And I'm calling for my mother as I pull the pillars down (ЛП) [dwellingondreams] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

– Ты боишься, сестра?

Огромная скала отбрасывала длинную тень на гавань и пристань. Элии пришлось прикрыть глаза от бледного зимнего солнца, чтобы разглядеть это гигантское творение природы. Люди Ланниспорта копошились в его тени, как будто его и вовсе не было, но Элия была заворожена.

– Нет, – наконец ответила она с полу-улыбкой, – братец.

Она ткнула Оберина локтем вбок, и тот рассмеялся.

– Говорят, они все еще держат львов прежнего лорда в подземельях. Может мы сможем их увидеть.

– Ты бы этого хотел, правда? – Элия нежно усмехнулась и не стала обращать внимания на ухмылку брата.

В Звездопаде ходили разговоры о помолвке Оберина с Эшарой Дейн, которой было всего одиннадцать, но она уже обещала стать невероятной красавицей, это было очевидно, но привязанности между этими двумя не было, Эшара была милой и умной, и Элии она понравилась бы в роли невестки, но она была слишком тиха для Оберина, слишком сдержана, и кроме того, она не могла себе представить Оберина женатым, на ком бы то ни было, будь она тихой и кроткой или дикой, как он.

На Арборе Элию представили Пакстеру Редвину, но он показался ей скучным и слишком застенчивым рядом с девушками, кроме того, ему было тринадцать, а ей шестнадцать, она была взрослой женщиной. И когда Оберин начал насмехаться над «пушком персика», как он назвал оранжевые волосы Пакстера, она не смогла сдержать хихиканья.

Потом был Старомест, а там был Бейлор Хайтауэр, которым Элия была ослеплена почти весь месяц, что они там гостили, пока Оберин не обозвал его Бейлором Ветродуем за то, что тот пустил ветры перед ними, и теперь она не могла без смеха смотреть на мальчишку.

На Щитовых островах тоже были юные лорды и леди, но матушка решила, что многие были из слишком уж мелких домов, чтобы серьезно о них раздумывать. Последней их остановкой месяц назад был Крейкхол, но Элия сочла Роланда Крейкхола слишком скучным, а Оберин развлекался там, затащив в постель половину местных девиц и может быть даже и четверть парней.

Но Утес Кастерли и Ланнистеры – это было нечто другое. Любимая дорогая подруга матушки леди Джоанна умерла пять месяцев назад, и ее с ее вдоцом, лордом Тайвином, дети были еще малы, близнецам было по семь, а карлик был младенцем.

Элия не понимала точно, во что играет матушка, привозя их сюда, даже если она договорится о браке Элии с сыном лорда Тайвина, пройдут годы, прежде чем мальчик сможет на ней жениться, и то же касалось Оберина и дочери лорда.

Она не солгала. Утес Кастерли, несмотря на все свое устрашающее величие, не напугал ее. Она сочла его похожим на какой-то лабиринт, и ей нравилось бродить по его запутанным коридорам, выходя на балконы, нравилось куда больше, чем проводить время с его жителями.

Тайвин Ланнистер одарил их минимумом положенных гостям любезностей, и пусть Элия понимала, что мужчина все еще скорбел по любимой жене, о которой говорили, что она единственная могла вызвать в холодном человеке искреннюю улыбку и подлинный смех, она не понимала, как он мог быть так холоден к своим детям.

Матушка была правящей принцессой Дорна и часто была занята, но она всегда находила время для детей, открыто проявляла к ним любовь. Может быть это была традиция Дорна, открыто демонстрировать любовь к своим детям, а не просто считать, что их должно быть видно, но не слышно, но этот человек вовсе игнорировал близнецов, а про младенца делал вид, что его не существует.

Конечно, Серсея и Джейме не были ангелочками, они могли быть миленькими, когда им этого хотелось, но они могли быть жестокими и злобными чудовищами, хотя их тявканье, или это был львиный рев, усмехаясь думала она, все еще было страшнее, чем укусы.

Оберин хорошо поладил с Джейме, хотя между ними и было восемь лет разницы, но Серсея была в ярости, что внимание ее брата было обращено на кого-либо другого, кроме нее.

И то, как они обращались с их младшим братом…

– Леди Серсея, пожалуйста, идите, поиграйте…

– Он мой, – резко ответила маленькая девочка, подняв подбородок, повысив тон, словно великая леди, а не ребенок. – А ты просто молочная корова, ты не можешь говорить мне, что делать. Молчи, или я велю отцу отрезать тебе язык. Корове не нужен язык, только вымя.

Кормилица, которая была не старше Элии, побледнела, и хотя она не казалась довольной, что ей угрожает девочка младше ее на десяток лет, все же поспешно вышла.

Джейме немного нервно хихикнул, и Элия обменялась взглядом с братом, который пожал плечами.

– Ну пойдем, посмотрим на чудовище.

Тирион Ланнистер не был чудовищем. Он выглядел как обычный младенец, только меньше, с глазами разного цвета и ногами короче обычного. Он был почти миленьким, подумала Элия, и она нежно улыбнулась, протягивая руку, чтобы погладить его головку, а Оберин рассмеялся.

– Про него говорили, что у него хвост и клыки, – фыркнул он. – А это просто ребенок.

– Он убил мою мать, – рявкнула Серсея, распутывая пеленки спящего малыша, хватая его за член и крепко сжимая. Ребенок закричал, и Элия в ужасе отступила.

– Оставь его, – вдруг сказал Джейме. – Ты делаешь ему больно.

Девочка отпустила младенца, и Элия шагнула вперед, поднимая плачущего малыша на руки, глядя на нее.

– Да что с тобой не так?

– Все это неважно, – дерзко ответила девочка. – Все говорят, что он скоро умрет. Он не должен был прожить так долго.

– Он выглядит достаточно здоровым, – заметил Оберин. – Если только ты не оторвешь ему член как-нибудь.

– Он не убивал твою леди-матушку, – сказала Элия. – Роды убили ее, но это могло случиться с любыми родами. Вы с твоим братом имели больше возможностей убить женщину родами, чем он.

Красивые зеленые глаза Серсеи потемнели, но Элия лишь спокойно посмотрела в ответ.

– Тебе откуда знать? – Наконец рявкнула девочка. – Ты просто дорнийская шлюха.

Джейме неловко замялся.

– Серсея…

Оберин присел, чтобы быть на одном уровне с маленькой девочкой.

– Еще раз назовешь мою сестру шлюхой, – тихо сказал он, – и мы увидим, кто первый лишится языка, раз уж тебе так нравится эта идея.

Серсея побледнела и ударила его, но Оберин поймал ее за тонкое запястье, сжал и рассмеялся, и Джейме шокированно помчался за ней, когда девочка выскочила из комнаты, криком зовя дядю Кивана.

– Не надо было этого делать, – сказала Элия, укладывая Тириона в колыбель и укутывая его. Его слезы высохли, мальчик радостно агукал, глядя на нее, и она агукала в ответ, а потом повернулась к своему импульсивному младшему брату. – Она пойдет к лорду Тайвину, и он не из тех людей, что потерпит, чтобы их дочерям угрожали.

– Вся их семья угрожает людям, как нищие просят хлеба, – Оберин закатил глаза. – Пора бы им уже привыкнуть. Кроме того, этот человек совершенно игнорирует и свою дочь, и наследника, так же как и этого ребенка, разве что тех он не может запереть с кормилицей.

– Матушка хочет, чтобы ты женился на Серсее, или я вышла за Джейме…

– И мы оба знаем, что этого наверняка не случится, – Оберин фыркнул. – Даже если бы их отец был согласен, а мы оба знаем, что этого нет, я бы никогда не женился на этой маленькой сучке, даже если бы на выбор была она или больная чесоткой шлюха. По крайней мере, шлюха не попробует кастрировать меня во сне.

– Оберин, – с отвращением прошипела Элия, но все же усмехнулась и покачала головой. – Ну, не думаю, что мы в любом случае здесь надолго задержимся.

– Вот и хорошо, – ответил он. – Ходим здесь, словно запертые в старой гробнице. Боги, я знаю, что они тут скорбят, но даже служанки тут унылые. Знаешь, только прошлой ночью я…

Элия была права. В отличие от других замков, в Утесе Кастерли они пробыли не больше двух недель. Но все же, к их удивлению, они уехали заключив помолвку, только ту, которую никто не ожидал.

– Матушка, – сказала Элия, когда ей все рассказали. – Ты сошла с ума?

– Милая девочка…

– Я не выйду замуж за вдовца леди Джоанны, – прошипела она, скандализованная одной мыслью об этом. – Почему он даже задумался о таком? Почему ты?

– Потому что положение леди Утеса Кастерли и жены Хранителя Запада – это не то, над чем можно усмехаться, – огрызнулась матушка. – И ему надо жениться, как он будет выглядеть, если останется неженатым? Ему едва исполнилось тридцать, и он в добром здравии…

– Матушка, мне шестнадцать!

– Шестнадцать, а умом ты старше вдвое, – ответила матушка чуть более мягко, и она взяла Элию рукой за подбородок. – Ты милая умная девочка, Элия, пусть даже ты этого не видишь.

Элия не видела. Она не считала себя уродливой, но она родилась слишком рано, была слишком маленькой и худенькой, со слишком большими для ее лица черными глазами и немного тусклыми волосами, которые непослушными волнами лежали вокруг ее овального лица оливкового цвета кожи.

Оберин был красивым, все это видели, и красивым был их старший брат Доран, но она была невзрачной, слабенькой маленькой Элией, которая никогда не могла вольно бегать, играя с другими детьми, всегда укрытая от всего, из страха, что она заболеет или поранится.

– Тебе не придется беспокоиться о том, чтобы дать ему наследников, у него уже есть два сына. Так что тебе не нужно будет бояться лишиться жизни на родильном ложе, как его первая жена.

– Его первая жена едва в могиле, – взорвалась Элия. – Матушка, леди Джоанна была твоей подругой…

– Джоанна Ланнистер не пожелала бы видеть падения своего дома из-за скорби ее мужа и его бесконечной гордыни, – резко ответила мать. – Тайвин Ланнистер уничтожит себя и своих детей, если продолжит все так – конечно, он прекрасно умеет править через страх, особенно после того, что он сделал с Рейнами, но даже самый опасный человек иногда нуждается в мягкой руке.

– Джоанна была такой для него. Посмотри теперь на его замок! Половина слуг боится даже взглянуть на своего лорда, а остальные потакают капризам двух несносных детей, который уже считают себя новыми лордом и леди замка. Это непростительно. И то, как позорно они относятся к маленькому карлику, полумуж он или нет, этот ребенок Ланнистер, а его заперли, словно больного серой хворью.

Элия недоверчиво смотрела на нее.

– И ты думаешь, я должна выйти за него и все исправить? С чего ему слушать хоть что-то, что я скажу?

– Он не станет слушать. Твоя задача к этому привести, Элия. И из всех возможных девиц, которых ему представят в виде возможных вторых жен, ты достаточно умна, чтобы этого добиться.

– Змея может рвануться и ужалить льва, – мрачно сказала Элия. – Но отравленный лев все еще может убить змею одним ударом лапы.

– Ты моя умная девочка, – мать улыбнулась. – Но может быть змее не придется жалить льва.

========== Часть 2 ==========

- Но я не хочу замуж за кузена Рейгара!

За десять лет жизни Робарра Баратеон привыкла в основном получать то, что хочет. Она была старшим ребенком своих родителей и их единственной дочерью, и пусть она никогда не унаследует Штормовой Предел, она выросла с мыслью, что ее ожидает какая-то великая судьба. Судьба, в которой не было места браку с ее странным кузеном, что она станет членом семьи Таргариенов.

- Я хочу замуж за Неда Старка, - твердо сказала она.

Робарра познакомилась с Эддардом Старком через своего младшего брата Станниса, с которым тот воспитывался в Орлином Гнезде у Джона Аррена. Пусть они встречались всего несколько раз, Робарре казалось, она почти в него влюблена, и была уверена, что тоже ему нравилась, и это заставляло Станниса скрипеть зубами и заявлять, что она, опять, все испортила.

Они со Станнисом были слишком близки по возрасту и слишком разными по характеру, чтобы хоть как-то подружиться, но они были яростно преданы друг другу, когда не ссорились, и даже он считал, что это нелепо, что она должна выйти замуж за принца только потому, что у того нет сестер, а их бабушка была Таргариен.

- Могла бы, вышла бы, - устало ответил Стеффон Баратеон – он всегда выглядел усталым с тех пор, как вместе с матушкой вернулся из Королевской Гавани, где, говорят, король был без ума от горя от смерти маленького принца Эйгона, последнего ребенка королевы, который не дожил до своего первых именин. – Но это решил король, милая, и я не могу ему отказывать.

- Можешь! – Взорвалась Робарра. – Скажи ему, что я не хочу замуж за кузена, и что ему лучше найти своему сыну другую девчонку в жены. Например, Серсею Ланнистер, все знают, что лорд Тайвин хочет выдать дочь за Рейгара! – Она встала со стула в богато украшенном кабинете отца и сердито прошлась по комнате, собрав руки на груди, нахмурившись, избегая горестного взгляда отца.

- Серсея Ланнистер, несмотря на все богатство и знатность ее семьи, не Таргариен, - хмуро указал отец, тоже медленно поднимаясь с места. – Я знаю, это трудно принять…

- Я тоже не Таргариен! Я Баратеон, и я стану Старк.

- Лорд Старк не станет столь открыто противиться королю, - он вздохнул, обходя стол и подходя к ней. – Робарра, то, что ты чувствуешь к Эддарду Старку всего лишь девчоночье увлечение. Я уверен, он всегда будет тебе дорог, но ты не сможешь выйти за него. Ты теперь обещана Рейгару.

- А если у королевы родится дочь? – Спросила она, напряженно глядя на Стеффона. – Тогда Рейгар сможет жениться на своей сестре, как и все остальные в этой дурацкой семье!

- Милая, королева слаба здоровьем и немощна, и даже если она родит здоровую девочку, она будет слишком юна, чтобы выйти за принца Рейгара. Между вами с принцем всего четыре года разницы, и принц будет хорошим мужем. Может быть он… - теперь отец заколебался, пытаясь подобрать нужные слова. - … немного задумчив, но этого стоило ожидать, учитывая его положение. Он несет на себе огромный груз ожиданий, зная, что однажды станет королем. А ты станешь королевой, Робарра! – Стеффон опустил руки ей на плечи. – Ну хватит, ты же знаешь, на это не стоит задирать нос.

- Я не хочу быть его королевой, - Робарра была в ярости. – Я даже не похожа на Таргариенов.

Как и не был похож отец, пусть его синие глаза иногда отливали фиолетовым при особом освещении. В конце концов семя Баратеонов всегда побеждало – Робарра была высоковатой для девочки десяти лет, и выглядела куда старше своего возраста. Ее волосы были непослушной гривой темных кудрей, глаза были ярко-синими, и она точно не была худенькой, но и не толстой, скорее ее можно было назвать крепко сбитой, полагала она, и септа говорила, что она унаследовала широкие бедра своей матери, пригодные для родов, так что ей не стоило опасаться смерти на родильном ложе.

Робарре не хотелось рожать детей Рейгару Таргариену. Ей хотелось охотиться с Станнисом и Недом Старком, когда они навещали Штормовой Предел, путешествовать с отцом по Штормовым Землям, посещать Эстермонт с матушкой по окончании зимы, прыгать со скал и плавать, и бегать под дождем, словно нищенка, а не леди.

А вместо этого она поедет в Королевскую Гавань с отцом, предположительно чтобы стать компаньонкой немощной королевы, а на самом деле для того, чтобы король оценил, достойна ли она стать невестой его сыну, и чтобы Рейгар мог за ней поухаживать или что там полагается делать.

Она поцеловала Неда Старка перед отъездом – Робарра не озаботилась попросить его поцеловать ее, потому что он бы отказался, заявляя о своей чести или чести каких-то других Старков, и тому подобная чушь – так что она сама наклонилась и поймала губами уголок его рта, и улыбнулась, когда он ярко раскраснелся.

- Тебе не стоило этого делать, Барра, - пробормотал он, глядя под ноги. – Это… Это не…

- Я хотела, чтобы мой первый поцелуй был с тобой, - сказала она. – Не с ним. Тебе ведь понравилось, да?

- Это не то, что…

- Вот и хорошо, - с удовлетворением сказала она. – Я не стану тебе писать, потому что мне нечего хорошего будет сказать, но ты ведь будешь думать обо мне, Нед?

- Я… Да, - он наконец вздохнул, и когда она сжала его руку, он не сжал ее в ответ, просто держал, и этого было достаточно.

- Когда мой кузен умрет, я буду королевой и буду делать что хочу, - пообещала она. – Я призову тебя ко двору, и ты сможешь стать моим мужем.

И тогда он рассмеялся, нескладный мальчишка с темными волосами и нежными серыми глазами, с строгим взглядом и прямой спиной, и Робарра, несмотря на свою юность и вспыльчивость, ощутила, как ее окатывает странное чувство потери, словно мокрый плащ, покрывает ее. Может быть отец был прав, и это просто детская влюбленность, но даже если так, было в этом что-то острое, чистое и болезненно холодное.

И все же, она была не из тех, кто куксится, и она изо всех сил старалась быть веселой, когда прибыла ко двору, пока зима подбиралась все ближе. Она ненавидела Королевскую Гавань, ненавидела, как король смотрит на нее, и ее разрывало между жалостью и состраданием к королеве Рейле, о которой все знали, что она не любила своего жестокого брата, и все же снова была в тягости, запертая в Твердыне Мейгора с двумя септами, чтобы все были «уверены в ее верности королю».

Рейгар Таргариен был красив, и за это Робарра ненавидела его. Если бы в смысле внешности ему хоть в чем-то можно было бы отказать, может быть, думала она, она смогла бы забыть свою обиду. Но его серебристые волосы спускались локонами ниже плеч, а глаза были яркого цвета индиго, и его лицо было таким искренним, что иногда казалось девчоночьи. Он был тихим, задумчивым мальчиком, в чем напоминал ей чем-то Станниса, но не такой резкий и грубый, как ее младший брат.

По всему она должна была с первого взгляда влюбиться в Рейгара – он был нежен и добр, силен и уважителен, грациозен и умен, мечта каждой девы. Но она не влюбилась. Дело было даже не в том, что они были родственниками – троюродные братья и сестры женятся часто, и они не были похожи друг на друга, и не росли вместе. Он просто не был тем мужчиной, рядом с которым она себя представляла, когда думала о браке. Конечно, она думала о благородном Неде – но на самом деле любой мужчина был бы лучше. Любой, но не настолько чертовски миленький.

