям и перекрёсткам, по кабакам и тавернам, отмечая, кто как может, ведь впереди весь Кронхольд ждала целая вереница из двух недель разных праздников, начиная с этого.

Хмурый Сетт, сидя за столиком в тёмном углу, подбрасывал золотую монету большим пальцем поверх сложенного кулака и ловил, разжимая ладонь. Царапины, синяки, волдыри и следы сражений никуда не исчезали за одну ночь с крепкого тела. Он выглядел так, словно побывал в неравной драке или же сражался с хищным лесным зверьём. В таком виде следовало бы находиться у лекаря, а не в городском кабаке, но кому было читать ему нотации.

Впрочем, один широко зевнувший человек всё-таки подсел к нему напротив. И был он как раз из тех, чьим призванием было следить за всеобщей моралью и наставлять людей на путь благодетели. Священник в белой рясе со шрамом на левом белёсом глазу, с крупным крестом в круглой оправе, лысеющим лбом и торчащим «факелом» или даже скорее «ледяной короной» из седых волос на затылке.

— Встаёте прямо вместе с солнцем, — недовольно хмыкнул Сетт на такую компанию, словно хотел посидеть-подумать здесь в одиночестве.

— Так, что скажете? — скрипел и немного гнусавил немолодой голос мессира, протянув тому плоскую флягу, словно возвращая.

— Проверил я его, некроманта вашего. Так себе, сквозь святой барьер не проходит, в солнечной клетке застревает. Любая ведьма силы его высосать может. Падок на женский пол, как любой мужчина. Ничего особенного. Ни силы воли, ни твёрдости характера. Такой проблем в вашем плане не доставит, — уверенно обещал демонолог священнику-чародею, глядя в глаза, а тот расплылся в счастливой добродушной улыбке.

Чёрное сердце, часть 1

I
Серое утро с пасмурным свинцовым небом было самым любимым у Бальтазара. Не дождь, не чёрные грозовые тучи с рокотом грядущей бури, не гонимые ветрами облака самых причудливых форм. А затянутое плотным ковром серых лохматых стай небо, не пропускающее режущие взор лучи насмехавшегося над тьмой солнца.

И, тем не менее, что-то внутри не давало покоя. Не просто какое-то скверное предчувствие или же ощущение позабытого незавершённого дела, отложенного на сегодня. А будто бы сама аура вокруг включала в себя что-то странное, нежеланное и гадкое, как чужое присутствие.

Барон-некромант не любил гостей и никогда никого к себе не звал. Частично-разрушенный замок вообще старались обходить стороной, побаиваясь этих мест. Да и кладбищенских захоронений на территориях к подступу холма прибавилось, а никто не хотел, блуждая среди могил оказаться вдруг схваченным за ногу каким-нибудь сторожевым неупокоенным трупом, оставленным здесь специально от таких непрошенных и любопытных проходимцев.

Как лев в клетке, со своей пышной платинового оттенка «гривой» зачёсанных назад волос, он в косом чёрном мундире и кожаных штанах, метался по залу первого этажа, размышляя о дальнейших планах, но не находя себе места. На поясе позвякивал в красивых ножнах верный меч-клэйбэг с навершием черепом и крестовиной в виде крыльев летучей мыши. Подобно им развевался от его метаний и фиолетово-чёрный плащ. На мундире громыхали цепочки металлических украшений и застёжек, высокие сапоги отвечали тем же.

Было ощущение, что кто-то ходит с мешочком мелочи, сотрясая его и позвякивая — то ли на что-то гадает, то ли изгоняет по углам злых духов, то ли наоборот кого-то сюда завлекает, типа покровителей богатства, будь это реально цокающие друг о друга монеты. Они, возможно, тоже под этот звон где-то шлёпались друг о друга в карманах, ведь все богатства барона после взятия замка перешли к некроманту.

А потом, словно от желания глотнуть свежего воздуха в хмурую погоду, он приоткрыл дверь, узрев недалеко от порога того, кто и нарушал гармонию ауры некрополя его владений. Того, кого уж точно никогда не ожидал увидеть подле своего замка. Мужчину со шрамом сквозь левый глаз, отважно прошедшего мимо всех погостов на территории.

— Добрый день барон-некромант, — поклонился лысоватый тип с взъерошенным ёжиком остатков седеющих волос на затылке.

На нём была белоснежная толстая ряса, в руках посох, чьё навершие не имело крупного камня, а представляло собой украшенную фигурками спираль, в центре которой покоился церковный знак ровного креста внутри круга. Похожий символ из металла висел и на шее.

— Мессир Дамиан, чародей-священник Гедельбурга, — кривился лицом, признав визитёра Бальтазар.

— Вижу, вы помните нашу встречу на праздновании Солнцеворота в Яротруске, — улыбался тот, напевно гнусавя.

— Боюсь, даже, если бы захотел, то вас не забудешь, — недовольно хмыкнул барон, так и не пригласив гостя зайти.

— Да не смотрите вы так, некромант. Думаете, мне это всё очень нравится? Я прекрасно понимаю, к кому прихожу, и как это выглядит. А вы не глупы, и соображаете, что раз я заявился к вам, значит, нахожусь в полном отчаянии, — помпезно скрипел тот.

— Это где ж так силы Церкви-то не справляются, что вам потребовалась помощь чернокнижника? — обнажая зубы, усмехнулся барон Кроненгард.

— Волколецк, ваше тёмное сиятельство, — с вежливостью в голосе рассказывал священник. — Тамошние служки пишут о помощи. Людей находят с содранной кожей, а в лесу нежить всякую видали, вот, взгляните, — достал он из кармана свёрток пропитанной кровью ткани, медленно разворачивая.

Внутри покоился запятнанный оберег в форме золотистого глаза. Разумеется, не из золота, а из меди. Впрочем, зажиточные такой амулет могли и позолотой покрывать. Цепочка была порвана. И вещица могла хранить ещё определённую ауру о том, что случилось.

— Металлы вообще обладают своего рода «памятью», — кивнул Бальтазар на предмет в виде двух соединённых дух с центральным зрачком между ними и своеобразной «короной» из торчащих кверху ресниц. — Позволите? — протянул он к амулету правую руку.

— Ну, разумеется, — ближе поднёс священник, лежавшее на развёрнутой ткани небольшое изделие.

Некромант коснулся окровавленного оберега и прикрыл глаза, сосредоточенно зачитывая какое-то ритуальное заклинание. Мир вокруг будто растворялся. Исчезал и священник, и сама вещь, и идущий вниз холм, и торчащие надгробья, даже серое небо куда-то уносилось, сменяясь звёздной ночью и сплетением касавшихся друг друга чёрных лесных крон.

Амулет сохранил сильный страх того, кто истошно бежал, спотыкаясь о кочки, ломая ветви, и нёсся, не жалея сил, в панике от кого-то удирая. Но они настигли его. Ростом с крупную собаку, уже не способные стоять на двух ногах, озверевшие и одичавшие твари с двумя заострёнными верхними резцами, округлыми головами, напоминающими череп зайца с плотно натянутой поверх серой кожей…

— Низшие упыри, — открыл свои фиалковые глаза некромант, уставившись на священника.

— Местные уже прозвали их бандой живодёров за привычку свежевать трупы, — качал головой тот, не осмелившись креститься на этой земле перед чернокнижником, но по движению метавшихся рук было видно, как тому хотелось бы это сделать.

— Свежевать? Нет-нет, здесь что-то не так. Упыри пьют кровь, умерщвляют тела, раздирают на части, пожирают туши, чтобы из свежего мяса напиться сильнее, выжимая содранные куски, как губку, — мотал головой и некромант. — Кто-то очень могущественный заставляет их настолько сильно, слепо и предано подчиняться его воле, что они сдирают кожу и довольствуются только ей, оставляя кровоточащее пиршество плоти валяться возле дорог и города, на тропах ягодников в лесах или где там их находят, в общем… А самое интересное, знаешь что? Волколецк окружён в основном дубами и осинами. Напорись эти твари на осиновую щепку, поранься о ветку, сам же понимаешь, что с ними будет. А ведь завелись каким-то образом. Обосновались вдруг и охотиться начали. Кто-то туда их привёл и держит. Небось, теряет в день… ну, или в ночь, по нескольку тварей, да не бережёт. Относится, как вещицам расходным. И что там они все замышляют, ещё разберись поди… Ох…

— Значит, всё куда сложнее, чем просто урезонить шайку одичавших упырей, — подытожил Дамиан. — Тем более ваш народ нуждается в вашей помощи.

— Что ж, если чьи упыри и могут здесь питаться человечиной, то мои личные, — заключил на это некромант. — Можно было бы, конечно, махнуть рукой и послать вас на все четыре стороны. Но вы ведь не отстанете, правда? Прилипните, как берёзовый банный лист к заднице. И будете тут белым голубем всё кружить, кружить и клянчить, — вздыхал он. — Проще уж сразу согласиться и отправиться с вами, чем слушать нотации с попытками давить на жалость, совесть и прочие давно атрофированные и отсутствующие у меня чувства. Не хочу, чтобы кто-то потом собрал весь урожай тел или душ с моей территории. Надо разобраться, какого дьявола люди из кожи вон лезут в Волколецке против своей воли.

Святой отец изобразил не то что бы довольную улыбку, а взмолившееся в благодарности к небу лицо, словно и сам не ожидал подобного исхода да столь быстрого согласия Бальтазара. Может, тот был сегодня в бодром расположении духа, может, откровенно скучал без дела, а, может, кулаки чесались влезть в какую-нибудь драку или переделку, так что тот лишь обрадовался подобной возможности и даже зашагал первым прочь от тёмной каменной постройки.

Брать с собой обилие припасов в дорогу было не нужно. Ближайший и самый удобный путь в Волколецк лежал через Яротруск, там и можно было затариться всем необходимым, а в идеале найти телегу, которая бы их подбросила. Уж врядли кто откажет священнику и самому барону.

Через пару часов пешего пути они уже активно орудовали ложками, насыщаясь супом из дикого кабана, сетуя меж собой на качество местного пива. На них косились, как на неведомую доселе диковинку. Чтобы церковник и некромант сидели бок о бок и ели вместе, даже мирно болтали, а не осыпали друг друга проклятьями и не бились в смертной схватке — никто и подумать не мог.

К подобному жизнь местный люд не готовила. Некоторые даже пить не смогли, решив, что совсем разум их помутнел от крепкого алкоголя и предпочли покинуть заведение, пока не протрезвеют от таких видений. Но отец Дамиан ещё при прошлой их встречи уверял, что от лица Церкви крайне положительно настроен к чернокнижникам, которые помогают возвращать зомби в свои могилы на кладбище да изгонять разную нечисть. К тому и пытался склонить Бальтазара Кроненгарда, мечтавшего лишь о расширении владений, новом титуле и покорении дальних земель.

А всё, что удавалось, это защищать свои собственные то от гигантских тварей, то от заявившихся демонов, то от странных культов и прочих напастей. И, казалось бы, некроманту только в радость для своего войска поднимать мертвецов, а не вербовать туда требующих еды и ухода народных ополченцев, всё же поначалу своего правления барон Кроненгард предпочитал получше узнать поселения, которые заполучил после свержения Казира, и изучал покорившийся ему Кронхольд, как личную треть земли во владениях местного независимого лорда Мортимера.

С самим лордом Червегора, куда кроме Кронхольда также входили Фальсберг и небольшой край Бастиан, он так ни разу и не встретился. Тот не навестил новоявленного аристократа, а сам Бальтазар, если бы и наведался к тому в замок, то непосредственно уже с верной армией мертвецов под покровом ночи, дабы занять трон и получить более ценный титул. Но пока до воплощения этих планов никак не доходили руки.

Даже царица-тьма в груди не подначивала своим мягким шёпотом, как делала это всё время на пути его взросления и путешествия из Фуртхёгга в Кастор, оттуда в Книт, из Книта в Червегор, конкретно в Кронхольд. Здесь за всё время своего правления он не успел побывать во всех окрестных городах, попутешествовать во все концы от замка, знакомясь с обычаямии узнавая местные нравы.

Тем не менее, в Яротруске, как в одном из ближайших поселений, он бывал неоднократно. А потому его прибытие не мог не заметить местный чародей. Да и выбегавшие из таверны люди уже, наверняка, всем всё растрепали. С посохом из красного дерева, с янтарным шаром в навершии, удерживаемый завитками козлиных рогов, в бурой мантии, белой рубахе и старомодной шапке-боярке из бобрового меха, прошагал в заведение смуглый высокий мужчина.

Ему было далеко за тридцать, глаза горели багряными переливами, а вытянутое лицо украшала остроконечная бородка и густые тёмные щёточки усов в разные стороны. Бальтазар признал его на слух, по походке и постукиванию посоха о брусья пола, однако не повернулся, а лишь насторожился, продолжая лесть суп и откусывать плетёный хлебный калач, посыпанный сверху семенами льна, кунжута и подсолнечника.

— Какие интересные гости в нашем городе! — подсел к ним Ильдар Шакир, вращая посох и расплываясь смуглым лицом в добродушной улыбке.

— Привет, чародей, — бросил некромант, на того даже не посмотрев.

— И вам не хворать, — приветливо кивнул мессир из Гедельбурга, вялым жестом перекрестив волшебника.

— Надеюсь, вы в курсе, как смотритесь вместе, — усмехнулся тот, погладив усы. — Чернокнижник в косом мундире из ягнячьей кожи со всякими черепами, и святой отец в белой рясе с крестом на шее. Народ паникует, думают, конец света близится, раз такое дело.

— А чего бы ему не близиться, — поднял исподлобья свой аметистовый взор некромант.

— Вот не станет никого, кто ж будет на кабанов охотиться, суп такой хороший делать, — заглядывал к нему в тарелку чародей. — Да и кабанов ведь не станет.

— Вы б лучше думали, как завоз вина и пива улучшить, а то пьёт народ тут не пойми чего. Знаешь, какие настойки ядрёные в Сельваторске есть? У вас же здесь ежевики с черникой куда больше. Да и брусники той же, как же я её ненавижу, — кривился некромант. — Взяли бы рецептов у умельцев.

— Вино бывает хорошее, монастырское, — встрял священник, — но не всегда. А вот с пивом что-то не везёт сегодня это да. Светлого что ли попробовать взять…

— Таким гостям могли бы уж самое лучшее выдать, — сверкнул молниями из глаз волшебник на трактирщика, и усатый плечистый крепыш поспешно ринулся в погреб.

— Тише вы, напьёмся, сегодня уже ни в чём не разберёмся, — предупреждал своего спутника Кроненгард.

— Да всё равно же договорились на телеге добираться. Не всё ли равно пьяным ехать или трезвым? Один чёрт, пока ничего не знаем, и думать-размышлять смысла нет! — не характерным для святых отцов текстом разразился Дамиан. — Пока прибудем, уже протрезвеем.

— Про трупы в Волколецке что-нибудь слышал? — поинтересовался Бальтазар у чародея.

— Нет, милорд, — с удивлённым видом, выпучив свои крупные карие глаза, медленно отозвался тот, — не доходили до нас пока никакие слухи.

— Вот и славно, значит, есть сегодня телеги, что туда отправляются, — заключил он, хотя взгляд его стал скорее вопросительным.

— В мастерскую сегодня кум Михайло дубовые брусья и брёвна привозил столяру. Но обратно это ж ему сколько добираться. К утру только будет! — воскликнул Ильдар.

— Нас устроит, — поглядел некромант на доедавшего суп священника, и тот лишь утвердительно кивнул. — Зови, давай кума этого, договариваться будем, — полез за разменной мелкой монетой барон во внутренний карман.

II
Довёз их немолодой седой дедушка в серой заячьей ушанке даже не поутру, а практически к завтраку. Весь городок уже был на ногах. От реки, за мостом Волколецк раскрывался веером, и дугой был обрамлён лесами. Не слишком крупный, с высокой каменной колокольней, деревянной церквушкой и её симметричными тёмными шпилями, одноэтажным зданием школы, стеклодувными цехами и аж несколькими пивоварнями, куда с ближайших полей, что по ту сторону речки Морисы, доставляли разное зерно: рожь, ячмень, пшеницу и овёс.

Водяные мельницы вовсю использовали силу течения. Две массивные водонапорные башни располагались в двух концах по разные стороны города возле реки. Кругом были столбы с указателями, так как город был весьма работящий, с обилием разных ремесленников. В воздухе, к тому же, всегда царил лёгкий аромат дерева из-за мастерских, где брусья рассекали на кубы. Складывали дуб в основном на продажу, отправляя в соседние деревни и города, осиновые заготовки используя в местном труде.

Но самый яркий запах в городской атмосфере принадлежал даже не браге, а свежей выпечке, так как и пекарен здесь было немало. Одни занимались исключительно хлебом, другие пекли калачи, рогалики и прочие небольшие изделия. Третьи торговали пирожками с обилием начинок. Так что вокруг всегда можно было встретить какой-нибудь прилавок. А бывали и такие, где основным товаром были бублики, пряники да многообразие печенья.

Специальные торговцы при штате пекарен развозили товар, выкладывая на столах возле телег где-нибудь на перекрёстках, где будет ходить в течение дня много народу и кто-то да захочет перекусить по дороге, взять пирожок или крендель в путь, вязанку баранок, мятный освежающий пряник, слоёные и сдобные изделия. Там же кое-где можно было приобрести леденцы на палочке или ещё какие сладости побаловать себя да ребятню.

Некоторые торговцы, кто скупал себе пряники, баранки, мёд, карамель, пастилу, ягодную кулагу, упаренные с патокой леваши, орехи, да перепродавали всё для тех, кто не желает слоняться по разным концам города, а согласен купить пусть и подороже, зато в одном месте в удобное для себя время и нередко недалеко от дома. Ведь такие продавцы ютились не в центре, а кочевали в течение дня по разным людным местам Волколецка.

Вот только в эти дни «ярмарочный» зажиточный городок был омрачён рядом зверских убийств, за последнее время потеряв и нескольких охотников, и грибников, так что не каждый желал быть вне частокола, что обрамлял некоторые стены, в тёмное время суток.

Видимо, потому и Михайло специально ехал столь неторопливо, дабы ближе к городу быть уже утром, ну, а своих попутчиков, отоспавшихся за это время на мягком сене, закупленном для местных жеребцов, верой и правдой служащим пахарям на полях, довёз и вовсе чуть ли не к полудню.

На вытянутой костлявой ветке чёрного иссохшегося дерева Бальтазар увидел, как наблюдали за ними несколько пернатых существ. Тёмное оперение, на вид будто вороны, они перебирали когтистыми лапками, цепко держась, словно за жердь. Только были они без клювов, да и самой головы у птиц словно не было. А в гладком срубе будто бы отсеченной шеи виднелся бледный плоский лик, столь цельный, будто из кости или из светлого сероватого дерева кто-то вырезал его и прикрепил к этим тушкам. Лик весьма уродливый, зловещий, и очень отдалённо напоминающий человеческие черты с прорезями двух глаз под надбровными дугами и ротовой щелью.

В оперении на груди поблёскивали поджатые передние лапки с маленькими белыми коготками, такие крохотные и мерзкие, кожа да кости, стыдливо припрятанные в темноте от чужих глаз. При этом они похлопывали крыльями, и с любопытством взирали чёрными щелями своих глаз на приехавших в городок путников.

— Ишь, собрались. Вестники смерти, четыре трупа нам пророчат, — поглядывал на них пробудившийся некромант, после чего повернулся к священнику.

— Вороны, как вороны, — посмотрел туда же отец Дамиан и пожал плечами.

И действительно, когда Бальтазар протёр глаза и вновь взглянул на ту ветвь, уродливые создания с плоскими ликами исчезли. Вместо них, раскрывая большие клювы, громко каркали чёрные вороны, поворачивая головы, поглядывая по сторонам и в скором времени разлетевшись прочь кто куда.

— Видать, скрылись уже, — хмыкнул барон Кроненгард и огляделся, сосредоточив взор на городских воротах, как только они пересекли мост и оказались в городской черте.

Женские визги и плач будили похлеще любых петухов. Местная длиннобородая стража в идентичном чёрно-зелёном обмундировании что-то докладывала в компании из нескольких человек троим дамам знатного происхождения, две из которых, прикрывая рот от явного ужаса, прямо-таки рыдали. Третья же держалась спокойно и сжимала в руках сиреневый аметистовый посох, выглядя, по меньшей мере, ведьмой, а то и тянула на городскую чародейку.

Туда-то гости и направились первым делом, к нижним воротам, где происходила эта душераздирающая сцена. Младшая из женщин, в пёстром широком платье едва стояла на ногах, взвизгивая, приседая, протирая лицо и приподнимаясь вновь. Самая зрелая с высоким пучком собранных волос, полноватым лицом, но не слишком широкой фигурой, в бежевом платье с цветочными узорами различных приглушённых тонов, вздыхала и всхлипывала, морщинистыми пальчиками с длинными ноготками смахивая слёзы.

А рядом с серьёзным видом стояла как раз та, что сжимала в левой руке посох — довольно простенький снизу, но расходящийся в несколько завитков и узорчатый бутон навершия, пересекавшимися тонкими зубцами удерживая крупный гранёный камень фиалкового оттенка, который сейчас привлекал к себе внимание пульсирующим светом, как портовый маяк.

Эта девушка на вид чуть более двадцати, хмуря чёрные тонкие брови под изящной диадемой, внимала докладу весьма перепуганных городских стражников из местной дружины. На шее её виднелись различные украшения будто бы в несколько узорчатых слоёв — что-то выше, что-то ниже более широким оформлением. Открытое чёрное платье вызывало к себе мужское внимание. Лиф и корсет были оформлены серебром ползучих цветочных узоров, внизу которых по центру также красовался чёрный глянцевый камень, не то агат, не то обсидиан или даже что-то иное. Другой такой был в диадеме и ещё один в кулоне на шее.

Фигура её казалась хрупкой и женственной, но магический дар явно намекал, что она прекрасно может за себя постоять. На запястьях оголённых рук тоже виднелись особые украшения, наверняка ещё заряженные колдовской силой в своих каменьях и узорах. А на ногах была лёгкая тёмная обувь с открытыми пальцами. Наряд такой был не шибко по погоде, ни указывать ей здесь явно никто не смел. По крайней мере, юбка у дорогого красивого платья была длиннющей, открывая взору лишь туфли.

Вид темнобородых рослых мужчин, определённо устрашённых последними событиями, которые вытаращив глаза, озирались то и дело на пригород и лесные окрестности, куда отсюда вели многочисленные протоптанные тропинки, был весьма встревоженный. А когда городская стража сама испытывает страх, что уж говорить о горожанах, которых те едва ли могут защитить.

Позади них лежало некое подобие саней или носилок, на которых под тканью тёмно-бурых плащей они притащили в город тела с содранной кожей. Дабы те не попадались на глаза прохожим, останки хорошенько укрыли, однако запах было не скрыть, и задерживаться здесь подолгу никто не собирался.

— Хорошего дня вам, добрые люди, — проговорил отец Дамиан на подходе к компании, отчего пара дам зарыдала пуще прежнего, а тот их судорожно перекрестил морщинистыми пальцами.

— Какое уж тут «хорошее», преподобный. Городничий вышел с охраной в дозор, да нашли их поутру убитыми всех, кожа содрана, одежда в клочья, одни окровавленные тела остались, — повернулась на подошедших к ним волшебница. — Горе у нас большое!

— Вот те раз! — вскинул седые брови священник. — Явились, когда здесь городского старосту убили… На день раньше бы приехать, э-эх! Глядишь, вместе с ним и надумали бы чего, и ему в патруль идти не пришлось…

— Это Анна и Нива, его жена и падчерица, — представила черноокая молодая ведьма рыдавших женщин она. — А я Миранда Гавран, чародейка Волколецка.

— Ах, примите мои глубочайшие соболезнования! — благословлял их жестами своего завитого посоха святой отец. — Пусть Пресвятая Церковь примет их души в чудесный цветущий Авалон, где будут падшие дожидаться ныне живущих.

— И недолго ждать им нас будет, если со всем этим не покончим, — сурово заявила волшебница, переведя свой взор на второго гостя. — А это кто тут такой весь в чёрном? С черепками в украшениях, в кожаном мундире. Никак некромант? — строила она ему глазки, порхая густыми ресницами.

— Бальтазар Кроненгард, барон Кронхольда, — прозвучал низкий рокочущий баритон некроманта, и все тут же замолчали, поглядев на статную особу.

— Тот самый? Что сверг Казира? — ошалевшая немолодая дама, жена почившего градоначальника, прикрывала кружевным белым платком свой удивлённый напомаженный рот. — Думала, вы куда старше.

— Тот, тот, — проскрипел преподобный, — отец Дамиан из Гедельбурга, — представился и он. — Пресвятая Церковь повелела мне помочь вам, придти и разобраться, что происходит. Вот я и попросил нашего землевладельца тоже явиться свой народ защитить.

— Господин барон, — вежливо поклонилась чародейка. — Это, может, даже и к лучшему. Никто не знает наверняка, что за злодей устраивает подобные зверства, но говорят, что какие-то бледные упыри в лесах околачиваются. Помощь некроманта нам бы пригодилась, — твёрдо заявила Миранда.

Голосок её был уверенный и журчащий, словно вода, которая точит камни. Бойкий, как струя, прорезающая в них отверстие. Она звучала резво, с ярко выраженной ноткой надменности, о чём говорил и её вид. Немного избалованная, одарённая магией, дитя местных аристократов, ставшая главной ведьмой города, она осознавала, как свою силу, так и возложенную ответственность. А в эти сложные времена пыталась взять на свои плечи куда больше, чем обычно могла бы.

— Ах, уничтожите их, кто бы там ни был! — взмолилась некроманту безутешная Анна. — Мой Лука был хорошим человеком, честным! Видите, он даже сам ходил в дозор, а не отсиживался за городскими стенами во времена опасности! Был храбрым вином, хорошо владел боевым топором. Да, уже далеко немолод, но с ним была охрана! А сейчас нам докладывают, что их трупы нашли… я… — пустилась она снова в плач, и её приобнял, шагнувший вперёд Дамиан.

— Отведите их домой. Им лучше не быть на улице, когда тела доставят в деревню на панихиду, — давал распоряжение страже Бальтазар.

— Лучше в церковь! Надо молиться о живых и павших! — восклицал Дамиан.

— Я буду молиться, чтобы убийца моего отца не остался безнаказанным, — дерзко бросила младшая, с русой широкой косой, уходя прочь, и напоследок взглянув зеленоватым взором на барона.

— Нива, ступай с матерью в церковь, — осекла её чародейка, после чего повернулась к визитёрам. — Так, вы сможете остаться в моём поместье рода Гавран, нужно только сестру разыскать, пусть лучше дома под вашим присмотром играет. Пока посетите таверну, перекусите что-нибудь, это вон там, — указала она, — ну а я вас скоро найду. Или подождите немного и отобедайте уже в поместье с дороги.

— Только няньками для младших сестёр нас делать не надо, — скривился чернокнижник. — Мы всё-таки тварей ночных угомонить сюда пришли. Авось в моём войске они понужней будут, чем вам здесь, — выдавил он подобие высокомерной улыбки.

— Горожане прозвали их бандой живодёров, никто не уверен, что речь о потусторонних сущностях, но видали в лесах всякое, — сообщила ему Миранда.

— Тела с содранной кожей? — тихо интересовался Бальтазар у стражников.

— Да, ваше сиятельство. С ног, рук, со спины, с головы, даже не опознать толком, если б не обрывки одежды рядом, — отвечал один из мужчин.

— Вот что, господа, вы либо клинки посеребрите, либо колья с собой носите осиновые, — советовал он. — А лучше и то, и другое. Да святой воды в склянке, что б разбить об их черепушку.

— Святая вода нужнее в церкви, — с жадностью в голосе пропел одноглазый священник.

— Да не очень верят наши, что дело рук упырей это, ваше сиятельство, — проговорил робко второй из дружины, потупив взор. — Распоряжение ваше свыше мы выполним, но не верит народ, что упырь не кровь пьёт, а кожу сдирает, мясо в алой луже оставляет, — развёл он руками. — Странно всё это!

— Вот и я вижу, что что-то здесь у вас не то, но будем разбираться. Тела перевозить на чём-то обязательно, телегу берите из города. Нельзя окровавленный след в сторону поселения оставлять и по земле их тащить, даже если нашли неподалёку. Если сюда всё зверьё голодное и вся нечисть слетится, мы вообще не разберём, кто и в чём виноват. И патрули вне границ оставьте лучше, — велел им Бальтазар.

— До избрания следующего градоначальника, думаю, мы с госпожой Мирандой должны возглавить город и успокоить народ, — заявил отец Дамиан.

— Если так нужно, ваше преосвященство, — согласно кивнула чародейка, провожая уходящих родственниц почившего старосты и сильнее «разжигая» сияние своего аметиста в изящном посохе.

— После таверны я бы хотел навестить местного пастора и церковь, — сказал ей священник. — И мне бы заодно срочно отправить письма.

— Да у нас всего один проповедник и с десяток монахов-служек. Звонари, келарь, ризничий и так далее. Разного возраста, скромные, молчаливые, набожные. Один прихворал вот. Тут вообще некоторые разболелись за последние дни. Кто простыл, кто подкашливает, кого в озноб бросает. Особенно из дружины, здоровые такие мужчины, а с недугом слегли, кашляют в ознобе. Инфирмарий наш с ног сбился уже, — рассказывала девушка.

— А других лекарей в таком городе нет? Только церковный? — удивился Бальтазар.

— Волколецк набожный город, — за неё отвечал знающий Дамиан, — Здесь церковь довольно старая, не раз перестроенная. С сильным влиянием духовенства на горожан.

— Есть травники, что собирают цветы и растения да толкут в ступках, мази делают разные. Трудятся вместе с Инфирмарием или приносят ему порошки и ингредиенты, — скромно отвечала Миранда.

— Можно на место убийства сходить, но я предпочту туда нагрянуть ближе к ночи, когда эти твари вновь повыползают. Тогда в тонких следах их ауры разобраться станет куда проще, чем днём, — заявил некромант, поглядывая на стражу.

— Отдохните немного, поешьте чего, — всё предлагала та им отправиться в таверну.

— Да отоспались в телеге, — прогнусавил на это Дамиан, однако же, приглашению внял. — Идём, подкрепимся. А вы ступайте с благословлением Творца нашего! — озарял он знамениями стражу.

— Сейчас дам несколько распоряжений о подготовке к погребению и дежурстве, отыщу Мори и явлюсь к вам, проведу и в особняк, и к церкви, — обещалась, разрывавшаяся по своим делам Миранда, сделав ещё один вежливый поклон.

В ближайшем трактире было малолюдно, все давно перекусили и особо не задерживались, дел у местных хватало и без страшных происшествий, да ещё и за ребятнёй своей сегодня приходилось приглядывать или звать нянек, так как день был не учебный, и вся детвора резвилась, где ей вздумается.

На входе пол прикрывала столь широкая медвежья туша, что её зверь-обладатель рисковал заиметь титул гиганта-рекордсмена во всех этих краях из когда-либо водившихся. Прочные крупные столы, квадратные, но с обтёсанными аккуратными углами, располагались в основном по правую руку. Был также спуск на нижний этаж, где знать любила катать костяные шары по зелёному сукну, а народ попроще раскладывать картёжные партии.

Подвал с запасами самой харчевни располагался отдельно и спуск туда был прямо недалеко от пивной стойки с выходом наружу, чтобы удобнее было разгружать прибывшие с ингредиентами повозки. К стойке они и решили сейчас подойти, не занимая столиков, належавшись в дороге так, что сейчас можно было и постоять, заодно пообщавшись с не слишком занятым трактирщиком.

Девчонка лет двенадцати, возможно его дочь, веснушчатая, с парой длинных косичек, виднелась в приоткрытую дверцу в соседнем подсобном помещении, где мыла посуду и раскладывала на полотенце сохнуть отдельно ложки, отдельно вилки, в общем, хозяйничала, стараясь ничего не уронить.

Рыжебородый поджарый хозяин заведения с немного выпирающим животом, стоял в белой рубахе с бурой вышивкой и протирал уже ополощенные пивные кружки. Косясь на вошедших, мужчина с небольшим вздохом качал головой, удивляясь мирному сосуществованию церковника с некромантом.

— Доброго дня тебе, славный хозяин этого благословенного заведения, — приветствовал его гнусавый Дамиан. — Налей нам своего лучшего местного, говорят, славится пивоварнями ваш Волколецк.

— Заходите-заходите! Прошу, да, рассаживайтесь! — привычно забормотал тот сладким баритоном. — Сейчас угостим вас чем-нибудь вкусненьким! Да. Что гости дорогие желают? — глянул он, наконец, так, чтобы их хорошо рассмотреть, а не только примечать парочку силуэтов. — Служки к нам, честно признаюсь, бывает, захаживают, но что б сам священник выпивку заказывал! Да на пару с тёмным магом… Ох, до каких же дней я дожил. Присаживайтесь, ваше преподобие! — усмехнулся на визитёров трактирщик. — Чтоб злачные места благословенными кто-то назвал, это должно было случиться что-то особенное.

А на них оглянулся, сидящий на угловой табуретке длинноносый монах. Мужичок тощий, черноволосый, церковный служка, со спадавшими из-под капюшона сальными смольно-чёрными волосами, размеренно пивший свой напиток из высокой стеклянной кружки, не знающий куда деваться. С одной стороны, святой отец застал его здесь посреди дня за распитием. С другой — этот святой отец явился в трактир сам с просьбой плеснуть пива, да к тому же был не местным, а пришлым.

Так что служка с орлиным профилем предпочёл натянуть капюшон посильнее, затаиться и сидеть тише воды, ниже травы, а при удобном случае — слинять, благо пол здесь был из брусьев, а не дощатым, так что никакой внезапный скрип половиц за спинами гостей не должен был его выдать. Ну, а от постукивания обуви спасала медвежья шкура.

— Чудо дивное, боже всемогущий! Если уж есть на свете пиво, так вот оно! — нахваливал тёмный пенный напиток в стеклянной кружке отец Дамиан. — Благослови творец эту таверну, её пивоварни и весь этот город! — потянулся он, чтобы стукнуть об пол посохом.

— Другого не держим, да! Отменное, лучшее! Это наше местное, да. Гордость заведения! Гордость всего Волколецка, да! — улыбался и кивал владелец трактира.

— И вправду, — выдохнул после хорошего глотка Бальтазар. — Не думал, что с церковником когда-либо соглашаться стану, но, сколько ни странствовал, а такого не пил! Лучшее пиво, что пробовал!

— Это благодаря полям и землице нашей, — поглаживал рыжий свои усы в довольной улыбке.

Чтоб не свалиться вдруг от крепости напитков, потребовались и лучшие закуски. Так что всё последующее время до прихода освободившейся от своих дел чародейки, они провели за едой, то и дело нахваливая город, отхлёбывая из кружкк, да пробуя различную выпечку, ещё тёплую, совсем незадолго до их привоза завезённую в харчевню с разных местных пекарен.

— А что, некромант, — поглядел на него отец Дамиан, — не такие уж мы с тобой и разные, да? Ну, подумаешь, один церковник, а другой тёмный чародей. Оба всё ж таки люди, оба владеем магией, оба служим высшей сущности, оба мечтаем… впрочем, это уже, как дать, как взять, — покачал он головой из стороны в сторону, будто разминая шею, — нечисть разную упокаиваем иногда. И чего ты братьев моих недолюбливаешь, беловласый. О! Даже волосы светлые у обоих, — встормошил он сильнее свои торчащие короной седые лохмы на затылке позади лысоватого лба.

— Один человек уже как-то пытался меня убедить, что мы с ним похожи, — закатил тот глаза, вспоминая случившееся в Сельваторске.

— Надо тебя в церковь сводить местную, вот что! Увидишь, что никакие мы никому не враги, — заявлял ему священник.

— Это без меня, я лучше со стражей схожу в места, где трупы нашли. От упырей некро-след останется. Да и если не упыри, а ещё что, тоже выследить постараемся, — заверял Бальтазар.

— Ну, как гости, наелись? Напились? — раскрыла дверь Миранда с гордой ухмылкой.

При ней была теперь пожилая служанка в сероватом платье, зелёной косынке и округлых маленьких очках на переносице крохотного вздёрнутого носика. А ещё девочка лет девяти с тёмной ровной чёлкой, заплетёнными каучуковой резиной хвостиками волос. Та стояла в приподнимающих ботинках на толстой подошве. Обувь будто делали под эту юную аристократку на заказ по капризному желанию девчонки казаться выше. На ней было красивом чёрном платье из дорогих тканей с белым воротом и светлым узором внизу юбки, не доходящей и до колен, прикрытых зато тёмными чулками.

— Ещё раз благословляю и приветствую! — приподнял нескромно кружечку за их здоровье преподобный.

— А эта юная леди? — оглядел Бальтазар девочку, чем-то напомнившую ему случай в Яротруске на Солнцестояние, когда он малышке примерно такого возраста устраивал свидание с её отцом-демоном, впервые оказавшемся в тех краях.

— Моя младшая сестрёнка, — погладила ту по ткани платья на левом плече чародейка, — Мори. Морриган, — представила её она.

— Это вы у родителей, выходит, Мира и Мора что ли? — усмехнулся некромант. — Миранда и Морриган.

— Можно и так сказать, только матушка сейчас в Долине, а отец… Он с нами не живёт, — отвела она взгляд. — Так что сама вот с ней маюсь. Идёмте, покажу вам здесь всё. Заодно и её домой в поместье отведу.

— А он правда некромант? — вышагала девчонка вперёд к Бальтазару.

— Он, между прочим, твой барон! Наш барон, — напомнила ей Миранда.

— Ой, простите, ваше сиятельство, — вежливо поклонилась та, не отводя взор от украшений на косом мундире чернокнижника. — А вы, правда, некромант?

— Ученик Сульги Тёмной и Гродерика Черноуста, — лениво произнёс он, опустив кусок своей жизни про Кастор, где обучался фехтованию, картографии, верховой езде и прочим не связанным с магией навыкам у сэра Дрейка Даскана.

— Не слышала о таких, но, наверное, это очень круто! — восхищалась им девочка, хлопая в ладоши и буквально подпрыгивая на месте.

— Следи за языком, мелкая, — осекла её сестрица. — Будь вежлива с нашими гостями и не задавай лишних вопросов.

— И вы, правда, умеете оживлять мёртвых? — вытаращила та глаза.

— И загонять их обратно в гробы, где усопшим и место, — ответил за Бальтазара священник.

— «Оживлять» не то слово, деточка, — не знал, как объяснять той всю разницу некромант, — Поднимать, скорее, звучит более верно.

— Ах, прошу простить меня за сестру, — потянула её к себе чародейка. — Очень говорливая. Магией не обладает в отличие от меня, а, может, не проснулась ещё в ней эта искорка. Вот для неё всё чудесно, что за пределами возможностей простого человека. Непоседа та ещё, вот даже в чёрное наряжать приходится, чтобы не позорилась с пятнами на одежде, так хоть не особо заметно будет. Вечно куда-нибудь влезет, в чём-нибудь извазюкается… Ворон ещё дрессирует местных, нашла занятие.

— Ворон? Как любопытно, нечастый домашний питомец у дворян, — удивился такому Бальтазар.

— Воронов! Мира опять всё перепутала! — супилась девочка, — Я просто их выходила, кого птенцом, кого со сломанным крылом, кого у кошки отняла схваченного. Теперь уже здоровые, но ко мне слетаются, еды клянчат, — улыбнулась она и громко свистнула, запустив меж уголков губ мизинец и указательный палец.

К ней и вправду прилетел с улицы небольшой чёрный ворон, нырнув по воздуху в харчевню, сделав круг почёта по периметру, и, сложив крылья, уселся на плечо своей хозяйки. Он, повернув голову боком, правым глазом поглядел на всех, кто был внутри. Переливающая блеском красивая чёрная птица с мощным клювом, вела себя, как ручная, что изрядно повеселило чернокнижника, а вот святой отец подобное не одобрил.

— Не безопасно с такими хищными птицами дружбу водить. Да и вообще дикие они, — заявлял он. — Отпустить на волю, и пусть летят себе, новый дом ищут. Церковь таких питомцев не одобряет, — помахал он вперёд руками, будто прогоняя птицу, и та слетела с детского плеча в дверной проём, уносясь высь, над крышей харчевни, откуда и залетела сюда.

— Вы же умеете создавать воронов из черноты? — чуть наклонив голову с нотками подозрения в голосе и глазах произнесла девочка.

— Мори, уймись, не докучай гостям, — тянула её к себе чародейка.

— И големов из костей мастерить умеете? — упиралась и скользила башмачками по полу та, пока сестра её вытаскивала прочь. — И летать? И создавать туман и непроглядный сумрак даже в ясный день? — сыпала она к гостю-некроманту вопросами, пока не исчезла за дверьми таверны. — И гадать, узнавать будущее? — а через какое-то время появилась снова.

Бальтазар лишь закатил глаза, представляя, в каком настырном и назойливом обществе этого звонкого голоска, напоминавшего звон маленького колокольчика под жужжание агрессивной пчёлки, предстоит ему провести ближайшее время.

Теперь он скорее бы согласился пойти со святым отцом в местную церковь, нежели в поместье, где ему навяжут приглядывать за девчонкой под предлогом обустройства личной комнаты на время визита. Он уже был готов вообще остаться в этом трактире, где было отличное пиво и тоже можно было обзавестись ночлегом, но Дамиан уже вышел и косился на него за открытыми дверями, все ждали снаружи. Пора было выбросить хмель из головы и поддаться любопытству, занявшись уже, наконец, делами и целью своего визита.

Экскурсия по городу вышла краткой. Две кузницы, две стеклодувные, одна литейная недалеко от реки, куда прямо в здание прорыт специальный канал-ручеёк, чтобы в водном резервуаре охлаждать заготовки. Пекарни, ткацкая мануфактура, пивоварни, а ещё брёвна, брусья и осиновые кубы возле столярной мастерской, где сейчас троица работников занималась изготовлением мебели, делая дверцы для шкафов и изголовье односпальной кровати. Много различных зданий, мимо которых они проходили и не останавливались, шагая по пути к самому пышному кварталу аристократов.

Здесь также были прорыты каналы водоснабжения от реки с элегантными мостиками над многочисленными канавками. Крутились водяные мельницы, вращая собой прочие механизмы, например, натягивая верёвку с вывешенным на сушку бельём. Воздух был наполнен ароматом цветников и клумб, практически возле каждого дома что-нибудь выращивали из ранних весенних цветов.

Если во многих городах элитные особняки и поместья располагались чуть поодаль от мастерских и крестьянских изб, словно желая быть подальше от городского шума и суеты, заняв личное уединённое пространство, здесь, в Волколецке, был целый квартал для зажиточных горожан и дворянских усадеб с небольшими садами и цветниками. И располагалось всё это не по центру, а в северо-восточном уголке, рядом с небольшим озерцом возле густого леса.

— Вот и поместье рода Гавран, — показывала Миранда слетавшими с навершия посоха розовыми лучиками на крупное двухэтажное здание с башнями и чердаком, где была просторная игровая комната и заодно место наблюдения за звёздами.

— Между прочим, означает «ворон», — делился своим знанием древних языков отец Дамиан.

При этих словах одна из чёрных птиц приземлилась на серебристый эполет Бальтазара, разместившись у того на правом плече, поглядывая резкими движениями головы в разные стороны и, казалось, не собиралась оттуда более никуда срываться с места.

— Это Эдгар, — знакомила Бальтазара с вороном Морриган. — У него самый крупный клюв из моих знакомых. Кажется, вы ему понравились. Я его назвала в честь великого дяди, брата дедушки, он живёт в Долине и наша с Мирой мама сейчас как раз там. А это Ларч, — приземлился ей на руку, как к сокольничему, другой представитель того же рода пернатых. — Высокий, худощавый, статный и важный. Прилетает, только когда есть хочет, а самому охотиться лень. Сейчас будет еду клянчить, — сообщила она, и ворон стал громко каркать, наклоняясь вперёд, то немного раскрывая крылья, то складывая вновь и перебирая лапками ходил туда-сюда по чёрному рукаву её элитного бархатного наряда. — Ещё есть Дельвиг, Магр, Дарти и Агат. Дарти, кстати, девочка, — поглядывала она вокруг, выискивая своих подопечных.

— Целая стая, — заключил некромант.

— Дельвига я спасла от одного кота, что тащил его по дороге, выходила. Дарти нашла со сломанным крылом недалеко от лесной опушки, она довольно быстро снова стала летать. Магра мы нашли птенчиком в лесу с Мирой, когда ходили вместе за ежевикой и другими ягодами. Нашли только уйму лисичек и опят у поваленных берёз да воронёнка на земле. В общем, тут у каждого своя история, — рассказывала ему девочка. — Эдгара, например, я нашла на чердаке. Он укрывался от бури ещё совсем молоденьким и, видимо, влетел туда или ураганным ветром забросило. Перья торчали косые и взъерошенные, коготь на левой ноге вывернут, и палец сломан, крылья тоже не в лучшем состоянии. С ним намаялась больше всех, а он вон на вас выбрал путешествовать, хи-хик, — шутливо упрекала она, поглядывая на усевшегося на плече чернокнижника ворона.

— А церковь наша вон там, ближе к лесу, в конце квартала последним зданием прямо по улице, — указала чародейка, окружив себя розово-фиолетовым ореолом и приподнимаясь над землёй, поплыв по воздуху.

Бальтазару не нравилась такая показушность. Его обучали, что маг не должен просто красоваться своей силой, применяя тут для любой повседневной задачи, а пользоваться даром лишь действительно при важном случае. А действия Миранды говорили о том, что избалованная девочка знатных кровей просто решила полетать, дабы не утруждать свои ноги ходьбой.

По миловидному и улыбчивому, несмотря на случившиеся здесь трагедии, личику Миранды казалось, что она беззаботна и весела. Тот ворон, что сидел на её младшей сестре, от резких порывов магии и движений чародейки, взлетел, так и не дождавшись угощения. А вот другой, который был на Бальтазаре, остался на плече барона, словно на излюбленном месте, следя вместе с ним за всеми полётами молодой волшебницы в тёмном, но довольно-таки красочном и преисполненном узоров платье.

— Класс! Хочу также! — прыгала за ней по тёмной притоптанной землице городских дорог Волколецка младшая сестричка, за которой едва поспевала нянька, даже не представленная гостям по имени.

Она явно была взята вот на такие случаи, когда беспечная чародейка оставит Морриган под присмотром старушки. Но девчонке куда любопытнее было расспрашивать барона о его способностях и обучении. Как так происходит, что у него магия получается, а у неё нет.

Просила тоже на показ сотворить из некро-дыма какие-нибудь вопящие черепа, чёрных воронов, летучих мышей и тому подобное, но некромант не собирался исполнять прихоти назойливой малявки и только шагал вслед за остальными, стараясь вообще не обращать на вертящуюся вокруг него девочку никакого внимания.

Какое-либо почтение к выше стоящим по титулу ей, похоже, было чуждо. Будто ни бароны, ни лорды городок не посещали. Либо она ещё была слишком мала, чтобы заботиться о манерах и иметь хоть какую-то ответственность за свои поступки. Невинный бордово-карий взгляд её клянчил фокусы, тараторящие губки задавали вопросы, а ножки в чёрных чулках шагали вперёд да крутились на месте, раскручивая юбку.

— Ах, Димитрий! Да на тебе лица нет! Всю ночь служил что ли без устали? — качала головой пожилая нянька на вышедшего из церкви молодого монаха в бурой рясе и капюшоне. — Мешки под глазами, весь бледный, сходи чаю выпей! Небось, и позавтракать опять забыл, окаянный! Поешь, сбегай в харчевню! — умоляла она.

Бальтазар остался снаружи, пока Дамиан и Миранда внутри церкви болтали с местным проповедником о том, как тут идут дела. Церковные разговоры совершенно чернокнижника не волновали. Казалось, как-то притеснить духовную власть в таком городе, где вера плотно укоренилась, едва ли возможно.

Даже притом, что чародейка заверила, что как таковых монахов здесь немного. Но, помня, как Дамиану уже досталась вся слава на Солнцестоянии, Бальтазар полагал, что реши он здесь вопрос с нежитью — все вновь сочтут удачный итог делом рук священника. Никто не пожелает славить некроманта, так уж люди устроены.

Да и не искал он подобной славы. Если удастся подчинить волю упырей и увести их отсюда себе на службу, периодически подкармливая осмелевшими и подобравшимися к его замку, его это вполне устроит. Время шло, а он, завоевав титул барона, по сути, так и не продвинулся дальше. Зато хоть совершает вот такие вылазки в разные стороны от холма, в замке на котором обосновался, изучает земли и города в своём подчинении. Было любопытно, что может ему дать и Волколецк в случае чего.

А ещё был вариант, что разобраться с нежитью не удастся, и тогда павшие жители будут подняты мертвецами в его неустанное войско, а души их он поглотит. Либо же здесь вообще всё дело не в упырях, однако, в том медальоне, что принёс ему священник, их явное присутствие всё-таки ощущалось. Поэтому внезапных сюрпризов, что в сдирании кожи замешаны не они, некромант не ожидал. Разве что личность, что стоит за всем этим, оставалась всё ещё главной загадкой.

Ведь такие твари не станут просто так свежевать пойманного человека. Они начнут его грызть и питаться кровью, вырывать куски мяса, раздирать на части. Вести себя практически, как дикие звери, а потому трупы без кожи были удивительным явлением.

Церковь располагалась на холмистой местности, так что отсюда открывался живописный вид, как на богатый квартал городского дворянства, так и на реку и поля, что расстилались румяным полотном колосящихся посевов и зелёными коврами пастбищ ещё левее, вдоль речного течения.

Было видно, как по мостикам пастухи погоняют скот. Как впрягают волов и крепких коней в плуг работящие крестьяне. У реки кое-где резвилась детвора, запуская дощатые кораблики с воткнутой палочкой-мачтой, пронзавшей какой-нибудь крупный лист, имитирующий парус. Несколько рыбаков колышками пришвартовывали свою лодку, проверяя заодно крепежи у вёсел. Вероятно, только что с сетью сплавились сюда откуда-то и теперь были готовы вытащить улов.

— Красивый край ведь, правда? — рядом раздался голос Миранды, она первой покинула деревянную постройку, оставив там преподобного Лоуренса переговорить с мессиром из Гедельбурга с глазу на глаз.

— Шумный, — отметил Бальтазар. — У меня свои понятия о красоте.

— Какой вы загадочный, — робко взяла она его за руку, а он лишь отметил, что она, похоже, левша, раз свой аметистовый посох всегда держит в левой.

— Господин барон-некромант лучше бы смотрел не на реку, а на погосты кладбища! — откуда-то неподалёку звучал голосок резвящейся Морриган.

— Здесь позади церкви есть некоторые захоронения, если вам угодно, — мягко произнесла чародейка. — Но основное кладбище сейчас за городской чертой.

— Там едва ли достойная архитектура склепов и надгробий, а уж у церковников и вовсе никакого вкуса к могилам, — ответил тот. — Хотя будь тут руины храма или развалины сгоревшей церкви, тоже было бы неплохо, — оглянулся он на тёмную деревянную постройку.

— Что вы! — сжала волшебница покрепче его руку, а голос её вздрогнул. — С самого начала маленькое рыбацкое поселение было многим обязано своим проповедникам! Те выступали и судьями в спорах, и просветителями в делах насущных. Когда-то в школах преподавали одни монахи, кроме них никто не умел писать и читать! Все занимались только ремеслом да скотоводством. Столько столетий город рос и развивался. А сейчас, я бы сказала, хозяйство наше немного на спаде.

— С такими-то пивоварнями? Очень много пьёте сами, хотя их итак, кажется, аж три. Надо продавать соседям столь хорошие напитки. Сначала совсем дёшево, дабы распробовали, а потом с каждой сделкой уже приближаться к достойной оплате за такой товар. Если кто из трактирщиков вдруг платить откажется, так в ваш город пьяные паломники придут, — усмехнулся некромант. — Все захотят отведать, как слухи пойдут и народ других городов распробует. А с таким товаром и развитие Волколецка в крупный центр возможно.

— Вот у вас деловая хватка, — посмеивалась Миранда, сжимая его руку и поглядывая вдаль на луга, усеянные пёстрыми весенними цветами, да на залитые солнечным светом в своих кронах шумящие на ещё не добравшемся сюда ветерке дальние леса.

В вышине виднелись охотящиеся кружащие птицы. Иногда с ветвей срывались пернатые стайки, куда-то стремительно перелетавшие. Издали не было, конечно, видно взбиравшихся по веткам куниц и белок, но с разных сторон доносился шум лесного многоголосья — скрипы, постукивания, щебетание.

— Странно, что если церковники здесь всем занимались от судейства до обучения, что как в Гедельбурге тут не мессир-чародей, что со мной приехал. Ну,или, что пастор у вас не совмещает обязанности градоначальника, — произнёс Бальтазар.

— Времена идут, многое меняется. Все стали обучены и грамоте, и прочим вещам. Другие люди сменили монахов, тем оставалось лишь проповедовать. А в ратуше заседают совсем другие чиновники. А, может, просто Лоуренс и ряд последних предшественников, просто не ставили своей целью укреплять влияние и власть. Их итак почитают, прислушиваются к их мнению, на ярмарках он всегда в судейской коллегии, что самую крупную тыкву выбирать, что лучшую сторожевую или гончую. Приятный набожный человек, — заметила она. — Из обожженного сахара сам карамельные леденцы на палочке для детей на праздники готовит и задаром раздаёт. Добрый старик. Хотя, от вашего приезда он там в ужасе! Аж клок волос себе вырвал и за седые брови нервно дёргает, — усмехнулась она, рассказывая, что мгновения назад видала внутри церкви.

— Почему лес-то вокруг? Где заборы, стены? — дивился Бальтазар. — У вас частокол то есть, то нет. А какой от него толк, если периметр весь в «дырах». С этого конца вон просто лес к угодьям церкви подходит…

— Что ж грибникам и охотникам вечно через ворота крюк делать? И травы лесные собирать, за ягодами ходить… По утру целые очереди бы выстраивались. Ну, не сейчас, конечно, теперь-то народ опасаться стал в лес выходить, — опустила глаза волшебница.

— Можно и несколько ворот сделать, посты стражников обустроить, — вздыхал барон Кроненгард.

— Вот, говорю же, у вас деловой взгляд на всё, мне бы в голову не пришло. А господин Лука и его чиновники не знаю, почему не повелели от леса везде стеной закрыться, — пожала она плечами. — Давайте мы с мессиром повелим строительство начать?

— Поглядим вот сегодня, что за ауру почувствую, что у вас тут случилось и к чему расследование придёт, — ждал вечера Бальтазар.

Вскоре от церкви вся компания отправилась вновь к особняку чародейки и её сестры, где гостям предложили несколько комнат на выбор. Напомаженный длинноволосый дворецкий негодовал от гостя-некроманта но под строгим взглядом Миранды ему не оставалось ничего, кроме как смириться да причитать о нравах её матери.

Бальтазар предпочёл самую дальнюю опочивальню на втором ярусе особняка, чтобы к нему не особо было повадно ходить мелкой назойливой девчонке. Правда, напротив, в другом конце устланного с обеих сторон пейзажными гравюрами коридора, на перекрёстке галерей, располагалась спальня чародейки. Если сестрица часто захаживает к той, то, наверняка, и к нему забегать не преминет. Мессир Дамиан же скромно расположился в одной из предложенных комнат на первом этаже, не так уж далеко, справа от центральной лестницы, возле библиотеки и спален прислуги.

А после ужина, когда уже начало темнеть, некромант попросил Миранду отвести его к страже, что обнаружила тело городничего и его охраны, а также, если кто из них помнит, на места с предыдущими жертвами. В сумерках было лучшее время, чтобы всё осмотреть и изучить.

— Вы будьте в городе! — строго запрещал ей святой отец идти с ними. — Мы разделили с вами обязанности по управлению. Я повелел вашему проповеднику держать запасы святой воды на самые крайние нужды нашествия тёмных тварей. И мы не должны оказаться в ситуации, когда всех нас вдруг чем-то выманили за городские стены! Либо вы, либо я должны всегда оставаться в черте Волколецка.

— Хорошо, как пожелаете, — решила та не спорить. — Удачи вам! — взмахнув своим посохом, сотворила она несколько сопровождающих светлячков им в дорогу.

