КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706112 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124649

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Веранда в лесу [Игнатий Моисеевич Дворецкий] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Веранда в лесу

Название «Веранда в лесу» в такой же мере отражает смысл и содержание этой книги, как «Проводы», или «Директор театра», или другое какое-то. Просто первое название показалось мне благозвучнее. Как можно было бы назвать эти разные и неровные пьесы, собранные вместе, написанные за многие годы? Можно было бы назвать — в р е м я, н а ш е  в р е м я. Так чувствую это внутренне. Как мы жили, как менялись вместе со временем и как оно вело нас.

ТРАССА Пьеса в двух частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Ч е п р а к о в.

А б р о с и м о в.

Л е н а.

П а т л а й.

К а м и л.

Л и з а  Ф е в р а л е в а.

И в а н.

Х в а т и к.

А н н а  Д м и т р и е в н а.

Б а й р о н.

С и н и ц ы н  О л е г  П е т р о в и ч.

Т о л я.

М а м е д  И з м а и л о в.

Н а ч а л ь н и к.

С а м с о н о в.

П р о ф е с с о р  Х а б а р о в.

Ц е л о в к и н.

Н а ч а л ь н и к  о т д е л а  к а д р о в.

Л ы н к и н.

Н и к о л а е в.

Ч у г у н о в.

Д е в у ш к а.

М у ж и ч о к  с  к р е с т и к о м.

И н ж е н е р ы.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Странное помещение. Почти пустое. Высокий старинный сейф. На сейфе с ружьем на коленях сидит  И в а н. Играет на губной гармонике. Вваливаются  п р и е з ж и е. Типичный сброд.


Ч у г у н о в. Эй, девочка! Где тут заночевать можно?

И в а н. Я не девочка. (Соскакивает. Ружье наперевес.) Стойте! Здесь контора и касса.

Б а й р о н. Вот кассу бы нам и надо…

И в а н. Стоять! Шуточки двусмысленные оставьте. Кто такой?

Б а й р о н. Байрон. (Раскланивается. Уточняет.) Семенов-Байрон. Близкие зовут просто интеллигент.

И в а н. Отойдите, интеллигент!

П а т л а й. Ну-ну! (Приблизившись, отводит ружье и отбирает спокойно. С уважением, серьезно.) А вдруг ружье заряжено? Зачем оно вам? Здесь все советские люди. Давайте лучше поговорим.

И в а н. «Советские»…

П а т л а й. Не назовете же вы нас иностранцами?!

Ч у г у н о в. Эй! Политические разговоры! За кражу сидел, а политикой не интересуюсь. По делу говори.

П а т л а й. Вы уже поняли, в чем дело? Мы неорганизованные. Судьба свела нас на аэродроме, и мы прибыли, как говорят, по велению сердца. Газеты шумят, мальчик, и все хотят нынче строить величайшую гидростанцию мира… Словом, ночь, а мы блуждаем во тьме, сведите нас с каким-нибудь начальством.

И в а н. Тут начальства много.

П а т л а й. Вы не здешний?

И в а н. Из Москвы.

П а т л а й. Земляк! Тогда давай знакомиться! (Отдал ружье, протянул руку.) Максим Андреевич Патлай. Ветеринарный врач.

И в а н. Иван. Сторож. Образование среднее.

П а т л а й. И что ж вы, Иван, на стариковской должности?

И в а н. А старики не едут сюда. Завтра уезжаю на трассу.

Х в а т и к (хозяйственно). Ты б рассказал, парень, что за трасса, нам интересно, мы о ей еще в Красноярске слыхали…

И в а н. Высоковольтка. Семьсот километров. Топи, тайга. Начальником назначен знаменитый Круглов.

Б а й р о н. О! Топи, тайга, болота — мечта моя!

П а т л а й. Ваня, нам спать надо. За той дверью никого?

И в а н. Там есть один… но… к нему нельзя.

Ч у г у н о в. А ну, пошли, гусары, поглядим на начальника!

И в а н (загораживает дорогу. Очень встревожен). Товарищи… Там женщина… (Возмущен хохотом.) Циники! Они там беседуют…

Ч у г у н о в. Уйди с дороги! Сами поглядим, чего делают!

И в а н. Товарищи! Этот начальник просто живет здесь… Направо за углом флаг освещен… Поверьте! Там все начальство… Опубликован указ о строителях Камской ГЭС, а те, кто строил Каму, все здесь и отмечают… Там даже буфет!

Х в а т и к. Не врет, гражда́не, нет! Пошли, время позднее!


П р и е з ж и е  начинают постепенно расходиться.


П а т л а й. Иван, а может, освоим до утра эту землю?

И в а н. Не могу.

Б а й р о н. Ветеринар, слыхали, буфет? Деньжата остались?

П а т л а й. Двести рублей.

Б а й р о н. Восемь пол-литров.

П а т л а й. Что ж, пропьем перед началом новой жизни!


Все ушли. Из глубины вышел  Ч е п р а к о в. В кармане газета.


Ч е п р а к о в (сердит, мрачен). Кто это был?

И в а н. Не тревожьтесь, ушли… Бандиты какие-то.

Ч е п р а к о в. Ты тоже уйди. Снаружи стой.


И в а н  ушел. Чепраков садится, тупо разглядывает газету. Слабо слышится гармошка Ивана.


(Тихо, властно зовет.) Лизавета!


Входит  Л и з а. В пальто, в руке шаль. Молчит. Внезапно подходит к Чепракову, порывисто прижалась к груди.


(Погладил Лизу по голове.) Хочешь, договорюсь, чтобы на трассу послали другого фельдшера вместо тебя?..

Л и з а. Добрый ты, Саша. Поеду. Собираться пойду.

Ч е п р а к о в. Быстро решаешь, а глупо.

Л и з а. Умно, умно, Сашенька! Время, значит, к тому подошло… С газеткой расстаться не можешь? Сильно заело?

Ч е п р а к о в. Не тема. Не имеет значения.

Л и з а. Врешь! Сколько лет ты на Каме пробыл? Хоть бы медаль для смеху дали… Будто и не было тебя там.

Ч е п р а к о в (жестко). Я, Лиза, себе цену знаю. В армии меня орденами не обходили. А в гидростроительстве я человек не ценный. Ну, идем назад! Скидывай пальто. Чаю вскипятим.

Л и з а. Добрый ты, Саша! Ударь лучше — стерплю. Только чужих ты не бьешь. Полгода я тебе постель стелила, не жалею… Может, еще сама прибегу, не знаю, но хватит. Замуж за тебя не пойду, и, как шлюха, бегать тоже мочи нет.

Ч е п р а к о в. Молвы опасаешься?

Л и з а. Ничего не боюсь! Что мое — не отдам. По совести ли, без совести — у любой отберу. О собственной семье думаю. А ты не мой. Я для тебя так… Есть — хорошо, нету — тоже хорошо. Не мой! Другой раз смотрю на тебя и думаю: бабник ты или нет? Вроде нет… А как сегодня на этом замечательном собрании с награждением смотрел на девку эту московскую, так подошла бы — и по щекам отхлестала!


Входят  К а м и л, Л е н а. За ними, как тень, И в а н  с ружьем.


Л е н а. Разрешите нам позвонить?

Ч е п р а к о в (искоса оглядев ее, не ответив, направляется в глубину. Лизе). Дождись. Провожу. (Ушел к себе.)


Спокойно накинув шаль, Л и з а  выходит неторопливо.


Л е н а. Как думаете, Камил, разрешил нам этот человек позвонить или не разрешил?

И в а н (издали). Разрешил.


Рассмеявшись, Лена набирает номер. Возвращается  Ч е п р а к о в  в папахе и быстро, мрачно уходит.


Л е н а (в трубку). Будьте добры: рейс ноль ноль восемнадцать? (Кладет трубку.) Все то же! Позовите отца, Камил. С кем он там?

К а м и л (мягко, почтительно зовет). Николай Николаевич! И осторожней, там арматура, балки, чудовищная неразбериха!


Входит  А б р о с и м о в. С ним  С и н и ц ы н.


А б р о с и м о в (отдышался). Темень и первозданный хаос… Правда, в начальной стадии некоторый хаос неизбежен. Это, Камил Сабирович, в общем, кажущаяся неразбериха.

К а м и л. А вы Камилом зовите. Сабирович — трудно.

А б р о с и м о в. Если жаждете, голубчик, работать со мной, оставайтесь-ка по отчеству, ибо мы множество раз поссоримся!

К а м и л (мягко, убежденно, с обескураживающей искренностью). И помиримся! Работать с вами для меня перспективно.

А б р о с и м о в. А, вот как… Ну, к делу! Что самолет?

Л е н а. Пока нет сведений.

А б р о с и м о в. Итак, Круглов торчит где-то из-за погоды… (Лене.) Вот человек, жаждущий с тобой познакомиться.

С и н и ц ы н. Очень хотел бы… Синицын, Олег Петрович.

А б р о с и м о в. У человека зверски интересная специальность.

С и н и ц ы н (смущен). Зачем же преувеличение! (Лене.) Нас, то есть людей моей специальности, зовут мошкодавами. Я — энтомолог. Дело это плохо освоено, а люди страдают от гнуса, поэтому презирают нас и зовут иронически мошкодавами… Со временем они будут нам благодарны.

А б р о с и м о в. Звони еще! И настойчивей! Надо выяснить!.. Предупреждаю, Олег Петрович: у дочери детдомовский характер.

С и н и ц ы н. Это как понимать?

А б р о с и м о в. Пошел в армию, а девочку в детдом отдал. Матери у нее нет. Короче, успела кое-что повидать! Даже от мужа недавно сбежать успела. Наивности в ней не ищите.


Синицын смеется. Вернулся  Ч е п р а к о в. Сухо раскланивается с Абросимовым и уходит к себе.


Л е н а. Это кто?

А б р о с и м о в. Некто Чепраков. Начальник второго монтажного управления… На Каме у нас был начальником управления гражданских сооружений, и там, как выражаются, немного насобачился в строительных делах. (Ищет спички.) Он из тех, знаете, кто лучше всего умеют председательствовать на собраниях…

К а м и л. Он гидростроитель?

А б р о с и м о в. Он даже не инженер. Он — генерал!

К а м и л. Буквально?

А б р о с и м о в. Как будто такое впервые! Генерал! И хам, каких вы на веку своем не видывали… У вас есть спички?

К а м и л (спокойно, счастливо улыбаясь). Не курю.

А б р о с и м о в. Как! В поезде курили, даже баловали Ленку.

Л е н а. И вообще, он за мной усердно ухаживал.

А б р о с и м о в. Усердие на тебя не действует. Звони!

И в а н (издали). Звонить надо непрерывно.

Л е н а. И откуда ты такой, что все знаешь! Прибыл, конечно, по комсомольской путевке?

И в а н. Вам нужен точный ответ?

Л е н а. Ну, если секрет…

И в а н. Сбежал от родимых предков.

Л е н а. Большой молодец! Ты слышишь, папа?!

А б р о с и м о в. Романтика, ничего не поделаешь…

Л е н а. Все время занято. Сядь, пожалей себя.

А б р о с и м о в. Черт! Бывали в Сибири, Олег Петрович?

С и н и ц ы н. Бывал… А вы, Елена Николаевна?

Л е н а. Никогда, к счастью.

С и н и ц ы н. Понимаю… А вы, товарищ Агишев?

К а м и л. Впервые. Но буду до конца.

С и н и ц ы н. Чудесный ответ! Я никому здесь не досаждаю? Я все время взволнован… Думаю: что меня ждет? Год тысяча девятьсот пятьдесят шестой! Что будет в шестидесятом? В семидесятом? А ведь верно, товарищи, новое волнует… Что нас всех ждет? А?

А б р о с и м о в. Работа!

С и н и ц ы н. Конечно, а все же… А судьба? А? Я, наверное, слишком мнителен. Ночевал однажды в таежном поселочке, зашел в бревенчатый домик, это оказался Народный суд… Время позднее, уборщица впустила. Вот, говорит, ложись на скамью подсудимых! Обыкновенная, щербатая лавка. Я невероятно тревожился почему-то, но выспался, ничего не случилось…

Л е н а. Вы очень милый человек, Олег Петрович.

С и н и ц ы н. Ах, что вы!

А б р о с и м о в. Звони, Лена! (Камилу.) Зачем же вы бросили курить?

К а м и л. Мальчишеский жест. Пусть вся жизнь будет новой!

А б р о с и м о в. Воля! Дивное качество! Мне нравится, дружок, что вы оставили главк. Как только появится Круглов, я с ним тотчас договорюсь о вас. И поедем на трассу!


В глубине появляется  Ч е п р а к о в. Ждет мрачно.


Ну, с богом! Сам звоню. (В трубку.) Здравствуйте. Вас беспокоит новый, только что испеченный, так сказать, главный инженер строительства высоковольтной линии — Абросимов. Где рейс ноль ноль восемнадцать? Благодарю. (Положил трубку.) Самолет в Москве!


Л е н а  ушла. За ней  А б р о с и м о в, К а м и л, С и н и ц ы н.


Ч е п р а к о в (Ивану). Вот записка. И на словах скажи: связь с энергетиками прервана. В карьере скопилось сто машин. Экскаваторы стоят. Немедленно выслать линейную бригаду. Понял?

И в а н. Понял.

Ч е п р а к о в. Бегом! Я тут побуду. (Уходит к себе.)


Иван собрался. Пришел  Н а ч а л ь н и к.


Н а ч а л ь н и к. Постой! Ты меня знаешь?

И в а н. Вы начальник.

Н а ч а л ь н и к. Чего?

И в а н. Всего.

Н а ч а л ь н и к. Молодец. На конфетку. Хорошая такая, кисленькая. Чепраков здесь?

И в а н. У себя.

Н а ч а л ь н и к (кричит). Чепраков!


И в а н  ушел. Приходит  Ч е п р а к о в.


Ч е п р а к о в. Что случилось?

Н а ч а л ь н и к. Ничего. Ты знаешь, что такое уремия?

Ч е п р а к о в (неуверенно). Вроде слыхал…

Н а ч а л ь н и к. Где тебе слыхать с твоим богатырским здоровьем! Диету велят соблюдать, не курить. (Кладет в рот карамельку.) Сегодня был к тому же почечный приступ. Больно.

Ч е п р а к о в (сочувственно). Да…

Н а ч а л ь н и к. Круглов из Москвы телеграмму прислал.


Чепраков молчит флегматично.


Не интересуешься?

Ч е п р а к о в. Нет.

Н а ч а л ь н и к. Не приедет Круглов. Жена больна. Тоже, наверное, уремия.

Ч е п р а к о в. Врет!

Н а ч а л ь н и к. Врет.

Ч е п р а к о в (решительно). Я, Петр Иванович, не возьмусь.

Н а ч а л ь н и к. Разумеется… Да мне тебя и просить неудобно. Сую во все дыры. Тебе ведь тоже по-человечески пожить охота. (Помолчав.) Звонил сейчас в Москву и в крайком.

Ч е п р а к о в. И что?

Н а ч а л ь н и к. Ничего. Пойдем ко мне, Чепраков, выпьем кофе с коньячком. Хотя, понимаешь, уремия… Ну, бог с ней! В последний раз перед диетической жизнью! Пойдем!..


Помещение вдруг заполняют вновь прибывшие. Н а ч а л ь н и к  уводит  Ч е п р а к о в а. Появились  И в а н  и  Н а ч а л ь н и к  о т д е л а  к а д р о в.


Н а ч а л ь н и к  о т д е л а  к а д р о в (наблюдая). Пусть переспят. Только гляди, чтобы не подожгли… Утром приду, будем говорить. (Уходит.)

П а т л а й (устраиваясь на полу). Достали?

Б а й р о н. А как же! (Ставит на пол батарею бутылок.)

П а т л а й. Вы и по паспорту Байрон?

Б а й р о н. Конечно, я же не мошенник… Оперативник после побега задержал, я хиляю за Байрона… Поверил, записал! Так и осталось: Семенов, он же и он же… Я человек начитанный, из культурной семьи. «Евгения Онегина» наизусть знаю. Но так уж сложилась моя планида…


Иван тем временем взобрался на сейф, наблюдает.


П а т л а й. Ничего, здесь можно заработать прощение.

Б а й р о н. Это все знают, но не у всех хватает керосина.

Ч у г у н о в. Сторож, что там у тебя в сейфе?

И в а н. Ветчина с зеленым горошком.

Б а й р о н. Слазь, присоединяйся!

И в а н. Непьющий.


Тьма — и сразу наступает рассвет. Где-то тихо звучит гармошка. И в а н  исчез. Мамед читает книгу. Толя подшивает воротничок. Мужичок с крестиком полощет бутылку. Остальные продолжают «застолье» на чемоданах, на полу.


Ч у г у н о в. Не лей воду-то на пол, не видишь, под меня подтекает… А то вот сапогом проутюжу!

П а т л а й. Слушай, Чугунов, очень у тебя голос громкий.

Ч у г у н о в. Ладно, допивайте. Позавтракаем. (Приказывает.) Интеллигент, у тебя сало есть, доставай!

П а т л а й (чокаясь с Хватиком). Ну, и что же дальше?

Х в а т и к. Что дальше… На двенадцату ночь Анна Дмитриевна была моей.

М у ж и ч о к  с  к р е с т и к о м. Завладал?

Х в а т и к (самодовольно). Завладал!


Смех проносится по полу.


Б а й р о н. Ну, и как она?

Х в а т и к. Вполне. Детишек нет, а живем хорошо.

П а т л а й. Скучаете?

Х в а т и к. Ой, скучаю! К месту маленько пристроюсь, Анна Дмитриевна ко мне прибудет. А чего? Вторую стройку вместе распечатывать будем… Все вы тут в нее повлюбляетесь. Я ревнивый! Эй, служивый, как закончишь, иголочку позаимствуй?

Т о л я. Сделаем. Не слыхал, почта тут уже существует?

Х в а т и к. Должна бы. Телеграмму отбить хочешь?

Т о л я (улыбается). Друзьям по армии, неделя как демобилизовался… Не поверят, куда залетел… Жуть!

Х в а т и к (Патлаю). Вы допивайте, пожалуйста.

П а т л а й. Многовато будет.

Х в а т и к. В самый раз! А как же? На ваши личные вся компания угощалася… Вам и честь за широкую натуру.

П а т л а й (пьет, ловит взгляд Мамеда). Вот, думаете, алкоголик! Так, что ли, товарищ Мамед, или как вас?

М а м е д. Мое полное имя — Измаилов Мамед Абдул оглы.

П а т л а й (хмелея). Так вот, товарищ Мамед-оглы, вы все как-то особняком держитесь, но я вам скажу…

М а м е д. Пожалуйста.

П а т л а й. Скажу… Чтобы быть алкоголиком, надо иметь железное здоровье! Вы это знаете?

М а м е д. Нет.

П а т л а й. Это вам любой врач подтвердит. И я, в частности, подтверждаю. И не как лошадиный доктор, а как человек. Может, вам неинтересно, но я это почувствовал года четыре назад, организм мой стал сдавать… А я уже катился (показывает), катился… От меня жена ушла. Вернее, давно ушла, пока я в армии был, но потом я вернулся, и мы еще жили года три… Но она уже ушла. Понимаете, фактически она есть, а фактически ее уже нет!.. (Молчит.) Я ее очень люблю, а может, мечту свою люблю… Это одно и то же. Эрго. Но тут вы меня не поймете. Вот ты, отец (обращается к Хватику), вот ты, ревнивец, поймешь! Я, знаешь, покатился, покатился, куда-то поехал, был на Камчатке… Потом завербовался в один леспромхоз на Ангаре… Лечил анемию и пил водку! Перевели меня за это в лошадиные санитары. А потом вообще загнали в тайгу, на заимку, не то конюхом, не то шорником… Туда лошадей на отдых отправляли, как в санаторий. Денег на руки ни копейки! Продуктами выдавали… (С восторгом.) Молодцы люди! На заимке я прожил полтора года, совсем не пил. Сначала денег не было, а потом не хотелось. Тихо, тайга шумит… Жил я в хомутарке, оборвался весь, заплата на заплате, мебели никакой: топчан, тюфячок и портрет товарища Микояна… И тихо так… Но, чувствую, дух мой обмяк, оживает… Ни газет, ни книг!.. Зимой печка потрескивает, я сбрую чиню — и думаю, думаю! Летом — на покос и кобыл пасти, один наедине с природой. Думал, думал о себе, о государстве…

Х в а т и к. Как же ты оттуда утек?

П а т л а й. Нет, погоди. Я не сбежал. Все во мне утихло, и никуда не тянуло… И вот как-то похлебку варю, слышу — подъезжают верхами, начальство с лесокомбината. Посидели, водички попили… Курили они папиросы толстые, длинные, в таких картонных коробках, а я папирос полтора года не нюхал, махорочку тянул… Ну, передохнули четверть часа — и уехали. А папиросный дым остался. Остался — и все! Ничем ты его не вытравишь! Недели две он мне душу щекотал. У меня, понимаешь, через этот дымок воображение разыгралось: города вижу, массы людей, женщин… Я же люблю людей!

Х в а т и к. Словом, потянуло?

П а т л а й. Потянуло, отец. Взял расчет: честь по чести. Чудные люди! Они мне в леспромхозе денег подкопили. Мои же деньги копили. Приоделся… Поехал без страха. Чую, воля во мне окрепла. Могу пить, могу не пить, все могу.

М а м е д. Единой воли не существует.

П а т л а й. Стоп! В мысли что-то есть. (С пьяной суровостью.) Обмануть не могу. Женщину обидеть — нет! От голода помру — за милостыней руку не протяну. А зубы лечить боюсь! Письмо не могу написать год… Я должен ей написать!

М а м е д. Не очень хочется.

П а т л а й. Возможно… (Берет бутылку.) Так, видно, и с этой штукой… Импульсы нужны, большая жизнь!

Х в а т и к. Мудра!

П а т л а й. Я тут ищу одного человека… (Зажигаясь.) Он мне друг! Был у нас начальником политотдела дивизии… Сашка Чепраков! Я как узнал, что он здесь, понял — лучшей мне опоры не надо! Может, он меня забыл… Я ему зачем? А он мне нужен.


Шумно входят  Н а ч а л ь н и к  о т д е л а  к а д р о в, Л ы н к и н, Н и к о л а е в.


Н а ч а л ь н и к  о т д е л а  к а д р о в. Не надо бумажек! Не суйте ничего! У меня одна голова, а не сто! (Всем.) Времечко! Времечко! Быстро готовьте документы, произведем уборочку, начнем прием!


Приезжие торопливо собирают пожитки.


(Стер со стола пыль.) Становись в порядке очереди! Заранее предупреждаю: с дипломами не подходите, говорить не буду!

М а м е д. У меня диплом. Я инженер. Строитель.

Н а ч а л ь н и к  о т д е л а  к а д р о в. Отойдите!

Л ы н к и н. Я токарь из Орла, с завода «Трансмаш»!

Т о л я. У меня права водителя, на дизелях работал!

Н а ч а л ь н и к  о т д е л а  к а д р о в. В сторону! Оба! Отойдите!

Н и к о л а е в. Я в пошивочном ателье… На брюках сидел.

Н а ч а л ь н и к  о т д е л а  к а д р о в. В землекопы пойдешь?

Н и к о л а е в. Пиши.

Х в а т и к. Моя фамилия — товарищ Хватик. Я вообще люблю все начинать с первого колышка… Плотник я.

Н а ч а л ь н и к  о т д е л а  к а д р о в. Возьму! (Мамеду.) Есть у вас направление?

М а м е д. Я не искал протекции. Тысячи людей едут, что-то ищут, и я приехал поискать… Хочу строить ГЭС.

Н а ч а л ь н и к  о т д е л а  к а д р о в. Ага! Хотите! (Кричит.) Я, может, с женой спать хочу, а у меня комнаты нет! И у жены нет!

М а м е д. Чурбан! Несчастная твоя жена! Пиши, кем хочешь!…

П а т л а й (пьян). Вот мои документы… (Бросил документы.) А я тут похожу, поищу одного человека…

Н а ч а л ь н и к  о т д е л а  к а д р о в. Повторяю: на строительстве ГЭС нет фронта работ. Прежде всего нужна высоковольтка. Нужны люди на трассу! Пилить лес, рыть пикеты, ставить опоры! (Пытается перекричать шум.) Прошу не возражать! Вы и ваши дипломы пока не нужны! Вас не приглашали, ждите! Построим линию — тогда извольте! Будут вам дома с паровым отоплением, и кино, и пивные, и даже бассейн для плаванья! (Бодро.) Кто желает лесорубом, землекопом, разнорабочим, плотником — подходи!


Шум. Устанавливается очередь. Пьяный Патлай обнимается с Хватиком. Появились  А б р о с и м о в  и  К а м и л.


А б р о с и м о в (начальнику отдела кадров). Подготовьте списки прибывших! (Камилу.) Круглов все сразу поставит на ноги. Это инженер великолепной школы, большой культуры. Мы вместе кончали Институт путей сообщения в двадцать шестом году.


Входит сосредоточенный  Ч е п р а к о в. Мужицкое лицо его кажется еще более грубым после бессонной ночи.


Ч е п р а к о в (хрипло, громко). Мотористов берите безотказно! Десять, двадцать, тридцать — всех нанимайте!

П а т л а й (увидев Чепракова, дико кричит). Сашка! (Приседает на корточки, с пьяной сентиментальностью.) Мамочка моя! Сашка Чепраков собственной персоной и в высоких чинах!


Чепраков смотрит с укоризной и состраданием.


(Чуть разочарован.) Ну, что ж ты, верблюд, задумался? (Неловко поднимается. С новой решимостью.) Хорош скот! До чего ж отъелся… Ах ты! Не смей молчать, ты же не понимаешь!


Слышны смешки. Чепраков молчит с каменным лицом.


Х в а т и к (тянет Патлая за рукав). Максим Андреевич, нехорошо начальника верблюдом называть… Пойдем-ка!

П а т л а й (глядя на Чепракова). Уйди, Хватик! Видал я, кажется, таких начальников… (Трезвея.) Не узнал?

Ч е п р а к о в (холодно, гневно). Признаю!

П а т л а й. Ох, и скучно на этом свете, Чепраков!

Ч е п р а к о в. Ты чего комедию устраиваешь?!

П а т л а й. Понимаю… Береги авторитет. До свиданья… (А сам идет к нему.) Знаешь, кто ты сейчас? Свинья сановная!

Ч е п р а к о в. Уймись, Патлай!

П а т л а й. Ты меня сейчас предал! Вот перед всеми этими людьми… Когда тебя выгонят, ты меня признаешь! Видал я таких… Гражданин ты с двойным подбородком, сволочь!


Чепраков нахмурился, бьет по лицу Патлая. Патлай качнулся, закрыл лицо. Проносится общий вздох.


Ч е п р а к о в (Начальнику отдела кадров). Документы его у вас?

Н а ч а л ь н и к  о т д е л а  к а д р о в (находит). Эти?


Чепраков смотрит и прячет документы в карман.


К а м и л (улыбаясь). Здравствуйте, товарищ Чепраков!


Не ответив, Ч е п р а к о в  уходит к себе.


Н а ч а л ь н и к  о т д е л а  к а д р о в. Прием отменяется! (Патлаю, искренне.) Товарищ, вы можете обратиться в суд! Закон на вашей стороне!

Х в а т и к. Ну, зачем ты так сразу? Они же вроде родные…


Приезжие взволнованы. Уходят за  П а т л а е м.


А б р о с и м о в. Вы же не знакомы с Чепраковым…

К а м и л. Ну и что!!!

А б р о с и м о в. Что с вами? Вы как будто поджали хвост…

К а м и л (смеется). У меня нет хвоста.

А б р о с и м о в. У людей хвост в душе. Представьте, такой Чепраков врывается в вашу жизнь? Как себя почувствуете?

Н а ч а л ь н и к  о т д е л а  к а д р о в. Сегодня в четыре утра начальником строительства высоковольтной линии назначен Чепраков.

А б р о с и м о в. Вы что, милейший, — в своем уме?


Вернулся смущенный  Ч е п р а к о в. Молчание.


Ч е п р а к о в. Зайдите, Николай Николаевич.

А б р о с и м о в. Незачем. Ваше назначение для меня неожиданно.

Ч е п р а к о в. Для меня тоже…

А б р о с и м о в. Считаю это авантюрой.

Ч е п р а к о в. Похоже, что так…


Входит  П а т л а й. С шумом ставит чемодан на пол.


П а т л а й. Давай документы!

Ч е п р а к о в. Убери чемодан с прохода.

П а т л а й. Давай документы!


Слышатся голоса. Врываются  Л ы н к и н  и  Н и к о л а е в.


Л ы н к и н  и  Н и к о л а е в. Товарищ Чепраков!

Ч е п р а к о в. Не шумите. Садитесь, Патлай. Ну?

Л ы н к и н. Мы воронежские!

Ч е п р а к о в. Тихо! Может, сядете, Николай Николаевич?

А б р о с и м о в. Надо сказать два слова. Отпустите людей.


Чепраков садится, опустив на стол руки и голову.


Л ы н к и н. Нас двадцать, спим в столовой, днем гонят на улицу. Поедете на трассу, говорят, а трассы нет, голое место. Мы приехали работать, а вы бюрократизм разводите.

Ч е п р а к о в (после огромной паузы). Садитесь. (Не двигаясь, буднично.) Чего шумите? Правильно вам сказали: голое место и есть. Бюрократизма никакого нет. Утром уехали плотники, повара, завтра отправим вас. Начнете рубить просеку. Жить придется трудно, предупреждаю. Но скажу также, для советского человека дело это почетное. Люди к нам просятся. Народ вы грамотный, слыхали, наверно, слова писателя Горького: «Человек — это звучит гордо». И надо, чтоб у вас гордость появилась своим делом. Если, конечно, боитесь, лучше ехать домой.

Н и к о л а е в. Мы не боимся, мы бюрократизма боимся.

Ч е п р а к о в. Особо не бойтесь. На голом месте бюрократизма мало бывает. Потом, когда построим, тогда появится… А с равнодушием столкнетесь, будьте зубастыми. Мотористы среди вас есть?

Л ы н к и н. Есть.

Ч е п р а к о в. А бетонщики?

Л ы н к и н. Вроде нету…

Ч е п р а к о в. Ну, идите. (Начальнику отдела кадров.) Разберитесь!


Л ы н к и н, Н и к о л а е в  и  Н а ч а л ь н и к  о т д е л а  к а д р о в  уходят. Молчание.


А б р о с и м о в. Зачем вы приказали набирать мотористов?

Ч е п р а к о в (глядя в сторону). Для работы на бетонно-растворных узлах.

А б р о с и м о в. В течение первого года никаких бетонных работ. Начнутся подготовительные работы и рубка просеки.

Ч е п р а к о в. А потом вороча́ться назад? Нет, так ничего не успеем. Сразу будем врубаться в лес, рыть котлованы, бетонировать… Так мы и советовались ночью с Петром Иванычем.

А б р о с и м о в. Не знаю, как это вам удастся сразу врубаться. Будем говорить без околичностей. Я категорически против вашего назначения. И все сделаю, чтобы поломать это.

Ч е п р а к о в. Дрянь дело, ежели начинаем мы с нехорошего разговора. Не хотел бы я терять такого главного инженера. Буду горевать по вас. Работа большая: два года четыре месяца.

А б р о с и м о в. Плохо вы знакомы с проектом, Чепраков. Строительство линии рассчитано на четыре года.

Ч е п р а к о в (огорченно). Еще и не видал я проекта, Николай Николаевич! Хреновое мое положение. Но Москва приказала построить за два года и четыре месяца. Вот телеграмма, прочтите… Ночью вас не вызывали, не хотели будить.


Появилась  Л е н а. Смотрит на отца, тот читает.


А б р о с и м о в. Ну, вот вы и проявили себя! Сразу! Блистательно! Приняв на себя ответственность по руководству, вы обязаны были со всем мужеством опротестовать сокращение срока. Вы знаете, на трассе не предусмотрено капитального жилья. Деревни, тайга, палатки! Еще не готова техническая документация. Проектировщики наметили трассу, но пока не разбито ни одного пикета. Через месяц дождливая и снежная осень — и сразу зима!

Ч е п р а к о в (устало). Как это дело выполнять будем, пока не знаю. Врать не хочу. А протестов писать не стану. За людей болею не меньше вашего. Лучше человеку терпеть лишения два года, чем четыре. (Четко вдруг, тоном военного приказа.) Вечером я вылетаю в Москву, свяжусь с заводами-поставщиками. Займитесь вашим штабом, транспортом. Через неделю мы выедем все в район трассы и поселимся там!

А б р о с и м о в. Нет, прежде я поставлю вопрос о вас.

Ч е п р а к о в. Воля ваша. Круглов не приехал именно потому, что узнал о сокращении сроков. Поступайте так же.

А б р о с и м о в. Хотите сказать, Круглов не прилетит?

Ч е п р а к о в. Отказался. Категорически.


Абросимов не смотрит, нем, мрачен.


П а т л а й. Чепраков, долго мне тут сидеть?

Ч е п р а к о в (сердито). Сиди!

Л е н а. Это вы сейчас ударили какого-то человека?

А б р о с и м о в. Лена!

П а т л а й. Чему вы радуетесь?

Л е н а. Забавно. Обожаю аттракционы.

А б р о с и м о в. Александр Степанович, я буду бороться. И только одна причина, возможно, помешает мне возвратиться в Москву. Не умею, не могу бежать с тонущего корабля. Так вот, пока суд да дело, я приехал с дочерью… Она инженер, опыт небольшой, так сложилось, но работать она будет со мной. Не хочу, чтобы когда-нибудь меня упрекнули в семейственности.

Ч е п р а к о в (неожиданно улыбаясь). Не будут упрекать. Хоть дочь берите, хоть бабушку!

Л е н а. Знаешь, отец, ты как-то нехорошо говорил… Вы позволите еще одну семейную реплику?

Ч е п р а к о в (смущенно). Угу…

Л е н а. Мне действительно не хотелось отпускать отца одного… Массовый энтузиазм, разумеется, ни при чем… Но приехала я не в качестве дочери, а в качестве работника.


Повернулась, ушла. К а м и л  и  А б р о с и м о в  за ней.


П а т л а й. Давай документы!


Чепраков ищет документы. Вошла  Л и з а.


Л и з а. Не сердись. Не темней. Не удержалась… Проститься зашла.

Ч е п р а к о в. Не надо прощаться. Увидимся на трассе.

Л и з а (внезапно поняла все). Значит, опять вместе?

Ч е п р а к о в. Опять, Лиза.

Л и з а (внимательно смотрит на него). По-старому, Саша?

Ч е п р а к о в. Как захочешь. Иди, Лизавета, иди!


Чуть помедлив, Л и з а  ушла.


(Рассматривает документы. Просительно.) Пошел бы ты ко мне на продовольственное снабжение, Максим… Жилья не даем, так хоть кормить хорошо будем. Трудно это… Снабженцы поналетели — воронье! Чувствуют поживу. Пойдешь?

П а т л а й. Нет!

Ч е п р а к о в. Был же ты в армии помощником по тылу… Хорошая работа, с живыми людьми… А?


Патлай отрицательно качает головой.


Что делать, Максим? Навалил я на себя такую махину… Не смог отказаться. Не приехал один знаменитый, прославленный, неохота в дебри ему… И вот надо лопатки подставлять. Сломаю голову! Что скажешь, Максим, сломаю?

П а т л а й. Дурак!


Поют гармони то с тихой удалью, то грустно. Минуло четыре месяца. Возникает квартира Абросимова на трассе. Звонит телефон. Вбежала  Л е н а, следом  К а м и л.


Л е н а (в трубку). Да, квартира… Абросимова нет. (Прижалась к стене.) Камил, Камил, как я устала… А этот дурак, Хватик, уговорил выпить водки. Завтра мне снова катить по трассе. (Трет лоб.) Авралы, авралы, все время прибывают новые люди и исчезают… Как в пропасть, проваливаются в тайгу… И заявка не составлена! (Ласково.) Камил, помогите.

К а м и л. Бу гюзаль хатынны, мин чиксез яротам. Перевожу на русский: эту прекрасную женщину я безумно…

Л е н а. Поможешь?

К а м и л. Якши! Почему ты развелась?

Л е н а. Он был иждивенец. Нормальный иждивенец.

К а м и л. Мало зарабатывал?

Л е н а. Мно-о-о-го! Известный человек и замечательно привык к этому… Слышите, какой ветер? Как сейчас должно быть тяжко в этих таежных коридорах… (Молчит, прикрыв глаза.) Просто он был иждивенец…

К а м и л. Пытался тебя вернуть?

Л е н а. Камил, взгляните, что там отец делает?

К а м и л. Накрылся пальто и спит. А после кого любила?

Л е н а. Многих! Больше всего Чепракова.

К а м и л. Неплохо!

Л е н а. Знаешь, мне его бывает так жаль! А мы все — сволочи. Ты что-нибудь слышал о его жизни?

К а м и л. По легендам Патлая. В сорок первом якобы повел по немецким тылам батальон лыжников. Там его ранило. Лыжники оцепили госпиталь, и немецкий хирург под советскими автоматами оперировал Чепракова…

Л е н а (устало улыбается). Но это же здорово!

К а м и л. Патлай говорит, в армии его обожали просто.

Л е н а. На трассе его любят. Живут плохо, а ему верят.

К а м и л. Я не клюю на это. Пора военной романтики прошла. Революционной — тоже. Он ископаемое. А дела плачевны.

Л е н а. Слушай, я пьяна… Не хочешь ко мне подойти?

К а м и л. Хочу, но боюсь.

Л е н а. Ну, тогда слава аллаху! (Устроилась на диване.) Сядь там, почитай. Мне вполне хватит пятнадцати минут.

К а м и л. Не опускай крылья! (Подходит, садится рядом, обнимает ее.) Мы еще вернемся в столицы и возьмем реванш!

Л е н а (совсем сонно). Уверен? Возьмем?

К а м и л. Бу гюзаль хатынны… Такую стройку пройти… потом можно потребовать к себе уважения…

Л е н а (встала вдруг, отошла). Слушай, катись!

К а м и л. Ты против?

Л е н а. Совсем не против… но ты очень робок.

К а м и л (мягко улыбаясь). Не нравлюсь?

Л е н а. Почему… Красив, толков, организован хорошо и по службе растешь… Катись, спать хочу! Ты в чем-то не уверен, мой милый, и сам не знаешь, что тебе нужно, женщины это чувствуют. Ты наберись храбрости и приходи.


Входит  А б р о с и м о в. На плечи накинуто пальто.


А б р о с и м о в. О чем вы так громко?

К а м и л. О Чепракове.

А б р о с и м о в. Свежая, волнующая тема.

Л е н а. Мы были на именинах у Хватика. Он ревнует свою жену к Чепракову… И предлагает собирать ягоды пылесосом.

А б р о с и м о в. У Чепракова есть давнишняя пассия…

Л е н а. Она хороша.

А б р о с и м о в. Гм… Сегодня наш генерал, о котором вы так пламенно говорили, утвердил наконец проект организации работ по Бабановскому прорабству… Что ты суешь мне?

Л е н а. Градусник. Поставь и продолжай.

А б р о с и м о в. Видимо, до ужаса боится подписывать всяческие расчеты. Месяц тянул! Хотя сам же преждевременно затащил нас на Бабановку. Утвердив проект, генерал глубоко задумался. Загрузил свой стол новейшими строительными журналами и попросил оставить мою рабочую карту… Зачем — не сообщил. (Мягко, с горечью.) Если бы он меньше лез в производство! Его дело кадры, снабжение, финансы. (Смотрит на градусник.) В финансах он понимает, насобачился.

Л е н а (смотрит на градусник). И еще его дело — ответственность.

А б р о с и м о в. Ты вся напичкана интеллигентскими противоречиями. Но дело есть дело! Он всадил нас в тяжелейшие условия. Сразу, без подготовки растянули трассу на четыреста километров. Плохо я с ним дрался! Плохо! А теперь что же… Надо как-то выполнять, выкарабкиваться… Люди мы партийные.

К а м и л. Шеф, дадите мне рекомендацию в партию?

А б р о с и м о в. Гм… Конечно… Ну, вот! Новые новости!


Свет мигает и гаснет. Тьма.


Зажги, Лена, лампу… Опять электростанция! Черт!

Л е н а (зажгла лампу). Зачем Чепракова вызывают в город?

А б р о с и м о в. Понятия не имею. (Пьет порошок.) Помнишь юного сторожа? Такой мальчик, Иван Хабаров… Письмо прислал. Мне лично. Очень горжусь! Вот я почитаю вам…


Звонок телефона. Лена снимает трубку.


Л е н а. Квартира. Дома нет… Извините… Папа!

А б р о с и м о в. Скажи, что я болен.

Л е н а. Папа, это Чепраков.

А б р о с и м о в (в телефон). Да. Угу! А в другой раз? Жду.

Л е н а. Что случилось?

А б р о с и м о в. Ровно ничего! Сейчас пожалует.

К а м и л (мягко). Все-таки дуб! Знает, человек болен…

Л е н а. Может быть, ему очень нужно.

К а м и л. Может быть. Что же пишет вам юный сторож?

А б р о с и м о в. Правду пишет! Кстати, там же десятником служит некий Измаилов Мамед… Вы вместе учились? Да?

К а м и л. Да. Что же еще говорил вам Мамед?

А б р о с и м о в. Ничего… Ничего!

Л е н а. Ну, зачем врешь, родной?

А б р о с и м о в. То есть как вру? Говорил, у вас есть супруга и прелестные дочки… Только не надо объяснять! Ленка тоже ушла, оставила солидного человека в дураках.

Л е н а. Читай уж лучше письмо!

А б р о с и м о в. Да, да! (Читает.) «Трудности не пугают. Работаем мы впустую…» (Бросил письмо.) Прораб у них дурак и пьяница, работа организована отвратительно. Впустую, словом, впустую, прав! И все спешка наша, кадры случайные! А паренечек вот пишет о лжи. Когда святые лозунги, святые намерения живут рядом с повседневной рутиной и равнодушием, о чем человек задумывается? Возможно, конечно, самые нормальные таежные трудности парень воспринимает как ненормальные… Тогда надо сказать, что он баба! И это ему скажешь ты. Сроки сокращены вдвое, а технику гонят по прежним срокам! Кирка и лопата торжествуют!


Зажигается яркий свет.


Л е н а. Свет!


Входит  Ч е п р а к о в. Ватник. Рюкзак.


Ч е п р а к о в. Здравствуйте!

Л е н а. Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста.

Ч е п р а к о в. В дорогу изготовился, да никак уехать не могу. Цемент привезли, взрывчатку… (Молчит. Садится.) На электростанцию зашел… (Усмехнулся.) Сказал, чтобы свет вам дали, чтоб культурно жили… Почивают на лаврах, подлецы! (Молчит.) В дорогу изготовился.

А б р о с и м о в. Карту мою захватили?

Ч е п р а к о в (достал). Вот она.

Л е н а. Чаю хотите?

Ч е п р а к о в. Нет. (Лене.) Вызывают на бюро крайкома. Чтоб к десяти утра быть.


Молчание затягивается и становится нетерпимым.


Карта ваша удобная, Николай Николаевич. Смотри не смотри, а поворот глупый.

А б р о с и м о в (холодновато). О чем вы?

Ч е п р а к о в. Я говорю, от Бабановки поворот на запад. Проектировщиков убить мало! Какова тут площадь болот?

А б р о с и м о в. Огромная, Александр Степанович. Что-то триста тысяч гектаров. Проектировщики могли пойти только на запад.

Ч е п р а к о в (молчит, хмурясь). Убить их мало. Прямо надо было идти. Плохо я эти места знаю, а все ж знаю. Прошлой зимой место для лесокомбината искали, ходил вдоль Бабановки на лыжах…

А б р о с и м о в (вздохнул, иронически). Трудно сейчас сказать, как лучше было идти. Дали нам в зубы готовый проект — и два года с хвостиком. Это вы помните? Раздумывать было некогда.

Ч е п р а к о в. Да… Месяц я об этом думаю. Вроде смирился уже. Смотрели с вами сегодня… как их… эти материалы по Бабановскому прорабству… Ну, не могу. Просто не могу.

А б р о с и м о в. Поздно, Александр Степанович.

Ч е п р а к о в. Да… (Молчит.) А может, не поздно, Николай Николаевич? Может, переиграем? Душа болит.

А б р о с и м о в. С душой хорошо песни петь, в атаку ходить. Не ваше это дело, Александр Степанович, право, не ваше! Не ваша беда, не ваша ответственность. И не будем думать, не будем нервы друг другу портить…

Ч е п р а к о в. Да…

Л е н а. Может, все же выпьете чаю на дорогу?

Ч е п р а к о в. Спасибо. (Улыбается.) Елку думаете справлять?

Л е н а. Какую елку?

Ч е п р а к о в. Новый год…

Л е н а. А…

Ч е п р а к о в. Собирал сегодня комендантов, секретарей комсомольских… Сказал, чтобы по всей трассе елку справили. Чтоб веселье было. Деньги как раз выдадут, продуктов получше подбросят. (Поднялся.) Надо ехать. В дорогу изладился… Сказано, чтобы к десяти быть.

Л е н а. Зачем — неизвестно?

Ч е п р а к о в. Нет. (Молчит.) Ну, бывайте здоровы. (Ушел.)

К а м и л. Зачем он приходил?

Л е н а. Ему одиноко… Не с кем поговорить.

А б р о с и м о в. Невежда!

Л е н а. Камил, хотите чаю?

А б р о с и м о в. Не могу я на него смотреть! Сел, в телогрейке, самодовольный… (Передразнивает.) «Сколько тут болот?», «Прямо надо идти…» А может, криво? Опытные люди, проектировщики выбирали варианты… Не принимаю его! Бык! Глупый бык! Это как принудительный ассортимент в нашей жизни.

Л е н а. Папа.

К а м и л (с улыбкой). Давайте отвлечемся, Николай Николаевич. Я бы хотел объяснить кое-что по поводу жен и детей…

А б р о с и м о в. Не надо, Камил Сабирович, я смалодушничал. Не так сказал. Рекомендацию в партию я вам не дам. Расходитесь и сходитесь сколько угодно, но две девочки, две малютки… Не понимаю! Работой вашей я очень доволен, а рекомендацию в партию не дам! (Ушел.)

К а м и л (мягко). Он взволнован…

Л е н а. Конечно.

К а м и л (мягко, сдержанно). Извините, Лена. (Ушел.)

Л е н а (помедлив). Папа!


На пороге — А б р о с и м о в.


А б р о с и м о в. Погорячился я? Да?

Л е н а. Не знаю. Девочки, во всяком случае, ни при чем.

А б р о с и м о в. Права! Проблема вечная… Мужчина разлюбил женщину. Что можно сделать! Погорячился. Верни его. Зови! Я извинюсь…

Л е н а. Потом, папа. Я поговорить хочу.

А б р о с и м о в. Не понимаю, Лена, не понимаю твоих глаз.

Л е н а (подошла к столу, раскрыла папку). Это ты писал?

А б р о с и м о в. Что там? (Тревожно.) Что?

Л е н а. Письмо в крайком. Я не позволю это отправить.

А б р о с и м о в. Ты опоздала. У тебя в руках черновик.

Л е н а. Ты сочинил приговор.

А б р о с и м о в. Я дал правильный анализ положения.

Л е н а. Мне противно, отец. Слышишь? Что с тобой?

А б р о с и м о в. Ничего, Лена… Уже прошло. Иди ко мне, дочка, сядь. Послушай. Доносов я не пишу — Чепракову о моем письме известно. Оставим эмоции. Я предвижу страшные трудности. Мы пошли по местам, где почти не ступала нога человека. Нужна предельная концентрация сил. Нужен большой производственный такт. Где ему его взять? Я, Лена, никогдане доверял людям его склада. Да, мне с ним тесно. То, что иные называют в таких людях напористостью, я называю арапистостью. Я не спокоен. Он лезет всюду! Если бы он мог добродушно молчать, слушать, что ему советуют, как это тихо-мирно делают известные мне вельможные тупицы…

Л е н а. Теперь я понимаю, зачем Чепракова вызвали в город… И он понимает. Папа, давай уедем отсюда. Он не тупица… Он не кончал факультетов, но читает сложнейшие чертежи… Он спит пять часов в сутки… У него ужасающая лексика, она тебя раздражает, но шаблон к нему неприменим…

А б р о с и м о в. Любой, если тебе кажется, что на него нападают, вызывает твою симпатию! Я думаю только о деле. В этом моя жизнь. Никуда не поедем! Будет плохо — поедешь одна.

Л е н а. Я? Мне почти все равно… Мне даже кажется, я здесь забываю о времени… Как хочешь, папа… У тебя большой жизненный опыт. Я хочу поверить тебе… Мы слишком долго жили отдельно… С самого моего детства. И никого у нас с тобой нет… А сейчас мы вместе и нам хорошо.


Не гармони звучат — баяны. Мощно. Разухабистые плясовые звучат по трассе. На скамье сидят  И в а н  и  Л е н а. Что-то слушают. Одеты по-дорожному.


Л е н а. Слышите? Этот звук? Самолет?

И в а н. Самолет… Далеко…

Л е н а. Самолет… Очень странно… Ну, что скажем на прощанье друг другу? Скажем — жить надо? Да? Шла я вчера просекой, смотрела, как валят лес. Зашла в одну палатку, в другую… Жутко мне стало, тоскливо. А вы обветренный и смеетесь… Словом, трудовой героизм, так, Иван?

И в а н. Просто терпение, Чепраков объяснял.

Л е н а. Просто надо терпеть? Ковыряться в земле?

И в а н. Именно. И не сорваться, и не удрать.

Л е н а. Скажу вам вот что, милый. Хуже всех тому, кому ничего не надо. Года два мне вообще все было безразлично… А сейчас я злая! Ну, что еще скажем на прощанье друг другу? Скажем что-нибудь?

И в а н. Да. Вы мне нравитесь.

Л е н а. Иван, взрослой женщине этого говорить нельзя.

И в а н. Почему?

Л е н а. Взрослая женщина может очень быстро и решительно принять меры. Я одинокая — и вы быстро окажетесь женатым. У вас хорошая улыбка, Иван. Как часто бывает здесь Чепраков?

И в а н. Чаще, чем в других местах, думаю.

Л е н а. Чаще, чем в других местах?

И в а н. Здесь живет Лиза Февралева.

Л е н а. Иван, вы плохо относитесь к нему?

И в а н. По-моему, он надежный.

Л е н а. Вот как! Он говорил с вами?

И в а н. Нет, со всеми. Объяснялся с прорабом.

Л е н а. Матом?

И в а н. На «вы». Горько. И ничего не врал. Не обещал.

Л е н а. Странно, но это вертолет…


Слушают. Вошел  С а м с о н о в. Гол по пояс.


С а м с о н о в (в руке полотенце). Откуда вертолет? Чудеса! Что там с машиной слышно?

Л е н а. Жду. Ремонтируют.

С а м с о н о в. Выяснили, что стряслось на Бабановке?

Л е н а. Вчера там полностью прекращены работы.

С а м с о н о в. Это что — приказ Чепракова?

Л е н а. Не знаю. Знаю только, все валится и рушится. Не хотела бы я сейчас встретить этого человека! Анархия полная!

С а м с о н о в. Скоро у вас будут большие изменения.

Л е н а. Какие?

С а м с о н о в. Великие! Садится вертолет… Слышите?

Л е н а. Непонятно. Совершенно непонятно! Словом, приходите в гараж. Я сейчас же еду в управление, к отцу!


Л е н а  ушла с  И в а н о м. Самсонов бреется. В разных концах появились  Ч у г у н о в, Л ы н к и н, Н и к о л а е в, Б а й р о н.


Л ы н к и н. Вы корреспондент?

С а м с о н о в. Я корреспондент.

Л ы н к и н. Примите письмо в редакцию.

С а м с о н о в. Пожалуйста.


Вошел и встал с краю прораб  Ц е л о в к и н.


Ц е л о в к и н. Фургоны ждут, бензин горит, надо ехать.

С а м с о н о в. В чем дело, товарищ Целовкин?

Ц е л о в к и н. Нет выхода на работу.

Ч у г у н о в. Удавлю я тебя, прораб!

С а м с о н о в. Виноват, я без рубашки, но можно понять суть?

Ч у г у н о в. Можно. Прораба будем давить. Спать негде, дышать негде. В палатке по сорок мужиков! Зачем сюда перегнали людей с Бабановки?

Ц е л о в к и н. Не моя вина. Со мной самим такое сделали…

С а м с о н о в. Что?

Ц е л о в к и н. Убивали! Водой! Холодной!

С а м с о н о в. Это интересно. Дождитесь, пожалуйста.


С а м с о н о в  исчез. Вошел  М а м е д. Спокоен, насмешлив.


М а м е д. Алеша, Гриша, Вова, Вася, вас ждет земля.


Л ы н к и н  и  Н и к о л а е в  исчезли вдруг.


Ц е л о в к и н. А вы, Чугунов? Что стоите как идиот?!

Ч у г у н о в. Не в настроении, условия жизни неподходящие. Пойду в деревню, в картишки перекинусь. Интеллигент, идете?

Б а й р о н. Я б с удовольствием, Вася, но хотел бы легально… Понимаешь? В санчасть пойду! Это легально, Мамед?

М а м е д. Байрон, я понимаю, но фельдшерица всем нравится…

Б а й р о н. Что делать — единственная зрелая женщина!


А  Ч у г у н о в  ушел уже. Ушел и  Б а й р о н.


Ц е л о в к и н. Руководите людьми, Мамед! Руководите!

М а м е д. Мне приказано задержаться. Чепраков прилетел.

Ц е л о в к и н. Подожди! Зачем велел задержаться? Я его боюсь… Я кабинетный работник… Гибну я здесь!


Стремительно вошли  Ч е п р а к о в  и  П а т л а й. Устало сели, не глядя друг на друга. Отдышались.


Ч е п р а к о в. Измаилов, делайте дело — и сюда. Садитесь, Целовкин.


М а м е д  исчез. Патлай расстегивает полушубок.


(Едва сдерживаясь.) Ты что сделал?

П а т л а й (яростно). Что сделал? Я два дня не спал! Я полдня просидел на Угодском хребте! Я вот этими руками выдирал из полыньи грузовик! Я забросил на пикеты сорок тонн муки, сто ящиков макарон, набор граммофонных пластинок, двадцать мешков сахара, аккордеон, триста пар валенок…

Ч е п р а к о в. Что ты сделал на рассвете с этим человеком?

П а т л а й. Полагаю, ты уже знаешь…

Ч е п р а к о в (гневно). Мне надо знать, как это получается с твоей точки зрения, как преломляется в твоей голове?

П а т л а й. Я два дня не спал.

Ч е п р а к о в. Это я слышал.

П а т л а й. Был твой приказ этому человеку принять народ с Бабановки? Подготовить печки, палатки, постельные принадлежности, наутро организовать дело?

Ч е п р а к о в. Зачем такая длинная преамбула?

П а т л а й. Преамбула? Хм! Имеешь время газеты читать… Мне телеграммой было велено выехать сюда наладить питание?

Ч е п р а к о в. Ну?

П а т л а й. Подъезжаю… На краю деревни сидят несчастные… Палатки в складе под замком! Собачий холод, по реке плывет лед. В избы их никто не пускает, все забито нашими людьми. Девчата ревут. Этого человека нигде нет. Ночь! Я взял грузовик, поехал. Нашел его, подлеца, в чайной! Пьет! Упился — маму признать не в силах… Так?


Целовкин молчит, поеживается.


Не мог я на это смотреть! Сгреб его, вынес из чайной, бросил в кузов — и все… Отвез…

Ч е п р а к о в (гневно). Дальше?

П а т л а й. Отвез к реке, вытащил его из кузова… И просто стал окунать головой в холодную воду… Чтоб протрезвел…

Ц е л о в к и н. Не совестно ли, Максим Андреевич! Ведь ты же себя не помнил, ты же не утопил меня чуть!

П а т л а й. Я взял у него ключи… Натянули палатки, печки разожгли… Ребята согрелись. И больше ничего не было.

Ч е п р а к о в. Твое дело купать человека в воде?

П а т л а й. А может, это твое дело?

Ч е п р а к о в. Молчать, товарищ Патлай! За свои хулиганские действия получишь строгий выговор. С предупреждением. Приказ будет зачитан по всей трассе. Срамота, товарищ Патлай, возмутительная срамота! А вы, Целовкин… Слов не нахожу, если вы бросили на произвол детей… Вы… Равнодушное насекомое! Уходите с глаз моих! Голову сниму!


Ц е л о в к и н  исчезает мгновенно. Молчание.


П а т л а й. Мне строгача, а ему?

Ч е п р а к о в (молчит гневно. Косится на Патлая). Давно тебя не видел, Максим. Выспаться тебе надо. (Молчит.) Слушай, что скажу. Был в городе. Вызывали на бюро крайкома. Получил строгий выговор.

П а т л а й (возмущен, озадачен). За что?

Ч е п р а к о в. За работу. За невнимание к быту.

П а т л а й. Разве не мог объяснить обстановку?

Ч е п р а к о в. Думал, оставлю там партбилет.

П а т л а й. Ты что говоришь!

Ч е п р а к о в. Люди плохо живут.

П а т л а й. Подбираются под тебя… Прогонят, куда пойдешь?

Ч е п р а к о в. Трудно мне в строительстве, Максим. Вернулся в родные края, член партии… Надо было приспособить как-то… Сунули на Каму. А я тогда не знал, что такое ватерпас. Когда на совещаниях выступал, гидростроители отворачивались да хихикали. (Без зла, скорее снисходительно-удивленно.) Высокомерные люди, кастовые… Учился, Максим, никто не знает, как учился! С таких элементарных вещей начинал… Стыдно вспомнить! (Молчит.) И все-таки счастливый я. Многие после воины себя не нашли. Слишком много они там оставили…

П а т л а й. Где ты взял вертолет? Куда рвешься?

Ч е п р а к о в. В крайкоме выпросил. Полечу за Бабановку. Облетаю, обойду ее своими ногами. Не могу, Максим, помириться, чтобы вести трассу куда-то в обход!


Где-то на площадке вдруг появилась  Л е н а.


Л е н а. Что вы орете, Чепраков? Что вы орете?!

Ч е п р а к о в. То есть как ору?

Л е н а. Напрасно на всю трассу кричите о своем выговоре. Слышите? Это далеко не умно и совсем не полезно!

Ч е п р а к о в. Жалеете?

Л е н а. Думаю, чем это может кончиться. Сроки не выдерживаются. Люди работают ломиками, и все держится пока на вашей фанатической вере… Так пусть хоть верят пока!

Ч е п р а к о в. Ей-богу, дельный совет.

Л е н а. Советы вам не нужны. Не притворяйтесь ягненком.

Ч е п р а к о в. Волк?

Л е н а. Скрытный, властолюбивый человек. Вам все хочется захватить в свои руки. Такие люди нужны… как пробивной кулак. Вам никогда не понять, что такое культура отношений…

П а т л а й. Слушайте, барышня…

Ч е п р а к о в. Стой, стой! Она с добром пришла.

Л е н а. И не думайте, что я так из-за отца говорю.

Ч е п р а к о в. Знаю, свой ум у вас, папа не указ вам. Но чем же, однако, не угодил я в смысле этой самой культуры?

Л е н а. Всего несколько дней вы были у нас… Говорили… А вчера, даже не заехав в управление…

Ч е п р а к о в. Заезжал на час.

Л е н а. Вчера вы появились на трассе и остановили работы на Бабановке. Никто ничего не может понять! Главный инженер, по-видимому, ничего не знает. Да какое мне, в конце концов, до всего дело! Но разве вы не могли посоветоваться?

Ч е п р а к о в. Был я у вас, верно… Только вы все звери похлестче меня. Как же мне с вами советоваться?

Л е н а. Что вы говорите?!

Ч е п р а к о в. Похлестче, говорю. Враги вы мне. Слово мое в штыки встречаете. Принудительным ассортиментом прозвали, а я вам не ассортимент, нет. На этом кончим разговор о культуре. Дружбы нет, а служить будем. Стойте! Слушайте! Я работы остановил по причине важной и обдуманной. Да, выступил в роли пробивного кулака. Но тут, однако, у меня свой расчет есть, своя тактика. Дело сделано, а теперь станем крутиться и дискутировать. И быстренько. Работы стоят. Будем просить Николая Николаевича раскинуть мозгами.

Л е н а. И вы еще надеетесь на него?

Ч е п р а к о в. А как же! Немолодой человек, уважаю его знания. Только не надо, Елена Николаевна, разводить колдовство вокруг ясных вещей. У нас не атомная лаборатория — черная, простая работа: просека, мачты, котлованы, бетон…


Входит  М а м е д.


Полетите со мной, Измаилов. Возможно, придется сделать кое-какие расчеты. Хватит вам четверть часа?

М а м е д. Полторы минуты мне хватит! Я думал, здесь забыли, что я в институте учился… Удивляюсь…

Ч е п р а к о в. Не удивляйтесь, давно к вам присматриваюсь. Сегодня освобожден прораб Целовкин. Предлагаю принять прорабство вам. Обдумайте. А пока собирайтесь, одевайтесь теплей — и к вертолету. В дороге поговорим.


М а м е д, возбужденный, счастливый, ушел.


Елена Николаевна, хорошо, если б и вы полетели с нами.

Л е н а. Спасибо. Отец мне велел вернуться сегодня. Я работаю у него. (Уходит.)

П а т л а й. Почему ты Абросимовой так много прощаешь?

Ч е п р а к о в. Посидим, Максим. (Смотрит на часы.) Помолчим перед дорогой. (Молчит.) Я когда-то тяжелоатлетом был, когда рабфак кончал… (Усмехнулся.) Может, в этом мое призвание…

П а т л а й. Не знал.

Ч е п р а к о в. Поехал в Москву соревноваться. Шесть побед у меня было. Седьмая встреча — с чемпионом Союза Коротковым. Положил бы я его, точно говорю. А накануне познакомился с девушкой. Я вот тебе ее опишу. Студентка, во-первых, серые глаза. Нежная, рослая, спокойная… Понял какая?

П а т л а й. Совершенно не понял.

Ч е п р а к о в. Трудно описать! Всю ночь по Москве с ней ходили. Она меня отдыхать отправляла, я понравиться хотел, не ушел… Бахвалился. Спал в ту ночь час-полтора. И положил меня Коротков за три минуты и семь секунд. Она это видела. Я больше с ней не встретился. А помнил ее… Даже в войну! В каждой она мне мерещилась. Любил. А потом уж не страдал. Никогда. Жалеть — жалел, а не страдал.

П а т л а й. Не надо их жалеть, Сашка, никогда не жалей.

Ч е п р а к о в. Кто их знает! Никогда бабы мне не указывали, я им нужен был. А вот этой, о которой справляешься, я не нужен. Совсем не нужен! А дело мое ее интересует.

П а т л а й. Туманно. Ну, будь! Надо в ларек — еды взять.

Ч е п р а к о в. Иди, Максим. Мне пора лететь. (Смотрит на часы.) Пора. Гляди, парень, я тебя предупреждал. (Загибает пальцы.) Чтобы в первую голову сахар, хлеб, сливочное масло, картофель, мясо, сгущенное молоко были бы на каждом участке, на каждом пикете. Смотри. А выговор зачитают по всей трассе. Не серчай. Купать людей никому не позволено. И думай о весне. В мокре придется работать.

П а т л а й. Весна! Доживем ли?

Ч е п р а к о в. Иди. (Протянул руку.) Неудобно просить… зайди к Лизе. Нехорошо не повидаться с ней, а там люди… Пусть выйдет. Славный она товарищ мне.


П а т л а й  ушел. Чепраков садится. Сейчас видно, как устал он. Отдыхает, спрятав лицо в ладони. Вошла  Л е н а. Чепраков встал, взъерошенный.


Л е н а. Я должна уехать… Пришла извиниться.

Ч е п р а к о в. Зачем же!

Л е н а. Говорю четко: пришла извиниться. Я говорила плохо. Думаю о вас лучше. Я помню: вы приходили к нам советоваться. Я поняла. Вы делаете непоправимые глупости, но извините.

Ч е п р а к о в. Елена Николаевна!


Л е н а  ушла. Возникли  С а м с о н о в  и  С и н и ц ы н.


С а м с о н о в. Товарищ Чепраков?

Ч е п р а к о в. Да.

С а м с о н о в. Самсонов. Из краевой газеты.

Ч е п р а к о в. Нет времени. Приезжайте в управление. (Ушел.)

С а м с о н о в. Каков хам!

С и н и ц ы н. Мне кажется, я тихо ненавижу его. На Бабановке я создавал базу… Фундаментальную базу для энтомологов! Зачем, собственно? Для кого? Для чего?


Вошла  Л и з а, огляделась спокойно.


Л и з а. Где Чепраков?

С и н и ц ы н. Его увела… По-моему… Абросимова увела…


Лиза подумала, села в стороне терпеливо.


Что можно сделать, товарищ Самсонов? А?


Вернулся  П а т л а й. В руках хлеб, консервы, кусок колбасы. Сел, ест устало, задумчиво.


С и н и ц ы н. Но он же улетает, товарищ Самсонов! Идем!


С и н и ц ы н  и  С а м с о н о в  ушли. Лиза смотрит на Патлая. Тот перестал есть.


П а т л а й (грустно улыбается ей). Хотите, я дам вам совет?

Л и з а. Какой?

П а т л а й. Никогда не пишите писем.

Л и з а. И не собираюсь. На словах неплохо разговариваю.

П а т л а й. Лизонька, я передаю вам личный опыт… Просто передаю личный опыт. Не надо писать, когда все ясно.

Л и з а (тихо, твердо). Ничего еще не ясно.

П а т л а й. Это у вас… А у меня ясно все.


Молчат. Патлай снова тупо жует хлеб.


Л и з а. Почему он ушел? Максим Андреевич!

П а т л а й. Не знаю… Судьба! А может, глупость… И он тут же вернется! Вы знаете… больше года я не писал. А потом — бац, и даже получил ответ… Вчера, Лиза. Очень метафорический ответ. Выходите, Лизонька, замуж.

Л и з а. За кого? За кобелей этих? Я женщина деревенская, Максим Андреевич, с небольшим городским образованием.

П а т л а й. Прекрасно сказали! «Я женщина деревенская, с небольшим городским образованием…»

Л и з а. Я вся для семейной жизни создана. Мне муж надежный необходим.

П а т л а й. А вечного не бывает, Лиза!

Л и з а. Пусть… И полвечности хватит! Но где ее взять — полвечность? Слышали, может, поговорочку? «Спать есть с кем, просыпаться не с кем!» (Молчит.) Ждать мне его?!

П а т л а й (думает, тихо смеется). Знаете, Лиза, а почему бы нам с вами не пожениться? (Серьезно, задумчиво.) Вы бы родили мальчика. Почему я раньше об этом не подумал?

Л и з а (оценивающе смотрит на Патлая). За вас бы пошла! Может, сейчас, сегодня пошла бы и расписалась с вами.

П а т л а й. Так в чем же дело?

Л и з а. Пить будете.

П а т л а й. Было, прошло. Последний раз выпил месяца четыре назад в приятной компании… (Усмехается.) Двести рублей — восемь пол-литров… С тех пор ни глотка!

Л и з а. Верю. А все равно — будете. По глазам знаю.

П а т л а й. Печальные?

Л и з а. Вот это что у вас?

П а т л а й. Полушубок.

Л и з а. А под ним?

П а т л а й. Тело.

Л и з а. Стойте! (Щупает.) Пол-литра в кармане.

П а т л а й. Вчера взял… Какие глаза! (Встревоженно.) Как думаете, другие это могли заметить. Чепраков заметил?

Л и з а. Если окончательно не ослеп!

П а т л а й (вынул бутылку). Освободите меня от этого… Я так долго пил, я устал, Лиза. Ну, возьмите же для каких-нибудь медицинских целей!


Слышен вертолет. Входит  С и н и ц ы н.


С и н и ц ы н. Улетел! Это так внезапно получилось… Так неожиданно! Мне кажется, она даже не собиралась с ним…

П а т л а й. Кто?

С и н и ц ы н. Абросимова, Елена Николаевна Абросимова.

Л и з а. Ну, вот и пригодилась ваша бутылка, Максим Андреевич! Отметим?


Рожок охотничий милый, негромкий возникает во тьме. Зимовье. Л е н а  готовится ко сну. М а м е д прощается, надевает шапку.


М а м е д. Вот так тут живут люди… Охотники… Глушь!

Л е н а. Погодите. Сядьте, Мамед. Вы уверены, что болота не замерзают? Мне, в конце концов, все равно… Но я бы хотела ему добра.

М а м е д. Кругом горячие ключи.

Л е н а. Трудно поверить — декабрь месяц.

М а м е д. Сегодня охотники загнали в болото лосиху, ее засосало… Вот вам декабрь!


Вошел  Ч е п р а к о в. М а м е д  ушел.


Ч е п р а к о в. Как устроились?

Л е н а. Александр Степанович, прямой вы человек. Ведь вы уже были и спрашивали, как я устроилась.

Ч е п р а к о в. Уйду.

Л е н а. Кругом горячие ключи. Вы не учли этого.

Ч е п р а к о в (молчит. Угрюмо). Зачем вы на меня тоску нагоняете? Нам с вами великое дело доверено, вы мне помогать должны. Может, меня и правда скоро выгонят с трассы, успеть надо поломать к чертям этот проект.

Л е н а. Кто же ломает, когда на таком гигантском расстоянии развернулись работы?

Ч е п р а к о в. Не могу я спать, не могу жить — тревожусь… Не то вы мне говорите. Трясина… Серьезная трясина, глубина до двух метров. А люди, знаю, пойдут без уговоров, они сами пойдут, если объяснить им, что это правильно и умно. Я сейчас сам слабый, как котенок… А разберусь — тогда напролом. Не побоюсь. Вы мне помочь должны. Мы на подвиг людей позовем, но нам обдумать надо, в чем резон. Это же наша жизнь, Елена Николаевна, наша судьба. Зачем вы голову вешаете?

Л е н а. Уходите, Чепраков. Боюсь я вас.

Ч е п р а к о в. Не поверю. Ко мне хорошо относитесь.

Л е н а. Кто это вам сказал?

Ч е п р а к о в. На Октябрьские праздники с вами рядом в гостях сидели…

Л е н а. Уходите. Завтра поговорим.

Ч е п р а к о в. Все-таки гоните! А я и сам уйду, Елена Николаевна. Хочется мне побыть с вами… Хоть час. Да к чему я стану врать? Нужны вы мне! А что делать — не знаю.

Л е н а. Ну, зачем вы мне говорите об этом? Эх, Чепраков, прямой вы человек!.. Может, вы мне больше нужны. Но отношения наши не изменятся.

Ч е п р а к о в. А зачем я вам нужен?

Л е н а. Совсем не нужны! Мне покой нужен. Мне совсем не хочется бежать потом с трассы, бросать отца и все начинать сначала… За одну вещь я вам все-таки благодарна…

Ч е п р а к о в (невесело). За что?

Л е н а. Заразили меня немного своим фанатизмом… И мне теперь тоже бы хотелось дойти до финишной ленты.

Ч е п р а к о в. А зачем говорите — бежать, бросать!

Л е н а. Вы или наивный, или… Да мой отец не терпит вас. Вы это сами знаете, да он и не скрывает… Он вас не любит. Вы хозяин. Во всем. И этого он вам не простит.

Ч е п р а к о в. Помирюсь с Абросимовым.

Л е н а. Вы не сумеете, Чепраков. Смешно.

Ч е п р а к о в. Я бы для вас любое трудное дело сделал.

Л е н а. Зачем я вам?

Ч е п р а к о в. Вы… такая… надежная!

Л е н а. Ну, вот, теперь я «надежная». Говорите проще. Все потом оказывается до одури просто… Что вы делаете в медпункте, когда приезжаете руководить людьми?

Ч е п р а к о в. Я один как перст жил… Лиза мне человек дорогой, но мне она не помеха.

Л е н а. Не надо. Даже не знаю… Зачем я полетела с вами! Поставила себя в трудное, двусмысленное положение.

Ч е п р а к о в. А все-таки полетели! Не сладко вам аукнется полет со мной, а вы не струсили!

Л е н а. Мне очень хотелось вас остановить. И больше ничего. Предупредить. Но вы упрямый. Отвратительнейшая черта!

Ч е п р а к о в. Только по этой причине и полетели?

Л е н а. Конечно. Не думаете же вы, что во мне заговорило любопытство Евы?

Ч е п р а к о в. Евы? (Усмехается.) Ах, этой…

Л е н а. Вот-вот, этой самой.

Ч е п р а к о в. Послушайте, пожалуйста… (Молчит.) Да если бы вы просто жили рядом! Я хитрый, Елена Николаевна, по-крестьянски хитрый. Вот это есть. И еще у меня есть чутье на людей… Я знаю, вы мне нужны.

Л е н а. Ладно, в другой раз. Слышите?

Ч е п р а к о в. А может, не сюда…


Входит  М а м е д.


М а м е д. Александр Степанович, я за вами. В избу нашу охотники пожаловали, древние мужчины с дальней заимки. Знают все тропы на юго-запад. Нащупывается довольно интересное решение… Надо бы вам с ними потолковать.

Ч е п р а к о в. Задержите их, приду. Мы вместе придем.


М а м е д  уходит.


Пойдем, а после вернемся. Разговор договорим.

Л е н а. Вы сюда не вернетесь. Идите, я приду.

Ч е п р а к о в. Тогда я стану вот у порога… И не отступлюсь. Вы мне нужны. Я знаю, вы не прогоните меня.

Л е н а. Ничего вы не знаете! Уходите!


Чепраков подошел к Лене.


Ну, что еще сделаете?

Ч е п р а к о в. Ничего. Прощайте! (Ушел.)

Л е н а. Чепраков!

Ч е п р а к о в (откуда-то). Я здесь. Я не уйду.


Возвращается. Подходит к Лене, уверенно берет ее за плечи, вглядывается в глаза.


Л е н а. Теперь уйдите.

Ч е п р а к о в. Теперь я буду звать тебя Лена. Можно?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Управление трассы — чистые сосновые доски. По радио — классика. А н н а  Д м и т р и е в н а  готовит «залу», выдергивает вилку репродуктора. Входит  Б а й р о н. Тулуп, заиндевелая шляпа.


Б а й р о н. Что там передают?

А н н а  Д м и т р и е в н а. В Якутске минус тридцать, у нас сорок.

Б а й р о н (серьезно, грустно). Есть теплые страны, есть жаркие страны… Но там, я бы сказал, живут нахлебники… А что передают из международных событий?

А н н а  Д м и т р и е в н а. Все симфонии передают, пропади они пропадом! Ты зачем прибыл?

Б а й р о н. В командировку.

А н н а  Д м и т р и е в н а. Ни одному твоему слову не верю.

Б а й р о н. А я, может, впервые действую в соответствии с социалистическим законодательством. Сопровождаю фельдшерицу: обмороженных привезли.

А н н а  Д м и т р и е в н а. Страх какой!


Прислушиваются к далеким переливам гармони.


Б а й р о н. Вы милая, чуткая, вы тут при управлении. Когда закончим строительство, возможно награждение орденами?..

А н н а  Д м и т р и е в н а. Построй вначале!

Б а й р о н. Стараюсь. А вы очень славная, и причесочка… Мне орден нужен! Это рубеж! Это чья же шинелка на вас?

А н н а  Д м и т р и е в н а. Мужика моего. Фронтовая.

Б а й р о н. Поразительно миниатюрный мужик у вас…

А н н а  Д м и т р и е в н а. Каки сами, таки и сани… Вот и он!


Х в а т и к  уж тут. Ревнив. Слушает. За поясом топор.


Х в а т и к (косится на жену). Холодно! Ох, и холодно!

А н н а  Д м и т р и е в н а. Елку срубил?

Х в а т и к (косится на Байрона). Холодно! Холодно!

А н н а  Д м и т р и е в н а. Заладил! Елку срубил, спрашиваю?

Х в а т и к (мрачен, не смотрит, трет руки). Ох, и холодно!


Пришли  С а м с о н о в  и  Т о л я. Заснежены.


С а м с о н о в. Здравствуйте. Самсонов из краевой газеты.

А н н а  Д м и т р и е в н а. Здравствуйте, рады… Садитесь, обогревайтесь. Я буду комендант жилищного хозяйства. ЖКХ.

Т о л я. ЖКХ означает — живи как хочешь.

С а м с о н о в (снимая шарф). Абросимов у себя?

А н н а  Д м и т р и е в н а. Нездоров, нервы.

С а м с о н о в. А Чепраков?

А н н а  Д м и т р и е в н а. Летает.

С а м с о н о в. Как! Он должен был вернуться…

А н н а  Д м и т р и е в н а. Был. Возвращался. И снова летает. Себя не жалеет.

Х в а т и к. Пустое! Абросимов на такое ни за что не пойдет!

А н н а  Д м и т р и е в н а. Будут его спрашивать! Помолчи!

Х в а т и к. Молчу. Только не глянется мне, Анна Дмитриевна, как ты Чепрака превозносишь. А я в ём ничего, кроме фигуры, не вижу, такой же мужик. Дай штат, тоже стану руководить!

Б а й р о н. Вы слышите, писатель! Здесь кипят страсти! Мне кажется, я попал в большой шумный город…

Х в а т и к. Фигуры у меня, верно, нет.

Т о л я. Молчи, мужик, запилит тебя жена.

А н н а  Д м и т р и е в н а. Жена тогда бывает пилой, когда у нее муж чурбан! Лишнее говоришь, а товарищ в газету пишет…

Х в а т и к (Самсонову, сразу). Нет, извините, я свое мнение опротестую. Ежели для печати, все по-другому говорить буду.


Пришла  Л и з а. Стоит вдали.


А н н а  Д м и т р и е в н а. Анатолий, проводи к товарищу Агишеву.


Т о л я  уводит  С а м с о н о в а. Лиза сняла шаль.


Х в а т и к. Байрон, ты тоже уходи!

Б а й р о н. Как прикажет Елизавета Ивановна…

Л и з а (тихо). Уходи! Надоел!


Б а й р о н  раскланивается и, уходит.


Х в а т и к. Предупреждение даю, Анна Дмитриевна: зарублю Чепракова, а надо — и Байрона зарублю!


Анна Дмитриевна смотрит горестно. Х в а т и к  ушел.


Л и з а. Свободная я стала… (Сквозь слезы.) С в о б о д н а я.

А н н а  Д м и т р и е в н а. Привез он доченьку… Привез.

Л и з а (вытерла глаза насухо). Когда?

А н н а  Д м и т р и е в н а. Три дня назад привез… Абросимов встретил дочку — крикнул как раненый. Что будет — туман один. А Чепраков звонил с дороги час назад. С минуты на минуту ждем… Людей собирать будет.

Л и з а. Сел вертолет. (Подумала.) Привет ему пламенный!


Ушла, выпрямившись. Вернулся  С а м с о н о в. С ним  К а м и л  и  Ц е л о в к и н  в строгих костюмах. Садятся.


К а м и л. Товарищ Целовкин опытный сметчик. Не вижу смысла терять хорошего сметчика, которого использовали неправильно.

С а м с о н о в. Ясно-понятно.


Ушла  А н н а  Д м и т р и е в н а.


Итак, вы говорите, никакого инженерного образования Чепраков не имеет?

К а м и л. Неточно: это не я говорю. Это общеизвестно.

С а м с о н о в. Странноватая красочка… Но многое объясняет.

К а м и л. Странноватая.

Ц е л о в к и н. Страна обогнала Европу и Америку по подготовке специалистов…

С а м с о н о в. Не понял?

Ц е л о в к и н. По специалистам Европу и Америку перегнали.

К а м и л. По мысли Целовкин прав, а по тону необъективен.

С а м с о н о в (улыбнулся, помолчал). Тут дело такое: вертолет сел, а я наездился, так сказать, и было б удобно улететь. Может быть, все же примет меня Абросимов?

К а м и л (подумал). Лаврентий Иваныч, попробуйте.


Тотчас  Ц е л о в к и н  вышел. В отдалении  Т о л я  маячит.


С а м с о н о в. Отстань! Дикая, какая-то совершенно дикая просьба! (Камилу.) Просит сфотографировать для газеты…

Т о л я. Ну, ребятам из своей роты хочу послать… Ну, понимаешь, гордость у меня такая… Неужели не заслужил?

С а м с о н о в (смягчился). Какой груз возишь?

Т о л я. Чепракова вожу.

С а м с о н о в. Не выйдет. Личных шоферов не пропагандируем. На трассе мальчишки на ветру кострами землю греют, котлованы роют. Твое дело извозчичье, легкое.

Т о л я. Чепракова — легкое? Да любой груз возить легче!


Вошла  Л е н а. Строга, печальна.


Л е н а. Абросимов вас принять не сможет.


И сразу вошел  А б р о с и м о в  быстрым шагом.


А б р о с и м о в. Здравствуйте. Увольте. Уважаю нашу прессу, потому не хочу говорить в таком состоянии. Буду несправедлив… Камил Сабирович мой первый зам — и в курсе всех дел.

С а м с о н о в. Жаль… Досаждать не смею.

К а м и л. Идемте ко мне в отдел. (Уходит с Самсоновым.)


Ушел и  Т о л я. Лена села. Без сил.


А б р о с и м о в. Идем, Лена. Тебе здесь нечего делать.

Л е н а. Три дня и три ночи мы спорим с тобой… (Иронически.) Надо нам хоть выспаться. Хватит, отец! Не волнуйся. Я не поставлю тебя в неловкое положение.

А б р о с и м о в. Очень рассчитываю на это! (Ушел сердитый.)


А н н а  Д м и т р и е в н а  вносит стулья. Появился  Ч е п р а к о в. А н н а  Д м и т р и е в н а  уходит.


Ч е п р а к о в. Здравствуй! Что с тобой?


Лена встала, молчит, отвернувшись.


Кто тебя обидел? Скажи!

Л е н а. Ты обещал мне быть добрым. Это хоть помнишь?

Ч е п р а к о в. Добрым — не обещал. Подожди, Лена!


Л е н а  невесело усмехнулась, ушла. А н н а  Д м и т р и е в н а вносит стулья. Чепраков ушел в глубину, курит. Широкая спина, кажется, сгорбилась.


А н н а  Д м и т р и е в н а. С приездом вас.

Ч е п р а к о в. Спасибо. Собирайте народ. Скажите Абросимову.


А н н а  Д м и т р и е в н а  ушла. Входит  С и н и ц ы н.


С и н и ц ы н (некоторое время разглядывает спину Чепракова). Я должен был лететь в Красноярск с докладом… У меня глупейшее положение. Неделю ничего не знаю. Вы будете со мной говорить?

Ч е п р а к о в. Нет.

С и н и ц ы н (спокойно разглядывает Чепракова). Вы дурак!

Ч е п р а к о в. Как ты сказал?

С и н и ц ы н. Дурак.

Ч е п р а к о в (смотрит на него. Вдруг усмехается). Молодец.

С и н и ц ы н. Я с вами на брудершафт не пил.

Ч е п р а к о в. Но ты же сказал мне, что я дурак.

С и н и ц ы н. Думаю, я высказал истину.

Ч е п р а к о в. Вы мне нравитесь, Синицын. Мне симпатичны настырные люди. Но я ничего не могу вам сказать. Потерпите.

С и н и ц ы н. Мою работу вы, очевидно, считаете мизерной… Здоровье людей вам безразлично!

Ч е п р а к о в. Теперь я вам скажу: вы дурак.

С и н и ц ы н (с интересом). Почему?

Ч е п р а к о в. Мне не безразлично здоровье людей. Мошку я готов давить вместе с вами поштучно, но где разворачивать базу энтомологического участка, сказать не в силах. Может, через час скажу, может, к вечеру нынче… Не все от меня зависит. Ждите.


Входит  М а м е д. Чепраков прошелся.


Садитесь, Измаилов, я на вас очень надеюсь. А вот придет ли сейчас сюда Абросимов — не ведаю. (Молчит. Сосредоточен. Прошелся. Синицыну.) Энтомология — как перевести точно?

С и н и ц ы н. Отдел зоологии, посвященный насекомым.

Ч е п р а к о в. Зоологию с детства хорошо помню.

С и н и ц ы н. Энтомон — насекомое. Логос — учение.

Ч е п р а к о в (подумал). Счастливые люди, много знаете! (Напряженно прошелся. Синицыну.) Откуда родом?

С и н и ц ы н. Из Тулы.

Ч е п р а к о в. Дети есть?

С и н и ц ы н. Сестры есть маленькие. Куча!


Входит  Л е н а. Молчание.


Л е н а. Мое присутствие необходимо?

Ч е п р а к о в (после паузы). Да.


Входят  А б р о с и м о в, А н н а  Д м и т р и е в н а.


А н н а  Д м и т р и е в н а. Всех оповестила! (Стоит в стороне.)


Входят  С а м с о н о в, К а м и л, Ц е л о в к и н, и н ж е н е р ы.


С а м с о н о в. Я опять же к вам. Здравствуйте.

Ч е п р а к о в. Садитесь. У нас будет небольшой разговор.

С а м с о н о в. Хотел бы с вами поговорить коротко и улететь.

Ч е п р а к о в. Сейчас не могу.

С а м с о н о в. Но ведь я не турист, я на работе. Вы упорно избегаете разговора. Это ваше постоянное отношение к печати?

Ч е п р а к о в. Будьте скромней. Печать я уважаю, но не боюсь ее. Говорите без угроз.

С а м с о н о в. Никаких угроз. Говорю прямо: везу критическую статью о трассе. Положение катастрофическое.

Ч е п р а к о в. Это ваше личное соображение?

С а м с о н о в. По-видимому, таково же мнение крайкома.

Ч е п р а к о в. Кто вам его сообщил?

С а м с о н о в. Я знаю, что бюро вынесло вам строгий выговор.

Ч е п р а к о в (помолчав). Товарищ Измаилов, докладывайте.


Еще не рассеялись удивление и скованность.


А б р о с и м о в. Все на острие ходим, товарищ Самсонов. Заработать выговор на такой стройке — дело простое. Не о том речь.

М а м е д. По-моему, обстановка ясна. Мы дважды обследовали участки за рекой Бабановкой. В районе направления трассы шестьсот тысяч гектаров сильно заболоченной тайги. Проектировщики болота обошли. На наш взгляд, есть возможность линию спрямить на семьдесят километров, сэкономить около десяти миллионов рублей, уменьшить общий срок на два-три месяца. Всего надо пройти тридцать шесть километров болот, из них не замерзающих семнадцать…

С а м с о н о в. Разрешите вопрос. Почему докладывает не главный инженер, а рядовой десятник прорабства?

Ч е п р а к о в. Он инженер, и опытный. Так, Агишев?

К а м и л. Да… Мы работали вместе на Каракумском канале…

Ч е п р а к о в (Самсонову). У Николая Николаевича есть возражения против нашего плана.

А б р о с и м о в. Да. (Самсонову, спокойно.) Можете записывать. Изменять проект сейчас считаю безумием. Нам предлагают более тяжелые условия работы — раз! Необходимо сооружение новых дорог, откачка, шпунтовые ограждения — два! И заметьте: на вызов проектантов и переделку проекта уйдет как минимум еще два месяца. Полгода назад я был бы согласен на полемику о новом варианте, а сейчас и не посмею. Вся экономическая выгодность нового плана основана на крупном риске, а мы ограничены небывалыми сроками. Времени на эксперименты нет. Александр Степанович должен это вовремя осознать.


Молчание. Говорить как бы не о чем.


М а м е д. Расчеты, конечно, пока поверхностны… Но план толков. Эмоции не самая полезная вещь, но сказал бы так: Николай Николаевич, поручите болото мне — головой отвечаю!


Молчание. Тихо входит  П а т л а й. Пьян заметно. В полушубке, шапку держит в руке. Неловко садится с краю.


Ч е п р а к о в. Уважаемый Николай Николаевич, давайте задержим вертолет. Полетим вместе. Пагубное дело — сидеть сложа руки, видя такой замечательный ход. Не можем мы почивать на лаврах.

А б р о с и м о в. Лавров нет. Пока одни тернии.

Ч е п р а к о в. Обойдемся и без лавров. Походим с вами, поглядим. Там равнинный рельеф, сам манит… Есть возвышенности, островки твердой почвы. И не будем мы сразу начинать на болоте, начнем в феврале. А на незамерзающей части — в июле, когда жара. По зимнику, заранее подтащим металлоконструкции, песок, цемент, гравий.

А б р о с и м о в. Детский разговор.

С а м с о н о в. Вы считаете, проектировщики ошиблись?

Ч е п р а к о в. Проектировщики в Москве и в Ленинграде живут, это тоже запишите. Не первая их ошибка. На своем стоите, Николай Николаевич?

А б р о с и м о в. Стою.

Ч е п р а к о в. Так. (Он еще сдерживает себя.)

С а м с о н о в. Позвольте заодно, Николай Николаевич… Выхода у меня нет: товарищ Чепраков со мной не разговаривает. Почему так сразу, без подготовки, была растянута трасса? Без дорог, без опорных пунктов… Не в этом ли корень бед?!


Абросимов лишь пожимает плечами, не глядя.


Ч е п р а к о в (скорее Абросимову, чем Самсонову). Мы не могли иначе: у нас и часу лишнего не было. И нужно было начать везде, где возможно, чтобы закрутились машины и люди, чтобы вгрызлись в землю они, узнали бы каждую кочку, каждую складочку, чтобы заранее приноровились к своей земле, полюбили ее и начали жить… В условиях нашей времянки моральный фактор важен так же, как и технический. Вы скажете: план не выполняется, а я скажу — дело делается по широкому фронту, процесс накопления идет, люди притираются к природе, притираются друг к другу. Весной они рванут вперед, и вы увидите тогда результат. Неужели вас не учили диалектике? Поверьте этим людям! Вот только сейчас создаются на участках коллективы, партийные и комсомольские организации. А те, кто перезимует на отведенной им земле, тем преград потом не будет никаких!

А б р о с и м о в. Достаточно, Чепраков, демагогического витийства! Скажите, на каком основании вы так беспрецедентно, так самовольно прекратили работы в Бабановском прорабстве?

Ч е п р а к о в. На том, что нечего людям не в ту сторону идти. (В нем проснулся неистовый гнев. Говорит жестко, грубо.) Тогда так. От своего не отступлюсь. Даю приказ: вызывайте проектировщиков. Будем переделывать проект.

А б р о с и м о в. Посмотрим еще, что скажет главк.

Ч е п р а к о в. А мы поставим его перед фактом. Главк обязан был думать, когда сокращали сроки. Хватит нам, Абросимов, церемоний. Я — начальник строительства. Мне пять тысяч зарплаты платят. Мне крайком сказал. Этого достаточно.

А б р о с и м о в. Что вам крайком сказал?

Ч е п р а к о в. Делай, сказал, ежели веришь, ежели не боишься сломать голову.

А б р о с и м о в. Так вот, сломаете!

Ч е п р а к о в. Нет! Сломаю тем, кто станет мешать.

А б р о с и м о в. Мне надоела ваша беспардонная самоуверенность! Ваше хамство! Я отказываюсь с вами работать.

К а м и л (мягко). Это не позиция, Николай Николаевич.

А б р о с и м о в. У вас есть позиция?!

К а м и л. Точной нет… Я говорю о форме.

С и н и ц ы н. У меня вообще нет права голоса… Но, Николай Николаевич, это, ей-богу, похоже на бегство в критический момент… Как странно… на болотах мы могли бы поставить интересный эксперимент.

Ч е п р а к о в. Эксперименты где-нибудь ставьте. Нам нужен результат. (Вытирая пот с лица.) Вы коммунист, Николай Николаевич, вы не можете самовольно оставить работу.

А б р о с и м о в. Именно потому, что коммунист, я не стану вам потакать! (Уходит.)


Молчание. Лена где-то прижалась в углу. Вошел  Т о л я.


Т о л я (Самсонову). Летчики вас требуют. (Чепракову.) Полуторку глушить или на подогреве держать?

Ч е п р а к о в. Грей, в ночь поедем на седьмой пикет.


Толя ушел.


С а м с о н о в. Значит, не можете уделить мне пяти минут?

Ч е п р а к о в (машинально). Какие вопросы?

С а м с о н о в. Хотел бы наедине… Может, выйдем?

Ч е п р а к о в (резковато сразу). Зачем это?

С а м с о н о в. Видите ли… Несколько сугубо личных вопросов.

Ч е п р а к о в. Сугубо? (С возмущением вдруг, властно.) Давайте ваши сугубые вопросы. Не стану я выходить.

С а м с о н о в. Вы себя и меня ставите в неловкое положение… Я бы хотел знать, какое у вас образование?

Ч е п р а к о в. А… (Вздохнул с усмешкой. Негромко.) Рабфак. Четыре дня учился в институте.

С а м с о н о в. Почему, извините, четыре?

Ч е п р а к о в. Избрали секретарем райкома комсомола.

С а м с о н о в. А потом?

Ч е п р а к о в. Избрали секретарем горкома. Потом?


Самсонов кивает. Внимателен.


Комсоргом ЦК на строительстве «Сибтяжмаша». В тридцать девятом по приказу Ворошилова — в армию, на курсы политруков. Финская кампания. Отечественная война. Все!

С а м с о н о в. Войну закончили генералом?

Ч е п р а к о в. Научился воевать, партия поставила генералом.

С а м с о н о в. Простите, сами демобилизовались?

Ч е п р а к о в. Просился — отпустили.

С а м с о н о в. Почему просились — можно узнать?

Ч е п р а к о в. Пожалуйста. Ранения мучили. После оправился.

С а м с о н о в. Ну, спасибо, ясно.

П а т л а й. Чего тебе ясно?

Ч е п р а к о в. Патлай!

П а т л а й (встал). Нет-нет, я буду вежливо… Запишите.

Ч е п р а к о в. Прекратить!

С а м с о н о в. Нет, отчего же…

П а т л а й. Запишите! (Качнувшись.) Гражданин этот, вот этот самый, был после армии председателем райисполкома в освобожденных районах и четыре года начальником управления гражданских сооружений, крупного управления на Каме… И учился, и приобретал знания… Н у ж н ы е  знания! Нет, виноват, я уж договорю как-нибудь… А институт я кончал, пожалуйста, а толку от меня — пшик! (На Мамеда.) От тоже институт кончал и, возможно, еще станет таким же, не знаю… Это можете не записывать! Потому что волю и ум, практическую хватку и честное сердце человеку дают родная мама, жизнь и среда!..

Ч е п р а к о в. Товарищ Патлай, выйдите отсюда. Проспитесь — явитесь ко мне.

П а т л а й. Я имею право… потому что ты замотал меня… Не даешь отдыха ни днем ни ночью! За все время — я первый раз… Имею право! Виноват… (Махнул рукой и ушел.)


Вдали где-то вновь появился  Т о л я.


Т о л я (Самсонову). Летчики вас требуют.

С а м с о н о в. Разрешите откланяться?

Ч е п р а к о в. Извините, товарищ. Не получился наш разговор… Не получился. Можете быть свободны.


Ушли почти все. Анна Дмитриевна собирает стулья.


Анна Дмитриевна, скажите, пусть вызовут мне на провод краевую газету, редактора. (И сразу, почти вслед ей.) Отставить. Анна Дмитриевна! Не надо!


А н н а Д м и т р и е в н а  ушла. Чепраков замечает Лену.


Чем я тебя прогневил? В чем виноват?

Л е н а (спокойно). Я виновата. Все наперед знала… Вы не можете преобразиться вдруг. И никто не может. Нет, Александр Степанович, ничего не было. Только так можно еще хоть как-нибудь сосуществовать в этом тесном доме.

Ч е п р а к о в. Для чего сосуществовать?

Л е н а. Для того, чтобы вы могли построить трассу, чтобы вам помогли или хотя бы не мешали… Чтобы Абросимов не считал, что получает удар в спину… Чтобы… (Молчит. Мотает головой.) Н е л ь з я. (Со смехом сквозь слезы.) Он бы мне кого угодно простил… Камила! Синицына! Одинокий, больной человек. И я у него одна.

Ч е п р а к о в. Послушай, Лена!

Л е н а. Елена Николаевна. Только так теперь можно. (Просто очень.) Вранья, уловок я не приму, и вы не примете. Все нужно забыть. Это решение, Чепраков. Окончательное. Простите. Я хотела сказать вам это.

Ч е п р а к о в. Ладно, Елена Николаевна. Идите.


Л е н а  почти бежит. Вошел  Т о л я. Мрачнее тучи.


Т о л я. Грею машину. Сорок один на улице.

Ч е п р а к о в (не глядя). Грей.

Т о л я. Александр Степанович, я от вас ухожу.

Ч е п р а к о в (рычит). Ку-у-да?

Т о л я. На трассу. Да я за ради вас…

Ч е п р а к о в. Ясно, без сентиментальностей. Грей машину!


Вошла вдруг  Л и з а. Т о л я  ушел.


(Словно забыв все, смотрит на Лизу с радостью.) Лизавета! Как ко времени!.. (Улыбается грустно.) Скажи! Предлагал я тебе когда-то замуж за меня, почему отказалась?

Л и з а. Знала…

Ч е п р а к о в. Что?!

Л и з а. Не удержала бы тут. В тихое место увезла б — удержала. Тебе, давно спокойную жизнь надо, детишек иметь… Сколько набродился ты по свету, давно устал, Санька, только не признаешься! И зачем тебе надо все это?

Ч е п р а к о в (смотрит на нее). Где такое тихое место есть?

Л и з а. Найдем городок! Ведь ты мужик, ты все своими руками можешь! И жизнь наладить! Думаешь, поздно тебе сыновей иметь? Зачем эта ответственность адская и эта компания, которая вся против тебя? И корреспондент этот подлый… Даже со мной разговаривал! Объяснила я ему, кто такие Абросимовы!

Ч е п р а к о в (хмурясь, с укором). Лиза!

Л и з а. Доподлинно объяснила, как могилу тебе роют!..

Ч е п р а к о в (мрачнея). Уйди, Лизавета. Уходи от греха.

Л и з а. Последний раз, Саня, гонишь… Я замуж выйду.

Ч е п р а к о в (посмотрел безразлично. Отошел в угол куда-то). Анна Дмитриевна! Анна Дмитриевна!


Появилась  А н н а  Д м и т р и е в н а. Ждет.


Вызывайте город! Редактора краевой газеты. По срочному!


Ушла  А н н а  Д м и т р и е в н а. Х в а т и к  внес огромную елку.


Х в а т и к. Был приказ елку для детишек в конторе ставить?

Ч е п р а к о в. Ставь.

Л и з а. Уходить мне?


Хватик приладил крестовину к полу. Ударил обушком раз, другой. Л и з а  ушла. И позвонил телефон.


Ч е п р а к о в (в трубку). Да, здравствуйте, Чепраков с вами разговаривает… Здравствуйте… (Говорит как человек, исчерпавший все возможности.) Был у меня ваш корреспондент Самсонов. Да, говорил… Повез он статью про нас. Да. Дело щекотливое. Обращаюсь к вам с большой просьбой, товарищеской… Не печатайте вы эту статью, если можете. Очень прошу! Полный мне разгром будет! На коллектив плохо подействует! Коллективу вера нужна… Нет, не боюсь я, не боюсь!.. Что ж… Думаю, статья будет правильная, думаю, не наврет он — недостатков у нас миллионы… Нет, не боюсь я, что снимут, боюсь — не того поставят… За дело беспокоюсь… Найдут? Могут и найти, да долго привыкать будет! А привыкать некогда, каждый день на вулкане живем… Вот нам бы до весны дожить! Что? Беспрецедентный случай? Никто с подобными просьбами не обращался? Ну и пусть беспрецедентный! Какая разница! Звоню-то я, товарищ, в партийную газету! В партийную! Прошу вас ясно: не бейте! Дайте нам до весны дожить!..


Пораженный Хватик машинально бьет обушком.


Никакой вам беды не будет, дайте нам до весны дожить!


«Ах вы сени, мои сени, сени новые мои…» Вьюга глушит гармонь, а заглушить, однако ж, не может. В таежной диспетчерской, укрывшись тулупами, на лавках спят двое. У телефонного аппарата — Д е в у ш к а.


Д е в у ш к а (в трубку). Седьмой пикет! Седьмой! Слышу, пишу. Куботаж? Бетон? Подвозка опор? Какие ЧП? Стихло у вас? Метет? У нас норма. Ночью кассу ограбили.


Один из спящих — Х а б а р о в — приподнялся.


Х а б а р о в. Все еще метет?

Д е в у ш к а. Метет, товарищ профессор. Но перезимовали, считай, апрель! (Крутит ручку аппарата.) А грабителей не нашли… (В трубку.) Восьмой! Восьмой! Восьмой! Кто мешает? (Устало.) Шум по всей трассе! На сто километров растянулась автоколонна, кто в снегу сидит, а кто еще пробивается…

Х а б а р о в (садится). Объясните наконец, что значит на вашем тарабарском языке слово «тепляк»?

Д е в у ш к а. «Тепляк» произошло от слова «тепло». В тепляке бетон греют. А замерзнет — пропал бетон!

Х а б а р о в. Значит, Ванька мой один наедине с печкой, а вокруг пурга? Тайга?

Д е в у ш к а. С напарником он. Топят печку, песни поют.

Х а б а р о в (прилег). Целую ночь мы сюда ехали, всю ночь снег гребли, машину толкали, и уснуть не могу… А этот спит!

Д е в у ш к а. Он привычный.

Х а б а р о в. У него бред. Даму какую-то вспоминал.

Д е в у ш к а. Сон. Тут каждому второму дамы снятся. (В трубку.) Восьмой! Восьмой! (Бросила трубку.) Нету связи! Метель! В тепляке-то сейчас Африка. А вот товарищ Синицын, Олег Петрович, ушел вчера за Бабановку на лыжах один — и пропал!


Второй спящий обернулся. Это  Ч е п р а к о в.


Ч е п р а к о в. Послали за Синицыным вездеход?

Д е в у ш к а. По-ше-ел!

Ч е п р а к о в. Скажи Измайлову: пора поднимать бригады.


Д е в у ш к а  встала, ушла легкой походкой.


(Сел, помотал головой.) Знобит.

Х а б а р о в. Меня, представьте, тоже знобит! Мне страшно делается! И вы будете сейчас посылать людей?

Ч е п р а к о в. Буду. Извините, профессор. (Лег, отвернулся.)

Х а б а р о в (лежит с открытыми глазами). Условия неимоверно тяжелые, а рабочая сила — мальчики и девочки. Я бы лично этого боялся. (Молчит.) Я вам мешаю?

Ч е п р а к о в. Никогда я не боялся дать человеку тяжелую работу, профессор. Боялся обидеть его. Подорвать в нем веру в людей — вот этого боялся! (Повернулся на лавке. Еще раз повернулся. Затих.) Мы, когда комсомольцами были, писали на лозунгах замечательные слова Антона Макаренко…

Х а б а р о в. Какие ж, позвольте узнать?

Ч е п р а к о в. Чтобы воспитать мужественного человека, надо его поставить в условия, в которых он может проявить мужество.

Х а б а р о в. То есть в условия, в которых он, простите, может загнуться?

Ч е п р а к о в. Все может быть. (Встал, напился из бачка, снова лег, натянул тулуп.) Вы человек, видать, городской, тайгу знаете но журнальным статьям… А в наш век кибернетики, спутников Земли, в наш атомный век, профессор, все еще существуют наледи, вечная мерзлота, гнилые топи, морозы, пурги, неезженая тайга. Передовым отрядам всегда было трудно и долго еще будет трудно. У нас тут не детский сад.

Х а б а р о в. Ну, знаете! Сейчас не время Магнитки. Не время революции, уважаемый, когда нам картошки не хватало.

Ч е п р а к о в. Время другое, да. По трассе у нас китайские яблоки в ларьках продают. Сало свиное не берут, залеживается. Рис им надоел. А картошку самолетами сюда возим. Вы, профессор, раздражены, а я хотел бы еще минуту вздремнуть.

Х а б а р о в. Извините. Я смотрю на вещи реалистически.

Ч е п р а к о в. Подумайте о цене времени. Революция имеет свои продолжения. Нам сказали: построить быстрей. Каприз? Нет. Битва идет. Понимаю ваше родительское сердце, но битва идет, и ваш сын в ней уже участвует. Пожелайте ему стать хорошим бойцом, и он будет счастливым человеком.


Молчат. Пришел  П а т л а й. Похлопал рукой об руку.


П а т л а й. Спишь или притворяешься? Степаныч! Пора!

Ч е п р а к о в (лежит неподвижно). На втором участке хлеб сырой выпекают. Разберись, а то я с тобой разбираться начну. (Сел, помотал головой.) Температура у меня.


Вбежал  Т о л я. Бросается к печке.


Т о л я. Ух и тепляшечка у вас! Разрешите погреться?

П а т л а й. Куда?

Т о л я. На девятый. Документацию получили, а разобраться не могут. Я тут у вас бензинчику подлил… У-у! Хорошо!


В глубине — Л е н а. Дошка. Мужская шапка.


П а т л а й. Папаша послали?

Л е н а. Да.

П а т л а й. Пунктуальнейший человек! До свиданьица, дескать, а плохо не поминайте. У вас уж билеты взяты?

Л е н а. Взяты. Толя, поторопись! (Ушла.)

Т о л я. Ох и тепляшечка… Прощевайте!

Х а б а р о в. Извините, «тепляшечка» от слова «тепло»?

Т о л я. Так точно!

Х а б а р о в. И вы не боитесь застрять в дороге?

Т о л я. Боимся, а что делать? Две ведущих и лопатка с собой. Мы теперь трассовцы! Такой народ! Не то видели. О нас еще услышит страна! (Ушел, натягивая рукавицы.)

П а т л а й. Крайком не отпускал, Москва не отпускала — добился! Мне, Сашка, жаль, что они уезжают!


Чепраков молчит. Одевается. Долго, тщательно, мрачно: на рубаху ситцевую — свитер, на свитер — ватник, после шарф, полушубок. Тем временем пришел  М а м е д. И — К а м и л. Приветлив, сдержан. Всем пожал руку, даже Хабарову.


М а м е д. Тракторы греют. Бригады завтракают.

К а м и л. Оперативная группа сосредоточена в селе Кирики.

Ч е п р а к о в. Вертолетом их кинем. Побережем ваших людей.

К а м и л. Спасибо. Я тоже прилечу. Замечание по телефону не понял. Рабочих в Кириках ночью принять было негде.

Ч е п р а к о в. Отдел кадров я наказал. Вас пожурил слегка. А только вам следовало выйти к людям.

К а м и л (улыбнулся). Лично представиться?

Ч е п р а к о в. Вышли б, костер развели, песню спели.

К а м и л. Песню? У меня нет вашего армейского опыта.

Ч е п р а к о в. Иронию при себе храните, Камил Сабирович. Живем в трудных полевых условиях. Некуда принять — сидите на снегу, рядом. Трудно должно быть одинаково всем. И люди должны это видеть.

К а м и л. Увы, это не по моей епархии. Увы, не согласен.

Ч е п р а к о в (мрачнея). Ну, так облай, накричи.

К а м и л. А зачем?


Ч е п р а к о в  нахлобучил шапку, ушел с  П а т л а е м.


(Застегивает пальто, Мамеду.) Простои механизмов документами не оформляете. Поберегитесь, душа моя. Пришлю комиссию.


Вернулась  Д е в у ш к а. С ней  Б а й р о н.


Откуда, товарищ, кровь? Что с вашими руками?

Б а й р о н (уклончиво). Об гусеницу. Об тракторную гусеницу.

К а м и л. Техника безопасности, Измаилов, травматизм!


Тихий  М а м е д  ушел за  К а м и л о м. Хабаров приблизился.


Х а б а р о в. Кровь! Вы что — хотели гусеницу сломать?

Б а й р о н. Да нет… По столбу бил. По телеграфному.


Девушка бинтует Байрону руки.


Откуда такая? А? Я тебя вроде не замечал раньше…

Д е в у ш к а. Из Куйбышева.

Б а й р о н. Миленькая! И как в Куйбышеве со снабжением?

Д е в у ш к а. Прилично. (Смеется.) Провожали классически! Речи, оркестр, папы, мамы, слезы, цветы…

Х а б а р о в. Младенцы! Окровавленные руки смех вызывают…

Д е в у ш к а. Мы не младенцы, профессор, строители! У нас коллектив замечательный, храбрый, отзывчивый! Интересный!

Б а й р о н. Будьте добры — вы настоящий профессор?


Вошел  Л ы н к и н. Взволнован. Смотрит на Байрона.


Л ы н к и н (девушке). Звони на восьмой! Абросимова не доехала, возвращается… В прорабскую передали — врач нужен, выясни!

Д е в у ш к а. Славный мальчик, звони сам. Ни черта связи нет. Я так полагаю, нашли Синицына…

Б а й р о н. А я так полагаю — Синицына найдут позже.

Л ы н к и н. Иди в радиорубку. Вели радисту связаться!


Девушка поняла что-то. Ушла сразу.


(Смотрит на Байрона.) Где ты его бил?

Б а й р о н. Там. Лежит он там, отдыхает в чурочном сарае.

Л ы н к и н. Не убил?

Б а й р о н. Нет… Надеюсь, нет…


Л ы н к и н  исчез. Хабаров строго изучает Байрона.


Не хочу обманывать, это кровь не трудовая… но чистая.

Х а б а р о в. Здоровая, хотите сказать?

Б а й р о н. Не знаю, у меня характера нет… Мальчишечкой в колонию попал, жуки-куки долго воспитывали. А прокуроры про это думают? Сложная история, не для вашей кафедры.

Х а б а р о в. Кого же вы били, уважаемый?

Б а й р о н. Будку, профессор. Трансформаторную.

Х а б а р о в. Так его величают?

Б а й р о н. Величают — Васенька Чугунов. Расскажите лучше, что в столице слыхать? Хотел бы я сейчас пройтись от Охотного до площади Маяковского… Вы зачем приехали?

Х а б а р о в. За сыном.

Б а й р о н. Имя?

Х а б а р о в. Иван Хабаров.

Б а й р о н (оглядел профессора. Помолчал). Плохо.

Х а б а р о в. Что плохо?

Б а й р о н. Ситуация меняется…

Х а б а р о в. Что плохо?

Б а й р о н. Вы на него совсем не похожи…

Х а б а р о в. Что плохо? Я вижу, вы честный человек!

Б а й р о н. Спасибо. Ваш сын брошен в тайге. Врать не стану, Васю Чугунова я бил не за это. Широко распространяться не стоит, но Вася ночью взял кассу, а я устал от этих теней…

Х а б а р о в. Говорите все! Я спокоен.

Б а й р о н. Неделю назад Вася отправился за едой, попал в деревню, принял дозу, загулял и в тепляк не вернулся… посчитал, наверно, что уже поздно, с горя взял кассу и собрался в отъезд…

Х а б а р о в. Неделя! Разве Иван не мог добраться сюда?

Б а й р о н. Мог, вероятно… но… не дошел.

Х а б а р о в. Боюсь подумать, но, может, там, в тепляке, труп?

Б а й р о н. Человек, знаете, очень живуч…


Тихо, как-то бочком, незаметно входит  И в а н  и неловко, поглядев на отца, садится, обессилевший, безучастный, — кажется, все, кто вошел с ним, П а т л а й, М а м е д, Н и к о л а е в, Л ы н к и н, Д е в у ш к а, Л е н а, Т о л я  и другие, смущают его, мешают.


Ч е п р а к о в. Профессор!

Х а б а р о в. Все знаю. (Ивану.) Неужели не узнаешь?

И в а н (отвел взгляд, увидел девушку и улыбнулся. Голос слаб, тих). Ну, как?


Девушка улыбнулась в ответ, кивнула чуть.


Т о л я. Ну, повезло! Случайно заглянул в тепляк!

Х а б а р о в. Иван, ответь: ты меня узнаешь?

И в а н. Да. Ничего не случилось. Уезжай.

Х а б а р о в. Милый, в эти метели… я приехал за тобой!

И в а н. Глупость. Чудовищная. Уезжай сегодня же.

Б а й р о н. Не груби, маленький.

И в а н (голос все так же слаб). Заткнись, шлюха. Вы все шлюхи. Я ждал, напарничек принесет еду, но не принес… Шлюхи. Я пять дней не жрал.

Х а б а р о в. Иван!

И в а н. Это просто позор, Владислав Николаевич, здесь никто ни к кому не приезжает… Этот вечный трагизм, когда ничего не случилось… Я не мог бросить бетон и немного ослаб.

Т о л я. Он стоял у стены, боялся уснуть.

И в а н. Это же естественно, боялся, погаснет печь, и стоял. Неприлично, что ты приехал.

Х а б а р о в. Ну, вот что! Где тут у вас санчасть?

И в а н (просительно). Пожалуйста. (Посмотрел вдруг на девушку, улыбнулся тихо.) Катя, пойдем.


И они ушли. Хабаров молчит, отвернулся.


Ч е п р а к о в. В армии, профессор, мы писали благодарственные письма, но вот так, лично, мне еще не приходилось благодарить за хорошее воспитание. Не серчайте на меня. Спасибо.


Не ответив, Х а б а р о в  уходит.


Я верю в приметы: сядем перед дорогой.


Сели. Чепраков ушел в глубину, вернулся и сел.


Пурга нас задавила. (Вынул листок.) Радио: сто сорок груженых самосвалов припухли у перевала. Через день-два ручьи побегут с гор. Весна! Пока стоит зимник, дорогу обязаны пробить, все грузы кинуть за Бабановку. Даю контрольное время: тракторная колонна выходит в десять ноль-ноль, и все, кто в силах держать лопату, выходят с колонной. Комсорги — в бригады. Измаилов, контрольный срок дан.


Ушли все. Остались Лена и Чепраков.


Л е н а. Вы больны?

Ч е п р а к о в. Попрощаться хотите?

Л е н а. У вас нехороший вид.

Ч е п р а к о в. Здоров.

Л е н а. Давно я вас не видела… Вы как будто другой стали. До того другой, что мне хочется спросить: как вы жили все это время, Чепраков?

Ч е п р а к о в. Рассказать?

Л е н а. Не надо. Следила за вами на почтительном расстоянии. Трудно вам было… (Просто.) Чем могла, помогала.

Ч е п р а к о в. Спасибо. Я тоже, пожалуй, каждый ваш шаг знаю. Когда вы едете?

Л е н а. Вы не знали, что отцу разрешен перевод?

Ч е п р а к о в. Не знал. Третьего дня как обухом.


Вдали появился  П а т л а й. Показал на часы. Ушел.


Вы помните, Елена Николаевна, мы говорили?

Л е н а. Мы говорили с вами только на совещаниях. Ах да, один раз, в январе, вы звонили из Красноярска.

Ч е п р а к о в. Вы подошли к телефону.

Л е н а. Не я нужна была вам, нужен был кто-то из планового отдела. Вы испугались, не знали, что сказать.

Ч е п р а к о в. У меня голос перехватило. А вы трубку положили. И не ответили на вопрос…

Л е н а. Я прежде всего не ответила внимательным телефонисткам. А вам… Помню я ваш вопрос. Так это было не похоже на вас.

Ч е п р а к о в. Как мне жить без вас, Николаевна?


Пришел  М а м е д. В глубине появился  Т о л я.


М а м е д. Колонна вышла. (Помедлив чуть.) Вернулся вездеход. Синицына нашли, обморожен сильно. Ноги.


Ч е п р а к о в  постоял миг и стремительно вышел. Ушел и  М а м е д. Лена села, задумалась.


Т о л я. Едем на девятый? Или ломаем? Елена Николаевна!

Л е н а. Едем!


Квартира Абросимова не изменилась. Хозяин ходит. За столом  К а м и л.


К а м и л. Я, конечно, восточный человек, но все же я ему не Рашид Бейбутов. Песни петь не умею!

А б р о с и м о в (ходит). Ссориться бы не надо.

К а м и л. Согласен. Не надо. (Мягко, чуть улыбаясь.) Вы как-то сказали от доброты: «Он человек яркий». А знаете, это, правда, на чей взгляд, но ведь это — минус.

А б р о с и м о в (ходит). Где же Лена?

К а м и л. Отношения построим по системе двойной резолюции.

А б р о с и м о в. Есть такой термин?

К а м и л. Есть практика. Руководитель пишет резолюцию. Главбух не согласен — аккуратно пишет протест. На той же бумаге. Повторная резолюция руководителя спор решает, но главбух уже ответственности не несет. (Улыбается.) Вот такая простая система. А ссориться мы не будем, нет! И кричать не будем.

А б р о с и м о в. Где же Ленка?!


Входит  Х в а т и к. В руках ящик.


Х в а т и к. Подойдет?

А б р о с и м о в. Спасибо, Тимофей Аверьяныч. Нужен еще один, примерно того же размера, для энциклопедии.

Х в а т и к. Сколотим!

А б р о с и м о в (сует Хватику деньги). Ну, помяните рюмочкой.


Хватик, не взяв деньги, уходит.


(Неловко вдруг.) Вы твердо решили остаться?

К а м и л. А почему нет?

А б р о с и м о в. Конечно… но я подумал… Не знаю… Может быть, сама формула утверждения смущает вас…

К а м и л. Нисколько. Исполняющий обязанности — для начала не так уж плохо… (С улыбкой.) Исполняющий обязанности — чьи? В а ш и. (Поднял рюмку.) Давайте, Николай Николаевич! Превосходный вы человек!

А б р о с и м о в (смущен). Ну-ну, Агишев! Давайте! (Чокается, пьет.) На меня это зелье действует отвратительно, чертики в голове… Вам полная воля, а я — пас!

К а м и л. А ведь первый раз вижу вас пьющим!

А б р о с и м о в. Ваш приход…

К а м и л. Нет, нет, бутылочка стояла и была начата.

А б р о с и м о в. Да как-то так… Вы единственный, кто вспомнил о моем отъезде и пришел… Хотя я никого не ждал… А почему вы пришли, я, собственно, тоже не понимаю…

К а м и л. Вы немало для меня сделали.

А б р о с и м о в. Я не на первой стройке, Агишев. Отъезжающий всегда вроде покойника. (Споря сам с собой.) Но я не покойник! Нет! Я много работал и еще поработаю. (Ходит.) Поеду на Урал. А здесь что ж… Болото они пройдут без особых жертв, теперь это ясно. Вы понимаете, что меня пугало?

К а м и л (осторожно). Вопрос организации?

А б р о с и м о в (быстро, внимательно взглядывает на него). Не надо, Камил Сабирович. Вопрос престижа никогда не был для меня главным. Я рад, что все так хорошо идет. Случалось, я был высоко вознесен, случалось, ошибался, не в этом суть, нет! (Показывает на голову.) А знаете, чертики есть! (Садится на ящик.) Странно…

К а м и л. Что?

А б р о с и м о в. Животные мы — привыкаем где угодно!

К а м и л. Не сказал бы, что я привык.

А б р о с и м о в. Вам это кажется. Вы никуда не уезжаете. (Помолчал.) Как будто ничего не случилось… Совсем ничего! Просто не сработались два человека, один уезжает. И ему грустно. (Начинает складывать книги.) Когда люди долго живут рядом, они начинают понимать друг друга по взглядам, даже по учащенному дыханию. Очень хорошо понимают без слов.

К а м и л. Вы о чем?

А б р о с и м о в (не сразу). Я думаю о Ленке… Все у нас нынче нескладно, неорганизованно. Лена где-то, не торопится, ничего не собрано еще, утром ехать…


Входит  Л е н а.


Леночка! Замерзла? Садись, родная, я стащу с тебя валенки, снимай шубу… А я говорю, у нас ничего не собрано. Ты все сделала на девятом?

Л е н а. Да. Как себя чувствуешь?

А б р о с и м о в. Замечательно чувствую себя. Замерзла?

Л е н а. Пурга стихает… Я зашла в диспетчерскую, колонна уже миновала перевал, но с двенадцати никаких сведений… Не надо, отец, не беспокойся, я пойду переоденусь. (Уходит.)

К а м и л. Не буду мешать.

А б р о с и м о в. Извините, не протестую, дела есть!


Пришел  П а т л а й. Остановился у входа.


П а т л а й. Я, как всегда в дороге, зашел на минуту.

А б р о с и м о в. Огромное спасибо. Садитесь.

К а м и л. Утром я заскочу.

А б р о с и м о в. Чудесно! Новый адрес я вам пришлю.

К а м и л. Не будем терять знакомства! До завтра! (Ушел.)

П а т л а й. Хочу проститься.

А б р о с и м о в. Огромное вам спасибо. Коньячку?

П а т л а й. Сяду на минуту. Не наливайте, не буду. Нет, я этой дряни не боюсь. Когда промерзну до костей, хвачу стакан — ничего. Скажу вам с радостью — не боюсь!

А б р о с и м о в. Рюмку?

П а т л а й. Сейчас не хочу. Вы понимаете, слез удержать не могу. Только что звонила из Красноярска Лиза. Синицыну ампутировали ногу.

А б р о с и м о в. Что вы говорите!

П а т л а й. Утром отправили санитарным самолетом… И вот уже! Оттяпали! Лиза его сопровождала. Хотели ампутировать другую, она пока не дала.

А б р о с и м о в. Какое несчастье!

П а т л а й. Значит, прощаемся?

А б р о с и м о в. Да, готов в путь.

П а т л а й. Жаль.

А б р о с и м о в. А мне казалось, вы меня не очень жалуете.

П а т л а й. Почему же, скоро год как вместе… Человек вы честный, умный, приятный…

А б р о с и м о в. Но?..

П а т л а й. Да какое там «но»! А если правду сказать, все же чистоплюй вы, Николай Николаевич!

А б р о с и м о в. Славно!

П а т л а й. Извините. Очень расстроен.

А б р о с и м о в. Извиняю. Вы любите Чепракова, и он неплохо обучил вас… ну, скажем мягко, прямоте!


Входит  Л е н а. Слушает.


П а т л а й. Чепраков для меня не икона, не молюсь. Знаю его недостатки. Но, правда, люблю его. Он меня, может быть, спас… Если б послали строить на Северный полюс — с ним бы поехал.

А б р о с и м о в. А со мной нет, хотите сказать?

П а т л а й. Нет. Не поехал бы, Николай Николаевич.

Л е н а. Отец, прекратите этот ненужный разговор.

А б р о с и м о в. Почему, Максим Андреевич, не поехали бы?

П а т л а й (улыбнулся). Вдруг бы вам не понравились белые медведи… И вы бы нас там бросили, на полюсе.

Л е н а. Максим! Отец! Прекратите! Я не могу. (Ушла.)

А б р о с и м о в. Знаете, Максим Андреевич, люди должны быть мягче, терпимее, интеллигентнее, что ли… Я готов признать, что Чепраков человек смелый…

П а т л а й. Скромный. В существе своем скромный.

А б р о с и м о в. Не знаю.

П а т л а й. И никогда не живет для себя. Наживает синяки, ошибается, но на таких смелых, как вы сказали, на таких бесстрашных мужиках держится жизнь.

А б р о с и м о в. Еще раз могу признать, Чепраков человек смелый, даже талантливый… но природа его в самом корне безжалостна, не по-людски прямолинейна. Мы, видимо, с вами по-разному чувствуем. Идя к цели, Чепраков никого не пощадит, а нужно будет — раздавит. А коль так, Максим Андреевич, мне безразличны его таланты, — в итоге он все равно начнет действовать как тупой костыль.

П а т л а й. С кем-то вы путаете его.

А б р о с и м о в. Вряд ли!

П а т л а й. Какие-то внешние приметы путаете с истинностью. Не первый путаете. Все мы путаем, хотя вроде и неглупые люди. А может, потому и путаем, что — люди. Слишком многое стала значить форма. С кем он безжалостен? С кем прямолинеен? Подумайте, Николай Николаевич, с кем? Добро творить трудно, зло — легко. Старая, извините, банальная мысль. Зло прочно защищено формой. Вы сказали: «Чепраков никого не пощадит, а нужно — раздавит». Знаете, про кого вы это сказали?

А б р о с и м о в. Про кого, дорогой?

П а т л а й. Про Камила Агишева.

А б р о с и м о в. Ну-у-у, он еще маленький.

П а т л а й. Растет. Прорастает. Печенками чувствую. Я уж их много видел, таких маленьких, милых, аккуратных, страшных. И ему вы уступили место, ему расчистили путь всеми своими рекомендациями… И только потому, что у медведя вам не понравилась шкура! Вот в чем я вас обвиняю! Вы уйдете, потом Чепраков уйдет, останется Агишев. Не смейтесь. Он подрастет, и тогда вы пойдете по земле искать Чепраковых, просить помощи!

А б р о с и м о в. Знаете что… Расскажите все это так же старательно моей Ленке, когда я уеду.

П а т л а й. Разве Лена не едет?

А б р о с и м о в (помотал головой). Нет.

П а т л а й. Она вам сказала?

А б р о с и м о в. Когда люди долго живут вместе, им не нужны слова. Ей это трудно сказать. Я давно понимаю, а сегодня, когда она вернулась с трассы, я поглядел ей в лицо, и было достаточно… Ленкин характер я знаю.


Звонит телефон, В глубине появляется Л е н а.


(В телефон.) Да. Ее нет. Вы звоните третий раз. Если вам хочется, приходите сюда. Да, сейчас. И не надо звонить.


Входит  Х в а т и к. Абросимов бросил трубку.


Х в а т и к. Как будем крышку прилаживать?

А б р о с и м о в. Погляжу! (Ушел с Хватиком.)

Л е н а. Где Чепраков? Откуда он звонил? Я не допущу, чтобы он пришел.

П а т л а й. Чепраков бросил колонну и третий час сидит в кабинете, как на дежурстве. Сидит в полушубке, шапке, никого к себе не пускает. (Считает.) Раз, два, три, четыре… Вот за четвертой стеной отсюда он и сидит… Как будто так ему легче. Вы не едете?

Л е н а. Уходите, Максим, не смейте спорить с отцом! Я вас просто выгоню.

П а т л а й. О чем вы думаете?

Л е н а. Уходите, хватит речей, уходите!


П а т л а й  ушел.


Л е н а (звонит). Дайте кабинет Чепракова. Чепракова я вас прошу! Боже, какие бестолковые! Почему не отвечает? Он там! Там! (Кладет трубку.)


Вернулся  А б р о с и м о в.


А б р о с и м о в. Леночка, сядь, пока нет гостей. (Сел рядом, помолчал.) У меня предложение. Ты проводишь меня до Красноярска. Потом вернешься.

Л е н а. Почему ты сказал так?

А б р о с и м о в. Я хотел сказать первым. Я не сержусь, Лена.

Л е н а. Разве ты не можешь остаться?

А б р о с и м о в (подумал). Знаешь, мне здесь уже нечего делать… Произошел перелом, через три-четыре месяца станет совсем легко… Я, Леночка, лишь уезжаю от поздравлений.

Л е н а. Ты…

А б р о с и м о в. Будем говорить о пустяках. У нас много хозяйственных дел… Так лучше, Лена. Как будто ничего не случилось. Как будто мы все еще собираемся с тобой на Черное море… Я не хочу говорить, иду собирать книги. (Ушел.)

Л е н а (снова звонит). Дайте наконец кабинет! Позвоните сильнее, он там!


На пороге  Ч е п р а к о в. Разговор на расстоянии.


Ч е п р а к о в. Я пришел, Елена Николаевна.

Л е н а. Вы не должны были приходить.

Ч е п р а к о в. Я не могу больше сидеть в кабинете, меня люди на трассе ждут. Я не могу их обманывать. Оборвали все телефоны, сейчас начнут трезвонить сюда.

Л е н а. Что случилось?

Ч е п р а к о в. Час назад колонна начала разгружаться на Бабановских пикетах. Открыта дорога на Улус!


Резкие телефонные звонки.


Л е н а. Это вас…


Повторяются резкие звонки.


Ч е п р а к о в. Я иду. Меня ждут. Прощайте. (Не двигается.)

Л е н а. Вы мне нужны, Чепраков. Я приеду.


Звонки повторяются настойчивей.


Уходите. Пожалуйста. До свиданья. Мне предстоит трудная ночь.


З а н а в е с.


1959

БОЛЬШОЕ ВОЛНЕНИЕ Пьеса в трех действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
К а т я.

В е р а.

И в а н  С у х о д о е в.

В а с и л и й  Ш в е ц.

В а л е р к а.

Т е р е н т и й  Н е л ю б и н.

Б о р и с  Л а с т о ч к и н.

Н и к о л а й  П е ч к и н.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Северный Байкал. Осень. Луч света высвечивает лодку. Это хорошая, широкая, отлично оснащенная лодка с палубой. Лодка-дом. Есть даже таганок на железном листе. Догорающие угли под таганком.

На носу сидит  В е р а. Негромко и безмятежно поет:


Милый мой,
Да ты хороший мой!
Ты любимый мой,
Да ты пригожий мой!
Мы пойдем с тобой на вечерочку,
Протанцуем сибирскую полечку!

Чем ближе подходит эта уютная лодка, тем больше света вокруг. Уже видны  Т е р е н т и й  Н е л ю б и н  и  Б о р и с  Л а с т о ч к и н, а затем сидящий на корме  Н и к о л а й  П е ч к и н. Борис и старик Терентий говорят не спеша, с паузами — так, от безделья.


Н е л ю б и н. Странно мне, Борька. Никогда об нашем районе в газетах не пишут. Об Англии пишут! Об Америке пишут! Об нашем районе никогда не пишут.

Л а с т о ч к и н (что-то жует). Эх, дядя Терентий! Еще как напишут… Ты погоди. О нас еще такое напишут!

В е р а. Сейчас придем, отдохнем и опять поплывем, поплывем… (Поет.)

Милый мой,
Да ты хороший мой!
Ты любимый мой,
Да ты пригожий мой!
А все-таки скучно без Ванечки!

П е ч к и н (внезапно, из темноты). Все поешь, а ничего не помнишь!

В е р а (лениво). Не болтал бы, Коля, тебе это не к лицу.


Луч захватил Печкина, он возится с рацией.


А куда, миленькие товарищи, наш Иван подевался? Кто это может сообразить?

Г о л о с  п о  р а ц и и. Нерпа! Нерпа! Я — Курлык! Прием!

В е р а. Ой, Коля, спроси у этой машины, где наш Ваня?

П е ч к и н. Я — Нерпа! Я — Нерпа! Прием!

Г о л о с  п о  р а ц и и. Нерпа! Сведения давай! Прием!

П е ч к и н. Я — Нерпа! Даю сведения. Одиннадцать центнеров. Где там наш бригадир пропал? Прием!

Г о л о с  п о  р а ц и и. Я — Курлык! Поняла. Одиннадцать центнеров. Насчет бригадира обратитесь в справочное бюро. Разговор заканчиваю. Вызываю Красную зарю. Красная заря! Красная!


Печкин выключает рацию.


В е р а. Нету Вани, и точка. Сыграй, Коля.


Луч света все шире и шире, он освещает море. А на море, за кормой лодки, — белый день.


Н е л ю б и н. Домой бы я съездил, ребяты. Плохой мне сон снился.

В е р а (Печкину). Тебе трудно сыграть?

П е ч к и н. Мне не трудно.

Н е л ю б и н. Катю я, ребяты, во сне видал. Надевала Катя новое платье.

Л а с т о ч к и н. Иван вернется — съездишь домой.

В е р а. Обещался вчера на рассвете — и нету. Где мог задержаться, как думаешь, Боря?

Н е л ю б и н. Мне он, этот выродок, не нужон. (Задумался.) Была у нас дружба… Нету ничего!

В е р а. Любите вы прошлое вспоминать.

Н е л ю б и н. Ты даже понять не можешь, какая у нас жизнь была при Катерине.

Л а с т о ч к и н. Пьянка была. Причем каждый день. Прошлое всегда лучше кажется.

Н е л ю б и н (резко). Помолчи!


Лодка исчезла, слышен лишь ее легкий-легкий моторный стук. Она вроде бы и не исчезла, только вильнула в сторону, чтобы тотчас причалить. И вот уже перед нами отдаленный рыбацкий стан — крепость от ветров и непогоды. Под стеной на скалистом откосе разбросаны пустые бочонки — лагуны. В стане — раскладушки, на стенах — плакаты по технике безопасности, одно или два ружья, брезентовые плащи. В глубине, наверно, две подвесные койки, одна над другой. Нижняя принадлежит Нелюбину. На «шпильке» висят «концы» зеленоватой капроновой сети. В углу — роскошный многоламповый приемник.

Лодка причалила. Рыбаки сходят на берег, собирают разные вещи, вычерпывают воду. П е ч к и н  уносит рацию в дом.


В е р а. Кто-нибудь слыхал, как ночью чайки кричали? Ты слушал, Боря, как они кричали?

Л а с т о ч к и н. Никто не кричал, это тебе сны снятся.

В е р а. Ни одному моему слову не верите! (Нелюбину.) Вы слышали, как они кричали?

Н е л ю б и н. Спят по ночам чайки. А мы по ночам море бороздим. Не нравится мне погода, ребяты.

В е р а. Вы вообще все знаете!


Все вошли в дом.


Н е л ю б и н (Ласточкину, настойчиво). Пьянка разве от Катерины зависела? Не ставили мы себе задачи — в этом причина. (Пожевал губами. Огорченно.) Разве я спорю, Борис! Жили, как в хлеву. И пили, конечно, много. Ужасно много мы пили! Но дружба была.

В е р а (небрежно). Какая такая особенная дружба у вас была при Кате? Рассказали бы!

П е ч к и н. Скоро день пройдет. Спать надо. День теперь короткий… Иван приедет — спросит, что делали.

В е р а. Ты, Коля, редко говоришь, зато умница ты, Коля! Ложись и спи!

Н е л ю б и н. Он, этот выродок, наверно, и новосибирскую девчонку точно так же бросил.

В е р а (загоревшись). Какую новосибирскую?

П е ч к и н (неожиданно, басом). Впятером рыбачим! Шестого человека обещают, а положено семеро.

В е р а. Ты с чего это? (Настойчиво.) Какую новосибирскую, Боря?

Л а с т о ч к и н. Иван в Новосибирске учился на курсах мастеров. Фотокарточку привез.

В е р а. Хорошенькая?

Л а с т о ч к и н. Неплохая. Рыбачка с Оби.

В е р а (взволнованно). Катя знала про эту рыбачку?

Л а с т о ч к и н. Все знали. А что ей, Кате? У Кати в то время жених был.

В е р а (протяжно). Глупая какая.

Л а с т о ч к и н. Катя не глупая. Катя сама хотела так.

Н е л ю б и н (грозно). Откуда известно, что Катя хотела так?

Л а с т о ч к и н. Это всем известно, дядя Терентий. Может, одному тебе неизвестно.

П е ч к и н. А могла кричать.

В е р а. Кто?

П е ч к и н. Чайка. Могла с испугу кричать. И погода меняется.

Н е л ю б и н (грозно). Что тебе известно?

Л а с т о ч к и н. Вот за этим столом мы сидели. Ты на уколы ездил. Иван объявил при всех: «Скоро вызову свою девушку, женюсь». Катя на эти слова кулаком по столу ударила и сказала: «Не видать тебе твою новосибирскую! А будет как я хочу!» Вот что она сказала.

Н е л ю б и н. Врешь ты все про Катю.

Л а с т о ч к и н. Зачем мне врать?

В е р а (задумчиво). Значит, она сильно любила его…

Н е л ю б и н. Обманул он ее! Обольстил! А потом бросил.

Л а с т о ч к и н. Он ее не бросил.

Н е л ю б и н. Выгнал!

В е р а. Как же Катя от вас ушла?

Л а с т о ч к и н. Собралась и ушла. Предлагаю закончить. Такие разговоры до добра не доводят. Катя ушла прежде всего потому, что ей надоела такая жизнь, какая была у нас раньше.

Н е л ю б и н (гневно). А ты ей расскажи, как Катя ушла! Ты помнишь, что он Катерине сказал? Помнишь его мерзкие слова?

Л а с т о ч к и н. У меня, дядя Терентий, память достаточно хорошая.

Н е л ю б и н. Он ей сказал: «Распутная ты женщина!»

П е ч к и н. Он сказал — распущенная. Сказал: «Женила меня на себе, а теперь тебе надоело! Собирайся и уходи!»

Н е л ю б и н. Видишь, что он ей сказал! Она ушла.


Входит рослый, могучий бригадир  С у х о д о е в. За плечами у него туго набитый рюкзак.


В е р а (вспыхнув). Иван! (Шутливо, напевно.) Здравствуйте, товарищ бригадир!

С у х о д о е в (не ответив, проходит вперед, садится на табуретку. Сидя снимает рюкзак, кладет на колени. Опускает на рюкзак усталые руки. Строго). Почему не спите?

Л а с т о ч к и н. Собираемся. На веслах шел?


Суходоев кивнул.


В е р а (игриво). То-то не слыхали мы, как ты подъехал!

С у х о д о е в (негромко). Кончай базар!

В е р а (немного обиженно). Зачем же ты в райцентр ездил? Собрался — ничего не сказал. Вернулся — молчишь. Новости хоть расскажи!

С у х о д о е в (Печкину, строго). Сколь за два дня поймали?

П е ч к и н. Хорошо поймали.

В е р а. Так и будешь с рюкзаком в обнимку сидеть?

С у х о д о е в (поднимается, развязывает рюкзак, вынимает стеклянную банку. Ласточкину). Тебе родные прислали. Мед. (Протягивает небольшой сверток.) Тут платки носовые, шарф. (Вынимает рубашку в клеточку, еще один сверток. Печкину.) Тебе от матери. Тут сала ломоть. Я говорю — не надо сала, заставила взять. Тебе, Веруха, ничего не привез, не серчай. На хутор далеко идти, времени не было.

В е р а. Я и не обижаюсь.

С у х о д о е в (держит рюкзак на весу, как бы не зная, что с ним делать. Хмуро, по-деловому). Теперь спать давайте. До «Последних известий» будем спать, после чаю напьемся, в море пойдем.

В е р а (капризно, настойчиво). Что же ты делал в райцентре?

С у х о д о е в (протягивает рюкзак Нелюбину). Остальное тут тебе, Терентий.

Н е л ю б и н (рюкзак не берет). Что ты мне суешь?

С у х о д о е в. Погляди. (Кладет рюкзак на стол.) Жена твоя посылает.

Н е л ю б и н (сдерживая гнев). И Катьку видел?

С у х о д о е в. Видел. (Стелет на раскладушку одеяло.)

Н е л ю б и н. Как же у тебя совести хватило в мой дом пойти? А? Как у тебя совести хватило?

С у х о д о е в. Об этом, Терентий, говорить не будем. (Ложится.)

Н е л ю б и н. Старый я человек. Но погоди еще! Ничего! (Ложится.)

В е р а (ей хочется сгладить неловкое молчание). А ты, Коля-Николай, чего молчишь? Хоть бы слово сказал, моторист!

П е ч к и н (простодушно, с приязнью). А чего тебе сказать-то?

С у х о д о е в (резко). Кончай базар!

В е р а (осторожно). Ты у нас не бригадир, а будто король.

Н е л ю б и н. Спать давайте!

В е р а (капризно). Придумали спать днем, как в санатории!

Н е л ю б и н (сурово). Придумаешь, девка, если приходится работать днем и ночью!

В е р а. Будто вы в лодке не спите! Вы все ночи на море спите!

Н е л ю б и н. На море я сплю чутко, а вы песни поете, спать мешаете!

В е р а. Еще прикажете песни не петь! На море тихо-тихо. Только вода за бортом играет. Я очень люблю ночью на море!

П е ч к и н. Ночью на море холодно.

В е р а. Глядите-ка, Коля Печкин говорить научился! Рассудительный какой! А полушубки на что?

С у х о д о е в (приподнимается, спокойно). Я тебе что сказал?

В е р а (притихла). Я молчу.

С у х о д о е в. Борис, прикрой ставни.


Ласточкин закрывает ставни изнутри. Пристраивается у окна, где пробивается полоска света, читает.


В е р а (после молчания, тихо). Борька!

Л а с т о ч к и н (так же тихо). Не шуми!

В е р а (умоляет). Боречка, поговорим о чем-нибудь…

Н е л ю б и н (приподнялся). Вы спать дадите?

В е р а (после молчания, тихо). Борька, глаза попортишь!

Л а с т о ч к и н (тихо). Ты почему эгоистка? Люди отдыхать легли… (На Суходоева.) Он сейчас встанет, поговорит с тобой!

В е р а. Я не боюсь!

Л а с т о ч к и н. Не боишься, потому что тебе у нас поблажку дают!

В е р а. Я же шепотом, Боря… Когда же ты теперь. Боречка, на экзамены поедешь? (Разозлившись.) Борька!

С у х о д о е в (приподнимается, яростно). Выйди из помещения!

В е р а (подпрыгнув от окрика). И выйду… Придумали спать…


Вера выходит на откос, лениво оглядывается. На бочонке сидит незнакомая девушка. У ног ее — узелок. Это  К а т я.


В е р а. Батюшки, кто же это?

К а т я (обернулась, спокойно). Чего раскричалась!

В е р а. Да у нас тут сроду никто не бывает! (Внезапно узнав ее, изумленно.) Вы — Катя…

К а т я (холодно). Где рыбаки-то?

В е р а. Спят… (Охотно.) Разбудить?

К а т я. Не буди… (Отворачивается, грызет соломинку, раздумывая, как быть.) Ты новенькая, что ли?

В е р а. Третий месяц живу… Как же вы шли? Горами?

К а т я. Горами.

В е р а (изумленно). Одна?


Катя грызет соломинку, кивает.


А медведь?

К а т я (достает из-за пазухи ножик, показывает). На мое место заступила?

В е р а. Я не на ваше… В бригаде недобор был…

К а т я. Ясно, девушка. У них вечно недобор… Ну, иди по своим делам, куда шла.

В е р а. Мне некуда идти. (Разглядывая Катю.) Пойдемте в помещение.

К а т я (просто). Что-то раздумала к вам идти.

В е р а. Почему раздумали? Могли бы заночевать… Утром, возможно, катер за рыбой придет, уплывете морем.

К а т я (равнодушно). Неплохо бы…

В е р а. Я вас знаю. Вы в Доме культуры диплом за танцы получили. (Многозначительно.) Я про вас все знаю…

К а т я. От кого сведения получила?

В е р а. От людей…

К а т я (разглядывая Веру). Что-то я тебя не припомню.

В е р а. А я табельщицей в артели работала. В порту. Я там больше года работала после школы, а училась в райцентре, в Курлыке. Я ведь молоденькая против вас. Подросла, а вы и не заметили.

К а т я (поднялась). Ясно, девушка. Ну, пойду я. Будь здорова и счастлива. (Берет узелок, но уходить ей не хочется.)

В е р а. И стоило шагать такую даль!

К а т я (усмехнувшись). Дурная голова… Хочешь сделать мне доброе дело?

В е р а. Пожалуйста.

К а т я. Не говори бригаде, что меня видела.Обещаешь?

В е р а. Неужели обратно пойдете?

К а т я (резко). Ты говори, исполнишь или нет?

В е р а. Исполню, раз просите.

К а т я. Не подведи. (Пошла, остановилась вдруг, поглядела по сторонам. Негромко.) Как они тут живут?

В е р а. Хорошо.

К а т я. Как тут тятечка мой?

В е р а. Ничего. Здоровый он старичок.

К а т я (не глядя на Веру). К тебе-то они хорошо относятся?

В е р а. Хорошо.

К а т я. Ты им стираешь?

В е р а. Когда я, когда Борька Ласточкин, он любую женскую работу умеет.

К а т я. Я знаю. (Оглядела стан, положила узелок на землю, села рядом.) А что, табельщицей плохо работать?

В е р а. Не то чтобы плохо, а противно! Есть люди — систематически на работу опаздывают. Их отметишь, а они лают тебя последними словами.

К а т я (иронически). Тут тебя, конечно, не лают. Тут что ни слово — так пятиэтажное.

В е р а. Совсем нет. У нас теперь запрещено.

К а т я. Скажи пожалуйста! Кто же тебя надоумил сюда устроиться?

В е р а. Сама решила. (Непосредственно.) Я люблю перемены. Рыбаки, они все такие смелые! В порт приедут — гуляют напропалую! У всех ножи на поясе.

К а т я. Да ты, видно, им по душе пришлась. Ты, я вижу, еще совсем глупенькая! Они сразу все умнее тебя оказалися. Это им, конечно, понравилось. За то и полюбили тебя.

В е р а. Я не глупенькая.

К а т я (миролюбиво). Трудно ладить с ними. Работа тут такая, одиночество кругом, а человек — живой. То ему тоскливо, то ему тепла не хватает, то еще чего-нибудь… (Вдруг.) Не приставали еще?

В е р а. Нет… (Сразу.) Если б приставали, я бы…

К а т я. Что, что б ты им сделала?

В е р а. Заявление бы написала!

К а т я. Бумаги не хватит, девушка! (Негромко.) По щекам хлестать надо. Один раз отхлещешь — и лучшим другом станешь.

В е р а. Вы хлестали?

К а т я (подхватила узелок). Надо идти, а то еще останусь невзначай. Прощай!

В е р а. Совсем разочаровались в рыбацкой жизни!

К а т я. Глупая ты! Мой отец рыбак, дед был рыбаком, вся семья моя рыбаки!

В е р а. А у вас правда раньше жених был?

К а т я (иронически следя за реакцией Веры). Морячок.

В е р а. Пишет?

К а т я. Я из его писем подшивку сделала.

В е р а. Он все знает? Или утаила ты?

К а т я. Все знает. Жениться на мне хочет.

В е р а. Несмотря ни на что?

К а т я. Несмотря ни на что.

В е р а. Что же решила?

К а т я. Министерство обороны решает. Ему еще год служить.

В е р а. А потом?

К а т я. Поглядим.


Вера задумывается.


Все выспросила? Или еще вопросы есть?

В е р а (почти с обожанием глядя на Катю). Нету.

К а т я. Тогда счастливо оставаться. Мне еще шагать тридцать километров. Пожелай мне счастливого пути!

В е р а. Желаю.

К а т я. Спасибо. Скажешь им, что меня видала, — побью! (Уходит.)

В е р а (поглядев вслед Кате, бросилась в дом. С порога, взволнованно). Борька!


Поднялся Суходоев, сел.


(Заметно испугалась.) Скажешь, спать не даю?

С у х о д о е в. Нелюбин, слышишь, вода разыгралась?

Н е л ю б и н (глухо). Я все слышу.

С у х о д о е в. Пойду погляжу. (Уходит.)

В е р а (ложится на раскладушку лицом вниз. Секунду лежит спокойно, вскакивает. Едва слышно). Борька!

Л а с т о ч к и н (сердитым шепотом). Чего тебе?

В е р а (придвигается ближе). Боря, я тебе секрет скажу.

Л а с т о ч к и н. Говори.

В е р а. Боречка… я… (Очень четко и медленно.) Я вашу Катю совсем не знаю. Вы любили ее?

Л а с т о ч к и н. Катька — это человек.

В е р а. А я?

Л а с т о ч к и н. Ты? (Ласково.) Ты еще маленькая, Верка.


Возвращается  С у х о д о е в.


С у х о д о е в. Погода испортилась.


Началось движение: погода для рыбаков — это очень серьезно.


П е ч к и н (сел). Култук, что ли?

С у х о д о е в. Нет, пока не култук. Так пока, свежий ветерок.

Н е л ю б и н (сел). Не видать нам нынче рыбы, ребяты.


Молчат.


В е р а (Печкину). Теперь ты какое-нибудь слово скажи, Коля-Николай!

П е ч к и н (неожиданно, сердито). Бригадир, когда к нам шестой придет?

С у х о д о е в. Заявка послана.

В е р а. А может, Катя к нам вернется?

Н е л ю б и н (резко). Пока я отец ей, Катерина сюда не вернется! Катерина иначе свою жизнь налаживать начнет!

П е ч к и н. Полгода впятером рыбачим!

С у х о д о е в. Знаю, моторист. Будет шестой.

Н е л ю б и н. Новую девку подыскиваешь? Ну, возьми еще одну! Возьми, бригадир! Открывай этот дом, как он называется…

С у х о д о е в. Спрячь язык!

Н е л ю б и н. Десять лет почти что мы с тобой в одной лодке жили. Я тебя выручал, ты меня выручал. А теперь глаза мои на тебя глядеть не могут! (Уходит на улицу.)

В е р а. Каждый раз одно и то же.


Суходоев включает рацию.


Л а с т о ч к и н. Как там Катя живет?

С у х о д о е в. Живет — не тужит.

Г о л о с  п о  р а ц и и. Кабаний мыс! Кабаний! Макароны получили? Кто у вас макароны любит?

С у х о д о е в (переключил). Я — Нерпа! Я — Нерпа! Вызываю Курлык! Прием! Я — Нерпа! Прием!

Г о л о с  п о  р а ц и и. Я — Курлык! Я — Курлык! Прием!

С у х о д о е в. Меня погода беспокоит. Какая сводка на ночь? Прием.

Г о л о с  п о  р а ц и и. Ничего особенного, товарищ Суходоев, не ожидается. Один-два балла с юго-востока. Если что будет — сообщим.


Возвращается  Н е л ю б и н.


Н е л ю б и н. Кто-то по сопке к нам идет… спускается низом.


Известие воспринято с интересом. Посетители здесь чрезвычайно редки. Вера поражена больше всех.


В е р а (весело, трепетно). Ой, кто же к нам идет? (Вытянулась, оглядела всех. Стремительно выбежала.)

П е ч к и н. Все ей кого-то надо! Слова какие-то надо! Сильно влюбчивая.

С у х о д о е в. Молоденькая еще. Ты о ней плохого не говори.

П е ч к и н (упрямо). В тебя влюблялась. Трое суток ревела.

С у х о д о е в. Влюблялась, разлюблялась… нашел тему!

Л а с т о ч к и н (примирительно). Зачем про это говорить! Она же, Верка, у нас ничья. Это замечательно, когда девчонка — ничья!


Вбегает  В е р а.


В е р а (возбужденно). Парень какой-то к нам идет! Костюмчик на нем!

С у х о д о е в (мягко). Сядь, не прыгай!

В е р а (подбегает к окну, шепотом). Подошел…


Входит  В а с и л и й  Ш в е ц.


Ш в е ц. Здравствуйте. Седьмая тонь здесь находится?

В е р а (быстро). Здесь!

Ш в е ц (улыбнулся). Кто бригадиром будет?

С у х о д о е в. Ну я, допустим.

Ш в е ц (протягивает бумажку). Вам.

С у х о д о е в (прочел бумажку. Печкину). Вот и сбылась твоя мечта, Николай. Пришел к нам шестой. Будьте знакомы. (По бумажке.) Василий Прохорович Швец.

Ш в е ц. Значит, правильно я вас нашел?

С у х о д о е в (дружески улыбаясь). Нормально. Садись, отдыхай. В ночь пойдем сети метать. Не боишься волны?

Ш в е ц (весело). Не боюсь!

Н е л ю б и н. Сопками шел? Тропой?

Ш в е ц. Да, вчера в ночь вышел.

Н е л ю б и н (сдержанно). Молодец!

С у х о д о е в. И верно — молодец. (Подходит.) Ну, давай лапу! Меня Иваном зовут. Тебя, значит, Василием!

В е р а (восторженно). Смотрите, одного роста! Два богатыря!


Швец смеется. Протягивает руку Вере.


В е р а (пожимая руку). Вера.

Ш в е ц. Вы на рыбачку не похожи.

В е р а. Я еще недавно…

С у х о д о е в. Она у нас, Вася, как подшефный ребенок. Два года назад аттестат зрелости получила, бумажки в конторе писала, а после к нам попросилась.

Ш в е ц. Естественно, вольная жизнь.

С у х о д о е в. Вольная… Рыбачить приходилось?

Ш в е ц. Приходилось немного, на Каспии.

Л а с т о ч к и н. Ого! Вот там, наверно, техника! (Улыбаясь.) Расскажешь?

Ш в е ц (улыбаясь). Расскажу!

В е р а. Вы по дороге никого не встретили?

Ш в е ц. Нет.

Л а с т о ч к и н. Кого можно встретить в тайге!

Ш в е ц (Ласточкину). Что это у тебя за книга?


Ласточкин протягивает книгу. Швец рассматривает обложку.


В е р а. Он у нас все подряд читает. Библию где-то достал, прочел, поваренную книгу от корки до корки прочел.

Ш в е ц. «Миграция рыб». Это что — миграция?

Л а с т о ч к и н. Миграция — это вроде движение, переселение. Профессор Шмидт написал.

Ш в е ц. Интересно. Надо будет запомнить. (Осматривает комнату.) Приемничек у вас!

Л а с т о ч к и н. Двенадцатиламповый!

Ш в е ц (с уважением). Книги. А для чего одеяло повешено?

Л а с т о ч к и н. Вера тут спит.

Ш в е ц (с улыбкой, но довольно серьезно). Не очень культурно для девушки. (Нелюбину.) Одна комната у вас?

Н е л ю б и н. Есть еще комнатушка при кухне. Мы ее Борису отвели для занятий.

С у х о д о е в. Верно заметил. Спать Вера должна там! (Помолчав, Швецу.) Нам крепкие люди нужны. Как же ты сюда забрел?

Ш в е ц. У меня мать за Курлыком, на заимке. Я вообще-то в этих местах родился, ну вот, приехал проведать.

Н е л ю б и н. Это хорошо, что мать не забываешь.

Ш в е ц (смеется). Я ей кофту привез французскую. Она ее сразу загнала. Ты бы, говорит, лучше мне туфли на микропорке привез — по грязи ходить.

Н е л ю б и н. Родителей забывать нельзя. Многие с родителями не считаются.

Ш в е ц (Суходоеву). Словом, поистратился в дороге, надо, думаю, заработать. Про вашу бригаду услыхал. Все хвалят!

В е р а (восторженно, на Суходоева). Вы знаете, он зимой подо льдом девятьсот центнеров взял. Сразу!

С у х о д о е в. Не верещи!

Ш в е ц. Я и про это слыхал. Вообще отзывы хорошие. Слыхал, конечно, про ваше намерение. Сейчас, если бригада звание получает, ей и условия лучшие создают… (Улыбнулся.) Сейчас это дело громкое. Ну, думаю, в такой бригаде можно заработать!

Н е л ю б и н. Не говори «гоп»!

В е р а. Вы вечно бываете недовольны!

Ш в е ц. Месяца два-три у вас поработаю.

С у х о д о е в (удивленно). А потом?

Ш в е ц. Подумаю. Хотел в Челябинск податься. Но там я уже был. В Краснодар — не сезон. В общем, на запад или на восток.

Н е л ю б и н. В городах жизнь дорогая.

Ш в е ц. Зато снабжение лучше.

Л а с т о ч к и н. Снабжение и у нас неплохое.

Ш в е ц. И вообще вращение в городе расширяет кругозор.

П е ч к и н (неожиданно, сухо). А где твое постоянное местожительство?

Ш в е ц (просто). А нигде.

П е ч к и н (грубо). Так не бывает. Пришел, так поменьше ври.

Ш в е ц (помолчав). Ты меня, конечно, извини, я тебя не знаю, а то я бы тебе объяснил по-русски!

П е ч к и н (охотно приподнимается). Объясни!

В е р а. Еще чего затеяли. (Печкину.) Приключения ищешь! Бокс свой не можешь забыть? Еще выражаться начнешь?

Ш в е ц (Суходоеву). Не люблю нахалов! (Печкину, свысока.) Современный строительный рабочий, он всегда кочует. Где новая стройка, туда едет. Окончилась, например, стройка — вербуется в другое место.

С у х о д о е в. Так, конечно, бывает.

Ш в е ц. Такой рабочий, он вообще не сидит на месте!

П е ч к и н. У нас тут строительства нету!

С у х о д о е в. Не лезь, Коля, не доказывай свое «я»! (Швецу.) Устраивайся, Вася, отдыхай.

Ш в е ц (благодарно). Ты не беспокойся. (Вере.) Учиться дальше не думаете?

В е р а. Пока нет. У нас Боря мечтает учиться. Но мы учимся, мотор изучаем. Коля Печкин преподает. (Жеманно.) Он моторист замечательный и баянист неплохой. Потом будем что-нибудь другое изучать. Например, иностранный язык. (Помолчав.) Вы про события в Конго ничего не слышали?

Ш в е ц. Да нет.

В е р а (поглядев на Ласточкина). У нас поживете — все услышите.

С у х о д о е в. Плохо, Вася, одно…

Ш в е ц. Что?

С у х о д о е в. Плохо, Вася, что пришел ты к нам на короткий срок.

Ш в е ц (просто, доброжелательно). А чего плохого? Все равно вам человек нужен, я поработаю. Прожился я, видишь, начисто. Всего ничего осталось!

С у х о д о е в. Мы тут друг с другом годами вместе. Работа, сам понимаешь, опасная. Байкал, он шутить не любит. Мы друг друга изучили.

Ш в е ц. Это понятно. Вам тут и деньги большие платят.

Н е л ю б и н (сердясь). Оставьте вы допрашивать нового человека! Понравится ему — останется! (Швецу.) Ты сходи на берег, осмотрись, возьми подъездок, поплыви. Лодки наши посмотри, они на якоре стоят. Моторы на них сильные, новые.

В е р а. Что у нас смотреть? Хоть туда пойти, хоть туда — ни живой души!

Л а с т о ч к и н. Маяк недалеко. Прожектор на пять тысяч свечей.

В е р а. Только что маяк… Предприятие!

Н е л ю б и н. Сети у нас капроновые, уловистые.

Ш в е ц (Вере, внезапно). Пойдемте с вами, покажете ваш берег. (В молчании рыбаков почувствовал недоброжелательность.) Показали бы маяк…


Вера взглянула на Печкина, на Суходоева.


(Усмехнулся.) Или нельзя?

В е р а (неуверенно). Можно… (Еще раз поглядела на Суходоева.) У маячника пластинки новые есть.

П е ч к и н. У нас никто еще экскурсий не устраивал!

С у х о д о е в (хмуро). Пойди покажи человеку.

В е р а. Да что вы, в самом деле, замолчали, дикари какие-то! Взяли манеру… (Швецу.) Они тут все ко мне как к ребенку относятся. А мне надоело!

С у х о д о е в. Я тебе сказал: пойди покажи человеку берег, снасти покажи.

В е р а. И пойду! У маячника пластинки новые есть. (Берет платок. Швецу.) Пойдемте, если желаете!

Ш в е ц (всем). А может, нельзя? Я ведь человек новый. Дислокации не знаю.

П е ч к и н (грубо). Собрался — так отправляйся!

Ш в е ц. Характер у тебя, мальчик… Только я тебя предупреждаю: у меня тоже характер. Пойдемте, Вера! (Суходоеву.) Я, Ваня, скоро вернусь. (Уходит с Верой.)


Печкин включает приемник и тут же выключает.


Н е л ю б и н. На подъездке надо бы весло заменить, треснуло.

П е ч к и н. Завтра занятие по мотору…

С у х о д о е в. Занятие — так проводи!

П е ч к и н. Вот я и говорю… (Ласточкину.) Что они там делают?

Л а с т о ч к и н (смотрит в окно). Ничего. Стоят, смеются.

П е ч к и н. Зачем ты ее на берег отправил с неизвестным типом?

С у х о д о е в. Что же особенного?

П е ч к и н. У тебя с Катей тоже ничего особенного не было.

С у х о д о е в (медленно накаляясь). Я тебе позволял говорить про мои отношения с Катей? Я кому-нибудь позволял говорить про мои отношения?

П е ч к и н (вскочил, яростно). Тогда сними со стены эту фанерку! Сними сразу, и будем жить как свиньи!

С у х о д о е в (спокойно). Как свиньи мы жить не будем! А будем жить как положено. Фанерку не трогайте! Понял? И смеяться надо мной нечего! Я никогда не позабуду ту ночь, когда ее написал! Я в ту ночь увидел всю грязь и мерзость. В этом доме была грязь по колено, вы это забыли. И ты (на Нелюбина) и он (на Печкина) на полу без дыхания валялись. И в ту ночь от нас увезли налево два бочонка рыбы… Ни одного чистого полотенца не было у нас, хоть работали как проклятые! И я написал фанерку. Вы это поняли, и никто не может над этим шутить. (Печкину.) Жаловалась тебе Катерина? Или тебе жаловалась, Борис? Ты у всех девушек первое доверенное лицо.

Н е л ю б и н. Катька боится!

С у х о д о е в. Ничего твоя дочь на свете не боится! Ни бога, ни черта! Ей вольная жизнь нужна!

Н е л ю б и н. Ты мою дочь не задевай! Слышишь? Не задевай мою дочь! (Помолчав.) Последний сезон я с тобой, бригадир! (Начинает одеваться.) Не было такого случая в истории, чтобы человек пакостил в собственной бригаде! Идем, Николай, надо весло ладить на подъездке, идем, парень! Последний сезон я с тобой, бригадир! Ты мечтал наш коллектив укрепить, а сам собственноручно его разрушил! (Уходит с Печкиным.)


Ласточкин подходит к окну.