По крайней мере, он хотя бы хорошо умел сражаться, и никогда не запрещал ей тренироваться с луком и скакать с ним верхом – Робарра с радостью носила бы меч, если бы могла, но дальше тренировок на деревянных мечах со Станнисом дело не зашло – он всегда жаловался, что она должна вышивать или играть на арфе. У Робарры не хватало терпения на вышивание, но ей нравилось петь и танцевать, пусть септа всегда корила ее, что она в этом была несколько непристойна.

Она смотрела немного раздраженно, как идеальный Рейгар аккуратно спустил еще одну стрелу, поражая манекен прямо в шею.

- Латный воротник в бою его бы спас, - немного надменно сказала она – в первое время она думала, что сможет достаточно раздразнить принца, чтобы он уговорил отца отменить все, но Рейгар терпел ее резкости и капризы с терпением септона, что только больше ее бесило. Он вел себя так, словно она была временной обузой, которая вскорости сама по себе разрешится.

- Конечно, - спокойно сказал он. – Хотите попробовать теперь, миледи?

- Я же говорила, звать меня Робаррой. – Она не была создана для дворцовых вежливостей, и Робарра не видела смысла в том, чтобы каждую фразу завершать словами «мой принц», раз сама скоро станет принцессой.

Он просто блаженно улыбнулся, слишком зрело для мальчишки четырнадцати лет, и она прицелилась. Ее стрела пролетела мимо, и она раздраженно прикусила нижнюю губу.

- Подольше сосредоточьтесь, - тихо приободрил он ее, - и ваш прицел улучшится.

- Я не нуждаюсь в советах юнца, который все время проводит за чтением или играя на идиотской арфе! – Она взорвалась и тут же притихла, потому что даже она никогда не была с принцем настолько грубой, и его лицо было так тяжело прочитать, что ее это напугало.

- Прошу прощения, - наконец сказал он, не отрывая от нее взгляда, - если я заставил почувствовать себя здесь нежеланной, Робарра.

Она с трудом заставила себя не ерзать неуютно в седле, и посмотрела вниз, на свою лошадь.

- Ты… Вы не… Это было неприлично с моей стороны, прошу прощения, ваша милость.

Казалось, будто ей пришлось глотать камни.

Он тихо вздохнул.

- Я не хочу, чтобы ты была несчастна. Но некоторые вещи не в нашей власти.

Он как будто говорил не только об их помолвке.

Робарра с трудом поборола гневный румянец на ее щеках.

- Я не привыкла к жизни при дворе. Я… Я скучаю по дому.

- Когда мы поженимся, наш дом будет на Драконьем Камне, и это недалеко от Штормового Предела, - подбадривающе сказал он. – Ты сможешь гостить у своей семьи когда захочешь.

«Но мне все равно придется жить с тобой, и быть твоей женой, и рожать тебе детей» - мрачно подумала она, но кивнула.

Она довольно часто ужинала со своей будущей свекровью – для такой юной как она мало было приглашений, и Робарре часто приходилось ужинать наедине с отцом, если ее присутствия не требовали члены королевской семьи.

На королеве не было видимых следов – король не касался ее, когда она бывала беременна, Робара уже это знала, и верила – или хотела верить – что ей не придется терпеть такую же боль и унижения, когда они с Рейгаром поженятся. Она не представляла себе, чтобы он ударил ее от гнева или жестокости. Но он все еще был мальчишкой, и они поженятся, когда ей исполнится шестнадцать, а ему двадцать, и он будет уже мужчиной.

Король хотел, чтобы они поженились как только она расцветет, и Робарра считала себя везучей, что это до сих пор не произошло, но отец настоял, чтобы они подождали, и Робарра была этому рада – ей не хотелось выходить замуж и ложиться в брачную постель в двенадцать или тринадцать лет.

- Я верю, что Рейгар будет обращаться с тобой хорошо, - тихо сказала королева Рейла – она всегда говорила очень тихо – медленно нарезая мясо.

Ужиная с этой женщиной Робарра часто ощущала себя свиньей – та была такой тоненькой, даже будучи в тягости. Она заставила себя медленно разжевать еду и проглотить.

- Да, ваша милость.

Женщина улыбанулась и положила бледную прохладную руку на кисть Робарры, нежно пожимая ее.

- Надеюсь, однажды ты будешь видеть во мне мать. Твоя бабушка была моей тетей, и мы с твоим отцом были хорошими друзьями, когда были маленькими.

«У меня уже есть мать, и она правит Штормовыми Землями за моего отца, и он никогда не бил ее, и не обвинял в неверности, и не запирал ее, словно узницу» - подумала Робарра, но кивнула.

- Вы… Вы очень добры ко мне, ваша милость.

Король не был так добр. Она почувствовала ужас и была унижена, когда он спросил ее отца, была ли она «все еще чиста – слишком уж она похожа на Аргеллу». Все Баратеоны и все Таргариены знали об Аргелле Штормовой Королеве, которую предали ее люди и привели к бастарду Таргариенов голой и в цепях.

Отец был в ярости от этого, и Робарра сама была зла, но ничего нельзя было сделать. Ей не нравилось, что сильные плечи ее отца всегда немного опускались после разговора с его кузеном. Это позорило их обоих. Она понимала теперь, почему Станнису не позволили отправиться ко двору, чтобы стать компаньоном принца. Стеффон Баратеон хотел держать свою семью как можно дальше от своих неуравновешенных королевских родичей.

- Думаю, ты полюбишь Драконий Камень, - продолжила женщина.

Рейла не была красива, но она была хорошенькой, в нежной, деликатной манере, с кожей как фарфор и такими же глазами цвета индиго, как у ее сына. Как и ее муж, она выглядела намного старше своих двадцати девяти лет, и ее улыбки всегда были печальными. Это пугало Робарру – таким будет ее будущее? Все знали, что королева не любила своего брата-мужа, и все, что она получила – мертвые младенцы, кровь и синяки.

- Каким бы мрачным не было это место, в нем есть какая-то магия.

Робарра слышала о Драконьем Камне, о темном и пугающем замке, полном гаргулий и каменных драконов, и сомневалась, что когда-либо сочтет это место своим домом.

Нежные руки королевы легли на ее живот, когда она откинулась в кресле, и Робарра проследила за ними взглядом.

- Я… Я буду молиться за вас и вашего ребенка, ваша милость, - предложила она, пусть никогда не ощущала к Вере ничего кроме скучающего интереса, и всегда торопилась поскорее закончить молитву, к огорчению ее септы.

- Это очень мило с твоей стороны, - ответила Рейла с той же печальной, смиренной улыбкой. – Уверена, этот ребенок вырастет большим и будет процветать.

Робарра думала, что она сама в это не верит.

========== Часть 3 ==========

Когда Элия вернулась в Утес Кастерли, прошел почти год. Здоровье ее отца ухудшалось быстро – он всегда был несколько хрупким, и Элия знала, что слабость здоровья унаследовала от него, и она так отчаянно хотела, чтобы он увидел ее свадьбу, пусть даже она выйдет за столь холодного человека, как Тайвин Ланнистер.

Ее свадебная свита была небольшой – так как жених был вдовцом, свадьба должна была быть простой и скромной, из уважения к покойной леди Джоанне, и Элия была рада, что мать не стала спорить с ее женихом об этом. Ее сопровождали ее родители, братья, дядя Левин и новая жена ее брата Дорана, Мелларио, а также около тридцати слуг и служанок, а также пятьдесят солдат.

Элии было теперь семнадцать, настоящая взрослая женщина, но она не ощущала себя женщиной. В Дорне к женщинам относились лучше, чем в Вестеросе – вот почему правила мать, а не ее младший брат. Элия не увидит подобного обращения, как не увидят и ее дочери, хотя она сомневалась, что вообще родит Тайвину Ланнистеру детей.

Она не была так наивна, чтобы думать, что он не ляжет в ее постель – как бы горд он не был, и как бы он не скорбел, он все еще был мужчиной, а она была юна и хороша собой, пусть она и сомневалась, что когда-либо могла бы сравняться красотой с его покойной женой. Но она не думала, что он захочет Ланнистеров, похожих на дорнийцев, и от этого чувствовала облегчение, пусть и часть ее в глубине желала стать матерью.

В Дорне невесты обычно не носили белое, как делали в Вестеросе, но из уважения к традициям ее мужа Элия настояла на платье цвета слоновой кости, которое, пусть и явно дорнийское по крою, было очень скромным, не считая разреза спереди, открывавшего вид на ее лодыжки и сандалии из лент. Платье подчеркивало ее небольшую грудь, на которой лежало ожерелье из золота и рубинов, предварительный свадебный подарок жениха. Он был довольно щедр, решила она, пусть его щедрость и была нежеланной ему. Ее темные волосы были распущены, и в ее ушах были длинные серьги, двойные солнца из золота. Зрители в септе, по крайней мере те, что были вестеросцами, ошеломленно смотрели на нее и шептались, но Элия отказывалась оглядываться на них, сконцентрировавшись только на хватке дрожащей руки ее отца. Она чувствовала на себе гордый взгляд ее матери, даже издалека, и ей хотелось бы быть такой же вызывающе гордой, столь уверенной в себе, незнающей сомнений.

На Тайвине Ланнистере был золотой дублет, его сын и дочь, стоявшие неподалеку от него, были одеты в похожие наряды. Серсея Ланнистер в восемь лет была такой же красавицей, как и в семь, а Джейме Ланнистер был красивым маленьким мальчиком, но на лице девочки было что-то вроде уродливой гримасы, а в ярко-зеленых глазах мальчика читалась боль. Карлика нигде не было видно.

Она с любопытством смотрела на своего мужа, едва прислушиваясь к словам септона. Тайвин Ланнистер был красивым, чисто выбритым мужчиной, который еще не начал лысеть, но она думала, что его волосы уже становились реже, чем были раньше. Он был высок, силен, и у него было отменное здоровье, и его глаза сияли, словно зеленые озера. Он не смотрел на нее ни с отвращением, ни с недовольством, ни с раздражением, но со сдержанным упреком, словно она уже сделала что-то, что он не одобрял. Элия, сколь бы неуверена или стеснительна она не была, не привыкла к тому, чтобы желать чьего бы то ни было одобрения. Когда их объявили мужем и женой, лордом и леди Утеса Кастерли, она поцеловала его, прежде чем он успел поцеловать ее, потому что он выглядел так, словно собирался остановиться и заставить ее ждать, словно пытаясь доказать всем, что она никогда не сравниться с Джоанной.

- Ты забываешься, - холодно пробормотал он ей на ухо, когда они вышли из септы и пошли на встречу прекрасному закату, под багровым, золотым и оранжевым небом над ними.

- Нет, муженек, - спокойно сказала Элия, с блаженной улыбкой глядя перед собой, потому что Оберин и Доран одинаково озабоченно смотрели на них. – Я прекрасно помню, кто я и кем являюсь.

Пир был хорош, не роскошен, и музыка с танцами были как полагается приглушены, хотя «Жену Дорнийца» и «Дожди в Кастамере» играли так часто, что в конце Элии уже хотелось от этого кричать.

Первым танцем она танцевала с Дораном, который грациозно кружил ее, безостановочно волнуясь за нее, как бы она не убеждала его, что была счастлива, что она хотела этого брака.

- Этот человек, - сказал он, - может быть более жестоким, чем поцелуй скорпиона, Элия. Лучше бы тебе не забывать, что он делал.

- То, что он сделал, - сказала Элия, - было ради его семьи, и пусть мне это не нравится, я могу его за это уважать.

- Маленький лорд Тарбек, - резко напомнил ей Доран. – Говорят, мальчика швырнули в колодец, и твой лорд-супруг командовал этой бойней в девятнадцать лет, едва ли старше, чем ты сейчас. Это не было преходящей кровожадностью ребенка в пылу битвы. Это был расчет взрослого мужчины.

- Я запомню это, - пообещала Элия, и что еще она могла сказать? А потом она танцевала с Оберином.

- Если он хоть пальцем тебя коснется, все, что нужно, написать матери или мне, и мы сотрем эту скалу в порошок, сестричка, - Оберин улыбнулся, словно шутил, но Элия слышала правду в этом смехе.

- Дядя Левин останется со мной в качестве присяжного рыцаря, - напомнила она. – Не стоит беспокоиться, тебе еще столько нужно выпить и столько девок пощупать, братишка.

Он приподнял бровь и рассмеялся.

- Ты слишком хорошо меня знаешь.

С мужем она танцевала всего дважды. Один раз они возглавили танец в начале пира, а второй раз, когда призвали к провожанию в постель. Он ничего не говорил, и Элия предпочитала разглядывать лица вокруг них, пытаясь вспомнить, кто был членом какой семьи, и у кого следует попросить дам во фрейлины, а не пытаться вовлечь его в вежливую беседу. Он был хорошим танцором. Не столь грациозным, как Доран, и не таким быстрым на ноги, как Оберин, но они хорошо совпадали в шагах.

Провожание в постель не было обычным делом в Дорне, где предполагалось, что жених и невеста уже могли возлежать вместе в постели до свадьбы, а иногда даже и до помолвки, но Элия не испугалась, когда несколько наиболее дерзких лордов криком потребовали провожания, пусть оно и было куда более сдержанным, чем принято, потому что большинство дам колебалось, стоит ли слишком резко прикасаться к лорду Тайвину, а дядя Левин подхватил ее на руки и понес как ребенка до того, как мужчины успели даже коснуться ее.

- Не бойся, Элия, - заверил он ее, когда они достигли дверей комнаты, которую она должна была делить со своим мужем.

- Я не боюсь, - пообещала она, как обещала весь вечер всем, что не боялась своего мужа, и она нежно поцеловала его в щеку, когда он опустил ее.

Она сидела на краю кровати, разглядывая гобелены на стенах, прислушиваясь к треску огня в очаге, пока дверь не открылась снова, и Тайвин Ланнистер не вошел в одиночестве, очевидно отделавшись от женщин, сопровождавших его. Он посмотрел на нее, закрыл дверь и подошел ближе.

Элия видела по его лицу, что он не был намерен вовсе с ней разговаривать, и все же попыталась, медленно поднимаясь на ноги.

- Мне очень понравился пир, и я хотела бы поблагодарить поваров и слуг завтра, после завтрака…

Он развернул ее, не слишком нежно, но и не грубо, и начал расстегивать ее платье. Дорнийки обычно не носили корсет и роскошное, тяжелое нижнее белье, так что всего за несколько секунд она оказалась полностью обнажена, не считая фаты на ее голове.

- И мне хотелось бы встретиться с остальными дамами Западных Земель, пригласить их погостить у меня или остаться моими… - Она с трудом сдерживалась от желания прикрыться, когда он снимал с нее фату, и она положила руки ему на плечи, когда он начал расстегивать бриджи. Тогда она поняла, как он собирается это сделать, чтобы она была полностью голой, а он полуодет, словно она была шлюхой в таверне. И она отодвинулась от него.

Он принял это за ужас девственницы.

- Значит, ты все еще дева? – Холодно спросил он, прищурившись.

- Я твоя жена, - столь же холодно ответила она, - и я ни с кем не бывала в постели до тебя. Ты будешь обращаться со мной с уважением, которого я достойна. Идем в постель, Тайвин.

- Не смей звать меня так, - рявкнул он, и на секунду в его глазах мелькнула боль, но всего на секунду.

- Я твоя жена, - холодно повторила она, - я стану звать тебя «милорд» на глазах жителей этого замка и твоих равных, как и полагается, но в нашей комнате я буду звать тебя по имени.

- Я твой муж, - резко сказал он, - и ты будешь делать, как я скажу.

Элии хотелось дать ему пощечину, но вместо этого она жестко поцеловала его, подтягивая его к себе, насколько он позволял ей это, к кровати рядом с ней, снимая с него дублет и рубаху дрожащими пальцами.

Когда все было закончено, Элия не была счастлива, не с враждой, которая все еще висела между ними, но она была удовлетворена мыслью, что он спал с ней, как с женой, а не с шлюхой. Несмотря на его гнев, он как умел попытался избежать ее беременности, и пусть на простынях была кровь, она признавала, что он мог обойтись с ней и грубее.

За следующие несколько месяцев Элия устроила жизнь в ее замке, как иные тренируют войско. Тайвин вернулся в Королевскую Гавань через три недели после свадьбы, оставив Элию привыкать к своему новому дому. Главными среди ее сторонников были младший брат Тайвина Киван и его жена Дорна.

Киван был крепким, невысоким мужчиной тридцати лет, с такими же золотыми волосами и зелеными глазами, как у его брата. Но в его глазах была мягкость, которой недоставало Тайвину, и Элии он сразу понравился. Киван был сознательным и твердым, и кроме всего прочего, справедливым в его поступках. Дорна была даже моложе Элии, нежная девочка шестнадцати лет, с бледно-светлыми волосами и теплыми карими глазами на тонком личике. Она была очень набожна и обожала шитье и сады, но достаточно умна, хорошо обращаясь с цифрами.

А еще была Дженна Ланнистер, сестра ее мужа. В первый месяц они с Элией кружили в танце взаимного недоверия, с этой женщиной, которой было двадцать девять, с слабовольным мужем Фреем и юным сыном, после смерти Джоанны это она была леди Утеса Кастерли во всем, кроме имени.

Дженна все же смягчилась к ней, и с того времени они стали довольно близки, пусть и столь отличались внешне – Дженна была высокой, фигуристой, с густыми светлыми волосами, так непохожая на маленькую, худую, темноволосую и смуглокожую Элию. Но они обе были коварны, и Элия была рада, что Дженна одобряла изменения, которые она внесла.

Были также еще два брата Тайвина, Тайгет и Герион. Тайгет был взрывным и легко обижался, но он был огромным мужчиной двадцати шести лет, и великолепным бойцом, и Элия была уверена, что он будет защищать своих близких, как бы они с Тайвином не сердились друг на друга. Она сомневалась, что было легко расти, будучи младшим братом Льва Утеса.

Герион очень напоминал ей Оберина, ему было всего девятнадцать, и он был быстр на смех, не боялся ничего, и насмехался над всем, что видит. Они с Герионом хорошо поладили, но она старалась держаться от него подальше, чтобы не пошли слухи о том, что молодая жена Тайвина предпочитает общество его младшего брата. Она не боялась Тайвина, но понимала, что если Тайвин Ланнистер чувствовал угрозу, он был способен на все.

Круг ее дам состоял из Дорны, Дженны и юной Эшары Дейн, отправленной в качестве наперсницы Элии из самого Звездопада. Она была удивлена, потому что Дейны обычно не путешествовали, не считая сира Эртура, но она подозревала, что матушка поручила Эшаре следить за тем, что происходит в Утесе для Мартеллов. Она могла бы и обидеться предположению, что она могла бы приврать в своих посланиях, чтобы сохранить мир, но Эшара была милой девочкой, а Элии не так скучалось по дому рядом с еще одной дорнийкой.

