Жизнь в розовом цвете (ЛП) [Rizzle] (fb2) читать онлайн

========== La Vie En Rose ==========

Комментарий к La Vie En Rose

La Vie en rose («Жизнь в розовом цвете», «Жизнь сквозь розовые очки») — песня французской певицы Эдит Пиаф.

«Это конец света», — печатают в последних газетах, прежде чем всё гаснет. Только это ещё не конец.

Есть надежда. Они работают над лекарством, и они очень близки к нему. Тем не менее, жизнь продолжается.

Даже посреди зомби-апокалипсиса.

*

Такие люди, как он, не созданы для любви.

Или, может быть, он не создан, чтобы любить?

«Оба варианта верны», — думает он. То, что у них есть, не годится ни для одного из них, и это не подлежит сомнению. Это вредно для здоровья.

Он волнуется: вдруг с ней что-то случилось?

Один Мерлин знает, что это с ним всё не так.

*

Время они выбрали дерьмовое. Кто вообще мог подумать, что влюбиться во время зомби-апокалипсиса — хорошая идея?

Не то чтобы они сделали это специально. Они ненавидели друг друга, пока не осознали, что бессильны изменить направление неожиданного течения чувств.

Он думает, что в этом есть безумный смысл — самые неожиданные романы зарождаются, когда мир борется с вирусом, уничтожившим шестьдесят процентов населения всего за два года.

Ничто не заставит вас пересмотреть приоритеты, как чрезвычайная ситуация, которой всё равно, течет ли магия по вашим венам или нет.

*

Он любит её со свирепостью, которая его пугает, а ведь его не так-то просто напугать.

Она делает его лучше, более прозорливым и безжалостным. Но ирония заключается в том, что она также делает его более уязвимым. За ней так легко ухаживать, о ней хочется заботиться. Он поражается, почему ни один мужчина не воспользовался этим шансом, даже в разгар пандемии.

Они точно видят то же, что и он?

*

Но потом он вспоминает, что у неё есть внутренний стержень и она не терпит дураков. Больше половины мира мертва или умирает. Примерно треть превратилась в зомби, и каким-то образом дуракам всё же удаётся превосходить численностью остальных.

Он считал людей невыносимыми и в лучшие времена, а сейчас они действительно ужасные. Она — его передышка после каждого дня, проведённого среди смерти, насилия и жестокости. С ней так легко. Не только потому, что она чертовски умна, но и потому, что заполняет все его пробелы и недостатки.

В ней осталось более чем достаточно тепла, доверия и невинности для них обоих.

*

Он несколько раз чуть не потерял её во время их беспорядочных, нетрадиционных и неудобных ухаживаний.

Она такая маленькая. Вся жизнь и энергия в таком хрупком сосуде. Он мог бы с легкостью сломать её и, может быть… может быть, при других обстоятельствах, в другой истории, в которой он — абсолютный злодей, он попытался бы.

Но это не та история.

*

Собственно, были и другие, кто заметили её. Заметили настолько, что захотели её. Достаточно тупые, чтобы попытаться отнять её.

Сейчас никого из них нет в живых.

*

В нём есть зло.

Гниль, проникающая до самых его костей. Внутри него есть мощный потенциал делать плохие вещи. Не такой банальный, как у его отца. Нет. У него есть средства, чтобы идти до конца, и он задается вопросом, как она может держать его за руку, или целовать его, или заниматься с ним сексом, или смотреть на него своими мягкими карими глазами и говорить: «Я люблю тебя».

*

Это чувство, как оказалось, взаимно.

В холодной, уединённой темноте их комнаты, когда он прижимает её к себе, когда их кожа влажная, и они переводят дыхание, он может чувствовать её улыбку на своей шее.

— Ты делаешь меня такой счастливой, — шепчет она. — А я делаю тебя счастливым?

Знает ли он, что такое счастье? Может ли он его узнать? Он разглядывает контуры её лица в темноте, поднимает руку, чтобы обхватить за щеку, и нежно проводит большим пальцем по веснушкам, которых он сейчас не видит. Но он давно запомнил их расположение на её лице.

— Да, — отвечает он.

В его голове возникает странная фантазия. О детях — их детях, если быть точнее. Это поток нечётких изображений. Черты лица, в основном. Её глаза, его волосы. Её нос, его подбородок. Её смех, её улыбка.

Всё это пустая трата времени. Он думает, что не хочет детей. И уж точно ни один ответственный взрослый не допустил бы их появления, учитывая нынешнюю ситуацию в мире.

Но когда он смотрит на неё, пока она спит, и нежно касается её плоского живота, он думает, что подарит ей дюжину младенцев, если она попросит.

*

«Воспитывать тебя было упражнением в контролировании страха», — однажды сказал ему Люциус Малфой. Или он представил себе этот разговор со своим отцом? — «Боль, которой ты боишься, если она когда-либо возникнет, всё равно будет меркнуть по сравнению с красотой, что будет предшествовать».

Люциус говорил о любви, и он был прав. Её любовь приносит с собой красоту, которая заключается не только в её внешности, интеллекте и индивидуальности. Впервые в жизни он чувствует, что человек, который видит его больную сущность, каким-то образом принимает его.

Она является чудом. Его чудом.

*

Поступки и слова. Она хочет и того, и другого.

Он превосходен в первом, но слова, которые она жаждет услышать, непросты. У него нет опыта в их произношении.

В конце концов, он говорит ей правду и надеется, что этого достаточно. Он говорит, что не может жить без неё, потому что она — его сердце, а ему нужно сердце, чтобы выжить.

Он думает про себя, что это чертовски плохая идея — ходить с сердцем вне грудной клетки. Ещё хуже, когда у твоего сердца есть собственный упрямый ум.

*

Первую годовщину свадьбы отпраздновать негде, кроме как дома.

Они берут выходной всего на один день, потому что работа должна продолжаться. Он узнаёт, что у маглов есть тематика для годовщин свадьбы. Первая называется бумажной.

Он не сентиментален, но она — да. Таким образом, он сочетает две традиции — бумажную тематику годовщины и традицию своей покойной матери дарить ему раритетную книгу на каждый его день рождения.

Он думает, что ей понравится.

*

Он не ошибается.

Она любит Шекспира. И он тоже. Перед освобождением из Азкабана у него было много времени для чтения. Надзиратель Финниган был щедр на книги для единственного оставшегося в тюрьме известного Пожирателя Смерти.

В её руках — издание «Перикла» 1835 года, напечатанное Котесом.

Она ахает:

— Знаешь ли ты, что это одна из семи пьес, не вошедших ни в Первый, ни во Второй фолианты?

Для него все это не имеет значения. Что его действительно волнует, так это то, что она так счастлива, будто светится изнутри. Он терпеливо слушает её рассказ о своих любимых моментах.

Её подарок ему — старинный граммофон. Она показывает ему, как включить музыку, и позволяет ему выбрать запись для воспроизведения.

Он выбирает La Vie En Rose.

— Хороший выбор, Малфой.

*

Из всего, что они пережили, из многих зол, которые могли отобрать её у него… Этим оказалось случайно разбитое стекло.

Флакон с вирусом пробивает все защитные барьеры, проникая в кожу. Они делают всё по инструкции, будучи хорошо осведомлёнными о магловских и колдомедицинских протоколах.

После инцидента она сидит на краю их кровати, обхватив голову руками, и мрачно смотрит на него.

— Мне очень жаль, — говорит она ему, как будто это он болен.

Он напоминает ей, что она не больна. Говорит, что ещё слишком рано знать, инфицирована ли она.

*

Сцена прокручивается в его голове снова и снова, на повторе. Он делает паузы в разных местах, чтобы изучить последовательность событий.

К настоящему времени он может вспомнить детали настолько ярко, что ему кажется, будто он сделал множество копий случившегося — все они застыли на месте и во времени. Он может разобрать всё с поразительной точностью. Он не может думать о том, что мог бы сделать для предотвращения несчастного случая. В то же время он размышляет о миллионе вещей.