— Я пойду, я пойду! — прыгала её младшая сестра. — Хочу посмотреть, как некромант будет приручать чудовищ!

— Нет, детка, ты пойдёшь в кроватку и спать, — не собиралась никуда отпускать её чародейка.

— Ну-у! Не хочу я спать! — скрестила на груди руки та с недовольным видом.

— Идём-идём, почитаю тебе сказку, — вела её в дом Миранда, оглядываясь на уходящих вдаль в компании стражников священника и тёмного мага.

III
Назначенный недавно внутренним голосованием капитан небольшого отряда дружины Брафф, бывший охотник, которому теперь опасно было одному ходить в окрестные леса в поисках дичи, утверждал, что хорошо знает местные тропы и даже в тёмное время суток без труда сориентируется и покажет гостям места преступлений.

Капитан был весьма молод, выглядел лет на двадцать шесть, имел чёрные утончавшиеся к кончикам усы и «колышек» узкой тёмной бороды, как будто её обязывали носить всем, кто вступал в местную армию. Бородаты были все стражники. По крайней мере, кого видели некромант и священник. Будто бы только мужчины могли служить в ополчении. Женщин с ними и сейчас, в этом скромном отряде, на вылазке не было вовсе.

— Первое тело нашли, пожалуй, уже с неделю назад, — рассказывал Брафф. — И понеслось, каждый день по трупу или даже больше. Один травник с утра, до рассвета вышедший на опушку. Целое семейство, пошедшее по грибы да по ягоды. Один из звонарей, попались двое монахов, да один удрать смог, от него-то и пошёл первый слух, что бледные упыри в лесах, да не все в это верят. Что он там себе видел…

— Так у вас свидетели есть, а никто не сказал! — удивлялся некромант.

— Да тут, то и дело кому-нибудь среди деревьев что-то привидится. Всему этому верить? — хмыкнул Брафф. — Служки церковные нередко за стойкой таверны ошиваются, если проповедник их на службе и не видит. Вы здесь некромант истинный, вы и расскажите, что к чему.

— Сам знаю, что упыри кожи с людей не сдирают, а кровь пьют. Хочется понять, какого дьявола ж у вас здесь творится, — цедил Бальтазар.

— Вот и пришли, здесь были трое стражников и господин Лука, городничий наш. По комплекции всех опознали, без кожи-то на них ни бороды, ни усов, ни волос не осталось. Одежда в клочья, будто серпами да косами поработали. Оружие их лежало заодно. И драгоценности никто не взял. Ужас лютый! — сообщал Брафф. — Явно не разбой. Таких зверей, что мяса не едят, а кожу забирают, не встречал никогда. Чертовщина какая-то!

— Она самая, — кивал тёмный маг, поглядывая на кровавые пятна и оставшиеся лоскуты нарядов, собрать которые не успели или пропустили, когда складывали общую массу. — Воздух пронизан мертвечиной. Не зомби, не бруксы, именно что, низшие носферату. Способные передвигаться уже лишь на четвереньках, напоминающие не столько волков или кабанов, а крупных приматов, — прикрывал он глаза, вдыхая вечернюю прохладу под хмурым небом.

Затем его пальцы коснулись чужой крови. Некромант присел, изучая местность и почву вокруг, следы, напоминавшие гибрид человека и животного, нечто чудовищное и переходное между ними. Сквозь кожу он ощущал нечестивых тварей, чей язык давно утратил дар речи, а мозг деградировал до дикой и низменной формы существования, сводящейся лишь к охоте, пропитанию и сну, страшась губительных солнечных лучей и святых мест.

Но оттого сильнее не мог Бальтазар понять, как может несколько упырей, а здесь их ощущалось и вправду определённое количество, а не один и не два, блуждать в лесу преисполненному осиновых щепок да ещё и соваться к городу, где процветает церковь и культ веры.

Не мог понять и то, зачем они сдирают кожу, ведь вели себя они крайне странно. Казалось бы, утратили совсем зачатки разума и речи, так неужели кто-то может их дрессировать и управлять такой сворой? Подобные ему бы пригодились, и тогда следовало бы выяснить, кто в округе является могучим чёрным магом и стоит за этим всем.

— Полоумные отродья, — процедил он, поднимаясь. — Кто-то науськивает их, помяните моё слово. И что-то даёт им право приближаться сюда, будто их представители уже в городских стенах… — не успел он договорить, как с рёвом из темноты свора четвероногих бледных созданий понеслась с оглушительным звериным рыком на всю их компанию.

Белёсые твари с массивными плечами, мощными передними лапами, преисполненными серповидными лезвиями когтей на каждой пятерне, поднимая ворох листьев, кусков почвы и переломанных веток неслись из черноты среди деревьев сквозь кустарники и кочки, отталкиваясь мощными толстыми стопами коротких задних ног.

Бесхвостый обтянутый кожей зад казался опущенным и костлявым, располагаясь куда ниже уровня головы. Мощные лопатки прорастали сквозь кожу лезвиями наростов и шипов. Позвоночник также представлял собой крючковатые выступы, зацепившись за которые, слезть обратно было бы уже крайне нелегко и невероятно болезненно. Деформированный череп был округлым, немного вытянутым вперёд, напоминая больше заячий или бобровый, с заострёнными крупными резцами впереди, как у летучих мышей, которые лакают кровь.

Глаз не было видно вовсе, если они вообще у них были. Как и ушных раковин какой-либо формы. Сероватая светлая кожа плотно обтягивала лоб и виски округлого черепа, выступы надбровных дуг, под которыми отнюдь не зияли характерные прорези. Она застилала собой всё кроме пары носовых щелей и слуховых отверстий ближе к затылку. Там редкой порослью можно было разглядеть белёсые седые волоски длиной с локоть, формирующие своеобразную скудную как бы лысеющую «гриву», больше напоминая паутину, будто в ту влезли мордами эти твари, когда пробегали сквозь ветви кустарников.

Но в пастях их также были и звериные хищные клыки, служившие для разгрызания плоти и отделения мяса от костей. При этом помимо них и передних резцов зубов внутри крепких челюстей с тёмно-синими дёснами было совсем немного. Пасти эти широко раскрывались, демонстрируя шершавый остроконечный язык и уходящее в черноту зоба тёмно-бордовое нёбо со сводом светлых арочных прожилок, будто потолки монструозного адского храма.

— Легки на помине. Вот почему столь хорошо и чётко чувствовались, — сверкал фиолетовым взором Бальтазар на приближавшуюся свору.

Трое из стражников сняли с плеча луки и целились в бледных агрессивных чудовищ. Другие же вооружились заблестевшими клинками, готовясь принять бой. А стая приближалась с агрессивным рёвом, мерзостным чавканьем и зловещими завываниями.

Отец Дамиан тут же окружил себя вытянутым многогранным куполом святой защиты, а затем и двойным сверкающим кольцом позолоченных сверкающих узоров всю их компанию, направляя со спирали посоха объёмные вращающиеся кресты в идеально-круглых полупрозрачных сферах, будто в пузырях.

От столкновения с белёсыми бестиями такие разряды взрывались красочным всплеском, обжигая тех, как будто их окатили из плошки святой водой. На мертвенно-бледной коже вспыхивали тёмные волдыри и образовывались мутные отметины-ожоги.

Но, сквозь боль и опасения, прыгучие чудовища преодолевали сверкающий заслон, набрасываясь на воинов из городской дружины. Ведомые низменными инстинктами, они в первую очередь вгрызались в горло, практически моментально убивая свои жертвы, не давая тем сил даже вонзить меч в повалившие их на землю зловонные туши.

Некромант окружил себя вращающимся кольцом дымящихся черепов, раскрывавших и закрывавших рты. Тоже уже успел выхватить клэйбэг из ножен и заряжал его ярко-голубоватой энергией. От священника, ударившего посохом о землю, прошлась сверкающими змейками во все стороны ослепляющая вспышка, поразившая только тварей. Это выиграло жалкий клочок времени для всех остальных, тут же принявшихся разить замешкавшихся смертельно опасных созданий.

— А клинки-то не посеребрил, а? Брафф? — кривился лицом Бальтазар оттого, что его совета днём не послушали.

— Дозор за дозором, ваше превосходительство, перерыв только на сытный ужин и снова по маршруту покой города охранять в патрулях воевода шлёт! Совсем некогда! Да и кузнецам серебра ещё столько взять где-то надо. Со знати нашей что ль подать просить прикажете? — отвечал тот, отбиваясь от полумесяцев вражеских когтей.

— Глупцы! А сказать не судьба? Кто ж знал, что в городе серебра мало или все пожадничают. Я б монет на расплавку дал, — хмыкнул некромант, ударив себя в грудь, чтобы те аж зазвенели где-то во внутреннем кармане чёрного косого мундира с блестящими застёжками.

— Живы останемся, подниму его хоть сейчас, на ночь глядя, для обработки мечей и плавки метала. Только не всех сразу, не хватало в час нападения на деревню сложить оружие в кузнице, — обещал темнобородый молодой мужчина.

Над ними показалось тело крупного прыгающего упыря, готового снести головы обоим своими лапами, но некромант из лезвия клэйбэга, словно из магического посоха, выстрелил накопившейся там энергией голубой молнии, пронзив насквозь брюхо монстра и следом тут же разорвав его на куски, разлетевшиеся в разные стороны.

К сожалению, это стоило жизни пары человек из дружины. Одному кровь и ошмётки попали в глаза, сделав мгновенно быстрой добычей. А другого отвлекло сильное попадание по затылку, куда он тут же прижал руку, нащупывая склизкую вязкую массу. Взглянул на свою перепачканную мутной и тёмной сине-фиолетовой кровью ладонь да тут же был сбит с ног наскочившим, словно свирепый пёс, чудищем.

— Пытаются нас разделить, чтобы стаей окружить по одному, держать позицию! Спина к спине! — приказывал Брафф.

— Глупец, что ты им велишь? Отступаем к городскому частоколу! Сдалась тебе эта позиция! — цедил в ненависти Бальтазар.

— Так я же это… — растерялся тот, — думал, вам ещё исследовать здесь всё нужно, осмотреть…

— Всё уже проверено, не видишь сам? Упыри бледные, каждый коготь словно серп жницы, вот они чем кожу сдирают. А твари это совсем безумные и безмозглые, нечего тут живьём кого-то ловить и допросить пытаться. Черепа и челюсти у них уже так деформировались, да и язык заодно, что говорить они просто физиологически уже не могут! — пояснял ему Бальтазар, пытаясь прикрывать от нападений.

С той же самой стороны, откуда прибежала первая свора, была послана ещё одна стая таких же, а потому барон всё всматривался туда, ловя каждый свободный момент, не мелькнёт ли там силуэт их хозяина. Того, кто так умело управляет столь дикими и обычно чуждыми к подчинению тварями.

Но самым интересным было то, что вокруг не было ни малейшей нотки некромантии. Он готов был поверить, что какую-то поганую игру затеял другой тёмный маг на этих землях. Но никаким таким колдовством в воздухе даже не пахло. А оттого всё загадочней становилось такое стайное и послушное поведение науськанных ползунов.

— Упокойтесь навечно во имя Творца! — причитал отец Дамиан, испуская белые и золотисто-жёлтые тонкие молнии из спирали своего посоха.

Иногда он концентрировал под молитвы свою энергию на месте в единый и довольно сильный прожигающий луч, умерщвлявший или сильно ранящий кого-нибудь из чавкающих чудовищ, а иногда тщетно пытался наложить на кого-нибудь защитный барьер, рассыпавшийся от взмахов гигантских когтей, словно тонкий кокон из занавески.

Лучники отступали, вставали на одно колено и уже почти не прицеливались. Как умелые охотники, они привыкли бить жертве в глаз, чтобы сразу пронзить мозг. Эти же создания видимых наружных глаз не имели, а головы их могли быть испещрены криво и глубоко вонзившимися стрелами, но это ничуть не заставляло монстров терять хотя бы часть своей сноровки.

От стрелков, по сути, не было проку. Они не отвлекали, не замедляли и не наносили серьёзных повреждений орде противника, попадая хоть в лапы, хоть в голову. Удары крепкого молота одного из бойцов, переламывая костлявый шипованный хребет, и то имели больше действа.

Но при очередном взмахе его за руку схватила крепкая пасть одной из тварей. Дамиан бросил защитное заклятье, но было уже поздно, аура окружила их обоих, не мешая отгрызать руку вместе с орудием у вопящего мужчины в кольчуге. На запах свежей крови ринулись и остальные.

Правда, есть они не ели, всё также перегрызали горло и оставляли умершую жертву лежать в покое, что таким упырям было в корни не свойственно. Двое лучников метнулись к городским вратам, видимо, осознав свою бесполезность для команды. А две крупные особи, пустившиеся им вслед, оказались крупнее и быстрее, повалив на землю наскоком на спину, и в скором времени челюстями буквально вырвали тем позвоночники резким движением вгрызшейся в шею головы.

Обоих монстров умертвил яркий луч из посоха святого отца, только тот уже выглядел каким-то вялым и обессиленным. Даже по словам его, призывавшим великого Творца предать ему сил и не оставить в трудные времена, было ясно, что запасы энергии у преподобного уже на исходе.

Но и упырей вокруг оставалось уже поменьше. Бальтазар довольно чётко демонстрировал, что после отрубания головы — эти существа уже не поднимаются и даже не дрыгаются. Кто как мог внял совету и тактике, хотя количество людей в и без того маленьком, совсем не боевом, не разведывательном, а лишь сопроводительном к местам обнаружения тел отряде сокращалось куда сильнее.

На некроманта с разных сторон ринулись сразу четверо, причём один со спины. Как бы ни попытался он отбиться от троих, даже каким-то сверхчеловеческим ударом с размаху рискни он им разом отсечь головы, ему не миновать было бы когтей и зубов от атаки сзади.

Но он пригнулся, сосредоточившись на тёмной магии, поразил их чёрно-фиолетовыми разрядами прямиком из тела, и те будто зависли для него в воздухе на мгновение. Мир вокруг словно замер или остановил ход времени, а сам чернокнижник, резко вскочив, сверкающим и преисполненным раскатами змеящихся сиреневых молний клинком принялся наносить удары каждому чудовищу, метаясь от одного к другому. После чего взорвал окружающую ауру расходящимся потоком энергии, отбросив тех прочь в разные концы.

Другим раздавать советы Бальтазар был мастак, однако же, свой клинок посеребрить к кузнецу тоже не сходил, а забыл. Совсем вылетело из головы или же в эту голову так ударило хорошее местно пиво, что из неё выпало всё остальное. И даже экскурсия, где им показывали многие местные постройки, никак не заставила его сообразить это сделать. Так что многие нанесённые упырям сейчас раны были совсем для тех не смертельны.

Они поднимались и скалились, отряхивались, безусловно чувствовали сильную боль и повреждение полумёртвых и заживо гниющих своих тканей, но были готовы сделать очередной прыжок. Правда, в этот раз уже совсем не одновременно, так что некромант с его верным мечом всем давали должный отпор.

Приходилось постоянно оборачиваться. Первый выпад шёл от агрессивной твари спереди, а едва голова её покатилась по земле, как уже кто-то чавкал сзади. Такой был отброшен пронзительным ударом, но за спиной опять громадные грабли когтей шелестели по траве и скребли землю, готовясь к смертоносному прыжку. Чёрно-фиолетовый плащ сейчас больше мешал, нежели помогал как-то скрыться и улизнуть во мраке от вражеского резкого рывка.

Раз за разом Бальтазар отбивался от нападений, стараясь при этом, чтобы для наглой твари оно стало последним в цикле её тленного существования. А потом ещё бросился помочь окружённому священнику, теперь уже самолично атакуя со спины похожих на облысевших приматов с мускулистыми руками и небольшими ногами отродий из числа нежити.

В этой битве не было понятия чести, так что любая подлость играла сейчас на руку. Бить в бок существу, которое на тебя даже не смотрит, догонять струсившего, лишая жизни, рубить и колоть со спины, они ведь поступали также. Одна скалящаяся бестия, подкравшись из засады, присев, ринулась слева на некроманта, на ту его руку, которая не была снабжена разящим клинком.

Пред ней встал Брафф, отражая нападение могучей левой лапы, отвёдшей в сторону его меч, и тут же получил по горлу лезвиями с правой, свалившись ниц. Но это выиграло время для Бальтазара развернуться и отсечь уже потратившему выпады своих обеих рук созданию лысоватую башку.

Последних прогнал полыхающими разрядами крестов священник. Измождённые боем, как пара псов, поджавшись и не желая больше лезть, они развернулись и чуть ли не синхронно, будто сговорившись меж собой, ринулись куда-то в черноту, в дебри леса.

А некромант присел у закрывавшего смертельную рану Браффа, с досадой поглядев на безвременно уходящего. Рядом был преподобный, но сделать он ничего не мог, кроме как помолиться. Такую рану было бесполезно даже пытаться как-либо исцелить. Возможно, нужен был кто-то куда выше могуществом, чем священник-чародей Гедельбурга.

— Глупец, — со вздохом вновь сказал ему некромант. — Да куда же ты лезешь-то, а? Думаешь, меня бы смогла одолеть эта мразь, даже вонзившись в локоть? Куда ты рванул, кого прикрывал, какая нелепая смерть, — качал он головой.

— Я… мне… не… не защитить этот город, — говорил тот, скатываясь в хрипоту. — Все надежды… на вас… Защити, — схватил из последних сил крепкой мужской хваткой Брафф чернокнижника за мундир у ворота, — защити… Мир… ах… — на сём глаза бедолаги сделались стеклянными, дыхание прервалось, а звук сердца окончательно перестал сопровождать его жизнь своим ритуальным аккомпанементом.

— Спаси Творец его… что ты делаешь?! — вцепился разъярённый священник некроманту в спину, пытаясь оттащить, когда тот начал собственнолично поглощать душу покойника.

Отца Дамиана он резко откинул подальше, так что все его попытки были тщетны. А, покончив с Браффом, Бальтазар распростёр руки в стороны, постепенно их опуская под углом, и принялся вытягивать астральные и духовные силы у всех остальных павших, подпитывая свою ауру и тёмную энергию внутри.

— Остановись! — молил его валявшийся на земле и испустивший слезу из глаз Дамиан. — Что ты творишь…

Но некромант его не слушал. Вся энергия убиенных служила сейчас только ему. Он поглощал их души, забирал всю ещё сохранившуюся энергию тонких нематериальных тел, подпитывая себя, дабы никто из них не пропал зря. Делало ли это его по-настоящему сильнее — едва ли. Какие-то молодые дружинники из не самого крупного городка Кронхольда. Он мог поднять их в виде самых рядовых и примитивных зомби, отправить восстанавливать разрушенные башни своего замка, чем занималось его воинство время от времени там, на холме, но всё-таки тела пробуждать сейчас не стал.

— Идём, старый дуралей, — бросил он, проходя мимо Дамиана и даже не помогая тому, обессиленному, подняться. — Сообщим Миранде, что тут случилось.

— Как… Как вы могли так поступить! — нагнал его запыхавшийся совсем немощный Дамиан уже у ворот, опираясь на посох и едва дыша. — Их души должны были отправиться к Творцу в сад Авалон!

— Или к Дьяволу в Преисподнюю, они всё-таки защищали некроманта, — лениво отмахнулся на это барон.

— Ради благого дела же! — возмущался кашляющий священник.

— А кто судья тому, что здесь благо? Может, благо — это убить меня этими упырями здесь и сейчас, пока я не сравнял с землёй и не выжег дотла все эти города! — сверкнул из глаз фиолетовым пламенем Бальтазар. — С чего кто-то взял, что у него есть право судить и быть высшим мерилом поступков, ища, что есть зло, а что благо?

— Он даже просил вас спасти мир! — вновь всплакнул святой отец по павшим.

— Ещё один глупец на мою голову, что ж вы все тупые-то такие, как эти самые упыри. Миранду он просил защитить, да недоговорил, помер. И истукану каменному понятно, что о девчонке своей пёкся парень перед смертью. Идём к чародейке, узнаем, что у них было. Может, он отец тот сумасшедшей мелюзги, что ворон дрессирует, а нам пытаются выдать, что это её младшая сестра, — предполагал некромант.

Однако в особняке волшебницы не оказалось. Жеманный дворецкий без особых любезностей и почтения рассказал им, что Морриган пропала из постели. Вылезла через окно как будто, ведь на первом этаже её никто не видел. И теперь городская чародейка отправилась повсюду искать свою сестрицу.

Народу на потемневших улицах было совсем мало, зато в домах и заведениях горел свет. Не особо представляя, где следует чародейку разыскивать, Бальтазар предложил святому отцу передохнуть в таверне да промочить горло после боя.

Тот, будучи сердитым и обиженным на некроманта, всё равно не смог устоять ни в своём немощном состоянии перед возможностью присесть на отдых, ни перед воспоминаниями о плодах чудесного труда здешних пивоварен.

Поглядывали внутри на них довольно косо. На чернокнижнике это было ещё не так заметно, а вот белая ряса святого отца была вся заляпана следами человеческой красной и сине-сиреневой кровью упырей. Так что видок у вошедшей парочки вызывал немало недоумения и даже испуга у постояльцев.

Сбоку у стойки снова сидел длинноносый монах, клевавший носом и изрядно захмелевший. А с другого конца сидел другой тоже в капюшоне, с довольно вялым видом, поторопившийся отвести свой взгляд от священника, дабы тот не возмущался наличию монахов в пивной.

Бальтазар это заметил, но виду не подал. Да и не в его правилах было вообще кому-то указывать на не шибко богоугодный образ жизни. Тем более, если сам Дамиан был тот ещё любитель выпить, порицать в других святошах нечто подобное для Бальтазара со стороны его спутника было бы довольно странно и лицемерно.

Они попросили местного пива, а Бальтазар ещё изучал аккуратным красивым «почерком» меню, выжженное на доске явно с помощью стекла и фокусировки солнечных лучей. Сделанное, по всей видимости, той девочкой, которую они видели за мытьём посуды, а потом вывешенное над стойкой у всех на виду. Скорее всего, та являлась дочков трактирщика. Она и сейчас была здесь, виднелась уже за другой раскрытой дверью — стояла на кухне и плоской металлической лопаткой переворачивала обжаренные в льняном масле куриные котлеты, помогая с готовкой для посетителей.

— Стоит, смотрю, такой перепуганный весь, — раздавался чей-то женский голос неподалёку. — Лица на нём нет, весь аж побледнел от ужаса, никак нечисть лесную увидел. Хорошо, я заметила, как он там с ноги на ногу переминается, может, подмёрз к вечеру. Иди сюда, говорю, смелее, рукой машу, зову к воротам…

— Ну, и что теперь? — отхлебнув в третий раз живительного тёмного пива нарушил молчание Дамиан первый, переступая через себя, так как говорить с Бальтазаром ему, в общем-то, не очень-то и хотелось.

— Будем пауком, — сообщил тот, обгладывая запеченного рябчика под брусничным соусом.

Это была по ряду причин самая ненавистная Бальтазару ягода. Однако привкус её с недавних пор напоминал одни весьма запомнившиеся приключения в Сельваторске. Потому едва в меню харчевни им какое-то время назад была встречена строка с этим блюдом, как он даже дальше читать не стал, а потребовал именно его.

— Чего? — непонимающе хмурил брови священник.

— Будем пауком. Ну, или лягушкой в пруду. Они не гоняются за мухой, а ждут, когда она сама к ним придёт, — объяснял Бальтазар, хотя по виду потрясшего головой Дамиана было видно, что тот всё равно ничего не понял.

— Пусть хоть согреется да поест, вон он, бедняжка, — всё звучал женский голос за одним из столиков знати, где какая-то дама долго что-то рассказывала своим подругам.

— Мори! Мори! Иди сюда живо! Морриган, где ты? — какое-то время спустя, не успел ещё некромант до конца насладиться ужином, как снаружи раздались крики узнаваемого голоса.

— Вот чего, — толкнул он плечом священника, поворачивая голову в сторону входных дверей. — Дождались, идём к чародейке, — нагло забрал он у того кружку недопитого на последнюю четверть пива, так как собственная уже давно была пуста, и пошёл к выходу, выливая содержимое по пути себе в рот, а сам прозрачный сосуд, исполненный местными стеклодувами-умельцами, поставив на крайний столик с остатками бархатистой пены.

— Ох, вы уже вернулись! — завидела их Миранда, подлетев в розово-малиновом ореоле. — Мори пропала! Сбежала прямо-таки, не знаю, где искать. В Церкви нет, в школе нет, на площади нет, в пекарне излюбленной её была, и ещё в парочку по пути заглядывала. Уже и закрыто всё почти! Не пойму, куда могла деться! Не обходить же всех детей, мол, она в гостях у кого-нибудь. В такое время уже спать все должны её знакомые. А что с вами… стряслось… — обратила она тоже в свете фонарей, факелов и собственного левитирующего колдовства внимание на заляпанную рясу святого отца.

— У нас крайне скверные вести. Вернулись, тебя не нашли, а там упыри весь наш конвой порешили, — докладывал он.

— Господь всемогущий! — аж опустилась та на ноги, прикрыв рот ладошкой. — И Брафф?

— Ну? Говорил же, что он о ней, — пихнул плечом в плечо ещё раз Бальтазар священника. — Схватил меня за грудки и просил тебя защитить. Я уж удивился, что между вами было? — интересовался он уже у чародейки. — Ты уж не серчай, но уберечь его не смог. Сам на рожон полез под когти тварей. Упыри у вас тут. И немало. Мы перебили пару стай, завтра тела увидите, если на солнце не сгорят в прах. Сейчас коль кто туда пойдёт, то только пирушку им устроит, заглянув к ужину. Всех перебьют. И не понятно, сколько бродит их там ещё. Так что, ни за своими, ни за их тушами ночью ни ногой.

— Их туши в город вообще тащить смысла нет! Разве что убедить тех, кто ещё не верит, — произнёс Дамиан.

— Да, если в городе будут вампиры, они его для остальных откроют. Так что завтра дам распоряжение, чтобы всех осмотрели и проверили на случай предательства, — произнёс Бальтазар. — Что у вас там по святой воде, кстати?

— Здешний пастор Лоуренс был любезен и дал под моё попечительство все ящики с бутылями святой воды. Я распорядился их никому не выдавать, будем хранить до крайнего случая, как особое оружие в случае нападения нечисти! — гордо заявил Дамиан. — Ни на какие другие нужды даже не думайте! — задрал он палец кверху. — Знаем мы эти ваши делишки. Облить мечи, облить наконечники стрел! Святую воду зря только тратить! Какое кощунство! Какая наглость! Проливать впустую на сыру землю, обливая железо. Нет уж. Она ещё и сохнет быстро, так что проку от окропленных лезвий особо нет.

— Вот жеж вредный ты тип, — вздыхал некромант.

— Святую воду под нужды некроманта не дам! — напыщенно и нарочно вредничал тот после сегодняшнего.

— Ой, дуралей, — качал головой барон. — Так. Ну, так что у вас там с Браффом то? — поглядел он на чародейку.

— Ох, это личное, — чуть порозовела она, не желая отвечать.

— И, тем не менее, он весьма просил перед смертью о вас позаботиться, — сообщал Бальтазар.

— Когда мне было двенадцать, он передо мной любил повыпендриваться, оказывал сомнительные знаки внимания. Когда мне было четырнадцать, уже дарил цветы и пытался ухаживать, как мог. Когда мне стукнуло шестнадцать, позвал замуж, да после отказа набивался в женихи все эти долгие годы. Так и не женат был до сих пор, между прочим, всё надеялся, что я снизойду до него, такого храбреца из городской дружины, — закатила она глаза. — Но жалко его, конечно, — тут же опустила Миранда голову. Он сильно мучился перед смертью? — спустя какое-то время молчания, посмотрела она на некроманта, переводя свой взор с него на святого отца и обратно.

— Не то, что бы, но умер не сразу, что уже, думаю, было понятно с моих слов, — отвечал Бальтазар. — Рану на горле зажимал, пытался прокряхтеть и прошептать мне, чтобы я вас защитил.

— Даже перед смертью думал обо мне, — тяжело вздохнула она, уставившись в никуда.

И во взгляде этом читалась тоска, сожаление, укор себя за многое в их прошлом и тягость расставания навечно с тем, кого знала буквально с самого детства. С кем росла здесь, дружила и общалась, кто ухаживал и был влюблён в неё, пусть и не особо взаимно с её стороны в ответ, и всё же теперь изнутри было невероятно больно, что она его больше уже не увидит в живых.

— Выходит, что так. Я-то думал, у вас всё серьёзней. Бывший муженёк, отец Морриган там… — проговорил Бальтазар.

— Морриган моя сестра! — притопнула та ногой, — Да и я слишком молода для каких-то там «бывших мужей», — недовольно заёрзали её тонкие чёрные бровки. — Вы вон тоже для барона выглядите, как юнец слегка за двадцать. А вот где Мори теперь, понятия не имею! Наша мать из семьи преуспевающих купцов. А отец… Ладно, при вас, наверное, можно сказать. Промышлял кое-какими тёмными делишками. Был наёмником, пропадал по нескольку лет, редко бывал дома, и кто его знает, где он сейчас. Всё обещал завязать, да… — вздохнула она ещё раз. — Боже, да где она? Мори! Морриган! — прокричала чародейка в разные стороны от крыльца таверны.

— Всё в порядке! — кашляя, из-за поворота вышел монах в бурой рясе, ведя рядом с собой и девочку. — Не будите народ. Играла она где-то здесь. Наверное, не устала за день совсем, вот и не спится.

Он немного сгибался, а капюшон прикрывал половину его черноусого немолодого лица. Ему было уже где-то под сорок, может даже больше. Средней длины тёмно-каштановые вьющиеся волосы, морщинки на лбу, у карих глаз и крыльев носа, скромная густая бородка небольшим овалом-островком. Он одновременно казался и худощавым, и в каком-то смысле при этом широкоплечим, будто давно не практиковавшийся воин с остатками былой формы, но отдавший теперь жизнь замаливанию грехов.

— Морриган! — метнулась в искрах алого дыма к ней чародейка. — Ух, я тебе сейчас! Домой иди, живо!

— Да ещё совсем рано! — протестовала та, недовольно поглядывая на старшую сестру. — О! Господин, некромант! Добрый вечер! Покажете что-нибудь? — с надеждой во взгляде уставилась она на Бальтазара.

— Люди кругом умирают, ты понимаешь? Ночью очень опасно! — одёрнула её, переводя внимание на себя Миранда. — Просыпаются такие твари, о которых я тебе, если расскажу, ты точно уже спать не будешь! Так что марш в кровать, дома безопасно! — заявляла та. — А вам большое спасибо, инфирмарий. Могу ли я что-нибудь сделать?

— О, пустое, — отвернулся тот. — Я лишь проходил мимо. Шёл в церковь, заметил её, да услышал ваш зов. Спросил, не она ли потерялась и не её ли разыскивает наша чародейка, на вид-то из всех детей Морриган не признать невозможно, — чуть усмехнулся кряхтящий и кашляющий мужчина, отправившийся дальше по улице, шелестя в кармане бурой рясы орехами или семечками, которыми, видимо, и подавился.

— Ещё раз примите большую благодарность! — помахала Миранда ему вслед.

— Ну, раз, нашлась, то и расходиться можно. Патрулям вели за пределы города не выходить, мой бестолковый друг, — повелел некромант священнику. Ты ж тут взялся за главного быть и запасы стеречь.

— Святая вода на нужды церкви и для защиты! — хмыкнул тот.

— Говорю же, бестолковый, — только и качал головой Бальтазар.

— Всё равно не такой бестолковый, как моя сестра, — хихикала, вращаясь на одной ножке Морриган со скуки.

— Ах, ты! — сердилась та, с аметистового посоха испустив малиново-сиреневый полупрозрачный силуэт лязгающего пастью волка в сторону младшей.

Та от всплеска магии довольно ловко увернулась стремительным прыжком на край крыльца, где выставляя ножку за ножкой, зашагала, расставив ручки в стороны, пытаясь удержать равновесие, будто кроме этой каймы других досок не было.

— Неплохая реакция, — отметил Бальтазар, отходя от харчевни.

— Идём уже, — дёрнула Мори за руку чародейка, — не выкрутасничай на ночь глядя!

Та только пальцами свободной руки свистнула своим воронам, чтобы кто-то из них прилетел составить ей компанию. Хотелось гулять, резвиться на ночном воздухе в весеннее время. А приходилось нехотя шагать домой, да ещё с державшей её, как маленькую, при себе старшей сестрицей.

Несколько бойких попыток уговорить некроманта показать какую-нибудь магию ни к чему не привели. И даже любящая понапрасну растрачивать силы Миранда отказала младшей в каком-нибудь красочном взрывном веселье, так как была на ту в обиде после всего.

IV
Следующим утром она была первой, кто постучался в гостевую комнату Бальтазара, спешно поднимая его на ноги. Хоть тот и добыл подкрепление своих сил за счёт душ небольшого павшего в бою отряда местной дружины, выспаться некроманту, увы, не удалось.

— Да кто там? Чего вам? — с заспанным видом, полуголый и явно не ожидавший наткнуться на даму, приоткрыл он свою дверь.

— Нас… — осеклась она, разглядывая его фигуру без мундира, плавно наливаясь румянцем на лице.

— Слушаю, — буркнул тот, недовольный внезапной паузой, нескромно зевнув, не прикрывая рукой рот, как полагалось бы аристократам его уровня, и снова уставился на неё.

— Нас будто бы отвлекали вчера этим нападением на стражу и исчезновением сестры. Спрашиваю у неё, кто её позвал, кто выманил наружу, не говорит, хоть ты тресни! А у меня книга одна пропала, что я держала подле камина и несколько колдовских принадлежностей. Там всё о ритуалике, формировании кругов, начертании символов. Ну, понимаете, в наше время нужно в первую очередь думать об оберегах да о защите. Кровати все в доме хотела мелом очертить вот и всё в таком духе, — спешно бормотала молодая волшебница, скользя взглядом по телу молодого чернокнижника и будто сжавшись от смущения.

— То есть, кто-то был столь хитёр, что надеялся вас выманить нападением на отряд, чему мы со старым пресвятым дуралеем помешали, и пошёл действовать по второму плану, выманив вас девочкой? — пытался спросонья сообразить некромант. — Украл не золото, не драгоценности, а книгу защитной магии? Может, там более ценное что-то было? Ритуал призыва демонов? — припоминал он праздник Солнцеворота в Яротруске, когда тоже была похищена ценная книга.

— Доказательств нет, я нутром чую, что сбежала сестрица не просто так, — бойко отвечала та, не поднимая взор на фиалковые глаза с рельефа его фигуры. — Подобное бывает в последнее время. Года два, наверное, я бы сказала. Время от времени не обнаруживаю её в спальне, где-то шляется, потом является. А раньше за ней такое не водилось. Однако же сейчас время опасное. И она, вроде, дитя не глупое. Понимает, что дома вечерами и ночами нужно сидеть. А тут вдруг пропала опять. Не знаю, что и думать. Проследить что ль за ней надо, — вздыхала чародейка. — Ещё и болезни эти, все кругом чихают да кашляют, простыл народ, даже дружина, казалось бы — крепкие здоровые мужики, отлёживаются в койках, работать никто не приходит, сразило хворями что-то многих…

— Тела забрали? — заодно поинтересовался барон.

— Нашли обезображенными… За ночь с них содрали кожу, ох, бедный Брафф, — всё сокрушалась по своему ухажёру девушка, уставившись теперь в пол.

— К стражникам меня отведи, одеться только дай, — проговорил Бальтазар, прикрывая дверь. — Надо дать важное распоряжение.

В скором времени дружину с их воеводой Миранда выстроила возле городской ратуши. А Бальтазар в своём мундире нагрянул к ним, чтобы выдвинуть небольшую речь и дать дальнейшие указания после выяснения вчерашних деталей и в свете новых открывшихся обстоятельств.

— Вампиры смогут пробраться в город, если кто-то впустит их изнутри. Для плотной и тщательной обороны нужно проверить всех горожан. Абсолютно всех! — заявлял он стражникам. — Нагрянуть в каждый дом и обязать всех есть чеснок. Раздобыть, где угодно, как угодно, из таверн, из закромов, у знати с кухонь, всё конфисковать на наши нужды ради их же блага. И там, на месте, пусть прислуга ест, дети едят, старики, чистильщики обуви, пекари, жницы, поварихи, помещицы, купцы, все без исключения! Кто откажется от чеснока, тот и есть наш подозреваемый. Вы здесь всех знаете, вот что б за сегодня каждый дом обошли, каждую семью, каждого одиночку, все слои и классы. Пусть хоть так грызут, хоть в супы давят, хоть сухари или хлебные корки натирают обильно. Но что б все чеснок если. А если нет… — обнажил он свой меч столь резким натренированным ещё в Касторе движением, отчего вздрогнули даже стражники.

— Будет сделано, ваше сиятельство! — кивнул ему пробасивший рыжебородый воевода Мезимир, мужчина аж на голову выше барона, могучий и, вероятно, самый сильный человек во всём городе.

— Так, господа, вы для начала с себя начните, — заявил ему некромант. — А то в своём глазу, как говорится… Удостоверьтесь, что в дружине засланных вурдалаков нет. И вы тоже, — сверкнул он глазами на чародейку, проходя мимо.

— Да вы издеваетесь! Чеснок… это ж его запах ничем не отбить потом будет! — тут же разозлилась та.

— А у вас сегодня свидание? Целоваться надумали с утра пораньше или что? Вас должен волновать не ваш аромат и даже не ваш внешний вид, — остановился Бальтазар с суровым взглядом. — Вы должны им всем доказать, что не вампир. Теперь каждый в Волколецке должен это сделать и без исключений!

Сам же он направился перекусить в таверну. Можно было, конечно, и в особняк Гавранов вернуться, да раз Миранда была уже здесь, скорее всего, сёстры успели позавтракать, а навязываться, заставляя кого-то из прислуги готовить персонально для себя, он не пожелал. В опустевшем замке барона не выработалось привычки напрягать слух, как и вообще из себе заводить. Тем более, кто ещё знает, как они там готовят и что подадут, а тут было уже проверенное шикарное пиво.

С амбаров крепкие женщины и несколько мужиков тащили мешки с зерном. Кто к мельницам, кто к пивоварням. Выезжавший к северным воротам извозчик в недешёвом сюртуке с жилетом поинтересовался у барона, не нужно ли его куда отвезти, но тот предпочёл пешую прогулку по городку.

Где-то вдали справа меж двух деревьев ребятишки натянули верёвку и прыгали через неё под какие-то доносившиеся до его ушей ритмичные считалочки. Судя по тёмному платью, там веселилась в их компании и Морриган, сестрёнка чародейки.

— Анют, я всё понимаю, но травы эти обычно растут вокруг болот, а я в лес не пойду! — заявлял по левую руку от Бальтазара женский голос, там две подруги, похожие на служанок, в своё свободное время неспешно двигались в направлении церкви, вероятно именно туда, дабы помолиться о городке и местных жителях.

Широкоплечий крестьянин, шмыгая носом, поправлял зелёную епанчу на плечах и запрягал лошадь в гружёную брусьями и кубами телегу возле вытянутого здания крупной мастерской, откуда доносились звуки нескольких рубанков и негромкое мужское многоголосье.

— Ну, всё, дубы пока кончились, так и передай, надо в лес рубить ехать, а кто ж поедет! — усмехался помогавший возничему с погрузкой старший плотник, мужчина за сорок в бежевой льняной рубахе, поджарого телосложения с собранными в хвост густыми светлыми волосами.

Одет он был легко, но лишь потому, что работа с затаскиванием древесины в телегу была довольно тяжёлой, так что и без того было жарко. Где толстенные выверенные кубы, где брусья вдоль стен, где кора на дрова и прочие обрубки и «отходы» с заготовок, дабы ничего не пропадало. Лёгкими были разве что мешки со стружкой на растопку, в удобрения полей и огородов, а некоторые брали её вместо пакли при строительстве.

Если поселение близ реки, значит дело плотников процветает — изготовление лодок, их ремонт, выпиливание рей и брусьев для мачт, дверей в каюты, мебели как для жилых домов, таки для судов. Рыболовный промысел кормил город в свои главные осенние и весенние сезоны года куда лучше, чем возделывание полей и огородов. Хотя и без тех, конечно же, было никуда.

В таверне было безлюдно. Миранда не зря говорила, что многие в городе простыли да приболели. Ещё и время выдалось, похоже, что после завтрака. Все ранние пташки уже поели, это некромант просыпался, когда ему вздумается, да и то его ведь стуком в дверь разбудила чародейка. Так бы он, может, после изнурительного боя с упырями и до самого обеда продрых.

У стойки над бледно-розовой настойкой чах длинноносый монах-служка в буром одеянии, да где-то в углу пшенную кашу из плошки активно наяривал пожилой, но ещё отнюдь не седой бородач комплекцией впору воеводе, что остался где-то у ратуши выполнять распоряжения.

— Блинцы соорудить? — предложил ему харчевник с доброй улыбкой, однако же, без всякого приветствия, поклонов и любезностей к своему барону.

— А что, хорошие? — недоверчиво поглядел на него некромант.

— Да на ваш вкус сделаем! — отвечал рыжий мужичок. — Хотите потоньше, хотите потолще с тестом погуще, послаще или с начинками какими?

— У вас тут река, вот и подай с лучшей рыбой, — поразмышлял вслух Бальтазар.

— Ещё могу предложить сметану, разное варенье, а с Долины нам клубнику уже первую везут, можно не варенье, а прям ягоду нарезать порубить, — сверкал тот глазами, словно сам был здесь главным любителем клубники, едва не подавившись слюной.

— Нет, сладкие начинки это дочке вон своей оставь, — слышал некромант, как на кухне дребезжит во всплесках воды омываемая кем-то посуда.

— С рыбкой, значит, с рыбкой, — проговорил тот. — Ещё оленина есть, заканчивается. Кабан в маринаде остался, очень нежный становится, — нахваливал тот.

— Пивка, главное, не забудь, — усмехнулся чернокнижник, — а то ещё вздумаешь мне какой-нибудь чай к блинам подать.

Он решил не выбирать себе какой-нибудь столик и не сидеть там в одиночку, а подошёл к стойке, с того угла, где были узкие высокие табуретки, на одной из которых восседал худощавый монах. Бальтазар видел его здесь уже пару раз, словно тот не просто завсегдатай, а проводит в таверне времени больше, чем в церкви.

— А что, утренней службы сегодня нет? — усмехнулся он, своим голосом немного взбодрив клевавшего носом мужчину.

— А? Да отпели уже и нашего Луку и всех, кто помер, будь Авалон им вечным пристанищем, — крестился тот.

— Не ты ли тот звонарь, что упырей в лесу видел? — спросил его некромант.

— Тсс! — приложил тот палец к губам. — Упыри… Я, может, пью, дабы забыть эти уродливые рожи… У них… будто глаз нет. Телом не то зверь ощипанный больной, не то человек на четвереньках. Нечто среднее, жуткое! То, чего не должно существовать на свете! — тряслись его руки и широко раскрывались глаза от пережитого терзавшего ужаса.

— А отец Дамиан где? — заодно спросил его некромант о своём спутнике из Гедельбурга.

— Всё там, с преподобным Лоуренсом молится за спасение душ, — отвечал он. — Как приехал, с первого дня новые порядки вводит. Режим нам назначил иной, молитвы новые раздал. Как город возглавил вместо господина Луки, так заделался церковь реформировать будто. А преподобный поддакивает да приплясывает вокруг. Подлизывается, ой как негоже. Словно продвижения по сану ждёт. Чародей из Гедельбурга, конечно, не епископ, но шишка повыше обычного пастора, власть-то имеет! А уж в нашей ситуации и вовсе возомнил себя пупом земли, — морщился недовольный навязанными изменениями привычного жизненного уклада монах.

— Скверный тип такой, однако… Жадный, что не пронять ничем! А я ему, знаешь что? — с усмешкой принялся сочинять некромант. — Пробрался ночью в погреба церковные, и в каждую бутыль со святой водой плюнул, хе-хе.

Тот аж поперхнулся, вздрогнув и едва не пролив остатки своего напитка. Встрепенулся, глаза густо-янтарного оттенка округлил, да с места вскочил при таких словах. У некроманта был свой план и этот любитель выпивки в нём сейчас весьма пригодился.

— Что это с тобой? — поглядывал на него барон.

— Живот что-то прихватило, пойду-ка я… — побежал тот быстро обо всём докладывать в церкви.

Ну, а чернокнижнику только того и надо было, чтобы запасы церковные для Дамиана обесценились и можно было спокойно ходить по домам, проверять святой водой на вампиризм. Разумеется, никуда он ночью не плевал и не прокрадывался, зато узнай о таком от служки пастор или сам чародей-священник, как сразу от бутылей решат избавиться.

Оставалось лишь допить своё пиво, позавтракать хорошенько и отправиться к Миранде да дружинникам, приказать помимо чеснока ещё всех заставлять святой воды испить. Упыря среди своих вычислить надо было в кратчайшие сроки. А пока он сидел и припоминал один вчерашний разговор, что слышал ночью от какой-то женщины краем уха.

Чтобы носферату оказался внутри деревни, кто-то из живых должен его пригласить. Вероятно, кто-то из своих, кто позвал бы обращённого. И сейчас он жалел, что не придал этим словам столько значения ночью, будучи слишком измотанным. Голосов здесь тогда раздавалось много, не сравнить с опустевшим утром. Все беседовали о своём. А какая-то дама хвалилась, как с околицы подозвала кого-то напуганного, замёрзшего и, вроде как, по её словам, бледного от холода человека. А светлая кожа была одним из признаков вампиризма.

Большую часть дня он провёл на ратуше, дабы не шататься по всем домам вместе со стражей. Народ бы недоверчиво и с косым прищуром поглядывал на некроманта, предлагающего пить святую воду. За этим всем следила, насколько могла, Миранда, пользуясь волшебством при каждом удобном случае.

Могла распахнуть двери, когда не открывали, угрожать чем-нибудь из своего арсенала сверкающих переливов. Разумеется, летала по воздуху, растрачивая силы почём зря, будто веселилась от души. Дамиана было не видно, видать, был в ещё большей обиде за плевки в бутыли и даже не догадывался как те теперь применялись.

Бальтазар же с чиновниками почившего Луки поднимали разные архивы, начиная от свидетельств и докладов об упырях, заканчивая попытками выяснить обо всех колдунах и ведьмах, что здесь когда-либо жили, странностях, если таковые творились в городе за его долгую историю, бедах и болезнях. А заодно и нужен был полный список ныне живущих, дабы точно всех перепроверить.

Когда начало темнеть один отряд явился со странными выражениями на лицах. В глазах читался страх, при этом ещё какая-то неловкость и досада, тень сомнения… При этом в мешке они притащили отсеченную голову седого кривозубого старика с почти облысевшей головой.

— Наотрез отказался чеснок есть, — проговорил с пояснением рослый капитан с пышными тёмными усами. — И так и эдак, уже даже угрожали и уговаривали. Сказал, что голову сложит, а есть не будет. Ну, мы и… всё, как вы велели.

Подняв отсечённую голову деда, некромант её пристально изучил, удерживая обеими руками, вглядываясь в мёртвый серо-зелёный взор, морщинистый лоб и части опустевший рот. Стражники пристально за ним наблюдали, хотя ничего не понимали в колдовских манипуляциях.

— Нет, господа. Увы, старик упырём искомым не был, — вздохнул Бальтазар. — Просто почему-то оказался настолько несговорчивым, что решил жизнь потерять на пустом месте. Странный тип, конечно, — положил он голову обратно в бурый кожаный мешок. — Захороните, как положено.

— Так все ж съели, выпили, — пожал плечами стражник. — Сейчас воевода явится, сам всё расскажет. А дед и вправду скверный был, но чтобы так от жизни отказываться! — сильнее округлил свои глаза капитан дружинного отряда.

Воевода не заставил себя долго ждать. Мезимир, крепкий мужчина с мечом и палицей на поясе, в дорогом кафтане, представитель одного из местных дворянских родов, статно шагал, оказывая знаки почтения некроманту, и готов был обо всём доложить.

— Что стар, что млад, все чеснок ели и глотали. Кто хлеб натирал, кто в похлёбку давил, кто так грыз, кто напитки крепкие закусывал. А голову старика вам уже подали, гляжу. Он ли наш, кого искали? — гремел его голос.

— Да вот нет, — вздохнул Бальтазар, вышагивая из-за стола. — Не был этот дед ваш вурдалаком, зря только жизнь отдал. Неужели всех обошли? И никто никакие фокусы не учудил?

— Кто б с чесноком и мог какие хитрости выделать, а уж глоток святой воды все делали при нас. Там ни бутыль сменить, ни мимо пролить, — убеждал его тот. — В мастерских были, трактиры обошли, уличных торговцев останавливали, в дома захаживали. Службу ночную у Димитрия только не прервали, он один там вышел, как обычно, в церкви уж упырей быть не может всё равно.

— Это, как посмотреть ещё, — призадумался Бальтазар. — Списки всех горожан сделал. Посмотрите, точно ли всех сегодня видели, — указал он на стол. — Мало ли, кто скрылся от вас по улочкам, кого ни дома, ни на рабочем месте не застали. Или кто уехал. Может, торговцы или пастухи какие. Завтра ещё раз сверяйтесь уже по списку, — велел он не прекращать поиски.

— Хватило б чеснока, ваше сиятельство, — почесал тот затылок.

— Закажите в другом городке. Иначе потом придётся свою кровь проливать при осаде Волколецка бледными кровососами. И вот тогда уже попробуй дождись помощи от кого-то. Кто сюда сунется? Ищите упыря среди своих, пока он вас не предал! — велел им некромант, демонстративно тоже схватив зубчик молодого чеснока, похрустывая жгучей белёсой луковичкой для аппетита.

Путь его лежал в таверну. Письменная работа да поиск перечней горожан, выявление ныне живущих в городе в цельный отдельный список была довольно-таки рутинной и утомительной. Телу хотелось размяться, а в желудке совсем опустело, ведь Бальтазар трудился без перерыва на обед.

Но, проходя мимо особняка Гавранов, он поглядел на горящее окошко второго этажа, вспоминая слова чародейки о том, что надо бы проследить, куда ночами иногда пропадает её сестра. Конечно, шансы, что это произойдёт прямо-таки два дня подряд, были невелики, но он всё же притаился в тени садовых деревьев, прогуливаясь там из стороны в сторону, приглядывая за окнами, примерно представляя, где должна быть спальня Морриган.

Да и огонёк свечей танцевал сейчас лишь в одном из окошек второго яруса. Но вскоре потух. Правда, это ещё отнюдь не означало, что уложенная в кровать девчонка действительно будет спать. Наблюдение продолжалось. Вечерний ветер обдувал зелёные весенние кроны, лаская ароматами цветов дворянский сад.

Бальтазару весьма не хотелось ожидать впустую, куда больше привлекали мысли о еде и комфорте, чем в темноте скрываться меж деревьев, но терпение его вскоре вознаградилось. Морриган распахнула окно, выглядывая на улицу, и медленно, не в какой-нибудь ночной сорочке, а при всём параде, в своём богатом бархатном платье, вылезла на черепицу крыши крыльца, аккуратно в своих тёмных туфельках вышагивая по немного наклонной поверхности.

На углу она повисла на руках, спускаясь вниз так, чтобы быть перед прыжком как можно ближе к земле. И вскоре приземлилась возле металлического водостока, распугав квакающих там лягушек. Ещё раз оглядываясь по сторонам, она обошла дом и скрылась из поля зрения барона, отправившись отнюдь не в сад, а к цветнику и пруду.

Пришлось двигаться за ней, иначе можно было упустить из виду, так что и ему пришлось огибать могучее здание особняка, помпезно возвышавшееся своим величием на фоне простецких изб, словно какой-то сакральный храм. Его внешний декор узоров, правда, мало волновал Бальтазара. Разглядывать их в темноте было тем ещё занятием, главное было не упустить тёмной ночью темноволосую девочку в чёрном платье.

Она специально с выложенных камнем дорог приусадебного участка сошла на траву, чтобы не постукивать обувью и не привлекать внимание. Вела себя хитро, умело, всем видом давала понять, что уже не первый раз вот так сбегает.

И путь её лежал отнюдь не к таверне, где вчера её обнаружил тот длинновласый монах. Обогнув озеро, девочка, ничего не страшась, двигалась к лесной опушке, где виднелся небольшой костёр, и воздух наполнялся запахом дыма.

Бальтазар двигался осторожно. Следуя её примеру, тоже не стал стучать каблуками сапогов о камни, дабы не выдать своё преследование, и аккуратно вышагивал сперва мимо клумб, потом меж городскими избами и постройками, наконец, по травянистому берегу озера, не подходя к песку, но и стараясь не шибко шелестеть.

У прилёска попадались мелкие щепки и обронённый хворост. Тот, кто тащил дрова к костру, вероятно, их здесь обронил по дороге. Иногда виднелись вороньи перья — её питомцы кружил где-то неподалёку. Валялась скорлупа арахиса и чёрная лузга обжаренных семян подсолнуха. А иногда даже белая от тыквенных. Там же, на небольшой полянке возле огня, он увидел того самого монаха вместе с девочкой.

Того, что вчера привёл её из-за таверны, вручив чародейке. Всё, вроде бы, вставало на свои места, вот только цель времяпровождения их здесь оставалась весьма туманной. Некромант не спешил выпрыгивать к ним на свет, а наблюдал за фигурами из тени неподалёку.

Пальцы её сжимали маленькие симметричные кинжалы с широким лезвием. Качественные, поблёскивающие в ритмичной пляске трескучего костра. А он, закатив рукава и скинув капюшон, обучал её различным приёмам. Иногда что-то показывал сам, иногда держал её руки, демонстрируя, как надо двигаться. Там был и высокий пенёк для тренировок, и старое сухое дерево с краю, где уже изрядно облезла кора.

Было похоже, что собираются они вот так уже достаточно долго. То, что сегодня видел воочию Бальтазар, не походило на какие-то простые выпады. Всё это было давно отработано на всё том же дереве, испещрённом следами лезвий. Сегодня монах учил её ударам в прыжке. Юбка платья то и дело порхала в воздухе, напоминая даже не крылья мотыльков, а причудливую подводную медузу, стремительно жалящую свои жертвы.

Движения девочки были чёткими, крепкими, вкладывая всю возможную силу в эти прямые и косые удары. Было совсем непохоже, что она устала за день к ночи. Видимо, берегла силы как раз для таких тренировок. Нередко прыжок сопровождался синхронным перекрестием обоих лезвий. И она при этом совершенно не боялась порезаться. Выглядело это так, что они давно тренируются вместе и времена всяких первых шишек и ран давно позади.

Морриган не только кромсала пенёк, но и с разбегу запрыгивала на него, отталкиваясь, грациозно переворачиваясь и двигая вооружёнными руками во время оборота. Могла так спокойно перерезать глотку взрослому человеку, причём энергия прыжка и само вращение придавали режущим взмахам должную силу.

Конечно, Мори едва бы годилась для настоящего боя. Рост и возраст не позволяли быть смертоносным убийцей, какой-нибудь копейщик бы лихим ударом врезал её по ногам, свалив наземь, и всё же обучал монах её довольно не плохо. Если бы кто-то недооценил девчонку или был занят сражением с кем-то другим, она вполне себе знала, куда надо вонзать клинки, судя по следам на дереве, и умела с ними обращаться.

Бальтазар припомнил слова Миры, что эти ночные исчезновения шли примерно второй год. Видать, с тех пор эти двое как-то и спелись да тренируются. Невесть по каким причинам, непонятно для чего и всегда ли у этого костерка — некромант посчитал, что года за два их мишени совсем бы пришли в негодность, так что места, наверняка, всё-таки иногда сменялись.

— Ну, и что здесь у вас? — наконец, вышагал он в свете огня, заставив их своим резким тоном обоих принять встревоженные боевые стойки.

Под рясой у мужчины были припрятаны кинжалы покрупнее, однако озлобленный взгляд его быстро сменился рассеянным, и он убрал свои пальцы от рукоятей. Девочка, которой некуда было убрать оружие, просто вытянула их вдоль тела, повторив за отцом отмену готовности к драке.

— А, господин барон, — замялся монах, зашевелив нижней челюстью из стороны в сторону. — Ничего не подумайте, просто ночные тренировки. Показывал дочке те или иные приёмчики… Времена-то опасные. Сами понимаете.