С у х о д о е в (резко). Где Верка? Что она там с ним хороводится?

Л а с т о ч к и н. Стоят, смеются. (Тихо.) Позвать?

С у х о д о е в. Рушится наша совместная жизнь.

Л а с т о ч к и н. Видно, что так. Терентий уйдет…

С у х о д о е в. Уйдет… Возьми в свои руки бригаду.

Л а с т о ч к и н. Эти глупости я слушать не хочу.

С у х о д о е в (уверенно). Ты у нас самый образованный. Вернешь Катерину. И Терентий останется. Я уйду.

Л а с т о ч к и н. Это не выход.

С у х о д о е в. Такую бригаду разрушить нельзя. А про учебу свою временно позабудь.

Л а с т о ч к и н. На учебу мне все равно пока не ехать.

С у х о д о е в. Пусть называется бригада Бориса Ласточкина. Суходоев не пропадет.

Л а с т о ч к и н. Зачем ты ездил в райцентр?

С у х о д о е в. Хотел с Катериной поговорить.

Л а с т о ч к и н. О чем?

С у х о д о е в. Вообще по-человечески поговорить.

Л а с т о ч к и н. Что она тебе сказала?

С у х о д о е в. С ней все равно что с кукушкой говорить.

Л а с т о ч к и н. Что же все-таки она сказала?

С у х о д о е в. Она меня выгнала. Я этому рад. Мне теперь окончательно известен ее характер.

Л а с т о ч к и н. Я не понимаю, Иван, о чем ты с ней хотел говорить?

С у х о д о е в. Это длинная история.

Л а с т о ч к и н. Я не выпытываю.

С у х о д о е в. Понятно, ты человек деликатный.

Л а с т о ч к и н. Я человек обыкновенный.

С у х о д о е в. Нет, Борис, ты человек не обыкновенный, хотя детства в тебе еще порядочно. Конечно, ты молчишь, но мне ясно, что ты меня осуждаешь.

Л а с т о ч к и н. Я тебя осуждаю. И буду осуждать.

С у х о д о е в. Погляди, стоят они там?

Л а с т о ч к и н (смотрит в окно). Сели… Рядом сидят на валуне. У тебя была новосибирская девчонка.

С у х о д о е в. У меня с ней ничего не было.

Л а с т о ч к и н. Ты хотел ее вызвать.

С у х о д о е в. Хотел. Но у меня с ней ничего не было. Просто она мне понравилась. Мы переписывались, я хотел ее вызвать.

Л а с т о ч к и н. А у Кати жених был, ты это знал!

С у х о д о е в. Мало ли чего я знал. Я насмотрелся в жизни на разные гадости. Мне всегда хотелось иметь жену строгую, чтобы она была недотрога. Эта, новосибирская, была такая. Теперь я ее упустил.

Л а с т о ч к и н. У Кати тоже натура неплохая.

С у х о д о е в. Ты ее натуру определить не можешь, потому что ты еще молодой.

Л а с т о ч к и н. Возможно, я молодой, но ты ей жизнь изломал. Когда вы жили тут вместе четверо суток, ты мог ее не трогать.

С у х о д о е в. Я ее не трогал.

Л а с т о ч к и н. Ты передо мной не хитри. Я тебя говорить не заставляю.

С у х о д о е в. Мы первые два дня жили как брат и сестра. А потом что-то повернулось. Я стал на нее глядеть, как будто впервые вижу. Смотрю на нее и смотрю. Она мне даже говорит: «Отвернись!» (Помолчал.) Четвертую ночь совсем не спали. Она не спит, и я не сплю. Она у этой стены лежит, я — у той. Я слышу, не спит. И потом уже, светать стало, она меня спросила: «Хочешь, Иван, я к тебе приду?» А что я, мальчик, что ли…

Л а с т о ч к и н. Она тебя любила.

С у х о д о е в. У нее цыганская душа. Если она жениха не дождалась, она и мужа сто двадцать раз подведет. Мне, Борис, такая не нужна.

Л а с т о ч к и н. Все-таки она тебя любила.

С у х о д о е в. Она — отчаянная! Ей вольность нужна.

Л а с т о ч к и н. Зря ты ей сказал, что она тебя на себе женила.

С у х о д о е в. Это я в минуту скандала… А она взяла и ушла из бригады. Жена это называется?

Л а с т о ч к и н. У нее были свои требования.

С у х о д о е в (не слушая, о своем). Что ей семейная жизнь?! Ей вольность нужна! Жена всегда должна быть при муже, что бы ни случилось! А ей все, видишь, у нас не нравилось!

Л а с т о ч к и н. А кому нравилось? Что ты темнишь! Все наши перемены, если хочешь, из-за ее ухода начались!

С у х о д о е в. Ерунда это. (Помолчал.) Если бы она волновалась, жаловалась, я бы мог понять, что для нее это не пустяки. Я бы мог даже по-другому взглянуть…


Входит  П е ч к и н.


Вера там?

П е ч к и н. Я за ней не слежу.

Л а с т о ч к и н (смотрит в окно). Сидят, разговаривают.

П е ч к и н (глухо). Иван!

С у х о д о е в. Ну?

П е ч к и н. Ты Терентия остерегайся. Он что-то задумал.

С у х о д о е в. Что задумал?

П е ч к и н. Я его мнений не знаю. Но ты его остерегайся.


Входит  Н е л ю б и н.


С у х о д о е в. Весло изладили?

Н е л ю б и н. Пойди и погляди.

С у х о д о е в (резко). Пока я бригадир, ты мне отвечай точно!

П е ч к и н. Изладили весло.

Н е л ю б и н. Ты от нас лучше уходи!

С у х о д о е в. Время придет — уйду. (Властно.) А сейчас вы мне все подчиняетесь! (Поправил нож на поясе. Печкину, тоном приказа.) Сейчас пойду чай сварю. Проверь моторы. В шесть часов последние известия послушаем, потом сети вымечем. В море уйдем далеко. С часу на час ветер повернется, култук пойдет. (Уходит на кухню.)


Ласточкин подошел к окну.


Н е л ю б и н (опустив голову). Надо бы, ребяты, сети на вешала собрать, просмотреть…


Молчат.


Л а с т о ч к и н. Веру позвать?


Молчат.


Дядя Терентий, по морю стружок плывет… Кто же такой отчаянный на стружке ходит?

Н е л ю б и н (не глядя). Охотник, должно быть, Валерка…

Л а с т о ч к и н. Он! Валерка!

Н е л ю б и н. Он но этим местам теперь кружит. Добрый охотник. К нам идет?

Л а с т о ч к и н. Нет, вдаль пошел… уходит.

П е ч к и н. Позови Веру. Не должен сам бригадир чай варить!


Ласточкин молча смотрит в окно.


Пойди, говорю! Чего стоишь?

Л а с т о ч к и н (уныло). Вера наша к маяку пошла.

П е ч к и н (кричит). Не следи за ней! Затвори окно!

Л а с т о ч к и н. И чего мы сердимся все! И сам я сержусь… Что он нам, этот новенький? Ничего. Представительный парень. Повидал, наверно, кое-что в жизни.


Печкин берет баян, накидывает ремень на плечо, стоя перебирает клавиши. Слышатся порывы ветра. Распахивается дверь, входит  К а т я. Долгое молчание встречает ее, и она молчит. Потом она садится у двери.


К а т я. Здравствуйте, рыбаки!

Н е л ю б и н (медленно идет к ней). Зачем пришла?

К а т я. Что же вы, тятя, не здороваетесь?

Н е л ю б и н. К кому пришла? (Кричит.) Суходоев! К тебе гостья пришла!


Входит  С у х о д о е в. Катя поднимается.


К кому пришла, я тебя спрашиваю! (Бьет Катю по лицу.)

С у х о д о е в. Не тронь! (Загораживает Катю.)

К а т я (негромко). Отойди, бригадир! Не строй из себя кавалера. У тяти полные права бить меня. (Усмехнулась.) Ударьте меня еще раз, тятечка, если у вас есть желание.

Н е л ю б и н. Как ты смела сюда прийти?!

К а т я. Нету у меня больше сил дома сидеть. Не серчайте, тятя, я даже к доктору обращалась. Мне доктор велел уйти из дома куда-нибудь. И мама велела уйти. (Помолчав.) Куда же мне идти еще?

П е ч к и н (горько, сердечно). Куда же ей, Терентий, кроме нас? Нам седьмой человек положен.


Вбегает  В е р а. В распахнутую дверь врывается ветер. Вид у Веры взъерошенный, она тяжело дышит.


Л а с т о ч к и н. Что с тобой, Вера?

В е р а. Ничего!

С у х о д о е в (негромко). Где он, новенький?

В е р а. Там…

П е ч к и н (резко). Обидел он тебя?

В е р а (почти кричит). Нет!

П е ч к и н (не верит). Я этому типу покажу!

В е р а (с яростью). Не смей его трогать! Слышишь?

П е ч к и н. Я его так трону!

В е р а. Не обижал он меня! Слышишь? Не показывай свои кулаки! Слышишь? Он мне нравится. Это не твое дело. Я сильно бежала и запыхалась.

С у х о д о е в (негромко). Кто тебе нравится?

В е р а. Никто. Пусть он только тронет его. Я запыхалась. И ветер на дворе…


Входит  Ш в е ц.


Ш в е ц (Кате). Здравствуйте, девушка!


Катя не отвечает.


Ну и ветры какие у вас! С ног валит!

Л а с т о ч к и н. Шторм пошел!

С у х о д о е в. Помолчите все! (Резко.) Помолчите! (Включает приемник.)


Отчетливо, громко бьют часы.


Н е л ю б и н (Кате). Что же ты стоишь как каменная?

К а т я. Тятя, я есть хочу.


З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Бьют волны, захлестывают берег. Порывы ветра сильны. Слышится негромкая музыка баяна. В стане появляется свет. Играет  П е ч к и н. В е р а  сидит на раскладушке, смотрит в окно.


В е р а. Кто-то кричал. Ты не слышал?

П е ч к и н. Нет. (Вздохнул, поставил баян на стол.)

В е р а. Сыграй еще.

П е ч к и н. Не хочу играть. Я в море хочу!

В е р а. Теперь ты мне никогда не хочешь играть.


Из кухни выходит  К а т я. Стоит, опершись о дверной косяк.


К а т я. Кончили работу?

П е ч к и н. Засмолили. Намертво засмолили. Теперь — хоть в океан!

К а т я. Где же все?

П е ч к и н. На мысу сидят. Погоды ждут.

В е р а. Сколько ее можно ждать! (Встала, сделала несколько шагов.) Кто-то кричал сейчас. (Кате.) Ты слышала?

К а т я. Нет.


Вера села на раскладушку.


Кто кричал?

П е ч к и н. Выдумывает она эти крики. Все она выдумывает! Ей на месте не сидится. (Рывком берет баян, яростно играет пляску. Обрывает игру. Просительно.) Пой, Катя. Я в море хочу!

К а т я (не сделав ни одного движения, начинает петь — не очень громко и не очень весело):

Ох, сердце болит,
И под сердцем болит,
Сидит миленький на корточках,
Ничо не говорит…

Печкин сосредоточенно ведет проигрыш.


Через речку есть дощечка,
Скоро переломится,
Распроклятая погода,
Не с кем познакомиться!

Печкин продолжает играть. Вера упала на раскладушку, плачет. Печкин оборачивается, некоторое время смотрит на Веру, ставит баян, берет плащ и молча уходит. Вера садится.


К а т я (все так же стоит у двери). Ну, что скажешь? Опять к маяку пойдете?

В е р а (без слез). Ты уж лучше молчи!

К а т я. Я только и делаю, что молчу.

В е р а. Вот и правильно делаешь. И молчи! И не надо врать, что какой-то морячок тебе письма пишет. (Задумалась.) Этот ветер, эти волны проклятые, они меня до чего-нибудь доведут… (Кате.) Ты своим молчанием любого человека из себя выведешь! Другой бы давно сказал тебе: или кончай эту игру в молчанку, или отправляйся куда хочешь!

К а т я. Кому я мешаю, Вера?

В е р а. Мне лично никто не мешает! Но когда он заговаривает с тобой и все видят, что ему уже хочется поговорить, а ты держишься как принцесса… то я бы тебе знаешь что сказала?

К а т я. Большой опыт у тебя появился, Вера.

В е р а (после паузы). Почему они вот тут, в доме, не могут погоды ждать?

К а т я. Была бы ты рыбачка — поняла.


Молчат.


Кто кричал? Ты говорила, кричал кто-то.

В е р а. Не знаю я. Может, никто и не кричал…

К а т я. Нельзя тебе, Вера, на море жить.

В е р а. Это еще почему?

К а т я. Танцплощадки нету.

В е р а. Скоро вы перестанете надо мной посмеиваться! Уйду я от вас. Брошу все и уйду!

К а т я. Куда? В дальние страны, о которых тебе Васька Швец с утра до вечера врет? Ты теперь одного боишься. Ты боишься, что Швец уйдет из бригады!

В е р а. Нечего мне бояться.

К а т я. Не верю я тебе. Они все еще верят тебе пока… А я уже тебе не верю.


Входит  Ш в е ц.


Ш в е ц. Добрый вечер, девушки! (Снимает плащ, бросает в угол.)

К а т я. Подними! Уборщиков нету! (Тихо.) Слыхал мое предложение?

Ш в е ц (поднимает плащ). Зачем вы здесь живете? Кто мне ответит на этот простой вопрос? Как старообрядцы какие-нибудь! Вода, тайга, камень. И главное — зачем? Какой смысл?

К а т я (грубо). Живем потому, что рыбное место!

Ш в е ц. Ты пока недопонимаешь, что такое «смысл». Если я окончательно решу тут остаться, я этот смысл раскопаю!

К а т я. Я понимаю, что тут рыбное место!

Ш в е ц. Эх, Катенька, объяснил бы я тебе… в каком-нибудь дальнем городе. Зашли бы в ресторанчик, приняли по сто пятьдесят, потанцевали, и больше бы ничего, все остальное сама поняла бы!

В е р а (виновато). Мы раньше помногу ловили.

Ш в е ц. В общем, переменим пластинку. Человек не может рассуждать целый вечер об одной копченой рыбе. (Вере.) О чем вы тут говорили?

В е р а (оживившись). Катя меня танцплощадкой упрекала. (Кате.) Вот ты меня упрекала, а знаешь, о чем я сейчас подумала? Мне теперь совсем танцевать не хочется. Раньше я действительно об одних танцах мечтала…

Ш в е ц (философски). О танцах не мечтают. Люди мечтают о космических полетах.

В е р а. О танцах тоже можно мечтать. Это происходит потому, что никогда не знаешь заранее, кто тебя выберет.

Ш в е ц. Тогда это называется не мечта, а предчувствие. Я учился танцевать в городе Нальчике. (Ворошит бумаги на столе.)

К а т я. Не тронь бумаги!

Ш в е ц. Что это за бумаги? А! Бригадир отчет составляет. Извиняюсь! Отчет о горючем-смазочном. Полмесяца в море глядит. Славу боится утерять. Лодки смолим никому не нужные. Я это дело тоже раскопаю!

В е р а. Наверно, ты прав, это и есть предчувствие. (Нервно засмеялась.) Вот ты, допустим, стоишь на танцплощадке и чувствуешь — подходит парень. Если ты стоишь к нему спиной, он прежде всего смотрит на твои ножки. Потом он говорит: «Разрешите!» Ты оборачиваешься. Он смотрит на твое лицо. И тут может быть два выхода — или он тебе говорит: «Пойдемте танцевать», или: «Виноват, ошибся!»

Ш в е ц. А может, потанцуем? (Смотрит на Катю, потом на Веру.)

К а т я. Где рыбаки? Когда они придут?

Ш в е ц. Когда-нибудь придут. (Подходит к приемнику. Включает.) Там у них исключительно интересные разговоры. Мне эти разговоры слушать — вроде марсианского языка.

В е р а. Какие разговоры?

Ш в е ц. Охотник приехал.

К а т я. Какой охотник?

Ш в е ц. Охотник. Косоглазый. (Ловит музыку.) Почту привез.

В е р а. Я говорила, кричал кто-то!

К а т я. Надо чай варить.

Ш в е ц. Они там, наверно, уже все вопросы обсудили. И про капитана Конг Ле, и про короля Камбоджи, и про императора Хайле Селассие!

К а т я (Швецу). Пойди-ка воды принеси! (Медленно подошла, включила рацию. Присела.)

В е р а. Зачем ты рацию включаешь?


Ш в е ц  вышел на улицу. Громче музыки стали далекие, быстрые, хрипловатые голоса: «Механика послали? Прием!..» «Красная заря! Красная заря! Механик к вам пошел на катере «Б-28». Ночью вас будет вызывать главный инженер комбината. Прием!..» «Я — Баргузин! Я — Баргузин! Из-за этой чертовой погоды у нас батареи сели». Ш в е ц  принес воду.


К а т я (выключила рацию). Охотник письма привез?

Ш в е ц. Я писем не ожидаю.


К а т я  уносит ведра на кухню. Швец подходит к приемнику, делает звук громче. Танцует с Верой. У нее счастливое лицо.


В е р а. Я тебе не разонравилась?


Швец, улыбаясь, изучает ее лицо.


В е р а. В Нальчике школа танцев есть? Да?

Ш в е ц. Там, наверно, школ двадцать пять! Я не в самом Нальчике жил, а рядом, в Беслане. Крахмало-паточный комбинат имени товарища Микояна. Ты что, поссорилась с Катькой?

В е р а. Держит себя как принцесса. Бригадир заговаривает, а она холодность показывает. Не замечаешь, как он иногда на нее по-доброму смотрит?

Ш в е ц. С ней ему о чем говорить? Он свое получил. Захочет — еще получит.

В е р а. У тебя только этот вопрос на первом месте!

Ш в е ц. Этот вопрос у всех народов на первом месте!

В е р а (разочарованно). Значит, ты только так думаешь?

Ш в е ц. А как же мне еще думать?

В е р а (непосредственно, с надеждой). А по-другому ты подумать не можешь?

Ш в е ц. Зачем она ему нужна? Она и сама понимает, видишь — письма нафантазировала. Я же тебе говорил. Кто ей станет писать!


Вера задумалась.


Я придумал неплохой выход.

В е р а. В отношении чего?

Ш в е ц. В отношении нас с тобой. Не интересно?

В е р а. Я знаю, что ты придумал… (Отвела глаза.) Вот так бывает. Я сейчас, с Катей разговаривала, и я ее осуждала. А теперь ее понимаю. Она не чувствует никакой перспективы.

Ш в е ц. Надоело мне это обсуждение! Довольно! (Отходит от Веры, выключает приемник.) Сволочи!

В е р а. Кто?

Ш в е ц. Вообще, шторм… прославленная бригада! (Помолчал. Ласково.) Вера!

В е р а. А?

Ш в е ц. Я сегодня спать лягу на сеновале. Неплохо придумано?


Вера молчит.


Выйдешь?

В е р а (с тоской). Я очень хочу выйти. Даже очень хочу!

Ш в е ц (снисходительно). Ты почему трусишь?

В е р а. Я сама не знаю. Просто не знаю. Они все сердятся, когда я с тобой… Все до одного!

Ш в е ц. Вчера ты к маяку не пошла! Сегодня тоже не могла.

В е р а. Хорошо, я выйду. Один раз выйду, и все!

Ш в е ц. Они, в конце концов, не дети!

В е р а (уныло). Какие уж дети…

Ш в е ц. Злые, как собаки!

В е р а. Они не злые.

Ш в е ц. Злые и темные! Темные, как осенняя ночь! Решили жить, как Фридрих Энгельс и Карл Маркс. Кому это надо, если серьезно говорить? Не имеют права вмешиваться в твою личную жизнь!

В е р а. Конечно, не имеют. Я только все думаю, думаю… А может, не сегодня, Вася? А?

Ш в е ц. Вот ситуация! Почему ты их боишься?

В е р а (уныло). Я не боюсь…

Ш в е ц. Значит, не выйдешь?


Вера молчит.


Возможно, ты с кем-нибудь связана была до меня?

В е р а (вспыхнув). Ты что говоришь? Я у них «ничья»! Они так и звали меня — «ничья».

Ш в е ц. Была «ничья», стала «чья»!

В е р а. Конечно, теперь я «чья». (Быстро.) Я тебя очень прошу! Я не могу так. Они меня все очень любили. Я тебя очень прошу!


Входит  П е ч к и н.


Ш в е ц (Вере). Словом, договорились.

П е ч к и н (помолчал, оценил обстановку). Чай надо варить, гость к нам приехал.

В е р а. Катя варит. (Подошла машинально к полке, взяла книгу.)

П е ч к и н. А почему не ты?

В е р а. А почему я?


Входит  С у х о д о е в.


С у х о д о е в (смотрит на часы. Не раздеваясь, садится за рацию). Я — Нерпа! Я — Нерпа! Вызываю Курлык. Прием! Я — Нерпа! Я — Нерпа! Прием!

Г о л о с  п о  р а ц и и. Я — Курлык! Слушаю вас. Прием.

С у х о д о е в. Почему погоду не даете? Когда вы приучитесь вовремя погоду передавать! Прием.

Г о л о с  п о  р а ц и и. Слушайте, Нерпа! С вами будет говорить Иван Семенович.

Г о л о с  И в а н а  С е м е н о в и ч а. Здравствуй, Суходоев! Погоду не даем, потому что безрадостная. Я запретил погоду давать. Как живете, скажи мне? Как здоровье твоего народа? Как с продовольствием? Какая нужна помощь? Прием.

С у х о д о е в. Ничего нам не надо. Все хорошо, все здоровы. Какие просветы на погоду? Прием.

Г о л о с  И в а н а  С е м е н о в и ч а. Слушай, Суходоев! С погодой пока плохо. Ничем я тут тебе помочь не могу. Надо терпеть. Спите больше. Устройте какой-нибудь шахматный турнир. Ты сам все это знаешь. Будут нужны продукты — подошлем вьючно. Желаю всего хорошего. Вызываю Баргузин! Баргузин…

С у х о д о е в (выключает рацию, садится за стол, перебирает бумаги. Вере). Чай варите охотнику?


Вера кивнула. Входят  В а л е р к а, Н е л ю б и н  и  Л а с т о ч к и н.


Н е л ю б и н. Устраивайся, Валерка, будь гостем!

В а л е р к а (очень жизнерадостно). О-о! Красиво у вас! Вот и Валерка к вам приехал! Здравствуйте!

В е р а. Здравствуйте. (Садится в стороне с книгой.)

Л а с т о ч к и н. Тебе правда нравится у нас? Здорово мы оборудовали?

В а л е р к а (стоит посреди комнаты). Архитектура! Красота!

Н е л ю б и н. Удивительно мне, парень, как ты сегодня доплыл!


Входит  К а т я.


К а т я. С благополучным прибытием, Валера!

В а л е р к а. Спасибо, Катюша! Давно не видались. Здравствуй, пожалуйста! Как живешь?

К а т я. Плохо живем…

Ш в е ц. Лодки смолим!

К а т я. Добирался как?

В а л е р к а. На стружочке на своем приплыл.

К а т я (восхищенно). Валерка, Валерка! Есть хочешь?

В а л е р к а. Очень хочу! Большое спасибо! Огромное спасибо!

К а т я. Пойдем!

В а л е р к а. Погоди, пожалуйста. (Снимает понягу, раздевается.) Маленько мне отдыхать надо. Маленько на людей посмотреть. (Смотрит на Веру. Лукаво.) Я тебя видал в порту. Тебя как зовут?

В е р а (недоверчиво). Вера.

В а л е р к а. Ты там ходила.

В е р а. Я тебя миллион раз видала! И все знают, как меня зовут. Что ты врешь, будто не знаешь.

В а л е р к а (не без лукавства). Так, соврал маленько. Пошутил.

Л а с т о ч к и н. Грубость, Вера, никогда не украшала женщину.

В е р а. Ты почему меня женщиной называешь? Какая я тебе женщина?

Л а с т о ч к и н. Я просто… без всяких задних мыслей… (Смутился.) Я, братцы, пожалуй, заниматься пойду… (Уходит.)

В а л е р к а (подозрительно). Он куда пошел?

С у х о д о е в. Там у него свой уголок. Ночью там девчата спят. А днем он занимается.

Н е л ю б и н. Раньше девчата тут спали, одеялом отгораживались. А теперь мы им удобство создали.

Ш в е ц (Валерке). Эй ты, сильно тебя пошвыряло волнами?

В а л е р к а (Кате). Это кто такой?

К а т я. Рыбак наш. (Усмехнулась.) Василий Прохорович Швец.

В а л е р к а. Василий Прохорович? Васька?


Катя кивнула.


(Швецу.) Ты в Ленинграде был?

Ш в е ц. Пока не был… а что?

В а л е р к а (секунду приглядывается). Выходит, ошибка. Маленько я ошибся. (Безразлично отвернулся. Кате.) Почему плохо живешь?

К а т я (пожала плечами). Шторм. Почту где брал?

В а л е р к а. Я тарбаганчика бил на Кабаньем мысу, смотрю — почтальон прикарабкался. Моторная лодка у него, в море боится идти. (Удивленно.) Хороший парень — боится! Я говорю — давай почту, мне по пути. (Начинает развязывать понягу.) Писем я тебе, девушка, шибко много привез!

Н е л ю б и н. За это тебе большая благодарность. (Значительно.) Письма нужные. Мы их ждем!

К а т я. Очень ты рисковал, Валерка.

В а л е р к а. Рисковал маленько.

Ш в е ц. Сумасшедший ты человек!

В а л е р к а (сразу оставил понягу). Я — храбрый!

Ш в е ц. Ты — дикий!

В а л е р к а. Я в Ленинграде учился.

Ш в е ц. Ишь ты какой мужичок!

В а л е р к а. А ты что думал? Я в райкоме комсомола работал. (На Суходоева.) С ним вот работал. Спроси-ка.

Ш в е ц. Врет?

П е ч к и н (стоит у стены). Он никогда не врет!

Ш в е ц (Валерке). Выгнали?

В а л е р к а. Не переизбрали.

Н е л ю б и н (с нетерпением). Ну, давай, парень, показывай почту!

В а л е р к а (возвращается к поняге. Вере). Я, понимаешь, в Ленинграде восемь классов кончил. Потом на турнике занимался, ногу сломал. Вот как получилось. Ногу сломал, домой поехал, обратно не захотел! (Отставил понягу. Нелюбину.) Он глупый? (Швецу.) Ты глупый, а?

Ш в е ц. А ты умный? Тебя кто гнал в такой шторм плыть?

В а л е р к а. Вот какой чудак! Все ему надо знать. Замечательный чудак. (Развязал наконец понягу. Вынимает почту.) Газеты, журналы. Держи, Катюша, — одно письмо, два, три, четыре, пять, шесть… Держи, Иван, тебе бумага из рыбокомбината. Держи еще, Катюша. И еще одно — восемь. А больше нету!

Ш в е ц. Хватит ей.


Все смотрят на Катю. Швец ложится на раскладушку с газетой.


П е ч к и н (как всегда — вдруг). Швец! Мне с тобой поговорить надо.

Ш в е ц. Начинай.

П е ч к и н. Выйдем на улицу.

Ш в е ц. Ох, неохота подниматься… (Вскакивает.) Ну пойдем!

С у х о д о е в. Куда зовешь! Говори при всех!

П е ч к и н. Ничего, мы в другой раз поговорим. (Уходит на кухню.)

Ш в е ц (вслед Печкину). Можно и сейчас! (Ложится.)

В а л е р к а. Почему все такие сердитые? А?

Н е л ю б и н. Что делать, парень. Пятнадцать дней в море не можем выйти! (Кате.) Почему письма не читаешь?


Катя молчит.


В е р а. От кого, Катя? (Настойчиво.) От кого?


Суходоев наблюдает за Катей.


В а л е р к а. Однако я умоюсь пойду. (Порылся в поняге, достал полотенце.) Всем вам приветы, мужики. От всех рыбаков. Везде маленько затишье пока. Маленько я умоюсь. (Уходит на улицу.)

Ш в е ц. Какую ты нам на завтра работу придумаешь, бригадир? Я больше палец о палец не ударю.

С у х о д о е в. Ты людей не смущай!

Н е л ю б и н (Суходоеву, резко). Он тебе правильно говорит!

Ш в е ц (яростно). Лодку засмолили, а она, оказывается, лодка эта, — старая, брошенная, никому не нужная. Платить за это никто не станет.

С у х о д о е в. Когда-нибудь, может, пригодится.

Н е л ю б и н. Лодка никому не нужная!

К а т я (тихо). Лишняя лодка на море всегда пригодится.

Ш в е ц (с гневом). Крышу ты нас заставил перекрывать.

С у х о д о е в. Перестань, Швец!

Ш в е ц. Сети мы чинили-перечинили! Котлован для ледника мы копали, хотя старый ледник еще десять лет служить будет. Даже девчат заставил копать. Для чего ты каждый день выискиваешь работу? Перед начальством выслужиться хочешь?

С у х о д о е в. Надо — и кончено! Я сам себе начальник!


Входит  В а л е р к а, вытирается полотенцем.


В а л е р к а. Ох и вода! Ох и вода!

Ш в е ц. Меня лично больше не заставишь работать!

С у х о д о е в. Было бы чего — заставил!

В а л е р к а. Хочешь, Вера, газеты читать?

В е р а. Я книгу читаю.

В а л е р к а. Ты про Лумумбу слыхала? (Смеется.) Ты в Конго была?

Ш в е ц. Эй ты, охотник, могу тебе приятное удовольствие сделать.

В а л е р к а. Какое удовольствие?

Ш в е ц. Я тебе на сегодня свою раскладушку уступлю. Сам я на сеновале спать лягу.

В а л е р к а. Договорились. (Нелюбину.) Этот человек Лумумба, очень храбрый человек!

Н е л ю б и н. Храбрый! (Кате, упрямо, подозрительно.) Эти письма, они для кого все-таки писаны? Или ты их боишься читать? Тогда скажи нам, кого ты боишься?

В а л е р к а. Почему, Катюша, не читаешь?

С у х о д о е в (поднялся). Мешаем мы ей.

К а т я. Какое всем дело до моих писем?


С у х о д о е в  уходит на кухню. Пауза.


Ш в е ц. Я с этим его самоуправством покончу! Хватит! (Пауза.) Терентий, я твой тулуп возьму?

Н е л ю б и н. Бери.

Ш в е ц (взял тулуп). Спокойной ночи, мужики! (Взглянул на Веру. Уходит на улицу.)

Н е л ю б и н (Кате.) Ну, что опять?

К а т я. Вы, тятя, никакого покоя мне недаете!

В а л е р к а. Я бы туда поехал. Я бы его выручил! Ты, Вера, поехала бы?

В е р а. Я бы сейчас куда угодно поехала! (Уходит на кухню.)

В а л е р к а. Почему обиделась?

Н е л ю б и н. Не обращай внимания.

В а л е р к а (огорчился). Пойду спрошу, почему обиделась. (Уходит на кухню.)

К а т я. Надо его покормить…

Н е л ю б и н. Я накормлю. А ты читай письма. Прочти и сразу садись отвечать, как положено. (Уходит на кухню.)


Катя, оставшись одна, читает письмо. Входит  С у х о д о е в.


С у х о д о е в (поглядел на Катю, помолчал). Что пишет?

К а т я. Что в письмах пишут… Про жизнь.

С у х о д о е в. Я вот что думаю: не купить ли нам проигрыватель для пластинок, как у маячника? Профсоюзные деньги у нас есть.

К а т я. Купи. (Помолчала.) Иди-ка, Ваня, на кухню. Тятя увидит нас с тобой — скандал устроит.

С у х о д о е в. Вообще есть разные возможности. Есть учебные пластинки, лекции на различные темы. Есть также замечательная музыка, целые оперы записаны. А почему, скажем, Коля Печкин не может изучить ноты? Играет на баяне. Или — Вера! У нее же замечательный голос!

К а т я. Иди-иди. Я, Ваня, скандалов не желаю.

С у х о д о е в. Скандал — это бы еще ничего. (Подходит к кровати Нелюбина, отгибает матрац, берет топор.) Никогда раньше такие игрушки у нас под матрацами не держали. (Бросил топор на место, прикрыл матрацем.) Вот что твой батя держит при себе со дня твоего прихода.

К а т я (прежним тоном). Иди на кухню. Разговор окончен.

С у х о д о е в. Не окончен.

К а т я. Я могу сама уйти.

С у х о д о е в. Постой, я не все сказал.

К а т я (тихо). Говори.

С у х о д о е в. Погода утихнет — устроим с тобой еще одну свадьбу… Народ позовем…

К а т я (тихо). Еще одну?

С у х о д о е в. Да. Завтра погода должна наладиться.

К а т я. А потом что?

С у х о д о е в. Что потом? Будем жить.

К а т я. Понятно. (Пройдясь, садится.)

С у х о д о е в. Ну, если понятно, тогда разговор может быть окончен. Теперь думай. (Идет на кухню.)

К а т я. Погоди!

С у х о д о е в. Что?


Входит  В е р а.


К а т я. Иди.


С у х о д о е в  уходит. Катя садится, затем встает.


В е р а (взяла платок, накинула на плечи). На море, что ли, пойти поглядеть…

К а т я. Зачем это?

В е р а. Так… от скуки. Этот охотник спокойно посидеть не дает, все время с разговорами вяжется. (Помолчала.) Все пишет твой моряк? Я тебя сначала осуждала, а теперь понимаю. На Ивана тебе всерьез надеяться не приходится.

К а т я. Замолчи!

В е р а. Пожалуйста… (Подошла к двери, остановилась. Вернулась к столу.)

К а т я. Ты знаешь, когда я его первый раз приметила? Он еще был такой молоденький. Мне казалось, что он живой, необходимый для людей человек. Конечно, девчонка была… Пришла в бригаду. Потом сама к нему пришла. На море целый год удача была. Денег много. Неделями гульба шла. А для чего живут? Чего хотят?

В е р а. Первый раз ты со мной такая откровенная, Катя… Почему? (Пауза.) Я на тебя чем-то очень похожа! Очень!


Входит  В а л е р к а.


В а л е р к а (Вере). Почему ушла? Вот чудачка! Пойдем в карты играть.

В е р а. А без меня вы не можете?

В а л е р к а. С тобой лучше. (Постоял.) А где Васька?

К а т я. Спать пошел.

В а л е р к а. Пойдем, Катюша.

К а т я. Не хочется.


В а л е р к а  уходит.


В е р а. Пойду все-таки схожу на берег…

К а т я (поняла). Ну пойди, пойди.

В е р а. А мне не обязательно. (Села.) Ну что делать? Шторм! Шторм! Шторм! (Встала, закуталась в платок.)


Возвращается  С у х о д о е в.


С у х о д о е в (Вере). Далеко ли собралась?

В е р а. Озябла, и все! (Уходит на кухню.)

С у х о д о е в. Что хотела сказать?

К а т я (спокойно). Второй свадьбы у нас не будет.

С у х о д о е в. А ты подумай!

К а т я. Ничего, Иван, не состоится у нас.

С у х о д о е в (не ожидал, с горечью). Ладно! (Пошел на кухню.)

К а т я. Постой!


Суходоев остановился.


Ты что допускаешь в бригаде? Он временно приехал или не временно, этот Швец? Если приехал временно, твоя обязанность — прекратить его встречи с Верой!

С у х о д о е в. Это дело не мое.

К а т я. Теперь это дело твое. Если ты серьезный человек.

С у х о д о е в (глухо). О себе заботься!

К а т я. О себе я уже позаботилась…

С у х о д о е в (идет к столу). Что он тебе пишет, твой бывший жених?

К а т я. Я тебе сказала. (Решительно.) Не подходи, Иван! Если ты до меня пальцем дотронешься, я не стерплю.

С у х о д о е в. Ну смотри, Катерина! Один раз ты уже надо мной поиздевалась!

К а т я. Никогда над тобой не издевалась.

С у х о д о е в. Я из-за тебя в райцентр ездил, ты меня выгнала!

К а т я. А ты что хотел? После разговоров о моей цыганской душе, о моем распутстве, о моей вольности — что ты хотел?

С у х о д о е в. Я тебе выход предлагаю…

К а т я. Я так и поняла, что выход предлагаешь. Спасибо. У меня положение не безвыходное! Понял? Я с тобой даже говорить не хочу!


На пороге появилась  В е р а.


С у х о д о е в (яростно). Почему это? Почему?

К а т я. Потому что у тебя души нет. На тебя надеяться нельзя! Один раз ошиблась — больше не хочу. Будешь приставать — уйду из бригады. (Увидела Веру.) Иди сюда, Вера!


Суходоев уходит.


Зачем он мне нужен? (Бросила письма на стол.) Отнеси ему, пусть читает, если хочет!

В е р а (подобрала письма, сложила стопочкой. Тихо). И простил. И пишет. Вот человек!

К а т я. И пишет, и будет писать. Пока свой срок не отслужит. Когда он мои глаза увидит, он заплачет. Только тогда он поверит всему, что произошло. А потом ударит. И делу конец!

В е р а (тихо). Тогда уж лучше не встречаться.

К а т я. Видишь колечко? Я его надела и обещание дала ждать. Все его письма об одном — это все ошибка и заблуждение. (Помолчала.) Пусть он меня накажет, но я ему все про себя скажу — глаза в глаза. И разочтусь.

В е р а. Удивительный ты человек, Катя! Ты все можешь понять! (Вздохнула. Открыто.) Все-таки я пойду!

К а т я. Не ходи! (Молчит.)

В е р а. Скажи мне, Катя, почему вы все против него? Вы же его характера не знаете. У него душа другая, чем кажется.

К а т я. Да плевать мне на его душу! Я знаю, что он через месяц уйдет. В ресторанчик ему надо! Потанцевать! Видела я эти танцы в Иркутске. А после пьяной мордой в белую скатерть уткнутся, окурков во всю посуду понатыкают, мерзавцы. А потом еще под музыку плачут горючими слезами по прожитой жизни, а самим по восемнадцать лет! Все равно он уйдет!

В е р а (взволнованно). А ты подумай! Вполне возможно, и не уйдет! Я даже уверена. Привыкнет — и останется! Почему он ездит по всему свету? У него отца на фронте убили, а мать ну просто какой-то пьянчужкой стала. Он мне рассказывал в первый же день… У него фактически нет домашнего угла, а главное, нет близкого человека. Понимаешь?

К а т я (заинтересованно). Ну?

В е р а. Ему надо привыкнуть! Тогда он перестанет видеть одно плохое, а будет видеть только хорошее. Ему надо встретить близкого человека и почувствовать в нем родного.

К а т я. Это он тебе сказал?

В е р а (помолчала). Я и сама понимаю. Иногда мне бывает его так жалко, как будто он несчастный беспризорник! А ведь женщина все может сделать, если захочет! Ты про это в любой книжке можешь прочесть. Может перевоспитать, облегчить жизнь, если, конечно, сильно захочет!

К а т я. Он сейчас тебя ждет?

В е р а. Ждет… И обижается, наверно.

К а т я. В конце концов, можно встречаться днем. Походить по берегу, поговорить… Надо, Вера, себя поберечь.

В е р а. Все равно уж! Я скоро вернусь. Только скажу, чтобы не обижался.

К а т я. Что — все равно?

В е р а. Я тебя понимаю, Катя, очень даже хорошо понимаю. Но… в общем, поздно об этом говорить.

К а т я. Уже поздно?

В е р а. Да.

К а т я. Тогда иди… Тогда что ж…


Входит  Л а с т о ч к и н  с газетой в руках.


Л а с т о ч к и н. (Вере). На берег?

В е р а. Да.

Л а с т о ч к и н (ласково, обеспокоенно). Стоит ли? Ветер, холодно… сейчас спать ляжем.

К а т я. Пусть пойдет, голова у нее разболелась.


Входит  В а л е р к а. В руках держит одеяло, простыню, полушубок.


Куда, Валерка?

В а л е р к а. Натопили — дышать нечем! К Ваське пойду! Я хотел лечь в своем стружочке, а Коля Печкин говорит — иди на сеновал! Трава ароматная. Проводи-ка, Боря!

Л а с т о ч к и н. Пойдем.

В а л е р к а. Спокойной ночи, Вера! (Уходит с Ласточкиным.)


Вера сняла платок, повесила на гвоздь.


К а т я. И очень хорошо! И очень это хорошо!


Молчат.


В е р а (тихо). Теперь ты им все расскажешь, да?

К а т я. Не скажу. (Тихо.) Только уважай людей, Вера, не ходи по ночам. Себя тоже уважать надо… (Вздохнула.) Не знаю, как у вас теперь все получится! Я никому ничего не скажу. Зачем?


З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

В а л е р к а  чистит ружье. В е р а  убирает комнату. На кухню с полными ведрами воды проходит  П е ч к и н.


Г о л о с  п о  р а д и о. …никаких за последние сутки. Такая длительность штормовых дней в сентябре — октябре за последние двадцать пять лет отмечена впервые. Переходим к объявлениям.


С пустыми ведрами возвращается  П е ч к и н. Слушает радио.


Пристань Курлык напоминает гражданам о скором окончании навигации. Последний пароход отойдет четвертого ноября. Третья денежно-вещевая лотерея…


П е ч к и н  уходит на улицу.


В е р а. Выключи!


Валерка выключает приемник.


Когда, сказали, отходит последний пароход?

В а л е р к а. Четвертого ноября. Ехать хочешь?

В е р а. Чудной ты! Куда я поеду?!

В а л е р к а (улыбаясь). Кто тебя знает. Ты девушка решительная!

В е р а. Хватит мне комплименты говорить!

В а л е р к а. Почему не разрешаешь?

В е р а. Знаешь, я не люблю глупые ухаживания! Понял?

В а л е р к а. Понял.

В е р а. Только вчера приехал — а уже начал!

В а л е р к а. Я у вас поживу. Охотиться буду, в горы пойду. Я тебе соболя добуду!


В е р а  уходит на кухню. По берегу идут  С у х о д о е в, Л а с т о ч к и н, П е ч к и н, Н е л ю б и н, Ш в е ц. Море их беспокоит, и каждый по-своему наблюдает за ним.


Ш в е ц. Что будем делать, бригадир?

С у х о д о е в. Ждать.


Попыхивают папиросами и молчат, молчат.


Л а с т о ч к и н (восхищенно). Какая все же сила! Стихия…

Н е л ю б и н. Зимой лучше, Борька! Хочешь — тут живи, в стане, хочешь — дома. Машины по льду идут, на работу привозят.

Л а с т о ч к и н. Я лето люблю. И волны эти люблю! И буруны. И ветер! Но особенно люблю, когда приходишь с большим уловом. Тогда все счастливые и довольные.


Все входят в дом.


Н е л ю б и н. Прожили день — ничего не делали!

С у х о д о е в. Работы больше нет.

П е ч к и н. Может, занятие еще одно проведем?


Никто не ответил. Суходоев прошелся из угла в угол, громко двинул ногой стул. Растянулся на раскладушке. П е ч к и н, взяв ведра, уходит на улицу.


В а л е р к а (чистит ружье). Сонные вы мужики! Совсем сонные!


Входит  В е р а. Все насторожились, прислушиваются.


Н е л ю б и н. Ураганный ветер пошел.

С у х о д о е в (сел). Может, лодки на второй якорь заякорить? Разобьет!


Суходоеву никто не ответил. С полными ведрами воды возвращается  П е ч к и н.


П е ч к и н. Ну как на сеновале спится, Швец?

Ш в е ц. Отлично спится!

Л а с т о ч к и н. Надо, братцы, лодки на второй якорь заякорить!

П е ч к и н. К лодкам сейчас не подойдешь, волной захлестнет.

Л а с т о ч к и н. Тебя кто просит воду носить?

П е ч к и н. Никто не просит. (Уходит с ведрами на кухню.)

Ш в е ц (Вере). Пойдешь на маяк?


Вера отрицательно качает головой.


(Усмехнулся.) Какое это, Борис, ты мне слово говорил на букву «м»?

Л а с т о ч к и н (нехотя). Миграция.

Ш в е ц. Ага. Миграция!


Входит К а т я.


К а т я (тихо). Идите есть. (Стоит у двери.)


Возвращается  П е ч к и н  с пустыми ведрами.


Ш в е ц (берет карты, тасует). Жизнь у вас могучая! Бесподобная житуха!

Л а с т о ч к и н (Швецу, немного стыдясь). Давай сыграем!

Ш в е ц. Долг вернешь — непременно сыграем. На наличные. Между прочим, в отношении долга побеспокойся!

К а т я (зовет). Николай! Тятя!

Ш в е ц. На Волго-Доне я работал… Там была жизнь! Кино каждый день. Ресторан, заочный институт, футбольные встречи, во всех киосках бутылочное пиво! Печкин, ты как моторист не знаешь, сколько теперь Куйбышевская вырабатывает?

Л а с т о ч к и н. Два миллиона четыреста.

Ш в е ц. Провер-рим! (Вынимает записную книжку, перелистывает.) Без ошибки. Два миллиона четыреста…

П е ч к и н. А Борис без книжечки помнит!


Легкий смех.


Н е л ю б и н (подозрительно). Что у тебя за книжечка?

Ш в е ц. Для разных записей. Вот, например. (Читает.) «Население Ирана — девятнадцать миллионов человек». (Значительно оглядел всех.) Или другой факт. (Читает.) «Экспедиция Каирского университета обнаружила в Нуби́и свыше четырехсот древнеегипетских гробниц!» (Спрятал книжечку. Тасует карты.)

Л а с т о ч к и н (тихо). Не в Нуби́и, а в Ну́бии.


Смех.


Ш в е ц. Можно так, а можно и этак…

Н е л ю б и н. Почему ты всегда нашу жизнь хаешь? Не было дня, чтобы ты не унижал нашу жизнь!

Ш в е ц. Жить, папаша, надо так, чтобы, помирая, было что вспомнить.

Л а с т о ч к и н. Море у нас достаточно оживленное. Лихтеры во все концы идут, катера, пароходы… Новости ежедневные!

Ш в е ц. Море… лужа пресноводная!

Н е л ю б и н. Замолчи, щенок! Тебя сегодня в Байкал пустить — ты богу молиться зачнешь!

Ш в е ц. Между прочим, папаша, вы меня в дальнейшем никогда не оскорбляйте!

П е ч к и н (побагровел). Не грози! Катись на свое Каспийское или на Волго-Дон!

С у х о д о е в. Не командуй, моторист! Ты не отдел кадров. (Помолчав, Ласточкину.) Какой долг ты ему должен?

Л а с т о ч к и н (нарочито небрежно). Долг чести… Карточный долг… Утром проиграл. Одолжи денег расплатиться. (Не получив ответа, оглядел всех, виновато усмехнулся. Швецу.) Верну я тебе долг. Ты не беспокойся.

К а т я. Пойдете вы есть?

В а л е р к а. Почему меня не приглашаешь?

К а т я. И тебя приглашаю, Валера, ты у нас самый дорогой гость.

С у х о д о е в (подходит к Швецу). Дай сюда карты!

Ш в е ц (поднимается). Это через почему?

С у х о д о е в (медленно). Дай карты!

К а т я (быстро подходит). Карты мои! Я их принесла, дай их мне! (Берет карты.) Идем, Коля! Идем, Валерка! (Ласточкину.) Идем, дурачок, я тебя покормлю. Со мной будешь в карты играть! (Уходит с Ласточкиным.)

В а л е р к а. Пойдем-ка, Вера, вместе!

В е р а (оскорбленно). Это еще что за новости! Что за приглашение?

В а л е р к а (разочарованно). Ну, тогда я один пойду. (Уходит.)

С у х о д о е в (Вере). Иди, ешь!

В е р а. Я бы сейчас чего-нибудь кислого поела.

С у х о д о е в (Швецу). Ты с Борьки Ласточкина долг взыскивать не смей!

Ш в е ц. Это опять же через почему? Копейка для всех дорогая. Я тебе давно хочу сказать. Я такого феодализма, как в твоей бригаде, еще никогда не видел!

С у х о д о е в (яростно). Прекрати словечки! А то я тебя надвое переломлю!


Суходоев и Швец сходятся.


В е р а (бросается между ними). Ваня! Вася! (Суходоеву.) Он же ничего не знает! (Швецу.) Ты же не знаешь! (Скороговоркой. Бурно, умоляюще.) Борька отцовскую семью содержит. У него отец инвалид, осколок в позвоночнике. Ты же сам понимаешь. Борька хотел ехать сдавать в судостроительный. В город Одессу. А средств нету! (Внезапно замолчала. Закрыла лицо руками.)

П е ч к и н. Изменилась ты, Вера, сильно! (Схватив ведра, уходит на улицу.)

В е р а. Ни в чем не изменилась.

С у х о д о е в (жалея Веру). Хватит, сядь… (Отошел в сторону.) Найдется, на что ему поехать. Соберем. Бориса не оставим. Это дело решенное. Терентий будет собирать.

Ш в е ц (просто, искренне). Он мне проиграл полтыщи. Сперва три сотни, а потом, по замазке, — еще. Этот долг я прощаю. (Вынимает деньги, отдает Нелюбину.) И вот ему от меня! Лично от меня. Стипендия имени советского рабочего Василия Прохоровича Швеца! (Лег на раскладушку.)

В е р а. И всем недоразумениям конец!

Ш в е ц. Но, по правде сказать, учиться бессмысленно. Средний рабочий получает больше, чем рядовой инженер.


Входит с ведрами  П е ч к и н.


Пойдем, Вера, к маяку, у маячника пластинки послушаем.


Входит  К а т я.


К а т я. Зачем воду таскаешь? Уже выливать некуда твою воду!


Печкин молчит, ставит ведра, стоит рядом с ведрами.


(Настойчиво.) Идите есть. (После паузы.) Что это у всех вас аппетит пропал? Если каждый шторм будете переживать — отощаете!


Никто не двигается.


(Стараясь взорвать молчание.) Может, мне развеселить вас? (И, переждав мгновение, зло, иронически.) Хотите, доклад о своем женихе сделаю?

Н е л ю б и н. Прекрати! Не высмеивай человека, который, возможно, обожает тебя всей душой!

К а т я (с недоброй усмешкой). При чем тут «возможно»? Он меня очень обожает. В конце концов, возьму и женюсь на нем! (Заняла свое место у двери.) Только никого из вас на свадьбу не позову. Одного вас, тятя, позову по обязанности.

Ш в е ц. Меня пригласи!

К а т я. Можно. Будешь гостям анекдоты рассказывать.

Н е л ю б и н. Пошли есть, хватит ее глупости слушать!

К а т я. Не возмущайтесь преждевременно, тятя. Еще, может, не будет свадьбы. Не всегда удается, как хочется… Хотела женить на себе бригадира Суходоева — не получилось!

С у х о д о е в. Ты зачем при людях эти разговоры затеваешь?

К а т я. А я бригаду повеселить хочу.

С у х о д о е в. Была ты легкомысленным человеком — легкомысленным и осталась! (Натянул плащ, вышел на улицу.)

К а т я. Одного вроде развеселила. Ушел, скрылся… Будто можно в такой шторм нам тут друг от друга куда-нибудь скрыться!

Н е л ю б и н. Ты, Катерина, себя не позорь и меня не позорь! И разговоры такие заканчивай!

К а т я. А я, тятя, только ради вас разговор и затеяла. Я находку у вас на койке нашла.

Н е л ю б и н (нервно). Чего опять придумала?

К а т я (подошла к отцовской кровати, одним движением отогнула матрац, схватила топор). Зачем, интересно? Когда у нас такое бывало? (Гневно.) Вы, тятя, человек старый, вам, наверно, терять нечего, а я могу многое потерять. (Обернулась к остальным.) А вы, болваны, чего молчите? (Распахнула дверь, с силой выбросила топор.) Выражаться вы перестали! Рыбу хорошо ловите! А когда беречь друг друга научитесь? Когда вы все большими станете? Каждый только о себе думает!

Н е л ю б и н. Уходи, Катерина, уходи домой! Не тебе нашу жизнь перестраивать!

К а т я. А кому же, тятя, кому?


Н е л ю б и н  уходит на кухню. К а т я  идет на берег. Суходоев сидит на бочонке.


Почему ты сидишь? Рассиживаешься! Почему ты людей распустил? Ты об одной погоде беспокоишься! Об одной рыбе!


Суходоев молчит.


Крыши перестилаешь, хозяйственностью упиваешься! Лодки смолишь — неизвестно кому они нужны, — второй ледник устраиваешь! Иди развесели людей! Подбодри! Ты сам знаешь, как невозможно такой шторм переживать! Две недели в одной избе…

С у х о д о е в (спокойно). Иди станцуй бригаде. Ты же диплом получила, тарантеллу умеешь… А я погляжу, развеселятся они от этого или нет. (С горечью.) Я лодку смолил ненужную и знал, что ненужна. А у меня уже больше никакой работы не было им. Никакой! А ты иди и танцуй! Иди и скажи им, что я их тоску ломал!


Катя молча возвращается в дом.


К а т я (тихо). Идите есть! Приглашений больше не будет. Идем, Вера, Николай! (Уходит с Печкиным и Верой.)


Швец включает приемник. В маленький стан врывается многоголосье, чужие языки, музыка. Входит  С у х о д о е в.


С у х о д о е в (стоит в плаще). Выключи! (Подходит выключает приемник. Стараясь овладеть собой.) Сердишься, Василий?

Ш в е ц. Я не девушка.

С у х о д о е в. Не серчай. Я горячий. А потом у меня это проходит. (Просто, серьезно.) Сам не знаю, откуда у меня такая властность в характере.

Ш в е ц. Тебе бы инспектором рыбнадзора работать!

С у х о д о е в (безразлично). Мне предлагали инспектором… Отказался я от этого дела. (Задумался.)

Ш в е ц. Я вот о чем думаю, бригадир. Если мне тут у вас задержаться, мне выехать не на что будет. В общем, погорел я на идее заработать у вас копейку.

С у х о д о е в (очень дружески). Зачем ты об этом думаешь? Шторма пройдут. Дожди прошли, и шторма пройдут! (Сердечно, заинтересованно.) Ты оставайся до нового года, подледный лов начнем!

Ш в е ц. Ясное дело, люди живут надеждами, а человеку нужна реальность.

С у х о д о е в. Не было случая, чтобы мы от других отставали.

Ш в е ц. Из чужой славы шубу не сошьешь.


Вошла  В е р а. Увидев Суходоева, смутилась.


С у х о д о е в. Ты чего?

В е р а. Так… Мы там разговариваем… Вы есть пойдете? (Взглянула на Швеца.)

С у х о д о е в. Потом.


В е р а  ушла.


У меня к тебе самое благородное предложение — оставайся. Ты и вообразить не в силах, сколько раз я шестого человека просил! (Помолчал.) Территории района — полторы Англии, а население — десять тысяч.

Ш в е ц. Мне ваше дело не подходит.

С у х о д о е в. Зря. А у меня такая мечта есть, хорошая мечта!

Ш в е ц. Ничего у тебя не выйдет.

С у х о д о е в (спокойно, убежденно). Выйдет. У людей выходит, и у меня выйдет. Об этом повсюду пишут.

Ш в е ц. Бумага терпит.

С у х о д о е в. Нет, это не вранье. Мы отдаленно живем, одиноко. Нам тормоза нужны. Если бы мы нашу прежнюю жизнь продолжали, неизвестно, до чего бы докатились! А мы ту жизнь прекратили. И это, можно считать, победа.

Ш в е ц. Ну попробуй, попробуй. Между прочим, «победа» по-французски называется «виктория». У меня была одна девочка Виктория…

С у х о д о е в (просто, убежденно). Без цели жить невозможно. Пропадешь! Надо в жизнь внести ясность и стремление к хорошему. И, конечно, культура должна быть!

Ш в е ц. Культуры у вас никогда не будет!

С у х о д о е в. Будет.

Ш в е ц. Культуры у вас никогда не будет, потому что у вас дорог нету.

С у х о д о е в (задумался). Дорог у нас нету.

Ш в е ц (великодушно). Могут еще, конечно, какие-нибудь ископаемые найти…

С у х о д о е в. Ископаемые есть, замечательные ископаемые! (Вздохнул.) Дорог нету.

Ш в е ц. Дорог по этим вашим сопкам и скалам никогда не будет. О культуре пока не заикайтесь.

С у х о д о е в. Это я согласен. В хорошую погоду приходит лодка-почта, лодка-лавка, лодка-кино.

Ш в е ц (иронически). Что еще?

С у х о д о е в (начинает сердиться). Что еще? Что тебе еще надо в таком отдалении! Море у нас есть! Горы замечательные! Воздух чистейший! На первом месте стоим по содержанию кислорода. Есть люди — страстно мечтают о таком море и о таком вольном воздухе! И ты будешь мечтать, если уедешь. Еще как будешь мечтать.

Ш в е ц. Уеду, Ваня, все равно. Послушай! Едем с тобой на Черное море! А? Жизнь я тебе гарантирую — вот!

С у х о д о е в (сурово). Не трепись! У меня здесь на каждой пристани друзья и на каждом причале. А как ты можешь без друзей? Ездишь не задерживаешься, а?

Ш в е ц. Друзья находятся.

С у х о д о е в. Ну, это я понимаю, какие друзья… (Помолчал, приглядываясь к Швецу.) Значит, твердо решил?

Ш в е ц. Твердо не твердо, погляжу еще, разумеется. Но задерживаться долго смысла нет. Линия у меня другая. Не хочу жить в каменном веке.

С у х о д о е в (холодно). Если ты нашей жизнью не соблазнился, у меня есть к тебе один разговор.

Ш в е ц. Какой разговор?

С у х о д о е в. У меня к тебе щекотливая одна просьба… Просьба о том, чтобы ты не трогал Верку.

Ш в е ц. В каком то есть смысле?

С у х о д о е в. Тебе, я думаю, понятно. Не тронь ее в женском смысле.

Ш в е ц. Для себя приберегаешь?

С у х о д о е в (вспылил). Не болтай!

Ш в е ц. Много на себя берешь!

С у х о д о е в. Или уже тронул ее?

Ш в е ц. Ты в личные отношения не лезь!

С у х о д о е в. В общем, я тебе сказал. У нас бригада отдаленная. Телефона нет. «Скорой помощи» нету. Райсовет далеко. При таких условиях бывают различные неожиданности… И ты эти хождения к маяку прекрати!

Ш в е ц. А вот теперь мы поглядим! Вот теперь ты мой характер узнаешь! У меня характер свободный, Ваня!


Входит  В е р а.


В е р а. Идите есть.


Молчат. Суходоев ложится на раскладушку. Входит  В а л е р к а.


В а л е р к а (садится на корточки, поет).

Мы пойдем с тобой на вечерочку,
Протанцуем сибирскую полечку!

Входят  П е ч к и н  и  Л а с т о ч к и н, чуть позже — Н е л ю б и н.


П е ч к и н. Надо что-то нам делать, Иван!

В е р а. Еще придумай, Коля, по два раза в день занятия проводить.

Ш в е ц (демонстративно). Давай-ка, Верочка, плюнем на все да пойдем к маяку!

В а л е р к а (подозрительно). Зачем к маяку? (После паузы.) Давай-ка песни петь. (Поет, сидя на корточках.)

Мы пойдем с тобой на вечерочку,
Протанцуем сибирскую полечку!
С у х о д о е в (резко). Пой про себя!

В а л е р к а (обиделся). Зачем про себя?

С у х о д о е в. Ладно, черт с тобой, пой!


Входит  К а т я.


В а л е р к а (зло). Почему сказал — черт с тобой? (Поет.) «Мы пойдем с тобой на вечерочку…» Почему сказал — черт с тобой?

Ш в е ц. Злые вы, эвенки, маленькие, а злые.

В а л е р к а (накаляясь). Почему сказал — черт с тобой? Гостеприимства не знаешь? Ты дурак, бригадир Суходоев! Пойду отвяжу стружок, уйду от вас на Курлык! Всем скажу, как ты гостей принимаешь!

С у х о д о е в. Мы тебе гостеприимство оказали. Чай тебе варили. Вот моя раскладушка, ложись, спи. Водки у нас нет.


Накинув понягу на плечи, В а л е р к а  уходит.


Н е л ю б и н. Пойди, бригадир, верни его! По такой волне он до Курлыка не дойдет, потонет.


Суходоев вскочил, нахлобучил шапку. Вышел. Вернулся.


С у х о д о е в (Вере). Без меня никуда не ходи! Ни на шаг!

В е р а. Мне родной папаня так строго не приказывал…

С у х о д о е в. Я тебе повторять не буду! В нашей бригаде все будет только по закону и официально. Поняла? Официально. Не будешь слушаться — дам направление в отдел кадров. (Уходит.)

Ш в е ц. На каком основании он тебе приказы дает?


Вера пожала плечами.


Н е л ю б и н. Унесет наши лодки сегодня.

Ш в е ц (Вере). Будешь слушаться его?


Вера молчит.


Скажите, строгости какие! Поглядели бы вы, как теперь люди в городах живут… В Москве прямо в метро целуются!

В е р а. Все-таки интересно… (Просто, грустно.) Ответьте мне, дядя Терентий, на один вопрос… Почему так получается? Почему вы меня раньше все любили, а теперь не любите? Ведь я такая же, как и была, не переменилась, и мое отношение к вам не переменилось, а вы мне теперь окончательно чужие… Почему, дядя Терентий, так получается? Я вам, наверно, в этом стареньком платье не нравлюсь… Переоденусь сейчас — и к маяку пойдем! (Уходит на кухню.)


Входит  В а л е р к а, снимает понягу, ружье.


П е ч к и н. Где бригадир?

В а л е р к а. Там… Поплыл к лодкам — якоря ставить. (Пауза.) Я сейчас на море глядел, шторм еще три дня будет.

Н е л ю б и н. Значит, так и будет — три дня!

К а т я. Вы все беспокойство проявляете, а к лодкам поплыл один бригадир! (Уходит на улицу.)

Ш в е ц. Волнуется девушка.


Появляется  В е р а.


В а л е р к а. Ух, платье какое!

В е р а. С Васей идем к маяку… Погулять…

В а л е р к а. Погулять? Возьми меня с собой!

В е р а (тихо). Мы одни пойдем…

Ш в е ц. Знаешь игру в «третий — лишний»?

П е ч к и н. Тебе бригадир что приказал?

В е р а (посмотрела в сторону). Я тебе давно свое слово ответила, Коля-Николай.


Входят  С у х о д о е в  и  К а т я.


С у х о д о е в. Ветер спал. Слышите, тихо?


Пауза. В е р а  и  Ш в е ц  уходят на улицу. Валерка берет ружье.


К а т я. Куда, Валерка, идешь?

В а л е р к а. Охотиться иду. (Уходит.)

П е ч к и н (Кате). Это она пример с тебя взяла. Исключительно с тебя. Ты делаешь что хочешь, никому не подчиняешься, и она тоже!

Л а с т о ч к и н. Ладно, молчи!

П е ч к и н. Не хочу молчать! И не стану молчать! Пример она взяла с Катерины.

С у х о д о е в. Если ты, моторист, хочешь говорить, я объявляю всей бригаде: Катя была моей женой и остается моей женой. Я ее просил вернуться ко мне. Она дала ответ отрицательный.

Н е л ю б и н (резко, недоверчиво). Что значит — отрицательный?

К а т я. Зачем вы, тятя, у него спрашиваете? Вы меня спросите. Я ему отказала. На это у меня свои причины. (Печкину.) Наверно, ты, Коля, прав, что я плохой пример дала Вере. Вот и все обсуждение! (Идет на кухню.)

Н е л ю б и н. Постой, Катя! Так нельзя, Катя! В жизни по-всякому бывает… Так нельзя. Слова должны быть веские и мысли веские, сердиться нельзя.

К а т я. Мне не на что сердиться. Мне нужен друг, тятя, а мужа я всегда найду.

Л а с т о ч к и н. Он тебе друг.

К а т я. Ты очень добрый, Борис. Ты всех добрее.


Входит  В а л е р к а.


В а л е р к а (не раздеваясь, садится на корточки). Куда Вера пошла? Почему так получается?

Л а с т о ч к и н. Так получается…

В а л е р к а. Я ее сватать надумал.

К а т я. Быстро надумал!

С у х о д о е в (грустно). Оставь, Валерка, затею, ничего не получится.

В а л е р к а (вспылил). Почему? Я лучший охотник в районе!

С у х о д о е в. Дело в том, Валерка, что Вера полюбила Швеца.

В а л е р к а. Откуда знаешь? Конечно, ошибаешься! (С надеждой.) Увлеклась маленько? Да?

К а т я. Глупый какой-то разговор. Все очень серьезно, Валерка. Очень серьезно. Не надо глупости говорить.

Н е л ю б и н. Не горюй, твое все впереди.

В а л е р к а (поверил). Еще три дня будет шторм… Потом я от вас уйду.


Входят  В е р а  и  Ш в е ц.


В е р а. Мы на маяк не пошли. Направление в отдел кадров мне не пиши. (Медленно, как во сне, прошла через всю комнату, взяла одеяло. Один конец зацепила за гвоздь, другой подала Швецу, и Швец закрепил его.) Вот тут будем жить с Васей официально. (Вошла вместе со Швецом в свою «комнату», встала у стены.)

Н е л ю б и н. Это что же, так теперь будем жить, бригадир?


Суходоев молчит.


К а т я. Так нельзя, Вера!

В е р а. А другого выхода у меня, Катя, нет…

Ш в е ц (садится на раскладушку). Иди сюда!


Вера отрицательно качает головой.


Иди, ребенок, иди!


Катя молча срывает одеяло.


Ш в е ц (поднимается). Повесь одеяло обратно!

С у х о д о е в (негромко). Нет, так не пойдет, Швец. Так не пойдет!

Ш в е ц. У вас одна мысль — поскорее выжить меня. Я могу удовлетворить такое желание!

С у х о д о е в (Швецу). Заткнись! Терпение мое кончается! (На Веру.) Вот сидит твоя защита… Только она тебя пока защищает. (Сдержался.) Считайте, что той глупости, которая была, ее не было. Я думаю, Вера кое-что поняла… что такое — официально и что такое — перегородка. И все должны успокоиться! (После паузы.) Завтра все до одного пойдем на работу в горы.

Н е л ю б и н. Что же нам там делать?

С у х о д о е в. Пойдем в горы, будем заготовлять дрова.

Н е л ю б и н. У нас этих дров на три года заготовлено!


Швец ложится.


С у х о д о е в. Заготовим дрова. Зимой по льду на машинах вывезем. Подарим детсаду. Или средней школе подарим.


Нелюбин ложится на подвесную койку, курит.


Осень для рыбаков всегда печальна. Хватит нам распускаться. Просто уже хватит! Раньше книжки читали — забросили. Радио стоит — почти не включается. Режим дня для здоровья соблюдали — все было своевременно. Весь мир, вся политика нас интересовали. Сколько до «Последних известий»?

Л а с т о ч к и н. Долго еще…

С у х о д о е в (Печкину). Ты предлагал второе занятие провести… Проведем! (Ласточкину.) Не ухмыляйся. Привыкли ухмыляться! В век моторов живем, знание каждому пригодится. И Вере, и тебе… Всем!

Л а с т о ч к и н. Колька машину купит.

П е ч к и н. Куплю.

Л а с т о ч к и н. Зимой на Курумкан поедет. Там на строительстве сплошные девчата!

С у х о д о е в. Не зубоскаль. Сегодня пораньше спать ляжем, на рассвете пойдем пилить дрова. Вы, девчата, блинов напеките, отмочите рыбу, нажарьте. Возьмем побольше сгущенного молока, будем на костре чай варить. И никаких разговоров, никакого нытья! Доставайте свои конспекты. На чем мы, моторист, остановились? Какая у нас тема?

П е ч к и н. Карбюратор…

С у х о д о е в. Читай нам лекцию про карбюратор. Я серьезно говорю!


Печкин разворачивает чертеж, прикалывает к стене.


А ты чего, Веруха?

П е ч к и н (глухо, монотонно). В карбюраторе имеются два жиклера: главный и компенсационный… (Опустил голову. Стиснул кулаки.) Не могу я, бригадир, читать про карбюратор при этой сволочи! Пусть он уйдет!

Ш в е ц. Ясно, моторист!

П е ч к и н. Уходи от нас.

В а л е р к а (почти интимно). Не троньте его. Его Вера любит.

С у х о д о е в. Веди занятие, моторист!

Ш в е ц. Ясно, ребята, не подошел я вам.

К а т я. Не ищи причин, Вася.

Ш в е ц. Помолчала бы, вдовая жена! Пора в путь-дорогу! (Раскрыл чемодан, бросает в него вещи.)


Тихо заплакала  В е р а.


К а т я (с тревогой). Ты уходишь?

Ш в е ц. Ухожу.

В а л е р к а. Ты, однако, плохой человек, Васька!

В е р а. Тебя же не гонят.

С у х о д о е в. Мы тебя не гоним. Я тебе предлагал… И раз у вас так далеко зашло… Со временем перейдете с Верой на центральный стан. Квартиру вам отвоюем.


Швец собирает вещи.


(Поглядел на Веру, горько.) Оставим их вдвоем…


Первым уходит  П е ч к и н. Последним нехотя — В а л е р к а. Пауза.


В е р а. Я для тебя все сделала… открыто…

Ш в е ц. А кому, между прочим, нужно было «открыто»? Неужели ты не понимаешь, что я психанул! Я уйду, Вера! Вопрос ясен. Люди сходятся и расходятся. Не надо связывать друг друга, и не надо клятвы давать, все равно вранье.

В е р а. У меня есть много знакомых ребят… Я хоть мало прожила, но видела порядочность… Поэтому я всегда верила людям. Мы в море пойдем. Ты еще не знаешь, как это хорошо! Море!

Ш в е ц. Пропадешь ты когда-нибудь, Вера, с твоей наивностью.


Входит  В а л е р к а.


В е р а (плачет). Он уходит. Видишь? Посмотри на него, он уходит.

В а л е р к а. Ты не имеешь права, Васька! Слышишь, Васька!

Ш в е ц. Отстань! Выйди пока отсюда!

В е р а. Отправляйся, Вася, куда ты хочешь! (Уходит на кухню.)


Валерка медленно, как бы между прочим, проходит в угол. Срывает со стены ружье, взводит курок.


Ш в е ц (быстро обернулся). Убери ружье!

В а л е р к а. Тебе осталось жить одну минуту!

Ш в е ц (по-доброму). Ты чего, Валерка… (Идет к нему.)

В а л е р к а. Стой!

Ш в е ц. Убьешь?

В а л е р к а. Убью!

Ш в е ц (хочет договориться). Валерка…

В а л е р к а. Не говори ни слова, молчи! Когда эвенк целится, все равно стреляет!


Швец оглядывается, ища выхода.


Закричишь — стреляю! Повторяй за мной!

Ш в е ц. Чего повторять?

В а л е р к а. Повторяй: я хуже плохой собаки! Повторяй! Ну! (Вскидывает ружье.)

Ш в е ц (оглядывается, повторяет). Я хуже плохой собаки…

В а л е р к а. Хуже змеи…

Ш в е ц. Хуже змеи…

В а л е р к а. Я недостоин звания человека! Ну, говори!

Ш в е ц. Я недостоин звания человека…

В а л е р к а. А теперь я тебя убивать не хочу. Не сердись. Прощай! Уходи скорей!


Входит  В е р а.


В е р а (просит). Уходи.


Ш в е ц  уходит. В а л е р к а  идет вслед. Навстречу — рыбаки. На море до горизонта — мощная зыбь.


Ш в е ц. Он стрелял в меня.

В а л е р к а. Он уходит!

С у х о д о е в. Уходишь? (Помолчав.) С одной стороны, хорошо, что он тебя не убил, а с другой стороны, жалко!


Сюда приходит  В е р а.


Ладно, Швец, говори нам теперь про Веру. (Товарищам.) Как же, рыбаки, говорить с ним будем?


Молчат. Ласточкин садится на бочонок. Катя поднимается на валун, смотрит в море.


В е р а. Вы его не трогайте… Последняя моя просьба.

С у х о д о е в. Надо бы тебя проучить… (Вздохнул. Поглядел на Веру.)

К а т я (Швецу). Собрался?

Ш в е ц (усмехнулся). Почти.

К а т я. Не тяни.

Ш в е ц (Нелюбину). Там эти деньги… которые я давал…


Нелюбин возвращает деньги.


Я не мелочный. Но мне даже на пароход не хватит. Я потом вышлю.

С у х о д о е в. Не беспокойся. Ну, все, что ли?

Ш в е ц. Проводишь, Вера?

С у х о д о е в. Не разрешаю! (Пауза.) Вот тебя Коля Печкин проводит.

В е р а (тихо). Не ходи! Николай!


Ш в е ц  уходит в горы.


С у х о д о е в. Там в сенях пилы, Борис, надо их посмотреть…

Л а с т о ч к и н. Я посмотрю.


В е р а  пошла в дом.


С у х о д о е в. Посмотри, Боря, сколько там до «Последних известий»?

Л а с т о ч к и н. Скоро уже.

Н е л ю б и н (Кате). Напрасно ты не объяснила этому Швецу про свое положение. Он будет парохода ждать в Курлыке и трепать языком!

К а т я. Плевать мне, тятя, на все его разговоры!


Пришла  В е р а. В пальто, в платке.


Л а с т о ч к и н. Куда, Вера?

В е р а. Домой… К родным пойду жить…

С у х о д о е в. Если ты что думаешь… то все равно мы тебя любим и уважаем.

В е р а. Не знаю, как мне теперь жить у вас…

С у х о д о е в. Придумаем… Как-нибудь сообща придумаем. Я тебя даже официально прошу, как бригадир, оставайся. Ты хорошая помощница, мы тебя многому научили… Видишь, и ветер утих. Скажи ей, Катя!


Катя молчит.


В а л е р к а. Зимой я тебе соболя убью.

С у х о д о е в. Скажи ей, Катерина!

К а т я (подошла к Вере). Вера, сними пальто!


Вера медленно снимает пальто.


З а н а в е с.


1961

МОСТ И СКРИПКА (ДОЛЖНОСТЬ ЖЕНЫ) Комедия в двух частях

Дух молодечества, братства, вольности царил в этом городе. Средний возраст населения — двадцать один год. Прибыли из столиц и селений, со всех сторон государства. И все тут перемешалось: быт, нравы, языки, культура. Много городов возникло в Восточной Сибири в пятидесятых — шестидесятых годах. В одном из них я услышал эту историю, — смешное и невероятное случалось там на каждом шагу.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
М а ш а.

Б а б а ш к и н.

Б е р г.

Р у к а в и ц ы н.

И н н а.

В а д и м.

Ф а д д е е в.

Г а л я.

П е т р.

Э п о в.

Э л ь в и р а.

Ш о ф е р.

М и л и ц и о н е р.

Ж и т е л и  г о р о д а.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Теплым летним вечером молодые граждане спешили к дому с колоннами, поднимались вверх по лестнице к парадной двери, где дежурный сдерживал напор толпы. Юноша этот с красной нарукавной повязкой по имени  Ф а д д е е в  взывал сразу ко всем и к  М а ш е  в частности.


Ф а д д е е в. Товарищи! Граждане! Куда стремитесь? Куда? Что за шум! Пропустите пару с билетами. Как вы себя ведете, товарищи! Что скажут о нашем городе представители Московской эстрады? Да, верно заметили, официально мы — поселок, официально еще не город, но имеем все права города, быстро растем. Стой, стой, стой! Вы проходите. А вы тише, тише, товарищи! Что о нас скажут в Москве? Скажут: варвары! дикари! животные! Эй, эй, не так мощно. Девушка, предупреждаю: нельзя, не имеет смысла!

М а ш а (она родом из Качугского района, это в верховьях Лены. Бойкая девушка, простоватая — и очень взволнованна). Пропусти, говорю тебе! У меня там сестра.

Ф а д д е е в. Это очень интересно — у тебя там сестра.

М а ш а. Я же говорю: сестра.

Ф а д д е е в. У тебя там сестра, а у сестры твой билет.

М а ш а. Ну, правильно понял.

Ф а д д е е в. Прекрасно понял, прекрасно придумано! (Отворачивается от Маши.) Товарищи, прекратите шум! Прошу от имени комитета. Вход по пригласительным. (Маше.) Вы опять пытаетесь? Не будьте хитрее других. Выслушайте совет: не будьте ушлой.

М а ш а. У меня там сестра, опять не понимаешь?

Ф а д д е е в. Всех желающих Дом культуры вместить не может.

М а ш а. Если сестра там, а я тут — мне что делать?

Ф а д д е е в. Приглашены лучшие. Растите, старайтесь, пригласят в другой раз. Тогда вот послушаете концерт и потанцуете.

М а ш а (отчаявшись). Чурка ты с глазами!


Ф а д д е е в  захлопнул дверь и исчез. Безбилетники расходятся, среди них  В а д и м  и  И н н а. Маша села на ступеньку, плачет. Инна и Вадим останавливаются неподалеку.


И н н а. Я лопну, если не попаду туда. Лопну! Господи, конец света, край земли! Существовать здесь нельзя. Мне предлагали выбор, могла поехать в другое место. Да, мне предлагали выбор. Ну, что будем делать? Давай думать. Смотри, она плачет.

В а д и м (смеется). Она ищет Бабашкина!

И н н а. Кто такой Бабашкин?

В а д и м. Это потом, иди сюда. (Отводит Инну, настойчиво объясняет.) Пойдем сейчас в одну компанию. Эту дурочку зовут Маша. Ее надо взять с собой, ты мне поможешь. Это особый случай. Жуткая психопатка из деревни Трында — представляешь название? — но в ней естькакая-то незаурядность. Ты позовешь ее, и пойдем в одно веселое место. Учти, совершенно неуправляема и все время ищет Бабашкина, стоит у него под окнами. Возможно, там было что-то, я не знаю. Словом, мы товарищи по танцам, и, к сожалению, я получил от нее по роже.

И н н а. Не нервничай, не нервничай. Скажи конспективно, кто такой Бабашкин.

В а д и м. Конспективно — зажиточный руководитель. Отдельный коттедж, зарплата пятьсот пятьдесят. Технарь, спортсмен.

И н н а. Старый?

В а д и м. Напротив. Как все тут, молод, по слухам — талантлив, двадцать семь лет, карьера сказочная. Любвеобилен, говорят, и тем особо опасен.

И н н а. Хорошо. Уведем ее! (Приближается к Маше, садится на ступеньку.) Итак, у тебя есть сестра, и у нее твой билет.

М а ш а (вытирая слезы). Да.

И н н а. Значит, сестра тебя бросила и про тебя позабыла.

М а ш а. Да. Шагу мне одной ступить не дает, а сегодня бросила. Парня нашла, наверное. Знать ее теперь не знаю!


Вадим смеется, подходит.


(Вадиму.) Иди, иди куда-нибудь! С тобой разговора нет!

В а д и м (смеется, садится). Рвалась туда, потому что Бабашкин там?

М а ш а (неожиданно задумалась. Просто). Нету его там, скорей всего. Он бы заставил двери открыть. Всех бы пропустил, не такой человек, не даст людей мучить. Он бы сказал: а ну, все входите!

В а д и м. Что такое гарем, знаешь?

М а ш а. Гарем? (Подумала.) Знаю. (Быстро.) Не интересуют его женщины, разговорчики! Он, когда дома, всегда работает. Под музыку. Зеленая лампа на столе горит.

И н н а. Бывала у него?

М а ш а (вздохнула). Ни разу.

И н н а. Откуда про лампу знаешь?

М а ш а. С улицы видно. Смотрите, вышел, ненормальный…


Двери открылись, вышел  Ф а д д е е в. Стоит, поглядывая на часы. Инна решительно открыла сумочку, достала необходимое, красится. Маша наблюдает за ней.


И н н а. Если женщина красится, значит, проявляет инициативу.

М а ш а (хохотнув). Ну, сказанула!

И н н а. Природа не всех одинаково наградила, нужно одернуть природу.

М а ш а (с внезапным уважением). Из какого города?

И н н а. Из Москвы.

М а ш а. Кем работала?

И н н а. Редактором.

В а д и м (смеется). Кого ты решила поразить своим видом?

И н н а. Этого товарища с красной повязкой. Я хочу поразить его своей эрудицией.

М а ш а. Слово «эрудиция» как правильно переводится?

И н н а. Интеллигентность.

М а ш а. Точно знаешь?

И н н а. Скажу точнее. Эрудиция — это когда женщина знает все про мужчину. (Смело поднимается вверх.) Добрый вечер.

Ф а д д е е в. Здравствуйте.

И н н а. Обратили внимание, я сейчас реснички подвела?

Ф а д д е е в. Заметил, да.

И н н а. Я это сделала для вас.

Ф а д д е е в. Спасибо.

И н н а (протягивает руку). Инна.

Ф а д д е е в (пожимая руку). Костя.

И н н а. Вы напоминаете мне одного инженера.

Ф а д д е е в. Я всего лишь электрик. Работаю на Стакане.

И н н а. На стакане или ради стакана? Извините, не поняла.

Ф а д д е е в. Стакан — это сооружение. Вы недавно здесь?

И н н а. Несколько дней.

Ф а д д е е в. Дам полезную информацию. Стакан строится там, в горах. Ничего подобного по масштабам ни в Европе, ни в Америке. Когда стоишь и смотришь вниз в Стакан, кружится голова. Люди на дне копошатся, как муравьи. По стенам ползают верхолазы, укладывают тюбинги. На дно на тросах спускают бульдозеры и компрессоры. Бульдозер сверху кажется величиной со спичечный коробок. В Стакане устанавливаются механизмы, которые будут перерабатывать в час два железнодорожных состава руды. Я понятно рассказываю?

И н н а. Вы рассказываете вдохновенно, милый.

Ф а д д е е в. Спасибо.

И н н а. Вы настоящий поэт Стакана!

Ф а д д е е в. Спасибо, спасибо. Я где-то вас видел.

И н н а. Вряд ли. Я тунеядка, милый. В городе у вас появилось несколько тунеядцев и тунеядок. Так вот, я одна из них. Печальный факт. Меня попросили выехать из столицы.

Ф а д д е е в. Так я и подумал почему-то. Вы правдивая девушка. Это приятно. Хотите уже пройти, или хотите еще немного поговорить?

И н н а. Вы умны, Костя.

Ф а д д е е в. Я из города Феодосии, там живут умные люди.

И н н а. Хотела бы, не откладывая, пройти. Нас трое.

Ф а д д е е в. Пожалуйста.

И н н а. Вадим!

В а д и м. Маша!


Но Маша ушла за колонну. Вадим поднялся.


И н н а. Знакомьтесь.

В а д и м. Меня зовут Вадим. Я не тунеядец, к слову сказать, у меня другое амплуа. Я путешествую по стройкам. Как частное лицо.

Ф а д д е е в. Цель?

В а д и м. Изучение общества.

Ф а д д е е в. Проходи. (Пропускает Вадима в дверь.)

И н н а. Мы потанцуем, да?

Ф а д д е е в. Да. (Маше.) Проходи, сестренка. Проходи!

М а ш а (беспокойно вглядываясь вдаль). Я приду, я потом.

И н н а. Она придет, она странная. Я жду вас! (Уходит.)

М а ш а. Эй ты! Это чья машина?

Ф а д д е е в. Бабашкин приехал.


По ступенькам поднимается  Б а б а ш к и н. Спортивная куртка, высокие резиновые сапоги — и шляпа.


Б а б а ш к и н. Начальник проходки здесь?

Ф а д д е е в. Не было. Начальника проходки не было.


Вверх поднимается  Ш о ф е р.


Ш о ф е р. Куда теперь?

Б а б а ш к и н (вынул блокнот, сел на ступеньку, пишет). Начальник проходки любил эстраду, но еще больше любил проходку, а поэтому, вне всяких сомнений, на охоту уехал. (Пишет.)


Пауза.


Ш о ф е р. Опять на Стакан, да?

Б а б а ш к и н (пишет). Подожди, подожди.

Ф а д д е е в. Что на Стакане?

Ш о ф е р. Нервный трепет. Министра ждут. Министр приедет через месяц, но Берг уже на цыпочках, а начальник проходки, видишь, на охоту укатил.

Б а б а ш к и н (шоферу). Внимай, будь добр. Эта записка на автобазу, туда-обратно тридцать пять минут. Эта — в диспетчерскую, туда-обратно восемнадцать минут. Затем едешь на медную гору, берешь пятьдесят банок мясной тушенки для субботника, финансировано вперед, туда-обратно час двадцать минут. Итого: два часа тринадцать минут. Округляем: два тридцать. Перевыполнять не надо. Потом заедешь за мной. Повторить?

Ш о ф е р. Помню. (Уходит.)

Ф а д д е е в. Веселиться пойдешь?

Б а б а ш к и н. Нет, прощай. Хочу поспать два часа.

Ф а д д е е в. До свиданья, Николай Николаевич, я закрываюсь. Мне танцевать пора. (Уходит и закрывает за собой дверь.)


М а ш а  бежит вверх. Изо всех сил барабанит в дверь, оглядываясь на Бабашкина. Он смеется. Она вдруг поворачивается, неуверенно говорит: «Здравствуйте».


Б а б а ш к и н. Здравствуй. Не помню, кто такая. Откуда?

М а ш а. Издалека.

Б а б а ш к и н. Сколько самолетом лететь?

М а ш а. Не летают.

Б а б а ш к и н. А поездом?

М а ш а. Не ходят, водой плывем.


Бабашкин откровенно разглядывает ее.


Не пойдете на танцы?

Б а б а ш к и н. Пошел бы, но должность большая. Говорят, отдельно танцуй.

М а ш а. Шутите небось?

Б а б а ш к и н. Вполне серьезно, но когда-нибудь потанцуем.

М а ш а. Несбыточные надежды, скорей всего.

Б а б а ш к и н. Почему же?

М а ш а. Времени у вас нет.

Б а б а ш к и н. Ничего, найдем. Я сплю мало.

М а ш а. Высыпаться надо хорошо.

Б а б а ш к и н (рассмеявшись). Деньки горячие. Все, говорят, зависит от организованности и характера. В этом, говорят, собака зарыта. Позвони мне или приходи как-нибудь. У меня веселые люди собираются. Записи хорошие, послушаешь, потанцуешь. Гоголя, семнадцать. Придешь?

М а ш а. Не знаю, подумаю.

Б а б а ш к и н. Об этом надо думать?

М а ш а (поглядев на него долгим спокойным взглядом). Не слишком ли многие ходили к вам?

Б а б а ш к и н. Кто, например? Кого имеешь в виду?

М а ш а. Римма Ивановна, например. Учительница. Чертежница Дуся.

Б а б а ш к и н (улыбнулся, быстро). Все знаешь, молодец! (Сбежал по ступенькам и остановился на миг.) Придешь?

М а ш а. Приду.


Прошел месяц. Комната в коттедже. Звучит магнитофонная музыка. В комнате  Б е р г  и  Б а б а ш к и н. Берг — невысокий толстяк — производит впечатление человека тихого, ровного, но воля его могуча.


Б е р г (показав на бутылку шампанского). Убери!

Б а б а ш к и н. Зачем? (Ставит бутылку на пол.)

Б е р г. Тебе кажется, так лучше? (Бабашкин оглядывается. Берг ставит бутылку в другой угол, прикрывает газетой.) Прибери немного, что ли… (Двигает мебель.)

Б а б а ш к и н. Получается так, Александр Вениаминыч, самый свободный человек — рядовой работяга. Ему не надо прятать человеческую сущность. Мне или вам надо скрывать, министру вообще надо прятаться.

Б е р г. Видишь ли, у тебя высокое положение, но оно тебе рано досталось. Положи несколько книг на стол.

Б а б а ш к и н. К чему этот маскарад?

Б е р г. Мне у тебя здесь все не нравится. И я не хочу, чтобы министр вошел и увидел хлев! (Выключает магнитофон.) Кто у тебя был?

Б а б а ш к и н. Никого не было.

Б е р г (показав вниз). Ну, а кто у тебя там живет? Женщины?

Б а б а ш к и н (терпеливо). Муж и жена, перешли из общежития. Зачем мне шесть комнат?

Б е р г. Давай построим тебе отдельный двухкомнатный домик, давай займемся твоим бытом. Мне доносят, у тебя никогда не закрывается дверь, приходят кому не лень… Мальчики, девочки! Студенческие замашки, это хорошо, но пора уже переходить в другую фазу. Много о тебе говорят, Николай Николаевич!

Б а б а ш к и н. Поговорят — перестанут.

Б е р г (сердито). Думаешь, у меня есть время заниматься твоими делами? (Смотрит на часы.) Он будет минут через пять.

Б а б а ш к и н. Это какими моими делами?

Б е р г. Когда ко мне приходят и говорят о тебе, я вынужден вникать. Если не стану вникать, это сделают другие, и тогда будет совсем плохо.

Б а б а ш к и н. Многие приходят?

Б е р г. Приходят. Есть люди, которым нравится констатировать ошибки больших людей.

Б а б а ш к и н. Я не большой, метр семьдесят два.

Б е р г. Ты молодой, ты, прости меня, глупый, но ты на виду.

Б а б а ш к и н. Я живу просто и естественно.

Б е р г. Давай спланируем наши дела. Он пробудет у тебя четверть часа, не больше. Я провожу его на аэродром, потом заеду к тебе, на Стакан. Там у вас все готово?

Б а б а ш к и н. Да.

Б е р г (смотрит на часы). Что касается Дуси Егоровой, то мог все легко объяснить окружающим.

Б а б а ш к и н (спокойно). Мне некогда.

Б е р г. Я понимаю, много работаешь, и я благодарен тебе за это, но все же… Мог бы объяснить, что эта чертежница Дуся, будь она проклята, внезапно и смертельно влюбилась в полярного летчика, бросила стройку и улетела в Тикси.

Б а б а ш к и н. Даже знаете, куда она улетела?

Б е р г. А мне, милый, пришлось писать этой Дусе! Я уже сказал, что не могу оставлять без внимания заявления на главного инженера. Дуся, слава богу, ответила и написала несколько теплых слов в твой адрес. Это для меня документ.

Б а б а ш к и н (задумчиво). А мне, знаете, жаль, что Дуся улетела. Да, пожалуй, жаль. Нет, в самом деле жаль!

Б е р г. Мог бы давно разъяснить окружающим.

Б а б а ш к и н. Устал разъяснять.

Б е р г. Не давай пищи, ты на руководящей работе.

Б а б а ш к и н. Может быть, остановимся? Конечно, иногда надоедает быть одному, но о женщинах мне некогда думать. (Включает магнитофон.) С Риммой Ивановной встречался год. Все знали. Все наблюдали. Все открыто. Объясняю потому, что хочу сделать приятное. Сейчас получите удовольствие. Я сказал ей: выходи за меня, переселяйся со всем барахлом — она отказалась. Вот весь баланс, других дамских историй не существовало.

Б е р г. А может быть, ты считать не умеешь?

Б а б а ш к и н. Умею. Эта ваша вечная мысль о руководящей работе — довольно гнусная мысль.

Б е р г. Есть аксиома, родной: руководитель должен быть чист. Делай что хочешь, но оставайся чистым.

Б а б а ш к и н. Я попробую.

Б е р г. Почему Римма Ивановна отказалась?

Б а б а ш к и н. Показалось, мало люблю.

Б е р г. Ты по-настоящему любил кого-нибудь?

Б а б а ш к и н (подумав). Нет.

Б е р г. Никогда? Никого?

Б а б а ш к и н. Возможно, мне не дано это. Я свою работу люблю.

Б е р г. Зачем же предлагал замуж?

Б а б а ш к и н. Было ощущение, что пора.

Б е р г. Что — старик?

Б а б а ш к и н. Казалось, чувствую опасность. Не знаю какую. Это смешно, конечно. Какая-то дискомфортность. Мои встречи с Риммой обсуждались шире, чем выборы в Верховный Совет. А я, видите, не находил нужным скрывать что-либо.

Б е р г. Не удивляйся, известный человек, тебя обсуждают. Такова судьба всех известных людей, ученых, артистов, певцов, писателей. Останови эту адскую машину!


Бабашкин выключает магнитофон.


(Снял телефонную трубку.) Гостиницу! Люкс освободился? Это Берг говорит. Берг! Хорошо. (Положил трубку.) Он выехал. Через три минуты будет здесь. (Вдруг увидел на стуле косынку.) А это что?

Б а б а ш к и н. Это косынка.

Б е р г. Но это женская косынка!

Б а б а ш к и н. Да, женская! (Не задумываясь, открыл дверь.) Выходи!


Из двери вышла  М а ш а.


Знакомьтесь. Начальник Медногорскстроя Берг. Девушка Маша.


Берг отошел, остановился вдали.


(Маше.) Сядь, все нормально.


Маша садится. Пауза.


Б е р г (сухо). Министр подъехал. Проси ассигнований.

Б а б а ш к и н. Вы просили?

Б е р г. Да. Но когда прошу я — это одно, когда ты — другое.

Б а б а ш к и н. Почему?

Б е р г. Молоды, Николай Николаевич, перспективны. Вами все любуются. Обаятельны, современны. Всем льстит вас поддерживать, все горды вашим ростом. Строите уникальный Стакан и сами уникальны. Сам министр решил заглянуть к вам перед отъездом, вы одно из чудес нашего города!

Б а б а ш к и н. Непонятна ирония, вы же предложили мне должность.

Б е р г. Я не жалею об этом. Прошу встретить министра.


Бабашкин ушел.


Пересядьте, девушка, пожалуйста, вот сюда.

М а ш а. Я уйду.

Б е р г. Сейчас уже не нужно. Некоторое время нужно посидеть здесь. Посидеть нужно спокойно и молча. Вы у нас работаете?


Маша кивнула, увидела косынку, взяла, пересела.


(Прохаживается, прислушивается.) Где устроились?

М а ш а. Пока учетчицей.

Б е р г. Учетчица, это знаете…

М а ш а (разглядывая косынку). Надо же с чего-то начинать. Дома я девять классов кончила, а после бросила. Глупо, наверное, но годы проходят, все едут куда-нибудь. Поехала к сестре. Она бухгалтером в жилстрое.

Б е р г. И родители тебе позволили школу бросить?

М а ш а. Сердились, конечно. Я заявление уже подала.

Б е р г. Куда?

М а ш а. В десятый класс.


Вернулся  Б а б а ш к и н, сел. Пауза.


Б е р г. Где министр?

Б а б а ш к и н. Ждет вас. Я сказал ему, что у меня дама.

Б е р г. Ты что — спятил?

Б а б а ш к и н. Ничуть. Он сказал, это уважительная причина.

Б е р г. Что у тебя в руках?

Б а б а ш к и н. Мои расчеты.

Б е р г. Он просмотрел?

Б а б а ш к и н. Просмотрел.

Б е р г. Ассигнования просил?

Б а б а ш к и н. Александр Вениаминыч, министр ждет. (Взял бутылку, поставил на стол, включил магнитофон.)


Б е р г  посмотрел на него и вышел. Маша и Бабашкин молчат.


М а ш а. Значит, не получилась наша встреча.

Б а б а ш к и н. Значит, не получилась.

М а ш а. Значит, не вовремя пришла.

Б а б а ш к и н. Не переживай.

М а ш а. Сказали, заходи как-нибудь.

Б а б а ш к и н. Это было месяц назад.

М а ш а. Не так уж много. Потерпеть хотела. Очень плохо, что пришла?

Б а б а ш к и н. Все нормально.

М а ш а (с иронической улыбкой внезапно). Танцевать, выходит, не будем уже…

Б а б а ш к и н. Думаю, не стоит.


Пауза.


М а ш а. О работе думаете?

Б а б а ш к и н. Угадала.


Пауза.


М а ш а. Римму Ивановну тоже за эту дверь прятали?

Б а б а ш к и н. Извини.

М а ш а. Там ничего, только можно задохнуться от нафталина. Кладовочка для верхней одежды?

Б а б а ш к и н. Да. (Встал, выключил магнитофон, сел.) Извини, пожалуйста. Мне сплетни надоели.

М а ш а (спокойно нюхает свои ладони, одну, другую, улыбается). Вся пропахла. Там темно очень, свету нет.

Б а б а ш к и н. Есть.

М а ш а. Не нашла. Не знаете, что со мной делать? Ага?

Б а б а ш к и н. Ага.


Маша стряхнула пальцем слезу. Пауза.


М а ш а. Разочаровалась я в вас.

Б а б а ш к и н. Что ж поделаешь!

М а ш а. Трус вы! Так меня в нафталин запихали, что мне стыдно стало за вас. (Со слезами.) Не могли постоять за девчонку. Не могли объяснить, что в гости пришла.

Б а б а ш к и н. Извини. Не нужно реветь.

М а ш а. А я вас так любила!

Б а б а ш к и н. Ты — что?

М а ш а. Не бойся. Трус ты!

Б а б а ш к и н. Не нужно, не нужно о любви, не стоит. Еще раз прошу: извини меня. Ситуацию я тебе уже объяснил.

М а ш а. Что объяснять, все понятно. (Плачет.) Не беспокойся, тревожить тебя не стану, в кладовки прятаться не хочу. Я тебя так любила! С первого взгляда. Думала, самый добрый, самый умный. Месяц ждала встречи. Боялась идти. После подумала: пусть будет что будет, пусть делает со мной что хочет, все равно пойду. Чему быть, того не миновать. А уж насчет любви, то уж никогда такой не найдешь!

Б а б а ш к и н. Послушай, что скажу.

М а ш а. Не говори ничего! Ты меня когда из кладовки выпустил? Когда уже совсем там задохнулась. А если бы Бергу сказала, что я твоя девушка? Ты бы куда со страху, под кровать полез?


Пауза. Слышны гудки автомашины.


Вон твой шофер приехал. Поезжай куда тебе нужно!

Б а б а ш к и н. А ты?

М а ш а. Выплачусь, уйду.


Б а б а ш к и н  поднялся, постучал в пол. Вошел  Ш о ф е р.


Ш о ф е р. Опаздываем, шеф.

Б а б а ш к и н. Сейчас. (Еще раз постучал в пол.)

Ш о ф е р. Внизу никого, все ушли.

Б а б а ш к и н (Маше). Собирайся, подвезем.

М а ш а (спокойно). Не поеду с тобой.

Б а б а ш к и н. Ну, сиди, делай что хочешь, только бумаги не тронь. До свиданья. (Уходит с шофером.)


Маша посидела, стала собираться. Внезапно заплакала Вытерла слезы, налила шампанского, залпом выпила. Села, встала, прошлась озабоченно. Включила магнитофон. Снова налила шампанского, села на тахту. Пьет медленно.


Свет померк постепенно. Магнитофон звучал, звучал и затих. Наступил рассвет, затем утро. В дверь постучали. Постучали вторично. В третий раз постучали настойчиво. Вошел молодой человек в хорошо сшитом гражданском костюме. Светлая копна волос, добрые внимательные глаза. Это  Р у к а в и ц ы н. Он увидел спящую Машу.


Р у к а в и ц ы н (громко). Кто есть дома? (Подождал. Повторил.) Кто есть дома? (Приоткрыл дверь.) Зайдите!


Вошла  И н н а  и тоже увидела спящую Машу.


Это она?

И н н а. Она. (Строго усмехнулась.) Все ясно.

Р у к а в и ц ы н (хмуро). Что вам ясно?


Инна пожала плечами. Устало сели в разных концах комнаты.


Богатая у вас фантазия.

И н н а. Я — что, лишь бы вы не нафантазировали.

Р у к а в и ц ы н. А мне картина понятна.

И н н а. Зато непонятно, почему именно меня заставили три часа искать ее по всему городу.

Р у к а в и ц ы н (добродушно). Ходите вместе.

И н н а. Ходили… был общий знакомый, Вадим такой… Сто лет прошло. Я уж не знала, что думать, может, ее убили! Не знала уже, куда вести вас!

Р у к а в и ц ы н. Нет, картина понятна. Была компания, человек свалился. Бутылка наполовину полная. (Чуть улыбнулся.) Это что значит? Значит, пить уже больше не могли. И только непонятно, где хозяин.

И н н а (равнодушно). Это понятно, все знают, на Стакане эксперимент.

Р у к а в и ц ы н. Тогда тем более понятно. Ну, хорошо, будить не будем, пусть проспится. Плохо, что нет хозяина, но ничего не поделаешь! (Набрал номер телефона.) Двадцать четвертое общежитие. Кто? Говорит лейтенант Рукавицын. Там у вас проживает товарищ Тёмкина, бухгалтер жилстроя, передайте ей, что сестра ее Мария нашлась. Жива-здорова, скоро придет домой. (Положил трубку.) Идите, гражданка, отдыхать.

И н н а. Подняли чуть свет, спасибо не сказали!

Р у к а в и ц ы н. Спасибо.


И н н а  ушла.


(Задумчиво посмотрел на Машу, решил разбудить, подошел.) Девушка! Девушка!

М а ш а. А-а… (и — села.) Отойди!

Р у к а в и ц ы н. Вы придите в себя. (Отошел в сторону.)

М а ш а. Голова у меня болит… (Посидела с закрытыми глазами.) Уже утро?

Р у к а в и ц ы н. Утро. Домой идите.

М а ш а (что-то мучительно припоминая). Где он? На Стакане?

Р у к а в и ц ы н. Да. Как ты сюда попала?

М а ш а (все еще в оцепенении). А ты его спроси, если друзья… он тебе приукрасит! А после ты еще приукрасишь… Пойдет обо мне славушка! (Встала, села.) Будут у меня неприятности!

Р у к а в и ц ы н (строго). Какие?

М а ш а. Сестры моей не знаешь!

Р у к а в и ц ы н. Что тебе сделает?

М а ш а. Где ночевала — спросит. А он провел со мной время, сколько хотел, сколько ему понадобилось, и на Стакан уехал, и не вернулся! Вот так слава и создается… (В ужасе.) Берг меня тут видел, шофер видал… Теперь ты глаза пялишь! (Испуганно.) Ты кто такой?

Р у к а в и ц ы н. Из милиции.

М а ш а. Из милиции? Ты правда из милиции?

Р у к а в и ц ы н. Да.

М а ш а. Тебя Лариска прислала, сестра? (Поднялась, торопливо отряхивает одежду, стучит в пол.) Ой, что я наделала! Что наделала!

Р у к а в и ц ы н. Что значит: «провел время, сколько понадобилось»?

М а ш а. Отстань, не спрашивай, ничего не скажу!


Снизу пришел  П е т р.


Ты, парень, внизу живешь?

П е т р. Точно.

М а ш а. Погляди, не пропало ли чего!.. (Ушла.)

П е т р (после паузы). Лейтенант, что тут произошло такое сверхъестественное?

Р у к а в и ц ы н. Ничего, порядок, Бабашкина жду. (У него переменилось настроение.) Как вы тут прозябаете в коттедже? Ничего? Тихо у вас?

П е т р. По-разному… А что?

Р у к а в и ц ы н. Интересно, как люди живут, чем занимаются.

П е т р. Ответить нетрудно, пожалуйста, живу нормально, работаю нормально… Ну, а ты как живешь? Тихо у вас?

Р у к а в и ц ы н. Не очень.

П е т р. Родился милиционером, или как?

Р у к а в и ц ы н (довольно добродушно). Маленький был, бригадмилом увлекся, потом в машиностроительный поступил, и обратно потянуло, попросился в школу милиции.

П е т р. Призвание. Интересно рассказываешь.


Пришел  Б а б а ш к и н. Охвачен прошедшими событиями.


Б а б а ш к и н. Женя? Садись. (Набрал номер телефона.) Семнадцатый! Откачку начали? Валяй, следи за режимом, я пока дома. (Положил трубку.) Ноченька была, как бы тебе сказать, ничего, вполне. Прожекторов нагнали, ни день ни ночь! (Снимает грязную одежду, балагурит.) В такие ночи, Женя, можно почувствовать, как вертится Земля, и именно в такие вот ночи точно знаешь, что делаешь. В конце концов, каждый человек держится на якоре нужности. Нужен я — мне хорошо. Ты нужен — тебе хорошо! Мы нужны — нам хорошо! Ты зачем пришел?

Р у к а в и ц ы н (Петру). Пойди погуляй, паренек.


П е т р  ушел.


Б а б а ш к и н. Что случилось, Женя?

Р у к а в и ц ы н. Тут у тебя ночевала Тёмкина. Мария. Маша.

Б а б а ш к и н. Ночевала? (Посмотрел на тахту.) Возможно… Очень хорошая девушка.

Р у к а в и ц ы н. Словом, так, сегодня я уже совершил одно служебное преступление, отпустил Тёмкину и не взял у нее объяснений, буду продолжать дальше. Сделаю вид, что ничего не понял, ничего не знаю.

Б а б а ш к и н. А, вот в чем дело!

Р у к а в и ц ы н. Словом, из родственных чувств закрываю глаза.

Б а б а ш к и н. Закрывай и уходи.

Р у к а в и ц ы н. Не веселись, делаю тебе предупреждение. И будь здоров. Если удастся, попробую дело замять, а засеку еще раз, ответишь по закону. Теперь, надеюсь, понял?

Б а б а ш к и н (спокойно, серьезно). Понял, Женя.

Р у к а в и ц ы н. Вот-вот, это важно, не дурак.

Б а б а ш к и н. А ты, Женя, дурак, маленький пошлый дурак.

Р у к а в и ц ы н (огорченно). Значит, не понял.

Б а б а ш к и н. Не понял, не оценил.

Р у к а в и ц ы н. На оценку твою плевать, а вот что не понял, жалко. И не знаю, что с тобой делать… (Помолчал, сердито.) Придется кое-что уточнить.

Б а б а ш к и н (спокойно). Катись.

Р у к а в и ц ы н. Когда-то мы работали с тобой в одном комитете, ты был скромным прорабом, а теперь тебе кажется, что все позволено.

Б а б а ш к и н. Мне не кажется так, но я человек, а человеку позволено многое. Куда больше, чем ты предполагаешь.

Р у к а в и ц ы н. Человек живет в обществе.

Б а б а ш к и н. Ну, хорошо, в чем дело? У меня нет времени.

Р у к а в и ц ы н. Ночью ко мне обратились, просили разыскать девушку. Я нашел ее у тебя. Сам по себе факт, может, не очень значительный, но мне стало ясно, что тут произошло.

Б а б а ш к и н. Что бы тут ни произошло, пошел вон!

Р у к а в и ц ы н. Тебя давно пора одернуть, Бабашкин, так многие считают. И на этот раз тебе придется говорить.

Б а б а ш к и н. О таких вещах, Рукавицын, говорить унизительно. (Резко.) Не суйся не в свои дела, а то я просто вызову межгород и позвоню в ваше управление охраны общественного порядка. Кому там позвонить, Воронцову? Карпову? И тебя выкинут с территории строительства вместе со всем твоим штатом! И заменят другими. Здесь вы для нас, но не наоборот. А договорить, если хочешь, можем когда-нибудь в моем кабинете, по вопросам, не связанным с производством, от пяти до шести. Уяснил?

Р у к а в и ц ы н. От пяти до шести, парень, я занят. Где будем говорить?

Б а б а ш к и н. Нигде, убирайся.

Р у к а в и ц ы н (подумал, набрал номер телефона). Ковалько? Это я. Вышли наряд на квартиру Бабашкина. (Положил трубку.)

Б а б а ш к и н. Это зачем?

Р у к а в и ц ы н. Может пригодиться. Что у тебя с ней было?

Б а б а ш к и н. Все. (Помолчав.) Дальше.

Р у к а в и ц ы н. Мне придется тебя задержать и допросить.

Б а б а ш к и н. Вот чернила, бумага.

Р у к а в и ц ы н. Нет, поскольку ты теперь докатился до такой низости, мне придется тебя вообще часика на два задержать, чтобы ты своим положением не смог повлиять на показания свидетелей.

Б а б а ш к и н. Главного инженера стройки поведешь в милицию?

Р у к а в и ц ы н. Да, время диктаторов прошло, даже маленьких, ты это не учитываешь. И имей в виду, тебя будут судить.

Б а б а ш к и н. Думаешь, за это судят?

Р у к а в и ц ы н. Да, потому что Мария Тёмкина слишком молода.


Вошел  М и л и ц и о н е р.


М и л и ц и о н е р. Разрешите? Явился по приказанию дежурного!

Р у к а в и ц ы н. Сопроводите гражданина в отделение.


Прошло два часа. Берг предпринял возможные меры и обдумывает случившееся. В кабинет к нему пришел грузный медлительный  Э п о в.


Э п о в (сразу сел, портфель положил рядом, вытирает платком потное лицо). Немыслимо вообразить такую жару! Можно подумать, я живой человек, а я неживой, а ходячий окорок! Тут недоделки, там недоделки, а Гоглидзе мне говорит, принимай такие квартиры. Фигу! Фигу! (Заметил, что у Берга горестный взгляд и замолчал.)

Б е р г (сел в глубине, старается рассказать спокойно). Сегодня нам выслали указ. Это указ о том, что нашему поселку присвоено название города. Размножим в сотнях экземпляров, передадим комитету комсомола, проведем митинг с нашей молодежью. Вчера товарищ Эпов был председателем поселкового Совета, сегодня стал председателем горсовета. Поздравляю тебя.

Э п о в. Взаимно, и я тебя. Сердечно. Хотя и грустно!

Б е р г. Живы будем, через два года опять уйдем на голое место. Начнем еще один город!

Э п о в. Об этом и думаю. (Покосился.) Вижу, и тебе грустно.

Б е р г. Не надо лирики, Эпов! Ты толстый старый человек, пьющий и хитрый. Понимаю, что́ тебя интересует, но сообщить нечего. Это одна из таких историй, резонанс от которых, к сожалению, разносится широко. А вопрос морали, ты знаешь, ставится остро. Я позвал тебя сказать об указе и поздравить, а теперь иди, я должен кое-что предпринять.

Э п о в. Но хоть скажи — выпустят его?

Б е р г. Пока сидит.

Э п о в. А позвонил куда надо?

Б е р г. Облисполком, обком, облпрокуратура, — по всему кругу! Никуда не надо было звонить! Сам растрезвонил. (С невеселой иронией.) Вот читаю уголовные кодексы.

Э п о в. А…


Пауза.


Б е р г. Вот взял в нашем юридическом отделе. Уголовный. Уголовно-процессуальный. Разъяснения Верховного Суда. Сотни статей, жуткая литература.

Э п о в. Есть легкие статьи, до года. Есть до пяти, есть высшая мера. Об этом уже говорят даже в гастрономе.

Б е р г (поднял глаза). Что говорят?

Э п о в. Голоса разделились. Одни говорят — победит милиция, другие говорят — победит Берг.

Б е р г (обдумал сказанное). Иди, завтра проведем митинг.

Э п о в (дошел до дверей, и ему пришла здравая мысль). Они, понимаешь, молодые, чистые, у них своеобразные отношения, а нам, бывает, кажется черт-те что! (Обернулся к Бергу.) А девицу эту они допросили?

Б е р г. Пока нет, она у меня сидит.

Э п о в. Где? В шкафу?

Б е р г. Там, наверху сидит, в технической библиотеке. Все скверно, Эпов! Ночью, когда уезжал министр, я был у Бабашкина, сам видел. Девушка находилась у него, стояла бутылка, и был как раз определенный характер отношений.

Э п о в. А девицу расспросил?

Б е р г (хмуро). Что я ей, мать? Сестра? Я же мужчина! Готова была нагородить с три короба, а я ей сказал, утрите слезы и молчите! Мне шестьдесят скоро, но, ей-богу, было бы стыдно слушать такого рода подробности. Болтать языком и распускать слезы поздно. Если хочет ему добра, а она хочет ему добра, пусть пока сидит в технической библиотеке и молчит.


Постучав, вошел  Р у к а в и ц ы н. Он в полной милицейской форме. Настроен решительно.


Р у к а в и ц ы н. Явился по вашему вызову.

Э п о в. Ну, мне, однако, пора. (Уходит.)


Берг прошелся. Молчание затягивается.


Р у к а в и ц ы н. Неправильно себя ведете, товарищ Берг!

Б е р г (холодно). Как сказали?

Р у к а в и ц ы н. Я сейчас беседовал с Бабашкиным, вы оторвали меня. Конечно, задержи я рядового работягу, вы бы шума не поднимали. Политически неправильно, товарищ Берг!

Б е р г. Значит, я себя неправильно веду. (Ровно.) Вы милиционер. Лейтенант. Я начальник строительства. Не самого крупного, но большого. Очень большого. Если перевести на табель о рангах, мне могли бы присвоить звание генерал-лейтенанта. Вы подумайте, какая разница! Лейтенант и генерал-лейтенант. (Прошелся.) Вы обещали мне, что задержите его на один час, прошло два. В чем дело?

Р у к а в и ц ы н. Говорить не желает, пижон. Сперва сказал «да», а после ни «да» ни «нет». Ничего, все расскажет.


Берг обернулся — и быстро, строго посмотрел.


Силою обстоятельств, товарищ Берг! Слухи распространяются мгновенно. Большинство молодежи его обожает, конечно, потому что он с ними запанибрата. Работники милиции, как всегда в таких случаях, выглядят извергами, а час назад сестра Тёмкиной подала официальную жалобу. Но если он вам необходим… (Подошел к телефону, поднял трубку.) Милицию! Ковалько? Отпусти главного инженера, держать не имеем права. Н е т, и з в и н я т ь с я  н е  н а д о. С к а ж и: п о к а  с в о б о д н ы. (Положил трубку.) Ничего, на ход следствия уже повлиять не сможет. Потом дадут года три, научится себя вести!

Б е р г (тихо, убежденно). Вы должны прекратить дело.

Р у к а в и ц ы н. Нет, товарищ Берг, это невозможно. Факт этот имеет особое воспитательное значение.

Б е р г (прошелся). Садитесь. Мы должны поговорить по-хорошему. Вы молодой, как все в нашем городе, и все торопитесь, сперва делаете, потом думаете. Но мы должны поговорить по-хорошему.

Р у к а в и ц ы н (садится). Вы тонкий политик, товарищ Берг. Тонкий политик!

Б е р г (не слыша). Прошу посмотреть на эту вещь. (Подошел, отдернул ткань на стене.) Это Стакан в разрезе. Электрифицированная модель. Я нажимаю кнопку, вспыхивает верхнее перекрытие и на нем самые мощные дробилки. Сядьте сюда. Главное, чтобы вы поняли. Эту модель сделал для меня Бабашкин, я его не просил, но он сделал. Для него это пока вроде бы игра, но не совсем игра. Модель принадлежит мне, а Стакан принадлежит ему! Он вложил в него душу и ум. И все это вроде походя, как бы играючи, потому что талант. Он вложил в него пропасть усовершенствований, впервые в мире такое сооружение крепится тюбингами, то есть настоящим индустриальным способом. Мы выиграли миллионы!

Р у к а в и ц ы н (видно, что на него не очень действует объяснение). Это понятно, товарищ Берг, я на Стакане был, видел, это все понятно.

Б е р г. Сегодня он строит Стакан, завтра построит многое и многое другое. Я вытащил его из прорабов в начальники СМУ, потом я сделал его главным. Стакан его детище, но сам он мое детище, и я не дам его погубить.

Р у к а в и ц ы н. Он — негодяй, ей семнадцать лет.

Б е р г (мягко). Ей не семнадцать лет. Ей восемнадцать лет без одиннадцати дней и нескольких часов. Мой внук когда пошел в школу, ему тоже не хватало одиннадцати дней, зачем быть буквоедами? В такие годы моя мать родила меня, в тридцать у нее было семеро детей! Да, закон сказал: совершеннолетие в восемнадцать. Но закон обобщил. Закон не может дифференцированно подходить к каждому. Вы видели ее, крепкая крестьянская девушка, ей можно дать двадцать! Двадцать пять! Так в чем же вина Бабашкина?

Р у к а в и ц ы н (несколько тронут искренностью Берга). Я Бабашкину предложил: если не виноват, давай для начала проведем хотя бы очную ставку, но он заявил, что это издевательство над девушкой, не согласился. Он лаял меня так, что милиционеры затыкали уши! А то, что он сделал с ней, это не издевательство?

Б е р г (продолжая). Был министр. Министр был ошарашен. На аэродроме министр сказал мне: зачем он пишет диссертацию о Стакане? То, что он делает, и так достойно ученого звания! Зачем нам губить его, Рукавицын? Человек работает, ведет общественную работу, занимается спортом, учится в заочной аспирантуре, — у него верное направление!

Р у к а в и ц ы н. Одна треть стройки учится, я тоже в заочном юридическом… И Мария Тёмкина училась в школе рабочей молодежи, а теперь сбежала от стыда, нигде найти не можем!

Б е р г. Думаю, мы ее найдем, мы к этому вопросу вернемся.

Р у к а в и ц ы н. Найдем, разумеется! И как только найдем, я быстро закончу следствие, тянуть не стану.

Б е р г. Неужели, Рукавицын, я вас ни в чем не убедил?

Р у к а в и ц ы н. Я вас уважаю, товарищ Берг, но и вы поймите, вопрос принципиальный. У каждого принципы и убеждения. Мы обязаны рассуждать так: если человек ставит себя над обществом, он становится антиобщественным человеком, кто бы ни был! А начнем, как было, делить людей на первый сорт и на второй сорт, то грош нам цена и всем нашим законам — грош цена! Ничего я не могу сделать и не хочу. Бабашкин убежден, что он неуязвим в силу своего высокого поста, попробуем его разубедить, он сам открыл на себя дело. Я уже ничем не могу помочь, и мы не судьи, нам не дано права решать.

Б е р г. Но мы люди, и у нас общие цели.

Р у к а в и ц ы н. Я понимаю, вам надо спасти главного инженера, но… (Решительно.) Разрешите идти?

Б е р г. Идите, ничего не поняли. Вы озабочены тем, что я защищаю должность, а я защищаю талант. Талантливые люди самое большое чудо и богатство родины.

Р у к а в и ц ы н. Согласен, учтем и будем внимательны. Но так, безотносительно… И преступники бывают очень талантливы, и, чем талантливее, товарищ Берг, тем опаснее. (Ушел.)


Берг подумал и подошел к телефону. Снял трубку и положил. Затем ушел в дальний угол кабинета и сел, задумавшись. Стал звонить телефон, и это продолжалось долго, но Берг не реагировал. Пришел  Б а б а ш к и н, в руках лист ватмана.


Б е р г (тихим, больным голосом). Это ты звонил?

Б а б а ш к и н (он сбит с толку, но ему кажется стыдным обсуждать это). Я не звонил. Я был у себя в кабинете, но не звонил. Вам плохо?

Б е р г. Нет, мне хорошо. Давно вернулся оттуда?

Б а б а ш к и н. Полчаса назад.

Б е р г. Что делал?

Б а б а ш к и н. Работал.

Б е р г. Работал?

Б а б а ш к и н. У меня много накопилось… Я хотел посоветоваться.

Б е р г. Скоро у тебя будет мало работы.

Б а б а ш к и н. Почему?

Б е р г. Сядь. Что у тебя?

Б а б а ш к и н (почеркал карандашом по бумаге). Когда я там сидел, в милиции, мне пришла мысль… Надо довести угол до сорока пяти.

Б е р г. Эта мысль тебе в милиции пришла?

Б а б а ш к и н. А что, мне везде приходят мысли.

Б е р г. И вот мне пришла мысль. (Поднял телефонную трубку.) Поселковый Совет! Мне нужен Эпов. Найдите его. Эльвира, это вы? Пусть он немедля придет ко мне. И знаете что, Эльвира, и вы приходите! Но, пожалуйста, быстро. (Постучал по рычагу.) Техническую библиотеку! Александра Тарасовна, попросите ко мне эту девушку. В какой буфет? А… Хорошо, проводите ее потом ко мне. (Положил трубку.) Так что у тебя?


Бабашкин пытается сообразить, что значат звонки Берга.


Показывай, что начертил.

Б а б а ш к и н. Угол надо довести до сорока пяти. Англичане в районе Мадраса использовали простое соединение и двойную сварку по периметру. Но англичане не имели нашей вечной мерзлоты.

Б е р г (повертел листок). Интересно. (Медлит.) Как себя вообще чувствуешь?

Б а б а ш к и н. Как бог.

Б е р г. Я бы на твоем месте так к этому не относился.

Б а б а ш к и н. А! Мне уже все равно. (Подошел к макету Стакана. Включил сеть, лампочки помигали, и выключил.) Сегодня я понял, как надо жить!

Б е р г. Как?

Б а б а ш к и н. Программа-минимум. По воскресеньям ездить на рыбалку с начальником производственно-технического отдела. По субботам с вами и вашей женой играть в преферанс. А все остальное — по потребности и сколько угодно, но без огласки.

Б е р г (осторожно). Формально милиция имела все основания тебя задержать, Рукавицын прав. Полистай кодекс. А репутацию ты себе сам создал.

Б а б а ш к и н (небрежно). Правильно! (Взял со стола бумагу.) Я, собственно, пришел из-за этого.

Б е р г. Николай Николаевич…

Б а б а ш к и н. Да?

Б е р г (он полон искреннего доброжелательства, — страдают интересы производства. И весь личный жизненный опыт толкает его на единственный, по его мнению, шаг). Сядь. Это очень серьезно. Ты не представляешь, насколько это серьезно. Выслушай меня с полным вниманием.

Б а б а ш к и н. Да.

Б е р г. Ты должен на этой девушке жениться.

Б а б а ш к и н (немного ошалев). Это исключено.

Б е р г (мягко). Нет, это не исключено.

Б а б а ш к и н (пришел в себя и похолодел, разозлился). Исключено, Александр Вениаминыч. Теперь я, кажется, понимаю значение этих ваших торопливых звонков, но я вам не позволял решать за меня.

Б е р г. Я их вызвал на всякий случай. Но в чем абсолютно убежден, это в том, что если что-то делать, то делать быстро.

Б а б а ш к и н (спокойно). Эта Эльвира, которую вы так поспешно пригласили вместе с товарищем Эповым, эта Эльвира, она заведующая загсом?

Б е р г. Да.

Б а б а ш к и н. Зря поторопились.

Б е р г. Пока, видишь ли, вся эта история известна, в основном, мне и милиции. Еще не расчухался наш постройком. Но если товарищи из постройкома в тебя вцепятся, тебе самому захочется поторопиться.

Б а б а ш к и н. Я ни в чем не виноват.

Б е р г. Конечно, я во всем виноват. Эта девушка, когда я ее разыскал, она мне тоже пыталась втолковать нечто подобное. Это, кажется, называется алиби: ты был там, на Стакане, а она спала там, у тебя, в коттедже. Словом, вы были вместе и в то же время отдельно.

Б а б а ш к и н (спокойно сел и вытянул ноги). Значит, она сказала правду.

Б е р г (сердито прошелся). В таких случаях легче слетать на Луну, чем узнать правду. Но никакая правда меня уже не интересует. Мне лишь хочется призвать тебя к серьезности.

Б а б а ш к и н. Вполне серьезен, только жениться не хочу.

Б е р г (печально). Нет, не серьезен, нет, точно так же, как эта девушка. Просил ее ждать меня в технической библиотеке, но ушла в буфет. Я, конечно, рад, что у нее хороший аппетит и хорошие нервы, но это как раз свидетельствует о ее великом легкомыслии. Ты сидишь в милиции и обдумываешь угол наклона вертикальной опалубки, а я завтра буду должен отстранить тебя от работы.

Б а б а ш к и н. Почему?

Б е р г. Простого слесаря можем уволить за моральное разложение. Ну, а если разложился руководитель, то просто обязаны.

Б а б а ш к и н. Значит, придется еще кому-то доказывать, что я морально не разложился?

Б е р г. Ты, вижу, спокоен, даже насмешлив, но это потому, что не понимаешь опасности. Тебе уже ничего не удастся доказать!

Б а б а ш к и н. Удастся, но противно.

Б е р г. Ты не сможешь доказать всему двенадцатитысячному населению нашего города. Не сможешь доказать это всем тем, кто приезжает сюда из области, они тоже заинтересуются твоим делом. Хочу тебе объяснить то, что два часа назад я объяснял этой девушке. Сейчас уже не имеет значения, виноват полностью или наполовину. Имеет значение лишь то, что был задержан милицией, что у тебя ранним утром обнаружили юное существо и так далее, и так далее. Начнутся легенды, жалобы, начнутся письма в газеты, которые, по существу, будут справедливы. Не хватало лишь, чтобы состоялся суд! Я не смогу тебя сохранить.

Б а б а ш к и н. И думаете, это справедливо?

Б е р г. Да. Ты немного прагматик, юноша, для тебя Стакан — дело, все остальное — чепуха. Мы учимся, милый, все еще учимся жить. Было время — презирали людей в галстуках, это был, если хочешь, социальный протест, а теперь весь наш рабочий класс в галстуках. Учимся, делаем ошибки, загибаем не туда. У нас не было готовых традиций, а направление у нас бесспорное. Мы хотим сохранить молодых нравственно чистыми. Ты руководитель, ты пример, значит, ты тоже воспитатель! Мог бы вести себя сдержаннее. Теперь надо хитрить и выкручиваться.

Б а б а ш к и н. Надо жениться.

Б е р г. Хотя бы из чувства благородства, из жалости к девчонке! Послеженитьбы ситуация примет совершенно иную окраску.

Б а б а ш к и н. Плевать вам на девчонку, Александр Вениаминыч!

Б е р г. Мне не плевать. Ты щенок, я бы с тебя штаны снял!

Б а б а ш к и н. Обойдемся без ругани. Хотя положение у девчонки, конечно, пиковое. (Помолчал.) А в общем, мы все обсудили. Вы хотите мне добра, но добро это мне потом может боком выйти. Когда-нибудь, разумеется, женюсь, когда полюблю. Сами призывали жениться по любви!

Б е р г. Не понимаю я твоего упрямства!

Б а б а ш к и н. Вы называете это упрямством?

Б е р г. А что это! Красивая видная девушка! Любит тебя!

Б а б а ш к и н. Любит!

Б е р г. Мне это стало ясно с первого взгляда. Чистая, непосредственная душа. После первого ребенка она расцветет! На нее будут заглядываться!

Б а б а ш к и н. Довольно, Александр Вениаминыч, я пришел по делу.

Б е р г. У нас с тобой не может быть дел. Если ты на ней не женишься, ты у нас уже не работаешь, я в этом уверен.

Б а б а ш к и н. Ну, что ж… Пусть так!

Б е р г. Мы раньше женились, в глаза не видя невесты, нас сватали родители. И все было не так уж плохо, были счастливы, были довольны, а главное — были спокойны! Семейная жизнь никогда не отражалась на работе.

Б а б а ш к и н. Это, конечно, идея: жениться, чтобы заткнуть рот кое-кому, но идейка не для меня.

Б е р г (закричал). Не для тебя?!

Б а б а ш к и н (уверенно, тихо). Нет. А пока можно, буду работать.


Дверь приоткрыл  Э п о в.


Э п о в. Саша, мы к тебе.

Б е р г (растерянно). Погоди, потерпите там!

Б а б а ш к и н (Эпову, задержавшемуся в дверях. Зло и насмешливо). И заведующая загсом пришла?

Э п о в. Пришла.

Б е р г. Оставь нас, подожди!


Э п о в  ушел.


(Овладев собой, говорит сдержанно и взволнованно.) Утром, когда тебя задержали, я стал звонить всюду, я сделал это напрасно. В исполкоме сказали, что помочь не могут и помогать не станут. Тогда я попросил не говорить ничего председателю исполкома, он строгий пуританин, он в таких делах железный человек, и сгоряча позвонил наверх, к Максиму. Максим мой старый друг. Он выслушал и сказал: «Берг, если милиция исполняет закон, не лезь. Если хочешь, обсудите на коллективе, пусть коллектив скажет свое слово, но давить на милицию или на суд мы не позволим, не то время, Берг!» Вот все, Николай Николаич.

Б а б а ш к и н. Я понял. (Подумал.) Я не женюсь.

Б е р г (тревожно глядя, как Бабашкин поднялся, как взял лист бумаги и обошел стол, дал ему дойти до дверей и заговорил с печальной яростью). Кто достроит Стакан? Ответь мне на этот скромный вопрос! Кто достроит Стакан, если тебя уволят? Впереди все основные работы! Впереди монтаж! Проект, ты знаешь, на две трети спорный! Кто будет выкручиваться? Кого пришлют мне? Кто станет заново разбираться? Учиться? Неужели тебе не жаль этого первого в твоей жизни такого большого дела! Скажи, Николай Николаич, кто достроит Стакан?


Горько задумавшись, Бабашкин косится на Берга.


Я не постигаю твоего молчания! Почему ты подводишь меня, подводишь людей! Кто достроит Стакан?

Б а б а ш к и н (быстро прошел к креслу, сел, откинувшись, и ровно, громко сказал). Жените!


Берг, пережив мгновение, распахнул дверь. Вошли  Э п о в  и  Э л ь в и р а. Едва войдя, она холодновато отвернулась от Бабашкина.


Б е р г. Ну, так… Садитесь.


Все сели, и Берг первый раз сел за свой стол.


Дорогой Эпов, сейчас все зависит от тебя. Мы построили с тобой два города. Бывало, делали глупости, бывало, делали и добрые дела, и ты, и я, мы всегда стремились поступать по-человечески. Иногда то, что нам казалось формально неправильным, выходило вдруг верным и справедливым…

Э п о в. Не надо, Саша, мне понятно.

Б е р г. Что именно понятно, давай уточним.

Э п о в. Ну, если просишь меня к себе вместе с заведующей загсом… и в такой день… Твое изобретение, Берг, не такое уж новое и не самое оригинальное. Я, кажется, помогу тебе, я понимаю, что происходит, но строгий выговор мне обеспечен. И я, Берг, сделаю это не ради твоих красивых глаз, а потому что мне, как и тебе, кое-что дорого. Словом, я — за. Но Эльвира категорически против.

Э л ь в и р а (высокомерно). Мы, товарищ Берг, этого не можем.

Б е р г. Посмотрите на мой стол, он завален законами! Я ведь не толкаю вас на преступление против государства. Не хватает нескольких дней! Есть законодательное указание: в исключительных случаях местные органы власти имеют право разрешить брак с семнадцати.

Э л ь в и р а. Это, конечно, исключительный случай, но в другую сторону! У нас не среднеазиатская республика, это там можно выдать замуж раньше, чем везде.

Э п о в. Послушай, Эльвира, не ехать нее им для этого в Ташкент!

Э л ь в и р а. А меня не касается. Можете приказать, но я, как комсомолка, протестую!

Б е р г. Почему? Что вы имеете против Бабашкина?

Э л ь в и р а. Ничего! Я Николая Николаевича уважаю, даже люблю!

Б е р г. Так это же прекрасно!

Э л ь в и р а. Вы, пожалуйста не сворачивайте на свое, мне не нравятся такие сальности, я его люблю, но в другом смысле. (Бабашкину.) Не обижайтесь, Николай Николаевич. Я вас уважаю, но поступок ваш аморален. Мы вас все уважаем и любим! Когда строили стадион, вы нам замечательно помогли, дали бульдозер, стали общественным прорабом и сами месили глину, не строили из себя аристократа, вы хороший человек, но после такого поступка с девушкой я вас регистрировать не стану!

Э п о в. Ну, так вот, Эльвира: я тебе приказываю!

Э л ь в и р а. Обжалую, напишу в «Комсомольскую правду»!

Б е р г. Объяснитесь! Люди женятся, хотят устроить веселую молодежную свадьбу, надо приветствовать, что вызывает ваш протест?

Э л ь в и р а. Пусть женятся, на свадьбу приду, если позовут… Но сначала он должен быть наказан! О нем что говорят?

Б е р г. Может быть, я с вами согласен. Может, полностью согласен! Но вы же не хотите, чтобы ему дали три года?

Э л ь в и р а (в ужасе). За что три года? Это серьезно? Да? Ничего себе — три года!


Дверь приоткрылась, тихо вошла  М а ш а  и остановилась.


Б е р г. Проходите, Мария Сергеевна, садитесь!


Маша села. Пауза. Общее смущение.


Э л ь в и р а. Пусть пишут заявления. (Ушла.)

Б е р г. Мария Сергеевна.

М а ш а (тихо). Я пока не старуха, меня зовут Маша.

Б е р г. Маша, Николай Николаич просит вас стать его женой.

Б а б а ш к и н (поднялся, он смущен, но искренен и серьезен). Маша, я прошу вас стать моей женой. Я обещаю вам быть верным мужем и сделаю все, чтобы вам было хорошо.

М а ш а (Эпову). А вы кто? Из милиции?

Э п о в. Нет, я лишь председатель городского Совета, но я хочу сказать, что я тоже «за».

М а ш а (Бергу, с надеждой). А может, все это и не надо? А? Может, ничего этого и не надо?

Б е р г. Я с вами сегодня, Маша, долго говорил… Мне кажется, я ничего не преувеличивал, а лишь нарисовал объективную картину происходящего. Если вы хотите ему добра, если любите его, вы должны согласиться.

М а ш а. Я согласна.


Вечером Маша переехала к Бабашкину. Она вошла в коттедж, задумчивый  Б а б а ш к и н  внес ее сумку и чемодан. Ш о ф е р  втащил тяжелую корзинку, перевязанную бечевкой, и прислонился к стене, ожидая распоряжений.


Б а б а ш к и н. Ну, хорошо, завтра в восемь заедешь за мной.

Ш о ф е р (лукаво). Отмечать не станете?


Бабашкин взглянул на Машу.


М а ш а. В загсе отметили, хватит. Хочу с вами поговорить наедине.


Ш о ф е р  ушел.


Я хочу вас спросить, как будем жить?

Б а б а ш к и н. У нас скромная задача: мы должны создать семью, как у всех.

М а ш а. Как у всех, у нас не получится. Там кто-то в коридоре гремит, может, какая-нибудь ваша знакомая пришла.


Бабашкин толкнул дверь, вошел  В а д и м, он пьян.


В а д и м. Виноват, разрешите… поздравить!

Б а б а ш к и н. Ты, кажется, заблудился.

В а д и м. Нет… (Смотрит на Машу.) Адрес правильный.

М а ш а. Это Вадим… Где же так надрался, дурачок?

В а д и м. Хочу поздравить с законным браком! Только что узнал, совершенно случайно… Ваш коммерческий выбор мне понятен!

М а ш а (не забывая и о своих сложностях, по-матерински). Что говоришь-то! Разве можно в таком возрасте напиваться, шальная ты головушка!

В а д и м. Давайте обсудим происшествие!

Б а б а ш к и н. Ты вот что, красивый мужчина, обсуждений не будет. Еще раз явишься в таком виде, уйдешь через балкон.


В а д и м  качнулся и неожиданно молча вышел.


М а ш а (строго). Нехорошо поступили. Надо было уложить его тут, забредет куда-нибудь пьяный, нахулиганит…

Б а б а ш к и н. Не люблю пьяных, пусть приходит трезвый.

М а ш а. Он мальчишка неплохой, один недостаток: со стройки на стройку ездит, сшибет романтику и — дальше!.. (Но мысль ее работает в одном направлении.) Я вас спросила, но вы мне ничего не сказали на мой вопрос.

Б а б а ш к и н. Вопрос этот ясен, Маша, мы должны честно относиться друг к другу. Я не люблю врать. Что сделано, то сделано! А жизнь покажет, верно сделали или неверно.

М а ш а. Мы правильно сделали, все равно бы вас какая-нибудь окрутила. Теперь вам будет спокойно.

Б а б а ш к и н. Ты думаешь?

М а ш а. Всем будет спокойно… Берг то же самое сказал.

Б а б а ш к и н. Что он сказал?

М а ш а. Сказал, я его женю и буду спокойно работать. А вы мне скажите, как будем жить.

Б а б а ш к и н. Что сказать? В практическом смысле, что ли?

М а ш а. Да, в практическом.

Б а б а ш к и н (чуть с раздражением). Хозяйства у меня никакого нет, обедаю в столовой. Захочешь готовить, будем обедать дома.

М а ш а. Нет, работать, учиться, да еще и готовить — я не успею. В магазин схожу, чаю согрею, без завтрака не останетесь.

Б а б а ш к и н. Можно с работы уволиться.

М а ш а. Нет, хочу жить на свой счет. Мне только надо одеться поприличней, чтобы не говорили, что вы жадный. И вообще, как ваша жена, я должна выглядеть понаряднее.

Б а б а ш к и н. В столе, в левом ящике, лежат деньги, половина твоя. Внизу живут муж и жена, Галя и Петр, ребята они хорошие. Внизу кухня. Вот те две комнаты твои.

М а ш а (наконец уяснила главное). А эта комната ваша.

Б а б а ш к и н. Здесь чертежи, книги, здесь я привык работать.

М а ш а. Ну, я поняла. (Уносит вещи в соседнюю комнату, Бабашкин ей помогает.) В эту комнату зря ходить не стану, мешать не буду. Вы тут привыкли, и хорошо… А я там устроюсь, приберусь.

Б а б а ш к и н. Маша, но мы теперь муж и жена.

М а ш а. Какие мы муж и жена! (Задумалась.) Но вы не беспокойтесь, я создам нужный вид, никто сомневаться не станет. Только вы в мои комнаты без разрешения не заходите. (Ушла к себе.)


Бабашкин долго смотрел на закрывшуюся дверь, потом включил магнитофон и сел работать за свой широкий стол.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Наступила зима. Все так же крутится магнитофон, все так же неподвижна за широким столом спина  Б а б а ш к и н а. Он работает, а за окном идет снег. Снизу пришел  П е т р, у него перевязаны кисти рук.


П е т р. Плиту разжигал, бинты развязались.

Б а б а ш к и н. Всегда ты не вовремя.

П е т р. Думал, Марья дома.

Б а б а ш к и н. Давай. (Молча сматывает бинт.) Не зови ее Марья, она сердится.

П е т р. Ой, ой, потише бы.

Б а б а ш к и н. Ты, Петька, хороший парень, не дергайся, ты просто превосходный парень. Опалубщик гениальный, а человек просто превосходный, хотя орден тебе пока не дадут. Ты где был, Петька?

П е т р. На Стакане.

Б а б а ш к и н. С бюллетенем? Ах, собака! Ты, Петька, скромный герой двадцатого века. Героями двадцатого века стали герои труда и науки, непреложно и окончательно. Не знаешь, на кого моя жена утром кричала?

П е т р. Не было, не слышал.


Пришла  Г а л я, смеется, только что с работы.


Г а л я. Знаете, кого привела, по дороге встретила? Римму Ивановну!


Вошла молодая веселая женщина. Это  Р и м м а  И в а н о в н а. Чуточку нервничает.


Р и м м а  И в а н о в н а. Ну-с… Здравствуйте! Не ждали? Все те же лица! Я, собственно, к твоей жене… Ты в состоянии разговаривать? Где она?

Б а б а ш к и н. Не знаю, в школе свободный день.

Р и м м а  И в а н о в н а. В школе учебный день. (Переменила тему.) Как ты живешь? Как вы вообще тут живете?

Б а б а ш к и н. Ведем работы на глубине пятьдесят один метр.

Р и м м а  И в а н о в н а (рассмеялась). Как ты, Галя?

Г а л я. Ничего, устала очень, седьмой корпус отделывали, восьмой отделаем, а в девятый сами вселимся.

П е т р. Дай боже к Новому году!

Г а л я. О моей жизни можно книгу писать. В Воронеже мы совсем не знали друг друга, я в ремесленном, он в армию собрался. Три дня были знакомы, я дала слово ждать, и вот уже квартиру обещают.

Р и м м а  И в а н о в н а. Так где же все-таки жена?

Б а б а ш к и н. Может, в магазине, может, у портнихи, может, в кино.

Р и м м а  И в а н о в н а (ей почему-то трудно молчать). Петя, как живешь?

П е т р. Симпатично. Вот руки поранил…

Р и м м а  И в а н о в н а. Расскажи подробно. Куда, Галя?

Г а л я. Отдохнула. Куплено тесто, будут пироги через час, приглашаю. (Ушла.)

П е т р. Пойду помогать. (Ушел.)

Б а б а ш к и н. Вдруг обнаружилось, куда-то уходит раствор, стали нагнетать с раствором жидкое стекло, не помогло. Вырубили часть тюбинга, Петька залез в трещину, там холод, повернуться негде, на корточках пять часов цементировал голыми руками. Потом его сменил напарник, но все уже было готово.

Р и м м а  И в а н о в н а. Я там внизу разделась, ничего?

Б а б а ш к и н. Не имеет значения.

Р и м м а  И в а н о в н а. Ты какой-то ершистый.

Б а б а ш к и н (показал на бумаги). Не получается кое-что.

Р и м м а  И в а н о в н а. Я ненадолго.

Б а б а ш к и н. Наоборот, сиди, рад, и мы по-прежнему друзья. Вот твое любимое место, сворачивайся, устраивайся.

Р и м м а  И в а н о в н а. У меня, понимаешь, была стычка с твоей женой, нелепо, но факт. Пришлось сделать ей замечание. Возможно, я была резка, не учла, что у нее по отношению ко мне повышенная чувствительность. Конечно, наши учащиеся взрослые люди, все работают на производстве, но схватка с учеником — это всегда немножечко…

Б а б а ш к и н (равнодушно). Поссорились, помиритесь.

Р и м м а  И в а н о в н а. Дело в том, что она три дня не посещает занятий, а на работу, мне сказали, ходит. Я педагог, получаю зарплату и к тому же отвечаю за тот самый класс, в котором она.

Б а б а ш к и н. Значит, хочешь провести со мной что-то вроде родительского собрания?

Р и м м а  И в а н о в н а. Не остри. (Молчит. Смущена.) И все это какая-то ужасная неловкость. Именно потому, что она твоя жена, а ты мне не чужой человек. Как ты живешь, Николай?

Б а б а ш к и н. Я тебе сказал, работаем на глубине пятьдесят один. Зима. Перемерзают шланги, держит воздух. Делаем инъектирование — мерзнет раствор. Ставить обогревательные щиты дорого и громоздко, производим электропрогрев. Над головами у ребят провода высокого напряжения, все время дежурят электрики.

Р и м м а  И в а н о в н а. Инъектирование — это не единственное, о чем можно говорить.

Б а б а ш к и н (хмурится). А что? Инъектирование — по крайней мере определенное понятие, его не заменишь другим. А такие понятия, как, скажем, нежность, томность, ласка, чуткость, в наш век выражаются без слов.

Р и м м а  И в а н о в н а. Я слышала это много раз.

Б а б а ш к и н. И совершенно не терплю выражений порядка «недопонимание», «несогласованность», «недомолвка». Пришла, садись, говори понятно.

Р и м м а  И в а н о в н а. Учится она хорошо, отличается любознательностью, хотя любознательность ее бессистемна. Первые слова, которые она под общий смех спросила преподавательницу литературы, были «моногамия», «мезальянс» и «морганатический брак».

Б а б а ш к и н. Почему же, в этом есть своя система. (Засмеялся.) Все это про мужчину и про женщину.

Р и м м а  И в а н о в н а. Недавно правильно писали, что научились давать образование, но не научились давать воспитание, я вообще говорю, но это верно. У твоей жены есть здравый смысл, определенные способности, я бы даже сказала — выше средних, но с тех пор, как вышла за тебя, она ведет себя вызывающе.

Б а б а ш к и н (засмеялся). Она ищет стиль.

Р и м м а  И в а н о в н а. Может сказать все что угодно. Читает много, но на ее речи это пока не отражается.

Б а б а ш к и н (как бы грозя себе). Отразится! Количество не перешло в качество.

Р и м м а  И в а н о в н а. Над ее сверхмодными туалетами смеются. Посмотри, в каком виде она приходит в школу!

Б а б а ш к и н (добродушно). Она ищет стиль.

Р и м м а  И в а н о в н а. Что-то не очень понимаю.

Б а б а ш к и н. Ищет стиль, соответствующий ее положению.

Р и м м а  И в а н о в н а. Тебе это, видимо, нравится.

Б а б а ш к и н. Просто думаю, это мелочи.

Р и м м а  И в а н о в н а. Совершенные мелочи… Может опоздать на половину урока, читать книги когда вздумается, даже подняться и уйти.

Б а б а ш к и н. Может, уроки скучные? (Рассмеялся.) Дай ей перцу, дай! (Взял со стола бумагу и логарифмическую линейку, ему хотелось бы поработать.) Она скоро придет, в этот час я теперь всегда пью молоко.

Р и м м а  И в а н о в н а. Если хочешь работать, я уйду.

Б а б а ш к и н (просительно). Послушай, Римчик, давай все по-прежнему: сворачивайся, устраивайся, можно говорить и работать, ты же это отлично знаешь. Я должен закончить кое-что.

Р и м м а  И в а н о в н а. Работай. А я все же дождусь и поговорю. Жалею, что была резка, но если она ждет, что я оставлю службу в школе, то глупо. А не поговорить — еще хуже.

Б а б а ш к и н (начинает работать). Конечно, поговори!

Р и м м а  И в а н о в н а. Пойду к ребятам вниз, сейчас уйду. Ты, наверное, ее очень любишь.

Б а б а ш к и н (с горячностью). Да, очень!

Р и м м а  И в а н о в н а. И не сказала тебе о нашем споре?

Б а б а ш к и н. Она мне никогда ничего не говорит, это не входит в ее обязанности.

Р и м м а  И в а н о в н а. Что значит обязанности?

Б а б а ш к и н. Обязанности значит обязанности. Одни она выполняет хорошо, другие из рук вон плохо.

Р и м м а  И в а н о в н а. Значит, ты все же находишь в ней недостатки?

Б а б а ш к и н. Недостатки! Иногда мне кажется, она сплошь состоит из недостатков! Но иногда, не впадая в анализ, я вижу, что из нашей совместной жизни получается какой-то толк и смысл. Я еще, правда, не разобрался, почему мне так кажется.

Р и м м а  И в а н о в н а. Даже не разобрался?

Б а б а ш к и н (задумался и как бы хочет разобраться сейчас). У меня прекрасно налажен быт, вовремя ем, вовремя сплю, она все успевает, моет, стирает, умеет молчать. Никогда не надоедает, не говорит никаких ласковых слов. Иногда разговаривает за меня по телефону с разными назойливыми типами, когда мне неохота. Каким-то образом отвадила всех мальчиков и девочек, и… это мне все больше нравится!

Р и м м а  И в а н о в н а. И ты не говоришь ей никаких ласковых слов?

Б а б а ш к и н. Конечно. У меня теперь как-то образовалось больше свободного времени, это ее самый большой плюс.

Р и м м а  И в а н о в н а. Кажется, начинаю понимать…

Б а б а ш к и н. Тут нечего понимать, она, видите ли, такая, которым говорят: ты хороший парень! У нее масса чисто мужских качеств, и это дает нам определенный семейный выигрыш.

Р и м м а  И в а н о в н а. Но кроме мужских качеств, нужны, наверное, какие-то другие… Женственность, обаяние…

Б а б а ш к и н. Ну, этого в ней хоть отбавляй. Когда в своем халатике идет через мою комнату к умывальнику, у меня мурашки по коже проходят. Но в наших отношениях это не имеет никакого значения.

Р и м м а  И в а н о в н а. Все точно по твоей теории.

Б а б а ш к и н (с интересом). Это по какой моей теории?

Р и м м а  И в а н о в н а (цитирует). «Отношения мужчины и женщины должны быть ясными и простыми» — твой постоянный тезис. «Любовные отношения портят жизнь».

Б а б а ш к и н (отодвигает работу). Любовь я никогда не отрицал, я лишь говорил, что чувство надо дозировать. Любовь — процесс естественный, как еда и сон, а работа — процесс творческий. Всякий творческий процесс предпочтительнее, вот и все. Но это я говорил раньше, а сейчас я уже думаю, что самые лучшие отношения это чисто мужские, товарищеские. Ты, кстати, Римма, этого никогда не поймешь!

Р и м м а  И в а н о в н а. Почему?

Б а б а ш к и н (с легкой досадой). Потому что тебе нужен весь человек с потрохами. Тебе мало дружбы, уважения, совместной квартиры, в тебе живет назойливая педагогическая привычка руководить и воспитывать. Извини меня.

Р и м м а  И в а н о в н а. Ты совершенно не изменился, воображаю, как ей с тобой трудно.

Б а б а ш к и н. Люди, в принципе, не меняются, приспосабливаются.

Р и м м а  И в а н о в н а. Брак, например, говорят, меняет людей.

Б а б а ш к и н. Женщин — возможно, они становятся дикими. Меня это не изменит.

Р и м м а  И в а н о в н а. Я где-то читала, что если стать под мостом и долго играть на скрипке, то мост рухнет.

Б а б а ш к и н. Если играть очень долго, но… (Придвинул работу. Замолчал.)

Р и м м а  И в а н о в н а. Что — но? Уйду сейчас, скажи: что — но?

Б а б а ш к и н (уклончиво). Есть позиции, по которым мы не сходимся.

Р и м м а  И в а н о в н а. Ты, очевидно, игнорируешь ее.

Б а б а ш к и н. Совершенно игнорирую! Врезал замок и не пускаю в эту комнату.

Р и м м а  И в а н о в н а. Возможно, ее дикое поведение — это протест, попытка отстоять достоинство, которое ты подавил или пытаешься подавить?

Б а б а ш к и н (смеется). Подавил. Пикнуть не даю!


Пришла  Г а л я.


Г а л я. На пироги.

Р и м м а  И в а н о в н а. Идем, пусть работает. (Ушла с Галей.)


Бабашкин продолжает работать, насвистывает. Слышится скрежет замка, он поднимает голову, но тотчас отворачивается, забывшись в работе. Вошла  М а ш а  с книгой. Наблюдает за работающим Бабашкиным. На ней брючки, туфли на высоком каблуке, модная домашняя кофта. Прическа ее — последний крик. Тихо прошла, положила книгу на полку.


Б а б а ш к и н. Вы разве были дома?

М а ш а. Да, читала.

Б а б а ш к и н. Что за черт! Вы были нужны… А впрочем, хорошо, потом, позже. (Работает.) Где молоко?

М а ш а. Еще пятнадцать минут. Можно спросить?

Б а б а ш к и н (машинально). Быстро.

М а ш а. «Пневмоторакс»?

Б а б а ш к и н. Не знаю.

М а ш а. Еще «панацея» и «куртизанка»?

Б а б а ш к и н. Панацея — мнимое средство от всех бед.

М а ш а (усвоила). А куртизанка?

Б а б а ш к и н. Забыл.

М а ш а (ушла к себе, вернулась с кружкой для молока). Бутерброд дать?

Б а б а ш к и н. Не надо. Кстати, на кого вы утром кричали?

М а ш а. Вызвала коменданта.

Б а б а ш к и н. Как вызвали?

М а ш а. Позвонила, сказала, сейчас же идите.

Б а б а ш к и н. И это все, что вы сказали?

М а ш а. Не работает водопровод, сейчас же идите.

Б а б а ш к и н (удивленно смотрит на нее). И он явился?

М а ш а. А как же!

Б а б а ш к и н. Не понимаю.

М а ш а. Если вы его вызываете, он является?

Б а б а ш к и н. Я главный инженер стройки.

М а ш а. А я жена главного инженера.

Б а б а ш к и н. Такой должности не существует.

М а ш а. Должности?

Б а б а ш к и н. Должность в смысле должности.

М а ш а. Все жены так делают, все, как одна, вызывают коменданта. Не хочу быть хуже других! А вы все стараетесь сделать меня похуже.

Б а б а ш к и н. Хочу сделать лучше других. Не понимаю, чем не довольны, я уже всем доволен. Вам лишь надо уяснить, что главное для меня работа, и ничего не усложнять.

М а ш а. Уяснила, из кожи лезу.

Б а б а ш к и н. Надо понять, что сейчас очень ответственный период, через полгода сдадим корпус Стакана и начнем возиться с начинкой.

М а ш а. Это я понимаю, меня дома научили уважать людей, которые работают. Но раз я влезла в эту историю, хуже других быть не хочу. Жена, так уважайте.

Б а б а ш к и н. Достаточно уважаю.

М а ш а. Но все смеются и говорят, что не могу поставить дом. Хотела дать полный ремонт квартире, купить мебель, как у главного механика, у главного маркшейдера и у главного врача, — не дали. С комендантом поговорить нельзя. Раньше звали на «ты», теперь перешли на «вы», как с должностью.

Б а б а ш к и н. Только не жалуйтесь.

М а ш а. Жалоб не дождетесь, не для того сюда поселилась, чтобы жаловаться. Такое уж мое положение.

Б а б а ш к и н. У вас распрекрасное положение, все права и никаких обязанностей. С того времени как поселились, вы научились бойко возражать, но это демагогия. Положение, которое существует, сами создали. Оно противоречит всякой человеческой логике, но меня уже устраивает!

М а ш а. Я еще не знаю логику.

Б а б а ш к и н. Ага, а демагогию уже усвоили.

М а ш а. Почему вы сердитесь?

Б а б а ш к и н. Если бы я знал!.. (Успокоился.) Ладно, извините.

М а ш а. Очень странно. Все устраивает, и вы же сердитесь.

Б а б а ш к и н (задумавшись, разглядывает ее). Знаете, жена, вы мне нравитесь!

М а ш а. Нравлюсь?

Б а б а ш к и н. Да, я подумал, из вас мог бы выйти неплохой ученый: у вас мозги набекрень. Все воспринимаете наоборот.

М а ш а (обиделась). А может, у вас мозги набекрень? Что я такого сделала? Я себя хорошо веду, ничего особенного не сделала, только не разрешила вам входить в мои комнаты. А в остальном у нас все как у людей.

Б а б а ш к и н (не сознавая этого, начинает сердиться). Ваши комнаты меня уже не интересуют, но то, что вы врезали в эту дверь огромный замок, вовсе комично. А теперь зовем друг друга на «вы». Глупейшая и нелепейшая форма обращения на молодежной стройке, но вы так хотели.

М а ш а (поражена). Я?

Б а б а ш к и н. Вы не могли перейти на «ты», хотя мы с вами обсуждали этот вопрос, и я был вынужден перейти на «вы», чтобы не унижать вас и поставить в равное положение.

М а ш а. Дуракам ничего не объяснишь, а умный всегда поймет. Мой отец всю жизнь звал маму на «ты», а мама отца всегда на «вы».

Б а б а ш к и н (внезапно успокоившись). Стоп! Переменим ритмы. Я сяду за стол, а вы принесете молоко. Мне нужно два тихих часа. А потом мы еще немного поговорим — и о том, что выкидываете в школе, и какую принцессу из себя строите.

М а ш а. Кто сказал про школу?

Б а б а ш к и н. Внизу сидит Римма Ивановна, вам придется с ней объясниться.

М а ш а (вспыхнула). Зачем она пришла? Она к вам пришла?

Б а б а ш к и н. Из-за вашего поведения пришла.

М а ш а. У нас взрослая школа, педагоги к родителям не ходят, а надо — вызывают на комсомольское бюро.

Б а б а ш к и н. Поговорите, пожалуйста, с ней.

М а ш а. Она мне надоела! Кто ей нужен в нашем доме? Кто? Опять начинаются штучки?!

Б а б а ш к и н (сухо, спокойно). Идите, спросите. Не смотрите на меня так пронзительно. И несите молоко, если хотите, сами придумали это молоко и приучили меня, так несите и давайте наконец создадим тишину!


М а ш а  ушла. Через некоторое время она вернулась и молча поставила молоко на стол.


Поговорили с Риммой Ивановной?


М а ш а (спокойно). Да, я ей сказала, пусть она сматывается, ей здесь делать нечего.


Бабашкин поднялся, надевает пальто.


Куда собрались?


Бабашкин не отвечает.


Провожать не разрешаю. Слышите? Не разрешаю.

Б а б а ш к и н (зол до предела). Ну, спрашивать я не стану.

М а ш а. Не станете?

Б а б а ш к и н. Нет.

М а ш а. Тогда я не хочу быть женой!


Б а б а ш к и н  ушел. Маша мечется по комнате, потом начинает яростно стучать в пол. Приходит  П е т р. Маша отвернулась, включила магнитофон и села над ним, глядя в одну точку.


П е т р. Кому стучала?

М а ш а. Не тебе, представь, мужу.

П е т р. Ну, Марья, ну, купчиха! Что теперь скажет главный консультант — Инночка!


Пришла  Г а л я.


Такому человеку нахамила, ногтя ее не стоишь!

Г а л я. А ну, Петька, пошел отсюда.


П е т р  ушел. Галя выключила магнитофон. Маша отошла, легла на тахту. Галя села у нее в ногах.


Г а л я. Скажи, ревность? Да?


Маша молчит.


Ох, девушка, может, одна я тебя понимаю!

М а ш а. Уйди, заплачу.

Г а л я (ровным тоном медицинской сестры). Нормировщица Нюрка Евсеева вышла замуж, он такой куркуль, знаешь, из семьи частников, какой бы указ ни напечатали, всем недоволен, советскую власть ругает, а Евсеева, наоборот, из революционной семьи, всем довольна. Никакой жизни нет, до развода доходит. По всей ночи ссорятся из-за доверия правительству. Что у тебя случилось, скажи, посоветуемся, как подруги.


Маша молчит.


Не хочешь, не говори, но грубостью себя не унижай, мы женщины рабочие, нам развязность не идет. Перед трудностями не пасуй. Я моему Петьке тоже один раз по щекам надавала… Но вопрос — как! Вывела тихонько на улицу и врезала. А за что, даже не объяснила, вернулась в компанию, на лице улыбка. Сейчас, как правило, девчата умнее ребят, но Петька и Бабашкин — исключение.

М а ш а (грустно). Несравнимые величины.

Г а л я. Почему? Стакан для Петьки также важнее семейной жизни. Но на это я не в обиде, сама общественница, тридцать три нагрузки. Раньше думала, что счастье — это когда мечты сбываются, теперь стала газетам верить: в труде можно счастье найти. Когда жили в общежитии, девчата считали себя счастливыми. Хотели строить город — строили! Развлечений мало, но всем весело. Барак дырявый, теснота, соберемся в красном уголке, что-нибудь придумаем, самодеятельность, кружки, утром на стройку, и каждый день занят общественной работой… Сейчас — вот странно! — город большой, все есть, широкоэкранный театр открылся, а девчат не поднимешь, переженились, стали цивилизованные, общественной работой заниматься не хотят. Хочешь, пирогами накормлю?


Маша заплакала.


Г а л я. Ну, чего, скажи!

М а ш а. Смешно, хотела начать сигареты курить, теперь не стану! Ничего не стану! Завтрак и обед сготовлю, а больше никаких удобств! Довольно! (Встала.) Хочешь молока? (Взяла со стола кружку.) Пей за окончание Стакана, Стакан кончится, и все кончится.

Г а л я (смеется). Оставь ему.

М а ш а. Нет, ему не будет! Никаких удобств! Сама выпью! (Плача пьет молоко.)


На другой вечер  М а ш а  пошла в милицию. Постучала в кабинет Рукавицына.


Р у к а в и ц ы н. Кто там?

М а ш а (входя). Это я… Опоздала, да?

Р у к а в и ц ы н. Все в порядке, мы сидим поздно, такая работа.

М а ш а. Мне хотелось попозже, чтобы не было посторонних.

Р у к а в и ц ы н. Понимаю. Вы изменились, выросли.

М а ш а. Да, на два сантиметра.

Р у к а в и ц ы н. Не волнуйтесь, берите стул, рассказывайте, что случилось.

М а ш а (быстро). Нет, ничего не случилось! У нас все хорошо. Мы замечательно живем… Очень теплая семейная жизнь. Но мне хотелось спросить… Никогда не была в милиции. А можно попросить, чтобы никто не знал, что я приходила?

Р у к а в и ц ы н. Заметано. Тайна, как в госбанке! Что интересует?

М а ш а. Наше дело…

Р у к а в и ц ы н. То есть?

М а ш а. Дело, которое на нас завели…

Р у к а в и ц ы н. Следственное дело?

М а ш а. Да, совершенно верно, следственное дело. Я хотела спросить, как оно… вернее, до какого времени оно будет существовать, до какого года? Или уже на всю жизнь?

Р у к а в и ц ы н (рассмеялся). Вы знаете, очень приятно иметь дело с таким чистым человеком, как вы! С кем нам приходится общаться? С хулиганами, жуликами, расхитителями, у нас грязная работа. И вот я смотрю на вас… у вас одна жизнь, вы живете в одном мире, а мы в совершенно другом!

М а ш а. Вы мне не скажете про наше дело?

Р у к а в и ц ы н. Дела вашего практически не существует.

М а ш а. Как понять?

Р у к а в и ц ы н. Дело закрыто.

М а ш а. Значит, я теперь свободна?

Р у к а в и ц ы н. В каком смысле?

М а ш а. Если я, например, уеду, Бабашкину за это ничего не будет? (Перехватила внимательный взгляд Рукавицына.) Нет, я могу и не уезжать… Я просто спросила…

Р у к а в и ц ы н (улыбнулся). Куда хотите? В Москву? В Париж? Вокруг Европы? Отправляйтесь, Маша, куда хотите! Дело закрыто, закрыто чуточку противозаконно, но это так, вы совершенно свободны.

М а ш а (с тревогой). Противозаконно?

Р у к а в и ц ы н. Чуточку, не волнуйтесь. Ах, Маша, Маша! Был бы я бюрократом, я бы сказал так: Бабашкин постарался, как бы точнее выразить, постарался исправить… возместить… погасить ущерб, нанесенный вам… И это было всеми учтено.