Трудно, когда нет врага, с которым надо сражаться, нет маньяка, от которого можно было бы спасти её, некого наказать за то, что причинили ей боль. Он не потеряет своё сердце из-за разбитого стекла и неудачи. Нет.

Он ничего не может сделать, кроме как вовремя создать лекарство, чтобы спасти её.

*

Конечно, она борется. Она не умеет по-другому. Она борется с инфекцией, борется с симптомами и борется с ним.

Однако она не борется с правдой. Она знает, что умрет, и теперь она ведет битву за то, чтобы он не развалился из-за неё. Она заставляет его обещать самые разные вещи. Заставляет его согласиться.

Он на все отвечает «да».

Врать легко. Он много практиковался.

*

Болезнь жестока.

Он здесь, рядом. Он принимает её удары, когда она набрасывается на него в лихорадочном бреду. Он возле неё, когда её мужество ослабевает, и она умоляет его унять боль, помочь, защитить её, как он обещал. Она плачет и крепко обнимает его, будто верит, что он обладает сверхъестественной способностью уберечь её, заставить её остаться.

Он испытал Круциатус и множество других пыток. Ничто не сравнится с этим. Он тонет в море ужаса. Он кипит в агонии.

Он задается вопросом, стоило ли всё это того?

*

Он работает до изнеможения, а затем выходит за его пределы. Перерывы делаются только тогда, когда она в своем уме, чтобы увидеть его, или когда его тело принуждает его остановиться. Нет ни одного известного человеку стимулятора, которым бы он не злоупотреблял в это время.

Забавная ирония: хотя инфицирована она, именно он похож на ходячего мертвеца.

*

Когда он создает лекарство, то почти не замечает происходящего вокруг него. Взрыв эмоций, аплодисменты, слёзы, празднование, похлопывания по спине, объятия. Образцы уносят прочь, чтобы размножить и распространить.

Мир нуждался в лекарстве задолго до того, как она заболела, и нужда эта не испарилась.

Они называют его героем. Говорят, что он искуплён. Все прошлые грехи забыты.

Он игнорирует это всё, наполняет шприц сывороткой и идет к ней.

*

Когда он приходит в её комнату, что-то не так.

Гарри Поттер стоит на коленях у её постели и рыдает. Конечно, он плачет по любому малейшему поводу, но это совсем другое. Поттер не может говорить, поэтому вмешивается Джинни Уизли. Её глаза красные, а голос охрип.

— Мы потеряли её два часа назад, — она пытается взять его за руку, но он отходит.

Он быстро соображает даже в нынешнем состоянии. Ему не нужно спрашивать, почему никто не потрудился спуститься на два лестничных пролета и сообщить, что его жена умерла.

Они боялись, что он приостановит свою работу над лекарством.

Справедливо.

*

Каково жить без сердца?

Он не остается, чтобы посмотреть на доказательство своей неудачи: она лежит на кровати, выглядит бледной, но в остальном безупречной. Кажется, она просто спит. Он выходит из комнаты и находит тихое место, где его не найдут.

И приставляет палочку к голове.

*

Проходят часы, прежде чем он двигается.

Когда он наконец встает на ноги, солнце уже село, и его глаза высохли. Сказать, что он целеустремлённый — ничего не сказать. Он все решает проблемы. Он решит и эту.

Да, он потерял её, но, по крайней мере, ему не нужно учиться воскрешать мертвых.

Вирус сделает это за него.

*

Они пытаются вразумить его, сказать, что заберут её и позаботятся обо всём. Но он никому не позволяет прикоснуться к ней.

Он использует чувства и свою потребность оплакать её в качестве оправдания. Он скорбящий вдовец, и он заберет её, чтобы сжечь на частном костре, а затем похоронить её прах на семейном участке.

Наедине.

Поттер обезумел. Уизли не одобряет его затею. Её родители дают разрешение.

Его никто не остановит.

*

Стабилизирующие чары, которые он накладывает на её тело, настолько мощные, что пылинки в воздухе застывают вокруг её тела. Он никогда раньше не практиковал подобную магию.

В ослабленном состоянии заклинание почти убивает его.

*

Невозможно бесконечно держать её друзей и семью в неведении. Они хотят отдать дань уважения.

Не только он любит и дорожит ею. Он осведомлен о магловских обычаях смерти.

И устраивает поминки в её память.

*

Гости съезжаются со всех концов света. Они — смесь соболезнований, подарков, цветов и советов. Всё выглядит довольно натянуто.

Они обнаруживают, что он ведет себя привычным образом: прямолинейно, язвительно, отстранённо, но вежливо.

Неудивительно, что Поттер настолько поглощен своим горем, что даже не замечает, как Джинни Уизли покидает собрание скорбящих и выходит на балкон.

*

Вид с этого балкона — лучший в доме. Они оба смотрят на обширную территорию его дома в течение долгого, тяжелого момента.

— Не надо, — говорит она.

В ответ он поднимает бровь.

— Не делай того, что собираешься.

Он смотрит на бокал с виски, который медленно крутит в руках.

— Она знает тебя, понимаешь? Она заставила нас пообещать, что мы тебя проконтролируем.

Он опрокидывает остатки своего напитка и делает шаг к ней. Бросает на неё странный, но в то же время нежный взгляд, тем самым выводя её из равновесия. В конце концов, это Джинни Уизли, и чтобы её запугать, потребуется нечто большее, чем его высокий рост.

Поэтому он наклоняется достаточно близко, чтобы прошептать ей на ухо. Он говорит не вмешиваться, потому что, в отличие от него, ей ещё есть что терять.

Лёгкая дрожь — его награда.

— Это угроза?

Он не отвечает и чувствует на себе её взгляд, когда возвращается в дом, чтобы позаботиться о гостях.

*

Когда уходит последний человек, он снимает верхнюю одежду, оставляя только белую рубашку и черные классические брюки. Запонки были подарком от неё. Он бросает их на комод, а затем закатывает рукава рубашки.

Образно говоря, он снова превращается в Пожирателя Смерти.

Есть работа, которая должна быть выполненной. Последний взгляд на себя в зеркало.

Если он хочет передумать — сейчас самое время.

*

Он делает много одолжений и тратит целое состояние.

Несколько экземпляров запрещённых, недозволенных и конфискованных книг пропадают из хранилища Министерства и магловского музея.

*

Южная Африка — его первая остановка.

Там он посещает известного врачевателя в Квазулу-Натале, которая видит его насквозь своими молочно-белыми незрячими глазами.

Она говорит ему, что он дурак, и ей следует прогнать его. Он соглашается. Помогает настойчивость и обаяние, которые он может использовать при необходимости.

Она говорит, что ему повезло, что он такой красивый, потому что только по этой причине она скажет ему то, что он хочет узнать.

*

В Непале он находит особого шамана, который, услышав, что он хочет сделать, выгоняет его из деревни.

После этого он учится задавать более осторожные вопросы в деревне Магар, где другой могущественный шаман даёт ответы.

*

Он сделал ещё несколько остановок, некоторые из них в Великобритании.

Это дорого, и он делает много сомнительных вещей, чтобы заполучить её, но в конце концов он держит в руках тайную версию «Книги Онория» без цензуры.

Книга предоставляет заключительные кусочки головоломки, необходимые ему для создания заклинания.

Он возвращается домой, чтобы начать следующий этап.

*

Её камера почти готова.

Она убрана и продезинфицирована. Каждый квадратный миллиметр исследован на предмет дефектов, которые могут повлиять на будущее магическое поле.

Он прикрепляет цепи к стене. На цепях — мягкие кожаные манжеты. Матрас находится на полу под креплениями цепей. Он накрывает его резиновым полотном, а затем стелет свежее постельное белье.

На противоположном конце камеры он ставит шкаф и наполняет его множеством зелий и лекарств.