— Господин некромант! — улыбалась та, его громко приветствуя.

— Дочке? — удивился некромант. — Однако же…

— Меня зовут Ренат. Много лет я работал наёмником и убивал людей, отправляя все деньги семье, — опустил тот глаза. — Старшая не хочет меня знать и видеть, да и жена презирает с тех пор, как всё открылось. Кровавые ритуалы, заказные убийства знати… Сейчас, пока она гостит в Долине, я могу хотя бы уделить время младшей. Побыть рядом и быть полезным, хоть как-то компенсируя то время, когда не мог быть с Мирандой.

— Он точно твой папа? — глядели сиреневые глаза то на девочку, то на монаха.

Цвет его волос был каштановым, больше походил этим на чародейку, чем на более тёмную сестрицу, да и волосы также слегка вились, несмотря на небольшую длину. Глаза вот у всех троих были похожими, это да, выразительные, пронзительные. Все трое было черноокими, но это ведь ещё не гарантировало родства.

— Конечно! — подошла девочка к монаху поближе, как бы защищая.

— Она больше в мать, — коснулся он пальцами её прямых тёмных прядей и ровно остриженной чёлки.

— Вы разве не должны играть тогда в чаепития, плести кукол и всё в таком духе? — интересовался он, придумывая подходящие занятия для времяпровождения с девочкой.

— Не-ет, — рассмеялась она. — Я что похожа на тех, кто в кукол играет?

— И вправду, — вздохнул Бальтазар под крики воронов, вспоминая интересы докучавшей ему вчера Морриган. — А в келье или в церкви быть тебе не полагается? — перевёл он тогда взор на монаха. — Её вот сестра хватилась, небось, уже. А вам молиться и отдыхать не положено?

— Ночную всегда отпевает Димитрий, молясь за души умерших, — пояснил священник.

— Ну, вы здесь и устроили тайное братство ассасинов, — покачал головой барон.

— Я бросил своё ремесло, решил завязать, — признавался монах. — Но в семью меня бы уже не взяли, когда прознали, чем я занимался. На этих руках кровь многих невинных, — показывал он свои морщинистые ладони некроманту. — Мне оставалось лишь замаливать свои грехи в церкви. Стать монахом и втайне наблюдать, как поживает моя семья, как растут мои девочки. Я хорошо разбираюсь не только в ядах, но и в травах, зельях, мазях и микстурах. Устроился здесь инфирмарием. Пытаюсь помогать людям и спасать их от разных болезней да недугов. Что куда приложить, где чем помазать, что выпить и так далее советую.

— Вот ты почему вчера так капюшоном закрывался, столько кашлял, скрывая голос, и быстро ретировался прочь, не пожелав награды… — щурясь, припоминал Бальтазар.

— Волосы слегка отпустить пришлось и усы отрастить, чтобы в глаза не бросаться и сразу не узнали жена да старшая, — отвечал тот. — У инфирмария дел столько, что с Мирандой с глазу на глаз и не пересекаемся обычно, да и куда ей в монахе заподозрить вернувшегося отца. Так, издали за ней присматриваю. С младшей вот совсем по-иному получилось, быстро меня раскусила даже с морщинами и усами, — погладил он Мори по голове.

— И ты, как ассасин, решил навыки передать ребёнку?! — дивился чернокнижник.

— Она у меня особенная, — не без вздоха произнёс монах. — Да и времена опять же суровые. Пусть знает приёмы, владеет хоть чем-нибудь. Отправить бы в Долину, где безопаснее, но вот мать не взяла, не предполагала, что здесь какие-то упыри объявятся.

— Сами-то в лесу костёр жжёте практически, не боитесь привлечь их внимание? Ещё и ночью, когда все эти твари из нор и берлог выползают, — сурово звучат Бальтазар.

— А что им свет? Огня побаиваются, да и яркие блики их отпугивают. Не зря же днём солнца избегают, зачем им сюда лезть? Ну, и у меня руки дело помнят, смогу защитить уж, если чего, — заверял его этот мужчина.

— Ладно, — произнёс Бальтазар, когда от голода аж заурчало в животе под мундиром. — Пойду я, плевать, собственно, чем вы тут занимаетесь. По крайней мере, пока вы оба одеты. Чеснок-то ели сегодня?

— Угу, и водичку из бутылок пили, — кивнула Мори. — Покажете какие-нибудь фокусы?

— Некроманты не скоморохи, чтобы фокусы показывать, — недовольно хмыкнул барон, развернувшись.

— Ну, пожалуйста! — взмолилась девчонка ему в спину. — Хоть что-нибудь.

— Могу убить кого-нибудь из твоих воронов, а потом поднять в виде зомби-птицы, — грубо буркнул Бальтазар, оборачиваясь.

— Ого! Круто! Но, наверное, жалко кого-то из них будет, — поднимала она глаза на каркающих пернатых, что кружили над ними. — А как вы вообще мёртвых оживляете?

— Много будешь знать, — обернулся некромант, заискрив из глаз тёмно-фиолетовые молнии в разные стороны, — скоро состаришься.

— Ого! — с улыбкой восхищения разглядывала она, как тонкие ломанные щупальца разрядов мгновенно достигают листвы, деревьев, опавших веток, будто ощупывают своими кончиками весь доступный рельеф окружающего пространства.

Поднялся даже потусторонний ветер, загадочный, не слишком похожий на обычные дуновения, будто бы шёл откуда-то извне. Не горячий, не холодный, а энергетический, звенящий в ушах и отдающий чем-то неземным. Это ощущалось на ресницах, в причёске, кожей и всеми мельчайшими волосками, даже ткань обдуваемой одежды становилось какой-то пронизанной чужеродными силами, словно ты вылез из воды и наряд теперь плотно прилегает, изрядно потяжелев.

А потом всё стихло. Некромант прекратил сиять глазами и погрузился в черноту, куда не доставали блики ритуальных танцев маленького костерка. Мерцавшие угли обнажали аромат запечённой и даже чуть подгоревшей картошки, которая ещё не совсем пропеклась и нуждалась в перевороте на другой бок в серой золе под кривым «домиком» почерневших и прогоравших поленьев.

Бальтазар скрылся бесшумно. Как лесной дух, как явившееся божество, в миг исчезнувшее, заставив окружающих поразмышлять, а не привиделось ли им вообще это всё. От Морриган исходили только визги восхищения, а отец пытался настроить её на серьёзный тон продолжения тренировок.

До ушей барона донеслись их голоса обсуждавшие, расскажет ли гость Миранде о том, что он их видел. Делать это некромант не планировал, по крайней мере, пока. Если в том не будет особой нужды, то ему нет никакого дела лезть в их семейные разборки. Завязавший с тёмным прошлым отец вернулся монахом, открывшись лишь младшей из дочерей, а со старшей даже не пытается найти контакт и общий язык, как и с бывшей женой, которой сейчас, в городке, правда, не было.

Налаживать мир в их семье Бальтазар себе цели не ставил. Он вообще по сути едва их знал. Немного страдал от назойливого влияния маленькой непоседы, раздражался с некоторых черт чародейки, и пока плоховато представлял, как относится к этому монаху. Хотелось проведать совершенно другого мужчину в рясе, хотя бы поглядеть, как у того идут дела.

Вернувшись в город, он застал отца Дамиана в таверне за пустыми кружками пива. С ним был белобородый местный пастор. Мужчина лет под пятьдесят, довольно стройный, худощавый, явно отрицающий выпивку, так как разговор их больше походил на попытки того вразумить чародея-священника не заглядывать в подобные заведения. Весь его нервный вид выдавал, как же некомфортно ему глядеть на выпивающего святого отца.

Гедельбургский чародей-священник же отвечал, что именно этой свободой выбора и путями к достижению собственных удовольствий не канонизированная Пресвятая Церковь в Вольных Городах отличается от строго соблюдавшей все свои постулаты Церкви в Империи. А потому такие вещи надо ценить.

Пастор Лоуренс лишь махнул рукой, сжал крест, да при виде некроманта покачал головой. По лицу его читалось неодобрение того, как «спелись» меж собой их весьма разномастные гости. Пепельный взгляд мельком посмотрел на Бальтазара, и в глазах этих в один миг прочиталось столько ненависти и презрения, сколько он не видел даже в Касторе, когда ему пришлось тот покинуть.

Трагедии и травмы прошлого накатили с новой силой, но это ли был не повод залить всё это горе и тоску самым вкусным напитком, что он когда-либо пробовал в своей жизни. Внаглую он подсел к Дамиану, а тот проворчал что-то нечленораздельное, демонстрируя степень своего опьянения.

К моменту, когда некромант осушил первую из двух крупных заказанных им кружек, рядом сидящий тип в белой рясе с «ёжиком» взъерошенных хаотичными иглами в разные стороны седеющих волос на затылке лысеющей головы, наконец, произнёс что-то куда более понятное.

— Два это число смерти, — попытался задрать палец умным жестом преподобный, намекая, что вместо пары кружек стоило взять одну или целых три.

— Черноуст тоже об этом говорил, но я его так и не понял. Гора разделяется надвое, дав жизненный проток в ущелье или тракт для путешественников, это ли не течение жизни? Мужчина и женщина объединяются в семью и рожают детей. Это ли не число жизни? Два ингредиента, сушёный лист и кипяток завариваются ароматным напитком, это ли не истинное чудо? Двойка никогда не несёт смерти, если, это, конечно, не вооруженные руки какого-нибудь убийцы. Да и то, им скорее руководит тщеславная единица, его разум, — утверждал со своим подходом к нумерологии некромант.

— Чудо, это вот! — потряс на треть полной кружкой священник. — Напиток бога! Творец дал нам этот рецепт, чтобы мы приблизились к нему! К этой божественной лёгкости, к ощущению всемогущества! — засверкал он позолоченной аурой.

— Да будет тебе всякие… фокусы показывать, — усмехнулся некромант словами Морриган, даже самую чуть пожалев, что той сейчас рядом нет.

Хотя, если бы она восхищалась не им, а священником, наверное, где-то глубоко-глубоко в груди, где пушистым соболем свернулась царица-тьма, он бы даже ощутил какой-то оскал ревности или даже капли едкой желчи от истинной зависти. Одевайся та не в чёрное, а в белое, подражая вот такому кумиру-церковнику — это бы, наверное, покоробило самолюбие тщеславного Бальтазара.

Подумалось даже, что даже зря он там, на прилеске, не показал пару простенького колдовства. Вполне ведь в свете огня мог сотворить какие-нибудь силуэты или поискать вокруг птичьи да звериные косточки, чтобы смастерить горбатого уродливого, но забавного некромантического голема. И тот бы пару мгновений поплясал, проковылял бы к огню для девочки, воруя у этого семейства картоху из золы.

— Чего ухмыляешься? Никогда не видел тебя таким довольным, — скривил брови проповедник, глядя на представлявшего это всё и заулыбавшегося некроманта.

— Да так, вспомнил кое-чего, — поглядел тот на отражение в своей кружке.

Пена почти сошла, разбегаясь белыми барашками к краям. В тёмном пиве, как в мутном чёрном озере, отражался светловолосый некромант в косом мундире с блестящими заклёпками, с серебристыми эполетами на плечах, с застёжками плаща в виде смотрящих в разные стороны клювастых вороньих голов.

— Каковы твои цели? — задумчиво произнёс Дамиан, сидя рядом, видя его отражение и в своей кружке.

— Выяснить, если ли здесь среди горожан обращённый упырь. Предатель, прислуживающий тому, кто управляет теми безмозглыми тварями. Сдаётся мне, не просто так они тут стайками шастают, — отвечал некромант.

— Да нет же, не здесь. Ты убил Казира. Тот ещё был тип, ленивый тщеславный правитель. Бог ему судья, раз не помог против твоей армии, значит, так было нужно. Но он делал что-то для своих городов. Кронхольд не был загнивающим или топчущимся на месте краем. А чего хочешь ты? Прошло столько времени с твоего восхождения на замок и принятия титула. Никто не оспорил, наш лорд не пришёл, и даже Творец не поразил тебя молнией, — удивлялся Дамиан. — Чего же ты хочешь?

— Ищу свой путь, — загадочно ответил Бальтазар, не поворачиваясь. — Всю жизнь мне указывали, как жить. Сначала родители, потом Сульга с её правилами, сэр Даскан с его распорядком, Черноуст с его нравоучениями и наставлениями. Я знаю, мы учимся всю жизнь, но когда я получил седьмую ступень, то испытал невероятное облегчение, что мне более не надо никого слушаться. У нас была прекрасная дуэль, по итогам которой он признал, что я его лучший ученик. Не скрою, я всегда любил похвалу. Меня таким взрастили. Я рано разочаровался в людях, но они воспитали меня в ложной любви и непонятных идеалах. Лесная ведьма никогда не пыталась заменить мне мать с отцом, она воспитывала уже в совершенно иных вещах, это совсем другое. А Кастор… Ты ведь не женат, не так ли? — глянул некромант на пальцы священника в поисках обручального кольца.

— О, моя история любви не для ваших ушей, чернокнижник, — усмехнулся тот.

— Обед безбрачия или что вы там даёте? — произнёс Бальтазар.

— Это не причина, а скорее следствие. Отказ от мирских симпатий, любви и потомства. Но к этому шагу я пришёл, потеряв всё и признав, что не могу и не хочу это испытывать повторно, — глядел и Дамиан в своё отражение на дне хрустальной широкой кружки, где плескались остатки тёмного пива.

— Как её звали? — поинтересовался некромант, раз уж тот всё равно вспомнил свои самые романтические годы.

— Лукреция… — вздохнул святой отец. — Дикая, как полевые цветы, бойкая и неугомонная, как пчела. Прекрасная, как бабочка, и грациозная, как лань. Я был служкой в аббатстве Гедельбурга, а она младшей дочерью одного из помещиков. Я был лишён всего: дома, родных, средств к существованию, а у неё было всё.

— Ну, надо же… — покачал слегка головой чернокнижник. — Может, ты и прав? Может, у нас действительно есть кое-что общее… Два одиночества, слишком хорошо познавших, что такое разбитое сердце и предательство. Иногда лучше быть одному, не доверяя никому и не окружая себя сомнительными друзьями, не так ли?

— Я искал бога и спасения, был запуган словом божьим о вещах, какие не следует даже мыслить. Я завидовал ей и таким, как она. А зависть, это тяжкий и порицаемый грех, — качал головой уже Дамиан. — Я ненавидел себя, а она вытаскивала меня на прогулку, пыталась разговорить на разные темы, показывала город с той стороны, с которой я, как подброшенный сирота и бедняк, его никогда не видел. Она была для меня путеводной звездой… Мы взрослели вместе. И не было краше моментов, чем прикосновение к её рукам, ощущение близости её дыхания и проведённое вместе время, — вздыхал он с задрожавшими губами, окунаясь в омут дивных давнишних воспоминаний.

— И что же случилось? — распирало Бальтазара от любопытства, но бражный напиток уже так ударил в голову, что он изучал красивыми буковками выжженное на дощечках меню в поисках какой-нибудь простенькой, но хорошей закуски.

— Во мне просыпался дар мага, что сильно порицалось братьями по аббатству. А она рассказала об этом своим, и элита города наняла мне учителя. Видится мы стали реже, хотя он обучал и её, просто в разные дни или в разное время. Это не позволяло нам гулять, как прежде. Когда я был свободен — она занималась, а когда освобождалась она, уже я шёл к тому же самому наставнику. Это был молодой человек чем-то похожий на вас. Пышная грива светлых локонов, молодое гладко выбритое лицо. Чародей четырёх стихий, потомственный маг из уважаемого рода, — рассказывал преподобный.

— О, неужели скучный любовный треугольник? — закатил глаза некромант.

— Всё куда хуже. Хотя, поначалу так казалось. Лукреция была моей первой и единственной любовью. Несмотря на случившееся, я остаюсь верен ей и по сей день… Мы были близки, я подумывал о карьере чародея, дабы бросить всё, отказаться от церковных обычаев и обетов, жениться на ней… А потом узнал, что она и наш наставник любовники. Но это была лишь верхушка айсберга. Я страдал, не мог найти себе места. Сердце было не просто разбито, ах если бы но исчезло и просто разлетелось на куски, обрушившись на землю, — хватался он за рясу на груди, будто заново переживал те самые страдальческие эмоции. — Я не мог толком ни спать, ни есть, только думал о ней, жалел себя, презирал того человека, что умудрился украсть единственное создание, что несло мне лучики счастья…

— Даже любопытно, чем всё дело кончилось. Не убили же вы его, в конце-то концов. И не замаливаете теперь пожизненно тяжкий грех? — интересовался барон.

— Ох, я очень сильно хотел её вернуть. Было унизительно глядеть на неё, будто бы снизу вверх. Будто она со мной из сострадания, из какой-то жалости, общается по старой дружбе, хотя я видел и знаю, с кем она теперь. Но я пытался впечатлить её. Показать, что я лучше. Я решил превзойти своего учителя. С усердием налёг на практику, но стихийные чудеса мне не давались в той мере, в которой он ими владел, — с сожалением в голосе скрипел немолодой мужчина. — Ничего не вышло. Но я лелеял надежду, что она его разлюбит или он сам наиграется, да бросит девушку. Нам было уже за двадцать, у них никак не складывалась помолвка и я всё верил, что они разойдутся. Как-то раз она попросила приютить её в монастыре. Будто сбежала из дома из-за ссоры, искала убежище. Конечно же, я провёл её в подвалы аббатства. Заботился о ней несколько дней. По ночам мы гуляли, и я всё ей показывал. А потом она пропала… вместе с одной весьма ценной реликвией. И днём позже её родители и старшие братья оказались отравлены. Чудесным образом к еде не притронулась лишь Лукреция, которой якобы не было дома. Меня разрывали самые разные чувства. Я ощущал её вину, свою вину, что привёл её к нам, стыд перед братьями в аббатстве, перед доверием настоятеля, перед самим Творцом в конце концов! Я мог пойти и поговорить с ней…Но увидел, как они целуются на мосту, как она рада, и как счастлив наш общий маг-наставник. И я вернулся в монастырь, всё рассказал, признав вину и указав на похитительницу ценной вещицы, которую можно использовать как во зло для отравления, так и во благо, для очищения воды.

— Сдал любовь всей своей жизни с потрохами, — и криво усмехнулся, и горько вздохнул некромант.

— Я сделал свой выбор. Мне нужно было либо бежать к ним, бросать ему перчатку и звать на дуэль за её сердце, заведомо зная, что он во всём меня превосходит от титула, статуса, богатства и красоты до магических умений. Либо выбрать сторону правды. Во всём сознаться. Люди умерли, некромант! Для тебя всё это пустой звук, но это была преуспевающая семья, хорошая пара и их отпрыски! — восклицал священник.

— Семейная пара, которая и подыскала вам разлучника, не забывай, — пожал тот плечами, отхлебнув ещё пива. — Тут, с какой стороны посмотреть. Я считаю, мир обошёлся с ними весьма справедливо.

— Твоё чувство справедливости не имеет ничего общего с глобальными законами природы! — в ужасе качал головой отец Дамиан.

— А твоё? Предать ту, которую ты любил, — фыркнул Бальтазар. — У тебя был и иной выбор. Не сознаваться, не драться, а отпустить её из своей жизни. Глядеть им вслед, как они счастливо поскачут на коне прочь из города, — романтизировал он воображаемую ситуацию.

— Куда, некромант? Они собирались дальше жить в поместье её семьи, и я видел бы их каждый день! — возмущался и не соглашался тот. — И как же совесть? Я же буквально был её сообщником… Она так ловко провела меня вокруг пальца! Я бы просто не мог жить с этим чувством вины в монастыре, оставалось, в таком случае, бросить всё и скитаться нищим!

— Так что же случилось потом? — уже без особого интереса, но не из чистой вежливости, а всё же, дабы не мучиться догадками, спросил его чернокнижник.

— Меня высекли, понизили до служки. Да, забыл сказать, я же, пока рос и обучался, я всё-таки и сан священника повышал, святой магией овладевал, насколько смог. В итоге опять лишился всего. А её схватили. Стража и аббаты пришли в особняк, застали её и нашу реликвию. Выбили из неё признание, она недолго протерпела под пытками, а меня даже заставили участвовать и бить её плетью… Иначе бы не просто изгнали, оставив без кола, без двора, но и казнили бы, как подельника! Таков был мой путь к исправлению и принятию ситуации, — исказились его губы и налились влагой глаза от неприятных воспоминаний. — Мне пришлось отречься от любви навсегда. Ибо церковь спасла меня от верной гибели!

— Не слышу истории про эффектную потерю глаза, — задумчиво рассматривал шрам собеседника некромант.

— О, и не услышите, — вздрогнул тот от смешка, ухмыльнувшись лишь уголками губ, едва заметно. — Свой шрам я получил гораздо позже.

— Ну, а наставник этот ваш? — удивился некромант. — Любовник её, который.

— А его не было в особняке во время её поимки. Он сбежал, хотя она пыталась всё свалить на него. Никто, естественно, не поверил. Если б схватили и мага, может, он и признался бы, что сам её надоумил, что, может, даже самолично всех отравил. Она клялась, что её правда не было в доме, когда все умерли. Как бы и я должен был это подтвердить, ведь она была в монастыре. Но я промолчал. Я не знал, когда именно она сбежала, рано утром или за мгновение до того, как я проснулся. Я не желал нести ответственность за убийства, которые она или они вместе там, в сговоре совершили… — мотал он головой, а руки его тряслись так, что он не мог даже отхлебнуть свой напиток, впрочем, в последней из заказанных им кружек уже и оставалось-то на полглотка на самом дне.

— И её осудили в одиночестве, — опустил голову Бальтазар.

— Естественно… Доказано было лишь воровство, но обвиняли её в убийстве братьев и родителей. Судья Гедельбурга признал вину за ней, объявил мага в розыск, но у того хватало средств, чтобы откупиться или попросту зажить новой жизнью где-нибудь… даже неподалёку, имея наглость ни о чём и ни о ком не сожалеть, — скалился Дамиан.

— Как же ты оказался на такое способен, тьма всепоглощающая, — качал головой некромант. — Предать ту, кого любил.

— После того, как она предала меня! — шумно поставил кружку о деревянную поверхность священник, рявкнув на чернокнижника.

— Знаешь, в этом мире иногда есть нечто большее, чем принцип «зуб за зуб, глаз за глаз», — посмотрел на него Бальтазар.

— Не тебе меня учить, чернокнижник, — морщился тот, — Она сгорала на костре, а я стоял и смотрел, в очередной раз теряя всё. Пристыженный, беспомощный, уничтоженный и словно умерший там вместе с ней! — рыдал святой отец, хватая с ненавистью собеседника за мундир. — Ты не можешь меня осуждать! Я сам был молод и не осознавал всех последствий! Я никак не мог её спасти и вступиться. А когда мог, то не стал, боялся опять наделать глупостей. Боялся, что даже, если она выйдет из темницы, то будет неблагодарной тварью, пошлёт игривый воздушный поцелуй на прощание с насмешкой и, как ты сказал, сядет на коня в обнимку с тем типом, всё равно окажется с ним, а не со мной! Я не видел для себя светлого будущего! Да его и не было для меня никогда с самого момента рождения нежеланным младенцем, которого подбросили в монастырь!

— Прям, как в песне. Только там был палач, — припоминал тексты гнома Коркоснека, что помогал им с нечистью в Сельваторске, а потом на радостях бренчал всю ночь на ситаре бурные и необычные мелодии, совсем не свойственные ни придворным менестрелям, ни странствующим ансамблям.

— Я молодым парнем снова начал свой путь с самых низов, будучи ризничим при аббатстве. По итогу, тренируясь каждый божий день и став-таки не просто священником, не только настоятелем, но и городским чародеем. А пост в аббатстве затем передал одному прилежному набожному мужчине, когда сам начал служить при городничем в ратуше, как его правая рука. Я отказался от любви, от этих чувств, от этой боли! Вера и Пресвятая Церковь спасли меня от сожжения вместе с ней, как подельника! Простили мне мои грехи и позволили жить дальше, очистив совесть, как огнём её душу.

— Не слишком-то ты преуспел в стихийной магии вчера ночью, — припоминал Бальтазар, — Что-то не сыпал молниями и не испепелял огненным смерчем этих тварей. Всё святая магия по большей части у тебя лилась. Нам нагадали четыре трупа те безликие вороны, а вчера их что-то уже было значительно больше…

— Я сказал, меня избрали городским чародеем. Я не говорил и не утверждал, что достиг каких-то высот и совершенства. Возможно, церковный сан настоятеля аббатства сыграл куда более весомую роль, нежели магические умения. Да и святая магия тоже магия. Вон, все умерли вчера, а я жив, — с нотками гордости прогнусавил пожилой священник.

— Меня тоже предала любовь всей моей жизни, — вздохнул Бальтазар с загадочным выражением лица, где приятные воспоминания о прекрасной девушке смешивались с нависающими заново тучами видений о трагедиях прошлого. — Воспользовалась мной для своих целей. Она не пришла мне на выручку, когда была так нужна. А я переступил через всё и через себя в первую очередь, чтобы она осталась цела и невредима. Я выбрал уйти, только чтобы она жила. Понимаешь? Парень исчезает, девочка остаётся в счастливой жизни. Тогда мне казалось это правильным. Сэр Дрейк Даскан пытался сделать из меня рыцаря, воспитывал во мне благородство, чувство справедливости, над которым ты потешаешься. Да, может, у него всё вышло немного не так, но он старался сделать меня хорошим человеком. А Гродерик Черноуст отдал все силы, чтобы сделать плохим. Он дал мне волю, свободу, здравый эгоизм и усладу любых потребностей. Он научил меня жить для себя и во всём искать какую-нибудь выгоду. Нет ничего плохого, если от моей выгоды будет хорошо ещё кому-то. Помогать за плату, за услугу, за выгодный союз. Баш на баш, святой отец. Это не совсем то же самое, что «глаз за глаз», если вы меня понимаете. Чего я хочу? Вернёмся к тому, что вы так хотели узнать. Я хочу выжать максимум из Кронхольда. Заполучить всё, что только может дать мне этот край и расшириться дальше. Хочу показать Империи, что она однажды лопнет от своих незыблемых догм и чётких порядков. Что свобода всегда победит таких многоглавых чудовищ, как режим и система. И император падёт, ибо безграничная власть его отнюдь не вечна. И все люди смертны.

— Чем же вы лучше него? — поинтересовался священник. — Дракон сменяет дракона. Ваша тирания взамен на имперскую. Ваши взгляды, ваши порядки, ваши идеи. Да, может, они отличаются от их догм, но догмы остаются догмами, свободой назови их иль хоть как. Не нравятся их правила, вы несёте свои. Вы ничего не меняете. Один человек у власти, как был, так и остаётся императором. Ваши молодые амбиции мне понятны. Я сам прошёл в миниатюре этот путь, от служки для настоятеля монастыря, повторюсь. Я тоже мечтал достичь большего. Но я ничем не отличаюсь от предшественника. Как и на посту чародея. Да, я слабее в стихиях, зато владею святой магией. Я другой, но я такой же. Надеюсь, вы меня понимаете. Нормы создают правила поведения, вежливость и уважение друг к другу. Правила дисциплинируют. Закон защищает. Обеты тренируют волю, доверие, честь и честность друг перед другом! Всё это направлено исключительно на благо процветающего цивилизованного общества, некромант. Порядок должен быть во всём — в бумагах и документах, на книжных полках, в комнате и в доме, внутри себяи в каждом городе. Управление народом, это, как воспитание детей. Одни внимают сразу, третьи методом проб и ошибок, за кем-то надо приглядывать, на путь истинный направлять, а кто-то лишь кнут да пряник понимает. На то и есть в мире и проповедники, и стражники, и даже уличные артисты с поучительными сюжетами своих пьес да песен. А всё, что вы говорите о свободе, это же полнейшая бессмыслица! Вы подчиняете там мертвецов, скелетов, это что? Не рабство? Это, по-вашему, другое? Они были такими же людьми. Ну, а, может, не людьми, а там эльфами или орками, всё одно. Вы же порабощаете посмертно их волю. Как может такой человек сметь что-либо говорить о свободе? Мир без закона, это сплошные преступления, войны и смерть. Вы провозглашаете безобразный хаос! Кругом будут аморальность, разруха, анархия и вседозволенность! Такой мир катится в тартарары и его срочно нужно спасать!

— Посмотрим ещё, во что их механизм обратится, когда всё рухнет. А там, может, и меня однажды свергнут, — усмехнулся Бальтазар. — Пусть бросят вызов, я всегда готов к испытаниям. Что же до тирании, вы как-то довольно узко представляете себе понятие свободы. Вы мыслите рамками своей Церкви. А кто дал право ей решать, что есть «грех»? Вот, вы говорите «зависть». Росли нищим, без родителей, брошенным младенцем. И что плохого желать кров и семью, как у всех? Что плохого в тяге к богатству, как у знати? Аристократия — это целый пласт общества! Это не один и не два счастливчика, баловня судьбы, потом и кровью набившими себе состояние, чтобы им было стыдно завидовать. Нет абсолютно ничего непристойного и совестного в том, чтобы желать себе титулы, денег, статуса, власти. А иногда не только себе, но и своим близким, дорогим для себя людям. Что это за «обет безбрачия» такой? Почему вдруг похоть это плохо? Это влечение, удовольствие, принятие собственного и чужого тела. Плохо, это насиловать беспомощную малолетку в подсобке, запуганную настолько, что она никому ничего не расскажет. Тискать служанок без их согласия, пользуясь статусом. А когда разврат взаимный, в обоюдном желании и влечении нет совершенно ничего постыдного, тёмного или грязного. Это прекрасно и в этом одна из главных услад жизни. Многообразие поз и даже партнёров, сладкие оргии, неистовые утехи, удовольствие за удовольствием во всей пестроте его проявления. Кто вам сказал, что это нечто запретное или постыдное? Какая возмутительная глупость! Любите, желайте и будьте желанны! Плоть для того и создана, чтобы нежиться в плотских же утехах. Ваш этот Авалон для душ, увы, подобным похвастать не сможет, надо всё брать от мирской жизни, мессир. Будьте свободны в своих выборах, и пусть никто не будет вправе осудить ваши вкусы. Пейте, ешьте, курите, играйте в карты, проматывайте состояние и весело проводите время. Потворство есть путь к истинному счастью. Удовлетворение своих амбиций и потребностей. Кто назвал жадность или алчность грехами? Зависть стимулирует быть лучше себя, а заодно радоваться за других, желать подобного себе, а желание заставляет работать над собой, самосовершенствоваться и достигать новых успехов. Путь потребления и созидания ради потребления, вот она башня до небес, ровняющая людей со всемогущими богами. Пока у нас есть наше тело и материальный мир вокруг, надо пользоваться его благами, дарами и удовольствиями, как это прекрасное пиво. Делайте, что хотите. Желаете смуглянку, властную даму, неопытную девчонку помоложе, если вам отвечают той же монетой, будьте с теми, с кем быть вам нравится, святой отец. С теми, кто от вас без ума и желает вас столь же страстно, как и вы. Не важно даже любовь между вами или деловые отношения с куртизанкой в борделе. Она будет для вас кем пожелаете, но для этого нужно иметь свою голову на плечах, быть личностью, а не частью стада и хотя бы иметь какие-то свои собственные предпочтения и желания. Тут уж, смотря, что вы хотите. Соития или чувств, тогда и подход к поиску партнёрши совершенно разный, было бы желание. Желайте титулов, богатств, мужчин и женщин! Никто не ограничивает вас. И ваши церковные порядки написаны отнюдь не высшей силой, не каким-то там Творцом, а таким же человеком из плоти и крови, который, как мерзкий император, поставил себя выше других и засадил вас в рамки правил. Навязал свои законы, свой взгляд на мораль, и вы ничем не лучше этого тирана, когда ему подражаете, несёте его идеалы под видом собственных. Вам, к сожалению, не понять, вас таким воспитали. Я тоже не на всё могу смотреть здраво в этой жизни, но я хотя бы знаю, что такое воля. А вот вашу волю вся эта Церковь, увы, подавляет. И общие идеи послушного стада довлеют над личным, творческим и индивидуальным. А мир, где все равны и всё общее, где все одинаково молятся в одинаковых рясах, это уже не жизнь, это хуже конца света. В нём больше нет людей, нет личностей, есть только глобальная община, как неутолимая хтоническая тварь, поглощающая и впитывающая в себя неокрепшие умы новых послушников. Хотите спасти мир, красоту и детей? Начните с себя. А порядки с оковами строгих безумных законов не заслуживают ничего кроме презрения. Наследие профессии по роду, чёткий распорядок всего и вся, обеты безбрачия эти… Это не бог, это рукотворный механизм, не жалеющий свои составные части, где все мы — никто. Такой мир я и собираюсь уничтожить во славу новых порядков. Может, и не идеальных, но они будут всяко лучше, чем весь тот бред, в который катится Империя.

Чёрное сердце, часть 2

VI
На мягкой гостевой постели в особняке Гавранов, куда еле добрёл после множества кружек местного пива, Бальтазар очнулся к обеду и с головной болью, отдающейся ритмом военного марша под шаги снаружи. Вероятно, они-то его и разбудили, второй день к ряду, не дав некроманту толком выспаться после насыщенной ночи.

Минувшая, конечно, не сравнится со сражением против стаи упырей, вот только самочувствие от неё было даже в разы хуже. А пришлось метнуться к окну, как ужаленный. Будто разгневанный священник запустил к нему в комнату ядовитую змею или подсыпал в кровать пауков.

Некромант не мог поверить своим глазам. По улицам шагал отряд имперского стрелецкого войска, возглавляемый конным всадником, который был отнюдь не генералом, не капитаном, вообще не военных чинов. Не знатным лордом и даже не каким-нибудь святошей. Этого типа в длинном бордовом плаще и почти такого же оттенка широкой шляпе он признал сразу же.

А потому спешно оделся и стремительно вылетел наружу через главный вход, пока вся эта ритмично марширующая колоннада отборных бойцов не прошагала мимо. Замыкала строй телега с боеприпасами, в которую были впряжены две лошади, управляемые одним стрелком-погонщиком с длинным простеньким, но довольно-таки изящным ивовым луком на плече. В голове не укладывалось, как меньше, чем за одну ночь, недовольный их разногласиями Дамиан сумел вызвать такую подмогу.

— Сетт Догман, не иначе, — произнёс некромант, сверкая фиалковым взором, недобро приветствуя старого знакомого.

— О, и ты здесь? Уж кого не ожидал увидеть в столь набожном городе, — усмехнулся тот без всякого почтения к барону.

Крепкий высокий мужчина был под стать своему коню-богатырю, на котором сидел — вороному шайру с могучей спиной и лохматыми щётками у копыт. Сетт имел широкое желтоглазое лицо с густой щетиной резких бакенбард в разные стороны.

На поясе у него крепился кнут, томик демонолога, непрозрачная плоская фляга из металла, обёрнутая по своей округлой поверхности светлым и тонким чехлом с чёрным узором. И рядом были развешены различные подручные вещи типа порошков, костяных колышков да многое другое. Охотник на нечисть прибыл точно по своему ремеслу, в город, наводнённый уже подтвердившимися слухами про упырей. Однако прибыл слишком уж быстро, что некроманта крайне удивляло.

— Мои владения, как-никак, — распростёр гордо руки Бальтазар. — А вот наёмник из империи со стрелецким войском тут какими судьбами? Что это ещё за рейдерский захват вольного города?

— Ничего необычного, некромант, — отвечал тот. — Мы с господином Конрадом гостили у лорда Мортимера после миссии в Арьелле и получили известие о нападении нежити на городок. И о том, что у вас тут вся дружина захворала да полегла по койкам. Меня отправили проверить и решить вопрос с чудовищами по мере возможности. Я бы сказал даже, что мы в вашем распоряжении, однако же предпочту, как всегда, сам вести расследование. А уж будете вы меня слушать или нет, это решать вам и городничему Волколецка.

— Он мёртв, — заявил ему барон. — С него на днях содрали кожу, — гремели его слова зловеще и угрожающе под стать пристальному недоброму взгляду.

— Что ж… — Сетт выглядел довольно обескураженным таким известием, словно все его планы нарушились, — тогда, его может подменить наместник, советник, городской чародей, в конце концов.

— Чародейка, — сделал особый акцент на последнем слоге Бальтазар.

— У-у, тем лучше, — ухмыльнулся демонолог, приглаживая свои бакенбарды. — Веди тогда, знакомь да показывай, где у вас тут что.

— А я что, так похож на прислугу или проводника? — хмыкнул некромант.

— Не будь таким занудой. Мы же старые друзья, — нехотя выговорил тот последнее слово. — Мы всё равно заодно, наша цель избавить горожан от упырей. Так ведь? — сверкал его хитрый прищур, вспоминая дуэль за ведьму. — Убьём мы их или у тебя на тех свои планы, меня волнует мало, лишь бы они из города исчезли, а мирный люд не пострадал и продолжил процветать в Волколецке.

— Даже название запомнил, ишь ты! Ищи своего священника, он тут вызвался городок возглавлять, он и введёт в курс дела. У меня своих забот хватает, — направился он бороться отнюдь не с нечистью, а с собственным похмельем в ближайшую таверну.

В какой-то момент Бальтазар обернулся, провожая взглядом гружёную телегу. Заприметил, что ту остановили позади ратуши, слегка развернули и отправили к южному амбару возле городских конюшен на окраине. Некромант размышлял над своими дальнейшими действиями, потирая левый висок от головной боли, а затем ещё и глаза спросонья. Но, широко зевнув, первым делом направился чего-то перекусить.

В самой ратуше он появился гораздо позже, в послеобеденное время. Там были и Сетт, и отец Дамиан, и городская чародейка, разбиравшие свитки и записи в таком количестве, что те, то и дело, как древесная стружка во время кипящей работы умелого мастера, постоянно слетали со стола. Там просто не было места для такого количества всего наваленного, сколько они пытались там уместить.

— Твоих рук дело? — сперва поинтересовался Бальтазар у священника по поводу прибытия имперской гвардии.

— О, это всего лишь запасной план. Я не думал, что пришлют Сетта и стрелков. Просто написал лорду Мортимеру перед тем, как отправиться к вам в замок. Мало ли, вы наотрез откажетесь помогать. А я в пути туда-сюда потеряю очень много времени. Мы с вами, может, и волшебники, но, увы, мгновенные послания отправлять не в силах даже сотворённые магией птахи. Да и моих сил создать такую, что из Гедельбурга долетела бы хотя бы в Долину, сами знаете, не хватит. Я по другой части.

— Господин барон! — вспорхнула ресницами черноокая чародейка. — Где же вы были всё это время? — при помощи магии перелистывала она сразу несколько книг на соседнем боковом столе, за которым ещё высились полки со свитками и флаконами чернил.

— Пока ты там где-то прохлаждаешься, мы вовсю делом заняты, — с надменным взглядом заявил ему Сетт. — Помогаем этой прекрасной леди, — попытался он галантно приобнять поднявшуюся с места и проходящую мимо него Миранду, но та ловко вспорхнула в малиновом ореоле, подлетев к чернокнижнику.

— И в чём роетесь? Архивы ведьм и волшебников? — оглядел он ближайшие записи. — Я уже всё это пересмотрел намедни, ничего интересного.

— У меня кто-то украл книгу и кое-какие колдовские принадлежности, отвлекая нападением на стражу, — ещё раз сообщила чародейка. — Нельзя допустить, чтобы их смерть была напрасной!

— Почему в таком количестве? Зачем столько исторических заметок? — удивлялся некромант.

— А затем, что один из бывших волшебников города мог умереть, да не совсем. Стать вампиром и теперь насылать упырей, украсить ритуальный том и несколько предметов, неведомо зачем. Мне кажется, там не было ничего опасного, но кто знает. Магия лишь инструмент. Одни молотом куют, другие прибивают подковы, третьи скрепляют что-нибудь, но некоторые могут им чей-то череп размозжить или выбить зубы, — объясняла Миранда.

— Воистину мудро, — кивал отец Дамиан, минувшей ночью как раз рассказывая о таком церковном артефакте, что мог, как травить, так и очищать воду.

— Хорошо сказано, госпожа чародейка! — отметил и Сетт с улыбкой, пытаясь лишь привлечь этой лестью к себе её внимание.

— Подозреваете кого-то из мертвецов, не позвав главного по ним специалиста, — не без ноток обиды, но со спокойным и сдержанным видом проговорил Бальтазар, глядя на них.

— Пока вы там где-то топите в вине свою грусть, барон, — зачем-то со своего наглого тона Сетт перешёл на «вы», — взрослые и серьёзные люди решают, как помочь городу, — протрещал он разминаемыми пальцами и вальяжно приподнимая гордую голову, тщетно пытаясь подражать аристократическим манерам.

— Здесь действительно умерло несколько стражников, и те, что с господином Лукой, помните? За ночь до нашего приезда убили городничего и его охрану. И затем тех, что были с нами. Плюс ко всему другие случаи с охотниками и грибниками. Войско Империи нам поможет, — уверял его Дамиан.

— Помочь-то они всегда рады, но за какую плату? Стало быть, Мортимер хорошо спелся с враждебным соседом, раз вы у него гостили, — хмыкнул чернокнижник, воззрившись на демонолога.

— Тут-то ты точно ошибаешься, — вернулся демонолог к пренебрежительному тону и ухмыльнулся, проведя пальцами по жёстким щетинистыми бакенбардам. — Мортимер и Конрад много конфликтовали и спорили. А потом пришло письмо от чародея-священника. Лорд Конрад сам имеет святой сан, а потому вызвался помочь, несмотря на раздоры. Кое-что происходит на границах Вольных Земель и Империи это не нравится. А вашим лордам не нравятся некоторые вещи, которые творятся на моей родине. Всем мил не будешь, а, некромант? — выискивали жёлтые глаза хотя бы толику понимания.

— Нашли что-то по итогу? — после небольшой паузы всё же поинтересовался тот, не став конфликтовать дальше.

— Да ничего. Здесь нет записей о нападении подобных упырей за былые годы, чтобы связать их с деятельностью какой-либо ведьмы или колдуна. И мы вполне думали послать за тобой на крайний случай, чтобы прощупать в земле их могилы, — недовольно хмыкнул отец Дамиан.

— Да вы представляете сколько их? Всю ночь метаться от трупа к трупу сверяясь с записями, чтобы искать, кого нет на месте в гробу? А если все окажутся дохлыми и на своих местах, тогда что? — закатил глаза Бальтазар. — Хотите потерять уйму времени пустым простукиванием могил?!

— А вы разве не можете просто изучить кладбище, чтобы понять, вылезает там кто-то по ночам или нет? — удивлялась Миранда.

— Дорогуша, Волколецк очень древний город. Здесь кладбища переносили с места на место в разные эпохи. Уж ты здесь росла, а не я, должна бы знать, — воззрился он на неё с укором, будто та должна была им это сама сообщить. — Помимо нынешнего есть ещё несколько точек с мертвецами. Город расширялся и соответственно места захоронений двигались вместе с ним. Некоторые дома так и стоят на старых могилах. Однако, я смотрю, призраки усопших тут никому не докучают. Земля хорошенько освящена силами церкви, — сообщал свои ощущения барон. — Мертвяки не лезут, а мирно дремлют в глубине.

— Когда-то большая часть Вольных Земель принадлежала Империи, — гордо напомнил Сетт. — Иначе бы никто и не звал их «вольными», — усмехнулся он заодно, глотнув из своей фляги и поморщившись, протёр губы рукавом плаща, развеивая весь мифологический образ манерного дворянина. — Это всегда, прямо-таки издревле, был очень набожный город.

— Ха, ну пишите, Дамиан, пишите, — усмехнулся на это некромант. — Дадите имена всех ведьм, будем их ощупывать в погостах. Таких дел своей инициативой натворить можете, когда зазря их потревожим. Вы разве не должны верить в то, что их души давно отправились в Авалон? Вырывать астральные тела из роскошной загробной жизни в гниющий труп под землёй будет вам дорогого стоить.

— Не мне, а вам, — поднял на него взгляд Дамиан. — Церковь потому и держит некромантов в этом мире, потому что вы делаете за неё всю грязную работу. Если уж на кого рассердятся мёртвые, так это на того, кто их пробудил, а не на тех, кто приказал им это сделать.

— Ха! Давненько мне никто не приказывал, — высокомерно продолжал ухмыляться Бальтазар.

— Я обобщил, и вы прекрасно поняли, о чём речь. В Империи это приказ, распоряжение, наём на работу, если угодно. Некромант изучает, упокаивает, обнаруживает, ему щедро платят. Иногда не столь щедро, но такие, как вы, там не бедствуют. Пусть и замков с титулом барона обычно не обретают, вполне себе живут, как типичные путешествующие ремесленники, — отвечал ему священник.

— Чеснок так никого и не выявил? И святая вода не прожгла никого? — поглядел он на Миранду.

— После того, что вы с ней сделали?! Я б её вообще вылил, боже правый! — качал головой Дамиан, не догадываясь, что то была всего лишь шутка некроманта.

— Нет, никаких странных случаев, — отвечала чародейка. Некоторые кухарки поместий от лица своих господ даже требуют возмещения за то, что впустую изъяли и израсходовали у них продукты.

— А что, новый не созрел ещё? Пусть выращивают или сходят да купят на рынке. Чеснок не абрикос, чтобы по нему сокрушаться. Да и те, уверен, вашим помещикам довозят с южного предгорья, — хмыкнул некромант.

— Давайте-ка до ужина тут сделаем, сколько сможем. Может, отыщется ещё чего в архивах и летописях за былые годы. Хоть какие-то происшествия с нежитью, не обязательно с упырями. А после осмотрим место преступления, заглянем к вам в особняк, где была книга, — произнёс Сетт, глядя на чародейку.

— Вот там и встретимся, — кивнул Бальтазар, направляясь прочь и не собираясь помогать им с бумажной вознёй.

— Хей, — окликнул его Сетт, — а, если вдруг ничего не найдём, то хорошенько повеселимся ночью, — показывал он свой кнут оглянувшемуся некроманту. — Нечисть здесь что-то часто повадилась охотиться на людей. Пришла и моя пора на неё поохотиться.

Ничего не ответивший ему на это барон был занят собственными мыслями и неторопливо зашагал прочь, покинув ратушу. Он оглядывал ближайшие строения, а также здания видневшиеся вдалеке. В воздухе вновь запахло выпечкой, это в пекарнях готовили тесто для вечерних пирогов.

В мастерских кипела жизнь, а вот на улочках встретить кого-то в этот час было непросто. Те, кто уже не работал, занимались готовкой или уборкой по домам. Мало кто сновал по каким-то делам между зданий, так что больше всего скучали торговцы, которым некого было зазвать на свои прилавки.

Разве что повстречалась ему по пути шагавшая с подругами Нива в траурном тёмном платье, приёмная дочь погибшего градоначальника, умолявшая поторопиться с поисками виновника и уничтожением всего зла, что бродит вокруг их города. Взгляд её выражал надежду на некроманта, как на спасителя. Но быть героем барон Кроненгард отнюдь не стремился и двигался сейчас на юг города по своим делам.

Под вечер, когда уже стемнело, перекусить перед, возможно, очередной бурной ночью, Бальтазар зашёл в таверну, где искомых для себя персон не обнаружил. Судя по всему, добрая чародейка пригласила тех к себе отужинать в особняке.

Там были бы рады и ему, но собственная гордость не позволяла напрашиваться. Покрасневшие руки выглядели усталыми. Он и вправду замучился выковыривать из них занозы, зато в груди полыхал юношеский задор, и вокруг этого танцующего огонька вертелась чёрной дымкой хохочущая царица-тьма, подававшая свой голос.

Правда, её болтовню он слушать не стал. Очередные предостережения по поводу кровососов. Ему хватило и прошлого раза, чтобы их хорошо изучить да прекрасно справиться. Даже если бы Брафф его не прикрыл, Бальтазар был уверен, что, так или иначе, выкарабкается.

В отличие от более высших вампиров и даже новообращённых, деградировавшие до звериных повадок упыри проклясть своими укусами и оставленными порезами никого не могли. Подобно стрыгам, они не представляли угрозы заражения или обращения. Что, впрочем, не отменяло ихсмертоносности, которую барон уже воочию прекрасно имел возможность лицезреть.

Он заказал жаркое, но, оказалось, что из-за того, что всю неделю охотники опасаются выходить в лес, меню любой харчевни значительно оскудело. Не было ни окорока, ни супа из кабанятины, ни рябчика на вертеле, ни даже рагу из тетерева. Оставались только блюда из местного скота.

Ещё не успев расправиться с супом, заедая зерновой булкой, посыпанной в обилии кунжутом и льняными семечками, краем глаза некромант заметил длинноносого монаха, что явился сюда, видимо, по окончании своей службы, чтобы выпить кружечку хорошего пива. Хотя бы с ним здесь проблем никаких не было.

— О, любезный, — угостил его своим напиткам Бальтазар. — Ну, что там в церкви? Как ваш пастор?

— Да на ушах все стоят, — сильно гнусавил тот, поглядывая на некроманта. — Святой воды нет в запасах, пришлый священник негодует. С утра устроил проповедь этот ваш «приятель», отец Дамиан, — жаловался он. — То следует переделать, это перестроить, рясы тёмные менять на белые. Да их стирать же замучаешься, раз другой прошёл из церкви в город и обратно, как уже весь низ запылится. Навязывает нам свои порядки почём зря, вот горя не знали, без него жили, — отпил он пива в угощение.

— Ну, не кручинься так. Он у нас сторонник Империи, раз эти отряды вызвал. Я ему, собаке такой, ещё пуще подлянку устроил. Залез сегодня в амбар, куда телегу с припасами отвезли, и все стрелы переломал! Каждое древко! — показал он ему сои руки, чей вид вполне служил убедительным доказательством.

Тот аж поперхнулся, сложившись вдвое с громким оханьем. Отставил кружку пива и на полшага отошёл от стойки, будто уже не собирался продолжать ни пить, ни есть. Монах потряс головой, округлил свои глаза и смотрел на Бальтазара с весьма ошарашенным видом.

— Чего это с тобой? — дивился тот.

— Живот что-то опять прихватило, пойду я, пожалуй, — соврал тот и отправился поскорее выискивать отца Дамиана, дабы всё рассказать, ведь оставаться ночью без прикрытия вооружённых лучников ему, по всей видимо, очень уж не хотелось.

А вот некромант на этот раз не врал. Именно многократные переломы древка каждой имперской стрелы из упругой ивы сделали ему эти мозоли, насажали несколько заноз и царапин от разлетавшихся щепок. Всё время после посещения ратуши он провёл в одиночку в амбаре, благо никому не хватило ума свой условный склад охранять. Всех людей из прибывшего отряда отправили стеречь границы поселения. А если у амбара были какие-то свои местные стражники, те, видимо, либо где-то ужинали, либо просто не заметили проникновение некроманта.

Никто и подумать не мог, что кто-то вообще позарится на их стрелы. Ладно бы еды с собой привезли, но, даже если та при них и была, то мешки с хлебом и вяленым мясом, а также крупой и картошкой, обычным набором военной походной кухни, с телеги забрали в казармы местной стражи, куда бойцов и разместили. А вот запас их вооружения оказался по сути уничтожен тёмным планом Бальтазара.

Докучать Империи, Сетту и даже гедельбургскому мессиру ему весьма нравилось. Местные умельцы по дереву, конечно, могли в короткие сроки, работая без устали, заменить наконечникам и оперению древко, обновив и пересобрав стрелы, но возиться с этим при свечах пришлось бы им тоже немало, может, даже всю ночь. Ведь требовалась кропотливая ручная работа и хорошее знание своего дела.

Некромант же, закончив с трапезой, выждал определённое время, чтобы служка успел отыскать святого отца в особняке и отправиться к амбарам вместе с ним. Побеседовал с местными в трактире, пытаясь выявить свидетелей или разузнать что-нибудь о предыдущих нападениях. А под вечер уже сам зашагал в фамильное поместье Гавранов, где Сетт обещал более тщательно осмотреть место пропажи колдовской книги.

— Ох, ваша светлость, — в дверях он столкнулся со служанкой, той немолодой нянечкой, весьма взволнованной и усталой, — как жаль, что пропустили ужин. Проходите, они там, в гостиной, — указала она дорогу рукой, а сама вышла наружу. — Может быть, чаю? Ягодного отвара? Бушвальского вина?

— Благодарю, но я здесь всё-таки по делу, — отвечал Бальтазар, направляясь внутрь дома.

— Ах, не бережёте себя, — сетовала старушка. — Господин Сетт и её благородие разожгли камин и, наверное, вас ожидают, — предположила она, показывая ему дорогу мимо узких декоративных столиков с изящными голубенькими вазами, гармонично дополнявшими багряно-зеленоватое оформление первого яруса особняка.

— Нашли что-нибудь? Как успехи? — приоткрыл он светлые в золотой узор двери, зашагав внутрь.

По центру здесь также была медвежья шкура, как и в трактире, на стенах несколько кабаньих голов и раскинувший свои ветвистые рога лось над потрескивающим широким камином. Полукруг из алых диванов на изящно изогнутых ножках, рядом тахта, небольшой пуфик и выглядящее весьма удобным кресло. Всё в одном стиле, словно цельный гарнитур от мебельного мастера.

В воздухе витал аромат компота из сухофруктов, а сам напиток располагался в кувшине с широким горлышком, обставленном с почти идеальной симметрией высокими стеклянными бокалами на круглом дубовом столе. Внутри плавали различные местные ягоды, дольки яблок, кусочки груш и даже ломтики привозных цитрусовых прямо с рыжей кожурой.

— Осматриваем вот, пока вы там всё ребячитесь и дурака валяете, — разглядывал всё возле дальнего столика демонолог, пока сама чародейка блестящей кочергой поправляла поленья в камине.

— Я надеялась, вы будете к ужину, — проговорила она, обернувшись с нотками явной обиды.

— Врядли у вас на ужин подают местное пиво, — усмехнулся Бальтазар.

— Отец Дамиан тоже его нахваливал, а я ещё удивлялась, с чего это вдруг священник раздаёт комплименты браге, — чуть качнула та головой с загадочной улыбкой. — Наши служки иногда бегают втихаря от пастора в харчевню пропустить кружечку, но это рано-рано утром или по вечерам, примерно вот в такое время, уже после ужина, когда он туда не зайдёт перекусить. Преподобный Лоуренс любит соблюдать режим дня, поэтому ложится не позже часа ежа, когда первые ночные звери выбираются на охоту и прогулку. Да и мессир вот уже отдыхает у себя.

— Уже вернулся? Хе! Да уж, видел некоторых таких у стойки, квасят иногда, как не в себя. Аж клюют носом потом, — рассказывал барон.

— Не стоит их винить, вы же сами выступаете за тягу к удовольствиям, — напомнила она, вероятно наслушавшись причитаний от святого отца. — В вольных городах каждый живёт, как ему нравится.

— Пока они всё ещё «вольные», — покосился тот недобрым взором своих фиалковых глаз на Сетта. — А так, да. Каждый вправе радовать себя личным потворством, — кивнул тот. — Желание это основа жизни. Хочешь чему-то научиться: действуй, практикуйся. Хочешь побольше заработать: трудись, осваивай ремесло или торговлю. Жизнь это могучий вихрь, в котором надо уметь вертеться и крутиться. Нельзя просто так плыть по течению в надежде, что оно само тебя куда-нибудь вынесет. Суть в удовлетворении желаний, в достижении поставленных целей.

— Пиво-пиво, — качал головой Сетт. — Даму надо угощать утончёнными высокими напитками. Будете у нас, — глядёл он на чародейку с лёгкой улыбкой, — угощу лучшими ликёрами.

— Сюда и из Бушваля вполне могут вино поставлять, — встал между ними некромант, припоминая предложение служанки и заодно видя, как от желтоглазого взора демонолога местная волшебница весьма засмущалась.

— Уже и вправду поздно, пойду, поищу Морриган. Опять куда-то запропастилась, в доме её не видно весь вечер. Где только носит, на ночь глядя?! — возмущалась Миранда, заставляя при помощи волшебства с полок и тумб лежащие там белые и нежно-голубые веры себя обмахивать, будто от волнения ей аж стало жарко. — Угощайтесь ягодным отваром, вон на столе. В этот раз очень хороший и сладкий получился. Дайте знать, если, что-то найдёте. Надеюсь, сейчас уже скоро вернусь, — произнесла она, стукнув аметистовым посохом и поплыв по воздуху в сиреневом ореоле, спешно выскальзывая в главный коридор, а оттуда к входным дверям поместья.