Были дела по управлению замком. Здесь все шло хорошо. Счета были в совершенном порядке. Слуги делали ровно то, что им велели. Сам воздух замка был наполнен страданием и страхом, и Элия казалось, она задыхается. Она постаралась увидеться с каждым слугой, заверив их, что она ожидает, что они будут выполнять свою работу, и она не будет жестокой хозяйкой, покуда они верны ей и их лорду.

Она сообщила мейстеру Крейлену и септе, присланной в Утес Кастерли, женщине по имени Кендра, что близнецам полагается ходить на их, разные, уроки, и что если они не будут послушны, они имеют право их наказывать. Серсея и Джейме часто часами пропадали в течение дня, и пусть, скорее всего, они делали это просто чтобы поиграть и поотлынивать от учебы, Элия не собиралась позволять им привольно бегать, пока она не знала, где они.

У нее был Тирион, которому был год, и он уже бегал на своих коротеньких ножках – она переместила его в более приятную комнату поближе к его семье и приставила гвардейца к двери, дабы Серсее не пришло снова в голову навредить ребенку. Элия была готова к ссоре, когда Тайвин вернется, но она не собиралась спокойно смотреть, как он жестоко обращается с собственным сыном. Ребенок, казалось, обожал ее, постоянно зовя ее по имени, но она быстро отучила его звать ее мамой или чем-то похожим – иначе у Тайвина случился бы удар.

Даже Джейме ее, казалось бы, полюбил, пусть он и избегал ее, как огня, когда рядом была его сестра. Элия много раз пыталась поговорить с маленькой девочкой, но это было все равно что пытаться урезонить бешеную кошку. Серсея не могла и двух фраз связать без того, чтобы не оскорбить Элию, Мартеллов и весь Дорн, и Элия, в свои семнадцать лет, не имела достаточно терпения, чтобы сносить девчонку. Она добилась, чтобы Серсея соблюдала манеры хотя бы на людях, и не пряталась постоянно с Джейме.

- Они очень близки, - согласилась с ней Дженна, немного хмурясь. – Этого стоило ожидать, со смертью Джоанны, но даже до того они были неразлучны. — Я тоже была очень близка с Оберином, - вспомнила Элия, качая смеющегося Тириона на коленых. – Нас принимали за близнецов, когда мы были маленькими, но… Они едва разговаривают с кем-либо, кроме друг друга, Дженна.

- Я поговорю с Тайвином, чтобы отправить Джейме на воспитание к Марбрандам, - предложила Дженна. – Он дружит с их сыном Аддамом, и Эшмарк всего в двух неделях пути отсюда. Но лучше если я предложу это, а не ты. Он может решить, что ты пытаешься отделаться от его наследника.

Элия мрачно кивнула, а тем временем велела Эшаре, темноволосой и лиловоглазой девочке двенадцати лет, проводить как можно больше времени со старшими детьми Ланнистерами. Может быть близнецы и говорили только друг с другом, но она видела, что Джейме краснеет и стесняется, когда рядом старшая девочка, а его сестра не обращает внимания.

========== Часть 4 ==========

Робарра проснулась рано утром из-за отчаянного звона колоколов, и слуги с гвардейцами носились по коридорам у комнат, которые она делила со своим отцом. Она сонно моргала, выныривая из кровати, натягивая плащ на ее ночную рубашку и выглядывая в окно. Небо было еще темным, но оно начинало бледнеть, что значило, что скоро начнет подниматься солнце. Колокола звенели так громко, казалось, они отдаются эхом по всему замку, что сама комната звенела, и обычно эти колокола значили рождение, смерть или свадьбу.

На долю секунды она подумала, что может быть умер король, и если бы это было так, она ушла бы в септы и каждый день благодарила бы Семерых, потому что тогда ей не пришлось бы здесь оставаться, не пришлось бы выходить за принца…

- Робарра! – Ее отец был мрачен, полуодет, он еще натягивал сапоги, когда ворвался к ней в комнату. – Оставайся здесь, - твердо сказал он. – И не ходи никуда, пока я не вернусь за тобой.

- Кто умер? – Потребовала она ответа, хмурясь при мысли, что ей придется сидеть запертой в их комнатах – что за опасность может ей быть от мертвеца?

- Маленький принц, - тихо ответил он, и его лицо немного скривилось, и Робарра, ахнув, покачала головой.

- Нет… Он здоровый, отец, он был…

Принцу Джейхейрису было всего пять месяцев, и она никогда не была из тех девочек, что умиляются над младенцами, но он ей понравился, она держала его на руках, и пела ему, и несмотря на свою нелюбовь к Таргариенам в общем, она представляла себе, как будет учить его кататься верхом, когда он вырастет, как ее дети будут считать его своим любимым дядюшкой…

А король – теперь она понимала, почему отец не хотел, чтобы она покидала комнаты. Безумие короля словно бы уменьшилось за эти последние несколько месяцев, так он был рад наконец получить второгосына. Он был почти добр.

- Я знаю, милая, - нежно сказал Стеффон. – Это… Такое иногда случается с малышами. Боги считают верным забрать их, и мы не знаем, почему. Но король в ярости, и королева обезумела от горя, и он требует головы убийцы. Или головы.

- Но ты сказал…

- Судя по тому, что сказали мейстеры, малыш просто перестал дышать во сне. А король предпочитает верить в другое, и пока что он верит, что его сын был убит врагами Железного Трона.

Звон колоколов наконец начал утихать, но в ушах Робарры все еще звенело. Она вдруг почувствовала себя очень больной, и она дрожа присела на кровать, когда отец быстро поцеловал ее в лоб и пригладил ее непослушные черные кудри.

- Мне нужно идти, собирается двор. Я велю прислать прислужниц, чтобы ты не была одна.

Ей не нужны были прислужницы – она хотела домой, теперь еще больше, чем раньше. Она расстегнула свой плащ – золотой бархат с вышитым черным оленем – и отбросила его в сторону, ложась на спину на кровать, чувствуя, как поднимается и опускается ее грудь, и она заплакала, издала несколько сдавленных рыданий по себе, по королеве, по маленькому Джейхейрису, ее почти деверю.

Ярость Эйриса была ужасна. К закату он приказал зарубить кормилицу принца-младенца, тихую молодую женщину по имени Айна, обвинил ее в убийстве ребенка. Робарра никогда не видела, чтобы эта спокойная женщина хоть раз повышала тон, но когда ее заставили встать на колени, она кричала и кричала.

- Ваше величество, пожалуйста, я любила маленького принца! Пожалуйста, ваше величество, я не причиняла ему вреда, я клянусь вам богами!

Она молила и королеву, но Рейла была заперта в своих комнатах, и только можно было догадываться о глубинах ее отчаяния.

- Не смотри, Барра, - быстро сказал ей отец, когда палач поднял меч, но Робарра не могла заставить себя отвести взгляд от кричащей женщины, от вспышки умирающего света на клинке.

Айна умерла быстро. В следующие две недели, когда король решил, что это его любовница, дочь рыцаря по имени Гейл, лет где-то восемнадцати, и ее родственники были виноваты в «убийстве». Им и вполовину так не повезло. Казалось, весь двор не мог дышать, пока предполагаемую «правду» пытками не вырвали из них. Робарра слышала сплетни, что Гейл была беременна от короля, и что она и ее отец плели заговор, чтобы убить маленького Джейхейриса, дабы ее собственный сын или дочь заняли его место, но отец сказал не верить в такое, и что им следует радоваться, что обвинения и казни закончились.

Пока король постился, молился и клялся никогда больше не посещать ничью постель, кроме королевы, Робарра отпраздновала одиннадцатый день рождения, и хотя она понимала, что отец не посмел разгневать короля просьбой о позволении отвезти ее домой, навестить мать и брата, и не хотел подвергать семью опасности, привозя их, чтобы ее повидать, она все равно была несчастна.

- Нас с легкостью самих можно обвинить в заговоре против принца, - резко сказал ей Стеффон во время еще одного мрачного ужина. – Я не стану тебе лгать, Робарра. Мы с Эйрисом были близки как братья, мы двое и Тайвин Ланнистер…

- Вы с лордом Тайвином были друзьями? – Недоверчиво переспросила она, с трудом представляя себе, чтобы ее любящий отец и холодный десница могли быть друзьями детства.

- Да, - с сожалением сказал он, - были. Мы тогда были совсем другими людьми. И Эйрис больше не тот мальчик, которого я знал до… До его коронации. У него был ужасный характер, и он легко обижался, но он был очарователен и щедр к тем, кого звал друзьями, пусть и очень горд. Теперь он везде видит врагов, и может быть он прав – я никому не пожелаю короны, а меньше всех себе. – Он вздохнул, подливая себе вина.

- Из нас с тобой легко выставить врагов, дочка, пусть мы и одна семья. Я ничего не хочу больше, чем забрать тебя отсюда, но пока мы здесь, нам следует вести себя очень осторожно, следить за своим поведением, а мысли держать при себе.

- Рейгар и Рейла как будто бы любят тебя, и возблагодарим богов за это, но они не правят Семью Королевствами, и их любовь не спасет тебя от гнева короля. Мне нужно, чтобы ты понимала, что всегда должна быть очень осторожна. После свадьбы с принцем ты будешь жить на Драконьем Камне, и уверен, там ты будешь в безопасности, но до тех пор… - Он вздохнул, и его лицо казалось старше, чем было обычно в темноте комнаты.

- Обещаю, отец, - Робарра сказала это куда покорнее обычного, одинаково напуганная и переполненная любовь к отцу, который всегда старался уберечь ее от тяжелой реальности мира, пусть и без особого успеха. – Я буду осторожна.

- Хорошо, - выдохнул он, и их разговор вернулся к юной черной кобылице, главному из ее подарков, которую она назвала Эленея, в честь первой Штормовой Королевы.

Она впервые проехалась верхом на Эленее через несколько дней, вместе с Рейгаром, когда им впервые позволили покинуть Красный Замок и прогуляться по Королевскому лесу. У Рейгара был великолепный, красивый, ярко-белый жеребец по имени Геймон. Их сопровождали несколько дам, с которыми Робарра не была особенно близка, а также друзья принца, все оруженосцы – Майлс Мутон, Ричард Лонмаут и Джон Коннингтон.

Майлс и Ричард были громкими, уверенными в себе и дерзкими, она хорошо с ними ладила. Джон был мрачным и никогда не смотрел ей в глаза, как будто один ее вид раздражал его, и они обычно прожигали друг друга взглядами, когда Рейгар не видел.

Она пришпорила Эленею, чтобы догнать парней, оставляя девиц позади в облаке пыли, и со смехом с трудом уклонилась от низко свисающей ветки.

- Вы скачете не хуже любого мужчины, миледи, - с усмешкой сказал Майл, придерживая своего коня, когда она перевела Эленею на быстрый шаг.

- Уж точно лучше вас, - ответила она, и Ричард взревел от смеха.

- Ваша невеста поливает грязью ваших людей, Рейгар! Усмирите ее, мы всего-лишь бедные мальчики!

- А я думала, вы мужчины, - Робарра фыркнула, когда Рейгар, о чем-то беседовавший с Джоном, оглянулся, легко улыбаясь.

- Не мое дело указывать будущей королеве, что говорить.

Год назад Робарра хмуро посмотрела бы на него, но пусть она не любила Рейгара, она теперь питала к нему подобие привязанности, пусть он все еще раздражал и злил ее время от времени, и она только закатила глаза.

- Они молят будущего короля о милости для них, имейте жалость.

Он только покачал головой и посмотрел назад на дорогу, где дамы с трудом пытались их догнать.

Майлс и Ричард погнались назад, чтобы проверить, кто из них успеет «спасти» молодых женщин первым, и Джон, поколебавшись, последовал за ними, успев до этого послать ей осуждающий взгляд, словно она пренебрегла своими обязанностями, когда уехала вперед, чтобы догнать мужчин - и Робарра полагала, что так и было, но она не собиралась делать что-то только потому, что Джон чертов Коннингтон считал, что так лучше.

- Я рад видеть, что ты снова улыбаешься, - сказал ей Рейгар, пока они ждали, он выглядел царственным в своем седле, такой высокий. Робарра не была коротышкой, но он все равно возвышался над ней.

- А я, что ты, - сказала она, пожав плечами. – Ты не… Слишком радостен даже в лучшие времена, Рейгар.

Он был несколько ошеломлен, но сухо улыбнулся.

- Может быть, ты права. Я слишком погружен в свой мир, так говорит обо мне матушка.

Робарра начинала понимать, почему кто-то пытался как можно больше времени проводить, спрятавшись с книгами, при дворе Безумного Короля.

- Может быть, это и неплохо. Лучше слишком много думать, чем не думать вовсе. Моя матушка говорит, что я никогда не думаю, прежде чем открываю рот, и это моя беда, - она рассмеялась, но при этом она с болью осознала, что возможно, она не та невеста, которую он хотел. Она не была нежной или деликатной, совершенно не была царственной и грациозной, это было почти смешно. Они оба были полными противоположностями.

- Ты всегда твердо веришь в то, что говоришь, - поправил он ее. – В этом нечего стыдиться, это сила веры. Вера – это то, что помогает нам сохранять надежды на будущее.

Она задумалась, говорит ли он о богах, но он никогда не казался ей таким уж набожным – он был уважителен, но явно не новый Бейлор Благословенный. Может быть, он говорил о своем восхождении на трон, но иногда Робарра сомневалась, что Рейгар вообще хотел царствовать. Казалось, он знал, каков был вес ответственности, что приходил вместе с короной, и пусть он не сопротивлялся, но и жажды власти не испытывал.

- У тебя есть надежда на будушее? – Прямо спросила она, когда остальные всадники поравнялись с ними.

- Есть, - просто ответил Рейгар со своей обычной легкой, печальной улыбкой, такой похожей на улыбки его матери, что ее это пугало. Но день был еще ранним, и весеннее солнце светило над ними, и она поскакала дальше по пыльной дороге.

========== Часть 5 ==========

- Ты хочешь устроить турнир в честь новорожденного принца? – Повторила Элия, приподняв темные брови, заплетая густые волосы в косу. Будучи замужем уже два года, она привыкла, что серьезные разговоры между мужем и женой проходили в их спальне, а не в его кабинете, и обычно рано поутру, когда небо только начинало светлеть, а Утес начинал светиться.

Тайвин не был очень доволен переменами, которые Элия завела в его доме, но с уговорами Дженны (которая, следовало признать Элии, лучше знала своего брата, чем когда-либо Элия могла), он по крайней мере согласился в отношении близнецов. Джейме отправили на воспитание в Эшмарк, и пусть Серсея была в такой ярости, которую невозможно было и представить у такой маленькой девочки, но в итоге она немного успокоилось, что ошарашило всех в замке, кроме Элии, учитывая, что случилось через две недели после того, как Джейме уехал с Марбрандами.

- Серсея, открой дверь! – Твердо сказала Элия, резко стуча в толстое дерево.

- Убирайся, изменническая шлюха! – Взвыла в ответ девчонка, которой не было еще девяти.

Элия даже не знала, похвалить ли ей ребенка за то, что она знает слово «изменнический», или позвать гвардейца, чтобы выломал дверь.

Вместо этого она собрала в себе столько внутреннего Тайвина, сколько смогла, и холодно процедила:

- Ты немедленно откроешь эту дверь, или я пойду вести разговор с твоим отцом.

К ее удивлению, после нескольких секунд полной тишины, дверь открылась, и за ней было раскрасневшееся, заплаканное лицо Серсеи, чьи золотистые локоны были в полном беспорядке. В этом состоянии она была меньше похожа на куклу, а больше на настоящую, живую девочку, с настоящими чувствами, и несмотря на всю свою антипатию к ребенку, Элии стало ее жаль, когда она вошла внутрь, осторожно прикрывая за собой дверь.

- Чего ты хочешь? – Сердито спросила Серсея, потирая глаза. – Ты уже добилась, чего хотела, отослала Джейме…

- Твой отец отправил Джейме на воспитание исключительно по своему желанию, - холодно ответила Элия, пусть это и не было до конца правдой – не было смысла давать девочке больше поводов не любить ее. – Он никогда не сделает ничего против своей воли. Ты сама это знаешь.

- Тогда что тебе нужно от меня? – Взорвалась Серсея, с яростью отворачиваясь. – Я знаю, что твоя маленькая шпионка следила за нами для тебя…

- Эшара считает тебя и твоего брата своими любимыми друзьями, - честно ответила Элия. – И то, что я хочу обсудить с тобой, не имеет отношения ни к чему, что она мне говорила.

Светловолосая девочка выглядела потрясенной мыслью, что кто-то, кроме ее собственного брата, может считать ее другом. Элия сама не думала, что тихая, немного коварная Эшара Дейн могла бы иметь что-то общее с избалованной капризной Серсеей Ланнистер, но казалось, что они достигли какого-то искреннего согласия. Она предполагала, что Серсея могла подумать, что ее новая подруга могла плести интриги за их с братом спинами, чтобы их разлучить.

- Тогда что? – Спросила Серсея более тихим, но все еще беспокойным тоном, и Элия вздохнула, присаживаясь на неубранную постель, приглаживая юбки своего платья цвета кровавого апельсина.

- Как давно вы с Джейме играете в поцелуи?

Раскрасневшееся лицо Серсеи немедленно потеряло все краски, и на несколько секунд Элии показалось, что девочка рухнет в обморок. Вместо этого она лишь заметно пошатнулась, прежде чем пролепетать:

- Мы никогда…

- Я знаю, Серсея, - сказала Элия, как можно нежнее. – И не от Эшары – мне сказала служанка.

Она не стала говорить, что этой служанке платили дополнительно, чтобы она во все глаза следила за близнецами.

- Ты не можешь доказать, мы…

- Твоя реакция говорит сама за себя, - спокойно перебила Элия ее протесты. – Нет смысла это отрицать. Я не стану говорить твоему отцу, - твердо продолжила она, когда увидела, что Серсея словно собралась снова спорить, и девочка была шокирована в третий раз за несколько минут.

- Не… Не станешь? – Почти визгливо спросила она. – Но ты… Ты ненавидишь меня!

- Я не ненавижу тебя, - ответила Элия. – Как бы ты этого не хотела, я не ненавижу тебя, Серсея. Я не могу винить тебя за то, что ты не любишь меня. Я знаю, что ты искренне любила свою мать, а я достаточно молода, чтобы быть твоей сестрой, не то что мачехой. Я не жду, что ты будешь считать меня матерью. Но мне нужно знать, что происходит между тобой и твоим братом, и когда это началось… - Она подняла руку, когда девочка яростно замотала головой. – Я не считаю тебя отвратительной или развратной. Просто скажи мне правду.