М а ш а. Но мне не было нанесено никакого ущерба.

Р у к а в и ц ы н. Это ваша точка зрения, спорить не стану. Но хорошо, по-видимому, что мы в свое время не прошли мимо такого факта, не замолчали. (Смеется.) Люди ощутили силу закона.

М а ш а. Ничего не понимаю!

Р у к а в и ц ы н. А я понимаю. Давайте, Маша, откровенно. Я сказал — тайна, как в госбанке. Мне ясно, зачем пришли.

М а ш а. Зачем я пришла?

Р у к а в и ц ы н. Очевидно, Бабашкин женился на вас из определенных соображений и теперь вынуждает к разводу. Так я понял?

М а ш а. Нет, не так. Вы плохой человек!

Р у к а в и ц ы н (помолчав). Да, мы многим не нравимся.

М а ш а. Если хотите, могу уже объяснить. (Торжествуя.) Мы вас обманули, мы не женились!

Р у к а в и ц ы н. Документ о вашем браке я видел своими глазами.

М а ш а. Документ есть, но мы не женились! Мы даже ни разу не поцеловались!

Р у к а в и ц ы н. Брак был фиктивным?

М а ш а. Фиктивным? Это что значит? А, вспомнила! Совершенно верно, это была липа! Липа чистой воды! И брак был фиктивным, и преступление было фиктивным!

Р у к а в и ц ы н (изумленно размышляет, разглядывая Машу). Вы хотите сказать, преступления не было?

М а ш а. Не было и не могло быть!

Р у к а в и ц ы н. Не могло? (В глазах его искорки смеха.) Почему?

М а ш а. Потому что любовь была односторонней!

Р у к а в и ц ы н (поднялся, ходит, разглядывая Машу, и внезапно начинает хохотать). Почему же вышли замуж?

М а ш а. Вы нас заставили!

Р у к а в и ц ы н. Я? Этим делом занимался Берг, Эпов, множество людей.

М а ш а. Хорошо, скажу иначе: нас женила общественность.

Р у к а в и ц ы н (смеется). И вы обманули общественность!

М а ш а. Что же делать, если применяют насилие? Не применяйте, не станут обманывать.

Р у к а в и ц ы н (улыбается). Насилие со стороны Берга?

М а ш а. Уж не знаю, с чьей стороны, такого страху нагнали!

Р у к а в и ц ы н. Значит, утверждаете, что преступления не было?

М а ш а. Утверждаю! Имеете дело с одними жуликами и уже и всех считаете жуликами! Плохо это, товарищ Рукавицын!

Р у к а в и ц ы н. Маша, себя пожалейте. Да, теперь понимаю, какого страха нагнал на вас Берг.

М а ш а. Что вы на Берга валите?

Р у к а в и ц ы н. А ваш законный муж товарищ Бабашкин… (С холодком.) Он, выходит, даже не снизошел до того, чтобы доказать свою невиновность. В этом тоже есть элемент преступления!

М а ш а (с изумлением выслушала). Теперь еще на Бабашкина валите? Вы же все начали, вы же нас заподозрили! (Ликуя.) Ой, какая мне разница, говорите что угодно! Мне уже все равно! Главное, я свободна, совершенно свободна!


Прошло еще несколько месяцев. За накрытым столом у  Ф а д д е е в а  собрались  И н н а  и  В а д и м.


И н н а. Нет, ждать больше не могу! Понимаешь, как она себя ведет? Недосягаемо. Предлагаю тост!

Ф а д д е е в. Воздержись.

И н н а. Ничего лишнего, Костик.

Ф а д д е е в. Воздержись.

И н н а (покорно). Хорошо. Всю жизнь мне хотелось сунуть палец в вентилятор, и вот я уже себе не хозяйка.


Молча положили еду на тарелки.


(Вадиму.) Надеешься, придет?

В а д и м. Просил, обещала попрощаться.

Ф а д д е е в (уверенно). Придет.

И н н а. Ты в нее не влюблен? Ко мне уже не ходит, выросла из пеленок. Ешь, Вадим, майонез сама готовила. Скажи, я могу готовить?

Ф а д д е е в. Можешь.

И н н а. Это он за мной признает!

Ф а д д е е в. Я из тебя человека сделаю.

И н н а. Попробуй, не возражаю. Слышишь, Вадим? Иди, встречай.


В а д и м  вышел, вернулся с  М а ш е й. Маша забежала по пути из школы, в руке портфель.


И н н а. А ну, поглядим. Пополнела, хорошо держишься.

М а ш а (снимает пальто). Предупреждаю, Вадим, я ненадолго.

В а д и м. У нее никогда нет времени.

Ф а д д е е в. У нее побольше забот, чем у тебя. Она молодец.

И н н а. Сядем за стол, пробуйте закуску, гуляем за счет Вадима. (Маше.) Пополнела, посвежела, скромно одета.

М а ш а. И прежде так одевалась. Просто стала сама собой.

И н н а. Весело живешь?

М а ш а. Сложно. Гостей много, институтские друзья Бабашкина. Люди интересные. Засиживаюсь с ними, ничего не успеваю.

В а д и м. Завтра вечерним поездом ту-ту!

Ф а д д е е в. Какая стройка по счету?

В а д и м. Это неважно. Хочу видеть жизнь. Это принцип. Подъемные дают, дорогу оплачивают, хочешь на Камчатку, хочешь на Колыму. Надеюсь, такая система просуществует лет двадцать, на мой век хватит.

И н н а. Когда я была редактором, у меня был парень…

Ф а д д е е в (мягко). Уточним: ты была корректором.

И н н а. Тысячу раз повторяла, однажды уже перешла в редакторы. Потом уволилась, это ты знаешь. Все равно в Москве прекрасно жила!

Ф а д д е е в. Твоя жизнь была никому не нужной.

И н н а. Хорошо, молчу. (Маше.) Не могу понять: с одной стороны, типичная девчонка, только нет косичек, а с другой… Сколько уже замужем?

М а ш а (улыбнулась). Много!

И н н а. Да, все мы зависим от той школы, которую проходим у мужчин! Еще раз за твой отъезд, Вадим.

В а д и м (Маше). Еще раз предлагаю: Якутская АССР, город Мирный, романтика и алмазы.

М а ш а. Перемени тему, голубчик, через десять минут я должна уйти. Доедешь, напиши нам, как устроился.

И н н а. Никак не уясню ваших отношений.

В а д и м. Один раз позвонила: Вадим, приходи, я свободна! Пришел, с тех пор стал вроде собачки, иногда разрешается проводить.

М а ш а. Ну, все ясно, ухожу. Я позвонила, был такой случай, поссорилась с мужем. Позвала как товарища, не более того.

В а д и м. Тогда что значит «свободна»?!

М а ш а. Внутренне свободна. Мне стало ясно вдруг, что я свободна, я стала как птица, могу лететь! Сам себя можешь закабалить как угодно, но если ты это делаешь сам, а душа свободна, то все легко и славно.

И н н а. Из-за чего поссорились с мужем?

М а ш а. Давно, забыла.

И н н а. А сейчас как?

М а ш а. Не знаю… Готовлю обеды, завтраки, все расписано по минутам. Прибегу с работы, берусь за уроки, что-нибудь поделаю, бегу в школу. Хорошо, что сестра приходит помогать. А теперь открылось, что у меня голос. Зовут в музыкальное училище.

Ф а д д е е в. Вот! Я тебе твержу: человеку все дороги открыты!

И н н а. Не надо твердить, лучше доходит.

Ф а д д е е в. Инна, сокровище, сестричка моя! Почему мы не можем сконтактоваться!

М а ш а. Ну, пошла, братцы, ей-богу, не хочется уходить. Даже не представите, сколько у меня сегодня срочных всяких дел!

В а д и м. Уходишь?

М а ш а. Три минуты посижу.

Ф а д д е е в. Ты мужа не балуй.

М а ш а. Видишь ли, Костя, сейчас, именно в этот период, я должна ему помочь. Ты знаешь, сооружение уникальное, можно легко допустить ошибку.

И н н а. Что значит уникальное?

М а ш а. Неповторимое. Редкое.

И н н а (смеется). Я слышала это в другом применении!

Ф а д д е е в. Опомнись, человек!

И н н а. Позволь, о чем мне можно говорить? (Маше.) Устроилась на чистую работу, это он считает приспособленчеством. Хочет видеть меня в своем коллективе, на основном производстве, чтобы из меня там вытряхнули остатки женственности… Ты хочешь, чтобы у меня были грязные руки? Хорошо, Костик, я не желаю ссориться. (Маше.) Но посмотри, он страдает!

М а ш а. Вадим, не разыгрывай комедию, я жалею, что пришла. Ты из тех, кто думает только о себе. К чему ты стремишься?

И н н а. Он стремится к счастливой и зажиточной жизни.

Ф а д д е е в. Начинается!

М а ш а. Почему не даешь ей говорить?

Ф а д д е е в. Не даю говорить бред.

М а ш а. Это обыкновенная шутка, не будь деспотом, ничего не добьешься!

И н н а. Прелесть моя!

М а ш а. Вы все считаете, что умнее нас, но это не делает вас более умными, скорее наоборот. Почему она должна беспрекословно слушаться? Ты прав — объясни, докажи, убеди!

И н н а. Машуня! Ты чудо! Твой главный инженер научил тебя формулировать!

М а ш а. Ой, ребята, пропадаю, пропадаю, без четверти одиннадцать!


Распахнулась дверь и вошел  Б а б а ш к и н. Холоден, замкнут.


Ф а д д е е в (обрадовался). Николай Николаич!

Б а б а ш к и н (Маше). Я за вами.

М а ш а. За мной?

Б а б а ш к и н (сухо). Да.

Ф а д д е е в. Разденься, Николай Николаич, посиди.

Б а б а ш к и н (резко). Некогда.

М а ш а (надевает пальто). Что-нибудь случилось?

Б а б а ш к и н. Ничего не случилось, но вам пора быть дома.

М а ш а. Ах, вот что… (Подумав, быстро подошла к Вадиму.) Счастливого пути, Вадим, дай руку, дай я тебя поцелую в щеку. (Поцеловала.) До свиданья, братцы! (Ушла в раскрытую дверь.)


Кивнув, Б а б а ш к и н  вышел следом за ней.


Пришло лето. Та же комната в коттедже. Б а б а ш к и н  полулежит на тахте, укрыв ноги пледом. Возле разбросаны книги, бумаги, газеты. У стены на корточках устроился  Ш о ф е р. Ведут разговор, сокровенный смысл которого ясен лишь только им.


Б а б а ш к и н (с обостренным интересом). А Самсонов что?

Ш о ф е р. Нормально, дышит.

Б а б а ш к и н (обдумал). А Рогачев?

Ш о ф е р. Порядок.

Б а б а ш к и н. А что Климов?

Ш о ф е р. Ничего, плавает, а дышит.

Б а б а ш к и н. Вода сильная?

Ш о ф е р. Вода жмет, а Климов дело знает.


Из своей комнаты вышла  М а ш а. Убирает раскиданные вещи.


М а ш а. Вы приняли норсульфазол?

Б а б а ш к и н. Да. Почему я вас все утроне вижу?

М а ш а. У меня были дела, пишу автобиографию.

Б а б а ш к и н. Все-таки пишете?

М а ш а. Конечно.

Б а б а ш к и н (помолчав). Значит, у Рогачева порядок?

Ш о ф е р. Полный.

Б а б а ш к и н. А что Володя?

Ш о ф е р. Дышит, нормально.

Б а б а ш к и н. А Ермаков?

Ш о ф е р. Веселый.

Б а б а ш к и н. А подъездной путь докуда дошел?

Ш о ф е р. До будки.

Б а б а ш к и н. До этой?

Ш о ф е р. Нет, до той.

М а ш а. Норсульфазол выпили, а полоскание стоит, о здоровье не думаете. Здоровье — самый ценный капитал человека.

Б а б а ш к и н. Хорошо, хорошо, не говорите лозунгами.

М а ш а. Тебе пора уйти, Леня.

Б а б а ш к и н. Почему это ему пора уйти?

М а ш а. Вам нужен покой.

Б а б а ш к и н. Покой для меня, когда я знаю, что там творится, вот что такое для меня покой!

М а ш а. Вы достаточно информированы, люди у нас не выводятся.

Б а б а ш к и н (шоферу). Сиди.

М а ш а. Вас надо было положить в больницу, процесс выздоравливания шел бы куда интенсивнее!

Б а б а ш к и н. Что это за страсть у вас появилась к книжным словам? «Информированы», «интенсивнее»!

М а ш а (искренне рассмеявшись). Это пройдет, я провожу опыты по применению ряда выражений.

Б а б а ш к и н. Вижу, у вас веселое настроение.

М а ш а. Замечательно выспалась! Кончилась наконец гонка, не надо делать уроков, не надо спешить. Такое какое-то совершенно непонятное состояние… даже не знаю, как объяснить… Состояние заполненной пустоты. А ночью мне приснилась родная деревня, и будто приехали на оленях эвенки, их у нас звали орочи… А когда я была маленькая, орочи покупали продукты в нашей лавочке. Они замечательно называли своих женщин: Гарполак, Гулбалак, Гулбанкок…

Б а б а ш к и н. Примерно понимаю, это значит: Аня, Таня, Маня.

М а ш а. Ничего подобного! Гулбалак это самый белый камень, что-то ослепительно белое… Гулбанкок — звездочка. А Гарполак — луч солнца. Эти простые орочи умели просто и естественно выражать свою любовь к женщине. (Ушла к себе.)

Б а б а ш к и н (помолчав). А что Егоров?

Ш о ф е р. Нормально.

Б а б а ш к и н. А ты что?

Ш о ф е р. Жду, машину перебрал.

Б а б а ш к и н. Поднимусь — будем ездить день и ночь.

Ш о ф е р. А я знаю, рессоры двойные.


Вошла  М а ш а  с плащом в руке.


М а ш а (укоризненно). Леня!

Ш о ф е р. Пойду, завтра приду. (Ушел.)


Маша надевает плащ перед зеркалом.


Б а б а ш к и н. Куда вы так вырядились?

М а ш а. Прощальная встреча с преподавателями.

Б а б а ш к и н (наблюдает за ней). С тех пор как я заболел, а Петька и Галя получили квартиру, эта комната превратилась в одиночную камеру. У вас ежедневно какие-нибудь общественные мероприятия.

М а ш а. Неправда, вы почти не бываете один. Берг приходит по два раза на день, эксплуатирует вас не жалеючи.

Б а б а ш к и н. Не вздумайте ему это ляпнуть!

М а ш а. Нет, ляпну! Прежде чем уехать, я должна поставить вас на ноги.

Б а б а ш к и н. Если едете, то вам уже все равно.

М а ш а. Ошибаетесь, должна уехать со спокойной душой.


Звонок телефона.


(Сняла трубку.) Да? (Сердито.) Послушайте, вы старый, опытный инженер! Разбирайтесь сами. Нет, Бабашкина к телефону не пущу! Да, ему лучше, да, он поправляется, но сейчас очень важно избежать осложнений. До свиданья. (Положила трубку. Бабашкину.) Беспомощный Карпов! (Поправляет волосы перед зеркалом.)

Б а б а ш к и н. Маша.


Она ждет, что он скажет.


Вы могли бы не ходить на эту встречу? Нам надо поговорить.

М а ш а (подумала). Все равно сейчас придет Берг.

Б а б а ш к и н. Он долго не задержится.

М а ш а (подумала подольше). Можно не ходить, но…

Б а б а ш к и н. Вы обещали?

М а ш а. Там сегодня появится представитель Московского энергетического, мы договорились, что сдам документы: биографию, аттестат, заявление и две фотокарточки. Это удобно, сдать прямо ему, а не почтой.

Б а б а ш к и н. Вот этого вы и не должны делать!

М а ш а (отвела взгляд). Николай Николаич, ведь мы уже обсудили.

Б а б а ш к и н. Обсудим все сначала.

М а ш а. Хорошо, пойду через час.


Пришел  Б е р г.


Б е р г. Здравствуйте, Маша. Как температура, больной?

Б а б а ш к и н. Нормально.

Б е р г. Встаешь, ходишь?

Б а б а ш к и н. Встаю, хожу.

Б е р г. Прекрасно. Посмотри эти документы и давай заключение.

М а ш а. Я буду дома один час. (Ушла к себе.)


Бабашкин поднялся, положил документы на стол и вернулся на тахту.


Б е р г. Это срочно, Николай Николаич.

Б а б а ш к и н. Потом.

Б е р г. Плохо себя чувствуешь?

Б а б а ш к и н. Нет, как раз наоборот. Не то настроение, не хочется.

Б е р г. Настроение? Не хочется? Я никогда не слышал от тебя таких слов. Речь идет о более чем странной проектной мощности. Родной мой, это очень нужно, посмотри, и ты поймешь, откладывать нельзя.

Б а б а ш к и н. Даже не буду смотреть, у меня бюллетень.

Б е р г. Теперь я вижу, серьезно болен, нужен консилиум. (Изучает его.) Или у тебя неприятности?

Б а б а ш к и н. Напротив, сплошные приятности. Сперва я был жертвой ханжеского отношения к жизни окружающих меня людей. Потом я стал баловнем случая: мне попалась жена с душой и мозгами. А теперь я стал жертвой беззакония — этот кретин Рукавицын полностью прекратил дело и сделал мою жену свободной от меня.


Вошла  М а ш а, Бабашкин смотрит на нее.


М а ш а. Вы слишком громко рассказываете, вам следует поберечь горло.

Б а б а ш к и н. Не подслушивайте.

М а ш а. Невольно услышала.

Б а б а ш к и н. И хорошо, я рад.

Б е р г (Бабашкину). Так, может, все же посмотришь?

Б а б а ш к и н. Нет, у меня сейчас объяснение с женой.

Б е р г. А если объяснение потом?

Б а б а ш к и н. Она дала мне час сроку.

Б е р г. Скажите, Маша, что происходит?


Маша лишь пожимает плечами.


Б а б а ш к и н. Она едет в столицу изучать энергетику.

М а ш а. Не только энергетику. Я тоже хочу немного приобщиться к культуре.

Б а б а ш к и н. Она тоже хочет приобщиться к культуре. Слушать музыку в Зале Чайковского, посещать театры и картинные галереи.

М а ш а. Пройдет пять лет, я уеду куда-нибудь работать на Север… Что я там увижу? Вы жили в больших городах, а я никогда.

Б а б а ш к и н. Но вы понимаете, что такое пять лет?

М а ш а. Да, понимаю. Сейчас мне восемнадцать, через пять лет мне станет двадцать три. Вооруженная знаниями, я начну жизнь.

Б а б а ш к и н. «Вооруженная»!

М а ш а. Вам не нравится такой оборот, я согласна, это, действительно, неудачно сказано… Но мысль вам ясна.

Б а б а ш к и н. А понимаете ли вы, что я через пять лет стану стариком?!

М а ш а (после долгого молчания). Вам будет лишь тридцать три. Самое время заводить семью.

Б е р г. Семью? Какую еще семью?

Б а б а ш к и н. Нет, никакую семью уж заводить не стану, с меня хватит! Я понял, Маша, что хотели сказать.

Б е р г. Друзья мои, зачем пороть горячку? Существует система заочного обучения, многие из нашего коллектива учатся заочно.

М а ш а (тихо). Я поеду в Москву.

Б е р г. Не надо решать поспешно и стихийно.

М а ш а (грустно). Давно решила.

Б а б а ш к и н. Но мне сказали только вчера!

М а ш а. Я щадила вас.

Б а б а ш к и н. Щадили? Жили со мной в одном доме и носили камень за пазухой! (Бергу.) Вы хотели слепить добропорядочный брак, вам было безразлично, что получится. Пусть ненавидят друг друга, пусть обманывают, но пусть живут под одной крышей, вам нужна была видимость благопристойности. Так вот, брака не получилось!

Б е р г. А что получилось? (Маше.) Может, скажете, что получилось?

М а ш а. Ничего не получилось. (Отвернулась, плачет.)

Б е р г. То есть все хорошо?


Маша отрицательно качает головой.


Б а б а ш к и н. Не понимаю одного, для чего нужно было все это затевать? Я отнесся к женитьбе серьезно и честно. Но зачем вы выходили за меня?!

М а ш а. Я выручала вас.

Б а б а ш к и н. Не вы меня выручали, а я вас выручал! И это в моем решении имело огромное значение.

М а ш а. Ах, думайте как угодно. Если бы я вас любила, все было бы по-другому.

Б а б а ш к и н. Вы сами, в тот самый первый раз, когда появились в этой комнате, сказали, что любите меня!

М а ш а. Я вас тогда любила… Я вас и потом немного любила… Я не знаю, что произошло… (Бергу.) Вы сказали, что Бабашкина надо спасать… Это было для меня как служба, как самая тяжелая работа, не знаю, как выдержала… (Бабашкину.) Я все время боялась, что сделаю что-нибудь не так, опозорюсь, вас опозорю… Все мои мысли, все чувства ушли на выполнение долга, и любовь высохла, не стало ее. Ведь это была не женитьба, а сделка, чувства были ни при чем. (Чуть повысив голос.) Если бы вы хоть обращали на меня внимание, вы на меня по целым дням не обращали никакого внимания! А теперь в кибернетической машине образовалась пауза, и машина заметила меня.

Б а б а ш к и н. Меня называете кибернетической машиной? Меня? Вы просто неблагодарное животное! Я относился к вам с таким тактом! Сначала все могло сложиться иначе, и к этому были все предпосылки, мы могли жить нормальной семейной жизнью… А вы, благодаря своей донкихотской принципиальности, все поставили с ног на голову! Но я понимал, в чем дело, старался не обидеть вас. Конечно, я легкомысленно поступил, что согласился на брак, но тогда в этом была логическая закономерность. Все человечество считало, что мне надо жениться, и сам я уже упорно думал, что надо. И это как будто нетрудно, но я не могу врать, органически не могу врать!

М а ш а. Я тоже не могу врать.

Б а б а ш к и н (повысив голос). Вы слушайте, что я вам говорю. (Бергу.) И вы тоже слушайте! (Маше.) Были девушки, которым надо было сказать, что люблю, хорошие, настоящие девушки, но я не мог сказать им это. А были настоящие стервы, которым просто хотелось выйти за меня, за мою должность.

М а ш а. Я тоже так думала.

Б а б а ш к и н. Что вы думали?

М а ш а. Вот точно так же думала, что стервы вам покою не дадут. Должность очень большая.

Б а б а ш к и н. Давайте вот что — забудем слово «должность». Я это вообще сказал. Должность сама по себе не имеет значения. Она важна и интересна лишь потому, что дает возможность для самостоятельных решений. Я люблю работу. Вы должны это были понимать! И как будто понимали… Я радовался, что вы рядом, что в вас нет мещанства, что вы умеете быть товарищем и не предъявляете глупых претензий. Я привыкал к вам, ценил, если хотите, берег… И вы же называете меня кибернетической машиной!

М а ш а. Простите, я не хотела обидеть, хотела объяснить.

Б а б а ш к и н. Объясните уж лучше товарищу Бергу, я понял.

Б е р г. Во всем виноват ты, Николай Николаич, надо уметь строить семью, в некоторых случаях это трудно, надо как-то приспосабливаться.

Б а б а ш к и н. Оставьте ваши советы, они непонятны ни мне, ни ей.

Б е р г. Нет, ей, я вижу, понятны, она молчит.

Б а б а ш к и н. Чепуха! Она хочет жить только собственными чувствами, она свободный человек, перед ней открыт весь мир, она свободна по духу своему, ее нельзя насиловать.

Б е р г. Ты современный человек, Николай Николаич, ты кичишься своим цинизмом и называешь сентиментальностью проявление обычных человеческих чувств, но сам ты старомоден, как и я! Ты влюблен в нее по уши, ты уже не можешь жить без нее!

М а ш а (она почти кричит). Не говорите об этом, не надо об этом говорить!

Б е р г. Чудачка, только об этом и надо сейчас говорить.

М а ш а (со слезами). Вы не должны… и он не должен говорить, что он меня любит, это унижает его. Когда один любит, а другой нет… Я знаю, как это тяжело. Николай Николаич, простите меня, не сердитесь, у меня все есть к вам — уважение, жалость, доброта, но любви нет. Все высушили служебные отношения! И лучше, если я скорее уеду, это лучше для вас… Я сегодня же сдам документы. Не сердитесь, я прошу вас. У меня такой подлый характер, ничего не могу поделать с собой! Я скоро вернусь, не забудьте про полоскание, не открывайте балконную дверь, через час примите биомицин, я вернусь и сварю вам манную кашу. (Уходит.)

Б е р г. Манная каша! Почитай документы, родной, подпиши, я не могу ждать. Не огорчайся, она через час придет, и вообще все огорчения впереди, и падут они на мою голову. О, ты еще полетишь в Москву, ты еще растратишь всю зарплату на междугородные телефонные переговоры! О, биомицин, о, манная каша, зачем я женил вас!


Бабашкин поднимается и молча читает документы.


З а н а в е с.


1963

МУЖЧИНА СЕМНАДЦАТИ ЛЕТ Комедия для ТЮЗа в двух действиях, пяти картинах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
К о з л о в.

В а р я.

С а ш а.

Д е д.

Н а т а л ь я.

А н д р е й.

Л е н а.

П р е д с т а в и т е л ь  М.

П р е д с т а в и т е л ь  У.

Л и з а.

Б о р я.

С у п р у н о в а.

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н.

О ф и ц и а н т к а.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

I. ЛАБОРАНТСКАЯ
В этой комнате было много приборов, инструмента. В шкафах и на полках теснились колбы и справочники. Но еще не внесли мебель, и помещение казалось пустым. С а ш а  и  А н д р е й  монтировали доску отличников.


А н д р е й. Дай молоток. Теперь дай шурупы.

С а ш а. Не могу найти.

А н д р е й. Подо мной. (Приподнявшись.) Нашел?

С а ш а. Не те. Длинны.

А н д р е й. Не те? (Смотрит.) Не те. Ищи.


Саша шарил в ящике. Пришел  К о з л о в. Улыбался.


К о з л о в. Привет!

А н д р е й. Привет, Козлик!

С а ш а. Как дела, Мишка? Что нового?

К о з л о в. Особенного ничего… Я подрос немного.

С а ш а. Незаметно.

К о з л о в. Совсем немного подрос.

С а ш а. Как лето провел?

К о з л о в. Купался.

А н д р е й. А что вообще нового?

К о з л о в. Тарасову сейчас встретил, на Кавказе отдыхала. Что делаете?

А н д р е й. Монтируем, как видишь, доску отличников.

К о з л о в. Великовата доска.

А н д р е й. С походом. Возможно, будет много отличников. Значит, поговорили с Тарасовой?

К о з л о в (улыбаясь). Ага, поговорили. Ты когда вернулся?

А н д р е й. Я, брат, вернулся только вчера. (Вспоминает.) Как шар? Бросил шарик?

К о з л о в. Что-то получилось, отослал.

С а ш а. Ого-го! Подробности?

К о з л о в. Ответа нет.

А н д р е й. Значит, не получилось.

К о з л о в (беспечно). Переживем, не самое главное.

С а ш а. Дети, спокойно! Я прокладку нашел!


Пришла  Н а т а л ь я. Веселая. В спортивном платье.


Н а т а л ь я. Мебель таскать, гаврики! Почему не здороваешься, Козлов?

К о з л о в (широко улыбаясь). Здравствуйте, Наталья Борисовна!

С а ш а (с позволительной фамильярностью). По-моему, здоровается тот, кто пришел.

Н а т а л ь я. Иногда здоровается тот, кто младше.

С а ш а. А вам не кажется, Наталья Борисовна, что с тех, кто младше, всегда стараются три шкуры содрать?

Н а т а л ь я (никогда не внимая тому, чему не хочется внимать). Слушай, Саша, мебель составлена в актовом зале. Возьми с собой Козлова, и ничего не перепутайте. Слышишь, Козлов?

А н д р е й. Я пойду. Доску отличников должны делать сами отличники.

Н а т а л ь я. Делай, Козлов, может, будешь.

К о з л о в (Андрею). Ладно, иди.

Н а т а л ь я. Я по тебе соскучилась, Мишенька.

С а ш а. Это что, Наталья Борисовна, объяснение в любви?

Н а т а л ь я. Я по тебе очень соскучилась, Мишенька. (Уходит.)

А н д р е й. А все-таки наша Наталья зверски обаятельна. И выдержка у Натальи есть! (Выглядывает за дверь, закуривает.)

С а ш а. Я, кстати, бросил, я, в сущности, курил из пижонства.

К о з л о в. Кончилось пижонство?

С а ш а. Все во что-нибудь играют, и я играл. Детские игры чисты и доставляют радость. Стану взрослым, буду играть в честность. В культурность. В принципиальность.


Пришел  П р е д с т а в и т е л ь  М. Молодой, вихрастый, внимательный.


П р е д с т а в и т е л ь  М. Ищу Наталью Борисовну. Где искать?

А н д р е й (прячет папиросу). На первом этаже, на втором, на третьем и на четвертом.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Понятно.

А н д р е й. В школе генеральная уборка.


Представитель М. присел. С а ш а  и  А н д р е й  ушли.


П р е д с т а в и т е л ь  М. Я звонил, Наталья Борисовна обещала быть здесь.

К о з л о в. Наталья Борисовна грандиозно точный человек. Если обещала, будет.

П р е д с т а в и т е л ь  М. (весело хмыкнув). Грандиозно точный?

К о з л о в. Да.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Педант?

К о з л о в (подумав). Нет, я бы этого не сказал.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Здесь покурить нельзя?

К о з л о в (строго). В лаборантской не курят.


Появилась  В а р я. Поняла, что пришла невпопад.


В а р я. Здравствуйте… Простите… Помешала, Козлик?

П р е д с т а в и т е л ь  М. Не помешали, девочка, я жду Наталью Борисовну. И вообще, пойду где-нибудь покурю. Это тебя зовут Козлик?


Козлов кивнул.


П р е д с т а в и т е л ь  М. Меня в школе звали Тромбон.

К о з л о в. Неплохо… А почему вас звали Тромбон?

П р е д с т а в и т е л ь  М. Понятия не имею. Придет Наталья Борисовна, скажи, что ее ждет представитель Математического института.

К о з л о в. Хорошо.


П р е д с т а в и т е л ь  М. ушел. Варя сняла халат, запустила в угол. Села молча.


К о з л о в. Плохое настроение?

В а р я. Ненавижу людей.

К о з л о в. Всех людей?

В а р я. Людей, Миша. А больше всех ненавижу Супрунову.

К о з л о в (подумав). Супрунову — это можно понять.

В а р я. В общем, мне теперь остается учиться и учиться.

К о з л о в. А все-таки в чем же дело?

В а р я. Сама не знаю, в чем дело. Из-за какой-то не так разделившейся хромосомы может родиться дурак, а может гений… Игра природы, так сказать!

К о з л о в. Жизнь есть жизнь.

В а р я. Пожалуйста… не будь кретином, пожалуйста.

К о з л о в. Пожалуйста.

В а р я (грустно задумывается). А вообще, почему бы не поверить в потустороннюю жизнь? Может, там мои косточки в новом обличье и с новой душой будут щеголять…

К о з л о в. Грандиозное настроение у тебя!

В а р я. Жуткое. Другой раз совсем не с кем поговорить.

К о з л о в. Ты считаешь, тебе со мной интересно говорить?

В а р я. С тобой просто.

К о з л о в (подозрительно вдруг). А почему со мной просто?

В а р я. Ты человек без претензий.

К о з л о в. Я человек с претензиями. Я эгоист. Не надо думать, что я слишком бесхитростный человек.


Пришел  П р е д с т а в и т е л ь  У. Тучный молодой человек.


П р е д с т а в и т е л ь  У. Здравствуйте, друзья, я представитель университета. Где я могу видеть Наталью Борисовну?

К о з л о в. В данную минуту это трудно сказать…

П р е д с т а в и т е л ь  У. Трудно или невозможно?

В а р я. Посмотрите в актовом зале, четвертый этаж.

П р е д с т а в и т е л ь  У. Спасибо. Если я встречу ее на лестнице… Как она выглядит?

В а р я. Мило.

П р е д с т а в и т е л ь  У. Как вы сказали?

В а р я. Я сказала, Наталья Борисовна выглядит мило.

П р е д с т а в и т е л ь  У. (думает, улыбается). Спасибо. (Уходит.)


Варя нашла халат, запустила в другой угол. Села.


В а р я. Все же какие люди сволочи! Ну, какое им дело до моих ног или фигуры? Не их заслуга, что у них нос прямой, а у меня нет! В сотый раз себе говорю, что я не хуже других, а получается — хуже… Толще, курносее, толстоногее. Может быть, умнее, но толще…

К о з л о в (работая). Толщина, Варя, это не позор. Обычное нарушение обмена…

В а р я. Ты еще полный ребенок, Козлик.

К о з л о в. Я не ребенок. Когда-нибудь ты поймешь, что я давно уже не ребенок!

В а р я (неожиданно развеселившись). Ох и сложна же ты, философия переходного возраста!

К о з л о в. Меня имеешь в виду?

В а р я. Тебя, меня, всех, даже дедушку моего. (Молчит.) Вообрази: Супрунова собрала сейчас вокруг себя коллектив, и они обсуждали в коридоре мою внешность… Не видела их три месяца и еще бы не видела тридцать лет! Тело мое их беспокоит…

К о з л о в (желая утешить ее). У тебя, по-моему, хорошая и добрая душа.

В а р я. Ну при чем тут душа? (Со злостью.) Кому нужна душа? Кому? Тебе нужна душа?


Козлов оставил работу, задумался.


Кто может знать точно, какая у меня душа? Я издергана с детства… Может, у меня душа развеселая! И может, я очень добрая… а всем кажется, что в таком теле, как у меня, нет никаких мыслей, а есть тупость и лень. (Помолчав мрачно.) Будь проклята та хромосома, которая дала мне такое толстое тело!

К о з л о в. Но ты за лето сильно похудела!

В а р я. Я это сама чувствую… Ну и что? Три месяца лазила по горам, весь Кавказ излазила! Значит, мало похудела, никому не заметно…


С а ш а  и  А н д р е й  принесли стол, сели на него.


А н д р е й. О чем задумалась? Что тебя волнует, Тарасова?

В а р я. Чего я хочу от жизни. Что нужно жизни от меня. Что такое я.

А н д р е й. На такие вопросы может ответить только Сашка.

С а ш а. Здравствуй, Тарасова.

В а р я. Ну, допустим, здравствуй, что дальше?

С а ш а. Я тебя сегодня видал в ослепительно красном трамвае.

В а р я. Ну, хорошо, видал, и что из этого следует? Что ты на меня смотришь?

С а ш а. Изучаю.

В а р я. Найди, пожалуйста, объект поинтереснее.

С а ш а. Могу, но и в этом объекте что-то есть…


Пришла  Н а т а л ь я, оглядела стол.


Н а т а л ь я. Вы принесли не тот стол, этот из иностранного кабинета.

А н д р е й. Не тот, принесем тот.


С а ш а  и  А н д р е й  оглядели стол, унесли.


К о з л о в. Вас искали какие-то представители.

Н а т а л ь я. Знаю. (Доходит до двери, останавливается.) Миша Козлов интересный собеседник, но все работают, Варя!

В а р я. Я тоже без дела не сижу.

Н а т а л ь я. Что же ты делаешь?

В а р я. Борюсь с собой.

Н а т а л ь я (улыбается). Собирайся!


Варя пошла, искать халат. Искала долго, надевала медленно. Дождалась, когда  Н а т а л ь я  ушла.


В а р я. Тебе действительно кажется, что я похудела?

К о з л о в. Ты похудела примерно вдвое!

В а р я. Ой, Козел, неужели это правда? Скажи честно, это заметно? Имей в виду, я тебе очень верю. Ты объективен сейчас?

К о з л о в (с некоторой долей иронии и досады. Показывает на ящик. Решительно). А ну, встань сюда! И халат сними… (Отходит, оглядывая смущенную Варю.) Ты не только похудела, ты похорошела, насколько я понимаю. (Объясняет.) У девчонок вашего возраста бывают такие внезапные скачки.

В а р я (стоя на ящике). У девчонок нашего возраста бывают и не такие скачки… Но как ты думаешь, я не могу обратно потолстеть?

К о з л о в. Исключено! (Добродушно.) Не двигайся, я еще посмотрю. (Обходит, сосредоточенно.) Я не ошибаюсь: ты похорошела! Хочешь эквивалент? Пожалуйста. Третье, даже второе место в классе. (Еще оглядывая ее.) Я теперь уверен, что Супрунова обсуждала именно это!

В а р я (волнуясь). Что я изменилась?

К о з л о в (категорично). Да, то, что ты похорошела.

В а р я (потрясенно, задумывается). Знаешь… возможно. Если я изменилась, она не могла пройти мимо такого выдающегося факта.

К о з л о в. Она это заметила. И это невозможно не заметить, завтра это заметит вся школа.

В а р я. Целый день буду ходить счастливая… И может быть, завтра я еще раз скажу себе, что я счастлива… Козлик! Мне кажется, ты мой самый большой друг! Я даже хотела написать тебе письмо.

К о з л о в (с интересом). Почему же не написала?

В а р я. Не знала номера дома. Но ты единственный, кому я хотела написать. Я все лето думала о смерти.

К о з л о в (разочарован). И об этом хотела написать?

В а р я. Да. Я думала, почему какие-то никому не нужные австралийские деревья живут пятнадцать тысяч лет? Почему говорят, что человек велик? Да как же он велик, если в среднем он живет пятьдесят лет? И если он еще позволяет унижать себя в эти жалкие пятьдесят лет! Люди, как мухи, Козел, плодятся и умирают. Вот я учусь, учусь, поработаю какое-то время и скончаюсь… В газете некролог, биография и прочее, а то и просто скончаюсь в комнате с телевизором «Темп-один».


С а ш а  и  А н д р е й  принесли другой стол. Склонились, решали задачу, начатую где-то в коридоре.


А н д р е й. Попробуем вынести за скобки. (Выносит за скобки.) Слышишь, Тарасова? Сашка находит, ты сильно похорошела.

В а р я. Не может быть.

С а ш а. Событие номер один… Супрунова проводит митинг.

А н д р е й. Корень, брат, не извлекается.

С а ш а. Козел, не хочешь прославиться?

К о з л о в (работая). Хочу, но некогда.

В а р я. У Козлова нет математической шишки.

С а ш а. У меня тоже нет, математическая шишка есть у Супруновой.

В а р я (подходит. Глаза ее сияют). Что вы там решаете?

С а ш а. Как жила на Кавказе, Тарасова?

В а р я. Жила, влюблялась, прожигала жизнь.

С а ш а. Серьезно спрашиваю.

В а р я. Серьезно говорю. В меня там влюбился один директор ресторана.

А н д р е й. И что директор?

В а р я. Ничего… просто влюбился очень сильно. Он меня спросил: «Вам сколько лет?» Я ему говорю: «Я еще несовершеннолетняя». Тогда он сказал: «Извините» — и ушел.

С а ш а. Дурак директор. Я бы не ушел. Сверхъестественно похорошела, Тарасова. Как это ты умудрилась?

В а р я. Старалась. Обыкновенный загар.

С а ш а. Есть интимный вопрос… Ответишь?

В а р я. Отвечу… (От смущения смеется, демонстрируя легкомыслие.) Только отвернись.

С а ш а. Зачем?

В а р я. Ты никогда не интересовался мной… Хочу быть достойной внимания. (Смотрится в застекленный шкаф, взбивает волосы. Взглянув на Козлова, на Андрея, решает продолжать игру и еще взбивает волосы.) Ну, готова для интервью!

С а ш а (рассмеявшись). Действительно влюбилась на Кавказе?

В а р я. Что ты! Мне еще рано влюбляться… Правда, Миша?

К о з л о в. По-моему, пора.

В а р я. Я на Кавказе плохо жила, но не унывала.

К о з л о в. Она на Кавказе размышляла о смерти.

В а р я. Ехала домой, думала: Пушкину на Кавказе не повезло, Лермонтову не повезло, почему мне должно повезти?

С а ш а (разглядывая ее). Оптимистка!

В а р я. Больше не буду о смерти думать, хватит! Начинается, кажется, новая эпоха! Еще вопросы есть? В седьмом классе, помню, в один прекрасный день Любка с Ленкой пришли и говорят, что вечером шли с кройки и шитья и видели, как ты был на свидании. С девочкой из восьмого класса. Помнишь?

С а ш а (улыбается). Не помню. Тарасова.

В а р я. Между прочим, меня зовут не Тарасова, а Варя. А потом ты увлекался Наташей, а потом уже Мариной… Марина была девочка с юмором.

С а ш а. У тебя хорошая память.

В а р я. Сама удивляюсь…


Пришли  Н а т а л ь я  и  П р е д с т а в и т е л ь  М.


Н а т а л ь я. Ты еще здесь, Тарасова?

В а р я. Тарасова уже ушла. (Берет халат, уходит.)

Н а т а л ь я. А вы что здесь делаете?

С а ш а. Думаем: опять вроде бы не тот стол.

Н а т а л ь я. Стол тот, Саша, но там, учти, еще двадцать столов.

С а ш а. Кошмар!

А н д р е й. Пошли, грузчик!


С а ш а  и  А н д р е й  ушли, прихватив задачу.


Н а т а л ь я (сосредоточенно). Познакомься, Миша.

П р е д с т а в и т е л ь  М. (протянув Мише руку). А ваше отчество?

К о з л о в (недоуменно). Николаевич…

П р е д с т а в и т е л ь  М. Очень рад, Михаил Николаевич.

К о з л о в (покосившись на него, отходит, молчит). Вы не забыли, Наталья Борисовна? Вас искал еще один товарищ…

Н а т а л ь я. Забыла, представь! Найди его побыстрей.


К о з л о в  охотно ушел.


П р е д с т а в и т е л ь  М. (глядя ему вслед). Фантастика! И это тот самый паренек?

Н а т а л ь я (смеясь). Да, это тот самый паренек.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Недурная находка!

Н а т а л ь я. Садитесь куда-нибудь. (Придвигает ящик.) Расскажите, в чем дело, но сначала условимся: поменьше восторгов и не называйте Козлова по имени-отчеству. Он ученик.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Для меня он прежде всего самостоятельно мыслящий математик. Если я найду математика в детском саду или даже в яслях, я тоже стану называть его по имени-отчеству.

Н а т а л ь я. В детском саду — валяйте! А у нас школа. Правда, школа с математическим уклоном, но ребята у нас разные, мы еще не знаем, кем они будут, пусть для начала станут людьми.

П р е д с т а в и т е л ь  М. (мирно). Наталья Борисовна, не надо педагогических заклинаний.

Н а т а л ь я. Человеку шестнадцать. Усвоили? У человека острая реакция. Самое простое внушить такому человеку неосуществимые надежды и сделать несчастным на всю жизнь.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Усвоил. (Он медлит, решительно подходит к доске и пишет формулу. Указывая на отдельные части написанного.) Σ — эпсилон — число целых точек внутри шара. Объем шара радиуса r. Разность между ними не превосходит вот этой величины — α. Причем s постоянная. Это понятно?

Н а т а л ь я. Ничего мне не понятно, я историк.

П р е д с т а в и т е л ь  М. (стирает написанное и крупно пишет α. Без энтузиазма). Дело в этой величине. Чем меньше альфа, тем лучше. Михаил Николаевич эту величину несколько уменьшил.

Н а т а л ь я (ровно). Я не знаю никакого Михаила Николаевича, я знаю ученика Мишу Козлова.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Хорошо, опустим отчество. Когда работу Михаила Николаевича, вернее, когда работу Миши показали профессору Григорьянцу, профессор чуть не умер от удивления.

Н а т а л ь я. Однако же не умер?

П р е д с т а в и т е л ь  М. К счастью, нет. Вы недоверчивы. Я сам не признаю вундеркиндов. Нам важны идеи. А идеи, при помощи которых Миша решил проблему, самостоятельны и заманчивы.

Н а т а л ь я. Как называется проблема, которую он решил?

П р е д с т а в и т е л ь  М. Проблема шара. Но он не решил проблему, а несколько продвинул ее.

Н а т а л ь я. Так бы и сказали сразу! В прошлом году вся школа занималась проблемой шара, или, как говорили ребята, шарика.

П р е д с т а в и т е л ь  М. (удивившись). Вся школа?

Н а т а л ь я. Что-то вроде моды, веянья… Вдруг начинается коллективный психоз, все решают одно и то же. Словом, решала вся школа, а не один Миша Козлов.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Вы упрощаете. Школа, очевидно, побаловалась и бросила, а Козлов довел до конца.

Н а т а л ь я. Вы в этом уверены?

П р е д с т а в и т е л ь  М. Полностью. Такие идеи на улице не валяются, такие идеи пока еще не приходят в голову целым коллективам, а приходят кому-нибудь одному. Теперь Козловым заинтересуются крупнейшие ученые страны.

Н а т а л ь я. Скажите честно, вы начинающий математик?

П р е д с т а в и т е л ь  М. Да… Я доктор математических наук.

Н а т а л ь я (смущенно). Мне показалось, вам лет двадцать пять.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Да, двадцать восемь, я старый человек. Я у нас в институте веду секцию бокса, там у меня занимаются сильные математики, и все моложе меня.

Н а т а л ь я (улыбается). У вас отличный спортзал.

П р е д с т а в и т е л ь  М. У нас спортзал экстра.


Пришел  П р е д с т а в и т е л ь  У. Очень удивлен.


П р е д с т а в и т е л ь  У. Ты, конечно, пришел из-за Козлова?

П р е д с т а в и т е л ь  М. Точно, Юрочка.

П р е д с т а в и т е л ь  У. Дурацкая ситуация.

П р е д с т а в и т е л ь  М. (добродушно). Прояви благородство.

П р е д с т а в и т е л ь  У. (уныло). Не могу, меня прислал Стрекаловский.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Да, старик тебя съест.

П р е д с т а в и т е л ь  У. Старик сказал, чтобы я без этого мальчишки не приходил. Помешан на молодых дарованиях. Но это все лирика, для начала предлагаю тянуть жребий.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Для начала я предлагаю не терять чувства юмора.

Н а т а л ь я. Для начала не позабудьте, товарищи, где вы находитесь.

П р е д с т а в и т е л ь  У. (огрызнувшись). Не беспокойтесь, не лошадей покупаем. Вы, собственно, кто?

Н а т а л ь я. Меня зовут Наталья Борисовна.

П р е д с т а в и т е л ь  У. Простите, Наталья Борисовна. (Раскланивается.) Нам не хватает дарований. Город небольшой, у нас дефицит дарований, мы скоро эти дарования будем брать прямо из инкубатора. Профессору Стрекаловскому звонили из «Математического вестника», куда Козлов направил решение. В этом «Вестнике» работают опытные трепачи. Я уверен, что они уже сообщили о Козлове и в Оптический институт, и в Технологический, и во все центральные газеты.


Пришел  К о з л о в, молча занялся работой.


Н а т а л ь я (после паузы). Ты решал проблему шара?

К о з л о в (удивляется). Да…

Н а т а л ь я. Ты это делал один?

К о з л о в. Не совсем… Начинали с Андреем. (Оглядывает представителей.) Потом попался один энтузиаст, студент… ну, подкинул некоторые мысли… Потом студент женился, ему стало некогда, последние два месяца я работал один…

Н а т а л ь я. Значит, в мастерской летом не работал?

К о з л о в (улыбаясь). Увильнул.

П р е д с т а в и т е л ь  У. О какой мастерской речь?

Н а т а л ь я. Человек элементарно подрабатывает, человек помогает матери. У матери этого человека потрясающая военная биография, в его возрасте она была партизанкой.

П р е д с т а в и т е л ь  У. (решительно). Биографии неинтересны.

К о з л о в (независимо). Моя мама интересна тем, что у нее всегда хорошее настроение.

П р е д с т а в и т е л ь  У. У меня тоже всегда хорошее настроение.

К о з л о в. Но у вас, наверное, нет троих детей, которых надо кормить.

Н а т а л ь я. Поднимись! Ты слышал о профессоре Григорьянце?

К о з л о в (невольно). О!

Н а т а л ь я. Так вот Григорьянц, узнав о тебе, чуть не умер.


Козлов оценил шутку, усмехнулся.


Н а т а л ь я. О профессоре Стрекаловском тоже слыхал?

К о з л о в (почти счастлив от этого имени). О!..

Н а т а л ь я. Ну вот, чтобы эти ученые не умерли окончательно, ты должен поговорить с их представителями. Я буду в актовом зале. Я не прощаюсь. (Уходит.)

П р е д с т а в и т е л ь  М. Хотел бы ты заняться математикой под нашим руководством?

П р е д с т а в и т е л ь  У. Или под нашим, и по специальной программе?

К о з л о в. Заманчиво… (Улыбается взволнованно.) Этот год я могу полностью отдать математике… Но…

П р е д с т а в и т е л ь  У. Никаких «но»! Ты оканчиваешь школу, мы забираем тебя в университет, и точка!

К о з л о в (задумчиво). Дошло… Я сначала не совсем понял… (Несколько секунд размышляет, что-то напряженно решая.) Большое спасибо, но я не могу принять ваше предложение. Спасибо. (И возвращается к работе.)

П р е д с т а в и т е л ь  У. Оптики сосватали? Технологи?


Козлов отрицательно покачал головой.


П р е д с т а в и т е л ь  М. Чем же ты собираешься заниматься?

К о з л о в. Я буду изучать гипофиз.

П р е д с т а в и т е л ь  У. Запамятовал… Алеша, что есть гипофиз?

П р е д с т а в и т е л ь  М. (озадаченно). Мозговой придаток.

П р е д с т а в и т е л ь  У. А… (Язвительно.) Вот такая вот маленькая штуковина?

К о з л о в (утратил почти всякий интерес к представителям). Вес этой штуковины колеблется в пределах грамма, но влияние на организм огромно: обмен веществ, половое развитие и еще очень многое…

П р е д с т а в и т е л ь  У. Тебя волнует первая проблема или вторая?

К о з л о в. Ни та ни другая. Меня волнует проблема гигантизма и карликового роста. А гормон роста вырабатывает передняя доля гипофиза.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Это окончательное решение?

К о з л о в. Конечно.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Зачем же ты занимался проблемой шара?

К о з л о в. Всегда хочется проверить, на что ты способен…

П р е д с т а в и т е л ь  М. Может быть, ты думаешь, что биология или медицина более гуманистичны, чем абстрактная математика?

К о з л о в. Не сравниваю.

П р е д с т а в и т е л ь  У. Все, Алеша! Я могу уже сказать Стрекаловскому, что я отчаянно дрался. И хватит! Прощай, Козлов! Наука сама тебе лезла в руки, а ты пренебрег! Идешь, Алеша?

П р е д с т а в и т е л ь  М. Ноги не идут.


П р е д с т а в и т е л ь  У. ушел. Представитель М. Молчал.


(Досада не мешает ему понимать нелепость ситуации.) Меня никто к тебе не посылал, у нас в институте это не принято. К нам пареньки сами рвутся. Пришел я потому, что ты нужен мне, лично мне.

К о з л о в (недоверчиво). Зачем?

П р е д с т а в и т е л ь  М. Я занимаюсь теорией чисел. В этой проклятой теории есть проблемы, которые десятилетиями ждут, когда за них возьмутся.


Козлов слушал сосредоточенно и все еще недоверчиво.


У меня есть одна идея, недурная идея, но одному мне ее не осилить, нужна группа.

К о з л о в (тронут). Разве трудно найти помощников?

П р е д с т а в и т е л ь  М. Нелегко. Работа эта, может быть, на много лет, но дело стоящее.

К о з л о в. Не могли бы сказать, что это?

П р е д с т а в и т е л ь  М. Сразу не поймешь. Ты еще полный неуч, тебя еще учить да учить. Но потом ты бы мог со мной работать, у тебя есть башка. Такие вот дела, Михаил Николаевич. Но беда в том, что у тебя нет башки!


Козлов задумчиво усмехнулся.


Не хочешь помочь мне?

К о з л о в (вздохнув). Не могу.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Далеко уже зашел с этим гипофизом?

К о з л о в. К сожалению, никуда не ушел, времени не хватает.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Зачем тебе это?

К о з л о в. Я сказал.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Ну да, ты сказал, что хочешь, если я правильно понял, увеличить человеческий рост. Как пришла тебе эта странная идея?

К о з л о в. Не поймете. И не к чему… это все в прошлом.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Только не будь чванливым. Я был с тобой откровенен, так будь мужчиной, прояви уважение.

К о з л о в. Уверен, будете смеяться…

П р е д с т а в и т е л ь  М. Посмеемся вместе.

К о з л о в (улыбается сдержанно). Я любил одну девочку.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Ну? Она заставила тебя изучать гипофиз?

К о з л о в (улыбается). Она ничего не знала.


Пришел  А н д р е й. Разглядывал Представителя М.


Это Андрей, вместе занимались шариком.

А н д р е й. Мое участие в этой работе почти нулевое. Я в принципе физик.

П р е д с т а в и т е л ь  М. (Козлову). Мы не сможем продолжить?

К о з л о в. Пожалуйста… если вас интересует этот анекдот…

П р е д с т а в и т е л ь  М. Андрей знает про эту девочку?

К о з л о в. Знает. Эта девочка была выше меня ростом.


Андрей рассмеялся. И Козлов рассмеялся. Андрей сел на ящик.


П р е д с т а в и т е л ь  М. И ты от этого страдал?

К о з л о в. Естественно… (С вызовом.) Это забавно?

П р е д с т а в и т е л ь  М. Неожиданно…

А н д р е й (объясняет). Его случай был безнадежный.

К о з л о в (усмехнувшись). Мой случай был безнадежный.

П р е д с т а в и т е л ь  М. (весело). Был очень большой разрыв в росте?

К о з л о в (продолжая усмехаться). В восьмом классе разница была четыре сантиметра плюс дамские каблуки.

П р е д с т а в и т е л ь  М. (очень весело). Послушайте, мудрецы, я понимаю, что речь идет о вашем детском прошлом, но четыре сантиметра… Была бы разница сантиметров двадцать пять — тридцать… Понимаешь, что это предрассудок?

А н д р е й. Скорее — традиция.

К о з л о в (небрежно, иронически). До восьмого класса у нас вообще никто не думал о росте. Но в восьмом классе ввели бальные танцы и все переменилось: всем высоким ребятам сразу стало легко, а невысоким довольно трудно.

А н д р е й. Ни в одной школе нет таких железных традиций.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Бред! Полный бред!

А н д р е й. Это далеко не бред.

П р е д с т а в и т е л ь  М. А что это?

А н д р е й. Объективная закономерность, вам в вашем возрасте, к сожалению, непонятная.

К о з л о в (сдержанно улыбаясь). У людей, вообще у множества людей, существуют смешные страдания, но тем не менее они существуют, и они настоящие.

П р е д с т а в и т е л ь  М. А я утверждаю, что импульс, от которого шел Козлов, бредовый! И я вас разобью, друзья, в пух и прах.

А н д р е й. Это неважно, откуда шел импульс, важен результат. Разве плохо, если ваши внуки вырастут рослыми и высокими? Сама идея роста где-то близко подходит к управлению наследственностью…

П р е д с т а в и т е л ь  М. Но идея возникла от сопоставления роста и любви. Давайте разберемся хотя бы в этом странном аспекте!

К о з л о в. Давайте!

П р е д с т а в и т е л ь  М. Ты серьезно думаешь, что все дело в гипофизе?

К о з л о в (пожимает плечами). Доказано. Удаление гипофиза у молодого животного приводит к полной остановке роста. Инъекция экстракта гормона роста животным, у которых удален гипофиз, восстанавливает у них нормальный рост. Были получены гиганты крысы, гиганты собаки и даже один гигант петух.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Стоп! Я ставлю вопрос: ты убежден, что рост имеет значение в любви?

К о з л о в (уверенно). Очень большое.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Кто тебе внушил эту мысль?

К о з л о в (снисходительно). Это знает вся школа.

П р е д с т а в и т е л ь  М. И преподаватели?

А н д р е й. Преподаватели старые люди. Преподавателей этот вопрос давно уже не волнует.


Представитель М. молчал. Вопрос в какой-то мере начал приобретать для него научно-исследовательское значение.


П р е д с т а в и т е л ь  М. Я не привык опровергать с ходу какие-либо гипотезы. И, честно говоря,никогда не задумывался над тем, что человеческий рост и человеческая любовь так странно соотносятся… Но могу привести десятки исторических примеров, полностью опровергающих вашу мысль.

К о з л о в. Примеры есть… но все это частные случаи.

А н д р е й. Примеры есть. (Перечисляет.) Суворов, Наполеон, Геббельс… Впрочем, Геббельс урод и паразит. Но примеры, конечно, есть… Можно вспомнить бывшего итальянского премьера Фанфани, можно вспомнить писателя Бабаевского, хотя не знаю, любили ли их женщины…

П р е д с т а в и т е л ь  М. Можно вспомнить наших космонавтов! Некоторые из них не очень высокого роста, но миллионы женщин влюбляются в них.

К о з л о в. Да, заочно.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Конечно, тут играет роль и слава, вот тебе лишний аргумент! Если бы ты продолжал любить ту девочку, твои дела сейчас были бы очень хороши, женщины любят славу. Ты сделал большое дело!

К о з л о в (с легкой иронией). Значит, поздно слава пришла. Меня это уже не беспокоит.

А н д р е й (уверенно). Никакая слава не помогает!

П р е д с т а в и т е л ь  М. Почему?

А н д р е й (уклончиво). Не знаю почему… (Спрыгивает с подоконника. На ходу.) Сашка как-то странно себя ведет.

К о з л о в. В смысле?

А н д р е й. В смысле Тарасовой… Он вымыл с ней три окна, но в принципе его никто не заставлял… Ну, пока! (Уходит.)


Козлов, размышляя о сообщении, невесело улыбался.


П р е д с т а в и т е л ь  М. (устало). А кто Тарасова?

К о з л о в. Она самая… Тарасова Варя. Как вас зовут?

П р е д с т а в и т е л ь  М. Алексей Алексеич.

К о з л о в. Не знаете вы жизни, Алексей Алексеич.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Да, сегодня я это понял.

К о з л о в. Так для информации могу сообщить… Сашка, например, ничем еще не знаменит и ничем себя не проявил, но она его давно любит.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Откуда ты знаешь?

К о з л о в. По дневникам. Он раньше не обращал на нее внимания, а сейчас, кажется, обратил.

П р е д с т а в и т е л ь  М. (усмехнувшись). Он вымыл с ней три окна.

К о з л о в. Для Сашки это немало. (С интересом.) Будем ждать дальнейших событий. (Поднимается. Обдумывая происшествие, неторопливо собирает инструмент, неторопливо складывает в ящик.) Извините, Алексей Алексеевич, мне пора, я уже в полном цейтноте. Извините, пожалуйста.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Ты передо мной ни в чем не виноват. Но я так и не понял, чего ты хочешь.

К о з л о в. Хочу, чтобы люди маленького роста поставили мне памятник.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Поставят, не забудь позвать на открытие.

К о з л о в. Не забуду. (Уходит.)


Представитель М. сердито курил. Пришла  Н а т а л ь я.


Н а т а л ь я. Очень я устала! (Пристраивается на ящике. Сочувственно.) Огорчены? Андрей дал мне полную информацию.

П р е д с т а в и т е л ь  М. (не сразу). Вас не удивляет причина?

Н а т а л ь я. Она мне давно известна. Имейте, пожалуйста, в виду, что в школе об этом знают только я и Андрей.

П р е д с т а в и т е л ь  М. А почему вы знаете?

Н а т а л ь я. Наверное, потому, что я никогда не предаю моих ребят. (Объясняет просто.) Я еще очень молодой педагог… Я, конечно, стараюсь быть строгой, но иногда эти уроды влияют на меня больше, чем я на них. Иногда плачешь, иногда смеешься…

П р е д с т а в и т е л ь  М. Математик уходит черт знает куда!

Н а т а л ь я. У него еще есть время подумать… он неглупый мальчик. Может быть, это наивная дань первому чувству… может быть, мечта, бросить которую нельзя, потому что перестанешь себя уважать… Люблю мальчишек!

П р е д с т а в и т е л ь  М. (сосредоточенно). Один вопрос не по вашей специальности…

Н а т а л ь я. Да?

П р е д с т а в и т е л ь  М. Рост для мужчины имеет большое значение?

Н а т а л ь я (смеется). Да, это не совсем по специальности. Но ответ, мне кажется, очень прост. Если мужчина не собирается стать прыгуном Валерием Брумелем, если не мечтает стать чемпионом по баскетболу, то рост имеет не очень большое значение… Но все же имеет…

П р е д с т а в и т е л ь  М. (нетерпеливо). Например?

Н а т а л ь я. Например… Например, высокий мужчина идет по улице… Женщины непременно обратят на него внимание. Если по улице идет маленький мужчина, то на него, пожалуй, и не посмотрят. Может быть, невысокий мужчина не хуже, но, чтобы доказать это, ему надо хотя бы раскрыть рот и что-то сказать.

П р е д с т а в и т е л ь  М. Да, это проблема! (Задумывается.) А как вы считаете, у меня приличный рост?


Наталья смотрела на него и смеялась.

II. КВАРТИРА ТАРАСОВЫХ
В а р я  болела. Позвонил телефон.


В а р я (в трубку). Да. Ничего не слышу, дышите глубже. Ну! (Ждет, хмурясь. Кладет трубку.)


Телефон позвонил. Варя смотрела на аппарат недоверчиво, потом трубку сняла.


Ну? Послушай, пижон, ты долго будешь молчать?


В дверях появился  Д е д. Он был могуч, не походил на старика. Ждал, когда Варя закончит переговоры.


(В трубку, весело.) Не знаю, кто ты такой, но ты бы зашел, я с тобой поговорю! Трус несчастный!

Д е д. Кто это?

В а р я (кладет трубку). Не откликается.

Д е д. Бывает, с автомата звонишь, ты слышишь, а тебя нет.

В а р я. Что ты рассказываешь, дедушка! Я же слышу, как он дышит в трубку. Паразит!


Телефон настойчиво позвонил.


(В трубку.) Это опять ты, глухонемой? Извините, ошиблась. Ничего себе. Да, такое блаженненькое, полуидиотское состояние. Спасибо за соболезнование. (Кладет трубку.)

Д е д. А это кто?

В а р я. Мальчики звонят, дед… Я стала очень популярной.


Дед подошел, вытащил телефонную вилку.


(Кричит.) Не тронь! Не выключай, пожалуйста. Понимаешь… Все еще надеюсь, что позвонит Козел.

Д е д (собирая с пола книги). Он тебе очень нужен?

В а р я. Приятно, когда человек остается человеком.

Д е д. Мне телефон мешает, Варя.

В а р я. А… ты работаешь?.. А ты помнишь Козлова?

Д е д (укладывая книги на полку). Помню, черненький.

В а р я. Абсолютно белый! Белый, крепкий, небольшой мальчишка.

Д е д. Ну, так это он и трезвонит по автомату.

В а р я. Нет, он не так дышит.

Д е д. Все дышат одинаково. В этом вся отвратительная сложность человеческих отношений. Лежи, я буду у себя.

В а р я. Подожди, расскажу. В три часа звонил Никифоров. Ты не велел с ним разговаривать, я не разговаривала.

Д е д. Умница. Никифоров — квалифицированный предатель. Мой секретарь его не соединяет, так он звонит сюда.

В а р я. Если он завтра позвонит, что сказать?

Д е д. Ничего, нету. Когда-то, лет двадцать назад, я руководил промышленностью на Востоке, я тогда вытащил его из очень неприятной истории, теперь он мне отплатил.

В а р я. Подожди… У него был такой смущенный голос… и он такой солидный пожилой человек… Может быть, мы его все-таки простим?

Д е д. Нет. Человек делает подлость один раз, а остается подлецом на всю жизнь.

В а р я. У тебя наладилось на работе?

Д е д. Наладилось, не твое дело. Что еще хочешь узнать?

В а р я. Все узнала. Открой, пожалуйста, Лена звонит. И в магазин не ходи, Лена сходит.


Д е д  ушел. Пришла  Л е н а. Молча придвинула столик, вытряхнула портфель.


В а р я. Ну, что там слыхать?

Л е н а. Отвратительная жизнь, Варвара, хуже не бывает. Уроки сестра милосердия принесла, будем физику делать.

В а р я (с надеждой). И ничего нового?!

Л е н а. На улице Серафимовича человека задавили.

В а р я. Живой хоть?

Л е н а. Как огурчик. Вылез из-под машины, потребовал жалобную книгу. Представляешь? У шофера такси! Я бы таких подряд давила. По физике семьдесят первая и семьдесят вторая. И давай, по возможности, молчать, неважное состояние духа.


Несколько секунд решали задачу молча.


Приняла такое решение: начать и не бросать заниматься зарядкой, взяться с умом за английский и как можно больше читать. Надо использовать время, пока оно есть, — наша цель материнство! И все! Молчи! Семь месяцев осталось. (Помолчав.) Кто приходил? Кто звонил?

В а р я. Тысячи! Только Козел не звонит.

Л е н а. Козлику некогда, за ним девчонки из восьмого класса табунами ходят. Слава! Какие нахальные девчонки пошли, ничего не понимаю. В восьмом классе оранжевый маникюр делают! Мы в наше время были куда скромнее. Ты понимаешь, какой здесь процент работы? Похоже — тангенс этой штучки плюс альфа пополам.

В а р я. Очень похоже…


И еще помолчали.


Л е н а. Слушай, а он что, ни разу не позвонил?

В а р я. Ни разу.

Л е н а. Слушай совет: придет — выгони!

В а р я. Не за что… За что?

Л е н а. Отношения в наше время надо определять четко. Иллюзии, Варвара, болезнь прошлого века. Он свинья, голубушка! Когда человек болеет, даже враги звонят.

В а р я. Все нормально, Ленка. Когда к особи женского пола приближается особь мужского пола, другая особь мужского пола удаляется. Тут странность лишь в том, что у нас дружба была без поцелуйчиков, я хочу сказать, настоящая. Может быть, единственная такая на всю страну, и Козел меня никогда не предавал. Все люди одинаковы, и Козлик, мой несравненный, лучший на свете Козлик, к сожалению, не исключение.

Л е н а. Идеальные люди редки, я лично ни разу не видела.

В а р я. О чем ты, душечка? Какие идеальные? (Неожиданно ложится на тахте.) Я думаю о простых вещах, дорогая моя… Где совестливость и доброта? Кому доверять?

Л е н а. Мне доверяй!

В а р я. Где элементарная человечность? Где человеческая надежность? И зачем мне идеальные люди, когда просто людей не хватает?

Л е н а. Ты почему разлеглась? Почему задачки не решаешь!

В а р я. Размышляю.

Л е н а. Пропади все пропадом! (Отодвигается, сидит, сложив руки на коленях.) Сяду посижу. Семь месяцев, Варвара! Семь месяцев! Куда пойду, не знаю, никаких способностей нет. (Мрачно.) А тут еще тройка по русскому наклевывается, совсем гибельное положение!

В а р я (спокойно). Нельзя так, Ленка, гипертония будет.

Л е н а. Пусть будет гипертония! Пусть будет порок сердца! Но пусть зато будет светлое будущее.


Пришел  С а ш а. Тихо-тихо.


С а ш а. Здравствуйте, дети, я уроки принес.

Л е н а. Подкрался, как вор… задачки будешь с нами делать?

С а ш а. Уже. Обычно прихожу — и сразу! Мне, дети, медаль нужна.

В а р я (улыбается). А что вчера делал, когда ушел?

С а ш а. В преферанс играл.

Л е н а. Вот интересно бы знать, что тебе дает преферанс!

С а ш а. Возможность морального превосходства над противником.

В а р я (смеется). Кому-то ты подражаешь, Сашка!

С а ш а (смеется). А знаешь, кто меня научил играть? Батя родной. Он это сделал скорее интуитивно, но почему, понятно: чтобы я больше времени проводил с ним.

Л е н а. Умнейший человек твой батя.

С а ш а (усмехаясь). Не глуп. (Небрежно перебирает книги на полке.) Батя весь укладывается в формулу: любящий тиран. Из-за него мне по ночам снится свобода.

В а р я (сосредоточенно). Как выглядит свобода во сне?

С а ш а. В виде усеченной пирамиды.

Л е н а (насмешливо наблюдая за обоими). Странно! Люди живут рядом, одним не хватает свободы, а другим кажется, что ее чересчур много. Так много, что просто девать некуда! Ну, мне некогда. Я в магазин спешу. Что купить?

В а р я (смущенно). Батон, пачку кофе, полкило риса… я тебе памятку сочиню. (Пишет памятку.)


Л е н а  проглядела памятку, ушла.


В а р я (зовет). Сашка… как тебя дед встретил?

С а ш а. Прилично. А что?

В а р я. Какие-то большие неприятности у деда…

С а ш а (смеется). Между прочим, батя мой уже знает о тебе…

В а р я (тревожно). Да?

С а ш а. Интересуется твоей личностью и внешностью. Сказал, приведи Тарасову к нам.

В а р я (с ужасом). Чудовище какое! Ни за что не пойду!


Пришел  Д е д. Сел демонстративно. Молчание.


Ты чего, дедушка?

Д е д. Хотел тебя спросить, Саша. Зачем ты учишь Варю врать?

В а р я (быстро). Он меня не учит врать.

Д е д. Однако раньше ты не врала.

В а р я. Изменилась ситуация…

С а ш а. В чем дело, Николай Илларионыч?

Д е д. Видишь ли… факты копятся, копятся, и мне хотелось бы поставить точку.

В а р я (мрачно). Какие факты?

Д е д. Сначала вы вместо школы целый день уезжаете за город… затем ты говоришь, что у вас длилось комсомольское собрание пять часов, а сами вы сидите в кафе-мороженое и еще где-то, и ты приходишь домой за полночь. Но поскольку Саша ни при чем, поговорим отдельно. Извини, Саша. (Поднимается.) Буду терпеть все, друзей твоих, весь этот бедлам, но вранья терпеть не буду.

С а ш а. Это я учил Варю врать.

Д е д. Зачем?

С а ш а. Вы должны понять, что в нашем положении это естественно… потому что правда бы вам не понравилась…

Д е д. Интересно. Продолжай.

С а ш а. Вы, например, считаете, что нам что-то делать нельзя, нельзя куда-то идти… но вы часто ошибаетесь.

Д е д. Потому что вы существа исключительные?

С а ш а. Возможно, мы не исключительные… но…

Д е д. Продолжай, продолжай.

С а ш а. Но в каждом из нас живет ощущение собственной исключительности… И это совсем не плохо… Это тоже в какой-то мере двигатель… И если мы куда-то идем и что-то делаем, то, очевидно, соизмеряем со своими силами, с возможностями. Нам тоже надо доверять.

Д е д. Значит, вам я должен доверять, вернее, вам я должен слепо доверяться, а вы мне нет? Какую же роль вы отводите мне?


Мрачно усмехаясь, Саша молчал.


Значит, это не просто вранье? Это теоретически обоснованное вранье?

С а ш а. Выходит, так…

Д е д. Дома ты тоже врешь?

С а ш а. Врал и буду врать.

Д е д. Хочешь сказать, что твоя позиция неизменна? И Варя тоже будет врать?

С а ш а. На мой взгляд, должна. Потому что в ваших руках сила и власть, но вы нас не понимаете.

Д е д. Уходи. Даю тебе пятнадцать минут… и чтобы через пятнадцать минут тебя здесь не было. (Уходит.)

В а р я. Ох, Сашка, что ты наговорил!

С а ш а. Человеку захотелось правды — пожалуйста.

В а р я. Я, конечно, врала… но знаешь, без всяких теорий, мне это просто нравилось. Теперь все будет жутко сложно!

С а ш а. Будешь бояться подходить ко мне?

В а р я (возмущенно). Сашка! (Смотрит на него молча.) Иди сюда. Ну, сядь, пожалуйста, рядом.


Саша подошел, сел на краешек тахты.


Посмотри мне в глаза.

С а ш а. Ну?

В а р я. В прошлом году я любила ездить на троллейбусе до улицы Кирова… там я пересаживалась и ехала обратно… мимо твоего дома, мимо универмага, мимо твоего сквера… Честно ездила на свидание с твоим сквером и скамейкой! И ни на что не надеялась, понимаешь? Ты один раз сидел там с девчонкой и улыбался ей…

С а ш а. Дурочка одна из медицинского техникума.

В а р я. Это не важно. (Торжественно.) Я тебе хотела сказать… Веришь мне?

С а ш а. Верю.

В а р я. Вот это главное! Обязательно должен быть человек, которому веришь. И я не испугалась деда, понял?

С а ш а (помолчав). Ну, пойду, меня выгнали. (Поднимается и снова садится.) Почему ты любишь вспоминать наше с тобой несостоявшееся прошлое? Скамейку, сквер…

В а р я. Я и о будущем думаю.

С а ш а. А что о будущем?

В а р я. Что будет, например, через миллион лет.

С а ш а. По земле снова будут ходить бронтозавры.

В а р я (смеется тихо). Уверен?

С а ш а. Уверен.

В а р я (тихо, лукаво). А зачем тогда, Сашка, медаль нужна?

С а ш а. Для независимости от дураков. В жизни пока еще много интересного, только человек должен быть во всем независим.

В а р я. Так же рассуждала моя мама. И уехала от нас. Я просто убеждена: человек не может быть независим от других… (Прислушивается.) Ленка пришла…


Они подождали. Пришел  К о з л о в.


К о з л о в. Здравствуй, больная.

В а р я (ровно, удивленно). Здравствуй.

К о з л о в. Здравствуй, Сашка.

С а ш а. Вроде бы в школе видались.

К о з л о в. Забыл.

В а р я (холодно). Садись.


Козлов сел. Пришла  Л е н а.


Л е н а. А, Козлик!

В а р я. Говорят, ты усердно математикой занимаешься?

К о з л о в. Занимаюсь немного.

Л е н а. С доктором наук занимается! От этого доктора нашей школе очень большая польза! Этот доктор с нашей Натальей теперь встречается!

К о з л о в. Общие спортивные интересы.

Л е н а. А я что говорю? Общие спортивные интересы!

С а ш а. Пошел, живите!

В а р я. Позвони.


С а ш а  кивнул, ушел.


Ленка, выпусти его, Дед сегодня сердитый…


Л е н а  ушла.


К о з л о в (поднимается). Желаю тебе, Тарасова, быстрее поправиться и, вообще, желаю тебе всего… мне пора.

В а р я. До свиданья.

К о з л о в. Это я тебе сегодня звонил… По автомату… ты меня назвала трусом, я думаю, это правильно.

В а р я. Дело не в том, что ты трус, а ты такой же, как все, мещанин.

К о з л о в. Да, я скорее всего мещанин.


Вернулась  Л е н а. Присела скромно.


Л е н а. Я слышала, ты в научное общество поступал?

К о з л о в. Да. Про это забыл рассказать… (Садится.) Это было грандиозное представление… Стояла кафедра, и тип один читал мораль. Если, говорит, к нам приходит девочка и заявляет, что любит кошечек и потому интересуется биологией, мы эту девочку не берем… Все типу аплодировали. Потом сказал: «Когда к нам приходит мальчик и говорит, что хочет синтезировать белок, мы этого мальчика не берем… Открытий не ждем, а научитесь разбираться в природе…» После этого типу не аплодировали.

Л е н а. Были уже занятия?

К о з л о в. Ходили по лабораториям.

Л е н а. Интересно?

К о з л о в. Да.

Л е н а. А что особенно интересно?

К о з л о в. Кесарево сечение у крольчихи.

Л е н а. Как себя чувствует крольчиха?

К о з л о в. Поправляется.

Л е н а. И ты поступил в эту живодерню?

К о з л о в. Неясно пока… пристрелочка…

Л е н а. Вот я тоже ничего не могу решить! Знаете, братцы, анекдот? Дикаря пригласили на концерт, потом спросили, что ему больше всего понравилось. Дикарь ответил: «Барабан». — «Почему?» — спросили его. «Громче всех», — ответил дикарь. Вот по этому принципу многие из нас поступят в институты, и я в том числе…

В а р я. Все же не понимаю, Миша… зачем ты пришел? Может быть, ты уроки принес? Уроки у меня уже есть…

К о з л о в (не сразу). Я цветы принес. (Выходит в коридор.)

Л е н а. Потрясающе!

В а р я. Понимаешь, что это значит? Человек перестал быть твоим другом, ты ему уже совсем безразлична, но ему еще немного совестно… и он начинает выкручиваться и начинает поступать в соответствии с пошлыми правилами…


Вернулся  К о з л о в  с цветами, завернутыми в бумагу.


К о з л о в. Вот. Пожалуйста.

В а р я. Большое спасибо. Цветы приносят в трех случаях… Во-первых, любимым. Этот случай у нас с тобой исключается и даже никогда не стоял на повестке дня. Затем, цветы приносят покойникам. Этот случай тоже пока исключается… И затем, цветы приносят формально и равнодушно, чтобы отдать светский визит.


Пришел  Д е д. Все замолчали.


К о з л о в. Я равнодушный человек?

В а р я. И благополучный!

К о з л о в. Думаешь, у меня нет несчастий?

В а р я. У равнодушных бывает только благополучие. Нам с Ленкой заниматься надо… А то, видишь, дедушка стоит и не понимает, почему я сегодня не занимаюсь… все-таки десятый класс!


К о з л о в  подумал, ушел.


Д е д. За что ты его выгнала?

В а р я. Не люблю половинок, все или ничего… Очень важно, по какому счету у людей складываются отношения. У нас с Козловым был гамбургский счет. Так будем мужчинами до конца. Я тебе врать больше не собираюсь. Будет сплошная правда!

Д е д. Меня это устраивает. Ты пока живешь не самостоятельно, я за тебя отвечаю.


Снова придвинули столик, разложили тетрадки.


В а р я. Все врут понемножку, и ты тоже.

Д е д. Что же я тебе наврал?

В а р я. Когда Никифоров звонил, я все же с ним поговорила… Он сказал, что дела у тебя плохи, что новый председатель копает тебе яму и хочет, чтобы ты ушел на пенсию.

Д е д. Не уйду. Что тебе еще Никифоров сказал?

В а р я. Я все понимаю, дед! И не думай, что я все еще глупая… Никифоров сказал, что тебя понизили в должности, для меня ты не стал от этого хуже. Я хочу сказать… ты любишь размах и гордишься своей прежней работой, когда ты руководил всей промышленностью на Востоке… В общем, все понятно!

Д е д (смущен, упрям). У меня и сейчас не маленькая работа, а целая большая отрасль. Физику делай! (Уходит.)

Л е н а. Что тут произошло?

В а р я. Потом, Ленка. Человек всегда чем-нибудь недоволен. Раньше была безобразная, ревела, сейчас стала смазлива, опять хочется реветь. Одна надежда остается у меня на Мишу Козлова… Может быть, он действительно что-нибудь переделает в человеке, от него все можно ожидать.

Л е н а. Давай все же выясним, какой здесь процент работы.

В а р я. Давай.


Замолчали, начали заниматься.


З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

III. КАФЕ-МОРОЖЕНОЕ
За столиком  Л ы с ы й  г р а ж д а н и н  пил томатный сок и читал газету. Пришел  Б о р я, тщательно одетый, вежливый мальчик, сел неподалеку.


Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Скажи, мальчик, ты из какой школы?

Б о р я. Из двести семьдесят третьей.


Появилась пожилая  О ф и ц и а н т к а.


О ф и ц и а н т к а. У нас все из двести семьдесят третьей.

Б о р я. Почему, бывают из разных школ.

О ф и ц и а н т к а. Но основной план нам дает двести семьдесят третья. Что будешь заказывать?

Б о р я. Разрешите, я подожду?

О ф и ц и а н т к а. Жди. (Лысому гражданину, доверительно.) Взяли манеру на европейский манер: свидания здесь назначают, уроки делают.

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Очень много задают.

О ф и ц и а н т к а. Да, ребятишек теперь не жалеют, спрашивают наравне со взрослыми. (Уходит.)

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Вову Грушко знаешь?

Б о р я (осторожно). Мы знакомы. Вы его папа?

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Я его дядя.

Б о р я. Простите, я думал, вы его папа.


Помолчали. Боря достал газету.


Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Я должен купить ему велосипед, и я же его жду.

Б о р я. Да, обидно… (Почитав газету.) Как вы думаете, долго продержится в Англии кабинет лейбористов?

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Не знаю.


Пришла  В а р я, села в глубине, достала тетрадочку, стала читать. К ней подошла О ф и ц и а н т к а.


В а р я. Сливочного, пожалуйста, сто граммов.


О ф и ц и а н т к а  ушла. В кафе вошла  Л и з а, бледная девочка, оглядела столики, села с Борей. Тихо заговорили.


Б о р я. Я давно жду.

Л и з а. Тебе полагается ждать.

Б о р я. Куда пойдем?

Л и з а. Ты мужчина, думай.


О ф и ц и а н т к а  принесла мороженое. Варя ела и заглядывала в тетрадочку.


Ну, Боря, думай, а то уйду.


Боря думал.


Л ы с ы й  г р а ж д а н и н (нервно). Почему вас так задерживают?

Б о р я. Лично у нас было классное собрание. И довольно забавная повестка: для чего мы учимся в школе.

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Странная постановка вопроса.

Л и з а. У нас тоже любят заседать. В прошлом году, например, устроили собрание на тему: есть ли в нашей среде подхалимы, бездельники и беспринципные люди?

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н (с интересом). И что выяснили, есть?

Л и з а. Выяснили — ни одного.

Б о р я (улыбаясь). Наша повестка формулировалась несколько иначе: для чего мы учимся в математической школе. У вас сегодняшняя газета?

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Вчерашних не читаю.

Б о р я. Вы не обратили внимания — на четвертой странице небольшая заметка о Михаиле Козлове?

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Обратил внимание.

Б о р я. Событие заметное, как вам кажется?

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Любопытное событие.

Б о р я. Событие очень яркое! Учащийся решает сложнейшую математическую задачу и наотрез отказывается пойти в Математический институт.

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Про отказ в газете не сказано.

Б о р я (легко). Все уже решено, Козлов вплотную занимается эндокринной системой.

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н (скептически изучая Борю). Тоже собираешься заниматься наукой?

Б о р я. Разумеется. Математикой.

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Вот это правильно, надо бить в одну точку. Ученый ничем не должен отвлекаться.

Б о р я (с превосходством). Для ученого есть два простительных и даже необходимых отвлечения: это спорт и женщины.

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н (несколько удивившись). Не уверен, не уверен. Ты с Козловым в одном классе?

Б о р я. Нет, я на класс младше. Козлов хочет работать над тем, чтобы все люди стали большими.

Л и з а. О нем даже в нашей школе известно.

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н (подозрительно). Разве ты из другой школы?

Л и з а. Я из музыкальной. Даже мечтаю познакомиться с этим таинственным Козловым, он личность, это несомненно.

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н (усмехается многозначительно). Не понимаю, в каком смысле сделать всех большими… Во всяком случае, дети, на одних больших человечество не проживет, прежде всего нужны маленькие. (Поднимается.) Придется поискать Вову в школе. (Уходит.)

Л и з а. Он что, рехнулся?

Б о р я. Неправильно воспринял слово «большие».

Л и з а. А что он вообще за тип?

Б о р я. Дядя Вовки Грушко. (Оглянувшись, тихо.) Тут довольно острая ситуация… У Вовки сейчас что-то вроде свидания. Сначала я думал, что этот тип отец, и не сказал, где Вовка. Если бы я сразу сообразил, что это дядя, я бы, пожалуй, сказал…

Л и з а. Дяде тоже не обязательно знать.


Пришел  А н д р е й. Кивнул Варе, занял столик, сразу стал что-то лихорадочно переписывать.


Ну, надумал что-нибудь?

Б о р я (показывает по газете). Есть «Лимонадный Джо». «Великолепная семерка», могучий детектив «Подвиг разведчика» и «Особняк на Зеленой».

Л и з а. «Джо» смотрели два раза. «Семерку» и «Подвиг» два раза, «Особняк на Зеленой» три.

Б о р я. Давай просто походим… а?

Л и з а. Пожалуйста, Боря, но на улице минус девятнадцать.


Ушли. Андрей и Тарасова занимались молча.


А н д р е й. Сашку ждешь?

В а р я. Да. Не мешай.

А н д р е й. Кстати, может быть, тебе не понравится, но мы тоже будем здесь заниматься.

В а р я. Почему здесь?

А н д р е й (небрежно). Домой уходить бессмысленно, на полпятого вызывают к директору.

В а р я (перестала читать). Зачем, Андрей?

А н д р е й. Попробовали вчера кубинский ром, не рассчитали.

В а р я. Идиоты!

А н д р е й. Увидели, понимаешь, в витрине, захотелось выяснить, что пьют в солнечной Гаване. А потом пошли в биологический кабинет и занялись опытами с лягушкой.

В а р я (в ужасе). Что вы сделали с лягушкой?

А н д р е й. Ничего мы с ней не сделали, но мы ее выпустили и не могли поймать, а нас потом поймали.


Замолчали. Андрей писал, Варя думала.


В а р я. Соображаете, что это может плохо кончиться?

А н д р е й (кивает). Отвратительное пойло! Но человеку, видишь ли, хочется все попробовать и испытать.


Пришел  К о з л о в, положил на стул тяжелый сверток и папку, подышал на руки.


В а р я (сочувственно смотрит на него). Но хотя бы «здравствуйте» когда-нибудь сказать можно?


Козлов дышал на руки, не ответил.


А н д р е й. Ну, где ты ходишь?

К о з л о в. Хозяйственные дела. (Дышит на руки.) Холодно. (Переносит сверток на столик Андрея.) Переписал конспект?

А н д р е й. Сейчас освобожу, времени у нас еще час, даже больше. (Потрогав сверток.) Что это? Судя по упаковке, белье из стирки.

К о з л о в. Восемь простыней, четыре пододеяльника, девять наволочек, полмесяца никаких забот. (Садится спиной к Варе, достает из папки учебник. Негромко.) Голова раскалывается.

А н д р е й. С похмелья, пройдет. Потащишь это к директору?

К о з л о в. А куда девать? Скажу… (Жалостливо.) Петр Степанович, у семьи банный день, семья большая, кроме меня, некому. Учусь прилежно, помогаю маме, времени не хватает.

А н д р е й (подхватив игру, строго). Общественной работой занимаетесь?

К о з л о в. Изредка, Петр Степанович… зато подрабатываю, точу колеса, семь копеек колесо, родственников-тунеядцев не имею.


Вернулся рассерженный  Л ы с ы й  г р а ж д а н и н, в недоумении слушал. Одновременно появилась  О ф и ц и а н т к а.


А н д р е й (строго). Мне это нравится: белье, банный день, колеса — мне это нравится, ученик Козлов. Это подтверждает старую истину: когда некогда жить, живут вдвойне. (Очень строго.) Но объясните, на какие средства купили ром?

К о з л о в (трепеща). Петр Степанович, это был хлебный квас.

А н д р е й (свирепо). Хлебный квас, насколько я слышал, напиток безалкогольный!

К о з л о в. Да, Петр Степанович, справедливо, Петр Степанович, но очень много выпили, тридцать пять бутылок…

А н д р е й (рявкнув). Заврались, учащийся! Тридцать пять бутылок слону по силам!

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н (Официантке). Что тут у вас происходит?

О ф и ц и а н т к а. Цирк! Ежедневное представление.

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Дайте стакан томатного соку.


О ф и ц и а н т к а  ушла. Лысый развернул газету.


В а р я (подходит. Необычайно доброжелательно). Козлик, боишься? Хочешь сказать своим молчанием, что я мешаю?

К о з л о в (негромко). Здесь место общественное, здесь вообще масса ненужной мебели.


Варя постояла, отошла. Сунула тетрадь в портфель.


В а р я. Мебель уходит, можете жить спокойно, мебель уходит и не вернется. Мебель погуляет на улице. (Уходит.)


О ф и ц и а н т к а  принесла сок. Лысый гражданин бросил мелочь на столик.


О ф и ц и а н т к а. Вам дать что-нибудь?

А н д р е й. Самой дешевой минеральной воды.

О ф и ц и а н т к а. Пора знать, вся вода по двадцать две копейки.


Козлов и Андрей неуверенно шарили в карманах.


Простой воды дать?

К о з л о в. Дать.


Вернулись  Б о р я  и  Л и з а. Основательно замерзли.


О ф и ц и а н т к а. Эх ты, дурочка… (Сочувственно.) Садись вон туда, к батарее.


Боря и Лиза устроились неподалеку от Лысого гражданина. О ф и ц и а н т к а  ушла.


Б о р я. Не нашли Вову?

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н (сердито). Не нашел.

Л и з а (тихо). Понимаешь, что уже никакого мороженого я есть не в состоянии?

Б о р я (виновато). Можно пойти в краеведческий музей. Поступили экспонаты по истории Хакасского государства.

Л и з а. Но меня не интересует Хакасское государство.


О ф и ц и а н т к а  принесла два стакана воды.


К о з л о в (благодарно). Ваше здоровье, тетя Галя.

О ф и ц и а н т к а. Сам будь здоров. (Уходит.)

Б о р я (тихо). Смотри, это Козлов.

Л и з а. Козлов? Который? Покажи!

Б о р я. В коричневой куртке.

Л и з а (восхищенно). Господи! (Тихо.) Знаменитый человек! (Лысому гражданину.) Смотрите, тот самый Козлов.


Лысый разглядывал Козлова.


Л и з а (просительно). Боря, познакомь меня с ним…

Б о р я. Но это же смешно…

Л и з а. Смешно? А сидеть тут как истуканы не смешно?

Б о р я. Но здесь по крайней мере тепло…

Л и з а (зловеще). Тепло, Боря, для тебя самое главное. (Вздохнув, сидит молча и вдруг решительно направляется к Козлову.) Можно с тобой познакомиться?

К о з л о в (ощупывает свою голову). Можно.

Л и з а (протягивает руку). Лиза. Я не люблю громких фальшивых фраз, но наши девочки о тебе говорят все.

К о з л о в (покосившись на Андрея). Я красивый?

Л и з а. Да… но я хотела сказать о другом. Ты занимаешься проблемой человеческого роста… По-моему, это очень злободневно, особенно для женщин. Это проблема не только эстетическая, но и этическая.

К о з л о в. И военная.

Л и з а. Почему военная?

К о з л о в. Идея принадлежит Андрею. Он считает, что можно делать огромных солдат.

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н (издали). А вам не кажется, молодые люди, что большой человек это невыгодно? Большой человек потребляет много пищи, много одежды, большому много надо.

К о з л о в. Глубокая мысль… Спасибо.

А н д р е й. У меня есть еще одна мысль. Проблема роста может стать и спортивной проблемой. Все будут расти, и каждый будет стараться перерасти другого.

Л и з а. Вы шутите?

К о з л о в. Пытаемся.

Л и з а. А что у тебя с головой?

К о з л о в. Трещит.

Л и з а. Ты, наверное, много занимаешься… Я еще хочу сказать, что дело даже не в проблеме, ты молодец, что преодолел инерцию. Не понимаешь? Родительскую инерцию. Меня, например, отдали в музыкальную школу семи лет… и если есть на свете что-то такое, что я ненавижу всей душой, так это музыка!

А н д р е й. Дай, Лиза, я пожму тебе руку!

Л и з а. У тебя тоже неважный слух?

А н д р е й. У меня совсем нет слуха.

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н (внезапно подойдя). Вы не объясните мне, молодой человек, что, такое эндокринная система? И чем данная система заведует?

К о з л о в. Фигурой, вообще, характером телосложения, ростом, тембром голоса, окраской кожи… (Серьезно.) Ну, чем еще? Обволосением, некоторой нервной деятельностью…

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Достаточно, меня интересует обволосение.

А н д р е й. Мы думали об этом.

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н (на грани обиды). О моей лысине?

А н д р е й. Вообще, думали о человеческих недостатках…


В кафе вошла  В а р я, прошла в противоположную сторону зала и стояла там все время, не садясь.


Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Так вот, как ты считаешь, лысина — вопрос серьезный?

А н д р е й. Не простой…

Л и з а. Недавно за границей состоялся мировой конгресс лысых. Обсуждался вопрос: как уберечь будущие поколения от потери растительности.

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н (с иронией). Да, великая научная задача! (Козлову.) Мой вопрос, по существу, к тебе. Что важнее: проблема роста или проблема лысины? Ты занимаешься чепухой, имея талант!

А н д р е й. Скажите, только честно скажите: вы когда-нибудь страдали из-за… (Показывает на свою голову.)

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Страдал… (Улыбается вдруг широко и смущенно.) Но это было так давно… и так глупо!

А н д р е й. Ну ясно, забыли…

К о з л о в. Между прочим, спор носит абстрактный характер, здесь никто не собирается заниматься ни ростом, ни лысиной.

Л и з а (разочарованно). Ты раздумал?

К о з л о в. Не имеет смысла делать людей стандартными.

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Ну, об этом не беспокойся, всегда останутся умные и дураки. (Уходит за свой столик.)

К о з л о в (вслед, неожиданно весело). Я с вами согласен! А знаете, что такое маленький рост, большая лысина или редкие зубы?

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н (отхлебнув сока). Что это такое?

К о з л о в. Это один из многочисленных критериев, по которым люди оценивают и унижают друг друга. В принципе люди могут жить, не унижая друг друга?

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н. Не знаю. И не советую, милый, думать об этом!

К о з л о в. Никто не знает!

В а р я (издали, вдруг). Я знаю: не могут!

Л ы с ы й  г р а ж д а н и н (неодобрительно посмотрев на Варю. Боре). Магазин закроют, пойду искать Вову! (Роется в кармане, достает пакетик. Козлову.) Здесь таблетка пирамидона, последняя. (Кладет на столик, уходит.)

В а р я (издали, продолжая стоять у стены). Зачем ты морочишь людям голову с этой проблемой роста?

К о з л о в. Интересно.

Л и з а (выйдя из задумчивости). До свидания. Пойдем, Боря, в краеведческий музей.


Б о р я  и  Л и з а  ушли.


В а р я. Вам осталось дышать тридцать три минуты.

А н д р е й. Выгонят нас?

В а р я. Я бы выгнала.

А н д р е й. Строга, Тарасова, а что твой любимый не пришел?

В а р я. Пришел, за билетами стоит.

А н д р е й. Почему же ты не с ним?

В а р я. Хочу с Мишей поговорить накануне выгона из школы.

К о з л о в. Попробуй…

А н д р е й. Потрясательно… (Покосившись на Козлова, на Варю.) Так потрясательно, что даже не знаю, уйти мне или остаться? (Задумывается, насмешливо.) Решим так: если орел — уйду, решка — останусь… (Подкидывает пятак.) Остаюсь! Но могу и уйти. Попью кстати! (Уходит.)


Козлов подошел к Варе, стоят рядом.


В а р я. Хочу извиниться… Извиниться?

К о з л о в. Считай, что извинилась.

В а р я (пряча за улыбкой смущение). Мне кажется, наш конфликт не носит антагонистического характера… Скорее, глупый принцип. Как живешь? Хорошо?

К о з л о в. Как всегда… цейтнот… А ты?

В а р я. Записки получаю… (Рада, что нашла тему. Вытаскивает из портфеля кучу записок.) Одиннадцать штук за неделю… Теперь мы с Натальей покорительницы сердец.

К о з л о в. Что пишут мальчики?

В а р я. Мальчики играют в любовь… а вот один, очень серьезный, спрашивает, как я отношусь к Льву Ошанину.

К о з л о в. Колоссальный успех!

В а р я. Космический! (Рассмеявшись благодарно. С прежним доверием.) А я ведь ни в чем не изменилась, Козел, такая же, как была… может быть, даже хуже стала, но видишь, как устроена жизнь: за первых девять лет обучения не получила ни одного признания — ни письменного, ни устного. Думаешь, эти записки мне? Моей фигуре… Тебе не кажется это унизительным?

К о з л о в. Я давно понял, Тарасова, что самое унизительное считаться с этими унизительными вещами… Только я еще не знаю, как стать выше этого…

В а р я (улыбаясь). С тобой легко говорить, Козел! Ты серьезно относишься ко всему… Даже к тому, что остальные считают пустяками. Не хочется быть кикиморой, но и не хочется быть куклой, понял?

К о з л о в (великодушно). Ясно!

В а р я. Давай сядем здесь…


Козлов посмотрел на часы. Сели.


В а р я (волнуясь, с трудом подбирая слова). Хочу высказать одно смешное признание… Я часто вспоминаю прошлый и позапрошлый год… Наша дружба производила на всех довольно странное впечатление, но для меня она была не только отдушиной, а даже необходимостью… Не стесняюсь в этом признаться. И вот сейчас спрашиваю себя: могу, ли я по-прежнему доверять тебе? И отвечаю без сомнений: могу. Хотя в данной ситуации это может показаться диким.


Козлов быстро смущенно кивнул.


Есть вещи, которые связывают навсегда самых разных людей… например, пережитое вместе стихийное бедствие… Вообще, любое горе, пережитое вместе, согласен? Или тебя это не интересует?

К о з л о в (кивнув). Интересует.

В а р я. Хочется что-то значить в жизни… не в смысле славы, а вообще. (Вдруг иронически.) Что было бы со мной, если бы не это кавказское чудо природы? И что будет, если подурнею? (Очень серьезно.) Бывает же так, болезнь, скажем желтуха… Или выпадают волосы… и опять я ничто? Так, что ли? Что любят в человеке? И что такое, в конце концов, любовь?

К о з л о в. Болезнь. Зараза. Рецидив колоссальной силы.

В а р я. Почему рецидив?

К о з л о в (сначала тихо, но после все громче). Потому что возврат и возврат. Поток неоткрытых частиц. Любовь — это идешь куда не надо, делаешь то, что совсем не надо… Это… полная немота, полное презрение к себе! Это крик… ты все время кричишь, и никто не слышит… (Молчит.)

В а р я (смотрит на него во все глаза). Кто эта девчонка, которую ты любишь? (Не получив ответа.) Красивая?


Вернулся  А н д р е й  со стаканом воды в руке.


А н д р е й (поставив воду перед Козловым). Пей!


И тотчас в кафе вошел  С а ш а.


А н д р е й (сразу). Пошел вон!

С а ш а (Варе). Двенадцатый ряд, середина… (Подсаживается к Андрею.) Все еще сердишься, балда? Меньше всего я хотел обидеть лично твою семью.

А н д р е й. Это не в твоих силах. В моей семье шесть поколений военных, никто не запятнал себя ни трусостью, ни предательством, никто не подходит под твое определение: «Все в зеленом, все одинаковые».

С а ш а. На чем строится твое желание пробиваться в армию? На том, что нигде не получишь таких идеальных условий для занятий физикой?

А н д р е й. Имеет значение.

С а ш а. Зарплата имеет значение?

К о з л о в. Не подличай!

А н д р е й. Мне противна мысль о бездействии в ту минуту, когда все будут сидеть в подвалах. Понял? Пошел вон! Вашими спасителями будут военные физики, военные химики, военные инженеры, которых ты не знаешь, но к которым относишься высокомерно, как свинья. Для меня это даже не столько выбор места службы, сколько вопрос отношения к жизни.

С а ш а. Все во что-нибудь играют, одни в куклы, другие в атомную бомбу. А я не уверен, что ее сбросят!

А н д р е й (в бешенстве). Читал когда-нибудь дневники братьев Райт? Братья Райт были убеждены, что летательная машина, которую они создали, это конец всякой войне, потому что с аэропланов можно сбрасывать бомбы и наблюдать и потому что гражданское население уже не сможет находиться в безопасности… Это так ужасно, считали Райты, что у разумных людей останется один выход: мир. Это было не более чем полвека назад.

С а ш а. Что же тебя так поразило?

А н д р е й. Человеческая наивность.

С а ш а. Страшно! Пойдем, Варя?

В а р я (не сразу). Сашка, мне надо с Козлом договорить.

С а ш а. Могу погулять…

А н д р е й. Погуляем вместе. (Угрожающе улыбаясь.) Есть потребность сказать нечто непечатное.


Пошли к выходу. А н д р е й  вернулся, забрал сверток Козлова и вышел с  С а ш е й.


К о з л о в. Сашка ничего не знает об этих записках?

В а р я (чуть смутившись). Нет… Сашка, конечно, человек с юмором, но я ему не говорю… (Улыбается неуверенно.) Ну, ладно, пойду! Как-то совсем прошло настроение говорить… (Стоит, расстегивая и застегивая портфель.) Рада, что мы с тобой помирились.В субботу еще одно примирение: буду мирить Сашку с дедом. Ну, побежала. (Вдруг раскрыв портфель.) На! Хочу подарить тебе эти записки.

К о з л о в. Давай, изучу на досуге.

В а р я. Скажи, кто эта девчонка? Из нашей школы?

К о з л о в (серьезно). Да. Недосягаема.

В а р я. Почему?

К о з л о в. Когда-то была некрасива, а теперь стала как кинозвезда… Ей пишет записки весь областной центр… Все ясно?

В а р я (начиная понимать). Ничего не ясно.

К о з л о в. Мы взрослые люди, хватит врать про дружбу!

В а р я (помолчав). Ну, потопала я… Сашка ждет. Ну, зачем ты мне это сказал?

К о з л о в. Считай, что получила еще одну записку. В устном виде.

В а р я (смотрит на него). А я так и поняла… Только от тебя мне не хотелось получать «еще одну записку». Ты для меня всегда был человеком, а ты взял и объяснился, как все. (Язвительно.) Почему ты не объяснился год назад? А год назад тебе это в голову не приходило. Еще один донжуан нашелся… Заметил хорошенькую мордочку, паршивец несчастный!

К о з л о в (негромко, свирепо). Катись!

В а р я (вздохнув). Все мы еще дети, и влюбленности наши детские…

К о з л о в. А с Сашкой детское?

В а р я (отрицательно качает головой). Сашка очень способный, но ему трудно найти себя… У него микроцели и огромные способности. Поэтому он несчастный, хотя внешне кажется наоборот. (Строго, печально.) Человек, который будет с ним рядом, может ему сильно помочь… (Хочет что-то еще сказать и уходит.)


Появилась  О ф и ц и а н т к а. Козлов задумчиво рвал записки.


О ф и ц и а н т к а. Что ты делаешь, бандит! (Ошарашенная, смотрит, как летят по залу бумажные клочья.) Зачем ты бумагу разбрасываешь?

К о з л о в (тихо, но внятно). Это не бумага, это пепел Хиросимы.

IV. КВАРТИРА АЛЕШИ
П р е д с т а в и т е л ь  М., которого мы теперь будем называть Алеша, собирался срочно покинуть дом — читал брошюру, одновременно чистил туфли, надевал сорочку, повязывал галстук. Позвонил телефон.


А л е ш а (подняв трубку и глядя одним глазом в брошюру). Да. Салют. Не могу, жаль. Нет, ничем особенным не занимаюсь. О чем думаю? О положении пигмеев. Да, о положении пигмеев, живущих где-то в районе экватора. (Он уже что-то подчеркивает в брошюре, прижав трубку щекой. Беспечно.) Дело, видишь ли, в том, что пигмеи веками недоедали и потому малы ростом. Верно, почти социальная проблема. Да, да. (Галстук, повязанный наспех, давит ему шею, и он пытается оттянуть его.) Вернее, тут возникает гигантская мысль: считаются ли там идеалом красоты высокие мужчины? Я думаю, женщины из племени пигмеев стеснялись бы ходить с нами на танцевальную площадку. Подумай, интересно. Салют. (Кладет трубку.)


И позвонили из парадной. А л е ш а  вышел в коридор, возвратился с  Н а т а л ь е й.


А л е ш а. Не соображу, прямо из школы?


Наталья кивнула, бросила сумку, которую распирало от тетрадей и книг, и села.


Я собирался за тобой. (Приглядываясь к ней.) Устала?


Наталья кивнула.


А вид превосходный! Хочешь есть?

Н а т а л ь я. Нет, поеду к себе, лягу спать.

А л е ш а (садится напротив). Ну, ладно, что это было?

Н а т а л ь я. Демонстрация.

А л е ш а. Демонстрация чего?

Н а т а л ь я. Презрения.

А л е ш а. К кому?

Н а т а л ь я. Ко мне, очевидно.

А л е ш а. И плохо отвечали?

Н а т а л ь я. Снисходительно и сквозь зубы.

А л е ш а. А ты что?

Н а т а л ь я. Улыбалась и ставила двойки.

А л е ш а. Они все так отвечали?

Н а т а л ь я (кивнув). Спрашиваю одного: охарактеризуй положение Германии перед войной. Отвечает: самолетов столько-то, танков столько-то, тяжелой артиллерии столько-то, дивизий столько-то. А все же каково положение Германии перед войной? Это, говорит, и есть положение Германии перед войной.

А л е ш а (с интересом). А что ты еще хотела?

Н а т а л ь я. Я вижу, ты очень похож на моих учеников. Я бы хотела, чтобы они четко разбирались в общественных явлениях, но, кроме голых цифр, я от них зачастую ничего не слышу.

А л е ш а. Наташа, зачем нужны слова, когда они не нужны?

Н а т а л ь я (устало). Знаешь, есть слово «фашизм». Были люди, которые хорошо знали алгебру и геометрию, и их сожгли… А теперь живут мальчики и думают, что это неправда.

А л е ш а. К твоим мальчикам это относится?

Н а т а л ь я (раздраженно). Относится — не относится! Есть учебный процесс, есть взаимоотношения класса и педагога. А сегодня они сорвали урок, потому что сговорились молчать.

А л е ш а. Там кто-то рвется ко мне… слышишь? Одну минуту, Наташа. (Выходит в коридор, скоро возвращается смущенный и тщательно прикрывает дверь.) Пришел Козлов. Очень неприятно, если он увидит тебя здесь?

Н а т а л ь я. Безразлично. Просто не хочу его видеть.

А л е ш а (озабоченно). А что такое?

Н а т а л ь я. Ничего. Достаточно повозились на прошлой неделе, когда их собирались выставить из школы.

А л е ш а (виновато). Он принес работу… Вообще-то я сказал, что, кажется, ухожу в театр.

Н а т а л ь я. В театр я не пойду. Что он делает в коридоре?

А л е ш а. Он на кухне, мать дала ему стакан чаю, а я сказал, что у меня гость, которого я, возможно, выпровожу…

Н а т а л ь я. Ловко! (Иронически улыбается.) У вас, конечно, настоящая мужская дружба?

А л е ш а. Вроде того…


В дверь постучали. Алеша и Наталья смотрели друг на друга. Наталья взяла сумку, ушла в соседнюю комнату.


А л е ш а (открыв дверь). Заходи.


Вошел  К о з л о в.


К о з л о в. Может, мне уйти?

А л е ш а. Садись, показывай.


Козлов отдал тетрадь, присел.


(Просматривает тетрадь.) Почему сорвали урок?

К о з л о в (удивляясь осведомленности). Сложно.

А л е ш а (косится на него, продолжая просматривать работу). Оценку для суммы S минус два ты мог бы улучшить. Оценку для суммы S минус два ты бесспорно мог бы улучшить… но это я завтра посмотрю. Почему сорвали урок?

К о з л о в. Загадочно. (Встает.) Завтра прийти?

А л е ш а. Завтра в девять. Ты участвовал в этом свинстве?

К о з л о в. Имеется в виду сорванный урок?

А л е ш а. Да.

К о з л о в. В качестве пассивного элемента.

А л е ш а. А точнее?

К о з л о в. Я был пассивен, как утопленник, вернее, я играл с Супруновой в крестики-нолики.

А л е ш а. Что же делали остальные?

К о з л о в (раздумывая). Вы знаете, в чем сила Натальи?

А л е ш а. В чем ее сила?

К о з л о в. Сила Натальи в огромном личном обаянии.

А л е ш а (серьезно). Я это заметил.

К о з л о в. Только не надо воспринимать это в легкомысленном плане, хорошо?

А л е ш а. Хорошо.

К о з л о в. В Наталью очень многие влюблены, это как бы серьезный массовый психоз…

А л е ш а. Я сам когда-то любил одного педагога…

К о з л о в. В Наталью влюблены как в женщину.

А л е ш а. Это, пожалуй, хуже.

К о з л о в. Сложнее…

А л е ш а. И поэтому сорвали урок?

К о з л о в. Урок, Алексей Алексеевич, сорвали из-за вас. За последнюю неделю вас видели в ресторане, в филармонии и у вашего подъезда.

А л е ш а. Отличная служба наблюдения. Но мы с Натальей Борисовной встречаемся давно.

К о з л о в. Раньше, по-видимому, это было не так ярко выражено. Вы должны вот что понять… Долгое время Наталья Борисовна была ничья, теперь она как бы предала наших ребят и стала чужая.

А л е ш а. Это обидно?

К о з л о в. Это воспринимается почти как обман. Это, конечно, стадное чувство, но влюбленность мальчишек в свою учительницу дело довольно серьезное…

А л е ш а. Итак, из-за своего обаяния Наталья Борисовна погибла как педагог.

К о з л о в. «Погибла» слишком сильное слово… Умом каждый понимает, что Наталья Борисовна не давала обет безбрачия. У ребят хватает объективности… Все, конечно, понимают, что Наталье давно замуж пора, а она все время тратит на нас.

А л е ш а. Считаешь, брак мог бы поправить дело?

К о з л о в. Думаю, да. Сначала бы, наверное, это всех огорчило, но потом все станет на свое место. Подобный опыт в нашей школе был. К мужу ревновать нельзя… Не мое дело вмешиваться, но если вы думаете жениться, лучше не тянуть…


На пороге появилась  Н а т а л ь я. Она была вне себя.


Н а т а л ь я. Ну, вот что, мужчины, я больше не могу.

К о з л о в (смутившись). Здравствуйте, Наталья Борисовна.

Н а т а л ь я. Хватит, Козлов, выдавать меня замуж!

А л е ш а. Он говорил довольно резонные вещи…

Н а т а л ь я. Помолчи. Потом, когда я уйду, вы сможете обсудить все вопросы, касающиеся меня. Но Козлов пока ученик, а я его классный руководитель, и я ему скажу, что он рано занялся сватовством и ему совершенно не подходит роль свата.

К о з л о в. Я говорил чисто теоретически…

А л е ш а. И заметь, он говорил благожелательно.

Н а т а л ь я. Огромное спасибо, Мишенька. Вы все круглые теоретики! Я обижена на тебя, Козлов. Ты говорил развязно, и ты говорил о том, о чем не имеешь права говорить. Ты употребил слово «предательство», но ты, в сущности, сам меня предал. Вообрази, что Алексей Алексеевич действительно подумывал предложить мне руку и сердце… а сейчас, узнав, какая я легкомысленная и что у меня множество поклонников семнадцати лет, он же откажется от меня… я же вдовствовать буду, Мишенька!

К о з л о в. Наталья Борисовна, вы меня не так поняли.

Н а т а л ь я (Алеше). Он актер, они все немного актеры, ему же лестно говорить со взрослым дядей на щекотливые темы. Скажи, Мишенька, вы часто здесь обсуждаете вопросы брака?

К о з л о в. Мы занимаемся математикой, Наталья Борисовна.

Н а т а л ь я (накаляясь иронией). Вот оно! Шум, бум, премьерство! Весь его гипофиз был сплошным актерством. Козлов вернулся в свои пенаты, доктор наук доволен!

А л е ш а. Недоволен, нет. Если я тебя правильно понял, даже огорчен. (Недружелюбно смотрит на Козлова.) Даже расстроен.

Н а т а л ь я. И ты уже актерствуешь, Алеша? Может быть, скажешь, что затягивал его в свои сети из любви к ближнему?

А л е ш а (искренне). Почти так.

К о з л о в. Мы занимались без всяких обязательств.

А л е ш а. Мы занимаемся, Михаил Николаевич, потому что я обожаю кретинов.

Н а т а л ь я. Еще секунда, и я всхлипну от умиления!

А л е ш а. Всю жизнь, Наташа, я обожал людей, которыми овладевают безумные идеи. Такие люди, по-моему, нуждаются в государственной охране, и меня всегда к таким людям таинственно тянуло… Ты мне не веришь, но я тебе это легко докажу. За последние полгода я прочел все существующие на русском языке книги о гипофизе, о гигантизме и карликовом росте, а пигмеи из Центральной Африки просто стали моими соотечественниками. Единственное, чего я не знал, что этот парень уже дрогнул.

К о з л о в. Я не дрогнул, но меня шарахает.

Н а т а л ь я. Слышишь? Его шарахает.

К о з л о в. Я неуравновешенный человек, Наталья Борисовна. Когда я увидел кесарево сечение у крольчихи, мне показалось, что это самое интересное.

Н а т а л ь я. Займись уж лучше математикой, Миша!

К о з л о в. Я не настоящий математик… случайный… настоящих математиков не шарахает.

А л е ш а. Ты настоящий математик, но гипофиз — это заманчиво. Уверен, что регуляция роста при помощи математических методов дело ближайшего будущего.

К о з л о в. К сожалению, рост, как таковой, чепуха.

Н а т а л ь я. И куда тебя снова шарахнуло?

К о з л о в. Думаю.

Н а т а л ь я. Расскажи.

К о з л о в. Долго.

Н а т а л ь я. Торопишься очень?

К о з л о в. Да. Туго со временем. (Серьезно.) Пытался сегодня разложить человеческую минуту.

А л е ш а. Зачем?

К о з л о в. Хочется понять, куда уходит время. Проверил множество собственных минут. И все время извне откуда-то вторгался какой-то факт, и начинало работать воображение… И совсем не в той плоскости, в какой надо.

Н а т а л ь я (Алеше). Ничего не понимаю!

К о з л о в (объясняет). Мозг не подчиняется до конца. Мозг ведет свои наблюдения и фиксирует то, что ему надо, а я еще не знаю, для чего это ему надо…

Н а т а л ь я. Запутался ты, Козлов.

К о з л о в (соглашается). Запутался.

Н а т а л ь я. Иди.


Козлов ушел.


Н а т а л ь я. Придется, очевидно, давать обет безбрачия.

А л е ш а (посмеиваясь). Придется!

Н а т а л ь я (садится). Зачем ты мне нужен? Ну, зачем ты мне нужен? (И плачет.)

А л е ш а. Наташка…

Н а т а л ь я. Ты никогда не поймешь, что это такое… что такое мои отношения с этими людьми… Я завтра приду в школу, и тридцать пар научных глаз будут изучать меня иронически, и всех будет интересовать один вопрос: целовались ли мы уже с тобой или нет?

V. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Когда  м а л ь ч и к и  и  д е в о ч к и  веселились, А н д р е й  вошел с ружьем.


А н д р е й. Внимание! Внимание, черт возьми!

С у п р у н о в а. Внимание! Он вооружен до зубов! Где ты взял ружье?

А н д р е й. Мальчики и девочки! Я хочу сказать речь!

Л е н а. Послушаем! Пусть он скажет речь!

А н д р е й. Внимание! Варя, встань сюда, на пьедестал! Кто хочет стать рядом? Саша, хочешь?

С а ш а. Нет.

С у п р у н о в а. Сашка стесняется!

С а ш а. Я не стесняюсь, Супрунова, а не имею права.

А н д р е й. Молодец, Сашка, я забыл, что всегда и во всем нужна капелька святой лжи!..

В а р я. Андрей, я жду речи о моих заслугах.

А н д р е й (подняв ружье). Кого ты приблизишь к своему трону?

В а р я. Никого. Могу приблизить Козлова. Поскольку Козлов не был в нашем доме ровно полгода… И сегодня почетный гость.

А н д р е й. Довольно, пижоны! Пусть все стоят там, где стоят, и я не стану произносить речь, потому что один хороший выстрел лучше, чем сто речей! Произвожу салют в честь рождения Варвары Тарасовой. Внимание! (Взводит курок.)


Появился  Д е д, он был ошеломлен и испуган.


Д е д. Зачем это безобразие?

А н д р е й. Салют в честь Вари…

Д е д. А что такое особенное и выдающееся сделала Варя, чтобы производить салют в ее честь в комнате, в квартире, в жилом доме, заселенном трудящимися?

В а р я. Дедушка!

Д е д. Оружие существует для дела, оружием баловаться грешно.

В а р я. Дед, пожалуйста…

Д е д. Ты даже не испросил разрешения, ты даже не сообразил, что это не простое ружье и что на нем выгравирована высокая дарственная надпись.

В а р я. Вот это уже настоящее хвастовство!

Д е д. Замолчать, барышня! Это ружье подарено мне рабочими Ижевского завода в двадцать шестом году, а ты мог из этого замечательного ружья по глупости или нечаянности убить человека.

А н д р е й. Мне надоели танцы, и я хотел немного разрядить обстановку.

В а р я. А почему, дед, ты держишь дома заряженное ружье?

Д е д (не сразу). Козлов, повесь на место.


К о з л о в  взял ружье, унес.


Мне самому непонятны бесконечные танцы, и поэтому я ушел и сидел на кухне один… Почему вы не споете тихую, задушевную песню?

С а ш а. Всему свое время, Николай Илларионыч.

Л е н а. Разрешите, Николай Илларионыч, я прочту стихи?

Д е д. Пожалуйста, буду рад, но сначала я выпью. (Наливает себе. Постепенно освобождается от гнева.) Мне нравится, что вы не любите водку, мне нравится, что вы не сквернословите, мне очень по душе, что вы хорошо учитесь и увлекаетесь науками, то есть шагаете в ногу с эпохой, но я очень огорчаюсь тем обстоятельством, что вы с большим опозданием становитесь взрослыми и никак не можете ими стать. Мне кажется, я говорю, а вы меня не слушаете или слушаете иронически, и я уже сам себе кажусь смешным…

В а р я (мягко). Просто ты очень длинно говоришь…

Д е д. Да, я забыл, что вы не любите, когда с вами говорят длинно.

С а ш а. Мне, например, наперед известно все, что вы скажете дальше… Вы, очевидно, скажете сейчас, что ваше поколение в нашем возрасте уже командовало полками и дивизиями и мы должны сделать то-то и то-то…

Д е д. Ну, раз ты уже все сказал за меня, то я налью себе еще…

Л е н а. Не обижайтесь, пожалуйста, Саша сегодня очень печальный.

Д е д. Все нормально. Когда мне было семнадцать, я тоже сомневался в здравомыслии тех, кто был старше меня. Будьте здоровы, малыши! (Пьет.) Еще придет время, и многие из вас покажут храбрость и соответствующую зрелость. Никто ничего никому не должен! Аминь! А теперь я хочу узнать, где Козлов и где ружье?

В а р я (кричит). Миша!

В с е (кричат). Мишка! Мишка! Мишка!


В дверях появился сосредоточенный  К о з л о в.


В а р я. Что ты там делаешь?

К о з л о в. Думаю…

С у п р у н о в а. Поразительное явление, он думает!

Л е н а. О чем, Козлов?

К о з л о в. О многом. (Проходит, садится в стороне.)

С у п р у н о в а (иронически). Может, объяснишь нам, как это можно сразу думать о многом? По-моему, ты просто спал там!

К о з л о в. Я думал о нашей соседке Фаине.

С у п р у н о в а. Ну вот, все правильно, он думал там о какой-то девице?

С а ш а. Хорошенькая?

К о з л о в. Фаине пятьдесят лет. Врач-педиатр. Спасла тысячи детей.

Л е н а. Чем знаменита?

К о з л о в. Каждый день тридцать семь и четыре.

А н д р е й (заинтересовавшись). То есть ежедневно?

К о з л о в. Полтора года тридцать семь и четыре. Недавно направили на исследование в Москву, а теперь она вернулась, и мы с матерью, естественно, пошли ее проведать… И пришел участковый врач… Спросил Фаину, какой поставили диагноз. Фаина говорит, диагноза нет, каждый день тридцать семь и четыре. Врач взял шапку и сказал: «Я не шарлатан. Если в Москве диагноза не поставили, я не могу. Пусть ходит сестра и делает поддерживающие уколы». (Помолчав.) Мы ничего не знаем про человека!

С у п р у н о в а. Ура, товарищи! Космос, атом, клетка, есть три пути! Козлов, кажется, нашел свою судьбу! Все стали мудрецами! Все хотят выяснить, как правильно жить.

А н д р е й. Правильно жить нельзя, Супрунова.

С у п р у н о в а. Но и как неправильно жить — тоже никто не знает!

С а ш а. Глупа ты, Супрунова!

С у п р у н о в а. У меня голубые глаза, Саша.

С а ш а. Мало!

С у п р у н о в а. Я лучший математик в классе.

С а ш а. Ты просто лучшая математическая машина.

С у п р у н о в а. Ты хотел выявить чужую глупость, а выявил свою бестактность.

Л е н а (кричит). Хватит! Николай Илларионыч! Я все же прочту стихотворение. Посвящается окончанию детства.

Д е д. Вот это хорошая тема!

С у п р у н о в а. Подожди, Ленка, поставим лампу на пол.

Д е д. Это для чего?

С у п р у н о в а. Это, уважаемый товарищ, для уюта.

Д е д. Я, пожалуй, пойду на кухню, мне не уютно.

В а р я (успокаивает его). Подожди, дед, не надо сердиться… ведь мне исполнилось сегодня семнадцать лет! И ничего, решительно ничего не изменилось и не произошло, а только грустно… Смешно вспомнить, как я еще недавно стояла в магазине и ела фруктовое мороженое… В общем, дедушка выдвинул лозунг: надо взрослеть! Этот лозунг выдвигается перед нами непосредственно с первого класса… Я помню, когда моя мама уезжала жить на Кавказ, она долго прощалась со мной и советовала, чтобы я не приспосабливалась к мещанству и оставалась сама собой… И я, ребята, не возражала… но легко сказать — с а м а  с о б о й! А что такое я, которым надо остаться? Что я из себя представляю?

С у п р у н о в а. Ничего мы еще из себя не представляем!

В а р я. Люда, я с тобой не согласна. Просто трудно еще выявить, кто и что из себя представляет… Но мой любимый дед требует: кончайте с детством! Пожалуйста, хоть сегодня… Но во имя чего? Разговорилась гусыня, хватит! Давайте веселиться, веселье тоже цель! (Засмеялась, как бы смахнула грусть.) Поступило предложение: пусть каждый вспомнит что-нибудь из своего детства — и покончим с ним! Скажи, Саша, что было самым сильным в твоем детстве?

С а ш а. Обезьяна.


Все засмеялись, а Дед подошел и налил водки.


(Грустно.) Когда я был маленьким, отец привез мне из заграничной командировки маленькую обезьяну. Я с ней дрался и ходил все время оцарапанный… Тогда отец сказал мне, что мы все произошли от обезьяны, и обезьяна наш предок, и мы должны ее уважать. И меня это поразило… Я все время думал со страхом, что я вырасту и тоже стану походить на обезьяну.


Супрунова хохотнула. Все молчали.


Л е н а. У меня тоже есть воспоминание… (Улыбается.) В шестом классе Тарасова где-то вычитала, что все великие люди вели дневники и записывали туда свои секреты… И с тех пор вот эти мальчики стали интересоваться нашими тетрадками.

А н д р е й. Пока вы не изучили стенографию, мы узнавали все, что надо!

Л е н а. Стенография была для родителей.

В а р я. Тише, Лена, дедушка уснул.


Погасили верхний свет, собрались у лампы.


С у п р у н о в а. О чем писала в своем дневнике Тарасова?

В а р я. Тарасова забыла.

С а ш а. Тарасова писала обо мне.

В а р я (тихо). Зачем об этом кричать?

С а ш а. Я думал, что сегодня, в такой высокоторжественный день… все должны говорить правду.

В а р я. Скажу правду. Писала о Сашке и о человечестве… О человечестве я размышляла, лежа вот на этой тахте… Словом, были времена и прошли.

С у п р у н о в а. Что значит — прошли?

В а р я (спокойно). Прошли, и все. А дальше идет стенография.

С а ш а. Я расшифрую.

В а р я. Не надо.

Л е н а. Такие вещи выясняют наедине.

В а р я. Мы все уже выяснили сегодня.

С а ш а. Тарасова меня разлюбила!

Л е н а. А действительно, зачем об этом кричать?

С а ш а. Хочу, чтобы знали все.

В а р я. Знаешь что… Я тебя не любила.

С а ш а (с иронией). А что же это было?

В а р я. Это было чувство реванша… Неосознанное чувство реванша… Просто я очень долго ждала… И никто в этом не виноват…

Д е д. Зажгите свет.

Л е н а. Мы вас разбудили, Николай Илларионыч?

Д е д. Я не спал. (Зажигает свет.)

Л е н а. Я так и не прочла вам стихотворение…

Д е д. Да, Лена, я давно жду.

Л е н а. Я немного перепутаю, забыла… «Ты назначил мне свидание в пять, но я не пришла… На другой день ты мне снова назначил свидание, но я не пришла. И на третий, и на четвертый день я не пришла. Ты думал, что я тебя не люблю, но ты не понял, что все эти дни я прощалась с детством…» Это испанская песня, это перевод.

С а ш а. Только не надо ничего объяснять и анализировать. Поменьше морали, побольше искусства!


Дед налил себе рюмку и выпил.


С у п р у н о в а. Давайте танцевать!

А н д р е й. А где Козел! (Зовет.) Козел!

В с е (скандируют). Ко-зел! Ко-зел!


В соседней комнате раздался выстрел. Мальчики и девочки замерли. На пороге появился растерянный  К о з л о в  с дымящимся ружьем.


К о з л о в. Извините… Это нечаянно… Я хотел… Извините, я, кажется, повредил ковер…


С у п р у н о в а  и  Л е н а  бросились в соседнюю комнату. Из прихожей раздался громкий звонок.


Д е д. Ну вот, пришли соседи. Идем объясняться! (Уходит с Варей.)


Козлов нашел за диваном шапку, неловко надел.


С а ш а. В пятом классе человек кажется себе очень умным, а в третьем классе он кажется себе просто титаном ума… и это, как подтверждает опыт, справедливо. Чем выше класс, тем человек больше глупеет… Ты надел мою шапку Козлов! (Берет шапку и уходит.)


Козлов садится на тахту.


А н д р е й. Ты что, стреляться надумал?

К о з л о в. Глупо. Испугался.

А н д р е й. В смысле Тарасовой?

К о з л о в. Случилось то, чего я хотел. Я всегда думал об этом. Но я думал: это никогда не случится.

А н д р е й. И ты испугался?

К о з л о в. Мне показалось, что все сразу остановилось… Никакого движения. Страшно оттого, что уже нечего ждать.

А н д р е й. Мы же еще ничего про это не знаем… Это же только начало. Потом открывается что-то другое. Большое. Все знают, что это лишь начало, потом, говорят, приходит другое…


Зазвонил телефон. Сразу вернулась  В а р я.


В а р я. Андрей, ответь, пожалуйста, я не буду, это соседи с третьего этажа… они всегда звонят нам.

А н д р е й. Пусть идут к черту! Хочешь, выключу?


Варя кивнула. Андрей выдернул телефонную вилку. Пришли  Л е н а  и  С у п р у н о в а.


Л е н а. Все в порядке, великие труженицы, девочки, подштопали ковер. Давайте посидим тихо, а ты, Козел, пожалуйста, больше не стреляй, а то, я чувствую, будет скандал.


Вошел  Д е д. Молча налил себе.


В а р я. Дед, хватит!


Дед налил еще. Выпил и ушел.


С у п р у н о в а. Давайте тихонечко потанцуем. Ребята, нужна какая-нибудь разрядка.

А н д р е й. Опить хочешь, чтобы пришли соседи?

Л е н а. Спокойно, ребята! Давайте поговорим тихо.

С у п р у н о в а. Протестую! Когда вы начинаете говорить тихо, я ничего не понимаю. Вы все помешались на одной теме, но вам никогда не выяснить, как надо жить!


Пришел  Д е д. Он был пьян. Начал ходить. Мальчики и девочки следили за ним.


Д е д. А вы можете спать, когда у вас сердце болит? (Удивленно оглядывает мальчиков и девочек.) Где Саша?

В а р я. Ты же видел, Саша ушел домой.

Д е д. Если вы можете спать, когда у вас болит сердце, то я вас не понимаю. (Снова начинает ходить.) Я о работе думаю, ребята, всегда о работе думаю! Я, бывало, поднимал трубку — и шли составы с хлебом, шли цистерны с горючим. Всегда, когда я сижу дома, я думаю о работе!

В а р я. Иди спать.

Д е д. Нет, мне еще нужно срочно отдать несколько распоряжений, а уж потом я лягу спать, и вы тут будете ходить на головах… Вы мне позволите, дорогие гости, помешать вашему безумному веселью и сделать несколько звонков?


Мальчики и девочки молча подтвердили согласие.


Я быстро… (Резко снимает трубку и словно преображается.) Станция, это Тарасов. Да, это я сам… По моему счету немедленно мне Челябинск! Номерной завод Васильева. Я жду. Разбудите! (Чуть покачивается, но старается держаться прямо.) Разбудите! Васильев? Здравствуй, Тарасов тебя беспокоит, прошу не серчать. Не спал? Я так и думал, что ты не можешь спать. Я тоже не сплю, душа болит. Помоги мне, Васильев, мы задыхаемся, нам нужен прокат. Понимаешь, что значит, когда тебя просит Тарасов? Все. Я  з н а л, что ты так скажешь! Ты  ч е л о в е к! Спасибо. (Кладет трубку; быстро пройдясь, хвастливо спрашивает.) Поняли, как дело делается?


Мальчики и девочки молчали.


Но я еще сделаю звонок… Один звоночек — и иду спать. (Поднимает трубку.) Станция, опять Тарасов. По прямому проводу — Иркутск! Правильно. Умница! Да, да, быстро. Семенов? Это я. Сообразил? Так вот скажи, когда вы думаете выполнять обязательство? Да, рельсы широкого профиля. Я подожду, терпение еще есть, но спать не могу. Ты парень иркутский, оперативный. Это не Тарасову нужно, это делу нужно! А Тарасову самому ничего не нужно… Буду ждать, иркутянин, неделю я потерплю. Ну, будь здоров… некогда… Собираю сегодня широкое совещание с участием периферии. (Бросает трубку, тупо стоит над аппаратом.) Это делу нужно! А Тарасову самому ничего не нужно! (Уходит.)


Мальчики и девочки задумчиво молчали.


А н д р е й (когда Супрунова подняла с пола телефонный шнур). Ты что-то хочешь сказать?

С у п р у н о в а. Да… Телефон выключен…

А н д р е й. Молчи!

С у п р у н о в а. Почему? Объясни, Тарасова! Почему «молчи»?

В а р я. Дедушка сегодня ушел на пенсию.

С у п р у н о в а. Так это же прекрасно! Когда здоровый жизнерадостный человек уходит на пенсию… у него же все впереди!

К о з л о в. Люда, если ты еще чего-нибудь скажешь, я принесу ружье и я тебя убью.

С у п р у н о в а. Варя!..

А н д р е й. Сейчас ты у меня замолчишь! (Включает магнитофон, дергает Супрунову за руку и начинает с ней танцевать.)

С у п р у н о в а (танцуя, сияя от счастья). Лена, пригласи Козлика!

Л е н а. Не хочу.

С у п р у н о в а. Тарасова, пригласи Козлова!

В а р я (сдержанно улыбаясь). Хочешь?


Козлов кивнул.


(Подходит, делает книксен.) Прошу вас…


Они начали и немного потанцевали. Танцуя, Варя присматривалась к вихрастой макушке партнера, примеряя свой рост.


Подожди. (Быстро подбегает к стулу, садится, сбрасывает туфли и в чулках возвращается к Козлову.)


И снова они было начали.


К о з л о в. Подожди. (Сбрасывает туфли, швыряет их далеко и остается в носках.)


Так они танцевали. Это был четкий, ритмический, боевой танец.


З а н а в е с.


1967

ЧЕЛОВЕК СО СТОРОНЫ Современная хроника в двух частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Ч е ш к о в  А л е к с е й  Г е о р г и е в и ч — начальник цеха, 32 лет. Молод и моложав.

Щ е г о л е в а  Н и н а  В а с и л ь е в н а — начальник бюро экономики и хозрасчета, 30—32 лет.

Р я б и н и н  Г л е б  Н и к о л а е в и ч — первый заместитель директора фирмы, 43 лет.

М а н а г а р о в  З а х а р  Л е о н и д о в и ч — заместитель начальника цеха, 47 лет.

Г р а м о т к и н  Т и м о ф е й  И в а н о в и ч — бывший начальник цеха, 58 лет.

П л у ж и н  А н а т о л и й  В а с и л ь е в и ч — директор фирмы, 60 лет.

П о л у э к т о в  Г а в р и л а  Р о м а н о в и ч — начальник производственного отдела, 55 лет.

П у х о в  Н и к о л а й  А н д р е е в и ч — начальник бюро технического контроля, 55 лет.

П о д к л ю ч н и к о в  В я ч е с л а в  С е р г е е в и ч — начальник корпуса, 48 лет.

С а п с а к а е в  П е т р  З е к е н о в и ч — директор Тихвинского завода, 43 лет.

Р и м м а — помощник Сапсакаева по общим вопросам, 30 лет.

В а л е н т и к — коммерческий директор фирмы, 58 лет.

К р ю к о в  И г о р ь  П е т р о в и ч — секретарь горкома партии по промышленности, 38 лет.

З а в ь я л о в а  Н а д е ж д а  И в а н о в н а — начальник бюро, 36 лет.

Б ы к о в  О л е г  В л а д и м и р о в и ч — начальник бюро, 49 лет.

Р ы ж у х и н  В а л е н т и н  П е т р о в и ч — начальник корпуса. 45 лет.

К о л и н  Я к о в  И л ь и ч — начальник корпуса, 60 лет.

Л у ч к о  В а с и л и й  Д м и т р и е в и ч — формовщик, 50 лет.

С е к р е т а р ь  п а р т к о м а  в  Т и х в и н е — 40 лет.

Т у р о ч к и н  К о н с т а н т и н  К о н с т а н т и н о в и ч — работник горкома, 35 лет.

М а м п о р и я — диспетчер, 30 лет.

Н а т а л ь я  И в а н о в н а — секретарь Чешкова. 40 лет.

Т а т ь я н а  Ц в е т к о в а — плановик, 30 лет.

А л е ш а  Ч е ш к о в — 8 лет.

Р я б и н и н а — 30 лет.

П о л у э к т о в а — 45 лет.

П е р в ы й  м у ж ч и н а }

В т о р о й  м у ж ч и н а } — институтские друзья Манагарова, его ровесники.

П е р в а я  ж е н щ и н а }

В т о р а я  ж е н щ и н а } — их жены, 30—32 лет.

С о н ю ш к а — секретарь Плужина, 50 лет.

Ч л е н ы  т и х в и н с к о г о  п а р т к о м а, с е к р е т а р ш и.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Пустая площадка. На краю круглый стол, два кресла. В одном давно сидит  Ч е ш к о в. Какая-то печальная настороженность в нем. На противоположном конце площадки появляется помощник директора  Р и м м а.


Р и м м а. Во сколько твой самолет?

Ч е ш к о в. В одиннадцать.

Р и м м а. У тебя в запасе максимум минут десять.

Ч е ш к о в. Пятнадцать.

Р и м м а. Я передала, что ты ждешь.

Ч е ш к о в. Спасибо.

Р и м м а. Что ты хочешь сказать Сапсакаеву?

Ч е ш к о в. Хочу попрощаться.

Р и м м а (закуривает, ходит по площадке). Когда-то мы вместе начинали тут нашу жизнь… И мне кажется, я имею право спросить тебя: хорошо ли ты подумал? Или ты не волнуешься?

Ч е ш к о в (серьезно). Волнуюсь.

Р и м м а. Трудно тебе будет на новом месте.

Ч е ш к о в. Я не боюсь.


Появляется  П о л у э к т о в. Острый, худой, годы усушили его и умяли изрядно. Чешков встает.


П о л у э к т о в. Осмелюсь напомнить о времени.

Ч е ш к о в. Я помню, Гаврила Романович. Садитесь.

П о л у э к т о в. Мне удобнее ждать внизу. (Уходит.)

Р и м м а. Почему этот человек такой сердитый?

Ч е ш к о в. Ему надоел Тихвин. (Садится, на прежнее место.)

Р и м м а. И кто этот древний человек?

Ч е ш к о в (не сразу). Посол. Из Ленинграда.

Р и м м а (изучающе смотрит на него, курит, косится на телефон). А что, если я Сапсакаеву позвоню? Наберусь смелости и позвоню? У него там замминистра и свита… (Берет трубку и кладет.) Боюсь. Времени у тебя уже нет. Поезжай, ждать рискованно. Скажу, что ты заходил проститься.

Ч е ш к о в. Я должен с ним попрощаться сам.

Р и м м а. Что ж… попробую напомнить. (Идет к выходу. Останавливается.) Как ко всему этому относится Лида?

Ч е ш к о в. Прекрасно. Ей всегда нравится новое.

Р и м м а. Мне кажется, Леша, вы расстаетесь.


Чешков холодновато смотрит в пространство.


Лида считает — вы все забыли. И твердит с гордостью, что ты никогда не судил ее. Вы друзья, считает она.


Чешков смотрит в пространство. Лицо не меняется.


Конечно, рано или поздно муж и жена становятся родственниками, но это приходит естественно, когда утихает страсть. Вряд ли вас выручит рациональная дружба. Не знаю, как нужно истолковывать твое сухое молчание, но Лиду мне жаль. Ты, Леша, все больше становишься дельцом.


Снова входит  П о л у э к т о в. Сдержан, желчен, сух.


Ч е ш к о в (встает). Извините. Мы успеем.

Р и м м а. Я напомню еще раз. (Уходит.)

П о л у э к т о в. Эта особа — секретарь Сапсакаева?

Ч е ш к о в. Помощник по общим вопросам.


Полуэктов садится. Чешков садится. Молчат.


П о л у э к т о в. У вас в Ленинграде родные?

Ч е ш к о в. Умерли. В блокаду.

П о л у э к т о в. А вы?

Ч е ш к о в. Я жив.

П о л у э к т о в. Это ясно. Как выкарабкались?

Ч е ш к о в. Вывезли с другими детьми.

П о л у э к т о в. А где жили после?

Ч е ш к о в. На Алтае. В семье маминого сослуживца.

П о л у э к т о в. Никого, значит, не осталось на этом свете?


Чешков кивнул — никого. Он напряженно ждет.


Почему вас не провожает жена?

Ч е ш к о в. Нездорова. Ей иногда необходимо полежать.

П о л у э к т о в. Сын у вас большой?

Ч е ш к о в (улыбнулся сдержанно). Первый класс.


Вернулась  Р и м м а. Оба смотрят на нее.


Р и м м а. Я послала Сапсакаеву записку. И думаю уже, что вторую посылать смысла нет. (Следит за молчащим Чешковым. Идет к телефону, набирает номер.) Петр Зекенович, прошу вас на минуту выйти. Всего на одну минуту. (Держа трубку, ждет.)


Проследив за ее взглядом, Чешков встает. Входит спокойный  С а п с а к а е в.


С а п с а к а е в (он словно не видит Чешкова). Что?

Р и м м а. Алексей Георгиевич хочет проститься.

С а п с а к а е в. А вы считаете, я должен прощаться с ним?

Р и м м а. Петр Зекенович, он через полчаса улетает.

С а п с а к а е в (гневно). Скажите ему, что у него есть три месяца. Месяц я буду в отпуске, два месяца в Бельгии. Если через три месяца он не вернется, будет поздно. Скажите, я не хочу с ним прощаться.


Свет переместился на летное поле. Идут одиночные  п а с с а ж и р ы. Появляется  Ч е ш к о в. Спокоен, но печален. Ставит на землю чемодан. Подходит  П о л у э к т о в  с саквояжем.


П о л у э к т о в. Дозвонился. Ждать будем неизвестно сколько. Если бы позвонили из Тихвина, были бы уже в наших нережских лесах…

Ч е ш к о в. Извините. Я должен был попрощаться.

П о л у э к т о в (с сомнением). А сколько вам, собственно, лет?

Ч е ш к о в (спокойно). Вы что, хитрите?

П о л у э к т о в. То есть как — хитрю?

Ч е ш к о в. Вы же читали мое личное дело.

П о л у э к т о в (возмущен). Ничего не читал!

Ч е ш к о в. Тридцать два года мне. Ровно тридцать два. Плохо это или хорошо?

П о л у э к т о в. Лучше бы, знаете, сорок два. А еще лучше, скажем, лет сорок восемь.

Ч е ш к о в (тихо, весело, вдруг с каким-то платоническим интересом). Почему вы сказали неправду? В октябре ваша фирма запрашивала мое личное дело. Вы никак не могли не читать.

П о л у э к т о в (насторожился заметно). Кто вам сказал?

Ч е ш к о в. Соколовский из главка.

П о л у э к т о в (возится с папиросой. Внезапно начинает хихикать). Ну, был запрос, если вы столь осведомленный… Кота в мешке не покупают, а кандидатур было множество. (Преувеличенно благодушно.) Досье ваше читали и в дирекции, и в парткоме, а я лишь взглянул, я не был уверен, что руководство пригласит на такую крупную работу человека со стороны…


В глубине появляется быстрая молодая женщина с дорожной сумкой. Это  Щ е г о л е в а. Она устала. Остановилась. Берет сумку двумя руками. Увидела Полуэктова.


Щ е г о л е в а (звонко, счастливо смеясь). Гаврила Романыч! Здравствуйте! Вы машину ждете? Вы захватите меня?

П о л у э к т о в (сухо). Откуда вы появились?

Щ е г о л е в а (искренне изумилась). Как откуда? Из командировки! Из Москвы! (Окидывает взглядом незнакомого Чешкова. Опускает сумку.)


Полуэктов медлит. Щеголева не понимает молчания.


Ч е ш к о в. Я вижу телеграф. Подождете?

П о л у э к т о в. Сделайте милость.


Ч е ш к о в  уходит. Щеголева ждет решения.


Вы поедете, но только условие: ни о чем с этим молодым человеком в машине не говорите.

Щ е г о л е в а (быстро, послушно). Хорошо, ничего не скажу.

П о л у э к т о в (продолжая настойчиво внушать). Никакой информации — ни прямой, ни косвенной. Молчите — и все!

Щ е г о л е в а (быстро, послушно). Хорошо, буду молчать.

П о л у э к т о в. Я и знакомить вас не стану.

Щ е г о л е в а. Это лучше всего…

П о л у э к т о в. Давно вы из Питера?

Щ е г о л е в а (улыбнулась, живо). Что вы! Всего несколько дней.

П о л у э к т о в. Как здоровье Грамоткина? Жив?

Щ е г о л е в а. В больнице, но все уже хорошо. Счастливый он человек! Пуля прошла в нескольких миллиметрах от сердца…

П о л у э к т о в (категорически, сразу). Эту тему пока забудьте!


Щеголева чуть озадачена, во взгляде нет и следа покорности.


Знаете что… Поезжайте-ка автобусом!

Щ е г о л е в а. Как же я с такой тяжестью?

П о л у э к т о в. Что там в вашей сумке? Кирпичи?

Щ е г о л е в а (с иронией). Ночная рубашка, бигуди, лифчик… Это хотите узнать? И почему стало запретным говорить о Грамоткине? Объясните, почему? История, по-моему, всем известна…

П о л у э к т о в (озлясь вдруг, свистяще). Потому что всю информацию, и эту и похлестче, пусть выдает ему высшее начальство! (Тычет в пространство.) Чешкову, Чешкову! Потому что Чешков этот будет начальником Двадцать шестого литейного!

Щ е г о л е в а (тихо, словно в испуге). Гаврила Романыч! (Оборачивается, смотрит вдаль. Берет сумку двумя руками, относит далеко в сторону.)


Возвращается  Ч е ш к о в. Полуэктов курит. Молчат.


Ч е ш к о в. Что нынче идет в Большом драматическом?

П о л у э к т о в. Не знаю, не слыхал.

Ч е ш к о в (вежливо, Щеголевой). Вы не знаете?


Щеголева не ответила, даже не пошевелилась. Смотрит на кончик собственного носа. Трогательно серьезна.


П о л у э к т о в (с беспокойством). Не знаете, что идет?

Щ е г о л е в а (ровно, не оборачиваясь). «Мещане».

П о л у э к т о в (перевел Чешкову). «Мещане» идут. Посмотрите.

Ч е ш к о в. Спасибо, смотрел. Два года назад.

П о л у э к т о в (подозрительно). Кому вы дали телеграмму?

Ч е ш к о в. Жене.

Щ е г о л е в а (не оборачиваясь). Есть новый спектакль «Беспокойная старость».

Ч е ш к о в (смотрит на нее). Я это в кино видал.

П о л у э к т о в (пробормотал с беспокойством). Я вас не познакомил… Это товарищ Щеголева, это товарищ Чешков.


Щеголева не обернулась. Лишь наклонила голову в знак знакомства. И Чешков недоуменно наклонил голову.


(С новым приступом подозрительности.) Что вы делали в Питере два года назад? Вас что, уже сватали куда-то?

Ч е ш к о в. Приезжал увидеть Двадцать шестой.

П о л у э к т о в. Каким образом? Что так вдруг?

Ч е ш к о в. Поехал, посмотрел. Любопытство.

П о л у э к т о в (абсолютно не веря). Всего лишь?

Ч е ш к о в. Ну, скажем, любопытство литейщика. Я тогда не думал о вашей фирме. А цех меня поразил, хотя и был недостроен…

П о л у э к т о в. Да-да, еще не вся начинка была…

Щ е г о л е в а (обернулась. С легким гневом и изумлением). А сейчас? Сто тысяч проектная мощность. Может он давать сто?

П о л у э к т о в (жестко обрывая ее). Может! (Глядит на часы, мрачно прохаживается. Чешкову.) Избегайте слова «фирма», иначе вас станут принимать за чужака. Это, знаете, мода. Мы еще во времена Петра звались «нережские кузницы» и «заводы». Наши люди признают слово «завод». (Смотрит на часы. Шарит в карманах.) Есть у вас две копейки для автомата? Не надо, нашел! (Уходит.)

Щ е г о л е в а (не обернувшись). И вы всего один раз видели цех?

Ч е ш к о в. Дважды.

Щ е г о л е в а. Предварительные переговоры?

Ч е ш к о в. Да. На уровне вторых заместителей.

Щ е г о л е в а (смотрит на него). Это держалось в тайне?

Ч е ш к о в. Да.

Щ е г о л е в а. Это было после отстранения Грамоткина?

Ч е ш к о в. Не знаю. (Ревниво.) Толковый человек?

Щ е г о л е в а. Грамоткин был командиром Нережского полка.

Ч е ш к о в. Не понял.

Щ е г о л е в а (не глядя на него). Рабочее ополчение.

Ч е ш к о в. А… Что-то я слышал…

Щ е г о л е в а. Завод работал под огнем немцев. Это надо знать. Директор был начальником штаба полка, коммерческий директор командовал разведкой. Полуэктов Гаврила Романыч был командиром взвода… Вам придется научиться уважать прошлое завода.

Ч е ш к о в. Меня будущее интересует.

Щ е г о л е в а (быстро, внимательно смотрит на него и снова отворачивается). Имейте в виду, унас не любят новых людей.

Ч е ш к о в. Новые становятся старыми.

Щ е г о л е в а. В Нереже для этого надо десять — пятнадцать лет.

Ч е ш к о в. Почему же так?

Щ е г о л е в а. Не знаю. Может быть, потому, что слишком много крови пролито на нережской земле и горя много пережито. Неприятно, когда после всего этого приходит новый, чужой человек и начинает командовать тобой.

Ч е ш к о в (разглядывает копну ее волос). Вы кто?


Стремительно входит Полуэктов, подхватывает саквояж.


П о л у э к т о в. Поехали на такси! Машины не будет.


Приемная выплыла из тьмы как образец чинности и порядка. Здесь  п о с е т и т е л и, с е к р е т а р ш и, снуют  с о т р у д н и к и. Внезапно выкатывается откуда-то  В а л е н т и к. Хватает телефонную трубку со стола.


В а л е н т и к (в телефон. Независимо, звучно). Продолжим, Карась! Не планируйте этакие расходы. Ой, миляга, мокрый у меня будешь ходить! Слушай, я коммерческий директор, я бизнесмен. Да что ты орешь, что за манера, елки-палки! (Не медля укладывает трубку на рычаг.)


Смех проносится в приемной. В а л е н т и к  выкатывается. Привлеченные смехом, возникают откуда-то  Ч е ш к о в  и  П о л у э к т о в.


С е к р е т а р ш а. Товарищи! Товарищи! Товарищи!

П о л у э к т о в (подходит к ней, тихо). Ну что, Сонюшка?

С е к р е т а р ш а. Скоро. Вижу, вы боитесь отойти от него?

П о л у э к т о в. Так надо, милая.

С е к р е т а р ш а (смотрит на Чешкова. Шепотом). Несимпатичный.

П о л у э к т о в (подмигивает ей. Шепотом). А я симпатичный?

С е к р е т а р ш а (с огоньком). Вы душечка, Гаврила Романыч!


Полуэктов невозмутимо возвращается к Чешкову.


Ч е ш к о в. Кто эта женщина? Щеголева?

П о л у э к т о в. Пикантная особа?

Ч е ш к о в. Какой смысл вы вкладываете в это слово?

П о л у э к т о в. Полагаю, сами уловите. Работает в Двадцать шестом. Начальник бюро экономики и хозрасчета. Одинокая, между прочим. Мужа кинула где-то в Краматорске. А по кровям она наша, нережская. Наши всегда возвращаются, когда им плохо…


Из глубины быстро подходит Секретарша.


С е к р е т а р ш а. Через минуту они появятся. Сразу входите. (Уходит.)


Заинтересованный Чешков предлагает Полуэктову отойти в сторону. Говорят приглушенно.


Ч е ш к о в. Почему секретарши такие старые?

П о л у э к т о в. А вам что, молоденьких надо?

Ч е ш к о в. Мне не надо, но в Тихвине у нас молодые.

П о л у э к т о в. А у нас их около ста, и все в возрасте.

Ч е ш к о в. Стенографировать хотя бы умеют эти секретарши?

П о л у э к т о в. Ишь чего захотели!

Ч е ш к о в. Тогда в чем же целесообразность?

П о л у э к т о в. А какая целесообразность в молоденьких?

Ч е ш к о в. Восприимчивее, память лучше, выносливее. Молодую легче обучить.

П о л у э к т о в. Смотря чему. Эти женщины отработали свое и пережили. Многие в эвакуации побывали. Мы их и держим тут.

Ч е ш к о в. Ну, если это благотворительность…

П о л у э к т о в (сухо). Это нережская традиция.

Ч е ш к о в. Благотворительность не может являться традицией промышленного производства.

П о л у э к т о в (возмущенно). А этих что — на улицу?

Ч е ш к о в. Зачем же? В сфере обслуживания нужны сотни тысяч людей! Женские руки, женский опыт, женские сердца.

С е к р е т а р ш а (стремительно появляясь). Сейчас же идите. Без доклада.


И, попридержав Чешкова, П о л у э к т о в  направился в кабинет. Тут у стены  Р я б и н и н, в кресле  В а л е н т и к, а за столом спокойнейший из спокойных  П л у ж и н. Он видит Полуэктова, слегка наклоняет голову и продолжает начатую ранее мысль. Голос его до странности тих.


П л у ж и н. Ты, Геня, упомни в письме, что у завода нет стабильной номенклатуры. Экскаваторы наши — полдела. А все идет новое, упомни! Для химии. Для геологии. Для космоса. И экспортные поставки. Разумно это упомянуть, Глеб Николаевич?


Сорокатрехлетний гигант Рябинин кивнул.


Слушаю тебя, Гаврила Романыч.

П о л у э к т о в (не отходя от двери). Я его привез.

П л у ж и н (медлит, не двигаясь). Отпустили его из Тихвина?

П о л у э к т о в. Нет, Анатолий Васильевич, документов не дали. У него с собой даже трудовой книжки нет.

П л у ж и н. Значит, он прибыл к нам с партвзысканием? Так понимать?

П о л у э к т о в. Пока нет, а может — и влепят.


Короткая пауза. Общее раздумье.


Р я б и н и н. Мне тоже грозят партвзысканием. Ничего, живу.

В а л е н т и к (внятно, с полуприкрытыми глазами). Надеюсь, Рябинин, взыскание вы получите. Ваше счастье, что Грамоткин выжил. Вы не думали, когда отдавали приказ.

Р я б и н и н. Думал. И предвидел атаку. Я только не знал, что у него дома хранится трофейный пистолет.

П л у ж и н (тихо, неодобрительно). Ну, атаки пока не было, Глеб Николаевич. Согласен, что в какой-то мере вопрос о Грамоткине был предрешен, но вы сильно поторопились, пока я по заграницам ездил. Вы большой властью наделены, но не для того, чтобы расправляться с заводской элитой. У вас есть такая черта — рубить сплеча. Вы в руководстве без году неделя, и вот эта ваша акция едва не кончилась трагически.

В а л е н т и к (вдруг, горько). Брось, Толя! Брось!


Плужин молчит, хмурясь. Все молчат.


П о л у э к т о в. Анатолий Васильевич, я жду. Что мне с Чешковым делать? Вводить его сюда, не вводить? Получили вы мою телеграмму из Тихвина? Я там весь его цех облазил под разными соусами.

П л у ж и н (задумчиво). Получил, получил…

В а л е н т и к. Что за телеграмма?

П л у ж и н (открыл стол, достал телеграмму. Читает тихо). «Цех рентабельный. Есть жалобы на душевную черствость. Производительность в цехе высокая». (Полуэктову.) Введи его!


П о л у э к т о в  вышел. Вернулся с  Ч е ш к о в ы м. Плужин встает.


Ч е ш к о в. Здравствуйте.

П л у ж и н. Рады. Здравствуйте. Знакомьтесь. Выбирайте место, садитесь. Будьте как дома. Не спеша поговорим…


Все изучают Чешкова. Он садится в стороне.


(Тихо очень, благостно.) Итак, Алексей Георгиевич… Шесть гигантских корпусов по версте длиной, и каждый сам по себе крупное предприятие, вот какой комплекс надлежит вам принять. Это не цех, а завод в заводе, комбинат! С биографией вашей мы, конечно, знакомы, но подчеркну и другое: впервые Нереж доверяет такую работу тридцатилетнему человеку, да еще с первого шага. (Улыбается.) Пять заместителей будет у вас, двести человек инженерно-технического персонала. Со временем можем подумать, как вас назвать… Может, назовем генеральным директором комплекса или иначе как, но это мысли будущего. А сейчас хотелось бы сказать сразу о неприятном. (Мягонько.) Может, товарища Рябинина послушаем?

Р я б и н и н. Нет уж, продолжайте вы, Анатолий Васильевич.


Плужин надевает очки, смотрит на Полуэктова.


П о л у э к т о в. Что я? Я человек маленький…

П л у ж и н (с тихой укоризной). Начальник производственного отдела по металлургии — не маленький человек. (Снимает очки. Отечески.) Когда-то, знаете, Алексей Георгиевич, был у нас другой цех фасонного литья, низкий такой, прокопченный, небольшой, но неплохо нас обеспечивал… Командовал там человек заслуженный, опытный, Грамоткин Тимофей. А после построили мы Двадцать шестой, чудо строительной и литейной техники, шесть этих самых корпусов. Грамоткин со своими людьми переехал туда, и ничего не стало получаться.

Ч е ш к о в (скромно). Все три года?

П л у ж и н (неохотно). Да. Дисциплина там слабая. Прогульщиков и пьяниц с избытком. Работа там тяжелая.

Ч е ш к о в. Что вы считаете вашей ошибкой?

П л у ж и н. Если б мы знали… Гаврила Романыч вот дневал и ночевал там. И каждую третью декаду — штурм.

Р я б и н и н (неожиданно мягко и строго как-то). Вы не старайтесь все сразу понять, товарищ Чешков. Это невозможно. Чужие знания вам не принесут пользы. Постарайтесь сами понять ошибки. Станьте умнее нас. А главное пока сказано: легкой жизни не ждите. Пугает вас это? Готовы рисковать?

Ч е ш к о в (после паузы). В общих чертах я это знал.

П л у ж и н (недоволен паузой). Приглашая вас, мы тоже в какой-то мере рискуем. Ведь мы вас почти не знаем.

Ч е ш к о в. Да, риск наш взаимен.

П л у ж и н. Какие документы у вас с собой?

Ч е ш к о в. Паспорт.

П л у ж и н. Вы там заявление об уходе подавали?

П о л у э к т о в. Товарищ Чешков подавал дважды. Первое, как условились, подано до моего приезда в Тихвин. За две недели. Дирекция против, партком против, горком не возражает.

П л у ж и н. Ну… видно будет! Скажите, однако, нам от души, сердечно так: хочется вам влиться в наш коллектив?

Ч е ш к о в. Да. (Улыбка у него неожиданно детская и открытая.) Моей жене очень хочется пожить под Ленинградом.

Р я б и н и н. Дело все-таки не в жене.

Ч е ш к о в (живо и достаточно твердо). Нет, и в жене. И мне хочется, Ленинград — не Тихвин.

П л у ж и н (решительно). Продиктуйте ваши условия.

Ч е ш к о в (помолчав. Негромко). Оклад двести восемьдесят. Трехкомнатную квартиру и работу жене.


Плужин и Рябинин обменялись взглядами.


П л у ж и н. Кто ваша жена?

Ч е ш к о в. Инженер по нормированию.

П л у ж и н. Найдем место. Найдем. Оклад двести восемьдесят дам, а квартиру получите по существующим нормам.


Чешков думает. Отрицательно качает головой.


У нас трудности, Алексей Георгиевич. Очередь.

Ч е ш к о в (простовато). Я переезжаю по вашей просьбе.


Пауза затягивается и становится опасной.


П л у ж и н. К Ноябрьским дам трехкомнатную. Вызывайте машину, Глеб Николаевич. (Чешкову.) Сразу поедем вас представлять.

Ч е ш к о в. Хотелось бы позже… Надо походить, осмотреться. Потом на это времени не будет. Мне нужно десять дней.

Р я б и н и н (смотрит на Плужина). Десять — это немного.

П л у ж и н. Немного. Ну, что ж! (Встает.) Не возражаю. Идите осматривайтесь. В добрый час!

Р я б и н и н (встает. Сухо). Будьте осторожны. Старайтесь не портить отношений. Люди в Нереже крепко спаяны.

Ч е ш к о в. Попрошу все это зафиксировать в документе.

П л у ж и н. Не понял — что?

Ч е ш к о в. Оклад, квартира, работа жене.

П л у ж и н (удивлен). Ну, оклад укажем в приказе…

Ч е ш к о в. Значит, квартира, работа жене.

Р я б и н и н. Вы что же, не верите нам?

Ч е ш к о в (необычайно серьезно). Я люблю все записывать. Когда записываешь — нет двусмысленностей.

П л у ж и н. Составьте документ, Гаврила Романыч.


Прошли сутки. Наступил вечер. Щ е г о л е в а  в шубке, впопыхах накинутой на плечи, пришла к  М а н а г а р о в у. Стоит устало на пороге его холостяцкой квартиры.


Щ е г о л е в а. Я покурить. Можно?

М а н а г а р о в (счастлив. Бесконечно добр). Входите, живо!

Щ е г о л е в а (не двигаясь). Катька моя хандрит, весь дом хандрит… И я, кажется, с дороги заболеваю. Вы поняли, что я совсем ненадолго? Курить хочу.

М а н а г а р о в. Вот ваши сигареты. А вот мой «Беломор».

Щ е г о л е в а (улыбнулась). Ну, тогда сядем все-таки. Курну — и пойду в мой строгий дом, к моим строгим родителям.

М а н а г а р о в. Вы знаете, что такое «Суинок»?

Щ е г о л е в а. Вы там не бывали?

М а н а г а р о в. Не знаю, что значит само слово «Суинок».

Щ е г о л е в а. Этого никто не знает, даже отец мой.

М а н а г а р о в. Но что «Суинок»: замок? Ресторан? Местность?

Щ е г о л е в а. Все: замок, местность и ресторан. Такое развлечение вам недешево обойдется.

М а н а г а р о в. А помните, сколько мне стукнет?

Щ е г о л е в а (мягко). Это совсем немного, Захар.

М а н а г а р о в. Ну так плевать на деньги! Всех позовем!

Щ е г о л е в а (улыбается, смотрит на стену). Что там?

М а н а г а р о в. Чепуха.


Придерживая шубку, Щеголева подходит к рисунку.


Может, вы задержитесь и мы поговорим? Или договорим, точнее…

Щ е г о л е в а. Вам не удастся затеять еще один разговор до утра. (Косится на него враждебно и, отступая, продолжает разглядывать рисунок.) Я, слава богу, служащий человек. По утрам мне надо на работу ходить. (С мягкой, грустной иронией.) Не понимаю, что вас не устраивает в наших отношениях. Все равно все кончится постелью. И, по-моему, довольно скоро. И вы это знаете, и я. Ничего лучше мы не придумаем. (Вернулась к столу, зажгла новую сигарету.) Семья, Захар, к сожалению, ничего не дает. Это я говорю не потому, что у меня была плохая семья. У меня, по общему признанию, была идеально благополучная семья. Благополучнейшая! Ребенок — да, любимый — да, но не семья. Семья больше обкрадывает, чем дает. Семья — это просто для наведения порядка в бедном человеческом обществе. (И неожиданно улыбнулась, глядя на него.) Я соскучилась по вас.