Некромант тоже оглядел помещение, но с консульскими делами по расследованиям краж и пропаж он был незнаком, а по каким-то мистическим следам в гостиной, в которой с тех пор побывала уйма человек, разобрать что-либо было вообще невозможно.

И ладно бы он жил здесь, умел по ауре определять всех из прислуги да ощутить чьё-то иное присутствие, если, конечно, книгу и принадлежности для ритуалов взял не кто-то из своих. А если так, то и вовсе было бы не разобраться.

Шелест вееров умолк, едва чародейка покинула гостиную. Мебель из эбена, как чёрного, так и с узором полос дорогого дерева выглядела довольно новой, будто всё здесь обставили несколько лет назад, обновив гарнитур. Старым выглядел только громоздкий круглый стол за которым иногда играли в карты, а сейчас на бледно-голубой кружевной подстилке по центру стояли кувшин да бокалы.

— Не люблю это делать в богатых домах, — бурчал Сетт, всё оглядывая столик да вокруг него. — Постоянно всё чисто, всё убрано, никакой пыли, никаких следов грязной обуви на ковре! Если были какие, их давно прибрали горничные, — вздыхал он, искривив губы.

— И часто у тебя бывало такое? Чтобы вокруг упыри сновали, а книгой ещё и демонов сверх всего позвать собрались? — поинтересовался некромант.

— На всех найдём управу, — только махнул тот рукой. — А! Вот тут что-то интересное, — присел он, шаря руками по поясу, сняв с него какой-то кожаный прямоугольный кошель, внутри которого были вложены по своим узким отделениям металлические предметы, похожие чем-то на врачебные.

— Нашёл что ли чего? — подошёл туда и барон с любопытным взглядом.

— Что у нас тут? Каштановые волосы, — поднял тот находку на кончике блестящего пинцета.

— Это чародейки, скорее всего, — махнул Бальтазар, признав по цвету.

— Нет, некромант. Ну, кого ты желаешь провести? Да, они такого же оттенка, как у этой красотки. Они также вьются, очень похожи, но они толще, жёстче, грязные и сальные. Не нужно никакого увеличительного стекла, чтобы это разглядеть и определить. Это волосы ведьмы или даже мужчины, который плохо за собой ухаживает, — с ухмылкой заявлял ему Сетт.

— Уж тебе ли не знать, — подшутил над ним некромант. — В таком случае, полагаю, мне известно, куда нам надо идти, — выпрямился барон, в надежде застать в это время искомую персону в должном месте.

— Так, а тут что, — отложил тот волос и пинцетом приподнял почти из-под ножки стола застрявшую там маленькую тёмную вещицу. — Слушай, кажись, это лузга. Шелуха от семечек подсолнуха.

— Стол недавно двигали как раз, когда кувшин сюда приносили. Идём, говорю, давай скорей, — стоял уже в дверях Бальтазар.

Нехорошо! — медленно и назидательно произносил демонолог, глядя на шелуху в пинцете. — Ай-яй-яй, в Империи запрещено лузгой сорить, она удобряет поля и идёт ещё на разные нужды. Её сохраняют в мешках и продают либо используют сами. Это не мусор, а у вас в Вольных Городах совсем ничего не ценят, — цокал он языком.

— Да помолчи ты уже. Точно знаю, куда нам надо идти, двигай уже тушей, боров имперский, — побрёл спешно некромант к прихожей.

Демонолог, конечно, желал осмотреть место куда тщательнее, получше и подольше, но лишь глотнул из фляги и зашагал следом, спешно убирая пинцет на ходу. Так как барон-чернокнижник, похоже, и вправду был уверен, кого и где им предстоит отыскать.

VII
Они обошли особняк, прошагали по тесным улочкам мимо деревенских домов. Вышли к озеру, огибая его поодаль дугой в направлении лесной опушки. Разумеется, всё это были лишь догадки. Мало ли в городе любителей семечек, мало ли в доме Гавранов людей с волосами каштаново-рыжеватого оттенка, как у самой чародейки. Демонолог мог даже ошибиться со своими заключениями, а волосы принадлежать всё той же Миранде… Однако же, Бальтазар вёл его к своей догадке, не позволяя себя тревожить каким-то сомнениям.

— И куда это мы, на ночь глядя? — фыркал Сетт, ещё отхлебнув из фляжки и коснувшись другой рукой своего верного кнута, опасаясь стычки с нечистью.

— Всё сам сейчас увидишь, имперец, — недовольно пыхтел некромант, явно недовольный их сотрудничеством.

— Ты с прошлого раза так ничего и не понял, да? Империя не зло, которым тебе запудрили мозги. Мы помогаем соседям, приходим на выручку, тратим время и силы на решение ваших проблем, — громко шептал тот.

— Вы, словно демоны, охочие за человеческими душами. Всегда услужливые, готовые подсобить, только забываете всегда сказать, какой ценой всё это обернётся. Норовите подсунуть контракт, когда уже и отказываться будет поздно, — отвечал ему чернокнижник.

— Лорд Конрад приказал, мы и подчинились. Никакой платы с Волколецка брать не собираемся. Всё с имперской казны привычным жалованием по уставу, — заверял его Сетт.

— Всё то у вас «по уставу», — цокал языком уже Бальтазар. — Вот только речь не о деньгах, старый пёс, — усмехнулся он. — Услуги за услуги. Вы помогаете здесь, потом просите приютить наместником церкви или в ещё какой отрасли своего человека. Торговые пути налаживаете, завалив городок имперскими товарами так, что нужда в собственных пивоварнях и литейных вдруг отпадёт. И постепенно захватываете здесь власть цепкими когтистыми щупальцами, тянущимися из бездонной глотки непомерного аппетита Империи во все концы к ещё не порабощённым землям. Потом завышаете цены, например, утверждая, что торговля вне границ облагается новыми налогами. И городок сам захочет стать частью владений императора. Не так ли? Люди будут умолять градоначальников, баронов и лорда объединиться с могучим и влиятельным соседом, дабы наслаждаться товарами по прежним дешёвым расценкам. Тут-то вы им свои законы и начинаете дикторвать. Так вы и пожираете край за краем, принося туда собственные порядки.

— Ха, ты делаешь то же самое, путешествуя со своего замка во все концы и укрепляя влияние на месте в окружающих поселениях, разве нет? Этот мир на том и держится. Феодальная система. Крестьяне, купцы, ремесленники, дворянство. Нужна структура власти и чёткий порядок. Монарх, он же император, и его вассалы — герцоги. При них лорды, при лордах — бароны, при баронах — города и сёла со своим наместником. В городах свой уклад: министры, торговцы, ремесленники, фермеры, землепашцы. Всё крутится-вертится, словно мельница, понимаешь? Поля дают всходы, огороды плодоносят, мастера делают изделия: ложки, кружева, гвозди, все заняты своим делом! Это ли не высшее благо? Чёткая структура, где за каждым закреплена своя задача. Моя вот, например, ловить нечисть да изгонять демонов, — хвалился Сетт.

— И что, отец и дед тем же занимались? — по пути негромко интересовался у него некромант.

— Ха, куда там. Дед помощником в кузнице работал, отец рыбаком на Дарлецком озере, — признавался в своём незнатном происхождении демонолог. — А потом явились в наши края беды всякие. Мать, отца, сестрицу старшую, деда с бабкой по каждой линии, всех забрали… Приехал церковник к нам во всём разбираться. Большой специалист по нечистой силе и инфернальным тварям разным. Вот и сделался я, сирота, тогда ему в подмастерье, да в дальнейшие путешествия с ним отправился, — кратко пересказывал он всё, не особо желая вспоминать юность.

— Ты, видать, исключение, которое не обязали по стопам отца ремесло наследовать, — хмыкнул Бальтазар охотнику на нечисть.

— Слушай, да ты ведь из аристократии Фуртхёгга. Что ты можешь знать об Империи, в которой ни разу не бывал? Если ты сталкивался с выходцами оттуда, пришедшими в ваши края, да получил какой-то негативный опыт, так те могли быть изгнанниками, беглыми преступниками, торговцами-обманщиками, шулерами всякими, в общем, далеко не лучшими людьми. Нашёл по кому формировать своё мнение. Даже я с тобой сотрудничаю, а не враждую, как видишь. Может, зря только идём к лесу в такое время, но я всё же доверился, раз ты сказал, знаешь, кого мы ищем. И спорить не стал, идём проверим. Надо все версии изучать, иногда даже самые безумные, так меня учили. Чем тебе имперцы-то так не угодили?! — возмущался тот.

— Тише ты, не верещи, — цыкнул на него чернокнижник. — Вон там, у костра, видишь? Идём, — зашагал он куда более аккуратно, даже слегка присев и махнув Сетту рукой.

Они выходили на то же место тренировок Морриган и её отца. Монах и девочка были там, только сегодня отрабатывали вовсе не удары ножом, а как раз-таки ритуальную магию по украденной у чародейки книге. Мужчина тонкой деревянной палочкой вычерчивал круги и символы, девочка их старательно пыталась повторять. Полыхающее пламя служило источником света, дабы разглядеть все страницы, а тот объяснял, как мог, смысл линий на символах.

По сути, он просто обучал её защитным ритуалам, дабы та в случае необходимости могла применить хотя бы их. Так уж вышло, что старшая его дочь была волшебницей, а вот в младшей никакого подобного дара не просыпалось. Тогда вместо внутренних сил и врождённых способностей можно было применить заговорённые вещи, колдовские амулеты и талисманы, очертить мелом или вот так по землице узорчатой палочкой с красивыми утолщениями и сужениями особые знаки — довольно полезные в нелёгкое времясредства и знания.

— Так и думал, — вспугнул их до дрожи низкий баритон некроманта.

— А? Господин барон! — оглянулся на него монах.

— Господин крутой некромант! — радостно вскинула ручками с ритуальной палочкой Морриган, сжимая во второй руке эдакое подобие деревянного трафарета с прорезями символов стихий. — Покажете что-нибудь? — моргали ресницами её тёмные глазки. — Уже стемнело! Ночью самое шикарное время для тёмного колдовства! Правда же?

— Вот он, твой «разбойник», — иронично усмехнулся тот Сетту.

— Так это вы книгу украли у чародейки? — прошагал вперёд демонолог с устрашающим видом, сверкая жёлтыми волчьими глазами.

— Не кипишуй, это Ренат, их отец. И Миранды, и вот этой, младшей. Просто он втайне прикидывается монахом и приглядывает за дочерьми. Не крал он ничего, так, позаимствовал, — вскинул он кистью правой руки, повращав в воздухе, — и скоро вернёт на место, так ведь? — глянул Бальтазар на монаха, не выдавая тайн о его прошлом имперцу.

— Разумеется, вернём, — покорно кивал им монах. — Красть я бы и не посмел!

— Мира не даёт мне самой читать ничего из её книг! — подала голос девочка, сделав обиженное личико. — Для чего вообще тогда в школе учиться? Если почитать дают только сказки.

— У вас здесь и девчонок грамоте учат? — поднялись брови Сетта в недоумении. — Ну, и нравы, хе! — погладил он свои бакенбарды. — Понимаю ещё сильную ведьму от греха подальше чародейкой назначить, обратив добру на службу. Но чтобы они ещё и читать умели. Того и гляди начнут своими женскими чарами околдовывать каждую сферу городской жизни, влезая в управление делами.

— А как быть ведьмой, не разбираясь в колдовских книгах? — только и усмехнулся Бальтазар. — Мало видеть символы и круги, надо уметь разбираться в пояснениях. Уж кого-кого, а чародеек точно грамоте учить положено.

— Сказал бы ты такое в Империи. Что ведьму надо грамоте учить, ха! — качал тот головой.

— Как же хорошо, что мы на моих землях, в Волколецке, а не в твоей Империи! — агрессивно заметил тому Бальтазар.

— Вы что-то хотели? — вмешался в их разговор отец девочки, словно намекая, что их присутствие отвлекает и мешает им заниматься изучением оборонительных кругов и знаков.

— Да вора искали, Миранда-то всех на уши подняла от пропажи книги и всяких там… принадлежностей, — пояснил некромант.

— Вот заняться ей нечем, тут же ничего такого. Просто принципы ритуального построения. Стороны света, знаки стихий, сакральные символы, зодиакальные обозначения — заяц, ворон, медведь и все прочие, — проговорил Ренат, пожимая плечами в своей рясе. — Указательные чертёжные палочки, белый мел, трафареты из дерева, плошки да ступки с реагентами, ничего ценного.

— Мира говорила, что сандаловая палочка с южных земель Дайкона весьма дорогая, — встряла девочка.

— Слушай, так, выходит, что нападение на отряд и похищение книги никак не связаны? Никто никого не отвлекал, нелепое совпадение, что всё в один вечер стряслось, — повернулся Бальтазар к Сетту.

— Получается так, — пожал громила также своими широкими плечами, выглядя весьма озадаченным и потянувшись к своей фляге на поясе.

— Пап, там кто-то бродит! — за рукав рясы потянула его девочка, опасливо озираясь направо от освящённого не шибко низкого пня, служившего сейчас не столько мишенью для лезвий, сколько аналогом колдовского алтаря в тренировках по ритуальному черчению.

Все на мгновение замерли. Не каждый раз будешь доверять фантазиям и словам ребёнка, но сейчас положение обязывало. Они были не в городе, а за его чертой, далеко от реки, но близко к маленькому деревенскому озеру в туманной низине, куда та стекает небольшими ручейками.

И вокруг никакой стражи, так как их посты располагались поодаль, что слева, что справа, где из города ведут дороги грибников, охотников да травников, давным-давно протоптанные, в то время, как даже главный подход к озерцу располагался вдали от них, а здесь обычно едва ли было кого встретить. Не зря же отец с девочкой присмотрели для своих тайных занятий именно это место.

Только сейчас это играло им не на руку. Вокруг действительно раздавался шелест кустов и хруст сухих веточек в сопровождении слабого шелеста мха и листвы, будто где-то неподалёку бегала и всё разнюхивала охотничья собака, да не одна.

Но и Бальтазар, и все остальные, включая даже маленькую Мори, скорее всего, осознавали, что едва ли это приближается к ним какой-то заплутавший охотник или ещё какой путник. Мало верилось и в какого-нибудь оленя или даже волка, бродящего настолько рядом с Волколецком, несмотря на название города. Опасавшиеся яркого света костра серые упыри сновали где-то там во мраке среди деревьев.

В один миг костёр потух, во все стороны разразившись могильным смрадным холодом от того, кто резко приземлился на него сверху, частично разбросав угли и обломки прогоревших поленьев, нобольшую часть погрёб под своими пузырящимися от ожогов, и при этом будто бы тут же заживающими когтистыми ногами.

Необутая бледная фигура была высокой и худощавой. Одетой в чёрный костюм, в отличие от бродящих вокруг на четвереньках голых упырей. Представший в тусклом сиянии носферату был с выдающимся гладким черепом, лишённым волос, заострёнными ушами и свирепым почти нечеловеческим лицом.

Клэйбэг некроманта тут же вспыхнул фиолетовой аурой, готовый для битвы. Это немного осветило всё вокруг, и с ужасом остальные увидели вытянутое лицо с громадными клыками, глубоко впалые глаза, напоминавший рыло летучей мыши задранный нос, узнавая в этом облике легендарное чудовище, о котором в прошлых веках сказывали немало легенд и различных историй.

В чёрно-красном плаще поверх элегантного фрака и брюк с атласными лампасами вампир Волдриани разглядывал спутников Бальтазара. А тот с прищуром припоминал одну их случайную встречу в кирпичных подземных храмах среди катакомб Сельваторска.

— Уводи девочку, хватай на руки и беги, — велел Сетт монаху.

Но едва те ринулись прочь, как путь им преградила свора четвероногих бледных ползунов, рычавших, словно дрессированные цепные псы. Они полукругом встали возле компании за их спинами, пытаясь не дать пути к отступлению, роняли густую слюну и шевелили в ало-сиреневых пастях синеватыми длинными языками.

Демонолог снял с пояса кнут, готовый к сражению. Другой рукой нащупал томик со священными мантрами, однако не отвлекался на текст, дабы найти нужную страницу, а следил, чтобы скалящиеся худощавые создания вдруг не ринулись на них смертоносными прыжками.

— Зря забрались так далеко от города, барон, — раздался голос откуда-то позади четвероногих бестий.

И к ним оттуда вышагал ещё один монах. Довольно молодой, едва ли сильно старше двадцати. Весь бледный, с синяками под глазами. Бальтазар уже видел его здесь как-то раз, выходящим из церкви, когда мессир Гедельбурга желал поболтать с местным пастором. Ему ещё нянька при Морриган советовала поесть и не молиться всю ночь напролёт.

— Димитрий?! — узнал его отец девочки. — Что ты здесь делаешь?!

— Он и есть тот, кого мы искали в городе, — хмурил брови Бальтазар, пока тот устрашающим оскалом обнажил свои клыки.

— Предатель! Как ты мог?! Служитель богу, отдал свою душу упырям на растерзание! — не понимал Ренат, как другой служка мог вот так оказаться вампиром.

— Воевода и его люди обошли весь город. Заставили есть чеснок и пить святую воду всех. Бедняков и дворян, кухарок и кузнецов, женщин и мужчин, стариков и детей. И только в церкви не стали мешать ночной службе по отпеванию градоначальника, постеснявшись своим непочтением к павшим остановить такую церемонию. И именно ты оказался искомой тварью, — пренебрежительно проговорил Бальтазар, который как раз всё сводил воедино в голове.

— Догадываетесь вы неплохо, жаль поздно, — ухмылялся тот.

— И это про тебя говорила знатная дама в таверне. Увидела, мол, щуплого, бледного на околице, позвала в город. Ведь сам ты не мог шагнуть за ворота, будучи обращённым. А Волдриани, видимо, не пожелал делать тебя вот таким упырём, — оглядел он остальных тварей и повернулся к старейшему вампиру. — Парнишка был нужен, чтобы проникнуть в город, когда поднакопится достаточно сил у его хозяина.

— Как ты мог! — возмущённо цедил, глядящий на священника-вампира бывший наёмник, заслоняя собой выглядывавшую дочку.

— Между прочим, это ты меня в тот день за травами послал, разбудив ни свет, ни заря, — щурился Димитрий. — Одного звонаря уже освежевали, меня ждала почти та же участь, но верховный лорд пощадил, — кланялся он Волдриани.

— За ними следи, пустоголовый! — рявкнул тот, отнюдь не польщённый такой любезностью и не желавший, чтобы его подопечный сводил глаза с незваных гостей.

— Зря старался. Ничего не получится, там теперь имперские войска всё охраняют, — заявлял ему Сетт.

— Войска не на посту. Они спешно меняют кое-кем изломанные стрелы, — ухмылялся Волдриани зловещим шипением своего утробного голоса.

— Так вы заодно с ним что ли? — схватил Сетт Бальтазара за мундир.

— Эй-эй, боров имперский, — оттолкнул тот его некромантическим взрывом. — Думай, кого хватаешь. Я что похож на тех, кто собирается работать вот с этим? — кивнул он на Волдриани.

— Ты умрёшь сегодня, Бальтазар Кроненгард, — заявлял тот, сверкая алыми глазами. — Дни твоего существования закончились.

— Ого, он что, вампир, пап? — спрашивала у отца Морриган, поглядывая на бледного лысого мужчину с гладким вытянутым лицом и торчащими клыками.

— Не бойся, нас защитят эти люди, — уповал тот на Сетта и Бальтазара, хотя сам уже нащупал свои клинки под рясой.

— Нет, пусть боится! — раскрыл свой плащ, словно крылья, Волдриани, и из него в их сторону вылетела свора сотканных из черноты летучих мышей под хлопанье мерзких крыльев и тошнотворный писк. — Люди слабы! Люди не заслуживают того, что имеют!

— Ну, что? Кнут посеребрил? — усмехался некромант готовящемуся к бою Сетту.

— А ты клинок обработал? — бросил он в ответ с явным сомнением. — Вы друг друга явно знаете. Когда это ты спелся с Волдриани? — узнавал того Сетт, видимо, по внешнему описанию.

— Пап, это что, сам Волдриани? — шумно шептала девочка, слышавшая о том в некоторых страшных сказках.

— Милая, не сейчас. Держись меня и смотри в оба. Надо добраться до дома поскорее, так что не задавай лишних вопросов и слушайся, хорошо? — покрепче прижал ту к себе Ренат.

— В прошлый раз не получилось, — расхаживал некромант с сверкавшим клэйбэгом подле топтавшего угли носферату, — а теперь мы посмотрим, чего ты стоишь.

— Чего стою я, Бальтазар? Тысяч невинных душ, предсмертных агоний, высосанных до последней капли трупов. Я видел эти города ещё на рассвете их существования. Их зарождение, расцвет и угасание. Я видел объединение и рост Империи, борьбу за свободу Вольных Земель. То, как меняется ландшафт, как уменьшаются и вновь восстают горы. Как можешь ты даже пытаться меня победить? — насмехался над ним высший вампир.

— Ты аккуратен, видимо, раз столь долго прожил. Но у носферату, как ни крути, остаются свои слабости. Ведро святой воды, осиновая щепка, отсечение башки серебряным мечом, и тебя больше нет. Останутся лишь глупые приукрашенные на манер каждого рассказчика истории, — отвечал тот.

— Я покончу с вами здесь, принесу ваши головы в город, а потом употреблю и всех, кто есть там, набираясь сил. Знаешь, сколько я ждал в том подземелье? Обдумывал, как загасить корону огня Роарборхов, чтобы получить свою склянку. А потом вы пришли и всё уничтожили, — с ненавистью морщил свой чудовищный лик Волдриани.

— Да, помню, как ты унижался, облизывая камни на полу языком в надежде на оставшиеся там капли, — усмехнулся некромант.

— Ты! — метнулся тот ближе к Бальтазару. — Ты ещё весьма пожалеешь о том, что меня повстречал.

— Да ты глупец, если думаешь, что можешь мне угрожать и попытаться запугать. Убьёшь целый город? А потом следующий и что дальше? Как быстро тебе всё это наскучит? Сколько по миру городов, оплотов, замков, крепостей. Собираешься брать каждую из них? Конечно, одни сдадутся и откроют свои ворота без боя в надежде на милосердие, но ты бы знал, сколько вокруг готовых биться до конца. А что потом? Пойдёшь на земли гномов? На острова людоящеров? Попробуешь укрощать кочевые племена кентавров и минотавров? — веселился барон. — Даже император не преуспел в захвате всего мира, потеряв по итогу даже земли, когда-то ему принадлежавшие. С чего ты взял, что у тебя может получиться лучше?

— Какая разница тебе, если этого ты уже не увидишь? — попытался наотмашь когтистой рукой ударить его Волдриани, но столкнулся своим поблёскивающим на рукаве наручем с лезвием меча некроманта.

— Мори! — хватал девочку на руки её отец, пытаясь прошмыгнуть мимо четвероногих упырей, но казавшиеся слепыми твари рычали на них и совсем не желали пропускать возле себя.

Крайнему из них на шею лег со свистом кнут Сетта, обхватив поплотнее, после чего тот потянул на себя, поворачивая бледное и костлявое создание с крепкими руками, но тощими ногами в свою сторону. Близстоящие особи сделали тоже самое, заинтересовавшись просвистевшей плетью.

— Бегите! — скомандовал Сетт мужчине с девочкой, отвлекая чудовищ и, уже найдя в томике ряд коротких защитных молитв, принялся их читать нараспев, сотрясая вибрацией голоса сознание взвывших от боли бледных ползунов.

У Морриган и её отца появился шанс ускользнуть. Но едва они изо всех сил ринулись прочь, как тенью за ними заскользил и Димитрий, которого кнут демонолога никак не интересовал и не отвлекал. Он быстро настиг их сзади, повалив обоих на землю, и тут же получил два клинка себе под ребро. От неожиданности, пронзённый служка медленно поднимался с тела другого монаха, даже не успев того укусить.

Однако и тот не сражался посеребрённым оружием, будто даже не подумал, что с лезвиями необходимо сделать, дабы противостоять напастям вокруг города. Да и до недавней поры слухи о вампирах так и оставались слухами, в которые отец Лоуренс призывал их не верить, будто тот в глубине души надеялся, что всё это окажется неправдой. Или хотя бы на то, что с существами разделается кто-то другой.

Потянув клинки назад и, закрывая собой дочь, Ренат откинул капюшон, встав в боевую стойку. Противник, несмотря на раны, ринулся вперёд и получил из кармана монаха горстью чёрных семечек прямиком в глаза, пролетев со своим когтистым взмахом мимо.

На Сетта же кинулась вся свора, которую тот начал настёгивать засверкавшим наконечником плетённого бича, всё громче зачитывая заклинания защиты от нежити. Контур его тела искрил небольшой аурой защиты, однако её казалось недостаточно против выпадов лязгающих пастей и подобных граблям из наточенных серпов лапам чудовищ.

Ему задели одежду и сапоги, оставляя порезы, даже не чувствуя никакого барьера. Но затем с пояса были сняты метательные маленькие колышки, ловко завертевшиеся в воздухе, угодившие одной твари прямо в лоб, другой пробили щёку, вонзившись куда-то во рту, вероятнее всего в толстый язык, а вот третий пролетел мимо между израненным и соседним упырём.

Волдриани в это время начал активнее сражаться с некромантом, испуская видения ужаса тому в разум, вызывая всё те же стаи чёрных ворон и летучих мышей, будто сделанных из непроглядной черноты. Бальтазар тоже мог таких сотворить, но сосредоточился на собственных усилениях.

Скорость реакции, быстрота ног, мышечная сила ударов — всё это пропитывали его быстро сплетённые заклятья, ведь вампиры, как всем известно, обладают сверхчеловеческой силой, а, значить биться с таким хотелось бы примерно на равных. Да и сам меч сверкал, рассекая воздух, словно горел потусторонним бледно-сиреневым пламенем.

Это не было похоже на битву рыцарей. Сверкающие, наспех сплетенные терновые заклятья слетали со свободной ладони некроманта, не гнушавшегося на какой-нибудь бесчестный выпад. Оппонент стоил того же, испускал дымчатые силуэты, менял лик на выпирающую и устланную зубами пасть свирепого чудовища, пытался всячески устрашить и сбить с толку барона, а заодно неплохо уворачивался от взмахов клинка.

Бальтазар тоже давил на разум противника, создавая иллюзии, когда когти носферату врезались лишь в силуэт, сотканный из ауры бесплотный облик, развеивая его, как дым костра. Волдриани наскакивал на барона, пытаясь повалить на землю, прикрывался плащом от колющих выпадов, словно тот оборачивался каменной бронёй, впитывая колдовство с лезвия, и клацал челюстями у самого лица некроманта, всё пытаясь напугать того и начать вытягивать этот страх, дабы обессилить и подчинить тёмного мага собственной воле.

На Сетта напрыгивала цвела стая с разных сторон, но вибрация его голоса создавала святые символы вокруг, на которые налетали эти создания, словно на неожиданно выставленный частокол у городских стен. Существа обжигались, ранились и даже гибли, прожженные крестами и солярными спиралями. Магия святости сочеталась с магией света, и даже в ночную пору было возможно создавать сверкающие лучи или хотя бы дезориентирующие слепящие вспышки.

В ход шёл и кнут, и прочее вооружение. Демонолог не давал себе времени на передышку и лишние раздумья. Порой, даже задерживал дыхание, чтобы прочитать все оборонительные от нежити мантры, не жалея ни себя, ни тем более хищных и лезущих на него созданий.

Сверкающий кончик кнута свистел в воздухе, заглушая все взмахи полыхающего клэйбэга. Иногда массивные когти касались его спины, плеч и бёдер, оставляя раны, заставляя опуститься на одно колено, но Сетт успевал среагировать вовремя, чтобы не пасть жертвой ужасных бледных тварей.

Гниющие, заживо деформированные упыри без видимых на шарообразной голове глаз никогда не теряли его, всегда будучи повёрнутыми в сторону охотника. Их вытянутые заострённые и нередко кривоватые резцы так и норовили отсечь ему кисть то правой, то левой руки, дабы выбить из них томик и верное оружие.

Снимать с пояса всякие чесночные порошки и серебряные колышки этих самых рук не хватало. Лишь иногда он мог дотянуться до чего-нибудь пальцами, не выпуская из тех рукоятку хлыста, одновременно и рискуя, и быстро получая преимущество над стаей лязгающих враждебных существ.

Часть упырей отвлеклась и на церковного инфирмария, последовав за обращённым вампиром Димтрием, словно помощники. Некоторые рванули к Бальтазару со спины. Они поднимали старую листву, срезали траву своими громадными когтями и спешно неслись в сторону обособленных поединков.

Сосредоточенный некромант создавал сверкающее заклинание, вытесняя из собственной ауры костяные вопящие черепа, а с ними и прочие прилагающие кости. Так что вскоре вокруг него кружили двое призрачных скелетов, вооружённых призрачным же оружием. Однако кромсали упырей такими саблями они вполне по-настоящему, изрубая тем материальные физические тела своими зазубренными полупрозрачными лезвиями.

Морриган держалась позади, пытаясь начертить защитные круги сандаловой тонкой палочкой, как отец её обучал. А он сам, вооружённый длинными кинжалами, то и дело вонзал те в рясу вампира, но не причинял телу бледного обращённого монаха никакого вреда. Тот обнажал свои вытянутые клыки, бросался на мужчину в таком же тёмно-буром наряде служки, пытался вонзиться в шею, но бывший наёмник хорошо уворачивался и находил в себе силы его оттолкнуть. Походило на то, что Димитрий ещё не совсем раскрыл потенциал своих вампирских возможностей и толком не знал как пользоваться даром Волдриани.

Две бестии ринулись вперёд на Рената с двух сторон. Но первый синхронный взмах клинков отсёк им кисти граблевидных передних лап, так что изогнутые когти опали на землю, а второе их обратное движение к себе срезало с гниющей плоти головы зубастых созданий. Те покатились прямо под ноги Димитрию, споткнувшемуся о них и рухнувшему на грудь.

Новые рычащие твари подступали, уже осторожнее, будто видели или каким-то образом, чуяли, как поступили здесь с их собратьями. Широкие и плоские лезвия не были посеребрёнными, однако полное отсечение головы вполне обездвиживало и окончательно убивало этих существ.

Созрев до атакующего прыжка, твари ринулись, но будто ударились в воздухе о прозрачное стекло, ещё сильнее искривив от такого удара передние зубы. Пока монах-ассасин пятился, он как раз вошёл в подготовленную и очищенную ритуалами зону, очерчённую дочерью.

Однако, если низших четвероногих упырей такая защитная полусфера и остановила, монах-вампир с горящими алым цветом глазами ринулся вперёд, напрыгнув на Рената, будто даже не заметил своим телом невидимых стен этого купола. Его, даже недавно обращённого, этот ритуальный круг совершенно не сдерживал.

— Предатель всего сущего! — отодвигал его от себя, пронзив тому живот обеими клинками, отец девочки.

— Ты не поймёшь, — кривился тот. — Он открыл мне глаза, пожалел и обратил, не став убивать и сдирать кожу. Волдриани велик и скоро весь Кронхольд узнает о его возвращении! Города станут пищей, чтобы он вернул свои силы, окреп, возвратил былое могущество! И в мире останутся лишь те, кто приспособился. Кто вступил в его вампирское войско!

— Как жаль, что тебя там уже не будет, — морщился Ренат, ногами сбросив с себя тело щуплого юноши в рясе, и ринувшись на него в намерении отсечь голову.

В это время Волдриани заметил, как Сетт успел перебить большую часть окружавших его тварей. Демонолог тяжело дышал, будучи израненным, но уже обернулся, чтобы придти некроманту на подмогу. Носферату отразил чёрным клубящимся выпадом атаку меча, а сам плечом толкнул некроманта в грудь, заставив отступить и повернуться.

Сам вампир метнулся резким движением мимо демонолога вдаль к сражавшимся монахам. И хотя Бальтазар вовремя это заметил, метнул свой клинок, завертевшийся в воздухе сиреневым перекрестием, и угодил тому прямиком в спину, Волдриани всё же успел когтистыми пальцами схватить Рената за горло, пронзая кожу, и с силой приподнять человеческое тело над землёй под визг Морриган.

Кричащая девочка оставалась всё ещё в кругу, сквозь который не могли пролезть источающие слюну упыри. А вот отец её, выскочивший на Димитрия, был уже вне этой зоны. Впрочем, если границы круга никак не повлияли даже на обращённого монаха, едва ли могли как-то удержать и этот рывок его хозяина.

Не пожелавшая стоять на месте и просто смотреть, как убивают папу, Мори достала из секретных карманов платья свои маленькие ножи-кинжалы, с которыми тренировалась. Один с правой, другой с левой стороны подола, дабы те никогда друг о друга не дребезжали, привлекая излишнее внимание и интерес няньки, сестрицы или даже городской ребятни, с которой та играла.

И девочка, ничего не страшась, нарушая собственную безопасность, сама выскочила из круга, вонзая клинки в бок Волдриани, пронзая тому селезёнку и другие внутренние органы. Причём столь глубоко, что торчать наружу остались одни рукоятки.

Тот сверкнул красными глазами, уставившись на неё сверху вниз, даже не вздрогнув от пары воткнувшихся в него лезвий, и отшвырнул её рукой, так что она больно приземлилась на спину. Однако же, из-за этого Мори снова оказалась под слабеющим, но всё ещё защищавшим её ритуальным куполом, чьи границы создавшим его волшебникам обычно не позволялось вот так нарушать, дабы собранная в них сила не развеялась.

Этот ещё держался. Слишком быстро она выскочила к обидчику отца и столь же стремительно была отброшена им назад, чтобы ритуал совсем потерял свою энергию. Вот только особо долго барьер держаться не мог. Девочка бы и снова побежала на вампира в плаще и фраке, если бы её кинжалы не остались у того в боку. Сейчас, даже спешно поднявшись, у неё больше не было оружия.

Однако недалеко лежала сандаловая палочка, которой чертили защитный круг. Схватив её, девочка с яростным визгом и требованием отпустить её папу ринулась вперёд на носферату. Но тот отшвырнул её энергетическим незримым ударом с выставленной ладони, вновь заставив упасть.

Морриган не сдавалась. Под клацающие рядом пасти чудовищ, она опять, что было сил, помчалась на Волдриани, выставив узкую и тонкую палочку вперёд, угодив тому в левое бедро сквозь брюки с лампасами, уходя в сторону от взмаха когтистой руки, и надавив так, что палочка переломилась.

Оставшейся в руке щепкой острого осколка она вновь ударила вампира в ногу, пронзая брючину и плоть живого мертвеца, вот только ароматный ритуальный сандал, выращиваемый на юге Дайкона, был, увы, не осиновым колом. Осины росли здесь повсюду, любая острая палка с этой опушки могла бы вызвать серьёзное ранение, но времени куда-то бежать и ломать ветви ни у кого не было, а под ногами ничего не валялось.

От резких движений свободной руки пытавшегося поранить и схватить её Волдриани и от наступления рычащих четвероногих бестий, ей пришлось отступать в защитный круг. Теперь рядом не было абсолютно ничего. Даже ветки. Лишь трава да ворох листьев. Никакого камня или звериного когтя. Даже отсечённые лапы упырей валялись довольно далеко, в паре десятков шагов, хотя именно к ним она уже собралась метнуться.

Но сзади её схватил Димитрий, заламывая руки крепкой хваткой и прижимая к себе, да так, что её попытки ударить его затылком или дрыгающимися ногами толком ни к чему не приводили. Добежавшие до них Бальтазар и Сетт замерли, размышляя, как теперь поступить, спасать ли вообще кого, и если да, то кого из них первым. Им тоже некогда было отвлекаться на поиски куска осины, хоть тех в этой роще было в изобилии.

Барахтающийся в воздухе Ренат извивался телом, пытаясь выскользнуть из хватки, но лишь сильнее горлом насаживался на искривлённые светлые когти носферату. Мужчина держал своими пальцами его руку, сдавливая и пытаясь как-то разжать ледяную хватку живого мертвеца.

— Мори… — хрипел он, едва-едва способный хотя бы одним глазом посмотреть на дочку.

Ему было невероятно стыдно перед ней, что он, бывалый воин, умелый и ловкий наёмник, оказался схвачен врасплох сейчас столь быстро, толком даже не посражавшись, никак себя не проявив. Его глаза умоляли её бежать отсюда стремглав как можно дальше, но та и сама сейчас не могла вырваться, дабы спастись хотя бы самой.

— Не двигаться, иначе она умрёт! — угрожал Сетту и барону Кроненгарду своими острыми клыками возле детской шеи молодой вампир с откинувшимся за время боя капюшоном.

Ряса его была изрезана, но на ткани не было серьёзных следов кровоподтёков. Вампирская регенерация позволяла ранам и внутренним органам быстро заживать. Он вёл себя, как ни в чём ни бывало. Тощий, рослый, не шибко крепкий, но девочку девяти лет поднимал, как пушинку. А вот с отцом её врядли бы справился без дополнительной вампирской силы в честном кулачном бою.

Волдриани же, сменив уже монструозную морду, на более привычный для себя бледный лик, не ждал, пока там Бальтазар с пришлым из Империи демонологом что-то решат, придумают план и начнут действовать. С воткнутым в спину мечом, выходящим концом симметричного ровного лезвия промеж нижних рёбер, с маленькими клинками в селезёнке и сандаловыми щепками глубоко в левой ноге на пол пяди выше колена, он, не чувствуя от всего этого никакой боли, с ухмылкой повернулся на девочку.

И убедившись, что та сейчас смотрит на них, волнуясь за отца, высший вампир принялся убивать того, окончательно сжимая свои когти, в одно движение вырывая тому кадык вместе с мышцами шеи и небрежно бросая ещё трепещущее, но быстро холодевшее и потерявшее всякую способность дышать и двигаться тело на влажную от росы ночную траву, обагрив ту хлещущей кровью.

— Папа-а-а-а! — завопила девочка со слезами столь громко, что у всех вокруг заложило уши.

От детского визга вздрогнул даже сам Волдриани, явно не ожидая столь пронзительного тона страданий и отчаяния от разрывавшегося девичьего сердца. Но только для него это была чудесная громкая музыка, ласкающая пронизывающими нотками всё его естество, словно печальный вой волков, хоронящих своего павшего вожака. Словно протяжный голодный визг щенят, оставшихся без кормильца. Облизывая окровавленные пальцы своими тонкими губами широченного рта, чьи уголки, казалось, прорезали щёки, он любовался её истерикой и агонией, раздирающей малышку изнутри.

Упыри тут же набежали к мёртвому монаху, лакая кровь из раны на шее и при этом раздирая когтями тому одежду, принимаясь срезать с него кожу, как их натренировал их хозяин, ведь иных приказов по расправе с пойманными жертвами от того не поступало.

Морриган визжала ещё сильнее, металась из стороны в сторону, схваченная Димитрием ещё крепче, но лишь теряла силы. Взор её совсем заволокли слёзы и слипшиеся ресницы, нос всхлипывал, а капли градом падали вниз и на платье, и на траву. Всё внутри изнывало, словно её саму сейчас заживо скальпировали холодные и зловонные уродцы, терзавшие отцовское тело, ещё мгновение назад защищавшее и оберегавшее её.

Он больше не сможет быть с ней рядом и чему-то учить, приглядывать и приходить на помощь, делиться знаниями, рассказывать сказки и удивительные истории. Больше никогда не коснётся своей мужественной доброй рукой её чёрных волос, не прижмётся губами ко лбу, к вискам или щекам, выражая отцовскую любовь, не прижмёт к себе в крепких объятиях… Не поможет советом, не подскажет, как поступать правильно и как быть сильной.

А сильной быть сейчас в этой трагедии она не могла, изнывая от горя, холодея внутри от потери столь близкого человека, и ощущая невыносимую душевную боль, к тому же измученная вдобавок их безжалостным отношением к его умершему телу. Она не хотела туда смотреть, отворачивалась, но почему-то снова глядела, будто в надежде очнуться, чтобы всё оказалось неправдой, каким-нибудь ночным кошмаром, способным развеяться и закончиться страшным сном.

Тем временем, пользуясь, что Волдриани к ним спиной, Бальтазар ринулся к своему клинку, хватая тот за рукоять, а Сетт с места щёлкнул в воздухе длинным кнутом, обвив его точечным взмахом вокруг шеи древнего носферату. Клинок поддался назад, так что некромант вновь оказался вооружён. А вот по плетёному кнуту с шеи вампира прошёл эдакий разряд, ударив по руке демонолога, обжигая ладонь и заставив его вскрикнуть от боли.

Кнут упал на землю, а за ним вскоре последовали и маленькие кинжалы из затягивавшихся ран в боку вампира. Волдриани взлетел над землёй, левитируя в бледно-розовой ауре, взглянул на своего подопечного, что держал девчонку. И этот краткий миг, они словно мысленно о чём-то говорили.

Волдриани отдал в разум своего слуги последние распоряжения и метнулся прочь в лесную чащу вместе с несколькими оставшимися упырями, как стая верных гончих, помчавшихся вслед за хозяином. А вот Димитрий пятился в совсем иную сторону — к побережью озера и к городу.

— Приходи за ней в церковь, — ухмыльнулся молодой парень с тёмными «мешками» вокруг глаз. — Если жизнь не дорога.

А затем, что было сил, он понёсся прочь вместе с Морриган, удерживая ту за руки и обхватывая двумя в области живота, как бы та ни пыталась сопротивляться. Сил у неё и без того было немного. Заплаканная, убитая горем, тонущая сознанием в омуте отчаяния, и потерявшая своё оружие, она не могла вырваться.

Сетт ринулся следом, но человеческих сил угнаться за вампиром даже с «грузом» на руках совсем не хватало. Бальтазар же лишь проводил их взглядом, протирая клинок от слизи и сиреневой крови, после чего убрал тот в ножны и бросил взор на лишённый кожи багряный труп рядом с ошмётками рясы. Его кожу они забрали для всё ещё не понятной ему цели, словно какой-то фетиш.

Он подобрал и кнут, и маленькие ножи, принадлежавшие девочке, и орудия её отца. Посмотрел ещё раз в черноту леса, где силуэт во фраке собирал своих упырей, формируя новое войско, но биться с ними туда не пошёл, а направился вслед за Сеттом в сторону Волколецка.

Можно было подготовиться к их атаке. Пробудить горожан, если стая ползущих отродий вот-вот ринется туда прямо этой ночью, хотя в это верилось смутно. Что-то изнутри, быть может шёпот царицы-тьмы, подсказывало, что, скорее всего, Волдриани не будет рисковать застать рассвет. Тот залатает раны отдохнув до ближайших сумерек. Так было бы логичнее всего в понимании некроманта. Так поступил бы он сам на месте этого Волдриани. Но полагаться наверняка на своё чутье было бы довольно опрометчиво, так что барон Кроненгард был готов сейчас ко всему. Даже к тому, что стаю науськанных бестий пустят ему в спину, с чего-то решив, что это краткое сражение могло его утомить.

Бальтазар был готов биться и до утра, и весь последующий день. Был бы от этого прок, в первую очередь. Просто так махать мечом, не наносящим никакого вреда, даже пронзив тело насквозь, было попросту глупо. Надо было срочно поднимать кузнеца ни свет ни заря, плавить серебряные монеты и покрывать клинок хотя бы частично тонком слоем. Можно было ещё, как краюху хлеба, натереть лезвие чесноком. Да, тот быстро выветрится с гладкого лезвия, любые ошмётки быстро сдерёт ветер или сами соскользнут с поверхности от резкого взмаха, но хотя бы на первую пару ударов какой-то след этого «врага вампиров» останется.

И следовало пойти на перемирие с Дамианом, а заодно пастором Лоуренсом и прочими местными монахами. Благо кроме Димитрия как раз местная дружина уже всех проверила. Заставить их «соорудить» святой воды, благословить набранную из здешних источников — колодцев, озера, реки, лестных родников… Им, церковникам, уж там виднее, какую воду и как именно они благословляют. Уж у мессира из Гедельбурга точно на такое должно хватить сил. А будут сомневаться, придётся заставить. Лучше попробовать, чем совсем не попытаться, считал некромант. Так что даже от святош в грядущем бою что-то будет зависеть.

— Упустил, — притопнул со злости ногой Сетт, когда Бальтазар с ним поравнялся.

— Ну, ещё бы. Ты всерьёз собирался его настичь? — усмехнулся барон. — Держи свои дамские цацки, — нехотя он протянул ему собранный в аккуратное кольцо кнут, дабы тот его смог удобно повесить на пояс.

— Наоборот надо было, церковная улитка складывается с востока на запад, — приметил тот в укор Бальтазару, рискуя показаться неблагодарным, но принимая своё орудие и вернув то на полагающееся место на буром ремне.

— Он сказал, свидимся в церкви. Значит, и утащил её туда. Вот сюрприз будет проснувшимся в кельях монахам, однако, — вздохнул чернокнижник, понимая, что толк теперь может быть лишь от Дамиана, да и то, если тому хватило ума заночевать у Гавранов или в трактире, в общем, где угодно кроме церковных келий.

Естественно, монах-вампир сейчас перебьёт всех, кто есть внутри. Ещё спящих, он изопьёт всю кровь и у Лоуренса, и у всех остальных. Никто из служек не уцелеет, как и их пастор. Способен ли Димитрий их обратить и взять к себе на службу, будучи сам лишь недавно обращённым? Скорее всего, нет. Но опять-таки наверняка уверенным быть было сложно. Разве что в том, что местных церковников уже к этому мгновению нет в живых, некромант не сомневался.

— Порешит всех? — понял с ужасом и Сетт, увидев кивок задумчивого спутника.

— Давай в этот раз без пререканий, окуни кончик кнута в расплавленное серебро, а лучше перед этим ещё в таз или в ведро со святой водой кинь, пропитаться, — советовал тот.

— А как ты думаешь, священный кнут вообще делают? Конечно, он в специальной алтарной чаше лежал, итак пропитан! Но ты ж видел, я за шею его, а ему хоть бы что! Ещё ударил меня, словно молнией сквозь кнут, — осматривал тот почерневшую кожу с ожогами на правой ладони.

— У высших вампиров есть ряд способностей. Что-то типа магии, но иного рода и совсем других источников. Просто помимо нечеловеческой силы, они также способны к левитации, устрашению, видел все эти чёрные стаи, клубы дыма… Вот, видимо, на святую магию бича есть у него ответная реакция. Посеребрю клинок, пойдём к кузне что ли. Были у меня с собой монеты, — пошарил некромант по внешним карманам, достав из левого тёмно-синий бархатный мешочек с белой верёвочкой, позвякивая деньгами.

VIII
Отпугивая всякую нежить, в городе полыхали факелами абсолютно все фонари. Каждый столб был снабжён масляной горелкой, и даже в окнах некоторых домов ещё двигалась пляска свечей. Кто-то не спал по каким-то своим личным причинам. Одни читали, другим нездоровилось, третьи молились, а некоторые просто могли позволить себе не вставать с первыми петухами, а подольше проваляться в постели, вот и ложились попозже.

— Барон! Вы не видели Морриган? — подлетела к ним в ярком пурпурном сиянии взволнованная чародейка. — О, и господин Сетт с вами. Вам удалось что-то выяснить?

— Девочка в церкви, — отвёл демонолог глаза, замявшись.

— В церкви? Что б ей там делать в такое время? — переводила свой взор Миранда с одного на другого. — Что-то стряслось?

— Боюсь, что новости у нас весьма печальные… — вздохнул поглядевший вниз Бальтазар.

— К-как… — опустилась та на ноги, перестав сиять магическим ореолом, лишь покрепче сжав посох пальцами с длинными тёмными ноготочками. — Что стряслось? Где моя сестра? — с дрожащего голоска переходил её тембр в настойчивое требование с резонансом глубинной истерики.

— Тут для тебя целый набор сюрпризов, так что лучше присядь куда-нибудь, — оглядывался в поисках какой-нибудь лавочки некромант.

— Не время рассиживаться! Почему мы вообще не идём к церкви? — ошарашено смотрела на них та.

— Не время ещё. Мы должны подготовиться, — отвечал барон.

— К чему, барон? Не время для чего? Что всё-таки происходит? — вскрикнула чародейка, ударив посохом о притоптанную землю возле одной мастерской, где они стояли.

— Там был твой отец, — вздохнул Сетт, всё ещё не смотря той в глаза.

— Отец? Он что, вернулся в город? — опешила Миранда.

— Давно уже, — отвечал Бальтазар. — Он стал монахом. Приглядывал за вами втихаря. Это он привёл девочку той ночью, помнишь?

— Наш церковный лекарь? — выглядела чародейка совсем ошарашенной.

— Ты не признала его, видимо. Хорошо замаскировался. А вот сестрица твоя более проницательной оказалась, — пояснял некромант.

— А другой монах был обращён вампиром, — добавил Сетт.

— Что? Да быть не может! Воевода с его людьми из дружины всех есть чеснок заставили. Даже по списку прошли, всё и всех сверив! — хмурилась Миранда.

— Одного из монахов забыли, не потревожили Димитрия, который ночную отпевает. А днём отдыхает, — сказал на это ей чернокнижник. — Неужели не подозрительно?

— Димитрий вампир?! — не укладывалось у той в голове. — Он довольно милый мальчик. Замкнутый, да. Необщительный. Замуж за него городские молодухи не желают. Но, как же так…

— Недавно его обратили, видать. Когда всё это началось или, может, чуть позже. Когда мы прибыли, его твоя нянька уже назвала побледневшим, только все думали, это от усталости, ночной службы и плохого питания, — говорил Бальтазар. — Может, как раз по причине, что ни друзей, ни любви, озлобился юноша на весь свет, да и примкнул к вампирской стае, кто их, молодёжь, разберёт, что у них на уме.

— Так, где же Морриган? Отец её похитил или что? — не понимала та, поглядывая на них обоих.

— Он погиб, защищая её, — медленно процедил Сетт, скривившись в лице.

— Ч-что? — сильнее оперлась Миранда на свой посох, едва не упав. — Где он? И где Мори? Что там случилось?! — требовала она ответов с криком.

— Это он украл книгу у тебя. Ну, как «украл», позаимствовал на время. Вернул бы. Она всё ещё там, на пне-алтаре, кстати, — припомнил барон, что ту как раз не захватил. — Учил младшую дочь азам защитной магии. А заодно тренировал владению кинжалов.

— Чего? Да я бы никогда такого не позволила! — ударила в ярости она посохом, из-под которого искрами разбегались во все стороны петляющие силуэты полупрозрачных змей, извиваясь и растворяясь во время своего пути.

— Он это прекрасно понимал и потому учил её втайне, — кивнул чернокнижник. — И так уж вышло, что упыри с их хозяином и мы с Сеттом нашли их практически одновременно. Вот его клинки, а эти маленькие ножи он, видимо, подарил твоей сестре. Она оставила их в ноге вурдалака на память, да ему не пригодились, — пытался он ещё и шутить в такой момент, передавая оружие чародейке.

Та узнавала отцовские длинные кинжалы. Дрожащими руками она, присев, раскладывала их на земле, разглядывая сквозь нахлынувшие слёзы, пускаясь в воспоминания и не желая даже думать об окончательном прощании с ним, который уже больше не вернётся. Да ещё и о том, что теперь угрожает её младшей сестре.

— Так Димитрий и есть хозяин упырей?! — дивилась Миранда, нервно дыша, уставившись на них и вновь выпрямляясь.

— Да нет, он так, мелкая сошка на побегушках, — махнул некромант. — Но об их хозяине ты наверняка слышала. Несколько столетий назад были весьма популярны сказания о древнем Волдриани. Лютый такой вурдалак, антагонист множества легенд о подвигах славных мифических героев. А, может, и не таких уж и мифических, сам-то вампир ещё какой настоящий! Вот он вновь набирает силы в наши дни, и начать почему-то решил с вашего городка. Может, дабы пошатнуть набожность остальных… Если падёт столь почитающий церковь Волколецк, встревожатся и другие подобные поселения.

— И Морриган у него? — сильнее хмурилась молодая женщина.

— Димитрий схватил её и унёс куда-то сюда. Сказал, что мы встретимся в церкви. Думаю, там уже все мертвы, ну, кроме девочки. И Лоуренс этот ваш, и служки со звонарями, и даже Дамиан, если решил ночевать там сегодня, — сообщал Бальтазар.

— Нет, мессир должен быть в гостевой комнате, отдыхал у нас на первом этаже, — призадумалась та. — Я же вам говорила, когда вы пришли после ужина, что он прилёг всё обдумать и пополнить силы.

— Значит, он нам завтра поможет. Предлагаю к церкви идти после рассвета. Разбить окна, проломить стены, — явно был он очень доволен своей задумкой. — Впустить туда солнечный свет.

— А если день будет хмурым? — взглянула чародейка на небо.

— Тогда нас с вами ждёт затяжная битва. Волдриани собирает своих упырей. Наверняка с полным войском ринется на город. Врядли поутру, иначе бы мог напасть уже сейчас. Скорее всего, выждет до наступления темноты, — предполагал некромант.

— Почему вы ничего не сделали, чтобы его остановить? Почему не вырвали Мори из их лап, — со слезами хваталась она за чёрный кожаный мундир, одновременно и упрекая Бальтазара, и пытаясь найти в нём поддержку.

— Она, как заложница. Как приманка. С ней всё в порядке, — с уверенностью заявлял рядом стоящий Сетт.

— Ты не защитил Браффа, а теперь упустил и мою сестру! — шумно дыша, подняла свои влажные глаза Миранда на Бальтазара. — Немедленно идём к церкви, и выручай её, как хочешь!

— Я не нанимался к ней в няньки! Сама приглядывай, а не перекладывай ответственность на других, чародейка! — хмурился тот в ответ, однако от себя её не отталкивал.

— Она же ребёнок! — заскрежетала та зубами.

— И что? Это как-то оправдывает меня или её? — гулко спрашивал некромант. — Если она ослушалась твоих запретов, сбегая по ночам, не нужно в этом обвинять своего барона. Или мне приказ дать какой, детям всех поселений по домам после заката сидеть? Что за стремление в своих неудачах всё сваливать на какие-то высшие силы? На землевладельца, на бога, на случай. Научитесь уже брать ответственность!

— Да это твои нелепые идеи о свободе её надоумили никого не слушаться! — хлопнула она ладошкой меж застёжек на его груди.

— Мои идеи надо понимать и трактоватьздраво, политика не для детского ума. Но, уж поверь, я как никто другой, прекрасно знаю, что детям далеко не всегда нужно слушаться своих родителей. Только не нужно всё утрировать и возводить в абсолют, в безумный культ непослушания или бежать на другую чашу весов, формируя в них абсолютную безропотную покорность! Воспитывай её мыслящей девочкой, а не своим питомцем. Она сбегала к вашему отцу, который под видом священника здесь поселился и учил её, тренировал. А ты его даже не узнала, когда он привёл девочку той ночью, хороша дочь! — оскалился на неё Бальтазар.

— Что? Да как ты… Не лезь вообще в дела моей семьи! Будь ты хоть барон, хоть трижды король, хоть император! — сверкала глазами та, а волосы чародейки вдруг задрожали, поднимаясь ввысь, как будто в лицо её бил сильный ветер.

— Поняла теперь, да? Правитель не должен вмешиваться в семьи, вот именно! Не должен указывать, как кому детей воспитывать. И я не должен нести ответственность за вас с сестрой, за вашего отца, который отдал жизнь, чтобы её защитить. Но Сетт… мы с Сеттом, её упустили, — поглядел он на того. — Попробую её вернуть, но не ради тебя, и не ради какой-то своей совести, чувства долга или чего-то ещё. А потому что я хочу разобраться с этим упырём-монахом и его «начальником». Потому что твоя сестра — это ловушка, попытка загнать меня в западню. И да, я отправлюсь туда, в отличие от тебя. И справлюсь со всеми. Вот только живой вернуть твою Морриган не гарантирую. Мне не подвластны людские судьбы, и не мне решать, что ей предначертано и сколь длинная жизнь её ждёт! — заявлял Бальтазар.

— Да вы просто бесчувственный и ни до кого вам нет дела! — отлетела она чуть поодаль и со своего посоха выпустила крупный разряд, понёсшийся в его сторону, принимая очертания дикого призрачного быка, стучавшего копытами о городскую дорогу.