- С чего бы мне это нужно? – Спросила Серсея, все еще выглядя обеспокоенной.

- Потому что если ты этого не сделаешь, я буду вынуждена пойти к Дженне, если не к твоему отцу. Если он узнает, он… - Элия прикусила губу. – Он никогда не станет прежним.

Серсея с трудом сглотнула, взгляд ее изумрудных глаз бегал от ее босых ног к виду ее мачехи и обратно.

- Мы… Мы всегда были такими. Мы одевались в одежду друг друга, и притворялись друг другом, и спали вместе в постели…

Элия тоже наряжалась в одежду своих братьев, играя, когда была маленькой, и тоже спала с ними в одной постели, и с матерью, и с отцом, но у нее никогда не возникало желания поцеловать Дорана или Оберина, но она позволила девочке продолжать.

- И… Однажды мы просто… Мы подумали, будет весело, посмотреть, как это, целовать кого-то, и… и… и однажды… служанка увидела, и сказала матушке, и она… Она разделила наши комнаты, и сказала никогда этого не делать, или она расскажет отцу, и он не будет больше любить нас как раньше, - резко прошептала Серсея. – Я знаю, что она не могла… не стала бы… Но она думала, что мы… Что мы испорченные и неправильные, и потом она умерла, - слова с трудом прорывались сквозь ее бесслезные рыдания. – Она умерла, ненавидя нас. Она не хотела больше жить, не хотела быть нашей матерью.

Теперь Элия понимала ненависть, которую девочка демонстрировала по отношению к Тириону и к ней, это не имело отношения к ним, а больше к ней и Джейме. Она не думала, что Тирион убил леди Джоанну на родильном ложе, она думала, что они с Джейме это сделали, что женщина скончалась от стыда.

- Серсея… - Элия не посмела обнять рыдающую, трясущуюся девочку, но она осторожно положила руку на ее дрожащее плечо, и та не стряхнула его. – Я клянусь тебе, твоя леди-матушка не ненавидела тебя. Она может быть была… Может, ей это не понравилось, и может ее это напугало, но она никогда не смогла бы тебя ненавидеть. Все говорят о том, как она обожала тебя, Джейме и вашего отца.

- Но они не знают!

- Она не ненавидела тебя. – Элия повторила это тем же заверяющим тоном, тем, каким отец говорил с ней, когда она была больна и напугана. Он тихо скончался во сне за месяц до этого, и она ужасно скучала по нему. – Серсея, я клянусь тебе, она любила своих детей до самого конца, несмотря ни на что. Она была Ланнистер, а Ланнистеры всегда стоят горой за свою семью, ты сама это знаешь.

- Только Джейме все понимает, - наконец пробормотала Серсея, когда снова обрела самообладание, и Элия убрала руку. – Никто больше не знает, никто больше не узнает…

- Ты любишь Джейме больше всего на свете, - твердо сказала Элия. – Но ты не можешь любить его так, Серсея. Однажды тебе придется выйти замуж, а ему жениться, но не друг на друге.

- Но Таргариены…

- Вы Ланнистеры, - твердо сказала Элия. – Не Таргариены. Я знаю, твой отец хочет, чтобы ты однажды стала Таргариен, но даже если это случится, ты станешь женой принца. Не своего брата.

- Я не хочу замуж за Джейме, - Серсея нахмурилась. – Я люблю его, но я не… Я не глупая, как он иногда.

- Джейме не может быть твоим целым миром, - указала Элия. – Как бы ты этого не хотела. Вы всегда будете любить друг друга, и вы всегда будете… Чувствовать что-то друг к другу, но игры в поцелуи надо прекратить. Для твоего же собственного блага, Серсея. Подумай о своем будущем. Подумай о том, что ждет тебя, - убеждала она, надеясь пробудить амбиции, дремлющие где-то глубоко в маленькой львице. – Ты станешь леди великого дома. Ты не получишь этого, если у вас с твоим братом это продолжится. Ты понимаешь?

В кои-то веки, ее слова будто проникли в мысли девочки. Она медленно кивнула, и ее глаза сияли в свете огня очага.

- Мы никогда больше не будем говорить об этом, - решительно сказала Элия. – Никогда. Этой служанке хорошо заплатят, и она уберется, уедет подальше, и никогда не заговорит об этом. Я не стану говорить твоему отцу или кому-либо еще, если только не буду вынуждена. Я не жду, что ты будешь относиться ко мне иначе, чем относилась до сих пор, но я прошу тебя, перестань срываться на Тирионе. Он просто маленький мальчик, который полюбит тебя, если ты позволишь.

Серсея молчала, когда она выходила из комнаты. Элия не ждала на самом деле, что поведение девочки изменится, но в какой-то мере оно изменилось. Она не стала теплее относиться к мачехе, но по крайней мере вела себя пристойно, и пусть Элия сомневалась, что Серсея с Тирионом будут близки, девочка больше не издевалась над малышом, и даже иногда терпела его присутствие. И казалось, что они с Эшарой достигли взаимопонимания, потому что теперь редко расставались.

Тайвин, само собой, не представлял, что послужило причиной перемены, но наедине признавался Элии, что испытывает облегчение. Он так и не полюбил своего младшего сына, но Элия решила, что эту битву она оставит на будущее, и как могла старалась растить ребенка, когда отца не было рядом.

В связи с его положением, он часто уезжал, но он был дома, когда предложил идею о турнире, хотя Элия сомневалась, что первой услышала это от него. Она не любила Тайвина, и он не любил ее, но они достигли какого-то уважения друг к другу, и некой привязанности и взаимного влечения, и часто давали влечению взять над ними верх, пусть и старались как могли избежать ее беременности.

Элия обнаружила, что трудно лгать друг другу, когда вы оба обнажены, и теперь она повернулась к мужу, спокойно демонстрируя ему свою наготу, пока он укрывался покрывалом – скорее всего, чтобы скрыть от нее, что все еще был возбужден даже после всего, что они делали.

- Конечно же, это стоит отпраздновать, - со значением сказал он. – Визерис родился живым и здоровым, а королю с королевой мало приходилось радоваться со смертью Джейхейриса.

- Это я понимаю, муженек, - Элия фыркнула, проводя пальцами по его острым скулам. – Только я и представить не могла, что ты из тех, кто потратит богатства и время на ребенка, пусть и принца. Дело не может быть только в угождении Эйрису.

Тайвин внимательно оглядел ее, поймав ее руку в свою.

- И в чем же ты меня подозреваешь? – Его хватка не была жесткой или болезненной, только твердой.

- Амбиции высочайшего толка, - прошептала Элия, многозначительно глядя на него. – Не могу тебя за это винить, только хотела обсудить, как же мы добьемся Визериса для Серсеи.

Казалось, он выглядел удивленным, и в то же время испытавшим облегчение.

- Так ты…

- Я не согласна, но и не против этого брака. Она будет на десять лет старше него…

- Я старше тебя на полтора десятка лет, - спокойно ответил Тайвин.

- И я жена, а не муж, - заспорила Элия. – Предложат и другие браки…

- Эйрис мне как брат, - настаивал Тайвин. – Он поймет мои доводы, для него будет честью…

- Для короля это будет честью? – Резко переспросила Элия. – Тайвин, если ты собираешься это предложить, следует это сделать деликатно. Турнир – это прекрасно, но ты не можешь выглядеть так, словно ожидаешь чего-то в ответ. Представь это по-другому. Король тебе доверяет. Король верит, что у него много врагов, и он должен защитить свое наследие, защитить от тех, кто может на него посягнуть. Дом Ланнистеров? – Она вытянула руку из хватки Тайвина и прикоснулась к его щеке. – Дом Ланнистеров никогда не предаст Железный Трон.

Только тогда она поняла, что муж смотрит на нее почти с восхищением, и она смутилась и покраснела.

- Ты снова меня удивляешь, - сухо заметил он, выглядя позабавленным, когда она отвернулась.

- Приятно удивляю? – Осмелилась она спросить несколько поддразнивающим тоном.

- Иногда, - задумчиво сказал он, и казалось, на его лице играет усмешка.

Элия знала, что только леди Джоанна могла заставить Тайвина Ланнистера рассмеяться, но иногда она думала, что только она могла заставить его выглядеть одновременно высокомерным и заинтригованным.

- Давай обсудим турнир, а не мои достижения и промахи в качестве жены…

Он поднялся, садясь, и притянул ее к себе, не обращая внимания на ее возмущенный вскрик.

- На сегодня достаточно обсуждений.

========== Часть 6 ==========

Робарра вышла за принца осенью, прежде чем на юге пошел снег и тем самым затруднил путешествия. Деревья Королевского Леса стали красными и золотыми, оранжевыми, бордовыми и янтарными, и жара Королевской Гавани спала, стала приятным теплом днем и освежающей прохладой ночью. Начали собирать урожай, и крестьяне потянулись в города, в поисках спасения и тепла, от надвигающейся зимы.

Робарре исполнилось шестнадцать за три месяца до того, и на этот раз с ней были мать и братья. Ренли родился два года назад, и Барра обожала его – он был милым и очаровательным, веселым маленьким мальчиком, который никогда не прятал улыбок, всегда был рад крутиться в ее руках или кататься на спине Станниса. Станнис как обычно был серьезен и мрачен, но он был недавно помолвлен с Джейн Сванн, его ровесницей.

Робарра не обожала этого брата, но она любила его, и думала, что это будет хороший брак – их родители поступили правильно, организовав его. Джейн была такой же серьезной и гордой, как Станнис, но ей доставало дружелюбия, которого он был лишен, и она была хорошенькой – с каштановыми волосами и глазами настолько темными, что они казались почти черными, с высокими скулами – но она не была тщеславна в своей красоте, и Робарра знала, что Станнис бы такое презирал. Они хорошо подходили друг другу и казались довольными друг другом. Она испытывала облегчение, что семья была рядом с ней в недели, а потом дни перед свадьбой, потому что казалось, что напряжение все больше нарастает – должны были присутствовать почти все великие дома, кроме Старков и Грейджоев, которые редко покидали свою родину, и со всех сторон на нее взирали завистливые глаза, пусть даже они с Рейгаром были помолвлены уже много лет.

Кассана прятала свое беспокойство за теплой улыбкой и ободряющими словами, рассказывая Робарре, как горда ей она была, какой высокой и красивой была ее дочь, как она до каждого дюйма будет выглядеть истинной принцессой, что принц наверняка сочтет ее самой Небесной Девой, и Робарра старалась подавить горечь – что могла знать ее матушка? Они с отцом поженились по любви, и все еще были влюблены. Робарре нравился Рейгар, он даже привлекал ее иногда, несмотря на все ее старания, но она его не любила. Конечно же, любовь – это не только смазливое личико и галантные слова. Любовь была… Любовь была чем-то, за что стоило сражаться. Не эта… Холодная невозмутимость.

Но только маленькие девочки болтали о любви, а она больше не была ребенком.

Она пристально смотрела на свое отражение в зеркале, пока матушка и служанки помогали ей одеваться в утро ее свадьбы, в утро холодное и солнечное, с почти морозным ветром в воздухе, и в бледном синем небе не было ни облачка. Ее платье было чисто белого цвета с пышной юбкой, украшенное богатой золотой вышивкой по лифу и рукавам, и только черный олень из оникса свисал с цепи на ее шее, и серебряный дракон с гранатовыми глазами обхватывал его.

На ее голове был венец из валирийской стали. Матушка настояла, чтобы ее черные локоны оставили распущенными, вместо того, чтобы собрать их на ее макушке. Багровые розы были вплетены в ее кудри, и ей казалось, что она едва могла пошевелиться, из страха, что лепестки осыпятся на пол. Ее девичий плащ был цвета яркого золота, с черным оленем, расшитым посередине, и женщинам пришлось подхватить его, когда она сделала медленный шаг вперед.

- Ты прекрасна, - заверила ее Кассана, и нежная улыбка прикрывала печаль в ее глазах, когда она поцеловала Робарру в бровь – дочери пришлось наклониться, чтобы мать смогла это сделать, потому что Робарра унаследовала рост своего отца.

- Я чувствую себя самозванкой, - пробормотала Робарра и пожалела об этом, потому что Серсея Ланнистер все услышала, и теперь пыталась скрыть усмешку за невинным видом. Они не испытывали друг к другу настоящей ненависти – девчонка Ланнистер была помолвлена с младшим сыном, в конце концов, хотя ему и было всего три, но она знала, что Серсея считала ее неподходящей невестой для ее любимого Рейгара, пусть Робарра и сомневалась, что он вообще замечал существование светловолосой девчонки. Женщины не часто привлекали внимание ее будущего мужа, даже такая будущая красавица, как Серсея Ланнистер.

Она думала, что больше его интересовала Элия Ланнистер, потому что они танцевали вместе на турнире в честь Визериса три года назад, и казалось, что они поглощены разговором, но опять же, может быть и нет. Дорнийская вторая жена Тайвина Ланнистера не казалась завистливой или печальной теперь, только несколько осуждающей, и эти взгляды были в основном сосредоточены на ее падчерице.

Казалось, что дорога к Септе Бейлора заняла годы, а не минуты. По каждому коридору, по каждому двору повисла тишина. Слуги остановливали свои спорые приготовления к пиру, чтобы упасть на колени, когда Робарра молча проходила мимо них. Она должна была упиваться своей властью. Она собиралась стать их принцессой сегодня, а однажды их королевой. Другие женщины убили бы, чтобы оказаться на ее месте.

А она чувствовала только тупой ужас. Она думала… Она думала, что будет по-другому. Она думала, что испытает хотя бы малость удовлетворения, но ей хотелось только убежать. Она хотела сбежать отсюда. Она коротко подумала о Неде Старке, и о том, каким мужчиной он теперь стал. Она не видела его с тех пор, как они были детьми, но ее мысли время от времени обращались к Северу. Она сомневалась, что он помнил ее так хорошо, как она его. Если честно, и ее воспоминания о нем были смутными и отрывистыми. Станнис до сих пор общался с ним. Возможно… возможно, он сможет доставить ему письмо от нее, после свадьбы, хотя она и не представляла, что сможет сказать.

Это было глупо. Она была дурой. Она собиралась выйти замуж за Рейгара Таргариена, принца Драконьего Камня, наследника Железного Трона.

Запах ладана в септе был слишком острым, свечи слишком яркими, их огоньки слепили ее, когда она шла по проходу, держась за руку своего отца, и тишина оглушала ее. Она бы предпочла слышать шепотки и бормотания. Сухой голос Верховного септона почти принес облегчение. Рейгар был красив, может быть даже красивее обычного, его собственный венец сиял в его серебристых волосах, и его серьезные фиолетовые глаза, черно-красный дублет… Ее едва затошнило, и она сама не понимала, почему. Она почувствовала себя голой, когда с ее плеч сняли плащ, и она почти повернулась за помощью к отцу, но заставила себя стоять неподвижно, прямо, высоко подняв голову, когда Рейгар набросил свой плащ ей на плечи, застегивая железную застежку. Его прохладные пальцы скользнули по ее шее, когда он делал это – и ей показалось, что она обожглась, хотя сама не понимала, почему. От стыда? От гнева?

- Этим поцелуем, - сказала она, гордым, чистым голосом, хотя совсем не чувствовала себя ни гордой, ни чистой, - я клянусь тебе в своей любви и называю тебя моим господином и мужем.

- Этим поцелуем, - тихо, почти шепотом сказал Рейгар, ярким контрастом с ее заявлением, - я клянусь тебе в своей любви и называют тебя моей госпожой и женой.

За шесть лет помолвки они ни разу не попытались поцеловать друг друга, хотя были моменты, когда Робарра думала… Она предполагала, что ее муж был слишком благороден для этого. Все, что останавливало ее от желания поцеловать какого-нибудь сквайра – однажды, например, на пиру с Ричардом Лонмаутом – был страх, что узнает король – ей не думалось, что за это она получит только выволочку и отправку домой.

Она не ощущала себя добродетельной, когда его губы нежно коснулись ее, и она быстро поцеловала его в ответ, немедленно отстраняясь, и ее лицо раскраснелось, когда она повернулась к толпе, которая взревела от одобрения. Ее отец смотрел на нее почти с благодарностью – она сыграла свою роль, подумала она, и хорошо сыграла, и теперь никто не сможет в этом сомневаться – она стала принцессой Робаррой, и ее дети будут от крови дракона.

Обычно Робарра наслаждалась пирами. Ей нравилось пить – она могла выпивать вино и эль не хуже любого мужчины, и ей нравилось танцевать – при дворе не было мужчины, с которым она бы не потанцевала хоть раз, кроме, может быть, самого Эйриса – и ей нравилось ходить с места на место, болтая и флиртуя, и беседуя.

Но на своей свадьбе она была словно статуя, сидя молча и неподвижно рядом с Рейгаром, глядя, как гости едят и пьют, и радуются. Лепестки роз продолжали осыпаться на ее колени, и она методично собирала один за другим и бросала их на пол.

Ее муж вздохнул.

- Если я чем-то расстроил тебя…

- Не расстроил, - быстро сказала она. – Прости, Рейгар. Я не хотела… - Она сжала красный лепесток между пальцами. – Я не хотела казаться печальной. Я счастлива, это правда, - солгала она, оглядывая зал. – Только… Немного взволнована из-за провожания в постель, наверное.

Это не было до конца ложью. Она не думала, что Рейгар будет жесток или даже неосторожен с ней, но она не ожидала ничего приятного. Их долгом было родить сына, как можно скорее. Его вид, неубежденный, все же стал теплее, и он взял ее горячую руку в свои прохладные пальцы. Она не знала, отдернуться ей или нет.

- Я обещаю, я постараюсь, чтобы тебе было как можно менее больно, Робарра. Ты моя жена. Я хочу, чтобы… Ты чувствовала себя в безопасности, - заверил он с ободряющей улыбкой.

Она устала от того, что люди пытались ее ободрить.

- Конечно, - пробормотала она и поднялась. – Разве мы не должны возглавить танец, муж мой?

Они с Рейгаром танцевали также хорошо, как когда танцевали с другими, но он двигался медленнее, более точно, и ей приходилось тщательно следить, чтобы не казалось, что она торопиться. Зеваки ахали и кудахтали над ней, и она старалась сохранять искреннюю улыбку, казаться такой же невозмутимой, как и он. Это было трудно. Потом он танцевал со своей матерью, даже еще грациознее, чем танцевал с ней, две фигуры в серебре и багрянце двигались в совершенной гармонии, а Барра танцевала со своим отцом, куда быстрее, спорее, быстрые, как молнии, и от этого она задыхалась, и ей хотелось смеяться, пусть и немного.