М а н а г а р о в (недоверчиво). Правда?

Щ е г о л е в а (что-то повспоминала). «Суинок» случится через два месяца и одиннадцать дней. Мы отпразднуем ваш детский возраст и вернемся сюда. Вдвоем. Вы и я. Хорошо?


Манагаров взволнован. Смотрит на нее недоверчиво.


Вам не по душе такая разумность?

М а н а г а р о в (взволнован. Смотрит на нее). По душе. Не хотите глоток вина? (Видя ее сомнения.) Ладно, идите, я понимаю.

Щ е г о л е в а. Катька ждет. Я только должна предупредить…

М а н а г а р о в (улыбнулся). Знаю. Черви точат мой пьедестал. Мне звонили, сказали, что по Двадцать шестому ходит некий Чешков… В институте я знал одного Чешкова, на физико-металлургическом, но вряд ли это тот…

Щ е г о л е в а. Я видела его. Боюсь, вам будет с ним худо.

М а н а г а р о в. Сдам ему дела и уйду… Совсем уйду.

Щ е г о л е в а. Не уйдете. (Задумчиво качает головой.) Нет, Захар. С завода уходить почти так же трудно, как из семьи. (Восклицает.) Господи, помоги нам!


В прихожей звонок. Манагаров удивлен. Это за мной.


М а н а г а р о в  уходит. И возвращается с  Ч е ш к о в ы м. В руке у Чешкова папка.


М а н а г а р о в (от доброты неловок, смущен). Вы знакомы, Нина? Да, знакомы… Алексей Георгиевич с трудом нашел, ему почему-то не дали телефона…


Неловкое молчание возникает внезапно.


Ч е ш к о в (Щеголевой. В позе его тоже что-то неловкое). Какая у вас стоимость литья? Ну хотя бы углеродистого?

Щ е г о л е в а. Триста восемьдесят.

Ч е ш к о в. Хм! В Тихвине сто восемьдесят.

Щ е г о л е в а. Несопоставимо. Разные детали по сложности.

Ч е ш к о в (оживился). Согласен, но все равно дорого! Возьмите «Уралмаш». И литье не менее сложное, и серийность не выше, но стоимость там порядка двухсот двадцати рублей. Я бы хотел получить обоснованный анализ.

Щ е г о л е в а. Три дня дадите?

Ч е ш к о в. Да. (Доволен.) Сделаете — сразу приходите.

Щ е г о л е в а (улыбнулась). Сделала бы раньше — дочь больна.

Ч е ш к о в (подозрительно). А почему улыбаетесь?

Щ е г о л е в а. Мне нравится говорить о стоимости. Когда-то я работала в Краматорске, мне такие вопросы задавали достаточно часто.


И снова от какой-то неуместности ситуации возникает молчание.


Ч е ш к о в (достает из папки узкий листок. Манагарову). Вот список документов, которые понадобятся завтра же.

М а н а г а р о в. Успеем. Вы почему-то решили, что помешали… но вы не помешали. Хотите коньяку?

Ч е ш к о в. Нет, спасибо. А поговорить бы хотел.

М а н а г а р о в. Тогда я ставлю чай. И соображу что-нибудь поужинать. Нина, пожалуйста, не уходите. (Уходит.)


Молчание на сей раз длится недолго.


Щ е г о л е в а. Долго вы возглавляли цех в Тихвине?

Ч е ш к о в. Принял цех в двадцать семь лет. Был самым молодым начальником цеха. (Неожиданно.) Директор меня очень любил. Там во всем ритм, жесткий ритм, жесткий график. Здесь все иное. (Усмехнулся. Четко, весело, зло немного.) В формовочном не работает ни одна формовочная машина, а на вопрос «почему?» мне рассказывают историю Нережа, стоящего у истоков Российской империи, и попутно — биографию Грамоткина.

Щ е г о л е в а. Его любили за доброту.

Ч е ш к о в (быстро). Не понимаю.

Щ е г о л е в а. За человечность.

Ч е ш к о в (быстро). Не понимаю. В чем доброта? В чем человечность?


Возвращается  М а н а г а р о в. В руках посуда.


Щ е г о л е в а. Захар, за что любили Грамоткина?

М а н а г а р о в. Он ни в чем никому не отказывал.

Ч е ш к о в. Разве этот легендарный человек все мог?

Щ е г о л е в а. Не мог — не делал.

Ч е ш к о в. И все-таки его любили?

Щ е г о л е в а. Да.

Ч е ш к о в (ревниво). И вы?

Щ е г о л е в а. И я. Он мало мог и мало умел, но за это его жалели. А может быть, потому, что его вечно били! План! План! Любой ценой! Он был слишком добрым. Я ухожу, Захар, спасибо. Прощайте! Не надо меня провожать. (Уходит.)


Молчание. Манагаров наливает коньяк. Чешков отказывается. Садится, кладет папку на колени.


М а н а г а р о в (садится напротив. От доброты по-прежнему смущен несколько). Хорошо, начну я для затравки… С чего же начать? Вы попали на интересный завод. Такой же знаменитый, как Путиловский или Ижорский. Цеха есть первоклассные, ритмичные — и рядом гробы из другой технической эпохи. Сочетание объясняют быстротой реконструкции и осторожно говорят о бесхозяйственности, но очень осторожно, подчеркиваю, ибо ругать Нереж просто так, без комплиментов, — признак дурного тона. Это неинтересно?

Ч е ш к о в. Нет.

М а н а г а р о в. Тогда о чем же? Вы уже были в своем кабинете? Я там работал эти дни… Завтра эвакуируюсь. Может быть, там надо ремонт сделать?

Ч е ш к о в. Сделать надо две вещи. Повесить большую классную доску и снять с двери табличку с именем Грамоткина.

М а н а г а р о в. Хорошо. Сделаем. У вас есть вопросы?

Ч е ш к о в. Да. Почему вы не заняли пост начальника цеха?

М а н а г а р о в. По двум причинам…

Ч е ш к о в. Первая?

М а н а г а р о в. Мне не предлагали.

Ч е ш к о в. И вторая?

М а н а г а р о в. Я бы сам отказался — у меня нет воли.

Ч е ш к о в. Как же вы можете работать?

М а н а г а р о в. Воля избирательна. Мне кажется, единой воли не существует. На что-то хватает, на что-то нет.

Ч е ш к о в. На что хватает у вас?

М а н а г а р о в. На усилия, имеющие хорошо видимую конечную цель. Я идеальный исполнитель. Но если вы решите, что это не так…

Ч е ш к о в. Об этом рано говорить. Как вы попали в цех?

М а н а г а р о в. Один из многих, кого запихивали сюда спасать положение. Странно, что вы плохо помните меня. Правда, я был преподавателем, а вы молодым дипломантом, но… Неужели не помните ту разношерстную компанию, что собиралась по субботам в институтском бассейне?

Ч е ш к о в. Смутно. Что такое первый замдиректора Рябинин?

М а н а г а р о в. Глеб Николаевич Рябинин — хам.

Ч е ш к о в. Это все, что вы о нем знаете?

М а н а г а р о в. Что требуется понять? Какому богу молиться?

Ч е ш к о в. Кто даст реальную помощь?

М а н а г а р о в. Реальную — Рябинин.

Ч е ш к о в. В этом нет противоречия?

М а н а г а р о в. Нет. Он грамотен и толков. Слово «хам» снимаю.

Ч е ш к о в (с интересом). Чем замените?

М а н а г а р о в. Необузданный тип. Скинул с работы нескольких именитых людей, и где-то в верхах занимаются его персональным делом. Текущие вопросы он пока решает. Я вспомнил… Вы бывали в бассейне с Лидой. Ваша жена мало изменилась. (С неловкостью.) Случайно я видел ее год назад…

Ч е ш к о в (неожиданно холодновато). Я помню вас. Помню выставку ваших рисунков. Помню также, вы были стойким холостяком. И помню субботы. Я не против воспоминаний, Захар Леонидыч, но мне не хотелось, чтобы воспоминания помешали нашим деловым отношениям. А отношения будут нелегкими. (Смотрит куда-то мимо Манагарова. С вынужденной, но четкой определенностью.) Знаю, где вы видели Лиду в прошлом году. В старой институтской компании. Она была с профессором Рукавицыным. Лида — сердечница. Иногда она думает о смерти. Иногда чувствует болезненное одиночество, и ей хочется изменить привычную жизнь… Мы товарищи с первого курса, и поэтому я знаю ее лучше, чем нормальный муж. Лида бескорыстно участлива к людям, особенно к людям с извилистой судьбой, и очень доверчива. Я хочу сказать — она чистый человек. (Помолчав.) Вернемся к делу. Прошу вас в цехе ничего не менять. Мне хочется войти безболезненно и незаметно. Все дни я буду в корпусах и постараюсь вас не отрывать.


Контора мастеров и диспетчерская возникают одновременно. В конторе спокойный и ироничный  П о д к л ю ч н и к о в  изучает чертеж. В диспетчерской  М а м п о р и я  продувает микрофон, говорит буднично: «Раз, два, три. Норма».

Входит  М а н а г а р о в, раскладывает бумаги.

В контору входит обеспокоенный  П у х о в — человек застенчивый, приятный, бедно одетый.


П у х о в. Чешков у вас появился… Видите? Да?

П о д к л ю ч н и к о в. У нас уже было рандеву… (Рассеянно смотрит в пролет.) Вопрос — ответ, вопрос — ответ, эмоций никаких. Это, надо полагать, стиль. Я думаю… Я думаю, он бандит.

П у х о в (тревожно выслушав). Смотрите! Уходит Чешков…

П о д к л ю ч н и к о в. Что с вами, Николай Андреевич?

П у х о в (вздохнув). Интуиция — мать информации.

П о д к л ю ч н и к о в. Что вам подсказывает интуиция?

П у х о в (взволнованно). Я слежу за Чешковым.

П о д к л ю ч н и к о в. То есть как следите?

П у х о в. Он ходит по цеху, и я, как прикованный, за ним. Он пробирается по путям, я за ним… Он приглядывается к движению, я останавливаюсь… Когда его сопровождает кто-нибудь и дает пояснения, я ухожу в тень…

П о д к л ю ч н и к о в. Зачем, Николай Андреевич?

П у х о в. Хочу понять, что он готовит нам… Мне кажется, я уже все знаю о нем, но в сущности — ничего. Он слушает, сухо кивает, почти всегда сухо, заметьте. Что-то пишет в свою книжечку — он носит ее во внутреннем кармане пиджака, в левом… И моментально уходит. Он, несомненно, имеет какой-то план, но сдержанность его, если это сдержанность, граничит с замкнутостью…


В диспетчерской тем временем появились  Щ е г о л е в а, Б ы к о в, З а в ь я л о в а, последним  Ч е ш к о в. Он останавливается вдали. Контора тоже наполнилась людьми. Подключников решительно отводит Пухова в сторону.


П о д к л ю ч н и к о в (сердечно). Что конкретно тревожит вас?

П у х о в. В цехе недостача, Вячеслав Сергеевич. Огромная. Мне кажется, Чешков элементарно ведет подсчет готовой продукции.

П о д к л ю ч н и к о в. Но вы… Вы всего лишь…

П у х о в (перебивает в отчаянии). Не будьте наивны! Да, я всего лишь начальник бюро технического контроля, но если я подписываю накладные на несуществующую продукцию, она начинает существовать. Моя рука первая. Я веду себя глупо, я трус, это общеизвестно, но я не знаю, что делать…

М а н а г а р о в (продувает микрофон, говорит привычно негромко). Внимание! Начнем с вас, Вячеслав Сергеевич.

П о д к л ю ч н и к о в. Ну вот, начинается наш ежедневный спектакль. Дождитесь меня. (Идет к столу. В микрофон, спокойно, иронично.) Так что ж, Захар Леонидыч, во-первых, здравствуйте. Сутки прошли, как говорится, нормально. Ночью лопнула труба на выходе главной магистрали, час сорок жили без воздуха. Были тут у нас и другие пожарные дела, но о них, думаю, говорить не стоит. А в общем, сутки — типичный стереотип. Но, к сожалению, не динамический. (С усмешкой.) Знаете, Захар Леонидыч, есть такое понятие — в медицине, кажется, — динамический стереотип. Словом, жизнь наша, как говорят, течет ни шатко ни валко…

Ч е ш к о в (вдруг. Предельно зол). Остановите его!

М а н а г а р о в (в микрофон). Подождите!

П о д к л ю ч н и к о в. А в чем дело?

М а н а г а р о в (доволен). Меня, кажется, смещают… Кто-то будет иметь мои инфаркты, а я буду иметь ту же зарплату.

Ч е ш к о в (бормочет, взбешенный). Совершенно неуместная шутка на таком печальном рапорте. (Занял место Манагарова. В микрофон, четко.) Говорит Чешков. Это я вас прервал, Вячеслав Сергеевич. Вот уже десять дней я слушаю утренний рапорт, и каждый раз он длится полтора-два часа вместо тридцати минут. А когда же работать? Я больше не могу допускать, чтобы рапорт превращали в словоговорильню, лишенную смысла.

П о д к л ю ч н и к о в (весело). Что вам не понравилось?

Ч е ш к о в. Остроумное употребление медицинских терминов и оценка работы корпуса при помощи слов «ни шатко ни валко».

П о д к л ю ч н и к о в. А что? Очень емкое понятие, по-моему.

Ч е ш к о в (с вежливым холодком). Вы что, сами намерены говорить? Или меня слушать?


Молчание. В диспетчерской движение. Щеголева смотрит на Чешкова с любопытством.


Нам нужен четкий анализ суток, а вы нам картинки рисуете и говорите, работа шла нормально. А что такое нормально, Вячеслав Сергеевич? Абстрактное понятие. Кстати, кто сейчас с вами участвует в рапорте?

П о д к л ю ч н и к о в. Как обычно, мастера, начальники смен, пролетов, технологи, плановики…

Ч е ш к о в. Мастерам там делать нечего. Рабочие в корпусе сейчас предоставлены самим себе.

П о д к л ю ч н и к о в. У нас достаточно опытные рабочие.

Ч е ш к о в. Если у вас все такие опытные, тогда зачем вы?

П о д к л ю ч н и к о в. Можно ли считать такой тон началом вашей работы?

Ч е ш к о в (искренне недоумевая, чем плох тон). Можно… Слушайте, пожалуйста, смысл, а тон я изменю, как только доволен буду. Отныне каждому корпусу отводится на рапорт пять минут. Не уложитесь — прерву. Способность доложить кратко я буду считать способностью анализировать работу. Пять минут — пять позиций. Техника безопасности. Дисциплина. График…

П о д к л ю ч н и к о в. У нас нет графика, пробовали…

Ч е ш к о в (терпеливо). Попробуем еще раз. Четвертая позиция — оборудование. Пятая — вопросы ко мне. У вас слишком много возражений, Вячеслав Сергеевич, вы забываете, очевидно, что нас слушают много людей и мы воруем их время. У меня последний вопрос. Скажите, каков у вас задел? Сколько в корпусе готовой продукции?


Подключников смотрит на Пухова. Пухов испуган.


(Нетерпеливо.) Вы слышали вопрос?

П о д к л ю ч н и к о в. Сразу не могу сказать сколько.

Ч е ш к о в. А если я скажу? У вас порядка двух тысяч тонн.

П о д к л ю ч н и к о в. Да, примерно.

Ч е ш к о в. Внимание! Слушайте все корпуса! В ближайшие дни будет отдан приказ о полной инвентаризации. Прошу готовиться к этой работе. Начинаем утренний рапорт. Прошу извинить за задержку. Как слышите меня, главный корпус?

Г о л о с. Хорошо.

Ч е ш к о в. Электросталеплавильный?

Г о л о с. Слышим.

Ч е ш к о в. Смесеприготовительный?

Г о л о с. Слышу, слышу.

Ч е ш к о в. Гидроочистный?

Г о л о с. Слушаю.

Ч е ш к о в. Вспомогательный?

Г о л о с. Есть, слышу.

Ч е ш к о в. Термообрубной?

П о д к л ю ч н и к о в. Отлично вас слышу. Просто, знаете, великолепно слышу вас!


В лихорадочных делах минул месяц. Однажды  П о л у э к т о в а  остановил возмущенный  Р я б и н и н.


Р я б и н и н (сдерживая гнев). На какой номер сданы рамы?

П о л у э к т о в (флегматично). На семнадцатый.

Р я б и н и н. Про пятьсот тонн не спрашиваю, знаю, их все равно не будет. Но рамы на девятнадцатый номер экскаватора должны быть! Вы говорили с Чешковым?

П о л у э к т о в (буднично, флегматично). Да я ничего не могу ему втолковать. Мне кажется, он растерян. На звонки не отвечает. Надо ехать, собирать командный состав и выжимать из них все возможное. Тонн триста, я думаю, выжмем.

Р я б и н и н (помолчав). Едем!


Ч е ш к о в  в это время слушает телефонную трубку — отчаяние светится в глазах, но успевает подписывать бумаги, которые подает  Щ е г о л е в а. Масса людей рассредоточилась в кабинете: какие-то люди в галстуках за большим столом, посредине, неприкаянно, М о л о д а я  ж е н щ и н а  в чистом халате, Л у ч к о  в спецовке. Притулившись где-то, торопливо пишет что-то  Р ы ж у х и н.


Ч е ш к о в (в трубку). Да. (Щеголевой.) Поедете по заводам.

Щ е г о л е в а. Трудно вообразить…

Ч е ш к о в. Что трудно вообразить?

Щ е г о л е в а. Не могу. Не поеду никуда. Вы замотали меня.

Ч е ш к о в (в трубку). Садитесь на них. Возьмите их за горло. (Щеголевой. Строго.) Что трудно вообразить?

Щ е г о л е в а. Трудно вообразить, что весна, что нельзя сесть в электричку и поехать в какое-нибудь банальное кино.

Ч е ш к о в. Поедете по заводам. Стойте здесь! Вы нужны. (В трубку.) Это не последний раз, Захар Леонидович, и не предпоследний. Но потом мы никогда не будем разговаривать на таком языке. А сейчас я вам от бессилия говорю: возьмите их за горло. Ночуйте в корпусе.

Р ы ж у х и н (подходит с бумагой). Извольте. Это предел.

Ч е ш к о в (в трубку). Подождите. (Читает бумагу.) Гоните рамы! Рамы, Валентин Петрович! (В трубку.) На что мы можем рассчитывать к концу дня? Жду вас сюда. (Кладет трубку. Смотрит на женщину.) Что вы хотите?

Ж е н щ и н а (волнуясь). Я плановик. Из гидроочистки.

Ч е ш к о в (нетерпеливо). Прекрасно.

Ж е н щ и н а. Вы были утром в конторе мастеров и видели моего мальчика, Валерика, он сидел на столе…

Ч е ш к о в (внимательно смотрит на нее. В нем все время как бы находится посылающий постоянные импульсы датчик: «Внимание, внимание!» Он словно все время боится пропустить какую-то очень важную информацию). Сидел, да. Мальчик. В матросском костюмчике.

Ж е н щ и н а (со слезами в голосе). Вы на меня так посмотрели… Я поняла, как посмотрели… А мне некуда ребенка деть! Можете приказ писать, что угодно, вы все можете, но прежде бы могли моей семейной жизнью поинтересоваться…

Ч е ш к о в. Как вас зовут?

Ж е н щ и н а. Татьяна. Цветкова.

Ч е ш к о в. Идите, Татьяна, и спокойно работайте. (И сразу обернулся к Лучко.) Вы отливаете лопасти. Вес одной лопасти четырнадцать тонн. Те, кто готовил технологию, скопировали все с «Электростали». Я это видел, я был у них. Это труд адский, каторжный. Предлагаю отливку в блоках.


Лучко смотрит на Рыжухина. Тот невесел. Входит секретарь  Н а т а л ь я  И в а н о в н а.


Н а т а л ь я  И в а н о в н а. Письмо из Тихвина. (Отдает письмо.)

Ч е ш к о в (внезапно). Что вы еще хотите, Татьяна?

Ж е н щ и н а. А почему вы смотрели на меня так?

Ч е ш к о в (без улыбки). У вас очень хорошее лицо. (Снова Лучко.) Есть люди, которые своими руками способны сделать все, на что способна инженерная мысль. Речь идет о рабочем человеке. О самом надежном человеке. Мы мыслим теоретически — вы делаете. Тревожат вас геометрические размеры?

Л у ч к о (после огромной паузы). Нет.

Ч е ш к о в (женщине, еще стоящей рядом). В чем дело?

Ж е н щ и н а (показывая на свое лицо). Это правда?

Ч е ш к о в. У меня не было других причин смотреть на вас.


Ж е н щ и н а  уходит. Рыжухин, махнув рукой, направляется к выходу.


(Вслед.) К утру жду соображений по графику.


Рыжухин смотрит с ненавистью. Входит  З а в ь я л о в а.


З а в ь я л о в а. Звоните Полуэктову! Он оборвал телефоны.

Ч е ш к о в (сразу мрачно). Мне сегодня нечего сказать Полуэктову. Завтра — тоже. Нечего, Надежда Ивановна.

З а в ь я л о в а. Позвоните! Он может откорректировать план, и мы спасены. В конце концов, он даст вам совет.

Ч е ш к о в  (с легкой задумчивостью). Да, конечно, советы Гаврилы Романыча очень точны, они всегда исходят из очень точных шаблонов…


Входят  к о м а н д и р ы. Впереди дородный  Б ы к о в.


Н а т а л ь я  И в а н о в н а. Что это?! Зачем собраны люди?

Б ы к о в. Звонил Полуэктов, приказано собрать командиров.

Ч е ш к о в (спокойно, негромко). Зачем?

Б ы к о в. По-моему, ясно. Последняя декада.


Входит  М а н а г а р о в.


Ч е ш к о в. Вы не должны были этого делать.

Б ы к о в. Да, но Полуэктов и Рябинин уже едут сюда.

Ч е ш к о в (смотрит на входящих. Во взгляде появляется что-то скорбное. Тихо). Это бестактность.

М а н а г а р о в (с тревогой. Тихо). Такова практика, Алексей Георгиевич. Не делайте опрометчивых поступков.

Ч е ш к о в (громко, серьезно, голос его слегка звенит). Товарищи, произошла ошибка. Сбор отменяется. Я приношу искренние извинения. Все должны пойти на свои рабочие места.


К о м а н д и р ы  расходятся недоуменно. Чешков отходит в сторону, надрывает тихвинский конверт, который все время держит в руке, но письма не читает, слушает гул. В кабинете остались Щеголева, Манагаров, Быков. Молчание.


Ч е ш к о в (не оборачиваясь, строго). Посчитайте затраты на опытные плавки. Все, что делалось сверх плана. Я прикинул, там получается больше семидесяти тысяч. Надо точно предъявить эту сумму и взять в актив. Не понимаю, Нина Васильевна, почему это до сих пор не сделано? У вас в бюро десять девочек, нагрузите их. Пора нам перестать разговаривать на пальцах. Все считать! Все подвергать анализу! Любую затрату.


Входят  Р я б и н и н  и  П о л у э к т о в. Они уже все знают.


(Быстро идет навстречу. Сдержанно.) Садитесь.


Все проходят к столу для заседаний. Садятся.


П о л у э к т о в. Где командиры?

Ч е ш к о в. Там, где им положено быть, на рабочих местах.

Р я б и н и н. Ладно, Гаврила Романыч, не будем играть в эти сложные игры. Вы только что всех отпустили, Алексей Георгиевич. Что это значит? В чем смысл демонстрации?

Ч е ш к о в. Это не демонстрация.

Р я б и н и н (сердито). Хорошо, объясняйте.

Ч е ш к о в. Я прошу личной ответственности. Все требования должны быть обращены ко мне. Я начальник цеха. Раньше, я знаю, люди из высшего руководства приходили сюда в критические моменты и собирали командиров, но больше этого не будет. Мы хотим беречь время нашего командного состава. Кроме ежедневного рапорта мы каждый вторник садимся все вот за этот стол и делаем жесткий анализ недели. Парторганизация, местный комитет, комсомол проводят свои мероприятия. Затем — у нас под руками селекторная связь. Нам кажется, этого достаточно.


Рябинин задумывается. Он стал как бы спокойнее.


П о л у э к т о в (неожиданно мягко). Может, вы обиделись?

Ч е ш к о в. Нет.

П о л у э к т о в. А вы не зарываетесь, Алексей Георгиевич?

Ч е ш к о в. Мы говорим о принципиальных вещах. Хочу заодно предупредить. Я приказал начальникам корпусов не выполнять указаний производственного отдела. Нам мешает разнобой. Указания должны идти через меня.

П о л у э к т о в. В моем отделе, между прочим, сидят не дураки.


Рябинин идет к селектору, нажимает клавишу.


Ж е н с к и й  г о л о с. Диспетчер Шугурина слушает.

Р я б и н и н. Тоня, вы отыскали мою машину?

Ж е н с к и й  г о л о с (радостно). Нашла, Глеб Николаевич!

Р я б и н и н. Гоните ее к Двадцать шестому. (Отключается, стоит в стороне мрачный, сердитый. Кажется, он здесь все свои дела закончил.)

П о л у э к т о в. Ну, хорошо, поговорили, высказали неплохие мысли, а сейчас, Алексей Георгиевич, собирайте людей.

Ч е ш к о в. Не вижу необходимости. В систему накачек я не верю. План делается другим способом. Нужны — ритм, которого у нас пока нет, график по минутам. Нужно включать в дело все машины. Нужно переводить на поток северный сектор. Нет смысла все перечислять. Нужны четкая организация производства и дисциплина. Над этими вещами мы работаем. Нужно время.

Р я б и н и н (резко). А вы что молчите? Манагаров!

М а н а г а р о в. Поверьте, Глеб Николаевич, мы так замотались в эти дни, что я лишь сейчас вспомнил свою фамилию.

Р я б и н и н. А по существу?

М а н а г а р о в (спокойно). Все, что бы вы сказали сегодня нашим командирам, уже сказано по многу раз. Правда, есть разница: ваш авторитет выше. Но если слишком часто опираться на авторитет, он перестает действовать. Я привык к нашим ежемесячным штурмам, но согласен, что система накачек развращает людей. И тех, кого накачивают, и тех, кто накачивает. Потому что в основе системы лежит безответственность.

П о л у э к т о в. Любовь к делу! Любовь к заводу! Вот что лежит в основе наших бесед с людьми, Захар Леонидыч!

М а н а г а р о в (неловко). Ну, я не знаю, пасую… Но любовь, мне кажется, тоже чрезмерно эксплуатировать нельзя.

Ч е ш к о в (сухо). Прекратите, Захар Леонидович.

М а н а г а р о в. А почему, собственно?

Ч е ш к о в. Это не инженерный разговор. Любовь марксистами определяется как категория надстроечная.

Р я б и н и н (улыбается отстраненно. Говорит жестко). Слушай, Чешков. Мы приехали не критиковать. У тебя не было жирного куска времени: месяца мало. Позиция, которую ты занял, понятна, а имеешь ли на нее право, не знаю. Посмотрим. А сейчас спрашиваю: где рамы на девятнадцатый? Где концевые отливки? Коромысла? Завод на голодном пайке, нет литья!

Ч е ш к о в. Отливки и коромысла на выходе. Рамы — хуже. Очень плохо. Но рамы я обещаю.

П о л у э к т о в (быстро, испытующе). Сколько недодадите?

Ч е ш к о в. Четыреста тонн.

П о л у э к т о в. Слышите, Глеб Николаевич?! Слышите?

Р я б и н и н (как бы не слыша, Чешкову). Девятнадцатым номером завод закрывает месяц. Помни! (Идет к выходу озабоченный и молчащий. Останавливается. Недружелюбно.) Вы просили, Алексей Георгиевич, дать команду на изготовление документации и оснастки для формовочных машин. Команду я дал. Возьмите на контроль.


Р я б и н и н  уходит. П о л у э к т о в  за ним. Длительное молчание.


М а н а г а р о в. Мы могли бы дать еще тонн двести.


Чешков наконец читает письмо. Молчание.


Ч е ш к о в. Вам привет от Лиды, Захар Леонидович.

М а н а г а р о в. Благодарю.

Ч е ш к о в. Опять здорова, катается с Алешей на лыжах…

Б ы к о в. Можем дать еще двести тонн, Алексей Георгиевич?

Ч е ш к о в (читая письмо). Несомненно можем.

Б ы к о в (с улыбкой). Значит, это наш маленький резерв? Наша маленькая хитрость?

Ч е ш к о в. Нет. Мы могли бы дать тонн триста.

М а н а г а р о в. Вы сознательно занизили наши возможности?

Ч е ш к о в. Да. Я не хочу выполнять план. Я не технократ, Захар Леонидович, но и не прожектер. У нас нет возможностей. Есть люди. На их горбу, на их отчаянии мы могли бы дать и четыреста тонн. Но это работа на износ. Любой ценой. А после нас — хоть потоп. На это я не пойду.

Б ы к о в (строгим тоном человека, убеждающего ребенка). Но если надо, Алексей Георгиевич. Если заводу надо! Мы все же коммунисты. Или мы с вами не коммунисты?

Ч е ш к о в (вдруг резко, тихо, холодно). Слушайте, Олег Владимирович. Постарайтесь избегать острой политической терминологии. Мы работаем в промышленности. И здесь не митинг. Это дурная манера прятать собственное неумение за политическими лозунгами. Я коммунист. Прошу вас в этом не сомневаться. Привычка к слепому повиновению мешает вам, и вы, по-видимому, не хотите думать. Работа на износ — преступная работа. Неэкономичная, антинаучная, дорогая. А мы в этих волшебных корпусах бедны и нищи. Нужно создавать перспективу. Это сейчас главное, а не план. Хотя формально план — главное. Скажите, почему затянулась инвентаризация? Почему молчите? У меня ощущение, что комиссия ваша саботирует это дело. (Уходит.)

Б ы к о в. Буду подыскивать службу поспокойнее. (Уходит.)

М а н а г а р о в (внимательно смотрит на Щеголеву). Ну?

Щ е г о л е в а (негромко). Это хорошо. Он молодец. Знаете, за что я полюбила завод? За то, что все — вместе. И плохое — вместе и хорошее — вместе. И ты всегда вместе со всеми.

М а н а г а р о в. Вам нравится Чешков?

Щ е г о л е в а. Очень.

М а н а г а р о в. Вы помните, сколько вы мне вечеров задолжали?

Щ е г о л е в а (словно очнувшись, смотрит на него. Улыбается). Мы сегодня куда-нибудь пойдем, Захар. Этот подлец Чешков действительно замотал меня — каждый вечер готовлю какие-нибудь материалы. Но сегодня пошлем его к черту… И знаете, о чем я думаю? Исстрадалась вся в мыслях, что подарить вам в день рождения.

М а н а г а р о в (улыбается). Месяц впереди, придумаете.


Бал в «Суинке» открыл духовой оркестр. Вальс «Дунайские волны». Танцующие пары. Ч е ш к о в  и  Р я б и н и н  ведут какой-то странный, бесконечный, неприятный разговор. Чешков выглядит усталым.


Р я б и н и н. Приходите завтра.

Ч е ш к о в. Завтра я не могу.

Р я б и н и н (сердит всерьез). Я только и занимаюсь вашими делами. Не будьте назойливы. Я этого не терплю. Можно подумать, у вас больше дел, чем у меня.

Ч е ш к о в. Этого я не знаю.

Р я б и н и н. Здесь не место для деловых разговоров.

Ч е ш к о в. Не понимаю, но не настаиваю.

Р я б и н и н. Хочу отдохнуть, выпить. (Сухо.) Хотите?

Ч е ш к о в. Мне надо ехать в цех.

Р я б и н и н. Что-нибудь случилось?

Ч е ш к о в. Нет, ничего не случилось, но надо заехать.

Р я б и н и н. Видите вон ту женщину? Моя жена. Потанцуйте с ней. Она будет довольна.

Ч е ш к о в (серьезно). Какая красивая женщина. (Подходит к одиноко стоящей Рябининой.) Здравствуйте. Меня зовут Чешков, Алексей Георгиевич. Давайте потанцуем?


Сразу начинают танцевать молча. Рябинин в глубине.


Рябин и на. Я много слышала о вас. О новых людях всегда говорят… Мне казалось, вы другой.

Ч е ш к о в. Да, я знаю: у меня не монументальная внешность, это мой бич. Вы кто?

Р я б и н и н а. Врач.

Ч е ш к о в. Можно поговорить о болезнях.

Р я б и н и н а. Вы хорошо подготовлены?

Ч е ш к о в. Я видел много смертей.

Р я б и н и н а. Когда?

Ч е ш к о в. Мальчиком. Я хотел стать врачом.

Р я б и н и н а. Что вам помешало?

Ч е ш к о в. Мой отец был врачом. Он любил людей.

Р я б и н и н а. Тогда непонятно,что вам помешало.

Ч е ш к о в. Он был добрым, а его считали чудаком. Мы жили на Васильевском острове. В школах нашего района вывешивали объявления: «Справки, подписанные врачом Чешковым, недействительны». Может быть, его чудачливость отвратила меня потом от желания лечить людей. В этом нет логики.

Р я б и н и н а. Почему? Есть. Вы боялись быть смешным.


Проходят  З а в ь я л о в а  и  П о л у э к т о в  под руку с  П о л у э к т о в о й.


З а в ь я л о в а. Ошеломительно видеть его танцующим. Новость слыхали? От нас ушло еще несколько человек.

П о л у э к т о в (спокойным тоном сановника). Знаю, знаю.

З а в ь я л о в а. Толковые люди ушли. И я уйду скоро.


К Рябинину подошла  Щ е г о л е в а. Следят за танцующими.


Щ е г о л е в а. Вы поздравили Манагарова с днем рождения?

Р я б и н и н. Да. Почему ты говоришь мне «вы»?

Щ е г о л е в а (улыбнулась). У вас большой пост теперь.

Р я б и н и н (улыбнулся). Это ненадолго. Кто-то сказал, ты выходишь за него? Это правда? Чему ты улыбаешься?

Щ е г о л е в а. Вспомнила, как наши родители сватали нас с тобой.

Р я б и н и н (улыбнулся, но — уважительно). Они заботились о создании крепких династий. Так ты выходишь за Манагарова?

Щ е г о л е в а. Позвони мне утром, скажу точно.


Подошли, веселая Рябинина и невеселый Чешков.


Р я б и н и н. Если вы едете, возьмите мою машину.

Ч е ш к о в. Я вызвал дежурную машину, поеду позже.


Рябинин и Рябинина танцуют. Молчание.


Щ е г о л е в а (ее, похоже, тревожит усталый вид Чешкова). Куда вы едете, Алексей Георгиевич? Вы сердиты на что-то? Я была против поездок по заводам, это верно, но потом я честно старалась. Вы смотрели сравнительные материалы?

Ч е ш к о в (что-то мешает ему смотреть ей прямо в глаза). Да, все в порядке. Вы экономист милостью божьей, у вас есть воображение. На этой неделе пошлю вас в Москву.

Щ е г о л е в а (покраснев слегка). В Москву?

Ч е ш к о в. Поедете на завод Ильича. Возьмете с собой нашего лучшего формовщика Лучко. Посмотрите, как там делают отливки в блоках и как это выглядит в деньгах. Может быть, нам удастся делать лопасти с минимальным припуском на обработку.

Щ е г о л е в а. Вы мне не скажете, что происходит с вами? У вас последние дни отвратительный вид…

Ч е ш к о в. Я был в отчаянии от всех наших дел.

Щ е г о л е в а (с четкой тревогой). А сейчас?

Ч е ш к о в. Мне надо посоветоваться с вами.

Щ е г о л е в а. Хорошо. Можно немного позже?

Ч е ш к о в. Да. Мы не могли бы уйти? Вообще уйти отсюда?


Щеголева удивлена. Качает головой: уйти она не может.


Ладно, не к спеху, тем более льет дождь.


Щеголева смотрит на него словно впервые.


Можно было пойти навстречу машине… С учетом дождя это исключается. Завтра в десять у меня в кабинете.


Щеголева продолжает смотреть на него. Подходит  Л у ч к о, держит фужеры — чистое доброжелательство привело его.


Л у ч к о (смущенно). Сухое вино, говорят, полезно.

Ч е ш к о в. Спасибо, Василий Дмитриевич. Хорошо, что вы подошли. Поговорим о вашей поездке в Москву. (Берет фужер, протягивает Щеголевой.)


Щеголева отказалась.


(Пробуя вино.) Отличный вкус. Но в принципе эти производные винограда способствуют образованию камней.

Л у ч к о (насторожившись слегка). Это где? В почках?

Ч е ш к о в. Да. И в мочеточниках.


Щеголева все еще наблюдает за Чешковым.


Л у ч к о (показывая ей на вино). А ведь рекламируют!


Неподалеку тем временем появилась компания. В ней  М а н а г а р о в.


М а н а г а р о в. Нина! Идите к нам.


Щеголева подходит. Ч е ш к о в  и  Л у ч к о  ушли.


Друзья! Это Нина Васильевна. (Щеголевой.) А это мои институтские друзья.


Берут стулья, усаживаются. Музыка стихла.


П е р в а я  ж е н щ и н а (приветливая, добрая). Мне нравится, что нет дурацкого застолья. Это ты хорошо придумал, Захар!

П е р в ы й  м у ж ч и н а. Проинформируй нас о Чешкове, Захар!

М а н а г а р о в. Грамотный литейщик. Недооценивает среду.

П е р в ы й  м у ж ч и н а. Что вы думаете о нем, Нина?

Щ е г о л е в а. Он не удержится у нас, к сожалению.

В т о р а я  ж е н щ и н а (взбалмошная). А коллектив? Всюду говорят: коллектив! А что, интересно, думает ваш? (Не понимая дружного смеха мужчин.) Я работаю в одном учреждении, у нас такой коллективчик, скажу я вам… Все притерлись и покрывают друг друга. Во имя дружбы! Прожирают государственные деньги.

В т о р о й  м у ж ч и н а. Коллектив — это прекрасно, мать моя, и коллектив — это сложно. Есть коллективы, которые нужно вовремя разгонять. Мы здесь тоже коллектив… А что мы из себя представляем сейчас? Пошлый коллектив сплетников…

П е р в ы й  м у ж ч и н а. Меня серьезно интересует судьба Чешкова.

П е р в а я  ж е н щ и н а (Щеголевой, приветливо). Вы слышали финал истории профессора Рукавицына и Лиды?

В т о р а я  ж е н щ и н а. Не повторяй легенду!

П е р в а я  ж е н щ и н а (мягко). Она не верит, что было сказано всего три фразы. Роман возник стремительно. Лида дала телеграмму в Тихвин, что влюбилась. Можно подумать, ждала помощи… Таков всегда был характер их отношений: великое товарищество, великая взаимопомощь. Он был поводырем. Лида безукоризненно слушалась, но время от времени Чешков выручал ее из невинных, но довольно странных и нелепых историй. В ответ на телеграмму Чешков прилетел. Буквально взял Лиду за руку, привел к профессору, и было сказано всего три фразы.

Щ е г о л е в а (очень внимательно). Это легенда?

П е р в ы й  м у ж ч и н а. Чистая быль. Первая фраза: «Вот моя жена, готовы ли вы взять ее навсегда и заботиться о ней?» Рукавицын испугался и сказал: «Нет». Это была вторая фраза. «Пойдем отсюда», — сказал Чешков Лиде, и это была третья фраза.

П е р в а я  ж е н щ и н а. Я думаю, он хорошо знал профессора!


Вновь звучит музыка. Компания присоединяется к танцующим. Щеголева и Манагаров остались вдвоем.


Щ е г о л е в а. Чешков просил меня уйти с ним.

М а н а г а р о в. Зачем?

Щ е г о л е в а. Ему необходимо посоветоваться…

М а н а г а р о в. Он настаивал?

Щ е г о л е в а. Нет. Он одинок, наш строгий босс.

М а н а г а р о в. Вас он эксплуатирует больше других.

Щ е г о л е в а. Он имеет право. (Помолчав.) Кто сам работает как лошадь — имеет право.

М а н а г а р о в. Что с вами произошло, Нина?

Щ е г о л е в а. Ничего не произошло. И ничего не произойдет. Но мне кажется, Захар, я вас обманываю.

М а н а г а р о в (не сразу, раздельно). Нет, Нина, у вас это не получается. Поднимемся наверх.


Появились  Ч е ш к о в  и  Р я б и н и н. Чешков в унынии.


Щ е г о л е в а. Хорошо, Захар. Я приду, идите.


М а н а г а р о в, неожиданно поклонившись, уходит.


Р я б и н и н. Зачем вас взяли? Тут нет загадок. Литейное дело синтетическое, многопрофильное, сложное в смысле организации. Все есть в Нереже: прокатчики, мартеновцы высокого класса, машиностроители. Подходящего литейщика не нашлось.

Ч е ш к о в. Мне нужна дисциплина.

Р я б и н и н. Это вы уже говорили.

Ч е ш к о в. Остальное вы знаете: вчера из цеха ушло семь человек. Одновременно.

Р я б и н и н. От вас!

Ч е ш к о в. Это верно. Они отвыкли от требовательности.


Щеголева неподалеку пьет воду.


Р я б и н и н. Одиннадцать командиров ушло от вас за два с половиной месяца. Все инженеры с опытом.

Ч е ш к о в. Мне многих жаль. И очень. Я был растерян вчера. Но производство немыслимо без дисциплины.

Р я б и н и н. Наши люди спаяны, я предупреждал. Есть достоинство, традиции, вы обязаны считаться. Мальчишкой я подносил патроны и видел, как умирали за свой завод. Людей берегите.

Ч е ш к о в. Я слышал, вы орете на них. Я лишь требую.

Р я б и н и н. Мое оранье они воспринимают по-другому. Я свой. Считайте, я вас предупредил. Директор завода обеспокоен. Когда будет решаться ваша партийная судьба?

Ч е ш к о в. Не раньше, чем Сапсакаев вернется из Бельгии.

Р я б и н и н. Сапсакаев рассчитывает на ваше возвращение.

Ч е ш к о в. Он допускает такую возможность.

Р я б и н и н. А вы? Не лукавьте! Вам грозит исключение?

Ч е ш к о в. Если даже дадут строгое взыскание, ваш партком не утвердит запятнанного человека на такой большой цех.

Р я б и н и н. Начнете давать план сполна — все будет хорошо.

Ч е ш к о в. Это нереально пока.

Р я б и н и н. Объективно цех раньше работал лучше.

Ч е ш к о в. Это липа. Я умею считать.


Рябинин быстро, гневно смотрит на него.


Щ е г о л е в а (спокойно, издали). Это липа, Глеб Николаевич.

Ч е ш к о в. Нужна исполнительская дисциплина.

Р я б и н и н. Хватит талдычить! У вас опытные командиры.

Ч е ш к о в. Их семейная снисходительность друг к другу не знает пределов. Во имя прошлого, человечности и доброты.

Р я б и н и н. Кашу варите сами, но уходы прекратите.

Ч е ш к о в. Я не могу просить, я должен требовать. Так меня учили. Указания не должны повторяться сто раз. Я это сломаю. И сломаю быстро. Доброту я понимаю иначе.

Р я б и н и н. Будете разбазаривать кадры — выгоню. Несмотря на все мои надежды на вас, выгоню. Характер у меня крутой.

Ч е ш к о в. Я надеюсь на вашу справедливость.

Р я б и н и н. Я вас выгоню справедливо. (Уходит.)


Чешков грустен. Щеголева смотрит на него.


Щ е г о л е в а. Зачем вы звали меня?

Ч е ш к о в (как бы повспоминав). Забыл.

Щ е г о л е в а (подходит к нему). Давайте вспомним.

Ч е ш к о в. Я помню, но я больше не могу говорить о делах.

Щ е г о л е в а. Вы еще уверены, что встретите машину?

Ч е ш к о в. Да, дежурный тарантас слышен за три версты.

Щ е г о л е в а (внезапно, с коротким смешком). Может, вы и не звали меня совсем? Может, мне показалось?

Ч е ш к о в. Звал. Вас ждут ужинать?

Щ е г о л е в а. Ждут.

Ч е ш к о в. Жаль. Вы пойдете?

Щ е г о л е в а. Нет. Я вас сегодня не собираюсь бросать.


Он внимательно смотрит на нее.


Что вы предлагаете?

Ч е ш к о в. Все равно, только не говорить о делах.

Щ е г о л е в а. И где это «все равно»? Под дождем?

Ч е ш к о в. Есть одно государственное учреждение… Там можно посидеть и даже кофе сварить.


Она смотрит на него с молчаливым вопросом.


Весь вечер, а точнее весь день, я надеялся, что мы уйдем из «Суинка» вместе.

Щ е г о л е в а. Это можно не обсуждать. Отношения у нас достаточно ясные. Я знаю, я вам нужна. Для меня это существенно. А вам сегодня нельзя одному. Нужна кошка или собака.


Чешков косится на нее с открытой враждебностью. Потом вдруг берет за кисти рук, смотрит на нее.


(Спокойно.) Пусти.

Ч е ш к о в (не выпуская рук). Поедем!

Щ е г о л е в а. Тебе знаешь что нужно сделать?

Ч е ш к о в. Что?

Щ е г о л е в а. Скажи, что любишь меня, — и все.

Ч е ш к о в. Нет.

Щ е г о л е в а. А ты скажи. Или не можешь?

Ч е ш к о в. Нет.


Она молча смотрит на него. Чешков отходит.


Щ е г о л е в а. Хорошо бы нам ничего не испортить… Поедем!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глубокой ночью в общем зале государственной квартиры  Ч е ш к о в  готовил кофе. В коридоре под дверью одной из «келий» виднелась полоска света. Оттуда вышла  Щ е г о л е в а, приглаживая волосы. Полумрак слегка посветлел.


Щ е г о л е в а (голос тих, ровен). Что это вообще?

Ч е ш к о в. Государственная квартира.

Щ е г о л е в а. Почему так называется?

Ч е ш к о в. Выдумка хозяйственников. Просто заводская квартира для приезжих среднего ранга.

Щ е г о л е в а. Почему никого нет?

Ч е ш к о в. А это такое место: сегодня много, завтра никого.

Щ е г о л е в а (проходит вперед из глубины, прислоняется к стене. Смотрит на Чешкова). Здесь нет света?

Ч е ш к о в. Есть, но можно ослепнуть. (Показал на потолок.) Люминесцентные лампы. Рассчитаны на кубатуру небольшого стадиона. Иди сюда, сядь. Почему ты не идешь сюда?

Щ е г о л е в а (стоит там же). Ты много изменял жене?

Ч е ш к о в (мальчишески доверительно, серьезно). Я никогда не изменял Лиде. Не думал, не хотел, у меня и времени не было.

Щ е г о л е в а. И не смотрел на женщин как на женщин?

Ч е ш к о в. Смотрел. Потом.

Щ е г о л е в а. Это после той истории? Извини, но я это знаю.

Ч е ш к о в. Я был потрясен тогда, что есть женщины кроме Лиды, которые мне могут нравиться. Я был поражен этим. О чем ты думаешь?

Щ е г о л е в а. О тебе. У тебя плохие дела. Отвратительные. Понимаешь это? Тебе не хватает элементарной человеческой хитрости. Зачем ты уехал из Тихвина? От прекрасно налаженного дела? Зачем тебе все это надо? Из-за той истории?

Ч е ш к о в. Иди сядь. Я зажгу ослепительный свет.

Щ е г о л е в а. Я не буду пить кофе.

Ч е ш к о в. Зачем же я готовил?

Щ е г о л е в а. Потому что ты деловой и сухой тип. Хотя иногда мне кажется, ты притворяешься сухарем. Я даже уверена в этом. Тебе это пока удобнее. (После паузы.) Так ты не ответишь?

Ч е ш к о в. История ни при чем. Мне там нечего было делать, все налажено лет на десять. Просто по профилю Тихвин не нуждается в развитии литейного производства. Можно было умирать в довольстве и сытости. А я литейщик. Я бы даже хотел прославиться как литейщик. Знаешь, когда я стал приличным литейщиком? Я год работал формовщиком.

Щ е г о л е в а (продолжая изучать его). Рабочим?

Ч е ш к о в. Да. Так меня воспитывал Сапсакаев. Он думал, это наказание, но ошибся. У меня появилась жуткая свобода. Мне было интересно кое в чем экспериментировать. Когда человек начинает понимать что-нибудь в своем деле, ему становится до смерти интересно.

Щ е г о л е в а. Мог бы ты объяснить, как относишься к Лиде?

Ч е ш к о в. Не могу. Не буду. Мы связаны навсегда. Такое у нас прошлое. Сядь, я тебя очень прошу. Мне хочется посидеть с тобой. Выпьем кофе при полной иллюминации.

Щ е г о л е в а (предупреждая). Не зажигай свет.

Ч е ш к о в. Сейчас увидишь, как это невообразимо пышно.

Щ е г о л е в а. Не зажигай!


Чешков зажег. Щеголева в слезах смотрит на слепящие лампы. Смущенный, он хочет что-то сказать.


Только молчи. Не ври ничего. Нас связала работа. Это будет длиться, пока плохо, пока я тебе буду нужна. Не надо ничего говорить. Мне от тебя ничего не нужно.

Ч е ш к о в. Хорошо, я молчу. Я тебя люблю.

Щ е г о л е в а. Это ты когда придумал? Час назад? (Идет к дивану, где брошено пальто, начинает одеваться.) Лучше молчи. Тебе не нужно оправдывать себя. Мне жаль, что возникла ненужная тебе сложность. (Деловым тоном.) Где тут телефон?

Ч е ш к о в. Сейчас ночь. Кому ты хочешь звонить?

Щ е г о л е в а. Манагарову. Буду врать.

Ч е ш к о в. Ты обязана ему врать?

Щ е г о л е в а. Не думай об этом. (Внезапно подходит, дотрагивается до его плеча. Как бы заново всматривается.) Я никому ничем не обязана. Хочу быть с тобой, пока можно… А сейчас отпусти меня. Я хочу, чтобы ты жил спокойно. Все беспокойство я возьму на себя. Теперь все изменилось.


Чешков натягивает пальто.


Слышится сухой металлический радиоголос: «Марганец — 0,25. Хром — 0,14. Сера — 0,025. Плавка! Плавка!»

Ч е ш к о в  стремительно входит в кабинет, за ним — К о л и н, седой, сутулый, почти старик.


Ч е ш к о в (на ходу). Какие-то люди во время плавки бегают под ковшом.

К о л и н. Правда святая. Не можем отучить.

Ч е ш к о в. Яков Ильич, это опасность.

К о л и н. Правда святая. Пересмена — минуты экономят.


Входит  Н а т а л ь я  И в а н о в н а.


Н а т а л ь я  И в а н о в н а. Поздно ночью вам звонили из Тихвина. Ночной дежурный оставил записку, подробностей нет.

Ч е ш к о в. Яков Ильич, предупреждаю. (Наталье Ивановне.) Попробуйте связаться с дежурным, мне не нравится этот ночной звонок. И закажите Тихвин, квартиру.


В кабинете появляется  н е и з в е с т н ы й. Рослый, приятный, представительный, с шапкой седых волос. Наталья Ивановна идет, к нему. По-матерински целует. И тотчас к неизвестному направляется  К о л и н. Рукопожатие, объятие.


Ч е ш к о в (холодновато). Вы кто?

Н е и з в е с т н ы й (словно продравшись через молчание). Бывший начальник Двадцать шестого. Моя фамилия Грамоткин.

Ч е ш к о в (неловко изучает его). Наталья Ивановна, быстро закажите Тихвин. Яков Ильич, вы свободны.


Н а т а л ь я  И в а н о в н а  ушла. К о л и н  ушел, Чешков и Грамоткин сконфуженно молчат. Оба забыли раздеться. Чешков начинает ходить. Грамоткин, держа кепку, садится. Похож на просителя.


Ч е ш к о в (наконец). Мы не враги!

Г р а м о т к и н (быстро, искренне). Не враги! Нет!

Ч е ш к о в. Я чту ваше прошлое.

Г р а м о т к и н. А чего — хорошее прошлое.

Ч е ш к о в. Я искренне чту ваше прошлое. Мои родные погибли в блокаду.

Г р а м о т к и н. Один на земле?

Ч е ш к о в (помолчав). Ваш уход и мой приход не связаны ничем личным.

Г р а м о т к и н. Ничем! Скинул меня Глеб Рябинин. С отцом его я был дружен в войну, служил у меня в комендантском взводе…

Ч е ш к о в. Как себя чувствуете?

Г р а м о т к и н. Хорошо. Сделал глупость — на курорт послали. К людям у нас хорошо относятся. О здоровье не тревожьтесь. Говорите прямо.

Ч е ш к о в. Мне звонил директор завода.

Г р а м о т к и н. Я просил. Пойду любым заместителем.

Ч е ш к о в (прямо). Я категорически против.

Г р а м о т к и н (взял кепку, поднялся. Уйти не может. Голос хриплый). Я этот новый Двадцать шестой люблю, и я его ненавижу. Перешел сюда, была у меня горстка людей, разбежались по корпусам как мыши, я их и не увидел… Появилось хозяйство побольше. А на сколько? А организационно? А система управления? А система отношений с другими службами? Дали мне за освоение орден Трудового Красного Знамени. Крутились, как могли. Плана не было, нас били.

Ч е ш к о в. Вы не могли давать план. Вы приняли цех недостроенным и подписали акт о полной готовности. У вас даже дробометной камеры не было, а она входит в технологическую цепочку. Подписали победный рапорт, не имея победы.

Г р а м о т к и н (сухо). Это дело политическое. Есть честь завода. Я партийный человек, Алексей Георгиевич. Меня убедили. Было обязательство пустить цех к празднику.

Ч е ш к о в. Вы первые годы давали чуть-чуть больше, чем в старом цехе при тройном плане. Я прикинул, во сколько обошлась нам вся эта ложь с победным рапортом. Ложь не экономична.

Г р а м о т к и н. Я не мог не подписать акт.

Ч е ш к о в. И за это вам дали орден.

Г р а м о т к и н. Что вы обо мне знаете?

Ч е ш к о в. Много. Я проанализировал вашу работу. Мы не враги. Вам найдут службу.

Г р а м о т к и н. Я стар. Нельзя начинать сначала.

Ч е ш к о в. Я вас не возьму.

Г р а м о т к и н. А думаете, справитесь?

Ч е ш к о в. Уверен, если не помешают.

Г р а м о т к и н (с легкой печальной иронией). И где же вас так замечательно научили, Алексей Георгиевич?

Ч е ш к о в (не сразу). У вас слишком большое влияние в цехе. Я этого боюсь. (Идет к двери. Громко.) Наталья Ивановна!


Н а т а л ь я  И в а н о в н а  появляется с  П у х о в ы м.


Ч е ш к о в (тревожно). Что Тихвин?

Н а т а л ь я  И в а н о в н а. Квартира не отвечает.

Ч е ш к о в. Закажите партком. (Пухову.) В чем дело?

П у х о в. Прошу срочно принять. Убедительно прошу.

Ч е ш к о в. Завтра. Только завтра!


Н а т а л ь я  И в а н о в н а  и  П у х о в  ушли. Чешков придирчиво изучает молчащего Грамоткина.


Г р а м о т к и н (словно прозревая). Говорили вам, что я добрый? Говорили, что очень добрый?

Ч е ш к о в. Да.

Г р а м о т к и н (взрываясь). Вот подлецы! Навесили ярлык! А я не добрый! Наказывал! Но как? Иной раз нет ничего легче выгнать. А куда он пойдет? Поговоришь, он душу откроет. Как у него с дочерью, как у нее с мужем. Наказывал. Есть приказы в архивах. А тем, кто трудится хорошо, тем я родственник…

Ч е ш к о в (продолжая изучать его). В цехе недостача. Вчера мне дали акт. Не хватает тысячи тонн литья. Надо списать.

Г р а м о т к и н (потемнел). Не может быть. Это очень много.

Ч е ш к о в. Вы много приписывали, Тимофей Иванович.


Грамоткин молчит. Для него это удар.


Надо списать. Мы работаем в условиях реформы. Баланс должен быть чистым. Нам понадобятся деньги на исследования, на развитие. Вот акт, пойдете к директору, покайтесь, пусть спишут. И приходите работать.


В кабинете появляется  Р и м м а. Чешков тревожно смотрит на нее. Г р а м о т к и н, взяв акт, молча выходит.


Р и м м а. Я из Тихвина. Не удивляйся. Это все вместе один час… Быстрее, чем с Гражданки до Невского.


Чешков молча тревожно смотрит на нее.


Лида в больнице. Не волнуйся. Немного опоздала «скорая помощь», но все нормально. Алешу я взяла к себе.

Ч е ш к о в. Лида жива?

Р и м м а. Какие-то глупости спрашиваешь. Конечно, жива. Если бы «скорая» не опоздала, все вообще было бы прекрасно…


Чешков идет к столу. Собирает бумаги.


Ночью я звонила, а после подумала, почему не прилететь… Полчаса лету, вдвоем веселее. Что ты делаешь?


Чешков не ответил. Появляется  Н а т а л ь я  И в а н о в н а.


Н а т а л ь я  И в а н о в н а. Пухов настоятельно просится.

Ч е ш к о в (собирает бумаги). Нет! Вызывайте машину.

Н а т а л ь я  И в а н о в н а. Он просится на три минуты.

Ч е ш к о в. Не теряйте время. Я еду на аэродром.

Н а т а л ь я  И в а н о в н а (ровно). Пухова надо принять.


Чешков внимательно смотрит на нее. Кивает. Н а т а л ь я  И в а н о в н а  ушла. Вошел  П у х о в. Р и м м а  уходит в глубину.


Ч е ш к о в. Говорите, быстро, Николай Андреевич.

П у х о в. Простите, Алексей Георгиевич, но быстро нельзя. Я хочу сказать немного о себе. У меня большая семья, дети еще учатся… Супруга человек не очень здоровый. Исповедь мою выслушайте терпеливо.

Ч е ш к о в. Говорите по делу.

П у х о в. Как угодно, могу быть кратким: акт неверен.

Ч е ш к о в (тотчас внимательно). Липа?

П у х о в (кивнул). Слишком много заинтересованных лиц…

Ч е ш к о в. На чем основана ваша уверенность?

П у х о в. Моя рука при подписании накладных — первая.

Ч е ш к о в. Вы что — фиксировали каждую приписку?

П у х о в. Да, вел свою бухгалтерию. Акт неверен. Недостача примерно вдвое больше. Были и косвенные приписки. Одно время вместо фасонного литья мы лили плиты. Но плиты приняты как оборудование… Ими в корпусах покрыты полы.

Ч е ш к о в (ошеломленно). Роскошные полы… Присядьте!


Пухов садится настороженно, готовый ко всему.


Почему вы только сегодня пришли ко мне?

П у х о в. Боялся. Я трус. Но больше молчать не в силах.

Ч е ш к о в. Вы технический контроль. Вы не отвечаете за план. Зачем вы участвовали в преступлении?

П у х о в. Я не извлекал лично для себя никакой выгоды.

Ч е ш к о в. Вы не ответили. Вас заставляли?

П у х о в (розовощекий обычно, бледен). Да.

Ч е ш к о в. Кто вас заставлял, Николай Андреевич?

П у х о в. Все.

Ч е ш к о в. Грамоткин?

П у х о в. Меньше других.

Ч е ш к о в. Кто больше других?

П у х о в. Я сам. Нам надо было кормить рабочих. Надо было что-то писать в документах, чтобы была зарплата… Я не нуждался в принуждении, мы обязаны были кормить рабочих.

Ч е ш к о в. Вы кормили рабочих потому, что работающего человека нельзя не кормить. (Снова быстро укладывая папку.) Но вы и обманывали рабочих. И в широком политическом аспекте, и в материальном: вы их плохо кормили. Они множество раз показывали энтузиазм. Не пора ли нам научиться руководить ими? Почему управлять должны те, кто не умеет управлять?

П у х о в (поднявшись). Вы предадите это огласке? Я понимаю, я не могу вас больше задерживать. Но что ждет меня и мою семью?

Ч е ш к о в. Не знаю. Я не должен делать уступок, это станет моим поражением, но я устал играть роль изверга. Не знаю, Николай Андреевич. Ответить в принципе должен Грамоткин.

П у х о в. Я, только я. Героев не судят… Мы вкапывались в землю и работали под огнем… Грамоткин возглавил оборону.

Ч е ш к о в. Вы были солдатом? Командиром?

П у х о в. Сержантом. Там, за кузнечно-прессовым, еще стоит труба старая… Я сидел в ней, там была бойница, я был снайпером, на моем счету двадцать три фашиста. Не смею вас больше задерживать. Я все сказал. (Уходит.)


Из глубины появляется  Р и м м а и встает рядом с молчащим Чешковым.


Ч е ш к о в. Почему ты прилетела? И зачем? Почему?

Р и м м а. Потому что я очень хорошо к тебе отношусь. И хотя я об этом почти забыла, и хотя Лида мне стала ближе, я все равно хорошо к тебе отношусь. Если с Лидой что-то случится, хочу, чтобы ты оставил мальчика мне. Он тебе не нужен пока… Я свободнее… Наверное, это бестактно, то, что я говорю… А что делать?


К ночи приемная Плужина опустела. Ушли секретари. Огни приглушены. Стоят  Р я б и н и н  и  В а л е н т и к  в пальто. Валентик читает акт, передает Рябинину. Неподалеку напряженно ждет  Г р а м о т к и н. В стороне — П о д к л ю ч н и к о в  и  Щ е г о л е в а.


Г р а м о т к и н. Я к тебе пришел, Глеб. Ты это заметь. Я не сердит на тебя. Спиши недостачу. Это мой позор. У тебя большие права.

Р я б и н и н. Были, дядя Тима. Я ухожу скоро. Не сработались мы с Анатолием Васильевичем.

Г р а м о т к и н. Кто не срабатывается с ним, сразу уходит.

Р я б и н и н (мягко). Мы делаем на экспорт крупносортный стан, я веду. Миллионный заказ. Вот поэтому я пока здесь.


Молчат. Валентик садится на какой-то стул.


Г р а м о т к и н. Не поможешь ли ты, Геня?

В а л е н т и к (печально). Это что… секунданты твои?

Г р а м о т к и н. Вроде того… Пришли защищать.


Р я б и н и н  кладет акт на стол и уходит. Валентик взял акт, бегло просматривает, задумывается.


В а л е н т и к. Вот странно как… Был я начальником разведки, в одном блиндаже с тобой спали… А после — как бы утеряли друг друга. У каждого, свои дела, свой долг.

Г р а м о т к и н. Ты о чем говоришь?

В а л е н т и к. Я специалист, Тима, финансист. Когда-то я не очень был нужен Толе, а теперь все решает текущий счет в банке, дотации кончились. Миллион лет завод был нерентабельным. Теперь, Тима, я нужный человек. И сильный человек, сильный. И возможно, могу помочь. Но честнее идти самому. Вы и махорку и кашу делили. Он друг тебе. Он твоим помощником был.

Г р а м о т к и н. Дистанция образовалась, Геня. Трудно просить во имя прошлого. Я в его присутствии сесть себе не позволял. Он усаживал, а я не садился. Знал, панибратство ему не понравится. Наверное, и ему со мной нелегко было…

В а л е н т и к (поднимается вдруг решительно. Набирает номер телефона). Кто у тебя? Толя, выйди в приемную. Выйди!


П л у ж и н  вышел. Взгляд тяжелый, усталый. Валентик подает акт. Плужин читает. Спокойно, грузно садится.


П л у ж и н (тихо). Валидол принял… (Поглаживает грудь.) Ночь на дворе… Сейчас бы боржомчику холодненького…

В а л е н т и к. Грамоткин ждет решения.

П л у ж и н (тихо, просто очень). А что решение? Спишу на убытки. Мог бы и сам прийти… (Сидит грузно, печально. Поглаживает грудь.) Зачем стрелялся, дурак? Пистолет хранил…

В а л е н т и к. Ну, знаешь, много ты от нас хочешь. Не пить уже, и не курить, и даже пистолета не иметь.

П л у ж и н (встает тяжело, подходит к столу. Пишет на акте резолюцию). На, ходатай, скажи спасибо.

В а л е н т и к (взрываясь). За что?

П л у ж и н. Не возьму в толк, чего хочешь. Я ж списал ему.

В а л е н т и к. Себе ты. Толя, списал. В магазине за недостачу судят, на предприятии — берут на убытки. Все просто.

П л у ж и н. Уходи.

В а л е н т и к. Грамоткин боялся этого цеха. Зачем ты его держал там?

П л у ж и н. Я, Геня, всегда берег старых друзей. Уходи. Уходи с глаз моих. И ты, Тимофей, уходи. Видеть вас не хочу.


Г р а м о т к и н  уходит. Помедлив, уходит  В а л е н т и к.


П л у ж и н (сидит, поглаживая грудь. Вдруг замечает вдали Подключникова и Щеголеву. И тихо улыбается им). Майские праздники на носу. Чем порадуете?

Щ е г о л е в а. Плана не будет.

П л у ж и н (помолчав). Чешков интересуется планом?

Щ е г о л е в а. Звонит. Говорил с Захаром Леонидовичем. Завтра на парткоме слушается его дело.

П л у ж и н (помолчав). А как с женой у него?

Щ е г о л е в а. Видимо, плохо. Видимо, очень плохо.

П л у ж и н. Вы неглупая женщина, Нина Васильевна. Зачем была эта срочная инвентаризация? Выстрел в чей адрес?

Щ е г о л е в а. Это сделано прежде всего для анализа.

П л у ж и н (встает, медленно направляется в кабинет). Погасите свет, когда будете уходить. (Уходит.)


Молчание. Подключников смотрит на Щеголеву.


Щ е г о л е в а (садится. Несколько напряженно). Слушаю.

П о д к л ю ч н и к о в. У вас огромное влияние на Чешкова.

Щ е г о л е в а (встает). У меня нет никакого влияния.

П о д к л ю ч н и к о в. Я вас дружески люблю. Сто лет знаю ваших родных. У меня не было желания оскорбить вас.

Щ е г о л е в а. Об этом уже говорят?

П о д к л ю ч н и к о в. Да. Я подумал, что люди, знакомые столько лет, могли бы поговорить откровенно… Была у меня и косвенная задача, но о ней я уж молчу.

Щ е г о л е в а. К сожалению, Вячеслав Сергеевич, у меня нет влияния. Я вам благодарна за ту косвенную задачу, о которой вы умолчали: вы, по-видимому, хотели предупредить, что обо мне и Чешкове что-то говорят… Это оттого, очевидно, что мы много времени проводим вместе. (Улыбнулась спокойно.) Мне придется это учесть и поберечь репутацию Чешкова. А теперь скажите, на что вы хотели употребить мое влияние?

П о д к л ю ч н и к о в. Что такое наша жизнь, Нина? Завод, цех. Плохо на работе, значит, в жизни плохо… Когда человек молод, он это не слишком ощущает. Работали мы и работаем на поразительно низком уровне. И, как ни странно, благодаря этому дураку я это сейчас понимаю лучше. Но разве умный повел бы себя так? На моем столе сорок заявлений. Обрубщики просят пять-шесть дней. Кому-то съездить, кому-то огородом заняться. На всех заявлениях он написал: «Отказать». Грамоткин никогда не отказывал. Обрубщик — тяжелый труд.

Щ е г о л е в а. Обрубщик средней руки получает вдвое больше, чем я. И больше, чем вы.

П о д к л ю ч н и к о в. Вы говорите сейчас языком Чешкова.

Щ е г о л е в а. Языком экономиста. У каждого из них месячный оплаченный отпуск. У нас не хватает рабочих. Сначала вы им даете погулять, потом привлекаете к сверхурочным по двойному тарифу за счет экономики цеха. Копейки переходят в рубли. Чешков прав. У нас очень высокая себестоимость. И отражается это на тех же самых рабочих. Для них премия — это треть зарплаты. А премии у нас нет. Как тут быть? Как жить, Вячеслав Сергеевич? Перепутали мы совершенно, где свое, где народное, где забота о людях, а где первозданный хаос…


Следующим вечером заседал партком в Тихвине.


С е к р е т а р ь  п а р т к о м а. Вы все рассказали?

Ч е ш к о в. Да.

С а п с а к а е в. Ты ведешь борьбу один.

Ч е ш к о в. Не совсем.

С а п с а к а е в. Ты взял курс на экономику, но пока ты там ведешь психологическую борьбу.

Ч е ш к о в. Это верно. Если мне поверят, я выиграю.

С а п с а к а е в. Так вот, боюсь, козырей у тебя на психологическую борьбу не хватит. Не хватит гибкости. Я тебя знаю немного. Человеческое общество неоднородно. Одни несчастны, других просто убивать надо. Но руководитель обязан искать верный тон и с теми и с другими. Он имеет дело с людьми.

С е к р е т а р ь  п а р т к о м а. Я вообще склонен перенести решение вопроса.

П е р в ы й  ч л е н  п а р т к о м а. Не вижу смысла, Николай Петрович. То есть я понимаю — надо дать время Чешкову оправиться от горя. Горе большое, непоправимое, но он настаивает, спешит.

С е к р е т а р ь  п а р т к о м а. Настаиваете, Чешков?

Ч е ш к о в. Да.

С а п с а к а е в. Я бы не торопился на твоем месте.

Ч е ш к о в. Рано утром я должен улететь.

С е к р е т а р ь  п а р т к о м а. Мы можем вас вызвать позже…

Ч е ш к о в. А что изменится?

С е к р е т а р ь  п а р т к о м а. Вот видите, как вы ставите вопрос.

В т о р о й  ч л е н  п а р т к о м а. Его уже переводили в рабочие за строптивость.

Ч е ш к о в. Мной тогда хотели заткнуть дырку в плановом отделе. Я отказался, чтобы работать по специальности.

С а п с а к а е в. Мы всегда работаем и стараемся для себя и немного для других. Соотношение «для себя» и «для людей» определяет ценность человека. Чешков был молод тогда, но отказался он для пользы дела. Я наказал его несправедливо. Сейчас он бросил важнейший цех, с которым справлялся, и в этом я никакой пользы делу не вижу. Вижу элемент предательства. Сейчас этот цех работает хуже.

Ч е ш к о в. Я бы хотел возразить.

С е к р е т а р ь  п а р т к о м а. Возразите, когда позволят. Вы настаиваете на обсуждении. Давайте обсуждать. Вы член партии, и ответить, я думаю, вам придется сполна.

В т о р о й  ч л е н  п а р т к о м а. Вы предали завод. Предали коллектив, который вас воспитал. Чем прельстили? Сколько платят?

Ч е ш к о в. Зарплата двести восемьдесят.

С е к р е т а р ь  п а р т к о м а. Сколько было здесь?

С а п с а к а е в. Двести восемьдесят.

В т о р о й  ч л е н  п а р т к о м а. А какую квартиру дали?

С е к р е т а р ь  п а р т к о м а. Давайте, товарищ Хлебников, избегать унизительных вопросов. Все-таки мы Чешкова знаем.

Т р е т и й  ч л е н  п а р т к о м а. В вопросе Хлебникова был и другой важный смысл. Чешков пошел на прямое нарушение партийной дисциплины. Во имя чего? Ты можешь ответить, Алеша?

Ч е ш к о в. Меня поразил Двадцать шестой своим решением. Крупные кессоны. Разделение вредности. Все рассчитано на уникальную продукцию. Я понял, что в этих корпусах можно делать большое дело. Мне этот цех снился.

С е к р е т а р ь  п а р т к о м а. И вы подали два заявления об уходе и отбыли. При этом знали, что с мнением горкома мы не согласны. Вам там сказали, что у вас есть право на перспективу роста. Это можно сказать любому. А решения не было.

Ч е ш к о в. Я считал, что ко мне был проявлен эмоциональный подход. Петр Зекенович считает меня своим учеником. И это правильно. Он учил меня не похлопывать по плечу, не заигрывать с людьми. До конца требовать, широко поощрять. Петр Зекенович страстный человек. Я помню его любимую фразу: «Прежде чем объединиться, надо размежеваться…» Я могу честно сказать спасибо, но когда-то ученик должен уходить от учителя. Петр Зекенович не отпустил меня, и в этом все дело. Но я уже здесь был не нужен.

С е к р е т а р ь  п а р т к о м а. Речь сейчас идет о вашем проступке.

Ч е ш к о в. Вы напоминаете мне людей из Нережа. Хотите оставить потому, что я свой, а там не хотят принять, потому что чужой. Я уже не могу бросить Двадцать шестой. Если брошу, это будет предательством по существу.

С е к р е т а р ь  п а р т к о м а. Нет весов, которые могли бы с точностью определить, где вы нужнее. Вам вообще еще рано было вылетать из родного гнезда. С мнением партийной организации вы не посчитались. Это серьезный проступок. Для вашей будущей жизни очень важно уяснить это.

Ч е т в е р т ы й  ч л е н  п а р т к о м а. Давайте закругляться.

С а п с а к а е в. На что ты все же рассчитываешь там?

Ч е ш к о в. Пока у меня еще неограниченные права.

С е к р е т а р ь  п а р т к о м а. Неограниченные? А не кажется тебе, что после нашего решения тебя вообще не утвердят?

Ч е ш к о в. Не знаю, какое будет решение.

Т р е т и й  ч л е н  п а р т к о м а. Частный вопрос. Что ты будешь делать с этой дополнительно обнаруженной недостачей?

Ч е ш к о в. Умолчу. Я не хочу скандала. Не могу. Виноватых нет. Как ни трудно, будем покрывать понемногу. Возможно, я неточно выразился, сказав о неограниченных правах. Я имел в виду, что еще несколько месяцев мне позволят проводить реформы, не требуя полной выдачи плана. По логике, другого выхода у руководителей завода нет. Им придется стерпеть. Цех слишком долго плохо работал. За это они могут ответить. На уступки я не пойду.

Т р е т и й  ч л е н  п а р т к о м а. Рискованный расчет! Цех гигантский, а ты почти один.

Ч е ш к о в. Когда начинаешь новое, бываешь один.

В т о р о й  ч л е н  п а р т к о м а. Давайте решать.

С е к р е т а р ь  п а р т к о м а. Учитывая все обстоятельства, предлагаю минимум: строгий выговор с занесением в учетную карточку.

П е р в ы й  ч л е н  п а р т к о м а. Как формулируем?

С е к р е т а р ь  п а р т к о м а. За нарушение партийной дисциплины.


Знакомое аэродромное поле. Звучат глухие радиосообщения. М а н а г а р о в  в плаще и шляпе курит. Зажигает новую сигарету от старой. Смотрит вдаль. Из глубины по чистым аэродромным плитам идут  Ч е ш к о в  и  А л е ш а. Подходят. Манагаров протягивает Алеше руку.


А л е ш а (спокойно). Чешков.

Ч е ш к о в. Мне нужна была машина, я не имел в виду обременять вас.

М а н а г а р о в. Встретить вас меня просила Нина Васильевна.


Короткое молчание.


Ч е ш к о в. Придется ждать багаж. Что нового?

М а н а г а р о в. В четыре рапорт. В два совещание по транспорту.

Ч е ш к о в. На совещание пойдете вы. И не произнесете ни одного бранного слова. Тихим голосом зачитайте список нарушений графика движения вагонов, объявите сумму взысканий и не ссорьтесь. Пусть марка Двадцать шестого будет высокой. Когда они почувствуют, что у нас налажен учет, они станут нас бояться больше тех, кто кричит. Скажете все очень тихо. Мы будем их бить рублем.

А л е ш а. Я хочу пить.

Ч е ш к о в. Деньги есть?

А л е ш а. Много, семнадцать копеек.

Ч е ш к о в. Беги! Вон автоматы.


А л е ш а, подсчитав деньги, уходит.


М а н а г а р о в. Я вас не спрашиваю ни о чем.

Ч е ш к о в. Это стеноз, болезнь молодых женщин. При обычной сердечной недостаточности доживают до старости. Стеноз развивается сам собой, вне зависимости от бережливости, и убивает молодых. Им нельзя рожать, но они рискуют и рожают, потому что всегда остается какая-то надежда. Лекарства при этом пороке помогают плохо. Помогают операции на сердце. В мире прооперировано сотни тысяч. Лида боялась.

М а н а г а р о в. Мне не нравится ваше состояние. Недельный рапорт надо отменить.

Ч е ш к о в. Нельзя.


Спустя несколько часов люди в галстуках сидели за столом для заседаний в кабинете Чешкова. Их было много. И все молчали. Напряженная бесконечная тишина всем казалась ужасной.


Ч е ш к о в. Почему вы врете?

К о л и н. Перебои с электроэнергией в ночное время.

Ч е ш к о в. Причину установили?

К о л и н. Разрешите ответить завтра? Я не выяснил.

Ч е ш к о в. У вас сплошное невыполнение графика. Почему не выяснили раньше? Или есть другая причина? Вы обращались к дежурному по району? К главному диспетчеру?

К о л и н. Нет.

Ч е ш к о в. Почему, Яков Ильич?

К о л и н. Руки не дошли.

Ч е ш к о в. Вы здоровы?

К о л и н. Здоров.

Ч е ш к о в. Мне придется все проверить. Вы утверждаете, что причина срыва графика связана с электроэнергией?

К о л и н (тихо). Нет, Алексей Георгиевич, не утверждаю.

Ч е ш к о в. Значит, вы сказали неправду. Это очень серьезно. Мне придется вас наказать. (Секунду молчит.) Наталья Ивановна, в приказ: выговор Якову Ильичу.


Наталья Ивановна рядом ведет запись.


(В тишине.) За неправильную информацию.

З а в ь я л о в а (громко). Яков Ильич вдвое старше вас. Вдвое!

Ч е ш к о в (чуть помедлив). Рапортом я доволен. Подготовка стала лучше, четче. Но график идет со скрипом. (Быкову.) С вами, Олег Владимирович, у меня будет особый разговор. (Переждав, смотрит на Рыжухина.) Я колебался, Валентин Петрович, но вас мне тоже придется наказать.

Р ы ж у х и н (с тихим гневом). За что?

Ч е ш к о в. Мы выкроили вашему корпусу премию. И заслуженно. Но вас лично я половины премии лишу.

Р ы ж у х и н (поднявшись). За что?

Ч е ш к о в (Наталье Ивановне). Сколько раз вы записывали в протокол?

Н а т а л ь я  И в а н о в н а. Три. Сегодня третий раз.

Ч е ш к о в. Три недели, Валентин Петрович, вы не можете установить причину перерасхода жидкого стекла. Три недели мы ждем анализа. Три недели вы обещаете и не выполняете. Почему? Вы можете сесть, рапорт не кончен.


Рыжухин не садится. Смотрит на Чешкова.


Или не знаете, как делать? Нужна помощь?

Р ы ж у х и н (не садясь). Не успеваю.

Ч е ш к о в. Такого объяснения я не приму. Вы не хотите считать. Любой капиталист давно бы уже уволил вас. Причину перерасхода стекла мы должны понять срочно. (Наталье Ивановне.) В приказ, пожалуйста: Валентин Петрович лишается половины премии.

Р ы ж у х и н. Я с вами работать не буду.

Ч е ш к о в (ровно). Мы не ссоримся, Валентин Петрович. В принципе я вашей работой доволен.


Бледный Рыжухин выходит из-за стола.


(Резко.) Вы куда?

Р ы ж у х и н. Писать заявление об уходе. (Уходит.)

З а в ь я л о в а (громко, в тишине). Я могу повторить то же.

Б ы к о в (с вызовом). И я это повторяю.


Чешков молчит. Он словно задумался.


З а в ь я л о в а. Мы работаем, работаем… Работаем неплохо, но вы нас ругаете без конца.

Ч е ш к о в (идет к классной доске, пишет мелом: «1000». Голос чуть меняется. Он предчувствует схватку и волнуется). Сумма перерасхода стекла за квартал. Я бы мог не вызывать вас. Читать документы, подписывать приказы… Но я готовлюсь к каждой встрече с вами, я ищу ваши ошибки и свои ошибки, в этом моя работа, весь смысл процесса. Если мнеуже нечему вас научить — я уже не руководитель, я изжил себя… Нет, мы не ссоримся, но учиться можно только на ошибках.

З а в ь я л о в а (громко). Вы чрезвычайно требовательны к инженерно-техническим работникам! Чрезвычайно!

Б ы к о в. И вы пытаетесь ввести нежизненные системы производства!

Ч е ш к о в (быстро, горячо, волнуясь. Боится сорваться). Но это же косность, привычка, лень, нежелание думать. Вы не хотите работать по-новому, Олег Владимирович, потому что считаете — так нельзя. У нас так нельзя, в нашем производстве так нельзя, а как можно, не знаете. Я не считаю себя умнее вас, но там, где я раньше работал, сразу замесили организацию на новых принципах, и им не мешал груз традиций.

Б ы к о в. Вам не нравятся наши традиции?

Ч е ш к о в. Мне нравится ваша любовь к заводу, но я не понимаю вашего чванства. Мы все работаем для Родины. Будьте скромнее, пожалуйста. И вас я призываю к скромности, Надежда Ивановна. Есть люди, которые считают получение зарплаты своей особой привилегией. Работать им скучно или неинтересно.

З а в ь я л о в а. Вы докатились до прямых оскорблений. (Поднимается и, цокая каблуками, выходит.)

П о д к л ю ч н и к о в (встает. Громко). Это демонстрация! Товарищи, это демонстрация! Вы слышите, Олег Владимирович!


Но Быков уже поднялся. Выходит.


Ч е ш к о в (опустив голову, возвращается к столу). Товарищи, график — это элементарная вещь, это — азбучная истина…


Д в о е  н е м о л о д ы х  л ю д е й  встают и уходят.


К о л и н (кричит). Прекратите! Прекратите сволочизм!


Ч е л о в е к  рядом с ним встает и уходит.


Ч е ш к о в. Товарищи, с графика начинается научная организация труда. И в зависимости от того, как будут приближаться реально показатели к графику, мы поймем, как мы работаем. (Каким-то чудом он еще сохраняет спокойствие.) Анализ даст нам возможность увидеть наше слабое место. Анализ! Анализ! Анализ! Яков Ильич, я вас сегодня наказал, и вы знаете, что я вас наказал справедливо. А теперь прошу вас: выслушайте меня. (В голосе неожиданно начинает звучать мольба.) Я помню ваше беспокойство, которое так и не прошло. Вам кажется, что вы каждую минуту должны смотреть на часы. Нет, не должны. Но если вы за сутки знаете, что завтра в двенадцать выходит такая-то плавка, что к четырем надо заформовать такую-то деталь, вы можете подготовиться? Да, можете. Но если к определенному часу вы не готовы, мы будем точно знать, кто сорвал подготовку и почему. К этому надо привыкнуть. Здесь нет насилия. (Теперь он обращается ко всем. И вместе с мольбой звучит страсть, последний отчаянный призыв.) График начинается снизу, график вы составляете сами, я лишь утверждаю по принципиальным моментам. И после вы получаете его себе, но уже в качестве закона. Конечно, ниже плана вы этот график составить не можете, но все наши успехи будут зависеть от того, как вы умеете планировать собственную работу каждые сутки, каждый час. И когда-нибудь будет так: если Двадцать шестой сказал: сделаем к концу смены, — он сделает. Нам поверят. И поверьте вы мне. Но самое страшное — обман. Обман дезорганизует производство. Наш бич — вранье. Нельзя обещать и не выполнять. Лучше вовремя сказать: не могу! не успеваю! Но мужественно сказать. И тогда мы начнем разбираться — почему. А за обман я буду наказывать. Руководитель должен быть на высоте, он должен быть справедлив и объективен. Это наше лицо, это наш авторитет, это наша работа! Мы руководители, мы своими руками ничего не делаем, мы работаем языком, мозгом. Если мы неправильно объясняем свои недостатки, лукавим — значит, даем неправильные указания, не то лепим. Ваша ложная информация приведет к тому, что я буду давать неправильные указания. Протянется цепочка лжи. За неправду я буду жестоко наказывать. Не за то, что не выполнили, а за то, что неправильно сказали. Мне больше нечего добавить, товарищи. Спасибо. Рапорт окончен.


Все поднимаются в тишине и выходят. Пустеет кабинет. Щеголева останавливается в стороне. С беспокойством вглядывается в лица. Когда последний выходит, она оборачивается к Чешкову. Он сидит устало и безнадежно за пустым столом, один на председательском месте.


Щ е г о л е в а (мягко). Вы не хотите поговорить со мной?

Ч е ш к о в (не поглядев на нее). Нет, нет.

Щ е г о л е в а. Я неточно сказала… Я все поняла утром, когда вы прошли мимо и ничего не захотели сказать мне. Речь просто идет о том… может, я нужна по каким-нибудь делам?


Ч е ш к о в  помотал головой, поднялся и вышел. Щеголева еще стояла. В спокойных глазах теплилась улыбка.


В зале государственной квартиры  п о ж и л а я  ж е н щ и н а  накрывала стол. Первым вбежал  А л е ш а  в спортивном костюме, он смеялся, кого-то ожидая. Вошел  Ч е ш к о в.


Ч е ш к о в (строго). Ну чего ты?

А л е ш а. Я устал.

Ч е ш к о в. Ничего не устал, мы всегда делаем два круга.

А л е ш а. Я хочу бежать впереди.

Ч е ш к о в. Значит, наврал?

А л е ш а (заливаясь смехом). Наврал! Ну и что? Я хочу бежать впереди.

Ч е ш к о в. Ты не можешь впереди. Ты как черепаха ползешь.

А л е ш а. Нет! Позади мне неинтересно. Пустишь вперед?

Ч е ш к о в. Хорошо, в следующий раз я пойду на этот эксперимент. А сейчас завтракать.


Садятся за стол. Алеша живет возбуждением.


А л е ш а. Как твои дела?

Ч е ш к о в. Какие?

А л е ш а. Вообще, всякие. Ты мне давно ничего не рассказывал.

Ч е ш к о в. Ничего дела. Ешь ложкой.

А л е ш а. Значит, хорошие дела?

Ч е ш к о в. Хорошие дела не бывают.

А л е ш а. Почему?

Ч е ш к о в. Потому что всегда бывает немного плохо. Если дела слишком хорошие — значит, надо беспокоиться.

А л е ш а (раздумывая). Понял.

Ч е ш к о в. Что понял?

А л е ш а. Понял. Я не буду есть сыр, хорошо?

Ч е ш к о в. Хорошо, ешь хлеб с маслом.

А л е ш а. Вполне логично. Я так и хотел.

Ч е ш к о в. Возможно, нам скоро придется переехать в другой город.

А л е ш а (слегка встревожившись). В Тихвин?

Ч е ш к о в. Возможно.

А л е ш а. Согласен в Тихвин. Мне здесь скучно.

Ч е ш к о в. С понедельника ты будешь ходить в одну семью. Там есть два мальчика, как ты, и одна девочка постарше.

А л е ш а (перестал есть). Ты решил отдать меня?

Ч е ш к о в. Чепуха. Налить тебе молока?

А л е ш а (не прикасаясь к еде). Почему ты отдаешь меня?

Ч е ш к о в (строго). Не будь глупым. Разве я могу тебя отдать кому-нибудь? Ты будешь ходить в одну семью после школы. Тебе там понравится.

А л е ш а. А если не понравится?

Ч е ш к о в. Понравится. Это семья одного нашего формовщика.

А л е ш а. Странно.

Ч е ш к о в. Ничего странного. Мы с ним делали лопасти.

А л е ш а. Эти мальчики — его дети?

Ч е ш к о в. Внуки. Но он не старый. И девочка очень хорошая. Территориально это удобно, в соседнем квартале. Понял?

А л е ш а. Понял.

Ч е ш к о в. Доедай. Я позвоню. (Подходит к телефону, набирает номер.)


Пожилая женщина впускает  Щ е г о л е в у. Чешков кладет трубку.


Щ е г о л е в а. Извините. Я без предупреждения…

Ч е ш к о в (сразу). Я вам звонил… Ну что?

Щ е г о л е в а. У нас есть себестоимость. Плановая себестоимость. Я вас поздравляю.


Чешков улыбается сдержанно, недоверчиво.


Я вчера была уверена, но боялась сказать. Девочки мои считали до полуночи. Теперь сомнений нет.

А л е ш а. Спасибо. (Уходит.)

Ч е ш к о в. Садитесь.

Щ е г о л е в а. Нет, я на минутку. Просто не удержалась… Конечно, это не спасение для вас, но все же… С вами говорил этот товарищ из горкома партии?

Ч е ш к о в (удивившись). С вами он тоже говорил?

Щ е г о л е в а. Да. Мне понравился этот человек. Я пойду.

Ч е ш к о в. Подождите. Я давно вас не видел.

Щ е г о л е в а. Вы видите меня каждый день.

Ч е ш к о в. Вы не поняли.

Щ е г о л е в а. Поняла. Это бессмысленно.

Ч е ш к о в. Почему?

Щ е г о л е в а. Мы ничего не сможем начать с начала.

Ч е ш к о в. Уверены ли вы?

Щ е г о л е в а. Абсолютно. Есть запрет. Нам это не преодолеть.

Ч е ш к о в. Я хочу вас видеть.

Щ е г о л е в а (помолчав). Хорошо.


Свет переместился на кабинет секретаря горкома партии Крюкова. К р ю к о в  вошел быстрыми шагами. Набирает номер телефона.


К р ю к о в. Константин Константинович, зайдите ко мне. (Кладет трубку.)


Входит  Т у р о ч к и н.


Товарищи Рябинин и Плужин пошли перекусить. Через минуту я должен буду подняться к Осипу Федоровичу и представить Рябинина. У вас будет полная возможность поговорить с Плужиным. Мнение его об этом… Чешкове, которым вы занимаетесь, для нас важно. Вы знакомы с Плужиным?

Т у р о ч к и н. Никак нет.

К р ю к о в. Не понимаю. А с Рябининым?

Т у р о ч к и н. Никак нет.

К р ю к о в. Что же вы делали три дня в Нереже?


Входят  Р я б и н и н  и  П л у ж и н. Официальны.


Познакомьтесь, Константин Константинович Турочкин, новый работник горкома партии. Служил в политуправлении на Балтике. Он будет заниматься делом Чешкова.

П л у ж и н (удивлен). Это расследование, Игорь Петрович?

К р ю к о в. Турочкин не называет это расследованием.

Т у р о ч к и н (ровно). Все против него. Самовольно уехал из Тихвина, принят без документов, получил строгое партийное взыскание, около двадцати специалистов не захотели работать с ним и ушли, в связи с чем бюро первичной партийной организации выразило ему недоверие как руководителю.

К р ю к о в. Мистика, товарищи! Мне бы хотелось посмотреть на этого человека, я восхищен им. Поражен, как он удерживается на месте. И что такое вся наша работа с кадрами? Вы удивлены, Анатолий Васильевич? Близятся перевыборы парткома Нережской фирмы. Нам хочется поплотнее познакомиться с вашими бедами.

П л у ж и н. Цех Чешкова наш самый плохой цех. Чешкову будем искать замену.

Р я б и н и н. Чешков талантлив.

П л у ж и н. Он не киноартист. Нам нужен план.

Р я б и н и н. Работать хорошо и выполнять план — это не одно и то же.

К р ю к о в (быстро, строго). И все-таки план, то есть реализация продукции, — завершающий показатель. Реализация и прибыль. Глеб Николаевич, мы должны пройти к Осипу Федоровичу.

Р я б и н и н. Пожалуйста, но все это бессмысленно.

К р ю к о в. Посмотрим, посмотрим. Вы дождетесь нас?


Плужин кивает. К р ю к о в  и  Р я б и н и н  уходят.


Т у р о ч к и н. Вы позволите поспрашивать вас немного?

П л у ж и н. Боюсь, я не в состоянии отвечать. Передайте, пожалуйста, Игорю Петровичу, что я уехал.

Т у р о ч к и н. Хорошо.

П л у ж и н. Выдвижение Рябинина на должность секретаря парткома завода — это чья идея?

Т у р о ч к и н. Я здесь человек сравнительно новый. Но, мне кажется, идея возникла давно.

П л у ж и н (с сомнением). Давно?

Т у р о ч к и н. Мне кажется, идея возникла еще тогда, когда Рябинина выдвигали на должность вашего первого зама. Как вы относитесь к этому?

П л у ж и н. Отрицательно. До свидания.

Т у р о ч к и н. Позвольте спросить — почему?

П л у ж и н. Если Рябинина изберут, на заводе появятся два директора. Это слишком много даже для большого завода. (Прощается, уходит.)


Возвращаются  Р я б и н и н  и  К р ю к о в. Недовольны друг другом.


К р ю к о в. Я бы хотел, чтобы вы оставили грубый тон.

Р я б и н и н. А я вообще хам. И невыдержанный человек.

К р ю к о в. Что вы еще хотите сообщить о себе, чтобы, так сказать, забаллотировать себя на корню?

Р я б и н и н. Я инженер.

К р ю к о в. Я тоже инженер. И товарищ Турочкин инженер. Что же касается вашего хамства, которое вы рекламируете, то, если вас изберут, вы помягчеете. Заботу об этом мы возьмем на себя. Ваш нынешний секретарь парткома, простите, — дуб, его не видно, не слышно.

Р я б и н и н. Я не соглашусь.

К р ю к о в (с досадой, Турочкину). Вы что, вообразили себя детективом? Комиссаром Мегрэ? Что вы делали три дня в Нереже?

Т у р о ч к и н. Мы живем в мире предвзятости.

К р ю к о в (иронически). Очень любопытно.

Т у р о ч к и н. Можно быстро собрать мнения, но это будут готовые мнения. Большинство людей склонны к готовым мнениям. Это просто и незатруднительно. Я бы хотел доложить потом.

К р ю к о в (настойчиво, с любопытством). Продолжайте.

Т у р о ч к и н. О человеке иногда складываются устойчивые легенды, которые уже никому не хочется оспорить. Я бы хотел неторопливо уяснить, что в данном случае добро и что зло. Ленинградский парень, блокадник, закончил ленинградский вуз, работал в Ленинградской области… Я прошу еще десять дней.

К р ю к о в. Такой возможности у вас не будет. Я вам дам еще три дня. Мы не живем в мире предвзятости, Константин Константинович. Постарайтесь сами прежде всего быть справедливым. Мы живем в мире людей, многие из них добры и объективны.

Р я б и н и н (внезапно). Вам не надо десяти дней. И трех не надо. Попробуйте поверить мне. Если Чешкова снять, фирма проиграет.

К р ю к о в. Стоп! Сядем. Поговорим.

Т у р о ч к и н (живо). Это верно, что он неконтактен?

Р я б и н и н. Есть понятие — милый человек, есть понятие — деловой человек. Я бы не сказал, что эти понятия несовместимы, но это разные понятия. Чешков контактен со всеми, кто хорошо работает. С теми, кто хорошо работает, он даже мил.

Т у р о ч к и н. Это верно, что Чешков совершенно не занимается воспитанием коллектива?

Р я б и н и н. Я не готов на это ответить.

К р ю к о в. Этот в принципе верный вопрос не имеет ни конца ни края. Его иногда используют демагогически, чтобы скинуть неудобного человека.

Т у р о ч к и н (живо). Вы имеете в виду Чешкова?

К р ю к о в. Нет, только этот гигантский вопрос. Со словом «коллектив» предпочтительнее обращаться осторожнее. Это слово высокое. Иногда пишут: «Коллектив не справился». Почти ложь. Нужны имена. Безынициативные, беспомощные работники прячутся за такие понятия, как «коллектив», «коллегиальность». Вы говорили о Чешкове, Глеб Николаевич.

Р я б и н и н. Взаимоотношения — это творчество. И не существует ответов однозначных. Много значит личное обаяние, но за обаянием может скрываться что угодно. Обязательным качеством начальника считаю справедливость. У Чешкова это качество есть. Он боится немного личных контактов. Я бы мог его упрекнуть в этом, но не решусь. У него не было времени ждать. У него был слишком короткий срок. Он должен был или наладить дело, или уйти.

К р ю к о в. Считаете, наладил?

Р я б и н и н. Вы говорили, Игорь Петрович, о значении плана, о реализации и прибыли. Прибыль, как известно, это разница между ценой и себестоимостью. Чешков добился низкой себестоимости, он стал делать продукцию дешево. Он начал с правильного конца. И план у него вот-вот будет. У него есть воля. Цех три года не выполнял плана. А Чешков у нас лишь с февраля. (Турочкину.) Я, кажется, готов ответить на ваш вопрос. Я проанализировал ход того рапорта, посвященного графикам, когда от Чешкова ушло много людей. Я был взбешен тогда, сейчас их уход мне кажется неизбежным. Бывает, не сработаются очень хорошие люди. Но весь ход рапорта служил чистому воспитанию. Воспитанию личной ответственности, дисциплины, честности в деловом процессе. Это есть воспитание коллектива в самом нужном нам направлении. (Крюкову.) Я другого боюсь. Не сломаем ли мы его. Я встречал творческих людей, которые после долгой осады становились инертными. И таких я встречал немало.

К р ю к о в. Что подразумевается под словом «осада»?

Р я б и н и н. Желание причесать общей гребенкой, чтобы стал правильный, гладкий, похожий на всех.

К р ю к о в. В чем ваши несогласия с директором?

Р я б и н и н. Их много. Стремление к парадности становится бедствием.

К р ю к о в (строго). Будьте конкретнее.

Р я б и н и н. Прокатывали броневые плиты. Валки износились. Я приказал остановить прокат. Но директор уже обещал плиты главку, главк — министру, министр — Госплану… Директор сказал мне: это политика. Плиты выпустили с гигантским припуском, после припуск сдирали почти вручную. Обошлись они нам втрое дороже. Вот какая цена! А между тем, если я помню Ленина, политика есть концентрированное выражение экономики.

К р ю к о в. То, о чем вы рассказывали, — не политика, а политиканство, лавирование.

Р я б и н и н. Советский человек ничего не должен делать любой ценой. И если он достигает победы любой ценой, он должен рассматривать такую победу как поражение.

К р ю к о в. А если война, Глеб Николаевич?

Р я б и н и н. Я в данном случае говорю о броневых плитах.

К р ю к о в. Что мешает вам дать согласие?

Р я б и н и н. Я знаю, что не подойду. Буду слишком неудобен для вас. Я непокладист, непослушен, меняться мне поздно.

К р ю к о в. Неужели, Глеб Николаевич, я должен читать вам лекции? Мы не бедны и не нищи. Есть успехи, которыми можем гордиться. Но сколько дыр! Сколько бесхозяйственности! Конечно, не бывает, чтобы всегда все было хорошо. Партия живой организм, есть свои противоречия, свои недостатки… Но промышленность наш главный хлеб. И в этой области на полумеры мы не пойдем. Тут нам нужны люди страстные, талантливые, инициативные, непокорные, неконъюнктурные, злые, точные. Я, секретарь горкома по промышленности, могу тогда спать сравнительно спокойно. С людьми, которые слушаются во всем, работать трудно.

Р я б и н и н. Мы хотим взять прежде всего объемы, а капиталист — прибыль. Он не дурак, финансист все время сидит у него с правой руки. Реализация для нас стала единственно главной даже при реформе, прибыль нас меньше волнует. Убытки всеми правдами и неправдами прячем. А кого обманываем?

К р ю к о в. Было бы превосходно, если в роли представителя партии на заводе вы всерьез занялись этими проблемами. Я не тороплю вас с ответом. Можете подумать. У вас еще есть… двадцать минут. А сейчас давайте-ка выпьем чаю.


Они вошли в просторный гостиничный номер, Ч е ш к о в  и  Щ е г о л е в а. Долго, неловко оглядывали все.


Щ е г о л е в а. Кто вам указал эту загородную гостиницу?

Ч е ш к о в. Я ее сам случайно открыл… Обкатывал свой «Москвич» и вот… открыл…

Щ е г о л е в а (продолжая оглядывать все). Здесь неплохо…


Чешков подходит, дотрагивается до ее лица.


Сядь. (Отходит, садится.)

Ч е ш к о в (садится. Неловко). Ты где сейчас?

Щ е г о л е в а. Здесь.

Ч е ш к о в (чуть улыбнулся). Где ты сегодня вообще?

Щ е г о л е в а (смотрит на него). А ты где сегодня вообще?

Ч е ш к о в. Я сейчас в строительном тресте… Договариваюсь о перестройке теплоснабжения…

Щ е г о л е в а. А… ну, а я сейчас в Колпине, обмениваюсь опытом. (Молчит. Смотрит на него.) Уедем отсюда.

Ч е ш к о в. Пожалуйста. Машина на улице.

Щ е г о л е в а. Куда мы поедем?

Ч е ш к о в (в ярости). А ты куда хочешь?

Щ е г о л е в а. Домой.

Ч е ш к о в. Тогда ты пойдешь пешком. Иди, иди!

Щ е г о л е в а. Я тебе говорила: это бессмысленно. Мы всегда будем в чем-то виноватыми.

Ч е ш к о в. Я найду выход.

Щ е г о л е в а. Конечно, ты сможешь жить с другими женщинами, не сомневаюсь, но со мной нет… В какую сторону мне идти? Я не знаю дороги.

Ч е ш к о в. Едем!

Щ е г о л е в а (закуривая). Куда мы едем?

Ч е ш к о в. Я тебя заставлю слушаться! (Вырывает у нее сигарету, бросает на пол, гасит ногой.) Ты у меня будешь слушаться! Равноправия ты у меня не увидишь!

Щ е г о л е в а. Куда мы едем?

Ч е ш к о в. Я не знаю, куда мы едем…


Полная тьма. И во тьме деловые, четкие голоса.


Ч е ш к о в. Прошу извинить за задержку. Как слышите меня, главный?

Г о л о с. Прекрасно.

Ч е ш к о в. Электросталеплавильный?

Г о л о с. Отлично слышу.

Ч е ш к о в. Гидроочистка?

Г о л о с. Хорошо слышу.

Ч е ш к о в. Смесеприготовительный?

Г о л о с. Слышу вас.

Ч е ш к о в. Вспомогательный?

Г о л о с. Есть вспомогательный!

Ч е ш к о в. Термообрубной!

П о д к л ю ч н и к о в. Отлично слышу! Великолепно!


Полный свет. Ровными спокойными шеренгами выстроены участники спектакля, их много — это завод!


К о н е ц

1971

КОВАЛЁВА ИЗ ПРОВИНЦИИ Пьеса в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
К о в а л е в а — судья.

Ф о м и н — председатель областного суда.

Т о р б е е в — областной прокурор.

Л ю с я — секретарь суда.

С о с н о в с к а я }

М о л ч а н о в } — заседатели.

Б а б о я н }

С к о р н я к } — адвокаты.

М с т и с л а в  И о в и ч — пенсионер.

М е щ е р я к о в — хирург из другого города.

Н и к у л и н — плотник.

Ч а ч х а л и я — шофер.

М а р и я — жена Никулина.

Ж е н щ и н а  с  в я з а н и е м.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Участники представления рассредоточиваются среди прочных деревянных диванов с высокими спинками, столов и кресел. Это происходит небыстро, с чувством ответственности и ожидания. Когда все устраиваются, со своего места поднимается усталая  К о в а л е в а.


К о в а л е в а. Я Елена Михайловна Ковалева. Тридцать семь лет. Немолодая. Судья. Дел много. Раздел имущества, вселения, выселения, авторские права, разводы, восстановления на работу, право наследования, раздел детей, честь и достоинство граждан, дела о квартирных перегородках и тому подобное… (Умолкает, взглядывает вопросительно на Фомина.)


Поднялся сидящий в стороне на стуле  Ф о м и н.


Ф о м и н (глыбистый, старый. Дополняет). Это называется — гражданские дела. Цивильное право. Дела возникают из обыденной жизни. Бытовые пикантные иногда, иногда скучные, но за ними людская боль, заботы, слезы, порой счастье и торжество, дающее силы жить. Мы, юристы, считаем гражданский процесс в сравнении с уголовным несколько более сложным. Какой-то остряк из адвокатов назвал Ковалеву испытательным стендом. В определении есть гривуазный оттенок, но есть и правда. Я, Фомин Анатолий Иванович, председатель областного суда, до сегодняшнего дня твердо считал, что сложные гражданские дела надо испытывать на Ковалевой. (Смотрит на нее.) Продолжайте свидетельские показания. (Садится.)


Ковалева удивлена. Помедлив, ищет взглядом, кого-то среди участников. Встал  М с т и с л а в  И о в и ч. Высокий, худой старик в грубом полосатом пиджаке, спортивных брюках и кедах. Вещи делают его похожим на юношу.


М с т и с л а в  И о в и ч (с достоинством). Мстислав. Отца звали Иов. Мстислав Иович. Большую часть жизни провел в тайге, в тундре. Единственный раз выходил из тайги надолго. В сорок первом. Благодаря исключительным связям, будучи уже немолодым, попал в летную школу. Сбил один немецкий самолет и вернулся в тайгу. Вот уже девять лет на пенсии. И все девять живем с Еленой Михайловной в одном доме, в одной квартире…

К о в а л е в а. Это мой свекор. Отец моего мужа.

М с т и с л а в  И о в и ч (подтверждая). Да. (Садится.)

К о в а л е в а (стоя там же, негромко). Мещеряков.


Из глубины выходит  М е щ е р я к о в. Доброе лицо, простой, хорошо скроенный костюм, в руке кепка.


М е щ е р я к о в. Мы встретились на пароходе. Ранний весенний рейс. Туда — и обратно. Двадцать два дня. Она сидела в шезлонге, я подошел. Двадцать лет держу скальпель, основательно заземлен, не знал, что со мной может случиться чудо. На другой день она сказала, что она исполкомовский работник. Я сказал на это, что она представительница редчайшей заповедной породы, в ней все перемешано: сухость, сдержанность, осторожность, естественность, сногсшибательная доверчивость, старомодная стыдливость, оголтелый цинизм и чистая вера во все святое. Я таких непосредственных не встречал. В тот день — мы шли назад — была стоянка в Казани, в тот день, когда уже не имело смысла молчать, она сказала, кто она. С настороженностью, с грубоватой фразой вроде: «Я вообще не распространяюсь на отдыхе, кто я и что…» И я понял, она стыдилась случившегося. Она была уверена, что ни на что не имеет права. Мы переписывались все лето.


Вперед храбро вырывается  Л ю с я. Это вызывает общее недоумение. Мещеряков неловко отходит в сторону.


Л ю с я (проста, деловита, несколько экстравагантно одета). Зовут Люся. Мне двадцать лет. Работаю и учусь.

К о в а л е в а (спокойно останавливает ее). Рано, Люся. Участники процесса, и вы в том числе, заявят о себе в ходе разбирательства. Процесс еще не начался и начнется нескоро. Придется вам подождать.


Среди участников смех. Люся вернулась нехотя. И все, за исключением Фомина и Ковалевой, весело обсуждая происшествие, ушли за пределы света.


(Фомину.) Почему вы сказали «свидетельские показания»? Это мой рассказ. Моя исповедь. Я кое-что позволю себе, но только то, что хочу.

Ф о м и н (хмурясь). Я оговорился. Люди, которые выступали сейчас, свидетелями не являются. Мы вас о многом спросим, но о них не смеем. И не надо. Меня когда-то жена покинула, ее не устроил калека, и — что скрывать — по сей день она является в моих снах, но я жил и выжил. Эти стороны жизни не могут ни оправдывать, ни отвлекать нас. Мне жаль, что я не слышал всего процесса. Хочу предупредить. Я старый битый слон и не терплю двусмысленностей. Мне нравится ставить вопросы на попа. Вы по-прежнему согласны подняться ко мне, куда сейчас явится Торбеев?

К о в а л е в а. Да.


Фомин сидит в глубокой задумчивости. Легкими шагами входит  Т о р б е е в. Элегантный, острый, молодой. Ковалева словно растворилась в тени.


Т о р б е е в. Вчера был раут у Лукина. День рожденья. Мы связаны с Лукиным еще по работе в горисполкоме. Полно гостей. Я рассказывал об этом деле с лотерейным билетом. Все смеялись. Признаюсь, слегка витийствовал. Рассказывал как анекдот. Уж больно смешно и грязно. И знаете, ни у кого не вызывало сомнений, что оба, сухумский шофер и местный плотник, должны быть жестоко наказаны. Но это было вчера. А сегодня на протяжении дня возникли сюрпризы. (Садится. Показывая на часы.) Девять. Скоро ночь. Двадцать один час, как скажут военные.

Ф о м и н (внимателен). Ковалева сейчас придет. Изложите определеннее, пока мы не начали, ваши сомнения, претензии или обвинения… Неважно, как это назвать, ибо разговор совершенно неофициален.

Т о р б е е в. Учитель, в вашем кабинете сегодня, перед началом процесса, вы поразили меня; сказав о предполагаемом повышении Ковалевой. Я молод, но, чем дольше служу, тем определеннее прихожу к выводу, что судью надо, как космонавта, готовить. Печень проверять, нервы, благожелательность, репутацию, общую культуру. Судья с больной печенью — это уже не судья.

Ф о м и н (задумчиво). Чем больна Ковалева?

Т о р б е е в. Ковалева не знает ремесла. Говоря казенным языком, она не соответствует занимаемой должности.

Ф о м и н. Это тяжкое обвинение.

Т о р б е е в. Да. Вдвойне тяжкое: через несколько месяцев мы будем выбирать областных судей. Сможем ли мы выдвинуть Ковалеву? Это тяжкое обвинение. Да. Я, прокурор области, говорю это пока вам в частном порядке. И нарочно избираю простое понятие — ремесло. Заявить о неблагополучии — мой долг.

Ф о м и н. Вас вывел из себя сегодняшний процесс?

Т о р б е е в. Сильнее насторожил. Ее судебные решения, простите за каламбур, вызывают недоумение, а ее репутация не вызывает восторга. (С легкой улыбкой.) Вчера, за праздничным столом у Лукина, общество возмущенно рассуждало о Ковалевой. Об ее отношениях со свекром. Глубокий старик, но… Года два назад вдруг подарил ей «Москвич», а сейчас Ковалева живет на принадлежащей старику даче.

Ф о м и н (мрачно). Загородная развалюха, две комнатки…

Т о р б е е в (предупреждая). Анатолий Иванович, сегодня старик окончательно ушел к ней. История странноватая, но будем человечны и лишь поставим вопрос: как служителю Фемиды служить, если его беспорядочная жизнь предана огласке?

Ф о м и н. Мы должны ее выслушать.

Т о р б е е в (неохотно). Я обещал, но этот спектакль…

Ф о м и н. Это нужно. Вам много дано, Георгий Николаевич. Вы слишком грозный противник. Так пусть будут исключены непонимание или предвзятость. Вы могли уйти, вы остались. Я вижу в этом порядочность. Выслушаем ее. Я не собираюсь быть мягкотелым, но это нужно, потому что, увы, это теперь мое хозяйство, я за него в ответе.


Вошла  К о в а л е в а, и Фомин умолк, ставит стул — это всего лишь вежливость. Ковалева садится опустив голову.


(Отойдя.) Начнем, Елена Михайловна, если вы не против?

К о в а л е в а (не поднимая головы). А почему я против?

Ф о м и н. Тогда начнем. Процесс окончен, решение вынесено, теперь можно. Прокрутим события!

К о в а л е в а. Сумасшедший день!

Ф о м и н. Мы еще не знаем, каков этот день. Как бы не знаем. Таково условие. (Внезапно. Торбееву.) Как я понял, Георгий Николаевич, вы намерены внести протест в Верховный Суд?

Т о р б е е в. Да.

Ф о м и н. Благодарю вас за этот четкий ответ. Час поздний, но я рад, что мы собрались. Это значит, что мы еще живые и, слава богу, не чванливые люди. Кто прав — вот в чем вопрос!

К о в а л е в а (тихо). Тот прав, у кого много прав.

Ф о м и н (строго). Елена Михайловна!

К о в а л е в а (подняв на него чистые усталые глаза). Что вы хотите, Анатолий Иванович?

Ф о м и н. Что за манера у вас демонстрировать грубость?

К о в а л е в а. А я вообще грубая. Вы еще не знаете, какая я… На моей работе ласковой не станешь. Такие мерзавцы каждый день проходят перед глазами…

Ф о м и н (помолчав). Сожалею, но вы и впрямь злой стали.

К о в а л е в а (горячо вдруг, по-детски искренне, просто). Я стала добрая, Анатолий Иванович. Я стала такая добрая, что даже не знаю, имею ли право быть судьей.

Т о р б е е в. Вы противоречивы. Вас трудно понять.

К о в а л е в а. Человека вообще трудно понять.

Ф о м и н. Коллеги, такой обмен репликами ничего не даст.


Торбеев поднялся, спокойно отставил стул. Отошел, стоит с независимой улыбкой, руки за спиной.


Давайте к делу, Елена Михайловна! Но еще раз условимся: мы ничего не пропустим, восстановим весь день. Есть мелочи, дающие свет необычайно точный. Мы заинтересованы в спокойном анализе происшедшего и должны быть искренни.

К о в а л е в а (негромко). Черта с два я буду искренней.


Торбеев торжествующе смотрит на Фомина.


Ф о м и н. Вы обескураживаете меня, судья Ковалева.

К о в а л е в а. Искренность, знаете, дорого обходится.

Ф о м и н. Ну, тогда… Нас ведь никто не принуждает сидеть тут, глядя на ночь. Сидим не столь по досадной шкурной необходимости, сколь по доброму товарищескому уговору…

К о в а л е в а. Ладно, ладно, Анатолий Иванович, посмотрим… Я так сказала потому, что все время должна бояться быть превратно понятой. А у меня есть и свои житейские сложности, они никого не касаются. (Поднялась. Просто.) Я готова.

Ф о м и н. Прекрасно! И пусть там эти люди выстраивают декорацию. (Уточнил.) Зал заседаний и кабинет.


Участники начинают деловито передвигать мебель.


И экономьте, будьте любезны, время.

К о в а л е в а. Тогда я пропущу кое-что…

Т о р б е е в (издали). Почему же? Утром вы внезапно исчезли с работы. Вас искали. Это только пример.

К о в а л е в а (быстро взглядывает на него, затем на Фомина. С мистическим ужасом). Жуткий народ! Все всё знают!

Т о р б е е в (с улыбкой). Небольшой областной центр! Провинция. Но на сей раз вас просто искали мои сотрудники. Я решительно не спрашиваю, куда вы исчезли, но мы вроде бы договорились об искренности. И если мудрый Анатолий Иванович с миротворческой целью предложил гамбургский счет…

К о в а л е в а (спокойно). Имею я право на личную жизнь?

Т о р б е е в. Безусловно, да!

К о в а л е в а. Значит, вопрос исчерпан. Или, Георгий Николаевич, считаете, что я жульнически использую служебное время?

Т о р б е е в. Ничуть. Я не мелочен. Рабочий день ваш, знаю, начинается рано и кончается, как правило, в темноте.

К о в а л е в а. Спасибо. (Помолчав.) Я начну этот день с самого начала.


На главной площадке остались Люся и Никулин. Он в новом костюме, сидит на диване. Люся сняла плащ, вынула из сумки цветы, делит на два букета: один ставит в кабинете на стол судьи — это похоже на ритуал, другой уносит на свой столик в зале.

К о в а л е в а  исчезла.


Т о р б е е в (с прищуром наблюдая за Люсей). Теоретически вообще стоит вернуться в будущем к этому процессу и подумать над ним. Какова тут психология? Человек не имел ни шиша. Получил крупную сумму. И вдруг решил, что может больше: «Ах так? Тогда ты не будешь иметь ничего». Вот что мы ему говорим!

Ф о м и н (мягко). Мы ему еще ничего не говорим. Это позже.

Л ю с я (сгорая от нетерпения). Скажите, когда можно будет.

Ф о м и н (отходя в сторону). Можно.

Л ю с я (Никулину). Нет ли у вас ножа, гражданин?

Н и к у л и н. Вот он, есть… Перочинничек…

Л ю с я. Спасибо. Чашечка мелкая, стебельки длинные. Подрежем их — и о’кей, начнем готовиться к заседанию.

Н и к у л и н. Вопрос можно задать?

Л ю с я. Нельзя.

Н и к у л и н. И ни о чем нельзя спросить?

Л ю с я. В суде не спрашивают, гражданин. Суд сам спросит. Даже не знаю, имела ли право брать у вас нож…

Н и к у л и н. А чего ж особенного?

Л ю с я. Может, это на взятку похоже.

Н и к у л и н. Вы же не насовсем взяли…

Л ю с я. Это точно. Вот ваш нож. И вопросов не задавайте. Я секретарь, мое дело протокол вести. (Начинает по-своему перестраивать зал.) Я не отвечу, вы обидитесь, а мне не хочется с утра портить мое хорошее настроение. (С назиданием.) Секретарь прав не имеет, гражданин. Не имею права иметь собственное мнение, хотя и имею. Не имею права разговаривать но данному делу с истцом и ответчиком, вообще со сторонами… (Переставила кресло, улыбнулась, еще переставила.) Брать взятки не имею права. Не имею права встать и уйти, если даже мой рабочий день кончился. И смеяться не имею права в судебном заседании, даже если очень смешно. Должна быть строгой. Такова специфика. Мне моя судья говорит: «Мы с вами, Люся, должны быть застегнуты на все пуговицы». Возразить нечего. А что в душе у нас — никого не касается.

Ф о м и н. Послушайте, что вы там говорите? Это не нужно!

Л ю с я (рассердившись слегка). А я вам скажу, что я ему говорю, товарищ Фомин: это основы правовых знаний!


Фомин шокирован, умолкает. Неподалеку иронически настроенный Торбеев. Полемика его забавляет.


(Поработав. Еще сердясь.) В жаркую погоду не могу прийти в слишком открытом платье. Любовника иметь не имею права. Не имею права кричать на граждан. Он мне что угодно, а я должна милицию вызвать… По-моему, лучше уж накричать, от милиции ему хуже будет. А на что я имею право? Имею право громко сказать: «Встать! Суд идет!» (И вздыхает жалобно.) А я не могу сказать: «Встать!» Я всегда говорю: «Пожалуйста, встаньте»…


На площадке появляется  К о в а л е в а. Люся притихла.


К о в а л е в а (смотрит на Никулина). Что хотели, гражданин?

Н и к у л и н (отвернувшись). Судиться пришел.

К о в а л е в а (спокойно изучает его). Матвей Никулин?

Н и к у л и н. Да.

Л ю с я. Это судья пришла. Поднимитесь.

Н и к у л и н (встал. Волнуясь). Здравствуйте.

К о в а л е в а. Здравствуйте. Люся, нам Москва не звонила?

Л ю с я. Ни звука!

К о в а л е в а (Никулину). У вас какое время в повестке указано? Одиннадцать. А сейчас девять утра. Очень рано пришли.

Н и к у л и н. Всю ночь не спал. Даже не ел ничего.

К о в а л е в а. Напрасно. Товарищи из Абхазии не прибыли?

Л ю с я. Пока нет.

К о в а л е в а (озадачена. Снова вскользь оглядывает Никулина). Закусочная за углом. Разбираться будем долго.

Н и к у л и н (с испугом). Долго?

К о в а л е в а. Думаю, да.

Н и к у л и н. Потеряю я деньги?

К о в а л е в а. Не знаю.

Н и к у л и н. Не может быть, чтоб не знали…

К о в а л е в а. Разговор окончен, привет.

Н и к у л и н. Значит, пойти поесть мне?

К о в а л е в а. Да. Только пить не надо. Заседатели вызваны?


Люся кивнула. Никулин топчется на месте. Ковалева вошла в кабинет, задумчиво выгребает на стол бумаги.


(Внезапно подходит к залу.) Люся, зайдите.


На ходу поправляя прическу, Люся входит.


А ну повернитесь!


Люся поворачивается, демонстрируя линию.


(Внимательно оценив.) На работу, Люся, этот брючный костюм вы надели первый раз и последний. А гримасы оставьте.

Л ю с я. Между прочим, Зоя Константиновна из уголовного уже целый месяц не носит юбку…

К о в а л е в а (строго, просто). Вы поняли меня, Люся?

Л ю с я. Все?

К о в а л е в а. Да.


Люся вернулась за свой столик, оскорблена. Никулин сел наконец. Ковалева раскрыла толстенный том.


Т о р б е е в (с досадой). Кухня! Брючный костюм…

Ф о м и н (терпеливо). Послушаем дальше.

Н и к у л и н. Пустяковое мое дело, глупое!

Л ю с я. Иск возбужден лично областным прокурором.

Н и к у л и н. Я ничего противозаконного не совершал.

Л ю с я. Я вас не слушаю.

Н и к у л и н. Я вообще забыл про билет, у меня два было. Поехал ремонтировать импортные ботинки, а там сберкасса…

Л ю с я. Повторяю, гражданин, я вас не слушаю.

Н и к у л и н. А я и не говорю ничего. Проверьте, говорю, девушка, лотерейные билеты. Девушка из окна смотрит, как будто я артист знаменитый. Счастливчик, говорит. Вся сберкасса на меня смотрит. Еще раз проверили. Недели через три, говорят, получите «Волгу» или сумму девять тысяч шестьсот, отправим билет на экспертизу. Все было по закону. Билет мой, выигрыш мой. Три недели мне ждать некогда, я билет продаю. Имею я право продать свою вещь? А этот Чачхалия кричал от радости… В трех сберкассах орал! Доорался. Можно вопрос задать?


Люся работает невозмутимо, молчит.


У меня совсем простой вопрос, девушка: срок могут дать?

Л ю с я. Мы суд гражданский. Мы не даем.

Н и к у л и н. А! Я плотник. Плотником везде буду!

Т о р б е е в (выходя вперед). Это все несущественно. Не скрою, мне симпатично, как судья поставила на место этого дельца. Одно коротенькое, вежливое слово «привет» — и все! Но брючный костюм… Пустяк, согласен, но к чему в этом уважаемом здании рассуждать о юбках всем известной Зои Константиновны? Зачем эта вольная деталь?

Ф о м и н (весело). Давайте побыстрее шагать к процессу.

Т о р б е е в. И вы быстро, очень быстро убедитесь, что процесс не защитил интересы государства. (Возвращаясь к прежней теме.) Мое замечание ничтожно, но, право, когда мы указываем на общечеловеческие мизерные заботы работников юстиции вроде модных тряпок, мы сами походя способствуем тому, что люди теряют уважение к суду и страх перед правосудием.

Ф о м и н (легко, прохаживаясь). Это жизнь, Георгий Николаевич, мы люди. Стоит ли превращаться в богов, которых не видят и только боятся? Так мы воистину вознесемся и погрязнем в самовлюбленности.

Т о р б е е в. А как при этом выглядит служитель юстиции?

Ф о м и н (суше). Да, это важно, но честь и достоинство суда олицетворяются в приговоре. Хоть мы того и не поощряем, но, когда публика, сидящая в зале, рукоплещет судье, адвокату или блистательной речи прокурора, мы чувствуем, как волны любви и уважения идут к нам, не подстегиваемые ничем. И тогда с гордостью знаем, что точны и справедливы.

Т о р б е е в (уступая). Но зачем играть мелочи этакие?

Ф о м и н. О! Есть оттенки!

Т о р б е е в (смеется). С кем вы ныне, Анатолий Иванович?

Ф о м и н. С вами, Георгий Николаевич. (Погрустнев вдруг.) Не скажу, что мне плохо здесь, а не привык. Сердцем все еще там, у вас на третьем этаже, и даже, виноват, в вашем кресле. Там мои знания, навыки, привязанность молодости. (Садится, задумчиво.) Я должен задать вопрос.


Торбеев смотрит на него. Весь внимание.


Мы, разумеется, разыграем коротенькую сцену в моем кабинете. Именно там весьма ошарашенная Ковалева узнала, что на процессе будете выступать лично вы. Есть отчего прийти в смущение: ведь прокурор области выступает исключительно по крупным делам, и это правильно, а тут пусть заковыристый процесс, но небольшой. Что вас так потянуло, Юра? Вы сказали, теоретический интерес…

Т о р б е е в (улыбаясь). Прежде всего. Вы другое усматриваете?

Ф о м и н. Дело в том… Я сам был слегка ошарашен.

Т о р б е е в. Да, дело маленькое, но редкое. Каких-то крох не хватало, чтобы оно стало вполне уголовным. И мне хотелось послушать, как это станет решать моя однокашница Ковалева. Именно она!

Ф о м и н (не желая продолжать. Ковалевой, которая приблизилась и закуривает). Этот Чачхалия из Сухуми… Насколько хорошо вы установили происхождение принадлежащих ему денег?

К о в а л е в а (усмехнулась. Вопрос, в общем, элементарен). Достаточно поглядеть на его здоровенные мозолистые лапы.

Т о р б е е в. Лапы, Елена Михайловна?

Ф о м и н. Одну минуту. Вы рассматривали его руки?

К о в а л е в а (затягиваясь сигаретой. Спокойно). Да.

Ф о м и н. Таким образом, суду предъявлено что — мозоли?

К о в а л е в а. Сберкнижка и справки. Шофер междугородного автобуса. Средний заработок — триста двадцать. Два работающих сына, общая усадьба. Имеют мандариновый сад.

Ф о м и н. И, надо полагать, приехал продавать мандарины.

К о в а л е в а. Да.

Т о р б е е в. И еще прихватил с собой тысяч двадцать.

Ф о м и н. Вы сомневаетесь в благоприобретенности денег?

Т о р б е е в. Нет. Суд это установил точно и своевременно.

К о в а л е в а. Я пытаюсь это понять. Аккредитив, принадлежащий Чачхалии, оплачивался по частям в трех сберкассах. Не хватало денег, и везде давали мелкой купюрой — пятерки, десятки, тройки… И везде они вели себя шумно, открыто, возбужденно кричали, обратили на себя внимание…

Т о р б е е в.Милиция предположила валютные операции.

К о в а л е в а. Милиция предположила валютные операции. В прокуратуре кто-то предположил спекуляцию. Мальчиков трое суток продержали в камере. И у вас вроде бы не осталось хода назад.

Т о р б е е в. Елена Михайловна!

К о в а л е в а. Я говорю уважительно. Излагаю факты. Чачхалия и Никулин сами как бы утвердили свою виновность раньше, чем ее обнаружили вы.

Ф о м и н (в стороне). Что вы имеете в виду?

К о в а л е в а. Везде держались открыто, а рассчитываться пошли в темную чужую парадную, где их и накрыли с огромнейшей кучей денег на ступеньках… Конечно же, они чувствовали незаконность совершаемой сделки. И все же… (Помолчав, Фомину.) Я наперед знала: как бы оно ни решилось, это маленькое дело, юристы все равно после будут спорить до тошноты. (Вдруг доверительно крайне.) Слишком спокойно жила, а все копилось, копилось и, как в фокусе, собралось. И свекор мой нынче подкинул мне очередную задачку! (Улыбнулась рассеянно, Торбееву.) Даже с ним я обсуждала лотерейную эпопею.

Т о р б е е в. Это очень интересно, Елена Михайловна. Если рассматривать работу судьи как творческую, а только так ее и можно рассматривать, то мы сейчас невольно проникаем в процесс, так сказать, психологии творчества… В процесс предварительных ощущений и предварительных решений.

К о в а л е в а (встала. Быстро, защищаясь). Каких решений? Куда вы толкаете меня? Суд все решает в триедином составе. Полный сумбур в голове был, пока не посидела часа три в кресле с гербом. А консультироваться до заседания я могу хоть со всем человечеством, хоть с папой римским… (Зажгла погасшую сигарету. И вновь села, отвернувшись. Пустив колечко дыма.) Я вот что хочу сказать, Георгий Николаевич… Вы спрашивали, куда я исчезла, так вот — я на вокзале была. У меня там свидание состоялось. С одним хирургом, между прочим довольно известным…

Т о р б е е в (весело, с любопытством). На вокзале? Есть масса более подходящих мест… Почему на вокзале?

К о в а л е в а. Естественней… В гостиницу мне нельзя.

Ф о м и н. Нас это не касается, я думаю.

Т о р б е е в. Я тоже так думаю.

К о в а л е в а. И я так думаю, но я не девочка, Анатолий Иванович. (Глубоко затягиваясь.) Когда человека рассматривают в пробирке, пусть даже с его согласия, то, как вы заметили, вдруг начинает иметь значение тот или иной свет и даже очень маленький светик… (Фомину.) Я все ему выложу. Пусть взвоет от удовольствия. Ты понял, Торбеев, где я была?

Ф о м и н (изумленно вскидывая глаза). Я тона не понимаю.

Т о р б е е в (спокойно). Я понимаю. Учились в параллельных группах. Елена Михайловна вспомнила студенческие времена. Я не обижен. Были когда-то юными, спорили яростно…

К о в а л е в а. Ты и сейчас очень молод, а я, видишь, почти старая. И для меня эта история тоже почти кончена. (Спохватившись. Искренне.) Извини, пожалуйста, я жалею, что нагрубила, день у меня такой плохой по всем швам. (Молчит, вся как-то сжавшись на стуле, думая о своем. Вдруг улыбнулась мечтательно.) А начался день счастливо… Так мне казалось. Накануне принимала гостей на даче. Знакомые привезли своих знакомых, народец странный, беспечный, в общем — голь-шмоль. Потом завела машину, развезла всех по домам. Весь день провели на воздухе, играли в бадминтон, устала, мало спала, и все надоело… А утром только на работу вошла — звонок. Это и был Мещеряков.

Т о р б е е в. Вопрос. Это нужно для одной моей милой знакомой, верней, для ее дочурки. Он оперирует на сердце?

К о в а л е в а (с улыбкой, просто). Коленки.

Т о р б е е в (брезгливо). Коленки?

К о в а л е в а. Суставы. Руки, ноги, такая у него клиника.

Т о р б е е в. Благодарю. Коленки у моих знакомых здоровые.

К о в а л е в а (помолчав, продолжает). Было девять часов пять минут. Успела увидать ответчика Никулина и выскочила. Села за руль, помчалась, на спидометре — сто. Гаишники знают мою машину, улыбаются снисходительно, знают, что лихач… (С детской гордостью.) Меня любят гаишники!

Ф о м и н (сухо). Эти подробности о ваших незаконных отношениях с работниками Госавтоинспекции излишни. И вообще, вы слишком вульгарно восприняли мой призыв к искренности.

К о в а л е в а (точно не слыша. С насмешкой и спокойным достоинством). Ну, есть еще такая подробность, Георгий Николаевич, вам небось интересно… Я была там, на вокзале, в темных очках. (Показывает, торопливо достав из сумки.) Вот в этих! Видите? Глаза на свиданках прячу, опыт есть!

Т о р б е е в (взбешен. Фомину). Давайте исходить из того, что завтра рабочий день. Каждому хочется отдохнуть, принять душ, и нужно время посмотреть газеты.

К о в а л е в а. А я не хочу — слышишь? — не хочу, чтобы мою жизнь когда-нибудь толковали наперекосяк. Умирать — так с музыкой! Падать — так с большого коня! (Встала, шагнула к участникам.) Мещеряков!


Он идет к ней, счастливый и настороженный.


Мещеряков! Вы ли это? Здравствуйте!

М е щ е р я к о в. Здравствуйте! Наконец-то! Здравствуйте!


Оба несколько мгновений молчат смущенно.


К о в а л е в а. Сядем! (Присела одновременно с ним. Волнуясь.) У меня тридцать минут. Даже двадцать пять. Почему не предупредили заранее? Когда прилетели?

М е щ е р я к о в. Почему вы перестали писать?

К о в а л е в а. Это долго… Это очень долго!

М е щ е р я к о в. Вы изменились ко мне?

К о в а л е в а (быстро, по-детски помотала головой). Не спрашивайте. Просто растеряна. Я вас все время стеснялась, особенно вначале… Такой уверенный, независимый…

М е щ е р я к о в. Ни в чем не уверен! Верите?

К о в а л е в а (кивнула). Я тоже. Как у вас дома?

М е щ е р я к о в. Вопреки логике и желанию — прекрасно. Что же нам делать, Елена Михайловна? У вас двадцать пять минут…

К о в а л е в а (тихо). Уже двадцать, Алексей Алексеевич.


Мещеряков взволнованно шарит по карманам. Находит сигареты, предлагает Ковалевой.


Не буду. (Оглядываясь.) На вокзале не курят, не надо, подойдет милиционер. Меня весь город знает…

М е щ е р я к о в. Все триста тысяч?

К о в а л е в а (улыбнулась, надела темные очки). Не удивляйтесь, хочу быть смелой. Как нам сегодня быть!..

М е щ е р я к о в. Почему вы перестали писать?

К о в а л е в а (тихо). У нас времени нет, Алексей Алексеевич.

М е щ е р я к о в. Знаю, что-то случилось, а вы молчите.

К о в а л е в а (сняла очки, спокойно вытерла слезу). Я вам все скажу. Потом.

М е щ е р я к о в. А ведь вы обещали меня помнить куда больше, чем я вас…

К о в а л е в а. Я вас всегда помню. Всегда плачу, когда вспоминаю про вас. Не хотела говорить, но сейчас подумала: вдруг вам легче станет, если узнаете правду. Я вас не разлюбила. Не могу. Помните, как на всех пристанях лезла в воду, как люблю мокнуть в воде… А когда вернулась, ванная в доме стала единственным местом, где мне никто не мешал… У меня столько дел, но всегда, когда тороплюсь закончить дела, думаю, что вот сейчас залезу в воду — и никто, ни Андрей, ни Мстислав Иович, никто не войдет, и я буду одна сколько захочу и буду думать о вас… Наркомания какая-то, думаю о вас, ни о чем другом не могу, и все время, пока думаю, мне хорошо, хотя знаю, что все несбыточно… (Улыбнулась сквозь слезы.) Черт знает что! Выпала я из какого-то механизма! Стоим с вами, как на острове, а вокруг океан…

М е щ е р я к о в. Это я виноват.

К о в а л е в а (утешая его). Никто не виноват.

М е щ е р я к о в. Это я все время писал: надо подождать, немного подождать. А дом цепко держит. Держит своей полной незащищенностью, неспособностью сопротивляться. Все время хочется, чтобы кто-то стукнул кулаком и заорал — уходи! — но никто не кричит. Все предупредительны и добры, как будто реальность, которую все чувствуют и, даже уверен, знают, не существует. И мне кажется, я должен ударить их, убить и после этого возненавидеть себя…

К о в а л е в а (тихо). И меня. Я это знаю. Давно.

М е щ е р я к о в. Прошу еще раз: потерпите. Совсем немного.

К о в а л е в а. Не надо ничего делать, Алексей Алексеевич. Не стоит обманывать себя. Господи! Это же так понятно! Просто мы слишком много наобещали друг другу, как дети… Оттого, что были счастливы очень… Это же подарок судьбы. Разве такое повторится когда-нибудь? На сколько вы приехали?

М е щ е р я к о в. На рассвете должен улететь.

К о в а л е в а (быстро, точно не веря). На один день? Всего на один? Ну что же делать?! Проклятая работа!

М е щ е р я к о в. У нас есть перспектива. В ноябре я начну одну тему, в клинику ходить не надо, приеду и поселюсь тут.


Ковалева молчит, словно окаменев.


Вам не по душе такая перспектива?

К о в а л е в а (отрицательно помотала головой). Со мной никогда ничего не случалось, ни разу я не срывалась… После тридцати стала думать, что когда-нибудь сорвусь, но буду уже старая… И вот старая сорвалась. Нельзя быть смешной. Не смогу… (Молчит. Спокойно почти.) Ну вот, теперь я вам расскажу о себе. Десятого августа я ушла из дома. Не смогла жить. Просто оттого, что гадко это, нечестно. Сказала все Андрею, Мстиславу Иовичу, думала — убьют, не убили. Поплакала и ушла.


Мещеряков поднялся, торопливо закуривает.


Все произошло тихо, без сенсаций, брак наш давно изжил себя. Андрей держался дружески, благородно… Он у меня деловой, начальник монтажной конторы, весь в работе. (Поднялась.) Я бегу! Служба! Сделаем так: начиная с обеда, звоните мне через каждый час.

М е щ е р я к о в (глядя в сторону, просто). Зачем?

К о в а л е в а. Вы с ума сошли! Я же очень рада, что вы приехали! Я так и думала, что мой уход из дома вы воспримете как укор себе… Не виноваты вы! Не казните себя. Просто встреча наша помогла мне упорядочить жизнь… Звоните через каждый час, потому что, когда мой кабинет превратится в совещательную комнату, трубку я в это время снимать не имею права… Но потом, когда все уйдут, я буду сидеть и ждать и сразу сниму трубку! (Удаляясь.) Слышите? Звоните! Может, я увезу вас к себе… За город… Если удастся… Я провожу вас! Я увезу вас на рассвете в аэропорт!.. (Бежит к главной площадке.)


Навстречу ей  М с т и с л а в  И о в и ч. За спиной его гигантский рюкзак. Пошатывается от усталости.


Что это? Рехнулся, милый? Тут килограммов сто!

М с т и с л а в  И о в и ч. Отстегни, Лена. (Вытирает пот, пока она возится с пряжками.) Руки гнутся ограниченно… Трудно надеть поклажу и снять, но нести могу сколько угодно…


Рюкзак падает на пол. Мстислав Иович опускается на него, как на стул. Неловко улыбается через силу.


К о в а л е в а (покачивая головой). Как ты это донес?

М с т и с л а в  И о в и ч. Мне помог один маленький мальчик.

К о в а л е в а. Как же он тебе помог?

М с т и с л а в  И о в и ч (еще тяжело дышит, растирает плечо). А шел позади в ногу и ловко так подпирал груз. Мальчик помнит меня по Дворцу пионеров, где однажды я выступал с экзотическим рассказом о поисках оловянной руды… Лена, я понимаю, нехорошо тут, в коридоре, рассиживаться, но, если можно, еще посижу… Я не позавтракал и в спешке едва успел сделать укол.


Ковалева берет его руку, считает пульс.


Почему ты не спросишь, что в рюкзаке?

К о в а л е в а. Догадываюсь.

М с т и с л а в  И о в и ч. Тут все, Лена. И зимние вещи.

К о в а л е в а. Зачем же сейчас зимние вещи?

М с т и с л а в  И о в и ч (встает быстро). Лена, не хитри!

К о в а л е в а. Ладно, давай запихнем это в гардеробную.


Он берется за рюкзак, она его отстраняет.


М с т и с л а в  И о в и ч. Совсем не считаешь меня за мужчину.


Вдвоем волокут рюкзак по полу, дотягивают до края площадки и ногами спихивают вниз. Идут через зал, где появляется  Л ю с я. Мстислав Иович ей кланяется.


К о в а л е в а. Абхазцы прибыли или нет?

Л ю с я. Не прибыли, кошмар! Час до заседания!


Ковалева, кажется, принимает известие равнодушно. Входит с Мстиславом Иовичем в кабинет, садится за стол и несколько секунд как бы собирается с силами.


М с т и с л а в  И о в и ч. Скажи, пожалуйста, ты где была?

К о в а л е в а. Не имеет значения.

М с т и с л а в  И о в и ч. Абхазцы — это кто? Откуда прибывают?

К о в а л е в а (не оборачиваясь). Из Абхазии, очевидно.

М с т и с л а в  И о в и ч. А цель?

К о в а л е в а. Лотерейный билет.

М с т и с л а в  И о в и ч (загораясь). О!

К о в а л е в а. Ты все знаешь, только помнишь плохо. (Справившись наконец с собой, достает бумаги, раскладывает.) Ну вот, садись и молчи. Начинается рабочий день. Покатится, покатится, и, глядишь, уже вечер.

М с т и с л а в  И о в и ч (вытягивая из кармана сверток). Смотри, что я захватил. Бутерброды!

К о в а л е в а (обрадовавшись вдруг). Ты настоящий мужчина!

М с т и с л а в  И о в и ч (доволен). А как же! А есть тут можно?

К о в а л е в а. Даже чай пьем, когда месткомовские дела задавят, на плитке греем. (Ест с удовольствием.) Составила план зимних культурных мероприятий, на партбюро утверждали, что-то, говорят, скромно очень. А я, говорю, по себе сужу. У меня свободного времени в обрез, из-за общественной работы в столовую некогда, и поэтому идей нет. В прошлом году были, а сейчас нет, отсутствие всякого присутствия. На черта стала похожа!

М с т и с л а в  И о в и ч. Это тебя последний месяц из седла вышиб. Но ничего, теперь мы вдвоем, тебе легче будет.

К о в а л е в а (работает). Все! Конференцию кончили.


Взгляд, каким Мстислав Иович смотрит на Ковалеву, полон тревоги. В зале появился  Н и к у л и н.


Л ю с я. Опять вы, гражданин, рано пришли.

Н и к у л и н (садясь вдали). Осудили бы, и делу конец!

М с т и с л а в  И о в и ч. Ты как-то недоучитываешь, Лена… Мы с тобой совершенно свободные люди. И в смысле жилья независимы. Дача — наша собственность!

К о в а л е в а. Что только делать будем на этой даче?

М с т и с л а в  И о в и ч (изумился). Как что? Жить. Пока тепло — бадминтон. Зимой — лыжи. Мне нельзя, но я буду гулять. Неужели тебя не пьянит ощущение свободы?!

К о в а л е в а. Деньги на ремонт у нас есть?

М с т и с л а в  И о в и ч. Печь там хорошая, остальное я возьму на себя. Голову не забивай, мозг судьи должен быть чистым.

К о в а л е в а. И так чистый, ни одной мысли.

М с т и с л а в  И о в и ч. Читаешь дело, которое сегодня?

К о в а л е в а. Которое завтра.

М с т и с л а в  И о в и ч (с беспокойством). А сегодняшнее?

К о в а л е в а. Начиталась. Молчим, родной. Я его боюсь.

М с т и с л а в  И о в и ч. Боишься?

К о в а л е в а. Не знаю, как решать.

М с т и с л а в  И о в и ч. Ты сначала никогда не знаешь.

К о в а л е в а (находит журналы). Вот тебе «Польша», «Журнал мод» и Гражданский кодекс. Сиди и не мешай. (Работает. Закурила. Улыбнулась мимолетно.) Сегодняшним делом прокурор области сильно интересуется. Мне приятельница шепнула. Говорит, он на подобную тему диссертацию пишет.


Мстислав Иович раскрыл журнал, задумывается. Торбеев, выходя вперед, предлагает Фомину огонек для его неказистой коротенькой обшарпанной трубки.


Ф о м и н. И какова тема диссертации?

Т о р б е е в. Сорок девятая статья.

Ф о м и н. Так просто?

Т о р б е е в. Да. Сделки. Сорок девятая статья Гражданского кодекса. Я допускаю, Анатолий Иванович: родной сын перестал нравиться и старик ушел из дома, в котором прожил девять лет. Но ведь кроме сына у старика есть еще и взрослая дочь, Маргарита Мстиславна. Между нами, дура, но очаровательнейшая брюнетка, кандидат наук. Она позвонила мне. Уверяла, что старик любит Ковалеву мужской любовью. И категорически просила разрушить этот стыдный альянс.

Ф о м и н. Она не просто дура, эта ваша приятельница, она непроходимая дура. Я говорил с Ковалевой. Она промолчала.

Т о р б е е в. А если нечего было ответить?

Ф о м и н. Я думаю, она достаточно осторожна. Думаю, эта женщина отдает отчет в каждом своем поступке.

Т о р б е е в. Это железная баба! А такая была пичуга…

Ф о м и н. Георгий Николаевич, она мне нравится. Я вам хотел сказать об этом. Мне нравится ее характер. Но продолжим слушанье. И внутренне соберемся. У каждого из нас свои роли. Хоть мы и ничего не решим, а лишь определим позиции в этом кроссворде, но речь идет о ее судьбе.


Говоря, они неторопливо отходят.


М с т и с л а в  И о в и ч. А что читаешь, прости? Это какое дело?

К о в а л е в а (ровно). Бульдозерист в порядке помощи два года отработал на Калимантане, а в земле там, или черт знает где, водятся микробы. И вызывают болезнь, болезнь…

М с т и с л а в  И о в и ч (радостно). Микозу! Ты рассказывала, только я забыл, что потом с бульдозеристом… Подумай, какие причуды памяти: одно помнит, другое забывает…

К о в а л е в а (ровно). Потом он заболел, вернулся в СССР, вырезали легкое. Почему не сделали все прививки и не учли микозу? Кто несет ответственность? Кто посылал? Завтра вызываю специалистов по микозе.

М с т и с л а в  И о в и ч. Вспомнил! Занятнейшее дело! (Молча улыбается, листает журнал. Тревожащее чувство вновь охватывает его. Смотрит на Ковалеву, боится помешать и выходит в зал. Оглядев сидящего вдали Никулина, садится возле Люси. Негромко.) Что-нибудь новенькое готовится?

Л ю с я. Авторские права на четверг, повестки выписываю. Техника, неинтересно.

М с т и с л а в  И о в и ч. Не скажите, авторские права бывают захватывающе интересными. Постараюсь в четверг приехать, если Елена Михайловна возьмет меня… Вот, например, история с мерзлотной станцией. Вы помните, как плакал Гинзбург?

Л ю с я. Его фамилия Лившиц.

М с т и с л а в  И о в и ч. Почему же мне помнится Гинзбург?

Л ю с я. Гинзбург — это раздел имущества.

М с т и с л а в  И о в и ч. Вы правы, Люся! Плакал Лившиц!


Появляется быстрый  С к о р н я к. Светлый костюм, рубашка-апаш, портфель, сверкающие туфли.


С к о р н я к (жизнерадостен, весел). Люся, привет! (Никулину, бодро, дружески.) Как себя чувствует мой доверитель? Характеристику в домоуправлении взяли?


Никулин молча протягивает характеристику.


(Бегло просматривает.) Чудно! (И устремляется к Люсе.) Не могли б, Люсенька, одолжить мне сорок копеек?

Л ю с я. Ну, обеднели адвокаты! (Роется в сумке, отсчитывает мелочь.) Получите! Извольте!

С к о р н я к (подает флакон). А вам уникальный флакончик эссенции гелиотропа. Сорок копеек — прейскурантная цена. Иначе вручить не мог! Что иначе подумают об отношениях?

Л ю с я. Отношений не было и не будет.

С к о р н я к. Ой, неизвестно! (Идет в кабинет.) Доброе утро, Елена Михайловна. Уведомляю: кроме волшебной производственной характеристики у нас волшебная с места жительства, кою мы вручим вовремя. Позвольте дело взглянуть?

К о в а л е в а (работая, суховато). Вот оно. Возьмите.

С к о р н я к. Спасибо, беру и отчаливаю. (Уходит в зал, стремительно садится за столик. Углубляется в дело.)


Мстислав Иович внезапно идет в кабинет.


М с т и с л а в  И о в и ч. Лена, я знаю свое место. Я сейчас же уйду, сяду там. Но разреши, я не могу терпеть…


Ковалева спокойно смотрит на него.


У меня гнусненькое состояние, все время хочется угодничать перед тобой, подольститься… и оттого, Лена, что я сейчас полностью завишу от тебя.

К о в а л е в а. Что случилось, скажи?

М с т и с л а в  И о в и ч. Дело даже не в твоем постоянном внимании ко мне… Мы с тобой родные люди по духу! Но ты недовольна, знаю. Огорчена, что я забрал зимние вещи.


Ковалева поднялась, прислонилась к столу.


Когда-то, когда ты вернулась из отпуска и объяснилась с Андреем, ты дала клятву, вернее, обещала, что, пока я жив, мы будем вместе. Пока я жив, Лена! Не так уж долго…

К о в а л е в а. Ну что дались тебе зимние вещи?

М с т и с л а в  И о в и ч. Значит, поэтапно? Врать? Сначала тапочки, рубашку, а уж после шапку и валенки? В чем же смысл? Мы свободные люди! Я не ребенок.

К о в а л е в а. Ты ребенок, мой дорогой. Как ушел когда-то в тайгу ребенком, так ребенком и вернулся оттуда.

М с т и с л а в  И о в и ч. Ты передумала? Хочешь жить одна?

К о в а л е в а. Не передумала, но не хочу скандала.

М с т и с л а в  И о в и ч. Не нужен я им! Они славные, да, но ко мне равнодушны, хоть и дети мои! И я же не ссорюсь с ними, буду ходить в гости к Андрею, и к Маргарите… Не будет скандала!

К о в а л е в а. Не будет, и ладно. Но сегодня…

М с т и с л а в  И о в и ч. Плевать! Если занята, ничего, перезимую, но я должен отчетливо знать, что ты не оставишь меня. Да? Ни при каких обстоятельствах?

К о в а л е в а. Ни при каких обстоятельствах. Я хочу, чтобы ты был спокоен. Хотя скандал будет.

М с т и с л а в  И о в и ч. Все! (Улыбнулся.) Ты же пропадешь без меня! Я буду спокоен. И перестану угодничать. Можно, я останусь слушать процесс?

К о в а л е в а. Ты знаешь, что можно, процесс открытый.


Приветствуя Люсю, в кабинет идут заседатели: неторопливый, большой  М о л ч а н о в  и полная, рыхлая, застенчивая  С о с н о в с к а я  в очках.


М о л ч а н о в. Здравствуйте, уважаемая Елена Михайловна.

К о в а л е в а. Здравствуйте, товарищи заседатели. Жду вас. Садитесь. Беда, не прибыл пока ответчик из Абхазии…

С о с н о в с к а я (с доброй, робкой полуулыбкой). Вот хорошо бы отложить! Я бы дома что-нибудь поделала.

М о л ч а н о в. Ну, знаете, уважаемая Галина Петровна!


Мстислав Иович тем временем неслышно удалился в зал. Звенит прерывистый резкий телефонный звонок.


К о в а л е в а. Неужели Москва?! (Снимает трубку.) Да. Москва! Москва! Ковалева, да. (Слушает, улыбаясь. Лицо ее меняется.) Сорок восьмая статья, сорок девятая, это же всем ясно. Хорошо. Хорошо. До свиданья. (Бросила трубку, стоит молча.) Деятели! Таланты! Правильно мне сказал один человек, талант — как деньги: или они есть, или их нет… (С несчастным видом.) В кодексе нету такой статьи, какую нам нынче надо. Со всеми советовалась, у нас в областном — руками разводят. В Москву вот позвонила, просила Иванцову из Верховного Суда подумать, дать совет, давно знакомы… Подумать основательно не успела — завтра позвонит. А сегодня у нас решение должно быть готово. И решение чистенькое, товарищи заседатели! Решение наше до пленума Верховного Суда дойдет, будьте уверены! Не знаю, как это дело решать. (Помолчала, улыбнулась.) Выручайте!


Через зал быстрым шагом идут  Б а б о я н и  Ч а ч х а л и я. У одного портфель, у другого дорожная сумка.


Б а б о я н (на ходу). Судья там?

Л ю с я. Там!

Б а б о я н (входит в кабинет с Чачхалией). Кто судья?

К о в а л е в а. Слушаю вас.

Б а б о я н (протягивая руку). Здравствуйте, товарищ судья, мы только что с самолета.

К о в а л е в а (не подавая руки). Хотела бы знать, кто вы.

Б а б о я н. Бабоян из Сухуми, член городской коллегии адвокатов, а это мой клиент Чачхалия. Мы опоздали несколько, потому что на минутку залетали в Харьков, где я советовался с моим бывшим профессором на юридическом факультете, но это особый вопрос. Я хочу сразу сделать заявление: нам нужен переводчик.

К о в а л е в а. То есть как вам нужен переводчик?

Б а б о я н. Чачхалия слабо понимает по-русски.

К о в а л е в а (возмущена). Что же вы раньше молчали? Дали нам две телеграммы, и ни слова о переводчике. Такие вещи, товарищи, делаются заранее.

Б а б о я н. Простите.

К о в а л е в а. Мне от вашего «простите» не легче. Где сию минуту взять переводчика? Уже без пяти одиннадцать!

Б а б о я н (неуверенно). Может, я буду переводить?

К о в а л е в а. Вы разве не знаете, что не имеете права?

Б а б о я н. Конечно, знаю!

К о в а л е в а. Так вот делайте подобные предложения у себя в Сухуми, если вам это позволят там!

Б а б о я н. Простите.

К о в а л е в а. Не знаю, где вдруг взять переводчика. Я доложу о вашем заявлении председателю областного суда.

Б а б о я н. Пожалуйста. А мы пока кофе выпьем. Всего хорошего! Пока! (Стремительно уходит с Чачхалией.)

К о в а л е в а. Он кофе выпьет! Нахал! (Задумывается, горько.) Заседание откладывается на час. (Вышла в зал быстро, повторяет.) Заседание откладывается на час. (Взвинченная, направляется к Фомину и Торбееву.)


Те чинно устроились у стола в креслах.


Анатолий Иванович! (Смутилась.) Извините… Не знала, что вы не одни… Здравствуйте, Георгий Николаевич. (Фомину.) Чачхалия требует переводчика.

Ф о м и н (подумав, поглядев на Торбеева, неторопливо набирает номер. В телефон). Это Фомин. Свяжитесь срочно с учебными заведениями города. Вы знаете, как это делается. Немедленно нужен человек, знающий абхазский язык. (Положив трубку.) Не уверен, что такой человек быстро найдется.

Т о р б е е в. Я очень огорчен, Елена Михайловна.

К о в а л е в а. А почему вы огорчены?

Ф о м и н. Георгий Николаевич сегодня выступает у вас.

К о в а л е в а (изумлена). Вы сами?

Т о р б е е в. Да.

К о в а л е в а (смотрит на Фомина). Сенсация.

Ф о м и н. Присядьте. Георгий Николаевич сегодня даже отказался от одного интересного дела, послал старшего помощника. Помните это таинственное убийство в леспромхозе? И зашел вот ко мне, ждет.

Т о р б е е в. Перемывали ваши косточки.

К о в а л е в а. Польщена.

Ф о м и н (настойчиво). Присядьте.


Ковалева садится. Насторожена несколько.


Георгий Николаевич, я хочу вам представить Елену Михайловну Ковалеву…

Т о р б е е в (с усмешкой). Ой, давно мы знакомы!

Ф о м и н (невозмутимо). Я хочу вам представить Елену Михайловну Ковалеву в качестве заместителя председателя областного суда по гражданским делам.


Ковалева непонимающе смотрит на него.


Правда, эта некая Ковалева согласия еще не дала, но надеюсь, даст и станет моим замом. (Весело.) Как расцениваете это?

Т о р б е е в. Рад. Что ж… Приветствую. Мы с уважением относимся к товарищу Ковалевой. Хотелось бы посоветовать при этом, чтобы по принципиальным делам больше прислушивалась к нашему мнению.

Ф о м и н (все так же весело). А не прислушивается?

Т о р б е е в. Бывает. И процент брака в работе высок. По нашим протестам в прошлом квартале у Елены Михайловны отменены два решения и одно изменено.

К о в а л е в а. В прошлом квартале, мне помнится, вы направили по моим решениям шесть протестов, и только два из них были удовлетворены Верховным Судом.

Т о р б е е в. Дело делу рознь.

К о в а л е в а. Я понимаю, что вы хотите сказать. Вы хотите сказать, что иск, который сегодня поддерживает лично прокурор области, имеет особое значение.

Т о р б е е в (смеется). Очень догадливы! (Поднимается. Легко, Фомину.) Отдаю должное, Анатолий Иванович: вы подобрали хорошего зама. Я ухожу. Работы невпроворот. Надеюсь, как появится переводчик, мне дадут знать.

Ф о м и н. Вам немедленно позвонят.


Т о р б е е в  уходит. Ковалева встала. Молчание.


Я вижу, у вас конфликтные отношения… Вы можете отказаться, я передам дело другому судье.


Ковалева отрицательно покачала головой.


Будьте предельно внимательны.


Ковалева молчит, суховато раздумывая.


Хотите боржому? Ледяного?

К о в а л е в а. Хочу жить без процентов. Неинтересно мне, Анатолий Иванович, если работу мою оценивают процентами. Не хочу бояться процентов!

Ф о м и н (ровно). Не надо бояться.

К о в а л е в а. А я боюсь.

Ф о м и н (повторяет жестче). Не надо бояться.

К о в а л е в а. А я чувствую, что боюсь.

Ф о м и н (рассердившись). Ну что вы затвердили одно! Что вы, в конце концов, врете на себя, дорогая, уважаемая!

К о в а л е в а (вдруг, живо). Анатолий Иванович, это когда же вы предлагали мне стать вашим замом?

Ф о м и н. Никогда не предлагал.


Ковалева смотрит на него, не сводя глаз.


Считал это нужным сказать сейчас. И предложу. Хотя знаю, что вы не пойдете.

К о в а л е в а (спокойно, весело). Что — мои дела плохи?

Ф о м и н. Нормальны. Наша профессия конфликтна. Такая уж она есть. Судопроизводство, знаете, есть  п р о и з в о д с т в о. Идите, я занят. И не мешайте мне. И будьте в своем деле предельно внимательны. Это все, что я могу сказать вам. Вы независимы. Вы подчинены его величеству Закону. И никому больше, уважаемая. Вы заставили меня своими вопросами превратиться в чтеца-декламатора. (Садится за стол.) Ну, что вы стоите?

К о в а л е в а. У меня нет переводчика.

Ф о м и н. Ну, садитесь, подождем. Она там сейчас всех обзванивает… Найдем переводчика, пошлем машину за ним.


Ковалева садится, продолжая изучать Фомина.


(Поработав молча.) Да, независимость надо уметь отстаивать. Надо уметь подтверждать право на нее. Это закономерно. Ибо нет большего доверия в государственном устройстве, чем независимость, даваемая суду.


Главная площадка, где состоится суд, начинает заполняться. Приходит  М а р и я, жена Никулина, садится рядом с ним. Садятся на свои места  з а с е д а т е л и. Приходит  о б р а з о в а н н а я  д а м а  с  в ы с о к о й  п р и ч е с к о й, приносит вязанье, сразу начинает работать спицами. Возвращаются  Б а б о я н  и  Ч а ч х а л и я, у каждого из них свое место.


(Поработав еще.) Да, могу согласиться: в отделе юстиции при обсуждении кандидатур судей первостепенное значение придают количеству отмен.

К о в а л е в а. Очень точно подсчитывают проценты! Это и в торговле удобно, Анатолий Иванович. И в промышленности. А качественная сторона? А сложность дела? Одно — кража на базаре, другое — крупное государственное хищение за счет неучтенной продукции. В первом случае полная очевидность, во втором — полная спорность и вины и ответственности. Цифры — это не абсолютный критерий. И у судьи, и у токаря! К чему приводит процентомания? Судья не ищет, не бунтует, а руководствуется сложившейся в верхах точкой зрения, и отмен нет. А что, я хуже некоторых? Еще так могу приспособиться. У меня вот такие проценты будут! (Показывает большой палец.)


С бумагами, углубленный в себя, на главной площадке появляется  Т о р б е е в. Занимает свое место.


Ф о м и н. Подумать только, Анатолий Иванович Фомин стал судьей! Два года назад вызвали на бюро обкома — и даже спорить не дали. (Встал, прошелся.) Фантасмагорическая судьба! Философский факультет. МИФЛИ. Финский фронт. Первое ранение. Военный следователь. Отечественная война. В двадцать восемь лет прокурор армии. Второе ранение. Я в этот город на костылях прибыл, думал, все кончено. Два года каторжной, безнадежной гимнастики… Прокурор города. Прокурор области. Помню, как пришел к нам на практику с третьего курса Юра Торбеев… О чем вы думаете?

К о в а л е в а. А возможно, Юра Торбеев прав, и все надо забрать в доход государства: и билет, и пятнадцать тысяч…

Ф о м и н. Не знаю, судья, не знаю, все может быть.


Поднялась Люся. Направляется в кабинет Фомина. Следом идет Бабоян. Останавливается на расстоянии.


Л ю с я. Разрешите? Переводчик не нужен.

К о в а л е в а. Это почему же не нужен?

Л ю с я. Сухумский адвокат Бабоян говорит — не нужен.

К о в а л е в а (Фомину). Бабоян сделал официальное заявление.

Ф о м и н. Идите, Люся, нарушать закон мы не можем.

Л ю с я (зовет). Товарищ Бабоян, зайдите, пожалуйста.

Б а б о я н (подходит). Прошу прощенья. Здравствуйте. Мой клиент действительно не блестяще знает русский язык, но все же неплохо знает и абсолютно все понимает.

К о в а л е в а. Он что — подучился за это время?

Б а б о я н. Вы понимаете, мы посоветовались. Нет резона откладывать слушанье. У нас были опасения и прошли. Я сделал официальное заявление, что нам нужен переводчик. Теперь делаю другое совершенно официальное заявление: нам переводчик не нужен.


Ковалева идет на площадку и занимает судейское кресло. Возвращаются на свои места Люся и Бабоян.


К о в а л е в а. Итак, чтобы получить консультацию, вы на минуточку залетели в Харьков к профессору, где учились…

Б а б о я н. Да! Он заведует кафедрой. Он считает конфискацию суммы, уплаченной за билет, недопустимой!