— Может, надо быть менее легкомысленной? И не использовать свой дар на каждую мелочь? Налить воды, перелистнуть книжку, лучше бы внимательно приглядывала за сестрицей! — Некромант потянулся за мечом, а следовало бы в первую очередь окружить себя хоть какой-нибудь защитой.

Малиново-алый силуэт тут же подбросил его рогами, метая из стороны в сторону, как живой и вполне настоящий зверь. Едва Бальтазар спрыгнул на ноги, готовый к бою, как рогатое животное уже растворилось. Колдовство чародейки рода Гавран не имело отношения к природной волшбе друидов, однако фантазия её, похоже, любила создавать многообразие животных образов.

С аметистового наконечника выпорхнуло несколько стервятников, понёсшихся на него, атакуя когтями и клювами, заставив заодно отскочить подальше Сетта, не вмешивавшегося в драку по ряду причин. Миранда ведь должна была и его тоже обвинить в пропаже сестры, так что и в сторону демонолога также могли быть выпущены, если уж не диковинные рукотворные звери, то какие-нибудь болезненные лучи или энергетические сферы. А тратить силы сейчас, перед грядущей серьёзной схваткой, охотник на нечисть совершенно не горел желанием.

И пока доставалось лишь некроманту. Когда его клэйбэг мог дотянуться и пронзить какую-либо из этих фигур, грифы лопались, словно мыльные пузыри, исчезая бесследно в воздухе затухающими мерцающими искрами. Прикрывая глаза предплечьем второй руки, на котором кроме рукава мундира даже наручей брони никаких не было, он в скором времени разделался с каждой из птиц.

Сплетать что-то грозное и боевое в ответ, отправив в чародейку, он не собирался. Эта драка тоже казалась ему глупой и неуместной, та слишком поддалась эмоциям в своих истерических переживаниях за младшую сестру. Но вот сама Миранда успокаиваться была не намерена.

— Вам ли меня поучать, барон! Я научилась парить в ореоле способностей ещё раньше, чем научилась ходить! Я всегда с улыбкой и в собственное удовольствие использовала свой магический дар, облегчая бытовые ситуации, иначе какой толк вообще в чародействе, если его приходится сдерживать?! — полыхали её глаза.

Ещё один затяжной взмах, очерчивающий несколько смыкавшихсявместе символов, и вот малиновые лучи уже порождали громадную лохматую тушу призрачного медведя. Взревевшего, раскрывавшего пасть и даже роняющего капли слюны с языка, столь детальным был этот свирепый образ.

Бальтазару пришлось сделать нечеловеческий прыжок, дабы не угодить в его лапы. Казалось, что просто так метаться в сторону от его лап и вытянутой зубастой пасти было небезопасно. Но после такого рывка, приземлившись, он оказался ещё ближе к чародейке. Медведь же, упустивший прыткого мага, вовсю тормозил, поднимая небольшую пыль, и грузно разворачивался, готовый снова ринуться в бой.

Сверкавшая глазами Миранда, вися в воздухе, спиралями мастерила призрачную крупную змею, приподнимавшуюся, имеющую в своих глазницах контуры узких вертикальных зрачков, высовывающую язык, и сотканную из всё такой же малиново-алой, переливающейся от розового до сиреневого оттенками магии.

Змея раздула свой затрепыхавшийся капюшон и обнажила два верхних клыка в широкой пасти. Обычно змеи таких размеров, насколько знал некромант, были душащими, а не жалящими. Но эта была соткана путём фантазии чародейки, так что вообще могла иметь какие-нибудь щупальца, крылья, лапы или даже звездчатый хватающий язык, как у твари, которой поклонялись змеелюди под Яротруском. Правда, ядовитым это существо из энергии по всем известным ему законам мироздания быть не должно.

Однако же, увернуться от выпада змеи было попроще, чем от гигантского медведя. Бальтазар перекатами и прыжками ускользал от хватких челюстей. А потом заслышал утробный хищный рёв позади себя и осознал, что отпрыгивать назад сейчас точно не стоит. Преследовавший медведь уже вовсю нёсся со спины.

Приземляясь на живот, он резко отпрыгнул в сторону, оказавшись плашмя на земле. Ну, а новый резкий выпад огромной кобры угодил прямиком в раскрытые челюсти свирепого медведя-великана. Так что два созданных магией призрака сцепились в смертельной схватке и оба одновременно лопнули, замерцав и бесследно исчезнув в один миг.

— Да угомонись ты уже, — перевернулся некромант на спину, выставив лезвие меча в направлении рыдавшей и разгневанной чародейки.

— Это ведь то, чего он хочет. Этот ваш Викториани, — вышел к ним из-за угла и демонолог, больше с опаской поглядывая на Миранду, нежели на Бальтазара, но даже не думая подавать тому руку помощи.

— Волдриани, — поправил тот, вставая на ноги самостоятельно. — Борец с нечистью, а о таком никогда не слышал? — вскинул некромант левую бровь.

— Даже я о нём сказки читала и истории разные, — опустилась-таки на землю чародейка.

— Это у вас тут популярны какие-то вампиры. У нас, в Империи, злодеи в страшных сказках это колдуны да чёрные маги, — косился тот на некроманта.

— Всё жду, когда ж вы отряды своих лучших бойцов сюда пришлёте, что б меня остановить, — отряхивался тот с явной усмешкой.

— Как уничтожить Волдриани? — сверкала Миранда глазами, приблизившись к Бальтазару.

— Он слаб. Его не было долгое время, зачах он весьма. Без понятия, чем и как от него избавились в прошлом, дабы прогнать. Или он по доброй воле гнил в катакомбах под Сельваторском, зная, что у него вся вечность в запасе, — отвечал некромант. — Он хочет крови, давно не подпитывался. И он явится, чтобы испить всех людей города, так как теперь ему может вручить ключи его подручный, — намекал он на Димитрия. — Ну, а одолеть его вполне можно, я думаю. Вампир есть вампир, всё тот же чеснок, серебро…

— А мы всю святую воду потратили, — качала головой чародейка. — Нужно объединить все силы, вооружить народ.

— Приятно слышать от вас здравые мысли, — ближе подходил Сетт.

— Я не легкомысленная, — с обидой глядела девушка на Бальтазара. — Я с большим рвением и ответственностью приняла пост городской чародейки четыре года назад. Просто залогом волшебства для меня всегда было хорошее настроение. И я не ощущаю измождения, тратя силы на простые вещи. А сейчас меня переполняет ярость и страх за сестрёнку, — не находила она себе места, сильно нервничая.

— Тогда самое время нанести удар до того, как заявится вершить свой план Волдриани, — ответил ей некромант. — Не время упрекать друг друга, действуем сообща. Идёмте-ка, пробудим нашего мессира. Его помощь тоже потребуется, — с неохотой отправился некромант в сторону фамильного особняка Гавранов.

IX
Рассказав всё отцу Дамиану и обсудив свой примерный план действий, сошлись на том, что нельзя быть уверенными, сколько времени в действительности есть у них на подготовку. Нападение могло начаться в любой момент, несмотря на то, что вокруг уже рассветало. Тем более день и вправду выдался довольно хмурым, как опасалась Миранда.

Хотелось верить, что вампир не станет настолько самоуверенным, дабы атаковать в такое время, и до заката ещё будет достаточно часов на тщательную подготовку и раздачу приказов всем горожанам от дружины до простых пахарей и пивоваров.

— Пойду в церковь один, — заявил всей компании в особняке некромант.

— Вот ещё, там моя сестра, — хмыкнула чародейка.

— Волдриани ждёт меня. Вас он может устранить, как ненужные помехи. Я воочию видел, что он влёгкую сотворил с твоим отцом. Лучше ждите снаружи на подхвате, — предлагал тот. — К чему нам лишние жертвы? Да и кто-то ведь должен заняться его воинством, пока я буду пересчитывать его кости.

— Да пусть хоть все подохнут, главное спасти Морриган! — сверкала глазами Миранда.

— Что вы! Как можно! — не одобрял такие фразы отец Дамиан. — Нас должно беспокоить всеобщее благо! Спасение города! Избавление от зла с наименьшими потерями!

— Потерями? Звучит так, словно вы готовы позволить этим чудищам убить невинную девочку! — прикрикнула волшебница.

— Одна случайная жизнь в плату за всеобщее избавление… — начал было Сетт, но получил от чародейки крепкую пощёчину её правой ладошкой.

— Даже думать не смей! — заявила та.

— Вот поэтому, я и пойду туда один, — прижал её спиной к стене налетевший Бальтазар. — Ясно? Мы уже узрели, что ты себя не контролируешь на нервах. Таких дров наломаешь!

— А если он сделку предложит? Жизнь сестры за городок? Мол, бери её за ручку, да убирайся к чёрту прочь, пока он пировать тут будет? — недовольно восклицал священник из Гедельбурга. — Здесь живёт немало детей, вы хотите отдать их жизни за сестру? Как и жизни всех славных людей этого города! Неужели вы настолько жестоки?

— Я на всё пойду, лишь бы Морриган была жива! Я только что отца потеряла во второй раз, считайте! Мать где-то там, в Долине, даже ничего не знает. Как я жить буду, если не спасу её? — накатились слёзы на крупные тёмно-карие глаза. — Как могу после вчерашнего доверить её кому-то из вас? Погиб Брафф, погиб отец, погибли стражники, даже господин Лука… Как мы без городничего теперь? — помотала она головой.

— Да изберётся кто-нибудь, мало что ль при Луке каких советников было? Или вот воевода ваш, вроде не глупый человек, — произнёс Бальтазар. — А ему на смену пусть сам дружинника подыщет. Держите себя в руках и не впадайте снова в безумную историку. Если этот Волдриани возьмёт город, то ему крови жителей хватит, чтобы окрепнуть всерьёз. И пойдёт уже война за территорию, где, может, даже у имперцев помощи просить придётся, — злобно косился он на Сетта.

— Не самое страшное, что может случиться, — усмехнулся тот. — А вот людей жалко. Хороший город, набожный, такие во владениях у некроманта и не встретишь особо, хе!

— И пивоварни роскошные, — закатывал глаза с мечтательным видом пожилой священник, слегка облизнув губы.

— В общем, я здесь барон, мне и руководить всем. Сказал, что пойду один в церковь, значит один. А там уже этот тип засел или ещё не заявился, никто не знает. Может, в главные врата в сумерках пожалует, может, вообще не сегодня явится, — говорил тёмный маг. — Пока светло, перетру с тем монахом, что девочку похитил. Он юнец ещё, мало сам, что понимает. Может, удастся её вызволить, а там уж дальше все вместе и нагрянем, — решительно произнёс некромант и направился к выходу из поместья.

— Бальтазар! Бальтазар, пожалуйста! — догнала его Миранда, потянув за рукав. — Прошу, спасите Морриган! Я вам всем буду обязана до конца жизни, защитите сестрицу! — умоляюще смотрела она в его сиреневые глаза.

— Посмотрим, — загадочно произнёс тот, плавно убирая руку. — Ничего не могу обещать. Но я постараюсь, — вздохнул некромант, поворачиваясь вновь в сторону главных узорчатых дверей.

— Ах! — обняла она его крепко со спины. — Вы моя единственная надежда! Чтобы в Волколецке вампиры в церкви оказались, это ж как мир должен был сойти с ума! Лишь некроманту подвластно разобраться со всей этой нежитью и восстановить баланс. Мы нуждаемся в вашей защите, барон. Особенно Морриган, так вас боготворящая.

— Нельзя спасти всех, — провёл он по её пальцам, пытаясь те расцепить. — Если заявишься туда, то чтобы доставить тебе побольше страданий, он непременно захочет убить её у тебя на глазах, как перед ней же расправился с вашим отцом, — предупреждал он. — Вы вступите в бой только, если я сам не справлюсь. А так, пока я буду в церкви, если этот гад явится, мне нужно будет не только девчонку пытаться спасти и его одолеть, но и кому-то снаружи разделываться со всем его вампирским воинством! Так что готовьтесь!

— Вы же маг, в конце концов, пусть и тёмный. Мы все сейчас надеемся на какое-то чудо, — говорила Миранда подрагивающим голосом.

— Ты и сама чародейка. Сейчас будем всё творить сами, — ринулся он вперёд, шагая к выходу из поместья. — И отправь кого-нибудь сейчас или потом за телом Рената. Отца вам всё же надо похоронить по-человечески.

Та какое-то время глядела вслед, надеясь на лучшее, и затем отправилась умыться, чтобы начать и свою подготовку, как они договаривались. Где-то там имперский отряд уже окружил церковь, чтобы вести наблюдение и заодно не допустить случайных жертв среди утренних прихожан, отправляя тех по домам.

Некроманту же предстояло хорошо спланировать свои действия и даже слова, которые он будет говорить и Димитрию, и наверняка заявившемуся туда Волдриани. Будет действительно чудом, если высшего вампира одолеет кто-нибудь ещё на подходе. А церковь была крайним зданием у леса, так что именно туда привести свою армию для носферату было бы логичнее всего. Защитные символы уже никого не пугали, ведь обращённый монах успел осквернить это место и теперь только ждал своего повелителя, а заодно и появление барона.

На крыльце что-то изнутри его остановило. Заставило замереть да присесть на ступеньки, словно обдумать всё спланированное ещё раз. Подобно ловкому горностаю, извивающейся тушкой с цепкими многочисленными лапками внутри него трепыхалась царица-тьма, подавшая мягкий загробный шёпот, подобный шелесту накатывающих волн на морском побережье.

— Уверен, в том, что собрался сделать? — раздалось у него в голове женским голосом.

— Будто остаётся что-то другое, — пожал тот плечами с серебристыми эполетами мундира, отвечая вслух.

— Взял колья, посеребрил клинок, захвати и воды с собой, попроси священника освятить — шептала царица-тьма.

— Это вызовет лишь ожоги, которые быстро заживут. Он для пущей регенерации ещё и девчонкой вздумает подкрепиться, я намерен бить наверняка, — отвечал Бальтазар.

— Ты ведь можешь и проиграть в этой битве. Все знают, что там ловушка. Тебя просто пытаются заманить и убить, — предупреждала та изнутри. — Ты посвятил смерти всю свою жизнь, но неужели ты её совсем не боишься?

— Кто не боится, то и не живёт, — тихо вздохнул тот. — Я несу смерть, общаюсь с нею, спрашиваю советов, пробуждаю и упокаиваю мертвецов. Смерть должна была настичь меня на седьмой День Рождения, а я всё пытаюсь обуздать её и объездить с тех пор, словно дикую кобылицу. Боюсь ли я? Вся суть жизни в том, что она конечна. Что все мы смертны и потому так спешим пожить для себя. Надо верить в свои силы, в любом случае. Не отступать же и не бежать теперь после всего, что было.

— Мне нравится твоя уверенность, — шептала тьма. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— А ради чего я живу?! Зачем всё это было в Кните, если теперь не смогу даже отвоевать этот город? Не хватало ещё имперской помощи потом выпрашивать, сам всё сделаю в этот раз, — рассчитывал он только на себя. — Весь мир вокруг разбивается на противоречия между «что я хочу» и «что я могу». Нельзя тупым бараном просто лететь напролом с надеждой захватить мир. Здесь нужен план, и иногда не стоит убивать всех и разрушать всё, что видишь. Только подумать, там ребёнок, живущий уже дольше, чем было предначертано мне… Закончится ли всё для неё сегодня, как должно было кончится для меня? Или же всё кончится как раз для меня, а она останется жить? Помнишь Кастор, да? Это была твоя идея. Юноша уходит, девушка остаётся жить счастливой жизнью…

— Но спасать город, который продолжит чтить церкви и никогда не станет славить тебя? — интересовался женственный шёпот.

— А что, делиться куском пирога со своей территории с каким-то древним вампиром? Старый Редгар читал мне про него сказки. Он похищал принцесс, сидел в своём замке… Ждал отважного витязя или какого-нибудь удачливого дурачка. Всегда им проигрывал, между прочим, — заметил некромант.

— Но ты не они, — парировала царица-тьма.

— И вправду, про спасающих города и принцесс некромантов сказки не сказывают… Но и он таких, как я, врядли видел. Плюс он лет двести невесть чем занимался. Ни былой силы, ни могущества. Ни толком войска, что это за бледные упыри? Откуда? С лесных захоронений тех же древних времён, что и он сам? Я костяных ищеек создать могу вдвое крепче, — усмехнулся ей чернокнижник. — Должен ли злодей всегда совершать злодеяния? В конце концов, нет ничего важней личной выгоды. Если этот город может мне ещё послужить и пригодиться, лучше не отдавать его просто так какому-то напыщенному вурдалаку.

— Ты же хотел достойного противника, разве не интереснее будет дать ему напитаться людьми здесь и с соседних территорий? — нотки хитрости звучали в чарующем шелесте женского шёпота.

— Достойных хватает. Те же имперцы с их амбициями. Чего это вот лорд Конрад повадился гостить у нашего Мортимера? Не пора ли и мне навестить местного феодала? Да вот, как видишь, какие-то мелкие сошки возникают. Надо по-быстрому разделаться с Волдриани, — проговорил некромант.

— Хочешь убить его, пока он слаб. Это подло, это мне нравится. Это выдаёт в тебе размышляющую личность, ищущую удобные пути решения проблем. Но помни, что и тебя хотели убить, пока ты был ещё маленьким. Рассчитай свои силы, дабы не столкнуться с новыми проблемами, — предупреждала та.

— Тебе-то что. Погибну я, найдёшь кого-нибудь другого. Будешь ему в уши сладко нашёптывать о покорении земель. Почти год, как барон, и к чему мы пришли? Завёл дружбу со всякими чародеями, но на них всё равно нельзя положиться. Не справлюсь сам, благо есть хотя бы они, в чьих силах, может быть, остановить шествие Волдриани. Но он будет крепнуть с каждым городом, с каждой деревней… Иногда у меня появляется чувство, что это не я здесь главный злодей с амбициями на мировое господство, — усмехнулся Бальтазар.

— Я дала тебе всё, чтобы это было в твоих руках, — напоминала она. — Спасла от гибели, свела с лучшими учителями. Ты познал этот мир с изнанки, даже родившись аристократом. Ты видел предательство и боль неразделённой любви. Ты понял, что никому нельзя доверять. Так действуй! Сравнять мир с землёй, сжечь дотла или обратить под свои идеалы. Решать тебе, здесь ты должен диктовать правила, а не прогибаться под чужие традиции.

— Считаешь, я должен был дать сгинуть Яротруску? Позволить нежити поглотить Сельваторск? Забрать себе склянку Волдриани? Что толку от всего этого? На мой взгляд, дать разбить её Кире, было куда интереснее. Раз вокруг мои правила, то и захватывать мир я буду по-своему. Если, конечно, доживу, — поднимался с гордой улыбкой некромант.

— Если, конечно, доживёшь, — вздохнула у него в груди и царица-тьма.

Бальтазар простёр руки к земле, ощутив ауру близ крыльца поместья рода Гавран. Ближайшие пучки травы, цветники, садовые лужайки, всё, что только мог прочувствовать на искомый элемент смерти. И вскоре нашёл то, что так тщательно здесь выискивал.

С разных концов к его пальцам заскользили остовы лягушек, птичьи косточки, иногда утащенные собаками или кошками какие-нибудь косточки со столов или среди объедков. Попался даже небольшой кусок рыбьего скелета, невесть, что здесь забывший, но, с учётом рыбного промысла городка, немудрено, что всякое зверьё могло затащить на эту территорию и обглодать такие останки.

— Чем это занимаешься? — мурлыкнула царица-тьма, хотя прекрасно знала ответ.

— То, чему меня и учили. Я некромант, а значит, я предсказываю будущее по костям, — вертел те маг особыми пассами, отбросив вниз и вглядываясь в образовавшийся «узор».

— Что же выпало? — глядела и она внутри него его глазами.

— Да всё то же, что и вороны нам нагадали. Четыре трупа, разве их уже не было больше? Тот отряд, плюс староста с его стражей перед нашим приездом, отец девчонки, как там его. Ренат? Даже душу его поглотить забыл, представляешь? Не то растерялся, не то голова была занята мыслями, как справляться с Волдриани. Тот тоже, кстати, не накинулся, вырвав у бедолаги кадык, хотя мог бы испить его кровушки.

— Позаботься о том, чтобы тебя среди этих четырёх трупов не было, — куда более властно и строго прозвучал её голос.

— Позабочусь, чтобы Волдриани не захватил мир вместо меня, — хмыкнул некромант, поправил свой мундир, проверив карманы, ощупал припрятанные колья за поясом под одеждой, коснулся рукояти меча, поводив подушечкой большого пальца по навершию в виде человеческого черепа, и зашагал в направлении старой церкви Волколецка. — Идём, — сказал он собеседнице, словно верному питомцу. — Если этот вампир хочет сражаться с тьмой, а не примкнуть к ней, это уже сугубо его личные проблемы. Пошли вершить своё предназначение.

Чёрное сердце, часть 3

X
Идти из дворянского квартала, благо, было никуда не надо. Приходская церквушка стояла здесь же, последним зданием на отшибе. Буквально по прямой, двигаясь по сужающейся ко двору пастора центральной улице, ведущей к холмистым возвышенностями в этой части города. На одной из которых и покоилось тёмное, почти чёрное, деревянное здание с мозаичными витражами из лунного стекла и тремя гранёными шпилями на фасаде, заканчивавшимися равносторонним крестом в кайме из идеального кольца.

Полукругом стояла прибывшая стража из Империи. Новые стрелы определённо даже цветом отличались от тех, что были в их колчанах прежде. Наверняка они были неглупы и посеребрили наконечники. В крайнем случае, их на это сподвиг и надоумил Сетт либо мессир из Гедельбурга.

Смотрели на некроманта они довольно надменно, не оказывали тому почтительных кивков или знаков приветствия, однако же оставляли за ним право вольно разгуливать здесь и делать, что тому вздумается. По крайней мере, он им ничего не приказывал, чтобы было, что пообсуждать и оспорить.

На пороге, у двери, ещё не взявшись за кольцевидный молоток с миниатюрными свинцовыми изваяниями в форме львиных голов, Бальтазар на мгновение остановился, будто прислушиваясь. Изнутри доносились тихие звуки какого-то скрежета, однако не было никаких переговаривающихся голосов.

Дверных ручек у дверей не было, они открывались вовнутрь и запираться могли только оттуда. Обычно вообще церковь всегда была открыта для прихожан и днём, и ночью, не зря же Димитрий в последнее время напросился на ночную смену. Заперто здесь сейчас, правда, не было. Некроманта ждали, но никто не встречал и не караулил у порога.

Внутри на первый взгляд было пустовато, зато недалеко от алтаря, на небольшой дощатой площадке между подъемом подиума и крайними передними лавочками, на полу в своём чёрном платьице сидела периодически всхлипывающая об отце Морриган, выводя церковным мелом разную символику. Именно этот звук — движение мела по тёмным доскам пола и слышал снаружи некромант, когда стоял возле здания.

По левую руку были многочисленные витражи и дощатые стены, уходящие ввысь к расписным потолкам. От входа в разные стороны шли поднимавшиеся к углам и вдоль стен лестницы на надстроенные боковые галереи, откуда проповеди могла слушать элита с более комфортных мест, а также располагался выход на чердак и проход к пристройке колокольной башни. А по правую руку снизу, где-то в середине стены, виднелся проход к кельям и внутренним помещениям церкви, где монахи трапезничали, переписывали книги, изготовляли свечи…

Самого Димитрия видно не было. Зато по краям некоторых рядов, у стен на лавочках прихожан располагались тела других монахов. Укушенные, наполовину обескровленные, и оттого ослабшие, не способные сопротивляться, погружённые в подобие коматозного сна на последних издыханиях, они были ещё живы, но могли лишь молиться где-то там, в собственном воображении представленному божеству.

Церковная вера в Вольных Городах от Империи отличалась мало. И там, и здесь, конечно же, в центре восприятия всего сущего помещался некий Творец. Однако строгие догмы в этих краях подвергались сомнениям, новой трактовке и ряду изменений. Сохранялись лишь какие-то общие постулаты, так как религия всегда пыталась воспеть человеческие добродетели и была многим практически жизненно необходима.

Вот только в Червегоре больше влияния имели жрецы куда более древних богов, чьи культы тщательно восстанавливали получившие свободу жители после победы в войне за независимость. Однако в этом городе всегда чтили Творца. Только тот как-то не особо спешил сейчас Волколецку на помощь.

На постукивания сапог некроманта отвлеклась и девочка, явно обрадовавшаяся, завидев его. Она даже слегка улыбнулась, а тот ещё раз повращал глазами по главному помещению, но не чтобы всё рассмотреть, а дабы беззвучно такой мимикой поинтересоваться у девочки, мол, где же её похититель.

Та, молча мотнула головой в сторону алтарного подиума справа от трибуны. Там, в тени от света мозаичных окон, привыкший спать в дневное время и, может, даже немного утомлённый ночной стычкой, громко храпел Димитрий. Отсюда кроме движения мела было слышно и его.

Бальтазар подходил всё ближе, не сводя глаз с монаха-упыря и почти не поглядывая на девочку, в надежде по-тихому сейчас просто вывести её отсюда да передать сестре. Ведь пока здесь разворачивалась молчаливая сцена, Сетт, Дамиан и Миранда уже должны были тоже подготовиться и подойти сюда, заняв свои позиции снаружи.

Он также беззвучно поманил Мори к себе, прислонив палец к губам и веля ей двигаться тише. Та даже раздумывала какое-то время, ведь пока вурдалак, похитивший её, спал, она могла начертить на полу самые разные символы защиты.

Тот похрапывал, лёжа на спине и даже не был повёрнут в их сторону. Однако любое неосторожное движение, шум половицы, падение мелка из детских пальчиков и даже какой-нибудь стон боли от ещё не умерших местных монахов могли сломать сон Димитрию, и тогда бы пришлось вступать с ним в схватку. Сама она сбегать, видимо, опасалась, и где-то здесь раздобыла церковный белый мелок, выводя эти символы на досках.

Как назло, именно в этот момент за девочкой прилетели её вороны, постукивая снаружи клювами и показываясь в мозаике окон своими чёрными силуэтами. Пытались как-то пробраться в здание, птицы хлопали крыльями и громко каркали, рискуя разбудить монаха-упыря.

И всё же это было куда предпочтительнее, чем помимо него биться ещё и с его хозяином, когда тот явится. Что он планирует и какие силы сумел собрать — Бальтазару было неведомо. А вот его знакомые снаружи уже начали замечать в лесу какое-то движение.

— Смотрите! Смотрите! — стоявшая по центру между Сеттом и Дамианом чародейка первой увидела высокий лысый силуэт среди деревьев.

Волдриани нагло заявился прямо днём, и пусть на него не попадали прямые лучи солнца, скрытые бледно-серыми облаками, даже с такой дистанции был виден некий пар, словно кожа его понемногу плавится в дневное время суток. Клыкастый вампир в чёрном фраке и красно-чёрной накидке какое-то время старался держаться в тени деревьев.

А затем, вокруг него, в эдакую не слишком идеальную шеренгу, среди древесных стволов появлялись четвероногие существа. Но они казались какими-то другими. Не столь бледными, как обычно выглядели упыри, без раскрытых пастей с треугольником заострённых резцов и саблями хищных клыков. Какие-то слегка розоватые и рыжеватые, напоминая ползущих на четвереньках голых людей.

— Боже правый! Творец всемогущий! — когда те зашагали из леса прямо на свет, принялся креститься свободной от спиралевидного посоха рукой Дамиан.

И он, и все остальные узрели невероятное зрелище. Поверх четвероногих свирепых бестий были накинуты сшитые из лоскутов наряды из человеческой кожи! Мутно-зелёные стежки верёвок, сплетенных из травы, своими небрежными стежками скрепляли крупные пласты. А на округлые черепа были натянуты человеческие лица, только наоборот, так что волосы как раз прикрывали хищные пасти. Не столь, как намордники, а скорее маленьким кожистым хоботом людские скальпы до поры до времени скрывали чудовищные голодные рты, имитируя наросшую верхнюю губу.

Подобный наряд накинул сверху на свою голову и плечи сам Волдриани, словно лоскутную маску. Там были специальные прорези для рта и глаз, но сделаны они были искусственно. Косые стежки не имели черт человеческого лица, а представляли собой плотно прилегающий к его черепу капюшон, наподобие уродливой маски палача.

Он тоже начал двигаться вперёд, вслед за своим неспешным, вышагивающим на дневной свет безо всякого вреда воинством. Теперь-то было ясно, почему твари промышляли сдиранием кожи, хотя, почему окровавленные трупы оставляли, а не поедали и не раздирали — всё ещё было загадкой. Будто бы высший вампир это устраивал нарочно, дрессируя подопечных и устрашая горожан Волколецка телами, которые освежевало в ночи неведомое нечто.

А вот на головах четырехлапых деградировавших чудовищ перевёрнутые лица постепенно всё лучше и лучше узнавались. По крайней мере, Мирандой, ведь ни Сетт, ни отец Дамиан местных практически не знали, тем более погибших до их приезда.

— О нет! Господин Лука! — узнавала она содранный лик градоначальника, в котором не было ни глаз в округлых прорезях, ни зубов за онемевшими губами, глаза чародейки тут же наполнились влагой от ужаса и сострадания к убиенным. — Брафф! — вскричала она, узнав и ещё одно накинутое на звериную морду перевёрнутое лицо по правую руку от себя, так что крупные капли слёз хлынули и пронеслись по её щекам солёными ручьями.

— Проклятые живодёры, — бормотал Сетт, бегая своими жёлтыми глазками от упыря к упырю, покрытым этой мерзостной лоскутной маскировкой, а затем спешно глотнул из фляги и судорожно сменил её в руках на святой колдовской томик, перелистывая большим пальцем страницы.

Волдриани направил руки прямо на троицу, однако упырей были готовы встречать и имперские стражники, готовые действовать и по повелению своего капитана в кольчужном шлеме, и по командам Сетта, как приставленного к ним начальника на эту миссию.

В покрытых человеческим лоскутным гобеленом упырей полетели стрелы, но те атаковали не стражников. Свора шипела и скрежетала от боли, доставляемой обжигающим серебром в свежих ранах, но неслась в направлении демонолога, святого отца и городской чародейки.

Первая тварь погибла ещё на ходу, пролетев в прыжке и пав к их ногам. Двое других крепко ударились о святые барьеры мессира, уже сотворявшего новое светлое колдовство. Миранда же вознесла руки к небу, стараясь прогнать тучи или хотя бы вызвать в тех несколько прорезей.

Правда, солнечные лучи всё-таки не доставляли чудищам особого вреда. Безусловно, скрыть их целиком под таким костюмом было невозможно. Свет падал иногда на лапы, иногда на всё те же мелкие щели рта и глазниц в слегка окровавленных содранных лицах. Но это, казалось, отнюдь не таким смертоносным, как те же стрелы имперцев.

Сетт начал стегать их кнутом, стремясь не столько атаковать мерцающим кончиком, сколько содрать куски сшитой кожи, чтобы оголить сероватые костлявые тела ночных кровососов. С посоха Чародейки слетело несколько алых стервятников, когтями и крючковатыми клювами преследовавших те же цели. Мессир же сосредотачивался на охранных сферах с объёмными ровными крестами внутри и прочих защитных барьерах вокруг.

Но тут в дело вступил и дошедший до церкви сам Волдриани. Сначала он ускользнул в густой дымке от залпа стрел, метнувшись вдоль стены тёмного здания, выходя ещё ближе к расставленным лучникам его императорского величества.

А пока те, потянувшись за новой стрелой, принялись целиться и вглядываться в него, высший вампир, смотрящий на них в специальные прорези своими густо-алыми глазами, принялся что-то шептать и оглядывать здесь всех и каждого.

Стрелки замерли на какое-то время. Никто не смел пустить стрелу, будто объятые каким-то страхом или даже параличом. А когда это заметил Сетт и, наконец, скомандовал им действовать, громко крикнув с отборными ругательствами, чего это они стоят столбом перед своей главной целью, вместо атаки на носферату весь отряд лучников развернулся в сторону города.

Стрелы полетели в крыши домов, угрожающе потрескивая, сбивая черепицу с дорогих поместий. Волдриани применил вампирский гипноз, и воля стрелецкого отряда покорилась его могучему древнему напору. Вскинув луки на плечо, они потянулись за оружием ближнего боя на пояс, определённо получив приказ разделаться с местными.

Что каждый из них видел, какие слова из шёпота носферату услышал и что же такого тот им внушил да пообещал, было уже не столь уж и важно. Это никак не влияло бы на попытки их расколдовать. Однако же, вразумить их по-быстрому не получилось даже у демонолога, крепко врезавшего одному из лучников по лицу с целью вырубить в бессознательное состояние.

Должного эффекта удар не заимел. Упавший наземь солдат вскоре поднялся. Глаза его сильно налились, как и у остальных, кровавыми прожилками, не моргали и выдавали сильное напряжение. Волдриани желал воспользоваться преимуществом, что болезнь в последние дни сложила по койкам местную стражу.

Вот только, когда имперцы принялись заходить в дома, там их уже поджидали готовые во всеоружии дружинники Волколецка. Весьма здоровые и бодрые, резво выскочившие наружу. От этого вид носферату даже по одним только просвечивающим из-под лоскутной маски глазам выдавал его растерянность.

Когтистые пальцы рук ударили друг о друга в замешательстве, словно размышляя, как же так получилось. А дружинники били имперцев, стараясь не убить, но покалечить довольно хорошо. Требовалось выбить из них «всю дурь» — так, по крайней мере, выражался Сетт, пока окружавшая их огненной сферой Миранда на подлёте оплавляла и сжигала стрелы, которые те пускали именно в их троицу.

Волдриани распростёр руки, призывая уже всех — всех припрятавшихся в кустах упырей, служивших ему запасной гвардией, если что-нибудь пойдёт не так. Ведь всё шло как раз против его плана, заставляя его скрежетать зубами широченного почти нечеловеческого рта.

На деревню неслись и твари в человеческой коже, и имперцы с мечами и луками, а некоторые даже с копьями, таких было меньшинство, зато нападать они могли с куда большего расстояния и смотрелись куда опаснее остальных. Троице пришлось разделяться, но всё-таки приглядывать друг за другом.

Миранда посылала призрачного медведя грызть упыря, что едва не настиг со спины замешкавшегося мессира. А пока тот сплетал заклятье и выдал широкий луч святой магии по двум особям, даже тех не убив, демонолог в широкой шляпе нахлёстывал, срывая рыжевато-розовый покров, как вторую кожу, с нападавших тел, вертясь из стороны в сторону.

А когда на него напрыгнули одновременно сразу трое, пока хлыстом он держал их собрата за тонкую шею, в тех вдруг из-за его спины прилетели ярко-зелёные стрелы. Они не только пригвоздили одновременно всю тройку чудовищ, но и, взорвавшись, разорвали тех магическим образом на мелкие клочки, забрызгав, разумеется, и Сетта.

Обернувшись на своего спасителя, протирая лицо с щетинистыми бакенбардами, он в недоумении поглядел, как на пологом скате крыши крыльца одного из ближайших зданий стоит совершенно незнакомая ему молодая женщина в облегающем тёмно-зелёном наряде. Поверх на ней красовался ещё более болотного цвета плащ с капюшоном, под которым пшеничного оттенка светленькая чёлка была косо зачёсана на один глаз. А в крепких натренированных руках у неё был лук, выглядящий столь изящным и искусным, покрытым самоцветами и явно зачарованным какой-то магией, что ему казалось, он стоил нескольких богатых особняков этого квартала.

Она заметила его внимание и только закатила глаза, мол, нашёл время пялиться. Обувь с крючьями и шипами цепко держалась за черепицу, не давая ей соскользнуть с места. Лучница видела, что пока изумлённый демонолог на неё уставила, на того уже со спины опять несётся очередная стая зубастых и слюнявых тварей.

Пришлось тут же выхватить тройку стрел, натянуть меж пальцами в оленьих перчатках и, зарядив их ярко-жёлтой, почти добела раскалённой энергией солнечного света, выстрелить, пронзая чудищ уже не пригвождая к земле, а разрушая в пепел буквально энергетическим пробиванием насквозь.

Чтобы их с Сеттом игра в гляделки не продолжалась таким образом дальше, она понеслась по крышам домов, отстреливая четвероногих бестий и даже взрывными магическими стрелами задевая имперцев, чтобы тех дезориентировать и сбить с ног.

К ней самой, тем временем, уже кое-как залезая, не с первой попытки, падая и пытаясь вновь запрыгнуть на крыльцо богатого поместья, лезли обтянутые человеческой кожей бестии. Она развернулась, дабы не дать тем подойти слишком близко, но в них прилетел огненный поток от стоявшей на перекрёстке Миранды.

Кира Морвен, чародейка Сельваторска, благодарно кивнула той, и девушки тут же разбежались дальше защищать городок от нашествия жуткой нежити посреди бела дня. Со своего зарядившегося солнечной энергией посоха в разные концы стрелял и отец Дамиан. Чаще он ранил тварей в лапы и грудину, иногда в брюхо. Прожигал в них дыры, заставлял хромать, верещать, даже терять нижнюю челюсть, а вот убить их ему удавалось довольно редко.

И тут всех скопившихся возле него таких изувеченных упырей одного за другими, рыжими искрящимися разрядами, разрывавшими их тела и попадавшими своим всплеском на соседние особи, прожигая там всё новые ранения, истреблял с пафосом вышагивавший смуглый чародей с тёмной бородкой, выразительными изогнутыми бровями и бобровой шапкой, опиравшийся на посох с янтарным навершием.

Волшебник из Яротруска тоже прибыл в Волколецк весьма вовремя. Раскуривая в зубах трубку, испуская клубы серого дыма, швырял он быстро сплетённые боевые заклятья с шарообразного крупного янтаря, мерцавшего, как раскалённый металл в литейной. Попытки навредить ему мечом от загипнотизированных имперцев он встречал крепким ударом своего посоха из красного дерева им в лицо. Те падали на спину, будучи ошеломлёнными на какое-то время, однако затем снова поднимались и вступали в бой с местной дружиной.

— Как же удачно вы добрались! — нараспев возвышенным тоном восклицал Ильдару в бурой накидке мессир Дамиан, радуясь такой подмоге.

— Вот куда ж вы, церковники, без нас, без магов, — ухмылялся ему Ильдар, зубами сжимая мундштук трубки из вишнёвого дерева с дымящейся бочкообразной чашей.

— На то творец и создал чародеев! — громко воскликнул святой отец с приветственным жестом, а затем уже тихо, бубня себе под нос, процедил, — и ордена Пресвятой Церкви, чтобы мы за вами приглядывали.

Мирные жители разбегались с улиц, кто куда. Двое друзей, молодые юноши, спешно справа от чародея забегали в здание, чтобы укрыться. Светловолосая девушка в простецком наряде позади Ильдара, присев, пряталась за телегой. Служанка в чепчике и с зачёсанными назад золотистыми локонами, собирала в охапку детей, унося в поместье с улиц. А маг вальяжно разгуливал, сооружая движениями посоха новое заклинение, в котором струилась и сжималась в ударную силу пульсирующая красно-рыжая энергия огня.

Священник окружил его фигуру защитной вытянутой капсулой с мерцающими символами, отражающимися ещё и потусторонними золотистыми «тенями» на одежде волшебника. А затем и вокруг себя сплетал нечто подобное, способное взорваться святой силой прямо в зубах у любой налетевшей на них нечисти.

От лязгающих зубастых пастей Миранда выскользнула с ореолом малиновой ауры в воздух, едва не оставшись без стоп среди этой какофонии клацающих челюстей зловонных созданий. Она создала вокруг себя вихрь, сдирая с тех и покров лоскутного наряда, и собственную бледную кожу, куски мяса, оставляя лишь почерневшие кости.

А когда её, обессиленную столь сильным заклятьем и опустившуюся опять на ноги, попытались снова атаковать четвероногие бестии, тех вовремя с крыши пронзали свистящие магические стрелы лучницы-чародейки в зелёном, старавшейся приглядывать за всем полем боя, что разворачивалось от здания церкви во всём элитном квартале города.

— Хорошо стреляешь! — отметила Миранда, подмигнув той, набираясь сил и оглядываясь по сторонам.

— В Сельваторске все такие, — отвечала та с гордой ухмылочкой, — хочешь жить, научись выживать! — приставила она два сложенных пальца к своей косой чёлке и резво вскинула их в сторону, выказывая знак чести и прощания, тут же прыгнув на скат крыши соседней пристройки.

Ильдар Шакир, кареглазый городничий Яротруска и одновременно его чародей, оберегал святого отца из Гедельбурга, пока тот указом своего посоха при помощи направленных прямых и иногда подрагивающих лучей создавал защитные купола вокруг горожан и дружинников, не забывая и о своих товарищах, также бившихся сейчас с монстрами.

Сетта свалили с ног, хватая за одежду и разные конечности, потащив во все стороны. Томик выпал из крепких мужских пальцев, но в тварей полетел гряд сиреневых залпов от проносящейся мимо Миранды. Он же, замахнувшись хлыстом, хватал за шею бегавшего за той, как бешенная собака, упыря, резво стягивая сверкающее кольцо хлыста и отсекая голову светящимся и посеребрённым по совету некроманта кончиком.

— Может, штурмуем церковь со всех сторон? — бурчал воевода своей чародейке, когда те оказались рядом в бою.

— Барон велел не вмешиваться, — нехотя произнесла она, хотя ей самой очень хотелось бы ринуться туда на помощь сестре.

— А, может, это он натравил на нас упырей? — раздался голос кого-то из дружинников рядом.

— Да! — поддержало его несколько мужских голосов.

— Думай, что говоришь, Марк! Он защищает вас! — нахмурилась Миранда на длиновласого крепкого брюнета.

— Он явился, и всё стало ещё хуже! — побурчал тот, шумно выдохнув носом.

— Да он вылечил вас от болезни! — притопнула та и направила призрачную малинного оттенка по контурам пантеру биться с ближайшим упырём в смертной схватке.

— Тише, это уже перебор, — вскинул плечом воевода, ударив лезшего на них имперца по лицу, свалив с ног.

— Нет, ну, правда же! Он всем велел есть чеснок, так? И святой воды отпить заодно. И простуды, как ни бывало! Проверяя вас на вампиризм, он вас исцелил! Сколько твоих людей недавно лежало по домам больных? А теперь вон, все на ногах и бьются на зависть соседям! — заявляла волшебница.

XI
Бальтазар уже приближался вместе с Морриган к порогу, был на пути к выходу из постройки. Но, глядя, как подчинённые имперцы и свора не страшащихся больше солнца верных «псов» не наводит в городе должный хаос, Волдриани, ощутив запах человеческой крови из-за стен осквернённой церкви, метнулся в окно на чердаке. И, проломив там пол, с грохотом приземлился необутыми когтистыми ногами на первый этаж, по центру от располагавшихся для прихожан лавок.

Он сверкал алым взором на девочку и некроманта, скрежетал зубами, меняясь в лице на более уродливую хищную морду с чертами летучей мыши. Шум, разумеется, разбудил и вскочившего тут же Димитрия, растерянно глядящего и на дуэт, что на пути к дверям, и на своего повелителя.

— А ну стоять! — произнёс тот неуверенным дрожащим голоском, направившись к проходу. — Ваше превосходительство, — почтительно кланялся он хозяину.

— Ничтожество! — оттолкнул его Волдриани. — Ни в чём на тебя нельзя положиться!

— Нет-нет, мой господин! Я не спал, я следил, как он поступит! Насколько ему вообще важна эта девочка, ринется ли он спасать монахов! Глядите, вон они на лавках вдоль стен сидят, наполовину обескровлены. Немощные, слабые, беззащитные! Для вас там найдётся, чем утолить голод и подпитать силы! — затрепетал тот.

Носферату же метнулся прямиком к Бальтазару и завопившей от его внешнего вида Морриган, возникнув у них за спинами и преграждая дорогу. С другой стороны, едва они обернулись, по проходу шёл и сонный Димитрий, уже обнаживший клыки и готовящийся к бою. Барон озирался то на одного, то на другого, не зная, кто из них ринется первым, пока снаружи гремело иное сражение.

— У нас что, какой-то карнавал? — скривил брови, разглядывая лоскутный капюшон-маску из человеческой кожи на полыхавшем гневом вампире некромант.

Его такой устрашающий наряд из человеческой кожи не впечатлял абсолютно. Барон Кроненгард принялся создавать вокруг себя стенающие тени, своими аморфными ликами вылезавшими из некро-ауры в качестве защитников для него и для девочки. Но потусторонним вихрем Волдриани просто сдул их прочь своим плащом, как перепончатыми крыльями, развеяв по церкви, что от теневых сущностей не осталось и следа.

Освободив клэйбэг из ножен, некромант встал в оборонительную позу, однако держать девочку за своим плащом от высшего вампира означало буквально подставить её под удар монаха-кровососа, что подступал к ним со стороны алтаря.

Тогда он пошёл в наступление, не став дожидаться первого шага от соперников и взялся самолично нанести посеребрённым лезвием рану легендарному носферату. Был неплохой шанс, что в этом своём кожаном колпаке тот не так хорош в реакции.

Но некромант ошибался. Необутой когтистой лапой, сильным ударом ноги, Волдриани оттолкнул того в грудь прежде, чем лезвие клинка успело бы его коснуться после резвого замаха. Отлетевший вместе с Морриган Бальтазар рухнул на церковном полу подле ухмыляющегося Димитрия в бурой монашеской рясе.

Волдриани же дляподкрепления сил метнулся к заготовленным для него наполовину обескровленным и беспомощным монахам, осушая каждого в стремительных порывах. Бальтазара же, схватив за мундир, раскрутил и с нечеловеческой силой швырнул, ломая передние скамьи Димитрий, повернувшись с оскалом и на девчонку.

Та взвизгнула от его жуткого вида, отползая подальше, и швырнув кусок мела прямо в раскрытый клыкастый рот. Тот тут же сплюнул вещицу на пол, хмурясь сильнее. Собирался ринуться и куда-нибудь откинуть и её тоже, но тут припрятанными кольями, его в бёдра ног пронзил некромант, сбивая к алтарному подиуму и всё глубже пронзая его тело.

Осиновые орудия заставили того неистово завопить и задёргаться. Ногами он пытался отпихнуть тёмного мага. Руками, на которых ногти деформировались в округлые коготки, он резко взмахнул, пытаясь того оцарапать по лицу, но дотянуться не смог.

Тогда Димитрий, согнувшись в коленях, с силой оттолкнулся. Ринулся всем телом на некроманта, пусть и ещё сильнее напарываясь на колья, но зато, превосходя Бальтазара по силе за счёт вампирских способностей, вновь повалил того и отшвырнул прочь, вынимая сначала одну деревяшку из мышц, а затем и другую, чувствуя явное облегчение, когда осина покинула его тело.

Заживать такие раны не спешили, а вскочивший чернокнижник уже двинул ему кулаком по челюсти, поставил ногу на грудь лежащего вурдалака и приблизил клинок остриём к горлу, покосившись на Волдриани, дабы не оказаться застигнутым врасплох.

Не испугавшийся его монах-упырь крепко схватил некроманта за стопу, сминая сапог и приподнял того с себя без особых усилий. Просто откинул стоящего сверху, так, что Бальтазар опять оказался на спине. А потом монах метнулся к девчонке, угрожая ей, тут же принявшейся своими башмаками давить тому по пальцам.

— Зачем она вам вообще? Что толку в сестре чародейки? — приподнимался барон, поглядывая и на Димитрия, и на Волдриани.

— Ребёнок, хорошая приманка, — отвечал монах. — Её отцу пришёл конец, разве вы с приятелем не собирались спасти её минувшей ночью?

— Он мне не приятель. И она мне никто, — бросил Бальтазар, поднимаясь. — Так себе идея.

— Но ты всё-таки сюда явился, — отметил за его спиной бурлящий голос напитавшегося кровью пастора Лоуренса и других монахов Волдриани.

— Да! Да! — кивал монах, удерживая Мори в сильной хватке за плечи. — Вот видите! Я полезный! Я заманил его, как вы и просили.

— Кому рассказать, не поверят, — только хмыкнул Бальтазар, — битва вампира и некроманта посреди церкви.

— Позорная смерть получится, так ведь? — хохотал высший вампир. — Если я убью её, что ты почувствуешь? — приближался он к удерживаемой его слугой девочке.

— Я уничтожал города в Кните, чтобы собрать войско нежити, — хмыкнул барон. — С чего вдруг я должен ощущать что-то к местным?

— Но ты зачем-то пришёл сюда всё же. Решил погеройствовать? Убьёшь меня, тебя почествуют с недельку, а затем сожгут при первой возможности. Народ забывает любое добро, которое делаешь ради них. У меня тоже когда-то был собственный замок, собственный город, думаешь я никогда не думал о ком-либо кроме себя? — шептал ему вампир.

— Ох, избавь от таких речей, а? Хочешь биться, я готов к поединку, — взялся он за рукоять клинка обеими руками. — А если отдушину ищешь, так иди трактирщику душу излей или к святому отцу в исповедальню. Ах, стой, ты же перебил здесь всех, — с иронией в голосе оглядывал Бальтазар помещение.

— От тебя требовалась лишь малая толика уважения к великому вампиру. Ты просто мог отдать мне склянку в подземелье и преклониться перед моим могуществом! — заявлял тот.

— Бальтазар Кроненгард не преклоняет колен. А ты сейчас вообще похож на смешное пугало. Так стесняешься своего лица, что решил надеть маску? — усмехался чернокнижник.

— Ты ничего не понимаешь, — скалился тот из-под прорезей для зубастого рта. — Я открыл возможность существования нашему виду при свете дня! Теперь вампиры перестанут бояться солнца! Я лично сшил лоскуты кожи в накидки, и теперь моя армия истребляет там снаружи весь городок.

— Рискну предположить, что там Миранда Гавран истребляет со своими друзьями твою армию, — оглядывался Бальтазар на главный вход в церковь. — И не думал, что ты решил на старости лет швеёй заделаться. Какие кривые стежки, однако, — разглядывал он колпак из человеческой кожи на Волдриани.

— Ты ничто, тебя все забудут, всё твое могущество не сравнится с моей былой силой, — грубо хрипел Волдриани.

— Вот именно, что «былой». Времена, когда тебя боялись, давно прошли. Знаешь, кто ты сейчас? Жалкий персонаж детских сказок, которого побеждают даже удачливые деревенские дурачки, а не великие воины. Ну, а в этом своём наряде и вовсе выглядишь, как скоморох, — кривились губы некроманта в злорадной ухмылке.

— Как ты смеешь так говорить с хозяином! — было метнулся врезать некроманту служка-вампир, но лишь хорошенько ударился лицом в защитный барьер от начерченных мелом кругов в этой области церкви.

Казалось, юноша сломал нос, столь искривилось его лицо, хотя каких-то криков от этого не последовало, будто боли особо он не почувствовал. Немного поморщился, ведь это всё было, конечно же, неприятно, но даже не хватался за ушибленное место, а разглядывал начертанные символы, снова хватая девочку, едва та метнулась к кельям.

Ловить её по тамошним коридорам и комнатам он не собирался. В случае чего нужно было помогать хозяину здесь. И он давным-давно бы уже свернул ей шею или выпил её кровь, осушив тело, однако, без таких распоряжений от своего создателя поступать, как ему вздумается, не решался. Та могла ещё пригодиться, например, для шантажа чародейки, если снаружи дела пойдут плохо. Хоть Димитрий и искренне верил в гениальный план хозяина скрыть упырей в лоскутках человеческой кожи от смертоносного солнца.

— Закрой пасть, Кроненгард! — рявкнул Волдриани. — Я уничтожу всех, кем ты дорожишь, а затем испью до капли и тебя! Получу всю твою силу!

— Я никем не дорожу, — отзывался некромант. — И, раз я ничто, как ты выразился, то и сила моя тебя врядли обрадует.

— Лжец! — приблизился к нему Волдриани. — Ты ещё слишком молод, чтобы не иметь привязанностей. Я окреп за века. Я хоронил всех своих друзей и родных, видел, как они живут, стареют и умирают! Знаешь, сколько жён я похоронил?

— Вот уж про гарем твой сказок не слышал, — посмеивался Бальтазар. — А я вот не женат и не как-то не собираюсь, — гордо вскинул барон голову, встряхнув длинными волосами.

— Юнец… молоко на губах не обсохло. Ты пытаешься отказаться от чувств, а надо быть выше них! Отрицаешь свою сущность, но на деле у тебя тоже есть, кем дорожить. Ты всего лишь человек со всеми вытекающими слабостями. Сколько раз я влюблялся и видел, как она увядает, старится и покидает меня. Пройдя столько утрат и боли, видеть и слышать, как они отказываются от дара вечной жизни и не желают быть мне подобными… И я решил, что с меня хватит. Я другой вид, я высшее существо! Я не должен иметь с людьми ничего общего! Они жалкие и смертные создания, в то время, как носферату являются высшей расой этого мира! Мы бессмертны в отличие от людей, гномов, эльфов, минотавров и всех прочих. Моё сердце стало чёрным, некромант. Пронзишь его мечом или колом, ничего не изменится. Я живу так долго, что устал играть разные роли. Защитник города, странник, отшельник, военный генерал, да кем я только не был! Это всё безрассудный театр теней. Приобретаешь единомышленников, но оглянуться не успеешь, как те уже дряхлые седые старцы. Я больше не желаю этого. Человек слаб! Белый маг, чёрный маг, он всё равно лишь человек. Что рыбак, что священник, что пряха, что принцесса, что свинарка… Всё одно. Их век столь короток, они столь хрупкие, — поглядывал вампир на девочку. — Беззащитные, жалкие, ни на что не годные! Мир пора освободить от людского бремени! Пусть им владеют те, кто приняли вечную жизнь! Мы погрузим Империю во тьму, мы утопим Северные Королевства в крови! Вампиры будут доминирующим видом и выживут лишь те, кто к нам примкнёт, Бальтазар! Погляди на меня! На мне не осталось ни черты от того лица, которое было раньше. Ты даже не представляешь, как я когда-то выглядел, но вампирская сущность меняет облик. Я бы даже оставил тебя живым, чтобы ты узрел закат человечества.

— Я уж было, едва не подумал, что ты какую-нибудь сделку предложишь, — хмыкнул тот. — Довольно трепать языком, упырь. Твои планы меня не волнуют, им всё равно не суждено сбыться. И никого не колышет твоё обмельчавшее до размеров уголька сердце, если можно отрубить тебе голову.

— Ну, попробуй, — готовился к схватке и Волдриани, расправляя когтистые пальцы и поднимаясь в воздух при помощи вампирской левитации.

— Подстричь коготки-то не думал? В порядок себя привести, рожу помыть? — оглядывал его некромант.

— Недооцениваешь смертоносные возможности ног, — перебирал в воздухе крючковатыми когтями вампир.

— А я думал, твои ноги настолько воняют, что любые сапоги плавятся и тут же гниют, — посмеивался чернокнижник.

С рёвом тот метнулся на него, паря в воздухе, получил удар лезвия меча по конечностям, но схватил некроманта за плечо, швырнув к ближайшей стене. Тот метнул из руки простенькое заклятье, но то не взяло вампира, не оказало никакого воздействия.

— Я возвращаю свои силы, некромант, — сорвал тот с себя лоскутный колпак, ухмыляясь во всю ширь зубастого рта. — Ты едва ли способен навредить тому, кто жил ещё до образования Империи! — простирал он когтистые руки, а затем выдохнул на чернокнижника столп огня, словно какой-то дракон.

Не ожидавший подобного Бальтазар успел защититься лишь лезвием клэйбэга. А носферату оплавлял налёт серебра, что каплями начал стекать с симметричного заострённого лезвия на тёмный дощатый пол старой церкви. По крайней мере, пламя не обожгло чернокнижнику пальцы и не добралось даже до мундира.

Вот только Волдриани, похоже, именно на это и рассчитывал. Когда клинок перестал быть посеребрённым, он представлял уже куда меньше опасности. Носферату опять налетел на некроманта, не опасаясь более никаких ранений, свободно проходя сквозь все символы на полу. Смёл его спиной несколько лавок, швырнул о стену возле лестницы спуска к кельям, а затем за ногу, как лёгкую игрушку, откинул к противоположной стене с витражами, крепко ударив спиной.

— Ты ничто, такой же слабак, как и весь человеческий род! — восклицал Волдриани. — Я вырву твоё сердце и сожру на твоих глазах, пока ты будешь ещё жив!