Далее чары. Звукоизоляция. Фильтрованная вентиляция. Защитные ограждения.

Он приносит стул и, подчиняясь прихоти, ещё граммофон.

*

Пришло время проверить цепи.

Он застегивает наручники и отходит от анкерной стены, измеряя расстояние. Примерно посередине камеры он рисует широкую белую линию на полу.

Теперь камера разделена на две половины.

*

Тишина камеры мучительна. Он чувствует давление в ушах — побочный эффект звукоизоляционных чар. Чтобы облегчить дискомфорт, он включает граммофон и морщится, когда понимает, что последней проигранной пластинкой была La Vie En Rose.

Та, что играет сейчас.

*

Важно, чтобы он никому не дал повода прийти в дом.

С этой целью он несколько раз появляется на публике, чтобы у знакомых не возникло желания его посетить.

Никто не хочет его видеть. Теперь им и не придется.

*

Этот день настал.

Он снимает стабилизирующие чары и реанимирует её. Магия сделала свое дело. Прежде чем она успевает проснуться, он вводит ей успокоительное.

Как и большинству людей в мире, ему сделали прививку от вируса, но она всё ещё может ранить его, укусив. Он должен быть осторожен.

*

Из-за успокоительного она бесчувственна и податлива, пока он одевает её в белую хлопковую ночную рубашку с кружевом на манжетах и воротнике и крошечными жемчужными пуговицами.

Он причесывает волосы, гладит мягкую бледную кожу её шеи, где когда-то бился пульс.

Когда он наклоняется и касается губами её кожи, то не узнает её новый запах. В его объятиях незнакомка.

Мгновение он смотрит на неё с отвращением. Мысли закрадываются в голову, мешают сосредоточиться.

Но потом она вздыхает во сне, и этот звук точно принадлежит ей. Он уже много раз слышал, как она это делала. Он часто приглушал её вздохи своими поцелуями.

Его решимость возвращается. Как только успокоительное начинает терять свой эффект, и её карие глаза широко распахиваются, свирепые и испуганные, он повторно накладывает стабилизирующие чары.

*

Его руки дрожат, когда он укладывает её на матрас и закрепляет кожаные манжеты на её тонких запястьях и лодыжках.

Есть ещё одно приспособление — кожаный ошейник. Он сопротивляется надевать его, потому что это — осквернение. Это анафема всему, чем она была, всему, что она отстаивала.

Но все же он должен это сделать. Он зашёл слишком далеко, и его цель будет выполнена.

Он продевает выступ воротника через отверстие и просовывает оставшуюся длину в петлю для ремня.

Теперь дело за магией.

*

Вирус по-разному влияет на магов и маглов.

На самом деле волшебному народу хуже, потому что им удается сохранить некоторые из своих воспоминаний, привычек и желаний. Их привлекает магия, и они стремятся к ней, как барахтающиеся спасательные шлюпки к далёкому маяку.

Любая магия, будь то обычное заклинание для мытья посуды или Непростительное, одинаково влияет на заражённых волшебников.

Он учится отказываться от магии; скорее источать её, а не кидаться заклинаниями.

Это инстинктивная способность, которой обладают магические младенцы, похожая на хватательный рефлекс новорождёного или инстинкт сосания. По мере того, как дети-маги растут, они учатся направлять свои способности через одну точку фокусировки — волшебную палочку.

Он создаёт новое заклинание и чары, заполняющие пространство в камере за белой линией первичной элементарной магией. Это протомагия. Она не направлена и не сфокусирована. Это эмбриональная сила, и в этой форме она совершенно бесполезна, за исключением одной цели.

Она её питает.

*

На фоне играет La Vie En Rose, когда он подтаскивает свой стул к белой линии.

Она лежит на матрасе, подложив руки под щеку. Стабилизирующие чары сняты. Когда её глаза открываются, на мгновение он почти верит, что с ней все в порядке.

В первые несколько мгновений после пробуждения всё выглядят одинаково. Но когда она садится и осматривает камеру, её взгляд из пустого превращается в дикий. Она обнюхивает комнату, как собака. Её глаза закрываются, она запрокидывает голову и открывает рот, демонстрируя чувственное удовольствие.

Он наблюдает за этим как любопытный учёный. Он предполагает, что она заметила протомагию, насыщающую воздух в камере, и впитывает её.

Хорошо. Чары работают.

Они остановят разложение её тела и одновременно (как он надеется) улучшат её когнитивные способности.

*

Прогресс идёт медленно и трудно, но он полон решимости и терпения. Когда она была жива, ей это нравилось в нём.

В некоторые дни он такой уставший, ему хватает сил только чтобы навестить её, убедиться, что она узнаёт его и привыкает к его присутствию.

Она рычит и бросается на него, пока он включает La Vie En Rose и садится на свой стул.

Цепи не позволяют ей добраться до него, а протомагическое поле не даёт пересечь белую линию. Для неё камера за гранью сродни миру без воздуха.

Она остаётся в своей части камеры, чтобы выжить. Она увянет и разложится в ускоренном темпе, если пересечёт черту.

*

Дождливым воскресным днём он замечает некоторый прогресс.

Он сидит на стуле, а она стоит за белой линией и ничего не делает — просто наблюдает за ним, медленно наклоняя голову из стороны в сторону, словно проверяя своё восприятие его с разных сторон.

Он проводит рукой по лицу, отмечая, что ему нужно побриться. К удивлению, она повторяет за ним. Её движения медленные и резкие, но безошибочные.

Она снова смотрит на него, словно ожидая дальнейшего примера для копирования.

Он настолько подавлен, что закрывает лицо руками, пытаясь сдержать поток подавляемых эмоций.

Она тоже повторяет это действие, глядя на него сквозь свои пальцы, с призрачной улыбкой на лице.

*

Он не может сказать наверняка, быстро ли она учится из-за присущего ей интеллекта, когда она была жива, или это результат питательной протомагии.

Возможно, это сочетание обоих факторов? В любом случае, сейчас прогресс идёт быстрее.

К концу месяца она научилась имитировать почти любое движение, которое он делает, всё время пристально глядя ему в глаза.

*

В её камере есть маленькое зарешёченное окошко. Длина цепей позволяет ей подойти к нему и выглянуть наружу.

Она часами смотрит на траву, деревья, птиц. Когда в камеру влетает лист, она прячет его под матрасом.

*

Чтобы войти в её часть камеры, он должен сматывать её цепи, пока она не прижмется к стене. Только тогда он может безопасно пересечь белую линию и приступить к выполнению своих задач.

Она внимательно за ним наблюдает.

Он моет её, а также осматривает, проверяя, сдерживается ли разложение. Он вытирает её тело, меняет одежду, и с запозданием узнает, что её кудри лучше не расчесывать. Вместо этого он использует чары для мытья и распутывания, заплетает волосы в косу и завязывает её красной бархатной лентой.

Ленты продолжают исчезать, и в конце концов он находит их, спрятанные под матрасом.

Она хранит там много вещей.

*

В конце концов, она запоминает распорядок его посещений.

Включается La Vie En Rose.

Цепи укорачиваются.

Он очищает её часть камеры.

Осматривает её.

А потом взаимодействует с ней.

*

Спустя четыре месяца она учится говорить «да» и «нет», кивая или качая головой.

К своему удовольствию, он обнаруживает, что она выражает нерешительность, пожимая плечами.

Это очень мило.

*

Сейчас она может проявлять разные эмоции.

Например, счастье, когда он приносит ей книгу.

Или энтузиазм, когда он делает ей подарок. Она одержима банками. Теперь у неё есть небольшая коллекция, и она часами откручивает и закручивает крышки, расставляя их по высоте.

Бумага — ещё один её фаворит. Ей нравится, как она пахнет. Подносит листки к уху и медленно рвёт их на полоски.

*

На пятом месяце она показывает ему свой лист, который теперь стал ломким и сухим. Поспешно вытащив его из-под матраса, она случайно сминает его.