К о в а л е в а. В нашем городе есть точно такая же кафедра и не менее известный профессор. Я обращалась к нему за консультацией. Наш профессор считает конфискацию обязательной и непременной. Просьбу о приобщении к делу документа, выданного вам харьковским профессором, суд отклоняет. Но документ можете нам прочесть.

Б а б о я н. Спасибо. (Читает.) «Первое. Эта сделка, безусловно, является недействительной, так как не соответствует требованиям закона. В скобках: установленным правилам приобретения гражданами в личное пользование легковых машин. Второе. Должна ли эта сделка признаваться недействительной по статье сорок восьмой или сорок девятой гражданского кодекса РСФСР, должно решаться с учетом конкретных обстоятельств. Если сделкой не был причинен материальный ущерб государству и деньги, уплаченные по сделке, являются трудовыми, сделка должна признаваться недействительной по статье сорок восьмой. Если же уплаченные деньги являются нетрудовыми доходами и сделкой причинен материальный ущерб государству или сделка является спекулятивной, то она должна признаваться недействительной по статье сорок девятой с конфискацией всего полученного по сделке в доход государства…»

К о в а л е в а. Товарищ Бабоян! Это хрестоматийные истины.

Б а б о я н. Разрешите продолжить?

К о в а л е в а. Очень длинно! Там слишком много страниц!

Б а б о я н. Позвольте хотя бы кратко, своими словами?

К о в а л е в а. Очень кратко!

Б а б о я н (заглядывая в бумаги). Статья сорок девятая предусматривает карательные санкции в отношении сделок, совершенных с целью, заведомо противной интересам социалистического государства и общества. Неизвестно, насколько прав прокурор, требуя применения статьи сорок девятой, но статья сорок девятая и судебная практика еще не знали случаев, чтобы по подобным сделкам, когда предмет сделки не изъят из гражданского оборота, можно было бы применить карательные санкции. Этого не может не знать прокурор. Нигде не сказано, что лотерейный билет изъят из гражданского оборота или же запрещено его приобретение в случае выигрыша. Можно предположить, что честь мундира не позволяет прокурору отступить от неправильно занятой позиции…

К о в а л е в а. Минуточку! Если вы еще раз допустите такие выражения, как честь мундира…

Б а б о я н. Простите. Это выражение харьковского профессора. Я больше не допущу таких выражений. Другое дело — незаконные валютные операции, указывает профессор, извлечение нетрудовых доходов, явная продажа земельных участков и тому подобное. Я заканчиваю изложение, простите. Что же касается покупки лотерейных билетов, то судебная практика еще не знала подобных случаев. И надо помнить, что лотерейные билеты выпускаются в обращение для народа и в интересах народа! В данном случае ничьи интересы не нарушены и не подорваны.

К о в а л е в а. Достаточно. Садитесь, товарищ Бабоян.

Б а б о я н. Закон, запрещающий продажу или переуступку лотерейных билетов, в советском законодательстве отсутствует, безотносительно к тому, пали на них выигрыши или нет…

К о в а л е в а. Вы злоупотребляете нашим терпением. Я считаю, мы зря потеряли несколько минут.


Бабоян с покорным видом садится.


М о л ч а н о в. У меня вопрос прокурору.

К о в а л е в а. Товарищ Торбеев, ответьте заседателю.

М о л ч а н о в. Уточните, в чем вы видите умысел ответчиков?

Т о р б е е в (поднявшись). Пожалуйста. Умысел Никулина в том, что он получил от Чачхалии намного больше, чем получил бы через сберкассу. Оба ответчика нарушили постановление правительства о порядке продажи машин. Оба совершили сделку с целью, заведомо противной интересам государства и общества.

М о л ч а н о в. Благодарю.

К о в а л е в а. Товарищ Скорняк, вы исчерпали ваши вопросы?

С к о р н я к (поднявшись). Нет. У меня вопрос истцу.

К о в а л е в а (поправляет). Вы задаете вопрос прокурору.

С к о р н я к. Я задаю вопрос прокурору, но, поскольку прокурор на сей раз является одной из сторон, мне кажется, я задаю вопрос истцу.

К о в а л е в а. Это вам кажется. Прокурор в любой его форме участия в гражданском процессе всегда остается представителем прокуратуры как органа высшего надзора за законностью и обоснованностью судебных решений, определений, постановлений.

Т о р б е е в. Благодарю вас, товарищ судья.

С к о р н я к. У меня вопрос прокурору: что продал Никулин?

Т о р б е е в. Автомашину стоимостью девять тысяч шестьсот.

С к о р н я к. Виноват! Что он передавал из рук в руки?

Т о р б е е в. Лотерейный билет, но…

С к о р н я к. Это удовлетворительный ответ. Никулин продал лотерейный билет.

Т о р б е е в. Вы меня перебили. Да, был продан билет, но билет, уже выигравший автомашину «Волга».

С к о р н я к. Если согласиться, то ответ ваш формулируется иначе: продано было право на приобретение…

Т о р б е е в. Я что-то не улавливаю разницы в данном случае между вещью и узаконенным правом на нее.

С к о р н я к. Нет закона, запрещающего продавать право.

Т о р б е е в (улыбаясь). Вы хотели бы получить такой ответ: продан всего лишь билет в чистом виде. Такого ответа я вам не дам. Отвечаю точнее. Покупая билет, Чачхалия знал, что он покупает автомашину. Продавая билет, Никулин знал, что продает автомобиль.

К о в а л е в а. Прекрасный ответ! Достаточно.

Т о р б е е в. И мог бы добавить. Абсолютно зная, что продают, ответчики компрометировали общегосударственное мероприятие, каким является сама лотерея.

С к о р н я к. Я задаю прокурору вопрос следующий и пока последний: какой билет продал Никулин?

Т о р б е е в. Лотерейный.

С к о р н я к. Я спрашиваю: билет какой лотереи?

Т о р б е е в. Автомотолотереи.

С к о р н я к. Выпущенный организацией, именуемой ДОСААФ?

Т о р б е е в. Верно! Что из этого следует?

С к о р н я к. Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту государственным учреждением не является. Проданный билет, таким образом, отношения к государству не имеет.

К о в а л е в а. Достаточно. Остальное в прениях.

Т о р б е е в. У меня невыясненный вопрос к Чачхалии.

К о в а л е в а. Задайте. Встаньте, Чачхалия.

Т о р б е е в. Вопрос необычайно простой. Скажите, гражданин Чачхалия, почему вы решили купить билет?

Ч а ч х а л и я. Потому что… Потому что продавался билет.

Т о р б е е в. Не совсем то, что я хотел, но ответ интересен: Чачхалия купил билет потому, что билет продавался.

С к о р н я к. Товарищ судья, я решительно возражаю. Никто не установил пока, что билет продавался. Был продан, да, но не продавался. Поскольку в гражданском процессе существует понятие большей или меньшей виновности, поэтому…

К о в а л е в а. Ясно. Считаю возражение серьезным.

Т о р б е е в. Тогда позвольте продолжить?

К о в а л е в а. Пожалуйста.

Т о р б е е в. Скажите, Чачхалия, вы были в автомагазине, познакомились с Никулиным, но кто к кому подошел?

Ч а ч х а л и я (указывая на Никулина). Он ко мне подошел.

Т о р б е е в. Как вы подошли, Никулин, что сказали?

К о в а л е в а. Встаньте, Никулин.

Н и к у л и н (поднимается, некоторое время молчит). Прошу учесть, что я рабочий человек, и вернуть мне билет.

К о в а л е в а. Вы сейчас стоите перед нами как продавец. С какими словами вы подошли к Чачхалии?

Н и к у л и н. Не помню.

Т о р б е е в. Итак, Никулин не отрицает, что подошел.

С к о р н я к. Товарищ судья, это недоразумение, поверьте!

К о в а л е в а. Хорошо, спросите вы.

С к о р н я к. Скажите, Чачхалия, кто к кому подошел?

Ч а ч х а л и я. Он ко мне подошел. Сказал: билет хочешь?

С к о р н я к. Мне кажется, вы забыли, Чачхалия. Вы согласны, что вы забыли несколько обстоятельства встречи?

Б а б о я н. Возражаю против такой постановки вопроса.

К о в а л е в а. Возражение принято. (Скорняку.) Спросите иначе.

С к о р н я к. Вы, кажется, говорили, что в магазине к вам подошел какой-то русский таксист и какой-то мингрел, так?

Ч а ч х а л и я. Да, правильно, мингрел говорил со мной на моем языке, я обрадовался!..

С к о р н я к. Вы говорили также, если я правильно понял, что мингрел и русский таксист свели вас с Никулиным?

Ч а ч х а л и я. Да, правильно!

Т о р б е е в. Не понимаю роли этих случайных людей!

К о в а л е в а. Суд намерен это выяснить.

С к о р н я к. Разрешите объяснить?

К о в а л е в а. Нет. Мы не разрешим сейчас объяснять. Гражданин Никулин, кто же к кому подошел?

Н и к у л и н (встал). Они там околачивались…

К о в а л е в а. Кто?

Н и к у л и н. Ну, эти… Ко мне подошел этот… Мингрел этот. Говорит: что продаешь? Я говорю: не продаю ничего, я «Волгу» выиграл, пришел посмотреть. Он говорит: продай билет одному человеку. Таксист тоже говорит: продай. И подвели его…

Б а б о я н. Позвольте мне, товарищ судья?

К о в а л е в а. Потерпите.

Б а б о я н. Но я бы хотел сейчас…

К о в а л е в а. А я вам сказала — потерпите. Суд ведет исследование, прошу вас не мешать суду.

Б а б о я н. Но я хотел именно помочь суду.

К о в а л е в а. Послушайте, как вы смеете спорить? С судом не спорят, товарищ Бабоян. Вы поняли? Это плохо кончится.

Б а б о я н. Понял, спасибо. Извините.

К о в а л е в а. Встаньте, Чачхалия. Вас подвели к Никулину?

Ч а ч х а л и я (встает). Мингрел говорит, пойдем, я пошел к нему, а он пошел ко мне…

К о в а л е в а. Вы знали этого мингрела раньше?

Ч а ч х а л и я. Откуда знал? Совсем не знал! Он говорит: дашь мне сто рублей и таксисту пятьдесят. Я говорю: дам.

К о в а л е в а. Комиссионные?

Ч а ч х а л и я. Я не понимаю это слово.

К о в а л е в а. За что они просили деньги?

Ч а ч х а л и я. За то,что к нему подвели.

К о в а л е в а. Товарищ прокурор, у вас есть вопросы?

Т о р б е е в. Если можно, чуть позже.

К о в а л е в а. Я обращаюсь к ответчикам и их представителям. У вас есть вопросы?

С к о р н я к. У меня вопрос Чачхалии. Скажите, гражданин Чачхалия, какую цену вы предложили Никулину?

Ч а ч х а л и я. Я не предлагал, он сам предлагал.

С к о р н я к. Вы хорошо это помните?

К о в а л е в а. Мне не нравится, товарищ Скорняк, что вы все время подозреваете ответчика Чачхалию в забывчивости. Скажите, Никулин, какую цену вы предложили за билет?

Н и к у л и н. Я не предлагал, врет он.

Ч а ч х а л и я. Сам врешь!

К о в а л е в а. Никулин, вы не должны оскорблять Чачхалию. Вас, Чачхалия, я также предупреждаю. Суду необходимо выяснить, кто назначил цену. Мы ждем ответа.

Ч а ч х а л и я. Мингрел сказал цену!

К о в а л е в а. Опять мингрел! (Заседателю.) Фантастика!

Б а б о я н. Позвольте высказать предположение?

К о в а л е в а. Разрешаю вам высказать предположение.

Б а б о я н. Вполне возможно, что цену назначил мингрел. Мы не знаем, кто он. Назвал себя мингрелом, но, возможно, был осетином, черкесом или даргинцем, словом, человеком, знающим кавказские языки…

К о в а л е в а. Не понимаю, что вы хотите сказать. Мы здесь не занимаемся национальным вопросом. Если вы хотите сказать, что все национальности в нашей стране равны, это мы и без вас знаем. В этом зале и русский таксист и мингрел пользуются равными правами. Нельзя так расточительно тратить время. Заседаем около трех часов, и неизвестно, когда перейдем к прениям.

Б а б о я н. Я хочу сказать, этот условный мингрел является, по-видимому, самодеятельным маклером, а посему знает рыночную конъюнктуру. Можно допустить такое объяснение и поверить Чачхалии.

К о в а л е в а. Допустить все можно. Попробуем допустить. (Чачхалии.) Что же сказал вам о цене условный мингрел?

Ч а ч х а л и я. Дай, говорит, этому парню пятнадцать тысяч.

К о в а л е в а. Вам не показалось, что это очень много? Вы не стали спорить?

Ч а ч х а л и я. Не стал.

К о в а л е в а. Почему не стали спорить?

Ч а ч х а л и я. Не помню.

К о в а л е в а. Может быть, вы хорошо знали цены? Сколько стоит в ваших краях «Волга» на черном рынке?

Ч а ч х а л и я. Не знаю.

К о в а л е в а. Не продают?

Ч а ч х а л и я. Продают, но никому не говорят.

Б а б о я н. Я знаю, товарищ судья. В наших краях «Волга» на черном рынке стоит до двадцати тысяч.

С к о р н я к. В наших краях то же самое!

Т о р б е е в. Позвольте одно короткое замечание?

К о в а л е в а. Пожалуйста.

Т о р б е е в. Сейчас мне кажется, мы можем уверенно констатировать, что в сделке не было ничего случайного. Сделка была выгодна как для Чачхалии, так и для Никулина.

С к о р н я к. С той разницей, простите, что Никулин не знал цен черного рынка. Он не шофер, никогда не собирался приобретать машину. У него не было посредника, посредник возник случайно. (Ковалевой.) Извините.

К о в а л е в а. Продолжайте.

С к о р н я к. Главное доказательство его неподготовленности и незнания в том, что, не торгуясь, сразу отдал билет за пятнадцать тысяч. Иначе он бы потребовал двадцать тысяч, и Чачхалия, по-видимому, дал бы их! Дали бы, Чачхалия?

Ч а ч х а л и я. Дал бы! Конечно! Я честный человек!

Т о р б е е в. Это очень милое объяснение, но Никулин, даже если не знал цен, подработать хотел. Убежден, что в магазин он пришел не случайно.

К о в а л е в а. Вы убеждены, но суд пока не располагает такими данными.

М о л ч а н о в. У меня вопрос к Никулину.

К о в а л е в а. Гражданин Никулин, ответьте заседателю.

М о л ч а н о в. Зачем вы пришли в автомагазин?

Т о р б е е в (негромко). Мы уже слышали это.

К о в а л е в а. Встаньте, Никулин. Повторите. Коротко.

Н и к у л и н. В тот день я поехал в центр ремонтировать импортные ботинки…

К о в а л е в а. Про ботинки не надо. Объясните просто, с чего это вас потянуло в магазин?

Н и к у л и н. Вот, например, покупали мы с Марией, с моей женой, румынский гарнитур, у нас еще денег не хватало, а мы уже каждый вечер ходили смотреть, как он выглядит…

К о в а л е в а. Продолжайте, продолжайте!

Н и к у л и н. Хотелось поглядеть, как она выглядит, моя «Волга»… Ну, конечно, можно на улице поглядеть… Но там чужие машины, а тут, может, вот она, моя стоит… Как бы сказать… Хотел полюбоваться своим несбывшимся счастьем…

К о в а л е в а. Довольно. Гражданка Никулина, ответьте, пожалуйста, суду. Почему вы предпочли деньги, а не машину?

М а р и я (встала). Во-первых, обслуживание недешево, бензина много идет. Во-вторых, есть много дыр. И то надо, и это, пианино неплохо купить… Что мы решаем? Берем деньги по выигрышу. За три тыщи покупаем «Запорожец», а остальные куда хотим…

К о в а л е в а. Благодарю вас. Садитесь.

М а р и я (не садясь). Могу сама два слова сказать?

К о в а л е в а (помедлив, посоветовавшись с заседателями). Скажите.

М а р и я. Не надо нам никаких денег! Мы неплохо обеспечены. Матвей сто шестьдесят имеет плюс прогрессивка, я сто десять, один ребенок, я работаю на техскладе… Хватает! Бог с ним, с выигрышем! Но мы уже из этого выигрыша сто двадцать пропили! Как тут быть?

К о в а л е в а. Вы пьющие?

М а р и я. Ни-ни! Мы трезвые. Матвей выпивает редко. Нормально. Но такой выигрыш! Соседи пришли, товарищи, весь дом, а дом у нас пять этажей… Как не отметить?


На краю площадки появляется  М е щ е р я к о в.


К о в а л е в а (несколько мгновений изумленно и строго смотрит на него). Гражданин, что вы встали там как свечка?


Мещеряков неловко топчется на месте.


Хотите слушать — садитесь. К нам ходят без пропусков…


Мещеряков садится рядом с Мстиславом Иовичем.


(Посовещавшись с заседателями.) Объявляется перерыв на четверть часа.


Все подымаются. Неторопливо расхаживают[1].

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Где-то звучит музыка. Сцена как бы подернулась дымкой — это табачный дым. К о в а л е в а, зажигая сигарету, на миг останавливается около  М е щ е р я к о в а. Он поднялся, взволнованный. Ничего не сказали друг другу. Ковалева прошла вперед, присела на подлокотник кресла, одиноко курит. К ней подошел  Т о р б е е в.


Т о р б е е в. Не сочтите бестактностью, но я бы хотел сказать вам, что думаю об этом деле.

К о в а л е в а (спокойно, устало). Не надо, Георгий Николаевич. Я знаю, что вы думаете об этом деле.

Т о р б е е в (подойдя к Фомину, с иронией). Суд хочет есть, суд хочет курить, суд испытывает жажду, он ничем не отличается от остальных граждан! Этот второй перерыв, назначенный только потому, что всем захотелось покурить, тянется слишком долго.

Ф о м и н. Да, все несколько затянулось. Нам осталось немного. Впереди у нас прения сторон, совещательная комната и само решение. Прения сторон — единственное, что удалось мне послушать днем во время процесса. Это было довольно скучно, я говорю не в упрек. Некоторые мысли об издержках в воспитательной работе среди населения, высказанные вами, были глубоки и уместны. Я вообще люблю, когда прокурор, если он владеет словом, использует трибуну не только в узкоутилитарном смысле, но и заявляет себя как патриот, заинтересованный даже в отдаленнейших последствиях того решения, которого требует.

Т о р б е е в. Речь сегодня не обо мне, Анатолий Иванович. (Ковалевой.) Не понимаю, Елена Михайловна, почему мы должны играть все, включая перерывы, тогда как нас интересует одно: мотивы, по которым вы отказали мне в иске. В вашей воле прервать к чертям этот перерыв, и мы двинемся дальше.

К о в а л е в а. Нет, мы не прервем к чертям перерыв. У нас были перерывы в заседании, но не было перерывов в жизни. Жизнь текла своим чередом. И тут я не уступлю ничего. Рассматривайте это как мои добровольные показания.

Т о р б е е в. Ну, зачем так остро ставить вопрос?

К о в а л е в а. Не нужны нам кривые ходы, Георгий Николаевич. Все в нашей жизни взаимосвязано, слишком от многого мы зависим. От настроения, от симпатии ближних, от собственного прошлого, от характера, от воспитания, от собственной трусости, наконец… И если встал вопрос, дружеский милый вопрос, — имею ли я право быть судьей? — я отвечу на него так: а кто будет после меня? И мне не хочется уступать стул. Просто до слез не хочется. Потому что в моей работе острота есть, можно пользу принести, грязь изобличить, справедливость откопать… Словом, мы сейчас вспомним и восстановим перерыв. Между прочим, во втором перерыве вы как раз подошли ко мне и почему-то заговорили о старике… Я удивилась, что ни слова не сказали о Мещерякове… (Вздохнув, миролюбиво вдруг, признаваясь.) Правда, вы еще не знали, что это он…

Т о р б е е в (с улыбкой). Да, я заметил: этот человек пришел и ушел. А ведь вы просили его всего лишь звонить… Он что — так и не позвонил после?

К о в а л е в а. Знаешь, Юра, не теряй времени, дорогой!..

Ф о м и н. Восстановим перерыв. Что говорили вы о старике, Георгий Николаевич?

Т о р б е е в (проходит медленно среди участников и останавливается возле Ковалевой. Говорит твердо). Одно пожелание, оно не понравится вам. Я мог бы равнодушно промолчать, но это доброе замечание коллеги. К спору нашему о лотерейном билете оно не относится, и это не замечание, а совет.


Ковалева подняла на него глаза.


В зале заседаний я вижу вашего бывшего свекра. Отправьте его домой, Елена Михайловна. К его родным детям!


Ковалева поднялась, темнея, молчит.


(Тоном добрым.) Конечно же, вы лечили его, ухаживали и, как обаятельная женщина, дали, видимо, еще нечто такое, неуловимое, некий психологический допинг, вызывающий новый интерес к жизни, а в этом никто так не нуждается остро, как старики… Но есть и другая, уязвленная сторона. Страшно подумать, в каких грехах она способна вас обвинить. Зная решимость той, другой стороны, я хочу оберечь вас. Репутация ваша должна быть примерной.


Ковалева обернулась к Фомину. Тот молчит.


Это наш крест, Елена Михайловна. Да, хорошая репутация всем нужна, но для нас с вами это качество профессиональное. (Озадаченный ее холодным молчанием.) Извините. Я говорил как товарищ.


Ковалева бросила взгляд на площадку и, задумавшись, села, заняв прежнее положение. Торбеев возвращается к Фомину. Мстислав Иович возится с металлической коробкой.


М е щ е р я к о в. Как думаете, надолго затянется заседание?

М с т и с л а в  И о в и ч. Судебное заседание как жизнь. Возникают самые неожиданные повороты. (Тихо.) Товарищ, будьте добры, загородите меня… (Объясняет, смущенно улыбаясь.) У меня в этой коробочке наполненный шприц. Приходится колоться два раза в день… Это инсулин.

К о в а л е в а (вдруг спокойно, Торбееву). Георгий Николаевич, сегодня же мой свекор будет отправлен к родным детям. Я сейчас же скажу ему.

М е щ е р я к о в. Позвольте, я сделаю укол?

М с т и с л а в  И о в и ч. Умеете?

М е щ е р я к о в. Я врач.

М с т и с л а в  И о в и ч (закатывая рукав). Я, в общем, сам наловчился, хотя по утрам обычно меня колет моя сноха…


Мещеряков быстро взглядывает на него.


Что вас так удивило?

М е щ е р я к о в (делает укол). Нет, ничего.

М с т и с л а в  И о в и ч. Спасибо. Инсулин изумителен. Я знаю лишь одно средство, равное по эффективности.

М е щ е р я к о в. Какое?

М с т и с л а в  И о в и ч. Не поверите. Рыбий жир.

М е щ е р я к о в. Болели куриной слепотой?

М с т и с л а в  И о в и ч. Да. На Севере. В условиях зверского полиавитаминоза. На Таймыре. Не бывали?

М е щ е р я к о в. Год назад был в Норильске.

М с т и с л а в  И о в и ч (с гигантским интересом). По делам?


Мещеряков кивает, смотрит на часы.


Часы ничего не определят. Прения сторон много времени не займут, но затем суд удалится на совещание.

М е щ е р я к о в. На сколько?

М с т и с л а в  И о в и ч (улыбаясь). Диапазон тут до десяти суток, то есть все может быть. Вот тот заседатель, если обратили внимание, он сидит слева, вдумчивый и нестандартный человек, Иван Александрович Молчанов, зуборезчик с завода имени Куйбышева. Не исключена схватка… (Тонко улыбаясь.) Вы предполагаете, очевидно, что я юрист?

М е щ е р я к о в. Я догадался, кто вы.

М с т и с л а в  И о в и ч (недоверчиво). Я геолог.

М е щ е р я к о в. Я знаю.

М с т и с л а в  И о в и ч. Не назовете себя?

М е щ е р я к о в. Мещеряков.

М с т и с л а в  И о в и ч (молчит, весьма смущенный). А я вот геолог. И старик. У стариков масса свободного времени. Я прихожу в суд как в театр. Меня это всегда волнует. Чувствуешь себя не отторгнутым от жизни и сам как бы активно участвуешь в ней. Если бы меня лишили этой возможности, я бы утратил много. Я смотрю из зала на эту невысокую скромную женщину, ведущую заседание, и думаю о том, что каждый день в этом зале ею свершаются маленькие гражданские подвиги, и мне кажется, что я свершаю их вместе с ней… Как вы догадались обо мне, позвольте спросить?

М е щ е р я к о в. Само ваше присутствие здесь, плюс интуиция, плюс некоторые детали. Например, инсулин.

М с т и с л а в  И о в и ч (приятно пораженный). Она говорила вам, что у меня диабет?

М е щ е р я к о в. Да.

М с т и с л а в  И о в и ч (не сразу). Вы не должны сердиться, что она не подошла к вам, хотя и перерыв… Она не может. Она на работе. Вы должны помнить, ей трудно живется. Она бодрится и даже часто смеется, но… Извините великодушно, вы должны быть бережны.


Мещеряков молчит, глядя в пустоту.


Что сейчас представляет из себя Норильск? Это не праздный вопрос. Перед вами один из первооткрывателей тамошних руд…

М е щ е р я к о в. Я мало видел. Был с ассистентом, мы оперировали. Один раз в театр ходили. (И помолчав.) Все должно приходить вовремя. (Молчит.)

М с т и с л а в  И о в и ч. Хочу признаться…


Мещеряков смотрит на него.


(Пересиливая себя, улыбаясь.) Когда я узнал о вашем существовании, я ревновал. И сильно. Но говорю об этом, конечно, с юмором. И когда закончу мысль, вы, несомненно, поверите, что я вам друг. Общественная жизнь имеет большое значение. Но и личную жизнь недооценивать нельзя. За ней надо следить. И вовремя видоизменять. Жить надо с теми, кого любишь. Иные считают — с теми, кто слабее. Это обман. В итоге — злой и бессмысленный.

М е щ е р я к о в. Есть обстоятельства выше нас.

М с т и с л а в  И о в и ч. Дети у вас взрослые?

М е щ е р я к о в. В общем, да…

М с т и с л а в  И о в и ч (наблюдая за ним). Вы явились сюда по собственной инициативе или приглашены?

М е щ е р я к о в. Сам явился. Надо уйти?

М с т и с л а в  И о в и ч (осторожно). Мне кажется, она нервничает. (Помолчав, он встает.) Извините, я должен отправиться в буфет. После укола мне необходимо съесть что-нибудь сладкое. (Отходит, тревожно задумывается. Смотрит на Мещерякова.)


М е щ е р я к о в  уходит. Участники смотрят вслед ему.


К о в а л е в а (издали). Ты где был?

М с т и с л а в  И о в и ч. Я уже два раза в буфете был!

К о в а л е в а. Мне надо серьезно поговорить с тобой.

Т о р б е е в (подняв руку, решительно). Остановитесь! (Фомину.) Объяснение, которое сейчас начнется, мы не должны слушать. Пусть Елена Михайловна выпроваживает старика сама. Зрелище слишком тягостное и удручающее. Было бы величайшей бестактностью, если бы мы приняли в нем участие.

Ф о м и н (помолчав, грустно). Хорошо. Займите это кресло, и мы пойдем дальше не без пользы для поставленной нами задачи.


Торбеев сел. Мстислав Иович, напряженно слушавший весь разговор, опустив голову, отходит в сторону. Ковалева села на прежнее место.


(Пройдясь, садится вблизи Торбеева.) Эту смешную историю могу открыть только вам. Непосвященные не поверят и не поймут. Сергей Юрьевич Головко был председателем военного трибунала. Когда бы я ни выступал в роли обвинителя, я никогда не получал у него того, что просил. Получал больше, получал меньше, но не было случая, чтобы Сергей Юрьевич Головко удовлетворил мои требования в точной мере. Через много лет, когда Сергей Юрьевич стал стариком, он признался, и благодушно довольно, что не любил меня, просто терпеть не мог! И в этом, оказывается, все дело. Один грех: он не мог вспомнить, как искренне ни старался, совершенно не мог вспомнить, за что он меня не любил. Беда в том, что мы люди. И счастье в том, что мы люди. И даже когда все передоверят мыслящим машинам, судопроизводство, если сохранится, будут вершить только люди!


Глядя на Фомина, Торбеев улыбается.


Так случилось стихийно, и мы сейчас сами не признаемся себе в этом, но мы сейчас судим Ковалеву. Т о л ь к о  к а к  л ю д и, скажем мы, которые везде судят — дома, в гостях, в трамвае. А не треснет ли ее судьба от такого легкого людского суда! Какими бы добряками мы ни представлялись самим себе, но за нами, за вами и мной, — огромное партийное и государственное влияние. Я не говорю власть — влияние! (С суховатой улыбкой.) Четырнадцатого декабря исполнится веление Конституции: депутаты областного Совета снова на пять лет будут избирать областных судей. Выйдет какой-нибудь человек — и ничего особенного не скажет, а скажет тихим голосом, что Елена Михайловна Ковалева набитая дура… Ударить нетрудно! Ударить вообще никого нетрудно! (Строго, четко, определенно, не пытаясь ничего приукрасить.) Я вижу в ней работника сильного, опытного, бесспорно грамотного, но ошибки у нее были.

Т о р б е е в. Наконец-то! Слово сказано! И слово точное!

Ф о м и н. Что ж, я не слеп.

Т о р б е е в (поднимаясь). Вы дивно молоды, Анатолий Иванович! Я кажусь себе в сравнении с вами старцем. И меня беспокоит, что на дворе уже ночь. Мы сейчас с вами наедине. Я согласился на собеседование потому только, что с младых ногтей всегда прислушивался к вам. И когда начинал, и тогда, когда в свое время вы дали мне районную прокуратуру у черта в турках, и потом, когда сами же отозвали меня в область…

Ф о м и н (тоже встал. С упреком). И тут вы ушли! Ушли от профессии! И надолго! Ушли от профессии с легкостью, поразившей меня! И вернулись уже на мое освободившееся место.

Т о р б е е в. Анатолий Иванович, эти четыре с половиной года в должности зампредгорисполкома, поверьте, не прошли для меня зря! Пусть я тороплю события, но дни мои спрессованы до отказа. (Вынимая записную книжку.) Вот кратенькая памятка на неделю. Лекция на заводе пластмасс. Сессия исполкома. Совещание с районными прокурорами. Совещание со следователями. Поручение по уборочной кампании — выезд на село. Выступление по телевидению о мерах по укреплению законности. Выступление в суде. Прием посетителей. Занятия в университете правовых знаний. Статья для журнала. (Пряча книжку, поясняя.) Мне необходимы публикации. И все это не считая могучей повседневной текучки.

Ф о м и н. В конце концов, мы можем пропустить прения сторон.

Т о р б е е в. Я был бы рад. Вы прения слышали.

Ф о м и н. Елена Михайловна, как вы относитесь к этому?

К о в а л е в а (помолчав). Жаль. (Искренне огорчена.) Я очень ждала прений. Как никогда ждала. Любое дело — это человеческая судьба. Каждая ссорящаяся сторона считает себя правой, ищет защиты своих интересов… Я ждала ясного правового анализа, который поможет нам, но Георгий Николаевич доказательствами себя утруждал не слишком.

Т о р б е е в. Я не ищу глубин там, где их нет.

К о в а л е в а. Хорошо. Прения сторон мы опустим.


В кабинете судьи звонит телефон. Внезапно приближаются  С о с н о в с к а я  и  М о л ч а н о в. С неприязнью смотрят на неумолкающий аппарат.


С о с н о в с к а я. Елена Михайловна! Слышите?


Ковалева встала, издали смотрит на аппарат.


Уж в какой раз! Может, важное дело?


Ковалева подошла к телефону, ждет, когда он умолкнет.


Ничего не случится, если вы спросите хотя бы, кто это…

М о л ч а н о в. Мы в совещательной комнате, Галина Петровна.

С о с н о в с к а я. Но, извините, я сосредоточиться не могу!


Ковалева поднимает трубку и опускает на рычаг. Устало садится у края стола. Телефон умолк.


К о в а л е в а. Сосредоточьтесь, Галина Петровна.

С о с н о в с к а я (улыбнувшись). Лотерея есть лотерея! У меня племянник, он лабух. Ну, музыкант в оркестре. Получил премию семьдесят рублей. Я говорю: купи на все лотерейных билетов. Послушался, купил. Выиграл четыре авторучки. Никулин взял два билета — выиграл «Волгу»! Лотерея! А со своей собственной вещью человек волен поступить как угодно.

М о л ч а н о в. Мы члены общества, есть правила поведения.

С о с н о в с к а я. Ясненько! Абстрактной свободы не существует!

М о л ч а н о в. Вы что, самоустранились, Елена Михайловна?

К о в а л е в а (чуть улыбнувшись). О ваших словах думаю.

М о л ч а н о в. А на часах восемнадцать тридцать!

К о в а л е в а. Меня выбрали судьей в двадцать три года, и я вспомнила о тех днях. Может быть, не к месту… (Вдруг рассмеялась тихо. С детской доверчивостью.) Ачинск — небольшой город… Пришла ко мне на прием старушка. Долго беседовали, а она все смотрит подозрительно и на меня, и на мое ситцевое платьишко, а в конце говорит: «Неужели ты судья, девушка?» Стала я носить очки с простыми стеклами, чтобы выглядеть старше… (Вздохнув.) В Ачинске, там, много позже, был у меня уже тогда другой ранг, я вынесла первый в моей жизни смертный приговор. Приговор был за умышленное убийство. И никем отменен не был. (Молчит, как бы заново переживая прошлое. Обернувшись к Фомину и Торбееву. Негромко.) Ходила потом по улицам, заглядывала людям в глаза, хотела понять, как ко мне относятся… (Вздохнув легонько.) А еще раньше, до этого, когда мне двадцать четыре было, вызвал меня однажды на беседу председатель райисполкома. «Елена Михайловна, — говорит, — я слышал, вы катаетесь на катке в шапочке с красным помпоном». Я говорю: «Но ведь и Владимир Ильич на коньках катался». — «Да, — говорит, — Ленин катался на коньках, а Лев Толстой даже на велосипеде. Но вы приходите на каток в шапочке с красным помпоном и запанибрата общаетесь с молодежью, а после вам придется кого-то из них судить, и у них не будет к вам уважения…» И спрятала я эту шапочку навсегда! И на каток перестала ходить. А красное мне очень к лицу… (Тихо очень, задумчиво.) Кто это придумал, что от простоты и естественности человек меньше становится? Для меня это какой-то своекорыстный вопрос! Как можно достичь, большего в жизни — минимальным или максимальным сопротивлением окружающей обстановке? (Молчанову. Улыбаясь строго.) Что значит — человек живет в обществе? Значит — чувствовать себя несвободно? Неестественно? Всего бояться? Это не жизнь. Это очень плохая жизнь, Иван Александрович.

М о л ч а н о в (спокойно). Должен считаться с обществом.

К о в а л е в а. А он и считался! Билет он продавал в темной парадной. Вы говорите, голубчик, о человеке вообще, а перед нами нарушители закона. Это разные вещи. Вам отвратительна вся эта грязь и торговля из-под полы, так и скажите! И мне отвратительна.

С о с н о в с к а я. Но эти покупатели в магазинах, Елена Михайловна, они такие навязчивые… Что о Никулине подумать? Он нашел подарок. А этот сухумский шофер, он же мечтал о «Волге», а купить трудно… Три года стоит на очереди, факт подтвержденный! Трудящийся человек! Конечно, мне чем-то неприятно, когда торгуют мандаринами, я так воспитана…

М о л ч а н о в. А кушать мандарины вам приятно?

С о с н о в с к а я. Я же не утверждаю, что он бизнесмен!

М о л ч а н о в. Если считать Чачхалию бизнесменом, вы и меня можете считать таковым. Я рабочий, можно договориться до того, что я продаю свой труд.

С о с н о в с к а я. К чему подчеркивать, что вы рабочий? Да, Иван Александрович, я всего лишь зубной техник.

М о л ч а н о в. Если я обидел вас, Галина Петровна…

С о с н о в с к а я. О чем мы спорим!

М о л ч а н о в. Мандарины — это тоже труд. Конечно, труд в особых условиях, но с разрешения закона. Если закон разрешает приусадебный участок или собственный сад, мы не можем противопоставлять закону наши эмоции. Тут нам, позвольте сказать, точность нужна. В нашем районе один регулировщик тестя оштрафовал за неправильный переход улицы. Что это, извините, принципиальность или дубоватость? Для меня лично Никулин человек куда более виноватый. Он стремился к обогащению. И нечистым способом. Согласны, Елена Михайловна?

К о в а л е в а. Пожалуй, да.

С о с н о в с к а я. Но почему? Там, в магазине, полно желающих — только дай! И тут выяснилось, что билет можно реализовать безо всякой волокиты. А в этом вся прелесть. А думать, что он выискивал кого-то, — абсурд! Это же подарок природы. Предлагают лишних пять четыреста. Обалдевший от счастья, он соглашается.

М о л ч а н о в. Обалдевшему от счастья, ему тихо пихают деньги в карман! Нет, совестью торговать нельзя. Спекулянт!

С о с н о в с к а я. Совестью торговать нельзя, не спорю.

М о л ч а н о в. Опозорил рабочий класс!

К о в а л е в а. Мы не судим рабочий класс.

С о с н о в с к а я. Вот именно! Перед нами человек. Мы судим мелкособственнические инстинкты… Простите — поступки.

К о в а л е в а. Рабочий класс хочет, чтобы законы исполнялись безукоризненно. Всегда. Везде. Всеми. И чтобы не было людей, исполняющих закон как им удобней. Возьмите уголовный кодекс, Иван Александрович. Откройте еще раз. Спекуляция — это скупка и перепродажа с целью наживы. Вслушайтесь: скупка и перепродажа. А перед нами нет скупки! Нет одного из важнейших элементов закона. Значит, закон о спекуляции неприменим. Я не хотела, чтобы вы еще раз говорили о спекуляции. Закон точен. В нем даже запятая значительна.


Снова мелодично звонит телефон. Когда терпение иссякает, Молчанов подходит, снимает трубку и опускает на рычаг.


(Закуривая, быстро, отчетливо, сухо, как бы устремляясь к итогу.) Сделка материального ущерба государству не нанесла. Кто бы ни предъявил выигрышный билет — он будет оплачен. Прокурор требует обращения в доход государства всего исполненного по сделке. Я думала: как совместить это требование с фактическими обстоятельствами дела? Но туман прошел. Это несовместимо. Прокурор в основу иска положил объективные факторы и не исследовал факторов субъективных, которые в данном деле являются решающими. Мы не можем считаться с незаконными требованиями, кто бы их ни выражал. Сегодня отступим от закона в маленьком деле, завтра — в большом. Это ошибка Георгия Николаевича. Я в этом убеждена. Ни лотерейные билеты, ни легковые машины не являются теми вещами, которые изъяты из гражданского оборота. В отношении машин лишь установлен особый порядок продажи через комиссионные магазины.

М о л ч а н о в. С оплатой комиссионного сбора!

К о в а л е в а. Об этом мы будем думать.

М о л ч а н о в. А моральный фактор?

С о с н о в с к а я. Ответчики достаточно серьезно наказаны: они предстали перед судом. А лотерейный билет и деньги все еще лежат в сейфе финорганов. И будут лежать там, пока мы не решим, что с ними делать.

М о л ч а н о в. Есть люди, убеждения которых складываются в ту минуту, когда они раскрывают рот. Я к ним не отношусь, Елена Михайловна. Я — тугодум, что-то мне мешает пока согласиться с вами.

К о в а л е в а. И мне пока что-то мешает согласиться с собой…

М о л ч а н о в (продолжая размышлять вслух). Если вернуть Никулину билет, он может — не говорю, сделает, — но может… Словом, приобретя опыт, он теперь продаст билет не за пятнадцать, а за двадцать тысяч!

Т о р б е е в (выходит вперед). Довольно, товарищи! В совещательной комнате порой говорят много лишнего. Наступило время сказать о решении. Если согласиться на миг, что суд нынче должен был всего лишь расторгнуть сделку по сорок восьмой статье, с чем, разумеется, согласиться нельзя, но если, повторяю, согласиться на миг, то следовало привести стороны в первоначальное состояние, вернув каждому свое. Это азбучно. Но с какой точки зрения ни подступись, решение либо половинчато, либо абсурдно. Вы скажете: решения еще нет. Да, решения как бы нет. Так мы условились. Но все же мы знаем, что решил суд. И надо об этом прямо сказать. Чачхалии отдан лотерейный билет, а это предел его мечтаний. Никулин же получает на руки полную стоимость «Волги». Девять шестьсот! Что за странность?

Ф о м и н. Чачхалия хотел «Волгу», он ее по билету получит. Никулин хотел иметь деньги по выигрышу, он их также получит. Но ровно столько, сколько получил бы через сберкассу.

Т о р б е е в (с раздражением). Суд, видимо, только и заботился о том, чтобы ответчики материально не пострадали.

Ф о м и н. Вероятно, суд заботился и об этом.

К о в а л е в а (негромко). Подлинные интересы общества и законные интересы каждого человека нераздельны.

Т о р б е е в. Совершена сделка, противная духу закона, нашей морали, нашим нравственным принципам! И та полная мера ответственности…

Ф о м и н (мягко перебивая). Меру ответственности определит суд. А как быть, если данная сделка купли-продажи не является заведомо противной интересам государства и общества? Скажите, Елена Михайловна, что в моем толковании не верно?

К о в а л е в а (устало). Вы спешите, а мы сидим и решаем. И решаем не отвлеченно, а с учетом характера самой этой достаточно уникальной сделки, с учетом личности ответчиков.

Т о р б е е в. Нет, это еще не конец, это ваше решение! Нет!

Ф о м и н. Возможно, это и не конец…

Т о р б е е в (Ковалевой). Вы отказали в иске государству!

К о в а л е в а (просто). Я отказала в иске вам, Георгий Николаевич. И защитила интересы государства.

Т о р б е е в. Даже так, Елена Михайловна?

К о в а л е в а. Любое справедливое решение, любой справедливый приговор — и карающий, и оправдательный, но справедливый — служит чести государства, его славе, его достоинству.

Т о р б е е в (поднялся. В бешенстве. Ковалевой). Вы хотя бы задумались о социальном смысле сегодняшнего процесса?

К о в а л е в а (тихо). Не задумывалась. Я понимала.

Т о р б е е в. Так, может быть, сформулируете?

К о в а л е в а (тихо). Да. Социальный смысл этого процесса в том, что не хватает автомашин. Пока. (Встает внезапно, смотрит в глубину.)


М с т и с л а в  И о в и ч  тянет откуда-то свой тяжелый рюкзак.


(Подойдя к нему быстро.) Что это значит! Получается, если бы я не выскочила и не увидела тебя…

М с т и с л а в  И о в и ч. Все разошлись. Все кончилось. Гардеробная закрылась. Мне пора домой. Трамвай еще ходит.


Смутившись, Ковалева смотрит на рюкзак.


Я не сержусь, Л е н а. Если надо жить дома — значит, надо, я тебе верю. Я решил не дожидаться тебя…

К о в а л е в а. Оставь рюкзак, посиди в моем кабинете.

М с т и с л а в  И о в и ч. Вы там долго еще будете разговаривать?


Ковалева пожала плечами, смотрит в пол.


Знаешь что… Доберусь. Я не хочу, чтобы ты меня отвозила. Мне это неприятно. Я к тебе больше не приду, Лена.

К о в а л е в а (зло кричит). Отправляйся в кабинет!

М с т и с л а в  И о в и ч (тихо). Мы не должны врать друг другу.

К о в а л е в а (кричит со слезами). Ты мне надоел! Понял? Страшный, безжалостный старик! Иди сейчас же в кабинет! Я освобожусь, и мы поедем на дачу. Если Мещеряков позвонит — поедем втроем. Что смотришь так? Ну, сорвалась я, день такой… Все надоело! Все! (Присела. Стыдясь своих слез, плачет.)

М с т и с л а в  И о в и ч (постепенно светлея, улыбаясь, оглядывает присутствующих. Увидав Люсю, сообщает заговорщицки, негромко). Мы едем на дачу, Люся! На дачу!


Ковалева спокойно вытирает глаза.


(Подойдя к Люсе.) Если один человек позвонит, тогда, возможно, поедем втроем. Большего сказать не могу.

Л ю с я (усмехнулась). А мне и не надо говорить. (Серьезно, тоном чуть ироничным.) Тут недавно история случилась. Живет в городе пенсионер, поехал лечиться, в дороге приступ, снимают его, госпитализируют. Тихая такая южная станция, палисаднички, яблоньки, больница маленькая… Ухаживает за ним женщина-врач, одинокая, настрадавшаяся, от одиночества готовая себя всю отдать, и роман начинается. Вернулся пенсионер в город, возбуждает дело о разводе, мы это дело слушали. На суде жена, дети взрослые, им мать жалко, а пенсионер закусил удила, выливает на жену ушат грязи… Умопомрачительно! Тридцать лет они прожили! (Со значением.) Романы эти, встречи случайные добром не кончаются.

М с т и с л а в  И о в и ч (удивлен). Вижу, от вас секретов нет…

Л ю с я (грустно). Я наблюдательна. Многому в суде научилась. У меня жизненный опыт, как у старухи. Это тяжело — иметь такой опыт… Лучше ничего про жизнь не знать, а то действительно можно старухой стать или циником…

М с т и с л а в  И о в и ч (твердо). Нет, Люся, это не роман! То, что мы имеем с вами в виду, это что-то святое!

Л ю с я. Оставьте, Мстислав Иович, излишняя святость женщине ни к чему!

М с т и с л а в  И о в и ч. Вы плохо относитесь к Елене Михайловне?

Л ю с я. Я бы хотела походить на нее. Мне нравится работа судьи. Что мне нравится? Власть. Уважение. А кроме того, хочешь не хочешь — получаешь образование. Судья все должен знать — технику, право, литературу, химию, что угодно. Он должен быть эрудитом. Работа с людьми! С людьми всегда весело. А когда эти люди еще слушаются тебя, повинуются, что может быть лучше? Три года секретарствую! Бывают судьи, которые захвачены работой, с ними интересно, бывает — время проводят, а бывают глупые просто, я с разными служила. И судьи разные, и следователи, и прокуроры — люди все разные, мундир — это еще не все…


Все внезапно приобретает характер торжественности. Движение прекратилось. Участники процесса встают, строги, сосредоточены. Ковалева и заседатели стремительно направляются к своим креслам, но не садятся. У Ковалевой в руке лист бумаги — это решение.


К о в а л е в а (не читает. Говорит как бы по памяти, сухо, звонко, торжественно). Лотерейный билет, приобретенный гражданином Чачхалией, суд оставляет гражданину Чачхалии. Гражданину Никулину возвращается прейскурантная стоимость «Волги». Спекулятивную часть суммы, полученную гражданином Никулиным от продажи лотерейного билета, суд конфискует в доход государства.


Заседание кончилось так же внезапно, как началось. Сдержанные, но счастливые ответчики и адвокаты поздравляют друг друга. Ковалева проходит вперед, несколько мгновений молчит сосредоточенно, садится устало на стул и наконец громко смеется.


Ф о м и н. Не рано ли повеселели так?

К о в а л е в а. А терять нечего! (Смеется.) У Георгия Николаевича теперь будет сверхповышенное внимание к моей работенке!

Ф о м и н. Ничего смешного не вижу.

К о в а л е в а. Очень мило поговорили! А зачем?

Ф о м и н (не ответив. Несколько приподнято. Торбееву). Мне осталось извиниться перед вами и поблагодарить вас. В сущности, такие собеседования есть никем не учитываемая часть нашей работы. (Ковалевой.) Задача была определена вначале: понять взаимную добросовестность. Взаимная добросовестность и даже самоотверженность сомнений не вызывают. Почаще бы нам собираться надо!


Свет охватывает всю сцену, как вначале. И словно волна прошла: участники одобрительно реагируют на последние слова Фомина. Скорняк и Бабоян несут стулья, садятся на почтительном расстоянии от основной группы.


Т о р б е е в (строго, повернувшись к Ковалевой). Елена Михайловна, как все же вы интерпретируете решение?

К о в а л е в а (живо, очень серьезно). Так, как написано! Учитывая ряд обстоятельств, известных вам, суд признал сделку противоречащей интересам государства и общества частично. В пределах статьи сорок девятой, но частично. Что касается остальной ее части, то, заботясь о предупреждении повторной сделки, суд не счел необходимым применять статью сорок восьмую, то есть вернуть стороны в первоначальное положение.

Ф о м и н. Решение законно и справедливо. Если Верховный Суд изменит решение… что ж, не удивлюсь, там тоже люди. Но убежден, они оставят это решение в силе.

К о в а л е в а (смеется тихо). Посмотрите, как Георгий Николаевич недоволен, что его втянули в беседу! Господи, неужели так никто и не скажет, что дело вовсе не в маленьком лотерейном билете.

Т о р б е е в. Судья, решение, вынесенное сегодня под вашим председательством, имеет точное определение: это либерализм. Вы слышите, судья? Либерализм.

К о в а л е в а (медленно. Не веря). Серьезно так говорите?

Т о р б е е в. Предельно серьезно.

К о в а л е в а (тихо, спокойно). На таком уровне я говорить отказываюсь. Либерализм — это ярлык, которым можно опорочить любое неугодное решение. Точное исполнение закона и охрана прав граждан никогда не могут быть квалифицированы как либерализм. Если сегодняшнее решение не согласуется с вашей диссертацией, мне это безразлично. (В гневе вдруг, негромко.) Ничего себе ярлычок! Представьте-ка, какой шлейф за мной потянется… Это не профессиональный разговор. Я судья. Я государственный деятель. Говорить со мной языком угроз нельзя. На все вопросы я буду отвечать: так решил суд — и вы здесь ни словом не посмеете возразить мне.

Т о р б е е в. Я умолкаю. Мне остается попрощаться. (Отойдя. Внезапно Фомину, взволнованно, искренне.) Исковое требование, подписанное мной, это не плод перевозбужденного мозга. Когда мне кладут на стол суточную сводку, потом декадную, потом месячную… Когда я вижу, сколько в городе и области совершается преступлений, маленьких и больших, у меня волосы шевелятся. Я кажусь себе бездеятельным и беспомощным. Воровство, взяточничество, хулиганство разнузданное! Огнем жечь надо! И когда я слышу решения, подобные тому, какое вынесено сегодня, я знаю, что это есть вопиющий махровый либерализм.

Ф о м и н (не глядя на собеседников, без гнева. Скорее скорбно). Позволю замечание в скобках. Вы чудный полемист! И так перечислили городские преступления, что страшно стало. Но даже если бы вы не преувеличили ничего, я вправе спросить: что вы предлагаете? Кампанию повышенной жестокости? Потом кампанию повышенной мягкости? Но разве закон — мяч, который можно бросать от кампании к кампании? Не в том ли дело, что мы плохо и неглубоко исследуем в нашем городе причины преступности?

Т о р б е е в. Это замечание в скобках. Что за скобками?

Ф о м и н (помедлив). Елена Михайловна, оставьте нас.


Ковалева проходит, садится у телефона.


(Сдержанно, холодно.) Вам много дано, Георгий Николаевич. Вы око государево в обычной повседневности нашей — и во всех сферах. Вам многое дано, но не дано судить.

Т о р б е е в. Вы полагаете, я это слабо знаю?

Ф о м и н. Полагаю, вы хорошо это знаете. Но, повторяя как заклинание, хочу, чтобы сами мы ни на минуту не забывали об уважении к правосудию. Если где-то возникает хотя бы малейшее неуважение, мы можем быть уверены, что это идет от нас самих. В одном случае от нашей неточности или несправедливости, в другом, может быть, от нашего же пренебрежения к малюсенькой процессуальной или этической норме. Бесследно не проходит ничто! (Внезапно обернувшись к участникам.) Это касается всех! И вас, Бабоян! И вас, товарищ Скорняк! Это всех нас касается! (Снова Торбееву.) Как злые педанты, не поступаясь ничем, должны мы беречь уважение к правосудию и закону, прежде всего в своей собственной среде. Не помню, чье это выражение… «Чем ближе к церкви, тем дальше от господа бога». Вот чего следует избегать нам пуще огня! Бояться, сказал бы я, привычной привычки к власти. Это невероятно просто, и это невероятно трудно. А без этого нет у нас нравственного права служить юстиции!

С к о р н я к (поднявшись). Товарищ председатель! Я долго молчал. Вы знаете, это для меня трудно. Молчание для меня подвиг, но я не жду за него награды, предпочитаю сказать. Мы сыграли здесь небольшую историю, но мне и коллеге Бабояну досадно несколько, что, когда все окончится, мы останемся в глазах публики, возможно, неглупыми, но всего лишь целеустремленными дельцами. А у каждого из нас вот здесь (показывает на сердце) вагон порядочности. И принципы нам дороги! Я тоже занят научной работой. (Уточняя.) В области процессуальной. И мысль о том, что ничто не проходит бесследно, мне близка.

Ф о м и н (Торбееву). Всю жизнь я занимался надзором за исполнением законов. Протестовал, требовал, санкционировал, просил. Здесь я обязан решать. У суда больше ответственности, ибо решения суда сами приобретают силу закона. Но я, Георгий Николаевич, все еще не судья. Я говорю с вами как прокурор с прокурором.

Т о р б е е в. А что, собственно, произошло, Анатолий Иванович?

Ф о м и н. Вами поставлена печать недоверия на все, что делает судья Ковалева. Вы с этим пришли. Вы на этом настаивали. И с этим, вероятно, уйдете. Вы были так твердо целенаправленны в этом своем убеждении еще до процесса — а это проявилось вполне внятно, — что, будь судья послабее, да еще не безгрешный судья, решение могло быть вынесено в угоду вам. Но этого не случилось. И не могло случиться! И меня беспокоит не то, что произошло, а то, что может произойти.

Т о р б е е в (очень тихо). Вы сегодня сами говорили мне, мне лично, о ее ошибках. Вы их знаете! Вы их помните!

Ф о м и н (тихо). Это ошибки творческие. Они выявлены давно, исправлены, и у кого их не бывает. Очень тонок гражданский процесс! Но спор об этом, если мы и захотим спорить, неразрешим.

Т о р б е е в (с прохладной улыбкой). Да, этот слишком общий спор — о праве на ошибку — вне конкретности неразрешим. Он возникает среди генералов на поле боя по еле разгрома и у врачей в операционной, после того как пациент благополучно скончался. И генерала и врача я за ошибку буду судить!

Ф о м и н (изумленно). Вы обмолвились, Георгий Николаевич.

Т о р б е е в. Я обмолвился. Привлеку к суду!

Ф о м и н. И суд взвесит. И природа ошибки на весах правосудия может перетянуть все! Вы дурно обмолвились,такая путаница в терминологии опасна. Но поставим точку. О лотерейном билете говорить больше не стоит. Спор шел не о нем.

Т о р б е е в (твердо). Нет, о нем. (И сдержанно.) Наверно, приятное занятие анализировать ошибки, но мне, прокурору, делать это в принципе некогда. Меня интересует законность результатов. Жаль, что судья от дальнейшего анализа уклонилась. (Иронично.) Миляга за пятьдесят копеек купил лотерейный билет. За пятьдесят копеек приобрел девять тысяч. Мало показалось за пятьдесят копеек! А разве этот Чачхалия с его тугой мошной не растлитель? Не соблазнитель?

Б а б о я н (вскочив). Это чувства! Это так называемый здравый смысл. Обратитесь к каждому здесь сидящему — и у всех чувства разные. (Мстиславу Иовичу.) Вот вы… Ваше лицо напоминает мне лицо моего отца… Вы прослушали весь процесс, что вы скажете о Чачхалии?

М с т и с л а в  И о в и ч (сидит с Люсей на одном стуле. Приподнявшись, смущенно). У меня нет прав, я лицо постороннее… Я отвечу вообще… (Подумав мгновение.) В человеке заложено стремление к чистоте. Это божественное начало. (И садится.)

Б а б о я н (на один миг задумавшись). Вот видите, этот гражданин готов предположить в Чачхалии божественное начало… Чувство — одно, доказательства — иное!

Ф о м и н. Успокойтесь и не мешайте нам. (Торбееву.) Сегодняшнее решение вызовет споры. Спорьте, Георгий Николаевич! Вносите протест. Но вы начали с заявления, что судья Ковалева не владеет ремеслом. Оснований для такого заявления у вас нет.

Т о р б е е в. Я сказал вам об этом в частном порядке.

Ф о м и н. А я с испугом подумал: кому еще вы говорили или скажете то же самое в частном порядке? Предпочитаю скандалы. (Молчит, взволнованный.) Ненавижу тихие обвинения, когда ни друзья, ни единомышленники не могут встать на защиту, потому что все протекает так скрыто и незаметно, как ползучая пневмония. Болезнь вдруг обнаруживается перед смертью. В частном порядке говорят, когда нет прямых доказательств, когда властвуют смутные предположения, субъективные оценки, когда налицо стремление обойти нормы партийной этики и законность. Вы сами знаете, Георгий Николаевич, как тихо и безответственно, не выходя на трибуны, как очень тихо и беззастенчиво пользуются своим влиянием некоторые наши с вами товарищи! (Долго молчит и, совершенно успокоившись, сухо, тихо.) Берегите суд. Берегите его независимость. Защищайте всеми средствами прокурорского арсенала. (Садится и умолкает.)

М с т и с л а в  И о в и ч (тихо). По-моему, сказано прекрасно.

Л ю с я. А по-моему, обыденно. Много раз слышала. Все зависит от человека. Как он себя ощущает. А права ему даны полные!

М с т и с л а в  И о в и ч. Вы говорите о судье?

Л ю с я. Ну конечно, Мстислав Иович! Да если я судьей буду, да если на меня кто-то влиять станет, давить в смысле, да я его сразу же! (Показывает пальцами решетку.)

М с т и с л а в  И о в и ч (недоверчиво). Это возможно?

Л ю с я (весело смеется над ним). Нелегко.

М с т и с л а в  И о в и ч. Значит, нелегко все же?

Л ю с я (пожав плечами). Ясное дело. Люди, приспосабливающие закон к своим своекорыстным или местническим интересам, — это бандиты очень высокой квалификации. (Улыбается.) За руку поймать трудно. (Строго.) О! Зачитала бы некоторые решения, законы, постановления — и быстро бы по рукам дала! А иначе, ну, подумайте сами, какой же смысл работать судьей? Зачем? Если нет в тебе мужества, стойкости — иди в юрисконсульты, неплохая специальность… (Смеется. Вдруг смотрит на Ковалеву.)

К о в а л е в а (подойдя). Разрешите уехать, Анатолий Иванович?


Фомин, покосившись на Торбеева, не отвечает.


Т о р б е е в. У меня осталось два-три вопроса.

К о в а л е в а (просто). Я очень устала.

Т о р б е е в (сухо). Как ни устали, вы были достаточно словоохотливы, говоря о хирурге Мещерякове.

К о в а л е в а. Из осторожности.


Торбеев недоверчиво смотрит на нее.


Мне нельзя врать, Георгий Николаевич. И не в том дело, что люди скажут, а в том, что сама о себе подумаю. Кончится бабонька, если кончится в ней уверенность.

Т о р б е е в (вдруг с жгучим интересом). Одна едете?

К о в а л е в а. Имею я право на личную жизнь?

Т о р б е е в. Безусловно — да!

К о в а л е в а. Значит, вопрос исчерпан.


Фомин и Торбеев отступают в глубину.


(Делая шаг в сторону. Застенчиво Мещерякову.) Дай пиджак, пожалуйста.


Мещеряков, глядя на нее, снимает пиджак.


(Тихо.) Я не замерзла. А знобит. Как на пароходе. Помнишь? (Не давая ему накинуть пиджак. Слегка отстраняя его.) Сама.

М е щ е р я к о в. Что-то изменилось?

К о в а л е в а. Все сама люблю… (Кутаясь в пиджак.) Сядем тут, на ступеньку? Только тихо, ладно? У старика плохой сон. У тебя с билетом в порядке?


Мещеряков кивнул, взял ее руку, она отняла.


Наш пароход был замечательный. (Положив голову на колени, тихо смеется.) Мы так и не познакомились ни с кем в том рейсе…

М е щ е р я к о в. А нам никто не был нужен… Ну, дай руку!

К о в а л е в а. Не дам. Не надо. Все было, как я задумала, а сейчас все другое. Все-таки ты молодец, что прилетел. И молодец, что не потерялся сегодня… Понравился тебе наш лес?

М е щ е р я к о в (кивнул). Пойдем назад?

К о в а л е в а. Не пойдем… Не будем мы, как дураки, нежничать, мы строго-строго попрощаемся, я все запомню. (Плачет, улыбается.) Ты знаешь почему молодец? Не обещал ничего. Ты и раньше не врал, но раньше тебе казалось все проще…

М е щ е р я к о в. Ты думаешь, я очень слабый?

К о в а л е в а. Я бы так никогда не сказала. Не хватало еще, чтобы ты доказывать начал. Я тебе просто спасибо готова сказать, что всю ночь молчишь про это. Мне так и хотелось! Мне еще хотелось, чтобы ты мне рассказал про твоих детей, но не рассказывай. (Молчит.) Ты мне говорил по утрам: здравствуйте, товарищ исполкомовский работник.

М е щ е р я к о в. Я поверил тебе.

К о в а л е в а. А если бы знал, кто я, подошел бы?

М е щ е р я к о в. Наверно, нет.

К о в а л е в а. Ну вот! Скажу где-нибудь в гостях или в поезде, кто такая, и по-другому относятся. Неплохо вроде, но сдержанней. (Взглянув на часы.) Через полтора часа поедем! (Молчит.) Вот слушай историю, которой я горжусь немного и даже несколько дней была счастлива… Я всегда счастлива, когда у меня что-нибудь получается. Только не хватай ты мою руку! Я  т а к  хочу, на расстоянии. Мне так тебя виднее. И себя. (Отодвинувшись, смотрит на него. Смущенно улыбнулась, отворачивается.) Есть такой лейтенант Рогов из ОБХСС. Была у него женщина. Ни жена, ни любовница, но жили долго, и любил он ее, это доказано. Какие письма писал! «Здравствуй, самая лучшая из всех хороших, самая сообразительная из всех смекалистых, самая ласковая из всех добрых, самая безбилетная из всех отъезжающих, здравствуй, Людочка!» Слог, конечно, дешевый. (Помолчав.) Родила Людочка, у ребенка ноги парализованные, родовая травма, и лейтенант от нее отказывается. Ну, присудили алименты, а безбилетная к матери в деревню укатила, мучается с больным ребенком… (Молчит. Улыбнулась вдруг.) Вот интересно бы знать — выберут меня в декабре?

М е щ е р я к о в. Сомневаешься?

К о в а л е в а (со смешком, коротким, сухим). Не знаю.

М е щ е р я к о в. У истории конец есть?

К о в а л е в а (заученно). Суд частным определением довел до сведения Управления внутренних дел, что оперуполномоченный этот крайне недобросовестно действовал при сборе доказательств. Собирал компрометирующие сведения о свидетельнице Трошкиной, угрожал свидетельнице Муртазовой, требовал, чтобы в суд не являлась. На той неделе пригласили меня к ним на партсобрание. Зачитали наше частное определение, обсудили и выгнали Рогова из партии. С треском! Мне спасибо сказали. (Улыбнулась.) Я в ответ говорю: закон требует от суда не проходить мимо того, что суд может обеспокоить. И мы не прошли. Очень нас его нравственность обеспокоила. Частное определение, товарищи, говорю, не приказ, а всего лишь сигнал, и спасибо вам, что сигнал наш правильно поняли… (Улыбаясь, задумчиво смотрит на Мещерякова. И со вздохом, вдруг деловито.) Знаешь что? Поедем на заправку! Зальем полный бак и покатим! Медленно-медленно. И ты опять ничего не говори. Хорошо?


М е щ е р я к о в  кивнул и ушел в глубину. Ковалева одна.


Я — Ковалева. Тридцать семь лет. Немолодая. Судья. Дел много…


И д е т  з а н а в е с.


1973

ПРОВОДЫ Сцены из современной жизни в двух частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
С т а р о с е л ь с к и й  С е р г е й  Н и к о л а е в и ч.

Г о р ч а к о в а  Л и д и я  В а с и л ь е в н а.

Г о р ч а к о в  И г о р ь  П а в л о в и ч.

П л и н е р  А л е к с а н д р  М а т в е е в и ч.

Ц ы р е н ж а п о в а  Е л е н а  С а в в и ш н а.

Я р а н ц е в  П а в е л  И в а н о в и ч.

Ч а н ы ш е в  Б о р и с  Г е о р г и е в и ч.

С е к р е т а р ь.

Г р у з ч и к и.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Площадка являет собой кабинет начальника. В глубине сплошное окно на зыбкий арктический горизонт, в край которого вбито жирное, не заходящее ни на миг июльское солнце. Когда жар и блеск становятся невыносимыми, окно затягивают гардиной, и в скопище деловой мебели то там, то тут возникает иллюзия домашнего уюта. Кабинет имеет три как бы самостоятельные точки. Первая — рабочий стол со всеми аксессуарами. Вторая — дерево в бочке. Бочка широкая, низкая, покрашена непристойно — в голубой цвет — и плохо. И сделана когда-то бондарем наспех: кромка неровна. Дерево же большое, веселое, до потолка. Стоит оно посреди кабинета. И точка третья — глянцевый стол для заседаний. Первым на площадке появляется  П л и н е р. Озабочен, печален. Прохаживается, садится. Пораженный чем-то, покачивает головой. Входит  Г о р ч а к о в.


Г о р ч а к о в. Добрый день, Александр Матвеевич.

П л и н е р. Здравствуйте! Какая честь…

Г о р ч а к о в. Сидите, сидите, пожалуйста. (Садится. Молчит. Думает о своем. Смотрит на Плинера.) Давно не отдыхали?

П л и н е р. Давно. Самолеты стал трудно переносить.

Г о р ч а к о в. А почему бы вам не податься в тундру?

П л и н е р. Мне?! Извините, Игорь Павлович, мне тундра не нравится. Я ее обслуживаю, мне достаточно.

Г о р ч а к о в. Никогда не жили в тундре просто так?

П л и н е р. Просто так даже на Черном море не мог.

Г о р ч а к о в (со сдержанной улыбкой). Вот поглядите.

П л и н е р. Что там такое?

Г о р ч а к о в (достав бумажник). Цветные фотографии.


Подходят друг к другу, рассматривают снимки.


Утро в горах. Туман. Лесное озеро. Красиво? Никто не верит, что это наши окрестности.

П л и н е р. Д-да! И кто эта женщина в тумане?

Г о р ч а к о в. Моя жена.

П л и н е р. Подумайте! Лидию Васильевну не узнал.

Г о р ч а к о в. Это ущелье, бурелом. Здесь тоже снята моя жена. Она тогда еще ходила со мной. Дома у меня неплохие объемные диапозитивы — и всё природа.

П л и н е р. Откуда такое жгучее пристрастие?

Г о р ч а к о в. На природе забываешь обо всем и приходишь в себя.

П л и н е р. Это я понимаю. Мне надо прийти в себя.

Г о р ч а к о в. Июль подходящее время. Вы плохо выглядите. За один этот месяц в совершенно мертвой тундре все распускается. Трава растет сантиметрами, сразу гнездятся птицы, появляются можжевельник, брусника, куманика… Кстати, очень вкусна! На лишаях вырастают красные листья. Гвоздики, шиповник…

П л и н е р (улыбаясь). О! Вспомнил! Вы же начинали геологом. Ходили по тундре ножками, ножками!

Г о р ч а к о в. Да, но потом переучивался, стал оседлым горняком, и все же все выходные дни я жил в тундре.

П л и н е р. Зачем же переучивались в таком случае?

Г о р ч а к о в. Из-за жены. Мне стало трудно без нее. Вернее, неинтересно. Я думаю, юг вам вреден.

П л и н е р. Вы пришли показать мне цветные фотографии?

Г о р ч а к о в. Мне хотелось повидать Старосельского. Сегодня пятое июля. Почему он не уезжает?

П л и н е р. У меня другие сведения: он уезжает. В четверг, после бюро горкома, на котором вы присутствовали, он телеграфировал о согласии.

Г о р ч а к о в. Это точно, Александр Матвеевич?

П л и н е р. Это абсолютно точно.

Г о р ч а к о в (помолчав). Он много пьет сейчас?

П л и н е р. Вы знаете… почти не пьет.


Появляется  С е к р е т а р ь. Вышколена. Ждет, улыбаясь.


Г о р ч а к о в. Я еще загляну, видимо.

П л и н е р. Будьте здоровы, Игорь Павлович.


Г о р ч а к о в  ушел. Плинер сел, сидит бесстрастно.


С е к р е т а р ь (показывая на часы). Ровно девять.

П л и н е р (мрачно). Давно их жду. (Продолжает сидеть.)


Секретарь отодвигает гардину, приводит в порядок стол. Входят  Я р а н ц е в  и  Ч а н ы ш е в.


(Встает. Секретарю.) Будьте добры, никого сюда не впускайте. (И сухо следит, как С е к р е т а р ь  уходит.)

Я р а н ц е в. Что за люди в приемной?

П л и н е р. Грузчики.

Я р а н ц е в. Зачем?

П л и н е р. Их вызвали, чтобы вынести вот это дерево.

Я р а н ц е в. Чем вызвана такая спешка?

П л и н е р (хмурясь). Не знаю.

Я р а н ц е в. Кто же их вызвал?

П л и н е р. Я!


Садятся разобщенно. Молчат.


Давайте поговорим. Медлить нельзя. Старосельского, считайте, у нас уже нет. Он уже гость. Мы трепетно ждали, когда уйдут льды, итоги известны.

Я р а н ц е в. Кто это совещание ведет? Вы?

П л и н е р. Я не веду. Мы все ведем. Я не узурпатор.

Я р а н ц е в. Это смешно. Кто возьмет ответственность?

П л и н е р. Садитесь за этот стол, буду только рад.

Ч а н ы ш е в. Садитесь, Павел Иваныч. В итоге все равно за этот стол усядетесь вы. Плинер стар, я молод слишком.

Я р а н ц е в. А хотели бы занять кресло?

Ч а н ы ш е в. В принципе — да. И не скрываю, подобно вам.

Я р а н ц е в. Мне пока не предлагали. Я вообще не привык высказываться преждевременно. И заметьте, я никогда не повышаю голоса. Всегда мягок, с товарищами не груб. Усвойте подобный стиль, если хотите расти. Жизнь — это дорога, Борис Георгиевич, а пейзаж разный, и пейзаж меняем мы. Старосельский не должен уезжать.

Ч а н ы ш е в. Хитрите или не понимаете? Это же повышение.

Я р а н ц е в. Причины отъезда не украшают его.

П л и н е р. Вы знаете причины?

Я р а н ц е в. Да. Собираю свой гербарий и делаю выводы.

Ч а н ы ш е в. Вы что — ботаник? Энтомолог?

Я р а н ц е в. Я хороший психолог. (Плинеру.) Пока у нас нет единоначальника, совещаться отказываюсь.

Ч а н ы ш е в. Восхищен! Умеете ждать. Все само придет.

П л и н е р. Ну что ж… Разойдемся пока.


Все встают, но что-то мешает им разойтись.


Я хочу, чтобы мы проводили его с добрыми чувствами и любовью. Нельзя, чтобы он ехал с травмой.

Я р а н ц е в. Ясно! А как иначе? Коли поедет, надо собрать в коллективе деньги на подарок и сделать гравировку.

П л и н е р. Гравировку можно не делать… Конечно, смешно! Дают на раздумье десять дней. Сегодня срок истекает. Сегодня он должен сидеть в своем кабинете в Москве. Извините, девять утра, но я уже обегал все наши базы… (Сел, трет колени.) Беда в том, что трудный момент. Конечно, каждую весну трудный, но нынче… Из-за проклятых льдов потеряны дни. И вот в воскресенье он схватил вертолет и умчался в Матаранку. (Прикрыл глаза.) Вы не хотите совещаться. А если река замерзнет и перестанет возить раньше, чем нам хотелось бы, и еще будут потеряны дни, и начнутся снежные бури? Помню случай. Доставили десять тысяч унитазов. Кладовщик в Матаранском порту принял, аккуратно расставил под открытым небом. Наполнились они дождевой водой. Грянул мороз. И все десять тысяч унитазов разорвало. Вода, превратившись в лед, расширяется.

Ч а н ы ш е в (Яранцеву). Это забавно.

Я р а н ц е в. Это к вопросу о дураках, на мой взгляд.

П л и н е р. Я помню того парня. Честный, не дурак, но необразованный. Знал, что такое унитаз, но не знал физики.

Ч а н ы ш е в. Речь — о технической культуре, Павел Иваныч.

П л и н е р. Не спорьте. Это почти анекдот.

Я р а н ц е в. Не много ли анекдотов? Не кажется ли вам, что вечные притчи и афоризмы ваши отвлекают сотрудников?

П л и н е р. Ничего не могу поделать. Это уже мой стиль. Мне семьдесят. И даже семьдесят один. Мне иногда кажется, что притча или анекдот помогают постигать смысл явлений.


Я р а н ц е в, не ответив, уходит.


(Глаза его слипаются.) Не задирайтесь, Боря, не задирайтесь, делу это не помогает. (Закрыв глаза.) Что будет дальше, я вам предскажу точно: Павел Иваныч станет начальником, меня в ближайшие дни уволят, и после этого я быстро умру.

Ч а н ы ш е в. Вы что — засыпаете?

П л и н е р. Велите секретарю прислать грузчиков через десять минут. Слышите, Боря? Не раньше. Я подремлю.


Ч а н ы ш е в  ушел. Плинер устраивается поудобней и засыпает. Появляется  Г о р ч а к о в а. Плинер проснулся, встал. Указывает ей на стул. И оба молчат.


(Негромко, холодно.) Вы не должны были сюда приходить.

Г о р ч а к о в а. Я к вам пришла.

П л и н е р. Зачем?

Г о р ч а к о в а. Вы гоните меня?

П л и н е р. Всего лишь предостерегаю.

Г о р ч а к о в а. Я не была здесь год. Мне нужно кое-что выяснить.

П л и н е р. Сегодня уже не следует выяснять. Сегодня нужны две вещи. Порядочность и тактичность. Вы сами прекрасно чувствуете, что не должны были приходить.


Пауза.


Г о р ч а к о в а. Знаете, когда я впервые увидела Сергея Старосельского? В тот самый день, когда поселилась в Матаранке. Представляете, как давно? Четвертого октября сошла с теплохода, валил снег, и он меня встретил…

П л и н е р. Не понимаю.

Г о р ч а к о в а. Встретил, представился: друг мужа, муж в командировке. И повел в домик, где они жили. Мне было двадцать два года.

П л и н е р. Это, мне кажется, я помню. Я часто бывал в Матаранке. Если стремитесь доказать, что у вас есть право на интерес к судьбе Старосельского, то доказывать ни к чему. Вы хотите у меня что-то выведать, но, боюсь, мне нечего сказать. Сядьте, передохните и успокойтесь. Я  г л у б о к о  помню Матаранку. Вы были молоденькая и кокетливая. Когда люди на вас смотрели, то предполагали, что вы готовы на что угодно, но, в сущности, вы были скромная и трусливая девушка. И мне помнится, вкусно готовили. Я один раз зашел в ваш домик, мне на минуточку нужен был ваш муж… И вы меня покормили.

Г о р ч а к о в а (холодно). Не помню.

П л и н е р. А я хочу подчеркнуть, что у меня необычайная память. В те годы все пили шампанское. Мода была на шампанское в Матаранке. И еще пили «Северное сияние»: шампанское со спиртом… Но в тот вечер вы не пили ничего. Вы занимались домашним чтением. Ваш муж, Игорь Павлович, лежал на кровати и читал толстую книгу. Вы готовили ужин, а Сергей Николаевич Старосельский помогал вам. На нем был фартук. Вы все слушали книгу. И я увидел, какая у вас хорошая дружба. Я и потом вас встречал и каждую встречу помню. Вы летали на вспышку тифа, на вспышку кори, на вспышку энцефалита… Я встречал вас на фактории Солема. На вас были бокари и сакуй из оленьей шкуры. Прошел слух, вы однажды свалились с транспорта, с последних санок, олени ушли, и вы остались в тундре одна… Было так?

Г о р ч а к о в а (холодно). Не было.

П л и н е р. Значит, легенда. Но все равно вы прошли хорошую школу. Теперь, Лида, когда вы поняли, что у меня почти электронная память и доказывать ничего не надо, спросите, о чем хотели, и уходите. Так будет лучше, поверьте мне.

Г о р ч а к о в а. Почему Старосельский уезжает?


Плинер молчит.


Вы не хуже меня знаете, что в Москве он мгновенно состарится, просто сломается…


Плинер молчит.


Он один как перст. Почему?

П л и н е р. Вот я тоже подумал: почему? Почему они его забирают? Довольно крепкий, но как с точки зрения перспективы? Надо квартиру дать, должность, а он займет ее не слишком надолго. Все имеет конец… И вообще стараются брать моложе. Это твердый принцип. Я рассуждаю: наш министр его знает. Вторая причина, на мой взгляд, совсем ясная: другой фигуры, равной, у министра пока не нашлось. Вот и все! Такова моя версия. Нравится она вам?

Г о р ч а к о в а. Я вам не верю.

П л и н е р. У вас есть своя версия?

Г о р ч а к о в а. Вас это не касается.

П л и н е р. Так я и думал: в конце концов я нарвусь на грубость.


Появляются  С е к р е т а р ь  и  г р у з ч и к и.


С е к р е т а р ь. Они больше не могут ждать.


Помедлив, Г о р ч а к о в а  пересекает площадку и исчезает. Плинер, нахохлившись, идет в глубину.


(Показывая на дерево, негромко.) Вот это.


Грузчики глубокомысленно обходят дерево. Пауза.


П л и н е р (издали). Ну? Что?

Г р у з ч и к. Нельзя ли убрать солнце?

П л и н е р. Верочка, уберите.


Секретарь задергивает гардину.


Скоро вам захочется увидеть хотя бы краешек солнца!

Г р у з ч и к. А как это дерево вносили?

П л и н е р. Поменьше оно было, молодые люди.

Г р у з ч и к. Сломаем, боюсь. Ветки поломаем.

П л и н е р. Тогда ломайте сразу. Зачем вас позвали? Старосельский приказал, чтобы к утру дерева не было. Он мне его дарит. Мне такой подарок ни к чему, но пусть стоит вместо тахты. Тахту придется убрать. Ну?

Г р у з ч и к. Окно надо выставить. Столяр нужен.

П л и н е р. А может, академик? Беритесь, Вера! Вот мы возьмем и вынесем через дверь. А что у вас с глазами, родная моя? Это ж не похороны. Никого пока не хоронят!


Входят  С т а р о с е л ь с к и й  и  Ц ы р е н ж а п о в а. Она миловидна, на плече большая, когда-то добротная кожаная сумка. Он естествен, демократичен. И вспыльчив, и сдержан, искренен в каждом слове.


С т а р о с е л ь с к и й (оглядев всех. Четко, не желая терять времени). Садитесь, Елена Саввишна. Вон туда! Это мой кабинет. Мой секретарь Вера Евгеньевна. Мой первый зам Плинер. Чаю хотите? Вера Евгеньевна, устройте, пожалуйста.


С е к р е т а р ь  быстро уходит.


(Грузчикам.) Вы тоже свободны, товарищи.

П л и н е р. Подожди, им совсем уходить? Или вернуться?

С т а р о с е л ь с к и й. Рехнулись, милостивый государь? Навигация идет! Сентиментальны стали. Плевать нам на эту «пальму». (Грузчикам.) Всего хорошего. До свиданья.


Г р у з ч и к и  ушли. Старосельский идет за рабочий стол. Не садясь, разбирает почту, читает.


Ц ы р е н ж а п о в а (в том, как она держится сейчас, чувствуется некоторая зависимость и неловкость. Плинеру. Почтительно). Меня зовут Елена Саввишна Цыренжапова.

П л и н е р. Цыренжапова, я правильно уловил?

С т а р о с е л ь с к и й. Да, да! Ее первый муж был бурят.

Ц ы р е н ж а п о в а (с улыбкой). Да. У детей глаза узенькие-узенькие. (Объясняет, улыбаясь.) Сергей Николаевич и я провели в порту четыре сумасшедших дня. Ходила по причалам за ним как собачка. Совсем не спали.


На площадке появляется  С е к р е т а р ь.


С е к р е т а р ь (показывая в сторону). Чай туда?

С т а р о с е л ь с к и й. Вера Евгеньевна, в три дадите мне Мурманск, Архангельск и Кандалакшу. А сейчас Москву. Главсевморпуть. Немедленно. Потом чай. Сюда. И попросите Чанышева и Яранцева.


С е к р е т а р ь  исчезает мгновенно.


(Читает почту. Плинеру.) Откинь гардину, пожалуйста.

Ц ы р е н ж а п о в а (Плинеру). Позвольте я? Уют должна создавать женщина. (Откидывает гардину, щупает.) Замечательная гардина, ткань добротная. Мне здесь все нравится. Буквально все! Солнце незаходящее, краски, пурга. Здесь каждый пешеход герой. А шоферы?

П л и н е р. Таким образом, вы тут не первый день?

Ц ы р е н ж а п о в а. Нет, нет! Живу в молодежном общежитии, по блату устроилась. Прекрасная комната, троим вольготно. Кухня, конечно, общая, но мебель модерн!

С т а р о с е л ь с к и й. Эта особа обожает трудности!

Ц ы р е н ж а п о в а (смеется, Плинеру). Дома, ну, где я жила, обратилась за помощью в крайпрофсовет: пошлите, говорю, туда, где мои дети людьми станут, где их общество не испортит, одной мне не справиться… Куда, говорят, хотите? Я подошла к карте, пальцем ткнула, повыше старалась дотянуться, и на побережье Ледовитого океана угодила. В газету устроили. Работа чудесная, самостоятельная. Правда, северной надбавки у меня нет… На радио подрабатываю, на телевидении. Если тема актуальная, очень хорошо платят. (На Старосельского.) Вот под эту темочку я персональное задание от Всесоюзного радио получила.


Вдали возникли  Я р а н ц е в  и  Ч а н ы ш е в.


С т а р о с е л ь с к и й. Входите, господа, входите! Спросите меня, будьте любезны, как у нас обстоят дела?

Ч а н ы ш е в. Как дела, Сергей Николаевич?

С т а р о с е л ь с к и й. Абсолютно плохо! На рейде около ста судов. Восемьдесят сухих, двенадцать наливных, а краны мертвы. Подъездные пути превратило в синусоиду, рельсы аж покорежило… В заливе дела вообще швах! Девять судов стоят в Карских воротах, у Амдермы. Пошел туда ледокол «Киев», но брать его никаких денег не хватит… В Матаранке к утру, видимо, краны начнут работать, а причалы под водой!

Ч а н ы ш е в. В среднем течении реки вода падает по двадцать сантиметров в сутки.

С т а р о с е л ь с к и й. В Матаранке, черт возьми, падает медленно. Павел Иваныч, вы следите за телетайпами?

Я р а н ц е в. Да. Стучат день и ночь.

С т а р о с е л ь с к и й. Подготовьте к обеду тщательную ведомость накопления грузов. Свяжитесь с московской конторой. В тоннаже. Давайте разберемся, что у нас неблагополучно и где что накапливается. Борис Георгиевич, нечего вам смотреть на эту гражданку. Она представитель прессы. И пусть сидит себе. (Цыренжаповой.) Товарищ Яранцев, товарищ Чанышев.

Ц ы р е н ж а п о в а. Можно спросить?

С т а р о с е л ь с к и й. Лучше не надо. (Хмурясь.) Спросите!

Ц ы р е н ж а п о в а (смутилась. Тихо). Не стоит.

С т а р о с е л ь с к и й. Спросите, я вам сказал!

П л и н е р (мягко). Поверьте, вполне можно спросить.

Ц ы р е н ж а п о в а. Почему все стоят?

С т а р о с е л ь с к и й. В навигацию, сударыня, совещания проводятся стоя. Такова традиция. (Хвастливо.) Три тысячи сто двадцать поставщиков в стране! Плюс Япония, плюс Канада, плюс французы! (Чанышеву.) Борис Георгиевич, вы завтра летите в Москву во главе заявочной экспедиции. Удивлены? Да! Карты перетасовываются. Когда исчезаю я, хотите спросить?

Ч а н ы ш е в. Да. Это небезынтересно.

С т а р о с е л ь с к и й. Первым утренним рейсом навсегда покидаю прекрасный полуостров. С руководством Комплекса согласовано. С горкомом партии согласовано. Очень охотно отпускают. Слишком охотно! Готовы были отпустить еще десять дней назад. Таким образом, фон барон Старосельский любимому городу не очень нужен. Старосельский снабженец, снабженец — не человек!


На краю площадки появляется  С е к р е т а р ь.


С е к р е т а р ь. Главсевморпуть. (Исчезает.)

С т а р о с е л ь с к и й (смотрит на аппарат, как бы прицеливаясь, и снимает трубку). Алло! Старосельский Сергей приветствует. Как здоровье, Алексей Алексеевич? У нас холодрыга страшная, чистый север. Бетонную эстакаду превратило в синусоиду. Меня волнует ледовая обстановка в море. Ясно, спасибо. Нет, ледокол у вас не возьмем. Дикая цена за ледокольное обслуживание, между прочим, пугает всех франкированных поставщиков. Всего вам хорошего, не болейте. (Послушал и бросил трубку. Расстроен, молчит. И внезапно.) Павел Иваныч, сообщаю официально: вы назначаетесь начальником управления вместо меня. Вопрос согласован лишь вчера. Приказ получите через несколько дней. Буду вами, так сказать, руководить из Москвы.

П л и н е р. Руководить нами за четыре тысячи километров — это все равно что целовать женщину через стекло.


Не ответив. Старосельский изучает Яранцева.


Я р а н ц е в. Я бы хотел обсудить наедине.

С т а р о с е л ь с к и й. Обсудим! Впереди день и ночь. К концу дня, Павел Иваныч, прошу собрать коллектив. Попрощаюсь. Скажу несколько слов. А пока все! Работать, работать, мальчики! (Плинеру.) Задержись.


Я р а н ц е в  и  Ч а н ы ш е в  ушли.


(Садится где-то в стороне. Теперь видно, как он устал.) Мне нужен анализ. Что у нас на базах. По дефицитам. На страничку, не больше. И эти суда в Карских воротах… Пойди на рацию, переговори с флагманом. Пошлем суда мимо мыса Желаний.

П л и н е р. Ты помнишь, что там, на этих судах?

С т а р о с е л ь с к и й. Да. Возьмем две штуки самолетами из Мурманска. Дешевле обойдется. (Цыренжаповой.) Сказать вам, во сколько Заполярью тонна обходится? А что притихли? Осерчали небось… Право, не стоит.

Ц ы р е н ж а п о в а (подходит. С улыбкой). Встаньте, пожалуйста. Наклонитесь чуть. Позвоночник больно в этом месте?

С т а р о с е л ь с к и й. Нет.

Ц ы р е н ж а п о в а. А если сильнее нажму? Говорите правду.

С т а р о с е л ь с к и й. Больновато.

Ц ы р е н ж а п о в а. Сделайте так. (Показала.) Боль есть?


Старосельский кивает серьезно.


Что вы очки втираете? «Совещание по традиции проводится стоя». Я же вижу, на стуле вертитесь. Вам сидеть больно. При чем традиция? У вас самый настоящий остеохондроз.

П л и н е р. И тем не менее это давняя традиция.

Ц ы р е н ж а п о в а (с усмешкой). Значит, и остеохондроз давний. На сырой земле приходилось спать? Простываете? Боль усиливается? Ну, все правильно. Знакомая картинка! Я бы вас выходила. Недели две на растяжке, на доске под углом сорок пять градусов, а на ноги гири тяжелые… Я одного мужичка просто на аркане в больницу приволокла. (Смеется.) Думала, для себя спасаю, а вышло для другой, для молоденькой. Да он и сам помолодел после лечения. Пятый год одна, ловлю их, ловлю, да все непутевые попадаются…


С е к р е т а р ь  вносит чай и уходит.


Руки можно помыть?

С т а р о с е л ь с к и й. Вон туда идите! Даже душ есть.


Ц ы р е н ж а п о в а  уходит в соседнюю комнату.


П л и н е р. Скажи, пожалуйста, зачем она тут нужна?

С т а р о с е л ь с к и й. Ну… Несколько дней провели рядом. Появилась откуда-то… И не мешала. Достойно держалась. И все время веселая. Я теперь в долгу вроде, понял?

П л и н е р. Вроде понял. Но у тебя уж и времени нет…

С т а р о с е л ь с к и й (иронически косится на него). Это правда, что ты мастак был по женской части? Верны слухи?

П л и н е р. Знаешь что… Ты не поп и не доктор! Словом, мне до этой женщины дела нет. Но предстоит сумасшедший день.

С т а р о с е л ь с к и й. Ничего. Мне ее жаль немного. Женщина даже алиментов не получает. От мужичка, у которого позвоночник болел. Н е  х о ч е т. Заработает на мне пятьдесят рублей. Для нее это сумма.

П л и н е р. Прекрасно! Дадим ей полсотни — и делу конец! (Под взглядом Старосельского умолкает.) Билет заказал?

С т а р о с е л ь с к и й. Нет.

П л и н е р. Вещи уложил?


Старосельский, хмурясь, молчит.


У тебя действительно позвоночник болит?


Старосельский садится в глубине, молчит.


Я говорил тебе: немолодой романтик, надо жить здесь.

С т а р о с е л ь с к и й. В четверг, после бюро, я часть вещей уложил. Не пойму, что со мной происходит. Пока работаю, бегу, все нормально. Остановлюсь на миг — и кажется, играю сам с собой в ненужную глупую игру.

П л и н е р. Что могу сказать? Твое присутствие здесь — это жизнь для меня. Что я могу сказать?

С т а р о с е л ь с к и й. Все как сон, черт возьми! Прошло десять дней, но я еще ни разу реально не поверил в отъезд. И сейчас не верю. В феврале мне исполнится пятьдесят два, и я должен осваивать новое дело… (Твердо.) Твое служебное положение не изменится. Не тревожься. Это уладим.

П л и н е р (тихо). Ты идиот.

С т а р о с е л ь с к и й. Чего ты взъярился?

П л и н е р. Меня не надо пристраивать. Из милости я зарплату не получал. У меня по всей стране внуки. И по всей стране дети. И мне есть о ком заботиться, в отличие от тебя. (Перехватив его взгляд, смущенно, негромко.) Забудь. Глупость сказал. Все у тебя еще будет.

С т а р о с е л ь с к и й. Я хотел спросить.

П л и н е р. Ну?

С т а р о с е л ь с к и й. Вот о чем… Лида не звонила? (Холодновато смотрит на него.) Ну да, если и звонила, ты промолчишь. Твое старческое упрямство…

П л и н е р. Был тут ее муж.

С т а р о с е л ь с к и й (взгляд его повеселел чуть). Игорь?

П л и н е р. Сказал, рад был бы видеть тебя.

С т а р о с е л ь с к и й. Для правды это слишком роскошно. (Встав, прошелся.) А я бы хотел поговорить с ним! Сам не пойму, почему мне этого хочется.

П л и н е р. Ты чувствуешь вину. Вы были друзья.

С т а р о с е л ь с к и й (сухо). Вины не чувствую.

П л и н е р. Знаешь, Сергей, в моей жизни был грех. Мне было тридцать пять, я спал с женой моего товарища. Это большой грех, Сергей. Прошло еще тридцать пять, но мои щеки горят.

С т а р о с е л ь с к и й. У меня нет твоего опыта. Плинер, но я знаю разницу между тем, что говоришь ты, и тем, что было со мной.

П л и н е р. Зачем сердиться? Бывают обстоятельства…

С т а р о с е л ь с к и й. Я любил ее еще в Матаранке. И Игорь действительно был мне другом. И она была моим другом. Я имел право только молчать. Не знаю, чем бы кончилось, но нас бог развел. Они уехали Чарандайку строить, я в город перебрался. Все к лучшему, думал я. Мотался по полуострову. И чтобы покончить с этим, я все сделал за те годы, пока мы не виделись. Женился на доброй анемичной женщине, после развелся тихо, незаметно, когда обоим уже стало невмоготу. Когда я окончательно вернулся в город, они тут представляли необычайно благопристойную пару… Очень на виду! Он начальник горнорудного управления. Она главный санитарный врач… Что-то ушло от них. Или пришло, наоборот. (Идет к окну, задергивает гардину и оборачивается, накаленный.) Думаю, она тогда уже созрела для измены мужу, просто от однообразия жизни, что ли… Но только для измены легкой, мимолетной. Ничего не должно быть явного, вот в чем закон! О моей вине говорить нечего. Дружба наша с Игорем тогда и кончилась! В дом не ходил, товариществом не пользовался. И если хочешь знать, я сам пошел на обострение.

П л и н е р. Правильно! Тебе хотелось отнять у него жену с чистой совестью.

С т а р о с е л ь с к и й (спокойно). Чушь. Никаких надежд у меня тогда не было. Просто знал, что сохранять отношения не имею права. (И снова вспылив чуть.) Она и сошлась со мной, по-моему, чтобы согрешить разок… И порвать сразу! Может, долг хотела отдать.

П л и н е р. Какой долг? За что долг?

С т а р о с е л ь с к и й. За то, что ждал ее столько. (Молчит.) Она должна была сразу уйти ко мне. Случилось это пять лет назад. Я иначе не мыслил, Плинер. Да, я должен был пойти к Игорю и сказать. И пошел бы. Но она просила дать ей время. Только время. (Молчит.) И каждый раз мы прощались как навсегда. Каждый раз она говорила: это последний раз. И свято верила в это. Месяцами не виделись! Однажды прошло восемь месяцев… Почти год! А жизнь одна… Не знаю, что она делала в эти месяцы, как жила. Может, боролась сама с собой, может, старалась вытравить, к чертовой матери, всю память обо мне… И появлялась внезапно. Жалкая, чуть живая… Сюда приходила или ждала где-нибудь. Все мои ультиматумы, просьбы стоили три копейки, когда я видел ее вот такую… А после опять, как будто испугавшись самой себя, на месяцы исчезала. (Молчит. На лице его неожиданно появляется добрая, грустная немного улыбка.) И вдруг забыла об осторожности. Такой смелой можно стать только, если решилась… Открыто появлялась со мной. Вся лучилась добротой. В Южном порту это было. Ты не знал, мы туда вдвоем летали на открытие пионерлагеря.

П л и н е р. Знал. Как раз в прошлом июле. В это время.

С т а р о с е л ь с к и й. Да. Девять поразительных дней. Добрая, щедрая… Она вообще очень добрая. Когда вернулась, сказала: сегодня совсем приду. Так спокойно сказала, улыбалась, но я чувствовал, она на пределе, потому что, когда пошла, вдруг заплакала… И не пришла. В пять утра позвонила: не жди. Не ищи. Все! Могу только догадываться, что в ней победило. Жалость к нему. Я никогда не знал, что у них дома. На эту тему был четкий запрет! Ладно, Плинер, разойдемся пока. (Идет за стол. Не садясь.) Скажи Шумскому, пусть докладывает через каждый час: меня тревожит уровень реки. Черт знает что! Ни разу мы не начинали навигацию в подобных условиях. Не знаю, как я могу уехать!

П л и н е р (смотрит на него). Ты впервые открылся, Сергей. Я ищу ту связь, которая, возможно…

С т а р о с е л ь с к и й (резко). Не ищи! Никаких связей! И перестань ее ненавидеть! Никто не виноват. Никто не гонит меня.

П л и н е р. Не верю.

С т а р о с е л ь с к и й. Твое дело.


Появляется почти счастливая  Ц ы р е н ж а п о в а.


Ц ы р е н ж а п о в а. Там телефон, я с ребятами поговорю, можно?


Старосельский кивнул. Она исчезла.


С т а р о с е л ь с к и й. Вина — слишком простое слово. Дело не в вине, дело в нем: он держался безукоризненно. Сумел все вытерпеть. Какой бы он ни был, а держался мужественно. Я знаю, сколько он пережил. И вот от этого, наверно… Если б я мог уплатить, но уплатить нечем. (Выходит из-за стола, наливает чай.) Не забудь про эти суда в Карских воротах. Внимательно выслушай, что флагман скажет. У них должны быть свежие результаты ледовой разведки.


П л и н е р  уходит. Старосельский садится. Мрачно сидит. Вдруг направляется к столу. Включает пульт связи, снимает микрофон на шнуре. Слышится голос: «Да».


Старосельский интересуется жизнью.

Г о л о с. Штопаем.

С т а р о с е л ь с к и й. Не понял.

Г о л о с. Я сказал, штопаем эстакаду.

С т а р о с е л ь с к и й. Общие фразы, Анатолий Викторович.

Г о л о с. Ну что вы на самом деле, Сергей Николаевич! Вы же только час назад от нас улетели.

С т а р о с е л ь с к и й. Давайте сверим часы.

Г о л о с. На моих одиннадцать.

С т а р о с е л ь с к и й. Значит, я улетел два с половиной часа назад. Сколько наштопали? Сколько метров?

Г о л о с. Дергать людей ежеминутно?

С т а р о с е л ь с к и й. Не дергать, а знать. (Молча идет с микрофоном, садится на тот же стул. Сухо, но миролюбиво.) Надо помнить драму шестьдесят девятого года. Мороз грянул внезапно. Двести барж вмерзло в лед по всей великой реке. Часть кораблей зимовала в протоках, и мы кормили экипажи при помощи вертолетов. Вы, разумеется, помните, Анатолий Викторович, но я обязан напомнить вам эту драму. Треть наших грузов вмерзла в лед! Треть! И вы знаете, какой кровью они обошлись. И сколько спасательных экспедиций направляли с материка. Вы слушаете или отключились?

Г о л о с. Я слушаю выговор.

С т а р о с е л ь с к и й. Это не выговор. Я вам верю.

Г о л о с. Сейчас выясню точный метраж.

С т а р о с е л ь с к и й. Потом. Я тоже вас дергать не хочу. Позвоню через два часа. Я только прошу считать минуты. Иначе наша годовая программа и решающий год пятилетки для нашего Комплекса пойдут прахом. Ни пуха ни пера!

Г о л о с. К черту, Сергей Николаевич!


Вернулась  Ц ы р е н ж а п о в а. Держит цветок в горшке.


Ц ы р е н ж а п о в а. А у вас там уютно. Холодильник. Коечка удобная. (Ставит цветок.) Украсим стол. Ужас есть хочу!


Пьют чай за столом для заседаний.


Может, домой смотаться? Суп ребятам сготовить?


Пауза.


С т а р о с е л ь с к и й. Я бы хотел их увидеть.

Ц ы р е н ж а п о в а (тихо). Спасибо. (И молчит.) Нет! Останусь! А то я вас не уловлю. Неужели получится? Журналистская репутация появится, заработок! У-у, экзамен какой!..

С т а р о с е л ь с к и й. Все у вас получится. Потолкуйте с сотрудниками, а вечером вдвоем посидим… Хотите проводить? Выпьем как следует!

Ц ы р е н ж а п о в а. Не знаю… Ребятам позвонила, голоса бодренькие… А со старичком этим можно поговорить?

С т а р о с е л ь с к и й. Советую. Вторая дверь. Что сникли? А?

Ц ы р е н ж а п о в а. Ведь вам совершенно некогда! Гоните в шею, тогда стану уверенней. Ведь оттого, что у нас были эти четыре дня… Ничего же не изменилось от этого…

С т а р о с е л ь с к и й. Я так не думаю.

Ц ы р е н ж а п о в а. Бросьте, Сергей Николаевич! От тоски эти милые выводы. Я ведь тоску вашу сразу учуяла… (Улыбка ее полна доброты.) И еще эта путаница сатанинская! Когда день, когда ночь… Солнце над рекой, а люди спят. (Сразу серьезно, строго.) Не нужно вспоминать. Там одно было, здесь другое. Неужели улетите?

С т а р о с е л ь с к и й. Ровно через двадцать один час.

Ц ы р е н ж а п о в а (с легким вздохом). Ну хорошо… (Поднялась, отошла, подумала.) Давайте по делу поговорим. Вот что это? Что за дерево дурацкое? Весь вид портит, зачем торчит?

С т а р о с е л ь с к и й. Пижонство чистое.

Ц ы р е н ж а п о в а. Правда пижонство?

С т а р о с е л ь с к и й. Самое настоящее. Раньше все спрашивали, теперь привыкли. Я это дерево всюду с собой возил.

Ц ы р е н ж а п о в а (недоверчиво). Расскажите!

С т а р о с е л ь с к и й. Мы больны ностальгией… Нет, неверно, не тоскуем по родине. Родина к нам в командировки летает, мы с ней по телефону каждый день говорим… У нас, Елена Саввишна, ностальгия иного рода. Тоскуем по среднерусской природе… И вот посадил я в бочку давно, не стану даже вспоминать когда, посадил росточек талины, самолетом мне привезли… Вот те три ветки появились, когда работал заместителем начальника Комплекса по строительству… (Со странным спокойным удивлением.) Вот те три — был главой энергетиков. Очень случайное назначение. А эти пять чудовищно быстро выросли — я тогда железную дорогу на Матаранку строил. Как я был нужен тогда! По радио ежедневно искали. По всей трассе! Дорога была нужна. Теперь я совсем не нужен. Дали, правда, орден Ленина в прошлом году, но это так, для порядка, кпятидесятилетию… Вот эти четыре веточки выросли, когда Матаранский порт заново создавал и был этого порта директором. (Мгновение помолчав, с усмешкой довольно безразличной.) Ну, а вся вершинка вымахала за семь лет. И все семь лет ваш покорный слуга работает начальником Управления материально-технического снабжения.


Входит  П л и н е р. В руках телеграммы.


П л и н е р. Я приказал судам идти мимо мыса Желаний. (Протягивая телеграммы.) Телеграммы, Сергей.

Ц ы р е н ж а п о в а. Ну, побегу! (Запихивает в сумку блокнот, долго возится с замком.) Все же домой заскочу… (Улыбаясь неловко.) Значит, можно явиться позже?

С т а р о с е л ь с к и й. В любое время. И не спрашивая никого!


Кивнув, накинув на плечо сумку, она быстрым шагом уходит. Старосельский читает телеграммы.


П л и н е р. В приемной сидит Лида Горчакова.

С т а р о с е л ь с к и й (вскидывает на него взгляд. Снова читает телеграммы). Дай команду проверить лес и железобетон. Что для основной деятельности, что для строительства. И в Москву «молнию» товарищу Гневышеву.


Входит  Я р а н ц е в, под мышкой папка. Окинув его взглядом, полным досады, Старосельский идет к столу, звонит. Входит  С е к р е т а р ь.


Давно ждет Горчакова?

С е к р е т а р ь. Да.

С т а р о с е л ь с к и й (хмурясь). Почему Шумский не звонит?

С е к р е т а р ь. В Матаранке падение реки — сантиметры.

С т а р о с е л ь с к и й (Яранцеву, с неожиданным гневом). Слышите? Причалы низкой воды будут стоять!

Я р а н ц е в. Похоже, так.

С т а р о с е л ь с к и й. Вашего благодушия не понимаю.

Я р а н ц е в. Волноваться не люблю. Я не вовремя, может? (И, положив папку, сухо.) Здесь данные о накоплении.

С т а р о с е л ь с к и й. Садитесь.


Яранцев сел. Спокоен, терпелив, собран.


(Секретарю.) Попросите Горчакову позвонить мне. Скажите: Сергей Николаевич Старосельский просит извинения. Нет, Вера Евгеньевна, не так. Скажите, я ее сам найду. Где угодно. По телефону. Не позже четырех.


С е к р е т а р ь  уходит. Спустя секунду уходит  П л и н е р.


Извините, Павел Иваныч. Нам действительно пора поговорить. (Садится, не сразу.) Вы принимаете управление в приличном состоянии. Так мне кажется. Если, конечно, река нынче не подведет. (Встает. Задумавшись, меряет кабинет шагами.) Чем бы я хотел заняться зимой, если б не уезжал? Складским комплексом. Нам нужен механизированный учет. Меня эта идея греет и волнует давно. Наверно, у меня не хватало воли. Может, у вас хватит. ЭВМ сама займется поиском нужного материала. Вспомнит, достанет, сама отгрузит и сохранит в памяти — что, где, когда и кому. Однако первейшей задачей, Павел Иваныч, считаю увеличение контейнерного парка. Мы имеем сто тысяч единиц, побольше, скажем, чем Министерство речного флота. Можем гордиться. Но если построите еще пятьдесят тысяч контейнеров, будете в полнейшем порядке! Мне несколько грустно, но ничего не поделаешь, надо подбивать итоги. Придется вам потерпеть и мой тон, и мои нравоучения. Мы сейчас все подробно обсудим. А пока ответьте, пожалуйста, на такой вопрос… Павел Иваныч, вы Плинера уволите?

Я р а н ц е в. С удовольствием бы! И в первую же минуту!


Старосельский смотрит на него щурясь. Пауза.


Этот практик дряхл, но самодоволен. Человек вообще консервативен, а преклонного возраста консервативен вдвойне. Мешают эти старые практики. Вы не согласны, разумеется.

С т а р о с е л ь с к и й. Нет. Это догматический вывод. Это вообще не разговор. Я думаю, Плинер не нуждается в вас. Я думаю, Павел Иваныч, вы в нем нуждаетесь. И замечу так, к слову… Весь мир стремится держать у руководства стариков. И не потому только, что те накопили гигантский опыт. И не потому только, что они блистательные консультанты. Но и потому еще, что через спокойную стариковскую ортодоксальность хорошо фильтруется авантюризм молодых. А вообще говоря, ни старость, ни молодость не определяются суммой прожитых лет. Я последнее время, куда ни ткну пальцем, все чаще натыкаюсь на молодых старичков, озабоченных исключительно личной карьерой.

Я р а н ц е в. Спорить не стану. (Усмехнувшись вдруг.) Плинера мне увольнять не придется. Я назначения не приму.

С т а р о с е л ь с к и й (удивлен. Спокойно). Не примете?

Я р а н ц е в. Решительно.

С т а р о с е л ь с к и й (сухо). Если это игра, кокетство, у меня времени для этого нет. Насколько серьезен ваш отказ?

Я р а н ц е в. Предельно серьезен.

С т а р о с е л ь с к и й. Обоснуйте. Вы представляете, в какой сложной ситуации вы делаете это заявление?

Я р а н ц е в. Не справлюсь.

С т а р о с е л ь с к и й. Обоснуйте.

Я р а н ц е в. Осторожность помешает.

С т а р о с е л ь с к и й. Слушаю вас, Павел Иваныч.

Я р а н ц е в (помедлив. С тихой определенностью). Я хороший исполнитель. Но исполнительный руководитель равносилен лодырю. Исполнять несложно… Мне сорок четыре, я неплохо экономически образован, но я всегда был вторым. Где бы ни работал, всегда служил заместителем. Конечно, я многое понял… Я давно понял, что руководитель сам не должен работать. Работать должен аппарат. Но чтобы заставить работать аппарат, руководитель должен очень много работать. И принимать решения. Признаюсь искренне: с годами мне все труднее принимать решения. Это осторожность. Это трусость особого рода. И я ее за собой знаю. Буду тянуть, колебаться, буду менять решения… И за мной не пойдут. Скоро можно отметить юбилей: двадцать лет я работаю вторым. Даже в обкоме профсоюза служил заместителем. Жизнь приучила меня к исполнительности, поэтому я считался хорошим работником. Можете назвать номенклатурным замом, не обижусь. Но в петлю не полезу. Можно не продолжать?

С т а р о с е л ь с к и й. Да. Мне всегда казалось, что вы умны.

Я р а н ц е в. Спасибо.

С т а р о с е л ь с к и й. Теперь мне кажется, я не ошибался.

Я р а н ц е в. Спасибо.

С т а р о с е л ь с к и й. Два года назад, когда вы перешли к нам, я слышал, что вы честный человек. И не предатель. И я вас взял.

Я р а н ц е в. Деловые мои качества не имели значения?

С т а р о с е л ь с к и й. Я говорил сейчас о ваших деловых качествах. (Молчит.) Ваша кандидатура, мне помнится, возникла в связи с тем, что на всех активах вы занимались критикой нашей деятельности… Вам дали неплохую характеристику. Единственное, что смутило меня, когда я знакомился с вашим личным делом…

Я р а н ц е в. Что?

С т а р о с е л ь с к и й. У вас нет выговоров.

Я р а н ц е в. Это плохо?

С т а р о с е л ь с к и й. Подозрительно. Перед вашим приходом к нам вот на этом столе лежала груда трудовых книжек. Металлурги, экономисты, химики, строители… Мы занимались сменой среднего командного состава. При всех равных обстоятельствах я брал тех, у кого больше выговоров. Никому про это не говорите. Мой опыт распространению не подлежит. Я имел в виду те странные случаи, когда выговор возникает как следствие нестандартной инициативы. Скажите, вы твердо будете стоять на своем отказе?

Я р а н ц е в. Да.

С т а р о с е л ь с к и й. Во всех инстанциях будете тверды?

Я р а н ц е в. Да. Вы были против моего назначения?

С т а р о с е л ь с к и й. Против. (Придвигает папку, садится. Внезапно поднимает глаза и медленно встает.)


На краю площадки появляется  Г о р ч а к о в а.


Г о р ч а к о в а. Мне секретарь передала, но видишь… (Яранцеву.) Я очень помешала, Павел Иваныч?

Я р а н ц е в. А мы уже все закончили… Я свободен?


Старосельский кивнул. Я р а н ц е в  уходит.


С т а р о с е л ь с к и й. Думаю, первым рейсом.

Г о р ч а к о в а (внимательно смотрит на него). Рассказывай! (Не двигаясь, поглаживает пальцы.) Это большое повышение?

С т а р о с е л ь с к и й. Формально — да.

Г о р ч а к о в а. А неформально?

С т а р о с е л ь с к и й. И неформально — да. Весь вопрос в пределах самостоятельности.

Г о р ч а к о в а. Я сегодня подумала: как поздно узнаешь значение того или другого… (С улыбкой, которая у нее не получается.) Как жизнь ни складывается плохо, но как-то складывается… И постепенно привыкаешь к этому «как-то». Даже удобно, не надо никаких немедленных решений. Узнала про твой отъезд, и вдруг страшно стало.

С т а р о с е л ь с к и й. Какая разница, Лида? Ведь все равно…

Г о р ч а к о в а. Оказалось, есть разница. (Поглаживает пальцы.) Значит, твои волнения уже только в том, какая там будет самостоятельность? У тебя есть идеи?

С т а р о с е л ь с к и й. Честно говоря, еще не начинал думать. Да и вряд ли это интересно тебе.

Г о р ч а к о в а. А что мне было интересно всегда?

С т а р о с е л ь с к и й (без вдохновения, стараясь не глядеть на нее). Новые идеи, Лида, они же и вечно старые… Вопросы кооперации, стоимость перевозок… В рамках Комплекса трудно влиять на смежников, на транспортников. В Москве, наверно, можно. Скажем, заявочная кампания. Рано начинается, долго длится. Или эти суда «роро-роро»… Надо же их наконец строить для Севера. Ведь навигация у нас коротенькая.

Г о р ч а к о в а (слушает, поглаживая пальцы). Что это — «роро-роро»?

С т а р о с е л ь с к и й. По-французски «кати-выкати». Судно с аппарелью на корме, груз сам съезжает. И не нужны краны, причальные стенки. Или суда, начиненные плавучими контейнерами. Ну, как маленькие баржи… Их выпихивают, выстреливают — и гони по всей системе мелких речушек…

Г о р ч а к о в а. Честное слово, ты хорошо выглядишь!

С т а р о с е л ь с к и й. Тебе холодно?

Г о р ч а к о в а. (внезапно, просительно). Подержи, пожалуйста, мои руки.


Стесняясь, он неловко берет ее руки в свои.


Ну, все, довольно. Спасибо тебе. (Отходит, садится, молчит.) Как ты намерен поступить с мебелью? Можно погрузить малой скоростью… У тебя превосходная мебель. В Москве сразу такой не купишь. Или решил продать?

С т а р о с е л ь с к и й (охотно поддерживая тему). Так и сделаю. Попрошу кого-нибудь. Очень хорошая мысль.

Г о р ч а к о в а. Не очень хорошая. (Изучающе смотрит на него.) Знаешь, что думаю? Ты не готов к отъезду.

С т а р о с е л ь с к и й. Что ж, такая перемена для любого проблема… Но если собрался…

Г о р ч а к о в а (словно не слыша). Вчера я решила, что сегодня ты придешь к нам. Мы слишком старые друзья. Мне казалось, в этом есть большой смысл и это будет красиво… Между прочим, фраза насчет друзей принадлежит не мне. Это Игорь сказал.

С т а р о с е л ь с к и й. Выходит, он был не против?

Г о р ч а к о в а. Я бы так сказала: не очень против. Словом, взяла отгул. Утром испекла пирог с муксуном и поняла, что нельзя. Вдруг почему-то поняла — не получится… Короче так: Игорь придет сюда.

С т а р о с е л ь с к и й (холодно). Зачем?

Г о р ч а к о в а. Хочу понять, почему ты должен ехать подыхать туда?

С т а р о с е л ь с к и й. А если не подыхать? А если ты к этому касательства не имеешь? И если это необратимо?

Г о р ч а к о в а. Тогда попробую понять, из-за какой необратимости ты должен подыхать там. Когда-то мы трое умели говорить прямо.

С т а р о с е л ь с к и й. Глупость.

Г о р ч а к о в а. Не выгонишь же ты его. Он придет через три минуты. Я раньше пришла, но эта цербер твоя… В приемной полно, она вообще к тебе никого не пускает.


Старосельский напряженно думает о ее словах.


Конечно, если ты невозможно занят…


С т а р о с е л ь с к и й. Нажми вон ту кнопку.


Горчакова звонит. Входит  С е к р е т а р ь.


Я пока принимать не буду. Направляйте всех к Плинеру.

С е к р е т а р ь. У него эта… журналистка.

С т а р о с е л ь с к и й. Свяжите ее с отделами. Одну минуту. Архангельск и Кандалакшу переключите на Плинера. Мурманск дайте мне. Постарайтесь, чтобы у аппарата был наш представитель Муравчик. Когда назначен сбор коллектива?

С е к р е т а р ь. В семнадцать тридцать. (Уходит.)

Г о р ч а к о в а (идет к окну, медленно отодвигает гардину, смотрит на улицу). Не понимаю… Он всегда такой точный. (Оборачивается.) Сбор коллектива — это что?

С т а р о с е л ь с к и й. Буду прощаться.

Г о р ч а к о в а (смотрит на него. Кажется, из глаз ее сейчас брызнут слезы. Вдруг показывая на туфли, с улыбкой, словно стесняясь воспоминаний). Помнишь?

С т а р о с е л ь с к и й. Что?

Г о р ч а к о в а. Такие же ты купил мне в Южном порту… Я те до дыр износила. Недавно в универмаге смотрю — такие же… Твой первый и последний подарок.


Он пожимает плечами, улыбаясь неловко.


(Разглядывая туфли.) Просто они приглянулись мне, и ты купил. Именно в таких сельских глухих магазинчиках можно наткнуться на замечательную вещь… (Вытирает слезы.)

С т а р о с е л ь с к и й. Не плачь, Лида.

Г о р ч а к о в а. Я не плачу. Сегодня еще не заплачу. Там все было замечательно! Лес настоящий, трава… Мои дети… Ты! Все как в фокусе собралось… Я ведь не соврала тебе на аэродроме, что в ту ночь совсем приду. Силы кончились.

С т а р о с е л ь с к и й. Ты испугалась. Тебя каждый раз охватывал страх перед решающим шагом. (На миг в нем просыпается боль, говорит почти жестко.) Ты умеешь проявлять инициативу, но также хорошо умеешь вовремя остановиться.

Г о р ч а к о в а. Если мы оседлаем сейчас любимую тему…

С т а р о с е л ь с к и й. Я сам не хочу об этом.

Г о р ч а к о в а. Весь год думала, как тебе объяснить… Я ждала вспышки, злобы, крика, но ничего не было… Передо мной сидел убитый горем человек и тихо, как брат, объяснял мне, что такое для женщины четыре десятка, когда все сложилось уже… Мне сорок, но я такой выдержки не встречала. Сказал, все забудет. Это странно, мы сидели и говорили, как будто хотели помочь друг другу. А после и говорить не могла, сидела и плакала… (Вздохнув чуть слышно.) Думать нельзя! Всегда, когда начинаешь думать, что впереди… Возраст почтенный, мои ребята, неясность будущего… Нельзя думать! И нельзя было с аэродрома домой идти. Было такое чувство, что вот надо пойти и сказать прямо… А зачем, если и без того все уже было накалено? Два года Игорь жил в своем домашнем кабинете, сам стелил себе на диване и молчал…


Он оборачивается, смотрит на нее, не сводя глаз.


(С горькой, но доброй улыбкой.) Ты удивлен, мой дорогой?


Он молчит и смотрит в пустоту.


Моя беда, что мне упрекнуть его не в чем. Поздно! Все к нам слишком поздно пришло. Конечно, я струсила, ты прав. Я предала тебя, знаю. Все время думала: что люди скажут? Ведь каждый второй знаком. На улице, в любой компании, на каждом углу… Мне это почему-то самым страшным казалось. И не только из-за себя, Сергей. Люди не прощают, когда строишь свое счастье на несчастье другого. Ты сам был однажды виноват. (Просто.) Помнишь?

С т а р о с е л ь с к и й. Помню.

Г о р ч а к о в а. Не хотела вспоминать, но если бы ты не испугался тогда… (Подходит к окну. Вдруг. Ровно.) Игорь идет. (Молчит. Оборачивается. Лицо ее сейчас спокойно.) Я вот что хочу сказать… Пусть меня нет. Пусть нет тебя, пусть никаких отношений, пусть, наконец, вражда, если ему так нравится, но уезжать не следует. Запомни мои слова: для тебя это страшно.


Не понимая, он смотрит на нее. Вдруг оборачивается. Появился  Г о р ч а к о в. Остановился на краю площадки. Сдержан, очень серьезен, даже печален.


Г о р ч а к о в. Что в Матаранке, Сергей?

С т а р о с е л ь с к и й. Льды сошли.

Г о р ч а к о в. Это я знаю.

С т а р о с е л ь с к и й. Девять причалов под водой. Краны, видимо, к утру спустят. Садись, Игорь.

Г о р ч а к о в (делает несколько шагов и вновь останавливается). Там, у тебя в приемной, активная боевая жизнь. Где ты откопал такую сильную секретаршу?

С т а р о с е л ь с к и й. Она давно со мной.

Г о р ч а к о в (садится. Молчит). Сейчас шел сюда, думал: сколько лет, как мы познакомились?

С т а р о с е л ь с к и й. Двадцать пять.

Г о р ч а к о в (негромко, твердо, словно испытывая удовлетворение от своей памятливости). Двадцать шесть. Я даты хорошо помню. Двадцатого апреля нам дали комнату на двоих в Матаранке. Три года вместе прожили. Седьмого декабря я в отпуск улетел. (Жене.) Двадцать четвертого декабря мы с тобой регистрировались в Липецке. (Что-то разглядывает в углу, потом смотрит на Старосельского.) Почему ты медлишь с отъездом? Что тебя держит?

Г о р ч а к о в а. Его держит дело, в которое вложена его жизнь.

Г о р ч а к о в (серьезно, с некоторой долей грусти). Я задал простой вопрос, Сергей.

С т а р о с е л ь с к и й. Это не простой вопрос. Ты прав в одном, я действительно подзадержался.

Г о р ч а к о в. Тебе что-нибудь мешает? Говори честно.

С т а р о с е л ь с к и й. Скажу. Я, пожалуй, не знал цены того, что у меня тут было. А сейчас, в момент безумного роста карьеры, кажется, знаю. Вот и все. С одной стороны, привычка, с другой, наверно, инерция возраста. Приеду, поселюсь, утрясется. Даже уверен, что утрясется.

Г о р ч а к о в (словно не веря до конца). Где поселишься? О квартире подумал?

С т а р о с е л ь с к и й. Успею. А в связи с чем такие вопросы?

Г о р ч а к о в. Обидно, что ли?

С т а р о с е л ь с к и й. Просто хочу понять.

Г о р ч а к о в. Как ответить тебе… Мы все время говорим с Лидой… Вчера, позавчера, сегодня до утра. У Лиды свое понимание справедливости. И слишком свое понимание личной ответственности…

Г о р ч а к о в а. Не надо давать мне характеристику.

Г о р ч а к о в. Я лишь хочу, чтобы все стало ясно.

Г о р ч а к о в а. Послушай, Сергей. Из нашего города нельзя уезжать. Это такой город. Дает мощный заряд энергии и вместе с тем… Фокин уехал, через год умер. Глазырин уехал, дачу заранее под Москвой выстроил, и в ту же осень скончался… Поговори с врачами. Уезжать из такого города можно в тридцать, ну, в сорок, пока еще мало отдал ему…

С т а р о с е л ь с к и й. Опомнись, я же не на пенсию еду.

Г о р ч а к о в а. Да, но кончится пенсией. Недаром ты говорил о пределах самостоятельности. Ясно почему. Кто сказал тебе, что ты создан для кабинетной работы?


Старосельский задумывается на миг.


Г о р ч а к о в. Тебя  э т о  тревожит?

С т а р о с е л ь с к и й. Думаю, все это чистая мистика.

Г о р ч а к о в. Ну что ж… Если честно, я так же думаю.

Г о р ч а к о в а (тихо, настойчиво). Вы говорите о физическом состоянии. Вспомните лучше, с чем и зачем вы сюда ехали? Да и не только вы. Разве исключительность задачи, которую вы себе сами ставили, не грела всю вашу жизнь? Можете смеяться, но вы ехали в Заполярье по такому же точно душевному ходу, по которому люди когда-то шли в монастырь, от всего отказываясь… Вы ехали к трудностям и в избытке их получили. Дышите воздухом, в котором кислорода на двадцать процентов меньше, чем на материке. Перепады давления! Девять месяцев полярная ночь. Конечно, вы адаптировались, вроде и не чувствуете ничего. Но попробуйте сказать себе: задачи все мои кончились, главная цель жизни исполнена, делать мне больше нечего. Попробуйте сказать себе это! И начнете разваливаться. При чем тут мистика?

Г о р ч а к о в. Ну, знаешь… Мы не скоро развалимся!

Г о р ч а к о в а. Дай вам бог!


Пауза.


С т а р о с е л ь с к и й. Слушай, зачем ты его заставила прийти?

Г о р ч а к о в а (отвернувшись). Он сам пришел.

Г о р ч а к о в (перехватив взгляд Старосельского. С сухой усмешкой). Лида решила, что твой отъезд организовал я.

С т а р о с е л ь с к и й. И поэтому ты пришел?

Г о р ч а к о в. По-твоему, это не достаточное основание?


Пауза.


С т а р о с е л ь с к и й. У меня ощущение, что мы все ломаем комедию. Ты что — не мог ей сам разъяснить? (Заметно накаляясь.) Или я понадобился в роли свидетеля?

Г о р ч а к о в. Почему это тебя оскорбляет?

С т а р о с е л ь с к и й. Меня не это оскорбляет. Ладно! Не надо ничего выяснять. Если начнем, все потом пожалеем.

Г о р ч а к о в. Возможно, ты думаешь так же, как Лида? (Тихо, но голос его слегка звенит.) Слушай, парень! Лида моя жена. Как я должен буду смотреть ей в глаза?

С т а р о с е л ь с к и й (спокойно). Ты сам знаешь, что Лида придумала чепуху. И она знает. Больше мне сказать нечего.

Г о р ч а к о в. Ну и отлично. Если ты искренен, можем поставить точку. Я рад, что ты правильно понимаешь.

С т а р о с е л ь с к и й. Понимаю. И понимаю, чего ты хочешь.

Г о р ч а к о в а. Чего он хочет?

С т а р о с е л ь с к и й. Хочет, чтоб я уехал. И он прав. Только незачем делать вид… И незачем нам было встречаться.

Г о р ч а к о в (встает. Медлит. Ему хочется проститься теплее). Я желаю тебе удачи. Мне жаль, что ты уезжаешь.

С т а р о с е л ь с к и й (неожиданно. Просто). Не врешь?

Г о р ч а к о в. Нет. Но чем скорее уедешь, тем лучше.

С т а р о с е л ь с к и й (сдержанно, слегка улыбаясь даже). Интересно, бюро наше испытывало такое же сложное чувство?

Г о р ч а к о в. Бюро стояло на позиции разума. Ты не доволен решением?

С т а р о с е л ь с к и й (у него вырывается это против воли). Пять минут вы потратили на меня.

Г о р ч а к о в. Потому что вопрос ясный. Ты вышел на магистральную линию. Зрелый человек. Есть опыт, есть свои методы, способности к обобщению. Здесь ты вырос как личность. Тебя заметили. Сам подал заявление, наконец! Почему бюро должно бревном лежать на пути?

С т а р о с е л ь с к и й (стараясь унять гнев). Скажи! Если б все еще был начальником строительства дороги или замом по капстроительству, отпустили бы вы меня так сразу?

Г о р ч а к о в. Нет… Думаю, нет. Сложнее было бы.

С т а р о с е л ь с к и й. Вот сейчас точно сказал! «Сложнее было бы». Семь лет назад я быстро почувствовал себя в наших кругах человеком чуть иного сорта. Будто я на обочине служил, в тылу где-то, а вы все на фронте.

Г о р ч а к о в (твердо). Эмоции, Сергей. Мы идем, Лида?

Г о р ч а к о в а (в ответ задумчиво и неторопливо пересекает кабинет, садится в глубине, смотрит на Старосельского. Тихо). Ты сам подал заявление?

С т а р о с е л ь с к и й. Я забыл о нем. Мне год не отвечали.

Г о р ч а к о в а. Кто?

С т а р о с е л ь с к и й. Министр. Я летал на три дня, сказал, что устал, сгоряча попросил забрать отсюда. (С усмешкой.) В прошлом году, как раз в июле…

Г о р ч а к о в а (смотрит на мужа). Остальное ты сделал?

Г о р ч а к о в. Если удобно тебе, считай, что да! Мы дали ему хорошую рекомендацию. Считай, это моя вина.

С т а р о с е л ь с к и й. Я предлагаю кончить разговор.

Г о р ч а к о в а. Сейчас мы кончим.

С т а р о с е л ь с к и й. Давайте сразу кончать!

Г о р ч а к о в. Я тебе сказал прошлой ночью, Лида: мне это надоело. И могу повторить: мне надоел этот детектив, который мы играем уже столько времени…

Г о р ч а к о в а (тихо). Выбирай слова, Игорь. Если это детектив, то в твоих силах было прервать его. Ты давно мог распорядиться собой как угодно. Очень давно, Игорь!

Г о р ч а к о в (молчит. Он как будто растерян. Вдруг усмехается сам себе. Негромко). Это не моя вина, Лида: я люблю семью… Я хотел… Надеялся, что пройдет время и… (Задумывается на миг, словно не желая продолжать, но уже не может остановиться.) Я всегда стремился сберечь семью. Даже в Матаранке! (В ответ на ее быстрый взгляд.) Да, Лида. Я знал, что ты ему нравишься. Знал тогда, когда ты еще этого не понимала. Когда ты вернулась с Медвежьего острова, это была твоя первая командировка на остров, я сказал тебе: на Чарандайку едем! Ты удивилась. Помнишь, как скоропалительно собрались? В несколько дней. Это было мое решение. И я был прав. Знаю, что был прав. У тебя уже дочь росла. И ты была счастлива. Ты и потом была счастлива! Ты запамятовала почему-то… И на Чарандайке, когда Володька родился, и в городе, когда дали санэпидемстанцию… Пока Сергей тут не появился… Разве ты не была счастлива?

Г о р ч а к о в а (молчит. Тихо). Извини меня. Мы все выяснили в прошлом году. Пожалуйста, извини. Просто меня твой тон задел. Мы не за тем пришли сюда.

Г о р ч а к о в. Я сказал то, что сказал. Мне надоело жить в подвешенном состоянии. Я сильно устал. Но если, чтобы прийти к какому-то концу, надо говорить, я согласен.

Г о р ч а к о в а. Не волнуйся, Игорь, ты не будешь жить в подвешенном состоянии. Условия твои выполнены. А больше я ничего не могу… Я тебе говорила. Не могу измениться вдруг, не могу ничего забыть… Я, честное слово, прошу у тебя прощения, но, выходит, я правильно чувствовала, с чего это началось… Я имею в виду его отъезд. Ведь получается так, что вы поймали его на этом заявлении. Просто изловили…

Г о р ч а к о в (Старосельскому). Если действительно забыл о собственном заявлении, что же ты на бюро промолчал?

С т а р о с е л ь с к и й (не сразу и нехотя). А мне, знаешь, невкусно было самому проситься… Я три десятилетия почти отдал северу. И как ребенок считал, что я нужен здесь. Нет уже смысла вспоминать, почему промолчал. Даже не знаю, промолчал бы или нет, если б даже по-другому происходило… (Ему не хочется говорить. С усмешкой, вдруг.) Допускаю, кое-кто угадывал твой личный настрой. И конечно, кое-кто понимал тебя, но ведь добрая половина членов бюро опытнейшие хозяйственные руководители… Я все время ждал, что кто-то запротестует. Вы все сидели такие серьезные, озабоченные, а я как мальчишка думал: когда же наконец вы уловите истинную цену дела, которым я занимаюсь? (С силой.) Нет, видно, ничего не поделаешь! Но неужели же все эти семь лет я швырнул псу под хвост? Я-то знаю, что это не так. Это же любви требует! Ты понимаешь? Любви! Что у вас, много Старосельских таких? Да идите вы все к чертовой матери! Мне дела жаль — и больше ничего!

Г о р ч а к о в. Что ты хочешь, чтобы я ответил тебе?

С т а р о с е л ь с к и й (остывая). Все, что скажешь, я знаю. Есть приказ министра. Есть решение бюро. Вопрос согласован с ЦК. И это правильно. Это не шутки. Но предупреждаю, Игорь: сейчас уже все обстоит не так просто и кое-что изменилось. Мне надо с тобой поговорить.

Г о р ч а к о в. Не надо, Сергей, не стоит.

С т а р о с е л ь с к и й. Тогда я приду к тебе в служебный кабинет.

Г о р ч а к о в. Дело твое… Только не стоит темнить. Будь последовательным. Всю неделю я чувствовал, что ты что-то темнишь… Может, я не очень умен, но знаю, что говорю. Уезжай. Всем станет лучше. И тебе. Тебя ждет высокий пост. Здесь ты достиг своего потолка. И это все понимают.


Вошла  С е к р е т а р ь. Строга.


С т а р о с е л ь с к и й. Мурманск? Кто на проводе?

С е к р е т а р ь. Муравчик.

С т а р о с е л ь с к и й (сухо, стараясь объяснить короче). Тогда вы замените меня. Суть вот в чем. Море у нас запаздывает. Два котла БМ-01 необходимо вырвать из Мурманска самолетами. По весу АН-10 возьмет, но есть сомнение, возьмет ли по габаритам. Свяжите Муравчика с нашими металлургами, он поймет. Скажите ему: я взял большую ответственность, отказался от ледокола, но дал слово, что в четверг котлы будут.


Вошла  Ц ы р е н ж а п о в а. Смущенно остановилась.


С е к р е т а р ь. Плинер приказал купить ящик шампанского, но не сказал, доставить куда…

С т а р о с е л ь с к и й (озадаченно, тихо). Не на квартиру же… Грязь… (На соседнюю комнату.) Туда. Из коридора.


С е к р е т а р ь  исчезает. Старосельский виновато смотрит на Цыренжапову, разводит руками. Быстро-быстро кивая, она уходит. Горчакова сидит там же, где ее не видно почти. Горчаков, плотно сжав губы, стоит, опершись о торец длинного глянцевитого стола.


Г о р ч а к о в. Если ты не темнишь, то почему не подключаешь сразу ко всем этим мурманским делам Павла Яранцева?

С т а р о с е л ь с к и й. Вот об этом я хотел говорить, Игорь. Яранцев отказался от назначения.

Г о р ч а к о в (до него не сразу доходит. В сильном волнении). Твоя работа? Ты знаешь кто? Сволочь. Ты просто интриган и подлец! Я с самого начала знал, что не хочешь ехать!

С т а р о с е л ь с к и й (выдержав его взгляд, с тихим вызовом). Не хочу. (Оборачивается, вскользь смотрит на молчащую Горчакову. И, пройдясь по кабинету, хрипло.) Знаешь что, Игорь? Давай выпьем по рюмке! А?


Горчаков мотнул головой. И свет гаснет.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Все осталось по-прежнему. Все занимают те же места. И атмосфера в кабинете так же накалена.


С т а р о с е л ь с к и й. Зря отказываешься. Есть коньяк, виски. А может, просто русской хорошей водки? А, Игорь?

Г о р ч а к о в. Зачем держишь здесь спиртное?

С т а р о с е л ь с к и й. Для друзей.

Г о р ч а к о в. Для каких друзей?

С т а р о с е л ь с к и й. Ты задаешь такие вопросы… Где я должен, по-твоему, держать мои вещи, если, в сущности, давно уже живу вон там, в соседней комнате, именуемой бытовкой? Или нужно придумать официальный ответ? Я держу здесь спиртное для друзей. Для друзей из стран народной демократии.

Г о р ч а к о в. Я хочу переговорить с Яранцевым. (Во взгляде его открытое недоверие.) Почему он отказался?

С т а р о с е л ь с к и й. Понял, что ничего не сможет решать.

Г о р ч а к о в. Решение не принимает тот, кто не знает вопроса. Не такой он беспомощный, каким хочешь его представить. Решения требуют работы — и все!

С т а р о с е л ь с к и й. Любое решение имеет последствия.

Г о р ч а к о в. Он не трус. Если даже не врешь… Если он риск пока от себя отводит… то, когда человек в первой роли, он себя уже иначе ведет. И он себя поведет иначе, когда почувствует силу! Так всегда и бывает. У тебя есть своя задача, а  н а м  н у ж н о  р а с т и т ь  л ю д е й. Но растут они только в деле. Ты даже Бориса Чанышева забраковал, своего питомца. Мы предлагали Чанышева. Все кандидатуры ты браковал. Все до единой. С самого начала. Теперь ясно почему.

С т а р о с е л ь с к и й. Будь справедливым, Игорь.

Г о р ч а к о в. Я хотел быть справедливым. Я и пришел как справедливый идиот… Как товарищ! (Смотрит на жену, сдержанно.) Может, все же домой пойдешь?


Она молчит там, в глубине, словно не слышит.


(Старосельскому.) Вызови Яранцева.

С т а р о с е л ь с к и й. Попробуешь заставить?

Г о р ч а к о в. Я такие вопросы не решаю единолично.

С т а р о с е л ь с к и й. Все же не понимаю.

Г о р ч а к о в. Чего не понимаешь?

С т а р о с е л ь с к и й. Я тебе звонил. У меня были конкретные предложения.

Г о р ч а к о в. Они неприемлемы. Ты знал это!


Пауза.


С т а р о с е л ь с к и й. Ты так говоришь, как будто я все заранее предусмотрел, даже предвидел отказ Яранцева. Кого хочешь убедить в этом? Себя? Может, Лиду? Вспомни! Я тебе звонил в четверг, в пятницу. Вчера и позавчера я опять тебе звонил из Матаранки. Ты отвечал официально, категорично, так, наверно, и нужно, но я тебе звонил…

Г о р ч а к о в. Ты просто ставил условия.

С т а р о с е л ь с к и й. Объяснял свою тревогу как мог. Мне не было приятно звонить тебе. Но пусть, согласен, мой тон был не совсем подходящим, но дело же не в словах…

Г о р ч а к о в. Ты говорил: освободите директора медного завода. Освободите директора никелевого завода. Наконец, ты говорил: освободите заместителя директора Комплекса Григория Васильевича Жигалина… Все с основного производства! Все первачи!

С т а р о с е л ь с к и й. Сюда и нужен первач. Конечно, ты вправе спросить: почему я звонил тебе? Почему не в дирекцию? Не в Москву? Но я был уверен, что именно ты что-то сделаешь.

Г о р ч а к о в. Не преувеличивай моих возможностей. Я не первое лицо в Комплексе.

С т а р о с е л ь с к и й. Второе. Не будь столь скромным. Я иногда запутываюсь, кто, в сущности, у нас первое лицо, кто второе. Ты танк. Власти не занимать. У меня одно управление, под тобой их десяток. Словом, я звонил тебе. Я думал, ты станешь помогать.

Г о р ч а к о в. Тебе?

С т а р о с е л ь с к и й. Мне. Ты знаешь меня лучше других. Ладно, объясню прямее. Ты единственный, кто понимал истинную причину моего согласия уехать. Или не так? Зачем нам врать друг другу? Не поверю, что ты не понимал этого!

Г о р ч а к о в (с трудом). Я понимал. Больше скажу: когда ты подал заявление, я сам не знаю как, но снова стал по-доброму к тебе относиться… Потому что это серьезно и потому что это нелегко тебе было сделать. Но потом, после бюро, ты повел себя очень странно.

С т а р о с е л ь с к и й. Я обиделся. Очень сильно обиделся.

Г о р ч а к о в (жестко обрывает его). Мы говорим о деле. (С язвительной усмешкой.) Жигалин! Ты будто забыл, что на Жигалине замыкаются рудники. Кто решится оголить основное производство? Кто пошлет сюда Жигалина? Все твои сверхидеальные предложения неприемлемы, невозможны. Этим, видно, ты и собрался воспользоваться. Но все твои предложения уже не в счет. Ты у нас уже не работаешь, А мы должны думать о будущем. Я обязан понять, что тут происходит! Вызови Яранцева!

С т а р о с е л ь с к и й. Мне с ним говорить не о чем. Я знаю хватку твою. Заставить, пожалуй, сможешь. Но помни! Начальником управления он не будет.

Г о р ч а к о в (в ярости). Ты сам на него согласился!

С т а р о с е л ь с к и й. Да. Проявил слабость.

Г о р ч а к о в (спокойнее). Сейчас разберемся. (Выходит.)

Г о р ч а к о в а (долго, внимательно смотрит на молчащего Старосельского, говорит тихо). Он убедит его, Сергей. Он его просто сломает.

С т а р о с е л ь с к и й. Посмотрим. Теперь уже не уступлю ничего. Жаль, что он этого не понимает… Здесь должны служить те, кто умеет думать, анализировать, требовать и доказывать. Он просто ослеп от своей подозрительности. Мы первая технологическая позиция. Мы впрямую влияем на производительность, на качество. Четко и ритмично работать без нас нельзя! Но клянусь тебе, клянусь, это мало кто по-настоящему понимает. Мы сами создаем в стране искусственный дефицит. Так не умнее ли дать в эту богом забытую отрасль сильные кадры и воздать им заслуженную честь?

Г о р ч а к о в а (тихо спрашивает с усталой улыбкой). Зачем ты мне все это говоришь?

С т а р о с е л ь с к и й. Я очень боюсь, Лида, что ты меня сейчас неправильно понимаешь. Я не хотел его мучить, поверь мне. Я не могу. Почему я должен отдать это выстраданное дело в чьи-то слабые руки? Попробуй уволить директора завода — зубы сломаешь. Попробуй убрать снабженца? Пожалуйста. В стране труда мы сами воспитали неуважение к людям труда. Продавец, кладовщик, счетовод, кассир, экспедитор… Никто не хочет идти, с т ы д я т с я. Я профессионал, Лида. Я не люблю деклараций. Декларации о якобы существующем уважении к моему труду меня оскорбляют. Моя бабка, проживающая в Клину, не знала, что такое баржа, а я командую флотом, руковожу миллиардными перевозками, у меня штат пять тысяч человек, я научился отвечать за них… Я готов получить пинок в зад, но на моих условиях. Здесь должны работать организаторы, понимающие, что такое запас. И что такое качественный запас. И что такое планирование резервов. И что такое управление резервами. Весь мир это понимает. Снабжение, торговля, дороги, сфера потребления, сфера услуг — вот нынче основа развития. (Молчит мрачно. Пройдясь, опускается внезапно на стул, Сидит сгорбившись.) Я прожил в этом кабинете прекрасную жизнь. Это такое живое, такое трепетное дело…

Г о р ч а к о в а. Как мы все похожи, Сергей! (Не сразу.) Я недавно подумала: лучшее, что было в моей жизни, осталось в Матаранке… И не повторится!

С т а р о с е л ь с к и й. Там было хорошо…

Г о р ч а к о в а. Может, это была жизнь молодых здоровых зверей… Не знаю… Ничего не надо было решать. Двадцать два мне было, когда я сошла по трапу и увидела тебя… Я тогда вообще ни о чем не думала. О чем думать? Все впереди. Это, наверно, самое лукавое, самое приятное и безответственное занятие — думать о том, что впереди, и не думать о том, что с нами происходит сейчас… И все было в первый раз! Первый раз спирту выпила, первый раз строганинка… Первый раз в Уан-порт полетела. На Медвежьем северное сияние увидела. В аэропорту сутками дохла. Все время говорят, ВПП — временное повреждение пути. Потом ВПУ — временные погодные условия. Всю жизнь я потом летала, и всегда какие-нибудь условия. От командировок этих усохла, ревела, а сейчас знаю — лучше той жизни не было… (Воспоминания словно утешают ее, смотрит на него, улыбаясь грустно. Спрашивает негромко, почти ласково.) Ты где в марте был?

С т а р о с е л ь с к и й (не поднимая головы). В столице.

Г о р ч а к о в а. Так и думала почему-то… А в апреле?

С т а р о с е л ь с к и й. В санатории. (Недоверчиво.) Звонила?

Г о р ч а к о в а. Нет, в марте уже не звонила. Научилась не звонить. Наши разговоры были прекрасны. Ты говорил «да», «нет» и молчал… До-олго. Слышал — и плачу, и молчал. И тебе хотелось положить трубку? Верно?

С т а р о с е л ь с к и й. Верно.

Г о р ч а к о в а (улыбаясь тепло). Но ты жалел меня, и у тебя не хватало сил прервать разговор. Да?

С т а р о с е л ь с к и й. Я не понимал, о чем еще говорить…

Г о р ч а к о в а. Думаешь, я понимала?

С т а р о с е л ь с к и й. Как ты сейчас живешь?

Г о р ч а к о в а (просто. Это всего лишь констатация). Плохо, Сергей. Еще хуже, чем раньше. Все субботы и воскресенья Игорь раньше проводил в тундре. Теперь сидит дома. Из-за меня. Считает, что часто оставлял одну, и в этом, думает он, все беды… И когда мы дома… Это самые страшные дни, когда нет работы. Если бы не дети… Дети что-то амортизируют. У нас появляются общие заботы.

С т а р о с е л ь с к и й (встал. Взгляд, каким он смотрит на нее, совершенно больной). Ты сказала, он обещал все забыть…


Пауза.


Г о р ч а к о в а (тихо). Он не виноват, Сергей. Он не может. Я его ненавижу, и мне его жалко. Ты не представляешь, как прошедшие годы давят, как они спрессованы… Как долго мы жили рядом… Он мой брат. Печень у него плохая. Глотает аллохол, когда больно, кое-что на пару готовлю, но основательно не лечится. (С неожиданно прорвавшейся силой.) Дураки мы были, вот что скажу! Самые настоящие дураки! Не надо было никаких решительных шагов… Пусть бы шло как шло, если иначе не умеем! Разве ты никогда так не думал?

С т а р о с е л ь с к и й (неожиданно признается). Думал.

Г о р ч а к о в а. Я понимаю, ты уже не мог иначе, но… Не надо было ультиматумов, Сергей. Только из-за этого нам и пришлось расстаться. Пусть бы тянулось… Может, я дрянь, но разве это не было счастьем? Разве не права я?

С т а р о с е л ь с к и й (признается просто). Права.

Г о р ч а к о в а. Тебе год понадобился, чтобы понять это. Теперь, возможно, ты понял, что вся моя осторожность, так оскорблявшая тебя, вся моя хитрость — это совсем не хитрость… Это была какая-то гнетущая убежденность, что иначе вообще ничего не будет. Мы не сможем иначе, потому что нас съедают сомнения людей уже немолодых… Пусть мы подлые или, наоборот, очень совестливые, пусть мы ограниченные или до крови, до идиотизма преданные определенному порядку — считай как хочешь, — но неужели же мы не имели права на счастье? Какая мне в конце концов разница, краденое оно или нет? Если б я не знала тебя, я бы тебе сказала: давай начнем все сначала.

С т а р о с е л ь с к и й (словно ни на секунду не веря, что все сказанное — правда). Неужели это серьезно, Лида?

Г о р ч а к о в а. Да! Если б я не знала тебя… Да! Не смотри на меня так. Знаю, что хочешь сказать… Сейчас ты мне снова скажешь: уходи от него. И я еще раз тебе отвечу — нет!

С т а р о с е л ь с к и й (глухо). Потому что он «брат»?

Г о р ч а к о в а. Так и подумала, что запомнишь это слово… Нет! Не потому! Неужели не видишь, волосы подкрашиваю?

С т а р о с е л ь с к и й. Не вижу.

Г о р ч а к о в а. Пока не видишь. Пока! Когда бабе за сорок, любая отвага смешна! На детей смотрю — и… (Помотав головой, вдруг.) Нет! И это не правда. Не главная!

С т а р о с е л ь с к и й. А что есть главная?

Г о р ч а к о в а (со слезами). Ты! Да, Сергей, ты! Ты такой же слабый, как я…

С т а р о с е л ь с к и й (тихо очень, предостерегающе). Лида.


Она смотрит на него, по щекам ее текут слезы.


Сейчас Игорь вернется.

Г о р ч а к о в а. Вот уж плевать! (Пауза.) Был момент два года назад… Я твердо сказала: да! Я только маленькое условие поставила: только уедем! Очень маленькое, Сергей…

С т а р о с е л ь с к и й (грустно). Не очень маленькое…

Г о р ч а к о в а. Да, конечно… Но тогда я так думала. Потом поняла. Я тебе сказала: здесь не смогу, подохну, не вынесу… Куда хочешь — на Камчатку, в Коми, в Магадан… Устроимся где-нибудь… И ты ответил… Помню ту фразу… Как будто впервые у меня тогда открылись глаза.

С т а р о с е л ь с к и й. Я был рад, Лида.

Г о р ч а к о в а. Ты был рад, но уехать не хотел! Не решился начинать где-то с самого начала… И ты сказал мне: «Не слишком ли это мало — быть только возлюбленным в пятьдесят лет?» Я не обиделась, нет, даже думаю, ты был прав, но фраза врезалась в мозг! Я вдруг ясно поняла, что, если заставить тебя уехать, ты станешь ничем. Вернее, почувствуешь себя ничем… И вот тогда я стала думать, как сберечь то, что есть… то, что есть! Я испугалась. Вся моя решительность испарилась… Я стала понимать, что каждый мой шаг может помешать твоей жизни. Я, когда вернулась после Южного порта, тоже об этом думала. И сегодня, когда шла сюда. Вот как сложно с тобой, и эта сложность никуда не ушла…

С т а р о с е л ь с к и й (тихо). Что надо сделать, Лида? Скажи.


Она смотрит на него очень недоверчиво.


(Негромко, но настойчиво повторяет.) Скажи!


Она думает, откинув голову, широко открыв рот, словно ей не хватает воздуха в эту минуту. Затем как-то неопределенно покачивает головой, но это все-таки какой-то отказ. Входит  Г о р ч а к о в. Видит слезы жены. Пройдясь, он смотрит на нее.


Г о р ч а к о в (спокойно). Сейчас сюда придет Чанышев.

Г о р ч а к о в а. Я сейчас уйду.

Г о р ч а к о в. В таком виде ты не сможешь уйти.

Г о р ч а к о в а. Умоюсь. (Идет в соседнюю комнату.)

Г о р ч а к о в. Подожди. (Как-то каменно-странно спокоен. Но ровен, дажедобр.) Возьми пудру там, помаду что ли…


Она возвращается, берет сумочку и уходит.


(Ровным, деловым тоном.) Не возражаешь, если он придет?

С т а р о с е л ь с к и й (не глядя на него). Нет.

Г о р ч а к о в (садится, приготовившись ждать). Я должен тебе как-то помочь.

С т а р о с е л ь с к и й. Ты мне должен помочь?

Г о р ч а к о в (твердо). Да. Должен тебя как-то выручать. Ты запутался в собственных решениях. О Яранцеве ты говорил честно, извини, я погорячился. Нужно найти выход. Сейчас сядем на телефон и в рабочем порядке согласуем с горкомом. Возражений, уверен, не будет: кандидатура Бориса Георгиевича Чанышева ни для кого не новая.


Старосельский смотрит на него изумленно.


Я переговорил с Плинером. Старик говорит так: Чанышев работник динамичный, неплохо знает хозяйство города. У старика хорошая интуиция.

С т а р о с е л ь с к и й (помолчав). Плинер прав.

Г о р ч а к о в. Неделю назад ты говорил иначе.

С т а р о с е л ь с к и й. Врал.


Пауза.


Г о р ч а к о в. Врал?

С т а р о с е л ь с к и й. Да. В какой-то мере — да. Плинер не все сказал. Я Бориса знаю до тонкости. Взял его после института, взял потому, что он транспортник, водник. Через год сделал начальником отдела внешних сношений. Через три сделал замом, давал волю и верил… (Обрывает себя. Ровно.) Ты снова взовьешься, но я был убежден: согласия он не даст.

Г о р ч а к о в. Даст. Это я уже знаю.

С т а р о с е л ь с к и й. Не верю.


Возвращается  Г о р ч а к о в а. Взгляд открытый, сухой. Проходит в глубину. Стоит там, издали глядя в окно, словно чего-то ожидая.


Г о р ч а к о в. Не веришь, потому что не хочется верить. Я не стремлюсь оскорбить тебя, наоборот — понимаю. Но из ситуации надо как-то выходить. Не стоит нам становиться смешными. Будем считать, с нами случилось несчастье. Теперь возник выход… Сам возник… По твоей инициативе. И Чанышев — это не просто что-нибудь, ты сам подтвердил. К тому же молодой. Рядом Плинер. Что молчишь?


Старосельский пожал плечами. Смотрит в сторону.


(Подождав. С горькой усмешкой.) На Чарандайке пекарню строили. Лида, наверно, помнит… Четырнадцать лет прошло. Недавно летал… Само сооружение еще ничего, но пекарня уже в землю вросла. По самые наличники. Грустно, знаешь, стало…

Г о р ч а к о в а. Там, наверно, наледь была…

Г о р ч а к о в. Наверно. Подумал так, поглядел… Пекарня в земле, а мы еще ходим по ней. Есть вещи вечные, рано или поздно, а шапку перед ними надо снимать… (Старосельскому, с усмешкой.) Помнишь, канадцы приезжали опыт перенимать? Господин Пуаро обалдел от того, что ему показали… У них похожие рудники на севере, я там был, видал. Вахты летают. Это не для нас, нам север надо осваивать фундаментально. Он сказал мне: ваш город — чудо! Чудо на вечной мерзлоте! Ты отсутствовал, когда мы его возили. Рудники показали, рестораны, плавательный бассейн, театр, концертный зал. Я ему сказал: Давид Ойстрах у нас чаще выступал, чем в Москве. Поехали на каток. Рано… Утро. Искусственный лед, лампы дневного света… На льду человек сто мальчишек гоняют шайбы. Удивился он… Мы объяснили: детям движений не хватает, в открытую тундру не пустишь… (С усмешкой.) Так странно бывает, через его взгляд я ощутил, какой у нас город! Не зря жили. (Молчит.) Ему за шестьдесят. С ним жена молоденькая. Наши парни притащили вино откуда-то, прямо в коридоре разлили, кричат им: «Горько!»


Старосельский вскинул взгляд, улыбнулся.


(Помолчав.) Поглядел бы господин Пуаро, как тут все начиналось! Много людей на полуострове легло, и до нас, и при нас… Пурга нам давно не страшна. Кирилловские щиты хорошо выручают. Недавно в горкоме беседовали: памятник ему надо ставить.

С т а р о с е л ь с к и й. Что же не ставите?

Г о р ч а к о в. Живой еще… Натворит что-нибудь. (Смотрит на часы.) Ну, Сергей, остановимся на Чанышеве?

С т а р о с е л ь с к и й. Нет, Игорь.

Г о р ч а к о в (медленно). Не хочешь все-таки ехать?

Г о р ч а к о в а (не оборачиваясь. Ясным, каким-то сухим голосом). Он хочет ехать.


И воцаряется тишина. Горчаков переводит взгляд с жены на Старосельского. Старосельский и Горчакова не смотрят друг на друга.


Г о р ч а к о в. Не понимаю, Лида… Если вы нашли какой-то выход… Что ж… Но лучше прямо сказать.

Г о р ч а к о в а (обернулась, спокойно). Уезжай, Сергей, думаю, ты не боишься ехать. Силы у тебя еще есть… (И, словно передохнув, спокойно так же, только чуть сдавленно.) Уезжай, Старосельский! Мы придем тебя проводить. (Находит в себе силы улыбнуться и как-то очень прямо и быстро уходит.)


После недолгой паузы Старосельский внезапно идет к столу и звонит. Входит  С е к р е т а р ь.


С т а р о с е л ь с к и й (тоном повелительным). Чанышева!


С е к р е т а р ь  исчезает тотчас.


Г о р ч а к о в. Если ты хотел предварительно обсудить…

С т а р о с е л ь с к и й (тихо). Помолчим, Игорь.


Ждут, молчат. Входят  Ч а н ы ш е в  и  П л и н е р.


Борис Георгиевич, вы дали согласие заменить меня?

Ч а н ы ш е в. Да. Предварительное.

Г о р ч а к о в (с неприязнью вдруг, холодновато). То есть? Я считал, мы говорили основательно и серьезно.

Ч а н ы ш е в. Мы так и говорили, Игорь Павлович, но я вынужден поставить ряд условий.

С т а р о с е л ь с к и й. Какие же это условия?


Чанышев вынимает из кармана сложенный лист.


П л и н е р. Вы тоже, наверно, захотите уволить меня?

Ч а н ы ш е в. Это было бы слишком расточительно. Дал бы вам оклад старшего инженера и держал при себе. В деньгах вы, по-моему, не нуждаетесь.

П л и н е р. В деньгах нет. В деньгах — нет! (С улыбкой.) И куда же вы хотите употребить мою зарплату, Боря?

Ч а н ы ш е в. Нам нужен специалист по автоматизированным системам. Высокого класса.

П л и н е р. А знаешь, Сергей, очень неглупая мысль.

С т а р о с е л ь с к и й. Это что у вас, меморандум в руке?

Ч а н ы ш е в. Памятка. Я шел сюда, знал зачем.

С т а р о с е л ь с к и й. Вы огорчили меня, Борис. Вы должны были отказаться.

Ч а н ы ш е в (со сдержанной улыбкой). Я понимаю, но…

Г о р ч а к о в (Старосельскому). Я не понимаю.

С т а р о с е л ь с к и й. Ой, Борис! Вы вынуждаете меня задать этот вонючий вопрос. Какую машину вы купили? Вспомните, пожалуйста.

Ч а н ы ш е в. «Волгу»…

С т а р о с е л ь с к и й. Двадцать четвертую?

Ч а н ы ш е в. Двадцать четвертую. Черную. С радиооборудованием. Мы не раз говорили об этом. И даже в этом кабинете, Сергей Николаевич. Я думал, тема исчерпана.

С т а р о с е л ь с к и й. Да, Борис. Будь вы в том прежнем качестве, в каком пребывали до сих пор, я считал бы — да, прежних разговоров достаточно. (Горчакову.) Эта машина предназначалась нашей Южно-Сибирской конторе. Там работает около трехсот человек. Я не стану говорить, как Борису Георгиевичу удалось в Москве оформить наряд на себя. Это не уголовщина, это, пожалуй, даже не должностное преступление. Но это не чисто. В нашем деле, Игорь, нужны люди чистые.

Ч а н ы ш е в. Я убежден, Сергей Николаевич…

С т а р о с е л ь с к и й. В чем, Борис?

Ч а н ы ш е в. Везде нужны люди, п р е д а н н ы е  делу.

С т а р о с е л ь с к и й (сдерживаясь). Не говорите здесь о преданности. Не употребляйте всуе этого слова. Говорите о порядочности. (Взмахом руки обводит присутствующих.) Все преданы! Но что такое преданность без порядочности? Мне пятьдесят, я знаю, что это… Вы молоды. Это очень страшно: преданность без порядочности. (Горчакову. Сухо, по-деловому.) Мы не выносили сор из избы… Беда в том, что люди наши знают об этом. Все начальники отделов, инспекторы, да, в общем, все! (С сожалением.) Они не уважают вас, Борис. Вы в глазах их умный деляга. Вы не имеете права руководить ими. Присядьте, пожалуйста.


Чанышев неподвижен. Горчаков идет к окну. Словно отрешившись, стоит там, спиной к остальным.


Я не хотел этого разговора… Но вы должны были отказаться. Человек не может руководить людьми, которые к нему брезгливо относятся. (Молчит.) Как вы будете требовать честности? (Резче.) Как вы будете требовать честности? В ответ увидите иронию в глазах. Тогда вы окружите себя другими людьми, но совсем не теми, которые нужны делу. Я просил вас сесть.

Ч а н ы ш е в (ровно). Зачем?

С т а р о с е л ь с к и й. Утром я сказал: вы летите в Москву.

Ч а н ы ш е в. Помню.

С т а р о с е л ь с к и й. Заявки готовы, берите и отправляйтесь. Пора нам думать о будущем навигации. Возьмите с собой Прокошина, Люсю Михайлову, Топоркова. Ваша задача — защитить потребность Комплекса сполна. В Москве внимательно слушайтесь Прокошина. И не давайте ему простыть, он боится сквозняков. (Помедлив миг.) Все Борис.


Ч а н ы ш е в  ушел. Плинер, пройдясь, садится.


Я тебе говорил, Игорь. Я ничего не врал. Думаю, нам пора прощаться. Мы достаточно надоели друг другу… Но я хотел бы сказать еще несколько слов.


Горчаков поворачивается к нему.


Ты все понял. И все остальное сделаешь сам. Не сомневаюсь в этом ничуть, потому что абсолютно верю тебе. Кстати, запомни: Григорий Васильевич Жигалин довольно серьезно интересуется нашим делом. (Плинеру.) Не пошел бы ты куда-нибудь погулять?

П л и н е р. Конечно, я пойду погулять. Теперь я все время буду гулять. До самой смерти только и буду гулять. (Встает, показывает.) Я вот так буду гулять. В этой руке у меня будет внучка, в этой внук… Или наоборот: в этой руке внук, а в этой внучка. Я, Игорь Павлович, уезжаю на материк. И немедленно. Я заслужил отдых. (Садится.) Могу сидеть, могу делать что хочу. Конечно, на голове стоять не могу.

Г о р ч а к о в. Вы заслужили отдых, но будем вас просить…

П л и н е р. Не будете вы меня просить.

Г о р ч а к о в. В данном очень сложном положении, Александр Матвеевич, мы вас непременно будем просить.

П л и н е р. Не будете, Игорь Павлович. Если Плинер сказал — он уедет, можете считать, что он уже сидит в самолете и уже просит у стюардессы пакетик, чтобы его вырвало от всего того, что вот здесь сейчас происходит. Я буду отдыхать. Я времени никогда не имел, начиная с войны. Так получалось в это тревожное время. Мой начальник сидел ночами, и я сидел рядом. Так получалось, что все умные дела решались ночью. Не видел, как вырастал первый сын… Мне давали ордена. Мне дали четыре ордена и четыре медали. Значит, я работал не так уж плохо. Ордена давали, а здоровье отнимали. (Быстро встает. В волнении.) Нет! Я нехорошо сказал, я соврал. Я соврал потому, что мне грустно. Никто у меня здоровья не отнимал. Я сам у себя отнимал! Психовал, как все. Болел за дело. Мы не умеем иначе жить. И знаете, это даже выигрыш. Мне столько лет, и я еще работаю, даже не стал развалиной. Секрет долголетия, по-моему, в труде. Я бы сказал — в любимом труде. Тот, кто лишен этого, тот лишен счастья. И — аминь! Я иду гулять. (Идет к выходу. На краю площадки оборачивается.) Это неприлично, Сергей. Не по-мужски. Женщина ждет тебя целый день. Скоро пять. Она уже со всеми переговорила. Ты прими или откажи решительно. Между прочим, она трудящийся человек. Полдня уже сидит в коридоре. Посмотри, как сидит! Коленочки вот так сдвинула, сумочку на коленочки — и жует какой-то бутербродик…

С т а р о с е л ь с к и й. Поговори с ней полчаса.

П л и н е р. Она уже не хочет со мной. Только с тобой. И ни с кем! Ничего, кстати, плохого не будет, если по Всесоюзному радио расскажут, что такое материально-техническое снабжение. (Уходит.)