— Ты даже не знаешь, что внутри моего сердца, — Барон заискрился сиреневыми молниями. — Подавишься ведь, — хмурил он взор и собирался с силами, создавая некромантические молнии и направляя их в цель, попутно разрушая церковную мебель.

Это заклинание уже на вампира воздействие оказало. Но тот собрал изнутри всю впитанную энергию и отправил обратно в некроманта, так что Бальтазар едва успел пригнуться, а по стене прошла снизу вверх глубокая трещина. Шипованные носки сапогов с черепами пытались в процессе задеть носферату по ногам, но те обратились туманом и все удары чернокнижника попросту прошли сквозь них.

Освободившаяся от чародейства рука выхватила деревянные колья. Но пока некромант какое-то время думал метнуть их наудачу или же подбежать, вонзив в яростном прыжке тому в плоть, красные глаза Волдриани испустили тонкие лучи, мгновенно поджигая осину у того в руках и заставляя наточенные ветки ярко вспыхнуть в огне.

Выроненные колышки быстро обращались чёрными углями, прогорая дотла, а Бальтазар терял очередное преимущество, лишаясь заготовленных орудий. Некромант с досадой морщился, поглядывая на чернеющую осину, пока аромат дыма заполнял воздух вокруг него.

Высший вампир времени не терял, а резко метнулся с ударом когтей, вонзив их в дерево стены, где ещё недавно стоял тёмный маг. Тот увернулся, взмахнув плащом и заскользив тому за спину, словно исчезая или растворяясь в гулкую тьму. А, появившись позади носферату, Бальтазар резко вонзил сзади свой клинок и прижал его к стене.

Обернуться и отмахнуться у Волдриани не получилось, но он упёрся необутыми ногами в стену, соскребая тёмную стружку крючковатыми когтями, и с силой отпрыгнул вместе с некромантом. Разворачиваясь прямо в полёте и тем самым вырвав у него меч из рук.

Тот так и остался торчать из спины, в то время, как когтистые лапы вдавливали светловолосого мужчину в пол, царапали мундир и шею, прорезая человеческую кожу. Волдриани вскочил и поднял чернокнижника ввысь над собой. Собирался не то укусить, не то сломать тому кости, но с лица у того слетел призрачный ревущий череп, а встревоженная сиреневая аура вокруг, подобная языкам костра, обжигала пузырящуюся кожу крепкой хватки носферату.

Взревевшему вампиру пришлось отбросить от себя некроманта подальше, и тот пролетел через половину зала, рухнув на плечо под ногами Морриган и удерживавшего её служки. Мышцы вдоль тела отдавали волнами боли, мешая быстро сориентироваться.

Болело плечо и спина, кровоточил ушибленный затылок. Кашляющий чернокнижник пытался проанализировать тело на предмет переломов. Кое-как попробовал подняться, но сзади его сильно ударил монах, снова свалив на пол. Между ними завязалась скоротечная драка, в процессе которой Димитрий будто пытался придушить Бальтазара, а тот активно бил его и кулаками по челюсти с обеих сторон, и шипованной обувью нанося ногам служки свежие раны.

— Нет! — закричала Морриган. — Не трогай его!

Но Димитрий лишь метнулся к ней, закрыл ладошкой ей рот, чтобы не верещала, угрожая вот-вот свернуть шею и как бы взяв снова в заложники, а сам крепко пнул тело чернокнижника, отшвыривая прочь с сильным нечеловеческим ударом. Девочка, дрыгая головой и пытаясь вырваться, укусила того за руку, но, казалось, что бледный и холодный вампир не реагировал на это должным образом, как человек.

Пролетевший над обломками стен, потолка и мебели Бальтазар рухнул под церковными фресками, пытаясь перевернуться на спину, чтобы не оказаться застигнутым врасплох. Дыхание сбилось от удара грудиной, рёбра невероятно болели, как и всё нутро. Однако же руки упорно старались приподнять тело. Нельзя было терять из поля зрения никого из врагов, требовалось хотя бы завалиться на бок, однако в ушах раздался резкий свист, а вокруг тела закрутилась густеющая седая дымка.

Высший носферату сотворил вампирским колдовством какие-то туманные оковы вокруг чернокнижника. Белёсые сгустки кандалов, притягивавших к полу его тело, окольцовывали Бальтазара по всем конечностям, серьёзно мешая движению и попыткам подняться. Казалось, сил уже не хватает. Вампир высасывал из него энергию, и попросту стоя рядом, и касаясь во время схватки, и влезая в поле его ауры, выкачивая в себя духовную мощь чернокнижника.

Но едва Волдриани вновь приблизился к телу некроманта, как тот резким выпадом, разорвав туманные оковы и дождавшись момента, пронзил его насквозь в живот. Раскинув руки в стороны, вампир свёл их вместе, с разных сторон ударив некроманта по голове, а затем схватил за волосы и приподнял так, чтобы горло Бальтазара было напротив клыкастого рта.

— У тебя нет ни шанса меня убить, Бальтазар! Всё тщетно! Знаешь, что сейчас происходит там? — метнулся вместе с ним он к дверям, показывая развернувшуюся наружи схватку. — Ненавистные тебе имперцы подчинились силе моего гипноза. И я принесу в твой край такую войну, которая сотрёт весь Кронхольд и даже Червегор! — заявлял он, хоть глазки его судорожно бегали от точки к точке, осматривая на истребление упырей и сражение со стражниками.

— Да плевать всем на тебя и твои планы, — процедил некромант. — Видишь? Здесь прекрасно справляются, — глядел он, как магия сжигает упырей в кожаных накидках. Как с крыш стреляет по чудовищам Кира, невесть откуда здесь взявшаяся, как натравляет своих колдовских «призрачных» зверей Миранда на тварей, что пытаются влезть к той на здания.

Он сам не совсем понимал, мерещится ему происходящее или всё это сейчас взаправду. Виднелся даже Ильдар, испепеляющий упырей ворохом полыхающих спиралей. Пользуясь крохотной передышкой, что обескураженный вурдалак случайно ему дал, Бальтазар восстанавливал силы, тяжело дышал, запрещал себе думать о боли и медитировал с царицей-тьмой, что поддерживала его изнутри, неистово метаясь.

— Почему они их не убивают? — глядел Волдриани на местных дружинников, лишь отталкивающих от себя имперский отряд.

Почти у всех пришлых с Сеттом воинов в руках не было оружия — мечи и копья давно уже выбили. При них разве что оставались луки на плечах да колчаны на спинах, но целиться и стрелять в ближнем бою выглядело занятием довольно абсурдным, рослые стражники бы влёгкую их обезоружили.

— Тебя должно больше удивлять, почему местные войска не по домам. Разве не ты насылал на город разные болезни? — произнёс с ухмылкой Бальтазар.

— Что ты с ними сделал? Как исцелил?! — действительно недоумевал тот, щурясь и вглядываясь в сражение. — Моя аура должна была ослабить их, сделать вялыми, простуженными! Почему дружина сражается, а не лежит в лихорадочном ознобе по койкам?! — почти звериным тембром взревел рассвирепевший Волдриани.

— Ты слишком напыщенная персона. Я знавал таких, любят недооценить врага и уповают на собственную мощь… — не успел договорить некромант, как Волдриани швырнул его обратно на пол церкви, яростно зашагав к упавшему телу.

— Господин некромант! — с жалостью в глазах и голосе сквозь удерживающие её рот пальцы выкрикнула Морриган, глядя на это и тщетно пытаясь вырваться от усмехавшегося Димитрия.

С того места, запрещая себе отвлекаться на боль, усталость и раны, Бальтазар попытался налететь на Димитрия, чтобы попытаться высвободить девочку, но теперь уже сам наткнулся на плотный святой барьер, защищавший от тёмных сил, пропитывавших всё его тело, обитавших в самом нутре его сущности, ауры и энергетики. Такое уже бывало с ним, и просто так взломать эту защиту тогда не получилось. Отсюда добраться мимо изломанных скамеек было невозможно, необходимо было снова обойти всё через центр. А там предстоял новый поединок с Волдриани.

Снаружи, стоя спина к спине, священник из Гедельбурга и чародей-градоначальник Яротруска оборонялись от своры зубастых существ, не боявшихся более дневного света. Своими действиями отец Дамиан ослаблял их, а маг уже добивал, уничтожая в клочья или испепеляя в зависимости от выбранного типа магии.

Тандем удачно сработался. Лучи и сферы от церковника ранили ползущую на них нечисть, доставляли тем большой дискомфорт и делали уязвимыми. Кости их лопались, кожа пузырилась, яркий свет оставлял ожоги на тушах. Твари то находились в ступоре от ошеломляющего сияния, хотя у них даже глаз нигде на мордах не виднелось, а сейчас те ещё были покрыты людской сшитой кожей,

Иногда они оказывались просто замедлены или остановлены о защитные стены святой магии в своих резких прыжках, напарывались на энергетический частокол, в общем, всячески страдали. Но, несмотря на истребление своих собратьев вокруг, новые бестии продолжали лезть на город.

Летающая в переливах сиреневого сияния Миранда тоже хорошо работала в паре с ловко скачущей по крышам и ветвям городских крупных деревьев лучницей из Сельваторска. Они приглядывали друг за дружкой, прикрывали спины, отстреливали волшебством и стрелами стремительных созданий. Не всегда тех удавалось убить, но зато израненных, перекорёженных магией и утыканных ворохом пущенных снарядов, их было куда легче добивать всем остальным.

Предпочетший одиночество Сетт совмещал в себе, по сути, и функции отца Дамиана, и атакующую мощь добивавших. Вибрацией особых мантр, словесными краткими заклятьями и молитвами он ослаблял окружавших его тварей, вгоняя тех в болезненную дрожь и внутренний дискомфорт, провоцировал и делал неповоротливыми. Ну, а верный хлыст бил так, что мог в один взмах лишить их конечностей, а то и, обернувшись вокруг шеи, попросту срезать голову.

Периодически с поясков, что крепились на теле, он снимал какие-нибудь порошки толчёных трав, помогающие отпугнуть или хотя бы дезориентировать этих тварей. Там был и сушёный чеснок, и чертополох, ягоды шиповника и их отвары в хрупких склянках, что заставляли тех, попав им в пасть, будто бы задыхаться и корчиться.

Из-под перевёрнутой повозки он вытащил брата с сестрой — двух местных ребятишек в богатых одеждах, которых, походу бросила растерявшаяся и в панике удравшая нянька. Прикрывая им путь к отступлению, он буквально провожал их до поместья, в котором те жили, а они с перепуганными лицами смогли-таки показать туда дорогу.

К сожалению, спасать лошадей и сторожевых собак с тем же рвением не получалось, из-за чего демонолог злился с особой досадой. А ещё чудища набрасывались на обозы и телеги, гружёные рыбой и мясом, которые не успели ещё разнести слуги на кухни своих господ к этому времени.

Если б сражение происходило не в богатом квартале, а ближе к фермам, то монстры, наверняка, и вовсе серьёзно бы покалечили поголовье местного скота. Однако же пришлые гости и местная городская чародейка хорошенько следили, чтобы ни одна клокочущая особь не сбежала куда-нибудь в направлении центра.

Да и сами упыри не обладали какой-то хитростью. Предел их смекалки достигал высшей точки в коллективном одновременном нападении. Никакой иной тактики они не знали, хотя всё же старались нередко бить со спины или где-нибудь сзади да сборку хватать за ноги.

Масла в огонь подливали и свихнувшиеся имперцы. Они-то били всех насмерть, а вот их дружина колотить пыталась так, чтобы калечить не сильно. Убей местные присланный на помощь отряд, как сюда могла заявиться целая армия. Это прекрасно понимали все от рядовых стражников до городского руководства в лице Миранды и оставшихся после смерти Луки советников.

— Ты, давай живо к себе домой, — за руку из-за телеги с рыбой тащил Сетт девчонку в сарафане, зная, что монстры могут ринуться сюда просто на запах еды, а там и её заприметить, так что прятаться в таких местах было опасно.

— Но мне некуда, — покусывала губы та, замешкавшись, когда осталась без укрытия.

— Да к кому угодно, они врядли все позапирались, — оглядывал демонолог в спешке ближайшие поместья, обдумывая в какую сторону ринуться и куда отвести эту кареглазую и беловласую особу. — Где ты живёшь? — предположил он, что сможет просто отвести её в безопасное место охотник на нечисть.

— Мой дом в Яротруске, — пристыжено отвела та глаза, но тут же снова вскинула взор, правда не на Сетта, а на творящуюся на улицах бойню с упырями, не зная, куда теперь скрыться от опасностей.

— Совсем что ли уже? — повертел тот уголком книги у виска.

И лишь теперь он вгляделся в эту девицу. Щуплое тельце, простенький светлый сарафанчик на лямках, распущенные длинные волосы цвета жемчуга с косым пробором, он однажды видел её. Не так уж и давно, на празднике Солнцестояния та подбегала и о чём-то беседовала с некромантом, когда они на пару ловили в Яротруске одну противную ведьму.

— Я… — сейчас же та не знала, что и сказать, просто дрожала, стоя напуганной и растерянной.

— Ты что тут делаешь? Или ты с ним? Помощница? — нашёл он глазами Ильдара, кивнув в сторону пришлого волшебника в меховой бобровой боярке.

— С ним, — кивнула Люция, увязавшаяся за чародеем, — но не напарница… Просто услышала с балкона его разговор возле… в общем, на улице. Подумала, что Бальтазару может потребоваться помощь. Залезла среди мешков с рыбой, — глядела она на телегу.

— И чем же ты ему поможешь? — усмехался Сетт. — Ты воин? Может, стрелок? Копейщица? Целительница? Ведьма? Пахнешь, как дочь рыбака! — отметил он.

— Ни то, ни другое, — пожала она плечами, пригнувшись от слишком громких всплесков магии недалеко от них и разлетавшихся в разные стороны туш бледных упырей. — Я… я не знаю, — заблестели от слёз её перепуганные карамельные глаза.

— Твою ж… рядом держись и не мешай, — рявкнул он, придумывая, куда её можно было бы отвести, но уж точно подальше от творившегося на улочках дворянского квартала хаоса.

Когда внутри старой церкви, среди переломанных скамеек отброшенный очередным сильным хуком Бальтазар поднимался на ноги, создавая в руке чёрный дымящийся бутон отрицательной энергии, его крепко по спине ударил Димитрий, повалив на одно колено и прервав, тем самым, плетение мощного заклятья.

— На колени перед великим Волдриани! — прозвучал за спиной некроманта голос юного служки.

— Может, денег тебе дать, чтобы ты, наконец, заткнулся и не мешал взрослым людям разговаривать? — оскалился обернувшийся на него Бальтазар, плавно нырнув пальцами левой руки в наружный карман мундира.

И, достав оттуда серебряную монету, он, оборачиваясь, прислонил её к рясе Димитрия вверху живота. Надавил пальцами и, резко направив кончик лезвия в сторону серебряника, воткнул клинок, буквально вдавливая тот вовнутрь его плоти, доставляя необычайную боль, разразившуюся разрядами агонии по всему вампирскому телу. Теперь уж никаких барьеров и священных линий между ними не было, так что он вовсю мог добраться до монаха.

Закричавший вурдалак рухнул на спину, держась за рану после того, как некромант уже вытащил свой меч из него. А вот монета осталась внутри, пульсируя в вампирской туше столь нестерпимым жжением, простираясь тонкими нитями терзающей безжалостной пытки, что тот даже не мог подняться на ноги. Монах лишь дрыгался в конвульсиях, не в силах противостоять этой паутине электрических импульсов, во все концы бьющих из центра глубокого ранения.

— Так его, Бальтазар! — подпрыгнула девочка. — Понял, да? — обращался её голосок уже к кричащему на полу Димитрию, когда она опустила к нему личико.

— Всё, хватит! — хлопнул ладонями Волдриани где-то позади.

И подойдя к центру приходского зала, он вознёс руки к потолку, буквально соскребая божественные фрески на расстоянии. Пальцы его скрючивались, выдавая напряжение, а сам вампир творил какое-то потаённое колдовство, заставляя трещать доски вокруг ранее проломленной им дыры с чердака.

Над ним крушились в щепки деревянные балки, затяжки и подкосы, корёжилась крыша, а открывшееся взору небо застилали тёмные свинцовые тучи, пряча всякие надежды на солнечные лучи для тех, кто был снаружи и внутри. Упыри начали бегать значительно смелее, уже не огибая солнечные места квартала. Вовнутрь церкви теперь даже сквозь мозаичные стёкла небесное светило никак не могло заглянуть.

Магический вихрь, лишённый цвета, невидимый, как естественные потоки кружащего ветра, вращал щепки и обломки вокруг носферату, а затем он направил их прямиком туда, где поднимался Бальтазар и стояла девочка, задевая их, пытавшихся прикрыться плащом и рукавом платья.

Ветер стих, едва куски древесины осели на полу, а Волдриани всё приближался. Израненные кровоточащие кисти, щёки и лбы людей перед ним были испещрены крупными и мелкими царапинами. Защитные символы, некогда старательно выведенные мелом, были либо затёрты, либо погребены под трухой и щепками.

Да и столь могучему носферату всякие защитные круги навредить не могли. По крайней мере, если они не начерчены каким-нибудь особо сильным священником и не пропитаны соответствующей энергетикой, аурой святости, солярным духом и божественной силой света.

— У меня есть серебряники и для тебя, — позвякивал в кармане монетами, перебирая те пальцами некромант, пытаясь встать между Волдриани и Морриган.

— В мире вампиров деньги не будут значить ничего. Металл пойдёт на украшения, надо ведь друг перед другом выделяться, — мелькнуло на нечеловеческой пасти вурдалака какое-то подобие ухмылки. — А вот монеты и оружие перестанет существовать.

— Какой же ты непробиваемо тупой, — качал головой некромант, вызывая у собеседника яростный рык. — Не станет людей, чью кровь будете пить? Разводить свиней или охотиться на оленей собрались? А все эти ваши цацки. Сам факт существования элиты с их вычурными нарядами и украшениями уже говорит о том, что от людского общества ваше отличаться особо не будет. А, значит, всё те же заговоры, интриги, ссоры и дуэли, зависть и объединения в компании, группы, кланы, ордена. Куда вы без оружия? Пусть не мечи, но что-то другое. То, что будет убивать вампиров. И вы пойдёте, брат на брата, как соседние города в людских междоусобицах. Думаешь, вампиры высшая раса? Вы просто позабывшие свои корни глупцы, которые забыли, откуда и от кого они вышли! — резко вогнал брошенную вперёд монету выпадом клинка Бальтазар в грудь Волдриани, пытаясь угодить тому в самое сердце и повторить тот же трюк, что и стенающим неподалёку Димитрием, только ещё эффективнее и смертоноснее.

Тот громко взвыл, что треснули оконные стёкла витражей, простирая руки в стороны, стоя на ногах и даже не покачнувшись. Красные глаза его зажмурились от боли и сосредоточенности, а энергетические, едва уловимые силой и чутьём чернокнижника, волны били от фигуры во все стороны, выходя далеко за пределы церкви.

В здание влетели вороны Морриган, громко каркая, сопротивляясь энергетическим потокам и стремясь когтями и клювами исцарапать древнему вурдалаку лицо. Однако, как бы они ни старались, на сосредоточенном Волдриани все оставленные царапины мгновенно затягивались. В конце концов, их просто отбросило вверх, кого на чердак, кого сквозь дыру на крышу церкви.

Снаружи, порабощённые его волей имперцы, перестали нападать на дружину и жителей города, словно полчище покорных зомби, ринувшись в сторону своего повелителя. На это обратили внимания и Дамиан, и Ильдар, и все остальные, пытаясь понять, что сейчас происходит.

А вот своим свирепым и преданным упырям тот приказывал атаковать ещё более рьяно, отвлекая дружинников и магов, что пытались помочь городу и вынуждены были постоянно обороняться от лязгающих челюстей и серповидных когтей на крепких передних лапах несущихся к ним чудовищ.

— Узрите же, сколь жалок и беспомощен ваш род! Сколь слабы люди и их хрупкие тела! — восклицал Волдриани.

Загипнотизированные имперцы, вмиг встали на одно колено перед старой церковью и единым синхронным движением сняли с плеч свои деревянные луки. Внутри постройки вибрация вампирского вопля стала столь высока, что у некроманта и Морриган всерьёз разболелась голова и особенно уши.

Чернокнижник был вынужден выпустить рукоять меча, ладонями прикрыть ушные раковины. Неподалёку стоящая израненная девочка делала тоже самое, зажмурив глаза и не в силах даже шелохнуться. На краткий миг всё смолкло. А стоящий перед ними вампир, преодолевая внутреннее жжение от серебряной монеты, продолжал ухмыляться, оглядывая их и взлетая левитацией в воздух с распростёртыми руками.

— Время умирать! — погребальными колоколами разразился его голос по залу.

И тут же в воздухе засвистели имперские стрелы, пронзая и без того почти осыпавшиеся мозаичные окна, настоящим дождём влетая в главный церковный зал и многочисленными иглами впиваясь в тела всех, кто там был за исключением лежавшего у алтарного подиуме Димитрия. Вот только Волдриани хохотал, превозмогая боль. А Бальтазар и девочка быстро повалились на пол, усеянные торчащими древками с подрагивающим от их спазмов оперением.

Живот, ноги, руки, плечи — всё было проткнуто стрелами, отзываясь повсюду гибельным мучением, истязая кровоточащую плоть и обхватывая разом тело, что даже на крик отчаяния сил попросту не оставалось. Преисполненный целостной агонией, пульсирующей во множестве очагов, некромант лежал на спине, глядя в остатки фресок на изувеченном потолке приходского зала.

Тело стремительно пыталось сделать вдох, а с каждым выдохом будто уходила сама жизнь. Любое движение отзывалось струнами болевого резонанса, несмотря на все попытки отключить ощущения тела. Глаза выглядели почти стеклянными, потускневшими, без былого огня аметистового взора, а из груди мягким извилистым дымком, спиралями вокруг пронзивших грудь и сердце стрел, покидала его царица-тьма.

Уши, едва не лопнувшие в перепонках от недавнего вампирского крика, сейчас слышали шаги когтистых ног опустившегося на дощатый пол носферату. Он оглядывал тех, кто ещё не был трупом, но спасти их с Морриган едва ли теперь мог даже самый пресвятой лекарь всех областей и королевств мира.

Не в силах даже повернуть голову, некромант краем глаза пытался отыскать девочку. Та была рядом, и тело её пронзали приступы мелкой дрожи, она корчилась от многочисленной адской боли в слабых, едва различимых стонах. Никто из них толком не мог шевелить конечностями. А Бальтазар ощущал, как силы покидают его, делая по-настоящему всё слабее и слабее с каждым мгновением.

Тьма, исходящая из груди, из недр сердца, формировала над ним мутное чёрное облако, не похожее ни на дым, ни на тень, а скорее на какую-то гулкую космическую черноту, первичную праматерь материи, из которой соткано всё пространство вокруг миров.

— Не думал, что будет столь болезненно, — скалился испещрённый точно также стрелами по всему телу Волдриани, шагая возле них и гримасами на своём вытянутом бледном лице с тёмными кругами вокруг глубоко посаженых красных глаз, реагируя на свои многочисленные ранения. — Но стрелы имперцев не могут причинить мне вреда. Всё это заживёт уже через мгновение, — пытался он усмехнуться и посмотрел на лежавшего Бальтазара.

Было ощущение, что такой трюк он проделывает далеко не впервые. Будто бы неоднократно за столетия или даже тысячелетия его жизни бывали случаи, когда простое оружие убивало вокруг него людей, а самом он буквально выходил сухим из воды. Да, высший носферату ощущал боль от ран, особенно когда их было столь много, но всегда они оказывались отнюдь не смертоносными, позволяя вурдалаку выживать раз за разом.

— По… повелитель! — тянул к нему руку подползавший монах, задыхавшийся от боли разъедающего серебра.

— Молчать, пёс! — отшвырнул юношу пинком когтистой ноги по лицу тот. — Ты мне больше не нужен. Жалкий и слабый, догнивай в своей церкви, — скалился озлобленный носферату на ошарашенного таким ответом служку.

— Н-но повелитель… к-как… — дрожала у того левая протянутая рука, пока правая прикрывала не зарастающую от серебра рану вверху живота.

— В мире вампиров не место слабакам, — рявкнул тот. — Тебе ещё повезло, что этот гадёныш не угодил тебе в сердце. Проживёшь подольше, зато смерть будет долгой и мучительной, — отметил он.

После чего склонился поближе к лицу светловласого некроманта, буквально любуясь, как того покидают жизненные силы. Ухмылка монструозного лица стала особо ярко выраженной, хотя тонкие губы, окаймлявшие широкий зубастый рот, всё же то и дело кривились и вздрагивали от боли, ведь и у него в груди где-то там застряла серебряная монета.

— Ма… мама… — раздавался рядом голосок страдающей Морриган. — Мамочка… — дрожала она от пронзающих мук по всему телу.

— Одним кусочком серебра моё тело не победить, Бальтазар, — проговорил ему Волдриани. — А сталь и ива на вампиров никак не влияют. Посеребрили наконечники, да? Я отчего-то чувствую каждую рану, эту пытку, будто напоминающую о том, откуда я родом. Но всё зря, некромант. Металл прошёл насквозь и даже не остался в моём теле, — демонстрировал он свои криво проткнутые руки. — Ты слышишь? Я знаю, что ещё слышишь. Вижу, как жадно ловишь воздух, а вот мне даже не нужно дышать! — насмехался он, взглянув на клубящийся сгусток тьмы, летавший над оперением вонзённых стрел.

Сгусток этот колыхался и метался, преображаясь в различные силуэты. Бальтазар узрел в нём эдакую форму головы с длинными волосами. Фигура по плечи, всё сильнее проявлявшая очертания, вот только те регулярно менялись. Сначала над некромантом появился образ Фелис, девушки из Кастора, его первой любви, которую никак не удаётся забыть.

Но мгновением после чёрный, не имеющий цветов и оттенков, бюст сменился на особу с совершенно другими чертами лица. Они походили на Люцию, ту, что увязалась с телеге с рыбой за Ильдаром из Яротруска — длинноволосую, с косым пробором, мягкими линиями щёк и подбородка. Вскоре лицо изменилось на более зрелое — выразительные скулы, пышная косая чёлка, всё, как у лучницы в зелёном капюшоне, что явилась сюда из Сельваторска.

Потом облако тьмы стало походить на Ингрид, которую он встретил в лесах Гедельбурга и даже на местную чародейку Миранду, будто бы выражая некую симпатию Бальтазара к её облику. Женские лица смешивались и чередовались. Царица-тьма никак не могла определиться с окончательным обликом и даже не могла на прощание что-то сказать умирающему некроманту.

— Пока ты не определишься ради кого воюешь, тьма так и будет бесформенной, — прошептал ему Волдриани, глядя на это, — а твоё величие лишь на словах. Ты всего лишь человек, некромант. Слабый, жалкий… недолговечный. А я опять победил, восходя на трон бессмертных! — восклицал он с хриплым шёпотом в голосе, простирая руки к затянутому тучами небу. — И буду править здесь отныне вместо тебя, — вновь оборачивался вампир и глядел с наслаждением на муки валявшегося чернокнижника. — Ты пал, а я забираю весь Кронхольд себе, и когда мои упыри разделаются тут со всеми, я подниму своих кровососов послушной армией на Мортимера!

— Ты… — вздрогнули губы Бальтазара, словно рывком из последних сил он пытался пошевелить хотя бы ими, — Ты слаб…

— Я? Нас обоих пронзил дождь имперских стрел, некромант! Но ты лежишь в луже собственной крови, испуская дух. А я перекушу твоими друзьями, — сверкали алые глаза вампира. — Приглашу сюда чародейку порыдать над сестрой… Стоило бы испить вас двоих сейчас. Но я не дам вам шанса на обращение. Умирайте своей собственной смертью, ощутите, сколь скудным и ломким является существование бренного беззащитного человека. Вы лишь коконы, личинки для высшей вампирской расы! Среди вас надо тщательно отбирать будущих представителей нашего рода, чтобы в высшем обществе не затесались отрепья типа вон того, — мотнул он лысой головой на Димитрия. — Слабаки, ни на что не способные без обращения. Ваш век уйдёт вместе с вами. Это конец всего.

— Время умирать, — слетело с губ Бальтазара, глядящего фиалковым взором в кроваво-алые глаза вампира.

— Вот именно, — зловещей улыбкой скалился носферату, немного морщась от пульсации боли в пронзённых стрелами местах.

Выпрямившийся Волдриани скрежетал и кряхтел, будто бы даже прокашлялся, заковыляв к выходу из церкви. Он сетовал на усталость от сильного заклятья, застлавшего тучами солнце. На истощение поединком и трату сил. На боль от серебра внутри, заявляя, что все старания тщетны. Что он сейчас всё вытащит из тела и раны эти сами заживут.

Но ноги ещё до порога перестали держать его, судорожно подогнувшись. Боль во всех конечностях всё усиливалась и нарастала колким давлением. Он схватился за древко в бедре и потянул, но стало лишь хуже. И будто не хватало сил даже вытащить стрелу. Ошарашенные глаза на его бледном лице заметались в откровенном непонимании.

— Ах, да… — раздался сзади слабый голос Бальтазара, и Волдриани на того с яростью обернулся. — И ещё кое что… Ивовые древки я… сломал… Их заменили на осину… — раздалось в кашле выдоха подобие усмешки.

— Ты сделал что?! — недоумевал разгневанный и ошарашенный носферату, в чьих глазах впервые блеснуло подобие страха, он в судорогах оглядывая свои раны на руках и туловище.

Тело слабело, буквально горело в каждой точке, изнывая такими муками, которые он не ощущал уже очень давно. Схватка, казавшаяся ему лёгкой и заведомо выигрышной, ведь он даже спалил колья и сбил потоком огня нанесённое на клинок серебро, оказалась по итогу проигранной из-за хитрости некроманта.

— Ты так увлёкся этим всем… — томно сквозь мучения делал вдох некромант, — что позабыл… ты ведь всего лишь вампир.

Места жгучих проколов на теле реально вспыхнули, а тело могучего, самого известного вампира в мире, иссушалось и теряло силы. Волдриани взвыл от сонма пробившихся эмоций — шока, гнева, обиды, но истошный вопль его нестерпимой боли быстро затух вместе с разрушением его горла и черепа. Не менее удивлённый произошёдшим Димитрий, страдавший от собственной раны, глядел, как его наставник тает в прах и сгорает заживо, обращаясь горсткой жалкого пепла.

Не оставалось ничего — ни костей, ни даже одежды. Она прогорала вместе с телом и стрелами. Всё, что по итогу оставалось на обуглившихся досках — это оплавленная сталь наконечников и стёкшие с них и с монеты лужицы серебра, отчего исчезали даже касавшиеся их маленькие частички вампирского праха.

Лишь лоскутная маска-шлем из человеческой кожи валялась где-то здесь среди развалин в память о реальном существовании этого вампира, про которого осталось лишь слагать легенды да новые сказки. Или же забыть его имя вовсе для новых последующих поколений.

Заклятье туч спало, и те быстро разошлись с небосвода, прогоняя хмурый день и давая вдоволь пространства для задиристого солнца. Исчезло и покраснение сосудов в глаза одурманенных имперцев. Гипноз также пропал со смертью Волдриани, так что те поднимались и осматривались, ощупывая свои побои, пытаясь понять, что же вокруг происходит.

Нить сознания некроманта ещё не была утеряна, но он ощущал, как начинает погружаться в вечный сон. Кое-как его ещё удерживал скрежет, раздавшийся неподалёку. К их с Мори телам подползал монах-упырь, ещё не подохший и, видимо, желавший полакомиться их кровью, дабы пополнить силы.

— Хочешь жить? — процедил Бальтазар, едва способный ещё подавать голос.

— Твои дни сочтены, — отвечал тот. — А вот твоя кровь мне вполне пригодится.

— Глупая надежда… — произнёс ему некромант. — Ты же слышал его, твоя смерть будет долгой и мучительной. Но… Я знаю, как вытащить… монету… Иначе ты… скоро умрёшь… — едва дышал он. — Четыре покойника… как нам и накаркали… — тяжело дышал он, думая о чём-то своём, что совсем не понимал Димитрий. — Но, я им не дамся… Надо… пойти… против пророчества…

— Грр, и чего тебе надо? — заметался и зарычал тот, серьёзно сомневаясь, стоит ли тому доверять.

— Испьёшь… моей крови… когда я выну серебро, — шептал Бальтазар, и глаза его чуть искрились тоненьким лисьим прищуром.

— И? Чего же ты хочешь, господин некромант? — язвительно интересовался Димитрий.

— Спаси… её… — имел в виду Бальтазар, конечно же Мори. — Обрати…

— Девчонку? Шутишь что ли?! — верещал юноша, поглядывая на ту, скрюченную и пронзённую стрелами. — Она жива ещё вообще? Эй? — коснулся он её и ощутил теплоту тела сквозь ткань детского платья.

— Ма… ма… — лишь слетало с еёдрожащих губ, не в силах выдавить ничего больше.

Она ещё дышала, глаза были широко распахнуты после увиденной гибели Волдриани, а разум пытался осознать план некроманта среди накатывающих волн дикой агонии. Каждый вдох, каждое малое движение вызывало невероятную боль от ран по всему телу.

— Сделай… — просил его некромант.

— Да как? Да ты чего? Меня обратили несколько дней тому назад! Может, неделю, что я могу? — стонал тот, зажимая болящую рану. — Я вот-вот растворюсь, уже ног не чувствую! Силы на исходе, никаких сделок, — мотал тот головой, — сначала вытащи монету, а потом и помогу.

— Не дай себе сгнить бесцельно… Испей её кровь… отдай своей слюны… и напои кровью вампира… — произнёс тому умирающий барон. — Вынь стрелы… — вовремя припомнил он про осиновые древки.

— Да помню я, как Волдриани это со мной вытворял, но у меня ж ничего не выйдет! — подтащил он тело девочки к себе поближе и раздумывал, стоит ли это делать.

По лицу её текли слёзы, губы слегка подрагивали, да и всё тело по-прежнему трепыхалось от жуткой боли с каждого ранения. Ему немалого труда стоило вытащить по одной все стрелы и расположить слабо стенающую девочку так, чтобы её шея была доступна для его зубов. За мгновение до укуса, уже наклонившись, он даже зачем-то позаботился о том, чтобы след этот не был виден всем подряд.

Вместо отметин на шее, которые будет легко заметить, он сдвинул ткань с её плеча, кусая туда, чтобы укус всегда можно было скрыть под одеждой на всякий случай. Так казалось ему правильней, ведь по собственному опыту Димитрий прекрасно знал, что бывают ситуации, когда всем вокруг лучше не знать и не догадываться, что ты вампир.

Он испил немного детской крови, ощущая утоление голода, но совсем не чувствуя живительного прилива сил. Рана вонзившейся монеты казалась куда серьёзнее, чем он мог бы исцелить себя при помощи регенерации. Он не обладал должными навыками и знаниями, чтобы оставаться в живых, как более опытные и могучие вампиры, которых не взять в один такой удар.

А страх смерти и обращения в ничто пугал больше всего на свете. Потому вместо того, чтобы испить девчонку, он доверился чернокнижнику. Отдал в её ранки часть своей слюны. А потом, уложив на спину, прорезал когтём большого пальца себе запястье, капая вампирской кровью в приоткрытые чуть постанывающие и ещё подвижные при дыхании губки.

Пытался досконально припомнить своё собственное обращение. Как поступал Волдриани там, в лесу, когда они случайно встретились. Его инфирмарий Ренат по настоянию пастора Лоуренса послал за целебными травами, а он так загулял, собирая на полянах для себя завиденную землянику в надежде на скорый рассвет, что забрёл слишком далеко от опушки и угодил в засаду упырей. Появившийся носферату решил тогда не сдирать с него кожу, а использовать низкий сан церковного служки в своих зловещих планах. Но сейчас, уже отвергший его и погибший без остатка, хозяин вызывал в мыслях Димитрия исключительно ненависть.

— Зачем? — раздался мягкий шёпот царицы-тьмы, непонятно даже изнутри или снаружи из этой густой аморфной дымки сменявшихся лиц.

Но Бальтазар не мог ей ответить. Он будто сам не понимал, почему сейчас это делает. Ради Миранды или своего ей обещания сделать всё возможное? Ради себя, чтобы его не лакало это отродье в рясе? Выиграть время и придумать, как спастись? Против пророчества тех птиц с ветки дерева? Ради искупления вины перед самой девочкой, которую он не смог спасти или какого-то долга перед её отцом, который показался ему интересной личностью — бывший наёмник, вынужденный податься в священники? Было ли это простой личной прихотью? А, может, и почему-то ещё…

Если бы хватало сил, может, даже он и без участия монаха-упыря собственноручно смог бы разорвать с помощью тьмы ткань времени, найдя тот отрезок, где её ещё не поразило стрелами. Но такое колдовство было опасным и весьма трудозатратным, подобное и раз в десятилетие не следовало бы сотворять. А уж сейчас умирающая плоть и трепетный дух были не способны даже на слабую магическую ауру.

В любом случае вопрос остался без ответа. Некромант не желал или не знал, что сказать царице-тьме. Он привык отвечать вслух, а потому не предполагал, может ли она прочитать его мысли, не затерявшись в потоке. В любом случае от размышлений и воспоминаний их вместе с Димитрием отвлекла вскочившая Морриган.

Она резко поднялась корпусом тела, как будто пробудилась после дурного сна. Сидела на полу, покрасневшими глазами оглядывая искорёженную мебель и их, одного лежащего на спине в куче стрел, а другого на боку, приподнимавшегося на локте подле неё, но миновавшего обстрела, так во время залпа валялся поодаль. Довольно быстро, охваченная волнами паники, Мори поняла, что не может сделать ни вдох, ни выдох. Этого больше не требовалось ей для существования. А дёсны саднило, к тому же детский язык нащупал увеличившиеся и заострившиеся клыки, заставляя тельце вздрогнуть.

Она ощупывала себя. Глядела, как раны от стрел плавно затягиваются сами собой буквально на глазах, оставляя лишь прорези в платье. Они очень чесались, каждая, по всему телу, и всё же самое главное — что вся эта боль уходила, и безжалостное пламя агонии угасло. Глаза продолжали выражать абсолютный шок, но кое-как, подогнув ноги, девочка всё же попыталась встать.

Беспросветная боль от стрел уже ушла. Тело чувствовало себя возрождённым, как нельзя лучше, хотя солнечный свет в полуразрушенной церкви мог представлять опасность, так что покидать тень и разгуливать тут среди лучей в ясный день она не горела желанием, молча оглядываясь на всё. Где-то почти по центру с небес бил яркий столп, но над ними же потолок остался цел, демонстрируя куски изображений о том, как бравые неземной красоты священники побеждают уродливых рогатых демонов багряных и серых оттенков.

— Ну? Доволен? Она жива. Восстала из мёртвых! — бормотал Димитрий. — Твоя очередь меня лечить, — обратился он к Бальтазару.

Но тот не отвечал и ему. Остекленевший взор глядел в религиозные сюжеты в верховьях потолка подле образовавшейся там дыры. Пальцы уже не сжимались в кулаки, а на лице напоследок появилась лёгкая ухмылка, прежде, чем фактурные губы мужчины совсем перестали шевелиться.

Не понимавший ещё, что его обманули и опять обвели вокруг пальца, монах пытался добиться ответа. Тряс израненное тело некроманта, обращаясь к тому, но лишь активнее от этого терял свои жизненные силы. Но также терял он ещё и своё драгоценное время, дожидаясь помощи, пытаясь того даже задушить, когда мог бы вонзить клыки в холодеющий труп.

Но успел лишь с непониманием перевести взгляд на стоящую девочку, как тело его начало пугающе иссыхать. Юный и бледный лик обескураженного молодого служки исказился сонмом нахлынувших эмоций в преддверии страшного конца. Глаза ввалились в череп, разлетевшись там мелкими брызгами, кожа с пульсацией прожилок вен раздиралась на кусочки, и кости осыпались мелким песком, обращаясь в горстку праха. Его время вышло, а вечная жизнь девочки только начиналась. И прожить её явно следовало так, чтобы не закончить как он и его хозяин. А заодно она была теперь абсолютно свободной, ведь обративший её вампир истлел и был мёртв, что тоже явно входило в хитрый план ухмылявшегося покойного некроманта.

XII
Когда Миранда и все остальные вбежали в церковь, дымки царицы-тьмы над теплом Бальтазара уже не было. Как не было следа от Волдриани, а от Димитрия осталась лишь ряса, ведь тело его не полыхало в огне, а истлело от внутренней раны серебром, добравшимся-таки до сердца.

— Мори! — подбежала к девочке чародейка и крепко обняла, присев перед ней. — Что? Что здесь стряслось? — оглядывала она всё вокруг, снова уставившись на её поалевшие глаза. — Ты ранена? — ощупывала и осматривала она её тельце, находя уйму прорезей в платье, но никаких следов на коже.

— Господин некромант не дал умереть, — ответила та с задумчивым видом, и Миранда ужаснулась, увидев клыки во рту сестрицы.

— Что? Что они сделали с тобой? — прикрывала она ладошкой рот.

— Бальтазар! — расталкивая всех, пала на колени перед трупом чернокнижника Люция, тормоша его и пытаясь разбудить.

— Девочку обратили? — подбежал к ним Сетт, а следом метнулся и пожилой священник.

— И даже не вздумайте её как-то обидеть, — тут же нахмурилась от их внимания Миранда, погладив Мори по волосам. — Как ты? Как себя чувствуешь? Господи…

— Господь наш, Творец наш, не выступает за обращение в вампиров! — заметил Дамиан.

— Это потому что нет великого священника, кто бы об этом написал. С чего вы взяли, что бог против обращения? Все мы твари божьи, так нам всегда проповедовали! Человек ты или гном, всё одно! — не соглашалась Миранда. — Она так же заслуживает право жить, как и все остальные.

— Их испепеляет само солнце! — воспевал Дамиан.

— Обожествление солнца это древние культы, а отнюдь не церковные традиции. Творец создал и солнце, и луну, и день, и ночь. Людей и эльфов, и вампиров! Она не представляет опасности, чтобы считать её угрозой! — заявляла им всем чародейка.

— Если вы добровольно станете кормить её своей кровью… — заявил священник.

— Вот именно, — прокряхтел Сетт, отпивая из своей фляги и пристально поглядывая на показавшую ему язык Морриган.

— Боже правый! Их всех высосали до капли! — по углам заприметил тела монахов отец Дамиан. — Это её рук дело?

— Нет! — заявила ему тут же девочка. — Это всё Волдриани, набирался сил перед схваткой! А некромант его провёл!

— Солнышко моё… хотя, «солнышком» тебя теперь называть даже не к лицу как-то, — провела по холодным щекам сестры Миранда.

— Мира… папа умер, — с горечью в голосе сообщала той маленькая сестрёнка.

— Знаю, детка, знаю… — вздохнула та, прижав Морриган к себе. — Бальтазар мне всё рассказал… принёс эти ваши кинжалы.

— Некромант… — глядел Сетт туда, где плакала над телом Люция и склонились с грустью на лицах Кира с воскурившим трубку Ильдаром.

— Неужели мёртв? — сокрушалась местная чародейка.

— Похоже, что так, слишком серьёзные раны, — почёсывал взъерошенную седину на затылке Дамиан.

— Волдриани шил костюмы из кожи и хотел… — начала было Мори.

— Мы знаем, да. Снаружи целая стая упырей в покрывалах из наших горожан бегала, ужас какой-то! — вздыхала её старшая сестра.

— Всех-всех их убили? Эти вот растаяли в пепел, — сообщала она.

Те не могли точно ответить на её вопрос, однако же, даже если где и оставались ещё не затронутые мощью их обороны бледные ползуны, те, лишившись покровительства своего хозяина, в панике разбегались прочь от дневного света в болотные топи и глубинные норы, прочь отсюда, и даже не думая продолжать свои нападения.

— То есть… Волдриани мёртв? Прям совсем? — вскинул брови отец Дамиан.

— Бальтазар сказал, что стрелы поменяли на осину, — припоминала девочка.

— Да… он сломал древко каждой, как только отряд сюда прибыл. Мне доложил здешний звонарь, где же он, — глядел мессир из Гедельбурга на тела обескровленных монахов, но никак не мог найти того, с орлиным носом.

— Может, так напился вчера, что уснул в таверне? — предполагала Миранда.

— Хотелось бы верить, — качал головой священник, — храни его Творец!

— И в этом был план? Поменять иву на осину? — пытался понять Сетт.

— У нас вокруг осиновые рощи в основном, да дубовые ещё. Дуб весь на продажу недавно отправили. У плотников лишь осина оставалась, чтобы стрелы вам заменить, — произнесла ему Миранда, не отрываясь от сестры, поправляя той платье и хвостики тёмных волос.

— Но как он мог знать, что они расстреляют этого упыря? — не понимал демонолог.

— Да он и не знал, может, — за их спинами делился мыслями слышавший их Ильдар. — Просто, как один из вариантов. Заслышал от кого, что дубы кончились, осина осталась, смекнул и заставил вас стрелы обновить. Решил, что словами до имперцев не достучаться, — посмеивался он. — Но явно надеялся, что стрелки опосля заденут, если не Волдриани, так его прислугу. Посеребрёнными стрелами не так много сделаешь, если те проходят насквозь. А вот когда осина внутри плоти застревает… Ух! — загорелось на какое-то время подрагивающее пламя поверх круглого янтаря его посоха.

— Да уж, понимаю, — кивнул охотник на нечисть, разбиравшийся в таких тонкостях. — Мы ж не были до конца уверены, что в упырях дело. Какие стрелы лорд выдал, те и привезли. Тут на деле уже выясняли, с кем дело имеем…

— Что теперь делать будем? — качала головой вздыхавшая чародейка Волколецка, поглядывая на сестру. — Днём тебя не выпускать в ясную погоду придётся. По ночам только выходить. Даже домой не знаю, как тебя теперь отвести сейчас, — глядела она наружу, где весело сияло солнце.

— Вот, — протянула свою накидку с капюшоном Кира, подойдя к ним. — Возьмите, в ней точно до дома доберётесь.

— О, премного благодарна! — встала обернувшаяся Миранда. — Вы очень добры!

— Да это мелочь, — скромно проговорила та, передавая ткань.

— Откуда вы к нам? — заодно поинтересовалась чародейка, так как в бою на это не было времени, и принималась надевать на сестрёнку тёмно-зелёный плащ, бывший той совершенно не по размеру, но тем лучше скрывающий от света.

— Из Сельваторска, — отвечала светловолосая лучница, косо поглядывая из-под косой чёлки на левый глаз.

— Из Яротруска, — произнёс и Ильдар. — Отец Дамиан прислал письма, что Бальтазару может потребоваться помощь.

— Сначала дал весточку лорду Мортимеру, — скрипел священник. — На случай, если барон откажется сюда выдвинуться. А когда он согласился, то по прибытии отправил письма его друзьям. В первый день на голубятню вашу попросился.

— Да, — кивнула Кира в подтверждение его слов о письма. — Подумала, что могу быть здесь полезной.

— О, вы очень-очень помогли! — взяла Миранда её за руку. — Даже не представляю, как мы здесь справились бы без вас!

— А я не представляю, как мы бы воевали с Волдриани, не убей его Бальтазар, — скорбел чародей с янтарным посохом, поглядывая на труп некроманта.

— Его же ещё можно как-то вернуть? Как-то спасти? Обратите тогда и его тоже, будет вампир и некромант! — кричала Люция.

— Ещё не хватало, — возражал отец Дамиан.

— Мне кажется, уже поздно, — глядя на бледное тело Бальтазара, произнесла Миранда. — Обращают обычно при жизни.

— Ну, можно же хоть что-то ещё сделать? Вернуть душу там… Что-нибудь! — взмолилась та.

— Наоборот, если дух ещё не покинул тело, если не минуло часу с момента смерти и день не перевалил за полночь… — кривила губы местная чародейка.

— Чего же мы ждём тогда? — приподнялась, глядя на неё, Люция.

— Этому отец меня обучил, когда выяснилось, чем он занимается. Это очень тёмная магия, магия крови, — с серьёзным видом говорила Миранда.

— Нужна кровь? Возьмите мою! — протянула Люция к ней свои оголённые руки.

— Это очень сложный ритуал, деточка. Целая церемония по созданию эликсира жизни. Наши далёкие предки так воскрешали самых лучших воинов, чтобы они возвращались в бой снова и снова. Рецепт считается забытым, но организация, где работал отец, имела доступ к самым редким и запретным книгам, — сообщала волшебница.

— Насколько опасен ритуал? — спрашивал её Ильдар.

— Тёмного мага воскрешать тёмной магией, всё правильно! — звенел детский голосок маленькой вампирши, и, присвистнув, она созвала сюда сквозь дыру в крыше своих воронов, закруживших под потолком и рассаживающихся на ложе верхних галерей.

— Не навлекайте беду на свой город тёмным колдовством! — стучал по полу посохом мессир Дамиан.

— Я тоже считаю, что запретные ритуалы на то и «запретные», — кивнул ему Сетт.

— А если бы, это были вы, а? — посмотрела на них Кира. — Представьте, что вы пали в этом бою. И не разодранные на части этими «псами», а чем-то вот таким. Стрелой, ударом меча от обезумевшей стражи, даже заклятьем смерти, от которого сердце не выдержало.

— Ритуал как раз восстанавливает сердце, укрепляет его… Он может сделать даже сильнее, но исполнить его почти невозможно, — произносила Миранда в нерешительности.

— Только время теряем, Мира! Он же спас мне жизнь! — заявляла сей сестра, ластясь щекой, словно кошечка.

— Да разве ж это «жизнь»? — со слезами гладила её та.

— Скажите хоть просто, в чём сложность. Что нужно для ритуала? — спрашивал Ильдар, сделав шаг к чародейке.

— Чаша и добровольцы, — отвела взор та. — Отец перед уходом из дома сказал, что мир вокруг жесток, что люди умирают внезапно и неожиданно. И если я однажды выйду замуж и потеряю любимого или же кто-то, не дай бог, убьёт мое дитя, то я смогу этим ритуалом вернуть к жизни, если успею. Если буду рядом и смогу собрать всё вместе. Но условия для ингредиентов там очень своеобразные. Они направлены, как бы это выразиться… Только на воинов что ли…

— Так ты тоже могла бы меня воскресить? — интересовалась её младшая сестра.

— Кто знает, но я бы точно попыталась, солнце… ой, как ж звать-то теперь тебя ласково, Мори, — глядела та на неё.

— Не томите же, что требуется? — Ильдар затушил даже трубку, чтобы лучше сосредоточиться.

— Это древний ритуал крови. Для начала нужен мощный маг, который возьмёт на себя ответственность за него. Это мне с неделю, если не с месяц валяться почти без сил от отката, хлебая один бульон. Кто б ещё за тобой присмотрел, — глядела она на Морриган, — да за мной поухаживал.

— Я могу остаться, если надо, — скромно предложила Кира. — У нас был однажды визитёр-вампир, из аристократии Севера, по деловым вопросам к бывшему виконту Себастьяну, ныне покойному. Мне было велено стеречь этого господина от солнца и покушений. Есть опыт в вампирских делах.

— Кхе-кхе, — в кулак прокашлял Сетт. — Я, конечно, против, если официально выразиться. Но тоже контакт с нечистью моё второе имя. Я бы присмотрел, если требуется.

— Моя сестра не «нечисть»! — стукнула своим аметистовым посохом об пол Миранда, и тот засверкал, освещая всё вокруг лиловым свечением.

— Ой, а я могу теперь летать как тот вампир? — трясла Мори её за руку.

— Это называется левитация, милая, — притянула её к себе та и не дала ребячиться среди руин церкви. — Не сейчас, подожди.

— Ну, допустим, мощный маг, это вы. Я, если что, тоже готов взять на себя удар или хотя бы его разделить, — с уверенностью звучал смуглый чародей Яротруска.

— Итак, в чаше нужно смешать семь добровольных пожертвований. Несколько капель крови от разных людей… может, и не обязательно людей, я-то откуда знаю… Нужны: кровь друга и соратника, кровь врага, кровь того, кто жалеет умершего, кровь того, кто любит умершего, кровь того, кто убил и кровь того, кого он спас. Как видите, список не из лёгких, — вздохнула она. — Ну, и кровь мага, который делает ритуал, последним ингредиентом.

— Нас тут немало, — оглядел всех Ильдар. — Но я так понимаю, что искать в других городах времени нет?

— Боюсь, у нас не особо есть время искать даже по Волколецку, но раз он убил Волдриани, думаю, любой житель города может считаться «тем, кого спас умерший» в каком-то смысле.

— Меня спас, кровь вампира подойдёт? — интересовалась маленькая Мори.

— Вот ещё тебя резать мне не хватало! — фыркнула её сестрица.

— Вы же сказали всего несколько капель, — вновь закурил трубку Ильдар.

— Да… но у вампиров регенерация, может её рана затянется до первой капли, — гладила она правую ручку младшей, не отпуская от себя.

— Давайте с того, что попроще, — плечами расталкивая окружающих, чтобы протиснутся ближе к чародейке, хрупкая на вид юная Люция, пролезала вперёд. — Тот, кто его любит, — протянула она свою руку.

— Не торопись, — отвела её руку прочь от себя Миранда, — даже чаши нет.

— На алтаре есть, — заметил наблюдательный Ильдар.

— Что вы творите! В церкви воскрешать некроманта! Алтарной чашей! Кровосмешением! Тёмным запретным ритуалом! — хватался за голову мессир Дамиан.

— Церковь осквернена Димитрием, — напомнила Миранда, — иначе бы вампиры даже ступить на святую землю не могли. Считайте, вы на самом проклятом в городе месте. И освещать его лучше будет именно вам в самое ближайшее время. Надеемся, тот ваш монах ещё остался в живых, попивая в таверне. Будет помощником. А пока это лучшее место для такого дела, чтобы не осквернять ритуалом никакое другое. Ни поляну в лесу, ни чей-то дом, да и кладбище церковное тут рядом. Чем не место для некромантии.

— Ох, как мне всё это не нравится! — ворчал тот.

— Это не некромантия, а магия крови, насколько я понял. Давайте дальше, сколько там семь? Шесть? Ингредиентов, — торопил их Ильдар. — Хотя бы выясним, хватит нас или нет.

— Кровь врага, говорите? — ухмылялся, поправляя свои щетинистые бакенбарды Сетт.

— Не получится. В описании чётко было сказано, что жертва должна быть добровольной. А вы итак против ритуала, — отвечала ему чародейка. — Раньше воины чести уважали отважных и свирепых врагов. Потому церемонию можно было провести в некоторых случаях. Или, когда народы достигали перемирия, чтобы вернуть лучших воинов.

— Я за чашей! — выскользнула холодной ручкой Мори всё-таки из хватки и помчалась к алтарному подиуму.

— Только осторожно, не разбей её! — протянула свободную от посоха руку ей вслед сестрица, глядя как быстро та взбирается по ступенькам трибуны.

— Да она ж металлическая! Максимум погнётся, если упадёт! — хмыкнула та.

— Нет, она всё равно может расколоться! — заверяла Миранда, — Помнишь, как колокол уронили здесь, как кусок отлетел? А он тоже из металла отлит.

— Ладно, держу крепко, — сообщила та, но, не возвращаясь тем же путём, а прыгая с трибуны вниз на пол, сжимая в руках широкую позолоченную чашу, в которой обычно для церковных ритуалов наливали святую воду.

Юбка платья пышно раскрылась в падении, напоминая зонт от солнца, надоумив тем самым Миранду ещё одним вариантом для дневных прогулок, только тот следовало бы сделать ещё более тёмным и непроницаемым. По дизайну на заказ.

А ножки в башмачках Мори замерли примерно на пядь до поверхности дощатого пола. Тело её выглядело напряжённым и сосредоточенным, она так и повисла в воздухе, зажмурившись, будто заледенев в этой позе. Никакой магической ауры вокруг или странной дымки, никакого дрожащего воздуха, однако же она парила едва-едва двигаясь своей фигурой вверх-вниз.

— Получилось? — двигала она ножками, не нащупывая никакой опоры.