Тогда он узнает, что она может устроить истерику.

На следующий день он приносит ей целый мешок листьев, и она проводит остаток утра, подбрасывая их в воздух и заставляя их падать дождём вокруг себя.

*

Ей не нравятся мягкие игрушки.

Она игнорирует плюшевого мишку. Жирафу повезло меньше. Она вырывает из него наполнение и выбрасывает в сторону.

Он смеётся и спрашивает, что она бы хотела получить вместо этого. Это риторический вопрос, но он теряет дар речи, когда она очень медленно поднимает руку, тратит некоторое время на то, чтобы привести пальцы в порядок, а затем указывает.

На него.

*

Он несколько дней не решается спуститься к ней в камеру, при этом беспокоясь, что она думает, что сделала что-то не так.

Когда он возвращается, она некоторое время дуется в углу и отказывается смотреть на него.

*

Ему требуется ещё месяц, чтобы научить её говорить. Её речь медленная, а интонация неровная. Для него это не имеет значения, потому что это всё ещё её голос, и когда он впервые слышит его, ему кажется, что он не может дышать.

Она говорит по слогам, а слова произносит парами. Первое слово, которое она учит — своё имя, за которым следует его имя.

— Гер-ми-о-на, — говорит она, когда он показывает на неё.

— Дра-ко, — говорит она, когда он указывает на себя.

Он говорит ей, что она очень умная, красивая, хорошая девочка и что у неё всё получится.

Она гордится его похвалой.

*

Он пробует кое-что, готовит для неё альбом с фотографиями.

До сих пор он старался не напоминать ей о прошлой жизни, ведь был не уверен, что она сможет обработать эту информацию.

Он садится на пол по одну сторону от белой линии и пододвигает к ней альбом. Возможно, она решит, что это просто бумага, и начнёт её рвать.

Но он видит, что выражение её лица меняется, когда она открывает альбом. Сначала она поражена движением предметов на колдографиях. Он успокаивает её и говорит, что фотографии не могут навредить ей, потому что они ненастоящие. Это всего лишь воспоминания.

«Как и она», — думает он, а затем отбрасывает эту мысль, потому что это не то, во что он хочет верить.

Она медленно переворачивает страницы, и он видит, как расширяются её глаза. Она очарована и осторожно проводит пальцами по некоторым фотографиям, улыбаясь.

Пальцы замирают, когда она натыкается на одну фотографию, сделанную на Святочном балу на четвёртом курсе Хогвартса. Она смотрит на девушку на фотографии, в её голубом вечернем платье.

— Кра-си-вая, — говорит она, глядя на него снизу вверх.

Это звучит как вопрос, поэтому он отвечает ей, что да, она очень красивая.

Она хмурится, глядя на свою ночную рубашку, касаясь мягкого кружева на рукавах и воротнике. Осторожно прикасается к щеке, проводит кончиками пальцев по бровям, а затем подносит тот же палец к губам.

Вдруг она встаёт. Альбом соскальзывает на пол.

Она берёт одну из своих баночек и пытается посмотреть на своё отражение. Банка не подходит для этой цели. Она морщится, издаёт разочарованный звук и пробует то же самое с другой банкой. Не получается.

Банка разбивается о стену.

Он говорит ей не двигаться — её часть камеры усеяна стеклом. Он не хочет кричать на неё, но эхо в камере усиливает его голос. Она вздрагивает, а затем идёт к своему матрасу, чтобы натянуть одеяло на голову, цепи волочатся за ней, оставляя за собой кровавые следы.

Она игнорирует просьбы выйти, чтобы он мог осмотреть её ноги.

Фактически, он слышит отчётливое «Гррррр!» из-под одеяла.

Он может легко снять с неё одеяло с помощью магии, или использовать Петрификус, или снова наложить стабилизирующие чары. Но всё это будет сделано без её согласия. Он не хочет сводить на нет весь достигнутый прогресс.

В течение минуты, двух, трёх он смотрит на белую линию, пока, наконец, не принимает решение пересечь её. Она медленно раскачивается взад и вперёд, а затем ударяет его по рукам, когда тот пытается стащить одеяло.

Поэтому он решает присоединиться к ней.

Она удивлена и одновременно обрадована. «Дра-ко!» восклицает она, смеясь.

Порезы на стопах уже не кровоточат, а вытекшая кровь темная и густая. Этого следовало ожидать. Пока он обрабатывает её ноги, она напевает La Vie En Rose, как бы напоминая ему, что он пропустил эту часть распорядка дня.

Он накладывает дезинфицирующее заклинание и смывает кровь. Её окровавленное постельное бельё нужно сменить, но это можно сделать позже. Она достаточно пережила за один день.

Когда он заканчивает, то собирается уйти, но она останавливает его, хватая за руку.

Это первый раз, когда он физически взаимодействует с ней без седативных препаратов. Она медленно разгибает его длинные пальцы, чтобы коснуться ладони, ощущая текстуру кожи, прослеживая линии и шрамы того времени, когда он пробирался через огонь, чтобы добраться до неё.

А затем она подносит его руку к лицу. Он почти отстраняется, думая, что она собирается его укусить, но она этого не делает.

Вместо этого она трётся щекой о его руку, смотрит карими глазами в его серебряные радужки, и напевает песню.

*

Иногда их разговоры почти философские.

— Кто… я?

Он говорит, что её зовут Гермиона Грейнджер, но её не удовлетворяет такой ответ.

— Я хочу… увидеть.

Ей нужно зеркало. Она не раз пыталась взглянуть на себя в любом отражающем объекте, который могла найти.

После инцидента с разбитой банкой, все остальные были конфискованы. Он говорит ей, что не может дать ей зеркало. Это небезопасно.

Есть ещё одна причина, по которой он не хочет, чтобы она увидела себя. Он боится, что она поймет, кто она и что он сделал.

*

Он больше не использует кандалы и цепи. Они лежат на полу рядом с её матрасом, как напоминание о том, как далеко она продвинулась.

Она также хочет сама мыться и убирать свою камеру. Она начинает обустраиваться, украшая пространство случайными предметами.

Листья занимают видное место.

*

Однако она не прекращает просить зеркало.

— Почему? — спрашивает она. — Я могу… по-за-бо-ти-ться о… себе! Я буду… в безопасности!

Он повторяет ту же причину. Это небезопасно. Он должен беречь её.

Это своего рода правда.

*

Чтобы отвлечь её, он приносит платье, похожее на то, которое она носила на Святочном балу: словно кондитерское изделие с множеством слоёв шифона и фатина. Если бы она была жива, то не стала бы носить такое, но в данном случае она не возражает.

Она в восторге, на самом деле.

— Ох! — восклицает она, хлопая в ладоши. — Мне нравится!

Он сидит на стуле и наблюдает, как она разворачивает свёрток, не торопясь, чтобы насладиться текстурой банта и бумаги. Она больше не рвёт обёртку и кладет её под матрас. Один угол её матраса начинает заметно оттопыриваться из-за её склонности к коллекционированию.

Платье теперь в её руках. Некоторое время она растирает шифон между пальцами, наслаждаясь скользкой тканью. Она дотрагивается до крошечных застёжек, проводит по ним пальцем от декольте до талии.

Возникла проблема: их трудно расстегнуть. Она издаёт разочарованный звук и едва не рвёт тонкую ткань, дёргая слишком сильно.

Он говорит ей, что всё в порядке и забирает платье, чтобы помочь.

Всё ещё сидя в кресле, он кладёт платье себе на колени, а она стоит перед ним, ожидая, и внимательно наблюдая, пока он расстёгивает пуговицы. Когда платье расстёгнуто, она радостно вскрикивает и, прежде чем он успевает её остановить, стягивает ночную рубашку через голову.

Внезапно она обнажается перед ним.

Что ещё хуже — начинает расплетать косу и расчёсывать волосы пальцами. Они падают на плечи, вьющиеся, золотисто-коричневые, мягкие, густые и красивые. Конечно, он видел её тело много раз.