- Все будет хорошо, - сказал он ей твердо, прежде чем передать ее новому партнеру, сиру Эртуру Дейну. – Ты увидишь, милая. Они уже тебя любят.

Наверное, он был прав. Люди любили ее. Она нравилась придворным, она навещала септы и сиротские приюты, и бездомных и нищих, и она не отворачивалась и не кривила лицо при виде самых убогих в Королевской Гавани. Она не ставила себя выше купцов или служанок только потому, что родилась знатной дамой. «Они любят тебя» - твердила она себе, танцуя танец за танцем. «Они любят тебя, они любят тебя» - а потом она снова танцевала со своим мужем. «Он не любит тебя, а ты не любишь его, но это не важно, народ тебя любит, ты их принцесса, ты будешь их королевой, и они любят тебя».

Музыканты заиграли «Король снял корону, королева – башмачок», и она с трудом поборола напавшие на нее страх и неуверенность. Она знала, что бывает в брачной постели, почти ждала этого, в какой-то мере. Она не была хрупкой дрожащей маленькой девочкой. Это было больше чем ее долг, это была ее ноша. Пронзительные визги Эйриса о постели не испугали ее, и не испугал отвратительный взгляд на его лице. Король предпочитал тоненьких хрупких блондинок, когда он не бил и не насиловал свою жену, и в этом смысле она его никогда не боялась. Но тех нескольких мужчин, что приблизились к ней… Но здесь был Станнис, сердитый, раздраженный, верный своему долгу Станнис, и она никогда не чувствовала такой к нему благодарности, как когда он обхватил ее, поднял на руки, простонав сквозь зубы, и прожег взглядом мужчин, потянувшихся к ней, к каждому, кто осмелился на что-то большее, чем сдернуть с нее плащ невесты или вырвать розы из ее волос.

- Ну вот и все, - мрачно сказал брат, опуская ее на пол в спальне, и Барра вдруг поцеловала его в щеку, не обращая внимания на его удивленный взгляд – потому что обычно она скорее ударила бы его, чем поцеловала или обняла.

- Потанцуй с Джейн еще несколько танцев, - сказала она ему тоном властной старшей сестры, и продолжала поддразнивающе улыбаться, пока он не захлопнул за собой дверь. Через несколько минут пришел Рейгар, дружелюбный и каким-то образом все еще полный достоинства, несмотря на толпу визжащих женщин за его спиной, как всегда готовых воспользоваться возможностью наложить лапу на восхитительно красивого принца.

Какая-то ревность вскипела в Робарре, и она сердито посмотрела на Лизу Талли, прежде чем Рейгар осторожно, но твердо закрыл дверь, оставляя женщин в темном коридоре, а ее оставляя в спальне с ним.

Они молча смотрели друг на друга, пока Робарра не отвернулась к вину и кубкам, приготовленным для них, наверное на случай, если жених или невеста переволнуются. Она не была напугана, к ее изумлению, не сейчас. Только немного взволнована. А он казался совершенно спокойным, но конечно, он уже делал это раньше, все мужчины делали, даже принцы-книжники, предпочитающие женщинам песни.

- Вина, ваша милость? – Она протянула кубок почти шуточным жестом – она уже много лет не обращалась так к нему.

- Я достаточно выпил на пиру, - с улыбкой ответил он. – Как и ты, полагаю.

Может быть, она была немного пьяна. Она чувствовала приятное тепло, но не была пьяна или не в себе.

Выжидательно глядя на него, она подняла руки, снимая свой венец, но он остановил ее.

- Позволь мне.

Она задержала дыхание, когда он снял его с ее головы и почти нежно пригладил ее локоны.

- Ты хочешь меня? – Вдруг спросила Барра, глядя на него из под нахмуренных бровей.

Он остановился.

- Конечно, я хочу тебя, мы муж и жена…

- Это не ответ мой вопрос. Ты хочешь, чтобы я была твоей женой, но хочешь ли ты меня, - настаивала она, было уже поздно стесняться, - как женщину?

В ответ он приподнял ее лицо руками и поцеловал ее. Его руки все еще были слишком холодными, и слишком нежными для мужчины, который сражался и ездил верхом, но в его поцелуе был огонь, совсем не так, как в септе, и Барра жадно ответила на него.

Это не была любовь, но с этим она могла смириться – была борьба, была какая-то страсть, и она почувствовала себя живой, более собой, чем за весь вечер, когда платье на ней порвалось, и он не остановился, не начал мило извиняться, а поцеловал ее крепче, водя руками по ее лицу, шее, груди.

Нет, она его не любила, и она знала, что он ее не любил, но к ее удовольствию, по крайней мере он в какой-то мере хотел ее, и очень хотел, подумала она, едва пряча победную улыбку, когда ее принц Таргариен спал рядом с ней, одной рукой запутавшись в ее темных локонах. Она подумала, что может быть и она его хотела, ту часть его, что была пламенем и кровью, а не блестящим, холодным серебром.

========== Часть 7 ==========

Элия скучала по Утесу Кастерли. Когда-то она и представить бы себе не могла чтобы подумать такое, но она уже шесть лет была женой Тайвина Ланнистера и леди Утеса, и пусть быть женой Десницы и занимать место при дворе было великой честью, она предпочла бы держать собственный двор в Утесе Кастерли. Может быть потому, что там она держала все под контролем, а здесь же власти у нее было куда меньше.

Но Серсея была помолвлена с принцем Визерисом, и как ее мачехи, долгом Элии было быть рядом с девочкой – в четырнадцать лет она была уже слишком взрослой для нотаций септ. Конечно, четырнадцатилетняя девушка помолвленная с четырехлетним ребенком не нуждалась в присмотрел, но Джейме был здесь, в качестве оруженосца лорда Кракехола, и хотя Элия знала, что близнецы больше не играли в поцелуи, она все же внимательно следила за ними.

Кроме того, она была одной из фрейлин принцессы Робарры, и от нее ожидалось, что она будет сопровождать принцессу в ее прогулках, и именно так она оказалась в Королевском Лесу. Элия ехала верхом на прекрасной золотистой дорнийской песчаной кобыле, которую она назвала Мерия, на ней она легко могла обогнать любую даму, кроме черной как ночь Эленеи, иноходицы принцессы – лошади необычной для благородной дамы. Но опять же, Элия знала, что Робарра любила скакать быстро, часто раздражая своих гвардейцев, легко оставляя их позади.

– Вам не стоит так быстро скакать, ваша милость, – предупредила она, нагоняя принцессу, – если вы упадете…

– Я скакала не медленнее, когда носила Висению, – спокойно ответила девушка. Первый ребенок Рейгара и Робарры родился в начале года, маленькое громкое существо с черными кудрями, как у матери, и яркими глазами цвета индиго, как у ее отца, хотя они больше отдавали синевой, чем фиолетовым цветом. Оба родителя казались очарованными девочкой, и пока она была здорова, хотя, говорили, Эйрис был в ярости, что ребенок больше пошел в Баратеонов, чем Таргариенов, и к тому же, не был сыном.

Девушка более слабая духом, чем Робарра, была бы расстроена и напугана, но Элия знала девицу Баратеон. «В будущем я рожу Рейгару уйму сыновей» – почти презрительно сказала она, когда они наблюдали за шутом, веселящим двор. «Одна девчонка не станет падением династии».

Во всяком случае, казалось, что принц был в восторге – Элия никогда не видела отцов, настолько любивших своих детей, кроме может быть ее собственного – он так спокойно носил ее на руках, пел ей и играл на арфе, одаривал любовью и похвалами ее и ее мать. Казалось, теперь он был куда более тепло и ласково настроен к своей жене, теперь, когда она родила ребенка, чем был раньше – просто вежливым.

– Думаю, он воздвигнет в вашу честь великий памятник, если вы родите ему в следующий раз сына, ваша милость, – сказала Джейн Свонн, немного усмехаясь. – Если он так принял дочь!

Робарра закатила глаза и рассмеялась, но Эшара только ядовито ответила.

– А почему бы и нет? Висения будет править, даже если после нее не родятся сыновья.

– Дочь идет впереди дяди, – почти ледяным тоном согласилась Серсея, и Элия заметила, как Эшара одними губами извинилась перед девочкой, сожалея, что задела больную тему – что Серсея однажды станет принцессой, но королевой не будет.

И ей следует удовлетвориться этим, сердито подумала Элия, потому что девочка даже не представляла, какие опасности несет за собой трон, после того, как семья столько лет забивала ей голову чепухой о придворной любви и толпах народа, осыпающих принцев розами. Иногда короли были жестокими, и тогда народ осыпал их камнями и грязью. И все же, маленькую принцессу любили – королева считала ее почти своей дочерью, и Робарра с радостью оставляла ее со свекровью, пока сама уезжала со своими дамами гулять и охотиться. Элия сомневалась, что ловчие соколы много поймают зимой, ведь Королевский лес был покрыт снегом.

Она больше всего скучала по Дорну теперь, в холод. Ее мать умерла от удара вскорости после того, как Висении дали имя в Септе Бейлора. Она четыре года не видела свою семью, с рождения первенца ее брата Дорана, девочки по имени Арианна. Она надеялась навестить их, когда придет весна, и вместе с Эшарой поедет в Звездопад, увидеть ее семью.

– Хотела бы я, чтобы Рейгар иногда ездил с нами, – вдруг сказала Робарра, и ее губы скривились в хмурой гримасе. – Иногда мне кажется, что теперь, когда у него появился ребенок, он еще больше посвятил себя книгам и свиткам.

– Принц – ученый человек, – Элия сухо улыбнулась. – Он очень серьезно относится к учению истории.

– О, конечно, для него всегда или прошлое, или будущее, – простонала черноволосая девушка. – Я бы просто хотела… Ну, Висения всего лишь ребенок, а он уже говорит о ее брате.

– У вас полно времени, чтобы родить сына, – утешающе сказала Элия, задумавшись, не беспокоило ли это девочку, как бы она не настаивала, что ей все равно. Для принцессы она стала кем-то вроде старшей сестры, хотя признавала,что у девочки был ужасный характер, когда ее злили, и она не была из тех, кто слушал нежные увещевания и вежливые успокоения. Нет, в ней скорее всего был огонь Таргариенов еще до ее свадьбы.

Во всяком случае, Робарре хватило здравого смысла понизить голос, чтобы ее не слышали другие женщины.

– Он сказал, нам надо снова начать пытаться зачать ребенка, до окончания года.

Это ошеломило Элию. Рейгару был двадцать один год, его жене семнадцать. Несомненно, у них была уйма времени на то, чтобы завести других детей с разницей в несколько лет. Должно быть, это отразилось на ее лице, несмотря на ее попытки сохранить спокойствие, и Робарра вздохнула.

– Я не против, честное слово, нет, я хочу, чтобы у Висении были братья и сестры, но он утверждает, что следующий ребенок будет мальчиком, и если нет…

– Уверена, он не будет держать зла на вас за рождение еще одной дочери, – успокоительно сказала Элия. – Он все поймет. В конце концов у него будет наследник.

Последовала короткая пауза, которую нарушали только резкие звуки шагов лошадей по снегу.

– Я просто волнуюсь иногда, – твердо сказала Робарра. – Не за себя, за детей.

Возможно, подумала Элия, она боялась, что ее дочери и сыновья унаследуют безумие Эйриса или страсть Таргариенов по отношению друг к другу. Элия не могла понимать беспокойства матери – у нее не было собственных детей, пусть она считала Тириона своим. Но Тайвин запретил привозить мальчика ко двору, и он оставался в Утесе Кастерли, и Элия писала ему каждый раз, как находила время. Он был умным, смышлёным, говорливым ребенком, если рядом не было отца.

Она не могла обсуждать это больше, потому что через несколько минут их группу атаковала банда Братства Королевского Леса, банда разбойников, что последние несколько лет мучила Королевские Земли, и Джейн Свонн с ее септой, пожилой женщиной по имени Бриджит, увезли в леса. Мужчины были в бешенстве, что из захватили врасплох, женщины кричали, Робарра была в ярости, лошадь Серсеи напугалась и едва не сбросила ее, и Элии пришлось перехватить поводья девочки, прежде чем ее кобыла сбежала в чащу, и вся их компания вернулась в Королевскую Гавань.

Принц Рейгар и Тайвин встретили их в Твердыне Мейгора, где Элия онемело соскользнула с седла, ошарашенная, но куда более спокойная, чем остальные дамы, и помогла побледневшей и заплаканной Серсее, которая держалась за Эшару.

– Вы не ранены? – Требовательно спросил Тайвин, хватая Элию за плечо, и перехватывая также дочь. С неба сыпались снежинки.

– Мы в порядке, милорд, только немного напуганы, – ответила она, несколько тронутая явным беспокойством на его обычно бесстрастном лице. – Но двух дам увезли…

Рейгар обхватил лицо Робарры руками, и этот жест казался почти прелестным, если бы она не отдернулась от него в раздражении, сверкая яростью в глазах.

– Муж мой, я в порядке! Это о Джейн нужно беспокоиться, и о ее септе…

– Ты моя жена и мать моих детей, – ответил он, но не повысил голоса, в отличие от нее. – Это о тебе я беспокоюсь – ты больше не будешь гулять в Королевском Лесу…

– Это чертовых разбойников больше там не будет, – взорвалась девчонка, игнорируя шокированные взгляды, полученные в ответ. Она выпрямилась в полный рост, капюшон соскользнул с ее головы, ее синие глаза горели огнем. – Я хочу их головы, и я хочу, чтобы Джейн Свонн и ее септу вернули невредимыми, и мешок золота дадут тому, кто…

– Это не тебе решать, – настаивал Рейгар, хватая ее за руку.

– Пойдемте внутрь, покуда вы обе тут не заболели, – мрачно сказал Тайвин, отрывая Элию от наблюдения за пикировкой, и она последовала за мужем и падчерицей с холода, потирая руки в перчатках.

Она дождалась, пока Серсею отправят в ее комнаты, чтобы умыться и прилечь, прежде чем заговорить с Тайвином в его кабинете.

Элия пыталась привнести жизнь в Башню Десницы, она приобрела новые гобелены и шелка для стен, надеялась украсить их цветами и травами, когда придет весна, но невозможно было избавиться от влияния Тайвина Ланнистера на эту комнату, где все было в красных и золотых цветах, и словно все держалось напряженно, как он сам.

– Ты и шагу не ступишь в этот лес, пока с разбойниками не разберутся, – твердо сказал он.

– Девочка Свонн…

– Сомневаюсь, что ее изнасилуют или изобьют, они попытаются получить за нее выкуп от семьи, хотя, зная Своннов, они с трудом раскошелятся.

– Ты должен попросить Эйриса, чтобы он послал за ними людей, прежде чем дни станут короче и холоднее, – настаивала она, присев у камина и проведя руками по волосам, стряхивая последние снежинки.

– Теперь ему придется, они были идиотами, что напали на компанию принцессы, – указал Тайвин. – Но их будет труднее отследить, теперь, когда идет снег.

– У них было много лошадей, – задумалась Элия. – Я видела Смеющегося Рыцаря – он хохотал, словно безумец, а скакал, как дьявол.

Ее муж фыркнул и поднялся, становясь рядом с ней, глядя вместе с ней в огонь.

– Рейгар теряет терпение.

– Не дождется смерти отца? – Спокойно спросила Элия.

– Мне кажется, он чувствует себя… Загнанным. Король даже не дозволяет ему жить на Драконьем Камне теперь, когда у него есть свой наследник. Он всегда был терпеливым мальчиком, но… – Тайвин посмотрел на нее сверху вниз и приподнял светлую бровь.

– Но как мужчина он менее терпелив, – закончила Элия его мысль. – Можешь ли ты винить его за это? Каждым своим поступком Эйрис движет королевства ближе к обрыву, народ уже знает, что правишь на самом деле ты, – она протянула руку и сжала его ладонь. – Принцесса тоже говорит о его… Нетерпеливости.

– Не думал, что девчонка Баратеон так проницательна, – сухо заметил Тайвин.

– Он ее муж, конечно она замечает его настроение, – Элия прищелкнула языком. – Все женщины это замечают.

– Неужели? – Он погладил ее плечи. – Скажи же, жена, какое у меня сейчас настроение?

– В бешенстве, что твои близкие попали в опасность, раздражен непригодностью Эйриса, – протянула она, запрокидывая голову и глядя на него, – и очень увлечен своей женой. Но тебе нужно встретиться с королем, прежде чем его гвардейцы ворвутся сюда в поисках тебя. Я подожду.

Она проводила его и собралась удалиться в собственные комнаты, когда по ступеням раздались звуки шагов, и ее едва не сбил с ног Джейме, чьи золотистые локоны были в беспорядке, а зеленые глаза – дикими.

Он вскрикнул и подхватил мачеху, не давая ей упасть, а потом вдруг обнял ее. Элия поцеловала его в щеку и пригладила его волосы.

– Мы в порядке, Джейме, нет причин паниковать.

– Я не… Серсея и Эшара, они…

– Они в порядке, – успокоила она его. – Испуганы, но не ранены.

Казалось, он не верил ей, но спустя минуту или около того его дыхание начало выравниваться.

– Чертов Меррет Фрей, – прорычал он под нос. – Убедил меня ехать с ним в город, вместо того, чтобы сопровождать вас.

– Ты не член Королевской Гвардии, – напомнила она. – Это не твой долг…

– Конечно это мой долг! – Выкрикнул он. – Вы мои… – Он поколебался. – Ты и Серсея – вы моя семья, – сказал он более сдержано. – А Эшара, она… Она… Друг, – он вдруг покраснел под понимающим взглядом Элии. – Не смотри на меня так.

– Родители Эшары мертвы, – заметила Элия. – А ее старший брат не помолвит ее с первым встречным. Я его знаю – он полагается на ее суждения, и Эшаре уже восемнадцать, она не смешливая маленькая девочка…

– Элия, – раздраженно сказал мальчишка. – Отец никогда…

– Он может, – возразила она. – И если ты просто позволишь мне спросить…

– Он будет уважать меня еще меньше, если ты сделаешь это для меня, – сорвался Джейме, раздраженно уставившись в пол. – Кроме того, я все еще оруженосец.

Это она приняла, и предупредив его не ходить к обеим девочкам, велела ему идти к лорду Кракехолу, пока его не выпороли за то, что он пренебрегает своими обязанностями. Потом она нашла служанку, чтобы ты приготовила ей ванну.