Г о р ч а к о в. Если Плинер немедленно уедет, тебе придется на какое-то время задержаться…

С т а р о с е л ь с к и й (помолчав, вздохнул). Нельзя, Игорь. (Молчит.) Странно… Утром я думал, вернее, я хотел поговорить с тобой… А сейчас даже не знаю о чем…

Г о р ч а к о в (строго). Вспомни.

С т а р о с е л ь с к и й. А тут и вспоминать нечего… Так… (С чуть пробивающейся на губах улыбкой.) Если задержусь, тогда уж и останусь. Откладывать нам никто не даст. Там тоже ждут. Вон телеграммы на столе, и одна — прямо оттуда. И гневная. Я попробую уговорить Плинера, а ты сделай что надо. Я знаю, сделаешь. А задержаться… Словом, спасибо, что так сказал. Я всегда знал, что ты человек добрый и немелочный.

Г о р ч а к о в. У меня нет к тебе доброты.

С т а р о с е л ь с к и й. Я не про это…

Г о р ч а к о в. Тебе кажется, ты поступаешь благородно, но, если вдуматься, тебе деться некуда… И там ты будешь один! Ни одного близкого человека не будет рядом, но мне не жаль тебя, ты сам во всем виноват. (Почти спокойно, скрывая боль.) Я ничего пока не выиграл. И возможно, не выиграю ничего. Но может, перестану думать об этом каждую ночь и по-собачьи выть про себя… У меня нет к тебе доброты. Я не хочу тебя видеть.

С т а р о с е л ь с к и й. Вот поэтому и не стоит задерживаться… Ты не выиграл, я не выиграл, и никто!

Г о р ч а к о в. Ты, во всяком случае, не проиграл ничего.


Старосельский молчит. Во взгляде усмешка. Но ничего, кроме глубокой горечи, в этой усмешке нет.


Я пойду. Прощай.

С т а р о с е л ь с к и й. Прощай.


Горчаков направляется к выходу.


(Окликает негромко.) Игорь!


Горчаков остановился, чуть повернул голову.


Ладно! Ничего. Будь здоров.


Г о р ч а к о в  уходит. Старосельский с сожалением глядит вслед. Словно приняв решение, поворачивается, оглядывает кабинет, идет к столу, собирает разбросанные телеграммы. Тихо появляется  Ц ы р е н ж а п о в а. Он смотрит на нее. Вдруг понимает, что рад ее видеть, и улыбается, идет навстречу.


Не сердитесь, Елена Саввишна. Не думал я, что все нынче неладно так сложится…

Ц ы р е н ж а п о в а (с полуулыбкой. Тихо). Не надо. Человеку, который несколько часов общался с вашими сотрудниками… ему уже не следует ничего объяснять. (Улыбаясь.) Я пришла попрощаться. И мне уже ничего не нужно. (Ударяет по своей толстой сумке.) Здесь все есть. Все, чтобы сделать пять-шесть страничек. А больше мне и не дадут… Очень боялась, что не увижу вас вовсе и придется ехать на аэродром.

С т а р о с е л ь с к и й. Приехали бы?

Ц ы р е н ж а п о в а (без сомнения мотнула головой утвердительно и улыбнулась молниеносно). Только это противно: тащиться электричкой, вставать в пять утра… А я больше всего люблю спать долго-долго… Не нравится мне ваш взгляд. Мутный. Не знаю, что вы там обо мне думаете… Хочу сказать, уважаемый: я рада, что мы встретились. Если даже не увидимся никогда… Все равно рада! Мне все время казалось почему-то, останетесь.

С т а р о с е л ь с к и й. И мне казалось.


Вошли  П л и н е р  и  С е к р е т а р ь. Плинер идет к окну.


С е к р е т а р ь (торжественна, строга). Коллектив собран.

С т а р о с е л ь с к и й (кивнул. И, поглядев вдруг на Цыренжапову, улыбнулся ей виновато). Подождите меня здесь. (Плинеру.) Идем, Саша.

П л и н е р (обернувшись, с холодком). Не пойду. Ты иди себе на здоровье. Я не пойду.

С т а р о с е л ь с к и й (глядя в глаза ему). Александр Матвеич, свяжитесь с Матаранкой, разберитесь, что происходит.

П л и н е р. Слушай, Старосельский, ты разве не понял, что я уже не работаю?

С т а р о с е л ь с к и й. С вами говорит не Старосельский, а начальник Главного управления снабжения министерства. Начальник главка просит вас остаться хотя бы до конца навигации. В самые ближайшие дни на мое место сюда приедет способный и толковый человек, и вы, Александр Матвеич, самым глубочайшим образом введете его в курс дела. А пока разберитесь, что там, в Матаранке. Я иду прощаться. Вернусь — доложите! (Быстрым, спокойным шагом уходит.)


Забрав со стола бумаги, уходит  С е к р е т а р ь. Заложив руки за спину, Плинер с грустной иронией косится на Цыренжапову, словно спрашивая, что она думает.


Ц ы р е н ж а п о в а (сухо). Невезучая я. Не находите?

П л и н е р (помолчав. Вдруг сердито). Садитесь!


Она садится послушно у стола. Ждет, не понимая.


Он мне приказывает звонить в Матаранку, как будто я туда уже не звонил сто раз! (Пройдясь.) Достаньте блокнот!


Она достала. Похожа на школьницу. Пауза.


Пишите! (Говорит со страстью и почему-то зло очень.) Город наш — это город молодых, и живет в нем прекрасная молодежь, но самые интересные люди в нашем городе — это те, кому за пятьдесят. Почему вы не пишете? Что вы хотите?

Ц ы р е н ж а п о в а (с усмешкой, тихо). Конфликты.

П л и н е р (не сразу). Знаю, кто вам сказал про конфликты. Редактор ваш Климов. Мы старые друзья. Я знаю, какие ему нужны конфликты. Хорошие, то есть вегетарианские. Но кому это надо? Я ему говорил: в стране двести пятьдесят миллионов, сколько наберется вегетарианцев? Полпроцента. Для них нужно писать отдельно. Им — диета! Девочка моя, скажите, у вас уже есть квалификация?

Ц ы р е н ж а п о в а. В редакции говорят, не понимаю ничего, но не заштампована.

П л и н е р. Мне нравится ваша скромность. Я вам помогу! Материально-техническое снабжение — это предвидение, техника, индустрия, расчет до тонкости. Вот я скажу о себе…

Ц ы р е н ж а п о в а (тихо). Расскажите про Старосельского.

П л и н е р (помолчав). Вы правы. Вот он сейчас прощается с коллективом, он там улыбается и, вероятно, шутит даже… Но ему не до шуток. И мне тоже. Вы правы. Но не сомневайтесь: то, что говорю я, говорит он. Не понимаете? Собственные идеи я уже высказываю редко. Причина? Мои идеи устаревают, кончаются. Но у меня есть мудрость оценить чужие хорошие идеи. Таким образом, что? Его мысли — моя реализация. Я его рупор. Я это признаю. И я горжусь, что на старости лет мне пришлось быть рупором такого талантливого, а главное — порядочного человека! Пишите! Сначала скажу про контейнер. Я вижу в ваших глазах недоверие. Вы можете полюбить человека, который ничего не делает?

Ц ы р е н ж а п о в а. Я не могу.

П л и н е р. Ну так вот… Сообщите всесоюзному радиослушателю, что некий инженер Старосельский создал контейнерный парк в сто тысяч единиц, и все они его мгновенно полюбят! Контейнеры — это высокая экономика. (Говорит почти с нежностью.) Возьмите кирпич. Я имею в виду огнеупорный, шамотный, магнезитовый, хромомагнезитовый, динасовый кирпич… Он должен прибыть целеньким. И ему еще год лежать, может быть. Его польет дождем, его, не дай бог, ударят или посыплет снегом… Чем это грозит? Качество! Вы бывали в Париже?

Ц ы р е н ж а п о в а. Я — нет.

П л и н е р. Я тоже не был. Но во Франции есть четыре вида контейнеров для перевозки шляп. Чувствуете? Шляп!.. Вы не носили шляпу? Я тоже не носил. Но французы не дураки. У нас с ними очень хорошие отношения. Ага, вы улыбнулись. Значит, постепенно начинаете понимать… Контейнеризация — это государственный масштаб. Новый качественный сдвиг! Мы ввозим миллионы тонн, миллиарды килограммов, и каждому килограмму нужна тара. Вы идете в магазин, вы же берете сумочку или авоську? Конечно! А сейчас я скажу о контейнере для взрывчатки. У нас рудники, нам нужно много взрывчатки… Я не могу сказать сколько: полагаю, это служебная тайна. Но вы хотели конфликты… Получите!

Ц ы р е н ж а п о в а. Кто-нибудь взорвался?

П л и н е р (улыбаясь). Потерпите… (Уходит в соседнюю комнату. Возвращается с бутылкой шампанского и бокалами.)

Ц ы р е н ж а п о в а. Вы пьете?

П л и н е р. Конечно! (Неторопливо открывает шампанское.) Итак, взрывчатка… Словом, ящичек стоил два пятьдесят. И обратно на материк не вывозился, пропадал. Мы, знаете, слишком богатые, выпускаем деньги на воздух, а разориться не можем… Это все шутка отчасти. (Прекращает возиться с бутылкой.) Значит, что было с ящичками? На механизации погрузочно-разгрузочных работ мы теряли, на стоимости тары теряли, на организации специального складского хозяйства теряли. А когда мы пробили эту гениальную идею с контейнерами для взрывчатки… О! Все надо пробивать!

Ц ы р е н ж а п о в а. Все?

П л и н е р. Все! И в какой-то мере это закономерно. Девочка, если протест против нового, ну, скажем, не протест, скажем — если осторожность к новому не приобретает уродливых форм, она закономерна. (Снова открывает бутылку. Разливает шампанское и продолжает.) Если говорить людям, что пробить ничего нельзя, это будет неправда, ложь. Для этого нам и дана жизнь, чтобы за что-то бороться. Но если станем утверждать, что новое легко пробивается, мы тем самым будем разоружать людей, а человек должен быть сильным, готовым к борьбе, имеющим терпение. Тогда это боец. Нам очень нужны бойцы! Вот за это мы с вами выпьем, но я немного устал, и я должен договорить… (Грустно улыбаясь, садится.) Знаете, сколько организаций у нас интересуются безопасностью? Тридцать пять или тридцать семь… И есть очень мощные! Пожарники, профсоюзы, Министерство внутренних дел, врачи, просто врачи и санитарные врачи… Инспекция водная, железнодорожная… Всех надо убедить! Спроектировали контейнер, построили, загрузили взрывчаткой, после загрузили контейнерами вагоны… И на небольшой веточке, но на очень большой скорости мы эти вагоны столкнули! И это было самое тяжкое — пробить опыт! Тут кровь лилась! Не хочется вспоминать… Все ждали взрыва. Вагоны столкнулись, разбились, а взрыва не произошло. Словом, за эти годы мы уже сэкономили для государства несколько миллионов рублей. И сами неплохо заработали: я получил триста, Старосельский триста и два сотрудника по триста… Но все это сделал Старосельский! (Встает, поднимает бокал.) Ну?


Улыбаясь, она отрицательно качает головой.


Не хотите?

Ц ы р е н ж а п о в а. Я хочу подождать. Можно?

П л и н е р (нехотя ставит бокал. Пройдясь, оборачивается к ней). Он придет не один. Он притащит кучу людей. Он ничего сегодня не успел. Еще будет много работы и разговоров… Вы понимаете, что хочу сказать?


Она кивает, продолжая сидеть.


Здесь будет шум и крик до утра! И это хорошо!


Она встает, он смотрит на нее.


Ц ы р е н ж а п о в а. Я пойду.


Он улыбается, всем своим видом благодаря и отпуская ее. Она подходит, протягивает руку.


П л и н е р (держа ее руку в своей). Всего вам доброго, удачи и счастья. Если что надо, звоните. Мало ли что… Если я вас понял, вы такая, что сами ничего никогда не попросите… Таким людям надо помогать. (Отпуская ее руку.) Скажу вам, что я вспомнил сейчас… В августе тысяча девятьсот сорок второго года в нашем море появился гитлеровский линкор «Адмирал Шеер». Этот проклятый линкор потопил один ледокольный пароход. Взял в плен часть команды, обстрелял остров Медвежий, появились первые раненые и убитые… Но в порту острова Медвежий, на наше счастье, была одна-единственная пушка. Она выстрелила, прямое попадание, линкор испугался и ушел. (Улыбаясь.) Представляете, куда фашисты забрались? В Заполярье! Почему? Именно через эти воды мы вели тогда снабжение Комплекса. Можно, Елена Саввишна, сказать так: если наши враги не любят наше снабжение, значит, мы тоже чего-то стоим! (Улыбаясь, он несколько церемонно, по-стариковски кланяется ей.)


И  Ц ы р е н ж а п о в а  уходит. Плинер бродит по кабинету. Лицо его сейчас озабоченное, строгое, он жестикулирует, молча разговаривает сам с собой. Вдруг, глубоко задумавшись, садится и, чем-то потрясенный, покачивает головой. Входит  С т а р о с е л ь с к и й, садится рядом.


(Помолчав.) Все?

С т а р о с е л ь с к и й. Все.


С в е т  г а с н е т.


1975

ВЕРАНДА В ЛЕСУ Драма в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а, 39 лет.

Л и д а, 28 лет }

К а т я, 24 года } — ее падчерицы

К о л я — ее сын, 18 лет.

П а х о м о в, 38 лет.

А н я — его жена, 30 лет.

Ч е л о з н о в, 42 года.

Ч е р в о н и щ е н к о, 53 года.

К о р о в и н, 58 лет.

М о р я г и н, 36 лет.

Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а — его мать, 65 лет.

С т а р ы й  ц ы г а н.

Ц ы г а н  в  ж и л е т к е.

М о л о д о й  ц ы г а н.

М о л о д а я  ц ы г а н к а.

Ц ы г а н е.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Лес темен, густ, зажал веранду. Мебель на веранде плетеная, старая. Ступени ведут на поляну. Солнце в зените, бьет сверху, все светло. В глубине за шторами — комнаты. На ступеньке сидит  С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а  в джинсах, курит. М о р я г и н  стоит у барьера. Он в форме лесной охраны, у него небольшая борода. В качалке замерла  К а т я. Из комнат выходит  Л и д а. Приносит скатерть и медленно, медленно расстилает.


М о р я г и н. Слишком много солнца, слишком много солнечных дней. Мало осадков. И летит пух осины по всему заповеднику. Это же порох. Странное, необычное лето! Из-за высокой пожарной опасности люди мои давно на пределе. На вышках дежурства весь световой день. Патрулирование круглые сутки. Не соображу даже, что еще можно сделать…

Л и д а. Ничего не надо, Василий Гаврилыч.

К а т я. Как страшно ты говоришь, Лида. Страшно!

Л и д а. Надо ждать. Надо набраться терпения.

К а т я. Не понимаю тебя. Не могу понять.


Лида садится в стороне, берет книгу.


Вчера вы обе волновались, и ты, и мама, сегодня делаете вид, что спокойны. Для кого? Есть реальность: Коля ушел во вторник, сегодня суббота — и Коли нет. Разве нормально? С тех пор как умер папа, я ненавижу субботы.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Лес добрый, Катя. Для того, кто его знает и любит, — добрый. (Курит, Морягину.) Десять лет назад, когда переехали сюда, покойный муж натянул на веранде белый тент и подсвечивал прожектором. В темноте на тент летели жуки, мотыльки, бабочки, мы их определяли. Коля уже тогда знал многие латинские названия. Я очень хорошо помню один поразивший меня случай. Там, за домом, Коля однажды увидел птичку на земле и спрашивает: «Разве земля, — он имел в виду почву, — разве земля место ее обитания?» Меня поразило, что мальчик в восемь лет толково употребил такое сложное понятие, как «место обитания».

К а т я. Такой же тент был у нас в Киргизии.

М о р я г и н. Я пойду в штаб. Если есть новости, я вернусь и скажу вам. (Быстро уходит.)

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. С этим биологическим образованием смех и грех. Тебе было шесть, Лиде десять, но вы уже знали, что такое оплодотворение.


Лида идет к барьеру, смотрит на лес.


(Курит.) Когда я везла Колю из роддома, то очень волновалась, не знала, что сказать. Вам нельзя было сказать, что ребенка на базаре купили. К тому же вы не жаловали меня, жили рядом молча, ревниво, а мне накануне стукнуло двадцать годков… Положила я Колю на стол, одеяльце развернула быстро и говорю: «Я родила Колю». И не дышу. Жду реакции. Вдруг Лида закричала: «Какая маленькая пятка!» И все. Стали помогать. (Курит.) Потом ты заразилась корью, мы изолировали всех, я спала возле тебя. Как получилось, не помню, но один раз ты сказала «мама», к концу болезни привыкла. Когда Лида услышала, ее потрясло это. Недели две молчала, однажды подошла и сухо предложила: «Хочешь, я буду называть тебя Светой?»

К а т я. Не тронь ее. Лида сегодня силу воли изображает.

Л и д а (обернувшись). Сегодня встала чуть свет, смотрю в окно: ливень. Мне стало страшно. Ливень был сильный, но сразу кончился. Утром пришла в отдел и не могла работать. Солнце уже все высушило, но почему-то вспоминала про этот дождь и смотрела на дорогу. Хорошо! Я скажу, о чем весь день думала. Нас объединяет только Коля. И больше ничто! Случись с ним что-нибудь, мы же разбежимся, разбредемся, даже не знаю, будем ли вспоминать друг о друге. Был отец, и с ним были цели, жили, как в каком-то храме святом. Нас окружали честные, инициативные люди. Да что я говорю — просто жить было интересно! Я окончила университет и вернулась сюда, я не люблю город, никто в нашей семье не любит, но разве в этом дело? Катя тоже вернулась. И страдает. Прости, пожалуйста, я из-за Коли разговорилась. (Идет, садится, берет книгу, молчит.) Три одинокие женщины, неизвестно зачем живущие вместе, это смешно. Жизнь в Озерном давно утратила прежний великий смысл, тогда зачем колхоз этот? И не мешаем ли мы друг другу? Ну, мое замужество не удалось, так я еще десять раз выйду! Но скажи, Света, не мешаем ли мы тебе? Выходи-ка ты замуж. Четыре года прошло со смерти папы, имеешь право. Ты нам очень помогла. Ну и хватит. (Тихо, горько.) Неужели ты и вправду еще веришь во что-то? Неужели веришь?


Светлана Николаевна молчит. Катя плачет.


С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (резковато). В чем дело?

К а т я. Просто так.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Может, Лида права? Тебе тяжко, но живешь тут потому, что жалеешь нас, этот дом, Колю?

К а т я (вытирая глаза). Я привыкла, мама, честное слово.

Л и д а. Ищи места в жизни! Все равно разбежимся.

К а т я. Я привыкла, правду говорю, только устаю сильно. Каждый день умирает глухарь. Они тяжелые, машину не выпросишь, я волоку в мешке, режу, вся в крови каждый вечер… А утром снова мертвый глухарь. И не могу причину понять, плачу. (Вся в слезах.) Я вот что хотела сказать… Мне Василий Гаврилыч сделал предложение. Вчера.


Молчание. Лида в упор смотрит на Катю.


Я ничего не хочу обсуждать. И не хочу, чтобы мы разбегались. Мы погибнем. Что-то в нас самих погибнет. Такое, чего уже никогда не будет. Никогда.


Лида отвернулась, смотрит в лес.


Я хочу жить здесь, с вами. Нам нельзя разъезжаться. Поверьте, не делайте эту глупость. Коля окончит и тоже вернется. Папа был уверен, что так будет, мечтал об этом.


Вошел  М о р я г и н. Катя, утирая глаза, отходит.


С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Что, Василий Гаврилыч?

М о р я г и н. Коля ночевал в Амгинском урочище.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Так и планировалось — Амга.

М о р я г и н. Он ночевал там позавчера. И ранним утром вчера уплыл. Неизвестно куда. (Чувствуя, что огорчил женщин, неловко.) Лесничества оповещены, лесная охрана в курсе. Я так считаю: найдется! Заблудиться не мог. Зверь исключается. Зверь у нас сытый. Браконьер? С этим опаснее. Два охранника убито за пять лет, в меня стреляли, слышали небось, но браконьеры такого ранга уже редкость. Я тогда в лесхозе служил, вы меня и не знали почти… Без оружия ушел Коля?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Без.

М о р я г и н. И слава богу! Я даже спросить боялся. С оружием в лесу опасно. Найдется парень! Найдется! (Уходит.)

К а т я (у нее строгий вид). Странно, но Василий Гаврилыч успокоил меня. (Строго, тихо.) Он возвращается.


Входят возбужденный  М о р я г и н  с биноклем и  П а х о м о в. У Пахомова грубоватое, загорелое лицо и тоже борода. В минуты волнения Пахомов слегка окает.


М о р я г и н. Я прав был, взгляните! На перевал! Левее!


Светлана Николаевна смотрит, отдает бинокль Лиде. Лида смотрит, отдает Кате, Катя смотрит и говорит: «Ну пусть придет только! Пусть придет!» Смеются все. Бинокль переходит из рук в руки.


А именинник — Пахомов. Он Колю увидел.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Как вы увидели его?

П а х о м о в (старается держаться в тени). Случайно.

М о р я г и н. Владимир Михайлович Пахомов истинно лесной человек! Мы из тех вымирающих, кто связан с природой не формально, а происхождением, душой. Мы деревенские.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Спасибо, Владимир Михайлович. Простите мои слезы. День прожила как мертвая, боялась беду накликать… (Смеется сквозь слезы.) Беду ведь и накликать можно! Как же все-таки увидели его?

П а х о м о в. Случайно. Сидел, работал, глянул в окно.

Л и д а. Ни с того ни с сего?

П а х о м о в. Пожалуй… Кажется, я услышал звук… Нет! Вышло именно ни с того ни с сего. Почувствовал, что устал, посидел с закрытыми глазами и взял бинокль машинально.

Л и д а. Таинственный вы человек, Пахомов! А звук?

П а х о м о в (с мальчишеской открытой улыбкой). Я слышу его всю жизнь. В солнечный день, в полнейшей тишине возникает тихий звук. Я часто думаю… Мне кажется, нашу планету давно исследуют инопланетяне, но что-то мешает им пока объявиться…

К а т я. Серьезно так думаете?

П а х о м о в. Да.

М о р я г и н. Ну, начитались, Владимир Михайлович!

П а х о м о в. Верно. Но кроме того, мне так хочется. Хочется, чтоб мы не были одиноки. Вы не задумывались, почему в последние годы так много людей ждет инопланетян? Чем больше открытий, тем меньше, кажется, знаем про нашу землю. Про этот небольшой кораблик, на котором все летим неизвестно куда… Земная игра на грани риска начинает вызывать в человеке тревожное чувство. Заканчиваю вот новую работу, тороплюсь, а сам думаю, что уж не нужна, ни к чему… Это больная тема, замолчу лучше. (Улыбаясь неловко.) Колю уж хорошо видать.


Все, опомнившись, смотрят вдаль.


К а т я. Очень медленно идет! Устал.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Да. Когда придет, не ругайте. Я скажу баню истопить. Мы его пропарим, винца дадим! Катя, спустись в подвал, обед достань, закуски и все!


Катя, необыкновенно сосредоточенная, уходит.


(Смеется.) Теперь можно и Червонищенков звать! Самая пора. У них гость важный какой-то… И его позовем!

М о р я г и н. Прикажите сходить.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Сходите.


М о р я г и н  сбежал по ступенькам, исчез.


Оставайтесь обедать, Владимир Михайлович. Знаешь, Лида, скатерть не годится. Нужна белая, торжественная.


Л и д а  уходит в дом.


П а х о м о в. Можно ли быть на обеде с женой?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Конечно! Вы редко бываете у нас. Отчего? А? Ну, присядем! (Садится.) Отчего же?

П а х о м о в (садясь. Без улыбки). Захотите — и все у вас будут. Вы могли бы стать здесь неким центром духовной жизни. Вы… вся семья ваша.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (улыбаясь). Неким центром духовной… Очень книжно, дорогой товарищ, и не заслужено нами.

П а х о м о в. Я говорю иногда книжно, да. Это оттого, что многие слова узнал и научился пользоваться, когда уже в университете был. Не с детства. Я много в Улыбине учился и многому научился там. Книгу написал. Там доктором наук стал. Никогда б из Улыбина не уехал! (Молчит.) Когда ездили туда за вещами и обратной дорогой, когда погрузились и ехали к станции, Аня моя подозрительно молчала, тихая-тихая стала. Мне подумалось — плачет, но глаза были сухи. Было начало лета. Два завода уже дымили, и на тридцать километров вокруг все было мертво. Листва засохла, пожелтела, почва стала совершенно желтой, а хвоя на деревьях желто-красной. Это молчание ее, усилие над собой обернулось психическим недомоганием… Говорит иногда бог знает чего. Сейчас ей лучше, но часто плачет. Я схожу за ней.


Входит  Л и д а  со скатертью. П а х о м о в  уходит.


С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Дождь собрался.

Л и д а. Да. Ты прости меня. Я глупости наговорила.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Ты во многом права.

Л и д а. Ты обиделась, что если разъедемся, то и не вспомним… Чушь собачья. Еще как тосковать будем!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (в ней чувствуется раздражение). Все, все! Довольно. Я не обиделась. Намерена уехать — изволь. В декабре у тебя защита, защитишься и отправляйся. Хочет Катя уехать — пусть! Я помогу. В Воронежском заповеднике, кто-то говорил днями, нужен орнитолог, можно договориться. Мне ехать некуда. Поздно. Здесь мои участки, опыты, не молода я. Ну, а если Катя решит пойти за Василия Гаврилыча, мешать не стану. Он добрый и надежный. Отношения у них ровные, теплые. Конечно, Катя тоньше, но мне нравится его степенность. И он всеми корнями здешний. Катя стремится жить на природе. Она уже совсем взрослая. Недавно сказала, что хочет много детей. Это жизненная позиция.

Л и д а. Ты очень изменилась, Света. Очень.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Не думаю. Сегодня ты спросила: верю ли я еще во что-нибудь? Так вот: верю! Иван Степаныч Червонищенко человек сильный. Жизнь в Озерном скоро будет другой. Кое-что уже меняется, только ты видеть не хочешь, Лида. Ты злой становишься. Побойся этого. Коля уже на мост свернул. Я пойду про баню скажу. (Уходит.)


Лида стоит со скатертью в руках. Появляется  Ч е л о з н о в. Плащ, кепка. Военная выправка.


Ч е л о з н о в (улыбаясь. Негромко). Здравствуй.

Л и д а (спокойно оглядев его). Что тут делаешь?

Ч е л о з н о в. Тебя жду.

Л и д а. Я тебя не приглашала.

Ч е л о з н о в. Меня привезли. На машине. Машина ушла. (Весело.) А почему у дороги лошадь мертвая?

Л и д а. Подохла от операции. Утром ободрали, дадут на ужин зверям. (С усмешкой.) Давно не был! Звери теперь рядом живут. Новый директор распорядился. Умный он, хитрый подлец этот новый, хваткий мужик! Чтобы туристов не пускать, вольеры все вынесены из заповедника. Возьми стол, перенесем, сейчас дождь польет.


Уносят стол в глубину и возвращаются.


Ч е л о з н о в. Похудела.

Л и д а. А я с залетом, питаюсь исключительно одуванчиками, сейчас пора одуванчиков прошла… (Смахивает слезу, улыбается.) Сплошь новости! Брат потерялся, вон ноги волочит… Сестра вроде замуж собралась. Способная, умница. На кафедре оставляли — сюда поехала, мечты были. Сдалась! Учится глухарей разводить в неволе… Птичница! Сегодня думала: с кем бы поговорить? И не охота ни с кем. А с тобой могу. Правда, странно?

Ч е л о з н о в. Наоборот! Очень естественно.

Л и д а. Это очень странно, Боря. Невероятно странно. Вспоминаю сейчас, как отвозил меня на работу по утрам и как тряслась к тебе в автобусах каждую пятницу, и все уже мне кажется ужасно милым, вся наша семейная жизнь. Встречаешься еще с той особой? Ну, с этой? Она блондинка или брюнетка?

Ч е л о з н о в (подчеркнуто сухо). Особ не помню.

Л и д а (улыбается, молчит). Страшную вещь скажу. У Светы связь с этим новым. Убеждена. Но как держится. Как держится! Несправедливо, знаю, и не мое дело, и жалко ее, не выдержит она этого, слишком чиста и не приспособлена для таких дел, а смотреть на нее не могу. Грязь! Грязь!


С подносом и посудой идут  С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а  и  К а т я. Накрывают стол. Лида направляется к ним.


С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Здравствуйте, Борис!

Ч е л о з н о в. Здравствуйте, Светочка! Здравствуй, Катенька! Замечательно выглядите.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Вовремя! Винишка выпьем!

К а т я (подбегает, целует его). Здравствуй, Боречка! Почему в штатском? Тебе шибко-шибко форма идет!

Ч е л о з н о в. В форме, конечно, я выгляжу помоложе, но в штатском, видишь ли, я несколько романтичней выгляжу.

К а т я. Ну, почему шутишь всегда! (Громко.) О! Братик приближается. Как придет, все молчать будем, правильно?

Л и д а. Правильно.


С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а  уходит в дом.


К а т я. И ты молчи, Боря, ты вообще ничего не знаешь. Пусть потерзается, герой. Дождь! Какой дождь летит!


И дождь с грохотом обрушивается на ступени.


(Кричит.) Беги, беги! Беги! (Бросается навстречу Коле.)


Смеясь, отряхиваясь от дождя, входят  Ч е р в о н и щ е н к о  и  К о р о в и н. С ними  М о р я г и н. С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а  несет блюдо.


С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (громко). Почему без жены?

Ч е р в о н и щ е н к о. Не идет, не хочет, голова болит!


На веранду врываются  К а т я  и  К о л я — тоненький, усталый, интеллигентный мальчик. Смех, возгласы.


К а т я. Вы смотрите, глядите: две тонны в рюкзаке!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (покачивая головой). Господи!

Ч е р в о н и щ е н к о. Ну, ободран! Ну, хорош!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Как чувствуешь себя?

К о л я. Идеально!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (смеясь со всеми). Он у нас много не говорит, нет. Не знаю, и начать с чего… (Коровину.) Ну, познакомимся. Светлана Николаевна. Падчерицы мои: Катя, Лида. Это Коля. Наш гость Борис Алексеевич.

К о р о в и н (с доброй располагающей улыбкой). Коровин Сергей Викентьевич. Чиновник республиканского Министерства сельского хозяйства, фронтовой друг Ивана Степаныча. (Коле.) Значит, вы есть Иноземцев Николай Евгеньевич.

К а т я (в восторге). Откуда знаете?

К о р о в и н. Отца вашего у нас помнят. Лично знать не сподобился, служил по другому ведомству, а начальство мое нынешнее, прямо говорят, побаивалось его. Потому, говорят, что был необычайно ясен и смел. Что ж, Коля, так напугали всех? Какова была цель похода, причина?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Причина необыкновенная. Осенью Коля нашел травку, показал профессору. Тот говорит: исчезнувшее растение. Десять лет на земле не встречали. И вот это исчезнувшее растение спокойно и таинственно пребывает себе в нашем Амгинском урочище.

К о р о в и н. Факт, знаете, сенсационный.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Мыться, Коленька! Быстро!

К а т я. Иди, ребенок, иди. В комнате все приготовлено. Я в баньку провожу! (Уводит его под общий смех.)

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (смеясь). Кто хочет для начала — там прекрасная настойка на калгане. Сейчас придет Пахомов с женой и засядем фундаментально.


Коровин идет по веранде, все оглядывая.


Ч е л о з н о в (Морягину). Испробуем, Вася, калгановой?


Направляются к столу. С ними идет Лида.


К о р о в и н. Хорошо живете, привольно. Дом хороший!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Мы всегда жили, как помещики. Всегда своя корова, куры, свой маленький огород. И на Дальнем Востоке, и в Средней Азии, и тут. Когда живешь в лесу, на магазин особенно не рассчитывай. Только, в отличие от помещиков, корову сами доим и чистим стайку. Тут взаимозаменяемость, все умеют: Катя, Лида, Коля, я… (Видя, что Коровин достал трубку.) Курите! И я засмолю!


Коровин садится, вкусно раскуривает трубку.


Ч е р в о н и щ е н к о (Светлане Николаевне). Мы утречком на озера. На «Волге» Сергея. Вы — как?


Светлана Николаевна качает головой: нет!


Светлана Николаевна лошадей любит. Поразительная наездница! Кочевали мы тут по заповеднику несколько деньков…

К о р о в и н (со смешком). Вдвоем?

Ч е р в о н и щ е н к о. Да. Чудо, как в седле держится!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (поначалу сдержанно). Двадцать лет обучаюсь верховой езде, со дня замужества. Десять лет назад здесь ни одной автомашины не было. При муже запрещалась любая хозяйственная деятельность. Даже санитарные рубки не велись. И дорог к нам не было! А ту, что звалась дорогой, муж перекапывал ежемесячно. Дорогу асфальтом залил небезызвестный Борянов. Не знаете? Много он натворил. В зоне полного покоя успел дачу выстроить для самых главных охотников области. Долго мы боролись, Гречихина прислали. Этот закладонщик сам ушел, зарплата мала, а Самуилов пятьсот гектаров пашни распахал.

К о р о в и н (с грустью). Д-да! Недород в стране был, недород. (Молчит.) И хозяйство, конечно, у вас в связи с этой пашней агромадное… Но скажу не таясь, дорогие мои, ликвидировать пятьсот гектаров, которые уже по бумагам прошли… задача на уровне… На очень высоком уровне! Да ничего, бог милостив. Территория у вас — королевство по европейским масштабам. И леса у вас, и озера, горы, болота, поля!

Ч е р в о н и щ е н к о. Я на сессии выступал. Заповедника нет, сказал. Нет и нет! Надо заново создавать.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Умница вы, Иван Степаныч.

К о р о в и н. А не перегнул ли, Ваня, палочку?

Ч е р в о н и щ е н к о. Пашню нужно ликвидировать. Ради нее у нас тракторы, парк машинный, штат. И квартиры уже требуют! И строить придется. А зачем? Мы же заповедник, Сергей. Мы и так, как медведь в берлоге, обложены. Деревни вокруг, заводы, базы спортивные, дороги, кемпинги, дома отдыха! Все лезут, охрану и всех нас называют гестаповцами. За браконьерами, говорят, следите. Следим! Но браконьер уходящая фигура, а Центральный совет по туризму приносит вреда куда побольше.


Давно уж подошли, разбрелись по веранде Морягин, Челознов, Лида. Все сейчас смотрят на Коровина.


К о р о в и н (куря, загадочно улыбаясь). В Найроби был, в Африке. Львы, рядом газели, антилопочки, никто не ест никого. Спокойно относятся к появлению человека. И к машинам. (Хохочет.) Обезьяны наглые. Садятся на крыши машин, относятся к туристам как к бедным родственникам. Ну, и сафари там, в Африке, между прочим. (Сосет трубку.)

Ч е л о з н о в. А скажите, пожалуйста, почему вы так важничаете? И что значат эти ответы метафорические?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Боречка! Сколько выпили?

Ч е л о з н о в. Немного, очень немного. Вы мою правдивость знаете. Просто я иносказаний не люблю. А вы, товарищ Коровин, мне понравились, потому что умный. И, видно, очень умный!


Дружный смех проносится по веранде.


Не сердитесь! И вы, Света, не сердитесь… Я не биолог, но в том дело, что сам однажды сдуру поехал в Африку, я тогда в прокуратуре служил, в Найроби как раз! Ну, естественно, за счет профсоюза ездил… Не понравилось. Люди веселые, а не понравилось. Ну, словом, не нужен мне берег турецкий, и Африка нам не нужна! На этом континенте, извините, недавно еще без брюк ходили и живут пока за счет своих зверей и нефти, кажется… А мы этот период уже прошли. Еще при Иване Васильевиче Грозном. А при Петре Алексеевиче уже решили беречь дары земли нашей. Вам никто не говорил, что вы на Черчилля похожи?

К о р о в и н (сдержанно улыбаясь). Говорили. Я толстый.

Ч е л о з н о в. Извините меня. Вы патриот, убежден. Я ведь понял, почему вы про Африку… Мне, правда, противопоставление не понравилось. Вы потому про Африку сказали, что вам про пашню сказать нечего.

К о р о в и н. Совершенно верно, дорогой!

Ч е л о з н о в. Все сходится. Душа болит, но пашню ликвидировать трудно.

К о р о в и н. Невозможно почти.

Ч е р в о н и щ е н к о (улыбаясь). Вы кто же будете? (Слегка кланяясь.) Я Червонищенко, директор заповедника.

Ч е л о з н о в. Я Челознов, подполковник милиции.

Ч е р в о н и щ е н к о (с вопросительной улыбкой). О!

Л и д а. Борис Алексеевич — мой бывший муж. Он сыщик, Шерлок Холмс. Тебе, Боря, чаю надо попить. Идем-ка!

Ч е л о з н о в. С удовольствием! (Идет с Лидой к столу.)

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Наконец-то! Пахомов показался.

К о р о в и н (вспоминая). Пахомов? Это какой же? А?

М о р я г и н. Читали книгу «Почва и лес»?

К о р о в и н. Да, да, да! Но фамилию-то я в связи с другим в памяти держал… В Улыбине бо-о-льшая драка была! Эхо до нас докатилось. (Доверительно.) Строители, прохвосты, ссылались на состав воды. Состав был нужен якобы, как там. Оказалось, химкомбинат мог стоять где угодно. Газеты писали. И виноватых нет! Промышленники очень сильны. Да он, Пахомов, молодой вовсе…

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (негромко). Это его жена… Она не совсем здорова…


По ступеням поднимаются  А н я  и П а х о м о в.


Знакомьтесь, товарищи, и за стол!


Аня садится в качалку, качается.


За стол! За стол! Что ж вы, Аня?

А н я. Не предупреждали, я поела, качаться буду. А за стол пойду — напьюсь. Нет, не хочу!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Ну, не знаю… (Отходит.)

А н я. Солнышко вышло.

М о р я г и н. Да. Сейчас пчела полетит.

А н я. Почему о пчелах вспомнили, Василий Гаврилыч?

М о р я г и н. Да так… Отец пасеку держал. После его смерти у меня времени не было, а недавно поставил три улья. Пчелу волнует малейший свет! Свет — это работа. Но глядите, как мощно тепло пошло! Как жарит сразу!


Все уже к столу ушли. Подходит Пахомов.


Как солнце жарит! Опять сушь. Через час полетит пух осины. Странное лето! Непонятное. Будут пожары. (Идет к столу.)

А н я (негромко). Пусть все сгорит.

П а х о м о в. Пойдем посидим.

А н я (спокойно). Они думают, это катастрофа. Пожар — это благодеяние для земли. На выжженной земле растет все молодое, новое. Объясни пойди: в науке это называется сменой или сукцессией экосистем.

П а х о м о в. Иди, закуси немного.

А н я. Я потом. Пойди туда, пожалуйста, пойди! (Отходит от него, садится в стороне, тихо.) Пожар — это жизнь. Пожары были и до человека, бушевали по всей земле. Природа не погибла. Не могла погибнуть. Это огромное количество медленно разрушающейся древесины, которую тупо охраняют, сразу превратится в прекрасный пепел, в прекрасную золу. На удобренной земле в изобилии появятся молодые деревья. Пойди, скажи им. (Молчит.) Лес на пожарищах — это не тот, что сгорел. Лучше. В тысячу раз! (Тихо.) Да уйди ты, христа ради, Володя. Ты же знаешь, я боюсь новых людей. Ведь это же неудобно… Уйди, не паси меня!


П а х о м о в  уходит. Аня качается. Подходит  М о р я г и н.


Вас Пахомов прислал?

М о р я г и н (признается смущенно). Да.

А н я (улыбаясь). Какие у вас синие глаза! Борода вас ничуть не старит. Непостижимо, еще и краснеть умеете! Вы молчаливый от застенчивости?

М о р я г и н. Я не стремлюсь привлекать к себе внимание.

А н я (смеется). Почему?

М о р я г и н. Во мне нет честолюбия. Слава и всеобщее внимание должны приходить к людям исключительным. Однако нередко приходят к заурядным.

А н я. Абсолютно согласна!

М о р я г и н. Люди сами стремятся к вниманию, а после трудно. Надо славу подтверждать, жизнь получается неестественная, болезненная. Вообще, лучше скромней держаться. Я поздно кончил институт. Жизнь вышла нелегкая. Сначала заочно техникум, армию отслужил, потом институт заочно.

А н я (с искренним пониманием). Заочно — трудно.

М о р я г и н. Да. Нужно много читать, и каждый день служба. Сейчас мне тридцать шесть. У меня высшее образование. Прошел все ступени от лесника до главного лесничего. (Улыбается.) Я три ружья отобрал. Однажды вышел, а шел без всего, гляжу, он пробирается в кустах, оружие на изготовку. Я тихо прыгнул сбоку и винтовку вырвал. Руки у меня стальные. (Показывает с неловкой улыбкой.) Вот… Капканы! Лет пять назад один тут промышлял… По осени со снегом ставил петли на коз, но честный был браконьер. Я его поймал, предупредил, он сказал: больше не буду. И не было! В те годы я еще в лесхозе служил.


Приходит  Л и д а.


Л и д а. Василий Гаврилыч, вас туда зовут.

М о р я г и н. Хорошо. Спасибо. (Уходит.)

А н я. Мне кажется, всем, буквально всем новым людям говорят, что со мной надо держаться поосторожнее. Я это все время чувствую. А как мне себя вести при этом, никто не говорит. (Сквозь слезы.) Знаю, что психопатка, но если б вы все поменьше обращали внимания и не считали больной…

Л и д а. Я не считаю. Здоровая баба. Распустилась.

А н я. Это верно. Нервы ни к черту. Пахомову тяжело. Он раньше любил меня. Теперь жалеет.


Идут  К а т я  и  К о л я. Он бос, в халате, с простыней.


(Улыбнувшись сразу.) Куда ж ты в таком виде, милый?

К о л я. В баню. Здравствуйте.

А н я. Здорово!

К а т я (виновато). Мы там разговаривали…

Л и д а. Потом расскажешь. Иди к гостям, Катя.

К а т я. Не злись, он траву не нашел. (Идет к столу.)

Л и д а. Что же ты делал почти пять суток?

К о л я. Искал.

Л и д а. Довел всех бог знает до чего.

К о л я. Искал. Если есть основания злиться, то, согласись, у меня. (Тихо, достойно рассказывает.) Травку я осенью заметил лишь потому, что ею зарос весь склон и нигде ничего похожего. Пришел. Ну, пришел… На склоне совсем другая трава, обычная. А той нет! (Молчит.)


Приходит  П а х о м о в. Стоит у барьера, слушает.


Видела мои брюки? На коленях дыры. Ползал. Я принципиально должен был найти. Мистика! Двое суток от темна до темна. На третьи — искал по берегам. Трава исчезла.

Л и д а (Пахомову). Не ваши ли инопланетяне орудуют?

А н я. Почтим, родненькие, память травки минутой молчания. Да вы молчать не станете! Исчезла еще одна. В ней, может, и заключалось спасение человечества. Состава ее уже не узнаем. И причины исчезновения внезапного, возможно, ужасной причины, тихо подступившей к земле, мы тоже, по-видимому, не поймем вовремя. Я вполне созрела пойти к столу, Володя. (Идет, останавливается. Разъясняет профессионально, негромко.) Одна из распространеннейших трав — сон-трава — в Московской области объявлена реликтом. Колокольчик персиколистный, ночная фиалка и белая кувшинка уже объявлены в средней полосе охраняемыми видами. (Уходит.)

Л и д а. Что в рюкзаке принес?


Коля достает небольшой камень, показывает.


Что это за камень, Коленька?

К о л я. Похоже на медный колчедан. Геологам покажу. За крупное месторождение платят до десяти тысяч.

П а х о м о в. Зачем вам столько денег?

К о л я (рассмеявшись). «Фиат» куплю.

П а х о м о в. Вы взяли лодку у лесника в Амге?

К о л я. Справедливо, Владимир Михайлович.

П а х о м о в. Вы пошли по реке вверх. В третьем распадке справа заброшенный гидрометрический мостик. Вверх по ущелью обнажения зеленоватого цвета. Там вы взяли камни. Верно? Таким образом, первооткрыватель я. Но денег не будет, Коля, это не колчедан. Идите попарьтесь, а после расскажу, как смеялись геологи, когда я привез им вот так же килограммов двадцать камней.


Коля с грустноватой улыбкой смотрит на Лиду. Катит по полу камень. Берет простыню и спокойно уходит.


Лидия Евгеньевна, к сожалению, это медный колчедан.

Л и д а. Догадалась. А Коля вам поверил. (Молчит.) Для чего вы мне сказали про это?

П а х о м о в. Мне б хотелось унести камни и выбросить.


Молчат, говорят со странным спокойствием.


Л и д а. Как вы их нашли?

П а х о м о в. Знакомился с заповедником. Приметил этот мостик. Там кто-то вел исследования по водоохране.

Л и д а. Баландин там работал. Он умер. И, видно, знал.

П а х о м о в. Я унесу? Хорошо?

Л и д а (не сразу). Я думаю о Коле, Владимир Михайлович. Коля совершеннолетний человек. Студент.

П а х о м о в. Понимаю. Но вы все уже сформулировали. И это правда. Я его обманул. Он мне поверил. Коля ни при чем. Лидия Евгеньевна, я не хочу, чтобы сюда пришли бульдозеры и уничтожили еще один заповедник. Этот регион наш по почвам неповторим, не изучен. И сам характер почв, и редчайшее разнообразие… Не знаю, что способствовало формированию такой жемчужины, направление рек, горная гряда на северо-востоке, не знаю… Почему вы молчите? По закону в заповеднике вообще запрещены геологические работы. Кто-то должен взять на себя. Кто-то должен взять эту ответственность на себя. Что вы молчите? Вы же понимаете меня. Эту медь, возможно, никто никогда не найдет, а через два десятилетия, пожалуйста! Не страшно. Медь создадут. Или заменят пластмассой. К тому времени, если шарик не сковырнется, человечество опомнится. Через четверть века я сам приведу геологов, и тогда Коля получит свои десять тысяч.

Л и д а. Если раньше вы не получите десять лет.

П а х о м о в. Возможно. Я думал про это. Я не самый храбрый человек, Лидия Евгеньевна, но слишком ставки высокие!

Л и д а. А не боитесь, что я предам вас?

П а х о м о в (некоторое время, словно раздумывая, смотрит на нее). Нет. Я почему-то совершенно уверен в вас.

Л и д а. Делайте что хотите.

П а х о м о в (берет рюкзак и, подержав, бросает за барьер). Я сейчас вернусь. (Перемахнув барьер, исчезает.)


В глубине показывается  Ч е л о з н о в.


Ч е л о з н о в. Через три минуты за мной приедут. Поедем?

Л и д а. Ровно через три?

Ч е л о з н о в. Ты можешь сомневаться во мне, но не в моих сотрудниках. Это люди экстракласса. Поедем, Лида? А?

Л и д а. Не унижайся. Не такой ты человек. Уезжай. Я ничего не забуду. Не прощу. Больше не приезжай. Никогда.


Свет гаснет и возвращается. Наступила осень. На веранде все то же. На ступеньках сидит  С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Она в строгом, темном платье, на плечах небольшой платок. Звучит магнитофон на пустом столике сбоку. Входит  Ч е р в о н и щ е н к о.


Ч е р в о н и щ е н к о. Хороший день, прекрасная свадьба. Скромная, достойная, без глупых и пьяных песен. И весело и чуть грустно. Так, верно, и должен выглядеть такой день…

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Через час уедут, чемоданы собраны. За десять дней, пока их не будет, мы все приготовим в квартире Василия Гаврилыча, вернутся на готовое.

Ч е р в о н и щ е н к о. Не печальтесь.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Устала я. И хорошо, что они опять спор затеяли, посижу спокойно. Садитесь рядом.

Ч е р в о н и щ е н к о. Хорошая свадьба, тихая, человеческая. Как вы это умеете! Одно плохо — перекормили.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Еще гуся дадим. Не едали такого.

Ч е р в о н и щ е н к о. Вы точно подросток… Девочка.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (предостерегающе). Иван Степаныч!

Ч е р в о н и щ е н к о (улыбаясь). Мне пятьдесят три, я средний человек. Средний. Ну, бывший боевой офицер, так полстраны таких. Ну, бывший главный агроном, таких тысячи, сотни тысяч. И вдруг стал празднично жить. На прежнее не жалуюсь, работал, уже счастье. Но так наполненно, интересно жил только в молодости. Сплю эти месяцы четыре часа, пять. Хватает! Вы мне силы дали. Смотрю на вас и чувствую, будто вы действительно незащищенный ребенок.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Молчите, Иван Степаныч. (Опустив голову, сильно натягивает платок на плечах.) Муж любил меня, но стеснялся таких слов, и я стеснялась. Вы человек из другой стихии. Думаете, наверно, у меня любовники были. Не поверите, если скажу, поклявшись здоровьем Коли, никогда прежде не подумала об этом… (Встает.) Верите?

Ч е р в о н и щ е н к о. Верю.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Нет на свете биографии проще моей. Приехала на практику по беспозвоночным, влюбилась по уши. И сразу перешла на заочный. А дальше только работа. Не знала, что может существовать другое счастье… Я часто думала: кто он был больше, мой прекрасный, удивительный муж? Зоолог средний. Мне он много дал в зоологии, но я обогнала его. Эколог начинающий, хотел разобраться, времени не было… Был просто администратор. В каком-то высшем смысле профессиональный и образованный. И был максималист. Ставил надолбы, рыл глубокие рвы, никого не пускал. Это не для нас, говорил, для будущих поколений, и у него это не звучало фальшиво. Заповедник называл государством природы и хотел сохранить государство в чистоте. Он был отцом Коли, но был и моим отцом. Вам не понять этого. И сейчас мы, ну, все мы… Возможно, мы слишком требовательны к людям и несправедливы, наверно, но это оттого, что знали жизнь при нем. (Молчит.) Лида летом сказала вдруг, что я изменилась сильно. Угадала! Я стала много думать о вас. (Улыбается, глядя себе на руки.) Лида вас невзлюбила из-за этого, имейте в виду, она опасный враг. (Улыбается молча.) Может быть даже, я тогда слишком много думала о вас.

Ч е р в о н и щ е н к о. Ане боитесь так говорить?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (просто, доверчиво). Я почти никогда не вру, Иван Степаныч. Мне кажется, если я что-то сделаю, все узнают в ту же минуту… Я вам сейчас говорю правду, и не стесняюсь. В домике на озерах я рассердилась. Во время нашей поездки вы стали нервным почему-то, как будто переменились. Я рассердилась, хотя сама же немало позволила вам… Но вот мы вернулись, и я пожалела. Пожалела, что ничего не случилось.

Ч е р в о н и щ е н к о. И потому не хотите больше со мной никуда ехать?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Я не боюсь. Ни себя, ни вас не боюсь, но нельзя. Мне ничего нельзя. На мне долг. Перед семьей, перед этим домом, перед всеми… Это мне самой нужный долг. Поверьте женской интуиции. Пропаду иначе, ничего не останется! Пожалейте меня. (Отходит, негромко.) Я очень суеверна, Иван Степаныч.


Музыка меняется, становится громче. Появляются  А н я  и П а х о м о в, танцуют. Ритм быстрый. Постепенно входят остальные, смеются, аплодируют. К а т я  в подвенечном платье. Нет лишь Коли и Челознова. Танец становится неистовей — и музыка обрывается.


А н я. Умопомрачение, на нас смотрят. Я смущена, Володя, сейчас хамить начну. Ты великолепен, Пахомов!


Пахомов оглаживает бороду. Улыбка его строга.


Такой тихий, неуклюжий мужичок… У меня слезы? Слезы?

П а х о м о в. Ни единой.

А н я. На третьем курсе Университета имени Жданова я учила его танцевать. Он был изящен, как неошкуренное бревно. На пятом курсе этот серый деревенский мужичок взял приз. Нам дали приз, и это нас трагически соединило.

М о р я г и н (широко улыбаясь). Деревенские, Аннушка, все умеют, коли хотят. Деревенские — люди глубокие. И, кстати говоря, кто ближе к земле, тот и человечески почище.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (сдержанно). Муж иначе говорил. Хорошо, если личностями, образованными и стойкими, наши дети окончательно сформируются в городе. А после пусть возвращаются. Здесь надо жить уже сильными, со сложившимися убеждениями. Можно скатиться в болото сплетен, ничтожной грызни. Эта земля может утянуть в мелочи. Муж особенно высоко ценил университетское образование.

П а х о м о в (негромко, горячо). Я это понимаю. Это путь и моих понятий, хотя жизнь складывалась по другой схеме.

Ч е р в о н и щ е н к о. В последние годы ощущается тенденция к преуменьшению смысла высшего образования.

П а х о м о в (ходит). Да, да! А при этом есть взгляд на образование как на недорогое украшение. Перстень на пальце и институтский ромбик на груди тут в одном ряду.


Показывается старуха  Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а, делает знаки.


М о р я г и н (недовольно). Что хотели, мама?

К а т я. Пойдем, пойдем!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Как там гусь?

Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а. Доходит.


К а т я  и  М о р я г и н уходят за  Т а т ь я н о й  Я к о в л е в н о й.


П а х о м о в (останавливаясь). Часто другое слышишь: зачем? Рабочий получает больше инженера, больше врача. Говорят еще так: образование не делает человека счастливым. Тогда высшим идеалом, конечно, надо считать покой невежды, в этом покое его счастье. (Светлане Николаевне.) Я сказал о моем пути. Мне повезло. Родился почти посередке России. Сознательная жизнь началась, в сущности, с нечаянной моей борьбы с Госпланом СССР. В первый класс еще не поступил, а Госплан уже запланировал комбинат искусственного волокна рядом с деревней, а значит, и всю жизнь в округе, и мою… Я школу оканчивал — техникум уж при комбинате… Все и пошли, родительский дом рядом, сытнее. На втором курсе практика. Поглядел я, как оно выделывается, волокно, — и поворотило! Сказать не могу, как назад потянуло, на землю, а документов не отдают, не пускают. Ну, нет, думаю, поглядим. Была неподалеку школа такая, очно-заочная называется. Я в последний класс поступил. Приняли без справок, им свой план выполнять нужно! Получил еще один аттестат зрелости. В техникуме соврал: характеристику, говорю, военкомат требует. Дали. Поехал в город Питер. (Смеется тихо.) Ах, какой город Питер! Сколько людей умнейших, щедрых душой! А наши разговоры бесконечные, до ночи! (Ходит, улыбаясь.)

А н я (негромко). Володя.

П а х о м о в. Да? (Вспомнив.) Да! Прости. (Всем, виновато.) Обещал дочку вместе укладывать… Девочка нервная.

А н я (с обидой). Вижу, тебе совсем не хочется.

П а х о м о в. Почему…

А н я. Не ходи, справлюсь. (Идет, останавливается.) Мужчины нас порабощают, мерзавцы! Дали нам свободу и нас же открыто порабощают. За наш счет пишут книги, за наш счет приобретают готовых выращенных детей, за счет нашего обслуживания растут по службе… (Уходит.)

П а х о м о в (тихо). Извините, пожалуйста.

Л и д а (тихо). Я пойду помогу? Хорошо?


Пахомов кивает. Л и д а  уходит. Возвращаются  К а т я  и М о р я г и н. Пахомов садится.


К о р о в и н. Какой воздух, уважаемые! Краски какие! Прозрачность, тепло. Вот где столы бы накрыть, сударыня!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Да, такой осени не помню. Лес багряный, падают листья, а тепло, словно бабье лето.

К о р о в и н (подняв палец). Предзнаменование! Доброе!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (улыбается). Слышишь, Катя?

К о р о в и н. Ну, целуйтесь-ка по сему поводу! Нынче уж не принято кричать «горько», молодые стесняются. Поэтому по-простецки предлагаю: целуйтесь! Ну! Не манкируйте!


Подобрав платье, Катя бежит, останавливается перед неловким и сияющим Морягиным. Поднявшись на цыпочки, по-детски смело и открыто целует его.


(От всего сердца.) Молодец! Какие женщины живут в этом доме! Эти субботы и воскресенья у вас здоровья мне прибавляют! Сыновья мои разлетелись. Старый вдовец, кому я нужен, вот отчего мне радостно и уютно в вашей семье.

К а т я (простодушно). У нас раньше всегда было весело! Дни рождения, окончание учебы, мамина диссертация… Колина телеграмма настроение испортила. Сессия у него. Странная сессия… Раньше у нас всегда стихи, викторины…


На ступеньках тихо появляется  Л и д а.


Лида однажды рассказала, как ей кабаны на лугу встретились и как расправилась с ними… Очень смешная импровизация!

Ч е р в о н и щ е н к о. Расскажите, Лидия Евгеньевна.

Л и д а. Не буду, Иван Степаныч, неинтересно.

Ч е р в о н и щ е н к о. А если вас очень попросим?

Л и д а (негромко, сердито). Не буду. (Отходит.)

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Тогда я стихи прочту. «Лирика фенолога, или Весна на Башкызылсайском участке». Так это называется… (Читает.)

Средней сохтагонскою тропою
В пятнах снега, глины и дресвы
Еле пробудившейся весною
На верховья пробирались вы.
Песня скальных оползней звенела,
Кеклики кидались из-под ног,
Первая крушиница летела
На медовый солнечный лужок.
Чуть заметно почки наливались,
Ящерица вышла греть бока…
(Улыбаясь.) И что-то еще там про облака… Так, Лида?

Л и д а (поражена). Как ты помнишь!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Эти стихи Лида написала двадцатого апреля в горно-лесном заповеднике Узбекской ССР одиннадцать лет назад. В этот день ей исполнилось семнадцать лет.

Л и д а. Ты убила меня, Света. Ну, просто убила. Зареву сейчас. (Отворачивается, смотрит куда-то вверх.)

К о р о в и н. Виноват, кеклики — это кто? Насекомые или собаки?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Очень веселые птицы, это горные куропатки. Их пытались разводить, но кеклики в неволе болеют туберкулезом.

К о р о в и н. Ну, как люди совсем.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Да, как люди. А на воле, видно, знают какое-то растение, которое их спасает. Так, возможно, и с нашими глухарями.

К а т я. Ничего! Ничего! Посмотрим. Мне сейчас кажется, это самая загадочная птица. Гнезда глухарка устраивает на земле, в светлых борах. Как рискует! Ведь именно в эти места чаще идет человек и зверь. Что находит она, перепуганная, вернувшись в гнездо? Скорлупки! Я когда-нибудь соберу вас всех и сделаю доклад, интересные вещи услышите. Сколько раз описан глухариный ток! Какой это странный ритуал… Недавно перечитала Куприна, хорошо, но есть ошибки. Вы спрашивали, Иван Степаныч: каковы надежды? Я сказала — не знаю. Отвечу точнее. Чему-то мы научились на ферме, но мало, мало! Этому надо посвятить всю жизнь. Вот вам и ответ. Всю жизнь.

Ч е р в о н и щ е н к о. Долго, Катенька. Жизни жалко.

К а т я. Если спасем, не жалко. При папе был сотрудник Баландин. Всегда одно твердил. Только зная, как развивалось и развивается все живое без участия человека, можно понять, что было разрушено в природных связях и отчего изменения в среде. Всегда одно и то же твердил: «Мы, заповедник, есть резерват и эталон природы. Мы генетический сейф земли, закрытый ради будущего на тысячи замков». Так он и твердил бесконечно с постным лицом, а глаза смеялись. И все хихикали, потому что все слова и призывы, а дело делается иначе.

Л и д а. Хорошо, что хоть слова помним.

К а т я. Да, Лида.

Л и д а. Ищем следы развития природы, а находим всюду следы развития цивилизации.

К а т я. Да, Лида. И все же мы немножко снобы. И ты, и мама, и я. Как я плакала год назад! Нас оскорбило всех это слово  д и ч е р а з в е д е н и е. Нам сказали: в стране зарегистрировано два миллиона охотников, в Америке — пятнадцать. Надо научиться разводить дичь и выпускать в леса. Нас оскорбляла сама цель: удовлетворение охотничьих инстинктов. Стыдно это в заповеднике, кощунственно, согласна! Но что-то же надо делать! Хоть что-то! Ну, хоть что-то, Лидуша! Ты молчишь, улыбаешься, ты человек крайностей. На Ближнем Востоке, все время пишут, война, так вот ты такая же, как там, экстремистка.

К о р о в и н. Сколько, говорите, охотников в Америке?

К а т я. Пятнадцать миллионов. У нас два.

К о р о в и н. Слава богу, по охотникам мы отстали!

Л и д а. Что примолкли, Владимир Михайлович?

П а х о м о в. Как и ваш отец, я в принципе высоко ценю университетское образование. Бесспорно, образование есть инструмент, но это и нечто большее. Чувствую, опять говорю книжно… Когда в самой постановке образования нет прямого утилитаризма, когда знание становится духовной потребностью, вот тогда и возникают широкие взгляды на явления, забота об устройстве общества, о спасении природы и так далее…


Неся поднос с напитками, идет  Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а.


С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Что вы? Не по силам вам это!

Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а. Мне еще такое по силам, дети! Еще так пригожусь! Времечко не за горами. И года не пройдет, как пригожусь. Без ошибки говорю!


Смех негромкий проносится и умолкает.


Чего не танцуете? Не поете? Какая же свадьба! Разговоры одни. Скоро уедут молодые. (Светлане Николаевне.) Танцуй, сватья! (На Червонищенко.) С ним вот иди! Чего зарделась? Симпатизирует, с ним и иди! Чего стесняться?


Светлана Николаевна лишь улыбается безмолвно.


Танцуй, сватья, дело твое молодое!

К а т я (тихо). Татьяна Яковлевна, я плясать мастерица.


Вдруг появляется  Ч е л о з н о в. В руках самовар.


Ч е л о з н о в. Общий привет! Извините, без приглашения.

К а т я. Что ты, Боря! Что ты! Спасибо. Мы никого не звали. Спасибо тебе. Самовар-то зачем?

Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а. Самовары не в моде нынче.

К а т я. Спасибо, Боренька. Такой дорогой подарок!

Ч е л о з н о в (с легкой торжественностью). Милая Екатерина Евгеньевна, в тебе говорят сейчас какие-то далекие, дедовские ассоциации. Во-первых, самовар не серебряный, хотя и со знаком качества. Во-вторых, из нержавейки и стоит недорого. В-третьих, это всего лишь электрочайник большого размера. Сердечно поздравляю молодых.

Л и д а. Ничего не будет в-пятых, шестых, в-четвертых?

Ч е л о з н о в (чуть улыбнувшись). В-четвертых, любезная Катенька, я прибыл в форме, ибо в форме кажусь тебе помоложе… Все-таки сорок два уже! Юные девушки на улицах, мне кажется, уже не отличают меня от деда-мороза… И в-пятых, не обессудь, невеста, я привез тебе одного заброшенного человека.

К а т я (еще не веря). Коля!


Вбегает  К о л я. Целует мать. Идет к Кате, и та со слезами обхватывает его за шею. Смех.


К о л я. Почему печальная такая?

К а т я. Не печальная, оставь. Сейчас вас накормим.

Л и д а. Спасибо, подполковник. Узнаю хватку! Налить рюмочку?

Ч е л о з н о в. Увы! За рулем я сегодня. Служба.

К о р о в и н. Здравствуйте, товарищ сыщик.

Ч е л о з н о в. Обожаю это слово. Забытое, но истинное.

Л и д а. Сыщик он, сыщик, только опоздал сильно!

Ч е л о з н о в. Мы гнали. Коля руля попробовал.

К о л я. Шли сто тридцать! Сто двадцать!

Ч е л о з н о в. Сколько раз за прошедшие годы у меня перед глазами эти места! Сколько времени прошло, а будто не прекращались мои поездки сюда. Святое место совсем не изменилось, и через сто лет здесь будет тот же покой! А что такое, товарищи, в прошлый раз у дороги лошадь дохлая, а сейчас краны? Что строите?

Л и д а. Жилье, гараж, мастерские…

Ч е л о з н о в. Что мы по радио слышали, Николай?

К о л я. Новый заповедник открыли. Где — не поняли, помехи. Сто первый заповедник в стране или сто третий…

Л и д а. Вы сильно подружились с Колей, так, что ли?

Ч е л о з н о в. Видимся каждодневно.

Л и д а. Ну, поцелую тебя. (Целует в висок.)

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Пошли, мои милые, поедим!

К а т я (Морягину). Останьтесь. Мама, мы пошушукаемся. (Всем.) Мы сейчас, идите! Мы скоро, быстро…


Все уходят в дом. Остаются Катя и Морягин.


М о р я г и н. Мы на «вы» перешли?

К а т я. Не время, знаю, но мне хотелось сказать… Это нехорошо, но скажу сейчас, не буду откладывать. Ваша мама не будет жить с нами. Я этого не хочу.


Морягин молчит, смотрит в пол.


Обо мне говорят, что я самая добрая, но я не самая добрая. Наверно, жестоко сказала, но я никогда не буду вам врать. И не стану притворяться. Если вы хотите этого, уважьте мою просьбу, Василий Гаврилыч. Только сразу, сейчас.

М о р я г и н. Мама будет жить там, где жила.

К а т я. Спасибо. Буду относиться к ней как к близкому человеку… И встречать, ездить к ней будем и помогать.

М о р я г и н. Вы не любите меня?

К а т я. Я около шести лет прожила в студенческом общежитии, не забывайте этого. Видела разные браки. Стихийные и по большому чувству… Эти быстро проходящие браки! (Молчит.) Я ни разу не сказала тебе, что люблю. Знаю, ты очень любишь меня. Считай эгоисткой, но для меня сейчас это главное… Я буду тебе хорошей женой, верной, преданной, буду уважать тебя, и знаю, за что, только говорить об этом не хочу! (Вдруг улыбается сквозь слезы.) У меня много великих планов. И как жить будем, и что делать… Если не станешь смеяться, скажу одну вещь… Я хочу, чтобы наши дети играли на этой веранде.


Слышатся автомобильные гудки.


М о р я г и н. Машина пришла.

К а т я. Как рано! Очень рано!

М о р я г и н. Ну, ничего… Пришла и пришла. Надо ехать.


Быстро входит  С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а.


Машина пришла. Надо ехать.


Входит  Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а.


Машина пришла. До станции далеко ехать.

Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а. Сядем перед дорогой. Все сядем.


Садятся. Входят  Ч е р в о н и щ е н к о  и  П а х о м о в. С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а  озабоченно идет в дом.


М о р я г и н (Пахомову). Машина пришла.

К а т я. Я пойду переоденусь. (Уходит.)


Помедлив, М о р я г и н  уходит за ней.


Ч е р в о н и щ е н к о. Грустно будет в доме без Кати.

Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а. Ничего, попривыкнут. (Уходит.)

П а х о м о в (Лиде). Извините меня, я пойду попрощаюсь и сразу уйду. Мы о многом хотели поговорить, но так получилось… Меня беспокоит состояние Ани. Если б знали, какой она была прежде! Какая это спокойная, отзывчивая душа! Она поправится, ей лучше. Время нужно, доктор сказал, покой… Не взыщите, Лида. Мне надо идти. (Идет в дом.)


Лида ходит по веранде. Входит  К о р о в и н.


Ч е р в о н и щ е н к о. Не горюйте, Лидия Евгеньевна.


Не ответив, Лида уходит в дом.


К о р о в и н. Иван, почему Надежду сюда не позвал?

Ч е р в о н и щ е н к о. Звал. Просил! Разве пойдет сюда Надежда, если знает, что я здесь счастлив!

К о р о в и н (раскуривая трубку). Что она знает?

Ч е р в о н и щ е н к о. Знать нечего! А я счастлив. Заботы мои обыденней обыденных. Из лесу прискачу — на строительство бегу, в кабинет загляну — в прокуратуру мчусь. Мы уж на «ты» с прокурором, я ему пропуск выписал. Дела на мелких нарушителей суды не берут. Мы даже на собственной территории штрафовать не можем. И скрываем от населения, что бесправны. А он встанет перед тобой, подонок, и бубнит: «Подумаешь, зайца у вас убили…» Но — замкнули! Замкнули мы заповедник. Вот и все мое счастье. Эта семья мне поверила. А Надежда мстит мне. Гусыня жирная, кержачка несчастная. Характер тяжелый, неуступчивый, а про себя, когда одна, плачет, уверен. Беда моя, что я слабый. Брошу, уйду, дважды уходил, после психую, жалею. Трех парней она мне родила. Ты видал, какие у нас парни!


Входит  Л и д а. Садится. Слышен гудок автомобиля.


К о р о в и н. Что молодые так долго?

Л и д а. Прощаются. Посошок пьют. Ненавижу! (Встает, ходит.) Иван Степаныч, зачем удобрения привезли?

Ч е р в о н и щ е н к о (с усмешкой). Видали уж! (Горько.) Вчера хотел объяснить, не успел. На балансовой комиссии в министерстве меня били за низкую урожайность полей, о заповедности не вспомнили! Плевать им! Я эти ядохимикаты, Сергей, весной к вам назад отошлю.

К о р о в и н. Не отошлешь. Это приказ.

Ч е р в о н и щ е н к о. Отошлю.

К о р о в и н (дружески, тихо). Порядок налаживается, но не все сразу. Удобрения надо стерпеть. Стерпи. (Лиде, с досадой.) Вот не было бы у вас пашни и не было б! Я бы вас спиной заслонил. Вы того кляните, кто распахал эту пашню!

Л и д а. А того уж нет, Сергей Викентьевич!

К о р о в и н. Вот так всегда и бывает!


Из дому выходит  П а х о м о в.


П а х о м о в. Я домой. До свидания. (Уходит быстро.)


Молчание. Коровин курит.


Л и д а. Вы кто по профессии, Сергей Викентьевич?

К о р о в и н. Когда меня спрашивают, кто я, мне все чаще хочется ответить: старик я, дорогие мои, старичок уже. А что, Лидуша? Экономист я по образованию.

Л и д а. На международной конференции ботаников один доктор из Нидерландов сказал: самая большая мечта его, чтобы премьер-министром когда-нибудь стал ботаник.

К о р о в и н. То же самое, уверяю вас, пожелают юристы, санитарные врачи, и даже матери-одиночки. У каждого своя правда. Император Японии, кстати, биолог.

Л и д а. У него власти нет. (Молчит.) Иногда думаю, что все это от непросвещенности, от беззаботности. От какой-то жуткой полуграмотности всех этих юристов, санитарных врачей и матерей-одиночек. Мне плакать хочется. Если весной в эту землю положат химические удобрения… Не знаю. Ведь мы Ноев ковчег! Можно это понять? Мы же самый настоящий последний на земле Ноев ковчег! Кто побережет нас?

К о р о в и н. Не знаю, родная. Некомпетентен. Мы, Лидуша, министерство хозяйственное, сельское. Это хорошо я знаю. Республика небольшая, план большой. Как умеем, руководим вами. Деньги даем. И немалые. Но мы хозяйство. Сельское.

Ч е р в о н и щ е н к о. Так неужели за счет нашей небольшой пашенки, Серега, республику накормить собираетесь?

К о р о в и н. Неосторожно говоришь, Ваня. Тема эта тоненькая-тоненькая. Нынче урожай дивный всюду, а в прошлом году? Да и немало — пятьсот гектаров! Ты что же хочешь? Чтобы министерство само по собственной инициативе ликвидировало отменную пашню? Кто решится? Кто?! То, что создано, пусть и не умно, то уже создано. Создать всегда легче, чем ликвидировать. Создал — молодец! Старался, значит. А ликвидировал почему? Тут и начинается ответственность. Не объяснишь!


Входят  К а т я, С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а, Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а. М о р я г и н, К о л я  и  Ч е л о з н о в  несут вещи к машине.


Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а. Ну, с богом! С богом! Быстрее!

Л и д а. Я не пойду. Ненавижу прощания.


Катя порывисто целует ее.


С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Идем! (Уходит с Катей.)


Уходит  Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а. Вернулся  Ч е л о з н о в.


Л и д а. Ты знал, что Коля факультет переменил?

Ч е л о з н о в. Да. Хочет работать в промышленности.

Л и д а. Света расстроилась. Все как-то у нас рассыпается постепенно… Катя, когда узнает, сильно расстроится. Света пока молчать велела. Катя любит семью. Ей трудно будет примириться с мыслью, что Коля уже в сущности стал городским жителем. Ты надолго к нам, Боря?

Ч е л о з н о в. Сейчас уеду. Времени совсем нет. (Улыбается.) Хотелось тебя увидеть. Извини, что, так сказать, нарушил запрет… Я люблю тебя! Что поделаешь! Люблю. Не могу забыть.

Л и д а (молчит. Негромко). Пойдем!

Ч е л о з н о в. Куда, Лида?

Л и д а. Идем! Кое-что соберу… (Идет в дом.)


Челознов уходит за ней. Возвращаются  С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а, К о р о в и н  и  Ч е р в о н и щ е н к о.


С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Я что-то почувствовала еще летом… У него вдруг появилось острое желание иметь машину. Я говорю: зачем? Ездить буду к вам, говорит. Нашел какие-то камни и был уверен, что медный колчедан… Оказалось, обычные камни. Меня поразило, как огорчился, что не получит вознаграждения и не купит машину. Коля привязан к нам и, конечно, уже тогда думал, как станет навещать. Послушаем сейчас музыку, посидим, чаю попьем. (Включает магнитофон.) Можно пулечку расписать. Лида прекрасно играет. Раньше тут жили хорошие преферансисты, все постепенно после смерти мужа разъехались. Давайте, в самом деле, сядем за карты!


Входят  Л и д а  и  Ч е л о з н о в  с небольшим саквояжем.


Куда вы?

Л и д а. Светик, милый, я в город. Не удивляйся. Все как обычно. Сегодня пятница. Утром в понедельник подполковник привезет меня на работу.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Я рада.

Л и д а. Ну, прощаний не люблю, скоро увидимся.

Ч е л о з н о в (сдержанно). Привет! (Уходит за Лидой.)


На ступеньках появляется  Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а.


Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а. Тихо, тихо у вас, противно даже! Эх! (Взмахнув платочком, идет в пляс, останавливается.) Эх вы! Разве народ так гуляет! (Уходит в дом.)

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Можно и втроем поиграть. Садитесь, Сергей Викентьевич. Садитесь, Иван Степаныч. Преферанс — интереснейшая игра… Скучать мы не будем! Не будем!

Ч е р в о н и щ е н к о (улыбаясь). Не будем!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Не будем! Пусть все едут к чертям. Куда хотят! Мы не будем скучать! Не будем! Не будем!


З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Прошло два года. Та же веранда. Стол с самоваром. Жаркий день клонится к закату. С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а  раскладывает пасьянс. В глубине за шторой небольшой столик. Слышен стук молотка. К а т я  ходит, держась за виски. М о р я г и н  стоит, смотрит на нее.


М о р я г и н. Пойди полежи, Катя.


Катя ходит, стук громче.


Что он строит? Я спросил, он молчит.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Сарайчик для мотоцикла. Я раньше любила составлять отчеты. Отец смеялся, называл письмоводителем, а для меня в этом было какое-то торжество, итог. Радовалась и думала, что кто-то тоже порадуется. Сейчас мне кажется, отчеты никто не читает. Около трехсот страниц вышло нынче, расчеты, диаграммы… Переплели и отослали. Пройдет год, и здесь ничего не будет. Мы станем бездомными… И разлетимся. Теперь уже по-настоящему разлетимся. Где мы будем через год-полтора, никому неизвестно.

К а т я. Вася, уйди, пожалуйста. Нам нужно поговорить.

М о р я г и н. Нужно полежать, Катя. (Светлане Николаевне.) Врач определил двухмесячную беременность. Наверно, опять будет мальчик. Не надо было Кате на рынок ехать. Мама бы одна справилась. Сначала думали вообще не продавать. Бочка меда. Бочка прекрасного липового меда! От прошлого года осталось. Куда денешь? Один улей в хороший год дает до центнера меда. Семья растет… Катя поднялась в пять утра, сейчас голова болит. Стояли с мамой на солнцепеке.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (изучая карты). Сколько у вас ульев сейчас, Василий Гаврилыч?

М о р я г и н. Четырнадцать. Надо сокращать. Хотя жалко, все-таки искусство. Пчелы — это искусство. Хоть маленькое, но искусство. Вы хотите без меня поговорить о Пахомове и, понимаю, об этом колчедане. Но я не мог поступить иначе.

С в е т л а н а Н и к о л а е в н а. Случилось несчастье, о чем говорить… Приехал Коровин, на озеро поедем. Мне жаль, что я узнала об этих залежах последней. Лида знала давно, поделилась с Катей. Катя наконец, спустя два года, поделилась с вами. Я не корю вас. Вы поступили четко, ясно, тысячи людей скажут, что правы, что так и надо было подать дирекции докладную записку. Вы лицо административное, у вас семья.

М о р я г и н. Нельзя такое скрывать. Нельзя! А то получается будто сговор, круговая порука.

К а т я. Он ночь не спал.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (встает, закуривает). Я не полюбила вас, не привыкла, не получилось это у меня, Василий Гаврилыч, но я не корю вас. Я все время страшилась, чтобы не распалась семья. Боялась, что если девочки лишатся того смысла жизни, ради которого росли и воспитывались, они не будут счастливы. Ради этого отдала за вас Катю. Но тут, я знаю сейчас, сработал мой эгоизм: боялась остаться одна. Прошло два года, и Катя стала другой.

К а т я (ровно). Ошибаешься. Крупно ошибаешься.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Ну, может быть. (Улыбается.) Ты какая-то взрослая стала сразу…


Входит  Ч е л о з н о в  с сумкой. Он в майке. Достает из сумки бутылки, ставит на стол.


Ч е л о з н о в. Лида приехала?

К а т я. Пришла. На чем ей приехать? Чуть жива.

Ч е л о з н о в. Суббота, Василий, почему ты в форме?

М о р я г и н. У лесников летом выходных нет. (С горечью.) Помнишь жару два года назад? Такая же сушь. И так же, как тогда, летит пух осины по всему заповеднику. Это же порох! Страшней пороха. Будут пожары. Во Франции сгорели посевы. В Англии, я читал, не собираются снимать урожай, снимать нечего.

Ч е л о з н о в. Кому налить? (Наливает себе.)

М о р я г и н. Странный ты человек. В магазин ездил?

Ч е л о з н о в. Нет, на молочную ферму. (Пьет медленно.) Лида больше месяца глаз не кажет.

К а т я. У Лиды полевые работы. Раз в неделю приползает, чтобы залезть под горячий душ.

Ч е л о з н о в (Морягину). В городе ни за какие деньги саперави не купишь, а у вас полно. Здесь живут мужчины. Они считают, что саперави дерьмо. Скажите, Света, вы ангел справедливости, имею я право считать, что нам пора заново зарегистрировать брак?


Входит  Л и д а. Она слышит. Молчит, сушит волосы.


Л и д а. Что думает Червонищенко, Света?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Расстроен.

Л и д а. Еще бы! Честный человек. У меня просто нежность к нему. Когда-то приняла его враждебно, а сейчас думаю, не оскудела земля русская порядочными людьми. Выговор получил, потом выговор с предупреждением, чуть с работы не слетел, а удобрения в заповедные поля не положил. Не понимаю, Борис, почему ты здесь митингуешь. Зачем?


Входит  К о л я. Без рубахи, в джинсах, босой.


К о л я. Молоко у нас есть?

Л и д а. Иди в подвал и достань. Я не люблю тебя. Переменил факультет и стал хамом. У тебя каникулы, почему нужно стучать молотками, когда родные твои отдыхают?

К о л я. Есть только один человек, с которым ты говоришь нормально. Это Пахомов.

Л и д а. Да, это Пахомов.

К о л я. Только дурак думает, что можно остановить прогресс. Обокрал меня, теперь в тюрьму сядет. (Уходит.)


Молчание. Челознов пьет вино.


К а т я. Скажи, Борис, неужели будет суд?

Ч е л о з н о в. Не будет суда.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Коровин убежден, что будет.

М о р я г и н. Как бы ни обернулось, а пятно будет. Я Пахомова уважаю, искренне уважаю, он настоящий ученый, но так поступать нельзя. Пятно на нем будет.

Ч е л о з н о в. Ну, пятна мы выводить умеем. В каждом населенном пункте есть срочная химчистка. (Берет со стула рубаху, надевает, прислушивается.) Что это?


Где-то неблизко ударил колокол. Светлана Николаевна встает, колокол звонит громко, беспрерывно.


М о р я г и н. Ну, вот и началось. Дождались. (Уходит.)

К а т я. Вот и пожар. Вася чувствовал. Все сгорит.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (тихо, сердито). Молчи.


Колокол звонит. Слышится рев моторов.


К а т я. Пожарные машины пошли. Хорошо, если близко…


Лида села в качалку. Качается.


В такую жару все сгорит. И спорить не о чем будет.

Ч е л о з н о в (тихо). Как твой мальчуган, Катя?

К а т я. Годик скоро… Васина мама сейчас с нами живет, она с ним гуляет… (Смотрит в лес, быстро уходит.)

Ч е л о з н о в. А по телефону узнать нельзя?


С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а  идет в дом.


Л и д а (молчит, закрыв лицо руками). Это как лавина, в такую сушь. Я видела на Дальнем Востоке, отец гасил…


Колокол звонит. Как будто удаляется.


Утром шла тропой, думала, ты здесь. И ты здесь. И задаешь вопросы. Обиду я давно позабыла, совсем, а прошлое не вернулось. Не знаю почему. Прошло, куда-то делось… Я и сама тебя жду. Удобно, не слишком грязно. Такие санитарно-гигиенические отношения, как теперь говорят. Только ты еще на что-то надеешься, Боря, а я уже нет и не хочу тебя обманывать. Ты должен что-то начать заново. (Идет по веранде.) Света дозвониться не может… Жена Червонищенко мне письмо прислала с просьбой воздействовать на мачеху. Вошла сейчас в комнату, на подушке письмо, и штемпель почтовый. Не пей, Борис, голова разболится.

Ч е л о з н о в. Я не пью… Хлебаю так понемногу.

Л и д а. Слишком часто жили отдельно. Да так и положено: тебе в городах, мне в глуши. Разные мы с тобой животные, не подумали вовремя! (С усмешкой.) Вот бобры, например, спариваются только в воде. На суше не желают.


Взволнованно входит  С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а.


С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Иван Степанович к нам.


Приходят  Ч е р в о н и щ е н к о  и  К а т я.


С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Что там, Иван Степаныч?

Ч е р в о н и щ е н к о. Непонятно. Горело на кордоне у Севастьянова. Дежурный с вышки заметил сильный огонь и дым. Бушевало минут пятнадцать. Внезапно погасло. И никаких там естественных преград, ни реки, ни болотца, лес, сухая трава — и погасло! Словно бог погасил.

К а т я (серьезно). Я знаю кто. Инопланетяне.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Славная ты моя! Совсем бледная! (Обнимает Катю.) Все будет хорошо, вот увидишь, мы будем с тобой дружить. Этот пожар… Это какое-то предупреждение. Нас будто кто-то оберегает. (Возбужденно.) Жизнь добрее, чем кажется, и часто щадит… Нужно верить. Что-то вдруг повернулось в моей душе за последние минуты. Я испугалась страшно, подумала: одно к одному. И — пожалуйста! Я верю, не могу не верить. Мы очень большой заповедник, даже знаменитый немного, нас пожалеют, поймут, нас, наконец, не так-то легко закрыть. Бывает столь уникальная природная обстановка, что стоит дороже золота, дороже всего.

Ч е р в о н и щ е н к о. Я серьезно надеюсь, что все обойдется.

Л и д а. А не хитрите ли, милый Иван Степаныч?

Ч е р в о н и щ е н к о. Веры во мне больше, чем неверия. Важно, на кого выйдем в конце. На человека с совестью или на временщика, который захочет побыстрее состричь купоны с этой находки в недрах и получить награды. Но надеюсь на хорошее!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. И я! Ведь все могло сгореть! Это подлинное чудо. Хочу на озера, надо передохнуть от напряжения, успокоиться, там поговорим. Куда вы дели Коровина?

Ч е р в о н и щ е н к о. Поспать лег. Сейчас будет.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Лида, ставь самовар. Напьемся и поедем. И нужно непременно позвать к чаю Пахомовых.

К а т я. Знаешь, мама… Не зови их. Ты не думай, мне ничуть не стыдно, потому что знаю, как было… Прошу тебя.


Светлана Николаевна с грустью смотрит на нее.


После того как Вася подал докладную, он ровно через минуту был в лаборатории у Пахомова и сам сказал ему все. Пахомов поблагодарил. Получилось открыто, честно, но я не знаю, как поведет себя Аня.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Все субботы они пили чай на веранде. Сегодня, Катя, я не могу их не позвать.

К а т я. Тогда я уйду.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (негромко, сухо). Уходи.


Постояв с опущенной головой, К а т я  уходит.


Л и д а. Ты видала ее лицо? Видала? Дай закурить.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Не нужно тебе начинать.

Л и д а. Нужно. (Закуривает, тихо.) Ты куда, Борис?

Ч е л о з н о в. Куда я? На речку. Выкупаюсь. (Уходит.)

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Садитесь, Иван Степаныч.

Ч е р в о н и щ е н к о (садится, вздохнув). Сегодня суббота, областные организации закрыты. В понедельник надо ехать, советоваться. Нагрянет какая-нибудь комиссия… Утром потребовал у Пахомова объяснительную записку, он принес, я просил переписать — отказался. Детская записка! Неумная, детская! Не ошибался, не заблуждался ни в чем, все делал сознательно и убежден, что запасы меди огромны. (Пройдясь, снова садится.) Не люблю выходные дни! Не знаешь, как жить, чем занять себя.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Что с вами нынче?

Ч е р в о н и щ е н к о. Коровин предлагает засесть за карты.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (смотрит на него изумленно). А на озера разве не едем?

Ч е р в о н и щ е н к о. Что-то не получается… Не знаю!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (молчит, отвернувшись. Потом, сдерживая слезы). Ну, что ж… в карты так в карты! Я как солдат, Иван Степаныч. Как будет приказано. Идите расчерчивайте бумагу. Капризы Сергея Викентьевича мне начинают надоедать. Идите расчерчивайте! (Садится за стол.)


Лида спокойно гасит окурок, уносит самовар.


Что это значит, Иван? (Плачет.) Скажи, пожалуйста, что?

Ч е р в о н и щ е н к о. Ты совершеннейший ребенок, Светлана. Нельзя быть такой, нельзя!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (плача, смотрит на него). А какой надо быть? Скажи мне. Я твоя любовница. Я не знаю, нужно говорить с любовницами, нужно им что-нибудь объяснять? Что, Иван, Надежда решила ехать? Да?

Ч е р в о н и щ е н к о. Да. Вот видишь, все поняла, все ясно, а ведешь себя как девочка… Зачем же плакать?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Не знаю, Иван. (Идет по веранде, плача.) Вчера в шестом часу вывела Чалого, села в седло, помчалась и все время думала о сегодняшнем дне… Вымыла полы в нашем домике, выскребла, окна вымыла… Даже стыдно, до чего думала об этой поездке! Вернулась в темноте, утром мяса нажарила, лепешки спекла…

Ч е р в о н и щ е н к о. Ну вот и Надежда нажарила, напекла.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (улыбаясь сквозь слезы). Молодец она. Теперь всегда будет на озера ездить… И в прошлую субботу поехала. Лиде письмо прислала…

Ч е р в о н и щ е н к о. Что написала?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Не знаю… Ты прости меня. Я должна знать место. Да, нужно знать место. Это глупые слезы, Иван. Просто я никогда не была любовницей…

Ч е р в о н и щ е н к о. Нельзя быть слабой, Светлана.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Не сердись. Прав! Я не должна расстраивать тебя. И без того все тревожно и неизвестно, что будет, надо знать свое место. Я помню вечер, когда это случилось у нас… Катя уехала в свадебную поездку, Лида — в город. Осталась одна. А теперь думаю: зачем все? Катю я потеряла, Лида относится прохладновато, критически, Колю, чувствую, я тоже почти потеряла, не понимаю его… Ты говоришь: нельзя быть слабой. Но я сильнее тебя. Я всех вас сильнее. Эти слезы — глупость. Сколько мне нужно было сил, когда умер мой Женя, никто не знает. Шесть лет прошло. Уже шесть лет! И все равно я одна.


Появляется выспавшийся веселый  К о р о в и н.


К о р о в и н. Мир дому сему! Уф! (Садится.) Хорошо у вас! Даже в жару, даже в пожар. И пожары волшебные какие-то… В городе ритм жизни убыстряется, растут шумы. Эти субботы и воскресенья исцеляют меня. Как насчет карт?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Все готово. Можно сесть.

К о р о в и н. Боюсь спросить, родная, вы плакали?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Я очень хочу играть в карты.

К о р о в и н (улыбаясь неловко, оглядываясь). А Лидуша?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Самовар кипятит. Ваш любимый старый вкусный самовар на еловых шишках…

К о р о в и н. Чудесно! Лидуша будет играть?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Попросим.

К о р о в и н. А я сам попрошу, у нас с ней нежные контакты. Лидуша играет с перцем, как мужчина… (Встает.) О, саперави! (Разглядывает этикетку.) Умная вещь!

Ч е р в о н и щ е н к о (с усмешкой). Что в нем умного?

К о р о в и н. В нем то умно, брат, что ничего другого в жару пить нельзя. Однако чай сейчас лучше. Ну, иду на переговоры с Лидушей. (Посмеиваясь неловко, уходит.)

Ч е р в о н и щ е н к о (тихо, мягко). Мы поедем в среду.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (помотав головой). Нет, Иван, не поедем. (Молчит.) Не говори об этом сейчас, а то я опять заплачу… (Вытирая слезы, спокойно.) Эту объяснительную записку Пахомова, ее надо порвать, показывать никому нельзя…

Ч е р в о н и щ е н к о. А с докладной Морягина что мне сделать?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Сделай что-нибудь, поступи по-доброму. Сделай для меня еще раз. Уговори Коровина, упроси!


Л и д а  и  К о р о в и н  вносят самовар.


Л и д а. Позвонила, не придут Пахомовы. Дочка больна.


Вздохнув, Светлана Николаевна идет к столику. Видно, как, задумавшись, стоя, тасует карты. Лида разливает чай. Неуверенно появляется  М о р я г и н.


Ч е р в о н и щ е н к о. Пожарные машины вышли ровно через сорок секунд. Ваша служба, Василий Гаврилыч, достойна похвал.

М о р я г и н. Спасибо.


Взяв чай, К о р о в и н  и  Ч е р в о н и щ е н к о  уходят.


Л и д а. Дома был? Как чувствует себя Катя?

М о р я г и н. Хорошо. Велела сюда пойти, только я не понял зачем… Не понимаю…


Л и д а  уходит. За столиком начинается игра. Морягин наливает чаю, смотрит на играющих. Входит Челознов, он выкупался, наливает себе саперави.


Ч е л о з н о в. Хочешь, расскажу о моем начальнике?

М о р я г и н. Почему о начальнике?

Ч е л о з н о в (пьет саперави). Здешние места располагают к размышлениям. (Наливает еще.) Знаешь, когда я очутился на этой веранде? Семь лет назад! За это время продвинулся по службе, получил очередное звание, побывал в Болгарии, увидел наконец Байкал, женился, с ходу увлекся красивой женщиной из торгово-проводящей сети, развелся из-за этого, вернее, был оставлен женой… Не скажу, чтобы годы существенно изменили взгляды, но какие-то прежде важные вещи перестали существовать. К примеру, я, кажется, растерял остатки самовлюбленности, зато стало беспокоить, что думают обо мне другие… Будешь пить?

М о р я г и н. Не буду. Я на работе все время.

Ч е л о з н о в. Не надо. (Думает о чем-то.) Возможно, тут роль сыграл мой переход в следственный отдел. Именно здесь, друг мой, решается вопрос о предании суду. Конечно, есть еще суд, он может не согласиться, но только если мы в чем-то ошиблись… А значит, помимо скрупулезности и объективности следователю необходимы еще и доброжелательность, и справедливость. К таким людям относится мой начальник. Вот сидел на речке и почему-то думал о нем…


Появляются  А н я  и  П а х о м о в.


А н я (ударяя в ладоши, поет).

Тра-та-та, тра-та-та, мы везем с собой кота!
Чижика, собаку, Петьку-забияку,
Обезьяну, попугая, тра-та-та-та-та!

Из глубины идут  С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а  и  Л и д а.


Ч е л о з н о в. Дурацкая песня! Мы говорим о серьезном.

А н я. Песенка века, дорогой! Песенка века! (Поет.)

Когда живется дружно, что может лучше быть?
И ссориться не нужно, и можно всех любить!
Песенка века, дорогие товарищи!

М о р я г и н. Это в смысле борьбы за мир?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Владимир Михайлович, хотите в карты? Или вы, Аня? Охотно уступаю место.

А н я. Пахомов чаю хочет, спасибо. А я саперави хочу!

Ч е л о з н о в. Пей! Еще принесу! Три бутылки в багажнике, хотел в город свезти… (Сбегает по ступенькам.)

А н я. Играйте, Светлана Николаевна, играйте! Мы люди свои. (Наливает чай.) Володя, бери! Играйте, а то уйдем.


С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а  и  Л и д а  уходят. Пахомов идет с чаем к барьеру. Вернулся  Ч е л о з н о в  с бутылками.


Ч е л о з н о в. Садись, Аня! Не с кем мне пить! (Наливает.)

А н я (улыбаясь). О чем вы тут говорили?

Ч е л о з н о в. О моем начальнике. Мы, знаешь, с ним ладим.

А н я (пьет улыбаясь). Уже интересно.

Ч е л о з н о в. Очень! Хотя, при равенстве в возрасте, мы с ним антиподы. Он родился в этом городе, окончил ФЗО, работал на радиозаводе, ушел в армию, на завод потом не вернулся, а поступил постовым, учился в школе милиции… За двадцать лет прошел длинный путь от рядового до полковника. После окончания Высшей школы милиции его вместе со мной направили в отдел, на укрепление… (Молчит.)


М о р я г и н  направляется к играющим.


(С легкой грустью.) Есть люди, легко решающие судьбы других. Мой начальник не такой. Он знает, что стоит за каждой его подписью или резолюцией в левом верхнем углу листа. Я могу поверить следователю на слово и подписать, почти не читая. Он читает всегда от начала и до конца! А при потоке бумаг, идущих через него, труд это немыслимый. И в личной жизни, не в пример мне, у него все благополучно. Да! Спокойная, миловидная жена, любящая свою работу медсестра, уравновешенные, воспитанные дети… (Пахомову.) Что вы там слушаете?

П а х о м о в (не сразу). Часто слышу один звук. Еще в деревне, когда мальчиком был, слышал. Я этой загадки не пойму. Часто забываю, но иногда, в этом, наверно, стыдно признаваться, иногда совершенно серьезно думаю о внеземных цивилизациях. Вот таинственная вещь… (По-детски улыбнувшись, достает из кармана небольшой предмет.) Взвесьте!


Челознов взвешивает предмет на ладони.


Необычайно большой вес, очень большой. И форма…

Ч е л о з н о в. Где вы это взяли?

П а х о м о в (помедлив). Там же, где медь. Я жил там безвыездно прошлым летом, работал, решил провести разведку…

Ч е л о з н о в. Разведку меди?

П а х о м о в. Да. Пробил несколько шурфов. На глубине двух метров лежал этот странный предмет.

Ч е л о з н о в (Ане). Как к этому относишься ты?

А н я. Нормально. Я давно уверена, что в этих лесах витают какие-то духи.

П а х о м о в (усмехается, берет предмет, секунду разглядывает). А может, явление природы… Мы все больше удаляемся от нее, многого не понимаем, вернее, не чувствуем. (Прячет предмет в карман, садится за стол, молчит.) Человек достиг больших знаний, но сам кое в чем деградирует быстро, теряет заложенные в нем способности, ощущения, чувства. В общей массе он хам. Примитивный хам! Равнодушен к среде, взрастившей его, примитивнее людей начала века. Встречи с природой уже называет экскурсией. Значит, приходит в музей. (Хмуро.) Я не люблю музеи. Там остатки потерянного, там мертвое. (Оборачивается, смотрит на играющих, садится прямо и молчит.)

А н я (Челознову). Глупое положение! Пришли по привычке, я не хотела, но вот пришли… Я такая веселая была! В Улыбине была редактором стенгазеты, заметки писала… даже не верится! Ой, Пахомов, придется нам, наверно, скоро опять куда-нибудь переезжать!


Возвращается  М о р я г и н, смотрит на поляну. Тихо появляется  К а т я, останавливается на ступеньке.


М о р я г и н. Ты полежать хотела.

К а т я (вздохнув). Не лежится. (Идет, наливает чай.)

М о р я г и н. Женя спит?

К а т я. Усыпили.

М о р я г и н (всем). У мальчика зубы режутся.


Молчат. Челознов прохаживается.


(Взяв бутылку.) Давай выпьем, Володя!

П а х о м о в. Мне не надо. (Прикрывает стакан.) Нет.

М о р я г и н. Ну, конечно, я теперь враг твой!


Катя садится со стаканом на ступеньку.


Ч е л о з н о в (садится, смотрит на Пахомова). Зачем вы вели разведку, Владимир Михайлович?

П а х о м о в (не сразу). К работе приступили?

Ч е л о з н о в. Не уловил вопроса.

П а х о м о в. Вы сами, лично вы ловите преступников?

Ч е л о з н о в. Нет, они меня ловят. Звонят, приезжают, просят посадить в каталажку.

П а х о м о в. Может, у вас комплекс такой, Борис?

Ч е л о з н о в. Какой?

П а х о м о в. Может, стесняетесь говорить просто или же стремитесь скрыть свое лицо и оттого шутите часто?

Ч е л о з н о в. Угадали! Вы недоверчивый?

П а х о м о в. Да. Мало кому верю.

Ч е л о з н о в (наливает вино). Я тоже с придурью… Вдруг подумал: уж не вы ли соперник мой?

А н я (быстро посмотрев на него). Ошалел, что ли?

Ч е л о з н о в. Шутка! (Смеется.) А вообще, попробуй среди людей, которых встречаешь, определить с достоверностью, кто берет взятки, расхищает социалистическую собственность, обвешивает покупателей и какие у него намерения!


Приходит  Л и д а. Садится молча в качалку.


И встает вопрос юристов всех времен! Как относиться к человеку, с которым сталкивает тебя служба и жизнь? Как к потенциальному преступнику или как к святому неопознанному херувиму? (Пахомову.) И давно у вас это? Недоверчивость?

П а х о м о в. Уродился, видать, такой. Хотя в молодости другим был. (Встает, ходит.) Теперь твердо знаю одно: за все надо платить и бороться. Даже за право честно и хорошо работать. Даже за то, чтобы иметь возможность служить отечеству.

М о р я г и н. Не слишком ли, Володя?!

А н я (Пахомову, сердито). Хватит! Улыбино пора забыть. (Челознову.) Хорошо там жили, с керосиновыми лампами жили, тихо было. Не заводись, Пахомов, я просила. Я не хочу, я ничего не хочу. Мне ничего не надо. Мне уже тридцать три, мы с тобой нигде не были, живи нормально, я, например, хочу в Индию попасть. И вообще, черт возьми, суббота! Налей мне, пожалуйста. Я научилась ценить покой. Раньше любила танцы, а сейчас нравится сидеть на берегу и смотреть на воду. Правда, интересно. Вода кажется живым, одухотворенным телом, возникают причудливые узоры, похоже вдруг на современную графику…


Незаметно подошел  К о р о в и н.


К о р о в и н. Карты сданы, Лидуша.


Л и д а  встает, уходит к играющим.


(Идет к столу.) Преферанс тем хорош, что один из игроков все время свободен и можно подкрепиться. (Берет стакан, разглядывает и ставит на место. Серьезно.) Первое, что надо решить, молодые товарищи, это отношения между народами, а точнее, между социальными системами. (Берет яблоко, разглядывает, ест.) Если решить спор между системами, все остальное решится само собой! (Уходит.)

Ч е л о з н о в. Ну, что ж, ребята, давайте решайте отношения между народами, а мне надо в город ехать! Пора, братцы, мне!

А н я. Чего так вдруг?

Ч е л о з н о в. Пора, пора, покоя сердце просит!

А н я. Напился ты, что ли?

Ч е л о з н о в (грустно). Не напился, а выпил. Хоть уважаю вас, но люди вы чокнутые. В юности я читал в книжках про то, что среда заела человека, а теперь выходит, сам человек заел среду. Может, и правильно, вам видней… Пора мне ехать! И нечего тут больше делать! (Застегивает пуговицы на рубахе.) Прощаюсь с вами, братцы. И с сожалением! Искренне говорю. Есть огонь в ваших сердцах, черт бы вас драл. Прощаюсь! Полюбил вас всех.

М о р я г и н. Тебе за руль нельзя.

Ч е л о з н о в (молчит, вздохнув). Может быть. (Идет, стоит возле играющих, потом уходит совсем.)


Катя отхлебнула чаю, поставила стакан на пол.


М о р я г и н. Хочешь горячего?


Катя молчит. По щекам текут слезы.


А н я. Не плачь, Катя. Перемелется, мука будет.

М о р я г и н (холодно, громко). Пользу отечеству, граждане, всяк видит по-своему. Я полжизни отработал в лесхозах. Там было ясно. Сей и руби! Сей и руби! Давай деньги, план. (Пахомову.) Возьми нашего бобра. Бобр давно стал промысловым. Промысловым может стать и европейский благородный олень. Могли б продавать в капстраны. (С гневом, с яростью.) А его волк жрет! Волк! Застрели меня, но душа моя никогда помириться не сможет. Я на земле вырос, не могу я сидеть на богатстве и отдавать его волку. (Молчит.) Давно можно отстреливать кабана. Уменьшить волка, отстреливать кабана. Три года назад отловили пятьсот оленей. Кому был вред? Никому. Червонищенко под влиянием Светланы Николаевны прекратил. Маленькая пулька, начиненная снотворным. Тихая, маленькая пулька. Олень засыпает, вяжи его, увози. Что от того природе? Плохо?

П а х о м о в (поглядев на играющих). Пойдем домой, Аня.

А н я. Ну, пойдем…

К а т я (поднявшись быстро). Не уходите. Прошу вас… Хотите, чаю свежего заварю? Простите нас, если можете. Мой муж не хотел вам зла, он так думает, он так искренне думает… (Со слезами.) Останьтесь! Мне страшно почему-то, если уйдете… Сядем, выпьем чаю, как всегда!

П а х о м о в. Успокойся.

К а т я. Выпьешь чаю?

П а х о м о в. Выпью. (Идет к столу, наливает.) Спасибо, Катя. Большое тебе спасибо за доброту. (Пьет, ставит стакан. Печален.) Я сегодня думал. Хотел, чтобы был суд. Я хотел, чтобы суд освещался в печати. Просто мечта была. Все прикрываются интересами государства, но как нам сохранить то, что имеем? Не сохраним! Не сохраним! Все хотят, чтобы природа все время что-то производила быстро, что можно продать, купить или хотя бы в цирке показывать за небольшую плату. (Пройдясь.) Мне странно, что молчит Червонищенко, молчит Коровин. Спокойно играют в карты. С утра чего-то жду, жду… Я не боюсь, но горько… Я после Улыбина сказал себе: всякий раз, как можно что-то сделать — делай! И если для этого нужно врать, обманывать, я буду. Была б моя совесть чиста!


Снова слышится стук молотка и стихает. Играющие поднялись внезапно, идут к столу. Все пасмурны.


Ч е р в о н и щ е н к о. Не ладится нынче игра. Посидим тут…

К о р о в и н. Где мой спиннинг, Иван?

Ч е р в о н и щ е н к о. В машине. Надо еще домой заскочить.

К о р о в и н. Ну, так… (Молчит.) Послушайте, Владимир Михайлович. Повнимательней, голубчик, слушайте.

П а х о м о в. Слушаю.

К о р о в и н. Послезавтра утречком, то есть в понедельник, отправляйтесь в территориальное геологическое управление и сделайте заявочку на открытие меди. Сами! Как будто только что нашли. Вот так. Такое принято решение. Поняли?

П а х о м о в (глядя поверх его головы). Не понял.

К о р о в и н (строго). Сделайте заявочку, не указывая даты открытия. Вас и не спросят! Скандал нам не нужен никому.

П а х о м о в (задумчиво). Это я понял. Прощаете, выходит?

К о р о в и н. Считайте так. Становимся в какой-то мере участниками сокрытия. Хотим сберечь вам доброе имя. Вашу поэтическую объяснительную записку мы выбросим.

П а х о м о в (улыбаясь криво). Зачем же выбрасывать?


Коровин пожимает плечами.


Вот не ожидал! (Обводит глазами присутствующих.) Не ожидал! (Коровину.) Прощаете, значит? Так?

А н я (Коровину). Что вы делаете, старый дурак! У него слезы на глазах. Четырнадцать лет знаю Пахомова, но плачущим его не видала!


Входит  Ч е л о з н о в. Подтянут, в милицейской форме. Пахомов садится. Сидит сгорбившись.


Зачем этот оскорбительный спектакль? К чему?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Я виновата, Аня. Наверно, я. Простите меня. Я понимаю вас. (Челознову, удивленно.) Куда вы?

Ч е л о з н о в. На озера с вами поеду.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (сухо). Я не еду.

К о р о в и н. Берем в компанию, Борис. (Наливает чаю.) Спасибо, Аня. Не хотите по-хорошему, будет иначе. (Пьет холодный чай.)

Л и д а. Для озер, Боря, ты слишком парадно оделся.

Ч е л о з н о в. Я поспал, а там еще высплюсь, утром оттуда в город рвану. У меня масса дел в воскресенье.


Лида поняла, кивнула быстро, отошла.


К о р о в и н. Ну, тронулись! Вечереет уж. Пора ехать!

П а х о м о в (встает, негромко). А знаете, Сергей Викентьевич, я вас туда не пущу. По заповеднику нельзя ездить.


Коровин, усмехаясь, смотрит на Червонищенко.


Да, нельзя. Озерный заповедник пока не закрыт. Функционирует. Ездить по нему запрещается. Только служащим, Сергей Викентьевич. И не на машинах. Я вас сегодня не пущу. И никогда теперь не пущу. Аня, пойдем. (Подходит к ступенькам.) В заповеднике запрещается эксплуатация природных ресурсов, охота, рыбная ловля, заготовка древесины и подсочка деревьев, заготовка сена, лекарственных растений, ягод, семян, плодов и грибов, добыча ископаемых и выемка грунтов. (Быстро сходит по ступенькам, оборачивается.) Предупреждаю, я на озера никого не пущу. Я буду стоять на дороге с ружьем. Здесь сохраняется золотой фонд земли. (Уходит.)

К о р о в и н. Д-да! (Пройдясь.) Будьте добры, Василий Гаврилыч, скажите, чтоб подогнали мою машину.

М о р я г и н. Хорошо. (Уходит.)

Ч е р в о н и щ е н к о. День не заладился, и вечер не заладится, я уж знаю… Предлагаю не ехать, ты успокойся, Сергей.

К о р о в и н. Не успокоюсь и не хочу успокаиваться. Оскорблениями досыта нахлебался. Поужинаем у лесника, я посижу с удочкой и успокоюсь. Едем, Борис Алексеевич!


Челознов хмур. Отрицательно покачивает головой.


(Холодно.) Сергей Викентьевич Коровин добр, очень добр, но не беспредельно. Не хочешь, Ваня, я один отправлюсь. Надежду твою заберу и с ней поеду, чтоб не скучать. До завтра, дорогие женщины! (Решительно уходит.)


Вздохнув, Ч е р в о н и щ е н к о  идет за ним, останавливается, хочет что-то сказать Светлане Николаевне, но сразу уходит. Аня напряженно смотрит им вслед.


А н я. Пойдем со мной, Борис! Пойдем, пожалуйста!


Ч е л о з н о в  уходит с  А н е й. Лида подходит к краю веранды. Светлана Николаевна идет к столу, машинально собирает посуду, но тут же садится, у нее дрожат губы. Катя начинает тихо убирать со стола.


К а т я (Лиде). Они сейчас соберутся у Червонищенков и поедут. Если Пахомов встретит на дороге, будет некрасиво.

Л и д а (не оборачиваясь). Мне Коровин показался сегодня самодовольным и злым. Он помогал нам, да, тес давал, шифер, краску, кирпич, щедро, но пашню не ликвидировал, побоялся. Хитрец он! Хитрец! Я знаю, точно знаю, что много зависело лично от него. И не нужны бы тут кирпичи и парк машин. А Червонищенко слабый человек.

К а т я. Ты нынче хвалила его. (Смотрит на Лиду.) Что ты там слушаешь все время?

Л и д а. Отстань. Честный, даже смелый, и слабый.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (голос тихий, твердый). Скоро, девочки, день моего рождения. Исполнится сорок два. Хочу отпраздновать с вами. Это первое, что я хочу сделать. Удивительно, до чего мы стали чужими, не говорим, молчим, но вот смотрю на вас и чувствую, что ближе никого нет. Тридцатого сентября день рождения. Звать никого не станем. А потом, после сентября, сразу поеду в Москву и попробую попасть на прием к Адылбекову. Адылбеков как никто понимает значение Озерного. Когда мы воевали против Борянова пять лет назад, вы забыли, я писала ему, и он ответил. Он уважал папу и на праздновании Академии назвал одним из первых… Как ты к этому относишься, Лида?

Л и д а. Могу одно сказать: мысль хорошая. Очень. Адылбеков специалист. Захочешь, я поеду с тобой.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (улыбается). Я была уверена, что так скажешь! Другого ответа от тебя не ждала!


Появляется  Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а. Стоит у ступенек.


Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а. Идем-ка домой, Катя!

К а т я. Сейчас приду.

Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а. Идем сразу. Нельзя жить на два дома. Все ты на веранде! Ребенок заждался. Он ведь живой, девушка. Я вам замечание делаю, Светлана Николаевна. Нельзя дочь возле себя держать. Вышла замуж, отделите. Да и не родная вам! Ребенок материнского внимания требует.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Катя хорошая мать.

Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а. А я и не хаю!

К а т я. Замолчите! Успокойтесь! Не смейте сюда с выговорами приходить! Слышите? (Уходит.)

Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а (сдержаннее). Молодая женщина должна жить своим домом, своими заботами, вы ее портите!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (тихо). Я скажу ей.

Т а т ь я н а  Я к о в л е в н а. Нехорошо, милая. (Уходит.)

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Все не так делаю! Все не так! Устала я! (Громко, по-детски плачет.) Живу противоестественно, все время словно на острие… (Успокаивается вдруг.) Устала от такого существования. (С усмешкой.) Ты сурова со мной. Вина, конечно, моя, у меня появилась личная жизнь, вы все это знаете, теперь ее не будет, и это вы тоже скоро узнаете. Ладно! Каяться не собираюсь. Я хочу поговорить с тобой, Лида. И очень серьезно. Напрасно, мне кажется, ты гонишь Бориса.

Л и д а. Хочу жить в ладах с своей совестью. Слышишь шум?


Светлана Николаевна подходит к Лиде. Стоят рядом, тревожно смотрят куда-то через поляну.


Это на дороге.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Там Борис, все обойдется. (Прислушивается. Спокойнее.) И там А н я.

Л и д а. Счастливейшая женщина на земле!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Я не уверена, Лида.

Л и д а. Живет как птица! Летит, летит беззаботно!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Пахомов мне чем-то напоминает нашего отца. Скромный, необычайно естественный человек, естественно понимает вещи… Живет со свойственным ему бесстрашием. Со свойственным ему отсутствием приспособленчества. И при этом сплошной комок нервов. Только отец был практичнее, опытнее, в этом была его сила. Пахомов никогда не оставит Аню, это помни. Ты сказала «птица». Ребенок она. Он относится к ней как к ребенку, жалеет как ребенка, не сможет никогда бросить.


Вдали раздается выстрел, через несколько мгновений другой. Светлана Николаевна и Лида, прижавшись, смотрят через поляну. Быстро входит  М о р я г и н.


М о р я г и н (оглядываясь). Где Катя?

Л и д а. Дома. (Не спускает с него глаз.)


Морягин с усмешкой садится. Появляется  Ч е л о з н о в  с двустволкой и одновременно — в глубине — К о л я. Поднявшись по ступенькам, Челознов переламывает двустволку, выбрасывает отстрелянные гильзы. Холодновато улыбаясь, зачем-то смотрит в стволы.


Ч е л о з н о в. Скажи, главный лесничий, в каких случаях в вашей епархии положено стрелять? Мне это интересно.

М о р я г и н (цитируя). Оружие приводится в действие после трехкратного предупреждения окриком и предварительного выстрела в воздух, за исключением тех случаев, когда у лесной охраны не остается времени для предупреждения.

Ч е л о з н о в (холодновато улыбаясь). А что тогда?

М о р я г и н. Ничего.

Ч е л о з н о в. Я это не очень знаю и спрашиваю: если засекли злостного нарушителя природы, вы имеете право стрелять?

М о р я г и н (с горечью). Да. Будучи уже убитым.

Ч е л о з н о в. Зачем же вам выдают оружие?

М о р я г и н. Не знаю. Пугать, наверно.

Ч е л о з н о в. А может, вам затем выдают оружие, чтобы вас самих не убили?

М о р я г и н. Похоже. Коровин идет, разбирайтесь.


Входит  К о р о в и н. Растерян, тяжело дышит.


К о р о в и н. Ну, вот мы и вернулись…

М о р я г и н. Я домой иду. Не нужен вам?

К о р о в и н. Нет. Мне подполковник нужен!


М о р я г и н  со строгим лицом уходит.


Ну! Что скажете? Перед вами готовый преступник.

Ч е л о з н о в. Первый выстрел произведен в воздух.

К о р о в и н. А второй в нас! У Надежды Петровны шок.

Ч е л о з н о в. Второй выстрел произведен по покрышкам.

К о р о в и н. Я уж не про это, дорогой мой. Большие там запасы меди или маленькие, ни одно частное лицо не правомочно блокировать такие открытия. Только государство может решать, что нужнее сегодня стране: медь или заповедник.

Ч е л о з н о в (со спокойной усмешкой). А может быть, он боялся, что решать будет не государство, а вы?

К о р о в и н. Вы лицо официальное, и я не шучу с вами! Вы обязаны допросить этого биолога!

Ч е л о з н о в. Ничего не обязан, надоело мне все, домой хочу. (Сжимает голову.) Нельзя пить в жару, голова трещит.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (сухо). Возьмите себя в руки, Сергей Викентьевич. Вы мудрый человек.

Ч е л о з н о в. Состава преступления нет. Ничего не присвоил. Случайная находка, биолог ее временно заблокировал. Слишком, видно, хорошо знает ситуацию вокруг… Не должностное лицо, а значит, и должностного преступления нет. Что можно было бы притянуть за уши? Самоуправство. Но выстрел не реализован, в покрышку он не попал. Уголовного преступления нет.

К о р о в и н. Он присвоил компетенцию высших органов.

Ч е л о з н о в. Добросовестные заблуждения.

К о р о в и н (кричит). Не верю! Не верю! И никогда не поверю, что все так просто сойдет! Вы плохой юрист!

Ч е л о з н о в (не сразу). Я плохой человек, но юрист я хороший. Разламывается голова! (Трет лоб печально.) Жизнь, Сергей Викентьевич, подкидывает задачки странные. Есть поступки, весьма похожие на преступления, но, оказывается, это поступки патриотические. Для них отвага нужна, которой у меня и у вас давно нет.

Л и д а. Пойдем, милый, устрою тебя спать. Ты устал.

Ч е л о з н о в. Да, спасибо. Мне это будет приятно.


Появился  П а х о м о в. На веранду не поднимается.


П а х о м о в (спокойно). Отдайте ружье, Борис.

Ч е л о з н о в (равнодушно). Берите.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Где Аня, Владимир Михайлович?

П а х о м о в. Дома сидит, ругает меня. Не думаю о семье. (Идет, берет ружье. Садится вдруг.) Не охота домой идти.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Давайте чаю выпьем, товарищи.

П а х о м о в. Я выпью. И посижу немного. Руки дрожат.

Л и д а. Идем, Борис. (Взяв самовар, уходит с Челозновым.)

К о р о в и н. Совести у вас, Пахомов, нет!


Молчат. С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а  уносит поднос с посудой. Коля по-прежнему маячит в глубине.


Я приезжаю, пожилой человек… Нашел себе дом и жду этих выходных. Сижу на берегу, прихожу в себя, ловлю рыбу, две… И никогда их, кстати, не ем! Не прощу вам. Да ваши озера кишат рыбой. Не вылавливать ее — всю себя пожрет!

П а х о м о в (мрачно). Глупый вы. Рыба древнее человека, древнее нас с вами, а все еще держится, бедная.

К о р о в и н. Вы маньяк!

П а х о м о в. Вот и Аня говорит то же…

К о р о в и н. Не прощу вам!

П а х о м о в (удовлетворенно). А вы испугались.

К о р о в и н. Чего это испугался?

П а х о м о в. За свое лицо испугались.

К о р о в и н. Плевал я!

П а х о м о в (сейчас окает сильнее обычного). Неискренне говорите, скандала вы испугались, почувствовали, что я прав. Ум у вас есть. Мы капелька, крошечка в мире природы, но мы церковь в ней, храм господний, гадить тут ни под каким предлогом нельзя. Тут святость нужна. Вы все норовите сказать: за святость после будем бороться, попозже. Попозже совсем ничего не получится, только себя обманем. Не выйдет. Мы же голыми станем, без примет человеческих. Простите меня, если мой тон был грубым. Вы по возрасту отец мне, не люблю я так… Завелся, накопилось, а что делать? Часто думаю: зачем живу? Вот возьмите Лиду. Ботаник она, вы знаете, занимается вроде бы скучным делом, инвентаризацией флоры… Увлекательнейшая работа, поговорите с ней, вас невероятно заинтересует! И вот тоже задается вопросом: не бессмысленно ли? А надо ли? (Молчит, ходит по веранде, останавливается. Мечтательно, миролюбиво.) Я почвой занимаюсь, лесом. В одном грамме сухой почвы содержится пять миллиардов бактерий. Это ж вообразить невозможно; звездное небо в маленьком грамме! (Улыбается вдруг.) Зачем они копошатся там? На одном квадратном метре земли живет несколько тысяч животных — черви, амебы, инфузории… Актиномицеты, микроскопические грибы такие… Русский крестьянин брал комочек земли на ладонь, нюхал, щупал, ласкал, душой знал, что вот этот тоненький слой плодородия и создал все — человека, копытных, птиц. Копошатся эти невидимые организмы, трудятся беспрерывно, перерабатывают и облагораживают любое дерьмо, только химию не умеют переработать. Мне сейчас пришла оригинальная мысль. Пройдет немного времени, совсем немного, и мы уже станем рассматривать этот вот заповедник как склад запчастей для ремонта земли… (Молчит.) Погибли гигантские рептилии, мамонты, это был естественный процесс. Крокодилы, слоны гибнут, гепарды, жалко, но без них проживем. А вот без козявочек этих — все! Все, Сергей Викентьевич, труба! Ни травы, ни леса, ни человека. Молитесь на инфузорию! Молитесь, пока не поздно! Неловко мне, если оскорбил вас, искренне говорю.

К о р о в и н. Ладно, хватит. Я тоже жалею.

П а х о м о в (серьезно). Прекрасно! Будем пить чай.

К о р о в и н. Не по возрасту мне такие перегрузки!


Л и д а  вносит самовар, ставит на стол.


Не по возрасту, знаете! (Внезапно.) До свиданья. (Уходит.)


С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а  приносит чистую посуду.


С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Коля, садись чай пить. (Заваривает чай. Обращаясь к Пахомову.) Все-таки хорошо мы прожили эти два года! Я имею в виду два года после Катиной свадьбы, и даже раньше… Вы не представляете, что было тут до появления Червонищенко. Сначала подвизался Борянов, который дороги строил и дачи, потом равнодушный ко всему Гречихин и, наконец, Самуилов, тот, что распахал пашню. А потом нас возглавил честный, думающий человек. Вчера еще раз просмотрела отчет. Как много сделано! И ваша работа, и Катина, хоть это всего лишь дневник опыта и наблюдений, да и моя работа по кабанам неплоха… Катины материалы, уверена, опубликуют ввиду их хозяйственного значения. Через несколько лет, возможно, появятся всюду глухариные фермы… Да, эти два года были прекрасны, жаловаться грех, и вообще заповедник стал походить на заповедник. Пусть невсе получалось на сто процентов, но мы снова знали, зачем живем. Нет ничего ужаснее, чем люди, разуверившиеся в чем-то… Коля, садись пить чай!

К о л я (садится за стол). Владимир Михайлович, а что, если заявку на медь сделаю я? Вы не хотите, мне эта щепетильность в общем понятна… Не возражаете? Все равно добывать будут! Стратегическое сырье! Вся электротехническая промышленность держится на этом металле. Если верить учебникам, меди на земле осталось лет на тридцать. Замбия, Канада, Заир, Южно-Африканская республика и понемногу в разных местах… Не возражаете против моей почтенной кандидатуры?


Пока он говорит, Лида наливает чай. Все расходятся со стаканами по веранде. И молчат, молчат. Свет медленно гаснет. И где-то вдали возникает тягучая, с выкриками старинная цыганская песня. Стало сумеречно, в комнатах горит свет, там кто-то ходит. На веранду выходит  К о л я  в модном пиджаке, зажигает яркий свет под абажуром с кистями, берет несколько стульев, несет. Его останавливает подошедший к ступенькам благообразный  С т а р ы й  ц ы г а н.


С т а р ы й  ц ы г а н. Молодой человек! Здравствуйте. Директора я разыскиваю, нету ли директора тут?

К о л я. Нет.

С т а р ы й  ц ы г а н. А что на груди у тебя? Орден?

К о л я. Знак мастера спорта.

С т а р ы й  ц ы г а н. Футболист, что ли?

К о л я. Прыжки в длину. (Уносит стулья.)


Подходит  Ц ы г а н  в  ж и л е т к е, чуть позже — М о л о д о й  ц ы г а н  с гитарой.


С т а р ы й  ц ы г а н. Нету, говорит. Холодает.

Ц ы г а н  в  ж и л е т к е. Завтра тепло будет. Недели три еще хорошее тепло будет.


Идут  А н я  и  П а х о м о в, проходят в дом. Молодой цыган глянул вдаль, свистнул, подождал, перебирает струны. Появился  М о р я г и н  в новенькой форме.


Ц ы г а н  в  ж и л е т к е. Эй ты, сердитый, куда директор ушел?

М о р я г и н. Я вам сказал: утром поговорим.

С т а р ы й  ц ы г а н. Утром обманешь, пропадут кобылы.

М о р я г и н. Пропадут. (Идет, останавливается.) А все-таки кто у вас главный? Не скажете, кто вожак у вас?

С т а р ы й  ц ы г а н. У нас главных нету, родной ты наш, нету! И зачем тебе главный? Ты на весь табор в суд подавай. Или нельзя на весь? Отдай кобыл по-хорошему!

М о р я г и н. Потрава на тысячи рублей! Вы хитро на границе устроились… Лошади вытоптали молодые деревца!

Ц ы г а н  в  ж и л е т к е. А зачем пускаешь? Мы не велим кобылам к вам ходить. Кобылы вольные!..

С т а р ы й  ц ы г а н. Нам правительство разрешило кочевать. Указание высшей власти! Пусть, говорят, кочуют, если хотят…

М о р я г и н. Только не в заповеднике.

Ц ы г а н  в  ж и л е т к е. А где, скажи, кочевать? Там колхозы, совхозы — нельзя. Там лесхозы — нельзя! Где же, на небесах кочевать! В Совет Министров напишем.

М о р я г и н. Хоть в Организацию Объединенных Наций! В заповеднике травинку тронуть нельзя!

Ц ы г а н  в  ж и л е т к е. Да не смеши! Геологи канавы роют, дорогу бьют, отбойные молотки стучат, спать мешают…


Входит  Ч е р в о н и щ е н к о  с цветами.


С т а р ы й  ц ы г а н. Доброе здоровьичко, товарищ директор. Сердитый пять кобыл арестовал. Будьте великодушным. Он арестовал, а вы верните, вы же намного его умнее.

Ч е р в о н и щ е н к о. Я с вами неоднократно говорил. Эта природа охраняется для будущего, ради наших с вами наследников, вы меня как будто бы поняли.

Ц ы г а н  в  ж и л е т к е. Отдай кобыл, я ваш лес спалю!

С т а р ы й  ц ы г а н (с гневным криком). Ы-ы!


Из тьмы откуда-то к Молодому цыгану прильнула  М о л о д а я  ц ы г а н к а. Ц ы г а н  в  ж и л е т к е отходит.


Отдай кобыл, начальник, мы уйдем. Правда, уйдем.

Ч е р в о н и щ е н к о. Вы меня дважды обманывали.

С т а р ы й  ц ы г а н. Ошибались, не обманывали, мы ошибались.

Ч е р в о н и щ е н к о. Вы обещали на той неделе уйти.

С т а р ы й  ц ы г а н. А мы уж и собрались, глядим, табор из Тамбова подходит… Ну, опять гулять зачали!

М о р я г и н. Да! Еще около двухсот лошадей подошло!

С т а р ы й  ц ы г а н. У них парни, у нас девки заневестились. Решили свадьбенки сыграть. Сыграем свадьбенки и уйдем!

Ч е р в о н и щ е н к о. И долго намерены свадьбы играть?

С т а р ы й  ц ы г а н. Что ты, родной! Неделю погуляем, и все!

Ч е р в о н и щ е н к о. Кончен разговор. (Поднимается на веранду.) Лошадей завтра в милицию передам.

С т а р ы й  ц ы г а н. Подожди, хороший человек! Скажи последнее слово! Водочку или коньяк пьешь?

Ч е р в о н и щ е н к о (строго). Вы поняли меня или нет?

С т а р ы й  ц ы г а н. Поняли. (Помолчал, оглядел спутников.) Уйдем утром. В шесть утра на большаке встречай.

Ч е р в о н и щ е н к о. Оба табора!

С т а р ы й  ц ы г а н. Все уйдем. Лошадей отдашь?

Ч е р в о н и щ е н к о. В шесть уйдете, в шесть отдам.

С т а р ы й  ц ы г а н. Сторговались? Не обманешь?

Ч е р в о н и щ е н к о. Мне не выгодно, тяжба с вами долгая.

С т а р ы й  ц ы г а н. Верно говоришь! В шесть утра встретимся, приходи сам, ты умный, по рюмке на прощанье выпьем! Пошли, родные, пошли, соколы! (Уходит со спутниками.)

М о р я г и н. Ну, были там?

Ч е р в о н и щ е н к о (устало садится). Я б сейчас рюмку выпил. Был я там, был! Ничего еще не известно. Но знаете, что поразило меня? Как быстро все делается! Промышленность обладает огромной силой. Устал! Я сегодня почему-то сильно устал.


Вошла  К а т я  в вечернем платье. Червонищенко встал.


К а т я (кричит). Товарищи, Иван Степаныч вернулся!


Входят  А н я, П а х о м о в, К о р о в и н, С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а  и  Л и д а в вечерних платьях. Последним входит  К о л я.


К о л я. Закончим шараду! Ну, давайте, закончим шараду!

Ч е р в о н и щ е н к о. Добрый вечер. Поздравляю, Светлана Николаевна. Поздравляю. (Отдает цветы.) Желаю счастья. Телеграмму вам захватил… (Отдает телеграмму.)

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (смотрит). От Бориса. Спасибо. Ну, Иван Степаныч, были вы там, были? Видели геологического генерала, или он не приехал?

Ч е р в о н и щ е н к о. Приехал, видел, говорил.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (грустно улыбаясь). И что?

Ч е р в о н и щ е н к о. Работать им еще полгода, не меньше.

Л и д а. А что сейчас говорят? Много меди?

Ч е р в о н и щ е н к о. Говорят так: по-видимому, очень много.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Ну, вот и все стало ясно… Все ясно! (Идет по веранде.) Я так часто теперь слышу это слово, что уже думаю о нем. НТР. Научно-техническая революция. НТР. Вот она, видимо, и потребует очередной жертвы. Рано она пришла к людям, не готовы мы, нет!


Все притихли, разошлись по веранде, молчат.


Вы удивились, Аня, что мы в вечерних платьях. День моего рождения отмечается редко, но уж если да, то с китайскими церемониями! (Садится, улыбается.) Со свечами! Муж решительно требовал сохранения городских привычек, свойственных цивилизованным людям, чтоб не ленились, не опрощались, следили за собой, хотя на полевые работы — в старых брюках, пожалуйста, в ватниках! (Встает, идет по веранде. Коровину.) Когда приехала на практику на Дальний Восток, меня поразила эта чистая бескорыстная жизнь, отданная одной цели, и захватила, я влюбилась в моего мужа по уши. Он спросил меня: «Когда день твоего рождения?» А я молчу… Мать у меня была швея, отец инспектор Госстраха, жили материально трудно, шестеро детей, бабушка, дни рождения не отмечались… Я знала, что родилась осенью, но число и месяц точно не знала, в метриках дата почему-то была другая, это я помнила, а когда подросла, то и спросить было уж не у кого… И вот после свадьбы мы с ним сами назначили мой день на тридцатое сентября! (Грустно смеется.) Сами!

К о р о в и н. Пессимисты вы все! Наглые пессимисты!

А н я. Станем оптимистами.

М о р я г и н. Катя, помни, тебе нельзя волноваться.

К а т я. Помню, помню. Коля, шараду хотел про что?

К о л я. Надо отрепетировать. Шарада потрясная. Нужны пять мужчин, одна женщина. Анна Васильевна, вас беру!

А н я. Грустно, Коля. Придется, Пахомов, ехать нам!

К о р о в и н. Далеко ли?

П а х о м о в. Деревня Сундуки. Еще не открытый заповедник на севере Омской области. Интересная, малоизученная природа.

Л и д а. Знаешь, Света, кто там будет директором? Денисов! Тот, что в Узбекистане был замом по науке, помнишь?

К о р о в и н. Так вы что — договорились уже?

Л и д а. Списались предварительно. Надо же отступать куда-то, если здесь начнется добыча меди. Будем отступать к Заполярью.

М о р я г и н. А мы, если что, уйдем с Катей в лесхоз. Работа нужная, не хуже других!

К о р о в и н. Пессимисты! (Молчит, горячо.) Бузулукский бор! Бузулукский бор! Я вам расскажу, дорогие мои, историю Бузулукского бора. Когда услышите, то легче вздохнете! Вы улыбнетесь, уверяю вас! Да, забыл, расположен бор на границе Оренбургской и Куйбышевской областей, грудью прикрывает земли от суховеев… И вот лет десять назад было разрешено провести первое бурение на нефть. Ну, а дальше, понимаете, пошла борьба. Я все помню, являлся членом одной из экспертных комиссий, маленький клерк, а драка шла на уровне министров и велась почти десять лет. В союзном министерстве, в Москве, можно взять толстенькую папочку и почитать переписку. Десять лет борьбы кончились полной победой! Не будьте вы пессимистами, друзья! Верьте! Вот Светлана Николаевна в Москву собирается, это я понимаю. И вообще, чем старше человек, тем он оптимистичней, давно замечено…

Л и д а. Сколько там было нефти?

П а х о м о в. Немного.

К о р о в и н. Да, немного, и, конечно, в это время уже пошла тюменская нефть… Да! Но драка была! Десятки миллионов тонн!.. А Бузулукский бор жив-здоров, существует!

Ч е р в о н и щ е н к о. Чаю хочу! Давно хочу чаю!

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (словно очнувшись). Сейчас пойдем за стол… Цыгане поют… Когда еще услышим! Когда?

К о л я. Пошли, Иван Степаныч, выпьем! Мужчины, за мной! Начнем готовить шараду. Пять минут подготовки, смеху на два часа… Пойдемте, Анна Васильевна?

А н я. Пойдем посмеемся! (Уходит за мужчинами.)


Песня вдали крепнет. Катя села на ступеньку.


Л и д а. Вспомнила Денисова, Света? Мы там сразу поставим дело как надо! Далеко это, в стороне от всего… никакой промышленности! Там, на Севере, можно еще многое сохранить… Надо ехать, и надо что-то делать, без цели жить нельзя.

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Почему вы обо мне не подумали?

Л и д а. Ты это серьезно говоришь?

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. А куда мне деться, если начнут разработки? Куда?

Л и д а. Да ты знаешь… Знаешь…

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а. Ну что говорить!

Л и д а. Да если ты захочешь… С твоим опытом! Только скажи Денисову, намекни! Света! Я люблю тебя, Света. Ты была нам замечательной матерью. Я всегда понимала это… Всегда! И поражалась, откуда в тебе столько доброты, терпения…

С в е т л а н а  Н и к о л а е в н а (улыбаясь сквозь слезы). Ну, за стол! Выпьем за рабу божью Светлану еще раз! Идем, Катя.

К а т я (плачет). Сейчас.

Л и д а. Не плачь, Катя.

К а т я (всхлипывая тихо). Я не плачу.


Песня крепнет, приближается. С т а р ы й  ц ы г а н  с гитарой выводит на поляну соплеменников. Обратясь к веранде, поют старинную величальную песню.


1977

КУРОРТНАЯ ЗОНА Воспоминание о Давше в двух частях без антракта

Посвящается Алексею Арбузову

Дорога туда вела одна — морем, другой не было. За здешними пределами повсюду море это называли озером, в самой Давше название «озеро» не принимали. Вся стать у озера морская, ветер ураганный, вал высокий. Русские произносили «Давша́», с ударением на последнем слоге, буряты — «Давшэ-э», как бы с легким протягом. Что означает это слово — не знаю, хотя бывал часто. Много лет мне хотелось историю, случившуюся там, изложить в форме театральной драмы, и вроде видел, как это получится на сцене, но Театр ставил условия, а материал так долго упорствовал и сопротивлялся, что, казалось, время его ушло. После, когда пьесу не так давно сыграли в нескольких театрах, стало очевидным, что давшинская история не только не устарела, но приобрела некий занятный смысл, который раньше ускользал почему-то. Может быть, не хватало немного вымысла…

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
С а в е л и й — бывший солдат.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а — жена Савелия.

К е х а — комендант.

О к с а н а — жена Кехи.

Ш е с т е р н и к о в — рассказчик.

П а в е л — сын Елены Никаноровны.

Ч у п и к о в — бухгалтер.

М а р и н а — жена Чупикова.

В о л о д я — радист.

Н е л я — жена Володи.


Кровать, вероятно, будет приподнята над площадкой, являющей в нашем воображении дом, двор, берег моря и прочее. В том, что старая, но крепкая деревянная кровать, залосненная до тусклости, до блеска, возвышается точно башня какой-то крепости, нет особых намеков. «Вознесение» кровати, я надеюсь, потеснит скучный и надоевший быт. Ремарки о костюмах определяют дух, но не букву, костюмы могут быть нейтральными. По ходу дела мы, вероятно, услышим оркестр, который вначале исполнит громкий военный марш с трубами и литаврами. Затем выйдет  Ш е с т е р н и к о в, затем  П а в е л, и первый не будет знать, что за ним следует второй. Павел, юный гигант, остановится, следя за Шестерниковым, не сводя молящих глаз. Шестерников, в грубых ботинках, в военных брюках навыпуск, в клетчатой рубахе с подвернутыми рукавами, дойдет до края. Павла для него по-прежнему как бы не существует. Он помедлит задумчиво и начнет воспоминания сдержанно, с горечью.


Ш е с т е р н и к о в. Семья Мюселькеевых тут жила, на Байкале, в ста километрах. Им нужен был курорт. Необходимость такая серьезная, что покинули насиженное место в один миг. Курорт этот здесь вот у нас, неподалеку, на краю Давши. В старой избушке, у леса. Пар висит над избушкой, дверь обита железом. Войдешь — и озерко у ног. Лежать в воде приятно, не замечаешь гнилых стен, и чахлых грибов на бревнах, и птичьего дерьма. Птицы все загадили, все щели. Бывает, на водопой и на купанье слетаются сотни, потом вдруг все исчезнут надолго, это странно, я слежу. Я их кольцую, иногда вскрываю, они молчат. Фамилия моя Шестерников, но профессии я естественник, как говорили прежде — натуралист, это между прочим.


Обращает внимание на Павла, но тут же словно забывает о нем и продолжает.


С птицами многое связано в этой истории. Я в ней годы копался, как часовщик, по причинам, в общем, сугубо личным, хотел понять, но вспоминаю не о себе, о другом. Звали его Савелием. Просто, думаю, пробил час этого человека. Праведником не назову, да и не был он праведником. В этом вы сами разберетесь. Словом, один из тех, кого, благодетельствуя, назвали однажды винтиками государства, а был он, если смотреть без слепоты, высоконравственным гражданином.


Снова военные трубы гремят. Оркестр громко играет «Синенький скромный платочек».


До самых последних дней звучали в сердце Савелия эти мелодии военных лет. Их пели тогда на площадях и на семейных праздниках, и не стеснялись слез. Мы в те годы не думали отдельно о нравственности. Нам казалось, достаточно того, что нравственны цели. Время романтики строек, оглушительное счастье победы! Это позже, много позже забеспокоились о душе, о порядочности, о справедливости и начали усердно слушать лекции «О любви и дружбе», но эта школа оказалась посложнее других. Уже построена была Иркутская ГЭС, уже неподалеку, в пятистах километрах, строилась Братская. (Чуть помолчав, спокойно показывает.) На этой кровати родился Павел. На этой кровати искала свое счастье Елена Никаноровна, перевозила из поселка в поселочек. Можно сказать, кровать объехала часть азиатских районов страны. (Чуть помолчав.) На этой кровати, когда ушла у него почва из-под ног, умер Савелий. (Снова замечает Павла — и теперь изумленно, почти враждебно направляется к нему.) Кто вы такой? Как вы сюда попали?

П а в е л. На лодке приплыл. Мать у меня заболела.

Ш е с т е р н и к о в (недобро, догадавшись). Источник нужен.

П а в е л (кивает и добавляет). Срочно.

Ш е с т е р н и к о в. Кто сказал вам, что наш источник поможет?

П а в е л. Дядя Савелий.

Ш е с т е р н и к о в. Не понял, простите. Кто?

П а в е л. Дядя Савелий.

Ш е с т е р н и к о в. Кто такой? Он медик?


Павел смотрит вдаль и молчит.


Почему же молчите? Кто он, этот дядя Савелий?

П а в е л. Мой последний отец.


Вроде смешок в ответе, но под веселым, вдруг ироничным взглядом Шестерникова лицо Павла остается замкнутым и суровым. Неожиданно он опускается на колени.


Ш е с т е р н и к о в. Послушайте-ка, вы цыган или русский? Кто научил такого здоровенного обалдуя падать на колени? Опять, что ли, дядя Савелий? А ну-ка, встаньте!


Павел встает, прямо смотрит на Шестерникова.


Он так и велел бросаться в ноги? Именно так?

П а в е л. Да, говорит, встань и не поднимайся.

Ш е с т е р н и к о в. Тут заповедник. Посторонних не пускаем.

П а в е л. Я буду работать. (Настойчиво.) Буду работать.

Ш е с т е р н и к о в (с интересом присматривается к нему). Если бы я ничего не знал про это наше лекарство, не было бы вопроса, но я про него знаю кое-что. Что с матерью?

П а в е л. Умирает.

Ш е с т е р н и к о в. Лежит и не встает?

П а в е л. Встает, когда в уборную.

Ш е с т е р н и к о в. Что врачи говорят?

П а в е л (спокойно). Крест, безнадега.

Ш е с т е р н и к о в (внезапно идет на край площадки, кричит). Товарищ комендант! Иннокентий! (Возвращается.) Вот вы сказали — буду работать, это хитрость была? Что умеете делать?

П а в е л. Ничего. Десятилетку кончил в прошлом году. Чучела могу делать и тяжелую работу могу.

Ш е с т е р н и к о в. То, что вы крепкий, это хорошо, нам приходится брать много груза, тащим на себе, и однако…


Из тьмы выходит  О к с а н а. Тоненькая, почти девочка. В упор, как на чудо, смотрит на Павла.


О каких чучелах речь?


Павел достал из-за пазухи чучело воробья. Шестерников взял, разглядывает. Ему нравится чучело.


П а в е л (поясняет). Воробей.

Ш е с т е р н и к о в. Хорошая работа. Поглядите, Оксана.


Оксана смотрит издали, боится приблизиться. Входит ее муж  К е х а. Кряжистый, сорокалетний, сапоги, кепочка.


К е х а. Домой иди. Ребенок плачет. Иди, иди! Иди.


Оксана делает шаг в сторону и замирает. Павел ждет.


Ш е с т е р н и к о в. Послушайте, Иннокентий. Этот юноша запродает нам душу, но ставит условие: поселить его родителей. Сделаем так: отдадим одну комнату в квартире для приезжих научных сотрудников. Станут вашими соседями.


В глубине появляются  В о л о д я  и  Н е л я. Одеты празднично, очень молоды, внимательны, очень серьезны, похожи на детей. Володя тихо играет на баяне. Это Шопен. Появляется, войдя с прищуром, Ч у п и к о в. Рыжий, однорукий, нервный мужик.


(Показывает воробья всем, Кехе.) Мы уйдем на полевые работы, вы встретите его родителей. (Павлу.) Оставить вас не могу. Потом нас в горах не найдете. Родители доедут сами?

П а в е л. Сказали, телеграмму отбить.

Ш е с т е р н и к о в. Перед вами радист Володя. Примет телеграмму. Вообще, пора познакомиться. Тут почти все население Давши, не считая научных работников. Вот подходит наш замечательный продавец Марина Ивановна. Магазин рядом.


Вошла  М а р и н а  и тоже остановилась в стороне.


М а р и н а. Не старая, можно еще Мариной звать.

Ш е с т е р н и к о в. Это Неля, Володина супруга, наша выдающаяся фельдшерица. Неля поможет вашей маме. Наш бухгалтер Чупиков. (Чупикову.) Мы, товарищ Чупиков, берем этого парня лаборантом, подготовьте приказ, я подпишу. (Павлу.) Ну, привыкайте. На той неделе уйдем в горы. Как вас зовут?

П а в е л. Павел.

Ш е с т е р н и к о в. Привыкайте. Воробья, если позволите, заберу с собой, покажу товарищам. (Уходит во тьму.)


Население изучает Павла. Володя прекратил игру.


Ч у п и к о в. Идем, анкету заполнишь.

П а в е л. Приду.

Ч у п и к о в. Раздумал?

П а в е л. Думаю.


Население продолжает изучать Павла. Тут, в этом месте, оркестр опять вступит и снова коротко сыграет военный марш. Свет переменится. Музыка еще будет звучать, когда на границе света и тьмы возникнет  Ш е с т е р н и к о в  с воробьем в руке и задумчиво помолчит.


Ш е с т е р н и к о в. Здесь будет остановка. Слово о заслугах.


Каждый названный делает какое-нибудь движение.


Неля. Не щадила себя как медицинский работник. Она помогла семье Мюселькеевых больше всех. Оксана. Подарила им красивый цветок. Володя. Бескорыстно давал свою сеть ловить рыбу. Чупиков. Заявил себя как наводчик. Когда Савелий Мюселькеев уехал за поросятами, Чупиков привел к нему в дом коменданта Кеху и оставил его там. Кеха. Непонятно и удивительно, он глубоко затронул сердце жены Савелия. Марина. Эта ничем не помогла. Просто путалась с комендантом на лесной опушке.


М а р и н а, услыша свое имя, сделала шаг вперед и сейчас стоит, застыдясь, опустив голову.


Чем помог источник? Никому не известно. Савелию, на мой взгляд, уже не мог помочь. Человек жег себя, как свечу, с двух концов, и сжег, и, когда не стало, из-за чего свет коптить, угас спокойно, горючее кончилось. Предположения о том, что его убил источник, спорны, противоречивы. Будущее жены Савелия пока неясно. Точно все про источник знают только птицы. Говорю так из чувства печальной неуверенности и неполного знания.


Тьма скрывает все. Во тьме покачивается фонарь. Приближаются двое. Маленький мужичок и крупная женщина в ватнике и сапогах. Голова в платке, нос и глаза видны. Он в мягких ичигах до коленок, старая гимнастерка заправлена в штаны, ремешок туго и смешно стянут в талии. Это  С а в е л и й  и  Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Голоса тихи, тревожны.


С а в е л и й. Ты бы потише шла, Лёля.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Я уж и так.

С а в е л и й (он держит фонарь). Может, я передом пойду?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Мне видать, иди позади. Пришли уж. (Останавливается.) Савелий, я тут сяду, отдохну.

С а в е л и й. Сядь, конечно, Лёля, сядь.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (стоит, вслушивается). Моторка.


Савелий прислушался.


Моторка.


Он прислушивается. Необычайно серьезен.


Точно моторка. Неужели Павлик едет?


С а в е л и й (ласково). Нету моторки, Лёля, волны шумят. Ты не жди Пашку так рано, его работа не пустит.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (сурово). Что ты со мной такой возишься, зачем я такая тебе нужна?

С а в е л и й (необычайно сердясь). Ой, Лёля, чо ты говоришь!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Дай фонарь.


Он отдал, она ушла. Он сел на корточки, закурил. Неподалеку в полутьме возник  Ч у п и к о в. Стоит не шелохнувшись.


С а в е л и й. Что тут делаешь, бухгалтер?

Ч у п и к о в. Не знаешь будто.

С а в е л и й. Ничего я не знаю, богом клянусь!

Ч у п и к о в. За моей бывшей слежу, в лес прошмыгнула. Нетрезвый я немного, не обращай внимания. (Смотрит вдаль.)

С а в е л и й (молчит, курит. Громко). Лёля, ты чо делаешь?

Г о л о с  Е л е н ы  Н и к а н о р о в н ы. Сапог снимаю. Иди домой.

С а в е л и й. Посижу тут.

Г о л о с  Е л е н ы  Н и к а н о р о в н ы. Иди домой, Савелий.

С а в е л и й. Не пойду я.

Ч у п и к о в. Она тебе кто, эта больная женщина?

С а в е л и й. Жена.

Ч у п и к о в. А почему фамилии разные?

С а в е л и й. Не регистрированы.

Ч у п и к о в. Почему?

С а в е л и й (необычайно серьезно). А зачем? Сколь можно? Хочешь папироску? (Прислушиваясь, громко.) Лёля, ты чо там делаешь? (Слушает. Чупикову.) В воду легла.


Чупиков подошел, взял папиросу, сел на корточки, закурил. Прислушиваются оба, молчат.


Как полагаешь, дают пенсию тому, который в тюрьме сидел?

Ч у п и к о в. Могут. Стаж нужон, и справки нужны.

С а в е л и й. Справок вагон! Справки замечательные. Характеристики первый сорт! (Улыбается, вспоминая, какие хорошие справки, и грустнеет сразу.) Твоя бывшая где работает?

Ч у п и к о в. Продавец. Марина. В магазине у той стены прилавок, у этой кровать поставила, живет там с нашим сыном, мальчонкой, ушла от меня. Вмиг ушла. Не сказала ничего.

С а в е л и й. Не следи.

Ч у п и к о в. Почему?

С а в е л и й. Если женщина решила чего, исправить нельзя.

Ч у п и к о в. Выслежу.

С а в е л и й (горячась несколько). Другой дорогой пойдет, по деревьям перескачет, под землей проползет!

Ч у п и к о в. Убивать их надо.

С а в е л и й. Согласен с тобой. (Громко.) Лёля, ты чо там?


Ответа нет. Молчат оба. Прислушиваются.


Все думаю. Вот воздух холодает, думаю, утром иней на землю ляжет. К обеду непременно дождь выдастся. Осень приближается. Я про все про это думаю, думаю. Вскорости ветры пойдут, снега, зима наступит, и чо мне делать, если не станет Лёли, куда деваться, ума не приложу.

Ч у п и к о в (встал быстро). Молчи. Тихо сиди! (Сунул руку в карман, будто там оружие. Напористо уходит во тьму.)


Савелий курит. Кровать вышла из тьмы. Е л е н а  Н и к а н о р о в н а  лежит, натянув одеяло. Он смотрит вверх, поднимается по ступеням, садится на корточки у кровати.


С а в е л и й. В позапрошлом годе бескормье было, давшинский соболь спустился по ту сторону гольца, брали его там по двадцать штук за сезон. Большие деньги люди имели.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Зачем об этом думать сейчас?

С а в е л и й. В сорок девятом по договору с колхозом работал, дранье драл. Работа тяжелая, а мне хоть что! По пять тысяч в месяц зашибал. (Грустно, серьезно.) Я тебе еще много про себя не рассказывал. Моя жизнь, Лёля, очень интересная!


По ступенькам поднимается  О к с а н а. Тапочки на босу ногу, волосы не прибраны. Несет цветок в горшке.


О к с а н а. Подарок вам. Для веселья.

С а в е л и й. Спасибо. Большая герань, большая. Красивая.

О к с а н а. Мой Иннокентий говорит, эта герань тропическая, то есть африканская.

С а в е л и й. Сам дурак африканский, скажи ему. Не растет герань в Африке, русское растение. Посиди с моей Лелей, скучно ей, я жерди пойду рубить, дрова нужны. Уговорились?


Оксана кивнула. Он уходит. Молчат. Тихо-тихо.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Ушел он?

О к с а н а (смотрит вдаль). Точило берет.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Помой полы, когда совсем уйдет. Не любит женскую работу, весь день матерится. Воды дай скоренько. (Тяжело дышит.) Накапай семь капель. Вон лекарство и вода. Надо Павлику писать, прощаться пора.


Оксана мечется, все исполняет. Напугана.


(Пьет лекарство. Потом долго держит стакан, стиснув пальцами.) Белая я?

О к с а н а. Белая. Волосы — как у девушки. Лицо молодое.


Оркестр вступает. Слышна виолончель, тема болезни, но военные трубы нет-нет да прорываются издали. С а в е л и й  быстро идет берегом, несет точило. Ставит, крутит, точит топор. Кажется, слушает трубы. Спокоен, задумчив.


(Смотрит на него.) Павлик любит Савелия?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Неизвестно.

О к с а н а. Не любит, значит?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Не говорит.

О к с а н а (смотрит на Савелия). А детей у вас с ним не было?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (сурово). Не было. Он больной, Савелий. Две язвы вырезали. Есть надо помалу и часто, он про это не помнит, кровь у него наполовину эвенкийская, неуравновешенная, а операции прошли очень удачно. Раньше-то были дети, не бесплодный. Сын в Минусинске, дочка замужем в Алма-Ате, не признают его. Жена ему сильно изменяла. Поймал с чужим мужиком, простил, а после еще поймал и побил, она в суд обратилась. Сколько тебе лет, Ксюша?

О к с а н а. Не скажу.


Елена Никаноровна смотрит на нее, приподнявшись. Полная тишина. Слышен звон металла на наждаке.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Почему не скажешь?

О к с а н а. Слишком молоденькая. Павлику ровесница.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Нравится тебе наш Павлик?

О к с а н а. Очень. Такой воспитанный, вежливый, мы с ним говорили, говорили, наговориться не могли, а муж сердится.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Про что говорили?

О к с а н а. О птицах.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. О каких птицах?

О к с а н а. Про ласточку, про снегиря. (Плачет.) Жить-то охота, каждому охота по-человечески. Почему мы тут живем, если ни мне работы, ни у него заработка настоящего? Он шофер классный, я на телефонистку выучилась, но ни в каком другом месте нам нельзя. А тут ему не с кем, вот и все! Бабник мой Иннокентий, все знают, распущенный. (Плачет, по-детски всхлипывая.) Каждый вечер из дому уходит, гуляет по лесу, говорит. По лесу! Я согласна хоть в тайгу, хоть в берлогу, только бы не знать этой муки. Девочке моей второй год пошел, не умею жить, не знаю как!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Не реви. Плохо мне сёдни, не реви.

О к с а н а. Извините меня, пожалуйста.

С а в е л и й (пробует лезвие топора, весело смотрит вверх. Кричит). Ну, как настроение, Лёля? Я в лес пошел, а после с тобой лечиться двинем, в водичке полежишь!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Скажи ему, не пойду никуда.

О к с а н а (кричит). Не пойдет она!

С а в е л и й (удивленно). Почему не пойдешь, Лёля?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Не помогает, скажи, хватит мучиться.

О к с а н а. Не помогает, говорит.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Скажи, пусть не сердится.

О к с а н а. Просит вас не сердиться.


Савелий изучает топор. Труба вдали едва слышно пропела побудку. Тьма загустела у Савелия за спиной. Он отбросил топор, пошел в контору, где трудится  Ч у п и к о в.


С а в е л и й. А химический анализ в ней какой-нибудь имеется?

Ч у п и к о в. Химический анализ в делах есть. Директор много раз затребовал. Вода горячая, большое удобство, зимой с мочалкой ходим. Вам кто присоветовал сюда?

С а в е л и й. Покажи мне химический анализ.

Ч у п и к о в. Не возражаешь, в другой раз? Искать некогда.

С а в е л и й (помолчав. Мрачно). Скажи мне, Чупиков. Только откровенно скажи. Работы я тут у вас не найду?

Ч у п и к о в. Ты за что сидел?

С а в е л и й. За ревность.

Ч у п и к о в. И фамилия у тебя какая-то нерусская.

С а в е л и й. Мюселькеев. Самая русская! Нету работы, так и скажи. Мы там, понимаешь, все продали, все монатки. Домишко был, продали. Куда деваться? Сеть была капроновая, тонкая, уловистая, тоже продал. Не дашь?

Ч у п и к о в. Свою сеть не даю. Вон у бездельника проси.


Входит  В о л о д я, за ним, как тень, нарядная  Н е л я.


В о л о д я. Телеграммы. Распишитесь, пожалуйста.

Ч у п и к о в (расписываясь). Мужик сеть просит.

В о л о д я (сразу). Берите, ловите. Только как вы один?

С а в е л и й (доволен). А может, на пару вымечем вечерком?

В о л о д я. У меня по вечерам другие дела… Я женился недавно.

С а в е л и й. Ну да, правильно, побаловаться с женой надо.


Смущенная  Н е л я  уходит, и В о л о д я  уходит, улыбнувшись.


(Молчит. Настойчиво.) Покажи все же химический анализ.


Чупиков нашел, дал. Савелий читает бумагу. Входит  Ш е с т е р н и к о в, с любопытством смотрит на Савелия.


Ш е с т е р н и к о в. К чему вам документ этот? Вы — Мюселькеев?

С а в е л и й. Так точно. Савелий Егорович.

Ш е с т е р н и к о в (протянул руку). Шестерников, директор.

С а в е л и й (пожимая руку). Здравствуйте. Где ж наш Павлик?

Ш е с т е р н и к о в. Там он. Я на один-два дня. Как жена? Сколько ванн приняла? Понимаю, ничего радостного, но сколько она приняла ванн?

С а в е л и й. Двадцать две.

Ш е с т е р н и к о в. Прекратите.

С а в е л и й. То есть как же?

Ш е с т е р н и к о в (строго). Немедленно прекратите все.

С а в е л и й (начиная сердиться). Это почему так?

Ш е с т е р н и к о в. Вы, извините, в своем уме?

С а в е л и й. Не смеете так разговаривать, не доктор.

Ш е с т е р н и к о в. Да, я не доктор, но я пустил вас сюда.

С а в е л и й. Ничего не значит, сами за себя отвечаем, взрослые люди. Там у нас, в Усть-Баргузине, фельдшер есть Александров, говорил, до упора можно. Горячих источников по Байкалу сотня, все пользуются, как умеют, запрета нет, сплошные курорты. Не смеете так разговаривать, как с полоумным!

Ш е с т е р н и к о в. Извините.

С а в е л и й. То-то.

Ш е с т е р н и к о в. Погуляйте, Петр Семенович, минут пять.


Ч у п и к о в  уходит.


Мне кажется, источник снимает какие-то явные формы болезней, но накапливает в организме нечто. Как мина замедленного действия. Я давно за ним наблюдаю. С ним нужно осторожнее.

С а в е л и й. Непонятно мне. (Чуть не плачет.) Она притомилась от лечения, притомилась, верно, устала, но фельдшер Александров так и говорил, притомится сначала. Сходится.

Ш е с т е р н и к о в. Я вас очень хорошо понимаю. Хочу быть предельно искренним с вами. Когда-то сам приехал сюда по той же причине, что и вы. Тяжело болела жена. Мы до этого все испробовали, все возможное. Я хочу, чтобы вы поняли, насколько основательно мы к этому относились. Переезд в Давшу сам по себе был трудным, слишком многое было оставлено в городе. Нам уже многое брезжило в науке, открывались неслыханные горизонты, жена тоже была биологом. Время для нас вообще было сложным, к власти в биологии пришли новые люди. (Помолчав.) Хотели быстро вернуться, но все не решались, боялись надолго оторваться от Давши, завели огород сперва, потом и корову купили. Какую-то компенсацию, конечно, давала природа, чувствовали себя какими-то странниками, полнейшее раскрепощение. Люда моя больше всего любила море, любила плавать при луне, и источник нежно любила, возможно, злоупотребила им, я сдерживал, как мог. (Чуть помолчав.) Она очень быстро поправилась.

С а в е л и й. Вот видите!

Ш е с т е р н и к о в. Да, так. Полтора года Люда чувствовала себя превосходно, умерла внезапно, во сне. Я уже верил в жизнь, и вдруг смерть. Можно было возвращаться, не смог.

С а в е л и й (необычайно подозрительно). Почему?

Ш е с т е р н и к о в. Какой-то обрыв веры, Савелий Егорыч. Ничего не хотелось. Думал, зачем наука и вся суета эта, если люди вот так умирают. Жена была прекрасным человеком. Собственно, я все сказал. Наверно, мог бы подохнуть от безразличия ко всему, но веру я довольно удачно заменил покоем, который здесь обрел.

С а в е л и й (холодно). Без веры ничего нельзя, товарищ директор! Вы воевали? А? Воевали вы?

Ш е с т е р н и к о в (помедлив). Вероятно, вы правы.

С а в е л и й (резко). Ваша жена не по той причине умерла. Полтора года прошло! Может, обидели чем — и скончалась. Лёле моей не смейте про это рассказывать. Фельдшер Александров сказал: другое ей уже не поможет. Я решился, взял на себя, буду действовать до упора.


Шестерников молчит. С а в е л и й  уходит. Выйдя из конторы, погрузившейся во тьму, слушает на берегу шум моря и с каким-то упрямством поднимается к освещенной кровати. Стоит, ласково смотрит на жену.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Глаза у тебя хорошие.

С а в е л и й (изумленно). Каки у меня глаза. Лёля?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Хорошие у тебя глаза, приметливые. По взгляду совсем молодой, лет пятнадцать еще проживешь.

С а в е л и й. Пойди в источник, Лёля, пойди, пожалуйста.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Не зови, не расстраивай, не поможет.

С а в е л и й. А может, помог уже, только не сразу сказывается. Ты как спала сёдни?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Корову видела.

С а в е л и й. Каку корову?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Нашу.

С а в е л и й (изумленно). У нас же не было коровы.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Мамину. Моя мама держала.

С а в е л и й. Ты ее и видала?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Та будто и не та. У мамы хорошая корова была, дойная, вымя большое, белое.

С а в е л и й. Ну и что та корова? Ну, котору видала ты?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. По полянке шла. Идет, цветы топчет.

С а в е л и й (необычайно заинтересованно). А потом чо?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Ничо. Мычит. Я иду следом, говорю: «Верба, Верба, тпруся, тпруся». Мычит. Я проснулась.

С а в е л и й. Какие цветы топтала корова? Не запомнила?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Жарки. По всей поляне жарки.

С а в е л и й. К добру! Вот тут ты верь, верь! Не веришь?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Кто знает.

С а в е л и й. Верь, верь!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Была б церковь, пошла бы.

С а в е л и й. Где взять-то ее? Да и молиться не приучены. Заставь, и не знаю как.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Там в ящике тетрадочка есть. Молитвы списаны.

С а в е л и й (недоверчиво). Откудова?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Мама написала. Я еще в девках была.

С а в е л и й (неуверенно). Может, почитать мне? (Усмехается.) Неудобно вроде. Ни разу не молился, а приспичило — к богу! Пойди в источник, пойди, пожалуйста. Эта корова, она все и сделает, увидишь. Уж ты поверь мне, богом прошу! Скажи, что пойдешь. Скажи, пожалуйста. Скажи, Лёля!


Она молчит строго. Он бежит вниз. Тьма охватывает Давшу. Смех, голоса слышны. С а в е л и й  выбегает на берег, садится на валун, смеется беспечно, смотрит на море. Тревога в оркестре, тревога. Савелий не слышит, смеется. Подходит Володя с тяжелыми ведрами. В глубине  Н е л я  появляется, ждет его.