Но сегодня всё иначе.

До сих пор она не стеснялась. Скромность не является приоритетом в её складе ума. Он считает, что в этом отношении она совершенно невиновна. Она — Ева, ещё не вкусившая запретного плода.

Её кожа бледная, за исключением веснушек на носу. Румянец больше не может разукрашивать её щеки. Вблизи можно увидеть паутинку синих и зеленых вен прямо под кожей. А сейчас он очень близко.

Фактически, её грудь находится на уровне его глаз. Он протягивает ей платье. Неизвестно, как долго он сидел, не двигаясь.

Он замечает, что она смотрит на него со слегка приоткрытыми губами. Она часто так делает, когда чем-то интересуется, но сейчас её взгляд посылает жар прямо в его пах.

Резко втянув воздух, он пытается обуздать реакцию своего тела.

— Красиво? — спрашивает она, и она могла иметь в виду много вещей. Он клянётся, что видит в её карих глазах почти игривую хитрость.

Быть может, она не так уж невинна?

Он кивает, не доверяя своему голосу, и глотает ком в горле.

Она протягивает ему руку, и в этот момент она — его личная Ева. Первая женщина, единственная женщина. Или, возможно, она является яблоком — запретным грехом и знанием, завёрнутыми в привлекательную упаковку. Её мание — древний жест, не требующий слов.

Платье падает на пол, ложась поперек белой линии, как мост.

Он встает, бормочет извинения и уходит, не заметив её лёгкого раздражения.

Тем не менее, день не прошёл даром. Она поднимает платье и надевает его, с лёгкостью застёгивая пуговицы.

*

Оглядываясь назад, можно сказать, что это было неизбежно.

В ту ночь он слишком много выпил, пытаясь подавить свои тёмные эмоции.

Кровать, та, которую они делили, когда были женаты, похоронена под грудой её одежды. Он вытащил все её вещи, и бросил на кровать. Затем он собрал в доме каждый клочок бумаги, на котором есть её записи, от исследовательских заметок до списков продуктов, и сложил их в стопку.

Последней он достает её палочку. Он не прикасался к ней с тех пор, как потерял жену. Палочка ощущается как она. Сидя посреди кучи воспоминаний, он держит в руке её палочку и допивает бутылку водки.

*

Продолжается их рутина, но теперь всё ощущается по-другому.

Теперь он осознаёт, что, хотя технически она не живая женщина, она определенно выглядит соответствующе. И не просто как женщина. Она даёт ему смысл просыпаться каждое утро. Его сердце бьется быстрее, когда она улыбается.

Их разговоры тоже меняются. Теперь она задаёт больше вопросов. Как прошёл его день? О чём он думает? О чём мечтает?

Он знает, что они на опасной территории. Она приближается к вопросам, на которые у него нет ответов.

Он живет в страхе, что она спросит его, кто она такая.

*

Она смотрит детские книжки с картинками. Всё, казалось бы, обыденное, для неё — настоящее чудо. Её любопытство такое же ненасытное, как и при жизни. Когда они заканчивают с книгами, она складывает их в кучу возле своего матраса, сидя на полу.

Теперь она постоянно носит синее платье. Юбка поднимается вверх, собираясь высоко на её бедрах.

Он смотрит и вспоминает, какая мягкая на ощупь её кожа под его пальцами и губами. Он вспоминает её сладкий мускусный запах, когда он находится между её ног, вкус её возбуждения на своём языке. Трепет её пальцев, пробегающих сквозь его волосы.

— Драко?

Она пытается привлечь его внимание.

Он ёрзает на стуле, пытаясь облегчить болезненный дискомфорт из-за ноющего члена.

— Я… хочу больше, — говорит она ему.

Его глаза поднимаются, чтобы встретиться с ней.

О, она говорит о книгах.

«Да, больше», — думает он.

*

La Vie En Rose мягко играет на фоне, когда он сидит в кресле и читает ей «Перикла».

Сегодня утром она беспокойна, ходит, заламывая руки, плюхается на матрас и хмурится. Он захлопывает книгу и спрашивает, в чём дело.

— Почему… ты не хочешь… меня?

Вопрос потрясает его. Он уверяет её в обратном.

— Тогда… почему… ты там? — она указывает на то место, где сидит он, по другую сторону линии. — А я… тут?

— Так и должно быть, — отвечает он. Она не сможет жить на его стороне линии. Он напоминает ей об этом.

— Так… подойди ты… ко мне, — просто говорит она.

Нет. Он объясняет, что его задача — лечить и заботиться о ней. Это всё, что он умеет.

Она хмурится ещё больше. Не отводя от него взгляда, она расстёгивает петельки на передней части платья.

— Прекрати, — ругает он.

Платье распахнуто до талии, и он может видеть гладкую кожу от её шеи до пупка. Она приподнимает плечи, и платье соскальзывает с одного, обнажая грудь. Её глаза всё ещё смотрят на него, призывая отвести взгляд.

Он смотрит ниже, чувствуя, как она следит за его взглядом. Его глаза слегка расширяются, когда он видит, что её рука теперь сжимает грудь, рассеянно играя с розовым соском.

— Подойди… ко мне… Драко.

Он говорит что-то непристойное и закрывает глаза.

— Я не могу этого сделать, — говорит он ей, даже когда поднимается на ноги. — Это неправильно, — твердит он, переступая белую линию.

Когда он подходит к ней, его поцелуй — это акт чистого, неподдельного голода. Он стонет в рот, выливая всё горе, боль и тоску, накопившуюся за год. Она не похожа ни на одну женщину, с которой он был, и уж тем более не на его жену. Но она чертовски близка к ней, а он в отчаянии.

Он на пределе. Не было ни единого шанса, что он смог бы сдержаться после месяцев непосредственной близости, отсутствия прикосновений и её невысказанного, постоянного приглашения нарушить все свои правила. Их прелюдия началась уже давно.

«Я не использую её», — говорит он себе, расстёгивая штаны. «Это взаимно», — думает он, поспешно показывая ей, как прикасаться к нему, как сжимать и дрочить его член. Он безумно хочет, чтобы она прикоснулась к нему.

Её движения не такие поспешные, как его, и она внимательно слушает инструкции с восхищённым вниманием, приоткрытыми губами и нетерпением, которое заставляет его кончить быстро и очень сильно. Он со стоном откидывается на стену, совершенно истощённый.

Туман желания и горя немного рассеивается, и теперь ему стыдно.

Трясущимися руками он застёгивает брюки, а затем пытается натянуть её платье, но у неё другие планы.

Она падает на колени. Прежде чем он успевает осознать её намерения, она слизывает сперму с его брюк, с рук, где та стекает по суставам. Затем она наклоняет голову к каменному полу, но он поднимает её, останавливая.

Её рот и нос измазаны, одна капля стекает с подбородка. Он чувствует, как снова становится твердым.

— Ты доволен? Я… делаю тебя… счастливым?

Он моргает.

— Да, — говорит он, слегка встряхивая её, вероятно, вкладывая слишком много гнева в ответ. Он направлен не на неё. Конечно, она делает его счастливым.

— Я хорошая девочка?

— Очень, — уверяет он её. А потом он осыпает её теми словами, которые ему было трудно произнести, когда она была жива. Она — всё, что он когда-либо хотел. Она его мир, его сердце.

Очевидно, это правильные слова, потому что она обвивает руками его шею и встаёт на цыпочки, чтобы поцеловать. Он чувствует, как её груди прижимаются к нему, и ощущает вкус её губ.

— Я люблю… тебя, мой Драко.

И он потерялся. Заблудился. Он совершенно, полностью одурманен. По уши обезумевший от любви.

Да, отвечает он. Да, да, да, да, да.

*

Отказ от стыда, вины исожаления приносит с собой глубокое облегчение. Он снова чувствует себя целым.

Их распорядок почти такой же: La Vie En Rose, книги, беседы, подарки, уроки.