========== Часть 8 ==========

Рождение Эйгона было легче, чем Висении. Робарра не переживала – она не только пережила тяжелые роды ее первенца, но и быстро оправилась и пребывала в добром здравии, чего не многие женщины могли о себе рассказать, и с Эйгоном она волновалась только, будет ли это сын. Она бормотала его имя себе под нос между стонами и криками боли, и она визжала это имя, когда появилась его головка, пусть мейстер видел только светлые волосики.

– Эйгон, – выдохнула она, когда он наконец-то, наконец-то родился, и если Висения сразу издала вопли и крики, с сыном долгое время висела тяжелая тицина, прежде чем наконец раздался тихий плач.

– Принц Таргариен, – куковала повитуха, стирая полотенцем кровь с головы ребенка. – Ах, какие волосы!

Робарра затуманенным взором смотрела туда, где ребенка укутывали, мейстер перерезал пуповину, и тогда заметила, что хотя у мальчика были темные волосы, как у его сестры, словно шрам, их прорезала серебристая прядь, и с каждым днем она становилась все заметнее. Глаза Эйгона были такого же цвета, как у его сестры, может быть чуть бледнее, но Робарра про себя думала, что лицо у него было широкое, как у Баратеонов, и был он больше похож на Ренли, когда тот был ребенком.

А еще был Рейгар. Ей пришлось трижды позвать его по имени, прежде чем он оглянулся на нее, прижимая к себе спящего Эйгона. Висения, которой было чуть больше года, спала рядом с матерью, свернувшись, как котенок, ее темные кудри смешались в беспорядке. Барра с любопытством перебирала ее волосы, поглядывая на серебряную прядь Эйгона, проблеск серебра Таргариенов сквозь черноту Баратеонов.

– Никогда такого не видела, – Рейгар, запоздало поняла она, едва слушал ее. – Муж, – раздраженно прикрикнула она, устало дернув его за рукав. Только тогда он вырвался из своей молчаливой задумчивости и положил новорожденного в колыбель.

– Он все, на что я только мог надеяться, – честно признался Рейгар с одной из своих нежных улыбок, и Барра устало улыбнулась ему в ответ, когда он коротко поцеловал ее в бровь.

– И как только другие дети дотянутся до первых двух? – Шутливо спросила она, но Рейгар только улыбнулся, потянувшись к Висении.

– Тебе надо отдохнуть.

– Оставь ее, она мне не обуза, – Робарра зевнула. – Ложись и сам в постель. Еще совсем рано.

Еще только занимался рассвет, и мягкий снег падал за окном башни. Она чуть подвинулась, и ее муж медленно опустился в постель с другой стороны от их дочери, и взяла Висению за ладонь.

Обычно она не была настолько сентиментальна или щедра в проявлении привязанности, но последняя беременность сделала ее ненормально слезливой. Разве так уж плохо было хотеть быть рядом с отцом своих детей? Пусть у них с Рейгаром не было какой-то любви из песен, но она любила Висению больше, чем считала возможным, и знала, что полюбит своего сына также. Они были даром небес, и она не хотела плохо относиться к мужчине, который дал их ей, пусть даже они редко соглашались друг с другом.

Но… Пусть Эйгон не был рожден из сумасшедшей страсти, из которой была рождена Висения, нужды прикасаться и жажды прикосновений, жажды обладания друг другом, она думала, он был плодом чего-то более нежного, более мягкого, и может быть, их будущие дети будут рождены в подлинной любви. На это еще было время.

Король все еще жаловался, что дети «едва похожи на Таргариенов», и что «он думал бы, что Рейгару их подкинули, кабы не глаза». Робарра придерживала язык, но ее ногти впивались в ладони, оставляя следы кровавых полумесяцев, а двор неуклюже посмеивался над так называемой шуткой.

Рейла опускала нежную руку ей на плечо, и она сдерживалась, чтобы ее не стряхнуть. Не легко было Штормовой Принцессе, как называл ее двор, отмечая ее приступы гнева, не легко ей было сидеть смирно, пока ее свекр унижал ее и ее мужа.

Но Рейгар не казался обеспокоенным; разве что он был еще более расслаблен чем раньше, поговаривая о турнире, который готовился в Харренхоле. Робарра не могла на нем присутствовать – Эйгону едва исполнилось полтора месяца, и он был еще слишком мал для путешествий, даже если бы король им позволил, и даже тогда она не оставила бы его и Висению в Королевской Гавани. Рейгар же намеревался присутствовать, и она не знала, почему.

Ее свекровь просветила ее, вскорости после отъезда королевской свиты, оставив Тайвина Ланнистера сидеть на Железном Троне в роли десницы, а королеву – наслаждаться отдыхом от компании мужа. Красный Замок был куда тише в отсутствие большинства придворных, и Барре легче дышалось без угрожающих теней Эйриса и Королевской Гвардии.

Такой большой компании понадобилось бы несколько недель, чтобы достичь Харренхола, а потом, сколько бы не продлился турнир, понадобится пара месяцев, прежде чем Эйрис и Рейгар вернутся, вместе с юным Визерисом, которого Рейла умоляла оставить с ней, и за свою наглость получила растянутое запястье. Робарра упросила своих дам принять участие вместо нее, и Эшара Дейн отправилась на турнир вместе с Серсеей Ланнистер, в сопровождении Элии Ланнистер и двух сыновей Тайвина, но вот Джейн Свонн, ставшая недавно Баратеон, выйдя теперь замуж за Станниса, навещала Королевскую Гавань в отсутствие короля. Она еще не была в тягости, но они были женаты всего полгода, и Барра заверяла ее, что у нее еще полно времени, чтобы подарить наследника Штормовому Пределу. Кассана Баратеон приехала вместе с сыном и невесткой, сюрпризом для Барры, которая не сдержала крика удивления при виде матери, и сама не заметила, как спрятала лицо в волосах матери, словно она снова была девочкой, а не женщиной восемнадцати лет, с двумя детьми.

Они перекусывали в комнатах королевы, на одном из балконов, выходящих во двор. Погода была необычно теплой, в отличие от морозного дня, когда родился Эйгон, и пусть белый ворон еще не прилетел из Цитадели, сообщая о конце весны, казалось, что весна уже близко. Трудно было быть в дурном настроении, когда распогодилось настолько, что можно было носить легкие, воздушные платья, вместо тяжелых юбок, и Барра пошевелилась, прижимая к себе Эйгона, сидя между матерью и невесткой.

– Думаю, Рейгар надеется поговорить с лордами на турнире, – мягко, невинно и многозначительно сказала Рейла, деликатная, словно игла для вышивания. – Чтобы они получше узнали своего будущего короля…Его величество мой муж сначала не собирался участвовать.

Робарра поняла, что хотела сказать женщина. Кто-то предупредил Эйриса о том, что его сын надеется умаслить лордов. Рейла разрешила удалиться служанкам, но женщины все равно понизили голос, продолжив разговор куда тише.

– Последний Великий Совет, – наконец пробормотала Рейла, – выбрал Эйгона Невероятного, моего деда.

– Рейгар не будет настолько невероятен, – ровно сказала Робарра, игнорируя вопросительный взгляд ее матери. – Споров не будет. Отречение, – добавила она, – возможно случится.

Кассана шикнула на нее, и глаза Джейн расширились, но Рейла выглядела понимающей, хотя она не сказала ничего, кроме:

– Мы узнаем, когда наши мужья вернутся – кто победил, и кто проиграл в Харренхоле.

Остаток времени они говорили о пустяках и вышивали, а Барра нянчила сына, уже здорового и крепкого, и большого для своего возраста, и пыталась представить будущее, где Эйрис больше не был угрозой ей и ее детям, и она занимала бы место рядом с Рейгаром как его королева. Только король может сидеть на Железном Троне, не его жена, но она тоже будет править. Она не станет сдерживать язык, не станет вести себя, будто она хуже других, потому что не была сестрой-женой своему супругу Таргариену. Ее слова будут иметь настоящий вес. Ее будут звать Штормовой Королевой, и ее дети будут драконами с ветвистыми рогами.

Она думала об именах для своих будущих детей, пусть и надеялась подождать несколько лет, прежде чем завести третьего. Ей хотелось еще как минимум одного сына и одну дочь, чтобы у Висении и Эйгона, у каждого было с кем поиграть. Рейна, подумала она, для ее второй дочери, в честь Черной Невесты, которая восстала против своего дяди-мужа, украла его меч и сбежала к армии ее брата на спине дракона. Дейрон, для второго сына, в честь Юного Дракона и Дейрона Доброго.

Висения, Эйгон, Рейна и Дейрон, подумала она тогда. Если понадобится, пусть Эйгон женится на кузине – дочери Визериса, или на Мартелл, потому что в их крови тоже есть кровь Таргариенов. Она так многого хотела для своих детей. Она была жадной ради них. Она хотела, чтобы они увидели Штормовой Предел и Драконий Камень, чтобы они скакали по Королевскому Лесу и Королевскому Тракту, она хотела, чтобы они посещали турниры и пиры. Им нечего будет бояться, потому что их отец будет королем, настоящим, хорошим королем, и Семь Королевств будут любить их за это.

Рейгар победил на турнире. Победил и короновал Эшару Дейн Королевой Любви и Красоты, и не потому что настоящей королевы не было, и не потому что Эртур Дейн был ему как брат, и не потому, что она уже почти была помолвлена с Джейме Ланнистера, которого он хотел бы позлить. Рейгар победил и короновал смышленную, фиолетовоглазую, сладкоречивую Эшару, и украл девчонку, умчавшись вместе с ней, ее братом, Освеллом Уэнтом и лордом-командующим Герольдом Хайтауэром. Говорили, что Джейме Ланнистер гнался за ними вместе с Аддамом Марбрандом, и в случившейся схватке был тяжело ранен, а Марбранд погиб.

Тайвин Ланнистер отбыл из столицы в Утес Кастерли незадолго до прибытия свиты короля, Эйрис ворчал и завывал о предательстве Ланнистеров, Рейгаре и его «дорнийской шлюхе», люди горели, и крики Рейлы эхом отдавались в коридорах у комнат короля, недалеко оттуда, где сидела Робарра, сидела и перечитывала письмо, написанное рукой ее мужа. Закончив, она сожгла его, и закричала, схватившись руками за голову, а потом разбила эту чертову арфу кочергой, выхваченной из камина.

Рейгар говорил о пророчестве, о судьбе, заверял, что не намеревался никак ее оскорбить, свою жену, что она просто не могла быть матерью его Рейнис. Она дала ему Висению и Эйгона, и за это он был благодарен, но у дракона три головы, и он уже давно искал подходящую женщину, чтобы произвести на свет его нежную Рейнис, и наконец понял, кто это должен быть. Он понимал, что это необычно, но короли-Таргариены уже брали по несколько жен, и она всегда будет его первой королевой, и ни в чем не будет нуждаться.

Он надеялся, что она хотя бы попытается понять, почему он это сделал. Когда Эшара родит Рейнис, он вернется вместе со своей второй королевой и принцессой, и Эйрис будет вынужден отречься от трона. Все будет хорошо. Он знал, что она сильная женщина, ей надо только еще чуть подольше побыть сильной, до его возвращения.

Когда она закончила разбивать разбросанные по полу осколки когда-то прекрасной арфы, Барра тоже упала на пол в облаке юбок, пытаясь принять новую реальность: ее муж был так же безумен, как его отец, только свое безумие он скрывал годами, взращивая его. Барра считала Эшару своей подругой и не представляла, чтобы та отправилась с Рейгаром по своей воле – она казалась влюбленной в мальчишку-Ланнистера, и может быть, в его сестру тоже.

Род Ланнистеров не стал долго выжидать и собрал знамена, и дома Мартелл и Баратеон последовали за ними – Кассана, Станнис и Джейн уехали в Штормовой Предел за недели до того, как разошлись новости, и Барра ощущала странное чувство гордости, что семья не стала терпеть унижения, несмотря на угрозы Эйриса.

Джонотор Дарри, стеснительно улыбаясь, колотил ее по приказу короля, стараясь не задеть ее лицо, и пытаясь сдерживать удары настолько, чтобы не вызвать большего гнева Эйриса. Двор наблюдал в немом молчании.

– Сожгу их всех, – завывал Эйрис на троне, злобно глядя на нее, и его глаза блестели от ее криков боли. – Твоего отца, мать, братьев, оставлю только тебя, как жену Рейгара. Он приползет обратно, когда устанет от щели этой дорнийской шлюхи, и будет молить меня о милости.

Будет, будет молить, думала Робарра, сжимая челюсти, чтобы снова не закричать, и ее руки, ноги, спина горели от синяков и ссадин, будет молить, но о моей милости, не твоей. И я не дам ему ее.

Дома Старк и Аррен присоединились к Ланнистерам, Мартеллам и Баратеонам. Тирелл присягнул трону, а Талли и Грейджой предпочли не вмешиваться, пока что.

Рейла рыдала. Барра держала детей и Визериса поблизости, каждый день думала о письме Рейгара, и жгла его книги, его бумаги, его одежду – а что не горело, разбивала на куски.

В этом разрушении она находила умиротворение, потому что если ничего не оставалось для нее, то и для него не останется. Он все отобрал у нее – ее честь, ее гордость, ее покой, ее безопасность – и ему придется переступить через ее труп, чтобы сесть на Железный Трон. Трон теперь принадлежал Эйгону, и Эйгона он будет, когда придет время. Она уже так долго ждала, когда же ее назовут королевой. Почему бы не подождать еще чуток?

========== Часть 9 ==========

Элия не поняла, что беременна, пока ее не начало рвать каждое утро, на четвертый месяц войны. Еще неделю она не говорила Тайвину, пока ее муж не прочитал еще одно послание от Джона Аррена, сумевшего защитить Орлиное Гнездо, а сторонников короля не разбили в Штормовых Землях, ценой жизни Стеффона Баратеона. Элия встречала раньше этого человека, и была опечалена его потерей – он был сравнительно коварным для семьи славной своим буйным нравом, и она надеялась, что юный Станнис сумеет справиться с задачей управления войсками Баратеонов.

Талли удалось втянуть в войну через брак, свадьбой Брандона Старка с Кейтлин Талли. Лианну Старк выдали за Элберта Аррена на той же свадьбе. Силы Старков-Талли-Баратеонов окружали Королевские Земли с востока и севера, а Мартеллы надвигались с юга. Ожидалось, что Тиреллы будут вынуждены отступить, когда Мартеллы пройдут Дорнийские Марки, а там Ланнистеры двинутся на Королевские Земли.

Ребенку не было места в этом плане. Элия была замужем за Тайвином уже восемь лет, и они никогда не пытались зачать ребенка. Ее здоровье было слабым, и у него уже был сын и наследник. Она не представляла, как он отреагировал бы в мирное время, не то что в разгар гражданской войны. Но она не могла скрывать от него больше, а потому она приготовилась к жестокому разочарованию, когда он наконец пришел в постель.

– Может быть я и звал Эйриса глупцом не раз, – пробормотал он, снимая рубаху, – но в деле битвы он достаточно разумен, стоит признать.

Элия удержалась от замечания, что Тайвин почти всех считает глупцами, и улыбнулась, приподнимаясь на колени и целуя его в подбородок.

– Ты наконец-то отращиваешь бороду?

– А ты хотела бы? – Сухо спросил он, и она выдохнула короткий смешок.

– Из-за жары в Дорне это не очень принято.

– Тебе всегда тепло, – пробормотал он, скользнув рукой под ее шелковую сорочку. Поколебавшись, Элия остановила его.

– У меня для тебя новости…

Он замер.

– Джейме…

– Нет, Джейме не украл лошадь и не отправился спасать Эшару, – с кривой улыбкой ответила Элия. – Но я беспокоюсь о нем. Таким юным лишиться руки…

– Он привыкнет, – спокойно ответил Тайвин, но она чувствовала боль в его голосе. Джейме был его гордостью, пусть он и не унаследовал железной воли своего отца.

Стать калекой в шестнадцать лет…

И все же, он и так был в тоске от похищения Эшары. Элия чувствовала себя виноватой, пусть никогда не говорила этого вслух. Это она упросила Эшару отправиться на турнир. Это она не следила в оба за девочкой, которую считала кем-то вроде младшей сестры. Может быть, если бы Рейгар не увез ее из Харренхола, он не увез бы ее вовсе.

Думала ли она, что Рейгар был способен на насилие над женщиной? До всего этого, возможно нет, но теперь она считала, что он способен на все. Он уговорил Эртура Дейна похитить его собственную сестру. Но она оттолкнула мысли о безумных Таргариенах. Они проигрывали войну, а повстанцы выигрывали.

– Тайвин, я жду ребенка, – наконец сказала она, прямо, и заставила себя посмотреть на его лицо.

Он несколько секунд молчал и наконец спросил, немного хрипло.

– Ты уверена?

– Мейстер подтвердил это вчера, – призналась она. – Я только попросила его подождать, чтобы я могла сама тебе рассказать.

К ее неудовольствию, он отвернулся от нее, и она видела только его жесткую прямую спину. Он был зол на нее. Теперь ей придется терпеть месяцы его холодного молчания…

Но тут он пробормотал что-то, и она осторожно коснулась его плеча.

– Муж мой…

– Прости, Элия, – повторил он чуть четче, и на этот раз она замерла на месте. Тайвин был Ланнистером, и Ланнистеры не просили прощения. Он никогда не делал такого даже в шутку.

– За что ты извиняешься? – Тихо спросила она. – Это я жду ребенка, которого ты не хочешь.

Он повернулся и сердито посмотрел на нее, схватив за плечи.

– Ты думаешь, я не хочу ребенка? – Спросил он почти обвиняющим тоном.

– У тебя уже трое детей, – спокойно указала Элия. – И двое уже взрослые. Я не думала…

– Ты моя жена, – рявкнул он. – И носишь моего законного сына, или дочь. Конечно я хочу детей…

– Но ты думал, что я не хочу, – тихо пробормотала она, все понимая, и яростно закачала головой, обхватывая его в объятье. – Тайвин, конечно я хочу его, я всегда хотела быть матерью, я просто… мое здоровье, и война…

– Я не могу тебя потерять, – напряженно сказал он. – Не могу.

Тогда она поняла, что он уже потерял одну жену на родильном ложе, сильную и здоровую, а не хрупкую. Если бы она хотела, она выпила бы лунный чай, избавилась бы от ребенка прежде чем стало слишком поздно, пусть даже это повлекло бы риски для нее.

– Не потеряешь, – пообещала она, проведя пальцами по его золотым волосам. – Я буду биться, для тебя и для ребенка. Я клянусь тебе, милорд, ты не потеряешь никого из нас. Это будет моя война, а ты сражайся на своей.