В о л о д я. Давайте рыбу делить, Савелий Егорович.

С а в е л и й. Сядь, Володька! Отдохнем и поделим. Хорошо на берегу. Ты сядь, жена потерпит, сильнее любить станет. Видишь, как людно на берегу? Кричат люди. Замечательно! (Смеется.) Тоскливо мне одному, понимаешь? Тоскливо, язви ее в душу!


Володя садится в сторонке, вежливо слушает.


Люблю я веселье, Володя! Люблю, когда много людей. Я бы тоже крикнул им в общий крик, да кричать нечего, не бываю нигде. (Встает взволнованно.) Смотри, утки плывут! Вот стервы! Совсем рядом, а бить не позволено, они знают, знают! Лёле бы утиный супчик сварганить, легкая пища! Лежит, лежит моя благоверная, неподвижно лежит. Кака у нее жизнь была, Володя? Никака! Мужа в войну убило, тачку на прииске гоняла, сторожем служила, дрова пилила наравне с мужиками. Ей бы только начинать жить, Володя! Совсем молодая. Ей ведь еще сорока пяти нету! Чо ты молчишь? Давай поговорим. (Садится.) Радио-то слушаешь, Володя? Ой, паря, я сильно политику люблю! Люблю слушать про разные страны, про наших товарищей, как они там всюду ездят, выступают. Приемник наш сломался, вот беда! Ты Харитонова не знал? Арап один. (Тихо, загадочно смеется.) В пятьдесят четвертом завхозом был у геологов, разругался, ушел, стал охотиться от артели, медведь у меня собаку задавил. Я того медведя потом ножиком запорол. Тут Харитонов и подвернулся. Собака у него была, всучил мне за полтораста рублей, а она больна оказалась, не может гнать зверя. Вот мошенник! (Кричит.) Петро! Где так долго? Тоскую по тебе!


Входит  Ч у п и к о в  с чемоданчиком.


Ч у п и к о в. Каждую осень путешествую, как закон. Инвентаризация имущества на лесных кордонах. Нужен ты мне.

С а в е л и й. Готов служить! (Володе.) Уходи. Надоел! Чо ее делить? Омуль тебе, омуль мне — и весь дележ.


Подхватив ведра, В о л о д я, улыбнувшись, уходит за  Н е л е й.


Ч у п и к о в. Там у тебя вторая комната пустует, которая для приезжих оставлена?

С а в е л и й. Пустует! Раскладушка есть.

Ч у п и к о в. Может, Марину к тебе подселить? Мальчонку-то к себе в дом заберу. Холодно в магазине, отопления нет.

С а в е л и й. Согласен! Умная мысль. Присядь, Петро, присядь, будь другом. Ты Харитонова не знал?

Ч у п и к о в (присаживаясь на корточки). Нет. А кто он? Чо?

С а в е л и й. Да ну! (Молчит.) Лёля моя спит, понимаешь, а я сижу тут. (Молчит, потом долго вглядывается в лицо Чупикова.) До чего ж ты рыжий, Петро! Как определить твои годы? Невозможно. Ты как себя чувствуешь вообще?

Ч у п и к о в. Как все.

С а в е л и й. Не в том дело! Побаливать все у меня стало. То в спине колотье, то ломота в руках, в ногах, а я сравниваю, ищу причину. (С усмешкой.) Рано бы! Пойдем к нам, Лёлю маленько развлечем, чаю напьемся.

Ч у п и к о в. Может, маленькую раздавим?

С а в е л и й. Лучше бы в другой раз, Петро. Чаю выпьем!


Свет уходит на кровать. Е л е н а  Н и к а н о р о в н а  сидит в рубашечке, трогает ноги, разглядывает. Савелий и Чупиков подходят. Она пугается, прикрывает рукой грудь.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Кто там? Посторонние не заходите!

С а в е л и й (опешив несколько, тихо, удивленно необыкновенно). Слышишь, как кричит интересно? А?

Ч у п и к о в. Чего интересного?

С а в е л и й. Нотки в голосе интересные. Вот так раньше на мужиков покрикивала, у мужиков у всех прямо холодок пробегал от ее криков! (Громко.) Это я, Лёля, я! Жди тут, Петро. (Поднимается к ней, стоит. Его удивляет ее поза.)

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Погляди. (Осторожно приподняв ногу, показывает.) Видишь? Ноги сёдни не пухлые. Отошли.

С а в е л и й (приближается, озабоченно изучает ногу. Словно не доверяя глазам, проводит рукой, поглаживает). Справные у тебя ноги, Лёля, хорошие. (Кричит.) Слышь, Петро? Ноги-то у Лёли опали, опухоли совсем нету!

Ч у п и к о в (зычно). Источник сильный! Один профессор приезжал с бородой, мылся в нем и пил, очень, сказал, помогло.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Я ночь спала крепко, и в сон клонит.

С а в е л и й. К здоровью, Лёля. Спи, значит. На поправку пошло. Приляг, приляг! (Ласково, убежденно.) А вечером в источник! До победы будем лечиться! (Укладывает ее, закрывает одеялом.) Вздремни. (Спускается. Тихо.)Можно отметить, Петро! Надо отметить! (Находит рубль в кармане.) Возьмем! Счастливый у тебя глаз, Петро! Пошли. Пошли скорее! (Возбужденно уводит его.)


Огни гаснут, тьма наступает, начинается плясовая. В Давше нешуточное событие. На берег выходят  В о л о д я  с баяном, Н е л я, О к с а н а, М а р и н а, Ч у п и к о в, К е х а. Последним — Ш е с т е р н и к о в. Бьют в ладоши, смеются, кричат: «Мюселькеев! Эй! Мюселькеев, давай!» И он выходит навстречу в пляске, пляшет неистово, бормочет благодарности, плачет и смеется вместе со всеми. В пляс с ним пускаются  М а р и н а  и  О к с а н а. Женщины поют нескладухи под общий хохот: «Ноги Лёлины опали, я стою, смотрю, как пень. Буду гладить эти ноги, буду гладить целый день». «Ох ты, Лёля, моя Лёля, я любуюся тобой. Мы обмоем твои ноги в сорок градусов водой». Когда же все шумно покинут берег, Шестерников останется, поглядит на слегка освещенную кровать и отвернется. Е л е н а  Н и к а н о р о в н а  встанет с постели, начнет одеваться.


Ш е с т е р н и к о в (спокойно, в зал). Случилось это утром. В тот день холодный ветер с моря налетел, с рассвета до заката шел снег с дождем, в такие дни больные чувствуют себя неважно, но утром, когда Савелий ушел за жердями, она поправилась. Все-все подробности мне сообщила! (С улыбкой поворачивается, смотрит вверх.)

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (одевшись, внезапно стала очень хороша. Из полутьмы начинает рассказывать Шестерникову). Савелий в лес ушел. Я сперва лежу, слышу, льет на дворе, утро сумеречное, как нынче. Потом мне будто кто-то приказал: вставай! Так прямо будто бы приказ: довольно, мол, вставай, здоровая! И мысль у меня такая: оденусь нарядно. А голова кружится. Юбку надела, отдыхаю, кофточку светленькую надела, отдыхаю. Туфельки, наверно, час искала. Мне их мама подарила, когда Павлик родился. Мои родные неподалеку тут, небось знаете места, в Курумкане. Ну вот, пошла на кухню в туфельках. Он там стоит. Он наглый. Голова у меня кружится, ноги слабые. Он говорит, мол, Савелий мой намного старше меня. (Ладонями поправляет свои густые русые волосы.) Туфелькам девятнадцать лет скоро. (Спускается в темноту.)

Ш е с т е р н и к о в (помолчав, в зал, печально). Сейчас все прояснится. Душа ее рвалась на кухню оглядеть хозяйство. Ей нравились ее кастрюли, чашки, блюдца, таз эмалированный, старая квашня для теста. Ей нравились степенность и порядок во всем. Порядка было мало в ее жизни.


Свет уходит на кухню. Шестерников — в тени. В кухне немая сцена. Елена Никаноровна переставляет чашку на столе с места на место. Занятие кажется нелепым. В глубине стоит  К е х а. Бросив один короткий взгляд, она продолжает стоять спиной к нему, переставляя эту единственную чашку. Кеха молчит.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (спокойно). Иль забыл, зачем пришел?

К е х а. А вы ничего, в теле. Тельная, как ленок.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (быстро). Ты чо это? Ты чо это?

К е х а. Постоять нельзя?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Стой, коли интересно.


В голосе ее усмешка, от которой Кеха переступает на месте. Она, не оборачиваясь, смотрит на чашку.


К е х а (улыбаясь). Ничего, в теле. На сколько же вы будете моложе Савелия? Лет на двадцать?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (обернувшись наконец). Чо, сдурел? На десять лет я его младше. Вижу, тебе нечего делать.

К е х а. Почему нечего, я за Савелием, заработок имеется.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (строго). Что делать?

К е х а. Фундамент для движка.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Какой движок?

К е х а. Ну, об этом с ним поговорю, с женщинами у меня другие байки. Чего-чего, с вашим братом умею разговаривать, первое дело — не торопиться. Правильно рассуждаю?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (протяжно, с презрением). Чего?


Он молча, демонстративно оглядывает ее всю.


(Сердясь.) Какой фундамент такой? Какой движок?

К е х а (улыбаясь). Трудно теперь будет Савелию с вами управляться. Непосильная это для него обязанность.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (яростно). Черт! Пустомеля! Савелий-то мой — мужик. А ты кобель. Чистый кобель. Уходи отсюда!

К е х а (улыбаясь). Надеюсь, еще увидимся. (Уходит.)


Она садится у стола, смотрит на чашку. Ш е с т е р н и к о в  быстро подходит из тени, кланяется ей.


Ш е с т е р н и к о в. Здравствуйте, Елена Никаноровна.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (безучастно). Что вы сказали?

Ш е с т е р н и к о в. Говорю: здравствуйте, Елена Никаноровна. Вы одна дома, я навестить зашел. Можно? Как ваши дела?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Садитесь. Голова кружится.


Виолончель поет.


Ш е с т е р н и к о в (садится далеко в стороне). Это пройдет. Помощь нужна?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Что сказали? Голова сильно кружится.

Ш е с т е р н и к о в. Вам помочь, спрашиваю? Я полюбил вашего сына. Он скоро приедет. Его учить нужно. Чем вам помочь?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Плохо я слышу, у меня из-за нервов уши закладывает. Этот сволочь все настроение испортил. Раньше, до болезни, у меня уши не закладывало. Лягу лучше. (Идет наверх, садится на кровать, сидит.)


Ш е с т е р н и к о в  сидит прочно на табуретке. Молчат. Тихо.


Ш е с т е р н и к о в (в зал). Опять странно повели себя птицы. Все до единой внезапно на другой же день после ее выздоровления покинули поселок. Последней, кого нашел у источника, была умирающая даурская ласточка. Отправил на исследование в город. Моя жена тоже, когда поправилась, обратила внимание на исчезновение птиц. Да, это могло быть случайностью, но, вероятно, в жизни источника существуют какие-то опасные циклы, известные пернатым. У меня недостаточно знаний в этой области, есть суеверие, лучше сказать. Замечу, что образование не спасает от суеверий. В наш цивилизованный век шаманство осталось непобежденным. Каждому хочется хотя бы во что-то верить, что дает надежду, опору. Наука узнала уйму всего про атмосферу вокруг нас, про таинственные потоки из бездны неба, но только все усложнилось, ответов как не было, так и нет. Любое отклонение от нормы вызывает чувственный обвал. Тряхнет жизнь, прижмет, хватаешься за соломинку. (Чуть помолчав.) На сей раз птицы не возвращались до самой весны, почти полгода. Этот исключительный по длительности факт я отмечаю в воспоминании жирным петитом. Ведь прошлые зимы благополучно жили здесь и в морозы тянулись к горячему пару над избушкой. Птицы вообще купаться любят, удивительного в этом нет. Существуют и другие причины кроме купанья. В селениях Средней Азии вьюрок королевский следит за тем, кто где помочится на землю, и сразу бросается клевать ту влагу, в ней соли. Не скрою, мне иногда казалось, у источника есть душа. Я старался думать только о фактах. Появился, однако, новый факт. В костях у ласточки был обнаружен металл, который добывают довольно далеко от Давши. Это почему-то обрадовало меня и взволновало. Хотелось думать, что жена Савелия поправилась окончательно. Был поздний вечер, когда принесли телеграмму. Я знал, что снова не буду спать. Небо светлое было, ветер влажный, холодный, ни в одном доме свет не горел.


Появляются  В о л о д я  и  Н е л я. Заинтригованы.


В о л о д я. Распишитесь, пожалуйста.

Ш е с т е р н и к о в. Садитесь. Ты уже изучил содержание?

В о л о д я (улыбнулся). Естественно. Мы все ваши телеграммы знаем. Мы хотели спросить: что это может значить? У Нели есть собственное предположение.

Н е л я. Ласточка прилетела избавляться от металла.

Ш е с т е р н и к о в. Вы умны, Неля.

Н е л я. Спасибо.

В о л о д я. Она молчаливая, но умная.

Ш е с т е р н и к о в. Я знаю, что тебе нравится твоя жена.

В о л о д я. Она любит простую жизнь. Мне это нравится.

Н е л я. Сейчас многие молодые любят простую жизнь. Для вас важна эта странная телеграмма?

Ш е с т е р н и к о в. Не знаю уже. Сплошные сюрпризы. Я плохо сплю последнее время. Возможно, на меня действует источник.

Н е л я. На расстоянии?

Ш е с т е р н и к о в. Я этого не исключаю.


Они переглядываются и встают.


Н е л я. Мы пойдем. До свидания.

Ш е с т е р н и к о в. До свидания. Спасибо.


В о л о д я  и  Н е л я  уходят.


Небо было таким же чистым до рассвета, но потом южный ветер погнал тепло. Я так и не ложился в ту ночь, сидел работал. В то же утро домой возвратился Павел и подрался.


С криком: «Сыночек! Сыночек приехал!» — Елена Никаноровна бросается вниз. В кухню входит  П а в е л, обнимает мать.


Павел привез матери одеколон, а Савелию ножик. При виде подарков она расплакалась, сказала, что жить будет долго.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Я теперь долго буду жить, Паша. Буду белье стирать, капусту посолю, грибы. По вечерам — с соседями в лото играть. Как все станем жить, хорошо.


Елена Никаноровна и Павел сели. Смотрят друг на друга.


Ш е с т е р н и к о в. За стеной, они слышали, громко плакала Оксана. Мать велела Павлу молчать, не слушать, не вмешиваться.


Павел встал вдруг. И Елена Никаноровна встала быстро.


П а в е л. Слышишь?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Не наше дело, Павлик.

П а в е л. Тебе нравилось, мама, когда тебя били?


Она молчит, окаменев, отвернувшись. Павел слушает.


Ш е с т е р н и к о в. Сперва Кеха уложил Павла на землю. Потом Павел положил Кеху. Кеха отдохнул, встал, ударил головой в лицо и ногой в пах, и снова Павел растянулся надолго.


На берег выходит  К е х а. За ним — плачущая  О к с а н а.

К е х а (Елене Никаноровне). Ваш сын еще щенок и собака.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Уйди, Павел.


П а в е л  уходит.


О к с а н а (плача). Сволочь он! Сволочь!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Он же тебя защищал.

О к с а н а (рыдая). Сволочь он! Сволочь!

К е х а. Я так скажу: чужая жизнь есть тайна. (Уходит.)

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (помедлив. Строго). Позови мужа.


О к с а н а  ушла. К е х а  вернулся. Ждет, расставив ноги.


Прости нас, Иннокентий. Прости, пожалуйста.

К е х а. Исключительно ради вас прощу, Елена Никаноровна.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Спасибо тебе. (Уходит.)


Он спокойно, недолго смотрит ей вслед и уходит.


Ш е с т е р н и к о в (встает с табурета, заканчивая). События по тихим меркам Давши следовали в эти дни слишком быстро. Через день после драки состоялся семейный праздник, и Павел от нас уехал. Затем во второй декаде октября у нее начались сильные головокружения и длились до Ноябрьских праздников. Снова ежедневно посещала источник. Затем наступили недолгая тишина, строительство фундамента для движка и начало любви. При этом, что бы там ни говорили давшинцы, свидетельствую без удивления: отношения Савелия и его жены в эти дни достигли самого высокого пика нежности и привязанности за всю их историю. (Помолчав, опустив голову, пересекает площадку и исчезает в наступающей тьме.)


Трубы неторопливо поют отбой, и где-то громко, задиристо начинает праздник баян. Что-то из «Кармен». Освещается кухня. Стол уставлен закусками. Пьяненький, истомившийся ожиданием  Ч у п и к о в  ходит вокруг, обнюхивает еду. Е л е н а  Н и к а н о р о в н а  приносит тарелки, полотенцем отгоняет Чупикова от стола.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Успел уже! (Уходит в глубину.)


Входит веселый  С а в е л и й.


Ч у п и к о в. Это оскорбление, когда запаздывают!

С а в е л и й. Потерпи, Петро. Он кто? Директор. Не стыдно обождать. (Кричит.) Ты помнишь, Лёля, как я на тебе женился?!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (возвращается с тарелками). Помню я, чего мне не помнить. (Расставляет тарелки.)

С а в е л и й. Ты не переутомляйся. Еще рано переутомляться. Потеха, Петро! Просто потеха, как я на Лёле женился!

Ч у п и к о в (пьяненько следя за Еленой Никаноровной). Ох и дородная ты, Елена Никаноровна. Очень пышная баба!

С а в е л и й (сердито). Не заглядывайся.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Чо ему заглядываться? Чо я, девушка?

Ч у п и к о в. Я свое откукарекал, можно считать.

С а в е л и й. Это верно. Дожили до такого возраста, только языком да глазами, а больше ничо не можем. Значит, не хочешь услыхать рассказ, как я на Лёле женился?

Ч у п и к о в. А ты рассказывал.

С а в е л и й. Не рассказывал я тебе. Это ты врешь, сукин сын! (Обидевшись, уходит в угол, садится на корточки.)

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Вот ты какой, Савелий, непохож на остальных людей. Все вынь да положь, а не по-твоему — осердишься. Сколь мы с тобой похороводились, когда женились?

С а в е л и й. Да уж похороводились… (Чуть улыбается.)

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Ты исключительно настырный мужик!


Савелий молчит, чуть хмурясь еще и улыбаясь.


(Чупикову.) Я в огороде вожусь, вижу, у забора маленький мужичок стоит. Я картошку копала, думаю, чо он делает?

С а в е л и й. А я пришел на тебя посмотреть, мне адрес дали.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Я-то не знала! Думаю, чо на меня смотрит? И сердце ничего не подсказывало. Поглядел, ушел. Странно, думаю, всех в Усть-Баргузине знаю, а этого не знаю.

Ч у п и к о в (похохатывая). Не заприметила!

С а в е л и й. Нет! Бестолковый ты. А говоришь, рассказывал. Я только из тюрьмы вернулся. Чужие люди временно приняли. А эта сучка, моя бывшая, всех против вооружила.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (вздохнув). Всю жизнь ему изломала. Три года оттрубил, день в день, полностью.

С а в е л и й. Даже детей против меня настроила. А чо я ее ударил? Взял щепочку, один раз всего и стукнул.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Не поймешь тебя, Савелий. Когда говоришь, щепочкой ударил, когда палкой или поленом.

С а в е л и й. А я знаю, Лёля, когда как надо говорить, ты не учи. (Разгорячившись.) Ей такое наказанье надо придумать, такую кару за подлые дела!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Поостынь, поостынь. Взялся человеку рассказать, как мы женились, так расскажи до конца.

С а в е л и й. Да! (Улыбается.) Я Лёлю в огороде осмотрел, очень понравилась. А потом, вечером, нагрянул с одной бабенкой знакомиться, а она ни в какую!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Я дала ему от ворот поворот.

С а в е л и й. Полный задний ход! Настоящая молодец, Лёля. Ой, какая у меня молодец, не знаю, как и сказать!


Она взглядывает на него, смеется игриво.


Почему раньше не повстречались? Почему так? Кого надо, не встретишь, а какую-то мерзость обязательно встретишь.


Баян близко подошел к дому. Появился  П а в е л.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Нету, Павлик, не приходил.

П а в е л. Найдем. Оградку на могиле ставит. (Уходит.)


И баян удалился. Тихо, тихо. Молчат все.


С а в е л и й (хмурится). Пойди ляг, Лёля.


Она идет наверх, ложится на кровать. Тихо.


Ч у п и к о в. А все-таки ты ее за жабры взял, значит?

С а в е л и й. Взял! (Смеется.) Первый раз ничего у меня не получилось, хоть и помогала та бабенка, получил отказ.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (громко, с кровати). Я тебе прямо ответила: мне мужик не нужен. Хоть и нужен мужик, поскольку еще молодая женщина, я скрывать не стану, но в первую голову нужен отец ребенку. А без этого могу обойтись.

С а в е л и й (кричит). Так в точности и говорю, Лёля!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (не выдержав, возвращается). У меня был до него один шофер Сперва с шофером все хорошо. А через месяц он сказал Павлику: «Отстань, змееныш!» Я тем же разом говорю: «Вот тебе бог, а вот порог».

С а в е л и й (самодовольно). Три раза ходил, на третий остался.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (рассмеявшись). Павлик проснулся, спрашивает: «Кто в кровати с тобой?» Я говорю: «Твой отец, зови его тятя». — «Не буду», — говорит Павлик. А Савелий ему говорит: «Ты не зови меня тятя, твой отец погиб за Родину, а зови меня дядя Савелий». Пошел и купил ему губную гармошку. Я соседей позвала, примириться окончательно, только где угощения на всех наберусь?

С а в е л и й (уверенно). Хватит! Я пить не стану. (Чупикову.) Мне можно, но не полезно мне. Раньше-то будь здрав!


Баян вернулся. Входят  О к с а н а, К е х а, Н е л я, В о л о д я  и  Ш е с т е р н и к о в. Шестерников приносит чучело кречета. Хозяева приветствуют гостей: «Проходите, садитесь».


Ш е с т е р н и к о в. Подарок от нас. Это кречет. Почти сокол.

С а в е л и й. Ваша работа?

Ш е с т е р н и к о в. Совместная с вашим сыном.


Все сели за стол. Кречет переходит из рук в руки.


(Внимательно очень.) Как самочувствие, Елена Никаноровна?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (пунцовая под его взглядом). Хорошо.

Ш е с т е р н и к о в (секунду-две еще смотрит на нее и поворачивается к Савелию). Есть идея, Савелий Егорыч, занять вам свободную вакансию пожарника. Шестьдесят три рубля. А если пожар, все равно гасить всем колхозом.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (обеспокоенно). Ответственная работа.

С а в е л и й. Всякая работа ответственная, Лёля. Спасибо вам.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Только у меня просьба, товарищ директор, чтобы в пожарники оформили не его, а меня.

С а в е л и й (удивившись). Почему тебя, Лёля?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Потому что характер нервный. Начнешь пожарные правила выполнять, со всеми перессоришься.

С а в е л и й. Ты чо? Пожарник и должен со всеми ссориться!

Ч у п и к о в. А когда гулять начнем, граждане? Вы, Николай Борисыч, скажите тост.

Ш е с т е р н и к о в. Почему я?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Вы, вы скажите, пожалуйста.

Ш е с т е р н и к о в. Ну, что ж… Что ж… (Встает.) Мне встреча сегодняшняя кажется значительной. Важной и приятной. Благодарю за то, что пригласили. (Задумавшись, смотрит на стакан, который держит в руке.) Я давно здесь живу. Друзья спрашивают: не скучно ли? Люблю природу. Люблю зверя. Люблю плавать в морозную погоду, к этому жена приучила. Зиму люблю, тишина фантастическая. Вообще природа у нас ненавязчивая, не то что на юге, но вкрадчивая, держит. Пишу книгу о нашей природе. Давно. Может быть, получится. Не только о себе хочу. Считаю, все мы неплохо бережем эти святые места, работа достойная. Очень полюбил вашу семью. К чему все это? Внешними событиями жизнь не богата. И вот случилось прекрасное событие, за которое и предлагаю. За здоровье Елены Никаноровны, как говорится, и…


Чокаются шумно.


Ч у п и к о в (встает). Объявляю новый тост. За источник!

О к с а н а (громко). Правильно. Я хочу за источник!

К е х а (встает). Не надо за него! За другое выпьем.

Ч у п и к о в. Почему не желаешь?

К е х а. А кто его знает, что в нем?

Ч у п и к о в. Неправильно! Он дает мужскую силу.

Ш е с т е р н и к о в. Это, интересно, кто сказал вам про эту силу?

Ч у п и к о в. Все говорят! (Подумал.) Вот Савелий говорил.

С а в е л и й. Не бреши, не бреши! Это ты мне сказал.

Ч у п и к о в. Ну я, какая разница? А мне егерь Антипин говорил. Каждые три дня приходит ванны принимать. У него с женой не все ладно получается. За источник предлагаю.


Все чокаются, смеясь. Вдруг  М а р и н а  входит. За столом тихо становится. Марина начинает смеяться. Смеется и вызывающе приплясывает.


(Кричит.) Поддатая пришла? Да? Поддатая!

М а р и н а. Счастливая я! Счастливая!

Ч у п и к о в. Кто тебя звал? Поддатая!

М а р и н а. Ни грамма, Чупиков. Счастливая очень!

С а в е л и й (встал. Тревожно). Куда же убегаешь, Петро?

Ч у п и к о в. Не могу я в компании с этой… (Уходит.)


Молчание за столом. Смущены все.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (спокойно). Садись, Марина.


Марина села в стороне от стола. Молчит, улыбается.


С а в е л и й (садится. Необычайно серьезно). Скажите, товарищ директор, какие слышны международные новости?

Ш е с т е р н и к о в. Я знаю столько же, сколько и вы.

С а в е л и й. Вы грамотный, вы газеты иначе читаете.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (сердито). Весели гостей, Савелий.

С а в е л и й. Сейчас, сейчас! (Встал, неожиданно подмигивает Павлу, будто собираясь коленце выкинуть.) Стихотворение почитаю. Военное.

Вдоль развороченных дорог
И разоренных сел
Мы шли по звездам на восток, —
Товарища я вел.
Он отставал, он кровь терял,
Он пулю нес в груди
И всю дорогу повторял:
— Ты брось меня, иди… —
А если б он тащил меня,
Товарища-бойца,
Он точно так же, как и я,
Тащил бы до конца…
(Молчит.) Забыл дальше. Ладно! Старые дела. Угощайтесь, прошу!

Ш е с т е р н и к о в. Ваше стихотворение, Савелий Егорыч?

С а в е л и й (неуверенно улыбаясь). Был слух — мое.

Ш е с т е р н и к о в (встает внезапно). Играйте, Володя, вальс. (Подходит к Марине.) Позвольте вас пригласить?


Марина удивлена, встает нехотя. Володя играет вальс. Стол следит. Шестерников и Марина танцуют, все удаляясь и удаляясь. Она смотрит мимо него.


М а р и н а. Зачем пригласили? Пожалели, что ли?

Ш е с т е р н и к о в. Вы не счастливая. Неправду сказали.

М а р и н а. Откуда знаете?

Ш е с т е р н и к о в. Видно.

М а р и н а. Хотите, домик ваш буду убирать? Суп когда сварю.

Ш е с т е р н и к о в. Предложение принимается.

М а р и н а. Только денег брать не стану.

Ш е с т е р н и к о в. Это уже сложнее. Выходит, вы меня жалеете?

М а р и н а. Глядите, смотрят на нас.

Ш е с т е р н и к о в. А мы ничего плохого не делаем.

М а р и н а. Вам я скажу. Бросил меня мой поклонник.

Ш е с т е р н и к о в. Я понял, что-то случилось. Жалеете меня?

М а р и н а. В город вам надо ехать. Уезжайте, Николай Борисыч.

Ш е с т е р н и к о в. Опоздал я, Марина Ивановна. Когда-то считался способным человеком, но все, что делали мы, я, моя жена, учителя наши, было надолго перечеркнуто. Времена изменились, но опоздал я в город. Пойдете, Марина, за меня замуж?


Она смотрит мимо него.


Вы добрый человек. Хорошая хозяйка. Вы красивы.

М а р и н а (спокойно). О чем с вами говорить будем?

Ш е с т е р н и к о в. О чем угодно!

М а р и н а. Ищите городскую, Николай Борисыч. (Останавливается, идет на прежнее место, сидит невозмутимо.)

Ш е с т е р н и к о в (кричит, повернувшись к столу). Павел! Вы ничего еще не сказали родителям?

П а в е л. Пока не сказал.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Про что, Паша? Что от нас скрываешь?

Ш е с т е р н и к о в (кричит). Направляю его на базу, в Иркутск! Будет работать, и товарищи устроят в университет.


Елена Никаноровна смотрит на сына.


С а в е л и й. И когда же наметили?

П а в е л. Не скоро еще.

Ш е с т е р н и к о в (подходит). Очень скоро. Последним пароходом.

С а в е л и й. Ты чего, Лёля, задумалась?


Она молчит, смотрит на сына.


(Володе, зло.) Играй хорошую. Чтобы пели люди! Пой, Лёля!


Володя развел меха, Елена Никаноровна запевает: «У муромской дорожки стояли три сосны». Стол подхватывает. Все громче, полнозвучнее, яростнее звучит простая песня, как гимн одиночеству и разлуке, и длится долго, соединив всех. Елена Никаноровна встает, уходит на берег. Савелий следит, идет к ней. Стоят рядом. Кухню окутывает мрак. Песня откатывается постепенно.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Наверно, я его уже не увижу.

С а в е л и й. Почему тебе так кажется, Лёля? Увидишь!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Поросенка надо купить, Савелий.

С а в е л и й. Куплю. Поеду на Кабаний, куплю. Теперь твоя пенсия, да эти шестьдесят три рубля, мы еще Пашке пошлем.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Он от нас не возьмет.

С а в е л и й. Сала пошлем. Я рыбки подкопчу. Гостинец.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. В пожарники не оформляйся, Савелий.

С а в е л и й. Ну, как скажешь. Все равно у нас все вместе.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Павлик выучится, в город нас заберет. Будем жить в благоустроенной квартире.

С а в е л и й (необыкновенно серьезно). Я просто мечтаю пожить в благоустроенной квартире! Чтобы ванна была, водопровод, и телевизор я еще ни разу в жизни не видел!


Голос Савелия прерывается мощным гудком. На рейде Давши стало пассажирское судно. Гудок сменяется бьющей по ушам джазовой музыкой через динамики парохода. На берег выходят  О к с а н а, К е х а, В о л о д я, М а р и н а, Н е л я, Ч у п и к о в, П а в е л, Ш е с т е р н и к о в. Все молча смотрят на пароход.


Ч у п и к о в. Этот пароход мог бы нас всех забрать! Всех!

В о л о д я (весело). Шлюпку спустили. Шлюпка идет!

П а в е л. Напишите мне, Николай Борисыч, если не трудно.

Ш е с т е р н и к о в. Напишу.

П а в е л. Напишите, когда вернутся птицы.

Ш е с т е р н и к о в. Напишу. Непременно.


Павел подходит к матери. Все смотрят на пароход.


П а в е л (Савелию). В случае чего, ты мне отбей телеграмму.

С а в е л и й. У нас будет по-прежнему хорошо. Не беспокойся.

Ч у п и к о в. Глянь, как шлюпку мотает. Стихия!

С а в е л и й. Я ее всегда чувствую, стихию. Дождь, ветер — все чувствую. Ой, паря, как все быстро получается!

Ч у п и к о в. Пора прощаться, друг любезный!


Павел целуется с матерью, целуется с Савелием.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Беги, шлюпка ждать не станет.


П а в е л  уходит, за ним — В о л о д я, Н е л я. Стучит лодочный мотор. Все долго, молча смотрят на пароход.


Ч у п и к о в. Ничего, и мой гудок когда-нибудь загудит.

К е х а. Думаю, и мой вскорости загудит.

О к с а н а. Никуда отсюда не поедем!

К е х а. Спорить пока не будем.

М а р и н а. А я уж летом точно уплыву к чертовой матери!


К е х а  отвернулся, уходит с  О к с а н о й. Пароходная музыка прервалась, прозвучали два сиплых гудка, музыка вернулась, стала медленно удаляться. М а р и н а  уходит.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Идем домой, Савелий. Остудишься.

С а в е л и й. Идите с Петром, я еще погляжу. Иди, не спорь, Лёля, я люблю пароходы.


Она ушла с  Ч у п и к о в ы м. Савелий долго машет рукой. Ш е с т е р н и к о в — в стороне. Оркестр громко играет военный марш. Савелий сел на землю, обхватив колени, слушает[2].


Ш е с т е р н и к о в. Штормы гремели весь ноябрь, часть декабря. Снег уже лежал, но льда не было пока. Однажды показался белый остров. Его пригнало и разбило, шквальный ветер вскоре пригнал другие острова, они маячили вдали, вода вокруг была тяжелой, синей. На ближнем острове волк бегал, выл и выл, изматывая душу, предвещал что-то. Внезапно волк исчез куда-то, и стал расти береговой припай. В распадке и над морем в те дни лежал густой туман. Едва туман ушел, море побелело, грохот начался, неимоверный грохот. Как канонада. Спать не давал необъяснимый страх. Вздрагивали горы, земля гудела. Неделю ровно море льды ломало на больших глубинах. Вдруг стадо тихо в Давше. Началось строительство фундамента для движка. Каждый вечер Кеха и Елена Никаноровна, усталые, возвращались по берегу от сарая и разговаривали.


С а в е л и й  встает, уходит. Идут  К е х а  и  Е л е н а  Н и к а н о р о в н а.


В сарае, возведенном над фундаментом, днем и ночью топили печку, чтобы не замерзал цементный раствор.


Свет круто меняется. Ш е с т е р н и к о в  исчез.


К е х а. Отдохните, Елена Никаноровна. А чего?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Устала я.

К е х а. Вот и отдохните. Куда торопиться?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Куры у меня не кормлены. (Останавливается. Со вздохом садится на валун, отдыхает.)

К е х а (останавливается, смотрит на нее). Будь у меня такая жена, мне бы ничего больше не надо.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (сурово). У тебя хорошая жена. Не болтай. Я б не могла быть твоей женой, потому что ты моложе меня. (Прикрыла глаза, поглаживает усталые ноги.)

К е х а. О чем мечтаете все время, скажите мне?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. О жизни. Думаю, сколь нам заплатят, когда фундамент выстроим. Надо Савелию рубаху шить, белье, себе кофту. Зимой надо и о весне думать.

К е х а. Первый муж у вас был хороший?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Хороший. Он меня девушкой взял, ни о чем не советовался. Считал, если женщина, то ума нет. А в остальном был хороший, непьющий.

К е х а. Я так полагаю, вы его не любили.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Я тогда не понимала, что такое любовь, жила и жила. Нечего нам про любовь говорить, Иннокентий. Для нас с тобой этот разговор бесполезный.

К е х а (сразу и как-то легко). Это понимаю. Я уже понял, какая вы женщина. У меня никаких особенных планов нет.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (помолчав). Что про меня понял?

К е х а. Вы женщина такая, вы баловства не допустите.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (встает, смотрит на него). Ты хороший работник. Застегнись. Слышишь? А то Савелий простыл тут с тобой, и ты простынешь. Савелий никогда не бережется. (Протянула руку, застегивает пуговицу на его телогрейке.)

К е х а. А все же любовь на свете существует. Никто, конечно, в точности не знает, сколько раз можно любить. Но фактически, говорят, любить можно три раза. У нас на автобазе начальник был, до трех раз, говорил, можно.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (села вдруг, с интересом). Почему так?

К е х а. Так он считал. Он трех любил. Вы сколько любили?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (неожиданно просто). У меня было много мужчин. Я семь лет прожила вдовой, за мной многие ухаживали, но я сама себе хозяйкой была, потому что изучила мужчин. Бывало, в доме ничего, кроме картошечки, нету, а они все одинаковые, все эгоисты.

К е х а. Савелий знает про то?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Не спрашивал. Все спрашивают, а он ни разу. У него другие мысли. Слыхал, каким манером он медведя на Голоустной запорол? Про это многие знают. Он с ним один на один оказался, лег под него по эвенкийскому обычаю и живот разрезал. А люди с лодки смотрели и боялись подплыть. (Чуть помолчав.) Болеет, жалко его. (Встает.) Пойду.


Идут рядом, потом  К е х а  исчезает. Она сзывает кур: «Цып, цып, цып!» Замирает вдруг. Слышен сердитый голос Савелия: «Уходи, уходи к чертовой матери! Знать тебя не знаю! Вон уходи!» В кухне — свет. Взлохмаченный, в полушубке и белых подштанниках, в валенках, С а в е л и й  стоит перед бледным  Ч у п и к о в ы м.


Ч у п и к о в. (тихо). Ты подлец!

С а в е л и й (орет). Сам подлый! Уматывай, не хочу говорить. Бухгалтером работаешь, а дурак дураком. Пошел, пошел!


Ч у п и к о в  выскакивает, сталкиваясь с Еленой Никаноровной. Савелий ходит мрачно. Она смотрит на него.


(Хватает шапку, забытую Чупиковым. Кричит.) Шапку возьми! Ушел, проклятый! Я ему устрою, попомнит меня!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Чо случилось, Савелий?

С а в е л и й. Ничо. (Ходит рассерженный.) Пустяки.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Вы чо, подрались?

С а в е л и й (бормочет). Еще б минута, и подрались.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Ты ж больной! Как лечить тебя?!

С а в е л и й. Давай чай пить. Я самовар поставил. (Садится за стол.) Шинелку носил, а справедливости не понимает.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Из-за чего все это, Савелий?

С а в е л и й. Из-за Рузвельта. Ну, из-за президента.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (изумленно). Чо — других забот нет?

С а в е л и й (горячась). Рузвельт был капиталист, но был полезный капиталист. Все наше правительство в войну уважало! Вот Черчилль — гнида, не спорю.


У дома появился  Ч у п и к о в, останавливается.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (увидев его, мужу). Пойди, отдай шапку.

С а в е л и й (выходит). На, Чупиков, бери шапку. Так нельзя. Справедливость нужна. Рузвельт тоже человек!

Ч у п и к о в. Я к тебе не за тем приходил. Советоваться хотел.

С а в е л и й. О чем? Говори. Чего молчишь?

Ч у п и к о в. Марина домой просится.

С а в е л и й (сразу). Не пускай. (Строго.) Ни-ни!

Ч у п и к о в. Намерен пустить.

С а в е л и й. Характер должен быть мужской, Петро!

Ч у п и к о в. Дело не в характере. Однорукий я. Мне ее когда под Вязьмой оторвало… (Молчит.) Разрешу вернуться.

С а в е л и й (подумал). Сегодня не смей.

Ч у п и к о в. Какая разница!

С а в е л и й. А такая! Решил — ладно. Но помарьяжить надо.


Ч у п и к о в  надел шапку, уходит. Савелий вернулся в дом.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. О чем говорили?

С а в е л и й. Мужской разговор, Лёля, тебе знать не нужно.


Появился  Ш е с т е р н и к о в. Входит в дом. Савелий смущенно прикрывает подштанники полушубком.


Ш е с т е р н и к о в. Я на минуту, по делу, здравствуйте. На днях откроется путь по льду. Договорился в лесничестве, дадут грузовик ехать за поросятами.

С а в е л и й. Спасибо! От души большое спасибо.

Ш е с т е р н и к о в. Как самочувствие, Елена Никаноровна?

С а в е л и й (опережая ее). На ять, на ять себя чувствует!

Ш е с т е р н и к о в (внимательно). В источник все еще ходите?

С а в е л и й (чуточку раздражаясь). Ходит, ходит, когда баня не топлена. На ять она себя чувствует! Чего спрашивать, Николай Борисыч? Поправилась — и делу конец. Лёля моя теперь будет долго жить. Это вопрос решенный!

Ш е с т е р н и к о в (чуть улыбаясь). Абсолютно согласен. Я не спорю, Савелий Егорыч. Существует гипотеза, что срок жизни в каждом из нас запрограммирован при рождении.

С а в е л и й. Не совсем верно, извините, будьте добры. У меня был командир отделения из учителей, он так говорил. Человеку жизни отпущено ровно столько, сколь в нем любви. Значит, как только вся любовь истончается, сразу смерть подходит.

Ш е с т е р н и к о в (несколько мгновений внимательно смотрит на него). Готовьтесь, Савелий Егорыч, грузовик будет. До свиданья. (Идет на берег, стоит, закуривая, на ветру ломая спички.)

С а в е л и й (строго). Неси самовар, Лёля.


Она уходит. Он сел у стола, задумывается.


Ш е с т е р н и к о в. Вот он сидит и думает, и, может быть, я знаю, о чем. Он часто думал о Братской ГЭС. Это пунктик был, ему очень хотелось туда. В те годы переселялись тысячи граждан. Как будто вся страна в вагонах ехала. Отзвуки переселений и песни новых строек докатывались до нас и очень волновали его. (Чуть помолчав.) Удивительной была его вера в давшинскую воду. Никаких колебаний! В нем жила какая-то звериная связь с природой. Знаю, есть что-то сентиментальное в моей тайной зависти к нему, но что было, то было. Я не таюсь, стал забывать Люду, но он заставил меня думать, что лечил я ее как-то не так. Он просто гнал жену каждый вечер в источник, заставил принять бессчетное число ванн, хотя я предупреждал об опасности. И потом, когда уже чувствовала себя здоровой, чуть что — уверенно посылал принимать ванны. Я был весь там, в городе, когда Люда болела, вы знаете почему. Он полностью отрекся от самого себя, я не сумел. А самым удивительным было вот что. Он гнал жену в источник, но когда она предложила ему полечиться водой, то испугался и отказался в ту же минуту. Почему потом согласился, не знаю и вступаю в область предположений. Понадеялся, возможно, по меньшей мере на волшебство: поверил в мужские разговоры про источник. Это всего лишь фантазия.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а  несет самовар. Ш е с т е р н и к о в  исчез.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (задумчиво наливает чай, садится). Знаешь, Савелий, что я надумала? Тебе надо источник попринимать.


Он молчит, не поднимая глаз. В молчании упрямство.


Слышишь, что сказала?

С а в е л и й. Не пойду. У меня есть другое средство. Панты я буду пить. Они у меня давно сохнут. Второй год. Я их найду и буду пить.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Кто сказал, что их пить полезно?

С а в е л и й. Все говорят, панты полезны. От всех болезней выручают. Надо было Пашке немного выделить на дорогу.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (осторожно). Источник тоже не помешает.

С а в е л и й. Нет! (Отодвинул чашку, встал.) Не лежит душа к нему. (Одевается насупленно.) Пойду сделаю топорище.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Лежать надо. И топорище не нужно нам.

С а в е л и й (спокойно). Нужно. Ты, Лёля, не командуй, а то у нас в дому неизвестно, кто баба, а кто мужик.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Как тебя лечить, Савелий? (Смотрит на него, вытирает слезу.) Не знаю я, как тебя лечить!


Он надевает брюки. Упрямо молчит, сжав губы.


(Неожиданно мягко.) Поди уж, натаскай воды, старичок.

С а в е л и й (выпрямившись, удивленно смотрит на нее). Ты что так величать меня стала, Никаноровна?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Так ведь я это так. Был бы ты старичок, разве бы я стала тебя так называть?

С а в е л и й (отчужденно). Верно. (Уходит в глубину, гремит ведрами и возвращается, ставит ведра у ног, садится.) Ты у меня молодая. Скоро совсем не буду нужен тебе.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Чо, сдурел? Здрасьте, я вас не узнала.

С а в е л и й. Так говорю. Просто так говорю, и все. Ты совсем молодая женщина.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. У нас разница всего десять лет.

С а в е л и й. Большой срок десять лет. Большой, Лёля!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Я женщина. Из материала-то я из какого сделана?

С а в е л и й (самодовольно вдруг усмехнувшись, убежденный ею). Это — да! Материал-то у вас хреновый. Пойду по воду.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Нет уж, стой. Дай слово, что будешь в источник ходить. Сам говоришь, ломота в теле. Я болела, тебя слушалась. Вода спасла меня, значит, тебе поможет.

С а в е л и й (думает, потом смеется тихо, лукаво). А знаешь, пожалуй, верно! Буду источник принимать и панты буду пить. Сразу два лечения: одно снаружи, другое снутри. Согласен, разумно будет. А ты тоже со мной поди!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Ты чо говоришь? Как же понять тебя?

С а в е л и й. А как говорю, так и действуй.


Она смотрит на него неуверенно.


(Смеется негромко.) Вместе в водичке полежим!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Тебе же беречься нужно, Савелий.

С а в е л и й. Ничо! (Смеется.) Мне с тобой охота. Я быстро, быстро поправлюсь. Пойдем, Лёля, пожалуйста, пойдем!


Тьма окутывает Давшу. Оркестр играет победу. Освещается кухня. К е х а  в новенькой пижаме настраивает приемник. О к с а н а  стоит рядом, любовно расчесывает его волосы расческой. Входят сердитые  С а в е л и й  и  Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Раздеваются.


К е х а (с ухмылкой). Вдвоем, что ли, ходили?


Не ответив ничего, С а в е л и й  уходит в глубину.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (продолжая раздеваться, сердито). Смешной, смешной мужик. Лежит в воде нетерпеливо и ждет, когда поправится, а я лежу рядом. Не надо бы ходить! Какое же лечение семьей?

К е х а. Целовались?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Ну, целовались! Так что из этого? Ну, целовались! А может, правда, боится он источника! Вдвоем всегда полегче. Лежу в воде, время зря уходит.

О к с а н а (смеется). А целовались!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. И что? И что без толку-то? Пошли в сумерки, а вышли — темно стало. Гляжу, на кухне свет у нас.

О к с а н а (смеется, необычайно весела). Забыли разве? Уговорились в карты поиграть. В подкидного! Мы тоже в баньку сходили.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (изучая Кехину пижаму). Я таки пижамы видала в баргузинском магазине. Вот ведь какой представительный мужчина, когда чисто оденется. (Подходит, щупает материю, переглядываясь с Оксаной.)

О к с а н а. Я ему купила, еще дочки у нас не было. Ни разу не надевал, а сегодня захотелось.


Вернулся  С а в е л и й, принес старенький туесок.


С а в е л и й (Оксане). Глянь, я панты принес. Видишь, какие рога. В них такие вещества есть, даже беременным помогают.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Только ты принимай! Принимай!

С а в е л и й. Буду. Слово дал, буду. (Идет наверх, приносит чучело кречета, ставит на стол.) Пусть птица-кречет присутствует при нашей игре. Сдавай карты, Оксана.


Садятся. Оксана тасует колоду, напевая.


Чо такой задумчивый, Кеха?

К е х а. В город надо перебираться.

С а в е л и й (восхищенно). Прекрасная жизнь в городе! Посмотришь, все так прилажено, да так ловко. Зову Лёлю, поедем на Братскую ГЭС, Пашка бы к нам приехал. Там чудесно народ живет. (Отбирает карты у Оксаны, которая сидит неподвижно. Сдает.) Красноярская ГЭС теперь строится и Усть-Илимская, а скоро Богучанскую начнут, куда угодно, куда угодно можно уехать! А что, Лёля, если сначала к ребятам моим съезжу? А? (Загораясь.) Сначала в Минусинск, а после в Алма-Ату? Детишек ихних хочется поглядеть. Жалко мне их! Ночью подумаю, слезы наворачиваются.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Бросили они тебя. Они хорошо живут.

К е х а (бьет кулаком по столу). Ну, все! В город едем!

О к с а н а (кричит). Никуда не поеду! Он сегодня весь вечер об этом. Все его думы знаю. Пижаму надел. (Плачет.) И не думай! Дочку не получишь. Один поедешь.


К е х а  сгребает карты в кучу, уходит.


С а в е л и й (встает сердито). И зачем люди женятся!

О к с а н а. А он бы и не женился, беременная была и несовершеннолетняя. Намучился со мной, бедняга. Скучно со мной.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Куда собрался, Савелий?

С а в е л и й (надевает полушубок). К Чупикову. (Уходит.)

О к с а н а (плача). Не пойду домой. У вас буду спать.


Елена Никаноровна берет карты, раскладывает.


Как жизнь налаживать? Как вы с Савелием налаживали?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Он налаживал. Я вышла за него, не любила. Только поняла, что трезвый и не грубый. А больше чтонадо? Тыщи вдов мучились с детьми на руках, и все не хуже меня. (Собирает карты, задумывается.) Я мало на что надеялась. В меня въелось недоверие. И ему не верила. А после постепенно влюбляться стала. (Вспомнив что-то, смеется негромко. Снова раскладывает карты.) Сначала мне его ухватка понравилась. И не врет никогда. Думаю, как такие рождаются? О себе нисколько не думает. Пришел с улицы, а стал как свой. Вот ему бы образование! А по мне и так хорош. Хорошо, что не слишком грамотный. Разве бы удержала? Мне бы такого и не найти. Да таких добрых и нету. Я всегда Павлику говорила, чтобы не грубил, не спорил. Теперь у нас дом, семья, а раньше что было? Проходной двор.


Входит  К е х а.


К е х а. А ну, домой шагай! Шагай, говорю.


О к с а н а  уходит, не возразив.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (раскладывая карты). Бить будешь?

К е х а. Не буду.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Не бей. Слышишь?

К е х а (шагнул к ней). Погадай мне.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Я чужим не умею.

К е х а (с силой берет ее за руку). Погадай мне!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (встает стремительно). Ты чо?


Он притягивает ее, обнимает.


Ты чо, парень! (Задохнувшись и рассердившись.) Не сходи с ума! Я тебе чо говорю? (Вырвалась, оттолкнула его. Отбежав.) Еще позволишь, Савелию скажу. Учти.


Он стоит, глядя на нее. Входит  С а в е л и й. Ему не нравится что-то. Смотрит на Кеху. Тот внезапно уходит. Савелий смотрит на Елену Никаноровну, идет в глубину. Она следит напряженно. Савелий возвращается с ружьем.


Вот поросенка не купил, не съездил на Кабаний, поленился, а машины нет. (Не спуская с него глаз.) Чо надумал! Чо?


Он переламывает ружье, смотрит в стволы.


Чо надумал, я спрашиваю?

С а в е л и й. Завтра пойду мяса добуду. Котомочку готовь.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (недоверчиво). И куда ж пойдешь?

С а в е л и й (помолчав). Стели постель, Лёля. Спать будем.


Она идет наверх, расстилает постель. Он еще с минуту возится с ружьем и идет к ней. Начинает раздеваться. Она следит за ним и тоже раздевается. Ложатся.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Куда пойдешь-то?

С а в е л и й. На Тукулик уйду. По льду пойду.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (все еще недоверчиво). Далеко…

С а в е л и й. Ближе не разрешается.


Молчат. Свет чуть меркнет.


Лёля, можно тебя спросить?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (настороженно). Про что?

С а в е л и й. Ты помнишь того кузнеца?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Какого кузнеца?

С а в е л и й. Ну, того кузнеца… Неужели не помнишь того кузнеца? Мы еще на покос ездили.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (молчит некоторое время). На какой покос? Не понимаю, про что ты говоришь, Савелий.

С а в е л и й. Ну как же так, Лёля! (Поднимается, тихий, взволнованный.) Нам дали разрешение косить за Барабинским хутором. Неужели не помнишь? Целая компания собралась, и там кузнец был. Он к тебе еще приставал, а я его припугнул.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Так он вовсе не кузнец был, он был механизатор из МТС.

С а в е л и й. Он был механизатор и кузнец, он же сам говорил. И тебе и мне, мы сидели вместе. Как же ты позабыла?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (равнодушно). Так ведь давно было.

С а в е л и й. Давно, конечно, мы с тобой второй год жили.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (для нее это почему-то важно). Первый!

С а в е л и й. Второй, Лёля. Он все время к тебе приставал, а я предъявил ему пару слов.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (вдруг стараясь польстить ему). Помню. Ты его сразу отшил от меня. Зачем ты про это вспомнил?

С а в е л и й. Я хотел спросить: у тебя что-нибудь было с этим мужиком, с кузнецом этим?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Я вижу, у тебя совсем ум за разум заходит! Он же мне совсем незнакомый человек, тот кузнец! И ты был каждую минуту рядом. Как у тебя язык поворачивается?

С а в е л и й (рассмеявшись тихо). Все позабыла, Лёля! Я же потом ушел, хотел случаем воспользоваться. Помнишь, на охоту пошел? Сутки ходил. Козу притащил, мы из той козы похлебку варили и домой мяса принесли. А я ровно сутки отсутствовал.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Про мясо помню, а что уходил, этого, по-моему, не было.

С а в е л и й. Было, Лёля, было!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Значит, подозреваешь меня, Савелий?

С а в е л и й. Да не подозреваю вовсе. Я тогда ничо не заметил, а потом почему-то подумал. Ну, раз сердишься, давай спать.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Дурачок! Все у нас с тобой хорошо.


Он закрыл глаза, открыл, смотрит в потолок. Оркестр играет победу. Он слушает внимательно. Она встала, оделась, спускается вниз, уходит в глубину. Свет переходит в кухню. Она приносит швейную машинку, ставит, начинает шить белую рубаху. Оркестр умолк. Из тьмы на край площадки выходит  Ш е с т е р н и к о в, смотрит на нее. Она встает, прикладывает эту длинную, похожую на саван, белую рубаху к себе, поворачивается, словно смотрится в зеркало, примеряя длину. Шестерников опустился на табурет. В кухню входят  К е х а  и  Ч у п и к о в. Приносят бутылку, садятся у стола. Смотрят друг на друга.


Ш е с т е р н и к о в (негромко, спокойно, печально). Савелию в эту ночь сон пришел. Будто в Давшу приехала милиция на мотоциклах. Не меньше взвода. Закуржавели, замерзли. Искали злостных алиментщиков на побережьях. И все милиционеры походили на коменданта Кеху. Все как один. Савелий их предупредил, что алиментщиков расстреливать будет лично сам, затем повел в источник греться. Он мне рассказывал смущенно: они разделись догола, он их помыл. Они пригнали грузовик. Уселись Неля, Оксана и он, Савелий. Сон вещий. Наутро поехали за поросятами. (Показывает.) А вечером эти двое пришли к ней. Она гнала, они не слушались.


К е х а  и  Ч у п и к о в  наливают. Шестерников в тени.


Ч у п и к о в. Дай грибочков солененьких.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Не дам.

К е х а (смеется). Шел бы спать. Совсем косой! Отдохни!

Ч у п и к о в. Я москвич! Мне б денег на дорогу… Там народ особый. Мастеровые люди. У всех товарищеские отношения. Я вот на раскладушке отдохну. (Уходит в глубину.)

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (смотрит вслед ему). Уйди, Иннокентий.

К е х а. Ты чо — боишься меня?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Боюсь, не боюсь, а ступай.

К е х а. У меня сидели, я дочку уложил, шуметь нельзя.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Уведи его и сам уходи.

К е х а. Выпей со мной. Как друга прошу. Грустно мне! Ты ж моя сотрудница, такой фундамент отгрохали, уважь меня.


Она берет стакан. Пригубив, ставит на стол.


Не уважаешь, выходит?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Уважаю. (Крикнула.) Уйди! Спать хочу.


Посмотрев на нее внимательно, Кеха идет в глубину. Она встает, прибирает шитье. Кеха возвращается.


К е х а. Упал Петро. Мертвый лежит. Не сдвинешь!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Пусть лежит. Уходи, кому сказано?


Он под ее взглядом хватает бутылку со стола и, рассмеявшись, уходит. Свет меркнет, освещается кровать. Елена Никаноровна идет наверх, ищет лекарство, пьет. Начинает раздеваться. На кухне что-то со стуком падает.


(Замирает, садится на кровать полуодетая. Громко.) Ты чо там бродишь, Петро?!


К ней поднимается  К е х а. Стоит, смотрит на нее.


(Испугавшись.) Ты зачем?


Он подходит. Сел рядом. Сидит сгорбившись.


(Сердито.) Зачем пришел?

К е х а (тихо). Поговорить.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Не пьяный, не притворяйся, не пьяный!


Он молчит, опустив голову, как бы не слышит.


(Стараясь говорить рассудительно и спокойно.) Если поговорить хочешь, приходи завтра. И сойди с кровати, Иннокентий, не место тебе тут сидеть.

К е х а (тихо). Я вас не трогаю.


Она смотрит на него, боясь пошевелиться.


Муторно мне от всей моей жизни. Неряха она! Только ты одна мне можешь помочь. Ты же видишь, какая она! Поговори со мной, как человек с человеком.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (стараясь говорить громче). Про что говорить? Ты поговорить пришел, а люди что подумают?


Застывшим взглядом он смотрит в сторону.


(Сердито.) Слышишь, Петро идет!

К е х а (бормочет). Петр упал. Упал он на раскладушке там. Упал, и все! (Встает и наклоняется к ней.)


Она поднимается, долго молча борется с ним. Оба говорят громким шепотом.


К е х а. Что ты дрожишь? Что дрожишь?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Уйди, Кеша, уйди. Господи, господи!

К е х а. Ты же знала, что я приду…

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Не знала, не думала, не ври на меня.

К е х а. Не пущу тебя, пропаду я без тебя!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Что глупости городишь! Господи! Господи!


Внезапно он опускается на колени, обхватывает ее ноги. Что-то происходит с ней в этот миг. Она стоит неподвижно, отвернув голову.


К е х а (стоя на коленях). Дети мы, что ли? Дети? Что дрожишь?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (тихо, сердито). Пусти.


Он встал. Протянув руку, гладит ее по волосам. Она вдруг идет к кровати, садится. Он сразу садится рядом, заглядывает в лицо. Она отворачивается резко.


К е х а. Дети мы, что ли? Не дети же?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Дверь открыта. Иди в сени, накинь крючок.


Он бросился вниз, исчез. Она снимает валенки. И начинает плакать, тихо всхлипывает. Он возвращается.


К е х а. Ты чего? Ну чего? Чего? Чего, в самом деле?


Она плачет беспомощно все громче и не может удержать слез. Он растерян. Неожиданно для него она вскакивает, хватает телогрейку, стремительно бежит вниз. Он настигает ее возле дома.


Идем назад! Вовсе тронулась, ногами голыми на снегу!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Уйди, Кеша. Христа ради прошу. Уйди, гад!


Он смотрит на ее ноги, словно задумавшись.


(Вдруг твердым спокойным голосом.) Иди. Ничо больше не будет.


Повернувшись, он уходит во тьму.


(Вернулась в дом, дрожа от озноба, повторяя одно и то же.) Подлая, подлая! (Что-то осеняет ее: бежит в глубину. Слышен ее голос.) Вставай! Вставай! Ах ты гадина!


Ч у п и к о в, не проснувшийся, не протрезвевший, вылетает на кухню.


(Она — за ним.) Гадина! Гадина! С Савелием дружбу водишь, а ко мне коменданта привел? Все сообразили, подлые! Дескать, Савелий заболел, а ей это нужно. Чо теперь станешь болтать? Чо!


Чупиков сел на пол, покачался и растянулся. Она поднялась наверх, легла. Тихо, тихо стало надолго. Потом занялся рассвет и послышался вдали грузовик.


(Встала. Оделась неторопливо. Спустилась вниз, ногой спокойно дотронулась до Чупикова.) Встань. Грузовик идет.


Он встал, садится смущенный.


Не смей Савелию говорить про свою подлость. Ночь не спала, как подумала, что сделает. Застрелит вас!

Ч у п и к о в. Ни в чем ты не виновата.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Всегда женщина виновата.

Ч у п и к о в. Да я как рыба молчу. Откуль такой страх?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Старый мой страх, гадина! Перед одиночеством страх, перед всей моей жизнью на приисках да лесозаготовках. Если мужниного доверия не сберечь, что останется? Уходи, тварь! И чтоб не видала тебя!


Он уходит. Грузовик утих. Она накрывает стол, прислушиваясь. В кухню входит  С а в е л и й. Стоит, устало держит корзинку. В корзинке хрюкает поросенок.


С а в е л и й (что-то почувствовав). Не заболела, Лёля?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Здоровая. Садись за стол.

С а в е л и й (недоверчиво изучая ее). Не спала, что ли?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Не спала, Савелий. Тебя ждала.


Он садится в полушубке. Равнодушно смотрит на нее.


Что с тобой, Савелий?

С а в е л и й. Сил нет, Лёля. Нету сил и нету.


Только сейчас она начинает приглядываться к нему.


(Чуть улыбнувшись.) Почему-то сердце стал чувствовать.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (со страхом). А воздуху хватает?

С а в е л и й. Вроде бы да.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Тогда ничего страшного! Весной поедем к фельдшеру Александрову, я ему верю больше, чем докторам. Простыл ты, идем сейчас же в источник греться. Я полежу рядом.

С а в е л и й (кивнул, тихо). Пойду. Пойду. Сразу пойду.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (теряясь от такой покорности). А не боишься?

С а в е л и й (подумав, просто). Да уж и не боюсь, нет. Пойду.


Она испуганно смотрит на него. Он надел шапку, уходит. Она бросается в глубину. Появляется с тетрадочкой, зажатой в руке, выскакивает на берег, листает тетрадь, находит нужное и, вздохнув глубоко, поглядев на небо, начинает читать в смущении и неуверенности.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. «О господи, пресвятая богородица…» (Повторяет громче.) «О господи, пресвятая богородица, спаси моего мужа Савелия, избавь его, господи, от стрелы летящей, защити и помилуй от всякого ворога и всякой хворости». (Глаза ее увлажняются. Плача, падает на землю, выпустив тетрадь.) Господи, помоги ему, помоги нам обоим. Он весь отдался мне, весь доверился, потому что сам настрадался сильно. Он что-то чувствует про меня, господи, знает, знает! Освободи его от этих мыслей, господи милостивый. Нельзя, чтобы все так быстро оборвалось! Нельзя! Мы поздно повстречались, мы еще совсем не пожили вместе…


Еще звучит плач — на дворе появляется  С а в е л и й. Несет воду. Она идет навстречу, снимает ведра с коромысла. Входят в кухню, ставят ванну на табурет, наливают воду. Она начинает стирать.


С а в е л и й (раздеваясь). А морозец берет такой легонький, славненький. Весна подходит. Что-то спать захотелось.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (ласково). Пойди ляг.

С а в е л и й. Полежу, полежу. А вечером в источник опять.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Что так зарядил часто?

С а в е л и й. А мне там нравится. (Идет наверх.) А завтра, Лёля, я на охоту двину! Полгода уж собираюсь.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (ласково). Конечно, пойди. Я тебе яичек сварю, рыбки солененькой положу. (С лукавой строгостью.) Чо не бреешься? На постель не пущу! Слышишь, что тебе старуха заявляет?

С а в е л и й (смеется). Завтра себя оскоблю. (Ложится, строго наказывает.) Полоскать пойдешь, разбуди. Я белье к проруби отнесу и обратно принесу. (Отвернулся, спит.)


Она стирает спокойно, и полная тьма разливается над Давшой. На просцениуме появляется  Ш е с т е р н и к о в.


Ш е с т е р н и к о в. Прошло не больше получаса, и над Байкалом полетели птицы. Вернулись! На белом льду у проруби Елена Никаноровна была одна. Савелия не разбудила, пожалела. Прополоскав белье, отжала, уложила в ведра, ждала потом, что он придет. Под солнцем все сверкало: дома, гольцы и сосны на горах. Я бормошил в тот самый час, так называется у нас подледный лов. Я думал о Давше. Как мне близка она и как надежна! Как мне понятны люди, среди которых прожил эти годы. И как охота жить! Давша казалась красной и розовой от солнца. Елена Никаноровна долго ждала Савелия, он не пришел.


В доме неяркий свет. Е л е н а  Н и к а н о р о в н а  дремлет, сидя в кухне. У постели Савелия, наверху, Н е л я. Он чуть заметно улыбается ей, будто улыбаться ему больно.


С а в е л и й. Все нормально, Неля. Все хорошо.

Н е л я. Не нужно говорить. Вам волноваться нельзя.

С а в е л и й. Я и не волнуюсь. Скажи Лёле, мол, все хорошо. Пусть спать ляжет. Чо мучиться зря? Скоро петухи запоют.


Поправив одеяло, Неля спускается вниз.


Н е л я. А пульс у него нормальный.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Иди домой. Все равно спать не стану.


Неля садится. Елена Никаноровна дремлет сидя. Не выдержав, кладет голову на стол. Н е л я  уходит тихо. Поют петухи. Елена Никаноровна приподнимает голову, опять засыпает. Поют петухи.


(Встает быстро, тревожно.) Савелий!


Тишина вокруг. Свет над кроватью медленно прибавляется.


(Громко.) Савелий!


Свет становится ярким-ярким. Тишина.


(Громко.) Ты пил из ковшика? Или мне привиделось? (Идет наверх быстро.) Чо смеешься? Ты в чем одет?


Он смеется. Садится вдруг в гимнастерке стираной-перестиранной, подпоясанной солдатским ремнем. На ногах сапожки старые, но крепкие, ладные.


(Изумленно оглядывает его.) Ты зачем оделся-то так?

С а в е л и й. Так теплее, Лёля.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Вставал сейчас? Пил? Или привиделось?

С а в е л и й (смеется). Ага! Вода из ковшика вкусная-вкусная!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Почему же не разбудил? Не позвал?

С а в е л и й. А я вижу — спишь. Я и прошмыгнул мимо.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Вот ты какой!

С а в е л и й (смеется). Вода сладкая-сладкая из ковшика!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Я так рада, Савелий. Очень хорошо, если вставал и пил, значит, источник помогает. Я тебе знаешь что хотела сказать…

С а в е л и й. Чо, Лёля?


Она делает шаг к нему, вглядывается в лицо.


(С беспокойством.) Чо, Лёля, хотела сказать?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Помнишь, спрашивал… Про этого мужика из МТС. Так вот, Савелий, было у меня с тем кузнецом, все было! Я еще не знала, как с тобой станем жить дальше. У меня свой закон был, я никому не верила. Хотела брать, что можно. Меня обманывали, и я хотела обманывать. А с тобой уж так не могла. С тобой так нельзя, Савелий.


Он смеется. Заливается хохотом.


Что ты смеешься, как глупый?

С а в е л и й (бьет себя по колену). Ну, Лёля, и я признаюсь. (Смеется.) Признаюсь, и все!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (пугаясь). Про чо признаться хочешь?

С а в е л и й. Помнишь, гости пировали? Ну, когда директор у нас гостевал? Я стихи прочел. Директор говорит: чьи же стихи это? А я говорю, мои вроде. Соврал, Лёля! Как бессовестный соврал! Я те стихи в солдатской самодеятельности выучил.


Она покачивает головой недоверчиво. Он встает, аккуратно оправляет гимнастерку и молодцеватым шагом уходит в глубину.


Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Куда собрался, беспутный? Куда опять?


Он оборачивается, помахивает рукой, улыбается. Шаг легкий, строевой. И прежде чем исчезнуть, еще оборачивается, на ходу приветливо машет ей. Оркестр тихо-тихо играет военный марш. Дом заполняют молчаливые давшинцы. Среди них  Ш е с т е р н и к о в  и  П а в е л. Стоят, сняв головные уборы. Е л е н а  Н и к а н о р о в н а  идет вперед, садится на валун. Давшинцы смотрят на нее издали. Шестерников, не отделяясь от остальных, заканчивает воспоминание.


Ш е с т е р н и к о в. В белом морозном воздухе друг против друга светили два солнца весь день, до захода. Солнца были огромные, красные, как кровь, чуть подернутые дымкой снежной холодной пыли. Она его хоронила сама. Никого близко не подпустила. Все шли на расстоянии и говорили, что просто дурь. Она везла санки не торопясь. Положила сверху ружье, патронташ и кречета. Он кречета любил; Кто-то давно ей сказал, что по эвенкийскому обычаю будто бы все необходимые вещи нужно класть в дорогу. А что еще она могла ему дать? Спокойно везла санки и думала, что уедет к Павлу, устроится где-нибудь уборщицей или продавщицей. Возле источника остановилась, вбежала в избушку. В пригоршне вынесла воды, обрызгала его и повезла к горе, в лес. Красные солнца так и висели над Давшой, и отличить их друг от друга было нельзя. Подобное природное явление случается по Сибири в морозные дни. Отражение происходит в кристалликах льда, взвешенных в атмосфере.


Оркестр громко играет военный марш. В зале зажигается свет.


1984

«ПРОФЕССИЯ» АЙЗЕКА АЗИМОВА Фантастическая история в двух частях

Не так давно Ленинградский государственный театр юных зрителей предложил сделать пьесу по повести американского фантаста Айзека Азимова «Профессия». Работа была крайне увлекательной, но чистое переложение повести в пьесу, как это иногда делается, оказалось невозможным. Поиск сценического действия сначала побудил меня перестроить фабулу и поискать кое-какие научно-фантастические идеи в других книгах Азимова, а затем история стала развиваться сама по себе, и тогда пришлось написать больше половины совершенно новых героев: Марию, Служителя, мисс Тайт, Балаяна, Грегори, Лилиан, Консула и т. д.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
в порядке появления
Д ж о р д ж  П л е й т о н.

К а р л о  А н т о н е л л и.

С л у ж и т е л ь.

Г р е г о р и.

М а р и я.

Х а л и  О м а н и.

М и с с  Т а й т.

О в а н е с  Б а л а я н.

Л и л и а н.

К о н с у л.

Д ж и м м и  К о л л и н с.

П о л и ц е й с к и й.

М и н и с т р  к а д р о в.

М у з ы к а н т ы, с л у ж и т е л и, с е к р е т а р ш а.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Некий будущий век.

На узкой серебристой циновке, какими тогда пользовались для гимнастических упражнений, лежит голый  Д ж о р д ж. Могучая голова с копной длинных буйных волос опущена на стиснутые кулаки. У кресла, освещенного на просцениуме, стоит маленький, высохший, впрочем, не утративший живости  А н т о н е л л и. Разглядывает пленку. Стремительно приближается сдержанный, ироничный человек с холодноватым взглядом. Полы халата развеваются. Это  Г р е г о р и.


А н т о н е л л и. Вы все закончили с этим мальчиком?

Г р е г о р и. Нет, сэр. Я решил сделать некоторые дополнительные анализы и повторить снимок мозга.

А н т о н е л л и. Не понимаю. Не пойму. Зачем?

Г р е г о р и. Я не настаиваю.

А н т о н е л л и. Что вы думаете об этом мальчике?

Г р е г о р и. У меня не сложилось определенного мнения.

А н т о н е л л и. Странно. Очень странно, сэр.

Г р е г о р и. Вы меня в чем-то подозреваете?

А н т о н е л л и. Да, доктор Грегори, подозреваю. Поговорим позже. Вы спрашивали у мальчика, хочет ли он стать гравитационником? Или у меня неверная информация?

Г р е г о р и. Спрашивал.

А н т о н е л л и. Зачем, сэр?

Г р е г о р и. Вопрос не был связан с профессиональной ориентацией, это был скорее психологический тест.

А н т о н е л л и. И что ответил мальчик на ваш вопрос? Вспомните поточнее, пожалуйста.

Г р е г о р и. Ход его рассуждений прост. Гравитационные волны открыты недавно. Область новая, начнет развиваться. Баловни судьбы, получившие эту профессию, обнаружат в один прекрасный день, что как специалисты безнадежно устарели. Их заменят люди, получившие образование позже. В результате придется заняться неквалифицированным трудом. Обычный маленький прагматик, сэр.

А н т о н е л л и. Это все, доктор Грегори?

Г р е г о р и. Все.

А н т о н е л л и. Я надеялся, вы скажете о мальчике прямо и честно, но вы делаете вид, что не понимаете меня. Пройдите в большой зал для консультации. Затем прошу закончить все процедуры с мальчиком. Объективно, точно, в соответствии с инструкцией. И срочно перешлите его документы мне.


Быстро расходятся. Появляется  С л у ж и т е л ь  в красном. Идет к лежащему Джорджу.


С л у ж и т е л ь. Оденьтесь, сэр.

Д ж о р д ж (напряженно садится). Разве осмотр окончен?

С л у ж и т е л ь. Думаю, да, сэр. Оденьтесь, идите за мной.

Д ж о р д ж (встает. Недоверчиво). Куда?

С л у ж и т е л ь. Вас ждет ваш отец.

Д ж о р д ж (садится на циновку). Это ошибка. Доктор сказал, сделает повторные снимки и осмотрит меня еще раз.

С л у ж и т е л ь. По-видимому, в этом нет нужды, сэр.

Д ж о р д ж. Буду ждать доктора.

С л у ж и т е л ь. Доктор Грегори не придет.

Д ж о р д ж. Он обманул меня?

С л у ж и т е л ь. Я рядовой служитель, сэр. Я робот, сэр. Меня зовут Див. Модель супер-альфа. Инвентарный номер двести семнадцать. Мне незнакомо понятие «обманул».

Д ж о р д ж (помолчав, тревожно). Он сомневался. Я сам видел, что сомневался. Он обещал сделать повторный снимок. Можно напомнить доктору Грегори? Я очень давно жду.

С л у ж и т е л ь. Он занят, сэр. Снимки вашего мозга только что изучил доктор Антонелли. Он направил доктора Грегори в большой зал осмотреть молодую леди с острова Корсика.

Д ж о р д ж. Кто такой доктор Антонелли?

С л у ж и т е л ь. Это очень важный и старый человек. Он прилетел на собственном скиммере. Я не знаю, кто он. Доктор Антонелли разрешил вашему отцу короткое свидание с вами.

Д ж о р д ж. Вы сказали «свидание»? Разве я арестован?

С л у ж и т е л ь. Мне незнакомо понятие «арестован», сэр.

Д ж о р д ж. Буду ждать Грегори. Отмените свидание, Див.

С л у ж и т е л ь. Не имею права ничего отменять. Конечно, если вам угрожает смертельная опасность… Тогда я должен вас защищать, сэр. Вы чего-то боитесь?

Д ж о р д ж. За отца боюсь.

С л у ж и т е л ь. Значит, опасность угрожает ему?


Джордж кивает.


Вы хотите убить вашего отца, сэр?

Д ж о р д ж. Мне кажется, вы болван, Див. У отца был тяжелый сердечный приступ не так давно. Со мной случилось какое-то несчастье. Что я скажу ему? Он так ждал этого дня!

С л у ж и т е л ь. О каком несчастье вы говорите?

Д ж о р д ж. Мы пришли сюда с отцом к десяти. Там, на площади, были сотни таких, как я. Все пришли с родными…

С л у ж и т е л ь. Это я знаю. Все приходят с родными, потому что День образования — очень торжественный день. Это я понимаю. Напрасно сказали, что я болван. У меня высокая аттестация. Я очень способный робот. Простите, что перебил, сэр. Вы сказали, что пришли с отцом к десяти.

Д ж о р д ж (глядя уныло в сторону). Да. Те, кого вызвали к девяти, успели получить образование и уже выходили на площадь, к родным, играла музыка, и среди них был Джимми.

С л у ж и т е л ь. Поясните, кто такой Джимми.

Д ж о р д ж. Мой друг. Меня вызвали четверть одиннадцатого. С тех пор прошло пять часов, хотя известно, что процесс получения высшего образования занимает не более десяти минут.

С л у ж и т е л ь. Вы не совсем точны, сэр. Молодым леди и джентльменам надевают на голову колпак, соответствующий индексу профессии, и через десять минут они действительно становятся дипломированными специалистами, однако до этого минут тридцать уходит на осмотр, анализы и беседу.

Д ж о р д ж. Да, но меня держат пять часов, и ничего не происходит. Почему мне не надели колпак? По-вашему, нормально?

С л у ж и т е л ь. Я думаю…

Д ж о р д ж. Что думаете?

С л у ж и т е л ь. Думаю, сэр, обыкновенная волокита. Без нее не бывает. Я слышал, молодая леди с острова Корсика сказала доктору Грегори, что все это волокита. Ее уже осматривали три врача. Одного из них она ударила по лицу.

Д ж о р д ж. Ей дали образование?

С л у ж и т е л ь. Не знаю. Доктор Грегори сообщил мне, что выходцы из Италии очень темпераментны. Правда, в понятие темперамента, на мой взгляд, тут вкралась неточность. Темпераментный человек, полагаю, должен кричать и вести себя агрессивно. Молодая леди крайне молчалива. Она очаровательна. А то, что ударила доктора по лицу, это, кажется, называется проявлением инициативы. Она все время молчит и играет на каком-то неизвестном мне инструменте.


На краю площадки давно стоит  Г р е г о р и.


Г р е г о р и. Темперамент вовсе не агрессивность. Настоящий темперамент, напротив, часто скрыт в полной сдержанности.

С л у ж и т е л ь. Таким образом, можно считать, сэр, у меня настоящий темперамент, поскольку я — сдержанный робот.

Г р е г о р и. Инструмент, на котором играет так приглянувшаяся вам особа, называется окарина. Это старинный итальянский инструмент. (Джорджу, строго.) Оденьтесь!

С л у ж и т е л ь. Он надеется на повторный снимок мозга.

Г р е г о р и. Для снимка мозга совсем не обязательно снимать штаны. Одевайтесь! Осмотр окончен. Повидались с отцом?

С л у ж и т е л ь. Он отказался от свидания, сэр.

Г р е г о р и (следя за тем, как Джордж одевается). Вы много говорите, Див. В вашу модель, похоже, забыли встроить необходимый ограничитель. Уходите. Вы мне надоели.

С л у ж и т е л ь (невозмутимо Джорджу). Прощайте! Надеюсь, волокита теперь кончится. Поздравляю вас, сэр. (Уходит.)

Г р е г о р и (сел, открывает папку). Как себя чувствуете?

Д ж о р д ж. Очень хорошо.

Г р е г о р и. Анализы готовы. Заполню вашу карту, побеседуем и на этом закончим. (Заполняет карту.) Да, я обещал повторить снимок, но мы забыли, что он у нас уже есть.

Д ж о р д ж. Боюсь, вы ошибаетесь, сэр.

Г р е г о р и. Мы с вами забыли, что кроме Дня образования в нашей стране существует День чтения. Вы, несомненно, помните день, когда вам на голову надели голубой колпачок, чтобы научить читать. Вам было восемь лет, и вы могли не понять, что вам тогда же сделали первый снимок мозга.

Д ж о р д ж. Я это понял.

Г р е г о р и. Доктора уже тогда обратили внимание на некоторое своеобразие снимка и сделали здесь пометку об этом.

Д ж о р д ж (настораживаясь). Какое своеобразие, сэр?

Г р е г о р и. Это чисто медицинский аспект. Здесь также сказано, что вас мгновенно научили читать.

Д ж о р д ж (невольно улыбнувшись). Счастливейший день, сэр, когда я узнал тайну алфавита! Ходил и читал вывески. А весь первый день вслух читал родителям книгу. Была жива мама, от счастья она плакала. Вечером мама позвонила родственникам и рассказала, как хорошо я читаю.

Г р е г о р и. В любой семье есть многообещающий ребенок.

Д ж о р д ж. Вы правы, но все-таки я читал лучше других, более бегло, это заметили не только родители, но и соседи. Поэтому, не стану скрывать, сэр, мне странно, что я до сих пор не получил профессии. Мой друг Джимми пять часов назад вышел из этого здания готовым дипломированным металлургом. Это была его мечта, и она осуществилась.

Г р е г о р и. Сядьте. Я вам говорил час назад, что вы прирожденный гравитационник, но вы подняли крик, поставили меня в дурацкое положение. За двадцать лет работы в Центре образования впервые встречаю такого законченного идиота. Тут сказано, что вы хотите стать программистом вычислительных машин. Вы еще не передумали?

Д ж о р д ж (садясь, собранно). Нет, сэр.

Г р е г о р и. Почему вы хотите стать программистом?

Д ж о р д ж. Мне нравится эта профессия.

Г р е г о р и. Откуда знаете, что она вам понравится?

Д ж о р д ж. Простите, но вы хотите меня запугать.

Г р е г о р и. Отвечайте на вопрос, Джордж. Небось думаете, вас тут же заберет какая-нибудь планета класса «А»?

Д ж о р д ж. У программистов на это большие шансы. Но если бы оставили на Земле, работа эта мне все равно бы понравилась. Я не лгу, сэр, честное слово, не лгу.

Г р е г о р и. Допустим, но откуда вы это знаете?

Д ж о р д ж. Я читал о программировании, сэр. Да, сэр! Купил книгу на эту тему и изучил ее.

Г р е г о р и (молчит, удивленно глядя на Джорджа). Книгу для дипломированных программистов?

Д ж о р д ж. Да, сэр.

Г р е г о р и. Но вы же не могли понять, что там написано.

Д ж о р д ж. Да, вначале. Но я достал другие книги по математике и электронике и разобрался, насколько мог. Конечно, я знаю не так уж много, но достаточно, чтобы понять.

Г р е г о р и. Зачем вы это делали, друг мой? Как бы вас ни привлекла та или иная профессия, вы не получите ее, если устройство вашего мозга делает вас пригодным для занятий иного рода. Каждый мозг индивидуален, и мы стараемся учитывать это в пределах плановой потребности на специалистов каждой профессии. Вам ведь известно это?

Д ж о р д ж (осторожно). Я слышал.

Г р е г о р и. Так поверьте, что это правда! Повлиять на строение мозга, упорно о чем-то думая, невозможно. Кто вам посоветовал делать это?

Д ж о р д ж (уныло). Никто. Моя собственная идея.

Г р е г о р и. А кто знал об этих ваших занятиях?

Д ж о р д ж. Никто.

Г р е г о р и. А почему вы скрывали ваши занятия?

Д ж о р д ж. Думал, будут смеяться. Джимми, когда я лишь намекнул на возможность черпать знания, так сказать, вручную, до того хохотал, что мы подрались. Все считают — зачем, если придет день и за десять минут научишься всему сразу. Лучше — спорт, телевизор, а некоторые предпочитают детективы или увлекаются танцами. Ведь время между Днем чтения и Днем образования предназначено для так называемого гармонического развития личности.


Грегори что-то молча записывает.


Наверно, сэр, я не должен был признаваться, что тайком читал? Да? Проклятое тщеславие! Вы принимаете меня за карьериста? Да? Полагаю, ничего не получится? Да? Я не буду программистом?

Г р е г о р и (закрывая папку). Идите вы ко всем чертям, а точнее — идите в комнату 15-С. Туда я отправляю ваши документы. Вас там ждут. И все объяснят. Делайте то, что сказано.


Слышится очень тихий голос по радио: «Доктор Антонелли, доктор Антонелли, к вам направляется объект 2-7. Внимание всех служб: до закрытия Центра образования остается 14 минут 41 секунда».

Освещается комната 15-С. А н т о н е л л и  в кресле просматривает папку. На полу сидит  М а р и я. На ней узенькие джинсы и белая кофточка, в руке окарина. Усталый голос так тих, что кажется равнодушным.


М а р и я. Скоро полетим?

А н т о н е л л и. Да. Не мешай. Нужно дождаться одного парня.

М а р и я. Он такой же? (Стучит себя по лбу.)

А н т о н е л л и. Примерно.

М а р и я (играет что-то из «Кармен», задумывается). Что вы скажете моей маме?

А н т о н е л л и. Уладим. Что играешь? Это что-то старинное?

М а р и я (кивнув, молча разглядывает окарину). Больше всего ее раздражают мои кеды. Они, бессовестные, все время почему-то оказываются на столе. Это очень старая проблема. Но это действительно удобно. Люблю развал, все легко найти. Меня такой беспорядок ужасно вдохновляет. Дело не только в кедах. Вечная проблема, борьба отцов и детей. Ей, видите, нужно срочно знать, где пропадаю и почему поздно прихожу, а я сажусь и молчу, у меня стихи в голове, нужно записать. Я ее понимаю, мы же редко видимся, и я ее ужасно люблю, но она мне мешает в данную минуту. Ситуация какая-то неразрешимая. Мы живем на окраине, так далеко, что бывает безразлично, в какую сторону ехать, все равно в конце концов я попадаю домой, но, конечно, уходит много времени. Ей нравится, когда мы садимся, играем в четыре руки, потом моем кошку, ложимся и читаем. Мне это тоже нравится, но если долго бродишь, особенно в дождь, стихи сочиняются сами по себе, их можно забыть. Она мне так не доверяет! Это больше всего меня мучает. Ведь откровенность можно вызвать только доверием, доверие вообще нормальное состояние, а когда начинают расковыривать, то хочется залить рот свинцом. Я ведь давно взрослая! Хожу по улицам, ищу грустные лица, читаю им стихи, это естественно, у любой женщины потребность спасать. Ты поговоришь с ним, он улыбнется. Иногда думаю: господи, неужели никогда по-настоящему не влюблюсь? Хожу по улицам, всматриваюсь в лица. А все-таки что вы ей скажете? Она так занята, что не смогла сегодня прийти со мной.

А н т о н е л л и. С ней побеседуют опытные психологи. В каждом случае они говорят по-разному, но родители успокаиваются. Пора и тебе уняться. Все поняла. Уже и плакала, и дралась, хватит. Против судьбы не попрешь.

М а р и я. Да, лучше нам не встречаться. Если узнает, что случилось со мной, то просто умрет от горя. Она такая красивая! Огромные синие глаза. Она была бы очень хорошей женой.

А н т о н е л л и. Как вы заехали в этот небольшой город?

М а р и я (вздохнув). Она влюбилась. Мы поехали за ним. Не получилось. Ей всегда не везет, ее спасает работа.

А н т о н е л л и. К нам гость. Иди погуляй, Мария.


Входит  Д ж о р д ж. Мария маячит в глубине.


Добрый вечер, Джордж. Я вижу, на этот раз в мой сектор попали только двое из вас. Меня зовут Карло Антонелли.

Д ж о р д ж. Что происходит, сэр? Какова моя классификация?

А н т о н е л л и. Полегче, сынок. С тобой все в порядке. Это могло случиться с каждым. (Дружески усаживает его рядом.) Во-первых, Джордж, ты не можешь стать программистом. Я думаю, ты сам об этом догадался.

Д ж о р д ж (горько). Да. Но кем же я тогда буду?

А н т о н е л л и. Это очень трудно объяснить, Джордж. Никем.

Д ж о р д ж. С моим мозгом что-нибудь неладно?

А н т о н е л л и. В нем есть нечто. С точки зрения обычных представлений, ты можешь считать, что в нем есть неполадки. К нам иногда попадают люди, чей интеллект не подходит для наложения каких бы то ни было знаний.

Д ж о р д ж. Хотите сказать, я не могу получить образование?

А н т о н е л л и. Я имею в виду именно это.

Д ж о р д ж. Но ведь я умен. Я могу понять.

А н т о н е л л и. Ты умен, тут нет двух мнений. Твой интеллект даже выше среднего. К нам попадают неглупые люди.

Д ж о р д ж. Что, не могу стать даже дипломированным чернорабочим? Что такое нужно, чтобы стать чернорабочим?

А н т о н е л л и. Ты не годишься для этого.

Д ж о р д ж. Но я не слыхал о человеке без профессии!

А н т о н е л л и. Верно, таких немного. И мы их охраняем. Ты находишься под опекой государства, Джордж.

Д ж о р д ж. Выходит, попаду в тюрьму?

А н т о н е л л и. Ни в коем случае. Тебе понадобится особый уход.

Д ж о р д ж. Но я же научился читать!

А н т о н е л л и. Это доступно каждому.

Д ж о р д ж. Неужели нельзя попробовать дать мне образование? Ведь вы не пытались даже. Весь риск я возьму на себя.

А н т о н е л л и. Закон запрещает нам это, Джордж. Поверь, все уладится. Твоему отцу скажут, что ты отправлен по специальному заданию. Там, куда тебя поместят, дадут книги и учителей, если пожелаешь. И сможешь изучать все, что захочется.

Д ж о р д ж. Собирать знания по зернышку?

А н т о н е л л и. Однако тут сказано, ты уже изучал книги.

Д ж о р д ж. Ах, вот что… Этот Грегори записал мое признание, предал меня. Поначалу он явно хотел дать мне образование, но что-то тянул. Я прошел сейчас по всем этажам — пусто! Тысячи получили свои колпаки и ушли. Я один. Почему он тянул? Почему вы молчите?

А н т о н е л л и. У тебя есть интуиция, сынок. Грегори тянул — боялся ответственности. Хорошо, что я вовремя прилетел. Ты сказал — он тебя предал; он чуть не продал тебя.


Джордж изумленно смотрит на Антонелли.


Хотел сделать тебя гравитационником. Специальность нарасхват. Планеты класса «А», такие, как Новия, платят за гравитационников бешеные деньги. Грегори тонкий исследователь и, конечно, понял, что никакие знания на твой мозг наложить нельзя, опасно и непоправимо, но хотел подзаработать. Наймет адвокатов, постарается избежать суда и улетит к своим покровителям. Забудь о нем, Джордж, Грегори дисквалифицирован. Я мог бы промолчать, но хочу, чтобы ты верил нам. Ты будешь жить в приюте, где я являюсь старшим психологом. Мы позаботимся о тебе.

Д ж о р д ж (в голосе слезы). Не буду жить у вас! Подохну лучше. Что вам нужно? Тоже деньги? Я иду домой. Объявлю в газетах, там разберутся, как тут дают образование!


Антонелли дает знак. Входят  с л у ж и т е л и - с а н и т а р ы, подходят к Джорджу, берут за руки, делают укол, опускают его в кресло и исчезают. Мария неподалеку. Смотрит на Джорджа.


М а р и я. Что вы с ним сделали?

А н т о н е л л и. Уснул. Не твое дело. (Собирает бумаги.) Для него лучше перенести весь перелет во сне.

М а р и я (опускается на колени, смотрит на Джорджа). Такой умный, такой смелый! По-моему, вы кретин, сэр. По-моему, вы ошиблись, а не доктор Грегори. Такой умный парень!


Все тьма скрывает. Освещается библиотека. Входит  Х а л и. Сдержанный, мягкий, доброжелательный. Улыбается, обернувшись, делает призывные знаки.


Х а л и. Входи! Входи!


Входит  Д ж о р д ж. Оглядывается удивленно.


Д ж о р д ж. Как тихо!


Хали улыбается тепло.


Никогда не видал столько книг. Дворец! Почему тихо так?


Хали улыбается, пожимает плечами.


Книг, наверно, миллионов пять?

Х а л и. Что-то около этого. Общая длина стеллажей больше десяти километров.


Джордж оглядывается, потрясенный.


Это все твое, Джордж. Бери любую.


Джордж оглядывается. Он заинтересован.


Астрономия, экзобиология, экономика, история. Есть и теология, хиромантия, черная магия.

Д ж о р д ж. Это же невозможно прочесть.

Х а л и. Естественно. Но если понадобится справка, то можешь получить по любому вопросу. Самая большая библиотека!

Д ж о р д ж. В мире?

Х а л и. Среди приютов.

Д ж о р д ж. Сколько всего приютов, Хали?

Х а л и. Сто. Чему ты улыбаешься?

Д ж о р д ж. Да как-то легче дышится, когда знаешь, что не один. (Задумывается.) Тут можно сесть?

Х а л и. Разумеется. Ты останешься? Мне пора заниматься.

Д ж о р д ж. Побудь немного. (Садится на старинный стул с высокой резной спинкой.) Я еще чего-то боюсь.

Х а л и. Это, Джордж, остатки болезни. У тебя было что-то похожее на клаустрофобию.

Д ж о р д ж. Я не знаю, что такое клаустрофобия, Хали.

Х а л и. Боязнь замкнутого пространства. Я не специалист, но мне кажется, клаустрофобия сродни ощущению неволи.


Джордж внимательно слушает.


Тебя сбило с панталыку именно ощущение неволи, ты от этого заболел, но видишь, приют огромен, и в пределах его ты полностью свободен. Пять тысяч акров. Парк, плавательный бассейн, не буду перечислять, сам увидишь. Концертный зал, любые приборы — все, что заблагорассудится. Если захочешь, скажем, заняться верховой ездой, и это можно устроить.


На последних словах торопливо входит  А н т о н е л л и.


А н т о н е л л и. Не помешаю, молодые люди?

Х а л и. Нет, сэр, у нас первая экскурсия, так сказать.


Антонелли взбирается по стремянке, стоящей вдали. Хали садится возле умиротворенного Джорджа.


Д ж о р д ж (с улыбкой). Богато живете.

Х а л и. Справедливая компенсация. Если человек лишен возможности жить, как большинство, лишение должно возмещаться. И возмещается это не только комфортом, но имногогранной свободой выбора, какую имеют немногие.

Д ж о р д ж (помолчав). Я думаю, Хали, зачем мне все это?

Х а л и. На этот вопрос, Джордж, если сам себе не ответишь, никто не ответит. Главное, ты уже совершенно здоров!

Д ж о р д ж. Да, понимаю. Надоело болеть. Ничего не видел, не слышал, ничего не хотелось. Два месяца. Жил как в оболочке. Ты прав, нужно найти себя. Начну читать книги. Рад, что меня поселили в твою комнату. И хорошо, что ты не новичок, Хали. Ты уже сколько здесь?

Х а л и. Десять лет.


Джордж встает, смотрит на него. Кажется, испуган.


(Встает с улыбкой.) Да, мне уже тридцать.

Д ж о р д ж. А кем ты хотел стать?

Х а л и. У меня в то время не было определенных планов. Меня вполне бы устроила профессия гидропониста.

Д ж о р д ж. Считал, удастся?

Х а л и. Я не был полностью уверен.

Д ж о р д ж. А не думал, что попадешь сюда?

Х а л и. Нет, но, как видишь, я все-таки здесь.

Д ж о р д ж. И всем доволен? Ничего другого не хочешь?

Х а л и. Иногда, Джордж, мне кажется, что я счастлив.

Д ж о р д ж (задумавшись). Иди, Хали. Посмотрю книги. (С улыбкой.) Заблудиться можно! (Оглядывается, уходит.)


Антонелли на стремянке вдали листает брошюру.


Х а л и. Я вам не нужен, сэр?

А н т о н е л л и. Что вы тут болтали о верховой езде?

Х а л и. Я считаю…

А н т о н е л л и. Можете считать что угодно, но существует финансовая смета.

Х а л и. Тем не менее, сэр…

А н т о н е л л и. А если он захочет ковер-самолет? Не нужно обещать лишнего. У вас уже были проколы в работе, не забывайте. В вашем сердце есть что-то дамское, Хали.

Х а л и (строго). В моем сердце есть много чего.

А н т о н е л л и. Я не хотел оскорбить вас. И понимаю ситуацию. Более того, все идет замечательно. Просто меня разозлила эта верховая езда. Вы знаете, сколько по нынешним временам стоит лошадь? И где мы возьмем фураж?

Х а л и. Сэр, если понадобится лошадь, то она будет. В крайнем случае поставлю вопрос на ученом совете. Мне кажется, я имею на это право.


Входит  М а р и я, смотрит на стремянку. Х а л и  уходит.


А н т о н е л л и. Что понадобилось тебе?

М а р и я. Стремянка.

А н т о н е л л и. Что за срочность? Видишь, я занят.

М а р и я. Вы там читаете, а мне на две минуты.

А н т о н е л л и. Успеешь.

М а р и я. Простите, сэр, у меня урок через пять минут. Я не успею взять книгу на ночь.

А н т о н е л л и. По-твоему, вежливо — заставлять пожилого человека по двадцать раз спускаться и подниматься?

М а р и я. Прошу прощения. Читайте на здоровье.

А н т о н е л л и. Стой! (Спускается.) Что читаешь на ночь?

М а р и я. Сочинения анархистов. (Переносит стремянку.)

А н т о н е л л и. Это еще зачем? Зачем анархисты?

М а р и я (поднимается). Я занимаюсь самообразованием.


А н т о н е л л и  хмурится, уходит. Мария ищет книгу. Вдруг замечает кого-то вдали.


Эй! Ты откуда? Иди сюда. Но узнал?


Появляется удивленный  Д ж о р д ж.


Д ж о р д ж. Я помню твое лицо.

М а р и я. А я твое забыть не могу!

Д ж о р д ж (крайне заинтересованный). Где я тебя видел?

М а р и я. Вспомни. Где пропадал столько времени?

Д ж о р д ж. Нигде.

М а р и я. Очень мило. А все же? Почему не было видно?

Д ж о р д ж. Болел.

М а р и я (смеется от радости, спускается, смотрит на него). Никак не вспомнишь? День образования вспомни!

Д ж о р д ж (с неуверенной улыбкой). Вспомнил. Ты кто?

М а р и я. Такая же, как ты. Слава богу, нашла тебя!

Д ж о р д ж. Ты странная девчонка!

М а р и я. Я хитрить не люблю. Но умею. (Смеется.) Как ты относишься к девушкам? Была какая-нибудь на примете?


Он мотает головой.


Никогда? Ни одной?

Д ж о р д ж. Ни одной.

М а р и я. Слушай, уродство какое-то! А почему краснеешь?

Д ж о р д ж. Были случаи, когда меня это волновало.

М а р и я. Выходит, какая-то нравилась все-таки?

Д ж о р д ж. Вообще. Волновало, но старался не думать.

М а р и я. Почему?

Д ж о р д ж. Я знал, что когда получу профессию, смогу выбирать, какую захочу.

М а р и я. По-твоему, только захотеть стоит?

Д ж о р д ж. На любой олимпиаде полно девушек, ходят там… Я видел по телевизору. Даже присутствовал на одной в соседнем штате. На олимпиаде мясников. Все болели за нашего парня. Любой городок хочет иметь земляка в дальнем космосе. Кто откажется выйти за человека, которого направляют на какую-нибудь Новию? Посылают ведь парами, чтобы соблюсти равенство полов. Конечно, меня волновало это, но если победил — можешь любую выбирать, как султан в гареме.

М а р и я. Знаешь, ты просто чудовище! Собирался ходить и выбирать в этом стаде? Ты ненормальный.

Д ж о р д ж. Не называй меня ненормальным. Никогда.


Она чувствует его гнев, молчит.


Я не позволял себе думать об этом — и все! Последние годы я каждую минуту воровал для занятий. Даже родители не знали, что держу книги в тайнике, и только удивлялись, почему не высыпаюсь и хожу сонный.

М а р и я. Извини меня, Джордж.

Д ж о р д ж. О чем говорить!

М а р и я. Будешь бывать здесь?

Д ж о р д ж. Да Я очень хочу. Мне надоела моя комната.

М а р и я. Я бываю в библиотеке во второй половине дня.


Он кивает, вдруг улыбнувшись.


До свидания, Джордж. Пока!


Освещается концертный рояль. М а р и я  подходит, играет, Д ж о р д ж  исчез. Входит  м и с с  Т а й т. Немолода, независима, элегантна. Закуривает длинную папиросу. Внимательно слушает.


М и с с  Т а й т. Зачем ты мне кисель разводишь? Это же Бах! Сидит кисейная барышня, наигрывает меланхолические романсы.

М а р и я. Мне кажется, у него здесь скорбь.

М и с с  Т а й т. Это у тебя скорбь. Скажи, что происходит?

М а р и я. Не могу.

М и с с  Т а й т. Можешь ты представить — я имею в виду Баха, — что у него великая… великая скорбь?

М а р и я. Могу.

М и с с  Т а й т. Слава богу, а то бы подумала, что ты корова. В этом заведении никто никого не заставляет, я не нарушу правила, но скажи, хочешь, наконец, заниматься или нет?

М а р и я. Кажется, хочу.

М и с с  Т а й т. Тогда изволь играть Баха сдержанно. Изволь убрать нюни. Бах говорит о своем горе не до конца, как бы с улыбкой. Более того — он скрывает свои чувства.

М а р и я. Покажите, пожалуйста, мисс Тайт.

М и с с  Т а й т. Еще чего! Мне приятнее покурить. Я вообще не люблю диктовок: это делай, этого не делай. А может, хочешь по-своему. Я тебе сыграю, когда найдешь трактовку, и тогда поспорим. Моя задача научить тебя заниматься, критически относиться к себе. Я тебе вот что скажу, Мария. Одних следует хвалить или ругать. Других и хвалить и ругать одновременно. Тебя нужно только ругать!

М а р и я. Почему?

М и с с  Т а й т. Это я определяю носом. Ну, я послушаю.


Взяв аккорд, Мария сидит неподвижно.


Что еще?

М а р и я. Мне незачем жить.

М и с с  Т а й т. Веришь мне хоть немного?

М а р и я. Да. Вам верю.

М и с с  Т а й т. Так вот: ты не похожа на самоубийцу. И никогда не станешь. В тебе слишком развита жажда деятельности.

М а р и я. Конечно, мне раньше нравилось кому-нибудь помогать, но тут все в одинаковом положении, у всех мозг ненормальный. Так что, по-видимому, в скором времени повешусь.

М и с с  Т а й т (спокойно, буднично). Не знаешь этого заведения. Вытащат из петли и оживят. Играй Баха!


Мария молчит, слезы капают на клавиши.


Слушай, ты не влюбилась случайно?


Мария мотает головой. Слезы текут по щекам.


Очень, знаешь, похоже, что в кого-то ты втюрилась.

М а р и я. Влюблялась тысячи раз, а сейчас люблю.


Мисс Тайт долго изучает ее. Мария вытирает слезы.


М и с с  Т а й т. Он тут живет?

М а р и я. Да. И он это знает.

М и с с  Т а й т (тихо, твердо). Не произноси имени. Не смей!

М а р и я. Я не стыжусь. Его зовут Джордж Плейтон.

М и с с  Т а й т (решительным шепотом). Молчи! Идем!


Пересекают площадку. Останавливаются у кресел.


Садись. Здесь можно. Значит, встречались? Объяснились?

М а р и я (в слезах мотает головой). Мы не объяснялись.

М и с с  Т а й т. Откуда же он знает?

М а р и я. По глазам. Он понял. Я поняла, что тоже любит. Глаза, мисс Тайт, могут сказать больше, чем слова.

М и с с  Т а й т. Пожалуй. Где ты его видала?

М а р и я. В библиотеке.

М и с с  Т а й т. Ага. Он начал читать книги?

М а р и я. Начал серьезно заниматься и пропал. Подкарауливаю везде, но совершенно пропал. Вчера узнала — он умирает.

М и с с  Т а й т. Чепуха. Чушь. Запомни: глупая чепуха! Такого здесь быть не может. Кто сказал тебе?

М а р и я. Робот. Див.

М и с с  Т а й т. Их всех зовут Дивами. Нужно знать инвентарный номер. Они все трепачи. Слушай, девочка. Это страшно — то, что ты сказала. Я знаю, что это такое. Я-то знаю!

М а р и я. Почему это страшно, мисс Тайт?

М и с с  Т а й т. Я не все могу сказать. Есть сведения, которые разглашать нельзя. Ладно! Я сегодня уже нарушила несколько параграфов устава, нарушу еще! Любовь в приюте запрещена. Чувство это якобы мешает правильному выявлению чего-то, заглушает какие-то импульсы, которые трудно восстановить, — это не для моего ума. Случись легкая интрижка, могли бы простить да и прощают, но любовь — нет! Тебя или его, словом, кого-то из вас моментально отправят на острова. Даже увидеться не позволят.

М а р и я. Выходит, мы никогда…

М и с с  Т а й т. Все крайне сложно. Первые годы вас учат и наблюдают здесь. Потом отправляют на какие-то острова, там, кажется, можно жениться, но отправляют туда далеко не всех. Там их очень немного. Слушай, девочка: этого Джорджа нужно предупредить об осторожности. Мне вовсе не хочется терять тебя. Дай записку Диву, отнесет. Не бойся, в чувствах он не понимает, хотя чувства людей их весьма волнуют.


Внезапно появляются и чеканным шагом идут  А н т о н е л л и  и высокий человек в узком сюртуке и черных очках. Это  Б а л а я н. Мисс Тайт и Мария встают.


А н т о н е л л и. Мы к вам, мисс Тайт. Мария, ты свободна. Урок музыки окончен. Почему перестала выходить на утреннюю зарядку?

М а р и я. Я физкультурника ненавижу, сэр. При виде его во мне бешенство развивается.

А н т о н е л л и. Почему?

М а р и я. У него лицо квадратное. (Поворачивается, уходит.)


Антонелли, вопросительно смотрит на Балаяна.


Б а л а я н. Уберите физкультурника, сэр.


Оба поворачиваются к мисс Тайт.


А н т о н е л л и. На моем пульте, мисс Тайт, полчаса назад вспыхнул сигнал тревоги. Мы сразу прослушали пленку.

М и с с  Т а й т. О! Уже и в коридорах подслушивающие устройства! Идите к черту, Антонелли! Мне это противно.

А н т о н е л л и. Разговор, мисс Тайт, очень серьезный.

М и с с  Т а й т. Ясно. Уж коли пожаловал сам генеральный психолог, которого никто никогда не видит… Знаете что? Я готова уволиться.


Балаян снимает очки, на лице сдержанная улыбка.


А н т о н е л л и. Зачем занялись сводничеством, мисс Тайт?

М и с с  Т а й т. Я умолкаю. Мне не нравится это слово.


Балаян надевает очки, прохаживается невозмутимо.


А н т о н е л л и. Вы слышите, сэр? Она не желает говорить.

Б а л а я н. Мне тоже не нравится это слово. Мне также не нравятся микрофоны в коридорах. Такая излишняя старательность, Карло, безнравственна. Конечно, приходится учитывать каждое мгновение в развитии воспитанников, поэтому и разрешены микрофоны в классах. Но только в классах! Продолжайте, мисс Тайт. Не думайте, однако, что я целиком на вашей стороне. Я хочу понять вас. Слово «сводничество» вы должны простить нашему коллеге. Слово это, я думаю, можно считать лишь условным обозначением того, чем вы занялись на уроке музыки. Попробуйте объяснить, мисс Тайт.

М и с с  Т а й т. Попробую! Когда я встречаю такое сильное, такое чистое и светлое чувство, как в данном случае…

Б а л а я н. Одну минуту. По-вашему, это сильное чувство?

М и с с  Т а й т. Очень!

Б а л а я н. Скверно!

М и с с  Т а й т. Но почему? Я преклоняюсь перед вашим опытом, но вспомните молодость. Любовь — это такое волшебство. Я это знаю, сэр! И знаю это не отвлеченно.

А н т о н е л л и. Ваша биография, мисс Тайт, нам известна.


Отойдя, мисс Тайт закуривает папиросу.


И в двадцатом веке, и в двадцать первом, когда были обычные школы, без колпаков, там тоже не разрешали целоваться.

М и с с  Т а й т. И возникали трагедии.

А н т о н е л л и. Возникали, да, особенно после поцелуев.

Б а л а я н. Прекратите, коллеги, диалог звучит пошло. Вы опытный музыкальный наставник, мисс Тайт, об увольнении речи нет, однако необходимо взаимопонимание. Правительство доверило нам молодых людей с трудно управляемой психикой. Любовь — дивное, пленительное чувство, я о ней кое-что еще помню, но чувство это одинаково служит как добру, так и злу и, с точки зрения задач, поставленных перед нами, требует осмотрительности. Сожалею, но молодых людей придется разлучить.

М и с с  Т а й т. Сэр, умоляю. Вы убьете мне девочку. Лишившись любви, она перестанет сочинять музыку.

А н т о н е л л и. Не перестанет, не перестанет.

М и с с  Т а й т. Да, но что это за музыка, если она будет лишена оптимизма?

Б а л а я н. Она сочиняет музыку? (Смотрит на Антонелли.)

А н т о н е л л и. Пытается выразить свое настроение на примитивной дудке, в которой всего семь дырочек.

М и с с  Т а й т. А вы задумайтесь, как из семи дырочек извлечь такие богатые мелодии? Сколько чувства формы! Я надеялась дать ей вскоре поработать с оркестром.


В глубине — М а р и я. Играет на окарине.


Послушайте! Слышите? Это тоска. Призыв. Боль!

А н т о н е л л и. Ваши указания, мисс Тайт, кажется, сработали. Она послала записку и ждет поклонника, но он не придет!

М и с с  Т а й т. Ошибаетесь. Сейчас же явится!

А н т о н е л л и. Да уймитесь наконец! Он пластом лежит. Ни одного парня еще мы так долго искусственно не кормили.


Мисс Тайт удивлена. М а р и я  исчезла. Слышна окарина. Балаян и Антонелли советуются.


Б а л а я н. Вы давно не докладывали мне о нем.

А н т о н е л л и. Потому что нет изменений. Я смущен. Почти вошел в русло. Все было хорошо, и вдруг — голодовка!

Б а л а я н. Возникли какие-то причины?

А н т о н е л л и. Через месяц за новыми специалистами прилетят космические корабли, начнется ежегодная олимпиада. Для нас с вами привычное, не трогающее нас событие, но в жизни молодых — это дни трагического волнения. Начнется соревнование по профессиям, к августу тысячи и тысячи кораблей возьмут на борт миллионы мужчин и женщин и отправятся к другим мирам. Он ежедневно слушает радио. Надо полагать, думает, что в одном из улетающих кораблей мог быть и он. Словом, могло сказаться приближение олимпиады. Я говорил, сэр, радио нам ни к чему!

Б а л а я н. Сколько времени длится голодовка?

А н т о н е л л и. Сегодня, увы, двадцать третий день.

Б а л а я н. Долго! (Хмурится.) Что говорят врачи?

А н т о н е л л и. Что говорят? Депрессия переходит в паранойяльное развитие. Так они могут договориться до паранойи!

Б а л а я н. Что вы мелете! Врачам верьте!

А н т о н е л л и. Да, сэр, но чтобы выковать мужчину…

Б а л а я н. Думаю, Карло, мужчина в нем уже проснулся. (Хмурится.) Пожалуйста, мисс Тайт, дайте папиросу.


Мисс Тайт приближается. Слышна окарина.


А н т о н е л л и. Вы же бросили курить, сэр.

Б а л а я н (закуривает). Двадцать три дня — слишком!

М и с с  Т а й т. Он умрет, сэр. Если Антонелли не может поставить диагноз, то могу я. Мальчишка умрет от любви.

А н т о н е л л и. Это ваша версия. Все дело в олимпиаде.

Б а л а я н. Но это тоже всего лишь версия, Карло. Считаете, мисс Тайт, Мария может помочь?

М и с с  Т а й т. Господи! Она его сразу поставит на ноги. Это такая положительная эмоция!

А н т о н е л л и. Ни в коем случае, сэр! Вы всегда были сторонником жестких методов, сэр. Не отказывайтесь от своих тезисов.

Б а л а я н (думает). Не отказываюсь, не отказываюсь.

А н т о н е л л и. Сэр, предупреждаю: эту Марию в мужские корпуса допускать нельзя. Я помню ваши лекции. Русский педагог двадцатого века Антон Макаренко утверждал: чтобы выковать мужественного человека, нужно поставить его в условия, где он мог бы проявить мужество.

Б а л а я н. Я так и считаю, Карло, но есть грань, за которой начинается уничтожение личности. Я разрешаю Марии посещать больного. Когда мальчик поправится — если, даст бог, поправится, — они могут встречаться в парке. (Помедлив.) В дневное время. (Уходит.)

М и с с  Т а й т. Не сердитесь, Карло. Я не считаю это своей победой. Просто жизнь сложнее, чем иногда кажется. Вы человек старомодный, Карло, но все-таки очень милый. Почему никогда не заглянете на чашечку чая?

А н т о н е л л и. Идите к чертям, милая Луиза. (Уходит.)


Мисс Тайт идет к роялю, играет. Подходит  М а р и я.


М и с с  Т а й т. Что с тобой? Что с тобой? Готова?

М а р и я. Да.

М и с с  Т а й т. Вот яблоко. Иди!


Мария молча прячет яблоко в сумку. И садится.


На всякий случай возьми еще несколько яблок.


Мария прячет яблоки в сумку. Сидит скованно.


Ты скажешь — это может вызвать улыбку, и очень хорошо, — скажешь, что тысячу лет назад существовала легенда про Адама и Еву. Это были первые люди на Земле. По какой-то причине они не могли полюбить друг друга, пока не поедят яблок. Он развеселится. И все-таки выясни, как он к тебе относится. У меня есть сомнения. (С улыбкой.) Когда-нибудь приведи его сюда. Если сядешь за рояль и он увидит твои руки, можешь повелевать им, он твой!

М а р и я. У меня некрасивые руки.

М и с с  Т а й т. Да, мама плохо поставила тебе руки, они были несвободны, звук получался блеклый, но осень и зима не прошли зря. Когда играешь, твои руки необыкновенно красивы. Воздушные, легкие, пальцы стали падать как капельки, везде успевают. Я вовсе не хвалю тебя, но, когда человек играет, в него можно влюбиться. Вот почему в древности интеллигентные женщины старались овладеть каким-нибудь инструментом.

М а р и я. Маму нельзя винить. Музыкальный воспитатель микрорайона — работа тяжелая. Я тоже мечтала получить колпак воспитателя. Детей люблю. Колпак дал бы мне знания теории музыки и педагогические знания. (Молчит.)

М и с с  Т а й т. Не волнуйся. Это не стыдно. Идешь спасать!

М а р и я. Я не волнуюсь. Я хочу помочь ему.

М и с с  Т а й т. Почему же ты сидишь?

М а р и я. У меня еще пропуска нет.

М и с с  Т а й т. Господи! Какой ужас! Третий день оформляют пропуск. Это все Антонелли! Он человек старой школы. Ладно, будем бороться! (Встает, красит губы, уходит с Марией.)


Освещается комната. Д ж о р д ж  лежит. В стороне  С л у ж и т е л ь  в желтом. Где-то бьют часы.


Д ж о р д ж. Скажи, тебе не надоело стоять так часами и смотреть на меня?

С л у ж и т е л ь. Нет, сэр. Это очень приятно.

Д ж о р д ж. Почему это приятно, Див?

С л у ж и т е л ь. Потому что я исполняю свой долг.

Д ж о р д ж. Ты о чем-нибудь думаешь, когда часами стоишь так?

С л у ж и т е л ь. Все время думаю.

Д ж о р д ж. О чем, Див?

С л у ж и т е л ь. Думаю о том, чтобы рядом с вами не было никаких колющих или режущих и острых предметов и ничего, напоминающего веревку. Я думаю, чтобы вам было хорошо и чтобы вы ни на секунду не оставались в комнате один.

Д ж о р д ж. А как думаешь, мне приятно, что ты все время смотришь на меня?

С л у ж и т е л ь. Думаю, не очень, сэр.

Д ж о р д ж. Почему ты так думаешь?

С л у ж и т е л ь. Не могу объяснить. Возможно, интуиция.


Входит  Х а л и. Он в халате, босой.


Х а л и. Случайно достал тебе весьма любопытную книжку.


Джордж не реагирует. Хали кладет книгу рядом с ним. Находит ласты, шапочку, берет полотенце. Джордж встает, методично, неторопливо разрывает принесенную книгу. Хали спокойно следит. Смяв последние страницы, Джордж ложится.


Убери, Див. Я иду в бассейн, Джордж. (Уходит.)


Служитель начинает собирать изодранные страницы.


Д ж о р д ж. Не тронь. Пусть все останется как есть.


Служитель отходит. Где-то бьют часы.


С л у ж и т е л ь. Скажите, сэр, а вы о чем-то думаете, когда часами лежите так? Или находитесь в состоянии эйфории?

Д ж о р д ж. Думаю.

С л у ж и т е л ь. О той молодой леди, которая шлет записки?

Д ж о р д ж. Нет.

С л у ж и т е л ь. Мне трудно понять человеческую психику!

Д ж о р д ж. Я думаю о большом городе, Див. Через месяц там зазвучат фанфары, взовьются флаги.

С л у ж и т е л ь. Вы нарисовали какой-то абстрактный образ, а молодая леди лицо конкретное. Всегда, когда она передает мне записки, я вижу в ее глазах слезы.

Д ж о р д ж (быстро садится, с тревогой). Она плачет, Див?

С л у ж и т е л ь. Нет, сэр, она улыбается, мне даже кажется, лицо ее светится радостью, но в глазах блестят слезы.


Джордж задумывается. Служитель в упор смотрит на него.


Д ж о р д ж. Ты можешь смотреть куда-нибудь вбок?

С л у ж и т е л ь. Не могу. Поскольку вы голодаете и паранойяльное состояние усиливается, я должен смотреть только прямо.

Д ж о р д ж. Ладно, понимаю. Сам отвернусь.

С л у ж и т е л ь. Пожалуйста, сэр, но мне будет скучно.

Д ж о р д ж. Ничего, задам какую-нибудь задачу.

С л у ж и т е л ь. А сами будете думать о молодой леди?

Д ж о р д ж. Мое дело, Див. (Ложится, отворачивается.)

С л у ж и т е л ь. Извините, сэр. Задайте мне задачу.

Д ж о р д ж. Если трехмесячный цыпленок весит пятьсот граммов, то с какой скоростью растут бивни у двухлетнего слона?

С л у ж и т е л ь. Не определена, сэр, область допустимых значений. Неизвестна минимальная и максимальная скорость роста бивней. За минимальную можно принять ноль, за максимальную скорость света. Информация недостаточна.

Д ж о р д ж. Я тебе еще про цыпленка сказал.

С л у ж и т е л ь. Цыпленок не нужен, сэр. Я его отбросил. В каких величинах хотели бы получить ответ и с какой точностью? Если не введете дополнительной информации, количество ответов будет столь велико, что займет десятилетие.

Д ж о р д ж. Вот и хорошо. Молчи десятилетие. Молчи, Див!


Входит  Х а л и. Бросает ласты, берет книгу, садится, читает, Джордж наблюдает за ним.


Знаешь, Хали, я долго занимался боксом.

Х а л и. Что ты хочешь сказать?

Д ж о р д ж. Очень хочется дать тебе по роже.

С л у ж и т е л ь. Я могу постоять за дверью, сэр. (Уходит.)

Х а л и. За что, Джордж?

Д ж о р д ж. Брось читать эту идиотскую книгу!

Х а л и (мягко). Это электроника, Джордж.

Д ж о р д ж. Брось, сказал. (Вырывает книгу, отбрасывает.)


Хали сидит с немного грустной улыбкой.


Ты хоть что-нибудь помнишь о жизни за этими стенами? Ты все забыл, потому что старый!


Хали находит книгу, садится, читает.


Знаешь, Хали, я многим обязан твоему терпению и доброте, но даже доброта и терпение могут стать поперек глотки. Больше всего я боюсь, что лет через десять буду вот так же сидеть с каменным лицом и так же все позабуду. Ложь. Хали! Нет у тебя счастья! Тебе просто необходимо, чтобы кто-нибудь еще сдался. Сначала ты приучал меня читать и заучивать прочитанное, потом повел в классы, чтобы сделать похожим на себя. Я тебя раскусил. Не позабуду, как принес эту книжку для самых маленьких, дурацкую детскую книжку по химии с картинками!

Х а л и. Я не знал, что может тебя заинтересовать. Ты сам однажды попросил отвести в класс, где можно узнать о программировании. За месяц сумел освоить сложнейший раздел математики.

Д ж о р д ж. А какой толк? И какой толк от твоего чтения?

Х а л и. Считай, удовлетворяю свое любопытство. Сегодня пойму кое-что, а завтра побольше. И это своего рода победа.

Д ж о р д ж. К семидесяти приобретешь четверть знаний, которыми располагает дипломированный электронщик?

Х а л и. Может, и не к семидесяти, а к тридцати пяти.

Д ж о р д ж. И кому будешь нужен? Кто возьмет? Куда пойдешь?

Х а л и. Никому. Никто. Никуда. Останусь читать другие книги. Не надо думать о жизни за этими стенами, Джордж, ее не существует для нас. По закону я обязан доложить, что ты порвал книгу. Редчайшее, дорогое издание.

Д ж о р д ж. И что мне за это будет?

Х а л и. Карцер.

Д ж о р д ж. Здесь есть карцер?

Х а л и. Очень неприятный.

Д ж о р д ж. А этот тип Антонелли уверял, что не тюрьма.

Х а л и. Наказание и дисциплина существуют везде. Если обещаешь не рвать книг, я забуду твой поступок.

Д ж о р д ж (с тихим гневом). Не обещаю.

Х а л и. Давай вызовем врача, он даст успокоительное.

Д ж о р д ж (с испугом). Нет! Не надо, Хали. Пожалуйста. Прошу тебя. Я потом надолго теряю контроль над собой! Нет!


Хали молчит, глядя в книгу.


Ну, пожалуйста, Хали.


Х а л и. Хочешь попутешествовать? Это иногда разрешают.


Джордж внимательно смотрит на него.


Тебе дадут сопровождающего человека.

Д ж о р д ж. Нет, Хали, не хочу, нет! Не нужно мне помогать. Любая помощь здесь оборачивается против меня. Не надо! Я клянусь, не порву ни одной книги, только не надо врача, ладно?

Х а л и. Прости, пожалуйста, забыл предупредить: тебе нужно одеться поприличнее.

Д ж о р д ж. Зачем это?

Х а л и. Придет твоя знакомая девушка. Полчаса назад позвонили из канцелярии.


Джордж одевается. На площадке  М а р и я. В руке сумка. К ней подходит  С л у ж и т е л ь.


С л у ж и т е л ь. Добрый день, мисс. У вас есть пропуск?


Мария показывает. Вся в напряжении.


Будьте добры, позвольте в сумочку заглянуть? (Смотрит в сумку.) Спасибо. Прекрасные яблоки! Входите, мисс.


Мария входит. Служитель исчезает.


М а р и я. Здравствуй, Джорджи.

Д ж о р д ж (с застывшей улыбкой). Привет.

М а р и я (протягивает руку Хали). Меня зовут Мария.

Х а л и. Меня — Хали Омани. У нас беспорядок. Садитесь.

М а р и я. Обожаю беспорядок. (Садится. Сумку — на колени. Волнуясь, смотрит на Джорджа.) Бледный, но не исхудал.

Х а л и. Хотите кофе, Мария?

М а р и я. Не люблю. Нет, иногда люблю. Это не трудно?

Х а л и (с широкой улыбкой). Нисколько! (Уходит.)

М а р и я. Ситуация сложная. Лучше без вступлений. Дали тридцать минут. Меня прислали в виде лакомой приманки с целью воздействовать на тебя, но воздействовать не собираюсь. Извини, Джорджи, хочу сразу выяснить: как ты относишься ко мне?

Д ж о р д ж. Не знаю пока.

М а р и я (вздохнув быстро). Плохо. Очень плохо.

Д ж о р д ж. Я боюсь отвечать на такие вопросы.

М а р и я. Это уже лучше немного. Рад был моим запискам?

Д ж о р д ж. Да. Очень!

М а р и я. Это уже намного, намного лучше.


Х а л и  приносит кофе, Мария и Хали пьют.


Х а л и. Не хочешь, Джордж, попить чего-нибудь?

Д ж о р д ж. Спасибо, благодетель. Перестань наконец заниматься благотворительностью. Я попал сюда по ошибке и все равно сделаю то, что хотел с самого начала, до того, как ты умаслил меня и лишил воли и сопротивления. Я разоблачу этого Антонелли. Он не поделил что-то с доктором Грегори. Разве ты сомневаешься в моих способностях?

Х а л и. Каждый, кто попадает сюда, настаивает на ошибке. Я думал, у тебя этот период уже прошел.

Д ж о р д ж. Не называй это периодом, подлец!

Х а л и. Джордж, ты неисправим. Ты находишься в заведении, называемом приютом, но я еще не слышал, чтобы ты произнес название полностью. Так сделай это, Джордж, сделай! Произнеси название вслух, потом ложись под одеяло и проспись. Не хочешь, так сделаю я. Ты находишься в приюте для ненормальных. Про таких, как мы, люди говорят шепотом, что господь их лишил разума. (Уходит.)

М а р и я (голос тихий-тихий). Наверно, он прав. Во всяком случае, я не считаю себя полностью нормальной. Мне часто казалось, что я летаю. А люди жили в облаках. При этом играла на окарине. Вероятно, это правильно, что меня засадили сюда. Покопайся в голове, может, у тебя тоже что-то такое… Твоя мать, например? Или отец? Он кто?

Д ж о р д ж. Дипломированный водопроводчик.

М а р и я (внимательно). Скажи, родители сильно пили?

Д ж о р д ж. Совсем не пили.

М а р и я. Ну а были какие-то особые страсти?

Д ж о р д ж. Мечтали, что я попаду на Новию.

М а р и я. Это была навязчивая, маниакальная мечта? Да?

Д ж о р д ж. Ни о чем другом не мечтали.

М а р и я. Не каждый родитель, знаешь, может надеяться, что хоть один из детей попадет на большую планету. Они испытывали чувство неполноценности?

Д ж о р д ж. Считали меня очень способным.

М а р и я. Большинство выбирает профессию из престижа. Престиж, мода. Видимо, тоже своего рода ненормальность.

Д ж о р д ж. Тогда все люди ненормальны.

М а р и я (со вздохом). Да, трудно, Джорджи, отличить нормального от ненормального. Возьми мою маму. Ни на минуту не может остаться наедине с собой. Чистая, преданная, но такая привязчивая. Может, это утомляло мужчин? Нервы, одна как перст. Наверно, если б с детства засадили в такой приют, ей было бы легче.

Д ж о р д ж. Мне кажется, что ты самый близкий мне человек.

М а р и я (с неловкой улыбкой). Правда?

Д ж о р д ж. Мне кажется, ближе сейчас никого нет.

М а р и я. Спасибо. Ведь у меня тоже теперь ближе никого нет.

Д ж о р д ж. Только не вздумай уговаривать меня.

М а р и я. В принципе, мне нравится, что ты сопротивляешься, не люблю скептиков, но… Я совершенно должна молчать?

Д ж о р д ж. Должна поверить, что я нормальный. А что делать, знаю. Силы нужны! Сегодня начну есть. И нужны деньги.

М а р и я (с улыбкой). Деньги? У меня полная банка. Когда скучно, подметаю в парке, за это платят. Что ты решил?

Д ж о р д ж. Уйду отсюда.

М а р и я. С ума сошел!

Д ж о р д ж. Если сошел, значит, есть ум. А почему бы не уйти? Двери открыты, никаких замков. Никто ведь не говорил, что нельзя уйти. Просто возьму и выйду отсюда. Не тюрьма.

М а р и я. Тюрьма. Хуже, чем тюрьма. Нам некуда уйти отсюда. Некуда, Джорджи! Ты рехнулся.

Д ж о р д ж. Буду искать помощи. Не отступлю, пока все не выяснится. Докажу, что нормальный. Все это ложь!


Оцепенев, она горько смотрит на него.


Когда сидишь тут, то сам начинаешь думать о себе как о неполноценном. Доктор Грегори хотел дать мне колпак, ты забыла.

М а р и я (смахивает слезу). Он мошенник.

Д ж о р д ж. Пусть, но значит, все же возможно? Мой друг Джимми получил свой колпак, но знала бы, какой он тупица!


Вдали — С л у ж и т е л ь.


С л у ж и т е л ь. Время, указанное в пропуске, истекло, сэр.


Мария достает яблоко, разглядывает.


Д ж о р д ж. Поверь, другого выхода у меня нет.


Она молча протягивает ему яблоко.


Яблоко, наверно, нельзя пока. Нужна какая-то жидкая пища.

М а р и я (ровно). Прав. Попроси мелкую-мелкую терку.


Он смотрит на нее. Она кладет яблоко, уходит.


Д ж о р д ж. Мария!


Мария не обернулась. Свет идет за нею.


Появляются  м у з ы к а н т ы. Играют. Входит  м и с с  Т а й т. М а р и я  слушает со строгим лицом. В руке дирижерская палочка.


М а р и я. Хватит. Плохо. Халтурите сегодня. Покурите.


М у з ы к а н т ы  уходят. Мария опускается на скамеечку.


М и с с  Т а й т. Я говорила, тебя нужно только ругать. Ошиблась. Тебя нужно беспрерывно хвалить.

М а р и я. Не лукавьте, мисс Тайт. К чему эта педагогика! Я инвалид. Давно уже ничего не получается.

М и с с  Т а й т. Да, я заметила, последний месяц ты занимаешься механически. Надо это как-то преодолеть.


Входит  С л у ж и т е л ь. Останавливается.


М а р и я (спокойно). Давай!


Он подает записку. Она прячет в карман.


С л у ж и т е л ь. Почему вы не читаете записок, мисс?

М а р и я. Они все одинаковы.

С л у ж и т е л ь. Мне тоже так показалось!

М и с с  Т а й т. Ты их читаешь, Див?

С л у ж и т е л ь. Да, мисс Тайт. Меня крайне волнуют этические проблемы. Мое мышление отличается от вашего. Я начал регулярно читать беллетристику.

М и с с  Т а й т. И что-нибудь понял, голубчик?

С л у ж и т е л ь. Трудно. Сумбурное переплетение и взаимодействие человеческих побуждений полностью лишено логики. Джордж хочет видеть Марию, Мария не читает записок. Каким же образом Мария узнает, что Джордж хочет ее видеть и что это самая, самая последняя записка и он прощается навсегда? (Отойдя, Марии.) Теперь, мисс, можете не читать. Я все рассказал. (Уходит.)


Мария неподвижна на скамеечке.


М и с с  Т а й т. Ты ему чего-то не можешь простить?

М а р и я. Я ему все, все простила. Я все его записки по ночам читаю. Мы не будем репетировать сегодня.

М и с с  Т а й т. Хорошо.


По радио звучит тихий голос Служителя: «Леди и джентльмены, пожалуйста, разойдитесь. Освободите парк, скоро отбой. Можно погулять на своих территориях. Девочки налево, мальчики направо! Девочки налево, мальчики направо!» Свет — в парке. Прохаживается  С л у ж и т е л ь.


С л у ж и т е л ь. Девочки налево, мальчики направо! (Уходит, повторяя.) Девочки налево, мальчики направо!


Появляется  Д ж о р д ж. Подходит Мария. Молчат.


М а р и я. Ну, все, Джорджи!


Молчат.


Я тебе что-то хотела сказать.


Молчат.


Что говорить! Хоть кричи, все равно не услышишь. Я бы убила тебя. Все, иди. Уходи скорей, зареву.


Молчат.


И куда ты пойдешь? Ну вот сейчас выйдешь, и что?

Д ж о р д ж. Дойду до ближайшего ресторана, вызову скиммер. Доберусь до аэропорта и до ближайшего олимпийского центра.

М а р и я. И что скажешь? Проверьте мозг, переоцените мои способности? А они скажут: откуда ты? Документов никаких. Задержит первый полицейский. Вернешься с побитым носом.

Д ж о р д ж. Не вернусь.

М а р и я. Да, знаю, я уже тебя знаю, но мне кажется: ты не очень ясно представляешь, чего хочешь добиться.

Д ж о р д ж. Если не получится ничего, улечу на какую-нибудь планету. Хоть мусорщиком! Хоть грузчиком!

М а р и я. Ты нормальный человек, Джорджи. Нормальный.

Д ж о р д ж. Поверила?

М а р и я. Ты очень жестокий, поэтому я знаю, ты нормальный.


Вновь слышится голос: «Мальчики направо, девочки налево». Приближается  С л у ж и т е л ь.


С л у ж и т е л ь. Пожалуйста, разойдитесь.

М а р и я. Милый Див, я прошу, дай нам постоять.

С л у ж и т е л ь. Правила внутреннего распорядка, мисс. Видите, перед вами черта. Вот она! За чертой женская половина, а тут мужская. Пожалуйста, разойдитесь!

М а р и я. Слушай, Див, а если я стану тут за чертой, а Джордж здесь, с этой стороны, можно нам еще поговорить?

С л у ж и т е л ь. Сколько угодно, хоть всю ночь! (Уходит.)

М а р и я. Ты как головой в омут.

Д ж о р д ж. Омут здесь. Жизнь должна иметь хоть какой-то смысл. У тебя есть твоя музыка, а у меня что?

М а р и я. Я бы бросила музыку, все бросила и пошла за тобой, но ты не зовешь.

Д ж о р д ж. Мне некуда позвать.

М а р и я. Ты прав. Я эгоистка, Джорджи. Очень хочется, чтобы ты думал обо мне, но ты прав. Что творится в мире!

Д ж о р д ж. У меня ближе тебя никого нет.

Мари я. Понимаешь, если что-нибудь еще скажешь, ты понимаешь, что сейчас будет? Ты зверь! Уходи скорей.

Д ж о р д ж. Прощай.

М а р и я. Понимаешь, что прощаемся навсегда?

Д ж о р д ж. Да.

М а р и я. Не врешь! Не врешь! Молодец! Хоть когда-нибудь вернешься на землю?

Д ж о р д ж. Это маловероятно.

М а р и я. Молодец! Не врешь!

Д ж о р д ж. Может, к старости. Некоторым удается…

М а р и я. Честный человек! Прямой! Иди, времени уже нет. Стой! (Снимает с себя камушек на веревочке, надевает ему.) Это простой камушек с дыркой, но очень надежный амулет. Это «куриный бог». Не снимай! (Отворачивается, плачет.) Уходи! Сгинь! Ты еще будешь счастлив, а я уже никогда!


Джордж следит, как  М а р и я  уходит.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Рев, свист, крики, и время от времени, когда рев стихает, звучит маршеобразная музыка. В кресле, положив ноги на стол, сидит моложавый, поджарый  К о н с у л. Входит  С л у ж и т е л ь  в элегантном сером костюме. Держит блокнот для записей и карандаш.


К о н с у л. Почему так беснуются на трибунах?

С л у ж и т е л ь. Закончилось соревнование астроботаников. Зрители, по сведениям полиции, заключали крупные денежные пари. Напоминаю, сэр: в течение ближайшего часа закончатся соревнования сварщиков, ветеринаров, энергетиков. Полиция сообщает, сэр: усилилась волна терроризма. Просят принять меры. Напоминаю также: в пять вы встречаете на космодроме Министра кадров.

К о н с у л. Хорошо. Через час я должен быть на завтраке в честь делегации планеты Бри. Приготовьте костюм.

С л у ж и т е л ь. Прием посетителей отменяется?

К о н с у л. Сколько там?

С л у ж и т е л ь. Как всегда, битком.

К о н с у л. Я смогу принять трех-четырех. Нет, двух. Истериков, пожалуйста, не впускайте, будьте внимательны. И плотно прикройте окна. Давайте отдохнем от этого рева.


С л у ж и т е л ь  выходит, и становится тихо. На краю площадки появляется худенькая бледная  Л и л и а н. Коротенькие шортики, кружевная блузка.


Л и л и а н. У меня скромная просьба, господин Консул.


Консул разглядывает ее. Лилиан внезапно достает из сумочки зеркало, вынимает из волос шпильки. Появляется  Д ж о р д ж. Он в помятой, изодранной рубахе, напряжен.


Д ж о р д ж. Позвольте, сэр?

К о н с у л. Зачем спрашивать, если вошли?


Лилиан успела распустить волосы.


Почему, мисс, войдя сюда, вы решили изменить прическу?

Л и л и а н (с робкой улыбкой). Возможно, помните, в прошлом году здесь, на олимпиаде, всеобщее внимание привлек длинный Дик из Техаса? Нет, это было в позапрошлом году.

К о н с у л. Я не имел чести знать длинного Дика.

Л и л и а н (с той же улыбкой). Длинный Дик сказал, что самое красивое, что у меня есть, это волосы и ноги.

К о н с у л. Поэтому вы явились на прием в шортах?

Л и л и а н. Вы должны ясно видеть, что я представляю.

К о н с у л (сухо изучает обоих). Садитесь.


Лилиан и Джордж садятся вдали на стульях.


Я сам скажу то, что вы намерены сказать мне. Каждый желает улететь на Новию, однако, если нет основательных мотивов, лучше сразу же удалитесь. Начнем с вас, мисс. Назовите себя.

Л и л и а н. Зовите меня Ли.

К о н с у л. Как думаете, мог я вас где-нибудь видеть? Вы уже были у меня когда-то?


Не глядя на него, Лилиан кивает.


С вами все ясно, Ли. Назовите себя, молодой человек.

Д ж о р д ж. Джордж Плейтон. Я могу быть программистом.


Консул внимательно изучает его.


Л и л и а н. Почему со мной так сразу все ясно?

К о н с у л. Тысячи девушек посещают олимпиады в надежде выйти замуж за победителя. Вы, я понял, приезжаете третий раз.

Л и л и а н. Четвертый, сэр. Но я не какая-нибудь, я богата, у отца большая ферма, самая большая на Юге. Я единственная наследница. Сначала приехала с подружками, нас было семеро. Все с Юга, и все свою судьбу устроили, а я бедствую. Всю зиму провожу на ферме, все лето на олимпиадах, можно пожалеть?

К о н с у л. Подождите. Откуда, Джордж? Где живете?

Д ж о р д ж. Ниоткуда и нигде, сэр. (Встает.) В это трудно поверить, но любая другая расшифровка моего положения пойдет только во вред мне. Вот уже трое суток я боюсь погони, хотя, клянусь, никакого преступления не совершал.

К о н с у л. Вы бродяга?

Д ж о р д ж. Да! Теперь это именно так. Именно так!


Консул внимательно изучает его.


Л и л и а н. Я всего лишь хочу, чтобы завели карточку.

К о н с у л. Полагаю, на вас уже была заведена карточка.

Л и л и а н. Вы их ежегодно выбрасываете, заводите новые.

К о н с у л. Мы вынуждены, девушки стареют. Наша картотека имеет репутацию. Юноши, улетающие на Новию, широко пользуются ею. Мы не можем предлагать залежалый товар. (Джорджу.) Вы попали в точку. Планетам класса «А» всегда требуется много программистов. Практически мы их берем почти без конкурса.

Л и л и а н. Считаете меня старой, господин Консул? Да?

К о н с у л. У меня нет времени, Ли. (Джорджу.) Я бы хотел посмотреть ваш диплом.

Д ж о р д ж. Погиб, сэр. Да! При пожаре. Я слышал, Новия сама заряжает программистов.

К о н с у л. Верно, но нужен документ о возможностях мозга. Добейтесь повторного медицинского обследования.

Д ж о р д ж. Три дня, сэр, я стучался тут в разные двери. Никто не слушает. Нельзя ли отправить меня неофициально? Зайцем? Я на месте договорюсь. Убежден, сэр. Я проверял свой мозг, и не однажды! Я убежден!

К о н с у л (с усмешкой). Хорошо, обсудим. Я должен переодеться. Извините. (Направляется к выходу.)

Л и л и а н. Заведите карточку. В чем дело? Мне всего двадцать лет. Я замуж хочу.

К о н с у л (останавливается). Хорошо, я скажу. Вы субтильны. Понимаете? Худенькая, хрупкая. Еще недавно такие были в моде. Наука ничего не может понять. Существуют какие-то десятилетние циклы. Сейчас пошла мода на крупногабаритных, крепкотелых, я бы сказал на толстых девиц. Вы так накалены идеей замужества, что готовы, по-моему, пойти за любого, даже жителя Земли.

Л и л и а н. В конце концов, да!

К о н с у л (на Джорджа). Вот симпатичный муж. (С улыбкой.) Приглядитесь! Я переоденусь, и мы это обсудим. (Уходит.)


Джордж невозмутимо садится.


Л и л и а н (некоторое время изучает его). Правда бродяга?

Д ж о р д ж. Да.

Л и л и а н. Где бродишь?

Д ж о р д ж. В космосе.

Л и л и а н (серьезно). С планеты на планету?

Д ж о р д ж. Да.

Л и л и а н. А не пойти ли нам вечером потанцевать? А?

Д ж о р д ж. Мне не до того.

Л и л и а н. Что намерен делать сейчас?

Д ж о р д ж. Подожду Консула. Мне сдаваться нельзя.

Л и л и а н. Консул не придет.

Д ж о р д ж. Он обещал.

Л и л и а н. Не придет. Всегда так. Сама не знаю, что делать. Отнастроения Консула многое зависит, но обычно приходит полицейский и выставляет. (С робкой улыбкой.) Ты хочешь здесь посидеть со мной? Я согласна!

Д ж о р д ж. Полицейский проверяет документы?

Л и л и а н. Это зависит от того, какая модель дежурит.


Входит  С л у ж и т е л ь  в форме полицейского.


С л у ж и т е л ь (улыбается). О, мисс, сколько лет, сколько зим, я рад вас видеть.

Л и л и а н (приветливо). И я рада, Див.

С л у ж и т е л ь. Огромное спасибо, мисс. Будьте добры, мисс, и вы, сэр, будьте добры удалиться куда-нибудь.

Л и л и а н (смеется приветливо). Ко всем чертям?

С л у ж и т е л ь. Мне незнакомо понятие «ко всем чертям», мисс.

Л и л и а н. Это значит, куда-нибудь как можно подальше.

С л у ж и т е л ь. О, да! Идите, мисс, пожалуйста, подальше!

Л и л и а н (смеется. Тихо). Подойди, милый Див.


Он приближается. Она берет его за пуговицу.


Завтра нас по второму разу сюда уже не пустят, понимаешь, как все сложно? Я знаю, для тебя в этом кабинете главная забота — сейф.

С л у ж и т е л ь. Там секретные бумаги.

Л и л и а н. Скажи, ты не доверяешь мне, Див?

С л у ж и т е л ь. О, доверяю!

Л и л и а н. Я не дотронусь до сейфа, понял? А ты встанешь за дверью, подежуришь, как мой близкий друг, и не будешь упрямиться, хорошо?

С л у ж и т е л ь. Я не посмею упрямиться, мисс.

Л и л и а н. Ты потрясающе умен, мой дорогой. Иди.


С л у ж и т е л ь, козырнув, исчезает.


(Улыбается счастливо.) Они меня все жалеют. (Достает из сумки термос и стаканчик.) Хочешь кофе? Тут кое-что осталось.

Д ж о р д ж. Почему они жалеют тебя?

Л и л и а н. Не хочу обсуждать это. (Протягивает стаканчик.) Пей кофе. Я вижу, хочешь. Ну, пожалуйста, возьми. Ну! Это же мелочь.


Он пьет кофе. Чувствуется, испытывает наслаждение.


(С нежностью.) Тебе, может быть, деньги нужны?


Джордж мотает головой: нет! Садится.


(Протягивает сумочку.) Бери сколько надо. Не хочешь? Возьми, пожалуйста. Чудно! Все берут да еще обманывают.

Д ж о р д ж. Как обманывают?

Л и л и а н. Ну, помолчу лучше. (Опустив взгляд.) Это стыдно.

Д ж о р д ж. Почему тебя полицейские жалеют?

Л и л и а н. Считают чокнутой на почве замужества.

Д ж о р д ж. Неужели так обязательно замуж, Ли?

Л и л и а н (молчит, смеется тихо). Я просила: дайте стенографирование или зубным техником. Нет, говорят, можно только диплом по домоводству. А что такое домоводство? Тебе вкладывают в голову поваренную книгу. У меня была замечательная бабушка, научила готовить роскошные варенья, джемы, пирожные, а когда вложили поваренную книгу, я все забыла. Колпак дали, а мужа не дают! (Улыбается.) Хочешь, рубашку починю?

Д ж о р д ж. Иголка есть?

Л и л и а н. Ну, чудак! Домоводство! Снимай!


Он смеется, снимает рубашку. Она смеется, глядя на него, голого, достает иглу, сбрасывает туфли. Босая устраивается рядом в кресле.


Тебе жалко меня?

Д ж о р д ж. Я не понимаю, что происходит.

Л и л и а н. Что ты не понимаешь, Джордж?

Д ж о р д ж. Тысячи толпятся возле этого учреждения, где мы сидим. И все молодые, несчастные, и все стремятся куда-нибудь улететь, к чертям, навеки. Ты не задумывалась, почему у нас такая система образования?

Л и л и а н. Зачем? По-моему, ты хороший, добрый. Хочешь на ферму к нам?

Д ж о р д ж. Какой смысл в твоем предложении?

Л и л и а н. Там хорошо у нас, от души предлагаю!

Д ж о р д ж. Я же не могу фермером. Кем я там буду?

Л и л и а н. А никем! Отец для меня что угодно сделает!

Д ж о р д ж. Но ты потребуешь каких-то обязательств, да?

Л и л и а н. Не потребую. Поживи, попривыкай. О чем задумался? Всегда была такая система образования, Джордж, всегда. Всегда была!


Слышится холодноватый голос Консула: «Не всегда». Он появляется во фраке. Лилиан и Джордж вскакивают. Он держит ее туфли, она его рубашку. Вид их, кажется, бесит Консула. Он садится, сосет сигару.


К о н с у л. Нет, не всегда, не всегда была такая система образования! Не всегда, мои милые! Меня забавляет твой голый вид, парень, и вообще меня забавляет эта попытка, не теряя времени, раздеться в моем кабинете, но я все же удовлетворю ваше любопытство. (Иронически, посасывая сигару.) До космических полетов человечество было долго приковано к Земле, а население возросло настолько, что любые технические неполадки приводили к голоду и болезням. По мере развития науки на обучение специалистов требовалось все больше времени. Перелом наступил, когда появились колпаки и ленты. Стало возможным быстро выпускать миллионы специалистов и приступить к заполнению вселенной, регулировать уровень населения. Более того, за ленты и специалистов ваше отечество получает от планет валюту и сырье, от которых зависит экономика. Все ясно? Я удовлетворил ваше любопытство? Идите вой!

Д ж о р д ж. Значит, сэр, все дело в сырье?

К о н с у л (не понимая. С тихой яростью). В каком сырье?

Д ж о р д ж. В сырье, от которого зависит наша экономика?

К о н с у л. Я даю вам тридцать две секунды.

Л и л и а н. У вас плохое настроение, господин Консул?

К о н с у л. Я даю вам двадцать секунд. Если за это время не уберетесь, я включу аварийную сигнализацию. Вон! Вон!


Звучит Бах. Свет перемещается. За роялем  М а р и я. Встает, садится на землю, раскладывает карты, гадает. Из глубины идет  м и с с  Т а й т. Невесела, но держится прямо.


М и с с  Т а й т. Доброе утро. Занималась, надеюсь?

М а р и я (спокойно). Да. Ни черта не получается.

М и с с  Т а й т (садится). У тебя больной вид. (Улыбается.) Что-то скрываешь от меня?

М а р и я. Да, но уже можно сказать, Джордж сбежал.

М и с с  Т а й т. Ничего другого и не ждала от него. Мужчинам кроме любви всегда нужно еще что-то. Неволя их парализует. Мы, женщины, другие. Неволя — наша колыбель в каком-то смысле.

М а р и я. Вас ничуть не удивило, что он сбежал?

М и с с  Т а й т. Зачем удивляться, если я знала о побеге в ту же минуту. Генеральный психолог Ованес Балаян сразу собрал планерку, создана оперативная группа, и Балаян вылетел в Сан-Франциско для контактов. На рассвете я видела Джорджа по видеофону. Спал на трибунах олимпиады, замерз. Неумыт, непричесан, ужасно!

М а р и я. Выходит, за каждым его шагом следят шпионы?

М и с с  Т а й т. Шпионы не нужны, девочка. Каждый мужчина и женщина излучаются на небольших частотах, и каждый имеет свой аромат. Прежде это улавливали собаки, теперь улавливает аппаратура. Технически не сложно. Правда, дороговато, но о затратах уже не думают. Мне нравится, как ты держишься. Давай поиграем.

М а р и я (холодновато). Джорджа арестуют? Вернут?

М и с с  Т а й т. Нет. Думаю, нет. Обстоятельства изменились. Балаян сказал — никакого насилия. Балаяну можно верить. Все наши сотрудницы были в него влюблены.

М а р и я. Зачем же тогда за Джорджем следят?

М и с с  Т а й т. Из соображений гуманности!

М а р и я. Мисс Тайт, у меня вопросы. Я не верю, мисс Тайт. Простите мой тон, но если перестану вам верить, то никогда не войду в этот класс. Если был известен день, час, даже минута побега, почему Джорджу позволили бежать?

М и с с  Т а й т. Отвечаю. Я даю честный, прямой и по сути научный ответ. Джорджу Плейтону позволили бежать из-за того лишь, что хотели дать возможность излить агрессивные чувства. Эмоции мешали его правильному развитию.

М а р и я. Значит, я должна верить, что слежка организована исключительно из соображений гуманности?

М и с с  Т а й т. Нет. Нет! Не должна. (Ходит.) Они уже сами не знают, с какой целью следят за ним. Не знают! И никто в мире уже не знает, как развернется сюжет. Джордж оказался слишком неуправляемым экземпляром. Я говорила тебе, обстоятельства изменились. И они изменились. Врачи на планерке предупредили: еще немного насилия, и Джордж станет нервнобольным. Все! Это называется фрустрация. Опаснейший медицинский термин. Все! Трогать нельзя. Арестовывать нельзя. Возвращать нельзя. Я сказала всю правду, но если задашь еще хотя бы один вопрос, предупреждаю: я начну врать. Могу добавить. К нему там сейчас сватается одна. И если она его заарканит, вообще не знаю, что будет.

М а р и я (помолчав). Где он сейчас? В данный момент?

М и с с  Т а й т. Там где-то… у металлургов.

М а р и я. Почему у металлургов?

М и с с  Т а й т. Не знаю, не знаю!

М а р и я. Можно мне взглянуть на него?

М и с с  Т а й т. Не знаю. Не знаю, девочка. Идем! Ты сейчас все увидишь.


Уходят стремительно. Вновь слышны трибуны. Звучат фанфары. Освещаются стол и табурет. Торжественно идут  С л у ж и т е л ь  в синем и молодой человек с усиками. Это  Д ж и м м и. Останавливается у стола. По радио слышен мягкий спокойный женский голос: «Участники соревнований будут пользоваться микроспектрографом Бимена, модель 2. Микроспектрографы повреждены. Необходимо определить причину неисправности и ликвидировать. Заказчиком на металлургов выступает Новия». На трибунах бешеные аплодисменты и — тишина.


С л у ж и т е л ь. Начинайте, Джимми Коллинс. Возьмите прибор.


Джимми берет прибор. Он в чем-то неуверен.


Вам дано на все пятнадцать минут, начинайте. Если не окажется нужной детали, ее можно затребовать.


Джимми разглядывает прибор.


Почему не начинаете? Я должен принести вам недостающую деталь, но сначала вы должны сказать, какую.

Д ж и м м и. Деталь, кажется, не понадобится.

С л у ж и т е л ь. Понадобится! Я даже знаю, какая!


На трибунах радостные крики, аплодисменты.


Д ж и м м и (хмурясь). Чего они орут?

С л у ж и т е л ь. Зрители радуются, сэр. Взгляните на табло. Участник под номером семнадцать сообщил: луч не сфокусирован. Простите, сэр, я начинаю тревожиться. Какое вы получили образование?

Д ж и м м и. Какое нужно. Не мешай думать.

С л у ж и т е л ь. Виноват, сэр. Почему вы не начинаете? (Тихо.) Снимите крышку и включите прибор в цепь.


Джимми снимает крышку.


(Тихо.) Вглядитесь в экран. Видите неполадку? Видите?


Джимми мрачен. На трибунах крики.


На табло новое сообщение: семнадцатому несут деталь. Начинайте, прошу! Я хочу, чтобы вы заняли призовое место. Будьте снисходительны, мне трудно, я не могу терпеть, сэр. Во мне до крайности развито чувство доброжелательности.


Зрители кричат. Джимми садится на табурет.


Зачем вы сели? Встаньте! Мне невыносимо трудно. Умоляю вас!

Д ж и м м и. Скажи, какая нужна деталь?

С л у ж и т е л ь. Не могу. Я так волнуюсь, что кончаются силы. Боюсь, во мне что-нибудь сломается. Вы не успеете!

Г о л о с. Номер три, вам нужна помощь? Почему вы сели? К вам направляется куратор медицинского отдела новианского департамента кадров.

С л у ж и т е л ь. Начинайте, сэр! Пожалейте меня. Чем я могу помочь вам, сэр? Чем? Я сделаю, что угодно!

Д ж и м м и. Скажи, какая нужна деталь?

С л у ж и т е л ь. Поздно, сэр. Время истекло.

Д ж и м м и. Тогда принеси пива.

С л у ж и т е л ь. Не могу, не могу! Нет сил!


Появляется  Г р е г о р и. Он в белоснежном халате.


Г р е г о р и. Что с тобой, Див?

С л у ж и т е л ь. Не знаю. Я погибаю из-за доброжелательности, сэр. Во мне что-то сломалось.

Г р е г о р и. Иди в мастерскую. Тебя починят.


С л у ж и т е л ь  исчезает. Звучат фанфары. Крики, овация.


Как себя чувствуете, друг мой?

Д ж и м м и (небрежно закуривая). Оставьте меня в покое.

Г р е г о р и. Я из новианского департамента кадров. Меня зовут Грегори. Почему вы не притронулись к прибору?

Д ж и м м и. Мне незнаком микроспектрограф Бимена. Ленты колпака, по которым я получил образование, устарели. В этих проклятых лентах, которые дали мне образование, был предусмотрен микроспектрограф Хенслера. Я живу в небольшом городе. Глухая сельская местность. Провинции никогда не хватает новых лент. Ладно, сэр, Новия может катиться ко всем чертям! (Смотрит на трибуны.)

Г р е г о р и. Что вас там привлекло на трибунах? Парень, который так мило беседует с полицейским?


Джимми, не отвечая, смотрит на трибуны.


Утрите слезы! Вы же мужчина.

Д ж и м м и. Ничего не могу поделать, текут и текут. Обидно, сэр. Мой отец, дед и прадед — все были металлургами.

Г р е г о р и (удивленно следя). Вы знаете этого парня?

Д ж и м м и. Это мой друг. Я никого не хочу видеть. (Вытирая слезы.) Всюду нужны связи, сэр! Получается так, что если живешь в маленьком городе, то на карьеру не рассчитывай! (Услышав марш.) Все. Улетели металлурги!


В сопровождении  П о л и ц е й с к о г о  входит  Д ж о р д ж.


Г р е г о р и. В чем дело, шеф?

П о л и ц е й с к и й. Этот парень, похоже, из созвездия Брака. Ничего не знаете о террористах? Парни из созвездия Брака собирались взорвать олимпиаду. Наше правительство дает им мало вооружений. У этого типа нет документов, потерял, говорит. Он чего-то боится. Надо отправить в участок.

Г р е г о р и. Не надо, я его знаю.

П о л и ц е й с к и й. Уверяет, будто рвался к какому-то другу.

Г р е г о р и. Вот стоит его друг Джимми Коллинс.

П о л и ц е й с к и й. Он твой друг?

Д ж и м м и. Бывший.

Д ж о р д ж. Мне тебя очень жаль, Джимми, но ты мерзавец!

Д ж и м м и. Пришел полюбоваться на мое поражение? Да?

Г р е г о р и. Неужели не чувствуете, шеф? Они же настоящие друзья!

Д ж о р д ж. Отпустите, пожалуйста, сэр, я домой поеду. Отпустите, я не террорист, и оружия нет. (Выворачивает карманы.) Видите? Извините, сэр, вы робот или человек?

П о л и ц е й с к и й. Я человек, парень, и поэтому отпускаю тебя. (Грегори.) Под вашу ответственность, сэр. (Уходит.)


Джимми сосет сигарету, наблюдает за Джорджем.


Г р е г о р и. Мне помнится, Джордж, вас забрал к себе Антонелли. Как вы тут оказались? У вас ужасный вид. Я, кажется, догадываюсь. Можете мне довериться, я — друг. Боитесь слежки?


Джордж кивает.


Мне необходимо уйти, но вот моя визитная карточка. Делегация Новии остановилась в отеле «Полярис». Наверно, я смогу отправить вас, куда вам хотелось. Понимаете меня?

Д ж о р д ж. На прежних условиях?

Г р е г о р и. У вас есть другой выход? Какое время встречи вас устроит?

Д ж о р д ж (берет карточку, коротко, тихо). Быстрее.

Г р е г о р и. В три часа, Джордж. До встречи. (Уходит.)

Д ж и м м и. Какие у тебя дела с этим новианином Грегори? Чего ты боишься? Может, и в самом деле террорист? Твой отец сказал, ты уехал по специальному заданию. Гордится, но ничего не знает.

Д ж о р д ж. Он здоров?

Д ж и м м и. Да. Говори, где живешь!

Д ж о р д ж (с горькой улыбкой). Не говори отцу, Джимми. Я живу в приюте для ненормальных. Там держат таких, у кого обнаружены дефекты в мозге.

Д ж и м м и. Вот видишь! Ты свихнулся, испортил свой мозг. Я предупреждал когда-то: не читай книг! Как ни плохо там, в сумасшедшем доме, но лучше возвратиться добровольно. Иначе поймают и закуют в железо.

Д ж о р д ж (чуть улыбнувшись). Не бойся за меня. Если повезет, то завтра, очевидно, уже буду далеко. У меня просьба. Вместе пойдем по городу, так безопаснее, а после трех, если не выйду к тебе, подай телеграмму в приют одной девушке, договорились?

Д ж и м м и (удивленно). Там есть девушки?

Д ж о р д ж. Как везде. Напишешь коротко: улетел. Точка. Подписи не нужно. Она поймет.

Д ж и м м и. Не годится, Джордж, с хорошими девушками так не обращаются. Напишу: целую, люблю, точка. Согласен?

Д ж о р д ж. Ты правильно угадал, но, по-моему, если человек признается в любви, он должен быть рядом и остальной мир для него закрыт. Но если человек беспомощен, то никому не нужен, она меня понимает. Ничего не добавляй! (Прислушивается.) Сюда идут. Условимся, Джимми: я тебе ничего не говорил, ты меня не знаешь.


Входит  С л у ж и т е л ь. В руке авоська с пивом.


С л у ж и т е л ь. Сэр, вы просили пиво. Меня починили, и я вспомнил. Боялся, не найду вас. Я так запрограммирован, всегда переживаю. Нет, денег не нужно, я пошел на склад, там служит знакомый Див. Говорит: бери сколько хочешь. Приятного аппетита. (Уходит.)

Д ж и м м и (вскрывает банку). Я выпью, Джордж, за то, чтобы ты когда-нибудь поправился. (Пьет пиво.) Знаешь, что обидно? Ты сидишь в сумасшедшем доме и у тебя девушка, я умный, здоровый, симпатичный, но девушки, возможно, не будет никогда. Засунут на какую-нибудь третьесортную планету, где в лучшем случае есть водопровод, а то и вовсе могу застрять на Земле.

Д ж о р д ж (грустно). Я понял, Джимми. Все понял.

Д ж и м м и. В лентах, которые дали мне образование, был предусмотрен Хенслер, а кто сейчас пользуется Хенслером? Давно ходили слухи про аппараты Бимена, все деньги были вколочены в них. Конечно, я могу подать жалобу, но они мне ответят, что мой мозг предназначен для Хенслера.

Д ж о р д ж. Они так и ответят. И ничего не докажешь! Они сортируют нас, как стадо овец. Я думаю, Джимми, как быстро промчалось детство. Были мечты, и ничего у нас с тобой не сбылось. Мы заключенные! Здесь за каждого из нас все решено.

Д ж и м м и. Говори поосторожнее. Всюду уши.

Д ж о р д ж. Мы еще не родились, а за нас уже все решено. Только на Новии есть справедливая жизнь, Джимми. Только на Новии!

Д ж и м м и. Не ори! (Оглядывается.) Здесь твоя родина.

Д ж о р д ж. Да, но я хотел бы служить Новии. И я, мне кажется, знаю теперь, как ей служить. Я бы хотел встретиться с правительством этой планеты.

Д ж и м м и. А этот Грегори… Куда намерен тебя отправить?

Д ж о р д ж. На Новию. И отправит, но он мошенник. Он поставит условие. В конце концов, конечно, соглашусь на любые условия, лишь бы улететь туда.

Д ж и м м и. Молчи. Кто-то идет.


Появляется  Л и л и а н. Печально стоит в стороне.


Л и л и а н. Я так и знала, Джордж, что уйдешь от меня.

Д ж о р д ж. Я к другу пошел. Постой, я объясню, Ли.


Она обиженно идет в глубину. Стоит, не оборачиваясь.


Д ж и м м и. Твоя?

Д ж о р д ж. Как тебе сказать…

Д ж и м м и. Ну, ты даешь! Одна в приюте, другая здесь.

Д ж о р д ж. Дело в том, я неосторожно пообещал, что поеду к ней на ферму.

Д ж и м м и. У нее собственная ферма?

Д ж о р д ж. Да. Лилиан единственная наследница. Очень богата, но такое же несчастное существо, как ты и я, только еще несчастнее. Если не выйдет замуж, она сойдет с ума.

Д ж и м м и. Что же мешает ей? Она вполне!..

Д ж о р д ж. Серьезно, Джимми?

Д ж и м м и. В таких делах не шучу. Познакомь нас.

Д ж о р д ж. Обещай, что отнесешься к этой девушке бережно, и я улечу с чистой совестью.

Д ж и м м и. Ладно, что-нибудь придумаем. Будьте добры, мисс, подойдите. Идите сюда, не бойтесь, поговорим.


Лилиан испытывающе смотрит на Джорджа.


Взгляните на меня, мисс. Я тоже кое-что значу.

Л и л и а н. О чем хотите поговорить со мной, сэр?

Д ж и м м и. Лучше, если мы определим тему наедине.

Л и л и а н. Согласен, Джордж, чтобы мы с ним уединились?