Но теперь ему не терпится встать со стула и переступить черту.

*

Он знает: если позволить, то отвращение и ненависть к себе, и к тому, что он сделал, и продолжает делать каждый день, вернутся.

Он знает, что она такое. Она — мерзость, созданная его руками. Но он уже давно не сожалеет. Он бросился с головой, сердцем, телом и душой, в единственное, что когда-либо имело смысл в его жизни.

Он счастлив.

*

Он молодой человек, и у него есть мужская сила.

А она преданна и совершенно не стесняется. Иногда это почти шокирует, потому что он помнит ту женщину, которой она была раньше — с определёнными запретами и регулярно краснеющая до корней волос.

Поэтому иногда он трахает её по несколько раз в сутки. В некоторые дни это их единственное занятие. Он может использовать её часами, применяя все свои навыки и мастерство, учитывая её предпочтения.

Хотя это не имеет значения. Её реакция одинакова, будь то ласковые занятия любовью или животные сношения.

В этом она возвеличивается. Он не может сделать ничего плохого.

*

Этим вечером она стоит на коленях.

Он уже взял её трижды, так что внутри она скользкая. Камера наполнена звуками La Vie En Rose, её стонами, резким дыханием и громкими влажными толчками его члена, когда он входит и выходит из неё. Не нужно тайком целоваться в перерывах между лабораторными сменами, прятаться по углам и заглушать звуки удовольствия.

Они ведут себя громко, но ему не стыдно.

Внутри она холодная.

*

Она озорно улыбается, когда он приносит хогвартскую школьную форму.

Галстук он взял свой, потому что он не смог найти её. Ему кажется, что так даже лучше.

Он обнаруживает, что она особенно зациклена на его члене, и предполагает, что она ассоциирует этот орган с его удовольствием и насыщением. Это примитивное распознавание образов. Он говорит ей, что она мечта каждого подростка.

— Я… только твоя… мечта, — говорит она расстроенно. Она пока не понимает шуток.

Он заверяет её, что она совместила в себе все его фантазии.

Сегодня она, одетая в школьную форму и с косичками, стоит перед ним на коленях. Ему приходится напрячься, чтобы не кончить ещё до начала.

Путём восхитительных проб и ошибок она в идеале научилась брать его в рот. В этом ей нет равных — ей не нужно дышать, у неё нет рвотного рефлекса, суставы её челюсти чрезвычайно гибки, так что она может взять его полностью, позволить упираться в заднюю часть горла.

Вдобавок она может удерживать его в сладкой агонии часами. Он у неё во рту, трахает её горло, намотав косички на руки. Он смотрит на неё полуприкрытыми глазами.

Если ад и существует, то ему уже было приготовлено там местечко.

*

По утрам он даже не утруждает себя одеться, прежде чем спуститься к ней.

Он идёт в темницу, голый, твёрдый и жаждущий погрузиться в неё.

Сегодня он решает использовать ошейник.

*

На её бёдрах и вокруг горла виднеются синяки — следы его жестокой страсти.

Настораживает то, как быстро проявляются его пристрастия, когда ему не нужно беспокоиться о физическом благополучии партнёрши. Тело его жены не выдержало бы того, что он делает с её реанимированным трупом.

Когда он кончает, то лежит рядом с ней, потный и уставший, а она гладит его по волосам и улыбается. Она не потеет. Она не испытывает оргазма. Поначалу это сбивало с толку, но, похоже, этот факт не влияет на её энтузиазм. Она сосуд для его удовольствия, объект его любви.

Обычно после секса она спрашивает:

— Я… твоя хорошая… девочка?

Чёртова пластинка играет в фоновом режиме. Она — ещё одна заевшая пластинка.

*

Их случай не имеет прецедентов.

Он не нашёл ни одной статьи, написанной на эту тему. Однако он не сомневается — где-то ещё есть случаи, когда из-за своей развратности человек вступил в половую связь с зомби.

У него возникла идея записывать свои переживания, продиктованная врождённым любопытством и страстью к познанию неизвестного. Он задается вопросом — является ли её сексуальное влечение проявлением жажды плоти, которую он сумел подавить в ней с помощью протомагии? Убрав потребность есть мясо, он, возможно, изменил её аппетит.

Ему также интересно, она привязалась к нему из-за их связи с времён, когда она была жива, или потому что они создали новую, уже после её смерти. В конце концов, он единственный человек, которого она знает и от которого зависима.

Эти мысли беспокоят, но не отвлекают от счастья просто быть с ней.

*

За счастье надо платить.

Поддержание протомагического поля требует огромного количества энергии и силы. Он знает, что должен лучше заботиться о себе. Поэтому он старается регулярно есть, а не просто для того, чтобы выжить. Он моется, бреется, а когда надевает одежду, то она всегда чистая и свежая.

Иногда это даже нарядная одежда.

*

Ей нравится разворачивать его как подарок, поэтому он надевает много одежды, включая ботинки и перчатки. Чем больше слоёв, тем лучше.

Этим утром она издает одобрительные воркующие звуки, проводя руками по длинному пальто, не торопясь стягивая его с плеч. Она трётся носом о тонкую шерсть его чёрной водолазки с высоким воротником.

Он одет в современном изысканном стиле и говорит ей, что он — её подарок и она сегодня главная.

— Принеси… стул, — говорит она.

Он берет его и перетаскивает через линию в её часть камеры.

— Сядь, — приказывает она, и он подчиняется.

Она садится на его колени и некоторое время просто смотрит на него, проводит пальцами по прямой переносице, по губам, обводит его подбородок, а затем скользит по шее вниз.

Он громко сглатывает, когда она играет с его адамовым яблоком. Она одаривает его озорной улыбкой.

— Щекотно?

Он ворчит в ответ и придвигает её к себе ближе, так что теперь она оседлала его, а её юбка собралась вокруг талии. Она чувствует его эрекцию.

— Я… главная… ты сказал!

Он гладит её по лбу. Да, она права. Извинившись, он просит продолжать.

Её руки пробегают по его одежде, ощупывая прохладную шёлковую парчу жилета, плотную ткань белой рубашки под ней и крошечные чёрные пуговицы. Она смотрит на его ботинки и трётся о них босыми ногами, чувствуя гладкую блестящую кожу.

Его рука сама собой поднимается и начинает расстёгивать жилет. Она шлёпает его.

— Плохой Драко! — она ругает его, смеясь.

Он спрашивает, когда она снимет с него одежду. Она не очень удобная.

В ответ она наклоняется, чтобы укусить его за подбородок и шею. Всегда есть небольшое беспокойство, что она вгрызётся в его плоть, но она очень нежна.

Её губы скользят вверх по подбородку и натыкаются на его рот. Она приглашает его в медленный влажный поцелуй, от которого он стонет.

Она отстраняется, убирает его волосы и шепчет на ухо.

— Я хочу… испортить… твою… одежду.

Он позволяет ей. Она продолжает елозить на его бедре, прижимаясь к нему. Он хватает её за подбородок рукой в ​​кожаной перчатке и удерживает голову на месте, чтобы видеть её лицо.

Когда она позволяет ему трахнуть себя, они оба полностью одеты — у него лишь расстёгнута ширинка, а её юбка поднята вверх. Он делает вид, что они в публичном месте, старается вести себя осторожно, на случай, если их поймают. Они двигаются вместе, он посасывает её шею, а потом с рычанием кончает.

— Ты… такой… красивый, — говорит она ему, когда он обнимает её, прижимаясь головой к груди.

Он скептически принимает похвалу, так как уже давно смирился с осознанием того, что именно он — чудовище в этой истории.

*

Он теряется в днях.

Она — его сильнейшая зависимость. Если бы она была алкоголем, он бы уже умирал от интоксикации.

Единственное, что осталось неизменным из их прежнего распорядка — это La Vie En Rose. Борозды пластинки настолько стёрлись, что ему приходится её ремонтировать. Звук шипит, потрескивает и прерывается — износ невозможно полностью устранить магией. Он думает, что его собственный разум тоже нуждается в починке.