На самом деле она боялась, что не доживет даже до родов, и что она потеряет ребенка еще до того, как тот получить шанс на жизнь. Но она должна была думать хорошие мысли, строго сказала она себе. Она выносит этого младенца, и переживет роды, и их ребенок вырастет здоровым и любимым.

Она сама хотела сказать детям Тайвина, и первым она пошла к Джейме.Он выглядел моложе своих шестнадцати лет, он лежал в постели, и она отвела взгляд от культи, которая была когда на месте руки, которой он держал меч. Он смотрел на нее мутным взглядом, когда она рассказывала ему о беременности, словно не понимая, а потом нахмурился.

– Если это будет сын, отец назовет его наследником.

Элия с трудом сохранила спокойствие.

– Ты знаешь, что это чушь, Джейме. Отрубленная рука не делает тебя менее мужчиной.

– Рейгар украл мою невесту и отсек мою руку, – выплюнул он. – Меня зовут новым Беззубым Львом, как моего деда когда-то.

– Твой дед, – холодно сказала Элия, – не рискнул бы пойти на смерть против двух куда более опытных бойцов, чтобы спасти любимую женщину.

– Но я не спас ее, – прошипел он, поднимаясь. – Я проиграл, и Аддам погиб.

Он все еще совсем ребенок, горько подумала она.

– И в этом нет твоей вины, Джейме.

– Я не смог спасти ее, – прошептал он. – И Аддам погиб.

– Но Эшара еще жива, – твердо сказала она. – Ты должен верить в это. И когда война закончится…

– Отец не позволит мне жениться на ней, – тихо сказал он. – Он скажет, что это оскорбление его гордости, позволить его сыну…

– Получить огрызки Рейгара, – Элия закончила его темную мысль, и застыла. – Я позабочусь об этом.

Серсея отказывалась с ней даже говорить, и Элия была неуверена, от гнева ли, что получит сводного брата или сестру, или страха, что потеряет еще одну мать. В любом случае, она оставила девочку в покое, а Тирион был в восторге, по крайней мере, от идеи, что у него будет братик или сестричка, с которыми можно будет играть, и он создавал ей компанию, когда ей пришлось слечь в постель, читал ей, показывал, как он умеет кувыркаться, хотя она всегда заботилась о том, чтобы его отправили в его комнату до того, как вернется Тайвин. Она не терпела жестокости по отношению к своему пасынку, но смирилась с тем, что Тайвин никогда не полюбит своего младшего сына.

К концу ее беременности случилось как будто сразу все. Войска Тиреллов, как и ожидалось, отступили к Королевским Землям. У Элии начались роды на три месяца раньше срока. Ладьи железнорожденных атаковали Ланниспорт.

Порт горел, врата Утеса были заперты, а Элия кричала и рыдала, рожая своего первого ребенка, так крепко хватая Дженну за руку, что едва не проткнула ногтями кожу, пока мейстер и повитухи пытались остановить кровотечение.

Девочка была маленькой, но удивительно крепкой, ее кожа была светлее, чем у Элии, но темнее, чем у Ланнистеров, и густые волосы покрывали ее голову.

Тайвин увидел девочку, когда ей было четыре дня от роду, когда железнорожденных наконец отогнали, пусть и ценой флота Ланнистеров. Элия была так слаба, что едва могла придержать младенца, чтобы помочь кормилице, но улыбнулась мужу, который, казалось, испытал облегчение, увидев, что она жива.

– Я выиграла мою битву, – сказала она. – А ты твою.

Он молча присел на край кровати, коснувшись спинки младенца.

– Ты справилась, миледи.

– Я думала… Лорейн, – сказала Элия. – В честь Лорезы и Джейн, наших матерей.

– Лорейн Ланнистер, – сказал он после паузы. – Хорошее имя.

Тайвин Ланнистер никогда не проливал слез, это Элия знала, но про себя она могла поручиться, что он был близок к этому, в те короткие часы, что они провели вместе, наедине, с их ребенком.

Когда через несколько недель цвет глаз Лорейн определился, они были зелеными, как у ее отца.

========== Часть 10 ==========

Волосы Рейгара были почти такими же длинными как у нее, когда она встретила его снова. Он всегда носил их отросшими до плеч, серебряные и развевающиеся под светом солнца или луны, или факелов Красного Замка, но теперь они были собраны в длинную косу. Робарра пыталась узнать в человеке, стоявшем перед ней, нежного принца, за которого вышла замуж. Мягкость оставалась в глазах цвета индиго, и лицо его было чистым и нетронутым, как она и помнила, те же высокие скулы и царственный вид. И ее охватило желание изуродовать его, и прежде чем он даже успел произнести ее имя, она заткнула его жестокой пощечиной, кольцами прорезая его подбородок. Он с триумфом въехал в Королевскую Гавань, как будто они не были буквально в месяце от осады, одетый в доспехи, темные как ночь. Он не напугал ее. Он ее разозлил.

Висения была громкой девочкой трех лет, когда перестала спрашивать об отце. Эйгон был милым ребенком, еще даже недостигшим двух. Он звал ее «мама», но никогда не произносил «папа», и будь воля Робарры, никогда не произнесет. Ее детям не был нужен насильник и убийца. Ее детям не был трус, оставивший письмо перед побегом.

Барра была высокой, но Рейгар был выше нее, и он только отшатнулся от шока, а не покатился от удара и ее ярости.

– Ублюдок! – Вскрикнула она, и двинулась, чтобы снова ударить его, на этот раз обеими руками, сложенными в кулаки, но он легко поймал ее. Она плюнула ему в лицо и попыталась ударить его головой, но он просто прижал ее к груди, пока она проклинала его и пыталась вырваться. Она слышала, как королевские гвардейцы переминаются за дверью, скрепя доспехами, но Барра думала, они уже привыкли к женским крикам.

Эйрис был мертв, его правление окончилось трагичным падением со ступеней Башни Десницы, всего через несколько дней после возвращения Рейгара в столицу. Робарра только хотела быть там, чтобы увидеть, как переломилась шея Безумного короля, и как содрогнулось его тело, но она подозревала, что это удовольствие досталось Джону Коннингтону, который служил теперь десницей Рейгара. Она давно уже поняла, что этот человек ненавидел ее, потому что был влюблен в ее мужа, и теперь оказаться в воле их обоих…

Робарра сдерживала себя в первые дни «скорби» по Эйрису. Но если ее муж-изменник думал, что она пойдет на его коронацию, мило улыбаясь, то он жестоко ошибался. Скорее ее голову наденут на пику, чем она преклонит колена перед Рейгаром.

– Довольно Робарра, – раздраженно сказал он, пока она продолжала бороться, вырываясь из его хватки. – Я понимаю твой гнев, но ты должна научиться думать о чем-то, кроме себя.

Она узнала ее шелковый тон, но это только больше разозлило ее.

– Милые слова от изменника и насильника, – рявкнула она, вырываясь, чтобы снова посмотреть ему в лицо. Он держал ее твердо, но не грубо, хотя его пальцы напряглись от этих ее слов.

– Я знаю, что ты опасаешься за леди Эшару, – прошептал он ей на ухо, холодным дыханием касаясь ее спутанных волос, – но я заверяю тебя, Робарра, она в безопасности и ни в чем не нуждается. Сир Эртур не позволил бы…

– Не позволил бы тебе силой затащить его сестру в постель? – Потребовала она, наконец вырвавшись достаточно, чтобы посмотреть ему в лицо, пусть он и не отпустил ее руки. – Когда-то я думала, он верный рыцарь, а ты – галантный принц, но теперь я вижу, какие вы оба чудовища.

Если бы только двор и столица могли видеть то же. Прстонародье обожало Рейгара, а двор, все еще напуганный воспоминаниями о кошмарах Эйриса, не протестовал против того, чтобы у их короля была не одна жена, а две. Негромкие протесты септонов заткнули подарками и титулами.

– Мой отец… – Рейгар казался теперь искренне обеспокоенным, и она была рада, – Я не буду таким, как Эйрис, Робарра. Когдя я разберусь с этими повстанцами…

– Мира не будет, Рейгар! – Прокричала она. – Ты также безумен, как твой отец? Ты украл невесту сына Тайвина Ланнистера! Рикард Старк мертв, Элберт Аррен мертв, мой отец мертв! Ты думаешь эти дома просто вернутся в свои замки теперь, когда ты стал королем? Ланнистеры не успокоятся, пока вы все не сдохните!

Пока не сдохнем все мы, – горько подумала она.

Ее жизнь, коли повстанцы возьмут город, будет зависеть только от того, успеют ли войска Баратеонов войти раньше остальных. Она сомневалась, что ей стоит ждать милости для жены и детей Рейгара.

Его лицо смягчилось.

– Я знаю, ты беспокоишься за наших детей…

– Моих детей, – яростно прервала его Робарра. – У них нет отца. Они больше Баратеоны, чем Таргариены, и они мои. Не твои. Ты не притронешься к ним, даже не взглянешь на них…

Он безрадостно рассмеялся.

– Конечно же я буду смотреть на своего наследника и его будущих королев.

На этот раз Робарра замолчала. Она смотрела на него, чувствуя, как ужас покрывает ее кожу, словно чешуя, и волосы становились дыбом.

– Эйгон…

– У дракона три головы, Робарра, – спокойно продолжал Рейгар, словно она была непослушной ученицей. Он отпустил ее руки, потому что казалось, она не нападет на него больше, так ошеломлена она была. – Я знаю, тебе трудно это понять, но так все должно быть. Я не хотел отнимать Эшару от ее жениха, но у меня не было выбора. Через несколько месяцев она родит мне Рейнис…

– Эйгон не женится на собственных… Ты правда сошел с ума, – она сплюнула с отвращением, отступая на шаг. – Королевство не позволит… После Эйриса, ты думаешь, они позволят, чтобы король женился на собственной крови…

– Это не королевству решать, – решительно ответил он, и теперь она видела его безумие, словно на гобелене, сверкающее и прекрасное, как безумие его отца было изодранным и разбитым до костей. – У моего сына есть песнь – песнь льда и пламени, и…

– Нет, – сказала Робарра, тише, чем хотела, а потом громче. – Нет, Рейгар. Ты этого не сделаешь. Я не позволю сделать это с моими детьми, с ребенком Эшары…

– Это и не тебе решать, – холодно сказал он. – Робарра, я всегда буду уважать тебя, как свою жену, но это я буду сидеть на троне, не ты, и сейчас не время для твоих детских капризов и упрямства.

Робарра была так ослеплена яростью, что она даже не видела, куда могла его ударить.

– Ты мерзкий червь, – прошептала она, зная, что он все слышит. – И трус. Ты мог быть настолько выше всего этого, ты мог бы закончить царствие твоего отца как мужчина, а ты плел против него заговоры в тенях с этим Коннингтоном, – она рассмеялась, качая головой.

– Ты ничтожество, Рейгар. Ты не Эйгон Завоеватель. Ты даже не Мейгор Жестокий. Ты новый Эйгон Недостойный, – она усмехнулась. – И так тебя и будут помнить. Трус, который червем прополз во власть, и погубил династию, потому что только умел, что мечтать.

Она бы хотела, чтобы он ее ударил. Барра знала, что он этого хотел, он напрягся так, как делают мужчины, когда они на грани чего-то непростительного, но опять же, Рейгар уже сделал это, когда предал ее и унес Эшару Дейн в ночь.

Вместо того он посмотрел на нее с ненавистью на его красивом лице, и Робарра отвечала ему горящим взглядом.

– Ты посетишь мою коронацию, – наконец сказал он тихим голосом. – А потом ты, моя мать и дети отправитесь на Драконий Камень, где будете в безопасности. До тех же пор, не покидай этой комнаты.

– Грози сколько хочешь, муженек, – злобно сказала она. – Но если хочешь, чтобы я наблюдала твою коронацию, тебе придется отволочь меня туда в цепях.

Барра знала, что ни одна башня не выдержит шторма, что кипел в ней. К ней отправили Рейлу, для ее «компании». Робарра отказывалась говорить, только с Висенией и Эйгоном. Висения была беспокойной и напуганной из-за странного человека, который приходил к ней и ее брату в детскую.

– Он похож на Виззи, только большой, – плакала она, пока Эйгон мирно спал в колыбели. Издалека были слышны звуки арфы, с этажа под ними.

– Мой двоюродный дедушка Эймон писал Рейгару, когда он был маленьким, – сказала Рейла так тихо, что арфа и треск дров в камине едва не заглушили ее голос. Визерис сидел на полу поблизости, пытаясь заставить Висению помочь ему расставить игрушечных рыцарей и лошадей.

Робарра не отвернула взгляда от камина.

– Эймон всегда верил, что Рейгар был принцем, что был обещан, – продолжила Рейла. – Признаюсь, я не знакома с этой легендой так хорошо, как должна. Как все мы должны. – Она поколебалась. – Но Рейгар больше не принц. И может быть это Эйгон…

– Единственное, – сказала Робарра сквозь сжатые зубы, – единственное, что обещано моему сыну – Железный Трон.

========== Часть 11 ==========

Первой и единственной дочери Элии было семь недель, когда началась осада Королевской Гавани. Элия ничего не желала больше, чем быть рядом с ее мужем и пасынком, потому что Тайвин с колебанием позволил Джейме присоединиться к нему. Но она еще четыре месяца лежала в постели после трудных родов Лоррейн. Она настаивала, чтобы ее возили в кресле с колесами, как ее отца возили в последние годы его жизни, и так она могла участвовать в управлении замком.

– Ты должна быть в постели, – беспокойно настаивала Дорна, и не в первый раз, когда Элия принимала двор в Зале Лорда, месте, которое обычно занимал ее муж, чтобы выслушать жалобы и заботы мелких лордов и простонародья. Большинство знаменосцев Ланнистеров были на осаде Королевской Гавани, а потому жалоб знати было меньше, и в основном споры были о землях и животных мелких издольщиков.

– Я должна быть рядом со своим лордом-мужем, но так как мейстер не позволяет мне сделать больше нескольких шагов, не то чтобы ездить верхом, остается только это, – резко возразила Элия, и снова приняла бесстрастный вид, когда перед ней выступил новый человек. Лорейн была поблизости,спала на руках Дженны, пока та наблюдала за слушаниями. Самая юная Ланнстер была маленькой, но хорошенькой крошкой. Элия надеялась, что ее глаза так и останутся темно-зелеными, потому что кроме более светлых чем у ее матери волос и кожи, во всем она была Мартелл.

Она как раз закончила спор о пропитании в Ланниспорте, когда прискакал посланец, дальний кузен Ланнистеров, вбежал с новостями от воронов из Королевских Земель. Элия пыталась удержаться от обморока, когда приказала всем освободить зал и приняла в руки письмо. Солнце светило снаружи, был жаркий летний вечер, и зал утопал в бледно-золотом свете. Элия быстро разорвала печать и немедленно узнала почерк Кивана. Дорна тихо ахнула от облегчения – кто знает, сколько летел ворон, но Киван был жив и достаточно здоров, чтобы писать, это они знали теперь.

Но к концу письма нехорошие ощущения Элии придавили ее словно камнем. Город был взят, в руинах, павших от вступивших в него армий. Большая часть Красного Замка была уничтожена спрятанным диким огнем, запаленным, когда во дворец ворвались армии повстанцев. Рейгар был мертв, это было точно, а Тайвин был тяжело ранен при взрыве. Джейме был цел, но вдовствующая королева Рейла, бывшая принцесса, а теперь королева Робарра и Эшара Дейн пропали, как и дети. Трон теперь занимал Станнис Баратеон.

Зал был тих, кроме металлического скрипа доспехов цвета ланнистерского золота переминающихся гвардейцев. Элии понадобилась минутка, чтобы прийти в себя и пригладить юбкикрасного бархатного платья, и она медленно встала, ожерелье из золота и рубинов, первый подарок для нее от Тайвина, так давно это было, висело на ее груди.

– Я выезжаю в Королевскую Гавань в конце этой недели.

– Вы не можете путешествовать в вашем состоянии, миледи, – начал спорить юный мейстер Крейлен, но замолчал при виде взгляда Левина Мартелла. Мужчина, которому было уже за пятьдесят, но он мог сражаться не хуже любого западника, одобрительно посмотрел на племянницу.

– Мы можем добраться туда за три недели, если отправимся с небольшой свитой, поедем севером, через Речные земли.

Она медленно кивнула.

– При первом же признаке хлопот, ты отправишься назад в Утес, – твердо добавил он.

– Я не ребенок, чтобы отправлять меня домой, – огрызнулась Элия и повернулась к Дженне и Дорне. – Вы двое останетесь здесь.

– Я тоже не ребенок, невестка, – сухо сказала Дженна.

– Я останусь, – быстро сказала Дорна. – Если вы будете так добры, чтобы доставить письмо Кивану, если он… – Ее голос задрожал, и она обхватила своего единственного пока ребенка, маленького светловолосого Ланселя, так похожего на своего отца.

– Конечно, – успокоила ее Элия. Ее ноги дрожали, они были слабы, но она заставила себя твердо сойти по ступенькам от высокого стола, крепко держась за руку дяди. – Это должно быть счастливы событием. Власть Таргариенов окончена, и мы держим столицу. Тиреллы уже торгуются о сдаче.

Но она не чувствовала ни радости, ни облегчения. Огромная опасность ушла, но ее муж был тяжело ранен, а ее подруга все еще не нашлась. И путешествие будет опасным и тяжелым для нее, учитывая, как повлияли на нее беременность и рождение Лорейн. Но она не могла сидеть на вершине Утеса, пока ее муж и пасынок страдали. Она могла медленно идти с тростью, и скакать на лошади по-дамски, боком.

Левин заставил ее тренироваться на пони в дни перед отбытием. Они взяли с собой дюжину его лучших людей, так как больше народу замедлило бы их ход. Элия сомневалась, что на Ланнистеров нападут, пока они вдали от Простора,все же было опасно. Если бы только она быстрее оправилась после родов Лорейн, она выехала бы в ту же ночь, но…

– Он может быть уже мертв, – Левин сказал это так по-доброму, как можно было произнести такие слова. Ее дядя был так похож на ее мать, и был ее утешением, когда скончались ее родители. Она так давно не видела своих братьев. – Может быть уже слишком поздно.

– Я знаю, – резко сказала она, стараясь не задумываться об этом. Она была Элия Мартелл Ланнистер, и она не станет сейчас разражаться рыданиями – что подумал бы о ней Тайвин? – И тем не менее, я должна ехать, дядя. Я должна быть там, Джейме нуждается во мне. И Эшара… – Она прервала себя, вздохнув. – Я…

– То, что Рейгар Таргариен сделал этой девочке, не твоя вина, – Левин приподнял бровь. – По крайней мере, этот ублюдок мертв.