— Так ты за этим туда побежала? Я тебе сказала, не надо ребячиться! Тут кругом щепки и обломки острые разбросаны, ещё стрелы из осины заодно, никуда от меня не отходи, — хлопнула себя по бедру Миранда, стараясь как бы припугнуть сестру.

Но ту уже едва ли могли напугать какие-то телесные наказания, если только следы от розг не станут натирать чесноком по полосатым мгновенно заживающим ягодицам. Так что и вела та себя соответствующе, пытаясь, словно в воде, как-то поплыть вперёд при помощи левитации, впервые пользуясь своим вампирским даром, но крепко сжимая широкую позолоченную чашу.

— Смотри! Смотри! Я лечу! — верещала она, дрыгая ногами в пространстве.

— Мори, пожалуйста! — жалобно делала брови домиком чародейка.

— Ну, я же не касаюсь щепок и осколков, если парю по воздуху! — оправдывалась та, глядя на неё с невинным взглядом.

— Чашу не урони, иди… лети сюда и не отходи! Потом попрактикуешься! Потратишь много сил, быстро проголодаешься. А простой едой тебя теперь не накормишь. Или накормишь? — поглядела та на Сетта, как на эксперта.

— Кровяные колбаски, вообще мясные блюда. Можно ощипанную птицу или освежёванного кролика без кожи. Можно даже не готовить, — вместо того отвечала Кира. — Но можно отварить и обжарить, кровяные соусы делать, смешивая с горчицей, перцем, томатами…

— И вправду интересный у вас опыт, — поглядела на неё местная чародейка.

— Вот! Чаша есть! Чур, я первая! — поставила ту возле Бальтазара Морриган и закатала рукав чёрного платья.

— Ей, кстати, теперь ещё больше идёт этот наряд, — заметил Сетт, усмехнувшись.

— О, я одевала её в чёрное, потому что это ребёнок-непоседа, вечно пачкается на улице. Так хоть менее заметно, всё-таки она из семи Гавран, а не крестьянская девчонка. Позор же в белой юбке с кучей пятен сновать на улице, — объяснялась Миранда. — Вот и решили с мамой, что лучше в тёмном тогда выпускать. Но да, как вампиру, подходит, — поправляла она на сестрице платье. — Ой, что матушка наша скажет, как узнает…

— Давайте поторопимся! — призывала Люция. — Что там? Кровь мага, кто делает ритуал. Кровь того, кто любит, это моя. Кровь, кого спасли, это, например, она, — глядела та на девочку-вампиршу.

— Кровь соратника, — катил рукав и Ильдар.

— Стоп-стоп, там же ещё кровь того, кто его убил. А Волдриани уничтожен, — напоминала Миранда. — Ведь так?

— Сгорел дотла, — кивнула ей сестрёнка.

— Так что, увы, ритуал слишком сложный, — отчаянно покачала она головой.

— Смотря, что считать за «убил», — подала голос Кира, и все посмотрели в её сторону.

— А что у вас было? — подрагивал голосок Люции.

— Мы встретились впервые на лесной дороге. Он вёл армию звериных скелетов на Сельваторск, а я не дала свой город в обиду какому-то некроманту. Он, конечно, выжил каким-то чудом. Но я поразила его тремя стрелами, и уж стрелять я умею. Человек бы не выкарабкался. Это уже какие-то тёмные силы там его лечили на болотах или в дебрях. По крайней мере, сдать кровь, как убийца, я бы попыталась, — протянула она руку.

— Ура! — со слезами на глазах и надеждой в голосе воскликнула Люция. — Никогда бы не подумала, что смогу радоваться таким вещам. Это уже сколько? Пять?

— Друг, убийца, любовница, спасённый, маг, — перечислял Ильдар, — словно названия гадальных карт прям. Кто остаётся?

— Тот, кто искренне жалеет и сочувствует. Ну, и враг умершего, — покосилась она на Сетта.

— Мне его жаль, — вздохнул мессир. — Заблудшая душа, которая пытается творить зло, но чаще помогает людям. Он спас одну девочку в Гедельбурге у нас. Излечил Яротруск от яда в колодцах, насколько мне известно. Там же спас праздник Солнцестояния, мы с Сеттом даже участвовали в охоте на ведьму. Он ещё по глупости защищать её пытался. Жаль его, молодой, неопытный, так рано уходит… Уверен, если чародейка Сельваторска здесь, то и его визит с костяными големами закончился по итогу в лучшую сторону для городка, — глядел он на Киру.

— Он сделал то, что делает некромант. Упокоил кладбища, изгнал нежить. Там-то, кстати, он и встретил Волдриани, так что я не могла не придти сюда на помощь, — скромно отвечала та, сдувая чёлку и поглядывая на тело с торчащими стрелами.

— Мессир, вы же против… Осквернение чаши и всё такое. Жертва нужна добровольной, — напоминала Миранда.

— Да будто без меня не придумаете чего-нибудь, берите ради общего блага, — протянул он руку из-под широкого рукава своей белой рясы, весьма, правда, перепачканной в ходе минувшего сражения. — Раз от него пользы больше, чем вреда, глядишь, и найдём с таким общий язык ещё, как сегодня…

— Мастер Сетт, а вы? — посмотрела Миранда на мужчину в широкой шляпе.

— Да ладно уж, мне не жалко. Пусть будет мне обязан, хе! — нехотя фыркнул тот с выражением лица невероятного одолжения, отводя глаза куда-то вбок, закатал Сетт рукав своего бордового плаща.

— Тогда мы весьма удачно собрали всё, хотя я не могу ни в чём быть наверняка уверенной, — вздохнула чародейка. — Здесь где-то должен быть мел. Сейчас займёмся тройным кругом и знаками между ними.

— Я знаю, где! — помчалась, сначала топая по полу, а потом взмыв в воздух вампирской левитацией Морриган.

— Может не сработать, если ингредиенты нужны разные и чистые, — произнёс Ильдар. — Например, меня и Люцию он тоже спас в Яротруске, как и всех жителей. Но за спасение у нас в ритуале отвечает малышка, — глядел он вслед Мори, не зная её имени. — А мы за другие части.

— Да, и меня чуть было не придушила хватка виконта Гадияра, но Бальтазар обрушил на того решётку, — сказала им Кира. — А я отдаю кровь, вроде, как убийца.

— Ха, даже со мной оказия была та ещё, — заявлял Стт, отпив из фляги. — Бились мы с ведьмой у вас в Яротруске. Меня всякая лесная нечисть с багбирами и эттинами чуть не прикончила. А Бальтазар влетел, думая, что от меня спасает ведьму, не разобрался, что происходит, и порешил всех чудовищ. Кого не убил, тех прогнал. Так что и я могу спасённым считаться спасённым, а вам, может, кровь исключительно врага нужна.

— Значит, это не он вам обязан будет, а вы должок отдаёте, просто признать гордыня не позволяет, — хмыкнула ему Кира с порицающим взглядом.

— Да ладно вам сомневаться! Только время теряем! Давайте уже приступать! — торопила их Люция.

— Что ж, раз все согласны рискнуть, — вздохнула Миранда, прикрыв глаза, — то, начнём. Встаньте вокруг чаши и… где там мел? В церкви должен быть мел.

XIII
Вязкий омут черноты сдавливал со всех сторон, будто густая болотная трясина. Ни Авалона, ни Тартара. Ни пристанища душ, ни обещанной вечной жизни, ни справедливого страшного суда. Тот, кто был зачат ради жертвоприношения, похоже, никуда не отправлялся после смерти.

Либо для нахождения пути из этого омута требовалось больше времени, чем некромант пробыл в состоянии бездыханного трупа. Может, следовало просто дождаться своей очереди, переосмыслить жизнь, погрузиться в воспоминания и о чём-то подумать.

— Ты ведь ушла, разве нет? Почему тогда тьма кругом, — мягко раздавался эхом в безвременье его густой баритон, не то зазвучавшим потоком мыслей, не то голосом.

— Кто сказал, что я бросаю своих после смерти? — окружал со всех сторон его шёпот царицы-тьмы.

— Я видел, как ты вышла из меня, не находя себе лица в воплощение, — делился он последним, что помнил.

— Выглянула, но ведь не улетела сквозь дыру в крыше, — парировала та.

— Что там? Забвение? Может, перерождение? Как насчёт второй жизни для лучшего ученика Гродерика Черноуста? — спрашивал он.

— О, я не та, с кем следует торговаться, — отвечала тьма.

— И как долго я буду тут парить? Где это мы, чёрт возьми? Почему у тебя нет хотя бы комфортной койки, — негодовал некромант.

— Не надо звать ко мне чертей, — голос царицы-тьмы плавно менялся в знакомый журчащий голосок Люции.

И, обернувшись, он увидел её образ, стоящий или висящий посередине черноты. Она, совсем нагая, словно воплощение богини юности и чистоты, без тени смущения глядела на него совсем живыми глазами цвета жженого сахара, а он даже не мог понять, если у него сейчас какие-то конечности, чтобы пойти ближе. Будто его бестелесное сознание просто плавало вокруг оголённой девичьей фигуры. Чёткой, словно бы совсем материальной, осязаемой, и невесть как видневшейся среди абсолютной чёрной пустоты, где нет и не может быть источников света.

— Почему ты? Или почему она? — не знал, как поинтересоваться Бальтазар.

— Потому что она оплакивает тебя столь жалобно и скулит, как верная собачка. Впрочем, это ещё не значит, что из всех твоих девиц, она горюет и тоскует по тебе сильнее всех. Кого бы ты предпочёл? Её? — сменился образ Люции на столь же лишённую одежды рыженькую девчонку Фелис с выразительным зелёным взором.

— Она уж точно не горюет, — сказал некромант, разглядывая фигуру и формы своей первой любви.

— Тьма здесь столь вязкая и липкая, что мог бы давно слепить из неё сам себе койку или лавочку, — руками из первозданной черноты формировала та для них условную скамейку.

— Зачем вообще обо мне горевать? Я что, не могу обрести покой, просто исчезнув? — интересовался он.

— Видимо, какая-то привязанность, симпатия… Ты у ледяной тьмы хочешь поинтересоваться, что такое любовь и дружба? Спроси у ветра, что такое гранит или у реки, что значит гореть. Ты недавно посылал к священнику на исповедь того, кого не приняла даже тьма. Кто рассыпался в ничто без остатка души и тела. Может, его место в исповедальне занять тебе? — издевательски звучала собеседница.

— А помнишь, как всё начиналось? Какие амбиции! Захватим мир, уничтожим всех угнетателей, свергнем божественные культы, — усмехался некромант.

— Не все боги жаждут кровавых жертвоприношений, — отметила царица-тьма в облике Фелис.

— Мы хотели заставить Империю рыдать кровью, а по итогу даже титула лорда ещё не добились, — как бы вздохнул некромант.

— Ещё? Так ты всё-таки надеешься вернуться, — отвела она от него свой изумрудный взор.

— А ты надеешься, что я буду коротать вечность здесь, вместе с тобой? — поинтересовался он.

— Почему нет? Претит моя компания? Я могу ведь быть, кем пожелаешь, — обратилась она в Киру с чёлкой на один глаз.

— А тем, кого я никогда не встречал? — стало любопытно Бальтазару.

— Тогда как ты сформируешь этот образ? Создай меня. Слепи, как пожелаешь. Это не я металась ликами, это ты не понимал, ради кого сражаешься. Я могла быть кем и чем угодно. Ореолом твоей родины, памятным местом, верной собакой, сыном или дочкой, каждый служит своей собственной «тьме», ища в ней успокоение, — объясняла она.

— Мне не нужен покой, я только разыгрался, — заявил некромант.

— Ты закончил своё обучение, — напоминала она. — И не послушал меня, когда я предупреждала, что в таком бою можно и проиграть.

— Я переломал все стрелы, зная, что у плотников осталась одна осина. Последние дубы на продажу отправили при мне, — заявлял Бальтазар. — Плана лучше и быть не могло, чтобы самодовольный тип погиб от собственных идей.

— Одурачил самого именитого вампира и убил его. Это твоё величайшее достижение? — интересовалась царица-тьма в облике обнажённой Киры.

— Наверное, да. Либо взятие замка барона, но там всё прошло совсем уж скучно. Даже с тобой биться было повеселее. Ну, с той, чью внешность ты забрала, — пояснил он.

— О, а я думала, тебе повеселее было с ней вытворять кое-что другое, — отвернула та своё личико.

— Мне показалось, или она реально явилась в Волколецк? Да не могла ведь? И с чего вдруг? Кто позвал? Или сама вдруг додумалась, заслышав о моём приезде? — задавал некромант вопросы.

— Не путай первозданную тьму и вселенский разум. Я не отвечаю на подобные вещи, — всё делала та обиженный вид.

— Первозданная тьма могла бы и помочь мне не откинутся там, — хмыкнул он.

— Может, я и помогаю? Может, я единственное, что держит сейчас твою душу и сознание внутри тела, — задрала та нос, приподняв голову.

— Прям прижала в тесных объятиях и никуда не пускаешь, — усмехнулся Бальтазар.

— Только ты не очень-то мне рад, я смотрю, — заявляла царица-тьма. — Может, так станет лучше? — обернулась она Мирандой с её вьющимися каштановыми локонами. — Чего ты хочешь сам? Всё проповедуешь это «желай», «желай», а где твои желания? Сидишь в последнее время в замке, обдумывая одно и то же.

— Желаю сидеть в своём замке и обдумывать одно и то же, — отвечал некромант и, как ему казалось, скрещивал руки на груди, если б ощущал свою форму.

— Хоть бы балы и вечера закатывал, как все бароны и лорды, девчонок приводил, а то только карты сам с собой раскладываешь, — качала чародейка головой.

— Пасьянс это ритуал на одного. Это не карточная игра на нескольких участников, — объяснял тот.

— Так почему бы не созвать кого и не сыграть с участниками, — не понимала она.

— Ох, оставь меня от своих нотаций. Вот уж с чем не собираюсь я коротать свою вечность, — ворчал Бальтазар.

— Неблагодарный. Ты всё равно сидишь там один. Построй замок здесь, создай карты, стол, правила раскладов. Ты можешь творить собственные миры, было бы желание, — заявляла ему Миранда.

— А потом лепить здесь Империю, чтобы её завоёвывать? — усмехался мужчина.

— А что? Хочешь сначала потренироваться в реальности? — улыбнулась и та, вновь на него поглядев.

— С чужими судьбами всяко интереснее, чем в собственном мире. Реальность сложнее и там чувствуешь себя живым. Когда тебя пронзают стрелы или когда вливаешь в себя вкусного пива. В постели с куртизанкой или когда карты сошлись в раскладе. Мир соткан из мелочей, которые создают внутри нас эмоции. А внутри меня уже есть ты, так что я хотя бы никогда не страдаю от одиночества, — заявлял некромант.

— Лестно мурчишь, но почему это именно «с куртизанкой»? — вновь обернулась она Люцией. — Ты определишься со своими женщинами когда-нибудь или так и будешь заводить по подружке в каждом городе?

— Женюсь, когда стану императором, — отмахнулся тот, — а пока можно и гулять, сколько влезет, ничем себя не сковывая и ни перед кем не отчитываясь. Ты считаешь, что у меня есть будущее с лучницей, бордельной девкой или вот с этой, у которой теперь сестра вампир?

— А ты считаешь, что ещё не встретил особу своего уровня и свою истинную любовь, — заключила царица-тьма.

— Я просто не могу больше искренне любить и доверять после предательства Фелис, — хмыкнул он. — Симпатии, страсть, это всё другое. Иная привязанность. А любовь… она пылала там, где теперь пронзённая стрелой чернота. Здесь огня, ты же знаешь? Нет больше ни тепла ни света. Лишь холодная тьма в моём чёрном сердце. Оставшийся после Фелис уголёк…

— Так забудь её! Отпусти! Я же сказала, что без неё тебе будет лучше. Хватит сравнивать каждую новую красотку со своей бывшей! Кому от этого лучше? Тебе? Им? Мир полон многообразия, зачем выдумывать какие-то критерии, если можно наслаждаться каждым кусочком! — заявляла ему та.

— Когда ты любишь, а тебя в ответ нет, это не называется «бывшей», — морщился он, если бы мог. — И кто сказал, что я не наслаждаюсь, когда раскладываю карты за столом в своём замке? — риторически вопрошал чернокнижник.

— Не поймёшь тебя, Бальтазар. То подавай тебе реальность посложнее, то тебе интереснее жизнь без обязательств в тихом замке, — глядела она на него.

— А суть жизни, она и не в парочке понятных фраз, — отвечал некромант. — Многие истины довольно противоречивы. А суть и смысл нередко имеет двойное дно. Чего хочешь ты? Жизнь, это не забег. Ты желаешь, чтобы я как конь, нёс тебя, всадницей на себе, перепрыгивая через препятствия и скача галопом? А я могу и в замке посидеть-поразмышлять, каким именно образом я хочу покорить земли лорда и как двинуться куда-нибудь дальше. На север к ярлам, на юг Таскарии, на Бушваль к эльфам, может, вообще вернуться и завоевать Книт в первую очередь. Жизнь — это свобода выбора, и я волен хорошенько рассмотреть свои следующие ходы. Это всё затяжная партия на доске, надо ещё многое продумать наперёд и всегда иметь какие-то варианты.

— И какими были варианты на случай сегодняшней смерти? — любопытствовала Люция.

— Умереть, — хмуро отвечал тот. — А что, на случай реальной смерти должны быть серьёзные варианты? Заклятье возрождения, камень воскрешения? Надеяться, что кто-то вырвет меня из времени и пространства… ты многих этим фокусам обучила?

— А если они, правда, найдут способ тебя возродить, Бальтазар? — вопрошала та.

— В новой жизни или в прежнем теле? Это ведь многое меняет. Ну, а так, продолжу то, чем и занимался. Будем с тобой потихоньку захватывать мир, — с усмешкой гремел эхом его ответ. — После случившегося, есть над чем подумать.

— Память чужой крови не сделает тебя особенным, — склонилась та вперёд. — Но она может дать тебе новые знания.

И полыхавший в её очах огонёк окутал его мороком многочисленных видений. Он видел поединки магов и истоки классического чародейства. Перед глазами проносилась история вампиров этого мира. Прошлое и будущее сливались картинами дивных красочных ведений, поглощая его сознание среди сонма запечатлённых образов.

Он также видел своих знакомых, их жизненный путь и личное прошлое каждого, кто пожертвовал жизненной силой ради него. Вспоминал себя, и смотрел, сколько уже смог пройти и преодолеть в процессе движения к выбранным целям. Окружающий мир менялся картинами возможных событий, веером раскидывался коридор вариаций, которым не было видно конца.

Бальтазар узрел в кроваво-алом сиянии судьбу мира. Глядел, как чудовищные боги пируют на чужих костях. Как крошатся империи, как стираются города, как клубятся виды магии, иногда даже совсем чужеродной, недоступной его пониманию. И как намаливают своих идолов верные поклонники, не жалея ничего во имя каких-то своих идеалов.

Он видел, как отец Дамиан преклоняется перед гигантским бородатым стариком в белой тоге с лучезарной короной на голове, который даже не смотрит в сторону стоящего на коленях. Но далее Бальтазар узрел полную картину, как громадное намоленное божество является лишь иллюзорным рукотворным обликом. Лишь головой, от которой уродливые потусторонние щупальца-шеи ведут, колтыхаясь, с разных концов каждой веры к единому пульсирующему организму, не поддающемуся описанию.

К твари, пожирающей души и миры, столь крупной и всеобъемлющей, что из неё буквально и состоит всё вокруг. Подобное склизкому трепещущему сердцу, переливающееся мутными оттенками от ярких алых и рыжих пятен до тусклых прожилок синего и фиолетового, оно будто бы произрастало монструозным соцветием колоссальных размеров и диковинных мерзостных очертаний из центра всего мироздания.

Первородный демиург и разрушитель в одном лице. Аморфный, дикий и необузданный, с бессчетным количеством хоботков и отростков, с грузными ресницами, как зубастые пасти, обрастающими вокруг каждого из невероятного сонма диких глаз, бессмысленно разбросанных повсюду… Громоздкое булькающее чудище с асимметричными наростами крючьев и рогов, с бездонными ртами, хлюпающими слизью отверстиями и тысячами несуразных голов, олицетворяющих собой разные культы. Одни безудержно извивались в безобразном танце, иные взирали по всем сторонам с изнанки бытия, другие казались зачахшими и отмеревшими органами.

И все они вели к чудовищному хлюпающему Хаосу. К тому, из которого всё вышло и куда вновь всё идёт. К величественному султану всех демонов, который и сотворил Преисподнюю, ровно как сотворил и все остальные миры. К истинному Творцу, так как он породил все материальные и духовные частицы, находясь в великой первородной Тьме и разверзнувшись в ней бутоном неистовых порождений, стал всеми первостихиями, сборищем знаний, мировым древом и закольцованным циклом, в котором, как в котле, варится вся вселенная, и крутятся в своём вращении все миры.

Зарождаясь и умирая, все приходит из частиц хаоса, упорядочиваясь в форму, и в конце своего пути распадается на всё тот же хаос, как растаял сам Волдриани. Таков цикл жизни, таков закон смерти. И только тьма была вечной, постоянной константой, в которой покоился неистовый кальмар неописуемого сумбура, несуразная гидраотростков временных аномалий. Тварь, что алчно питалась сразу из всех доступных источников, являясь одновременно каждым ликом, кого почитали и кому молились где-либо любые создания. Ибо он был отцом всего сущего, уродливым и прожорливым зверем о тысячи головах…

А затем картины померкли, оставляя бледно-жёлтый неясный ореол с далёким свечением. Чужая кровь впиталась в организм, перемешавшись диким зельем, одарив видениями и забрав их, когда разум, не способный познать всё увиденное, вновь начал активно пробуждаться. Сердце некроманта снова забилось в привычном ритме, разгоняя кровь по венам и артериям.

Все тайны мироздания отступали на второй план перед простыми животными потребностями смертного тела. Даже если тело это было воскрешённым и лежало где-то на койке в уютной гостевой комнате фамильного особняка дворянского рода Гавранов, что в богатом квартале похожего на веер городка Волколецка.

— Очнулся? Неужели очнулся! Да хранят тебя любые боги! — крепко обняла его Люция, едва он приоткрыл глаза.

Желтоватый ореол с дальним сиянием оказался всего лишь ощущением прикрытых век в дневном свете, когда шторы в комнате кто-то позабыл занавесить. Скорее всего, он сам, но куда приятнее было подумать на какую-нибудь горничную. Всяко проще свалить вину, нежели её принимать и осознавать.

— Ты? Действительно ты? — вглядывался в образ девчонки-куртизанки Бальтазар.

— Представь себе! — отвечала та, сунув ему в рот столовую ложку с горячим куриным бульоном. — А ты кого ожидал увидеть? Красотку с луком и стрелами?

— Что ты здесь делаешь? — сглотнув, хмурился тот, оглядывая комнату и снова уставившись на кареглазую девицу.

— А, не спрашивай! Залезла в мешок с рыбой, увязавшись за Ильдаром, который поехал тебя спасать, — отвечала та, оттягивая край сарафана и нагибая голову, чтобы почуять, пахнет ли от неё всё ещё.

— Совсем дикая, — встряхнул головой некромант.

— Поешьте супу, вам нужны силы! — продолжала она его кормить.

— Да ты уже определись там, «тебе» или «вам», — ворчал чернокнижник в сидячей позе, оказавшись без своего мундира с обнажённым торсом, когда одеяло слегка сползло.

— Ты мой друг, но ещё и мой барон! Не знаю, как девушка из борделя должна себя вести с такой персоной, — заявляла та, угощая Бальтазара бульоном.

— Могла бы уже и сменить работу после того, как колодцы очистились, — фыркал тот, — Почему я голый? Куда дели мою одежду? — бегал он глазами в поисках где-нибудь сложенной стопки, как однажды уже было, как раз после того, как он разобрался с причиной заражения в Яротруске.

— А что, противна мысль, что со мной спит кто-то ещё? — хитро улыбалась та, накармливая его куриным супом.

— Нашла, что спросить, мы, вроде как, не женаты и не парочка воркующих голубков, — попытался выхватить он у неё ложку, но спросонья не получилось, а заодно сам себя проверял, не позабыл ли при пробуждении какую-то часть собственной жизни.

Картины сна перемежались с реальности, требовалось восстановить порядок случившегося, так что он припоминал церковь, вампира в колпаке из лоскутов кожи, сражение, слетавшие черепа, сдутые тени, туманные оковы, вонзившиеся серебряные монеты…

— Вы тоже развлекаетесь, как хотите, между прочим, — заявляла она с укором, отправляя ему в рот ложку за ложкой. — Но я же знаю, что у нас ничего не может получиться. А вот друзьями мы быть вполне можем. Ты меня очень напугал тем, что умер! В который раз. Не делай так больше, пожалуйста, — отложила она на тумбу опустевшую тарелку.

— Если пообещаю, вернёшь мне одежду? — хитро поинтересовался Бальтазар.

— Ох, всё равно же не выполнишь обещаний! Знаю тебя, завтра снова куда-нибудь сражаться с жуткими тварями полезешь. Вот не сидится тебе на месте! — причитала она. — А одежду, вроде, Миранда пообещала отдать слугам залатать от дырок, что стрелы оставили. Может, что-то новое вам подберёт, если получится.

— Ну, как он тут? — без стука вошёл к ним Ильдар Шакир. — О! Очнулся уже! Ну, с воскрешением! Хе-хе! — распростёр он руки, словно собирался схватит того в объятия. — Смотрю и поел даже.

— Ага, — кивнула Люция.

— Что было-то? Как там мелкая? — заодно поинтересовался некромант о вампирше.

— А дело было так, — присел рядом в кресло чародей, — принесла сорока на хвосте весть из Волколецка, что ты проблемы с нежитью решать туда направился. Вот, подумал, помощь может пригодиться. Не зря ж письмо пришло.

— Было страшно! — заявляла девушка.

— Её не звал и не брал никто, кстати. Сама увязалась, — снимал с себя всю ответственность волшебник за её появление.

— С неё станется, — усмехнулся и чуть прокашлялся некромант.

— С людей кожу сдирали, сшивали лоскутами наряды собачьи, да на упырей ползучих накидывали, чтобы солнца не боялись, — рассказывал чародей.

— Это я помню, то ещё пугало было, — вспоминал он капюшон Волдриани.

— Я вот только не пойму, зачем из кожи человеческой? Ну, то есть в обычных тканных плащах не было бы того же эффекта? Или в шкурах животных. Волка там, кабана, оленя, зачем с людей сдирать? Там и кожи поменьше, чем с лосиной крупной туши какой-нибудь… на тройку таких упырей хватило бы, — качал головой Ильдар, шаря по карманам в поисках трубки.

— Чёрт их поймёт, полоумных этих. Спрашивать, благо, теперь не у кого. Кончился этот Волдриани, — заявлял некромант.

— Слушай, вот правда это тот? О котором мне бабка ещё страшные колыбельные на таскарском языке пела? — уставился с прищуром на него смуглый чародей.

— Не знаю, не слышал песен твоей бабки, — отвечал ему Бальтазар, — Волдриани, с которым под Сельваторском в катакомбах видались. Лысый такой, с когтями, во фраке.

— Ну, точно, как в сказочках, — заявляла им Люция.

— Ага, сказочный брандахлыст был, — кивал им чернокнижник. — Не шибко большого ума личность, а, вроде несколько столетий на свете жил. Во мгле, скорее, чем «на свете», правда, хе.

— Вот у меня бабка так говорить про себя любила, «сто лет — ума нет», — посмеивался Ильдар.

— На телеге, значит, сюда добрались, — произнёс Бальтазар после воцарившегося молчания.

— Как чувствуете-то себя? Лучше стало после супа? — глядела на него Люция.

— Нормально всё. Что с девчонкой-то? Обратил её вампир или мне показалось? — снова поинтересовался он.

— Порядок с ней, организовали подвальный зал для игр и тренировок, разучивает, чем вампиры владеют. Мессир и мастер демонолог уезжают сегодня. Мы с Люцией вечерком собирались. Охотница та, следопыт-чародейка твоя знакомая из Сельваторска, за Мирандой ухаживает, дабы ту откатом не снесло от магии крови. Но, мы, вроде как разделили весь удар на семь частей, ничего страшного не случится, — сообщал чародей. — Айда с нами, вам же от Яротруска ближе всего к замку будет.

— Посмотрим, — поглядел Бальтазар в окно.

— Сейчас принесу твою одежду. Вроде, уже местные умелицы сложили там всё внизу среди вещей. Мундир обновили, штаны новые кожаные подогнали, манжеты покрасившее нашли здесь среди мужских костюмов, — направился к двери чародей.

— А вся слава опять другим досталась, — надула щёчки девушка, поглядывая на некроманта. — Никто же не видел, как вы внутри церкви воевали… Ну, кроме девочки, но не ей же перед народом выступать, кто ребёнку поверит… Империю благодарят за помощь, даже не упоминая их помешательство под гипнозом. Ну и отец Дамиан в почёте. Святую воду раздал, всех исцелил, вампиров прогнал. Его светлое волшебство все видели. Никому и невдомёк, как на самом деле всё было.

— Да и ты не знаешь ведь, не видела того, что творилось внутри, — справедливо заметил некромант.

— Ну, так и мессир был снаружи с нами всё равно, — парировала та.

— Я-то думал, упырей не перебьют, заберу себе парочку. Сторожевыми псами поставлю у замка, например, гостей незваных гонять, — вздохнул Бальтазар.

— Да, вроде, всех без остатка они настигли. И Кира никому удрать не дала. Из неё хороший следопыт, вроде как. Потомственная охотница. А вы с ней встречаетесь? — поглядела она на него с подозрительным взором. — Иначе, что бы ей тут делать? И ещё она сказала, что убила тебя на болотах! Это как так вообще?! — вытаращила та свои карие глазки.

— Я в Сельваторске смену власти устроил, — не особо вдавался барон в подробности. — Был там виконт, а теперь она. Здесь, кстати, не знаю, будет Миранда на посту градоначальника по итогу или кому ещё это дело поручит, — пожал он плечами.

— Вот она точно знает от сестры, как всё было. Рассказывала, что вы хотели проверить народ, нет ли упырей среди них, а пока они ели чеснок и пили святую воду, исцелились от болезней, смогли отпор дать и защитить городок. И что вы сломали стрелы из бесполезной в бою с упырями ивы, а местные плотники и столяры заменили их на осину, так как другой древесины сейчас в городе просто не было у ремесленников. Морриган сказала, что осиновые стрелы, как колья, пронзили во все концы Волдриани, и от него не осталось ни зуба, ни ногтя, весь рассыпался, — сообщала, как всё ей передали, Люция.

— Может и так, может, и эдак, — ничего не подтверждал Бальтазар, откидывая одеяло. — Где там уже этот «портной» наш. Куда запропастился?

— Я просилась, чтобы мне дали заштопать дырки, я же уже чинила вам мундир, но не доверили, — жаловалась девушка, снова прильнув к голому торсу Бальтазара и приобняв его. — Может, хотите немного развлечься поутру? Вы сутки почти проспали, бродя на грани жизни и смерти в конвульсиях от лихорадки. Так рада пробуждению!

— Ну, вот, примеряй! — заглянул к ним вновь Ильдар без стука через какое-то время, держа в руках стопку тёмной одежды, а в зубах трубку, правда ещё не раскуренную и не дымящую.

Новые штаны и вправду подобрали как раз. Обновили мундир, подарили новые кружевные манжеты и шёлковую рубаху. Бальтазар думал, что, может, стоит ещё пойти полежать в ванной, прежде чем накидывать на себя чистую одежду, может, даже и Люцию с собой позвать заодно, но мысли о здешнем пиве манили в таверну перед отъездом куда сильнее. Окунуться можно было и попозже, или даже заглянуть в баню уже в Яротруске.

Выходя в косом мундире и плаще на застёжках-воронах из гостевой комнаты, он краем глаза заметил, как с другого конца коридора из покоев самой Миранды выходила с сонным и раскрасневшимся видом Кира, поправляя наспех накинутое платье. Вся с растрёпанными волосами, поглядывающая по сторонам и застёгивающая верхнюю пуговицу у шеи.

Смущать её ещё больше встречей их глаз он не стал, поспешив вниз по лестнице до того, как та бросит взгляд в коридор перед собой и заметит его. О чём с ней говорить сейчас, он всё равно не представлял, так что самым лучшим исходом было разминуться и просто не увидеть друг друга, дабы не ставить её в неловкое положение. Не зря же она судорожно металась взором вправо-влево, опасаясь свидетелей.

— Господин некромант! — откуда ни возьмись, в прихожей у дверей его вдруг резко обняла сзади за ноги Морриган.

— Вот ты где, — обернулся он, — А мне сказали, что ты теперь где-то в подвалах.

— Поднялась за Мирандой, она сегодня что-то долго спит! — супилась малышка.

— Да, должна быть у себя, — предположил некромант. — После вашей магии ей, наверное, тяжко. А ты? Хорошо себя чувствуешь?

— Да! Чудесно! — взмыла та слегка в воздух. — Я теперь вижу в темноте, могу летать и делать разные штуки! — ликовала та, вертясь рядом. Спасибо, что спас меня!

— Не назвал бы я это «спасением», — кривился лицом некромант, более-менее представляя все сложности вампирской «жизни».

А к ним, откуда-то издали, вероятно, с каменных лестниц и спуска в подвальные помещения особняка, прилетел один из воронов, громко каркая и усевшись на серебристый эполет плеча Бальтазара, расхаживая там и выбирая местечко поудобнее на округлом украшении со свисающей тонкой бахромой.

— Похоже, ты очень понравился Эдгару! — отметила девочка. — Может, он даже захочет с тобой поехать в путешествие! Посмотреть на твой замок! Он из моих самый подросший, остальные ещё птенчики, хоть и выглядят уже большими. А этому, мне кажется, теперь воля нужна. Скучно ему в Волколецке. Возьмёшь с собой?

— Ворона? В замок барона? Ты это по его виду поняла или что? — усмехнулся Бальтазар.

— Какая интересная птичка, — шептала из груди царица-тьма, поглядывая на ту, как облизывающаяся кошка.

— Я-то их нутром чую! — заверила девочка. — Вы останетесь ещё у нас? Может, какие-нибудь фокусы покажете?

— Фокусы в честь спасения города пусть уличные артисты на площади демонстрируют, попроси сестру праздник устроить. Да и сама теперь на многое способна. Чтоб к нашей следующей встречи научилась огнём дышать, как Волдриани. Вот уж кто меня и чем удивил за последнее время, так это он, — припоминал Бальтазар, надеясь, что ему не почудилось.

— У-у, постараюсь! — посмеялась Морриган. — А сестра мне кинжалы вернула, что папа подарил. Буду теперь заниматься, чтобы самой за себя постоять, а не валяться беспомощно на полу.

— На неё не похоже, — отметил некромант. — Ну, да ладно. Не трать сил понапрасну, и придумай, как избегать солнца. Оно не смертельно для высших вампиров, если ты не обратишься в полоумных звероподобных упырей, у тех слабостей куда больше. Но вот ожоги оставить может ещё как. Носи перчатки, платье подлине, чулки поплотнее, ворот вокруг шеи, капюшон на голову.

— Мира обещала, что сошьют из медвежьей или волчьей шкуры, чтобы с ушками! — произнесла девочка.

— Хах! Ну, бывай, ещё загляну к вам, может, попрощаться, вещей собрать в дорогу, — только тихо посмеялся Бальтазар, проведя по её волосам. — Слушайся сестру и не давай свой город в обиду. Ты тут теперь главная защитница.

— Ага, — кивнула Морриган, ещё раз его крепко обняв и оставшись в тени лишённой окон прихожей, а некромант с вороном на плече зашагал на улицу прочь из особняка.

Птица какое-то время потопталась на эполете, оглядывая всё вокруг и привлекая внимание горожан, а перед входом в харчевню взмыла ввысь, кружа над городом, словно облетая на память эти владения перед своим путешествием на восток отсюда вместе с чернокнижником.

В трактире за стойкой была рыжеватая девочка, умело обращавшаяся с напиткам и заказами, разнося всё на металлических и деревянных подносах, пока отец был занят погрузкой из погреба высоких бочек на телегу в Гедельбург. Как выяснил у неё некромант, это от лица города мессиру пожаловали целую повозку лучшего пива за помощь.

А в дальнем конце стойки, как обычно, но к большому удивлению некроманта, клевал своим орлиным носом монах, проспавший, видимо, истребление своих собратьев в церкви по счастливой случайности. Взяв пару кружек, Бальтазар подсел рядом, чтобы его угостить.

— Да ты живой что ли? — усмехнулся он, ставя перед тем тёмное пиво.

— О… и ты живой что ли?! — удивлялся тот, снизу вверх поглядывая на своего собеседника.

— Как видишь. Что, не застал всё веселье? А меня всего стрелами пронзили буквально, — делился некромант.

— Ну, да… Бог миловал, — отвечал тот, — Вчера здесь проснулся. А потом с мессиром вашим церковь заново освещали после скверны всякой. Загонял меня, жуть. Я один помощник на все ритуалы. Сил моих нет, хорошо уезжает сейчас. Как так можно-то? Не зная усталости и отдыха, маялись, развалины очищая от тёмной магии. Новый пастор, надеюсь, будет поприличнее и подобрее.

— А! Да ты не переживай, — похлопал его некромант по плечу. — Я мессиру этому новую пакость придумал. В те бочки, что ему в дарственную складывают, втихаря навоз подложил. Вот попьёт он теперь пивкав своём Гедельбурге! — смеялся он, а у служки аж глаза на лоб полезли, и пиво изо рта бурным потоком назад выплеснулось под напором.

— Ой… что-то мне не хорошо как-то стало, — выскочил тот из-за стойки.

— Да ты чего? Перепил что ли? Хе-хе, ну беги! — подгонял он его поскорее обо всём доложить Дамиану.

Тот помчался даже не к выходу, а прямиком через подсобку на склад, откуда бочки заканчивали грузить в телегу, чтобы сообщить обо всей несуразной опасности святому отцу, считая то своим первостепенным долгом. Некромант же навострил уши и старался подслушать в раскрытую дверь, что же там снаружи происходит. Дамиан, готовящийся полакомиться великолепным напитком, был обескуражен даже сильнее, чем служка от таких вестей.

— Да когда он успел? Как так? Все бочки попортил? — хватался мессир за волосы на затылке.

— Все, святой отец, — кивал служка, натягивая капюшон.

— Не сидится ж ему ни дня без злодеяний! — притопнул тот ногой, засверкал посохом и не знал толком, как гнев свой выразить. — Неблагодарный… Вот она, вся натура некромантов…

— Хорошо в дорожку хлебнуть не решились, — подбадривал его монах.

— Ой… Вот что, кучер! — хлопнул того мессир, подойдя к облучку. — Слушай, а вези-ка ты это всё не в Гедельбург, а к замку барона Казира. К новому нашему Кроненгарду в дар. Скажи, так и так, ответная милость, подарочки от Пресвятой Церкви. Пусть он сам навозное пиво там пьёт и сожалеет обо всём. А я так поеду, — махнул он рукой и пошёл к другой запряжённой двумя лошадьми телеге, куда сгрузили неиспользованные имперские припасы. Те как раз через Гедельбург везти будут в сторону замка лорда Мортимера, заодно и его подбросят.

В повозке кроме ящиков никого, а на правой лошади восседал Сетт, ковыряясь в своих крупных зубах соломинкой после трапезы. На левую как раз взгромоздился мессир, горько вздохнув, что столько пива ему попортили, стольких удовольствий лишили.

А в таверне, пока свои кружки допивал некромант, к нему подошли Ильдар с Люцией, сообщив, что сейчас перекусят и начнут потихоньку собираться к отъезду. Упрашивали Бальтазара поехать с ними, и тот таки согласился проехаться вместе в Яротруск с попутной повозкой. Заодно позвав их к себе выпить лучшего в мире пива, которым предложил и здесь угоститься, так сказать, распробовать.

Девушка только просила выбрать поклажу без рыбы, а то теперь ей этот запах в кошмарах является, что мужчин весьма рассмешило. Ильдар предложил хорошенько подкрепиться в дорогу, а рыженькая дочка трактирщика заявила, что барон и его друзья могут отведать сегодня совершенно бесплатно.

Люция тут же заказала всяческих фруктов, что были в наличии, большинство из них собираясь вообще взять с собой в дорогу, а также несколько диковинных блюд, что подавали лишь аристократии, стараясь выбрать не столько по названию и описанию, сколько по цене. Правда, в свете последних событий, не всё это можно было сегодня сготовить и подать — по-прежнему не хватало некоторых ингредиентов, хотя охотный и грибной промысел уже возобновился.

Ильдар взял жаркое из баранины, свиные котлеты в ягодно-пряном соусе, малиновый кисель и ржаной квас. Бальтазар же набрал закусок под жареный с луком картофель, и филе индейки в виде шашлычков на вертеле с овощами. Чародей с Люцией отправились к квадратному столику у окна справа от входа, чтобы поглядывать на центральную площадь города и на улицу с прохожими. А некромант, дабы не утруждать рыжую девчушку, остался у стойки ожидать блюда, чтобы самолично их донести до стола. А, возможно, опасался, что та может уронить что-нибудь и попросту не доверял ей такие вещи.

К моменту, как опустела первая его кружка здешнего незабываемого тёмного пива, в таверну вошла и Кира, подойдя как раз к нему и встав рядом. Была одета при полном параде, видимо, тоже собиралась уже сегодня покидать городок, отчаливая к себе в Сельваторск, причём, в её случае сделать это было бы удобнее речным путём с пристани за главными воротами правее моста, нежели петлять по дорогам на телеге.

— Ты здесь, а мы в особняке думаем, куда это воскресший некромант запропастился, — усмехнулась она. — С возвращением, с пробуждением!

— А чего кухарок напрягать готовить, если тут в трактире такие напитки подают! — заявлял тот. — И я уж было думал, мне почудилось. Ан нет, вот ты и вправду здесь. Какими ж судьбами?

— Пиво тут лучшее в мире, вчера уже распробовала, — кивнула та. — Да весточка пришла, что тебе может помощь понадобиться. Бросила всё да рванула в путешествие. И ведь без меня, может, и не справились, — не без ноток гордости журчал её бойкий голосок.

— Ну, куда уж нам, трём мужикам, — имел он в виду себя, Сетта и Дамиана, — уж без вас с Мирандой, что бы мы делали! — восклицал некромант с явной иронией.

— Миранда надеется, что ты ещё зайдёшь попрощаться перед отъездом, так что не забудь, — сообщила ему Кира, явно сообщая всё из первых уст от её спальни. — Бой был жарким, но я рада, что смогла чем-то помочь. Береги уж теперь себя. Не жду благодарности, но не хотелось бы, чтобы ритуал наш прошёл понапрасну.

— Да уж, — вздохнул тот. — Удумали вернуть в жизни. Может, я бы и не хотел вовсе. Не просил меня с того света вытаскивать. Может, где-то там и сказочный Авалон, о котором сладко щебечут церковники… Но не для некроманта. Некроманту надо быть там, где смерть сочетается с жизнью, а не по ту сторону. Здесь и вправду как-то лучше. Пиво вот отменное, — отхлебнул он, — угощайся!

— Сочту эту речь за «спасибо», — хмыкнула лучница. — Сейчас уже буду домой собираться, а вы тут, что пирушку в честь победы и воскрешения устраиваете? — поглядела она на столик с Ильдаром и Люцией.

— Присоединяйся, если хочешь. Давно не виделись всё-таки, — заметил тот.

— Не, Бальтазар. Мы ж снова напьёмся и никуда не уедем. Лучше сам заглядывай, а я мяса в дорогу возьму да пойду, — ответила Кира. — Приятно было увидеться.

— Взаимно, — произнёс некромант. — Нормально там всё у вас? Не лезут больше мертвяки воющие?

— Да, с этим всё путём. Башню снесли, вход в катакомбы засыпали так, что и не найти, где был. Что-то там новое, может, выстроим или деревья посадим. Надо ещё подумать, во что такое проклятое место можно преобразовать. Может, трактир какой или бани со сливом в те катакомбы, чтобы больше никакие упыри не заводились, — отвечала она, будто бы чего-то недоговаривая, и он замечал, что девушку что-то гложет.

— Хах, и то правда, — кивнул Бальтазар, отпив со второй кружки, которую дарил тому служке-монаху, но тот спешно сбежал, её оставив.

— Ты какой-то не весёлый. В твоём некрополе по ту сторону и вправду что ль так скучно было? — ткнула она кулаком в эполет на его плече.

— Да нет, просто всё наперекосяк идёт. Сломал имперцам стрелы, а их осиновое древко Волдриани завалило. Искал упыря среди городских жителей, а их чеснок от болезней спас. Некромант я или целитель-освободитель? Ерунда какая-то кругом происходит, — разводил он руками, явно лукавя, уж она-то теперь его хитрые планы чуяла за версту.

— Сам себя не похвалишь, никто не похвалит. Ага. Может, тебя ещё и по головке погладить? — провела она нагло пальцами по его платиновым прядям.

— Соскучилась, видать, — отметил тот вслух. — Айда в баронский замок, там такого пива завезут скоро, — хвалился он, прекрасно зная, что никакого навоза в отправленных бочках нет.

— Развеять твою скуку? Опять об одних развлечениях думаешь, — качала она головой, прикрыв глаза. — Нет, чтобы амбициозно глядеть вдаль и действовать.

— Пытаюсь сначала понять устройство мира, — задумчиво произнёс ей некромант. — Если все культы и боги, это лишь отростки вселенского дикого хаоса, почему одни из них глухи к людским молитвам, а другие приходят на помощь? Отчего у них свои прихоти и характеры? А некоторые, как истуканы… Как тот, которому молился гедельбуржец… — припоминал чернокнижник свои ведения, пытаясь забыться от них в трактире с кружкой пива. — Откуда тогда берётся святая магия? — не понимал он.

Перед глазами вновь проносились картины из сна, навеянные чужой кровью. Как люди поклоняются множеству божеств. Как разверстый хаос кормится с многочисленных войн и жертвоприношений. Как отец Дамиан стоит на коленях перед гигантом, напоминавшим седого старика. Но при ближайшем рассмотрении тот казался каким-то искусственным, словно фарфоровая кукла. Безжизненным, ненастоящим, эдакой каменной статуей, воздвигнутой неведомыми потусторонними мастерами…

— Мечты о мировом господстве-то не пропали с «пробуждением»? — интересовалась Кира у Бальтазара, заодно уточнив у девочки, что тут из напитков есть покрепче.

— Как интересно, — тут же в его голове мягко произнесла царица-тьма.

— А что, не хочется, чтобы вот так имперцы спокойно свои войска по Кронхольду рассылали? — усмехнулся некромант, уже не впервые сталкиваясь с вторжением и вмешательством соседних войск в дела Червегора и Кронхольда в частности. — Что там тебя так кручинит? Выкладывай уже, ты ж смелая девчонка, не из робкого десятка.

— Мортимер после Солнцестояния налоги Сельваторску поднял с начала этого года. Как только мы без мертвечины жить хорошо стали, сразу захотел кусок пирога отрезать. Вот думаю, нет ли у меня под рукой некроманта знакомого с амбициями на титул лорда, которому от меня ничего кроме боевой помощи бы не надобно было. С его-то зомбарями личными. Нет никакого Бальтазара на примете? — глядела та него чарующим нефритовым взором, искрясь нотками хитрости.

— Да, Бальтазар, — мурлыкал из груди шёпот царицы-тьмы, сладко потягивавшейся там и разминавшей коготки перед грядущими битвами. — Скажи нам, что ты там надумал и какие теперь планы?

— А как же твоё чувство справедливости? Хм? — усмехнулся он. — Не боишься на себя фурий наслать такими желаниями?

— Справедливость и восторжествует, когда упрямый лорд умерит свои аппетиты от моего городка, — строго смотрела лучница на собеседника. — Мои услуги ещё могут вам пригодиться.

— Что ж, — заулыбался барон Кроненгард. — Есть в мире и, возможно, даже в Империи, ведьмы и чародеи, заслуживающие для себя иных порядков и достойного величия. Есть их угнетатели, которых нужно истреблять, как поражённый чумой скот, высвобождая из-под их рабовладельческой власти достойных во славу идей свободы и воли. И есть трон, который нужно получить любой ценой. Но в одиночку сделать это будет довольно непросто. Пожалуй, мне бы не помешали помощники.

***
А обманутый священник снял крышечку походного фонаря и безо всякой магии при помощи обычного церковного огнива поджёг там фитиль. Они с Сеттом выезжали вдвоём из города, так что, казалось, вокруг уже не было ни зевак, ни стражников, ни лишних ушей. Стрелецкий отряд уже давно отправился без них, так что теперь можно было спокойно поговорить с глазу на глаз.

— Достопочтенный мессир и его спутник! — едва Дамиан хотел заговорить, с демонологом, как их внезапно прервал звук струн и трескучий, слегка кряхтящий низкий голос.

Они поглядели вперёд, никого не обнаружив. Оглянулись за телегу, посмотрели на неё, где были сложены разные ящики с боеприпасами да шлемы с бронёй. Переглянулись и только пожали плечами, так и не узрев источник раздавшегося к ним обращения.

— Я здесь! Хей-хо! — где-то на фоне правой лошади взметнулась верх пухлая рука с широкими крепкими пальцами, намекающая на то, что её обладатель является низкоросликом.

Привстав, священник заметил, что в город мимо них вошёл полноватый мужичок из рода дворфов, с косами в бороде и усах, хитрым прищуром и странной причёской — длинными свалявшимися в толстые стебли дредлоками из-под соломенной шляпы, что нечасто встретишь на гномах.

— Слушаю тебя, бард, — проскрипел напевно отец Дамиан, поглядывая на крупный ситар у того в руках.

— Это здесь упыри народу докучают ведь? Волколецк? А то ни вывески, ни указателей, — сетовал он, потому что со своим ростом их просто толком не видел, — леший его поймёт, где какой городок в этих краях! Хе-хе! — улыбался им низкорослик. — Легенды местные разведать хочу, песни посочинять вот… Упыри-упыри-упыри! — начал он бренчать по струнам.

— Да кончилось уже всё, музыкант, — сообщил ему священник, опять присев за поводья.

— Да как так-то! — хлопнул грифом инструмента себя по лбу тот.

— Опоздал ты чуток, братец, — процедил ему грубоватым тембром Сетт со своего места и отхлебнул маленький глоток из округлой фляжки.

— Тьфу ты, ну ты, ноги гнуты! — с досадой заявил тот, — Жаль, очень жаль… Что ж, спаси вас бог и доброго пути! — покачал он головой, повесив ситар за спину, сказав это священнику лишь ради приличия, так как в людских богов, разумеется, не верил.

— И тебе, добрый гном, — перекрестил его священник, чуть наклонившись вбок, чтобы лучше увидеть, тоже делая это исключительно из вежливости или даже по привычке.

Музыкант Коркоснек затопал в своей походной светло-коричневой курточке с длинной бахромой на спине и рукавах, направившись, вероятно, в сторону таверны, чтобы сыграть да спеть, заработать деньжат, потратить немного, вкусив местного нахваленного пива, да, может быть, остановиться здесь, сняв комнату на какое-то время. Послушать рассказы о том, что было, вдохновиться сюжетами, слухами и легендами славного города.

Шум его башмаков по песчаной протоптанной дорожке вскоре затих. Вокруг повозки, стоявшей на выходе из ворот и ждавшей своего отправления, вновь воцарилась тишина. Лишь изредка лёгкий дневной ветерок, нападал на широкую шляпу демонолога и трепал торчащие «иглы» взъерошенной причёски святого отца.

Охотник на нечисть глядел вдаль, где за лугами открывался вид на холмы, где перекрёстки дорог переходили в мосты через речушки, окаймлялись обилием лесов и виднелись, испуская дым печных труб, другие деревеньки уже с их угодьями — полями и пастбищами.

— Зачем было его воскрешать? — произнёс он своему спутнику-священнослужителю, поглядывая, нет ли вокруг никого, в том числе каких-нибудь гномов, гоблинов или полуросликов. — Понимаю, что ваш план провалился. Волдриани не справился со своей задачей, и у Империи нет теперь должного повода, чтобы вмешиваться в дела Кронхольда. Но какой был смысл возвращать Бальтазара с того света?

— Как будто от меня там что-то зависело, — хмыкнул мессир. — Вы же слышали условия, любой мог вызваться и его пожалеть, я был скорее свидетелем, чем участником. Нужно было разобраться, что там затевается. Они бы вернули его и без меня. Миранда нашла бы способ, — заверял отец Дамиан.

— И всё же вы бы могли вмешаться. Придумать какую-то речь, что некромант сделал достаточно, что ему нужен покой, — предполагал Сетт. — Он опасен и мы всерьёз недооценили этого Кроненгарда. А так вы взялись, и мне поддержать пришлось, чтобы белой вороной не казаться. И ведь и вправду воскрес! Воистину! Неужто на то воля Творца, мессир? Как его этот мир-то выдерживает. Сами слышали его речи.

— Это контракт с носферату, — достал подписанный кровью свиток из внутреннего кармана своей рясы преподобный. — Никто и никогда не поверит в заключение союза, в договор между вампиром и священником. Но на всякий случай теперь бумагу следует уничтожить, — начал он сжигать её кончик в скромном пламени свечи. — Да, Волдриани мёртв, и ослабить Кронхольд не вышло. Да, он не расправился даже с друзьями Бальтазара, которых я созвал упырям на ужин. От легендарного носферату я лично ждал куда большего! А местные даже не перебили загипнотизированных им имперцев, чтобы вызвать скандал и конфликт! Провалилось вообще всё! Но план нашего уговора, это, как говорят жители подле Северного моря, лишь верхушка айсберга. Некромант мне ещё весьма пригодится. Его дальнейшие злодеяния дадут Церкви, да и Империи право вмешиваться в местные дела. Лорд Мортимер сам позовёт их, сам попросит помощи и всё подпишет. Будем приглядывать за ним и никогда не допустим продвижения без нашего ведома. Иногда, знаете ли, вполне допустимо определённое беззаконие, дабы власть добра лишь окрепла и окончательно установилась. Во всех правилах возможны определённого рода натяжки. Людям ведь всегда так нужны чудеса и герои. А чтобы всё это свершилось должным образом и во всей красе, нужна борьба. Общая цель, к уничтожению которой стремятся все стороны. Антагонист для масштабной идеи. Нужен эдакий… главный злодей, — хитро улыбался мессир, сжигая до чёрного пепла документ и отчаливая вместе с имперцем-демонологом из города.

Вернуть долг

I
Злой ветер, набегавший, казалось, с обледеневших побережий Урда, доносящийся сюда аж с Северного моря, взвивался морозными кольцами своих вихрей по целым и полуразрушенным шпилям небольшого тёмного замка. День близился к вечеру. Где-то над преклонявшимися от дуновений лесами сонно открывала свой глаз циклопическая не совсем ещё полная луна.

Мертвецы так и не восстановили всю кладку. Кое-как всё привели в порядок у стен, но далее за ними требовался бы знающий толк надсмотрщик, прораб и мастер строительства, кто бы ими руководил. А Бальтазар кого-то звать к себе не собирался. Барон-некромант вообще предпочитал одиночество, дабы никто не мешал сосредоточиться с мыслями.

Только ворон Эдгар каркал где-то в вышине, будто бросая вызов этим проклятым ветрам, несущим сюда неделю мороза. А затем всё вновь придёт в норму, холода теперь стали всего лишь тенями и призраками, напоминавшими о некогда царствовавшей здесь зиме. Её время давно прошло, кругом ни снега, ни ледяной корки на ручьях… Деревья стояли зелёные, какие-то даже цвели, но в сгущавшихся сумерках ими уже нельзя было вдоволь полюбоваться.

Да и хозяину замка, окружённого кладбищами, было мало дела до цветов. Старые проржавевшие ограды обвивали дикие розы бордовых, тёмно-синих и смольно-чёрных оттенков — этого было вполне достаточно. В запустелом саду шелестели листвой кустистые деревца аронии, лесная ежевика облюбовала для себя западный склон в тени тамошних зарослей буковой рощи. Казалось, чем меньше некромант ухаживал за природой вокруг, тем лучше та процветала на его территории.

Хотя заброшенным место не казалось. То и дело поднятые из своих могил зомби за время своих работ или патрулей территории от нежеланных гостей, обычно успевали стоптать всю траву, не позволяя зарасти подступы к замку высоким бурьяном. Разве что колючий чертополох то и дело где-нибудь прорастал и возвышался над ковром общей зелени.