— Драко?

Он так устал, что не может сосредоточиться на том, что она говорит. Но она выглядит обеспокоенной, поэтому он думает, что она, должно быть, задаёт свой обычный вопрос. Он гладит её кудри и шепчет: да, конечно.

Она его хорошая девочка.

*

Ему нужно…. Он не может вспомнить, что ему нужно сделать, но он знает, чего хочет.

Её запах, её прикосновения, её маленькое идеальное тело в его руках. Его не волнует, насколько она холодная.

*

Когда он просыпается, уже темно, но он не может точно сказать — это тот же день или уже наступил следующий.

Ему больно, он хочет посмотреть и понять, почему ему больно, что именно болит.

Когда он смотрит вниз, он улыбается, когда видит её. У неё во рту его член, словно в тугих сосущих тисках. Он забывает о боли и зарывается в кудри.

— Так хорошо, — говорит он после вздоха.

Рациональная его часть недоумевает, откуда у него есть энергия, чтобы кончить. Его рука всё ещё покоится на её голове, пальцы зарыты в кудри, и он чувствует теплую влажность. Её волосы мокрые?

Нет, не её волосы. Это его рука. Почему его рука влажная?

Это кровь.

Он теряет сознание и не может довести своё расследование до конца.

*

Его мозг заполнил горячий густой туман. Ему удаётся поставить пластинку, но это действие стоит ему многих усилий.

Он не чувствует правую руку, а на его ногах и плечах есть участки, которые пульсируют жгучей болью от малейших движений.

Игнорируя голод и жажду, он притягивает её к себе и утыкается лицом в шею, чтобы вдохнуть её странный аромат.

Она трясёт его, зовёт по имени.

Он бормочет всё ту же похвалу и заверения.

Да. Моя хорошая девочка.

*

Ему холодно.

Обычно он крепко спит, но сейчас слышит отдалённый, не утихающий громкий шум.

Возможно, это входная дверь. Он задумывается, стоит ли ему пойти и посмотреть, кто это, но потом смеётся.

Простое действие заставляет его кашлять, тело взрывается болезненными спазмами. Он хрипит, пытаясь отдышаться, но не получается.

Поэтому он снова проваливается в сон.

*

Мелодия La Vie En Rose разносится по дому.

Было сложно определить, откуда она доносится. В конце концов они выясняют, что снизу.

— Здесь! — зовёт Джинни. — Гарри! Сюда скорее!

Джинни видела подземелья Малфоев только однажды, незадолго до того, как их заколотили. Гермиона поклялась, что не позволит своим детям расти в доме с открытыми темницами. Никто не возражал.

Запах ужасный. Чем ближе они подходят к его источнику, тем сильнее увеличивается смрад. Прошли месяцы с тех пор, как они последний раз его ощущали. Сейчас он вызывает волну воспоминаний о самой страшной пандемии в современной истории.

Это не просто комната, скорее камера с цепями и кандалами. Мебель отсутствует, кроме стула и шкафчика для хранения пустых флаконов и контейнеров. В дальнем углу граммофон проигрывает пластинку. Гарри выключает его, а затем подходит к Джинни, на их лицах одинаковое выражение шока.

На грязном, залитом кровью матрасе лежат обнажённые окровавленные тела.

— Боже мой, — говорит Гарри.

Он пытается сделать шаг вперед, но Джинни держит его за рукав.

— Подожди, видишь линию на полу? Что это? — действительно, посередине камеры нарисована белая линия, блёклая, но заметная. — Может, какая-то охраняемая граница?

Гарри достаёт палочку и осторожно проводит в пространстве прямо над линией. Его палочка недолго вибрирует, а затем замирает.

— Я не знаю. За ней определённо есть волшебное поле, — он вытягивает вперёд свою руку, Джинни с опаской наблюдает за ним и вздыхает с облегчением, когда ничего не происходит.

Она оглядывает комнату:

— Я думаю, на комнату были наложены чары и другие заклинания, но они больше не работают должным образом.

Они принимают решение пересечь черту — ничего не происходит, только их палочки коротко вибрируют. При ближайшем рассмотрении трупов они понимают, что это не куча тел — лишь два, сплетённых вместе.

— Что, чёрт возьми, здесь произошло? — спрашивает Гарри дрожащим голосом.

Джинни приседает на корточки и с помощью палочки осматривает останки. Она ахает, откинувшись назад к ногам Гарри. Что-то двигается, и затем, к их глубокому потрясению, Гермиона Грейнджер садится и смотрит на них враждебным взглядом.

Только это уже не Гермиона. Она была ею когда-то. Джинни мгновенно это понимает, как и то, что Гарри потребуется больше времени на это.

— Гермиона! — он бросается вперёд, но Джинни преграждает путь.

— Это не она!

— Что? — в замешательстве бормочет Гарри, пытаясь обойти Джинни.

— Гарри, посмотри на неё! — она сжимает его руки. — Это не Гермиона! Это то, что Малфой вернул к жизни!

— Имеешь в виду… о-он на самом деле это сделал?

Джинни отпускает его, но остаётся стоять рядом на случай, если он снова поддастся эмоциям.

— Я так боялся, что он это сделает. Мерлин, мы должны были прийти раньше…

— Он сделал это. Он действительно взял и сделал это… он вернул её?

— Это было не сложно, Гарри. Ему каким-то образом удалось сохранить тело… свежим.

Безумно мучительно думать о том, что им придётся сделать. Они должны позаботиться о том, что вышло в результате.

— Помогите мне, — говорит зомби, похожий на Гермиону.

Джинни от неожиданности визжит, а Гарри подпрыгивает.

— Мерлин, он только что заговорил?! — голос Гарри звучит на октаву выше обычного.

Казалось, их реакция совершенно не смутила зомби.

— Пожалуйста… помогите мне, — повторяет он голосом Гермионы Грейнджер. — Он… не просыпается.

— Кто не просыпается? — спрашивает Джинни, но ей кажется, что теперь она может разглядеть второй труп, лежащий у существа на коленях.

— Дра-ко, — говорит зомби, глядя на то, как они с опозданием опознают тело Драко Малфоя.

Джинни думает, что невозможно испугаться ещё больше, но она ошибается. Едва она смирилась с существованием зомби, как Малфой тихонько застонал.

— Боже мой, он ещё жив! — кричит Гарри. — Джин, дай мне руку!

Они оба одновременно бросаются вперёд, но их останавливает рычащий зомби. Он вцепился в обмякшее тело Драко и придвинулся к стене.

Джинни направляет палочку ​​в лицо существа, но опускает её, когда Гарри касается её запястья.

— Давайте успокоимся, — говорит он спокойным ровным голосом. Он обращается к существу. — Ты просила нас помочь. Это то, что мы хотим сделать.

Существо перестает рычать.

— Помочь ему?

Гарри кивает.

— Он не… не просыпается.

— Это потому, что он очень болен. Нам нужно, чтобы ты отдала его нам, — говорит Джинни.

Зомби осторожно переворачивает Драко у себя на коленях, глядя на него сверху вниз с нежностью и беспокойством, что ухудшает всю ситуацию в десять раз. Теперь Гарри и Джинни могут лучше осмотреть Драко. Он обнажённый и залит кровью. Судя по всему, кровь его собственная. Они видят открытые раны на его руках, плече, шее и задней части бедер.

Он выглядит как будто…

— Зомби питался им, — шепчет Джинни. Она отворачивается, когда Гарри бросается в дальний угол комнаты и выблёвывает свой завтрак.

— Как долго он в таком состоянии? — спрашивает Джинни у существа.

Либо у него нет ответа, либо оно не может говорить.

Джинни пробует другой подход. Она приседает, чтобы быть на уровне глаз с существом.

— Пожалуйста, отдай его мне. Мы поможем ему. Ты ведь этого хочешь, не так ли?