– Потому что я была там…

– Эшара Дейн не согласилась бы сидеть взаперти в Звездопаде и вышивать перед камином остаток своей жизни, – заспорил Левин. – Она была создана для придворной жизни, и двор любил ее, здесь и в Королевской Гавани. Таргариен заметил, а остальное… Остальное теперь история.

Теперь его очередь была вздыхать. Впервые она заметила седину в его волосах, морщины на его лице.

Элия сменила тему, пуская пони рысью по двору.

– Петра будет по тебе скучать.

Петра была любовницей ее дяди в последние три года. Элия знала, что у него и раньше были женщины, но Петра, хозяйка лавки в Ланниспорте, со светлыми волосами, отдававшими медом под солнцем, была последней, и казалось, что они до сих пор влюблены друг в друга. Брак был невозможен для них, потому что он все еще был лордом Мартеллом, а она из простонародья, пусть умела читать, писать и считать.

– Будет, – согласился он с улыбкой. – Но я обещал ей, что вернусь целым и невредимым.

– Вернешься, – пообещала Элия.

Перед отъездом она поговорила с Тирионом. Мальчику было уже десять лет, и он был достаточно взрослым, чтобы объяснить ему, что происходит. И он был умным, чтобы понять самому, если бы Элия попыталась скрыть. Она пошла к нему перед тем, как ему пора было ложиться (пусть он и не слушался этого правила, несмотря на все старания септы), вместе с Лорейн, которую он обожал, радуясь, что наконец стал старшим братом.

– Матушка? – Он опустил книгу, которую читал, какую-то историю Западных Земель, скорее всего, когда она вошла, с младенцем на руках. У Элии не хватило духу поправить его в этот раз, и кроме того, его отец…

Тирион радостно улыбнулся. Он был некрасивым ребенком, с этим трудно было спорить, учитывая его рост и черты лица, но его разного цвета глаза всегда завораживали Элию. Она присела на кровать, и он калачиком свернулся рядом с ней, теребя локон волос Лорейн.

– Лора уже переворачивается, матушка? Мейстер сказал, что дети начинают в этом возрасте поворачиваться. И она уже говорит сама с собой, – он хихикнул. Даже сейчас девочка агукала во сне.

– Надеюсь, она вырастит такой же легкой на язык, как и ты, – Элия нежно улыбнулась, взъерошивая его бледно-светлые волосы. – Но я пришла не для того, чтобы обсуждать с тобой Лору. Тирион, я…

Он замер.

– Отец умер? – Потом, тише, он спросил. – Джейме? Дядя Киван? Поэтому все молчат?

– Нет, – немедленно ответила Элия. – Нет, Джейме в порядке, и твой дядя тоже, но твой отец, он сильно ранен, Тирион, и я… Я не могу лгать тебе, он может не вернуться домой.

Тирион отвернулся от нее, его плечи дрожали, и она вспомнила, что он еще маленький мальчик, умный и хитрый временами, и она положила Лорейн на колени и прижала его к себе.

– Поплачь, милый.

– Отец меня ненавидит, – горько сказал он. – Он умрет, и он меня ненавидит.

– Послушай меня, – быстро сказала Элия ему на ухо. – Чувства твоего отца принадлежат ему, но это не делает их правильными. Тирион, тебя любят, что бы он не говорил или делал.

Она долго обнимала мальчика, пока наконец не попрощалась с ним и ушла со своей дочерью, пообещав себе, что увидит его снова, чем скорее, тем лучше.

Королевская Гавань все еще смердела дымом и смертью, когда они прибыли к воротам. Легкий ветер, продиравшийся сквозь сухую траву, не очищал воздух, и Элия прикрыла нос и рот шалью, когда ее команда, со львами Ланнистеров и солнцами Мартеллов на знаменах, въехала в город.

Было очевидно, что простонародье только начало возвращаться в разрушенные дома и лавки, но мертвые все еще лежали по углам улиц, и один только запах от Черноводной… Дети, вот что напугало Элию. Они слонялись по улицам словно в смятении или во сне, со стеклянными глазами, покрытые грязью, а иногда ожогами. Королевская Гавань никогда не была такой тихой, только редкие крики раздавались от небольших команд мужчин, пытавшихся начать восстановление зданий, да лай собак раздавался иногда.

Стало чуть легче дышать, когда они начали подниматься на холм к Красному Замку, но ненамного. Сам замок местами обуглился, две башни были полностью разрушены, одна внешняя стена обрушилась. После короткого спора с усталыми стражниками у дверей Элии пришлось применить свой лучший голос леди Ланнистер, и им позволили войти.

Не было и мысли о том, чтобы пойти к Тайвину без того, чтобы сначала повидать того, кто занимает место короля, и так Элия оказалась не в тронном зале, который был почти полностью разрушен, а в тихом кабинете. Станнису Баратеону было всего девятнадцать, но выглядел он куда старше, чем она помнила, волосы его уже начали редеть, и отпустил аккуратную бородку. Его жены, леди Джейн, при нем не было. Элия с удивлением узнала, что бывшая леди из дома Своннов в любое время должна была разродиться первенцем.

– Моя сестра, вдовствующая королева и леди Эшара на Драконьем Камне, – сообщил он Элии прямо. – Они должны прибыть в ближайшие недели. Войска замка уже сдались, – он нахмурился. – Я дал слово, что детям не причинят вреда.

– Эйгон…

– Теперь король, в зрелом возрасте двух лет, – резко перебил он ее. – Я собираюсь стать одним из его регентов. Моя сестра настаивает, что она тоже, конечно, но Робарра… Кто-то должен сдерживать ее… Порывы.

– Таргариены сильно обидели ее, – заметила Элия. – И муж ее больше всех.

– У всех нас есть обиды. Брандон Старк и Джон Аррен погибли при взрыве. И Элберт Аррен уже мертв.

Элия приподняла бровь.

– Нед Старк жив?

– К счастью, – пробормотал Станнис. – Дом Старков потерял достаточно лордов. Он женится на вдове Брандона. Денис Аррен займет Орлиное Гнездо и женится на вдове Элберта. Его собственная жена скончалась при родах несколько месяцев назад.

Она медленно кивнула, быстро обдумывая все.

– Мой лорд-супруг…

Станнис проводил ее к Тайвину сам, и ушел к своей жене. При всей его холодной натуре, он был предан этой женщине. Это напомнило Элии о ее собственном браке, и она с трудом сдержала слезы, присев рядом с Тайвином. Он был ужасно обожжен, и было очевидно, что некоторые ожоги воспалились. Мейстер сказал ей, что на этом рубеже не оставалось ничего, кроме как давать ему маковое молоко, и Элия согласилась.

– Ты слышишь меня, любовь моя? – Прошептала она мужчине, лежащему без сознания, с трудом издававшему каждый вздох, тому, который будучи Львом Ланнистеров, внушал столько страха и восхищения. – Мы бились в наших битвах, ты помнишь? И мы победили, оба. Мне просто жаль, что все получилось так. Я думала…

Она думала, что у них будет еще время. Время состариться вместе, увидеть, как Лорейн вырастает в девочку, а потом в женщину.

– Я старалась, любовь моя, – прошептала она ему. – Я старалась. Мне так жаль, любимый.

Кто-то позади нее вошел в полутемную комнату, и повернувшись она увидела Джейме.

– Ты хочешь… – но он только покачал головой, и подошел к кровати только когда дыхание Тайвина остановилось полностью.

– Я иногда ненавидел его, – сказал он, почти шокированный тем, что произнес вслух.

– Его трудно было любить иногда, – прошептала Элия, утирая слезы.

– Но он любил тебя. Не так, как любил мою мать, но почти.

Теперь ее пасынку пришлось утешать ее, и она сломалась, и раздрыдалась, пряча лицо в его плече. Целой рукой Джейме гладил ее по спине.

– Серсея… – Начал он вопрос.

Элия покачала головой.

– Здесь ей не место. Я сказала ей это, что она должна помогать Дорне управлять Утесом. Она швырнула в меня несколько вещей.

Он безрадостно рассмеялся.

– Это на нее похоже.

За окном начал лить летний дождь. Элия освободилась из объятий Джейме и пожала руку мужа, один раз, в последний, прежде чем позвать мейстера. Ей следовало оставаться при дворе еще несколько месяцев, но при первых признаках осени она собиралась вернуться домой.

========== Часть 12 ==========

Драконий Камень был таким же мрачным и холодным, как Робарра помнила его по началу ее брака, но они давно не бывали здесь. Эйрис настаивал, чтобы они с Рейгаром оставались при дворе после рождения Висении, а потом родился Эйгон, а потом все это.

Весенние штормы бушевали за стенами одинокого замка на острове, а Барра бушевала в его стенах. Эшара Дейн все еще была красивой юной женщиной, даже на последнем месяце беременности, но когда-то живой огонек в ее фиолетовых глазах погас. Рейгар был прав: Барра не видела признаков того, что к дорнийке относились плохо, наоборот, с ней возились верные слуги и королевские гвардейцы, в особенности ее брат, причитавший над ней, как старуха.

Но что-то ужасное случилось с Эшарой, и это было очевидно. Между женщинами была небольшая разница в возрасте, Робарре было девятнадцать, а Эшаре двадцать, при дворе они были хорошими подругами, пусть Робарра могла признаться, что иногда не понимала сухие шутки дорнийки, и она не понимала ее вкус в мужчинах.

Теперь они были связаны иным путем, обеих оскорбил Рейгар, обе матери его детей.

– Надеюсь, ты родишь ему сына, – горько сказала Барра, падая в кресло перед палящим огнем в кабине. – Если он выживет, чтобы его увидеть.

Она могла говорить так прямо потому, что Рейла лежала больной в постели, но она и не собиралась позволить материнской любви запретить говорить правду. Рейгар был трусом, дураком, и кем-то даже хуже от того, что он сделал Эшаре, какими бы благородными ему не казались его намерения, каким бы «высшим благом» он не руководствовался. Она его не хотела, и он ее заставил, и все из надежд воплотить чертово пророчество. Разве пророчество остановит шесть Великих Домов от того, чтобы обрушить ворота Королевской Гавани? Барра в этом сомневалась, и наверное, должна была быть благодарна, что ему по крайней мере хватило ума отправить их подальше, пусть Драконий Камень был куда меньшей тюрьмой, чем Красный Замок. По крайней мере, здесь она не была заперта в одной комнате, и по крайней мере, дети были в безопасности. Она хотела, чтобы они как можно дальше были от безумия Рейгара.

Висения и Эйгон невинно играли днями, не замечая войны из-за трона, на котором сидел их отец, но по ночам они спали в одной постели с матерью, мучимые кошмарами. Робарра почти боялась спрашивать Висению, почему она кричит и рыдает ночами, потому что ей тоже снились странные сны.

Ей снился Рейгар на троне, скармливающий ее детей огромному дракону, такому большому, что он полностью занимал тронный зал, пока она смотрела и кричала, не в силах остановить его. Ей снилось, что она была оленихой, мчавшейся сквозь леса, горящие вокруг нее, и волки выли вдалеке. Ей снилось, как Драконий Камень погружается в море, вместе со всеми своими гаргульями, и под водой плыли мертвые: родичи Рейгара, Эйрис, ее отец…

Робарра часто просыпалась, смаргивая горячие слезы,и только вид детей, спящих рядом с ней, успокаивал ее.

Эшара молчала, как обычно, сложив руки на животе.

– Я подумала, это шутка, – сказала она вдруг. – Подумала, это какая-то шутка. Когда он пришел ко мне на турнире, в ту ночь, я подумала, он шутит. Потом я увидела его людей, и поняла все. Я звала Эртура, чтобы он помог мне, чтобы не позволил им. Я звала Джейме. Я просила Рейгара не забирать меня, что я помолвлена с другим, говорила, что он женат, что это безумие. Говорила, что не хочу быть частью пророчества. Но он… – Она покачала головой. – Он ничего не слышал. Я видела по его глазам. Он был убежден. Ничто не могло бы заставить его передумать.

– И Эртур позволил, чтобы это случилось, – с отвращением пробормотала Робарра. Она не могла бы представить себе такое предательство, чтобы Станнис так повернулся против нее. Да, иногда ему хотелось ее придушить, а ей – его, но они были братом и сестрой.

– Я месяцами не говорила с Эртуром, – призналась Эшара. – Но он говорил, что у него не было выбора, что если бы он попытался их остановить, меня все равно бы забрали, и он не был бы рядом, чтобы защитить.

Да, подумала Барра, он защищал тебя, стоя за дверью, с мечом в ножнах, пока мой муж держал тебя и начинял своим семенем, ночь за ночью.

Эшару нечем было утешить, а Робарра и не умела утешать. Она могла только действовать, но перед ней столько лет помахивали титулом королевы. Почти десять лет она почти ощущала вкус власти, только для того, чтобы ее отобрали. Она не могла разделить боль Эшары или упиваться ей. Она хотела, чтобы война поглотила все, всех, кто причинил ей вред. Она хотела освободиться от черного и красного, от Таргариенов и их безумия, и от этих чертовых снов о драконах.

Она хотела, чтобы ее дети могли играть в стенах Штормового Предела, а не прятаться от штормов в одинокой башне.

Месяц прошел очень быстро, хотя по тому, как Рейлу рвало, и по темным кругам под ее фиолетовыми глазами, Барра подозревала, что Эшара не единственная носила ребенка Таргариенов.

Новость об осаде Королевской Гавани пришла через четыре дня после начала родов Эшары. Роды были трудными, они начались посреди ночи и продолжались, когда рассвело, в один из редких мирных дней. Барра сидела рядом со своей бывшей фрейлиной, держа Эшару за слабую руку, пока наконец служанка, помогавшая им, потому что в замке не было мейстера, наконец не вздохнула от облегчения, и не подняла маленькое существо с темными волосами.

Ребенок некоторое время не дышал, и эти несколько секунд Робарра думала, не умер ли он, не было ли все безумие Рейгара зазря, пока не раздался крик.

– Мальчик, – сказала служанка, и Барра застыла от шока. Потому что даже она, несмотря на свое неверие в пророчество, убедила себя, что родится дочь-бастардка.

Значит, это не Рейнис Уотерс.

Эшара потеряла много крови, и следующие дни теряла сознание и приходила в себя снова. Барра большую часть этого времени отгоняла Эртура Дейна от сестры и племянника, несмотря на все его мольбы позволить ему увидеть мальчика. Конечно, он легко мог войти, применив силу, но было очевидно, что его прежняя гордыня померкла перед лицом горя и стыда. Мужчина был столь красив, и столь печален, что было трудно не дрогнуть перед ним, но все уважение, что питала к нему Барра, исчезло из-за его трусости перед Рейгаром.

Потом пришли новости о резне. Часть города придется перестраивать. Это было очевидно. Рейгар погиб от своей руки, случайно или намеренно. Что-то было там об огне, о пробуждении драконов. Говорили, что тронный был весь опален. Станнис занимал теперь трон.

Самой удивительной новостью, подумала Барра, была смерть Тайвина Ланнистера. Как же тяжко пал лев. Но может оно и к лучшему. Их дом теперь был ранен, со смертью великого лидера. Она сомневалась, что иначе Ланнистеры смирились бы с возвращением всего лишь роли десницы короля.

Пока она надевала старую корону Эйриса на кудри Эйгона, разделенные серебряной прядью, Эртур Дейн в своих белых доспеха, прыгнул в море.

Две недели спустя, когда Эшара достаточно оправилась, чтобы путешествовать, они отплыли к Черноводной, к столице. Сам воздух пропах пеплом, но Робарра оставалась на носу корабля, держа на руках короля-ребенка, пока Висения бегала вокруг «братика Джона» в каюте. К облегчению Барры, мальчик был больше Дейн, чем Таргариен, с темными волосами его матери, и глазами такими темно-фиолетовыми, что они казались черными. Но у него было мрачное лицо Рейгара.

Матушка рыдала, когда они воссоединились, а у брата как обычно было каменное лицо, но все же он медленно обнял ее. Коронации для Эйгона не ожидалось, только объявление о регентах – она и Станнис. Джейме и Эшара тихо поженились. Барра не представляла, что они собирались делать с мальчиком. Она была удивлена, что сын Тайвина Ланнистера все еще был согласен жениться на своей «опозоренной» невесте, но опять же,она никогда не замечала особого сходства между отцом и сыном. Возможно, Элия Ланнистер повлияла на детей Тайвина больше, чем можно было представить. Она знала, что Серсея Ланнистер выйдет замуж за кого-то из Редвинов или Хайтауэров, для замирения с Простором. Она не думала, что девчонка была этому рада, но было ясно, что Визерису Таргариену нельзя позволить жениться на Ланнистер, на любой дочери великого дома. Он отправится в Штормовой Предел вместе со своей матерью, а оттуда, возможно, в Старомест.

Последним человеком, которого Робарра ожидала увидеть, в недели по официальному окончанию восстания, был Нед Старк. Он выглядел старше своих двадцати или около того лет, но опять же, то же было и с ней. Война разрушила их обоих, как и их семьи. У нее был мертвый муж и мертвый отец, а у него мертвый отец и мертвый бра, и титул Хранителя ждал его. И женщина Талли, на которой он должен был жениться, жена его брата, которая только недавно родила дочь.

– Ты был прав, – сказала она ему, когда он неловко стоял рядом с ней на балконе, выходящем на разрушенный город. – Мне не надо было этого делать.

– Поцелуй? – Он казался усталым. Она тоже была усталой. Словно она могла прилечь, уснуть, и никогда не просыпаться. Но она должна была. Эйгон нуждался в ней. Висения в ней нуждалась. Она была Баратеон из Штормового Предела, и она не сдастся так просто.

– Но я никогда об этом не жалела, – с печальной улыбкой сказала Барра. – И все же, ты был прав, что смеялся надо мной. Это были месты ребенка, а я уже давно не ребенок.

Он подошел на шаг ближе.

– Я тоже, ваша милость.

Его поцелуй застал ее врасплох. Он был болезненно сладок, словно воспоминание о летнем вине. А потом он отстранился, и она нехотя опустила руки из его волос. Они отросли за время войны, но он был чисто выбрит.

– Я буду верен моей леди-жене, – сказал он.

– А я была верна своему лорду-мужу, – горько сказала она, но как бы она это не ненавидела, она понимала. Она остановилась. – Я бы хотела однажды увидеть Винтерфелл.

– Что ж, королевский двор всегда с радостью встретят там, ваша милость, – он немного улыбнулся, но его серые глаза оставались печальными.

– Я любила тебя, – сказала она его спине, когда он повернулся, чтобы уйти. Он стоял так болезненно долго. – Всегда любила.

Его ответ читался по его длинному старковскому лицу, когда он посмотрел на нее.