Бальтазар в своём чёрном косом мундире, длинных кожаных штанах с клинком на поясе, расположился на поросшем мхом и завалившемся набок опорном монолите, спиной облокачиваясь на каменную кладку южной стены замка подальше от назойливого морозного ветра.

Сапоги с узорами металлических черепов на шнуровке и шипами у носков сминали нежные травяные стебли газона. Иногда мимо проносились сухие листья, спешащие по своим делам жуки, а кружащий в вышине ворон высматривал какую-нибудь заглянувшую сюда полёвку или лесную мышь, затерявшуюся среди рощицы бука.

— Твои мысли метаются, прямо, как ревущая погода сегодня, — где-то в груди шелестел загробный шёпот царицы-тьмы.

— Что поделать, в душе ветер, а в сердце тьма, — негромко произнес некромант. — Не люблю быть людям чем-то обязанным.

— Всё никак не можешь смириться с тем, что тебя вернули к жизни? Как интересно, не все вокруг, оказывается, мечтают тебя убить, — усмехнулась та, чёрным горностаям взбираясь куда-то повыше внутри его тела, словно там было теплей.

— Сульга говорила, что мы друзья лесу. А потом мы ели этих «друзей» после каждой охоты… — кривились мужские фактурные губы. — Дрейк Даскан говорил что-то о чести, о преданности. Но те, кого я звал друзьями в Касторе, по итогу от меня отвернулись. Я выбрал путь изгнанника, видел, что приношу лишь беды, никому был не нужен. А Гродерик Черноуст… моё обучение кончились поединком с поверженным учителем. Я стал другим, перестал в ком-либо нуждаться. Ворон-одиночка, но теперь я уже не уверен, что это делает меня сильным, — вздохнул Бальтазар, уставившись на примятый газон фиалковым взором.

— Раньше отсутствие друзей и любви делало независимым, лишало слабостей, а конкуренция стимулировала быть лучше других, — напоминала царица-тьма. — Вот ты и у черты. Что становится с победителем, который преодолел состязание? Что там, за задней коркой книги? Юность прошла, Бальтазар. Ты вырос, возмужал, набрался опыта. Тебе решать, как им распорядиться и куда двинуться дальше. Если быть бароном Кронхольда для тебя предел мечтаний…

— Ты сама прекрасно знаешь, что это не так. Мы пришли сюда, лишь начиная путь. Но продвигаемся лишь мелкими шажками. Надо расширять масштабы влияния. Я плох в политике, так как привык брать всё, что пожелаю. Я не люблю идти на уступки, это мне напоминает бегство из Кастора. Будь я умней, будь я сильнее… — восклицал он.

— Что бы тогда изменилась? Устроил бы бойню, самолично убив предателей, и рыдал бы с трупом любимой на руках? Какая банальность. Там ты осознал, что не за все обиды нужно справедливое возмездие. Тогда ты даже не владел некромантией, что толку от страданий других, если ты с этого ничего не получаешь? Если мир хочет видеть в тебе злодея, будь им. Но не обязательно утолять и подтверждать все их домыслы и представления о себе, это сделает тебя предсказуемым. Нужно уметь удивлять, Бальтазар. Быть внезапным, быть разным, проявлять неожиданные для всех качества. Не забывая, конечно, ради чего всё это делаешь, — твердила та из груди.

— Ради чего, — хмыкнул он, посмотрев в другую сторону, как будто бы отводил глаза от незримой собеседницы. — Потому что я могу. Я аристократ Фуртхёгга. Рождённый для смерти. Я обманул судьбу и творю сам свою собственную. Да, поход из Книта был захлопнутой крышкой книги. Всё кончилось, и детство, и юность, но мы вошли в Кронхольд и открыли новую главу, — восклицал он. — Я живу для себя, ради воплощения своих идей и желаний. И до самого конца буду бороться за свои идеалы, даже если с ними кто-нибудь не согласен.

— Кронхольд твой. Уйма городов тебе обязана. А новые знакомства преподнесли довольно интересных и необычных друзей. Почему же ты думаешь, что теперь должен что-либо этому миру за воскрешение? Тебя спасали и раньше, ты брал всё, как должное, — шептала царица-тьма.

— Раньше не было чувства, что я погиб до конца. Того края, где личность распадается, а душа пытается вылететь из тела, — недовольно пробубнил некромант. — И я не хочу, чтобы были те, через кого мной можно манипулировать. Мне нужна не дружба, а партнёрство. А я чувствую, будто из-за них что-то должен этому миру.

— Я не позволила твоему рассудку улетучиться к всеобщему ментальному плану, а душе покинуть плоть, — мягко отвечала та. — Обвилась и переплетала всё, стягивая вместе, как могла, пока они колдовали своё зелье. И ты видел этот мир изнутри. Ты помнишь? Города сменяются и возникают, горы возвышаются и тают на глазах. Ничто не вечно. Так какой смысл защищать или разрушать мир? Его надо завоевать, пока это возможно. Подчинить себе и править, дерзнув бросить вызов сильным мира сего. Северным конунгам, императору Гростерну, вождям орков, матриархату тёмных эльфов. Если хочешь, можно даже вернуться в Кастор или взять Фуртхёгг, вдруг тоскуешь по родине?

— По этим морозам? — морщил своё молодое лицо Бальтазар. — Я помню, гулял с дядькой Редгаром, так кисти рук едва не отвалились даже в варежках. Заплутали мы как-то в лесу у поместья, вниз оврагов, где были ледяные горки к кромке застывшего озера. Слишком много провели там времени, хотя, не скрою, было весело…

— Вот и подумай, что вновь бы озарило тебя искренней улыбкой. Последний раз ты от души наслаждался лишь пивом из Волколецка. Вкусная еда и напитки, конечно, делают счастливым, но человеку нужно нечто большее. Мне нравятся люди, — признавалась она. — Другие не столь изобретательны и ненасытны. Например, все рода гномов обычно заняты своим делом. Копают, варят, обтачивают… Дни напролёт, такие трудяги. Им этого достаточно. Или орки, апогей лености. На всё пойдут, дабы вообще ничего не делать. Зачем сеять поля и печь хлеб, если можно добыть это набегами? Хотя времена изменились и теперь они действительно пекут лепёшки… А эльфы, они слишком погружены в размышления. Их действиям нужна безупречная логика, каждое движение должно иметь смысл. Они не могут просто взять и развлечься, посидеть с простой книгой, сыграть в карты не ради победы, облить крысу спиртом и отправить факелом бегать по металлическому лабиринту. Никакого чувства веселья. Все их игры и состязания отличаются от примитивных драк орков только формой, а не смысловым содержанием. Минотавры, человекоящеры, псоглавцы, люди-кошки, все живут по своим канонам, ничего не меняя и не стремясь к переменам вовсе. Люди же создания уникальные. С вами можно понять, что такое веселье. Вы изобретательны, сочетаете приступы лени с ярым желанием что-нибудь делать. Улучшаете лодки, оружие, крепости. Поколение за поколением совершенствуется, а конфликты взглядов и междоусобицы позволяют быть невероятно разнообразными. Участвуете в забегах ради участия, вылавливаете яблоки из бочки зубами… А что веселит тебя? Когда ты в последний раз развлекался?

— С Волдриани в бою я вдоволь поразвлекался, — пожал плечами чернокнижник. — Конечно, думал, побольше магии применю, но он сдувал все тени и образы, словно сегодняшний ветрище. Пришлось изловчаться серебром да осиновыми стрелами. Было весело, — дрогнули вверх уголки его губ при воспоминаниях.

— Надеюсь, после следующего твоего веселья воскрешать тебя не придётся. Впрочем, если окружишь себя нужными людьми… — призадумалась царица-тьма.

— Иногда и вправду устаёшь от одиночества, — оборвал он её. — Но шум-гам заводить здесь я не планирую, да и у них дел по горло. Нечисть лесная вовсю пробуждается, хлопот в городах хватает, да и мне войско пополнять в самый раз. Окружать себя привязанностями… даже не знаю. Когда мне не с кем поговорить, я всегда могу пообщаться с тобой. А куда двигаться отсюда, на Книт или на Долину, это я ещё подумаю. Мы ж не полурослики, чтобы вечно куда-то спешить. Как поговаривал Гродерик: «маги ждут — люди мрут». Типа, чем позже некромант приходи в деревню, тем больше там кладбище, хе-хе.

— Наберись сил после битвы с вампиром. И помни, что ты освободил всех тех, кого он обращал, от обязательств хозяину. Сейчас вампирская аристократия будет просто сходить с ума, заполучив свободу и независимость. Нельзя больше умирать. Ты несёшь смерть другим, а не себе, помни это, — остерегал его женский шёпот.

— Ты же не пустила меня. Откуда мне знать что там, в загробном мире. Есть ли там Авалон или что-то ещё, о чём твердят разные культы, — пожал он плечами.

— Едва ли тебя за гранью жизни ждёт что-то хорошее, — отметила она.

II
— Бальтазар фон Кроненгард! — оборвал их диалог громкий мужской голос откуда-то слева.

Некромант увидел, как внизу холма на западной территории с его сторожевой нежитью отчаянно бьётся рыцарь в простеньких, вероятно самодельных, доспехах. Некоторыечасти такой брони даже резко выбивались по стилю и дизайну от других, не были подогнаны под размеры, да и вообще смотрелись довольно смешно для того, кто в этом разбирался.

Двуручный клэймор тоже выглядел так, будто его переплавили из остатков разного металла, забыв придать должной вычурности и изящества. Простолюдины с таким оружием не воевали, а у знати подобные клинки всегда были достойного качества. Ну, а то, что находилось в пластинчатых металлических перчатках у воина больше походило на жест отчаяния, нежели на готовый к бою меч.

Однако же, плоть зомби и оживлённых магией скелетов со сверкающей, сцепляющей кости сиреневой аурой, этот незваный гость рубил за милую душу без особых проблем. Разве что усталость в нём явно чувствовалась. А он всё шёл и шёл вверх по холму, прямо к возвышавшемуся тёмному замку с обсидиановыми фигурами, мозаичными окнами и грузными стенами кладки камней разных форм.

С боевым вздохом, что было сил, разрубал рыцарь тела оживших мертвецов, ковылял, подтягивая правую ногу, с хватавшимися за ту останками, сносил головы и черепа, а потом и пытался соскрести ошмётки с мутной поверхности собственной брони. Забрало было приподнято, и там топорщились густые неухоженные усы, начало тёмно-русой бороды, сбившиеся на лицо пряди, крупный нос с небольшим, но видневшимся шрамом и полыхающие яростью серо-голубые глаза, будто выцветшие от нехватки сил и долгого путешествия.

— Меня ли разыскиваешь? — с надменным взором оглядел его некромант.

— Сообщник Сульги Тёмной, паж сэра Дрейка Даскана, ученик Гродерика Черноуста, изгнанника из могучей империи Гростерн! — шумно выдыхал гость, одолев весь отряд нежити и приподнимая свой увесистый длинный клинок для боевой стойки.

— Это я, но с кем имею честь? — разглядывал его и совершенно не узнавал Бальтазар.

— Ты не имеешь чести, ты чудовище! Бич этого мира, решивший, что ему позволено всё! Я пришёл покончить с тобой и твоей тьмой, некромант! — медвежьим рыком взревел воин, тяжело шагая всё ближе и ближе.

— Ах, наконец-то, славные герои пришли расправиться со злодеем в его замке. Я даже не подготовился, — посмеивался некромант.

— Я не боюсь тебя, — заявлял ему мужчина. — Я здесь, чтобы избавить мир от гнёта чернокнижника, пожирающего людские души!

— Это мы, конечно, проверим, — взмахнул Бальтазар руками в белых манжетах на концах рукавов, сотворив полупрозрачный крупный череп размером с человеческий торс, не столь призрачный, сколько туманный, и тут же направил его на вторженца.

Заклятье издавало дикий загробный вопль, заставивший даже подрагивать пластины тяжёлых доспехов. Костяная пасть раскрывалась в высоких нотах устрашающего крика, готовясь буквально поглотить человека с двуручным мечом, и налетела на его облик, растворяясь, едва он оказался внутри. А глаза его даже не дрогнули. Страх совершенно не пронизывал его душу, и на лице, видневшемся из-под забрала, было отчетливо видно, что ему нечего терять.

— Я не боюсь тебя, — ещё раз повторил он. — Сражайся и умри, отродье мрака!

— А ты забавный, — проговорил ему Бальтазар, делая шаг вперёд. — Давно я не видел таких наглецов, которые бы не боялись моей нежити. Но бесстрашие, это глупость. Черта проигравших. Ты зря ступил на эти земли, незнакомец.

— Да поможет мне солнце в бою с силами тьмы! — приподнял незнакомец свой клэймор ещё выше и направился на некроманта.

Бальтазар завертел руками, формируя ость будущего заклинения. Оплёл её вьющимся терновым декором, закрутил волюты, словно украшал мраморную колонну в храме, и разделил надвое, раздвигая, будто свиток, хотя больше всего это стало походить на зеркало в раме. Особенно, когда сверху и снизу стали вертеться клацающие зубами черепа и какие-то постукивающие призрачные когти.

А затем прямо на рыцаря вырвался поток некромантической энергии, отдалённо напоминавший несколько колесниц с запряжёнными скелетами лошадей и бестелесными духами-погонщиками. Вся эта вереница настигла бедолагу, словно свирепая вьюга заплутавшего путника посреди заснеженной зимы в высоких сугробах.

Доспехи покрывались ржавчиной и «умирали» на глазах. Все заклёпки крошились, пластины ломались, а затем с бородатого мужчины теми же порывами зубастых звериных и человечьих черепов срывало одежду и кожу, куски мяса, пока окровавленный скелет не выронил меч и не рухнул на землю, расколовшись на несколько крупных частей.

Бой был окончен ещё до его начала. Неслабое, и всё же довольно простенькое заклятье высшей школы некромантии седьмого круга посвящения, которыми обычно устраняют какой-нибудь отряд пехоты или стрелков. Ради забавы и даже тренировки, давно им не пользовавшись, некромант небрежно использовал свои знания лишь на одного прорвавшегося к нему «героя».

III
— О чём мы там? — развернулся он, думая возвращаться к валявшейся монолитной колонне.

— Об одиночестве и отдыхе, — ответила из груди царица-тьма.

— Постой, нет, мне всё же интересно, что он хотел, — обернулся чернокнижник на человеческий скелет.

— Убить тебя. Я думала, всё понятно, — недовольно хмыкнула та.

— Раскрой портал, всего мгновение назад он был жив. Давай хоть познакомимся, он может поразвлечь меня грядущей ночью. Не этого ли ты хотела? — слегка усмехнулся Бальтазар.

— Оживи скелет и допроси, — противилась та.

— Да ладно тебе, мы так давно не веселились с тканью мироздания, пора её встряхнуть одной-другой аномалией. Верни его во времени, ко мне ни разу ещё не приходил желающий убить меня герой. Мне любопытно, что им движет, — просил некромант.

— Разорвать ткань времени дорого стоит, такое заклятье творить и раз в полгода не безопасно. Сляжешь с недугом под лихорадкой отката, и что мне делать? Лететь в Яротруск в поисках сиделки? — не горела та желанием ему подчиняться.

— Раскрой, он был таким забавным. В конце концов, большую часть этого заклятья делаешь ты, а не я, — подметил он.

— Вот только я живу внутри тебя, не забывай, — парировала она.

— Ты ждёшь от меня гнева или вежливого слова? Мы столько вместе, а я всё никак не пойму, как с тобой общаться. Просить ласково, приказывать, ты словно кошка, гуляющая сама по себе. То внутри меня, то снаружи, тебя не поймёшь, — кривился некромант.

— Тебя тоже. Ты мог столько сделать с помощью разрыва ткани времени, а просишь воскресить этого типа, перебившего твою охрану, — звучал недовольный шёпот царицы-тьмы.

— Мои желания как раз довольно чётко сформулированы. Что может быть не понятного? Кстати, я забыл поглотить его душу. Открой портал во времени, когда он был ещё жив, — направил Бальтазар сосредоточенно руки вперёд, мастеря небольшую, но разраставшуюся дымку.

Постепенно внутри неё переливы фиолетовых и голубых потоков начали формировать узнаваемое окружение. Вид вниз с холма, где одолев свору мертвецов бронированный воин взбирался к нему и вызывал на поединок.

Едва фигура вышагала из портала в реальность, как доспехи и скелет развеялись бесследно, осыпаясь прахом, который тоже таял, не коснувшись земли. Человеку не позволялось быть в реальности в двух ипостасях, а потому прежнее тело, даже мёртвое, разрушалось и растворялось в ткани мироздания.

— Бальтазар фон Кроненгард! — прогремел тот, поднимая меч ввысь. — Сообщник Сульги Тёмной, паж сэра Дрейка Даскана, ученик Гродерика Черноуста, изгнанника из могучей империи Гростерн! Я здесь, чтобы избавить мир от гнёта чернокнижника!

— Смотри, смотри, как всё изменилось! — улыбался и тихо бормотал Бальтазар царице-тьме. — Теперь я стою, а не сижу на камне, и его первая фраза слиплась с последующими.

— Последствия таких перемещений, — без интереса хмыкнула она внутри.

— Это я, но с кем… — осёкся он, уже зная его реакцию на слово «честь», — Кто ты? Я не узнаю столь доблестного воина, кто бы осмеливался сюда явиться с такими заявлениями.

Над ними кружил ворон Эдгар, громко каркая, но не опускаясь на выступы башен замка, как и на далеко растущие деревья, а будто бы тоже с интересом наблюдал, что там происходит и чем это кончится. Парил, редко взмахивая крыльями, поглядывая вниз на разворачивающуюся причудливую сцену.

— Моё имя Эхри, но это вам мало о чём скажет, — хмурился тот.

— Чей ты сын? Из какого рода? Я не вижу на твоих доспехов ни гербов, ни девиза. Что тебе нужно от барона Кронхольда? — интересовался у него Бальтазар.

— Я не из знатного рода. Вы таких, как мы, вообще ни за кого не считаете… Мы жили в Кните, пока вы не пришли и не уничтожили деревню, забрав у меня всё! Я чудом уцелел, был среди немногих, кому повезло, хотя… это ещё с какой стороны посмотреть. Моя жизнь, это омут беспробудной печали. Колодец слёз и плети страданий, сквозь которые я иду, движимый одной лишь местью. Я проделал немалый путь, одолел несколько чудовищ по контракту, работал по найму, сумел наскрести средства на меч и доспехи. Уничтожил парочку чёрных колдунов, которые выдали, куда ты направился, — отвечал тот. — И вот теперь я таки добрался до тебя. Выходи на бой, некромант!

— Что ж, размяться мне не помешает, — достал тот свой меч с паучьими узорами, крестовиной в форме крыльев летучей мыши и навершием черепом, — Мой полуторный клэйбэг на твой двуручный клэймор, кто кого, а? — усмехался Бальтазар, готовясь к поединку.

Клинки сошлись с лязгом, но без искр. Эхри держался крепко, было ощущение, что Бальтазар бьёт по прочному столбу, когда лезвия резвились друг о друга. Да и силы у плечистого бородатого мужичка ещё вполне хватало, чтобы отсечь несколько голов отточенными умелыми ударами.

В конце концов, он был закалён, по его словам, в стычках с несколькими монстрами, а также пережил схватку с тёмными колдунами. Впрочем, одно недавнее заклятье легко и полностью его уничтожило, но в этот раз Бальтазар поначалу вообще не применял никакой магии.

— Ты сказал «мы жили», кто это «мы»? — умудрялся он ещё и разговаривать с незваным гостем, нападая и регулярно встречая блок клэймора под свои продуманные выпады.

Казалось, мужик этот не промах. На вид лет сорок, может чуть больше, уже немолодой, измученный дорогой, но, сколько полыхало в его глазах боевой ярости! Всю её бы да в молодое двадцатилетнее тело, каким бы героем войны он мог стать, лихо орудуя двуручным мечом и получив куда более внушительную броню.

— Я и моя дочь Мирель! — гневно отвечал тот, не желая болтать среди схватки, был очень сосредоточен, и всё-таки выплёскивал всю свою ненависть к некроманту в том числе и словами. — А до этого ещё и моя жена, её мать, — переходил он сам в нападение, даже заставляя Бальтазара пятиться ввысь по склону холма.

— Рискну предположить, что раз уж ты выжил один, я их убил, — отражал, как мог, некромант яростные рубящие выпады агрессивно настроенного воина, а затем, просто крутанулся вбок, вонзая лезвие меж пластин на плече мужчины.

Тот вскрикнул от боли и попытался отскочить, что в тяжёлых доспехах было не так-то просто. Но с клинка всё же слез, разворачиваясь и едва не задев Бальтазара по бедру. Он даже практически ранил его, правда своим же мечом, сильно надавив на клэйбэг при ударе.

Некромант же заметил щель между линией шлема и кирасой, направив свой клинок теперь туда, пока этот рыцарь будет делать новый замах тяжёлым двуручником. Рана была глубокой, однако же, тот не умер сразу, а выронил меч и рухнул на подкосившиеся колени, переставшие его держать.

— Ты ничего не понимаешь, да? В этом мире нет личных трагедий. Города и люди просто ресурс для всех тех, кто всем управляет, — глядел некромант в глаза умирающего человека.

— Ты зло, — цедил он, ещё кое-как хватаясь за вонзившееся лезвие, не понимая, что чем быстрее оно покинет рану, тем быстрее он погибнет.

— Зло относительно, — хмыкнул Бальтазар. — Что для тебя «зло»? Убитая деревня? Представь, есть два правителя рядом. И один набирает мощь, дабы напасть на соседа. Тот прознаёт об этом и вырезает городок или деревеньку, где хранилась большая часть оружия, грабит и разоряет её. Это зло? Не сделай он этого, не убей всех этих людей, его собственное царство бы скоро было объято войной. И все эти жители, ну не все, может быть, многие, были бы отправлены сражаться и всё равно бы погибли в различных схватках. Он спас себя и свои земли, уничтожив всего один стратегически важный город. Эй, ты там жив? Ты слышишь меня вообще? Понимаешь? — обращался некромант, но собеседник его мог лишь хрипеть, терять силы и собственным весом сильнее обвиснуть на вышедшем с другого конца шеи лезвии полуторного прямого меча-клэйбэга.

— Ну, вот, — закатил глаза чернокнижник, — придётся теперь опять повторять. А я ненавижу повторять людям дважды. Почему все вокруг настолько непробиваемо тупые? Ну, или глухие… Вот эти церковники, например, молятся своему Творцу, молятся, а почему он сделал людей такими хрупкими? Нет, ты гляди, клинок в горло и он тут же зачах, как цветок в огне! Знаешь, сколько раз нужно толстую шею орка проткнуть, чтобы так убить? Да раз пять наверное, и то он ещё будет сражаться, — ворчал он царице-тьме.

— Нет, — фыркнула она, залезая куда-то в дальние глубины его сердца. — Даже не проси делать это ещё раз.

— Да ладно тебе, было же весело! Сейчас я над ним подшучу, тебе понравится, отвечаю! — обещал некромант. — Я снова не забрал его душу… Открой ткань времени до ранения. Нет, лучше с самого начала. «Бальтазар фон Кроненгард!» вот это вот всё давай. С детства в Фуртхёгге не слышал эту аристократическую приставку «фон», отвык так, что дурно от неё становится. Заодно посмотрим, исчезает ли его кровь с меча. И что будет, когда он увидит меня уже вооружённым! — нетерпелось ему посмотреть.

— Ох, только из всей моей симпатии к тебе, — гневно выдохнул женский шепоток, и портал в низовьях холма снова открылся.

IV
Сквозь время, воин Эхри подтаскивал за собой правую ногу, за которую цеплялись полуразрубленные туши зомби, которых он счищал с доспехов и заметил, как недалеко от него уже стоит вооружённая искомая персона. Казалось, некромант даже расслышал скрежет зубов этого рыцаря, от переполняющей злости.

Кровь с клинка испарилась, как и павшее тело, и лужа оставленной из раны на шее крови на траве, уже начавшей покрываться ночной росой. Постепенно смеркалось, закат хмурого дня уже потух, и теперь угасал сам дневной свет. Увы, отматывать время в окружающей реальности не могла даже царица-тьма. Здесь время шло без нарушений.

— Бальтазар фон Кроненгард! — прорычал воин, поднимая меч ввысь.

— О нет! — изображал лютый ужас некромант, запуская пальцы левой руки в каскад платиновых длинных волос, кусая ногти и вытаращив свои фиолетовые глаза на незваного гостя. — Это же великий Эхри! Герой, одолевший монстров и колдунов! Отец Мирель, муж… как там её? Сын… как там его? — кривил бровями некромант.

— А? Что? Наслышан обо мне? Так трепещи! — не понимал мужчина всю иронию голоса Бальтазара. — Я здесь, чтобы уничтожить тебя раз и навсегда! За всех, кого ты убил! За безутешных, потерявших своих родственников! Вои имя солнца и света! Чтобы разогнать всю тьму из людских душ!

Некромант сотворил из белой дымки призрачного скелета, мастеря его по частям, сплетая форму в человеческий рост и вооружая полупрозрачным чуть изогнутым и расширяющимся к концу клинком-фальчионом с зазубринами. А когда тот отправился биться с Эхри, то Бальтазар продолжил своё колдовство, формируя следующего, и так несколько раз.

Вокруг бедолаги с двуручным мечом скакало на астральных костях в скором времени аж четверо противников, нападающих одновременно и с разных сторон, так что отбиваться от них было крайне сложно. Некромант же повторял свою речь про относительное зло, переходя об абстрактных примеров к реальным.

— Я уничтожил твою деревню, говоришь? Так вот, это войско, в том числе, помогло мне завоевать этот замок, принадлежавший барону Казиру. Тот ещё тип был, это ли не благо для народа? Не уверен, что он бы прогнал кота Йоля, одолел Волдриани и упокоил мертвецов Сельваторска. Да и с людьми-змеями, не знаю, нашёл бы он вообще общий язык. И что бы стало с похищенными детьми на Солнцестояние, не вмешайся я в планы ведьмы. Твой городишко пал не столь во зло, ради завоеваний некроманта, сколько ради спасения этих земель, — говорил ему Бальтазар.

— Моя дочь во всём этом не участвовала! — серо-голубые крупные глаза вздрогнули от нахлынувшей влаги. — Девочка просто сгорела заживо в руинах дома! Ты не забирал её труп в войска, ты просто сжёг всё, что у нас было! Опустошил кладбища, перебил население…

— Надо было лучше присматривать, иметь каменный погреб, запасной выход из дома, если дверь завалена огнём, я не буду нести ответственность за всех, кто сгорает в подожжённых избах, — хмыкнул некромант. — Я же не испепелял её лично. Стройте так, чтобы не оставаться в ловушке. Развивайте зодчество, хе! Вы не пожелали отдать добровольно всех, кто в ваших могильниках, что мне оставалось делать? Я беру, что хочу, а вы свой бой, увы, проиграли. Впрочем, как и ты, — глядел он, как рану за раной астральные клинки скелетов наносят, казалось бы, покрытому бронёй рыцарю.

— После меня… придут другие, — глядел перед смертью на него Эхри. — Вселенское зло будет повержено… — с уверенностью хрипел он, падая ниц.

— Забери его душу, — напоминал шёпот царицы-тьмы в этот раз.

— Тебе разве не весело? У меня есть ещё с десяток заклятий, которые надо проверить. Он интересная мишень, смотри-ка, не сдаётся раз за разом даже перед лицом смерти. Ты видишь эти глаза? Они не принимают поражения! Он не осознаёт толком, что умирает, будто уже сам готов вернуться, — разглядывал погибшее тело некромант.

— Он, конечно, забавен. Пожри его душу, давай изучим его прошлое, — протянулась она из его груди непроглядными тонкими переплетениями к телу, с интересом изучая павшего человека.

Бальтазар, не забирая души, проникал вовнутрь той, увидев его жизнь. Сын мясника и жницы, третий ребёнок в семье, вынужденный, как старший, рано взрослеть и приглядывать за братьями. Родители строгие, но, в целом, детство прошло довольно счастливым и в дружной большой компании. Одна девочка из числа приятелей по итогу и стала его женой, когда они выросли. Но, родив единственную дочку, через два года она скончалась зимой от болезни. Девочка росла довольно хилой, капризной, а Эхри, работавший на барской конюшне, избаловал её. Воспитывал одной заботой в память о любимой жене, многое позволял и почти не ругался, к тому же и других детей у него не было, и дочурку он любил больше всего на свете.

Мирель была кокетливой, своенравной. Без спроса трогала мамины вещи, красуясь в серьгах и крупных для своих детских пальчиков колечках перед зеркальцем. Любила сказки, помогала со сбором яблок, периодически что-нибудь себе ломала, имея хрупкие кости и непоседливый характер.

А потом в деревню нагрянул Бальтазар. Он поставил простые условия, забирает с собой всех, кто лежит на кладбище, но староста и совет деревни запретили чёрное колдовство, не желая отдавать своих родных и предков в войска чужаку. Пытались его прогнать, грубили, лезли в драку, и разозлённый чернокнижник уничтожил деревеньку.

Эхри очнулся в конюшне. Сильные потоки огня обвалили ряд зданий, поджигая лишь частично. Кругом жар, духота, запах гари вместе с примесями горящих вопящих людей и животных. Горелое мясо пронизывало воздух тонкой пеленой. Всё обращалось в угли, а он стремглав бежал к избе, в которую уже было не пробраться. Обугленный скелет дочки он обнаружил лишь к утру, когда брёвна достаточно прогорели и затухли, чтобы можно было осмотреть пепелище.

Желая отомстить, мужчина ринулся к кузнице, где сгорела лишь часть стены. Выбрал там клинок получше, не этот клэймор, что-то совсем другое. Полуторный бастард с длинным остриём. И отправился на путь мести. Тренировался, искал попутчиков и наставников. Не в одиночку, а в компании наёмников и искателей приключений одолел крупную жабу на болотах, рогатого древесного элементаля, пробуженного среди зимы тролля и ещё какую-то неповоротливую бестию, о которой Бальтазар никогда ничего не читал и не слышал. Оно было похоже на грызуна-переростка, с рогами, булавой на хвосте и кабаньим рылом. Вероятно, какая-то химера, докучавшая скоту на фермах.

Денег за всё это хватило, чтобы на вырученные средства купить металла и попросить отлить доспехи и двуручный меч. Затем было долгое путешествие по следам некроманта из Книта в Червегор, в частности в Кронхольд, где по пути Эхри попадались люди схожей судьбы, потерявшие дом или кого-то из близких от нашествия всё больше и больше набиравшей численность армии нежити. Он помогал им, разделял с ними горечь утраты и обещал отомстить за всех, кому причинил зло некромант. Латал доспехи у разных кузнецов, так как некачественные, они кусками быстро изнашивались или ломались. А те колдуны, с которыми он сражался, оказались немощными и дряхлыми, только и ждущими смерти, стариками, так как чёрная магия продлила им жизнь, но, увы, не продлила молодость.

И под конец, он глазами воина увидел самого себя вверху на холме, а также сражение с мертвецами, когда на кладбище, через которое шёл Эхри протянулись из могильной земли гнилые и костяные руки, хватавшие его и пытавшиеся задержать. Битва с ними вышла долгой, но уверенной. Свистящий ледяной ветер заглушал взмахи меча, кряхтение его голоса и всплеск ударов. А вот затем картина обрывалась, так как вариаций исхода подле замка уже у мужчины было несколько. Впрочем, все с одинаково-печальным для него исходом.

V
— Сильная душа, — отметила царица-тьма. — Ценный трофей. Поглоти её всю без остатка, раствори в себе и прими целиком его волю! Всё это рвение к победе! Он через столько прошёл, вся эта боль, вся энергия, бьющая яростью! Тебе необходимы такие сильные души, Бальтазар.

— И что, закончить веселье? Он столько шёл сюда, ради мгновения славы, чтобы сгинуть в безвестности трупом на моём холме. Думаю, он заслужил более насыщенного поединка, — уверенно произнёс некромант.

— Перестань играть с едой, словно котёнок! — шипела та. — Подними в виде зомби и развлекайся, сколько влезет.

— Ты не понимаешь, — вздыхал Бальтазар, — это другое. Верни ещё разок, мне интересно формирование человеческой личности. Есть одна идея…

— Нет уж, хватит. Представь, когда тебе это в действительности пригодится! Такие вещи делают очень могучие колдуны, разорвать саму ткань времени! Ты понимаешь, что прошлое надо отпускать? Оно не существует где-то там, пока его не возвращает эта аномалия! Нельзя просто так нырнуть в этот омут и что-то исправить! Твоё будущее тут же растворится и его придётся формировать заново. Законы этого мира вне людского понимания, их даже логика эльфов не берёт со всеми их расчётами. Заметь, среди них почти не бывает некромантов, — шептала царица-тьма.

— Хочу вернуть долг, — заявил Бальтазар после некого молчания. — Посмотри на меня, — полыхали его глаза густо-фиолетовым цветом. — Это именно то, что мне сейчас нужно. Верни его. В последний раз, обещаю. Мне нужно изучить мышление человека, одержимого местью. И только ты сейчас можешь дать возможность это исследовать.

— Но это точно в последний. И за то, как тебя разнесёт на части откатами за баловство, я отвечать не буду, — фыркала она из груди. — Не знаю, что ты задумал, но столько раз подряд рвать временную ткань между мирами не безопасно.

Вдали возникло облако густой черноты, раскрывавшееся в кольцо мерцающего портала. А затем, пока испарялось до полного исчезновения тело Эхри, живой и здоровый рыцарь шёл с двуручными мечом ввысь на убравшего в ножны свой клинок некроманта.

— Ты! — горели серо-голубые глаза мужчины ненавистью.

— Я, — кивнул светловласый аристократ. — Бальтазар Кроненгард, ученик Сульги тёмной, рыцарь при дворе сэра Дрейка Даскана, лучший ученик чёрного мага Гродерика Черноуста. Некромант, эгоист, барон Кронхольда.

— Я Эхри Дальмейн! И я вызываю тебя на смертный бой, некромант! Зло должно быть очищено и истреблено! Выходи биться! — приподнимал рыцарь двумя руками свой тяжеловесный клэймор.

— Для начала скажи, за что ты сражаешься. Ради чего этот путь? Зачем ты хочешь меня убить? — сощурился некромант.

— Ты уничтожил мою деревню, убил мою дочь! Ты принёс только зла… — начал отвечать тот, но был прерван.

— «Столько зла» это общие слова. Чего ты хочешь? О чём ты думал, придя к замку чернокнижника на закате? Сейчас я буду сильнее, почему не выждать с ночёвкой в лесу и не подойти будить меня на рассвете? Буду сонный. Да ещё, кто знает, сегодня вот хмурый день, а завтра вдруг будет солнечный, — пожимал плечами с серебристыми эполетами на мундире Бальтазар.

— Не заговаривай мне зубы хитрец! Ты не уговоришь меня ни уйти, ни сложить оружие. Ничто не вернёт мне мою девочку, а потому готовься к смерти! — медленно начал напирать на него храбрый воин.

— Могу устроить вам скорое свидание, — хмыкнул некромант.

— Я буду только рад принять смерть и увидеться, наконец, с ней и со своей Мари! — имел он в виду супругу, подругу детства.

— А, если не на том свете, а? Если не в некрополях Авалона или куда там нынче попадают души. Что станет с тобой, если я верну твою дочь? Куда денется месть и вся эта жажда моего убийства? — сверкали фиолетовые глаза Бальтазара, хотя душа той едва ли была в загробном мире, а, вероятнее всего, была уже собрана им, как жнецом во время урожая, как и со всех погибших в той деревне.

— Тебе ещё хватает наглости предлагать мне её ожившим мертвецом? Ты просто жалок! Сколь мерзостна твоя душа, сколь чёрство сердце! Ты молодой на вид, но уже одинок и несчастен. Что это? Пусирй замок, ни города вокруг, ничего! Стража? Прислуга? Какие-то кладбища! Ты уже устал от всех, как седой старик-отшельник. В тебе столь много зла, что ты сам даже не можешь его ни с кем разделить! — жалел его рыцарь, одновременно и кривясь в гримасе ярости, и со слезами вспоминая гибель дочери в огне.

— Я не про зомби, храбрый воин. Тьма, ты слышишь? — обращался он глубоко внутрь себя.

— Я наблюдаю, — холодно отозвалась она вместе с громким карканьем всё кружившего над ними Эдгара.

— Тут есть одна маленькая деталь… — замялся он слегка. — Я обещал, что это был последний раз. Но я солгал. Ты же знаешь, что нужно сделать?

— Что я вижу, что слышу, Бальтазара внезапно начала грызть совесть? — шептала изнутри царица-тьма.

— А ты представь его лицо, когда мы разорвём ткань времени уже не для его бронированной туши. Это эксперимент, как у алхимиков. Что будет с одержимым местью, если месть перестанет иметь всякий смысл? Ты никогда не задумывалась над истоками человеческой мотивации? — говорил он, будто бы сам с собой в глазах рыцаря.

А Эхри медленно наступал, не особо понимая все эти речи, но явно недовольный тем, что меч некроманта оставался в ножнах, и тот что-то бормотал вместо того, чтобы приступить к дуэли. Честной или нет — оставалось бы на совести самого Бальтазара. А вот для рыцаря-путешественника кульминацией всей его жизни должен был стать этот бой.

— Вот, в чём всё дело. Жизнь за жизнь да? Этот долг ты собрался вернуть вселенной? Оживили тебя, и ты теперь вернёшь к жизни ребёнка. Станешь свободен. Никому ничего не должен, да? С чистой совестью и чёрным сердцем продолжишь обдумывать планы по захвату обречённого мира? — усмехнулся женский шёпот в груди.

— И тебе только на руку, чтобы я снова стал таким, перестав вздыхать тут вечерами. Давай же, не поленись. Сколько лет назад это было? Не так уж и давно по меркам той, что существует со времён до сотворения времени и пространства, — заявлял ей чернокнижник. — На этот раз и вправду последний, сама знаешь.

— Каким таким? — гневно кричал Эхри, поднимая меч в замахе, ничего не понимая из слов некроманта.

— Как называлась твоя деревня? Перед смертью хочу хоть знать, откуда ты, — причём со слов Бальтазара вопрос звучал так, словно речь шла не о его смерти, а о кончине самого Эхри.

— Бесклен, что в области Книсс, — недобро отвечал тот. — Не маленькая, не большая. Деревня, как деревня. Была, — добавил он с ненавистью к персоне барона-чернокнижника.

— Ты ж не один там выжил, наверняка, пока ты скитаешься, там уже отстроили несколько домов и наладили хозяйство. Давно был дома? — спокойно спрашивал его Бальтазар, а сбоку, почти у каменной кладки южной стены, царица-тьма дымкой нитей из его груди формировала портал в прошлое.

— Как ушёл, так и не был, — косился тот на сверкающее округлое пространство, но и то и дело переводил немолодой взгляд опять на некроманта, дабы тот на него не бросился, отвлекая своими «фокусами».

— Бесклен, примерно полтора года назад… Найди пожар, моё вторжение, сама всё знаешь, не маленькая, — бормотал низкий бархатный баритон, вводя Эхри в ступор.

Кольцо густого переливающегося чёрного дыма расширялось до человеческих размеров. Перепляс сиреневых и голубых тончайших молний внутри прекратился, и, словно в окне, отразилась паника хаоса при пожаре. Визги, крики, собранные души павших… Казалось, даже в ноздри ударил дым и запах горящей плоти. А вид проносился над страдальцами и нырял сквозь брусья полыхающих домов, словно стен не было вовсе.

— Что… Что происходит? Это же она, это Бесклен! Моя деревня! Вся в огне! Зачем ты напоминаешь мне эту боль? — едва не понёсся на Бальтазара с клинком Эхри, — Бессердечное ты отродье! Меня не сломить видениями прошлого! Сражайся, трус! — скрипели его зубы, но окошко портала вовремя настигло нужный дом.

Девочка лет семи в буром простеньком платьице с белыми перепачканным фартучком и закатанным правым рукавом, не знала куда деваться, спасая мамины украшения с полки над печью. Однако вокруг и даже над ней всё с треском полыхало обжигающим жаром. И тут взор её уставился прямо на портал. Там не было огня, был рыцарь в странных кривых доспехах, под чьим забралом она увидела лицо отца, и странный господин в зловещем чёрном косом мундире, буквально приглашавший её жестом к ним.

Заплаканная малышка со слегка растрёпанной русой косой тут же, не задумываясь, выскочила в портал, сжимая в руке бело-голубой свёрток, оглядываясь по сторонам в сумерках наступающей ночи, и тут же помчалась к отцу, не понимая, почему он выглядит столь заросшим и в какой-то броне. Но убежать хотелось куда угодно от полыхавшего всепожирающего пламени, едва подвернулась такая возможность.

Бальтазар вдохнул, глядя, как ребёнок из прошлого переступает грань времени мироздания, оживая и переходя в реальность из видений минувшего. Царица-тьма внутри металась и вертелась в разных чувствах, по-быстрому затягивая портал у стены.

— Папа? Папочка? Это ты? — не могла она даже толком его обнять в этих латах, потому просто прижалась после жара окружавшего огня к прохладным металлическим доспехам.

— Мирель! — упал на траву двуручный меч, а следом и рыцарские перчатки, отец не мог поверить в то, что видит сейчас перед собой.

Мужские пальцы протянулись и таки ощутили реальность её волос, тепло её влажных щёк. Он покрепче прижал её к себе и скинул шлем, едва ли что-то понимая. Посмотрел туда, где сиял недавно портал, но тот уже затянулся. Лишь слегка поодаль на них с изучающим взором глядел некромант.

— Как? — на мгновение глаза немолодого воина метнулись к Бальтазару, но тот горделиво молчал поглядывая на них.

— Папочка! Где мы? Почему ты так одет? Ты теперь рыцарь? А что с твоей бородой, почему такая огромная, — трогала она, даже подёргивая, считая ту ненастоящей. — Дом горит, хлев сгорел, всё сгорело! — дрожали крохотные угловатые губки, похоже, причин пожара девочка толком не знала, иначе бы в Бальтазаре неминуемо увидела угрозу.

— Это, правда, ты, — не мог рыцарь толком даже дышать. — Мирель! Девочка моя! Сколько прошло… Ты жива, — катились слёзы из мужских глаз, и он встал на одно колено, чтобы получше её рассмотреть. — Это сон? Ты ли это! Моя малышка, моя девочка жива! О боги!

— Вроде, жива, — отвечала та нервным тонким голоском, — но было так страшно! Всё горело! Я… я не знала, что спасать и куда бежать! Вот, — протянула она свёрток, где в платке лежали бирюзовые серьги и два кольца, одно цельное из змеевика с узорами цветов, другое медное, зато с красивым простеньким ромбом-гранатом, фамильная драгоценность её матери Мари, довольно дорогая вещица, по деревенским меркам.

— Как же это… Как же такое… Хвала великому барону за это чудо из чудес! О, боги, Мирель! Моя малышка! Как же я рад! Да благословят высшие силы это место! — восклицал бородатый мужчина.

— Красиво поёт, — тихо пробормотал царице-тьме некромант.

— Папочка всегда хорошо поёт, — улыбалась чуток испачканная сажей после пожара девочка, заслышав это и разглядывая отца.

— Неужели это действительно ты! Мирель! — целовал он её щёки, а та морщилась от колючей щетины, не понимая, как она столь сильно отрасла, ведь в день пожара отца она многократно видела, и выглядел он по-другому. — Мышка спит в своей норе, спит кукушка на сосне, спит лягушка во пруду… — напевал он, судя по всему какую-то колыбельную.

— Спит солдатик на посту, — закончила та со смущённой улыбкой, заканчивая строчку.

— Правда! Ты, родная моя! А в шесть лет, помнишь? Я качал тебя на качелях, что смастерил, на старой осине и? — будто проверял он её воспоминания, убеждаясь, что перед ним не видение, не призрак, не зомби, а реальный человек, его истинная дочурка со всей памятью, живая и здоровая.

— Я кричала «сильнее, сильнее!», ну и ты так качнул, что я упала и сломала руку, — краснела Мирель.

— Да, папка у тебя иногда силу не рассчитывает, — стыдился он и сам того инцидента, зато безумно радовался, что она всё помнит, а не является какой-нибудь рукотворной иллюзией.

— Знахарь Питер ещё сказал, что не срастётся и надо удалять… Я тогда ревела всю ночь, боялась, что отрубят руку, — трогала она своё предплечье, видимо, в месте бывшего перелома.

— Но мы приложили дощечки и плотно замотали наволочкой, — улыбался Эхри сквозь слёзы.

— И я практически только лежала с вытянутой рукой, боясь пошевелиться. Несколько дней… Все книжки дома по десять раз ты мне читал, сам выдумывать истории начал из головы, — обнимала она отца. — А где наша деревня? Там был такой страшный пожар! Где мы?

— В безопасности, — неуверенно вздыхал Эхри. — Ты со мной, моя девочка, всё хорошо.

— Ну? Ты-то доволен? — ворчала царица-тьма в груди Бальтазара. — Я вот чувствую, как на одну душу внутри тебя стало меньше. Она метнулась к хозяйке, едва та выскочила с растерянным видом в истинную реальность. И ты тоже это почувствовал, слегка опустев. Её останки где-то там исчезли, а вот души павшей деревни ты тогда поглощал с успехом, был молод и собран, — в укор ставила она ему забывчивость, что он уже не в первый раз случайно пренебрегал довольно важным ритуалом. — А я надеялась, пожрёшь этого воина, наигравшись с добычей.

— Для начала надо узнать, что теперь с ним стало. С его местью, с его настроем, — прошагал некромант по влажной от ночной росы траве в сторону обнимавшихся.

— Барон… — растеряно и даже виновато глядел на него в сумерках вновь выпрямлявшийся воин, не зная, что сказать.

— Эхри из Бесклена. Ты же понимаешь, что я могу заставить тебя пережить ещё раз твою главную трагедию? — коснулся он растрёпанной крупной косы русых волос, поглаживая девочку.

— Папа, а кто это? — глядела та на некроманта голубыми глазами, явно остерегаясь, ведь мундир был украшен металлическими черепами и прочими пугающими застёжками.

— Прошу, отпустите нас домой, — покрепче прижал дочь к броне кирасы Эхри. — Я… я не знаю, как благодарить за её возвращение! Я не верю всё ещё, что такое возможно! — глядел он то на Бальтазара, то на Мирель. — Девочка моя, как же я рад, что ты вернулась! — поднимал он её на руки, прижимая к себе.

— Вот так просто? — хмыкнул Бальтазар. — А зло, что необходимо истребить любой ценой и прочие высокопарные речи?

— Кто ж знал, что некроманты способны на добро?! Простите меня, отпустите с миром, с дочкой. Нет большего счастья на свете, чем снова обрести цель в жизни! — глядел на него воин.

— А как же те униженные и оскорблённые, за кого ты тоже собирался отомстить? Все те, кто понесли убытки и потери от моего нашествия, помогающие тебе в пути и поисках, — интересовался некромант.

— Да пусть боги будут к ним милосердны и облегчат их горе, только дайте нам уйти, — просил мужчина. — Я никогда не думал, что сердце некроманта способно на добро и сострадание. Что способности чёрного мага могут поднимать не зомби, а реально возвращать вот так! — прижимал он ребёнка, а та обнимала отца за шею, поглядывая на барона.

— Я сделал это из интереса, а не из сострадания, — сурово ответил тот с хладнокровным лицом, скрыв тот факт, что действовал не один, а с немалой помощью своей покровительницы.

— Вы чёрный маг? — любопытствовала девочка.

— Барон тёмный маг, — статно и гордо приподнимал тот голову.

— В чём бы ни был ваш интерес, вы сотворили чудо! То, на что не способны все могучие чародеи! — восклицал рыцарь, толком даже не зная, прав ли в этом утверждении. — Вы благословлены, уж не знаю, какими богами! Видимо, самой ночью, что сгущается вокруг. Да будут сумерки временем для главных чудес, спасибо вам, пусть вести о вашем могуществе разлетятся по миру! Моя благодарность будет вечной!

— Но мне не нужно ни похвалы, ни памятников, ни тем более, чтобы пошла молва о мягком некроманте, возвращающем детей родителям, — заявлял Бальтазар.

— Да… разумеется, — не понимая кивал на всё согласный Эхри.

— Вы вернётесь в свою деревеньку. А если её нет, найдёте, где поселиться. И будете рассказывать о том, столь грозный и безжалостный барон Кроненгард. Сколь нет конца и края его могуществу, и как трепещут перед ним все вокруг. Не любовь заставляет людей проявлять уважение, а страх и трепет, — говорил некромант. — И вы наполните Книт историями обо мне. Те, что ты уже слышал по пути сюда, не так ли? Я одолел бога-червя змеелюдей, я подчинил кота-великана, я сверг городничего в Сельваторске, перерубив его решёткой и скормив фурии, — сверкал он глазами.

— Разумеется, — кивал снова и снова мужчина, — Все самые страшные сказки и истории будут отныне о вас. Можно нам уйти с миром, барон? Я готов кланяться до земли за мою дочь! Как же… как же такое возможно?! Спасибо вам, что спасли мою малютку! — поглаживал он, обнимавшую его за шею Мирель, что-то там спрашивающую иногда у него на ушко.

— Станешь моим сказителем, в тавернах там и тут будешь пугать народ байками о непобедимом Бальтазаре, способном преодолеть и время, и саму смерть, ведь он повелевает ею, — говорил тот, глядя, как с опаской на его сверкающие фиалковые глаза косится девочка. — Ступайте по южной дороге, иначе вам негде будет заночевать. А ветра сейчас воют морозные. Недалеко есть городок Яротруск, там и найдёте себе комнату. А, может, и домишко вам Ильдар, чародей-городничий, присмотрит. Там после болезней вполне есть ничейные избы. Тогда и в Бесклен возвращаться не захотите.

— Да, господин барон, — пытался поклониться в остатках доспехов и с дочкой на руках Эхри, едва веря в случившееся. — Может, так даже лучше, в новую жизнь, где ничего не напоминает о прежней. Мы пойдём? — всё желал он надеяться на счастливый исход случившегося.

— Значит, вся месть вот так пропала? — интересовался Бальтазар.

— Вы спасли мою девочку, я могу быть лишь быть благодарным до самого конца дней своих. Возьмите меч, доспехи, мне это всё более не нужно. Скажите, ведь колдовство не временное? Всё это по-настоящему и навсегда? За ней не явятся какие-то потусторонние ищейки с того света или что-то подобное? — глядел на него мужчина с надеждой, а сама Мирель толком даже не понимала о чём речь.

— Навсегда ли? Береги её, я не буду каждый раз такое проворачивать. И сам не лезь никуда, дерёшься ты так себе, пусть сюда и добрался как-то. Вот, — бросил им барон из бокового кармана маленький алый мешочек из бархата с позвякивавшими монетами. — На дорогу до дома или на то, чтобы обосноваться в Яротруске. Ваша новая глава в жизни, распоряжайтесь, как хотите. Но помни, что мне всем обязан и теперь будешь сказки не только ей читать на ночь, но всем вокруг обо мне рассказывать, — звучал тщеславный некромант.

— Обязательно, сегодня же, как доберёмся и найдём ночлег, — обещал ему Эхри. — Да хранят вас боги… Никогда бы не подумал, что скажу такое чернокнижнику и тем более вам. Но я и подумать не мог, на что вы способны!

— Идите уже, а то впотьмах совсем тропы не разберёте, — кривился тот губами, а на плечо к нему приземлился каркающий ворон, наклонявшийся вперёд, чуть раскрывающий крылья, будто прогонявший нежеланных гостей с территории. — На кладбищах вас никто не потревожит, — заверил Бальтазар их напоследок.

— Ого, какая птица! — вытаращила глаза девочка. — Она ваша? Дрессированная?

— Эдгар сам по себе. Живёт со мной, покуда сам этого хочет, — нехотя отвечал ей Бальтазар.

— Да, барон, конечно! Идём, девочка моя! — кивал рыцарь, поставив дочь на ноги в бурых башмачках с прорезями цветочных форм в носке, поднял металлические перчатки, но не меч, и отправился не туда, откуда прибыл, а от южной стены прямиком вниз, куда указал им некромант.

— До свидания, барон тёмный маг, — махала девочка тому на прощание, обернувшись.

А он гордо стоял, сцепив руки за спиной, лишь снисходительно кивнув ей и провожая взглядом. Эдгар смирно сидел на плече, укрываясь от порывов ветра, который трепал лохмы Эхри и заставлял подрагивать девичью косу, как и подол длинного крестьянского платья.

— Раз ты сегодня такой добрый, мог бы и в замке им ночлег предложить, — фыркнула царица-тьма внутри него.

— А, ты думаешь, это такая доброта, да? — тихо произнёс он, усмехнувшись и глядя, как мужчина с дочерью спускаются вниз.

— Ты всё всегда делаешь ради себя, и мне это нравится. Иногда, правда, твои капризы слишком трудозатратны. А иногда я не совсем понимаю твои планы. Потешил своё самолюбие? Он действительно в ноги бы тебе кланялся, а недавно хотел убить. Люди такие странные, но интересные. Просто не понимаю, зачем тратить столько сил на столь могущественное колдовство ради какого-то одного ребёнка. Разве ты их недостаточно тут спас за это время? От демонов, от яда… Она же даже не знает, что должна была умереть в пожаре. Прыгнула на полтора года вперёд, словно в окошко вылезла. Чего ради? Ты, как никто, прекрасно знаешь, что невозможно всегда всех спасать. Ты призван нести мрак, а не жизнь. Но эта непредсказуемость, она… стоила того, наверное… Посмотрим, сколь удачные для твоей репутациислухи пустит этот мужичок. Дерётся он и вправду очень так себе… Но было забавно. Его лицо, конечно, словами было не описать, когда она вышла сюда, — сообщал женский шёпот.

— Вот видишь, признай, что тоже вдоволь поразвлеклась, — усмехнулся он, — Просто ты тоже уже позабыла каково это, веселиться. Всё переживала за меня и мои промахи, то от змеи едва не умер, то от стрел имперцев… А сейчас у нас есть время отдохнуть от всего и хорошенько обдумать, что будет дальше.

— И вовсе я не переживала, — хмыкнула царица-тьма.

— Ну да, ну да, а кто ж удерживал мою душу в теле, обвившись, как пушистый соболь крепкими объятиями? Зато этот мир больше не в праве от меня что-то требовать. Я вернул сюда жизнь, которой здесь уже не было. Сохранил великий баланс, который пусть царит до поры до времени, пока я определяюсь с целями и снова не соберусь раскачать этот маятник. Я вернул долг и теперь свободен. Не этому ли ты меня всю жизнь учила? — интересовался Бальтазар. — Что нет в мире ничего важнее свободы.

— Это так, — соглашалась царица-тьма, успокоившись и свернувшись комочком вокруг его сердца. — И теперь мы двинемся вперёд навстречу новым свершениям. Курс на заносчивую Империю? На дикий Урд? На туманную Арьеллу? На тот же Книт, проведать другие деревеньки, где мы были? — усмехалась она.

— Мне вот теперь что любопытно. Если Империя под предлогом возвращения гномам их старого дома, собирается по слухам объединиться с горными кланами Мимира против Северных Королевств. То, что будет, если я объединю людей, орков, тёмных эльфов, минотавров и остальные Вольные Земли против Империи? — блеснули его зубы, обнажённые хитрой улыбкой под одобрительное карканье Эдгара.

Холодный ветер, набегавший, казалось, с обледеневших побережий Урда, доносящийся сюда аж с Северного моря, взвивался кольцами своих морозных вихрей по целым и полуразрушенным шпилям тёмного замка. Наступала грациозная ночь. Где-то над преклонявшимися от дуновений лесами по правую руку сонно желтела не совсем ещё полная луна. День близился к своему концу, но начиналась новая глава чьих-то жизней. И время, пережившее несколько аномальных порталов, наконец-то, выровнялось, уверенно продолжая свой неумолимый ход.


Оглавление

  • Новый клинок
  • Башня ужаса
  • Кошачий бог
  • Солнцеворот
  • Чёрное сердце, часть 1
  • Чёрное сердце, часть 2
  • Чёрное сердце, часть 3
  • Вернуть долг