Зомби выглядит неуверенно.

— Но вы… заберете… его отсюда?

— Придётся. Я отвезу его в место, где его вылечат.

— Вылечат… его?

— Да, ему дадут лекарство, обработают… — она ​​собиралась сказать «укусы», но вместо этого говорит «раны».

— Я пыталась… быть… хорошей… девочкой, — говорит зомби. Он гладит запачканные кровью волосы Малфоя. — Он говорил… мне, что я… хорошая.

— Уверена, это так, — мягко отвечает Джинни.

— Но… еда… закончилась… — он вытягивает руку вперёд, соединяя большой и указательный пальцы и потирая ими. — Воздух пустой. Он перестал… работать. А потом… я почувствовала… голод.

— Я понимаю.

— Он сказал… я могу.

— Он сказал, что ты можешь… съесть его? — предполагает Джинни.

Он кивает.

— Я… плохая? Я… плохая… девочка?

— Чёрт, — ругается Гарри. — Я не могу в это поверить. Сумасшедший ублюдок.

Джинни бросает на него успокаивающий взгляд.

— Нет. Ты не плохая девочка, но если хочешь быть хорошей, отдай сейчас мне Драко. Он умрёт, если ты этого не сделаешь. Ты же не хочешь, чтобы он умер?

Существо качает головой. Длинные кудри раскачались бы от этого движения, если бы волосы не были грязными и спутанными.

— Я его… люблю. Я — его сердце.

Джинни смахивает слёзы у существа, думая, что это первый раз, когда кто-то увидел, как зомби плачет.

— Тогда отдай его мне, — очень нежно говорит она.

Всё ещё выглядя неуверенно, существо медленно спихивает Драко с колен. Он липкий и покрыт кровью. Дальше Джинни использует левитирующие чары, чтобы перенести его через линию, и зовёт Гарри на помощь.

— Малфой? — кричит Джинни, похлопывая его по щеке. — Драко! Ты слышишь меня? Это Джинни Уизли!

— Он холодный, но ещё дышит, — говорит Гарри.

Джинни осматривает его раны.

— Похоже, в укусах инфекция. Существо вырвало из него куски плоти. Он изнеможён, и у него температура. Чудо, что он ещё жив.

— Упёртый сукин сын, — выплёвывает Гарри. Однако его ярость была показной. Жалость побеждает, и он использует заклинания первой помощи, чтобы временно остановить кровотечение.

— Я аппарирую вместе с ним, — говорит он Джинни. Это было разумное решение — Гарри был наиболее искусен в аппарировании.

— Инфекционное отделение Святого Мунго?

— И побыстрее, — говорит он.

— Что насчёт этого? — шепчет Джинни, указывая головой на существо.

Для борьбы с зомби существует единый протокол. Фактически, это был закон.

— Мы не можем просто оставить её здесь.

Джинни хмурится.

— Её?

Существо — точная копия Гермионы Грейнджер, вплоть до веснушек на носу, — теперь стояло на ногах.

— Я хочу… пойти… с ним, — говорит оно, глядя на бессознательное тело Малфоя. — Но я не могу, — оно указывает на линию на полу. — Драко сказал… я не могу… пересечь.

— Линию? — Гарри был сбит с толку. — Почему ты не можешь её пересечь?

Ответа не последовало.

— Как думаешь, линия обозначает защитные чары? — спрашивает Джинни.

— Не знаю, — отвечает Гарри.

— Может ли что-то на другой стороне удерживать существо? Особая магия, которую мы обнаружили ранее?

Гарри пожимает плечами.

— Возможно. В любом случае, мы должны убедиться, что оно не уйдет.

— Правильно. Я закрою двери за собой. Гарри, ты можешь взять простыню, чтобы я прикрыла Малфоя, пожалуйста?

Гарри не пришлось пересекать черту, чтобы добраться до груды постельного белья возле матраса. Зомби поднимает простыню и протягивает ему.

— Спасибо, — говорит он, трясущимися руками забирая её у существа.

Он помогает Джинни обернуть тело Драко.

— Мне очень жаль, — говорит Джинни мужчине без сознания. Она проводит рукавом по лицу, вытирая слёзы. — Мне очень жаль, что мы не заглянули к тебе раньше, что мы не позаботились… что мы не старались изо всех сил.

— Мы подвели Гермиону, — говорит Гарри. — Понимаешь? Единственное, о чём она нас попросила… и мы чертовски подвели её.

Джинни поднимает Драко на уровень бёдер.

— Сегодня мы исправимся. Мы сделаем то, о чём она нас просила, Гарри. Должным образом. Забирай его сейчас же. Я закрою всё здесь и присоединюсь к тебе в Святом Мунго.

— Хорошо, пожалуйста, будь осторожна.

— Конечно.

Гарри бросает на существо печальный прощальный взгляд, прежде чем аппарировать.

— Мы вернёмся, — говорит Джинни. Чтобы что? Она не была уверена, но они определённо придут ещё раз. Это она могла пообещать.

Они узнают, что здесь случилось, исследуют действие странной магии, которая целый год поддерживала зомби в первозданном виде.

Существо шагает вперед.

— Подожди. Драко сказал… он сказал… я — его сердце. Вот почему… он создал… меня.

Джинни кивает, от этого движения на воротник её пальто скатывается слеза.

— Да, ты была его сердцем.

— А… он сможет… жить без… сердца?

— Он сможет, — отвечает Джинни. — Ему придётся. Мы поможем ему в этом.

Зомби кивает, похоже, удовлетворённый ответом Джинни. Он улыбается.

— Спасибо.

Джинни наносит защитные чары, ограждая комнату от любых попыток входа и выхода, бросает последний взгляд на существо, а затем аппарирует в больницу.

*

Гермиона заправляет постель.

Простыни грязные и жёсткие от засохшей крови, но она старается изо всех сил. Она убирает свою коллекцию книг и других безделушек. Драко так и не вернул её коллекцию баночек. Она прощает его.

У неё остались листья. Они лежат, засушенные, между страниц толстых книг. Она не хотела, чтобы Драко читал ей эти книги, но они прекрасно подходили для хранения её гербария.

Вытащив из-под матраса голубое платье — тоже залитое кровью и порванное в нескольких местах, — она надевает его, не торопясь застёгивая неудобные петельки. Её волосы ужасно запутаны, поэтому она ничего с ними не делает. Драко никогда не давал смотреть ей в зеркало. Она понятия не имеет, как выглядит, но знает, что красивая, потому что так сказал ей Драко.

Она смотрит на граммофон. Он не играет, потому что человек, который пришёл помочь Драко, выключил его.

Гермиона подходит к линии, её босые ноги останавливаются в миллиметрах от черты. Она знает, что она такое. Знала всегда, но раньше это было неважно.

Сейчас это имеет значение, теперь она знает, почему она не может быть с Драко.

Она причинила ему боль, хотя и не хотела этого. Она была так голодна, а воздух больше её не питал. Драко говорил, что она его хорошая девочка, но это не так. Это не её вина. Всё случилось из-за того, какая она есть. Он сказал ей, что она его сердце, но теперь она знает, что он может жить без неё.

Хорошо.

Переступить черту — самая лёгкая часть. Дотянуться до граммофона намного тяжелее. За чертой — полное отсутствие питательной магии.

Её плоть ускоренно разлагается — она гниёт, а затем отделяется от тела и ошмётками падает вниз.

Мышцы истощаются, заставляя её сутулиться. К тому времени, когда она взяла пластинку в руки, она превратилась в скелет.

Клочья окровавленных волос падают на пол. Она опускает стилус в тот момент, когда её веки отрываются от глазных яблок. Один глаз лопается, стекловидная жидкость выливается на остатки её деформированного лица. Может быть, это хорошо, что в камере нет зеркал.

Гермиона падает на землю как раз в тот момент, когда La Vie En Rose в последний раз играет в подземельях Малфой-Мэнора.