Д ж о р д ж. Я не знаю, Ли.

Л и л и а н. Не выкручивайся! Бросаешь меня?

Д ж о р д ж. Я улетаю. Поверь, пожалуйста, я улетаю ради такого дела… Это такое дело, ради которого не жалко жизнь отдать. Возможно, я могу спасти и себя, и тебя, и Джимми, вернее, ваших будущих детей. Если удастся, я вообще всех нас спасу.

Д ж и м м и. Послушайте, Ли. Пока он спасает человечество, мы могли бы пойти выпить по стаканчику. Я ничуть не хуже Джорджа. Или не нравлюсь вам?

Л и л и а н. Отчего же? (Изучает его.) А я вам?

Д ж и м м и. Я бы так сказал: вы мне весьма нравитесь.

Л и л и а н. Вы решились бы заняться фермерством?

Д ж и м м и. Это вряд ли. Но… У вас большая ферма?

Л и л и а н. Гигантская. Самая большая на Юге.

Д ж и м м и. Значит, на ее территории можно вполне построить небольшое металлургическое предприятие.

Л и л и а н. А почему бы и нет?

Д ж и м м и. Ваши родители согласятся?

Л и л и а н. Все решает вопрос моего замужества.

Д ж и м м и. Сделка состоялась! Чем недовольны?

Л и л и а н. Джордж! Возьми меня с собой.

Д ж о р д ж. Не могу, Ли.

Д ж и м м и. Мне это не нравится, мисс.

Л и л и а н. Что делать, сэр! Он очень милый. Я уже привыкла к нему. Он единственный, кто не взял у меня денег.

Д ж и м м и. У этого парня не все дома.

Д ж о р д ж (с усмешкой). Не все дома — это у тебя, Джимми, не все дома. Ты мог сегодня выиграть соревнование и ничего не сделал для этого. Да, мог! Если слышал про аппарат Бимена, разве ты не мог заранее ознакомиться с ним?

Д ж и м м и. Я же сказал тебе: его не было в моих лентах.

Д ж о р д ж. Но ты мог почитать учебник.

Д ж и м м и. Смеешься, что ли? Неужели, по-твоему, я могу почитать и запомнить достаточно, чтобы сравняться с теми, кто действительно знает? Видите, мисс, он полоумный.

Д ж о р д ж. Я не люблю этого слова, Джимми. Я нормальный.

Д ж и м м и. Ты всегда был полоумный.

Д ж о р д ж. Если я полоумный, тогда ты полный дурак.

Д ж и м м и. Извинись, Джордж.

Д ж о р д ж. Ты кретин. Это написано на твоем лице.


Идут друг к другу. Свисток. Входит  П о л и ц е й с к и й. Вдали появляется  Б а л а я н.


П о л и ц е й с к и й. Довольно. Хватит. (Достает наручники.)

Д ж и м м и. Он из сумасшедшего дома, сэр!


Балаян подходит.


Б а л а я н. Одну минуту, сержант. Что тут происходит?

П о л и ц е й с к и й. Эти двое нарушили порядок.

Б а л а я н. Что ж, всю ответственность я возьму на себя. Это мой гость. (Показывает удостоверение.)

П о л и ц е й с к и й (отдает честь). Слушаюсь! Можете забрать вашего гостя. (Джимми.) А ты пойдешь со мной.

Л и л и а н. Не троньте его! Не прикасайтесь!

П о л и ц е й с к и й. Мисс, я вас хорошо и давно знаю. Вы не имеете никакого отношения к этому парню.

Л и л и а н. Ошибаетесь! Имею! Это мой жених! Прости меня, Джордж. Это мой муж. Не троньте его! Это владелец металлургического предприятия, построенного на моей ферме. (Решительно уводит Джимми.)

Б а л а я н. Ладно, сержант, вы свободны.


С е р ж а н т, козырнув, уходит. Джордж изумленно смотрит на Балаяна. Тот, словно не замечая, вожделенно оглядывает банки с пивом.


Д ж о р д ж. Спасибо, сэр, но ведь я не ваш гость.

Б а л а я н. Все в порядке. (Открывает банку.) Замучила жажда. (Пьет пиво.) Зовите меня просто Ованес. Мы будем друзьями. Едва успел! Торопился помочь вам, и пересохло горло. Не пугайтесь. Я с утра наблюдаю за вами. Хотите знать, почему? Да потому, что у вас горе. Ведь это так, правда?

Д ж о р д ж. Да, сэр.

Б а л а я н. У вас было потерянное лицо, вы не находили места. О господи, вы удивлены. Вы интересны мне потому, что мое учреждение изучает таких людей.

Д ж о р д ж. Каких таких?

Б а л а я н. Обездоленных. Мое учреждение называется департаментом социологии, сам я историк. Мы изучаем прошлое и настоящее. И хорошо бы изучить вас. Какое превосходное пиво! (Пьет.) Молодое поколение, к которому вы принадлежите, вовсе не интересуется ни социологией, ни историей, ни настоящей литературой.

Д ж о р д ж. Мне не все понятно, сэр, но я чувствую, вы крупная фигура и вам многое по силам.

Б а л а я н. Да, кое-что могу. По-моему, вы голодны.

Д ж о р д ж. Да. Как вы угадали?

Б а л а я н. По глазам.

Д ж о р д ж. По моим глазам?

Б а л а я н. Да, вот эта линия нижнего века указывает на голод.

Д ж о р д ж. Значит, историки могут все угадать по глазам — и какое горе, и какой аппетит?

Б а л а я н. Нет, нет, не все. Не хотите ли пообедать со мной в моем номере? Я живу в отеле «Полярис».

Д ж о р д ж. «Полярис»? Возможно, вы новианин?

Б а л а я н. Землянин, но близко знаком со многими руководителями Новии.

Д ж о р д ж. О сэр! И они с вами тоже знакомы?

Б а л а я н. Ну конечно же!

Д ж о р д ж. И они уважают вас, сэр?

Б а л а я н. Мне кажется, да.

Д ж о р д ж. О, вы несомненно можете помочь мне!

Б а л а я н. Пожалуйста. Какое у вас горе?

Д ж о р д ж. Я еще не совсем уверен, сэр, что могу открыться. Вероятно, будет правильнее, если прежде, чем вы начнете изучать меня, я немного изучу вас.

Б а л а я н. Это справедливо.

Д ж о р д ж. Выпейте еще баночку пива, сэр.

Б а л а я н. Спасибо. С удовольствием. Хотите споить меня?

Д ж о р д ж. Я впервые вижу историка, и мне не совсем ясно, для чего изучать прошлое, если с ним уже покончено.

Б а л а я н. С прошлым не бывает покончено. Оно объясняет настоящее. Почему, например, у нас такая система образования?

Д ж о р д ж (с холодком). Потому что она самая лучшая!

Б а л а я н. Я слышу иронию, но система удачная.

Д ж о р д ж. А что такое социология, сэр?

Б а л а я н. Эта наука занимается изучением человеческих коллективов. Как и зоология, скажем, делится на ряд специализированных отраслей. Историки, психологи, специалисты по культуре.

Д ж о р д ж. Культурность, по-моему, если она есть, и так видна. Зачем изучать культуру, сэр?


Балаян тихо, грустно смеется.


Я сморозил глупость?

Б а л а я н. Вы не виноваты. Культура есть совокупность всех сторон жизни. К культуре относится и то, каким путем мы зарабатываем себе на жизнь, и то, во что верим, от чего получаем удовольствие, наши представления о добре и зле. (Садится на землю.) У меня закружилась голова. Вы своего достигли. Дома жена мне никогда не разрешает пить пиво. Ну как, считаете, что достаточно проэкзаменовали меня?

Д ж о р д ж. Я начинаю вам верить.

Б а л а я н. Какое у вас горе, мой мальчик?

Д ж о р д ж. Скажу, но поставлю условие: немедленно устройте мне свидание с каким-нибудь ответственным лицом Новии.

Б а л а я н. Ну, знаете! Новианин в дни олимпиады — немедленно… Не берусь. Немедленно — нет! Условие невыполнимо.

Д ж о р д ж. Вы сами — важное должностное лицо. Я видел, как вытянулся перед вами полицейский. Если откажетесь выполнить мое условие, я не позволю вам изучать меня.

Б а л а я н. Хорошо. В «Полярисе» живет министр кадров Новии. Я сейчас вызову скиммер, мы полетим, перекусим, и попрошу у Министра аудиенции… хотя на успех не надеюсь.

Д ж о р д ж. Постарайтесь, сэр! Не хотите ли еще баночку пива? Пейте, пожалуйста, пока с вами нет вашей жены, пейте сколько угодно. Это совершенно бесплатно!


Свет гаснет. Освещен пульт. Недвижимо стоят  А н т о н е л л и  и  Х а л и. Поодаль — М а р и я  и взбешенная  м и с с  Т а й т.


М и с с  Т а й т. В чем дело? Почему исчезло изображение?


Антонелли и Хали молчат с каменными лицами.


(Марии.) Что с тобой, девочка?

М а р и я. Скажите, мисс Тайт, где-нибудь на Земле еще сохранились монастыри?

М и с с  Т а й т. По-моему, есть один мужской монастырь в Тибете. (Громко, сухо.) Где изображение? Что происходит, Хали?

Х а л и. Идет магнитная буря. Ионосфера ненадежна.

М и с с  Т а й т (Антонелли). Не верю!

А н т о н е л л и. Ну хорошо, я выключил аппаратуру.

М и с с  Т а й т. Почему?

А н т о н е л л и. На экране появился Балаян. Он пьет пиво.

М и с с  Т а й т. По-вашему, я слепая?

А н т о н е л л и. Ему нельзя пиво. И кроме того… Вы привели воспитанницу. И вообще явились без позволения.

М и с с  Т а й т (медленно). Не только явилась, Карло, но и намерена спросить: где вы пропадали вчера весь вечер?

А н т о н е л л и. Мы играли в бридж.

М и с с  Т а й т. Так и думала! Испекла пирог, вырядилась в новое платье и прождала до ночи, как наивная тетеря.

А н т о н е л л и. Извините, Луиза.

М и с с  Т а й т. Немедленно включите изображение!

А н т о н е л л и (сухим, звенящим голосом). Этично ли, если юная воспитанница начнет подсматривать за генеральным психологом и слушать все, что он скажет с экрана?

М и с с  Т а й т (помедлив). Иди заниматься, Мария. Балаян добрый человек. Он все сделает для пользы Джорджа.

М а р и я (тихо, Антонелли). Это так, сэр?

А н т о н е л л и. Ты не веришь мисс Тайт?

М а р и я. Мне кажется… В чем польза, сэр? В чем польза? Вы не должны мешать. Джордж должен улететь. Он умен. Нормальному человеку не место в этой мышеловке.

А н т о н е л л и. Могла бы поискать для нашего учреждения название более пристойное.

М а р и я. Это не трудно, сэр. Мухоловка, крысоловка, душегубка. (Умоляюще.) Сэр!

А н т о н е л л и. Что ты еще хочешь, анархистка?

М а р и я. Отпустите меня. Пожалуйста, отпустите! Я домой хочу, к маме. Я там привыкла. У нас хорошая уютная комната. Буду помогать маме работать.

А н т о н е л л и. Закон запрещает работать без колпака.

М а р и я. Поработаю бесплатно, только дайте визу, что отпускаете. Я буду жить тихо, никто не заметит.

А н т о н е л л и. Ваше воспитание, Луиза! Прости, Мария, я отвлекся. Тебе не жаль оставить нас? Изучила сольфеджио, теорию музыки, дали чудесные старинные инструменты, сочиняешь песенки.

М а р и я. Давно ничего не делаю. Музыка жила во мне, мы расстались. Для кого мне играть?

А н т о н е л л и. Как для кого? Для нас. Для меня, например.

М а р и я. Это нелепо — играть для вас, очень смешно.

А н т о н е л л и. Твоя непосредственность изумительна.

М и с с  Т а й т. Оставьте допрос. Ей следует отдохнуть.

Х а л и. Да, сэр, пусть возьмет небольшой отпуск.

А н т о н е л л и. Нет! Заниматься каждый день! Теперь будет только по-моему. В работе обретается вдохновение, само не приходит. Дома, видите ли, она станет болтаться по городу, потом играть с мамой в четыре руки, мыть кошку, валяться на кровати и читать комиксы. Ежедневно заниматься! Это приказ, мисс Тайт. Визу, Мария, не получишь.


Мария идет, садится на скамеечку. Достает окарину, разглядывает, резко засовывает в карман.


(Наблюдая за ней.) Она смотрит кинокартины?

М и с с  Т а й т. Нет.

А н т о н е л л и. Показывайте! Ежедневно! Девушке необходимо усвоить: сначала любят одного, потом другого. Луиза! Вижу. Не ссорьтесь! У меня гипертоническая болезнь. Я прошу. У меня давление повысилось.

М и с с  Т а й т. Параграф первый нашего устава…

А н т о н е л л и. Знаю! Любой протест приму как должное. Пусть отравится, пусть ударит меня канделябром по голове — уже били, — пусть выбросится в окно, что угодно, но только не по причине любовных страданий. Луиза! Я не сплю пятые сутки.

М и с с  Т а й т. Хорошо, выспитесь, мы поговорим, а сейчас можете поцеловать мне руку.

А н т о н е л л и. Я вас обожаю, Луиза! Включите аппаратуру, Хали, быстрее! Там появился Грегори. Мне Балаяна жаль. У нас трусливые врачи, связали нас. Только сила убеждения может сейчас помочь Балаяну. С гениями, знаете, говорить не просто. Ну что, Хали? (Мисс Тайт.) Вы понимаете, мы будем обязаны доложить о случившемся правительству. Очень жаль Балаяна! Где изображение, Хали? Что у вас перегорело? Пахнет дымом.


Вспышка — и пульт исчез. Слышна окарина. Освещается гостиничный номер. Б а л а я н  заклеивает конверт, передает чопорному вышколенному  С л у ж и т е л ю  в форме официанта. В стороне, наблюдая тревожно, стоит  Д ж о р д ж.


Б а л а я н. Передай это письмо и дождись ответа.


Поклонившись, С л у ж и т е л ь  уходит.


Не понимаю, мой мальчик: стол накрыт, обед давно стынет. Почему не хотите есть?

Д ж о р д ж. Что вы написали Министру, сэр?

Б а л а я н. Пять слов. (С улыбкой.) Прошу аудиенции для друга, имени которого так и не знаю.

Д ж о р д ж. Думаете, Министр примет меня?

Б а л а я н. Это непредсказуемо. Я предупреждал, надежды мало. Вы не назвали себя, и я по-прежнему ничего не знаю о вас. Загадочный вы человек! Очевидно, не представляете, мой мальчик, как важно моему учреждению добиться вашей искренности и побольше узнать о ваших бедах. Ведь неблагополучие отдельного лица есть неблагополучие общества.

Д ж о р д ж (тихо). Служитель возвращается.


С поклоном входит  С л у ж и т е л ь.


С л у ж и т е л ь. Там шумный банкет. Министр идет сюда.

Б а л а я н. О! Невероятно! Готовь крепкие коктейли. (Джорджу.) Вам повезло. При обращении к Министру называйте его «достопочтенный». Руководители отдаленных планет крайне самолюбивы. Вы побледнели. Хотите успокоительную таблетку? (Служителю.) Дай нам что-нибудь.


Служитель молча подносит два бокала.


Б а л а я н. Что ты нам предлагаешь, Див?

С л у ж и т е л ь. Кисель из брусники.

Б а л а я н. Странный. (Нюхает.) Что это такое?

С л у ж и т е л ь. Древняя ягода. Начали выращивать.

Б а л а я н (с опаской). И это вкусно, по-твоему?

С л у ж и т е л ь. Не могу знать, питаюсь от аккумуляторов.

Д ж о р д ж. Почему вы, историк, не знаете о бруснике?

Б а л а я н. Это дело историков ботаники.


Слышится смех. Входят  М и н и с т р, р о с л а я  д е в и ц а  и  Г р е г о р и. Балаян склоняется в полупоклоне. Джордж замирает в стороне.


М и н и с т р. Вполне допускаю, Ованес, что, пока мы на Земле, за нами идет слежка, но чтение мыслей… (Смеется.) Я сегодня думал о вас! (Представляет.) Любимая секретарша, в командировках всегда со мной. Мой консультант Грегори. Я устаю, Ованес, сплошные банкеты утомительны. Новианская цивилизация так же высокоразвита, как и цивилизация Земли, но вот нелепость: приходится прилетать за специалистами.

Б а л а я н. Вы можете покупать ленты, достопочтенный.

М и н и с т р. Это же типичное ханжество, Ованес. Вы знаете, что лента стоит дороже тысячи специалистов. (Берет у Служителя коктейль, пробует.) Покрепче! (Балаяну.) Сегодня я раздобыл десяток металлургов.

Б а л а я н. Знаю. Я там был.

М и н и с т р. Тогда вам известно, они отличаются от прежних только спектрографом Бимена. Ленты почти не меняются.

Б а л а я н. Мы не заставляем приобретать их.

М и н и с т р (берет коктейль). Да, но зато продаете специалистов нового типа на Ландаум, а мы не должны отставать. Вы втягиваете нас в заколдованный круг, вы, лицемерные земляне! Но берегитесь, найдем выход. Вы просили аудиенции для этого молодца? Говорите, юноша, кратко.


Балаян отступает. Все смотрят на Джорджа.


Д ж о р д ж. Достопочтенный, я могу показать вам выход из заколдованного круга, о котором вы только что упомянули. Вы можете создать свою собственную систему образования.

М и н и с т р. Хм. Каким же образом? Без лент?

Д ж о р д ж. Да-да, достопочтенный.

М и н и с т р (Балаяну). Это ваша шутка, мой старый друг?

Б а л а я н. Поверьте, я тоже изумлен, но этот юноша — объект моих исследований, и я потакаю ему.

М и н и с т р (Служителю). Коктейль! Ну, молодой человек?


Все с любопытством смотрят на Джорджа.


Д ж о р д ж. Я был сегодня на олимпиаде.

М и н и с т р (вежливо). Как, и вы тоже? (Под смех секретарши.) По-видимому, там присутствовало все население Земли.

Д ж о р д ж. Нет, достопочтенный, но я там был. В соревновании участвовал один мой друг. Он получил образование с учетом Хенслера, но заранее знал, что потребуется знакомство с аппаратом Бимена. Нужно было усвоить немного дополнительных сведений, решалась судьба всей его жизни, но он ничего не сделал!

М и н и с т р. А где бы он взял ленту с новой информацией? Или образование здесь, у вас, превратилось в домашнее обучение?

Д ж о р д ж. Он так и считал, что нужна лента! Но ни за что на свете даже не попытался бы доучиваться без ленты!

М и н и с т р. Отказался? Да? (Под смех секретарши.) Может, он из тех парней, которые хотели бы летать без скиммера?

Д ж о р д ж. Не думайте, что это шутка, достопочтенный. Ленты не годятся. Учат слишком многому, но… знания застывают. Человека нужно с самого начала заставить учиться по книгам, самостоятельно. Он привыкнет и будет учиться дальше. Разве не разумно, достопочтенный? И вы сможете своего металлурга, знающего Хенслера, быстро научить пользоваться Бименом, вам не придется летать на Землю с поклоном.

М и н и с т р. Как можно понять книги без образования? Как быть с математикой, например?

Д ж о р д ж. Математика начинается с некоторых простых принципов и лишь потом усложняется.

М и н и с т р. Сами-то пробовали учиться по книгам?

Д ж о р д ж (с опаской взглянув на Балаяна). Да! Возьмите меня на Новию. Я смогу составить программу и руководить.

М и н и с т р (усмехнувшись, идет, делает себе коктейль. Балаяну). Поразительный рефлекс! На Земле я всегда пью втрое больше, чем дома. (Джорджу.) Сколько понадобится времени, чтобы стать металлургом самостоятельно, без лент? Это главнейший вопрос. Ну, скажем, семь лет хватит?

Д ж о р д ж. Думаю, да.

М и н и с т р. Значит, семь лет человек бесполезен, но его нужно кормить, обеспечивать жильем, платить ему, а когда он будет готов, появятся улучшенные модели профессии.

Д ж о р д ж. Да, но к тому времени он станет опытным учеником. Усвоение новых деталей для него вопрос дней.

М и н и с т р. Предположим, вы самостоятельно выучились. Может ли ваше умение сравниться с умением участника соревнований, который получил знания через ленты?

Д ж о р д ж. Может, и нет, зато он сможет придумывать новое.


Министр разводит руками. Секретарша смеется.


Вы будете иметь в запасе людей, мыслящих самостоятельно.

М и н и с т р (сухо). Сами-то придумали что-нибудь новое?

Д ж о р д ж. Нет, но ведь я один и не так много учился.

М и н и с т р (идет к Балаяну, обнимает его). Я сделал одолжение, о котором вы просили, Ованес. Право же, завтра трудный день. Объясните вашему подопечному, что мы дорожим временем. Мы ведем войны. У нас достаточно сырья, чтобы платить. Когда захватим соседние планеты, мы захватим и земной интеллектуальный рынок. Проводите меня.


Все удаляются, кроме Служителя и Джорджа.


Д ж о р д ж. Див, сделайте мне… Сделайте крепкий коктейль!


Внезапно возвращается  Г р е г о р и.


Г р е г о р и (Служителю). Выйди. И не вздумай подслушивать.


С л у ж и т е л ь  высокомерно удаляется.


Г р е г о р и. Вы идеалист, Джордж. Давайте договариваться. Мы зря теряем время.

Д ж о р д ж. Да, кажется, сэр, что зря.

Г р е г о р и. У меня с собой несколько лент. Я сам исследовал ваш мозг. Он годится для многого. Решайтесь! Вы придете в мой номер вечером, а на рассвете улетите. Я доложу Министру, он даст транспорт.

Д ж о р д ж. Мне очень грустно, сэр, но, кажется, я должен отказаться. (Задумывается.) Какие у вас есть ленты?

Г р е г о р и. Предлагаю профессию гравитационника.

Д ж о р д ж. Мне очень грустно!

Г р е г о р и. Земля забудется. Вы попадете на цветущую планету с прекрасным климатом. Станете богатым человеком. У вас будет собственный скиммер, собственный дом на берегу озера. Вы не знаете себе цены, Джордж!

Д ж о р д ж. Мне очень грустно, сэр, но, кажется, я должен сказать: нет. (Задумывается.) Скажите, сэр, какой колпак надели вашему Министру, когда он был в моем возрасте?

Г р е г о р и. Послушайте, Джордж, он был пьян.

Д ж о р д ж (вздохнув). Я не хочу на Новию, сэр.


Появляется  Б а л а я н. Увидев Грегори, проходит, садится в кресло. Молчит, закрыв лицо руками.


Б а л а я н. Я помешал, Джордж?

Д ж о р д ж. Вы знаете мое имя? Вы с самого начала знали, кто я?

Б а л а я н. Я знаю о вас все. Я хотел помочь вам.

Д ж о р д ж. Мне не нужна ваша помощь. Я не слабоумный. Я не хочу в приют. Лучше любой колпак, чем приют! (Грегори.) Я сейчас же иду к вам.

Б а л а я н (спокойно). Грегори не посмеет вас увести. И он знает, что не посмеет, но я сам отпущу вас к нему.

Д ж о р д ж. Очередная ложь, сэр?

Б а л а я н (устало улыбаясь). Думаете, я лгу, Грегори?

Г р е г о р и. Возможно, и не врете, сэр.

Д ж о р д ж. Доктор Грегори, не уходите!

Б а л а я н. Ладно, Грегори, садитесь, садитесь. Через несколько минут вы его заберете. Я знал, что вы окажетесь здесь. Мне ничего не стоит упрятать вас за решетку, но я не стану применять санкции ради покоя этого мальчика. Давайте честно соревноваться, хотя, по всему видно, я проиграю. Паренек сбежал от нас, и мы не стали его задерживать, он оказался слишком упрямым. Дальнейшее содержание в приюте грозило тяжелым нервным заболеванием. Как видите, я открыл карты.

Д ж о р д ж. Кто вы такой, сэр?

Б а л а я н. Когда-то, как и вы, я попал в приют. Жил там и учился несколько лет. Ну, Грегори, готовы вы сказать правду?

Г р е г о р и (решившись). Как думаете, Джордж, кто в конце концов изобретает модели механизмов, для которых нужны новые специалисты? Кто, например, изобрел микроспектрограф Бимена? Я думаю, человек по имени Бимен. Но дело тут вот в чем. Он не мог получить образование при помощи ленты. Ему не удалось бы продвинуться вперед. Значит, этот Бимен особый специалист. Кто же тогда создает ленты для обучения особых специалистов? И вообще, кто создает ленты? Где-то должны быть мужчины и женщины, способные к оригинальному мышлению. Так вот, Джордж, вы один из тех, кто годится для этого.

Д ж о р д ж. Почему мне не сказали этого с самого начала?

Г р е г о р и (на Балаяна). Они боятся неприятностей.

Б а л а я н. Верно. У нас имеются кое-какие кустарные способы угадывать тех, кто, может быть, обладает способностью к самостоятельному творчеству. О таких мальчиках и девочках докладывают в День чтения, как, например, доложили о тебе. По грубому подсчету, таких выявляют в День чтения одного из десяти тысяч. В День образования их проверяют, и оказывается, что в девяти случаях из десяти поднята ложная тревога. Словом, примерно один из ста тысяч имеет право попасть в приют.

Д ж о р д ж. Но почему не объяснить это прямо и громко?

Б а л а я н. А как же остальные? Нельзя, чтобы они считали себя неудачниками. Они стремятся получить профессию и — ту или иную — получают. Каждый может прибавить к своему имени «дипломированный такой-то или такая-то». Каждый занимает свое место в обществе. Это необходимо.

Д ж о р д ж. Ну, мы исключения, но нам-то можно сказать?

Б а л а я н. Нельзя! В этом и заключается последнее испытание. Девять из десяти, попавших в приют, оказываются не совсем подходящими для творчества, и нет аппарата, который мог бы выделить из десятка тогоединственного, кто нам нужен.

Д ж о р д ж. Каким же образом вы определяете его?

Б а л а я н. Тот, кто не желает смириться с жизнью в приюте для ненормальных, он и есть тот, кто нам нужен. Быть может, жестокий метод, но он оправдывает себя. Такие люди, как ты, Джордж, способствуют техническому прогрессу полутора тысяч миров. Мы не можем позволить себе потерять хотя бы одного из их числа, но и не станем тратить усилия на того, кто не оправдывает наших надежд или сам не хочет.

Д ж о р д ж. Как поступаете с теми, кто не оправдывает надежд?

Б а л а я н. В конце концов они получают образование посредством лент. Антонелли — один из них. Он дипломированный психолог. Я — тоже. Мы составляем, так сказать, второй эшелон.

Д ж о р д ж. Второй эшелон чего? Системы колпаков?

Б а л а я н. Ты уже иронизировал по этому поводу, Джордж. Да, как всякая система, и эта имеет недостатки, но она надежна и экономична, я говорил тебе, она выручила нас.

Д ж о р д ж. Не соглашусь с такой оценкой, сэр. Я испытал эту систему на собственной шкуре. Вы сами знаете, что она вредная и глупая, и вы, по виду такой симпатичный человек, служите ей.

Б а л а я н. Я служу прогрессу, цивилизации.

Д ж о р д ж. А для чего тогда цивилизация, сэр? (Смотрит на молчащего Балаяна, на Грегори и снова на Балаяна.)

Б а л а я н. Ты задал вопрос о смысле существования. Это столь глубокий вопрос… Я сам долго мучился им, но вот уже немолод и просто служу — без ответа. Система образования, если не врать, есть система отбора. Если отбор невозможен, общество гибнет. Я все сказал тебе, Джордж. Теперь ты знаешь, кто ты такой. Решай свою судьбу сам. Действуйте, Грегори. (Уходит.)

Д ж о р д ж (смотрит на Грегори). Это все правда?

Г р е г о р и. Да.


Джордж молчит, спокойно раздумывая.


Это долгий и тяжкий путь, Джордж, который он предлагает, долгий и тяжкий, но никто на свете не гарантирует тебе успеха. Может, однажды, когда уйдут годы и вдруг откажут способности и уйдет молодость, ты все же будешь вынужден надеть самый заурядный колпак и стать еще одним заурядным служащим приюта. Разве ты этого хотел, Джордж? Я думаю, мы пойдем ко мне и ты еще раз подумаешь, какая профессия тебе по душе. И ты получишь ее мгновенно.

Д ж о р д ж. Пошли.


Свет возвращает нас в приют. На стульях рядом сидят  м и с с  Т а й т  и  М а р и я. Появляются  м у з ы к а н т ы, настраивают инструменты. Поглядывая на них, мисс Тайт закуривает папиросу. Смотрит на Марию и глубоко затягивается дымом.


М и с с  Т а й т (спокойно). Музыканты ждут.

М а р и я. Зачем вы меня мучаете?

М и с с  Т а й т. Он теперь, я имею в виду Антонелли, требует ежедневного отчета. Начнем репетицию. Там у тебя во второй части не слышно пиццикато. И весь кусок вялый.

М а р и я (равнодушно). Это не вяло, это нудно. Это очень медленная часть. Здесь не играть, плакать нужно, а они устраивают базар.

М и с с  Т а й т. Начнем. Может, получится. Он, этот педант, я имею в виду Антонелли, считает, что все неудачи твои из-за того, что я тебя неверно воспитывала. Тебе же не хочется, чтобы меня уволили?


Мария идет к оркестру, взмахивает рукой и обрывает звук, заметив  Д ж о р д ж а. Он бредет, едва передвигая ноги.


М а р и я (медленно подходит к нему). Значит, вернулся?

Д ж о р д ж (тихо). Я здесь.

М а р и я. Так рада видеть тебя и так жаль тебя, Джорджи! Что творится в мире! Почему ты вернулся? Ты ко мне вернулся?


Он отрицательно покачивает головой.


Честный человек! Честный! Прямой!

Д ж о р д ж. Ведь я мог и улететь, ты знаешь, к чему вилять? И чуть не улетел было, и надел колпак уже, но в последний момент… получилась драка, свалка. Мне помог, наверно, этот «куриный бог». (Снимает камушек.) Возьми. Спасибо. Мне было очень тяжело без тебя.

М а р и я (молчит, опустив взгляд). Ой, плохо, что вернулся! Мне кажется, я поглупела от радости, но здесь все ужасно, Джордж, все бессмысленно. Зачем, Джордж?

Д ж о р д ж. Буду читать книги. Буду думать. Буду читать.

М а р и я. Что толку? Что толку?

Д ж о р д ж. Я должен выяснить, зачем нужна цивилизация. Я должен это выяснить!

М а р и я. Так вот скажу: ты ненормальный! (Идет к оркестру, взмахивает палочкой.)


Оркестр играет. Джордж слушает задумчиво. Вдали появляется  Б а л а я н. Скрестив за спиной руки, следит за тем, как к Джорджу неторопливо и строго приближается  А н т о н е л л и. Оркестр умолк. Голос Антонелли любезен и тих.


А н т о н е л л и. Очень рад, что вижу вас здесь.

Д ж о р д ж. Я вернулся.

А н т о н е л л и. Очень рад, Джордж, что нам не пришлось прибегнуть ни к каким насильственным мерам.


Джордж взглядывает на него и слушает музыку.


Конечно, вы можете еще немного послушать оркестр, это недурное музыкальное сочинение, но вас ждет скиммер. Пора лететь.

Д ж о р д ж. Куда, сэр?

А н т о н е л л и. На острова. Вы будете там жить.

Д ж о р д ж. Но я никуда не хочу лететь!

А н т о н е л л и. Ничего нельзя изменить, Джордж. Идите в свою комнату, соберите вещи.


С тихой горечью Джордж молча смотрит на него.


В запасе у вас, Джордж, не больше двух-трех минут.


Мария медленно, медленно подходит к Джорджу, снимает с себя камушек с дырочкой, протягивает ему. Джордж словно не видит, молчит горько. Он оглядывается затравленно — и тотчас со всех сторон возникают  с л у ж и т е л и.


Д ж о р д ж (помедлив, тихо). Давай! (Берет амулет, надевает.)

М а р и я (быстро идет к оркестру, со сдержанной яростью). Я вас заставлю работать. Вы у меня будете работать! Вот вам темп. (Играет на окарине.) Слышите? Я вас так заставлю играть, что у всех челюсти сведет от восторга. Начнем!


Оркестр набирает силу. Все смотрят на Джорджа. Музыка становится мощной, гремит, и идет занавес.

ДИРЕКТОР ТЕАТРА Сцены в двух частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
в порядке появления
Ч и м е н д я е в  Н и к о л а й  П р о к о п ь е в и ч.

О к у н е в  М и х а и л  В л а д и с л а в о в и ч.

В о з н е с е н с к и й  О л е г  О л е г о в и ч.

С в и т и ч  Л а р и с а  И в а н о в н а.

Ч у д а к о в а  А н н а.

Т а н я.

О л ь г а  Я к о в л е в н а.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Обнаженная сцена со свисающими штанкетами и уходящей ввысь кирпичной стеной позади всего. Много мебели, света мало, густые тени, ощущение, будто склад. Нарастая, звучит музыка из «Хрустального завода». Входит  Ч и м е н д я е в. Типичный широколицый сообразительный российский мужик, в превосходном костюме. Растерян. Оглядывается, но никого из тех, кого бы хотел встретить на складе, нет. Идет вправо, останавливается, задумавшись. Идет к стене влево и оборачивается, услышав шаги. Входит  О к у н е в. Поджарый, неулыбчивый, средних лет, в джинсах и свитере. Поднимает микрофон, садится на пол, смотрит в глубину, не двигаясь. Чимендяев безрадостно наблюдает за ним. Окунев говорит в микрофон: «Ну». Спокойное «ну» громко прокатывается по зданию. «Отключите динамики», — говорит Окунев. И это гремит, но после тишина уже не нарушается.


Ч и м е н д я е в. Рад, что вы на месте. Как всегда, работаете. Все утро провел в автоинспекции, ничего не делаю. (Садится в кресло.) Погода солнечная, неожиданное тепло.

О к у н е в (в микрофон). Ну. (Смотрит туда же в глубину.)

Ч и м е н д я е в. Погода отличная. Вчера разглядывали световые картинки, а сегодня Вознесенского с нами нет.


Закрывая стену, сверху падает белое полотно.


О к у н е в (встал; в микрофон). Калейдоскоп. Номер семнадцать.


Чимендяев повернул кресло. Смотрят оба. Свет на полотне дробится, потом гаснет. О к у н е в  уходит.


Ч и м е н д я е в (поворачивается с креслом к залу, молчит). У него были нелады с директорами, но он был художник, взыскивать нельзя. Любой знает, с художником следует обращаться бережливо. Художник помогает человеку увидеть жизнь. Сам человек может ничего и не увидеть.


Из кулис со стремянкой идет  О к у н е в. Остановился.


(Недовольно.) Разговариваю с собой. (Строго.) Художник поясняет мир. Можно понять на примере истории. Чингисхан, Юлий Цезарь, Кромвель. Что известно? Фото не было.

О к у н е в. О Цезаре много, о Кромвеле все. Законы, речи в парламенте, мемуары, переписка.

Ч и м е н д я е в (холодно). Кто все это будет читать?


Молчат. Подхватив стремянку, О к у н е в  уходит.


Я был в Париже, но приехал с готовыми представлениями. Париж Мопассана, Золя, Франса. Это и осталось. Вам говорили в школе: «Брут убил Цезаря»? Кто важней для нас в той эпохе: эти двое или художник, рассказавший о них? Мы с Вознесенским много про это говорили. Он меня любил, товарищи! (Молчит, встает, улыбается.)


Из-за полотна навстречу вышагивает  В о з н е с е н с к и й. Легкий, стройный. Высокий лоб, взгляд прямой, чистый. Лицо кажется аскетичным, пока не осветится улыбкой. Человек этот то болезненно недоверчив, то открыт по-детски. Сейчас он пьян, очень внимателен, заботлив, в руках по бутылке. Чимендяев обалдело улыбается, ищет портфель.


В о з н е с е н с к и й. Шагайте сюда. Приземляйтесь.

Ч и м е н д я е в. Зачем меня напоили? Куда привели?

В о з н е с е н с к и й. Не надо волноваться, сейчас все увидите. Садитесь. Квартира пустая, дети и старухи на даче.

Ч и м е н д я е в (сел). На чем мы остановились? Пытаюсь вспомнить, но голова кружится. Сто вопросов! Вы мне ужасно нравитесь, во всех газетах о вас читаю. Ваш директор умен?

В о з н е с е н с к и й (улыбнулся). Не глуп. Мой директор не комильфо.

Ч и м е н д я е в. Вам приходится за него работать?

В о з н е с е н с к и й. Ежедневно.

Ч и м е н д я е в. Очень вас понимаю! (Встал.) А где хозяйка?

В о з н е с е н с к и й. Не думайте о женщинах, нам надо совещаться. Весь вечер лишь о женщинах говорите!

Ч и м е н д я е в. Они охотятся за мной, как звери!

В о з н е с е н с к и й. Позвольте вам не поверить.

Ч и м е н д я е в. Клянусь! Как только развелся. Как львы!

В о з н е с е н с к и й. Что они в вас находят?

Ч и м е н д я е в. Я очень богат.

В о з н е с е н с к и й. Сколько у вас денег?

Ч и м е н д я е в. Не скажу. Много. Жена обманывала меня.

В о з н е с е н с к и й. Это нарочно придумали, чтобы бросить ее.

Ч и м е н д я е в. Разыгрываете, а все серьезно, я долго не имел возможности жениться. Когда разрешили, так сказать, то поспешил. (Садится.) Мы вот, значит, на чем остановились. Понюхали Баренцево море, сделали полтора выхода и накрылись, лежали в госпитале. Потом вы перешли на гражданку, плыли Северным морским путем. Вам сколько было?

В о з н е с е н с к и й. Двадцать три. Перегоняли сейнер, застряли в Певеке, я улетел на материк. Той же зимой сыграл Гамлета в любительском спектакле, был вознесен, покинул флот.

Ч и м е н д я е в. Вы, извините, по происхождению кто?

В о з н е с е н с к и й. Извините, я по происхождению дворянин. (Встает вдруг.)

Ч и м е н д я е в. О! Я это чувствовал по вашей выправке!


Из тьмы вышла  С в и т и ч. Ей за тридцать.


Здравствуйте! Разбудили, просим прощения. Есть такой анекдот, старый. Ночью на Арбате пьяный спрашивает: «Где тут ближайший ночной ресторан?» А прохожий отвечает: «В Хельсинки!» Словом, все уже закрыто, а у нас бо-ольшой разговор.

С в и т и ч. Сейчас помогу. (Уходит.)

Ч и м е н д я е в. Красивая! Замечательно красивая женщина!

В о з н е с е н с к и й. Она не женщина.

Ч и м е н д я е в (шепотом). А почему?

В о з н е с е н с к и й. Объясняю: друг и товарищ. Запомнили?

Ч и м е н д я е в. Запомнил: друг и товарищ.

В о з н е с е н с к и й. Мне кажется, у вас кружится голова. Дышите носом, пожалуйста. Я хочу, чтобы вы ей понравились, она художник. Актрисы мечтают, чтобы одевала. Портниха плюс техничка, то есть уборщица.

Ч и м е н д я е в. Техничка у вас, что ли?

В о з н е с е н с к и й. На стороне где-то, по утрам. Дышите, дышите! Про техничку вы у нее не спрашивайте.

Ч и м е н д я е в. Ни гугу!

В о з н е с е н с к и й. Еще подышите. Двое мальчишек у нее, мать, а жила на Сахалине, по соседству с вами.

Ч и м е н д я е в. Что вы говорите!

В о з н е с е н с к и й. Да, преподавала фортепьяно в училище. Пять лет назад тетка-генеральша прописала их всех в Москве. Мне кажется, если будете так дышать, все скоро пройдет. (Приносит стул.) Садитесь, прошу вас. Я не говорю, что мой директор полностью неприемлем, но вот пример. Ставлю сейчас испанского драматурга. Ситуация тревожная, все ждут провала, а он распространяет панические слухи. По-моему, нехорошо. Но он еще не худший из двух подвидов.

Ч и м е н д я е в. Два подвида? Два? (Хохочет.) А в Испании были?

В о з н е с е н с к и й. Через четыре года поеду.

Ч и м е н д я е в. Простите, виноват, что будет через четыре года?

В о з н е с е н с к и й. Футбольный чемпионат. Это потрясает!

Ч и м е н д я е в. И меня! Вас что именно потрясает?

В о з н е с е н с к и й. Страсть, характеры, игра, государственное достоинство — и смотрит весь мир. Я бы хотел поставить такой спектакль.

Ч и м е н д я е в. Жалуетесь?

В о з н е с е н с к и й. Нет, нет, не жалуюсь.

Ч и м е н д я е в. У вас очереди в кассу!

В о з н е с е н с к и й. Это отчасти ритмы. Знаете, я не люблю разговоров о профессии, но вам скажу. Да, это ритмы. Давнее увлечение. Островского с двумя оркестрами ставил — в зале и на сцене. Мне это нравится и умею, по-видимому, но вот смешно: эксплуатирую ритмы, а тайны их не постиг.

Ч и м е н д я е в. Обожаю вас! Современный человек!


Входит  С в и т и ч. Накрывает стол. Все постепенно садятся.


В о з н е с е н с к и й. Знакомься, Лариса. Николай Прокопьевич Чимендяев. Крутим роман три года. Умоляю стать директором.

С в и т и ч. Вы театральный работник?

Ч и м е н д я е в. Я строитель. Четыре года у нас роман.

В о з н е с е н с к и й. Да! Четыре года назад снимался на Севере. Этот человек дал обед в мою честь на побережье у рыбаков.

Ч и м е н д я е в. Я был там рабочим, прорабом, руководил трестом, группой трестов. Простите за саморекламу, я там являюсь заместителем председателя горисполкома и ведаю строительством. Жизнь складывалась счастливо, уезжать грустно, а Москва уже тянет. (Декламирует.) «Москва, Москва, как много в этом звуке…» Хочу в Москву, хоть умри! Кооперативную квартиру заранее выстроил в соответствии с льготами, машина есть, деньги в сберкассе, в этом смысле ничего не нужно! Сначала решил, уеду в сорок пять, но наградили орденом, неловко проситься, неудобно, решил переждать два года, но дали Госпремию — и еще решил обождать года два. (Встает. Вознесенскому.) За вашу супругу, за талант. Привет ей, завтра улечу. Нет, не могу, перепущу. (К Свитич.) Позвольте мне…

С в и т и ч. Идите за мной. (Уводит Чимендяева.)


Вознесенский встал, прислушивается. С в и т и ч  вернулась. Он строг с ней, держится так прямо, что прямее нельзя.


В о з н е с е н с к и й. Почему неприветлива с ним?

С в и т и ч. Наверно, не проснулась.

В о з н е с е н с к и й. Так проснись побыстрей.

С в и т и ч. Хорошо. Прошлой ночью собирала на дачу. Две ночи перед тем рожала Катька. Дети тоже не спали, переживали. В марте делали вязку, роды первые, все волновались.

В о з н е с е н с к и й. Что такое  в я з к а?

С в и т и ч. Это когда кобеля сводят и суку. Если комиссию угостить, могут оценить щенка до восьмидесяти рублей.

В о з н е с е н с к и й. Несмотря на сложности, надо проснуться. Я что-то угадываю в нем! Возник сильный взаимный авантюризм. Крупный администратор! Этакий настоящий менеджер! Начитанный, образованный, безусловно честный. Где найдешь такого? Нужно ценить! Я его оставлю у тебя.

С в и т и ч. Чудесно!

В о з н е с е н с к и й. Иронию оставить! Ясно?

С в и т и ч. Да.

В о з н е с е н с к и й. Положите его в лучшую постель.

С в и т и ч. Хорошо.

В о з н е с е н с к и й. Выполнять безукоризненно!

С в и т и ч. Будешь доволен. Мой отец тоже был морским человеком, привыкла к командам.

В о з н е с е н с к и й. Утром проводите его на самолет.

С в и т и ч. Хорошо. Иначе он не пойдет директором?

В о з н е с е н с к и й. Вопрос времени. (Прислушивается.) Что там происходит?

С в и т и ч. Строитель уронил таз в ванной. Взглянуть?

В о з н е с е н с к и й. Не нужно тревожить. Милый человек! Налей мне вина.

С в и т и ч. Не налью, кэп. Ты можешь упасть. Скажи. Ты звонишь не часто, даже очень редко, всегда под градусом. Что с тобой в эти минуты происходит?

В о з н е с е н с к и й. Под градусом острее знаю, кому верить.

С в и т и ч. Значит, ты мне очень веришь?

В о з н е с е н с к и й (подумал). Беспредельно тебе верю.

С в и т и ч (тихо). Но ведь я тебя иногда обманываю.

В о з н е с е н с к и й. Другое! Родственников на съемки не нужно устраивать, денег взаймы вообще не просишь, роль не нужна, и даже в голову не придет замуж…


Свитич смеется. Входит  Ч и м е н д я е в. Вознесенский следит за ним с веселой нежностью.


Ч и м е н д я е в. Говорили, есть два подвида, какой второй?

В о з н е с е н с к и й. Выясняет, пил ли я накануне, кого любил пять лет назад и с кем ежедневно разговариваю по телефону. Ведь вы этим интересоваться не станете?

Ч и м е н д я е в (твердо). От информации бы не отвернулся.

В о з н е с е н с к и й. Зачем вам?

Ч и м е н д я е в. Чтобы предостеречь моего главного режиссера.

В о з н е с е н с к и й. Милый вы мой, Николай Прокопьевич, я вас люблю уже за то, что вас мне никогда никто не навязывает. Давно мечтаю: сядут два человека, два брата, честно поговорят. Мне от вас только честность нужна. Только честная помощь!

Ч и м е н д я е в (улыбнулся, листает блокнот). В коридоре обнаружил телефон. Звоню обожаемой женщине. Срочно! (Уходит.)

В о з н е с е н с к и й. Помешан на юбках, не оставляй его! Я покупаю дачу, Лариса. В долги полезу, приезжай в гости!

С в и т и ч (со смешком). Большое спасибо. (Идет к нему.)


Стоят обнявшись, как дети.


(Чуть отстранилась.) Ты болен. Сходи к доктору. Похудел. У тебя мешки.

В о з н е с е н с к и й (садится). Нервы. Сижу в кабинете, смотрю футбол, мальчики мои репетируют, я не иду, стучат — говорю, занят, и не иду, бывает, нет сил. Стучат тихо-тихо. Я смотрю футбол и чувствую себя хорошо. Или хоккей. Никаких слов! Заполучу этого мужика — все станет на место, обрету покой. Начну лечиться. Все будет хорошо.


Входит  Ч и м е н д я е в.


Ч и м е н д я е в (смеется, берет бокал). Не считаете, самая пора выпить?

В о з н е с е н с к и й. Да, если ваша женщина разрешила вам.

Ч и м е н д я е в. Звонил вашей жене! Я проявил светскость!

В о з н е с е н с к и й (медленно). Сказали, откуда звоните?

Ч и м е н д я е в. Да, но я не знаю, какая тут улица!

С в и т и ч. Она знает. Сварю вам крепкий кофе. (Уходит.)

В о з н е с е н с к и й. Вы опасный тип! Зачем звоните все время каким-то женщинам? Обратитесь к врачу-сексологу!

Ч и м е н д я е в. Думаете, я звонил вашей жене, потому что…

В о з н е с е н с к и й. Именно поэтому! (Отнял у него бокал.)

Ч и м е н д я е в. С ума сошли? У меня такая реакция наступила, в сон клонит, и нужно взбодриться. Отдайте вино!

В о з н е с е н с к и й. Когда-нибудь начнем говорить о делах?

Ч и м е н д я е в. Все решено! Я заслужил, я хочу в Москву. Я только что сказал вашей жене: все решено, хочу радости и приключений! (Отбирает бокал, держит, думает.)

В о з н е с е н с к и й. Почему вы решили сообщить ей первой?

Ч и м е н д я е в. Она мне нравится. Мне вообще нравится ваша жизнь. (Молчит, разглядывая бокал. Ставит, так и не пригубив, вдруг улыбается.) Говорил вам, что видал прославленного «Клопа»? С мамой! Театралка была. Давайте установим неофициальный срок для эксперимента и поставим точку.

В о з н е с е н с к и й. Зову работать, не экспериментировать.

Ч и м е н д я е в. Когда пятьдесят, можно и не освоить новое дело, даже если прикажут. И вам спокойнее, через год будет право сказать: эксперимент не удался. Расстанемся друзьями. Нас райком разбирать не станет. Я иду служить вам и в этом вижу смысл. Вы человек талантливый, прирожденный лидер. Вы — главный! Сто скрипачей не могут создать оркестра, необходим дирижер. Это я понимаю! (Ищет портфель.)

В о з н е с е н с к и й (тронут, следит). Уходите, что ли?

Ч и м е н д я е в. Должен хотя бы минуту поспать. Сильный сонный спазм. (Идет к кушетке, ложится, портфель под голову.) Разбудите, пожалуйста, через минуту. Очень прошу!

В о з н е с е н с к и й. В портфеле что у вас? Деньги?

Ч и м е н д я е в (закрывая глаза). Документы. (Засыпает.)


Раздается первый резкий звонок в дверь. Входит  С в и т и ч. Смотрит на Вознесенского, садится. Звонок повторяется. Звенит, словно кто-то играет.


В о з н е с е н с к и й. Не хочешь открыть? Может, и не нужно?

С в и т и ч. Не хочу. Тут так все… (Показала.) Но это же унизительно, если будет стоять там и звонить. (Уходит.)


Возвращается с  Ч у д а к о в о й. Чудакова в кофточке, в вельветовой юбке. Хрупкая. Могла бы играть мальчиков. Войдя, быстро оглядывает комнату.


Ч у д а к о в а. Где этот, который? (Видит Чимендяева и облегченно смеется.)

С в и т и ч. Кофе хотите, Анна? Только сварила! (Уходит.)


Чудакова идет к Вознесенскому, смотрит на него, бьет по лицу, затем закуривает. Он улыбается.


Ч у д а к о в а. Думала, убили. Просто сняли шапку и убили.

В о з н е с е н с к и й. Ты же знаешь, я не ношу шапку. Ты плакала?


Чудакова садится. С в и т и ч  приносит кофе, ставит.


Ч у д а к о в а. Решила, у вас дым до потолка, приеду, посижу, не могу я ночью одна, а этот мерзавец довел до слез.


В тени — О к у н е в. На руках крошечный тойтерьер.


Вышла из машины на Пресне, пошла пешком, пьяный пристал. Снова села, снова довел. Не понимаешь? Позвонила ему, заехал, едва умолила. Наверно, там компания веселая.

О к у н е в (Чудаковой; сердито). Забери свою собаку, я уезжаю.

Ч у д а к о в а (сердито). Подожди, пожалуйста, голова болит.

С в и т и ч. У мамы где-то тройчатка была.

В о з н е с е н с к и й. Тройчатка? Она такое принимает! Сядь. Расслабься, возьми вот валидолину, закрой глаза. (Усаживает Чудакову.) О чем речь, Миша?

О к у н е в. Не нужно ей в «Испанце» играть. Танцует и поет.

В о з н е с е н с к и й. Разве артистам это запрещено?

О к у н е в. Там нет содержания, Олег.

В о з н е с е н с к и й. Найдем. Я тебя выгоню. (Сдержавшись.) Давай о приятном говорить, пока у нее болит голова.

О к у н е в. У нее не болит голова.

В о з н е с е н с к и й. У нее болит голова.

Ч у д а к о в а. Не болит. (Встает.) Слушай, может, мне не стоит в «Испанце»? Он считает, надо играть Нору. Ну, это вообще, конечно. Нору и эту бабу из «Хрустального завода».

В о з н е с е н с к и й. Тебе не кажется, Миша, что ты мне мстишь?

О к у н е в. Нельзя ей быть, как утка, всеядной.

В о з н е с е н с к и й. Меня враги окружают. Смотри, до чего довел ее. Запомни, в нашем деле ничего заранее не известно. И окончательных побед в нашем деле нету. (Взял собаку.) Уходи!


О к у н е в  и  С в и т и ч уходят. Чудакова трет виски.


Сколько раз казалось, что все проваливается, но получалось. Вспомни! Нужно выложиться, Аннушка, — и все, получится хороший спектакль. Да, может не получиться, но может получиться.

Ч у д а к о в а. Почему ты здесь, Олег?

В о з н е с е н с к и й (показывая на Чимендяева). Ему нравится Лариса. Безумно! (Смеется.) Как тебе наш новый директор?


Чимендяев повернулся и смешно поджал ноги во сне. Оба смеются. Входит  С в и т и ч с большой белой подушкой, но Чимендяев встает. Площадка за ним уходит во тьму. Он достает из портфеля старые акты, задрав голову, идет с ними. Мимо проходит  О к у н е в. Возвращается, несет щит, ставит. Уходит, приносит второй, ставит. Уходит, приносит третий, ставит и замечает в глубине Чимендяева. Говорит отсутствующе: «Добрый день». Так же отвечает и Чимендяев: «Рад приветствовать».


О к у н е в (тихо говорит с осветителями; в микрофон). Откуда тень? Левый портал, возьми поуже центр, пятый левый, свети туда же. Прибавь. Убавь. Дуся! Вот что думаю, Дусенька: нужен густой пистолетик сверху. Запишем. Нет! Нет!

Ч и м е н д я е в (приближается. Некий объект вверху вызывает его жгучий интерес. Настроение веселое, рабочее). Вам не кажется, пора менять блоки и тросы? Сколько весит такой штанкет с осветительной аппаратурой? Что, если трахнет по голове? Кого в тюрьму?

О к у н е в. В тюрьму хорошо бы вас.

Ч и м е н д я е в (улыбнулся). Дерзите? (Спокойно.) Просмотрел вот старые акты, а тросы изношенные, ничего не сделано.

О к у н е в. И вы не сделаете. Простите, я работаю.


Чимендяев отходит по краю, изучая купол сцены.


(В микрофон.) Дуся, попробуем еще пистолетик. Так, так.


Свет меняется, внезапно гаснет. Тьма.


(Кричит.) Свет погас! Свет! Зовите Андрюшу. Фазу выбило!

Ч и м е н д я е в (пробирается в темноте, садится, улыбается Окуневу). О чем размышляете, Михаил Владиславович?

О к у н е в. О! Запомнили мое имя. Не ожидал.

Ч и м е н д я е в. А как бы я посмел не запомнить?

О к у н е в. В тот момент, как подошли, думал о Татищеве.

Ч и м е н д я е в. О! Историей увлекаетесь? Чем еще?

О к у н е в. Женщин люблю. Не старше двадцати двух.

Ч и м е н д я е в. И что же с такими молоденькими делаете?

О к у н е в. Иногда о Татищеве рассказываю.

Ч и м е н д я е в (смеется). Меня эта фигура давно интересует!

О к у н е в. Татищев-историк?

Ч и м е н д я е в. Администратор! Меня сердит эта возникающая ориентировка на руководителя унифицированного типа. Почему все должны быть похожи? Вредная тенденция! Татищев — фигура нестандартная. Или Суворов, Кутузов. Такие разные! Такие яркие! А вы запомнили мое имя? Я уж неделю. Знаю, окончили педагогический, но стали художником по свету, и очень хорошим, и вся жизнь у вас тут. Одна вещь непонятна, правда спросить не решусь.

О к у н е в. А вы отважьтесь, как нестандартный Татищев.

Ч и м е н д я е в. Как Татищев, думаете? (Улыбнулся.) Спрошу. Вы были первым мужем Анны Чудаковой, почему остались тут?

О к у н е в. Зачем бегать по театрам?

Ч и м е н д я е в. Какой хороший ответ! Почему же дерзили мне?

О к у н е в. Вы мне противны, все, не скрою, извините. Приходят, уходят бесследно. Много перебывало вас. Эти щиты из спектакля «Волки и овцы». Не могу добиться нормального света. Опять вызвал осветителей, пришли за спасибо. Под полом человек крутит ручку, на голову грязь сыплется. Имели бы современный регулятор — все иначе!

Ч и м е н д я е в. Что такое регулятор?

О к у н е в. Электронное управление светом. Хотите снег, дождь, трассирующие пули, морскую зыбь, тучи. Зритель, он не все способен вообразить.

Ч и м е н д я е в. А можно так: луна и плывут облака?

О к у н е в. Для этого нужен достаточно сильный проекционник.

Ч и м е н д я е в. И регулятор?

О к у н е в. Регулятор еще уметь достать нужно.

Ч и м е н д я е в. Это ладно, ладно! Сколько стоит?

О к у н е в. Не купите. Смените блоки и тросы, тут опасно.

Ч и м е н д я е в. Сменю! (Встает.) Регулятор попозже будет.

О к у н е в. Когда, не скажете?

Ч и м е н д я е в. Скажу. Не так быстро, как Александр Васильевич Суворов перешел Альпы, но будет. (Уходит.)


Окунев расталкивает щиты, падает полотно. Он весел, говорит в микрофон: «Ну». Все явственней проступает луна, начинают плыть облака. Входит  Ч и м е н д я е в, любуется.


О к у н е в. Прошел слух, вы уходите от нас.

Ч и м е н д я е в. Все может быть. Замечательные облака!

О к у н е в. Это еще не облака. Кое-что откорректируем.

Ч и м е н д я е в. Сейчас бы отметить самое время, верно?

О к у н е в. У врачей были?

Ч и м е н д я е в. Да. Со стенокардией подолгу живут, я интересовался. (Относит стул. Сел, любуется.) Ну, говорил вам? Есть у вас и регулятор, и великолепный сильный проекционник.

О к у н е в. Да, не прошло и пяти лет.

Ч и м е н д я е в. Не надо, не надо! Четыре с половиной года.


Входит  Ч у д а к о в а. Все смотрят на облака.


О к у н е в. Это пока эрзац. Значит, показываем в пять?

Ч и м е н д я е в. Да-да! Вся труппа придет поглядеть.


Чудакова смотрит на Чимендяева. О к у н е в  ушел.


Ч у д а к о в а. Сейчас еду во Внуково встречать самолет.


Слышна та же музыка, Чудакова смотрит в упор.


Ч и м е н д я е в. Хорошая музыка была! (Встал, слушает.) Да!

Ч у д а к о в а. Я прочла письмо, адресованное Олегу. Врете про болезнь, стали ловким, сильным. Куда переманили? На Таганку, что ли? Письмо везу с собой. Олег захочет переговорить, где будете?

Ч и м е н д я е в. Тут и посижу. Понаблюдаю, все ж событие, новая аппаратура. Такие события сплачивают коллектив.


Вошел  О к у н е в, следит за облаками. Ч у д а к о в а ушла.


Михаил Владиславович, программа намечена?

О к у н е в. Четыре программы переходов с любой скоростью. Яркий день, вечер, звезды, рассвет, фейерверк, флаги, пожар, калейдоскоп…

Ч и м е н д я е в (останавливая Окунева). Будьте добры, скажите звуковикам, пусть покрутят ту музыку, которую сейчас играли.


О к у н е в  уходит. Ч и м е н д я е в  хмурится, находит портфель, садится нахохлившись, портфель на колени. Музыки нет. Ждет. Позади его тьма.


Эта музыка связана с надеждой. Моя новая жизнь, товарищи, началась холодным мартовским утром. В июне, когда с опережением графика пошел ремонт, я остался в Москве, отпуск не полагался еще. Опережение стало первой акцией, снискавшей мне уважение в коллективе. Акция досталась легко, учитывая мои связи в Минстрое, в Минцветмете и в Главмосстрое. Мы залили битумом кровлю, перевели здание на автоматическое отопление газом, уложили девятьсот квадратных метров паркета. В зрительном зале сменили вентиляционные воздуховоды и сменили кресла. О креслах долго после все говорили. Я достал их через Министерство гражданского воздушного флота. В августе слетал в Куйбышев. Гастроли, насколько смел судить, шли нормально. Мы с ним три денька отдохнули рядом, и я вернулся к ремонтным делам. В самолете прочел пьесу «Хрустальный завод». Сочинил ее Эдик Певцов, а уговорил отдать нам Олег Олегович Вознесенский. (Улыбается.) Роза Абдурахмановна Палютина написала донос. Анонимный. Страшный. Все подтверждается. Тянет на пятнадцать лет строгого режима. Все подтверждается, потому что все знает. Донос написала на себя. Вместе с собой надеется убить десяток других. Иначе, считает, к этим людям не подступиться. История ее гражданской гибели. (Молчит.) Пять месяцев труппа кочевала по России, зарабатывала на тот ремонт. Мне всегда очень артистов жаль. Как цыгане! После кончины Вознесенского примчались все в театр. Одинокие такие! Он меня очень любил. Очень! Я-то знаю, что он жив. Пусть думают, что хотят! Я туда не пойду. Я-то не сомневаюсь, очередной розыгрыш. (Встает, смотрит куда-то в глубину зала, кричит властно.) Товарищи! Я просил музыку, в чем дело?


Музыка включается и исчезает. Входит  С в и т и ч. В рабочем голубоватом халате. Чимендяев быстро подходит к ней.


С в и т и ч. Здравствуйте. Главреж сказал, вызывали.

Ч и м е н д я е в. Здравствуйте. Это какой-то розыгрыш.

С в и т и ч. Возможно. Он мне ночью позвонил.

Ч и м е н д я е в. Ночью?

С в и т и ч. Да. Скажите, вы помните, кто я?

Ч и м е н д я е в. Я помню, кто вы. Садитесь.

С в и т и ч (садится). Главреж сказал, вас необходимо одеть в соответствии с рангом. Пройдитесь, будьте добры.

Ч и м е н д я е в (удивился, прошелся). Это дорогой костюм. Какие недостатки он обнаружил в моей одежде?

С в и т и ч. Новый директор одет, как клерк. Бывает в Главке, в Министерстве, нужно вписаться. Не та стилистика, есть оттенок провинциализма. Не нужно бояться быть элегантным. Скоро пойдете с ним на фестиваль немецкого театра.

Ч и м е н д я е в. Это все, что он просил передать мне? Спасибо.

С в и т и ч. Моя услуга не вытекает из служебного положения, личная просьба главрежа. У меня есть связи, которых нет у вас. Облегчу задачу. Купим голландский или финский костюм, купим сорочки, закажем универсальный пиджак.

Ч и м е н д я е в. Это что такое?

С в и т и ч. Это куда угодно, с любыми брюками.

Ч и м е н д я е в. Всех директоров одевали?

С в и т и ч. Ни одного.

Ч и м е н д я е в. Выходит, у меня уж такой вид!.. Смешной?

С в и т и ч. У вас что, проблема со временем?

Ч и м е н д я е в (улыбнулся). Все время что-то делаю, учусь работать, но часто бывает, не знаю, чем заняться и куда себя деть. И ко всему, я не знаю, чем должен заниматься директор театра, но этого, как уже выяснил, не знает никто.

С в и т и ч. Друзей в Москве нет?

Ч и м е н д я е в. Нет. Вы вошли, разглядывал в окно здание НИИ. Взгляните, изумительная кирпичная кладка. Говорю ответственно, как строитель. На фронтоне сказано: двести лет! Короче, смотрел, смотрел и думал: здание стояло и будет стоять, а меня уже не будет. (Показал на висок.) Начинается паника. Меня всегда волновали реальное бытие на земле и ответственность гражданина. Азбучно, но все сводится к этому. Что делаем, за что отвечаем. Я всегда относился к себе сурово, требовал от себя дисциплины, и это иногда давало повод гордиться собой. Гордость кончается. Правда, сегодня исключительный день, маленький рубеж, и поэтому, возможно… Как вы попали в театр?

С в и т и ч. Ждала места в училище, временно устроилась и задержалась на шесть лет. Будете шить костюмы?


Чимендяев не ответил. Вдали появился  В о з н е с е н с к и й. Ему скучно, одиноко. Стоит в пальто, держит кепку.


Ч и м е н д я е в. Я не вижу вас две недели.

В о з н е с е н с к и й. Не забыли? Завтра отчитываемся. А что за тон? На бульваре весна. У Никитских ворот сидит сорока. У Никитских, на фонарном столбе. Лариса, успеешь приодеть директора к утру?

С в и т и ч (улыбнулась сдержанно, встала). Зайду.

В о з н е с е н с к и й. Сиди! У меня президиум ВТО. (Чимендяеву.) Завтра скажут, легковесный репертуар, но хороших пьес нет. Они знают. Милые люди. Двадцать лет нет пьес. Они понимают. Втык сделают, не вздумайте нервничать. Ритуал. В свое время поставил несколько очень слабых пьес на очень важные темы. Компрометант! Зритель не шел, меня хвалили. Произнес речь: формализм в организации искусства. Глупость. Виноват бог. Бог! Бог! Сотворил беспьесные десятилетия! Вы сейчас орали на меня, или мне показалось? Не нервничайте. На бульваре думал: Эдик Певцов станет великим драматургом. Как Бомарше. Я готовлюсь, готовлюсь, не все еще понимаю, я торопиться не стану. Этот выстрел не должен быть холостым.

Ч и м е н д я е в. Почему стоите там так далеко?

В о з н е с е н с к и й. Я говорю: через сорок минут президиум. Речь также пойдет о гастролях за рубежом. Повезем старый спектакль «Волки и овцы». На этом нужно настаивать.

Ч и м е н д я е в. Хороший спектакль.

В о з н е с е н с к и й. Вот так и скажите им, только громче. Нужна еще острая политическая пьеса. Скажите так: будем искать. Кончится тем, что поставим Маяковского. Шестнадцать лет назад я ставил «Клопа», теперь поставим «Баню». Непонятно, почему орали на меня. Работаете в хорошем учреждении: план перевыполняется, репертуар разнообразный, есть Горький, Чехов, западная классика, есть «Шторм» Билль-Белоцерковского. Коллектив получает премии. Все благополучно и хорошо, как всюду. Почему Эдик Певцов не причесывается? Он неопрятен. Пиджак в перхоти. На что он живет?

Ч и м е н д я е в. Может, подойдете и сядете?

В о з н е с е н с к и й (не двигаясь). Осенью решил ставить «Сирано». Никому не говорил. Вам первому. Буду работать как проклятый. Увидите: вся Москва придет! Я знаю, как это делать. Прекрасная пьеса!

Ч и м е н д я е в. Хотя бы десять минут для меня найдете?

В о з н е с е н с к и й. Семь! Для вас и этого много.

Ч и м е н д я е в. Лариса Ивановна, минут через двадцать.


С в и т и ч  ушла. Вознесенский стоит все там же.


Где вы были с утра?

В о з н е с е н с к и й. Сказал уже: гулял. Видал сороку.

Ч и м е н д я е в. Где вчера были?

В о з н е с е н с к и й. Симпозиум. Международный симпозиум.

Ч и м е н д я е в. Что делали в четверг?

В о з н е с е н с к и й. Художественный совет Министерства.

Ч и м е н д я е в. В пятницу?

В о з н е с е н с к и й. Пятницу не троньте! Это навечно запомните. В пятницу занятия со студентами. Святой день!

Ч и м е н д я е в. Что делали во вторник? В понедельник?

В о з н е с е н с к и й. Идите к черту. Мне не нужна нянька.

Ч и м е н д я е в. Вам нужна нянька. Я готов быть нянькой.

В о з н е с е н с к и й. Поступали на другую роль.

Ч и м е н д я е в. Жизнь вносит коррективы. Я освободил вас от всех организационных забот. Когда согласились выгнать вашего лучшего друга и моего так называемого первого зама…

В о з н е с е н с к и й (быстро, резко). Жалею об этой реформе.

Ч и м е н д я е в. Еще бы, он ежедневно лизал вам задницу и говорил, как вы талантливы. Вам это ужасно нравится.

В о з н е с е н с к и й. Вы тоже говорили мне, что я талантливый.

Ч и м е н д я е в. Именно по этой причине я и пошел к вам. Отвечайте: вы мной довольны? Да или нет?

В о з н е с е н с к и й. Что за дурацкие вопросы?

Ч и м е н д я е в. Сегодня стукнул год, как я тут работаю.

В о з н е с е н с к и й. А!.. Я вами доволен. Извините, что послал к черту. Не троньте меня. У меня беспричинная тоска.

Ч и м е н д я е в. Напоминаю формулу. Мне нужен человек, сказали вы, который будет говорить правду. Я просто мечтаю, сказали, сядут два человека, два брата, честно поговорят.

В о з н е с е н с к и й (садится). Сел. Брат сел. Много вопросов?

Ч и м е н д я е в. Один. Выступления, симпозиумы, поездки. Встречи с начальством, интервью, встречи с поклонниками — и вас это тешит. (Мягко.) Или не можете без этого?


Вознесенский подумал и не ответил.


Ваши ранги дают вам большую свободу от многих мелочных забот, которые есть в жизни рядовых людей. Только творите! Захожу в зрительный зал, говорят: ушел. Репетируют мальчики. Я понимаю, у вас свои ритмы, но зачем эти посиделки? Я думаю о вашем достоинстве.

В о з н е с е н с к и й (встает; задумчиво). Пошли выпьем!

Ч и м е н д я е в. Не пью в рабочее время.

В о з н е с е н с к и й. А когда у нас нерабочее? Годовщина эксперимента. Извините, что забыл. У меня не было директора, которому бы не хотелось набить морду. За это выпьем!

Ч и м е н д я е в. У вас президиум ВТО.

В о з н е с е н с к и й. Побоку. Скажите: вы в меня верите?

Ч и м е н д я е в. Я в вас верю, Олег Олегович.

В о з н е с е н с к и й. Все! Начинаем новую жизнь. Заседания побоку. Вместо президиума пойдем с вами и хорошо выпьем!

Ч и м е н д я е в (садится). Лариса Ивановна меня ждет.

В о з н е с е н с к и й. Подождет! Не церемоньтесь.

Ч и м е н д я е в. Зачем сказали ей, что одет, как клерк, что вид провинциала? Костюмерный цех — мое. Не забудьте!

В о з н е с е н с к и й. Не орите.

Ч и м е н д я е в. Обусловлена демаркационная линия. Все службы, реклама, зал — мое! Она мой работник! Беспардонность.

В о з н е с е н с к и й. Вы сумасшедший. Она вам нравится?

Ч и м е н д я е в (молчит, потом признается). Очень.


Вознесенский грустно улыбается. Чимендяев смущен.


В о з н е с е н с к и й. Намеревались пересмотреть все московские спектакли. Все не советую, можно рехнуться, и одному не с руки. Позовите Ларису. Она театр любит. Вперед! Сейчас выпьем. (Идет, пятится.) Появилась Анна. Я забыл кое-что. Странно, забыл. Я обещал ей. Хотите быть другом? Хотите?

Ч и м е н д я е в. Я хочу быть вашим другом.

В о з н е с е н с к и й. Купите. Годовщину отразим. Она меня не выпустит. Состоится примирение с этим иезуитом. Переживает!


В отдалении появляется  С в и т и ч.


Извини, Лариса, директора вызвали в Совет Министров.

Ч и м е н д я е в. Извините. (Уходит.)


Свитич издали смотрит на Вознесенского.


В о з н е с е н с к и й. Извини, если разбудил детей.

С в и т и ч. Дети спят крепко, а старухи переполошились.

В о з н е с е н с к и й. Скажи им, работаю по ночам. Хожу, думаю до головной боли. Не знал, что умеешь по матушке посылать.


Свитич спокойно смотрит на него.


Я хотел поговорить с тобой, походить. Ночь теплая-теплая была. Я не позвоню тебе больше. Не нужна ты мне! Извини, я иду на сцену. (Идет на главную площадку.) Окунев, где ты?


О к у н е в  входит, сдвигает щиты. Свитич осталась во тьме.


Здравствуй! Долго намерен осветителей мучить?

О к у н е в. Регулятор купите. (Сдвигает щиты.)

В о з н е с е н с к и й. Куда ездил? Два дня искали. А где Анна?


Ч у д а к о в а  скромно входит со словами: «Я здесь». В руках собака и корзинка с крышкой. Села в стороне, достала бутерброд, ест устало. Дает кусочки собаке.


Что помешало пообедать?

Ч у д а к о в а (ровно). У меня съемки, и каждый день до вечера в театре. За эту дачу не расплатиться.

О к у н е в. Поменьше покупай тряпок! (В микрофон.) Свет!

В о з н е с е н с к и й. Не ругай сегодня Чудакову, она устает.

О к у н е в. Захватывает все роли: боится, переплюнут. До ужаса боится провалов. Никакого риска! (Смотрит, как меняется свет. В микрофон.) Гриша, левые фонари убавь. Еще. (Вознесенскому.) Она звонит мне, говорит: «Испанец»-то получился. Пятьдесятспектаклей за год, аншлаги». Сомневалась, что в Москве живут пятьдесят тысяч пошляков. (В микрофон.) Верни левые фонари. (Вознесенскому.) Я в Ленинграде был. Мешаете мне работать.

В о з н е с е н с к и й (оглядывая сцену). Там новый театр открыли?

О к у н е в. Я видел один спектакль. Играла одна актриса. Ольгу Берггольц. Зал плачет. Там Берггольц в одном месте говорит: «Как мы мечтали, как мы мечтали, как мы будем жить после войны». Я заплакал. Прекрасно. Вспомни, как Беатрису играла. Со сломанной ногой. Больно. Но как! Февраль шестьдесят девятого. Зал стонет. Хромала. Плевать ей на это было — теперь хочет всем нравиться. И непременно тете Мане в восемнадцатом ряду, и чтобы всеобщий успех.


Входит  Ч и м е н д я е в, останавливается, смущенный.


Ч и м е н д я е в. Я  н е  к у п и л. Я передумал.

В о з н е с е н с к и й (строго). Садитесь. Анна, сядь сюда.


Чудакова присела. Чимендяев садится.


(Оглядывая площадку.) А для кого ей играть? Для элиты?

О к у н е в (сел, наблюдает за Вознесенским). Эта элита — полюс обывательницы Мани. Ей — веселенькое, той — что угодно, лишь бы ахнуть от остроты. Смысл, жизнь, содержание — не существенны. Укол булавки и укус комара — тоже остро, больно, но боль сразу проходит.

В о з н е с е н с к и й (словно не слыша, ушел в глубину, несет пуфик, ставит). Извини, Аннушка, пересядь. (Уходит.)


Чудакова пересела, Окунев встает, следит внимательно.


Ч у д а к о в а. Письмо! (Встает в страхе.) Кристина! Видишь? Там. В ящике для писем. От Крогстада. Теперь Торвальд узнает все. Я подделала подпись. Хочу просить лишь об одном, Кристина. Если б со мной случилось что-нибудь, что помешало быть здесь… Так если б кто вздумал взять вину на себя, понимаешь? Ты засвидетельствуешь, я не рехнулась. В полном разуме. Я одна все сделала. Помни!

В о з н е с е н с к и й (из тени). Нора!

Ч у д а к о в а (в страхе). А? Что такое?

В о з н е с е н с к и й (идет к ней). Ты примеряешь, что ли?

Ч у д а к о в а. Да-да. Ах, я буду такая хорошенькая, Торвальд! Нам нет спасенья, Кристина! Письмо в ящике. Иди.

В о з н е с е н с к и й. Милая, ты измучена. Зарепетировалась?

Ч у д а к о в а. Совсем еще не репетировала.

В о з н е с е н с к и й. Однако это необходимо…

Ч у д а к о в а. Совершенно необходимо. Я все забыла! Займись со мной. Обещаешь? Ах, я боюсь. Такое большое общество. Пожертвуй вечер. Чтобы ни одного дела. Так ведь, милый?

В о з н е с е н с к и й. Обещаю. Гм! Только взгляну, нет ли писем.

Ч у д а к о в а. Нет, не надо. Прошу тебя! Там ничего нет. (Бежит к пианино, играет тарантеллу и останавливает его.) Я не могу плясать завтра, если не прорепетирую с тобой. Страшно. Давай репетировать сейчас же. Время еще есть. Играй, милый. Показывай, учи меня, как всегда!

В о з н е с е н с к и й. Раз ты желаешь. (Садится за пианино.)

Ч у д а к о в а (выхватывает из корзинки тамбурин и шарф, наскоро драпируется, кричит). Играй же! Я танцую!

В о з н е с е н с к и й (играет). Медленнее, медленнее…

Ч у д а к о в а (пляшет). Не могу иначе.

В о з н е с е н с к и й. Не так бурно, милая Нора! Ты пляшешь, будто дело идет о жизни.

Ч у д а к о в а. Так и есть! (Останавливается, смеясь.) Учи меня. Ни сегодня, ни завтра чтобы и мысли не было, только обо мне. И писем не вскрывать сегодня. Не открывать ящик!

В о з н е с е н с к и й. А! Все боишься того человека!

Ч у д а к о в а. Да-да. И это тоже.

В о з н е с е н с к и й. Нора, вижу по тебе, там письмо от него.

Ч у д а к о в а. Не знаю, кажется. Но не смей читать ничего такого. Не надо неприятностей, пока все не будет кончено. Вот он, твой жаворонок! (Бросается к нему, раскрыв объятия.) Вот он! (Стоит прижавшись.)

В о з н е с е н с к и й (держит ее). Ругать нельзя: идет работа.


Поглядев на Вознесенского, Ч у д а к о в а  идет за кулисы.


(Следит за ней, тепло улыбается. Потом — сухо, громко.) Войдите! Присядьте.


Она входит. Платочек на плечах. И не садится.


Кто автор анонимки? Кто? Вы Холзунова вором считаете?

Ч у д а к о в а. Красивые жесты за счет государства. Не свое, общее, так принято. Хрусталь! Ну и подарки крупные. Я список дам.

В о з н е с е н с к и й. Список я не прошу. Кто автор анонимки?

Ч у д а к о в а (помолчав). Московский представитель уехал уже?

В о з н е с е н с к и й. Почему решили порвать с компанией?

Ч у д а к о в а. Не порывала. Странный вопрос. Жизнь диалектична. Миллионы денег. Я просто боюсь — и список я дам.

В о з н е с е н с к и й. Кто автор анонимки? Скажите мне одному.

Ч у д а к о в а. Не смешите меня. (Прижала платок к глазам. Сердито.) Я не стану плакать, Олег. Я тут смеяться хочу.

В о з н е с е н с к и й (мягко). Делай, как уговорились.

Ч у д а к о в а (помолчав). Не понимаю! (Быстро идет за кулисы.)

В о з н е с е н с к и й (следит. Холодно, Окуневу). Смотри, ревет.


О к у н е в  уходит к Чудаковой. Чимендяев взволнован.


Мы выбираем, что нам по силам, все это пока сыро.

Ч и м е н д я е в. Да, но я счастлив. Я счастлив, Олег Олегович. Да, счастлив! Счастлив! Я чувствую, что работаю в театре.


В о з н е с е н с к и й  продолжает смотреть за кулисы, уходит. Чимендяев улыбается. Та же музыка. Входит  С в и т и ч, несет на подносе посуду. Чимендяев помогает составить. Музыка обрывается. Она замечает, что кофточка застегнута косо, смущенно поправляет. Продолжая разговор, наливает чай, делает ему бутерброд. Он следит за каждым ее движением.


С в и т и ч. Мой отец был вице-адмирал, не слыхали, Иван Анемподистович Свитич? Интересно за вами наблюдать. Такой вы домашний, добрый, а вообще-то сверхосторожный. Вы человек ортодоксальный, по-моему. Верно?

Ч и м е н д я е в. Да, я ортодокс, у меня отличное настроение.

С в и т и ч. Знаю. Дайте, пожалуйста, зеркало. Вас насмерть поразил вчерашний спектакль.

Ч и м е н д я е в. Я сидел в моей директорской ложе и все время изучал зрителей. Анна Чудакова всем нравится!

С в и т и ч. Да, но при чем Нора? Дайте мне зеркало.

Ч и м е н д я е в (взял зеркало, держит, молчит). В промежутке между мужем и сегодняшним днем у вас были мужчины?

С в и т и ч. Не задавайте странных вопросов.

Ч и м е н д я е в. Хорошо. Правда, что вы еще там техничкой работаете? Там, в НИИ, напротив театра?

С в и т и ч (взглядывает на него, с холодком). К чему подробности моей жизни? Ночь прошла, мы чужие люди, разве не так? Я человек не слишком уверенный в себе, но, предупреждаю, довольно неуправляема и буду делать, что захочу. Дайте поскорее зеркало, к вам могут прийти.

Ч и м е н д я е в. Как раз в данном случае не боюсь молвы.

С в и т и ч. Удивляете. Приятно удивили. Я тороплюсь. Поняли? У меня с матерью проблема. Ей неохота жить с теткой.

Ч и м е н д я е в. Это очень важно! То, что сказали о матери.

С в и т и ч. Не понимаю вас! Дадите зеркало?


Чимендяев отдал, следит, как она подкрашивает ресницы.


Чудакова большая актриса, но состоялась демонстрация себя. Душевного запаса не хватило. Ужасно жаль! Видели Мишу Окунева после спектакля? Белый был! Вы так торжественны, мой друг.

Ч и м е н д я е в. Я решил просить вашей руки. Давно решил.

С в и т и ч (тихо рассмеявшись, причесывается). Что ж вы так тянули? Молчали?

Ч и м е н д я е в. Думал. Я рассуждаю дальше. Не любите меня. Скажу оптимистичнее, пока не любите. Да, препятствие…

С в и т и ч. Никакое не препятствие. Большинство зрелых женщин выходит не по любви, а по благоразумию. Все! Мне пора.

Ч и м е н д я е в. У меня уверенность, что согласитесь.

С в и т и ч (бросив на него удивленный взгляд, сняла шлепанцы). Отвернитесь-ка! (Приподняла юбку, горестно изучает колено.) Вот черт, семь рублей!

Ч и м е н д я е в (отвернувшись, строго). Что семь рублей?

С в и т и ч. Колготки полезли. (Слюнявит порванное место.) Быть замужем, Николай Прокопьевич, тяжелый труд. Можете глядеть. Ваша уверенность напрасна.

Ч и м е н д я е в. Вам тяжело живется.

С в и т и ч (смотрит на него). Почему так сказали?

Ч и м е н д я е в. Вам слишком тяжело живется.

С в и т и ч. Почему? Так вот откуда про техничку. (Надела кофту.) Извините, заговорили, как идиот. Прихожу на час раньше, на один час, убираю несколько комнат. Зарядка, но получаю сотню. Халтурить, одевать наших модниц мне неприятно. Говорят, первоклассная уборщица, вы же считаете — так унизительно и тяжело, что следует не думая бросаться в объятия сытого, обеспеченного идиота.

Ч и м е н д я е в (уныло). Не сказал — унизительно.


С в и т и ч  выходит. Возвращается в пальто, смотрит на Чимендяева. Он сидит в жалкой, тоскливой позе.


С в и т и ч. Мне было тепло у вас, хорошо. Я не чувствовала никакой неестественности. Усекли? Позовете еще — приду. (Настойчиво.) Нет, усекли, что я вам поведала?


Чимендяев молчит. Свитич садится у стола. Он начинает неторопливо говорить. Она слушает раздраженно.


Ч и м е н д я е в. Я родился в годы нэпа. Двадцать пятый год. Школу окончил ускоренно, призвали в училище связи. В сорок третьем — младший лейтенант. И в самое пекло! Шестнадцатая армия, после стала Одиннадцатая Гвардейская. Гнали немцев от Малоярославца до Брянска. Прибыл в Сухиничи перед Орловско-Курской битвой, вступил в партию. До Вислы бог миловал. В сорок четвертом году тяжелое ранение. Госпиталь в Ташкенте. Много урюка, кишмиша.


Чувствуя его скрытое волнение, она не перебивает.


Назначение в район Читы, Шестая танковая армия Кравченко, форсированно прошли Маньчжурию. Все происходило стремительно, думать некогда. Очухался на Электрическом утесе. Там, у памятника русским солдатам, в Порт-Артуре, очухался и осознал себя гражданином своей страны. Отметил двадцать первый год жизни. По поручению политотдела повез иностранных корреспондентов к соседям. По дороге сказал: мы отсюда не уйдем. Военнослужащий не имел права так говорить. Завели меня. Из того, что взяли в Европе и Азии, сказал, не отдадим вам ни полсантиметра. Через три дня, когда они это опубликовали, началась моя отсидка.

С в и т и ч (помолчав, тихо). Обиделся на «сытого идиота»? Да? Вчера что-то наплела маме, наверно уже ищет.

Ч и м е н д я е в. Значит, заранее знала, что останешься?

С в и т и ч. Конечно. (Молчит. Удивлена.) Такой сверхблагополучный и подвергался репрессиям?

Ч и м е н д я е в (улыбается). Я был тогда счастливым.

С в и т и ч. Когда тогда?

Ч и м е н д я е в. Все время.

С в и т и ч. И там?

Ч и м е н д я е в. И там, пожалуй.

С в и т и ч. Какие же вы все жалкие! Лицемеры.

Ч и м е н д я е в (помолчав). Зря так говорите. Зря. Зря. Зря! (Наливает чай, пьет.)


Свитич снимает пальто, садится, кладет пальто рядом, смотрит на Чимендяева.


С в и т и ч. Где же ты был счастливым? Когда?

Ч и м е н д я е в. Прежде всего в Порт-Артуре. Посадка не воспринималась всерьез. Мне был двадцать один год, я был здоров. Я остался среди живых, я заслужил орден. Считал, что недоразумение, ненадолго, нельзя за это столько давать.

С в и т и ч. Выходит, я не совсем не права.

Ч и м е н д я е в. Это сейчас знаете, что правы, а тогда бы не знали, Лариса Ивановна. Я хорошо работал. Изобретал кое-что, рационализировал. Человеку нужно чем-то жить. Может, в этом черпал самоуважение. Мне везло. Представляете? Встретился там с Гольцевым. Спал рядом. Это второе поколение МХАТа. Поколение Ливанова, Добронравова. Он потрясающе читал Чехова. Но самое интересное оказалось не это и не репетиции, не спектакли — общение с ними, их благородство, терпение, взгляды на театр. Ведь у каждого в душе был свой театр, свои прекрасные и чистые идеалы.

С в и т и ч. Там существовал театр?

Ч и м е н д я е в. Да. Я помог им с радиоустановкой. Я связист.

С в и т и ч. Почему ты взлетел? Почему так хорошо жил потом?

Ч и м е н д я е в. Я сам себе помог. Сначала поехал в Комитет партийного контроля, потом на бюро крайкома, был восстановлен в партии, во всех правах. Первый вопрос: «Куда поедете?» Москвич, школу кончил в Москве, в Москве призывался. Нет, говорю, останусь. Удивились. «Обид нет?» — спрашивают. Нет, говорю, жаль конечно, но обид нет. Тут связи, и работу найду хорошую, поступлю на заочный. Не соврал. Хочу, сказал, продвинуться в жизни, на Севере легче. После выяснилось: мне и северный стаж зачли и надбавки все. Ответ мой понравился, я это позже понял. Дали «зеленую улицу».

С в и т и ч (идет, набирает номер телефона). Мама, это я… Ну и что?.. Мама… Я жива… Мама! (Бросила трубку, садится, молчит.) Хотите, обед сварю?

Ч и м е н д я е в. Пойдете замуж?

С в и т и ч. Я не свободна, Николай Прокопьевич. Связана с одним. Держит на веревочке, сердце держит.

Ч и м е н д я е в. Он может позвать вас?

С в и т и ч. Вряд ли, не волнуйтесь.

Ч и м е н д я е в. Олег Олегович Вознесенский?

С в и т и ч. Да.

Ч и м е н д я е в. Так и думал! Идите домой. Я провожу вас.


С в и т и ч  уходит. Он сидит. Звонит телефон. Он идет, берет трубку. Слышен голос Свитич: «Алло! Это вы, Николай Прокопьевич? Это вы?.. Что делаете в театре так поздно? Это Лариса Свитич говорит!» — и молчание. Он кладет трубку. Сел, читает книгу. Странная музыка. Входит  В о з н е с е н с к и й.


В о з н е с е н с к и й. Виноват. Вам нравится читать здесь?

Ч и м е н д я е в (встает). Мне не мила моя пустая квартира.

В о з н е с е н с к и й. Работаю, вышел в гальюн, ужасная грязь, и лежит плитка. Зачем? Вид у вас… Вызвать врача? Как себя чувствуете? Извините, мы не успели переговорить.


Снова странная музыка. Слушают.


Это японец, деревянные инструменты. Тик, тик-так! Начало и конец спектакля, мне не очень нравится. А вам?

Ч и м е н д я е в. Я не знаю. Как в Минске?

В о з н е с е н с к и й. Погода?

Ч и м е н д я е в. Снабжение.

В о з н е с е н с к и й. Вы что — острите?

Ч и м е н д я е в. Как снялись в роли генерала?

В о з н е с е н с к и й. Вы же не возражали против Минска.

Ч и м е н д я е в. Потому что вам нужно долги выплатить. Осталась тысяча, немного. Хочу, чтобы начали ходить в театры, слушать музыку, размышлять, чтобы кончилась гонка. Вы не молоды.

В о з н е с е н с к и й. Отчего в гальюне грязь? Зачем плитка?

Ч и м е н д я е в. Этого решительно не скажу. Извините, не ваше дело. Репетируете — и репетируйте. Мы не ссоримся.

В о з н е с е н с к и й. А что делаем? У вас неприятности?

Ч и м е н д я е в. Я имею право на личную жизнь?

В о з н е с е н с к и й. Извините.

Ч и м е н д я е в. Хочу, чтобы сыграли наконец «Сирано», начали «Завод». Декорации в работе, прошу утвердить эскизы костюмов. Хорошо, что вернулись. Наверняка станете переиначивать все, что сделали мальчики, прошу быстрее. Отменю пять вечерних спектаклей, дам еще пять репетиций на сцене.

В о з н е с е н с к и й. Я сказал: я вышел помочиться и пришел по делу. Вы меня гоните? Я, кажется, вам вопрос задал.

Ч и м е н д я е в. Эти дела мои. Не отвлекайтесь. Я на месте — значит, сделается. Сейчас придут рабочие. Грязи не будет.

В о з н е с е н с к и й. Зачем плитка?

Ч и м е н д я е в. Облицуем верхние и нижние туалеты.

В о з н е с е н с к и й. Ага! Предполагал! (Разозлившись.) Туалет слово отвратительное. Не русское! Зачем понадобилось менять плитку?

Ч и м е н д я е в. Театральный нужник не должен походить на вокзальный нужник. Театр — храм. И, полагаю, во всем.

В о з н е с е н с к и й (садится). Голубую плитку не допущу.

Ч и м е н д я е в. Вам делать нечего?

В о з н е с е н с к и й. Голубой плитки у нас не будет.

Ч и м е н д я е в. Нижайше прошу, не вмешивайтесь, а то чувствую себя колхозным председателем, которому районный инструктор указывает, что и где сеять. Может, инструктор и отбил у вас когда-то охоту к работе? Извините, я не прав сейчас. Много работаете и по две смены вкалываете, но не пойму, не пойму: каждый день вы начинаете через «не хочу».

В о з н е с е н с к и й. А вам прямо с утра охота трудиться? Еще до завтрака? Не кажется ли, что много вам позволяю?

Ч и м е н д я е в. И я вам много позволяю.

В о з н е с е н с к и й. Что вы мне позволяете?

Ч и м е н д я е в. Все! (Тихо.) Хватит. Прошу вас уйти.

В о з н е с е н с к и й. Вы дурак.

Ч и м е н д я е в. Вы сами дурак.

В о з н е с е н с к и й. Почему я дурак?

Ч и м е н д я е в. Избалованы успехом.

В о з н е с е н с к и й. По-вашему, не заслужил?

Ч и м е н д я е в. Вот этого никогда не говорил! Но знаете, в строительстве всякое бывало, но такого… Полное нарушение законов социализма. Можете что-то делать, можете вовсе не делать, можете делать плохо, можете хорошо, но лично для вас, для кармана и положения результат всегда один — благополучие полное.

В о з н е с е н с к и й. Душу мою никак в расчет не берете?

Ч и м е н д я е в. И не возьму. Душа — проститутка!

В о з н е с е н с к и й. О чьей душе говорите? Вы кретин.

Ч и м е н д я е в. А вы идиот. При этом законченный! Прихожу, докладываю, артистка забеременела, вы обижаетесь!

В о з н е с е н с к и й. На кого? На кого я обижаюсь?

Ч и м е н д я е в. На артистку. Забеременела не вовремя. Вызываете, чушь городите, а она в ЦК пишет. Письмо в столе у меня. Не заметили: в театре склок нет? Все довольны, вы думаете? Поблагодарите. Какая плитка нужна? Желтенькая? У меня в этом больше опыта. Скажите спасибо, какую достал! Два вагона пришлось брать. На целый дом!

В о з н е с е н с к и й. Зачем на дом?

Ч и м е н д я е в. Мало просить мне неудобно, а им отпускать неловко, подозрительно, будто для квартиры. На дом — пожалуйста! А пандус меняли? Восьмидесятка. Палубный лес. Сухой! Не понимаете даже. Лес годами сушится на продувных складах. И нужно было тридцать кубов, пришлось баржу брать.

В о з н е с е н с к и й. Куда денете два вагона плитки?

Ч и м е н д я е в. Один главку отдал.

В о з н е с е н с к и й. Нашему?

Ч и м е н д я е в. Да. Она не голубая, плитка. Включите свет!

В о з н е с е н с к и й. Считаетесь опытным администратором, а весь вагон главку отдали. Вы подумали, что во всех театрах Москвы туалеты будут одинаковыми?

Ч и м е н д я е в. Пусть другое заботит. Пусть вас заботит, чтобы спектакли не были одинаковыми. (Взял книгу. Уходит.)


В о з н е с е н с к и й  уходит за ним. Какая-то другая музыка бьет по ушам, и свет меркнет. В глубине, оглушенные музыкой, едва различимы, колышутся пары. Входит  В о з н е с е н с к и й, держит стакан. Входит  Ч и м е н д я е в  с пальто и шапкой в руках, стряхивает снег.


В о з н е с е н с к и й. Кто вас сюда впустил?

Ч и м е н д я е в. Холод… аж просверливает, не почувствовали?

В о з н е с е н с к и й. Никогда не чувствую ни жары, ни холода.

Ч и м е н д я е в (изумленно). Это правда?

В о з н е с е н с к и й. Мой организм изучали, еще когда был курсантом в Севастополе. Это нарушение законов термодинамики.

Ч и м е н д я е в. Очередной розыгрыш?

В о з н е с е н с к и й. Кто впустил вас? Лучший диско-бар Москвы. Люди, особо девушки, насмерть бьются, чтобы попасть.

Ч и м е н д я е в. Почему девушки особенно бьются?

В о з н е с е н с к и й. Нет хулиганов, нет драк, не пристают.

Ч и м е н д я е в. Замечательный факт! Как достигли этого?

В о з н е с е н с к и й. Бармены, дежурные и гардеробщики — мастера спорта по тяжелой атлетике. Директором бывший моряк.

Ч и м е н д я е в. А-а, понятно!

В о з н е с е н с к и й. Да, он тоже ходил на ТК. Я говорил: на этих катерах редко кто выходил более трех раз. Когда эти козявочки шли в атаку, ничего, кроме сверкающей воды, видно не было. За один-два выхода орден давали. Тут шумно, но крутят новые диски и никогда не бывает пьяных.

Ч и м е н д я е в. Разве насчет пьяных процесс управляемый?

В о з н е с е н с к и й. Да! Подают только коктейли. Очень дорогие. И каждый наполовину разбавлен водой. Как нашли меня?

Ч и м е н д я е в. У меня информаторы. Не поужинаете со мной?

В о з н е с е н с к и й. Вдвоем, что ли? Только вы да я?

Ч и м е н д я е в. Погода такая… Гадость!

В о з н е с е н с к и й. Что, изучаете мой стакан? Что?! Это сок.

Ч и м е н д я е в. И не смотрю! (Сел за столик.) А может, захватите Анну, втроем поужинаем? Вы дерганый какой-то.

В о з н е с е н с к и й. Возможно. Когда долго хорошо работается, кажется, это ненормально и что-то случится. Значит, цель вашего прихода исключительно человеческое общение?

Ч и м е н д я е в. Ну конечно! (Улыбается.) Сегодня сидел в кабинете, вспоминал, как в первый раз вернулся в Москву.

В о з н е с е н с к и й. Что с вами?

Ч и м е н д я е в. Просто я не могу согреться.

В о з н е с е н с к и й (садится). Что же вы вспоминали?

Ч и м е н д я е в. Совершенно неинтересно для вас.

В о з н е с е н с к и й. Что же чувствовали, подъезжая к Москве?

Ч и м е н д я е в. Это невозможно передать. От Рязани я уже не мог ни с кем говорить. Оставил Москву затемненную, а тут увидел чистую, светлую. Это было лето пятьдесят пятого года. Красивая толпа, праздничная, а вообще будни. Москва — прекрасный город. Я вроде знаю, что надо делать: мне пора уезжать из Москвы.

В о з н е с е н с к и й. Почему? (Приглядывается к нему.) Я иду звонить Анне.

Ч и м е н д я е в. Девушка не вас караулит? Целит прямо на вас.

В о з н е с е н с к и й. Не помню ее. (Встает.) Пообщайтесь!

Ч и м е н д я е в. Нет уж, извините.

В о з н е с е н с к и й. Тогда идите сами Анне звонить.


Смотрят туда, где, отделившись от танцующих, останавливается  Т а н я. Строгая, сдержанная. Стоит улыбаясь, словно ждет, что позовут.


Т а н я. Мне сказали, здесь режиссер Вознесенский.

В о з н е с е н с к и й (показывает на Чимендяева). Вот он! К вашим услугам.

Т а н я. Да-а? (Протянула руку.) Татьяна Каширина.

Ч и м е н д я е в (жмет руку). Рад. (Вознесенскому.) Звоните быстро. У вас дело, товарищ Каширина? Просьбы? Садитесь.

Т а н я. Спасибо, Олег Олегович. (Села. Очень серьезно.) Никаких просьб. Дочь богатых родителей. В моем поколении, Олег Олегович, водораздел по родителям: устройство в вуз, на службу, гардероб, транспорт. Девушка из не обеспеченной семьи, например, вынуждена держать любовника, чтобы одевал и оплачивал квартиру.

Ч и м е н д я е в. У нас самая низкая квартплата в мире!

Т а н я. Частники дерут. Мои родители снимают мне хорошую отдельную квартиру в центре, но частным образом.

В о з н е с е н с к и й (все еще стоит). И нет нужды в любовнике?

Ч и м е н д я е в. Вы пойдете звонить?

В о з н е с е н с к и й (садится). Ты уже окончила институт?

Т а н я. Да. Что сейчас ставите, Олег Олегович?

Ч и м е н д я е в. Эдмон Ростан и Эдуард Певцов.

Т а н я. Мне сказали, вы тут бываете иногда. Не пьете, не танцуете, один. Известный человек, что так?

Ч и м е н д я е в. Меня интересуют ритмы.


Вознесенский рассмеялся, разглядывает его.


Лет пятнадцать назад, в дни растерянности, наткнулся на спасательную мысль: в рациональную эпоху НТР человеку не хватает эмоций, разрядки, смеха. Активно занялся развлекательной комедией и привлек ритмы, но тайны их не постиг.


Вознесенский опять добродушно рассмеялся.


Я профессионал, товарищ Каширина. Могу ставить, что прикажете, но остается вопрос: зачем? Почему сюда ходят? Мода?

Т а н я (строго). Удовлетворяется могучая потребность пожить в стаде. Молодые ищут способы объединения. Да, все чужие, но тут как бы нет одиночества.

В о з н е с е н с к и й. Похоже! Похоже! Может, я ошибся, что не взял тебя на курс? А? Твое лицо стало полностью осмысленным. Замужем? Разведена? Какой окончила институт?

Т а н я. Хороший. Какой надо. Зачем тебе это знать?

В о з н е с е н с к и й. А почему на «ты»?

Т а н я. А почему ты на «ты».

В о з н е с е н с к и й. Поступала в ГИТИС, данных нет, глазки строила, не взял. Я позвоню Анне, скажите, куда явиться?

Ч и м е н д я е в. Можно поужинать на Суворовском.

В о з н е с е н с к и й. Заказывайте ужин, придем. Придем!


Чимендяев взял пальто, уходит нехотя.


(Изучая Таню.) В тебе, помню, не было ничего, кроме неодушевленного тела. Я не люблю молоденьких, они иждивенки.

Т а н я. У меня правило: уважение и вежливость. Хорошо?

В о з н е с е н с к и й. Ты стала прелестной женщиной, умницей. Спасибо, что возобновила знакомство. Если я был неучтив…


Появляется  Ч и м е н д я е в  и довольно долго молчит.


Ч и м е н д я е в. Не условились, в котором часу.

В о з н е с е н с к и й. Подойдите. (Протянул стакан.) Попробуйте.

Ч и м е н д я е в (сухо). Через час на Суворовском. (Уходит.)

В о з н е с е н с к и й. Не верит, а я уже год не пью ни капли, и не хочется. Это директор моего театра Чимендяев. Каждый день боюсь, что уйдет от меня и начнется каторга.

Т а н я. Разве быть директором у тебя не престижно?

В о з н е с е н с к и й. Для него нет. (Смеется. Молчит.) Кажется, собрался прощаться. Сказал, пора уехать из Москвы. Собрался, по-видимому, посидеть со мной и моей женой и объяснить дезертирство. (Молчит.) Нет! Удовольствия не доставлю. Сволочь! (Весело.) Мы вот что сделаем! Вот что! Поедем на Пахру!

Т а н я. Что там?

В о з н е с е н с к и й. Дача. Огромная, большая. Первый этаж каменный, второй деревянный. Есть домик с комнатами для гостей.

Т а н я. Крепостная стена, ров, сторожевая башня?

В о з н е с е н с к и й. Остров. Можно от всего прятаться.

Т а н я (рассмеялась). Гарантируешь, что завтра не позже восьми я окажусь в Москве в каком-нибудь метро?

В о з н е с е н с к и й. Такая жесткая дисциплина на службе?

Т а н я. Люблю работу и ценю.

В о з н е с е н с к и й (изумленно). Ты кто?

Т а н я. Делаю программы для ЭВМ.

В о з н е с е н с к и й. Необыкновенно приятно. Все реже встречаешь людей, любящих работу. Гарантирую метро в восемь.

Т а н я. Я с компанией, попрощаюсь. (Уходит.)


Ритмы бьют по ушам. Т а н я  возвращается, деловито берет Вознесенского под руку. Почти сразу быстро появляется  Ч и м е н д я е в  в пальто. Недоумевая, смотрит вслед Тане и Вознесенскому, и остается один.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

На сцене все то же. Полутемно. Вошел  О к у н е в, расталкивает щиты — дробится калейдоскоп. Окунев сел на пол, следит. Вошел  Ч и м е н д я е в. Растерян.


Ч и м е н д я е в. Рад, что вы на месте. Все утро провел в автоинспекции, ничего не делаю. Погода солнечная, тепло (Садится.) Разговоры, будто заклинило руль, не подтверждаются.

О к у н е в (в микрофон, негромко). Дай номер шестой.


Калейдоскоп исчез. Возникли флаги. Бьются по ветру.


Ч и м е н д я е в. Все думаю, думаю! Ночью думал о «Хрустальном заводе». Большая задержка вышла из-за напольных часов. Я думал: почему его так влекло к истории?

О к у н е в (глядя на флаги; ровно). Автор дал намек. Сказал: хрусталь. А материал собирал там, где фарфор, на берегах Невы. В 1747 году под Санкт-Петербургом основали порцелиновую мануфактуру. Работали ученики Академии художеств. Позже участвовали Кустодиев, Добужинский, Петров-Водкин. В фойе народ сходится. Слышите?

Ч и м е н д я е в. Да. (Молчит, смотрит в зал.)


О к у н е в  встает, отряхивает джинсы, уходит.


История, понятно, вещь захватывающая. История, однако, скажу я вам, не дает нужного прямого воздействия. Учит долго, сложно. Жизнь учит мгновенно. (Улыбается.) Я, знаете, Олег Олегович, где б ни работал, имел самовар. Сидели, решали вопросы. Эту традицию завел, когда прорабом служил. Пейте чай! (Идет, наливает из самовара.)


Входит  В о з н е с е н с к и й, берет стакан. Весел и обозлен.


В о з н е с е н с к и й. Спасибо. Этот кабинет с самоваром самое спокойное место в театре. Я буду скрываться у вас.

Ч и м е н д я е в. Кончилась репетиция?

В о з н е с е н с к и й. И не начиналась. Все эгоисты! Два часа спорили о световой гамме. Творческой дисциплины нет. Я виноват!


Входит  Ч у д а к о в а. Рукава кофточки подвернуты, вид мальчишеский, торчат косички. Флаги исчезли.


Ч у д а к о в а. Во что, Николай Прокопьевич, одета директор Хрустального завода? Видели вы женщин-директоров?

Ч и м е н д я е в. Миллион! Темный, строгий костюм.

В о з н е с е н с к и й. Я ей говорил.

Ч у д а к о в а. А директора Хрустального завода видели?

Ч и м е н д я е в. Хрустального — нет, не видал.

Ч у д а к о в а. Она прежде всего женщина?

Ч и м е н д я е в. Садитесь. Все зависит от точки зрения.

В о з н е с е н с к и й. В красном свитере ты играть не будешь!


Она села упрямо. Торчат косички. Чимендяев налил ей чаю.


(Чимендяеву.) Художник-умник предлагает свитер черный, траур. У нас огромный красный ковер. Канделябры с красной подсветкой. В центре старинные напольные часы красного дерева, которые вы купить неспособны. Бутафорские не пойдут! Такие часы стояли в кабинете Первого управляющего. Времена веселой императрицы. Не купите — я отказываюсь ставить.

Ч и м е н д я е в (спокойно). Вы заказали Анне темный костюм?

В о з н е с е н с к и й. Передумал. На вечеринке, когда приходит этот функционер Холзунов, с братом которого она путалась, она будет петь старинный романс, будет спокойной и милой.

Ч у д а к о в а. По-вашему, свитер у директорши исключается?

Ч и м е н д я е в. Нет, отчего, но почему непременно — красный?

Ч у д а к о в а. Непонятно? Мне идет красное.

Ч и м е н д я е в. Понял, понял. Мы перебили, Олег Олегович.

В о з н е с е н с к и й. Все необычно! Под одной крышей художники и рабочие, завод производит поэзию, директор Роза Палютина бьется за свое дело, а ее дело — хрусталь. Я не считаю вещизмом, когда на столе хрустальные бокалы и вазы. До каких пор, черт возьми, русский человек будет пить из граненых стаканов?

Ч и м е н д я е в (Вознесенскому, весело). Включу магнитофон. (Включил ту же музыку.) Пейте чай, Анна. Жаль, пропадет сшитый костюм.

Ч у д а к о в а (после общего молчания). Объясни, пожалуйста, почему она путалась с ним? Ведь она боится разоблачения.

В о з н е с е н с к и й. Ей хотелось. Живой человек!

Ч у д а к о в а. Хотелось, и все?

В о з н е с е н с к и й. Увлеклась. Было, прошло, забыто.

Ч у д а к о в а. Хотелось — достаточная мотивировка?

В о з н е с е н с к и й. Вспомни любую связь и любого из мужчин, о которых, если не ошибаюсь, весь театр знал.

Ч у д а к о в а (тихо). Знал, потому что хотела, чтоб знал.

В о з н е с е н с к и й (спокойно). Надень костюм. Покажись ему!

Ч и м е н д я е в. Наденьте! Помните, она говорит мужу? Ну, ваша директорша Палютина. Она говорит: «Демагогия — лучший вид борьбы с бюрократией». Я прочел, хохотал. Она сильная и умная. Я ей поверил. Почему хлопочу о костюме? Когда талантливая актриса наденет такой прозаический, а вместе с тем жизненный наряд, она талантом облагородит и костюм, и роль, и жизнь вокруг, все станет правдой.


Чудакова допивает чай, молча уходит.


Прошу вас при мне о мужчинах Чудаковой не говорить.

В о з н е с е н с к и й. Это знали все. Это была месть. Год мести. Не удивлюсь, если все ее романы в действительности ничем не кончались, хотя истину один господь бог знает, но чем больше я молчал, тем усерднее она их рекламировала.

Ч и м е н д я е в. По-моему, это даже трогательно. (Включил магнитофон.) Нужно применить власть и играть в костюме.

В о з н е с е н с к и й. В искусстве, мой дорогой, власть применять нельзя. Слушаются, но кончается творчество. Нужен свитер! Директор — особа экстравагантная. Тридцать неполных лет — и такая бестия! Мне она нравится. Понимаю, зачем донесла на себя и как хотелось устроить в тюрягу сановных казнокрадов, но вот на что рассчитывала? Может, невропатка? Невропаты очень интересные и порядочные люди. Когда врожденная честность входит в противоречие с практикой жизни, начинаются неврозы. Нет совести — нет неврозов. Может, так и играть?

Ч и м е н д я е в. Не понял. Не понятно.

В о з н е с е н с к и й. Все вы поняли, хитрец, все!

Ч и м е н д я е в. Директор современного завода сошла с ума?

В о з н е с е н с к и й. Тогда объясните, откуда такая отчаянность, такой градус стойкости? Все имеет происхождение. Конечно, можно поверить в татарскую настырность, от Орды, от Мамая, но, скорей, Роза Абдурахмановна просто-напросто свихнулась от грязи и группового воровства. У государства в данном случае воруют люди, которые ежечасно клянутся ему в любви и преданности. Таким образом, патриотизм превращается в средство взлома, в отмычку. Можно от этого свихнуться?

Ч и м е н д я е в (подумав). Можно, но я против! Почему сказали, Палютиной неполных тридцать? Сорок три! Почти ровесница Анны.

В о з н е с е н с к и й. Изменили возраст. Не тревожьтесь, ничего существенного не изменили. Убрали мелочи, детали: замужем, по нашей версии, не была, детей нет, одинока. (Мягко.) Ну зачем дети? Разве дети выходят на сцену?

Ч и м е н д я е в (сильно озадачен). С автором согласовали?

В о з н е с е н с к и й. Согласуем на премьере. Что вас смущает?

Ч и м е н д я е в. Директор такого завода в тридцать…

В о з н е с е н с к и й. Докажем, что можно. И в двадцать восемь можно! Пресса поддержит нас. Руководство заводами нужно омолаживать.


Входит  Ч у д а к о в а, в строгом костюме. Она в нем очаровательна. Поворачивается, прохаживается. Реакции нет.


Ч и м е н д я е в (очень сухо). Похоже, Олег Олегович, я уловил верно: директору Хрустального завода нынче двадцать восемь лет?

Ч у д а к о в а. Да, ей двадцать семь — двадцать восемь!

В о з н е с е н с к и й. Верьте мне! Театр есть театр. Сколько было Джульетте? Неполных четырнадцать. Видали Джульетту четырнадцати лет?

Ч и м е н д я е в. Джульетта не руководила заводом.

В о з н е с е н с к и й. Заводов не было, мой дорогой.

Ч и м е н д я е в (сдержался). Пошлю людей по стране. Часы купим. Когда покажем? В декабре можно? Откладывали не раз.

В о з н е с е н с к и й. Отложим еще. Анна улетает в Канны.

Ч у д а к о в а. Еду на двадцать дней на кинофестиваль.

Ч и м е н д я е в. Почему я об этом не знаю?

В о з н е с е н с к и й. Делегация Госкино, другое ведомство. Состав утвержден на высоком уровне. Отказаться не может.

Ч и м е н д я е в. Если сама захочет, то может.

Ч у д а к о в а. Я? Откажусь от поездки в Канны? (Уходит.)

Ч и м е н д я е в (горько). Стена!

В о з н е с е н с к и й (смущен). Перестаньте.

Ч и м е н д я е в. Я ничего не понимаю в искусстве.

В о з н е с е н с к и й. Понимаете, но вы традиционны.

Ч и м е н д я е в. Я прикажу ей остаться. Я хочу знать: Чудакова настояла изменить возраст Палютиной?

В о з н е с е н с к и й. За это ее строго судить нельзя.

Ч и м е н д я е в. Сами мечтаете, чтоб укатила куда-нибудь?

В о з н е с е н с к и й. Не заводитесь. Я вас люблю, очень люблю. Вы мой друг и брат. Я вам абсолютно верю и огорчен не меньше. Сыграем премьеру в первом квартале. Для плана мои мальчики поставят сказку. Для утренников. У нас есть сказка, будет две, и нас похвалят. Только договоритесь откорректировать план. Вы умный, добрый человек, она вас ценит и уважает. Честно говоря, мне было жаль ее. Возможно, никогда уже не увидит Канны. Счастливая случайность. Удивительно! Пришел расстроенный, напоили чаем и успокоили. Иду репетировать! У меня еще два часа репетиции. Палютиной будет тридцать три — тридцать четыре. Это решено. Одного ребенка мы вернем. Да! Иду. Чувствую подъемчик. С вами полезно говорить. Все будет хорошо, увидите. Зрители нам спасибо скажут! (Возбужденно уходит.)


Чимендяев взял чай, помешал ложечкой. Звучит та же музыка. Он слушает задумчиво. Внезапно ставит стакан, ходит. Музыка гремит. Входит  О к у н е в. Музыка обрывается.


О к у н е в. Вызывали меня?

Ч и м е н д я е в (торжественно). Вызывал. Садитесь, прошу. (Сел.) Слышали о таком устройстве «Старт-400»?

О к у н е в (сел). Электронный четырехпрограммный регулятор.

Ч и м е н д я е в. Можем получить завтра, если угодно.

О к у н е в (спокойно). Замечательно.

Ч и м е н д я е в. Никакого восторга не слышу. Вы хотели бы, очевидно, финский или венгерский?

О к у н е в. «Старт» для нашего помещения, в общем, роскошь. Принципиальная разница небольшая: нет компьютера. Аппетит приходит во время еды, но, словом, «Старт» — это хорошо.


Встают.


Ч и м е н д я е в. Нас действительно устроит «Старт-400»?

О к у н е в. Да, но только «Старт-400», а не «Старт-180». Там, в конце зала, надо строить помещение с хорошей вентиляцией и хорошим обзором. Посадим девочек-операторов.

Ч и м е н д я е в. Не старше двадцати двух?

О к у н е в. Можно старше. Нужны толковые девочки, финский или венгерский регулятор — это валюта. Это я понимаю.

Ч и м е н д я е в. Что предпочитаете? «Старт» завтра или импортный через полгода? Ладно, пробью импортный. Через полгода в этот час приходите. Спасибо скажете?

О к у н е в. Я говорил: регулятор нам, может, и не нужен.

Ч и м е н д я е в. С таким настроением подавайте заявление об уходе, Михаил Владиславович. Театру нужен свет. И не просто белый или розовый, я пользуюсь вашей терминологией, нам нужен свет художественный. Скептически настроенный человек не должен работать в искусстве. Это мертвец. Все зависит от нас самих. Наш театр прославится, когда поставим «Хрустальный завод». Скоро убедитесь в этом. Куда смотрите? Что там увидели? Вы меня не слушаете?

О к у н е в. Вижу грязную подушку, Николай Прокопьевич.

Ч и м е н д я е в (смущенно). Да, нужна новая наволочка. Когда идут ночные монтировочные репетиции, приходится ночевать тут.

О к у н е в. Предложение. Переселяйтесь окончательно в кабинет, а ключи от квартиры — мне. Улучшим мои жилищные условия.

Ч и м е н д я е в. Приходите через полгода в этот же час.


О к у н е в  уходит. Музыка гремит оглушающе. Ч и м е н д я е в  приглаживает волосы, взволнован, делает несколько шагов. Навстречу выходит спокойная старуха  О л ь г а  Я к о в л е в н а. Музыка обрывается.


О л ь г а  Я к о в л е в н а. Это вы сейчас звонили по телефону?

Ч и м е н д я е в. Да.

О л ь г а  Я к о в л е в н а. Говорите тише. Вы что, больны?

Ч и м е н д я е в. Нет. На дворе ветер, снег. Холод… аж просверливает. Вы сказали: приезжайте. Я приехал.

О л ь г а  Я к о в л е в н а. Просила говорить тихо. Я хотела взглянуть на человека, который преследует мою дочь. Оставьте ее.

Ч и м е н д я е в. Не совсем понимаю вас.

О л ь г а  Я к о в л е в н а. Последний раз прошу: тише. Сестра ложится в девять, а сейчас десять. Моей сестре семьдесят шесть. Вещи, которые дочь приобретает в универмаге, приобретаются ею не для себя, а для театрального гардероба, вы как-то недоучитываете это, товарищ директор. Знаю о ваших записках, о ваших звонках. Думала, вы моложе. Стыдно. А теперь уходите, Лариса к вам не выйдет, и к телефону она не подходит потому, что у Володи температура.

Ч и м е н д я е в (не сразу. Печально). Володя — старший?

О л ь г а  Я к о в л е в н а. Володя старше Миши на пятнадцать минут.

Ч и м е н д я е в. Я не директор универмага.

О л ь г а  Я к о в л е в н а. Кто же вы?

Ч и м е н д я е в. Директор театра.

О л ь г а  Я к о в л е в н а. Скажите, как вас зовут?

Ч и м е н д я е в. Николай Прокопьевич Чимендяев.

О л ь г а  Я к о в л е в н а (взволнованно смотрит на него и медленно опускается на стул. Строго). Садитесь.


Чимендяев садится.


Хотите чаю?

Ч и м е н д я е в. Я бы не хотел разбудить вашу сестру.

О л ь г а  Я к о в л е в н а (вдруг улыбнулась). Я в данном случае ее не боюсь. Директор универмага — это одно, а директор театра — другое. Извините, что принимаю в проходной комнате. Эта квартира по площади равна стадиону, но планировка… Я вернусь через минуту. (Уходит.)


Чимендяев ждет. Коротко звучит та же музыка. О л ь г а  Я к о в л е в н а  возвращается. В глубине — С в и т и ч. Смотрит на Чимендяева.


Ч и м е н д я е в (встает). Извините.

С в и т и ч. Сколько же я вас не видела!

О л ь г а  Я к о в л е в н а. Знаешь, я сделаю чай. (Уходит.)

С в и т и ч. В жизни все неплохо?

Ч и м е н д я е в. Посетил нынче лучший диско-бар Москвы.

С в и т и ч. Танцевали, что ли?

Ч и м е н д я е в. Слушал музыку. Потом — ресторан на Суворовском.


Свитич внимательно смотрит на него.


Сидел один, стол был накрыт на троих. Подвели меня. Сидел ждал, обманули.

С в и т и ч. Вы осторожный человек. Ждали, конечно, долго.

Ч и м е н д я е в. Не стремлюсь к осторожности, а так надо. Кто стоит во главе учреждения, должен следить за собой.

С в и т и ч. Много выпили?

Ч и м е н д я е в. Нисколько. Это озноб. Похоже, заболеваю. Сегодня знаете о чем думал? Думал, зря я оставил Север.

С в и т и ч (внимательно смотрит на него). Подождите. (Уходит.)


Он идет, садится в кресло, ждет. Входит  О л ь г а  Я к о в л е в н а. С другой стороны входит  С в и т и ч. В руках пальто и платок.


С в и т и ч. Мама, мы уходим.

О л ь г а  Я к о в л е в н а. А как же Володя? Я поставила чай.

С в и т и ч. Мама. (Чимендяеву.) Я сейчас, секунду. (Уходит с матерью.)


Музыка едва слышна вдали. И наступает полная тишина.


Ч и м е н д я е в (тревожно смотрит в зал). Музыку написал композитор Касумов. Чудесный, чудесный парень, туркмен, между прочим, из Ашхабада, приятель Певцова. В мае я эту музыку снова слушал. Чудакова вернулась с фестиваля четырнадцатого мая, заканчивался мой третий театральный сезон. Потом слух пошел: Анна Чудакова покидает наш театр. (Молчит.) В третий сезон мы меняли системурадиоэлектроники. Отлично сработали мои старые северные друзья. С их подачи Ленинградский оптико-механический завод сделал необходимый набор динамиков, а на одном южном номерном заводе для нас изготовили прецизионные магнитофоны особой точности. Словом, всю систему меняли. Звук получили чистый, наполненный. Современный драматический театр вообще широко использует музыку как средство художественного воздействия. Вознесенский на собрании поблагодарил меня. Он меня любил. Он меня очень любил, товарищи. (Молчит. Встает.)


Быстро входит  В о з н е с е н с к и й  и останавливается. Чимендяев уходит во тьму.


В о з н е с е н с к и й. Не желаете говорить?


Ответа нет.


Это не гостеприимно, вы понимаете?


Ответа нет.


Тогда я вам вот что скажу: нельзя так дверьми хлопать.

Ч и м е н д я е в (возвратился. Молчит). Это случайно. Извините.

В о з н е с е н с к и й. Нельзя дверьми хлопать, даже если что-то очень и не нравится… Могу попросить у вас чашку чая? А, Николай Прокопьевич?

Ч и м е н д я е в. Включите самовар. Заварка в шкафу. Сами!

В о з н е с е н с к и й. У вас женский характер.

Ч и м е н д я е в (спокойно). У меня не может быть женского.

В о з н е с е н с к и й. Почему уж не может быть?

Ч и м е н д я е в. Потому что я не режиссер. (Садится.)

В о з н е с е н с к и й. У вас много новых ярких идей, я замечаю. Вы жениться собираетесь?

Ч и м е н д я е в. Я вас о личной жизни никогда не спрашиваю.

В о з н е с е н с к и й (садится). Спрашивать нечего.

Ч и м е н д я е в. Не врите, будьте добры. Первые год-полтора у меня вообще не было никаких идей, кроме мелких хозяйственных соображений. Но однажды как-то стоял в вестибюле театра. Давно. Случайно. После спектакля.

В о з н е с е н с к и й. После какого?

Ч и м е н д я е в. Не важно. Публика расходилась. Я слушал, о чем говорят. Один, например, говорил о гараже…

В о з н е с е н с к и й. Необыкновенно интересно.

Ч и м е н д я е в. Да, я как раз искал гараж поближе. Словом, о чем угодно судачили, только не о спектакле.

В о з н е с е н с к и й. Обыватели.

Ч и м е н д я е в. Я тоже подумал, но стал приходить. Стоял, делал вид, будто кого-то жду. Приходил раз пятьдесят. Никому про это не говорил, не решался. В зрительном зале аплодировали, смеялись, я сам слышал, но, выходя, мгновенно все забывали. Беседовали о транспорте, как лучше куда ехать, о ценах, о женщинах и так далее. А глаза… Не то чтобы пустые — нет! — чужие, они нам не принадлежали.

В о з н е с е н с к и й. Социологическое исследование по глазам?

Ч и м е н д я е в. Да. И по атмосфере.

В о з н е с е н с к и й. Пятьдесят раз?

Ч и м е н д я е в (искренне). Больше! Уверяю! Хорошо, признаюсь: весь прошлый сезон. Просто тянуло в вестибюль. Все надеялся, что захватим их, и боялся, что еще кто-то кроме меня поймет происходящее после спектаклей.

В о з н е с е н с к и й (внимательно). Где вы там стояли?

Ч и м е н д я е в. У стенки между администраторской и кассой.

В о з н е с е н с к и й (подумав). Я вам вот что посоветую.

Ч и м е н д я е в. Да, пожалуйста.

В о з н е с е н с к и й. Походите по чужим вестибюлям!

Ч и м е н д я е в (помолчав; спокойно). Я не настаиваю, чтобы гремели аплодисменты, бросали цветы, хочу, чтобы после спектакля все долго оставались на своих местах и никуда не спешили, а потом бы расходились медленно, молча, в слезах, чтобы приходили к нам — одни, а уходили — другие.

В о з н е с е н с к и й. Вам не понравился прогон первого акта, но это пока черновая штучка. Чудакова на диво работает, а вы дверьми хлопнули. По-вашему, Палютина нормальна, но я объяснял, отчего рехнулась, и вы тогда сказали: это может быть.

Ч и м е н д я е в. Может, но я против!


Вознесенский сел, думает. Чимендяев встал, ходит.


В о з н е с е н с к и й. По-вашему, ее помилуют?

Ч и м е н д я е в. Конечно! Вернут в общество, в жизнь! Афишу подписываете вы — так было, будет, так должно быть, но если я ничего не значу в этом учреждении…

В о з н е с е н с к и й. Не грозите! Я вас предупреждаю.


Чимендяев садится. Не смотрят друг на друга.


Что такое анонимка? Отвечайте! Что это такое?

Ч и м е н д я е в. При открытом выступлении ее бы оболгали, уничтожили в три дня, спрятали концы, нашли лжесвидетелей и одну-одинешеньку засудили. Она изучила их, этих, вы верно сказали: воры, использующие как средство взлома патриотизм, — но вы их не знаете. Это люди сильные. Особая генерация. Осторожность нужна. Палютина действует по известной схеме. Не ищите умалишенных, где их нет. Вам нужен фокус, эффект, но за психопаткой наши советские зрители не пойдут. За психами идут только психи! Хотите рюмочку?

В о з н е с е н с к и й. Вы знаете, я в рабочее время не пью.

Ч и м е н д я е в. А когда у нас нерабочее? (Идет куда-то.)

В о з н е с е н с к и й. По какой схеме Палютина действует?

Ч и м е н д я е в (останавливается). В маленький город однажды приехал министр. На совещании выступил мастер Гударев. Мастер бил управляющего трестом товарища Чимендяева. От Чимендяева перья летели. Мастеру аплодировали секретарь горкома Иванов и предисполкома Опанасенко. Оба были виноваты во всем, о чем говорил мастер Гударев, и аплодировали бешено. Оба не знали, что выступить мастера просил сам Чимендяев и цифры дал. Ударил вроде по себе, а рассчитывал с помощью министра получить нужный результат — и получил, знаете.

В о з н е с е н с к и й. А правду  с к р ы л.

Ч и м е н д я е в. Правда, говорят на Востоке, как солнце: смотреть на него могут лишь мудрецы. Правда в той ситуации делу вредна была. Вы не верите в героизм сегодняшних обыкновенных, простых людей, но героизм в народе не истощается, а в трудные для родины дни горит ярко и светло. Была Жанна д’Арк. Была Зоя Космодемьянская. Палютина делает то же самое: взваливает на свои женские плечи горе державы. Но если сажает себя в тюрьму потому только, что сошла с ума, все обесценивается, все!

В о з н е с е н с к и й. А может, превращение этой бабы в сумасшедшую Офелию — удар сильней, художественней? Вот до чего довели! Такой залп!

Ч и м е н д я е в. Это все залпы теоретические. Удары в никуда. Надоело! Увольте! Антивоспитательно. Пора давать залпы практически! Бить по цели! Как Палютина! Да. Как Палютина!

В о з н е с е н с к и й. Сиюминутные задачи, не верю. Тоже надоело! Никогда не грозите уходом. Слышите? Не шантажируйте.

Ч и м е н д я е в. Уходить я пока не хочу, но не забудьте и вы, Олег Олегович: не напрашивался, сами позвали. Я человек независимый и обеспеченный материально до конца дней моих.

В о з н е с е н с к и й. Тошно про ваши деньги слушать! (Уходит.)


Чимендяев неподвижен. Поспешно надевает плащ, ищет что-то. Входит  С в и т и ч. В косынке, добра, смеется.


С в и т и ч. Сперва едем в лес, это помнишь или нет?

Ч и м е н д я е в (продолжая поиск). Да-да! Уже десятый час.

С в и т и ч. Мне показалось, не хочешь ехать.

Ч и м е н д я е в. Не хочу, но еду! Я еду! Я ищу подарок.

С в и т и ч (смеется). Подарок у тебя в багажнике.

Ч и м е н д я е в. У меня тут еще другой подарок. Взгляни за шкафом. Длинный белый рулончик.

С в и т и ч (взглянула). Почему не хотел ехать?

Ч и м е н д я е в. Не помню, не помню, куда я ее положил? (Ищет.) Надеюсь, недолго в гостях пробудем? Возможно, успеем в загс. Вообще-то за цветами можно просто на рынок.

С в и т и ч. Но я так хочу. Можно мне так хотеть? Какой рулончик? Почему не ищешь? Где этот рулончик?

Ч и м е н д я е в (спокойно показывает). Вот он! (Идет снимает со шкафа.) Это афиша. Выпросил в театральном музее. Еле выпросил. Это дубликат. (Развернул.) Его знаменитый «Клоп».

С в и т и ч. У него нет? Прекрасный подарок!

Ч и м е н д я е в (садится). Я так решаю: я не еду.

С в и т и ч. Видал вчера, как я садилась в его машину?


Чимендяев кивает, кладет афишу на пол, разглядывает. Молчат.


Ч и м е н д я е в. Я не люблю Маяковского, Толстой Шекспира не понимал. Будущее, ты, верно, помнишь, написано фантастично, а у Вознесенского ходили нормальные люди — никаких марсиан. Мама это не очень оценила, а первый акт понравился одинаково сильно. Задело! Очень уж современно о клопином существовании. Мама просто подпрыгивала, шептала то и дело: «Про нас, Коля, про нас!» Зрелище странноватое, беспощадное. Середина двадцатых, но через двадцатые смотрели на себя. Я тогда подумал: как это нужно нам! После прочел несколько статей: больно хлестали. Просто изничтожили Олега Олеговича. Современники не любят видеть себя в невыгодном свете. Так вечно было. Люди остаются людьми. Художник должен быть готов к этому. Как любой рационализатор. Мама писала: поставил вскоре какую-то чепуху, хвалили сверх меры. (Молчит.) А потом уже без осечек двигался. Вошел в обойму. И хвалили и награждали. За все хвалили почти. (Молчит.)

С в и т и ч. Давай, не поедем никуда. Я домой пойду.

Ч и м е н д я е в (тихо). Куда домой? К себе или к нам домой?

С в и т и ч. К себе. Стирать буду. (Села.) Ты ревнуешь?


Чимендяев кивает. Молчат.


Он подвез меня до Колхозной. На Колхозной вышла.

Ч и м е н д я е в. И все?

С в и т и ч (помолчав). Нет.

Ч и м е н д я е в. А куда?

С в и т и ч. Посидели в кафе. (Молчит.) Пойду. (Уходит.)

Ч и м е н д я е в (расстегивает плащ, отбрасывает куда-то, садится; рассеянно). С постановками Маяковского вообще… Однажды пришла ко мне в исполком руководительница самодеятельности. Я, говорит, «Баню» репетирую. Я ей говорю: «В отдел культуры, пожалуйста». Нет, говорит, хочу играть «Баню» в настоящей бане. Почему? К нам, говорит, в клуб народ не очень ходит. А в баню пойдут? Да, говорит, оригинальная атмосфера, кроме того, будем зрителям продавать веники. «Что от меня нужно?» — спрашиваю. Закрыть на несколько дней одну баню. Я подумал и не разрешил. Искусство искусством, а мыться людям нужно. Вообще-то я ей выговор сделал: ставить не умеете, потому и не ходят к вам, выдумываете фокусы. Если таланта нет, то и в баню не пойдут! (Встает, сосредоточенно сворачивает афишу, укладывает на прежнее место и оглядывается, находит плащ, берет, быстро идет на край площадки.) Едем, Лариса! Машина подана. Извини.


С в и т и ч  входит с цветами, смеется. В центре площадки появляется усталый, измученный  О к у н е в. Толкает ногой пуфик, садится на него. А из глубины мчится совершенно счастливый  В о з н е с е н с к и й, в мятой рубахе, босой; на ходу надевает шлепанцы.


В о з н е с е н с к и й. Входите! Мне пятьдесят четыре! Знакомьтесь. Лучший друг жены, артистки Чудаковой, Михаил Окунев. Отмечает все дни моего рождения и дни рождения артистки. Я его не зову, но вот приходит. Когда артистка с ним покончила и вышла за меня, через три дня случилось событие: день ангела. Ее или мой? Ее! Она мне говорит: неудобно, знаешь, давай позовем Мишу. И с этого у нас началось! Девятнадцать лет!

С в и т и ч. Поздравляю. Скромные цветы.

В о з н е с е н с к и й. Какие натуральные простые цветы!

Ч и м е н д я е в. Лариса Ивановна нарвала в лесу.

В о з н е с е н с к и й. Как прекрасно! Нарвала! В лесу! Нарвала! А что в руке, Николай Прокопьевич? Что в руке?

Ч и м е н д я е в. То, что надо.

В о з н е с е н с к и й. Ой, хорошо! Испугался, коньяк. Спасибо. В доме пусто. Миша, не мог бы сказать артистке, что гости.


О к у н е в, помедлив, уходит.


Какие вы милые, что пришли! Как я вас за это люблю! Вам уже было пятьдесят четыре, о чем думали в тот день?

Ч и м е н д я е в. Я думал в пятьдесят, после уже не думал.

В о з н е с е н с к и й (смеется). Я в пятьдесят улетал. А вот куда? Накануне приехал смоленский абориген, заслуженный врач, мой отец, интеллигент, махорочку курит, говорит мне: «Дурак ты, дурак, что суетишься, дурак!» Я все равно улетел! А вот куда?


О к у н е в  приносит тарелку с едой.


(Окуневу.) Сказал?

О к у н е в. Я был на кухне.

В о з н е с е н с к и й. Но сказал?

О к у н е в (спокойно). Говорю: был на кухне.

В о з н е с е н с к и й. Закрылась, что ли?


Окунев кивает.


(Смотрит на тарелку.) Рюмки не мог взять?


О к у н е в  уходит.


Видите, жалеет меня, подонок. Вот он меня жалеет!

Ч и м е н д я е в. Мы, кажется, уходим.

В о з н е с е н с к и й. Тогда так: подарки и цветы забирайте.

Ч и м е н д я е в. Почему так круто? У вас что-то происходит?

В о з н е с е н с к и й. То, что закрылась, — демонстрация в мой адрес. Вы же мои друзья! Если закрылась, Окунев уйдет. Нельзя мне с ней наедине, сутками разговариваем! Спасибо, Окунев пришел, кофе сварил. Она же, гадина, полностью без нервов. Клянусь, руки трясутся, нельзя жениться на актрисе!

С в и т и ч. Давайте вот что… мы замерзли за городом.

В о з н е с е н с к и й (кричит счастливо). Рюмки! Рюмки! Рюмки!


О к у н е в  принес. Благожелателен. Сам наполнил.


Грейтесь по-быстрому! Миша, тебе не скучно с нами?

О к у н е в. Уйти я не могу, а на кухне посижу.

В о з н е с е н с к и й. Только без провокаций! Завести ее хочешь? Кстати, ты сегодня на Аллу Пугачеву приглашен.

О к у н е в. Лариса, хочешь отдам билеты?


Свитич улыбается, смотрит на Чимендяева.


Ч и м е н д я е в. Вам ведь переодеться нужно? Хорошо, отложим.

В о з н е с е н с к и й. Что отложите?

Ч и м е н д я е в. Хотели расписаться сегодня.

В о з н е с е н с к и й. И из-за этой Пугачевой?

Ч и м е н д я е в. Ну, мы уже дважды откладывали, не знаю.

В о з н е с е н с к и й. Да провались ты со своими билетами! (Молчит; спокойно, твердо.) Миша, иди домой, можно уже.

О к у н е в. Но ведь такси заказано.

В о з н е с е н с к и й. Она же закрылась.

О к у н е в (сообщает новость). Она переодевается.

В о з н е с е н с к и й (думает, выпивает рюмку). Объясни раз и навсегда: кто тебя прикрепил к одухотворенному сосуду? Не создавай у моих гостей ложного впечатления! Что вас связывает? Педагог, историк, стал художником по свету, зачем? Хотели вместе работать?

О к у н е в. Ты ее не понимаешь, Олег.

В о з н е с е н с к и й. А ты понимаешь, довольно глупа бывает?

О к у н е в. У нее другой ум.

В о з н е с е н с к и й. Тогда выражайся грамотно: она чувствует! Она животное. Она думает надпочечниками. Она — зверь! Приходя домой, я никогда не прихожу домой, разговариваем до трех! Неспособна понять, что без меня ничего не может, хотя и добросовестна и трудяга. Послушал бы, что говорила ночью о моем «Сирано». Тварь! Фашистка безжалостная! Ею все всегда восторгались, а я получал травмы и чувствовал свою зависимость от нее, но ее лучшие работы — это когда я побеждал, худшие — когда переставала слушаться меня. Все помнят, какой у меня был старт и как нашел ее, и взял, и выстроил театр вокруг нее. Я это сделал, я! Дал ей такой толчок, научил поверить в себя, я научил эту провинциалку не быть сентиментальной. Она была уродлива. Что? Нет? Красива была?

О к у н е в. Нет.

В о з н е с е н с к и й. Уродина. Я в ней не красотку увидел — актрису! В чем секрет ее обаяния сейчас? Перестала бояться быть некрасивой и стала красивой. Я вынул из нее женщину и показал общественности. В наших спорах с ней нет правого и виноватого. Я знаю, что ее бесит: давно нет крупного успеха. И что? Разве крупный успех — это повседневность? Подождать нужно! Потрудиться! А с «Норой» я виноват. Надо было бить ее, добивать, убивать, еще месяца два хлестать, как лошадь, чтобы исстрадалась. Мало работал! На телевидение торопилась! Сниматься ей нужно, красоваться! (С яростью.) Ты ее портишь! Можно актрисе говорить: милостью божьей данный нам одухотворенный сосуд, или как там? Это я имею право что-то сказать, и то не всегда. Не лезь в чужую профессию. Между прочим, мне ты ни разу не сказал, что я сосуд. А может, в этой захламленной квартире, которую годами не убирают… может быть, в этой квартире живут два одухотворенных сосуда? А? Ты порядочный человек? Лезешь в чужие жизни! Что люди подумают? Вас связывает голодная юность, а я при чем?

О к у н е в. Слушай, я бы рад уйти, но не было б хуже. Все равно поедет, но куда-нибудь не туда. На меня не наваливайся. Я всегда был на твоей стороне, но, когда перестал понимать, что тебе делать, должен был сказать ей: давай, Чудакова, переходи в другой театр.

В о з н е с е н с к и й (смеется). Отдай жену дяде. (Задумывается. По-детски искренне, подойдя к Чимендяеву.) Я сказал Анне, что не нужна мне. Светопреставление! Если можете, не уходите. Весь месяц, признаюсь, не ночевал дома, на даче. Но вопрос не дискуссировался, а вот это, что не нужна… Ночью головная боль такая, вызвал неотложку. (Оборачивается.) Ты можешь сказать, Миша, что я слишком долго эксплуатировал ее в легком жанре вроде «Испанца», но мы все зависим от жизни, которая нас окружает. Людям надоели проблемы. Люди не хотят разговоров о жизни, им это кажется бессмысленным, жаждут эмоций. И пусть народная артистка веселит народ. Людям нужен смех!

О к у н е в. А может, стриптиз?


Вознесенский хохотнул, ушел в глубину, сел там.


Ставим вещи, которые никого не задевают. Наш великий храм давно замкнулся в собственном эгоизме. Внутренние процессы вроде регулятора, наши чисто внутренние процессы становятся для нас важней результата.


Вознесенский возвращается, слушает спокойно.


Мы буржуа в этом храме, самые настоящие буржуа; в сущности, ничего не хотим менять ни в своей жизни, ни в общественной, нам лень, и поэтому ничего не достигаем.

В о з н е с е н с к и й. Крупный японский продюсер недавно пожаловался мне, что растерян, не знает, что ставить и что существуют какие-то не то десятилетние, не то двадцатилетние циклы зрительских интересов, и когда меняются — угадать нельзя, как землетрясения. Такой цикл, Миша! Почему нет сильных, глубоких пьес? Такой цикл. Будь в них потребность… (Перехватив взгляд Чимендяева. Серьезно.) Понимаю. У меня есть пьеса, да, у меня есть, и поэтому, не скрою, просыпаюсь иногда с ощущением счастья, мне повезло с этим странным Певцовым. Тут нет противоречия. Эта пьеса всем понравится, потому что исключительная честность. Не страшно, что долго делаю. Эти люди певцовские открываются не сразу. Нужно готовиться к спектаклю годами, обдумывать. Нужно долго страдать, нужно, чтобы долго-долго не получалось. А вот когда психуешь, что медленно и не идет, теряешься, начинаешь что-то быстро придумывать какой-нибудь трюк, массовочку и выезжаешь на ремесле, то и становишься ремесленником. Не гоните картину, Чимендяев! (Берет рюмку.) Хотите брудершафт?

Ч и м е н д я е в. Я вам не ровня.

В о з н е с е н с к и й. Очень, очень вы ушлый!


Входит  Ч у д а к о в а. Строгая. Держит собаку.


Ч у д а к о в а (Окуневу). Шесть мест. И корзина. Ну, эта…

О к у н е в. В такси не войдет.

Ч у д а к о в а (думает, смотрит на Свитич). Здравствуйте, Лариса. (Отдала собаку Окуневу.) Хорошо, нужно что-то решать. Зачем кричишь на него, Олег? Он-то при чем?

В о з н е с е н с к и й. Ни разу не крикнул.

Ч у д а к о в а. Кричал: рюмки, рюмки! Лакей он? У меня друзей не так много. Окунев святой человек.

В о з н е с е н с к и й. Святой? Потрясающая новость.

Ч у д а к о в а. Святой — не значит мертвый. Закажи, Миша, грузотакси или два такси. Перезакажи. Закажи что-нибудь.


Окунев уходит.


(Спокойно вытирает слезу.) Кто принес колбасу? Есть жаркое, салат. Не нашли? (Смеется.) Я спрятала! Не хотела, чтоб напились, нужен был ясный разговор. Напишите внушительную бумагу в Моссовет, Николай Прокопьевич. Заслужила собственную квартиру? Мне Моссовет даст.

Ч и м е н д я е в. У вас есть квартира.

Ч у д а к о в а. Не моя.

Ч и м е н д я е в. Ваша.

Ч у д а к о в а. Вознесенский сказал, я не нужна ему.

Ч и м е н д я е в. Скажите ему то же самое.

Ч у д а к о в а. Я не могу то же самое.

Ч и м е н д я е в. Можете. Пусть Вознесенский ищет квартиру.

Ч у д а к о в а. Не могу ему так, ошибаетесь. Он мне нужен. Из квартиры уйду — из театра не могу. Ни в какой другой уже не возьмут. Никогда! Никуда! Это капкан.

Ч и м е н д я е в. Куда угодно возьмут.

Ч у д а к о в а. До чего ж наивны! Будут долго и благожелательно вести переговоры и не возьмут. Они ведь должны мне что-то сразу пообещать, перестроить репертуар, но кто потеснится? Всюду засели сильные тетки, я опасна для них. Кто устроит революцию ради меня? У всех обязательства друг перед другом. Кто полюбит женщину в сорок лет, как когда-то Вознесенский полюбил меня? Кто потеснится? Это капкан. Я не ссорюсь, Олег, просто переезжаю, работать так или иначе придется вместе, пока не нашел замену мне.

В о з н е с е н с к и й. Слово «капкан» лишнее. Они в загс идут.

Ч и м е н д я е в (спокойно уточняет). Назначено в шесть.

Ч у д а к о в а. Так что, отметим? Время есть. Жаркое разогреем! А что? Давайте. Поможете, Лариса? (Уходит с ней.)

В о з н е с е н с к и й. Обнаглели. Решим, кому квартиру искать.

Ч и м е н д я е в. Удивляюсь, как она все это выдерживает.


Входит  О к у н е в. Садится. Молчат.


О к у н е в. Стоит извиниться, Олег. Она созрела.

В о з н е с е н с к и й (кивает, помолчав, соглашаясь). Потом.

О к у н е в. Когда?

В о з н е с е н с к и й. Не знаю. Может, через час, может, завтра. Почувствую — когда. Я — педагог.


Ч и м е н д я е в  уходит.


О к у н е в. Пойди скажи, что она нужна тебе.

В о з н е с е н с к и й. А после что, Миша? На шею сядет?


Появляется  С в и т и ч. Молчат. О к у н е в  уходит.


С в и т и ч. Идем за стол. У тебя девочка есть? Давно знаю.

В о з н е с е н с к и й. Таня зовут. Заставила работать, пишем с ней книгу. Серьезный, глубокий человек. Зовет меня боссом, считает, что нужно все оставить, перейти куда то на договор, на сто пятьдесят рублей, что даст мне, по ее мнению, внутреннюю свободу, и ставить спектакли по всей столице, стать рядовым кочующим певцом. Я вернусь к Анне. Не могу ее бросить. Как выяснилось ночью, не могу. Я жалею, Лариса, что потерял тебя.

С в и т и ч. Вчера в кафе ты уже это говорил мне.

В о з н е с е н с к и й. Ты единственный человек, которому действительно ничего не нужно было от меня, кроме меня.


Свитич молчит. Опускается на стул со строгим лицом.


Молчишь, как вчера! (Улыбнулся.) Была ух какой храброй!

С в и т и ч (молчит. Громко, строго). Николай Прокопьевич!


Чимендяев входит, останавливается. Закрыт и недоверчив.


(Встает. Спокойно.) Мы едем в загс?


Вознесенский уходит.


Ч и м е н д я е в. Здесь ради нас стол накрыт. Это ничего?

С в и т и ч. Здесь без нас разберутся. (Изучает его.) Ну хорошо, ухожу одна. Мне тут опротивело все.

Ч и м е н д я е в (спокойно). Скажи им, что едем в загс.


С в и т и ч  уходит. Чимендяев садится, закрывает лицо руками. В небе появляется голая, неподвижная луна. Входит  О к у н е в, смотрит на луну.


Ч и м е н д я е в. До показа труппе у нас два часа.

О к у н е в. Терпите. Я пять лет терпел.

Ч и м е н д я е в. Четыре с половиной года. Год вы устанавливали.


В небе плывет облачко.


О к у н е в (следит за облачком). Помните, сколько просили за установку регулятора? Двенадцать тысяч. Ну, вот мы установили сами. Вы как нарочно выписали нам премию ровно по двенадцать рублей.

Ч и м е н д я е в. Больше не мог! Больше не мог!


Плывут облака. Чимендяев встает, следит.


О к у н е в. Пообедать не желаете? В буфете борщ.

Ч и м е н д я е в. Потом уж, когда покажем. (Молчит.) Ночью заново перечитывал Татищева. Делая сегодняшнее, беспрестанно думал о будущем державы, за это его снимали с работы. Боролся со взяточничеством, лихоимством и казнокрадством, за это брали под арест, усылали в ссылку. Татищев Василий Никитич был истинно русским! До конца держался. (Молчит.) На той неделе посетил в больнице Певцова, у Певцова такие мысли, что из больницы уже не выпустят. (Молчит.) В октябре Певцов уговорил Олега Олеговича вернуть всех детей Палютиной и ликовал, а в ноябре Олег Олегович спрашивает меня: думала ли Палютина о своих детях? Тогда почему бы не задаться вопросом: дышала ли эта женщина кислородом? И у Татищева были дети!


Входит  С в и т и ч, в рабочем халате, стоит. О к у н е в  уходит.


Вознесенского жду. Анна встречает во Внукове. Я ухожу из театра с ощущением бессмысленно прожитых лет, и уходить не хочется. Я ведь понимаю, что мне уже поздно что-то еще разочек начать заново. Чувствую себя стариком. Это катастрофа.

С в и т и ч. Ты обиделся.

Ч и м е н д я е в. Конечно, к идолам нельзя прикасаться. Он дружить не умеет, перешагивает, великий эгоист. Но художник и должен быть эгоистом, иначе растащат. Утром вышел от врача, иду по Басманной, грудь распирает от счастья, что живу в Москве. Не хочется умирать!


Свитич смотрит на него. Коротко звучит та же музыка.


(Спокойно послушал.) Недавно оказался случайно на Садовнической, теперь Полины Осипенко, там моя школа была. Ох, Лариса, какое это было время. Может, потому так тянуло вернуться. Хотелось какой-то особой радости, а в космонавты уже поздновато было.

С в и т и ч. Это верно, искал радости. Пришел в театр как зритель. Зрителю нельзя показывать, что внутри. У вас идеальные отношения. Ты его любишь и бережешь, он тебя любит и стыдится.

Ч и м е н д я е в (спокойно). Не понимаешь. Унижался, заискивал, на брюхе ползал, не стыжусь, нет, я быстро понял странность и слабость моего положения в этом творческом организме. Не было ничего легче, пойти на открытый конфликт, куда-то написать, позвонить, но я же служить пришел, зачем? Я не верю в него больше, а значит, и служить не могу. Не сумею.


Быстро входит  В о з н е с е н с к и й. В глубине — Ч у д а к о в а.


В о з н е с е н с к и й. Здравствуйте. Я с самолета.

Ч и м е н д я е в (идет, жмет руку Вознесенскому). Как в Одессе?

В о з н е с е н с к и й. Погода?

Ч и м е н д я е в. Снабжение.

В о з н е с е н с к и й (смеется). Прилетел и получил ваше письмо. Видите, ваша любимица пришла и тоже ничего не понимает.


Чудакова закуривает, садится в стороне.


Куда его переманили, Лариса?

С в и т и ч. В Большой академический. Генеральным.

В о з н е с е н с к и й. Почему шутки?

С в и т и ч. Я сам вопрос воспринимаю как шутку. (Уходит.)

Ч и м е н д я е в. Заболел я. Болезнь можно притормозить.

В о з н е с е н с к и й. И я! И я болен. Вы лишь на месяц старше. Если не врете и нужно полечиться — лечитесь. Мы уйдем вместе. Поработаем еще лет пять-семь и уйдем. Я без вас работать не хочу, Николай Прокопьевич. О болезнях, уходах поговорим, когда вернусь из-за рубежа.

Ч и м е н д я е в (негромко). Я ухожу, но я против.

В о з н е с е н с к и й. Против чего?

Ч и м е н д я е в. Против поездки в Югославию.

В о з н е с е н с к и й. Это не сон? Когда узнали, что я еду? Подписывали характеристику для загранпоездки. Там ведь тоже плановое хозяйство. Нельзя подводить милых югославов.

Ч у д а к о в а. Не о том говоришь сейчас, можно не ехать.

В о з н е с е н с к и й. Думаю, Аннушка, это ложь, предлог, что по болезни. Теперь, оказывается, он уже против Югославии.

Ч и м е н д я е в. Я не против страны, уточняйте формулировки. Со дня, как характеристику подписал, умудрились на телевидении… Теперь — Югославия. Зачем? Думаю о вас. Не стоит время транжирить. Ну зачем туда? Не к чему.

В о з н е с е н с к и й. Как были строителем, так и остались. И фантазия работает лучше, когда поездишь, и актеры, как потоскуют, лучше стараются! Даже в семейной жизни случается, мужу и жене необходимо уехать, побыть отдельно. И жене, бывает, полезно пожить одной.

Ч у д а к о в а (встает). Вот скотина! Ну вы подумайте. Бывают ситуации, Олег, когда мужчина начинает бояться оставаться наедине с женщиной, кончается уверенность в себе. Может, и ты боишься оставаться надолго со своим театром? Или кажется, все уж сказал, что знал, и нечем зажечь людей, и ищешь новое оперение. Так читай книги, черт бы тебя побрал, читай газеты! Я играть хочу! Жизнь проходит, пока ты там летаешь и ездишь. Джульетту уже не могу, и на Анну Каренину скоро потеряю право. Думаешь о нас? Зачем собрал нас? Верили, как в Христа. Ведь было время, репетировали днем и ночью. Днем и ночью! Куда все ушло, Олег?

В о з н е с е н с к и й (очень мягко). Зачем пришла сюда со мной? Позвал Чимендяева уговаривать, а ты меня ругаешь!


Чудакова ушла. Чимендяев улыбается неловко.


Понимаете, что это ревность? Просто ревность.

Ч и м е н д я е в. Конечно, понимаю.

В о з н е с е н с к и й (неожиданно грустно и спокойно). А ведь, в сущности, Анна права. Почему мне так нравится сниматься в кино? Думать не надо. Там всегда есть кто-то, кто думает за меня. Говорит: садись, ложись, смейся. Я смеюсь, мне легко, приятная суета вокруг, жизнь. Мне иногда кажется, двадцать лет я играю одну и ту же пьесу и заранее знаю, чем кончится, но если двадцать лет делаешь одно и то же, то, скажите, может хоть немножечко надоесть? (Садится, вытягивает ноги, гладит колени.) Устал. Самолет вылетел с опозданием. Три часа простояли в здании аэровокзала. (Молчит, смеется.) Чехов мчался на Сахалин. Толстой всю жизнь мучился в поисках целей. Хемингуэй? У него дача, как у меня, но покупает машину и едет в Италию и в Испанию, а там стреляют. А Чехов, между прочим, едет на Сахалин за свои деньги. (Молчит.)

Ч и м е н д я е в. У меня было много счастливых дней в театре.

В о з н е с е н с к и й. Сами виноваты. Я готовился тщательно, специально музыку заказал, любимая ваша музыка, а вы напольные часы год искали. Если б не занавес, не эта последняя задержка…

Ч и м е н д я е в. Занавес не моя вина. За все годы ни разу не использовали. Висит себе и висит. Я и не думал.

В о з н е с е н с к и й. Предупреждал: пьеса с историческими корнями, играться будет традиционно. Вы директор, а занавес насекомые поели. И неизвестно какие. Нет, не моль, не моль, нафталин был. Умопомрачительно: не могут установить, какие насекомые сидели в занавесе. Сейчас с насекомыми вообще очень большие сложности. Говорят, в будущем на земле останутся только насекомые, а люди улетят.

Ч и м е н д я е в. Разыгрываете между делом?

В о з н е с е н с к и й. «Хрустальный завод» покажем весной.

Ч и м е н д я е в. Я думаю, ничего не получится.

В о з н е с е н с к и й. Скепсис — наш враг номер один. Ирония — наш враг номер два.

Ч и м е н д я е в. Вы очень сапер хороший.

В о з н е с е н с к и й. Не понял, но крайне интересно.

Ч и м е н д я е в. Вы разминировали пьесу.

В о з н е с е н с к и й. Ушла газетчина.

Ч и м е н д я е в. Ситуация, рассматриваемая автором, достаточно ординарна. Все обычно. Как в жизни.

В о з н е с е н с к и й. Это вы один знаете. Пришли мотивировки.

Ч и м е н д я е в. Экстравагантность героини пришла, чудаковатость.

В о з н е с е н с к и й. Пришла художественность.

Ч и м е н д я е в. Да, но ушла общественная проблема.

В о з н е с е н с к и й. Об этом думаю. Певцов вышел из больницы?

Ч и м е н д я е в. Как Грибоедов, будет автором одной пьесы.

В о з н е с е н с к и й (помолчав). Показ скоро? Я устал.

Ч и м е н д я е в. Погляжу. Если подошли, начнем. (Уходит.)

В о з н е с е н с к и й (идет; весело поднимает с пола микрофон). Пульт! Товарища Окунева требуют на сцену. В темпе прошу!


На краю площадки уже стоит  О к у н е в.


Здравствуй. Покажи твои картинки. Сейчас поеду заправлю машину — и на Пахру. Не стану ждать всех. Устал?


Окунев опускается на пол, молчит.


Не огорчайся. Думаешь, хороший директор? Убийца! Одно достоинство за ним признаю: не разносил негативной информации. А в остальном… Такой же, как все. Беспомощный. Однажды попросил водочки купить, не купил. Вот был у меня директор в семидесятом. Дашь ему червонец, сразу достает из сейфа бутылку «Столичной». Не жалей о нем. Убийца. Ходит, судит нас молча и приговаривает к повешенью.

О к у н е в. Покажу завтра. Не ладится что-то. Регулятор в нашей жизни ничего не изменит, Олег. Это ведь только техника.

В о з н е с е н с к и й. На Пахру регулятор привезешь! (Уходит.)

О к у н е в (в микрофон). Дай-ка еще номер семнадцатый.


Возник калейдоскоп. Входит  Ч и м е н д я е в. Растерян.


Ч и м е н д я е в (садится в кресло). Рад, что вы на месте. Как всегда, работаете. Все утро провел в автоинспекции, ничего не делаю. Погода чудесная, тепло пришло. Разговоры, будто заклинило руль, не подтверждаются. Движение там одностороннее, дорогу никто не перебегал. Все сходится!


Калейдоскоп угас. Окунев смотрит на чистое полотно.


Все думаю, думаю. Ночью опять думал о «Хрустальном заводе». Когда это все надвинулось и случилось, взяли под арест, Палютина, конечно, сразу почувствовала себя гордой. Очистилась. Когда-нибудь поставят памятник как герою из гущи заводской жизни. Она была грешной. Во многих смыслах. Но ни на одном человеке нельзя ставить окончательную печать. Нельзя. Ради единственной этой мысли, сказал однажды Вознесенский, необходимо показывать пьесу Певцова.

О к у н е в. В фойе народ сходится. Слышите?

Ч и м е н д я е в. Ему не хватило недели, может, дня не хватило, чтобы поверить в Палютину, в ее невообразимую боль за отечество. Он не знал этих людей и поэтому не верил им. Мучился, страдал, но в Одессе скорее всего или в последний момент во Внукове подошел к решению, до конца еще не обдумал, но хотел мне об этом сказать сегодня же и торопился. Не понимаете, потому что не были в автоинспекции.

О к у н е в (тихо). Вы видели его?

Ч и м е н д я е в. Никто не видел! В машине уже не было никого. И машину не видел, не ведаю, кто сидел в ней, и знать не хочу. Я видел схему движения на бланке инспекции. Вы полагаете, отказал руль или мотор, но отказало сердце. Я не строил турбины, ракеты, промышленные корпуса, однако, и жилые дома строил. Не соглашусь, что существует труд, который берет от человека хоть капельку больше. Говорю я о театре. Да, репетиции начинаются в одиннадцать, но спать-то ложатся глубокой ночью и не спят, не спят, не могут уснуть. А гудок каждый час, каждый день, каждый миг. Нет покоя. Тот, кто не получает работы, страдает и умирает. Где еще человек умирает оттого, что ему мало работы?

О к у н е в. Он сам это сделал, не обманывайте себя.

Ч и м е н д я е в. Как вам не стыдно? Пойдите разнесите мысль! Найдутся охотники поверить, и посплетничать, и разрушить наше искусство. Скепсис — наш враг номер один, ирония — наш враг номер два. Он ехал к городу. Я видел схему. Это неоспоримый вывод. Верно, сначала на Пахру, но возле Окружной дороги развернулся, разворот только там, ближе нет, и три километра, ровно три, он ехал назад, к центру. Зачем, скажите, назад? Чтобы гробануть себя? Не глупите. Он ехал в театр. Я точнее скажу. Он ехал ко мне и торопился, чтобы уговорить еще месяц-два подождать, а я и без того готов был ждать, я не могу уйти. Он чувствовал. Он ехал в театр. Он возвращался. Он ехал ко мне.


Входит  Ч у д а к о в а, садится с краю. Молчат.


Ч у д а к о в а. Нужно встретить людей. Пришли друзья театра. Вы директор. Нужно встречать.


Чимендяев молчит. О к у н е в  уходит.


Ч и м е н д я е в. Когда вернулся из автоинспекции и подходил к этому знаменитому парадному входу, чувствовал себя удовлетворительно, но когда открыл дверь, тело оцепенело и тогда же мелькнула мысль: он любил розыгрыши. (Молчит.) Я туда не пойду. В конце концов, это же театр, тут все может быть. Подожду.

Ч у д а к о в а. Он не стал бы разыгрывать наполовину. Если уж розыгрыш… Он появится, когда вы выйдете и объявите друзьям театра, что его уже нет. Это и будет розыгрыш.

Ч и м е н д я е в. Подожду здесь.


Ч у д а к о в а  спокойно уходит. Чимендяев смотрит в зал, ждет.


В  з а л е  з а ж и г а е т с я  с в е т.


1984

Примечания

1

В этом месте, по желанию театра, можно делать перерыв или играть — в одном действии.

(обратно)

2

Здесь в театре обычно делают антракт.

(обратно)

Оглавление

  • ТРАССА Пьеса в двух частях
  •   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  •   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  • БОЛЬШОЕ ВОЛНЕНИЕ Пьеса в трех действиях
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  • МОСТ И СКРИПКА (ДОЛЖНОСТЬ ЖЕНЫ) Комедия в двух частях
  •   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  •   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  • МУЖЧИНА СЕМНАДЦАТИ ЛЕТ Комедия для ТЮЗа в двух действиях, пяти картинах
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  • ЧЕЛОВЕК СО СТОРОНЫ Современная хроника в двух частях
  •   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  •   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  • КОВАЛЁВА ИЗ ПРОВИНЦИИ Пьеса в двух действиях
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  • ПРОВОДЫ Сцены из современной жизни в двух частях
  •   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  •   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  • ВЕРАНДА В ЛЕСУ Драма в двух действиях
  •   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  • КУРОРТНАЯ ЗОНА Воспоминание о Давше в двух частях без антракта
  • «ПРОФЕССИЯ» АЙЗЕКА АЗИМОВА Фантастическая история в двух частях
  •   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  •   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  • ДИРЕКТОР ТЕАТРА Сцены в двух частях
  •   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  •   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  • *** Примечания ***